"Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20 [Игорь Анатольевич Чужин] (fb2) читать онлайн

Саша Бер Кровь первая. Арии^[1]

Пролог

Который день лил дождь, не утихая. Залил всю землю и сады, и все посевы, а реки в берега не умещаясь, разбухли, разлились безмерно, бесконечно и стало не понять где устья их, а где границы моря. Людской приплод, что жил здесь раньше безмятежно, забился в жутком страхе недопонимания, в лачуги жалкие, как звери в норы, попрятались в свои жилища повсеместно. У очагов с огнём священным^[2] сплелись клубками будто змеи, где беспрерывно умоляли рассерженных на них богов, в недоумении пред ними распластавшись и об одном лишь вопрошали, за что им выпало такое наказанье? Что сделали они не так, в чём и когда нарушили законы мирозданья, и как загладить перед мирсотворящими великую вину свою, свершённую не в зле, а в недопонимании? Промок и кров, и стены напитались и пол покрытый сеном словно губка при каждом шаге хлюпает болотом, и дров сухих для очагов уж нет, а то что есть — дымят, трещат, коптят уж из последних сил, того гляди своею влагой заставят захлебнуться жизненный очаг…

Но за стенами города большого, что на возвышенности был поставлен, другая жизнь, другие нравы, жизнь избранных, уж нечета простолюдинам. В строениях из обожжённой глины, пронизанный канавками и самотёками умело мастеровым умом и прозорливостью ушедших предков. И крыши многослойные с покатыми углами ни ветру, ни дождю и шанса не давали проникнуть внутрь. Внутри строений было сухо и тепло, и дров хороших, да и жира для огня в достатке. А так как мерзкая погода остановила ход обычной жизни городской богемы, последней ничего не оставалось, как от безделья впасть в дурман запойный, да повсеместно власть отдать разврату. Так в беспробудном забытьи кутёж стоял уж все забыли день, который.

Лишь старый жрец, что был верховным, оторван был от общего безумья, он лёжкою лежал, прикованный к постели конечными своими днями бытия. Он полу-спал, полу-дремал, не ел, не пил, не жил, не умирал. При нём старуха у огня сидела тихо, и отречено, не сводя печальный взор от пляски язычков огня, о чём-то молча шевеля губами, и не понятно было толь сама с собой, толь с очагом беззвучную вела беседу. А где-то там из-за стены просачивался гам из голосов в порывах идиотских воплей, смеха, визга женщин в единый ком замешанный между собой во что-то непонятное для слуха: и гул стихии, лютовавшей по округе и тот разгул презренной похоти и бесшабашности морально опустившейся элиты.

Вдруг жрец очнулся, забытьё исчезло, боль притупилась, он открыл глаза, и капелька слезы скользнула по виску. Он сел на ложе, ноги опустив, и медленно окинул взором всё своё жилище. Остановил лишь взгляд на бабке у огня, наморщил лоб, как будто вспоминая: кто есть такая. Затем тихонько встал и медленно, беззвучно, словно тень, к входной двери проследовал, скользя безмерно длинным балахоном одеянья. И вышел вон, во мрак безумства естества природы. Там ветра тяжести порывы ударили во грудь и свежестью озноба и холодом небесной влаги хлестнули вдоль и поперёк, перехватив дыхание на миг. И пробирая до костей промозглая вода почти мгновенно пропитала одеянье и потянуло старческое тело к заполонённой лужами земле, как будто боги пожелали поставить старца на колени, но вместе с тем в то самое мгновенье ему в последний раз при жизни вернулась ясность разума былого. Он оглянулся и узрел старуху за дверным проёмом, что статуей застыла, цепенея страхом, узнал в ней первую жену. Он ей махнул рукой, мол в дом иди, не суйся. И не понятно даже для себя, зачем, он зашагал по лужам босиком на площадь церемоний к своим богам-асурам^[3], без колебаний осознав, что боги уже в сборе и только ждут его прихода. Прошлёпав по воде, по всей площадке, он вышел на передний край и встал, как вкопанный, взирая с высоты полёта и город, что у ног его лежал и жалкие селенья за стенами и Море-Океан^[4], бушующий чрез пелену дождя. Жрец всматривался вдаль и ждал неотвратимость чуда. Как никогда он был спокоен и сдался безысходности своей. И чудо началось, разыгрываясь пред очами старца векового. За занавесью из дождя увидел он, как родина асуров, священность вод которого казалось непоколебима от берега бежало, от дюн песчаных, пристань с кораблями бросив, дно оголив покрыв его лишь пеной. С огромной скоростью морская глубина куда-то исчезала, как будто чудище величиною с мирозданье одним гладком его всосало. Дно, оголённое и белое от пены в струях дождя, темнело постепенно и вот в дали, на сколько мог он видеть соединилось дно, оставленное морем и небо в общей темноте. Жрец напряжённо всматривался в мрак, но моря он уже не видел, оно исчезло, растворилось, оно куда-то утекло. Он ждал увидеть блики силуэтов своих богов к нему идущих, но как не напрягался он в желании хоть что-нибудь узреть, старик не видел ничего. Вдруг пустота его объяла, сожрав все внутренности без разбора и в голове настала ясность пониманья. Он тяжело вздохнул и выдавил себе под нос: «Ну, вот и все». Тут старец рухнул на колени, как будто скошенный невидимым серпом и замер пустотою в пустоте. Дождь барабанил лысый череп, порывы ветра тормошили тело, безвольное, бессильное, размякшее, квашня квашней, не в силах более сопротивляться миру тому, что был построен до него, частичкой коего он был и с коим он готов проститься…

Вдруг он почувствовал необъяснимое явленье^[5]. Еле заметное дрожание земли, с каким-то низким отдалённым гулом. Гул возрастал и возрастала дрожь, мурашки пробежали по спине, заполнив всю его пустую плоть, ворвавшись в лысый череп с яростным прозреньем. И тут пред прояснённым взором старика явилось то, что было суждено ему увидеть в свой миг последний. С огромной скоростью к нему неслась богами сотворённая стена до неба. Глаза от ужаса на выкат, беззубый рот распахнут, но беззвучен и рук сухие ветви, вброшенные к небу. Удар. Все кончено. Мгновенно и для всех. Огромная волна слизала город с возвышенья, как будто там и не было его в помине и жалкие селения вокруг, сады, стада, посевы и погосты, все земли, что когда-то были обжитые. И вместе с ними жизни всех людей, что мнили здесь себя венцом природы. И женщин, и детей, и стариков седых, мужчин в рассвете лет, всех без разбора. Не различая, не деля, всех скопом, не проявляя даже капли сожаленья не только к судьбам и мольбам людским, но вообще предавши смерти все живое.

Вода живая Моря-Океана, святая для всего людского рода, что исстари дарила благо сосуществовать всему тому, что с ней соприкасалось, мгновенно превратилась в яд горько-солёный, травя и убивая все, чему когда-то жизнь дарила. И обитатели морских пучин, которым не было числа, кормивших целые народы — подохли, брюхом к верху всплыв и на поверхности протухнув, сплошным ковром покрыли море скорби. И тучные стада утопленных животных, что безмятежно на лугах прибрежных жировали и трупы птиц от малых до великих и человечины распухшие тела, все вперемешку с мусором и грязью и целыми лесами выдранных с земли деревьев, невероятной кашею перемешались, стеля поверхность дохлых вод вновь образованного моря. И берег на полночь на много дней пешком, устелен был смердящей мертвечиной. Подводные леса погибли и в сумрачных глубинах разлагаясь, бурлили на поверхности вонючим, смертоносным газом. На многие десятки поколений, на много дней пешком к тем водам не было пути. Зловонные ветра морские лишали жизни каждого, кто мог осмелиться идти вперёд на полдень к берегам не однократно проклятого моря. О нем надолго позабыли те, кто земли здешние считали колыбелью. Так в одночасье поменялся мир, так кончалась одна эпоха, началась другая.

Часть первая. Он

Буйный ветер резво гонит по степи ковыль волнами

Колыхая разнотравье разноцветье разрывая.

Тучи темной кучей в небе гнались ветром словно стадо,

Те, насупившись, толкались. Зрела буря — гнев стихии.

По степным волнам бескрайним, словно чёлн по водной глади

Разрезал траву и ветер чёрный зверь — рожденье Вала…

Огромные как скалы, покрытые чёрной шерстью, они неслись по бескрайней степи подобно волчьей стаи на загоне. Зверьё мчалось клином числом чуть больше тридцати, поднимая клубы пыли, которые превращались в огромную серую тучу, казалось упавшую с неба и ползущую теперь по земле в след дикой стае, являясь чем-то неотъемлемым от этих исчадий самой Смерти^[6]. Жути к зрелищу добавлял гром, с которым они гнались по сухой степи. Грохот каждого сливался в общий гул. Гром не был похож на небесный. Он был какой-то подземный. Будто вырывающийся откуда-то из мрачных недр, глубин подземного ужаса. Пробирающий человека изнутри, заставляя холодеть спину и вставать дыбом каждый волосок на его никчёмном теле. Стая неслась строго по прямой, сминая все на своём пути без разбора, подобно хищнику, вышедшему на цель и перешедшего в режим финишного спурта. Невиданное зрелище безумства катилось по холмам и возвышенностям на встречу безумству небесному, уже почерневшему от разъярённых туч, грозно посвёркивающих где-то вдалеке всполохами убийственных молний. Степной орёл, повелительный и гордый владыка этого травяного царства, висевший над землёй с широко раскинутыми крыльями, как приклеенный к небу, от увиденного живого ужаса, плывущего по земле и как нож масло, разрезающего вековую степь, вдруг вздрогнул крыльями и робко предпочёл поднятья повыше. Он видел с высоты своего полёта, как вожак непонятных, чёрных зверей, начал притормаживать и остриё клина притупилось, как бы расправляя крылья и замедляя гон. Стая принюхивалась и притаптывалась, как перед решающим броском, но вот вожак вновь рванул вперёд, забирая чуть-чуть левее и стайный клин вновь заострился, превращаясь в смертоносное копьё, летящее на запах ещё живой крови. Да, зверь учуял жертву, и она обречённая была совсем близко…

Вкруг прогорающего костра, плотным кольцом сгрудились люди. Все как один мужики. Вся артель^[7] собралась вместе и после сытного обеда, кто сидел, кто развалился на траве. Мужики, разморённые негромко о чём-то, разговаривали. Атаман тут же валялся в траве и ковыряя в зубах травиной, хмуро глядел в сторону надвигающихся черных туч. Наверное, думал о наползающей буре и понимая, что время ещё немножко есть, до того, как придётся прятаться в шалаши, мощно и с каким-то наслаждением втягивал носом посвежевший воздух. О чём он тогда думал? Да, какая разница. Мужики, что вокруг отдыхали, не пацаны зелёные, здоровые и закалённые жизнью, как один искусные звероловы. Вроде бы и глаз намётан и нюх не потеряли, но только на этот раз подвела их охотничья чуйка, вместе с ними обожравшаяся от пуза, да где-то в траве рядом прикорнувшая. Не почуяли звероловы зверя на атаке, налетевшего стрелой смертоносной супротив ветра, крепчающего от подходящей с другой стороны бури. Крики ужаса, ругань, вопли страха и отчаяния, вперемешку с матом^[8] разлились по степи и тут же захлебнулись в громовом раскате звериного гула. Огромные чёрные твари налетели как вихрь и втоптали людей в землю, перемешав их остатки с остатками догорающего костра. Зверьё закружилось в безумном смерче, разбрасывая остатки тел и размазывая кровь по степной траве, перемешивая всё это в единую отвратительную массу. Снесли шалаши, собранные из веток и застеленные туровыми шкурами. Это всё тоже перемололи с травой. Поднимаемая зверем пыль, тут же относилась, усилившимся ветром. Вместе с отлетающими облаками пыли, отлетали и жизни людей, так не вовремя попавшие в это место и в это время. Вот так, звероловы, всю жизнь убивавшие зверя, зверем и были убиты. Но звери не остановились на этом. Ещё немного покружив, они вновь выстроились в свой боевой порядок и клин рванул дальше. Видно не хватило крови, не насытилась стая, заостряя свой степной разлёт, нацеленный на очередную жертву. Черные, лоснящиеся тела хищников, ползущее мрачно серое облако пыли за ними и гул внутренностей земли, всё это покатилось к новой уже обречённой жертве…

В травяном бурьяне полыни и крапивы, плотно переплетёнными какими-то вьюнами, по проторённой дорожке, превращённой в узкий проход с высоченными травяными стенами, как гусята друг за дружкой двигалась ватага^[9] пацанов. Растянувшись длинной цепью, шли лениво, не спеша. Впереди всей процессии небрежным шагом выступал ватажный атаман. Следом за ним столь же вальяжно, по ранжиру, вышагивал его ближний круг, изредка махая палками и подрубая вылезшие на тропу стебли зелёных зарослей. Эти шли молча, а вот «мясо», составляющее основное тело процессии о чём-то громко спорили, эмоционально обсуждали, ну в общем изрядно галдели. Отобедав у мам в кутах^[10], они держали свой путь в свою оборудованную берлогу, что схоронилась на высоком холме у самого баймака^[11] и которая считалась у бабняка^[12] Красной Горкой^[13]. Но дойти сегодня до своего схрона^[14] было им не суждено. Дети не видели зверя, а гром, издаваемый им, поначалу приняли за грозовой. Даже когда загрохотало совсем отчётливо, обернулись в сторону надвигающихся туч и несколько мгновений всматривались в подходящую с другого берега реки грозу, но, когда поняли, что гром идёт с противоположной стороны, было уже поздно. С холма на них хлынула лавина черноты, мгновенно окутала их и свет для них погас. Кто-то с перепугу закрыл глаза руками, кто-то нырнул, забившись в траву, кто-то присел на корточки с широко раскрытыми от страха глазами, затаив дыхание. Чёрные нелюди перемололи мальчишек вместе с травяным бурьяном, не останавливаясь и не добивая, как будто даже не заметив, продолжая рваться дальше. Только учуяв дым жилищ и специфический запах баймака, зверюги начали тормозить, расправляя атакующий клин в стороны, охватывая бабье поселение черными крыльями, словно тенью мрака бездны. И когда крылья прижались к реке и жилища бабняка оказались полностью окружены, стая замерла, готовая к немедленному прыжку. Зверь поймал добычу. Лишь вожак, стремглав стоптав огороды, сворачивая и расшвыривая низенькие тыны загородок, ворвался на центральную площадь. По пути на развороте у самого берега сбил какую-то старуху, выскочившую от реки и от удара улетевшую в воду изломанной куклой. Крутанулся, развернулся и остановился, но не замер, а продолжал нервно топтаться на месте. Теперь можно было рассмотреть, что сзади зверь тянул какую-то коробку на двух больших колёсах и в этой коробке стояли ещё два зверя поменьше. Один из них выпрыгнул на землю. Двуногий. Нет, не зверь, а двуногий нежить^[15]. Тот же бер^[16] только какой-то уродливый. Сзади бер как бер, а глянешь в морду — кровь стынет. Вместо нижней челюсти чёрный провал, как будто там внутри была кромешная ночь. И в темноте этого провала блестели два холодных огонька, очень напоминающих человеческие глаза. Только от этих глаз веяло холодной яростью, ледяным бешенством и читалось в них только дикая жажда крови. Чудовище в развалку, неспешно косолапя, удерживая в одной лапе огромную дубину, окованную блестящим металлом, прошагал к одной из землянок. В поселении стояла мёртвая тишина. Женщины с детьми забились по норам и наверно даже не дышали. С громким треском оторвав входную шкуру от косяка, закрыл весь проём своей тушей, вглядываясь в темноту жилища. По ушам резанул девичий визг, словно плетью врезал по наступившей тишине. Пронзительный, тонкий в несколько тонов. Он оборвался также резко, как и возник, перейдя в надрывный детский плач где-то внутри землянки. Рыдали сразу двое, притом один из плачей явно принадлежал грудничку. Чудовище втиснулось внутрь и остановилось. В землянке на полу прямо у его ног валялась девочка без чувств и каких-либо признаков жизни. Чуть по одаль у стола валялась вторая такая же, только по старше, но в том же самом состоянии. А в самом дальнем из углов у скамьи, за очагом сидела на корточках женщина, с маской ужаса на лице. Она забилась к стенке, всем телом стараясь вжаться в пол и стену, прижимая к себе двух малюток, одна из которых стояла на своих маленьких ножках, а вторым истошно голосившим был действительно грудничок. Маленький ребёнок, стоявший прижавшись к матери, писался со страху и на его рубахе расплывалось мокрое пятно. Он вытаращил на вошедшего залитые слезами и вытаращенными от ужаса глаза и уже захлёбывался не то от слёз, не то соплями. Ужасный нежить двинулся вглубь, переступая через валявшуюся перед ним девушку и подойдя к другой, медленно осмотрел всё помещение. Девушка, лежавшая у стола, уткнулась в усланную пол солому и кажется вовсе уже не дышала. Он подхватил её безжизненное тело, взвалил на плечо бесформенным и аморфным мешком, встряхнул, устраивая ношу поудобней и столь же медленно вышел наружу, унося добычу…

Гроза с ливнем, быстро сделав своё дело, унеслись дальше и шквальный ветер, сопровождавший грозу, стих. Тучи в небе посветлели и в конце концом разорвались, пропуская вначале редкие, а за тем и полновесные солнечные лучи. Степь взорвалась резким ароматом свежести, благоуханья трав и цветов. До бури это чудо где-то пряталось, под пологом невнятной духоты и марева, прикрытое бесчувственной пылью. Взъерошенная степь задышала полной грудью. Сама пьяная от грозового ливня, упившаяся хмельной бурей, теперь опьяняла всё, что могло ей дышать. Ароматы и благоухания били не только в нос, но и казалось непосредственно в сам мозг. Умытая хорошим ливнем, она запестрила такими яркими цветами, что от одного её вида в голове происходили какие-то процессы, вызывавшие самый настоящий припадок эйфории, непонятный, потому что необъяснимый. То чувство прекрасного, вдруг оголённого от постороннего и суетного, порождало в сознании нереальность виденного. Человек, какой бы он не был приземлённый и обыденный, под воздействием этого буйства красок и запахов приходит в бессознательный восторг и ничего с этим сделать не может, так как это заложено в нём природой где-то глубоко в подсознании, на уровне древнейшего из инстинктов человека, определяющего такие понятия, как «нравится — не нравится». Да, воздействие всего этого на человека имеет некую странность, необъяснимость. Но самая большая странность во взаимоотношениях с человеком заключается в том, что всей этой величественной, божественной красоте, абсолютно плевать на то, что в её благоухающих и завораживающих красотой объятиях, творит этот паразит.

По широченной просеке из утоптанной травы, которую зверь проторил в своей бешеной охоте, в обратную сторону, по следам, мерно шли двух упряжные колесницы. За каждой колесницей тянулась на верёвках волокуша, сшитая из нескольких туровых шкур, легко скользящих по сырой, не высохшей ещё после дождя траве. На шкурах лежали связанные женщины и дети. Связанные не только сами по себе, но и между собой. К ним в придачу, наваленный единой кучей всякий скарб. Там и еда, и одежда, посуда, утварь какая-то, да, в общем, сразу не поймёшь, чего там только не было. Отряд из тридцати трёх парных колесниц устало брёл в обновлённой степи. Главарь банды был доволен. Уловка удалась на славу и дня, затраченного на набег не жалко. Добрая добыча, окупит сторицей всё. Это был очередной маскарадный поход и как все предыдущие, удачный. Довольны были все. Меж собой шайка вполне серьёзно считала, что их атаман иль весь облизан с головы до ног богами, иль запугал этих божков на столько, что те из кожи лезут вон, лишь бы угодить, да не прогневать его. У ног лихого атамана валялась пленённая им девушка, бледная лицом, без единого признака сознания. Толи действительно ещё не пришла в себя, толи притворялась. Она была непросто одна из многих, что были в окружении, она была особенная для него. Запала эта мелкая дрянь ему в душу. С самого детства запала. Ардни, а именно так звали атамана, стоял в колеснице и навалившись на борт всем телом, смотрел куда-то вдаль. Не то улыбка, не то ухмылка на его лице застыла в неизменном виде, как вылепленная. Он куда-то смотрел вдаль и при этом любому было понятно, что он там ничего не видел, потому что он просто никуда не смотрел, вернее он смотрел не вдаль, в вглубь, внутрь самого себя. Он вспоминал…

Впервые с этой девчонкой он встретился давно. Вдруг он осёкся в своих воспоминаниях… «А как давно это было? Сколько осеней^[17] прошло с того?» он попытался посчитать, но сделав несколько мучительно напряжённых усилий в этом направлении, бросил это дело, посчитав его неважным. Тогда ему было тринадцать…, нет четырнадцать осеней, кажется. В своей пацанской ватаге он был тогда ещё никто. Он даже вспомнил тогдашнюю свою обидную кличку, которую ему «приклеили» взрослые пацаны — «Пися». Почему «Пися»? Это тянулось с ещё очень раннего детства, с того времени, которое он уже не помнил. Ардни попросту этого даже и не знал. Да, и никогда не интересовался. Но он помнил, что поначалу пацаны его сильно били, что называется, от всей души. Нет, не то, чтобы он был последний из последних, которых пинали все, кому не лень просто так, лишь потому, что тот оказался рядом. Его не призирали, его не считали «говном вонючим», как того же Вонючку, был в их ватаге такой пацан. От него действительно вечно чем-то воняло, да и сам он, как пацан, вёл себя так, что к нему, как просто к куче говна, по-другому никто и не относился. Ну, бывают такие люди. И если Вонючку пинали все, кому не лень, а он лишь при этом пресмыкался и канючил, то Ардни били только большие пацаны: сам атаман, да его ближний круг, а значит сильные и притом обязательно всей кучей, потому что поодиночке с ним не всегда можно было справиться, ибо он был «псих с муравьями в башке». Так, по жизни в ватаге, с ним старались особо не цепляться, зная, что он «придурок от рождения», а вот о самом Ардни этого сказать было нельзя. Причиной того, что его били и били, как правило, жёстко, а порой жестоко, было как раз то, что он сам на это нарывался. Рыпался на старших, которые и лупили его за такие припадки ярости, именно ярости, бестолковой и абсолютно бездумной. И все вокруг, в том числе и сам Ардни прекрасно знали причину этого буйства. Причиной всему этому была Сома^[18] — проклятое молоко аров^[19]…

Ардни, как и все пацаны его ватаги, родился в стане арийских коров^[20], чей родовой клан хранил секреты этой обоготворяемой, желанной и вместе с тем так ненавистной Сомы. Родился он очень крупным мальчиком и притом, почти, на целые четыре седмицы^[21] переношенным. Как смогла пережить эти роды его мать, наверно знала только она, да боги, помогавшие ей в этом. Он был её третьим ребёнком, наверное, это и стало основным аргументом для их дальнейшей жизни. Будь он вторым, вряд ли все закончилось для них столь радужно, а будь он первенцем — шансов выжить у них обоих не было бы вообще. Своих старших сестёр Ардни не знал. Может и видел их, когда был младенцем, но абсолютно об этом ничего не помнил. Что с ними произошло и куда они делись он не знал, да, и не очень-то этим интересовался. Мать после него перестала беременеть и к тому времени когда он вырос и получил свою первую уничижительную кличку, была задвинута в самые низы коровника^[22]. Его отец, а знал он его абсолютно точно, ибо он был единственным хозяином всех коров, являл собой редкостную сволочь. Только он имел право «покрывать» коров и плодить себе подобных. Он — глава арийского рода, к тому же глава клана, в который входили несколько ближних родов, один из высокопоставленных жрецов^[23], стоящий на самом верху власти, бок о бок с верховным^[24]. Ардни никогда не знал, что из себя представлял его папаша как жрец, но по сути своей человеческой, он был низок и маниакален. Его извращения, которыми он глумился над абсолютно подвластными ему женщинами, у здравого человека, даже того, далеко нелиберального общества, порой не укладывались в головах, а удивить их какими-либо зверствами было крайне сложно, ибо сами от зверей ушли не слишком далеко. Ардни никогда не интересовался подробностями происходящего с другими бедолагами, жившими по соседству, это было не принято, но об издевательствах над собой и своей матерью помнил очень хорошо. Впервые Сому, это грёбаное молоко, отец подсунул ему прямо с материнской титькой. По крайней мере об этом ему поведала сама мать, тем самым посадив его на этот наркотик с самого рождения. А потом все детство издевался над ним при помощи его привязанности к этому пойлу. Отец забавлялся с ним, как с какой-то неведомой зверушкой. То дразня малыша в период ломки, держа перед ним желанный напиток, то, не давая вожделенное вовсе. При этом безмерно веселясь над калейдоскопом эмоциональных вспышек малыша. Там были и неподдельное унижение, высокохудожественное попрошайничество, и ярость бессильных атак, в попытках отобрать желаемое. Мальчик старался ударить, поцарапать, укусить, не смотря на пинки и звонкие оплеухи отца, от которых он летал в разные стороны и бился всеми частями тела обо что не попадя. Синяки, ссадины и постоянная кровь, саднящая из мелких ранок, казались для мальчика обычным делом, обыденностью и повседневностью. Для отца он был лишь «маленьким зверёнышем», которого он как собаку планомерно дрессировал. Вот только для чего? Наверное, он сам не знал, а если и знал, то Ардни этого было знать не суждено. Он помнил, что, когда он стал постарше, где-то перед самым переходом в пацанскую ватагу, отец свои издевательства — дрессировки проводил, уже одевая ему ошейник, в виде верёвочной, не затяжной петли и привязывал поводок к дереву, кажется это была старая берёза. Мальчик рос и становился не только агрессивней, но и значительно быстрее и сильнее, в своих яростных атаках. Он по несколько дней сидел так на привязи, и отец запрещал матери снимать его с поводка.

Со временем, отец стал заходить в их землянку все реже. Все реже приносил Сому, а значит и реже издевался над мальчишкой и его матерью. И наконец, в один прекрасный день, все кончилось. Отец вообще перестал к ним приходить, оставив их в покое. Толи ему все это просто надоело, толи нашёл себе новую игрушку, но на всякий случай мама каждый раз забивалась в дальний угол своей землянки, когда отец объявлялся в коровнике. Она пряталась сама и прятала Ардни, а тот действительно потерял к ним всякий интерес и кажется даже забыл о их существовании. Ардни даже не спрашивал её о том, почему перестал приходить отец, а она так же молчала, пологая, наверное, что тут объяснять то и нечего. Ардни знал, что у отца от других коров тоже родились детки и он начал «заниматься их воспитанием». Мальчик был абсолютно уверен, что так ведут себя все отцы на свете со всеми детьми и что его детство самое обыкновенное, как у всех. Только несколько позже, уже будучи в ватаге, он с удивлением узнал, а самое главное понял, что у более старших пацанов детство было другое и то, что отец, а отцом он был и для них, никогда не садил их на поводок и не привязывал. Но самое для него удивительное стало открытие того, что они не любили Сому! Нет, конечно, они знали, что это такое, и даже кое-кто пробовал разок, другой, но ни один из них не жил с ней так, как жил он. Вспышки ярости у Ардни со временем становились реже, так же реже стали бить его большие пацаны и несмотря на то, что он не входил в ближний круг ватажного атамана, но и к «мясу» его уже не относили. Он, как бы оказался сам по себе. И самое главное, не смотря на свой маленький возраст, вся ватага его уважала, даже атаман персонально к нему не придирался и лишний раз не трогал, но вместе с тем и не отталкивал, давая понять, что он «свой». Со временем тяга к Соме никуда не делась. По началу он сел на чистые мухоморы, собирая и засушивая их в специальных схронах, а когда подрос и обнаглел, то стал таскать готовую Сому из хранилищ отца, т. е. из городских запасников, над которыми тот командовал. Но это была целая эпопея, более поздняя и о ней надо рассказывать отдельно, а тогда Ардни изредка «подкармливал» себя грибом. Вот именно, примерно, в то время и произошла эта памятная встреча с его сегодняшней пленницей, которая, в прочем, как и он, тогда была ещё маленькой девчонкой.

У каждого баймака была своя ватага, и хоть арийский коровник и не был бабняком, в прямом смысле слова, но какое-то подобие все же из себя представлял. По крайней мере бабняк он и не только у реки бабняк. А вот ватага коровьих пацанов практически не отличалась от ватаг жителей рек. Только вместо мужицкой артели ими командовал единый хозяин — глава рода и как привило единокровный отец, хотя по правде сказать и рядом с ним стоящие родственнички так же прикладывали к коровьему потомству свою «руку», если эту часть мужского тела можно назвать рукой. И жила ватага примерно по тем же неписанным правилам, что и ватага речников. Шастали по округе, ища на задницы приключений. Лазили по чужим коровникам «по девкам», как они сами эти деяния меж себя называли, либо охраняли свой коровник от таких же ватаг, им подобным. Как в первом, так и во втором случае, как правило, это заканчивалось лёгким мордобоем, без которого свою бурную молодую жизнь они даже не представляли. Вообще то, хождение в чужой аровый коровник или речной бабняк редко заканчивалось удачей, даже если удавалось обойти ватажных сторожей и их ловушки, то после небольшого переполоха с демонстрацией напускной бравады, выражающейся в том, что гоняли визжащих, и при этом вполне довольных девок по стойбищу, непременно «получали по шее» от местной ватаги, усиленной взрослыми бабами, которые, в общем-то, создавая массовость, в основном гоняли пришлых тряпками, кто мокрыми, кто пыльными, но в любом случае нанести, которыми, серьёзных увечий и травм не представлялось возможным. Как бы не были пришлые сильны, относительно местной ватаги, они всегда изгонялись с шумом. Тем не менее вылазка, чем бы она не закончилась, способствовала поддержанию «боевого духа» и самоутверждению подростков, а в случае успеха, становилась буквально предметом гордости и хвастовства. Кроме, безусловно «боевых» взаимоотношений между ватагами бывали и дипломатические перемирия и даже клятвенные союзы мира и дружбы, что не позволяло хождения «по девкам» в эти «за дружившие» коровники и тогда объявлялся дальний поход. Это тоже хождение, только, как правило в речные бабняки, с которыми общей границы не было. Тогда как раз и сложилась такая ситуация, что все ближайшие ватаги были в мире и на общем сходе ватажных атаманов, было принято решение: «А не сходить ли нам к речникам, да, не пощупать ли нам речных девок?» Сказано, сделано. Собрали целую «армию», состоящую из представителей четырёх ватаг и пустились в дальний поход, на который потратили, аж, четыре дня. Правда, пойти все, кто желал не смогли. Не всех матери отпустили. А из пятой соседней артели, так вообще пойти никто не смог, там старшая «вето» наложила, коротко постановив: «Неча делать степь топтать. Всем по норам сидеть. Проверю!».

Усиленный отряд, состоящий из четырёх атаманов и их ближних кругов, малышню не стали брать изначально, шли по степи на прямую, налево, в сторону восхода солнца. Где располагались баймаки речников, никто не знал и шагали, в общем-то, наугад. Сам факт этого похода, тогда, представлял из себя чистую авантюру. Ещё из далека заметив большое стадо туров, явно пасущихся в заторе^[25], поняли, что идут правильно и уже подходят к цели. Обогнув по большому кругу пастбище, чтоб не нарваться на артельных мужиков, стерегущих стадо, через некоторое время вышли к большой реке. Понимая, что цель — баймак, где-то не далеко, но не понимая в какой стороне конкретно, на некоторое время остановились и после ожесточённых споров, двинулись искать поселение в верх по течению. Главным аргументом стал ветер, который дул, как раз с той стороны. Хоть носы и не чуяли явных признаков человеческого жилья, но и с подветренной стороны их тоже сразу не учуют. Унюхав первые запахи дымов прибавили шагу и пошли почти перебежками, а когда показался Чуров Столб^[26] баймака, то пацаны, не встречая никакого сопротивления, ловушек и заслонов, ворвались в селение с наскока, без какой-либо разведки. Завизжали девки с мелкотой голопузой, заметались по огородам и общей площади, повыскакивали из землянок перепуганные бабы, но сообразив, что это всего на всего ватажный набег, похватали, кому что под руку попало и начали отбиваться, грозно ругаясь, шугая чужаков от огородов и землянок. Ардни в порыве азарта, держа в руке три или четыре толстых стебля крапивы, замотанных у корневища заранее прихваченной тряпицей, буквально летел по площади, оря во всю глотку и размахивая крапивой направо и налево, больше пугая, чем стараясь кого-нибудь ошпарить своим оружием, пока не упёрся в огненно-рыжую девчонку, которая молча стояла, как вкопанная на краю площади у огорода и бежать от него никуда не собиралась. Ардни чуть не налетел на неё со всего маха, но тот факт, что рыжая даже не пошевелилась, его обескуражил, и он резко осадил себя, затормозив и даже где-то растерялся, не придумав ничего другого, как сунуть ей под нос крапиву. Почему она не бегала и не визжала, как все остальные, было для него не понятно. Рыжая бестия, до этого стоявшая столбиком, от такого крапивного приветствия, отпрянула. Нет, не отпрянула, а отпрыгнула назад. Губы её были плотно сжаты в узенькую полоску. Глаза прямо искрились яростью и злобой, но мальчик, упёршись взглядом в эти испепеляющие глазки, был ими заворожён и вместе с тем обескуражен. Эйфория, бушевавшая в нем во время безудержного набега, просто взорвалась, где-то в голове, лишив его возможности соображать. Он замер в нерешительности и стоял как парализованный, держа крапиву прямо перед собой. Мальчишка ничего не слышал и не видел вокруг себя, только эти колдовские глаза, брызжущие искрами. Эти тонкие и удивительно соразмерные черты прелестного личика, залитого румянцем. Копну огненно-рыжих волос, почему-то не заплетённых в косу^[27], как это было сделано у других. Со стороны он выглядел как полный идиот. Глаза вытаращены, рот распахнут, застывший в какой-то несуразной позе и кажется вообще не дышал. Сколько он так стоял, не помнил. Очнулся Ардни от удара по плечу, пробегающего мимо кого-то из своих ватажных пацанов. Тот, что-то ему ещё прокричал, широко улыбаясь, но Ардни толи оглох, толи ещё что, но слов абсолютно не разобрал, как будто тот орал на тарабарском. Он оглянулся на пробегающего, после чего замотал головой по сторонам, приходя в себя и наконец вновь уставился на стоящую перед ним девчонку. Та тоже, по непонятным причинам, стояла все в той же скрюченной позе, прогнув спину назад и никуда бежать не собиралась, хотя имела такую возможность. Так неловко Ардни себя ещё никогда не чувствовал. Они стояли так друг против друга в очень странных, неестественных позах, стояли и молчали, разглядывая друг друга, ничего не предпринимая. С одной стороны, придя в себя, он с отчаянной остротой понял, что надо было что-то делать и делать надо было что-то обязательно, но с другой стороны он абсолютно не понимал, что. И вдруг, не с того ни с чего, не найдя ничего лучше, он громко заорал, при том обращаясь не к ней, а как бы ко всем окружающим, даже поглядывая искоса по сторонам, как бы оценивая произведённое им впечатление на окружающих: «Ну, что красавица пойдёшь со мной гулять?». Пигалица, стоявшая напротив него, оказалась тоже, как и он в не адекватном состоянии. Она как-то усилено заморгала глазёнками, при этом приоткрывая, до этого плотно сомкнутые губы, которые к тому времени, аж побелели от натуги. Явно какое-то время пыталась собраться с мыслями, которые буквально разлетелись и попрятались где-то в голове и наконец, глубоко и часто задышав, не найдя ничего умного и хамского для ответа в своей голове, резко и почти на визге выкрикнула шаблонный среди их девчонок штамп: «В носу поковыряй, урод! Может отпустит!». Получился странный и не вполне уместный диалог. При этом из дурацкой, несуразной позы она резко перешла в нагло-агрессивную стойку: руки в боки, кнопку носа задрав к верху. Судорожно сжатые до этого губки, растеклись в наглой ухмылке. Пара пацанский голосов, стоящих где-то за спиной Ардни, заржали. Обескураженный мальчик ответил не задумываясь, на автомате. «В твоём обрубке, что ли?». И с этими словами он тоже подбоченился, забыв даже о крапиве в руке, скривился в презренной ухмылке и выпятив грудь колесом, медленно, нарочито в вразвалочку, сделал несколько коротких шагов в её направлении, прижимая девчонку к невысокому плетёному тыну, огораживающему грядки. Она ростом не доходила ему даже до плеча и такой прямолинейный и грубый наезд значительно большей, чем она, массы, заставил её попятиться назад, но наткнувшись на загородку и чуть не опрокинувшись назад, резко замахала руками, восстанавливая равновесие. Эти махания и для мальчишки оказались полной неожиданностью и он, сдув грудь-колесо, чуть отшатнулся назад. Девчонка, сообразив, что прижата к тыну и отступать некуда, с неподдельной яростью, со всей дури, на что только была способно её хрупкое тельце, толкнула его в живот, даже на толкнула, а ударила его под дых обеими руками, прокричав: «Культяпки сначала заточи под мой нос. Урод!». От неожиданности Ардни не устояв на ногах, плюхнулся задницей на землю. Тут уже взорвался целый хор смеха. Оказывается, к этому моменту эта парочка собрала вокруг себя достаточное число зрителей. Продолжая сидеть на траве и смотря вслед убегающей, наконец, рыжей бестии, он тихо, как ему показалось, произнёс восторженно: «Вот так пигалица. Огонь — девка». Тут же чья-то сильная рука ухватила его за ухо, да так, что чуть не оторвала. Ардни соскочил на ноги и давя крик от боли, покосился на обидчика. За ухо его держала взрослая баба, при том в другой её руке была большая, мокрая тряпка.

— Даж не заглядывайся мене тут, — рявкнула она в удерживаемое ухо и отпустив его наконец, сильно хлестнула тряпкой по спине. Было не больно, но импульс движению придала внушительный. Тут кто-то из атаманов истошно заорал «Тикай!». Ардни и так уже бежавший вперёд спотыкаясь, рванул из баймака петляя по огородам как заяц, топча посадки и увёртываясь от каких-то предметов, летящих ему в след. Вот такая вот была их первая встреча. Одно слово — любовь с первого взгляда, притом не взгляда вообще, а как ни на есть настоящего…

Колесница дёрнулась, выводя Ардни из состояния воспоминаний. Он резко обернулся и не увидев у своих ног пленницы, встрепенулся. Пленница тащилась по траве на верёвке, привязанной за ногу, и была почти полностью голой, так как какое-то подобие одеяния, задралось аж на голову. Она беспомощно, но молча, брыкалась, сверкая белоснежной задницей на фоне зелёной травы, но сделать ничего не могла, так, как и руки и ноги её были связаны.

— Стой, — тихо велел атаман возничему и спрыгнул с колесницы. Подойдя к пленнице, которая отчаянно извивалась, закутанная с головой в собственные рубахи и из-за этого ничего не видящая, постоял разглядывая девичьи прелести с «особенностями», ухватил её за скомканное платье, вместе с волосами и поставил на ноги. Купол тряпок скользнул в низ, расправляясь и принимая первоначальную форму и открывая красное от натуги и искажённое ужасом лицо девушки, с бешено бегающими в разные стороны, ничего не соображающими глазами и рыжим взрывом волос на голове, которые, кажется, стояли дыбом. Он ухватил её поперёк одной рукой, и дотащив до колесницы, закинул её туда, как мешок с рыбой. Она червяком забилась к борту, покрытому мягкой шкурой и прижав колени к груди, чумазая и изодранная от таскания по не совсем мягкой траве, лихорадочно осматривалась по сторонам. Наконец, подняв ошарашенный взгляд на стоящего перед ней человека, впала в ступор, вытаращив глаза и всем своим видом, показывая, нет просто беззвучно вопя: «Что происходит?». Ардни перевязал ей верёвку, освобождая локти и связывая кисти рук перед собой и демонстративно отвернулся от неё в сторону, буркнул возничему «Поехали» и прижавшись к противоположному борту колесницы, снова устремил взгляд куда-то в даль своих воспоминаний…

Ардни был сыном коровы и этим все было сказано. Участь его, казалось, была предрешена. Как только вырастет, то станет либо пастухом, вечно воюющим за стадо, либо охотником, бесконечно где-то бродящим в поисках добычи либо ещё какой-нибудь, но непременно грубой рабочей силой. Коровы в отношении детей придерживались своих вековых традиций. Малышня были под постоянным присмотром мам, а как достигали подросткового возраста, из-под этого контроля начинали уходить. Чем старше, тем дальше. Как таковой единой мужской артели со своим атаманом, которая, по сути, и обеспечивала воспитание и контроль ватаги, не было, а хозяину и «завхозам» до их воспитания дела не было. Только когда мальчик достигал пятнадцати летнего возраста, его определяли к той или иной мужской группе для обучения и работы. А иногда не расторопные хозяева и это не делали, особенно если не контролируемое рождение, просто «заваливало» никому не нужным потомством. Ватаги при коровниках создавались сами по себе и сами себе были предоставлены. Ватага Ардни не была исключением. Хозяин лишь в определённый сезон года использовал их для сбора мухоморов в лесах, ну и так изредка по мелочёвке, притом он не опускался до личного присутствия, а кого-нибудь посылал с поручением. К тому времени, когда Ардни достиг возраста перехода в работники, его ватага, да и весь его родной бабняк, оказался попросту забыт и брошен на произвол, на само выживание. Их никто не кормил, их никто не снабжал. Почему так произошло никто не знал. Всё говорило о том, что их списали в гои, изгнав из арийского общества. Как, за что, почему, Ардни не знал. Им никто ничего не объявлял, никто ничего не объяснял.

Коровник Ардни оказался в бедственном положении. Сам Ардни, к тому времени став атаманом ватаги, вынужден был взять процесс выживания коровника в свои руки. Будучи уже переростком, как и весь ближний круг, пользуясь полной бесконтрольностью со стороны хозяйских людей, он развил бурную деятельность. Он не только был физически силен не погодам, но и по-своему умён, правда, с паталогическим уклоном. Ум и хитрость, не затуманенная морально-этическим мусором, была сконцентрирована на силе и её применении. Его пацаны, прорыв подкоп в городское хранилище Сомы, регулярно её оттуда потихоньку таскали и как результат, все подсели на это агрессивно действующеепойло. В один прекрасный момент его ватага превратилась в хорошо организованную, мощную банду, с которой, как ни странно, никто не боролся. Он с лёгкостью подмял под себя все соседние ватаги, кого-то «прибрав» к своей банде, остальных заставил работать на себя и коровник, находящийся на его иждивении. Власть молодого Ардни, в определённом округе поселений, была безоговорочной и это ему нравилось. Огромная территория вокруг их захолустного селения, как минное поле, была усеяна силками, хитроумными ловушками, непролазными завалами, ловчими ямами и рвами. Женщины увеличили огороды, превратив их в целые плантации, на которых трудились от мала до велика, целое подразделение его ватаги специализировалось на охоте. И это были единственные добропорядочные деяния, которые они совершали. Банда Ардни вышла на кровавую охоту. Но новоиспечённому главарю хватило ума не «пакостить» возле дома, а направить всю свою преступную деятельность подальше, на стада речников. Пусть они были значительно дальше, но так было гораздо спокойней за своё поселение, за мамок-коров и малых ребятишек. Добыв волчьи и медвежьи шкуры, они проводили целые хитроумные операции по уменьшению поголовья «речного» скота, устраивая все, как деяния лесных хищников. При этом не попались ни разу. И, наконец, в один прекрасный день, атаман с ближним кругом, опоенные Сомой, во время очередного рейда за мясом, нечаянно наткнулись на обоз с продовольствием, который взрослые мужики из Страны Рек везли в город на обмен и продажу всякую всячину. Притом они не просто ограбили обоз, а поубивали всех сопровождающих, спрятав все следы их существования. Дело было не мыслимое, но пораздумавши, что все они и так уже гои де-факто и терять им уже просто нечего, Ардни решил действовать именно так — по-звериному жестоко. Первая пролитая кровь, прошла абсолютно безнаказанно. Обоза даже не хватились. Может речники со временем и хватились, даже хватились наверняка, но Ардни об этом ничего не знал. Безнаказанность родила вседозволенность и охота на обозы и речников, приняла постоянный характер.

В одном из очередных рейдов, шайка Ардни вышла в район баймака, где когда-то повстречался с маленькой рыжей бестией. Как ни странно, но эта девчонка глубоко запала ему в память. Его давно уже подмывало «погулять» в эти края, но что-то постоянно останавливало. Постоянно перенаправляло его бурную бандитскую деятельность в сторону от этих краёв. И вот все-таки очередь дошла и до здешних мест. Оставив отряд у загона готовиться к «волчьей» охоте, он в одиночку, незаметно прокрался в стойбище бабняка. Это была полная глупость. Ему очень хотелось, почему-то, её увидеть. Он сам даже не мог объяснить эту непонятную, щемящую где-то внутри тягу, буквально тащившую его за шкирку. Он пошёл один, потому что боялся об этом признаться хоть кому-нибудь. Он задыхался от неловкости и стеснения перед пацанами, а вдруг кто из них узнает о его слабости, такого сильного, властного, непоколебимого в своих решениях. Он разрывался на части. Желание видеть её и не желание, чтоб об этом кто-нибудь узнал. Невероятным усилием силы воли, он сдерживал видимое спокойствие, давая последние указания. Отряд остался ждать, а он ушёл, наиграно спокойно, но как только скрылся за очередным холмом, густо порытым высокой травой, перешёл на бег. Сердце отчаянно колотилось, лицо горело огнём, мурашки табуном бегали по всему телу. Эйфория топила его разум, и он захлёбывался в упоении ею.

Увидел он её сразу, как только добрались до края огородов. Она, вместе такими же девчонками, весело занималась полевыми работами. Что-то они там пололи, с хиханьками и хаханьками. Ардни особо не прислушивался, о чём они там говорили, он был очарован ею. За какие-то две осени, что он её не видел, девочка преобразилась. Огненно-рыжий цветок распустился и превратился в очаровательную девушку. Именно тогда, любуясь ею он неожиданно узнал, как её зовут, а звали её божественно-небесно — Утренняя Заря. «Да, да, — думал тогда Ардни, — её не могли звать как-то по-другому. Она самая настоящая Утренняя Заря, величаво прекрасная, божественно чистая, ласкающая своим нежным видом взор. Настоящая богиня утренней зари». На обратном пути, будучи весь в мечтах и в состоянии опьянения влюблённостью, потеряв всякую осторожность, он напоролся на заслон мужицкой артели. Их было трое и с ними ещё две собаки. Не понятно, что подумали артельные про чужака на своей земле, но наскочили неожиданно и били по-настоящему, даже не спросив, кто такой и что тут делает. Еле живой он добрался до отряда. Ватага Ардни в тот день отступила, ничего не предпринимая. Атаман, ничего не объясняя, велел тащить его в логово. Он затаил обиду на этот баймак, но набеги на него больше ни разу не предпринимал.

К этому времени сложилась напряжённая ситуация с территориальным вопросом. Ары испытывали демографический бум^[28]. Хозяев, истинных аров, становилось больше, вырастали законнорождённые дети, отпочковывались от родителей и формировали свои семьи со всеми причитающимися атрибутами и семейной пирамидой, и стадами скота, в том числе и женского. Но для этого требовалась дополнительная пустая территория, а её не было. Реки и прилегающие к ним земли были заняты жителями Страны Рек. Которые благодаря комфортно обустроенной и продуманной системе деторождения, так же плодились с завидной регулярностью и так же при избытке рода дробились и отпочковывались, занимая любые пустующие земли у рек. Но сложность их расселения заключалась в том, что им были нужны только реки, а занимать земли без рек они не хотели. И если по началу те и другие жили компактно, отдельно друг от друга, то в это время огромные количество жителей перемешались в буферные регионы и их соседство переставало быть мирным. У аров после потопа остались представители только пяти народов из семи, а значит пять верховных жрецов. Народы были неравнозначны ни по количеству населения, ни по влиянию, но, тем не менее, им удавалось сохранить некое единство, хотя и не без трений. Роды речников объединялись более устойчивой вертикалью власти на вершине которой стоял род, выбранный общим собранием всех родовых атаманов. Атаман этого выбранного рода был живым воплощением всех трёх природных Начал^[29], всех трёх общностей мироздания. Он обладал волшебными реликвиями и почитался как трёхголовый змей: змей земли, воздуха и воды.

С одной стороны, выборность единого руководителя давало устойчивость общественной системы, её относительную консервативность и вместе с тем моноустремлённость в развитии, базирующуюся на вековых традициях и передаваемых по наследству устоях предков, но с другой, повышенная плотность населения на определённой территории, накапливала огромный потенциал в противостоянии межродовых кланов, которых становились все больше и многолюднее, а благодаря «плохому» соседству с арами, сильнее и агрессивнее.

И так: росло напряжение в среде аров, росло напряжение среди речников, росло напряжение в отношениях и между обоими системами. До поры, до времени, конфликты удавалось сглаживать путём прямых контактов между двумя верхушками. Традиционно существовали праздничные дни как у аров, так и у речников, на которых собиралась знать с обоих сторон и на этих встречах удавалось решать конфликты мирным путём, но с каждым разом это становилось сделать все труднее и труднее. Если первоначально ары, во многом, зависели от решения вождя Страны Рек, то со временем все поменялось в точности на оборот. Превосходство аров и в людской массе, и в технологической цивилизованности, в том числе и военной составляющей, которую речники просто не имели, поставили коренных жителей в подчинённое состояние, прося защиты у «отцов народов» от бесчинства их подданных. С одного из таких арийских праздников — Трикадрук^[30], с массовым возлиянием Сомы, в жизни всей огромной степи наступил новый, поворотный момент, который переломал и судьбы, и жизни очень многих.

Минула верхушка лета. У речников отгуляла, отплясала, от стонала Купальная седмица^[31]. Впереди предстояла заключительная бабья пьянка — Кузькина Мать^[32]. Мужиков, да пацанов от бабняков как ветром сдуло. Вал^[33] мужицкое, конечно, Общность, хозяйское, но и он от пьяных баб, да в столь разгульный праздник, норовит куда-нибудь подальше заныкаться^[34]. У аров в это время Трикадрук. Вот туда-то речное мужское население в гости и подаётся. Аров народ, все кому не лень, мухоморы к городским стенам тащит. Кучи навалены, только перетаскивать успевают. Кто таскает, кто трёт, кто жмёт, кто варит, кто разливает да оттаскивает. Кто-то уж сырых грибков наелся, кто-то отвара напробовался. Шум, гам. В общем полный бардак. Одно слово — Трикадрук.

У городских стен, на огромном поле вырос бескрайний городок повозок, крытых и обычных, шалашей, самых разнообразных, от простых веточных до шатров причудливых, матерчатых, да шкурами крытых, разноцветных и пёстрых. Это были три особых дня, в которые многое разрешалось. Здесь и меняльные базары, и игрища различные на любой азарт, на любой достаток. Породистые ары выводили на гулянку все свои кланы, чуть ли не в полном составе. Кроме гуляний и дела делались, торги устраивали, купли-продажи. Повсюду по рукам сверкало золото. Откуда его там столько было? Много здесь было и соседей речников.

Меж двух холмов, в низине, был самый «главный» аттракцион — мордобойня. Именно там, на этом импровизированном стадионе обосновалась знать, как арова, так и речная. Попасть туда простому смертному было не просто, так как место это войнами охранялось, цепью по кругу. Там велись беседы светские, важные. Там же и гостевая знать свои дела обделывала. Верховный Жрец со своим приближением устроился вместе с Верховным Змеем речников, который так же при себе имел свой ближний круг, у самой площадки для выступлений и о чём-то беседовали. Притом судя по маханию рук и резвости телодвижений, разговор был не простой и явно друг друга не устраивающий, но рядом стоящие приближенные были спокойны, хотя и поглядывали друг на друга не добро, но было видно, что дело до драки не дойдёт.

Каждый хозяин жизни, а здесь были только такие, считал своим долгом выставить на эти соревнования бойцов, которые специально для этих боев откармливались всякой суеверной дрянью, да натаскивались по специальным секретным методикам. Победа была в высшей степени престижна. Нет, в прямом смысле слова мордобоя здесь не было. Здесь было все чин по чину по векам заведённым правилам, все было разложено по полочкам, да по категориям. И называлось все это боротьё^[35]. Это такие рукопашные состязания бойцов голыми руками. Боротьё качественно отличалось от кулачных боев^[36] речников и тем более от обычных драк^[37]. Существовало несколько разновидностей этого действа, но на Трикадруке культивировались только две: первый в схватку (в охапку) и второй на поясах. В первом бойцы, раздевшись по пояс, обхватывали друг друга руками в замок. Одну руку на плечо противника, другую подмышку и обнявшись таким образом, старались опрокинуть соперника на спину, уложив его на лопатки. При боротье на поясах оголяться было не обязательно. Соперники обхватывали друг друга крест на крест, держась за пояс противника и так же, как и в первом случае старались повалить соперника на спину. Бойцов имели как хозяева, так и гости. Правила турнирной сетки были просты. Сначала каждый хозяйский боец схватывался с гостевым. Проиграл — выбыл. Когда кончались чужие, брались за своих до тех пор, пока не оставался один, который объявлялся победителем со всеми причитающимися привилегиями.

Ардни, как и любой в его возрасте, никак не мог пропустить столь грандиозное событие, каким был Трикадрук. Мало того, что его ватага, в былые времена, самым непосредственным образом принимала участие в его подготовке: сбор мухоморов был изначально основной работой его ватаги, пропустить праздник, где Сома лилась рекой, он, как ярый почитатель её, был не в состоянии. «Приняв на грудь» чарочку ещё в хранилище из старых запасов и приведя себя в приподнятое настроение, он в окружении своих пацанов прохаживался меж обозов и шатров, с явным желанием до кого-нибудь докопаться. Народа вокруг было много. Народ шумел и веселился. Ардни не шумел, не веселился. У него чесались кулаки. Пройдя обозное стойбище и не встретив подходящий предмет для своих скромных притязаний, он вышел на цепь воинов, охраняющих борцовскую площадку. По правде сказать, цепью это назвать было уже нельзя. Охранники, тоже хлебнувши Сомы, как бы эту цепь само ликвидировали. Кто сидел, тупо смотря прямо перед собой и ничего не видя. Двое, чуть в стороне, просто лежали не траве, почему-то в обнимку, а с другой стороны от сидящего, троица, пошатываясь и держась за плечи друг друга, о чём-то громко спорили, заплетающимися языками. Ардни с пацанами, не обращая никакого внимания и не останавливаясь, прошёл внутрь оцепления к дорогим и пёстрым шалашам. Там он ещё не был ни разу. Было любопытно. Тем не менее, ни смотря на простоту, с которой они сюда попали, близко к борцовскому пяточку подходить побоялись, а поднялись осторожно на ближайший холм, постоянно прячась за шатрами. На пяточке тем временем шёл очередной бой. Два здоровенных мужика, с оголённым торсами, что-то мыча и кряхтя, крутились в едином волчке по площадке с уже повытоптанной от травы и поэтому жутко пылящей под ногами. Ардни оставив пацанов сидеть и смотреть зрелище, направился вниз, к одному из приметных шатров. Он сразу узнал шатёр своего отца-хозяина, и он точно знал, что в нем есть Сома, лучшая Сома, какая только была на этом празднике. Тот небольшой запас, что он принял ещё в городе, постепенно выветрился и сейчас его начал доставать отходняк^[38]. Ему срочно было нужно догнаться^[39]. Нагло, не скрываясь, пройдя мимо нескольких нарядных шалашей и шатров, у которых суетились люди, он целенаправленно двигался к цели. Никто его не остановил, не задержал, даже просто не окрикнул. На него, как ни странно, вообще никто не обратил внимание. Ардни подошёл к хозяйскому шатру и не останавливаясь прошмыгнул внутрь, мимо копающихся у входа мужиков, как будто, так и было надо. Большая бадья с Сомой стояла прямо у входа с левой стороны. Там в глубине шатра, были ещё какие-то люди, но Ардни находился уже в не адекватном состоянии «желания во что бы то ни стало» и не придал им никакого значения. Находящиеся внутри так же проигнорировали нахала. Он схватил большой черпак, которым Сому разливали по более мелким сосудам, зачерпнул и залпом, не отрываясь, обливаясь через край, большими, жадными глотками осушил его весь. Так же спокойно положил черпак на место и вышел из шатра, вполне довольный собой, и столь же спокойно, не торопясь, направился обратно, намереваясь воссоединиться со своими пацанами, как вдруг увидел его… Рыжие пакли, завязанные сзади и образуя нечто похожее на конский хвост, глубокий шрам на лбу через левую бровь и до бешенства знакомая татуировка на обоих щеках в виде двух ветвистых молний. Это был он — его обидчик по жизни. Тот самый речник, что с кучей мужиков и собаками его избили и порвали, как тряпку, вышвырнули подыхать в чистом поле. И тут в голове ударил гонг. Здравствуй, Сома. Враг был одет не плохо, но не шикарно, к тому же он был вооружён луком, который висел на его плече, что говорило, скорее всего, что он являлся одним из охраняющей свиты, какого-то речного атамана. Он стоял в пол оборота, смотря куда-то в сторону от боротья. Притом стоял совершенно один. Судьба штука странная, и странность её в первую очередь оказывается в удивительном подборе мелочей, которые в совокупности дают такую комбинацию событий, которую даже специально повторить в другой раз будет просто невозможно. Сома ударила в нужный момент. Не раньше, не позже. Враг, который превратился уже в самый настоящий ночной кошмар и преследовавший Ардни во снах всё последнее время, стоял перед ним один и беззащитный. Большой медный нож, которым разделывают мясо, абсолютно непонятно как оказался в руке. Вспышка ярости, прилив бычьей силы в мышцах, полное наплевательство на окружение. Прыжок вперёд. Удар. Широкое лезвие ножа мягко влетает в горло и проскользнув между шейными позвонками, прошивает его насквозь. Вот вам ещё ода мелочь. Попасть вот именно так, да не в жизнь больше не получится, хоть утыкайтесь. Тут же рывок в сторону и лезвие ножа распарывает шею, орошая всё брызгами крови, разлетающейся на несколько шагов. Тело врага повержено рушится к ногам победителя, отрезанная голова отбрасывается на спину, веся на остатках мышц и коже. Ардни смутно вспоминал потом все происходящее, но почему-то отчётливо запомнил именно этот момент. Ему казалось в высшей степени несуразна эта недорезанная голова. Всё его тогдашнее сознание просто вопило, что эта неправильность недолжна была быть и эту висящую голову надо обязательно дорезать, во что бы то не стало. Он подскочил к трупу и с диким, звериным рычанием, принялся отчаянно отделять голову от туловища, схватив свободной рукой за конский хвост рыжих паклей. Наконец, отделение головы закончилось, и он с каким-то омерзением швырнул её в сторону, как нечто до безобразия противное. Голова покатилась по склону, а Ардни уже стоял на ногах, весь залитый кровью, держа в руке окровавленный нож. С каким-то радостным облегчением он стоял и смотрел на то, как она катится, катится, катится… Дальше был провал. Он не помнил, что происходило. Как на него навалились, как били и крутили руки, как тащили куда-то волоком. Сома, замешенная внутри с адреналином, вырвала его сознание за пределы реальности и суеты обыденности, перенесла в причудливый мир образов фантастически нереальных. Вдруг наступило спокойствие, граничащее с полным безразличием ко всему. В глазах что-то плыло, переливалось. Было очень красиво. Звуки приглушенные и мягкие журчали как вода, убаюкивая. Тело стало лёгким и воздушно невесомым. Плавающие, радужные образы перед глазами, постепенно приобретали очертания розовых облаков, над которыми парило сознание и которое радовалось, как ребёнок. Вдруг среди облаков начали проступать контуры какого лица. Сначала оно формировалось из тех же облаков, над которыми он парил, но постепенно облака, составляющие лицо, становились серыми. Контуры постепенно темнели, темнели, пока не стали почти черные. Вот чётко проступили взбешённые глаза, что-то кричащий рот, с чёрными зубами. Наконец, проявилось страшная морда, вся испещрённая татуировками, которые переплетались с темными, как ночь волосами в какой-то единый клубок бесформенной и причудливой паутины. В голове вновь раздался гонг. Какая-то сволочь выплеснула ведро воды на воспалённую голову. Этот момент Ардни запомнил так же отчётливо, как будто это было наяву. Вытирая мокрое лицо ладонью, он вдруг осознал, что очнулся и увидел перед собой реальность, жуткую и безобразную. Перед ним висела нежить, страшная до ужаса. Паника охватила его. Страх подкосил ноги, и он опустился на колени. Монстр приблизился к нему и что-то прокричал, тыкая в грудь огромной золотой дубиной, которая буквально ослепляла свои блеском на солнце. От этих толчков в разуме Ардни, как будто что-то щёлкнуло плетью. Вспыхнула ярость, страх сдуло, как пёрышко сквозняком, бычья сила, до этого где-то спрятавшаяся, вырвалась и мгновенно разлилась по телу. В один миг Ардни рванулся с колен в перёд, вырываясь из чьих-то рук, перехватывая дубину нежити у основания. Разворачиваясь, оттолкнул монстра плечом, при этом завладев его сверкающим оружием и продолжая разворот, со всего маха врезал им страшилищу по башке. Нежить буквально рухнула на пол, но осталась сидеть, завалившись на какую-то преграду. Ардни врезал ещё, затем ещё. Голова, залитая кровью, потеряла свои очертания и так же, как в прошлый раз, вдруг в сознание вонзилась мысль о неправильности, несуразности этой головы и тела и он, озверев молотил и молотил, стараясь во что бы то не стало отбить эту неправильную голову от вообще здесь лишнего тела. Что-то хватало его за руки, ноги, горло, все мешало выполнить ему его великое желание. Он рванулся из всех сил, вырываясь из липких пут, потеряв при этом дубину, но с неимоверным трудом всё же вырвался, подскочил к чудовищу и оря во всю глотку, что было мочи принялся отрывать ненавистную голову голыми руками. Затем наступил мрак.

Вынырнул он из мрака связанный по рукам и ногам, с мешком на голове, трясясь, похоже на телеге, мерный скрип колёс которой не позволял в этом усомниться. Первое, что пришло ему в раскалывающуюся голову это не дающее покоя непонимание: оторвал он ту голову или нет. Стало даже обидно за то, что не помнил этого момента. Даже какая-то злость на себя проскользнула.

Ехали долго, но он не видел куда. Наконец, послышался человеческий гомон со всех сторон, который всё увеличивался и увеличивался. Раздались женские, отчаянные вопли, рыдания и тут обрушился шквал бабьего рёва и причитаний. Телега остановилась.

Ардни долго никто не трогал. Все были чем-то заняты в стороне от повозки, где он лежал. Чуть попозже, когда бабьи вопли стали дружно удаляться куда-то в сторону, чьи-то мощные руки схватили его за ноги и потащили с телеги. Ардни соскользнул с повозки, больно ударился и без того больной головой об землю. Его тащили за ноги по каким-то буграм не останавливаясь. Он почему-то решил прикинуться мёртвым, поэтому старался полностью расслабиться и не напрягаться даже тогда, когда голова больно стукалась об землю на очередной кочке. Единственно, что не удавалось расслабить, так это челюсти, которые яростно сжимались до зубного скрипа. Он терпел. Ардни был уверен, что в ситуации, в которой оказался, не понимая где он и что с ним собираются делать, терпение и бездействие было самое правильное решение. Наконец его бросили тащить и подняв на ноги в четыре руки, припечатали спиной к чему-то твёрдому. «Дерево», — подумал Ардни. Тут же дополнительные верёвки обвили всё его тело с ног по самое горло. Мешок с головы сорвали, притом так грубо, что бедолаге показалось, что вместе с мешком и голову оторвут. В глаза ударил яркий солнечный свет. Всё это мучители проделали в полном молчании. Не успел Ардни разомкнуть единственно способный открыться глаз, как почувствовал свежесть разлетающихся брызг от смачного плевка одного из притащивших его. Он всё же успел разглядеть, прежде чем снова зажмуриться, что это были речники.

Сделав своё дело, «волочители», «вязатели» и «плеватели», скрылись из поля зрения Ардни, и он наконец увидел перед собой речной пейзаж. Как он понял, его привязали не к дереву, а к столбу, вкопанному на площади какого-то баймака у самого берега реки, широкую гладь которой он сейчас и лицезрел перед собой. От такого большого объёма воды, простое желание пить, превратилось мучительную и нестерпимую жажду. Голова разламывалась. Только сейчас Ардни постепенно начал осознавать повреждения своего тела. Болела губа, нет, не одна, а обе. Порыскав языком во рту, не досчитался как минимум двух зубов. Сам язык почему-то опух и двигать им было тоже больно. Болел нос, притом левая ноздря была плотно чем-то забита и что-то там внутри ныло. Правый глаз заплыл и вообще отказывался отрываться. Болела челюсть, шея, жутко ныло правое плечо, болели пальцы рук и что-то произошло с ногами. При попытке их напрячь, резкая боль отозвалась в районе колен, только почему-то с внутренней стороны.

— Да, изрядно попинали, — шёпотом сам себе изрёк Ардни со вздохом.

Он стоял спиной к поселению и что там творилось не видел. Видел перед собой лишь гладь реки, да полозку, далёкого, противоположного берега. До самого вечера к нему даже никто не подошёл, а вот как только начало смеркаться, началось… Сначала по одному, затем небольшими кучками стали подходить суровые, обозлённые жители и жительницы селения и каждый норовил либо плюнуть в лицо, либо чем-нибудь плеснуть. Судя по запаху это, как правило, была моча. Какой-то бугай не придумал ничего лучше, как достать свой уд^[40] и непосредственно помочиться на привязанного к столбу пленника. Дурной пример заразителен и вот уже целая свора с перекошенными от злости лицами и скрежещущими зубами, поливала Ардни, стараясь замочить его, как можно выше. С наступлением темноты навещать пленника перестали, оставив его в покое. Где-то за спиной развели костёр, возле которого были слышны тихие мужские голоса. Во рту сдохла и засохла жаба. Сознание регулярно куда-то проваливалось не то в сон, не то в беспамятство. Вдруг где-то невдалеке всплеснула крупная рыбина. Ничего особенного, но это почему-то всколыхнуло сознание Ардни. Он приоткрыл единственный зрячий глаз, косясь в сторону звука. Сердце отчаянно заколотилось, приводя весь организм в рабочее состояние, питая его из какого-то непонятного резерва. Увиденное им в один миг вернуло умирающий уже разум к жизни. Там, чуть в стороне от него, за редкой порослью камыша, плавала огромная коряга, за которой торчала до ужаса знакомая морда Ровного, одного из его ближников, отчаянно жестикулирующего рукой. Полное имя этого пацана было Равный Богам, но сначала друзья укоротили его до Равного, а затем вообще до Ровного. Так он с этим именем в ватаге и прижился. Ардни встрепенулся, и рука перестала махать. Ровный напряжённо смотрел куда-то ему за спину и на какое-то время даже вообще спрятался за корягой. За спиной послышались шаги и Ардни медленно опустил голову, прикидываясь опять дохлым. Кто-то из охранников подошёл к нему, постоял, ничего не предпринимая. Затем было слышно, как тот отдалился к реке, зачерпнул воду, чем-то большим. Не то большой чашей, не то ведром и сильная струя воды ударила Ардни в воспалённое лицо и зудящее тело. Он встрепенулся и поднял голову, стараясь опухшим языком, захватить в рот хоть несколько капель живительной влаги. Мужик, плеснувший в него водой, подошёл почти в упор и с какой-то озверелостью в голосе процедил сквозь зубы:

— Только попробуй сдохнуть.

После чего, так же медленно ушёл обратно к костру.

Голова из-за коряги вновь вынырнула. Рядом с первой показалась вторая. Ардни узнал Щедрого, вернее полностью его звали Щедрый Муж, но «мужа», как правило всегда опускали. «Значит все здесь. Не бросили», — подумал удовлетворённо он.

Голова Ровного ушла под воду и через некоторое время вынырнула у самого берега. Извиваясь как змея, по-пластунски, Ровный медленно, стараясь не шуметь, пополз. Сначала вдоль кромки воды, а за тем от реки по тени, оставляемой столбом. Костёр толи был не так далеко, толи довольно большой, по крайней мере, берег и кромку воды освещал достаточно хорошо. Ровный подполз к ногам Ардни и плавно встал, спрятавшись за последнего боком. Он развязал небольшой кожаный мешочек и приставил его горлышко к губам пленника. Ардни припал к питью и глаза его поползли на лоб. Вернее, один. Хотя даже заплывший глаз тоже немножко приоткрылся. Это была Сома. Тем временем Ровный отчаянно шептал:

— Мы тут одного пацана за пытали. Тебя, как взойдёт луна, выпустят в чисто поле и проведя какой-то ритуал, дав время убежать, но не далеко, устроят охоту по закону^[41]. При том в этой охоте будут участвовать все мужчины рода. Такого раньше не было. Ты в степь не беги, всё равно поймают. Далеко не убежишь, а в таком состоянии… — он остановился и внимательно посмотрел на лицо Ардни.

Тот закончил пить пойло и тяжело дышал, стараясь делать это как можно тише, хотя хрипы и свисты из воспалённой глотки всё равно прорывались. Ровный продолжил:

— Беги сразу к реке, — и он указал направление, — мы тебя там будем ждать.

С этими словами Ровный нырнул вниз и так же по-пластунски уполз в воду. Вскоре он уже появился у коряги, а за тем эта коряга медленно уплыла за камыши против течения.

Ардни почувствовал прилив сил. Захотелось жить, захотелось отомстить всем, притом всем без разбора. Он не знал, что произошло, за что его связали и издевались, но что они все виновны и что он их всех поубивает, он не сомневался. В его ожившим сознании одна за другой возникали идеи спасения и убивания мучителей. Притом идеи спасения проходили как бы в скользь, как само собой разумеющиеся, то вот идеи убивания рисовались с чёткой детализацией, паталогической извращённостью и с садистским максимализмом. Так он мечтал некоторое время, пока его мечты не прервал, к этому времени уже люто ненавистный враг. К нему подошла куча мужиков. Он по-прежнему держал голову опущенной, хотя притворяться дохлым сейчас ему было нелегко. Опять плеснули в лицо речной водой. Ардни встрепенулся. Его отвязали, притом сняли и те верёвки, что путали ноги. Руки перевязали по новой, стянув локти за спиной. Дикая боль в правом плече, заставила его даже вскрикнуть. Было больно даже не смотря на действия Сомы. Кто-то грубо толкнул его в спину и Ардни не удержавшись на затёкших ногах, упал лицом в редкие кустики травы, среди речного песка. Его снова подняли, снова толкнули и он снова упал. Подняли в очередной раз, но толкать больше не стали, а схватив с двух сторон за вывороченные руки, потащили к костру. Там на каком-то мешке сидел очень странный старик. Несмотря на то, что тот человек был одет в бабье платье, Ардни не сомневался, что перед ним мужик, притом старый. Длинные белые волосы спадали почти до пояса и такая же длинная и белая борода, которая спадала ещё ниже. Старик поднял свой взор на пленного, которого к нему подвели и трижды смачно плюнул себе на левое плечо. На его лице, кажется, не было свободного места, где бы не велась замысловатая татуировка. «Колдун» — подумал Ардни, — вот только этого мне не хватало».

— Как тебя зовут? — медленно, выделяя каждое слово, каким-то скрипучим голосом спросил колдун.

Ардни сжал сильнее челюсти. Назвать своё имя колдуну, означало отдать всего себя целиком в его власть. Арья верили и не без основания в возможности местных колдунов. Зная имя жертвы, они могли сделать с ним абсолютно всё, что они захотят. Ардни вдруг по-настоящему испугался и по спине потекли струйки холодного пота, хотя от куда могла для этого взяться вода в организме, не понятно. Колдун с лёгкостью прочитал его страх и как бы успокаивая всё тем же скрипучим голосом, переводя взгляд с пленника на пламя костра, сказал:

— Не бойся. Тебя всё равно убьют. — и немного помолчав, добавил, — и очень скоро.

Наступила тишина. Только горевшие поленья потрескивали, да жалобно пищали ветки, которые то и дело подбрасывал мужик с другой стороны костра.

— Великий Охотник! — вдруг обратился колдун к кому-то стоящему за спиной Ардни, — а может подождёшь с охотой. Было бы неплохо разговорить этого сопляка.

Он задумался о чём-то, медленно шевеля своими челюстями, как будто что-то пережёвывая. Потом продолжил, уже как бы не к кому ни обращаясь.

— Не верю, я, что за ним никто не стоит.

Он вновь посмотрел на пленного. Пристально, колко. Опять зачем-то плюнул себе на плечо. У Ардни аж мурашки побежали по всему телу, и голова закружилась.

— Хотя на вскидку, никакой тени не вижу, — вновь отводя взгляд на пламя огня, — странно. Это ж надо такой дурацкий поворот судьбы, — он вдруг встрепенулся и уставил свой взор куда-то в темноту, через правое плечо.

— Ах вот оно в чём дело, — буквально прокричал он, медленно приподнимаясь и вытягивая тощие пальцы рук в ту сторону, которую смотрел.

Речники оживились и начали переглядываться в недоумении.

— Великий Охотник! — вдруг как-то резко и уже не скрепя голосом позвал колдун, — этот обоссанец твой, он лишь жалкое орудие в чужих руках. Можешь поохотиться, отвести душу. Теперь я точно знаю чьих рук это дело. Завтра утром придёшь ко мне, — здесь он резко обернулся и смотря, видимо на того, к кому обращался, подняв к верху длинный, худущий указательный палец, добавил, — один.

После чего развернулся и ушёл в темноту. Наступила непонятная пауза. Колдун ушёл, а Ардни по-прежнему держали перед местом, на котором ушедший сидел. Все чего-то ждали. Наконец, за спиной прогремел бас:

— Тащи его. Луна скоро появится.

И его потащили, но к изумлению, Ардни, потащили обратно к реке. Бедолага только и успел подумать: «Куда они меня тащат? Что задумали?», как увидел, что к берегу причаливают несколько больших лодок, снабжённых парусами!

Его закинули в одну из лодок, уложив на дно лицом вниз. Кто-то сел рядом и наступил одной ногой на шею, прижимая его к днищу лодки. Ум у пленника кипел от непонимания. Что это значит? Куда его везут? Где обещанная охота, с которой он в мыслях уже давно убежал с пацанами. А тем временем скрипели вёсла, трепетал на слабом ветерке парус, они куда-то плыли. Ардни лихорадочно метался в догадках. Куда его могли везти, зачем? Наконец, вёсла перестали скрипеть, нога убралась с шеи и пленника подняли на ноги. Он завертел головой, оглядываясь и ориентируясь и догадался как-то сразу. Берег крутой, высокий, не обжитой. А на противоположном берегу яркой звёздочкой мерцал огонёк костра. Первая мысль, которая посетила его одурманенную голову: «Это же противоположный берег! Меня перевезли на другой берег!» Его охватила паника, захотелось заорать: «Я не хочу на этот берег, отвезите меня обратно!». Но заорать ему не дали, а грубо пихнули и он, перевалившись через борт, плюхнулся в воду, всё так же со связанными руками. Было глубоко, он не почувствовал дна и запаниковав, отчаянно забарахтался всем телом. Ардни и так-то плохо плавал, еле держался на воде, от того её панически боялся, а тут ещё и руки связаны. Он уже достаточно нахлебался воды, когда его выволокли и бросили на песчаный берег. Стоя на коленях и нагибаясь до земли, он отчаянно кашлял, выплёскивая из себя брызги воды. Наконец его сильно встряхнули и резко подняли на ноги. И тут вновь сказала своё слово Сома. По началу вроде знакомая ярость вскипела в нём, но на этот раз, ярость была холодной, как обжигающий лёд. От этой ледяной свежести, ворвавшейся в разум, от чего последний стал вдруг кристально чист, спокоен и здраво рассудителен. Ардни вдруг осознал всё. Что с ним происходит, а самое главное он от куда-то знал, что ему необходимо делать. Такое просветлённое и озарённое состояние ума он раньше никогда не испытывал, даже дышать, как-то стало легко. Он не чувствовал у себя боли, не чувствовал даже не удобства от связанных за спиной локтей. Вдруг всё стало легко.

— Ты, чё, ссыкун, плавать не умеешь? — прогремел где-то рядом тот же бас, что и у костра.

— Нет, — почему-то ответил ему Ардни, спокойным, уверенным голосом и поймал себя на том, что сам удивился тому, что и как он ответил.

Ардни не стал поворачиваться к спрашивающему, он продолжал с грустью смотреть на мерцающий огонёк далёкого костра.

— А бегать? — не успокаивался всё тот же бас где-то с лева.

— Не догонишь, — всё так же холодно и спокойно изрёк Ардни, не меняя своего положения, отчётливо осознавая, что так и будет.

— Ну, беги, — уже тихонько, но с явной ноткой злобы, даже где-то сквозь зубы буркнул охотник.

Пленник не тронулся с места, но и его никто не трогал. Ардни показалось, что он сейчас не принадлежит самому себе. В нём сидел кто-то другой. Бесшабашно храбрый, умный и расчётливый сукин сын, заранее знающий весь расклад на перёд, абсолютно уверенный в своей силе и победе.

— Сколько дашь времени? — вдруг спросил Ардни, тем же ледяным голосом, переводя взгляд с костра вниз по реке, где должны были бы ждать его пацаны. Но там была только темнота.

Такой наглости главный охотник явно не ожидал. Вопрос застал его врасплох. Похоже он долго боролся сам с собой, ответить этому уроду или нет, но всё же ответил громко и чётко:

— Одну песню.

У Ардни прокрутилась язвенная мысль попросить охотника провыть, как можно дольше, но не стал её озвучивать, а вместо этого повернулся к охотнику спиной и в приказном порядке заявил:

— Развяжи!

Наступила тишина. И никаких действий. Только вода мягко подхлёстывала борта лодок, да где-то впереди шипел сухой камыш, терзаемый слабым ветерком. Ардни продолжал стоять спиной к охотникам и не видел ни их лиц, ни что они делают, но ему было на них наплевать, он знал, что его развяжут, только непонятно откуда. Подождав ещё немножко пленник спросил так же холодно, но уже с издёвкой:

— Ссышь?

Это был вызов и на него охотники уже ни могли не ответить. Послышались приближающиеся шаги по шуршащему песку и после короткого рывка, путы с локтей слетели разрезанными огрызками на землю, но тут же, после получения свободы, последовал сильный удар ногой в поясницу, от которого Ардни полетел вперёд и даже умудрился перекувырнуться через голову. Он тяжело стал, демонстративно отряхнулся и всё так же, не поворачиваясь к охотникам, спокойно, как бы только для себя констатировал:

— Боишься.

Он шёл в низ по течению реки не суетясь, но довольно быстро, насколько позволяли это делать больные ноги. Весь берег был обрывист, с крутыми песчаными берегами. Лишь небольшая полоска у самой воды была полога, чуть выше уровня воды и образовалась она явно от того, что в это время года уровень воды в реке резко падал и был, наверное, самым низким за весь год. Можно было подумать, что Ардни идёт вдоль реки в надежде найти в высокой стене берега промоину, которая позволила бы ему выбраться на верх в густую степную траву, где как могло показаться, можно спрятаться, но беглец, целенаправленно шёл вдоль берега и на промоины и более пологие скосы никакого внимания не обращал. Он чётко знал, что ему надо куда-то туда, прямо. За спиной запели. Протяжная, унылая песня басовитых мужиков, разлилась по реке…

На этот раз из воспоминаний Ардни вывел голос возничего:

— Атаман. Подъезжаем.

Ардни встрепенулся. Огляделся. Сзади растянулась вереница колесниц, конца и края не видно. Впереди на опушке леса собралась большая группа людей — эдакий комитет по встрече. Народ там стоял разношёрстный. Основную массу составляли пацаны, своеобразная «безлошадная армия» Ардни, из прибившийся отовсюду молодняка и в походы с мобильными колесницами не ходившими, в своё время сформировал целых два таких отряда, которые в основном занимались охотой. Там он выращивал лучников. Эти отряды не только добывали пропитание всему логову охотой на зверя, но и подворовывали это пропитание, а иногда занимались и мелким грабежом, нападая на одинокие или малочисленные обозы. Кроме этих пацанов, у леса, чуть обособлено, стояла небольшая группа взрослых мужчин. Это доверенные перекупщики. Именно им сейчас предстояло осмотреть всю добычу и оценить. Ардни, можно сказать, маниакально относился к своему окружению, с теми, с кем приходилось так или иначе контактировать, тем более из мира аров. С этими торгашами его отряду уже не раз приходилось иметь дело и в основном по торговле именно живым товаром, но сам Ардни с ними лично дела не имел и никого конкретно не знал, да и видел их только несколько раз и то на определённом расстоянии. Вообще ему торг был не по душе, не его это было дело. Он сам никогда не торговал, не продавал, не покупал. Для этого в отряде была пара, тройка проныр, из ближайших пацанов, которым это дело нравилось, они-то и обделывали все дела. Вот и сейчас, высмотрев среди подъезжающих колесниц кого-то, Ардни громко позвал:

— Щедрый! Командуй здесь. Ты сегодня старший. Я в логово.

После чего хлопнул возничего по плечу и тот, взяв в лево, повёл колесницу в сторону от собравшихся, углубляясь в лес. Миновав несколько засад из своих подчинённых, которые весело приветствовали своего атамана, колесница проследовала последнюю засаду, пацаны которой лихо подняли на верёвках искусственный завал, оказавшийся своеобразными воротами и въехала на большую поляну. Легко прокатилась мимо нескольких землянок и подъехав к большой крытой повозке, остановилась. Ардни соскочил на землю и поставив руки в боки, начал внимательно осматривать пленницу с растрёпанной головы до босых ног. Та вжалась в борт, обхватив колени связанными руками. Стараясь спрятать голову в плечи, она испуганно зыркала глазами из-под рыжей копны волос, разлетающихся в разные стороны. Тут подбежал тощий, но жилистый пацан с коротко подстриженными волосами, с короткой обкусанной бородкой, от чего его голова казалась совсем маленькой и затараторил, запыхавшись от бега:

— Атаман, ничего серьёзного в логове не было, без тебя. Только так по мелочи. Прибились ещё девять пацанов, разного возраста. Сидят по ямам на испытании. Рассадил всех по разным. Есть, пить не даю. Так Шумный велел. Смотреть будешь?

— Сколько уже сидят? — спросил Ардни устало, оборачиваясь к тараторившему.

— Уже два дня.

— Пускай ещё посидят. Рано. Пусть на них сначала Шумный глянет. Ещё что?

— Отряд Костлявого привезли ещё одну знахарку, на которую ты указывал. Поселили, накормили. Довольна. Сегодня к полудню прилезли. Она уже с Хабаркой познакомилась. Ни чё так тётка. Добрая. Она сейчас в землянке у Звенящего, там пацан у него чего-то обожрался, уже два дня животом мается. Ну, он у него болит, хотя поноса нету, — он вдруг задумался, почёсывая затылок, как бы вспоминая что-то.

— Ещё что?

Ардни на мгновение почему-то стало стыдно, но он не знал имени этого пацана, который докладывал. Атаман только знал, что он из людей Шумного, вернее Шума Дождя, одного из его ближников и был что-то вроде временного управляющего логовом, в отсутствии своего непосредственного начальника. Шумный, который руководил всем хозяйством, кроме того имел при себе целый отряд сборщиком информации, эдакие лазутчики, разведчики. Шустрый, шило в жопе, смышлёный, хоть сади гимны писать, проныра, без жира скользнёт и выскользнет из любого места. Он знал всё, что творится в логове и за его приделами, куда дотягивались его пацаны. Наглый до беспредела и изворотливый на столько, что атаман за всю жизнь его не разу не видел сконфуженным, а этот, его заместитель, сейчас явно замялся, отводя взгляд от глаз атамана, явно скрывая, что-то нехорошее.

— Ну, говори, что ещё?

— Да, тут Мухомор с Пухлым опять поцапались. Не успел разнять. Морды друг другу раскровенили. Обоих наказал по закону, рассадил по ямам до твоего суда, — при этих словах он тяжело вздохнул и продолжил, — Атаман, не приживутся они вдвоём. Какая-то непонятная и старая вражда меж ними. Я уж и так, и сяк.

Он замолчал и искоса взглянул на Ардни, ожидая его слова. Ардни было сейчас не до того и он коротко бросил:

— Пусть посидят. Остынут, потом разберёмся.

— А так всё вроде хорошо. Еды к вашему возвращению запасли, сена лошадям накосили. Заготовками, запасамизанимаемся.

— Ладно, — оборвал его атаман, — беги Шумному докладывайся.

Ардни уже не первый раз сталкивается с этим жополизом и всякий раз его прогиб, атамана раздражал. Зачем Шумный приблизил к себе такого человечка, не понятно, но приближать его к себе Ардни не собирался и поэтому старался отмахиваться от него, всякий раз давая понять, что все разговоры будет вести только с его начальником, Шумным. Хотя этот хорёк оставался здесь за старшего, пока их не было и выслушать доклад о происшествиях было нужно. С этими словами он хлопнул пацана по плечу, давая понять, что доклад окончен, тот развернулся и убежал. Ардни повернулся к пленнице, которая в настоящий момент его занимала куда больше. Та продолжала сидеть, как сидела.

Он достал охотничий нож из-за голенища коротких сапожек и срезав конец верёвки с колесницы, которой пленница была привязана к ноге, намотал обрезанный конец на руку.

— Пошли, — громко, почти повелительным тоном сказал он, пристально смотря на девушку и оценивая её реакцию.

Та не пошевелилась. Тогда он отошёл на расстояние натяжения этой верёвки и с силой дёрнул, сбрасывая пленницу с колесницы на землю. Она мигом слетела с повозки и от неожиданности сначала растянулась на траве, но тут же сгруппировалась и вновь заняла ту же сидячую позицию, только на этот раз лицом уткнулась в колени и жалобно заскулила. Ардни махнул лыбящемуся до ушей возничему и тот понукая лошадей, поехал куда-то дальше. Он же медленно подошёл к завывавшей девчонке и присел, напротив.

— Запомни, Утренняя Заря, — проговорил он медленно и спокойно. Услышав своё имя, она вздрогнула.

— Я никогда и ни для кого не повторяю дважды, — он сделал паузу, и она, чувствуя его близкое дыхание и не смотря на весь страх и ужас, колотившийся у неё в сердце, медленно, как бы исподлобья, посмотрела на него краем глаза. Между ней и запылённым лицом похитителя ярко блестело лезвие ножа. У неё аж в зобе дыханье спёрло, но голова от этого поднялась и взгляд, как заворожённый, замер на клинке. А он всё продолжал тем же ледяным, спокойным голосом:

— Если я говорю тебе, что-то сделать, ты делаешь это сразу и не раздумывая. Поняла?

Она мелко затрясла головой и по её чумазому лицу покатились две слезы.

— Вставай, — велел он, сам при этом поднимаясь.

Пленница медленно, как во сне, выполнила команду и замерла перед ним низко опустив голову и прижимая связанные руки к груди.

— Вытяни руки вперёд, — продолжал он.

Она вновь повиновалась, протягивая руки, но не поднимая головы. Блеснуло лезвие ножа и разрезанные верёвки упали на траву.

— Диля, Ероля, — окрикнул он двух мальчишек, стоящих у входа в роскошную крытую повозку и буквально светящимися от радости лицами, только не понятно по какому поводу, — отмокалку с баней готовьте, быстро.

Пацанов, как ветром сдуло. Как звучали их полные имена никто не знал и почему они стали Диля и Ероля, тоже.

— Видела? — спросил он её указывая ножичком в сторону убежавших пацанов, но она не могла их видеть, так как это происходило в стороне и за спиной, — я сказал и все метнулись выполнять. Это касается всех, потому, что я здесь самый главный. Поняла?

Она вновь затрясла головой, хотя, судя по выражению её уже мокрого от слёз лица, ничегошеньки она не понимала.

— Ладно, — выдохнул он, констатируя окончание визуального анализа, — пойдём, — сказал уже более весёлым тоном и зашагал уверенным шагом в сторону повозки, продолжая при этом удерживать намотанную на руку верёвку. Она вдруг как-то лихорадочно засуетилась и увидев натягивающуюся верёвку, быстренько засеменила за ним.

Повозка, стоящая на восьми колёсах, была не высокой от земли, но широкая и длинная. Покрывающий полог был высотой выше человеческого роста, снаружи весь покрытый различными, звериными шкурами, из-за этого казался ляписным, но при этом цветные шкуры были сшиты в строгом порядке, от чего формировался замысловатый, симметричный узор. Вместо входной двери висела берова шкура с когтистыми лапами в разлёт и головой, задранной к небу. Ардни подойдя к этой импровизированной двери, отцепил когти ножной лапы и заглянул внутрь. Рядом со входом стояла бадья, в виде бочонка, накрытого деревянной крышкой, на которой лежал черпак. Он открыл крышку, зачерпнул черпаком содержимое бадьи и вынырнул наружу и смотря прямо в глаза пленнице, медленно выпил содержимое. Это был на удивление вкусный кисло-сладкий, ягодный морс, прекрасно утоляющий жажду. Это был его любимый напиток. Как-то Диля его сварил, атаману понравилось, и он заставил постоянно мальчишку варить только его и держать питейный бочонок всегда полным. Взъерошенная девушка имела такое умоляюще жалкое выражение лица, что Ардни даже поперхнулся питьём от накатившего смеха. Остатки вкуснятины он вылил на землю, а её глаза, как-то сразу опять наполнились слезами. Атаман повторил процедуру и вновь наполнил черпак живительной влагой, но на этот раз он протянул его Заре и мягко, даже где-то упрашивая сказал:

— На, пей.

Девушка, медленно протягивая руки вперёд, двинулась в направлении черпака, всем своим видом напоминая запуганного, но очень голодного зверька. Наконец черпак оказался у неё в руках. Она сначала посмотрела на жидкость, как бы отстраняя черпак от себя чуть-чуть, затем поднесла к лицу и понюхала. Ардни стоял рядом, довольный как бер, объевшийся малины. Эта сцена его явно забавляла. Наконец она попробовала немножко на вкус, почмокивая губками и распробовав, с жадностью прильнула к черпаку. Пила жадно, торопясь, но что самое интересное, ни капли не пролила. Выпив всё до капли, она замедленно, вернула черпак хозяину. И на лице её светилось явное «ещё».

— Хватит, а то лопнешь, — отреагировал он на её бессловесную просьбу и убрал черпак туда, откуда достал.

— Пойдём дальше, — с какой-то весёлостью в голосе проговорил Ардни, направляясь в сторону зарослей конопли, ровный край которой говорил об её искусственной посадке. Подойдя к насаждениям и указывая на заросли, как бы само собой разумеющееся, сказал:

— Гадить туда.

Она потупила глаза и тихонько выдавила из себя:

— Не хочу.

— Как знаешь.

С этими словами он распустил завязки на своих кожаных штанах и полив ближайшие стволы травин, не завязывая, а придерживая штаны рукой, зашагал опять к повозке. Она засеменила следом. На этот раз Ардни повёл её к другой стороне повозки, где стоял большой, пёстрый шатёр, такой же ляписный, как и повозка, укрытый шкурами, из верхушки которого струился столбик дыма. Рядом с шатром был насыпной холм, кое где поросший травой, но явно насыпанный не так давно. Верхушка холма была плоская. Высотой он был атаману по грудь. К нему-то он и направился.

— Раздевайся, — скомандовал он, подойдя к насыпи и не поворачиваясь к пленнице, сам стал раздеваться, показывая пример.

Девушка вцепилась руками в рубахи, комкая их в жутком замешательстве, но увидев в его руке нож, мигом скинула через голову то, что отдалённо напоминало платье, и замерла, потупив взгляд, и вытянул руки по швам, даже не пытаясь прикрыться. Но оказалось, что нож он достал из-за голени только для того, чтоб воткнуть его в землю и снять мягкие, короткие сапожки. Наконец он тоже остался голый и присев возле ножа, тихо позвал:

— Иди ко мне.

Она медленно подошла, не поднимая головы, дёргаясь и помахивая руками на каждом шаге по жёсткой и острой стерне. Подошла и остановилась в шаге от него. Он вынул нож из земли и добавил:

— Ближе.

Она вся заколыхалась от страха, но шаг сделала и тут же отвела взгляд в сторону. Он осмотрел сначала ногу, с привязанной верёвкой, которая натёрла уже кровавый след, затем очень осторожно срезал узел, распустил хват и откинул поводок в сторону. После чего осмотрел содранные колени и бёдра, оставленные жёсткой травой, когда она тащилась за колесницей на верёвке. Его взгляд на долго задержался на треугольнике коротких светло рыжих волосиках, разглядывая там всё в мельчайших подробностях, от чего у самого член шевельнулся, а за тем резко вскочил, как крапивой ошпаренный. Поднял взгляд выше на плоский животик и ещё выше на высоко стоящие острые пирамидки грудок, ещё маленьких и не зрелых. Им, бедным, как и животу, тоже досталось, они были исполосованы ссадинами. Он резко встал, хватая её на руки. Она попыталась было робко встрепенуться, но ту же полетела на искусственную насыть, но вместо удара о землю, угодила в вязкую коричневато-жёлтую жижу. Эта глиняная насыпь оказалась огромным глиняным котлом или небольшим бассейном. Искусственный водоём был достаточно глубоким, и она, скользнув по пологой стенке, с головой скрылась в этой непонятной массе. Ардни перемахнул через насыпной борт следом и со всего маха плюхнулся рядом, но в отличие от неё, нырнул сознательно и долго не выныривал. Там, в глубине этой вязкой субстанции, он с остервенением чесал волосы, разбивая колтуны, собравшиеся за время рейда от пыли и пота, оттирал лицо и шею, наконец, воздух в лёгких закончился, и он вынырнул. Утренняя Заря полулежала, прижавшись к стенке боком и, лицо её корчилось от боли. Он утёр с лица вязкую жидкость и спросил её, даже где-то участливо:

— Что, щиплется?

— Да, — чуть ли, не ревя от боли, скрипуче пропищала она.

— Хорошо. Значит заживает. Терпи.

С этими словами он вытянул ноги, упёршись спиной на гладкий и скользкий глиняный борт насыпи, так чтобы жижа жёлто-коричневого цвета, с чем-то не понятным плавающим на поверхности, доходила ему по шею и блаженно с шумом выдохнул. Она, в это время отчаянно цепляясь руками за край, делала жалкие попытки вылезти наружу. Ардни посмотрел на это дело и рявкнул:

— Да, расслабься ты. Пощиплет и перестанет. Отмокай.

Девушка отцепилась одной рукой от борта, но второй судорожно продолжала держаться, белыми от усердия пальцами. Ардни закрыл глаза и расслабился. В глазах плавали круги и пятна. Было ощущение, что всё трясётся, качается и плывёт куда-то удаляясь. Навалилась усталость. Ничего больше делать не хотелось. Так он отмокал довольно долго. Встрепенулся, поймав себя на мысли, что засыпает. Открыл глаза. Утренняя Заря уже успокоилась и с любопытством вылавливала двумя пальчиками мелочёвку, плавающую на поверхности и внимательно разглядывая, пойманное.

— Это пивас, — пояснил он, растекаясь в улыбке.

Она вздрогнула от неожиданности и опять опустила голову.

— Что-то среднее между пивом и квасом, — продолжил пояснять он, — а ещё травы всякие, кора тёртая, коренья, ягоды и ещё что-то. Я в этом не разбираюсь. У меня вон, — кивнул он в сторону шатра, — знатоки есть.

И обращаясь куда в сторону шатра громко крикнул:

— Диля!

— Да, атаман, — откликнулся мальчишка, выныривая откуда-то из-за шатра.

— Ну, что там с баней?

— Так готова уже, — ответил тот, разводя руки в стороны, в недоумении, как бы он уже давно об этом всех оповестил, только его никто не слушал и делая ко всему ещё и обиженное лицо.

Ардни резко поднялся, создавая вязкую волну. Жижи оказалось ему чуть выше пояса. Он подошёл к девушке, с трудом преодолевая густую субстанцию. Она опять вся скукожилась, прижав руки к груди и отворачивая голову. Он ухватился руками за верхний край насыпи, подпрыгнул и отжавшись на руках, вылез на насыпь, разбрызгивая тягучую жижу, которая ошмётками шлёпалась обратно в ванну.

— Давай руки, — обратился он к ней, присев на корточки и протягивая обе свои руки.

Та безропотно протянула свои тоненькие ручки и Ардни, ухватив их, с силой вытащил её на поверхность, ставя её на бортик. Диля стоял столбиком возле шатра с вытаращенными глазами и открытым ртом. Атаман грозно посмотрел на него, но тот пяливший зенки в обнажённую девушку, злобного взгляда атамана не заметил. Последнему пришлось рявкнуть:

— А ну за работу!

Мальчик аж присел и, не разгибаясь, юркнул за шатёр. Ардни схватил обтекающую вязкой и склизкой жидкостью девушку и спустил с насыпи к шатру, поставив на ноги. Спрыгнул сам и отодвинул шкуру шатра, сделав приглашающий жест, сухо велел:

— Заходи!

Девушка мелкими шашками засеменила в проём. Ардни вошёл следом. Внутри шатра царил сумрак. По крайней мере так казалось после солнечного света. В центре на трёх небольших камушках, как на подставках, лежал большой, плоский камень, под которым горел костёр. Земля в шатре была засыпана толстым слоем речного песка, поэтому после стерни, ходить по нему было приятно. От большого плоского камня шёл заметный жар. С другой стороны, от входа, стояла не высокая, но широкая деревянная скамья, покрытая накидкой, сшитой из шкурок зимнего зайца. Там же стояли ёмкости различных размеров. Штук десять не меньше.

Ардни высунул голову наружу и позвал Диля, тот вырос, как из-под земли.

— Мазь лекарская где? — тихо спросил атаман.

— Там стоит. Зелёная такая, — ответил Диля явно обиженный таким вопросом.

— Знаю, что зелёная, — так же тихо, чтоб не слышала девушка, продолжил атаман, — жрать-то готово?

— Обижаешь, атаман, — с обидой в голосе ответил Диля, — как заказывал. Ероля накрывает стол в доме.

Тут он ещё, что-то хотел сказать, но Ардни не дал ему этого сделать, так как нырнул обратно в шатёр. Утренняя Заря стояла столбиком. Покрытые толстым слоем липкого пиваса волосы, свисали сосульками до пояса, закрывая опущенное лицо и грудь, как занавеской. Ардни подошёл к ней и подняв за подбородок опушённую голову, внимательно заглянул в бегающие глазки. Кивком головы указав на скамью в шкурах, тихо сказал:

— Ложись на полог.

Девушка отшатнулась и обречённо, шатаясь на нетвёрдых ногах, побрела к лежанке. Медленно забралась на неё и забившись к стенке, замерла.

— Ложись на край и на спину, — сказал ей Ардни, не обращая на её поведение внимание, перебирая стоящие на песке ёмкости, что-то ища. Она с обречённым послушанием сделала всё, как он велел. Наконец Ардни нашёл маленькую чашку с зелёной кашицей, но прежде захватив большую горсть конопляного семени, аккуратно высыпал на раскалённый камень. Семена зашипели, запищали и из них повалил ароматный пар. Он взял большое деревянное ведро с тёплой водой, мочало, мягкое, пушистое и всё воздушно лёгкое какое-то, присел к лежащей девушке. Та легла, как и было сказано, только со страху так сильно зажмурилась, что было видно, как напряглись все до одной мышцы, даже на ногах.

— Расслабься, дура, — усмехнулся он, — я просто буду лечить, — и намочив тёплой водой мочало, аккуратно, даже нежно, насколько мог, начал омывать её тело, покрытое липким слоем пиваса вперемешку с семечками, травинками и мелкими листочками. Постепенно она расслабилась, он же наоборот напрягся, в определённых местах, но она этого не видела, так как глаз по-прежнему не открывала. После чего размазал пальцем зелёную кашу по царапинам, встал, полюбовался с высоты на это произведение, удовлетворительно крякнул и принялся смывать пивас с себя, не забывая при этот поплёскивать водичкой на раскалённый камень. Вскоре от тумана и в двух шагах ничего на было видно. Ардни любил эту походную баню. Он не знал кто её придумал, с каких краёв занесло к ним это изобретение. Диля и Ероля братья, насколько ему было известно, были родом из каких-то уж совсем далёких земель. Эти мальчишки, попавшие как-то под руку Ардни сначала наперебой рассказывали о ней, за тем по воле атамана показали. Он попробовал, ему понравилось. Так и закрепился этот способ отмокать и мыться во всём логове. У жителей Страны Рек, которых знал Ардни, были другие бани, полуземляные. Да и назначение у них было совсем другое. Ары бань, как таковых, вообще не приветствовали, у них были мойки. Просто воду грели в больших чанах и в ей мылись. Иногда. А в основном, что ары, что речники для помывки использовали реки, ручьи, озёра, ну, в общем естественные водоёмы.

Ардни отмывался в клубах пара долго. Девушка, не привыкшая к такому издевательству, сначала уползла к стенке и там забилась, а затем вообще сползла на песок и зарылась в его прохладу, стараясь найти в шкурах щель, чтоб хоть немножко вдохнуть свежего воздуха. Атаман всем видом показывал, что она его не интересует, но одним глазом нет-нет да поглядывал, что она делает. Наконец Ардни залил очаг и к густому пару добавился едкий дым.

— Утренняя Заря, ты где? — окликнул он.

— Я тут, — пропищала она откуда-то снизу от стены.

— Пошли на выход.

С этими словами он пошёл в сторону предполагаемого выхода. Шёл наугад, пока не наткнулся на шкурную стену. Долго ощупывал, ища откидную шкуру, но не найдя там ничего похожего, нашёл выход другой:

— Диля! Вход открой. Не видно ни зги.

Где-то чуть в стороне, вспыхнуло мутное пятно света и потянуло свежестью по ногам. Туда-то Ардни и рванулся. Свежий ветерок приятно обдул разгорячённое тело.

— Заря, выползай оттуда, пока не задохнулась, к собакам дохлым, — прокричал он в проём, из которого валил пар вперемежку с дымом. И тут же откуда-то из-за стенки действительно выползла на четвереньках, кверху попой, красно-зелёная девушка. Она жадно глотала свежий воздух, ничего не видя перед собой, так как мокрые волосы сползали на её лицо и волочились по земле, опять пачкаясь. Ардни схватил стоящее рядом большое деревянное ведро воды и с размаху вылил его на одуревшую пленницу, которая резко, чуть ли с визгом вдохнула воздух, резво вскочила на ноги, выпрямляясь. Вода была холодная. Но тут же обмякла, приходя в себя и расслабляясь в изнеможении. Убрав с лица прядь волос, увидела перед собой двух особей мужского пола, от чего тут же стыдливо прикрыла руками промежность. Ардни схватил второе ведро и так же махом опрокинул его на себя, после чего взял из рук Диля меховую шубу и одев на себя, обратился к мальчику:

— Пожрать накрыли?

— Всё готово атаман. Сейчас горячее начнём носить.

Диля вновь скрылся за шатром. Ардни схватив мокрую девушку опять на руки, понёс её в дом. Он донёс её до входа в жилища и поставил на ноги. Отодвигая шкуру прохода тихо, но с некоторым нажимом, велел:

— Залазь.

Девушка, неожиданно злобно зыркнула на него, Ардни даже сразу не сообразил с чего это, но впялив в пленницу ещё более злобный взгляд в упор, она тут же ретировалась, стушевалась и юркнула в сумрак кибитки. Ах как ему нравился этот взгляд дикарки. От искр в её глазах, что-то в нём внутри загоралось, светилось, создавая радостную и приятную истому.

Внутри было довольно просторно. Вход представлял из себя небольшое помещение, отделённое от основного помещения, тканной, травяной занавеской, своеобразной шторой. В этом «тамбуре» стоял жбан, накрытый крышкой, на которой лежал черпак. С другой стороны, стопкой были сложены шкуры его повседневной одежды. Следующая часть помещения была более просторной. Широкая лежанка с одной стороны, заваленная сшитыми шкурами, с другой, напротив, большой стол из тёсанного дерева, накрытый для еды. Далее следовала ещё одна занавеска за которой был второй лежак со шкурами. Вторую занавеску и второй лежак Ардни специально соорудил совсем недавно, прямо перед этим походом. Он был почему-то абсолютно уверен, что задуманное ему удастся и у него в доме, наконец, будет кому занять вторую, женскую половину.

— Садись, — велел он, указывая на лежак у стола, — будем есть, — и сделав небольшую паузу, добавил, — а потом поговорим, если получится.

Она промолчала, но села. Ардни схватил мягкое меховое одеяло и накинул ей на плечи. Девушка тут же закуталась в него, чуть ли не с головой. Ардни сел рядом и пододвинул стол поближе. Засуетились Диля и Ероля, по очереди, вбегавшие к ним и ставившие на стол горячие вкусности. Он посмотрел в её насупившуюся физиономию и не громко сказал:

— Ешь. Голод не тётка и голову свою мыслями не забивай. Я же сказал, говорить потом будем, — и с этими словами принялся ломать лапу жаренного лебедя.

— О чём? — буркнула она, с интонацией, как ему показалось, заносчивой наглости.

Он отломал лапу и замер, медленно, зверея на глазах. Повернул голову к этой резко охамевшей девке и буквально заревел:

— Я тебя предупреждал, кажется, что дважды не повторяю!

Страх и ужас мгновенно вернулся в её тело. Она затряслась и с головой спряталась под одеяло, а Ардни, как ни в чём не бывало, начал есть. Она так из-под одеяла и не вылезла.

Атаман плотно поел, попил, отодвинул стол. Вытирая руки о шубу, в которую был завёрнут, снял и бросил её на пол. Всё время, что он ел, в кибитке соблюдалось полное молчание. Девушка, закутавшись с головой в одеяло, так носа и не показала и к еде не прикоснулась. Он вышел в «тамбур», достал из стопки чистые штаны, куртку и сапожки. Оделся. После чего вновь вернулся к столу и пристально уставился на меховой столбик, сидящий на краю лежанки. Ардни глубоко вздохнул и начал свою речь, торжественно и громко:

— А теперь слушай меня внимательно. Я помылся, наелся, напился и поэтому сейчас добрый, и великодушный. Я даю тебе выбор, притом не один, а много. Даю слово, что исполню то, что ты выберешь. Первый выбор. Ты отказываешься жить. Я с удовольствием порублю тебя на мясо и сварю суп. Мясо у тебя не старое ещё, суп должен получиться съедобный. Второй выбор. Ты хочешь жить, но только не здесь. Я продаю тебя первому встречному ару в его коровник. Девка ты молодая, отмытая и не дурна собой, к тому же похоже ещё и не пользованная, значит продать тебя можно хорошо и за золото. В какой ты бабняк попадёшь и к какому хозяину мне плевать. Третий выбор. Ты хочешь жить, не хочешь, чтоб тебя продавали не весь кому и остаёшься при мне со своей злобой и ненавистью. Тогда я сажаю тебя на поводок, и ты становишься моей коровой. Корова атамана — это высокое звание. Среди других коров логова ты будешь пользоваться определённым уважением. Будешь делать, что сказу, когда, где, как и сколько. Следующий выбор. Ты хочешь жить в достатке и во власти. Не хочешь продаваться, а желаешь продавать сама, меняешь злобу на покорность и обожание и становишься моей женой, первой и единственной, пока. Рожаешь и воспитываешь моих детей. И, наконец, последний выбор. Ты забываешь всё, что я здесь наговорил. Одеваешь своё платье, оно валяется там, где ты его сбросила, и я вывожу тебя из этого леса, за последнюю засаду. После чего ты свободна. Притом свободна совсем, не только от меня, но и вообще от всех. Рода твоего больше нет. Я всех продал. Баймака твоего тоже больше нет, я его сжёг. Что с тобой будет за пределами моего леса мне всё равно. Забуду, как сон, найду другую. Времени на выбор даю тебе до завтрашнего утра.

Он замолчал. Она продолжала сидеть не шевелясь. Ардни взял из чашки со стола крупную ягодку земляники и, закинув её в рот, вышел из кибитки. Жестом подозвал к себе Диля, возившемуся у импровизированного бассейна. Он сливал пивас через специально проделанное отверстие. Мальчик, заметив атамана, тут же подбежал. Ардни нагнулся к его уху и шёпотом начал отдавать команды:

— Глаз с кибитки не спускать, но так, чтоб вас не было видно. Следить по очереди. Один работает, другой караулит. Ночью спать тоже по очереди, пока сам не приду.

— А если попытается бежать, что делать, — так же шёпотом спросил Диля.

— С ней ничего. Из логова далеко не убежит. А сами бегом ко мне предупредить.

— Так может её привязать?

— Нет. Мне надо посмотреть, как она себя поведёт. И смотрите мне. За эту девочку я шутить с вами не буду. Лично головы по отрываю, — уже сквозь зубы злобно прошипел он и, развернувшись, пошёл на круг, небольшую круглую площадь в самом центре поселения.

Основная часть летучего отряда уже вернулась в логово и пустующее, казавшееся вымершим по началу селение, стало оживать разнообразным морем звуков и постоянным мельтешением разновозрастных пацанов.

Атаман, важным шагом, прошествовал в центр поселения, хозяйским взором осматривая всё вокруг. Кругом царила бесшабашная радость, веселье, всеобщее удовлетворение, как после трудной, но хорошо сделанной работы. Он пришёл на круг первый, там никого ещё не было. Это была традиция, заведённая им, всякий раз собираться до и после походов. Круг собирался нескольких видов. Общий, как сейчас, собирался по масштабным делам, когда в той или иной мере участвовали все жители логова и информацию, которую на этом круге озвучивали, необходимо было довести до всех. Малый круг собирался лишь для ближнего круга атамана и редких приглашённых на него для решения или разбора каких-то локальных вопросов или там озвучивалась информация, о которой всем знать было необязательно. Кроме того, атаман и ближний круг, как правило, ели и пили в месте, это тоже был своеобразный круг, третий. Там, кроме ближников присутствовали их возничие. Каждый отряд для еды составлял свой круг и таких кормовых отрядов, было несколько. Никто не ел в одиночку. Все ели сообща в своём социальном круге. Даже те, кто готовил и обслуживал, ели все вместе после общего сборища. Ардни сегодня поел предварительно, не просто так, а сознательно и сделал он это не из-за Утренней Зари. Он и раньше частенько так делал. Каждое такое застолье сопровождалось обильной выпивкой, некоторые даже умудрялись напиться до поросячьего визга, а ему пить сегодня было нельзя. Он пил, и пил в изрядных количествах, притом не слабый алкоголь, типа пива или браги, а настоящую Сому, но пил он её лишь тогда, когда необходимо было действовать, а сейчас ему надо было думать и оценивать настроение ближников. Хотя и после Сомы иногда вместо обычной ярости и беспредельной силы, возникала лютая, холодная ярость, с кристально чистым сознанием, прозрением и ясновидением. Но такой эффект возникал крайне редко, в каких-то особых случаях и Ардни никак не мог поймать закономерность, при которой это происходило.

Круг представлял из себя один общий стол. Только на привычный стол он совсем похож не был. Просто в земле была выкопана круглая траншея, глубиной по колено в центре этого круга горел постоянный священный огонь. Костёр, обложенный камнями. В эту траншею вставали ногами и садились на внешнюю сторону траншеи, а на внутреннюю сторону, засыпанную речным песочком, ставили блюда. Вот за этот земляной круглый стол, на своё место и уселся атаман. Задумался, а подумать действительно было о чём. Ватага стремительно разрасталась и не только количественно. Она взрослела и на данный момент её костяком были уже не пацаны, а молодые мужчины, запросы и потребности которых отличались от дня вчерашнего. Кроме того, всё больше и больше требовалось места, прокорма и главное им требовались женщины. Природа своё брала и бегать по речным еби-бабам^[42] каждый раз, не набегаешься. Пора было заводить свои постоянные семьи, как истинные ары, но, что с ними делать, он не знал, кроме как использовать по прямому назначению ночами. Но ведь требовалось с ними ещё и жить как-то. Создавать семью. Женщины для него были существами из другого мира. Непонятными, непредсказуемыми. Он сидел один, его никто не трогал, не беспокоил и плюнув на женскую проблему, он опять углубился в свои воспоминания…

Он вновь вспомнил, как легко, играючи ушёл тогда от охоты, объявленной на него. Пацаны, молодцы, оказались смышлёнее, чем можно было предположить. Увидев, что речники целой флотилией переправляются на другой берег, не мешкая, тоже переправились на противоположный берег, параллельно охотникам. Ардни шагая берегом, точно специально вышел на них, как раз в тот момент, когда они подплывали к берегу, поэтому пацаны не причаливали и следов своих на берегу не оставили. Ардни вошёл в воду, вскарабкался на борт, они молча обняли друг друга и атаман, обессилив, плюхнулся на дно лодки.

Пока охотники орали свою песню, пацаны налегли на все четыре весла попарно и пустились наутёк в низ по течению. Парус не распускали, он так и висел собранный, пользоваться им всё равно никто не умел, правда сказать и с вёслами тоже по началу не очень хорошо получалось. Сначала гребли аккуратно, стараясь не шуметь, но как только вдалеке перестали петь, все налегли на вёсла со всей силой. Что бы там кто не говорил, а страх за собственную жизнь присущ каждому. Ардни выхлебав остатки Сомы и съев весь продовольственный запас своего мешка, прихваченного ватагой ещё на празднике, не вошёл, как обычно в состояние безумной ярости, а остался в ярости разумной и холодной. Сейчас он вспоминал, как ему нравилось это кристальное состояние, некое чувство бога. Он не знал и даже не задумывался над тем, откуда в его голову приходило осознание того, что нужно делать. Он просто это знал, предвидел. Ардни отчётливо понимал, что охота за ним будет бессрочной, даже если охотники не настигнут его до рассвета, то продолжат искать и дальше. И будут искать, пока не найдут и не убьют. Это для них было долом чести, священным долгом перед умирашкой^[43]. Ардни понимал, что возвращаться ему ни в логово, ни в коровник нельзя. Если речнеки не смогут поймать его в своих землях, то по двое, по трое, будут шастать по землям аров и в его родных местах искать будут в первую очередь. Пацанам тоже теперь возвращаться нельзя. Их вычислят и за пытают. Кто-нибудь обязательно сломается и сдаст. Значит уходить надо всем и как можно дальше от дома. В голове кристаллизовался единственный выход из сложившейся ситуации и он точно знал куда ему надлежало бежать и как. Он был уверен, что вариант беспроигрышный.

Лодка, не смотря на все усилия пацанов, казалось еле тащится. Несмотря на то, что с ним был весь его ближний круг, все двенадцать пацанов, четверо из которых отдыхали после очередной смены и гребли по очереди, гребцы всё чаще останавливались, отдыхая всем составом. Они не так устали, как стёрли руки в мозолях. Летом ночи короткие и вскоре начало светать. Течение их прибило к левому, высокому берегу реки. Берег был пустынным, никаких признаков человеческой жизни. Вскоре они наткнулись на заводь, поросшую высоким сухим камышом. Оказалось, что в этом месте в большую реку впадала мелкая речушка, но из-за камыша по началу этого определить не смогли, лишь когда решили спрятаться в камышах и углубились в них дальше, то вскоре выскочили на русло небольшой речки и поднялись по ней, как можно выше. Мачту сломали, ибо её было видно издалека, вернее просто перерезали верёвки у основания и оттащили отполированный ствол на берег. Лодку зацепили за мель, и все дружно вылезли на прибрежную траву. Остановиться Ардни решил потому, что плыть средь бела дня на виду речных баймаков, затея плохая. Там, где они вылезли, реку видно не было, а значит и они с реки не просматривались, но атаман не стал рисковать и отвёл свой отряд ещё дальше, за невысокий холм, где вся ватага сразу завалилась спать. Ардни же спать не стал, а пошёл к большой реке, выше по течению, где степь вздымалась, обрываясь высоким берегом, с которого река просматривалась, как на ладони. Соорудив себе укрытие из нескольких пучков травы, выдернутой с корнем, он улёгся и начал ждать, ясно понимая, что охотники идут сюда и не ошибся. Стало совсем светло, хотя солнце ещё не появилось, когда где-то там далеко, из-за поворота показалась целая флотилия лодок. Они плыли в две колонны вдоль того и этого берега. Лодки шли со свёрнутыми парусами только на вёслах, то и дело притормаживая. Мужики с луками стояли вдоль борта и внимательно всматривались в берега. Ардни тогда ещё подумать успел, какие следы они так могут увидеть или и в правду думают, что вот так где-то сижу на берегу и жду, но тут его прошиб холодный пот. Он увидел то, что высматривали охотники. По берегу бежали две большие собаки. Вот этого Ардни в расчёт не брал. Он просто забыл про такую возможность. От неожиданности он отполз от края на несколько шагов, соображая, что делать. Обмануть людей можно, тем что они сделали, а вот собак… Хотя тут же начал себя успокаивать. И ветерок дул с реки, а не с берега, и на берег они вышли почти на полёт стрелы по мелкой речке, но собаки есть собаки стоит им лишь что-нибудь унюхать, след возьмут и всё, конец. Вдруг со стороны протоки, что сейчас была от него в шагах ста, обе собаки принялись визгливо лаять. Ардни услышал, как в ушах громко заколотилось сердце. «Неужели унюхали?» — подумал он и обернулся на холм, за которым спали пацаны. Предупредить он их уже никак не успевал. Он вновь подполз к краю и сквозь пучки травы осмотрел берег. Передняя лодка, остановилась и гребцы, уже почти проскочившие протоку, погребли назад. «Ну, вот и всё» — обречённо подумал Ардни, но вместе с тем сделал это спокойно, как будто, так и должно быть. Он ни капельки не испугался и даже не встревожился, когда увидел лающих на берегу собак, которые вдруг прыгнули в воду и поплыли к лодке. Охотники их выловили, всматриваясь в заросли камыша. Один даже залез по мачте на перекладину со смотанными парусами и оседлав её верхом, просматривал камыши, уходящую в даль речушку с верху. Лодка дрейфовала по течению медленно, Ардни казалось она вообще стоит на месте. Наконец лодка миновала протоку, собак побросали в воду и те доплыв до берега, отряхнулись и вновь затрусили по прибережному песку. Ардни закрыл глаза и тяжело задышал, как будто, только что бегал.

Солнце показалось из-за горизонта и последняя лодка, из всей вереницы миновала протоку. Ардни смотрел в след уплывающим охотникам, как неожиданно услышал сзади приближающиеся шаги. Он резко обернулся. К нему согнувшись, как ни в чём не бывало подходил Ровный и пристроившись с боку оглядел реку.

— Атаман, — обратился Ровный.

— Что? — буркнул Ардни в полголоса.

— Иди по спи, я по караулю. Что-то сон совсем не идёт.

Ардни посмотрел на него с какой-то грустью и демонстративно показал пальцем на удаляющийся караван лодок.

— Обосранные боги, — выругался Ровный, даже не удосуживающийся посмотреть вниз по течению, когда смотрел на реку.

— Повезло нам. Они собаками берега прощупывают.

— Что делать будем? Может рванём в степь подальше?

— Нет. Лучше отсидеться здесь. Нам надо вниз по реке, — уверенно сказал атаман, точно уверенный в том, что надо делать, — а они далеко вниз не пойдут. Сегодня же затемно вернуться. Вот как раз в ночь и поплывём дальше.

— Неплохо было бы пожрать чего-нибудь.

Жрать оказалось нечего. Ловили рыбу, притом почти руками. Разорвав парус и перегородив маленькую речку, где наибольшая глубина была по пояс, согнали её в кучу, да, вычерпали на берег. Да, благо рыбы было столько, что действительно голыми руками её можно было ловить. Мачту расщепили на дрова, соорудили маленький костерок, рыбу подпалили, в общем голод больше не донимал. Остаток дня проспали, по одному карауля на высоком берегу.

Флотилия показалась только к вечеру, как Ардни и предпологал. На этот раз шли по центру реки и под парусами. Ветер был попутный, поэтому плыли довольно резво, даже вёслами не махали. По громким голосам, доносящимся с лодок, стало понятно, что охотники были пьяны. Хоть орали они громко, но разобрать о чём конкретно, было невозможно. Только отдельные ругательства, да матерные слова, хотя матерный язык в те времена был привилегией исключительно матёрых баб^[44], а мужикам он был зазорен. Ардни видя всё это со своего наблюдательного пункта, отчётливо понял, что активная фаза охоты на него окончена.

Ардни ещё раз подивился хитросплетениям судьбы. В том, что он убил верховного Змея всего Речного народа, в том, что ему так легко удалось избежать за это наказание, в том, что он со всеми своими ближниками целый год скрывался в далёких землях, вблизи проклятого моря, на озере с лотосами и где родились их мечты и планы, которые они сегодня успешно воплощают в жизнь. Во всём этом он видел незримую руку судьбы. Он верил, что такого стечения событий и их последствий, просто так, быть не может. Вся его жизнь с самого рождения была кем-то прописана, и кто-то, как незримый, но очень могущественный хранитель, оберегал его. Даже если тыкал во что-то носом, то с пользой для него. И это дарованное ему «состояние бога», которое вообще выходило за рамки понимания и делало Ардни действительно кем-то сверхъестественным, появилось у него не просто так. Он свыкся с тем, что он не простой человек, он кто-то больше и вся его жизнь подтверждала его веру в это…

Сидя один на круге Ардни растянулся в улыбке. Прямо на него шёл как раз тот самый Ровный, о котором он только, что вспоминал. Вид у него был встревоженный, вместе с тем, шёл он целенаправленно. Он напоминал человека, который долго и мучительно собирался поговорить о чём-то щепетильном и наконец, решившийся сделать это раз и навсегда. Так оно и получилось. Ровный сел на своё место справа от Ардни и смотря куда-то себе под ноги в канаву, какое-то время напряжённо молчал, потом, как бы заставив себя, начал:

— Понимаешь, атаман, — заговорил он сбивчиво, явно волнуясь не на шутку, — мы же уже не пацаны ватажные, а взрослые мужчины… ну, нам надо бы начинать взрослую жизнь… сам понимаешь…

Ардни сразу догадался, о чём пойдёт речь и прервал его мямле-изречение:

— Ты девку себе присмотрел что ли?

Ровный резко выпрямился, выходя из скрюченного состояния и тихонько буркнул себе под нос:

— Женщину.

Ардни даже наклонился, стараясь заглянуть в его глаза, которые Ровный по-прежнему отводил в сторону.

— Женщину? — переспросил атаман. Его удивлению не было придела.

— Ну, да, — как-то обречённо подтвердил Ровный, но тут же спохватился, — но она молодая ещё, ребёнок у неё этого года… девочка… да, в общем не баба она ещё. Она из невест с чужого баймака. В бабняк её ещё не принимали.

Ардни слушал в пол уха, потому, что вновь полезли мысли, которые всё это время не давали покоя. Ватага переросла сама себя, и надо срочно менять правила жизни логова самому, под присмотром и продумано, иначе изменения нагрянут сами, идя в разнос и порождая хаос и вся их сплочённость и целеустремлённость рухнет.

— Атаман, я вот что хочу тебя просить.

Ровный опять сделал паузу, как бы собирая в кучу расползающиеся мысли. Ардни не перебивал его потуги в этом направлении, только какая-то нотка тревоги зародилась в нём. Ровный тяжело выдохнул и решился:

— Я хочу часть доли взять товаром, — он замялся, как-то неуклюже зашевелив руками, явно не зная куда их девать, — ну, или вообще не надо доли, разреши взять товаром.

Он сильно волновался и от этого говорил сбивчиво, как-то дёргано, запинаясь, хватая воздух, как рыба на берегу.

— Ничего не понял, да, объясни толком. Каким товаром. Чашками, мисками что ли? — подтрунил его атаман, делая вид, как будто не понимает о каком товаре идёт речь.

— Да, нет, — отмахнулся Ровный, — мы, когда возвращались, я всю дорогу смотрел на тебя и думал. В конце концов, тоже решил, — тут он опять замолчал.

— Послушал бы ты себя со стороны, — рассмеялся Ардни, — тебе с таким красноречием только гимны петь у жрецов. И с чего ты решил, что я себе девку везу? У меня с этой пигалицей просто свои давние счёты. Может я из неё, за давнюю обиду, решил суп сварить.

— Да, не смейся, ты, — смех атамана толи озлобил его, толи ещё чего, но напряжение спало, и он заговорил спокойней, но при этом густо краснея, как девка молодуха.

Ардни не стал дослушивать его пламенную речь и перебил, хлопнув его по плечу:

— Ладно, веди её сюда. Смотреть на неё буду.

Ровный вскочил и недоверчиво посмотрел на атамана, мол не смеётся ли он над ним, видно ещё, что-то хотел сказать, но увидев на лице Ардни доброжелательную улыбку, улыбнулся в ответ, и ничего не говоря, бегом рванул к своей кибитке. Ардни посмотрел ему вслед и задумался. Он действительно пока не решил, что будет делать с Утренней Зарёй. Нет, он, конечно же, хочет сделать её своей женой и её к этому подводит, но он-то думал, всё это будет потом, когда-нибудь, когда он всё продумает и подготовит народ к восприятию данного факта, когда он будет уверен, что всё пройдёт по его плану. Сейчас же ситуация меняется. Ровный сломал все его планы. Хотя его можно заставить тоже пока подождать… Ардни не успел додумать, так как Ровный буквально затащил молодую женщину с грудным ребёнком на круг и подвёл к нему. Женщина, стоявшая перед Ардни с низко опущенной головой, поначалу на него не произвела никакого впечатления. Длинная рубаха балахоном скрывала все её формы, хотя было заметно, что по комплекции она была по плотней его пигалицы. Видно было не кутырка^[45] уже, да и ребёнок на руках говорил о многом. Волосы, заплетённые ещё в девичью косу, толстую и массивную непонятного цвета. Цвета пыли, что ли? Ровный её до сих пор не помыл? Ардни подошёл к ней. Поднял лицо за подбородок и повертел его из стороны в сторону, рассматривая и оценивая. Вся она была чумазая, грязная, какая-то потасканная, но даже несмотря на это просматривалась молодость и красота черт, а когда она подняла свои пушистые туровы ресницы и заблестели её большие серые глаза, Ардни даже залюбовался, но тут же спохватился и отпустил женщину. Он быстро вернулся назад и сел на своё место. Ровный стоял напротив и теребил обеими руками свою куртку. Она вновь опустила голову и прижалась к младенцу, на удивление молчавшему всё это время, похоже спящему.

— А что ж ты её не помыл? — обратился Ардни к Ровный, — На показ привёл, как из земли выкопал.

— Да… я… это, — в конец смутился Ровный и добавил, пожимая плечами, — прятал.

Атаман хмыкнул, и уже обращаясь к молодухе спросил:

— А тебя зовут то как?

Та встрепенулась и чуть приподняв голову, покосилась на Ровного, как бы спрашивая разрешения, тот в ответ прикрыл глаза, как бы разрешая. «Заговорщики, драть вас некому» — подумал Ардни.

— Тихая Вода, — еле слышно высоким тонким голосом буквально пропела она.

Ардни задумался о своём. Уставившись не мигающим взглядом на Ровного, он вдруг подумал: «Чего он так боится?». И тут сам себе ответил: «Да, того же, что и я. Вот прекрасная возможность посмотреть на себя со стороны в полной красе. Мы все тут ходим, пыжимся, представляя из себя мужиков, сильных, настоящих, грубых, жестоких. А рядом с этими девчонками, тушуемся и показываем всем своё истинное лицо, без масок, раскрасок — мы пацаны, мальчишки. Мы просто не умеем быть при женщинах мужчинами, просто не знаем, как это делается, как это должно быть. Нам не у кого перенимать эти мужские правила поведения. Да, этого боится Ровный. Именно этого боюсь и я. Мы хотим быть взрослыми, мы хотим начать взрослую жизнь. А как? Вокруг нас нет примеров подражания, вокруг нас нет взрослых. Что делать? Что будет, если я приостановлю всё это до лучших времён? На сколько? Седмица, десять, год? Что изменится? Да ничего. Для того, чтобы научиться чему-нибудь, надо это делать. Хочешь научиться плавать, прыгай в воду и плыви». Ровный буквально извивался под упорным взглядом атамана. Он не понимал, что происходит, почему тот молчит и так на него сморит. Видно было, что он готов был провалиться сквозь землю.

— Так вот, что, ТихаяВода, — вдруг начал уже повелительным тоном Ардни, продолжая прожигать взглядом ближника, — я не знаю, объяснял тебе Ровный или нет, но я не кому не говорю дважды, поэтому слушай внимательно и запоминай. На мои вопросы надо отвечать сразу, честно и только то, что я спрашиваю. Понятно ли тебе? — и он наконец-то перевёл взгляд на женщину.

— Да, — пропела та, не поднимая головы.

— Готова ли ты, женщина Страны Рек, называемая Тихая Вода, стать законной женой ара по имени Равный Богу?

Этот вопрос в лоб, похоже, поверг в шок обоих. Она явно не ожидала его услышать и в своих недолгих разговорах меж собой, до этой темы они даже близко не доходили. Тихая Вода заметалась, даже забыв держать голову опущенной. Смотрела то на Ровного, то на Ардни. Глаза вытаращены, рот полуоткрыт. Грязная, испуганная, ошарашенная, она билась во внутренней истерике, но молчала. Ровный стоял как пень и не дышал. Ардни рявкнул, да так, что сразу привёл всех в сознание и расставил по местам, задавая тон повиновения великому и ужасному для одной и заставив встрепенуться и оскалиться для обороны другого:

— Я сказал сразу отвечать! Ты заставляешь меня повторять? Так «да» или «нет»?

— Да, — она чуть не взвизгнула от страха и наверняка описалась, бедная и на единственно чистых местах, во всём её облике — глазах, заблестели слёзы, выделяя их ещё больше на общем фоне. Только Ардни не понял их причину. Толь от испуга, толь от счастья.

— А ты, ар Равный Богу думал о том в качестве кого ты хотел ввести в свой дом и обладать этой женщиной и вообще для чего ты у меня её просишь за долю?

Ровный писаться не стал. Он, как никто другой знал своего атамана. А атаман знал его. И когда Ардни рычал, то Ровный зверел сам. Сейчас перед Ардни стоял не тот размазня, что только что не знал, куда себя деть. Стоял ощерившийся волчара. На «слабо» то и рассчитывал атаман.

— Да, — рыкнул ближник.

Ардни резко сменил выражение лица и тон из повелительного на шутливо бестолковый:

— Не понял. Чего «да»?

Этот резкий поворот, вновь выбил Ровного из равновесия. Он отчаянно начал соображать, а вообще о чём они тут говорят?

— Ты кем её хочешь взять женой или коровой?

— Женой, конечно, — недоуменно пожал плечами Ровный, как бы давая понять, что это было само собой разумеющиеся.

— Тогда слушай меня внимательно, невеста ара Равного Богам по кличке Тихая Вода, — вновь обратился он к молодухе постепенно переходя опять на повелительный тон, не громкий, но от этого для неё не менее устрашающий, — если ты, — он сделал ударение на последнем слове, — позволишь себе проявить не уважение или оскорбишь моего друга, если ты позволишь себе сделать его несчастным, я лично откручу твою башку, а мясо скормлю собакам.

Она съёжилась вся и зашаталась. Ардни успел подумать о том, что эта молодуха сейчас рухнет в обморок и кивнул на неё Ровному. Тот заметил и сделав шаг к ней, взял её под руку. Ардни ещё хотел, кое-что ей ласкового наговорить, но Ровный жестом показал, мол хватит, заканчивай показуху. Но Ардни решил всё же закончить, но сказал уже как-то просто и спокойно:

— Если ты всё сделаешь правильно и умно, то и твоя жизнь, и жизнь твоих детей будет лёгкой и счастливой. В достатке и исполнении всех твоих желаний. Запомни это.

Она приподняла уже окончательно зарёванное личико, которое стало грязно до безобразия, украдкой посмотрела на Ровного. Тот ей в ответ не смело улыбнулся и размазал грязь на её лице своей ладонью.

— Да, иди ты отмой её, наконец, — уже с откровенным смехом закончил Ардни.

Довольный ближник, важно, вразвалочку, высоко задрав голову, шествовал к своей кибитке, за ней в паре шагов, низко опустив голову, семенила его будущая жена.

Вскоре постепенно на круг стал стекаться народ. Сначала набежали мальчики, те что обслуживают столы. От своего дома Ардни увидел только Ероля, который подошёл к атаману, с заговорщицким видом зашептал на ухо:

— Всё нормально. Она там. Никуда не выходила.

Атаман удовлетворительно кивнул и Ероля умчался работать.

Пьянка, гулянка, начавшаяся уже под вечер, закончилась глубокой ночью. Никаких обсуждений, дебатов, решений, просто очередное празднование удачного похода. Ардни не пил, не ел, а лишь делал вид, внимательно присматриваясь к пирующим. Он никак не мог найти решение вопроса, как дальше развиваться, каким путём идти, притом это касалось не только личной жизни, а жизни вообще. Он мог бы задаться этим вопросом в своём «состоянии бога», но когда возникало это кристально холодное состояние, а оно возникало крайне редко, то как правило в то время было не до таких вопросов. Поэтому он сидел и размышлял как обычно. «Уйти на свободное место, — думал он, — и там поставить свой город? Но мы не сможем построить арийский город. У нас нет жрецов, а из мастеровых всего два брата, чокнутых на своём ремесле. Мы войны. Даже если поставим город, арами от этого не станем. Нас никто не признает, и по-прежнему будут считать гоями. Это не приблизит нас к достижению своей цели. Да, нас боятся. С такой силой, как наша, воинами одного города не справиться, но при необходимости, что мешает им объединиться, закупорить нас в нашем же логове, лишив простора и скорости и вывести нас тут, как выводят волчью семью, будучи ещё в логове. С другой стороны, они не делают этого потому, что волки возле дома не охотятся и держать при себе нас безопасно, притом они понимают, чем ближе, тем безопасней. Мы им нужны как раз для того, чтоб держать в страхе речников и охотиться в их землях. Ардни, по собственной воле, опустошает земли речников, на которые вот-вот хлынут расплодившиеся ары. До того, как в степи объявился отряд Ардни на изобретённых колесницах, перевес сил, на какое-то время, был на стороне речников. Они пускай и не воины, но прекрасные охотники. Речники не воюют пиками, дубинами, ножами, они перестали выходить на открытые столкновения в рукопашную, как раньше, они просто открыли охоту на аров и оставаясь невидимыми для противника с расстояния выстрела стрелы, валят на повал столько, сколько хотят и при этом не неся никаких потерь. Когда отряд воинов, посланный одним из городов, пошёл качать права речникам, те недолго думая, просто перестреляли всех из засады и оставили на лесной дороге на прокорм зверю, только стрелы свои пособирали.

Идея уйти и построить свой город была основной среди ближников его логова. Она то и дело всплывала в застольных разговорах, но Ардни эта идея не нравилась, поэтому он специально гасил её развитие на корню, не давая выйти на круг голосования. Чем прокормить на пустынных землях всю эту свору? Совсем скоро их станет значительно больше. Их объединение уже и ватагой то не назвать. Целая армия с чётким разделением по специализации. Само логово превратилось в настоящий город, который растёт, как гриб после дождя. Ещё луна, две и расселять народ будет некуда. В следующем же походе, весь ближний круг натащит в логово избыточный живой товар и неминуемы скандалы и распри за место. Может запретить? Это может стать проблемой, уже моей проблемой. Ну, или почти проблемой. На круг обязательно поставят вопрос на отселение и всё вернётся на круги своя. Решение примут предсказуемое. Уйти в пустошь. Построить город. Во-вторых, чем они там будут заниматься. Ведь они ничего кроме как убивать и грабить, ничего не умеют. Они воины. И наконец, третье. Уйти и отделиться, значит совсем потерять надежду стать аром. Он рождённый коровой, видел в образе жизни высоко рождённых идеал, придел своих мечтаний. Для него это была цель. Он хотел так жить, жить в цивилизации, почёте и власти, а не гоем где-то в пустоши. Именно этим он заразил с детства свою ватагу, именно об этом они ещё пацанами мечтали там, на далёком озере с лотосом. Где родились и их цели на жизнь. Они вернулись обратно, чтобы их достичь, а не бежать обратно в пустоту. Они уже это проходили. Ардни не знал ответа на свой главный вопрос, как пробиться в это сраное высшее общество, чтоб их признали и приняли, посчитав достойными. Детские, наивные мечты. По началу он думал, что, став непревзойдёнными воинами их заметят, оценят, признают, пригласят и о благоденствуют. Они стали непревзойдёнными. Ничего не изменилось. Потом он по наивности и молодости полагал, что надо просто сделать что-то особенное, героическое для народа аров и вот тогда-то за ним и признают полный набор прав и привилегий и он начнёт, наконец, жить в большом городе и пользоваться всеми благами, уважаемый и властный. И даже отцу станет стыдно за всё, что он творил с его детством. Сейчас Ардни на всё смотрит по-другому. Исчезла наивность, исчезло и понимание того, что это как-то можно сделать. Хотя семя одной мысли всё же зародилось, но эта мысль была на столько сумасшедшей, что воплощать даже в иллюзорную идею, Ардни не спешил.

Уже глубокой ночью атаман при подходе к своей кибитке столкнулся с непонятно от куда-то выскочившим Еролем, который тут же зашептал:

— Атаман, всё спокойно. Она не выходила и вообще там такая тишина, я уж подумал, а если там кто? Вдруг она обернулась и улетела.

Атаман усмехнулся, хлопнул мальчишку по плечу и усаживаясь на пень, стоящий напротив входа в кибитку, устало сказал:

— Ероля, иди спать, дальше я сам.

Мальчик не торопливо побрёл на ту сторону кибитки, делая большой крюк, стараясь не подходить к ней близко.

«И так, — продолжил он свои размышления, — надо менять нашу жизнь, хотя бы сначала изнутри. Никуда мы отсюда уходить не будем. А логово либо это расширим, либо новое создадим, тем более земли речников пустуют, повымерли с нашей помощью. Стоп. Но этот уход и будет равноценен уходу в пустошь. Тупик какой-то».

Его мысли прервал лёгкий шорох у кибитки и Ардни боковым зрением заметил какое-то движение. Присмотрелся. Светлое пятно осторожно вылезло наружу. Метнулось влево, вправо и присело. «Это ещё, что за явление? — подумал он вдруг, не совсем соображая и не успевая переключиться с мира грёз на реальность. Но тут зажурчала водичка и до него сражу же дошла вся реальность происходящего. Он мысленно сплюнул и выругался про себя: «Ну, дура, ты у меня узнаешь, как гадить где не попадя».

Караулить дальше он её не стал. Сделав своё дело, она вновь забралась в кибитку и там притихла. Ардни стал со своего природного сидения и пошёл к выходу из логова. Кстати сказать, вход и выход из логова был действительно единственный. Нет, конечно, выйти и зайти на поляну можно было в любом месте леса, но искусственно сооружённые завалы по всему периметру поляны, рвы-ловушки и густо насаженный непролазный и очень колючий кустарник, делали это практически невозможным. Прорубиться сквозь эту рукотворную стену даже отряду, вооружённому топорами, надо было очень постараться, да и времени потратить целый день, а то и два. Кроме того, внешний периметр леса был усеян, как минное поле, звериными ловушками: петли, силки, сети и всё это было способно поймать не только зайца, волка, человека, но даже тура или лося, если таковые забредали. Единственный проход в логово, в виде петляющей среди зарослей дороги, охраняли три засады, которые кроме непосредственной охраны, осуществляли и другие, специфические функции. Например, крайняя застава на входе в лес, регулярно делая обход вокруг всего леса, проверяла ловушки, постоянно вынимая из них всякое зверьё и налаживая их обратно для последующей ловли. Вот и получалась охрана и охотники в одном лице.

Ардни вышел в степь только с одной целью — встретить рассвет. Вот захотелось ему посмотреть на утреннюю зарю и всё тут. Он стоял, вдыхая полной грудью свежесть утреннего воздуха, наполненного, так им любимого запаха разнотравья. Заря пурпурным пятном разлилась на полнеба. Спокойным, холодным заревом величественно замерла на краю земли. Насыщенна тьмой и кровью у основания, её образ светлел, поднимаясь и становясь ярко алым, завораживающе прекрасным телом, совершенным по своей чистоте и притягательности. Ещё выше цвет становился ярче, светлее и восторженней и венчали её далёкие редкие полозки облаков, окрашенные лёгкой дымкой изумрудной нежности. Величие и спокойствие её, поражало. По степи, спокойно спящей, украдкой, еле заметно клубился низкий туман в виде лёгкой, невесомой дымки, как одеялом, бережно и нежно окутывающий землю. Небо над головой было чистое, не облачка и от этого казалось безмерно высоким и бескрайним в своей глубине. Редкие звёздочки ещё поблёскивали то тут, то там, но время их заканчивалось. Там, за далёкими землями, медленно, с божественной неторопливостью, разгоралось священное пламя нового дня.

— Ну, здравствуй, богиня, — тихо, еле слышно начал Ардни, уставившись на величавое зрелище — утреннюю зарю. — Ты сегодня как всегда прекрасна, глаз не отвести. Тобой можно любоваться всю жизнь, но почему, при виде тебя, мне всегда так холодно? Почему многие, кто смотрит в твоё лицо, наполняются радостью, меня же твой лик не радует никогда? Почему ты так воздействуешь на меня? В чём я пред тобой провинился? Для меня ты бездушна и холодна, как самоцветный камень. Я знаю, если б ты могла, то сейчас же отвернулась от меня. И все боги бы отвернулись, но, как и ты, они почему-то не отворачиваются, не могут. Да, мои руки залиты кровью, но посмотри вниз, ты идёшь по колено в крови. Да, я не приношу жертвы богам, но и ты этого не делаешь. Я не пою им гимны и не прославляю их, но и ты безмолвна, как голосом, так и мыслью. Так чем я отличаюсь от тебя? На меня иногда странно действует Сома, превращая мою внутреннюю сущность в такой же самоцветный камень, как и ты. Только мой камень, как лёд прозрачен, но, как и твой, он светится ровно и спокойно, но, как и твой он холоден и равнодушен. Ты знаешь, что я не общаюсь с богами. Я не говорю ни с кем, кроме тебя. А знаешь почему? Я тут вдруг понял, что меня так тянет к тебе. Знаешь? Меня тянет твой холод духа, а не красота твоего облика. Мне нравится собственный холод разума, то состояние, когда я чувствую себя равным тебе. Только пока, у меня не получается становиться таким, когда я этого хочу? Я не могу понять, в каких случаях Сома рождает во мне ярость пламени, всё пожирающей бездумно, а когда кристалл ярости, всё знающий и не ошибающийся, ярости всесильной, но разумной. Но я найду способ — это узнать, красавица. Найду.

Где-то в вышине уже светлого неба во всю надрывались жаворонки. Холодный цвет зари, наливался светом. Она становилась ослепительно яркой, но оставалась такой же царственно холодной. Ардни не стал встречать восход солнца, он ему был не нужен. Он развернулся и быстро пошёл обратно.

Войдя в сумрак своего жилища и на ощупь отыскав на стене лапу волчьей шкуры, Ардни отцепил когти и распахнул в стене проём, который служил своеобразным окном. Солнце ещё не поднялось из-за деревьев, поэтому свет, заливший внутренности комнаты, был мягок и нежен. Стол, с остатками вчерашней еды, стоял неубранный. Правильно, никто команду убирать вчера не давал. Утренняя Заря сидела всё на том же месте, всё тем же меховым столбиком. Всё было, как вчера, практически, ничего не поменялось. Только одно, в отличии от вчерашнего вечера, голова молодухи торчала наружу, а не пряталась под одеялом. Причёсанная, только непонятно чем, огненно-рыжие волосы заплетены в толстую косу, спущенную через шею вперёд и прячущуюся где-то в глубинах мягкого одеяла. Тот кусок, что виднелся, казался живым, потому что постоянно мелко подёргивался и шевелился. Ардни понял, что девчонка нервничает и под одеялом теребит собственную косу. О, боги, лицо её было поднято и обращено на него. Такое в женском поведении он видел впервые. Либо она вообще страх потеряла, либо сознательно решила покончить жизнь самоубийством! Ни то, ни другое Ардни не понравилось. Он уже был готов проявить своё негодование, её дерзостью, но присмотревшись, обмяк. Какая-то робкая, иллюзорная улыбка, играла на её губках. Эта улыбка находилась на грани яви, на границе присутствия и отсутствия. Это не просто заинтересовало его, он был заворожён и очарован. Вот только, что улыбка была, сейчас растаяла, а присмотришься, она как бы из ничего проявляется. Никаких движений на лице, ни один мускул не шевелится, а улыбка плавает. То появилась, то исчезла. «Интересно, как это у неё, получается», — подумал Ардни, тоже расплываясь в улыбке. Не менее живыми, оказались её глаза. Два голубых самоцвета вспыхивали, устремляясь на него, и тут же медленно затухали, отводимые куда-нибудь в сторону или вниз. Опять вспыхивали прямым взглядом и вновь затухали прячась. И это было таким же ритмичным, как дыхание и казалось, могло продолжаться вечность.

Ардни нащупал жердину в стене, одну из тех, что составляли каркас кибитки, и опёршись на неё плечом, тихо спросил:

— Утро наступило. Каков твой выбор?

Она ещё больше заволновалась, глаза и губы зашевелились, силясь что-то сказать. На бледном, как мел лице вспыхнул румянец, но сказать у неё ничего не получилось. Ардни стоял и ждал, не торопя и не дожимая. Наконец, она как-то вся сжалась, вновь опуская голову и тихо, по-детски, тоненьким голоском, выдавила из себя:

— Я буду твоей… женой.

А вот реакция Ардни, вновь заставила её встрепенуться и встревожиться.

— А я не спрашивал тебя, кем ты себя видишь. Не тебе решать, — он говорил холодно и спокойно, тоном повелителя, не подразумевающего пререканий и возражений.

Он видел, как она заметалась, как лихорадочно что-то пытается сказать и не знает, что. В своей беспомощности она была прекрасна, и Ардни даже залюбовался её реакцией.

— Кем ты будешь, решу я, — наконец продолжил он, — тебя же просто просили сделать выбор, что хочешь ты, — он сделал ударение на слове «хочешь».

Она зашевелилась всем телом и медленно подняла на него готовые зареветь глаза и уже с какой-то мольбой в голосе произнесла:

— Я хочу быть твоей женой.

И тут в её глазах блеснули слёзы. Он отчётливо видел, как она испугалась.

— Вот это я и хотел от тебя услышать.

Он оторвался от стены и пройдя мимо, подошёл к занавеске, что была внутри и отделяла вторую половину, на ходу быстро спрашивая:

— Ты спала?

— Нет, — ответила она так же быстро.

— Ела?

— Да, — выдохнула она еле слышно.

Ардни юркнул за занавеску, распахнул такое же окно, как и в первой половине и вновь вышел к ней.

Там, — указывая на занавеску, — твоя половина. Видела уже?

— Нет, — ответила она тем же тихим и тонким голоском, но при этом оживилась и посмотрела на Ардни и занавеску.

— Ну, так иди, смотри.

Она медленно поднялась, плотнее укутываясь в одеяло.

— Одеяло моё оставь. Там у тебя своё есть.

Она вновь опустила глаза, и одеяло сползло с её плеч на лежанку. Голая, прикрываясь лишь косой, она двинулась к занавеске. Ардни услужливо распахнул её перед ней, пропуская девушку внутрь и при этом переводя взгляд с её тела в глубь открытого пространства. Мягким и нежным голосом, даже с нотками какого-то смущение, чего ранее она от него не слышала, он заговорил:

— Тут я для тебя всяких тряпок припас, платья, ещё что-то, какие-то бабьи безделушки, зеркала, причесалки всякие. Сама разберёшься, — и он указал рукой на горы чего-то непонятного, наваленного на лежанку.

Она попыталась проскользнуть мимо него в открытый проём, но он поймал её за корень косы, у самой шеи и, не давая ей повернуть голову, зашептал на ухо:

— Если ты будешь ссать где не попадя, а не там, где я тебе указал, как щенка носом тыкать буду.

С этими словами он отпустил косу и звонко шлёпнул ладошкой по её голой заднице. Она буквально влетела на свою половину, и Ардни опустил занавеску. Медленно идя к выходу, спокойно, как-то по-домашнему, он начал давать указания:

— Разберёшь барахло, приведи себя в порядок. Оденься получше. Сегодня я буду тебя всем показывать, — тут он сделал паузу и добавил уже, как сам себе, — а может быть и ещё чего кроме показа получится. Сейчас пришлю мальчишек стол убрать, а то весь дом уже помойкой провонял.

С этими словами он вышел в тамбур, выпил морса и покинул дом, направляясь будить Диля и Ероля, дрыхнувших с другой стороны кибитки в большом шалаше, но, как и кибитка, тоже весь отделанный меховыми шкурами.

Поднятые ни свет не заря мальчики, вылезли из своего укрытия, грузно встали на ноги, но просыпаться отказывались. Ардни схватил обоих за шиворот, подтащил к большой колоде, стоявшей тут же недалеко и до верха наполненной водой и по очереди одного за другим окунул их головами в холодную воду. Те разом встрепенулись, вырвались и в голос задышав, принялись ошалело утираться.

— Проснулись? — спросил атаман, наблюдая, как те приходят в себя.

Они не ответили, только оба насупились обиженно, продолжая утираться.

— Потом выспитесь, а сейчас слушайте меня внимательно, ибо от этого будет зависеть ваша дальнейшая, никчёмная жизнь.

Мальчики подобрались. Они знали, что, когда из уст атамана звучит его любимая фраза «слушайте меня внимательно», значит невыполнение того, что за ней последует, будет иметь очень плохие последствия.

— Еду из дома убрать. Провоняло уже всё. Вторую половину дома видели?

Мальчишки сначала одновременно переглянулись друг с другом, а за тем так же одновременно кивнули в знак согласия.

— Отныне она для вас закрыта. Кто что туда сунет, тот без того и останется. Сунете глаз, оставлю слепыми, сунете ухо, будете глухими, а если засунете всю голову… — он многозначительно помолчал, следя за реакцией мальчишек и поняв, что они сообразили и продолжать не надо, добавил, — от ныне она для вас госпожа и повелительница.

Мальчики растянулись в улыбке.

— Понятно, атаман, — звонко отрапортовал Диля за обоих.

— Ну, раз понятно, выполняйте, — и он двинулся прочь от кибитки в сторону большого срубного дома, которых на всём поле было только три, но этот, самый ближний, был ещё и самый большой. Пошёл он туда не просто так, а потому, что увидел возле его уже проснувшихся и чем-то занятых хозяев. Хозяев была двое. Они были единственные взрослые мужики на всё логово. Правда, к взрослым надо было ещё причислить двух баб — знахарок. Эта четвёрка и было всё взрослое население его логова. А эти два брата Рибху, не признанные гении, умелые мастеровые, помешанные на своих изобретениях и поделках, хоть и были взрослые по возрасту, но к взрослым мужикам их отнести было крайне натужно. Без баб они жили, без семьи. Ардни раньше почему-то даже не интересовался почему, а тут вдруг увидав их, решил поговорить на эту тему. Отсутствие взрослых неожиданно породило ещё одну проблему — незнание ритуалов и обычаев. Вот собрался он сегодня женить Ровного, а может быть и сам жениться. А как это делается? Ардни после представления Ровного его Тихой Воды уже прикинул для себя, как это, примерно, он сделает. Ну, соберёт на общий круг народ, Ровный приведёт на него Тихую Воду. Оба изъявят желание, и он, как атаман, провозгласит, что-то типа, отныне ты муж, а ты жена и как говорят большухи из Страны Рек «бегите и ебитесь на здоровье». Отсутствие взрослых с одной стороны конечно плохо, но с другой стороны нет взрослых и некому сказать, что, мол, не то делаете, да не так. Как сделаем, так и будет. С другой стороны, хотелось бы, чтоб всё это как-то особенно было, запоминающееся, что ли. Хотя была и обратная мысль. Вообще ничего не делать. Взял женщину и живи. Каму какое дело?

Придя со всеми этими вопросами к мужикам — умельцам, он вообще-то ни на что не рассчитывал, но всё же. Те выслушали, посмеялись, пожали плечами, почесали затылки, бороды, а потом старший неожиданно загрустил и начал такой откровенный разговор, что Ардни опешил:

— Знаешь, атаман. Я сам ничего об этом не знаю. Иной раз глядишь на женщину, хочется, аж зубы сводит. А как быть, не знаю. Мы ведь с малолетства в ремесле, как-то до женщин и дела не было, а теперь и сами бы рады семью завести, да детей насажать, да поздно.

— Почему поздно? — удивился Ардни.

— Да, не умеем мы Ардни с ними обращаться, не учил никто, — ответил старший Рибху и заметно покраснел, — у тебя пацаны больше нашего знают, так что извини, но в этих делах мы тебе не советчики.

Они довольно долго ещё сидели втроём. Говорили за жизнь, за будущее и получалось, что не они могут помочь, а им нужно срочно помогать. Распрощавшись с мужиками, Ардни направился к бабе Хабарке и почему-то не удивился, застав там новенькую знахарку, которую только вчера привезли, и как звать её, он ещё не знал. Поздоровался, познакомился и не рассусоливая сразу вывалил на них проблему. Хабарка разом погрустнела, а вторая, которую кстати звали Онежка, чему-то наоборот развеселилась, но послушав Хабарку, загрустила рядом.

— Да, — сказала грустно Хабарка, — одними пацанами нову жизнь не выстроишь. Временно тута всё. То, что ты парней об женить решил, так это правильно. Мужик без бабы не мужик, а пол мужика и то пока уд шевелится, да есть возможность к бабе пристроить, а, как и шевелиться перестанет, так вообще пустое место. Но не для того мужики с бабами сходятся, чтоб плодиться, вот глянь любой зверь плодится, да по хлеще человека у них это получается, а человеками не становятся. Они плодятся потому, что так Мать Природа им положила, а мы не только по природе, но и по разумению. Мы в детей своих вкладываем то, что знаем и умеем сами, то, что в нас когда-то вложили наши Деды^[46], а дети наши вырастут и будут передавать знание жизни своим детям. Вот почему люди живут семьями, вот почему они живут родами. А мы тут в лесу, как оборвыши какие. Ни прошлого нет, ни будущего.

Она замолчала, думая о чём-то своём. Ардни перевёл взгляд на Онежку и та, поняв, что нужно и ей что-то сказать, неохотно продолжила:

— Верно, говоришь Хабарка. Из меня тоже никакой человек. Я ведь из коров аровых, и в коровы с девок попала. Совсем молода была. Шестерых нарожала. Две доченьки при мне померли, двух ещё девочками у меня забрали, двое мальчишек подросли, да выпорхнули. Где они сейчас? Живы ли? Не ведаю. То же, как и у вас ни прошлого, не будущего. Единственное, чему от жизни научилась, так это выживать, задрав подол, да стиснув зубы. Что коровы, всю жизнь закрытые в коровниках видят в жизни. От обычаев родных уж мало что вспоминается, а об жизни аров в их городах знаю и того меньше.

— Я вот, что думаю, — вдруг оживилась Хабарка, — советчики тебе нужны, те, которые и жизни подскажут, да путь укажут.

— Да, где ж я тебе их возьму, — буркну хмуро атаман.

— Я, вот, давеча слышала, — ступила в разговор Онежка, неуверенно, — у одних дальних речников еби-баба одна имеется. Не простая она, с малолетства в лес посажена. Сказывали, не от мира она сего. Всё про всех знает наперёд, да ворожит так, любая судьбинушка под неё прогибается.

— Да не про то, сестра я говорю, — перебила её Хабарка, — старый, знающий человек нужен, кто и обряды знает и традициям научит.

Но тут её оборвал уже Ардни:

— Не нужны нам ни старые обряды, ни старые традиции. Мы построим новую жизнь с новыми обрядами и традициями. Цепляться за старую жизнь незачем. На кой она вам коровья то? Вон лучше б присмотрелись к нашим мужикам — умельцам, да окрутили их по бабьи. А то сидят, как два телка, «му» да «му» хотим да боимся, тфу, — Ардни сплюнул, а обе бабы вытаращили на него глаза, — вот взяли бы подпоили да научили, что с бабой делать надо, да как.

— Ой, атаман, — запричитала Хабарка, замахав руками и краснея, — что ты такое говоришь?

— А то и говорю, — оборвал он её, переходя на свой холодный, волевой тон, — вы в моём логове, а я здесь атаман, значит в подчинении моём находитесь. Так вот вам мой сказ: подпоить, окрутить, на себя затащить, всему научить, а там и на себе женить. Или как хотите делайте, вам виднее, но смотрите не переусердствуйте. Заметят подвох, рванут так, что не догоните. И вы мне нужны, и они мне нужны. А у этих двух бычков яйца опухать уже начали и как бы они от меня на сторону не сбежали. Если у них раньше одна работа на уме была, то сейчас бабы за мерещились. Если так пойдёт, то и работа скоро по боку будет. А ты мне тут «что ты говоришь?», — передразнил атаман с ехидством и обратился уже к новенькой, продолжил — А ты, давай-ка поподробней про эту еби-бабу рассказывай. Кто такая? Где? Что-то я уже не первый раз на сплетни про неё натыкаюсь.

— Да, кто ж его знает, — затараторила Онежка, — говорят где-то в полночных лесах её держат, да стерегут, как зеницу ока. Просто так к ней не попасть. А роду она не то Палого, не то Пегова, не помню.

Наступила молчание.

— Да, — задумчиво протянул Ардни, — неплохо бы такую в советчики заполучить. А за что её в еби-бабы списали?

— Кто ж его знает. Может, не беременела, а может как раз от того, что не от мира сего.

— Ладно, бабаньки, — хлопнув себя по коленям встал Ардни, как бы заканчивая беседу, но напоследок, сменив тон с командного на дружелюбный, посоветовал:

— Вы про братьев то не взыщите, я велеть вам, конечно, не могу, но советую. Они ары высокородные, хоть и дети переросшие. Коли вы откажитесь, так я для них других баб найду, которые согласятся и окрутят, да при мне оставят. Так что подумайте.

Ардни вышел из землянки, оставив ошарашенных и сбитых с толку баб, но он был, почему-то абсолютно в них уверен. Всё они сделают. И на традиции наплюют и про своё коровье прошлое забудут. И откуда, что возьмётся. Он не знал, как там на счёт быка за рога, но на себя затащат, это точно.

Ни Диля, ни Ероля возле дома не крутились, но гора объедков у их палатки, говорила о многом. «Опять дрыхнут», — подумал он и с силой пнул по стенке их обиталища.

— А ну встали, сони. Обед скоро.

В палатке послышалось шевеление и на дневной свет выползли два сонных мальчугана. Пощурившись на солнце Диля с обидой в голове простонал:

— Так рано же.

— Просыпайтесь, — не отреагировал атаман, — надо до обеда ещё кучу дел сделать. Диля, ты беги к Шумному, пусть идёт ко мне срочно. Бегом.

Диля быстро одел сапожки, вынутые из палатки и засеменил в сторону жилища Шумного.

— А ты Ероля, беги к Ровному. Этого тоже срочно.

Ероля так же достал свою обувку и припустил по адресу. Ардни влез в дом и не разуваясь завалился на лежанку, ноги уже гудели.

— Утренняя Заря, ну ка покажись, — скомандовал он, смотря на занавеску.

Та колыхнулась, распахнулась и перед ним предстало нечто. Какая-то бесформенная женская рубаха, подпоясанная под самыми титьками, висевшая на ней, как надутый парус, который она то и дело одёргивала руками, чуть не плача. Ардни сел, чтоб оглядеть её полностью.

— Да, — протянул он, смотря на это «чудо».

Тонкие ножки были обуты в светлые, короткие сапожки, такие, как и у него по покрою, и они смотрелись очень красиво, но вот всё остальное…

— А что аровы платья тебе не понравились? Там же много красивых.

Девушка смутилась, ещё сильнее теребя рубаху, и на её глазах опять заблестели слёзы.

— Я всё это не умею одевать, — чуть не плача проговорила она, — у меня не получается.

— Как-то об этом я не подумал, — сказал Ардни, почёсывая затылок, — Ладно, что-нибудь придумаем.

Он резко встал, залез куда-то под лежак со стороны изголовья и открыв потайной ящик, начал оттуда доставать золотые украшения. Бусы, два клубка золотой, тонкой нити, два браслета на тонкую руку, серёжки. Всё это разложил на лежанке и посмотрел на девушку.

— Это тебе на свадьбу. Сейчас пришлю баб, они помогут одежду подобрать.

Утренняя Заря стояла потрясённая. Моментально высохшие глаза, округлились до неимоверных размеров, полуоткрытый рот, и кажется она забыла дышать. Её лицо изображало только одну фразу: «неужели это всё моё?». Ардни взял в руку один клубок золотой нити и показал ей, разъясняя:

— Это заплетают в волосы. Думаю, как, сама разберёшься, — и бросив клубок опять на лежанку, вышел из дома.

На том самом пне, на котором ночью дежурил атаман, мирно сидел Шум Дождя, мирно дожидаясь своего лидера. Увидев атамана, стал, но Ардни сначала подозвал Ероля и дал ему какое-то указание, от которого тот как ошпаренный рванул куда-то внутрь логова. Только после того, как пацан скрылся за ближайшим жильём, спокойно подошёл и обхватил Шумного за плечо.

— Слушай Шумный, — начал Ардни сразу, без раскачки, — дошли до меня тут бабьи сплетни, будто где-то в полуночных лесах, у рода не то Палого, не то Пегова, еби-баба одна чудесная проживает, которую те охраняют, как свою жизнь. Пройти к ней просто так нельзя, а мне позарез с ней потолковать нужно.

— Выкрадем, — уверенно ответствовал Шумный, мол как два пальца обоссать.

— Нет. Для начала надо точно узнать где. Хорошо будет всё узнать об этом роде, ну как обычно при подготовке к походу. Где, сколько, чем заняты, ну ты понял. Неплохо было бы узнать, что она за птица такая, на какой козе к ней можно подъехать.

— Понятно, — протянул Шумный, но по его выражению и интонации, было понятно только то, что ему ничего не понятно.

— Совсем здорово будет, если её удастся переманить к себе, но с этим потом, сейчас мне нужно с ней просто поговорить и при том, чтоб она не заартачилась. Разговор с её стороны мне нужен мирный и дружелюбный.

— Понимаю, — задумчиво протянул Шумный, до которого наконец начало доходить, — если надавить, то может отказаться говорить.

— Скорей всего скажет, но не то. Почему-то я уверен, что она знает ответы на мои вопросы, на которые я сам себе ответить никак не могу. А ответить она может не со страху, а лишь по собственному желанию.

— Да, — протянул Шумный, — вот эта задача. Даже не знаю, с какого боку подступиться. Выкрасть — легко, за пытать — да, пожалуйста.

— А ты начни с простого. Найди, познакомься и просто спроси, можно ли будет мне к ней в гости наведаться, а вот от её ответа будем дальше плясать.

— Атаман, мне самому что ли… — недоумённо спросил Шумный.

— Нет, конечно. Я думаю у тебя найдётся для этого смышлёный какой-нибудь.

— Найдём.

Ардни хлопнул его по плечу.

— Чтобы я без тебя делал Шумный. Ты становишься незаменимым.

Ближник расплылся от лести и с гордостью проговорил:

— Стараюсь.

— Молодец. Действуй.

Шумный пошёл к себе, тут же поздоровавшись с двумя бабами, подбегающими к Ардни, который обращаясь к Ероле рявкнул:

— Ты зачем женщин бежать-то заставил, дурак?

Все трое бежавших, перешли на шаг, запыхавшись.

— Мы ж думали, что с тобой стряслось, атаман, — выкрикнула Хабарка и схватив Еролю за волосы, шутя потрепала.

— Бегом с глаз моих, — выгнал Ардни Ероля и подошёл к бабам, — помощь ваша нужна, не так конечно и срочно, чтоб бежать, но я уже лично в панике.

Ардни залез в дом и помог обеим бабам забраться в кибитку.

— Ну, покажись, чудо чудное, — громко позвал он, отходя чуть в сторону, давая проход женщинам.

Занавеска, как-то нехотя, чуть-чуть приоткрылась и в эту щёлочку проскользнула девушка всё в той же рубахе, но уже вся увешанная золотом с головы до ног.

Увидев двух взрослых баб, девушка не на шутку испугалась, но заметив их доброжелательные улыбки, несколько успокоилась.

— Вот, полюбуйтесь на это чудо-юдо речное.

— Откуд ты таку выудил, атаман, — широко улыбаясь и подбоченись, с переливами смеха, проговорила Хабарка.

— Да вот нашёл, валялась там бесхозная.

— А в чё эт ты её нарядил-то, не пойму?

— Вот в этом-то и нужна помощь, Хабарка. Мне на обеде всему кругу её показывать, а она ишь как вырядилась. Я ей тат кучу платьев аровых припас, а она их не только носить, одеть не знает, как. Так что, бабаньки на вас вся надежда.

Вперёд вышла Онежка. Подошла к смутившейся невестке, повертела её с одного боку, с другого. Ощупала через мешковатую одежду её фигуру сверху донизу. Задрала подол, глянула на её ободранные ноги. Утренняя Заря стояла как в копаная.

— Эт чё, так упиралась? — спросила она с ехидством.

— Эх, Онежка, ты даже не представляешь, как, — с таким же ехидством ответил Ардни.

— Атаман! — раздался с наружи голос Ровного.

— Ладно, вы уж тут без меня.

— Иди, иди, атаман, — ответила Хабарка, направляясь к куче тряпок, вынесенной Утренней Зарёй.

Ардни выскочил из кибитки, тут же у входа стоял Ровный.

— Чего звал, — недовольно буркнул он, похоже оторванный от каких-то жутко важных дел.

— Пошли разговор есть.

Они отошли в сторону.

— Ты что так долго? — спросил атаман.

— Так готовлюсь, — съехидничал Ровный, разводя руки в стороны.

— А тебе-то что готовиться? — недоумённо спросил Ардни.

— Так её готовлю. Пока помылась, платье постирала. Я вот лазил на кибитку, чтоб его разложить на солнце сушиться, — тут он замялся и не уверенным тоном продолжил, — что-то как-то всё из рук валится. Может, отложим это, а?

— Нет, — жёстко ответил атаман, — теперь уже нельзя. Да, не трясись ты.

Ардни о чём-то задумался, посмотрел на свой дом и быстро проговорил:

— Подожди меня здесь.

Он бегом влетел в свою комнату. Утренняя Заря стояла по средине голая, в одних сапожках и даже без золота, а бабы выхватывали из кучи платья и развёртывая их в руках, прицеливались, да примеривались.

— Ну, как? — спросил он, прежде всего для того, чтоб обратить на себя внимание.

— Вот это красивое, — сказала Хабарка, держа на вытяжке бледно розовую тряпку, — но ей великовато будет. Больно ты атаман, дохлую прибрал. Ей бы жирку ещё нагулять… хотя подтянуть по её фигуре можно, конечно.

— Не нужно, оборвал её рассуждения Ардни, — возьми это платье и пошли со мной. Там ещё одно чудо есть, которую тоже одевать надо.

Все трое особей женского пола, как по команде уставились на Ардни. Притом, если бабы посмотрели просто удивлённо, то голая невеста зыркнула так, как будто уже собиралась наброситься на противницу и порвать её голыми руками.

— Ровный тоже себе невесту привёз, только в отличие от меня, заранее не готовился. Это всё, как раз в продолжении нашего разговора. В общем, ему там её вообще не во что одеть. Так что Хабарка ты вот это платье бери, да помоги ей бедолаге.

Баба хмыкнула. Свернула платье и с улыбкой процедила:

— Началось. А я-то думаю, чё эт ты с утра с такими вопросами забегал? Где он?

— На пороге стоит.

— Пошли посмотрим.

Она лихо выпрыгнула с воза. Ардни проследовал за ней и кивнув Ровному сказал:

— Пошли.

— Куда? — удивился ближник и вопросу и тому, что из дома атамана выскочила Хабарка.

— К тебе, касатик, — хмыкнула Хабарка, — невесту твою наряжать будем.

Ардни положил руку на плечо другу, и они зашагали следом за бабой.

— Я самое главное не сказал для чего звал-то, — тихонько заговорил Ардни, — ты ритуалы свадебные знаешь?

— Откуда? — опешил Ровный, — а ты?

— Тфу, дети, — сплюнула Хабарка шедшая чуть впереди, — жениться они собрались, а штаны подтянуть забыли.

— Ты бы вместо того, чтоб зубоскалить, подсказала.

— Я же тебе уже говорила, не знаю я, замуж за ара не ходила.

— А не знаешь так не встревай. Как сейчас порешу, так и будет, притом на все времена, — уже со злостью рыкнул атаман.

Женщина встала как в копанная. Ардни с Ровным тоже остановились, чуть не врезавшись в её спину. Она обернулась и внимательно посмотрела на атамана.

— Нарушать традиции — это ломать будущее, — с какой-то торжественностью и многозначительно произнесла она.

На что Ардни тут же отреагировал, даже не задумываясь:

— Нарушать традиции — это ломать прошлое, а вот создавать традиции — это создавать будущее. У нас уже полно новых походных традиций, теперь создадим и свадебные, — тут он обернулся к Ровному, который с изумлением смотрел на него и добавил уже более тихим голосом, — притом, чем проще, тем лучше.

— А как же священное таинство, обряд венчания? Как же праздник души? — она говорила с таким надрывом и жалостью, как о чём-то навсегда потерянном, о чём-то таком, что было очень дорого для неё, дороже золота.

Ардни вдруг увидел в ней не бабу взрослую, а молодую девушку, однажды попавшую в коровник и все эти долгие годы безысходно мечтавшей о чуде, которое как раз и заключалось только в одном — выйти замуж за ара. Пройти это загадочное и манящее своим волшебством таинство обряда, который бы превратил её тёмную, беспросветную жизнь в сказку, воплотив её самую заветную мечту — стать счастливой.

— Ну, давай, придумаем что-нибудь, — смутился атаман, идя на попятную.

— А чё придумывать? — быстро затараторила Хабарка, — я не знаю какие там гимны они поют и какие слова сказывают, но знаю, что венчание происходит вокруг священного огня. Вон он у нас на круге горит, — указала она пальцем на костёр, постоянно горевший в центре круга и поддерживаемый специально приставленными мальчуганами, — жених правой рукой берёт левую руку невесты, — начала она объяснять и при этом тут же показывать, размахивая руками и притоптывая ногами, как это всё делается, — обходит вокруг огня первый раз. Первый круг замыкает законы Рита, законы правильной жизни, как будущего мужа, так и будущей жены. Затем ведёт второй раз. Вторым кругом закладывает богатство и достаток в семье. Затем, — она сделала паузу и хитро так посмотрела на парней, — вперёд выходит невеста и третий круг ведёт она. Этот круг замыкает желание, любовь и получение удовольствия от жизни друг с другом. После чего жених несёт невесту в руках на ложе, где совершаются положенные законы, закладывается семя благополучия, а также желают, получают удовольствие и любят уже свою жену, а не невесту.

Она закончила, счастливая и довольная, как будто всё это только что проделали с нею. Парни стояли обалделые и оба с открытыми ртами.

— Ну, вот, а говорила не чего не знаю, — передразнил её Ардни.

— Хорошо, — высказал своё слово по поводу услышанного Ровный.

— Так и будет, — подытожил Ардни, — только перед всем этим будет вот что.

И он изложил придуманный им ритуал представления жениха и невесты на общем круге, который у него родился ещё после представления ему Тихой Воды.

— А праздник? — удивилась как-то по-детски Хабарка.

— А вечером праздник. Гуляние для всех на всю ночь. И жён рядом сажать разрешу, — закончил он, поглядывая на Ровного.

— Вот это хорошо. Вот это здорово, — обрадовалась Хабарка и засеменила дальше.

— Кстати, на праздник все приглашаются и вы, и братья Рибху, — уже вдогонку кинул Ардни с поддёвкой.

Хабарка оглянулась, хитро так улыбнулась и со смехом в голосе сказала:

— Эх, гульну сегодня, держись атаман.

И развеселившись, они зашагали ещё быстрее.

На обед был объявлен большой круг. Это означало, что обязательно присутствие ближнего круга с возничими, а также всех стрелков лучников обоих отрядов, свободных от караула. Ну, и плюс все четверо взрослых. Собрались оперативно. Просто так круг не собирался, тем более в такой час. Это могло означать лишь что-то важное. Расселись по своим местам и судя по тому, что стол накрыт не был, все поняли — будет не до еды. Все сидели молча, переглядывались, но, когда поняли, что никтоничего из присутствующих не знает, впёрлись взглядами в атамана. Тот сидел хмуро и молчал, изредка оглядываясь назад, кого-то ожидая. Подбежал Диля и шепнул ему на ухо: «Всё готово». Ардни кивнул удовлетворительно.

— А у Ровного?

— Сейчас, — и Диля опять убежал.

Пауза затягивалась, но народ сидел тихо, чуть напряжённо. Наконец, Диля объявился вновь и так же шёпотом доложил: «Всё готово».

Ардни перевёл взгляд на право, где рядом с ним сидел Ровный и сам переживая не меньше чем друг, тихо сказал:

— Давай.

Ровный шумно выдохнул, поднимаясь с места и собирая волю в кулак, перешагнув канаву, вышел в круг. Народ заинтересовано смотрел на него.

— Я, Равный Богу, прошу дозволить говорить, — произнёс он ритуальную фразу для общения с кругом и обвёл взглядом всех своих друзей ближников.

Хор мужчин в разнобой загалдел «Говори». Это была обычная процедура для того, чтобы выступать в круге. Каждый, кто хотел что-то сказать, обязан был для начала вот так выйти, представиться, хотя все друг друга и так знали, как облупленных, но при этом было необходимо получить одобрение и по разрешению атамана сказать всё что собирался.

— Дозволено, — рявкнул атаман и народ притих.

Ровный начал свою речь.

— Братья. У меня нет рода, как у высоко рождённых аров, у меня нет семьи. Моя семья и мой род — это вы. Роднее никого нет. Поэтому я обращаюсь к вам, мои братья, и прошу дать мне дозволение жениться.

Наступила такая тишина, что Ардни слышал, как жужжат две мухи над столом. Народ был в шоке, по другому их состояние было не назвать.

— Как жениться? — раздался откуда-то слева голос. Ардни не успел заметить кто спросил, а голос спрашивающего был просто не узнаваем.

— Я, ар, — продолжал Ровный, — по крайней мере себя таковым считаю и плевать, что думают об этом высоко рождённые. Я ещё заставлю их считаться со мной. Я мужчина, и хочу завести жену, хочу иметь семью, хочу иметь будущее для себя и всех нас.

«Какой молодец», — подумал Ардни, — «Ай, да, Ровный. Как сказал. Всё утро небось придумывал».

— А разве так можно? — с изумлением вскочил с места один из ближников по имени Звенящая Стрела, или просто Звонкий и устремил взор на атамана.

Ардни встал и оглядел круг. Все глаза были направлены на него.

— А почему нет? — начал он своим спокойно-повелительным тоном, — разве у нас есть запрет на создание семьи? Разве мы не должны создавать свои рода? Разве у нас не должно быть будущего?

Весь ближний круг загудел одобрительно и заколебался волнами обсуждая с соседями эти, похоже для всех долгожданные события. По крайней мере, морды у них всех стали какими-то важными и довольными. Ардни продолжал, приводя их в чувство:

— Ар Равный Богу вынес вопрос не голосование, — он сознательно назвал Ровного аром и при этом внимательно оглядел сидящих, — но я вижу, что по нашим законам голосования, одобрение он не получил…

И тут все как сорвались. По правилам голосования, заведённым Ардни, при одобрении, каждый обязан был вставать и произносить «Добро», а если он был против, то оставался сидеть. После слов атамана все как один по вскакивали с мест и чуть ли не хором рявкнули «Добро». Ардни сел, медленно, осматривая стаявший круг, буквально светившийся от радости. Он хмыкнул с удовлетворением, поняв, этот вопрос, похоже, давил на мозги и на отдельные мужские органы не только у него и Ровного, а у всех без исключения. Он поднял руку и произнёс резолюцию:

— Пусть будет так. Круг даёт тебе право жениться, ар Равный Богу, но…

При этом «но» все взгляды, направленные на счастливчика Ровного, вновь упёрлись на атамана.

Ардни выдержал паузу, осмотрел взволнованные лица и успокаивающе произнёс:

— Садитесь все. Мы не просто создаём новую семью. Мы создаём, быть может, новый народ и новые традиции, которые будут чтить те, кто будет после нас. У нас уже есть традиции нашей внутренней жизни и походов. Сегодня мы с вами создадим традицию рождения семьи. Вы все знаете законы похода, относительно женщин и детей женского пола. По нашему закону нельзя насиловать женщин. Мы с вами этого насмотрелись в своём коровьем детстве. Поэтому мы не может допустить этого и сейчас, — с этими словами Ардни посмотрел на Ровного, обращаясь непосредственно к нему, — твоя будущая жена должна лично подтвердить согласие кругу и отсутствия какого-либо принуждения с твоей стороны. Ар Равный Богу ты получил разрешение жениться, но не получил ещё разрешение круга на конкретную невесту.

Он оглянулся, нашёл взглядом Диля и громко, чтоб все слышали, сказал ему:

— Приведи его невесту.

Диля рванул с места как заяц и тут же скрылся за толпой, стоящей за ближниками. Наступило тягостное время ожидания. Наконец, дальние ряды расступились и сквозь образовавшийся коридор, важно прошествовали две женские фигуры. Хабарка вела молодуху за руку, потому что у неё на голове был одет какой-то толи мешок, толи покрывало длинное и она просто ничего не видела. «Ну, Хабарка, — ругнулся про себя Ардни, — хоть, что-нибудь, да от себя добавит. На кой мешок-то было на голову одевать. Хотя, неплохо получилось. Никто невесту до последнего не увидит. А что? Неплохо, очень неплохо для зрелища. Вот любопытство так и прёт из всех». Он с удовлетворением осмотрел окружающих. Ближники, где шла пара, выскочили из канавы стола, пропуская женщин в круг. Народ гудел как пчёлы в дупле. Хабарка подвела невесту к жениху и хотела была снять, то чем была накрыта молодуха, но Ардни резко встал и остановил её жестом.

— Прежде чем мы увидим невесту и примем решение достойна ли она нашего брата, согласно нашим законам мы должны узнать добровольно ли она идёт в жёны. Ответь нам незнакомка люб или не люб тебе жених?

Наступила тишина. Наконец, тонкий женский голосок из-под непонятно чего, довольно громко ответил:

— Люб.

Народ облегчённо загалдел, как будто в этой ситуации мог быть другой ответ, но именно в этот момент Ардни вдруг засомневался. А вдруг его пигалица отчебучит чего-нибудь вот в этот самый неподходящий момент. С неё станет. Атаман жестом указал Хабарке, и та медленно стянула накидку с головы. Огромная русая коса, где-то спрятанная до этого, рухнула на спину и народ ахнул. Ахнул даже Ардни и успел при этом заметит, как ахнул сам Ровный. Она была просто великолепна. Ардни не знал, что Хабарка сделала с ней, но предстала она такой красавицей, что глаз не оторвать. Застенчиво улыбаясь, она искоса посматривала на ошарашенного Ровного. Ардни сначала подумал, что её просто отмыли до такой красоты, но по реакции Ровного понял, что не всё так просто. Тот её отмытую видел. Пауза затягивалась и атаман, спохватившись, встал и подняв руку вверх, обратился невесте:

— Как твоё имя? — спросил он её и видя, что она замешкалась, не понимая вопроса, перефразировал вопрос, — как тебя звать?

Она ответила сразу.

— Тихая Вода.

— Братья, — обратился он к ближникам торжественно, — кто одобряет выбор ара Равного Богу?

Ближний круг, на этот раз по одному справа на лево поднимались и несколько непривычно торжественно и чинно, с выдерживанием паузы, но громко кричали «Добро». Наконец, голосование закончилось. Стояли все. Хабарка тихонько попятилась, что-то шепча на ходу жениху и невесте. Ровный как-то резко, даже неуклюже повернулся к Тихой Воде. Было видно, что он сильно волнуется. Взял её за руку и повёл вокруг костра — святого огня логова. После второго круга, невеста легко перепорхнула в перёд и повела жениха на последний круг, весело улыбаясь и светясь от счастья. Народ вокруг ничего не понимал, но смотрел на это действо с восхищением. Закончился последний круг. Ровный аккуратно поднял её на руки и понёс в свою кибитку.

— Любо, — заорал во всю глотку атаман.

И народ взревел «Любо», как будто только и ждал возможность ором выплеснуть из себя лишний пар. Орали так, что Ардни вдруг подумал, что голоса сейчас сорвут, но остановить это ликование не было никакой возможности. Эти вопли продолжались до того самого момента, пока Ровный и Тихая Вода не скрылись в кибитке. Народ орать перестал, но продолжал волноваться и бурлить. Ардни встал, поднял руку, но успокоить народ ему не удалось. Тогда он плюнул себе под ноги и решил действовать. Он лихо выпрыгнул из канавы через песочную насыпь и вошёл в круг. Никогда раньше такого народ не видел, за всю свою жизнь в логове, чтобы сам атаман в круг вошёл, да к тому же ещё и крикнул:

— Я ар Ардни, прошу дозволения говорить.

Народ застыл в тех позах, в которых их застали эти слова. Опять наступила полная тишина. Круг, который только что пережил такое потрясение, казалось бы, удивить было больше нечем, но… Пауза затягивалась.

— Я обращаюсь к вам не как ваш атаман, а как ваш брат и по родству равный вам.

Народ вообще обалдел. Ардни осмотрелся и заметил, что большинство от удивления даже дышать перестали. Перед ними стоял человек, которого они боготворили, которому подчинялись беспрекословно и не задумываясь, притом быстрее чем он успевал изъявить свою волю. И этот полубог-получеловек сейчас стоял перед ними и называл себя равным им. В шоке были абсолютно все. Ардни постоял ещё некоторое время в тишине и наконец не громким голосом, явно борясь с непонятно откуда взявшемся волнении, спросил:

— Так вы дадите мне право говорить, как равному?

Первым очнулся Звонкий. Так как все уже и так стояли, то он просто выкрикнул: «Говори». Тут же ему последовали остальные.

— Я тоже обращаюсь к вам, мои братья, и прошу дозволения жениться.

Волнение Ардни зашкаливало, кровь молотом стучала в ушах. Он никогда так не унижался ни перед кем, но знал, что так надо. Надо в первую очередь для них, для их будущего, для общей мечты, которую они для себя определили. Они должны быть выше самих себя сегодняшних. Не он опускался до них, а они поднимались до него. Он становился лишь лучшим вреди равных. Первым, как и положено крикнул Щедрый, сидящий по левую руку от атамана, раз «правой» на месте не было. Затем, строго по очереди, каждый, с какой-то гордостью, повторил за предыдущим: «Добро».

Ардни нашёл взглядом Диля и громко крикнул ему, но вместе с тем для всех:

— Приведи невесту.

Ближники так и не стали садится, а остались стоять. Тягостные мгновения тянулись как пивас в ванне. Ардни почему-то в этот момент ждал вопросов. Он был уверен, что они появятся, и он даже знал какие, но никто ничего не спрашивал. Все молчали. Чувствовалось, что молчаливое ожидание тяготит всех. И тогда, чтобы снять с себя мандраж, который начинал уже существенно потрясывать руки и ноги, заходил во круг костра, решив поговорить сам:

— Вы наверно спрашиваете себя, а почему я не первый?

Вопрос оказался риторическим и ответа не последовало. Тогда он сам же на него ответил:

— Потому что Ровный был первый, кто обратился ко мне с этой просьбой.

Он не стал вдаваться в подробности и оглашать то, что Ровный глядя на него решил прибрать одну из пленниц, лежавшую у него на волокуше. Пусть все считают, что эта идея идёт от Ровного. Это не так важно. Хотя по правде весь ближний круг знает, что атаман увёз какую-то особенную добычу из того баймака, притом увёз не на волокуше, а на колеснице. И продолжая диалог с самим собой, стараясь говорить громко, но спокойно, добавил:

— В этом деле не имеет значения старшинство. Я не буду повелевать в их семье, так же, как и Ровный не будет принимать какое-нибудь участие в моей.

Он улыбнулся и по кругу прошелестел лёгкий смешок. Разрядка напряжённости пошла. Кто-то за спиной, похоже это был опять Звонкий, со смешком громко выкрикнул:

— Атаман просто схитрил. Он Ровного сделал пробной стрелой.

Народ оценил хитрость атамана и ещё больше развеселился. Такая версия происходящего оказалась для них более приемлема. Ардни быстро с ориентировался:

— А как вы хотели? А если бы первый блин был комом? Я не хотел бы быть на его месте.

Народ уже весело гудел, причём весь. Но тут задние ряды расступились, и постепенно гул пошёл на убыль. Опять через проход, только с другой стороны шли две женские фигуры, одна из которых полностью закрыта с ног до головы. Ардни улыбнулся, да так и замер с перекошенной улыбкой. Онежка вела не Утреннюю Зарю. Он не узнавал эту фигуру. Он точно знал все платья, которые набирал для неё. Среди них не было такого. Она была замотана в какую-то ярко алую ткань, которая при движении переливалась волнами и казалось светилась, ослепляла как солнце. Ткань была одета на неё так, что создавала иллюзию платья самой высоко рождённой жены, самого высоко рождённого ара. Длинной оно было до земли и поэтому казалось, что она не шла, а плыла по воздуху, абсолютно не двигая ногами. Ближники, стоявшие на пути, спохватились и быстро по вскакивали с мест. Лучезарно улыбаясь Онежка аккуратно подвела плывущую красоту, с гордой, прямой осанкой к жениху и только тут он заметил, что не только голова была покрыта большим куском той же ткани, но и руки были закутаны ей же. Ни кусочка тела не было видно. Ардни растерялся. Он как-то сразу забыл всё, что нужно делать, но тут положение спас Щедрый, который вдруг громогласно заговорил, взяв на себя инициативу, поняв вовремя, что он оказался самым главным теперь на круге, при отсутствии Ардни и Ровного за столом.

— Прежде чем мы увидим твоё лицо и примем решение, достойна ли ты быть женой нашего атамана, ты должна ответить нам люб он тебе или нет. И не идёшь ли ты в жёны по силе или другому принуждению.

Ардни вспыхнул яростью, пологая, что Щедрый явно переборщил с такими подробностями. А ведь она и в правду может сейчас ляпнуть что-то вроде «Не люб! Помогите он меня силой принудил. Выбора не оставил». И как назло эта дрянь молчала, как в рот воды набрала. «Убью», — подумал Ардни.

— Мы не слышим твоего ответа, — опять прогремел Щедрый.

Она вздрогнула, даже подалась немного вперёд на вопрошающий голос и тонким голоском, почти что, захлёбываясь от слёз прокричала:

— Люб, люб. Я сама хочу…

У Ардни скала с груди рухнула. Ему вдруг очень захотелось сесть, прямо здесь на землю и только тут он заметил, что по его лицу буквально льётся пот. Он облегчённо утёр лицо рукавом и повернулся к своей мучительнице. Онежка медленно стянула покрывало с головы и выпуская откуда-то её огромную, толстенную косу. При этом девушка опустила согнутые, до этого момента, в локтях руки и платки с её кистей соскользнули на землю. Сказать, что народ ахнул, значит ничего не сказать. Народ просто заскулил от увиденного зрелища. Как она была красива, нет, она была прекрасна, обворожительно великолепна. Настоящая утренняя заря ей даже ноги мыть не годится. Золото блистало на солнце, как некое волшебство, которое завораживало и дополняло зрелище на столько, что оторвать взгляд от этого божественного совершенства было невозможно. Её образ затмевал всё и кроме неё никто ничего не видел. Огромная, огненно-рыжая коса, благодаря золотым нитям, вплетённым странным, причудливым узором, переливалась в сполохах костра за спиной и казалось живой. Она стояла настоящей, реальной богиней и сам Ардни от силы её красоты, был готов рухнуть перед ней на колени и запеть в честь неё гимны. Церемония остановилась. Кажется, вообще все забыли для чего они тут собрались. Случилось чудо и к ним с небес спустилась богиня и они не во что не верующие, теперь усомнились в неверии своём. Все были поражены. Девушка с заплаканными глазами огляделась и от лицезрения такого большого скопления народа, испугалась ещё больше и слёзы ручьями полились по её щекам. Она отыскала сквозь них Ардни и умоляюще протянула к нему руки, про журчав своим тонким, детским голоском:

— Я испугалась, прости меня, но я очень сильно испугалась. Я сейчас упаду…

Ардни схватил её за руки и губами начал собирать слёзы с её лица, шепча горячо и страстно:

— А как я испугался, кто бы только знал, когда ты стояла и молчала. Я сам тут чуть не упал.

— Прости. Я просто испугалась, — она постаралась улыбнуться и утёрла свою щёку ладонью, — Я сама хочу. Ты, правда мне люб.

Их щебетание, обнимание и лобызания прервал громогласный Щедрый, наконец-то пришедший в себя и приступивший к обязанностям.

— Назови своё имя.

Ардни отстранился и тихо подсказал:

— Скажи им как тебя зовут.

Она выпрямилась и не обращая внимание на текущие слёзы, стараясь успокоиться, сказала, как можно твёрже:

— Утренняя Заря.

— Вылитая богиня, — кто-то крикнул с дальних рядов большого круга и народ поднял такой одобрительный гул, что Щедрый, своим громогласным голосом не сразу их утихомирил.

— Вот видишь, тихо сказал Ардни, смотря в её уже улыбающиеся, но всё ещё мокрые глаза, — ты уже богиня. Теперь мне придётся стать богом, чтоб до тебя дотянуться.

Наконец, Щедрому удалось навести порядок, и он уже как должное повёл церемонию дальше:

— Согласно заведённой нами традиции, мы должны одобрить или не одобрить выбор нашего атамана, — тут же осёкся и добавил, — нашего брата. Я объявляю голосование. Кто одобряет выбор ара Ардни взять в невесты Утреннюю Зарю? — и тут же сам поднял руку и закончил, — Добро.

Вся по очереди дали добро и Ардни взяв её правую руку, повёл венчать вокруг священного огня…

Все эти события разворачивались за седмицу до Купальной, самой большой праздничной седмицы жителей Страны Рек. Ардни сознательно спланировал поход именно в эти дни. Он знал, по докладам разведки Шумного, что Утренняя Заря готовится впервые в свой жизни принять в себя мужчину и познать женственность в самой её непосредственной сути — забеременеть. Перейти из разряда яриц в разряд молодух. Он знал от информаторов Шумного, а за этим баймаком слежка была особой, что её не перевели в положение невест на выдан, а оставили при родном баймаке. Кто конкретно так решил атаман её рода или матёрая Ардни не знал, да ему в общем было всё равно.

В отличие от обычаев речников, постельными делами новобрачные занимались и днём, и ночью, практически не вылезая из кибитки и всю оставшуюся седмицу и всю Купальную. Всё это время он лишь несколько раз был занят делами логова. К концу следующей седмицы за Купальной, вернулась группа лазутчиков с вестями об интересующей его еби-бабе из рода Палого, который ей владел. Народ, подзадоренный двумя свадьбами, просто сходил с ума, требуя немедленный поход. Всем вдруг стало невтерпёж. Чтобы снять напряжение, возникшее в ближнем круге, атаман собрал ближников на совет и просто выложил им свои соображения о предстоящем походе. До земель Палого идти надо было по землям трёх городов^[47], что усложняло скрытность передвижения большого костюмированного отряда. К тому же передвигаться пришлось бы цепью по проторённым дорогам, что неминуемо растягивало бы кавалькаду и тормозило поход. Обычно, проходя аровы земли, они проскакивали их в течении одной ночи, а так далеко в глубь городских земель они раньше не ходили. Не удавалось решить вопрос ни о скрытности, ни о быстроте передвижения в этих землях. Вторая проблема касалась непосредственно цели похода. Близилось полнолуние, а значит какой-то девичий праздник. Где девок искать и собирать, не понятно. У артели начинался сенокос, и мужики рассыпались по одному или мелкими группами на довольно большой территории, а ловить этих ушлых охотников в родной степи было делом нереальным. Кроме того, артельные бортники лазили по лесам. Именно в это время шёл массовый сбор мёда. В этом так же учувствовало достаточно большое количество людей, которых даже теоретически невозможно было выловить в непролазных лесах. Что же касается ватаги баймака, то та, а вместе с ними весь девичий молодняк, а иногда и с бабами в подмогу, шатались по тем же лесам. Шёл сбор даров природы. В самом же баймаке оставалась лишь небольшая кучка баб во главе с большухой, которые занимались переработкой всего принесённого из леса и его последующей заготовкой на зиму. После всего сказанного естественным образом возник вопрос: на кого налетать, кого и где ловить? После долгих и горячих споров, не смотря на огромное желание в живой добыче, круг порешил: походу пока не быть.

Сам же атаман на обычном возе с двумя пацанами, отправился в те края обычным гостем. Поначалу он хотел звать с собой Щедрого и одного провожатого из людей Шумного, что ходили туда, оставив за старшего Ровного, но последний взмолился. Он посетовал на то, что уже успел устать от семейной жизни и напросился ехать с ним. Пришлось за старшего оставить Щедрого.

Через три дня на четвёртый, сменяя друг друга на поводьях и останавливаясь лишь покормить и напоить коня, который почти всю дорогу шёл шагом, они вышли в земли нужных им речников. Ещё день потратили на то, чтобы добраться до нужного леса. Путешествуя по землям артели Палого, Ардни несколько раз ловил себя на чувстве, что за ними следят, но сколько он не вглядывался в степь, так никого и не заметил. Зная о том, что еби-баба охраняется, они сделали вид, что едут куда-то мимо и дальше. Взяв сильно в сторону и углубившись в лес, остановились на ночлег. Только тогда Ардни заметил слежку, притом чисто случайно, по наитию. Тем не менее, охотники не предпринимали никаких активных действий, «гости» спокойно переночевали и с утра двинулись дальше по лесной дороге, уходящей куда-то в сторону. Только Ардни дальше не поехал. Он ещё ночью выполз из воза и скрылся в зарослях балки, где и затаился. Ровный должен был вернуться за ним к следующей ночи и забрать его на этом же самом месте. Лёжа в засаде, он, наконец, отчётливо увидел молодого охотника, продолжившего слежку за уехавшими. Выждав достаточное время, не наблюдая и не чувствуя больше никого вокруг, Ардни осторожно, короткими перебежками, с последующими отсидками, двинулся к цели.

Только к полудню он увидел в глубине леса на нескольких пнях, как на сваях, выстроенный сруб с покатой крышей, заваленной мохнатыми лапами еловых веток. Наружная стена сруба поросла не то мхом, не то лишайником. Если бы не внимательность и нацеленность Ардни, но можно было в шаге от этого строения пройти и не заметить. Хотя, по правде сказать, он его сразу и не заметил, если бы не костерок рядом с ним. Небольшая банька, стоящая чуть поодаль, так же была собрана из брёвен и по виду такая же древняя, как и изба. Костерок горел как раз между ними. На нём, каким-то хитроумным способом была приспособлена большая глиняная миска, в которой варилось что-то вкусное. Ардни сразу унюхал, ибо не ел ничего со вчерашнего вечера. Никого из людей видно не было. Он затаился и стал ждать. Надо было понять одна ли она. Он сел, откинувшись на ствол большого дерева спиной, так, чтобы в просвет между деревьями был виден костёр с миской, понимая, что рано или поздно хозяйка к ней должна подойти. Ждать практически не пришлось.

— Чё сидим? — неожиданно, откуда-то из-за спины слева, раздался женский голос.

Ардни вздрогнул, но тут же стараясь не показать своего испуга, расслабился. Он вытянул, согнутые в коленях ноги и не спеша повернул голову на голос. Еби-баба, а в этом можно было не сомневаться, стояла у него за спиной всего в трёх шагах. Первое, что бросилось в глаза это огромная волчья голова, свисающая спереди в районе гениталий. Несколько десятков биений ошалевшего сердца, он как заворожённый смотрел на эту голову, ничего не соображая, пока не оторвал от неё взгляд и не посмотрел выше. Только тут до него дошло, что это просто волчья шкура, одетая на страшную с виду вековуху. По крайней мере, так ему она тогда показалась. Притом шкура была одета оригинально. Просто посредине был сделан надрез, в который была просунута лохматая голова женщины. Передняя часть шкуры с головой и лапами свисала спереди, а задняя с лапами и хвостом, на спине. Никак не скреплённая, волчья шкура просто висела на плечах, вернее на шее. Кроме этой шкуры, баба была одета в бесформенный, длинный, до земли, балахон. Ног не было видно вообще. Это, неопределённого цвета одеяние было грязным, и изодранным. Из-за растрёпанных во все стороны светло рыжих волос, длиной даже ниже чем свисала волчья голова, но лёгких, судя по колыханию их от слабого ветерка, лица практически видно не было. Но Ардни поймал себя на мысли, что у неё лицо худое, и по виду чем-то больна. Впалые щёки и глаза, выкаченные вперёд скулы, губы бледные и казалось растрескавшиеся или покрытые какой-то белёсой коркой. Всматриваясь через россыпь волос в это странное, больное лицо, он обратил внимание на глаза, которые в отличии от остальной мимики лица, смеялись. Притом были они разного цвета: один синий, другой зелёный. Она постоянно дёргала головой, как обычно делают птицы, рассматривая что-либо. Он сидел, она стояла, и никаких действий не происходило. Они просто разглядывали друг друга, притом оба очень внимательно. Это продолжалось довольно долго. Наконец до Ардни дошло, что она задала вопрос и ждёт ответа. Он оторвал взгляд от этого чуда и огляделся вокруг. Ни души. Расслабившись, насколько это было возможно, он отвернулся и упёрся затылком на ствол дерева.

— Да, вот сижу. Тебя жду, — проговорил он медленно, как будто уставшим голосом, при этом весь, устремляясь вслух.

Но он ничего не услышал. Он ничего не услышал даже когда увидел, что она перемещается. Баба абсолютно беззвучно обежала его по дуге и остановилась прямо перед ним, чуть левее. Остановившись, она чуть-чуть опустилась, как бы став немного ниже. Ардни анализируя эту пробежку и странное оседание, пришёл к выводу, что она ходит босиком и почему-то передвигается на цыпочках. Это его несколько озадачило. Баба тем временем опять завертела головой, как птица, продолжая рассматривать гостя.

— Кто ты? И зачем меня ждёшь? — наконец поинтересовалась она.

Говорила она резко, отрывисто. Голос её не соответствовал внешнему облику. Он бы молодым. Ардни ещё раз внимательно окинул её взглядом, но определить возраст даже приблизительно так и не смог. Не смотря на свою молодость, Ардни достаточно уже набегался по речным еби-бабам, поэтому прекрасно знал, что это такое и с чем это едят. Он взял путевой мешок, лежавший рядом, и медленно поднялся на ноги, отряхиваясь от листвы и мусора, но не двинулся с места. Своим фирменным, тихим волевым голосом изрёк ритуальную фразу-ключ, показывая, что он ритуал знает и еби-бабу к его исполнению обязывает:

— А ты, бабанька, сначала накорми путника с дороги, да напои, да в баньке попарь, да с собой спать положи, а за тем и спрашивай.

Её рот растянулся в широкой улыбке и при этом она нарочито, по-шутовски произвела быстрый и глубокий поклон. Когда она выпрямилась после поклона и волосы улетели за спину, лицо её открылось. Только тут Ардни увидел то, что придавало её лицу худобу и болезненность. Лицо было исчерчено тонкими и плавными линиями татуировки. Эти линии обрисовывали щёки и, огибая выступающие скулы, уплывали под глаза. Теперь он разглядел и её молодость, хотя чувство, что она не здорова, всё же осталось. Тут она схватила висевшую на ней голову волка за уши и подняла его морду, устремляя чёрные, пустые глазницы черепа прямо на Ардни. При этом губы её задвигались в беззвучном шёпоте. Ему это очень не понравилось, но он продолжил стоять на месте, ожидая ответа. Баба по-идиотски хихикнула, отпустила голову зверя, быстро поднялась на носочки, развернулась и побежала к своей избушке. Ардни остался стоять на месте, быстро соображая, чтобы всё это значило и что ему в этой ситуации делать. Её поведение не только не нравилось ему, но и начинало бесить. Она же, пробежав несколько шагов, остановилась, опять опускаясь на всю ступню. Оглянулась, и увидев, что гость не тронулся с места, пошарила рукой за спиной, поймала волчий хвост и закрутила им в воздухе, как бы зовя Ардни за собой.

— М-м-м, — раздосадовано замычал про себя мужчина, — так вот, что значит не от мира сего. Она же полоумная дурочка. Вот попал, так попал.

Тем не менее, он забросил мешок на плечо за спину и не спеша, вразвалочку последовал за ней. Она ещё отбежала на несколько шагов и опять на цыпочках, обернулась, махая хвостом и при этом растянув рот до ушей и странно как-то хихикая. Так она короткими перебежками, а он степенно и не спеша, добрались до её жилища. Там она остановилась, развернулась к нему лицом и всё также, подёргивая по-птичьи головой и бестолково улыбаясь, стала его ждать. Когда он к ней, наконец, подошёл, она опять резко и отрывисто поклонилась ему в пояс и сказала:

— Я знала, что ты сегодня придёшь.

Говорила она быстро и радостно, как реагируют люди, что предсказали что-то такое, что неожиданно сбылось на зло всем и всем своим нутром как бы восклицая: «я же говорила, говорила!».

Ардни ничего не ответил. Он был разочарован, но учуяв аромат варева, успокаивал себя тем, что, хотя бы поест. Она продолжила, отвесив очередной поклон, тыкая волчьей мордой в землю:

— Я сварила для тебя грибную похлёбку. Баня истоплена. Лежак покрыт. Я ждала тебя Ардни.

Вот тут не только челюсть его отпала, но и он сам, кажется, весь в осадок опустился.

— А… отткуда, тты меня знаешь? — медленно, еле шевеля почти парализованным языком и заикаясь, пробубнил он ошарашено.

В голове зазвенело, как будто врезали по темечку дубиной. Она перестала улыбаться и протянула большой ковш с бледно-красной жидкостью.

— Я же сказала, что ждала тебя сегодня. Вот ягодный сок, как ты любишь.

Ничего уже не соображая, он взял ковш и машинально начал пить, не переставая таращить на неё глаза. Она опять растянула свой рот в улыбке, хихикнула и юркнула в избу. Только тут Ардни почувствовал, что заломило зубы от холода и он оторвался от питья. С удивлением посмотрел на ковш. Морс оказался в буквальном смысле ледяным и это посреди лета. Это было очередное изумление и тут же последовало следующее: откуда она его достала? Он не отрывал от неё взгляда, как подошёл. Руки у неё были пустыми, он был уверен в этом. Неожиданности, следовавшие одна за другой, мгновенно вывели его из равновесия, и он почувствовал испуг. Какая-то жуть проползла мурашками по его позвоночнику и затопталась на спине колючими лапками. Ардни держа ледяной ковш в руках, медленно осмотрел жилую поляну. «Ведьма^[48] полоумная», — подумал он. В это самое время из избушки стрелой вылетела хозяйка и кинулась в противоположную сторону от растерянного и ошарашенного гостя. Добежав на цыпочках до огромного, ровно срезанного пня, она быстро бросила на землю большую, тёмную шкуру какого-то непонятного зверя. Пень оказался столом, притом уже чем-то накрытым. Указав на посланную шкуру, она звонко выкрикнула:

— Садись, гость, кормить буду.

Ардни на ватных ногах, всё ещё держа ковш обоими руками, прошагал к столу и скрестив ноги, уселся, но ковш из рук не выпустил. Он ждал ещё какой-нибудь выходки от неё, внутренне сжавшись и приготовившись, но ничего сверхъестественного больше не происходило. Она на цырлах^[49] обежала пень, забрала из его рук ковш. Ардни медленно потёр холодные ладони друг о друга, стараясь не смотреть на неё, но и не выпуская из виду боковым зрением. Она всё в той же манере сбегала к костру, схватила там миску с варевом голыми руками и так же бегом на цыпочках, по-идиотски улыбаясь, принесла похлёбку, поставив её прямо перед ним. Похлёбка побулькивала до сих пор, продолжая кипеть. Ардни протянул руку к миске, но не дотронулся, потому что даже на расстоянии ощущался жар раскалённой поверхности. Он посмотрел на хозяйку. Затем перевёл взгляд на висевшие вдоль туловища руки, которые от его взгляда нервно задёргались и спрятались за волчью шкуру. Он взял вырезанную ложку и осмотрел стол. Стопка толстых лепёшек громоздилась в центре. Вяленое мясо, Ардни по виду не определил, кому оно принадлежит. Чашка с солёными грибами, пучки разных трав, корений, ещё что-то, что не осталось в памяти. Наконец, окончив беглый осмотр, взял лепёшку, разломил пополам и приступил к похлёбке. Она молча стояла в стороне.

Осилив почти половину миски, он откинулся от стола-пня, поняв, что обожрался.

— Ну, благодарствую тебе хозяюшка. Накормила, напоила, — проговорил он уже как-то более спокойно, смотря на это чудо природы в волчьей шкуре и ожидая очередного сюрприза.

Та встрепенулась, поднялась на цыпочки, и толи всплеснув руками, толи взмахнув крыльями, устремилась к бане. Перед входом она аккуратно, даже неожиданно нежно, сняла с себя шкуру и медленно повесила её черепом на угол бревенчатого сруба. Погладила её по ушам несколько раз. Это было первое, что она сделала медленно и плавно, с тех пор, как он увидел её. Затем движения вновь стали быстрыми и резкими. Она начала раздеваться, что явилось очередной порцией изумления для гостя. Нет, то что еби-баба раздевается перед баней и должна при этом первой туда зайти и пригласить, Ардни, конечно же, знал. Удивило другое. Во-первых, платье оказалось не одно, а целых четыре. Одно надетое поверх другого. Три из них были грязные и рваные, а вот последнее было относительно свежим, хотя далеко не новым. Во-вторых, когда она скинула с себя последнее платье и предстала перед ним голая, так сказать, во всей красе, ошеломила несуразностью своей фигуры. Такого Ардни ещё не видел, притом сразу он даже не смог определить, что же более всего из несуразного его поразило. Узкие плечики, тоненькие ручки и вся до пояса такая тонкая и хрупкая, но ниже пояса… широченный таз и массивные ляжки, утончающиеся к низу до тонюсеньких лодыжек. Следующим ударом для сознания атамана было то, что он определил, как груди. Две тонкие сосульки свисали до пупа. Первая мысль, относящаяся к ним, заключалась в том, что она с лёгкостью бы закинула их за плечи… и тут его мозг, как ошпарило. Её отвислые груди напомнили ему страшилки о каких-то водных бабах, что груди на плечи забрасывают. Только у этой волосы рыжие, а у тех вроде бы как зелёные. А вся эта не пропорциональная фигура с толстой задницей, удивительным образом походила на глиняную куклу^[50], что речники лепили каждую весну перед родами. От таких сравнений и ассоциаций его заколотило не по-детски. И, наконец, третья несуразность, которую он заметил первой, но до осознания дошедшую только что — это пышная копна исинно-чёрных волос на лобке. Как это было возможно при рыжей голове? Притом эта копна была настолько велика, что Ардни подумалось поначалу, что это просто чья-то голова, зажатая между ляжками и торчащая наружу затылком. В добавлении ко всему на ляжках и отвислых грудях виднелись многочисленные разрывы и растяжки, при том, что остальная кожа была по-девичьи белая, чистая и даже прозрачно тонкая. Оценив всё это нагромождение несуразностей, Ардни вдруг задался вопросом, который с одной стороны вывел его из оцепенения страха, а с другой позволил разлиться в голове холодной безразличностью. Он на полном серьёзе задумался: «Как она с такой жопой на цыпочках то бегает?». И она тут же продемонстрировала «как». Это нелепое создание вздёрнулось на носочки и мелко перебирая ножищами, забавно тря ляжки друг о друга, подбежала к гостю и протянула ему тоненькую ручку. Улыбка застыла на её дёргающейся голове. Ардни не стал брать её за руку, но повинуясь приглашению, встал и пошёл к бане, на ходу раздеваясь. Подошёл он к бане уже голый. Скинутая по пути одежда выстелила за ним дорожку. Остановился напротив туровой шкуры, занавешивающей низкий проём входа, он стал ждать. На него вдруг после всего увиденного напала апатия. Видать разум перегрелся. Ему стало всё равно. Он устал удивляться и решил воспринимать всё, как должное и вполне обыденное. Даже когда она неслышно подкралась сзади и положила свои руки на его могучие плечи, он даже не удивился, как будто ожидал этого. Руки её скользнули по мышцам спины, по бокам на поясницу и остановились лишь на ягодицах. Ардни почувствовал, как пальцы растопырились и легонько сжали упругие выпуклости. При этом ему стало ещё больше наплевать на всё что она делает. Он как будто зачерствел где-то внутри своего сознания, атрофировался. При этом он точно знал, что процедура ощупывания ещё не закончена, хотя она и убрала от его зада руки. Так оно и оказалось. Чокнутая быстро и не слышно появилась спереди и как будто не замечая хозяина, продолжила обследование тела гостя. Она положила руки на его грудь, так же, как и ягодицы, слегка сжала грудные мышцы. Потом скользнула вниз, приседая и разводя свои ляхи в стороны. Ардни, казалось, потерял все эмоции и с каждым её прикосновением становился всё более безучастным. Он следил за её головой, и чем ниже она опускалась, тем менее чувствительным он становился к её прикосновениям. Что она там делала так долго, Ардни не задавался вопросом. Он её там не чувствовал, хотя по правде сказать он себя вообще не чувствовал ниже пояса. Наконец, удовлетворившись осмотром, она встала и всё ещё по-идиотски улыбаясь и дёргая головой. Низко наклонившись, и всё также на цыпочках, протиснулась в низкий проём входа. Она зачем-то задержалась в проходе, в наклонённом состоянии и Ардни на всю оставшуюся жизнь заполнил эту задницу во весь проём. Еби-баба отодвинула шкуру, приглашая его войти. Ему пришлось сесть чуть ли не на корточки, чтобы туда забраться. Потолок внутри был низкий, и ему приходилось держать голову наклонённой. Сначала было темно. Под банным камнем тлели угли. Стоял стойкий запах конопли. Она зажгла лучину от углей и воткнула её в щель стены. Ардни увидел пологи. Они были широкие, двух уровневые, расположенные ступенькой. Не дожидаясь приглашения, он улёгся на верхних. Шкура была жёсткая, он даже не сообразил от кого, кабанья что ли? А в общем было безразлично. Улёгся на живот, отвернул голову к стене и расслабился, вдыхая сладкий аромат и жар прогретой бани.

Стало светлей. «Ещё лучина», — с полным равнодушием подумал Ардни. Вокруг стояла полная тишина, как будто уши чем-то заткнули. Он почувствовал, как выступили и потяжелели на лице капельки пота. Ему всё хорошело и хорошело. Толи сказывалась бессонная ночь, толи действовала конопля, толи ведьма воздействовала, но он постепенно уплывал в мир грёз. С другой стороны, он чётко осознавал, где он. Жёсткая щетина под щекой, расплавленный воздух, так же вполне осязаемый. Он сжал пальцами шкуру и почувствовал её руками. Всё было реально. Но с другой стороны он опускался в сон. Он балансировал на этой границе между сном и явью. Это было неописуемое ощущение. Он вдруг понял, что его сознание разделилось. Одна его половинка спит, а другая нет. Он чётко осознал, что это состояние очень хрупкое и шаткое и боялся, почему-то, его нарушить. Вот так балансируя как на натянутой верёвке, он замер, восхищаясь равновесием. Чем дольше он балансировал, не давая сознанию вывалиться в явь или провалиться в сон, тем больше его наполняла какая-то непонятная эйфория, восторг, чувство всесилия. Он ощутил, как нечто скребёт его спину. Плавно, нежно и приятно. Он осознал, что к нему возвращаются ощущения и эмоции на каком-то новом доселе неизвестным ему уровне. Сверху вниз… сверху вниз… сверху вниз… Но то что скребут его спину, не нарушало равновесия, а лишь раскачивало его, как на огромных качелях. И чем дальше, тем выше он взлетал и ниже падал. Захватывало дух. Дикая радость рвалась из тела наружу, и от этого вокруг становилось светло и бесконечно просторно. Чьи-то руки завертели его и он, крутясь, взлетел с качели и поплыл, как облако по голубому небу, которое было везде. Он не понимал где верх, где низ. Он понимал лишь, что это не имеет значения, это абсолютно не важно. Мимо проплывало облако, кончик его скользнул по груди, по животу с боку, бедру. Затем второе облако скребнуло по другой стороне. Третье облако коснулось центра груди, окутало живот и сползло оттуда к лобку, где замерло на детородном органе. Клубясь и извиваясь, оно шевелилось и от него во все стороны мягкими волнами растекалось расплавленное блаженство. С каждой волной оно нарастало, нарастало и, дойдя почти до состояния взрыва, медленно и плавно стало растворяться во всём теле, доходя до самых кончиков пальцев. И вновь наступило спокойствие и никуда не качающееся равновесие. Всё замерло. В мире полной тишины и спокойствия откуда-то издалека показалась маленькое облачко. Оно быстро росло. И вот уже заполнило полнеба. Ардни не понял, толи облако двигалось к нему, толи он к облаку, толи они двигались друг другу навстречу, но, долетев до него, захотелось в него нырнуть. И он нырнул, но вместо воздуха, он оказался в прохладной воде, и равновесие мгновенно нарушилось, возвращая его в явь. Он лежал уже на спине. Тело горело, но тут ещё одна волна холодной воды окатила его. Сердце забилось от резкого контраста. Он перевернулся на живот, и на спину хлынула очередная порция холодной воды. В голове стало ясно.

— Хорошо, — пробормотал он и с неохотой сел, свесив ноги с полога.

Голова закружилась, перед глазами всё поплыло и размножилось. Что-то потянуло его за руку, и он поддался. Очухиваться он стал лишь стоя в лесу, на свежем воздухе. Он глубоко вздохнул. Голова опять закружилась, его повело. Навалилась дикая усталость.

Проснулся он уже в избе не лежанке. Рядом возлегала она, не то еби-баба, не то ведьма, не то колдунья, не то нежить с полужитью, а может быть всё и сразу в этой одной заднице. Сколько он проспал, естественно Ардни не знал, но за порогом был день. Это успокаивало. Голова её лежала на подушке и не дёргалась, как раньше, за то дежурная улыбка была на месте. Она гладила его волосы и почему-то тихо, еле слышно поскуливала, или пела что-то таким образом, было не понятно. Последние остатки сна слетели, как будто его и не было. Он понимал, где он, помнил всё, что с ним здесь произошло, но абсолютно забыл, зачем он сюда пришёл. Он выдернул голову из её рук и сел на лежаке, свесил на пол ноги и поворачиваясь к ней спиной. И только тут пришло осознание всего. Первое, что он отчётливо для себя уяснил, не давать ей трогать себя руками.

— Ну, что? Поговорим? — спросил он спокойно и как-то даже буднично и каждодневно, что, в общем-то, было на него не похоже.

— Нет, — ответила она быстро.

— Почему?

— Потому что ты ещё не засеял меня.

Он повернулся к ней, встретившись с её разноцветными глазами.

— А может не надо? Мне и так хорошо, да так хорошо, что дальше некуда.

Она не сменила позы. Как лежала, так и продолжила лежать.

— Ты не засадил моё поле, — повторила она, — пока во мне нет твоего семени, я тебя не чувствую и ничего не смогу тебе сказать. Ты ведь за этим пришёл?

— Да.

— Тогда засевай.

С этими словами она перекатилась на спину и распахнула огромные ляхи, забрасывая длинные груди за плечи на подушку. Ардни аж передёрнуло от этой картины.

— А если я не смогу?

— Значит не сможешь получить ответы, — как-то тихо и загадочно ответила она, при этом засовывая свой длинный ноготь в нос и выковыривая оттуда козюлину.

Омерзение, стыд и паникаохватили его, и всё это явилось по одному и тому же поводу. Ардни плюнул, отвернулся и задумался. Пройти такой путь, почти достигнуть цели и не смочь сделать элементарного мужского дела. Ардни конечно знал, что у речников мужчина, в подобной ситуации, не могущий овладеть женщиной, переставал быть мужчиной и изгонялся из рода. Но тут все его метания и стенания прервала одна конкретная мысль, которая всё ставила на свои места, в том числе и его. Мысль была чёткая и до простоты понятная: «Это — испытание! Мне необходимо его пройти. Это — плата за те знания, за которыми я пришёл!».

Он резко встал. Подошёл к входному проёму. Задёрнул шкуру и в избе наступил мрак. На ощупь он нашёл лежанку. Нащупал её тонкую лодыжку и положил на неё ладонь. В темноте, пока глаза не привыкли к сумраку, охватывая рукой тонкую лодыжку, ему неожиданно вспомнилась Утренняя Заря. Он, нежно касаясь кожи лишь подушечками пальцев, медленно повёл их вверх, отчётливо представляя себе свою жену. Пальцы проскользнули поднятые колени и стали спускаться вниз по внутренней стороне бедра. Уже не надо было заставлять себя думать об Утренней Заре, она думалась и воображалась сама собой, и когда он коснулся пальцами зарослей дремучего междуножья, он был уже готов…

После того, как всё закончилось, он не стал ложиться, а пристроился на лежаке сидя в пол оборота и привыкшими уже к полумраку глазами, внимательно наблюдал бурю эмоций, которая разрывала её мимику. Поначалу ничего не происходило. Она лежала, прикрыв глаза, как будто к чему-то прислушиваясь. Потом резко распахнула глаза и уставилась на него в упор. Они расширились от ужаса, на лице застыла маска страха, затем ужаса, переходящего во всё поглощающую панику. Как будто она увидела его только что, и он был для неё невообразимый кошмар. В следующий момент она пронзительно завизжала, закрывая лицо руками и сжимаясь в позу эмбриона. Ардни сам от неожиданности вскочил с лежака и отпрыгнул к противоположной стене от этой идиотки подальше. Визг прекратился и она, медленно раздвигая пальцы, начала смотреть на него сквозь них. Быстро, как будто задыхаясь, тяжело и звучно дыша, она резко села, прижав колени к груди. Схватила подушку и вытянула перед собой, как бы защищаясь. Постепенно истерика утихала, и выражение её лица плавно переплыло от гримасы ужаса к маске восхищения. Глаза, оставаясь расширенными, тем не менее, каким-то необъяснимым образом поменялись. Они засветились восторгом. Рот приоткрылся, подушка сползла по голени к стопам. Глаза её быстро забегали по его фигуре, примерно так же, как раньше у неё дёргалась голова, как-то по-птичьи. Правая рука медленно поднялась и прикрыла рот, как бы предотвращая крик. Ещё мгновение и выражение лица стало каменно-спокойным. Глаза наполнились слезами и закрылись, от чего слёзы тут же побежали по застывшим щекам. Она вдруг заговорила не своим голосом, он был низким, грудным:

— Твои трёхмерные силы будут огромны, но и слабость твоя станет безмерной. Ты разоришь и разметаешь наш народ, но не выкорчуешь корни. Перед тобой встанет на коленях твой народ, но трупы на земле тебе будут мстить. Тебя устрашатся их старые боги, но ты породишь новых. Ты сам станешь богом победив всех, но не сможешь одержать верх над Вечными. Порождая новую жизнь для всех, для себя ты породишь собственную погибель. Ты начинаешь новый круг во всём мироздании, но ты будешь забыт.

Её голова упала на грудь, как будто надломилась. Она завалилась на бок и так в скрюченной позе замерла. Самосознание Ардни зашкалило от услышанного. Мысли метались в разные стороны и не собирались в кучу. Он не мог сейчас ни о чём думать. Вопросы, которые он хотел задать, забылись, как мелочные и уже не нужные. Он долго стоял в оцепенении, не понимая, что же ему теперь делать. Вывел его из этого состояния… её храп. Только тут он очнулся и, пошатываясь, вышел наружу. Стало смеркаться. Медленно, на автомате, он подбирал разбросанную одежду и одевался. Наконец, огляделся напоследок, подобрал свой мешок и побрёл обратно в лес, но тут же остановился, опомнившись, вынул из мешка скрученную тряпку и положил принесённый подарок на обеденный стол.

Шёл он по лесу открыто, никого не опасаясь, ломая с хрустом под ногами ветки и проламываясь с грохотом через бурелом. Почему? Он тогда сам бы не смог этого объяснить. Какая-то оглушённая тупость вела его. Он не разбирал дороги, не высматривал приметы. Он просто тупо шёл прямо и точно вышел на стоящий воз. Пацаны делали вид, что готовились ко сну. Увидев его, напролом шагающего через лес, забеспокоились и закрутили головами. Ардни прошёл мимо их, как будто даже не заметив, запрыгнул в воз, развалился, устремив остекленевшие и немигающие глаза в небо и тихо скомандовал:

— Поехали.

Сказано это было таким тоном, что оба, не задавая вопросов, метнулись запрягать лошадь и уже через несколько мгновений, тронулись в обратный путь. Ардни сразу уснул. Они ехали всю ночь и большую половину следующего дня не останавливаясь. Атаман проснулся только после полудня, и только тогда сделали первую остановку. Пустили коня пастись, развели костёр у дороги. Проводник и Ровный готовили поесть, а Ардни отошёл в сторону и пристально уставился куда-то вдаль. Вид у него был такой, что подойти к нему даже Ровный не решался. Только после обеда, сидя у костра, он решил заговорить с атаманом, который тупо уставился на пламя огня.

— Атаман, с тобой всё в порядке? — осторожно спросил Ровный.

Ардни скосив на него ничего не выражающие глаза, буркнул:

— Нормально.

Наступила пауза. Ровный почему-то подумал, что Ардни не хочет говорить при проводнике, поэтому он зыркнул на него и тихо проговорил:

— Пойди-ка, погуляй.

Тот послушно встал и отошёл.

— Атаман, ну ты хоть получил ответы на вопросы? — заговорил он шёпотом, близко наклоняясь к Ардни, который при этом вопросе неожиданно хмыкнул и повеселел, наконец-то.

— Нет, — ответил он радостно.

Ровный, ничего не понимая по его реакции, продолжал:

— Ну, ты хоть видел её?

— Я-то видел, — посмеиваясь, ответил Ардни, — да другим не советую.

— Расскажешь?

— Пока нет, — обрезал атаман, даже не задумываясь.

Ровный замолчал и отстранился. Ардни смотря на огонь сказал к никому не обращаясь:

— А про вопросы я забыл, потому что узнал такое, что мои вопросы престали быть важными. Они стали ненужными.

Больше эту тему они всю дорогу не поднимали. Ардни вспоминал и вспоминал её слова и только спустя три дня пути наедине сам с собой, он понял, что не понимает их вообще. «Поубивал бы всех этих предсказателей», — думал он озлоблено. «Всё бы им говорить загадками. Никогда нормально не скажут. Ну, что ж, будем разбираться по новой. Итак, трёхмерные силы. Что это такое? Три меры силы или три мерных силы? Скорее всего, второе. Она сказала «трёхмерные силы», а не «трёхмерная сила». Первая сила понятно, она явная. Сила тела. Сила оружия? Но оружие без тела ничто, значить оружие только усиливает тело. Сила мысли, хитрости, знания, наконец? Да, похоже. А какая ещё? Сила духа? Тоже возможно. Это надо поспрашивать. Колдуна какого-нибудь поймать речного, что ли? Так, дальше. Какая моя слабость? Сома? Она даёт мне силу, но и является моей слабостью. Может быть. С разорением и рассеиванием речников вроде понятно, но что значить «не выкорчуешь корни»? Но я ведь вырезаю всё мужское поголовье, прекращая род за родом. Разве это не выкорчёвывание корней? Не понятно. Как быть теперь с городами, теперь стало абсолютно понятно. Отныне я не буду стремиться влиться в их общество, а просто по праву сильного стану над ними атаманом и заставлю их опуститься на колени передо мной. Я не стану равным им, как хотел раньше, я стану выше их. Но что означает «трупы на земле будут мстить»? Что за трупы? Почему на земле? И на какой земле? И как они будут мстить? Загадка. С богами тоже не всё понятно. С другой стороны, запугать богов — это запугать жрецов. Создать новых богов? Так вот их и заставить этим заняться, только указав каких. Они же и из меня бога сделают. Значить я не просто должен запугать жрецов, я должен создать новое жречество, то которое будет угодно мне и только мне. А вот кто такие «вечные» и почему я их не смогу победить? Вопрос как в пустоту. Об этих «вечных» я слышу вообще в первый раз и никакого понятия не имею. Да. Колдунов надо ловить и говорить с ними, даже если они этого не захотят. По поводу новой жизни вроде понятно. Я уже её начал строить, а в связи с пророчеством, обновление жизни я сделаю не только у себя в логове, а везде, куда только дотянусь и у всех, до кого только дотянусь. Но что значить «породишь свою погибель»? Мои будущие дети? Может быть. Подрастут, да прибьют старика. Вполне возможный расклад костей. А вот то, что меня забудут, да мне вообще наплевать. Я даже не понимаю, с чего это она так выделила это? Какая мне разница будут меня помнить те, на кого я наступлю ногой или нет. Да путь лучше забудут и чем быстрей, тем лучше. Но всё же это были её последние слова, значит, она посчитала их самыми важными. А вот почему? Я действительно не понимаю, я даже не понимаю зачем. Зачем надо, чтоб тебя помнили?» Ардни думал и размышлял всю дорогу. Семь фраз еби-бабы оставались всё теми же семью фразами. За путь до дома они обросли таким количеством вопросов и предположений, что понять где первичный пласт, а где его порождение в хитросплетении восприятия и понимания сути или предположений, было уже не понятно…

Минуло две осени. Утренняя Заря оказалась не пустой, нормальной и через год уже родила дочь, которую назвали Утренняя Звезда, но все её звали просто Звёздочкой. Она уже не выглядела, как молодуха-недоросток. Заря повзрослела, обабилась, если можно, так сказать. Её формы слегка округлились, налились, пропала подростковая угловатость и в них преобладала некая властная даровитость. Ватага Ардни разрослась до населения города. Весь ближний круг обзавёлся жёнами, кое-кто и вторыми, даже некоторые отрядные умудрились семьями разжиться. Появился в логове и свой бабий коровник, правда, пока единственный на всё логово. Официально он принадлежал братьям мастеровым Рубху, которых Ардни, не без помощи Хабарки и Онежки с ними же и обвенчал, но, по сути, этот коровник был общий и основная его задача состояла в помощи с маленькими детьми, нарождающимися в ватаге.

Изменилось и само логово, притом кардинально. На месте внутреннего завала и бурелома, выросла высокая, в три человеческих роста, глиняно-земляная стена и глубиной при этом в четыре пять шагов. Притом ни бурелом, ни колючие кусты, разросшиеся до безобразия и почему-то начавшие сохнуть, ни деревья убирать не стали, а стену выложили прямо по ним, замуровав всё это в глину, используя засыхающую растительность, как арматуру. Кроны деревьев, что остались торчать выше стены, срубили, оставив высокие пни и на их основе вылепили и обожгли человеческие фигуры — статуи. С одной стороны, из озорства и веселья, с другой, за этими глиняными человечками можно было укрыться при обстреле. По самой стене можно было ходить по всему периметру, правда подъёмов и спусков было только четыре: два по обе стороны от входных ворот, один непосредственно у кибитки атамана и последний от его кибитки почти, напротив. За стеной лес был вырублен и выкорчеван на расстоянии до второй охранной засады, где так же стояла стена, только деревянная, из стволов деревьев, вкопанных в траншею и связанных между собой по принципу вязки плотов. Стволы были разного диаметра и высоты, и сама стена, соответственно, была не однородной. Где-то повыше, где-то пониже, но нигде не была ниже двух человеческих ростов. В этом внешнем кольце, между земляной стеной и деревянной, расселились отрядные, возничие, мелочь ватажная и прочие. Внешняя полоса леса, напичканная ловушками, осталась, как и прежде. Таким образом, логово превратилось в настоящий город, притом город практически не преступный.

Идея постройки деревянной стены и второго жилого кольца, пришла Ардни сама собой. Ближники массово нахватывали себе жён и естественным образом расширяли места своего обитания на поляне, вытесняя и возничих и отрядных. Первое, что пришло в голову, это расширение поляны, как минимум вдвое, но чья-то умная голова предложила непросто увеличить площадь поляны вырубкой леса, а сделать её вот таким двух кольцевым образом. Поначалу оставили живую ограду из колючих кустов и завалов и сделали за ними широкую кольцевую полосу новой жилой площади, которую так же решили огородить деревянным частоколом. Ещё тогда, когда ставили внешнюю деревянную стену, и притом в некоторых местах не закончив, речники силами двух артелей попробовали впервые атаковать логово. Они попытались прорваться не со стороны входа, а со стороны леса слева и справа двумя группами. Проскочив через ловушки, при этом потеряв несколько человек, они в глубине леса наткнулись на частокол стены, с большим числом лучников на ней. Сложно сказать, на что рассчитывали артельные атаманы, но это бездарное самоубийство говорило о том, что атакующие понятие не имели, куда они лезут и что их там ждёт. Мало того, что они упёрлись в глухую высокую стену, с которой их расстреливали как зайцев на охоте, так ещё тех, кто был на верху стен, количеством превосходили нападающих почти в трое, а то и в четверо. Потеряв больше половины людей в первой же атаке и поняв в какую задницу, они попали, речники с таким же проворством рванули обратно из леса в степь, в бега, но убежать им было не суждено. Как только они выскочили из леса в степь, им вдогонку устремились колесницы Ардни. Речники, напуганные и деморализованные, кинулись в рассыпную, уже не думая об активном сопротивлении и были все перебиты по одиночке или побиты и захвачены в плен. В конечном итоге в результате этой бездарной авантюры речников, две артели были уничтожены на корню, а среди людей Ардни даже не одного раненного, не то, что убитого.

От израненных, но ещё недобитых обоих атаманов речников, удалось установить с каких берегов они явились и Ардни недолго думая, тут же совершил двойной налёт на эти баймаки, притом впервые без обычного камуфляжа и маскарада. Впервые использовал для транспортировки не шкурные волокуши, а целый обозный отряд, с парой лучников на каждом возе. И что ещё впервые удалось Ардни, это вскрыть клады обоих баймаков и то количество золота, которое там было, не только обрадовало, но и изрядно удивило атамана. Каждый баймак имел некий золотой запас — общак, который хранил атаман в секретном месте и о котором кроме него знали от силы два, три особо приближённых, а зачастую и таковых не было. Знал атаман, да его мать — большуха бабняка. Притом в этом конкретном случае оба клада сдали именно большухи, стараясь выкупить свои жизни, так как знали, что большух и её ближних баб, как правило, уже в возрасте, в полон не брали. Они были не кому не нужны, но и отпускать не отпускали, попросту убивая, топя в реке.

После удачного двойного похода, как всегда закатили пьянку с общем столом. Добыча радовала, а двойная добыча радовала вдвойне. Засиделись как обычно допоздна. Стало совсем темно, только священный костёр, пылающий посреди круга, освещал столы. Атаман думал свои мысли, тем не менее, зорко следил за пирующими и даже краем уха прислушивался к пьяным разговорам. Для него не прошло незамеченным появление из темноты вооружённого луком пацана из караула, который быстро подошёл к Шумному и что-то принялся нашёптывать ему на ухо. Тот внимательно его слушал и на глазах трезвел. Пацан, доложив, так же быстро исчез в темноте. Шумный медленно встал, стараясь быть незамеченным и тоже скрылся в темноте, всем видом показывая, что пошёл отлить. «Что-то случило», — подумал Ардни, и даже внутренне напрягся. Мысли о будущем сразу исчезли, как будто спрятались, чего-то испугавшись. Шум Дождя появился за спиной атамана неожиданно, как бы из ни откуда и тут же позвав его жестом, отошёл в темноту. Ардни встал, подёргивая завязки штанов, тоже делая вид, что пошёл отлить, направился в сторону, куда скрылся Шумный.

— Атаман, — начал ближник загадочно, — на первой заставе стоит жрец из города Манла. Говорит, что по очень важному делу и хочет говорить с тобой.

Ардни удивлённо посмотрел на Шумного.

— Что за жрец? Чего ему надо?

Тот в ответ только пожал плечами.

— Караульный прибежал, сказал, я передал. Может убить его, чтоб другим не повадно было сюда лазить или повязать да сюда притащить?

— Нет, — прервал его атаман и немного подумав, добавил, — пошли, проводишь. Сами посмотрим кто такой. Факел захвати.

Шумный с факелом, Ардни за ним, так они прошли все три засады и вышли из леса, на самом краю которого, стояла фигура человека в длинном белом одеянии. Шумный подошёл к нему поближе, освещая личность. Судя по одежде это был действительно жрец, притом молодой совсем, осеней двадцать не больше. Ардни подошёл к нему и тут же слева и справа от атамана выросли два лучника, держащие оружие наготове. Жрец был напугал, очень напуган, по-настоящему.

— Кто ты? — спросил Ардни спокойно, но своим фирменным повелительным тоном.

Жрец замялся. По очереди бросил взгляд на лучников и в буквальном смысле заблеял:

— Я Чварха, посыльный, просто посыльный ара Аманрита, главы рода Муску. Я всего лишь должен передать ару Ардни весть.

— Слушаю тебя.

Ардни сложил руки на груди и стал ждать.

— Ар Аманрита, глава рода Муску наказал мне передать эту весть с глазу на глаз, — замешкался посыльный.

— Ничего, перебьётся, — отрезал Ардни, — говори.

— Ар Ардни! — начал молодой жрец, быстро сообразив, что настаивать на разговор с глазу на глаз себе дороже, — Ар Аманрита из рода Муску преклоняется перед твоей силой и желает дружбы твоей. И надеется, что это дружба будет взаимной. Он просит тебя ар Ардни о личной встрече, чтоб обговорить в спокойной обстановке взаимовыгодное предложение. Где и когда по твоему усмотрению и на твоих условиях.

Жрец замолчал, ожидая ответа. Молчал и Ардни. Какие-то странные чувства зародились где-то внутри. Что это было за чувство, Ардни понять не мог, ни хорошее, ни плохое, какое-то неопределённое. Наконец, он ответил:

— Ладно. Я передам через своих людей, где и когда… если сочту нужным.

Ардни в сопровождении Шумного пошёл обратно молча. Ближник тоже помалкивал. Каждый был занят своими мыслями.

«Что за чудеса? — подумал атаман, — Что задумал этот Аманрита? Он намеренно назвал меня аром. Он знает наши цели? Откуда? Что это за лесть? Что это за дружба с главой рода? Скорей всего ему надо кого-то убить и хочет, чтобы это сделали мои люди. А что? Им убивать вера не позволяет. Они больше всего боятся запачкаться кровью и не отмыться, притом больше всего перед самими собою, потому что если и удастся скрыть это от людей, то «нечистоту» от богов не скрыть. Боги от «нечистых» отворачиваются. Вот этого они и боятся. Хотя идея с платным охотником со стороны, вполне реальна. А может это ловушка, в которую меня заманивают таким образом? Польстили, поманили я сдуру побежал, а она хлоп и птичка в клетке. Но какими же надо быть дураками, чтоб считать меня таким же. Так, подумаем. Посыльный пришёл глубокой ночью, в полной темноте, но точно к входу. О чём это говорит? Они точно знают, где наше логово и как оно устроено. Даже знают, что караул на входе постоянно: днём и ночью. А если прибавить к этому рассуждения про «ара», то можно предположить, что они знают о нас всё, или почти всё. И его неподдельный страх, а я видел это, говорит о том, что они знают и то, на что мы способны. Нам, что свинью зарезать, что человека одинаково. К свинье даже больше жалости. И эти слова «преклоняюсь пред силой твоею»… Да, похоже, они знают о нас всё. Откуда? Среди нас они имеют глаза и уши? Похоже. Я раньше, почему-то, не придавал этому значение, а этим необходимо заняться. Так и нож в спину получить недолго или отравы нахлебаться. Здесь либо мы плохо проверяем пацанов, которых принимаем, либо кто-то продался, уже находясь среди нас. А может такой и не один. Да, этим надо заняться сегодня же. Так, ладно, о жреце дальше. Аманрита предлагает мне самому выбрать место и время и раз они меня так хорошо знают, то должны понимать, что я подготовлюсь к встрече как следует. И эта встреча для них будет более опасна, чем для меня. И они идут на это. Боятся, но идут. Значит, они уверены, что их предложение меня обязательно заинтересует, и я не только не буду их отправлять к предкам, но и соглашусь на что-то. Становится интересно.

Ардни остановился и положа руку на плечи Шумному тихо поинтересовался:

— Слушай Шумный. Ты вроде у нас за внутреннюю охрану отвечаешь?

— Ну, — непонимающе пока ничего согласился он.

— Всех новеньких проверяешь тщательно?

— Стараюсь.

— Понимаешь, какие нехорошие дела у нас творятся. Я теперь точно знаю, что среди нас есть чужие, которые доносят кому не надо, всё то, что тем знать не положено.

— Кто? — опешил Шумный, резко разворачиваясь к атаману лицом.

— Не знаю, — с ухмылкой ответил атаман, — но очень хочу узнать. При том это может быть, как кто-нибудь из новеньких, так и продавшийся из стареньких. Что, кстати, вероятней всего. Кто-то имеет контакт с городом, и я полагаю постоянный.

— Но у нас редко кто покидает лес из ближников, — задумчиво произнёс Шумный, — я что-то даже и не помню такого. Только если кто-то из отрядов Кривого и Большого?

— Может быть, но, понимаешь, пацаны их отрядов не знают того, что знают жрецы в городе. Об этом могли рассказать только ближники…, - он задумался о чём-то и как бы высказывая свою догадку в слух, произнёс, — или возничие.

— Да, — встрепенулся Шумный, — эти постоянно коней выводят в степь. Этих можно проверить.

— Нужно, Шумный, нужно.

Седмица не прошла, а Шум Дождя действительно выловил двух возничих, которые регулярно бывали в городе. Один из них как раз был родом из коровника Аманрита и продался за посылы и обещания отца. Рассказывал ему всё, что знал, в принципе, за просто так. Второй осведомитель оказался более вредоносным. Он носил информацию одному из своих старших братьев, относившемуся к сыновьям вторых жён и смотрящим за хозяйством рода, притом рода из воинской касты, которую интересовали военные секреты логова и в первую очередь колесницы. Его поймали как раз в тот момент, когда он в нарушение законов логова, вместо того, чтобы вывести только коней на пастбище, самым наглым образом попытался выехать из леса на колеснице, при этом ничего внятно не объясняя охране. Действовал нагло и с нахрапом. Ардни тогда ещё заметил про себя, что, если бы не его указания Шумному на поиск предателя, у этой сволочи всё могло и получиться. Но Шумный сразу вцепился в него, как клещ, даже не просто подозревая, а для себя уверовав в то, что это предатель. Он взял его сначала под стражу и на испуг, а потом и на кнуты. Тот признался быстро. Оказывается, воинские касты очень настойчиво интересовались их колесницами, и этот гад решил выписать для себя единоличный пропуск в городское общество, путём перегона колесницы для её последующего детального изучения. Атаман с ближним кругом судили его за измену и прилюдно казнили. Первого же, в общем-то, обычного труса, он плавно подвёл к раскаянию, но казнить решил чуть позже, а сейчас просто использовать его, как посредника на переговорах. Близился праздник Трикадрук у аров. Ардни послал его к отцу в город, заверив, что простил и дал надежду на то, что он очень нужен и полезен ватаге, как посредник между ним и городом. Атаман назначил встречу со жрецом на самом празднике, а чтоб изменник вернулся обратно для расправы, попросил доставить ответ от жреца, в каком месте на поле тот поставит свой шатёр. Он прекрасно знал, что главы родов ставят свои шатры только в одном месте. Вокруг борцовского круга за цепью охранения. Пацан сбегал в город и обратно, подтвердив то, что и так было известно. После чего тихо был зарезан и закопан людьми Шумного.

Ещё через два дня произошла вторая попытка речников атаковать логово. Речники собрали отряд в четыре артели. В отличие от первого налёта, этот был подготовлен чуть лучше. По крайней мере, эти нападающие кое-что знали об укреплениях. Они с наскока попытались прорваться в проход, перебив внешнюю охранную засаду, но зажатые в узком проходе перед первыми воротами, понесли существенные потери. Нападающие отступили и заняли позиции на входе, блокировав город, провоцируя обороняющихся непристойными выкриками на то, чтобы Ардни вышел в поле на честный бой. По проходу на край леса вышел Ровный с двумя товарищами из ближников и вступил с ними во взаимную ругань. Пока шла словесная перебранка, один отряд лучников, перемахнув через наружную стену, незаметно, крадучись вышел к краю леса, а второй, разделённый пополам, обошёл речников с тыла, выйдя в степь справа и слева, прячась в высокой траве. Когда речники, доведённые до белого каления, кинулись на Ровного с товарищами, «трусливо улепётывающими» по проходу в лес, то напоролись на горизонтальный ливень из стрел. Отряд лучников под прикрытием кустов и деревьев, расстрелял их практически в упор, а когда и с боков ударили засадные отряды, шансы у речников уйти живыми, сошли на нет. Чуть позже из леса вылетели колесницы, но оказалось, что в их необходимости уже смысла не было. В живых не нашли никого. Атаман был в бешенстве. Мало того, что не удалось определить с каких берегов они прибыли и чьи артели уничтожили, так ещё и сами ватажные понесли первые боевые потери. Четыре человека первого заслона, которых убили сразу, двое из первого отряда лучников и один из второго. Шум Дождя со своими людьми целую седмицу рыл землю в поисках домов этих пришельцев, а когда нашли, то выяснилось, что баймаки этих артелей пусты. Бабняки и ватаги куда-то ушли и как сквозь землю провалились.

После пышных и торжественных похорон, устроенных в круге на священном огне, атаман ходил злой и вечно всем недовольный. Он лично сгонял на колеснице в брошенные баймаки, прошёлся по всем опустевшим поселением и единственно, что ему удалось абсолютно точно понять, это то, что бабы с детьми покинули их не берегом, а рекой. Их загрузили, похоже, в лодки и куда-то вывезли. Но куда? Три дня поиска не дали результата. Ардни был в бешенстве. Сома, которой он упивался непрестанно, кроме дикой и горячей ярости, ничего не давала. Народ от такого атамана прятался, как мыши по норам. Запой закончился к концу четвёртого дня и то только благодаря Хабарке, которая умудрилась втихаря опоить его сонным зельем, от которого тот проспал целые сутки. Проснувшись и узнав, что бабняки так и не нашли, он было опять собрался впасть в ярость, но тут подсуетилась Онежка. Протиснувшись через смурых ближников, она обратилась к атаману:

— Атаман, позволь сказать тебе дело?

— Говори, — буквально прорычал атаман насупившись.

— Я тут с бабаньками погуторила, да поспрошала, — начала она негромко, неким заговорщицким тоном.

— Ну, и, — перебил её Ардни, — они, что знают, куда бабняки делись?

— Да, нет. Я о другом.

— О чём? — в голосе атамана сквозила нетерпение, и он начинал закипать.

— Помнится, ты как-то говорил, что тебе нужен речной колдун?

— Ну.

— Так вот выведала я, где один такой обитает. Старый, сильный, но что странно не родовой, — она пожала плечами, как бы недоумевая от такой информации, — безродный он какой-то. Люди называют его отшельником.

— Кто такой? — заинтересовался Ардни и интерес явно перебил вскипающую ярость.

— Кто такой не знаю, не ведаю, но одна жена твоего лучника бывала у него и дорогу знает. Я как услыхала от неё про этого колдуна, так сразу и вспомнила, что ты вроде искал такого.

Эта известие для всего города оказалась, как бальзам на рану. Атаман резко сменил гнев на милость. Уж очень его заинтересовал этот колдун. Он тут же послал за женой этого лучника, которая подтвердила сказанное. Молодуха описала и самого колдуна, и его деяния, при том взахлёб, в красках и интонациях, махая руками и постоянно пуча глаза. Судя по её рассказам деяния, как минимум, были сказочные и легендарные, ибо она собрала не только, что видела и знала, но и то, что про него в бабьих сплетнях хаживало.

— Ладно, — прервал её Ардни решившись, — собирайся по дороге до расскажешь.

После чего послал Диля к своему возничему с наказом готовиться в путь и взяв с собой ещё двух ближников буквально случайно попавших на глаза, которым тут же велел собираться.

— Я на свою колесницу возьму молодуху, а вы прихватите по одному лучнику.

— Её мужика взять? — переспросил один из выбранных.

— Возьми её мужика, — отмахнулся атаман, — мне всё равно.

Сборы были не долгими и вот уже три колесницы запылили по степи.

До места добирались два дня. Ночами спали, становясь станом прямо в степи. К исходу второго дня добрались до берега реки Руса, где, оставив колесницы с колесничими, принялись рубить плот, так как выяснилось, что необходимо было переправляться на тот берег. Переправились ещё засветло, но пока дошли берегом вверх по течению до притока маленькой речушки, которую с разбега можно было перепрыгнуть и углубились по ней в лес, стало темнеть. Шли недолго, и как только в глубине за стволами деревьев стал различаться огонь костра, молодуха остановилась и запричитала:

— Ой, Святые Змеи, Троица Великая, сохрани, спаси, помилуй. Дале мне идтить никак нельзя. Да и всем идтить негоже, ещё и при оружии. Отшельник коли осерчат, да заколдует, не уйти нам живыми на ноженьках.

— Заткнись, — прервал её причитания Ардни, но немного подумав, отстегнул от пояса свою дубину и передал одному из ближников, обращаясь к нему, — ждите здесь и будьте наготове.

Ардни сбросил с плеча походный мешок, достал из него небольшой мешочек с Сомой, отпил, что называется для храбрости и двинулся на встречу с колдуном.

На бережке этой небольшой речки, почти у самой воды, горел костерок, возле которого на стволе поваленного дерева, спиной к подходящему Ардни, сидел щупленький человек весь в белом. Белые одежды, по покрою напоминающие женскую рубаху речных баб, подпоясанную широким белым поясом. Длинные, но жиденькие абсолютно седые волосёнки, разбросанные по спине. Рукой он опирался на странную, скрюченную, усеянную наростами палку, как на посох, но для посоха явно короткую. Ардни подошёл к нему поближе и остановился в трёх шагах. Человек не повернулся. Он оказался не только щуплым, но и маленького роста. Сидел он естественно, спокойно, как будто и не слышал, что сзади к нему кто-то подошёл. Ардни почесал отрастающую рыжую бороду на щеке, соображая, как же привлечь его внимание, почему-то прекрасно понимая, что человек, сидящий перед ним не только услышал, что к нему подошли, но и также наверняка знает, кто конкретно к нему подошёл. Ардни несколько мгновений соображал, как ему представиться и как себя с ним вести, в данной ситуации. Решение пришло само и сразу. Раз колдун игнорирует его появление, то и он поступит взаимно. Он не спеша перешагнул рядом с колдуном через поваленное дерево и уселся справа от него, так же безразлично и расслабленно устремляя свой взор на язычки пламени. Белый колдун никак не отреагировал на его наглость. Наступило долгое молчаливое созерцание догорающего костра. Неожиданно для себя Ардни начинал постепенно входить в состояние холодной ярости, притом это наступало не от внутреннего всплеска, как обычно, а от внешнего, исходящего от рядом сидящего колдуна. Атаман отчётливо это понял. Он почувствовал огромную мощь и силу этого щуплого создания. Эта невидимая и неслышимая сила навалилась на него, но он не успел осознать, что она хотела с ним сделать, так как собственное сознание, защищаясь, резко кристаллизовалось, мгновенно превращаясь в прозрачный лёд спокойствия и всё понимания. Становилось совсем темно, и костерок начинал угасать, прогорая. Ардни увидел у своих ног берёзовую палку, величиной с локоть и подкинул её в раскалённые угли. На что сосед с лева хмыкнул, издав тем самым первый звук. Ардни в ответ промолчал, но боковым зрением увидел, что колдун оторвался от лицезрения костра, и теперь внимательно рассматривает его лицо. Атаман сконцентрировался на пламени, почему-то понимая, что ему, во что бы то ни стало необходимо выдержать этот взгляд. Колдун заговорил первым. Тихо, медленно, высоким почти девичьим, не то голосом, не то шёпотом, с сильным придыханием, от чего его речь становилась похожа на змеиное шипение.

— Если ты хотел что-то спросить, так почему молчишь, Ардни — сын коровы?

Ардни не сменил положения тела, головы и взгляда и ответил в сторону огня своим фирменным тихим, жёстким повелительным тоном:

— Я молчу, потому что пришёл сюда слушать.

— Силён, — прошипел колдун, — прям не телок, а бык без привязи, — он не то поперхнулся, не то таким образом захихикал, а затем с явной весёлостью в голосе спросил, — а тебя не удивляет, что я тебя знаю?

— Нет, — равнодушно ответил Ардни, — меня даже не удивляет, что ты меня ждал, Змей Вала.

Откуда взялось это имя, из каких глубин сознания и фантазий оно вылезло? Ардни абсолютно точно знал, что человек рядом с ним сидевший не кто иной, как Змей Вала. Почему-то он это знал, но даже сам себе ответить не мог почему. Он просто знал это и всё.

— Ну, что ж, — подытожил колдун, — мы не ошиблись в тебе. Ты достойный соперник.

Ардни не стал спрашивать про резанувшее слух «мы», но для себя это отметил.

— Я не хочу соперничать с вами, — на последнем слове он сделал интонационное ударение.

— Не хочешь, не надо. Можно и в мире пожить.

Только тут Ардни оторвал взгляд от костра и повернулся к собеседнику, в упор встретив его абсолютно бесцветные, водянистые глаза. Они тоже были бесцветно-белыми, как и весь колдун, лишь на его мертвецки белом лице играли ядовито-жёлтые, какие-то выгорающие, завитушки татуировок. Вся его кожа лица, шеи, даже уши были безжалостно исчерчены самыми различными рисунками. Волны, завихрения, хитрые загогулины, спирали и линии, точки и крючочки. Рассматривал всё это он не из любопытства, хотя такое ему раньше видеть не приходилось, а как бы читая в этом сущность сидевшего рядом с ним колдуна. Не контролируя свою речь, ибо сознание было занято замысловатыми росписями лица собеседника, на уровне подсознания, а может быть другой какой-то частью сознания, Ардни продолжал диалог:

— И что нам для этого необходимо сделать?

— Я думаю для начала поговорить, — ответил Змей Вала и вновь перевёл свой взгляд на костёр, подбрасывая в него очередную берёзовую палку, не весь, откуда взявшуюся в его руке, — ты спрашивай, а я буду отвечать, если смогу.

— Что такое «трёхмерные силы»? — неожиданно спросил Ардни, решив сразу брать быка за рога.

Этот резкий переход на конкретику, застиг колдуна врасплох. Он как-то встрепенулся, выпрямился и, не скрывая любопытства, даже какого-то недоумения, воззрился на атамана. Немного помолчав, рассматривая его с новой для него открывшейся стороны, мягко улыбнулся и заговорил:

— Ах, да, забыл. Тебя же никто, никогда и ничему не учил.

Он вновь принял прежнюю позу, подбросил в костёр ещё одну, так же не понятно откуда взявшуюся в руке палку и тихо, как бы самому себе, прошипел:

— Удивительному да удивишься.

Наступило молчание. Ардни ждал, колдун думал. Наконец, Змей Вала пришёл к какому-то для себя выводу, выпрямился и, прекратив улыбаться, сменив мягкую весёлость на старческом лице в еле уловимые проблески жалости к этому молодому и сильному мужчине, начал своё поучение:

— Каждый человек — сплетение трёх сил, и каждая сила три меры имеет.

Колдун говорил медленно и тихо всё в той же манере между голосом и шёпотом. Ардни молчал, внимательно наблюдая за колдуном и в результате того, что тот говорил тихо, кроме молчаливой внимательности, ему приходилось, напрягаясь прислушиваться, чтобы хоть что-нибудь разобрать из сказанного.

— Первая сила, — продолжал старик, — это сила твоего мяса и жил с костями. Сила низшая, первозданная. Животная. Звериная, — после каждого характеристики он делал значительные паузы, как бы разжёвывая что-то для себя и пробуя на вкус, — у этой силы есть три меры, но меры — это не её количество.

Здесь колдун опять остановился и вопросительно посмотрел на слушателя, стараясь понять, понимает ли он его. На что Ардни удивлённо поднял брови, так же беззвучно отвечая, что ничего не понимает.

— Меры — это не количество силы, — повторил старый Змей, в задумчивости поглаживая свою белую, длинную бороду, — это стороны её применения, — он сделал паузу, думая, наверное, как бы по понятней ещё можно объяснить, — Есть вещи, которое твоё тело может сделать. Вот, например, поднять вон тот камень, — и колдун указал на небольшой, размером с человеческую голову булыжник, скорее осколок от скалы, с острыми не окатанными гранями, что валялся в траве не далеко от костра. Ардни посмотрел на него и уверенно сказал:

— Могу.

— А вон тот камень, — колдун указал в сторону скалы, в которой чернел проём пещеры, — не можешь.

Ардни окинул взглядом массивную скалу в пять-шесть его ростов.

— Скалу не могу, — подтвердил он, уставившись на колдуна в непонимании того, чего же он этим добивается.

Старик хитро улыбнулся, наслаждаясь своим превосходством над ничего не понимающим собеседником.

— Так вот, — продолжил он, — первая мера силы — это «могу». Всё, что твоё тело может: поднять, кинуть, сломать, перепрыгнуть, перенести, перебежать… в общем всё, о чём ты можешь сказать «я могу это сделать» и есть первая мера твоей силы. Всё о чём ты сможешь сказать «я не могу это сделать» — есть вторая мера твой силы. Третья мера твоей силы — это то, что ты сможешь сделать «через не могу», — и колдун сделал отчётливое ударение на слове «через».

Старик замолчал, давая время слушавшему его «переварить» сказанное. Именно этим Ардни и занимался. Наконец, похоже не придя к какому-то однозначному пониманию, Ардни не уверенно спросил:

— Но, как можно сделать то, что ты сделать не можешь? Есть придел силы. Только боги всесильны.

— Боги тоже не всесильны, — быстро и просто утверждающе констатировал колдун.

Ардни вопросительно посмотрел на него, но тут же его лицо скривилось в ухмылке.

— Ну, да. Ты же не веришь в наших богов.

— Почему? — так же просто удивился Змей, — я верю в ваших богов, — тут он сделал паузу, внимательно посмотрев на Ардни и так же искривившись в ехидной улыбке, добавил, — но я им не верю.

Улыбка с лица Ардни сползла, и на нём вновь возникло выражение недопонимания. Колдун продолжил.

— Как ты думаешь, в чём их сила?

Этот простой, казалось бы, вопрос поставил Ардни в затруднение, ибо никогда не приходил в голову.

— Как в чём? — замешкался он, соображая, — в том, что они боги. Они всесильны изначально.

— Кто тебе сказал? — не успокаивался старик.

— Да, никто мне об этом не говорил, — ответил Ардни и задумался, — я просто так думаю.

— Ты неправильно думаешь.

Ардни серьёзно призадумался. А действительно, откуда и как рождаются боги? Он собрался становиться богом, но ни разу не задался этим вопросом. Ещё обдумывая выданное ему предсказание еби-бабой, он сделал для себя вывод, что победит старых богов, а в победе своей он даже ни разу не усомнился. Он знал, что ему предназначено стать богом, или по крайней мере равным им по божественной силе. И тут вдруг понял, что в своих самовлюблённых мечтах победителя богов, он не соизволил подумать, а, как и чем он будет их побеждать? Колдун не торопил собеседника, но его белёсые глазки удивительно быстро забегали по лицу Ардни, как будто ускоренно считывали роящиеся в голове последнего сумасшедшие мысли. Наконец, Ардни остановил разрывавшие его сознание вопросы и уставившись прямо в глаза колдуна, с настойчивостью в голосе спросил:

— В чём их сила, колдун?

— В вере, — быстро и не задумываясь, ответил Змей.

— В какой вере? — переспросил Ардни, — в той, что ты веришь в их существование или в том, что ты им веришь?

Глаза старика сощурились, и он издал резкие и неприятные звуки. Ардни расценил их как смех и, похоже, был не далёк от истины. Наконец, колдун затих, махнув рукой, как бы отмахиваясь от чего-то не имеющего большого значения, продолжил:

— В твоём сегодняшнем познании мира это не важно. Для тебя верить в них и верить им — это одно и то же. Понимать различие тебе пока тоже не нужно, а для простоты понимания считай, что их сила в человеческой вере в них. Чем больше людей верят в какого-нибудь бога, тем он сильнее и наоборот. Как только в какого-либо бога, пусть даже самого могущественного перестают верить, он обессиливает и засыхает. Сила любого бога в вере в него.

Ардни опять впал в задумчивость, переваривая очередную порцию знаний и открытий, свалившихся на его голову. Он решил для себя не отталкивать непонятное, а впитать это всё в себя и запомнить, полагая, что только время последующих размышлений позволить ему, как следует с этим разобраться.

— Ну, хорошо, — продолжил Ардни, выходя из состояния задумчивости, — а при чём тут вера в богов и человеческая сила?

— Ни причём, — удивлённо прошипел колдун, — вера в богов — это сила богов, а твоя сила — это вера в себя.

— То есть для того, чтобы сделать что-то через не могу, надо просто поверить в то, что могу? Чушь какая-то.

— Да, — радостно ответил колдун, широко улыбаясь и разводя от чего-то руки в стороны, — но только эта вера должна быть безоговорочной. Капля сомнения — и у тебя ничего не получится.

— По-твоему с верой в себя я могу даже поднять эту скалу? — и Ардни указал большим пальцем себе за спину в направлении пещеры, при этом недоверчиво ухмыляясь.

— Да, — всё так же спокойно и уверенно ответил старик, — но вместо веры в это, ты безоговорочно в это не веришь. Сила зверя в человеке рождается не только от того, что он постоянно заставляет её трудиться, наращивая на себе мясо, но и заставляет себя делать что-то через не могу.

Ардни не стал с ним дальше спорить и выражать своего недоумения и недопонимания. Что-то внутри его сознания согласилось со стариком. Кроме того, проскочила шальная мысль: «А что-то в этом есть», которая свела бестолковое упрямство к минимуму.

— Хорошо, — после долгой паузы раздумий, согласился Ардни, — в этом что-то действительно есть, и я подумаю над этим. С первой силой вроде бы понятно. Дальше.

Змей Вала никак не среагировал на этот командный, приказывающий тон, ну или по крайней мере сделал вид, что не среагировал.

— Ну, что ж, — прошипел он, даже скорее самому себе, отводя взгляд сначала себе под ноги, а за тем на пламя костра, — вторая сила человека — это сила знаний. У этой силы так же три меры: знаю, не знаю и через не знаю.

— Ну, это понятно, — перебил его Ардни, которому здесь действительно казалось всё понятно.

—Не думаю, — оборвал его понятливость колдун и помолчав немного спросил, — Если тебе всё понятно тогда ответь мне, как ты понимаешь «через не умею»?

Ардни открыл рот, чтобы ответить, но тут же поймал себя на мысли, что опять попался на элементарном вопросе, на который, после короткого размышления, он не смог найти ответ. Он высказал свои размышления вслух.

— Разве я могу что-то узнать сам из того, что не знаю? Знания у меня есть, либо их нет. Я могу что-то узнать, если мне знания передаст кто-нибудь.

— Всё это не то, — мрачно прошипел колдун, — конечно, всего знать, не дано никому, да и не нужно это. Сила знаний заключается не в их количестве.

— А в умении пользоваться ими, — прервал его Ардни, вставив своё умозаключение.

— И не в умении пользоваться ими, — оборвал его умную мысль колдун с явным раздражением от того, что его постоянно перебивают, но мелькнувшее раздражение тут же заменилось ехидной улыбкой, — хотя без этого знания вообще бесполезны. Каждый человек — это источник только своих знаний и умений. Да, я даю тебе знания и часть моих знаний становится твоим. Мне передал знания мой наставник, ему, наверное, тоже кто-то, но задайся вопросом, а откуда знания взялись изначально? Кто и как создаёт новые знания?

Старик вновь внимательно уставился на собеседника. Лицо его было почему-то напряжено и насторожено. Ардни неуверенно спросил, косясь на Змея:

— Боги?

Колдун лишь отрицательно покачал головой.

— Ты гоняешь на колесницах, знания о которых тебе никто не мог передать, ибо до тебя их просто не существовало.

Тут уже напрягся Ардни. Это был особенный его секрет, о котором ему действительно никто знания не передавал. Эти знания родились у него в голове, притом рождалась эта идея долго, мучительно, через череду проб и ошибок. Когда это дошло до него, то он ошарашено уставился на колдуна, выдавив и себя:

— И что это значит?

— Главное в этой силе не сами знания и не умение ими пользоваться, а умение этим знаниям научаться.

— Ничего не понимаю, — завертел гудевшей от напряжения головой Ардни, в которой варилась, закипая какая-то каша.

— Только человек умеющий научаться, способен порождать новые знания и умения, — продолжил добивать его колдун, — Это и называется «через не умею». Боги много знают и много чего умеют, но не всё. Они настолько самодовольны и самовлюблённые в себя, что абсолютно разучились умению научаться. Они никогда не живут «через не умею» и поэтому они не очень умны и всегда предсказуемы. В этом их слабость. Они постоянно поучают, но никогда не опустятся до умения научаться.

В костёр полетела очередная палка, разбрызгивая искрами в разные стороны. Они сидели молча. Ардни не то, чтобы переваривал новую порцию знаний, сколько восхищался старым колдуном, но делал он это довольно своеобразно. Самая суть его восхищений сводилась к мысли «ох и умён же это сукин колдун» и «таких надо будет сразу давить на корню, а то ещё научат кого-нибудь на мою голову». О чём думал колдун, осталось тайной. Но тут Ардни вспомнил, что ещё не до конца разобрался с силами и задал следующий вопрос:

— Мне кажется это я начинаю понимать, а что это за третья сила?

Колдун встрепенулся, выходя из своих, похоже, глубоких размышлений и сразу включился в диалог:

— А третья сила самая главная человеческая сила, ибо нет её больше ни у кого. Ни у зверей, ни у ваших богов, ни у наших.

— Вот как? — недоумённо воскликнул Ардни.

— Это сила воли, — продолжил Змей, — «хочу», «не хочу» и «через не хочу». В этой силе мера желания и мера нежелания по существу вообще не имеет значения, даже наоборот. Если в человеке проявляется та или другая мера, значит, этот человек волей слаб. Эта сила проявляется только «через не хочу» или «через хочу», как тебе будет сподручней.

Ардни эта сила тоже показалась сразу понятной, но он, памятуя о прошлых высказываниях и утверждениях о понимании сути, на этот раз решил воздержаться и поэтому просто спросил:

— Выходит надо хотеть то, что не хочешь и не хотеть то, что хочешь?

Колдун посмотрел на него с какой-то жалостью, как на слабоумного и прошипел:

— Надо в первую очередь не быть козлом тупым и безрассудным. Это не говорит о том, что всё надо делать наоборот, через жопу в рот, а о том, что ты любые «хочу» и «не хочу» должен выкорчевать из своей жизни или, по крайней мере, душить их в зародыше. Придавить их к земле, наступив на них ногой. Я же только что объяснил тебе, что любое проявление первых двух мер — это слабость.

— Да, понял я, понял, — стушевался Ардни, — а как же тогда эту силу в себе развить?

— Как и все, — удивлённо пожал плечами колдун, — хочешь растить мясо, тренируй тело, хочешь растить мозги, тренируй голову, хочешь растить волю, тренируй осознание. Человек единственное живое существо, которое способно искусственно создать для себя преграды и сложности в жизни, преодолевая которые, он становится сильнее. Хочешь быть в чём-то сильней, преодолевай. Не хватает сложностей от жизни, создавай намеренно. Доведёшь до высот силу зверя — уподобишься богам разрушителям, доведёшь до высот силу умений — уподобишься богам созидателям, а доведёшь до высот силу воли — станешь выше всех этих богов.

Тут колдун повернулся к Ардни в пол оборота и немного наклонившись, продолжил, всем своим видом говоря о том, что раскрывает некий секрет:

— По правде сказать, что касается наполнения себя силой, надо знать одно неудобство. Представь себе сосуд для силы в виде какого-нибудь мешка для воды, а вода как раз и будет та силой, которой ты этот сосуд наполняешь. Представил?

— Представил, — кивнул Ардни.

— Так вот любой сосуд силы всегда протекает. Он дырявый.

— Зачем? — непонимающе уставился на него атаман.

— Затем, — с какой-то злостью огрызнулся колдун, — просто так человек устроен. Он так создан. Пока ты наливаешь в мешок воду, он наполняется, но как только ты перестаёшь наливать, он постепенно через протечки начнёт эту силу терять. Понял?

— Понял, — ответил Ардни обиженно на то, что колдун его вообще за дурня принимает, — для того чтобы наращивать силы, этим надо заниматься постоянно.

— Правильно. Притом, чем больше воды в бурдюке, тем протечка больше. Сосуд силы устроен так, что перелить через край не получится никогда. Скорей всего надорвёшься и помрёшь, если попытаешься, но, чтобы держать силу на высоком уровне, вливать требуется постоянно и в соразмеренных количествах.

— Интересно, — почесал свой затылок Ардни чему-то, улыбаясь, явно что-то придумав по этому поводу, — а что ещё мне надо знать про силы?

— Хватит с тебя, — отмахнулся от него колдун, — пойми сначала то, что уже услышал. Что ты ещё хочешь узнать от меня?

— Хорошо, — согласился Ардни, — Кто такие Вечные и почему я не смогу одержать над ними верх?

— Глупый вопрос, — после небольшой паузы ответил колдун, — Вечными мы называет трёх Великих Змеев, Святую Троицу: Отца Небо, Мать Сыру Землю и Святую Воду. Как можно победить небо? — и он при этих словах развёл руки в стороны и посмотрел куда-то вверх на звёзды, — Как можно победить землю? — и он коснулся при этом свободной рукой травы у ног, — Как можно победить воду? — и он указал на поток небольшой речушки, плавно проносящей мимо них свои воды, — Как ты себе это представляешь? — наконец обратился непосредственно к Ардни.

Ардни ничего не ответил. Он понял кто такие Вечные, но почему-то в то, что их нельзя победить, не поверил. Самолюбие его сейчас зашкаливало. Вдруг откуда-то из глубины леса, притом не далеко от них, как определил Ардни, раздался мягкий, обволакивающий и вместе с тем жуткий до холодных мурашек по спине вой волка. Атаман аж вскочил на ноги, настолько это было неожиданно и жутко. Вслед за ним медленно поднялся и колдун.

— Всё, — прошипел он, — твоё время вопросов закончено. Ты узнал всё, что тебе надо было знать. Прощай, Ардни.

С этими словами он обошёл костёр по кругу и в этот самый момент не понятно откуда рванул порыв ветра. Маленьким смерчем закружил дымом от костерка, который, как по команде потух. Колдун, в наступившей темноте, белым пятном проплыл мимо Ардни, в направлении пещеры, где растворился в темноте.

— До свидания, Змей Вала, — простился атаман, с недоумением проговорив себе под нос, с уже исчезнувшим колдуном и двинулся к своему маленькому отряду.

На праздник Трикадрук Ардни вывез весь ближний круг с жёнами и прислугой. Для этого он использовал все имеющиеся в наличии города-логова повозки, возы и кибитки. Чуть больше тридцати штук. Кроме этого, для устрашения, с обозом вышел один отряд лучников, который оказался сборный из двух. В состав его вошли женатые, только опытные и самые доверенные лучники. В базовом логове остались остатки лучников для охраны и возничие, с запряжёнными колесницами, в готовности в любой момент подогнать боевые средства к праздничной поляне. Прибыв на место дислокации, расположились кучно. Чуть в стороне от общего стойбища, но как можно ближе к кольцу воинского оцепления. Появление небольшой, но хорошо вооружённой армии ары встретили смятением. «Торгово-развлекательный центр-сборище» притих. Воины, стоявшие в оцеплении, крепче ухватились в свои пики и напряжённо переступали с ноги на ногу. По виду, да и по состоянию они были близки к панике. Не остановись Ардни со своим отрядом в нескольких десятках шагов от них, а подкатись чуть ближе, они бы рванули врассыпную. По воле атамана все повозки, освободив от лошадей, поставили в круг, внутри которого и расположилась вся эта пёстрая армия, состоящая из богато одетых ближников, ещё богаче разодетых жён, мальчиков прислуги, лучников, облачённых, кто во что горазд. На каждой повозке, как часовой на пост, заступил до зубов вооружённый лучник. По правилу проведения этих праздников появляться на общем поле вооружённым не позволялось никому, кроме городских воинов. Ношение любого оружия немедленно пресекалось и наказывалось стражей, но в данном случае у воинов, следивших за этим, почему-то не нашлось никаких претензий к гостям. Вернее, наверняка нашлись, но высказать их никто не решился.

И вот тут произошёл первый незапланированный, но приятно удививший Ардни конфуз. Причиной стала его собственная жена. Сначала Утренняя Заря проспала и Ардни пришлось залазить в кибитку и будить её, а учитывая то, что он и так был на нервах, просто взбесило его, но он удержался. А затем, когда она наконец соизволила показаться из кибитки, вообще началось что-то невообразимое. Все мужики, как с ума по сходили и кинулись помогать ей спуститься, сняв её с кибитки на землю в буквальном смысле на руках. У Ардни «крыша поехала» от ревности, непонятно откуда вспыхнувшей. Он даже, схватив свою дубину и кинулся разбираться, но наткнувшись на светящуюся непонятным светом жену, разомлел, тут же забыл, что хотел кому-то проломить голову и просто заворожённо любовался. Он был в таком эмоциональном состоянии, что даже не помнил о чём с ней говорил тогда. Когда женщины логова под руководством Утренней Зари, сбившись в кучку и под охраной свободных от смены лучников, пошли по торговым рядам и полянам развлечений, атаман с гудящей головой, ничего не понимая, пытался сообразить, что с ним произошло, но кроме того, что эта дрянь применила какое-то колдовство, других объяснений у него не нашлось. Ардни с небольшим отрядом остался в центре обозного круга, где был разведён костёр. Когда жена ушла и наваждение спало, ему нестерпимо захотелось напиться Сомы и кого-нибудь убить, но он держал себя в руках, понимая, что это ничем хорошим для окружающих не закончится. Произошло что-то непонятное, и это непонятное настораживало и напрягало одновременно, но особо подумать над этим ему не дали другие заботы, ибо поток информации на него обрушился со всех сторон и в первую очередь, тогда его интересовали дородные ары, которые столпились за охранением.

Торговый народ, быстро смекнув, что «войско» прибыло не грабить и убивать, а покупать и веселиться, как-то разом осмелели, и базар вновь зашумел привычным гомоном, зазывными выкриками торгующих, то там, то там зазвучала музыка, заголосили, несмотря на то, что ещё только полдень, пьяные песни. Народ на поле сначала осторожно и скованно, но всё же задвигался. Праздничное веселье вновь начинало набирать обороты.

Не пропустили прибытия Ардни и высокородные. Они чуть ли не всей толпой вывалили на холм с внутренней стороны оцепления, но всё же решили понаблюдать исключительно издалека, а когда повозки непрошеных гостей встали в круг, а их пёстрые женщины с охранным отрядом устремились в торговые ряды, и вовсе ретировались. Постепенно покидая холм, спускаясь к борцовской площадке, где, собираясь кучками, о чём-то яростно жестикулируя, начали обсуждать какие-то, наверное, очень насущные вопросы. Самая предсказуемая реакция была у речников. Они все как один всполошились, сбились в стаи, и обозлённо посверкивая глазами, сначала просто стояли, хмурой и мрачной толпой, видимо обдумывая свои дальнейшие действия, а затем стали небольшими группами ходить за охраняемым отрядом женщин ненавистных для них людей, но на конфликт, так и не решились.

Вернуться к обдумыванию непонятного, колдовского поведения жены ему пришлось, когда она, обойдя все торговые и развлекательные ряды, пришла обратно в стан Ардни. Притом сделала она это опять вызывающе. Она прошла вдоль строя вооружённых воинов оцепления, которые бросали к её ногам свои пики и вставали на колени. Подобное поведение не укладывалось ни в какие рамки и вызвало оцепенение у всех, кто это видел. Когда она вновь подошла, светясь в колдовской улыбке к своему стойбищу, Ардни вновь почувствовал её морок и серьёзно заволновался, ибо абсолютно не мог ему противостоять. И только когда усталая Утренняя Заря повисла у него на плечах и сняла морок, он призадумался. Колдовство, которое она тут продемонстрировала стоило изучить повнимательнее и как следует с ним разобраться, но потом.

Вот так, довольно напряжённо для всех прошёл весь день. Наступал вечер. Всюду по полю засверкали огни костров. Народ, уже упившись, веселился без каких-либо моральных ограничений. Всюду стоял шум, гам, визг, смех. Праздник подходил к своей вечерней кульминации.

Ардни, просидевший и пролежавший весь день у костра, облачился в жреческий наряд, накинув его по верх кожаного панциря брани, хлебнув, наконец, изрядную дозу Сомы, в сопровождении небольшого отряда вооружённых ближников, вышел из обозного круга и не быстро, но уверенно пошёл к оцеплению. Воины уже не стоявшие, а сидевшие на траве, держа пики у ног, резко соскочили и нервно засуетились. Ардни, подошёл к одному из воинов и остановился прямо перед ним, подав знак рукой, так же остановиться и своему отряду. Он спокойно осмотрел до смерти перепуганного воина, на лбу которого заструился пот, и атаман даже почувствовал исходящий от испуганного стража запах страха. Затем, повернул голову в сторону и обращаясь к своей охране, тихо велел:

— Ждать здесь.

После чего обошёл стоявшего, как вкопанного воина и направился к шатёрному городку за холмом. Ни один из стоявших в оцеплении даже не шелохнулся, ни то чтобы попробовать его остановить.

У шатров горели костры, возле которых небольшими группками сидели люди, судя по виду из прислуги. Ардни не прятался. Шёл спокойно, как обычно и эта обычность была лучшей маскировкой, а быть замеченным и тем более узнанным в его планы не входило, так как привлекло бы, пожалуй, всеобщее внимание, а шум и внимание ему были сейчас не нужны. Подойдя к нужному ему шатру с противоположной стороны от входа и обходя его, услышал, что внутри негромко разговаривают. Ардни притормозил, прислушиваясь и чётко определил, что внутри трое, хотя слышал голоса только двоих. Как он определил? Он сам не знал. Где-то в районе борцовского круга загудели дудки, забили барабаны, запели высокие девичьи голоса. Там начинался очередной раунд боёв. Народ у костра на входе в шатёр вскочил с мест, а так как пламя огня не давало рассмотреть происходящее внизу, все отошли от входа за костёр, и Ардни не останавливаясь, лишь тихонько хмыкнув обстоятельствам, спокойно вошёл в шатёр, так никем и не замеченный. Посреди шатра то же горел костёр, но этот костёр резко отличавшийся от уличного. Несколько аккуратных и одинаковых с виду поленьев были сложены строгим образом, что сразу указывало на то, что он ритуальный. Около него полукругом сидело трое. Судя по одеянию, все трое были жрецами, притом примерно одного возраста. Ни старые, не молодые, осеней тридцать, наверное. Тот, что сидел по центру, увидев вошедшего, замер, держа небольшую чашку с ритуальным жиром в одной руке и деревянную ложку в другой. Двое сидевшие по сторонам, обернулись на шум от входа и, так же, как и центральный жрец, превратились в статуи. Ардни осмотрелся, оценивая обстановку и ничего не говоря, подошёл к троице и уселся на траву напротив «статуи с чашей». Он ещё раз внимательно осмотрел жрецов, останавливая подолгу взгляд на каждом. Сома в голове начала действовать как надо. Холодное спокойствие рассудка разлилось и засветилось внутри. Он почувствовал их страх и полную свою безоговорочную власть над ними. Жрецы не отмирали, сидя, как загипнотизированные. Их широко открытые глаза, с отблесками пламени костра, казались не живыми.

Ардни, закончив осмотр, перевёл взгляд на огонь, и не к кому лично не обращаясь, так как не смог определить кто из них старший, ибо были они одинаковыми, как в одежде, так и в поведении, проговорил в огонь:

— Ну, здравствуйте, уважаемые ары. Моё имя Ардни.

Тот, что сидел по центру, медленно опустил на землю чашу с жертвенным жиром и ответил:

— Здравствуй, ар Ардни. Я Аманрита глава рода Муску. Это, — он указал на сидящего справа, — ар Гарамана, глава рода Урукху. Это ар Рубинава, глава рода Аманари, — указал он на того, что слева, — м ы ждём тебя уже целый день.

В его голосе кроме страха и раболепия, других интонаций не прослеживалось, хотя подобная елейность в голосе вполне могла быть профессиональной. «Вот и главный» — подумал на него Ардни и поднял на говорящего жреца давящий, ледяной взгляд.

— Я вообще не собирался к тебе идти, — начал он тихо и жёстко, что повергло сидящих в ещё большее оцепенение, доходившее до паники, — но я передумал. Я знаю, зачем вам понадобился и вряд ли это может меня заинтересовать. Ведь вы просто хотите кое-кого убить. Не так ли?

Жрецы встрепенулись, выходя из ступора, и начали переглядываться. Вид у них был такой, как будто их поймали за руку за чем-то не очень пристойным. Ардни презрительно ухмыльнулся.

— Я даже знаю, что вы хотите, чтобы я убил старого и влиятельного жреца, который вам чем-то мешает. И наверняка этот жрец — мой папаша.

Ардни замолчал и внимательно посмотрел на Аманриту. У всех жрецов открылись рты, а у Аманриты задёргались руки. Странно. Ардни подозревал в своих логических раскладах, что его хотят нанять как убийцу со стороны, но только сейчас ему вдруг стало абсолютно понятно, кого они хотят убрать со своего пути и что хотят предложить ему за это. Он не знал, откуда он это узнал, но точно был уверен, что знает это. Ардни начинал привыкать к тому, что в этом «божественном» состоянии Сомы, он становился настоящим пророком и провидцем. Не дождавшись от ошарашенных жрецов ответа, он продолжил их добивать:

— А выгоду мою вы увидели в том, что я захочу, почистив род, занять его место, в чём вы попытаетесь мне посодействовать, — он замолчал, а затем уже жёстко и угрожающе закончил, — наивные глупцы.

Наступило молчание. Ардни ждал, как они отреагируют. Первым из шока вышел тот, что сидел с лева от Ардни, который тихо спросил:

— Ты, провидец?

Ардни посмотрел на него с печальной улыбкой, некоторое время, раздумывая, отвечать ему или нет, но всё же решил ответить:

— Ты даже не представляешь себе кто я. Ты даже не можешь себе представить, с кем тебе дозволено говорить.

Жрецы были сметены и буквально растоптаны давлением силы, исходящей от гостя. Они смутились, опустили глаза, как юные девы и безропотно стали ждать, что будет дальше. Ардни видя их не способность возражать, рассуждать и сопротивляться, продолжил:

— Хорошо. Я открою вам секрет, почему передумал и пришёл сюда. А пришёл я сюда не вас слушать, но вам сказать. И если вы хоть немного знаете меня, то знаете и то, что я никогда не говорю дважды. Поэтому слушайте меня внимательно. Я тот, кто имеет трёхмерные силы и силы эти огромны и для вас недостижимы. Я тот, кто разорит и разметает весь народ Страны Рек, сделав их своими слугами, и перед кем встанут на колени все народы арья. Я тот, кого устрашатся ваши боги, ибо я сам бог и по праву сильного буду главенствовать над ними. Я тот, кто породит новую жизнь для всех живущих и начнёт новый круг для всего мироздания. И я начинаю своё восхождение. Для достижения предназначения я убью не только своего папашу, но и всех, кто попытается мне помешать или воспротивится моей воле. В следующем круге жизни будут жить только те, кто пойдёт со мной. Я даю вам выбор. Вы хотите власти, но только я вам её дам, если, на то будет моё желание. Я новый бог и веду с собой новых властителей неба. Но не скрою. Мне нужны будут новые жрецы, которые будут властвовать над умами будущего народа, жрецы, которые будут меня воспевать и подчиняться мне беспрекословно, как верховному богу на земле.

С этими словами Ардни встал, а в костре вдруг что-то взорвалось и искры с треском рассыпались во все стороны огненным цветком. Жрецы вздрогнули и вытаращили глаза на стоявшего перед ним человека, назвавшего себя богом. Руки у них заметно дрожали, лица были бледными, и видно было, как по ним струился пот от напряжения. Шла самая настоящая ментальная атака.

Ардни так же спокойно и обыденно вышел из шатра и зашагал к тому месту в оцеплении, где и зашёл. Все стражники стояли, нервно перетаптываясь с ноги на ногу, схватившись за древко своих копий. Напротив, них безмолвно стояла плотная цепь, до зубов вооружённых молодых людей. Она состояла их всех ближников и почти всех лучников. Те, завидев атамана издалека, приняли угрожающий вид, натянув луки. Охранение задёргалось и опасливо опустило перед собой пики, как будто ими можно было защититься от стрел. Один из воинов, через участок которого Ардни выходил из шатрового городка, услышал сзади себя шаги, резко оглянулся, обернувшись, и попытался наставить на него свою пику, но не успел, так как Ардни её перехватил. На лице стражника застыла паника. Атаман остановился и спокойно сказал воину:

— Не дёргайся.

Тот замер. Ардни прошёл вплотную к охраннику и вышел за пределы оцепления, зашагав к обозному кругу на ходу выкрикнул:

— Всем общий сбор. Уходим домой.

Долгожданная весть о том, что потерянные бабняки нашлись, застала атамана на следующий день в ванной с пивасиком, в которой он отмокал после тренировочных скачек на колесницах. Состояние было расслаблено до дрёмы. Сознание было там же, только эмоциональное блаженство тягуче плавало в его сущности. Поэтому, когда как ошпаренный прибежал с докладом Шум Дождя и, не успев отдышаться от быстрого бега выпалил:

— Атаман! Мы их нашли. Всех в одном месте.

Ардни, среагировал неожиданно спокойно и по виду даже равнодушно. Он лишь лениво приоткрыл глаза. Посмотрел на радостно скалившегося Шумного, облокотившегося на бортик его «отмокалки», который продолжал дышать, как загнанная лошадь и тихо спросил:

— Где?

— За рекой Русой. Они в землях Пани, — Шум Дождя утёр взмокшее лицо рукавом, и ещё сделав несколько глубоких вдохов, сбивчиво и резко рубя фразы, принялся рассказывать.

— Там у них. На полночь^[51], - он махнул рукой куда-то себе за спину, — есть Дырявые Горы. В этих горах полно пещер. Туда Пани свой бабняк спрятал, три сиротских и ещё к ним примкнули два соседних рода. Один так себе, а вот второй — Тана, большой и богатый. Все подходы закрыли земляными стенами и завалами. Вход и выход только один. Ну, прямо как у нас.

Он уже почти восстановил дыхание и, выпалив всё это, устало присел на насыпь ванны, повернувшись вполоборота к Ардни, ожидая, что скажет атаман. Атаман вновь закрыл глаза, как бы продолжая прерванную негу, но на самом деле мозг его лихорадочно заметался в вариантах уже планируемого налёта. Шум Дождя молча сидел, зная, что атаман не просто так нежится в ванной, а думает. Наконец, Ардни не открывая глаз и не выходя из расслабленного состояния, тихо скомандовал:

— Собирай ближников на круг.

Шумный сполз по насыпи и вскочив на ноги, тут же уточнил:

— Только ближников?

Ардни открыл глаза и, переведя тело в сидячее положение, подтвердил:

— Да, — и немного помедлив, добавил, — и тех, кто нашёл, тоже веди. Подробности пытать будем.

Но Шум Дождя почему-то так и не побежал исполнять повеление. Он стоял и как-то хитро улыбался, явно что-то ещё желая сказать. Ардни поднялся на ноги и заметив это, спросил:

— Ты ещё чем-то меня обрадовать хочешь?

— Нет, атаман, — замялся Шумный, — просто на Трикадруке с народом пообщались. Знаешь, как ары нас зовут?

— Как? — полюбопытствовал Ардни.

— Маруты.

— Почему Маруты? — неподдельно удивился атаман.

— А кто же его знает?

— Ну, Маруты, так Маруты. Я не возражаю, — улыбнулся Ардни.

Он уже несколько раз раздумывал над тем, как будут называться его новые боги, тех, которых он породит. Он понимал, что они ары и этого у них теперь никто не отнимет, но они станут выше, поэтому должны будут обладать особенным названием, которое бы их качественно выделяло из окружения. А тут народ их оказывается, уже назвал. Притом вполне благозвучно. «Ну, народу виднее», — думал атаман, — «нам на него опираться, а им на нас молиться и слагать легенды». Но тут его размышления перебил всё ещё не убежавший Шумный:

— А речников, знаешь, как прозвали?

Ардни ничего не сказал, а лишь вопросительно на него посмотрел, как бы спрашивая.

— Дасу, — со смехом выдавил пацан.

— Дасу? — переспросил атаман, — это те, кто способен лишь прислуживать?

— Ага, — бойко подтвердил он.

— Ладно, — прервал его радость Ардни, — о слухах и делах у аров поговорим позже. Сейчас у нас на «передке» речники, — он осёкся, и широко улыбнувшись и подмигнув Шуму Дождя поправился, — то есть Дасу.

Шумный захихикал, даже как-то по-женски, развернулся и побежал собирать круг.

Ближний круг проходил под непрестанный гул возбуждённых Марутов. С этим народным названием все согласились сразу и безоговорочно. Круг закончился ничем. Разговоров было много. Были и идеи, но все как одна разбивались о невозможность их воплощения с той долей вероятности, которая требовалось для дела. Притом думать о походе надо было, учитывая самые неблагоприятные условия. Система укреплений не позволяла захватить пещеры с наскока, как они делали всегда и в общем-то по-другому и не умели. Необходимо было найти выход, вернее вход. Дырявые Горы со всех сторон были неприступны. Почти. Проникнуть туда можно было с одного входа с реки и с противоположного со стороны дремучего, непролазного леса. Особую сложность представляли из себя пацанские ватаги речников, в первую очередь своей многочисленностью. На три мужицких артели охотников, приходилось аж шесть пацанских ватаг, благодаря которым незаметно подойти к пещерам, так же не представлялось возможным. Атаковать, как обычно на скорости колесницами было нельзя, это стало понятно всем и сразу. Подойти пешими и незамеченными для неожиданной атаки, тоже не получалось. Чьё-то предложение обложить и брать измором вообще вызвало смех. В конечном итоге все умозаключения сошлись в единую формулу: «око видит, зуб неймёт». После долгих дебатов ажиотаж по поводу найденных бабняков спал и постепенно утих. Было принято единственное решение — направить в район будущих действий ещё один отряд для разведки, но на этот раз с чёткими требованиями по поводу того, что надо разведать. Впервые во главе отряда, состоящего из людей Шумного, проныр, способных без масла пролезть в любую щель, были направлены трое опытных ближников во главе со Щедрым. Задача перед ними стояла одна: на месте осмотреться и найти способ, как можно накрыть и разграбить столь лакомую добычу с минимальными потерями людей и времени. До Дырявых Гор было пять с половиной дней перехода. Поэтому ждать отряд лазутчиков с вестями надо было почти три седмицы.

В этот же вечер Ардни получил ещё одну весть, но на этот раз страшную, которая напрочь вывела его из равновесия и существенно изменила все его планы, а последствия вообще оказались катастрофическими. Из далёкого, лесного поселения гоев, где Ардни прятал от всех свою мать, пришёл мужичок, с ходу и как-то запросто известив Ардни о том, что его мать неожиданно умерла. Никаких подробностей вестник не уточнил, лишь мельком проговорил, что чем-то заболела, и седмицы не прошло, как померла. Ардни резко осунулся и задал лишь один вопрос:

— Перед этим никто из города не приходил?

Мужичок с удивлением посмотрел на смурного^[52] атамана и тут же подтвердил:

— Да. За день, наверное, или за два до того, как она приболела, в поселение приходил молодой поджречник^[53]. Ученик, наверное. Шибко молодой, хотя одежды жреческие, как у настоящего, но он не к мамке твоей приходил. Он к большаку за чем-то приходил. Побыл у него не долго, а после сразу и ушёл, ни к кому больше не заходил. Я сам видел, как он пришёл и как ушёл. Мой двор от большака по соседству, а я в аккурат на дворе работал.

После этого атаман впал в ступор. Вестника даже не накормив, но напихав ему всякой еды в дорогу, быстренько спровадили, опасаясь лютости атамана, и оказались правы. Ардни сидел в ступоре довольно долго. Взор его медленно и без всякого осознания реальности происходящего, плавал из стороны в сторону, ни на чём, не останавливаясь и не за что, не цепляясь. Он никого не видел, никого не слышал, ни с кем не говорил. Все, кто был рядом в этот момент, меньше всего желали быть замеченными. И уйти с круга не решались и проявить своё присутствие чем-либо, тоже не горели желанием, понимая, что этот нарыв созреет и лопнет. И он не просто лопнул, он взорвался. Поначалу Ардни закрыл глаза и тихо заскулил, сжавшись в комок всем телом. Затем выпрямился и заревел, как раненный бер, а потом, нажравшись Сомы, кинулся искать вестника, и всех, кто был рядом, как ветром сдуло. Ардни с дубиной в руках носился по мгновенно опустевшему городу, круша всё, что попадалось ему под горячую руку. Много что было поломано, много чего переломано. Наконец, за чьей-то баней споткнулся, упал и долго катался там по траве, ревя зверем и ругаясь, как последняя речная большуха. По сути дела, ничего не указывало на связь городских жрецов и смерть матери, но Ардни изначально уверовал в эту связь и переубедить его было невозможно.

На следующее утро, Ардни неожиданно для всех срочно собрал ближний круг. Только самых близких — Марутов. Ближники хоть и с опаской, но собрались быстро. Расселись они даже не за столом, как обычно, а вокруг атамана, сидевшего у костра.

— Маруты. Друзья мои, — начал он мягким, усталым голосом, совсем не похожим на сумасшедшего, что сразу успокоило и сняло тревожное напряжение ближников.

Он не просто обратился к ним именно так. Ещё проснувшись утром в траве за чьей-то баней, весь мокрый, не то от росы, не то от ночного дождя, трясясь от холода и с дикой головой болью, первое, о чём он подумал это о том, что пришло время действовать. Смерть матери, а про смерть жены он тогда ещё ничего не знал, натолкнула его на мысль, что это не просто очередная пакость арийских жрецов, это знак. Знак свыше, толкающий, подстёгивающий его к решительным действиям, заканчивающий всякие подготовки и развеивая нерешительность в ожидании будущего. Он вдруг понял, что пора и он был готов. Судьба оставляла его в одиночестве и лютой злости, только для того, чтоб он выполнил своё предназначение. Сидя в задумчивости у костра, он неожиданно вошёл в ледяное состояние бога и пришёл к пониманию того, что готов. Наконец-то ему удалось заглянуть в будущее своё и своих ближников и понять, что и как ему надлежит делать. Оставалось привести в готовность свою главную, в этом деле силу — его окружение. Ближники должны были не только поверить в него, но в большей степени в самих себя, своё предназначение. Ардни долго думал о том, что и как скажет, понимая, что от этого будет зависеть очень многое, если не всё. Сейчас он уже не сомневался ни в своей избранности, не в судьбе будущего мира людей, ни в том, что рано или поздно, но он станет богом! Он верил в это до фанатизма, перестав верить в богов вообще, ибо уверовал в самого себя. А вот заразить этим своих людей, не получалось. Не верили они во всё это. Но сейчас сидя у костра он нашёл простое и удобное, и вместе с тем неожиданное решение, которое он и решил воплотить в жизнь прямо сейчас.

Ближники поначалу никак не отреагировали на это необычное обращение. Они вообще с опаской и исключительно искоса смотрели на атамана, прекрасно помня его вчерашнее буйство и сейчас, впрочем, ничего хорошего от него не ждали. Тем не менее, Ардни продолжал:

— С вами говорит не обезумевший от горя атаман. С вами говорит разум бога.

И на это реакции от плотно сидевших у костра, опять не последовало. Как обычно, несмотря на красноречивые увещевания атамана о будущем их божественном предназначении, конечно, грели самолюбие, но все вполне трезво отдавали себе отчёт, что это не соответствует действительности. Попросту говоря, слушали охотно, с воодушевлением, но не верили не единому его слову. Было такое ощущение, что в этот момент все как один думали именно об этом, ибо от того, что сказал атаман дальше, все одновременно встрепенулись, как по команде.

— Мне плевать на то верите вы мне или нет, — так же грустно и устало продолжил Ардни, — для меня куда важнее, чтобы вы поверили в самих себя. Чтобы каждый из вас поверил в то, что он сможет быть будущим богом. Я не призываю вас становиться богами в прямом смысле этого слова и перебираться жить на небо. Мы должны стать богами для арья, как когда-то стали чёрной нежитью для Дасу.

Ардни оторвал взгляд от трепещущегося пламени костра и плавно обвёл им всех присутствующих. Все, как один, с каким-то недоумением смотрели на него. Ардни поменял тон на привычно холодно-повелительный и продолжил уже резче и чётче:

— Смерть моей матери — это знак свыше. Это говорит о том, что нам пора снимать чёрные шкуры и одевать золотые одежды. Мы выросли из мальчиков, прячущихся по лесам. Нам пора прекращать быть пуганными. Пора заставить всех бояться нас по-настоящему, как принято боятся богов, всемогущих, но милостивых.

Дальше атаман подробно, в мелочах, как только он один, пожалуй, и мог, начал объяснять конкретный план действий. И только тогда, когда все эти высокопарные слова стали обрастать «мясом» конкретных планируемых действий, ближники у костра ожили. В их глазах заблестел азарт. Со всех сторон посыпались предложения, дополнения, идеи. Они поняли, что им предлагается не становиться богами в прямом смысле, а разыграть спектакль, сыграть роль богов, а это совсем другое дело и как раз по ним. Они с детства все вместе только этим и занимались — дурили другим головы своими маскарадами и розыгрышами. Все последние годы они планомерно выстраивали у жителей Страны Рек свои образы нежитей, а теперь предлагается создать из себя нечто крупнее планом — богов, только и всего. Они вдруг поняли, осознали и поверили в то, что идея властвовать над миром аров, не такая уж невыполнимая, наоборот, вполне досягаемая. После этого круга, который с небольшими перерывами длился почти весь день, каждый из ближников уходил к своему жилищу с гордым осознанием того, то он действительно кто-то такой, кто может быть выше всех остальных. Каждый в душе уносил с собой такие сладкие фантазии беспредельной власти над всеми теми, к кому он так тянулся с беспросветных низов своего детства.

Следующий день, третий и последний день праздника Трикадрук, выдался на удивление солнечным и тёплым, что было расценено, как ещё один доброй знак в общую копилку. Тридцать колесниц, украшенные тонким листовым золотом, кони, на которых были наброшены белые накидки, так же сплошь усеянные золотыми бляхами и наездники — Маруты с ног до головы блиставшие золотом, вылетели из лесного прохода, и выстроившись в боевой клин, быстро унеслись в степь на встречу будущей славе и могуществу.

Отряд колесниц, обойдя праздничное поле глубоко по тылам, зайдя на шатровый городок со стороны противоположной от солнца, сгруппировался, перестроился и начал атаку оцепления по привычной уже для них тактике драконьих крыльев, так, как они обычно окружали баймаки речников, прижимая их «крыльями» развернувшегося клина к реке. Сейчас надо было сделать то же самое, но замкнуть оцепление полностью в кольцо. Стражники, стоящие в оцеплении со стороны нападения, первыми увидели зарево на горизонте. Поначалу они приняли увиденное лишь, как нечто необычное и любопытное. К ним на восторженные крики подошли войны из отдыхающей смены. Прибежали слуги от ближайших шатров и даже несколько высокородных поднялись на холм, чтобы посмотреть на то, что вызвало столь оживлённые толки на верху, но как только поднялись, спешно побежали обратно, так как к тому времени уже стало ясно, что это было за зарево. В воздухе в несколько глоток заголосили один и тот же вопль.

— Маруты!

Золотые колесницы быстро и умело охватили кольцом весь шатровый городок, согнав всех его обитателей вместе с прислугой и деморализованными стражниками на борцовский круг, снося и давя на своём пути дорогие шатры, опрокидывая котлы с варевом. Колесница Ардни въехала внутрь окружения, где перед очумевшей толпой остановилась, развернулась боком, и из неё вышел «золотой» атаман в полном боевом облачении. В правой руке на ремешке через запястье болталась массивная дубина, за плечом лук с колчаном стрел. Броневой кожаный нагрудник, сплошь покрытый тонкой золотой пластиной так, что грубой кожи под ним и видно не было. Со стороны складывалось впечатление, что весь доспех из чистого золота и это производило неизгладимое впечатление. Обе руки увешаны золотыми браслетами, на голове остроконечная золотая шапка-колпак. Его колесница сознательно заехала с противоположной стороны от солнца, чтоб ары, смотревшие на него, слепились отблесками одеяния. Ардни стоял в нескольких шагах от толпы, по краям которой топтались воины с копьями, задранными вверх и люди из прислуги.

Атаман, немного постояв, рассматривая бурлящую и перепуганную толпу, издающую гул и ропот, затем громким выкриком, стараясь перекрыть мерно гудящий людской ком, спросил:

— Кто тут главный?

Толпа продолжала хаотичное броуновское движение, никак не отреагировав на его вопрос. Тогда атаман указал на ближайшего стража с копьём, яростно взревел:

— Ты?

— Неее, — заблеял тот, неистово замотав головой и стараясь вжаться в гущу стоящих за ним людей, что ему не очень-то удалось.

Через некоторое время толпа внутри заколыхалась, край её разорвался из неё вышли трое, которых Ардни узнал сразу.

— А вот и папаша со своими высокородным сынками, — нарочито по-шутовски приветствовал вышедших атаман, раскидывая руки в сторону.

— Ты что себе позволяешь? — буквально взревел отец.

Толпа моментально стихла. Он был под Сомой, что сразу бросалось в глаза, и лицо его было непросто злым, а свирепым, но психологическая контратака папаши не имела успеха. Ардни не испугался. Напротив, он вальяжно подошёл к нему на расстояние вытянутой руки и незаметно, левой рукой скинул петлю аркана с пояса ему под ноги. Медленно ухмыляясь он посмотрел на упавшую у ног верёвочную петлю, которая улеглась у самых ног отца почти идеальным кругом, как бы рассматривая его ноги и не меняя выражения на лице, так же медленно перевёл его на взбешённое лицо папаши, который лихорадочно сжимал свой длинный посох, то и дело дёргая его, порываясь применить в действии. Ардни отпустил дубинку, и та повисла ремешком на запястье и, ухватив отца за грудки освободившейся рукой, резко подтянул его к себе в плотную, заставляя его ноги вступить в расстеленную петлю, которую тот в порыве негодования так и не заметил.

— Не надо было тебе убивать мать, — буквально прошипел Ардни, и выражение его лица стало мгновенно зверским, — это была твоя ошибка, за которую ты будешь платить.

Старшие сыновья, поначалу рванулись на помощь отцу, но при этих словах и выражении лица младшего, хоть и от коровы, но брата, осеклись и замерли в нерешительности. Тем временем Ардни не глядя левой рукой снял с пояса верёвку и бросил её назад в сторону возничего. Со стороны это выглядело так, как будто она ему чем-то помешала, и он просто избавился от неё, при этом продолжая удерживать правой рукой отца, который вцепился в железный захват обеими руками, не выпуская посох и старался оторвать его от себя. Но самый главный поединок в этот момент был глазами, сверкающими звериной яростью, налитыми кровью, который хоть и был напряжённым, но не долгим. Бросок верёвки, который все восприняли, как избавление от лишнего балласта, получился на редкость удачным и возничий, поймав её, быстро надел конец на специальный выступ, натянул поводья, развернулся и стегнув коней, помчался прочь.

— Докажи, — прошипел точно так же озверевший папаша, — щенок, сучье отродье, в говне рождённое. Ты на кого руку поднял.

С этими словами он попытался ударить своего коровьего сына посохом в лицо, но тот был готов к этому и перехватил удар левой рукой, жёстко зафиксировав эту расписную палку. Вторая рука отца скользнула в складки одеяния, что-то нашаривая в суматохе. Там наверняка был спрятан нож, но он не успел. Колесница уже набрала ход, верёвка натянулась и дёрнула его за ноги так, что Ардни даже не успел сообразить, как стоящий перед ним враг буквально исчез из его рук, громко звякнув, притом в прямом смысле этого слова, головой об землю, что наверняка уже само по себе было смертельно. Обмякшее тело безвольной куклой, вышибая из земли пыль и мелкие камешки, подпрыгивая на кочках, понеслось прочь от сборища на вершину холма. Ардни даже не оглянулся. Посох вырванный из рук отца, остался в его руке. Он оттолкнул от себя эту палку, выказывая к этому предмету презрение и брезгливость, отряхивая ладони, как от грязи. Посох с бряканьем упал, как раз между двумя высокородными братьями, за которыми Ардни внимательно наблюдал, лихорадочно соображая, что с ними делать. Те, как заворожённые, ничего непонимающе следили за удаляющимся трупом отца. Они прибывали в состоянии шока от увиденного. По их виду было понятно,что они ожидали чего угодно, но только не такого. Ардни спокойно, не совершая резких движений, стараясь не спугнуть с этих двоих ошарашенных, снял с плеча лук, вложил стрелу и буквально в упор вогнал её в глаз старшего. Стрела гулко стукнулась о череп изнутри, а тело, задрав руки вверх, опрокинулось и, пролетев в воздухе почти три шага, с грохотом рухнуло на спину. Следующая стрела прошила второго брата между лопаток, когда тот, завыв, упал на колени, припав головой к земле и закрывая её руками. Только сейчас Ардни понял, почему был слышан лязг папашиной головы о землю и гулкий «бум» стрелы о череп. Вокруг стояла мертвецкая тишина. Народ, похоже, даже не дышал. За спиной послышался грохот возвращающейся колесницы. Она подъехала, так же развернулась за спиной атамана и замерла, пофыркивая разгорячёнными лошадьми. Ардни обернулся, подошёл к ней, вылавливая привязанную верёвку и подтягивая остатки папаши. В петле было только два огрызка ног, притом одна нога оторвалась в районе тазобедренного сустава, а вторая, почему-то по коленному. Он приподнял обрывки за верёвку и с силой зашвырнул их в толпу. Передние аж завизжали в ужасе и кинулись в стороны. Отчётливо пахнуло фекалиями. Ардни опять сделал несколько вальяжных шагов в направлении стада людей и ещё раз спросил тихим, ледяным тоном:

— Я повторяю свой вопрос. Кто здесь главный? — и тут же переходя в буквальном смысле на рёв, проорал, — а я не люблю повторять дважды!

Он махнул рукой, и дождь стрел впился в плоти крайних по всему кругу. По предварительной договорённости били только слуг, но из леса стоящих пик, несколько упало на землю. Как выяснилось позже, воинов не били, они просто со страху побросали своё оружие. Подобный метод вопрошания возымел действие. Толпа вновь забурлила, панически заголосила, расступилась, и к Ардни вышел Накрутху — верховный жрец города. Он был преклонного возраста, почти совсем седой, лишь бледно рыжая борода сохраняла свою окраску, хотя тоже была с изрядной проседью.

— Я верховный жрец Накрутху, отец этого народа и города, — начал старик обречённо, спокойно, хотя волнение его выдавалось во всём, но атаман заметил и то, что жрец прилагает не дюжие усилия, чтобы с этим волнением справиться. Он опёрся на свой посох обеими руками и посмотрев Ардни прямо в глаза, спросил, — чего ты хочешь?

Ардни специально выдержал паузу, рассматривая жреца, как будто видел его впервые, хотя так близко, действительно впервые, и своим фирменным, тихим, холодным, повелительным голосом, ответил:

— Я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушал. На этот раз повторять я не буду уже точно, — и он указал на лежавшие за спиной жреца трупы.

Жрец смотрел себе под ноги и не стал оборачиваться.

— Никто не имеет права безнаказанно убивать людей, — напряжённо тихо начал Накрутху, — ты покрыл себя не смываемой нечистотой. Боги покарают тебя.

На что Ардни ответил сразу, низким вибрирующим голосом, от которого у него самого, что-то внутри заколыхалось и защекотало, входя в резонанс.

— Я и есть бог!

Жрец встрепенулся, вскинув взгляд на Ардни и обмер. Рот и глаза его распахнулись, ноги подкосились, и он буквально сполз по посоху, встав перед атаманом на колени. Ардни в этот момент буквально упивался своей силой и могуществом, он физически чувствовал, как ледяным взглядом выжигает или вернее вымораживает мозг этого старика. Внутри головы растекался холод, вязкий и липкий. Сверкая золотом на солнце, вокруг него образовался светящийся ореол, который в купе с ледяным вымораживающим взглядом сыграли с верховным жрецом дурную шутку. Он чуть было не лишился чувств, а может быть и жизни. Сила, с которой давил на него Ардни была действительно божественная по людским меркам и смертельно опасна для простого человека. Накрутху выпустил посох, брякнувший рядом с Ардни на землю, и обеими руками закрыл лицо, мокрое от выступившего холодного пота и вместе с тем пылающее жаром. Ему вдруг стало тяжело дышать, и резко навалилась усталость, делая всё тело вялым и не послушным. Ардни продолжал говорить, но этот жрец, похоже, уже ничего не слышал и тем более ничего не понимал. Тем не менее, атаман продолжал уже для всех, испепеляя силой взгляда сначала передние ряды, затем следующие, а, в конце концов, всё сбившееся стадо встало перед ним на колени.

— Я верховный атаман богов — Ардни, сошедший на землю, чтобы править вами по праву сильного и справедливого. Я верховный атаман всех народов арья поведу вас в светлое будущее, но поведу не всех, а только тех, кто пойдёт со мной. У тех же, кто усомнится во мне не только будущего, но завтрашнего дня не будет. Завтра, когда Сурья взойдёт в свою наивысшую точку неба, я войду в город со своей божественной свитой и начну править, судом судить и награждать. Завтра в полдень я посмотрю, кто и как встретит своего нового бога.

Здесь он остановился и посмотрел куда-то вглубь стоящей на коленях толпы.

— Это касается и жителей Страны Рек, — продолжил он, отыскав в толпе речников, — те, кто присягнёт мне, богу Ардни, как воплощению Отца Неба на земле, я дарую долгую и счастливую жизнь, тот, кто не захочет в это уверовать, будет уничтожен.

Оглядывая речников издали, он вдруг остановил свой взгляд на здоровом, мохнатом мужике, явно из артельных атаманов и в его мозгу отчётливо прозвучало имя «Пани».

— Пани! — громко окрикнул его Ардни.

Тот никак не отреагировал, но вот окружение своим поведением выдало его с головой.

— С тобой разговор отдельный. Ты, — он сделал паузу и буквально впился в него глазами, — чтоб заслужить моё покровительство, выдашь мне все три беспризорных бабняка. Это моя добыча! Если нет, то я пресеку корни всех шести родов, что ты прячешь, вырезав яйца, начиная с новорождённых, и заберу в коровы все шесть бабняков. Я всё сказал.

С этими словами он вскочил в колесницу и все Маруты, как один, пришли в движение. Они так же быстро исчезли с праздничной поляны, как и появились.

На следующее утро, после очередного разгула, протрезвев, он получил от Шумного ещё одну неприятнейшую новость: в порыве ярости он убил свою жену, которую позже нашли в реке, среди камыша. Высушенный и истощённый морально и физически событиями последних дней, эту новость воспринял абсолютно никак не реагируя. Он просто съездил с Шумным к реке, труп опознал. После чего тупо посидел какое-то время неподвижно, смотря на огонь священного костра и по логову пополз слух, что атаман свихнулся, но на удивление всех, через некоторое время, он уже руководил приготовлением к походу в город, прежним атаманом.

И настал полдень следующего дня. Золотые колесницы подошли к городу шагом с четырёх сторон, со всех четырёх входов, имеющихся у города. Город был огромен по размерам и вмещал в себя тысячи проживающих и въезд мелких групп с разных сторон в любой другой раз остался бы почти не заметным, но только не сегодня. Столь заметными медленно едущие колесницы были от того, что ехали они по абсолютно пустому городу. Все попрятались. Даже собаки не лаяли. Все города строились от центра кругами. В центре любого города располагалась прямоугольная площадка, тщательно выровненная, очищенная от травы и камней и посыпанная речным, отборным песком, на которой, в специальном очаге-алтаре, горел священный огонь. Кольца домов, окружающих эту площадь, были все разные от больших, многоуровневых до мелких хибарок. Первое кольцо домов вокруг алтаря были небольшие, но очень нарядные. Это были дома-храмы и предназначались для богов, каждому свой отдельный дом. Люди в них не жили, а лишь прислуживали. Следующие несколько колец домов принадлежали жреческим родам. Далее следовали кольца домов мастеровых сословий и последними кольцами владели воинские рода. Весь город был огорожен деревянным забором, состоявшим из вкопанных в землю брёвен, и единственным его предназначением была защита от дикого зверя, да собственного скота, ибо для человека он особой преграды не представлял. Дома по большей части были деревянными с обязательными подвалами-землянками, имеющие различное предназначение от складов, мастерских до особых жилищ, какого-нибудь необычного назначения. Дома были маленькие и большие, простые и сложные, даже двухэтажные с различными надстройками и пристройками. Улицы, если их можно было так назвать, тоже были кольцевыми, кроме тех четырёх, идущих по прямой от входа к центральной площади. Именно по ним и двигались золотые колесницы, наездники которых нервно озирались на пустынный город, ожидая подвоха, но ничего не происходило. Было не понятно, толи горожане покинули город, толи просто попрятались, скорее всего, второе, потому что дома не казались брошенными, все до одного были наглухо закрыты, от чего создавалось ощущение, что город вымер. На входах в город не было даже стражи, ни одного. Заехав на площадь, Ардни остановил возничего и сошёл с колесницы на песок. Подойдя к алтарю с божественным огнём, он осмотрелся по сторонам. Площадь с четырёх сторон заполняли колесницы. Маруты, вооружённые до зубов и блестящие в солнечных лучах, спрыгивали с колесниц и подтягивались к нему, формируя нестройный круг. Из городского населения их никто не встречал. Ардни мрачно оглядывал окружающие его дома-храмы. Ближники, также молча озирались, и на лицах их читался немой вопрос: «Ну, и что теперь с этим делать?».

Перед въездом в город, они рассматривали различные варианты их встречи, и Ардни уверял, что небольшая группа хозяев родов непременно встретит их, притом радушно. Обязательно найдутся такие, кто не упустит возможность резко подняться в будущем властном ранге, но то, что их не встретит никто, Ардни не ожидал и поэтому он лихорадочно соображал, что в этой ситуации делать. Но тут с правого входа появилась первая группа горожан. Их было человек двадцать мужчин, женщин, детей. Вёл их парадно разодетый жрец, в котором Ардни узнал Аманрита. Он привёл весь свой не многочисленный род с жёнами, детьми, часть которых несли на руках и прислугой. Подойдя к «песочнице» глава рода стал на колени пред Марутами, низко опустив голову. Его домочадцы последовали его примеру. Ардни выйдя из круга ближников к нему на встречу, довольно улыбнулся.

— Ты всё правильно сделал, глава ар Аманрита, — низким, вибрирующим голосом пророкотал атаман, отыгрывая свою роль бога, чем нагнал жути на детей и женщин, — отныне это твой город. Я дарю его тебе и назначаю своим верховным жрецом и моей рукой, в правлении его жителями.

В это время с двух других сторон, почти одновременно, на площадь вошли ещё две семьи, предводителей которых Ардни тоже узнал. Как и предполагал атаман все жрецы заговорщики собрались на раздачу властных полномочий. Другого он не ожидал. Так же, как и род Аманрита, они выказали своё почтение в коленопреклонении и так же, как и первого, Ардни наделил их властью, которую они так жаждали. Чуть позже на площадь вышли ещё праздно одетые люди. Как выяснилось, пришли четыре военных рода, только в отличии от жреческих главы их привели только своих сыновей. Ни жён, ни маленьких детей, ни прислуги с ними не было. Одеты они были очень ярко и нарядно, но без оружия. Их главы так же получили власть и привилегии. Из мастеровых на площадь не пришёл никто. Ардни отметил это про себя.

Маруты, во главе новоявленных жрецов, отпустивших жён с детьми и слугами по домам и в сопровождении новых командующих воинов, пошли на обход города по кольцевым улицам. И начались резня и бойня. Жрецы шли впереди и указывали на дома неугодных. В них врывались Маруты. Кто-то пытался оказать сопротивление, кто-то прятался по укромным углам, но умирали все, всё равно быстро. Женщин вязали и выкидывали во двор. Всё, что находили ценного, сгребали в мешки. Те дома, на которые жрецы указывали как на нужные, тоже не обходили стороной. Ардни входил в дом каждого и требовал поклонения себе любимому с принесением клятвы верности, не забывая при этом требовать и подношения, притом исключительно золотом. Тех, кто брыкался, не смотря на заступничество жрецов, так же убивали без разбору, тех же у кого не хватало смелости перечить или хватало ума покориться, не трогали, а лишь выгнав на двор всех от мала до велика, увещевали об изменении власти в городе, не забывая при этом собирать подношения. Мастеровые с точки зрения получения власти и влияния оказались крайне инертными. Они тупо пережидали все эти события, забившись по своим норам, всячески не желая участвовать в активных деяниях, как за новую власть, так и за старую. Они понимали и меж собой уже заранее обсудили, что они, как умельцы в своих делах, будут нужны любой власти, поэтому спокойно ждали, когда всё это закончится. Хотя некоторых, кому в голову ударила гордыня или не по делу принявшихся торговаться с новым богом, пришлось выкорчевать с корнем и как только остальные поняли, что новой власти плевать хотела на их нужность, а нужна от них лишь полная лояльность, попадали в ноги Ардни и задарили, как могли. Слухи о действиях Марутов быстро разлетелась по городу, и чем дальше отряд уходил от центра, тем несговорчивых резко по уменьшилось. К концу дня треть населения города было преспокойненько вырезано, как скот на заклание. Какая-то часть заблаговременно бежала, прихватив с собой всё своё добро. Кто-то увёл весь свой род, кто-то унёс только ценности, бросив женщин и детей на растерзание.

На следующий день новая власть жрецов, сопровождаемая поддерживающих их стражников, прошлись по осиротевшим коровникам, как велел их новый бог Ардни. Освободившиеся дома городской знати экспроприировали Маруты, перевезя в них своих жён и детей с пацанской и бабьей прислугой. Ардни въехал в дом своего папаши, который оказался одним из самых больших и нарочито причудливых в городе.

Весь этот переполох-переселение продолжался почти две седмицы. Постепенно всё улеглось, и город с пригородами зажил привычной жизнью, как будто ничего и не произошло.

Разведывательный отряд из земель Пани вернулся на четыре дня раньше запланированного срока и как только гонец из логова доставил эту весть атаману, Маруты, оставив жён под охраной одного, двух лучников и своих ватажных, из пацанов, организованно и пышно покинули город, ускакав на свою базу-логово.

Три дня шёл круг, сначала ближников, затем общий, в том числе был собран отряд из городских воинов, для которых всё творившееся вокруг было в новинку. Им никогда ранее не приходилось участвовать в планировании походов. Они даже не предполагали, что это возможно, притом в таких мелочах, но так как в планы Ардни входило привлечение клановых воинов города для создания своего полноценного войска для захвата других городов, он посчитал нужным привлечь их к походу. Поэтому он принял решение включить их во все мероприятия ватаги, в том числе и общий круг, хотя Маруты называли себя теперь не ватага, а военная артель, работой которой была не выпас скота и ловля рыбы, а «воение чужих», на чём жить можно было вполне припеваючи. Три дня проходили сборы и приготовления. Наконец, на заре четвёртого дня логово полностью опустело, не осталось в нём даже охраны. В поход вышли все колесницы и все обозы со всем личным составом, который было возможно набрать. Ардни для этого похода нужна была масса, хотя бы видимость многочисленности. Кроме Марутов с возничими в поход вышли почти все лучники, обоих отрядов, кроме тех, кто остался на охране семей. Забрали всех пацанов малолетних наподхват, да почти три десятка воинских кланов. Ардни разбил их на семёрки со старшим во главе, а командовать ими всеми поставил свою правую руку Ровного. Но самое удивительное было для всех то, что в поход был собран отряд жрецов в количестве семи человек, молодых, амбициозных, возглавляемых самим главой рода Аманритой. Поначалу все недоумевали, для чего они были нужны. Убивать они не могут, даже оружие держать в руках абсолютно не обучены, но Ардни сразу прекратил все вопросы по поводу них, сказал, что у этого отряда особое, секретное задание, но какое, не объяснил.

До реки Руса добрались на четвёртый день. Почти день потратили на рубку плотов и вязание их в единую цепь вдоль берега. После чего один конец закрепили к берегу, второй оттолкали на течение и к вечеру свободный конец достиг противоположного берега, образуя выгнутую понтонную переправу. Перебрались на другой берег уже в темноте. Там же у реки разбили лагерь и встали на ночёвку, выставив караул и отправил веером от себя мелкие по два, три человека отряды вездесущих лазутчиков.

Утром, в предрассветной мгле разведка докладывала в шатре атамана о результатах. По всему выходило, что речники, похоже, перешли на глухую оборону. За пределы стен и завалов даже пацанские ватаги носа не кажут. За всю ночь и утро не был обнаружен ни один человек, даже на стенах, смотрящих не обнаруживалось. У одной из стен в овраге, нашли логово одной из пацанских ватаг, которое нашёл ещё первый отряд, выезжавший в эти места предварительно, но следы в нём оказались несвежие. По всему в ней уже дней пять, шесть никто не показывался. Ардни даже подумал тогда, не ушли ли все из Дырявых Гор куда подальше, но подойдя на видимое расстояние, заметили за стенами в нескольких местах дым от костров, пусть слабенький, но со стороны заметный, что говорило о присутствии там кого-то. Ардни с четырьмя Марутами, командирами лучных отрядов, стражей и пацанов с разведкой, вышли на край леса, без золотых доспехов в режиме полной маскировки. Расположившись в густых зарослях конопли, крапивы и вишняка, Ардни внимательно рассматривал земляную стену, сооружённую вдоль всего лысого вала, достаточно крутого для подъёма лошади, но вполне преодолимого пешим образом, притом даже при тяжёлом вооружении. Он подозвал Щедрого.

— Где вы нашли ватажное логово?

— Вот там, — указал чуть в сторону ближник, одетый в какую-то странную накидку, сплетённую из трав и веток с листьями, с такой же травяной шапкой, привязанной к накидке и отброшенной на спину. Ардни посмотрел в ту сторону и заметил тропку, петляющую по склону.

— Там тропа наверх? — спросил он, ожидая подтверждение своей догадки.

— Да, — ответил Щедрый, — они где-то через стену лазают. До главного входа, — и он показал рукой куда-то далеко влево, — довольно далеко. В другую сторону — лес кустарный, непролазный.

Ардни расплылся в улыбке. Выходя в поход, были, конечно, предварительные планы, но он был уверен, что на месте непременно придумает что-нибудь конкретное. И вот родилось. План, не похожий на то, о чём он думал раньше, созрел моментально со всеми деталями и нюансами, и он тут же, чуть углубившись в лес, собрал вокруг себя всех командиров и изложил его. После короткого, но восторженного обсуждения, все вернулись в лагерь и приступили к его реализации.

Туман, застилавший берега речки, вдоль которой проходила дорога на заимку Пани, улетучивался. С обоих берегов небольшой речушки показались отряды городских воинов в ярко красных накидках, с огромными, грубо связанными щитами из молодых берёзок и осин, с копьями за спиной. Они шли медленно, группками по три, четыре человека и при этом усердно делали вид, что старались не шуметь. Но таща перед собой тяжёлые щиты обеими руками, им это не очень удавалось. Их заметили задолго до того, как они увидели собранную из брёвен стену-ворота, перегораживающую речку и выложенную в распор между двумя скалами. Это и был то самый вход в Дырявые Горы. Сторожа на скалах слева и справа подняли тревогу, и недолго думая приступили к абсолютно бесполезному обстрелу стрелами, которые даже не долетали ещё до передовых отрядом. Скорее всего, это был просто эмоциональный выброс обороняющихся. Когда же отряды подошли на расстояние выстрела, то опустили щиты на землю и спрятались за ними. Вдоль обоих берегов речки замерли с десяток деревянных стенок, чуть пониже роста человека, собранные по три, четыре щита, за которыми кроме городских стражников, выставивших зачем-то копья вперёд, спрятались по три четыре лучника из отрядов Ардни. Притом за щиты были посланы лучшие. Ещё непонятное количество вооружённого народа пряталось с той и с другой стороны в лесу за деревьями. Они постоянно перебегали от ствола к стволу, притом делали это абсолютно хаотично, вперёд, назад, влево, вправо, и в глазах, обороняющихся складывалось впечатление, что лес буквально кишит вооружёнными людьми и определить, сколько их там, было практически невозможно.

Издалека, из улетучивающегося тумана, появилась золотая колесница Ардни. Она медленно и величало приближалась к перегороженному проёму, но не дойдя до отрядов, спрятавшихся за щитами, остановилась и Ардни вскочив на её бортик и подняв руку с дубиной вверх, прокричал:

— Пани! Я пришёл забрать свою добычу или всё, что у тебя есть вместе с твоей жизнью. Как ты решил?

На стене из брёвен в окружении кучи мужиков, показался лохматый Пани, и так же оря во всю глотку, держал ответ. Ответ содержал отборную бабью брань вперемежку с непристойными и грязными угрозами. Ответ по времени занял значительно большее время, чем поставленный вопрос, но суть его Ардни понял сразу. Пани выбрал второй вариант. Наконец, Пани выдохся, вылив все свои эмоции в словесном поносе, и смачно плюнул в сторону самозваного бога. Ардни опустил дубину и тут же из-за щитов, резко поднялись четыре десятка лучников, с уже натянутыми луками и смертоносная туча в мгновение накрыла уже чуть расслабившихся речников. Ряды обороняющихся резко уменьшились. И тут начался кошмар. Ардни сдёрнул с пояса рог и дунул в него, что было мочи, от испуга кони дёрнулись, и ему пришлось спрыгнуть внутрь колесницы. Слева и справа из леса взревели другие рога, их поддержал залихватский свист и непонятный металлический лязг, вопли, стук. Грохот стоял такой, что Ардни поморщился и хотел даже поначалу закрыть уши руками, но отбросив эту идею, вновь принялся дудеть в свой рог. Кони взбесились и прокричав возничему почти в самое ухо, чтоб он уводил колесницу из леса, спрыгнул на траву и вновь дунул от всей души. Передовые заградительные отряды продвинулись ещё ближе к преграде, воины попрятали пики, но идти на штурм не спешили. А никакого штурма и не планировалось, да и штурмовать тут было не кем. Четыре десятка лучников за щитами, да пара десятков в лесу. Городские воины не в счёт, а та массовка, что носилась по лесу — это малолетки — пацаны, одетые в накидки, сотканные на скорую руку из травы, чтоб казались побольше, да потолще, луки, согнутые из веток и не способные стрелять и напоминающие оружие только издалека. Несмотря на то, что первый залп передовых лучников был очень удачный, да и в дальнейшем им удавалось зацепить и снять со скалы или стены особо потерявших страх речников, весь этот балаган был лишь отвлечение внимания. Задача была стянуть к входу всех обороняющихся, забыть про тылы, а шум и грохот, который Ардни тут устроил, был создан для того, чтоб защитники не слышали, что творится у них сзади, ибо основной удар был нанесён именно там. Маруты, практически в полном составе, вооружённые всем, чем только можно, возничие с луками, арканами и ножами, полная сотня лучников второго отряда, как только заслышав грохот и гул со стороны входа в Дырявые Горы, на поводьях выскочила из леса со стороны боковой стены, там, где был обнаружен ватажный лаз. Разведка, предварительно попавшая внутрь укреплений, обнаружила и сняла с деревьев двух наблюдающих мальчишек, обеспечив скрытное проникновение за пределы стен основного боевого отряда. Стена оказалась не толстой и когда увеличивали лаз, то от ударов она треснула и целый огромный кусок, вывалился из неё, что позволило отряду быстро проникнуть вовнутрь. После начала боевых действий, как и предполагал Ардни, бабняки с ватагами забились в пещеры и первое, что сделали нападающие — это кинулись на их поиски. Три нашли сразу. Они жили в нескольких пещерах в куче. Рядом друг с другом. Быстро выламывая деревянные перегородки, что были сооружены на входах, Маруты и их возничие, как люди привычные, врывались в пещеры и глушили баб как рыбу. Вязали, затыкали рты подолами и вытаскивали наружу. Тут их подхватывали лучники и тащили за стену, где, стащив по склону, укладывали рядами поперёк повозок. Первые три бабняка были повязаны с такой скоростью, что мнимо штурмующие вход, даже ещё охрипнуть не успели. Не найдя с наскока остальные бабняки, вся ударная сила, как и предписывал план, всей массой ударила в тыл обороняющим вход. Многие умерли со стрелами в спинах, так и не поняв, что окружены. Неожиданный и мощный удар в спину, поверг речников сначала в панику, от чего они заметались, ничего не понимая. Выскакивая на расстреливающих их в упор и пронзённые стрелами, пачками валились в воду пробегающей тут же речки, заваливая её берега своими труппами. А затем паника перешла в тихий ужас — те, кто остался в живых, попрятались или претворились умирашками или попытались податься в бега. Бой оказался кровавый, но скоротечный. Как только ворота изнутри открылись и в них показались довольные Маруты, грохот снаружи прекратился и передовые отряды, побросав щиты, бегом ворвались вовнутрь. За ними поспешили и все остальные, надрывающиеся в лесу диким ором. Воевать там было уже не с кем, хотя основной отряд ещё прочёсывал поле боя в поисках, спрятавшихся и раненых, но ни те, ни другие никакого сопротивления не оказывали. Выживших собрали в кучу, связали руки, ноги и уложили вдоль берега речушки. Среди них быстро нашлись те, кто пожелал сотрудничать и указать на спрятанные бабняки. Жаль они умерли раньше, чем это сделали остальные пленные.

До конца дня таскали и грузили обозы малыми детьми и девками по старше. Баб вязали за руки и шеи верёвками, для них места в повозках не хватало. Кроме того, в повозки грузили различное добро. Колесницы грузили только ценным и в первую очередь золотом. Столь огромной добычи Ардни ещё не видел. Его колесница была в буквальном смысле слова, завалена золотом и им с возничим пришлось идти рядом, в прочем, как и всем остальным.

Отряд жрецов не принимал участия ни в штурме, ни в погрузке. Они занимались творчеством, рождая в полевых условиях великие песни о деяниях нового бога. Ардни сразу понял, что враньё, особенно в массовых масштабах, оружие куда более сильное, чем его колесницы.

И началась эпоха «бога» Ардни. Буквально в течении двух осеней территория его «божественного» влияния возросла до десяти переходов во все стороны света. Один за другим падали на колени арийские города. С такой же регулярностью исчезали с рек баймаки дасу. Досталось и поселениям гоев. В первую очередь был полностью уничтожен и сожжён тайный схрон, где умертвили мать Ардни. Впервые атаман, находящийся в неописуемой ярости не пощадил никого, даже женщин. В живых оттуда Маруты взяли только с десяток девочек и то в возрасте детей неразумных. С баймаками делали все, как и раньше. Два артельных атамана дасу поклонились Ардни, принеся ему достаточно много золота в подарок, и он какое-то время их не трогал, но, в конце концов, одного из них он убил и разорил, а второй скрылся со всем родом в неизвестном направлении. Кто из них стал первым, уже не понятно. Толи сначала первого убили, а второй почуяв неладное бежал, толи второй сначала сбежал, за что первого и убили. А вот города сдавались по-разному. Кто-то встречал войско Ардни, которое к этому времени значительно возросло, на коленях в полном составе ещё вдоль дороги к городским воротам, кто-то пытался организовать сопротивление, заперев все ворота и наспех укрепив городской забор, нарастив его землёй и глиной в два, а то и три человеческого роста. Первым таким крепким орешком для Ардни стал город Аругра, в семи переходах в том направлении, куда по осени летят птицы. Пока Ардни до него добрался, город успел нарастить высоченные, неприступные стены с мощными, дубовыми воротами. На стены встали не только воины, но и жители города и пригородных коровников, притом от мала до велика. Трижды Ардни в бешенстве штурмовал Аругру, и трижды потеряв убитых воинов из городских кланов, отступал. К тому времени под его пятой было уже полтора десятка покорённых городов с их военной, мастеровой и жреческой кастами. По тем временам огромный военно-промышленный потенциал, ибо все они в той или иной мере были поставлены на службу его военно-захватнических целей. Угрозы, посулы, расправы, привилегии, ценные коровы всё шло в дело исключительно ради того, чтобы эти города направили свою деятельность на достижение в области технологий ведения войны. И это сыграло свою роль. В четвёртый раз Ардни не стал штурмовать Аругру. Благодаря мастеровой мысли были изготовлены и установлены вокруг города метательные машины, чем-то напоминающие огромные рогатки. Их сплетённые жилы натягивались усилиями десяти, а то и пятнадцати человек и швыряли в город камни весом с человека и тяжелее. Два дня поводы, как на конвейере подвозили к ним камни, а те два дня планомерно сравнивали город с землёй. Даже когда были разрушены и разбиты все стены, и не одного защитника на них уже давно не было видно, Ардни не останавливал эту экзекуцию, продолжая перемалывать городские дома. Население, оставшееся в живых, попряталось по подвалам, но Ардни не стал их оттуда выковыривать, а велел завалить город брёвнами сушняка, из тех же рогаток. Сушняк валили, возили и швыряли ещё день. После чего город обстреляли запечатанными глиняными горшками с жиром и всё это подожгли. Костёр был столь огромен, что зарево его было видно даже в двух дневных переходах от стёртой с лица земли Аругры. В другом случае два соседних города, объединив своих воинов и охотничьи артели коровников, попытались дать открытый бой Ардни на границе городских земель, расположенной в дневном переходе от городских стен. Попытались, но боя не получилось. Получилась резня и избиение младенцев. Колесницы Марутов на скорости просто порвали их ряды и втоптали в землю, круша обороняющихся направо и налево, и пока до них добежали основные стрелково-колюще-дубасящие войны атамана, добивать там уже практически было некого.

Изрядную смекалку в борьбе за выживание продемонстрировали Дасу. Поначалу они, как и ары стали возводить стены из земли и глины, применяя в качестве арматуры деревянные столбы. Вырастали как грибы миниатюрные крепости, за высокими стенами которых скрывался весь род и большая часть скота. С первой такой крепостью Ардни столкнулся зимой, аккурат после осенней Аругры. Род Арбуды, спрятавшийся за её стенами, был одним из самых больших, в этих краях и главное, самым высокоорганизованным. Дважды летом лазутчики Ардни нарывались на засады далеко от баймака, после чего род в полном составе проваливался, как сквозь землю и даже следы, куда они девались, обнаружить не удавалось. А когда в разгар зимы лазутчики доложили, что весь род укрылся в непреступной крепости, Ардни довольно улыбнулся и велел «играть поход» и собирать круг. Круг прошёл быстро и без каких-либо дискуссий. Было видно, что атаман уже давно всё за всех решил и лишние словоблудие было излишним, хотя после проведения круга люди разошлись в полном непонимании происходящего, но безоговорочная вера в атамана и его гений, не позволяла им ослушаться или даже задуматься над его решениями. Он велел готовить повозки и грузить на них метательные рогатки, чем поверг в замешательство даже ближников, казалось бы, уже привыкших к неординарности атамана. Но спорить и возражать никто не стал, хотя и не понимал, как будут закапывать в мёрзлую землю эти рогатки, и главное, чем они будут стрелять? Где камень рыть будут? Всё оказалось гениально просто. Прибыв под стены крепости, отрыли от снега площадки под рогатки, развели костры. В оттаявшую землю врыли метательные орудия и вморозили их, залив водой. Развели другие костры, рядом, на которых в больших медных котлах, стали топить снег, а затем дружно из этой воды и снега стали лепить огромные снежно-ледяные колобки, которые за ночь так же основательно заморозились, а с утра, как только стало светло, раздолбали стены этой крепости вдрызг. Всё, что происходило там, вообще на войну похоже не было. Это больше напоминало увлекательную и весёлую игру. Кто-то весело продолжал лепить колобки, кто-то так же весело подкатывал их к рогаткам, кто-то, веселясь до надрыва животиков, пулял этими колобками по крепости Арбуды и шумно ликовал от точного попадания. Только Маруты в своих золотых колесницах, заваленных внутри различными шкурами, выступали как зрители и болельщики, свистя, улюлюкая и ругаясь, переживая при неудачных выстрелах. Так под весёлый гомон и всеобщее ликование сначала были уничтожены стены крепости с её защитниками, бабы с ребятишками, а за одно и почти всё стадо, спрятанное внутри, было превращено в мясо. Настреляли столько, что сами же потом весь день разгребали настрелянное, чтоб хоть что-нибудь добыть для трофеев. Весь об этом весёлом побоище очень быстро разлетелась по землям дасу и после этого случая, даже те, кто имел крепостные стены, бросили это неблагодарное дело и стали применять другие тактики жизнеохранения. Так или иначе, в той или иной степени дасу становились мобильными или по крайней мере готовые в любой момент сорваться с места и пуститься в бега. Каждый баймак решал эту проблему по-своему, но в основном для мобильности использовалась река, как самый простой вариант. Почти все баймаки обзавелись специфическим речным флотом крупнотоннажных лодок, эдаких плавучих домов, которые при необходимости собирали на своих бортах весь баймак со всем его барахлом. Даже строили специальные лодки, в которых могли эвакуировать часть скота. Некоторые вообще забросили свои бабьи землянки и перебрались жить на плавучие дома, хотя также стоящих у баймаков на приколе. Ардни напал на один из таких баймаков, жители которого каким-то образом были заранее предупреждены о нападении, отчалили от берега и пустились в сплав по реке. Но большие корабли плыли медленно и Маруты довольно быстро нагнали их по берегу и просто сожгли стрелами. Только мужики на своих быстрых лодочках ушли под прикрытием горящих плавучих домов к другому берегу, а вот вся добыча пошла на дно. Этот поход на последующем за ним круге, был признал неудачным и привёл к решению о строительстве на реках собственного боевого флота.

Ну, и наконец, самыми дальновидными и живучими оказались те, кто стал мобилен полностью, оторвавшись от родовых Чуровых Столбов, веками поивших рек и пустился по миру в скитания, длиною в жизнь. Все дома стали строить на колёсах, примерно такие, в котором жил сам Ардни в лесном логове. Эти дома небыли открытием для дасу, они у них были всегда, только пользовались ими артельные мужики, передвигаясь по большим территориям загонов. Именно от них Ардни перенял этот вид дома. Жить над землёй, а не в ней, он почему-то посчитал для себя более приемлемым. В сложившихся условиях для речников, они пересадили в подобные дома весь баймак с бабами и детьми. Запрягались такие дома-повозки турами или турицами. На колёсные шалаши переселилась ватага, а колёсные шатры заняла артель. Рода речников, некогда накрепко прибитые к определённым местам, стали постепенно осваивать новую форму жизни — кочевую. Найти, а тем более переловить вечно двигающийся род было крайне затруднительно, да Ардни за ними и не гонялся. И поплыли кочевники со всем своим нажитым, перегоняя скот с места на место, подальше от этих проклятых мест, в сторону, откуда встаёт солнце и куда не дотягивались ещё кровавые руки этого нового «божка» под именем Ардни.

Ещё более усложнилось дело с гоями. Мало того, что они обитали в дремучих лесах, но ещё и пуганы были всеми изначально. Поэтому даже попытки подойти к ним на определённое расстояние приводило к тому, что они просто растворялись в лесной чаще. И норы у них были секретные и тропы лишь для них проходимые, а некоторые, как зверьки какие, лихо по деревьям лазали и на дубах вековых в кронах жильё имели, так, что с земли не видать. На гоев ходили, как на звериную охоту с собаками, облавами, но больше гибли собаки и охотники в хитроумных ловушках да секретах, калечились в капканах, чем кого-либо добывали. За всё это время, специализировавшийся на них отряд охотников за головами, смог накрыть лишь два поселения, а общее число их, разбросанных по лесам, наверное, даже богам известно не было.

Ломались не только стены городов и крепостей, ломался не только уклад жизни речников и гоев, в первую очередь ломались веками незыблемые устои самих аров. Чтобы держать всю эту прорву подмятых под себя городов, Ардни в каждом из них ставил городским атаманом одного из своих Марутов, которые тут же обрастали своими ближниками и во главе которых наводили новые порядки среди населения. Кого резали, кого награждали, кого-то поднимали по ранговой лестнице, кото-то опускали, иногда даже вниз головой, да так, что шеи ломали. Вводили стратегические линии поведения для жречества, делали заказы и хорошо оплачивали мастеровым за военные технологии, расформировывали и вновь формировали военные касты, затачивая их под новые, боевые задачи. Маруты, севшие на города, становились зачатками политиков, подконтрольных и подотчётных только одному хозяину — Ардни. Они стали непросто надсмотрщиками и наместниками бога, они стали полноправными хозяевами этих городов — царями. Именно тогда в среде особо жополизных жрецов родилось песнопение об Ардни, как о царе богов. Ардни не стал богом только для своих ближников — Марутов, для них он по-прежнему оставался атаманом, но атаманом непререкаемым и по первому зову, которого, они кидали свои города и в окружении уже своих мини армий устремлялись к нему, готовые ради него на всё.

Вот так в потоке сплошных побед, груде золота и несчётных стад коров от грудничков до зрелых многодетных баб и прошли для Ардни эти две с половиной осени.

Первый ответный на победы пораженческий звоночек тихонько прозвучал весной. Он был еле слышан на фоне триумфа барабанов и остался практически незамеченный. По крайней мере Марут Щедрый, царь города Аркоза, на чей продуктовый обоз был произведён налёт, а люди из этого обоза были перебиты, об этом никому не сообщил, ни Ардни, ни кругу. Это произошло в конце весны Щедрый со своим отрядом лучников и копейщиков, собрав всех своих следопытов в кучу, лично выехал на место и, изучив обстоятельства этого погрома, решил до времени об этом помалкивать. Всё было настолько странно и не объяснимо, что повергло опытного воина в какой-то мистический страх. И было от чего. Обоз разбрёлся вдоль дороги, но не далеко и запряжённая скотина мерно пощипывала молодую травку. Он был, изуверски разграблен. Притом продукты не унесли, как сделал бы любой «нормальный грабитель», а были испорчены и раскиданы по степи. Эта первая загадка сразу породила непонимание Щедрого. Зачем надо было нападать на продуктовый обоз и при этом ничего не взять? Но это была лишь первая странность, за которой последовала целая вереница и все, как одна, указывали на то, что нападение совершили не люди! Следующая странность была не в этом, что все погонщики были убиты, а в том, как это было сделано. А убиты они были абсолютно одинаково, судя по ране стрелой в глаз, притом стрелой без наконечника, охотничьей, которые позже забрали с собой. Ни одной стрелы нападающих обнаружить не удалось, хотя перерыли всё и тщательно. Факт такой меткости опять дал Щедрый почву для утверждений, по крайней для самого себя, что это сделали не люди. Люди так стрелять не могут. Все дальнейшие факты, скрывающиеся один за другим, только усиливали и укрепляли эго понимание о не человечности всего происходящего. Столь же колдовски необъяснимым были и следы, оставленные нападающими, которых насчитали восемнадцать штук. Следы чётко описывали больший круг и принадлежали конским копытам! Ни одного человеческого следа обнаружено не было. Складывалось ощущение, что на обоз напал табун лошадей или нежитей с конскими копытами. Именно последняя мысль врезалась в голову Щедрому и от неё он уже избавиться не смог. Он был почему-то уверен и даже чётко представил себе, как некая чудовищная нежить взглядом прокалывает глаз у человека, разрывая внутри мозг, оставляя дырку, как от охотничьей стрелы. Нагоняя на себя жуть собственным воображением, он вдруг почувствовал, как под золотой шапкой зашевелились волосы, но тут вернулись следопыты, что уходили по следам и от новости, которую они принесли, он вообще чуть не потерял дар речи. Эта новость его добила. Следопыты в один голос уверяли, что конские следы выходили из реки и после круга у разгромленного обоза, вернулись и ушли вглубь той же реки. И тут уже не только Щедрый, а все, кто с ним был, запаниковали. То там, то сям зазвучали слова «нежить», «колдовство» и им подобное и все испуганно озираясь, начали кучковаться вокруг Щедрого. Недолго думая царь Аркозы приказал грузить трупы на телеги и уносить оттуда ноги. Никто не стал возражать. Страх, неожиданно поселившийся в голове у Щедрого, оказался нешуточным и начал преследовать его по ночам в виде кошмаров. Если бы он был, как всегда со своими дружками Марутами, может быть такого и не произошло и всё обошлось бы, но став царём города, он остался один, без своего привычного окружения и это напрягало. И так в непривычном окружении его мнительность и подозрительность превышала всяческие границы, а тут такое, что буквально поставило его сознание на грань нервного срыва. Именно этот дикий страх, непонятно откуда взявшийся в его собственном воображении, и заставил Щедрого молчать и по возможности заставить молчать всех, кто об этом знал. Меньше всего ему хотелось выглядеть сейчас напуганным и жалким, чем непременно он бы подорвал свой авторитет, а он ведь играл роль ближника самого яростного и грозного бога и в какой-то мере тоже был причастен к божественному. Но всего через четыре дня, вместо тихого колокольчика грянул колокол. В четырёх переходах от города Аркозы, где царил Щедрый, в окрестностях города Ардон был убит его брат, Марут Звонкий, царь и хозяин того города и его земель. Вместе с ним и его возничим был перебит весь его отряд, более трёх сотен воинов! Перебит отряд был в чистом поле и точно таким же образом. Эта мини армия в полном вооружении двигалась из Ардона к городу-логову Марутов, чтоб соединится с остальными для очередного похода по зову атамана. Когда Ардни доложили об этом, он бросил всё и погнал свою колесницу к Ардону, собрав по тревоге всех, кто мог двигаться быстро.

Когда он с двумя десятками Марутов, находившихся к тому времени при нём, добрались до места побоища, то всех до единого охватил точно такой же ужас, что испытал на себе двумя седмицами ранее Щедрый. Все впали в шок и оцепенение. Ардни молча, с ничего непонимающим видом ходил кругами вокруг кучно валяющихся трупов с выбитыми глазами у всех без исключения и ничего не предпринимал.Просто тупо ходил кругами над убитыми войнами, что-то высматривая в их лицах ничего не видящем взглядом. Только на круге десятом, наверное, кто-то сообразил и сунул ему в руки кожаный мешок с Сомой. Атаман, не останавливаясь, скорее машинально взял мешок и столь же машинально стал отхлёбывать содержимое. Пройдя ещё пол круга, вдруг остановился резко и сел на землю. Тот, кто подсунул Сому, рассчитал правильно. Ардни не впал в горячее, буйное бешенство, а погрузился в свой «божественный» холод.

— Кто? — вдруг резко спросил он своим ледяным тоном, от которого все вздрогнули, а кое у кого побежали по телу мурашки.

— Человеческих следов нет, — ответил ему Шумный, стоящий от атамана чуть поодаль, — только конские. Пара обнаружена в степи. За ними гнались клановые воины. Был бой. Но судя по следам из трупов воинов, они его проиграли. Потом их докончил табун из колесниц и возов, прокативший по их остаткам.

Ардни поднялся и медленно пошёл осматривать поле, но не следы, а смотрел он куда-то вдаль, как будто пытался рассмотреть там что-то. Тем временем Шумный продолжал:

— Три коня были с другой стороны, — Шумный указал направление, — там в лощине вообще что-то непонятное происходило. Почти две сотни отборных лучников, буквально закопаны в землю, сожжены или так же, — ближник мотнул головой на трупы Звонкого со своим кругом, — с выколотым глазом. Прискакали они вон оттуда, — и Шумный указа рукой направление, — туда же и ускакали.

Ардни сначала внимательно посмотрел в указанную сторону, а затем решительно направился к колеснице, но тут неожиданно заговорил Щедрый, да так, что заставило Ардни остановиться.

— Бесполезно, атаман.

Щедрый стоял, понурив голову, и нервно пинал какую-то травку. Все как один и атаман, в том числе, замерли, пристально уставившись на Щедрого с недоумёнными взглядами.

— Нет, — продолжал Щедрый уже не уверенно, мельком зыркая на атамана, — конечно, съездить посмотреть можно, для облегчения, но… — он замешкался, как бы обдумывая, что и как сказать и решившись, наконец, громко выдохнул, — нет там ничего. Река там должна быть. И следы из этой реки выходят и туда же возвращаются.

Он закончил, смотря в ту сторону, на которую указал Шумный. Все продолжали молчать, ожидая продолжения или объяснения. Но тот вместо продолжения, посмотрел на атамана и заговорщицким голосом выпалил:

— Это не кони. Нежить. Колдовство это, атаман.

— Откуда знаешь? — с напором в голосе тут же спросил Ардни.

Щедрый обречённо вздохнул, опять потупил взгляд и начал…

— Две седмицы назад эта же нежить на моей земле безобразничала. Напала на продуктовый обоз. Те же следы двух девяток коней, тот же круг и все как один убитые в глаз, — он посмотрел на трупы, — как будто стрелой без наконечника. Никаких следов, кроме конских копыт нет. Мы там всю округу обрыли. Обоз не разграблен, а просто еду испортили и разбросали по степи и с трупов ничего не сняли и ничего не забрали. Совсем ничего. Жратва, как была вся разбросана, а три десятка здоровых мужиков убиты, как одним выдохом. Пошли по следам, вышли к реке. Из реки следы выходят, туда же и возвращаются. И всё. Канули в воду с концами. Весь народ в землях на уши поднял. Никто ничего не видел, и что за нежить в реке завелась, не знают и не слыхивали.

— Почему молчал? — резко прервал его Ардни злобно.

— А чё говорить? Сам ещё ни хрена не разобрался, — вскипел Щедрый, — думал, узнаю хоть что-нибудь, разберусь, тогда и будет о чём говорить, — тут он резко сбросил обороты и закончил уже чуть ли, не бубня себе под нос, — а тут вон оно как…

— Поехали по следам, посмотрим, — скомандовал Ардни, и все кинулись к колесницам.

Слова Щедрого подтвердились полностью. Следы действительно привели их к реке, и чётко было видно, что уходят они от берега в глубину, хотя вода была мутной, но Шумный раздевшись, на карачках, залез в ледяную воду и следы руками прощупал, докуда смог.

Ардни молча стоял на берегу и смотрел на мутный поток весенней реки. Странно, но он впервые столкнулся с чем-то таким, чему не мог дать объяснения даже в состоянии «ледяного бога», в котором он сейчас находился. Разум, озаряющийся предвидениями, просто молчал. Наконец, он повернулся к отряду и спросил:

— Ну, братья, что думаете?

Ответа не последовало.

— Хоть какие-нибудь соображения есть?

— Нежить это колдовская, — буркнул Щедрый.

— Что-то я не слышал, чтобы нежить из луков стреляла, — парировал его высказывание Шумный, сидя на корточках у воды и рассматривая следы на мокрой глине.

— А кто говорит о стрелах, — не успокаивался Щедрый, — может эти дряни взглядом так дырявят?

Тут в голове у Ардни, наконец, что-то шевельнулось, но он не смог ухватить этого молниеносного всплеска, хотя вопрос сам по себе повис на языке:

— А если взглядом дырявят, то почему не насквозь… и почему кругами скачут? — но концовка была обращена уже скорее к самому себе.

Щедрый не найдя, что ответить только пожал плечами. И тут в голове у атамана сверкнуло озарение, и всплыла, наконец-то, точная уверенность в понимании.

— Это такая же нежить, как и мы с вами, когда-то на заре нашей юности. Эти стрелки — люди и стреляют они не глазами, а из луков, сидя на спинах коней…

Последние слова он произнёс таким тоном, как будто сам не верил в то, что говорил. Народ недоумённо переглянулся. Первым своё недоумение высказал ближник по имени Благой:

— Ну, бывает, видел я такое, что кто-нибудь из Дасу, полу ручного жеребёнка приучит катать себя на спине, но много на этом звере не покатаешься, а тут, как своими ногами ходили, — и он ткнул пальцем в утоптанную траву, — так зверю не скажешь и не велишь.

Его поддержал Вяка, ещё один из ближников:

— А так стрелять? На ходу, да ещё сидя на спине скачущего коня. Нет. Что-то не верится в такое. Здесь без колдовства явно не обошлось.

По поводу колдовства Ардни почему-то даже и сам не сопротивлялся, даже наоборот он теперь был в нём уверен, но не сомневался он и в том, что на конях сидели люди, но следующее замечание, поступившее от Шумного, снова разрушило чёткость его видений и перемешало в кашу, которой вновь голова и заполнилась.

— Судя по силе следа, кони были пустые, налегке. Под седоком они бы провалились глубже. Помню я того речника, что на спине коня катался, я тогда ещё обратил внимание на оставленные следы. Гружёного коня видно сразу.

Шумный выпрямился и тяжело вздохнул. И вновь наступила тишина. Очередной тупик, очередная непонятка. Ардни посмотрел в упор на Шумного и упрямо проговорил:

— Я точно уверен, что на спинах коней сидели люди. И они стреляли из луков.

Шумный выдержал взгляд атамана молча, думая о чём-то таком, что постоянно ускользает от внимания и тут вдруг выпалил, как будто поймав это ускользающее:

— Ну, только если дети! Они лёгкие!

— Пацаны, — подхватил его мысль Ардни, оживляясь, — и если они люди, то вход и выход из воды — это лишь попытка скрыть следы.

Он посмотрел по берегу слева, справа, и взяв Шумного за плечо быстро проговорил:

— Собери своих сколько надо, перекопай эти берега вверх и вниз по течению, — затем почесав отросшую лопату рыжей бороды, добавил, — и дай повеление своим пронырам, чтоб порыскали по округе. Целый отряд на спинах лошадей не иголка в стоге сена. Кто-нибудь да видел. Нам срочно надо понять с кем мы имеем дело, и кто за ними стоит. Всё, что узнаешь об этом, сразу говори мне.

Ардни посмотрел ещё раз на мутные воды, и резко повернувшись к Марутам, холодно, но громко сказал:

— У нас появился враг. Враг достойный.

И про себя тут же подумал «а может и смертельный», но тут же постарался эту мысль отогнать от себя по дальше.

Несмотря на нервозность, царящую в рядах ближников, Ардни не стал отменять запланированный поход. Подумав, он принял это решение по нескольким причинам. Во-первых, распускать ближников по своим городам, даже в сопровождении их вооружённых отрядов, после случая со Звонким было крайне опасно. До прояснения ситуации с этими конями, скачущими кругами и каким-то образом завораживающие воинов колдовским мороком, а в этом Ардни не сомневался, следовало держаться всем вместе. Во-вторых, гибель отряда Звонкого произвела удар в первую очередь по непререкаемой до этого непобедимости Ардни и его Марутов, по их «божественной» природе, что породило даже среди ближников нерешительность и страх. Эту заразу надо было выбивать решительно и кардинально, а для этого нужна была победа сокрушительная и безоговорочная.

Поход на один из дальних баймаков был просчитан и подготовлен. Там было всё по старинке. Крепостных стен не было. Вокруг степь да степь, в лесах не укроешься. Бабы нарожали и сидят закрытые по баням и как якорь приковывают весь род к баймаку. Род речников не слишком большой, но стада гоняют тучные, разнообразные и главный зверь в них — конь.

После недолгих совещаний на ближнем круге, было принято решение, что походу быть и пойдут в него только колесницы ближников, притом пойдут по степи на прямую, как в былые времена. Обозников на этот раз решили с собой не брать, но стрелковые отряды за добычей всё же подтянутся, но не на обозах, а на кораблях и лодках по реке. Лодок, способных перевозить достаточное количество людей у Ардни в то время скопилось достаточно. Всё что захватывалось у речников стаскивалось по рекам к городу Ардон, где была организована целая речная база со своим укреплённым поселением и приличным числом проживающих. Один стрелковый отряд должен был спуститься на лодках до нужного баймака, забрать добычу и так же по реке подняться обратно. Всё просто.

В общем то об этом походе и рассказывать то нечего. Вполне себе рядовой. Всё прошло, как и задумывалось без сучка и задоринки. Налетели, порвали, перебили, захватили. Как обычно. Весело, лихо, непринуждённо.

Вернулись в логово весёлые, взбодрённые, готовые к очередным подвигам во имя собственного всесилия. К этому времени туда же вернулся и весь поисковый отряд Шумного и то, что он абсолютно нечего не нашёл, ни одной зацепочки, вновь охладило общее веселие, но тем не менее во всеобщее уныние на этот раз ближников не вогнало. Маруты просто задумались и не надо было быть провидцем, думали примерно об одном и том же, они соображали, как и где эту пакость выловить, но пакость выловила их сама.

На следующий день после возвращения всех в логово и раздела добычи, прошедшей в славной пирушке с неимоверным возлиянием Сомы, которое из простого застолья плавно перешло в совещание круга и затянулось до самого утра, как гром среди ясного неба прогремела весть, принесённая вестовым с крайнего караула. К заслону на краю леса подъехал воз их продовольственного обоза, но один и без людей. Просто вол припёр воз, полный кувшинов с молоком сам, без погонщиков. Дойдя до леса остановился и принялся мирно щипать придорожную травку. Все как ошпаренные соскочили и кинулись по проходу к передовой заставе. Вол действительно стоял у самого леса и тупо жевал траву. Ардни осмотрев воз, помрачнел. Затем долго всматривался в даль уходящей дороги, толи прислушиваясь, толи принюхиваясь. Наконец, обернулся к ближникам и тихо сказал:

— Только заговори о нежити, так тут же и припрётся.

Немного помолчав добавил уже своим командным тоном:

— Полное боевое одеяние. Колесницы к выходу.

Ближники рванули и тут же скрылись в проходе леса, но Ардни, в отличие от остальных почему-то не торопился. Он не спеша вернулся сначала к столу, допил свою Сому и так же, спокойно не говоря ни слова, ушёл к своей кибитке, возле которой его встретили обе новых жены с детьми на руках и ещё резвились чьи-то дети под присмотром мамок, целую детскую поляну устроили. Облачился в золотую броню, взял всё своё оружие и так же не спеша, не проронив ни слова даже с домашними, вернулся к кругу, где его ждала уже готовая сорваться с места в бой его колесница с колесничим и весь его отряд. Но рвать им никуда не пришлось. Атаман повёл их медленно, шагом.

Разбитый продовольственный обоз нашли почти сразу, как только выехали в степь. Ещё издалека, с высоты своей колесницы, Ардни увидел телеги плотной кучкой пасущиеся на далёком склоне холма. Он остановил возничего и долго смотрел вдаль. Странное, не проходящее чувство тревоги грызло его. Оно вспыхнуло ещё, когда вестовой прибежал к костру и до сих пор не отпускало. Ардни чувствовал подвох, но в чём, он никак не мог понять. Этот вол, который сам пришёл к проходу в гордом одиночестве, почему-то не давал покоя. Ну, допустим, вол местный, домашний и пришёл к дому по привычке, но ведь остальные тоже из логова. Почему он пришёл один? Почему за ним не пошли остальные? Он прямо нутром чувствовал засаду. Но где? Здесь в чистом поле? Вряд ли. Но в чём же подвох? А ведь он есть, Ардни чувствовал его, и он где-то впереди. Не в его правилах кидаться на непонятность и неизвестность. Он никогда этого не делал. Все свои выходы и походы он тщательно продумывал и проигрывал в голове. Он всегда знал, что ожидать впереди и к чему надо быть готовому. В любой другой раз он и с места бы не тронулся с таким раскладом событий, но сейчас был момент особенный. Он понимал, что там впереди разгадка всех тех загадок, что свалились на его голову в последнее время и чтобы узнать, кто ему противостоит, необходимо с этим врагом столкнуться. И по-другому, похоже, не получится. Отступать всё равно было нельзя. Не по пацански это будет. Наконец, он принял решение и дав знак остальным перестроиться в боевой клин, тронулся вперёд к неизвестности. Крылья клина развернулись по степи. Скорость прибавили, но гнать Ардни не стал.

Когда добрались до пасущихся волов, то вновь пришлось удивляться. Ардни почему-то заранее был уверен, что там увидит, но реальность оказалась иной. Они не нашли не одного трупа! Ардни остановил колесницу, но сходить с неё на землю не спешил. Он стоял молча, хмурый, как туча, обеими руками вцепившись в боковой борт. Атаману на какое-то время показалось, что здесь произошло что-то другое, а не то что он подумал.

— Атаман, — вдруг завопил откуда-то уже из далека со стороны степи Шумный и тон его голоса был таким, что сразу выдернул Ардни из раздумий и предчувствий, — атаман, следы уходят не к реке, а в степь.

Ардни резко хлопнул возничего по плечу и указал направление, откуда кричал Шумный. Колесница крутанулась и понеслась с дороги в степь, шелестя засохшей, прошлогодней травой. Доскакав до ползающего на карачках Шумного, Ардни соскочил с колесницы и подбежал к следопыту. Тот поднялся и быстро затараторил:

— Те же самые кони. Два по девять. Пришли оттуда, — он отрывисто взмахнул рукой, указывая направление, — а вот ушли почему-то туда, — и он вновь махнул рукой уже в другую сторону, — там реки нет. Там далеко есть ручей, но мелкий. В нём не скроешься. К тому прошли они здесь только что.

Все размышления по поводу того, что это за загадочный враг, мигом улетучились. Тут же вылетело из головы и странность отсутствия трупов. Он вынул мешок с Сомой и отхлебнув изрядное количество, недолго думая, в каком-то порыве азарта, непонятно откуда взявшегося, громко скомандовал и вот уже все колесницы, выстроившись в боевой клин, запылили по степи на бешеной скорости.

След этого проклятого табуна отчётливо прорисовывался на вековом лице степи и виден был издалека, как будто он был оставлен специально, но даже эта мысль не насторожить атамана. Толи Сома, породившая непонятное чувство азарта, толи явное ощущение присутствие врага, но что-то гнало его вперёд, а он этому звериному чутью привык доверять, ибо никогда раньше не подводило. Каким-то внутренним взором он увидел, как они нагоняют врага. Ардни отчётливо это почувствовал.

— Быстрее, — заорал он возничему, который и так гнал пару коней на пределе, — я их чувствую! Они уже не далеко!

Но эта бешеная скачка продолжалась не долго. Спустившись с очередного холма в ложбину, Ардни вдруг напрягся, встрепенулся и что было мочи, заорал прямо в ухо возничему:

— Шагом!

Возничий с перепуга аж присел, затем непонятно зачем заметался от борта к борту и только потом натянул поводья и перевёл коней с галопа на шаг.

Так пройдя шагом всю ложбину и добравшись до подъёма на очередной холм, Ардни вообще остановил колесницу и знаком подозвал к себе ближников. Те, соскочив со своих колесниц, бегом собрались вокруг атамана. Ардни стоял на колеснице и смотрел каким-то странным взглядом на подножье холма, как могло показаться, на самом деле он смотрел сквозь этот холм. Затем медленно вытянул вперёд руку с указательным пальцем и тихо, как будто стараясь кого-то не спугнуть, сказал:

— Они там. Поодаль за этим холмом. Выстроились в ряд на следующем гребне и похоже ждут нас. Я чую взгляд колдуна, — проговорил он, растягивая слова и растягивая одновременно губы в улыбку, — но он по сравнению со мной совсем слабенький.

Он стоял как заворожённый, сверля взглядом холм насквозь и чему-то улыбаясь. В нём боролись два противоположных чувства: азарт охотника, осознающего своё превосходство и чувство опасности, которое охватило его цепким холодком. Ловушка? Засада? Как поступить? То, что впереди подвох, к еби-бабам не ходи. Не просто так они ждут, они к чему-то готовы, но посмотреть то на это колдовское отродье всё равно надо.

— Поднимаемся на холм клином и выстраиваемся в линию, — при этих словах он медленно развёл руки в стороны, как бы показывая, как это должно произойти, — никому без команды не дёргаться, мало того, колесницы развернуть на вершине боком, чтоб можно было вернуться под защиту этого холма. Золото начистить и сверкать им по колдовским чарам, а если у них есть глаза, то слепить нещадно.

Он помолчал немного и добавил успокаивая, наверное, больше самого себя, чем ближников:

— Они не смогут колдовать против золота и бога Сурья, играющего им.

Его кристально холодный разум, вдруг выдал странную подсказку, которую Ардни тут же озвучил в задумчивости:

— И Сомы…

Не опуская развёрнутых в стороны рук, он оторвал взгляд от холма, посмотрел, щурясь на солнце, затем осмотрел свой золотой доспех, запылённый от скачки по степи, и продолжил:

— По команде, крылья захватывают их в замок, — и он наглядно свёл перед собой руки и образуя круг, сцепил пальцы, — по возможности брать живьём. Хотя бы одного или двух. Коней под ними бить сразу. Держать Сому наготове, но сейчас не пить. Она поможет нам в атаке. Я чувствую, что чары не действуют на опившихся Сомой. Всё. По колесницам.

Народ безмолвно выслушал и кинулся в рассыпную. Вскоре, осмотрев свой отряд, Ардни дал знак рукой, и его колесница рванула на холм первой.

Поднявшись на гребень, возничий, как и приказывал Ардни, тут же развернул колесницу в пол оборота, а сам атаман, не раздумывая, вскочил на угол переднего и бокового борта, вперев взор на вражеский строй и от увиденного чуть не упал, еле удержавшись на ногах. На следующем гребне, через небольшую ложбинку, в ряд стояли кони. Стояли, как вкопанные в землю, как не живые, а на их спинах сидели… девочки. Когда Ардни их разглядел, то у него аж дыхание перехватило. Маленькие, хрупкие, с зачем-то изрисованные с ног до головы, в лёгких кожаных безрукавках по пояс и голожопые! Шок от увиденного прошёл, когда Ардни вздохнул воздух, жадно глотая его, как рыба. Он даже не заметил, что задержал дыхание и не дышал всё то время, пока их разглядывал. Кто-то из ближников, выполняя указания атамана или не столь шокированный увиденным, как Ардни, пустил в ход начищенное золото и по хрупким девичьим телам забегали солнечные зайчики от блестевшего на солнце золота воинов, которые умело играя доспехами, принялись слепить этих сопливых дурочек. Ярость взорвалась в голове атамана масляным горшком, пущенным из метательного оружия, и он забыл обо всех предчувствиях и опасениях. Глаза его налились кровью, рука до боли сжала дубину, и он процедил сквозь зубы:

— Суки ссаные, порву волосатые щели по самые уши.

Девичий отряд, как будто услышал его и как бы в ответ, все одновременно распахнули безрукавки и оголили свои белые груди, издевательски игриво подёргивая ими из стороны в сторону. Лица их расцвели в широких улыбках, кто-то из них что-то кричал. Одна, вскочив на спину коня показала им голую задницу. Наглость и издевательство над великими воинами и самим страшным и ужасным богом Ардни возымело своё действие. Обидная ярость обожгла мозг атамана, и он увидел глубинную сущность врага. На четырёх конских ногах перед ним стояло толстое змеиное туловище, вместо головы красовалось стройное, молодое девичье тело с сиськами впереди и чёрными крыльями за спиной. Изуродованное оскалом лицо обрамляла копна множества шевелящихся змей, медно-красного цвета, а между передними лошадиными ногами зияло огромное, мохнатое и зловонно истекающее влагалище, вонь которого он чувствовал даже на таком расстоянии отчётливо и остро. Чудовище, стоящее в центре, было вообще на половину мертвецом. Половина целая, а вторая половина толи сгнила, толи обглодана. Это чудовище что-то прокричало, но что, Ардни не разобрал. Ему этого было уже не нужно. Он помнил, что заорал, как раненный зверь и потянулся к этой колдовской мрази обоими руками, чтоб порвать эту дрянь в клочья. Ненависть зашкаливала. Потом вражина куда-то пропала. Он упал внутрь несущейся на полном скаку колесницы. Больно обо что-то ударился. Отчаянно пытался встать, но его мотыляло от борта к борту, и он не как не мог определить где верх, а где низ. Все перемешалось и так быстро, что он даже не успел сообразить. Затем последовал сильный удар, грохот и полёт по небу кувыркаясь. В полёте он орал, махал по воздуху дубиной. Потом опять удар, но уже об землю и темнота…

Сознание возвращалось медленно, как бы по частям. Первое, что он почувствовал, это резкий и противный, донельзя, запах какой-то полевой травы, в кусте которой он лежал, уткнувшись носом. Сначала он просто попытался отвернуть от него голову. Это ему не удалось. Ардни сконцентрировался, напряг все свои силы и только неимоверным усилием, путём разворота всего тела, ему удалось оторвать лицо от этой вонючки. Дышать сразу стало легче. Непослушное тело перекатилось на спину, и бессильная голова запрокинулась лицом в небо. По глазам ударил болезненно яркий свет. Он с усилием зажмурил и так еле открытые глаза. Прислушался. Вокруг пела, звенела и стрекотала степь и никаких посторонних звуков. Не было слышно ни людей, ни коней. Где-то высоко в небе в само упоении заливались жаворонки, где-то совсем рядом застрекотал кузнечик, да так громко, что Ардни сморщился, как будто этим можно было закрыть уши. Боль в голове была нестерпимой. Потом все звуки куда-то отдалились, и он уснул, скорее опять потерял сознание.

Пришёл в сознание от жуткого грохота. Открыл глаза и долго шарил ими по пустоте, пока не понял, что перед ним ночное звёздное небо, а жуткий грохот — это стрекотание цикад. Он заворочался, стараясь сменить позу. Тело слушалось с трудом, но всё же слушалось. В процессе того, как он, медленно извиваясь, делал жалкие попытки сесть, заработал мыслительный процесс, но кроме сакраментального вопроса «что случилось?», там в этом процессе ничего пока не было. Наконец, справившись с качкой собственного туловища, он сел, вскинул голову, чтоб осмотреться и опять куда-то улетел в беспамятство.

Следующее его пробуждение было утром. Он почувствовал, как руки и ноги его замёрзли, а голова, наоборот, горела, как будто в неё засыпали раскалённых углей. Ардни загрёб рукой куст мокрой от росы травы и прижал её к пылающему лицу. Сразу стало легче. Встал на четвереньки, тяжело дыша, стал внимательно рассматривать впереди растущие травины, стараясь сконцентрироваться и прекратить не проходящее головокружение. Собрать глаза в кучу и заставить их становить свой взгляд на конкретной травине никак не получалось. К тому же контуры всего, что он видел, почему-то были размыты и тряслись в радужном непостоянстве. Он несколько раз открывал и закрывал глаза, но этот эффект радужности не проходил. Наконец, оценив то, что ноги и руки хоть и болят местами, но всё же целые, он предпринял попытку встать. С первого раза у него это не получилось, но с какого-то раза ему всё же это удалось. Удалось устоять на трясущихся ногах, чуть ли, не держа себя за шкирку.

Он долго стоял, согнувшись и качаясь в разные стороны, тупо смотря себе под ноги и зачем-то раскинув руки в стороны, как будто балансируя на чём-то неустойчивом. Атаман не помнил, сколько он так колыхался, но постепенно трясучка в ногах утихала, голова, если ей не шевелить, не кружилась и он, медленно выпрямившись, так же медленно осмотрел место своего пребывания. Картина вокруг была просто эпохально-шокирующая, но Ардни был в таком состоянии, что увиденное не произвело на него никакого впечатления. Он воспринял всё, как должное, как будто всё именно, так и должно было быть. Груды конских трупов, искорёженные и изуродованные остатки колесниц, разбросанные тут и там в странных, неестественных позах трупы возничих и его ближников. Полный штиль и не малейшего движения чего-либо, как будто всё это было каким-то ненастоящим, а нарисованным. Даже низкая туманная пелена, проявляющая себя за несколько десятков шагов, замерла без единого движения. Ардни медленно повернулся в сторону утренней зари. Кромка горизонта была залита кровью. Его вдруг охватила злость и раздражение, первая эмоция за всё это полусознательное время, и он ожесточённо прошипел, обращаясь к зареву:

— Ну, что напилась, сука.

Он хотел было плюнуть в неё, но во рту пересохло, и он плюнул в неё образно, рассудив, что вместо того, чтобы зубоскалить с этой богиней, лучше поискать что-нибудь попить, а ещё лучше найти кожаный мешок с Сомой, который был у каждого ближника. Он опять осмотрел поле бойни и сделал в направлении ближайшей колесницы шаг, второй, третий и замер. Его внимание привлёк странный частокол заострённых кольев, торчавших под углом из земли на высоту половины локтя и вся степь перед ним была истыкана ими на расстоянии менее шага друг от друга. Поначалу Ардни не предал этому никакого значения, лишь отметил это, как некую странность, которую надо обходить, чтобы не напороться на них и не пораниться. Доковыляв до лежащей на боку колесницы, он задался вопросом, а где искать мешок с Сомой и тут же сам себе ответил: на поясном ремне с боку. Пошарив рукой на собственном ремне, он тут же обнаружил искомое. Ардни ухмыльнулся толи своей тупости, толи обрадованный найденным, но прежде чем пить, всё же доковылял до колесницы и усевшись на меховой борт, даже не обративший внимание на отсутствие золота, и привалившись спиной на вертикально стоящий пол, тяжело вздохнул и залпом высосал всё содержимое мешка. После чего закрыл глаза, расслабился и начал ждать результата.

Через некоторое время он забыл про боль. Перед глазами, как наяву встал ряд коней с девочками на их спинах. Ардни внимательно вгляделся в каждую. Где же были его глаза раньше. Теперь от отчётливо видел, что это были не девочки подростки, как поначалу он их воспринимал, а молодухи, как минимум, а может быть и бабы, притом необычные, судя по накаченным рукам, как у мужиков. А та, что стояла в центре, до безобразия изуродованная дрянь, вообще казалась старше его самого. Она стояла полу боком, и он видел только её обезображенный профиль, но что-то ёкнуло внутри. Его ухватило чувство, что он её где-то раньше встречал. Только никак не мог вспомнить где. Ардни не сколько не удивило то обстоятельство, что он сидя с закрытыми глазами столь детально рассматривал их так близко, что казалось, протяни руку и их можно коснуться. Только сейчас, разглядывая их так близко, он обратил внимание на то, что все их тела были покрыты тонкой, ажурной татуировкой. «А вот и их колдовство», — подумал Ардни, медленно следуя взглядом за плавными изгибами линий на их телах. Тут его взгляд зацепился за луки, торчащие за спинами. Странные луки, таких он раньше не видел и стрелы, торчащие лишь оперением, также показались ему какими-то чужеродными, необычными.

Он резко открыл глаза и встал. Голова не кружилась, зрение стало предельно ясным. Он уже в который раз оглядел вершину холма с горами трупов и только сейчас ужаснулся. Он пнул острый кол, торчащий из земли. Тот даже не пошевелился. «Ловушка», — прогремело в голове, — «поймали как щенков. Помахали хвостиками, заманили, раздразнили и мы, как туры с удами наголо попёрли напролом, расшибая себе головы и насаживая себя на острые колья». Тут он понял, в чём необычность позы лежащего рядом возничего. Он был насажен грудью на кол, от чего тело свернулось в неестественную позу. «Как же он мог так попасться?», — продолжал он самобичевание, — «а я ведь чуял подвох, чуял подставу. Почему, как только их увидел, полетело всё в тартарары? Что за наваждение, что это за колдовство такое? Переловлю всех речных колдунов, замучаю сук, но узнаю. Я вам мохнатки-то по разрываю…»

Он лихорадочно метался от трупа к трупу, сам не зная зачем, всё больше заводясь и наливаясь злобой. Пройдя туда и обратно несколько раз, срезав по пути несколько мешков с остатками Сомы, он друг понял, что не знает, что ему теперь делать и как выбраться из этого проклятого места. Ощущение было такое, что он ходит, как по заколдованному кругу и не может вырваться из него. Несмотря на холодную ярость в голове, кристаллизующую рассудок, беспомощность и невозможность что-либо исправить, увиденное заставляло слёзы литься ручьями по окровавленному лицу. Ардни размазывал всё это грязными руками, от чего вид его приобретал неописуемый ужас. Если бы кто из смертных увидел его в этом облике, то скончался бы от одного вида. Рыжие лохмы волос, в спёкшейся крови, дыбом стояли на левый бок, образуя причудливый и устрашающий гребень. Изуродованное и вымазанное кровью и грязью лицо, скорее напоминавшее морду какой-нибудь злостной нежити. Грязная борода непонятного цвета с жирными прожилками чёрной запёкшейся крови. Глаза, налитые кровью и слезами, буквально блестели в ярости безумства. Это озверевшее и разъярённое существо лихорадочно мечущееся между трупами не то рычало, не то скулило в диком отчаянии, не находя никого живого. Со стороны зрелище действительно было не для слабонервных.

Наконец, Ардни наткнулся на свою дубину, что валялась посреди кольев и замер, перестав метаться. Ардни узнал её, несмотря на то, что она не блистала золотом, как обычно. Он поднял дубину, посмотрел на разорванный кожаный ремешок, которым она цеплялась за запястье, положил себе на плечо и уже без суеты осмотрелся. «Что я здесь делаю?» — вдруг резанула его холодная мысль, которая, наконец, заставила прийти в себя, — «надо уходить отсюда и чем быстрее, тем лучше». Солнце уже давно взошло. Ардни сориентировался и как ни в чём не бывало, зашагал в выбранном направлении к своему городу-логову, обходя и перешагивая трупы вчерашних друзей и братьев.

Он не помнил, как он шёл и сколько. Поначалу, пока действовала Сома, казалось было всё ясно и понятно. Он чётко знал направление и расстояние до своего логова. Шагал спокойно и размеренно. Мысли, кишевшие в бульоне ярости и злобы, рисовали различные картины мести и того лютого и беспредельного кошмара, который он устроит речникам, стерев их с земли полностью, предварительно заставив помучиться. Но со временем тот заряд, который давала ему Сома, начинал иссекать. Постепенно возвращалась боль, тупая и мучившая его своей постоянностью. Терялся контроль восприятия окружения. Голова становилась пустой и ничего не соображающей. Идти с каждым шагом становилось всё больнее и тяжелее. Каждый шаг отдавался в полыхающих жаром внутренностях головы тупым ударом. Последнее, что он помнил, прежде чем совсем потеряться в забытьи, была кромка его родного леса, но вот дошёл он до него или нет, он уже не помнил…

Ардни очнулся на своей лежанке, в своей кибитке, заваленный шкурами в несколько слоёв, мокрый от пота и абсолютно беспомощный и бессильный. Он приоткрыл глаза. Вокруг никого видно не было. Попытался издать какой-нибудь звук, привлечь к себе внимание, но во рту всё так пересохло, что даже язык, почему-то сильно увеличившийся в размерах, не пошевелился, казалось он просто присох к нёбу и никак не отлеплялся. Губы тоже не шевелились, хотя казалось были приоткрыты. Немного помучившись с языком и губами, он от бессилия замычал через нос и с облегчением отметил для себя, что так оказывается тоже можно было издавать звуки. Моментально, как будто из неоткуда перед глазами возникло женское лицо. Вроде бы знакомое, но чьё Ардни вспомнить не мог, да и не пытался, потому, что внимание его привлекло не само лицо, а реакция, эмоция, которая на этом лице присутствовала. Женщина была напугана, сильно напугана, особенно это выдавали её глаза неестественно вытаращенные и постоянно бегающие из стороны в сторону. Она как-то лихорадочно засуетилась, заметалась над ним, затем видать сообразив, ловко просунула руку ему под голову, приподняла и приложила к и ссохшимся губам какую-то посудину с питьём. Влага смочила пылающие жаром губы и его иссушенный организм инстинктивно и неистово принялся впитывать, так необходимую ему жидкость. Даже засохший, казалось бы, язык, ожил и обмякнув, пропустил животворящую влагу вовнутрь. Ардни почувствовал прохладную, успокаивающую и буквально живительную волну внутри себя. Вот только вкуса он абсолютно не почувствовал. Жидкость разлилась по всему телу, даря блаженство и облегчение. Напоив, женщина опустила его голову обратно на мягкие шкуры и так же резко, как и появилась, скрылась с его глаз, куда-то вниз, под кровать. По телу разлилась сладкая и какая-то странная нега, в голове зашумело, боль стихла. Ардни пошевелился. Мокрое тело, мокрые шкуры, но даже это не вызывало дискомфорт. Он реально чувствовал, как в него возвращаются силы, ощутил, как спадает жар, как возвращается полнота сознания, вот только балки потолка почему-то стали расплываться и перед глазами вдруг всё стало рябить и кружиться. «Что это со мной?» — подумал он и откинул мокрую шкуру с груди. Прохладное дуновение коснулось взмокшего тела, и он самому себе, но вслух сказал:

— Хорошо.

Тут же откуда не возьмись вновь нарисовалось лицо женщины, но на этот раз его было вообще невозможно разглядеть, так как оно расплывалось и колыхалось, словно отражение в водной ряби. Что-то тревожное коснулось его сознания, и он тут же напрягся и попытался сконцентрировать внимание на её расплывающемся лице и чем больше он всматривался в эту водную муть видения, тем больше его схватывало какое-то внутреннее беспокойство. Кроме того, лицо не стояло на месте, оно постоянно перемещалось. Женщина, а то, что это было женское лицо, он не сомневался, быстрыми движениями, как будто куда-то торопясь, обтирала чем-то мокрым его грудь, плечи, шею, лицо, при этом стараясь не смотреть в его глаза. Её голова не на мгновение не останавливалась в воздухе, постоянно быстро перемещаясь туда-сюда или вообще скрываясь из поля зрения. Тревога в нём нарастала с каждым её прикосновением и стала перерастать в откровенную панику. И в этот момент в нём, как будто распрямился туго натянутый лук и выпущенная им стрела, внутреннего напряжения, рванула в действие. Он обоими руками схватил женщину за волосы, рывком подтянул её к глазам и зафиксировал перед собой, чтоб не мотылялась. Женщина взвизгнула, скорее от неожиданности и попыталась инстинктивно освободиться от захвата, но не тут-то было. Не смотря на болезненность и всего несколько мгновений назад чуть ли не на безжизненность лежащего, хватка у того оказалась, как волчий капкан. И тут он увидел, наконец, что же так встревожило его. Лицо в его руках моментально изменилось, оно приобрело звериный оскал. Глаза провалились ночным мраком и по всему лицу стали проявляться ядовито-жёлтые завитушки колдовской татуировки. Волосы, захваченные руками, стали превращаться в тонюсеньких ядовитых змей. Её рот в диком оскале распахнулся и в глубине он увидел бушующее пламя, которое вот-вот вырвется из распахнутой пасти прямо ему в глаза. Но он успел быстрым, резким движением перехватить её горло и сжать его изо всех сил, на что был способен, не давая возможности пеклу вырваться наружу. Схваченное чудовище всем телом и конечностями принялось лихорадочно биться и извиваться, пытаясь вырваться, но Ардни держал эту змеиную шею крепко, вкладывая в руки всю свою силу. Тут в голове пронеслась мысль «через не могу», которая влила в руки дополнительную мощь и в сомкнутых руках что-то хрустнуло, раздавилось и чудище обмякло, перестав сопротивляться. Он разжал онемевшие уже пальцы, и мёртвая тварь с грохотом рухнула на пол. Ардни откинул шкуры и попытался сесть на кровать, но не успели ноги коснуться пола, как откуда-то из глубины выскочила целая свора таких же мерзких, звероподобных отродий. Твари издали тонкий, душераздирающий визг, такой, что Ардни показалось ещё чуть-чуть и у него лопнут перепонки и взорвётся голова. Но тут боги пришли ему на помощь, и в руках оказалась его любимая дубина. Он взревел, как раненный бык и не давая тварям опомниться, ринулся на них круша и размётывая их ошмётками по стенам, полу, потолку. Бой вышел скоротечным. Враг был ошарашен напором и сопротивления оказать не успел. Ардни, налитый божественной силой, голый, с дубиной в могучей руке, с диким боевым воплем, вылетел из кибитки на двор. Вдали, то там, то там, мелькали испуганные твари, прячась и хоронясь, кто где. Они были везде, и он ринулся в бой. В тот миг он особенно остро осознавал, что это его последний бой и ему от этого не было страшно, не обидно. Он был счастлив, что свою жизнь он заканчивает в неравном бою с целой сворой нежитей. Единственное его желание тогда было по больше забрать с собой этой сволочи. Перед глазами мелькали образы его пацанов, его друзей и братьев, единственно родных и близких ему людей. Они то бежали рядом, сотрясая своим оружием, то неслись в своих сверкающих, золотых колесницах. Радость охватила его и азарт бойни. Он бежал, орал, что есть мочи и крушил всё и вся, на своём пути, пути нового, ужасного бога…

В последствии по городам и землям расползались слухи, что новый Бог Ардни просто ушёл из логова по дороге в степь. Один. Пешком. И больше его в этой жизни никто не видел, но семя перемен, вброшенное его деяниями, упало в благодарную почву. Тех, кто желал возвращения к прежним временам и устоям, перебили, и их роды выкорчевали с корнями. Тех же, кого Ардни-бог привёл к власти, вцепились в эту самую власть зубами, и даже лишившись не столь уж внушительной воинской подмоги, оставленной в городах атаманом народов, и игравших роль исключительно, как телохранители, смогли удержать эту власть. Кроме того, появилось множество и других средств. Идеология нового царя богов и его божественного войска Марутов была по вкусу не только власть держателям, но и простому люду, который за время недолгой земной жизни этого бога, значительно улучшили свою жизнь, за счёт награбленного, перейдя на качественно новый уровень благосостояния. Поэтому исчезновение бога на земле и переход его на небеса вместе со своим воинством, сыграл только на руку, не только новым представителям аров, но и повлиял на изменения жизни тех, кто под власть Ардни попасть не успел. В это же самое время все жители степи стали свидетелями самого настоящего чуда. Небывалые, аномальные грозы пронеслись по землям аров. Народ побило, скотину. Слухи о том, что это божественные воины Маруты во главе с богом Ардни, на небе, свои порядки наводят среди богов, мгновенно облетели все степные закоулки. Притом источником слухов и утверждений, стал простой народ, но жрецы нового культа быстро сообразив, перехватили знамёна и выступили впереди, как зачинщики, раздув и разукрасив, переведя слухи в «настоящую правду». Тут же было устроено всеобщее празднование с возлиянием Сомы для грозного бога и тут же запели жрецы хвалебные гимны. Новому царю богов возвели дома в каждом городе при храмовой площади, умилостивили. Грозы прекратились и новые люди, под новым знамением, пошли на новый виток цивилизационной спирали.

Саша Бер Кровь первая. Она

Буйный ветер резво гонит по степи ковыль волнами

Колыхая разнотравье разноцветье разрывая.

Тучи темной кучей в небе гнались ветром словно стадо,

Те, насупившись, толкались. Зрела буря — гнев стихии.

По степным волнам бескрайним, словно чёлн по водной глади

Разрезал траву и ветер чёрный зверь — рожденье Вала…

Зорька пришла в себя лёжа, со связанными за спиной в локтях руками, на густой беровой шкуре. Не открывая глаз, она эту шкуру носом учуяла. Не с чем бы ни перепутала этот запах. Где-то совсем рядом негромко переговаривались мужики. Голоса грубые, приглушённые, незнакомые, поэтому она решила ещё по прикидываться полудохлой, глаз не открывать и не шевелиться. Даже не она так решила, а страх, сковавший всё её сознание так решил за неё. Апогеем этого страха стало то, что где-то совсем рядом с треском и грохотом разорвалась грозовая молния. Зорька аж подпрыгнула лёжа, от неожиданности, и машинально съёжившись, распахнула бешеные глаза. Везде, куда дотягивался взгляд, она видела только берову шкуру, а то, на чём лежала эта шкура, вдруг дрогнуло и начало вертеться. Чужие мужицкие голоса встревоженно загудели вокруг, но о чём они говорили, Зорька разобрать не могла из-за того, что как-то резко хлынул дождь, и голоса утонули в его шуме. Тяжёлые капли увесисто забарабанили по её телу и буквально тут же вода с неба хлынула, как из ведра. Сверху что-то зашуршало и стало темно, но и лить на неё перестало, хотя она уже и успела промокнуть. Зорька осторожно подняла голову и оглядела свою западню. Это оказалась небольшая прямоугольная коробка, со всех сторон накрытая шкурами, только в ногах стенки не было, но разглядеть в узком проёме что-либо, было невозможно, там стояла сплошная стена дождя, и вообще снаружи было как-то темно и хмуро. Она позволила себе пошевелиться, даже по извиваться, чтобы хоть как-то размять затёкшее тело. Понять где она, что произошло, и кто эти мужики, ярица^[54] естественно не могла. Она вообще ничего не помнила о том, что произошло. Помнила только, что после обеда убирала посуду со стола, когда земля задрожала, и откуда-то от соседних землянок послышался визг и тревожные крики. Её домашние, кроме братьев, все были в куте^[55]. Смятение охватило всех находившихся в землянке, как по команде. Даже посикухи притихли и прижались к маме. Затем всё стихло. Недобрая такая тишина наступила.

— Я пойду, гляну? — шёпотом предложила Милёшка, сестра Зорьки, на два лета помладше её.

— Цыц, — как отрезала мама^[56].

Милёшкаостановилась у самого выхода как вкопанная, к чему-то напряжённо прислушиваясь снаружи.

— Ой, маменьки, — давя в себе ужас, тихо и сдавлено проговорила она, прижимая руки к груди и пятясь от входа назад, — сюда кто-то идёт.

После этого Зорька не помнила ничего.

Пока шёл дождь, вернее лил ливень, который был, в общем-то, не долгим, она валялась на шкуре и мучительно пыталась сообразить, вернее, придумать хоть какую-нибудь версию происходящего, но всё упиралось только в одно — чёрная степная нежить. Об этой напасти слухи давно гуляли. Налетает, мол, это «отродье ночи» на баймаки, мужиков бьёт, пацанов бьёт, а баб с детьми увозит куда-то в своё подземное логово. Увозят с концами. Никто оттуда ещё не возвращался. Что там с ними делают? Сказывали по-разному, но Зорька почему-то была уверенна, что их там съедают. Хотя говорили, кто во что горазд, но большинство было согласно с Зорькой, вернее она соглашалась с большинством.

Ливень кончился, и она вновь отчётливо услышала человеческие голоса. А может быть, этот зверь по-человечьи говорит, мелькнула у неё мысль, от которой опять всё внутри похолодело, противно заболел живот, и закружилась голова. Ярица поняла, что сейчас снова потеряет сознание и начала глубоко дышать, да притом даже в голос. Вывернувшись, уставив лицо в свободный от шкур проём коробки, откуда проникал свежий воздух. Но тут, откуда не возьмись, в проём заглянула страшная чёрная морда зверя большого и лохматого, с которой чернота буквально текла струями, и она опять отключилась от сознания, издав на прощание не то стон, не то скрип…

В следующий раз она приходила в себя медленно. Поначалу, Зорька никак не могла сообразить, почему её безостановочно трясут, не сильно, как бы ни желая будить, но и не желая при этом оставлять в покое. Глаза открывать не стала. Побоялась. Но поняла даже через закрытые веки, что вокруг светло и благоухает ароматом степного разнотравья. Наконец, к ней вернулся слух, вернее осознание того, что она слышит, и по шороху тележных колёс и фырканью лошадей поняла, что её везут в этой коробке, как на телеге. Зорька приоткрыла глаза до узеньких щёлок. Перед лицом была всё та же берова шкура. Она лежала лицом к стенке. И тут совсем рядом за спиной, низкий мужской голос сказал кому-то:

— Чуть правее держи. Пойдём между холмами.

— Хорошо, атаман, — ответил другой.

Сердце Зорьки заколотилось как сумасшедшее, она с силой зажмурилась и даже попыталась вдавиться всем телом в густой ворс подстилки. Они разговаривали по-человечьи!

Время шло. За спиной молчали. Мерная трясучка успокаивала. Зорька лежала на боку, тупо уставившись в мохнатый ворс шкуры и улыбалась. Почему-то эта шкура напомнила ей прошлогодние Девичьи Дни…^[57]

Ещё загодя Девятка, ватажный атаман, со своими пацанами, облазили здешние леса в поисках пчелиных закладок. Пчёлы к этому времени уже запаковались, готовясь к зимовке, вели себя вяло, из ульев не улетали. Водил ватагу по сладким местам артельный мужик по кличке Костыль, главный медовый знаток. Он во всей земле Намучинского рода, наверное, каждую пчелиную семью в лицо знал, или что там у них в место лица. Костыль не только знал, где они живут-обитают, но и с кого и сколько мёда взять можно. Бабы поговаривали, что Костыль — мужик пропащий, с самой Лесной Девой^[58] в договорах ходит, а значит для баб здешних, в общем-то, как мужик непотребный. Костыль был неказист. Ни ростом не вышел, ни плечами, да и отросток мужской так себе, не вырос, ну, в общем, ни одна баба по-хорошему не позарится. А вот как стал для них недоступен, так давай кости ему мыть, перемывать, да с таким видом, чувством, да расстановкой, что и прям подумать можно, «эх какого мужика потеряли». Ну, вот что бабы за народ. Сама не ам и другим не дам.

Пацаны по указке Костыля гребли мёд от души и всегда чуть больше, чем он велел. Жадность — она мразь ещё та. А как тут не будешь жадным, когда знаешь, что весь этот мёд на медовуху пойдёт и не для кого-то, а для себя любимого. Натаскают девкам мёда, те наварят пьяного пойла и совместно его же и приговорят.

Гонянье Кумохи — особый девичий праздник. Целых три дня сплошной, бесконтрольной пьянки, да ещё с голыми девками в бане. Мечта любого пацана. Вообще этот праздник, один из немногих, на который девки пацанов сознательно звали-приглашали, не то, что на другие, когда приходилось с боем прорываться, иль хитростью примазываться. А тут ещё, ко всему прочему, на Девичьи Дни никого из баб для присмотра и старшинства из бабняка не выдавалось. На всех девичьих праздниках за главную, снаряжалась баба из бабняка, поставленная большухой, а на эти дни, никогда. Старшую выбирали девки из своих. Как уж они это делали? Доходило ли там до склок с драками? Пацаны не знали, не ведали. Почему на эти три дня пьянки и разврата молодняка никакого присмотра не было со стороны старших, пацаны тоже не знали. Хотя врут, знали, но никогда об этом не говорили, даже между собой. Когда весь молодняк, буквально выгоняли из баймака на эти три дня, ну, кроме посикух, куда их выгонишь, к бабам мужики артельные наведывались с загона, почти в полном составе. Да не как попадя, а каждый мужик, отмеченный ещё на Положении, шёл к конкретной бабе или молодухе, которую обрюхатил. В реалии только бабы знали, от кого понесли, а мужикам так, мозг полоскали, ещё до Положения^[59] меж собой договорившись, кто кого «своим» звать будет, а мужики и рады, дураки, обманываться. Бабы особо и не стремились за девками да пацанами приглядывать вовсе не из-за того, что выбранный мужик притащит в её кут свой вонючий уд и будет там перед ней им похваляться во всех его состояниях. По большому счёту, мало кто из них похваляться то и мог. Так себе. А ждали бабы этих дней из-за того, что каждый из этих бычков с волосатой грудью, подарочек принесёт. Да, подарочек не простой, а дорогой, особенный. Для самих мужиков это была архисложная задача и ежегодная головная боль. Именно для этого они хаживали к арам на их Трикадрук. Именно там искали подарок невиданный, украшение «блестючее», от одного вида которого у соседских баб глаза на лоб по выползают, да так там и полопаются от завести. Хотя, по правде сказать, настроение у беременных улучшилось. Мутить прекратило, еда вроде, как и прежде съедобной стала, да ещё ожидание долгожданного подарка, всё это повышало настроение настолько, что откуда-то, мать её, и желание с мужиком по тискаться, всё же появлялось. В общем, подарок подарком, а мужика на три ночи, то же не помешало бы. Какая не какая ласка, какая не какая да услада. Пусть вонючего, пусть с огрызком, но на целый год своего. Как от такого бабу оторвать, да за девками с пацанами караулить отправить. Да, никак. Вот и гулял молодняк эти дни сам по себе. Хотя конечно, на самом деле, было всё не так просто.

Бабы, провожая молодняк, грузили их посудой, продуктами огородов, артельные мужики нагружали их шкурами, да мясом. Нагрузили две телеги, которые молодняк тащил вручную, тягая и толкая их с песнями и прибаутками. Тащили это всё ребятки на слияние двух рек, большой и малой, где на песчаной косе из года в год гуляли молодки с размахом и каждый раз, как в последний.

Именно в прошлом году Зорька была девками избрана за старшую. Кутырок одногодок, что на выдане было четверо, но выбрали именно её, потому что самая шустрая была, шебутная^[60] и не раз с пацанами даже дралась и не всегда проигрывала, а в этот праздник, как раз именно за пацанами и нужен был глаз да глаз. К тому же их следовало строить, ими командовать, а это у Зорьки лучше всех получалось.

Погодка, правда, подвела. Мерзопакостно было. Мелкий, противный дождик моросил не переставая. Ветер с хоть и не сильный был, но лез под шкуры и до дрожи выхолаживал. Поэтому в первую очередь решили костёр запалить для обогрева, а уж потом приниматься за приготовления к празднику. Девки стали свои костры раскладывать, мёд да жрачку готовить. Пацаны на косе откопали от песка и мусора большую, плоскую каменюку, что как стол стояла на трёх камнях поменьше. Этот банный камень здесь был всегда. Просто по весне при половодье его топило и заносило илом, мусором, а яму под ним, где огонь разводили, сравнивало песком. Теперь, в первую очередь надо было привести его в нужное состояние и развести под ним огонь, чтоб начинал греться. После этого пацаны таскали жерди с брёвнами из леса, где всё это было аккуратно сложено ещё с прошлого года. Стали устанавливать и вязать большой, длинный шалаш. Дальше застелили его ветками ели, да ёлки. Осина уже облетела полностью, берёза и клён тоже листья сбрасывала, так что на этот раз пришлось обходиться только игольчатыми. Снаружи всё это строение завалили туровыми шкурами, да кабаньими, а внутри все стены и песок вдоль них шкурами мягкими, заячьими, лисьими, бобровыми. На место старшей постелили шкуру бера. Вот почему Зорька и вспомнила эти дни, навеяла ассоциация.

Командовать особо было не кем. Песчаная коса напоминала муравейник, где каждый муравей чётко знал, что ему делать. Девки сами как-то разделились по котлам, да вертелам. Никому не надо было объяснять, рассказывать, подсказывать. Они готовке пищи учились с малолетства, аж чуть ли не с посикух, поэтому всё знали и умели не хуже её самой. Она, конечно, прохаживаясь туда-сюда по импровизированной кухне с гордым и надменным видом, исключительно для значимости себя любимой и собственной важности, делала ничего не значащие замечания, на которые остальные плевать хотели, но помалкивали. Так же хаживала и по пацанским работам. В отличие от неё, их атаман Девятка, как и все трудился в поте лица, а может быть и больше. Пацаны тоже знали, кому что делать, и ходить над ними никакого резона не было. Атаман, с ближним кругом, занимался обустройством банного шалаша, самой сложной, трудоёмкой и ответственной работой. Ватажное «Мясо» таскали из леса берёзовый, поваленный сушняк, хотя сушняком его назвать было трудно, так как после затяжных осенних дождей этот сушняк было хоть выжимай. Один из ближников атамана по кличке Моська, был поставлен на колку этого сушняка-мокряка. Дубиной или топором, выделенным ему лично артелью, который он, тем не менее, применял редко, так как берёг и буквально трясся над ним, ломал стасканные из леса деревья на мелкие поленья, годные в костёр. Для общей бани поленья отбирались особо. Два пацанёнка, следившие за банным костром, таскали мокрые поленья внутрь и складывали их на плоский камень сушиться. Другая часть пацанят таскала с телег шкуры и шкурки.

Как только Зорька оказывалась возле Девятки, как тот бросал работу и принимал важную, напыщенную позу, которая соответствовала, как он считал, его положению атамана. И каждый раз между ними происходил примерно один и тот же диалог:

— Ну, как? — спрашивала она.

— Всё ладно, — отвечал он, — скоро управимся. А у вас?

— То ж ничё. Проголодались чё ль?

— А то.

— Потерпите.

И с этими словами не торопясь уходила на свой следующий круг обхода. Девятка, проводив её слабой ухмылкой, вновь брался за работу. Наконец, последняя шкура закрепилась на своё место, входной полог погрузил внутренности шалаша во мрак и внутри как-то сразу потеплело. Малышня пацанская, достаточно натаскав валежника, от безделья и голода начала хулиганить, пытаясь украдкой, что-нибудь стырить из съестного на кухне. То там, то сям стали слышны девичьи грозные окрики, гонявшие нерадивых воришек подальше от костров. К самому большому котлу с мясной кашей пацаны не лезли. Что там стащишь? Не будешь же из варева голыми руками куски вылавливать. Вертела тоже стороной обходили. Не оторвёшь, не укусишь. А вот Милёхе, младшей сестре Зорьки, не повезло. Она пекла лепёхи на масле. Пеклись они на стенках смазанного котла. Пеклись быстро. Она складывала готовые в большую плетёную корзину и накрывала их волчьей шкурой, от дождя и выветривания. Вот это-то и было основным предметом воровства мальчишек. Девченюха, по кличке Берёзка, лет восьми от роду, поставленная Милёхе в помощницы, больше занималась охраной и отгоном мелкого ворья, примерно её же возраста, которые пытались, во что бы то ни стало, стащить лепёху из корзины. Они, как мухи вокруг навоза, вертелись по кругу, всячески стараясь отвлечь внимание строгой охраны. Кто-то, с видом типа просто так, прохаживал мимо, как можно ближе, пытался обойти со стороны, кому-то срочно потребовалось с Берёзкой поговорить о чём-то очень важном и срочном, кто-то пробовал даже заползти по-пластунски с тыла. Но отважная охранительница сокровенного, всегда была на чеку и неприступна для разводных разговоров, быстра и глазаста для крадущихся. Её визгливый голосок с разухабистостью бывалой бабы, то и дело слышался над общим гулом.

— А ну, кыш, я сказала, шалупонь голозадая, — голосила она, — а ну, ползи обратно, червяк ты жопный.

Но, похоже, это только подзадоривало пацанов, и они всё активнее напирали на Берёзку. Наконец, пацаны просто её схватили и оттащили от корзины, и пока трое держали, четвёртый схватил пару горячих лепёх сверху и пустился бежать в лес. Девченюха визжала, как порося недорезанная, и только после того, как начала их с остервенением кусать за что попало, пацанва тоже завизжав и заголосив, бросили «зверюгу бешену». Отбежали, покричали, обозвали, как сумели и со всех ног рванули в лес, где ждала их желанная добыча. Этот шум привлёк всеобщее внимание, и Зорька поспешила к его источнику. Милёха и две девки, жарившие кабанчика по соседству, катались со смеху, до истерики, а Берёзка сидела на песке и громко рыдала, как турица не до доенная.

— Чё случилось? — стала пытать Зорька Милёху, стараясь быть, как можно суровей, но у неё это не очень получалось, так как смех девок заражал, и она то же, не желая того постепенно расплывалась в улыбке.

Ничего не добившись от истерично заходящейся сестры и вповалку валяющихся и держащихся за животы соседок, Зорька подошла к ревущей Берёзке.

— Чё случилось с тобой, Берёзка? Чё ты ревёшь как белуга?

Девка, не прекращая рёв, сквозь слёзы проголосила:

— Они… лепёхи… стырилииииии.

— Она их покусала! — сквозь безудержный смех прорезалась Милёха.

— Она их грызла и чавкала! — прокричала сквозь смех одна из валяющихся на земле соседок.

Последняя фраза вновь их повергла в очередной припадок истерического хохота.

— Во, дуры, — фыркнула Зорька, тем не менее, то же ухмыльнувшись и уже обращаясь с сидевшей на песке Берёзке, грозно велела, — ну к, вставай. Не ча на холодном сидеть, ты ж девка, никак. Вона садися на корзину со своими лепёхами и жопе тепло и лепёхи твои из-под тебя не стырят.

После чего старшая тряхнула за плечи ревущую, подняла и развернув лицом к корзине, легонько подтолкнула. Инцидент, как-то сразу затих. Берёзка, забравшись на корзину, размазывая по зарёванному личику сопли и слёзы, злобно посверкивая глазёнками, реветь перестала. Девки тоже отошли от смеха, утерев слёзы и отмахавшись руками, принялись за свои дела. Всё пошло своим чередом.

Наконец, всё было готово. Как по заказу прекратил накрапывать нудный дождик, и даже кое-где пробивалось солнышко, мутно, блекло, но показывалось. Настроение и так приподнятое, повысилось ещё больше, почти до состояния эйфории. Все расселись на натасканные брёвна и девки начали кормить работников. Сами также расселись, по привычке отдельно, своей кучкой, но это было только начало. В общем-то, так бывало каждый раз, из года в год. После того, как атаман Девятка, как старший из пацанов, с ковшом медовухи в руках, поздравил девок с праздником и предложил выпить за каждую, назвав всех до одной, не простецкой кликухой^[61], а полным позывалом^[62], все дружно встали и выпили. Тут же не успев закусить, девки завели весёлую песню-восхволялку^[63] о Матери Сырой Земле, о всём бабьем племени, детей рожающим, да растящим. Пока девки пели, пацаны ели. После второй, да третьей среди пацанов пошёл говор. Языки расплелись, полегчали. Шутки, прибаутки, рассказики в виде слухов, да и просто выдумок и не всегда скромных, не при детях сказанных. Девки пацанов нагнали быстро. Вот только теперь гулянье начиналось по-настоящему.

Зорька, она же по полной Утренняя Зоря, пила мало, ела тоже. Требовалось блюсти статус, следить за правильностью всего происходящего. Когда все поели и разогрев пошёл, она, даже не стараясь переорать, тот гомон со смехом, что творился вокруг, просто запела песенки, эдакие короткие, четырёх строчные шутейки-прибаутки^[64] про злодейку Кумоху. Уже через несколько слов, все как один горланили эти незамысловатые, знакомые с детства каждому, рифмованные и не очень, ругательные и матерные четверостишья, про Кумоху — кривожопу, чтоб ей пёрнув улететь.

Наконец, Зорька встала и звонко выкрикнула:

— Айда Кумоху гонять!

Девки завизжали, пацаны заорали, засвистели и с этим оглушительным гомоном, все бегом, вприпрыжку, перескакивая через лежавшие под ногами брёвна, кинулись в шалаш.

Внутри уже было жарко. Девки устроились своей кучкой в дальний от входа стороне. Пацаны по краям у входа, прихватив с собой ёмкости с медовухой и закуской. Шкуры — куртки скинули сразу. Пацаны даже по пояс оголились, но штанов снимать не стали. Так уселись. Девки разделись до нижних рубах. Зорька высыпала на большой, раскалённый камень семена конопли. Те зашипели, запрыгали и от них заклубился ароматный пар, вперемешку с дымом. Веселушки запели по новой, но уже с танцами вокруг банного камня. Девки резвились все, в полном составе от мала до велика. Пацаны вокруг них прыгали только маленькие. Девятка, со своим близким кругом сидел, где сидел. Хоть и поглядывал нет-нет искоса на девок, но старательно делал вид, что его это не волнует, что его главная задача напиться с пацанами до поросячьего визга иль до собачьей скулёжки. Атаман, как опытный гуляка на таких праздниках, прекрасно знал, что сейчас начнётся и откровенно этого побаивался, поэтому спешил с опьянением, понимая, что это его шанс спасти свою честь.

И тут началось. С девок слетели последние рубахи, что значительно прибавило им весёлости и задора, как будто спали последние оковы с их наглой бесстыжести. Атаман с ближниками разом притихли, потупились, скучковались по ближе друг к другу. Налили, молча выпили не закусывая. Это было ещё то испытание. Ну, что казалось в этих воблах особенного. Ни жоп не откормили, ни сисек не вырастили, а ведь как дряни действуют на суровую пацанскую натуру. А они, четырнадцатилетние, без году как мужики, авторитеты их пацанского мира, могли сейчас опозориться и при том по полной и на всю жизнь. Мало кто перенёс этот позор. Нормальные пацаны после этого руки на себя накладывали, топились, да резались. Таковы были устои тысячелетий, закон речных людей: баня и до баб желание, вещи не совместимые. Возбудиться мужику в бане — позор и вечное осмеяние. А эти гадины щуплыми жопёнками перед ними виляют, щёлками своими, как ножом по глазам режут, а у старших то эти места и оволосились уж. Тфу ты, Вал их изнасилуй. Грудки острые, как прыщи опухшие, смотреть не на что, а от всего этого в штанах нет-нет, да позор зашевелится. Вот и пьют пацаны, заливают зенки, чтоб не видеть разврата этого, ведущего их молодых да сильных к погибели. И в штанах от того сидят, не снимают, да не скачут с голыми дурами. Борются пацаны с соблазном не на жизнь, а насмерть. И так в бане напарили, а от всего этого внутреннего жара, вообще жизнь нестерпимой становится. Вот атаман поднялся, всем видом показывая, типа упрел, запарился, накинул шкурку на плечи мощные, пошёл не спешно на воздух охладиться. Ближники, как один, гуськом за атаманом. Не успели они выйти, да отойти в сторонку, как полог распахнулся, и вся эта развратная шобла^[65], голышом в клубах пара, с визгом и улюлюканьем, вылетела из бани и рванула в ледяную реку. Беспрестанный визг, смех, ор, плескание, вода аж в мёрзлой реке закипела, куда уж там горячей пацанской крови охладиться. Тут вся эта орава рванула обратно, сверкая голыми жопами, только кутырки, что на выдане, все четыре гадины не побежали, а важно так, на показ, буквально прошествовали мимо пацанов, а Зорька, дрянь, проходя мимо, свои рыжие лохмы, так на плечико закинула и нежненьким, воркующим голоском давай провоцировать Девятку:

— Чё, атаман, запарился чё ли? Так нырни, охладися.

Ну, просто издевается над авторитетным пацаном, мразь. Ну нельзя же так по живому-то голым станом своим резать мозг пацанский. Но атаман мужик — камень, прыщами вместо сисек не расколешь, нашёл что ответить и ответить достойно, как положено:

— Ни чё. Успем.

Ответил он важно, многозначительно, естественно смотря не на вихлявую рыжуху, а куда-то вдаль, за реку. Она хмыкнула и прошла мимо, как бы нечаянно зацепив его голым бедром, скрылась за пологом.

— Сука, — выругался кто-то из ближников.

— Спокуха, пацаны, — одёрнул атаман тоном бывалого и всего на видавшегося человека, — прорвёмся и не такие щёлки видели, и не на таки жопы плевали.

Все одобрительно что-то забурчали.

Охладившись и ещё хлебнув пьянящего пойла, которое уже просто не лезло, потому, что некуда было, они вернулись на свои места в шалаш. А девки к тому времени разошлись не на шутку. Толи конопли вдоволь нанюхались, толи ещё медовухи добавили, толи и той хватило, просто развезло в пару да в жаре. Они начали распевать похабные веселушки и при этом выгибаться, и хватать себя за разные места. Каждая норовила по выпендриваться^[66] перед атаманом с ближниками. Тфу! Но атаман ватажный — кремень, крепился и виду не показывал, что хоть что-нибудь привлекло его внимание. Так, улыбался небрежно их сальным шуточкам, но взгляда на их кривляньях не задерживал. Ближники, сначала, во всём атаману подражали, но Неупадюха, хоть пацан и взрослый по их меркам, но ростом от корешка два вершка, не выдержал их издевательств первый. Красавцем его назвать было даже спьяну невозможно. Девки его красоту не могли рассмотреть даже в том состоянии, в котором сейчас находились. Лопоухий, уши его торчали в стороны даже сквозь мохнатую гриву волос, которую он специально расфуфыривал в разные стороны. Морда вся рябая, глазки маленькие при уродливом, огромном носе. Да и весь он какой-то был нескладный. Больше всего его уродовали руки. При маленьком росте, руки были длинными, чуть ли не до колен, с огромными ладонями. И вот при всём при этом, не смотря на внешние недостатки, девкам он нравился. Чем? Да, остёр он был на язык и умом Троица^[67] не обидела. Соображал быстро, изворотливо, благодаря чему он ещё с детства забил для себя правило: не хочешь, чтоб над тобой смеялись, смейся над собой первым. Но не только острое и меткое слово девки в нём примечали. Было у него ещё одна для них вещь интересная. Уд у него был в их глазах просто огромен, не по-детски. Наградила же природа. Ни у каждого мужика можно было видеть такие размеры. Поэтому, несмотря на всю внешнюю непривлекательность, всё же на кое-чего можно было посмотреть и Неупадюха прекрасно знал это. Так вот этот языкастый уродец не выдержал первым девичьих издевательств. Дойдя до своей кондиции опьянения и спровоцированный непотребными песенками, он соскочил, скинул одним махом штаны и крутя своим мужским достоинством, больше похожим на кусок змеи, пустился в пляс, распихивая девок своим задом, горланя ответную похабщину. Девки мигом навалились на него и по очереди каждая старалась ввинтить ему веселушку, а он так же шустро каждой отвечал, то шлёпая их по жопе, то щипая за сиську, то припечатывая удом, почему ни попадя. От хохота шалаш шатался. Девки закатывались до слёз с коликами в животе. Неупадюха, он и есть Неупадюха. Вот за это он и был девкам интересен. Каждую уколол, в чём не попадя вымазал, но при том никого не обидел.

Зорька, захмелев и забыв о своём статусе, вертела всем, что удавалось выставить на показ. Голосила матершинщину налево и направо, как заправская, матёрая. А что с неё взять, оторва, она и есть оторва. Как не маскируй свою сущность, один хрен вылезет наружу. Она уж Неупадюхе дала, да выдала. Он конечно огрызался, но побаивался с ней палку перегнуть. Зорька кутырка была видная, красивая, к ней все пацаны неровно дышали, и он не был исключением, но все же пару раз в сальных куплетах по жопе ей хлопнул. Правда, она в долгу не осталась и в ответке за волосья его так дерганула, что искры из глаз, да и волосья кажись изрядно проредила. Так в бесчинстве всеобщего разгула, Зорька даже не заметила, как в их девичьем кругу появился уже пьяный и бесштанный атаман и вся его голожопая команда. Бесиво пошло на новый круг.

Перегревшись, всей толпой с визгом и воплями ныряли в ледяную реку и тут же с ором обратно. Девченята с пацанчиками, что по моложе были, уже давно забились в шкуры вдоль стенок и преспокойненько посапывали, но, а те, что на подросте Кумоху гоняли до самого утра. Только тогда, выбившись из сил, повалились каждый на своё место и одевшись, распаренные раскинулись на шкурах, как-то разом затихли и почти сразу по засыпали.

Проспали весь день, почти до вечера. А потом девки разогрели, что давеча не доели, медовуху приняли на старый запой и веселье началось по новой.

На вторую ночь Кумоху уже не гоняли, похабных песенок не орали. Другая забава началась. Игры в бане, да такие заводные, что краснели не только от каменного жара, правда и голышом уже поголовно не скакали. Творили такое, что не сказать не описать. И тут задумаешься, а зачем всё это распутство было нужно. Что это, беспредел от бесконтрольности со стороны старших? Но ведь это было из года в год, из поколения в поколение. И веселушки эти непотребные передавались из уст в уста и играм этим непристойным учились по наследству. Не могло это быть просто так и не было. Жили тогда люди коротко, взрослеть приходилось очень рано. Умом да опытом приходилось взрослеть быстрее, чем телом. Меньше чем через год, все эти четырнадцатилетние кутырки на выдане, оставленные артельным атаманом в собственном роду на развод, под мужиков лягут. Эти девки ещё только-только созрели телом для материнства, но внутренней своей сутью заматерели и обабились. А иначе было нельзя. Все девичьи праздники холодного периода хоть и выглядели, как бесшабашные игрища, но на самом деле имели в себе хоть и подготовительную, но суровую школу жизни. Все они в той или иной степени учили выживать девонек в обществе, не очень к ним ласковом, а порой и просто жестоком. Пацанов приучали к жизни во всеобщей агрессии не только их общества, но и всего окружающего их мира. Так проходило половое воспитание, не правило пользования половыми органами, хотя и этому обучали, а в первую очередь правила отношения между полами, между мужиком и бабой. Девятке и всем его ближникам также на следующий год, на Купальную седмицу^[68] предстоит поход в лес к еби-бабам и в свои пятнадцать лет отрываться от мамкиной рубахи и со всего маха окунаться во взрослую жизнь, где гладить по головке больше никто не будет, будут только бить. Там слёз обиды и унижений всех не переглотаешь. Вот и ставил молодняк себе эдакие психологические прививки этими праздниками, чтоб не убиться, ударившись о взрослую жизнь. Необходимо было научиться не обижаться, когда обижают, не унижаться, когда унижают, не быть злопамятным, но и не забывать и перед бабами не робеть, коль где прижать придётся. Дети речников всегда были сильнее морально, чем физически, а если и физика не подводила, то это уже были не люди, а камни железные, заточенные под жизнь со всеми своими закидонами.

Под утро, когда игры пошли на убыль, где-то совсем не далеко из леса донёсся волчий вой, притом вой целой семьи, а не одиночки. Все играющие, как один бросили играться и высыпали наружу. В эту ночь не парились и не бегали на реку, поэтому и не заметили, что повалил снег, да такой густой, с огромными лохматыми хлопьями.

— Вот и первый снег, — с горечью и тревогой в голосе сказала Зорька ни к кому не обращаясь.

В ней тут же пробудилась старшая и она вспомнила и об ответственности, и о том, что уже почти взрослая, а на ней детворы целая куча. Она задрала голову к небу и с отчаянием и досадой проговорила кому-то наверху:

— Ну, не мог ты чуточку повременить?

Но тут и Девятка вспомнил, что он атаман, пусть всего лишь ватажный. Почувствовал себя хоть невеликой, но единственной защитой всех, кто был рядом.

— Так, — громко скомандовал он, — припасы собрать, таскать в шалаш. Мелюзга все в шалаш забилась и носа наружу не кажет. Неупадюх!

— А, — ответил тот откуда-то из-за шалаша.

— На выходе угол сделай, малышам, да и не только, кому отлить, кому отложить. Бодливый!

— Тут я, — отозвался другой ближник, уже где-то выломав здоровенный кол и примеряя его в руках.

— Загоняй малышню под кров и башкой отвечаешь, если кто высунется оттуда.

Но никому, ничего объяснять, даже самым маленьким, не требовалось. Быстро и молча сносили еду, что нашли и закрылись в шалаше. Атаман экспроприировал единственный медный топор, хоть Моська, которому он был поручен и по возмущался, но против атамана не попёр. Так же, как и Бодливый выломал себе дрын^[69] и спрятался в укрытие вместе с другими. Пацаны укрепили полог изнутри и по очереди стали караулить. Остальные завалились спать.

Волк, был не только самый злейший враг человека в это время года. Волк, единственный здешний зверь — людоед. Мужика побаивался, если тот вёл себя агрессивно, баб взрослых и так, и эдак. Кого боялся, не подходил, кого не боялся, пусть та хоть из орётся, хоть из машется. Как волк понимал кого бояться из баб стоит, а кого нет, одному ему известно. А вот детей волк не боится никогда. Зорька запомнила на всю жизнь слова Данавы, родового колдуна: «Человеческий детёныш для волка — главное лакомство. На детей, если найдёт, нападает всегда, начиная с самых малых. И даже если вас будет много, их это не остановит, а только порадует». Зорька знала и то, что волчица, глава семьи, с первым снегом ставит свой последний приплод «на тропу» и вся семья, дядьки, тётки, переярки^[70], до этого времени державшиеся на краю земель родового логова и не совавшие свои морды на днёвки, где она растит своё последнее потомство, объединяются. С первым снегом у волчьей семьи начинается время походов, время охотных рейдов, время кочевой жизни до самых волчьих свадеб^[71]. Хоть и знала Зорька, что эта конкретная волчья семья, жившая не вдалеке от артельных загонов по специализации «козлятники», то есть они охотились исключительно на лесных козлов-оленей, но от этого спокойней ей не становилось. Спала она чутко, постоянно просыпаясь от каждого шороха, но Вал, да будет он вечно сыт и обласкан, миновал их карой своей. Волчья семья повыла, повыла, да и ушла, так и не подойдя к их шалашу.

Днём, пока девки готовили перекус, пацаны разобрали шалаш, стаскали брёвна с жердями обратно в лес, шкуры сложили на телеги. Все поели, но уже без медовухи, которая кончилась ещё ночью. Отдраили котлы, приспособы, помыли в реке посуду, загрузили всё это и потащили телеги обратно в селение. Праздник закончился. Кумоха загнана. Уставшие, опустошённые, но довольные, пацаны и девки возвращались домой…

Она выплыла из воспоминаний, когда колесницу ощутимо тряхнуло на очередной, но на этот раз большой кочке и её связанную тушку подкинуло и бросило на самый край коробки, в которой она лежала. Край она почувствовала вытянутыми ногами. Её тело затормозило уже на животе, что позволило украдкой приподнять голову и осмотреть всю коробку. Увидела две пары ног. Одни, что впереди были в обычных мужских сапожках, а вторые, что сбоку — беровы лапы, но ни те, не другие не смотрели в её сторону. Она подняла глаза и обалдела. Оба, оказывается были людьми, один человек, управляющий конями и второй, облокотившаяся на противоположный от неё борт, лишь сапожки имел в виде беровых лап, а так, мужик мужиком и оба стояли, отвернувшись от неё. Сердце забилось вдруг так, что казалось сейчас выскочит наружу. «Бежать», — мелькнуло у неё в голове, — «в траву и схорониться». Зорька оглянулась. Кони с коробкой ехали прямо по степи, не по дороге, и трава, пусть в этом месте и не набрала роста, но скрыться в ней было можно. Она аккуратно, извиваясь всем телом, начала сползать на край, украдкой поглядывая на захватчиков. Наконец, она плавно сползла на траву, чуть не ударившись челюстью о землю и быстро откатившись в сторону, замерла, уткнувшись носом в пучок травы. Но не успела ярица обрадоваться, как резкий рывок чуть не выдернул ей ноги. Зорьку крутануло, развернуло и потащило по жёсткой траве, большая часть которой была ещё колючей, да и вообще, как ей показалось, не травины это были, а деревья целые. Обе рубахи задрались наверх, на голову, так как тащили её вперёд ногами. Уже через мгновение у неё было ощущение, что на голову мешок одели, света белого стало не видно и вместе с темнотой её накрыл ужас. Зорька не чувствовала тела, вернее она не помнила, что чувствовала в тот момент, хотя это нежное девичье естество буквально протиралось на тёрке, сдирая с него тонкую, прозрачную кожицу. Она вообще ничего не соображала. Она была просто в шоке. Потом её перестали тащить, и Зорька осознала, что её притащили в аккурат в непогашенное кострище, потому, что весь перед с ног до самой шеи зажгло так, что она завертелась, как рыба на раскалённом камне. Тут кто-то схватил её за волосы и подкинул куда-то вверх, она потеряла ориентацию, но тут же стукнулась ногами о землю. Голова кружилась, и она едва сохранила равновесие, чтоб не упасть. Рубахи, собранные мешком на голове, расправились и рухнули вниз. Глаза ослепил солнечный диск, оказавшийся прямо перед задранным вверх лицом. Ничего не соображая и не видя перед собой, она заметалась взглядом по сторонам, тяжело и часто дыша в голос, потому, что воздух в лёгких закончился. Зорька оказывается не дышала всё то время, как скатилась в траву. Девка так и не успев понять, что происходит, опять оказалась в воздухе и полностью потеряла осознание где верх, а где низ. Только когда её больно брякнули на пол коробки, из которой она только что попыталась сбежать, ярица сориентировалась и не осознано вдавилась в меховую стенку спиной, поджав колени. Её бестолково мечущийся взгляд, упёрся в морду мужика в беровых сапожках и на Зорьку напал ступор, распахивая ей глаза и рот одновременно, как бревно по башке прилетело. Она узнала его! Никакой он был не нежить. Это был тот самый ара, которого она прекрасно помнила, да что говорить, даже мечтала о нём втихомолку. Нет, конечно, она мечтала о разных, но все эти разные, почему-то были с одним и тем же лицом. С его лицом. Только она его давно не видела, и он с того времени изрядно изменился. Повзрослел, возмужал, лицо опушилось светло-рыжей растительностью, преддверием усов и бороды. Лицо его было суровым, но глаза, при этом, смеялись. Она не знала, как его зовут, ведь у всех ар были не клички, а имена. У каждого было, одно и на всю жизнь. Странные они в этом какие-то. Всё и всему им надо было давать имена: людям, животным, рекам, горам… Он подошёл к ней, схватил за волосы, но не больно. Мягко, но настойчиво опустил её голову, которая оказалась аж между колен. Второй рукой освободил верёвки, больно стягивающие локти за спиной. Зорьке, как крылья развязали. Такое облегчение разлилось по телу, что даже жжение всего содранного переда, отпустило и забылось на время. Ар отпустил её голову и вновь связал высвобожденные руки, только на этот раз впереди и за запястья. Она не сопротивлялась, даже не пыталась, и даже в голову не пришло, как будто всё именно, так и должно было быть. Сделав своё дело, он отвернулся, отойдя чуть в сторону и кутырка узрела на противоположном борту, перекинутую берову шкуру, башка которой, в аккурат оказалась прямо перед ней. Зорька вздрогнула, ещё больше съёжилась и только сейчас почувствовала жгучую боль по всему телу по-настоящему. Кони поехали, коробка затряслась и от этого боль нестерпимо резанула да так, что ярица губу закусила до солоноватого привкуса.

Ехали молча. Нудно. Сначала Зорька разглядывала похитителей. Потом ей это надоело. Стала разглядывать степь, что было видно сзади. Наконец, и это надоело и выбрав позу, при которой было не так больно трястись, она уставилась на облака. Тут её взгляд привлекло целое море красного клевера, только ещё зацветающего, разрезая который их повозка двигалась, мерно шелестя по густым зарослям этой травы. И тут ей стало грустно. Она вдруг вспомнила, как всего несколько дней назад, она с девками Семик^[72] гуляла…

Большухой на последний Семик бабняк выделил Сладкую, бабу опытную, не вековуху, конечно, но и просто бабой её как-то язык не поворачивается назвать. Единственная и самая ближняя при Данухе, большухе их бабняка. Баба авторитетная, с ней не забалуешь. Матом стелила, как песнь пела, заслушаться можно было, такие выкрутасы выдавала, сама Дануха иной раз плюнет, да не связывается. К тому ж ручищи у неё были тяжеленые, да и с размахом никогда не задерживалась. Как что не так, она уж их и распустила. А телесами так вообще Дануху переплюнула. Жопа, не объедешь, титьки не титьки — два мешка с рыбой по бокам, чуть ли не до пупа висят, а на плечи не закидываются только оттого, что веса немереного, да объёма необъятного. Может быть и до самого лобка бы отвисли, кабы не пузо много складчатое. Чтоб туда достать, им вокруг пуза ещё раза в два растянуться требовалось. Бабы Сладкую побаивались, ну, а девки так подавно, особенно невестки с ярицами просто боялись до ужаса. Зорька вспомнила, как позапрошлый год атаман у соседей невесту купил. Так при первом же знакомстве со Сладкой, невеста та со страху описалась. Хорошо Дануха заступилась, да за собой пригляд оставила, а то довела бы Сладкая её бедную до омута. А девчонка оказалась хорошая. Зорька с ней потом даже подружилась.

Вот эта-то местная пугалка и собрала девонек на Семик. Поначалу все сильно струхнули, как узнали кто большухой идёт, особенно они четверо, что на выдане гуляли. Зорька не исключение. Ведь ей с подружками, уж совсем скоро, на Купальную седмицу, первых мужиков принимать, беременными становиться, а значит и под пригляд Сладкой идти. Сколько помнила Зорька, раньше эта грозная баба в большухах на Семик не хаживала. Зачем в этот раз вызвалась? Кто её знает, но Зорька для себя решила, что к этой бабище необходимо как-то подход искать, надо понравиться что ли, чтоб та не лютовала над ней следующие два лета. Лето пока ребёночка вынашивает, да лето пока растит, чтоб в бабы косы подрезать^[73]. Но понимала и то, что если она испортит отношения с ней сейчас, то конец Зорьке, можно топиться, не дожидаясь Купальной седмицы. Жизни всё равно не будет, Сладкая не даст. Перепуганная с самого начала, она лихорадочно стала вспоминать все обряды и ритуалы Семика, но, как и всегда бывает, со страху забыла всё. Напрочь. Как отрезало. И Семик начался у неё с того, что она рыдала в истерике в своём углу, пока посикухи не напугали маму в огороде и та прибежав и застрекотав, как сорока над сорочёнком, не начала трясти бедную Зорьку. А когда узнала в чём дело, так расхохоталась, аж до слёз и поката, а просмеявшись, сквозь слёзы заявила:

— Дура, ты Зорьк. Ни чё она не страшна. Сладкая просто с виду така, а внутрях она баба добра и не злопамятна. Не боись. Вот чужи пусть её боятся, за своих порвёт любого, а вас, малявок, не тронет, наоборот облизывать будет, ещё слюней её нахлебаетесь.

Эта тирада не особо успокоила Зорьку, но реветь всё же перестала. Мама оказалась права. Всю седмицу Сладкая крякала над ними, как утка над утятами и даже её витиеватый мат и вечные затрещины и зажопники, воспринимались в конце седмицы, как нечто доброе и душевное. Но поначалу была грозная и старалась даже быть сердитой. Собрала она девчат на площади у реки. Зыркнула злобно из-под бровей, что как кусты раскидистые пушились, но увидев на всех лицах неподдельный страх, а у некоторых и блеск слезинок в глазах, как-то сразу обмякла и подобрела.

— Значт так, девоньки, — начала она втолковывать, вытянувшимся перед ней как по струночке девкам, — никаких пацанов чёб духу не было.

Вообще-то, прямого запрета бывать на девичьих праздниках для пацанов не существовало. Были такие праздники куда их звали специально и без них там было никак. Были такие, куда не звали, они являлись сами и без них тоже эти праздники были бы не праздники. Но вот на Семик не только не звали, но и хоронились от них насколько возможно было, потому что на эти дни они были абсолютно не нужны. Это было девичье таинство. Но пацаны пройдохи из кожи вон лезли, чтоб узнать где будут девки гулять и во что бы то не стало подмазаться к их гуляниям. Если ватага их скрытое пристанище находила, а те оказывали активное сопротивление с гонениями и побоями, то упорно старались мешать, несмотря на то, что иногда доставалось не по-детски. Били то чем попало и со всей дури. Если же на них плевали и не обращали внимания, то пацаны по ершась, тихонько пристраивались в сторонке и были лишь простыми наблюдателями, находясь на этом празднике в роли берёз, что вокруг росли. Интереса в этом было мало. Девятка, как ватажный атаман был уже без двух лун, как мужик, поэтому ватагу он за девками подглядывать не повёл и не собирался им портить праздник изначально. Авторитет атамана не позволял. Так, что Сладкая зря девок шифроваться заставила, хотя излишняя таинственность, в прочем, не помешала праздничности, наоборот добавила мурашек на спины девонек с самого начала.

Рано по утру, лишь стало светать, из разных щелей на площадь стали украдкой выползать девичьи фигурки и мелкими кучками, тихо-тихо, на цыпочках, неся с собой какие-то узелки, собираясь у реки, где их уже ждала Сладкая. Она на чём-то сидела у самой воды, но на чём, из-за её размеров было не видно. Девки сбивались в кучки и о чём-то перешёптывались и чем больше их становилось, тем щебетание становилось громче.

— Цыц, — приструнила грозная баба.

Все замолкли. Зорьке, помнится, тогда было крайне любопытно, на чём же там она сидит, но даже когда Сладкая поднялась, кряхтя, чтобы оглядеть собравшихся, из-за ширины её седалища, Зорька так и не смогла увидеть то, на чём эта жира сидела. Хотя девка точно знала, что там у воды раньше ничего не было и сидеть там было не на чём.

— Всё, — тихо сказала Сладкая, — боле никого не ждём. Кто проспал, пусть спит дале.

Девки засуетились, высматривая кого нет, а потом двинулись за грузно шагающей Старшой, и Зорька так и забыла посмотреть на чём же сидела эта бабища.

Не успели они ещё дойти до Чурова Столба, как сзади послышался топот и дважалких девичьих голоса запищали в разнобой:

— Подождите нас.

Большуха остановилась, развернулась и приняла устрашающий вид. Чуть-чуть сгорбилась, надулась, хотя казалось куда ещё-то, руки полукругом, как лапы у бера. Глазки сузила, остатки зубов оскалила. Жуть. Все, кто шёл за ней расступились и прямо на Сладкую выскочили две сестры, дочурки бабы Бабалы, Лизунька, да Одуванька. Девченята погодки, девяти и десяти лет. Добежав до чудища бабьего, вытаращив глазёнки и запыхавшись, они что-то хотели большухе сказать в своё оправдание, да не успели. Сладкая резко, не говоря ни слова, одной справа в ухо, второй слева. Обе отлетели в стороны. Одна в кусты, вторая в камыш.

— Цыц, я сказала, — прошипело толстожопое чудовище, — тольк вякните мене ещё. От кого голос услышу, голосявку вырву, в жопу затолкаю и поворочу там.

С этими словами она показала своей огромной ручищей, как она это сделает. Девки и так молчавшие всю дорогу, не только языки прижали, но и сами головы в плечи попрятали.

Начало праздника было многообещающее и Зорька, как не настраивала себя на лад с этой зверюгой, тем не менее страха натерпелась столько, что не могла себя заставить даже идти с ней рядом, как одна из старших, а пряталась в общей толпе девченят.

Наконец, прошагав за Сладкой, в раскорячку топающей вдоль берега довольно далеко, они остановились на береговой поляне, где река делала небольшую заводь, а над этой заводью, прямо в воду, опускала свои ветви старая ракита. Вокруг лесок берёзовый, светлый, без высокой травы и кустов. Большуха постояла, молча огляделась вокруг и наконец, кивнула, не то здороваясь с кем-то, не то соглашаясь сама с собой.

— Всё. Пришли, — скомандовала она громко, — седайте у берёзок по краю и готовьтеся.

Девки кинулись в рассыпную занимать места. Не сговариваясь все сгруппировались отдельными кучками по возрастам. Все четыре ярицы с Зорькой во главе, устроились у старой, корявой берёзы, что росла недалеко от той раскидистой ракиты. Только тут Зорька осмотрелась. Странно. Она вроде бы все местные земли вдоль и поперёк излазила, а этого места не помнит. Она явно была здесь впервые. Заводь была тихой, не проточной, в воде угадывалось лишь слабое круговое движение, притом вода двигалась, как бы вся, одновременно по всему кругу. Зорька смотрела на эту плавно двигающуюся гладь, как загипнотизированная, как будто всем телом, всеми внутренностями почувствовала нечто такое, что выходило за рамки естественного. Как озарение пришло осознание того, что в этой заводи живут те, ради которых они и справляют этот праздник — Речные Девы^[74]. Точно. В этом месте и не в каком другом и должны обитать эти речные красавицы. И вода здесь сказочная и ракита вон, точно, как мама в детстве сказки сказывала и даже эта берёза, под которой она сидела, была не обычная. Листики на ней совсем маленькие, молодые, светлые, и от этого старая берёза, вся корявая и несуразная, покрывалась каким-то загадочным зелёным свечением, как будто сияла изнутри. «Вот шум зелёный!», — подумала девка и задрав голову вверх, стала разглядывать этот нежный шевелящийся туман молодой зелени, окутавший берёзки с открытым ртом и распахнутыми глазами. Она не заметила, как к ней подковыляла Сладкая и не громко, через чуть приоткрытый рот, буркнула:

— Рот закрой, а то мухи то насерут.

Зорька аж вздрогнула от неожиданности и закрыв рот, непонимающе уставилась на большуху. Та стояла перед ней широко расставив ноги и уперев руки в боки.

— Чё сидим? — издевательски спросила баба, — Чё ждём? Готовиться я за вас буду? Чё волосы в косе? Сидим тут, как жабы говноедок ловим.

С этими словами она двинулась дальше вдоль полянки, подходя к каждой группе девок и в издевательстве поддёвывая каждую. Никого не пропустила. Зорька мигом опустилась с небес на землю. Шкурную безрукавку скинула, верхнюю рубаху с поясом тоже долой, косу расплела, рыжую свою копну пальцами растребушила, по плечам раскидала. Развязала узелок. Яйца печёные, солонины кусок. Отдельно свёрнуты в лист лопуха тоненькие волосяные верёвочки, плетёные жгутом, да в разный цвет окрашенные. Всё. Приготовилась. Стала ждать первого действия — девичьего кумления^[75]. Оно было почти таким же, как у баб и молодух на Сороки^[76], только если бабы порождали Ку^[77], то девки просто имитировали этот процесс путём создания некой Кукуши^[78]. Силы в ней было никакой, в отличие от Ку, но этого и не требовалось, так как Семик был праздник — обучение. Всё в нём было, как у баб на Сороках, только, как бы не по-настоящему. На Сороках куманились всерьёз и учить там было некому и некогда, к нему уже надо было всё знать, уметь и полностью быть готовой. Вот в этой подготовке и состоял весь Семик. Было ещё одно отличие. На Сороках большуха куклу, то есть то куда Ку клали, делала по-разному. Почему? Да, кто её знает? Только большуха и знала, как на эти роды куклу делать. Когда делала из волос, когда из глины, смоченной слюной каждой бабы по кусочку во рту жёванной, когда смачивали кусочки глины у баб в другом отверстии, когда только из их волос, тут же на хороводе у каждой выдранных. Иногда волосики выдёргивали и из лобка. В общем, по-разному в разных интерпретациях и в разных последовательностях. Только большуха знала у кого где выдрать и у кого где смочить. А бывало и мочиться приходилось, и до пуска крови доходило, правда, обходились лишь порезами. А у девок это делалось всегда одинаково. Кукла у них была травяная. Никаких человеческих вложений в неё не клали, никакой силой общности она не наделялась. Зорька всё это знала, не первый год семитует, но на этот раз её ждал сюрприз. Она как-то быстро успокоилась, расчёсывая лохмы пальцами, как граблями и сама, не ожидая от себя запела песню на сбор и плетение венков. При этом её нисколько не покоробило то обстоятельство, что она без веления большухи, сама захватила лидерство. Это получилось, как бы само собой, как будто, так и должно было быть. Сладкая, до этого с грозным видом чихвостившая нерадивых девок в хвост и гриву, вдруг перестала шипеть, обмякла и повернувшись к Зорьке, улыбнулась. Зорька встала и продолжая петь начала собирать для венка цветы и травины. Тут же песню подхватили остальные и вот уже нестройный хор, в свободном хождении и в таком же свободном песне излиянии, расползся по поляне и прилегающему к нему леску. Песня была не длинной и всякий раз, как заканчивалась, начиналась по новой. Её повторяли несколько десятков раз, до оскомины, пока все не собрались под своими деревьями и не закончили с плетением веночков. Те, кто заканчивал плести, заканчивал и петь, так постепенно песнь утихла и тогда на поляну вышла Сладкая и действо началось. Откуда-то у неё в руках появилась миску с молоком. Зорька готова была биться об заклад, что Сладкая ничего с собой не принесла, она пришла сюда с пустыми руками, налегке. Откуда взялась эта миска? Баба, как и девки, тоже опростоволосилась, расплела обе свои бабьи косички, скинула шкуру, верхнюю рубаху и босиком выйдя в центр поляны, начала тихо что-то выговаривать себе под нос, постоянно кланяясь, так низко, насколько позволяло её телосложение, вернее, жиро отложение. Зорька ничего не разобрала, только поняла, что большуха обращается к Матери Сырой Земле, толи с просьбой какой о разрешении, толи славя её и благодарствуя. Наконец, плеснув на землю часть молока, склонилась с закрытыми глазами и стояла так долго, как будто ожидая какого-то знака или ещё чего, Зорька не знала. Через какое-то время, Сладкая ещё раз резко поклонилась, после чего выпрямилась и стала водить носом, вынюхивая что-то. Нанюхала, определилась, развернулась в направлении, как Зорька решила, туда откуда дует ветер, хотя он абсолютно не чувствовался, и как она его носом унюхала, ярице было не понятно. Большуха задрав голову к небу опять начала что-то бубнить себе под нос. Зорька сразу поняла, что она обращается теперь через ветер к Отцу Неба Валу. Зачерпнув из миски молоко своей широкой ладонью, Сладкая брызнула его в воздух и опять поклонилась. Затем пошла к воде, где проделала тоже самое и остатки молока вылила в заводь. И запела. Зорька аж рот от удивления приоткрыла. Голос у бабы оказался красивый, чистый и сильный. Заслушаться можно было. Чего-чего, а такого от Сладкой явно никто не ожидал. Зорька поймала себя на мысли, что никогда раньше не слышала, как Сладкая поёт. Песнь её была торжественная, как и положено было быть сборной — хороводной. Этой песней большуха собирала девичий карагод^[79]. В этой песне не было постоянных слов, не было ни рифмы, ни единого размера. Большуха пела обо всём том, что делала сама и что делалось вокруг. Вернувшись обратно в центр поляны, о чём тут же пропела в песне, начала по очереди, персонально, вызывать девок к себе, притом в отличие от бабьего карагода на Сороки, на Семик, почему-то вызывали не по старшинству и близости к большухе, а наоборот. Начала Сладкая с самых маленьких, а закончила ярицами, притом Зорька оказалась самой крайней. Когда вызванная девка подходила к большухе, неся в руках свой венок, Сладкая отщипывала от него несколько стеблей и одев венок на голову подошедшей, целовала её в губы, при этом обо всём продолжала петь и в песне рассказывать. Затем отводила девочку на определённое место на поляне и оставив её там, принималась за следующую. Когда очередь дошла до Зорьки, круг был весь собран. Девченята, с венками на головах держались за руки, притом были поставлены таким образом, что рядом друг с другом стояли девки разного возраста. Её подруги ярицы были разбросаны по всему кругу, а для самой Зорьки оставалось лишь одно единственное место в этой цепи. Она подошла к Сладкой. Вот тут-то её и ждал сюрприз. Большуха кроме травин из венка, который подала ей Зорька, как-то неожиданно и незаметно рванула несколько волосин из её роскошной рыжей копны и когда Зорька от неожиданности и боли вздрогнула и непонимающе вылупилась на большуху, та мягко и по-доброму улыбнулась заговорщицки, и ввязала в всё это в приготовляемую ей тут же куклу. Травины из венка и волосы закончили композицию. После чего водрузила венок на голову Зорьке, крепко впилась в девичьи губы, буквально засосав их в свой малозубый рот и отвела на оставшееся свободное место, тем самым замкнув круг. После этого поцелуя губы у Зорьки гудели и пылали и ещё чувствовался на них какой-то незнакомый, но вполне приятный привкус. Девка инстинктивно их облизала. Странный вкус. Непонятный. Песнь продолжилась дальше, указывая что делать и девичий карагод пришёл в движение. Разноголосый хор стал нестройно, кто в лес, кто по дрова, повторять за Сладкой, нехитрые слова заговора.

Большуха довязала куклу и усадила её в пустую чашку из-под молока, которая стояла на земле в центре поляны. Сделала она это встав на колени, что при её габаритах стоило ей огромных усилий. Особенно тяжело было потом с них подниматься, но при этом петь она не переставала, хотя в тот момент её голос скорее всего напоминал нечто среднее между скрежетом и стоном. Но всё же поднявшись и отдышавшись, запела опять чисто, сильно, самозабвенно. Обряд кумления продолжался.

Сначала Зорька зациклилась на том непонятном вкусе, который оставила ей Сладкая на губах. Жутко было интересно, на что он был похож. Машинально повторяла со всеми всё, что пела большуха. В один прекрасный момент, она вдруг заметила, что её голос, когда пела, как-то неприятно вибрирует где-то внутри её головы, отчего та начинала кружиться и побаливать в висках. К этому неприятному ощущению добавилась тошнота и живот закрутило. По всему телу прошла странная волна онемения, окончившаяся на кончиках пальцев лёгким покалыванием. С этим все неприятные ощущения исчезли. Голова уже не болела, а кружилась в лёгком опьянении, краски вокруг стали ярче, насыщенней. Внутри появилось странное чувство не то раздвоенности, не то даже растроенности. Так сразу словами и не объяснишь. Как будто в ней внутри сидели сразу несколько человек и сами с собой разговаривали, вернее думали одновременно и в общей каше было не понятно кто о чём. Она точно смогла лишь определить, что это были девки, притом разные. Потом они начали менять друг друга, выходя на первый план по очереди, то полностью, то лишь частями. Потом начали переливаться друг в друга плавно меняясь. В голове творился полный кавардак. В ушах гудело. Сосредоточиться не удавалось ни на чём. Зорька даже петь перестала, потому что не могла, язык не слушался. Она вообще ничего понять не могла. Её затуманенный взор, который воспринимал всё исключительно в ярких цветных, но размытых пятнах, блуждал то по траве, по которой она уже с трудом продолжала вышагивать вместе со всеми, и, если бы её не держали за руки и не вели, давно бы уже рухнула на землю. Взгляд то перескакивал на зелёный шум деревьев, то ещё выше на ясную, до рези в глазах, синеву неба. Наконец, её блуждающий взгляд мазнул по противоположной стороне хоровода и в расплывающихся пятнах девок напротив, абсолютно чётко проступила фигура Елейки, её подруги, одной из яриц. Та не то с ужасом, не то с высшей степенью удивления смотрела прямо на неё в упор. И тут с Зорькой произошло нечто вообще неописуемое. Она вдруг отчётливо почувствовала Елейку, притом где-то внутри себя, верней ей показалось, что она и есть Елейка. Она даже хотела с перепугу схватиться за груди, потому что точно почувствовала, что они стали другими, вернее их не стало, как у подруги, но сцепленные руки не дали ей этого сделать. Тут ей передалось и взволнованность Елейки и такое же не понимание происходящего, только как-то по-другому, по Елейкиному. Зорька посмотрела направо, будто кто её заставил и в мути девичьего круга, увидела резко проявившуюся Краснушку, свою вторую подругу — ярицу и точно так же почувствовала и её. Та растеряно улыбнулась, и Зорька тут же улыбнулась в ответ. Только теперь она поняла, что в ней проснулась сила единения, сила Ку. Это Сладкая вплетя их выдранные волосы в куклу, сделала так, что их четверых накрыло единение, какая-то общность сознания, общность чувств. Это состояние было настолько необычно, что от эйфории у Зорьки дух захватило и радость, так и пёрла наружу. Она метнула взгляд налево, где стояла четвёртая подруга Малхушка, и та так же расцвела в улыбке, только у неё от переизбытка эмоций ещё и слёзы в глазах заблестели. Зорька тут же почувствовала её восторг и у самой глаза заблестели слезой.

Раздался хлопок в ладоши, громкий, звонкий, от которого это марево рассеялось и девки пришли в себя. Круга уже не было, все кутырки толпились у прохода к воде, а на поляне стояли только они четверо, друг пред другом, крестом, да чуть поодаль стояла по-доброму улыбающаяся Сладкая.

— Ну, чё, прочуяли силу бабью? — тихо и мягко спросила она.

Но девки всё ещё не отойдя от шока новых ощущений, ничего не ответили, лишь повернулись к ней, жадно рассматривая большуху, как будто видели в первый раз. Сладкая оказывается тоже вплела частичку себя в эту куклу и поэтому они не просто видели её перед собой, а почувствовали весь многоликий и многоопытный мир бывалой бабы. Всю её доброту и безмерную ласку, под оболочкой вредной страшилки, всю её безмерную любовь ко всем детям без исключения, всю её тонкость и хрупкость души, упрятанной в массивном и безобразном теле. Зорьке вдруг во что бы то не стало захотелось подбежать к ней и крепко прижаться, и она не стала себя сдерживать, рванула и повисла на её могучей руке. Тут же облепили Сладкую её подруги с разных сторон.

— Ну, ладноть, будя, — булькала растроганная баба, не очень настойчиво стараясь высвободиться от прилипших к ней яриц, и они почувствовали, что это проявление спонтанной любви ей очень нравится.

Сладкая ещё немного понежилась, по умилялась их открытой и не поддельной лаской и когда почуяла подкатывающие на неё слёзы, вдруг резко встряхнулась и какой-то внутренней силой в один миг, настроила девок на рабочий лад.

— Так, девоньки. У нас ещё дел полно. Вона молодняка сколь беспризорного оставили. Того и гляди подярутся и перятопят друг дружку.

У воды действительно творилось что-то невообразимое. Подход к заводи был узкий, с двух сторон заросший камышом, и в этом узеньком проходе бурлила куча-мала. С визгом, криками, толкаясь и пихаясь, все лезли вперёд к воде. Вот раздался плюх. Кого-то девичий напор окунул с головой в прибрежный камыш, после чего над поляной раздался обиженный рёв.

— А ну, всем стоять! — рявкнула большуха.

Все четыре подруги во главе с Зорькой, как по команде рванули к клубку девичьих тел и шустро начали растаскивать эту кучу-малу, выдёргивая по одной обратно на поляну.

— Мозги по вышибаю у кого найду! — продолжала реветь взбешённая Сладкая, грузно ковыляя к примолкшим девченятам, — а ну, встали в очередь, зассыхи мелкожопые. Всех Речных Дев распугате, горлопанки поносные.

Кутырки всё ещё толкаясь и попискивая, тем не менее, образовали что-то похожее на очередь, и большуха по одной, выстраивала их в одну линию тычками и затрещинами. И тут произошло чудо. Одно из тех событий, которое остаётся неизгладимым следом на всю оставшуюся жизнь. В центре заводи появилась любопытная, рыжая мордашка. Увидев вереницу девок, пищащих и щебечущих между собой, щипая и тыкая друг дружку, лицо речной красавицы расцвело в елейной улыбке и тут же она показалась из воды по пояс. Одеяние её было неописуемо лёгким, состоящее не то из света, не то из кристально чистой, но при этом подсвеченной воды. Оно было прозрачным, но источало непонятное холодное свечение. Она была в тончайшей, лёгкой рубахе, плотно облегающей её стройное тело. Это была сама Речная Дева! Она была молода и прекрасна ликом. У Зорьки разом перехватило дыхание от восторга, и она упала перед ней на колени. Сладкая уже стояла на своих культяпках и кланялась, что-то щебеча себе под нос. Зорька не слышала, что говорит большуха, но ей этого было и не надо. Она всё прекрасно чувствовала и осознавала. Баба здоровалась и благодарствовала Речную Деву, а та продолжая радоваться этой девичей кутерьме, не шевеля ни единым мускулом на обворожительно прекрасном лице, медленно выплывала к берегу. Её рыжие волосы, длинные, оканчивающиеся где-то в глубине водной глади, несмотря на то, что Дева вышла из заводи уже настолько, что показались её облегающие в прозрачную ткань ноги, медленно и плавно шевелились, как на ветру, но ветра никакого не было. Её волосы были живыми, по-настоящему живыми. Живыми сами по себе. Только тут Зорька, мельком осмотревшись, поняла, что Деву малышня просто не видит, её видят только они, закуманенные. А вот Речная Дева, казалось наоборот, не замечая их, видела только девченят, топчущихся в очереди. Тут за её спиной показалась ещё одна, за ней ещё и ещё. Вскоре Речные Девы заполнили собой всю заводь и ни одна на другую, лицом похожа не была. Они были все разные, узнаваемые, каждая со своими чертами и все удивительно красивы, одна прекрасней другой. Девы начали о чём-то весело переговариваться между собой и явно смеялись в голос, но ни одного звука от них слышно не было. Большуха всё кланялась и щебетала. Девки в очереди нетерпеливо топтались, но без команды Сладкой к воде не лезли. Речная Дева, та, что вышла первой, подошла почти к самому берегу, где воды ей было уже ниже колена и по колыханию прозрачной рубахи, что по-прежнему опускалась в воду, Зорька поняла, что Дева все-таки не плыла, а шла, мелко перебирая ножками. Она остановилась и протянула руку к ближайшей в очереди девченюшке. Сладкая сразу встрепенулась и не поднимаясь с колен, в пол оборота повернулась к очереди. Погладила рядом стоящую по спине и ласково, тихим голосом сказала:

— Иди. Тольк оченно осторожно, — и уже в спину входящей в воду девке, добавила, — опусти свой вяночек и спокойно вертайса обратно. Осторожно. Речна Дева прям перед тобой. Она на тя смотрит.

Девочка по кличке Желтявонька семи лет отроду, до этого уверенно шлёпавшая меж камыша, высоко задирая ноги, вдруг вздрогнула и пристально озираясь по сторонам, но ничего не заметив, движение вперёд возобновила, но уже осторожней. Странный для девки голос большухи, сделал своё дело. Зайдя в воду по калено, она сняла с головы венок, пустила его на воду и легонько оттолкнула. Речная Дева стояла совсем рядом от неё и улыбалась, провожая венок девочки взглядом. Кольцо, сплетённое из трав и цветов, медленно дрейфовало вдоль камыша. Девченюха поклонилась, как положено, и о чём-то тихо попросила. Речная Дева явно услышала её, потому что резко перевела взгляд на неё и утвердительно кивнула, продолжая мило улыбаться. Желтявонька, не видя Девы перед собой, ещё раз пробежала взглядом по водной глади, в поисках чего-нибудь необычного и спокойно, держа для равновесия руки в стороны, пошла обратно. Очередь двинулась. С каждой последующей просительницей, опускающей свой венок перед Девой, происходило примерно тоже самое, что и с первой. Только когда в воду вошла первая из яриц, а это была Краснушка, картина несколько поменялась. Когда девка опустила венок и смотря в водные глаза Речной Девы стала о чём-то просить шёпотом, Дева не кивнула ей, как делала это остальным, а заговорила. Но несмотря на то, что губы её шевелились, а Зорька стояла от них совсем близко, тишина стояла полная. Но по ощущениям, которые Зорька получила от подруги за счёт кумления, та прекрасно её слышала и то, что слышала, не очень радовало. Какое-то беспокойство забилось внутри. Речная Дева не просто знала судьбу каждого человека, а являясь таким образом, могла изменить, исправить, перечертить всё будущее человека в корне. Внутреннее беспокойство, полученное от Краснушки, переросло в страх, но уже собственный. Что-то Дева ей скажет, как-то она её судьбу положит. Примерно тоже самое произошло и с Елейкой и Малхушкой.

Наконец, очередь дошла до Зорьки, последней из всего этого девичьего балагана. Ватные ноги буквально подкашивались. Руки тряслись, но коснувшись голыми ступнями прохладной воды, Зорька поняла, что не только руки трясутся, трясучка колотила всё тело. Она медленно и осторожно вошла в воду, не спуская глаз с лика Речной Девы. Как заворожённая, подошла к ней почти в плотную. Беспокойство волной нахлынуло и снаружи, и изнутри, заколыхалось в гулком биении захлёбывающегося сердца, дыхание сбилось, и Зорька даже открыла рот, глотая недостающий воздух всё больше и больше, и только когда в глазах начали плавать очертания Девы и образ её стал расплываться, Зорька выдохнула. Оказывается, она всё это время только вдыхала в себя воздух до предела наполнив лёгкие. После того, как выдохнула и учащённо задышала, Зорька очнулась от наваждения и взяла себя в руки. Она сразу вспомнила всё, что надо было делать и от осознания этого постепенно начала успокаиваться. Опустив глаза на воду, её сразу отпустило, как будто оторвав взор от завораживающего лика и сверкающих холодным блеском водяного кристалла глаз Речной Девы, она прервала жуткой силы давление с её стороны на бедное своё сознание. Зорька сняла венок с головы и медленно поклонившись, опустила его на воду, вот только подталкивать не стала. У неё в голове вдруг отчётливо прозвенела мысль «будь, что будет», от которой последние остатки страха неизвестности сдуло, как лёгкий дымок свежим ветерком. Она спокойно выпрямилась и уже без паники и каких-либо признаков беспокойства, прямо и не мигая уставилась в завораживающий блеск глаз Речной Девы. Только сейчас она заметила, что лик речной красавицы преобразился. Она перестала улыбаться. Полужить, стоящая перед ней была абсолютно серьёзная, но не была при этом грустной или злой. Просто она стала какой-то торжественно монументальной. Дева улыбалась с того самого момента, как показалась из воды и улыбалась всем на протяжении всего обряда, а теперь улыбка с её лика исчезла. Зорька не успела осознать этой перемены и тем более встревожиться или напугаться, как Дева заговорила, нежным мягким, журчащим голоском:

— Не проси меня ни о чём, Утренняя Заря. Я бы рада тебе помочь, да не могу, не в силах я. Твоя судьба особенная, не простая, как у всех. Твоё будущее предначертано сознательно и нам запрещено менять его суть. Да и не будет из нас никто этого делать, ибо понимаем мы, что нужно именно так.

При этих словах она потупила взор, кристаллы глаз помутнели и весь её вид показывал, как ей жаль, что она не может поменять что-то страшное в Зорькиной судьбе и просит за это прощение. Её рыжие, живые волосы пришли в волнение, за извивались и полезли Деве на лик. Она мягким, но уверенным движение расчесала их тоненькими пальчиками, от чего брызги воды с них мелкими капельками разлетелись в разные стороны. Часть из них попала Зорьке на лицо, но девка даже не шелохнулась, продолжая стоять, как истукан, не понимая, толи радоваться от того, что у неё особенная судьба, толи тут же плюхнуться в воду и утопиться. Речная Дева встрепенулась, протянула руки и взяла Зорьку за плечи, от чего рубаха ярицы моментально намокла, но неприятных ощущений от этого не возникло. Дева тем временем смотря Зорьке прямо в глаза уверенным, волевым тоном проговорила:

— Ты станешь началом конца старого времени и положишь конец его полному разрушению, не дав этому миру рухнуть в небытие. Только ты сможешь сделать это, дева, и никто кроме тебя. Будет больно, нестерпимо больно, но я верю, ты справишься. Мы видим, ты сильная.

С этими словами она притянула Зорьку к себе, не понятно только как водяные руки смогли это сделать, и в буквальном смысле утопила в своих водных объятиях. Зорька от неожиданности зажмурилась, входя в тёплую и приятную водную стихию, и чудом успела затаить дыхание, чтобы не хлебнуть воды в лёгкие. Но омываемая нежным объятием умиротворяющего прикосновения этого чуда, всё же позволила себе набрать в рот одеяния Речной Девы и даже успеть проглотить, тут же порадовавшись, как удачно нашкодивший ребёнок, которого не поймали на озорстве. Вода оказалась, как вода, чистая и вкусная. Речная Дева отпустила Зорьку и опять, как и раньше, мило и ласково улыбнулась.

— Иди, милая, живи Зоренька.

Но Зорька не тронулась с места. У неё вдруг не с того ни с чего потекли слёзы, а Речная Дева медленно отдалялась, всё так же улыбаясь и продолжая смотреть в Зорькины глаза. Ярице показалось, нет, она была просто уверена в том, что Дева, не смотря на улыбку, тоже плачет. Так и стояла Зорька, пока Речная Дева не отошла обратно в заводь, где вода достигла её груди, затем резко кувырнулась, нырнула в глубину, порождая на поверхности тихой заводи всплеск брызг и волну, расходящуюся кругом в разные стороны. А Зорька всё стояла и плакала, сама не зная почему. Голова была пуста, без единого проблеска мысли.

Из пустоты вырвала её чья-то рука, улёгшаяся на плечо сзади. Мокрая до кончиков волос, Зорька обернула залитое слезами лицо и увидела не на шутку встревоженную Сладкую, которая тут же развернула её силой и прижала к грудям, как к подушкам. И тут Зорька разрыдалась в голос. Не выносимая тяжесть рухнула с её хрупких плеч. Стало с одной стороны очень легко и свободно, а с другой нестерпимо жалко себя любимую.

Зорька смутно помнит то, что происходило на празднике дальше. Как обедали, как собирались обратно. Она начала приходить в себя лишь по дороге домой. Никто не приставал к ней с расспросами, наоборот, держались от неё все как-то отстранённо. Только потом Зорька узнала, что все просто с ума сходили от любопытства, но большуха строго на строго запретила девкам не то, что спрашивать, близко к Зорьке подходить и серьёзность сказанного подкрепила несколькими затрещинами и поджопниками. Краснуху даже норовила пнуть ногой, но та оказалось «вертлявой пиздёнкой», как Сладкая её обозвала и от ноги бабы увернулась. Кстати сказать, именно этот эпизод с громким гоготом девок и отборным матом Сладкой, и начал выводить Зорьку из состояния прострации и возвращать к обычной жизни…

Голос мужика, правящего конями, обратившегося к атаману, прервал её воспоминания на самом интересном месте. По его словам, Зорька поняла, что они куда-то приехали. Она попыталась оглядеться, но с её места ничего видно не было. Всё также степь за задним бортом, только повозки, следовавшие за ними, стали брать вправо и потащили свои волокуши куда-то в сторону. Их коробка на колёсах остановилась, и атаман кого-то там из своих оставив чем-то командовать, чем Зорька не поняла, а сами они тронулись дальше. «Ну, вот и всё», — обречённо подумала ярица, — «сейчас начнётся. Мама». Через некоторое время они въехали в лес, и она увидела несколько вооружённых луками пацанов, которые радостно приветствовали своего главаря. Тот небрежно поднимал руку, как бы в знак ответного приветствия и не останавливаясь продолжал движение всё глубже и глубже в заросли, по узкой, хорошо накатанной дороге. В глубине леса их встретила ещё одна группа вооружённых людей, которая так же проявила восторг при их приближении и, наконец, после третьей группы, над головой вновь засветило солнце. Кроны деревьев, а она только их и видела, расступились и повозка выехала на открытое место. За бортом появились землянки, кибитки и Зорька поняла, что они прибыли в какое-то поселение.

Их повозка остановилась и рыжий мужик, спрыгнув на землю, уперев руки в боки, стал пристально рассматривать Зорьку. Стало жутко неудобно от этого взгляда. Она вся сжалась, обхватив колени руками и почувствовала, как загорелись щёки. В его руках блеснул нож, которым он срезал узел верёвки, что был завязан на повозке и намотав эту верёвку на руку, грозно на неё рявкнул:

— Пошли!

От этого рыка по всему телу девки пробежало стадо мурашек, и она оцепенела от страха. Почему-то именно сейчас ей вспомнились рассказы о том, что «чёрные степные нежити» питаются исключительно бабьим и девичьи мясом и она была абсолютно уверена, что её сейчас будут грызть, даже не варя и не жаря. Пока эти мысли, как калейдоскоп мелькали в голове, что-то очень сильно дёрнуло её за ногу и Зорька оказалась на земле, больно ударившись всем боком. Сердце выскочило из груди и лихорадочно заметалось где-то внутри головы. Она вскочила на четвереньки, резанула боль в коленях, и тут же поднялась с колен на корточки приняла сидячую позу, обхватив колени руками, стараясь стать, как можно меньше в размерах. И тут ярица описалась. Толи от страха, толи от сжатости сидячей позы, толи от того, что перестаралась с зажмуриванием глаз.

— Запомни, — услышала она прямо возле самой своей головы, — я никогда и ни для кого не повторяю дважды.

Он замолчал, но его дыхание Зорька чувствовала даже через толстый слой грязи, что был на её волосах. Какое-то время он молчал и просто дышал ей в голову. Она никак не могла понять, что он ждёт, чего хочет. Страх колотил ознобом всё тело и больше всего почему-то голову. В ней и так сердце долбилось, как ненормальное и к этому добавилась «страхова трясучка», в результате чего Зорька получила, наверное, сотрясение мозга. По крайней мере была у неё такая мысль, ибо голова вдруг резко разболелась, аж до не могу. Не смотря на ужас, который сковал её где-то на границе между паникой, толкающей бежать, куда глаза глядят, и обморочным состоянием, Зорька зачем-то медленно подняла голову и приоткрыла глаза, искоса посмотрев вверх. Меж грязных паклей собственных волос, закрывавших лицо, прямо перед собой она увидела блистающее лезвие ножа. Глаза резко распахнулись, да так в распахнутом состоянии и остались, застыв, как у дохлой рыбы. Всё поплыло и закружилось, она теряла сознание, но его голос удержал от падения во мрак восприятия.

— Если я говорю тебе, что-то сделать, ты делаешь это сразу и не раздумывая. Поняла?

К ней вновь вернулся озноб, который затряс голову в знаке понимания и вода не только снизу, но и сверху, из глаз хлынула буквально, как под напором.

— Вставай.

Зорька собрала все силы и кинулась исполнять повеление, но получилось всё это медленно и печально. Тело не слушалось, оно было, как будто не её, но поднявшись на ноги, ей вдруг стало легче и в первую очередь стало легче дышать. Озноб утих, только ноги подрагивали. Голову отпустило. Нахлынула вялость и с ней последние силы покидали её совсем. Хотелось просто упасть и не вставать больше, но вместо этого Зорька прижала руки к груди и уронила на них голову, не в силах больше её держать. В этот момент она уже ничего не видела, ничего не слышала, шатаясь из стороны в сторону ярица лишь следила за своим дыханием, стараясь во что бы то ни стало восстановить его и выровнять.

— Вытяни руки вперёд, — сказал мучитель.

Кутырка безропотно протянула ему руки. Ей было уже на всё наплевать. Она даже обрадовалась в глубине души, что кто-то повелевает ещё её телом, потому что сама Зорька, этого уже делать не могла. Лёгкий рывок. Ей освободили руки. Она в последнее время их так сильно пережимала верёвкой, что кисти онемели и только сейчас, когда в пальцы хлынула кровь и в них впились тучи острых иголок, она это поняла. Зорька замерла всем телом, особенно кистями рук, чтоб не усугублять колючки. Атаман кого-то окрикнул по именам и велел готовить баню. Она тогда ещё успела подумать «баня, вот баньку бы сейчас, а после и сдохнуть не жалко», тупо смотря на свои руки, боясь пошевелиться. Из этого состояния её вновь вывел его голос:

— Видела?

«Что видела? Где видела? Ну, вот всё просмотрела. Сейчас он опять сделает больно». Все эти мысли, как вихрь пронеслись у Зорьки в голове. Но вопрос оказался риторическим и ей не пришлось на него отвечать. Он ответил сам:

— Я сказал и все метнулись выполнять. Это касается всех, потому что я здесь самый главный. Поняла?

Она вновь закивала головой, опуская наконец руки и облегчённо вздыхая от того, что на этот раз всё обошлось.

— Ладно, пошли, — сказал он, как показалось ей даже с каким-то смешком в голосе.

Мужик зашагал к большой кибитке, пёстрой, разноцветной, от чего-то сразу бросившейся ей в глаза. Она хотела пойти за ним сразу, побежать, но кажется забыла, как это делается и только мелко затопталась на месте, при этом даже успев испугаться, что не догонит, но потом как-то само собой получилось, и она быстро засеменила следом.

Он нырнул в эту пёструю кибитку, придерживая шкуру закрывающую вход рукой, но её с собой не потащил. Зорька в нерешительности остановилась и впервые за всё время, что здесь находилась, позволила себе оглядеться, но ничего особо рассмотреть не успела, кроме того, что это огромная поляна, окружённая со всех сторон лесом, так как он выпрыгнул обратно и протянул ей питейный ковш с кровью, как она поначалу подумала. Сердце вновь забилось как у зайца.

— На, пей.

Зорька подчинилась, медленно протянула руки к ковшу, а сама лихорадочно заметалась мыслями. Как же она это будет пить, хотя пить очень хотелось, даже сильнее, чем очень. Думая о том, как ей будет противно пить эту кровь, как её стошнит, тем не менее она выполнила приказ и пригубила напиток. Кровь оказалась до безумия вкусной и освежающей. Но только тут она принюхалась, почмокала на вкус и поняла, что это не кровь, а прекрасный ягодный напиток, причём такой вкусный она раньше не пробовала. Зорька аккуратно, постоянно говоря себе, чтоб не торопилась, одним махом осушила ковш, но ей этого было мало. Он, как будто прочитав её мысли, коротко обрезал:

— Хватит, а то лопнешь.

И отобрал ковш. Ар явно повеселел. Видно её вид изрядно радовал этого главаря головорезов. Он повёл её дальше, к посадкам конопли, что были не вдалеке от кибитки, всего в десятке шагов. То, что это не дикие заросли, а искусственная посадка, Зорька поняла сразу, как только взглянула на них. Указав на аккуратные ряды травы, он небрежно сказал:

— Гадить туда.

Ощутив сырость между ног, Зорьке вдруг стало стыдно, и она впервые за весь день изрекла из себя:

— Не хочу.

— Как знаешь.

Он бесстыже распустил прямо у неё на виду штаны, достал свой уд и демонстративно полил ближайшие травины. Зорьку этим было не удивить. Она, естественно, много раз видела раньше, как писают пацаны, притом старшие, даже мужиков видела, но, чтобы вот так, напоказ… Хотя на показ она тоже видела. Вспомнила, как-то раз Неупадюха своим увесистым отростком размахивал перед ними, целя струёй в девок, а они, как дуры, визжали и радостно изворачивались. А этот сейчас делал даже не напоказ, показывать-то там было нечего, насколько Зорька успела разглядеть. Он делал это абсолютно естественно, как будто это было у них само собой разумеющиеся и другого не подразумевалось. Отлив и смешно по тряся расслабленным удом, он не стал завязывать штаны, а лишь поддерживая их, чтоб не упали, зашагал обратно. Его походка в таком виде даже повеселила Зорьку. Но пошёл он не к той стороне кибитки, от которой они пришли, а к противоположной, где Зорька увидела такой же пёстрый, как и кибитка, большой шатёр, ляписто и броско отделанный шкурами, из верхушки которого струился дымок.

— Раздевайся, — велел он, подойдя к какой-то странной, глиняной насыпи, с её роста высотой. Он, не оборачиваясь, скинул с себя все шкуры и штаны и на Зорьку уставились две массивные, выпирающие ягодицы, молочного цвета и широкая мускулистая спина, в отличие от жопы загорелая. От этого зрелища ей вновь стало не по себе. Она вцепилась в свои рубахи и начала их отчаянно комкать. Нет, она не застеснялась, как это можно было подумать, она не умела этого делать. С посикух голышом сверкала где не попадя, за что от мамы частенько получала по голой жопе, а уж сейчас в ярицах и подавно. Ей нравилось собственное тело, и она всегда, при любой возможности его демонстрировала всем, без разбору. Она прекрасно осознавала силу молодого, стройного тела, со всеми его достоинствами и без единого изъяна… Вот в этом то и было дело. Только увидев свои ободранные коленки, она с ужасом осознала, что вся красота её ободрана, как кора с дерева. Какое уж тут к червям совершенство? Зорька вдруг почувствовала всем телом каждую гадкую ссадину, каждую мерзкую царапину и как скажите на милость показаться перед ним в таком виде. Это же был полный кошмар. К тому же она вся грязная и вонючая. Руки не поднимались в такой ситуации обнажиться. Позор. Лучше б он сожрал её вместе с одеждой, не так было бы обидно, но увидев в его руке блеснувший нож, тут же всё забыла и рубахи полетели через голову на землю. Он присел на корточки, воткнул нож в землю и тихо позвал:

— Иди ко мне.

Под ногами оказалась короткая, жёсткая стерня, недавно срезанной травы, которая впивалась в голые ступни. Хоть ноги и привыкшие бегать босиком и тонкостью кожи не отличались, но идти было всё равно больно. Смотря себе под ноги и балансируя руками, сгорая от стыда за отвратительное, грязное и в буквальном смысле порванное тело, она шагала к нему и чем ближе подходила, тем более мерзопакостные чувства ею овладевали. Не дойдя чуть-чуть до присевшего атамана, она остановилась, мысленно прося всю Святую Троицу, чтоб он не учуял, как от неё зловредно воняет.

— Ближе, — скомандовал он и вынул нож из земли.

Тут она забыла и о вони, и о своём не подобающем виде и резко переключилась на прощание с жизнью, такой короткой, такой не полной. Подошла в плотную, отвернулась и принялась себя жалеть. Ком подкатил к горлу, но зареветь не успела. Атаман срезал верёвку с ноги и в том месте где она была, защипало и просто зверски зачесалось. Так зачесалось, аж жуть. Она машинально хотела приподнять ногу, чтоб почесать, но он схватил её на руки и с размаха швырнул в кипящий котёл вариться. Именно так она всё это поняла. Это огромное глиняное сооружение, внутри было устроено подобно котлу, в котором был кипяток. Котёл был глубок на столько, что Зорька буквально нырнула туда с головой. Тело охватила такая жгучая боль, что ей показалось изначально, что она сварилась сразу и заживо. Оттолкнувшись от дна и вынырнул наружу, она пыталась заорать, что было мочи, но не смогла. Горло перехватило. Воздуха не хватало. Тут, что-то большое и грузное, совсем рядом, плюхнулось в котёл, поднимая тягучую, тяжёлую волну и она в придачу чуть не захлебнулась. И уже ничего не соображая, махая беспомощно руками, вытаращив глаза на столько, что от усердия они уже ничего не видели, забарахталась к краю. Ноги чувствовали дно, но оно было вогнутым и скользким, как будто жиром намазанным, и ей никак не удавалось добраться до цели, до которой было рукой подать. Она бултыхалась, захлёбывалась, но всё тщетно. Наконец, Зорька дотянулась до края руками и судорожно в него вцепилась из последних сил и замерла. Вылезти наружу сил уже не хватало. Ярица даже не представляла себе, как страшно вариться заживо, когда ты варишься и всё это чувствуешь каждым кусочком собственного тела. Но страх и боль вдруг слились в огромный кусок обиды и безмерной жалости к себе, такой молодой и красивой. Она заревела.

— Что, щиплется? — услышала она голос мучителя из-за спины.

— Да, — не задумываясь, сквозь слёзы прокричала она, но голос вместо крика издал нечто похожее на писк.

— Хорошо. Значит заживает. Терпи.

«Какой к хуям заячьим терпи. Сволочь. Людоед обоссанный, чтоб ты усрался этим супом до смерти». Она ругалась про себя стиснув зубы и терпела, как могла. Собирала все маты и гнусности, какие знала, но боль от первого ошпаривания начала утихать. И тут она вдруг подумала: «Это что получается. Чем дольше варишься, тем меньше больно? А! Варёное мясо боли не чувствует. А почему я ещё не умерла?» Но тут вновь голос из-за спины спокойно и даже как-то по-доброму сказал:

— Да расслабься ты. Пощиплет и перестанет. Отмокай.

Она, как будто очнулась от забытья. Отцепила одну руку от края котла, медленно оглянулась. Её мучитель сидел, нет, пожалуй, лежал в том же котле напротив и судя по его мерзкой морде, получал от варева огромное удовольствие. И только тут она почувствовала рукой, что жижа, в которой она варилась — холодная. Тут же и спина почувствовала прохладу. Нет, не холод в прямом смысле слова. Жижа была чуть прохладней тела, что для измученного долгим путешествием туловища даже было приятно. А пекло и горело только спереди, там, где было ободрано. И тут она всё поняла и на неё накатил отходняк. Хват руки ослаб. Обезумевшие от напряжения пальцы заломило. Она опрокинулась на скользкую стенку котла спиной, но не сползла вниз только потому, что зацепилась там попой за какое-то плавное углубление, как будто для этого и предназначенное. В голове звенело, в ушах гудело и колотилось до сих пор не успокоившееся сердце. Зорька осмотрела котёл. Густая, светло-коричневая жижа, в которой она сидела, и которая доходила ей почти до плеч, пахла пивом, терпкими травами и притом довольно приятно. Она повела носом. Вкусно. Вся поверхность была усеяна мелкими листочками, травинками, веточками, корешками. То там, то там она различала кусочки коры и семена растений. Тут, вдобавок, онапоняла, что если не двигаться, то телу совсем не больно, наоборот, прохлада снимала жар и оно погружалось в негу. Голова закружилась и глаза стали закрываться от усталости. Зорька пошевелилась. Уснуть и утонуть в этой жиже ей не хотелось, хотя вражина напротив похоже уже спал, мерно сопя. Поняв, что всё не так страшно, как казалось сначала, она стала с любопытством разглядывать плавающую мелочёвку вокруг. Вот листок смородины, а вот вишняк, а вот мелкий крестик травы-силы. Она так увлеклась этой занимательной ботаникой, что голос атамана стал настолько неожиданным, что она от испуга, чуть не выпрыгнула из этого котла. Зорька испугалась и устыдилась одновременно, как будто её застали за каким-то непристойным делом с поличным.

— Это пивас, — заговорил мужик напротив, — что-то среднее между пивом и квасом. А ещё травы всякие, кора тёртая, ягоды даже есть, и ещё что-то. Я в этом не разбираюсь. У меня вон, знатоки есть.

Он заколыхал волну, приподнимаясь и кого-то снаружи позвал:

— Диля!

— Да, атаман, — ответил мальчишеский голос.

— Ну, что там с баней?

— Так, готова уже.

Затем, нагоняя волну он подошёл к Зорьке, бесцеремонно вынул её из котла, но не так махом, как закидывал, а осторожно, придерживая за руки спустил за край. Она коснулась земли ногами и оглядев себя, всю покрытую тонкой, мутной плёнкой жидкости, всюду прилипшими листочками, семечками и тому подобное. Ощущение было таким, что её измазали жидким говном и она брезгливо начала обтираться, отлепляя от себя всю эту дрянь. Дальше мучитель вылез сам и повёл её в цветастый шатёр, где было темно и жарко. В нос ударил знакомый с детства банный аромат. Сидя в котле с прохладной жиже, она уже начала подмерзать и тут банный жар был как нельзя кстати. Войдя во мрак, после яркого солнца, она остановилась и замерла, опустив голову, как учили. Атаман о чём-то шептался во входном проёме с мальчишками, Зорька не слышала о чём. Ей было всё равно. Она просто стояла и грелась. Молодуха не заметила, как он подошёл и поэтому опять вздрогнула, когда он взял её за подбородок и поднял голову так, что его взгляд оказался напротив её. Глаза уже привыкли к темноте и лицо ара виделось отчётливо. Какая-то суетливость и внутреннее возбуждение овладело ей от непривычности всего, что происходило. Он смотрел спокойно, не мигая. Она же вся извелась под его взглядом, не находя себе места. В ней отчаянно боролась вчерашняя ярица, с которой так никто себя не вёл и молодуха, как ей уже казалось, готовая ко всему. Пока никто из этих половинок одержать победу не мог. Молодухой быть хотелось, но девка упиралась, вцепившись в неё, как посикуха в мамкину рубаху. Она вдруг испытала жуткий стыд за то, что такая неумёха. Она просто не знала, что ей делать. И он, как назло, держит её за подбородок так мучительно долго, невыносимо долго. Зорька в тот момент была готова провалиться сквозь землю. Ничего подобного она раньше не испытывала. Это было что-то новое, непонятное, пугающее и вместе с тем пленяющее, и возбуждающее. Наконец, отпустив её, он указал на скамью, покрытую шкурками зимнего зайца и заставил на неё лечь. Она как одурманенная, дрожа мелкой дрожью в раскалённом банном воздухе, еле дошла до лежанки. Улеглась, отодвинувшись на задний край, в ожидании того, что он сейчас ляжет рядом и сделает с ней то, чего она так боялась и так нестерпимо уже хотела. Но он не лёг, а повелел лечь на ближний край и на спину. «Сейчас. Сейчас это произойдёт», думала она, и чтобы не выдавать своего волнения, а тем более желания, почему-то сильно зажмурилась. А он всё не начинал. Но тут его насмешливое «Расслабься дура. Я просто буду лечить», выдернуло её из сладостных грёз. Это был облом и это было обидно. Только тут она поняла, что не только зажмурилась, но и напрягла все мышцы тела, да так, что пальцы на ногах заныли от усталости и напряжения. В воздухе пахнуло ароматом конопли. Он начал аккуратно и нежно омывать её тело чем-то мягким и тёплым. Было так приятно, что она почти сразу расслабилась и разомлела. Зорька прикрыла глаза от удовольствия, только что не поскуливала. После мягкого и тёплого, он начал щекотать раны пальцем, нанося что-то вязкое и липкое, судя по ощущениям. Ранки чуть-чуть щипали вначале, а потом начинали чесаться и чем дальше, тем больше. Вскоре нега и блаженство улетучилось, как дым и начались мучения. Нет, сущая пытка. Чесаться хотелось неимоверно, но Зорька терпела. Только когда он закончил её щекотать и зашебаршил в сторонке, она открыла глаза. Мужик мылся. Смывал с себя то, что прилипло в котле. Она осмотрела себя всю покрытую ядовито-зелёными полосами. Зорька сразу поняла, что атаман смазал ранки целебной мазью, от этого и щипало, от этого и чешется. Они просто заживают. Она бросила рассматривать себя и с неподдельным интересом начала рассматривать похитителя. Мужик стоял к ней спиной в пол оборота и был занят собой, абсолютно не обращая на неё внимания. Правда пара в шатре стало так много, что она едва видела его мелькающий силуэт. «Интересно», — вдруг подумала она, — «как же его зовут?» Все, кто к нему обращался при ней, звали только атаман и никак по-другому. Она осторожно села на лавку, делая вид, что втирает нанесённую мазь в ранки, а сама продолжала его рассматривать. Он оттирался, постоянно поддавая пару и в конце концов воздух перестал быть прозрачным и настолько горяч, что Зорька, с рождения привыкшая к бане, но из-за содранной кожи не выдержала и тихонько сползла вниз, устроившись за лавкой на прохладном песке возле самой стенки. Раздалось громкое шипение залитых головёшек и пар превратился беспросветный туман, такой, что вытянутую руку видно не было. Тут он позвал её по полному, Утренней Зарёй, а по короткому он за всё время её не разу не называл, она пропищала что-то откликаясь, закрывая при этом лицо обеими руками. Атаман звал её выходить, но куда, в какую сторону ползти, было абсолютно не понятно. Зорька вообще не соображала в каком направлении выход, а тут ещё он последний источник света залил водой. Передвигаться на четвереньках она не могла, колени болели, встать, поднять голову, жар кусался. И тогда она встала на руки и на ноги, выставив охлаждённую на песке попу вверх и таким образом, притираясь к стене шатра, посеменила на четырёх конечностях в перёд, ничего перед собой не видя.

— Заря, — заорал он откуда-то спереди, почти совсем рядом, — выползай оттуда, пока не задохнулась, к собакам дохлым.

И тут же через несколько шагов она увидела мутный свет спасения и вот в такой позе, жопой к верху, буквально выскочила наружу и остановилась, жадно глотая свежий воздух. Вдруг откуда-то с неба на неё хлынул поток холодной воды. Она не то взвизгнула, не то звонко хрюкнула от неожиданности и резко вскочила на ноги. Всё вокруг плавало и качалось, но холодный душ привёл в сознание, хоть и пьяное. Она убрала с лица мокрые волосы и увидела прямо перед собой двух мальчишек лет по десять, двенадцать, не старше, которые в упор выставились на её промежность. Зорька, не спеша и даже где-то величаво, прикрыла лобок обеими руками, а затем из одной, скрутила фигу. Мальчишки вдруг встрепенулись, пришли в себя и как-то резко засмущались, заметались на одном месте, явно чувствуя себя неловко. За озирались по сторонам и по виду вообще готовы были провалиться сквозь землю. Зорька тогда ещё подумала: «Как странно они себя ведут. Они что не разу в жизни девку не видели?» Откуда ей было тогда знать, что в логове девок попросту нет и никогда не было. И если эти мальчики и видели когда-нибудь голую девочку, то это было для них очень давно. Но Зорьке её выходка понравилась, и она была очень довольна собой. Пока она издевалась над мальчиками, атаман окатил себя водой из большого ведра, выхватил шубу из рук совсем потерявшихся мальчишек и грозно у них поинтересовался:

— Пожрать накрыли?

— Всё готово, атаман. Сейчас горячее носить будем.

И тут оба, с пробуксовкой по траве, рванули куда-то за шатёр. Зорька аж расцвела в улыбке, но сильные мужские руки подхватили её и понесли. У неё опять внутри всё затрепетало, дыхание перехватило, но донеся её до входа в жилище, он резко поставил её на ноги, даже грубо как-то. Даже не поставил, а небрежно бросил, по крайней мере Зорьке так показалось, и она даже успела обидеться, забыв про то в каком положении находится.

— Залазь, — скомандовал он.

Молодуха на волне короткой забывчивости злобно на него зыркнула, но упёрлась в его ещё более злобный, в упор смотрящий взгляд, от чего тут же стушевалась, запаниковала, резко вспомнив кто она теперь и где находится. Девка не мешкая юркнула в темноту кибитки и почему-то каким-то непонятным чувством поняла, что ничего хорошего сейчас не произойдёт. Вернулся страх перед этой сволочью. Она опять его боялась. Зорька прошла куда он велел и потупила взгляд, уставившись в пол, застеленный соломой, даже не порываясь оглядеться и рассмотреть всё вокруг. К ней вернулся тот самый ужас, что был в самом начале, когда он сбросил её с повозки. Он был почему-то опять злой и именно это вернуло неё в изначальный страх. «Неужели та безобидная шалость с мальчишками так его разозлила?» — спрашивала она себя. Атаман приказал ей сесть на лежак, и она села. Он накинул на неё мягкое меховое одеяло, и она тут же закуталась в него чуть ли не с головой, почувствовав при этом хоть какую-то защищённость, ну или по крайней мере возможность в него спрятаться.

— Ешь. Голод не баба, в шею не вытолкаешь. И голову мыслями не забивай. Говорить будем потом.

— О чём? — машинально и не задумываясь буркнула Зорька, пропустив мимо ушей то, что он отчётливо сказал, что говорить будет потом.

Раздался мерзкий, громкий хруст ломающихся костей дичи, поставленной на стол и наступила тишина. И вдруг он буквально взревел:

— Я тебя предупреждал, кажется, что дважды не повторяю!

Мгновенная паника накрыла Зорьку. Она юркнула в меховое одеяло, спрятавшись там полностью, с головой и в ужасе не только зажмурилась, но и втянула голову в плечи. Она была уверена, что её сейчас будут бить. Время шло медленно, а бить её он не стал, но высовывать нос из-под меха, она всё же не решилась. Слышно было как он ест. Молча. У самой аж бока подвело от запахов и осознания того, что он ест, а она нет. Есть хотелось очень, но вылезти всё же побоялась и просидев весь обед принюхиваясь и прислушиваясь к каждому шороху, осталась голодной. Она сейчас ни о чём не думала, она просто сидела, тряслась и тихонько плакала. Почему-то вспомнился дом, мама, сёстры, подруги. Что с ними сейчас? Где они? Молодуха, из неё в бане, куда-то скрылась и наружу вылезла маленькая, зарёванная кутырка. Именно такой она себя и представляла. Не нужны ей стали ни ары, ни свои мужики, не нужна ей стала их грёбанная взрослая жизнь. Она хотела к маме. В беззаботное и радостное детство. Она уже не прислушивалась к внешним звукам, не следила за этим зверем и не заметила, как он поел, встал и подошёл к тамбуру. Лишь когда он оттуда заговорил, Зорька вновь вздрогнула и как бы ей не хотелось, опять вернулась в этот кашмар.

— Слушай меня внимательно.

«А куда я денусь», — обречённо подумала Зорька, — «зверюга ты тошнотный».

— Я помылся, наелся, напился и поэтому сейчас добрый, и великодушный.

Параллельно тому, как он говорил, она сама для себя все его слова комментировала, постепенно из покорной и зашуганной кутырки превращаясь в сущую язву и «отòрву». А кто запретит? Она же сама с собой, а эта сволочь ничего не слышит и лица её не видит. Почти на каждое его слово, она вкручивала какое-нибудь гнусное оскорбление и при этом ещё позволяла себе корчить рожи. Вот только по началу фантазии не хватало и все гадости были какие-то однобокие — говнистые. И помылся то он говном, и наелся то он говна, и напился всё того же…

— Я даю тебе выбор, притом не один, а много.

«А я даю тебе высер, — продолжала язвить про себя Зорька, — и тоже хоть завались».

— Даю слово, что исполню то, что ты выберешь.

«Засунь его себе в жопу, мудак.

— Первый выбор. Ты отказываешься жить.

«Ага, размечтался, пёс толстожопый».

— Я с удовольствием порублю тебя на мясо и сварю суп.

От такого поворота даже внутренняя язва запнулась и подавилась и Зорька, вытаращив глаза, даже сначала не поверила в услышанное.

— Мясо у тебя не старое ещё, суп должен получится съедобный.

«Мама!» — в панике прошептала одними губами ярица.

— Выбор второй.

Тут она уже прислушалась.

— Ты хочешь жить, но не здесь.

«Что значит не здесь? А где?»

— Я продам тебя первому встречному ару в его коровник.

«Ну, это ещё куда не шло. В коровник к ару я не против. А то ишь в суп он меня захотел».

— Девка ты молодая, отмытая и не дурна собой, к тому же, похоже, и не пользованная, значит продать тебя можно хорошо и за золото.

«Да, я молодая и красивая, не то, что ты урод с огрызком вместо уда. Я даже рассмотреть его не смогла».

— В какой ты бабняк попадёшь и к какому хозяину, мне плевать.

«Фу! Вот чужой бабняк мне как-то не нравится.»

— Третий выбор.

«Так, что там ещё».

— Ты хочешь жить. Не хочешь, чтобы тебя продавали не весь кому и остаёшься при мне со соей злобой и ненавистью.

«Да, разбежавшись ебанись. Нужен ты мне с тобой оставаться, вонючка облезлая».

— Тогда я сажаю тебя на поводок, и ты становишься моей коровой.

«Ух ты!» Она скорчила ехидную мордочку и даже тихонько плюнула в его сторону, но не вылезая из-под одеяла, конечно.

— Корова атамана — это высокое звание.

«Да сейчас прям рухну с этой высоты».

— Среди других коров логова ты будешь пользоваться определённым уважением.

«Ну, с другой стороны, я кабы буду матёрой. А это не плохо». Она впервые серьёзно призадумалась, что-то в голове начала сравнивать и взвешивать.

— Будешь делать что скажу, когда скажу, где, как и сколько.

«А вот хуй тебе, глиста жопогрызная, на это я не согласна». Она так вошла в роль язвы, что даже выпрямилась от гордости.

— Следующий выбор.

«Да пошёл ты со своими выборами, недосерок».

— Ты хочешь жить в достатке и во власти.

«Ещё бы и ты мне в этом не помешаешь, пиздюк с ушами».

— Не хочешь продаваться, а желаешь продавать сама.

«Да», — и она глубоко кивнула, как будто это уже было решено и пусть только кто посмеет с этим поспорить.

— Меняешь злобу на покорность, ненависть на обожание и становишься моей женой.

Она перестала дышать, замерев с открытым ртом, в котором где-то там застряло очередное зубоскальство.

— Первой и единственной, пока.

«Женой!?» — недоумённо переспросила она придавленным шёпотом, не веря в услышанное.

— Рожаешь и воспитываешь моих детей, моих наследников.

Это осталось без комментариев, потому, что Зорька, впав в ступор, молча прослезилась.

— И наконец, последний выбор.

Она продолжала слушать, но уже не очень внимательно.

— Ты забываешь всё, что я здесь наговорил. Одеваешь свои рубахи, они валяются там, где ты и сбросила, и я вывожу тебя из этого леса, за последнюю засаду. После чего ты свободна.

«Что? Воля?» — глаза её округлились, сердце заколыхалось. Такого она не ожидала.

— Притом свободна совсем, не только от меня, но и вообще от всех.

«Что значит от всех?»

— Рода твоего больше нет. Я всех продал.

Зорька закусила губу.

— Баймака твоего тоже больше нет, я его сжёг.

Сжала кулачки до боли.

— Что с тобой будет за пределами моего леса, мне всё равно.

Ярица быстро закипела, хотела даже вскочить, но удержалась.

— Забуду, как сон. Найду другую.

А вот это был уже удар ниже пояса. «Как это забуду? Как это другую? А я?»

— Время на выбор даю тебе до завтрашнего утра. И отныне Утренняя Заря — это твоё имя.

Наступила тишина. А потом она услышала, как он покинул кибитку. Зорька ещё немного посидела, прислушиваясь и тихонько выглянула из щёлки. Никого. Ушёл. И тут начался разбор на кости.

«Какова наглая морда. А? Прям хуй с горы. Жопу отрастил не обойдёшь не объедешь. Тфу! Сдалась мне его жопа. Прям глаз намозолила, посмотри-ка. Род он продал, баймак сжёг, сволочь. Куда идти? В голую степь? Податься в соседний баймак? Только чем там будет лучше, чем здесь? А если он и его сожрёт, как нас? Бежать то некуда, это ж смерть голимая. Лучше уж в суп пойти. Небось зарубит быстро, а там глядишь этим супом траванётся. Я хоть и вкусная, но ядовитая. Нет, вы подумайте только, суп он хочет из меня сварить, да чтоб я на это согласилась. Мудак жопастый. Тфу! Опять я про его жопу. И имя он видите ли мне дал. Но я тебе устрою ещё ужас в этой жизни.»

Всю эту внутреннюю тираду она буквально прошипела про себя сидя на лежаке, укутавшись в меха и постоянно раскачиваясь взад и вперёд, тупо уставив взгляд на накрытый яствами стол. Наконец, закончив всё это мыслью о том, что жопа у него всё же ничего и прежде чем думать не мешало бы пожрать, она скинула с себя одеяло и с дикостью голодного зверя накинулась на еду…

В прошлом году вся Купальная седмица выдалась на редкость прохладной, но без дождя. В Травник^[80], Зорька как угорелая собирала росу, которую сцеживала в свой глиняный сосудик буквально бегом, мимоходом ломая нужные травы, скороговоркой читая над ними необходимые заговоры. Девка спешила, очень спешила. Надо было до восхода солнца успеть на реку, где ещё с вечера четыре подруги — кутырки на выдане, припрятали в кустах большой ушат, с помощью которого намеревались провести очень «секретный» обряд на прирост и распространение своей Славы^[81]. Эти четыре малолетние дуры сговорились и решили «А вдруг?». Вдруг обряд получится и их учуют завидные мужики из высокородных аров. Тогда прощай постылый баймак и здравствуй город со всеми соблазнами, роскошью и удовольствиями от жизни привилегированной особы. Какая же речная девка не мечтала выйти замуж за дородного, богатого, да ещё и красивого ара. А коль Славой подмять, так ещё и мягкого, как пух, да податливого. На все прихоти с капризами её чутко реагирующего, да подолом рубахи управляемого, как поводком. Не жизнь сказка. Ходишь себе, цветёшь, пахнешь, ни хрена не делаешь и получаешь за это всё, что хочешь. Хотя «сговорились» громко сказано. Заводилой, естественно, была Зорька, подружки лишь округлив сверкающие глаза, да раскрыв рты, заговорщицки согласились. Выражения лиц у них в тот момент были такие, как будто Зорька им предложила, что-то из рук вон запретное и постыдное, но при этом жутко интересное и до чесотки в одном месте любопытное. В общем и хочется и колется, и от мамы в лоб отколется. Но хочется всё же больше, чем остальное.

Зорька себя очень любила и считала, что её красота не писаная, да грязными мужицкими ручищами не тисканная, заслуживает лучшей доли, чем при родном баймаке всю оставшуюся жизнь горбатиться. Стелиться под своих же немытых и грубых мужланов, да беспрерывно рожать детей в перерывах между огородными работами, правда, про мужиков она слыхала лишь понаслышке, ну а рожать так тем более не приходилось пока. Она считала себя красивой и очень привлекательной, с большим запасом Славы, не то что у её подруг. Елейка — худоба костлявая, Краснушка — длинноносая страшилка и тем более Малхушка — толстушка, порося толстожопая. Даже атаман ватажный Девятка со своими ближниками, все как один западали только на неё, а остальных девок и в «подпорки не ставили». Да, избаловала её беззаботная девичья жизнь. Ну и что? Коль родилась красивой да ладной, почему бы этим не попользоваться. В замухрышках ещё на старости лет насидишься. Вот и спешила Зорька росу да травы собрать, а для трёх «славных веников» её нужно было предостаточно. Это считай. Три веника из девяти разных трав по три травины в каждом. Это ж сколько получится? Много. Зорька до стольку и считать не умела, но точно знала какие травы нужны, а там по три травины на три веника срывай не ошибёшься.

Собрав охапку травы, закинув плотно закупоренный сосудик с росой за пазуху, она со всех ног бежала к берегу. Наполнить ушат речной водой необходимо было только с восходящим солнцем. Другая вода для этого дела была непригодна.

Прискакала она в условленное место первой. Подружек ещё не было, а уже совсем светло стало. Солнце вот-вот из-за бугра покажется. Кинула на берег свой сноп травы, туго перевязанный плетёным шнурком, вытащила из-за пазухи драгоценный сосуд, тут же рядом на земле пристроила. Скинула пояс, верхнюю рубаху и нырнула в кусты за кадкой, которая оказалась тяжёлой сама по себе и поэтому её пришлось вытаскивать волоком за ухо. И только тут Зорька подумала: «Что ж они дуры наделали? Ну, пустую притащили кое как, а когда водой заполнят, как потащат-то? Была же возможность взять ушат поменьше. Но нет. Схватили самый большой. А всё эта Малхушка, дрянь жирная. Всё то ей мало. Всё то ей побольше». Не успела Зорька допереть кадушку до воды, как из редкого утреннего тумана выпорхнула запыхавшаяся Елейка. Дыша широко раскрытым ртом, она кинула свой сноп собранной травы и заметалась, как будто приспичило. Зорька по началу хмыкнула, наблюдая за её метаниями, но оно так и оказалось в действительности. Елейка ломанулась к кустам, задрала подолы рубах, присев и зажурчав водичкой, тут же застрекотала, как сорока.

— Ой, мама, думала опоздала. Так бежала, так бежала, чуть ляжки не обмочила. А где остальные? Не уж то опоздают? Ан нет. Вон Краснушка чешет. А наша свинка Малхушка точно опоздает.

Тут она, наконец, сделала своё дело, отряхнула подолы и кинулась к Зорьке помогать, скидывая верхнюю рубаху с поясом на ходу, хотя от неё с её вичьками^[82] вместо рук, толку было, как от рыбы навоз.

Когда ушат уже плавал в воде и три кутырки вооружившись ковшами для забора воды молча стояли по пояс в довольно прохладной, утренней реке и ждали восхода солнца, откуда-то с берега до них донеслось жалобное, запыхавшееся блеяние Малхушки:

— Девки! Подождите меня.

— Давай быстрей, — крикнула Зорька в ответ, даже не оборачиваясь, и тут же тихонько добавила, — толстожопка ты наша.

Рядом стоящие девчонки, уже замёрзшие, прыснули в синеющие губы. Зорька взглянула на них мельком и ужаснулась, подумав: «Не уж то и я такая же?» За спинами послышался всплеск воды. Это Малхушка с разбегу ввалилась в реку. До плавающей кадки дошла волна, и она качнулась так, что державшая её Зорька чуть не выпустила плавающею бадью из рук, еле удержав. Ушат и без волны постоянно норовил опрокинуться. Толи такой неустойчивый был, толи три руки, вцепившиеся в его края, тянули его на раскоряку, от чего он никак не мог сообразить кому подчиняться и в какую сторону податься. Кто его знает?

— Да тише ты, — рявкнула на подругу Зорька.

Но опаздывавшая, как будто и не слышала, пёрла напролом вперёд, как корабль под парусом на полном ходу, продолжая создавать волны и только уцепившись за плавающий ушат руками и опять чуть его не опрокинувши, остановилась, тяжело дыша аж с голосовым присвистом.

— Хватай ковш, дура, — зашипела на неё Краснушка, — вон уж краешек солнца показался.

И тут закипела работа. Девки пригибались к поверхности плавно текущей реки, так что груди под рубахами ныряли в холодную воду и всматриваясь в отражение, ловили восходящий диск светила в ковш, как бы зачерпывая его вместе с водой. Вылив пойманное в плавающий ушат, опять мочили груди, вылавливая очередное отражение. Зорьку уже колотило от холода. Дрожало всё тело, но почему-то особенно руки и ноги, к тому же руки уже замёрзли настолько, что еле ковш удерживали. Она то и дело поглядывала внутрь ушата, но тот, как назло набирался очень медленно. Ещё нырнув пузом несколько раз, она поняла, что больше не сможет. Если задержится в реке ещё чуть-чуть, то попросту околеет.

— Всё, кончай, — сказала она с явной дрожью в голосе, разжимая практически уже не послушные челюсти, которые только разомкнувшись, тут же начали стучать зубами.

Никто не стал возражать. Все дружно покидали ковши в кадку и потащили её к берегу. Зорька посмотрела на Елейку, идущую рядом и от испуга аж вздрогнула. Это была не Елейка. Это была Смерть ходячая. Лицо без единой кровинки. С синей, аж до черноты полоской губ. С остекленевшими, ледяными глазами и в предобморочном состоянии. Она передвигалась, не толкая ушат, а держась за него обоими руками, схватившись мёртвой хваткой уже побелевшими пальцами. Она давно бы уже запросилась на берег, но замёрзла так, что даже «кыш» сказать была не в состоянии. Дотащив наполненную чуть больше половины кадку до мелководья, они брякнули её на песчаное дно реки и выскочили на берег. Правда выскочили не все. Елейку пришлось сначала отцеплять от края кадки, а затем под руки выволакивать. Но тут оказалось, что в воде было ещё тепло! Утренний бриз схватил Зорьку за все внутренности ледяной хваткой. По крайней мере ей так показалось. Зубы застучали так, что голова задёргалась, от чего она никак не могла собрать глаза в кучу и сфокусировать их на чём-нибудь. Зорька обхватила себя руками и запрыгала на месте, пытаясь согреться, но мокрая рубаха прилипла к коже и высасывала последнее тепло из окоченевшего тела.

Она не раздумывая скинула её и принялась растирать посиневшие и плохо уже чувствующие конечности. Девки последовали её примеру. Ругнувшись что-то невнятное себе под нос, Зорька кинулась искать свою верхнюю рубаху, которая, она точно знала, была ещё сухой. Быстро, резкими, дёрганными движениями, кое-как натянула найденную одежду и принялась опять прыгать. Через какое-то время холод начал постепенно отступать.

— Надо было хоть костёр развести, — пробурчала Малхушка, которая в воде была между прочем меньше всех.

— Ага. Все мы умные задним умом, — огрызнулась Зорька.

Четыре охватившие себя руками кутырки, прыгали на берегу, то и дело что-то обидно выговаривая себе под нос и тявкая друг на друга, как обиженные жизнью лисята. Ну кто бы мог подумать, видя эту идиотскую картину со стороны, что четыре замёрзшие пигалицы, так Славу свою повышают и мечтают, что все мужики при их виде будут падать в любовном оцепенении и ползти, протирая колени с протянутыми к ним руками и при этом плакать от умиления слезами с кулак, выпрашивая, как подачку, хоть капельку их божественного внимания. Четыре дурёхи скакали так до тех пор, пока Краснушка не разразилась душераздирающим визгом, смотря куда-то на реку. У Зорьки аж сердце в пятки упало. Она резко перестала прыгать и с ужасом зыркнула на рябь реки. Зорька почему-то была уверена, что Краснушка увидела водяную нежить, притом, как минимум их Матёрую большуху от одного взгляда которой быть ей молодой и красивой бледно-синей помирашкой. Но обрыскав взглядом пустую реку, шёпотом, но уже со страхом, не отдавая себе отчёт и забыв про холод, быстро спросила, продолжая выпученными глазами отыскивать водяную погибель:

— Где?

— А я откуда знаю? Нету, — ответила ей визгля, показывая на реку рукой.

— А раз нету, чё визжишь, дура?

— А кого нету? — вмешалась в диалог Малхушка.

— Кадки нету, — заорала на неё паникёрша.

Только тут Зорька поняла по поводу чего весь переполох. Пока они, как четыре взбесившиеся козы, скакали на песочке, ушат благополучно уплыл вниз по течению. Все кинулись обратно в ледяную воду, задирая подолы рубах по самое горло.

Кадка уплыла не далеко, так как плыла рывками, постоянно цепляясь за дно реки и водоросли. Отважная четвёрка её поймала и притащила на прежнее место, только на этот раз вытащив ушат на берег, притом вытаскивали волоком, оставляя в прибрежном песке огромную канаву. И тут похоже все задались одним и тем же вопросом: «И как мы её потащим?»

— Ничё, — тут же ответила им заводила на их немой вопрос, — зато согреемся.

Малхушка улыбнулась, Краснушка хмыкнула, Елейка никак не отреагировала, тупо уставившись в кадку.

— Так девоньки, — начала командовать Зорька, — Елейка с Краснушкой по бокам, Малхушка, как самая здоровая, впереди, я сзади. Берём за дно, несём вон к той берёзе, к развилке.

Место куда надо было доставить этот ушат было не далеко и ста простых шагов не будет. Вон она, одинокая старая берёза на поляне стоит, а перед ней как раз и развилка тропы. Нести всего нечего, да и берег пологий, в гору лезть не придётся. Но девки поглядывая то друг на друга, то на кадку неподъёмную, явно сомневались в своих способностях. Елейка, продолжавшая тупо смотреть на воду в кадке, вдруг подняла жалостливые глазки на Зорьку и выдала:

— Может отчерпаем, малёк? Легче тащить будет.

— Я те отчерпаю, — тут же прекратила её панические измышления до всего жадная Малхушка и указывая большим пальцем себе за спину, приговорила, — там, каждая капля нужна будет. Ещё мало набрали, как бы хватило на всех.

Елейка обречённо понурила голову, понимая, что приговор окончательный и её здравое предложение единогласно похоронено.

— Так, хватит разговоров, — поставила точку в колебаниях неуверенности командирша, — глаза пугливы, а ручки шаловливы.

С этими словами она попыталась просунуть пальцы под ушат, но тут же догадалась, что не плохо бы было подкопать под неё сначала, чтоб удобнее было браться.

— Подкапывайте песок, чтоб удобней ухватиться.

Все четыре кутырки начали, каждая со своей стороны, рыть мокрый песок. Наконец, все подкопы были завершены и Зорька заговорщицки, поглядывая на подруг, распорядилась:

— Воду несём молча. Не единого звука.

— Может воды в рот набрать, — предложила Краснушка, — с гарантией, вроде как.

— Точно, — тут же поддержала её Зорька, — всем набрать в рот воды.

Сказано сделано. С огромным трудом кадку приподняли, но, когда Малхушка стала перехватываться, чтобы взять её за спиной, из уст Зорьки с Краснушкой послышалась матерные осколки слов в носовом исполнении. Только Елейка стояла молча, выпучив глаза и зачем-то надув щёки. Вода в кадке колыхалась, от чего та норовила кувыркнуться прямо у них в руках. Ну, наконец, Малхушка перехватилась, вода в ушате успокоилась и стало как-то по легче.

— Гу-гу, — сдавленным голосом прогнусавила Зорька, типа «пошли».

И «несуны» тронулись в нелёгкий путь.

Елейка продолжала таращить глаза и дуть щёки. По всему её виду Зорька поняла, что эта дурёха вообще не дышит. Ещё подумала тогда про себя, не задохнулась бы. Но тут худышка резко выдохнула через нос и так же резко, почему-то с голосом, больше похожим на скрип несмазанного колеса, вдохнула полной грудью, опять задержав дыхание, как перед нырком под воду. Зачем-то снова надула щёки, сжав губки до невидимости. Зачем? Да, кто её знает? Наверное, ей так нести было легче. Краснушка моментально стала красной, как рак варёный. Та наоборот дышала часто и поверхностно, притом с каждым шагом её шумное сопение становилось всё громче и громче. Какая морда лица была тогда у Малхушки, Зорька со спины не видела, да не очень-то и хотела. Не раз видела, как эта жира тужится. Приснится ночью, так во сне и похоронят.

Далеко им кадку унести не удалось. Буквально через несколько шагов со стороны Малхушки неожиданно раздалось громкое «Пук!!». Так как трое следовавшие за ней, в тот момент смотрели вперёд, то есть в сторону впереди идущей, то все трое разом выстрелили водой, что была у них во рту, прямо по Малхушке. Две, что по бокам ей по ушам, а Зорька по макушке. Сгорбленная под тяжестью и частично взвалившая часть ноши себе на спину Малхушка от неожиданности резко выпрямилась, а Зорьку от резкого приступа хохота, наоборот сложило вперёд. В результате сам ушат и всё что в нём было, оказалось на голове у Зорьки, которая к этому времени уже сидела попой на мокрой траве. Утренний берег взорвался от звонкого, истерического хохота. Больше всех заливалась Зорька, с пустой кадкой на голове. Проняло так, что от хохота, который она никак не могла унять, у неё даже не было сил от этого «головного убора» избавиться. И то, что ей не удавалось снять с головы кадушку и оглушающий собственный хохот внутри её, бивший по ушам, только ещё больше ввергал её в хохотальную истерику. Наконец, обессилив она упала и выползла из неё на четвереньках задним ходом. Девки уже ревели, катаясь по траве.

Только когда приступ стал понемножку отпускать, когда живот уже болел до «не могу» и лишь короткие судороги изредка схватывали измождённое тело, Зорька, валяясь на спине среди ароматных трав и глядя сквозь слёзы на пышные облака, даже не осознавая, тихо проговорила, всё ещё улыбаясь:

— Хорошо-то как.

Как будто с этой истерикой вылетело из неё и суматошное предрассветное утро, всё в бегах да вприпрыжку. И леденящий холод реки до лязганья зубами. И неимоверные усилия, что пришлось приложить к этой проклятой кадке. Всё улетучилось куда-то. Осталась лёгкость во всём теле и радость в голове…

И сейчас, сидя далеко от родных мест, в чужом, пугающем месте, она вдруг почувствовала себя так же легко и весело. Зорька сидела на лежанке, укутавшись в мягкое меховое одеяло, при этом тихо улыбалась и плакала. Плакала от умиления, упиваясь воспоминаниями о счастье, таком простом и таком вовремя не оценённом.

Тогда, таща домой пустой ушат с мокрыми рубахами, в которых были завёрнуты собранные травы, они хохотали до слёз всю дорогу, не раз и не два ещё роняя несчастный ушат на землю, а Краснушка тогда ещё в шутку упрекнула, что мол Зорька всю собранную Славу на себя вылила. Куда теперь арам деваться, как за Зорькой не бегать, да в жёны не звать.

— Как в воду глядела, — тихо прошептала ярица, не без удовольствия.

Как бы она не хорохорилась, а замуж за этого ара хотелось и именно это он ей и предлагает. Про другие выборы она уже благополучно забыла и даже вспоминать не хотела. До утра было далеко, а ей вдруг очень захотелось вернуться именно в те дни, в прошлогодние дни Купальной седмицы, хотя бы в воспоминаниях…

Следующий день был Купала^[83]. Мама ещё с вечера топила баню для Зорьки и Милёшки. Зорьке, Славу напаривать, было делом привычным, не впервой, а вот Милёшку мама загнала в первые. У неё, правда, тогда ещё ничего и не выросло, но мама посчитала, что уже пора и ей заняться. По-хорошему для этого дела звали родового колдуна Данаву, брата Данухи, но глава их семьи его почему-то недолюбливала и никогда не звала, и не о чём его не просила. Зорька не знала почему и никогда не интересовалась их взаимоотношениями. Просто знала, что мама его сторонится и когда он показывался в баймаке, что бывало довольно редко, она почему-то всегда от него пряталась. Если мама всё делала сама, значит так было нужно. Ей виднее. Она же мама. Зорька, как-то спросила её об этом, на что та ответила, мол лучше мамы детям никто не наколдует, так как кровь одна^[84] и ближе не бывает.

За водой ходили вместе с Милёшкой на три источника, вместе вязали славные веники из трав. Зорька при этом чувствовала себя взрослой и всё знающей, обучая младшую сестру этому, в общем-то, не хитрому делу. Мама парила по очереди, делала это красиво и торжественно. Зорька всегда любила смотреть на то, как мама колдовала. Это её буквально завораживало. А потом, после всего этого торжества и восторга, всё настроение испортила, заставив её мокрую рубаху стирать, что с берега принесла и всю в зелёной траве устряпала. Пурхалась с ней Зорька до глубокой ночи, а когда добралась до своей лёжки, уснула так, как будто сознание потеряла.

На следующее утро все встали как обычно, кроме Зорьки. Она просыпаться наотрез отказывалась. Даже когда мама рявкнула на неё, та села, спустив ноги на напольное сено, но продолжала спать сидя и только получив порцию холодной воды из ковша, глаза её разлиплись, и она начала отходить ото сна. Дел было невпроворот. Весь этот день в её обязанности входило возиться с мелюзгой. Это был их день. У малышни был праздник, а у Зорьки, как у старшей, сплошное наказание.

Для начала надо было опять греть баню, таскать воду. Мама в этот день проводила «слив поскрёбышу». В былые годы и других мальцов «сливала», но на тот год решила обойтись только им. Зорька даже помнила, как и её несколько лет назад мама «сливала», когда она где-то хворь подцепила. «Сливать» собственного ребёнка, дело в общем-то не хитрое. Мама садилась на полог, а под себя, между ног, садила поскрёбыша. Воду грела до тепла, поливала её на себя, а та, стекая с неё, попадала на ребёнка. На прямую на него лить было нельзя. На него должна попадать вода только с тела мамы, ибо только такая вода будет полезна и лечебна. Грудничков только так и купали и никак по-другому, а в грудничках поскрёбыши ходили годов до трёх, а то и более. Бабы, нарожав уже детей, кормили грудью, как можно дольше, чтоб матёрая не доставала с последующей беременностью. Остальных детей «сливали» по усмотрению мам.

К тому времени, как солнце над головами встало высоко, мама ушла на бабьи сборы. У одной на Роды ребёнок родился не совсем нормальным. Сам худой, живот большой и плачет постоянно. Вот матёрая и решила переродить его в Матери Сырой Земле. Для этого весь бабняк и собирался. Зорьке очень хотелось на это действо посмотреть, слухи о перерождении ходили по баймаку с самой Троицы. Не часто такое делалось. Любопытно было «до не могу», но мама не пустила. Надо было готовить на всю семью чистую, а малышне и новую одежду. Доставать из закромов, собирать и укладывать. Это был день смены белья. Посикухи достигшие шести, семи лет от роду, переходили в разряд пацанов и кутырок, но в их семье посикухи были маленькие и им переход ещё не светил. Они и на следующий год уходили в посикухи. А вот маме, Зорьке и Милёшке в реку лезть придётся. От одной этой мысли её аж передёрнуло. Зорька второй день седмицы, который так и называли Купальным, не нравился. Скучный день. Одно слово детский. Вот перерождение в Матери Сырой Земле она никогда не видела, поэтому было жутко интересно, как это грудничка в землю закапывают, а после вынимают уже здоровым, заново родившимся? А то, что каждый год делается — тоска зелёная. Ну выйдут все на реку, на берегу новые рубахи разложат аккуратно. С нудными песнями попрутся в холодную воду, разденутся там до гола, да старые рубахи по течению пустят. Зорька почему-то не очень верила в то, что эта одежда по реке к Дедам уплывает. Хотя… Говорят, ни конца, ни края у этой реки нет. Она, конечно, так далеко не проверяла, но даже взрослые меж собой на полном серьёзе гуторили, что проще помирашкой стать и в Дедах оказаться, чем по реке в плавь до них добираться. Может и правда. Затем все, от шестилетних посикух до самой древней вековухи, которой в их роду была Дануха, голышом выходят из реки и одевают новые рубахи. Для всех это действо рутинное, кроме посикух шестилетних. Маленькие девки впервые в жизни одевают не пасикушную одежду, а настоящие, хоть и маленького размера, но бабьи рубахи. С этого момента они становятся кутырками, самыми малыми — девченятами. Мамы заплетают им первую косу, прокалывают уши и вставляют первое девичье украшение из гусиного пуха. Зорька сама до сих пор предпочитает такие «пушки» в ушах. Они ей очень идут. Другие, конечно, тоже пробовала, но другие, не очень ей пришлись по вкусу. Из украшений только бусы носила из мелкой речной ракушки, да браслеты змеиные на руках. Да в общем-то и всё. Особенно украшать себя было нечем, да и в отличие от той же Краснушки, не очень-то и любила это дело. Вот Краснушка та да. Всякую дрянь на себя цепляла. И в уши, и на шею, и на руки с ногами, да всего побольше, да в разномасть. А коли рожу ещё красками распишет, вообще хоть стой, хоть падай в обморок от пестроты да ряби в глазах. Кстати, Краснушкой её прозвали как раз за охровую роспись, уж больно она её любила. Иной раз распишет себя так, что нежити не надо, всех своей красной мордой на смерь перепугает, за что её мама Москуха от бабняка не раз взбучку получала. Да, в бабняке не забалуешь. Какой бы ты себя взрослой не считала, а пока ярицей не станешь за твой внешний вид перед бабняком мама отвечает.

Сама Зорька ярицей стала только по зиме. Вспомнила она сейчас и о том, как маму донимала «когда кровить начну, да, когда начну кровить». На что мама всегда отшучивалась:

— Жри нормально, да скачи помене, мож тогда вес и наберёшь.

— Я чё жирна должна стать, как Малхушка чё ли? — окрысилась тогда Зорька, — Не хочу я таку жопу отращивать. Причём тут вес?

— А при том. Природа не дура. Прежде чем детей рожать ты должна сама из детей вырасти. Так уж мы бабы устроены, что в первую очередь для этого должна жопа вырасти.

— Фу, мама. А мож как-нибудь без неё?

— Не-а. Вес, конечно, можно набрать костями да мясом, а всё равно рожать без жопы ну никак. Жопна кость не разойдётся ни ребёночку света не видать, ни тебе боле света белого не зреть.

А как перед Волчьими Свадьбами кровя замазала, так весь бабняк поздравлять припёрся. Пьянку закатили, рождение ярицы отмечали. Зорька тогда ещё подумала, ну, что бабы за народ, по любому поводу повод найдут, чтоб загулять, да напиться с веселухой. Мяса в дом нанесли столько, что они потом, целую седмицу им только питались, аж до тошноты и отвращения наелась. Рубаху с кровавым пятном с неё стянули, Дануха лично её долго рассматривала, с кем-то из очага перешёптывалась. Потом своими грязными, засаленными ручищами ей меж ног залезла, да испачканные пальцы вынюхивала. Дальше Зорька смутно помнила, что было. Помнила, что пьяные бабы плясать её на этой рубахе заставили, помнила, что стирали её и мама воду куда-то выносила, да ещё так торжественно, а в конце концов, Дануха затащила Зорьку в баню, заставила подмыться, рассказав, как это надо делать и закрыла её на всю ночь со словами:

— Ну ладноть, молодися, девка.

Вышла и закрыла Зорьку снаружи, завязав чем-то входную шкуру, чтоб не вылезла. Ох, сколько страху она тогда натерпелась ночью. Лучше не вспоминать…

А в Купалу после девичьего купания начинались пацанские забавы, которые Зорька откровенно считала тупыми. Посикухам мужицкого полу шести, семи лет, мамы давали высушенную пуповину, завязанную на узел. Ту, что резали им ещё при родах. Тогда же и завязывали. И вот посикухи теперь должны были развязать этот узел. Вот и всё. Узел-то простецкий, любая девка — посикуха ещё в пять лет его бы развязала, а эти пыжатся, репы чешут. Кто с узлом справляется, того сам артельный атаман поздравляет, какие-то погремушки дарит, кличку даёт. Кстати, кутыркам тоже клички после купания давали с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Кто с узлом не справляется, отправляют дальше посикушничать, до следующего года. Прошедших испытание атаман нарекал разумными, сметливыми и говорил, что теперь они становились человеками. А девки что? Не люди что ли? Зорьку всегда бесило это мероприятие, поэтому она на них никогда и не ходила. Но кроме этого была ещё одна причина по которой Зорька терпеть не могла эти мужицкие тупые сборища. Причина эта была в самом атамане. Этого старого хрена она на дух не переваливала и вместе с тем до мокрых ляжек боялась. Он уж года два, наверное, зыркал на неёсвоими масляными глазками. Всё ждал не дождался, когда Зорька созреет. И на предстоящий Крес^[85] она бы уже точно под него угодила, не отвертелась бы. Атаман всегда и на Крес и на Кокуй^[86] только молодух выбирал или как будто они его, отгрызи ему волчок, да по самы яйца. Зорьку аж передёрнуло от воспоминаний о нём. Какая мерзость эти вековые мужики. В общем не нравился ей Купальный день и всё тут. А вот третий день, что Яром кликали, другое дело. С этого дня начинался их праздник. Главным в этот день, а вернее в ночь, был особый костёр. Огонь для него добывался руками, вернее сухими деревяшками. Этим колдовством занимался исключительно родовой колдун Данава. Костёр устраивался на Красной Горке и зажигался на закате, впитывая в себя заходящее солнце. По мере того, как солнце тухло за горизонтом, разгорался священный костёр, который так и назывался — Яр. Это был не простой костёр, даже среди священных. Необычность его состояла в том, что он был куклой для небесного светила, то есть своеобразной ловушкой для его сущности. Считалось, что поговорить с солнцем, так сказать по-простому, с глазу на глаз, было нельзя. Даже если человек дойдёт до его землянки, что за краем земли, то лишь одним глазом увидев его, тут же сгорит до пепла. А поймав светило в куклу, в виде Ярого костра, с ним можно запросто поговорить и вполне безопасно для собственной шкуры. К тому же солнце в этом костре всячески задаривали. Поили, кормили, веселили. От него во многом зависела жизнь всего живого, населяющего землю. Поэтому тут кабы как, было нельзя. Надо было с душой и на полную катушку, а то светило могло и обидеться и тогда… Зорька сама не знала, что будет тогда, но то, что ничего хорошего, догадывалась. Это был единственный праздник летом у жителей Страны Рек на который собирался весь род от мала до велика. Весь день уходил на приготовления. Бабья половина готовила поесть и чем эту еду запить, мужицкое поставляла бабам мясо, да таскала на Красную Горку сухой валежник для костра. К вечеру, к закату, всё было готово и доставлено на горку. Во всех жилищах гасили очаги. Даже на артельных загонах, в лагерях, весь огонь гасился. При отсутствии луны на небе, земля погружалась в полный мрак и только Яровы костры на Красных Горках, указывали небесам, что жизнь на реках есть.

На утро, после того, как солнце будет выпущено с рассветом из куклы на волю, катящемся, горящим колесом с этой горы, именно угли Яровых костров, пылавших этой ночью на реках повсюду, становились предтечами обновлённых очагов во всех землях Страны Рек.

После того, как костёр разгорался, а солнце полностью исчезало за горизонтом, взрослые начинали какие-то не понятные для Зорьки действия. Собирались в кучу, о чём-то бурно спорили, мужики даже бывало дрались меж собой, но молодёжь это особо не интересовало. Для них эта ночь была ночью обжорства и игр. Взрослые, наконец, поделившись на пары, рассаживались за едой и начинали бурное гулянье. Наевшись и напившись, тоже начинали чудить, как дети малые. Раздевались до гола, да через Яров костёр сигали, прямо через пламя. Бабы волосы на голове тканью кутали, чтоб лысыми не остаться, мужики маски страшные на морду натягивали, чтоб бород своих не лишиться, по крайней мере, так Зорька думала, а все волосы, что на теле росли, выгорали все и всюду. Смешно было смотреть, как какой-нибудь мужик с воплями из огня вылетает, а на нём всё искрится и дым валит. И вот он прыгает, да скачет, свой отросток с яичками колотит ладошками, а там аж порой пламенем всё пышет. Маску сбросит, ругается, а сам доволен, как хряк в луже. Бабы снизу вообще на лысо сгорали, ни одной волосины не оставалось. Зорька тогда ещё подумала, зачем они это делают? Кому они мешают? Кутырка залезла себе под нижнюю рубаху, ощупала мелкую, но жёсткую растительность на своём лобке. Странно. Зорьке они не мешали. Наоборот, так со стороны красивее даже, а то лысая — страшная она какая-то. Но вспомнив мамино «ничего просто так не делается, а если делается, то для «надо», перестала заморачиваться на эту тему и побежала дальше играть с девками.

Под самое утро, как начинало светать, ватажные пацаны, достигшие пятнадцатилетнего возраста, начинали со всеми прощаться. Это ритуал такой был — «прощание». Отправлялись они все в опасное путешествие в леса местные к еби-бабам посаженным, мужиками становиться, притом каждый своей тропинкой, к своей еби-бабе, предварительно прощаясь с мамами, братьями, сёстрами, со своей ватагой. Трогательно всё это было до слёз. Возвращались они оттуда уже в артель, а не в родной кут.

Утром, как солнце с колесом отпускалось на небо, мужики с бабами парами угли от костра несли в баймак, по землянкам, новые очаги разводить, а вся молодёжь, под непосредственным присмотром матёрой Данухи, дружной гурьбой направлялись в летние лагеря артельных загонов, где им предстояло прожить целых два дня и две ночи, ночуя у костров на стогах свежескошенной травы. Вернее, один день и две ночи, так как первый день после Яра, придя в лагерь дети дрыхли до самого вечера. Никто не будил, никому это было не нужно. А к вечеру выспавшийся молодняк, стекался к кострам. Посикухи с мамками во главе с самой Данухой у одного костра, посикушного. Девченята с ватажным мясом у другого, а те девки, что на подросте с остальными пацанами, у третьего. Там, кстати, без атаманные пацаны тогда Девятку в атаманы и выбрали.

Главным при их костре тогда был мужик артельный с громкой кличкой Ломай Гора, хотя по виду мужик по началу Зорьке показался так себе. Из средних будет. Ни в высоту, ни в ширь особо не пошёл. Но когда он рубаху скинул и остался сидеть с голым торсом, Зорька мысли о его среднем виде взяла обратно. Тело, его всё связанное из клубков мышц, производило впечатление. Правда, не понятно зачем он разнагишался? Ночи были прохладные, но впечатление, как на девок, так и на пацанов произвёл неизгладимое. Наверное, именно для этого рубаху и скинул. Ломай Гора был из разряда неприкасаемых со стороны баб, так как был он мужиком Водяной Девы, а тот, кто с ней договор на сезон заключил, других баб иметь не мог целый год, да и какой бабе жизнь недорога, поперёк нежити переть. Артель в начале рыболовецкого сезона и сезона охоты на водных животных и водоплавающую дичь, заключала ритуальный договор со Святой Водой, через своих представителей, вот этих самых Дев, на пользование всеми водами на их землях. Мужик, определённый по жребию на эти дела, ходил к Водным Девам «заключать договор». Разговоры — переговоры всегда заканчивались «мокрой постелью» с одной из Дев, которую те сами определяли. На всё время действия договора эти мужики выпадали из демографического конвейера своего Рода, уж больно ревнивы были эти зелёноволосые бестии. Вот и оставлен был Ломай Гора при лагере и на стаде, а в придачу ещё и молодняк ему на голову возложили. Правда, он всю ночь с ними не сидел, спать уходил, но вечерами приходилось ему туго. Молодняк любопытен до ужаса и всё норовит спросить что-нибудь такое, на что отвечать не очень-то хотелось. Взрослый мужик о его связи с Водной Девой никогда не спросит, побоится, а эти весь мозг своими пальчиками вытянут. Правда, их интересовала не сама связь, как таковая, а Водные Девы в общем, как нечто сказочное для многих. И тут уж он страху на них нагонял только держись, под себя не испачкай…

Сидя на лежаке, закутанная в меховое одеяло, Зорька, вспоминая все эти водные страшилки мужика Ломай Гора, как он в воду ходил, как с Чертой разговоры вёл, не смея глаз поднять, как последняя невеста в бабняке, как над ним Шутовки изгалялись и Уроки его жизнь «ломали», она поневоле вдруг захотела из себя водичку отлить, только тут поняв, как давно она уже хочет это сделать. Соскочила с лежака. На цыпочках прокралась к выходу, прислушалась. Выглянула из-за шкуры. Тьма кромешная. Только где-то в стороне большой костёр горит, да у него народ шумит, но возле кибитки, в которой она сидела, была тишина. Сначала хотела вылезти прямо с одеялом, но повозившись с ним, пытаясь прибрать его, как подол, плюнула на это занятие, бросила его у выхода, а сама в чём мама родила, выскочила из кибитки. Недолго думая тут же присела, сделала, что хотела и юркой белочкой вновь нырнула внутрь к мягкому и тёплому одеялу. На ощупь добралась до пригретого лежака, по дороге ещё нащупав на столе жирную тушку лебедя и выломав из него кусок.

Над ухом запищал комар, за ним другой. «Ну вот. Зверья писклявого напустила,» — подумала Зорька. Она плотней укуталась в мех, поедая захваченное мясо. Ещё хотелось повспоминать, но мелкие кровососы всё-таки заставили Зорьку вернуться в реальность и заняться насущным. Комаров оказалось не два, а значительно больше. Толи она шкуру за собой, как следует не прикрыла, толи всю эту толпу на себе снаружи принесла, но на этом воспоминания закончились. С началом комариной нервотрёпки невольница полностью пришла в себя. Вернулся не то испуг, не то тревожность какая-то, но именно это чувство заставило Зорьку выплыть из розовых соплей воспоминаний и серьёзно подумать о дне сегодняшнем.

Осознавая всю критичность своего положения, она тут же задала себе самый «логичный» вопрос, который задаёт себе каждая женщина в подобной ситуации: «Так, как я выгляжу?». Руки машинально вскинулись к голове, нащупав растрёпанную шевелюру. В мозгу вспыхнула паника, вытесняя и выпихивая из головы все прочие мысли, самым беспардонным образом и руки на автомате с лихорадочной скоростью, принялись за наведение порядка в этом сорочьем гнезде. Волосы спутались, связались узлами, сбились в клубки, сплелись с какой-то травой, листьями. В них то и дело, пальцы кого-то вылавливали, мелкое и жёсткое. Зорька по началу пыталась их давить ногтями, но те не давились, только после того, как она осознала, что это семена из той большой глиняной бадьи, где она отмокала, она немножко успокоилась, сбросила с себя одеяло, села на край, опустив голову и начала уже вычёсывая волосы пальчиками, освобождать себя от постороннего мусора, вытряхивая его на пол.

Наконец, привычный и каждодневный тренинг сделал своё дело. Волосы были кое как расчёсаны, очищены и сплетены в косу. Благодаря тому, что они были всё же вымыты и к этому времени высушены в произвольном состоянии, коса получилась на редкость толстенной и это пока единственное, что её порадовало.

Она ощупала ранки на теле. Те уже покрылись корочками и мерно тянули кожу, не больно, но нудно зудя. Одежды по-прежнему никакой не было. Прикрыть это уродство было нечем, кроме всё того же мехового одеяла, которым она уже прикрывалась, поэтому недолго думая Зорька схватила мохнатую накидку и быстро начала соображать, как её следует расположить на своём великолепном теле, чтобы скрыть исчерченную ранками кожу и вместе с тем показать, и подчеркнуть свои формы в выгодном для неё свете. Она спешила, как будто её показные выступления начнутся вот-вот. Зорька попробовала обернутся в него и так и эдак и через эдак. Там, где должна была быть талия, приталила, так где должны быть округлые груди, округлила. Косу пустила вперёд, чтоб сразу бросалась в глаза, как бешеная лисица.

Всё. Приготовилась. Надменный, томный взгляд уставился в кромешную темноту, на воображаемую жертву. Она была сыта, отмыта, спать совсем не хотелось. Дышалось легко и свободно. Зорька прямо почувствовала, как из неё струится Слава, мощная, ослепительная и муже подавляющая. Она настолько поверила в себя и вошла в придуманную роль, что начала даже разговаривать с предполагаемой добычей своего всё пожирающего соблазна.

— Ну, чё, толстожопый? — начала она наглым, развязным тоном, но тут же осеклась, это, пожалуй, будет слишком, поэтому продолжила чуть смягчив тон и добавив в голос обворожительности, как ей показалось, — как тебя зовут-то, бедолага?

Такая маска понравилась ей больше, и она ещё добавила мягкости и желанности в свой голос:

— Не бойся меня, ар. Я позволю тебе быть моим мужем.

И тут она вдруг призадумалась. Впервые за ночь Зорька задумалась над тем, а что это значить быть женой ара? Страх опять волной мурашек прокатился по всему телу. До неё неожиданно дошло то, что она абсолютно не знает, что это такое. В голове всплыли только девичьи сказки и откровенные небылицы. Зорька тут же вспомнила своего «пленителя», властного, сильного, страшного. Которому ничего не стоило её убить, сожрать живьём или сварить в супе. Что значить быть женой такого чудовища? Как себя вести с ним? К тому же у арья строгий свадебный обряд, про который девки все уши прожужжали, да и мама, как-то помнится, то же, что-то с затаённым восхищением рассказывала. А она же о нём ничего не знает. Опозорится на весь свет!

Зорька в очередной раз резко впала в панику. Она стала отчаянно вспоминать всё, что ей было известно об арах. Почему-то вспомнились те последние, которых она видела зимой на Волчьи Свадьбы. Трое дородных и богато одетых приезжали к ним в баймак торговаться. Один такой по возрасту, как их атаман артельный, только толстый и обрюзгший, как баба Сладкая, а с ним два по моложе. Ходили смотрели по сторонам и на Зорьку тогда пялились, но не более. Невест они не купили, а вернее всего это атаман их не продал.

По всем лесам гуляли волчьи свадьбы. Матёрые волчицы себе пару выбрали и скрылись. Очередь дошла и до остальных волчиц. Волки окончательно перестали охотиться, кроме старых да ущербных, но они уже не особо могли повлиять на поголовье, так как охотились больше просто парами и в основном по мелочёвке. Ежегодная война с волками, что начиналась с первым снегом и продолжалась до этих дней, закончилась. Если первые волчьи рейды, ещё пугливые и неуверенные напрягали мужицкие артели, но не более, то каждый последующий становился всё напористей и нахрапистей. Каждая отбитая волчья атака делала их голоднее, а значит и злее. Наконец, оголодавшие семьи начинали объединяться, стаиться в две, три, а то и более семей. Вот тут война начиналась по-настоящему и не всегда, кстати, человек выходил из неё победителем. Но самыми страшными были стаи, которые по каким-то причинам меняли свою специализацию с определённого зверя, который был основным рационом их питания, на человека! С этими людоедами было тяжелее всего. Они были умней, хитрей и коварней остальных. Их интеллект ничем не уступал человеческому и самое страшное, эти звери переставали бояться охотника, хотя бы потому, что люди становились для них кормом. Охоту на человечину вели изощрённо, с выдумкой. Человеческий род, попавший под стаю людоедов в обязательном порядке нёс потери и в каком-то смысле был обречён. Твари прижимали людей к их жилищам, где они находились по сути дела в блокаде. Стада в загонах зачастую бросались на произвол и как правило вырезались другими волчьими семьями. Если баймак допускал до превращения волков в людоедов и не смог организовать своевременный отпор, то в последствии обрекал себя на планомерное поедание или голодное вымирание.

Окончив очередную волчью войну победой, артельный атаман Нахуша первым делом провёл ревизию кормов и прикинул сколько до весны требуется оставить в стадах голов, чтоб не попадало до первых трав с голода. Избыток поголовья, что запасался с осени и для волков в том числе, шёл под нож или на продажу. Эта зима проходила вполне удачно для его рода и их охотничьих загонов. Нахуша ещё с начала зимы расчётливо и регулярно подбрасывал волчьим рейдовым группам, крутившимся со всех сторон с завидным постоянством, мелкие подачки, не давая им совсем озвереть с голоду, но и лишая их возможности собираться в стаи и резать большие стада. Пару раз артельные мужики сами ходили в атаку и в засадах практически уничтожили пару крупных семей, не весь откуда забежавших в их края. Поэтому к Волчьим Свадьбам в баймаке мяса было завались. А вот ближним соседям, что сверху по реке, повезло меньше. Пару волчьих атак они пропустили. Хоть волков в обоих случаях перебили, но двух мужиков зверь порвал и стада порезал основательно. Да, не всем с волками везло.

На Волчьей седмице, как раз и начинались обмены да торги, меж родами, у кого что есть. У кого скота и мяса было в избытке, а у кого только девки на обмен и остались. На эти дни в Зорькин баймак гости отовсюду наехали. Три делегации речников, притом от ближнего баймака приехал сам атаман, собственной персоной и одна делегация от аров. Зорька догадывалась, да и бабы меж собой судачили, что невест Нахуша ни покупать, ни продавать не будет. Хоть Дануха, мама его, говорят и заикалась, мол хоть одну невестушку в бабняк для молодой крови прикупить было бы не плохо, но сынок её атаман артельный пресёк бабьи разговоры сразу, на корню, отдавая скот соседу лишь за золото, приговаривая: «Ни чё. Пусть лучше свою кубышку потрясёт.» Дануху понять было можно. Каждая большуха бабняка была заинтересована в новом бесправном «мясе». Надо ж было бабам на ком-то отрываться, пар спускать. Да хоть с такими понятиями, как «генетика», народ тогда знаком не был, но по более сегодняшних учёных разбирались в смешении кровей для здорового потомства. Да, в крови разбирались и с кем попадя не смыкались и не скрещивались. С другой стороны, чем больше бабняк, тем круче статус и легче жизнь всему роду. Очень часто у равноправных соседей просто шёл обмен невеста на невесту без довеска мясом, шкурой и живого поголовья. Соседи, конечно, они соседи, люди близкие, почти родные, но всё же главными покупателями были заезжие арья. Притом, как ары, так и иры, говорят когда-то заглядывали, а ведь те вообще живут в другой стороне и бабы сказывали, уж больно далеко где-то. Хотя на Зорькиной памяти иров она не припоминала. А вот ары постоянно заглядывали к ним в баймак на Гостевой седмице^[87]. Именно тогда-то и шли торги, да договоры. Этим можно было продать ту же невесту за то, что у соседа и отродясь не было. А именно за «продукцию высоких технологий» — медные орудия труда и быта, самые различные украшения, в том числе и из золота. Атаманам, всем без исключения это было более по душе, чем соседские мены. Кроме того, ары скупали мясо, шкуры, как загонного стада, так и зверя, добытого охотой в лесу. Заготовки грибов, ягод, мёда. Брали рыбу и скот живьём и многое другое.

На этой седмице проходил самый противный для девок ритуал — невестование, с обязательным банными атрибутами. Баня невесты, обрядное действо, к помывке никакого отношения не имеющий. Дрова возили из трёх разных лесов, воду таскали из трёх разных источников, веник вязали с трёх разных берёз. Это мероприятие было не только противным по своей сути, но и слезливо грустным, как похоронное. Одно слово — прощание. Хоть Зорька и оставалась при родном бабняке, но всё же они с мамой наревелись тогда до опухших глаз под утро. Весь бабняк собирался у будущей невесты, и она просила благого слова «на прощание» у матёрой большухи. Несмотря на то, что Зорька никуда на сторону не собиралась, традиции всё равно предписывали прохождения этого обряда в полном объёме. После получения благословения, Зорьке накинули на голову нарядно вышитую тряпку, чем-то напоминающую платок, и она превращалась в невесту. Так как самостоятельно она под этим покрывалом на голове ходить не могла, ничего перед собой не видя, её водили за руку, как слепую, как будто ничего не ведающую. Молодуха должна была упираться и реветь. С упиранием у Зорьки получалось без труда, а вот реветь, как-то не очень. Выходило явно не естественно, наиграно. Так как с упорством она даже перестаралась, то бабам пришлось таскать её аж за обе руки, за одну у них не получалось. Первым делом её потащили по всему баймаку. Зорька ничего не видела, кроме своих ног и мало что слышала, из-за того, что ей приходилось реветь в голос, но она отчётливо вычленила из бабьего гомона, противный, слащавый голос Данавы. Этот «немужик» в бабьих рубахах, был тут как тут. Его тонкий, раздражающий и вместе с тем напыщенно-надменный голос ни с кем не перепутаешь. Она знала, что это скоморошное таскание невесты из собственного кута через весь баймак в их собственную баню, возглавлял никто иной, как родовой колдун Данава. Вот если бы её продавали на сторону, то колдун бы был из того рода, куда продавали. Если бы её покупал арья, то вёл бы в баню самолично. Данава постоянно лебезил что-то своим мерзким голоском, постоянно кого-то пугая, «кышкая» по сторонам, как будто он и впрямь мог кого-то напугать. К тому же Зорька точно знала, что в это время практически вся нежить и полужить спит и кого там гонял Данава, было абсолютно непонятно. Единственно кого следовало по-настоящему бояться в это время, так это волка оборотня — волкодлака^[88]. Страшилок и пугалок по этому поводу было среди девок предостаточно и что самое интересное все девки верили в эту чушь безоговорочно. А как не поверишь? Ведь именно в это время у зверя шёл гон, и волк отчаянно искал себе пару. Не найдя себе волчицу на своих волчьих торгах, обезумев от желания, кидался к нежити на поклон и оборачиваясь мужиком, шёл к людям на девичьи торги. Купит такой волкодлак себе невесту, притащит её в лес, раскорячит меж сугробов, обернувшись обратно в зверя, вцепится зубищами девке в загривок и ну её обихаживать. А сам рычит, кусает, кровь девичью пускает. От этого он ещё больше возбуждается. И борются в нём два желания и еть^[89] охота и съесть охота. А как дело своё похотливое закончит, так невеста к тому времени и уж не живая совсем. Кровью истекала. Вот тут-то он её и добивает. Всю сгрызает вместе с косточками. Поговаривали, что некоторые волки на свои волчьи торги даже не ходят, а сразу к человеческим девкам бегут. Ибо там и поеть и поесть вдоволь можно. Для каждой ярицы в невестину пору все эти сказки в один миг в быль превращались. На словах верили, не верили, а на деле, все как одна боялись этого, аж до мокроты по ляхам. Правда, бабы есть бабы, поэтому во всех этих страшилках была некая ягодка «подсластёнка». Как говаривали «знающие» девки, смерть от таких волков совсем не болезненная, а даже наоборот. Девка от него такое колдовское блаженство да удовольствие получает, что до самой потери сознания доходит. Ни одному мужику так бабу не пронять, как волкодлаку. Так в беспамятстве, в радужных судорогах, с жизнью и прощается. У Зорьки на этом месте страшилок почему-то всегда волосы на голове шевелились и дыбом вставали, разгоняя мурашек по всему телу. Жуть.

Когда Зорьку, протащив по всему баймаку, вновь подвели к собственному куту, вернее к бане, ей уже надоело не только реветь, но и упираться, потому что просто замёрзла в одних рубахах по морозу шататься. Зато в бане было тепло, даже жарко. Банька у мамы была маленькая, семейная от силы человека три взрослых входило. Поэтому внутрь протиснулись только Данава, сама Зорька, да до безобразия толстая Дануха, непонятно, как протолкавшая свои телеса в проём предбанника. Вообще-то, по правилам, невесту должны были раздеть, но матёрая со своим братцем посчитали эту процедуру ниже своего положения, поэтому большуха просто рявкнула:

— Давай, сама нагишайси, да на пологе раскорячивайси.

Зорьку уговаривать было не надо. Она быстренько скинула с себя холодные рубахи с покрывалом. Огляделась. Лучше бы она этого не делала. Первое, что она увидела перед собой, это мерзкую голову Данавы. Лысую, без единого волоска, без бороды и усов и кажется даже без бровей. Сама голова маленькая, глазки маленькие, ехидные. Мерзопакостная ухмылка на губах. Всё лицо и лысина густо изрисовано татуировками. Бррр! Свои маленькие ручки сцепил на щуплой груди, постоянно шевеля высохшими пальчиками, как паучок на паутине. Зорька от увиденного скривилась в отвращении, но тут же получила тычок от большухи:

— Ну кась, сдрисни на верхь, нам ящё твоих подружек, долбанутых приходовати надобноть. Нека с тобой тута рассусоливати.

Дальше началась мерзкая процедура, о которой Зорьке даже вспоминать не хотелось. Брат с сестрицей разложил её на пологе, ноги раздвинули, чуть не выломав и начали меж ног ковыряться. Тфу! Матёрая её пару раз больно шлёпнула по ляхе, рыча, чтоб не зажималась. Затем резкая, острая боль. Ярица выдержала, не издав ни звука. Она знала, что с ней будут делать и к чему надо быть готовой. Кто-то из этой парочки одобрительно похлопал её по животу, скорей всего это был колдун, уж очень легонько, матёрая приложилась бы по-другому, после чего оба выперлись из бани, оставив Зорьку одну. Только тут она с облегчением вздохнула и позволила себе расслабиться.

Всё, что колдун с большухой с ней делали, было элементарной проверкой на наличие девственности. Ну, нисколько проверкой, сколько её лишения специальным деревянным тупым ножиком, сильно похожим на мужской уд. Таким образом колдун «выменивал девичью красу» у банника^[90] на её будущую плодовитость. Девственность, как таковая, особо тщательно не оберегалась, но приветствовалась. Если б Зорька была не девственной, матёрая с колдуном и слова бы не сказали. Данава нашёл бы там, что порезать, крови пустить, а Дануха просто врезала бы маме за недосмотр, хотя, по правде сказать, оторвалась бы на ней от души. На сторону, как правило, продавали девственниц, если конечно не шёл разговор о какой-то конкретной девке, которая приглянулась. Там уж извини, какая есть. Хотя в этом случае ары, например, могли потребовать снизить цену. Очень уж их волновала чистота собственной крови. Кроме того, они покупку осматривали и проверяли в полном объёме. Мяли груди, ягодицы, руки, ноги. Заглядывали в рот, придирчиво считая зубы. Трепали за волосы, проверяя прочность. Покупатель порой ковырял в каждой дырке, даже там, после которой палец приходилось мыть. Зачем? Зорьке было не понятно. Что они там искали? В общем эта «обязаловка» для невест была противна до омерзения и длилась, как им казалось, вечность. Зорька от процедуры прощупывания и проверки отверстий была освобождена. Данухе это было «на хуй не нужно», как она выражалась, а Данаву интересовали больше мужики и Зорькины прелести его абсолютно не впечатляли. Вообще, в отличии от покупателей арья, речные колдуны особо над невестами не изгалялись. Они же все как один, мужиками были только снаружи, а по сути своей бабы бабами. Зорька никогда не понимала, как они вместо баб с мужиками жили? Или у них там всё как-то по-другому было устроено? Это для неё была полная загадка, отгадку которой она даже не хотела знать.

Затем, шумной толпой, к ней в баню залезли все её три подружки. Им всем ещё только предстояла данная процедура. Зорька была первой. Поэтому вместо того, чтобы мыть невесту, смывать, так сказать, «кроваву девичью красу», они накинулись на неё с расспросами. «Ну чё? Ну как? Больно? Противно?» и так далее по всему списку. Зорька, в окружении подружек расхорохорилась и с видом уже бывалой бабы, с неким тоном пренебрежительности давала девкам первичный инструктаж. Она рассказывала обо всём дотошно и с подробностями и видя их напуганные рожи, специально сгущала краски, наслаждаясь их потешным видом. За нескончаемым щебетанием, оханьями и аханьями, девки и не заметили, как пролетело время и поэтому для них стало полной неожиданностью, когда в баню заглянула Зорькина мама и грозно рявкнула:

— А ну хватит тут трещать. Расселись, как сороки на ветках. Зорька! Быстро одеваться и за стол.

Это был облом. Ярица вскочила, вспомнив, что нудная невестование ещё не закончилось. Надо было идти к столу, где матёрая со своим приближением уже мёда хмельного набрались и перед каждой надо было спину гнуть в поклонах с обязательным «спасибо», не понятно за что, и только получив от каждой какое-нибудь нудное нравоучение, большуха подводила итог, объявив Зорьку полноправной невестой бабняка. Для самой Зорьки с этого момента начинались очень трудные обязательные времена в сорок дней невестования. Вернее, сорок дней считалось в чистом виде без этого дня, начала и дня выхода из этого жестокого поста морального воздержания. Для неё эти шесть седмиц были не просто испытанием, а истинным наказанием. В присутствии баб ей вообще запрещалось издавать какие-либо звуки, не то что говорить. Ей нельзя было поднимать глаза, когда с ней кто-нибудь из баб говорил, даже мама! Все шесть седмиц она имела право только слушать и безропотно подчиняться, выполняя всё, что этим бабам проклятущим в голову придёт. На время она становилась самой бесправной единицей общества. Но Зорька знала, что этот экзамен надо было сдать. И за любую оплошность будут бить, в первую очередь, её собственная мама. Конечно, до смерти не забьёт, лишь для поучения, ломки нахрапистости и гонора, а вот другие бабы, особенно из Данухинного круга и до смерти забить могут, коль норов на показ выставишь, да не обломаешься. Переламывали девок по-взрослому. Всё. Детство кончилось. Хотя в родном бабняке всё же делалось снисхождение, не то что чужачкам. Пришлые невесты наматывали сопли и слёзы на кулак с самых Волчьих Свадеб аж до Купальной седмицы. Кое кто не выдерживал, руки на себя накладывал, хотя это было редкостью. Матёрая, как правило, брала всех чужих под своё покровительство, не допуская особого беспредела со стороны баб. Справедливости ради, Зорька отметила про себя, что в их бабняке бабы всё же как-то с пониманием относились к чужачкам, как к бедолагам, даже где-то жалея, но и не давали особо распускаться и от рук их отбиваться. Если невеста, хоть своя, хоть со стороны вела себя подобающе, то её особо не задирали. Кто и мог «пригнуть», так это сама большуха, или на худой конец Сладкая. И Зорьку всем бабняком, тоже начали готовить к Купальной седмице уже всерьёз и чуть ли каждодневно.

Тех трёх аров, что приехали торговаться, новоиспечённая невеста, увидела на следующий день. В первый раз она встретила их, когда с Милёшкой тащили ушат воды с реки. Зорька заметила, как все трое её глазами пожирали, оценивая. Второй, в тот же день, ближе к вечеру, когда с поленницы у бани дрова набирала. Они втроём совсем близко подошли, к самому заборчику и самым наглым образом пялились, даже вдоль заборчика прошлись, раздевая её глазами с разных сторон. У Зорьки тогда ещё какие-то двойственные ощущения возникли. Во-первых, было неприятно такое дотошное внимание, а во-вторых, приятно было ощущать повышенное внимание чужих на своей персоне. И какое из этих ощущений преобладало, тоже было непонятно. В общем мура какая-то. С одной стороны, радовало то, что атаман оставил её при родном бабняке, с другой, вдруг забрезжил маленький лучик надежды на лучшую долю с возможностью вырваться из этого о постылого бабняка в городскую сказку. Полная мешанина в голове. Чего-то хотелось, а чего непонятно.

И сейчас, сидя на лежаке, у Зорьки было примерно такое же состояние. Замуж хотелось, вроде бы как, а страшно было так, что аж ничего не хотелось. Тут ещё вспомнилось, что ары брали только девственниц, а она то уже нет! А вдруг он этого не знает. Как он себя поведёт? И самое главное, как самой то себя вести? Сдаться в образе сорокадневной невесты? Покорной и послушной? Или наоборот проявить характер и показать ему, что она не корова какая-то безропотная, а и госпожой в его доме быть сможет. Эта идея почему-то показалась ей более привлекательной. К тому же, рассуждала она, начиная с их первого знакомства, она была именно такой. Дикой, необузданной, наглой и нахрапистой. И он запал на неё, а в этом она уже не сомневалась, именно на такую своенравную, с характером. «Точно,» — подумала в результате короткого размышления, — «Я должна быть ему под стать. Либо примет меня такой какая я есть, либо убьёт. Плевать!»

И тут, как по заказу, сначала послышались шаги, затем кто-то тяжёлый забрался в кибитку, от чего она вся зашаталась, задёргалась. Зашуршали ноги по напольному сену, затем какой-то шорох от стены совсем рядом и в помещение влился предрассветный, мягкий свет, слегка осветив грозное лицо её мучителя. Он стоял и молча разглядывал Зорьку, как будто в первый раз увидел. Что творилось у неё самой внутри, она, пожалуй, и сама бы объяснить не смогла. Стыд, что толкал провалиться на месте, волнение, заставляющее руки лихорадочно искать места и не находить его, отчаяние безвыходности положения, ужас от непонимания того, что сейчас произойдёт, дурацкое и неуместное желание мило ему улыбнуться и ещё, Святая Троица знает, что. Всё в одной куче бурлило кипятком и вымораживало инеем. Он колыхнулся. Опёрся на стену плечом и тихо спросил:

— Утро наступило. Каков твой выбор?

И тут её заколотило в лихорадочной трясучке. Живот заболел, голова закружилась. Она пыталась что-то сказать, но не могла. Всё тело до последнего кончика пальца, предательски перестало её слушаться. Накрыла паника и тут она неожиданно для самой себя сдалась. Полностью и бесповоротно. Сил сопротивляться больше не было. Дрожь как-то сама стихла, тело расслабилось, голова безвольно упала на грудь, а в мыслях прорезался злой крик души: «Будь ты проклят, людоед. Убивай». Но он по-прежнему молчал. У Зорьки в голове тоже стояла полная тишина и ожидание чего-то неминуемого. Но ничего не происходило. Она осторожно попробовала прочистить горло, голос её слушался и тогда сама, не ожидая от себя, она буквально выдавила чужим, детским голоском:

— Я буду… твоей… женой.

И тут как гром среди ясного неба прогремел немедленный ответ:

— А я не спрашивал тебя, кем ты себя видишь. Не тебе решать.

Его жёсткие и даже где-то злые слова подействовали на неё, как ушат холодной воды, разом приводя в чувства и заполняя всё нутро яростью и озверением. Паника со страхом куда-то резко попрятались, улетучились. Обида вцепилась хищными зубами в глотку. Разум вскипел, но результатом его кипучей деятельности стала лишь отчётливая мысль: «Сволочь!»

— Кем ты будешь, решу я. Тебя же просто просили сделать выбор, что хочешь ты.

Её естество вздрогнуло, сейчас она была готова броситься на это говно в мужском обличии и порвать его голыми руками, ну или по крайней мере всю морду расцарапать. В глаза брызнули слёзы ярости, обиды от бессилия и жалости к себе любимой. С огромным трудом Зорька сдержала желание выплеснуть на него всё, что накипело внутри. Она медленно подняла на него затуманенные слезой глаза и как можно спокойней проговорила уже своим, привычным голосом, проговаривая каждое слово:

— Я хочу быть твоей женой.

— Вот это я и хотел от тебя услышать.

Голос его неожиданно зазвучал обыденно, спокойно, как будто они говорили о чём-то незначительном и самом обычном. Этот резкий переход от злобного рычания к умиротворённому побулькиванию, на Зорьку подействовал, как увесистый дрын по башке. Оглушительно, или оглушая, ну в общем выбивая всё сознание на пол. Она растерялась. Он вальяжно прошествовал мимо её в глубину кибитки, проронив по дороге, как бы невзначай:

— Ты спала?

— Нет, — отрывисто буркнула она, на автомате, лихорадочно собирая остатки разума в кучу.

— Ела?

И тут откуда-то резко выползла стыдливость, как будто поев его еды, им же и предложенной, она совершила что-то неприличное и даже наказуемое. Поэтому ответ получился, лишь как лёгкий выдох:

— Да.

Он скрылся за занавеской в глубине жилища, за которой тоже заструился свет и выйдя обратно и указывая на срывающийся там закуток, продолжил вести вялый, домашний, ничего для него не значащий разговор:

— Там твоя половина. Видела уже?

— Нет, — ответила Зорька опять не своим голосом и вновь тихонько похыркала, прочищая горло.

Тот факт, что для неё заранее, оказывается, было приготовлена её половина, говорил о том, что эта сволочь толстожопая уже всё за неё решил и заранее знал её ответ, и он лишь с ней играл, гоняя как волчара бедную зайчиху, способный сожрать её в любой момент, но не делал этого только ради удовольствия чуть-чуть побегать, так сказать, размяться для аппетита. «Ну, что ж, — подумала со злорадством Зорька, в которой проснулась оторва, — я тоже люблю такие игры. Давай посмотрим, кто кого».

— Ну так иди смотри, — предложил он, спокойным, ничего не выражающим голосом.

Она всей кожей почувствовала его самонадеянную ухмылку. Зорька медленно и грациозно встала, надменно расправив плечи и выбросив грудь вперёд. Поправила с достоинством меховое одеяние, которое постоянно норовило сползти с её гордого тела, но тут этот козёл вновь обломал ей весь антураж.

— Одеяло моё оставь. Там у тебя своё есть.

В лицо резко ударил жар. «Ты хочешь видеть мою голую красоту? — мелькнула шальная мысль в голове, — да, на!» И она, сознательно потупив глазки, эдакая святая невинность, выпустила из рук одеяло, вновь подавая грудь вперёд, отчего меховушка легко соскользнула обратно на лежак и прикрывая свою слегка покрытую волосиками щёлку концом косы, плавно, на сколько получалось в данной ситуации, двинулась на свою половину. Она не смотрела на него, а что-то очень внимательно выискивала у себя под ногами, но сама всем телом чувствовала, всем своим нутром, что он буквально пожирает её глазами. В добавлении ко всему, он что-то замямлил, явно смущаясь, как нашкодивший мальчишка:

— Тут я для тебя всякие тряпки припас, платья, ещё что-то, какие-то бабьи безделушки, зеркальце, причесалки разные. Сама разберёшься.

Зорькина сущность ликовала. «Знай наших, пацан сопливый, не таких зверей обламывали. Я ещё из тебя верёвки…», но тут её победная мысль была грубо прервана. Уже проскакивая мимо него, атаман жёстко ухватил Зорьку за корень косы сзади и зашептал в самое ухо:

— Если ты будешь гадить, где не попадя, а не там, где я тебе указал, как щенка носом натыкаю.

От неожиданности происшедшего и услышанного её лицо опять вспыхнуло жаром, а звонкий шлепок по голой жопе выбил из Зорьки всю спесь и гонор в один момент и заставил стрелой влететь на свой лежак, заваленный горой каких-то тряпок.

Он опустил занавеску и судя по спокойно удаляющемуся голосу, вполне доброжелательному, Зорька поняла, что он уходит. Но как только она сообразила и поняла смысл того, что он говорит, очередная волна паники окатила её с ног до головы и руки опять задрожали. А он просто, как бы само собой разумеющиеся выдал:

— Разберёшь барахло, приведи себя в порядок. Оденься получше. Сегодня я буду тебя показывать народу.

Потом он ещё что-то пробубнил себе под нос, но Зорька уже не разобрала. Ей хватило того, что услышала «…буду показывать тебя народу».

Разве могла эта мразь знать, что подобное девке говорить нельзя ни при каких обстоятельствах. Любая доведёт себя до истерики, зная, что её будут выводить на показ, а ей не в чем блеснуть. Любая доведёт себя до белого каления в бесчисленных попытках хоть как-то стать красивее и привлекательнее, чем есть. Зорька не стала тратить время на доведения себя до истерики и разрыдалась сразу. Перебирая груду различных нарядов и вытирая слёзы о каждую тряпку, она плакала по поводу своей никчёмности и того, что ей просто нечего на себя надеть, не в чем себя показать. Все эти яркие тряпки были красивые, но абсолютно непонятные. Она попыталась в одной из них разобраться, но тут же вновь залилась горькими слезами, расписавшись в своей беспомощности. Только где-то под конец этой кучи, она обнаружила нечто знакомое. Нарядную верхнюю рубаху речных баб. С виду она была новая, но сшита не на неё, а на взрослую бабу, но это было единственное одеяние, которое она знала, как одевать и как носить. Поэтому недолго думая Зорька напялила рубаху, пытаясь уменьшить её сборками и мало-мальски аккуратными складками. В конце концов, не выходить же ей голой, а свои рубахи где-то возле бани валяются грязные, их ещё стирать и стирать. Но тут ей под руку попало удивительно красивое зеркальце и костяной гребень, очень тонкой, мастерской работы, что её значительно успокоило, так как позволило заняться привычным девичьим занятием — разглядыванием себя любимой и наведением на ней красоты.

Она даже не заметила, как пролетело время, и он снова вернулся. Зорька затихла. Атаман прошёл, улёгся на лежак и как-то устало проговорил:

— Утренняя Заря, ну ка покажись.

Зорька встала. Она была спокойна. С каким-то полным безразличием вышла из-за занавески и предстала перед хозяином кибитки и только тут почувствовала всю несуразность своего наряда, одёргивая расползающиеся складки и пытаясь собрать их обратно.

— Да, — протянул он, — а что аровы платья тебе не понравились? Там же много красивых.

Он сел и с какой-то глубинной тоской разглядывал её ободранные коленки, сверкающие над красивыми светлыми сапожками. Зорьку вновь за горло схватила обида и опять захотелось разреветься, но сдержав накатывавшие на глаза слёзы, призналась:

— Я всё это не умею одевать, у меня не получается.

— Да, — задумчиво констатировал атаман, — как-то об этом я не подумал. Ладно. Что-нибудь придумаем.

Ободрил он её, резко вскакивая и доставая из-под лежака груду золотых украшений. У Зорьки аж в глазах засверкало. Столько золота она отродясь не видывала. И тут он её добил:

— Это тебе. Сейчас пришлю баб, они помогут одежду подобрать.

Для бедной девочки это был как раз тот самый рубеж, на котором она окончательно сдалась на милость победителю. Дальше пошёл радужный туман, звёздный фейерверк в глазах, полное непонимание того, что происходит вокруг. Бессонная ночь. Вымотавшие все силы переживания, глубина которых была такова, что она за всю жизнь столько не пережила, сколько за один день и ночь. Её голова от перегрузки, просто отключилась, заявив напоследок: «Всё! С меня хватит!». Она смутно помнила, что происходило дальше. Сначала она тупо перебирала и кажется даже любовалась золотыми прелестями. Затем явились две бабы. Ощупали её, раздели, золотые игрушки отобрали. По очереди перебирая тряпки в куче выуживали различные одеяния и прикладывали их к Зорьке то спереди, то сзади. Потом одна куда-то ушла. За ней пропала и другая. А Зорька, как стояла на одном месте, так и продолжала стоять, покачиваясь, как пьяная. В голове гул, в ушах звон, в глазах песок и слёзы. Ноги руки, как чужие. Ей ужасно хотелось спать, и она рухнула на лежак, на котором просидела всю ночь и заснула ещё до того, как коснулась ложа. Потом помнит сквозь сон, что её толкали, тормошили, кажется били по щекам, пытаясь привести в чувство. В конце концов её обрызгали водой, и она кое как выбралась из сна и то не полностью. Опять перед ней замельтешила баба. Одела её во что-то. Долго крутилась вокруг, то и дело дёргая и подтягивая в разных местах. Наконец, она усадила невесту на лежак и занялась её волосами, от чего Зорька опять уснула. Сидя. Тут же, по крайней мере так ей показалось, её опять сильно начали тормошить и брызгать в лицо водой. Она на этот раз, почему-то не сидела, а уже лежала. Встала и кажется проснулась. Её буквально выволокли из кибитки, накинули на голову большое покрывало, из-под которого были видны только собственные ноги, предварительно как-то хитро смотав на голове косу. Согнулируки в локтях. Тоже чем-то накрыли и куда-то повели. Находясь между сном и явью, она покорно семенила туда, куда её под обе руки вели сопровождающие, но услышав многоголосый гомон впереди, начала приходить в себя, полностью прогоняя сон. И когда до неё дошло куда её ведут и ужас предстоящего показа табуном пробежал по её позвоночнику, проснулась окончательно. Толи от осознания происходящего, толи от того что проснулась, ноги стали заплетаться и сгибаться в коленях, но её вели крепко под оба локтя. Вдруг, как-то резко, один локоть отпустили и человек его державший побежал вперёд. Зорька поняла это по удаляющимся от неё шагам. Вместе с пониманием, она чуть было не потеряла равновесие, с трудом удержавшись на ногах, лишь сильно качнувшись в сторону. С другой стороны, женский голос монотонно, на одной ноте зажурчал прямо в ухо:

— Тихо, тихо, тихо. Всё хорошо. Идём. Сейчас будет небольшой спуск. Смотри под ноги.

Зорька сильно наклонила голову вперёд. При этом втягивая грудь, так хоть что-то видела под ногами и мелкими шашками продолжала следовать куда ведут. Наконец, ведущая остановилась и заставила Зорьку развернуться. Она так и замерла сгорбившись, как и шла. Вокруг стояла полная тишина и это ужасно напрягало. Она с ужасом осознала, что закупорена с ног до головы и изрядно вспотела. По лбу поползла мокрая дорожка и Зорька уже привычно запаниковала. А тут ещё вдруг где-то совсем рядом спереди громыхнул громкий мужской голос. Чужой, незнакомый.

— Прежде чем мы увидим твоё лицо и примем решение достойна ли ты быть женой нашего атамана, ты должна ответить нам люб он тебе или нет. И не идёшь ли ты в жёны по силе или другому принуждению.

Зорька даже как-то мимо ушей пропустила эту тираду, лишь сначала вздрогнула от неожиданности громкого голоса. Она даже не думала о том, что этот вопрос адресован ей. Она была абсолютно уверена, что обращаются к кому-то другому и была занята лишь мыслями, как утереть намокшее лицо. Не будешь же махать руками. Громовой голос вновь заставил её вздрогнуть.

— Мы не слышим твоего ответа.

И тут в ухо зашипела рядом стоящая баба:

— Люб, люб, проснись, дура!

И только тут Зорька поняла, что опростоволосилась и то что спрашивали оказывается её! Она так быстро испугалась, что тут же заревела и сквозь слёзы торопливо прокричала:

— Люб, люб. Я сама хочу…

С неё медленно стянули покрывало и к лицу прикоснулся спасительный прохладный воздух. Руки, как-то сами собой, безвольно опустились, и она увидела перед собой огромную толпу молодых мужиков и пацанов. Все эти люди с восторгом и обожанием рассматривали именно её, маленькую, зарёванную и взмокшую Зорьку. Она не понимающе озиралась по сторонам, поражаясь такому большому количеству людей и в один прекрасный момент вдруг наткнулась на взгляд своего будущего мужа. Таким несчастным она его раньше никогда не видела. Непонятно почему, но ей его стало очень жалко, захотелось прижать его к себе, обнять. Зорька протянула к нему руки не то в надежде дотянуться, не то в попытке хоть на кого-нибудь опереться, чтоб не грохнуться прямо тут на траве. Голова кружилась. И она защебетала, всем своим видом и тоном прося поддержки:

— Я испугалась, прости меня, но я очень сильно испугалась. Я сейчас упаду…

В конце концов он подхватил её за руки и начал целовать, что-то шепча на ухо, но Зорька уже ничего не была в состоянии понять. Она лишь продолжала щебетать всё о том же.

— Прости. Я просто испугалась. Я сама хочу. Ты, правда мне люб.

Её рука скользнула по его мокрой, поросшей мелкой рыжей растительностью щеке. Лицо его оказалось очень горячим. Она не поняла толи у него жар, толи она окоченела.

Привёл её в чувство всё тот же громовой голос:

— Назови своё имя.

Жених тут же тихо подсказал:

— Скажи, как я тебя назвал.

Но Зорька уже собралась с мыслями и прекрасно поняла, что от неё требовалось. Она выпрямилась, стараясь успокоиться и твёрдым голосом произнесла:

— Утренняя Заря…

Все последующие дни проплыли в сказочном тумане. Счастье её было настолько велико, что она порой захлёбывалась им и теряла сознание. Он был милым, нежным, ласковым, дарил целый неизвестный для неё мир удовольствий и наслаждений. Зорька заболела этим мужем, сроднилась и срослась с ним душой и телом. Желание постоянно его видеть, слышать, ощущать было нестерпимым. Казалось, всего что у неё было, было мало, хотелось ещё и ещё. Она никак не могла надышаться, напиться, насытится. Поначалу они постоянно были вместе. Ласкались, ворковали. Она настолько доверилась ему, что, нисколько не смущаясь и не стесняясь открывала ему самые сокровенные свои тайны. И он, из грозного и страшного зверя, превратился в обыкновенного мальчишку и столь же откровенно доверял ей тайны свои. Когда он рассказывал о своём детстве, Зорька рыдала и ей было его так жалко, что хотелось сейчас и сразу отдать ему всю любовь и ласку, которой он был лишён практически всю свою жизнь. Все эти дни и ночи казались сном или полусном. Постоянные недосыпы и полное непонимание того, что сейчас день или ночь за стеной кибитки, привели Зорьку в странное, необъяснимое состояние на грани сна и яви. Она ни о чём, кроме него не хотела думать и ни о чём, кроме него не хотела знать. Зорька хотела только его, всего и сразу. Единственно о чём они никогда не говорили, это о её роде, маме и сёстрах с братьями. Эта тема сама по себе стала табу. В первую очередь для неё. Зорька просто решила отсечь всё прошлое, проведя невидимую черту и просто уверовала в то, что это было не с ней, а с какой-то другой Зорькой, которой просто больше нет. Теперь она стала другая. Теперь у неё началась новая жизнь. Она родилась заново. Она не знала сколько прошло ночей со дня свадьбы, потеряла счёт, хотя по правде сказать, считать она их даже не пыталась, но через какое-то время он стал всё чаще и на долго куда-то уходить, объясняя это тем, что он тут всё-таки атаман и у него много неотложных дел. И даже его отлучки она превращала исключительно в добродетель. Зорька очень гордилась тем, что он у неё такой важный и как бы ей не хотелось держать его при себе, всё же нехотя уступала его делам ватажным. Кроме повышения собственной гордости за себя, это обстоятельство давало ей ещё один неоспоримый плюс. Она начала высыпаться.

И вот в одно прекрасное утро, спустя, наверное, дней десять или что-то около того, безвылазного лежания в кибитке, она впервые вышла на прогулку по логову. Он её отпустил сразу и как Зорьке показалось с какой-то радостной облегчённостью. При том сам с ней не пошёл, как она его не упрашивала. Он просто завалился спать. По началу она хотела обидеться, но подумав немного, нашла для себя объяснение в том, что муж действительно устал, занимаясь делами логова и ему необходимо отдохнуть. После чего перестала его тормошить, одела своё нарядное платье, увешалась золотом и пошла.

Она не шла, она шествовала, важно надувшись и поглядывая на мальчишек, суетившихся повсюду, с высока. Почему-то в основном по логову бегала малышня. Копошились, как муравьи в муравейнике, все чем-то были заняты. Таскали, хлопали тряпками и шкурами, плескали на траву воду из бадей, что-то колотили, крутили. Она не очень понимала, чем они были заняты. Мальчуганы все, как один завидев её вставали, замирали столбиками и восхищённо смотрели. Даже кое-кто рот разевал. У Зорьки самооценка собственного «Я» буквально зашкаливала. Первого взрослого она встретила у двухколёсной повозки. Она признала в ней ту самую коробку на колёсиках, в которой атаман привёз её в логово. Он ковырялся и чем-то стучал в колесе. Он явно заметил её, но вида не подал, полностью проигнорировав её такую красивую. Даже когда она прошествовала совсем рядом, не обернулся и не прекратил своего занятия. Такое пренебрежение к её величию несколько задело Зорьку, небольшая тень наползла на её лучезарное настроение, но она тут же про себя плюнула на этого мужлана, как-то кратко его обозвав и эта тень исчезла, и Зорька заблистала дальше. Дорога, по которой она шла, проходила по кругу, окольцовывая всю эту большую поляну, что позволяло ей осмотреть всё логово, но явно ни всех обитателей. Вокруг была только малышня и притом, что Зорьку страшно удивило, только пацаны! Вот тут ей вдруг стало неуютно и вся царская спесь куда-то улетучилась. Она лихорадочно стала рассматривать вокруг человеческие фигурки, вглядываться в мелькающих всюду мальчишек, заглядывать поодаль, но не одной девки так разглядеть и не удалось. Она поняла, что попала в логово пацанов и что она здесь совсем одна. Резко почему-то стало не по себе и захотелось вернуться в свою уже ставшую родной берлогу на колёсах. Но тут же вспомнила, что где-то же были здесь ещё две взрослые бабы, которых она уже видела, да ещё где-то должна быть одна невеста, про которую Ардни говорил. Притом молодуха была из их баймака и её распирало любопытство, кто она. Только ради этого она и вырвалась на эту прогулку. По его описанию Зорька так и не поняла, кто она такая. Не на одну из её подруг описание не походило, но то, что она из её родного баймака, было, несомненно. Она перестала обращать внимание на пацанов и стала внимательно вглядываться в жилища, в надежде увидеть хоть мельком кого-нибудь из знакомых. Притормаживала у землянок, стараясь украдкой заглянуть внутрь, но закрытые входные шкуры не позволяли ей это сделать. И наконец дойдя до очередной кибитки, такой же как у неё, она остолбенела. У самого угла стояла знакомая молодуха. Она стояла тоже как вкопанная, прижимая к груди какую-то светлую тряпицу и в отличии от Зорьки, последняя похоже, заметила её уже давно и напряжённо ждала. Они стояли друг против друга и молча смотрели. Это была не одна из её лучших подруг, на что Зорька так надеялась и горечь разочарования какое-то время сковывало её, хотя она сразу узнала молодуху. Это была Тихая Вода. Та самая выданная невеста, купленная атаманом полтора года назад, что при знакомстве со Сладкой описалась. Та самая, с которой Зорька потом почти подружилась, так как девка она была в общем-то не плохая. К тому же она была старше Зорьки и знала то, что ни Зорька, ни её закадычные подруги тогда ещё не знали и Тихая с удовольствием делилась с ними тем, через что проходила. Подружками они конечно не были, но отношения у них были почти «подружечными». Зорька первая вышла из ступора и быстро, почти бегом подошла к Тихой. Та тоже встрепенулась, бросив тряпицу на траву и трижды облобызав друг другу щёки, они обнялись.

— Тихая, — чуть ли не шёпотом констатировала Зорька, разглядывая её как-то разом повзрослевшее и вместе с тем осунувшееся лицо.

Она похудела. Под глазами синюшные тени полукругом. Глаза красные, как будто только что ревела.

— Как ты? — спросила Зорька, понимая почему-то, что у Тихой не так всё прекрасно и радужно, как у неё.

Та в ответ лишь горько вздохнула и опустила глаза.

— Тебе плохо? — почему-то шёпотом продолжала допытываться Зорька, беря её за руку.

За все последние дни она находилась в состоянии эйфории неземного счастья и даже подумать не могла, что кому-то может быть плохо, когда ей так хорошо. Тихая Вода посмотрела на неё печальными, воспалёнными глазами и тих ответила:

— Устала просто. Меж двух разрываюсь.

Зорька сначала впала в недоумение, не понимая о каких двоих она говорит, но тут как будто услышав её мысли, где-то со стороны шатра, что похоже тоже, как и у них был баней, послышалось куксивое всхлипывание грудничка и Зорька вдруг резко вспомнила, что у Тихой же был ребёночек, которого она родила этой весной. Именно это обстоятельство развело их когда-то так и не сделав подругами. Зорька увидела её сейчас впервые чуть ли не с зимы. Тихая засуетилась, извиняясь посмотрела на Зорьку и быстро заговорила:

— Кормить надо.

Она обняла столбиком стоящую Зорьку и торопливо пошла в шатёр. На входе оглянулась и уже с улыбкой добавила:

— Если у тебя будет свободное время, заходи. Потрещим. У меня как видишь ни дня, ни ночи не хватает.

Зорька всё поняв, закивала головой.

— Обязательно зайду, Тихая. Зайду.

Молодая мама скрылась внутри шатра и звуки малыша затихли.

Как-то само собой течение Зорькиной жизни вошло в привычное русло. Дни стали днями, ночи ночами. Она по началу каждый день ходила к Тихой Воде, но подружиться они так и не смогли. О том, что произошло в баймаке при налёте Тихая отвечала скудно и без особого желания. Об участи остальных ничего не знала. У Зорьки тогда прокралось подозрение, что Тихая попросту не верит в её бессознательность и ничего не знание. Она думает о ней плохо. Зорька не раз ловила себя на этой мысли. Да что говорить, хоть почти полтора года Тихая Вода жила в их роду, а так чужой и осталась. Вскоре им вообще как-то стало не о чём говорить. Отношения почему-то были натянутые. Тихая не стремилась душу изливать, Зорька и подавно. Она стала ходить к ней всё реже, а вскоре и вовсе перестала. Так, где если встретятся здоровались конечно, да и только. С Онежкой, одной из взрослых баб логова, отношения складывались примерно такие же. Баба относилась к ней настороженно и с опаской, но всячески старалась изображать материнскую заботу с теплотой и лаской, но всё это Зорьке казалось каким-то не настоящим, наигранным. А вот с Хабаркой, второй взрослой бабой логова, они как-то быстро сдружились, не смотря на большую разницу в возрасте. По началу баба тоже пыталась проявить какие-то материнские поползновения в своём к ней отношении, но ей это довольно быстро надоело. Ей куда более по духу было общение с Зорькой, как с равной и после первой же совместной попойки, что произошла абсолютно спонтанно на Положение и которую таясь ото всех они устроили на бане за кузней братьев мастеровых, вообще стали закадычными подружками не разлей вода.

То, что Зорька забеременела, она почувствовала сразу. Ей для этого даже девятого дня дожидаться было не надо. Вот почуяла и всё. Ну, естественно, с этой новостью рванула первым делом к Хабарке. Та, обтерев руки о подол, раздвинула её веко и что-то внимательно поискала в Зорькином глазу. После чего абсолютно уверенно заявила:

— Точно. Беременна. Ну, Зорьк, готовь мужику «благодарственну».

— Ой, вскинулась молодуха, да как же. У меня ни очага, ни продуктов никаких.

— Ни сцы, молодуха, придумам чё-нибудь.

Ну и придумала.

Хабарка, следуя указанию атамана, ещё на Зорькиной свадьбе подпоила, окрутила и пристегнула к себе одного из мастеровых братьев, что по моложе. Да так крепко вцепилась, что тот и вырваться не смог. Да так мягко, да умно постелила, что тот и не пытался даже вырываться. Понравилось. В отличие от Онежки, которая обихаживала второго братца потихоньку да помаленьку, корча из себя девку молодуху, эта сразу взяла бычка за рожки и нахрапом, без зазрения совести впёрлась в их жилище, да там и поселилась, будто тут и жила, по сути выселив второго братца чуть ли не на свежий воздух жить. По началу тот в кузнеце проживал, вокруг которой Онежка в нерешительности кружилась, пока обнаглевшая Хабарка чуть ли не силой послала его к Онежке в землянку погостить, попить, поесть, разговоры поразговаривать. Так он там впервые и заночевал. Хабарка не стала спрашивать, что они там этой ночью делали, да и делали что-нибудь, аль всю ночь просидели за разговорами друг против друга, лясы точа. Ей было наплевать. Главное, что с этой ночи он ей в «новом» её доме больше не докучал. Спать ходил к Онежке. А видя счастливую харю Онежки и расспрашивать даже не стала. У неё на этой харе было всё нарисовано. С утра до вечера братья в мастерских на кузнице гремели. Кстати, тоже резко повеселели, орлами за глядели. Атаман даже Хабарку похвалил, за свадьбу заикнулся, но Хабарка отшутилась, переводя всё на братьев, типа, не пришло то время, когда бабы мужиков за себя замуж начнут звать. Все посмеялись, пошутили, но на этом и закончили. Замуж так никто и не позвал. Хабарка ещё атаману на уши отговорки да шутки навешала, а для себя всё же зарубку на душе сделала. Телок, телком, но замуж позовёт, никуда не денется. Только бы палку не перегнуть, не спугнуть добычу. В Хабарке, связавшейся с Зорькой, откуда не возьмись проснулась дремавшая в ней «оторва». Именно схожесть их разгильдяйских характеров и равность «наклонных интересов» и сроднила их. Обе оказались легки на подъём в вопросах чего-нибудь непотребного. Разбирали мужиков своих на мелкие детали без зазрения совести, не смеясь, а похваляясь. И Зорьке от этого не было стыдно, а даже как-то легко и обыденно с Хабаркой. Странно, но у них всегда было о чём поговорить со взаимным интересом. Зорька спокойно делилась с этой бабой всем сокровенным без утайки и мыслями и чувствами, и переживаниями. Хабарка отвечала взаимностью. Её как будто прорвало за долгие годы одинокого воздержания от словесного поноса, и она облегчала свою душу молодухе. По крайней мере Зорьке так казалось. Хабарка тоже тянулась к Зорьке. С ней она забывала о своих годах и как Зорька становилась молодой, озорной и интересной. Она почувствовала какой-то новый привкус у жизни, новую необжитую ею грань и впереди засверкало вполне не плохое будущее. В общем за молодилась она с Зорькой и это как нельзя кстати было теперь и именно этим она сразила и добила мастерового. Молодой задор в голове, да умудрённый опыт в делах, против такого оружия ни один мужик не устоит. Рибху-младший, как и следует молодому телку переключил мысль с головы на головку и безропотно таскался за ней, как на привязи.

Баба с молодухой чуть ли не бегом прошвырнулись по логову. Зацепив по дороге небольшой котёл, кое-какую посуду. В схроне нахватали продуктов, что смогли унести и всё это притащили в кузницу, выгнав оттуда обоих мужиков самым наглым образом. Рибху-младший безропотно, придурковато улыбаясь обмяк, бросил молот, подчиняясь своей хозяйке. Его старший брат хотел по началу, что-то огрызнуться поперёк, но его обломала Зорька, мило улыбаясь и зависая на его руке, как «выжившая из ума» и «абсолютно потерявшая стыд» девчонка, жалобно упрашивая. Тот тут же растаял, махнул рукой и сдался «бабам проклятущим» со словами:

— И то правда. Пойдём ка брат, посидим с тобой да выпьем чего-нибудь. А то в последнее время всё никак не соберёмся, да спокойно не поговорим.

Так, обняв друг друга за плечи, они и подались, оставив двух что-то затевающих «проклятущих» у не погашенного горна.

Сначала Зорька сильно переживала и боялась сознаться Хабарке, что не знает, как эти «благодарности» пекутся, но как тут же выяснилось, как печь их Зорька оказывается знала, только не знала, что эти лепёхи, которые она перепекла в своей не долгой жизни сотнями и были теми самыми «благодарностями» на Положение. Поэтому работа пошла у них споро, в четыре руки. Вместо очага использовали горн. Но оказалось, что продуктов они нахапали значительно больше, чем требовалось, притом зачем-то и не понятно кем из них была притащена солонина, хотя она совершенно была не нужна для лепёх. Хабарка задумчиво оглядела остатки продуктов, вдруг вспыхнула как огонёк и со словами «я мигом», куда-то унеслась. Появилась она действительно быстро, держа в руках большой запечатанный кожаный мешок и с лучезарной улыбкой на лице, сверкающей, как солнечный зайчик.

Вечером подвыпивший Рибху-младший, глупо чему-то улыбаясь, сидел на брёвнышке у входа в кузницу. Именно в этом растёкшемся состоянии его застал атаман. Ардни наконец-то потерял свою молодую жену и со злобным выражением на лице двинулся на её поиски. Но спрашивать у Рибху о своей пропаже ему не пришлось, так как Ардни ещё на подходе услышал пьяную бабью песню, доносившуюся откуда-то из-за кузни. Песня была нудная и жалостливая и судя по голосам они её не сколько пели, сколько ревели. Атаман, подойдя к мастеровому с недоумением спросил:

— Что тут происходит?

Рибху ничего ему не ответил, а лишь поднял с травы и показал остатки расплавленного медного котелка, по-прежнему продолжая при этом придурковато улыбаться. Ардни решительно двинулся на пьяную песнь. За кузней была полузаглублённая баня — землянка, на крыше которой насыпан холм, уже давно поросший травой и на этом холме, на расстеленной шкуре тура сидели и ревели две пьяные в «умат» дуры. Растрёпанные, извазюканные в чём-то, зарёванные и уже похоже ничего не видящие пред собой и ничего не понимающие. Ардни поднялся на холм, подошёл вплотную. Они не обращали на него никакого внимания, продолжая уныло завывать.

— Не понял! — грозно рявкнул он.

Хабарка от неожиданности хотела повернуться, но вместо этого повалилась набок и как кадушка скатилась с холма вниз. Зорька громко икнула, широко улыбнулась и тут же завалилась на спину, раскидывая руки в стороны, лишь тяжело выдавив из себя:

— Ооой.

Ардни оглядел импровизированный стол. Заглянул в пустой мешок, принюхался. Хмыкнул, невесело улыбнувшись. Посмотрел на Хабарку, стоящую на четвереньках и при этом шатающуюся, тупо уставив взгляд в землю. Посмотрел на жену. Она уже спала, посапывая слегка приоткрыв милый ротик. Ардни поиграл желваками на скулах, поднял «неживое» тело жены, закинул на плечо, как мешок и понёс домой. Проходя мимо всё там же сидевшего младшего Рибху, он грозно спросил:

— Ты с ними пил?

Тот в ответ замотал головой.

— Нет. Мы с братом, — при этом махнув рукой куда-то в сторону ватажного круга.

— А эти с чего, как свиньи нажрались?

В ответ младший только пожал плечами.

Проснулась она утром. Было уже светло. Лежала Зорька на своём лежаке полностью одетая и даже вся при золоте. Было очень нехорошо. Болело, не пойми, что, вернее сказать всё. С огромным трудом села, опустив ноги на солому и только тут поняла, что ещё пьяная до сих пор. В грудях что-то мешалось, сдавливало. Приложила руку, нащупала какой-то комок. Нехотя сунула туда руку и вынула свёрток белой материи. Поначалу просто сидела и тупо смотрела на него, пытаясь сообразить, что это такое. Соображать не получалось, притом совсем. Развернула, с усилием фокусируя взгляд. Улыбнулась. В тряпице лежали благодарственные лепёшки, приготовленные мужу. Медленно, мелко трясущимися руками, старательно завернула обратно. Попыталась подняться на ноги. С грохотом плюхнулась обратно. Грохнуло в голове, да так, что Зорька скривилась и зажмурилась. Тут она поняла, что очень хочет пить. Это была первая ясная мысль, которая тут же овладела и её разумом, и её телом. Такое единение не только позволило Зорьке подняться на ноги, но и целенаправленно двинуться к выходу из кибитки, где стоял жбан холодного, вкусного ягодного напитка. Но только выползя за занавеску, замерла как вкопанная, резко забыв куда и зачем шла. На своём лежаке, прямо перед ней сидел очень сердитый муж. Сидел мрачнее тучи, уткнувшись взглядом в пол и поигрывая в руках тяжеленой конской плёткой. Зорька сразу поняла, что её сейчас будут бить, но почему-то нисколько этого не напугалась и приняла подобное как за должное. Молодуху за её недолгую жизнь били довольно часто. Это не было связано с её каким-то особенным шкодливым характером, втягивающим Зорькину жопу в различные приключения, детей пороли всех без исключения. Принято так было в воспитании подрастающего поколения. Ну может Зорьке, в виде того же исключения, доставалось чуть больше. Мама порола за её закидоны, за ослушание, соседские бабы лупили на пойманном безобразии в качестве воспитания, даже один раз матёрая лично приложилась к её седалищу, зажав девичью голову меж ног, правда Зорька уже не помнила за что. Так что несмотря на то, что она выросла до звания жены, а вскоре даже станет сама мамой, Зорька не забыла, как жопу дерут. Но мысль эта пролетела как стрела. Вжик, и нету, а свёрток в руках заставил сразу же подумать о другом. Она со всего маха брякнулась на колени, сильно ударившись о пол, даже через настеленную солому и низко опустив голову, протянула на обеих руках свёрток, жалобно при этом проблеяв:

— Благодарствую тебе, муж мой.

Атаман, всё утро, накачавший себя на воспитательное избиение отбившейся от рук жены, подобным её поведением был просто обескуражен. Он искоса глянул на скрюченную на полу жену и недовольно буркнул:

— Что это?

— Благодарственная тебе, — тихо пропищала она, не поднимая головы.

Он взял свёрток. Развернул. Достал оттуда лепёшки, зачем-то понюхал их. Хмыкнул, ничего не понимая. Есть не стал.

— С чего это вы вчера нажрались? — спросил он грозно, но уже без особой злости, примеряясь плёткой к её округлой спине, в ожидании ответа и пока не решаясь её применить.

— Я с радости. Хабарка с горя, — всё так же тихо попискивая ответила она не разгибаясь.

— Эко вас разбросало в разные то стороны, — буркнул он уже с насмешкой, — объясни толком.

Только сейчас Зорька подняла на него до сих пор ещё пьяные глаза и в полном недоумении выпалила, указывая рукой на тряпицу с лепёшками:

— Так Положение же.

Ардни перестал поигрывать плетью и ничего не понимая уставился на лепёшки, как будто держал в руке не съестной продукт, а невиданную зверушку. Зорька не унималась:

— Вчера Положение было и тебе муж мой благодарность.

При этих словах она расплылась в широкой и благодаря пьяному лицу, придурковатой улыбке. При виде этого зрелища атаман вскипел мгновенно. Он понял, что из него хотят сделать дурака. Он отшвырнул свёрток на лежак, соскочил, наливаясь яростью и со всего маха хлестанул её плетью вдоль хребта, заорав:

— Толком объясняй, я сказал.

Зорька взвизгнула. Сжалась в клубок, закрывая голову руками. Вдоль всего позвоночника жгла острая боль. Слёзы брызнули из глаз. За горло схватил комок обиды, сквозь который она быстро заговорила:

— Я беременная. У меня будет ребёночек.

Только она успела спросить себя «За что?», как в голове мелькнула мысль, что Ардни может просто не знать их обычаев и она тут же решила исправить свою оплошность:

— У нас баба, как узнает, что забеременела, так на Положение, так седмица у нас называется, будущему отцу ребёнка «благодарность» приносит.

И тут она разревелась. Прямо перед ней зашуршало сено на полу. Она с опаской зыркнула туда и сквозь слёзы рассмотрела валявшуюся на полу тяжёлую плеть. Атаман выронил её из рук, но она поднять голову и посмотреть на него всё же побоялась. Сильные руки схватили её за плечи, подняли с пола и поставили на ноги. Зорька увидела прямо перед собой абсолютно спокойный взгляд атамана, который оценивающе впился в залитые слезами глаза. Наконец он улыбнулся, в очередной раз обозвал её дурой, только на этот раз ласково и крепко обнял, тем самым напомнив о рассечённой спине. Она ойкнула. Ардни тут же раздел её, снял с молодухи все побрякушки, уложил к верху попой на свой лежак. Напоил ягодным отваром, затем ласково лечил мазью рассечённую кожу. Гроза пронеслась. Они уже весело щебетали, как две птахи. Съел её лепёшки, совсем повеселел, а когда узнал, что за горе, с которого напилась Хабарка даже до слёз расхохотался. Горе её заключалось в том, что она очень хотела замуж, притом не сам мужик ей был нужен, как она выражалась «он ей и под титьку не упёрся», а нужна была свадьба, сам процесс. После того как Ардни просмеялся они у него стали обе дурами, на что Зорька лишь похрюкивала и вспрыскивала короткими смешками, повернув голову на бок и смотря на то, как он заливается. Только после каждого вздрагивания её смешок отдавал жгучей болью вдоль позвоночника, но и это ей казалось уже пустяком, вызывающем дополнительный приток весёлости. «Какая же я счастливая дура», подумала тогда Зорька, растягивая губы от уха до уха.

А потом был круг, на который ушёл её атаман. Он был какой-то необычный. Долгий и шумный. Она сидя в кибитке не могла разобрать о чём спорили ближники, круг проходил от неё довольно далеко, но то что они ругались и спорили, она определила абсолютно точно. Зорька почему-то очень переживала за мужа и даже в какой-то момент в голову закралась мысль, что эти мужики ругают атамана из-за неё и почему-то сразу подумалось о плохом. Но он пришёл с круга вполне довольный и её плохие мысли как-то сразу улетучились, она даже не стала расспрашивать, что там было. Порадоваться только вместе с ним не получилось, так как он объявил, что ему надо уехать на несколько дней по делам ватаги и она не на шутку встревожилась. Как он её не успокаивал, что всё будет хорошо, её это нисколько не успокоило, а даже наоборот.

Она не сомкнула глаз всю ночь, лёжа с ним рядом и поглаживая по его рыжей шевелюре. Всё за ночь передумала. Сначала о нём. Потом о себе. Вспомнилась мама, всплакнула. Затем размечталась о будущем, да так размечталась, что до утра так и не сомкнула глаз. А утром он уехал и почти на десять дней она осталась одна. Одна впервые в этой новой своей жизни.

Несмотря на то, что отъезд Ардни сделал её относительно свободной, это свобода превратилась в сущее наказание. Поначалу, она отсыпалась, а потом наступило безделье. Она просто не хотела себя чем-либо занимать, после чего наступила вторая часть безделья — она уже даже и не знала, чем себя можно занять. Зорька шаталась по логову, в лес, что был вокруг её не пускали, за пределы леса, тем более. Хабарка с Онежкой в отличии от неё наоборот были все в делах и заботах и им даже поболтать с Зорькой некогда было. Они были заняты заготовками на зиму из того, что малышня таскала из лесов и лугов. В помощь Зорьку не звали, она не напрашивалась, но в конце концов она всё же к ним пристроилась и с отрешённым от всего видом начала помогать. Затем втянулась. Настроение ей это не подняло, разговоры с бабами не поддерживала, но за делом хоть время полетело быстрее. И то хорошо.

Ардни вернулся какой-то странный. Зорька не могла эту странность объяснить. От расспросов уклонялся, всё отправляя на потом. Поначалу она думала, что он просто устал с дороги. В первую ночь муж был с ней мил, как и прежде бывало и у неё от души как-то отлегло, но на утро он стал совсем замкнутым, хмурым и даже грубым каким-то, как в первый день пребывания её в логове. Она старалась не лезть под руку и не докучать расспросами, хотя чувствовала, что что-то гложет его изнутри, какие-то мысли, ни то не хорошие, ни то не разрешимые. Со временем она совсем перестала его интересовать и это сильно обижало. Она тут извелась без него, а он…

Зимние налёты на баймаки речников Ардни совершал регулярно, только теперь колесницы его ближников были без колёс, их заменили толстые шкуры туров, лосей, кабанов. Весь ближний круг обзавёлся жёнами, к тому же при Хабарке с Онежкой, которых атаман всё же об женил с братьями, появились два коровника, общих. Так решил круг, два для всего логова. Среди новеньких жён было несколько беременных, что было с одной стороны странно, зная стремление пацанов к слиянию с арийским обществом, в котором рождение чужих детей было не приемлемо. С другой стороны, «молодость-голодность». По началу хватали первую попавшуюся. Главное, чтоб не очень страшная была, а о том, что лоно её засеяно кем-то, даже не думали. В коровник же Ардни сознательно набирал с пузами практически всех. Лишь несколько баб пустых. Зачем он так делал, атаман никому и ничего объяснять не стал. К концу зимы ситуация в самом логове кардинально изменилась. Резкое увеличение численности его жителей вынудило Ардни принять решение об увеличении прожиточных площадей. Размеры логова увеличились за счёт окружающего леса, но при этом оставив существующий внутренний завал, в виде естественной стены и вырубив за ней лес до глубины второго внутреннего заслона. Какой-то спиленный лес пошёл на строительство новых землянок, из остального сделали ещё один завал — внешний.

Зоркину с Ардни кибитку, как и все в логове сняли с колёс и тоже уложили на шкуры в несколько слоёв. В самой кибитке появился очаг для обогрева. Зорька по началу обрадовалась такому количеству новеньких молодух. Она уже успела соскучиться по девичьему обществу, кроме которого, до логова, она других практически не знала, но атаман резко и однозначно пресёк её поползновения в этом направлении.

— Жена, — как-то заявил он ей в один из вечеров у очага, — о своих бабских закидонах, а тем более о девичьих, забудь. Ты не одна из них и там, — он указал рукой за спину на стенку кибитки, — тебе ровни нет. Ты — жена атамана. Ты, за счёт меня, обладаешь властью над ними по больше богов. Те, кто не глуп, будет сами на перегонки искать дружбы с тобой. Это касается не только новоиспечённых жён логова, но и их мужей. Помни. За тобой стоит атаман и я буду не я, если не найдутся такие, кто захочет получить незаслуженную милость от меня, водя тебя за нос.

Он, двумя пальцами схватил Зорькин носик и покачал её голову из стороны в сторону.

— Так что ж мне совсем нельзя иметь подруг?

— Нет.

— А Хабарка, Онежка, Тихая Вода?

Ардни хмыкнул, подумал о чём-то и сделал отступление:

— Ну с Хабаркой и Онежкой можно. Разрешаю. С Тихой Водой — нет. Да не очень-то ты с ней и дружишь, на сколько я вижу и правильно делаешь.

— Ну с Онежкой я тоже не очень-то дружу. Она сама по себе. А вот с Хабаркой — да, — и с этими словами она обняла его, залезая ему под руку и укладываясь на широкой атаманской груди, — хоть с ней о нашем бабьем можно пощебетать. Ты не представляешь, как я боюсь.

— Чего боишься? Ты за мной. Тебе бояться нечего. Это тебя пусть боятся.

— Глупый ты. Я не об этом. Я рожать боюсь. В первый раз ведь. Ничего не знаю, ничего не умею. Не подсказать, не научить некому. Я с детства в бабняке столько наслышалась и навиделась, тебе и не рассказать всего.

— Ну так у тебя же есть Хабарка. Она баба опытная. Я скажу ей, чтоб помогла да научила.

— Не надо, Ардни. Мы и без атаманского ора с ней как подружки договоримся. Хабарка помогает мне. Учит, что знает, а всё равно страшно. Ты же знаешь, что останусь я жива и наш ребёнок при родах, зависит не от знаний и умений, а от воли Дедов наших.

— А, — отмахнулся атаман, — не верю я во все эти бабьи «пугалки».

— Правильно. Чего тебе верить? Тебе не рожать.

— Что ты от меня-то хочешь?

— Да от тебя я и так получаю, что хочу. Понимаешь, у нас тут какое-то полное беззаконье творится.

— Да у нас законы в логове по лучше чем у городских, — вспылил атаман обиженно.

— Да я не о том. Законы воинские у тебя может и хороши, а вот людские? Вы войны. Все мужики, от самого маленького пацана до тебя живут по законам, но мы-то бабы. Мы по вашим законам жить не можем. Мы же в походы не ходим. Мы все с речных бабняков, у нас свои законы должны быть. Нам нужны большухи, родовые колдуны, только они знают, когда и что делать надо, чтоб нашу бабью учесть решить. Как надо беременность относить, не помереть при родах, детей вскормить да вырастить. Ведь все мы подвластны природе, Святой Троице, а кто кроме них с ними говорить сможет? Никто.

Ардни поглаживая выпирающий живот Зорьки рукой, под которой она пристроилась, резко остановился и отстранил её от себя, заглядывая в её лицо.

— Ты что хочешь из нас здесь речников сделать? Мы ары. Запомни это. Ты тоже отныне арья, а не речная баба. А у арья есть боги, которые выше вашей Святой Троицы.

— Не злись, Ардни, — мягко утихомирила Зорька мужа, начавшего уже не на шутку заводиться, — ары мы, ары, только у нас жрецов нет. У нас некому с этими богами говорить и договариваться. И нас некому учить этим премудростям. Понимаешь?

— Да всё я понимаю, — с горечью в голосе сказал резко обмякший атаман, вновь прибирая её к себе, — не думал я как-то над этим. Жрецов у нас действительно нет и в скором времени не предвидится, но и колдунов с большухами не допущу до логова. Вы уж с Хабаркой как-нибудь постарайтесь выкрутиться, а я подумаю над этим.

Потом они замолчали и долго так сидели, глядя на язычки пламени очага, думая каждый о своём. Она так и уснула у него на груди, а он, уложив её под меховое одеяло, просидел у очага почти до самого утра.

На следующее утро, Зорька вылезла из-под мехового одеяла и нежно накрыв им спящего мужа, одевшись по теплее, пошагала краем раскисшей от оттепели дороги прямиком в жилище Хабарки.

Семейство мастерового уже встало, и хозяйка как раз кормила муженька, перед тем, как ему отправиться в свою мастерскую. Зорька нахрапом вломилась в дом, мельком поздоровалась с хозяином, как с пустым местом, плюхнулась на лавку, не раздеваясь на против Хабарки, с тревогой и полным драматизма голосом выпалила:

— Выручай подруга. От тебя зависит моя жизнь.

Рибху аж подавился. Закашлялся и Хабарка со всего маха врезала ему по спине. Тот хрюкнул, утёрся рукавом и испугано тихо спросил:

— Что случилось, Утренняя Заря?

Зорька, не меняя полной драмы выражение своего лица лишь зыркнула на него, давая понять, что тот лезет не в своё дело.

— Ешь давай, — рявкнула не него жёнушка, тоже давая понять, что не его это дело и что чем быстрее он свалит, тем лучше для него же.

Хабарка ещё до свадьбы об Рибху ноги вытирала, а уж после того как воплотила свои планы по замужеству, он вообще пропал. Нет, Хабарка была баба умная и на людях вела себя с ним тише воды, ниже травы. Но дома… На его беду он, как мужик в постели, был «не понять чё», как она не без презрения жаловалась Зорьке, тяжело и наигранно вздыхая. На что Зорька вечно вспрыскивала, закрывая рот ладонями и так же наигранно шутливо жалела бедную Хабарку. Поэтому на бытовом уровне, один на один, а Зорька, как своя в доску, за чужую в доме не воспринималась, Хабарка просто его гнобила, загоняя чуть ли не подпольную солому. Но самое странное, Зорька была уверена, что подобное отношение к себе ему правилось и порой молодуха замечала, что он сознательно добивается того, чтоб его всячески унижали! Этого в поведении мужика она понять никак не могла. К тому же со временем привыкла и стала относиться к нему точно также, как и Хабарка и от этого Рибху стал только ещё больше уважать Зорьку и так же беспрекословно слушаться и стелиться с вечно идиотской блаженной улыбочкой перед ней, как и перед женой. Зорька была уверена, что Рибху больной на голову, но подобные мысли всегда держала при себе, не позволяя вообще высказываться о нём при Хабарке, да в принципе и вне её. Он стал для неё просто пустым местом, временным атрибутом Хабаркиного дома. Видела она его редко, так как днями он трудился у себя в мастерской, а иногда она его даже не замечала, затевая с Хабаркой приватные бабьи разговоры, что похоже сильно возбуждала этого идиота. Глазки его начинали блестеть, он краснел, противно сопел и начинал суетиться, как будто, не находя себе места.

На этот раз Хабарка лишила мужа удовольствия подслушать бабьи секреты, спросив Зорьку, и тем самым давая понять, что с разговором следует повременить:

— Есть будешь?

Зорька опять зыркнула в противоположный угол на Рибху и развязала пояс тулупа, слегка обмякнув в выражении не лице:

— Давай. От горячего да жидкого не откажусь.

— Раздевайся, подруга, я тебе навара мясного плесну.

И с этими словами она направилась к очагу. Зорька, распахнула тулуп, высвобождая на всеобщее обозрение выпирающий живот, но снимать его так и не стала. Лишь стянула с головы лисью шапку, сшитую высоким, стоячим остроконечным конусом, такие все бабы поголовно носили, и уложив её на скамью рядом, о чём-то задумалась, уставившись в пустоту.

Рибху налёг на еду с удвоенной скоростью и быстро покончив, соскочил со скамьи и чуть ли не бегом, как будто опаздывая, кинулся одеваться в тёплые шкуры. Когда Хабарка принесла парящую миску с наваром и поставила её перед Зорькой, он уже стоял на пороге одетый в ожидании команды от жены на убытие. Та не спешно подошла к нему, заботливо оправила ворот, оглядела муженька с ног до головы, как дитя малое, выпускаемое на двор гулять и позволительно отпустила, что-то тихо проговорив. Что она ему говорила Зорька не слышала, да и не прислушивалась. Была нужда. Проводив своего мужика, Хабарка вернулась за стол, уселась на против гостьи и уперев локти на стол и уложив на руки голову, молча уставилась на хлебающую варево Зорьку.

После нескольких глотков атаманша поставила чашку на стол и начала уверенным, но грустным тоном:

— Помру я подруга. Чует моё сердце не родить мне. Деды на меня обозлились, — она понурила голову и тут же продолжила уже плаксиво, — помру, чую помру. Ни мне не ребёночку этого не пережить.

Закончила она свою короткую тираду уже вся в слезах и соплях, размазывая и то и другое по лицу рукавом тулупа. На что хозяйка отреагировала неожиданно. Она спокойно и даже где-то равнодушно заявила:

— Ну пореви, пореви. Глядишь легче станет.

Тут вдруг Зорька резко встрепенулась, вытаращила округлившиеся глаза и перестав реветь, схватилась обоими руками за живот.

— Что? — резко встревожилась Хабарка.

— Пинается, — ответила Зорька, опять вытирая заплаканное лица рукавом, но реветь перестала.

— Правильно, — громко усмехнулась баба, — даже зародыш понимает, что у него мать дура, а такую дуру и попинать не грех.

— Да ладно тебе, заладила дура, да дура, — быстро успокоившись и скидывая с себя наконец тулуп огрызнулась молодуха, — я к тебе со всей серьёзностью, а ты?

— С какой серьёзностью? Я что первый раз от тебя эти сопли слышу, что ли? Через день, да каждый день.

— Да не, подруга, нынче всё по-другому.

— Да ну? — с деланным удивлением выпалила та.

— Мне помощь от тебя нужна.

— В чём? За ноги тебя подержать, так я не повитуха.

И тут Хабарка резко осеклась. Она и сама была в положении, только срок у неё был ещё маленький совсем, но только сейчас ей как обухом по голове прилетела мысль о собственных родах в первую очередь, конечно. Повитух то у них нет, а как без них рожать то? Это ж вещь не бывалая. Нет ходили конечно слухи, что мол то та, то эта где-то сама родила чуть ли не в чистом поле или лесу дремучем, но сама Хабарка в эти бабьи сказки не очень-то верила. А Зорька меж тем продолжала:

— Как не крути, а ты большуха в коровьем бабняке, а на носу Сороки. Ну сейчас, то понимаешь к чему я клоню? Кто если не большуха с Дедами договариваться будет?

— Да какая я к хуям большуха? — с горечью обрубила её Хабарка, — так надсмотрщик, да распорядитель. В аровых коровниках везде так.

— Ты ведь меня не бросишь? — чуть ли опять не собираясь зареветь спросила Зорька.

Но Хабарка и без неё глубоко призадумалась.

— С Дедами как-нибудь договоримся, а вот повитуха…, - она притихла в задумчивости, нервно стряхивая ладонью что-то со стола, несмотря на то, что он перед ней был чистым, — повитуху надо искать притом срочно.

— Может с бабами своими поговоришь? — предложила гостья.

— Да что с них взять, — тут же отмахнулась хозяйка, — молодняк один. Я у них чуть ли не за вековуху прохожу и то ничего не знаю.

Наступило напряжённое молчание. Наконец, Хабарка встрепенулась и уже с полной уверенностью в голосе заявила:

— Вот, что. К атаману твоему надо идти, — с этими словами она соскочила, чуть не уронив лавку и кинулась одеваться, какбудто пожар случился, набегу продолжая свою мысль, — надо атаману срочный заказ делать на повитуху. При том не одну. Баб беременных натаскал полное логово, а кому роды принимать не одну не приволок.

— А с Дедами? — всё ещё ничего не понимая из сказанного Хабарки, проскулила Зорька.

— И с Дедами повитухи помогут. Ты что ж думаешь с ними большуха договаривается? Матёрая и договаривается только потому, что сама и есть первая повитуха. Пошли, — кинула она Зорьке, накидывая на себя тулуп и одевая такую же остроконечную шапку, как у Зорьки.

Ардни они в прямом смысле вытащили из постели. Хабарка в семье атамана была такая же своя, как и Зорька в семье Рибху. Поэтому ничего сверх естественного в том, что его будила не одна жена, а с Хабаркой на пару, он не удивился, но знал и то, коли эти две «оторвы» посмели его будить самым бесцеремонным образом, ничего хорошего ждать не приходится. И он сразу насторожился, ощетинился. Зорька что-то начала лепетать, быстро, сбивчиво, не понятно и начала она от куда-то из далека. Хабарка её перебила и выдала всё это коротко и понятно:

— Атаман, нам срочно нужны повитухи. Без них у нас ни одна баба не родит.

Ардни ещё толком нечего не понимая, вылез из-под одеяла, кинул дров в очаг.

— А ты что? — переспросил он даже как-то удивлённо, — вы ж с Онежкой вроде как?

— Мы лекарки, — тяжело выдохнула Хабарка, закатив глаза к потолку, как обычно делают люди при объяснении всем известных истин, особо не понятливым, — одно дело болячки лечить, атаман, другое роды принимать, да детей править. Это разные вещи.

— А что раньше молчали? — тон голоса атамана стал командно-холодным.

Хабарка пожала плечами.

— Да чё т не думала как-то.

— Не думала она, — обозлённо рыкнул на неё атаман, — ничего без повитух родите. Где я вам их возьму?

Тут Зорька жалобно запищала, закрывая глаза руками, медленно усаживаясь на лежак. Хабарка же, не испугавшись гнева атаманского, жёстко и уверенно ответила ему:

— Ни одна не родит. Передохнут все. Надо стащить или выкупить где-нибудь.

— Где? — уже взревел Ардни, — повитухи и большухи у речников одно и тоже. Как ты интересно собираешься выкупить большуху у бабняка или украсть. Это ж надо весь баймак разорять. Да после этого большуха лучше сдохнуть пожелает, чем вам помогать. Она вас всех и поубивает, мстя. Думать надо башкой, — орал на Хабарку атаман, стуча ладонью себе по лбу.

На что Хабарка лишь ехидно ухмыльнулась:

— А не надо большуху, — прервала они ор атамана тихо и вкрадчиво, — Шумный у нас ведь не только про бабняки знает, но и про их еби-баб, что по лесам сидят. А сейчас после зимы им ой как плохо там сидится. Мрут с голоду да холоду.

— А при чём тут еби-бабы? — ошарашенный подобный сдвигом мысли в сторону, спросил Ардни.

— Так при смене атамана и бывшая большуха и весь её ближний круг в еби-бабы по лесам садятся. А они-то как раз к нашему делу и сподручны. Там даже без крови обойтись можно будет и без уговоров. Лишь помани и они сами с голодухи, да со злобы на своих бывших баб к нам побегут. Надо лишь помочь добраться. А коли ещё и пообещать чё, так воще.

Ардни с шумом плюхнулся на лежанку рядом с Зорькой, которая уже перестала скулить и лишь умоляюще смотрела на него сквозь слёзки. Как он иногда ненавидел этих двух баб, особенно когда они собирались вместе. Он сразу понял, при пробуждении, что ему на голову сейчас вывалят очередную кучу дерьма какого-нибудь, от которого его бедная голова тут же опухнет, ну и нравились эти две дуры, каждая, конечно, по-своему. Вот прибежали, огорошили, но тут же сами предложили решение. Всегда бы так. А с Хабаркой почти всегда так и получалось. За что и жаловал и уважал. Умная баба, хоть с виду и дура полная.

— Ладно, — сдался атаман напору подруг, — попытаю Шумного, как поем. Помнится, мне, говорил он что-то о смене власти в каком-то баймаке. Притом, как бы не в одном.

Он ещё не успел договорить, а на шее уже повисла Зорька, заваливая атамана в меховое одеяло и расцеловывая лицо. Хабарка буркнула какую-то сальную шуточку, что тоже не против составить Зорьке компанию по валянию атамана по постели, но посетовав, что Ардни и с одной совладать не может, куда ему вторую, поспешила из их кибитки. Ардни, весёлый, довольный и не сильно упираясь напору радостной жены, барахтался с ней на лежаке ещё какое-то время, потом всё же поборов хрупкую, пузатую жёнушку, победно подвёл итог любовной схватке:

— Ладно. Пойду лодырей подниму, поем, да с Шумным потолкую.

После чего хлопнув её по заднице и оставив валяться в тулупе и шапке на лежаке, оделся и вышел.

Память его не подвела. Действительно, как выяснилось, на летнее солнце зависание два речных рода поменяли атаманов. В одном атаман совсем захворал и после перевыборов даже помер, а вот во втором не обошлось без драки и крови. Круг на круг, нож на нож. Победила молодость. Атамана свергли, а значит и всё руководство бабняка принудительно поменяли. Правда один из этих родов, почти как луну назад, Ардни растеребил под чистую, но еби-бабы его ещё должны были сидеть по лесам и с голоду без поддержки родов не окочуриться, Время прошло не так много. К удивлению атамана, всплыл ещё один любопытный факт. Пацаны Шумного оказывается именно через еби-баб и собирали информацию о нужных баймаках. Эти проныры в первую очередь их по лесам отыскивали и пользуясь тем, что еби-бабство было для них неким видом наказания, за не понятно какие прегрешения, а за частую в еби-бабы закрывали вообще без греха, лишь по воле ненавистной матёрой, то обиды на бабняк у них было хоть отбавляй и они охотно не только всё рассказывали пацанам о выгнавших их баймаках, но иногда даже активно помогали в их уничтожении, теша себя мыслью о мщении. Были даже такие еби-бабы, баймаки которых уж давно Ардни перемолол, а они до сих пор по лесам сидят и в ус не дуют! Их сами же пацаны Шумного регулярно подкармливали и про них каждому проныре — лазутчику было известно, ибо использовали они их, как некие перевалочные базы, при длинных вылазках. Вот так, оказывается, от одной еби-бабы до другой они и шастали по чужим землям. Уже утром, не свет не заря, десяток «шкурниц», то есть переобутых колесниц, с командой по три человека: ближника, его возничего и одного из пацанов Шумного, в качестве проводника, покинули логово, устремившись в степь со спецзаданием.

Не прошло седмицы, как логово обзавелось целой командой повитух, одной из который оказалась даже бывшая матёрая вековуха, как раз того баймака, где старого атамана прирезали, а её сослали в еби-бабы. Вековуха оказалась очень странной и не менее своеобразной. Первое, что бросалось в глаза её невысокий рост, если не сказать вообще коротышка, и непривычная для большухи худоба. Как образно выразился Звонкий, ближник Ардни, ездивший за ней:

— Со спины кутырка, кутыркой, а как развернулась мордой, так прямо в снег на жопу сел.

Её бывший баймак был ещё не тронут и не смотря на свою миниатюрность и кажущуюся безобидность, вековуха оказалась на редкость кровожадной и своенравной.

Привозили их по одной и изначально рассадили раздельно по ямам, что у Шумного было в достатке и которые служили ему эдаким карантином. Ямы были сухими и тёплыми. В каждой очаг, много сухого сена для лежака, сверху настил, устроенный таким образом, что ни снег, ни талая вода внутрь не попадали. Кормили от пуза, поили вдоволь, расспросами не докучали. Кого-то уговорами заманили, кого-то посылами, кому-то вовсе ничего не объясняя, чуть ли не силой привезли да в яму бросили. Но никто толком не знал зачем. Каждую оставили наедине с собой думать да гадать на кой они немолодые, да ущербные этим пацанам понадобились. А что это были за звери, они знали прекрасно и то, что их привезли в самое звериное логово, тоже догадывались. Еби-баб ары не держали, а обходились коровниками, для которых эти, были староваты. К тому же обходились с ними никак с пленницами, а как с гостями, лишь из ям не выпускали, объясняя это какой-то необходимостью, да вечно однозначно отговариваясь: «не время». За тем к каждой «гостье» в яму спустился щупленький паренёк, с каждой поговорил вообще-то не о чём. Ну, что значит поговорил, больше спрашивал, безобидно так интересовался, как кличут, да чем по жизни занималась, о травках, да о птичках с рыбками, о детях, конечно. В общем странные какие-то речи вёл, непонятные. Сам же на какие вопросы не отвечал. Отмалчивался. Зорька тоже вниманием «новеньких» не обделила. Любопытство, аж ляжки жгло. К каждой яме сбегала, на каждую в щёлку глянула, с каждой познакомилась. Нет, она не своевольничала, а делала всё, как Шумный просил, который её и водил по ямам. А когда Зорька, треща как сорока, лишь головой в люк просовывалась, рядом стоял, чуть по одаль, чтоб «гостьям» его видно не было, и тихонько так, чтоб в яме не слышали, Зорьке нет, нет да подсказывал. Все Зорькины разговоры — переговоры заканчивались на том, что она представлялась «новеньким» как жена атамана, после чего непринуждённо прощалась и от люка отходила. При первых знакомствах, ей это казалось как-то неприлично, так резко разговоры прерывать и Шумному силой порой приходилось её от люка оттаскивать и даже рот зажимать, чтоб чего лишнего ещё не взболтнула и только после второго или третьего одёргивания, каждый раз получая объяснения, что «так надо», Зорька сдалась и стала вести себя по роли так, как требовалось. Потом она и сама стала замечать, как менялись лица сидящих в ямах, после того как узнавали, что говорят не с молодухой какой-то любопытной и глупой, а с главной бабой этого дикого и до усрачки страшного для них места. Все как одна реагировали почти одинаково, резко задирая головы и пристально всматриваясь в молодое, красивое и искренни улыбающееся лицо. И вот на самом интересном месте это милое личико исчезало, люк закрывался и у каждой бабы в голове заваривалась каша. У них бедных и так мозги были набекрень от непоняток, творившихся вокруг, а после того, как эта милая непосредственность заявляла о своём бабьем лидерстве среди этих кровожадных зверей, у них мозги вообще сваривались и в остатке оставалась лишь мысль о том, что коль речная молодуха, судя по косе, живёт здесь, как в сказке, припеваючи, то может всё не так плохо, как кажется. Может и у неё всё сладится, и она поживёт ещё. У каждой появилась надежда. Коль Светлая Троица смилостивилась и не дала околеть в лесу, да не дала замориться с голоду, то не спроста её сюда закинуло.

Наконец, Шумный подвёл Зорьку к последней яме и прежде чем заглянуть в неё, придержал за руку и тихо предупредил:

— Будь осторожней с этой.

Зорька кивнула, но по её беспечному выражению лица, он понял, что атаманша пропустила его предупреждение мимо ушей, поэтому больше сам напрягся, да и сел на это раз к ней поближе. Люк открылся, и любопытная Зорькина мордашка сунулась в проём.

— Будь здрава, гостенька, — радостно поздоровалась она, вглядываясь в силуэт маленькой и хрупкой кутырки.

То, что перед ней девка на подросте, Зорька была уверена и это первое, что её удивило. Таких малолеток в еби-бабы не отправляли, а Шумный сказывал, что они все из этих. Сидящая на соломе кутырка ответила, так же поздоровавшись, не поднимая головы и не меняя позы.

— А как тебя кличут, девонька? Как к тебе обращаться? — продолжала тараторить Зорька, но радость в её голосе, почему-то стала уступать жалости к этой девке.

Та, всё так же внешне не реагируя, тихо ответила:

— Хавкой мени с детству кличут. Слыхала?

И тут она встала медленно и подняла лицо на Зорьку. Молодуху, как молнией пробило. Стукнуло и тряхануло так, что аж в зобе дыхание спёрло. Зубы лязгнули сжавшись, а меж ног что-то горячее разлилось. Какая она была страшная! Белое как снег лицо, испещрённое глубокими морщинами, как птичья жопка, маленькие белёсые глазки, не мигающие без ресниц и бровей. Сморщенный ротик, без губ и на всём этом фоне непропорционально длинный, заострённый, нос с синюшным отливом. Лохматая копна седых волос, вылезавшая из-под накинутого на голову куска шкуры, шевелилась. Так по крайней мере Зорьке по началу показалось. Из ступора ошарашенную атаманшу вывело лёгкое постукивание Шумного по её спине. Она тяжело глотнула. Тем временем выпрямившаяся вековуха, смотря в сторону открытого люка продолжала:

— Ну последни лет тридевять кликали не иначи, как матёра. А ты кто така бушь, красива?

— Я жена атамана, — ответила атаманша, приходя в себя после увиденного и в ней почему-то вспыхнула жуткая неприязнь к своей собеседнице и в ней, в качестве защитной реакции вдруг проснулась надменная атаманша, упрямая и своенравная «оторва», которой по правде сказать, она не перед кем в этом виде не выставлялась.

Тем временем вековуха, как бы само собой, продолжала, эдаким под сластённым мёдом голосом, стараясь быть как можно более безобидной:

— А я гляну ты с наших, речных бушь?

— Да, — спокойно, но уже уверенно и жёстко ответила Зорька, — из Нахушинских я, с Данухинского бабняка.

Хотя Зорьку в бабняк конечно никто не принимал, но насторожённость к этой несуразной вековухе и отсутствие какого-либо желания откровенничать, почему-то диктовало ответ именно в этом виде.

— Ишь ты, — вдруг всплеснула ручками «гостья» и что-то в её выражении лица неуловимо изменилось.

Зорька не заметила, а почувствовала это. В её мутных глазках сверкнул неподдельный интерес. Они резко сузились, и забегали по всему проёму лючка. По всему виду вековуха была слеповата и как следует рассмотреть Зорьку не могла, но тем не менее выдала:

— Так я теби знам, девонька. Ты ж Утриня Заря, молода жинка грозно итимана бушь, — вековуха беззубо улыбнулась и взгляд её глазёнок перестал метаться, а вместо этого в них заискрились слёзки, — ишь ты, итиманша!

Последние слова она произнесла с интонацией шутливо грозной мамки, поддевающей свою несмышлёную дочурку. Зорька, обескураженная таким резким изменением в поведении «гостьи», тем не менее не стушевалась и вида не показала, спросив всё так же твёрдо, даже с нотками надменности:

— А ты по чём знашь?

— Да как же мине мила ни знати-то? О те молва по всим зимлям литат, по всим буиракам шепчит. А мине так особливо за твоей судьбинушкой суждино приглядывати. Чай с детству за тобой пригляд имею.

Зорька медленно поднялась с колен на ноги, но встав так, чтоб видеть эту мерзкую вековуху в проём, спокойно, даже чем-то подражая мужу, спросила:

— С чего бы то тебе матёрой за чужой девкой приглядывать? Своих было мало?

Неприязнь к этой мымре переросла в стену отчуждения, что уже не позволяло эмоционально воспринимать всё ею сказанное и только поэтому она абсолютно спокойно восприняла ответ вековухи:

— Ну, как жи, диточка. Ты ж дочя Ухтины.

Зорька стойко промолчала и вида не подав, что от клички мамы у неё внутри всё сжалось. Та, не получив в ответ никаких реакций продолжала елейно щебетать:

— Иё, иё, я ж знам. Тому чё Ухтина моя доча, диточка.

Зорька стояла, как ледяное изваяние. В любое бы другое время, услышанное взорвало бы Зорьку. И Святая Троица вся вместе бы не смогла предсказать бурность её ответной реакции, но не сейчас. Она отгородилась от этой страшилки и попросту не верила ей, ни одному её слову. Хавка не слыша никаких ответных эмоций, стушевалась. Она похоже не ожидала такого. Слёзы побежали по её изуродованному временем лицу. Она ещё, что-то хотела сказать, но почему-то замолкла на полу слове. Матёрая была обескуражена и ошарашена на столько, что растеряла весь свой напор и силу, моментально превратившись в старческую размазню. Руки её повисли плетьми, голова низко опустилась. Кусок шкуры с головы сполз на спину, открывая короткие и взъерошенные пушком абсолютно седые волосы. Голосок стал дребезжащим. Из ямы до Зорьки донеслось:

— Чё с нами бут то, Зоринька?

Зорька отвела взгляд от проёма люка, уставившись куда-то в дебри леса и тем же атаманским тоном, подражая ему даже в мельчайших оттенках интонации, ответила:

— Как жизнь сложится у остальных мне ведомо, а вот что с тобой делать, покуда не решила.

И с этими словами она ногой, небрежно захлопнула люк. После чего повернулась и пошла прочь. Шумный, повидавший всякого, как ему казалось на этом свете, плюхнулся пятой точкой в сугроб и широко раскрыв глаза и рот, ничего не понимающе смотрел в след уходящей Зорьке. У него в один миг в голове произошло несколько сотрясений мозга. И от того, что услышал и от того, что увидел. Мимика на лице менялась с издевательской скоростью и отчётливо вырисовывала происходящее в голове.

Ардни она ничего не сказала, а он, лишь увидев её, ничего не стал спрашивать. Только молча проводив взглядом на её половину, на которой Зорька скрылась, быстро оделся и побежал искать Шумного. Зорька не знала, что Шумный поведал атаману, но тот вернулся только к ночи смурной и задумчивый. К ней на половину сразу не пошёл, а сел у себя на лежаке и долго молчал. Наконец он решился, и она услышала приближающиеся к ней шаги.

Она лежала на боку, поджав ноги, спиной к нему. Он сел и наклонился, заглядывая ей в лицо.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — грозно начал он.

На что Зорька спокойно и равнодушно ответила:

— А чё говорить? Шумный ведь и так всё рассказал, да небось ещё и в красках разноцветных.

Ардни выпрямился и хмыкнул:

— Я такого Шумного ещё в жизни не видел. Мне и самому захотелось посмотреть на то, что там было. Сама то что думаешь?

— Не верю я ей, — всё так же равнодушно ответила Зорька, — врёт она всё. Змеища она болотная, но я её больше не боюсь. Не знаю почему, но не боюсь. По началу сильно испугалась, а потом… — она неопределённо повертела перед собой ладонью.

— Так, — ударив себя по коленям констатировал атаман, — видно надо самому поговорить. Любопытно.

Тут Зорька вдруг резко встрепенулась, переворачиваясь на спину и хватая Ардни за руку.

— Нет, не надо.

Атаман вопросительно посмотрел на жену.

— Только не сегодня, — уже спокойно добавила она и уже чуть ли не упрашивая, почему-то засюсюкала, — давай завтра.

— Почему? — переспросил Ардни.

— Мне ещё надо подумать.

Атаман так и не поняв какая связь между тем, что ей надо подумать с тем, что ему нежелательно ходить сегодня, тем не менее легко согласился, так, как и сам не собирался идти на ночь глядя. Он планировал сходить завтра.

— Ладно.

Она улыбнулась, и он наклонился, чтоб её поцеловать. Зорька обхватила его за шею и тихо пропела в ухо:

— Как мне с тобой легко и хорошо.

На следующий день атаман пошёл на беседу с матёрой, но не один. Зорька потребовала, что должна слышать их разговор. И её требование выглядело столь убедительно и бескомпромиссно, что Ардни согласился, с какой-то ехидной улыбочкой. Кроме того, по дороге она заявила, что атаман для беседы спустится вниз, а она останется на верху, да так, чтоб слышать всё, но чтоб об её присутствии вековуха не догадалась. Ардни по началу было удивился, но поразмыслив о чём-то согласился и с этим.

Ямы, некогда находящиеся в лесу, после расширения логова вторым кольцом, оказались на вырубленной от леса полосе. Их лишь обнесли сплошным забором из плетённых ветвей между вкопанными столбами, высотой почти с человеческий рост. Это и снег задерживало, не давая ямы заметать, да и от лишних глаз скрывало, посторонних и любопытных придерживало. За забором, меж ям, расхаживал в большом тулупе, упрятав руки в рукава, дежурный по ямам. Никакого оружия у него не было, да ему, в прочем, оно было и не нужно. Он ведь не сторожил пленников, а за гостями ухаживал. Кому пить подать, кому дров в яму скинуть, ну и когда еду приносили, раздавал. Когда атаман с женой зашли за забор, пацан, выдернув руки из рукавов, быстро подбежал и принял залихвацкий вид, выпрямившись и выпятив грудь вперёд. Ардни тихо сказал ему:

— Показывай где матёрая сидит, — и тут же предвидя реакцию пацана, открывшего рот, быстро добавил, — молча.

Пацан захлопнул рот и засеменил в дальний угол. Добежав до нужной, он столбиком встал возле люка. Ардни кивком головы указал на то, чтобы открыл и глядя в проём так же тихо добавил:

— Лестницу.

Пацан метнулся к забору и через мгновение вернулся с длинной, узкой деревянной лестницей, которую тут же опустил в яму. Ардни оглянулся на стоящую за спиной хмурую Зорьку, подмигнул хитро, видя, как та напряглась, и вся скукожилась, затем отослал пацана «погулять» и спустился вниз. Зорька, нагнувшись, подкралась к открытому люку и тихонечко уселась на снег, заворачивая ноги в полы тулупа. Ардни ещё спускался, а она уже навострив уши, приготовилась слушать. Конечно, Зорьке очень хотелось хоть одним глазком глянуть на то, что там будет происходить, но ей очень бы не хотелось, чтоб эта ведьма её увидела. Почему-то Зорька понимала, что если она её увидит, то всё пойдёт насмарку. На какую «смарку», и почему именно пойдёт, Зорька себя не спрашивала и не отвечала. Знала, просто, что из этого ничего не получится, а что и почему, какая разница. Она слышала, как Ардни спустился на дно ямы, как завалился, кряхтя на сено. Долго возился, устраиваясь, а потом затих. Зорька чуть уши не сломала, но разговора не слышала. Она слышала, как потрескивали и пели заунывно дрова в очаге, как пацан вышагивал по одаль, то и дело зыркая в её сторону. Это очень нервировало её, и она «громко» жестикулируя, добавляя «громкости» зверским видом на физиономии, чтоб тот замер на месте и не издавал ни звука. Пацан оказался понятливым и встал как вкопанный. Зорька так же жестами и мимикой одобрила его понятливость и опять припала слухом к люку, в котором всё так же пели и потрескивали дрова и всё так же стояла тишина в разговорах, которые она так надеялась услышать. Она уже начала изводиться, не понимая почему они не говорят и вообще, что там происходит? Молодуха уже было не выдержав, собиралась заглянуть в проём, как вдруг услышала голос мужа.

— Я думаю мне не надо представляться. Ты знаешь кто я такой.

Вековуха не отвечала.

— Ну, по крайней мере догадываешься, — продолжил он, опять шурша сеном, наверное, меняя позу.

— Гадала гадалка, да догадалась нагадать догадку.

Наконец ответил старческий голос спокойно и даже как Зорьке показалось с неким достоинством. По крайней мере ни страха, ни лебезящих тонов в её голосе не проскальзывало, даже чуть нагло и вызывающе, что ли.

— Скажи мне, Хавка, зачем ты согласилась сюда приехать? Ведь ты сама пожелала?

Голос атамана был холодно ледяным, и Зорька аж поёжилась, отметив про себя, что муж похоже уже успел где-то принять эту проклятую Сому. Этот тон она ни с чем перепутать не могла.

— Кому понять непонятку, коль понятка не понимат, — голос ведьмы так же звучал непривычно для Зорьки. Старческий, усталый, но вместе с тем тяжёлый и уверенный, — эт молод глядит на передок, чё колом стоит, а вековой всё норовит на зад, отвисший оглядивати. Мине чё уж на передок то смотрить, мине на следы свои лишь оглядыватьси. Вот пред Смертушкой больно захотелоси бросить взгляд слипой на родну кровинушку.

— Посмотрела?

Та продолжила, никак не обратив внимания на его вопрос, но продолжила не как обычно, полу понятными словами, а очень чисто, по аровски, притом несколько вальяжно:

— Под конец жизни люди часто умягчаются душою и любят потешить себя чувственными соплями. Мне ведь одно помирать. Что там, что здесь. Только там в избе, ой как помирать не хотелось, соколик, последним зубом за жизнь цеплялась, а тут Святая Троица такой подарок перед смертью. Как же я могла от такого отказаться.

Наступила пауза. Опять треск поленьев и тишина, которую нарушила вековуха:

— Ты не поверишь, атаман, — продолжила она уже другим голосом, мягким, радостным, что ли, но тоже чисто, без выкрутасов, — после того, как я повидалась с ней, вернее почувствовала её, ибо я слеповата уж давно. Разглядеть как-то не суждено было, но смотреть мне на неё было вовсе не обязательно. Мне важнее было её почувствовать, понять. И я поняла, то что было нужно. Теперь и помереть в радость, ибо я всё сделала в этой жизни. Благодарю тебя атаман за подарок. Если б не помирать, то б в долгу перед тобой была бы.

— А с чего ты старая решила, что я тебя убивать буду? Не для того мои люди тебя из таких далей вытаскивали.

В яме зашуршала солома и Хавка опять перешла на свою придурковатую речь:

— Ну, тык твои орёлики то лители в небо, да залители во кусты. Они ж знати ни знали кого кличут, и причёма здеси ты, итиман. Я ж и без тибя как-нибудь помру, ни напригайси, а сама ни смогу, тык вона мине Зорька подмогнёт, ты ж в том ни сумнивайси.

— Тебя послушать, так она кровожадней меня зверем будет?

Тут раздался громкий каркающий смех вековухи. Такой противный, что Зорьку аж передёрнуло и зубы её заскрежетали, а пальцы сжались в кулачки и почувствовала Зорька, как по всему нутру разливается дикое желание эту ведьму придушить.

— Ох, ни смиши мохнату щель, соколик, она и так смишна, — сквозь смех провизжала вековуха, и немного отдышавшись и откаркавшиь, выдала ему с ехидцей, — Тык я вижу жёнушку то свою совсим ни знашь, итиман. Ой, биригиси. Эт оторва тута ишо вам даст просратися, мало ни покажитси. Я вичёра, как учуила иё, так всё за раз и понила. По началу ком попирёк горла обидой встал, а как отлигло от жопы то, всё и понила. И я така в молодицах то была, и дочи мои, оторви да брось, и мама иё, и она така же. Вся наша порода бабья проклита.

Последние слова она как выплюнула, но не злобно, а как бы злобно-наиграно. Ардни не перебивал, а слушал молча. Ведьма тем временем продолжала.

— Да ты ни ссыкай, итиман. Для мужиков наша порода благо одно. С ней ты бушь и закормлин до усрачки и напоин до уссачки и заёбан до отключки, — она опять каркая расхохоталась, — да довеском, есть ишо одна дурь рода наша. Преданы мы мужику свому, аки собаки ручны. Не, те иё боятьси нечиго, итиман, свизло, а воти бабам тутишним, чё в логови пригрел, я ни позавиду. Те ссаться от иё бут до вечно мокрых ляжик, она ж и рук ни мара с них по три шкуры сымать бут. Эт ж ты поверь. По сибе знам.

Опять наступило молчание. Видно Хавка всё, что хотела высказала, а почему молчал Ардни, Зорька не знала. Наконец, атаман что-то обдумав, наверное, произнёс:

— А если я предложу тебе ещё пожить? Ты ж сама сказала, что должок у тебя передо мной, а долги отдавать надо.

Та тяжело вздохнула и с какой-то обречённой грустью прошамкала:

— Напугал жопу ушами, сунув нос в вонючу дырку. Не, итиман. Я те мусорить мозги ни бу страшилками, про змеину нашу породу. Но верь, есть у нас сикрет, да он тольк нас касаимо. Понимашь? Две змии в одной ями ни высиживат. Вроди и кровь родствинна и родня, родней ни быват, а ни могём ужитиси рядом. До смертушки ни могём, итиман. Я ведь и дочи оби продала из-за того. Пока маниньки были, души в них ни чаила, а как в них бабы проклюнулиси, аж руки зачисалиси, так бы и придушила, змиюк.

Только тут Зорька разжала, побелевшие уже от напряжения пальцы и тупо уставилась на них, спрашивая себя «и я такая же?». А Хавка тем временем продолжала сдавать Зорьку с потрохами:

— Она ж как наведаласи к мени давича, я за раз понила. Кода ихала сюды виделаси мени дивчинюшка нисмышлёна, «оторва» ни путёва, а встретила мине баба уж с кровю пробуженой. И почуила я от ниё таку силушку, чё и мине дана ни была, чё тама про мати её говорити. Та слаба была, толь грызтиси и могла, а Зорька… — тут она осеклась и понизив голос, как будто сознаваясь в чём-то, — а в Зорьки силушки столь, чё одной думкой отобрати жизню смогёт, а покалечити, так взглинув лишь мимоходом.

— Чего это ты меня запугиваешь, старая?

— Пугало пугати самой пуганой ходити. Я те ни пугам. Я с тобою, итиман, рассчитываюси по долгам. Подарок за подарок. Я чую в тибе силу, да силу странну, нипонятну, ни нашиго свету, ни нашиго миру. Тибе от Зорьки зла никако, а коль обуздашь, то обритёшь в придачу иё силу змеину на благо своё. Ни одна баба попирёк иё встати ни смогёт, загнётси.

Опять в разговоре наступило молчание. Зорька восприняла его как должное, ибо сама в это время голову ломала, услышанное переваривала. Затянувшуюся тишину, как гром среди ясного неба, прервал Ардни:

— И всё-таки, я считаю, ты не всё в этой жизни сделала. Осталось ещё одно дело за тобой.

Он помолчал, видать высматривая реакцию вековухи, но та голосом никак не отреагировала.

— Моя жена беременная и ей на Родной седмице^[91] рожать, как у вас и положено, и именно тебе надлежит её к этим родам подготовить, роды принять и ребёнка в люди выпустить.

В ответ тишина. Ардни продолжил:

— На днях всех вас на жильё определю, а до этого ты должна дать мне ответ, будешь долг перед своей змеиной кровью отрабатывать или оставишь его другим, а сама к Дедам сбежишь. Тебе решать. Если надумаешь к Дедам, то лучше сделай это сама.

Послышались шаги по ступеням и вскоре на поверхности появился злой атаман. Выдернул лестницу. Кинул на снег. Захлопнул люк и быстро зашагал на выход, даже не предложив помощи беременной жене подняться. Зорька неуклюже, торопясь забарахталась, ставая на ноги, но поняв, что он её ждать и не собирается, а догнать его всё равно не сможет, пошла спокойным шагом, вразвалочку. Она хотела по дороге всё ещё раз обдумать, но в голове почему-то стоял лишь не понятный звон, который заливался в пустоте от мыслей.

Ардни до самого вечера с ней не разговаривал. Не то, чтобы игнорировал, а даже злобно как-то зыркал в её сторону, заставляя от чего-то Зорьку чувствовать себя в чём-то виноватой. Она от греха подальше укрылась на своей половине. В одежде залезла под одеяло, пригрелась и даже задремала. Разбудил её громкий голос мужа:

— Эй, змеище. Ползи сюда.

Она безропотно вылезла из-под одеяла и прошмыгнула на его лежанку. В очаге мерно пылал огонь, без треска и писка. Атаман лежал на спине, прижавшись к стене и задрав край одеяла, давая понять ей, что приглашает. Она недолго думая юркнула к нему, так и не снимая платья и тут же примостилась у него на плече.

— Ну, что теперь думаешь о своей родственнице? — начал он разговор.

Зорька помолчала, обдумывая, а затем тихо призналась:

— Я всё же её боюсь.

— Дурёха, она тебя боится куда больше. Поверь мне.

— Не ужели ты меня и нашего ребёнка доверишь этой ведьме, — прошипела она, поднимая с его плеча голову и гневно смотря ему в глаза.

Ардни улыбнулся.

— Поверь. Она самая надёжная для тебя помощь.

— Почему? Ты же сам слышал, что меж собой мы творим. Не поверишь, но я у ямы еле сдержалась от того, чтобы не спрыгнуть вниз и не придушить её голыми руками.

Атаман расхохотался, поглаживая свободной рукой по её животу, упёршемуся ему в бок.

— Правда, правда. Прямо напасть какая-то. Сама от себя не ожидала, но точно знаю, я спокойно бы её придушила и глазом бы не моргнула.

— Верю, верю, только в отличии от тебя я видел её. Она сама сдохнет, но тебя и ребёнка даже с того света вытащит. Это я теперь точно знаю. К тому же она нужна будет мне, некоторое время, — с какой-то таинственностью закончил Ардни.

— А почему ты решил, что она согласится? — уже несколько успокоившись и идя на попятную, спросила Зорька.

— Не только согласится, но и вприпрыжку побежит. Такого подарка судьбы она не упустит. К тому же у меня тоже есть свои секреты. Сила во мне не от мира сего, ты же слышала?

— Слышала. А что это?

— Не надо тебе этого знать. Принимай меня таким какой я есть. И по придержи себя.

— В смысле?

— Начнёшь змействовать тут в логове, да баб калечить, запру вон там, — он показал на её половину, — за ногу привяжу и будешь у меня до скончания века сидеть на привязи.

Зорька хмыкнула, демонстративно перевернула голову с бока на затылок и так же нагловато заявила:

— Ты тоже принимай меня такой какая есть.

Он повернул голову в её сторону, вынул руку из-под одеяла и пальцем, едва касаясь, повёл по коже лба, затем по всему носу, как бы отчерчивая контур на фоне горевшего очага, но только коснулся верхней губы, как она резко извернулась и не сильно, но чувствительно куснула его за палец. Ардни от неожиданности вздрогнул, оторвал руку и сквозь смех проговорил:

— Да уж семейка у нас. Одно загляденье.

Поболтав ещё о чём-то, они так и заснули на одном лежаке.

Ардни как всегда оказался прав. Чуть только рассвело, к ним в кибитку постучал Шумный. Атаман спросонок выглянул, они о чём-то не долго пошептались и Ардни вернувшись под одеяло тут же заявил Зорьке:

— Ну, что я тебе говорил. Твоя матёрая со сранья в яме голосит. Требует меня на свиданку, — и после небольшой паузы, уже с какой-то издёвкой, добавил, — согласная она, видите ли. То-то новость.

— А где ты её поселишь? — судя по Зорькиной интонации, она уже не только смерилась, но и явно заинтересовалась дальнейшим.

— Да вон в бане и поселю. Вы ж в банях рожаете, как я знаю, вот пусть и обживает. На пол шкур набросаем, из полога лежак соорудим. Пусть под боком да под присмотром будет.

По началу Зорька боялась ходить в шатёр к старой Хавке одна и упрашивала Ардни поприсутствовать на их свиданиях, но как оказалось, после первых же бесед, атаман и сам с удовольствием стал хаживать к вековухе погутарить. Ходили они к ней под вечер, что говорится сказки на ночь послушать. Эти посиделки с точки зрения Зорьки были крайне странными и проходили постоянно одинаково. Зорька с Хавкой усаживались на разные края лежака, поодаль друг от друга, как бы держа дистанцию, а атаман мерно нарезал круги вокруг банного камня, изредка останавливаясь в задумчивости и глядя на плоский камень, либо останавливался, заинтересованно на против Хавки. Все разговоры были только между вековухой и атаманом. Зорька только слушала, дивилась вранью и выворотами, которыми старая кормила слух мужа, но молчала, не разу её, не одёрнув и не поправив. Они вообще разговаривали меж собой так, как будто Зорьки тут вовсе нет. У неё был как-то в начале порыв возмутиться на откровенную ложь и враки матёрой, рассказывающей об обычаях и устоях речного общества, типа «ты чё старая с дуба рухнула?», но она воздержалась, а после поняла, что правильно сделала. Она вроде бы как официально Зорьку учила уму разуму, а на самом деле ему втирала, как малому дитя, что уши развесил и требовал постоянно продолжения. Ардни несколько раз пытался её расспросить о каких-то конкретных вещах, но она как-то умело уводила его внимание совсем на другую тему и он, забывая, что спрашивал, уже интересовался другим. Когда Хавка ему что-то разжёвывала, то в большинстве случаев почему-то от правдивых объяснений ловко увёртывалась. Спросил он у неё, как-то про троесилие. Странно спросил, настораживаясь, что ли, но та почему-то простые истины объяснять не стала, сославшись на то, что это мол дела мужицкие и она туда не лезет, вот если бы про бабью троеслабость спросил, вот тогда да, это её вотчина. Хотя мужику эта бабья хрень не интересна. То, что матёрая не знала о мужицком троесилии, Зорька даже не поверила, ибо это знала каждая девка аж с кутырок, но почему не стала рассказывать, задумалась. Почему какие-то секреты старая ведьма с лёгкостью раскрывала, даже тогда, когда её об этом не просили, а какие-то прописные истины, известные всем, как считала Зорька, умалчивала, либо не договаривала.

Где-то на третий такой вечер, Зорька, откровенно веселясь, как эта вековая дрянь, абсолютно беззлобно водит за нос её мужа и как тот из атамана — зверя на её глазах превращается в обыкновенного любопытного пацана с горящими от восторга глазами, наступила развязка. Кто-то с наружи позвал Ардни, тот вышел, поговорил, простился и куда-то убежал, оставив их в первые наедине.

— Сказки сказывала, сама сибя обмазывала, да так увлекласи, чё забыла где враласи. Ну и, как те мои сказы, Зорьк? — весело спросила Хавка, впервые за все эти вечера повернувшись лицом к молодухе.

— Складно врёшь, травы атаману на уши столько навешала, что как высохнет, целое стадо зиму кормить можно будет. Только не пойму зачем?

— И чё ж туты ни понятно то?

Зорька не ответила, лишь вопросительно взглянула на вековуху.

— Я видь туты для тибя распинаюси, Зоринька. Чё ему скормила, тьфу, а вота как эт сделала?

— Это я заметила, ловко у тебя получается. Я так не смогу.

Хавка закаркала своим старческим смешком.

— Смошь, коль захошь, а жити захошь, тык воще никуды ни денишьси.

Не смотря на какой-то осадок неприязни к этой ведьме, в глазах Зорьки блеснул интерес, а Хавка продолжила, поясняя сказанное:

— С мужим говор надоть висти на иго изыке и на иго интиресе. Пиристашь быть для мужика интиресна, он тибе бросит, как вещь ни нужну. Ох, риву я по хоромам, а по мне ривёт помойка.

Зорьке, в отличии от вековухи, стало жарко. Она поглубже залезла на лежак и припала спиной к прохладной шкуре стены шатра.

Хавка за эти дни сильно изменилась. Из дряхлой, скукоженной и уже, казалось, рассыпающейся вековухи, она преобразилась в эдакого живчика. Быстрая, суетливая, как будто в неё жизни подлили, лишь то, что она плохо видела, сковывало её бурную деятельность и не позволяло развернуться во всю ширь. Стоя спиной к Зорьке, с протянутыми к камню руками, она, как бы забыв о своём подвластном положении и необходимости раболепной учтивости к госпоже, как-то по-своему, матёрому обыкновению буркнула:

— Слышь, девка, сороки то ишо ни тришат?

Зорька от такого тона аж вздрогнула и тут же, не отдавая себе отчёт, внутренне ощетинилась и окрысилась, но сразу, ввиду происходящей в ней внутренней борьбы, не ответила и эта пауза позволила ей совладать с собой, приглушить, непонятно откуда взявшуюся озлобленность и стараясь быть спокойной, но твёрдо, давая понять, что она тут не девка для битья, ответила:

— Нет. Коли б затрещали всё бы логово уже на уши встало.

Хавка услышав её голос лишь медленно повернула в её сторону голову, опустила руки, и Зорька разглядела на лице вековухи какое-то замешательство, но тем не менее продолжила так же жёстко:

— У нас два больших коровника, в которые атаман собрал беременных невест, — только тут Зорька сбавила напор и созналась, — только я так и не пойму зачем ему это надо.

Эта информация кажется так же заинтересовала вековуху. Она явно задумалась, сморщила лицо ещё больше, но только выдавила из себя по-старчески:

— Вот ти раз, чё девки мочут, все обсикали углы… — но тут вдруг встрепенулась и начала заискивающе причитать, — мы видь их ни бум к сибе звати? Ты видь типереча итиманша, а они коровы нивольны. Ни годитиси с ими куманитси. Эт штука очино сирьёзна, ты ж мине поверь, а как попробушь, сама помёшь.

— Я пробовала. Знаю, — резко прервала её наигранное сюсюканье Зорька, — нас Сладкая на Семик куманила.

Реакция Хавки на её слова была неожиданной. Она вдруг выпрямилась, вытянулась, как по струнке, свои маленькие глазки выпучила и замерла в такой позе. Она выдавила из себя уже обычным, лишь несколько удивлённым голосом:

— Чё эт Дануха воще ибануласи всей мордой об дериво? Эт ж где видано то, чёбы девок ни ёбаных…, - тут она осеклась, замолкла, оседая в чуть сгорбленное положение и о чём-то задумалась, после спросив, как бы саму себя, — Сладка говоришь? На Семик?

И тут она сорвалась с места, как ужаленная и начала нарезать круги во круг камня. Потом так же резко остановилась, вставая боком к Зорьке и вновь протянула руки к банному камню и ехидно, так, злобно, словно змея прошипела:

— Ну, Данух, ну сучья масть, хитровыебана в сласть. А я-т дура дурой и ни поняла, чё эт она мини за песни с танцульками вырисовывала.

Хавка огляделась, прищуриваясь в поиске лежака с Зорькой и обнаружив, зашаркала по шкурам к ней. Забравшись наощупь на лежак с ногами, спокойным и усталым голосом заговорила:

— Ладноть, девонька, поняла я всё. Ты мини о Ричных Девах опосли скашь.

— С чего это, — чуть не подскочив на месте встрепенулась Зорька, напуганная, как будто её только что поймали на воровстве.

— Скашь, — утвердительно заявила та в ответ, — потому чё типереча послушаш миня и помёшь тоды, в каку жопу ты залезла, пища да тужаси.

Вековуха внимательно, тщательно прищуриваясь, посмотрела на уже перепуганное лицо Зорьки и начала:

— Ты чё ж думашь тибе щастя привалило? За силой упряталаси? Жизня у тибя припеваюча подёт типереча?

Зорька опешила и в сочетании с испугом, превратилась в жалкий и забитый комочек. Ведь именно так она и думала, а как по-другому.

— Твой мужик… — она замолчала и нахмурилась, даже озлобилась на лицо и смотря, казалось, прямо в Зорькины глаза, своими ужасными бельмами, продолжила, как бы сама с собой, — а твой мужик — зверь нивидан, деточка. Кода ты иму онастопиздешь, он тибе ни бросит, на помойку ни выкинит. Он тибе прибьёть. Лютой смертушкой прибьёть. Видут эт зверя по жизни силы страшны, мине ни ведомы, им лишь знаимой тропиной да убиват он каждого, кто иму мишатси, вридит иль чья-т смертушка иму просто понадобитси. Пиристашь иво занимати как игрушка, он тибе прибьёть, обизатино прибьёть, хотя б за то, чё знашь о нём тако, чё знать нидолжно. Слабость иво, чиловечью суть. Даж коли с ним подёшь да помогати бушь, прибьёть он тибе, кода твоя смертушка выгодой для ниво станить. Эт зверь без святости в башке. Тама сидит кто-т из того миру, как пить дати из того, проклятущива. А я т дура о тибе все сикреты иму выболтала… Ты уж прости мине девонька. Бижати тибе надоти Зорьенька. Бижати.

Тут вдруг она взбодрилась и даже улыбнулась и издевательским голосом продолжила:

— Тольк ни типереча.

Зорька к этому времени уже набычилась, стараясь соотнести свои мечты на будущее, с чуть ли не с пророческими на слух и мрачными сказаниями вековухи. С одной стороны, она категорически отказывалась в это верить, а с другой… Ей вдруг захотелось плакать, а эта ведьма со своим издевательским тоном добивала.

— Те пора думать начинати, деточка. Сколь твой мужик чужих жизней то забрал и сколь жизней скалечил? — тут она перешла с издевательского тона на пугающе шипящий, — Ты хоть представляшь сибе сколь в нашем мире у тибе типереча врагов, ибо ты для всех, с этим зверем за одно, как цело.

Зорьку аж покоробило от её слов. Странно, но ей мысли об этом даже не приходили. По началу она была пленницей, девкой подневольной, а потом, как счастье на голову рухнуло, так весь мир стал в цветочках, да в радугах. А ведь если вдуматься, то Хавка то права. И откровенных врагов, смерти её желающих должно уж расплодиться вокруг, как комаров у воды, да и завистниц должно быть не меньше, замучишься отмахиваться, но в смерть от Ардни она отказывалась верить однозначно, запихивая любые поползновения разума по этому поводу по дальше. Тем временем, пока Зорька всё это обдумывала, Хавка уже деловым тоном говорила на другую тему:

— Куманитси бум на пару. Тольк ты да я. Чужих баб нам ненать. Судьба, чиртовкина сунула нас с тобой в одну лодку, девонька, а вкруг нас вода бурлит, кипяткомссытца, а мы ж без вёсил да шеста. Либ оби утоним, либ оби выплывим.

— Либо друг друга сожрём, — буркнула Зорька, абсолютно машинально, не думая, так как разум был её охвачен сгустившимися тёмными мыслями о доле своей незавидной.

Хавка рассмеялась каркая, тем самым отрывая Зорьку от раздумий и заставляя обратить на себя внимание.

— Не-е. Я видь ишо по осени знала, чё по висне у тибе гостить бу.

Зорька вопросительно взглянула на неё. Хавка, обхватив свои тощие коленки обеими руками и смотря куда-то прямо перед собой, вдруг словно закадычная подруга начала делиться сокровенным, приглушая голос и придавая загадочности своим словам:

— Почитай под самый конец осени, на Дедовой сидмици, имела я нисчастье на лисном родничке с самой Водной Девой^[92] повстречкаться.

— Зачем? — так же машинально спросила Зорька.

— А она мине спрашивала, чё ли? Пошла пред снегом прибратиси, да водички набрати, а тама эт в лыве жопой сидить. Мине дожидатси.

— Урок? — зачем-то спросила Зорька, не понимая, как вовлеклась в подружеский диалог.

— Да, не. Бири выши. Сама матёра ивиласи, Чирта, чёб ей кверху жопой утопитиси.

— Но…, - замялась Зорька, округляя глаза, прекрасно зная, что после встречи с Чертой люди не живут.

— Чирта, как есть Чирта, — уверила её вековуха, — вот она т мине глазёнки то и забилила. Я-т по началу то думала, кода живой осталаси, чё эт она как за плату глазки то мои прибрала, ну чёб я ни смогла в иё омуты то заглинути и жити остатьси, а типереча понила зачем. Из-за тибе она мине слепой то сделала.

— Врёшь ты всё, — рубанула Зорька, обидевшись, что вековуха вину на неё перекладывает.

— Из-за тибе, из-за тибе, Зорь, чёб я те нинароком навредить то ни смогла, дажи коли б захотела.

— Как это?

— Как эт, как эт. Хуяк эт. Вот придставь сибе. Лук у мине в руках добрый да убойный, руки сильны, да умелы, а две стрилы, — и она указала обоими указательными пальцами на свои глаза, — оби пириломаны. Вот и я типереча така. Всё знам, всё умем, а сделать ничё ни могу.

И она скорчила смешную рожу, надувая щеки и разводя ручки в стороны. Зорька улыбнулась, но промолчала, потому что поняла.

— Вот и спрашиват она мине тода, — продолжила вековуха свою сказку, — ты чё эт Хавка матёра, виковух полудохла, никак уж помирати собраласи? А я т видь тода и впрямь к Дедам собраласи, а как иё увидила, так даж обрадковалась. Чиртка видь черту под жизню подводит быстро. Удёшь ни мучась. А она ни то посмияласи, ни просто в воду пёрнула, побулькав тама, да и речит мине. Рано мол те ведьма, помирашку из сибе корчить то. Тело своё — мишок с говном, ты к началу лета в реку кинишь, ни пириживай, а вота кровушка твоя, нам ишо, ой как послужит. Ни поверишь, Зорьк, я всю зиму мозги ломала, как эт могит быть, чё эт беззуба зелинь имела ввиду. Как они с мине кровю то сосати будуть и чё с нею делати стануть? Ни одна ж нежить то нормально говорить ни могёт. Всё у них через жопу огородом, по пизде на вёслах. Толь как тибе увидала, начала догадыватси, а типереча уж точно поняла. В тибе, девонька, я буду дальше то жити.

Зорька аж подпрыгнула на заднице от услышанного. На что Хавка только заливисто закаркала.

— Дур, ты Зорьк, — но тут же прекратив смеяться на полном серьёзе продолжила, — пока дур. Я тибе пиридам всё чё знам, а кровя то у наса с тобой и так одна. Я тибе дам свой опыть, а ты иво в свою башку посешь. А чё тако опыть? Эт и есть жизнь. Поняла?

Понятно то оно было понятно, но Зорька от услышанного находилась в каком-то шоке. В ней бурлила неприязнь ко всему этому. Сущность Зорьки отчаянно сопротивлялась этим переменам в своём сознании. Не хотела она ничего менять в своей безоблачной жизни, не надо ей это. Она злобно огрызнулась, сама, не ожидая, что перейдёт на жаргон матёрой бабы:

— А нах мне эт?

— А тибе, чё кто-т спрашивал, чё ли? Али Дева Рична тибе выбор оставила?

Зорька больно закусила губу от обиды. Хавка опять была права. Святая Троица! Эта ведьма постоянна права. Не зря на Семик по ней Речная Дева слёзы лила, ой не зря.

— Поверь, Зоренька, на тибе охоту открыли все, кому ни лень, а кому лень и так прибьють. Ты рано или поздно в силки попадёшь, аль стрелу глазом словишь, аль хозяин на суп пустит.

И опять будто плетью по мозгам хлестнули слова Хавки. Она сразу вспомнила свой первый день пребывания в логове и как её теперешний муженёк хотел сварить из неё суп. Как она всё так чётко угадывает? Или знает? Ведьма! Тем временем вековуха продолжала планомерно Зорьку добивать:

— Отпрыгаласи зайкой то, пора под подолом зубки отращивати, коль жить хошь дале, да девку своюу нянчить.

Зорька на объявление ей пола будущего ребёнка отреагировала вяло. Она уже была забита до такой степени, что все последующие забивания её как бы и не касались. Она лишь изобразила жалкое подобие немого вопроса на своём лице.

— Да, — махнула она на неё рукой, мол что с тебя взять, — девка у тибе будить. И эт ишо один каминюка в твой огород от мужа. Им же сыновей подавай, а ты и тута промахнуласи.

Так паршиво на душе у Зорьки, пожалуй, никогда не было. В один миг все её радужные мечты рухнули и развеялись, как лёгкий дымок. Она всю ночь проворочалась, так и не уснув. Лишь по утро сдавшись под грузом неопровержимых доказательств правоты этой старой уродины, у неё как будто глаза раскрылись, спала розовая пелена и она посмотрела на всё совершенно по-другому. На всё и на всех.

Сороки куманиться начали, как по заказу, на следующее же утро. Хабарка прибежала к подруге запыхавшись и объявила. Ардни, обгладывавший какую-то птицу, услышав новость Хабарки лишь злобно сплюнул, бросил на стол не до конца обглоданный кусок, оделся и ушёл куда-то, а баба начала сама, как сорока трещать, обрисовывая в красках, как туча этих чёрно-белых бестий на правом краю за лесом собралась и уж начали свой бешеный карагод. Конечно, Хабарка видеть этого не могла, она туда не бегала, но рассказывала она всё это так, как будто сама среди них летала. Подруги ещё по трещали, по щебетали ни о чём. Наконец обнялись и попрощались.

— Ой, Зорька, чё т я боюсь за тебя, — покачивая головой, выдала Хабарка.

— Да, подруга. Я сама за себя боюсь, а кажись скоро и себя саму бояться начну, — ответила Зорька таинственно.

Странно, но она не боялась больше родов. Молодуха была абсолютно уверена, что ни с ней, ни с ребёнком ничего не случится. Она сейчас больше боялась того, что будет потом и своей роли в этом «потом». Хабарка явно ничего не поняла, но переспрашивать не стала, или просто пропустила её слова мимо ушей, считая их такими же «для приличия», какими были и её собственные. Зорька с неохотой собралась и пошла к вековухе в баню. Перед самым входом остановилась, оглянулась. С какой-то неописуемой печалью на лице, посмотрела на стоявшую у края кибитки подругу и скрылась в шатре.

Кумление для неё прошло как в тумане. Ничего не запомнила, да и не хотела. Сказалась и бессонная ночь, и травы-дурманы, которыми её опоила Хавка. Помнила лишь, что голова кружилась, когда вокруг куклы ходила. Потом, наплевав на всё, заявив, что хочет спать, завалилась на лежак Хавки и уснула, услышав лишь напоследок жалостливые слова вековухи:

— Чиста ты душа, как слиза ни замутнёна. Жалко то тибе как.

После чего Зорьке даже показалось сквозь сон, что та заплакала, а может это уже во сне приснилось.

Проснувшись, она почувствовала себя сама не своя и это чужеродное состояние её теперь преследовало постоянно. Она стала замкнута, абсолютно перестала с кем-либо разговаривать. Даже Ардни, поначалу пытавшийся её как-то растормошить, вывести из этого замороженного состояния, довольно быстро плюнул и просто перестал бывать дома, даже спать не всегда являлся. А когда на полную луну её прорвало, и она начала, ползая на коленях, выпрашивать у него прощения и прощаться с ним на всегда, он перепугался, даже сбегал к Хавке. Та, по каркав своим старческим смешком, объяснила все прелести Прощальной седмицы и атаман, плюнув на всю эту грёбаную бабью стаю, собрал ближников и умчался в очередной поход, куда по дальше.

Роды были болезненными, но Зорька с удивлением отметила, что ожидала чего-то значительно хуже. Девочка родилась здоровенькая, без изъянов и сразу красивая, в чём ни роженицу, ни повитуху даже уговаривать не пришлось. Радовались обе. Хотя, что там могла разглядеть слепая Хавка, не понятно, да Троица^[93] с ней.

Шум вернувшейся ватаги Зорька услышала лишь пару седмиц спустя после родов, но муж к ней так и не зашёл. Попытался разок, но Хавка грудью встала с той стороны прохода, все рычания атамана однозначно разбивая об «Нельзя!». Долго ему что-то объясняла о нелюдях, стращала, запугивала, но в конце концов всё же уговорила.

А дальше произошла настолько неожиданная вещь, что в голове у Зорьки так и не уложилась до конца её дней. На сороковой день, когда дочь превратилась из нелюдя в человека и радости Зорькиной не было предела, так как банное задержание её закончилось и всё обошлось, как нельзя лучше. Хавка, плача от счастья за своё потомство, взяла и померла. Произошло это как-то буднично и Зорьке по началу показалось всё это не по-настоящему. Она так шутливо подвинула их на край лежака, сама шустро устроилась на нём, вытянулась, глазки закрыла, не переставая улыбаться и проговорила, довольная, бодрым голосом:

— Раскуманиватси ни смей, так повязь со мной останитси. Тольк ты мине в реку схорони, чёб к Дедам попала. Прощивайти, девоньки, мои.

Глубоко вздохнула, выдохнула и всё. Зорька хотела какую-то шутку отпустить, мол ты ещё нас переживёшь, но осеклась. Померла Хавка.

Хавку Зорька похоронила, как та и просила, притом лично выехав на атаманской колеснице до реки, лишь на пару с колесничим, настояв на этом, и воспользовавшись замешательством мужа. Ардни был в каком-то странном состоянии. Он проявлял и радость и даже простое человеческое счастье от держания своего первенца на руках, тут же сквозила воздержанная «невтерпёжность» соскучившегося мужчины по своей женщине, всё это сверху накрывало неясное чувство тревоги и непонятно откуда взявшейся ощущение скорби по умершей вековухи и самое главное, что его подкосило — это удивление поведением Зорьки. Он просто не узнавал её. И это не от того, что она похудела и осунулась лицом, она изменилась внутренне. Он даже высказал ей вкрадчиво предположение, что её эта старая ведьма подменила, потому что это была не Зорька. Вошла, мол, в шатёр девка, девкой, а вышла бабой, да ещё нет, нет да в глазах эдакая матёрость сверкает. Было видно по нему, что это напрягало атамана, беспокоило. А когда она нахрапом, просто потребовала дать ей возничего с колесницей, как само собой разумеющееся, ибо обещала Хавке, а обещанное следует выполнять, он спокойно и даже покладисто согласился, будто это не жена просила, а один из его ближников, которому в таком деле и отказать нельзя. Только когда она уже покинула лес, он вдруг опомнился и кинулся с двумя колесницами вдогонку. Не для того, чтобы остановить, а лишь прикрыть в случае чего. Но ничего не произошло, а атаман даже не стал приближаться к реке, наблюдая, как Зорька топит труп из далека. Лишь вечером, когда она покормив убаюкала ребёнка и пришла к нему, она на какое-то время вновь стала прежней Зорькой, щебеча по девичьи ему на ушко о том, как соскучилась да ласкалась, как это делала прежде.

Она отходила от этого непонятного, чужого для Ардни состояния постепенно, но отходила. Он с утра до вечера пропадал на строительстве внешнего ограждения, в виде высокого частокола, кроме этого ещё занимался кучей дел. Приходил к ней уж затемно уставший и она, всячески помогая скинуть заботы и тревоги, усталость и озлобленность, сама вылезала из той скорлупы отчуждённости, в которой прибывала всё последнее время, начиная с Сорок. Она вновь поверила в него и забыла наставления Хавки. Всё может быть и наладилось бы, но судьба настырно вновь и вновь окунала её в говно жизни. Сначала первое нападение речных артелей на их город. Хотя атаман после этого был весел и даже ликовал, обзывая их последними никчёмными словами, а как сгонял в осиротевшие баймаки, да кроме обычной наживы приволок горы золота, вообще пребывал в праздничном настроении целых три дня. Зорька же хоть и старалась мужу не показывать озабоченности и всячески старалась ему подыгрывать, всё же вновь призадумалась об охоте и охотниках на неё и её дочь. Для молодухи было ясно, как белый день, что это лишь первые цветочки, а будут и ягодки.

Второе нападение оказалось болезненным. Погибли первые пацаны атаманской ватаги. Это прочно забило ей в мозг мысль, что Хавка, как всегда права оказалась и что жить цветочком на полянке пора прекращать. Она уже собралась пройтись в гости к Хабарке, да прошвырнуться по бабам. Зорька ведь по сути дела сидела с ребёнком взаперти и до этого момента её вообще не интересовало, что там за стенами кибитки делается, а тут, как пробило. Нужно знать всё, что происходит вокруг, нужно знать всё, что происходит за кругом, наконец нужно знать, что происходит в стане охотников и вообще, кто на неё открыл охоту. Но все её планы сломал Ардни. Атаман в сомном угаре, с грохотом и звериным рычанием ввалился в кибитку. Зорька никогда раньше его таким не видела. Она впервые узрела его зверя воочию так близко и откровенно. Страх и ужас сковал и парализовал её. Ей хватила ума лишь одним глазком взглянуть на это из щёлки в занавеске и отпрянуть на лежак, схватив спящего ребёнка, прижимая девочку к себе и при этом закрывая ей ушки, чтоб звериный рык и грохот ломающегося стола, не разбудил её, но это не уберегло слух младенца. Девочка начала куксить, собираясь захныкать. Зорька быстро рванула платье, силой сунула ей сосок груди и опять зажала ей ушки. Та зачмокала, не открывая глаз. Молодуха вдруг поняла, что если он сейчас ворвётся, то просто оторвёт ей голову, а завтра скажет всем, что так и было. Хавкины предупреждения, как дубиной колотили по голове. Она взмолилась всем, кого вспомнила, но это не помогло. Стук сердца вдруг прервался, в груди разлился холод. Зорька почувствовала, как зверь прямиком направился к ней, как будто только вспомнив о её существовании. Она быстро, не помня себя, оторвала спящего ребёнка от соска, сунула его в изголовье к стенке и закрыла с головой одеялом. Раздался жуткий треск обрываемой занавески. Ужас сковал всё тело и мурашками побежал не только по коже, но и по всем внутренностям. В проёме стоял он, уставив на неё злобный звериный оскал, какой-то отвратительной нежити, с красными, налитыми кровью глазами. Она попыталась сесть, отстраниться от того места, где спрятала ребёнка, но тут же получила удар по лицу, не поняв даже, чем, от которого её голова с гулом ударилась затылком о лежак. На какое-то время она потеряла сознание, а когда стала приходить в себя, то почувствовала сначала боль в губах и носу и только потом то, что её насилуют. Он брал сильно, зверски, буквально вколачивая её при каждом толчке в лежак. Её ноги спускались на пол, и она как бы полулежала на краю. Зорька чувствовала, как ягодицы при каждом ударе врезались в острый край лежака, но ей тогда почему-то не было больно. Ей было только панически страшно, и она старалась во чтобы то не стало, терпя боль, всем своим видом показывать, что она уже умерла и дальше убивать её не надо. Но когда он перестал рычать и тяжело дыша отвалил, опять что-то круша ногами на своей половине и наконец, грузно и шумно упал, так, что вся кибитка ходуном заходила, на Зорьку напала странная апатия. Она тяжело заползла выше на лежак, подбирая ноги с пола и устраиваясь, отвернувшись к стене. В голове гулко звенела тупая боль. Она справилась с головокружением, оправила задранный подол платья. Приложила ладонь к разбитым губам. Потрогала расквашенный нос, который забился кровью и не дышал. Вспомнила о малютке. Быстрым движением откинула угол одеяла. Девочка не спала. С силой сжав губки, она смотрела на маму как-то не по-доброму, как загнанный в угол зверёк, но самое страшное во всей этой картине было то, что она молчала! Не издавала ни звука. Зорька расслабленно улыбнулась, вернее попыталась, так как тут же почувствовала боль разбитых губ.

— Ни чё, доча, — прогнусавила она, еле ворочая языком, — принаравливайси к нашей бабьей, ёбаной во все дыры жизни.

Подобие улыбки так и застыло на её разбитых губах. Она вдруг поняла, что это не она сказала, а кто-то другой, сидевший у неё в голове. Она повернулась и через плечо посмотрела на разгром, на сонного мужа, развалившегося на своём лежаке, притом ногами в изголовье и добавила уже от себя:

— Ну, благодарствую тибе Хавка за науку, а то я уж про тибе совсем забывати стала.

Внутри её всё не то, что перевернулось, а вернулось то чужое состояние, в котором она пребывала, хороня свою кровную вековуху. Она вдруг отчётливо поняла, что это состояние не чужое, а такой она теперь будет всегда. Теперь она такая и другой ей быть просто нельзя, потому что не выживет, а жить вдруг захотелось аж до «не могу». Она кое-как встала и тут же почувствовала боль во всём тазу, но она была терпима. Абсолютно спокойно прошла мимо спящего муженька с голой жопой и спущенными, но не снятыми штанами, стараясь не наступать на обломки стола и лавки. С трудом спустилась с кибитки на землю и пошла умываться. На противоположном углу Зорька увидела до смерти перепуганного Диля, который столбиком, подобно степному суслику, стоял с распахнутыми от страха глазами. Проходя мимо его она каким-то не своим, скрипучим голосом велела:

— Мазь лекарскую найди, — и не останавливаясь прошла к жбану с водой, где умылась, прополоскала от крови рот, высморкала, на сколько смогла, из носа запёкшуюся кровь и обтерев холодными, мокрыми руками груди, почему-то пылающие огнём, облегчённо отдышалась свежим и наполненным ароматами, вечерним воздухом.

Диля стоял уже возле неё с небольшим глиняным сосудиком с широкой горловиной и жалобно, словно побитый пёс, заглядывал ей в глаза. Зорька глянула на него, улыбнулась и зачерпнув пальцем мазь, спросила:

— Ну, чё Диля, обосрался?

— Я думал он тебя убьёт. Озверел совсем. Он в таком состоянии вообще ничего не соображает и убивает всё что шевелится, — затараторил испуганный пацан, стараясь говорить, как можно тише.

— Убивалка у него для меня не выросла, — прервала она излияния перепуганного пацана, накладывая при этом мазь на губы.

— Ты это, всё же следующий раз беги и прячься. Он, когда такой, то не ищет, коль под руку не попадаешь. Даже коль увидит, но ты успеешь схорониться, то он не ищет. Тут же про тебя забывает. Он не соображает, вообще.

— Благодарствую за совет. Буду знать.

Она вернулась в кибитку, кое-как восстановила оборванную занавеску, попыталась сесть и тут же чуть не завыла в голос, матерясь про себя. Жопа болела, как будто дрынами от мутузили. Примостившись бочком и подтянув к себе спокойно лежавшего младенца, она даже умудрилась подремать.

Утром зад разболелся так, что о «сидеть на нём» можно было забыть. Да и ходить она могла лишь мелкими шашками и то терпя и матерясь про себя. Она слышала, как он проснулся. Со стоном сел, гремя деревяшками на полу. Затем встал, тяжело протопал к выходу, там долго и шумно упивался вечно залитым в жбан ягодным варом. Покряхтел. Вернулся назад на лежак. Наступила тишина. Зорька стояла с краю от занавески. Сердечко вновь нехорошо заколотилось. Она почему-то даже сквозь занавеску чувствовала его взгляд.

— Зорька, ты тут? — спросил он тихо, насторожено.

Она тяжело вздохнула и вышла из-за занавески к нему. Он внимательно осмотрел её с ног до головы и виновато потупив глаза, буркнул обиженно, только не понятно на кого:

— Дура. Я же убить мог.

— Мог и даже почти убил, — ответила она как можно спокойней и с некой ноткой веселья, — вот добивать не стал полудохлую.

— Почему не убежала, не спряталась? — продолжал он тихо рычать, рассматривая что-то на полу.

— Куда мне бежать? К тому же ты этому не учил, не предупреждал. Я ж такого, как вчера, тебя в первый раз видела, да и муж ты мой… Как учила меня Хавка, мы с тобой в одной лодке да на средине широкой реки, да ураган вокруг лютует и у нас с тобой только два пути. Либо оба утонем, либо оба выплывем. Охоту на нас открыли на обоих, не только на тебя и твоих мужиков, но и на меня и нашу дочь. Так, что мы с тобой в одной лодке барахтаемся, муж мой. Если, побив меня и силой взяв тебе легче будет, то я потерплю.

Договаривала она уже в его объятиях, а в глазах Ардни даже заискрились слёзы.

— Сильно только не дави, — простонала она, — а то ты меня давеча так отделал, что седмицу, наверное, сесть на жопу не смогу.

Он выпустил её, но взяв за подбородок, потребовал:

— Не надо мне от тебя жертв. Просто беги и прячься. Поняла?

— Поняла.

— Вот и умница, — отпуская её и направляясь к выходу, проговорил он, — сейчас Дилю крикну. Пусть тут всё приберёт, да новый стол сварганит.

С этим и ушёл. Зорьке не долго было ждать следующего раза. Уже к вечеру он был таким же, как вчера, поэтому заслышав его рёв ещё от круга, быстро собрала дочь и прихрамывая на обе ноги, окружным путём вдоль завала, подалась к Хабарке на постой. Притом постой затянулся аж на три дня, после чего Хабарка не выдержала, наварила какого-то зелья и со словами: «Ну, сейчас он у меня напьётся», бесстрашно кинулась его ловить по логову. Где и как она его поймала, а тем более умудрилась влить этот сонный отвар, Зорька не спрашивала, но по виду вернувшейся подруги поняла, что той всё удалось.

Почти сутки, до самого следующего вечера во внутреннем городе была тишь и благодать. А вечером, на ночь глядя, на трёх колесницах Ардни у пылил к какому-то колдуну, напрочь позабыв и про жену, и про дочь.

У Хабарки уже виден был выпирающий животик, но она всё так же резво носилась по логову. Зорька, под предлогом, что отстала от жизни с этими родами, польстила Хабарке, мол та всё знает, что есть, что было и чего не было, попросила её познакомить с новшествами их лесного города, а Хабарка, как будто только этого и ждала. Она, видите ли скучала без подруги, мол словом добрым не с кем было перемолвиться. Она тут же из коров, что были под её началом, отрядила для Звёздочки мамку-кормилицу. Оставив ребёнка на её попечение, они вдвоём пошли по всему городу с «инспекцией». Зорька старалась общаться с подругой по-простому, как и прежде, но несколько раз ловила её на косом, настороженном взгляде в её сторону и в весёлых интонациях Хабарки чувствовалась какая-то наигранность и натянутость. Её явно чем-то Зорька тяготила. Наконец, молодуха не выдержала, остановилась, развернула её к себе и прямо в лицо по-хавстки матёро заявила:

— Ни парся, подруг, а то от натуги ляхи извозюкашь. Чё ни так? Да, я стала друга. Жизнь эт ёбана заставила. А какой я по-твоему должна быть опосля того, как узнала, что все, кто живёт за лесом на меня охоту объявили, как на саму лакому дичь. Эт жалки попытки нападения, тольк ишо смехуёчки, а пиздецы, подруг, у нас впереди. А тута внутрях чуть ли ни все от зависти зубками то скрижещут. Того и гляди опоят чем аль по башке чё прилетит. Ты, — она ткнула пальцем в ошарашенную бабу, — единствена, кому я могу довериться, пока.

Зорька отвернулась, отпуская Хабарку и уже смотря куда-то вперёд, добавила:

— Нам иль вмести выживать, иль вмести с нашим потомством подыхать. Я предпочитаю ишо пожить малёк, а ты? — с этими словами она вновь повернулась к Хабарке.

Баба, как-то резко изменилась, как будто сбросив маску. Глаза её сузились и злобно посверкивали, губы поджались, на скулах заиграли желваки, всё же от прямого взгляда Зорьки глаза она отвела, не выдержала.

— Ни чё, прорвёмся, атаманша, — она криво улыбнулась, как будто последнее слово перекосило её, как кислятина, а за тем как мужик, по-свойски хлопнув Зорьку по плечу, продолжила, — а ты быстро выросла, девонька.

Зорьке не понравилось ни её панибратское рукоприкладство, ни выражение её лица, но она не предприняла никаких контрмер. Она, к сожалению, понимала, что эта лживая тварь ей сейчас нужна, как никогда. Она знала, что относиться к ней, как и прежде у Зорьки не получится, даже через «не хочу», но наладить с ней хотя бы деловые отношения, она была обязана. Просто больше пока было не с кем. Поэтому в дружбу с ней ещё какое-то время придётся поиграть. Сдержав внутренний порыв и проглотив сказанное, она на всё это ответила нейтрально:

— Жизнь заставит, ишо ни так раскорячишься.

Хабарка одобрительно хмыкнула, и они продолжили обход. Шли они медленно рядом друг с другом. Проходя мимо очередного жилища, Хабарка, подробно докладывала о том, кто живёт, с кем живёт, как живёт, давая каждому краткую характеристику, выдавая информацию скупо, лишь важное и нужное. Никакого сюсюканья, трескотни и мусора. «А ведь она не сплетница, — неожиданно для себя подумала тогда Зорька, — она настоящий разведчик. Уж больно ладно она это делает. Со знанием дела. Для кого?» Зорька аж больно губу закусила, поняв, что она оказывается совсем эту бабу не знает. Оторва-то оказывается не так проста, как всегда казалось и у неё прослеживается явный интерес ко всем и ко всему здесь происходящему.

Проходя мимо кибитки Ровного, Зорька увидела Тихую Воду, которая в старой, выцветшей рубахе речного покроя, стирала какие-то тряпки в широком ушате. Ничего не говоря Хабарке, она резко повернула в сторону постирушки и медленно, так как быстро ходить не могла, буквально подкралась к своей бывшей сродственнице. Та, увидела её только тогда, когда Зорька подошла почти в плотную и от неожиданности встрепенулась, выпрямилась, роняя постирушку в ушат.

— Ну, здравствуй, Тихая Вода, — приветствовала её Зорька, подражая ледяному тону мужа.

Та растерялась, суетливо вытирая руки о подол. Щеки налились румянцем, а глаза запрыгали из стороны в сторону. Ответить от волнения, не понятно для неё откуда взявшегося, она не смогла. Зорька тем временем продолжила убийственно спокойно и как дубиной по башке твёрдо:

— Ты, я смотрю, не рада меня видеть?

— Ну, что ты Утренняя Заря, рада, как же не рада, — засуетилась та, — просто так неожиданно. Давно не видела. Как ты?

Зорька проигнорировала её вопрос, да и весь ответ в целом, как будто ничего не слышала.

— Как тебе живётся у нас, поживается?

— Хорошо, — еле слышно пропищала Тихая и у неё откровенно затряслись ноги, даже через две рубахи это было видно.

— Ну, хорошо, так хорошо. Может жалобы какие есть по бабьей части, пожелания? — Зорька заметно, буквально вдавливала в землю свою бывшую сожительницу по баймаку, притом делала это явно сознательно.

— Нет, — тихо выдавила из себя Тихая, опуская взгляд в ушат с водой и в голосе её послышалось предзнаменование скорых слёз.

— Ну, ладно.

Зорька развернулась и хромая на обе ноги, пошла к обалдевшей Хабарке, которая при подходе к ней засуетилась и заёрзала. Атаманша по виду подруги поняла, что дай ей волю, то та бы сиганула от неё куда глаза глядят, но волю убежать ей Зорька не дала.

Они прошли дальше, до следующего жилья. Хабарка шла молча, о чём-то крайне задумавшись. Зорька остановилась и спокойно, даже по-доброму посмотрела на растерянную бабу. Помолчали. Первая не выдержала Хабарка:

— Круто ты её приложила. Я сама чуть не обоссалась. Прям, как ведьма старая. Это ты как?

— Жопой об хуяк. А ты ни ссы, подруг.

Весь спектакль с Тихой предназначался в первую очередь для Хабарки. С одной стороны, для Зорьки было бы не плохо сохранить дружеские отношения с этой лживой всезнайкой, а с другой надо было поставить её на место. Новоиспечённая ведьма не хотела давить её силой на прямую, пологая, что та сразу замкнётся, а показать, что она не девка для порки, вот так, о посредственно. Хабарка молчала, на всякий случай потупив глазки.

— Ты ж думаешь, в меня старая ведьма переселилась?

Хабарка опять дёрнулась, как будто собираясь бежать, но удержалась, лишь закусив губу.

— Думаешь. Вижу. Так вот, чё я тебе скажу, — продолжила Зорька спокойно, но сознательно понижая и приглушая голос, чтоб собеседница напряглась, прислушиваясь, — А чё скажу, ты эт с собой похоронишь и никому ни скажешь.

У Хабарки аж руки затряслись. Зорька попала в точку. Любопытство Хабарки не знало придела и ради того, чтоб узнать чью-нибудь сокровенную тайну, она и сдохнуть была готова. А о том, о чём она собиралась рассказать, знали многие. По крайней мере Ардни и Шумный точно. Атаман запрет на эту информацию на неё не накладывал, поэтому она, в принципе, ничем не рисковала.

— Та матёра баба, на которую ты подумала, была мамой моей мамы.

Хабарка выпустила раскрасневшуюся губу из закуса и вытаращив глаза, медленно отрыла рот. В точку! Хабарка этого не знала и весь её вид говорил о том, как это она узнаёт о таком в самую последнюю очередь. Немыслимо. Зорька, поймав волну Хабаркиного настроя, продолжила ошарашивать:

— Весь наш бабий род по крови — ведьмы. Так чё в меня никто ни вселялся. Я такая с рожденья, тольк проснулась, как обабилась.

Хабарка всё это слушала в захлёб. Глаза распахнуто застыли, рот замер в полу открытом состоянии, зато уши и нос почему-то шевелились. Зорьке пришлось даже сделать над собою усилие, чтоб не рассмеяться над этой мордой.

Они ходили весь день и по внутреннему жилому кругу, и по внешнему. Кто из баб не спрятался в тот день от Зорьки, сами виноваты. Она упражнялась в применении своей силы на каждой, кого повстречала, в конце концов объяснив Хабарке, что просто намерена выйти из берлоги в свет и есть необходимость в том, чтоб сразу всех расставить по местам, однозначно указав, кто в логове атаманша и кому в бабьем окружении следует подчиняться. Хабарка тут же предложила ей оба коровника взять под себя, на что Зорька лишь, как бывалая матёрая обрубила:

— Нах мне эти мокрощелки? Пиздякайтесь с ними сами. Будет нужда я к тебе аль Онежке обращусь, а пока пусть всё останется как есть.

Но все же оставить всё как есть не получилось. Хабарка настойчиво уговаривала Зорьку забрать себе в услужение, а дочери в мамки ту молодуху, что сидела весь день с её Звёздочкой, мотивируя тем, что хоть немного руки освободит. Зорька понимала, конечно, что эта девка не просто так. Первое, что пришло ей в голову это то, что Хабарка хочет иметь глаза и уши в её доме, а эту девку она похоже крепко чем-то зацепила и держит на коротком поводке, но оценив все за и против, всё же согласилась.

— Пусть по-мамкается, пока атамана нет, а коль приедет, будем посмотреть.

Атаман вернулся на удивление довольный и даже какой-то одухотворённый. Обняв и поцеловав жену, уселся за уже накрытый стол. Был голоден, поэтому на еду буквально набросился. Зорька стояла рядом, как могла ухаживала за мужем. Ел молча, но некоторое время спустя, так, как бы для приличия, задал чисто риторический вопрос:

— Ну, как тут у вас дела? — явно имея в виду дела сугубо домашние.

То, что он услышал в ответ, заставило его сначала зависнуть, зацепившись зубами за кусок мяса, а затем вообще оторвать его от зубов и положить обратно на стол, пристально и в полном недоумении уставившись на жену. Та, спокойно, не торопясь, чётко и вкратце обрисовала ему всю обстановку сначала по ближникам с их семействами, потом детально прошлась по внешнему кольцу, выкладывая лишь те новости, которые посчитала интересными для атамана. Затем коротко рассказала слухи из аровых городов, что донеслись до логова, в конце выдала кое-что о новостях речников, притом такое, что даже Шумный не упомянул при докладе. Закончила она невинно:

— Да ты ешь, ешь. Голодный же.

Ардни медленно встал из-за стола, не добро как-то взглянул на мило улыбающуюся Зорьку. Опять сел и на долго задумался, теребя рукой свою уже отросшую бородку. Наконец, сухо спросил:

— Откуда вести?

— Да отовсюду. Сороки на хвосте носят, бабы собирают. Я по бабам хожу, с них собираю.

Он опять встал и заходил вдоль стола туда-сюда, что-то обдумывая, потом резко остановился, хитро улыбнулся, смотря ей в глаза и поинтересовался:

— То, что ты рассказала — любопытно, но я бы хотел послушать ещё об одном. Ты рассказала обо всех кроме себя. А что у тебя творится?

— Что рассказывать? — Зорька изобразила саму невинность.

— Ну, для начала, расскажи мне жёнушка с чего бы это все бабы вокруг, тебе вести понесли на своих хвостах? Кто ты для них и как они к тебе относятся?

— Для всех я твоя жена, — начала Зорька, всё так же изображая невинность, но насторожилась, не понимая куда клонит атаман, но чувствуя, при этом, какой-то подвох, — ну, а раз ты атаман, то я, получается, атаманша. А как относятся? На колени не падают, ноги не целуют, но это только от того, что я им не позволяю.

При этом она скорчила рожицу, стараясь перевести всё в шутку, и шутка удалась. Ардни громко рассмеялся, а просмеявшись, постарался быть серьёзным, по крайней мере он произнёс вполне серьёзно:

— Слушай меня внимательно. То, что баб под свой глаз прибрать начала, одобряю. Ценность вижу в этом не малую, но коли хоть один ближник мне на тебя пожалуется или из отрядных кто за свою жену вступится… Я тебя предупреждал. Змейство своё попридержи. Ты у меня на жопу, не одну седмицу сесть не сможешь.

Зорька прекрасно знала, что, если атаман начинает свою речь со слов «слушай меня внимательно», это означает, что непременно сделает обещанное. Она даже по началу испугалась, что кто-то уже нажаловался. Она вдруг почувствовала какую-то отчуждённость к себе. Своё полное одиночество в этом сраном мире. Комок жалости к себе впился в горло. Захотелось плакать. Но от куда-то из глубин подсознания вырвалась на волю необъяснимое для неё собственное поведение. Пока она мысленно материла весь этот мир и собиралась навзрыд разреветься, тело подошло к его лежаку, как бы, само собой. Руки бесцеремонно сняли с тела платье и принялись бесстыдно гладить бёдра, животик, груди. Зорька разлеглась на лежаке, самым наглым образом раздвинула ноги и елейным голоском про журчала:

— Виновата, атаман, наказывай.

Она мило улыбнулась, протягивая к мужу руки и тут же успокоилась, поняв без слов по его лицу, что, если бы в этом момент, кто-нибудь спросил атамана о чём от только что говорил, он бы наверняка не вспомнил. А Зорька мило улыбалась не играя. Она вспомнила Хавку в яме, которая говорила Ардни что он всю жизнь будет накормлен, напоен и безжалостно выебан.

Только после того, как атаман был «обезоружен» и размяк, валяясь рядом с закрытыми глазами, Зорька выдала последнюю порцию новостей, заготовленную для мужа.

— Я тут из коровника молодуху в мамки для Звёздочки определила. Ты не против? Будешь против, обратно верну в коровник.

Ардни вяло, не открывая глаз переспросил:

— Молодуху?

— Угу. Хабарка посоветовала.

Она села, выскребая пальцами на ладонь вытекающую сперму в промежности и размазывая её по своему телу. После чего встала и начала одевать брошенное на пол платье. Атаману было лень, и он всем видом показывал, что никуда не хочет идти. Но всё же сел, потянулся и тоже встал, но вместо того чтобы одеваться, отправился пить. Когда вернулся, она уже стояла одетая. Он скривился, посмотрел зачем-то в открытое окно, подумал и тоже стал одеваться.

Придя в баню Зорька сразу кинулась к дочери, а он лишь мельком взглянул на малышку, а вот молодухе уделил самое пристальное внимание. Молодуху кликали Алая. Так её звала Хабарка, так её стала кликать и Зорька, но только сейчас, представляясь атаману она назвала свою полную кличку и оказалось, что она Алая Заря! Эта новость хлестнула по Зорькиным ушам, как оттянутая ветка. Натянутая на лицо улыбка чуть не сползла от такой новости. Зорька присмотрелась к ней и получила ещё удар по самолюбию. Алая девка была дородная. Выше Зорьки почти на пол головы. Лицо белое с вечным здоровым румянцем на довольно милом личике. Высокая, пышная грудь, которую она с нескрываемой гордостью демонстрировала. Тонкая талия, с сознанием дела утянутая поясом. Аппетитно выпирающие бёдра и зад. Даже в полутьме банного шатра было видно, как её личико раскраснелось и стало алым, подтверждая правоту полученной клички. Но не это бросилось в Зорькины глаза. Алая была не великого ума девка, если не сказать полная дура. И если атаман своим видом ничем себя не выдавал, то эта сучка выдавала себя с потрохами. Зорька с первого же взгляда поняла, что эти двое прекрасно друг друга знают. Ардни осматривал и ощупывал её со всех сторон с равнодушным видом зажравшегося покупателя, а она, алея своей мордой, нет-нет да не сдержанно хихикала, неумело стараясь это скрыть. Она то и дело бросала на него вожделенный взор, но тут же опомнившись, украдкой зыркала на Зорьку и тупила бесстыжие глазки. Зорька, по началу обескураженная, быстро пришла в себя, растянула на лице умиляющую улыбку, прикинувшись полной дурой ничего непонимающей и даже стала одобрительно кивать всякий раз, как ловила украдкой брошенный на неё взгляд молодухи. «Так значит эта тварь не только глаза и уши Хабарки, а и мужьена подстилка, — подумала она про себя, — ай да Хабарка, сука, решила меня извести». Судя по тому, как муженёк со знанием дела щупал молодуху, он явно имел представление, как та выглядит голой, а когда напоследок он бесцеремонно задрал ей подол и погладил по заднице рукой, то даже он на миг забыл о выбранной роли и всем видом показал Зорьке, что эту жопу он помнит, как родную. Наконец, представление закончилось и со словами «Одобряю. Пусть остаётся.» он покинул шатёр. Алая осталась стоять в пол оборота к Зорьке, изображая на лице идиотское выражение полу улыбки, полу страха, да ещё при этом скосив глаза на Зорьку, боясь повернуть голову. Атаманша была готова убить её тут же и немедленно, но что-то удержало её от скоропостижных мероприятий, и она всё так же мило улыбаясь, ласково отпустила её поесть, мотивируя это тем, что хотела бы побыть с дочерью одна. Алая стрелой вылетела из шатра, ибо это было самое её заветное желание на тот момент и Зорька, медленно убрав улыбку с лица, горько призадумалась…

Идея поездки на праздник Трикадрук к арам, не понравился Зорьке изначально. Всё в её душе упиралось ногами и руками против. Но лишь заикнувшись о том, чтоб остаться с ребёнком и получив однозначный отказ, после чего Зорька впервые пожалела, что взяла мамку для Звёздочки, смирилась с неизбежностью и стала собираться. Тем более муж пожелал, чтоб она выглядела лучше, чем на свадьбе и Зорька поняла, что должна каким-то образом ослепить, оглушить и парализовать весь тот сброд, что там соберётся. Раз атаману это было зачем-то нужно, значит она должна это сделать. Хотя страх первого публичного выхода за пределы охраняемого леса её серьёзно напрягал до мандража во всех конечностях. Она наряжалась, прихорашивалась и вместе с тем упорно загоняла себя в состояние ведьмы, но на этот раз ей была нужна не только сила гнуть баб чужеродных, но и согнуть мужиков, а она знала лишь одну силу на которую это зверьё поддавалось бы — это сила бабьей Славы, но Зорька не знала, как её со своими способностями достать и применить. Эта неуверенность в себе была похуже страха выхода на беззащитное пространство, где дичь, в виде её, будет разгуливать меж толпы охотников. Обдумывая и проигрывая в голове все возможные варианты, она пришла лишь к одному: ослепительная Слава была нужна позарез. Только с помощью её можно будет обворожить убийц, а то что они непременно будут, она даже не сомневалась и это для неё было, как само собой разумеющееся. Только этим она могла защитить себя. Зорька никак не могла взять в толк того, зачем они туда едут, на кой атаману сдался этот выезд, считая эту затею крайне опасной и попросту ребячеством. У неё даже мелькнула мысль о том, что он решил использовать её, как жертву или приманку, мол её убьёт, а он такой весь убитый горем устроит там конец света.

К её кибитке, стоявшей на колёсах, пристегнули лошадей и она, усевшись на лежак, потряслась в полную неизвестность. Эта изначально прилипшая идея с активацией, огромной, всех поглощающей Славы, не давала ей покоя всю дрогу. К кому она только мысленно не обращалась за помощью и в первую очередь просила подсказку у Хавки. Ну не могла она поверить в то, что все её бросят, когда помощь так нужна. Хоть маленькую под сказочку, хоть лишь намёк.

Вскоре она измотала себя самоистязаниями так, что устала и обессилила, уже смерившись с тем, что всё пропало. Её убьют, его убьют, всех убьют. Зорька заплакала, а потом упала на лежак и заревела навзрыд. Так и уснула, несмотря на покачивание и потряхивание.

Разбудил её Ардни, залезший в стоящую и никуда уже не ехавшую кибитку.

— Ты что, спишь?

Она села, протирая опухшие глаза и смотря на него прищуриваясь.

— А ну просыпайся, приехали уже. Быстро приводи себя в порядок. Ты же Утренняя Заря, — выдал он, произнося её кличку наигранно торжественно, поднимая одну руку и глаза к небу, — а выглядишь, как побитая собака.

Зорьку как дубиной по башке огрели, аж искры из глаз. «Вот оно!» — ликуя буквально прокричала она про себя, «Утренняя Заря. Я Утренняя Заря». Она быстро встрепенулась, похлопала себя по щекам, глядя в зеркальце и ровно сев, счастливо улыбаясь тому, что теперь она совершенно точно знает, что делать. Она закрыла глаза, расслабилась и представила бескрайний горизонт, на котором начинала только-только разгораться богиня, в честь которой её назвали. Заря разгоралась в её воображении и в один прекрасный момент Зорька почувствовала её в себе. Такое странное, тёплое и сладостное ощущение силы света. Не объяснимое словами, но ощущаемое всем телом, будто от неё исходит свет. Она не видела, так как продолжала сидеть с закрытыми глазами, она именно чувствовала его каждой частичкой своего тела. Зорька не замечала ничего вокруг, ни шума снаружи, ни окриков, но, когда утренняя заря разгорелась в полную силу, она мысленно заставила её замереть в этом положении и открыв глаза, в которых мелькали капельки слёз счастья, осознала, что у неё всё получилось. Она встала и пошла. Нет, она поплыла, от того, что всё было так легко, воздушно, сказочно. Она не совсем помнила, как она вышла из кибитки, но то что не выпрыгивала, это точно. Она смутно помнила только то, что, когда стояла в проходе и переполненная счастьем оглядывала огромное, радужное поле с разноцветными шатрами, к ней бежали какие-то люди и кажется именно они спустили её на землю на руках. Но кто это был конкретно, не помнила. Просто не обратила внимания. Она величаво прошла по поляне, упиваясь собственным светом, который струился из неё нескончаемым потоком. Ещё из далека увидев Ардни, мягко и грациозно подплыла к нему. Тот стоял, вытаращив на Зорьку глаза и даже рот открыл, как будто в первый раз увидел и от того обалдел.

— Что это с тобой? — запинаясь спросил он восхищённо, — Как ты это делаешь?

— Муж, мой, — ответила она продолжая цвестиобворожительной улыбкой, — ты же мне сам велел всех очаровать, ослепить, оглушить и обездвижить. Я лишь выполняю твоё повеление. Покажи мне мой господин, кого там нужно порвать?

Она звонко засмеялась от этого смеха, атаман с силой сжал челюсти, как будто их свело судорогой. Он обнял её, исключительно для того, чтоб не смотреть этой ведьме в колдовские глаза. Тяжело вздохнул и прошептал на ушко:

— Походи по торговым рядам. Делай что хочешь, покупай не жалея золота. Хоть весь базар с потрохами.

— Хорошо. Я тебя поняла.

Он её отпустил, и она поплыла выполнять поставленную задачу. Тут же к ней пристроилась Хабарка с Онежкой, ещё какие-то молодухи из жён ближников. Зачем-то увязалось несколько отрядных, в полном вооружении, при луках и весь этот небольшой отряд во главе с Зорькой, двинулся в стан врага, укладывать трупы поверженных в штабеля.

Зорька величаво плыла вдоль рядов повозок, кибиток, шатров, задерживаясь лишь на миг у каждой, бросая мельком взгляд на товары, выложенные для торгов, отмечая в голове, что это перед ней, но не выражая ни малейшего интереса, как покупатель. Только чуть-чуть задерживала взгляд на ошарашенных и глуповато улыбающихся продавцах, потерявших, как один ни только дар красноречия, но похоже вообще возможность говорить. Бабы при встрече с ней глазами, прикрывали открытые рты и быстро опускали глаза в землю, почему-то все, как одна, краснея при этом. Тут на глаза Зорьке попалась арийская девочка, по возрасту кутырка на подросте. Она в отличии от рядом стоявшей с ней бабы, мамы, наверное, ни только не опустила глаз, а наоборот распахнула их ещё больше в каком-то диком восторге. Вокруг стояла такая тишина, что Зорька даже услышала её шёпот:

— Ух ты, богиня.

И тут Утренней Заре пришла в голову взбалмошная мысль. Она сунула руку в кожаный мешочек на поясе, в котором были насыпаны мелкие золотые безделушки, приготовленные Ардни для того, чтоб она их выменивала на то, что понравится в торговых рядах. Выловила там на ощупь небольшую цепочку и не прекращая обворожительно улыбаться, протянула её девочке, спросив нежным, мягким, как журчание ручейка, голосом:

— Как твоё имя?

Девочка протянула обе руки, принимая золотую, как оказалось височную подвеску, при этом продолжая как заворожённая смотреть прямо в глаза Зорьке.

— Та что Радуга, — почти шёпотом ответила она, зажимая подарок в кулачках.

— А я Утренняя Заря, — величаво произнесла Зорька и пошла дальше.

За спиной сначала раздался короткий пронзительно ликующий визг девочки, а за ним приглушённый многоголосый гомон, в котором Зорька разобрала лишь «бу, бу, бу» и «ах, ах, ах». Этот гул покатился по рядам как лавина и вот уже из всех дыр и щелей начал вылезать поначалу попрятавшийся народ.

Зорька с командой не прошла и двух десятков шагов, как вокруг них образовалось плотное кольцо разношёрстного народа. Ближе десяти шагов народ не подходил, а при приближении Зорьки, пятился и расступался.

Вдруг откуда-то с боку из-за повозки, вывалился пьяный речник. Здоровый, рослый бугай в огромной мохнатой шкуре, не смотря на лето и жару. Он широко расставил неустойчивые ноги и раскинул руки, как бы ловя Зорьку, издавая пьяное «гы-гы-гы». Зорька за спиной услышала звук натянутой тетивы, а у левого уха появился наконечник стрелы. Она подняла руку, отводя стрелу в сторону, как бы говоря «не надо» и подойдя к верзиле, пристально посмотрела в его пьяные глаза. Его лицо плавно из ехидной улыбочки стало стекать вниз, удлиняясь и закончилось это мордо-формирование округлёнными глазами и отвисшей челюстью. Зорька тихонечко коснулась рукой его заросшей бородой щеки и от этого прикосновения пьянь в миг протрезвев, упал на колени, так и замерев всё с тем же идиотским выражением на лице, лишь прижал свою огромную, грязную ладонь к тому месту, которого коснулась Зорька. Она, плавно огибая стоящего на коленях речника, величаво продолжила свой путь дальше. Народ вокруг, стоявший в абсолютном молчании всю эту сцену, сначала зашумел шелестящим шёпотом, тут же переходя на невнятное бурчание и тут же переходя в самое настоящее ликование. Это оказалось так неожиданно и громко, что Зорька даже оступилась и прикрыла глаза. Хотелось закрыть руками уши, но она не стала этого делать, а просто остановилась, постояв немного с закрытыми глазами, восстановив встрепенувшуюся внутреннюю зарю и достигнул нужного состояния, опять расцвела в лучезарной улыбке, озаряя счастливым взглядом окружающих.

Через некоторое время, Зорьке показалось, что все торговцы и покупатели побросали товары и собрались вокруг неё, как пчёлы вокруг матки, и в этом людском шаре, облепивших её со всех сторон, она торжественно плавала от кибитки к кибитке, от воза к возу, от шатра до шалаша. Торговцы, мимо которых она шествовала, ожили и на перебой начали предлагать ей свои товары, часто предлагая, чтоб она взяла что-нибудь просто так. Кто-то даже силой пытался всучить ей что-нибудь в подарок. В общем все как с ума по сходили.

Она так ничего и не купила, не взяла ни одного подарка. Из-за того, что плавала по рядам медленно и величаво, и ходила уже довольно долго и выйдя из торговых рядов в очередной раз на круг вооружённого оцепления, стоящий от шалашей торговцев в шагах пятидесяти, вдруг поняла, что устала и ей захотелось обратно в свою кибитку. Помня, что их лагерь, где-то не далеко от этого оцепления, она не придумала ничего лучше, как пойти на его поиски вдоль воинов с пиками, при том не по краю торговых кибиток и шатров, а непосредственно вдоль цепи воинов. Ей почему-то захотелось на них посмотреть.

Приближение Зорьки и её небольшого отряда к закрытой территории, произвело внутри неё полный переполох. Ещё не дойдя до первого воина с пикой и десяти шагов, Зорьке пришлось замереть на месте от неожиданности, потому что тот с чего-то выронил пику и она, качнувшись, рухнула на землю прямо в направлении Зорьки. Воин замялся, засуетился, как бы очухиваясь от наваждения. Непослушными, трясущимися руками подобрал выроненное оружие и зачем-то отошёл в сторону, пропуская внутрь запретной зоны. Но она то не собиралась туда идти и повернув в другую сторону от той, в которую отошёл воин, величаво и уже откровенно уверовав в своё могущество, пошла вокруг оцепенения почти вплотную к воинам.

Второй стражник, к которому она подошла стоял, вытянувшись по струнке. Лицо его смотрело прямо перед собой, но глаза были скошены в сторону подходящей к нему Зорьки до придела возможности. Он аж от натуги в её сторону челюсть выдвину, бедняга, и зачем-то даже язык высунул. Когда она уже почти подошла к нему вплотную, он вдруг резким отрывистым движением толкнул вперёд свою пику и та с грохотом упала прямо перед ним. Зорька, не прекращая цвести улыбкой, хотя мышцы лица уже чувствительно устали, погладила его по бородатой щеке, переступила через валяющееся оружие и проследовала к следующему. Каждый последующий воспринял поведение предыдущего, как некий обязательный ритуал и всякий раз швырял своё оружие к ногам «богини». Там, внутри круга за оцеплением, параллельно ей двигался целый табун высокородных. Похоже побросав все свои дела и развлечения, притом не только молодые, но и убелённые стариной переростки, толпой, как бараны на перегоне, пуская слюни и как полудурки улыбаясь, они медленно шли параллельно Зорьке, на расстоянии не более шагов десяти.

И так пройдя почти полный полукруг и разоружив почти половину воинов города, Зорька добралась до своего лагеря уже без ног и без рук с ноющей болью на лице. Ардни встретил её на входе. Дойдя до него, она расслабилась, чуть ли не со стоном убрала улыбку с лица. Он обнял её с спросил на ушко:

— Ну, как успехи, богиня?

Зорька уткнулась ему в плечо, закрыв глаза и уставшим, почти сонным голосом ответила:

— Ты же не показал кого рвать, пришлось порвать всех, да ещё вон войско ихнее зацепила. Так что можешь всех грузить даже, не связывая и вести на продажу.

— Ладно, залазь в кибитку и отдыхай, — он отодвинул её от себя, притом сделал это как-то брезгливо, даже озлоблено, и Зорька тут же поняла, что сделала что-то то, что ему хотелось.

Весь остаток дня Зорька провалялась на своей лежанке, тупо упёршись в потолок взглядом и с какой-то еле заметной тревогой обдумывала свои дальнейшие действия. Она отчётливо осознала, что ей пора бежать. Всё её внутреннее чутьё буквально вопило от этом. К вечеру принеслась ужаленная сорока по кличке Хабарка и с порога затрещала.

— Спишь, чё ль? Тут такое, такое творится. Ну, подруга ты сегодня дала.

Зорька вяло повернула голову на голос Хабарки, та металась по кибитке возбуждённая и взъерошенная.

— По началу все шептались мол ведьма, колдунья, а после того, как ты того речного хрена, что пытался по пьяни тебя ловить скрутила в бараний рог, все как с ума по сходили. А ещё девочке представилась, мол тебя зовут Утренняя Заря, всех вообще колотун забил. Обезумили прям. Бабы в обморок падали пачками. Мужики молились, тебе гимны распевая. Слышала?

Наконец, Хабарка метнулась к Зорьке на лежак, села, схватив её за руку и как профессиональная попрошайка, заглянув подруге в глаза, буквально простонала:

— Научи, а. Я тоже так хочу.

— Ты ж не ведьма, — хмыкнула Зорька, а знахарка.

— Я так и знала, что это всё твои ведьмины проделки, — в сердцах буркнула баба, отбрасывая от себя Зорькину руку.

Зорька только тихо рассмеялась, но решив не травить эту «стукачку» лишними и ненужными сплетнями, просто выдала ей полуправду:

— Это Слава, Хабарка, — проговорила она назидательно, — обыкновенная наша бабья Слава. Ты, чё никогда в себе Славу не растила?

Хабарка глянула на Зорьку взглядом полным недоверия.

— Славы такой силы не быват.

— Да, ну? Ты ж ею сегодня целый день любовалась.

Зорька села, отодвигая Хабарку, прогнула спину, потянулась. Баба, вперившись в неё глазами, упорно ждала объяснений. Зорька посмотрела на неё и подтвердила:

— Да Слава, это обыкновенная девичья Слава.

Она не стала ничего ей больше рассказывать, посчитав это достаточным и лишь наиграно подбодрила:

— Да ты не заморачивайся, подруга. Верь, пробуй. У тебя тоже получится.

— Круто, — буркнула Хабарка, — надо будет как-нибудь заняться этим.

И обе расплылись в умилённо поддельных улыбках, каждая думая о своём.

Уже к вечеру этого дня «богиня Утренняя Заря», блиставшая, озаряющая и завораживающая города и селения, ползла на карачках меж посадок конопли, прячась от разъярённого муженька, который по непонятным для неё причинам, носился по внутреннему городу с огромной дубиной всё круша на своём пути. Укрывшись в зарослях высокой травы, они с Дилем с замиранием сердца слушали то приближающийся, то удаляющийся рёв атамана, но как выяснилось позже, можно было и не прятаться, так как до дома этот требовавший Сому зверь, так и не добрался. И когда он где-то затих, Зорька выбралась из посадок и пошла спать в баню, так и не решившись переступить порог дома.

А на следующий вечер, после того как весь его отряд вернулся из очередной поездки куда-то, она уже спрятаться не успела, да и не смогла бы даже если б захотела. Он пришёл в кибитку поздно, она уже легла спать, но нормальным, в этом она была уверена. Долго не ложился расхаживая туда-сюда. Потом вдруг странно и шумно засопел и Зорьке стало дико страшно. Она как-то сразу почувствовала наступающую опасность и напряглась. Затем с резким треском оторвалась занавеска и пред ней возник разъярённый зверь с огромной шипастой дубиной в руках. Зорька ничего не успела сделать, даже закричать. Она даже не заметила замаха. Всё произошло так быстро…

Зорька сидела в берлоге. Было светло, но откуда шёл свет, не понятно. Рядом спал огромный бурый бер. Сопел и посасывал лапу. Зорьке вдруг очень захотелось есть. Она поколебалась немного, а затем обоими руками выдернула его огромную лапу из пасти и хотела была уже сама припасть к данному лакомству, как тот неожиданно прорычал недовольно, человеческим голосом: «Иди на хуй!» и отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, больно саданув когтистой лапой по всей левой стороне лица. Зорьку, как кипятком обожгло, и она шустро выскочила из берлоги наружу. Отбежала на несколько шагов. Оглянулась. Снег на берлоге был девственно цел, даже следов от её ног не было видно. Она осмотрела себя. Всё что на ней было это лёгкое платьице. На ногах ничего. Она была босиком. Зорька стояла прямо на снегу, но при этом не проваливалась и не оставляла следов. Это её несколько удивило, но не более. Хоть снег и не был ещё глубоким и даже местами виднелись проплешины, но на вид был рыхлым, а она всё равно не проваливалась. Левую половину лица продолжало жечь и от этого во всей голове внутри начинало что-то закипать, а сама Зорька при этом замерзала. «Ещё бы, — подумала она, задирая подол платья и разглядывая босые ноги, — надо выбираться от сюда». Она оглянулась и пошла от чего-то точно зная в каком направлении надо идти. Но не сделала она и нескольких шагов по запорошённой снегом траве, как ей преградила путь волчица. Старая, с седым хребтом, зверина не скалилась, не пугала, а Зорька вовсе и не испугалась, но остановилась и как бы между прочим спросила, заранее зная ответ:

— Чё, сука, сожрать меня хошь?

— Нет. Я сестёр в семью собираю, а сестёр мы не едим, — ответила волчитца и тут же оказалась совсем рядом, протягивая Зорьке чашку в человеческих, явно в бабьих руках, в которые превратились её передние лапы и потребовала, — на ка, пей.

Голос волчицы показался знакомым, но Зорька не вспомнила кому он принадлежит. Она очень хотела есть и пить. Учуяв аромат варева, исходящий из чаши, зажмурилась и с необъяснимым трудом и усилием потянулась к ней губами. Шея отказывалась гнуться, как будто была привязана к воздуху, как к дереву верёвкой. Но чаша все же коснулась губ и тёплый, ароматный отвар, глотком отправился внутрь, расплываясь по всему телу теплом и негой. Затем ещё глоток, ещё… Волчица уже стояла на бабьих ногах и всё с теми же бабьими руками прямо перед ней и схватив свой собственный хвост, старательно, приоткрыв пасть и вывалив на бок язык, щекотала Зорькинку левую половину лица. Невыносимый зуд, который она создавала, буквально бесил молодуху.

— Да иди ты нах, сера, достала, — заорала Зорька, поднимая с земли огромные лосинные рога, показавшиеся ей не тяжелее берёзовой веточки.

Но пока она их поднимала, чтоб забодать эту назойливую зверюгу, последней и след простыл. Зорька посмотрела на развесистые рога, выставила их перед собой, держа обеими руками и зашагала таким образом дальше. Но тут её как будто озарило, и она остановилась и задумалась. «Лось рога сбросил, волчица семью собирает, бер заснул. Так это Видения седмица!» и она обрадованная таким открытием, тут же оказалась в одной из больших землянок, где собрались все девки Нахушинского баймака. Тут же и пацаны Девяткины были. Все стояли в разных местах землянки и молча улыбались, смотря на Зорьку. Вот Краснушка с красным носом, вот Елейка, не то совсем исхудала, не то просто высохла, вот Малхушка, всё такая же жирная, ни капельки не изменившаяся. А за ними среди кутырок, она вдруг увидела Сладкую и с ней маму, причём вели они себя, как маленькие дети, играя с кутырками в куклы. «Они-то, что тут делают на нашем празднике? — подумала Зорька. Тут третья кутырка, что с ними играла, повернулась и Зорька ахнула. Это была Хавка, которая скривив и так вечно сморщенное лицо, громко и злобно рявкнула:

— Во! Явиласи, пизда оволосиласи. Чё стоишь, рот под конский уд разявила? — и указывая тощей ручонкой куда-то в сторону, добавила, — вишь, Чуров столб совсем упал, поди подымай, давай.

Зорька улыбнулась. Она очень была рада всех их видеть, но тем не менее всё же посмотрела в ту сторону, куда указывала вековуха. Там прижатый к стене, спрятанный шкурой с ног до головы стоял Неупадюха. Почему Неупадюха? Да потому, что через проделанную в шкуре дырку свисал его огромный уд, который каждая девка на вид узнает, да и игры то знакомые. Для этих целей пацаны только Неупадюху и использовали. Она прошла вдоль накрытого стола, непонятно откуда взявшегося, зачерпнула полную ладонь натёкшего на стол жира, с жаренной чушки какой-то большой птицы и подойдя к «упавшему Чурову столбу», щедро его вымазала, от корня до головки, особое внимание уделив последний части. Обмякший уд начал наполнятся в её руках и мелко подёргиваться. Лицо опять зачесалось, и Зорька припала левой стороной к шкуре, начав об неё тереться, не переставая при этом гладить, мять и втирать жир в оживающий «столб». От всей этой процедуры, у неё у самой всё начало оживать. И тут, неожиданно для самой себя, она почувствовала вязкий, тягучий свет Славы, потёкший от неё в разные стороны. Она даже видела его, как тот просачивается через шкуру к Неупадюхе. Зорька ещё потёрлась щекой о шкуру и издевательски тихо, возбуждающе ласково, чуть с хрипотцой от наигранного наслаждения произнесла:

— Неупадюха. Ну, чё ты «упадюхой — то» заделался?

В ответ из-за шкуры раздался не то короткий стон, не то протяжное сглатывание, а уд, в руках Зорьки, превратился в упругую дубину…

— Заря, мать твою, прекрати, — раздался вопль отчаяния откуда-то из далека, как будто какая-то баба орала со двора землянки.

Всё вокруг резко пропало. Землянка, её подруги, бабы с мамой, вообще всё. Пропала радость, лёгкость и взамен им навалилась жуткая головная боль, жжение левой половины лица, текущие слёзы и не человеческая тяжесть во всём теле. Она осознала, что где-то лежит и что ей холодно. Всю трясло. Веки были настолько тяжёлыми, что никакой силой не открывались. Она пыталась, очень, но ничего не выходило. Наконец правый глаз открылся узкой щелью, но кроме тусклого света она ничего разглядеть не могла. Мешали слёзы, заполнившие глаз и не желающие вытекать. Она попыталась наклонить голову на бок и это ей с трудом, но удалось. Голова качнулась и завалилась на право. Слеза вытекла по щеке, но вернуть голову в исходное состояние она уже не смогла. Зорька увидела маленькую, буквально крошечную землянку. Нет, даже не землянку, а нору какую-то. Нора была завалена сеном, на котором, похоже, она и лежала. Было душно.

Тут перед глазом появилось лицо бабы. Зорька прищурила глаз, чтоб сфокусировать зрение и узнала её. Это была Онежка.

— Всё, успокойся, — старалась как можно мягче, успокаивала она Зорьку, — не трать силу. Она тебе ещё пригодится. А будешь меня ею калечить, брошу тебя здесь в яме к собакам лысым и подыхай тут.

— Где я? — прошептала Зорька, даже не шевеля губами.

— На ка, попей отвару, — в место ответа потребовала знахарка.

Только тут Зорька поняла, как она хочет пить. Она почувствовала, что её тело просто высохло изнутри и абсолютно пустое. Онежка одной рукой приподняла голову, другой поднесла чашку к губам. Во рту всё пересохло, и живительная тёплая влага в буквальном смысле слова жизнью окропила мёртвое тело. Сначала смочила губы и язык. Ожила челюсть, но резкая боль в щеке, заставила оставить её в покое и не трогать движениями. Затем глоток, второй, третий. После всей чаши Зорька наконец-то ожила.

— Что со мной? — прошептала она, когда Онежка опустила её голову обратно на сено.

— Убили тебя, — спокойно и даже равнодушно ответила Онежка, убирая чашку в сторону.

— Как?

— Да вот так, — с какой-то даже злостью огрызнулась знахарка, — да ты не переживай. Как видишь, убили не полностью. Коли эту ночь переживёшь, то и дальше глядишь получится.

Она отвернулась в сторону, говоря сама с собой:

— Хотя зачем тебе жить дальше и как?

— Звёздочка, — буквально простонала Зорька.

— Да вон она лежит. Насосалась титьки и дрыхнет. Тебе надо есть и пить больше, иначе молока совсем не будет.

С этими словами она встала, согнувшись. Полностью выпрямиться не давал земляной потолок, который крест на крест удерживался двумя брёвнами, а центр этой конструкции упирался на вертикальный столб, вкопанный в пол. И так согнувшись в три погибели, куда-то ушла. Зорька тяжело вздохнула, закрыла глаз и вынув руку из-под шкуры, которой была накрыта, потрогала левую сторону лица, по-прежнему жутко чесавшуюся и вдобавок нудно болевшую. Но лица там не оказалось! Вместо него на всю половину от уха до носа была прилеплена жёсткая, сплошная маска. Зорька с ужасом поняла, что целой половины лица у неё просто нет.

Вновь появилась Онежка с миской в руках. Подползла к Зорьке на четвереньках, шурша соломой.

— Пей, — грозно скомандовала она, — тебе надо напиться и уснуть.

Но Зорька отвернула губы и прошептала:

— Что у меня с лицом?

— Нашла о чём заботиться, — злобно шикнула на неё знахарка, у тебя жизнь на волоске висит, а она о своей морде беспокоится. Пей, говорю. Некогда мне тут с тобой рассусоливать. Заметит кто обоим жопа придёт. Свалилась напасть на мою голову.

С этими словами она резко приподняла голову Зорьке, схватив её за волосы, от чего та застонала и сунула к губам пойло. Зорька выпила содержимое, при этом чуть не подавившись.

— А теперь спи. Я тебя здесь закрою. Свет потушу. Звёздочку положу под грудь. Проснётся сама титьку найдёт. А ты спи.

С этими словами она проделала всё сказанное и уползла куда-то. Стало темно. С боку Зорька почувствовала живой, тёплый комочек.

— Доченька, — прошептала она и погрузилась в небытие.

Зорька стояла на площади родного баймака. Судя по времени года были всё те же Ведения, но на этот раз она была одета в тяжёлый тулуп, в котором трудно было двигаться, так как он был очень толстый и жёсткий. Она была одета полностью, как на выход в лютый мороз. Вокруг не было ни души. Полная тишина. Она огляделась, поискала взглядом хоть кого-нибудь. И тут, где-то в районе Данухинского сада-огорода, закричала соя. Зорька встрепенулась, обрадовалась. Эта птичка, да на Видения — это же счастье великое. Она тяжело развернулась в негнущемся тулупе и столь же тяжело потопала на крик.

Действительно. На одном из деревьев Данухиного сада сидела небольшая птичка с ярким оперением по бокам, расфуфыренным широким хохолком на голове и длинным хвостом. Как только Зорька к ней подошла, та вспорхнула и перелетела в сторону леса, сев на берёзу. Опять крякнула, поглядывая на увешанную шкурами молодуху. У Зорьки аж в груди ёкнуло и сосок груди сладостно заныл. Она поняла, что соя её ведёт, а водит она только к счастью. И Зорька, борясь с неповоротливостью и тяжестью тулупа, уверенно зашагала за провожатой.

Так шла она долго. Соя перелетала с ветки на ветку, Зорька пёрла на пролом по припорошённой снегом высокой траве. Странно, она не чувствовала усталости, ей было только очень жарко. Она была уже мокрая с ног до головы, хоть выжимай. А птичка отлетала всё дальше и дальше в лес вдоль реки. Зорька уже потеряла счёт времени от этого однообразия и даже перестала обращать внимание на то где она идёт, какие места проходит. Наконец, она вышла на небольшую поляну, а соя пропала. Зорька покрутила головой, в поисках её и остолбенела. Она оказалась на той самой поляне, где встречала последний Семик и где в первые повстречалась с Речной Девой. Тихая заводь была прямо перед ней, только она была замёрзшей и припорошённой снегом, но даже в таком виде и в это время года, она не могла спутать этого места ни с каким другим.

Зорька подошла к сухим камышам, вступила на ровную гладь замёрзшей реки. Лёд был крепкий. Она осторожно прошла на самую середину заводи и остановилась, оглядываясь по сторонам. И тут ей в голову пришла не совсем радостная мысль: «Зачем я тут? Ведь Речные Девы сейчас уже спят.» Она ещё раз осмотрела прибрежные деревья в поисках сои, прислушалась. Нет птицы. Значит пришла туда куда надо. Она встала и задумалась. Что делать? Сделав шесть или семь полных оборотов вокруг, обозревая окрестности, она задрала голову вверх, в надежде хоть там, что-нибудь найти. Тщетно. Затем перевела взгляд под ноги и замерла. Тут же, что-то подсказало дальнейшие действия. Она опустилась на колени и начала разгребать снег, разгорячёнными руками, и как только разгребла и подтопила ладонями верхний слой, то в ледяном окошке сразу увидела улыбающейся, счастливый лик знакомой Речной Девы. У Зорьки мгновенно перехватило дыхание и из глаз брызнули слёзы. Как она была рада её видеть! Дева плавала к верху ликом, почти у самой поверхности. Зорька, радуясь и умиляясь гладила лёд горячими руками, и он почему-то казался совсем не холодным. Она с силой прижала ладонь, как будто стараясь коснуться лика Девы и тут вдруг бух и провалилась в воду. Вот она уже стоит на дне, почти по грудь в горячей воде, в объятиях Речной красавицы.

— Зоренька, девочка, ты молодец, — зажурчала нежно Дева, — я так переживала за тебя, но ты смогла пройти этот самый страшный узел и остаться жива.

Зорька ничего не понимала. Она лишь плакала от счастья. Ей было хорошо, но жарко. Она чувствовала, что ещё немного и она сварится в этой бане.

— Не бойся, — тут же заверила её Дева, — теперь самое страшное позади. Теперь ты на коне, со стрелкой в руке.

Зорька продолжала плакать, нет, уже реветь. Она сквозь слёзы проговорила:

— Я ничего не понимаю.

— Придёт время, поймёшь. Ты иди в родные земли. Там тебя ждут.

Она взяла голову Зорьки в обе руки и поцеловала в раскалённые губы и разрушилась, облив напоследок её разгорячённое тело прохладной водой.

Зорька проснулась вся мокрая. Звёздочка под боком под шкурой громко плакала. Зорька откинула шкуру и прохладный ветерок, созданный этим движением, обдул вспотевшее тело и такую же мокрую малышку, которая сразу успокоилась, чмокая губками и сопя. Было темно, хоть глаз коли. Зорька подняла ребёнка по выше. В норе, где они лежали, было душно. И только тут она поняла, что к ней вернулись силы. Ощупала лицо, вернее корку на нём, та была на месте. Она поняла, что это какая-то лечебная мазь, вроде той, которую готовил Диля. Просто она засохла, превратившись в корку. Кожа под ней чесалась так, что хотелось расцарапать её немедленно. Она села. Голова покружилась, но быстро пришла в норму. Ощупала пространство вокруг. Ничего кроме подсушенного сена. И не выдержав больше зуда, начала потихоньку, с краёв, отколупывать засохшую массу, которая, не смотря на сухость, крошилась и отдиралась от кожи с трудом и болью.

К тому времени, как в нору хлынул свежий воздух и появилась Онежка, с сальной лампой в руках, Зорька ободрала уже все края, где смогла. Онежка, увидев её сначала обрадовалась.

— Глянь, ожила, — а затем резко стала злой, — ты чё творишь?

— Чешется, дрянь, терпежу уже нет.

— Так ты лучше башкой, вон, об столб побейся, и то полезней будет.

— Ещё чуть-чуть и не только башкой и не только об столб начну биться.

Онежка подумала над чем-то, затем поставила чашечку с огоньком в специальную выемку в стене и зло проговорила:

— Ладно, уд с тобой. Не отдирай. Я быстро.

И куда-то опять уползла.

Вернулась она действительно быстро, неся большую деревянную миску с водой и мягкой шкуркой какого-то мелкого зверька, плавающей в воде.

— На отмачивай, — буркнула она, протягивая миску.

Зорька намочила шкурку и приложила мокрым мехом на сухую лепёшку. И как бы между прочим, видя, что Онежка не в самом хорошем расположении духа, спросила:

— Слышь, Онежка, а чё случилось то? Я ведь ничего не помню.

— А то и случилось, — продолжала злится от чего-то баба, — что вы с Дилем подставили меня под смертушку.

— Да можешь ты толком объяснить, чё выёбывашся? — не выдержала Зорька.

Онежка вдруг осунулась, обмякла и из злой бабы, стала мрачной и побитой.

— Когда тебя Диля на руках приволок и попросил скрыть и подлечить, я ж тогда не знала всего. Думала атаман опять Сомы обожрался, да буянит. Думала очухается на утро, покается, как всегда. Ну спрятала я тебя с дочкой, а сама думаю «хрен я тебе утром скажу, помучайся, поищи». А на утро такое началось, что я и не рада стала, что ввязалась. По утру Шумный лично Диля запорол кнутами, — она помолчала и уже через слёзы, всхлипывая, добавила, — насмерть. Пытал мальчонку, зверюга, но тот, как в рот воды набрал. Так и помер мальчик на круге, но тебя, дрянь, не выдал.

— А чё ж ты не вступилась да не сдала? — злым холодным голосом спросила Зорька.

— По началу испугалась, что сознается и меня саму под кнуты пустят. А как помер, так ещё больше испугалась. К тому ж я ночью такое учудила…

Она замолчала, что-то ковыряя у себя на рубахе и после паузы продолжила уже совсем упадшим голосом:

— Надо было тебя сразу сдать атаману. Мальчишка бы остался жив. А после сдавать — себя убить. Сказали бы знала, видела, а промолчала. Пацана замучить разрешила. Не думала я, что всё так выйдет, а он ночью то ничего не сказал.

Зорька тихо плакала. Слёзы катились сами собой в три ручья, с правой стороны стекая, с левой намачивая маску изнутри. К боли душевной добавилась жгучая боль в области брови под маской. Онежка тоже плакала тихо. Лишь постоянно утираясь рукавом.

— Я спряталась в доме. Ничего понять со страху не могу, — продолжила знахарка, — а тут Капенька прибежал весь в слезах. Они ж с Дилем с одного коровника сбежали. Говорили всем, что братья. А самом-то деле они от разных мамок, но дружили не разлей вода. Он у Ровного на прислуге. Ну и порассказал. Я чуть не поседела. Ровный то рядом с атаманом за столом сидит, ну и пацаны постоянно за их спина рядом. В основном за спиной атамана всегда сидели. Капенька то лечится у меня. С животом мается бедняга. Я вообще то баба нелюбопытная, а тут со страху возьми да попытай, что за тревога поднялась в логове. Так-то он всегда молчит о том, что слышать приходится, а тут в сердцах всё и выложил.

Тут она улыбнулась со слезами на глазах, посмотрела как-то хитро на Зорьку и спросила:

— Нравишься ты им обоим больно. Славой чё ль прибила?

— Тфу на тебя, — весело огрызнулась Зорька, стараясь перевести разговор в более приподнятое настроение, — ещё этого не хватало.

— Ну тем не менее любят они тебя, — осеклась Онежка, опять собираясь зареветь, — один от любил правда.

Зорька не стала встревать, ожидая продолжения.

— Это в аккурат было вечером того дня. Диля атаман услал домой зачем-то, а Капенька остался сидеть один за атаманом. А тут откуда не возьмись припёрся Шумный и подсел к атаману. Шумный пьяный, говорит, был на него внимания не обратил, а атаман спиной не видел. Так нечаянно и остался незамеченный.

И дальше Онежка рассказала всё, что знала. Почему она это сделала, не понятно, но явно не по доброте душевной. Скорее всего надеялась, что, узнав всё Зорька найдёт какой-нибудь приемлемый выход для обоих. А послушать было о чём. У Зорьки аж уши отвисли вместе с челюстью и про примочку с отмочкой забыла. Дальше она поведала разговор Шумного с атаманом так, как ей передал малой.

Шумный: — Атаман, разговор есть, серьёзный.

Ардни: — Валяй.

Шумный: — Тебе не кажется, что твою Зарю пора тушить?

Ардни: — С чего ты так решил?

Шумный: — Ты же сам видел, что она вытворяла. Сам на себе испытал.

Ардни не ответил.

Шумный: — Кроме тебя и меня она одним махам всех ближников и всех отрядных накрыла. Я, когда отошёл, чуть не обосрался оттого, что она могла с нами сделать. Ты представляешь, если бы она тогда натравила нас друг на друга, чтоб перерезали да перебили. Как думаешь у неё бы получилось?

Ардни: — Получилось. Я бы первый тебя порвал, если б указала.

Шумный: — Вот и я о том же. Сила немереная нам несподручная. Как репей под подол попадёт, так и крутанёт. Но это только первое. Второе — наша предстоящая игра. Мы молодые боги для этого мира. Ты, как старший среди нас бог, женат на всем известной богине Утренней Заре. Эта новость уже облетела все ближайшие города, а к концу седмицы, об этом будут знать во всех арийских землях. Притом новость эта разлетается в таких выгодных для нас красках, я бы если б захотел, не смог бы лучше придумать.

Ардни: — Ну и чем она мешает. Наоборот.

Шумный: — А тут всё просто, атаман. Как ты в будущем представляешь себе объяснить то, что твоя жена не богиня, а простая речная ведьма, добытая тобой в одном из походов или ты рискнёшь вечно держать её в ведьменом состоянии?

Ардни: — Это будет невозможно.

Шумный: — И я об этом. Жрецы рано или поздно об этом узнают и всё так удачно сложившееся, рухнет. Поэтому она должна с глаз исчезнуть и желательно навсегда. А кто будет желать её видеть, пусть встаёт на рассвете и на горизонт смотрит. А ты останешься живым богом, мужем прекрасной богини. И никто не сможет это опровергнуть и ничего не надо будет доказывать.

Ардни: — А третье?

Шумный: — Что этого мало?

Ардни: — Шумный. Я же чувствую, что у тебя есть и свой интерес.

Шумный: — А что она лезет в мой огород. Знать всё — это моя привилегия и я не позволю соваться в мои дела бабе, пусть и твоей жене. А четвёртая, если хочешь, Хабарка достойна большухи логова больше чем твоя молодуха.

Ардни: — Не накручивай себе хвост. Твоя Хабарка чую тебе уже все мозги выдолбила с ней.

Шумный: — А то? Хабарка легко управляемая. Что повелю то и делать будет. А вот что будет с бабами, когда ими ведьма командовать начнёт, вопрос без ответа.

Потом они оба молчали.

Ардни: — Да, незаменимый ты стал, Шумный. В корень зришь. Мысли мои читаешь. Только ты не узрел самого главного. Я не могу позволить какой-то бабе, пусть даже моей жене, быть сильнее, чем я — бог Ардни. Я ничего не смог против неё предпринять и не хочу разбираться с её ведьменым даром, чтоб приручить. Эта сука меня напугала и напугала по-настоящему, а этого я допустить не могу. Так что, брат, всё, что от неё останется на утро — твоё, а сегодня я хочу сам поразвлечься.

Шумный: — А если она тебя колданёт?

Ардни: — Не успеет.

Капенька на этом месте разговора сиганул за своего хозяина, а атаман с Шумным встали оба и разошлись. Малой так перепугался за тебя, что отпросился у Ровного в кусты сбегать, а сам рванул к Дилю, но пока он его нашёл, было уже поздно. Тебя предупредить не успели. Дальше Капелька уже не знал, что происходило.

В норе наступило молчание. Зорька вспомнила про примочку. Намочила кусок меха, приложила.

— Да, — начала Зорька печально, — просчиталась я, однако. Ошиблась. А Хабарка-то, сука такая, оказывается всё Шумному про меня сдавала.

Онежка аж выгнулась от удивления.

— Ты чё про них с Шумным ничего не знаешь?

— А чего я про них должна знать?

— Так она же беглая. Она же ради него детей своих бросила в коровнике. Вернее, ради его уда, — Онежка хмыкнула, — у этого худосочного отросток, как у жеребца. Она ж на его уд подсела, как твой атаман на Сому. И давно. Ещё задолго до нас. С самого начала.

На этот раз прогибаться от удивления пришлось Зорьке.

— На кой она тогда за Рибху замуж пошла, а не за Шумного?

— А этот выворот мне и самой не понятен. Притом все в логове знают, что Хабарка баба Шумного. Я-то раньше думала об этом только Рибху не знает, а оказывается не только он.

Онежку явно увлекли сплетни, и она даже повеселела.

— Мне атаман запрещал кроме неё с кем-либо общаться, — оправдывалась Зорька, — теперь понимаю почему.

— Она и ребёнка от Шумного носит, — продолжала выдавать «горячее» знахарка.

— А как же Рибху?

— А Рибху даже если их застанет за еблей, то либо спрячется, чтоб ненароком не заметили, а заметят, с жировым светильником постоит помогая, чтоб Шумный не промазал.

Зорька хмыкнула, и они замолчали, обдумывая каждый своё. Наконец, Зорька спросила:

— Меня ещё ищут?

— Да кому ты дохлая нужна?

— А как же… — непонимающе развела руки в стороны Зорька.

— Да так. Нашли тебя, в тот же день. Почти сразу как Диля запороли. Плавала ты в реке, да в камышах застряла. Совсем дохлая, рыбами объеденная.

Зорька вытаращила глаз и вопросительно уставилась на Онежку. Та потупила глаза, видно, что замялась с объяснением. Не очень ей хотелось об этом рассказывать, но всё же решилась:

— Да, отчебучила я тогда, сама до сих пор не понимаю, что это на меня нашло. Прям как в сказке-небылице. Кому расскажешь не поверят.

— Я поверю, — сказала Зорька, подталкивая рассказчицу.

Она молчала, нервно теребя рубаху.

— Да не томи, — не выдержала уже Зорька.

— Понимаешь в тот день, утром, я из коровника молодуху одну вывезла на реку топиться. Беременная она была и вот решила, дура, от ребёнка избавиться. Кто научил, так и не призналась. Только избавиться не получилось, за то от себя избавилась. Умер он у неё в животе и гнить начал. Жить ей оставалось день или два. Я в таких делах не помощница, поэтому единственное, что смогла для неё сделать, так это к реке тайком отвести, чтоб покаялась, да сама в воду схоронилась. Я ещё тогда её предупредила, мол сама не схоронишься, я тебя к Дедам по реке отправлять не буду. Будешь гнить где подохнешь. А как ночью тебя Диля принёс, мне как в башку стукнуло. Я ж уже говорила. По началу думала так, милый бранится только тешится. На утро искать будет, плакать. И тут пристала ко мне мысль о собаках. Почему-то сразу подумала, что с собаками искать будут, вот хоть убей не знаю почему. Поэтому первая мысль была — надо собак на реку увести. Раздела тебя. Ночью от вашей конопли, я твоё платье по траве протащила до самой реки. Через тайный лаз, пацанский, что они выкопали в лес. Я и сама им частенько пользовалась. Там по лесу меж ловушек уж целая тропа протоптана. А там степью к реке, да так получалось, что в аккурат к тому же месту, куда девку утром вывела. А эта дрянь не утопилась. Померла где и сидела. Мало того, лицо ей кто-то погрыз. Всё напрочь съедено. Пальцы рук обгрызены. Глаз вообще нет. Жуть. А я возьми да сделай дурость. Рубахи с неё стянула, да твоё платье на неё… В общем она конечно потолще тебя была, но в общем спутать можно было, если не приглядываться. Скатила её в воду. В камыш затолкала, на сколько смогла. А её тряпки, подальше в камыш закинула. Собак по утру Шумный пустил оказывается сразу. Зачем Диля порол, коль собаки след взяли? Непонятно. А как его люди прибежали с собаками, они с атаманом вдвоём на колеснице на реку катались. А как скатались искать перестали. Видно поверили. А теперь ответь мне Утренняя Заря, зачем я это всё сделала? Ведь задним умом до сих пор понять не могу.

Зорька изобразила улыбку и весело ответила:

— Не знаю, Онежка. Действительно сказка какая-то. То-то это на тебя действительно не похоже. Но знаю одно. Я и дочь моя обязаны тебе жизнью.

— Странно, — вдруг задумчиво проговорила знахарка, — тебя искали, а дочь нет.

Тут призадумалась и Зорька.

— То, что по началу дочь не искал, понятно, — ответила она, — дочь для него всегда была, как пустое место, к тому же Звёздочка частенько при мамке — его любовнице была. Но потом обязательно вспомнит и искать кинется. Не он, так Шумный. Уходить мне надо от сюда и чем быстрее, тем лучше.

— Да много бы отдала, чтоб вы исчезли от меня подальше.

— Я тебя понимаю. А что делается на верху?

— Да ничего. Нет никого. Все в город перебираются. Я ещё два, три дня задержусь. Не больше. Пока муж мастерскую перевезёт, не одна ходка уйдёт. Потом коровник, а уж опосля и я уеду, поэтому тебе быстро надо думать, потом помочь будет не кому.

— Так если все уедут, тут никого не останется, так я и без помощи уйду.

— Накась выкуси. Здесь останутся все пацаны прислужные, люди Шумного, кое-кто, да артель охотничья. Атаман, как и раньше сборы ближников тут проводить будет. Сюда же и вертаться будут после походов. Ритуал он видите ли сохранить желает. Околдовать пацанов и выйти может у тебя и получится, но тогда Шумный с атаманом будут знать, что ты жива и кинуться искать, будь уверена. Далеко не уйдёшь и меня подставишь.

— Ты б меня только за лес вывезла в степь. Там я уйду, — жалостливо попросила Зорька, — а если через тот твой лаз?

— Завалили его, засыпали, сразу как нашли.

Онежка призадумалась и заговорила как бы сама с собой:

— С мастерской не вывезешь, там каждый воз грузчики сопровождают да лучники отрядные. Коровник тоже отпадает, баб молчать не заставишь. Обязательно где-нибудь говно всплывёт.

— А с травами? — вдруг резко встряла Зорька.

— А на кой… — начала было Онежка, но споткнулась на полуслове и просияла, — точно. Я выпрошу воз под мои травы лечебные. Тебя под них закопаю и вывезу.

И она тут же кинулась исполнять задуманное. Так ей не терпелось избавиться от непрошенных гостей.

Получилось всё лучше, чем предполагалось. Никто даже к возу не подходил, ничем у Онежки не интересовались. Она просто накидала на Зорьку со Звёздочкой целый сноп трав и спокойно вывезла из логова. Потом ещё ехала довольно долго, видимо проверяясь и боясь встречных. Наконец воз остановился и Онежка хмуро сказала:

— Всё. Вылазь. Приехали.

Зорька вылезла из-под стога, прикрывая собой дочку, огляделась. Остановились они меж двух больших холмов, у зарослей раскидистых кустов, в которых можно было быстро укрыться. Онежка сидела на возе спиной к Зорьке, всматриваясь в даль и показывая всем свои видом, что не имеет желания говорить, и тем более долго прощаться, а желает, как можно быстрей от них избавиться. Зорька понимала бабу. Она очень сильно рисковала и ради кого? Поэтому просто поблагодарила знахарку и быстро зашагала к зарослям. Онежка ничего больше не сказала, даже не обернулась напоследок, а стегнула лошадь и поехала дальше, как ни в чём не бывало.

Саша Бер Кровь первая. Арии. Они

Буйный ветер резво гонит по степи ковыль волнами

Колыхая разнотравье разноцветье разрывая.

Тучи темной кучей в небе гнались ветром словно стадо,

Те, насупившись, толкались. Зрела буря — гнев стихии.

По степным волнам бескрайним, словно чёлн по водной глади

Разрезал траву и ветер чёрный зверь — рожденье Вала…

День у Данухи не задался аж с самого пробуждения. Да и какое это к маньякам ссаным было пробуждение. Не свет не заря разоралась Воровайка — ну та, что ручной сорокой при большухе проживала, которую за беспредельность, боялся весь баймак пуще самой большухи. Она была как злобная маленькая сучка, в отличии от последней не кусала, а больно щипалась и клевалась, абсолютно не зная границ в своих бесчинствах. Большуха её выходки прилюдно не одобряла, уговорами укоряла, но и решительно не пресекала, мотивируя это тем, что она тварь природы и без повода не клюнет, не обсерит, а раз случилось что, от неё непотребное, то поделом да за дело. Так вот эта засеря пернатая, ещё до рассвета, бойко прыгая по полу землянки, шурша сеном, лаяла, как собака на входную шкуру. Вековуха цыкнула на неё спросонок, потом даже чем-то швырнула, что под руку попало, но чем не помнит, но промазала, а та всё равно не угомонилась. Вековуха кряхтя попыталась встать с лежака, но приставленная к лежанке клюка качнулась и рухнула прямо на опущенные на пол ноги, больно ударив попальцам. Большуха в ярости громко выругалась и лишь заслышав забористый мат хозяйки, сорока быстрыми скачками допрыгав до входной шкуры, юркнула наружу во двор. В жилище было почти темно, только огни очага тускло мерцали малиновым свечением. Вековуха всё же встала. До топала в раскоряку до очага, подбросила в него несколько сухих чурок, раздула. Довольно просторная нора осветилась блеклым светом прыгающих из стороны в сторону язычков небольшого костерка под большим, плоским камнем. Осмотрелась, не понимая, что это крылатое отродье могло так потревожить. Ничего. Вернулась к лежаку, кряхтя подобрала клюку и тяжело, с трудом переставляя больные и не в меру толстые ноги, поковыляла вслед за «сорочьим наказанием». Время было предрассветное. Тихое. Весь баймак был погружен в пелену лёгкого тумана, который медленно плыл вдоль реки, от чего казалось, что всё окружающее находится в равномерном, плавном движении. Дануха огляделась. Идиллия была полной и безмятежной. Она закрыла глаза и медленно начала поворачивать голову. Сначала справа на лево, затем слева на право. Открыла глаза, в прищуре всматриваясь в туман на реке. Опять закрыла и резкими, короткими вдохами носа, она как бы пронюхала окружение. И, наконец, открыв глаза, пробурчала себе под нос:

— Убью, дрянь пархату, — и стала шарить глазами по земле, в поисках Воровайки, но её уже и след простыл.

Сорока объявилась лишь к полудню. Скача где-то на площади, что в центре баймака меж бабьих жилищ и стрекоча во всю сорочью глотку, она поднимала тревогу. Дануха услышала её расхаживая по краешку прибрежной воды босыми ногами и шепча заговоры на излечение отёкших ног. Услышав истеричный ор Воровайки, баба встрепенулась, с силой закрыла глаза, как бы переключаясь на какой-то другой режим восприятия окружающего мира. Дёрнулась назад, как от удара, повертела головой в поисках клюки, что была воткнута в песок и схватив её торопливыми шашками поспешила на пригорок, что отделял реку от площади. Подъём был в общем-то не так и крут, но для неё сейчас он казался чуть ли не вертикальной стеной. Обычно спускалась и поднималась она дальше по берегу, где подъём был более пологим, но сейчас из-за спешки ринулась на прямую. Чувство опасности, притом смертельной опасности, гнало её наверх по кротчайшему пути. Подниматься пришлось чуть ли не на карачках, одной рукой опираясь на клюку, другой опираясь на землю, поэтому даже заслышав непонятный грохот и резкий девичий визг, Дануха ничего разглядеть из того, что там творилось не могла. Лишь вскарабкавшись наверх, запыхавшись, она смогла распрямиться и первое, что увидела, заставило её вообще перестать дышать. На неё неслась огромное чёрное мохнатое страшилище, издающее тяжёлый грохот, от которого даже земля дрожала, как в испуге. Оно в одно мгновение поглотило её в безмерную и абсолютно пустую черноту, в которой баба повисла в чёрной, липкой паутине. Почему именно в паутине, Дануха таким вопросом не задавалась. Она просто поняла, что попала в чёрную липкую паутину, потому что помнила, как во что бы то не стало пыталась отклеиться от этой дряни, но та держала её крепко, да так, что баба даже пошевелиться не могла…

Паутина, паутинка, кружевное полотно. Большуха стояла в чёрной пустоте, но от чего-то точно знала, что стоит на пороге своего дома, а перед ней, склонив голову в той же пустоте стоит Тихая Вода, одна из тех двух прошлогодних невесток, купленных его сыном, родовым атаманом Нахушей в каком-то дальнем баймаке. Особых нареканий на неё не было. Нормально забеременела, нормально выносила, родила, как не первородка вовсе, вот уж годик кормила поскрёбыша. Хорошенький ребёночек рос, ничего не скажешь, здоровенький. Хорошей бабой будет, послушной, подумала тогда Дануха, принимая из её рук ярко красное яичко и тут же на ощупь ощутила какую-то странность, не правильность. Пригляделась. Ба! Дануха хоть и вековухой числилась, но на глаза не жаловалась. Зубов было мало, а глаза были на месте, и остры, и зорки. Поэтому много труда не составило разглядеть на подарочном яичке тонкую, ажурную сеточку. А как покрутила в пальцах, да рассмотрела, поняла, что на яйцо искусно приклеена паучья паутина. Да так ладно, что не разрыва не видать, не стыков.

— Лепо, — похвалила её Дануха, продолжая разглядывать неведомую поделку, — кто ет тябя науськал?

— Сама, — елейным, мягко стелящим голоском ответила невеста, — правда не с первого раза, но я упорная.

— Глянь-ка, сама. Ну, чё ж, упорна, приходь на Моргоски^[94], - при этом Дануха слегка кивнула головой, намекая на подобие поклона.

— Благодарствую тебе Матерь рода, — тоже кланяясь, но уже низко в пояс, поблагодарила молодуха.

«Ну, чё ж. Подмазала, как подлизала», подумала про неё тогда Дануха расплываясь в хищной улыбке и опять лишь изображая поклон. Невестка испарилась.

Вот Дануха уже сидит во главе стола, накрытом прямо на поляне и всё ещё вертит в пальцах подарочное яйцо в паутинке, а вокруг в безмолвии весь бабняк её в полном составе. Справа увидела Сладкую, которая без зазрения совести всё ела и ела, жрала и жрала. «Скоро лопнет», — подумала Дануха, — «И куды тольк лезет? Всё в жопу прямиком складыват, чё ли?» Она глянула на свою подругу со стороны и у Данухи от чего-то мурашки по всему телу побежали. Ей вдруг стало холодно. Большуха оглядела поляну и на краю увидела стоящих на коленях трёх просительниц в бабняк. Подозвала Цветущую Сирень. Эта молодуха была из своих и ей, как и двум невестам из других баймаков предстояло пройти последнюю проверку для посвящения в бабы. Пройти это испытание на «бабье право» было с одной стороны проще простого, а с другой стороны порой и невозможно. Большуха бабняка по очереди вручала каждой деревянную, почерневшую от времени глубокую миску и отправляла просительницу принести ей водицы из родника. Та шла на родник, черпала в миску воду и приносила большухе. Вот и всё. Но если бы это было так просто, то молодухи бы не топились после этого, а такое бывало, хоть и редко. Во-первых, родник был не совсем обычный. Это был, как знавали — ведали, змеиный источник. Родник, в котором жила и который охраняла старая змея. По какому принципу эта гадюка отбирала людей, точно было неизвестно, но местные знали все, что плохого человека она к роднику не пустит. Либо пугнёт на подходе, либо укусит, когда тот пьёт. Во-вторых, родник для кого-то хоть и был обыкновенный с виду, но только не для Нахушинского бабняка и тем более для его большухи. С этой водой, что приносили ей молодухи Дануха делала три, довольно странные вещи. Поначалу нюхала. Хотя вода эта ничем не пахла. Обычная, чистая, родниковая. Потом щупала своими толстыми, короткими пальчиками, растирая её между большим и указательным, как будто выискивая в ней попавшие на пальцы песчинки. И в конце пробовала на вкус, притом не из миски, а облизывая все те же мокрые пальцы. Итог этих трёх простых действий звучал только в двух видах приговора. Первый: «тебя водица приняла», после чего брала молодуху, стоящую перед ней на коленях за косу девичью и кремниевой острой пластиной, выполняющей роль ритуального ножа, без зазрения совести буквально отпиливала её по плечи^[95]. Всё. Косы нет. Вставай с колен, новоиспечённая баба, садилась за общий стол и со всеми бабами начинай пропивать собственные волосы. Второй вариант большухинского приговора, для любой невесты был, как серпом… ну, не знаю почему там девкам можно серпом, чтоб побольнее было. Большуха говорила те слова ласково, беззлобно, как дитя малому: «Иди ка ты деточка погуляй ещё годок, а через год, аккурат, подарочки неси. Глядишь и пригласим». Такое, зачастую, молодуха могла слышать и год и два, и три и детей не одного нарожать, а всё в бесправных невестах, да молодухах хаживать, а право бабье так и не получить. Хотя, как говорилось, такое бывало крайне редко, чтоб родовой змеиный источник девку наотрез принимать отказывался. Вот по этой причине кой у кого нервишки и не выдерживали. Именно поэтому молодухи все как одна, невестясь при баймаке, к этому роднику, как на работу хаживали чуть ли не каждый день. И кормили то они его яствами, и поили то они его кто во что горазд, а какие беседы у него вели, да сколько слёз солёных в нём утопили, вообще не счесть.

Потом сознание перескочило и Дануха уже на пьянке себя видела. Она вроде как опьянела даже, но странные дела творились, чем больше она пила, тем больше мёрзла…

Очухалась она в первый раз плавая в холодной реке кверху пузом, уткнувшись в прибрежные камыши головой, колыхаясь всем телом на мелководье. Озноб колотил. Последние зубы друг дружку добивали. И вдруг светлая, радостная мысль мелькнула в голове: «Хорошо, что во мне говна много, а то б утопла хуям». Но это была единственная незатуманенная мысль, а все остальные представляли из себя непонятный кошмарный мусор или мусорный кошмар. С разбега и не понять было. Как будто спишь и сны один на другой налезают, наскакивают, а какая-то сволочь тебя постоянно будит, да не добудится, и уснуть не можешь толком, потому что тормошат и проснуться не можешь, потому что эта сволочь тебя не дотормашивает. Она хотела было отмахнуться от этой дряни, что будит еле-еле, врезать ей промеж разлёта бровей, чтоб те, наконец, вообще разлетелись в разные стороны. Дёрнула рукой и… проснулась. Резануло от локтя до кисти так, что аж искры с того света увидала. Разлепила глаза, а в них всё плывёт, качается. Хорошо так укачивает, аж рвать потянуло. Поняла, что плавает и что надо бы на берег, но до дна ногами достать не может. Нужно жопу утопить, а та не тонет хоть ты тресни, хоть пополам переламывайся. И так она топила этот «спасательный шар» и сяк, куда там, не тонет это говнохранилище и всё тут. Потом, толи она сообразила, толи туловище без неё справилось, толи случайно всё получилось, но нащупала она дно не двумя ногами, как пыталась поначалу, а одной и только зацепившись за водоросли, смогла, наконец, притопить жопу и почувствовать под ногами опору. Встать не удалось, да она и не старалась. Просто перебирая ногами, цепляясь за донную траву, отталкиваясь от дна, она проталкивала своё туловище через камыш к берегу. Но как только спина выползла на песок, жопа опять запротестовала. Она застряла и Данухе, как она не старалась, вытолкать её на сушу не удалось. Ноги буксовали в речном песке, а эта хрень упёрлась и из воды вылезать отказывалась на отрез, хоть отрезай да выбрасывай. Тут Дануха поняла, что устала, притомилась. Только глаза закрыла и почувствовала тепло песка всей площадью широченной во всех местах, особенно по бокам, спины, тут же опять провалилась сознанием в темноту…

И вот она вновь на Моргосках за накрытой поляной сидит и опять девок на родник отправляет, только на этот раз пихает Сладкую, что всё жрёт без перерыва.

— Хвать жрать, жопа безразмерна, айда-ка разомнися, глянь за девкой, да смотри мяне не пяряусердствуй!

— Да ты ж мяне знашь, подруг, — обиженная на неправомерный наезд пробурчала баба с полным ртом непонятно чего-то не пережёванного.

— Да я т тябе знам, подруг, — ехидно передразнила её Дануха, — коль Сладка в лес по грябы пшла, так пяздец и зайцам, и охотничкам.

Бабы за столом пьяно загоготали. Сладкая поначалу хотела выплюнуть прямо на стол, то что жевала, но на мгновение что-то прикинула в уме и просто проглотила не жуя. Кряхтя и поминая не ласково зайцев с охотниками, сначала встала на карачки, отдышалась и рывком встала на колени. Пол дела сделано. Потянулась, поочерёдно, обеими руками, поправила мешки с грудями. Вот одна нога упёрлась в землю. Рывок со взмахом рук и вот она во всей красе. Красиво встала, легко, даже поляна не дрогнула. И пошла, разбрасывая тумбы ног в стороны и залихватски почёсывая себе по тому месту, где должна была быть шея.

Сладкая дело своё знала. Не одну зассыху на этом испытании подкосила. Как девка бежит да скачет до родника, ей было наплевать. Как и о чём она там с ним разговоры разговаривает, ей было тоже тем же концом в то же место, а вот на обратном пути с полной миской воды, девка не имела права ни на один звук, ни из какого места. Вода должна была быть принесена «тихая». Бабы, посланные большухой для присмотра, вместо того чтоб просто следить за тихостью приношения, изгалялись над девками, как последние сучки, прости Святая Троица. А под кожу залезть да насрать туда, да в придачу ей в душу харкнуть смачно, при этом всю дорогу поклёвывая мозг, это ж умела каждая баба с рождения. Самой Матерью Сырой Землёй в неё это вложено, а тут такой случай, ну ведь грех не воспользоваться. Единственный «недочёт» в этом правиле был. Всё можно, но без рукоприкладства. Сладкую этот запрет всегда выводил из себя до нервного почёсывания всех мест докуда доставала ручищами. При том не только бить, касаться девки нельзя было, да вообще, наотмашь руки подступаться ближе запрещалось. Тфу! Как это бесило Сладкую! Хотя и одним языком, да словесным нахрапом, она тоже могла ухайдакать, мало не покажется.

Вот молодуха до источника добежала, на коленках лбом оземь побилась, водички зачерпнула и тихонько засеменила обратно, стараясь воду не пролить. Сладкая вышагивала к ней не спеша. А куда торопиться? До куда дойдёт, оттуда и начнёт. Не ушла она далеко от поляны ещё и по той причине, что для представления ей был нужен зритель. Без зрителя шут^[96] — рукоблудный баламут, а Сладкая таким пороком не страдала. Нет, пороков в ней было хоть отбавляй, больше чем живого веса, но только таким, точно не страдала.

— Дай сюды! — рявкнула она во всю глотку семенящей к ней молодухе, — дура рукожопа. Ты на хуя столь воды то напиздякала, мокрощелка ты зловона!

Девка от неожиданности вздрогнула, пролила немножко воды на руки, округлила глазёнки и хотела было уже рот открыть, но вовремя спохватилась, насупилась, уткнувшись взглядом в миску, и прошла мимо этой разъярённой глыбы жира.

— Стоять! — взревела та из-за спины оглушающим, истеричным воплем, — ты чё ж сучка драна, не вишь кто пред тобой речи мечет?

Молодуха опять только вздрогнула, но услышав впереди заливистый смех всего бабняка, потопталась на месте, состроила на губах злостную ухмылку и зашагала быстрее.

— Да я тябя двух дырчату пальцем порву, как колом берёзовым, — продолжала визжать Сладкая, уже не успевая за быстрым шагом молодухи, — я тябя вичконогу сиськой заябу, замучу! Как смешь ты об ближницу самой большухи мохнатку вонючу вытирать! Стоять, пиздятиныкусок, куды съёбываешь?!

И тут Сладкая не выдержала собственного таланта, и сама подключилась к общему шквалу хохота со слезами падая на четвереньки, визжа при этом и хрюкая, как свинья. У молодухи у самой чуть «хым» через нос не выскочил, и она просто чудом удержалась, чтоб не издать этого мерзкого звука. Она тут же до боли закусила губу. Боль не дала ей заразиться этим идиотским весельем и буквально бегом уже донесла миску до покатывающейся большухи. Та, как и все, на испытуемую не смотрела, а хохотала над Сладкой, которая уже сама так заливалась, что даже стоя на четвереньках, ползти была не в состоянии…

Дануха опять очнулась, но уже с улыбкой на губах, а только что звучащий в ушах заливистый, заразный бабий хохот, сам по себе перетёк в сорочье воркование, где-то совсем рядом у правого уха. Она повернула голову и всё также улыбаясь, скрипуче выдавила из себя:

— Воровайка.

Сорока встрепенулась, запрыгала по песку, закудахтала, затрещала, безостановочно меняя звуки. Она радовалась, как дитя.

Дануха, опираясь на локоть, превозмогая боль в руке, села. Опять расцвела в улыбке, вспоминая только что приснившуюся Сладкую, и стала корячиться, как и та. Сначала переворачиваясь на колени, а затем с колен на ноги. Сперва у неё ничего не получалось. Голова заболела, как кольнул кто, а после закружилась и её рвать давай. Утереться не смогла, руки не слушались, но стало как-то легче и на следующем рывке, ей удалось встать на ноги. Расставив их широко в стороны и качаясь, как поплавок на волнах, она, стиснув зубы, прорычала сама себе:

— Стоять!

Помотылявшись так какое-то время, Дануха сделала первый шаг. Затем ещё, ещё. Каждый такой шажок отзывался колющим ударом по голове. Одна единственная мысль сверлила болезненное сознание «Надо идти». Она, не думала куда идёт, зачем идёт, только знала, что надо. Прошагала вдоль бугра, на который взбиралась давеча, когда услышала сорочью тревогу, дальше, до пологого подъёма, скорее по старой привычке, чем осознано. Вскарабкалась на верх и замерла при виде баймака. Так замерев, она стояла долго. Стояла и плакала. Дануха до этого дня думала, что уже совсем разучилась это делать. Оказывается, нет. Баймака больше не было. Мёртвые, чёрные головёшки, чадили в небо белёсый дым на месте каждого жилища. Все до одной землянки были сожжены. Воровайка и та заткнулась, сидя у неё на плече, лишь время от времени вертела своей бестолковой головой, наклоняя её то вправо, то влево. Как будто не веря в то, что увидела одним глазом, и перепроверяла другим.

Наконец, вековуха глубоко вздохнула, выпрямилась и резко перестала лить слёзы.

— Чё эт я? — спросила она и повернувшись к сороке, добавила, — слышь, пархата, мяне вродя как родничок кличет. Чуяш?

Сорока глубокомысленно наклонилась, заглядывая хозяйке в лицо, с видом, «чё эт ты хозяйка, сбрендила чё ли?» и звонко щёлкнув клювом, чуть Данухе нос не прищемив. Та отдёрнула голову, вновь ощутив боль где-то в области лба и сплюнула:

— Тфу, тупа, чё с табою балакать? Айда.

Она развернулась и тяжело передвигая ноги, пошла к змеиному источнику.

Шагала так она очень долго, или ей показалось, толи время уже было к вечеру, она ведь понятия не имела сколько времени проплавала в реке, да провалялась на песочке. Но выгоревшие дома, говорили ей, что долго. Толи она действительно плелась, как обожравшаяся улитка, но до родника она добралась, когда начало смеркаться. Упав на колени перед прозрачной лужей, из которой утекал ручеёк, она вымерила взглядом примерное расстояние, а затем повалилась на огромные, мягкие груди, больно ударившись больными и бесполезными культяпками рук о землю, нырнув в воду родника, чуть ли не всей головой целиком. Откинула голову назад, хватая воздух, а затем медленно опустив в ледяную воду пылающее лицо, принялась жадно пить, до ломоты в зубах. Опять вынырнула, не открывая глаз отдышалась и опять нырнула, упиваясь чистой и вкусной влагой.

Наконец, ломота в зубах стала нестерпимой и Дануха вынырнула окончательно. Одна из её седых кос расплелась и волосы разбросались по воде. Положение было хуже не придумаешь. Встать она из него не могла, а перевернуться не давал страх за переломанные руки, что лежали плетьми вдоль туловища. Баба повернула голову на бок, так удерживать её на весу было легче и в таком положении замерла, успокаивая саму себя:

— Чуток, пярядохну, собяруся и пярявернуся.

Но только она прикрыла веки, собираясь передохнуть, как совсем рядом почувствовала огромную силу, которой могла обладать только природная нежить, не меньше. Она резко распахнула глаза и даже перестала дышать, прислушиваясь. Дануха собралась и стараясь не подмять под себя сломанную руку, для чего изгибаясь, как только могла, крутанулась, но избежать боли не получилось. Она вскрикнула. В глазах опять потемнело, но на этот раз не на долго. Матерно подвывая, она медленно открыла глаза. Прямо над ней, чуть наклоняясь, показалась Водная Дева. Не молодая, но и не вековуха. Дануха аж дух перевела, поняв, что это не матёрая Чертовка за ней пришла. Тёмно-зелёные волосы, цвета спелой травы, шевелились и спутывались между собой. Лик ей был серьёзным и спокойным.

— Я думала ты не придёшь, Дануха, — начала Дева приятным грудным голосом и когда она говорила, то по всему телу пробегала рябь в такт её голосу.

— Будя здрава Дева, водь хозяйка, — приветствовала её Дануха, валяясь на спине и задирая ко лбу глаза, что делать было до ломоты больно.

Наконец, она перестала пытаться разглядеть собеседницу и закрыв глаза, расслабилась.

— Прихворала я маненька, Свята Водяница. Ручки сломаны, не упярёшься, ножки больны, не побегашь, башка дырява, то и дело спать просится.

— Это не проблема, Дануха. Это поправимо.

— Да будь уж добра, Дева дивна, — устало и еле шевеля губами начала Дануха попрошайничать, но Водяница уже и без её просьб начала действовать.

Одной рукой она коснулась лба и вековухе почудилось, будто ледяная сосулька проросла от её прикосновения куда-то прямо внутрь головы и замерла там, заморозив все её мозги и обездвижив полностью всё тело, сделав его как не своим, совсем, и ни чему не чувствительным. Затем она погладила её по голове другой рукой, ото лба к затылку. Дануха почувствовала на этот раз, как тёплая, подогретая вода сквозь кожу и кость черепа просачивается внутрь головы, растекаясь внутри и растапливая сосульку. В мозгах прояснилось, стало легко и безмятежно спокойно. Потом эти процедуры Дева проделала с переломанными культяпками. Так же сначала одной рукой, от чего Дануха как-то сразу перестала их чувствовать, а затем другой, оживляя, оттаивая и приводя к привычному состоянию. Большуха, всё ещё лёжа на спине, подняла обе руки к глазам, сжала пальцы в кулаки, разжала и так как с ней больше ничего Воляница не делала, то поблагодарила:

— Благодарствую тябе Свята Водна Дева.

Дануха перевернулась уже без боли и встала перед родником на колени. Прямо перед ней по центру родниковой ванночки, сидела, как бы вытекая вверх, сделанная из воды, улыбающаяся Водяница.

— А с ножками как же, Хозяюшка Водь Святых? Замучалася я с ними, — начала канючить вековуха, — никако слада с ними нет. Ня слушаться окаянны.

— А что с ножками? — игриво спросила Дева, чуть наклоняя голову, — ножки как ножки. Не сломаны, не переломаны.

— Так, Святость ты моя, ходить то они ня могуть.

— Они не ходить не могут, таскать твою тушу замучились. Ничего. Скоро жирок съешь и забегаешь, как козочка.

Но при этом она живой рукой всё же намочила ноги Данухи, и та с облегчением почувствовала и силу в ляжках и напряг в ягодицах.

— Благодарствую. Век в долгу буду ня забуду милость твою Водяница.

Дева перестала улыбаться, чесанула пальцами волосы с одной стороны, затем с другой и уже серьёзно, и даже как-то с упрёком грозно, по крайней мере так Данухе показалось, проговорила:

— На век не рассчитывай. Тебе не дано. А то, что знаешь о долге своём, любо. Только должок за тобой был ещё до того, как поправила тебя сегодня, а значит теперь в двойне спрошу.

Дануха удивлённо округлила глаза, прикидываясь полной дурой. Вот эта часть беседы ей уже начинала не нравиться, а Дева тем временем прикрыв очи и подняв подбородок, продолжала:

— Река течёт, вода меняется, а за тобой Дануха, долги водятся. У речной, старой жизни русло высохло. Степь пожаром горит. Человеческими жизнями пылает. Ты должна своим семенем степь возродит. Но не тем семенем, что было. Тому, что было, больше не бывать. Соберёшь и засеешь новое. Всё что к тебе — станет твоим. Забудешь всё, что знала о жизни прошлой. Но не забудешь, что тебе дано, как бабе от Троицы. Породишь три закона, простых и понятных, но нарушившие их, жить не будут. На них и сама стоять будешь и семя по ним строить. Нет больше родства крови, есть родство принявших законы твои. Они не коснуться веры, не древних устоев, не заветов Дедов. Отречёшься от всего. По человечьи жить откажешься, станешь матёрой лютовать по-звериному. Накормишь жизнями злыдней, то что сроднит вас. Очищая землю, засевай её новой жизнью. Отсюда уйдёшь. Но из своих земель тебе хода нет, а разносить новое будут сёстры твои. Ты же столбом сборным станешь. А теперь иди и про долг свой не забывай.

Дева рухнула вниз, рассыпаясь брызгами и расплываясь волнами. Вот она была и нету. Крепко призадумалась Дануха. Уж больно заковыристо любят Девы излагаться. Толи в пень тебя имела, толь в колоду сунула. Как хошь, на того и похож. Зачерпнула в ладонь живительной влаги, прополоскала во рту, проглотила. Встала, утёрлась, крутя головой и размышляя в слух:

— Куды пойтить, куды податься, кого прибить, кому отдаться?

На Святки^[97] мужики уж замучились дороги торить, вешки откапывать, да поправлять чуть ли каждый день. Всю седмицу валил снег, то с ветром да метелью, то тихим сапом, но с нахрапом. То большими хлопьями, то мелкой, колючей крупой. Баймак, с бабьими жилищами и шатровый с кибитками городок артельных мужиков, пристроившейся тут же за огородами, уже давно слились в один бугристый снежный настил. Если бы не дымки очагов, повсюду струящиеся в хмурое и беспросветно-мутное небо, можно было подумать, что эта бескрайняя идиллия зимнего пейзажа девственно чиста и не обитаема. В единую белизну плавных очертаний природной картинки влился даже некогда чёрный хвойный лес, что стоял чуть поодаль, и теперь кажущийся огромным пористым сугробом.

В каждом бабьем куте с утра происходят одни и те же рутинные, в общем то житейские события. Хозяйка, как всегда продирает зенки первой. Подбрасывает дров в очаг, который совсем погаснуть не должен. Коль огонь в очаге погаснет и не раздуть, то это верная беда для кута. Тут весь бабняк на уши встаёт. Чрезвычайная ситуация. О таких делах Дануха знала, конечно, но на её памяти такого не разу не случалось. Она своих баб за содержание огня шибко гоняла и каждый очаг, как родной знала, во всём баймаке. К этому её ещё мама приучила с детства. Поэтому очаг был первым кого будила и кормила каждая хозяйка, а уж потом бралась за себя. Умывалась в ушате с водой, что стоял тут же у очага, прибирала волосы в две косы, тут же между делом сварганя^[98] травяной отвар для детворы, да молочную кашу болтушку^[99] на меду, наполняя её кто чем. В каждом куте были свои вкусы, свои предпочтения, свои секреты, что от мамы к дочерям уходили. Кто орехами толчёными да семенами, кто толчёным сухим листом, кто хвоей для аромата и пользы. В этом отношении Дануха единых правил не устанавливала. Носа длинного в бабьи котлы не совала. Матери знают, что делают и влезать ещё в эту шелуху, большуха никогда себе не позволяла, хотя нет-нет да проверяла, кто чем детей пичкает. Но это так, для других целей. Надо же было повод иметь и за волосёнки кого потаскать и по мордасам нахлестать. Быть доброй Дануха не имела право. Большуху должны все бабы как одна уважать, а значит, как огня бояться. От этого зависела спайка бабняка, его единство, а значит и управляемость. Бабам ведь только дай слабины, каждая из себя большуху начнёт корчить и тут уж на шею да наголову сядут, ещё и меж собой все пере цапаются. А уж коли бабы сцепятся, то даже нежить с полужитью топиться кинуться. Так что пусть лучше дружат против неё, чем дерутся меж собой. Особо большуха придиралась к внешнему виду баб и их детей. Имела такую слабость. Сама чистоплюйкой пожизненно была и бабняк к этому приучила, поэтому каждая баба по утру прибирала себя так, что хоть сейчас гостей дорогих принимай да на смотрины выставляй. Сама себя в красоте приучалась держать и за детей своих в этом вопросе перед бабаняком ответ держать. Что-что, а лени и непотребства в убранстве Дануха терпеть не могла и это все бабы знали. Любая неопрятность, не аккуратность, замызганность^[100] или не дай Троица грязь, большуху бесила до белого каления, а доводить её до этого состояния, было себе дороже. Поэтому каждая баба придавала утреннему убранству особое значение, а с годами так привыкала к этому, что и не понимала, как можно по-другому. Лишь закончив с собой и утренним столом, начинала поднимать ребятишек. Те, как всегда вылезали из-под нагретых, тёплых шкур неохотно, еле-еле, толком не проснувшись, кто, протирая сонные глазки, кто вовсе их не открывая. Пацанва вставала первыми. Кто сам вылезал, кого девченята выпихивали. И вот они уже пошатываясь кружком стояли у помойной лохани и задрав до пупа рубахи, выуживали из-под них свои пиписьки. Покачиваясь, досыпая последний сон, они поливали кто куда. Кто-то точно, кто-то мимо, у кого-то вообще струя вверх. Мама конечно помогала им целиться путём затрещин, дёргая за уши, да крепким словцом, где «кривоссыха» было самым ласковым. Ну а за ними шумно щебеча, дружно, но в очередь, вставали девченята. Кучей, как пацаны, им было не сподручно, поэтому начиная с самой малой посикухи, устраиваясь на лохани, они смешно подрожали маме в обругивании намочивших вокруг напольную солому «кривоссых». Пока девки демонстрировали свой голый зад помойной лохани, пацаны подвергались настоящему утреннему наказанию. Они умывались. Вернее, кого мама умыла, тот умылся, кого не достала, тот не очень, а кое-кто там у кадки, пригревшись у очага, вновь засыпал. Но в конце концов всё это утреннее безобразие заканчивалось и наступало завтра, то есть завтрак на столе, малышня на скамье. Здесь уже никого уговаривать было не нужно. Правила были простыми, но жёсткими. Не успел, не захотел, до следующего стола никто подкармливать не будет. Куска перехватить будет негде. Никто не даст, никто не сжалится, хоть ложись у мамы в ногах и с голоду помирай. Всё равно не даст, ещё и по шее схлопочешь. Затем начинались сборы да собирания тех ватажных пацанов, что были постарше, им работать в первую очередь. Надо было откопать вход от навалившего за ночь снега, очистить проход, который за зиму уже превратился в высоченные снежные стены высотой больше роста взрослого мужика. Очистив проход, пацаны делились на группы, но делились уже собравшись всей ватагой на площади. Ватажный атаман Девятка определял кому воду по домам да баням с проруби таскать, кому в лес за дровами идти. Лично атаман ходил в лес, притом через артельных мужиков. Там кто-нибудь из ближников самого родового атамана, а иногда и он лично отряжал охотников в помощь. Без них пацанам в лес ходу не было. В любое другое время пацаны бы сами не спросили, но только не сейчас. К Святкам волк доходил в своём зверстве до самых страшных беспределов. В это время он лютовал. Волчьи семьи, совсем оголодавшие, а значит и обнаглевшие, не только вплотную подходили к зимнему лагерю артельного стада, прижавшемуся к мужицкому стойбищу, но бывало и на сам лагерь нападали, а то и вовсе на баймак, где лишь бабы да дети малые. Мужики знали, что это последний и самый важный бой с волками за зиму. Сейчас было не до хитростей, не до откупов с подачками. Сейчас их надо было бить и истреблять, убивать и калечить, как можно больше, нещадно. Зверь ополоумел, бояться вообще перестал, к тому же чем больше его убудет, тем меньше народится в будущем. Буквально после Святок волчьи атаки пойдут на убыль. У волчиц, что в семьях заправляют, гон начнётся и стаи, да и сами их семьи развалятся. Но сейчас пацанов надо прикрыть, да и серых, что близко подобрались, погонять, пострелять, да подальше в лес отодвинуть.

Отправив пацанов на работы, хозяйки начинают собирать посикух с кутырками — девченятами. Этих надо было отправить гулять, чтоб под ногами не мешались. Вся эта шантрапа, кучей вываливаясь на общую площадь, рыла норы в сугробах, играла в куклы, шумно носилась, затевая какие-то совместные не хитрые игры. Дануха всегда в это время выбиралась из своего логова подышать воздухом. Так как детей у неё на воспитании не было, то откапывалась она сама. И кут, и двор содержала своими руками. На огород, правда, девок нагоняла иногда, да ватажный атаман пацанский следил за наличием дров и воды в хозяйстве большухи, но двор с кутом никому не доверяла. Мела и чистила лично. Эта работа, что называется, для души была. Большуха расхаживала по площади среди мелюзги, ласково улыбаясь и разглядывая каждого ребятёнка. Для них она была добрая вековушка, ласково говорила, не дралась, не ругалась, играть не мешала. Хотя кутырки, что по старше при виде её затихали, игры свои бросали и делали вид, что только и делают то, что во все глаза за посикухами следят, да присматривают, а то что куклы плохо прячутся за тулупами, так это не страшно. Дануха не видит. Ничего ж не говорит, значит не видит. Дануха не любила Святки и чем старше становилась, тем больше не любила и всё вот из-за этих посикух. С каждым годом, в это время, всю эту мелюзгу она всё больше и больше жалела. Вот к бабам с каждым годом становилась всё злее и привередливее, а к этим наоборот. Да, вот что значит векование^[101]. К Святкам начинали забивать достаточное количество скота, поэтому праздничные столы ломились от мяса. Начинался мясоед. Кормились все от пуза, кроме этих маленьких человеческих созданий! Для них начиналась седмица голодухи, но так было надо. Через это надо было их пропустить и как можно жёстче, хотя у самой большухи это не очень получалось. Что-что, а с ними лютовать она была не сподручна, сердце они смягчали быстро, паршивцы. Ни она эту традицию завела, не ей менять. Да, умом то вроде понимала всё, а вот сердцем… Надо было обучить их выживать. Посикухи сбивались в кучки и ходили от дома к дому, от стола к столу и должны были выпрашивать еду, становясь попрошайками, да шутами — веселушками. Никто не имел право кормить посикух просто так. Маме так вообще на этой седмице своих кормить запрещалось, совсем. На ней лежала обязанность учить, как лучше, да сподручней выпрашивать у других. В этом жестоком, на вид со стороны, обычае было своё зерно разумности и рациональности. В любой момент эти милые комочки жизни могли остаться одни. Совсем одни. Без мамы, а иногда и без рода, и единственный, порой, способ выжить для них — было попрошайничество, где угодно и у кого угодно. И чем лучше, «профессиональней» они это делали, тем больше шансов выжить у них было. Что бы там не говорили, обеляя и разрисовывая в идиллию старину, в лихие годы чужие дети были не кому не нужны. Своих бы поднять, да прокормить. Сердобольные и жалостливые были не только не в почёте, но и сродни полоумным считались.

Ходила Дануха по площади, расхаживала, деток разглядывала. По домам в это время большуха обычно не заглядывала, ну уж если только какую непотребность или явное упущение в убранстве детей усмотрит, но это редко бывало, тем более зимой. Недогляда в одеянии детей перед выпуском на мороз мамы не допускали. А в самих кутах Дануха и так знала, что творится. Кутырки на подросте, да на выдане с ярицами свою красоту наводят, по дому работают. Помойную лохань надо вынести, опорожнить в нужном месте да отчистить. Солому под ней поменять. Посуду опорожнить, отдраить, убрать, да и за готовку приниматься. К обеденному столу орава нагуляется, пацаны натрудятся, соберутся голодные, их кормить надо, а у посикух стол сегодня особенный, праздничный, последний на этой седмице. В общем все при деле, как обычно, каждый день зимой.

К вечеру Дануха собрала общий бабий сбор у себя в куте. Жилище у неё было просторным, как раз весь бабняк по лавкам рассаживался. Рассаживались строго по ранжиру. Каждая знала своё место. Никаких ссор, передряг и перебранок, идиллия прям. Приходили к ней в кут, несмотря на то, что самой большухи в землянке не было. Так было заведено. Прежде чем собраться бабняку, Дануха из кута уходила. То на реку уйдёт, то по огороду шастает, то в бане отсиживается, давая возможность бабёнкам рассесться, да словом обмолвиться. Нельзя сказать, что бабы целыми днями друг друга в глаза не видели. Хотя в доме у каждой дел невпроворот и у каждой, как не спроси, по горло, но и друг к дружке бегали и просто по-соседски балакали, новостями да сплетнями делились, а как же бабам без этого то? Но вместе, вот так, собирались редко. Тут и толки были другими и разговоры более приличные что ли. Бляцких, да не потребных здесь не вели. Большуху побаивались как одна, за такие вещи и ближниц своих не щадила, языки быстро укорачивала. Хоть и вековухой считалась их большуха, но матёра была не дать не взять, хоть сама себя за матёрую не считала. Одним взглядом могла любую в хворь уложить не по тужившись. Дануха была в собственной бане и всё что говорилось в куте через шкуру — загородку слышала. Тогда-то и пошёл среди баб впервые пустозвон о некой нежити чёрной степной. Только тогда это в виде сплетен от кого-то прилетело, а сплетня она ж хуже сказки, так размалюет естество, что не только до не узнаваемости, но порой и переворачивая всё с ног на голову. Большуха послушала, послушала, да и решила пресечь это блядство^[102] на корню, выползая из укрытия. Все говоруньи замолкли, как по команде. Вышла она на средину, опираясь на клюку, каким-то мутным взглядом полуприкрытых глаз осмотрела каждую бабу снизу доверху, почесала свою седелку и еле слышно, чтоб все прислушивались, начала:

— Хвать воду в реку лить, девичьи пугалки пяряжовывать. Делом надоть заняться.

Бабы замерли, даже теребить подолы перестали. Большуха продолжила:

— Вота чё бабаньки я вам скажу. Эт ночь снег стихнеть, небушко проясниться и к нам на несколь дяньков Вал Морозный заявится. Сразу предупреждаю злой, аки волчара лютый. Знам, Мороз не мужик, за жопу схватит бабью душу не согрет, а за чё хватит то и отвалится. В аккурат на Святки явился. Надо ж как. Встретить надобно, как положено. Закормить, задобрить. Злым он нам, ой как не нужён.

Бабы дружно закивали, забубнили, создав гул, как в дубле с пчёлами. Дануха брякнула клюкой об пол. Замолчали, только на этот раз тихий шелест одежды с мерным потрескиванием поленьев в очаге создавал некую нервозность, висящую воздухе. Они помнили разнос большухи на прошлогодние Святки, да тут ещё Дануха напомнила:

— Да, вы, сучки не скупитесь как-то было в прошлу зиму, принесли как обосрали.

Злобный взгляд её блеснул по потупившим глазки бабам.

— Чуят жопны мои кости, — продолжила она уже тихо, по-старчески скрипуче, — эт зима люта буть, да долга.

Затем ещё раз обвела весь бабняк взглядом и уже привычным твёрдым тоном, словно подзатыльники раздавая, закончила:

— Дров запасти боле обычнова. Пацанов отрядить всех. Атаману скажу, мужички подмогнут. Брат Данава будеть в аккурат к половине дня. Дятей всех и самим тож, жиром мазаться. Мяне ящё обморозков завтра не хватало.

И на следующий же день всё, что предсказала Дануха с погодой, оправдалось полностью. Небо за раз прояснилось, даже тучки не видать. Воздух с самого утра точно зазвенел от мороза. Размазанное в дымке низкое солнце на краю неба, светило тускло. Ветер стих, а снег под ногами заскрипел до противного мерзко и громко. Пацаны, в отличии от обычного, сделали в лес по две ходки, натаскав дров и для бабьих кутов, и для бань, и для общего костра в центре площади.

К полудню со стороны змеиного источника, пробираясь сквозь заносы пожаловал родовой колдун, родной брат Данухи Данава. По летам он был не молод, чуть по моложе Данухи. Хоть и шёл он не очень из далека, по местным меркам, но такая путь-дорога далась бедняге тяжело. По крайней мере выглядел он уставшим и измученным. На нём была шкура бера-зверя, мехом внутрь, шапка волчья с волчьей же башкой поверх шапки, от чего издали казалось, что у Данавы две головы. Ноги укутаны в бобровый мех с деревянной вязанной решёткой снизу, эдакие укороченные снегоступы, руки в варежках-мешках с когтями непонятной зверюги. Во всём этом одеянии колдун казался большим и грозным, хотя без одежды был худосочен, как дрищ^[103], за что Дануха вечно поддевала братца, но тот на неё, как водится, по его мягкости характера, никакой обиды не держал, внимания не обращал. Привык. Хотя, когда был весел, что бывало редко, нет-нет да огрызался, пройдясь мельком по её свинячим телесам, заплывшим жиром. Ко всему прочему колдун тащил за спиной огромный по размерам мешок самотканый из травяной нити, а в руках тягал увесистый длинный посох, с белым как снег черепом какого-то небольшого зверя в виде набалдашника.

Весь род вывалил на встречу, даже атаман Нахуша с мужиками пожаловал. Пацаны помогли колдуну забраться на пригорок, протаптывая тропку и освобождая его от поклажи. Тот тяжело вскарабкался, смачно плюнул на левое плечо, обнял сестру, обнял атамана, поздоровался с присутствующими, покивав всем обоими головами и никого не спрашивая, и ни с кем не говоря, прямиком прошлёпал на своих вязанках в кут большухи. Там по скидывал шкуры на пол и нырнул в натопленную баню, проблеяв тонким вибрирующим голоском, даже не оборачиваясь:

— Данух, дай чё горячего внутри согреться.

Большуха зачерпнув в ковш парящего варева, стоящего в широкой миске у самого очага, подала знак бабам, заполнявшим её жилище, мол готовьтесь и нырнула вслед за ним за полог.

— Есть чё бушь, братец? — спросила она, протягивая ему ковш с травяным отваром.

— Не-е. Я не голоден, — ответил он, протягивая ноги к банному камню и шумно прихлёбывая из поданного ему ковша, — как тут у вас? Всё спокойно?

Судя по выражению всего исчерченного, да изрисованного татуировками и ритуальными шрамами лица колдуна и по напряжённости заданного вопроса, что-то случилось. И большуха почуяв это, насторожилась.

— Тихо всё, — ответила она, вопросительно уставившись на брата, — ты б не явился, таки ваще благодать была, волки и то сильно не достають, а чё случилася, Данав?

Колдун, как и не услышал её будто или сделал вид, что не услышал. Он, не меняя позы и продолжая прихлёбывать отвар, опять, как бы между прочим, поинтересовался:

— Чужие не забредали?

Дануха подумала, прежде чем отвечать. К чему это он клонит? Потом прошуршала в своей памяти и ответила:

— На Гостявой сядмице народ был из трёх соседних баймаков, а от Грабовских атяман, лично гостил. Волк яво изрядно эт зиму потряпал, вота и призжал по скоту торговаться. Три ара были, тож торг вяли. В общем как обычно. Да чё случилася то?

Но ответить он не успел, потому что входная шкура распахнулась и в баню ввалился артельный атаман, грузно плюхнувшийся на полог, распахивая тулуп.

— Чё смурной такой, колдун? — встрял он в разговор скидывая остроконечную беличью шапку и разбрасывая ноги в стороны.

Данава опять никак не отреагировал на вопрос, продолжая хлебать из ковша. Пауза затягивалась. Наконец он оторвался от горячего отвара, поставил ковш рядом и пристально взглянув на атамана спросил:

— Атаман. Тебе охотнички ничего подозрительного не сказывали?

— Ты о чём? — спокойно переспросил Нахуша, откидываясь спиной на стену.

— Чужие тут по твоим землям ни где не шастали? Я не имею ввиду гостей. Может где по лесам попадались, нечаянно заблудившиеся, аль где на дальних подступах натоптали, кто такие непонятно?

Атаман оторвался от стены, всем телом подавшись в сторону колдуна.

— Какой дурак в это время по лесам шастать будет, да ещё так далеко от жилья? Не мути Данава. Говори, чё не так.

— Чёрная степная нежить в наших краях завелась, — выдал колдун полушёпотом, показывая всем своим видом и испуг, иволнующую заинтересованность.

— Тфу ты, отрыжка, — сплюнула Дануха, — и этот малахольный туда ж. Толь давяча бабам языки укорачивала. Братец, ты эт с каких пор в девкины страшилки играться начал?

— С тех пор, Данушка, как по нашему берегу четыре баймака поубивали под чистую.

Дануха переглянулась с сыном и оба уставились на колдуна. Тот продолжал:

— Хаживал я давеча тоже по гостям. Заглянул к своему давешнему приятелю, что на два с гаком перехода назад от нас проживает. Колдун он там родовой… был. Так вот он один от всего рода и остался. Мужики побиты, пацаны потоптаны, дети малые мужицкого пола по домам сожжены. Большуху с ближнецами тоже, кстати, — сделал он ударение на слове «кстати», обращаясь к сестре, — побили и сожгли, а что по моложе, да детей всех бабьего полу утащили в степь.

Наступило молчание. Каждый переваривал что-то своё. Атаман с большухой услышанное, колдун не до сказанное.

— Ну говори, — не удержался атаман, — чё тянешь за яйца.

— Пацанёнка он нашёл недобитого, хотя тот чуть погодя всё равно помер, но успел про эту нежить кое-что рассказать. Чёрная, большая, страшная, да не одна, а стая целая.

— Ох, ё. Чё за напасть? — всполошилась на этот раз уже встревоженная Дануха.

— Так вот приятель мой тоже в сказку не поверил и следы почитал. А натоптали они там изрядно, не скрываясь. Следы эта нежить оставила конские. Каждая такая нежить имеет пару коней, притом, как будто привязанных чем-то друг к другу. Таскает эта пара за собой шкуру. Шкуры разные, большие, сшитые, в основном туровы, да лосинные. На этих шкурах ездят по два человека. Следы чёткие, мужицкие, голов больше чем двадцать раз по три. Налетели, всех побили, баб с детьми на шкуры загрузили и как на волокушах утащили.

— Ары, — злобно сквозь зубы прошипел Нахуша.

— Приятель мой так не думает, — поставил тут же в недоумение его колдун, — ары на такое не пойдут, они так мараться не будут. Это больше похоже на гоев.

— Гои то здесь откуда? — опешил атаман, — они ж селятся в лесах с другой стороны аровых земель. Как они могли сюда то попасть?

— Эх, — прокряхтел колдун, заёрзав на пологе, как бы устраиваясь по удобнее, — ещё летом до меня дошли слухи о некой банде пацанов переростков из гоев аровых, беглых, — упаднически продолжил Данава, — устроивших себе логово прямо под городом, что Манла зовут. Укрылись в небольшом лесу. Сам лес запечатали ловушками, да завалами законопатили, не войдёшь не перелезешь. Живут там по волчьи. Городских и пригородных не трогают, а безобразничают поодаль. Обозы у народа отбивают, да так по мелочи, — затем он помолчал немного, как бы обдумывая рассказывать дальше или нет, но решился и продолжил, — приятель два дня по их следу шёл, пока степь снегом не завалило. Туда следы ведут, чуть левее города. Ватага это паршивая лютует. Ни богов у них нет, ни святостей никаких. Обделённые, да злые. Бугаи выросли силы немереной. Кровь кипяток, а ума с корешок.

— Ну к нам то они не полезут, — самонадеянно заявил атаман, — а полезут, мои мужики им рога то по обломают, кровушку остудят.

— Данав, а ты чё про чужих то спрашивал? — встряла в разговор большуха.

— Так судя по тому, как и когда напали и как ловко всех перебили, они точно знали, когда и как ударить. Слишком всё было хорошо слажено. Что артельные мужики, что ватажные пацаны перемолоты были так, что похоже и понять ничего не успели. А значит заранее всё знали, соглядатай вперёд пускали.

— Думаешь и к нам нагрянут? — задумавшись спросил атаман.

— Не знаю, Нахуша, но ты уж мужиков-то настропали, — ответил колдун, вставая, — а по поводу облома им рогов, не думаю. Сам помнишь Масаку, он атаманом не хилым был, да и мужики у него не хуже нашинских, а их как пацанов сопливых. Они и не пикнули. Ладно, идти надо народ готовить. Время уходит.

— Ох, ё, — прокряхтела Дануха тоже поднимаясь.

Атаман же не тронулся из своего угла. Сидел отвалившись на стену и о чём-то крепко призадумался.

Вот так впервые по-настоящему узнала Дануха про эту «чёрную нежить». И сейчас, валяясь на траве у своего догорающего кута, почему-то корила себя, на чём свет стоит, в том, что произошло. Не доглядела, не до чувствовала она смертельную беду. И чего после этого она стоит… А ведь ещё тогда на обряде кормления Мороза её кольнуло, что нежить вызванная так лютовала и бесновалась, да отмахнулась она, как от мухи назойливой, увидав в них лишь собственные страхи. И тут она попыталась припомнить всё, что там тогда происходило.

Она, тогда как из бани то вышла, да баб своих увидала, так из головы вся тревога улетучилась, а пугалки братца забылись. И было от чего. Бабняк время даром не терял и подготовился к действу на славу. Так как маски бабам на лица напяливать строго воспрещалось, то они вместо них устраивали себе роспись витиеватую. Распустили волосы, да намазали белой краской, что на тёртом меле с маслом замешана. От корней до кончиков. Этой же краской друг дружке рожи расписали, что иней заковыристо узорчатый. Ресницы убелили с бровями, губы. Видок был такой, что сам Вал бы залюбовался, какой уж с Данухи спрос. Все бабы подобрались, спины выпрямили. Красота на загляденье. Данава, тем временем, пацанов ватажных наряжал. Правда только атамана да ближников его, что по старше. В том мешке большом, что он приволок, маски деревянные сложены были, в страшилок расписанные. Накидки из волчьих шкур, да так всякая мелочь для действа нужная. Дубины они себе сами наломали, по заковыристей. Неупадюха, паразит эдакий, на свою палку кусок говна тогда наколол^[104], чтоб девок пугать да пачкать, только ведь пока до этого дошло, какашка та замёрзла, об такую не измажешься.

Мелочь вся пузатая во главе с девками кутырками, ярицами да молодухами вокруг площади собралась, по краям вокруг сложенного шалашом сушняка по сугробам расселась. Данава для них целое представление устроил. Сначала попрыгал, как козлик вокруг дров, стуча и потрясывая своим огромным посохом с черепушкой — набалдашником, в котором что-то брякало, а затем присел, поделал что-то, пошептал на дрова и заструился тоненький дымок от самого края дровяного шалаша, хотя пламени видно не было. Затем отошёл на несколько шагов назад и бросил в этот дымок какой-то небольшой камушек. И бах, как по волшебству весь сушняк вспыхнул, взорвался ярко-голубым пламенем, да таким огромным и ярким, что шалаша дров из-за него не стало видно. Ребятишки, что сидели на сугробах, чуть ли не через одного от неожиданности завалились на спины. Визг, ор, ликование. Тогда колдуну удалось произвести впечатление на посикух малолетних, ничего не скажешь. Когда голубое пламя опало и костёр занялся пламенем обычным, большуха вывела с песнями да танцами своих побеленных баб. Вид у малышни был такой, что большуха даже по началу растянулась в улыбке шире чем от уха до уха. Дети мамок не признали. Она в вприпрыжку, грузно пританцовывая сама скакала впереди, бабы по ранжиру змейкой следом. Пели бабаньки кто в лес, кто по дрова. Дануха, тогда ещё чуть со-смеху не подавилась от этого позорища, а Сладкая за спиной, скотина жирная, почему-то не пела, а лишь тихо курлыкала. Курлы, курлы. Большуха и так еле сдерживалась чтоб не завалиться, надрывая живот от хохота, а эта тварь толстая, так и подначивала. У неё все слова в песне «курлы» были. Эта сучка с самого начала действа паясничать да шутовать начала и сбила с Данухи весь серьёзный настрой. Да, Сладкая, подруга, где-то ты сейчас?

Заведя баб вокруг костра, сцепила их в карагод, а сама внутри круга из кожаного мешка, что в рукаве спрятан был, стала бабанек опаивать зельем заговорённым. Набирала себе в рот, а потом в поцелуе сцеживала в рот каждой бабе, как птичка птенцов кормит. Когда Сладкой сцедила, прошипела:

— Я те курлы жирна вячарком устрою.

Та лишь блаженно растянулась в улыбке, мол стращай, стращай, боялись мы тебя.

А за тем зелье подействовало и карагод, что кроме смеха ничего до этого не вызывавший, резко изменился. Бабы, и так размалёванные до неузнаваемости, вообще перестали на себя быть похожи. Лица их застыли в расслабленном умиротворении, раскраснелись, от чего рисованные белые узоры резко проявились, как бы даже засветились морозным светом, превращая их человеческие лица в нечто не земное. Блики огня заблистали на их намазанных жиром лицах колдовскими всполохами. Цепь задвигалась, как нечто единое целое. Чёткий ритм поступи, след в след, раскачиваний и колебаний, как будто одна другой тень, аль отражение. Всё это завораживало, приковывало к себе восхищённые взгляды. Изменились голоса. Вместо «леса по дрова» зазвучал стройный хор, только пели они почему-то все высоким тонким голосом, как комары пищали, от чего слов было не разобрать, но песнь мотивом выводили без помарки.

Маленькие зрители, находившиеся в дурмане от зрелища, взорвались отчаянным девичьим визгом вперемежку с детским рёвом, когда как из-под земли, аль снега, непонятно от куда, прямо перед ними выскочила целая стая серой мохнатой «нежити» со страшными мордами масок и паками в лапах. Посикухи со страху по зарывались в сугробы, молотя снег ручками и ножками и пропахивая в них колею носами. Девки, что постарше от визжав и наоравшись на пацанов — дураков, принялись посикух из сугробов вылавливать, отряхивать да успокаивать. А ряженные продолжали носиться вдоль них, кривляясь и пугая малышню, издавая устрашающие, как им казалось, звуки. Но тут на помощь малышне пришёл родовой колдун. Он лихо отлавливал «беснующуюся нежить» по одному, опаивал чем-то из длинного, узкого сосуда и заталкивал под широко расставленными руками бабьего карагода к костру, в руки ожидающих их там большухи. Те поначалу попрыгав для вида, неожиданно останавливались, качаясь как пьяные, а затем, как один попадали на карачки и застыли. Переловив всех ряженных и затолкав внутрь карагода, Данава туда и сам пронырнул следом и здесь началось главное, ради чего всё это затевалось. Ряженные пацаны постепенно, по одному начали оживать. Стоя на четвереньках они сначала зашатались, как пьяные, сталкиваясь друг с дружкой, от чего кто-то резко, пугающе взвизгивал, кто-то рыкал в злобном оскале, как будто каждое такое прикосновение доставляло им боль или по крайней мере чем-то обижало. Постепенно шутовство переросло в естество. Их движения стали резкими, хищными, голоса в раз огрубели и они, забивая бабий хор леденящим души воем и звериным рыком, начали бесноваться по-настоящему. Ещё чуть-чуть и они бы вцепились друг другу в глотки. Дануха, которая казалось уж всего навидавшаяся в своей жизни, и то по началу опешила, но Данава быстро взял ситуацию под контроль, хотя сделал это скорее со страху, который обескуражил его изуродованное татуировками и шрамами лицо. Дануха давно не видела своего братца в таком испуге. Он начал орать на них, переходя почти на визг и лупить взбесившихся своим посохом, вернее черепом, что был на его конце. Получив этим черепом по башке, озверевшие замирали, впадая в некое оцепенение. Лишь после того как огрел каждого, а некоторых и не по разу, с перепугу, вокруг костра восстановился порядок. Только бабий карагод никак не отреагировал, продолжая всё так же мерно шествовать с отречёнными от всего мира лицами и так же распевать свою странную и никому не понятную песню. Брат с сестрой посмотрели друг на друга. Дануха с выражением тупого не понимания происходящего, Данава с выражением обессилившего после Кокуя мужика, умоляюще смотрящего на бабу в надежде сбежать от неё проклятущей побыстрее.

— Чё эт с ыми? — тихо спросила большуха.

— Я бы знал, — так же тихо ответил колдун, — только кажется мне ничего хорошего, Данух. Как думаешь, круг удержит если кинутся? Как бы не разбежалась нежить по баймаку.

— Ты мяня спрашивашь? Кто у нас тута колдун?

— А-а, — отмахнулся Данава.

Они стояли и молча смотрели на медленно качающуюся нежить, которая прибывала в некой дрёме. Полагалось по очереди поговорить с каждой. Сначала узнать кто вселился в данную живую куклу. Потом, в зависимости от содержимого, как следует по расспрашивать нежить в той области, в которой они всё знают. Например, если в кукле волколак, то можно спрашивать всё о волках, притом, он ответит на любой вопрос и не ответить, как бы не захотел, не сможет. Если это маньяк полевой, то его можно спрашивать о погоде на лето и об урожаях на что угодно и так далее.

— С кого начнём? — поинтересовался колдун.

— Да пох, братец, — всё так же встревожено ответила большуха, — давай чё ли с этого.

Она указала на ближнего к себе. Колдун, набрав в рот пойла из своего узкого сосуда, пополоскал его и выплюнул. Затем встал перед указанным на колени и с шумом дыхнул ему в маску, тут же отскочил назад, взяв посох на изготовку. Нежить дёрнулась. Медленно поднялась на ноги. Осмотрелась. Не успела Дануха задать вопрос «Кто ты?», как та оскалилась на бабий круг и резко рванула от большухи, но налетев на стоящих и мерно покачивающихся своих собратьев, рухнула на снег. Завизжала, барахтаясь и протискиваясь через стоящих на четвереньках, рванула дальше. Лишь выползя из стада себе подобных ряженных и упёршись в бабий круг, остановилась, продолжая оставаться на четвереньках, жадно разглядывая меж мелькающими телами баб малышню на сугробах и низким, каким-то внутренним голосом буквально возликовало:

— Кровь! Корм! Много корма!

У Данухи от этого рёва аж внутри что-то ёкнуло и ужас разлился по всему телу сверху вниз, вязким варевом. Но большего прорычать ему не дал колдун, который уже подскочил к нему и со всего маха врезал набалдашником посоха нежити по башке. Она обмякла и повалилась на бок, почему-то громко хрюкнув.

Данное поведение нежити не укладывалась в головах ни большухи, ни родового колдуна. Те, кого Данава вынимал из небытия и садил в куклы, должны были быть сонными. В это время года почти вся эта нежить спит. Поэтому всегда общение было подобно тому, как говоришь с поднятым, но не разбуженным. Нежить могла кукситься, отвечая на вопросы, хныкать от того что тревожат и спать не дают, мямлить или еле воротить сонным языком. Проснуться она не могла, потому что это противоречило природе. Все движения их были вялые, еле обозначаемые. Что происходило сейчас Дануха ну никак объяснить не могла. Непонятная тревога буквально грызла её изнутри. Сердце заухало в ушах громко и противно. Но тогда Данава разрядил непонятку, как-то легко и сразу признав свою вину, убедив большуху, что это просто его промашка, мол что-то напортачил с пойлом. Неправильно сварил — заговорил. И Дануха с радостью, дура, поверила в это, потому что это было самое простое. Потому что в это хотелось верить. А во что-то страшное верить тогда не хотелось.

— Ну, чё? — через некоторое время спросил Данава, до смерти перепуганный, с трясущимися руками, — будем ещё кого слушать?

— Да ну тя на хуй, — злобно рявкнула Дануха, — ты и так уж накуролесил. Того и гляди самим в глотки вцепятся. Отправляй их в пизду обратно. Ебанутоты создане.

Колдун как будто только этого и ждал. Он с нескрываемой радостью, торопясь, чтоб сестра не передумала, подтаскивал их по одному к костру. На этот раз он не вдувал, а высасывал что-то из маски и резко выдувал это на костёр, как сплёвывая. После чего срывал маску, и пацан валился на снег, не то в обморок, не то крепко заснув…

Дым драл горло и спину от горячей земли припекло. Она села, всматриваясь в кромешную темноту и тут же поняла, что задыхается. Ветра не было и дым от горящих жилищ, едкий, с каким-то противным привкусом палёного мяса и горелых костей, заполнял всё вокруг. Нестерпимо защипало в глазах. В голове вспыхнула единственная паническая мысль «надо съёбывать отсюда, а то задохнусь к ебене матери». Дануха встала и на ощупь, ориентируясь по памяти, обошла кадящий баймак огородами и полезла на холм, что был у них Красной Горкой. Только продравшись через травяной бурьян наверх и задышав полной грудью бездымным воздухом, она позволила себе остановиться. Обернулась, стараясь рассмотреть что-нибудь в этой дымной черноте внизу и опять заплакала не понятно от чего на этот раз. Толи от дыма глаза разъело, толи от обиды за то, что произошло, толи от того и от другого вместе. Только текущие по щекам слёзы сначала действительно были порождены обидой. Вновь вспомнилась малышня посикушная, что мамок, почти бесчувственных после карагода разволакивала по родным кутам, по баням. Пацанов ватажных, так и не пришедших в себя и от того их на руках разносили мужики артельные. Баб своих вспомнила, всех до одной. Как тогда на Святках после кормления Мороза разводила бабью цепочку по очереди, так по очереди и вспомнила. Никто тогда из баб по выходу из дурмана на ногах не устоял. Первые, что по моложе, так вообще срубленным деревом в сугроб рушились. Те, кто постарше, лишь на жопы садились, теряя равновесие. А как дошла в своих воспоминаниях до Сладкой, своей подруги с девства, с которой прошла вся её жизнь, разревелась в голос. Та, выйдя из дурмана лишь покачнулась, растянула свою харю в беззубой улыбке, хрюкнула громко, как порося и со всего маха рухнула в снег на спину, раскинув руки в сторону. И опять тогда её выходка растворила всю серьёзность происходящего в Данухином сознании. Она Сладкую тогда обматерила, не со зла и не серьёзно, а та в ответ начала дурачиться ещё больше, смешно пытаясь встать в рыхлом и глубоком снегу, что у неё естественно не получалось. От чего она издавала различные непотребные звуки и громко хохотала до слёз, размазывая краску по харе…

Ох далеко далёко в небе зорька разгоралась. А Дануха всё сидела на траве, на склоне Красной Горки, чуток не докарабкавшись до верхотуры. Сидела сиднем поджав и разведя в стороны коленки пухлые, уронив обе руки меж ними. Как только в сознании её блудившим где-то по завалам памяти, наконец, созрело понимание того, что она видит перед собой, то тут же вспомнила Зорьку. Эту в общем-то обычную молодуху, живую, непосредственную, которую все бабы то и дело обзывали «оторвой». Да какая она оторва? Нормальная девка. Только зря, наверное, Нахуша не послушал её и оставил при родном баймаке. Глядишь цела б осталась. Дануха знала проклятье этой бабьей породы. С Хавкой-то они хоть подругами и не были, но видались регулярно. Их сводили бабняцкие интересы, в первую очередь больше, чем чисто бабские. Встретившись вместе, они вечно подтрунивали одна над другой, обчёсывая друг дружку языками, но обиды никогда не таили, но и любви меж ними особой не было. Так, хорошие знакомые, притом очень хорошие и очень давнишние. Так получилось, что они почти одновременно стали большухами в своих бабняках, с разницей в один год. Притом на год раньше стала Хавка, ведьма старая. Поэтому в первое же знакомство она, надув важно щёки, учила разуму «зассыху малолетнюю». По началу Дануха даже купилась^[105], но быстро раскусила эту самозванку. Вот так они всю жизнь и общались, обнимались да зубоскалили. Хавка надменно, эдак с высока, больше придуриваясь, чем по-настоящему, а Дануха «ложила на её авторитет большой и толстый». Но надо отметить, что общение между ними всегда проходило легко и весело, хотя, разойдясь в стороны, каждая поносила друг дружку на чём свет стоит, но также беззлобно. Обе стали большухами будучи по бабняковским меркам молодыми, по крайней мере и та, и другая имели детей на воспитании. Ещё когда Хавка, сплавила свою дочь к Данухе, она по секрету сказывала ей об этом проклятии своей бабьей крови. Дануха, как полагалось, не поверила в эти сказки, но тем не менее в голову отложила. И когда Зорька заярилась, совет дала атаману продать её, но тот упёрся как бычок и не в какую. Старый козёл глаз на дитё положил. Да, Дануха по правде сказать и не очень-то настаивала. Уж больно ей самой хотелось посмотреть, как мать с дочерью грызться начнут и насколько права была старая вонючка Хавка, что оговаривала девку, «аль заливала уши по самы коленки». Вспомнила Дануха и последнюю Зорькину выходку, которых эта маленькая срань в своей короткой жизни целую кучу на выделывала. Припахала она её как-то по весне на своём огороде. Так эта дрянь, подговорила пацанов ей дохлых сусликов, да кротов натаскать. А она их по грядкам растолкала, чтоб тухли да воняли. Но Воровайка, как собака — ищейка всех нашла, вырыла и к дверям дома стаскала. Вот ещё одна дрянь, из всех дряней самая дрянная. Дануха встрепенулась. А где, кстати, Воровайка? Её нигде не было ни видно, ни слышно. И тут, как по заказу, раздался дикий Воровайкин треск тревоги. Большуха задёргалась, заметалась, сидя на месте, зашарила руками по земле в поисках клюки, но тут же вспомнила, что где-то уж её потеряла и поднималась в гору то без неё. Тут рука нащупала камень, наполовину в земле прикопанный, который она с силой выцарапала да в ладонь примерила. Камень был с репу размером, неровный, но увесистый. Такой далеко не кидануть, а в руке им махать, тяжеловато, но выбора то больше не было. Больше ничего не было кроме травы. Она, торопясь торопыгою поднялась на ноженьки и развернулась в ту сторону, откуда доносилось стрекотание перепуганной сороки. Вглядываясь в сторону сорочьего ора, она, наконец, её заприметила. Та шустро вихляла в воздухе, кружилась у самой земли, но совсем не опускалась. Она не нападала. Она кого-то запугивала, а не нападала, потому что сама боялась. Дануха ведь её, как саму себя знала, все её выкрутасы ведала во всех случаях жизни. Кого так не приветливо сопровождала Воровайка, Дануха не видела. Мешал бугор впереди и трава, но тот, кого сорока гнобила, шёл прямиком к ней. Первое что в голову скакнуло — испуг, перед не пойми чем. Она лишь переложила камень в руке, схватив его по удобней. Бежать она по любому не собиралась. Стоя уже на ногах, ещё раз осмотрела место, где только что сидела, всматриваясь в траву и пытаясь найти, ну хоть что-нибудь. Палку, какую-нибудь или что-нибудь в этом роде. Ничего. Тогда резко наклонилась и вырвала из земли пучок травы, с комком земли на корневище. Только от этого оружия в драке пользы мало, но коли в рожу кинуть, то землёй глаза запорошить можно, а там и каменюкой приложить.

Она ожидала увидеть кого угодно, но только не того, кто появился. Раздвинув траву, на холм, прямо перед ней, всего, примерно, в шагах десяти, вышел здоровенный волк. Он был огромен, по крайней мере так Данухе показалось. Зверь скалился, вертел мордой, то и дело клацая зубищами, в попытках поймать приставучую сороку. У бабы сердце рухнуло в пятки, гулко шмякнувшись и замирая. Волк, увидев её, тоже замер. Перестав обращать внимание на птицу и в упор уставившись на бабу, низко зарычал, оголяя огромные жёлтые клыки и прижимая уши.

Что сделалось с Данухой тогда, она и сама позже объяснить не смогла, даже самой себе. Первый испуг, при виде зверя, сначала вогнал её в ступор панического страха, а за тем, как-то резко накатил на неё волной обиды, за всю эту грёбанную жизнь, а последняя быстро вырастая, захлестнула кипятком злобной ярости. Всё её тело напряглось, даже челюсти сжались с такой силой, что мышцы на лице сузили глаза до щёлок. Она замычала носом, как турица и шагнула вверх к зверю на встречу. Волк оказался какой-то неправильный. В подобном случае правильный волк, нападать на эту бабу не стал бы. Правильный волк просто бы пугал, стараясь заставить её бежать. Каждый волк нюхом чует два вида страха у добычи. Когда добыча удирает и тогда её надо поймать и сожрать, и когда добыча кидается сдуру защищаться, набрасывается на охотника, полностью ополоумев. Такую неправильную добычу лучше не трогать первому, а коль один, так не трогать вообще. Волк, даже самый голодный не накинется на жертву, если та своими ополоумевшими маханиями руками или тем что в них есть, может нанести ему хоть какую-нибудь рану. Он не трус, он зверь умный. Зверюга знает, что раненный или покалеченный он тут же станет добычей своих же собратьев. Таков волчий закон. Раненный значить слабый, а слабый должен умереть. Поэтому каждый нормальный волк, очень рьяно следит за целостностью своей шкуры, лап и зубов. Этот волк оказался совсем неправильным. Он оказался обнаглевшим и без башки на шее. Он не задумываясь кинулся с распахнутой пастью на бабу одним прыжком. От неожиданности Дануха вытянула вперёд руку с пучком травы, прямо перед собой, как бы заслоняясь, даже глаза закрыла, и он со всего маха заглотил кусок корней с землёй в открытую пасть «по самые внутренности». Но зверь был тяжёлый, а прыжок его был столь быстрым, что толстую и грузную бабу он снёс, как пушинку. И покатились они по склону кучей малой. Дальше Дануха плохо помнила, что было. Помнила, что орала во всю свою глотку почти в самое его ухо, то и дело срываясь на визг и молотила камнюкой ему по морде. Умудрилась даже куснуть его за это ухо, но малозубый рот никаких заметных увечий этим нанести зверю не смог. Сколько они так катились вниз, или просто катались на месте, она не знала. Помнила, что поначалу он сильно брыкался лапами и извивался, как живая рыба на раскалённом камне. Но хорошо запомнила самый конец, когда уже сидела верхом на его боку и схватив камень двумя руками, плющила его башку. Помнила, что Воровайка, дура пернатая, постоянно мешала, подлетая под горячую руку, клюя его и щипая. Потом перестала летать, а лишь прыгая по земле, в перерывах между прикладыванием каменюки на волчью морду, стремилась во что бы то ни стало клюнуть серого в месиво, в которое была уже превращена вся его башка. Наконец, Дануха остановилась. Устала, притомилась. И только тут поняла, что зверь давно уж мёртв. Тяжело дыша, обалдевшими от азарта схватки глазами, посмотрела на Воровайку, которая скакала вокруг, подтаскивая одно крыло, но также переставшая кидаться на убитого. Видимо от Данухи ей всё-таки прилетело. Долеталась под горячей рукой. Баба, продолжая сидеть на туше, резко обернулась, как будто её кто-то неожиданно окликнул и увидела на вершине холма второго волка, и тут же как есть поняла, что тот второй — волчица. Вот почему-то прям по морде признала. Она так же, как и её кобель стояла на том же самом месте, откуда прыгал первый и также скалилась, каждый раз издавая на выдохе сиплое рычание, но вниз не кидалась. Дануха, всё ещё не отойдя от горячки скоротечной схватки, медленно по-ухарски поднялась, поудобней перехватила окровавленный камень в правую руку и зачем-то ухватив за хвост дохлого волка левой, стала грозно наступать, медленно поднимаясь по склону и волоча тушу по траве за хвост. Дело это было не лёгким, но она упорно, почему-то, дохлятину отпускать не хотела. Спроси зачем, сама не знает. Тащила, да волокла. Сделав несколько шагов, Дануха каким-то внутренним чутьём поняла, что волчица правильная и нападать на неё не собирается. Она перестала рычать, лишь изредка оскаливая клыки. Опустила морду к земле, как будто ей так было лучше видно и поджала между ног к животу хвост. Баба тоже столбом встала, чуть наклонившись вперёд, набычилась, злобно зыркая на соперницу из-под бровей и только тут, наконец-то, бросила хвост убитого.

— Ну, чё, сучка, — глухо, прорычала Дануха осипшим от ора голосом, при этом поигрывая каменюкой в руке, — съела? Теперяча, тварина, я вами закусывать буду, а не вы мной. Я вам блядям покажу, у кого подол ширши.

Волчица перестала скалиться, подняла морду, прислушиваясь, принюхалась, затем дёрнула головой вверх и сторону и тут же исчезла. И только тут Дануха с концами поняла, что всё для неё закончилось. Она победила. Азарт схватки отпустил, но внутренняя злость осталась всё на том же месте.

— Так молвите дикой надо стать? — совсем уж осипшим голосом спросила она у кого-то, смотря при этом себе под ноги, но ничего там на рассматривая, — ну так, я вам, покажу, чё значить дика баба. Вы у мяня все, уёбища, кровятиной ссаться будятя.

Кому это она всё говорила, кого стращала да запугивала, знала лишь она сама.

Стало совсем светло. Дануха оглянулась на бесконечно далёкий горизонт за рекой. Там, шевелясь и дёргаясь, будто живое, вылезало из-под земли солнце. На бабу как-то резко навалилась усталость и апатия. Бесчувственное до этого тело, неожиданно заныло, заболело в разных местах. На левой груди рубаха была разодрана волчьими когтями и сильно пропитана кровью. Она аккуратно отлепила рубаху за разрез ворота от тела и заглянула внутрь. Рваные следы когтей чётко прослеживались в мазне запекающейся крови. Похоже сильно зацепил, глубоко, пока тут лапами размахивал.

— Плоха рана, — грустно проговорила она, обращаясь к притихшей Воровайке, — когти грязны. Можеть и гнить начать.

Наконец, она выпустила окровавленный камень и осмотрела руки. Они были тоже все исполосованы ссадинами, но то были мелкие, плёвые. Спина ныла, но туда не заглянешь. Осмотрела рубаху. Грязная, изодранная, вся в крови только не понятно в чьей. Хотя похоже и в своей, и в волчьей. Подобрала на руки смирно сидевшую сороку и двинулась, как и положено бабе по утру, приводить себя в порядок, но пошла не на реку, а дальше на змеиный источник. Она не думала, что непременно встретит там Водяницу в лыве, которая тут же излечит всё это безобразие, но где-то в глубине души все же надеялась на это.

Девы не было на источнике, поэтому лечиться пришлось самой. Осмотрела сороку внутренним взором, пронюхала. Пришла к выводу, что крыло не сломано, а просто отбито. Дануха не знала бывают ли у птиц синяки, но заморачиваться с ней не стала. Это не рана. Само образуется. Поэтому поставив на травку Воровайку, принялась за себя. Разделась до гола, бросила рубахи в родник, отмокать. Занялась сбором трав, главной из которых был подорожник. Затем стоя на коленях, осторожно смыла запёкшуюся кровь с рук и груди. После чего разжевав горькие травы с родниковой водой, аккуратно запечатала все ранки, до которых дотянулась. Пурхаясь^[106] в ледяной воде, она основательно замёрзла, поэтому вновь заграбастав сороку и выловив из лывы плавающие там рубахи, двинулась на берег реки, на солнышко греться. Там и постиралась кое как, сидя голой на мелководье, развесив постирушку по прибрежным кустам.

К полудню она уже шагала вдоль берега в рваных, влажных рубахах, с клюкой в руке, найденной на том месте где спала, в направлении берлоги своего братца Данавы. Воровайку оставила там же на берегу, как ни странно легко уговорив её с ней не ходить. Сорока и не пошла. До логова колдуна, в общем-то, было не далеко. Вернулась обратно, когда солнце всё ещё было в прямо над головой. Данавы на месте не оказалось. Опять ушёл куда-то бродить. Следов чужаков видно не было. Значит до него не добрались, но и его судя по жилищу не было уже несколько дней. Надежда на то, что он остался жив, была высока, но, когда этот непутёвый изволит вернуться, непонятно. Хотя с дня на день должен появиться обязательно. На носу ведь Купальная седмица, а к ней он заявится обязательно.

Следующие живые души, о которых вспомнила Дануха — это её еби-бабы родовые, что по лесам посажены, но к ним идти не хотелось по понятным причинам. Все эти бабы большуху ненавидят. Это ж она их сослала — наказала. И таких по местным урочищам аж пять штук сидело. Вспомнила каждую. Последнюю уволокла и луны не прошло. У этой ненависть совсем свежая должна была быть. Да, любить им всем её было не за что. Особенно последней, Сакеве. Детей отобрала, правда уж большеньких, оба пацаны на подросте в ватаге бегали. Да и другие вряд ли забыли её «благоденствия». Дануха мучительно думала, что делать с ними. Пойти предупредить, прибрать к себе или пусть пропадают пропадом? Ведь коль сказать, то та же Сакева может и драться кинуться. Притом ведь драться на смерть будет тварь, а Дануха изранена, может и не сдюжить.

Она сидела на горячей земле у своего тлеющего кута с подветренной стороны и мучительно думала, что делать. Вдруг как гром среди ясного неба из-за бабьих огородов, со склона раздался душераздирающий бабий вопль. Дануха соскочила, всматриваясь сквозь дым, но разглядеть, кто там так орёт, не смогла, лишь поняв, что это кто-то из своих. Неужто кто сбежал? Она, схватив клюку, ринулась огородами вокруг пожарища чуть ли не бегом на вопли. Но не добежав несколько шагов, вдруг резко остановилась и прислушалась. Баба уже не вопила, а причитала и Дануха сразу узнала её. Это была Сакева. И то, о чём она голосила, где-то впереди в бурьяне, большуху просто подкосило и вместо того, чтобы бежать к ней, она рухнула в траву на задницу.

— Родненькие мои, — захлёбываясь слезами ныла Сакева, — что ж я наделала то?! Они же обещали вас не трогать. Меня обещали большухой сделать. Я б одного из вас атаманом поставила. Что же я наделала? Я же им всё сказала. Они же обещали только атамана с ближниками, да Дануху со Сладкой убить. Троица Святая, что же я сотворила!?

— Ах ты ебанушка, — прошипела в ярости Дануха себе под нос.

Злость кровью брызнула в глаза. Тело мгновенно перестало чувствовать что-либо и налилось силой, напряглось. Рука так сжала клюку, что готова была переломить крепкое дерево. Она медленно встала и так же медленно двинулась сквозь травяные заросли к изменнице. Она совсем недавно думала, что Сакева узнав о произошедшем будет с ней драться на смерть, а сейчас была уверена, что драки никакой не будет, потому что Дануха просто убьёт эту мразь. Она тихо вышла на большую прогалину утоптанной травы. По всюду были разбросаны, как переломанные куклы, пацаны ватаги. У одного из них она увидела виновницу всего, что здесь произошло. Сакева валялась на земле и рыдала. Дануха подошла к ней почти в плотную и злобно, уже пылая от ярости, прорычала:

— Встань, срань, ебуче отродье и посмотри мяне в глаза.

Сакева вздрогнула и резко прекратила рыдать, как будто подавилась. Встать она не встала, а лишь медленно и боязливо подняла и повернула на Дануху глаза. Растрёпанная, грязная, страшная и до смерти напуганная, она с ужасом посмотрела на большуху, как будто Смерть узрела в её виде. И тут резко вдохнув полной грудью, как завизжит. Дануха будто только этого и ждала. Она резко подскочила и со всего маха, на сколько только было силы, врезала клюкой ей по башке. Та, издав какой-то тявкающий звук, обмякла. Дануха слабо соображая, что делает, стянула через голову с её рубахи, с трупа пацана, над которым она рыдала, сняла пояс и связала голой Сакеве руки за спиной. Сняв такой же пояс с рядом лежащего, связала ей и ноги. Дануха была уверена, что не убила гадину, а лишь оглушила и что это мразь скоро придёт в себя. Так и вышло. Как только та зашевелилась, приходя в сознание, большуха схватила её за волосы и сильно дёрнула, усаживая её на жопу. Сакева взвизгнула, но уже от боли, скрючилась, поджав колени и попыталась опять упасть на бок, но Данава не дала. Намотав на руку уже вымазанные кровью волосы, она вновь усадила падлу и задрав её лицо кверху, чтоб видела, зарычала:

— Сказывай, сука! Кто они таки? Откуд пришли?

Но Сакева молчала. На её лице застыла паника и ужас. Дануха поняла, что в таком состоянии она даже если захочет, ничего сказать не сможет и плюнув на землю, отпустила волосы. Та моментально рухнула на бок и свернулась калачиком. Дануха сделала глубокий вдох, снимая с себя напряжение и села на траву рядом. Сменив тон на спокойный и даже безразличный, вековуха начала обрисовывать изменнице всю тягостную картину происшедшего, то и дело тыкая её носом в переломанных пацанов, валяющихся вокруг и давя на жалость, поняв, что это более действенный способ, что-либо узнать от одуревшей еби-бабы. Опыт всё же дело великое. Он не подвёл Дануху и на этот раз. Сакева, поначалу лежавшая лицом уткнувшись в собственные груди, со временем начала всхлипывать, потом просто реветь и наконец, её прорвало, и она заговорила. Правда много Данухе узнать не удалось. Пару седмиц назад, почти сразу после того, как Дануха спровадила её в еби-бабы, появился сначала один. Сказал, что заплутал. Молодой красивый ар. Отбился от обоза, а по открытому месту в чужих землях идти побоялся, вот и пробирался лесом. Добрый был, обходительный. А у Сакевы говно кипело за несправедливость с нею сотворённую. Всю обиду свою на всех выложила, а он возьми, да пообещай помочь. Седмицу назад он опять появился, но уже с другом. Тот всё расспросил, кого надо убивать, кого не надо. Кто, где, когда бывает. Пожалел её, пообещал большухой сделать, потому что за ними силы немерено, согнут в бараний рог любую артель, а взамен просили по дешевле рыбу, да мясо продавать. Кроме того, из её рассказа Дануха поняла, что в продаже их рода участие принимали все пять еби-баб рода.

Большуха развязала её и велела придать воде всех лежащих в округе пацанов, решив отложить пока вопрос, что с ней делать на потом. Сама же пошла разбирать завалы и хоронить найденных под ними. Она видела, как Сакева несколько раз проносила мимо убитых, а потом пропала. Дануха не сразу кинулась, а когда кинулась, то искать её уже было поздно. Обойдя склон с побитыми пацанами, большуха поняла, что эта тварь похоронила только двух своих детей, а других бросила. И куда она делась, было не понятно. Толи сбежала, но куда дуре бежать? Толи сама в реку бросилась, что вероятней. Дануха плюнула на неё и даже как-то легче на душе стало. Оставлять эту сволочь в живых не хотелось, а убивать рука не поднималась. Трупов и без неё хватало. Хотя прибить всё же нужно было. Заслужила, мразь.

Ещё по боле седмицы Дануха возилась в баймаке. Вместе с подраненной Воровайкой, которая только через два дня начала летать понемногу, они делали дела прощальные. Баба залила, да затушила тлеющие останки жилищ. Разгребла, да раскопала, где нашла, обгоревшие трупики детей малых, кото прибили и сожгли прямо в землянках. Ближницу свою Сладкую, тоже нашла. Вернее, то, что от неё осталось. Сильно сгорела баба, до костей. Дануха даже не знала она ли это. Но обгоревший костяк был в её куте, поэтому гадать не приходилось. Да и как сказывал Данава, таких как она и Сладкая не брали бандиты ряженные. Таких как они прибивали на месте. Других взрослых баб по ямам не нашла. Только детки маленькие — мужицкого полу. Сносила всех к реке. Схоронила, по обычаю. Ватагу пацанскую, перемолотую, сначала в кучу сносила. Все разбросаны были на том же склоне, где она волка мутузила, лишь чуть ниже и в стороне. Из утвари мало что нашлось, из продуктов тоже. Что упёрли, что погорело. Нашла большой котёл медный. Видать тяжёлый для них оказался, не потащили, да припасы соли нашла. Такие припасы, что долго не портятся в кутах в земляных приямках прятали, а вороги видать про эти маленькие бабьи хитрости слыхом не слышали. Нигде приямки не тронули.

Вечером, первое, что она сделала, это развела костёр, прямо на площади, под установленным на камни котлом. Разделала и сварила в крапиве, да с вонючими травками, перебивающими всякий мерзкий запах, две задних ляхи от убитого волка. Разделка волка само по себе дело не благодарное и не для слабых желудком, а разделка старого волка, каким был этот урод неправильный, вообще на изуверскую пытку тянула. Мясо серого воняло так, что казалось он сдох ещё при жизни и давно уж протух потрохами, а на Дануху кинулся, лишь решив покончить с этой сраной, полуразложившейся жизнью. Ей казалось, что она сунула свой нос в чей-то гнилой рот, который вместо того чтобы проветриться со временем, издавал запах ещё крепче и устойчивей. Несколько раз разделку останавливали рвотные позывы, но она почему-то как за должное восприняла свою пугалку для волчицы и стиснув оставшиеся зубы и стараясь не дышать носом, упорно продолжала его резать. Раз сказала, что волками будет питаться, значит и слово пора держать. Именно тогда, после очередного порыва вывернуться наизнанку, а до самого полоскания дело не доходило, ибо было нечем, желудок был девственно чист, в голове её сверкнула догадка на Девину загадку, да так, что первый раз в жизни дух, как-то по-особенному, перехватило. «Вот он!» — озарилась она мыслью истины. Так родила Дануха для себя первый простой и понятный закон: «не блядить». Раз сказала, то делай. Не можешь сделать, что обещала, не живи.

Мясо хоть и варилось долго, но не по зубам её пришлось. Отвара похлебала, как воды горячей попила, а мясо, отпиливала каменным ножом, в виде широкой кремниевой пластины, маленькими кусочками, дожаривая их на углях. Только так и съела. Морщилась, но ела.

Хороня всю седмицу, кого нашла, она не проронила боле ни одной слезинки. После драки с волком, как обрезало. Злость осталась. Раздражало всё, даже хорошая погода. Воровайка, чуя плохой настрой хозяйки, держалась поодаль и молчала. Обычно усевшись где-нибудь на верхотуре, ветке дерева иль куста, вертела головой на полный круг, изображая из себя эдакого сторожа на стрёме.

Дануха, только как закончив все дела в баймаке, пошла по прибитому травяному следу в степь, в поисках артели. Место нашла почти сразу, вот из мужиков уже никого. Только обглоданные кости, да разбросанные огрызки голов. Лагерь их был временный, кибиток не было, только шалаши разваленные да шкуры с жердями от них разбросанные. Сложила жерди, что нашла в одно место. Сносила, на эту кучу дров, все останки, что нашла. Пересчитала по головам. Все были здесь. Никто не спасся. Запалила. Поныла песнь похоронную. Вот и всё, что смогла. Прощай сынок, атаман. Прощайте мужики артельные.

Вернувшись напоследок в баймак. Подрыла Столбы Чуровы и верхний, и нижний, уронила в реку и пустила плыть к Дедам, навсегда расставаясь со старой, привычной жизнью.

Волка она доела, всё-таки. Шкуру выскоблила, солью изнутри натёрла, выдержала, а потом, как накидку на плечи пристроила. Было не холодно, даже жарковато, а накидку сделала просто от того, что захотелось. Да. Хвост от него отрезала и приделала себе на клюку. Этот хвост обладал для неё странным колдовством каким-то. Как только она брала его в руки, в раз вскипала от непонятно откуда берущейся злобы и ненависти. Так злыдней и ходила все дни, нет-нет да затеребит в руке серый огрызок. Воровайка, так вообще к хозяйке близко подлетать на отрез отказывалась, куда там на плечо усаживаться, как бывало. Как Дануха накидку набросила, так эту дрянь, молчавшую все эти дни, прорвало на говорливый понос. Как уж она бедная только не причитала, как только не драла свою сорочью глотку и не возмущалась. Прыгала, скакала, выкрутасами в небе психовала, даже пучок травы в припадке ярости весь исклевала и выщипала. Бедная Воровайка. После истерики, за которой Дануха с интересом наблюдала, ехидно улыбаясь, сорока улетела на берёзу и там, сев на ветку, нахохлилась, затаив обиду смертную, отвернулась от хозяйки и замерла. Дануха позубоскалила ещё улыбочкой маленько на выплеск птичьих чувств, собрала пожитки, что нашла в мешок заплечный, который смастерила из найденной уцелевшей шкуры. Взяла клюку, которую вечно таскала с собой, хоть теперь она была как бы и не к чему, но от привычки иметь её под рукой просто не смогла избавиться. За долгие годы эта деревяшка стала чем-то, как часть её тела. К тому же Дануха небросила её и потому, что чувствовала себя с ней как при оружии. И отмахаться можно, и врезать как следует. Так что посчитала её вещью нужной и полезной. И вот только после того как полностью собралась, подошла к той берёзе, где дулась сорока и впервые за все эти дни с ней заговорила:

— Слышь, Воровайк. Ухожу я отсюд, далёко и навсегда. Нету у нас с тобой боле ни баймака, ни кута рòдного, да и жизни старой тож боле нету. Хошь айда со мной. Тольк, птица ты моя дорога, я теперяча друга. Вижу те не по нраву пришлася. А коли нет, ты сорока взросла, свободна. Эти края, аки облуплены знашь, не пропадёшь. Так, чё сама ряшай. Не подёшь, я не в обиде остануся. Пому, как никак. На кой пень те привыкать к новой то хозяйке. Хотя к другой жизни привыкать всё одно придёться. Хоть со мной, хоть без мяня, — Дануха замолчала, как бы ожидая, что ответит сорока, но та моча сидела всё так же на ветке и отвечать не собиралась, — ну, как знашь. Спасиб те за всё Вороваюшка, и прощавай.

С этими словами, она перехватила лямку на плече по удобнее и пошла в сторону леса вдоль реки не оглядываясь. Сорока, как сидела, так и осталась сидеть.

Через дневной переход, к концу второго дня, Дануха вышла к бывшему баймаку Хавки. Ребятишки встретили её с восторгом, особенно восхищала их серая накидка и хвост на палке, а вот новая большуха, что вышла на радостный ор малышни на встречу гостье, встретила настороженно и с не скрываемой неприязнью. Мол явилась не запылилась, дура вековая, учить припёрлась уму разуму. Но как только Дануха коротко и как-то запросто, по-будничному, без каких-либо всплесков эмоций, но с жуткими уточнениями и подробностями выложила свою историю последних дней, ну, конечно, только то, что следовало знать посторонней, с новой большухи соседского бабняка спесь как рукой сняло. Стушевалась, залебезила, в гости позвала. Дануха поблагодарила её, но отказалась, сославшись на то, что идти ей ой как далече, а сюда заглянула, лишь так, с кем знакома была, так попрощаться, но мимоходом испросила дать ей какого-нибудь пацана, чтоб до Хавки проводил, коль жива ещё. Попросила вежливо, стараясь не обидеть, а даже наоборот выражая почёт и уважение. Новая большуха тут же отрядила ей проводника, да на том и расстались, расцеловались. А уж к вечеру добралась до лесной избушки Хавки, отослав пацана, лишь завидев в глуши её лесные «хоромы».

Хавка встретила Дануху, как ждала. Она стояла у самой избушки, маленькая, щупленькая, руки в боки, с чуть наклонённой головой на бок и ехидной улыбкой. Всем своим видом говоря «на те, припёрлась». Дануха за ответным жестом за пазуху не полезла и как всегда бывало при их встречах, самым хамским образом игнорировала. Спокойно, ничего не выражая на лице, прошла мимо хозяйки, как мимо пустого места, в упор её не видя, и усаживаясь на бревно с другой стороны избы, служащее здесь чем-то вроде лавки. Ни одна из вековух при столь «тёплой» встрече, не издала ни звука. Хавка, правда, обернулась, следуя взглядом за гостьей, пристально разглядывая её странную одёжу. Дануха же разбросав по сторонам уставшие ноги и положив возле себя свою клюку и мешок, пристально посмотрела на волчий хвост, подумав, наверное, не потрепать ли его, но решив, что пока не надо, тяжело вздохнула и уставила свой взгляд куда-то прямо перед собой в глубину леса, сделав такой вид, что сидит уже так целую вечность, аж устала, ожидаючи. Птички пели, ветерок листвой шуршал. Покой и благодать вокруг. Немая сцена длилась не долго. Разрушила её Хавка на правах хозяйки. Она медленно ушла в избушку, тут же вышла с двумя деревянным мисками в руках. Проходя мимо рассевшейся бабы, начала нудно ворчать себе под нос, но достаточно громко, чтоб гостья слышала:

— Э-хи-хи. Чё за жизнь попёрла? Никакогу покою. Худют тута всяки засранки-оборванки. Зверьё, да комариков пугають, викову иби-бабу объидають.

С этими словами она подошла к широкому, низкому пню, поверхность которого была ровно стёсана, что наталкивало на предположение, что это не просто так, а что-то вроде стола. Он стоял чуть подальше от того места, где уселась Дануха, но там же у бревна. Всем своим видом и поведением хозяйка давала понять, что гостье следует подвинуться к столу. Чуть ли, не бросив миски на пень, она пошла обратно и проходя мимо сидевшей, продолжила ворчать дальше:

— Ладноть мужик бы заглинул. Таво т хоть отодрати от грязи, да отмыти от вони можно, да глидишь к сибе на лижак затащити, всласть натешитьси. А с этих вона сраных попрошак безхуевых, чё взять то? О-хи-хи. Одни убытки с объедками.

— Я тож рада тябя видеть, червячина ты жопна, — томно ответила гостья, по-прежнему смотря куда-то в глубь леса и ничего не выражая ни лицом, ни голосом, — тябя объесть, тольк пользу принесть. Ведьму дохлу кормить лишь еду пяряводить. Ты ж в сябе ничё не оставляшь. Титьки и те вона внутрь растуть, ишь как спину то выгнуло, а в жопе отродясь ничё не задерживалася, насквозь пролятат, да ящё небось со свистом. Всё, чё ешь в говно уходить. А на счёт мужичков залётных эт ты зря мячтами тешишься. На тябя ж мужика палкой не загнать. Много их к тябе наведывалось то, к гнилушке трухлявой? А без пригляда то ты ж совсем плесенью покрошься. Тута где-нибудь под деревцем и протухнешь. Вота думаю схожу, навящу, пяздищу злобну, кусачу, может быстре подохнет от завести, да собственова яду.

Только тут Дануха повернула голову и узрела расплывшуюся в довольной улыбке рожу, всю изрезанную морщинами — бороздами времени, но вместе с тем сволочно — хитрую. Гостья тоже улыбнулась в ответ, встала. Они обнялись, прижавшись щеками, как две закадычные подруги, но тут же расцепившись, скривили лица от наигранной противности.

— А я б тибе ишо век ни видывала, рвань полстожопу, — ответила Хавка на приветственную речь, — ну вота и поздоровкалиси. А ты чё эт Дануха таки богаты телеса в таком замухрыжном виде выгуливашь? Никак и тибе под жопу из бабника пинанули?

При этих словах она слегка присела, разведя руки в стороны и распахнув свой беззубый рот в широченной улыбке.

— А чё я тябе не приглянулась то? — поинтересовалась наигранно Дануха, ощупывая и разглядывая своё одеяние, — не знам, мужикам нравиться. Каждый встречный поперечный приставал, да наравил в кусты затащить.

Хавка закаркала, смеясь и указала рукой опять на бревно. Они присели.

— Тык эт они с испугу. В кусты тащили с глаз долой. Прибити тибе тама, да спрятати, чёб народ то ни пугала.

Она и дальше пыталась развить эту тему, но Дануха перебила:

— А вота с бабняком угадала, почти. Тольк не он мяня под жопу, а сам веся в жопу канул.

Хавка выгнулась в спине, изображая всем видом и особенно выражением на лице недоумение и вопрос.

И начала Дануха опять свой рассказ. Всё, как и её сменщице в бабняке, только на этот раз с переборным матом от души и с «картинками». Хавка помрачнела сразу и не задала ни одного вопроса, пока баба рассказывала. И после того, как та закончила, какое-то время сидела молча, переваривала. Затем тяжело вздохнула и сказала:

— Данавка-то твой был у мине, поди как пару сидмиц назад. К мому полудурку Ладу хаживал, — и она указала куда-то себе за спину большим пальцем, — со мной посидел. Потрищали. В аккурат про эту чёрну нежить был у ниво интирес и потому же интиресу куды-то дальше убёг. Но слыхала, он уж должён вот-вота виртатьси.

Она замолчала, задумчиво смотря куда-то в глубь леса. Туда же куда смотрела Дануха. Обе сидели, обе смотрели в одно место и обе не смотрели никуда. Тут Хавка встрепенулась, как будто вспомнила что-то и толкнув локтем гостью и смотря ей в лицо, сказала:

— Так эт слышь? Поначалу то он сюды должён притопать, к Ладу. Так туты и встретитись. Идти тибе всё равно некуды. Со мной покуды поживёшь.

— Мяня в яби-бабы не саживали. Да и некогда мяне Хавка у тябя рассиживать. Хотя, раз Данава, говоришь, сюда явится, то, пожалуй, дождуся, если покормишь, — и Дануха улыбнулась, посмотрев на прибитую вестями хозяйку.

— Ой, да чё эт я, — всплеснула руками Хавка, вскакивая с бревна, — а ну давай за стол.

Дануха перешла к столу и не спеша, с достоинством, держа себя в руках, не смотря на зверский голод, приступила к трапезе. Хавка металась от стола в избу, из избы в баню, из бани куда-то за избу. Натаскала на стол, похоже, всё, что у неё было. Мельтешила, пока Дануха не пресекла её:

— Да хватит тябе мельтешить, аки муха над говном. Сядь, посяди. Я не спешу никуды. Успешь ты свою баню стопить.

— И чё ж ни побегать-то. Без тибе совсем заскучала, засиделаси, а ты припёрлась, вот типереча бегаю, радуюсь, — но ходить всё же перестала и села рядом, — слышь, Данух? Вот бегаю я, бегаю, да думу думаю. Как эт ты опосли нежити, котора тибе как следуит приложила, чё ели из реки выкарабкалась, ишо и с волком драласи? Чё т у мине в башке ни складыватси. А где врёшь, ни пому.

— Ну чё ж ты за гнида вязде пролазна. Вота до всяго дороеться. Всё ей скажи, да выложи, — она сделала паузу, что-то обдумывая, а затем тихо пробурчала себе под нос, тоном сознающегося нашкодившего пацана, — Водяница мяня залячила. Понятно? А о чём с ней речи держала, расслабься и подотрися. Не твово ума дело.

— Вот, — радостно оживилась Хавка, задирая свой кривой пальчик к небу, — типереча друго дело. Типереча вижу, чё ни врёшь, а лишь ни договаривашь. От лучшей подруги утаивашь. Я тибе тут пою, кормлю. Баню вона затопила.

— Хавка, — назидательно погрозила ей пальцем Дануха, — отстань. Не дура ведь. Любопытна ты больна, не погодам.

— Дык тем и живу, Данушка, — состроив обиженное детское выражение на лице, выпятив нижнюю губу, прогнусавила Хавка, — боле знам, мене сплю. Мене сплю, боле дел успиваю пириделати. А без этова я б давно б сдохла, — тут она резко стала серьёзной и продолжила уже как бы говоря сама с собой, — а то чё эт ты ниспроста живой осталаси, я ишо при сказе поняла. Я видь тож кое-чё об этих кровопийцах знам. Да, иби-баб они не трогают. Колдунов наших, ни рыба, ни мясо, тож по лисам ни ловять, а остальных, ково продать арам ни смогуть, прибивают всех и никово ишо в живых ни оставляли. Ты вроди как перва бушь. А я тольк слыхала уж об осьми пирибитых бабниках. Значит ваш будит дивятый. И ты идинствена, кому посчистливилоси живёхонькой остатьси, да после этого с Водиницей погуторить. Нет, эт ни счастье, и ни случай. Эт знат колёсико судьбы твоей покатилоси по особой тропочки. И чуит моя ведьмина задница, чё и ко мне ты пришла ни за просто так. Помочь я тибе чем-то должна, да пока ни пому, чем. Давай, подруг, колись, орех ты двух половинчатый. Одна голова хорошо, две всяко лучши. Я ж знам, как эти мокры Девы воду водой разводят. О чём сказала? Хуй проссышь, два просеришь и с разбегу ни помёшь и в припрыжку ни проглотишь.

Хозяйка замолчала, давая время гостье обдумать.

— Да, уж, — начала Дануха в глубокой задумчивости, — Дева узлов наябенила до ябени ебени. Ебать эту ябатьню, не переябать, да ящё останеться. А помощь, пожалуй, не помешат.

И Дануха решилась всё рассказать. Она стала рассказывать ещё потому, что слова Девы всплыли в её памяти, мол не отталкивай никого, кто «к тебе придёт». Хоть не Хавка к ней пришла, а она к Хавке, но Дануха разницы не видела. К тому же держать язык за зубами на эту тему Дева запрета не давала. На этот раз Хавка слушала по-другому. Постоянно её по мере изложения, одёргивала вопросами вплоть до того, «как посмотрела», «как улыбнулась», «чё руками делала». При этом всякий раз получив ответ, издавала «Ага!» и кивала головой с чем-то соглашаясь. Как будто только теперь ей стало всё понятно. Хотя о том, что один закон Дануха уже родила, всё же умолчала. Почему? Сама не скажет. Она пока вообще не знала, что будет делать. Как сёстрами обзаводиться? Она вообще слабо себе представляла, как это будет выглядеть, не думала об этом. По сути только сейчас впервые задумалась и то наскоком, а тут Хавка ошарашила, как мыслей её наслушавшись:

— Молодняк тибе вокруг сибе собирать надобно, — вдруг выдала она, — супротив этим мразям. Наших немощных колдунков по рукам вязати. Пусть то ж помогають.

Хавка сидела с закрытыми глазами, раскачиваясь вперёд, назад, как будто в дрёме какой. Голос её был тихий, на распев, ровный.

— Ладноть, — неожиданно резко закончила она, вставая, — пока остановимси. Подумать надобно. Давай-ка сымай свою шкуру с рубахами тута, а сама в баньку ступай, отмокать, а я потом личебки кой каки занесу. Рубах на твоё пузо у мине нет, конечно, так чё придётси эти латать. Давай, давай отрывай свою жопу от бривна, ишь пригрела, тово и гляди зацвитёт, коряга да лист пустить.

Дануха с радостью приняла приглашение и долго себя уговаривать не заставила. Скинула все одёжки на бревно. Они тут же на пару рассмотрели Данухину распоротую когтями грудь, борозды на которой покраснели вокруг и заметно стали болезненней, на что Хавка потыкав своим скрюченным пальчиком в больную титьку, сморщилась, как от противности и пошла в избу, видно мази, да примочки готовить. Дануха, тем временем, пошла в баню, где распласталась на пологе, растеклась телесами и мыслями по горячему дереву и не заметила, как от усталости, недосыпа и сытного ужина, вырубилась…

И видела Дануха сон будто Дедова седмица^[107] на дворе. Сон странный, до сели небывалый, но не в том смысле что снилось, а как это делалось. Было всё как наяву, как по-настоящему. Вместе с тем, Дануха во сне, точно знала, что это сон. С нею такого раньше никогда не бывало.

Она была у себя в куте и накрывала стол для душ Дедов своих. Что будто настала Дедова седмица и к ней вот-вот заявятся её предки: мама, её мама, должна была ещё большуха прежняя заглянуть, с которой пирог рыбный^[108] пекла, бабы её прежнего бабняка, в котором сама в молодухах хаживала и кого уже нет на этом свете. Откуда знала кто придёт? Это вы у себя во сне спросите. Откуда такие вещи знаете. Просто знаешь и всё.

Реалистичность всей виденной картинке придавала Воровайка. Эта дрянь скакала по столу и чуть не в каждое блюдо свой клюв совала, а в грибочки солёные хвост свой длинный сунула, а лапами, как собака зарывать стала. Не выдержала такого непотребства хозяйка и веником её со стола смела, да так смачно сороке прилетело, что аж перья по вылетали из бедной. Та в поленницу припечаталась, соскочила, ощетинилась, да как заорёт человеческим голосом:

— Я всё твоей маме скажу, как ты со мной обходишься!

На что Дануха нисколько этому не удивляясь, и недолго думая, отправила и веник следом за горланящей птицей, тоже заорав на неё:

— Эт я твоей маме нажалуюсь, дрянь. Всё скажу в каку гадку, да постылу птицу ты выросла.

Тут сорока пропала куда-то, а вместо неё в куте Сладкая нарисовалась. Худая как жердь, с лицом чёрным, не то грязным, не то закопчённым. Дануха и не удивилась ей, наперёд зная, что подруга у неё сегодня вроде как за плакальщиц^[109]у. Тут как по команде Сладкая и зарыдала, да запричитала, да вся слезами залилась. Всех помянула, каждого. Начиная с поскрёбышей с посикухами сожжёнными, пацанов всех ватажных, да мужиков артельных и кончила всеми бабами её рода кровного, кого Дануха помнила. А все бабы, что из Дедов, уж за столом сидят и все как одна на Дануху глядят. Тут мама молодая и красивая тихонько так говорит, как дитя малое убаюкивает:

— Данушенька, девченюшенька. Ты Сладкую-то послушай. Она от нас всех тебе в помощь будет. Она ж нам родная по крови в третьем колене — поколени. Вот баба Кубушка общая ваша, — и она показала на какую-то не знакомую для Данухи бабу, одинаковых размеров, что она, что Сладкая при жизни.

— Будь здрава, Кубушка, — поздоровалась с ней Дануха.

— Да как же мне здравствовать, коль я своё давно отжила? — весело спросила Дедова баба.

Данухе вдруг стало стыдно, за свой ляп. Она лихорадочно вспоминала, как же можно ещё поздороваться в этом случае, но Кубушка, родня третьего колена, прервала её мытарства.

— Да ты не тужься. Выгляни-ка лучше на двор. Глянь, что там творится.

Дануха зачем-то вытерла руки о подол, будто они мокрые, а на Дедовой седмице воды касаться то нельзя. Вспомнила об этом, опять стушевалась, как девка молодуха и открыв входную шкуру, поднялась из землянки на площадь и остолбенела. Вокруг было лето вместо зимы. И повсюду, куда глаз дотягивался, стояли Деды: мужики, бабы, дети малые, колдуны белые с посохами. Вся площадь, огороды, весь склон Красной Горки и на самой верхотуре. И весь берег реки был забит Дедами. И на том берегу не сметное количество. Дануха даже представить себе не могла такого множества. Все они стояли молча, смотря Данухе прямо в душу. У бабы аж мурашки по спине побежали. Глаза её заполнились слезами, и она низко поклонилась им всем в пояс на все четыре стороны. А тут, пока кланялась, услышала, в полной тишине, вроде как кто плещется в реке, но удивиться тому, что кто-то в эти дни касается воды не успела. Глянув на реку, она опять остолбенела. По реке скакали кони. Прямо по спокойной глади воды. Да кони не простые, а водяные. А вместо конских голов у них были тела Речных Дев по пояс. А у Дев тех ещё и руки были и них они держали луки натянутые. Подскакали эти кони-девы к берегу и тоже встали как влитые, и так же Данухе в душу заглядывают.

— Вы тож мои Деды? — настороженно и неуверенно спросила их Дануха.

— Конечно, — ответила та, что стояла к бабе самой ближней, — откуда же нам взяться, коль не от тебя?

И тут вдруг всё пропало, а она уже оказалась у себя в бане. Лежит на пологе, а по бане туда-сюда, переваливаясь, как бочка, вышагивает голая Сладкая в своих прежних телесах. Дануха улыбнулась, глядя на жопастую подругу и тут Воровайка, дрянь, вскочила на раненную грудь и давай её лапами царапать, да клювом щипать. Дануха обложила её матом, но почему-то не согнала. Орёт, матерится, даже плюнула в неё пару раз, а рукой прогнать не может. Вроде машет ими, но где-то внизу. Она хотела было попросить об этом Сладкую, голову-то к ней обернула, да так и замерла. У самого входа стояла большая кукла, похожая на глиняную, в виде Сладкой слепленная, ну то есть по её телесам. Только вид у неё был необычный. Ноги плотно сомкнуты вместе, Сладкая так бы ни в жизнь не свела, они у неё в другую сторону вывернуты были. И ступней у этих ног не было. Вся она как бы висела в воздухе. Руки спрятаны на животе под груди-мешки. И волос на голове, толи не было, толи так туго были в косу утянуты, а лицом одно в одно Сладкая.

— Ну, — проговорило это странное создание, — тяперь поняла, как девок сестрить бушь?

И тут Дануха как прозрела и у неё опять, как и в тот раз, когда волка разделывала, по-особому перехватило дыхание.

— Матёра Ку^[110], - расплываясь в улыбке озарения, прошептала Дануха.

— Правильно, Данушка, — похвалила её Сладкая, принимая уже свои обычные формы и в раскорячку, разбрасывая ноги в разные стороны, подошла к лежащей Данухе, — наступают «люты времена». Чай не рожать собираетеся, а на охоту в походы ходить. Как поход объявишь, так и мяня в кукле породишь, а как поход окончишь, обратно отпустишь. И будь осторожна. Я не проста, родова. Буду питаться тольк самым вкусным и дорогим — жизнями. Коль жизнями супостатов не прокормишь, за вас возьмусь, но и никому, с моей помощью на этой зямле вас не одолеть.

Лицо её искривилось в яростной злобе, и она со всего маха врезала Данухе пощёчину, от которой баба резко проснулась. Перед ней колыхалось щуплое тельце Хавки с занесённой для удара рукой. Дануха с перепуга, а больше с непонимания, забрыкалась ногами, замахала руками и даже дико заорала «А-а-а!»

— Тфу, ты срань. Замолкни, — завизжала перепуганная Хавка, стараясь переорать Дануху.

Та соскочила с лежака, бешено озираясь по сторонам и ничего не понимая. Где она? Что с ней? Почему темно?

— Заткниси и замри, — рявкнула хозяйка, принимающая воинственную позу, она сгорбилась, ощетинилась, как будто вот-вот прыгнет, руки крыльями пустила в стороны, того и гляди в волосёхи вцепится, — сядь, говорю, и воды хлебни. Отдышиси.

Только тут Дануха пришла в себя и сразу вернулось понимание происходящего. Сердце колотилось как сумасшедшее, по лицу лил пот. Она утёрлась ладонью и грузно опустила свой зад на полог, тяжело дыша, как после долгого бега.

— Вот так-то лучши, — уже спокойно проговорила Хавка, но подходить к бешеной гостье не спешила, — чё пугашь, ибанута, чуть ни усёрласи тута под старость то лет.

— Чё случилася то? — недоумённо спросила Дануха, — чё руки распустила?

— Да я тибе дуру воще б прибила, уж две лучины бужу и разбудить ни могу. И по мордасам хлистала и водой обливала, уж думала подохла ты с дуру. А как пливатьси начала, так я чуть ляжки ни обмочила. Первый раз вижу, чёб чиловек во сне плевалси. Ну всё думаю — нежить тибе прибрала, всилиласи. Думала мине пиздец подпрыгал мелким скоком.

Дануха прикрыла глаза и как-то сама собой перешла в изменённое состояние, просто, чтоб успокоиться, но тут же почувствовала в углу нежить и вместо того, чтоб успокоиться, опять встрепенулась, но глаз не отрыла, а лишь принюхалась. Это оказалась не нежить, а две перепуганные полужити, притом мелкие. В одной она учуяла банника, а в другой Девку Банную^[111] — Хыню. Только тут Дануха успокоилась и улыбнулась, открыв глаза и посмотрев хитрым прищуром на замершую Хавку.

— Хавка, — спросила она, ухмыляясь, — ты ж вродя помирать собралася?

— Ну, — опешила та от неожиданного вопроса.

— Ты чё эт под старость лет Хыню-то сябе завяла?

— Де? — прикидываясь дурочкой округлила глазки Хавка.

— Да вона в углу сядит. Чё тут тако страшного было, чё она если б могла, бедна, то полный бы угол навалила.

— И чё? — тут же взбрыкнула Хавка, переходя в лучшую оборону — нападение, — может я хочу помиреть красивой да здоровой. Тибе то чё?

— Ох, ё, — весело подытожила Дануха, утирая льющийся пот с лица, — бабы, они и в еби-бабах бабы.

С этими словами она встала и быстро, не давая опомниться хозяйке, прошагала мимо Хавки на выход. Страшно захотелось на свежий воздух. Выскочила она из бани весёлая, распаренная, да так и замерла. В лесу стемнело и у бревна-сидушки, горел костёр, а у костра на этом самом бревне, сидели два мужика. Она сначала опешила от такой неожиданности. Пригляделась. Скривилась, состроив на лице криволыбочку. Это были не мужики. Это были «мужицкое недоразумение», «колдунки», как их Хавка обзывала. Лад, да Данава, собственными мордами. Оба тощие, как две жерди от забора. Сидят, как два гуся шеи вытянули, да на Дануху парализовано смотрят. Наглая баба, не снимая с лица ухмылки, расставила ноги, сунула руку под отвисшее пузо и зазывно почесала свой волосатый пучок. Лад, что был самый старший из всех, старше даже Хавки, с длинными космами волос и бородой до пупа, седой как снег, да ещё и весь в белом, не вынес такого непотребства и отвернулся. Данава же заёрзал на бревне и блеющим, запинающимся голосом, принялся поучать свою старшую сестру:

— Ну… ты эт… вот чё, кончай… баба. Мерзость свою тут…

— Ох ё, — пропела Дануха, хлопая себя ладошками по ляжкам и обрывая его пламенную речь, — никак мужска половинка взыграла? Отросток чем поссать ходишь зашевялися?

— Кончай придурковаться, Данушка, не хорошо это.

— А я чё? — всё так же нагло и вызывающе продолжала баба, подходя к сидящим, — вышла с бани, вас тута не ждавши, да ты к тому ж на моей одёжке расселся.

С этими словами она с силой дёрнула волчью шкуру, на которой действительно расселся Данава. От резкого рывка, он, бедный, чуть в костёр с бревна не улетел и если бы не Лад, его перехвативший в полёте, то точно бы ему жариться.

— Ну, хватит, — недовольно пробурчал уже Лад, продолжая воротить глаза.

Дануха прикрыв свои телеса шкурой, искала глазами рубахи, но нигде не находила.

— А куды рубахи мои дели, ебанутыя? — рявкнула Дануха.

— Да ни пужай ты их малахольных, — встряла в разборки со спины Хавка, вышедшая наконец из бани, но в отличии от Данухи, одетая, — я твои рубахи в бане замочила.

— А мне чё? — недоумевала Дануха, оборачиваясь на свою новую жертву, — гостям глаза мазолить, да пытаться соблазнить этих чё ли? Иль ты ряшила мною свою стаю камаров всю ночь кормить?

— И то дело, — весело отбила её нападки хозяйка, направляясь в избушку и продолжая уже кричать из неё, — глядишь обожрутиси да пиридохнуть. Мине легчи жити станить, хоть кровушку не кому будит пити.

Хавка вынырнула из избы с большим двухсторонним меховым одеялом и бросая его гостье, язвительно буркнула:

— На-каси, прикрой срамоту то, распутна.

— Ох ё, — только и пропела Дануха, ловя одеяло и заворачиваясь в него.

Затем подошла к сидящим колдунам и командным тонов рявкнула:

— Ну ка двигай, — и устелив шкуру обратно на то место откуда сдёрнула, плюхнулась к костру.

Наконец наступило перемирие.

— Здорово, подруженьки, — обращаясь к двум колдунам, начала приветственную речь хозяйка избушки, единственная оставшаяся стоять, притом с другой стороны костра от сидящих, — чё припёрлиси? Сразу говорю, жрать неча. Гостья всё смитала, подчисту.

Тут встрепенулся Данава.

— Так мы ж не с пустыми руками, вон мясо принесли, — и он указал куда-то в сторону.

Хавка сделала несколько шагов в указанном направлении и горестно вздохнула:

— Так и знала, дармоеды. Им лень уж сибе пожрати сготовить. Помали кузнечика и тащат виковушки, чё уж присмирти. Бабанька приготовь, бабанька покорми, — подражая посикухам с юродничала Хавка.

Настроение у всей четвёрки было на подъёме. Круг был узкий, все свои. У баб настрой вдоволь по изгаляться, да на горе-колдунков с языков пену сдуть. Представителям веры тоже ничто человеческое было не чуждо. Они выправились. Растянули морды в улыбках, приготовившись огрызаться. Но неожиданно всё это весёлое и безмятежное рухнуло в один момент. Где-то со спины сидящих послышался приглушённый волчий рык. Народ резко оглянулись, а Дануху как под зад кто пнул. Она соскочила, сбросив с себя накинутое одеяло и лихорадочно заметалась в поисках клюки. Её оружие лежало там же где и было оставлено, рядом с мешком. Она схватила свою родную палку и со злорадным удовлетворением прижала рукой к древку волчий колдовской хвост. Тут же тело налилось силой и злостью. Она даже лучше стала видеть в темноте, но рассматривать особо было и не надо. Две пары глаз светились в лесу так, что не увидел бы их только слепой. До первого волка, а это были действительно волки, было шагов три по десять, не больше, но самих тел их было всё равно не видно. Дануха прикрыла глаза, принюхалась. Впереди стояла волчица. Кабель был моложе и стоял чуть поодаль, за ней. Дануха отрыла глаза, уставившись на суку, понимая, что из этой парочки она главная и перехватив клюку двумя руками, переступила бревно, сделав пару шагов в направлении нежданных гостей.

— Ты чё припёрлася, мразь? — грозно зарычала Дануха на волчицу, — я чё звала?

Пара волков продолжала оставаться на месте, только рычать перестали и сложилось впечатление, что они присели к траве, но не перестала рычать Дануха:

— Я волчатиной обожралася, покудава. Как оголодаю, кликну. Пошли вон!

Выкрикнув последнюю фразу, она подняла клюку перед собой. Первая пара светящихся звёздочек моментально потухла. Следом погасла и вторая. Дануха не видела их в темноте, но отчётливо чувствовала, как они не спешной рысью удалялись в глубь леса. Она перехватила клюку обратно в одну руку, выпуская хвост свободно болтаться и не спешно вернулась к бревну, положив клюку рядом с собой и вновь накинув на плечи одеяло. Почему-то замёрзли руки, и она протянула их к огню греть. Только тут она огляделась и в недоумении уставилась на троицу, которая в полном составе стояла с противоположной стороны костра и все как один с выпученными глазами.

— Чё? — убирая руки от костра и запахиваясь, недовольно спросила Дануха.

Ни один из троицы не шелохнулся и не изменился в лице. Как стояли пришибленными, так и остались.

— Расслабьтяся, — продолжала Дануха вяло, делая вид, что ничего не произошло, — я человечину не ем, тем боле стару, а кусаться не могу, по малости зубов во рту.

Первой от шока отошла Хавка.

— Ну, баб, ты дала, как подмахнула, — выдавила она из себя, как будто сдулась после перенапряжения, — если б я ни знам, то уж наверно в баню бижала жопу мыти. Но всё равно ни ожидала. Крут ты их.

Постепенно обмякли и колдуны, но возвращаться на свои прежние места не спешили. Дануха глянула на них жалостливо и пояснила:

— Большухой я у них теперяча, не ссыте.

— С каких это пор, Данушка, — не доверчиво и не смело пробубнил Данава.

— Да с тех пор, братец, как драку за волчий круг выдрала, да волчатиной питаться стала. А с каких пор? Так в аккурат уж с пол луны большухую.

Хавка тем временем подтащила к костру то, что они назвали мясом. Это оказалась молодая косуля. Похоже волки, как раз на запах её крови и пожаловали. Прям по следу пришли. Парочка колдунов принялась с энтузиазмом резать и обдирать косулю, Хавка же куда-то скрылась, но тут же вернулась, таща котёл для варки.

Работая над мясом, решил осмелеть и Лад. Он как бы само собой разумеющиеся, как бы невзначай, поинтересовался:

— Это он тебе на груди ритуалы начертал?

— Он, родимый, — и Дануха похлопала по серой шкуре, на которой сидела.

— Ах, да, — встрепенулась хозяйка, — я мигом, — и она опять юркнула в темноту.

— А в каких лесах ты с ним схлестнулась? — продолжал интересоваться, делая вид, что вообще-то это его не очень интересует.

— Да в каких лесах?! У нас на Красной Горке за огородами.

Оба бросили косулю и выпрямились, встав столбиками. Тут к Данухе вернулась Хавка с деревянной миской в руке, бултыхая в ней тонкой шкуркой.

— Накась, промокни примочку, — сказала Хавка, подовая ей миску, — пощиплит маненько, ну ничё потерпишь, чай ни целка^[112].

Дануха расправила мокрую шкурку на ранах и тут же скривилась, стискивая последние зубы. Примочка сразу обожгла раны, как кипятком. Она сжалась, замерла и зажмурилась, тут же улетев в изменённое состояние. Боль притупилась и стала постепенно отступать. Она открыла глаза. Жгло, но уже терпимо. Только тут она сообразила, что её кто-то о чём-то спрашивает, только не поняла кто и о чём.

— Слышь? — недовольно спросил её Данава, но тут осекла его Хавка.

— Да отвяньте вы от иё, убоги. У бедной искры с глаз да дым с ушей. Она вас ни видить, ни слышить. А я б вас воще ни видела, и ни слыхала целу жизнь. Режьти мясо. Ночь уж на дворе. До утра чё ль собираитись разделывати?

Те оставили Дануху в покое и вновь принялись за работу.

Только после того, как котёл был заправлен, все вчетвером расселись на бревне и тут уж Данава не стерпел.

— Данух. Так с чего это волки по середь лета в баймак-то захаживали?

— Как с чяво? — без эмоционально и устало переспросила баба, — так за свежей человечиной молоденькой. Веся же склон пацанвой пяряломанной усеян был. Крови нанюхались и пришли.

— Ты брось, Данух, таки шутки шутить, — заканючил колдун с дрожью в голосе, от обиды, что его не воспринимают серьёзно, и даже чуть не заплакал.

— А чё с тобой шутить, братец? Теперь уж поздно, не до шуток. Нет больше баймака. Нет нашего рода. Сироты мы с тобой Данава. Как есть сироты.

Колдун скуксился и по его щекам потекли слёзы. Он всё понял.

— Когда это произошло? — сочувственно вступил в разговор тоже поникший Лад.

— Я ж говорю, скоро уж пол луны будет.

— Как же так? — почти шёпотом задал риторический вопрос Лад, тоже собираясь заплакать.

— Жопой об сосняк. Налятели, перябили, девок забрали, чё не забрали то сожгли.

— Значит скоро и к нам пожалуют, — грустно заключил седой колдун.

— Нет, — пропищал Данава, уже ревя на полную и размазывая слёзы по щекам, но вместе с тем и прекращая это безобразие, утираясь рукавом, — им теперь долго не до кого дела не будет. У них там другие забавы нашлись.

Давана утёр подолом рубахи лицо. Попросил у хозяйки воды. Он прекрасно понимал, что три пары глаз, уставившиеся на него, ждали объяснения, понимая, что он что-то знает о враге, но колдун демонстративно оттягивал выдачу своих знаний, набивая себе цену. Он почему-то ожидал, что на него накинуться с расспросами, уговорами, жадно глотая всё, что он скажет. Но вместо этого услышал лишь ёмкое и злобное Хавкино рычание:

— Уибу.

Данава по ребячьи надулся, обиделся, что его недооценили, даже нижнюю губу поджал, но говорить начал:

— Был я у них в логове. Ну не в самом, конечно, по близости. Мы туда свою бабу пристроили, лекаркой.

— Кто эт мы? — тут же начала давить на него Хавка агрессивно настроенной бестией.

— Не важно, — встрял старый Лад, делая недовольную харю и отмахиваясь от неё как от назойливой мухи.

— Ладноть, — резко подытожила Хавка, — дале ври, завирай, коль другим ни могёшь, так хоть языком по ласкай.

— Гои они. Все как один молодняк. Молодые да здоровые. И их много. У ихнего атамана только один ближний круг три по десять, да ещё три. К ним в придачу столько же конями управляют. Коней они к таким тележкам двухколёсным подвязывают, по паре на каждую и на них катаются. Быстро, как ветер по степи летают. Два больших отряда лучников, да отряд охотников. Пацанвы в логове вообще немерено. В придачу целая орава лазутчиков. Следопыты толковые, да и не только следы читать могут, но и людские души читают, как следы на песке. Как коней привораживают, она не знает. Да она пока мало чего знает. Только ведь пристроилась.

— Ну, и, — нетерпеливо подгоняла его Хавка, — почиму ж они к нам то ни прилитят на своих тележках?

— Да, погодить, ты, — одёрнула её Дануха и обращаясь уже к Данаве, ласково, как детей упрашивают, попросила, — да ты сказывай, братик, сказывай.

— Ну так я же рассказываю. В аккурат на следующих день, как наша баба к ним прижилась, эти гои вертались с очередного налёта и в логове закатили свадьбу.

— Свадьбу? — переспросила Хавка удивлённо.

— Да, — не с того не с чего обрадованно подтвердил колдун, — их атаман женился на Утренней Заре.

— Зорьке?! — в один голос и одновременно вскрикнули Дануха и Хавка.

— Какой Зорьке, на богине своей Утренней Заре… — обескураженно пролепетал, ничего не понимая Данава, но осёкся не договорив.

— Нашей Зорьке, припизднутый, — припечатала его Дануха, — эт ж как раз они верталися опосля налёта на наш баймак.

Данава бедный сначала выпучил глаза и рот открыл, пытаясь возразить, а затем, как бы сдулся и поник головой.

— Точно. Зорька и Тихая.

— Кака Тихая?

— Тихая Вода.

— И эта тама?

Дануха почему-то закипела от негодования, лицо её стало красным и на скулах заиграли желваки.

— Да, похоже, — ответил колдун, понурив голову и говоря еле слышно, — свадьба двойная была. Атаман на Утренней Заре, а его правая рука на Тихой Воде. Наша баба Зорьку собирала. Там у них ещё одна баба есть в знахарках, так вот та другая, Тихую.

— Вот сучки мелкожопые, — вдруг взорвался ни с того, ни с сего Лад.

— Э! Сучёк-дристачёк. Ты на Зорьку-то ни рычи. Ни знам как дело то было. Чай ни бигом бёгла, волоком тащили, — заступилась за свою кровушку Хавка.

— Да эти вертихвостки только и думают, как из родных баймаков к арам сбежать. Мёдом им видать там намазано?

— А я-т все мозги сломала про Зорькину загадку, — не обращая внимания на их перебранку и уходя в глубокую задумчивость, но от этого, не становясь меньше наливаться кровью, проговорила Дануха.

— Каку загадку? — по-змеиному зашипела на неё Хавка, тут же переключаясь, — почиму я ни знам, Данух, ты ж знашь я за Зорьку глазки то по выцарапаю и волоски на пиздёнке у любой по одному по выдергаю.

— Не шипи, — столь же злобно шикнула на неё Дануха, — на Семик эт было, а потома тябя пнули. Мы и не виделись ящё. Кода ты у мяня в последний раз была?

— Давненько, — остывая сказала Хавка и сделала вид, что успокоилась.

— Да бабе, чё девок куманиться водила, помярещилось. Хотя уж если всё так вышло, то может и не помярещилось. Ладноть, потом поговорим, — заговорила она примиряюще и вновь перевела стрелки на Данаву, — ну, чё дале-то?

— А чё дале? — переспросил он с видом мол, а что вам ещё надо от меня, — праздник у них. Загулы. Пьянка.

— А остальны? — как на допросе пытала Хавка.

— А чё остальные? — не понимая пожал плечами колдун.

— Ну, двое об жинилиси, а ты блядишь их там цела тьма. Кто ишо из наших девок тама?

— Да я почём знаю. Никого там больше нет. Только эти две молодухи, да две бабы на всё логово.

— Значит скоро надо ждать в гости, — грустно констатировал не с того ни с сего Лад.

— Не, врят ли, — тут же на автомате ответил ему Данава.

— Долбаё… ты в задне место, — обречённо выдохнула Хавка и как дитю непонятливому начала вдалбливать всем понятные истины, — они наоборот кинутси по примеру итимана мокрощёлок сибе искати и тута им одного баймака мало будить. Им с дивяток и то можит ни хватити.

— Пока атаман Зорькой не наиграется, они никуда не двинутся, — набычившись упрямо стоял на своём Данава, — а это дело молодое, может и растянуться на долго.

— И у трёх по десять ближников яйцы дымитьси будут? Он видь навирняка ни туп, как залуп, и значит понимат, чёо можит и доигратиси. В раз скинут.

— Не-ет, — самодовольно протянул колдун, — в том-то и дело, что там у них всё не так, как у нас. Он у них с детства не сменяемый. Там на нём всё держится. Он у них какой-то особенный. Они все как один не только боятся его и уважают, они на него молятся, как на бога своего. Не один даже подумать о таком не смеет, не то что всерьёз голову поднять. Я думаю, что до осени они из своего логова не вылезут.

— А осенью степь дождями напитается, как они на колёсах по ней ездить будут? — встрял в разговор Лад.

— Значит и осенью не полезут.

— Они раньше полезут, — задумчиво проговорила Дануха, отлепляя примочку от груди и намачивая шкурку в миске для новой пытки, — а помнишь на Святках чё творилася, Данава?

Колдун враз погрузнел.

— Помню.

— Пиздюк ты братец, — беззлобно ругнулась Дануха и гротескно передразнивая, добавила, — отвар попутал. Так бы и дала в лобешник то. Надо было тогда всю нежить послушать, глядишь отвели б бяду.

— Так, — опять влезла наглая хозяйка, — а тама чё было?

— Да вона пускай колдун недоучка покается, а я поду рубахи простирну.

И утопив шкурку в миске, Дануха направилась в тёмную баню.

Дануха и Данава покинули гостеприимную Хавку к полудню следующего дня. На этот раз две непримиримые подруги чуть ли слезу не пустили, прощаясь, даже глумились друг над другом ласково и порой с любовью. Данава с Ладом всё время их прощания о чём-то бурно шептались, размахивая руками и посохами. Со стороны могло показаться, что они ругались на грани драки, но делали это почему-то приглушёнными голосами или даже шёпотом. Когда же пришло время уходить, то резко успокоились, обнялись и долго молча стояли. Пока Хавка не рявкнула на них, обозвав «недоделанным бабами сзади», обматерив их, и чуть ли, не вытолкав Данаву в шею.

Добравшись до лесной норы в которой обитал колдун, они бросили мешки с поклажей, что сами таскали и то, что Хавка наложила и по настоянию Данавы пошли на место бывшего баймака. Интерес пойти туда, как не странно, оказался обоюдным. С Данавой было всё понятно, лучше один раз увидеть, чем кучу раз слушать, а вот интерес Данухи поначалу был не очень понятен и только добравшись до развалин, стало всё на свои места. Ещё на подходе к бывшему баймаку, только пройдя змеиный источник, их встретила настоящая истерия взбесившейся птицы. Воровайка от радости, похоже голову потеряла. Она выписывала такие замысловатые завихрения вокруг людей, что уследить глазами за её выкрутасами было попросту невозможно. При этом то, что она выдавала голосом, вообще описанию не поддавалось и на все увещевания Данухи замолчать и успокоиться, никак не реагировала. Только после того как Дануха обложила её со всех сторон матюгами и замахнулась клюкой, сорока заткнулась и отлетев к ближайшей берёзе, уселась на ветку, всё равно, при этом нетерпеливо скача по толстому суку туда-сюда и бурча что-то себе под клюв.

— Воровайка, — устало начала Дануха, — я тож рада тябя видеть, дрянь ты эдака. Вота вишь даже волчью шкуру скинула, чёб тябя не злить.

Она развела руками, как бы говоря вот посмотри на меня. Потом похлопала себя по правому плечу и ласково позвала:

— Подь сюды. Я тябя потреплю, мярзавка ты маленька.

Сорока замерла. По наклоняла голову из стороны в сторону. Затем вспорхнула и буквально шлёпнулась с размаха на плечо хозяйки. Та погладила её по голове и спине, прошла рукой по длинному хвосту, от чего тот резко вздёрнулся вверх. Птица заурчала довольная, забулькала и в сочетании с её блестящими масляными глазками сложилось впечатление, что сорока тихо плачет. Перемирие состоялось. Данава стоял рядом и радовался от чего-то как дитя малое, по крайней мере не меньше сороки.

Они медленно вышли на площадь и остановились, как оказалось каждый по своей причине. Данава хмуро и медленно оглядывал руины, а Дануха настороженно вперилась взглядом в небольшой шалаш, что был сооружён с противоположной стороны площади. Этот шалаш был явно чужой. Когда она несколько дней назад уходила от сюда, этого чуда рук человеческих здесь не было. По началу её посетила мысль, что кто-то, бежав из плена, вернулся, но присмотревшись повнимательней, она поняла, что таким образом на их землях шалаши не ставят. Это-то и заставило её насторожиться и замереть. Где-то рядом был чужак. Она спешно закрыла глаза, но от волнения ей не сразу удалось войти в нужное состояние, а когда всё же вошла, то быстро начала принюхиваться. В шалаше никого не было. Она сразу поняла, что он пуст, а вот пронюхав чуть в стороне, в прибрежных камышах, учуяла человека, притом молодую девку, но пахнущую совсем незнакомо, даже не по речному. Запах её был абсолютно новый, непонятный. Она открыла глаза. Данава стоял к ней спиной с смотрел куда-то в сторону. Баба хлёстко шлёпнула его клюкой по мягкому месту, от чего тот чуть ли не подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся в полном недоумении. Дануха медленно подняла клюку и указала ей на шалаш.

— Ты вядал таки шалаши? — спросила она в полголоса.

Данава повернул голову в направлении указывающей клюки и его лицо приняло гримасу раздражения и недовольства.

— Видел, — прошипел он, перехватывая свой посох, готовясь к драке, — это охотничий шалаш аров. Быстро они наши земли прибрали.

— Эт не охотник, — тут же остудила его пыл баба, — эт девка, притом совсем молода. И сядит она не в шалаше, а прячеться в воде. Вона в тех камышах.

Дануха перевела в сторону реки поднятый конец клюки, указывая направление. Тут с плеча, сильно оттолкнувшись и красиво распахнув крылья, Воровайка набреющем полёте лихо про скользила через всю площадь и усевшись на инородный шалаш, завертелась по сторонам, коротко цокая, как бы потеряв кого-то. Наконец она вновь взмыла в воздух и закружив над прибрежными камышами, застрекотала.

— Вона она де, — уверенно сказала Дануха и пошла в том направлении.

Тут сорока чуть ли не взвизгнув, круто спикировала к земле и сделав уже несколько крутых дуг у самой травы, запрыгала по ней, прячась за куст. Дануха увидев это мгновенно остановилась и пригнулась, насторожившись и рукой показывая Данаве сделать тоже самое. Дануха знала Воровайку, как себя и эти вихляния у земли, говорили о том, что кто-то в неё целится и для сороки была реальная угроза.

— Эй, девк, а ну не балуй, — громко выкрикнула Дануха в сторону камышей и смягчив голос, понижая его до нормально-спокойного, добавила, — не нать мою Воровайку стрелять, она ж сорока не дика все ж, а ручна. Чай с птенца со мной выросла. Жалко будеть вековушке яё хоронить то.

После небольшой паузы камыш с треском и шмяканьем воды расступился и на берег, буквально выбежало совсем юное создание, вот только по виду пацан это был, а не девка. Короткая кожаная курточка на завязках, выделанная и сшитая очень умело и такие же кожаные, облегающие тонкие ноги штаны. Обуто оно было в короткие сапожки с узорами. На голове ничего не было, даже волос. Вернее, они были, но очень короткие. В руках у этого чуда был добротный и явно недетский лук с наложенной стрелой.

— Так это пацан, — удивился Данава, нисколько не испугавшись оружия в руках гостя.

— Ох и дурачина же ты братец, — весело подтрунила его Дануха, — она не боле пацан, чем некоторы. Ты ж у нас тож с виду вродя, аки мужик.

— Да ладно тебе, Данух, что ты в самом деле, — замялся сконфуженный и обиженный колдун.

Этот непосредственный диалог двух старых людей одновременно успокоил гостью и порадовал. Дануха громко и насмешливо крикнула:

— Воровайк, ляти сюды, — и уже обращаясь к девке спросила, — ты ж не бушь её стрелять?

Охотница ничего не ответила, но стрелу из лука вынула и убрала за спину в кожаную коробку. Сорока не полетела, а смешно полу боком проскакала мимо гостьи из-за спины, сделав для надёжности полукруг подальше от неё и только доскакав до хозяйки, вспорхнула и уселась ей на плечо, вытянув шею вперёд и разглядывая молодую охотницу. Та вполне доброжелательно улыбнулась. Сорока её явно веселила.

— Ну здравствуй, гостья дорога, — поздоровалась Дануха, — как тябя звать величать и чё эт ты в наших краях делашь?

Девочка стала серьёзной и о чём-то задумалась. Медленно, как бы оттягивая время, перекинула лук через голову, одела его за спину наискосок и неожиданно вместо ответа спросила:

— А это точно ваша сорока?

Дануха весело посмотрела на сидящую на плече птицу и ответила:

— А ты думашь она к любому на плячо сядеть? — и обращаясь к колдуну, спросила, — Данав, ты хошь Воровайку на пляче поносить?

Тот аж отпрыгнул от них, как от змей шипящих.

— Да ну её зверюгу. Мне мои уши дороги и на спину обязательно на серит, знаю я её.

Дануха и девчонка засмеялись.

— А почяму тябя эт так занимат? — спросила Дануха, скрывая за весёлостью до сих пор не пропадающее напряжение и тревогу.

— Я её уже второй день пытаюсь поймать. Она скачет вокруг, смешно так разговаривает, а в руки не даётся.

Пока девочка это говорила, Дануха шла к шалашу, по дороге внимательно осматривая окрестности. Только сейчас она с ужасом поняла, что не прощупала округу раньше, а ведь девка-то может быть не одна. Она остановилась, закрыла глаза и медленно повертелась по сторонам. Девочка тем временем ни обращая внимания на странное поведение старушки, продолжила безмятежно щебетать:

— Мне сказали прийти сюда и найти старушку с сорокой. Я почему-то сразу поняла, что эта та самая сорока, вот только старушки всё не было и не было.

Дануха услышав ответ и ничего не обнаружив вокруг, заволновалась ещё больше, но волнение это было другое, какое-то доброе, предчувствие чего-то важного. Она дошла до шалаша. Осмотрела залитый костёр с двумя разделанными лапами какой-то птицы, которую, похоже, пытались приготовить, но они были совсем сырые, даже не опалённые. Из чего Дануха заключила, что их варили в какой-то посудине и этим отваром, как раз и залили костёр, притом только, что. Рассматривая мокрые головёшки, она тихо спросила:

— Кто сказал?

Девчонка молчала. Дануха удивлённо или вопросительно посмотрела на неё. Та потупила глазки и жёстко ответила:

— Не важно.

Дануха подошла к ней в плотную и смотря ей в лицо, по сути своей ещё совсем детское, вновь спросила:

— Так как тябя звать то?

Девочка напряглась, покусывая нижнюю губу и вновь выдавила из себя всё тоже:

— Не важно.

— Ладноть, — усмехнулась Дануха, — бум звать тябя Неважна. А мяня кличут Дануха, а эт, — указала она на колдуна, — мой брат Данава.

— Он колдун? — спросила девочка почему-то шёпотом и в глазах её блеснул не поддельный интерес.

— Колдун, — в полголоса ответила Дануха.

— Настоящий?

— А вот эт вряд ли, — ответила, смеясь баба, уже в полный голос, — если б был настоящ…

— Настоящий, — встрял обиженный Данава, прекрасно слышавший все их перешёптывания и пытаясь произвести соответствующий эффект, стукнул своих посохом о землю, принимая гордый и заносчивый вид.

— Ох ё, — только и пропела издевательски Дануха и обнимая хрупкие плечи гостьи, обратилась уже к ней, — я смотрю ты без обеда осталася, деточка, так собирайся, пойдём к нам, накормим.

Реакция охотницы удивила и вместе с тем порадовала Дануху. Девчонка засуетилась, забегала, собирая нехитрые пожитки в такой же кожаный, как и вся её одежда, мешок. Порыскала в траве, выдернув оттуда небольшой медный котелок и сложив в него недоваренные лапки, что валялись в мокрых головёшках, последовала за Данухой.

— Выбрось, — сказала ей шагающая Дануха, даже не оборачиваясь.

— Что выбрось? — переспросила охотница, явно не понимая о чём разговор.

— Лапы эти грязны выбрось, а котелок, свой роскошнай, вона в ряке сполосни, — указывая рукой в сторону, разъяснила Дануха, — у нас мяса валом, накормим.

Девочка задумчиво посмотрела в котелок, что несла в руке, подумала, скорей всего жалея выбрасывать добро, но затем всё же перевернула его, высыпая на землю содержимое и быстро метнулась к берегу, ополаскивать испачканный котелок. Затем так же быстро догнала неспешно идущую парочку её новых знакомых. В первые за всё время своего одиночества и прятанья по лесам от людей, она боялась отстать от них и потеряться.

Они шли по узкой, но хорошо протоптанной тропе среди высокой, почти по пояс траве. Впереди шла Дануха, за ней колдун и замыкала вереницу молодая охотница. Воровайка летала большими кругами, как орлица, осматривая округу и охраняя этот маленький отряд. Наконец Дануха вышла к роднику и остановилась. Рядом встал колдун. Вышла на полянку и девочка. Увидев родник и замерших перед ним людей, тоже остановилась, став внимательно рассматривать окружение, ища то, что так могло заинтересовать её попутчиков.

— Неважна, — загадочно спросила Дануха, — котялок сполоснула?

Молодая охотница встрепенулась, только сейчас поняв, что это обращаются к ней.

— Сполоснула, — ответила она, разглядывая свой повидавший время котелок со всех сторон.

— Зачерпни в него воды и дай мяне.

Девочка изобразила недоумение на своём личике, не понимая с чего бы это она сама не может подойти к роднику и напиться. Дануха посмотрела ей прямо в глаза, улыбнулась и ласково добавила:

— Так надоть, деточка.

Охотница пожала плечиками, как бы говоря «надо так надо» и зачерпнув из лужи почти полный котелок, подала его бабе. Та аккуратно взяла его обоими руками, закрыла глаза и принюхалась к воде, резко фыркая носом. Затем обняла его левой рукой, прижала к раненной груди и запустила в воду пальцы. Намочив, принялась растирать воду между пальцами, поднеся их прямо к глазам, как будто что-то там высматривая. Наконец, сунув мокрые пальцы в рот и облизав, причмокивая губами, закрыла глаза, всем видом выражая удовольствие. Выплеснула из котелка воду на траву, вернула его девочке и притянув её к себе, неожиданно поцеловала её в лоб.

— Вот и перва ласточка, — произнесла она торжественно, — ну, здравствуй, сястра моя Неважна.

Девочка зарделась от такого проявления чувств, засуетилась. Ей вдруг стало как-то неудобно перед этими старыми и добрыми людьми, и она стыдливо попыталась сказать:

— Меня зовут…

— Неважна, — быстро прервала её Дануха, — знам, как вы трясётися со своими имянами. Не хочу, чёб ты чуяла сябя уязвимой. Потому от ныне все мы будем звать тябя сястрой Неважна. Так будеть лучше. Ты не против?

— Угу, — кивнула девочка облегчённо, её такое вполне устраивало.

Шагая дальше от родника к берлоге Данавы, Неважна шла по серёдке между Данухой и Данавой, безостановочно треща, как сорока. Сказывалось долгое воздержание от общения и казалось она теперь навёрстывала упущенное. Рассказывала она свою историю жизни, не всю, конечно, но последних пару лет, как минимум. Рассказывала эмоционально, размахивая руками и котелком, который несла в руке за край, да так, что шедший за ней Данава, чуть приотстал, чтоб ненароком не схлопотать этой медной штуковиной в лоб. Была она, что называется, из простого народа аров, не из знатных кровей. Росла в семье свободного охотника и была единственным ребёнком. Почему? Не знала. Никогда не спрашивала. И проживала она на землях города Аркозы, что довольно далеко отсюда. Дануха о таком городе даже на слышала. Жили они хорошо, в достатке. Отец её был один из лучших охотников. Только примерно две осени назад, всё резко поменялось.

— Есть у нас там один лес, зачарованный, он от города далеко на полночь. Его чёрным называют, хотя никакой он не чёрный, обыкновенный, только не хоженый и совсем дикий, безлюдный. Никто в него не ходит, боятся. Все говорили, что он проклят богами. Все, кто туда уходил, никогда назад не возвращались. Отец мой тоже туда не ходил, но в тот год, что-то совсем плохо со зверьём стало. Как он говорил, и зверь не уродился и охотников прибавилось. В лесах легче стало с человеком повстречаться, чем с кабаном или косулей. Вот и решили они с Апаном, другом отца и нашим соседом, в этот чёрный лес наведаться. Мама тогда сильно переживала, но он сказал, что они лезть в сам лес не будут, а лишь по краю походят. Но на самом деле они в глубь и пошли. Мой отец хоть и кормил жрецов местных и одаривал, но в богов не верил. Он верил в Дух Леса, потому что в этих лесах он проводил большую часть своей жизни и очень много о лесе знал. До того времени я вообще его редко видела.

— А сколь тябе лет, Неважначка? — спросила впереди идущая Дануха не оборачиваясь.

— Что значит лет? — непонимающе спросила охотница.

— Ну, осеней, по-вашему.

— А, — протянула Неважна, — пятнадцать будет.

Девочка помолчала ожидая, что на это скажет Дануха и видя, что та идёт дальше, как ни в чём не бывало и ничего больше не спрашивает, продолжила свой рассказ:

— Ну, вот. Я тогда не знала, что они задумали. Маме по началу отец ничего не говорил. Оказывается, прослышал он от кого-то, что охотиться в тех местах можно, но для этого надо заключить какой-то договор с хозяйкой этого леса.

Дануха резко остановилась и Неважна с размаха уткнулась в её широкую спину носом. Баба повернулась и с тревогой посмотрела в глаза девочки.

— Мама жива? — неожиданно спросила вековуха.

Девочка опустила печальные глаза и ответила:

— Нет. Она умерла в прошлом году. Заболела и умерла.

— Ё…, кто б сомнявался, — с какой-то злостью выпалила Дануха, разворачиваясь и продолжая идти дальше.

— Ну, вот, — опять продолжила Неважна свой рассказ, пускаясь вдогонку уходящей бабе, — пошли они в этот лес, нашли Хозяйку. Она с отцом договор то и заключила, а с Апанов нет.

— А чё с ним стала? — вновь не оборачиваясь спросила Дануха.

— Никто не знает. Не вернулся он больше из леса. Отец говорит, что они потеряли друг друга, как только в чащу забрели, а как только он Апана потерял, так на Хозяйку и вышел. С тех пор зверя он был немерено. Сколько надо было, столько и брал. Какого надо было, такого и добывал. Жизнь у нас совсем наладилась, а тут мама померла. Меня одну в доме он побоялся оставлять. Соседи наши его удачи завидовали, все не добро поглядывали. Я знаю, что на него жрецам даже жаловались, но отец всегда перед жрецами хорошо откупался, поэтому они его не трогали, даже защищали. Говорили, что он ведёт угодную богам жизнь. С тех пор, как остались мы одни, он стал меня с собой на охоту забирать, учить всему. Про жизнь, про лес много рассказывал. Мы почти всё время в лесах жили, выходили в поселение к дому лишь добычу обменять, да за золото продать. Он хотел много золота для меня собрать, чтоб завидной женой стала и в городе жила, а я не хотела. Мне в лесу больше навилось. А этой весной он решил сам в город ехать, все зимние шкурки, что мы добыли и выделали, без торговцев на базаре на золото обменять и жениха мне подыскать. Я же на это время в лесу заповедном в шатре сидела. Ждала его. Но он так больше и не пришёл.

Она затихла, и какое-то время шла молча.

— Ты знаешь, что с ним стало? — не выдержал любопытный Данава шедший сзади.

— Знаю. Не доехал он до города. Убили его люди лихие, разбойные. Лук-то он свой в шалаше оставил, а из оружия один нож охотничий, за сапожный, а их всех стрелами перетыкали. Весь обоз. Обоз с добром угнали, а убитых всех там на дороге оставили.

— Откуда ты это узнала? — не успокаивался колдун.

— Хозяйка леса сказала. Да я потом тайком в поселение ходила перепроверяла. У меня там подруги оставались, которые и поведали, что всех их нашли. Привезли в поселение и похоронили, по обычаю. Много тогда народа погибло. Меня жрецы очень искали. Я представляю зачем, но я недолго думая опять сбежала к себе в лес и больше в селение не ходила.

Теперь и Данава замолчал. Как колдуну не знать было, кого она звала Хозяйкой Леса. Это была не кто иная как Лесная Дева.

— А как ты с ней увиделася? — теперь спросила уже Дануха.

— С кем?

— С Лясной Девой.

— С какой Девой?

— С той, котору ты называшь Хозяйкой Леса. Мы их называм Лясны Девы или Души Леса.

— Так их много?

— Почитай в каждом лясу есть, да не каждому честь.

— Ну, — продолжила Неважна, — как отец уехал, дня через два она ко мне пришла и рассказала, что случилось.

— А как она выглядела? — не утерпел Данава от любопытного для него вопроса, — Красивая?

На что Дануха только крякнула, а Неважна расплылась в блаженной улыбке и упиваясь воспоминаниями, восхищённо произнесла:

— Очень. Я такой красоты в жизни не видывала. Как я хочу быть не неё похожей. А ты Данава видел её?

— Ну, — замялся колдун, не зная, толь соврать, толь, признаться.

— Не видел, — ответила за него Дануха, — он у нас воще ничё не видел, не слышал. Колдун самоучка недоделанный.

И Дануха смачно сплюнула в траву. Данава потупил глазки, поджал губки и шёл ничего не отвечая.

— Наказал же Вал таким колдуном, — завелась баба, не забыв свои замашки большухи, но потом толи вспомнила, что уже не большуха, толи просто потеряла смысл кости брату мыть, от чего махнула рукой в пустоту и обречённо произнесла, — А!

Пошли опять молча. Каждый думая о своём. Паузу в разговорах прервала Дануха, притом неожиданно:

— Неважна, так эт она тябя ко мне отправила?

— Да, — зашугано ответила девочка, как будто Дануха непонятно как проникла и раскрыла её сокровенную тайну, которую кроме неё никто не мог знать.

— Да ты не боися, девка. Лясна Дева, или Хозяйка, как ты яё называшь, к ворогам, да к плохим людям не отправит. Она чё наказывала?

— Наказывала, — тихо пробубнила охотница, явно не желая об этом говорить.

Дануха остановилась, развернулась и сурово взглянула на девку, ожидая подробностей.

— Она велела найти старушку с сорокой и передать ей знания и умения, которым она меня наградила.

— Каки таки знания?

Неважна потупила глаза. Ей очень не хотелось делиться этим подарком. Она мысленно перебирала варианты, как бы утаить награду, но и при них остаться. Она почему-то решила, что обязательно расскажет, но потом. Пауза затягивалась.

— Неважна, — тихо и вкрадчиво заговорила Дануха прямо в лицо девки, уловив её заминку и не желание рассказывать самого главного, — ты хоть понимашь с каким огнём играшь? Ты ж уже больша девка, к том ж, как я вижу, сообразительна. Дайка я перескажу твой сказ в коротке, без картинок и завихрений, а ты поправь мяня ежели де ошибуся. И так. Ты живёшь в сямье ядинственным ребёнком. Ни братьев, ни сястёр. Как только вырасташь, жизнь толкат твого отца в заветный лес. Опосля того, аки он заключат договор с Лясной Девой, умират твоя мать и он вынужден тябя вести в тот лес. Как только ты попадашь туды, умират и отец, а Дева приходит к тябе лично и награждат даром с условием, чёб ты отнясла его мяне. Я ничё не перепутала?

Молодая охотница была в шоке. Глаза её распахнулись до невиданных размеров, рот может быть тоже был распахнут, но она прикрыла его обоими ладонями, уронив при этом котелок.

— Ты решила поиграться в прятки с силами, которы решают всё в людской жизни?

Девочка стояла молча и по её щекам текли две одинокие слезы. Дануха сжалилась над ней, смягчила выражение на лице и тон в голосе, обняла, прижав к больной груди и проговорила:

— У каждого своя судьба, своё назначение. У твоей мамы судьба была родить тябя и вырастить. Она выполнила всё с честью и ушла. Судьба твово отца научить тому, чему он тябя научил и свясти с Лясной Девой. Он с честью выполнил свою начертание и тож ушёл. Твоя судьба не заканчиваеться тем, чё тябе надо было принести мяне каки-то сякреты, она на том не канчаться, а толь начинаться. У тябя впяряди долга жизнь и яё цели мяне не известны.

Девчонка уже рыдала навзрыд, лишь только через рёв отчаянно вопросив:

— За что?

Излияние слёз и утешения продолжались довольно долго. Дануха даже усадила её на травку под берёзкой и села сама рядом, долго ещё рассказывая всякую муть в качестве утешения и успокоения. Данава подсуетился и побегав по лесу, насобирал целую пригоршню лесной ягоды, а когда девочка перестала плакать и даже улыбнулась, при виде протянутой к ней ладони с ягодами, Данава тут же похвастал, какой он хороший знаток леса и что с ним не пропадёшь, на что Дануха его опять «языком причесала» и Неважна совсем по веселела.

— Ладноть, айда, — скомандовала Дануха, поднимаясь с травы, — а то мы с этим лясным знатоком можем и с голоду помяреть.

Но идти дальше у Данухи не получилось, так как её остановила охотница.

— Стойте, — сказала она уверенно и твёрдо, — я должна рассказать, что велела передать Хозяйка.

Дануха обернулась, Данава приготовился тоже, но не понятно к чему.

— Я должна научить вас делать луки, делать стрелки и стрелять ими.

— И всё? — удивился колдун, недоумённо переглядываясь с Данухой.

— Странные вы, — удивлённо проговорила охотница, округляя глаза, — такое ощущение, что вы вообще луков не знаете здесь?

— Говна така здеся завалися, — отмахнулась баба, как от чего-то несерьёзного, она явно ждала чего-то особенного, — у нас каждый пацан бесштанный бегат с гнутой палкой и пулят куды не попадя.

— А я-то думаю, почему вы на мой лук никакого внимания не обратили? — загадочно улыбнулась Неважна.

— Ну почяму не обратили? Обратили, — не переставала ехидничать Дануха, — отцов лук. Ну и чё?

— Это мой лук, — огрызнулась девочка, кривясь в улыбке, — отцов я похоронила вместе с тулой и стрелами. У него был обыкновенный охотничий. Да, очень хороший, но не такой. Этот лук не охотничий. Хозяйка сказала, что он какой-то боевой, только я пока не знаю, что это значит. Но охоться с ним в разы легче. Таких больше нет. Он единственный.

Дануха недоверчиво покосилась на неё, чуть наклонив голову, всем видом, как бы спрашивая «а не врёшь?». Охотница торопливо скинула лук со спины и протянула его бабе.

— Посмотри на него внимательней, разве ты раньше такой видела?

Дануха брать лук не стала, но присмотрелась. Даже глаза закрыла и иным взором глянула, но ничего не обнаружила. Данава тоже стоял рядом и тупо разглядывал странную загогулину.

— Я в них не разбираюся, — спокойно сказала Дануха, с интонацией, «на кой оно мене нужно», — ну красивый, сложней чем наши, явно мастером своего дела сделан, ишь сколько загогулин разных. Наверное, каждая для чего-нибудь нужна.

— Данава, а ты? — уже упрашивая спросила она колдуна.

Тот почесал затылок, поморщился и ответил:

— Да я тож по этим тыколкам не мастак.

— А как же ты зверя бьёшь? — удивилась охотница.

— А он яго смехом валит, — съехидничала баба, — рожу скорчит, тот и давиться со смеху.

Девочка звонко засмеялась и сквозь смех проговорила:

— Вот те на. Да меня если бы с этим луком знающие люди поймали, то на огне был пытали, горы золота сулили, лишь бы секрет его узнать. Вы посмотрите на меня, разве во мне сила есть, чтоб из лука охотиться, да ещё из такого большого? А я с него с пятидесяти шагов лося навылет пробиваю через сердце. А стрелки? — она тут же накинула лук на свободное плечо и достала две стрелы из коробки, — смотри.

Неважна протянула их колдуну, но тот убрал от них руки подальше, зато Дануха их взяла и каждую рассмотрела.

— Хороши стрелы, а чё в них не так? — недоумённо спросила баба.

— Да вы что, — вдруг не на шутку рассердилась охотница, — вы колдуны или врёте?

Дануха почуяв подвох, взяла по стреле в каждую руку и закрыла глаза, решив проверить подарок по-своему и как только перешла в иное состояние, резко распахнула глаза и оставив перед собой только одну стрелу, удивлённо выдохнула:

— Ох, ё. Эт чё эт? Эта ж кака полужить в ней сядит?

— Вот это и есть стрелка. А эта, — она забрала вторую и показывая её наконечником вверх, — обычная стрела.

С этими словами она ловко сунула её в коробку за спину.

— А это, — она забрала у Данухи оставшуюся стрелу, — стрелка. Хозяйка говорит, что у любой обычной бабы сил хватит на такую стрелку. У некоторых даже на две, а у особенных, таких как я на три. А когда я вырасту, то и четвёртую смогу. Смотрите.

Охотница вдруг поняла, что лучше один раз показать этим бездарям от охоты, чем до вечера объяснять то, что всё равно не поймут. Она подняла с земли маленький зелёный листочек и послюнявив его, приклеила к молодой берёзке. Затем отошла шагов на пять, вставила стрелку в лук и отвернувшись от той берёзки в противоположную сторону, выпустила её в просвет между кронами деревьев в небо. После чего медленно повернулась и замерла. На её лице играла странная мимика. Она, то как будто тужилась по большому, то перекашивала челюсть, с силой отводя в сторону, глаза полузакрыты и вверх под веки закатились. Дануха с Данавой с любопытством смотрели на эту корчащую рожи девку, ничего не понимая и с интересом ждали, что же она хочет им показать. Вдруг раздался лёгкий, нарастающий шелест и тут же глухой шлепок, на который даже не желая того, они оба обернулись и от увиденного у обоих округлились глаза и распахнулись беззубые рты. В листочек, что Неважна приклеила к берёзке, точно в его середину была воткнута стрела. Данава аж дар речи потерял, издавая нечленораздельные звуки, то и дело тыкая рукой, то в небо, куда была пущена стрела, то в саму стрелу, что была воткнута в дерево. Гордая молодая охотница, прошествовала между ними с важный видом, выдернула стрелку из ствола, поцеловала и аккуратно засунула в коробку.

— Теперь понятно? — с явной бравадой и осознавая своё превосходство, спросила она.

Первый встрял любопытный колдун.

— Эт как же ты?

— Что? — переспросила Неважна, не понимая многословную риторику Данавы.

— Как ты это? — и он изобразил корчащиеся потуги на лице с отворотом челюсти в сторону, — управляешь чё ли ей. И точно ведь так. Откуда знаешь куда летит?

— Весь секрет в том, что на кончике стрелки у меня сидят вторые глаза. Я, когда её пускаю, то от своих глаз, — и она указала обоими указательными пальцами себе на глаза, — отказываюсь, а начинаю смотреть теми, что на стрелке. Я как будто лечу вместе с ней. Хорошо, аж дух захватывает. Я не только вижу, но и могу её в полёте двигать, правда не очень много, сил пока не хватает, но по началу и этого не могла, а теперь сами видели. Я её в другую сторону пустила, в небе развернула и точно в цель.

— Ох, ё, — только и смогла выдать Дануха, постепенно переходя из ступора в состояние ликования и эйфории, — ты даж не представляшь сябе деточка, насколь поняла. Ай да Дева Лясна, ай да благодарствую за подарочек.

С этими словами она повернулась в сторону и поклонилась в пояс не видимой Душе Леса.

Они весело шагали по лесной тропе и почти уже дошли до норы, которую Данава гордо называл своим жилищем, как шедшая за Данухой Неважна неожиданно спросила:

— Дануха, я вот что не пойму. Я конечно тебя всему научу, но вы же старые. Зачем вам всё это.

Дануха в ответ только хмыкнула весело.

— Каки твои лета, сястра, помёшь. А учить ты мяня не бушь. Я без эт жила и уж как-нибудь без эт и помру. Учить ты бушь других, таких же аки ты молодых да дерзких.

— А где они?

— Они? — переспросила Дануха и сделала паузу, обдумывая что-то, — они, сястра, идут все сюды. Со всех концов зямли. Скоро нас будет много.

Она ещё что-то хотела сказать возвышенного и торжественного, но её перебил братец:

— А я хочу. Научишь?

— Конечно, — ответила охотница.

— Ох, ё, — взревела Дануха со смехом, — непутёвый. Тябе то в како место эт упёрлось?

— А чё? Полезная вещь, — не сдавался колдун.

— Люба полезна вещь в дурных руках — бяда.

Так весело и легко добрался маленьких отряд до своего нового поселения, на Чуровом столбе которого их дожидалась нетерпеливая Воровайка, мотая длинным хвостом вверх — вниз и без устали стрекоча какую-то свою, наверное, тоже радостную песню.

Маленькое поселение в лесной глуши в скором времени обжилось и потекла неторопливая, размеренная жизнь. Дануха и Неважна сразу и на отрез отказались жить в земляной норе Данавы и тем более рыть новые норы для себя. Молодая охотница, отыскав недалеко свободное от деревьев и кустарника местечко, устроила там свой походный шатёр. Девка всем и во всей красе расписала его простоту и удобность. Шкуры, из которых он был сшит, были тонкие и мягкие. Стенки, сшитые в небольшой круглый конус с остроконечным верхом, мехом внутрь. Только на полу шкура была цельной и толстой — беровой, а на стены были использованы шкурки различных мелких зверьков, в основном белка и зимний заяц, притом это было сделано сознательно для получения некого узора. В одном месте стены, шкуры были не сшиты, а образовывали нечто вроде входной двери, открываясь вверх. Весь шатёр собирался обычно на трёх палках, которые упирались в края пола с трёх сторон и соединялись вверху, хотя при желании можно было установить его и на одной, просто надев острый конус изнутри на шест и упереть в центр пола. Кроме того, используя ещё две палки, можно было входную, откидывающеюся часть, растянуть так, что вся эта конструкция превращалась в летний домик с навесом у входа. Но самое интересное, что понравилось всем то, что можно было использовать его для сна, даже не раскладывая и не ища для этого подходящих палок. Стоило просто разложить его на земле и залезть туда, как в мешок, прикрываясь откидной дверью, что Неважна тут же продемонстрировала.

Дануха внимательно изучив его снаружи и изнутри, в собранном и разобранном виде, изъявила желание иметь такой же, только побольше и так как она никуда не собиралась с ним ходить, сделать его весь из толстых шкур, притом однородных, а по центру в крыше обязательно дыру, так как Дануха во что бы то не стало хотела иметь в доме очаг.

В конечном итоге что-то подобное они и соорудили. Шатёр получился просто огромный. Пришлось рубить деревья, делая целую поляну, ровнять землю и делать его не острым конусом, как у Неважны, а сначала устанавливать круглые стены, выше роста человека, только потом сводить их крышу в тупом конусе, где отдельно делать дыру, которая получилась не круглой, а скорее квадратной. Местные леса являлись лосинными угодьями, поэтому основном шкурным материалом, естественно, был лось. Девочка охотилась, как в игрушки игралась, с такой лёгкостью добывала зверя, что повидавшие виды Дануха с Данавой, только дивились, не успевая за ней бегать по лесу и сдирать с убитых шкуры. А мясо как жалко было, но куда его было столько девать? Дануха вся изворчалась, из раза в раз бросая горы мяса в лесу, но лося, как не странно, в лесу меньше от этого не становилось.

Кстати, тогда вскрылась ещё одна странная особенность девочки. Во-первых, она не могла заблудиться даже в незнакомом лесу и даже непонимающе удивлялась, как это можно сделать, ведь в лесу нет двух одинаковых деревьев. Во-вторых, что ещё больше удивило, она всегда знала в каком направлении нужно идти, чтобы попасть в нужное место. Она даже похвасталась, что может прийти куда угодно хоть с закрытыми глазами, на что Данава, по мальчишечьи азартно побился с ней об заклад, не веря, но завязывать глаза ей не стал, а просто надел на голову мешок и даже раскрутил, чтоб та не смогла запомнить направление. Неважна сделала несколько мелких шажков, по дуге, как бы выбирая направление, а затем вытянув перед собой руки, уверенно пошла к роднику за водой, что и потребовал от неё Данава.

Как выяснилось, именно так она и пришла сюда, добираясь по незнакомым лесам, перелескам и через открытые степные участки, прячась в высокой траве. Ей, оказывается, даже не надо было бывать и знать те места, куда она шла. Достаточно было подумать о том, куда надо и какое-то внутреннее чутьё, безошибочно направляло её в нужном направлении. Например, чтобы забить лося на шкуру и мясо, она просто представляла его себе, думала о нём и тут же внутренним чутьём отыскивала направление, в котором тот находился, шла, находила, заставляла выйти его под выстрел и убивала одним выстрелом через сердце на вылет. Девочка самым естественным образом удивлялась, что её не понимают и ей не верят. Она, почему-то, была уверенна, что так делают все люди, ведь это так легко и просто. Что здесь могло быть сложного? Да, до того, как отец взял её с собой в лес, девочка по лесам никогда не шастала, но и не боялась их никогда. А став охотиться с отцом, она всегда так делала, и отец несколько этому не удивлялся, наоборот хвалил. А может просто делал вид, что не удивлялся…

Неважна добывала из леса всё, что требовалось. Дануха готовила, мыла, прибиралась, драла крапиву на волокно, которой по краю леса были целые заросли. Данава наловчился работать со шкурами. Он выделывал их и сшивал. Притом не только обшивал шатёр для Данухи, но и стал шить одежду и делал это с таким азартом и удовольствием, что Дануха даже как-то похвалила его, выразив сожаление, что такое умение мастера оказывается раньше пропадало в лесу. Он сшил для Данухи рубаху, так как от распашной курточки, как у Неважны она отказалась. Ну и естественно подол к рубахе, штаны даже не стал предлагать. Себе хотел было, но не положено по статусу. Кроме этих обязанностей, Дануха регулярно наведывалась на развалины старого баймака, проверяя не появился ли ещё кто-нибудь. Ну и наконец четвёртый член поселения Воровайка, а как же без неё, взяла на себя самые важные обязанности. Она регулярно снимала пробы с кухонных шедевров хозяйки и зорко следила за окружающей обстановкой, охраняя покой и безмятежность маленького лагеря. Сорока, наверное, сильно переживала, что не может никак отличиться на этом поприще. Ей так хотелось подать хоть маленькую тревогу, чтоб всем показать, какая она замечательная охранница, но никто не покушался на их границы и безмятежную жизнь. Но птица не унывала и зоркости не убавляла.

Так продолжалось почти до бабьего лета. К тому времени селение обжилось окончательно. Шатёр Данухи был полностью достроен, погреба для хранения запасов выкопаны и сами запасы в них опущены, притом с большим запасом. Данава, достроив дом Данухе, загорелся и для себя такой же выстроить и тут же приступил к созданию второго шедевра. Дануха каждый день, уходя к старому баймаку, надеялась, что вот сегодня, точно кто-нибудь придёт, но день шёл за днём, а в отряд пополнение всё не прибывало.

И в тот тёплый, солнечный и тихий день, ничего особенного не предвещало. Дануха сготовила обед. Поели. Она осталась убирать. Остальные разбрелись по своим делам. И тут, как гром среди ясного неба, прогремело яростное стрекотание сороки. Тревога!

Все всё побросав, собрались у шатра большухи. И настороженно стали следить за птицей, но та не кидалась на невидимого врага, а металась от леса к шатру, от шатра к лесу. Дануха первая поняла, что она орёт:

— Она нас кличет куды-то, — сказала баба уверенно и громко. Определив, что Воровайка зовёт, указывая направление на старый баймак, радостно добавила, — никак пришёл кто?!

Дануха тут же кинулась собираться, хотя все сборы заключались лишь в отыскании свой клюки и быстро, почти бегом, направилась за постоянно мельтешащей среди деревьев Воровайкой. Все последовали за ней. Данава вооружился своим посохом, Неважна, соответственно луком.

Всю дорогу до баймака, Дануху грызла какая-то тревога и решив прислушаться к этому чувству, она повела отряд не на прямую, через змеиный источник, а в обход, выходя на баймак со стороны Красной Горки. Решив сначала издали глянуть на гостей и в случае чего, сбежать обратно в лес. Данава поддержал её осторожность, Неважне было всё равно, только Воровайка была против. Она отчаянно орала, таща хозяйку по прямой, но получив порцию задиристого мата с показательными помахиваниями волчьего хвоста на клюке, заткнулась и стала лишь сопровождать отряд, летая в стороне. Выскочив из леса на вершине холма, Дануха пригнулась к земле и рассекая высокую траву, стала пробираться на край, чтоб оттуда рассмотреть, что делается внизу, в сожжённом баймаке. На всякий случай прижала серую шкурку рукой к древку и как следует её по жулькала пальцами, от чего по всему телу прокатилась горячая волна ненависти ко всему вокруг и внутренней злости ко всему живому, а также появилось безоговорочное чувство наличие врага. Она всегда в этом состоянии видела врагов, даже если их не было, но это были мелкие издержки дара с которыми можно было смириться. Ещё по пути к раю, она прикрыла глаза и принюхалась, но ничего не поняла. Там внизу было что-то непонятное, необъяснимое. Какая-то помесь чего-то с чем-то не соединимого. Дойдя крадучись до спуска, она приподняла голову над травой… и тут же выронила клюку из рук, вставая в полный рост. То, что она увидела удивило её на столько, что она дышать забыла. По пощади в сторону реки шёл конь, а вместо головы, отчётливо различалась девичья спина и голова с длинной косой. Ведения сна проявились наяву. Но тут всю эту сказочную картинку, как всегда испортила Воровайка. Пока Дануха, как заворожённая смотрела на удаляющуюся фигуру, эта дрянь шустро слетела вниз и закружилась над конём-девой, при этом даже не думая скрывать свою бурную радость. В ответ, это непонятное создание повернулось боком и Дануха разглядела и целого коня с головой и сидевшую на его спине девку-наездницу.

— Воровайка, — радостно прокричала гостья, протягивая к ней руки и конь под ней при этом закружился, заплясал, как будто тоже несказанно обрадовался. Тут наездница лихо соскочила с четырёх ножного зверя и поднимая руки к кружащейся над ней птице, звонко засмеялась. Только тут Дануха вышли из ступора. Она узнала молодуху. Это была её Елейка, маленькая, щупленькая Елейка. Она, забыв о потерянной клюке, сломя голову пустилась бежать по склону вниз, не обращая внимания на высокую траву и оря во всю глотку:

— Елейка!

Молодуха услышала её, увидела и кинулась навстречу. Встретились они на бывших огородах, за обгорелыми кутами. Обхватили друг дружку. Дануха прижала её к себе одной рукой, второй безостановочно гладя её по голове, а та рыдала, уткнувшись в её грудь. Рыдала в голос, при этом, что-то пытаясь говорить, но ничего связного не получалось. С боку Елейку обнял и Данава, наконец, догнавший прыткую непогодам Дануху. Она, узнав колдуна, кинулась обниматься и с ним. Это, наверное, могло продолжиться долго, если бы не конь. Эта зверюга вдруг подскочил к обнимающимся и грозно заржал, оголяя ряд зубов и вставая на дыбы, всем своим видом показывая, что сейчас кого-то треснет копытом по башке, а остальных закусает. Елейка тут же вырвалась из объятий, что-то громко шикнула с присвистом, и конь буквально отпрыгнул в сторону, но и там продолжал нервно крутиться и бить копытом, явно недовольно фыркая. Елейка быстро утёрла слёзы и сказав только «Подождите», подбежала к разъярённому жеребцу и обхватив его за шею, которую он по началу всё же пытался вырвать, но не очень настойчиво, что-то зашептала ему на ухо. Конь успокоился. Почти. И Елейка, как человеку, представила всех собравшихся:

— Это Дануха, — матерь нашего рода. Она большуха. Старшая. Дануха хорошая и мне ничего плохого не сделает. Мы просто давно не виделись и радуемся встрече.

Конь недоверчиво покосился на растерянную бабу своими большими глазами и как бы говоря, что понимает, мотнул головой и фыркнул. Елейка продолжила:

— Это, — указала она коню на колдуна, — наш родовой колдун Данава. Он тоже хороший и тоже ни тебе, ни мне плохого не сделает.

Конь повторил процедуру принятия. Тут Елейка наконец заметила Неважну и замялась, увидев в ней не только не знакомого, но и чужеродного пацана, явно раньше такого не видавшая. Дануха заметила её замешательство и тут же представила:

— А эт Неважна, тож девка хороша. Я думаю вы даж подружитесь.

— Она девка?! — изумилась Елейка, недоверчиво рассматривая подходящую к ним незнакомку, — да она же в штанах? И косы у неё нет.

— Да эт ничё, — успокоила её Дануха, — она с дальних краёв, чужачка. Наших обычаев и нравов не знает. Но девка, чё надоть.

Дануха сознательно не стала раскрывать арова происхождения Неважны, так как была уверена во вполне предсказуемой реакции Елейки на эту новость и чтоб как-то разрядить обстановку, она постаралась сменить тему:

— Ты, деточка, с дороги-то, наверное, оголодалася. Мы т тольк по обедали, но и тябя надём чем подкрепить.

— Хорошо бы, — ответила на приглашение Елейка, но напряжение в голосе никуда не делось.

У неё в голове не укладывалось, как девка посмела одеться в мужскую одёжу и что это случилось с большухой. Раньше она за такое до смерти бы забила и не спросила бы как звать. Разрядила обстановку вездесущая Воровайка. Она лихо, с широкого маха плюхнулась на спину коня, да так и застыла, присев. Конь шарахнулся, округлив глаза от такой наглости. Сорока вспорхнула и зацокала. Но далеко не улетела, а сделав небольшой вираж, попыталась снова оседлать скакуна, но конь зорко следил за её выкрутасами и в момент подлёта, резко отскочил в сторону, пытаясь схватить птицу зубами, как собачонка.

— Ох, ё, — пропела, веселясь Дануха, — никак у Воровайки в жопе детство разыгралася. Смотри, подруга, до балуешь. Он тябе хвост то твой красивый ощиплет.

Елейка тоже расцвела в расслабляющей улыбку и крикнула коню:

— Злюка! Это она с тобой играет, — и тут же обернувшись к людям, добавила, — это его я так кличу.

Но конь и без неё сообразил, что сорока не противник, а игрушка и с лёгкостью бесшабашного ребёнка, принялся с ней играть. Он прыгал, скакал, изворачивался и вскакивал на задние ноги, стараясь поймать назойливую птицу, а та, ликуя и наслаждаясь своей неуязвимостью, порхала, как молодая. Уже через несколько мгновений они с шумом носились по площади туда-сюда, вызывая в зрителях неподдельную радость. Как эти два, абсолютно разных создания природы, так быстро, почти мгновенно нашли в друг друге родственные души, непонятно. Только отогнав с помощью Воровайки от Елейки эту охранную зверюгу, Дануха смогла спокойно подойти к молодухе и приобнять за плечо:

— Подём, моя хороша. У нас теперяча новый кут и у тябя тож.

Но повела она всех не через Красную Горку, как пришли, а по прямой, через змеиный источник. Конь с сорокой практически мгновенно догнали людей, как только они вышли из разорённого поселения. Жеребец похоже за игрой вовсе забыл про хозяйку, но Воровайка себе этого позволить не могла. Она хоть и бесилась как дитя, но опыт и прожитые невзгоды не проиграешь. Они стрелой пролетели рядом, мимо вереницы людей, в высокую траву заливного лига и там пропали где-то. Когда Дануха дошагала до родника, то увидела такую картину. Конь, набегавшись, жадно пил воду из лужи, которую образовывал родник, прежде чем потеряться в траве маленьким ручейком. Сорока скакала рядом.

— Какой молодец, — похвалила коня Дануха, — вот и ты к нам приобщился.

Злюка услышал позади голос, брыкнулся и бросив пить, скакнул в траву, дальше бегать. Дануха подошла к роднику и задумчиво остановилась перед ним. Тут к роднику вышли все. Дануха загадочно посмотрела на Елейку. Та сразу поняла, что от неё хотела большуха, но почему-то неуверенно за озиралась.

— Подняси мяне девица водицы напиться, — проговорила большуха обращаясь к Елейке и ласково при этом улыбаясь.

— А где чаша? — неуверенно и испуганно спросила молодуха.

— Нету, — не меняя выражения на лице ответила ей Дануха.

— А как же? — хотела Елейка возразить, но тут же осеклась, подумала, хмыкнула, улыбнулась и уверенным шагом подошла к роднику, опускаясь перед ним на колени. Зачерпнула в ладони воды и не поднимаясь с колен, повернулась в сторону Данухи. Та, сделав два шага, наклонилась к поднесённым ладоням, принюхалась, закрыв глаза, помочила пальцы, потёрла воду и облизав, наконец, вынесла решение стоящей перед ней на коленях с опущенной головой Елейки:

— Не, — сказала Дануха, на что Елейка вдруг вся сжалась и зажмурилась, но не успев даже испугаться по-настоящему, услышала, — не буду я те косу резать, пусть болтатся.

С этими словами она взяла Елейку за обе руки и подняла с колен, выливая остатки воды на землю.

— Нету и не будет у нас боле бабняка, девонька. Нынче мы не бабы, а сёстры, — тут она обняла, молодуху и трижды на крест приложилась щека к щеке, — ну, здравствуй, сястра моя Елейка.

Молодуха непонимающе улыбалась, но тихо ответила:

— Здравствуй, сестра Дануха.

— Вот и умница. Только чур я старша, — шутливо пробурчала Дануха, поднимая в воздух указательный палец, — поздоровайся и с сястрой Неважной.

Девчонка в кожаном одеянии тут же подскочила, и они повторили ритуал прикладывания щёк.

— А Данава? — радостно спросила Елейка.

— А Данаваоблезет, — с шутливой напыщенностью отрезала большуха, махнув на него рукой и направляясь по тропе дальше, — у яго титьки для сястры не выросли.

Елейка зачем-то посмотрела на свои, вздохнула и к никому не обращаясь проговорила:

— У меня тоже не растут.

— И у меня, — подхватила таким же вздыхающим тонов её Неважна.

— Отрастут ящё, замучитесь за плечи закидывать, — успокоила их Дануха, продолжая шагать, но вдруг резко встала, как вкопанная.

Когда она обернулась к догнавшим её спутникам, на лице её была не шуточная тревога. Все напряглись, а Данава в панике выпалил, озираясь по сторонам:

— Чё?

Дануха посмотрела на Неважну и состроила жалостливую физиономию и столь же жалостливо заговорила:

— Клюку то я свою потяряла. Неважночка, сястричка, ты б сбегала. Я яё на Красной Горке обронила, откуды вниз бяжала. А?

— Хорошо, — ответила охотница с готовностью и побежала назад.

— Мы тябя здеся подождём, — прокричала в след убегающей Дануха.

— Не надо, — крикнула та в ответ, уже скрывшись в траве, — я оттуда домой добегу.

— Ну, ладноть, — сказала уже спокойно Дануха и обратилась уже к Елейке, — как тябе ары, сястра? Нагостилася?

— Ненавижу, — злобно, сквозь зубы прорычала молодуха.

— Я так и знала. Потому хочу сразу предупредить, чёб до драки не дошло. Неважна чистокровна арья.

— Что?! — ощетинилась Елейка, сжимая кулачки.

— А то, — рявкнула не неё Дануха, выпуская из себя спрятанную до поры до времени большуху, что моментально остудило молодой пыл, — теперяча она наша сястра. Сирота она. Яё отца, с которым жила после смерти матери, убили те же самы аровы скоты, которы перябили наш род и выжгли наш баймак. Потому она с нами. Поняла?

— Да, — сухо ответила Елейка, — только то зверьё не ары. Они гои. Хотя даже и гои их бы не приняли. Они сами по себе. Ары их не принимают, но толи боятся, толи нарочно до поры до времени не трогают. Я про них в коровнике уже успела столько наслушаться. Бабы все говорят, что ары их держат, чтоб речников повывести, земли прибрать, баб по коровникам рассадить.

— Не знам, не знам. Может быть, — задумчиво проговорила Дануха, — ладноть, пошли, а по дороге расскажешь свои злоключения.

— Да рассказывать-то в общем неча, — ответила молодуха, скривившись, но они пошли дальше, а Елейка всё же начала рассказ.

Начала вяло. Как напали, как хватали, повязали да на шкуры-волокуши закинули. Потом тащили по степным ухабам, а когда привезли куда-то, к леску какому-то, то на теле уж живого места не было. Вся побита, перебита, синяк на синяке. И сбежать не сбежишь. Их не только по рукам и ногам связали, но всех между собой, какой-то странной петлёй за шеи. Из неё не выскользнешь. Верёвка не ослаблялась, но, правда, и не затягивалась на горле. Как обруч, только с из толстой травяной плетёнки. Их расставили по поляне. Тут пришли ары. Дородные такие, важные. Походили, посмотрели и разделили всех на несколько кучек. Елейка попала вместе с бабой Ухтиной, мамой Зорьки, ещё бабой Разавой и тремя кутырками: Лебяжкой, Красавой и Невеличкой. Дальше ар опять их сцепил верёвкой за шею, ноги развязал и погнал пешком к городу. Но до города они не дошли, а где-то свернули с дороги и пришли в какое-то огороженное высокими, заострёнными кольями селение. Как позже выяснилось это был коровник жреца Агнидха, главного в городе по священному огню.

— Важная такая, сволочь, — описала его Елейка, — перед ним все спины гнули, а бабы, то есть коровы его, как он пришёл, так все на колени упали и мордой в землю уткнулись и стояли так пока не ушёл. Нас он всех осмотрел, ощупал и велел по клетям рассадить, как зверей. Сидели мы там пять дней. Кормили плохо, а бабу Ухтину, так вообще не кормили, только воду давали. Как я потом узнала, нравились этому старому пердуну маленькие девочки, да худые. Баб в теле не признавал. Урод. Потом Ухтину связали и куда-то увели. А на следующий день весь коровник повязали и гуськом повели в город. Я единственный раз видела его изнутри. Век бы не видеть эту мерзость.

Тут она замолчала. Дануха спиной почувствовала, что Елейка плачет, но ни останавливаться, ни успокаивать её не стала. Через некоторое время молодуха продолжила уже заливаясь слезами:

— Нас всех согнали на площади, среди больших и нарядных домов вокруг большого костра и в этот костёр связанную Ухтину бросили. А потом нас всех заставили на это смотреть и запоминать. Ар, что над нами надсматривал, орал, что их богам, видите ли, требуются жертвы и если мы не хотим ими стать, то надо слушаться повелителя нашего беспрекословно. Если ему что не понравится, то мигом окажемся на костре. Потом рассадили обратно в клети. Я так и прожила всё время в этой деревянной решётке. Только после этого нас не запирали. Но там на ночь во двор собак голодных выпускали, так что мы сами запирались. Собаки эти какие-то ненормальные. Злые, как мелкие голодные нежити. На клеть прыгают, рычат, лают, морды меж жердин просунуть норовят. Сами эти жерди грызут, рвутся до тебя достать. Ох и натерпелась я страху первые ночи. Глаз сомкнуть не могла. Только после того как не выдержала и уснула, они перестали прыгать на мою клеть и со следующей ночи вообще не обращали на меня внимание. А потом приехала из города большуха коровника, первая жена этого жреца. Ни чё так баба, не злая, хоть девки тамошние, а в коровнике у него почти все одни молодухи да кутырки были, предупреждали, что б с ней поосторожней. Мол мягко стелет, да жёстко жмёт и лучше всего прикидываться при ней дурочкой несмышлёной. Я так и сделала. Нас, новеньких, всех обмыли, какой-то странной водой, цветами пахнущей, переодели, а после началось. Там в коровнике дом большой стоял из стволов деревьев сложенный. Девки его ебальней называли. Жили в нём постоянно три семьи аров, из простых, не родовитых, но к нам тоже относились, как к скоту. Они коровник содержали. Работа у них такая. Мужики ихние за нами пригляд вели, да так чё починить, собак держали да натаскивали, они только их слушались. Жёны их нас кормили, мыли да одевали. Самим нам ничего на позволяли. Какую бурду сварят, то и жрали. Какие тряпки кинут, то и одевали. Баб, у которых детки были, на молоко доили и это молоко куда-то отвозили. Ну и дом содержали. Владыка то шибко брезгливый был до грязи. Чистоплюй сраный. Так вот в этот дом нас и стали таскать по очереди, а когда и в не очереди. Этот старый хрыч чуть ли не каждую ночь из города наведывался. По началу мрак, как больно было, а потом ни чё притерпелась. А как обжились немножко, нас днём стали на работы выводить, как они завывали это «в поле». Ну это как наши огороды, только огромные. Со временем этот старый уд ездить перестал, видать насытился иль уехал из города куда, не знаю. Где-то седмицу назад я на поле корень дёргала и в самый разгар дня иду я по гряде к верху жопой и вдруг чую впереди кто-то стоит на пути. Я спину то разогнула и тут же ляжки со страху и обмочила. Всякого казалось, видела, но такое. Стоит эдак боком ко мне жмур^[113], уж почти разложившийся. На костях белых куски мяса тухлого. Фу. Высоченный такой, в два моих роста. Я дышать не могу, орать хочу, но тоже не могу. Бежать, ноги, руки, как не мои, не слушаются. А он стоит и куда-то в сторону смотрит. И тут у меня мысль скользнула: «а может не заметит?». Я даже тогда не смогла сообразить, что не стою, а сижу на жопе прямо на грядке. Но помню, что только собралась на четвереньки тихонько встать, да дёру дать, а оно вдруг возьми да спроси: «Как аукнется, так откликнется. Что это?». Тут меня вообще бабай^[114] обнял. Чую, что уж вся мокрая, не только между ног. Пот так и льёт, аж холодно стало, трясучка началась и живот со страха так скрутило, что, если б голодной не была, вся бы обделалась. И понять-то ничего на могу. Где это «что»? Причём тут эта загадка? И тут меня как по морде кто съездил. Загадка! Поняла кто стоит передо мной. Только Степная Дева^[115], напугав до усёру, может загадки загадывать. Ты знаешь, Дануха, я прямо пред этим, когда коренья — то дёргала, одними мыслями была занята. Искала путь к побегу. Я знала, что поле соглядатаями с собаками отцеплено, но почему-то была уверенна, что только от сюда путь есть. Куда бежать и что потом делать буду не думала. Но вырваться из проклятого места желала всей душой и знала, что вырваться мне поможет только чудо. И до меня тогда дошло про загадку-то. Я поняла, что вот оно чудо. Не знаю откуда, не спрашивай, но уверовала я, что этот жмур — Степная Дева и она мне поможет. Тут и живот отпустило. Бояться то я не перестала, волосы дыбом стояли, аж больно становилось. А она стоит, молчит, ждёт. Ну я возьми да ответь, мол эхо это. В горле всё пересохло, ни капли слюны, а она раз, и повернулась ко мне лицом. Мама, роди меня обратно. Лучше б она этого не делала. Она, оказывается, из двух половинок склеена. Одна живая, как баба обычная, а вторая — скелет дохлый. Половина черепа голая, вместо глаза дыра огромная, на теле рёбра с кусками тухлого мяса, а вторая часть девичье стройное тело в облако одетое, ну или как туман в виде рубахи. Она меня опять спрашивает:

— Все её топчут, а она от этого только лучше. Что это?

А говорит она странно, как будто ей всё равно, всё равно и рот закрыт, губы не шевелятся. И тут совсем осмелела я и даже встала на ноги, только колени задрожали и на всё тело Колотун колотил. Только я зубы стиснула, кулаки сжала, а себе думаю «Должна! Другого шанса не будет». Отвечаю, мол «тропинка». А она раз, и уж стоит ко мне правым боком, что нормальный. Как повернулась, даже не заметила, хотя я не отворачивалась и даже не мигала. Смотрит куда-то в даль и задаёт мне третью загадку. «Скачет по степи красиво, разметалась ветром грива», — говорит, — «кто это?». «Конь», — отвечаю. И тут она вновь поворачивается ко мне лицом, а мёртвой то половину у неё уж и нет. Вся, как нормальная, только светится, лица не разобрать. «Здравствуй, Елейка», — говорит, рта не открывая, а сама, как не живая, только в глазах, солнечные зайчики прыгают. «Здравствуй, Дева Степная, сестра Облачная^[116]», — отвечаю я ей, а у самой аж в зобе всё спёрло, как же с ней говорить то трудно, я почему-то тогда очень зареветь захотела от обиды, но удержалась, а она протягивает мне это.

Елейка вытянула из-за пазухи каменный круглый-блинчик на верёвочке, изумрудно зелёного цвета, размером чуть побольше перепелиного яйца. По средине дырка, в которую и продета была плетёнка, притом плетёнка та была свита из конского волоса, а не из травы.

— Какой красивый, — восхищённо проговорила Неважна, касаясь камня пальчиком.

Елейка и не заметила, как та их нагнала и пристроилась рядом. Каждый потрогал странный гладкий камень. Он был настолько гладко вылизан, что в него можно было смотреться как в зеркальце. Дануха даже взяла его в руку и пронюхала своим чутьём и произнеся лишь «вот оно как», тут же отпрянула от него.

— Ну ладно, хватит, — пробурчала Елейка, упрятывая подарок Степной Девы поглубже себе за пазуху.

— А что дальше? — полюбопытствовала захваченная рассказом Неважна.

— Что было, то было, — огрызнулась молодуха.

— Елейка, — проговорила на распев Дануха интонацией в голосе, как бы грозя пальчиком.

Девка шумно сглотнула. Они стояли на тропе по среди леса, окружив Елейку и ожидая продолжения.

— Ну вот, — сдалась она, — подаёт она мне этот камень и говорит: «С этим змеиным камнем пойдёшь по тропинке к роднику», а думаю про себя, как же я пойду, коль вокруг охрана, сама то оглянулась и обмерла. Все вокруг на земле валяются и девки, и надсмотрщики и даже собаки, словно дохлые. А она продолжает: «Найдёшь там коня. Напоишь его через этот камень и сделаешь всё, что он тебе скажет».

— Это как? — не удержалась молодая охотница.

— Жопой об косяк, — съехидничала Елейка, — ты слушай, не перебивай. Хотя я тоже по началу ничего не поняла. Хотела было её спросить, а та повернулась ко мне задом и поплыла, даже не двигая и одной частью тела. А спины то у неё и вовсе нет. Вся спина от не догнившего жмура. И смрад такой от неё пошёл. Брр.

— Ты за ней пошла? — не успокаивалась Неважна в охватившем её азарте, подобно девки кутырки, что друг другу страшилки рассказывают ночью под одеялом.

— Растворилась она, — ответила Елейка на это раз спокойно, — отплыла на несколько шагов и как туман развеялась. И хорошо, а то пока я смотрела как она плывёт, у меня самой всё в глазах поплыло. Голова закружилась, чуть не потерялась там. А как пропала, так и очухалась да бегом к роднику. Он там за леском, недалёко. К тому же пить хотелось аж невтерпёж. Прибегаю, а там действительно конь стоит.

— Злыдень? — опять влезла Неважна.

— Нет. Старый такой. Спина вся седая. Голову понурил, стоит. Я подбежала, воды похлебала, камень в руках верчу и только тогда задумалась, а как же через него этого коня напоить-то.

И тут, на самом интересном месте, рассказ прервался. От куда-то из леса, через бурелом, с жутким треском, на них вылетел, вернее, выскочил Злыдень, а сверху, широко раскинув крылья, брякнулась на плечо Данухи усталая, но довольная Воровайка.

— О, срань пархата, заявилася не запылилася, — пробурчала хозяйка, тем не менее поглаживая птицу по голове.

Елейка подбежала к коню и тоже погладила его по морде, что-то нашёптывая как змея. Злыдень довольно пофыркивал, переступая с ноги на ногу.

— Ну, Елейка, — чуть не плача взмолилась Неважна, — ну что дальше? Как ты его напоила?

Елейка в ответ тяжело и звонко выдохнула, всем видом показывая, как ей уже надоела эта назойливая чужачка.

— Да с ладошек она яго напоила, так же, как и мяне воду подала, — раскрыла секрет Дануха и махнув клюкой, которая оказывается была уже у неё, скомандовала, — айда домой, а то сястру со всем с голоду заморим.

— Правильно, — хлопая Злыдня по боку, отправляя гулять, подтвердила Елейка, — вложила камень в ладони, зачерпнула воды и подала. Тот шустро так, я даже не ожидала, зачерпнул губами всю воду вместе с камнем, но не успела я напугаться, как он камень обратно в ладони выплюнул и мордой так машет мне мол надень себе на шею. Ну я и надела. А как надела так по-ихнему и запела. Я, когда к роднику то бежала, думала, что с каким-то колдовским конём говорить буду, который по человечьи гуторит, а оказалось наоборот. Нет, я конечно, по конскому ржать не стала, но сразу поняла, что по конскому понимаю. Я на каком-то странном зверином языке начинаю разговаривать, ни на одного зверя не похоже, а когда он говорит, то будто у меня в башке сидит, внутри и там говорит.

Дальше рассказала она, что поведал ей этот старый конь секрет из секретов, как с помощью таких змеиных камней с конями куманиться — лошадиться. Потом кликнул он Злыдня и назначил его Елейке вроде как половинкой быть, если сумеет сделать то, что сказывал. Она тут же провела ритуал и всё у неё получилось, лучше, чем сама Елейка ожидала. Снимет с шеи камушек, она как была Елейка, так ей и остаётся и конь как конь, а стоит камушек одеть, толи она наполовину конём становится, толи конь наполовину ею.

— Так я не поняла? — спросила её Дануха, шагающая впереди отряда, — кто из вас кем повелеват-то?

— Я им — недоумённо высказалась молодуха, — он же вообще не говорит. Это я, когда с ним разговариваю сама собой на этот язык перехожу. Притом про себя в голове говорю то нормальными словами, а звуки получаются какие-то странные. Стоит мне прислушаться к себе ушами, всё тут же пропадает. Поэтому, когда я с ним говорю, себя не слушаю. А его просто чувствую, как руку вот, ногу. Ну, понимаете.

— Я лично ничего не понимаю, — встряла Неважна с тоном ребёнка, который раскусил что его водят за нос, рассказывая сказки, — колдовство какое-то. Так не бывает.

— Ох, ё, — пропела своё любимое, идущая впереди Дануха, — кто б пел, да ты б не плясала.

Тут она остановилась. Развернулась, уперев руки в боки и ехидненько так скомандовала:

— Ну к Неважна, закажи-ка сястре своё, которо «так не быват».

Молодая охотница растянулась в улыбке, понимая, что про неё тоже можно сказать тоже самое, что она про Елейку. Сразу обмякла, но противиться не стала. Сняла из-за спины лук, наслюнявила и приклеила листик к берёзе… Ну, а дальше всё как в первом показательном выступлении. После чего выпучивать глаза и поднимать уроненную челюсть пришлось Елейке.

— Вот, — удовлетворённо произнесла Дануха, — теперяча вам есть о чём меж собой потолковать. Пошли, а то мы так до вечера не доберёмся.

С этого момента для Елейки и Неважны вообще все перестали существовать, кроме их двоих. Дануха только поражалась, как они, стрекоча одновременно, умудрялись при этом понимать друг друга. Она слушала их со стороны, слушала, ничего разобрать о чём трещат не могла, сплошной перезвон из междометий. Эта парочка не заметила, как пришли в поселение, как Дануха обеих усадила за стол, как обеих и накормила, а затем, чуть ли не взашей выгнала из-за стола, потому что сами они, треща без умолку, уходить не собирались. Ну, толкать она, конечно, не стала не в шею, ни в какое другое место, просто ненавязчиво предложила Неважне показать сестре свой походный шатёр и девок, как ветром сдуло.

Они трещали весь день. Даже Злыдень, отиравшийся возле хозяйки, поначалу ревниво, затем удивлённо и в конечном итоге принимая, как должное, смирился с тем, что чужачка и хозяйка не обращают на него внимание, даже когда вместе его гладили и чесали. Неважна попросила её научить конскому колдовству и тут неожиданно выяснилось, что такое можно проделать лишь раз в году, в особый день, в самом конце лета на полнолуние, но разрешила прокатиться на Злыдне, долго совместно уговаривая коня, который не выдержав напора, похоже согласился.

Елейка валялась по траве, держать за живот и хохоча до одури, смотря как её новая подруга с диким «А-а-а» колотится задницей о круп коня. Затем перейдя в лежачее положение и стараясь обхватить жеребца за шею, начала биться о его спину уже другим местом и в конце концом под звонкий истеричный хохот Елейки, наездница мешком свалилась в траву. Злыдень же, как ни в чём не бывало, продолжал, скотина, гарцевать по поляне, победно задрав хвост. Но вскоре они поменялись местами. От смеха, в припадке, и вся в слезах, уже каталась Неважна, а Елейка тужась и старательно сопя, пыталась выстрелить из лука. Хотя первый раз она вообще выстрелила не из лука, а луком себе по лбу. Ну, в общем у неё с луком получалось не лучше, чем у Неважны с конём.

Вечером они завалились спать в походный шатёр охотницы и ещё долго не могли угомониться, про хихикав, чуть ли дна самого утра. Дануха тоже не могла долго уснуть, но вовсе не от того, что ей мешали девки. Она думала о их общем будущем. Она в первые за много-много лет мечтала.

Почти сразу после появления Елейки в лесном поселении Данава покинул девичий лагерь, выпросив у Неважны её походный шатёр, предложив взамен пожить пока в его, почти достроенном большом. Неважне не очень хотелось расставаться с привычным жильём, но подумав, решила, что пока с ним ходить не куда и вообще, пора бы себе новый делать, ещё лучше, поэтому отдала его колдуну без особых уговоров. Тот направился к Ладу, от него должен был пройти ещё к одному своему знакомому, а после наведаться в логово врага. Очень уж ему хотелось набраться новостей, тем более зная, что девки его рода там прижились в качестве жён, притом самых значимых нелюдей логова. Прикинув свой путь, колдун собирался вернуться к первому снегу, до того, как волки встанут на походную тропу. Но он не вернулся ни к первому снегу, ни ко второму и ни к третьему. Появился он спустя почти луну. Вообще без каких-либо вестей, но привёл с собой двух коровьих беглянок. Бабу двадцати восьми лет и бабу девятнадцати с восьмимесячной девочкой на руках.

Воровайка подняла тревогу загодя. Оставив Злюку на привязи, девки под руководством Данухи осторожно двинулись за сорокой, которая вела их чуть ли не в обратную сторону от старого баймака, куда-то в глубь леса. Пробирались медленно, осторожно, то и дело всматриваясь в голый лес и когда у Воровайки кончилось терпение и она, бросив их всех «к удам собачим», ринулась вперёд, Дануха остановилась, показывая девкам, что шли по бокам, тоже замереть. Она прикрыла глаза, шумно понюхала воздух в направлении улетевшей птицы.

— Далеко и ветер поперёк, — сделала она не радостное заключение, — не могу учуять.

— Дайка я, — вышла вперёд Неважна и выстрелив высоко в небо стрелкой, замерла.

Постепенно на её лице расцвела улыбка. Она резко кивнула и все поняли, что стрелка воткнулась в цель. После чего радостно завизжала, указывая рукой в глубь леса.

— Там Данава идёт и с ним две бабы. Они почему-то тащат по снегу мой шатёр, как мешок.

И тут же все втроём сорвались с места на бег.

Худые, голодные, замёрзшие, особенно бабы в своих травяных рубахах, вдрызг изорванными узкими подолами, правда в шкурных накидках без рукавов, но длинных, закрывающих задницы и кожаных сапожках на ногах. Ребёнка, чтоб не замёрз, тащили по снегу в походном шатре, как в мешке.

Дануха нагрела свой шатёр, превратив его внутри, чуть ли не в баню. Всех отогрели, обсушили, накормили. Новенькие хоть и старались не показывать виду, но вели себя настороженно, внимательно разглядывая каждую поселенку. Молодая, которую кликали Хохотушка, вовсе не оправдывала своей клички. Сидела напряжённая, постоянно прижимая к себе малютку. Старшую звали Голубава. Она выглядела намного старше своих двадцати восьми и лицом, и телом, особенно головой. Она была совсем седая. Сидела молча, насупившись, уйдя в какие-то свои мысли и никак не желая от них отвлекаться. Да и спрашивать по началу их никто не спрашивал, так как постоянно говорил только Данава.

А рассказал он следующее. Поначалу было всё хорошо и шло, как и было задумано. Навестил кого хотел, переговорили о чём хотел, а затем двинулся к логову. Дойдя до него, правда, чуть с опоздание. По пути два раза на нелюдей нарывался. Как уяснил для себя Данава, это были лазутчики логова. Ходили парами. Молодые, но не сказать, что шибко здоровые. Они шли лесом, никого не боясь, и не от кого не таясь. Знали, что земли пустые и опасаться некого. Данаву всякий раз проносило от беды, так как оба раза замечал их раньше и шли они в сторону. Но от этого он шёл медленней, всякий раз озираясь и опасаясь. Добрался к условленному месту на реке у логова. И тут его ждала первая неприятность. Он не обнаружил никаких следов засланной бабы. Как будто с их последней встречи она тут вообще не бывала. Он расставил условные знаки и стал ждать. Прождал он её долго, почти седмицу, но она не приходила. Тут его застала вторая неприятность. Не зная, что и подумать, он в одно хмурое утро, даже сам попытался в их лес сунуться, но чуть не напоролся на хитроумную петлю-ловушку. Только чудом не попался, хорошо посохом впереди тыкал. Вернулся обратно. Ещё день подождал, а на следующее утро, как назло снег выпал. И ругал то себя Данава, упрекал, как ему теперь по чистому снегу уходить. Наследит так, что любой дурак след возьмёт и без собаки. Пока он горевал, да волосики из бороды щипал, солнышко вышло и снег растаял. Тут уж он недолго думая рванул обратно. Сначала вдоль реки, прикрываясь высоким берегом, а там, как стемнело, через открытую степь в ближайший лес. Пока бегал, совсем стемнело. Уже еле различая, набрёл на огромный дуб и только решил под ним на ночлег расположиться, скатку походного шатра ещё не успел с плеча скинуть, как услышал волки где-то рядом завыли, да так близко.

— Не поверишь, Данух, — войдя в кураж повествования, размахивал руками колдун, — я на это дуб со страха быстрее белки вскарабкался, стрелой прям залетел. Не успел опомниться, а они уж тут как тут, под деревом. Хорошо сук толстый был. Я на нём разлёгся, вниз гляжу, а они чёрными тенями так и шастают, так и шастают.

— Ну ты там прям на суку то и обосрался, — поддела его Дануха, понимая с сожалением, что ничего уже про логово ей не узнать. Ни про Зорьку, ни про Тихую, да и про нелюдей этих ничего.

— Да, ну тебя, — обиделся Данава, — у тебя на языке одно говно мотыляется. Ничего я не обосрался. Я ж на верху сидел, а волки по деревьям не лазают.

— А зря, — не унималась баба, — ежели б ты на них сверху навалил, то волков бы в этом лясу точно уж никто боле не вядал. Кто б не сдох, сбяжал бы без оглядки от вони то.

— Ты будешь слушать? — недовольно спросил её Данава, вызывающе наклоняясь в её сторону.

— Буду, — придурковато ответила сестра, тоже подаваясь всем телом к брату.

— Ну, так вот, — сделал вид колдун, что не обратил внимание на выходку своей дрянной сестры и переключил внимание на молодух, которые хоть и лыбились, но слушали участливо, — ощупался я там. Место оказалось удобное. Рядом с толстым суком, чуть по дальше ещё один поменьше, да мелких веток целые заросли. Решил, что лучше мне на дереве заночевать. Стал мешок Неважен раскладывать. Расстелил дно, да так удобно получилось.

— Да, — вставила Неважна, — вот только на дереве я в нём ещё не спала.

— Да ты слушай дальше, — суетливо перебил её Данава, — только я всё честь по чести разложил и уж собрался внутрь залезать, как слышу откуда-то из далека хруст веток. Чую кто-то ломится сквозь лес напропалую и по звуку, прямо на меня. А ещё дальше целая свора собак залаяла и по звуку тоже ко мне приближаются.

— Я гляну, братка, ты в том лясу личность знаменита, — не удержавшись вставила свой «репей» Дануха, убирая со стола, — прям и птица, и зверь к тябе на поклон бягут сломя головы и ноги.

Данава никак не отреагировал на её колкости.

— По шуму слышу, люди бегут, запыхались так, что аж в голос хрипят. И тут вдруг понимаю, что они к дереву моему подбегают и уткнувшись в него, остановились. Стоят свистят горлами. А по хрипу то слышно, что это толи бабы, толи дети. Ну, я их и спрашиваю: «Вы кто?».

Тут Дануха не выдержала и закатилась таким заливистым хохотом, ломаясь пополам и хватаясь за живот, что никто спокойно этого заразного смеха перенести не смог.

— Ты чего? — обиженно, чуть ли не крикнул Данава.

Дануха выпрямилась и сквозь смех и слёзы ответила:

— А… я… представила. Вот бягу я эт значит по ночному лесу, от собак дёру даю. Уткнулася в дерево. Ну думаю пиздец мяне подкрался, а сверху дерево и спрашиват: «Вы кто?», — последние слова она прокричала на сколько смогла, выпячивая глаза из орбит.

Теперь грохнули все хором. Даже Данава, представив всё это со стороны, замялся и растянулся в глупой улыбке.

— Ну тогда-то мне не до смеха было.

Гостьи тоже натужно улыбались, но в отличие от хозяев не смеялись.

— А они, дуры, ещё как завизжат, — продолжал рассказ Данава, — я на них как рявкну, мол чё орёте, дуры, я на дереве сижу.

Дануха упала на пол. Елейка уже ползла на корячках вдоль скамьи. Неважна сложилась, но удерживалась в сидячем положении. Но Данава уже не обижался, он тоже развеселился и продолжил уже сам похохатывая:

— А с низу волки подбежали. Бабы опять в визг. Я хотел было крикнуть им чтоб заткнулись, а они уже не только на сук взобрались, но и на меня верхом сели. А тут ребёнок заплакал.

С этими словами смех притих.

— А в низу такое началось. Собаки добежали, с волками сцепились, а за собаками мужики с факелами. Бегут, орут. Мешок то мой уж готов был, и я их по одной внутрь затолкал, да и сам залез. Накрылся, чтоб ребёнка то не так было слышно. А внизу грызня стоит. Визг, рык. А мужики видать, как увидали, так в миг затихли. Ну мы лежим не живые не мёртвые. Я сказывал им кто я да откуда. Они вроде как ожили. Разговорились. Беглые они оказались из коровника, что это их собаками травили, да за ними гнались надсмотрщики. Собак штук шесть, мужиков двое. А потом всё стихло. Я тихонько выглянул, света факелов нет. Значит мужики либо сбежали, либо их сожрали, так как собак не слышно, а тени волчьи под деревом гуляют. Так на дереве пригревшись и уснули.

— Ты уснул, — поправила его хмурая Голубава.

— А ты будто не спала? — сделав ехидное выражение на лице колдун.

— В ту ночь только ты спал. Мы ещё подумали, вот нервы у колдуна всё не почём. Даже позавидовали.

Говорила она отрешённо и даже с каким-то безразличием. Похоже ей всё вокруг было «ниже подола».

— Ну, в общем, — продолжил Данава, пропуская слова Голубавы, — утром вылезаю смотрю. Шесть волков внизу ходят, не уходят, а собаки все в клочья и людей не видать. Так ещё день просидели и только на следующую ночь эти гады серые ушли. Дануха, — обратился он к сестре с неким вызовом, — чё ж ты волчья большуха, свою братву не держишь?

Но Дануха на его гримасы никакого внимания не обращая, в раз стала серьёзной и подойдя в плотную к новеньким, спокойно ответила Данаве, но почему-то глядя Голубаве прямо в глаза:

— Дурак, ты, братец, — принялась наставлять она колдуна, понятный, похоже, только ей скрытый смысл всего рассказанного, — они ж тябе и им защитой стали. Кабы не они их бы сначала, а потома и тябя, собаки бы порвали, а люди добавили.

Данава и молодая гостья вопросительно поглядели на Дануху. Голубава осталась с каменным лицом.

— А ты думашь сам к дубу прибяжал и туды залез? И эти бабаньки то ж случаем ночью во всём лясу именно на этот дуб наткнулися и сами по сябе к тябе залезли? Да ты их заставь теперяча эт дуб средь бело дня найтить и тем боле залезть,хуёв они туды закарабкаются.

— Эт точно, — согласился озадаченный Данава, — как слезали, так там целая канитель была.

— А ушли не сразу, — продолжала Дануха не обращая внимания на мямли брата, — ведомо, подмогу людску ждали, но те оказались трусы и баб, похож, на корм волкам списали. Неважн, — обратилась она к охотнице, — надо б гостей приодеть по сезону и в перву очередь посыкушку.

— Сделаем, — с охотой откликнулась Неважна, поднимая упавшую на пол шапку и накидывая лук за спину.

Как только девка покинула шатёр. Голубава с неприкрытой злостью спросила, непонятно кого:

— Что делает здесь эта ара?

— Залепи ебальник, — рявкнула Дануха, да так, что все вздрогнули, а дитя испуганно захныкала.

Дануха казалось не только предугадала реакцию Голубавы, но и ждала от неё что-то подобное. Её глаза налились яростью, рот искривился, и вся она стала вдруг страшная и жутко пугающая. Не обращая никакого внимания на плачущего ребёнка, она продолжила рычать:

— У нас нету тута ни аров, ни речников, ни гоев. Мы сами по сябе. Мы — новы люди. Не нравится, уёбывай. Тябя никто не держит. А коль, сука, сядишь за одним столом с нами, будь добра уважать хозяев тябя кормящих да тяплом обогревших.

Гостьи перепугались не на шутку. Голубава потупила глаза, но злоба с её лица никуда не делась. Но тут на защиту новеньких кинулся Данава. Он заискивающим голосом залепетал, стараясь втиснуться между разъярённой сестрой и злобно оскалившейся гостьей.

— Данушка, ну чё ты? Не серчай, горе у неё великое. Она четырёх сыновей потеряла.

— А я, веся род вот этимя руками перехоронила, — не успокаивалась большуха суя свои руки, в одной из которых был прижат волчий хвост к клюке, под нос Голубаве, — целый род!

Только тут Данава увидел клюку с зажатым хвостом и жалобно запричитал, падая перед сестрой на колени:

— Дануша, ты хвостик-то отпусти, не доводи до греха. Отпусти, а?

Увидав эту картину, Голубава вдруг вздрогнула, видимо до неё дошло, что сейчас может произойти что-то страшное и это страшное произойдёт с ней. Только тут до неё дошло, что перед ней ведьма, а не простая баба. Она перепугалась по-настоящему и от этого её лицо изменилось на нечто жалкое. Дануха скрежетнула зубом об верхних два, посмотрела себе на руку и раскрыла пальцы. Хвост встрепенулся и закачался на клюке. И Голубава и Хохотушка с ужасом и одновременно сглотнули, видимо поняв, что сказанное про волков, не было вымыслом и эта вековуха и впрямь с волками дело имеет. Дануха выпрямилась, вроде как успокаиваясь и отошла обратно на своё место. Данава продолжил:

— Ты ведь сама сказала, мол они здесь не случайно, что их твои волки привели.

— Данава, — перебила она его, — хватит хуйню нести. Де эт ты видел моих волков? Я их просто жру.

Вот тут не только гостьи в осадок выпали, но и Елейка к ним в придачу. Один Данава не сдавался.

— Ну ты ведь сама говорила, что просто так к тебе никто не приходит?

— Они не сами пришли, а ты привёл. И эт мяне не нравится, — твёрдо сказала Дануха, брякнув миской об стол, чуть не расколов её, но тут же обмякла и уже спокойно продолжила, — ладноть, успокоилася. Всё равно не мяне решать. Я приму любу, кто со мной. И кака б не была, — при этом она вновь зыркнула на прибитую Голубаву, — за любу в глотку вцеплюсь.

Тут она перевела взгляд на белую, как снег Хохотушку, прижавшую к себе всхлипывающего ребёнка. Движением головы, она указала на свою лежанку, заваленную шкурами и скомандовала тоном, не терпящим возражения:

— Рябёнка в мои шкуры затолкай, пусть спит.

Та по началу хотела, что-то вякнуть, но тут же передумала и под тяжёлым ведьменным взглядом, а в этом она уже не сомневалась, отнесла поскрёбыша на лежанку и укрыла мехами. Не успела чмокнуть в лобик, как тот заснул. Хохотушка стояла над спящим и лихорадочно думала, куда же она попала?

— Ну, чё, спит? — спросила её вековуха.

— Да, — удивлённо ответила баба, оборачиваясь.

— Не ссы. Моя домашня кикиморка^[117] своё дело знат. Пока ходим, будеть спать.

Хохотушка встрепенулась, хотела было открыть рот, но Данава спросил быстрее:

— Куда это?

— Ты никуды, — опять перейдя на издевательский тон, уточнила Дануха, — Неважна зверя таскать начнёт, помошь ей со шкурами. А мы сходим погулять тута не далеча, — и не давая брату даже слово вставить о его возражении, резко добавила, — я хочу сразу знать кого привёл. Родных аль ворогов? Я думаю эт справедливо желание. Коль родны окажутся, приживутся, а коль вороги, не боись, грызть не буду, просто отпущу на все четыре стороны.

Она посмотрела поочерёдно на каждую из гостей. Голубава решительно поднялась, изображая готовность идти. Хохотушка такой уверенности не излучала.

— Да как же в таком виде? — не унимался Данава.

— Елей, сястрёнка, — попросила она уже ласково, прижавшуюся у дальней стенки молодуху, — ты не дашь им ваши одеяла, сбегать туды обратно.

— Конечно, — проговорила Елейка, натягивая на голову остроконечную лисью шапку и быстро продвигаясь к выходу.

Дануха взяла со стола ту самую деревянную миску, что швыряла на стол и вышла из шатра первой, сразу окрикнув Воровайку, но ту кричать и не надо было. Она сидела прямо на верхушке дерева у самого шатра, с которого тут же спикировала на плечо хозяйки.

— Да тише, ты, дрянь, — пробурчала Дануха, — руку так кода-нибудь от сушишь.

Тут прибежала Елейка, гости завернулись в меховые одеяла и последовали за злобной ведьмой в неизвестность.

Поход на змеиный источник для обоих завершился удачно. Первой, вода приняла Хохотушку, а вот когда воду подала Голубава, Дануха впервые в жизни отошла от привычного ритуала. Начала она как обычно. Закрыла глаза, принюхалась. Затем открыла и с каким-то хитрым прищуром покосилась на стоявшую на коленях бабу. Опять закрыла, второй раз, шмыгнула носом. Удовлетворённо хмыкнула. Потёрла воду пальцами. Совсем повеселела. А когда попробовала на вкус и выплеснула содержимое, подняла Голубаву за плечи и обняла, расцеловав.

— Ну, чё, — проговорила она ласково, как-то по-старчески, — в нашей сямье прибавленице. Вы уж простите мяня вяковуху за несдержанность.

И при этих словах Дануха низко поклонилась бабам в пояс. Это растрогало обоих и они, что-то защебетали смущённо.

— Отныня, — продолжала Дануха, — вы мои сёстры и моим сёстрам, сёстры. Но всё ж помните, я здеся сястра старша, — съехидничала под конец вековуха, поднимая вверх указательный палец, отправляясь в обратный путь.

Вернулись они обратно, не проронив не слова. Вновь все собрались в Данухином шатре. Неважна добыла целую гору белок, лис и зайцев. Данава по локти в крови всё это хозяйство потрошил. Елейка помогала шкуры скрести и в рассоле замачивать. Дануха принялась за готовку. Только новенькие сидели без дела. На все их порывы помочь, им отказывали, пока Дануха не предложила им лучше рассказать о себе. Вот на пару они этим и занялись. В прочем ничего особенного не прозвучало в их рассказе. Они были такими же жертвами, как и все. Только Голубаве досталось по боле. Её как в куте поймали да повязали, прямо на глазах детей поубивали. Подробности она рассказывать отказалась на отрез. Нет в всё. Притом, самое интересное, на что все бабы обратили внимание, она, рассказывая всё это, даже слезинки не проронила, даже глаза не намокли. После чего вообще замолчала, вновь озлобившись и тут Дануха вдруг неожиданно спросила:

— Голубав, а ты эт куманилась?

Та замялась, пряча глаза от Данухи, видимо соображая врать или признаваться, вместе с тем понимая, что большуха этот вопрос не просто так задала, к тому же она, как будто её мысли прочла:

— Толь за раз давай по-честному. Пиздеть мяне тута не надобно.

Глубава прикусила губу, ещё поразмыслив о чём-то и решительно призналась, видимо понимая, что перед этой ведьмой таиться не стоит.

— Куманилась, а как же.

— Ну и как? — спросила Дануха напирая, выделяя каждое слово отдельно.

— Никак, — выдала Голубава и поникла.

— Я так и думала, — спокойно подытожила вековуха, говоря уже как бы сама с собой, — вот тольк не пому никак, зачем тябя таку ко мне прислали. Не спорь, — тут же остановила она Голубаву, которая уже хотела было огрызнуться, — прислали, притом сознательно.

На что в итоге Голубава просто пожала плечами, но на словах ничего не сказала.

— А что не так? — неожиданно подал голос любопытный Данава.

Дануха обернулась и только сейчас заметила, что все дружно прекратили работать и уставились на неё, ожидая раскрытия страшной тайны.

— Понимашь, непутёвый, ты мой колдунок, — начала она, — вот ты с виду мужик мужиком, а по мозгам-то чистой воды баба.

— Ну, началось опять.

— Так вота она как раз наобороть, — прервала его недовольное ворчание Дануха, — она с виду баба, а мозгами-то мужик.

Наступила полная тишина, притом затянулась она на долго. Каждый что-то про себя соображал, уставившись всем скопом на Голубаву, что-то переваривал. Похоже, что с подобным чудачеством природы все сталкивались впервые и не знали, что делать и как себя вести. Голубава тоже чувствовала себя как не в своей шкуре. Она всю жизнь всячески скрывала от всех свой бабий дефект, а тут вдруг взяла и призналась. Она мысленно проклинала себя, обзывая самыми последними словами, из которых «дура», было самым ласковым. Ситуация складывалась безвыходная, но её с лёгкостью разрядил самый неразумный:

— А что, — промямлил Данава, — мужицкий ум разве плохо? Если голова варит, то всяко полезна будет. Нам же мужиков бить, а кто как не мужик мужика поймёт да заранее предвидит?

У Данухи словно солнечный зайчик в голове промелькнул.

— А скажи-ка нам Голубав, как ты побег сотворила? Ведь эт ты всё сделала?

Голубава встрепенулась. Внимательно посмотрела на Дануху, перевела взгляд на Данаву, расправила плечи, как мужик, выпрямилась, лицо её приняло некою задумчивость. Она вдруг и сама поняла, что этот проклятый её недостаток, который всю жизнь поперёк горла стоял, вдруг действительно мог сослужить на её благо, притом, наконец-то, можно не прятать саму себя, наоборот, освободиться и просто, быть такой, какая есть. Она вдруг поняла, что здесь была не изгоем, а особенной, ведь Данава и трепался по пути сюда, что здесь собираются все особенные и она поняла, что не урод, а такая же, как и все «особенная».

— Я, — ответила она уже уверенно и даже впервые улыбнулась свободно, — это было не сложно, просто потребовало какое-то время на подготовку. Для начала я нашла слабину каждого, кто меня окружал, в том числе надсмотрщиков и их жён. Они тоже люди и тоже не без греха. На кого наехала, к кому подъехала, кого лестью подсластила, кому секретом его пригрозила. В общем я сними договорилась. Собак подпоила. Ну в общем, если б не она, — Голубава указала на Хохотушку, — ушла бы без шума. И не понятно, когда б хватились.

Теперь глазки потупила Хохотушка.

— Я должна была уплыть по реке, там у меня и плотик был припрятан, но Хохотушка догнала меня, когда я уже грузилась. Она оказывается за мной сразу пошла, а я дура даже не подумала, что какая-то безголовая решится на такое. Плотик маленький был и двоих бы не выдержал. Пришлось менять планы. Коль одна бы ушла, охрана бы тревогу не подняла. Они собак спустили именно за ней. Они ж не знали, что она за мной увяжется. Видимо посчитали, что просто воспользовалась, что собаки спали. Правда пока собак раскачали, мы уж до лесов добрались. Ну, а дальше вы знаете.

— Ладноть, — подытожила Дануха, — поживём увидим. А ты чё побежала? — обратилась она уже к Хохотушке. — ведь как я понимаю у тя ж рябёнок то ара.

Молодая баба как-то разом раскраснелась, глазками стрельнула и гордо насупилась.

— Это мой сын, а не ара.

— Ну так чё бежать-то. Растила бы сябе на здоровье, у тябя кто отбирал чё ли? А настигли бы собаки и тябя б порвали и сына с тобой вместе.

Хохотушка, как-то сразу поникла, обвисла в плечах и только и выдавила из себя:

— Не знаю. Просто увидела, случайно, как Голубава уходит и будто кто под зад пнул. Бежать и всё. Даже не думала куда, зачем… Не знаю.

После небольшой паузы все опять принялись за работу.

— А я? — неожиданно для всех спросила Хохотушка, — я ведь тоже, получается, не случайно сюда попала? А во мне какая особенность?

Она смотрела на Дануху буквально выпрашивая ответ. Вековуха тоже была удивлена, что в первые за всё время сбора, к ней прибилась абсолютно обычная, ничем не примечательная баба, ничего с собой не принеся, кроме ребёнка, ничем себя не проявив, но чтоб не обижать, ласково успокоила:

— А тябя пока не знам. Вот как откроется твоя особенность, так и поговорим. Она у тябя скрыта до поры до времени. Не спяши.

Поселение увеличилось и стало их жить семеро, считая младенца, ну ещё конечно надо посчитать Злыдня с Воровайкой, а куда же без этой парочки.

Перед Гостевой седмицей^[118], что наступила спустя чуть более двух лун, с момента появления новеньких, Данава вновь покинул поселение. У колдунов, ведунов и ведуний наступал некий «профессиональный» праздник, как его обзывала Дануха — «молчальник». Колдуны ходили друг другу в гости или как в этот раз, собирались где-нибудь в определённом месте на общею сходку. Дануха всегда дивилась этим сборищам, не понимая их. Она прекрасно знала, чем они там занимаются. Собирались, обнимались, рассаживались вокруг костра и молчали. Они специально собирались вместе с разных уголков земли, чтобы помолчать! В свойпраздник колдуны не произносили ни слова, только слушали. Как предупредил Данава, на этот раз, вся эта братия собиралась в какой-то священной роще у озера, до которой ему четыре дня пути. Там они собирались именно для того, чтоб послушать это озеро. Дануха, конечно, и сама была баба не совсем обычная и кое-что умела и знала из ведьменского дела, но этих горе «колдунков» понимать отказывалась. Хотя, справедливости ради надо отметить, что каждый раз, возвращаясь с таких прослушиваний, Данава довольно точно предсказывал многие вещи насчёт погоды и природного приплода, в смысле урожая. На что в следующий сезон надо было обратить внимание, что лучше сажать по весне на огородах, что собирать для заготовок. Даже всегда угадывал сколько грибных слоёв пройдёт за лето. Расписывал он тёплый сезон всегда точно, а вот откуда он всё это знал, Дануха никогда не заморачивалась. Толь воистину от Святых Вод наслушался, во что она слабо верила, толь там среди «колдунков» приличный колдун прижился.

Данава на этот раз брать походный шатёр не стал и без него тяжести на себя нагрузил прилично. Он набил полный мешок различного мяса, которого в их лагере было завались. Мясо было замочено в разных разносолах и плотно замотано, каждое в свой мешочек. Столы, по рассказам Данавы, у них там ломились от яств. Они накрывались за счёт того, что несли родовым колдунам беременные, а несли те много. Старались ублажить как следует, ибо просительницами они выступали не только за себя, но и будущего ребёнка, а колдуны ту еду отрабатывали, по крайней мере, так утверждал Данава. В эти дни мужик к беременной бабе на ночь приходил, всё внизу теребил, как бы ребёночку не навредил. В этом подношении бабы несли весь свой пай на несколько дней, так как после, садились на пост, единственный за всю беременность и всю седмицу при этом бездельничали. Им запрещалось к огню близко подходить и приниматься за какую-либо работу, чтоб не навредить ребёнку. Категорически запрещалось ругаться, поэтому они так же, как и колдуны, предпочитали в эти дни играть в «молчанку». Единственное, что им дозволялось — это получать удовольствие от мужика и то в «позе бревна», если он конечно соизволит появиться, да на ночь завалиться.

Уходя Данава нахлобучил на себя обычные для этого дела, свои маскарадные шкуры с прибамбасами и попрощавшись с каждой жительницей селения, тронулся в путь.

Лагерь — поселение за эти две луны сильно изменился. В первую очередь появилась шатровая баня, правда одна для всех. С наступлением холодов сразу всем стало понятно преимущество Данухинского шатра с обогревом. Поэтому в срочном порядке принялись шить себе подобные, только не такие большие, а раза в два поменьше, но с такой же дыркой в крыше и очагом под ней. Неважна с Елейкой даже для Злыдня шатёр соорудили и тот, как людь какая-нибудь ходил ночевать в собственное укрытие.

Неважна почти каждый день уходила в лес охотиться, только теперь она ходила на пару с Елейкой. Та долго приноравливалась, наверное, раза с пятого только, испортив и переломав кучу хорошего дерева, наконец, смастерила себе личный лук, такой, какой её заставляла сделать придирчивая Неважна. Поначалу всё, что делала Елейка было почему-то «не то» и «сделано руками из жопы». Но постепенно ученица поняла, что и как от неё требовалось и всё же изготовила оружие, за которое впервые получила лесную оценку опытной охотницы:

— Не ахти что, но на первый раз сойдёт.

Со стрелами Елейка тоже повозилась с полна. Не сразу получилось. Даже когда приноровилась, нет-нет, да испортит. Но Елейка, девка, упёртая оказалась, до безобразия. Все этому её качеству в поселении просто дивились. Что в башку вобьёт, даже казалось не выполнимое, эту башку себе расколотит, но сделает. Стрелы они с Неважной мастерили без наконечников. Нет, Неважна конечно знала, что такое наконечник и какие они бывают из чего делаются, но сама их делать не умела. А зачем? Она же охотница, а в охоте эта хрень была не нужна. Она ж стреляла то в глаз, то навылет через сердце, а наконечник при таких делах был не только не нужен, но и вреден. Застрянет в туше такой вот и мучайся потом, выковыривай. Поэтому стрелы делали они гладкие, без извращений. А вот когда пришла пора Елейке стрелку себе рожать, то Неважна удивилась и восхитилась ею одновременно. С первого раза, да так легко и просто у неё это получилось, что аж позавидовала, но по белому. Как только стрелка получилась, Елейка тут же, по настоянию Неважны, опробовала её и чуть не описалась от восторга. Поворачивать она ей ещё не могла, не получалось, но пуская стрелку прямо в небо над собой, где поднимаясь ввысь, она там сама переворачиваясь, летела вниз, втыкаясь в землю. Ни с чем не сравнимое ощущение свободного полёта, когда твои вторые глаза не острие стрелы. Захватывало дух до табуна мурашек по всему телу, вызывая невообразимый восторг. Елейка безостановочно игралась, визжа от экстаза, пока не надоело, но не ей, а Неважне. Тут же попробовали ещё одну родить, но на этом халява закончилась. Сколько Елейка не старалась, сколько не тужилась, ни в какую. Приняв объяснение Неважны о том, что для второй стрелки нужно там в себе что-то накопить, она со спокойной душой оставила эти потуги и с не меньшим упорством взялась за учёбу в стрельбе. Она мучила свой лук с утра до вечера каждый день. Даже когда сначала от этих занятий всё тело болело так, что руки было не поднять. Сжимала зубы и превозмогая боль стреляла, стреляла, стреляла. Она так увлеклась, что на какое-то время забыла про своего Злыдня, хотя ей в этом отлично помогла Неважна, тем, что именно в эти первые дни она как раз больше времени проводила с Елейкиным конём. Злыдень её принял, как безысходность. Сначала было брыкался, ну, в смысле выражал не очень тёплое расположение, относительно подруги хозяйки, но со временем привык, тем более хозяйка его занималась непонятно чем, только не им, а после того, как Неважна смастерила ему шкурную одёжу на спину, которая крепилась широким поясом на груди и под брюхом, даже зауважал и без всяких, позволил ей на себе покататься.

Частенько возле этой парочки крутилась Голубава. Так, ходила, смотрела, делала не навязчивые комплименты, хвалила и как бы само собой разумеющееся, не навязчиво давала советы. Эти советы казались настолько дельными, что девки их с охотой принимали. Именно Голубава придумала повесить на сук травяной мешок и раскачав его на верёвке, предложила Елейке пострелять лучше в него, чем кору на деревьях дырявить, логично предположив, что зверь не будет стоять, облокотившись на берёзу и скрестив лапы, дожидаться, пока та прицелится и выстрелит. Елейка это новшество приняла сразу и поначалу никак в этот сраный мешок попасть не могла, даже стрелкой. Хотя зачем? Всё равно управлять не умела. А прибежавшая на эту новую забаву Неважна, воткнула в качающейся мешок пять из пяти, чем сильно разозлила Елейку. Злилась она, естественно, на саму себя и приложила всю свою упёртость до самого упора. Набегалась за стрелами, собирая их по всему лесу при неудачных выстрелах, по самое ни хочу, но уже через два дня явно удивила Голубаву, всадив в качающийся и вертящийся мешок четыре стрелы из пяти. Тогда Голубава тут же предложила ещё усложнить учёбу. Стрелять по тому же мешку, но двигаясь самой и стрелять на скорость. Задержать, например, дыхание и пока терпишь не дыша, весь запас стрел в туле израсходовать. В скором времени Елейка уже сама придумывала для себя трудности и уже стреляла стоя, лёжа, с колена, в прыжке, с кувырком и набегу и в конце концов уселась на Злыдня и стала стрелять с его спины на полном скаку: вперёд, с боков, с разворотов. В общем уже седмицу вполне уверенно ходила с Неважной на настоящую охоту, правда пешком, без Злыдня и у неё не плохо получалось. Ни так, конечно, как у Неважны, но тоже с голоду бы в лесу не умерла бы.

К этой троице пристроилась и Хохотушка, которая наконец-то стала оправдывать свою кличку. Когда увлекалась и забывала о своей грёбанной жизни, то действительно хохотала по любому поводу, даже заливалась просто показанному пальцу. Говорила она быстро и постоянно очень эмоционально. Она изъявила желание тоже научиться стрелковому делу. Неважна не возражала и тут же начала готовить вторую ученицу. Только Голубава почему-то отказалась от этого дела на отрез, заявив, что это не её.

В первые Елейка пошла охотиться самостоятельно и поэтому позволила себе не идти пешком, а поехать на Злыдне. Особой надобности ни в мясе, ни в шкурах не было, поэтому, так сказать, она выехала просто для собственного удовольствия. Ну и за одно коня прогулять и ещё одно дело сделать в придачу. Для начала направилась она в сторону баймака, вернее к змеиному источнику, который к этому времени уже замёрз и был заметён снегом, но регулярный поход в бывший баймак, стал что-то вроде традиции у сестёр. Только если по началу обязанность проверять старый баймак лежала на Данухе, то позже она перешла Елейке со Злыднем, им то сподручней было туда-сюда сбегать. Воровайка хоть на посту дежурила постоянно и Дануха была уверена, что если что она знак подаст, но раз уж завелась такая традиция, то пусть будет. Тем более какая разница где девке коня гулять, а так хоть с пользой.

Снег был ещё не глубокий, поэтому особой сложности для коня не представлял. По лесу петляли по уже изученной наизусть тропе шагом, а как вышли из леса к источнику, Елейка пустила коня рысью до площади, где по ровной площадке и галопом поскакать можно было. Подъезжая к бывшему баймаку вдоль реки, Елейка вдруг замерла, остановив коня одним прикосновение руки. На льду реки, за камышами, стояли большие сани с ввязанной в них лошадью, а на санях стоял с копьём в руке в полный рост ар и что-то по верх камыша рассматривал на площадке. Елейка шустро, но бесшумно стекла с коня, прошипев ему, чтоб тот стоял и прятался. Сама же, выудив из тулы стрелку, наложила её на тетиву и крадучись, пошла к зарослям камыша. В ней моментально всё внутри закипело. В голове заныл один и тот же вопрос: «Какого х… этот урод тут делает?». Она, согнувшись, прижав к себе лук со стрелкой, прошла бывший сад-огород большухи и уже пройдя высаженный на краю вишняк, собиралась осторожно спуститься к реке, как жгучая боль резанула по внутренней стороне ляжки, в аккурат посредине между коленом и задницей. Елейка даже понять ничего не успела, как рухнула на колени, взвыв от боли, роняя лук и стрелку, инстинктивно стараясь схватиться руками за взорвавшееся болью место. И тут же боковым зрением заметила, что со стороны бабских развалин, через площадь к ней со всех ног бежит здоровенный мужик. Паника, страх, всё как в тумане вязком и тягучем. Она потом не могла объяснить, что с ней произошло, но даже не задумываясь, как будто это делал кто-то за неё, схватила со снега лук, притом уверяла, что не искала и не нащупывала, он сам под руку попал. Вскочила на ноги, совсем забыв про боль. Она и про стрелку забыла, что выронила в снег, просто отработанным движением вынула из тулы новую стрелу и с какой-то неописуемой яростью, на одном движении выстрелила, в подбегающего, почти в упор. Стрела прошила шею на вылет. Мужик резко перестал бежать, переходя в полёт, раскидывая при этом руки в стороны и безжизненным мешком нырнул мордой в снег, не до бороздив до неё всего два, три шага. Зато струя алой крови, вырвавшаяся из его шеи ещё в полёте, как плетью хлестнула Елейку по всему телу, даже лицо забрызгало. Елейка стояла молча, опустив лук и тупо смотрела на распластавшегося перед ней ара. В ушах стоял такой гул с перезвоном, что напрочь заглушал всякие попытки мыслить. Но тут же со стороны реки послышались крики, выводящие её из оцепенения. Погоняя лошадь по накатанной речной дороге, убегал на санях второй ар. Это почему-то Елейку так взбесило и обидело, что у неё аж слёзы из глаз брызнули и жутко захотелось кого-нибудь укусить, ну или на худой конец впиться во что-нибудь зубами. Осмотрела снег. Нашла стрелку. Повернулась, чтоб шикнуть Злыдня, но тот уже, как статуя стоял за её спиной. И только когда кинулась к нему, боль вновь дала о себе знать, но заодно и отрезвила от пьяной ярости. Наконец-то она осмотрела то, что причиняло столько боли. Сзади, пробив кожаный подол, торчало древко стрелы с чужим, незнакомым оперением. Задрав подол и заглянув себе между ног, они матерно выругалась. Стрела была с белым костяным наконечником, половинка которого торчала из обливающейся кровью раны. Елейка шикнула-взвизгнула на Злыдня, тот послушно лёг на снег. Она, цепляясь за шкуру-накидку на его спине, скрежеща зубами от боли, вскарабкалась на него и вновь закипая от злости, дала коню короткую команду: «Догнать». Злыдень резко поднялся на ноги и с места рванул по спуску к реке. Елейка взвыла от боли, да ещё при этом прикусила язык, как назло. Но прижав с силой ноги к его бокам и схватив торчавшую сзади стрелу за древко, чтоб не мотылялась при скачке, она, стиснув зубы и зажмурив глаза, терпела.

Догнали они убегающего быстро. Когда впереди отчётливо услышала погоняющие окрики ара, она открыла глаза и схватилась за лук. Как только Елейка увидела испуганно озирающегося врага, трусливо улепётывающего и голосящего, как баба с перепуга, её вновь охватил азарт и боль притупилась. Такая злость откуда-то взялась, такая ненависть к этим природным уродам, считавшим себя пупами земли и позволяющим себе всё, что они желали, что захотелось поймать эту тварь и порвать её голыми руками, но она этого делать не стала. До саней оставалось менее пятидесяти шагов. Она вставила стрелку и что было силы выстрелила в спину мужику. На этот раз полёт в стрелке сильно отличался от всех предыдущих, что в небо, что в мишень. Он был… горячим. Она чётко почувствовала это. Её взгляд приближался стремительно, но вместе с тем в заторможено-тягучем, вязком полёте. Всё, что было вокруг расплывалось, словно в слезе искривлялось, но мужик по центру виден был чётко. Он махал рукой тоже медленно и плавно, будто в толще воды. Тут он вдруг стал так же медленно поворачивать голову, стараясь оглянуться и Елейка перевела свой взгляд со спины на его лицо, стараясь заглянуть ему в глаза и тут же влетела ему в левый глаз. Всё вокруг взорвалось ярко красным, как будто в лужу крови мордой плюхнулась и это, поначалу яркая пелена, моментально потемнела до черноты. Она пришла в себя и уже обгоняя сани увидела раскинувшегося на них врага. Стрелка торчала у него из левого глаза. Буря эмоций пронеслась у неё в голове. Не было сожаления о сделанном, не было жалости и раскаяния, было ликования победы, восторг от собственной силы, азарт охоты и просто счастья. Она наконец не только поняла, что такое стрелка, но и поняла, как ей нужно управлять. Елейка обогнала лошадь и смотря загнанной скотине в глаза, несущейся уже без управления, громко на конском выкрикнула: «Стой!». Та дёрнулась, будто её по морде плетью хлестнули, перешла на шаг, отворачивая в сторону с дороги и наконец, остановилась. Елейка тоже перешла на шаг и направилась к саням, чтоб забрать стрелку, но тут же встала, как вкопанная, ошарашенно уставившись на содержимое саней. Там, связанные по рукам и ногам, с заткнутыми ртами, лежали три молодухи, примерно Елейкиного возраста, только были они страшно худые и почему-то белые. Кожа да кости, впалые щёки. Когда шок от увиденного прошёл, Елейка со стоном сползла со Злыдня и хромая подошла к саням, осматривая ара. Тот был молодой и даже может быть красивым при жизни. По крайней мере был богато одет и ухожен. Елейка выдернула из его глаза стрелку, обтёрла о его одеяние и не спеша убрала в тулу, переводя взгляд на пленниц. У всех троих глаза была настолько бешеными, что, подумав, она решила их пока не развязывать, а то, кто его знает, что от них ожидать. Развернулась и до хромав обратно до Злюки, положила ему на спину руку, только лишь подумав о том, чтобы он лёг, и он тут же сложился на снег, давая возможность хозяйке вскарабкаться на себя и как только она примостилась, тут же обратно поднялся на ноги. Она медленно подъехала к морде привязанной к саням кобылке, а сомневаться в том, что это была кобыла Елейка не могла, она ещё на скаку по морде определила. Та стояла смирно, но с крыльями пены у рта. Наездница наклонилась к ней, утёрла пену рукой, что-то нашёптывая с присвистом и наконец, погладив между глаз, сказала на всё том же конском языке, чтобы она шла за ней. После чего спокойным шагом отправилась обратно к баймаку. Лошадь развернула сани и безропотно зашагала следом.

Добредя до бывшего баймака, ещё издали, Елейка увидела всех своих сестёр в полном сборе и при оружии. У Неважны в руках лук со вставленной стрелой. Дануха с клюкой на перевес. У Голубавы дрын какой-то в руках, а у Хохотушки собственный ребёнок. Не успела Елейка удивиться этому отряду, как всё поняла, увидев летящую к ней, как угорелую, Воровайку. Это она и тревогу подняла и их за собой привела. Отряд тем временем уже спустился на лёд и в разнобой, кто быстрей, кто, запаздывая, но все со всех ног бежали на встречу.

Дануха ещё издали начала выпускать пар, оря на всю реку:

— Ты кака хуя творишь, мать твою? С какой пизды на рожон полезла?

Но видать на этом пар весь вышел, и она орать перестала, а может просто запыхалась, пока бежала и чтоб продолжить, ей следовала немножко отдышаться.

Наконец они встретились и остановились. Дануха тяжело дыша и наклонившись, всё же между вздохами не упускала возможности высказаться, но уже более спокойно:

— Сколь раз тябе, сучка малолетня, орать в ухо, чёб ты свою жопу не святила. Узнат про нас, пиздец всем придёт. Вы ж ящё щенки слепы. Не кусить не пёрнуть по-настоящему.

Но она тут же подавилась резким ответом Елейки и от того что язык припух и еле ворочался, получилось огрызнуться как-то по-звериному:

— Да не ори ты, Матерь. Глаза то разуй. Это я их как щенков порвала. Жаль мало было. Был бы десяток и десяток бы порвала.

— Ох, ё, рвалка — пиздорвалка. А эт чё? — тут же отреагировала Дануха, тыкая клюкой в раненную ногу, — а ежели б точней попал? Пизда ты с ушами.

— Да хуйня это, — буркнула Елейка, — вот язык прикусила это да.

На что Дануха тут же надулась и рявкнула на неё, замахиваясь клюкой:

— Я те по матькаюсь, по мордасам то.

Елейка инстинктивно сжалась, хотя и знала, что не ударит.

— Да точнее некуда, — встряла в их разборку, подошедшая Голубава, задирая Елейкин подол и осматривая рану, — попал точно, куда целил. Он её не убить хотел, а лишь подранить. И рана плёвая и не убежишь.

Дануха тут же зашипела на Голубаву, как гусыня над гусятами:

— Не тронь. До места доберёмся, там вынем, а то по дороге на кровищу изойдёт.

— Да там и исходить то нечему. Крови совсем маленько вытекло. Больше вымазалась. Ну как свинья.

Елейка утёрла лицо, посмотрела на измазанную кровью руку, оглядела забрызганную шкурную накидку.

— Да это ж не моя, Данух. Это того урода, что там валяется, — и она мотнула головой в направлении бабняка.

— А это ещё кто?

Удивлённый вопль Неважны, моментально переключил всеобщее внимание с Елейки на сани, где лежали три брёвнышка, белых, как снег и похожих на трёх замороженных и оголодавших мелких нежити. Голубава оставив раненную наездницу в покое, быстро подошла к саням и недолго думая, освободила рты пленницам. Те неспешно пошамкали затёкшими челюстями, но не произнесли ни звука. Они просто тихо заплакали. Голубава накинулась на узлы верёвок крайней к ней молодухи, Неважна, забежав с другой стороны, принялась освобождать другую. Дануха тоже подойдя, с какой-то тревогой, просто их рассматривала. Только Хохотушка стояла поодаль, не подходя к саням и боязливо озиралась.

— Бабаньки, — вдруг жалобным голосом затараторила молодая мама, — может скроемся отсюда? А вдруг тут ещё кто есть? А то стоим тут все, как невесты на смотринах.

Дануха тут же встрепенулась и быстро огляделась вокруг, пронюхивая окружение. Голубава продолжая развязывать узлы тихо спросила пленницу:

— Сколько их было?

— Двое, — прошептала одними губами девка.

— Хохотушка права, — твёрдо скомандовала Дануха, — уходим в лес. Неважна, конём правлять сможешь?

— Не надо, — тут же остановила её Елейка, — это не конь, а кобыла и она сама за мной пойдёт, без правил.

Елейка пустила Злыдня вперёд и лошадь действительно тут же пошла за ней следом. Голубава с Неважной запрыгнули в сани, а Дануха с Хохотушкой, от греха по дальше, сразу пустились к берегу, через камыш.

Сани в лес далеко завести не смогли, лес больно густой был, но спрятать за раскидистым кустом, что рос на краю, спрятали. Тут же сбросили с саней и прикопали снегом труп. Первого, как узнала Елейка, ещё раньше в баймаке в яму оттащили. Неважна вывязала из саней кобылку, и та послушно потопала за Злыднем и Елейкой. А вот развязанные девки, самостоятельно идти не смогли. Толи так ноги затекли, толи обессилили совсем оголодав. Каждая из сестёр, ну кроме Данухи, которая решила лучше пацана мелкого понести, а полудохлую девку на Хохотушку сбагрить, схватили под руки по молодухе и двинулись в селение.

Придя в лагерь, все занялись делами, притом разделились даже не сговариваясь. Дануха, уложив дитя на свою лежанку и поручив мальчонку Домашней Деве, тут же занялась при хромавшей Елейкой. Голубава затащив пленниц в баню, начала суетиться с её растопкой. Неважна отвела коня и новую лошадь к Злыдню в дом, где принялась снимать испачканную кровью накидку и за одно обоих почистила, охапкой травы. С Елейкой, Дануха справилась быстро. Протолкнула стрелу дальше по ране, чтоб наконечник вылез из ноги полностью, применяя при этом успокоитель боли типа «заткнись срань безмозглая, а то клюкой по ебальнику заебеню». Сломала и выдернула стрелу. Наложила трав заваренных и до каши столчённых и туго перевязала, выдав в заключении, чтоб та «уёбывала к себе в нору», неча, мол, тут у неё пол меховой пачкать. Это, до сладостной боли, знакомое ворчание вековухи, было лучшим лекарством для раненной и она, повеселев, похромала к себе в шатёр, услышав вдогонку:

— Залезь на ляжанку под шкуры. Ногой не дрыгай. Я мигом сварю кой чё, принесу, похлебашь.

Елейка ничего не ответила, лишь улыбнулась, как будто ей что-то очень весёлое сказали. Откуда-то навалилась усталость и действительно захотелось зарыться в шкуры и уснуть. Придя в шатёр, она скинула уделанную в крови одежду прямо на пол. Сил на неё у Елейки никаких не было и залезла под одеяло, замерев и нагревая место. Вскоре пришла Дануха и принесла горячий отвар, сунув миску раненной и усевшись на край лежанки, начала допрос:

— Ну, давай, сказывай.

И Елейка рассказала. Как вышла из леса, как увидела ара с копьём за камышами, как чуть ли не ползком по Данухиному огороду ползла, чтоб камыш обогнуть да хоть одним глазком взглянуть, что он там делает. Потом как её подстрелили и как она начала их убивать. Особенно долго и в подробностях она, захлёбываясь от восторга, рассказывала Данухе полёт стрелки в глаз. Этот красочный рассказ во всех деталях, занял у неё столько же времени, как всё остальное вместе взятое. Наконец она выдохлась и обмякла с выражением счастья на лице. Дануха погладила её по голове, сказала «спать» и ушла. Елейка уснула ещё до того, как вековуха успела покинуть её шатёр.

С освобождёнными пленницами всё оказалось намного хуже. Пока Голубава растапливала банный камень и освобождала их от жалких остатков одежды, Хохотушка носилась из бани на общую кухню, что была в шатре Данухи и обратно. Варила травяные с ягодами отвары, и чуть остудив, отпаивала каждую. Кроме того, что девки были до нельзя истощены, а ещё оказались обмороженными. Тут забегала и Голубава. Принесла из кладовой жир звериный и принялась их всех мазать. Обмороженными были лица и руки, особенно носы и уши, а остальные части тела лишь слегка прихватило. Пришлось баню тушить, а то от жара они бы совсем загнулись. Пришла Дануха, подключилась к оживлению полудохликов. Отвары, мази, примочки, отвар из птицы, для подкрепления. А как оттаивать начали, так и вовсе в горячку бредовую пали. Их по одной в шкуры закатали, шапки на головы нахлобучили, а они в бреду мечутся, стонут, воют, а в себя не приходят. Вот когда Дануха пожалела, что Данавы под рукой нет. Он хоть и «колдунок» недоделанный, а в лекарских делах, да в отраве всякой, по более их всех вместе взятых понимал, но Данавы не было и приходилось крутиться самим.

Только к вечеру Дануха вспомнила о ребёнке, что оставила у себя, но бегающая туда-сюда мамаша, успокоила её, сказав, что с ним давно уже сидит Неважна. Они мило играют во что-то. Дануха по началу даже оторопела. Неважна и маленький ребёнок, почему-то в её голове вместе не складывались, но сделав заключение, что, какая бы девка не девчачья была, а природа своё возьмёт, успокоилась, но вместе с тем поймала себя на какой-то вредной мыслишке, что как жучок кору дерева грызущий, куснула её сознание, испоганила настроение и исчезла. Не успела Дануха её за хвост поймать, но для себя решила потом ещё раз подумать над Неважной и ребёнком в спокойной обстановке. Глядишь мыслишка ещё раз скользнёт. Не ассоциировалась у неё эта особь с женским полом. Не было в ней абсолютно ничего женственного. Пацан пацаном. Даже голая перед ней в бане сидела, сухая и без намёка на груди, воспринималась Данухой именно как пацан. Вековуха и забыла, что она девка. И тут такое проявление материнства. «Стоп», — тут же сказала себе Дануха. Она всё же поймала эту гадкую мыслишку за хвост, — «Природа. Девки молоды, а мужиков уж пробовавши. Ведь природа потянет их на сторону, как пить дать потянет. Вот так из ничего появилась беда. Это беда в будущем, но думать над ней нужно сегодня, сейчас. Коль любовью головы забьют, то всё пропало. Об этом надо думать и эту проблему как-то надо решать».

Три дня они по очереди сидели с этими тремя доходягами. Были моменты, когда думали всё, не выкарабкаются, но Дануха пресекла панику простым выводом:

— Тута место особо. Сюды запросто так не попадают. Коль суждено, то переборют и оклемаются, коль не наши… ну, чё ж судьба у них видно така была.

На утро третьего дня они проснулись мокрые, но живые. Все три. Голубава осмотрела их и потрогав лбы, растопила баню. Теперь было можно, даже нужно. Вскоре стало тепло, даже жарко и их вытащили из шкур, обмыли и усадили сохнуть, сунув в руки каждой по миске с мясным отваром. Собрались все, даже Елейка приковыляла. Разделись до гола, а что было делать, раз в баню пришли, как не греться. Дануха сыпанула на камень семян конопли и в благоухающем аромате, все принялись слушать их рассказ.

Начали они скромно, даже не охотно. Вернее, говорила только одна. Оказывается, беда их постигла ещё весной. Их баймак разорили как раз перед Данухиным и который располагался, как раз от них в низ по течению через Масаковские земли, разорённые ещё зимой.

— Так вы Лесановски? — догадалась Дануха.

— Да, да, — наперебой оживились сразу все три девки, как будто родственников нашли, — нас в тот день большуха обеда лишила, — заговорила одна из них, видать заводила в этой троице, — ну мы вообще из баймака сбежали в одно укромное местечко. Был у нас на реке свой секрет заветный.

— За чё лишила? — поинтересовалась Дануха, как будто просто из любопытства.

Девки глазки потупили, друг на дружку поглядывают, мол признаваться или нет. Молчали. Эту заминку к их облегчению сняла Неважна, своим любимым «Ладно, не важно. Что дальше?». Дануха злобно зыркнула на Неважну, но та на неё не смотрела и недовольства не заметила. Девки же встрепенулись, поняв, что секрет можно не открывать и заводила продолжила:

— Ну, сидим мы там, дуемся, а потом видим по реке дым понесло, да чёрный такой. Сразу поняли, что пожар. Кинулись в баймак, а там…

Она замолчала, видно вспомнила весь ужас той картины, что вновь встал перед глазами.

— Все куты пылают. Дым валит. И никого, — дальше заговорила девка, — мы побежали, кричали, пока на большуху мёртвую не наткнулись. Сначала с перепугу просто обратно сбежали и спрятались. К вечеру опять к баймаку вышли, но заходить не стали. Только из дали посмотрели. Никого. Куты сгорели, только тлели ещё долго. Несколько дней ещё дымились. Мы решили атамана найти. Ничего ж понять не могли. Пошли в летний лагерь к мужикам, а там…

Она тихо заплакала. Даже не заплакала, а как-то так. Дальше говорила, как и говорила, только слёзы потекли по намазанным жиром щекам.

— Все перебиты. Никого живого. Только тут мы поняли, что остались одни и сильно напугались. Куда идти не знаем, что делать не знаем. Вернулись в свой секрет и ревели всю ночь. Первые дни так и ходили, как поленом по башке прибитые, а потом, есть-то охота. Стали думать. Припасы-то все сгорели в кутах. Охотиться не умеем, рыбу ловить тоже. Выпросить еду не у кого. Хотели было к соседям податься, но побоялись, а вдруг нас по пути тоже кто сожрёт, да и волки, почуяв, что охраны нет, прямо в наглую, парами по баймаку разгуливали. Потом на пожарище нашли котёл. Стали траву варить. Крапива молодая вкусная, но не сытная. Белянка, — она кивнула на одну из подруг, — потом суслика камнем прибила. У нас пир был. Так и перебивались, пока грибы не пошли, ягоды. В общем прижились мы. А потом кончилось лето, слякоть началась, холодно стало. Что по огородам нашли, съели, а как морозы первые стукнули, вообще мрачно стало. Мы ещё летом в баймак перебрались. Одну яму кутову от головёшек очистили, перекрыли ветками, да там стали жить. Грибов натаскали с леса, орехов, ягод. На зиму бы хватило. Соль нашли, ещё кое-что по секретам в кутах. В общем решили жить втроём.

— Эт ты так решила? — вновь поинтересовалась Дануха, с нескрываемой озлобленностью и так зная ответ.

— Все решили, — тут же ответила рассказчица, не давая слова подругам и не обращая внимание на изменение в настроении вековухи, — мы просто прикинули каково нам в чужом бабняке будет, а тут сами себе хозяйки. С голода бы не померли, никто нас не искал, не трогал. Спокойная жизнь была. Решили жить так, а потом видно будет.

— Ладноть, — подытожила Дануха, — поэтому и не искали никого, а наобороть пряталися?

— Да, — сдавленно выдавила из себя девка.

Наступила пауза, которую опять прервала Неважна:

— А что дальше? Эти то, как вас поймали?

— Да очень просто, — продолжила другая, которую назвали Белянкой, — наше жилище с реки не видно было, а как морозы ударили, мы ж топить стали. По началу то аккуратно топили, с опаской. Со временем осмелели. Лень было за рекой следить. А тут по льду дорогу топтали. Мы их как увидели, огонь затушили, сами спрятались. Они заходили в баймак. Но так осмотрелись, да дальше пошли. Мы тогда ещё решили уйти от реки подальше, но думали потом, чуть позже и не успели. Эти двое прямо на санях с реки на нас налетели и давай хватать. Мы отбивались, но разве от таких кабанов отобьёшься. Избили они нас, связали, рты заткнули, чтоб не орали, да в сани закинули. По их разговору, они просто мимо ехали в другой бабняк, гостить, да поторговаться, а тут дым увидели ну и…

— Они и в этом-то баймаке, сгоревшем, искали, вдруг кто спрятался, — продолжила опять первая девка.

Дануха осмотрела сестёр и спросила, как будто и впрямь от них совета хотела:

— Ну. Чё мы с ними делать то бум?

После долгой паузы, первой откликнулась раненая:

— Источник замёрз, — сказала она тихо и задумчиво.

Все посмотрели на неё как на дуру, мол что за хрень несёт, только Дануха покачав головой в знак согласия, тоже тихо и задумчиво проговорила:

— Вот и я о том же.

Неважна, Голубава и Хохотушка решили промолчать, абсолютно не понимая о чём это они.

— Можно нам хоть до тепла у вас перезимовать? — жалобно поклянчила какая-то из выживших.

— Да вас пока никто не гонит, — не выходя из задумчивости ответила Дануха даже не оборачиваясь к девкам, — к тому ж нынче сядмица Гостева, грех нарушать законы гостеприимства.

Она потыкала клюкой чурку, что лежала у огня и приняв наконец решение, громко проговорила:

— Значит так. Пока Данава празднует, поселим их в его шатёр. Неважна, Елейка вы у нас самы худы. У вас чё-нибудь в запасе из одёжи есть? Не голышом же им ходить, а то мяня от одного их вида, тощего, уж мутит.

— Да, найдём, наверное, — ответила Неважна, вопросительно поглядывая на Елейку.

— Найдём, — подтвердила та.

Дануха повернулась к троице и жёстко, показывая кто тут главный, спросила:

— Кличут-то вас как?

— Это Белянка, — опять за всех ответила заводила, — это Звонкий Ручей, ну или просто Звонкая, а я Снежная Буря.

— Ох, ё, — пропела свою любимую присказку Дануха, смеясь, — значит так. Пока вы живёте у мяня, я буду звать вас так как порешу, — и она начала указывать клюкой, обзывая каждую, — ты, останешься Белянкой, похожа. Ты, — указала она на постоянно молчащую молодуху, — будешь Молчанкой, а ты, — указала она наконец на говорливую, — будешь у меня Заводилкой, — на что последняя было открыла ров в возмущении и Дануха тут же рявкнула, выпуская из себя спрятанную большуху и пресекая всякие возражения, — и ебальники прикрыли.

Молодухи разом глазки опустили, губки прижали и в свои пустые миски уставились.

— Да ладно тебе Дануха, — неожиданно за девок вступилась Неважна, они и так перепуганы, считай с того света выкарабкались, а ты…

— А я, — заорала на неё большуха, задетая за живое глупой и неуместной репликой, — будет воля отправлю их туды обратно. Ты куды свой нос суёшь, мокрощелка?

Неважна, не ожидавшая такого поворота, от испуга на четвереньках спряталась за спину Елейки. Она же не знала старых обычаев речного бабняка и хоть считала, что знает Дануху, но никогда не сталкивалась с ней как с большухой. А Данухе «репей под жопу попал» и она разошлась уже не на шутку:

— Ты наших обычав не знашь, дрянь, так я тябе подскажу. Их большуха обеда ляшила. Ты хоть представляшь, чё эт значит? — орала она на Неважну, которой уже не видела, но это не имело теперь никакого значения, поскольку касалось всех, — «не важно», — передразнила она девчонку ехидным голосом, — важно. И очень. Чёб сама большуха бабняка каких-то сраных кутырок еды ляшила, надо было натворить очень серьёзно и творили не эти три, а вот та, — и она указала клюкой на Заводилку, — а эть две просто за ней хвостиком бегают да в жопу заглядывают. Вот Елейка, Пизда хрома. Ещё по весне не грознее вот этой Молчанки была при Зорьке. Тиши воды ниже травы. И ещё там две губошлёпки с ыми. Ты знашь сколь они мяне крови попортили и говна наделали, — и Дануха уставилась на Елейку, которая тоже, как и новенькие потупила глазки, но при этом не сдерживая растянувшейся улыбки, — сколь раз я их наказывала, но никода дело не доходило до отбора еды. Ибо баловство было безобидно. Хотя за одних дохлых кротов на грядке, поубивать надо было всех четверых. А заводилой у них была Зорька, сучка мерзкая, така же дрянь, как и эта, — она опять ткнула клюкой на Заводилку, — и знашь во чё та тварь выросла? — спросила она уже обращаясь к Елейке.

Елейка удивлённо уставилась на Дануху, перестав улыбаться, думая мельком, с чего это она старое вспомнила да на Зорьку кидается. Взяла и тут же ответила, как будто кто-то ждал от неё ответа:

— Её с нами не было. Краснушку видела, Малхушку видела, а Зорьку не видела.

— Ещё б, — вообще взбесилась Дануха вскакивая на ноги, — твоя ёбана подружка, котору ты не видела, нынче в жёнах у самого атамана нелюдей ходить. Первой женой и ядинственной. В логове яво живёт. Она спит и любится со зверем, который весь наш род под корень пустил. И насрать ей на вас всех.

От этой новости у Елейки челюсть отпала и глаза вывалились. После этого она похоже уже ничего не слышала и тем более не соображала.

— И ты хошь у мяня на груди ящё одну таку сучку пригреть, — вновь тыкая клюкой в направлении выбранной жертвы, орала Дануха.

Елейка выпала из реальности, она потерялась, она не верила в то, что услышала. Не хотела в это верить.

— А ты, девка, — навалилась вековуха уже на Заводилку, которая похоже уже намочила со страху шкуру под собой, — запомни. Иля я тябя сломаю душевно, и ты станешь одной из нас и равной каждой, или я тябя сломаю по-настоящему. Просто хрябет свярну и выкину. Мне твои заводны закидоны ни в Хуй не упёрлися. Я Зорьку в родах принямала, всю жизнь на моих глазах росла и то, как доберуся, зубами глотку вырву, а тябя дрянь просто прихлопну, как муху говённу.

Она остановила разнос, отдышалась и продолжила, чуть спокойнее, но видно было, что всё ещё кипя внутри:

— Поживётя несколько дней одни, пока братец мой колдун не явится. Мяшать не бу. Меж собой судите, но коль эт будет вас подбивать бяжать, — она уже обращалась к двум подругам Заводилки, — шлите яё на Хуй мелкими шагами, пусть бяжит, — и перехватывая клюку другим концом и показывая волчий хвост, покачивая им у них перед носом, — моим волкам ужин будет.

Наконец Дануха резко выдохнула и спокойно, как будто даже не орала ни разу, проговорила:

— Всё. Злы вы, ако звери. Поду я от вас, обед готовить.

Но никуда не пошла, оставшись на месте и впав в глубокую задумчивость. Стало тихо. Потом заговорила незнакомым голосом одна из молодух. Дануха не видела кто. Она стояла к ним спиной, но почему-то сразу подумала, что это Молчалка, так как до этого времени голоса её не слышала.

— Кусок говна сушёного мы большухе в котёл закинули, за это и без обеда остались. И вовсе не Буря идею подала, а я. Правда закидывала она. И не просто так из баловства, а за дело.

И тут Дануха почему-то пожалела девок. Подумала, что зря, наверное, наорала. Сорвалась. И Елейки не надо было рассказывать про Зорьку. Ох, не надо было. Потом заговорила Неважна, притом почти шёпотом:

— Елей, а Зорька твоя подруга была?

— Лучшая, Неважна, — ответила грустно Елейка, — лучше не бывает.

— А как же она… может силой?

— Не знаю сестра. Пока сама не увижу, не поверю.

— Проститя мяня сястрёнки, — проговорила неожиданно устало и как-то по-старчески Дануха, — чё т накопилося. Сорвалася. И вы не бабняк, и я уж не большуха. Ты прости мяня Неважночка. Не знашь ты рячных нравов и не нать тябе знать. И ты Елейка прости. Не нать было тябе говорить про Зорьку. Сама верить не хочу. Не така наша Зорька. Не могла она. И вы девки простите, — обратилась она уже к новеньким оборачиваясь. — будьте как дома. Да почему как? Дома мы вам выстроим, да сястрёнки?

— Конечно, — еле слышно поддержала её чуть не плачущая, растроганная Неважна, выглядывая из-за плечика Елейки.

— К нам просто так никто не попадат. Значит и вас к нам Троица послала. Не будет у нас больше бабняцкой жизни. Надо новую строить без баб и большух. Надо.

Она помолчала, продолжая одна стоять из всех. Потом так же молча оделась и ушла.

Молодух поселили в Данавенском шатре. Одели, хоть и не по размеру, а чуть просторней, но за то тепло и добротно. Кормили сытно, даже закармливали. Дануха, всех троих пристроила к себе на кухню в помощницы. Принеси, отнеси, помой, почисти и так далее. Все постепенно начали к ним привыкать, как не с того ни с сего, где-то за два дня до появления в лагере Данавы, они сбежали. Все трое. Притом, прихватив с собой изрядное количество продуктов из кладовой. Голубава с Елейкой хотели было по следам догнать, на что Дануха только облегчённо улыбнулась и сказала:

— Да, Хуй сыми, дурами, сами под Чярту подлезли. Как припёрлись, так упёрлись. С них всё равно ни хуя б толку не было. В башках ветер любы здравы мыслишки напрочь выдуват.

— А если поймают их, и они на нас наведут? — не успокаивалась Голубава.

— Ну и чё? — тут же возразила Дануха, — поймашь ты их, чё дале? Убьёшь? Вона к тому дереву привяжешь? Или уговорами уговаривать будешь остаться?

На что Голубава призадумалась и отказалась от своей идеи. Действительно. Сёстрами ихними они так и не стали, пленницами не были. Они просто жили у них на правах гостей. Ну, погостили и дальше подались. Да, и действительно, маньяк с ними, пусть бегут.

Через пару дней заявился Данава, да опять не один, а со своим «братом», таким же «колдунком», как и он, по кличке Батра. Откуда «колдунки» себе такие заковыристые клички брали и что они значили, Троица их знает. Он оказался тем самым Масаковским родовым колдуном, о котором Данава рассказывал ещё прошлой зимой. Делать ему одному в лесу стало нечего. Лесановский его сосед, с кем он последнее время жил, помер, а сами леса Лесановские арья вырубать стали под корень. Только не понятно, что задумали. Толи просто лес заготавливают, толи решили что-то строить, на заброшенных землях. Дануха всё это выслушала и вдруг смачно сплюнула:

— Тфу, дуры.

Колдуны непонимающе переглянулись, но Дануха ничего им объяснять не стала. Объяснила Елейка:

— Мы тут давеча трёх девок Лесановских нашли. С того света выковыряли. Вылечили, одели, обогрели, жить с нами разрешили, а они сбежали. И похоже опять в свои Лесановские леса, откуда их уже вылавливали.

В рассказах — пересказах наступила тишина, которую как всегда прервала Неважна:

— Спасать их надо опять, — проговорила она, сидя с напряжённым лицом, с закрытыми глазами.

— Да пропади они пропадом, эт три дуры малолетни, — как-то обеспокоенно и тихо затараторила Дануха, чувствуя в интонации Неважны определённую уверенность к решительным действиям.

— Какие бы не были, но мне за них больно, — проговорила Неважна, открывая глаза, полные слёз.

Тут Неважна резко соскочила, утёрла слёзы и настойчиво заявила Данухе, не спрашивая разрешения, а ставя её перед фактом:

— Я пойду выручать. Я знаю где они.

Дануха хотела было что-то возразить и уже рот раскрыла, но её опередила Голубава:

— Я пойду с ней, — сказала она так же твёрдо, поднимаясь со скамьи.

— И я с вами, — тут же соскочила Елейка.

Вот тут Дануху прорвало:

— А ты куды? Пизда хрома. Сядь. Жопу прижми. Ты уже наскакалася и набегалася. Пока ногу не залечишь, носу с поселения не сунешь.

После недолгой, но яростной склоки, тем не менее не переросшей в драку, Неважна, вооружённая луком и походным шатром и Голубава, вооружённая мешком с продуктами, ушли в лес в том направлении, которое указала Неважна. Елейка, рыдая от обиды у себя в шатре, осталась смачивать меховой валик подушки слезами и соплями. Два колдуна с перепугу, тихо-тихо, незаметно сбежали к Данаве в шатёр и там спрятались, чтоб не попасть под горячую руку разбушевавшейся Данухи.

Она бесилась не оттого, что баба с девкой полезли, не зная куда и не зная зачем, не предполагая, чем всё это кончится, а потому что не могла удержать. Не было у неё на это ни сил, ни прав. Порядок в баймаке, в своё время, держался ею за счёт собственного авторитета и силы ближнего круга, которую она могла применить по своему усмотрению. Хотя в её ближнем круге была одна Сладкая, но ей этого было достаточно. Ведь кроме этого за ней стоял её сын, родовой атаман со всеми мужиками, а против этой силы даже весь бабняк, если бвзбунтовался, ничего сделать бы не смог. А сейчас поддерживать порядок среди девок было не чем. Бабняка нет. Устоев нет. Почему они должны были её слушаться? Здесь за ней силы не было. Она была лишь старшая из равных. И вот эта беда больше всего её задевала. Как же она будет держать их в подчинении и повиновении, если нечем? Это-то беспомощность и бесила больше всего. Она вбила себе в голову, что должна собрать вокруг себя особенных молодух, в противовес стае нелюдей и этим отрядом девок, вывести всех кровожадных гоев с земель речников под корень. И девок, в конечном итоге, вокруг неё должно было собраться много, должно быть что-то, что сплотит их и заставит делать каждую то, что требуется для дела, а не то, что каждая для себя решит. Отрядом нелюдей безоговорочно командует непререкаемый атаман. А у них? Нет у них ни атамана, ни атаманши. Сама же Дануха себя в этой роли не видела. Собрать — да, а вести в поход на выкорчёвывание этих тварей — нет. Идеи, которая бы объединила и сплотила, тоже нет. И если лидера надо искать, то вот подумать над идеей, надлежит именно Данухе. Ведь именно ей Водная Дева поручила составить законы, простые и понятные, которые будут скреплять всех в одну семью. А из трёх, она родила только один и то, девок под него не загнала, а уж давным-давно нужно было это сделать. Глядишь сейчас бы смогла остановить самоуправство.

Неважна с Голубавой шли скоро, но не быстро. Снег в лесу хоть ещё и не был глубокий, но тем не менее скорость продвижение значительно уменьшал. К концу дня поднялся ветер, что ещё больше замедлило их продвижение. Первую ночь ночевали в лесу. Шатёр разбирать не стали. Так залезли в мешок, не раздеваясь, что-то там перекусили холодное и вырубились.

Неважна вела по прямой, искривляя свой путь лишь когда приходилось огибать буреломы и завалы. Весь второй день дул порывистый холодный ветер, а идти пришлось большую часть пути по открытой местности. Порывы ветра были такими, что порой валили с ног. Несколько раз останавливались, залезая в мешок, чтоб передохнуть и обогреться за одно. Ночевали тоже в степи, в какой-то ложбине. На третий день ветер стих и к полудню они вошли в очередной лес.

— Уже не далеко, — сказала, запыхавшись Неважна, которая в этот лес чуть ли не бегом забежала, потому что только в лесу она чувствовала себя защищённой, как дома.

Но углубившись не так далеко, её догнала и схватив за локоть, остановила Голубава.

— Что? — озираясь по сторонам и снимая лук со спины настороженно спросила Неважна.

— Слышишь? — шёпотом спросила баба, смотря куда-то вперёд.

Неважна придержала дыхание, прислушалась. Где-то впереди действительно брякали отдалённые удары топоров. Там впереди рубили лес. Неважна остановилась, поводила головой из стороны в сторону с закрытыми глазами.

— Они разделились, — тихо проговорила она, — одна прямо перед нами в доме каком-то, а вторая вон там, — и она указала в сторону, — она похоже в яме прячется, — и немного помолчав, с каким-то ужасом, прошептала, — а третьей нет. Я её не чувствую.

Охотница, тут же пригибаясь, пошла в сторону спрятавшейся, то и дело останавливаясь и вглядываясь в пустоту зимнего леса. Вскоре они вышли на край вырубки. Вырубленная от леса огромная поляна была пуста. Людей видно не было. Стуки топоров и мужские окрики раздавались где-то в стороне и видно их не было.

— Где она? — спросила Голубава, всматриваясь в пни и остатки кустарника на вырубке.

Неважна помедлила, после чего протянула руку в сторону виднеющейся вдалеке края поляны, за которым видно был спуск или просто понижение, сказала:

— Там.

И они, низко пригибаясь, перебежками среди пней, пустились в направлении, указанном Неважной.

Когда они добрались до ямы, в которой по предположению молодой охотницы пряталась девка, то обе остолбенели в шоке, выпрямившись в полный рост, забыв про осторожность.

— Это же помойка, — обескураженно произнесла Голубава, оглядывая большой овраг, заваленный мусором жизнедеятельности человека. Там были свалены содранные шкуры животных, их скелеты, с не до конца обрезанным мясом, валялись тут и там целые головы различных животных, замёрзшие и свежие кучи говна и жёлтые дыры проталин от мочи. Было такое ощущение, что сюда ходил гадить целый табун мужиков в несколько десятков человек. Голубава недоумённо посмотрела на Неважну. Та, поморщившись, неуверенно спросила:

— Она что, лучшего места спрятаться не нашла?

— Ну, а чем не схрон? — ответила ей баба с какой-то брезгливостью.

— Она там, — со вздохом проговорила Неважна, указывая на отдалённую кучу и стала спускаться в овраг.

Внимательно смотря под ноги и пробираясь по краю, всё равно то и дело натыкаясь ногами на кости, припорошённые снегом, они добрались до нужной кучи. Девку нашли сразу и тут же поняли, хотя сначала не поверили, что она не пряталась, а её просто выбросили на помойку. Куча, в которой она лежала, была сооружена из кабаньих костей, а внизу их вмёрзла турова шкура, плохо ободранная с жиром и кусками замёрзшего мяса, которая подвернувшись образовала под двумя примороженными головами хряков, что-то вроде небольшой норы, в которой свернувшись калачиком лежала Белянка, а это была именно она. Девка была ещё живой, но ни на что не реагировала. Голубава вытащила её и взяв на руки, понесла из оврага наверх. Девка была подобна травяной кукле, безвольной и абсолютно расслабленной. Баба намеревалась отнести её куда-нибудь подальше от этой мерзости, где запихать в походный мешок, осмотреть и расспросить, если получится, но не успела.

— Эй, а ну стоять! — проревел мужской бас и в овраг с другой стороны спрыгнул здоровенный мужик с копьём в руке.

В голове у Неважны с момента обнаружения ямы, вид которой вверг её в недоумение и до этого момента, выведшего её из этого недоумения, пролетел целый рой эмоций. От непонимания и неверия в увиденное, до осознания того, что живого человека, девушку, можно прямо так взять и выбросить на помойку как… Она долго подбирала слово, но так и не смогла. Когда Голубава вынимала Белянку из норы, то осознание переросло в обиду до слёз, и она тихо заплакала, обзывая по-своему этих нелюдей, как умела. А когда этот воин рявкнул и прыгнул вниз, она уже негодовала в ненависти, злобе и ярости. Именно за мгновение до этого, ей вдруг захотелось поубивать всех этих сволочей, а тут как по заказу, на те. Она, даже не раздумывая, хладнокровно, но быстро, в одном монолитном движении сняла лук, вынула и вставила стрелу, натянула тетиву и выстрелила. Чем-то до безобразия довольный мужик, в тот момент шустро перелезавший через гору костей, словил стрелу прямо в глаз, ничего не успев понять. Даже самодовольное выражение на лице так и осталось без изменения. Он резко выпрямился, выгнулся назад и рухнул куда-то за кучу спиной вперёд, выронив при этом копьё. Неважна замерла со звериным оскалом на лице, как заворожённая смотря на пустое место, где только что был воин. Голубава, застигнутая врасплох его появлением, тут же заметалась, с девкой на руках, наконец набегавшись, положила её на снег и кинулась к воину.

— Иди сюда, — проорала она сдавленным голосом, обращаясь к замершей на месте Неважне, — быстрей.

Неважна никак не отреагировала на её сдавленные вопли, оставаясь стоять на месте, а вместо этого, сухо, но громко спросила, даже не стараясь скрываться:

— Зачем?

— Как зачем? — в панике, суетливо перелезая через кучу хлама, переспросила Голубава, — увидят труп, кинутся искать.

— Голубава, — неожиданно спокойно проговорила охотница, — не суетись. Ты бы лучше посмотрела за Белянкой. Это не они нас будут искать, а я их. Я их всех поубиваю.

Голубава хотела было накинуться на несмышлёную девку даже рот распахнула и воздуха в грудь набрала, но увидев её лицо, тут же осеклась, чуть не брякнувшись задницей на кучу. У неё вдруг что-то лопнуло внутри и растеклось обжигающим теплом. Она даже почувствовала, как лицо запылало от прилива крови. Голубава опустила руки, глаза. С лица сползла суетливая растерянность, которая плавно перетекла в выражение злобы и ненависти. Она медленно поднялась на кучу, подхватила копьё, прикинула его в руке на вес.

— Я тоже, — неожиданно громко твёрдым и уверенным голосом проговорила Голубава, — хватит бегать, пора платить по долгам. Я за этим сюда и пошла.

— Ты бы всё же посмотрела для начала Белянку, сестра, вдруг ещё можно чем помочь.

Спокойствие и рассудительность девчонки, как пощёчина привело Голубаву в чувство. Стало почему-то стыдно и вместе с тем отрезвляюще спокойно. Эта девчонка оказалась куда прочнее, чем казалась и, тем более крепче чем она, паникёрша. Баба пошла с Неважной, думая, что сможет поддержать её своим жизненным опытом и здравым рассудком, а оказалось всё наоборот. Это осознание собственной мало значимости и неспособности в критический момент собраться и принять правильное решение, задело бабу, но и только. Она тут же «проглотила» свои эмоции и включила рассудок.

— Хорошо, — так же чётко ответила она и забрав у охотницы скатку с шатром, пошла смотреть девку.

Через некоторое время Голубава вернулась к Неважне, продолжающей стоять на одном месте.

— Плохо дело, — проговорила она зло и грустно, — она вся избита до полусмерти. Сложно сказать сломано что или нет, но волосатую щель ей порвали вдрызг. Такое ощущение, что целая артель мужиков насиловала и не по разу. Крови много потеряла. Но теперь уже не кровит. Запеклось всё. Я отнесу её за овраг на спуск. Попытаюсь в чувство привести отварами, если получится.

Неважна ничего не сказала, лишь кивнув головой в знак одобрения, продолжая своими, ничего не выражающими глазами, внимательно следила за краем оврага. Голубава вернулась к молодухе и схватив мешок шатра с полумёртвой — полуживой Белянкой, понесла её наверх из оврага и дальше по пологому склону вниз, устроившись там в кустах и разведя небольшой костерок. В походном котелке Неважны она натопила снег, засыпала толчёной сухой смеси из трав и кореньев. Когда сунула отвар в снег остужаться, сверху услышала окрик мужика, но не на спуске, а где-то там на помойке. Она вздрогнула, вскочила, вновь охваченная беспокойством, но никого видно не было, а там на горе было всё тихо. Белянка лежала в мешке, накрытая шкурой. Глаза её были открыты, но на все обращения к ней, тряску за плечо, за вымазанное лицо, никаких ответных реакций не производила. Голубава с силой посадила её и стала вливать в рот зелье, но та не глотала и всё, что вливалось в рот, выливалось из расслабленных губ обратно. Это Голубаву взбесило. «Ах ты дрянь!» — выругалась она злобно и с силой запрокинув голову, влила порцию отвара. Та захлебнулась, закашляла и глубоко задышала с присвистом. Постаралась опять улечься на бочок и тихонько захныкала, как маленький ребёнок, но Голубава не дала ей это сделать.

— Белянка, сучка мелкая, ну ка пей, — она ухватила её за волосы и поднесла котелок ко рту.

Та продолжая хныкать, всё же сделала несколько глотков и отстранилась. Закрыла глаза и подняла руку к груди, как бы прослеживая путь тёплой волны по пищеводу в желудок. Потом открыла глаза, и сама потянулась к котелку. Голубава споив ей почти половину посудины, повернула её голову к себе, чтоб глаза видели бабу и тихо спросила:

— Белянка, ты узнаёшь меня?

— Да, — прошептала одними губами девка.

Глаза её посоловели и начали закрываться. Она засыпала.

— Много их? — спросила Голубава.

Но Белянка уже ничего не отвечала. Она уснула.

— Ладно, — подытожила столь короткий допрос Голубава, укладывая молодуху и накрывая шкурой, — поспи. Это для тебя теперь лучший лекарь.

Баба выпрямилась с чувством выполненного долга и решила, что теперь её очередь долги взымать. Ей вдруг стало всё равно, что с ней произойдёт в следующий момент. Даже если её окружит сейчас куча мужиков, она со спокойной совестью сдохнет, но до последнего будет их убивать, ну или хотя бы постарается, хоть одного, хоть покалечить. Зубами кусать будет. В этом была её теперешняя цель в жизни. Именно этого ей хотелось всё время своего плена. Именно за этим она бежала. Найти тех ублюдков и так же обыденно, мимоходом поубивать. Всех, и в первую очередь того, морду которого она запомнила на всю жизнь. Голубава подняла копьё, валяющееся тут же и пошла обратно в помойную яму. Не раздумывая зачем. Она почему-то была уверенна, что её бой будет именно там.

Неважну она нашла всё на том же месте, только стрела была наложена на тетиву, и стояла она на изготовке. Голубава подошла к ней сзади, но охотница даже не обернулась.

— Уснула, — сказала она тихо, — будем надеяться не помрёт. Тут был ещё кто?

— Был, — сухо ответила девчонка, — двое. Там валяются.

Голубава замялась, поборолась сама с собой с каким-то внутренним противоречивым чувством, а затем неожиданно попросила:

— Дай мне кого-нибудь убить.

— Ты же не умеешь стрелять, — всё так же монотонно без эмоций ответила Неважна.

— А я вот этим, — буркнула Голубава, выставляя перед собой увесистое древко копья с широким лепестковым медным наконечником.

Не успела Неважна, что-либо сказать, как с края ямы, на скорости сиганула фигура мужика. Он, быстро, не обращая внимания по сторонам, второпях развязывал штаны и повернувшись к ним спиной, резко присел, скрывшись за кучей мусора. Голубава перехватила копьё и кинулась к обосравшемуся мужику, а тот за шумом естественного процесса и из-за собственного голосового сопровождения, не услышал набегающей сзади собственной смерти. Голубава обогнув кучу со всей силы и с каким-то утробным рычанием, вогнала копьё ему в спину. Полная ярости и праведного негодования, рыча и матерясь, она какое-то время пыталась выдернуть оружие из тела обосранца, валяя его по снегу и в собственных экскрементах. Тело дёргалось от каждого рывка, но наконечник не отдавало. Только когда она вообще озверела и начала дёргать копьё туда-сюда, ей удалось вырвать из трупа своё оружие, разворотив ему пол спины и перемолов, наверное, все внутренности. После чего запыхавшись со взъерошенными волосами, выбившимися из-под шапки и прилипшими к вспотевшему лицу, вернулась к Неважне, на лице которой, наконец-то, появилось хоть какое-то выражение. Охотница была удивлена.

— Всё, — бросила запыхавшаяся и радостная Голубава, подойдя вплотную, — кажись полегчало. Пойду обратно. Посмотрю, что ещё можно сделать с Белянкой.

И ушла к пострадавшей. То, что только что произошло, не только принесло «облегчение» Голубаве, но и вывело из какого-то странного ступора Неважну. Она встрепенулась, оглянулась, поморщилась и также стала вылезать из этой вонючей ямы. Охотница поднялась наверх. Огляделась. Вокруг одни пни и редкий кустарник. Она закрыла глаза. «Это не зверь», — сказала она сама себе тихо, — «это хуже зверя. Они твой лес вырубили. Они моих подруг убивают. Они моего отца убили. Я дитя леса. Я твоё дитя Лесная Дева. Ты единственная, кто у меня осталась, и я хочу начать охоту на этих нелюдей. Дозволь». И так же как раньше лося или белку, зайца, или какого-нибудь другого зверя, она отчётливо почувствовала людей. Самцов. Даже на расстоянии она почуяла их вонь, мерзкую, резкую и отвратительно противную. Их было много, и они были повсюду. Она повернула голову по направлению к тем, кто был ближе всех и как любого другого зверя, на которого охотилась раньше, повела их на себя, под выстрел. Их было двое. Она явно представила себе, как они идут вон к тем кустам. И они пошли. Два хлёстких хлопка, один за другим с протяжным шелестом оперившегося ветерка, и оба рухнули со стрелой в глазу. Неважна спокойно, бесшумно, как ходила всегда, подошла к добыче, вынула стрелы, вытерла их и принялась за следующих.

С начала ей казалось их было так много, а не успела она оглянуться, как они кончились. Неважна, даже сразу не поняла, куда это они делись, но оглядев последнее место расстрела, где валялись убитые мужики, устало присела на пень, поняв вдруг, что не так их много, оказывается и было. На неё напало унынье. Ни жалость, ни угрызение совести, ни усталость, которая обычно наваливается после перенапряжения, а самая обыкновенная унылость. Она пошла обратно, искать Голубаву и почти уже дойдя до ямы, неожиданно вспомнила, что пришла выручать знакомых девочек и вторая была где-то там, откуда она только что ушла. Пришлось вернуться обратно. Бурю она нашла в странном деревянном доме. Она раньше не видела таких. Большой, сложенный из брёвен, с острой крышей из ёлочных веток, уложенных охапками в несколько слоёв. На входе висела шкура тура. Она хотела сорвать её, но на это у неё ни сил, ни веса не хватило. Отодвинув её в сторону, увидела внутри другую. Заглянула за вторую. Внутри дома было темно и со света вообще ничего разглядеть было невозможно. Тогда недолго думая охотница достала из-за голенища сапожка свой охотничий нож и срезала обе шкуры, впуская себя и дневной свет вовнутрь этого мрачного дома.

Снежная Буря лежала в самом углу, свернувшись калачиком и отвернувшись к стенке. Неважна подошла к ней и долго стояла, чего-то ожидая, но та не подавала никаких признаков жизни.

— Буря, ты жива? — спросила она негромко.

Сначала ничего не произошло, но некоторое время спустя, лежавшая дёрнулась, как будто до неё только что дошёл вопрос и опасливо обернулась на Неважну, бегая по её контурам испуганными глазками.

— Жива, — уже громко проговорила охотница, — сама идти сможешь?

Та опять дёрнулась всем телом, как будто её хлестнули плетью и поднявшись на локтях, в панике за озиралась, но тут же убедившись, что больше никого нет, быстро перевернувшись и вскочив на колени, ухватила Неважну за ноги и жалобно заскулила:

— Вытащи меня отсюда, пожалуйста. Я тебя умоляю. Всё что хочешь для тебя сделаю, только вытащи.

— Хватит, — пытаясь освободиться от её захвата, недовольно проговорила Неважна, — вставай и пошли. Я и так за тобой пришла, что тебе ещё надо.

Но та упорно не желала от неё отцепляться. Попытавшись какое-то время отцепить девочку по-хорошему, Неважна, наконец, рявкнула на неё по весь голос и та в испуге, закрывая голову обоими руками, само собой была вынуждена от неё отцепилась. Неважна быстро развернулась и пошла на выход, скомандовав не оборачиваясь:

— Пошли.

Выйдя наружу она остановилась и опять осмотрелась. Новой добычи не объявилось. Тишь и благодать. Обернулась. Буря из дома так и не показалась.

— Снежная Буря, ты идёшь или решила тут остаться? — громко выкрикнула Неважна, теряя терпение.

И только тут в проёме показалась перепуганное, чумазое лицо, вымазанное непонятно чем.

— Да выходи. Нет тут больше никого.

— А они что ушли? — шёпотом, недоверчиво прошипела Буря, бешеными глазами осматривая то, что могла разглядеть, высовываясь из проёма.

— Ушли… На тот свет, — проговорила охотница, разворачиваясь и лёгкой скользящей походкой, не спеша, пошла искать Голубаву. Пройдя уже пол пути до мусорной ямы, она услышала жалобный писк за спиной.

— Подожди меня.

Неважна оглянулась. Девочка почти на корячках, из-за того, что слишком низко пригибалась к земле, мелко семенила за ней меж пнями.

— Да что ты ползёшь? Я же сказала, что никого здесь больше нет. Вставай и иди нормально. Я не собираюсь тебя тащить на себе, коль у тебя ноги ходят. Нам ещё Белянку тащить. Вот та вряд ли сама пойдёт.

— Белянку? — переспросила Буря, подползая к Неважне, — Белянку и Звонкую они забили до смерти. Вернее, поначалу Звонкую, а вчера и Белянку.

— Жива твоя Белянка, пока, если конечно до своих до тащим.

Неважна продолжила путь уже не останавливаясь больше и не оборачиваясь назад. Она дальше шла молча, слыша за спиной торопливые шаги и запыхавшееся испуганное дыхание.

Нашла она Голубаву сразу, как только перешла овраг на другую сторону и взглянула вниз по спуску. Дымок костра вился внизу из-за кустов. Когда же встретились две жертвы мужицкого беспредела, у обоих началась истерика. Притом Буря, которая вроде бы казалась не так пострадала, как её подруга Белянка, вдруг размякла, упала на шкуры шатра и ревя как белуга, потеряла всякую способность самостоятельно передвигаться. Зато умирающая Белянка, тоже включившаяся в парную истерику, наоборот ожила и задвигалась. Поэтому сразу они в обратный путь не пошли. Неважна даже предложила пожить какое-то время в том деревянном большом доме, где нашла Бурю, но та, как только услышала об этом, завизжала, как сумасшедшая истеричка на всю округу и вцепилась в шатёр с такой силой, что и Неважна, и Голубава поняли, что оторвать её даже обессиленную от шкур не удастся. Тогда решили остаться здесь. Костёр развели побольше и Неважна занялась готовкой. Еда, правда, у неё получалась не важной, но Голубава ушла потрошить убитых и была занята исключительно тем, что постоянно таскала к их костру какие-то вещи, а потом совсем пропала. Неважна раза три пускала в небо стрелку, выглядывая её с высоты птичьего полёта и всякий раз заставала Голубаву за процессом волочения куда-то трупов. Как выяснилось позже, она не поленилась и стаскала их всех до одного в помойную яму. Не лень же было. Наконец, когда мелко нарезанное мясо уже сварилось, охотница, не выдержав, что было силы покричала бабу. Та пришла и притащила ещё кучу барахла. И того у костра скопилось: семь копий, двенадцать медных топоров, ценность которых даже у неё в голове не укладывалась, потому что это было очень много, три мешка продуктов разных, четыре лука со стрелами, которые Неважна осмотрев, тут же бросила в костёр, как будто Голубава только для этого их и припёрла, для растопки.

— Там ещё посуда глиняная и огромный медный котёл. Нам бы очень пригодился, — заискивающе проинформировала Голубава.

— А тащить всё это добро кто будет. Нам бы этих дотащить.

— А чё их тащить, — встрепенулась баба, — день, два попоим, покормим, подлечим и сами пойдут. Примочки я им сделаю. Потихоньку дойдут. Нам куда торопиться?

Для подъёма на ноги обеих, Голубаве потребовалось три дня, хотя они уже и на второй готовы были идти, но Белянка ещё ходила с трудом. Больно было. А вот на третий день обезболивающие примочки с травами своё дело сделали и отряд, погрузивший всё собранное Голубавой добро, отправился в обратный путь, который занял у них целых шесть дней. Тащили шатёр они все вчетвером. Шли, естественно, медленно, то и дело останавливаясь, но шли. Что стоило это двум хлебнувшим излишнего мужского внимания девкам, никто кроме них не знает. Обе шли молча, стиснув зубы, стараясь не говорить, а все силы собирали только для того, чтоб тупо и уже ничего не соображая двигаться вперёд, подальше от проклятых мест.

Их встречали ещё при подходе к поселению, далеко в лесу. Отряд по встрече, как и положено возглавляла Воровайка. Данава с Батрой подхватили уже ничего не соображавших болезных молодух под руки. Дануха, Хохотушка и Елейка тут же впряглись к Голубаве с Неважной, думая, что там в шатре полуживая Звонкая. И как же материлась Дануха и хохотали Хохотушка с Елейкой, когда в лагере узнали, что пёрли барахло арово.

И вот, вся компания уже нагишом развалилась в бане, кроме «колдунков», конечно, которых тут же выгнали, так как своим мужским видом, они нервировали замученных девок, да и Неважну с Голубавой тоже. Началось настоящее восстановление жизненных сил и зализывание ран, в переносном смысле конечно. Старожилы внимательно слушали, а девки в очередной раз плакались им в груди. Только на этот раз говорила только Белянка, а Буря вообще молчала, не произнеся ни слова.

В отличие от первого рассказа, на этот раз Белянка скрывать уже ничего не стала и рассказывала всё как есть со всеми подноготными. Бежать их уговорила, естественно, Звонкая. Она весь мозг проела, рассуждая как им хорошо жилось одним и как хреново теперь, никакой свободы, и что теперь они будут умнее. Надо просто подальше от реки в лес спрятаться. Вырыть там себе большие землянки и заживут они себе свободно и весело, как и раньше. С себя вины за побег Белянка не снимала. Она с самого начала поддержала Звонкую, а так долго собирались потому, что Буря отказывалась бежать. Именно её пришлось долго уговаривать, но потом всё же согласилась, когда её подружки уже собрались бежать вдвоём.

До своих лесов добрались без приключений, а там сначала услышали топорные работы. Нет, чтоб «ноги делать оттуда», как Буря настаивала, Звонкая решила всё же посмотреть, что там. А когда вернулась в захлёб начала рассказывать, что там арья. Все молодые и все без баб. Одни мужики. Воины с копьями в красивых одеяниях, лесорубы вольные, красавец к красавцу. Одно загляденье. И вот размечтавшись девки, как замуж за аров пойдут, как в роскоши да в достатке в городе жить будут, на диких баб поплёвывая с высока. Все загорелись, побежали хоть одним глазком взглянуть. Один из лесорубов, красивый такой, молодой, здоровый, увидел да позвал. «Эй, девчонки. Идите сюда, что там прячетесь. Познакомимся». Ну они дуры и пошли знакомиться.

Данухе не были интересны похождения этих мокрощёлок. Она заранее догадывалось, как и что там было, но вдруг баба поймала себя на том, что в голове скользнула какая-то очень важная мысль, как тогда с Неважной. Она ведь хотела потом ещё раз обдумать, попытаться поймать эту скользкую мыслишку за хвост, да забыла. А сейчас вновь промелькнуло что-то подобное. Дануха не была уверена в том, что это одна и та же мысль, но по ощущениям они были очень похожи. Баба уже не слышала рассказчицу, она полностью ушла в себя и тут вдруг… она её поймала: «слаба девка передком!». Эта вечно сальная мужицкая шуточка, выдаваемая ими за истину, слышанная ею сотни раз и столько же раз со смехом отвергаемая, как некая мужицкая дурость, неожиданно раскрылась перед ней с непредвиденной стороны. Она поняла смысл этой присказки и ужаснулась. И тут у неё перехватило дыхание по-особенному, как тогда при разделывании волка. Дануха почувствовала, как волосы на её голове встали дыбом, а в самой голове гулко застучала кровь, от чего лицу стало жарко, и она покрылась капельками пота. Девка слаба на передок образно. Она поняла, что любая девка, да что там девка, любая баба, падка на мужиков, но не на прямую, а в своей ебанутой башке безмозглой. Если мужик хоть каким-то боком начинает вести себя как мужик, то есть смотрит на неё, как на противоположный пол, но не напролом, не нахрапом, а лишь проявляя некую заинтересованность. Это для любой бабы самое страшное. Получив намёк на внимание к ней любимой, она, не смотря в его суть, а лишь мельком охватывая образ целиком, всё остальное себе додумывает, придумывает, безоговорочно в этом себя убеждает и становится заложницей собственных фантазий, самостоятельно. Вот она главная слабость, вон он её «слабый передок». Любая девка, баба, вековуха желает быть женщиной. Она, до обоссанных ляжек хочет нравиться, вызывать к себе интерес, быть желанной. Большую часть своей жизни баба в этом отношении сидит на голодном пайке, поэтому она просто вынуждена жить собственными придумками. Откуда ей взять внимание к себе со стороны мужчин, если его нет, да из себя самой, а коль забрезжит хоть самая слабая искорка интереса со стороны мужика, пусть он будет хоть самая последняя сволочь, эту искорку голодная баба в себе разожжёт до величины Ярова костра, если ей в этом не помешать. Вот она «бабья слабость на передок». Вновь и вновь повторяла себе Дануха. А слабыми им быть никак нельзя, не имеют они на это право. А как поступить? Как заставить их не жить этими лишающими их силы придумками? Просто запретить? Ничего не получится. К ним в мозги не залезть, прядок там не навести. И вспомнила тут Дануха слова Девины. Законы должны быть простые и понятные, но нарушившие их, жить не будут. И тут в её голове родился второй закон: «не еть» под страхом смерти. Запретить девке думать над этим она не сможет, но сдерживать в раздувании «передкового пожара» страхом смерти, вполне возможно и даже нужно.

Довольная своим открытием, Дануха в состоянии внутренней эйфории вышла из состояния раздумий и вернулась в круг слушающих. А там как раз Белянка рассказывала, чем их «знакомство» закончилось, прибывая уже вся в слезах и соплях. Буря тоже, хоть ни слова не проронила, но ревела на пару с ней, не останавливаясь, а потом вообще упала на шкуры и уткнувшись лицом и вцепившись руками в ворс, рыдала, выставив кверху синюшную жопу, на которой, казалось, живого места не было, в прочем, как и на всём теле.

Как выяснялось, Звонкую прибили у них на глазах на второй день мучений. Здоровенный воин, что был у них главный, напившись какой-то дряни, врезал ей со всей дури и убил с одного удара. Он её мёртвую, как он, еле ворочая языком прохрюкал, веселясь: «пока тёплую», отымел во всё куда смог засунуть свой вонючий отросток. Потом труп за волосы куда-то уволок. Сколько прошло дней и ночей, сколько через них прошло мужиков по кругу, Белянка не знала и знать не хотела. По началу было больно, очень больно, а когда у неё низом кровь изошла и даже двигаться уже больше не могла, её также за волосы оттащили и выбросили на помойку. Она там недолго валялась. Как только поняла, что её больше не трогают, ползти стала, ища какого-нибудь укрытия. Белянка уже тогда мало что соображала. Помнила только, нашла нору, шкурой отделанную, забилась туда и уж собралась помирать, а тут её Голубава вытащила. На этом она рассказ закончила и замолчала, а Буря всё так и валялась, ревя, вернее уже только всхлипывая.

Дануха, хоть и делала вид, что слушает, не перебивая, но почему-то совсем не испытывали ни капли жалости к этим дурам малолетним, но вот что её действительно заинтересовало, она спросила у них сразу, как только Белянка закончила.

— А чё тама делали ары?

— Они говорили, что строят новый большой город.

— Вота как, — пробурчала Дануха задумавшись и оборачиваясь к Голубаве и Неважне поинтересовалась уже у них, — и как же вы их вытащили?

— Неважна их всех поубивала, — тут же ответила хмурая Голубава, — правда и я на одном душу отвела, за своего младшенького, — при этих словах она тяжело, но облегчённо вздохнула, — даже полегчало.

Дануха вопросительно посмотрела на Неважну. Та сидела у самого банного камня и тупо, ничего не выражая на своём лице, смотрела на огонь.

— Расскажи, как ты их, — опередила Дануху Елейка.

— Да нечего рассказывать, — недовольно пробурчала молодая охотница, — на людей, оказывается, можно охотится так же, как на любого другого зверя. Как только я поняла это и приняла этих самцов за добычу, так и понеслась… Поверь, сестра, белок куда сложнее бить чем этих…

Все замолчали. Но Дануха не успокаивалась:

— И они не пытались тебя убить? Там же воины были. Целых семь, Голубава сказывала, да и лесорубы мужики крепкие.

— Да мне какая разница, — отмахнулась Неважна, — как только я почувствовала их как добычу, то смогла делать с ними всё что хочу. Приказала кому и куда идти ко мне под выстрел, и они, как бараны пошли, как любой другой зверь, не осознано, как будто сами хотели туда идти. Мне про это ещё Лесная Хозяйка объясняла. Не знаю, как это получается, не спрашивайте. Я их по одному выводила и парами, а на последнюю пятёрку сама вышла без всякой наводки и по глазу у них по выклевала. Они даже «ой» пискнуть не успели.

Говорила она с таким равнодушием и так обыденно, что Дануха испугалась, как бы у девочки чего не случилось с головой, но тут на них напали с расспросами Елейка с Хохотушкой, в бешеном припадке бабьего любопытства, и Дануха, пользуясь случаем, тихонько прибрав рубаху, незаметно выскользнула из бани. Когда вернулась обратно с большим кожаным мешком и вновь раздевшись уселась на своё место, никто даже не отреагировал на это. Все были так заняты расспросами, что похоже даже не заметили, что она уходила.

А бегала она к Данаве и отобрала у «колдунков» «пьяную воду», настойку мухоморную и сейчас разливая её из кожаного мешка в миску, давала выпить каждой, как бы между прочим, со словами, мол, «пей, бабе пьянство не помеха, а приволье и утеха». Молодые девки, сообразив, что сама большуха спаивает их, как больших и настоящих баб, отказываться не стали. Никто. И уже через короткий промежуток времени в бане начало твориться не вообразимое. Дануха, которая единственная, кто не хлебнул из миски с пойлом, лишь делая вид, поднося чашу к губам, внимательно следила за всеми и диву давалась всему этому безобразию. Баба прекрасно знала, что понять кто из себя что представляет довольно легко, надо просто опоить их в обыденной, непринуждённой обстановке, чтоб они даже не задумывались над контролем за собой. Тут порой и змеиный источник не нужен. Девки снимают с себя все личины, всё налепленное и показное, становясь такими, какие они и есть на самом деле внутри. Каждая стала, как на ладони. Неважна, отойдя от внутреннего оцепенения, вцепилась в тяжёлую, пухлую Данухину грудь и поначалу рыдала, как дитя малое. Потом проревелась, хлебнула ещё, повеселела и начала прыскать себе в ладошки, похохатывая над Хохотушкой, которая так заразно заливалась, катаясь по полу, что даже Дануха не удержалась и тоже растянулась в широкой улыбке, обозвав её «вот-дурой». После чего Неважна упала на спину, раскинула в стороны руки и ноги и начала голосить странные, незнакомые песни. Исходя из того, что у неё, как оказалось не было ни слуха, ни голоса, это действо явилось для Хохотушки роковым. Она от приступа истеричного смеха чуть не подавилась и не померла. Хорошо Дануха вовремя подскочила, по спине похлопала, да ещё налила, после чего та вскоре уже смеяться была не в состоянии и просто упав на пол, сладко уснула. Две пострадавшие молодухи, как не странно перестали реветь и ползали возле Неважны, упрашивая научить их так же стрелять из лука, как и она, и после того, как последняя согласилась заняться их образованием в мужеубийстве, начали исходить желчью на всех мужиков, на всём белом свете, обсасывая на перебой подробности, как они с ними будут расправляться и рассчитываться за всю боль и унижения, что он них поимели. Дануха по белому позавидовала буйной и молодой фантазии этих маленьких извращенок, даже под старость лет узнала для себя много нового и любопытного. До некоторых казней у неё бы точно ума не хватило. Голубава, по виду которой вообще ничего нельзя было сказать. Вроде пила, а не пьяная. Она о чём-то с задумчивым выражением общалась с Елейкой, которой оказалось вообще пить нельзя. С первой же миски наездницу развезло так, что она уже просто не одного органа своего не контролировала. Руки махались сами по себе, голова моталась сама по себе, ноги, похоже вообще не дрыгались. Язык её заплетался до такой степени, что понять Елейку порой было невозможно. Она толи о чём-то спорила с молчаливо кивающей ей Голубавой, толи что-то доказывала, то и дело пытаясь неуклюже разорвать на своём голом теле, воображаемую рубаху. В общем смотреть на всё это было необычайно весело, но вскоре Данухе всё это надоело. Она получила, что хотела и поэтому под конец взяла и сама напилась до поросячьего визга. Притом, то что она ползала по шкурам и хрюкала, это она помнила точно.

Почти всю зиму никаких из рук вон выходящих событий в лагере не происходило. Поселение зажило обычным бытовым затишьем. Елейка на своём Злыдне стала основным добытчиком, приспособив кобылку, которую обозвали Скромницей, под перевозку охотничьих трофеев, так как Неважна была занята обучением девок и на охоту ходила редко. Так иногда, когда была хорошая погода уходила в лес, что называется «просто для души погулять». Белянка с Бурей, надо признать, учились прилежно и упорно и у них уже хорошо получалось, по мнению Данухи, но Неважна постоянно почему-то была не довольна и придиралась к ним, то и дело обзывая их рукожопыми. Хохотушка же порядком всех удивила. Она уже заканчивала своё обучение и как не странно успехи её были впечатляющими. У неё даже получилось родить себе вторую стрелку, что приятно изумило абсолютно всех. От кого, от кого, но от неё такого никто не ожидал, да и вообще она сильно изменилась. Именно тогда Дануха обратила на неё пристальное внимание, неожиданно поняв для себя, что эта молодуха не так проста, как старалась казаться окружающим. Жизнерадостная, вечно весёлая и не унывающая, она иногда могла растормошить всю частную компанию, а на банных посиделках в один из обычных, скучных вечеров, закатила целый частушечный концерт с плясками и озорным шутовством. Это произошло довольно спонтанно. В баню к девкам как-то Данава заглянул, что-то Дануху хотел срочно спросить, а так как баба уже чуть-чуть приняла на обе груди, то по старой привычке взяла, да затащила его внутрь. Девки, конечно, знали, что он как мужик вообще никакой, но подначенная Данухой, Хохотушка вдруг в такой оборот его взяла, что Кузькина Мать^[119] просто бы отдыхала, узрев такое. И так у неё всё просто и естественно, увлекательно и интересно получалось, что даже сам Данава увлёкся, войдя в роль и через какое-то время веселился голышом среди скачущих вокруг него девок, как пацан малолетний, напрочь забыв зачем пришёл изначально. Банные посиделки по вечерам были единственным развлечением у девок и Дануха просто диву давалась, как Хохотушка умудрялась каждый раз придумывать всё новые и новые развлечения. Она казалось была просто не иссекаемой. Уже в скором времени, поначалу ничем не привлекательная молодуха стала настоящей душой компании, способная поднять настроение даже в самом запущенном унылом состоянии. А вот как мать она была не очень. Дануху это сначала бесило. Не по бабье это как-то и ей постоянно приходилось себя одёргивать и бить себе по рукам, заставляя забыть своих большухинские замашки и каждый раз убеждать свою матёрую сущность в том, что это не бабняк и нравы бабняковские надо из себя выживать и выкорчёвывать. К тому же поскрёбышем её в плотную занялась Голубава. Сама. Никто её об этом не просил, никто не заставлял. Просто взяла и занялась, как своим собственным, как будто, так и должно было быть. Может и это ещё сыграло свою роль в том, что Хохотушка стала меньше уделять внимание своему ребёнку. Хотя в той или иной степени внимание ребёнку уделяли практически все, и Дануха в том числе. Один он был у них на всех. К концу зимы не только со стороны могло показаться, что мать малыша Голубава, но и внутри поселения к этому все привыкли и принимали, как должное. Колдунам на месте не сиделось. Они постоянно куда-то шастали, возвращаясь то вместе, то по раздельности, причём Батра освоился как дома, но на личный шатёр не соглашался, продолжая жить у Данавы. Слухов приносили мало, пополнение вообще никакого. Они практически совсем не принимали участия в жизни логова, отстраняясь и от быта девичьего и от их развлечений. Лезть к девкам со своими нравоучениями им Дануха категорическим запретила, но всё же несколько раз бывшая большуха устраивала посиделки девок у колдунов, позволив им порассказать «сказки седых времён». Правда сказочники из них были никудышные. С языком, а тем более с балабольством «колдунки» не дружили, но тем не менее для разнообразия послушать, надутых от важности «текущего момента» маразматиков, было иногда интересно.

Сама же Дануха всю зиму промучилась над идеей сестричества. Она никак не могла придумать, как им всё это преподнести. Как заставить их покуманиться и принять законы, за нарушение которых любую из этих молодух, к которым она привязалась как к родным, идти на смерь. Ну, примут они её законы. Они ж дуры пока малолетние, что им стоит их принять. Кровь бурлит, мозги сварились. Кто-то пообещает что-нибудь и не сделает. Ну и что она будет делать? Сама убивать? Кого-то заставит это сделать? Подобное у неё в башке не укладывалось. Она и Данаву с Батрой замучила с этим делом, выложив колдункам все свои секреты по поводу рока Водной Девы. Те вообще, как узнали про это в ступор впали. Ни то что совета, вообще кроме «не знаю» все слова забыли. Всё это настолько вымотало морально бабу, что она пошла на беспрецедентный поступок. В один из вечеров, собрала всех у себя, после ужина и выложила абсолютно всё им на головы, рассуждая, что почему только у неё голова должна болеть, пусть все подумают, может кто что и предложит дельное. Для всех это оказалось довольно неприятной неожиданностью. С одной стороны, Данухины законы казалось были просты, понятны и вполне исполнимы, но согласиться самолично на собственную смерть за какую-то хрень, как-то «не в какую дырку не лезло». И во-вторых, они не прочь были покуманиться, хотя знала, что это такое только, пожалуй, Елейка, и то в общем-то знала не по-настоящему. Но порождать Ку, которая бы кормилась не радостью рождения новых детей, а смертью, пусть даже заклятых врагов, от этого категорически отказались все, тем более, когда Дануха разжевала им всю подноготную с этой полужитью. Все резонно опасались, что это полужить не закормленная, их всех самих положит и не поморщится. На что Дануха с ними согласилась. В общем этим общим собранием Дануха крепко озадачила всех. Девки были настолько обескуражены всем этим, что надолго замолчали, и каждая ушла в себя, оценивая и взвешивая услышанное и так, как наступила тишина, то по старой традиции, самым естественным образом её нарушила Неважна.

— А можно как-нибудь без этого?

На что Дануха печально покачала головой и жёстко пресекла подобные попытки упадничества.

— Нельзя. Водна Дева сказывала, чё без этова у нас победы не будет. Без этова не одолеть нас супостата, а с этим у них не будет возможности выжить. К тому же тольк едины и под законами мы не понесём потерь, я так думаю.

— И это нам всем надо будет сделать обязательно? — испуганно продолжала Неважна.

— Да нет, — спохватилась Дануха, спеша успокоить девку, — никто никого заставлять не будет и выгонять тябя никто не будеть, коль в сёстры не пойдёшь. Живи как живёшь. Тольк те, кто войдёт в сястринство пойдёт в поход, те ж кто не примет, останутся здеся. Живи, охоться. Тябя никто не заставлят, — она подумала немного, осмотрела всех вокруг и добавила, — я вообще никого не буду заставлять. Мало того, всех подряд брать тоже не буду, а тольк тех, кто заслужит и докажет свою внутренню силу. Мяне вас хоронить ящё тяжельше будет, чем вам помирать.

Вновь наступило молчание.

— Я не знаю, что значит покуманиться, — вновь разорвала тишину Неважна, — можно это просто как-нибудь попробовать, ну как бы не по-настоящему, в качестве обучения? Ну, вон как Елейка, например.

Дануха сначала хотела было сказать ей «нет», но тут же расцвела в улыбке. Ей пришла в голову идея.

— А почему бы и нет? — воспрянула она радостно, — обязательно попробум. Девки, — обратилась она к остальным, — у нас же на носу Скотий Дух, а в стойбище из скотины целых две головы живут. Для этого нам Матёру Ку рожать без надобности, а просто, почему бы не покуманиться, да не погонять СкотийДух по округе?

Молодухи все оживились, кроме Неважны, которая всё ещё ничего не понимала. Но больше всего засуетились «колдунки». Они заохали, заахали и из их диалога было понятно лишь одно, надо сваливать отсюда срочно и подальше.

Дануха понимая, что из девок, в общем-то, никто понятия не имеет о чём речь, стала обстоятельно рассказывать Неважне, а в её лице всем остальным про древний обряд очертания селений. Неважна, как сама непосредственность, задавала кучу вопросов, по любому поводу, не очень веря в то, что она сможет, но в конце концов убедившись, что это не так страшно и совсем не больно, на что, получив утвердительное заверение, согласилась.

Данаву с Батрой Дануха всё же уговорила остаться, так как требовались мужики для ритуального избиения. Хоть мужики они в общем-то «недоделанные» были, а других просто не было. Они всё же, скрепя сердцем, роли свои сыграть, согласились. А куда деваться, коль надо было ради образовательного процесса. Но пошли на уступку Данухе всё же не просто так. Шельмы. Что уж они у неё выпросили, неизвестно, но «колдунки» остались очень довольные, в отличие от Данухи.

В общем-то на Сретенье^[120] бабы никогда не куманились, не принято было, а опаивались, как на Святки, но Дануха в большухах не год хаживала и не два. Знала много хитростей и секретов своего ремесла. Она решила лишь легонько закуманить девок, породив полужить на обжорство, а на обход ещё и опоить их до кучи. Пусть молодняк прочувствует всю «прелесть» бабьей сущности, пусть вкусят силу единения, а накормить полужить чувством насыщения, это проще всего. Стол сделает таким, что все не только обожрутся и перепьются, а и лопнут. Места, к тому же, у них глухие были, поэтому жертв при обходе не предвиделось, откуда им здесь взяться. Конечно, такая Ку — полужить слабая, силу единения по-настоящему не прочувствуешь, но этого и не требовалось. На первый раз, как раз, то что нужно. Поэтому на все вопросы Неважны к чему и как готовиться отвечала шутками да прибаутками, но делая при этом очень серьёзный вид. Девки речные, в отличии от Неважны, с улыбочками переглядывались меж собой, чуя Данухин развод, но никто не встревал и делал вид, что так и надо было.

В назначенный Данухой день все с самого утра ходили, сами не свои. Елейка даже на охоту не поехала и вообще лошадей из стойла не выпустила, решив, что на сегодня пусть постоят, хотя уже во второй половине дня, мучаясь от безделья, сильно об этом пожалела. У девок на стрельбище тоже всё из рук валилось. Чувствовалась какая-то нервозность и даже потаённый страх. До вечера еле дотянули. Одна Дануха спозаранку целый день носилась как угорелая. Готовила, таскала с ледника припасы, при этом отказывалась от помощи на отрез, отгоняя от своего шатра всех подальше. Девки от безделья этот день еле пережили.

Наконец, Данава собрал всех на полянке у Данухиного шатра и забрав у Голубавы посикуху, одетую в смешную заячью шубку с шапкой с настоящими заячьими ушами, скрылся в своём шатре, оставив девок стоять и волноваться дальше. Голубава, хоть и не поддавалась кумлению, по её словам, но всё же решила попробовать, к тому же опаиванию она поддавалась с лёгкостью, а это тоже предусматривалось. Вышла Дануха. Осмотрела стоящих перед ней девок. И позвала только Голубаву. Та вошла и долгое время ничего не происходило. Дануха выглянула вновь и позвала Хохотушку. Только тут девки поняли, что будут вызывать по одной и по старшинству. Так оно и произошло. Последняя была вызвана Неважна, как самая молодая. Стола и скамей в шатре не было. Их ещё утром «колдунки» к себе перетаскали. Еда была накрыта прямо на полу, образуя круг различных разносолов и выпивки вокруг очага. Но за импровизированным столом никто не сидел. Даже лежака Данухиного не было, его тоже вынесли к Данаве в шатёр, поэтому все стены были пустые и вдоль них мерно пританцовывали, двигаясь друг за другом все Неважнены подруги.

У накрытого на полу стола стояла Дануха с небольшой куклой в руках. За основу куклы баба взяла пучок крапивного волокна, заготовленного ещё с лета, а в качестве привязки, просто повыдергала волосы с девичьих голов, предварительно заставив их опростоволоситься. Пока они распускали косы, она, набрав в рот какого-то пойла, из спрятанного в рукаве кожаного мешочка, целовала в засос каждую девку, вливая ей отвар, та глотала. Дануха, как бы помогая распускать косу, расчёсывая волосы, пропуская их через свои пальцы, нет-нет, да выдернет волосёнки, если сами не вылезали. Ловко и шустро вплетая их в заготовку, она, что-то при этом постоянно завывала фальцетом, таким противным и не вменяемым, что разобрать слов её песни никому не удавалось, да этого и не требовалось. К тому моменту, когда последний волос вплетался в своё место, девка уже «уплывала» в непонятные ей дали. Глаза её стекленели, тело становилось безвольно обмякшим, руки повисали плетьми, только ноги начинали сначала мелко подёргиваться, а затем девка начинала сучить ими изображая, что-то похожее на бег на месте. Когда Дануха заканчивала с ней, то отводила к стене, где по кругу мелкими шашками бегали друг за дружкой те, кто уже прошёл ритуал. После того, как последняя из девок, Неважна, встала в общий круг, Дануха вплела в куклу собственные волосы и хлебнула пойло.

Выйдя в состояние закумлённости, Дануха в первую очередь внимательнейшим образом рассмотрела каждую девку. Начала с Голубавы, но, как и предположила, она её не почувствовала. Не было её в их круге. «Жаль», проговорила она сама себе и переключилась дальше на Хохотушку. Та ликовала, чуть ли не в беспамятстве. Радости в ней от ощущений были полные подолы. Дануха внимательно присмотрелась к её сущности. Яркая, радужная, вся в цветочках. Баба разглядела в ней неспособность воспринимать жизнь, как нечто сложное и тяжёлое. Даже когда жизнь ей подбрасывала пакости и невзгоды, боль и разочарования, она просто отказывалась их принимать, умудряясь найти в них что-то светлое и лёгкое, а когда у неё это не получалось, то просто впадала в самообман, который и позволял ей выкручиваться из любой убойной для психики ситуации, не впадая в черноту реальной жизни. «Светлая девка», — подумала Дануха. Но самое привлекательное в ней было то, что светлость и жизнерадостность была у неё крайне заразна.

Следующую она принялась рассматривать Елейку и тут без удивления не обошлось. Эту девку ведь она знала с детства, что говориться на глазах выросла и, казалось бы, ничем она её удивить не могла, но как только взглянула, так и охнула. Елейка оказалась совсем не та, что она себе представляла и о которой у неё уже давно сложилось устойчивое мнение. Спокойная, сильная, уверенная в себе, как повидавшая жизнь баба, но самое ценное оказалось в ней упорство, граничащая с упёртостью барана. Эта девка по любому добивалась того, что задумала и при этом готова была проламывать своим дубовым лбом любые преграды. Как это хрупкое и не погодам мелкое создание была в состоянии взрастить в себе такие силы? Не понятно. Как же Дануха просмотрела в ней это? Несмотря на то, что она была среди всех чуть ли не самой хрупкой и мелкой, девка была настоящим волевым тараном по жизни, тем пробивным тараном, за тощей спиной которой мог удержаться весь её отряд.

Затем она перевела свой взгляд на Белянку. Девка находилась в состоянии эйфории от впервые испробованного эффекта кумления. Она мысленно кидалась то к одной, то к другой сущности, радуясь, как дитя малое. Дануха пригляделась. Ничего сверх естественного. Обычная девка. С обычными недостатками, не больше, чем у других, но вот что зацепило Дануху, так это её надёжность, как человека верного и порядочного. Она тяжело сходилась с чужими, но для своих была верна и надёжна как камень. Дануха с удовлетворением отметила, что Белянка не только приняла их всех за своих, но и безоговорочно выбросила всё прошлое из своей головы. Дануха отчётливо прочувствовала её желание всё забыть и начать заново. «Молодец, девка, мне бы так», — похвалила она Белянку про себя и закончив копаться в ней, обратила внимание на Снежную Бурю. Вот тут было интересно. В отличие от Белянки у Бури она не заметила восторга, всё захватывающей радости от единения. Буря была… удивлена. Её охватывало любопытство познания чего-то нового, до этого запретного. Дануха даже почувствовала её мурашки на своей спине. Девка она оказалась яркая, самобытная, но что самое интересное — очень умная. Не по годам умная и рассудительная. Даже сейчас она не просто металась от одной сестры к другой, а внимательно их рассматривала, изучала, стараясь осознать, понять и усвоить увиденное. Когда их внутренние взгляды встретились, Буря аж дышать перестала, осматривая сущность Данухи взглядом голодного до знаний человека. Буря была поражена увиденным и не могла скрыть этого. Её любопытство и интерес превалировали над всем остальным. Дануха ласково улыбнулась, давая ей возможность рассмотреть себя, всю её накопленную годами мудрость, знания и умения, неординарную бабью силу, позволившую ей забраться на непререкаемые высоты в этой жизни. У Бури открылся рот от удивления. Она и подумать не могла, что сущность человека можно увидеть вот так, всю сразу, а увидеть перед собой то, что увидела в Данухе её просто повергло в шок. Дануха отчётливо прочитала её мысль: «И я хочу быть такой». Баба улыбнулась ещё шире и перевела свой взгляд на последнюю из участников ритуала, на Неважну. Она предполагала, что эта девка будет, пожалуй, самая интересная из всех. Дануха, почему-то была заранее уверена в этом и она не ошиблась. Только то, что она увидела повергло её в ступор непонимания. Она некоторое время смотрела на «это» и не как не могла сообразить, что это? Только потом, чуть успокоившись, она с трудом осознала, что перед ней эмоциональный взрыв, но не тот, что «бух» и всё, а «бух» длящийся и длящийся по времени до бесконечности. Радуга её души была огромна и чиста как слеза. Она взорвалась всеми эмоциями одновременно и по очереди, даже сразу не объяснить, как это. Поначалу Дануха даже испугалась за неё, но тут же увидела нечто непостижимое. Она узрела её огромную внутреннюю силу, которая не только держала эти эмоции в узде, но именно с помощью её девка и устраивала этот фейерверк сознательно. Специально! Она ни на кого не смотрела, никого не видела. Неважна впервые увидела свою собственную сущность и просто играла с ней в полном восторге, наслаждаясь собственной красотой. Только когда поймала себя на мысли, что её кто-то разглядывает по мимо её, резко захлопнулась, как будто стыдливо придержала подол, распахнутый ветром и сделав при этом милую, виноватую мордочку. «Вот это сила!» — мысленно проговорила удивлённая Дануха и Неважна, похоже услышав её, застеснялась, потупив глазки. Тут Дануха хлопнула в ладоши и представление закончилось. Бег по кругу остановился.

Дануха закинула себе на шею длинную, узкую тряпицу, взяла приготовленную посудину с водой и начала подходить к каждой, предлагая омыть руки и утереть их о тряпку. Когда она обошла всех и выплеснула остатки воды на камень очага, произведя этим паровой взрыв, все зомбированные девки из спокойного, затормòженного состояния, стали постепенно переходить в звериное.

Разобрав по команде Данухи оружие, сложенное у входа и взяв по приготовленному факелу, они зажгли их от очага и возбуждённо стали расхаживать по шатру туда-сюда, приобретая какое-то внутреннее неистовство. В руках, в качестве оружия, у каждой появился у кого кол, у кого дубина. Голубава, как самая здоровая, схватила огромный дрын, такой тяжёлый, что ей пришлось таскать его на плече. Дануха прихватила метлу с длинной ручкой и что-то проорав матерное, кинулась на двор. Вся девичья орава, заголосив кто во что горазд, но всё из репертуара ругательств, ринулась за ней. Так не прекращая орать, визжать и материться, обзывая на разные лады ненавистного Скотьего Духа, они быстрым шагом углубились в лес. Там, ведущая их Дануха, воткнула метлу ручкой в снег и торопливыми, резкими движениями, начала раздеваться. Все бессознательно стали делать тоже самое. Наконец, когда все оголились, они пустились в ритуальный путь очерчивания. Впереди процессии голая Дануха, верхом на перевёрнутой метле чертила древком по снегу глубокую черту. За ней вся остальная орава с факелами и дубинами. Их лица удивительно были похожи на испуганных, но не перестающих лаять собак. Девки непрестанно орали куда-то в темноту, пугали, оскорбляли, унижали. Кто-то из них просто визжал, кто-то орал «а-а-а», уже осипшим голосом.

Был лёгкий морозец, но группе голых девок это казалось было нипочём. От них так и валил пар и по всему виду, им было жарко. Дануха, пыхтя и обливаясь потом, ехала верхом на метле, вглядываясь в темноту зимнего леса и занята была лишь тем, что выбирала дорогу для себя между деревьями, где снег был не так глубок, но тем не менее местами умудрялась проваливаться по пояс, чуть ли не на корячках выползая из ям. Она не следила за девками, зная, что и так не потеряются, а наведённый морок остервенения ими поддерживался взаимно и не было необходимости следить за его воздействием. Девки ею были проверены, сильные. Слабых, не способных это пережить, среди них не было. И тут, как гром среди ясного неба, она отчётливо услышала восторженный возглас Неважны.

— Щенок! Посмотрите какой миленький!

Дануху как по башке бревном огрело. Она некоторое время была деморализована и её мозг отказывался что-либо делать. Баба судорожно крутила головой по сторонам, абсолютно не понимая зачем и только когда взгляд упёрся в маленький чёрный комочек в шагах десяти от неё, в голове яростно и панически заревело: «Тревога!».

— Скоти Дух! — проревела она во всю глотку, указывая на бедного щенка, — бей его, — чуть не плача от обиды и бессилия, охватившего бабу, продолжила она орать.

Обида и бессилие навалились на неё оттого, что почувствовала замешательство девок. Их ярость и остервенение при виде щенка резко угасли и по закуманенному кругу поплыла волна жалости, но тут выручила Голубава, не закуманенная, но опоенная Голубава. Рыча и матерясь, она ринулась на беззащитного щенка и тот почуяв опасность мигом преобразился. В одно мгновение он вырос до размеров огромного волка и встал на задние лапы, как человек. Передние лапы превратились в мужицкие мускулистые руки. Он открыл пасть и по лесу разнёсся низкий, до усрачки страшный рык. Данухе, от этого рыка, показалось что волосы на голове встали дыбом в полный рост. Она испугалась, по-настоящему испугалась. Не за себя, а за этих, не видевших ещё жизни молодух, которых она так безответственно толкнула на столь опасное дело. Глаза Скотьей Смерти сверкнули красными огоньками, и он двинулся на пробирающуюся к нему по сугробам Голубаву. Дануха закрыла от отчаянья глаза и что было силы завопила, вливая в круг неистовство, стараясь во что бы то не стало вывести девок из замешательства и это помогло. Тут же ей ответил стройный девичий хор ощетинившегося зверства и как одна, они кинулись вслед за Голубавой. Боя, которого так боялась Дануха, не получилось. Как потом выяснилось их спасла простая случайность. Голубава, подходя и замахиваясь своим бревном для удара, в самый последний момент провалилась ногой в яму и вместо морды, куда метилась, врезала Скотьему Духу по лапе в районе колена. Это её и спасло. Впрочем, спасло всех. Так как Дух в этот же самый момент, целясь ей в голову, от её резкого проваливания вниз, промахнулся и его огромный смертоносный кулак, просвистел в воздухе над самой головой Голубавы. Махнувший кулачищем по пустоте и получив увесистый удар бревном по колену, Скотий Дух как мешок с навозом рухнул на бок в сугроб, зарывшись мордой в снег и звонко лязгнув зубами, видать обо что-то там приложившись. А тут подоспели остальные и в буквальном смысле забили его, не дав даже возможности, что-либо сделать. Уже через несколько мгновений яростной атаки, Скотий Дух исчез. Резко и бесследно. Все побегали ещё какое-то время вокруг, по озирались, но того и след простыл. Только когда Дануха, не веря в то что произошло и понямая, что беда их миновала, скомандовала им идти за ней, объясняя тем, что необходимо быстро закончить круг, иначе дело будет плохо.

Они закончили полный круг. Скотий Дух больше не появился. Не выходя из состояния озверелости, но уже все без голосов, сорванных на морозе, они дошли до того места, где разделись. Дануха воткнула метлу в снег и стала одеваться, сиплым шёпотом объявив:

— Всё, бабаньки, закруглилися.

Она достала откуда-то из-под одежды кожаный мешочек и развязав горловину, дала хлебнуть каждой какую-то до ужаса горькую отраву, от которой каждая передёрнулась и пришла в себя из наведённого морока. Холод провалявшейся всё это время на снегу одежды, моментально дал о себе знать их разгорячённым и потным телам. Кое у кого застучали зубы.

— За мной. В баню, — просипела Дануха и кинулась по протоптанной в сугробе дорожке бежать первой.

Никто не удивился тому, что баня была протоплена. Собравшись там все вместе раздеваться не стали, а лишь распахнули меховые накидки и скинули шапки. Стояли вокруг банного камня молча. Грелись, сушились. Дануха мысленно осмотрела девок и удовлетворённо хмыкнула. Главным, а у не которых единственным чувством, был восторг, неописуемое чувство азарта победы. Дануха медленно обвела взглядом ликующие мордашки молодух.

— Девки, — просипела она, хитро улыбаясь, — айда колдунков пугнём.

Те заговорщицки переглянулись, расплываясь в хищных улыбках и предвкушая продолжение праздника души, как одна кинулись раздеваться до гола.

Дануха разнагишалась, но вместо того, чтобы куда-то идти, достала из туеска у стены горсть конопляного семени и высыпала его на банный камень.

— По париться надоть для начала, — прошептала она, — надо прогреться как следует, чтоб зубами не стучать по дороге.

Все пристроились вокруг камня и начали греться. Через какое-то время, уже обливаясь потом, Дануха кратко проинструктировала:

— Колдунков не бить, в голос не орать, а то дитя разбудите.

Послышались сиплые смешки. Голоса не было ни у кого. Дануха подняла метлу, взяв её как посох прутьями вверх. Сгорбилась вся, скукожилась, состроив на лице уродливую гримасу и медленно зашагала на выход, передвигаясь как нежить полудохлая, тем самым показывая пример, в каком виде им надлежит заявиться в гости. Все подхватили свои дубины и изображая из себя кто во что горазд, двинулись за Данухой. Зрелище было не для слабонервных: ужасающим и смехотворным. Кто-то ковылял, еле передвигая ноги, кто-то хромал, то и дело забывая на какую ногу, Неважна почему-то вообще скакала как коза, наверное, решив, что это очень страшно и должно насмерть напугать любого, только идущая за ей Хохотушка, то и дело валилась в беззвучном хохоте в снег, корчась в мучительных судорогах, охватывающих её бедный живот. К шатру Данавы она уже подползала на карачках лишь тихонько всхрюкивая и утираясь снегом.

Данава прожил со своей сеструхой всю свою сознательную жизнь. Казалось бы, знал её как облупленную, но почему-то ей каждый раз удавалось его застать врасплох. Этот раз исключением не был. Ещё когда они пошли Скотьего Духа гонять, а затем в лесу слышалась какая-то заварушка, колдуны знатно перепугались. Им то не знать, коль кто под этих опоенных баб попадёт, то исход один — смерть. А потом всё затихло и на долго. Эта тишина и спокойствие вокруг ещё больше нагнетало нервозности. И он сам и Батра, который вовсе мало что знал о Данухиных выходках, были на пределе нервного срыва, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Для взрыва не хватало искры, и она прилетела вместе с распахнувшейся входной шкурой и кучей голых девичьих тел, шипящих как змеи, с бешенными глазами и с колами в руках, неудержимо прущих в узкий проход шатра.

— Скоти Дух, — прошипела изуродованное гримасой лицо Данухи.

И толпа мокрых девок, ворвавшихся в шатёр, стала кривляясь, расползаться вдоль стен.

На этом и закончился предел Данавиного терпения. Он вскочил, как будто ему в задницу стрелу воткнули, взвизгнул не своим голосом и кинулся на стену шатра. Он во что бы то не стало старался запрыгнуть на неё, цепляясь ногтями за потолочные шкуры и всякий раз не удачно. Падая на пол, он вновь вскакивал и вновь прыгал, колотясь в натуральной истерике. Батра, в отличии от Данавы воспринял приход отряда «голая смерть» очень спокойно, даже через чур. Он просто закатил глазки и повалился на спину, раскидывая руки в разные стороны. В одно мгновение шатёр наполнился зловоньем. Дануха выпрямилась, зажимая нос пальцами и обидчиво просипела:

— Фу, обосралися, засранцы. Вот и шуткуй с вами опосля этого.

Отовсюду послышался шелест безголосого смеха и девки демонстративно зажимая носы, побежали за предводительницей обратно в баню.

На пир «колдунки» не пришли и обещанное ритуальное избиение мужиков не состоялось, а на следующее утро они, обидевшись «на всегда», а Данава «как всегда», не с кем не прощаясь, покинули лагерь этих «дур невменяемых» и отбыли в неизвестном направлении.

Поминальную Масленицу^[121] Дануха решила не игнорировать, ибо прямая помощь Дедов в её делах не помешала бы. Готовилась она к этому действу как следует. Перебрала в памяти всех, кого вспомнила, определилась кому печь блины, кого звать в непосредственные помощники. Долго думала, как быть со Сладкой, ведь Деды ещё на Дедовой седмице признали их родство в третьем колене, но взвесив все за и против, решила её пока не приглашать, коль та тем более обещалась ужиться в Матёрой Ку, то есть её можно будет призвать на землю в любое время, вернее в то время, как понадобиться. Свой очаг разбирать и перетаскивать на поляну она не стала, а общими усилиями вынесли на поляну очаг Данавы, шатёр которого пустовал до сих пор, вернее с тех пор, как он с Батрой пустился в бега. Девкам тоже всем было предложено поучаствовать, но кроме Хохотушки и Голубавы, никто не изъявил желания. Неважна не знала и не умела, к тому же мотивируя отказ тем, что находится под покровительством Хозяйки Леса и ей более никого не надо, Елейка сослалась в том же ключе на Степную Деву, а Буря с Белянкой просто промолчали, не вмешиваясь в дискуссию по поводу предстоящих действий, но тем не менее от поедания блинов не отказались, обещая на Разбитной Масленице^[122] наверстать упущенное, но главным действующим лицом в поедании всё же являлась Воровайка. Блины эта крылатая бестия обожала до умопомрачения. Как только выставили очаг на поляне и раскалили камень, смазав его кабаньим жиром, Воровайка забыла про все свои обязанности и как приклеенная уселась на плече Данухи, постоянно нагло оря, чтоб ей давали в первую очередь, да и тормошила она их с завидной скоростью, порой выдёргивая их прямо из рук хозяйки, что-то высматривающей в узорах пропалены на его сторонах^[123]. Казалось эта ненасытная прорва не заполнится никогда, но вдруг Воровайка выронила из клюва кусок блина на снег и замерла, уставившись на лес. Тяжело оттолкнувшись от плеча Данухи, отлетела на ветку, попрыгав немного на ней толи прислушиваясь к чему-то, толи принюхиваясь, а толи приглядываясь. Дануха ощутив увесистый толчок в плечо, при её старте, внимательно следила за своей питомицей. Чувство «что-то случилось», уже держало её в напряжении и предвкушении. Она не обманулась. Сорока не долго находилась в раздумье и резко встрепенувшись, как будто в неё кто из пращи попал, застрекотала тревогу, однозначно указывая в сторону бывшего баймака. Девки кинулись по своим шатрам срочно вооружаясь.

Выскочив с клюкой из своего шатра и уже прижав волчий колдовской хвост к древку, Дануха обратила внимание, что поведение Воровайки изменилось. Теперь с поведения «Тревога!», она просто указывала, что кто-то пришёл и отчаянно звала за собой. Дануха остановилась и задумалась. Все так же замерли, ожидая команды и не совсем понимая, чего это она впала в стояк.

— Голубава, останься с мальцом, — распорядилась она, — Елейка, Злыдня оставь, айда ножками, хотя нет. Ты скочи к на Злыдне через источник, а мы с Красной Горки, но в баймак не суйся, пока с горы знака не подам. Поняла?

— Поняла, — утвердительно ответила Елейка и завернула коня.

— Да, не спяши, — тут же выкрикнула ей Данава, — иди шагом и медлянно. Мы то доберёмся не скоро. Да гляди по сторонам.

— Поняла, — вновь проговорила наездница и придержала Злыдня.

Всё поселение уже давно переоделось во всё белое, заячье, притом белыми были все с ног до головы, даже на луки заячьи помпоны навешали для украшения. Хорошая маскировка, но хороша она была на свежем снеге, а на том, что уже был, не очень, но всё равно не так бросалось в глаза. Дануха забравшись наверх Красной Горки, с которой весь бывший баймак просматривался как на ладони, никого там не приметила, вернее даже не обратила внимания, так как её интерес сразу захватила река, на льду которой стояли двое саней, с явно просматривающимися человеческими фигурами в них, но без каких-либо движений. Лошади, привязанные к саням, двигали головами, то и дело, тряся ими вверх, вниз, а вот люди в санях, замерли в сидячих положениях, как статуи. Зрелище было странное и не понятное, поэтому настораживало. Дануха долго стояла, пригнувшись и смотрела на сани, чего-то выжидая, но ничего не происходило. Она прикрыла глаза и принюхалась, как обычно резкими вдохами. Впереди было что-то до боли знакомое и до ужаса непонятное. Она поднялась в полный рост и посмотрела в сторону Елейки, которая зачем-то тихонько двинулась в направлении баймака вдоль высокой травы в низине у самого источника и тут же со злостью замахав ей клюкой, чтоб не дёргалась, но та дура поняла это махание как знак и пустила своего Злыдня во весь апорт, на что Дануха крепко выругалась про себя, мол совсем с головой не дружит и шея похоже лишняя, но до зубоскалить ей не получилось, так как прямо на её глазах, Елейка, выскочившая на площадь совершила что-то не вообразимое. Она резко остановила коня, а сама стрелой полетела вперёд, на лету выпуская лук из рук.

Елейка сама ничего не поняла. Она вдруг резко потеряла под собой Злыдня и полетела, инстинктивно расщеперивая^[124] пальцы рук, вытягивая их перед собой и тем самым выпуская из рук свой лук. Летела долго. Ей захотелось заорать от внезапности происходящего, но она не смогла. Она даже дышать не могла, не вздохнуть, не выдохнуть. Всё её тело, каждую мышцу, схватила мёртвой хваткой судорога и поэтому она как бревно брякнулась об плотный, слежавшийся снег, больно ободрав выставленные руки и пробороздив приличную колею. И в таком скукоженном, напряжённом состоянии замерла, не в силах что-либо сделать. Тут вдруг кто-то ткнул её в бок, и она из положения стоя на руках, как деревянная, плюхнулась на спину, продолжая удерживать руки всё в том же положении перед собой. Боль в мышцах была нестерпимая. Перед глазами что-то быстро мелькнуло, и судорога разом исчезла, заставив всё тело заныть, а грудь судорожно рывками задышать. Елейка дышала тяжело и быстро, закрыв глаза от дикой слабости, но тут она почувствовала Злыдня. Ему было ещё больней, и он задыхался, держась уже из последних сил.

— Он задыхается, — жалобно простонала Елейка и слёзы бессилия брызнули из уголков глаз.

Но через мгновение почувствовала, как колдовские оковы с него спали и конь, бешено заржав, начал лягаться и по брыкавшись немного, кинулся подальше от этого ужаса обратно к источнику, ломая кусты Данухинского сада и даже шаркнув боком об старую берёзу, что кстати, несколько привело его в чувство реальности. Елейка всё ещё не открывая глаз мысленно заорала «Не бросай меня!» и тут же почувствовала, как Злыдень остановился, приходя в себя и заплакал. Это было выше её сил. Она сцепила зубы и медленно открыла глаза полные слёз. Над ней стояла белая нежить. Стояла и чему-то веселилась. Её улыбка растягивалась от уха до уха, отрывая обычные человеческие зубы.

— Сука, — процедила сквозь сомкнутые зубы Елейка, давясь комком обиды в горле.

— Елейка, — радостно проговорила нежить, — как я тебя рада видеть, подруга.

Елейка дёрнулась всем телом, как будто её плетью протянули вдоль хребта и вскочила на ноги, уставившись на белую нежить. Голос её оказался до ужаса знакомым.

— Воровайка! — ещё радостней прокричала незнакомка, обращаясь в сторону скачущей по ледяному насту сороки, которая что-то ворчала себе под клюв, но тем не менее близко не подходила, предпочитая держаться на безопасном расстоянии.

Елейка, вытаращив глаза и распахнув рот, лихорадочно оглядывала улыбающуюся незнакомку. Лицо было чужое, но глаза…голос…

— Малхушка? — в недоумении спросила Елейка.

— Была Малхушка, а теперь Малха!

С этими словами бывшая подруга, всем своим видом похожая на не понятную белую нежить, кинулась на шею Елейки обниматься. Елейка же стояла как бревном по голове ударенная, никак не реагируя.

Узнать в гостье жирную Малхушку-пердушку, было невозможно. Бледное, худое лицо с седыми, бесцветными бровями и ресницами. По всему лицу морозным узором белели всполохи не то тонюсеньких шрамов, не то татуировки. От прежней Малхушки остались только глаза. Елейка с трудом вывернулась из объятий и ещё раз внимательно осмотрела подругу.

— Малхушка. Это действительно ты? — спросила она всё ещё не веря.

— Я же тебе сказала, — ответила та, перестав улыбаться, — Малхушки больше нет. Меня зовут Малха. Привыкай.

— Понятно, — пробормотала Елейка, тем не менее ничего не понимая.

Тут со стороны послышался шум, лезущих через сугробы, основной группы встречающих. Обе девки обернулись.

— Это Дануха и мои сёстры, — поторопилась донести до Малхи упреждающую информацию Елейка, почему-то уверенная, что её бывшая подруга стала не совсем подругой, вернее, не совсем человеком и обладала чудовищной силой, которую она на себе уже испробовала.

Дануха не добежав нескольких шагов до них остановилась, тяжело дыша и внимательно и с каким-то зверским выражением на лице, осматривала новую гостью.

— Данух, — прервала дуэль взглядами Елейка, — это наша Малхушка, только теперь она Малха.

Дануха отпустила волчий хвост. Зверство на лице сменилось непониманием вперемешку с неверием. Она закрыла глаза и шумно принюхалась через сбивчивое дыхание.

— Ох, ё, — выдавила она из себя и бухнулась на колени, — как же тябя угораздило то?

Малха собралась уже было что-то рассказывать, но Дануха тут же поднявшись с колен, прервала её:

— Подожди.

Она подошла к белой разрисованной девке, обхватила её лицо ладонями, внимательно всматриваясь в девку. Затем нежно её обняла и ласково сказала:

— Успешь. Подём к нам в селенье, там и скажешься, — но тут же выпустив её из своих объятий, спросила, кивая головой на реку, — А тама чё?

— Жмуры замёрзшие, — ответила Малха, — но это не я, а он, — тут же как бы оправдываясь добавила, уверенная в том, что Дануха точно понимает о ком она говорит.

— Елей, — обратилась Дануха к Елейке, — веди этих коней сюды.

— Это не кони, а лошади, — обидчиво проворчала Елейка, раздражённо, в искреннем негодовании не понимая, как можно лошадь с конём спутать, попутно при этом разглядывая свои содранные руки.

— Я отсюд пиздень их не вижу, не така глазаста. Веди к источнику, там и разглядим, чё у них под хвостами.

Её выходка как всегда сразу разрядила обстановку, вернув всех к бытовой обыденности. Елейка обернулась. Злыдень прятался за кустами бывшего Данухинского сада, выглядывая из-за них ошарашенными и перепуганными глазищами. Хозяйка прошипела на него, дав команду привести сюда обоих кобылок. Тот фыркнул, дёрнулся и бочком, бочком, в обход, то и дело озираясь, двинулся в сторону реки.

Сёстры подошли поближе и Дануха стала каждую представлять. Все знакомились в весёлой непринуждённой обстановке, разговаривая ни о чём в ожидании саней, но тут от реки раздалось жалобное или обиженное ржание Злыдня, не понятно на что оно было больше похоже. Все как одна обернулись на реку. Злыдень стоял перед первыми санями, повернув в сторону хозяйки голову и роя копытом снег, заржал.

— Ох, ё, — передразнивая Дануху, пропела Елейка, — они обосрались и никуда идти не хотят.

Она сложила ободранные ладони рупором и что есть мочи зашипела, с повизгиванием в сторону саней. Лошади дёрнулись назад, попятились чуть-чуть, видно приходя в себя и медленно повернувшись, потопали к берегу одна за другой. Злыдень, фыркая, сделал круг почёта с высоко задранным хвостом и пристроился в голове колонны.

Елейка, показав раскрытые ладони подошедшему к ней коню, что-то шикнула и тот покорно лёг на снег, позволяя хозяйке оседлать его не используя рук, и тут же поднявшись обратно на ноги, мерно двинулся в сторону змеиного источника.

— А как это она? — услышала Елейка за своей спиной обалдевший почти до визга голос Малхи.

— Тьфу, рисовка, — сплюнула тут же Дануха, — не расстраивайся Малхуш, всё скажем, всё покажем, и ты всё скажешь, толь айда до кута.

Елейка обернулась, расплываясь в ехидной улыбочке.

— А я и не поняла сразу, — продолжала Малха суетно и сбивчиво, как и всегда бывало раньше и только теперь стала совсем похожая на саму себя, — эта зверина, когда выскочила на меня… я ж со страху… Только сейчас сообразила, что она на его спине ехала.

Лошадей от саней отвязали, трупы снегом прикопали, обобрав предварительно, изъяв всё, что посчитали ценным. Сани оставили у источника, закатив их в высокую старую траву, лошадей отвели в лагерь к Злыдню в шатёр, который стал явно мал для всех и Елейка уже начала чесать затылок в раздумье: толи этот расширять, толи ещё один стоить. Все собрались у Данухи за столом, который хозяйка по-быстрому накрыла, что под рукой было да в леднике. Малха, которая по мимо бровей и ресниц оказалась вся седая, метала выставленную еду, как настоящая Малхушка.

— Тебя чё весь год не кормили? — поинтересовалась Елейка, продолжая рассматривать белые прожилки на её лице.

— Ну не год, но тоже много. С прошлого лета, — ответила та, продолжая процесс безостановочного приёма пищи.

Никто кроме неё не ел. Не время было, но Дануха всё же всем налила по миске горячего отвара с мёдом. Все расселись вокруг и с нетерпением ждали рассказ. Любопытство мучило, как враг на допросе.

— Ну ни чё, — опять ставила Елейка, — тебе полезно для фигуры.

— Так-то оно так, — задумчиво оглядывая свой аровый наряд, в которой она была одета, но вместе с тем работая челюстями в ускоренном режиме, — но от этой красоты жрать меньше не хочется.

— Слушай, — не выдержала Неважна, — если ты с набитым ртом можешь разговаривать, тогда можешь начнёшь?

— Цыц, — цыкнула Дануха, — пусть поест, а то ящё подавится.

— Не-е, — протянула Малха, — мне сподручно.

И тут же начала свой рассказ, так как у самой уже ляжки жгло от недержания. Начала она, как и положено, с проклятущего набега. Елейка хотела было попросить её это пропустить, но тут взъелись Буря с Белянкой и всем пришлось слушать, как хватали, как вязали, как тащили и делили, а вот потом пошло всё по-другому. В отличие от других, Малху не завели в коровник, а увели в город. Притом купили её одну. Закрыли в большом деревянном доме на женской половине и всё это время она света дневного не видела. Никуда не выпускали, никуда не водили. Всю одежду отобрали сразу и всё время заточения она жила голышом. У неё была отдельная коморка, маленькая, в которой только лежак был да помойная бадья, которую постоянно меняли. Такое ощущение сложилось, что за входной шкурой, наглухо приделанной к проёму, постоянно кто-то караулил. Как только она ходила по большому или маленькому, тут же развязывалась входная шкура и бадью меняли. Кто был хозяин дома, она не знала и ни разу не видела. К ней заходила лишь его жена, только какая по счёту, тоже не знала. Она с Малхой не очень-то разговаривала. Встань, сядь, ложись, повернись, вот и все слова, что она слышала от неё. Приходила, осматривала, ощупывала и уходила. Мыли её чуть ли не каждый день перед приходом хозяйки бабы без языков, притом без языков в прямом смысле этого слова. Они у них были отрезаны, поэтому говорить ничего не могли и делали всё молча, объясняя, если что надо, жестами. Вода приятно пахнущая, цветочная. Кормили плохо, если вообще это можно назвать кормёжкой. Голодная оставалась даже после еды. Пить, правда, давали много, притом вполне разнообразно, даже соки давленные. Поэтому рассказывать то по большому счёту о своём заключении было ничего. Тоска и однообразие. Света не было вообще. Сидела, лежала, стояла всегда в полной темноте. Факела заносили лишь те, кто к ней приходил. Притом, когда приходила хозяйка, то мужик, её сопровождающий, входил с факелом внутрь, а когда безъязыкие, то мужик с факелом оставался за распахнутой шкурой. В конечном итоге она потеряла счёт времени и понятия не имела, что творится за пределами её конуры.

А потом наступил день, когда её оттуда вывели. Провели по узким проходам и завели в большую светлую комнату, как выяснилось, комнату хозяйки. Та ещё раз её осмотрела, покрутила на свету и приказала одеть. Безъязычные надели на неё то в чём она и сидела. Сверху нахлобучили белое заячье одеяние, от сапожек до шапки. Вывели на двор, усадили в сани, и куда-то повезли. В санях кроме неё было ещё трое мужиков, вооружённых медным оружием, как она поняла — охрана. За ними поехали ещё одни сани. Кто те четверо в других санях, не знала. Лишь на стоянках мельком отметила, что один шибко важный, а трое, похоже, его охрана. Так и ехали три дня, останавливаясь на ночёвки в каких-то специальных домах, пока не съехали на реку. По торённой речной дороге поехали быстрее, чем по степи, но ехали не долго. Когда она увидала родные, знакомые места, сердце, прямо как птичка затрепыхалось. А когда баймак увидала, слёзы полились и не заметила откуда «она» взялась. Лошади остановились прямо пред ней. Все замерли, как вкопанные или замороженные, как тогда ей показалось. Но она на своих спутников не смотрела, а смотрела на «неё». Перед санями, чуть в стороне от дороги, стояла самая настоящая Снежная Дева красоты неописанной. На голове не шапка, что-то из тонких ажурных льдинок уложено. Волос белый и как будто инеем весь покрыт, сверкая и переливаясь на солнце, и глаза, такие же белые как снег, будто одни белки без зрачков и так же сверкают, как солнечные зайчики. Коса толстая, ниже пояса. Рубаха девичья, тонюсенькая аж прозрачная, колыхается и вся переливается, как марево. На ногах сапожки меховой, вроде как из зимнего зайца, но только, как и волос сверкают инеем. В руках у неё был посох ледяной. Малха пока разглядывала, аж дышать перестала. Та тихонько так подплыла к саням, будто по воздуху, даже ногами не шевеля при этом.

— Подплыла она с сбоку к саням, — продолжала она, выпучив глаза и жестикулируя руками, как будто страшилку какую рассказывает, — и смотрит на меня так, а меня аж в жар бросило. Мокрая стала. Смотрю в её блестючие глазёнки и оторваться не могу. И тут она вдруг говорит: «Здравствуй, Малха.», а я говорю мол не Малха я, а Малхушка. А она: «Нет больше Малхушки. Теперь ты Малха». А голосок у неё тонкий и звонкий, притом лёгкий звон, как будто после её слов остаётся, такое лёгкое эхо. И как вдарит мне своей сосулиной по башке, да так, что у меня толи искры из глаз брызнули, толи льдинки посыпались. И мурашки так по всему телу забегали, как муравьи по дорожкам.

Тут она протянула руки перед собой, показывая белые узоры на коже.

— Я, когда «отмурашилась», глядь, а она уже шагах в десяти от саней стоит и зовёт, чтоб я к ней подошла. Тут глянула я на своих охранников и обалдела. Они уж жмуры замороженные. Что слева, что справа. Я даже потрогала их. У них даже одёжа замёрзла и стала как камень. Ну, вылезла я из саней, подошла. Тут передо мной лёд из реки с хрустом вывернулся и дыбом встал, я аж присела со страху. А лёд такой гладкий, что зеркало. Погляди, мол на себя, говорит. Глянула я на себя да так в обморок и рухнула. А она такая в мой обморок пролезла и ехидно так спрашивает: «Чем тебе мой подарок не понравился?». А я ж обосралась с перепугу даже в обмороке, нет, говорю, всё красиво, только не привычно. Я мол девка то ещё молодая, а в раз седая уж вся, нельзя как-нибудь это дело поправить? А она как давай хохотать, аж до слёз, прямо льдинками слёзки из глаз скатывались. Чё смеялась? Что я такого смешного попросила? Но я за своё. Вижу, вроде как Дева по-доброму, не со злом. Ты ж Снежная Дева, говорю, тебе ж это раз плюнуть. А она ещё пуще смеяться. А как просмеялась и говорит мне: «В первый раз такую дурацкую просьбу слышу», — и она тут же изобразила меня в перепуге, да такую морду скрючила, я и сама в лыбе растянулась, — я, говорит, всего лишь Облачная Дева, а не Вал Всемогущий. И погладила меня при этом по голове. Меня морозом аж до самых пяток пробрало. Эка нежить меня дотронулась. Ну, думаю, всё, заморозила. Тут Дева вдруг такой серьёзной стала и начала речи мне сказывать, чё по чём. Теперь, говорит, ты Малха, награждённая мною даром морозного взгляда, только твой взгляд не замораживать будет, как я это делаю, а обездвиживать всё живое, что бегает, прыгает, летает. Предупредила сразу, что те, кто дышит, дышать при этом не смогут, так чтобы осторожней, долго не держала, коли убить не намерена, а то задохнутся и подохнут.

— Твою ж мать, — тут же выругалась Елейка злобно.

— Чё? — тут же отреагировала Малха, — я тебя долго не держала.

— А Злыдня, — разъярилась наездница, — бедный чуть копыта не отбросил.

— Ну, — замялась Малха, — про коня я забыла. А чё ты так выскочила? Я ж со страху колдонула.

— Правильно и сделала, — тут уже вмешалась Дануха и залепив затрещину Елейке, продолжила, — сколь я тябе пиздёнка необволосенна вбивать в дурну твою башку буду, чёб не лезла на рожон. Куды сломя голову попёрлася?

— Чё эт необволосенная? — огрызнулась, насупившись Елейка.

На что Неважна, сидевшая напротив предательски прыснула, прикрывая, как обычно, рот ладошками.

— А сама то, — тут же набросилась на неё Елейка, тут же найдя на кого обиду сбросить.

Та тоже насупилась. У Неважны с Елейкой половая недоразвитость у обоих была самой больной темой. Ничего нигде не росло. Хотя Неважна и была на год младше Елейки, но всё равно задержка в развитии грызла обоих. Титьки не растут, волосики еле-еле. Беда в общем.

— Да плюнь на них, — влезла Буря, обращаясь к Малхе, — дальше давай.

— Ну, а чё дальше то. Объяснила, как этим пользоваться, сказала, чтоб Дануху дожидалась, что помочь ей должна, только не сказал в чём, — и тут она вопросительно уставилась на бывшую большуху.

— Эт я тябе потом объясню, — парировала её вопрос Дануха, — даром своим обучить других смошь?

— Нет, — тутже ответила Малха не задумываясь, — Я так понимаю, чтоб этим взглядом обладать, надо по башке её посохом получить. Дева сказывала, что отныне я буду оружием в руках сестёр. Я поначалу не поняла о каких сёстрах она говорит, но теперь поняла.

— Ладноть, — подытожила недовольно Дануха.

Наступила молчание, которое органически не переносила Неважна:

— Ну, а дальше что? — взвилась она, как будто ребёнку сказку не досказали.

— Да ничего, — повернулась к ней Малха, — поднялась в баймак. Осмотрелась. Хожу, думаю, где Дануху искать. Туда-сюда, а тут эта дура как выскочит, как выпрыгнет, но я и врезала со страху.

— Ой, да всё, — обиженно отмахнулась намазанными лечебным зельем руками Елейка, — хватит уже, — и показывая зелёные культяпки кистей рук, добавила со смехом, — я тебе ещё это припомню, жирняга.

Малха не обиделась, а лишь растянулась в улыбке.

— Посмотри на меня стройняшку, худосочная, где ты жир тут увидала.

— Да я посмотрела, как ты жрала, порося. Тебе телеса прежние набрать, как рубаху обоссать. К лету уже в проём входить не сможешь.

— Так и скажи, что завидуешь.

После чего они вдруг неожиданно обнялись.

— Ох, ё, — пропела своё привычное Дануха и поматывая в воздухе клюкой, с развивающимся на ней волчьим хвостом, добавила, — ну и свора под моим хвостом собираться. Да, скучать явно не придётся.

Тут она встала. Поклонилась куда-то в сторону стены в пояс и торжественно проговорила:

— Благодарствую, тябе Вяликий Вал за подарочек. За заботу о нас, смертных. Благодарствую.

Она ещё раз поклонилась и обернувшись к сёстрам, скомандовала:

— Ну кась дуйте отсюды по норам. Мяне готовить пора начинать. Валите куды-нибудь, — махнула она рукой в неопределённом направлении, — Малху к Данаве в шатёр покась опрядялите.

Девки загалдели и быстренько похватав одежду, кучей вывалили из Данухиного шатра, плавно перебравшись всей оравой в шатёр колдуна, где продолжили никем не контролируемые расспросы…

С одной стороны, Дануха беременностью не страдала, да и прощаться с новой жизнью, что говорится «не дождётесь», но с другой, памятуя о древних устоях, попыталась получить хоть какую-нибудь Благую Весть^[125] от предков, которые, как она была уверена, благоволили ей. Поэтому с самого утра впала в полную бездеятельность и единственное что сделала — это разожгла очаг и завалившись рядом на меховой пол на бок, тупо смотрела на огонь. Зашедшей к ней чуть позже Голубаве заявила, чтобы сегодня на неё не рассчитывали и готовили себе сами, а у неё видите ли что-то вроде праздника и по этому радостному поводу вообще весь день собирается прореветь, ну или делать вид что ревёт, так чтоб не паниковали и её не трогали. Из девок её никто и не трогал, вот только на Воровайку это не распространилось. Эта пархатая дрянь залезла в шатёр почти сразу, как Дануха начала выдавливать из себя жалкие потуги плача по себе любимой. Сорока принялась скакать у входа туда-сюда, то и дело пригибаясь к полу и постоянно что-то ворча. Сначала Дануха не обратила на неё никакого внимания, она вообще её просто не заметила, наверное, потому что ворчала Воровайка тихо, а Дануха рыдала громко. Отвлёк бабу от рёва резкий порыв ветра, что прошёлся по стенам шатра, да так, что последний жалобно заскрипел на растяжках, а сорока при этом резко взвизгнула, выдав тем самым своё присутствие, лихо проскакав за спину хозяйки. Дануха внимательно присмотрелась к своей питомице и не мало удивилась, увидев в её поведении панический страх. Давненько она её такой не видела, даже забыла, когда. Осмотрелась. Шатёр ходил ходуном. Нехотя встала и направилась к выходу, чтоб глянуть наружу, но стоило ей завернуть тяжёлую входную шкуру в сторону, как резкий порыв ветра подхватил эту импровизированную дверь и закинул на крышу, ударив холодным воздушным натиском по вылезшей в проём бабе. Дануха еле на ногах устояла, хватаясь за края прохода и взглянув на происходящий в лесу «конец света», только и пропела своё «Ох, ё». Небо было чёрным от туч, но ни дождя, ни снега не было. Бедные деревья колыхались как травинки. С них срывались обломанные сухие сучья и с бешеной скоростью неслись между стволами, ударяясь об них, разламываясь на более мелкие и несясь дальше. Дануха попыталась достать задранную входную шкуру, но та не поддалась. Тут откуда-то, пригибаясь к земле, прибежала Голубава и в одном прыжке стянула шкуру на место, буквально влетев вместе с Данухой внутрь.

— Эт чё делатся то? — риторически спросила Дануха, теребя свои волосы разом спутанные на голове.

— А мы думали это ты устроила, — изумлённо вторила ей Голубава.

— Я тябе чё, Валова колдовка, чё ли, погодой вертеть, — продолжая отряхиваться и приводить себя в порядок, пробурчала недовольная Дануха.

— Странно, — задумчиво протянула Голубава.

— Чё странного то? — переспросила хозяйка шатра, бросив «прихорашиваться» и уставившись на гостью.

— Странная какая-то туча, — начала в задумчивости Голубава, — пришла к нам на край леса и стоит, никуда не уходит. Везде вокруг светло, а у нас вон чё делается.

— На какой край? — не понимая, будто слышит бред какой-то, переспросила Старшая.

— Она остановилась примерно в районе вашего старого баймака, — ответила ей Голубава, указывая рукой направление.

Дануха дёрнулась, взмахнув зачем-то руками, закрутилась лихорадочно, как будто, что-то искала. Наконец найдя, что искала, кинулась одеваться и схватив клюку, выскочила на поляну, даже не успев завязать полы тулупа. Выскочила и завертелась, оглядывая небо по сторонам. Действительно. Везде вокруг даже облачка на небе не было, а в стороне баймака, воронкой вертелась огромная чёрная туча, и никуда не улетала.

— Твою ж мать! — проорала Дануха, стараясь перекричать закладывающий уши шум ветра, — Голуба, айда кась за мной.

Скрючившись в три погибели, цепляясь за стволы деревьев, преодолевая сильный встречный ветер, который дул как в трубу, они на пару двинулись по тропе, ну или примерно в её направлении. В этом кошмаре и в трёх соснах заблудиться было не мудрено, а тут по лесу пришлось прилично прорываться. Дануха не знала, что происходит, не понимала ни природы этого явления, ни сути, но какое-то странное предчувствие, внутренняя сила буквально плетью гнала её в это безумие стихии.

Добравшись до края леса и вцепившись в стволы раскачивающихся берёзок, обе встали, как вкопанные, смотря через заливной луг источника в сторону баймака. Дануха даже не заметила, как у неё рот распахнулся от удивления, но, когда в него что-то прилетело, закашлялась, сплюнула и громко выругалась. А картина действительно предстала эпической. Вокруг площади баймака, в районе бывших землянок, крутилась с бешеной скоростью высоченная стена, до самого неба, непонятно из чего состоящая. В ней была пыль, грязь, снег, куски льда, ветки, какой-то непонятный мусор. Там даже обгорелые огрызки брёвен от сожжённых жилищ летали. Да ладно бы только это. В стене шла нескончаемая гроза! Молнии то и дело сверкали вдоль и поперёк, освещая всполохами вихревую стену, но даже их ярчайший свет не давал возможности разглядеть пелену мрака насквозь. Зрелище было не для слабонервных.

Дануха упала на землю к комлю берёзы и замахала Голубаве рукой, подзывая к себе. Та на карачках подползла и пристроилась рядом тут же за стволом, спросив не на шутку перепуганным голосом:

— Что это?

— Да Троица его знат, — ответила та, — всяка повидала, но таку сказку в первый раз.

Дануха ещё раз оглядела мусорную стену, выглядывая из-за ствола и задирая глаза кверху, стараясь оценить её высоту.

— Слышь, Голуба, — оторвавшись от просмотра и обращаясь к лежащей рядом бабе, — нам как-т надоть попасть туды.

— Куда? — недоумению и испугу Голубавы не было придела.

— Туды. Внутрь.

— Зачем?

— Да, хуило его знат зачем. Ни он не знат, ни я не ведаю. Просто чую, чё надоть, а зачем? — и она неопределённо повела рукой, выпятив губы уточкой.

— Там же гроза! — не сдавалась Голубава.

— Ну и чё? Прибьёт разок, второй уж не больно будеть. Ладноть. Оставайся тута, а я ползком поползаю.

Но ползком она не поползла, а низко пригнувшись к земле и выставив перед собой руку с распахнутой ладонью, пустилась бежать по протоптанной дорожке, прижимая другой рукой волчий хвост к клюке. Только добежав почти до своего сада, плюхнулась на пузо и поползла, так как на подъёме ветер буквально срывал с ног. Прячась под кустами смородины, что были чуть ли не прижаты к земле, замерла. Отдышалась, всматриваясь вперёд. Тщетно. Ничего не видать. Обернулась. И сзади уже ничего не видать. Тут прямо по ней приложилось что-то тяжёлое, видно обгорелое бревно, но смородиновые кусты с амортизировали и удара, как такового, не получилось. Она от неожиданности уткнулась лицом в снег и тут же совсем рядом перед ней шарахнуло так, что она оглохла до дикого звона в ушах и даже умудрилась лёжа подпрыгнуть. Её отшвырнуло на несколько шагов назад, сорвав и утащив куда-то шапку с головы. Прямо перед ней в трёх шагах образовалась чёрная плешь от удара молнии. Дануха выматерилась, психанув с чего-то на саму себя и заорав благим матом, что было мочи, рванула вперёд, превозмогая грёбанный ветер всеми своими бабьими силами… И тут же от неожиданности её резко бросило в сторону, да так, что она со всего маха грохнулась на бок, пробороздив несколько шагов по снежной наледи. Внутри, куда она проскочила, свозь стену, ветра не было! Полный штиль. Дануха быстро вскочила на ноги и лихорадочно за озиралась по сторонам. Стена бешеного ветра, замешанного не пойми на чём, была всего в шагах трёх, но совершенно не ощущалась, даже дуновения не чувствовалось. Тогда она быстро закрыла глаза и начала пронюхивать внутреннюю территорию и тут же, как и ожидала, учуяла кого-то родного, но непонятного. Открыв глаза Дануха увидела её. Хотя если б сразу внимательно осмотрелась, то и пронюхивать бы не пришлось. Девка лежала на снегу в самом центре этого светопреставления. Она была раздета, ну не совсем голая, а в одной травяной рубахе, без шапки и босиком. Признаков жизни не подавала. Но Дануха не кинулась к ней сломя голову, а пошла осторожно, при этом сообразив выпустить из руки колдовской хвост, приводя себя в адекватное состояние и успокаиваясь. Ещё на подходе, баба пыталась рассмотреть девку издали, определить кто это, но сколько не всматривалась глазами и внутренним своим даром, всё равно понять не могла. Не узнавала и всё. Вроде как своя, хорошо знакомая, а непонятно кто. Даже подойдя вплотную и заглянув в лицо не признала, лишь тихо пропев «Ох, ё». Лицо девки всё было покрыто ярко розовыми узорами, напоминающие разросшиеся водоросли со своими стволами и мелкой сетью веточек. Молодуха лежала так, как будто спала. Устроилась на бочок, ножки подогнула, ручки под щёчку и спит. Дануха осторожно потрогала её лоб, почему-то сперва подумав, что девка уже околела, но лоб оказался таким горячим, что она тут же поменяла своё предположение — у девки жар. Баба тут же принялась скидывать с себя тулуп и укутывать бедняжку. Когда начала перекатывать её, чтоб запаковать в шкуру, девка зашевелилась. Она оказывается действительно просто спала, почти нагишом на снегу.

Только когда девичье лицо повернулось в Данухе и раскрылись сонные глаза, быстро моргающие и прищуренные, она узнала её:

— Краснушка, — с тяжёлым выдохом проговорила баба, опускаясь перед ней на колени.

— Дануха, — жалобно протянула девка, сразу срываясь на слёзы и обхватывая бывшую большуху за шею, — я вернулась.

— Вернулась, миленька, вернулась, — начала успокаивать её баба, сама уже пуская слезу, — теперяча всё будет хорошо.

Дануха не помнила сколько они так просидели. Краснушка проревелась и начала успокаиваться. Всё, что она за это время сказала, так это то, что кучу раз повторила, «наконец то вернулась». Баба утешала, гладила по голове, кутала в тулуп. Тут Дануха встрепенулась, поймав себя на том, что у девки жар, такой что аж через рубахи чувствуется, как она горит, а она тут рассиживает. Она тихонько расцепила её объятия на своей шее и стала закутывать Краснушку в тулуп.

— Погоди, маненько, — попросила она молодуху, утирая ей щёки, — мигом придумам, как отсюды выбраться.

Она поднялась на ноги, чтоб осмотреться и замерла. Никакой стены уже не было. Туча развеялась, превратившись в белое облако. Ветерок дул, но слабый. А со стороны своего бывшего кута к ним бежала Голубава.

— Во как, — только и сказала Дануха.

Тропа в лесу превратилась в бурелом из сорванных и переломанных сухих веток, но Голубава, нёсшая Краснушку на руках, казалось этого не замечала. Пёрла, как лось, напролом. Где-то на середине пути им навстречу подоспела подмога в составе всей девичьей шайки, возглавляемой Воровайкой, которая орала так, что Дануха даже испугалась за её голосовые связки, почему-то отметив для себя, «что эта дура, теперь каркать дня три не сможет».

Лечебку организовали как всегда в бане, где собрались абсолютно все, даже посикуху прихватили. Дануха тут же кинулась к себе, отвары варить, а в её шатре хозяйку поджидал ещё один сюрприз. Там у очага сидел пропавший Данава.

— Здрав будь братец, — суматошно, набегу проговорила Дануха, мечась по шатру, выщипывая травины, развешенные пучками по стенам, которые тут же какие ломала, какие растирала, ссыпая в медный Неважнен котелок, уже давно прописавшийся на Данухиной кухне, — Краснушку нашли, еле живу. Айда ка Данавка подмогни с того свету вытащить.

Братец, сидевший в каком-то напряжении, по виду как «не в своей тарелке», тут же соскочил.

— Где? — спросил он быстро, приготовившись бежать.

— В бане, — коротко и резко ответила баба, продолжая свой замысловатый сбор.

Данава тут же кинулся прочь. Он вернулся домой в лагерь с тяжёлым сердцем, с грузом обиды. И по началу вообще больше приходить сюда не хотел, но время как-то притупило остроту психической боли, нанесённой ему, раны на душе затянулись. Да и соскучился он по всем им. Просто тоска заела. Они ведь все как одна для него самые родные стали. И теперь, когда Дануха встретила его как ни в чём не было, естественно и обыденно, с его души как камень сняли. Он вбежал в свой шатёр, даже не замечая, происшедших в нём изменений и принялся было колдовать свои лекарские пойла, но тут же спохватился, что даже не удосужился спросить, а что с Краснушкой то. Бросив свои потаённые мешочки, тут же кинулся в баню. Девки, завидев его, завизжали от радости, и кинулись к нему на шею, что растрогало его ещё больше, до слёз, и обидные слова, что копились у него всё время скитаний, в один момент превратились в «какой дурак, что сразу не вернулся». Еле на ногах устоял, от такого радушного натиска. Краснушка не лежала, как он предположил, а сидела у банного камня улыбаясь во весь рот. Она хотела было тоже подняться, но Голубава рявкнула на неё, мол не скачи, ложись давай, и та не стала подниматься.

Только когда Данава подошёл к ней поближе, присел и пригляделся, то его всего аж передёрнуло. Краснушка сидела голая и по всему телу цвели ярко розовые разводы-водоросли.

— Молния? — тихо спросил он.

— Она родимая, — всё ещё улыбаясь ответила девка.

— Что болит? — продолжал он опрос, оглядывая и осторожно прикасаясь пальцами к разводам на теле.

— Да ничего не болит, — ответила она, пожав плечиками, — пить только хочется.

— Уже, уже, — тут же протараторила Хохотушка, помешивая что-то в глиняной чашке, стоящей тут же на банном камне, — в миг остудим и тогда напьёшься.

С этими словами, девка обхватила чашку двумя кожаными прихватками и быстро засеменила наружу. Данава вновь принялся за осмотр. Осмотрел глаза, заставил открыть рот, заглядывая туда и что-то там ища и наконец встал, осматривая окружающих.

— Так, девоньки…

И осёкся, увидев Малху.

— Малхушка. И ты здесь.

— Да, Данава, только я теперь не Малхушка, а Малха, — рисуясь, с вызовом проговорила она, выступая к огню и давая колдуну разглядеть её морозный узор, который именно в бане на раскрасневшемся теле, проступал особенно ярко.

Данава было радостно улыбаясь протянул к её лицу руку, намереваясь размазать белую краску, да так и замер. Рука задрожала, а улыбка сморщилась разом во что-то непонятное. Улыбка вроде как осталась, но только протухла, что ли. Малха ехидно так, кривенько улыбнулась, состроив наглую рожицу, но тут же со стороны раздался твёрдый и злой голос Елейки:

— Не смей.

Малха продолжая ехидно улыбаться, тем не менее обмякла, показывая всем своим видом, мол жаль, что нельзя, а то б я показала. Данава засуетился, не зная, что ему делать, напрочь забыв, что хотел.

— Что делать то, Данава? — вновь вмешалась Елейка.

— А? — переспросил он и тут же вспомнил, — да. Не надо Краснушке никакого зелья. Она здорова. Обессилила просто. Надо бы к Данухе сбегать да сказать, чтоб вместо отвара лечебного, мясной варила, да по жирней.

— Я сбегаю, — тут же отозвалась Неважна и кинулась из бани.

Наступила натянутое молчание и ввиду отсутствия Неважны, прерывать его было не кому. Данава пребывал в недоумении и явно был напуган. Он очень хорошо знал то, что увидел на лице Малхи. Этот Валов знак Морозной нежити оказывается был ему знаком. Малха нагло и с высока разглядывала колдуна всем своим видом показывая «во я кака страшная». Елейка, влезшая меж ними, тоже со страху чуть не обделалась. Малха хоть и была вроде как прежняя подруга, но она сильно изменилась за последнее время, чувствуя беспредельную силу и безнаказанность за её применение, притом изменилась не в лучшую сторону. Остальные девки, тоже испробовавшие на себе, в качестве показательных выступлений Малхи ночью, в тайне от Данухи, боялись её не меньше. Но тут вернулась Хохотушка с миской в руках и прервала неловкое молчание.

— Несу, несу, несу, — тихонько тараторила она на ходу.

Все вновь окружили Краснушку.

Через какое-то время в баню подошли Дануха с Неважной. Все были в сборе. Хохотушка стоя у камня варила очередную порцию отвара, на этот раз для всех, остальные расселись кружочком и начались длинные рассказы, закончившиеся далеко затемно.

Первой рассказ начала естественно Краснушка. Всем опять пришлось выслушать уже известное: как вязали, как тащили, как делили. Отличия от предыдущих рассказов было в мелочах личного восприятия и не более. А вот дальше уже было интересно всем. Краснушку забрали вместе с бабой Кнохой, мамой Малхушки и двумя мелкими девченятами. Малха, как услышала о маме, сразу стала прежней Малхушкой. Засуетилась, задёргалась невпопад и начала заваливать глупыми вопросами, но Дануха тут же пресекла:

— Цыц. Пусть сказыват всё по порядку. Остальным молчок.

Малха насупилась, но перечить не стала. Краснушка продолжила. Привели их в коровник и сразу расселили по землянкам. Краснушке выделили отдельную, а девченят определили с Кнохой. Землянки были обычные, только помимо шкур входных, со стороны двора проход закрывался толстой деревянной решёткой. Первые несколько дней мазали какой-то дрянью каждый синяк, каждую царапину. Мазь эта была липкая, как мёд, но пахла говном почему-то. Каждый вечер выводили во двор, обнесённый высоким забором из кольев и мыли цветочным отваром. Каждый раз как выводили, во дворе кроме неё и аровых смотрительниц никого не было. Дня через три-четыре после такой обмывки её нарядили в красивые аровы наряды и навешали дорогие украшения. То, что украшения были дорогими Краснушка сразу поняла, так как толк в них знала. Тогда сверкнула радостная мысль, что её готовят замуж за ара и она тогда размечталась до такого состояния от будущего счастья, что аж дух захватило. Вечером пришёл он. Молодой, красивый, статный. Краснушка в самом начале чуть сознание не потеряла, а потом сразу влюбилась не раздумывая. Разговоры вёл красивые, обходительные, умные. В общем в первую же ночь сама ему отдалась по желанию, чуть ли не собственноручно затащив его на себя, находясь на небе от счастья. Он приходил ещё и ещё. А затем раз, и перестал ходить. Краснушка извелась вся, места себе не находила. Хотела уж к реке бежать топиться. А потом узнала, что беременна и успокоилась, а тут и он вновь появился, но уже совсем другой. Холодный, чужой, напыщенный. Смотрел и говорил с Краснушкой, как со свиноматкой дородной, не более. Тогда-то она всё и поняла, хотя в душе оставалась надежда, связанная с их будущим ребёнком, но она понимала, что надежда призрачна. Её опять закрыли решёткой. Он больше не приходил. Так и сидела она, пузо отращивала. Сроков не знала, не следила. А луну с половиной назад у неё вдруг роды преждевременные начались. Как всё было не помнит. Почти всё время без чувств была. Помнит только, что очень больно было. Помнит, что Кноха помогала, ещё какие-то бабы. Родила мальца, но он почти тут же умер. И вот тогда-то и началось страшное. Она ещё в себя не пришла и помнила всё лишь урывками, то и дело проваливаясь в сон. А какое-то время вообще не понимала где сон, а где явь. Он толи во сне приходил, толи наяву, но следы от плетей, которыми он её хлестал, на теле остались по-настоящему. Он постоянно орал, обзывал по-всякому, а в конце крикнул кому-то, чтоб закрыли и ни воды, ни еды не давали, он видите ли хочет, чтоб она подохла. И подохла бы, если бы не баба Кноха. Только она тайком к решётке пробиралась. Воду носила. С голоду помереть не дала. То и дело пропихивая под шкурой какой-нибудь кусок. Дрова кончились и очаг потух. Так она и жила всё последнее время. Тут Краснушка начала Малхе за маму её благодарить, коль если б не она, не жить бы ей. Малха разрыдалась. Они начали обниматься и рыдать вместе. Но выждав положенное время на нежности, народ возмутился, требуя продолжения. Молодухи расцепились, заняли исходные места и Краснушка продолжила. Дня три назад её открыли. Видать труп хотели выбросить. Глянули, а она жива. Потом пришли странные мужики какие-то, чужие, таких она раньше не видела. Одежду верхнюю отобрали, сапожки стянули. Так в одной рубахе, босиком, за волосы вытащили и поволокли. По пути от слабости то и дело падала. Руки все ободрала, подошвы о лёд порезала, колени с локтями сшибла. И она тут же всё это продемонстрировала, продолжая рассказ не останавливаясь. Долго тащили и приволокли к кому-то холму, будто как специально насыпанному, а на вершине дерево сухое. Только когда на верх затащили, Краснушка поняла, что это не дерево, а ствол засохший в землю вкопан. К нему и привязали. Тут пришли ещё более странные мужики в белых длинных одеждах и давай по кругу с песнями ходить, ну и доходились. Нагнали тучу чёрную, подняли ветер лютый и тут давай гроза сверкать. Её прошибло сразу. Очухалась она уже на земле под столбом и без верёвок. Поднялась на ноги, глядь, а перед ней Облачная Дева стоит красоты невиданной и улыбается. А вокруг мрак, что творится. Колдуны, что по кругу с песнями ходили угольками так по кругу и валяются.

— Ощупала я себя, — продолжала Краснушка, — вроде всё цело, даже ничего не болит. Подолы задрала, глянуть на колени, а как узоры то на ногах углядела аж в зобе перехватило. Ноги разрисованы, руки размалёваны. За пазуху на титьки глянула и поняла, что у меня теперь всё тело писано этой красотой. Ну я на Деву то глянула, а та довольна стоит, как мёду объелась. Здравствуй Дева Облачна, говорю, Громница Небесная. Я как на том уже свете аль ещё на этом? А та крылья свои за спиной расправила, да как захохочет, да звонко так, аж по ушам резануло. Я к ней внимательно то присмотрелась, а она точно такой же узор имеет, как и мой. Красивая она, да ладная такая. Стан гибкий, грудь высокая. А когда смеялась из глазок искорки такие голубенькие сыпались. Вот век бы на эту красоту любовалась, не налюбовалась бы. А она посмеялась и говорит, у тебя, мол, и на этом свете ещё дел делать не переделать. С этим мол справься для начала, а уж потом о том свете думать будешь. Ну и рассказала, что я должна к тебе прийти, — обратилась она к Данухе, — помочь в делах твоих и твоих сестёр. Я возразила, мол у Данухи брат есть, а о сёстрах я не слышала, так она опять в смехе залилась, да крыльями замахала на меня, мол не смеши, а то надорвусь. Потом подошла ко мне, обняла за плечи и сказала пойдём, по дороге расскажу. Ну мы и пошли. Только не по земле, а прямо с этого холма по воздуху, да не пошли, а полетели, хотя я ногами то чувствовала, что иду, только не поняла по чему ступала. Так и пришли мы сюда. По пути о вас рассказала, — Краснушка обсела всех сидящих девок, — о том какой дар я получила, да как им пользоваться. Потом мы с ней распрощались, она поцеловала меня и сказала, чтоб я поспала. Ну я тут же уснула, а когда проснулась Девы уже не было, а вместо её Дануха меня зачем-то в шкуры крутит.

Она замолчала, давая понять, что рассказ её закончен. Тут же подсуетилась Белянка, принеся с кухни мясной отвар и сунув миску в руки Краснушки.

— А какой дар то она тебе дала? — первой прервала молчание Неважна.

— Как какой? — удивилась Краснушка, — грозовую тучу творить, стену из ветра делать. Вы что не видели, что ли?

— А ты только вокруг себя это можешь сделать? — тут же полюбопытствовала Голубава, которая в отличие от других видела эту стену воочию.

— Нет, — ответила девка самодовольно улыбнувшись, — где угодно далеко от себя. Так далеко, докуда глаз дотянется.

— Здорово, — восхищённо проговорила Буря, — а ты молнией пришибить кого-нибудь можешь?

— Наверное, — как-то не уверенно сказала Краснушка, — коли под тучу попадёт, то наверняка хоть одна достанется.

— Нет, — не успокаивалась Буря, — ты можешь вот так, вжик, — и она изобразила рукой бросок, — и бабах молнией кого-нибудь.

— Нет, — протянула, улыбаясь Краснушка, — швырять просто молнией не могу. Я только тучу родить могу, а там уж как кому на роду писано.

Тут посыпались вопросы со всех сторон. Молчала только Малха, которая сидела сама, как чёрная туча и что-то явно замышляла. Молчала и Дануха с Данавой, сверля девку глазами и явно понимая, что Малха задумала, что-то не хорошее. Первой решилась на разговор Дануха:

— Чё призадумалася, Малха? О чём башку мучишь?

Та хмуро зыркнула на Дануху и пробурчала в ответ:

— Думаю сходить мне надо кой куда.

— Куды? Ты чё забыла кто тябя ко мне послал и зачем? — начала баба, постепенно включая в себе большуху.

— Да мне насрать, — злобно парировала Малха, сверля глазами бывшую большуху, — мне маму из полона вынимать надо.

Только тут все поняли, что в бане стоит полная тишина. Замолчали все, тревожно смотря на Малху и Дануху. Но тут неожиданно встрял Данава:

— Малха, а ты знаешь на каком удалении твой дар действует?

Молодуха перевела злобный взгляд на колдуна, но злость сбавила, призадумавшись, к чему это он? Колдун же сидел, ковыряясь пальцами в шерсти у самых ног и на Малху не смотрел.

— Далеко, — буркнула Малха и по аналогии с Краснушкой, добавила, — докуда глаз дотянется.

— Ошибаешься, — спокойно и хитро улыбаясь парировал Данава, — у меня знакомый колдун есть, он тем же даром обладает, что и ты. Поэтому чё завирать то. Заморозить ты можешь только в глаза и не как по-другому, а значит и расстояние — это не велико, а лишь то, с которого глаза чётко различить сможешь. К тому же даже если человек рядом с тобой, но он тебе в глаза смотреть не будет, то ты и сделать с ним ничего не сможешь, — тут колдун оторвался от ковыряния шести, поднял голову, но закрыл глаза, — вот, попробуй на мне.

Малха пробовать не стала, а лишь потупила глаза. Она прекрасно всё это знала с самого начала, но от всех утаила. Ей хотелось было быть всесильной, всемогущей, а слабости свои и ограничения дара раскрывать перед всеми подряд, изначально не собиралась. Кто они для неё. Да никто. Она уже давно сама по себе. А тут ещё Дануха масла в огонь подлила:

— Ты девка видно сябя уж пупом зямли почуяла? Так я тябя опущу на землю то. Мы все тут сёстры и роднее у нас никого нет. И если ты кого шагов на девять сможешь приморозить, то тябя сястрёнки из луков дырчату сделают раз в девять подале. Тольк попробуй на кого хвост поднять, дрянь и мяне насрать на все твои дары, подарки. Хоть кого обидишь в моём окружении, я тябе лично глотку перегрызу своими последними тремя зубами.

Говорила она это тихо и жёстко, включив в себе забытую большуху, не поднимая глаз от пола, давая понять, что прекрасно сможет уйти от смертоносного взгляда девки. Опять наступила выматывающая тишина, которую не вынесла Неважна.

— Девочки. Ну чего вы? Нельзя же так. Это же можно решить просто и для всех.

Все как одна вопросительно уставились на Неважну, особенно Малха, как будто почувствовала для себя выход и спасение.

— Чё ты опять задумала, дрянь мелка? — ехидно спросила Дануха.

— То и задумала, — ответила Неважна неуверенно и тупя глазки в пол, понимая, что старшая сестра, как всегда сразу догадалась, что она хотела предложить.

— Правильно подумала она, Дануха, — влезла со своим словом Елейка, показывая, что тоже не глупая и всё поняла — ты что нас собираешься до вековух тут своей титькой кормить. Мы здесь, даже каждая сама по себе сила немереная, всей сворой и город порвём. И вообще не залезая в реку, плавать не научишься. Сколько их там в охране? — тут же обратилась она к Краснушке.

— Три семьи, по-моему. По крайней мере я видела только троих мужиков и их жён.

— И всё? — усмехнулась Елейка, — да мне одной там пукнуть, да запах разогнать.

— Ещё шесть собак, — тут же добавила Краснушка.

— А собак вон пусть Малха морозит. Собаки глазки не отведут.

Малха тут же оживилась и даже впервые за посиделки улыбнулась.

— Цыц, — оборвала всех Дануха, шлёпнув себя рукой по ляжке.

Вновь наступила тишина. На этот раз все смотрели на Дануху. Та сидела в глубокой задумчивости смотря себе под ноги на пол. Неважна не могла долго переносить подобные ситуации и хотела было открыть рот, как старшая резко подняла указательный палец вверх, как бы говоря «помолчи, я думаю». Думала она о чём-то долго. Неважне показалось целую вечность, она даже успела известитесь вся, как на иголках. Наконец Дануха вышла из ступора и проговорила:

— Хорошо. Сделам так. Голубава, — обратилась она к бабе серьёзно, — ну к достань мозги. Так как повелевать этим сбродом пока не кому, а мне не когда, то разложи-кась ты нам все «за» и «супротив», а мы послушам.

Голубава, сидевшая рядом и теребившая свои подолы задумалась, но в отличие от других, глаз в пол упирать не стала, а наоборот задрала их к потолку. Посидела так какое-то время и начала:

— Значится так. Во-первых, надо знать куда идти. Краснушка, ты сможешь отсюда дорогу найти?

Краснушка растерялась от такого вопроса.

— Нет, конечно. Меня и рядом где оставь, я этого коровника не найду. Я ж никуда не выходила, ничего там вокруг не видела, а когда за волосы тащили, так было не до этого.

— Неважна, а ты сможешь учуять это место? — обратилась она уже к охотнице.

— Как? — тут же переспросила девка, — я там не была, никого из тех людей не знаю. Кого я буду искать?

— А если через Краснушки или Малху? Если Дануха вас закуманит, и ты с ними связь получишь, тогда сможешь?

— Не знаю, — неуверенно проговорила Неважна, задумавшись, — надо попробовать.

— Это первое и главное. Только после того, как будем знать куда идти и будем ли знать вообще, будет дальнейший разговор. Потом уже встанет вопрос, что делать с коровником. Путей несколько. Первый. Тихо и бесшумно выкрасть, не оставляя следов. Исчезла и всё. Второй. Перебить всю охрану, благо там и бить то некого, полторы калеки. И так же следы все замести, либо наоборот наследить так, чтоб навести на других. В этом случае встанет вопрос: что делать совсем остальным коровником. Их придётся тащить сюда. Свидетелей нашего нашествия там остаться не должно. Готовы ли мы всех к себе принять? Ну, там ещё будет куча вопросов, но они возникнут лишь при решении первых.

Голубава замолчала, давая понять, что на этом пока всё.

— Ладноть, — подытожила Дануха, — значит всё будет зависеть от того, сможет ли Неважна почуять эт коровник, а коль нет, то и разговоров не будеть.

Все согласились, кто-то с пониманием, кто-то так и не желая признавать очевидное.

— Ладноть, об этом завтра, — продолжила собрание старшая, — а теперяча послушам Данаву, братца мово непутёвого. Чую, чё не так просто он к нам вертался.

Девки почему-то радостно загудели и обратили всё своё внимание на колдуна. Тот пожал плечами, мол, что вы от меня хотите, не знаю ничего, но говорить начал:

— Ничего хорошего сказать не могу. С чем пришёл, пожалуй, только Дануху касается, но в этом и секрета нет, поэтому могу рассказать всем.

С этими словами он повернулся к сестре, как бы спрашивая разрешения.

— Да ладноть, чё уж там. Ври давай.

— Врать не придётся, — грустно продолжил колдун, — своими глазами видел, — тут он помолчал, выдерживая театральную паузу и выложил, — Хавку увезли в логово нелюдей.

Дануха состроила такое изумлённое лицо, что казалось даже подавилась этой новостью.

— Хавка то им зачем?

— Притом не силой забрали, а она сама вприпрыжку собралась и с ними укатила, бросив всё в своей избушке.

— Как эт?

— Вот так это. Гостил я у Лада, давеча, ну пошли мы к Хавке, потрапезничать. Мясца приготовили, идём. Только на бугор взобрались, видим, у Хавкиной избы пара коней стоит, связанных меж собой, хитро так. К коням деревянными дрынами салазки приделаны. Сами сани низкие, а по верх целый забор выгорожен. Там, значит, человечек стоит и коней за верёвки держит. Я так понимаю он с помощью этих верёвок конями правит. Перед избой стоит Хавка, а перед ней два нелюдя из логова. Притом один явно из ближников Ардни, кстати именно так зовут ихнего атамана, мужа Зорьки. Он в странном таком одеянии был…

— Зорьки!? — почти в один голос выкрикнули Малха с Краснушкой, которые с задержкой отреагировали на знакомую кличку.

— Зорьки, Зорьки, — тут же осекла их Дануха, — не мешайте. Вона Елейка опосля вам всё расскажет. Давай Данава.

— Ну в общем здоровый такой боров, три меня, наверное, будет и весь в кожу обтянут с головы до ног и кожа та похоже толстенная, не для ваших стрелочек, — уточнил он, оборачиваясь к Неважне, — и в упор не пробьёте, так что имейте ввиду. А второй высокий, но не такой здоровый, но тоже важно так держался. Кстати именно он и говорил о чём-то с Хавкой. Мы далеко засели не слышно было, но судя по лицам разговор у них был серьёзный. Хавка боком стояла и было видно, даже издали, что крепко призадумалась, а тот длинный вроде как уговаривал. Здоровяк вообще молчал, видать так, только для силы был приставлен. Потом Хавка кивнула, вроде как соглашаясь и бегом в избу. Выскочила оттуда уже с узелком, залезла к ним на салазки с забором, и они шустро так уехали. Во как.

Наступило молчание.

— А Хавка это кто? — голос Неважны прозвучал ожидаемо.

— Да так, — ответила задумчиво Дануха, — вяковушка древня одна. В соседнем баймаке за яби-бабу сядела. Даром никому нужна не была, а тута смотри-кась. Уговаривали, говоришь?

— Странно это, — неожиданно подала голос Хохотушка, — я сколько баб, да девок видела, все одно говорили, что от нелюдей никто слова не слыхивал, будто немые они и говорить не умеют.

— Ну, и чё думашь, Данава? — спросила брата Дануха.

— А чё тут думать, — ответил он обречённо, — видать в повитухи они её звали, как пить дать. А раз Хавка согласилась, значит знама к кому.

— Правду говоришь, — согласилась баба, — я тож так думаю. Ну ящё чё? Чё про логово узнал?

— Ничего, — буркнул колдун, — наша лекарка так на нас и не вышла. Видно нет уж её и давно. Что атамана Ардни зовут, так это узнали в городе, кроме того ходят там слухи, что в логово много девок нагнали. Пацаны выросли. А судя по тем двоим что у Хавки были, то даже переросли уж давно.

Опять наступила тишина. Все задумались, каждый о своём.

— Ладноть. Поздно уже, — закончила сбор старшая, — давайте по норам. Да, новеньку оденьте. Елейка, Малху с Краснушкой к себе пока возьмёшь. Всё. Разбежались.

Следующее утро ранним было не назвать. Похоже в эту ночь вообще никто не спал, решив выспаться днём. Ну с Елейкиным шатром было всё понятно. Собрались подруги детства и хоть жизнь их ненадолго раскидала по разным углам, внеся серьёзные коррективы в их человеческую сущность, тем не менее, дружеский трёп к утру вернул отношения почти в прежнее русло. К тому же раскрытый секрет Малхи со своим даром, значительно сбил с неё спесь, и она гонору поубавила. Данава в свой шатёр спать пошёл от Данухи тоже только под утро. У них было о чём поговорить без свидетелей. Голубава не спала, лихорадочно просчитывая различные варианты предстоящего похода и обустройства быта. На почему-то сразу решила, что ответственна за все эти дела и от того сильно волновалась. Ей очень хотелось во чтобы то не стало блеснуть перед всеми своим умом и умением логически мыслить, и она убедила себя в том, что предстоящий день станет экзаменом на «нужность» её в этом хороводе особенный девок. Хохотушка была с сыном. Тот мучился с животиком всю ночь и молодая мама про прыгала вокруг, не решившись пойти за помощью к Данухе из принципа. Буря с Белянкой тоже ночевали в одном шатре и тоже не спали. У этих проблема была сродни Голубавиной. Они чувствовали себя белыми воронами, то есть несколько ущербно среди всего этого чуда и подруг со сверх способностями, так как не обладали ничем, а так хотелось, аж зубы сводило. Неважна тоже не появилась с утра, а значить тоже не спала, только не понятно почему. В общем уснул лагерь лишь под утро и к полудню ещё крепко спал, когда Воровайка подняла всех на уши.

Как и положено главной охраннице, о тревоге в первую очередь она доложила Данухе, как старшей. Та, ничего не соображая спросонок, накинула тулуп на плечи, не одевая верхнюю рубаху, обулась и с не прикрытой головой, но схватив заветную клюку, выскочила наружу. Сорока металась по кругу поляны и трещала во всю свою сорочью глотку. Дануха задрав голову, напряжённо следила за её виражами, стараясь определить направление угрозы, но та как с ума сошла и единственное, что поняла из её выкрутасов Дануха, так это то, что сорока была в полной панике. Тут выскочили из своего шатра Буря с Белянкой, полностью одетые и вооружённые с уже наложенными стрелками, готовые к бою. Тут же выскочил перепуганный Данава вообще в одной нижней рубахе, босиком, но с посохом в руках. Следом из своего шатра показалась Голубава с медным топором. Остальные даже носа не высунули. Продрыхли всё на свете. Дануха, бросив следить за Воровайкой осмотрела мельком поляну. Белянка с Бурей стояли вдалеке, абсолютно спокойные, опустив свои луки и смотрели на неё как-то странно, настороженно. Голубава тоже опустила топор, но смотрела куда-то мимо Данухи, ей за спину. Старшая уже хотела обернуться, но по пути увидела Данаву, который что-то взвизгнув, кинулся обратно в свой шатёр. Только тут Дануха наконец обернулась и обмерла. Всего в шагах два раза по девять стояли три белых колдуна с посохами и с ними молодая баба, так же, как и колдуны одетая во всё белое. Из всех она признала только Лада, бывшего Хавкиного «колдунка», остальных видела впервые. Те стояли как вкопанные, важные из себя, особенно впереди стоящий и надменно осматривая поселение, всем видом выказывая недовольство отсутствием должной встречи таких их великих, грозных и уважаемых. Дануха наконец одела тулуп в рукава, запахнулась и медленно двинулась к гостям. Костеря их про себя, мол припёрлись тут. Сбоку выскочил уже одетый Данава и пристроился к ней. Гости продолжали стоять и навстречу не двинулись. Дануха вдруг тоже остановилась, пропуская вперёд братца. Её голову посетила здравая мысль: «Эт ж колдуны! Вот пускай колдун их и встречат. Она т тут причём». Данава, дойдя до гостей, низко поклонился в пояс и залебезил:

— Приветствую тебя брат Колон.

Один из седых бородачей, тот что стоял первым, небрежно кивнул в ответ.

— Приветствую тебя брат Ворон, — продолжил заискивающи кланяться Данава, обращаясь к следующему.

Второй незнакомец тоже кивнул, но не так небрежно, как первый.

— Приветствую тебя брат Лад, — сделал Данава третий поклон.

Лад в отличии от остальных поклонился полностью, с почтением.

— Приветствую и тебя сестра, — поклонился Данава молодой бабе, но из того, что «колдунок» не назвал её, Дануха сделала вывод, что он её тоже не знает.

— И мы приветствуем тебя брат Данава, — ответил с высока за всех тот, что был похоже за главного и стоял впереди.

Пока они расшаркивались друг перед другом, неся какую-то ритуальную и для одних их понятную бредятину, Дануха прикрыла глаза и стараясь быть незамеченной, тихонечко пронюхала гостей и тут же отметила про себя, что ни один из трёх, ничего из себя не представляет. Всего на всего такие же «колдунки» бестолковые, как и её Данава. Даже тот, что напустил на себя надутую важность, был обыкновенной посредственностью, не обладающий ни даром, ни способностями, а судя по морде был ещё и глуп, но тщеславен. Она хитро улыбнулась и открыв глаза, тут же испугалась. Только сейчас она поняла свою ошибку. Колдунов то она проверила. А бабу? А баба, что была с ними, пропала, как сквозь землю провалилась. Дануха за озиралась по сторонам в поисках пропажи, затем сообразив, вновь включила особое чутьё и уже не скрываясь, начала пронюхивать всё вокруг. Но тут из-за спины раздался спокойный голос незнакомки:

— Не надо, ведьма. Я боюсь щекотки.

Дануха была вынуждена признать своё поражение и открыв глаза, медленно обернулась. Перед ней стояла какая-то невзрачная молодая бабёнка лет двадцати пяти, а может тридцати, хотя и двадцать дать можно. В общем не определишь на глаз. Худая, со светлыми тусклыми, неопределённого цвета глазами. Лицо какое-то настолько невзрачное, что отвернись Дануха сейчас, попробуй её себе представить и ведь не вспомнит, как выглядит. Вот даже глазом на лице зацепиться не за что. И голос. Она же только что его слышала, а уже забыла. «Надо ж было такой уродиться», — подумала про себя Дануха, а в слух сказала:

— Мяня кличут Дануха. Я здеся старша. А ты кто?

— Никто.

Дануха сначала хотела было заартачиться, от такого неуважения к хозяйке, представившейся гостье, но почему-то тут же вспомнила Неважну при их первой встрече и как-то само собой отреагировала на это просто:

— Ну, Никто, так Никто. Мяне насрать как материться, но ты, гостенька, переступашь порог мово кута, и я должна знать кого принимаю, а другого способа узнать, как ведьминным взором пощупать, у мяня нет.

Гостья стояла абсолютно ничего не выражая, как будто даже и не слышала, что ей говорили, но затем пожала плечиками и спокойно согласилась:

— Хорошо. Потерплю. Если что увидишь, скажешь. Мне тоже интересно.

Дануха ухмыльнулась и так с ухмылкойприкрыв глаза, принюхалась. Тут же распахнула их обратно и бегло осмотрела гостью с ног до головы. Ухмылка с её лица уже пропала. Она вновь закрыла глаза, но на этот раз нюхала долго, тщательно. Открыла глаза неохотно и с какой-то непонятной неприязнью.

— Ты така по сути, аль чё делашь?

— Я такая по сути, — всё так же спокойно ответила гостья, — я ж Никто.

— Ладноть, — протянула Дануха, — подём в кут, аль ты с «колдунками»?

— С «колдунками»? — переспросила гостья, растягиваясь в улыбке.

Судя по первой за всё время знакомства подобии реакции на её лице, бабёнке явно понравилось это слово.

— Нет, — продолжая улыбаться, ответила она, — это они со мной. Меня прислал к тебе Великий Ур.

— Вяликий, — шутовски передразнила её Дануха, а затем запросто, как с закадычной подругой заговорила, — кто такой, почаму не знам.

— Не знаю, почему не знаешь. Ур настоящий колдун, в отличие от этих «колдунков», — проговорила она, делая ударение на последнем слове и вновь улыбнувшись.

— Ну я догадывалася, чё среди этих, — она кивнула головой в сторону всё ещё расшаркивающихся «недоделанных», — де-то сядит нормальный, но не разу не вядала.

— Я тоже только одного знаю, — спокойно и так же по-свойски ответила гостья.

Дануха развернулась и бесцеремонно обратилась к братцу:

— Данава, ты куды свою свору повядёшь к сябе аль к нам за общей стол?

— Да как ты… — взревел было главный «колдунок» поднимая свой посох, но тут же заткнулся на полуслове, замерев с посохом на полу движении, смотря куда-то на поляну за Данухой.

Старшая медленно и степенно оглянулась. Белянка и Буря стояли там же, где и стояли, но обе натянули луки, целясь в «колдунков». Дануха улыбнулась и про себя похвалила «ай, молодцы девки, любо подыграли». Она небрежно подняла руку вверх, как бы давая отбой и скомандовала:

— Поднимайте всех.

Но никого поднимать не пришлось. Все оказывается были наготове, лишь чего-то ждали, видать подглядывая в щёлок входных шкур. Тут же после этих слов вышла Хохотушка, вооружённая до зубов: и ножами за голенищами сапожек, и зачем-то топор сунула за пояс, ну и с луком в руках со вставленной в него стрелой. А из шатра Елейки по одной вышли четверо девок и стало понятно почему Неважна так же не спала, как и все остальные. Просто она оказалась в этой компании была и трещала всю ночь с ними за одно. Все двинулись к Данухе. По мере подхода, старшая представляла каждую.

— Эт Голубава, — указала она клюкой на бабу с топором, — нужный и ядинственно нормальный мужик, наши мозги и расчёты. Эт, — указала она на подошедшую Хохотушку, — ваще не баба, а перявоплощение Водной Шутовки.

Хохотушка тут же залилась своим заразным смехом, видимо не ожидая такого представления, но оно ей явно понравилось.

— Вот уж во истину, — поддакнул тихо Данава, расплываясь в улыбке, как пить дать вспомнил банные посиделки.

— Эт… — и тут Дануха сама запнулась, увидав Неважну, всё лицо которой было изрисовано ярко зелёными тонкими веточками, на подобии узора Краснушки, — Неважна, дитя Лясной Девы.

Следующей подошла тоже вся изрисованная Елейка, только узор был больше похожий на Данавинские завитушки, только чёрные. Подошедшая Елейка демонстративно вынула из-за пазухи змеиный камень и опустила его по верх рубахи. Дануха про себя лишь пропела: «Ох, ё, посыкухи голопузы», но вслух представила.

— Эт Елейка, дитя Стяпной Девы.

Далее показывая на Малху продолжила представление.

— Эт Малха, дитя Снежной Девы, а эт, — указала она на Краснушку, — дитя Облочной Девы Громовницы.

Только Белянка с Бурей не подошли, скромно оставшись стоять чуть поодаль, понимая, что их с такой помпой не представишь, но они акарали^[126].

— А вона от тех двух я бы ваще вам советовала держаться подале. Эт Белянка и Буря — мужеубийцы. Хоть вы и не мужики по своей сути, но уж больно похожи внешне. Ежели встретите их без моей защиты, я вам не завидую.

И только после всего этого Дануха начала наконец оборачиваться к колдунам, вцепившись пальцами в свой волчий хвост и желая представить себя, но похоже это уже было лишним. Старшой «колдунок» валялся на снегу, да ровно так лежал, как специально. Вытянулся во весь рост и руки в стороны раскидал. Второй, тот что звался Ворон, видать какое-то время пятился назад, пока не упёрся в ствол дерева, да так там и замер. Самым хитрым оказался Лад, который спрятался за Данаву. Последний стоял, понурив голову с обречённостью на лице. Так как единственный оставшийся зритель был придавлен к дереву, поэтому Дануха обратилась именно к нему:

— А я Дануха — волчья большуха, сястра Водной Девы и старша сястра эт несущяй смерть стаи. Понял!? — последнее слово она буквально прорычала.

«Колдунок» вместо того, чтобы ответить на заданный хозяйкой вопрос, что мол всё понял, осознал, почему-то бросил свой посох и со всех ног кинулся бежать в лес, откуда пришёл, притом так быстро, что догнать его могла, пожалуй, только Елейка на своём Злыдне, но догонять его ни у кого желания не было.

— Дануха, — пропищал, чуть ли не плача Данава, — ну, что ж ты делаешь?

Старшая подошла к нему, выпустив хвост на свободу и ласково, по-доброму ответила:

— Братец. Неушто ты ящё не понял? Из-за таких как вы, горя-«колдунков» недоделанных, погибла жизнь наша. Ты думашь эт нелюди виноваты? Не-а, малахольный ты мой, эт всё вы, «колдунки». Средь вас ваще уж нет настоящих то колдунов, одна отрыжка с пердушкой. Немочны вы, ни защитить, ни направить. Вы пусто место, братец, пылинок с ног этих девок не стоите и надуваться тута, как жабы, пред нами не стоит, — тут Дануха посмотрела на Лада, который стоял уже не напуганный, а понурый, потупив глазки в землю, как нашкодивший пацан и продолжила уже для обоих, — бросайте вы эту кодлу^[127] бестолкову. Нам в аккурат ваша дельна помощь нужна, а не дута через жопу соломинкой. Данав, у тябя ж руки чудеса делают, ты ж, работая при нас, куды боле пользы приносишь Троице, чем шастая с ЭТИМИ.

Она осмотрелась. Девки восторженно и внимательно слушали пламенную речь своей предводительницы.

— Лад, — обратилась она к соседскому «колдунку», — будь добр, тащи ЭТИХ отсель от беды по дале и заходи просто без выебонов в гости, тода и встретим, и приветим.

Дануха развернулась и пошла к своим девкам. Осмотрела всех с видом, будто кого-то ищет, но не найдя кого искала, громко выкрикнула по верх девичьих голов:

— Никто, ты де? Идить, знакомиться будем.

Гостья тут же, как тень, выскользнула из Данухиного шатра, притом так ловко, что Старшой показалось будто входная шкура даже не шевельнулась.

— Ты чё эт там ныкалась^[128]? — спросила хозяйка подозрительным тоном.

Но та лишь вздёрнула щуплыми плечиками и спокойно ответила:

— Ты же сама велела, чтоб я шла к тебе в кут.

Дануха посмотрела на новенькую с каким-то хитрым прищуром и объявила:

— Нашей стае прибыло. Знакомьтеся - Никто.

Её тут же обступили все девки и начали буквально терзать вопросами со всех сторон. Дануха стояла в сторонке и диву давалась, как легко и непринуждённо, новенькая уходя от прямых вопросов, как бы само собой переключала девок с себя на них самих и уже через некоторое время, девки галдели между собой, потеряв всякий интерес к новенькой, при этом так и не получив, по сути, ни одного ответа. Дануха подошла к улыбающейся Никто и тихо, в полголоса похвалила:

— Ай, молодец, баба, ничё не скашь. Я тако, во-первых, вижу. Приставать не буду, не бойся, но ты и меня пойми, касатка, коль ко мне в помочь пришла, так я хоть должна знать чё от тябя ждать то, на чё ты способна и кака в тябе сила? — но тут же, давая возможность обдумать, прежде чем отвечать, переключилась на остальных, выкрикнув, — так, девки, а ну кыш по мястам. И так пол дня проспали, сопелками про сопели. Елейка, забирай рисованных к себе и готовитесь, чуть попозжа приду, куманиться бум, — и опять обращаясь к Никто, закончила, — а мы с тобой, голуба, пойдём ко мне, я тябя хоть покормлю, попою с дороги.

Вечером, выполнив всё задуманное в полном объёме, все без исключения собрались в бане на общий сбор. Кумление Неважны с Малхой и Краснушкой всё-таки дало результат. Неважна почувствовала бабу Кноху и даже, как будто пролетев мысленно весь маршрут, определилась с путём-дорогой, чтоб сподручней туда добраться. В поход рвались все, но Дануха пресекла их рвения на корню. Сначала долго говорила Голубава, в мельчайших подробностях перебирая все мыслимые и немыслимые ситуации и возможные действия при них. Она явно намеревалась возглавить поход, но Дануха её обломала, заявив, что она, как самая здоровая и освоившая топор, останется в поселении, готовить площадки под будущие жилища. Оставила в поселении и Елейку, поручив ей срочную заготовку шкур и мяса, мотивируя это тем, что со своим «зверьём четвероногим» она сделает это быстрее всех и главное больше. Краснушка была оставлена, во-первых, из-за того, что хоть и была там внутри, но толку от этого было мало, а во-вторых была слаба для такого перехода. Дануха определила её вместе с Хохотушкой и Белянкой в помощницы Данаве, на которого возложила выделку шкур, пошив и установку шатров. В поход определила четверых. Ну если участие Неважны с Малхой было всем понятно и предрешено, то вот Буря с новенькой Никто вызвали всеобщее недоумение. Притом старшей назначила именно Снежную Бурю. Та аж поперхнулась, хлебая отвар, растерялась и на какое-то время дар речи потеряла. Дануха объяснила, что Неважна всех ведёт и она же основная ударная сила на расстоянии, ей за сёстрами следить и «руками водить» будет некогда. Малха будет зачищать накоротке в стеснённых условиях коровника. Ей и без девок будет куда своё внимание приложить. Никто, Дануха бы при других обстоятельствах, никогда бы не послала. Во-первых, она новенькая, необжитая. Во-вторых, непонятная, чужая, пока, но уж больно дар у неё подходящий для этого дела был. Дануха сознательно держала её весь день при себе, ненавязчиво прощупывая и выпытывая у бабёнки её способности. Никто оказалась дитя Ночи с удивительным даром «отводить глаза», как людей, так и птиц, и зверей. Именно она, ведя «колдунков» наводила морок на окружающую живность и в том числе отвела глаза и их сторожевой Воровайки, которая прозевала неожиданных гостей, а когда пришли и Никто морок сняла, сорока чуть в обморок не свалилась с ветки, запаниковав. Кроме этого Никто тут же в бане призналась, что обладает ещё одним умением — «заметать следы» и на тут же возникший вопрос «Как это?», ответила мол очень просто. Коль траву замнут, она поднимется, коль след в пыли останется, то ветерок след раздует, даже коль в грязи след отпечатается, то грязью же и затянется, правда, посетовала она, на это время побольше надо. Она оказалась идеальным лазутчиком и следопытом, поэтому упускать возможность её использовать Дануха не могла, к тому ж решила вот так в походе её и проверить на вшивость. Никто тоже не могла возглавлять отряд, так как ей Дануха попросту не доверяла, да и всё время она так же будет при своём деле. А вот Буря, как раз за атаманшу и сойдёт. К тому ж девка она умная не погодам и Дануха в этом деле ей доверяет. Недоумения, возникшие в начале, после объяснений Данухи разом развеялись и все согласились с тем, что Старшая у них действительно баба умная.

Было принято решение, разыграть нападение на коровник, как дело рук пацанов Ардни. Для этого изготовили две волокуши и приспособили под это двух лошадей. Охрану вместе с собаками утыкать стрелами всех, а не в глаз, к чему были приучены Неважна и Буря. Следы дотянуть до ближайшей дороги, а там скрыть и потеряться, уйдя в леса уже незамеченными. На этом и разошлись.

Дануха опять не спала почти пол ночи, но на этот раз её мучил только один вопрос, конкретный, болезненный. Девок для похода надо было закуманить, но куманить на Матёру Ку, Дануха боялась. С одной стороны, защита предков и уверенность в неуязвимости, с другой — страх за то, что полужити мало покажется, а ну кинется своих пожирать? Так промучившись и не придя к решению, не заметила, как уснула.

И видит Дануха сон. Будто сидит она у себя в старом своём куте, что в баймаке, солому на полу перебирает. Обернулась на свою лежанку, а там Сладкая, туша жирная, на боку разлеглась, на руку голову опёрла и жуёт что-то. И будто давно уж они с ней об этой Ку разговоры вели, и вроде как Сладкая не просто лежала, а думала.

— Ну, так чё делать то? — спросила её Дануха в нетерпении.

— Как чё? — удивилась Сладкая, — мяня ляпить. Я ж тябе объясняла, дурёха. В поход пошла — сляпила, из походу верталась — схоронила. Чё тут сложного то?

— А коль мало кого набьют? Ты ж нас жрать начнёшь.

— Тьфу, — сплюнула Сладкая, — я ж тябе в башку вдалбливаю. Вертаются девки ты ж мяня схорони и всё. Мяне чёб разум потерять да на своих кинуться это ж сколько голодать то надобно?

— Так бы сразу и гуторила, дрянь, — психанула Дануха, — а то из пусто в порожне толчёт, толком ни чё не понять. Под нежить косишь чё ли, дрянь толстожопа?

Села Дануха на пол, вроде как задумалась, а тут раз и проснулась, а на дворе уже утро.

Елейка ещё с самого утра, чуть забрезжил свет, унеслась на Злыдне на охоту, прихватив с собой Скромницу. Ей было обидно, что не послали в поход и больно было смотреть на сборы подруг и она решила быть от этого всего как можно дальше, к тому же Голубава убедила её в том, что от её охоты будет зависеть вся работа по обустройству новых поселений. Конечно, она не Неважна, которая и зверя чует и добычу ведёт на себя, но Елейка решила эту охоту провести кардинально по-другому. Она не стала вылавливать лося с кабаном по лесу, а сразу пустилась в степь, отыскивать одичавшие туровы стада. Да, это было не безопасно и можно было нарваться на кого-нибудь, но ей как раз этого и хотелось. Она даже надеялась на это, чтоб показать всем свою значимость и превосходство. Она одна могла запросто слетать на полном скаку до проклятого коровника, перебить там всех на одном выдохе, забрать Малхушкину маму, усадить её вон на ту же Скромницу и вывести, а её даже в походный какагод не взяли. Целые планы там настроили, а дело то выеденного яйца не стоит. Обида конечно грызла, но не более. Умом то она понимала, что так нельзя и то что дело, ей порученное, тоже не менее важное и его надо делать. А как нашла полусонное стадо, так все эти угрызения и обида разом уступили место азарту охоты. Заготовка началась.

Голубава тоже особо не раскачивалась. Взяв топор начала шастать по округе, что-то прикидывая, примеряясь и по началу делая зарубки на деревьях. Она заранее хотела спланировать всё будущее поселение, чтоб с одной стороны оно было компактно, с другой функционально и максимально могло быть защищено, как от дикого зверя, так и от людей. Последнее появление незваных гостей, которых даже Воровайка проспала, почему-то Голубаве не давало покоя. Она уже не первый раз задумывалась над тем, как можно обезопасить поселение совсем от постороннего проникновения или хотя бы узнавать о приближении чужаков заранее и успевать к их приходу приготовиться. Сорока, конечно, дело хорошее, но вот и она может ошибиться, а ведь такая ошибка может всем стоить жизни. С этими мыслями она расхаживала по прилегающему лесу, определяя полянки на вырубку и пытаясь представить в голове, как это будет выглядеть в конечном варианте. Наконец, поплевав на руки, принялась валить деревья.

Данава тоже чуть свет принялся за дело. Для начала он снял свои бабьи рубахи и облачился в кожаные штаны, как у Неважны, и кожаную куртку, сделанную по той же технологии, как и Неважнена, но абсолютно другого покроя. Сам придумал, сам пошил. Девки, увидевшие его, оценили по достоинству, даже Дануха одобрительно хмыкнула, в очередной раз пожалев, какой талант в лесу всё это время пропадал. Данава отобрал у Данухи большой медный котёл, тот что девки с аровой вырубки приволокли и принялся готовить рассол для обработки шкур. Хохотушка с Краснушкой подключились помогать. Хохотушка, выспавшись наконец, прибывала в прекрасном настроении и зацепившись с Данавой языками, устроили там целое представление, от которого бедная Краснушка, к их выходкам не привычная, чуть живот себе не надорвала, а потом и сама подключилась к этому безобразию. А когда Елейка привезла первые шкуры, то девки с Данавой уже разошлись не на шутку. В шатре у Данавы стоял бедлам, но и работа кипела споро. Елейка по-хорошему позавидовала их весёлости и тут же ускакала на следующий заход.

Дануха, встав по утру, тут же направилась к баймаку в свою старую землянку за глиной. Почему именно туда? Да кто её знает. Глину то могла и в лесу найти, а не ходить за тридевять земель, но вот ей что-то в голову втемяшилось, что глину надо брать там. Вот и пошла. Глина, отколупанная от стены старого кута, была так себе. В ней было много лишнего. Мелкие камушки, корешки, но баба старательно наковыряла целый мешочек, а потом у себя в новом шатре ещё долго её перебирала, тщательно очищая и перемешивая до однородности. После взялась за готовку. Надо было всех накормить, да ещё в дорогу дать еды минимум на седмицу. В общем работы у неё было тоже невпроворот. У каждой поселенки в шатре тоже очаг был и девки готовили для себя. Завтрак — обязательно. Вечернюю трапезу каждая по-разному. Когда у кого-то из девок собирались кучками, когда вообще без вечерней еды лишь на питье сидели, а когда и не по разу ужинали. Но обед всегда был общий у Данухи за общим столом. Это была традиция сама собой заведённая. После обеда все разошлись по своим делам, а походные девки остались куманиться. Глину Дануха замешивала на их крови, порезав всем левую руку, опаивая зельем и ставя в маленький какагор, который вместе с ней насчитывал пять куманок. Первой, кого рассмотрела большуха конечно же была Никто. Уж очень ей хотелось залезть под кожу этой бабёнке. А посмотреть было на что. Дануха такое увидела в первые. Никто представляла из себя не одну, а несколько сущностей под одной кожей. Она даже не смогла сосчитать сколько. Никто то двоилась, то троилась, то ещё больше накладывалась сама на себя. И каждая была разная. Она была не постоянна и это не постоянство, как определила Дануха, было связанно с бурей эмоций, что бурлили в молодой бабе. Дануха сделала для себя только один вывод. Эта баба к своим годам похоже не разу ещё не куманилась! И проделывает это впервые, от этого и эмоции захлёстывают. Чувство, оставшееся после осмотра, опять оказалось не однозначным. Зла Дануха в ней не нашла, хотя честно искала, но и понимания этой бабы у неё не сложилось, а то что было не понятно, настораживало. Затем посмотрела Малху и успокоилась. Побаивалась она эту девку с её закидонами. Уж больно не хорошим от неё веяло в последнее время, но оказалось зря. Чистая была девка, но глупая. Именно это её качество и чернило. Умишка у неё не хватало ни на пакости осознанные, ни в рамках дозволенного себя держать. Дануха поняла, что её довольно легко в узде держать, коль с умом. Ну и ладно. Неважна, как всегда, резвилась со своим радужным фейерверком, переливаясь разными цветами. Буря была собрана, рассудительна и явно побаивалась ответственности, но Дануха была уверенна — справится. На этом вывела из морока и все перецеловавшись отправились собираться и после недолгих сборов, так как к этому времени по сути были уже все готовы, под взглядами абсолютно всех оставшихся в лагере, выступили в дорогу.

Поход прошёл гладко, как по маслу и вместо седмицы они потратили только пять дней. И вот в средине пятого дня, Воровайка оповестила всех о их приходе. Дануха, закуманенная с карагодом почувствовала их радость ещё раньше сороки и даже вышла на поляну в ожидании, поэтому для неё это не было неожиданностью, а тут ещё сгонявшая им навстречу Елейка на Злыдне, вернулась с радостной вестью, что «наши идут» и «кучу баб ведут». Все мол довольные и всё говорят прошло лучше не придумаешь. Остальные поселенцы на встречу не побежали, раз Дануха не дёрнулась, а ждали их на поляне у шатров, которая за эти пять дней преобразилась до неузнаваемости. Всех запланированных шатров, конечно, за этот короткий срок сшить и поставить не удалось, но большинство уже стояло на своих местах и готово было принять переселенцев. Первой шла Буря, таща на плече какой-то мешок. Следом шли лошади с волокушами. Одну вела Неважна, вторую Малха. На шкурах сидела малышня, те кто быстро по снегу идти не мог. Следом шли бабы, девки. Было их на удивление много. Дануха даже удивилась такой ораве. Тут же увидела Кноху, с девченятами. Обнялись, прослезились. Малха тут же подскочила, спросив какой из шатров теперь её. Старшая отправила всех к Голубаве, мол её спрашивайте, она распределяет. Последней, замыкающей это шествие пришла Никто. Серая, уставшая, но при виде Данухе улыбнулась. Дануха оставив галдящую толпу на попечение Голубавы, подошла к Никто, обняла её и ласково проговорила:

— Умница, девонька, а теперяча топай ко мне на ляжак и баиньки. Всё потом.

Дануха сразу почувствовала, что бабёнка глаз не сомкнула все эти пять дней и сейчас едва держалась на ногах. Она долго думала о ней, все эти пять дней. Что она о ней знала. Выросла без мамы у колдуна. Материнской ласки не знала. Бабьей жизни тоже. Она вообще, похоже, человеческой жизни не знала. Зачем колдун её такой вырастил и почему к ней направил из огня, да полынье? За весь поход Дануха именно с ней держала наилучшую связь. Притом не она это делала, а сама Никто. Дануха чувствовала, как та тянется к ней, но вместе с тем боится. Тянется по-человечески, как дитя к матери. У неё, по её соображениям, появилась возможность получить от жизни то, чего она была лишена — материнскую, бабью ласку. И Дануха пошла ей на встречу. Ей стало жалко девку. Да девку. Никакая она не баба, а просто девка переросток. Да ещё и девственница, уж что, что, а в этих делах бывшую большуху не обмануть.

Галдёж над поляной стоял ещё долго, пока все не расселились и им не разнесли по кутам сырое мясо и запасы разносолов. Приготовить заранее, естественно, не успели, поэтому готовить бабам предстояло самим, тем более всю посуду из коровника забрали подчистую. Пока население питалось и в лагере установилось относительное затишье, Дануха собрала всех своих в бане. Походный карагод держал отчёт. Речь вела Буря на правах атаманши.

Туда шли быстро два дня и днём, и ночью. На ночлег не вставали, да и перекус делали на ходу. Только когда увидели забор коровника из леска, встали лагерем. Дело было к вечеру и как планировали с наскока в коровник не рванули. Никто пошла выведывать. Неважна и Малхой завалились в мешок спать. Так распорядилась Буря, объясним это тем, что им предстоит основная работа, а значит должны быть полны сил. Никто вернулась, когда уже темнело. Они с ней посовещались и решили, что лучше всего очистить коровник под утро, когда все будут спать и с рассветом уйти до леса, а так как все выспятся, то можно будет первые сутки пройти обратно так же без сна. Так решив Буря тоже завалилась спать. Никто сторожила. Пред рассветом она всех разбудила и тут началось. Все пожитки и лошадей оставили в лесочке, привязав лошадей к деревьям, а сами подошли к забору. Никто на собак морок навела ещё из далека. Они и не гавкнули. Забор высокий оказался и лезть через него было не сподручно. Ворота закрыты изнутри. Никто тогда прошла к большому дому, где по дереву залезла на крышу, а с неё спрыгнула во двор и открыла ворота. Они тяжёлые оказались, но дружно навалившись щель проделали, чтоб пролезть. Когда вошли, то столкнулись с первой проблемой. Все шесть собак были во дворе, но все спали. Малха развела руками, мол что я сними спящими делаю то буду. Тогда Неважна недолго думая взяла и всех перестреляла сонными. Даже не вякнула ни одна. Малха даже обиделась, что ей не досталось. Просила хоть одну разбудить, чтоб придушить заморозкой.

— Потом встали и стоим как четыре дуры, — продолжала Буря, — что делать не знаем. Резать охрану сонными, или же разбудить предварительно, чтоб забегали. Кого не спрошу все плечами жмут, мол ты главная тебе и решать. Ну я спрашиваю Неважну, мол ты можешь определить в какой землянке мама Малхи. Та указала. Ну говорю чё тут тогда думать, будите, да выводите, а там видно будет. Малха кинулась, да там решётка на входе тяжёлая оказалась, пошли все помогать, только Неважна осталась в центре стоять. Пока мы эту решётку снимали да оттаскивали, естественно шум подняли. Мама Малхи проснулась и изнутри тоже помогла. Еле справились. Малха с мамой обнимаются, ревут, мы стоим рядом тоже ревём, а тут Неважна подходит и так спокойно спрашивает, мол чё с жёнами охраны то делать. Я глянула, а мужики то все трое у дверей валяются со стрелами в телесах. Оказывается, они спросонок на шум тоже выбежали ну и Неважна их тут же уложила опять спать, только навсегда. Ну мы все на двор выбежали, а Неважна и говорит, мол женщин убивать не будет, рука, видите ли, не поднимется. Ну я у Кнохи спрашиваю мол чё за бабы то у охранников, а она их матом, мол суки ещё те, Тут Малха недолго думая влетела в дом и тишина. Потом вышла. Всё, говорит, нету больше надсмотрщиц. Только там ещё четверо детей малых, чё с ними делать тоже не знает, а убивать их не будет. Ну и ладно, говорю, давай всех выпускайте, а мы с Неважной за лошадьми и мешками. Ну в общем загрузили всё что можно, уж светать стало, а эти коровы такой ор устроили, что, наверное, по всей степи слышно было. Галдели на радостях, пока не заорала на них. Потом в путь тронулись, чуть ли не бегом, так как совсем светло стало и на дороге могли нарваться на кого-нибудь, но всё обошлось, а когда до лесов добрались, аж вздохнули с облегчением и пошли уже медленнее. Вот и весь поход.

Из коровника лагерь пополнился двумя девятками баб разновозрастных, восемью молодухами не рожавшими, из который пятеро беременных на разных сроках, девченят четырнадцать штук и посикух, почти аж тридцать. Из них грудных половина. Вот такой довесок притащили к бабе Кнохе и Дануха тут призадумалась. Одно дело девок особенных вокруг себя собирать, а другое вообще всех баб со всех округ. А тут ещё Елейка с Краснухой заерепенились, мол их мам тоже выручать надо, на что Дануха обещала подумать, но только после того, как с этим бедламом образуется, и они решат, что с этой оравой дальше делать без мужиков то. Были бы мужики, можно было баймак возродить и пусть бы себе жили, как обычно. А что сейчас делать, не понятно. В сёстры их не взять, хотя прощупать всех надо, может кто и подойдёт, а остальных, что, гнать что ли? Куда? В общем Данухе прибавилась ещё одна головная боль…

Заканчивалось первое лето лесного сидения. На дворе стояла седмица Осених Помочей^[129]. Событий произошло за это время огромное количество, все они разного рода, но для Данухи не являлись чем-то из рук вон выходящих и неожиданных. Ожидаемо стали искать мам Краснушки и Елейки и если маму Краснушки нашли сразу, то вот Елейке не повезло. Неважна не смогла нащупать её среди живых, а среди мёртвых она не умела. Елейка ревела долго и чем больше её утешали, тем пуще она принималась это делать. Дело дошло до откровенной истерики, после чего её оставили в покое. Дануха сказала, мол отстаньте от девки, сама проревётся. Вывела её из этого «мокрого» состояния через несколько дней Хохотушка, которая просто скорчила лживо-обидчивую мордашку, выпятив губки и напомнила ей, что та, как тепло станет, ей «коняшку» обещала подыскать. Тут сразу все сделали обидчивые и просящие физиономии, что заставило Елейку, с уже опухшими глазами, улыбнуться, хотя ещё долго было заметно по её виду, что на душе у девки тяжелее тяжёлого. Москуху, маму Краснушки, просто выкрали, не заморачиваясь ни с охраной, ни с остальным коровником. Прямо с поля, на котором она спала после работы, ночью, когда все почему-то неожиданно уснули, даже сторожевые собаки. Ходили опять вчетвером, только вместо Малхи пошла Краснушка. Чуть позже Дануха пожалела, что коровник оставили, так как довольно скоро Голубава развила в их лесном селении, среди новеньких, бурную деятельность, и всех поселянок, так ладно пристроила к делам, что Дануха даже по белому позавидовала её организаторским талантам. Голубава никого не спрашивая заняла какое-то странное, непонятное в этом бабьем царстве место, просто взяв и возглавив его. Она не исполняла роль большухи при бабняке, она не брала на себя обязанности родового атамана, а просто построила всех баб и стала ими командовать и все стали её слушаться, как должное. А как жизнь закрутилась своим чередом, так пришла к Данухе и посетовала, что бабёнок мол мало, надо бы ещё какой коровник растормошить, а то туда не хватает, сюда не хватает и вообще на будущее замахнулась чуть ли не город в лесу ставить, вместо временного, шатрового. Теперь и припасами она командовала, начиная со сбора, заготовки, местами хранения и кончая выдачей их Данухе. Кутырок и молодух, что посмышлёней, организовала в девичью ватагу, диверсионно-сыскного профиля, подключив к этому Никто, которую молодняк почему-то стал звать сокращённо — Ник. Той понравилось, все приняли, посчитав это более благозвучным. Притом тут же принялись все её «особые» сокращать свои клички, нахрапом требуя от Данухи на то разрешения. Старшая махнула рукой, мол обзывайтесь как хотите, только не делайте это часто, чтоб не забыть, на кого как материться. Краснушка стала Красна, Неважна стала Нева, Белянка — Беля, а Хохотушка почему-то Уша. Почему она выбрала такую странную кличку, она и сама толком объяснить не смогла, вот захотела и всё. Буря, Елейка и Голубава ничего менять не стали.

Ник совсем расцвела за это время, ожила, что ли, радуясь обыденным для других вещам. Ей нравилось возиться с молодухами, что были значительно младше её по возрасту, но знанием обычной жизни, она ушла от них недалеко, поэтому практически не выделялась в их среде. А в некоторых вопросах, особенно полового содержания, девки даже знали куда больше, чем она, ибо таким вещам её по жизни вообще никто не учил. Голубава поставила перед Ник задачу, научить молодух, из числа способных, скрытному дозору за подступами к поселению, чтоб чужаки не сумели застать врасплох. Уж больно эта проблема Голубаву тревожила. Ник и научила, притом не только способных, а всех, кто захотел. Самой Ник уметь прятаться нужды не было, но играла в прятки с девками, как дитя малое, учась сама, попутно, этому хитрому делу и уча этому молодух. Они целыми днями мастерили на подходах к лагерю засидки^[130] на деревьях, в корнях под пнями, в зарослях кустов, даже норы для этого скрытные рыли. Данава для этой «лесной банды» даже одежду специальную сшил, в которой на них в упор наткнёшься и не заметишь. Дануху раза два чуть до усрачки не напугали, выскакивая перед самым носом, когда она хаживала к источнику, да в старый баймак. В общем кутырки с молодухами освоили дозорное дело легко, играючи и главное с пользой. Ник их и следопытству обучила, даже попыталась научить умению «заметать следы», но тщетно. Следы, конечно, заметали, только не с помощью дара или колдовства какого, а вручную, но тоже не плохо получалось. Они уже и дальние подходы прощупывали, искали чужие следы. Старались девки из всех сил, но напрасно. Мирно как-то жилось, без каких-либо поползновений чужаков со стороны. Единственные чужие, на ком они «вдоволь» потренировались, были дружки колдуна, наведавшие его с завидной регулярностью. Сам Данава больше никуда не уходил, свои бабьи колдовские наряды не одевал. Дружки ходили к нему, но по одному, стараясь быть, как можно проще и скромнее, побаиваясь и девок и Дануху. Последняя приваживала их, как гостей, но не более. Приходили, приносили сплетни. День, два жили и уходили восвояси.

Осунувшаяся и даже почерневшая от горя Елейка, наконец занялась делом, которое быстро вывело её из состояния подавленности и вернуло к нормальной жизни. Со всех степей, притом иногда издалека, судя по тому, что по три, четыре дня отсутствовала, собирала она для всех сестёр коней трёхлеток. Почему именно трёхлеток, а не моложе или старше сама не ведала, но точно знала, что так надо. Притом выбирала в табунах лучших из лучших под характер каждой сестры. Эта «охота за жеребчиками» придала её жизни смысл. Дело оказалось для девки крайне увлекательным, интересным и азартным до чесотки по всему телу. Для каждого «дикаря» поставили отдельный шатёр с деревом внутри и специальными привязями. Каждая из девок, начала своего коня к себе приваживать. Процесс этот был небыстрым и изнурительно нудным. Поначалу помогала Елейка своим шиканьем, но постепенно девки стали обходиться и без неё, лишь изредка обращаясь за помощью. К этому времени уже у каждой был свой конь, но ещё не кумлёный, не «привязанный». Каждая дала своей будущей половине кличку, что для некоторых девок оказалось самым трудным во всём процессе и мучительным. Только Неважна справилась с этим сразу, потому что заранее знала, как назовёт. Не даром же готовилась к этому с самого момента появления Елейки. Остальные же сами извелись и Дануху извели. Чуть ли не каждая по нескольку раз приходили к ней поныть с этим мучившем их вопросом. Наконец все определились и Дануха даже с облегчением вздохнула, провозгласив, взымая руки к небу «слава тебе яйца».

Нева, кроме обычной охоты, занималась обучением, как своих новых сестёр Малхи и Красны, так и новеньких «коровьих» молодух, изъявивших желание научиться искусству изготавливать оружие и стрелять. Она неожиданно для всех пошла в рост и вымахала уже выше Елейки и самое для неё радостное — у неё наконец-то начала расти грудь! Это было её особой гордостью и всякий раз в бане она буквально выпячивала её на показ, как бы говоря: «Во я кака!».

В связи с тем, что Голубава дни на пролёт была занята своими новыми обязанностями, Уше пришлось вернуться к своим, материнским. Халява окончилась. Сын подрастал и сильно сковывал её свободу и в передвижении, и занятиях. Поэтому её особо и видно не было.

Малха изменилась в очередной раз, но на этот раз, в лучшую сторону. Зажив опять со своей мамой в одном шатре, девка откатилась в своё безоблачное детство, став прежней Малхушкой-пердушкой. Даже перестала поправлять и обижаться, если подружки по привычке называли её прежней кличкой. Мама её с удовольствием включилась в жизнь нового для неё и странного по обычаям поселения. Кноха практически полностью забрала на себя заботы о прокорме «коренного» населения, отобрав это дело у Данухи. Та особо и не сопротивлялась. Москуха, мама Красной, сначала тоже принялась за помощь в готовке, но довольно скоро обе бабы бывшего бабняка разругались вдрызг в вопросе технологии приготовления пищи, да так, что Данухе пришлось по старой памяти вмешаться и включив в себе большуху, обоих отлупить клюкой по седалищам и разогнать по разным углам, чтоб успокоились. В конце концов Москуха была определена в помощь Данаве, взяв на себя неблагодарное дело выделки шкур, но осталась довольна, захватив в этом деле полную монополию.

Беля тоже нашла себе занятие по душе. Она оказалась модницей ещё похлеще Красной, притом если последняя вешала на себя всё подряд без разбору, исходя из принципа чем больше, тем красивши, то Беля имела очень утончённый вкус, и все девки, как одна, признали за ней лидерство в этом вопросе, а в их возрасте это было весомо. Если поначалу Беля с Бурей были практически неразлучны, то со временем, как-то отделились друг от друга. Интересы стали разными. Беля сдружилась со старым Данавой, притом именно сдружилась. Они общались между собой, как две закадычные подружки. Сошлись как раз на общих интересах, вернее на одном интересе — шмотки. Беля бурлила фантазией по поводу новых фасонов и украшательств, объясняя ему свои замыслы на пальцах, а Данава притворял всё это в жизнь. При этом общались они, если посмотреть со стороны, как глухой со слепым, притом оба друг друга, при этом, понимали с полуслова, не договаривая, зато никто вокруг их больше не понимал, как ни старался. Благодаря этому к концу лета каждая из сестёр, даже Дануха с Голубавой, были одеты в «дизайнерские» вещи «аля Беля-Данава» и все при этом остались довольны, как работой, так и собой. И ещё один «писк» раскрутила Беля среди сестёр. Изрисованные тела. Нет, она не была первой, но она довела их невзрачную, «топорную мазню» до состояния искусства, а последнее, в свою очередь, до совершенства. Руки для этого дела у неё оказались действительно волшебные. Рисовала Беля удивительно красиво и изящно. Даже Малхе с Красной их «природные» узоры подправила и украсила. Тут опять сработал тандем Беля-Данава, только на оборот. Данава изгалялся в изобретении и изготовлении красок, которые даже в бане не смывались, а Беля уже ими творила. Поэтому все сёстры, кроме Данухи, естественно, наотрез и наотмашь пославшей Белю далеко и на долго, изрисовались каждая по своей принадлежности к статусу выбранной нежити. Даже Голубава позволила себе сделать небольшие, но очень выразительные завитушки на лице, что только подчеркнуло её избранность и высокое положение с завышенным статусом среди обычного населения. Теперь «особые» девки резко отличались от всех остальных, притом они коллегиально решили, что эту привилегию дозволено будет иметь только сёстрам и никому больше. Молодухи и кутырки бывшего коровника аж ляжки обмочили, выстраиваясь в очередь на приём их в стаю сестёр. Никому Дануха не отказала, но и никого не взяла, мотивируя это тем, что это требуется заслужить или по крайней мере доказать свою особенность и нужность. И бедные девки рвали себе жилы и волосы, стараясь вовсю.

Буря, отделившись от Бели, ни с кем особо не сблизилась. Со всеми поддерживала ровные отношения, никого не выделяя, и никого не отталкивая. Она держалась подчёркнуто независимо. Два проведённых похода, в которых ей подфартило командовать, давало ей надежду на то, что так и дальше будет продолжаться и она в конечном итоге станет старшей среди них и уже в мечтах и мыслях видела себя на месте Данухи. Присматривалась к ней, перенимала её манеры, анализировала её поступки и решения. Дануха обратила на это внимание, но виду не подала, решив посмотреть, что из этого выйдет. Лидер в походах действительно был нужен, и Буря, пока, как никто подходила для этого, но одно дело назначить атаманшу, а другое стать атаманшей среди этих ненормальных по праву, как на пример Голубава среди баб бывшего коровника. А вот последнего у Бури, как раз и не было. Единственно чем девка превосходила сестёр, так это разумностью, но не настолько уж сильно она их превосходила, чтоб безоговорочно главенствовать над всеми. Елейка вон тоже девка не глупая, да и Нева не дура, а как подрастёт, так нисколько не будет уступать той же Буре, а глядишь и переплюнет. Дануха несколько раз порывалась заняться с этой девкой, но всякий раз останавливала себя, не зная почему. Просто что-то говорило, что это неправильно, что этого делать не надо. И всякий раз опять решала не спешить, пуская на самотёк, продолжая внимательно приглядываться к каждой девке.

Праздник Осенины Помощи Дануха решила провести в полном объёме. Решение это она приняла вовсе не для восстановления традиций и устоев, а по меркантильным соображениям. Притом задействовать решила в этом всех жителей, а не только сестёр. Здесь она преследовала две цели: во-первых, на зиму требовался приличный запас даров природы, во-вторых, выделения из общей массы «стаи особенных» конечно хорошо, но и совсем отрываться не следовало, а общая пьянка, и общий стол целую седмицу, должны были способствовать сплочению их разросшегося коллектива. Дануха не забывала слова Водяницы на счёт того, что ей предстояло не только собрать вокруг себя силу, но и родить новую жизнь и не только для себя и своих девок, но и вообще для всех вокруг. Как и по каким устоям потечёт эта жизнь она пока не знала и даже не задумывалась над этим. Поэтому просто решила пустить эту жизнь по течению, но жёстко присматривая за всеми и присматриваясь ко всем. Она старалась чисто интуитивно угадать куда и как эта новая жизнь потечёт. Пример возвышения Глубавы сочла благом, решив, что именно так в дальнейшем должно осуществляться главенство в поселениях. Этот опыт показался ей значительно эффективнее привычных родовых устоев. Роды рушатся, перемешиваются, люди уживаются друг с другом несвязанные кровными узами, а вынужденные жить вместе по обстоятельствам. Отсутствуют родовые устои ближников, родовая обязательная подчинённость и тут Голубава, как нельзя кстати вышла на первый план. Волевая, сильная, авторитетная. Народ сам безоговорочно принял её главенство над собой и подчинился. Дануха, чтоб не подорвать авторитет Глубавы, не стала лично объявлять о своих намерениях, а поговорила об этом с ней лично, с глазу на глаз. Та давно уже без всяких Помочей занималась массовой заготовкой, но общий стол приветствовала, притом категорически отказавшись от главенства за столом, отдав это право Данухе. Вековуха подумала немного, взвесила её доводы и согласилась.

К полудню перед общим сбором на обед, Дануха пошла в старый баймак. В этот день положено было чествовать Мать Сыру Землю, а она с самого детства делала это на своём огороде. Даже когда стала большухой в бабняке, она не перебралась в кут бывшей большухи, а осталось в своём родовом, лишь сделав его просторней. Поэтому баба каждый год в это время каталась на одной и той же земле, на одних и тех же грядках. И хотя огороды сожжённого баймака были все заброшены, но за своим садом она продолжала следить. Грядки не садила, но плодовые деревья и кусты вишняка, малины и смородины были ухожены. Дануха пошла одна. Даже Воровайка, обычно следовавшая за ней попятам, на этот раз не полетела. Баба даже не нашла её, когда собиралась. Эта дрянь вообще от рук отбилась. Под старость лет сорока перестала задираться на других. Для детворы она вообще стала любимицей и всё чаще именно с мелюзгой и проводила своё время. Те с ней играли и постоянно подкармливали. Одаривали всевозможными «блястяшками», от которых Воровайка была без ума. Раньше всю эту дрянь сорока тащила в кут Данухи, но после того, как баба её отсчихвостила и выгнала с «этим мусором», стала таскать куда-то, в только ей известные схроны. Куда? Данухе было не интересно, главное не в кут.

На краю леса с ней поздоровался детский голосок. Дануха поздоровалась в ответ, но сколько не озиралась по сторонам, так и не смогла найти кто это был и откуда эта деваха вякнула. Улыбнулась, памятуя о прежних выскочках из-под земли и пошла к источнику. Прибралась там, поговорила сама с собой и пошла к себе на огород. День был великолепен. Тепло. Тихо. Даже ласково, как-то, уютно.

Сад был уже убран. Яблоки и груши сняты. Кусты почти все обобраны. Постояла, осмотрелась вокруг. Нахлынули воспоминания. Так стояла, смотря на мернотекущую гладь реки и почему-то вспоминая именно своё детство, а не что-нибудь ещё. Прослезилась даже. Глубоко вздохнула полной грудью. Крякнула, мол пора заканчивать с этими соплями и начала раздеваться. Выбрала травку погуще, почистила от веточек, да камушков и со вздохом, напоминающим оргазм, завалилась телесами на землю. Каталась, стонала, впитывая в себя через щекочущую травку силушку Матери Сырой Земли. Долго валялась с закрытыми глазами и блаженствуя, пока неожиданно не почуяла рядом какую-то непонятную смесь, целый клубок чего-то живого и не живого одновременно. Её как плетью стеганули. Вскочила на ноги, будто молодая. Хотела была оглядеться в поисках клюки, но тут же прямо перед собой, на заросшей старой грядке увидела молодуху с грудным ребёнком на руках, сосущем грудь. Почти одновременно с тем, как Дануха соскочила, ребёнок оторвался от груди, приподнялся и пристально уставился на Дануху. Молодуха сидела боком с распущенными длинными волосами и лица её Дануха различить не могла. Но тут девка подняла наклонённую голову и забросила волос с лица на спину. Тут Дануху уже не кнутом, а целым дрыном вдоль хребта протянули.

— Зорька! — выдохнула она, впадая в полную прострацию, ничего не соображая и не осознавая даже того, что стоит абсолютно голая посреди чуть ли не чиста поля.

Зорька повернула голову в пол оборота, стараясь не показывать изуродованной половины лица, улыбнулась, рассматривая Дануху снизу до верху и тихо проговорила:

— Ну, здравствуй, чё ли, Дануха.

Первое чувство, которое овладело бабой, после опознания девки, был почему-то животный страх. Она испугалась, очень сильно испугалась, сама, не понимая, чего. Дануха тут же закрыла глаза и принялась обнюхивать окружение. Ей померещились целые полчища нежити, прячущиеся где-то рядом.

— Да нету тута никто, — спокойно прервала её изыскания Зорька.

Страх стал успокаиваться, не найдя воображаемого, но сразу покинуть Дануху не спешил. Дитё на руках вдруг за гукало возмущённо и стала тыкать пальчиком в сторону Данухи, на что Зорька засюсюкала, как бы поддерживая с ней разговор в шуточной форме:

— У, баба страшна колдуить. Бабайка. Ух мы иё…

И только тут Дануху наконец отпустило. Она тут же поняла, что раздета и принялась искать свой кожаный наряд от Беля-Данавы. Оделась. Подняла клюку, но хвост трогать не стала. Зорька всё так же сидела к ней боком и сюсюкалась с дитём. Наконец Дануха оправилась, ещё раз огляделась и тоже не смотря на собеседницу, а куда-то в сторону Красной Горки, поздоровалась, но своеобразно:

— Гляньте не яё, припёрлася, не стыда не совести.

Девка опять в пол оборота скосила на Дануху глаза, продолжая улыбаться.

— И ни говори, Данух, ходють тута всяки засранки-оборванки, траву мнут — ответила Зорька, копируя Хавку.

Дануху эта речь взбесила. Почему? Она потом и сама объяснить этого не могла. Толь её содержание, толь интонация, напоминающая ей Хавку, но она машинально схватилась за волчий хвост, да ещё и большуху в себе включила, чтоб уж прибить вражину, так сразу. Только ей тут же в ответ прилетело такое, что она со всего маха на задницу плюхнулась и клюку выронила, распахнув глаза и рот от удивления. Зорька стояла в полный рост и на этот раз смотря бывшей большухе прямо в глаза, представляя на её обозрение обе свои половины лица. Глаза девки метали молнии, лицо и так изуродованное, перекосилось от ярости. Дануху прибило так, что она ни подняться, ни пошевелится не могла, единственно что сделала, так это отвела глаза.

— Вот не хуя се, — прошептала ошарашенная баба, всё ещё не в состоянии прийти в себя.

Наступила пауза в выяснении отношений. Дануха лихорадочно соображала, что произошло, пытаясь собрать ко частям развалившиеся мозги. Зорька в это же время пыталась успокоиться. Она сама не поняла, как это у неё вышло. Обычно Хавкиным даром она просто давила, как прессом, а тут, как удар получился, даже сама почувствовала. Схватка двух ведьм была молниеносной, но по силе просто убийственной. Дануха тогда ещё подумала, если б не Водяница, что её подлечила, да омолодила, она б такого колдовского удара не перенесла бы. Наконец молодуха, чуть успокоившись, усталым, каким-то скрипуче-старческим голосом проговорила:

— Я тож рада тибе видить, Данух.

Баба, сидя на земле, тяжело дыша и упираясь одной рукой на траву, а другой вытирая моментально взмокшее лицо, настороженно повернула голову на молодуху и её глаза вновь распахнулись от очередного удивления. Пред ней стояла не Зорька, а Степная Дева! Точь-в-точь, как описывала её Елейка. Половина девка прекрасная, а вторая — мертвечина дохлая. Тут на неё накатила паника, по-другому это состояние и не назовёшь.

— Прости Дева Степна, — запричитала Дануха чуть не плача, переваливаясь на колени и тыкаясь головой в землю, — не признала, родна, прости дуру неразумну.

— Да расслабьси, ты. Ни кака я ни Дева. Зорька, я, Зорька. А это, — и она указала рукой на изуродованную половину лица, практически без кожи, с напрочь выдранной бровью, разорванным ртом и ухом, изборождёнными ровными и глубокими полосами шрамов, — мине мужинёк разукрасил при расставании, чёб помнила его ласку нимерину на всю оставшуси жизнь.

Дануха слушала всё ещё стоя на коленях, но уже с поднятой головой, всё ещё с опаской, но внимательно рассматривая изуродованную половину лица.

— Ох ё, — пропела своё Дануха чуть слышно и медленно поднялась с колен.

Теперь они стояли лицом к лицу и опять молчали, но уже спокойно рассматривая друг друга. Дануха Зорькино лицо, а молодуха необычное одеяние. Наконец баба огляделась, подняла клюку. Зорька тут же напряглась, а Дануха тут же растерялась, боковым зрением заметив резкое напряжение и собранность молодухи. Не желая получить ещё одного удара, скорей последнего в её жизни, она медленно положило клюку обратно на землю и села рядом на траву, но уже расслаблено, как бы приглашая собеседницу сделать тоже самое. Зорьку долго упрашивать не пришлось. Она опустилась на заросшую грядку, только села теперь лицом к бабе. Воздух аж звенел от напряжения или это в головах обои звенело, скорее второе. Наконец Дануха начала:

— Чем эт ты мяня приложила? — спросила она тихо и даже по интонации заискивающе примирительно, — чуток мозги не вылятели.

— А, — отмахнулась Зорька, принимая предложенный тон, — так. Ни бири в голову, бири в руки, глядишь и мозги цилее будуть. Я чё зашла-то, — тут же перешла она на панибратский тон, продолжая, как бы между прочим, будто ничего не было, — Хавка просила тибе навистити. Уж больно пириживала за тибе.

— Как она тама? — спросила Дануха сухо, скорее машинально, чем сознательно.

— Померла, — ответила Зорька равнодушно спокойно, как будто констатировала то, что наконец-то произошло, нечто долгожданное и всеми ожидаемое.

Тут Дануху вновь передёрнуло, и она злобно зыркнула на Зорьку, всем видом давая понять, что и смерть своей подруги, хотя Хавка никогда в подругах не числилась, тоже решила повесить на девку. Но молодуха вида не подала, что заметила её агрессивную реакцию и продолжила спокойно с ноткой скорби и уже без маски Хавки:

— После родового сидения представилась. Как Звёздочка очеловечилась, она её обмыла, наказала, что сделать надо, легла на лежак и померла. Я поначалу не поверила даже. Говорю с ней, а она молчит. Думала уснула, чё ли? Давай тормошить, а она уж жмур. Похоронила по обычаям, как положено. А вот одним из её желаний было как раз тебя навестить. Вот и навестила.

Наступило очередное мучительное молчание. Говорить этим двум, некогда, чуть ли не родным людям, было невыносимо трудно. Дануха понимала, что наступила её очередь что-нибудь сказать, но в голове такой кавардак творился, что собрать мысли в кучу никак не удавалось. Там шла не шуточная борьба двух противоположностей. С одной стороны, ждала она Зорьку, очень ждала, по крайней мере надеялась, что придёт. Ведь неспроста ж на прошлогодний Семик Дева Речная её отметила. С другой, сама себе «хвост накрутила» на девку, как на вражину лютую, обвиняя её чуть ли не во всех грехах. Зорька конечно же чувствовала враждебность к себе, не зря ж баба кинулась на неё с колдовской силой без всяких разговоров, даже не соизволив узнать кто перед ней, а она ведь теперь не та оторва, что раньше. Не только сдачи может дать, но и саму Дануху с её волчьим хвостом в бараний рог свернуть, а то что колдовская сила в нём, она даже не сомневалась, видела чуть ли не обычным глазом. Конечно обидно, что так встретили, но и набиваться в родню не собиралась. Жрать конечно хотелось до ужаса, но и гордость никуда не денешь.

— Ладно, — печально подытожила разговор после долгого молчания Зорька, вставая и вновь переходя на говор Хавки, — повидала и будя. Ты тута посиди, говном покипи, по округи повоняй, а мине некода на твои заибоны тута глаза пялить. Попиздохала-ка я дале. Погостила называтси…

С этими словами она развернулась и медленно пошла прочь. С одной стороны, она надеялась, что баба её остановит, но с другой, она жутко обиделась на бывшую большуху, которая даже не выслушав, не предложив ни крова, ни еды, вот так взяла и выперла с голодным ребёнком на руках. Она уже начала обдумывать, что же ей делать дальше, куда податься. А тут Дануха опять учудила. Её видите ли зацепили матерные слова Зорьки и в мозгах переклинило.

— Ты ебальник то прихлопни, молода больно матькатся, — не желая того, включила она большуху, пожалуй, автоматически, реагируя на мат от молодухи, хотя тут же и осеклась, но поздно.

— А ты мине в рот то ни ибла, чёб затыкати, — тут же нагло и беспардонно врезала её Зорька, остановившись, сжав кулаки, но не оборачиваясь, приготовившись уже размазать эту выжившую из ума вековуху, как говно по травке — я право на мат ни из-под твово подола вылизала. Я хоть и молода, да матёра ни мене твово.

Тут Зорька резко обернулась, злобно сверкнув глазами. Дануха же заткнулась, потупилась и очень пожалела о сказанном. Она как-то сразу поняла, что её бесило, как прозрела. Бесило её собственное бессилие перед этой с детства знакомой девкой. Она чувствовала Зорькину силу, но не могла поверить, что эта лютая ведьма её вчерашняя оторва. Да и не Зорька это. Другая какая-то. Совсем другая. Она по дурости попыталась большухой на неё наехать, да колдовством припугнуть, а оно вон как вышло. Девка то не только выросла, да и переросла её. И она тут же спохватилась, признав в борьбе бабьих сил своё полное поражение, хотя бы для самой себя, интуитивно начала стелить мягко, даже не отдавая себе отчёт, что именно этим бьёт в точку, да ещё ниже пояса:

— Ты, эт, прости мяня, Зорька — покаянно, заикаясь и по-старчески ласково запричитала она, теребя кожаный подол, — чё т я не то творю. Ты ж небось голодна, а я дура припизднута тута мериться кинулася у кого подол ширше.

Зорька разом обмякла и тоже опустила глаза. Слова про еду тут же её сломили. Живот охватил позвоночник и заныл от отчаянья. Молоко кончалось. Звёздочка недоедает, голодная. Она ведь когда шла даже не сомневалась, что Дануха жива и что обязательно накормит, не бросит. Она чуть ли не бегом сюда бежала, не задумываясь по дороге о еде. Лишь бы дойти побыстрей, а тут, ей казалось, сразу всё наладится. Да, не ожидала она такой встречи, хотя была ведь к этому готова. Хавка рассказывала, что Дануха о ней думает, поэтому тоже чувствовала свою вину за произошедшее, что вместо того, чтоб в ноги кинуться, быром^[131] попёрла, рисонуться^[132] захотела.

— И ты прости меня Данух, — так же покаянно проговорила Зорька, опуская голову, — Хавка же мне всё про тебя рассказала. И чё ты думаешь обо мне, тоже. Я просто не ожидала, что ты сразу накинешься. Думала поговорим для начала…

Тут Дануха соскочила, подбежала к Зорьке и буквально кинулась ей на шею, чуть дитя не придавили. Дануха всё просила прощение, размазывая слёзы по щекам, Зорька просто откровенно ревела в голос. Сколько бы это продолжалось не понятно, но ребёнок не стерпел и тоже заревел, но уже так, что бабы реветь тут же перестали.

— Ой, дитятю-то придавили, — утирая слёзы засюсюкала Дануха.

— Она есть хочет, а у меня молоко кончилось, — тут же сквозь слёзы ответила Зорька, тоже утираясь, — забыла, когда ела в последний раз.

— Ой, да чё ж мы стоймя стоим-то, — заметалась сразу баба и схватив клюку с земли заторопила, — айда скорей, там уж стол накрыт.

Обе опустошённые морально и не имеющие больше сил на словесную драку, они двинулись в поселение, остановившись лишь у источника, попить воды да умыться. Но тут у успокоившейся Данухи взыграл «профессиональный» интерес и под благовидным предлогом, мол традиция такая, сама понимаешь, попросила Зорьку подать водицы напиться. Зорька, прекрасно знала устои бабняка и обязалоку при приёме в бабняк и не чувствуя подвоха, зачерпнула воду в ладонь, протягивая с улыбкой руку большухе. Да, обычаи она знала, только не знала, что бабняка то уж нет и устои эти здесь не действуют. Дануха приступила к процессу опознания с милой ласковой улыбочкой и только лишь принюхавшись, улыбочку её, как ветром сдуло.

— Да-ну-ха, — укоризненно проговорила молодуха на распев, ну только ещё пальчиком не погрозила, поняв, что та делает.

— А я чё? Я ничё, — тут же залепетала баба извиняющимся тоном, и макая пальцами в ладонь.

Долго растирала воду между пальцами, при этом лихорадочно пытаясь осознать только что увиденное. А увидала она своим ведьминным взором нечто до сели даже не вообразимое для неё. И ведьму сильную, и руку Дедову с Неба держащую и объятия Речной Девы, притом свежие совсем и что-то ещё огромное, и мощное, что застилало всё остальное. Это было что-то чужое и не понятное. Облизав пальцы и пряча свою растерянность, Дануха тут же объявила:

— Ну я ж и не сомневалася даже. Водичка своё дело знат, тябя приняла, как родну. Да ты уж прости вяковушку за привычки стары. Эт ты молода, раз и поменялася, а мяня уж тольк вона речка поменят, когда отсель понесёт.

Дануха натянуто улыбнулась и зачем-то сгорбившись, посеменила по тропе в лес.

— Ох и пройдоха ты Дануха, — улыбаясь беззлобно Зорька, идя следом, — давай так договоримся, коль надо будет — сама расскажу, а коль нет, то уж прости с собой унесу. Тебе ж тут в глуши легче жить будет.

— Ладноть, ладноть — тут же скороговоркой согласилась баба, но скорей так, чтоб та не заостряла на этом внимание, мол говори-говори, я потом всё равно это всё с кишками выну, дай только время.

— Кстати, — вдруг встрепенулась Зорька, — а куда это ты меня ведёшь?

— Как куды, — обернулась, не останавливаясь Дануха, — в нашенское поселение.

Зорька тут же встала, как вкопанная.

— Стой, — остановила она бабу, — что значит «вашенское поселение»? Кто там ещё?

Дануха тоже остановилась и вопросительно посмотрела на молодуху, мол чё эт ты.

— Т к много нас тама прибилася, — не понимая вопроса проговорила баба, — а чё эт ты спугалася чё ли с твоей-то силушкой.

Зорька не отвечала, но стала мрачна, как туча.

— Да чё случилася то? — непонимающе вскинула руки Дануха, — тама все свои. Проверяны. Мужиков нету. Данаву за мужика не считаю, он так, недоделанный.

— Нельзя мне туда, — вдруг жёстко прервала её Зорька и обречённо уронив голову на грудь.

— Почему? — недоумению Данухи казалось не было придела.

— Я для всего света дохлая, — так же жёстко, даже озлобленно начала Зорька, — убили меня. Понимаешь? Труп мой в реке нашли изуродованный. Сам муженёк опознал, потому и не ищут, а коль хоть маленький слушок пройдёт обо мне, что где-то видели, пиздец всему будет, притом полный и мохнатый. Они ж костьми лягут, землю рыть будут, но попытаются до меня дотянуться.

— Да не боись ты, Зорьк, — с загадочной улыбкой проговорила Дануха, — ты уж мяне то поверь, тута есть кому за тябя встать, ты ящё просто всего не знашь.

— Это ты Дануха не знаешь. Вообще ничего — с такой же загадочностью парировала Зорька, — это не я их боюсь, а они меня, притом аж до усрачки. Потому и искать кинуться, ибо я их смерть будущая, а коль узнают, что где-то смерть их до сих пор расхаживает, всех порвут, но хоть издали попытаются достать. Как угодно, через кого угодно и чем угодно. Ты даже не представляешь, как они меня боятся. И правильно делают. А не передавила я их волчью свору только потому, что оправиться мне надо маленько, да дочь где пристроить, чтоб руки развязать. Хотя понимаю, что Ардни, муженёк мой, раз труп нашёл, живую искать не будет, даже дочь искать не будет. Понадеется, что со мной утопла, но Тихий, сука паршивая, пока Звёздочку не найдёт живой или мёртвой, не успокоится, а у него ищейки, по хлеще собак будут. К тому ж и речники на меня поголовно охоту открыли. Мне нигде теперь показаться нельзя, хоть в землю зарывайся.

Дануха, до этого скрючившаяся зачем-то, после этих слов выпрямилась, приняв видную осанку, лицо её стало спокойно и задумчиво. Подошла к Зорьке и твёрдо сказала:

— Ты тож не знаш куды притопала. Тама, — она указала за спину клюкой, — ТВОЯ волчья стая. Твои девки-припевки, на которых опереться не зазорно и поверь вяковушке, кажда из них в ОДИНОЧКУ любой город аров разорит к маньякам собачим, а не то шта шайку пацанов-переростков. Они даром дарены, самой Троицей. Дары те не виданы, силушкой немеряны.

Дануха помолчала, смотря Зорьке в глаза и обняв её за плечи добавила:

— Ты боле не одна, девонька. Тябе теперяче целу стаю вести за собой в походы. Ты чё думала, тябя просто так сюды прислали? И Хавка, дрянь стара, и Дева Речна? Так чё давай свои заебоны нычь, да принимай девок. Уж все тута, тябя тольк дожидалися. Ты в аккурат девята буш, для Валова числа ровного. Айда. Сама глянешь.

И выпустив плечи Зорьки, уже уверенно, а не семеня, двинулась дальше. Зорька, поколебавшись немного, что-то обдумывая и взвешивая, пошла догонять.

Весь народ собрался на общей поляне перед Данухиным шатром. Столы накрыли по кругу на земле. Шкуры разложили, чтоб сидеть, но никто не садился. Все ждали Дануху. Увидев, что та идёт не одна, особые девки все как одна вышли навстречу, сообразив, что Дануха с бывшего баймака водит только особенных, таких как они, но издали признать кого ведёт, не получилось, так как Зорька сознательно подняла повыше Звёздочку, прикрывая ей своё лицо. Только когда подошли почти в плотную, она опустила ребёнка и остановилась, натужно улыбаясь обезображенным лицом. Зорька тоже издали не признала ни одну из своих подруг, пожалуй, только в Елейке ей показалось что-то знакомое, но ярко зелёная роспись лица, не дала ей уверенности в опознании девки. Как только Зорька остановилась, разразилась немая сцена. Между новенькой и встречающими было шагов пару раз по девять, не больше, и похоже никто никого не узнавал. Девки в первую очередь смотрели на изуродованную половину лица, а Зорька на их художественные росписи. Елейка вообще похоже была в шоке, подумав сразу на Степную Деву и не желая того, сразу брякнуться на колени. Изумление, испуг, распахнутые глаза и рот с узорной зеленью лица, делал её даже в привычной ситуации неузнаваемой. Малха и Красна исхудали, со времени их последней встречи и вот так быстро узнать их было ещё сложнее. Других Зорька вообще видела впервые. Дануха подойдя вплотную к девкам громко рявкнула:

— Стоять! — обратилась она почему-то персонально к Елейке, — наперёд кормить, затема дать выспаться, а потома уж балакать будетя.

Только после этих слов раздался первый девичий визг, от которого Дануха аж уши ладонями прикрыла. Это как раз завизжала Елейка, кинувшаяся на Зорьку, не обращая никакого внимания на попытки Данухи её поймать за подол и только после того, как девка повисла на подруге с воплем «Зорька!», завизжали и кинулись Малха с Красной, чуть вообще не уронив Дануху на землю. Старшая опять заорала, матерясь и размахивая клюкой кинулась следом за обезумевшими девками, с силой отдирая их от Зорьки. Елейка продолжала визжать и прыгала вокруг, как коза, хлопая в ладоши, повторяя одно и тоже «я знала, я знала». Красна с выпученными глазами тараторила что-то скороговоркой, что она говорила было абсолютно не разобрать, а Малха просто стояла рядом и ревела в голос, размазывая слёзы и сопли по лицу. Тут ещё и тяжеловесы в виде Кнохи и Москухи подбежали и в два голоса запричитали. Ладно хоть тоже не кинулись обниматься, а то б Дануха со всеми не справилась.

— Зорьк! — орала Дануха, — да ебани ты их чем, чёб упокоилися, препизднутые. Отвалите от ей, она ж еле на ноженьках стоит!

И тут закончилось беспорядочное мельтешение и началось осознанное движение. Зорьку подхватили и буквально понесли под руки, но не к столу, а к Данухе в шатёр, так Старшая распорядилась. Затем она долго и безрезультатно выпихивала девок наружу. И вопли её не действовали и маты мимо летели, и клюка не помогала, всё как горохом об камень. Наконец Дануха сменила тактику. Одну послала за едой, другую за питьём, третью за Ушей, чтоб дитё покормила. Только после того, как те заметались по поручениям, ситуацию удалось взять под контроль.

Уша покормила девочку. Молока у девки ещё на двоих таких бы хватило. Звёздочка, наевшись, тут же стала засыпать и её пристроили на Данухин лежак к стеночке. Зорьке натаскали разнообразной еды, питья и тоже оставили в покое, даже Дануха покинула шатёр выйдя на поляну. Наконец все расселись за стол. Данухи девки естественно расселись около Старшей. Она окинула их уставшим взором с лева, справа и остановив внимание на через чур довольной троице грозно проговорила:

— Э, ебануты на всю башку, чёб не трогали Зорьку пока не проспится. Поняли?

Три девки с растянутыми до ушей улыбками кивнули головами.

— Вот и ладненько, — в ответ покивала Дануха и уже обращаясь к Голубаве, добавила, — давай Голуба, начинай чё ли.

Застолье началось. Сначала всё было скромно, пристойно, но уже чрез пару, тройку кругов большой хмельной чаши, которую постоянно подливали и от этого она казалось бездонной, над поляной гудел гвалт разноголосой попойки. И если поначалу старались не шуметь, чтоб Зорьку с ребёнком не разбудить, то потом об этом забыли. Настроение у Данухи было приподнятое, праздничное, но его испортила Голубава, подошедшая со спины и сказавшая на ухо, что Ник сбежала.

— Куды сбёгла? — не поняла уже захмелевшая Дануха.

— А кто его знает? — так же вопросом на вопрос ответила Голубава.

— А кто знат? — упёрто прошамкала Дануха, глядя на Голубаву мутным взором.

— Молодухи её прибежали и говорят, что Ник, как Зорька появилась, в лес дёрнула и её найти теперь никто не может.

Ну почему первыми в голову непременно приходят самые дурные мысли. Дануха в раз протрезвела и соскочила на ноги. Такого поворота она никак не ожидала. По мыслям Данухи выходило, что Ник, похоже, знала Зорьку, а коль кинулась бежать, то и Зорька могла её узнать? Это что же получалось? А получалось у Данухи в мыслях, ох, как мрачно. Пока это всё она обдумывала, пока собиралась с мыслями по поводу «что делать?» и «куда бежать?», на краю поляны показалась неприметная дозорная молодуха и призывно замахала руками, стараясь обратить на себя внимание. Голубава и Дануха сорвались с места одновременно, только Голубава добежала до молодухи раньше. Когда подбежала Дануха та уже тараторила, докладывая Голубаве. В общем Ник, если б действительно захотела исчезнуть, то её и с собаками не нашли. Это Дануха понимала прекрасно, но та, оказывается своё умение не применила, а просто спряталась на одном из дальних схронах и как утверждала молодуха, она чем-то сильно напугана. Дануха тут же вернула Голубаву к столу, а сама пошла разбираться.

Ник нашли в норе и на все уговоры Данухи она категорически отказывалась вылезать оттуда. Сама Дануха в эту дыру пролезть не могла, слишком узкая она была для её комплекции, поэтому все переговоры пришлось вести снаружи. С одной стороны подозрения Данухи о их связи не подтвердились, и баба даже облегчённо вздохнула, но с другой, она вообще ничего из обрывочных реплик Ник понять не могла. Всё, что доносилось из-под земли, можно было суммировать одним словом «боюсь» и всё. Притом Ник трясло самой настоящей трясучкой, от чего всё что она говорила, так же трепетало, как и её тело. Дануха билась долго. Никакие уговоры не помогали. Наконец она решилась на кардинальный метод. Баба отослала молодуху обратно к столу и наказала попросить у Голубавы, ёмкость чего-нибудь «заборного», да покрепче. Дануха, перестав пытать и уговаривать, устроилась на краю земляной щели и начала нести всякую чушь. Говорила лишь бы говорить. Бабёнка под землёй вроде бы как начала успокаиваться. Долго она её развлекала, пока из леса не показалась молодуха в сопровождении всех её девок. Старшая продолжая говорить всё в том же ключе, поднялась на ноги и ещё издалека, начала грозно махать всей этой ораве кулаком, чтоб не лезли. А потом со словами «а вот и зелье целебно принесли» вышла им на встречу и жутко зашипев, мол чё все припёрлись, отобрала у Голубавы кожаный мешок с завязанным горлышком. Вернулась к норе, опять заговаривая зубы и развязывая при этом пережатую горловину. Принюхалась. Хлебнула для пробы и сунула его в щель.

— На-ка, Ник, полечися-ка от страху-то, — та видать не сразу взяла, поэтому Дануха настойчиво потребовала, — бяри, бяри, хуже не будеть, наоборот полегчат.

Ник видимо мешок взяла и Дануха, вынув пустую руку из щели, уселась поудобнее и спокойно, обыденно как будто рядом сидят, разговаривают, попросила бабёнку:

— Ты эт Ник, тольк всё не пей, мяне оставь, маненько. Я тож с тобой на пару приму.

Потом она ещё что-то болтала, пока из щели не показалась рука с мешком и послышался голос Ник:

— На.

Дануха не взяла, а предложила:

— Да, вылазь уж, хватить. Тута всяко веселей пить то.

Ник вылезла и села рядом с Данухой. Она уже была пьяненькая, много ли этой худосочной надо было. Девки, стоявшие поодаль, осторожно стали подкрадываться и вскоре уже все сидели в кружок, пуская ёмкость из рук в руки. К Ник никто не преставал, ни о чём не спрашивали и про Зорьку пытались не упоминать, в общем шёл разговор ни о чём. Бабёнка сидела осоловевшая и глупо улыбалась чему-то. Тут Дануха наконец решилась, хлопнув себя обеими руками по ляжкам:

— Ладноть, — начала она, — давай ври, чё стряслося.

Ник перестала улыбаться и скуксилась, так как будто собралась зареветь.

— Не ряви, — протянула Дануха пьяным голосом, — я рядышком, обидеть не дам.

С этими словами Старшая взяла Ник за руку. Та потупилась и выдавила из себя, притом икнув при этом:

— Я боюсь.

— Кого? — тут же резко спросила Дануха, мол только покажи кого тут же порву.

— Её, — невнятно ответила Ник.

— Кого яё? — продолжала всё с той же интонацией допрос Дануха.

— Зорьку вашу, — ответила молодая баба, поднимая на Дануху глаза.

— Ну и чё, — не успокаивалась Дануха не меняя интонации, — я тож боюся, так мяне чё, тож в землю теперяча зарываться? Она ж тябе ничего не сделала, а мяня давеча так размазала, я ж заябалася мозги с грядок собирать и то не побёгла.

— Она меня видит, — обидчиво, но уже громко пояснила Ник, шатаясь даже сидя.

— Твою ж мать, — выругалась с усмешкой Дануха, — она всех видит, чай не слепа.

— Она видит даже когда я исчезаю, — ещё громче доказывала Ник, — я не могу ей глаз отвести. Страшная она. Ур всегда учил, что такие, как она для меня смерть. Коль увидишь такую, он говорил, беги без оглядки куда глаза глядят, лишь бы подальше. А я от вас убегать не хочу и теперь не знаю, что делать.

— И всё? — аж до злости возмутилась Дануха, — ты тольк из-за эта убёгла?

— Да, — твёрдо ответила Ник, уставившись на Дануху и пытаясь сфокусировать глаза на её лице.

— Ох и дур, — закачалась Дануха усмехаясь, — надж такой дурой быть. Я дура, но ты ящё дурней. Эт ж Матерь твоя явилася. Самой Рячной Девой послана. Ей ваще никто ничё сделать не могёт, ну и чё?

Тут откуда не возьмись, чуть ли не из-под земли выросла молодуха дозорного отряда и испуганно затараторила:

— Баба Дануха, баба Ник, там в поселении что-то стряслось.

Все как одна вскочили и чуть ли не хором издали «Чё?».

— Не знаю. Только там сначала криком бабы кричали, потом визг стоял на весь лес, а потом раз и тишина. Я побоялась туда идти. Сразу к вам.

— Твою ж мать, — выругалась Дануха уже рванув в сторону шатрового селения.

Пока бежали каждая перебрала в голове всевозможные беды, но главной из всех это то, что в их отсутствии напали враги. Почему-то в этом никто не сомневался. Когда запыхавшаяся куча воинствующих, но безоружных и к тому же не трезвых баб и девок добежали до накрытой поляны, то увидели странную и поначалу пугающую картину. Все бабы, молодухи, кутырки с девченятами и посикухами в полном составе сидели за вдрызг разрушенным праздничным столом. Молча, не шевелясь с низко опущенными головами, а по середине, в центре поляны, в круге столов, стояла Зорька со Звёздочкой на руках. Стояла и медленно вращалась, как бы осматривая вокруг сидящих и судя по её лицу, она была в ярости. На шум подбегающих Зорька обернулась и не довольно рявкнула:

— Вот те, явилиси, пиздёнки обмочилиси. Чё тута у вас творитиси? Куды вы все сбёгли то?

— А чё стяслося то? — встряла изрядно запыхавшаяся Дануха, прибежавшая последней.

— Тфу! — сплюнула вместо ответа Зорька и демонстративно, не разговаривая с ними, пошла обратно в шатёр.

Когда она проходила прямо по разбросанным остаткам праздничной трапезы через стол, все сидевшие у противоположной стороны, как зайцы сиганули от неё в разные стороны, притом сиганули на четырёх конечностях и вприпрыжку.

— Так девки, — всё ещё не отдышавшись мрачно проговорила, согнувшаяся в три погибели Дануха, опираясь на клюку, — вы тута с этими разбирайтеся, а я до Зорьки. Попробу утихомирить. Вядать пришибла она их тут малёк.

После разбирательств уже все сидя у Данухи в шатре и продолжая попойку, хохотали до истерики. А произошло следующее. Когда прибежала дозорная и Дануха ушла с ней в лес, все бабы отметили про себя, что кто-то пришёл и Старшая пошла на встречу, а раз охрану не взяла, то значит кто-то не опасный и все продолжили пьянствовать дальше. Но когда молодуха прибежала второй раз и что-то с бешеными глазами зашушукала Голубаве с «особыми» девками, а те все разом рванули в лес, бабаньки за столом почуяли не ладное. Все замерли как пришибленные, а тут кто-то возьми да заной «ой, беда, беда». И началось. Кто конкретно начал панику, так установить и не удалось. Всех опросили и выяснили, что никто. Все разом соскочили и одновременно принялись орать и бегать по поляне из стороны в сторону, тут же сталкивались, падая, катаясь и ползая по земле вереща. Две дуры лбы разбили об друг дружку и нет, чтоб лечь полежать, пуще прежнего забегали. До того, как бабы с разбитыми в кровь мордами забегали была просто паника, а уж с этого момента, вообще не пойми, что началось. Все мечутся, визжат, орут благим матом, никто ничего понять не может. Детей давят, друг дружку давят, глаза у всех бешеные ничего не видят, ничего не слышат… и вдруг у шатра Данухиного Степная Дева с младенцем на руках из ничего появилась и такой свет от неё неземной пошёл, что бабы, как увидали на колени попадали. Дыхание перехватило, мурашки по коже. В один раз тишина наступила, аж шум травы слышен стал. Дева та прошла прямо через растоптанный стол, вышла в средину и медленно начала вращаться, как будто в воздухе висит и крутится. Красота небесная, к земле клонит, завораживает. Каждая баба на опросе описывала это действо по-разному, каждая в меру своих эмоциональных фантазий и предпочтений, но общее было у всех. Восхищение. Дышать боялись, шевельнуться боялись, только б не спугнуть красоту эдаку. Все без исключения были переполнены счастьем. Кто-то плакал, кто-то подолы обмочил от восторга. Дева осмотрелась и приказала всем рассесться за стол. Все тут же подчинились, ползя на карачках каждая на своё место. Потом Дева, так ласково улыбаясь начала спрашивать, что случилось, кто на кого напал, куда девки побежали. Долго пытала и много ещё что спрашивала, но бабы ничего не знали, ничего не понимали, ничего не видели, ничего не слышали. В общем дуры дурами. Тогда Степная Дева рассердилась и превратилась в свою вторую, злобную половину. И тут бабаньки поняли, что такое страх. Настоящий страх. Дева не кричала, а тихо шипела, как змея, чуть ли не к каждой подойдя по кругу. От этого шипения кровь так и стыла в жилах. Руки ноги отнимались. Волосы на всём теле вылезали и выпадали клочками и пачками, так им по крайней мере казалось. Свет её не земной угас, и чернота из неё попёрла. Мраком всех накрыло, как мороком. Матом стелила так, что Дануха рядом не стояла. Многие, особенно молодые, рассудка лишались, попадав без памяти. Кто из баб от восторга подолы не обмочил, обмочил со страха, а кое кто не только обмочил, судя по запахам. В общем всем она дала просраться. И если б «особые» девки не подоспели вовремя, многие бы, наверное, померли. Поэтому слов благодарности сёстры наслушались от них вдоволь. Зорька всё это слушая с подробностями, чуть живот не надорвала и в конце не выдержав упала на пол и заголосила, катаясь на шкурах чтоб прекратили или она сейчас сдохнет. От её истерики проснулась Звёздочка и громко заплакала, чем прекратила безумное веселье и вернула всех к нормальной серьёзной жизни с простыми заботами. Зорька дочку взяла на руки и вытирая слёзы и всё ещё вздрагивая от судорог смеха, держась за живот, вернулась к столу.

— Да, — сказала она пытаясь успокоиться и для этого хлебнула пущенную по кругу миску с пойлом, — давненько я так не смеялась. Нет, то чё бабы дуры я конечно знала, сама така, но чёб настольк?

— Ну так ты нам сама расскажи, что произошло на самом деле, — тут же осторожно и ненавязчиво попросила Буря.

— Да, Зорьк, колись, как это ты их, а мы тоже про себя расскажем, — бесхитростно и по-простому поддержала её Малха.

Зорька хитро улыбнулась, обдумывая что-то и ответила:

— А чё сказывать-то. Всё в общем-то так и было.

— Ладноть, — вмешалась Дануха, протягивая миску опять Зорьке, — не хочешь сказывать не нать. На пей давай.

— Да ты Дануха сколь не пои, я если решу молчать, то никако пойло не поможет, — тут же отреагировала Зорька на грубую и беззастенчивую попытку большухи её споить.

— Да упаси Троица, — вскинулась баба, утягивая миску обратно, — не хошь не пей.

Она тут же припала к посудине и предала её в обратный круг. Наступило молчание. Не долгое. Потому что Нева долго такое безобразие терпеть не могла.

— Какие вы все-таки злые, девочки, — неожиданно, по-детски наивно, выдала она заплетающимся языком, — так же нельзя.

— Льзя, — буркнула Елейка, упала на спину и вырубилась, ибо слаба была для пьянок, но падкая, то есть падучая.

— Она ведь про нас ничего не знает, — продолжала упорствовать Нева, — вы бы могли доверять, будь вы на её месте?

Все задумались, пьяно переглядываясь между собой.

— Ладноть, — вдруг проговорила хмурая Дануха, которая вдруг стала трезвой, а может трезвой и была, и лишь притворялась пьяной для вида, — ты как всегда права Нева, ты моя.

Дануха грузно поднялась, осмотрела притихших девок, а потом подойдя к Зорьке, предложила протягивая к ней руки:

— Давай-ка, Зоренька, отдадим твою Звёздочку знающим своё дело, а ты посиди, послушай.

Она забрала ребёнка и отнесла на свой лежак, что-то там нашёптывая, но не успела вернуться назад, как Звёздочка вдруг громко за гукала, да с такой интонацией, будто ругается с кем-то. Все посмотрели в её сторону и замерли. Ребёнок действительно на кого-то интенсивно ругался, размахивая ручками и этот кто-то явно был перед ней. Потом она замолчала, внимательно слушая невидимого собеседника и всплеснув ручками, звонко засмеялась.

— Данух, — настороженно спросила Зорька, — эт с кем эт она?

— Дык, — буркнула Дануха, стоящая, как бревно на пол пути от лежака к накрытому столу, — с кикиморкой моей, видать.

Она тут же прикрыла глаза и зафыркала носом.

— Точно! — почему-то шёпотом подтвердила баба, — Зорьк, эт ты кого народила-то?

— Она что её видит? — изумилась от куда-то из-за Зорькиной спины Беля.

— Ну, вишь, разговариват, — неуверенно ответила Дануха, отступая назад тихими шагами.

— Но ведь люди не могут, вот так видеть полужить? — не успокаивалась Беля.

— Могут, — тихо и с каким-то восторгом проговорила Дануха, уже быстро подходя к столу и усаживаясь так, чтоб видеть лежак с ребёнком.

Все молча смотрели на Звёздочку, которая то ругалась с кикиморой, то смеялась над ней, то что-то внимательно слушала.

— Надо бы Данаву позвать, девоньки, — проговорила Дануха, но никто не дёрнулся исполнять её просьбу, и тогда она, оглядев всех мотнула головой в сторону сидящей с краю Ушке.

Та нехотя поднялась и быстро скрылась за входной шкурой. Вернулась она быстро, но без «колдунка». На немой вопрос Данухи, только проговорила скороговоркой:

— Бежит уже, только оденется.

Данава действительно чуть ли не вбежал в шатёр и сразу направился к лежаку, издали уже приглядываясь к происходящему там действию. Давненько он не одевал свой колдовской бабий наряд и тем более не брал в руки посох. Девки уж забыли, что он так раньше всегда выглядел. Подошёл он Звёздочке со спины, чтоб та не обращала не него внимания, долго стоял, теребя посох, а потом подойдя к Зорьке и с улыбкой полного идиота попросил:

— Зорь, можно я расскажу своим на совете?

— Да чё тута стрислоси-то? — недоумевая, но шёпотом спросила Зорька.

— Да ты чё, Зорь? — переполошился Данава, — такие дети рождаются раз в тысячу лет. Ты понимаешь?

— Нет, — всё ещё шёпотом продолжала настаивать молодуха.

— Это дети Святой Троицы, они святы от рождения, — волнуясь, нервничая и от того взахлёб начал свою напыщенную речь «колдунок», — из них вырастают великие всезнающие провидцы! Они сродни Святым Девам, только люди, понимаешь?

— Понимаю, — сказала вдруг громко Зорька, — но ты пока об этом помолчишь.

— Но… — хотел было запротестовать Данава.

— Никаких «но». Садись, лучше и послушай.

Тут Зорька обернулась к девкам с очень серьёзным лицом и чуть ли не в приказном порядка, потребовала:

— Значит решим так. Сначала вы все по очереди рассказываете мне свои истории, а потом, если будете откровенны и я сочту вас не опасными для нас со Звёздочкой, расскажу свою.

Девки замялись, послышались недовольное бурчание, мол не круто ли ты берёшь, но Зорька тут же пресекла:

— По-другому не будет. Я всё сказала.

— Цыц, — цыкнула на девок Дануха, — я тож за так. Посему начну первой. И слушать молча. Вопросы суньте сябе в жопы. Кто посмет перябить охуярю клюкой без жалости и состраданья. Сама боюся сказывать тако, но знамо, чё надо б так.

И Дануха начала.

Такого вечера и ночи до самого утра, ни у кого больше никогда не было. Единственная, кто всё это пропустил и корил потом себя всю свою жизнь, была Елейка, которая благополучно проспала до самого утра. Кстати с тех пор она наотрез перестала пить спиртное, любое. Ну, хоть в этом пользу вынесла.

Дануха рассказывала всё не спеша, обстоятельно, действительно ничего не скрывая и хоть историю про Водную Деву большинство слышало, но прошлый раз показался каким-то не настоящим, а теперь, даже Данава выпал в осадок, хотя он то родную сестру казалось знал, как облупленную. Притом закончила она сегодняшним днём, откровенно объяснив Зорьке свой настрой, чувства и своё поведение. Затем рассказывали остальные. Их рассказы были интересны, пожалуй, только Зорьке, ибо особо нового другие не услышали, а некоторые слушали их уже по нескольку раз. Историю Елейки вкратце рассказала всё та же Дануха. Но кроме удивления Данухиной откровенностью, всех ожидал ещё один сюрприз. В эту ночь откровений включился Данава. Вот уж от кого не ожидали. А рассказал он такое, что у всех рты по открывались, все то и дело порывались влезть с расспросами, но Дануха их тут же затыкала, мол договорились слушать молча, сиди и не мычи, хотя саму её тоже то и дело подмывало. Ай да братец, ай да сучье вымя. Но на этом сюрпризы не закончились. Следующий их ожидал от Ник. Она хоть и прижилась в девичьей стае, но для всех оставалась полной загадкой. Дануха не ожидала от неё рассказа и изначально даже в расчёт не брала, но та вдруг обречённо проговорила мол теперь моя очередь и начала своё повествование не долгой и как ей казалось скучной жизни. От описания ей скучной жизни Данаву чуть «кондратий» не обнял. Ещё бы узнать такое про великого колдуна Ура, это было нечто. Он даже хотел было наброситься на девок и затребовать клятвы на молчание об услышанном, но получив затрещину от Данухи, притом клюкой да по башке, насупился и заткнулся, долго почёсывая ушибленное место. А Дануха лишь лишний раз ему предложила завязывать с этими уродами. Наконец очередь дошла до Зорьки. Было уже утро. Она молча о чём-то мучительно думала, все молча просто мучились. Наконец она подняла от пола голову и начала свой рассказ. Сказать, что все были в шоке от того что узнали, значит ничего не сказать. Зорька тоже рассказала всю правду о себе, абсолютно всю. И о своей любви к извергу и о своём не долгом счастье и обо всех, кого знала и видела. О своих дарах и умениях и о своих глупых мечтаниях. Закончила она тоже днём сегодняшним, рассказав, как баб коровьих прибивала, да плющила. И замолчала, окончив.

Наступившую паузу не смогла просто физически перенести Нева:

— Данух, а когда спрашивать то можно будет?

Старшая сидела растрёпанная и с виду пришибленная на всю голову. Она даже не сразу, а с каким-то запозданием отреагировала на вопрос Невы.

— Нева, девонька, давай эт мы ныне все спатеньки падём, переварим, перекрутим чё слышано было, а вечеря в баньке соберёмся и учиним пытку друг другу. Лады?

Все нехотя, но согласились. На этом и разошлись…

Вышла Дануха на двор своего нового кута. Огляделась. Не узнать стало поселение. Два лета пролетело, чай. А на дворе весна красна, Лялькина седмица^[133]. С одной стороны, вроде как вчера было, а с другой всё вокруг изменилось до неузнаваемости. Лес повырубили, кусты повыдергали, траву потоптали. Лес перестал лесом пахнуть, а стал вонять конским навозом. Городок превратился в огромную поляну, огороженную остатками леса со всех сторон. Всё вокруг по-новому стало, вон даже её кут и то обновили, старый то сгнил с полу. Селение действительно стало целым городом, ну или скорее небольшим лесным городком, но всё же. Поселением его уже просто не назовёшь. Ишь как разросся. По краям землянок нарыли, капитальных, не то что эти шкурные, временные. Бабий город теперь больше сотни кутов и это только взрослых баб столько стало. Мужички завелись беглые, стада появились загонные.«Колдунки» со всех земель люд собирали, да к Данухе вели. Из пацанвы беспризорной, Голубава сколотила артель рыболовную. Благо рыбы в реке хоть руками лови, а когда сети вязать наладили, так промысел пошёл, жаль на сторону не продать, не поторговать. Рыбы было столько, что девать было некуда. Всем этим великим хозяйством командовала, как и прежде Голубава. Правда уже не одна, как в начале, а с помощниками. Важная баба стала куда там. Пара мужиков из скитальцев^[134], не старых ещё в общем-то по годам, много что умеющих, да и с руками дружные, стали её правой и левой рукой. Сначала советами помогали, а потом и вовсе втянулись, как в должное. Так как устои речные Дануха пресекала, в первую очередь бабняцкие, то и мужички пришлые вести себя стали по-другому. Ни кодлой своей в отрыве, а при кутах с бабами, прям как ары. Притом ни Голубава, ни Дануха не насильничали, они сами выбрали с кем жить и не просто куты стали ставить, а дома целые, бревенчатые. Правда поначалу бабаньки, которым мужичков не хватило покочевряжились малость, но Голубава быстро их порывы любвеобильные приструнила, да по кутам разогнала, пообещав матёрую позвать, мол эта и отымеет, и ублажит мало не покажется. Были по началу среди баб и ещё трения да пересуды, по поводу устоев предков, заветов дедов, но этим страдали лишь вновь прибывающие. Голубава поступала с ними просто. Хотите живите по устоям, никто не мешает, не хотите, живите, как хотите. Только если пришли к нам, то будьте добры подчиняться нашим законам, устоев ваших не касающихся. Все подчиняются либо непосредственно ей, либо её помощникам. В первую очередь делают то, что надо, а уж потом, что хотят. А когда новенькие поближе знакомились с обитателями лесного селения и тем более узнавали «особых» девок, то свои старые привычки жить по бабьему расписанию, отодвигали далеко на задний план.

Вообще с главенством всего этого царства многие бабы, из числа новеньких, да и мужички по началу, ничего понять не могли. В их головах творилась полная неразбериха. Никак в толк не могли взять, кто здесь кого главней. Поначалу все прибывающие долго думали, что самая главная здесь Голубава, но послушав народ вокруг, пожив малёк, понимали, что это не так. Девки «особые» даже вроде выше по положению Голубавы, но они в дела селения никогда не лезли и по некоторым делам той же Голубаве подчинялись, а были дела, когда она им. Девичьей стаи вообще сторонились и в их отдельно стоящий лагерь по собственной воле нос не совали. Как никак они Девами Троицы целованные, а уж что одним взглядом жизнь отобрать могут, старожилы новичкам сразу в уши жужжали. А вот кто главней Дануха или Зорька, тут даже старожилы спорили. Одни бабы доказывали, что Дануха главней, а другие, что Зорька самая главная во всей округе. Хотя все как одна соглашались, что матёрая девичьей стаи, всяко страшней и сильней Данухи, хотя ни первая, ни вторая никогда бабами селения ни командовали, ничего не указывали, вели себя, как обычные и равные, но те, кто под Зорькиным гневом побывал, не то что байки, целые сказания складывали и каждая по-своему, со своими страхами и истериками. Но так лишь казалось со стороны. На самом деле было всё ещё сложнее. Зорька, конечно, по праву сильной, с самого начала могла Дануху под себя подмять, но делать этого не стала. Коль Данухе Водная Дева поручила вокруг себя людей собирать, да законы для всех ставить, то пусть она и будет главной и в честь этого утвердила за ней титул Матерь, как по старинке. Большухой она не была, Старшей с приходом Зорьки быть перестала, а вот Матерь стаи, так сказать, Матерь народа местного — это как раз то, что нужно. Почётно, уважительно, величаво. Дануха согласилась сразу и без разговоров. Все решения принимались сообща, но довольно сложно. Сначала каждая из девок голос подавала, но кто бы там что не говорил, последнее слово, обязательное для всей стаи, оставалось за Зорькой. Поэтому выходило так, что девки, в первую очередь, скорее не голос имели, а каждая имела возможность высказаться и постараться убедить именно матёрую Зорьку, понимая, что будет делать так, как решит она. Зорька, в свою очередь, оглашая своё решение, как бы доводила его на утверждение Данухи, которая ставила точку, давая «добро». За эти два года Дануха не разу не сказала «нет», с одной стороны понимая, что Зорька не ослушается, раз сама предоставила ей такое право, с другой, до этого просто не доходило, ибо прежде чем выносить на общее обсуждение какой-либо вопрос, Зорька с Данухой решали его с глазу на глаз. И Данухе любо было, что молодуха к ней прислушивается, как к старшей и опытной, но и на своём всегда настоять могла и при этом самодурством не занималась. Но если что-то было необходимо решать быстро и оперативно, то Зорька просто командовала без всякого совета никого не спрашивая. Но и с другой стороны если Дануха решала, что необходимо что-то сделать в глобальной перспективе, то Зорька подчинялась беспрекословно. В общем сам Вал не разберёт всех хитросплетений принципов управления всем этим бабьим царством.

Боевая стая девок жила от всех отдельно и тоже сильно изменилась. Во-первых, она стала в два раза больше. Нет девок с особыми дарами больше к Данухе не пожаловало, но Зорька вторую девятку набрала из толковых молодух поселения. А чем не сила? С луком управились, стрелки родили, с конями закуманились. Ну как же такому добру пропадать? Прибрала их Зорька и костяк новой девятки сформировала на трёх «особых»: Ник, Нева и старшей поставила Бурю. Шесть остальных девок были из сыскного отряда Ник, поэтому и специфика девятки была соответствующая. В походе шли первыми. Вынюхивая, высматривая. Возвращались наоборот последними, заметая следы и сбивая столку. Во-вторых, просто выросли девоньки. За эти два лета они сильно подросли, даже девками то их теперь назвать было всю равно что обидеть, хотя по внешнему виду бабами их назвать нельзя было тоже. Одеяние, к которому они общими усилиями пришли после долгих проб и переделок, остальных баб шокировал, немногочисленных мужиков и пацанов, провоцировал на состояние мужицкого озверения, а Дануху доводил до матюков по поводу срамоты и непотребства. Сколько она земли исплевала вокруг себя, пока со временем не свыклась с этой мерзостью, но долгий спор Зорьке проиграла. Молодуха, как коза упёртая, стояла на том, что мужик в первую очередь глазами бабу поедает, а значить одеяние для девичьей стаи тоже оружие и оно с одного вида их косить должно. Спорить Данухе с этим не приходилось. Хотя нет-нет, да вспоминала про «непотребность» и вкручивала язвительным словцом под то, во что они были одеты. А одеты они были действительно вызывающе. Кожаная коротенькая курточка безрукавка с одной завязкой на поясе с запашными отворотами на груди, через которые то и дело титьки вылезали. Такой же кожаный широкий подол, но очень короткий, аж выше колена. Такой короткий, что сидя на коне, ноги в раскорячку, то и дело своими мохнатками сверкали. Вот это то как раз и бесило Дануху, особенно когда они перед мужичками, да пацанами рисовались. Как не старалась баба старые устои забыть, руки и язык чесались от этого непотребства у неё постоянно. Руки девок по локоть замотаны такой же кожей, но это ладно, от ран при стрельбе из лука спасало. Ну и сапожки такие же кожаные коротким чулком. Зимой ездили в том же самом, только поверх длинный, до самой земли, балахон из зимнего зайца одевали с рукавами. Сапоги тоже заячьи, высокие и шапка заячья длинным острым конусом, куда косы складывали. Кони их тоже все в зайца одеты были. В общем зайца на себя перевели видимо не видимо. Как всего в округе не повывели, непонятно. С малеваньем на телесах, как изгалялись, так изгаляться и продолжали. Дануха ко всей этой мазне по мордам привыкла, кроме Зорькиной росписи. Вроде бы столько прошла девка, через смерть переступила, дочь нарожала, а всё как дитя малое. Хоть и выросла и силой Дануху переплюнула, а всё как была оторвой, так оторвой и осталась. Эта дура учудила расписаться двумя половинками под Степную Деву. Одну Беля расписала розовым тонким инеем с изящными росчерками, будто облака перистые на лике зори, а другую под чёрную смертушку размалевали, да такую страшную сделала, что Дануха если неожиданно натыкалась на неё с той стороны, то её аж в дрожь кидало со страха и сердце заходилось, того и гляди помирашкой скрючиться можно было. Баба на матюки зайдётся, а девки ржут, как лошади и Зорька, сучка, громче всех заливается.

Звёздочка Зорькина и посикуха Ушина большую часть времени жили у Данухи, либо у Данавы, которого под старость лет пристрастился нянькаться с детками малыми, хотя Дануха понимала, конечно, что этот «жук» свой интерес там имел, понимая в кого вырастит Звёздочка. Малышня беспризорной обитала потому, что девичьи стаи редко бывали в лагере. Зорька их постоянно гоняла куда-нибудь и бывало далеко, на несколько дней. К тому же она вечно была не довольна их походами. То то не так, то это не эдак и снова и снова гнала их в вылазки, да на тренировки. Бывало даже на псих срывалась и тогда девки получали от неё по полной. Прибивала всех без разбора, не разбирая кто прав, кто виноват, а ручка у неё оказалась тяжёлая. Она требовала единения и понимания без всякого кумления. Дануха наконец после очередного разноса не выдержала и даже наорала на матёрую, мол чё жопу рвёшь, когда закумиться можно, за что и ей прилетело под горячую руку, но потом Зорька отошла, прощения просила. После чего Дануха настояла, чтоб девки куманились по лёгкой, хотя бы на обжорство или на жажду, без разницы. Зорька сдалась и попробовала. Получилось, понравилось. Зорька стаи на части никогда не разбивала. Любое задание, пусть даже плёвое, всегда выполняла полная стая. Обычно стая Зорьки занималась охотой и загоном животных для пополнения общего стада, а стая Бури — дальними дозорами, выслеживая ходоков, скитальцев и лазутчиков. После того, как Ардни с ближниками вырезали последний в их краях баймак, весь берег реки на несколько дней в ту и другую сторону превратился в дикие необжитые места. Люди Тихого сюда не совались, делать им было здесь нечего. Они сейчас были заняты городами, а вот ары совались то и дело. На том месте, где Белю с Бурей мучили, они трижды пытались порубки восстановить, трижды, неугомонные, снаряжали отряды, один другого больше и трижды девичьи стаи куманились на матёру Ку и с лёгкостью изводили их с первого же наскока. Нева, при последнем истреблении довольно крупного, хорошо вооружённого отряда, обиделась, мол даже не интересно совсем. За зайцем по степи и то веселей гоняться, там хоть азарт есть. После третьего раза народ из арова города приходить перестал, похоже посчитав, что эти места прокляты, иль просто лесорубы закончились. Стаи были готовы вести схватку с Ардни, но было одно «но». Никто и Зорька в том числе не знала, что творится там, за их землями у аров сейчас. Они зачистили степь на несколько дней пути, чтоб себя и поселение обезопасить, но при этом лишились информации о том, что там за этими пределами делается. Такой сети лазутчиков как у Тихого, у Зорьки не было и взять её было не откуда. «Колдунки» себя не оправдали, да и с последними событиями у арья, им туда ходу больше не было. Оставалось только делать это самим. Зорька долго колебалась, но всё-таки решилась на длинный поход в аровы земли. Притом решили идти в земли Аркозы, так как Нева их знала, по крайней мере, те места где жила. Сложность была в том, что Зорька куманить не умела. Этим занималась только Дануха. Учится у неё этому делу было некогда, поэтому пришлось порождать матёру Ку здесь и держать её на голодном пайке длительное время. Зорька решила, что коли Ку прижмёт, то налетит на первых встречных, которым не повезёт стать кормом для полужити. Было решено, что пора открывать охоту на мужицкого зверя. Надо было учиться воевать, а как это делать не знал никто. Поэтому всё это действо называли охотой, только зверь промысловый был особенный — вооружённый и очень опасный. Все сверх способности девок хороши были напоказ, а вот в реальной скоротечной схватке толку от них было мало. Малха, чтоб заморозить, должна была глаза поймать и при этом сама становилась беззащитной для других, а с наскока на коне это было сделать ещё труднее. Красна, со своей тучей, вообще в бойне пустое место. Она пока эту тучу раскачает, так выспаться можно, а коль заранее сотворит, так проблема с конями собственными начинались. Сколько Зорька не пыталась коней к этому ветру приручить, ничего не помогало. Зорька постоянно Красную гоняла, чтоб осваивала свой дар, чуть ли не каждый день. Тучу девка стала собирать значительно быстрей, чем сначала, но всё равно делала это долго и медленно. Сама же матёрая разом прибить могла только баб, на мужиков её бабий пришиб не действовал, а Славой давить, так мужик должен быть по крайней мере предрасположен для этого, а перепуганного, да озверелого, в драку кинувшегося, Славой не очаровать, послушным, да безвольным не сделать. Самый ценный дар на охоте был у Невы. Вот та свои способности проявляла на полную. Правда опять же цеплять и вести под стрелку могла максимум двоих, троих, больше не получалось, да и то если разбрелись, а коли кучей большой собираются, то выцепить кого-нибудь, да вывести, уже не получалось. Не отрывались они от коллектива. И чуяла она лишь агрессивных мужиков, но довольно далеко. Правда и тут не без гадости. Чем дальше «мужицкий зверь», тем дольше ей требовалось спокойствия и концентрации. Наскоку? Этим не позанимаешься. Ник и та оказалась не без изъяна. Отвести глаза от себя, пожалуйста, а вот отвести от отряда, могла только в том случае, если держит за руки, а руки у неё только две, а в стае кроме неё — восемь. Так что главное оружие их стала скорость коня, да меткость стрелки. Радовало только то, что этим владели все без исключения. Нева родила, наконец, себе четвёртую стрелку, упёртая Елейка вторую. Уше чуть-чуть до третьей не хватает. Беля тоже вторую смастерила. А Зорька с первого же подхода три умудрилась породить, хотела и на четвёртую зарядиться, но почему-то передумала. У остальных девок было только по одной стрелке, но и это была сила. Вот из этой силы Зорька и исходила. Помогут особые умения, хорошо, но ставку на них не делала никогда. Главная слабость всех их была в том, что они были такие же смертные, как и враг, к тому ж как цель для стрельбы были значительно крупнее, ибо на конях. Толь в девку стрела или копьё, или с пращи камнем, толь в коня, всё одно. Защиты ни на коне, ни на себе у них не было. Дануха уверяла, что матёра Ку защиту колдовскую даёт, но проверить это пока не удавалось.

Стаи вышли на зоре в полном походном снаряжении. Каждая на своём коне-половинке и одну лошадь каждая вела за собой под грузом, припасы еды, походная посуда и малые походные палатки. Пока шли по наизусть знакомым балкам, ехали кучно, но после полевой ночёвки, дальше пошли боевым строем. Стая Бури, оставив грузовых лошадей, ускакали вперёд, Зорькина стая, прибрав ещё по одной гружёной лошади, шли, отставая, по их следам. Шли так три дня, даже не встретив ни одного человека! Нева даже вдалеке не чуяла. На четвёртый день вышли на пограничную заставу аркозинских земель. Пограничные заставы были некими перевалочными базами, как между городами, так и пустынными землями. Каждая такая застава говорила о том, что до города один день пешего пути. Для их коней город был совсем рядом. Закуманенная Зорька сразу почувствовала эмоциональное оживление передовой стаи. Страха не было, тревоги не было, их состояние можно было охарактеризовать, как интерес, любопытство, азарт. Вскоре из отряда Бури прискакала Сосна, девка из новеньких. Вообще-то она звалась Стройная Сосна и все её подруги кликали как Стройная, но «злые» девки Зорькиной стаи, демонстративно звали её Сосна и никак по-другому. Именно Сосна и принесла Зорьке весть, что сразу за леском на бугре пограничная застава Аркозы и там очень много мужиков. Нева их засекла отчётливо.

— Передай Буре, — отвечала Сосне Зорька, — чтоб Ник одну пустила там осмотреться, а сама со стаей отходила вон в тот лесок.

Зорька указала на небольшой лесок в стороне, который издали насквозь не просматривался. Через какое-то время там все и собрались. Дело было к вечеру и решили сделать перекус, пока Ник новостей не принесла. На грузовых лошадей надели путы и запетляли их за деревья. Даже если будет решение идти в бойню, то они всяко останутся здесь, не с собой же их тащить.

Матёрая увидела возвращающуюся Ник ещё издалека. Та пустила своего Урушку не спешным шагом и тихонечко, вразвалочку пересекала открытое пространство. Зорька вся на говно изошла, пока та подъехала и ещё издали заорала на неё:

— Ты чё, дрянь, издивашси, чё ли?

Тут все девки по вскакивали, за озирались и смотря в том направлении, куда смотрела матёрая, непонимающе залепетали:

— Ты чё Зорь? Ты на кого это?

Только тут Зорька поняла, что Ник идёт под мороком, а потому и медленно. Её видела только Зорька, а остальные то не видели. И только когда та подошла вплотную и сняла морок, Зорька тут же извинилась:

— Ты прости меня Ник. Не сразу поняла, чё под мороком идёшь. Всё никак не привыкну, чё тебя никто не видит.

— Ничё, — спокойно ответила лазутчица, как вода, стекая со спины коня.

Все окружили и молча уставились на Ник в ожидании новостей. Та долго мучить не стала.

— Там большой дом из брёвен сложенный, вокруг кольями огороженный. В нём вот столько, — и она показала шесть пальцев, — грозных мужиков в красивых красных одеждах и все при длинных пиках.

— Клановы воины, — тут же пояснила Зорька, — застава из городских.

— А вокруг много больших повозок на колёсах. Они до верху наложены всяким разным. Мешки видела большие, маленькие, колоды разные, корзины. Да много там всего. И главное в каждой повозке по две кутырки, молоденьких совсем, сопливых, за шеи верёвками связанных лежат.

— Сколь повозок? — тут же спросила Зорька.

— Вот столько, — расшеперила Ник все пальцы рук, — и ещё вот столько, — закончила она подсчёт, показав ещё семь, — вокруг одни мужики, все разные. Видела луки, но не у всех. Я, когда подъехала, то у телег один большой и важный, ругался с красным, который был ещё больше и по виду ещё важнее. Тот, что был в красном, а с ним ходили двое таких же с пиками, обходил повозки и что-то с них забирал, а тот который в белом на него ругался шибко, что мол жаловаться будет. Говорит, это всё принадлежит какому-то царю марутскому и он будто им покажет в какое место кол растёт.

— А как того царя марутского зовут? — перебила её Зорька, — не называл он его.

— Нет. Звалки не называл, — спокойно и равнодушно ответила Ник, — но постоянно называл его Щедрым.

— Щедрым? — оживилась Зорька, услышав знакомое имя и растягиваясь в хищной улыбке, — Ох, ё! — тут же подражая Данухе пропела матёрая, — Ник, Щедрый и есть его звалка. Во как высоко уж летат. Царь Аркозы! Смотри ка, поганец, девченят наших полонит, сволочь.

И тут же сплюнув, проговорила уже всем:

— Так. Похож они на ночёвку здесь встали и до утра никуда не пойдут. Вот и хорошо. И у нас будет время подумать и приготовиться. Всем отдыхать и отсыпаться. Шатры не ставить. Спать в мешках по две.

Все разошлись, разбиваясь по парам и прячась по мешкам походных шатров. Зорька залезла в мешок к Буре. Им не только спать, но и думать, да решать было нужно. Вернее, думала и решала Зорька, а Буре просто необходимо было знать, что её стае завтра делать предстояло.

Зорька долго молчала, думала. Буря наконец, не выдержала и спросила:

— Зорь? А чё мы их засветло то не перебили? Так же как в прошлый раз вышла бы Славой их в кучку бы согнала, обезволила, а мы бы их кругом скача всех перетыкали.

— Нельзя, — только и ответила матёрая.

— Почему? — удивилась Буря.

— А ты себя на место Щедрого поставь и подумай. Какие вопросы он себе начнёт задавать, когда узнает, что его обоз на пограничной заставе перебит вместе с воинами?

Буря задумалась.

— Ну, наверное, кто такие и откуда?

— Правильно, — согласилась Зорька и тут же продолжила, — а застава эта, с кем граничит?

— Ни с кем, — недоумевала старшая второй стаи, — там пустынные места.

— А вот тут аккарала. Во-первых, там места, «проклятые» для них, из которых никто не возвращается. Во-вторых, там наши места. И даже если мы все следы за собой приберём, он поймёт, что смерть приходила именно оттуда. И что он в этом случае сделает?

— Нагонит народ и будет искать.

— Соображаешь, — согласилась Зорька, — только не просто народ, а охотников и следопытов в первую очередь, а затем своими войнами пойдёт нас убивать. А у него их столько, что на каждую из нас не по одной девятке будет, а не хватит, так за Ардни пошлёт и соберёт тот такую силу, что в ряд выстроит и все эти пустынные земли, как гребешком прочешет. Поэтому заставу эту нам трогать нельзя. Пусть живут. Волчий закон — не гадь где живёшь. А обоз разорим где-нибудь посредине между заставой и городом, притом следы оставить нужно будет с какой-нибудь другой стороны, чтоб искать кинулся подальше от этих мест. Только вот как надо наследить, чтоб за хвост не поймали?

— А что, если из речки какой выйти и обратно вернуться. Мол речная мы нежить.

Зорька встрепенулась, но сразу не ответила, раздумывая.

— А ведь это то что нужно, — наконец торжествующе проговорила она, — и цепь следов короткую оставим, чтоб самим с этим не заморачиваться и тумана в их мозги напустим. Пусть погадают, да поищут. Они конечно по берегу следопытов пустят, искать где мы из реки вышли, а следов то не будет, этим уж Ник займётся. Вот тут-то вся их мужицкая разумность и поплывёт. И пока они не поймут кто и откуда, мы их будет потихоньку прибивать да прореживать.

Она опять помолчала и быстро спросила:

— Кто в карауле стоит?

— Стройная.

Зорька высунула голову из мешка и тихо позвала, переделывая кличку дозорной на свой лад:

— Сосна, — та вынырнула от куда-то с боку, — передай по смене, чтоб нас будили, как только светать начнёт.

— Передам, — тихо ответила девка и опять пропала.

В предрассветном мареве встали не только старшие, но и обе стаи в полном составе, притом поднимать никого не пришлось. Собравшись в круг, Зорька тут же поставила задачу Буре и её стая, недолго мешкая, налегке ускакала искать подходящее место для встречи обоза. Зорькины девки с грузовыми лошадями двинулись следом.

Ещё далеко до полудня место бойни было определено. Лагерем встали в глухой балке, вперёд выслали дозор. Стали ждать. Речка рядом была вполне подходящая в центре с течением и глубиной, что кони на плавь переходили. Тут другая опасность возникла, неожиданная — лодки на реке. Пока стояли в балке, прячась в прибрежных зарослях кустов, по течению прошли две гребных лодки с людьми и это настораживало. А что если появятся в самый неподходящий момент? Хорошо если близко, то перебить можно будет, а коль издали их заметят? Что потом за ними по всей реке гоняться? У них на это времени не будет, да и следы потом замучишься за собой убирать. Но делать было нечего. Решение принято, оставалось уповать только на удачу, и она от них не отвернулась.

Когда дозорная подала знак, Зорька, оглядев ещё раз реку в обе стороны, повела стаи в воду. Проскакав по мелководью чуть выше по течению, они выскочили из воды и направились на подъём. Дорога проходила поверху, на значительном расстоянии от реки. Подъём был не ровный, изрезанный оврагами стекающих сверху весенних потоков, которые уже начали покрываться травой и зарастать помаленьку. Поднявшись наверх, обе стаи прижались к спинам коней, прикрываясь от дороги холмом, а Зорька в одиночку направилась к растянувшемуся обозу.

Она остановила своего огненно-рыжего коня, которого ласково кликала Солнышко поперёк дороги, повернув к подъезжающему обозу свою прекрасную сторону лица и стала ждать, расцветая в колдовской улыбке и накрывая всё вокруг себя Славой. Передовой воз, подкатив почти в плотную, остановился и с него попрыгали мужики, распахнув рты и выпучив глаза. Они все как один замерли в парализующем восхищении. Следом подтягивались остальные. Тоже останавливались, тоже спрыгивали и подбегали к общей куче. Вскоре весь обоз в полном составе столпился возле излучающей колдовской свет Зорьки. Поднята вверх рука и откуда-то цепью вылетели всадницы, проскакивая за Зорькиной спиной и закручиваясь, замкнулись в кольцо. Засвистели стрелы. Заворожённый народ, так и не успев ничего понять и не выходя из состояния эйфории, весь простился с жизнью. Даже не пискнув. Всё закончилось, по сути, даже не успев начаться. Девкам хватило одного проскока, выпустив по три стрелы за раз и сделав полный круг, приготовившись ко второму подскоку, их ждало разочарование. Зверь закончился. Всё. Первым делом пленных кутырок кинулись освобождать, потом вынимать стрелки со стрелами, распотрошили ножами все мешки, разбросав и рассыпав по земле содержимое. Сушёная рыба, орехи, сушёные грибы, семена, солёное нарезанное мясо и много ещё чего. Мёд было жалко, но Зорька строго на строго запретила, тяжёлое не брать. Надо было всё испоганить и выбросить. Взяли только то, что кутырки сами для себя набрали и сами унесли. Они оказались голодными. Затем Зорькина стая рванула тем же путём обратно, увозя детей, которые вцепились в каждую девку и висели на них гроздями, Буря со своими принялась колдовать над следовым узором.

Зорьке очень хотелось посмотреть на реакцию Щедрого, аж до зуда, как хотелось, но понимала, что надо уходить, неожиданно появившийся груз уносить, притом как можно быстрее и дальше. Освобождённых кутырок разместили на грузовых лошадях, перекинув походные шатры поперёк спины и усадив их в образовавшиеся мешки по обоим сторонам. Они не пошли обратно тем же путём, что и пришли. Зорька повела их широким обходом, чтоб уйти в пустошь вообще из земель другого города, на всякий случай подстраховываясь. И на третий день глубокого рейда по аровым землям и уйдя достаточно далеко от Аркозы, они чуть лоб в лоб не столкнулись с бедой.

Шли походным, обычным построением, вдруг Зорька почувствовала массовую тревогу передовой стаи, а затем и сама стая показалась, несясь к ним галопом. Зорька остановилась и занервничала. Первой подскакала Буря и затараторила:

— Там, прямо на нас очень большой отряд идёт.

— Нас ловят? — забеспокоилась Зорька, наверное, от неожиданности и растерявшись, чем здраво соображая.

— Нет, — тут же встряла Нева, — просто идут по дороге, — и она указала в сторону, где проходила дорога, — ровным строем по четыре человека, пешим ходом, но быстро. Их так много, что конца я даже увидеть не смогла.

— Вы их видели хоть издали? Кто таки?

— Нет, — ответила Буря, — Нева почуяла и решили вернуться, от греха, только Ник под морок ушла и осталась.

— Так, — за озиралась Зорька, ища в бескрайней степи место, где можно было бы укрыться, но ничего на первый взгляд на глаза не попадалось, и решив, что самое лучшее убраться подальше от дороги, скомандовала, — за мной.

Стаи во всю прыть рванули в степь и вскоре спустились в удобную ложбину, где остановились и замерли. Спешились. Нева уселась на землю, закрыла глаза и стала прощупывать зверя. Две девки Буреной стаи, накинули скрытные накидки, под траву и поднялись наверх в дозор. Зорька тоже уселась на землю и закрыв глаза, прислушалась к Ник. Она чувствовала её волнение, но страха и угрозы не было.

— Идут мимо, — проговорила Нева, всё ещё не открывая глаз и почему-то плавно раскачиваясь взад, вперёд.

Наконец, когда Нева объявила, что всё, прошли. Девки расслабились и даже кутырки до этого сидевшие как мышки, дружно защебетали. Зорька дала команду готовить перекус, а сама, отойдя в сторону, о чём-то призадумалась. Пока готовили, пока собирались, появилась Ник и рассказала, не отрываясь от общего перекуса, следующее. Отряд действительно был большим и сосчитать она всех не смогла. Впереди на сверкающей повозке на двух колёсах, ехали два мужика, тоже, как и повозка, сверкающие с головы до ног. За ними ещё три по семь таких же двухколёсных, только обычных, не сверкающих. В каждой из них так же стояли двое. Дальше шли мужики в красном с пиками, такие же каких она видела на заставе. За ними много мужиков в кожаных, толстых одеждах и все при луках. Дальше ехали обычные повозки. Их было много. Ник сначала принялась считать, но потом сбилась, но на её взгляд примерно четыре или пять раз по девять. На каждой повозке было по одному человеку, и они были все чем-то гружёные, скорее всего продуктами.

Ник замолчала, давая понять, что всё рассказала, молчали и девки, то и дело украдкой поглядывая на матёрую, которая продолжала о чём-то напряжённо думать. И вдруг, неожиданно скомандовала общий походный сбор. Как только все оказались готовы двигаться дальше, гадая, куда их поведёт Зорька, та удивила всех своим решением:

— Нева, веди-ка нас за ними.

Шли всю вторую половину дня без остановки, но рывками. Нева то замедляла шаг, то переходила на рысцу, то вовсе останавливалась, медленно крутя головой в разные стороны. Ближе к вечеру она остановилась в очередной раз, но постояв какое-то время, развернулась и подскакала к основной стае:

— Они остановились и начали собираться в кучу, похоже, что становятся на ночлег, — высказала она предположение Зорьке.

— Пора бы уж, — недовольно подтвердила матёрая, зачем-то оглядывая небо вокруг, — Сосна, — позвала она девку из Буреной стаи, и когда та подъехала, тихо проговорила, — вот, что Стройная, забирай всех лошадей с детьми и найди где-нибудь схрон. Затаишься там и носа не высовывай до тех пор, пока мы вас не заберём. Понятно?

— Понятно, — ответила девка и пошла шикать лошадям, уводя их за собой в степь.

— Мы что, нападём на эту армию? — недоумённо поинтересовалась Малха, выпучивая глаза из орбит.

— А мы чё сюда прискакали, обозы разорять чё ли? — с ехидством ответила ей Зорька, — да ни ссы девка, поедим просто глянем на их. Уж больно чешется у меня на них своими глазами поглядеть.

Дождавшись, когда грузовой табун скроется, развернулась к притихшим девкам.

— Нева, далеко до них?

Нева посмотрела в сторону врага и пожав плечами неуверенно сказала:

— Три, четыре полёта стрелы.

— Ник, — тут же скомандовала Зорька, — прокатись вперёд. Глянь, откуда на них сподручней будет посмотреть.

Ник кивнула и погладила своего Урушку по гриве, от чего конь дёрнул башкой и пошёл.

Пока лазутчица промышляла, Нева сообщила новую информацию:

— Они разделились на три отдельных кучи.

— На кой? — не понимая спросила её матёрая.

На что Нева только пожала плечами, но тут же уточнила:

— Причём все кони собрались возле той кучи, что ближе к нам. Вторая чуть поодаль влево, а третья совсем отделилась и собралась правее.

Своё уточнение Нева, с закрытыми глазами, сопровождала махая руками, указывая точное направление каждой кучи людей.

Наконец, явилась Ник и подтвердила сказанное Невой.

— На всех сразу поглядеть не получится, Зорь. Они разделились и разошлись по разным сторонам. Прямо перед нами все те, кто на двухколёсных телегах и чуть с боку поставили четырёх колёсные. Коней от телег на отвязывают. Сами сели кружком. Трапезничать собираются, но похоже ещё не скоро. Варево только поставили. Вторая куча — все красные. Они левее отошли и там встают лагерем. Шатры лёгкие натягивают и тоже котлы ставят. Третья, самая большая куча — лучники. Те вообще ушли за холм. Там ложбина большая, вот там и устраиваются. Котлов не видно, но костров разожгли много.

— Блестящие в первой куче? — уточнила Зорька.

— Да.

— Откуда на них можно глянуть?

— Сложно. Место ровное. Трава низкая. Если только тебя за руку поведу.

— Ну, что ж, давай. Всем стоять здесь. Ждать.

Ник и Зорька взялись за руки и неспешно пустили коней шагом.

Когда стало совсем темно, то все девки в полном составе собрались в глубоком овраге, где Сосна спрятала лошадей и кутырок. Вечерок удался на славу. Обе стаи были без сил. Красну вообще привезли на руках без чувств и уложили на траву спать. Рядом упала Елейка, тоже на последнем издыхании. Осипшим голосом отказавшись от еды, но потребовавшая пить. Малха вообще не понятно, как стояла на ногах, но четыре глубоких пореза на её коне Морозке, не давали ей расслабиться и упасть вместе с подругами. Да и сама она текла кровью получив порез на ноге и плече. Она ревела как белуга, в срочном порядке накладывая лечебные мази на раны коня и сквозь слёзы уговаривая его потерпеть. Буря поймала стрелу в бок и над ней колдовала сейчас Сосна. Рана была несерьёзная, так кожу с боку проткнуло навылет, хотя кровищи натекло порядочно. Ещё две девки Буреной стаи словили стрелы. Обе в левое плечо, притом почти одинаково. Вот их раны были серьёзны. Медные наконечники воткнулись в плечевой сустав и Зорьке пришлось их резать, чтоб достать. Стрелы вынимали и из коней. Шесть штук. В общем дальнейшие активные действия девичьих стай откладывались, но и оставаться здесь было никак нельзя, поэтому, как только закончили с перевязками и мазаньем заживляющими мазями, Зорька скомандовала подъём и спешно стала уводить стаи в стрекочущую, звёздную, ночную степь, в сторону реки, оставив Ник и ещё четырёх девок из её команды работать со следами. Вот такие были итоги просмотра Зорькой мужицкого войска.

А произошло следующее. Ник и Зорька благополучно добрались до первого круга воинов. Она сразу узнала в главаре, запечатанном с ног до головы в золото, одного из ближников Ардни по имени Звонкий. Вторым золотым оказался его возничий. Из тех, кто сидел с ним за одним кругом, промелькнули ещё знакомые лица. Зорька сначала не могла вспомнить где она их видела, но потом друг вспомнила одного. Он был из отряда лучников Ардни. А когда вспомнила одного, то и вспомнила других, кого признала и сделала для себя вывод, что Звонкий, видимо, теперь тоже царь какого-то города, а его ближний круг составляют бывшие лучники Ардни, которые тоже теперь владеют колесницами, то есть поднялись в ранге. Плохо было то, что практически все они знали её. Даже если она их не всех узнаёт, то они её — точно знают. Кучка сильных мира сего была небольшая и расположилась очень удобно для атаки на них, но фокус со Славой здесь мог не пройти. А жаль. Вторая кучка тех, кто был в красных накидках, видимо воинских городских кланов, расположилась на приличном удалении и если тихо, то можно было бы вырезать всю эту свору царька с ближниками, даже не подняв шума среди городских воинов. Лучников, про которые Ник говорила, вообще не было видно. Кроме ближников Звонкого вокруг крутилось довольно много народа, похоже тех, кто приехал на больших повозках, но это, как увидела Зорька, скорее всего была прислуга, притом абсолютно без какого-либо оружия. Затем Ник и Зорька, обойдя повозки вокруг, сходили к лагерю лучников. Те действительно откололись от царя на приличное расстояние, кучно собравшись в глубокой, большой яме, почти идеально круглой, со всех сторон окружённой эдаким круглым валом, на котором был выставлен дозор в четыре человека на все стороны света. Это действительно была грозная сила. Мало того, что все были хорошо вооружены и защищены кожаными панцирями с ног до головы, но их ещё было много. Около сотни, если не больше. Смотреть воинские городские кланы они не пошли, а вернулись к стаям.

Упускать такой случай Зорька позволить себе не могла. Ведь перед ней была одна из целей жизни. Она поклялась перебить Ардни с его ближниками в полном составе и не важно сразу всей кучей или по одному. Вот так по одному даже сподручней. А тут все обстоятельства складываются в её пользу. Отряд со Звонким во главе небольшой и нападения не ждёт. Их перебить не составит труда с первого же наскока и в принципе после этого легко унести ноги. Ловить их будет не кому, но с другой стороны всем арам станет известно кто они такие. Пусть даже прислугу тоже перебью без труда, но клановые воины и дозоры лучников пусть даже издали, но обязательно заметят и разнесут по всей степи про отряд девок на конях и весь туман непонятного развеется и тогда жди в гости ищеек, а то и самого Ардни со всеми арами ему подвластными. Значит надо сделать так, чтоб никто, ничего не увидел. И на обратном пути к стаям у неё созрел план.

— Красна, — обратилась она к подруге, когда они с Ник добрались до ждущего их отряда, — у тебя как с силами.

— Нормально, — удивилась вопросу Красна.

— Тогда слушай меня внимательно, — начала Зорька любимой присказкой своего бывшего мужа, — Ник тебя отведёт поближе к яме с лучниками. Там спрячешься и сотворишь прямо над ямой тучу помощней. Так чтоб ни одна сволочь из этой ямы не вылезла. Просто будешь держать их там. Уша, поедешь с Красной, прикроешь, пока она колдует. Так Ник, давай веди их.

Ник пожав плечами, мол тебе виднее, взяла за руки Красну и Ушу и отправилась куда сказали. Зорька продолжила:

— Так, Малха, Нева, — обратилась она к другим своим подругам, — вы скачите большим кругом с обратной стороны, так, чтоб зайти к красным войнам с противоположной стороны от нас. У них луков нет. Издали вас не достанут. Вы должны отвлечь их внимание на себя. Ещё лучше, если они за вами побегут от нас подальше. Сами в драку не ввязывайтесь, только отвлекайте и отводите. Вперёд.

Малха с Невой развернули коней и галопом рванули по степи. «Как хорошо, — подумала тогда Зорька, — что приучены, не задавая вопросов исполнять порученное».

— Остальные приготовились к резкому наскоку, без кручения кольца, одним проходом. Поэтому стрелять быстро, но метко. В первую очередь выбивать ближников, которые одеты в бронь. Только потом тех, кто в простой одежде. Это их прислуга и она не вооружена. Их бить потом, когда с первыми закончим. Хотя скорей всего те побегут в рассыпную, а упускать никого нельзя. Мы должны сделать всё быстро и для тех отрядов, которые будут держать на себе Красна и Малха, мы должны остаться не замеченные. Понятно.

— Понятно, — ответил ей не дружный хор оставшихся девок.

Но они никуда не рванули, а остались ждать, смотря на небо, где в стороне начинала сгущаться чёрная туча и когда там сверкнула первая молния, Зорька скомандовала:

— Вперёд.

Всё получилось, как Зорька и планировала, ну или почти получилось. Их сводная стая сделала всё быстро и качественно. Наскочили, перебили. Даже прислуге далеко разбежаться не дали. Положили всех. Красна тоже молодец, устроила лучникам конец света. Такое мощное кольцо ветром закрутила, что даже Зорька, находившаяся достаточно далеко, чувствовала сильный ветер, а вот у Малхи с Невой не заладилось, вернее заладилось, но не так как Зорька планировала и наказывала. Всё Малха, дура, виновата. Решила видите ли одна с целым войском справиться, да силёнок не рассчитала. Если Нева держалась на расстоянии выстрела лука и как могла прикрывала подругу, которая то и дело лезла на рожон, подскакивая вплотную и вылавливая глаза врага, морозила, морозила, морозила. За первый наскок, прямо вдоль рядов прошлась и пару десятков прибила. Но когда мужики опомнились, так уже не получалось, хотя за один последующий наскок по три четыре человека всё равно отправляла в паралич. Но и воины, как поняли, что ведьма это глумится над ними, чем оповестили всю степь воплями, тоже кинулись нападать. Не учла Малка, что воины не только тыкать пиками могут, но кидаться ими. Вот тут её чуть и не прибили. Куча пик полетела, и она увернутся уже не смогла. Одно чудо. Все пики прошли по касательной и лишь порезали её в двух местах, да её Морозку в четырёх. На этом её геройство закончилось, и она отскочила к Неве, откуда на пару стали выбивать бегущих за ними воинов стрелами.

Зорька, когда со Звонким закончила, огляделась и заметила, что от лагеря красных воинов ор идёт и вроде как целый бой разыгрался, а когда почувствовала Малхуну боль, аж взревела от отчаяния, но у неё тут же родилась идея.

— Елейка, — крикнула она подруге, — давай поднимай всех коней и лошадей с повозками и колесницами и гони на красных сплошной волной. А как направишь, доводи их до бешенства, да вложи в них всю силу. Малху с Невой бьют, суки.

И ту началось представление. Елейка выскочив в перёд, заверещала на зверином и все колесницы, и повозки дёрнулись и покатились за ней, с каждым шагом разгоняясь всё быстрее и быстрее. Елейка верещала так, как не делала никогда в жизни. Голос у бедной пропал быстро, но бешеная волна животных уже раскрутила свой маховик на полную. Они не останавливая прокатились по лагерю клановых воинов и не останавливаясь ускакали в пустую степь. Остановить их уже было не кому. Елейка в самый последний момент резко ушла в сторону, чтоб табун колесниц не затоптал и могла только безголосо шипеть. Малха с Невой увидев перемалывающий всё на своём пути звериный каток, тоже еле успели кинуться сначала от них в степь, а как поняли, что те несутся в каком-то определённом направлении, отвернули и ускакали в сторону. Поток повозок, разваливающихся по пути, поднимая стену пыли, вскоре скрылся где-то вдали. Только после этого они осторожно вернулись к лагерю красных, а там Зорькины стаи уже всех живых добили.

Остались лучники. В принципе, Зорька понимала, что можно было просто снять тучу и спокойно уйти. Пускай потом они с выпученными глазами бегают и соображают, что тут произошло, но мысль о том, что кто-то из дозорных мог их видеть, не давала покоя. Собравшись вместе Зорька повела их к Красной, которая сидя на земле, колдовала. Ник сидела рядом и жевала травину. Только Уша беспокойно нахаживала туда-сюда, туда-сюда. Ей не терпелось действовать, а приложить силу было не куда. Зорька спрыгнула с Солнышка и подсела рядом с Красной.

— Красна, это Зорька, — обратилась она к девке, — ты тучу с пустотой держишь внутри или с вихрем.

— С вихрем, — ответила Красна, не отрывая глаз и не разжимая зубов.

— Тогда давай сжимай их там и молнией лупи всех по полной. Заканчивать будем.

Тут же запрыгнув на коня, скомандовала:

— Моя стая слева полукольцо, Буря, твоя стая справа. Окружаем и бьём всех, кто выскакивает. Ник, Уша, присоединяйтесь.

Стена пыли, травы, мусора и не пойми, чего, стала медленно сужаться, опускаясь в глубь круглой впадины. Лучники оттуда не выскакивали, как предположила Зорька, а вылетали с воплями либо покалеченные, либо вообще уже помирашками. Стрелять при таком ветре было бесполезно, да и кони плохо слушались, и тогда матёрая вернулась к Красной и дала команду кончать с тучей, и девка тут же расслабилась и повалилась на спину от бессилия. Оказывается, она уже была на приделе.

Зорька со стаями, как только ветер по утих, заскочили на вал. Перед ними открылась картина ужаса. Людей там не было. Были лишь кучи земли и пыли. Ветер, всё ещё до конца не стихший, гонял по яме небольшие завитушки пылевыхсмерчей. Девки замерли и тут вдруг кучки начали шевелиться, и кто-то диким голосом заорал: «Бой!». Зорька, как и все девки даже растерялась и это стоило им четырёх раненных. Но как только пылевые маньяки начали стрелять, Зорька, приходя в себя, тоже заорала: «Убить всех!».

Она потом ещё долго вспоминала эти мгновения замешательства, коря себя за то, что никогда нельзя расслабляться, никогда нельзя удивляться пока бой не окончен. В бою надо быть готовой всегда, даже когда это кажется невозможным. Какое-то время потратили на то, что Нева самым тщательным образом просматривала поле боя на предмет живых и последующую зачистку по её указаниям. Наконец, было всё кончено.

Вот такой вечерок выпал девкам, а теперь быстрым шагом в ночи, они уходили в сторону дома по прямой. Зорька посчитала, что достаточно они на петляли и дала задание Неве вести всех домой. И та повела.

Дорога домой была долгой. Как только ушли в необжитые земли, Зорька то и дело устраивала привалы, давая отдохнуть детям и раненным. Охотились, варили настоящую еду, а не перекус в сухомятку. Несмотря на невообразимую по меркам того мира победу, настроение было у всех хмурым. Сказывалась усталость, а Зорьку, к тому же, не давали покоя угрызения совести. Она поняла, лишь обдумывая произошедшее по дороге домой, что поступила неправильно. Нельзя было так рисковать подругами, даже для достижения цели. Двумя неполными девятками вот так сломя голову нападать на в несколько раз превосходящего противника, это просто сумасбродство. Да, дерзко. Да, используя эффект неожиданности и просто неимоверное везение. Но постоянно ведь так везти не может. Ардни никогда не водил своих в неизвестность. Он сорок раз всё просчитывал, взвешивал и непонятным для неё образом предвидел даже самую малость. Ближники частенько шутили, что атаман даже знает, «когда и кто пёрнит и чем вонять будет». Маньяк его знает каким образом, но именно в умении предвидеть действия противника, делали его незаменимым атаманом. Они на него молились и старались как можно точнее выполнять все его указания, потому что знали — от этого зависит и успех похода, и отсутствие царапин на своём любимом теле. Она так не умеет и если судьба столкнёт их лоб в лоб, он Зорьку и всех её девок даже с дарами и способностями порвёт, как собака тряпку, потому что, он будет знать о ней всё и предвидеть все её шаги, а она так не сможет. А то что они столкнуться, Зорька даже не сомневалась. Тревожил её ещё один момент, непонятный. Поведение Звонкого с ближниками было понятно. Хотя какое там поведение, они и сообразить ничего не успели. Поведение клановых городских воинов тоже можно было предсказать, а вот поведение горстки оставшихся лучников, после урагана, устроенного Красной, не укладывалось в Зорькиной голове. После того, что там происходило: бешеный ветер, срывавший с земли всё, что мог сорвать, вплоть до самих лучников, разящие молнии с небес, должны были любого лишить рассудка, до суеверного трепета, паники, а вместо этого они зарылись в землю и ждали первого удобного случая, чтоб ринуться в бой с непонятно кем, хоть со всеми стихиями сразу, хоть с богами всемогущими. Она видела их земляные лица, перекошенные яростью. Она тогда прочитала на них страшную речь. Лучники кинулись умирать! Но умирать достойно, стараясь захватить с собой, как можно больше врага, даже не понимая кто он. Если б они знали, что против них всего лишь сопливые девки с «тыкалками»… А вот интересно, если б они это знали, повели бы они себя также.

Когда наконец добрались до дома, то настроение ещё больше подпортили встречающие. Истерика Данухи с визгом и матами длилась дня три. Выслушала Зорька не только то, что та о ней думает, но и не думавши баба ещё наговорила в три короба. Но это то, было понятно и предсказуемо, но вот речь Голубавы, после того, как окончили рассказ о походе, Зорьке в аккурат шлепком по морде прилетела. Голубава, по сути, сказала всё то, что и грызло Зорькину совесть, только кратко, точно и обидно.

— Нельзя так охотиться. Охота должна быть подготовлена. И место, и время, и силки с ловушками. Для того, чтоб зверя охотить, надо знать о нём всё. Привычки, повадки, как он ведёт себя в том или ином случае. Что от него ждать?

— А ты чё ли много знашь? — взбесилась Зорька, вскакивая и сверкая глазами.

— И я о том же, — пробурчала Голубава испуганно, пряча глаза, — надо сначала узнать, а потом в драку кидаться.

— Умныи все, пиздец, — не успокаиваясь нервно заметалась матёрая по бане от одной стенки к другой.

Все моментально замолкли и прижались к полу, понимая, что если сейчас Зорька врежет, то мало не покажется, но та пометалась, пометалась и плюхнувшись обратно на своё место, хмуро проговорила себе поднос:

— Сама знам, чё дура и не *уй лишний раз тыкать мине мордою в говно. А коли така умна, то научи как зверя просчитать.

Наступила тишина, которую так не любила Нева, но что сказать по этому поводу, не знала и поэтому предложила первое, что пришло в голову:

— А может кого пленить, да расспросить?

Девки сделали умные лица, будто обдумывая предложение, а Зорька разом отошла от гнева и закатилась истеричным смехом. Ещё толком не просмеявшись, она сквозь смех поинтересовалась:

— Нева. Каво ты хошь пленить, атамана ихнева чё ли?

Но затем успокоившись, разъяснила, выключив в себе ведьму:

— У них за всех думает и решает Ардни. Этот сукин сын имеет непонятно откуда и кем данное чувство предвидения. Вот Малху, одарили заморозкой, Красну — грозовой тучей, Елейку — звериным языком, а этот урод — предвидит. Понимаешь? Он, сволочь, заранее всё знает, всё ведает и ведёт своих пиздюков так, как будто то, что произойдёт, ему заранее известно, а вот что будет делать он, никто не знает. Какой тут смысл кого-то полонить, если у всей этой оравы лишь одна голова, которая думает и решает за них. Вот как его обмануть?

Зорька вновь задумалась. Но тут вновь прорезалась Голубава:

— Значит надо вести себя непредсказуемо и стараться всегда быть на шаг впереди, чтоб ему всегда приходилось только догонять, а не ставить перед тобой вопросы, заставляя делать то, что ему нужно.

Зорька с изумлением уставилась на Голубаву, и только тут вновь вспомнила, что в башке у Голубавы мужик сидит, а то уж в последнее время совсем об этом забыла. Голубава же продолжала:

— Нельзя предсказать только непредсказуемое, даже если это непредсказуемое заранее придумано. К тому же надо учитывать, что он не знает с кем имеет дело, а ты его знаешь и наверняка что-то знаешь о их манерах, повадках и предпочтениях. Он не сможет, не зная врага, просчитать тебя, а ты сможешь попробовать угадать его действия в том или ином случае, если оставишь малый выбор.

Вновь наступило молчание, но на этот раз молчание — ожидание Зорькиной реакции. Даже Нева не встряла.

— Ладно, — подытожила разговор Зорька, значительно повеселев, — подумать надо, — и забубнила себе под нос, — на шаг впереди, на шаг впереди…

В былые времена в это полнолуние на солнцестоянии в артелях происходило событие, чрезвычайной важности, которое затрагивало не только саму артель, но весь род в целом. Производились выборы атамана. Хотя, по правде сказать, как правило, перевыборы старого. Смена атамана — вообще вещь была крайне редкая и носила чрезвычайный характер. Зачастую только смерть старого атамана приводила к выбору нового, хотя бывали случаи и драки с поножовщиной, но это бывало крайне редко. И перевыборы старого, и выборы нового проходили одинаково и вполне мирным путём — посредством общей рыбной ловли сетями. Вытянув улов, каждый брал по рыбине и нёс к ногам будущего атамана, после чего вставал за его спиной. Социальная структура артели была устроена таким образом, что конкуренция для авторитета атамана отсутствовала. Он в первую очередь опирался сколько не на себя, свои знания и умения, а на силу «ближнего круга», а в нём «чужаков» не держали. Там были только «в доску» свои мужики, на которых можно было положиться «от и до». При перевыборах старого атамана жизнь рода текла дальше, как и прежде, без изменений, а вот если атамана избирали нового, изменения происходили серьёзные, порой кардинальные. Если в артели претендент был явный, то всё проходило без эксцессов. Если же претендовало несколько равных, то всё значительно усложнялось. Выборы атамана проходили под эгидой родового ведуна. Ведун жил особняком и крайне редко касался дел артели, но в эту седмицу от него зависело многое, если не всё. Шла седмица Знаменье^[135] и по знаменьям ведун иногда напрямую диктовал условия. По его указке претенденты могли просто посоревноваться, например, в охоте или выполняя только одному ему понятное задание. Странно, но в те времена не практиковались единоборства между претендентами. Артели не были военизированы, хотя физическая сила была в цене и уважении, но не была для атамана главным атрибутом. Внутри мужицкого сообщества — да, но для жизни всего рода — нет. Иногда, когда претенденты стоили друг друга, принималось решение о разделе баймака. Такое же решение принимал старый атаман при разросшемся населении рода. Он сам выдвигал нового атамана, определял для него артель и делил бабняк и тот, собрав своих подопечных в кучу, уходил на новое место, образуя новый баймак-сателлит.

При смене главы рода, коренные изменения происходили и бабняке, ибо в этом случае менялась и большуха. Новой большухой бабняка становилась мама вновь избранного атамана, если её уже не было в живых, то атаман выбирал себе Мать из имеющихся, при этом вполне мог оставить и старую. Передача полномочий в бабняке так же производилась при участии рыбы. Новый атаман, после выборов, приносил свежую рыбу в бабняк и вручал её новой большухе. Этим подношением большуха и определялась. Старая и новая совместно пекли из этой рыбы, что-то напоминающее пирог. И на общем бабьем сборе этот пирог совместно поедали, но не все. Куски раздавала новая большуха по очереди, в зависимости оттого, кого она к себе приближает. Таким образом, она определяла свой ближний круг. Кому куска не давала вовсе, вынуждена была покинуть баймак, перейдя в разряд еби-баб. Эта раздача производилась под присмотром нового атамана и его ближнего круга и любые недовольства со стороны баб, тут же пресекались. Как правило, старой большухе куска точно не доставалось. Любопытно, но при перевыборах старого атамана, та же старая большуха, так же пекла рыбный пирог, но уже в одиночку, и так же раздавала куски своим бабам. Очерёдностью раздачи она могла поменять ранг каждой, а также кого-нибудь могла определить в еби-бабы. Зачастую это было просто необходимо, так как еби-бабы играли огромную роль не только в мужском сообществе, к кому они хаживали, как на работу для удовлетворения своих сексуальных потребностей, но и для инициации подросших пацанов, которую было необходимо провести уже совсем скоро на Купальную седмицу. И если количество еби-баб было недостаточно, то его пополняли без разговоров. Перевод в еби-бабы зачастую воспринимался как благо, как «выход на пенсию с полным социальным обеспечением». Несмотря на то, что бабы отрывались от родного бабняка и привычной жизни, для многих это было радостным облегчением. Они снимали с себя ярмо большухи и различных, не очень приятных, обязаловок. Они становились сами по себе, т. е. свободными. Но свобода эта была относительной. Еби-бабы селились в глухом лесу, в специально построенных для них домах на больших пнях, как на сваях и не имели право надолго покидать это жилище. Они соединялись с дикой природой леса воедино. Кормились его дарами, лечились сами и лечили приходящих к ним, тем же лесом. Приходившие к ним мужики на постой, несли различную еду и в первую очередь мясо. Еби-бабы, как правило, не были вековухами, а в некоторых случаях, например, бесплодие, врождённые и приобретённые уродства или увечья, вообще были молоденькими. В их обязанности входило только одно: забредшего к ней гостя она обязана была принять по строго заведённому ритуалу гостеприимства. Накормить, напоить, попарить в бане, «спать уложить», т. е. оказать сексуальные услуги и помочь. Поговорить по душам, хворь отогнать, поворожить, помочь советом и т. д., главное помочь, не важно чем. Отказать ни в одном из пунктов гостеприимства она не могла, мало того, что она была связаны обетом, но ещё была принуждена к этому обряду страшным заклятьем, которое накладывал на неё родовой колдун. Не сделай она хоть что-нибудь из выше перечисленного и её ждала неминуемая жуткая и мучительная смерть. Да, никто, в общем-то, и не противился исполнению «предписанного». Для многих жизнь в еби-бабах была «курортом», после бабняка. Единственные к кому приходилось применять жёсткие санкции принуждения, при переводе, так это те, у кого в баймаке оставались малые дети. Большуха и таких могла заслать. У сирот этих была судьба не завидная. Для начала их передавали на попечение другим бабам. И если с пацанами было попроще, то судьба девченят, как повелось, заканчивалась невестованием в чужих бабняках или, что ещё вероятней, они продавались арья.

Дануха, сидя на пенёчке у своего кута и греясь на солнышке, вспоминала об этом всём не то с досадой, не то с грустью. Ностальгия мучила. С годами почему-то плохое в памяти стиралось, постепенно блёкло, а хорошее и доброе наоборот выпячивалось. Вот и казалось, что раньше лучше было, правильнее, что ли. Зачем надо было всё рушить? Зачем Троица решила всё сломать и начать какую-то непонятную новую жизнь? Кому это всё надо? Одному Валу известно. Тут мимо, задрав горделиво голову и всем видом показывая в себе конченую стерву, прошлёпала Зорька со Звёздочкой на руках, направляясь в сторону бани. Поскрёбушка жалостливо хныкала, обхватив маму ручками и то и дело тыкаясь заплаканный личиком ей в шею.

— Эт ты куды нашу Звездюлину то попёрла? — лениво, еле шевеля губами про гундосила Дануха, как бы между прочим, не переставая нежиться на солнышке и щурясь от удовольствия.

— В баню, — буркнула недовольная Зорька, — захворала Звёздочка с такими мамками, как вы с Данавой.

— Ох, ё, — растянувшись в широкой улыбке, пропела баба, вообще закрывая глаза, — смотри к бывала кака нашлася. Чё стряслося то?

Зорька резко остановилась. Крутанулась, оборачиваясь к Данухе, сверля её красными, воспалёнными глазами. По виду хотела было что-то сначала ругательного выдать, собрать всю злость за недосып да вылить на вредителя, как ушат с помоями, но увидев довольную рожу Данухи, почему-то тут же передумала, поняв, наверное, что вековуха всяко побольше её знает и уж что-что, а вреда дитя сделать бы не посмела, как бы Зорька себя на это не стропалила. И скорее от безысходности и усталости выдавила из себя жалобу:

— Да вот, Данух, чё т лихоманка кака привязалась. Всю ночь жар трепал, под утро тольк уснула. Не знашь чё?

— А чё за раз то ко мне не прибёгла? — ехидно поинтересовалась баба, отнимая своё лицо от солнца и хитро уставившись на молодуху, растягиваясь у широченной улыбке, но только одними губами.

Зорька замялась.

— Ну, дать, — выдохнула Дануха, резко перестав улыбаться, — сама, всё сама. Вредность то из жопы так и прёть. А куды ж теперяча рванула?

— Тык в баню, — уже совсем сконфуженно ответила Зорька, — хочу материнску защиту^[136] намыть. Мож поможет.

— Ну, тык. Эт дело хороше, вряда не будь.

Зорька ещё помялась с ноги на ногу и переступая через себя и свою гордость, попросила:

— Так, Данух, может чем поможешь?

— А как же «сама, сама», — продолжила язвить баба, но видя, что молодуха потупила глазки, добавила, — ладноть, иди лей. Подойду попозжа.

Зорька развернулась и понесла дочь в баню. На душе стало спокойней. Не хотела она Матерь просить, стыдно ей было перед бабой. Звёздочка так прижилась у Данухи, что и про маму начала забывать. Как-то заело это матёрую, даже сама не поняла на какую мозоль ей этим баба наступила. Забрала дочь от неё, как от титьки оторвала, да ещё причём чуть ли не с руганью, всячески показывая вековухе, кто есть «настоящая мама», но вот не долго сама нянчилась. Уж на второй день Звёздочка приболела. А в Данухе за помощью было обращаться уже стыдно. Хотела Данаву дождаться, что убежал куда-то с утра пораньше, не то собирать травы какие, не то ещё чего, но в шатре, как проснулась, она его не застала. И сбегав туда ещё несколько раз, попозже, тоже не застала. Вот и решилась сама, хоть материнской защитой «пролить». Её мама всегда так с ней в детстве делала. А тут Дануха подвернулась на пути, как назло, хотя может это и к лучшему.

Когда Зорька уже заканчивала, сливая с себя последний ковш воды, в баню наконец пожаловала Матерь.

— Ути Звездюлину нашу мама намочила, — засюсюкала она, обращаясь к Звёздочке.

Та сидела между ног Зорьки довольная, фыркая каплями воды, то и дело утирая личико своими крохотными ладошками, что получалось у неё очень смешно.

— Накась, — протянула Дануха Зорьке какую-то безделушку на верёвочке, — то ж с сябя сплясни, да на дочу одень.

Зорька сначала хотела было спросить, что это, но тут же поняла — это материнский оберег^[137].

— Благодарствую, Данух, — принимая отполированный кусочек дерева с дыркой от сучка, поблагодарила Зорька и тут же с надеждой спросила, — а зелье какое-нибудь?

Дануха крякнула, присаживаясь рядом, сплюнула с ехидной улыбкой и проговорила:

— Ох и дура ж ты Зорь. Нет тако зелья, чёб зубы не лезли. Я про тако не слыхала.

— Каки зубы? — недоумевала молодуха.

— Ну не твои ж. Тябе уж поздно растить, пора дёргать, притом по живому, а вот Звездюлине в самый раз.

— Так чё у неё зубки режутся, чё ли?

— А то, — со смехом сказала баба, — пиздюлина ты бестолкова.

Зорька посмотрела на дочь. Та, ухватив обоими ручками деревянный оберег, повешенный на шею, озверело его грызла.

— Тфу, — сымитировала Зорька плевок в сторону и у неё, как камень с души свалился, она ж с дуру, чего только не передумала.

Тут в шкурном проёме показалась изрисованная голова потерянного с утра Данавы.

— Здравы будьте бабаньки, — проговорил он, продолжая торчать из-за шкуры только одной головой, — эт я вас везде ищу, ищу, — продолжил он как-то заискивающе неуверенно.

— Нуть, нашёл, — буркнула Дануха, — чё стоишь то, сиротинушка недоделанная? Заваливай, разнагишайся. А то ведь мы с Зорькой забыли чай, чемо мужики от нас баб отличны, хоть одним глазком глянем.

— Да ну тебя, — обидчиво отмахнулся «колдунок» и не думая обижаться на сеструху свою языкастую, но зашёл и сев перед ними, развязал и распахнул курточку, хотя снимать не стал.

— Ты де эт был, Данав, — спросила его Зорька, беря Звёздочку на руки, — с утра шатёр пуст.

— Так Знаменье ж нынче, — удивился Данава, — ходил к воде… — тут он замялся, опуская глазки, — … я Речную Деву видел.

— Ты?! — округлила глаза Дануха и так по-настоящему удивилась, будто услышало что-то такое, чего быть никак не могло.

— Ну да, — подтвердил «колдунок», — как тебя. Она меня за Зорькой послала.

Наступила пауза. Бабы в упор смотрели на Данаву, ожидая продолжения, Данава на них, притом поочерёдно перескакивая с одной на другую и зачем-то часто мигая.

— Чё говорила, то, приёбышь ты припиздякнутый? — взбеленилась Дануха, бесясь, что приходиться с братца всё силой вытягивать, — чё т мяня за сиську то тянешь, всю душу вымотал?

— Я же сказал, за Зорькой послала, — Данава тоже в ответ повысил голос, начиная раздражаться, заражаясь настроем на беседу от своей сестрёнки, — сказала: «Данава, ступай, пусть ко мне Утренняя Зоря придёт».

Зорька тут же соскочила, завертелась, как уж на раскалённом камне, тут же сунула Звёздочку в руки Данухи и кинулась одеваться.

— Де хоть видел то? — уже спокойно уточнила Дануха, утирая рукой мокрого ребёнка.

— На реке, где родник наш в русло впадает, — живо проговорил Данава обращаясь уже не к Данухе, а к одевающейся на бегу Зорьке.

— Понятно, — бросила та, не оборачиваясь и стрелой выскочила из бани.

Зорька неслась по лесу со всех ног, даже не завязав безрукавку и не прибрав после бани длинные, мокрые волосы. Так и вылетела к источнику титьки наружу, волосы комками спутались и за дыбились. Отдышалась, хлебнула студёной воды из источника и уже шагом, но быстро, двинулась вдоль ручейка. Здесь тропы не было, никто тут не хаживал, поэтому трава к берегу стояла густая, выше пояса, да стебель толстый, как у куста хорошего. Зорька не стала ломиться через заросли, а просто пошла по ручью, раздвигая разросшуюся над ним траву, шлёпая короткими сапожками по мелкой воде, то и дело всматриваясь в прибрежный камыш. Наконец, она шагнула в заросли камыша, раздвигая его руками и тут же проваливаясь по колено. От внезапности провала, чуть не потеряла равновесия, но удержалась, схватившись за стебли камыша. Не успела опомниться, как оказалась в мокрых объятиях Речной Девы, выросшей из ничего, прямо сквозь камыш. Утонув лицом в тёплой воде её тела, она вздёрнула голову вверх от неожиданности, распарывая носом Девины груди и утерев лицо ладонью, замерла. Дева улыбалась, продолжая касаться речными руками Зорькиных плеч.

— Здравствуй, Зоренька, — ласково про журчала Речная Дева, продолжая при этом мило улыбаться.

— Здравствуй, Дева Речная, — ответствовала ей молодуха, тоже растягиваясь в улыбке, но в отличии от Девиной — улыбке восхищения.

— Давно не была у меня, — продолжала полужить, — видно забывать обо мне стала.

— Да как же, душа моя? — перепугалась Зорька и тут же начала оправдываться, — я ж на Семик в аккурат к омуту бегала, дары носила. Тебя звала, но ты не откликнулась.

— Знаю, — переливающимся голосом успокоила её Дева, убирая свои водные руки с её плеч, постепенно переставая улыбаться и сделавшись, наконец, серьёзной, продолжила заговорщицки в пол голоса:

— Пора, Утренняя Звезда. Твоё время пришло. Нынче Знаменье и мне дано право пророчить тебе. Веди свою стаю на зверя. Его время кончилось. В логове их всех найдёшь. Выманишь. В степи воронам на корм положишь. Только не смей вожака убивать, мужа своего венчаного. Он должен остаться. Один из всех. Ему предстоит ещё одно дело сделать, которое кроме него никто сделать не сможет, а как сотворит, я знак дам. Тогда и заберёшь его, но знай, что убить его сможешь навсегда, лишь не прикасаясь к нему ни рукой, ни оружием. И помни — нынче не смей.

— Да как же? — взмолилась молодуха, — как же это можно не прикасаясь?

На что Дева лишь приложила палец к губам, показывая, что большего она сказать не может, но в её пальце отразилось солнце, переливаясь огненным всполохами.

— Поняла, — закивала радостная Зорька, озарённая догадкой, — только как же мне стаю его положить и самой в живых остаться? Силы то, ой, как не равные.

— На себя надейся, да головой не плошай, — с этими словами она указали глазами вниз на воду.

Зорька поглядела и тут же выловила из воды деревянный кол, величиной с локоть, как в длину, так и толщиной с руку и опять закивала, вновь растягиваясь в улыбке, сразу поняв намёк.

— Когда? — коротко спросила Зорька.

— Поспеши, но не торопись, — ответила Дева, вновь улыбнувшись, — выходи сегодня же, но начинай, только, когда будешь готова. Удачи тебе, Зоренька.

С этими словами Речная Дева прикоснулась водой своих губ к Зорькиному лицу и водопадом рухнула в реку, оставив Зорьку мокрой с головы до ног. У молодухи сложилось полное впечатление, что встречу Дева провела явно, секретничая от кого-то, тайно прячась от чьих-то всевидящих глаз и не договаривая, а лишь намекая и то не словами, стараясь обмануть слух кого-то все слышащего. Да наплевать. Матёрой было не до дел Троицких. Главное та сказала, что смогла, а Зорька поняла, что сумела. Она постояла ещё какое-то время, смотря в голубизну высокого неба, не обращая внимания, что вся вымокла и обдумывая только что услышанное, крутя в руках заточенную деревяшку и наконец, спохватившись, кинулась в селение поднимать тревогу.

Тревога в лагере поднялась и без Зорьки. Это сделала самая главная по тревогам — Воровайка. И когда матёрая буквально влетела на поляну лагеря, все уже были в полном вооружении и в готовности кинуться на врага. Как только Зорька выскочила на поляну, сорока тут же успокоилась и как ни в чём не бывало, со всего маха плюхнулась Данухе на плечо, делая вид, мол она тут не причём.

Все стояли и в недоумении смотрели на мокрую, растрёпанную и запыхавшуюся Зорьку. Та хмуро оглядела собравшихся и всё ещё тяжело дыша скомандовала:

— Всем в поход. Выходим, как готовы будете. Дануха куклу готовь. Голубава. Где Голубава?

— Я здесь, — тут же откликнулась баба, выходя из-за спины девок.

— Голубава, — проговорила Зорька и вместо продолжения протянула ей кол, — помнишь наши разговоры про «щучью пасть»? Поднимай весь народ. Таких надо много. Очень много. Сколько у нас возов готовых?

— Шесть, — ответила Голубава.

— Все грузи кольями доверху. Собери всех мужиков, пацанов, баб, девок, всех, кто копать сможет. Нам понадобятся любые руки.

— Мне можно будет с вами? — неуверенно поросилась Голубава.

— Нужно, — резко ответила Зорька, — чё как *уй заторчала, беги резво, от тебя зависит, когда выйдем, но выйти надобно сегодня, — и уже вдогонку убегающей добавила, — во, двигай жопой.

Голубава тут же пустилась бежать, задрав подолы и голося во всю мочь чьи-то клички, собирая вокруг себя названых.

— А мы? — жалобно проскулила одна из раненных, но уже поправляющихся.

— Стаи идут полные, — тут же утешила её матёрая, — если всё пойдёт как задумано, то стрелять не придётся, а вот вид у всех должен быть как никогда, чтоб мужиков с ног сшибало, поэтому Беля, отвечаешь за каждую. Чтоб красивы были, глаз не отвести. Елейка. Ты готовь грузовых. Шатры походные мешками на спины повесишь и тоже загрузить кольями. Ник. Готовься. Возьмёшь двух девок на свой выбор. Уйдёте раньше всех. Потом скажу, по каким делам. Малха. Узнаешь у Голубавы сколь народу та наберёт и с мамой запас еды соберёте. Так, всё, девки, разбежались.

Все сиганули в рассыпную. Осталась только Дануха да Данава.

— Данава, — обратилась Зорька к «колдунку».

— Я с вами? — обрадовался Данава.

— Нет, Данава, для тебя будет дело особое и не на этот поход, а чуть попозжа, но оно очень важное. Поэтому ты не торопись и сделай всё толком. Мне нужен будет такой огонь, которым ты малышню на Святках перепугал и такого огня нужно будет много.

— Такой в большую посуду не собрать, — задумчиво произнёс Данава, почёсывая затылок.

— Не надо в большую, надо такой, какой у тебя был, чтоб с одного кут изнутри подпалить можно было. Просто там этих кутов много, а спались надобно все.

— Ты эт кого палить то собралася, Зоренька? — встряла Дануха, встревоженная нахрапом молодухи, — хоть вразуми, чё стряслося то.

— Кончать зверя будем, Дануха. Дева велела. Время наше пришло. А огонь нужен будет потом. Логово их палить, к отросткам собачим-собачачим, вместе с лесом их проклятым. Но потом, не сейчас, так что Данава начинай делать, чтоб к тому времени, как понадобится, было готово.

Данава ничего не сказал, лишь молча кивнув головой. Дануха стояла рядом уже набычившись и явно собралась обидеться.

— Ты эт про Деву то чё скашь? — не унималась вековуха, изводясь от непреодолимого желания знать про разговор с полужитью, хоть что-нибудь.

— Айда, — улыбнулась Зорька, обнимая Матерь за плечо, — а то видь изойдёшь вся на зелень, да притом на жидку…

Не успела Зорька ещё с Данавой переговорить, как Голубава развила уже бурную деятельность во всём поселении. Лесной городок превратился в настоящий муравейник. Бегали все, но без паники и целеустремлённо, даже мелюзга что-то натужно таскала и перетаскивала с места на место. Голубава сразу поняла, что хотела Матёрая. Они с ней на пару уже не одну седмицу, чуть ли не каждый вечер в одну и туже «игрушку» играли. Странная была та игрушка, но увлекательная. Они просчитывали поход против Ардни, до мелочей и несуразиц. Сначала Голубава за Зорьку «ходы делала», а Зорька за Ардни отвечала, потом менялись местами. В конечном итоге у них у обоих сложилось представление, как и что нужно делать, чтоб с одной стороны сбить его с толку и не дать сосредоточиться, а с другой постоянно опережать его и заставлять делать то, что им нужно, а не то что он считает. И ловушку они продумали до мелочей, даже общей кучей ходили в степь и попытались на практике соорудить нечто подобное. Таким образом, опытным путём пришли к единому мнению, что если в такую ловушку попадёт колесница на полном ходу, то ни лошадям, ни ездокам не уцелеть. Эти вечерние «игры в загонялки» для Зорьки оказались очень полезны. Она начала, наконец-то, думать наперёд. Ей даже показалось, что она стала понимать «зверя», чувствовать его, то находясь в его шкуре, то на противоположной стороне, но так и эдак чувствовала. Это давало некую уверенность в своих действиях. Конечно, она не могла предвидеть исход того или иного шага с абсолютной точностью, но начав думать, она точно поняла, как и что делать не надо, а это тоже многого стоило.

После обеда стаи закуманились и Ник с напарницами ускакали в указанном Зорькой направлении, получив задание, найти в степи, не очень далеко от логова, подходящее для ловушки место. Тут своим словом помог и Данава, который лучше всех знал те места, ибо хаживал туда не раз. К вечеру и Голубава закончила с заданием, но у неё возникла непредвиденное осложнение. Желание идти изъявили практически все, поэтому пришлось выбирать и выбор этот закончился руганью среди бабьего населения. Могло и дракой с волосовыдёргиванием закончиться, не вмешайся Матёрая. Наконец все собрались, погрузились, расселись и тронулись в дальний путь.

Сразу, как только вышли, Буря, со своей укороченной стаей, унеслась вперёд и занялась привычным для себя делом, а вот Зорька со своими, отяжелённые грузовыми лошадьми и повозками, плелись медленно. Всю ночь и следующий день хоть и плелись, но не останавливались не разу, делая всё необходимое на ходу, не стесняясь ни мужиков, ни тем более пацанов на повозках. И только к вечеру следующего дня, догнав стаю Бури, что остановилась у назначенного места сбора, дружно углубились в лес и встали на ночлег, дав наконец отдых коням и людям. По среди ночи вернулась и Ник с сёстрами и разбудив Старшую доложилась, что нужное место нашли, даже со слов Ник, лучше чем Зорька хотела. Матёрая распустила всех отдыхать, и сама со спокойной совестью улеглась спать дальше.

До найденного места добрались, когда солнце уже было над самой головой. Выставив круговой дозор на дальних подступах, сразу принялись за работу. Место, что нашла Ник, действительно отвечало всем требованиям Зорьки, даже больше. Матёрая просила найти длинный земляной вал, притом желательно по круче, но не очень высокий, а Ник нашла два вала, межу которыми протянулась впадина. Поэтому заведя врага на один вал, можно было дразнить и выводить его из себя с другого, на вершине которого и строилась ловушка. Расстояние между двумя валами было чуть больше полёта стрелы. А лучше это место было потому, что с одного на другой можно было попасть, только предварительно спустившись в ложбину, то есть, как следует разогнавшись на спуске и тут же, не теряя скорости подняться на другой. Вот именно это и надо было Зорьке. Чтоб колесницы Ардни буквально влетели на их засадный холм своими излюбленными крыльями и гарантированно попали в ловушку.

На подскоке к вершине рыли глубокие ямы, устраивая их часто, в разброс и тут же маскировали их травой. Попав ногой в одну из таких ям лошади колесниц гарантировано ломали ноги, если налетали на скорости. Дальше на вершине вся земля усеивалась вкопанными кольями, «щучьей пастью», посаженными с уклоном в сторону налетающего на них врага. Колья маскировать не стали. С противоположной стороны их видно не было. Зорька проверила, а на подскоке при подъёме, тем более. В завершении всего Красна между двумя валами устроила грозовую тучу, согнав со всей округи пыль, которая после ухода всего отряда обратно в лес, уложилась следом ровным слоем, вообще скрыв пребывание тут человека. В лесу заночевали и по утру две стаи сестёр, в облегчённом виде, без грузовых лошадей, выступили в боевой поход, оставив остальных томиться в неведении и ожидании.

Они двинулись к логову Ардни без какого-либо понимания конкретики. Необходимо было просто как-то обозначить себя, при том нет, не себя конкретно, а той водяной нежити, роль которой они так тщательно старались навязать всеми предыдущими вылазками. Впереди шла парочка: Нева и Ник. Чуть отставая вся ударная стая Зорьки. Девки Бури расположились по бокам и сзади, отдалившись от Зорьки, но находясь постоянно в прямой видимости.

Поднимаясь на очередной холм вдруг Ник резко встрепенулась и схватила Неву за руку. Они остановились.

— Стой! — скомандовала матёрая и пригляделась к их паре поводырей.

Те замерли на холме, но не предпринимали никаких действий. Просто стояли и смотрели куда-то вперёд. Куда, Зорька из-за холма не видела. Было понятно, что Ник навела морок и всплеснувшееся, мгновение назад тревога Ник, постепенно успокаивалась. Все замерли в ожидании, во все глаза рассматривая парочку на верху. Те, наконец, медленно, держась за ручки, развернулись и стали спускаться обратно. Но даже когда расцепились, то не поскакали быстрее, а также медленно, шагом, приблизились к основному отряду.

— Ну, чё там? — изводясь в нетерпении зашипела на них Зорька ещё издали.

— Там обоз в логово идёт, — ответила Нева обычным голосом, не пытаясь от кого-либо скрываться, — но не конный, а волами тащенный и правят ими пацаны малолетние. По десять — двенадцать лет, не больше. Никого взрослых не видела.

— Далёко? — уточнила Зорька.

— Да, нет, — пожала плечами Нева, — прямо за холмом, но идут медленно. Пешком догнать можно. В округе, насколько смогла просмотреть, никого нет.

Зорька задумалась. Бить пацанву мелкую в её планы не входило, да и девок не заставишь. Вернее, перебить то может и перебьют, не ослушаются, но как потом самой им в глаза глядеть. Да и что в самом деле, она с детьми воюет что ли? С другой стороны, разбить обоз, оставив следы, как обычно, было бы лучшим решением в привлечении к себе внимание, а за одно и однозначно вынуждало бы Ардни пуститься сломя голову их ловить. Если только…

— Елейка, — обратилась она к подруге, — лети стрелой к Голубаве и гоните сюда пустые повозки.

Она недоумённо посмотрела на Елейку, которая не тронулась с места, а продолжала внимательно слушать, ожидая видимо продолжения.

— Скачи, я сказала. Ты чё *уями ухи по затыкала чё ли? — буквально прорычала Матёрая в бешенстве.

Елейка будто опомнившись, шикнула, взвизгнула и чуть не столкнувшись с Малхой, резко развернулась и во всю прыть пустилась в степь. От её взвизга все кони до одного шарахнулись в стороны, и Зорька от неожиданности чуть с Солнышка не слетела, который брыкнувшись, тоже скакнул в сторону.

— Твою мать, ебанута на всю сиделку - выругалась Матёрая себе под нос, — всем стоять здесь. Ник наверх. Готовьте верёвки. Как знак подам, скачите ко мне, вязать пацанов и таскать их сюда.

Но верёвки не понадобились и вязать никого не пришлось. Зорька, просто подъехав к обозу, накрыла пацанов Славой и как утка утят гуськом привела к стаям. Их было всего то пятнадцать, и все были примерно одного возраста — лет десяти. Шли они за Зорькой, как на привязи, по-идиотски растягиваясь в улыбках, с горящими от восхищения глазами и почему-то все с приоткрытыми ртами. Она сначала усадила их кучкой на траву, а потом вообще приказала лечь и сделать баиньки. Те легли и уснули. После чего Зорька обернулась к улыбающимся девкам и развела руки в стороны, мол извините девоньки, что работы лишила, так уж получилось.

Когда вернулась Елейка с повозками, Голубава забегала, то и дело озираясь вокруг с обезумевшими глазами, держа зачем-то большой медный топор обеими руками, явно не понимая, что случилось. Но когда Зорька указала на спящих и приказала: «Грузи», Голубава замешкалась, а потом вообще спала в ступор.

— Эт вы их? — спросила она с ужасом, подозревая, что девки детей перебили.

— Эт я их, — грозно рявкнула Зорька, — спят они, дура. Поэтому грузи осторожно и вяжи за одно, чтоб проснувшись не убёгли, а ещё лучше вяжи руки за спиной прямо приматывая к повозке.

Голубава опустила топор, подошла к спящим. Нагнулась, проверяя не врёт ли Матёрая, а затем сунув топор за пояс, принялась аккуратно таскать пацанов по одному в повозки. С ней приехали ещё пара мужиков и здоровая баба из поселянок, которые занялись тем же, чем и Голубава.

— Елейка, — позвала Зорька.

Девка подъехала и встала рядом.

— Там за бугром обоз стоит беспризорный, волами таскаемый. Надо бы, чтоб он сам домой пошёл. Сможешь?

— Волами? — переспросила девка, — не знаю. Попробую.

— Давай, попробуй, — Зорька звонко шлёпнула ладонью по крупу Злыдня, от чего тот фыркнул, злобно глянул на Старшую, заворотив голову. По виду хотел было укусить, но передумал, к тому же Зорька тут же его остановила, — стой. Нет. Не надо всех. Попробуй только одного послать, а остальные пусть тут травку пощиплют, а то, как же атаман узнает где нас искать, а мы тут сейчас следы подметём, а там нарисуем. Давай.

И Елейка вскоре скрылась за холмом, на котором одиноко дежурила Ник.

Когда пацанву погрузили, привязали и повозки тронулись в обратный путь, Зорька громко выдохнула с некой облегчённостью, будто сама грузила и кликнула Бурю.

— Так, Буря, — начала она, — бери своих и все следы здесь заметайте и за повозками, как можно дальше. Затем уйдёте к реке, — и она указала направление, — и оттуда рисуйте следы к сиротскому обозу. Будто мы все оттуда пришли.

Буря понимающе кивнула головой и принялась собирать своих девок. Зорькина стая направилась к обозу их ждать.

Елейке оказывается ничего не стоило уговорить ведущего вола идти самостоятельно домой, но трудности возникли с остальными. Они, как упёртые бараны, набычившись пёрлись следом за первым. Она кидалась на них, останавливала, запугивая и пытаясь вернуть обратно, то не временно вставали как вкопанные, а затем отворачивали в сторону и не мытьём, так катаньем, пытались обойти препятствие и следовать за головным дальше. В конце концов волы расползлись по степи и Елейка металась от одного к другому, пытаясь сделать невозможное. За этим занятием и застала её Зорька, поднявшись на холм. Только после того, как стая кинулась на помощь, волов удалось вернуть в точку сбора. Они успокоились и медленно разбредаясь, принялись мерно уничтожать зелёную травку. Зорька собрала девок в кучу и позвала Ник, которая так и стояла на верху. Поставив ей задачу подчистить следы за Елейкой, чтоб у прибывших следопытов не возникло никаких вопросов, кроме тех, какие должны были у них возникнуть по плану.

Вскоре отправленный гонцом вол скрылся за следующим холмом, и Зорька прикинула, что он уже мог попасть в поле зрения сторожевого дозора на краю проклятого леса, а поэтому у них очень мало времени.

— Нева, — обратилась она к сестре, — далеко там ещё Буря?

— Да, нет, — ответила та, — идут сюда. Скоро будут.

— Быстрей бы, — пробурчала матёрая себе под нос, изводясь уже вся от нетерпения и готовая кипятком писать.

Нева хмыкнула.

— Как услышали, прямо. Поехали быстрее.

И тут Зорька как будто опомнилась. Она поймала себя на том, что через чур сильно волнуется и суетится, вместо того чтобы спокойно и хладнокровно думать, а ей как раз именно сейчас надо в первую очередь думать и решать всё только на холодную голову. Иначе проиграет. Сама погибнет подруг погубит. Она глубоко вздохнула, закрыла глаза и начала разливать перед собой утреннюю зарю, накрывая всё вокруг Славой. Этот процесс всегда её приводил в состояние удивительного спокойствия, умиротворения. Побыв какое-то время в этом колдовском чуде, она уже абсолютно безмятежная открыла глаза и скривилась в улыбке ехидного непонимания. Все девки по открывали рты и молча, с диким восхищением и восторгом, смотрели на Зорьку немигающими глазами.

— Чё? — как будто обиженно спросила она у них.

За всех ответила Нева:

— Какая ты красивая, Зорь, когда колдуешь. Прямо глаз не отвести. Такой свет от тебя идёт, аж плакать от счастья хочется. Вот мне бы так.

— Тык вона у девок поспрошай, как Славу поднять, они научат, сама потом не рада бушь.

— Чур я первая на себя ушат выливаю на Купалу, — скороговоркой буквально проорала с визгом Малха, чуть не свалившись со своего коня в порыве эмоционального возбуждения.

Дружный смех в конец разрядил напряжённую обстановку, а тут из-за холма и Буря со своими показалась. Пока всё шло по задуманному.

Зорька, собрав стаи, во всю прыть пустилась к ловушке, не заботясь больше о заметании следов. Пролетев первый вал и спустившись в низину, перешли на шаг, выстроившись цепью и аккуратно по одной поднялись на вторую гряду по узкому и хитро-ломанному проходу, обозначенному вешками и оставленному специально для этого в изрытом ямами холме. Наконец добрались до верхней точки, разбрелись по холму и стали ждать. Теперь всё зависело от противника, клюнет или не клюнет на приманку.

Ждали долго, по крайней мере так показалось. Коней пустили в степь пастись, сами собрались в кучку. Кто-то молча смотрел в сторону противоположного холма, кто-то тихо между собой разговаривал. Напряжение чувствовалось абсолютно во всём. В движениях, во взглядах, голосах. Только Нева с Зорькой, сидя на земле с закрытыми глазами, «работали». Для большей уверенности они взялись за руки и Нева, слившись с Зорькиным сознанием, следила за далеко, пока, находящимся врагом, сконцентрировав своё внимание на Ардни.

Ничего не происходило. Атамана Нева видела в логове, за общим столом. Он был радостный и похоже накачивался Сомой. Время шло, и Зорька уже начала сомневаться в успехе задуманного, как вдруг Нева встрепенулась:

— В логове поднялась тревога, — тихо сказала она Зорьке.

Та промолчала, лишь слегка сжав руку сестре сильнее, показывая, что услышала.

— Они поехали, — неуверенно проговорила Нева, — эх, далеко. Не успеваю следить.

Помолчав немного, она продолжила:

— Нет. Опять стоят, но это похоже уже на краю леса. Стоят. Передумали что ли?

— Всё-таки чует, мразь, — тихо, как бы самой себе, но злобно с каким-то утробным рычанием проговорила Матёрая, и тут же уже громче, с наигранно утешающим тоном добавила — не бойся, муженёк, тебя сегодня убивать не будут. Тебе лично ничё не грозит. Вперёд, залупа ты конска. Я ж поняла, почему тебя трогать пока нельзя.

— Поехали, — тут же подтвердила Нева, — но небыстро. Я даже успеваю отслеживать.

— Давай, давай, — как бы подгоняя, сквозь стиснутые зубы выдавливала из себя Зорька.

Наступило молчание. Зорька вновь обратила внимание на то, что начинает заводиться и решила успокоиться, плюнув пока на действия врага. Нет смысла его подгонять по дороге. Надо лишь фиксировать узловые точки принятия им решения. Она открыла глаза и заставила себя спокойно любоваться открывающимися просторами родной степи, глубоко вдыхая аромат степных трав и слушая надрывное щебетание захлёбывавшихся от экстаза жаворонков…

— Похоже подъехали к обозу, — проговорила Нева, возвращая Зорьку к реальности.

— Рыщут? — спросила Старшая равнодушным тоном.

— Он стоит, — ответила Нева.

— Ну, да. Там есть и без него кому порыскать, — так же равнодушно продолжила Зорька и вновь принялась за обзор окружающих достопримечательностей.

Прошло ещё какое-то время, и Нева встрепенувшись чуть ли не заорала радостно:

— Они рванули по нашему следу.

— Вот и опаньки, — проговорила Зорька, отпуская руку Невы и вставая, — по коням, девоньки. Кажись начинается.

Все забегали, зашикали. Запрыгнули на своих любимчиков, в том числе и Нева и выстроились в ряд, приготовившись к приёму «гостей».

— Стаи. Слушать меня, — начала инструктаж Матёрая, — если я молчу, то каждая делает то, что ей велено. Если что-то пойдёт не так, я скажу, что делать. Всё. Прихорашиваемся. Как ни как аров молодых да красивых встречаем, вдруг кому приглянемся.

По стаям прошелестел нервный смешок. Девки были и без этого готовы, а Зорька просто чувствовала их нервозность и всячески пыталась передать им частичку своего спокойствия. Теперь она почему-то была уверена в том, что всё пройдёт, как надо. Нева, стоящая радом, продолжала следить за приближающимся врагом.

Ожидание было томительным и выматывало хуже оголтелой скачки.

— Они подъехали и остановились, — с нервной ноткой в голосе уведомила Нева.

— Где? — резко спросила Зорька.

— Прямо там за валом. Он стоит и на меня смотрит, — прошептала почему-то Елейка, — жуть. Насквозь смотрит. У меня аж мурашки по коже.

— Отцепись ты от него, Нева. Хватит его бесить. Теперь он никуда не денется.

Нева тяжело вздохнула и утёрла лицо рукой, расслабляясь.

В скором времени на противоположном холме появилась первая колесница. Это был сам Ардни. Тут же слева и справа показались ещё две. Лошади в золотых нагрудниках. Колесницы все из золота. И сами наездники в золоте с головы до ног. Поднялись на верх и остановились, рассматривая девичий отряд.

— Опаньки! — заорала весело Уша, отыгрывая свою роль заводилы, — смотри к, мужички аровы пожаловали. Чур мой вон тот поздоровей который, — продолжала заливаться девка, приподнявшись и указывая пальцем в направлении выехавших колесниц.

Слева и справа поднялись наверх ещё по паре колесниц и используя отражающуюся поверхность своих золотых доспехов, принялись слепить девок солнечными зайчиками. В ответ, как по команде, все девки рванули завязки своих курточек и распахнули их, представляя на обозрение свои девичьи груди, при этом пристав, чтоб лучше было видно и потрясывая ими из стороны в сторону.

— У нас слепилки похлеще будут! — продолжала голосить Уша, разматывая из стороны в сторону, как раз не совсем девичьими грудями, а полновесными и очень аппетитно колыхающимися.

Тут Беля, вскочив на спину коня ногами, повернулась к врагу спиной и чуть наклонившись, задрала подол, показывая противоположной стороне свой голый зад, проорав при этом:

— И таки есть!

Девки дружно заржали, сознательно громко и звонко.

— Эй голожопая, иди сюда! — выкрикнул кто-то из ближников Ардни.

— Бягу, спотыкаюся! — прокричала в ответ Беля, вновь усаживаясь на коня верхом, — ты догони сначала, на своём корыте.

Слева и справа поднялись ещё по паре колесниц и тоже пристроились в ряд.

— Ох! Да сколько ж вас там! — продолжала голосить Уша, — боитесь по одному не справитесь, так не чё. Кто не справится мы их на Кузкину Мать переведём.

Девки вновь разразились смехом.

Зорька напряжённо следила за атаманом. Она бы всё отдала за то, чтобы знать о чём он сейчас думает. Но он стоял и не предпринимал никаких действий. Это настораживало. Матёрая понимала, что нельзя давать ему время сообразить, нельзя было давать время на обдумывание. Эта сволочь ведь наверняка чувствует подвох. Надо было действовать и действовать быстро, и она решилась на самую не желательную провокацию, которую придерживала лишь на крайний случай. Она развернулась к его войску своей красивой стороной и прокричала:

— Ну, здравствуй, муженёк! Никак соскучился!

Она заметила, что Ардни дёрнулся, но похоже ничего не понял. Она понимала, что должна была постоянно его ошарашивать, не давая возможности оценить её действия и принять какие-либо контрмеры. И поняв, что он на неё не так отреагировал, как она хотела, решила добить последним, что могла. Она закрыла глаза и срочно начала зажигать в себе зарю. Она знала, что на опоенных Сомой это не подействует, но ей то как раз и нужно было, чтобы эти твари перешли в глубокое наркотическое опьянение и желательно зверское. Когда она открыла глаза и расцветая в улыбке Славы, посмотря на уже весь заполненный противоположный вал, по которому неслась лавина конских колесниц, довольная проговорила:

— Пугаемся в панике и уходим.

Стаи в притворном страхе заметались, крутясь в разные стороны и не уверенно, толкаясь друг с другом, пустились наутёк, но не далеко.

Скрывшись, чтоб их не было видно с другого холма, тут же развернулись, привели своё одеяние в должный порядок, вынули луки и вложив стрелки, приготовились к бою.

Со стороны впадины послышался тяжёлый мерный грохот. Колесницы пошли в бой. Она добилась своего.

— Елейка! — прокричала Зорька, — беси их лошадей!

Елейка заранее знала, что ей делать, только ждала команды. Сложив ладони рупором и пристав на Злыдне, она во всю мочь завизжала по-звериному. Сразу же тройка девок слева и тройка справа пустили своих скакунов на края ловушки, на тот случай, если кому-нибудь удастся прорваться по краям. Остальные разъехались друг от друга подальше, чтоб можно было охватить как можно больше и нацелились. И тут началось. Треск, грохот, душераздирающее ржание лошадей и в воздух взлетели десятки золотых комков плоти, беспорядочно вертящихся в воздухе. Настоящий золотой фейерверк. Золотые всадники, выброшенные из колесниц с грохотом и жутким треском, бухались на землю, усеянную колами. Гулкие удары тяжёлых тел, треск выломанных кольев и хруст костей. Вопли. И вдруг всё стихло. Только стоны, то тут, то там, поползли по притихшей степи.

— Всех добить, — кровожадно проревела Матёрая, — кроме вожака.

Она рванула вперёд Солнышко и в первую очередь принялась искать Ардни. Нашла сразу, впереди, почти прямо перед собой. Тот лежал без признаков жизни, уткнувшись лицом в травяной куст. Зорька остановила Солнышко и держа лук наготове, так и простояла всё время, пока её стаи резвились, кормя ненасытную Матёрую Ку. Ардни так ни разу и не дёрнулся. С виду он был цел. Мимо кольев проскочил. Руки, ноги не вывернуты. Крови не видно, только на голове, видно собственным шлемом саданул. Она ослабила натянутую тетиву и задумалась. Вот лежит перед ней мордой в землю самый лютый зверь здешних краёв. Знала ли она его по-настоящему. Наверно. По крайней мере она знала его лучше, чем все остальные. Она знала то, что другим не суждено было знать. Она знала в нём человека. Перед ней лежал мужчина, единственный мужчина которого она когда-то любила. Любила незабвенно, отдавая ему себя без остатка. Любила в первый и, пожалуй, в последний раз. Знала ли она, что её муж лютый зверь по натуре? Конечно знала, но ей казалось, что она своей любовью приручила его и он стал совсем ручным. Она была единственным человеком, который мог его не бояться. Наивная. Но ведь он тоже любил её, она точно это знала. Что же произошло? Почему его любовь к ней иссякла? Почему он опять стал прежним? Что она сделала не так? Ведь всё же могло быть по-другому. А может сейчас, оставшись один, без своих ближников и без этой сволочи Тихого он вновь станет её? Может они смогут вернуть их радужные отношения? Почему же жизнь такая не справедливая? Люди влюбляются, сливаются воедино, доверяют друг другу самое сокровенное, при этом скидывают с себя панцири толстой кожи и становятся беззащитно нежные, уязвимые, очень чувствительные и когда один из них в этот момент наносит удар, он почти всегда становится смертельным. Больнее всего бьют те, кого ближе всех подпускаешь. Перед кем снимаешь все защиты. Это хуже предательства. Это хуже вообще всего на свете. Сможет ли она его простить? Стоя над поверженным и беспомощным, она засомневалась. Ей почему-то стало его жалко. Но тут подъехала Буря и ей по неволе пришлось подобрать свои розовые сопли.

— Зорь, тут всё, — доложилась она, — можно нам золота отколупать немного.

— Забирайте всё, что сможете и позови ко мне Неву, — проговорила Старшая всё ещё находясь в состоянии меланхолии.

— Я тут, — ответила девка, вырастая как из-под земли.

— Глянь вокруг, нет ли живых.

— Я уже всех посмотрела. Кроме этого, — и она кивнула головой в сторону лежащего атамана, — больше никого.

— А этот что, притворяется? — вкрадчиво поинтересовалась Зорька, ибо была у неё такая мысль.

— Да нет вроде. Он живой, но еле-еле. Видать башкой хорошо об землю приложился.

— Понятно, — пробормотала Зорька и убирая стрелку и лук за спину, громко крикнула, — забирайте всё что сможете и быстро.

Золото, что с колесниц, что с трупов, снимать оказалось на удивление легко. Оно оказывается просто было раскатано в тонкий лист и обматывалось, либо прилеплялось на то, на что было нужно. На кожаный доспех, на деревянные борта, даже нагрудники у лошадей были такие же тонкие, как лист дерева, не толще. К тому же многие листы с бывших ближников, скрюченными валялись отдельно от своих хозяев, видимо, как шкура снялись, когда они бороздили своими телами землю.

— Ну вот и всё, — тихо сама себе сказала Зорька, направляя Солнышко вдоль усеянной трупами полосы земли.

Солнышко шёл медленно. Зорька давала время на мародёрство, впервые за всё время. В конце концов, а почему бы и нет? Но тут её привлёк шум и гам ругани. Уша сцепилась с Бурей до драки, из-за куска блестящего металла. Всё её умиротворение, как ветром сдуло.

— А ну заткнули оби свои дырки вонючи, — рявкнула Матёрая и тут же на автомате прибивая девок Хавкиным даром.

Те от неожиданности даже на ногах устоять не смогли и обе тут же оказались на задницах.

— Эт мне ишо ни хватало. Ну к все сюды, ебанатки недоёбаны, — проревела она на всю степь.

Бабья «прибивалка» бурлила в ней, как кипяток в котелке. Девки тут же собрались, многие ничего не понимая, но на всякий случай глазки попрятали. Мало ли что?

— Вы чё сучки творите? — продолжила она орать на двух сидящих девок.

— Я первая нашла, — пробурчала обиженно Буря себе поднос.

— Заткнись, пиздятины шматок, — рявкнула Матёрая, вплотную подступая к Буре, которая от Зорькиного ора аж вздрогнула всем телом и тут же прижалась к земле.

— Слушать всем, — продолжила Старшая ледяным тонов, но обращаясь уже ко всем, — всё чё набрали, в лесу на повозку сложите в общую кучу. Всё! Ежели кто занычет, заебашу к *уям маньячным!

Зорька лютовала по-взрослому. Она и так была на взводе из-за размышлений над поверженным мужем, искорёженной жизни и не хватало лишь искры, чтоб она взорвалась. И вот эта искра чиркнула. Драчка девок, по сути мелкий пустяк, её настолько взбесила, что она даже не могла взять себя в руки. Её трясло от злости и негодования. Мало того, что на неё накатила обида за себя любимую, так ещё испортить торжество победы, испоганить чувство выполненного долга. И из-за чего? Из-за сраного куска блестяшки. Суки.

— По коням, дырки вонючи, морковками задрючены! Нева, рукоблудка не ёбана, де тя носит! Веди по прямой. Я вам всем, суходрочки, колы по дырам назаталкиваю. Вы у меня все нараскаряку ссатся будите.

Стаи судорожно сбились сначала в кучу, а затем, чуть отдалившись от Невы с Зорькой, растянулись в ряд.

Не так себе представляла Зорька победу. Не так. Она ещё долго бурлила и не думая снимать с себя «матёрую прибивалку». Закуманенные девки, все как одна, чувствовали это нутром и гусиной кожей. Никогда Зорька не позволяла при налётах брать добычу и в первый раз так обосраться. Злость, ненависть к мелочности этих «недобаб», обида за обосранное настроение, обида за неудавшиеся мечты о красивой и счастливой жизни, обида на всех и за всё обхватила её костлявыми руками и давила, давила, давила. Ведь она только хотела подумать о чём-то важном и возвышенном, а тут эти ебанашки драку затеяли и где, на месте их боевой славы, на месте первой великой победы. «Поубивала бы, дур ебанутых», — не успокаиваясь кипятилась Зорька.

Несколько угомонилась, выпустив из себя пар и спрятала в себе Хавку, она, лишь увидев вдалеке лесок, где расположился их временный лагерь. Но дойдя до него и всю дорогу дальше до дома, Зорька ехала мрачнее грозовой тучи, ни с кем не разговаривая, ни на кого не реагируя. Даже когда Голубава, пару раз подбегала, что-то спросить, она её одаривала таким испепеляющим взглядом, что та сразу забывала о чём хотела поговорить и скрывалась с глаз долой. Девки тоже ехали всю дорогу хмурые и на все расспросы Голубавы, у которой любопытство зашкаливало, отвечали односложно и нехотя. Вскоре Голубава поняв, что там что-то произошло, притом уже после бойни, но так и не поняв, что, отстала от них и поехала на повозке с пленёнными пацанами. Вот в таком мрачном виде и добрался походный отряд до встречающих их Данухи с Воровайкой и Данавы, со всём оставшимся населением. Дануха, как увидела Зорькину морду, не то что спрашивать ничего не стала, а даже по-быстрому спряталась за толпу баб, от греха подальше, но Матёрая её нашла, но только для того, чтоб даже не слезая с Солнышка, забрать с рук Данухи Звёздочку и не проронив ни слова, уехать дальше. Зорька, спрыгнув у своего кута с коня, с психом, чуть не вырвав, откинула входную шкуру и скрылась в шатре и не выходила из него целых два дня. Все эти два дня девки так и ходили, как тени не раскуманенные.

Дануха, закуманенная вместе с девками, весь поход только и делала, что издали следила за чувствами и переживаниями сестёр, а что ей ещё оставалось делать. И в первую очередь, конечно, следила за Зорькой. То, что что-то произошло в самом конце похода, Дануха конечно поняла. Да и как не почувствовать, когда говно в Старшей кипело аж через край плескаясь. Девки по приезду забились в свои шатры, пряча глаза от вековухи, а та, понимая, что рано или поздно всё равно допытается до сути, решила их пока не тормошить. Но тут к ней подошла Голубава, со строем пленных пацанов, которые несли на руках скатанное в рулоны золото аров, сложенные, как чурки.

— Зрав будь Данух, — поздоровалась усталая с дороги баба, — куда это богатство складывать.

— Эт чё? — спросила Дануха, делая вид, что не сообразила.

— Девки золото с аров поснимали и судя по тому, с каким видом они его мне сдавали, у них там чего-то не хорошее из-за него произошло.

— Чё?

— Да не знаю я Данух. Молчали всю дорогу, как воды в рот набрали. Ни у кого ничего не дозналась. Сама видела, какие они приехали.

— Похож перецапалися, — выдвинула предположение вековуха и в этот момент, что-то кольнуло внутри, так, что Дануха даже замерла, ожидая чего-то не хорошего от своего организма.

— Мне тоже так показалось, — высказала в ответ своё Голубава.

— А эт чё за молодцы? — после некоторой паузы, так и не поняв, что с ней произошло, перевела тему разговора Дануха, осматривая чумазых пацанов.

— Так принимай пополнение, Матерь, — усмехнулась Голубава, — Зорька, обоз отбирая, их Славой прибила по самые уши в землю, так они теперь за ней, как утята за уткой бегают. Она, вон чернея ночи, молнии мечет, а им хоть ссы в глаза, всё утренняя роса.

— Эхехе, — старчески прохекала Дануха, — эт дрянь блестящу покеда ко мне в кут, а мальцов сама куды хошь пристраивай. Ты тама царица, — мотнула головой она в сторону лесного городка, — тябе вядней.

Голубава с отрядом пацанов прошла дальше, а Дануха, присев на пенёк, призадумалась. Опять у неё с этим уколом промелькнуло что-то очень важное в мозгу, но она не успела это что-то ухватить. Как в прошлый раз, когда второй закон родился и на этот раз она решила это что-то ускользнувшее не упускать и поймать по горячим следам. Уйдя в себя она раз за разом прокручивала в голове всё только что услышанное, пытаясь нащупать, но каждый раз это что-то ускользало. Вот ведь крутится совсем рядом, зараза, а в руки не даётся. Она со злости ухватила волчий хвост своей клюки и с остервенением начала его теребить и… её осенило. И тут наконец по-особому дух перехватило и в глазах вдруг все краски мира стали настолько яркими, что аж голова закружилась. «Вот он», — сказала она себе. «Вот он третий закон. Не татить. Вся добыча в общую кучу. Кто не вложил, утаил, иль не своё взял — не жилец. Только так с этим можно бороться. Иначе любое сестричество пойдёт коню под хвост. Жадность да алчность родства не признаёт, любые связи рвёт, любые чувства топчет». Вот так, наконец, родился у ней третий закон.

Сначала, она подумывала собрать девок вечером в бане и там всё выяснить, разобраться и там же прибить их новым законом, но потом решила сделать по-другому. Не даром же она столько лет в большухах хаживала. Спец по бабам, а тем более по девкам из неё был отменный. Она просто пришла в кут Невы, этой чистой и не замутнённой девки, уселась у изголовья её лежака, на котором та валялась, отвернувшись лицом к стене, даже не раздевшись и просто спросила её в лоб:

— Кто эт тама подрался?

— Уша с Бурей, — ответила та сразу, уставшим безразличным тоном.

— А ты чё?

Нева тут же встрепенулась, поднимаясь на локти и поворачивая чумазое, заплаканное лицо, недоумённо уставилась на Матерь.

— А я-то что могла?

— А чё тады урёвана вся? — продолжала сбивать с толку девку многоопытная вековуха.

Нева села на лежанку и обидчиво проговорила:

— Да ну их. Всё так хорошо прошло, без сучка, без задоринки, а эти дуры всё испортили. Я ведь зарок исполнила, за папу им всем отомстила, радоваться должна, а тут настроение такое, что хоть топись.

— Ну, ну, девонька, — вставая принялась утешать её Дануха, и разом состроив хитрые глазки, заговорщицки предложила, — а знашь чё? Подём ка мы в баньку. Грязуку с пылюкой твою смоем, да мядку на грудки примем, отпразднуем твою победу, папу твово на небе порадуем и пошли они все в жопу обосрану.

— А пошли, — с радостью согласилась Нева, разом отмахиваясь от всех невзгод, мол пропади они все пропадом.

И они пошли.

Баня была затоплена заранее. Дануха же чуяла их скорое возвращение. И воды натаскали и для стола там всё было приготовлено, в том числе и мёд хмельной. Так что загуляли Дануха с Невой на полную. Девка выложила весь поход как на духу, особенно долго, несколько раз возвращаясь к одному и тому же, она рассказывала про сквозной взгляд Ардни. И как жуть её пробрала, и как мурашки по спине бегали, бегали, а потом со страху тоже сбежали. Она к этому времени уже изрядно опьянела, но тут вдруг неожиданно трезво выдала:

— Я представляю, чтобы было если бы эта парочка не разбежалась…

— Эт ты про кого? — делая вид, что пьяная, хотя не пила мёда вовсе, а лишь вид делала, спросила Дануха.

— Да про Зорьку с Ардни, — проговорила Нева опять заплетающимся языком и падая на спину с раскинутыми в стороны руками, охнув при этом — ты представляешь, если б эти два голубка спелись, чтобы тут тогда творилось?

И тут какое-то нехорошее предчувствие кольнуло Дануху, и она задумавшись поинтересовалась:

— Нев, девонька, а чё Зорька делала пред тем, как драчку разымать?

— На своего мужа пялилась, — уже совсем пьяно ответила развалившаяся на полу Нева, — они как все порушились, и мы кинулись их добивать, она сразу к нему поскакала, да так всё время над ним и простояла. Караулила. Кстати. Я всё хотела на его лицо посмотреть. Думала вот Зорька только отъедет, так сразу подскачу да гляну на него, жутко интересно, какой он, но она его так и караулила, а перед отъездом, прямо перед дракой, заставила меня ещё посмотреть, жив ли, не претворяется ли. Не знаю выживет он или нет, но что жизнь в нём еле теплилась, это точно.

И тут Дануха всё поняла и как итог своим мыслям вслух проговорила:

— Значит пожалела она его.

Нева с большим трудом, прикладывая неимоверные усилия вновь села, наклонившись к Данухе всем корпусов и страдальческим голосом, чуть ли, не выдавливая из себя слезу, проговорила:

— Так она ж его любила, понимаешь? — и тут же спохватившись и выпучив глаза, издавая «а» на вздохе, добавила, — а может и до сих пор, а что? Как увидела снова, так опять всё вернулось.

— Тфу на тябя, — отмахнулась Дануха не желая верить, но при этом пряча глаза и закусывая губу, ведь Нева только что высказала то, что вековуха сама надумала.

Дануха не успела ничего предпринять, чтобы сменить тему, так как в этот самый момент к ним в баню ввалились Малха с Красной и как ни странно Уша с Бурей. Как оказалось, девки по приезду сами разборки устроили и выяснили, что ничего не выяснили. И драки то оказалось никакой не было и девки меж собой даже не грызлись по-настоящему, а галдели и придуривались, будто отбирали друг у друга, в шутку, ибо настроение было на такой высоте, хоть песни пой и радость от победы у всех зашкаливала. Дурачились в общем, а тут Зорька, как всех прибила… Буря даже проревелась, правда только после второй миски мёда. Она даже пожаловалась, что, когда Матёрая её второй раз стуканула, она бедолага почувствовала, как сердце остановилось и в голове такой звон пошёл, что слышать перестала. Думала всё, конец. К этому времени на пьяный гам, в бане собрались девки обоих стай в полном составе. Кроме Зорьки, которая так и не появилась. Все как одна недоумевали и гадали, что же случилось. Никто не верил, что из-за шутовства Уши могло произойти такое. Никто ничего понять не мог. Дануха молчала, лишь успевая подливать, Нева уже молчала, потому что спала, опять завалившись на том же месте, но только на этот раз свернувшись клубочком на бочок. А потом начались песни, танцы и глубокой ночью уже все поняли — праздник удался.

Дануха весь следующий день проходила по поляне туда-сюда, карауля Зорьку, но та так носа из кута и не показала. Тогда под вечер она не выдержала и зашла к ней в шатёр сама.

Зорька сидела у очага с кислой, ничего не выражающей миной и кормила грудью Звёздочку. Лицо её было серым не то от пыли и грязи, не то от мрачных мыслей, но то что Старшая ночь не спала, Дануха определила сразу. Матерь изначально приняла решение, вести себя будет с Зорькой так же, как вела всегда себя с Хавкой. Наглость второе счастье. Она бесцеремонно прошлёпала к очагу и не обращая внимание на хозяйку, преспокойненько устроилась рядом у очага, положив свою вечную клюку на пол рядом. Посмотрела на огонь, наклоняя голову вправо, влево. Затем оглядела весь кут, в упор, не замечая сидящую рядом Зорьку. В общем вела себя так, будто она одна здесь и пришла, как к себе домой. Зорька всё это время, продолжая давать дочери грудь, чуть улыбаясь без отрывочно наблюдала за Данухой. Даже когда та осмотревшись уткнулась взглядом в очаг, Зорька продолжала смотреть ей в лицо. Молчание длилось довольно долго, пока Звёздочка, не насосавшись, отпрянула от мамкиной титьки, поднялась и увидев Дануху тут же потянула к ней ручки. Зорька молча передала дочь вековухе. Та молча взяла и растянулась Звёздочке улыбкой, та, ловко ухватив Данухину седую косу, начала её теребить, что-то бурча под нос.

— Ни как отошла? — равнодушно спросила Дануха, непонятно к кому обращаясь не то к Зорьке, не то к Звёздочке.

— Тык я ни куды и ни ходила, — так же вяло и монотонно ответила ей Зорька, понимая, что баба обращалась к ней.

— А чё ж звярела тады?

— А с чего ж ты взяла, чё я подобрела, — злобно и вызывающе ответила Зорька.

Дануха вскинула на неё встревоженный взгляд, проверяя не ошиблась ли она.

— Да ни ссы, Данух, звереть ни буду, но и отойти ни получатся, — тут же успокоила её молодуха, разводя руками, мол извини.

— Чё так? — Матерь продолжала сверлить Зорьку бегающими глазками, — так запал, аж не как не выпадет?

— Да дристала я на него. Коль ни Троицыны дела, голыми б руками придушила.

— Чё т я ни чё не пому, Зорь, — переведя взгляд на Звёздочку и явно стушевавшись, продолжила диалог Дануха заводясь, — Чё стряслося то? Кака пиздюлина тебя кусила то?

— Да ни кака, — то же сменила тон Зорька на раздражённый, — просто заёбло эт всё. Жить хочу по нормальному.

— Эт как? — недоумённо произнесла баба, — по рячному чё ли, аль по арову? Коли по рячному, так не получится уж. Троица нашу прежню жизню то пиздятиной накрыла…

— Заёбли они уж со своими делами под шкурными. Ты вот мне чё скажи, Данух. Ты сама то хоть понимаешь, чё Свята Троица задумала? В какую игрушку они с нами играют? С кем они там грызутся и какой жопой эт для нас закончиться?

— Ох, ё — пропела свою любимую песню Дануха, — эка тябя понесло то. Дык откуды ж мяне знати их помыслы то? Я так высоко не залётываю. Не того крыла птица.

— Правильно. Ты своё отжила. Жизни хлебнула, да и ни постна она у тебя была. Есть чё вспомнить, есть чё забыть. А мы? Ну перебили мы всего зверя, как Дева наказала, а дале чё? Дале будем скок да скок, да таскать всё говно в лесок? И с чего ты взяла, чё когда всё выполним нас самих следом за зверем Девы ни отправят за ненадобностью?

— Эка ты загибашь круто, — насупилась Дануха, но призадумалась.

— Они ж нами правят, как мы дарёными конями. У них какая-то своя грызня идёт. Тольк я в толк ни возьму кто с кем. С одной стороны, мне как-то похуй на их дела, но с другой, знай мы эти дела, так хоть соломку могли постелить в то место куды мордой тыкать бут.

Дануха молчала, смотря на огонь и автоматически поглаживая по голове засыпающую Звёздочку.

— Страшно мне стало Данух, — в пол голоса выдохнула Зорька, — я ни знам, чё будить дале. И будить ли чё-нибудь у нас дале…

— Эт ты девка брось, — тихо, но твёрдо осекла её Дануха, — незнам каки у Дев разборки и с кем, но я им верю. Мяне велено не тольк зверя известь, но и нову жизню наладить, тольк не с рячными устоями, по нову. Эт должок за мной.

— Ну и… — принялась ехидно напирать на неё Зорька.

— Да ся пальцами заяби, — огрызнулась баба, — незнам с како хуя начинать. Куды оттащить и где отъябать. Ты вот знашь чё хошь? Каку жизню?

— В том то и дело, ни вижу для себя я жизни. Чё хочу ни будеть, а чё будеть, ни хочу.

Под резвую ругать двух баб, Звёздочка преспокойненько заснула, как под колыбельную, смешно почмокивая пухлыми губками. Наступила пауза в ругани. Обе смотрела на дитё.

— Слышь, Зорь, — вдруг встрепенулась Дануха, — а чё эт тольк у мяня должна жопа болеть. Давай-ка начинай тож свою рвать. Эко ты правильно заметила то, я т своё отжила уж, эт вам надоть, так чё эт я за вас ряшать то бу? Сбирай девок, судачьте тама чё да как, да кто чё хошь. А как порешите, так и устой поставим. Вот ты как хошь?

— Я? — удивилась такой постановке вопроса Зорька, — даж ни знам.

— Э, врёшь, девка, — хитро скривилась баба, грозя пальчиком, — по глазищам твоим бесстыжим вижу, чё знашь, тольк дуру тута корчишь, девкой неёбаной прикидывашся. Я ж за раз поняла чё тябе за вошь под хвост кусила, о жизни прежней пожалела. Ах я бедна, ах несчастна. Таку жизню просрала.

Зорька потупилась, покраснела и закусила губу.

— Ох, ё — растянулась в улыбке Дануха, — гляньте на Матёру, в краску бросило. Ты чё ж думашь я слепа чё ли? Я уж давненько поняла твои хотелки, ящё кода ты Голубе совет дала мужиков при бабах пристроить. Прибить их к кутам. А я ведь то ж тябя пред Голубой поддержала. Самой интярес клюнул, чё получится. А получилось то ладно. Бабы от счастья мухами над мужами аки над говном, так и кружат, так и жужжат. Пылинки сдуват, живут не нарадуются. И мужики довольны, как кабаны обожравшиеся да тут же обосравшиеся. Знам баба теперяча вроде как своя, дети, коли будут, тоже свои, кровиночки. Ты знашь, Зорь, мне даж под сраку лет завидно стало. И я так хочу. Ни одна ты тута дура така хотюниста.

— Да кому я така нужна, — махнув на Дануху рукой с досадой в голосе проговорила Зорька, затеребив свой кожаный подольчик, даже забыв о скрытности своих вожделений.

— А за мяня прям мужики в очереди подралися, смотри к, — тут же отреагировала баба, переходя на громкий шёпот и смешно выпучивая при этом глаза.

— Да, ты права, — сдалась Зорька, успокаиваясь и каясь, — запала мне в душу счастливое времечко семейной жизни, когда всё по любовно было, да ладно. Не долго, но есть, что вспомнить и есть о чём пожалеть. Может я чего не так сделала, может просто было не суждено.

— Да плюнь ты на говнюка. Кривохуего тольк кол в жопе исправит и то ежели на всю длину, да штанами прикроють. Ну, а ежели нормальный мужик попадётся?

— Да где их нормальных взять то? У нас один молодняк, хотя подрастут, конечно, только пока они подрастут, мы ту все вековухами вымрем.

— Да поискать то еся де, — хитро прищурилась баба, — ты ж всего не знашь. А я про всё не болтаю. Тут по лясам два отряда мужичков молодых да здоровых рыщут, тольк к нам прибиться не пожелали. Видите ли, под девкин присмотр стыдоба им идтить. А коль узнают про то, чё эт девки со зверьём сотворили, да как всех их под корень к хуям собачим повывели, в раз зауважают и уж на смотрины, как пить заявятся. Их, хуеносных, любопыт замучит. К тому ж про тябя в землях аровых уж сказки сказывают, про твой выход на Трикадруке. Ты чё ж думашь, коль умолчала, так мы тута дрямучи и знать не знам? Эт ты, дур припизднута всего не знашь. Не знашь что в округе о тябе брешут. А из тех мужичков лессовых, даж кое кто клянётся, мол лично видел тябя как чудо. Тольк мы с Данавой до поры до времени о тябе помалкивали. Никто из «колдунков», а знать и все в округе, о том, чё за девка тута верховодит, никто знать не знат, слыхать не слыхат. А вот теперяча Данаву запущу по всем, да и тябя прятать перестанем. Эдак жди целый табун мужицкий у свого шатра, да ковыряйся в них, как в навозе.

— Да ну тебя Данух, придумаешь тож.

— Я серьёзно, Зорь. Мяне перед Водяницей слово держать. Вот я из вас и начну нову жизню то рожать. А от кель мене других то взять?

— Ладно, размечталась, — проговорила Зорька, нарочито выпячивая последнее слово, передразнивая Дануху, — Данух, ты со Звездюлей посиди, а я пойду сполоснусь, да постираюсь хоть.

— И то, — не собираясь останавливать свой разнос, в который сама же себя разогнала бабьими мечтами Дануха, — теперяча тябе красоту надобно держать, чай пред мужиками хвостом крутить.

— Данух, — рассмеялась Зорька уже выходя, — а ты не думала, что стоит мне их Славой прибить, как они все тут у меня в очереди на коленках ползать будут и сопли на кулак наматывать.

С этими словами Зорька вышла. А Дануха услышав их, аж поперхнулась. Об этом то она совсем забыла. А она то дура здесь распиналась, забыв, что этой оторве, с её то даром, всё это просто не нужно. Но тут же успокоилась, покрыв свой конфуз тем обстоятельством, что она то думала не только о Зорьке, но и обо всех девках и бабах поселения. Во как. На чём и успокоилась.

Баня как всегда оказалась прогретой и воды Зорьке хватило. Вот только постираться она не успела. Вылив на голову последний ковш воды, ополоснувшись и с блаженной улыбкой утерев ползущие по лицу струйки воды ладонью, тут же узрела, как из пара прямо пред ней собралась и воплотилась фигура хмурой на вид Речной Девы. Можно было даже сказать — злой. Зорька тут же вспомнила разговор с Данухой и свои нелесные высказывания о Святых Девах и ей как-то стало не по себе. Она низко опустила голову и прикусила губу, смотря на Деву исподлобья, как загнанный зверёк, но не смерившийся с поимкой и готовый напоследок укусить. Дева, не говоря ни слова медленно проплыла по густому пару, устилающему напольные шкуры, казалось, не касаясь ворса шкур и Зорька впервые в жизни увидела её со спины. Огромная, толстенная коса до самого пола, как магнит приковала её взгляд. Дева, дойдя до входной шкуры остановилась и развернулась к ней лицом, всё с тем же суровым взглядом. У Зорьки тут же в голове сложилось понимание, что Дева перекрыла путь для побега. «Значит будут убивать», — пришла ей в голову мысль. И поняв, что убивать её будет кто-то другой, настороженно огляделась. И тут у неё глаза полезли на лоб. Прямо за очагом, на противоположной от неё стороне, стояла хмурая Дануха. Но тут же боковое зрение уловило какое-то движение. Зорька зыркнула в сторону тёмной стены. Оттуда шла Голубава. Она медленно подошла к Данухе и буквально влилась в неё! В результате получилась незнакомая баба, что-то среднее между Данухой и Голубавой, которая удивительным образом сочетала в себе черты обоих баб. Тут с другой стороны, но уже быстрей к этой бабе подошла Кноха и не успев слиться с этой непонятно кем, как с другой стороны ещё быстрее поплыла Москуха. Потом бабы появлялись всё быстрей и быстрей. Проскочил силуэт Данавы, а потом опять бабы и мужики вперемешку. Зорька уже не успевала отслеживать и узнавать их. Они буквально ветром влетали во вновь образующуюся бабу, которая с каждым вливание мгновенно усреднялась с вновь влившейся. Вскоре процесс стал настолько быстр, что Зорька видела лишь мельтешение прямо перед глазами и какой-то тяжёлый, нарастающий гул в ушах. Гул становился всё выше и сильнее. Перед глазами уже просто колыхалось размытое пятно с полосами, уходящими влево и вправо. Наконец ушераздирающий звук резко улетел куда-то в диапазон визга и стал нестерпим, от чего Зорька закрыла уши руками и с силой зажмурила глаза. И вдруг, раз и наступила тишина. В голове стоял звон огромной тучи комаров на фоне оглушительного стука сердца. Зорька, не отнимая рук от ушей, осторожно приоткрыла глаза и украдкой, боясь выдать себя, что ещё жива, взглянула за очаг. Руки тут упали от ушей вниз сами, а с ними и челюсть. Глаза распахнулись и из горла вылетело лишь «ах». Перед ней стояла абсолютно незнакомая баба, среднего возраста, точнее сказать Зорька не могла. Она её видела в первый раз, но при этом чувствовала в ней, что-то родное, неуловимо знакомое и близкое. От неё исходил тонкий, ажурный свет в виде струящейся во все стороны, живой дымке и эта светящаяся баба улыбалась Зорьке, притом, как показалось молодухе, где-то даже ехидно. Она стояла и молчала. В длинной, белоснежной бабьей рубахе с таким же белоснежным подолом до самого пола. Голова её была покрыта светящимся, сотканным из звёзд покрывале, концы которого спадали на плечи и ниже, накрывая груди. Она так и не сказала ни слова, но Зорька сразу поняла, кто перед ней стоит. Это была общность всех людей Земли Рек — Мать Сыра Земля! Зорька с благоговеньем и трепетом взирала на неё и слёзы ручьями лились по её щекам, но она даже не думала их утирать. Это были слёзы счастья, обыкновенного бабьего счастья. Сколько это продолжалось Зорька не помнила, она просто потеряла время и пространство. Она и себя потеряла, вообще перестав что-либо соображать. Затем Матерь стала удаляться, как бы отплывая к задней стенке и наконец, где-то далеко-далеко исчезла, растворившись в светящейся точке. Зорька продолжала ошарашенно всматриваться куда-то в темноту, где и точка уже погасла, пока на её целенаправленный взгляд не наплыла светлая фигура Речной Девы, которая встала прямо перед ней. Она уже была не зла, но печальна.

— Ты хотела знать о наших делах? — начала она тихо, — я скажу тебе. Мы схватились в борьбе не на жизнь, а насмерть за наш народ, за наши земли, леса, реки, за НАШУ степь. Враги очень сильны и коварны. Арья называют их богами. Мы не пользуем тебя Утренняя Заря, мы лишь просим тебя о помощи. Защити нас, защити себя и своё будущее и будущее твоего будущего. Он сотворил своё мерзкое дело. Закончи начатое.

Дева приблизилась к Зорьке и как будто вошла в неё, обдав жаром тело, от чего у Зорьки дух перехватило.

В то же самое время в лагере особых девок творилось что-то невообразимое. Благодаря тому, что девки не раскуманились до сих пор, их всех одновременно накрыло странным, необъяснимым чувством чего-то большого, непонятного, а значит тревожного. Они все как одна повыскакивали из своих шатров и недоумённо, как бы спрашивая друг друга, мол что случилось, непонимающе пересматривались. Наконец, кто-то выкрикнул: «Зорька!» и все не сговариваясь побежали к шатру Старшей. Не задумываясь о последствиях, они тут же кучей ввалились в шатёр и замерли на входе, растекаясь по бокам вдоль стен. Сказать, что они были ошарашены увиденным, значит ничего не сказать. Прямо у очага девки увидели до смерти перепуганную Дануху, скулящую как побитый щенок и прикрывающую своим массивным телом Звёздочку, голосящую в истеричном оре. Девки впали в оцепенение. Они ничего не могли понять, что происходит. Дануха скулила и ни как на них не реагировала. Перепуганное дитё похоже тоже их не видела и продолжала заливаться, лёжа на полу. Но тут входная шкура за их спинами распахнулась и в кут буквально вплыла абсолютно голая Зорька, мокрая, с полными глазами слёз и при этом с идиотской, блуждающей улыбкой на губах. Шла она медленно, короткими шашками, как заворожённая, так же, как и Дануха не обращая на них никакого внимания. Прошла через их строй как через пустое место, подошла к истерично заливающейся Звёздочке, спокойно села рядом, взяла её на руки и отлаженным движением сунула её в орущий рот сосок груди. Та вякнула пару раз, захлебнулась, не то молоком, не то своими слезами и принялась сосать титьку, то и дело всхлипывая. Зорька при этом сидела как под мороком, тупо глядя в огонь и чему-то счастливо улыбаясь. Тут в себя начала приходить и Дануха, она перестала скулить и как мешок с рыбой рухнула без чувств на пол, престав подавать признаки жизни. Воцарилась немая картина, которая могла сохраняться, казалось бесконечность, если бы невозможность терпеть это безобразии у маленькой Невы.

— Зорь, ты жива? — глотая слёзы, дрожащим голосом спросила она.

Зорька медленно повернула в их сторону голову, абсолютно не меняя идиотского выражения лица. При этом она ничего не ответила, зато пришла в себя Дануха. Она шумно кряхтя поднялась с пола, как ванька-встанька, перекатившись на устойчивую попу и громко вереща, выругалась:

— Да разъябить вас всех хуилами чурбанными, — тут у неё кончался воздух в лёгких, она громко и глубоко вздохнула, шумно выдохнула, вновь вздохнула и закончила, — пиздец.

Тут она принялась охлопывать себя руками, как бы проверяя все ли части её тела целы, потом принялась испуганно озираться. Сначала увидела перепуганных девок у входа, которые плотно прижались друг к другу и вытаращенными от ужаса глазами смотрели на Матерь. Только потом увидела голую и похоже не в себе Зорьку, которая до сих пор отойти не могла.

— Зорьк, сучка недоёбана, — вдруг грозно ругнулась она на Старшую, — ты эт… мяне тута… пиздятиныкусок, кончай.

Не способность связать двух слов, ещё больше взбесило Дануху, и она не с того ни с чего схватила клюку и замахнувшись на Зорьку выдала:

— У, так бы и уёбла бы хуюшкой по пиздятушке чё б мозги малафьёй по выбрызгали.

Тут она обмякла, видать пар вышел. Клюка с обессиленной рукой упала на пол и Дануха шумно и тяжело дыша, будто бегом бегала, потупила глаза в пол и закончила:

— Дрянь.

На Зорьку это не произвело абсолютно никакого впечатления. Она как сидела дура дурой, так дурой и осталась. Только когда Звёздочка насосалась и выпустила титьку, тут же кряхтя принимая вертикальное положение и шумно удивляясь собравшимся, у Зорьки в голове что-то наконец включилось. Она осмотрела собравшихся, с трудом соображая зачем они здесь все.

— И чё стоим то? — неожиданно спросила она девок, — в поход я за вас готовитьси буду?

— Какой в пязду поход? — тут же встряла Дануха, — Зорь, у тябя с башкой то чё, совсем плох? Вы ж тольк вертались.

— Мы не закончили, Данух, — спокойно и твёрдо ответила ей Старшая, — там одного мудака отпустили, чтоб сползал кой куда, а тепереча и его кончить велено. Знак мне был.

— Вот не хуясе знак, — хмыкнула Дануха, — я чуть со страху весь подол не уделала. Ну к выкладай, чё творила? Прибивалка твоих рук дело?

— Мне самой в бане только что такой пропиздон выдали за слова не по делу высказанные, рада бы кого прибить, да саму так приложили, что не скоро отойду.

— Эт кто ж тябя так, Дева твоя чё ли?

— Да нет, повыше.

— Кака ж нежить к тябе захаживала?

— Ещё выше Данух.

Удивление на лице бабы надо было видеть. Если б не момент величественности, можно было обоссаться со смеху. Такое дурацкое лицо специально не получается.

— Общность ко мне наведывалась, девоньки, сама Мать Сыра Земля.

— Блядишь, — выдохнула Дануха сделав такой жалостливый вид, будто упрашивая, всё что угодно, только не это.

— Ни говори, сама охуела.

— Чё сказала?

— Ни чё ни сказала. Просто душу вынула, встрихнула и обратно засунула, и стало всё ясно и понятно. Без слов.

Зорька передала ошарашенной Данухе дочь, встала и только тут обнаружила, что абсолютно голая, вспомнив, что собиралась одежду постирать, но никак не могла вспомнить, как из бани сюда пришла. Что это выходит, она по всему лагерю так разгуливала? Да и наплевать.

— Ну чё стоим, как *уилы деревяны, — рявкнула она на девок, — выход по готовности.

Девки затолпились на выходе и вскоре рассосались по своим шатрам, собираясь. Зорька направилась за ними.

— Эт ты куды? — услышала она из-за спины голос Данухи.

— Поду Данаву наведаю. Спрошу за заказ, — тут же ответила Зорька даже не оборачиваясь.

— Да жопу хотя прикрой, оторва бесстыжа, — взъелась баба.

Зорька ничего ей на это не ответила, но вместо шатра Данавы, быстро прошла в банный шатёр и натянула на себя грязную и мокрую уже одёжу. Данава не подвёл. Сделал всё как просила Зорька, даже лучше. Для каждой девки он сделал кожаный пояс с кармашками, в которые вложил маленькие глиняные сосудики, полностью той же глиной запечатанные. Тут же предупредил, что сосудики хрупкие и как только раздавятся, тут же вытекут, а коль огонь будет рядом, так неминуемо та, кто раздавила, сгорит заживо. Поэтому от греха подальше до поры до времени, пояса одевать не стали, а сложили их аккуратно на грузовых лошадей.

Покинули лагерь уже когда совсем стемнело. По крайней мере в лесу. Хотя, когда вышли в степь, было достаточно светло. Ехали прямым ходом в логово. Нигде не останавливаясь, не отворачивали и на утро второго днядостигли проклятого леса. Скакали довольно резво, даже не разворачиваясь в боевое построение. Зорька впереди. Её стая за ней. Буря со своими позади всех. Заскочив на последний холм, с которого открылся вид на лес логова, Зорька даже не подумала сбавлять темп. Прямо на ходу, прикинув расстояние, она прикрыла глаза и начала разжигать в себе утреннюю зарю, а когда открыла и засветилась лучезарной улыбкой, до входа в лес оставалось уже совсем чуть - чуть.

Дальний дозор сидел в засаде и выскакивать на встречу скачущим всадницам не спешил. Зорька, прекрасно зная их засадные места, подъехала почти в плотную и остановилась, накрывая всё вокруг Славой. Вскоре из зарослей выползли замороченные четыре дозорных и упали перед Зорькой на колени. Она осмотрела их, что-то взвесила в голове, видно вспоминая кто это такие и спокойно скомандовала девкам:

— Этих кончаем.

И тут же, не обращая больше внимание на молодых лучников, проехала мимо них в лес.

Достигнув первых ворот в деревянном частоколе, она опять остановилась, озирая ворота и прилегающий к ним частокол своей лучезарной, хищной улыбкой. Подняла руку и кому-то ласково велела:

— Откройте ворота.

Тут же послышалась беготня, шум, грохот и ворота распахнулись. Здесь её встречали восемь лучников. С ними она велела сделать тоже самое и поскакала дальше, минуя внешний город, где по дороге никто не встретился. Наконец подъехала к воротам внутреннего круга. Опять внимательно и хищно осмотрела их и так же велела кому-то их открыть. И последние ворота распахнулись, но тут вместо лучников, их встретили пацаны, притом абсолютно разного возраста, от мала до велика, но старшему было не более лет четырнадцати. Зорька осмотрела их внимательным взглядом, с кем-то персонально поздоровалась, потом подъехала к одному, видимо самому старшему и спокойным голосом позвала из-за спины Малху.

— Малхуш, — проговорила она с тоном, будто сейчас познакомит девку с завидным претендентом на её сердце, — вот этого змеёныша придуши по-тихому.

Малхе дважды повторять не пришлось. Затем Зорька обратилась к другому:

— Капенька, ты ль это?

— Я моя богиня, — пролепетал щупленький пацанчик, расплываясь в улыбке раболепия.

— Атаман где?

— Так у себя. Хвор он и Хабарка при нём. Из города приехала лечить.

— Во как! — удивилась не сказанной удаче Зорька, возможности расправиться сразу с двумя ненавистными, и обращаясь ко всем сказала, — стоять меня ждать.

Но никуда не поскакала, а наоборот спрыгнула с Солнышка, достала со Спокойной пояс с огнём и пошла пешком по укатанной дорожке. Подошла к кибитке не со входа, а с боку, к открытому окошку. Тихонько так подошла, будто чувствовала, что услышит нужный ей разговор. Она сразу узнала лебезящий голос Хабарки и глухой, болезненный голос своего мужа. Ещё подходя она издали услышала его требовательный голос:

— Позови жену!

«Опаньки! Эт он меня зовёт, иль скорей всего другой обзавёлся», — тут же подумала Зорька, тем более ответа от Хабарки она не услышала, та говорила тихо.

— Как нет! — вновь рявкнул Ардни, — А где же они? — и после небольшой паузы, во время которой Зорька уже подошла в кибитке вплотную, тише добавил, — я их тоже убил? Всех?

— Да, — ответила спокойно Хабарка, и тут же заискивающи и наигранно лживо запричитала, — одни мы с тобой остались атаман. Видно судьба нас связала. Давай я тебе тело протру прохладной водой, горишь весь.

«Хабарка, — подумала про себя Зорька, — ты не исправимая сучка».

С этой мыслью она тихонько, насколько смогла приоткрыла входную шкуру. На его лежаке, спиной ко входу сидела Хабарка, закрывая собой и его от Зорьки и Зорьку от него. Матёрая пронырнула ужом в кибитку и вынув сосудик с огнём, выпрямилась в полный рост. И тут не удержавшись, решила оторваться напоследок:

— Хабарк, подруг, — спокойно и как бы между прочим проговорила Зорька, упираясь спиной на входной косяк.

Бабу как плетью стегнули. Она крутанулась сначала, потом соскочила на ноги и попятилась, сделав несколько шагов и тут же в чём-то запутавшись, остановилась. А Зорька продолжала всё тем же тоном:

— Опосля Шумного то в твоей пиздище его огрызок, как стрела в ушате болтаться будить. Тебе эт нать?

Славу она никуда не девала, а муженёк её был сухой, без Сомы и это не могло не подействовать. Она посмотрела на него ласковой улыбкой и тот застонал, выпуская по слезинке из каждого глаза.

— А ты заткнись! — рявкнула Зорька на автомате включив бабью прибивалку, от которой атаману было ни тепло, ни холодно, а вот Хабарке прилетело опять и на этот раз по полной.

Её тряхнуло, она взвизгнула и сорвав занавеску с бабьей половины, вообще запутавшись, рухнув на пол у второй лежанки. Глазки атамана блестели полные раскаяния и любви. Зорька посмотрела на него и вдруг весело проговорила:

— А не буду я вам речи тут красивые толкать. Идите вы все в жопу не мытую.

И с этими словами со всего маха запустила сосудик в каменный очаг, тут же выпрыгивая из кибитки, как учил Данава. Но даже её прыти не хватило. Содержимое разбившегося сосудика ухнуло так, что Зорьку просто выбросило и она похоже своей головой входную шкуру сорвала. Ещё в полёте она услышала душераздирающий визг Хабарки и как только он стих, рухнула на землю. Хорошо трава была густая, а то б все руки раскарябала, пока тормозила.

Через какое-то время к ней подскакали Елейка с Невой и перепуганными глазами уставились на лежащую на траве Зорьку, расплывшуюся в улыбке полного блаженства.

— Всё девки, кончено, — тихо сказала она, похоже и не думая подниматься.

— А что с пацанами делать? — тут же спросила Нева.

— Берите в полон. Вяжите их хоть за яйца и тащите к нам в лагерь на расплод.

Девки тут же рванули обратно, и Зорька услышала, как удаляющаяся Елейка орала во всю глотку своим подругам:

— Матёрая велела их за яйца вязать и тащить в лагерь плодиться.

— Вот дуры, — растягиваясь в улыбке и закрывая глаза, пробубнила себе под нос Зорька и схватив себя обоими руками за окаменевшие груди, с грустью продолжила, — вот же сволота, опять доиться пора…

Эпилог

Удушье. Мерзкое дыхание болот, дыханье смерти. Огрызки трупов молодых берёз, торчащие из мутных вод и кочки мха, лишайной бляшкой, как нарывы разбросаны на грязной, зелено-ржавой жиже. Зловонье тухлое, смердящей тишины покоя, закутанный сплошною паутиною удушья. Здесь умирает всё, что дышит воздухом небесным. Мы, обречённые дышать, чем попадя дышать не можем. Так было есть и будет. Начало воздуха вдыхая мы живём.

О, жажда. Болотная вода, насквозь пропитанная гнилью вода убийца, мертвечины жидкость бурлит, киша холодным, тухлым газом. Урочище заразы, яда и отравы. Здесь умирает всё, кому знакомо чувство жажды. Обречены мы пить, но что попало пить, не можем. Так было есть и будет. Начало водное мы пьём и тем живём.

Как странно видеть на краю болота еле приметный проблеск чистых вод. Там из земли бьёт ключ, родник всего живого и чистая вода, младым, игривым змеем бежит в густую тень лесов в себя вбирая ароматы леса. Как странно: гиблое болото и душит жизнь, но жизнь и порождает. И этот лес, который водный змей украдкой проползает, кореньями пьёт воду из него. И сам живёт и воздух чистый порождает, даёт возможность жить всему другому.

Вот где-то далеко, из дальних из лесов, всплывая в мареве благоуханном, огонь небесный диском золотым все заливая светом лучезарным и пробуждая краски ото сна и черно-белый мир ночи меняя, вдруг заиграл, как радуга, искрясь осеннею листвой деревьев величавых. Огонь небес пронизывая теплотой и светом, залил собою всё вокруг. Сошлись в единый мир начала три, что порождают жизнь любую: земля и воздух, окроплённые водой. Их воедино замешал огонь небес. Звезда, что управляет хором разновидной жизни. В пространстве космоса холодном. Она как дирижёр по партитуре слагает разное в единый хор и порождает область жизни. Притом любой, не только нашей. А композитор — Абсолют в извечном поиске творит, стирает, вновь творит…

Над лесом солнце поднималось и начинался новый день. Биологическая жизнь земли всегда в движении активном и вечный двигатель её обыкновенный голод. И обитатели лесные пробуждаясь друг друга начинают пожирать… О, голод, заставляющий нас плыть, ползти, бежать, летать и прыгать. Кого-то убегать, других их догонять, кому-то прятаться, кому-то их искать и все это с единой целью: наестся самому ну, и не дать себя сожрать. Живое все обречено питаться. Едят то все они, но каждый ест своё. Что одному дано, другому может стать отравой. В природе все уравновешено по жизни. Для тех, кто есть, найдётся тот, кто ест его…

Змеёныш водный весело журчит средь леса, сливаясь по пути с такими же как он бегущими из той же чащи, становится все больше, шире, полноводней и поит всё вокруг, что здесь растёт, летает, ползёт, бежит и прыгает живое. Вобрав в себя с десяток водных змеев, оставив затенённый лес, катится в поле, окутав пеленой тумана утреннюю степь. Степь — уникальное творение природы убогим разумом людским никак не соразмерно с пониманьем. Она как космос пола и пуста до бесконечности во взоре — чисто поле. И вместе с тем она вселенная с бесчисленным количеством всего, что мысленно представить себе можно. Она пуста и вместе с тем забита до придела, где места нет и капле пустоты. Ты одинок? И в ней найдёшь все тоже, что и сам. Степь сдавит одиночеством тебя, своим простором беспредельным, бегущим прочь за горизонт подальше от тебя, давая осознать никчёмность всю твою в её бескрайнем мире. Приди к ней с чувством одиночества своим, она ответит холодом вселенной. Ты счастлив? И степь взорвётся фейерверком счастья, везде и всюду из-под ног твоих, волнами закружив в огромном океане трав, цветов, в водовороте запахов и красок, ослепляя, оглушая. Ты видишь, степь — есть счастье в чистом виде. Ты зол, взбешён? И степь взревёт на оголённых нервах молний, раскатывая гром и сотрясая твердь. В лохмотья разрывая полотно лугов, вскипая пылью до небес. Ветра психованные взвоют, дождём хлеща и градом добивая, и гром, как вопли ярости витают. Степь зло и бешенство, и ярость в чистом виде. Но коли на душе своей покой и радость, степь превратится в радости слезу и умиленья. К тебе лишь ласково прильнёт, обнимет, вдохнёт в тебя дурманом разнотравья и звуков певчих птиц, расслабленным шуршанием вокруг и нежным, лёгким ветерком погладит. Она само добро и ласка, не иссекаемый источник неги и покоя и радости существованья. Степь невозможно осознать она в себя вобрала чувства. Природа замесила их в одном котле и разом выплеснула варево нерукотворное на землю и расплылась субстанция эмоций океаном, где берега не обозримый горизонт. Она и зло и благо, и печаль, и радость, и тоска, и счастье, и все переживания души притом одновременно. Она есть то, что порождает всё: и воздух сам и то, что воздуху присуще и воду порождает, порождает жизнь во всем её многообразии. То Мать Сыра Земля — начало всех начал. Понять её умом нельзя, но можно прикоснувшись сердцем, смешаться с нею кровью, прильнуть к её груди, почувствовав себя её дитём и задышать с ней в такт, сливаясь в мир единый, став неотъемлемой её частичкой.

А водный змей бежит, себе играя в её изгибах плавно величавых и твердь её, что огрубела в камень ласкает он прикосновеньем безмятежным. И вот плеяда ручейков впадает в большую реку, полноводную, живую. Река как водный змей между холмов скользит, виляя, облизывая берега пологие, крутые и наполняет влагой жизни огромные просторы травяного океана. Он поит все, и воздух клубами тумана и землю — мать и все что обитает, рождается, живёт и умирает. На берегу реки живут и люди. Живут они на ней с времён каких не знают. Давно живут, считая, что всегда…

Конец первой книги.

Саша Бер Степь. Кровь вторая. Орда

Часть первая

Глава первая. Она. Первый круг

Было их три подруги, до поры, до времени. О девичьей дружбе, можно говорить много, а лучше не говорить, вовсе. «Если жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, учёным, доподлинно, не известно». Примерно, тоже самое, можно сказать и о феномене девичий дружбы. Да, и, о какой дружбе, может идти речь, когда одна из подружек, царская дочь, а все остальные при ней, завелись, в качестве живых игрушек.

Райс, была не просто одной из дочерей, одного из царей, которых в то время, было пруд пруди и море мори, и ещё столько же останется. Она была дочерью, самой царицы Тиоранты, Матери Степи и царя всей степной орды, Эминака, самой могущественной пары, в ойкумене того времени. И Райс, как любимая и долгожданная дочь, была самой большой ценностью, всего известного мира. Вертя, с помощью капризов, повелителями человечества, она априори являлась самой влиятельной персоной вселенной. Правда, у неё был ещё старший брат, но он не в счёт, в мире военного матриархата, он же мальчик.

Райс, была очень похожа на маму и это касалось не только генетического подобия, но, в первую очередь, сходства всех внешних атрибутов. Она всегда и всюду, требовала от всех, кто её одевал, обувал и причёсывал, чтобы было, «как у мамы», поэтому и одевали её, и обували, и даже придавали её рыжей, густой шевелюре, некую небрежную распущенность и пышность, как у царицы. Тиоранта, никогда не плела косы и это же, на отрез, отказывалась делать маленькая Райс.

Один в один, голубые глаза и одинаковая с царицей причёска с одеянием, делали Райс, точной копией Тиоранты, только маленькой. «Маленькая гадина», как её называло за глаза взрослое, непосредственное окружение, даже в одно время, у мамок-нянек, потребовала разукрасить своё тело под колдовские узоры татуировок, как у мамы, на что последняя, увидав это безобразие, и не оценив творчества художниц-мастериц, разрисовавших дитя разноцветными красками, врезала мамкам так, что им мало, не показалось и повторять творческий порыв, больше не захотелось. А саму «дрянну дочу», оттирала жёсткой мочалкой самолично, от чего та, отревев всю процедуру, ещё долго ходила по своему шатру голенькой, наотрез отказываясь, что-либо, на больное тело, одевать.

Две, из четырёх игрушек-подружек, «сломались», через какое-то время и пропали, а вот одна, оказалась живучей и устойчивой к причудам царской дочки, как ванька-встанька. И сколько бы та, её по жизни не колотила и не швыряла оземь, она каждый раз, вставала и просто отряхивалась. Её лучшую, по сути, постоянную и единственную, на тот момент, подругу, звали Такамита.

Райс, когда подросла, вполне искренне считала, что они были подруги с рождения, хотя это, конечно, было не так. Такамита, появилась при царском дворе, только когда Райс подросла до возраста нестерпимых «почемучек». Откуда она взялась, и кто её родители, никто не знал. Ну, по крайней мере, они обе не знали, точно и те, кого они об этом спрашивали, тоже не знали или помалкивали.

Дружба у них была, несколько, странной, если не сказать большего. Она проходила в постоянных, нескончаемых периодах войны и мира, притом эти периоды, определяла исключительно Райс. Она, то лупила подругу и выгоняла, утверждая, что на этот раз навсегда, то, почти, тут же кидалась её искать и силой притаскивала дружить обратно. Вот так и дружили.

Вместе сели на коней, вместе учились стрельбе из лука и драке на оружии, вместе учились колдовскому и ведьменному делу. Если в первых дисциплинах, касающихся воинского искусства, Райс, была всегда, впереди оравы всей, то в том, что касалось потустороннего, столь же сильно, отставала от Такамиты, но это её, как раз, нисколько не расстраивало, хотя быть первой во всём, она привыкла, как должное и не позволяла, никому её обскакать, хоть путём собственного усердного старания, хоть, просто, ликвидируя конкурента грубой силой. Но, вот, нудное учение ведунов и ведуний, царскую дочь, явно тяготило и являлось, по её словам, «проклятущим наказанием».

На обучение этой премудрости, она сама толкала Такамиту вперёд, ленясь и прячась за её спиной, где и отсиживалась. Подруга же, занималась прилежно, хотя, как выяснилось, дара особого, у неё к этому делу не было, но благодаря упорству и желанию стать непременно ведьмой, как минимум, она достигла определённых высот, для своего возраста. Райс, это нисколько не расстраивало. Тогда, она считала «эту хрень», ей не нужной и бесполезной, но так как, мама заставляла и настаивала на обучении, то дочь, стойко терпела эту нудную и неинтересную для неё бредятину.

Нет, они не оставались только вдвоём. В их «дружный» коллектив, благодаря родительскому протеже, постоянно вливались, всё новые и новые «подруги», но как вливались, так и выливались обратно. Перетерпеть характер этой «рыжей, мелкой дряни» было не каждой суждено. Вернее, никому из них.

Когда они подросли и у обоих стали проклёвываться первые признаки половой принадлежности, в банной прислуге царской семьи, появился странный парень-чужеземец. Был он ещё совсем молод, но для них, казался очень взрослым мужчиной. Странно одевался, странно, с очень сильным акцентом говорил, тонким девичьим голоском, имя у него было, для них странное — Шахран и вообще, он Райс, сразу не понравился, от чего она, с первого мгновения, как увидела, начала его гнобить.

Больше всего, бесило царственную стервочку, одна его исключительная от всех особенность. Несмотря на то, что в бане, все обязаны были ходить голые, независимо от рода, пола и властного положения, этот представитель ненавистного для неё мужицкого населения, всегда расхаживал в штанах, при том не в ордынских, кожаных в натяг, а матерчатых, воздушно широких, в которых, можно было спрятать целый мешок с рыбой.

Подловив это недоразумение, как-то, в предбаннике и прижав его к стенке, девки-подружки, воинственно угрожая, потребовали от него, немедленно снять штаны и показать, что он там прячет. Шахран, нехорошо, как-то, улыбнувшись, даже, скорее презрительно скривившись, медленно распустил завязки и уронил штаны на пол.

Когда кутырки, не увидели там ничего, кроме уродливого, оплавленного шрама, то сначала, попытались обе, вытолкать собственные глаза на лоб и распахнув свои ротики, дико заверещав, не меняя выражений на лицах, во все ноги, пустились ябедничать на него, Матери Степи, что вела, какой-то, банный дипломатический приём, в это время. Когда Тиоранта и её окружение, что находились рядом, перепуганные, стараясь успокоить детей, с великим трудом поняли, из их парной истерики, что случилось, то царица, рявкнула на обеих так, что те, разом заткнулись, как и не ревели.

«Как вы посмели!» — кричала она на них и всё такое прочее, и всё в том же духе, но маленькая Райс, округлив недоумённо свои голубенькие, бесстыжие глазки, безапелляционно, тут же огрызнулась, втиснувшись в одну из пауз в ругани мамы: «Ну, я же должна была знать, что он там прячет!». Такая непосредственность, лишила царицу дара речи. Она хотела, как следует отсчитать обеих за наглость и разнузданность, преподав, так сказать, урок тактичности, но не найдя, что ответить дочери на её заявление, просто, спокойно, обозвала их дурами и прогнала.

Удивительная вещь. Райс, которая никогда и никого не жалела в своей жизни, и многие думали, что она, вообще, на это была неспособна, Шахрана пожалела, от всей своей маленькой, но вредной душонки. Нет, она не извинилась, но доставать его перестала и поначалу, просто, пряталась от уродца, стараясь избегать при любой возможности. А вот Такамита и извинилась, и разговаривать стала всякий раз, как встретит.

Он оказался необидчивым и вполне компанейским. По податливости характера, парень сильно напоминал Такамиту и спустя всего пару дней, Райс, уже нагло, «придружила» его в свою компанию. Вот так и стало их три «подруги», дружба которых, растянулась на последующие годы.

Когда Райс заярилась и в девичьих боевых сестричествах с размахом отметили это разнузданным, пьяным разгулом, на котором, подвыпившая мама впервые, буквально, силой заставила делать её то, что она отчаянно не хотела и наотрез отказывалась, царская дочь, неожиданно почувствовала к себе изменение, в отношении Матери, да и вообще, всего ближнего окружения, которое, как-то сразу, перестало её бояться и лебезить перед ней. Толи маму достали выходки дочери и у неё лопнуло терпение, толи сам факт прихода месячных, означал какой-то рубеж, за которым кончалась её вольное, бесшабашное детство, для ярицы было непонятно.

Райс, хоть и числилась безголовой оторвой, незнающей границ в своих бесчинствах, но дурой не была, а была девочкой умной, по крайней мере, она себя таковой считала, и из всего замеченного вокруг, тут же сделала пакостный вывод, что необходимо, временно поменять своё поведение и перевести привычную для неё жизнь, из разряда показательно демонстративной, в завуалированно партизанскую. Твёрдо решив, что на людях, она станет такой, какой её хотят видеть, а втихаря, будет делать то, что хочет и пусть попробует, какая-нибудь шавка, тявкнуть.

Только ничего из намеченного, сделать она, не успела. На следующий же день, мама взяла за руку и не объясняя толком ничего, отвела её в лесную чащу, к пустующей избушке еги-бабы, где рыжую оторву, наглухо закрыли в тёплой, но негорячей бане, в полной темноте, молодиться, как это она сначала для себя решила.

Райс, сперва восприняла этот обязательный ритуал, как очередное, обычное наказание и как предоставленную возможность, «хорошенько подумать над своим поведением» и за одно, «как жить дальше», поэтому не слишком расстроилась, лишь показательно надулась, как мышь на крупу, всем своим видом показывая, что «не мама ты мне больше, после этого».

В действительности же, после вчерашних, принудительных топтаний на кровавой рубахе и унизительном, вызывающем поведении ближниц Тиоранты, собиралась, как следует подумать, запомнить всех и придумать месть, каждой индивидуально, но то, что произошло, воистину стало рубежом, который разделил её жизнь на то, что было «до» и то, что «после»…

Темнота в бане, была, хоть глаз коли. Снаружи о стену, что-то долго грохотало, с каждым ударом становясь всё глуше и глуше. Потом, наступила полная тишина. С непривычки, от такой звуковой изоляции, даже в ушах зазвенело. Райс прощупала входную шкуру и поняла, что проём снаружи, заложили брёвнами, да так плотно, что не только шум леса не проникал внутрь, но и сам воздух оттуда не просачивался.

Ярица прощупала окружение. Баня внутри, оказалась меньше, чем выглядела снаружи. Банный полог, выстроенный на всю длину помещения, был застелен мягкими шкурами, в несколько слоёв, что наталкивало на мысль о спальном месте. У входа, стояла большая кадка-долблёнка, полная воды и в ней, девка нащупала плавающий питейный черпак, говоривший о том, что вода питьевая, а не для пара. Она тут же это проверила. Действительно, вода чистая, свежая и холодная, как родниковая, аж зубы заломило.

Банный камень был тёплым, даже можно было сказать, терпимо горячим. Обшаривая его руками, она обнаружила глиняный горшок и сунув в него свой любопытный нос, определила, что там еда и даже по запаху, установила, какая в нём каша. Пахло вкусно, но есть не хотелось, поэтому Райс, продолжила обследование, путём дальнейшего прощупывания, абсолютно тёмного пространства своего заточения. В дальнем углу, обнаружилась помойная лохань, сухая и пахнущая свежеструганным деревом.

Закончив проверку, царская дочь удовлетворённо констатировала: «Прям со всеми удобствами». Ярица разделась до гола, так как замкнутое пространство нагрелось и ей показалось жарковато. Сложила аккуратно одежду в ногах и устраиваясь в мягких шкурах, свив там себе целое гнездо, развалилась и расслабилась, в неге закрыв глаза…

Проснулась резко, от непонятной внутренней тревоги. Полная темнота, полная тишина. Сон слетел, как и не было, и рыжая, сразу вспомнила где находится. Села на полог, прислушалась. Ни единого звука, даже глухого, отдалённого, сколько бы не вслушивалась в тишину. Даже, приложив ухо к стене, не смогла услышать ничего, что хоть, отдалённо бы нарушало безмолвие, словно, в раз оглохла на оба уха. Протерев глаза, спросонок и повертев головой во все стороны, ей не удалось обнаружить ни единого, даже мизерного источника света.

Захотелось по-маленькому и вспомнив про помойную лохань, наощупь двинулась в том направлении. Лохань была на месте. После, держась лежака, двинулась к другому его краю, решив, что пора одеться, но тут, её ждал первый сюрприз. Одежды на том месте, где оставила, не оказалось!

Девка обрыла весь лежак, переворошив все шкуры, облазила весь пол на корячках, но так и не нашла. Зачерпнула черпак воды. Попила. Остатки плеснула себе в лицо и плюхнув ковшик обратно в воду, утёрлась рукой.

Прокралась к камню, нащупала горшок, вновь залезла в него носом и тут, поняла, что пока она спала, здесь кто-то побывал. Каша в горшке была, но другая! Ложка была там же и Райс, наклонившись над глиняной посудиной, закинула в себя половину его содержимого, оценив кашу, на «неплохо».

Вернулась на лежак, тут же, убедив себя в том, что одежду почистят, посушат и доставят в лучшем виде, когда надо будет. В общем-то, если б не полная слепота и глухота, условия для наказания, были в высшей степени, царские, что её вполне удовлетворило на сытый желудок.

Она, в очередной раз, свила себе гнездо и развалившись, задумалась. Первое, что вспомнила, вчерашняя пьянка. Ой, не понравилось ярице поведение маминых ближниц, особенно Матёрых. Вели они себя, уж больно нагло и вызывающе пренебрежительно к ней. Хоть и были пьяненькие, но забыться настолько, да притом разом, что-то непохоже. Что же произошло? Во что она влипла?

А может быть, это не у мамы терпение лопнуло, а у ближниц и они гуртом потребовали от царицы её наказания? Да, Райс, вроде, никому из них, на любимые мозоли не наступала. Ну, подумаешь, дочерей, кой кого, пару раз пнула, да, по шее врезала. Так сами виноваты. Пусть к ней не лезут. Она их в подруги не звала и нечего было набиваться. Это уж, простите, ей самой решать, с кем дружить, а с кем нет.

Потом, вспомнила Такамиту, Шахрана, своего любимого коня Ветерка, а следом наступило время мечтаний, а как же без них. Видела она себя, великой воительницей, ведущей в бой девичьи орды. Супостаты, все как один, разбивались, пленялись, уничтожались, а она, вся такая непобедимая и правильная, чувствовала себя, пупом земли. Эти мысли «о себе великой» заняли значительно больше времени, чем подлинные воспоминания и анализ реальности.

Ворочаясь с боку на бок, царская дочь, наконец, решила, что снова хочет есть. Сползла к камню, нащупала горшок, ложку, зачерпнула, закладывая в рот содержимое, всё ещё продолжая витать в облаках и резко опешила, даже, забыв жевать. В горшке, вместо каши, было мелко порубленное, тушёное мясо, с распаренными кореньями!

Райс настороженно оглянулась в полной темноте и прожевав захваченное в рот, опустила деревянную черпалку, обратно в горшок. Кто-то поменял еду, но ведь на этот раз, она не спала и должна была, по крайней мере, если не увидеть, то услышать того, кто приходил!

Непонятно, что заставило двинуться к помойной лохани, но девка, зачем-то, нащупав её, сначала потрясла, а затем понюхала. Лохань была пуста и пахла, как и вчера, свежеструганным деревом.

— Кто здесь? — тихо и опасливо, чуть ли не шёпотом, спросила Райс темноту, пристально всматриваясь, непонятно куда и максимально напряжённо прислушиваясь.

Ответом была, всё та же звенящая тишина, пустая и беспросветная. Наощупь двинулась ко входу, по пути попив и вновь плеснув остатками воды в лицо, приводя себя в чувство и прогоняя зарождающийся страх.

Шкура была на месте. Брёвна за ней тоже. Прижалась спиной к стене и вновь спросила темноту:

— Банник, это ты?

Ей никто не ответил. Райс попыталась вспомнить чему учили, по поводу ритуалов бань и о баннике в частности, но, как назло, в голове ничего не вспоминалось. Да, и как можно было что-то вспомнить из того, что пролетало у неё на учёбе, мимо уха.

Постояв некоторое время без движений, настороженно, неожиданно почувствовала, что ей холодно. Толи от входа дуло, хотя сквозняка, ни капельки не ощущалось, толи от страха зуб на зуб не попадал, но девка, медленно нащупала край лежака и так же медленно, забралась в шкуры, то и дело протягивая руки в стороны, каждый раз, ожидая, кого-нибудь там нащупать, но она по-прежнему была одна в этой глухой норе.

Свив очередное гнездо в самом углу, чтобы обеспечить безопасность своих тылов, несколько успокоилась и начала, в очередной раз, предпринимать попытки заговорить с тем, кто здесь хозяйничает.

Сначала, рыжая, робко спрашивала, затем, разойдясь, начала требовать и в конце концов, принялась на невидимку орать и угрожать, выплёскивая все ругательства и угрозы из своего арсенала, на что была способна. Потом перешла на мольбы, разревелась. Поревев, успокоилась и опять заснула…

Следующее пробуждение, было точно такое же, как и прошлый раз. Ничего не изменилось. Сон слетел мигом, резко, как и не было, и ей стало, по-настоящему страшно. Райс прекрасно знала, что ярицы молодятся, только ночь, а она уже, явно сидит здесь, как минимум третий день. В голове замелькали вопросы, которые все, как один, остались без ответов. «Что происходит? Почему её заперли в темницу? Как долго её будут здесь держать? Что ей надо сделать, чтобы выпустили?»

С самого пробуждения, у Райс началась истерика. Царская дочь, принялась биться в стены, потолок, колотить кулаками лежак, входную шкуру. Девка долго кричала, требуя, чтоб её выпустили или хоть кто-нибудь, откликнулся. Но всё было напрасно. Темнота и тишина остались беспросветной и беззвучной.

После выплеска истеричной ярости, навалилась апатия. Мысли, как по команде, покинули буйную рыжую голову, силы из молодого тела моментально улетучились, сделав его дряблым и безвольно хилым. Райс, забившись в свой угол, просто сидела и тупо смотрела в никуда.

Как долго она так сидела, ярица сказать не могла, но ни с того ни с чего, закрутивший живот, вновь позвал к лохани, выводя из ступора, после чего, Райс, позволила себе устроить, что-то похожее на помыв тела в бане, только ледяной водой и основательно замёрзнув, в очередной раз, зарылась в шкуры сохнуть и греться.

Эта процедура вернула её к активной жизни, и она, вновь принялась обдумывать сложившуюся ситуацию, но, как и в первый раз, все размышления закончились бурной фантазией о себе любимой… только, в какой-то момент времени, фантазия неожиданно пресеклась, будто её кто-то, за шкирку вытянул из мира грёз.

Рыжая, неожиданно осознала, что мечтает, как-то не так, как обычно, «не по-своему». Царская дочь, абсолютно точно представляла себя, на месте Матери Степи и не просто мечтала о неограниченной власти и всемогуществе, о лихих походах, в сказочных и далёких странах, а задумывалась над решением проблем, возникающих то там, то сям, в её безграничном царстве и все эти проблемы, ставили её в тупик, что никак не походило на безоблачные девичьи фантазии и ей это не понравилось.

Выдернутая из мира грёз, внезапно посмотрела на себя со стороны и ужаснулась той несуразности, её сегодняшней и правительницы огромного количества народов, в своих мечтах. Это было первое шокирующее открытие, здешнего сидения: она ничтожество, неспособная, пока, ни на что. Эта мысль, настойчиво впёрлась в её сознание, даже не спросив у хозяйки, на то разрешения.

Перебирая в голове всё, что не знает и не умеет, и, как и где, это поправить, дочь великой царицы, пришла ко второму нерадостному для себя заключению, которое, оказывается, было настолько явным, что Райс, даже удивилась, подумав, «где же были её мозги?».

Она тут же вспомнила, что мама, никогда не заставляла заниматься боевыми науками, Райс этим, занималась самостоятельно, просто, потому, что ей это удавалось, а значит нравилось. Мама, постоянно заставляла заниматься потусторонним, настоятельно заставляла, но дочь, как могла, от этого ускользала, потому что, там у неё не всегда получалось, а значит и не нравилось.

И только сейчас, сидя в этом чудо-месте, насквозь пронизанным сверхъестественным и колдовским, почувствовала, как мало она об этом всём знает, и как слаба и беззащитна в данной ситуации. Тут же посетил парализующий вопрос, заданный самой себе: «А что, если я не выйду отсюда, пока не разрушу чертог заточения, своим колдовством?». И поняв, что если это так, то ей, бездари, сидеть здесь вечно, вновь принялась рыдать…

Следующее пробуждение, было тяжёлым. Сначала, никак не могла проснуться. Каждый раз, вроде просыпаясь, засыпала заново. Наконец, проснулась окончательно, но нежилая вставать, долго ворочалась и только позыв к помойной лохани, заставил подняться.

Попила. Умылась, плеснув воды в лицо. Села на полог, скрючилась в три погибели и начала мучатся от безделья. Мука, была невыносима. Ничего не видно, ничего не слышно, только наедине сама с собой. Чокнуться можно.

Тут в голову пришла идея. Она, неожиданно нашла занятие. Райс, решила устроить себе физическую тренировку. «Точно», - подумала рыжая и тут же ей занялась. Делала растяжки, размашки, отжимашки, скакашки и всё, что могла придумать, находясь в полной темноте. К этому времени, пленница уже, мало-мальски ориентировалась в пространстве, благо, оно колдовским образом, не изменялось, как еда с отхожим местом, что позволяло ей, довольно легко перемещаться, в этом наглухо запечатанном строении.

Прошло не так много времени, когда девка устала, запыхалась и закончила все свои занятия, напившись и облившись, с головы до ног, ледяной водой, из неисчерпаемого жбана. Утёрлась, одной из шкур спального гнезда, и опять пристроилась на пологе, отдыхая и думая, чем бы ей ещё заняться.

Отдохнув, царская дочь почувствовала голод и обрадовалась, что нашла себе очередное занятие, только когда опустошила, почти половину горшка, где был, на этот раз, густой наваристый грибной суп, забралась в свой угол и в очередной раз, принялась маяться ничего неделанием, даже, завыв в голос, от безысходности…

Ярица потеряла счёт дням. Не понимала, что сейчас: день или ночь, утро или вечер. Ей было наплевать. В первые, в пустой голове, мелькнула мысль утопиться в жбане с водой, ибо терпеть эту муку, было невыносимо.

Царская дочь, уже чётко представила, как будет убиваться мама, вырывая свои роскошные волосы, когда вскроют эту проклятую тюрьму и найдут её безжизненное тело. Как будут заламывать в горе руки, её ближницы, как будет страдать отец, как всеобщий траур накроет всю степь. Ком обиды за себя любимую перехватил горло, и она горько, навзрыд, зарыдала, с раскачиванием тела из стороны в сторону. Горе было безмерным и безутешным.

Очередные реки слёз, прервала отчётливо прозвучавшая в голове мысль: «надо выбираться отсюда». Райс, резко подскочила и недоумённо спросила себя в голос:

— А почему ты раньше то об этом не подумала, дура?

Голос прозвучал, как в пустой бочке, что давил не только на уши, но и на нервы. Девка, психанув, вскочила и принялась прощупывать пальчиками стыки брёвен. Выдирать, где было возможно то, чем эти щели были законопачены, лишь бы добраться до крохотного, хоть какого-нибудь, источника света. Затем, основательно принялась за входную шкуру, пытаясь вытянуть край.

В конце концов, схватила черпак и принялась отчаянно рыть подкоп под входным проёмом, пока, орудие труда не раскололось. Каково же было её изумление, когда с неимоверным трудом, вгрызаясь в утрамбованную, жёсткую землю под входным проёмом, как «лбом об стену», она наткнулась на огромные брёвна, вкопанные под баней, притом вкопанные не горизонтально, а вертикально вниз. Это был конец, не только для неё, как «землекопательницы», но и как для девочки Райс, как таковой. Рыжая взвыла от безысходности и психологически сломалась.

Впав, в какую-то необъяснимую прострацию, перестав есть, пить, спать, ходить в туалет, она, просто лежала на боку, уже ни о чём не мечтая, ничего не желая. Просто лежала и всё, тупо перебирая в голове, даже для неё непонятные мысли. Как долго прибывала в этом отрешённом состоянии, Райс не помнила, но ей это, показалось вечностью…

Вывел девку, из этого состояния оцепенения, гулкий протяжный звук от входа. Она не пошевелилась, а лишь приоткрыла глаза, устало поглядев в том направлении и только, когда распахнулась входная шкура и в её темницу хлынул яркий, до рези в глазах, свет, встрепенулась и поднялась на локте, щурясь и стараясь рассмотреть кого-нибудь.

Проём был пуст. Вернее, он, представлял из себя, неописуемой яркости, огромное пятно света, за которым, ничего невозможно было разглядеть и Райс поняла, что никто к ней не войдёт и это, просто приглашение выйти. Царская дочь, медленно вылезла из шкур и прикрывая глаза ладонью, вышла в нестерпимо болезненный внешний мир, резавший глаза до головной боли и навалившийся, оглушающим гулом птичьего ора, на бедные уши.

Выйдя из бани, пленница ещё долго щурилась и прикрывалась, пока не смогла различить сквозь пелену слёз, хлынувших в глаза, трёх вековух, стоящих перед ней. Одетые во всё белое, с седыми, как снег, распущенными волосами и длинными белыми посохами в руках, они стояли молча и внимательно смотрели на голую Райс, как будто, чего-то ожидая.

Зрение постепенно обвыклось. Хоть и приходилось, всё ещё щуриться, но ярица, уже могла их разглядеть детально. Вековухи стояли хмурые, если не сказать злые, но её это, почему-то не встревожило.

— Сколько времени я просидела взаперти? — неожиданно спросила Райс, измождённым голосом, лишённым какой-либо интонации.

Ей ответили, но не сразу, а через довольно длительную паузу.

— Сколько положено. Две седмицы.

— Всего две седмицы? — тут же взорвалась в изумлении, в первом эмоциональном проявлении, бывшая узница, которая была уверена, что просидела там, не меньше двух лун.

Но вместо того, чтобы ответить на её экспансивную реакцию, одна из вековух, задала встречный вопрос, жёстко и зло:

— Что ты решила?

Царская дочь, тут же осеклась, даже дёрнулась, будто от пощёчины, не понятным образом успокоилась и ответила первое, что пришло ей на ум, даже удивившись сама себе:

— Мне надо учиться. Очень многому надо учиться. Я ещё, ни к чему не готова.

Эх, знала бы тогда Райс, что ответь она, как-то по-другому, может быть, тогда, всё для неё и закончилось бы.

Голая, измождённая девка уронила голову, потупив взгляд и увидела, как к ней босыми ногами, подошла одна из ведьм, ведуний или колдуний, для неё они были, «всё в одном мешке», рыжая их не различала. Вековуха, погладив мученицу по голове, что-то воткнула ей в волосы. Это было последнее, что Райс запомнила…

Глава вторая. Она. Круг второй

Царская дочь, буквально вырвалась из цепких щупалец жуткого сна, где какие-то сволочи, топили её в поганой лохани, до верха полной нечистот. Рыжая, резко распахнула глаза в ужасе, задерживая, как и во сне, дыхание, в панике озираясь по сторонам.

Какое-то время, глаза, отключившись от ничего не понимающего сознания, лихорадочно метались и выхватывали отдельные фрагменты нереального окружения, которые никак, как в испорченной мозаике, не складывались у неё в голове, в полную и целостную картину.

Бревенчатый потолок, через щели которого проникал слабый свет, земляные стены и море нечистот, с кишащей белой коркой на поверхности, в котором она болталась, по груди. Распахнутые глаза защипало, и они тут же ответили защитной слезой. Одуревшая девка, учащённо задышала одним ртом, тут же сглотнув, рвущуюся наружу, рвотную массу и опять задержав дыхание, крепко зажмурила глаза, от чего, по щекам выкатилось две слезинки.

Ярица, мысленно приказала себе успокоиться и не открывая глаз, не дыша, прислушалась к ощущениям. Первое, что она осознала — тугое и противное, жужжание полчища мух. Второе, то, что жижа, в которой она стоя плавала, была противно тёплая. Подрыгала в разные стороны ногами, дна, под которыми, не ощутила, лишь нащупав сзади склизкую, отвесную, глиняную стену.

Тело, как бы висело в этой жиже, не опираясь на дно. Под грудями, почувствовала широкий пояс, который был, похоже, привязан где-то вверху и не давал опуститься, в копошащуюся жижу, ниже того уровня, на котором она находилась. Руки, тоже были привязаны где-то вверху, но по ощущениям, некрепко.

Райс вновь задышала ртом, закупорив нос, хотя вонь и без этого пронимала до самых мозгов. Задрала голову вверх и осторожно раскрыла глаза. Руки привязаны не были, они, просто, были вдеты в кожаные петли и висели на запястьях. Мученица, медленно вынула из петли, сначала одну руку, затем другую и закрыла лицо ладонями, мелко задышав, будто ладони, могли служить фильтром для «ароматов» выгребной ямы, а то, что она сидела именно в ней, Райс уже догадалась.

Рыжая никуда не могла смотреть, ни о чём не могла думать, так как, всё её существо, отчаянно боролось с собственным желудком, во что бы то не стало, просившимся наружу. Наконец, желудок победил, выплеснув из себя всё, что смог и даже, после этого, ещё пытался выдавить то, что уже не выдавливалось.

После того, как её вырвало, голова пошла кругом, но задышала она ровней, наплевав на вонь и впервые, злобно, закипая лютой ненавистью ко всему на свете, готовая порвать каждого опарыша, возящегося вокруг, нормально осмотрелась.

Медленно обведя взглядом отхожую яму с права на лево, Райс упёрлась ошарашенным взглядом, на ещё одну горемыку, такую же девку, как и она по возрасту, висевшую в двух шагах левее и сплошь облепленную зелёными, жирными мухами.

Соседка, имела русые, светлые волосы, изрядно испачканные нечистотами и большие серые глаза, блестевшие в сумраке ямы, как мокрый полированный камень. Она, сложив руки на голове в замок, с добродушной улыбкой, молча, рассматривала новенькую.

— Ты кто? — тут же спросила Райс, почему-то шёпотом.

— Апити, а ты? — поинтересовалась подруга по несчастью, но в отличии от Райс, вполне спокойным и даже довольным голосом.

— Райс, — ответила рыжая слабо и сдавленно, и тут же продолжила, — а мы где?

— В говне, — хмыкнула Апити, расцветая в лучезарной улыбке и смахивая с лица надоедливых насекомых, — аль ты не видишь?

— Как я здесь оказалась? — спросила Райс толи соседку, толи саму себя, — я ничего не помню.

— Не мудрено, — как-то запросто и по-свойски ответила светловолосая, — тебя под гребешком привели. Втыкают, такой гребешок в волосы, и ты, как телок на привязи, что велят то и делаешь, и при этом, ничего не помнишь. Хорошая штука.

— Да, да, — тут же спохватилась Райс, — что-то припоминаю. Белая вековуха, сначала погладила меня по голове, а потом, вроде бы, как гребень воткнула.

Райс, находясь в полнойпрострации, осторожно прощупала голову руками, видимо ища гребень, но волосы, распущенные по спине и утопленные на половину в нечистотах, инородных предметов, не содержали. Руки, тут же облепили мухи и она, брезгливо и панически, ими задёргала в разные стороны, отгоняя мерзость.

По верхнему настилу, застучали чьи-то шаги и дырка в потолке, что была чуть левее ярицы, служившая, как выяснилось, основным источником света, потемнела, окуная их и без того мрачное пристанище, в сумрак. Апити, видимо предчувствую реакцию новенькой, тут же жёстко потребовала, переходя на шипение:

— Только не ори!

Райс не успела понять, к чему это она, как сверху, в дырку, полилась струя, создающая на поверхности пенное облачко, разбрызгиваясь мелкими капельками в разные стороны и поднимая из глубин, свежую волну вони.

— Фу, — презрительно шипя, выдавила из себя Райс, сморщившись и зажимая пальцами нос.

Кто-то наверху, сделал своё дело и так же неспешно, ушёл, вновь открыв дырку для света.

— Ты, давно тут сидишь? — через какое-то время, продолжила пытать Райс свою соседку, не разжимая нос, решив, через свою соратницу по выгребной яме, хоть что-нибудь разузнать.

— Третий день.

— А ты кто, вообще, и за что тебя сюда посадили?

— Никто. Впрочем, как и ты, — спокойно ответила Апити, даже с некой гордостью, — но, как и ты, я «особая». Других сюда не садят. А сидение здесь, называется, «познанием себя, через нечистоту». Странно, что ты об этом не знаешь.

— Я, вообще ничего не знаю и не понимаю, — зло огрызнулась Райс, отрывая пальцы от зажатого носа, — сначала, меня законопатили в старую лесную баню, на две седмицы, где я, чуть с ума не сбрендила, теперь вообще по горло в говне. Да, когда же это кончится!

— Успокойся подруг, всё только начинается, — тут же с ухмылкой в голосе, ответила Апити, — а я смотрю, ты в большой привилегии, коль очищать разум, в баню была посажена. Небось и баня тёплая, и кормёжка не с помойки и водица колодезная?

— А толку, — буркнула Райс, подтверждая догадки своей новой подруги, — темнота, хоть глаз коли и ни единого звука, как под землёй схороненная.

— А я, вот, под землёй и сидела, — тут же парировала Апити, — в глиняной яме. Обе седмицы на глине спала и можно сказать, глиной питалась. В постоянном холоде и сырости. Там, из стенки родничок пробивался и куда-то в нору утекал. Вот, там, действительно, можно было с ума сойти, от этого постоянного журчания. Я, даже, в какое-то время, «поплыла мозгами», да вовремя сообразила глиной уши заткнуть, а то б, точно свихнулась.

Райс, как-то, даже, взбодрилась, услышав, что кому-то было ещё хуже, чем ей, а она, оказывается, ещё не в самых худших условиях провела последнее время.

— Слышь, Апити, — заговорщицки зашипела Райс в полголоса, помахав рукой перед лицом ладонью, как бы очищая для глаз пространство, заполонённое жужжащими насекомыми и не дававших, как следует рассмотреть собеседницу, — ты можешь мне разъяснить, что здесь происходит, а то, от неведения, я себе места не нахожу. Нет, когда вырвусь отсюда, я всем покажу Кузькину Мать, это к еги-бабе не ходи, но хотелось бы понять: КАК отсюда вырваться?

— Странная ты какая-то, — задумчиво пробубнила себе под нос Апити, скривив рот на бок и сдунув, очередную муху со щеки.

Подняв руки и просовывая их в петли, она обмякла, повиснув на запястьях, уронила голову себе на плечо, с хитринкой разглядывая рядом висевшую новенькую. Наконец, что-то для себя решила и начала своё высокопарное выступление, строя из себя бывалую девку, снизошедшую до объяснений, неопытной кутырке:

— Отсюда, девонька, не вырываются. Сюда рвутся. Сюда, девки пищат, да лезут. Только мало кого пускают. Я вот, ведунья. Дар предвидения у меня, особый. Я сюда, больше года просилась, не пускали. Понимаешь? Мало обладать даром. Чтобы быть лучшей из лучших, нужно иметь особый внутренний стержень и особые, нечеловеческие навыки. Вот здесь, мне этот стержень и выращивают. Для начала, в яму закапывают, всю дрянь из башки вычищают, оставляя тебя наедине с собой. Затем, здесь, опускают ниже опарыша, делают из меня ничтожество, и я, из этого низшего состояния, должна буду самостоятельно, без всякой помощи, вырасти и подняться, преодолевая всю эту мерзость, круг за кругом. Поднимусь, буду ведуньей или ведьмой, или колдуньей, какой свет не видывал. Не поднимусь, сдохну, значить не моё это, не судьба. Здесь только два выхода: либо на коне, либо под копытом. Сломаться на этом пути, может каждая, да, не каждая выдюжит.

Говорила она всё это, явно с чужих слов, даже интонацией и мимикой, подражая кому-то другому, но тут, вдруг, как-то, резко встрепенулась, подозрительно посмотрела на Райс и добавила:

— Только ты, не нашего поля ягода, как я погляжу. Не вижу я в тебе, никакого ведьменного дара.

— А у меня его и нет, — жёстко отрезала царская дочь, которая, не смотря на объяснения, ещё больше запуталась и ни на шаг не продвинулась, в понимании происходящего.

— Вот и я не пойму, — задумчиво уставилась на неё Апити, — кого они из тебя-то растят?

Райс, хотела было огрызнуться, но тут, её как обухом по голове огрели. Рыжая, даже замерла на несколько ударов сердца с открытым ртом и изумлёнными глазами. Она в один миг поняла! Всё поняла! И от озарения собственного осознания, как-то, сразу успокоилась, сгладила свою ершистость, выпрямилась, вдумчиво осматриваясь по сторонам, затем медленно сунув руки в верхние петли, расслабилась и тоже повисла на руках.

— Не могла сразу, что ли, этот вопрос задать? — тут же пренебрежительно поинтересовалась Райс, — а то всё ходит тут, вокруг да около.

— Не поняла, — проговорила Апити, уходя от роли наставницы и возвращаясь обратно к себе, при этом, опять вынимая одну руку из петли и отмахиваясь, от летающих перед глазами зелёнопузых, — вокруг чего?

Райс, продолжая висеть на руках, медленно повернулась к соседке всем телом и с ехидной улыбочкой, ещё раз представилась:

— Меня кличут Райс, — сказала она, выделяя каждое слово.

— Ну и что? — продолжала недоумевать Апити.

— Я, дочь царицы Тиоранты.

На что Апити, сложив губки трубочкой и распахнув глаза, тихо присвистнула.

— И растят тут из меня, будущую царицу степей.

Райс, была горда своим открытием и, хотя, сама в это, не до конца верила, но в её интонации, звякнула нотка зазнайства и высокомерного чванства. Правда, реакция Апити, вновь опустила её на землю, вернее в отхожее место, где они на пару и плавали:

— Хреново тебе будет подруга.

Царская дочь, недоумённо уставилась на неё. Апити пояснила:

— У меня горка пониже, да, положе будет и то, не знаю, как карабкаться. Из нашего ведьменного круга, лишь одна из трёх, поднимается, да, все испытания проходит. Не выдерживают, ломаются. А у тебя и гора повыше, да, и покруче будет. Сколько, интересно, из вас доверху доползут? Хотя ведь, Матерь только одна, а значит, из всех, только одна и доползёт.

— Что значит из всех, — тут же взъелась Райс, — ты думаешь, кроме меня, ещё кто-то на это претендует?

— А то как же, — прибила её будущая ведьма, — много ты знаешь цариц, которые стали преемницами своих мам? Я, например, не знаю ни одной. Да, даже, если тебя до этого допустили, неужели ты думаешь, только на тебя ставка сделана. А коли не сдюжишь, что ж теперь, степи без царицы оставаться?

Райс принялась лихорадочно перебирать в голове всё, что об этом знает, но не припомнив, ни одной родственной преемственности, насколько помнила рассказы о бывших царицах и их деяниях, тут же зверски окрысилась и стала перебирать своих теоретических конкуренток, злобно посверкивая глазами, но в конечном итоге, всё же вынуждена была согласиться, что Апити, в принципе, права, от чего спесь схлынула, а сама Райс, понурила голову и сникла.

На краю собственного сознания, в обрывках памяти, она, даже, вспомнила о запрете родственной преемственности царской власти, правда, абсолютно не помня, по какой причине.

В голове, как зайцы запрыгали разные мысли по поводу и без повода, и от этого «зайцескока», рыжая, вообще перестала, что-либо соображать. Голова закружилась. Опять затошнило. Перестав следить за скачущими мыслями и сконцентрировавшись на подавлении тошноты, она несколько успокоилась и смогла заставить себя думать собрано.

— Ты ведь мне поможешь? — зачем-то спросила Райс Апити, на мгновение поймав себя на мысли, что если останется одна, то вообще, пропадёт.

— Как? — тут же со смехом поинтересовалась Апити.

— Ну… — Райс задумалась, — «каком». Я же, ни ухом не рылом, во всём этом. Хоть объясни, как тут, у вас всё делается.

— Ну, если только в этом, — пожала плечами Апити.

Она вкратце поведала о девяти кругах испытаний, которые обязана пройти любая «особая», допущенная Троицей, вот только, что конкретно они из себя представляли, она толком не знала. Так, только в общих чертах, акцентируя на том, что при прохождении каждого круга, дева получает какую-нибудь особенность или наоборот, как сейчас, избавляется от чего-то лишнего и не нужного.

В конечном итоге, после многих и толком ничего не объясняющих слов, она честно призналась, что сама мало знает обо всём этом, потому что, эти круги, окутаны тайной и наставница, по поводу их, почти всегда говорила одно и тоже, мол, попадёшь — узнаешь.

Наступило молчание. Каждая думала о своём. О чём думала Апити, сказать было трудно, а вот мысли Райс, заклубились у неё в голове, мрачнее тучи. Она вспомнила маму, в тот роковой последний день, вспомнила её напряжённое лицо, измученное тягостными мыслями. Её, не то усталый, не то больной вид, не спавшего ночь человека.

Рыжая, только сейчас осознала и готова была дать руку на отсечение, что мама, преднамеренно решилась на этот поступок и это решение, далось ей очень нелегко, понимая, что вполне возможно, больше никогда не увидит свою родную дочь живой или, судя по испытаниям, в здравом уме, но она пошла на это. Почему? Почему, прежние царицы, из своих дочерей, не выращивали себе замену? Что у них дочерей не было или не пускали на испытания?

И тут Райс, неожиданно пришла, к неутешительному, для себя выводу, от которого, мурашки по спине побежали и волосы зашевелились: «Я, как царская дочь, должна стать будущей царицей степи, или должна, просто, исчезнуть, как и многие другие дочери, других цариц».

Кем бы она могла стать и какое у неё было бы будущее, не отправь её на эти испытания, мама? Самое большее, чего Райс могла добиться, это стать рядовой ордынской девой боевого сестричества, а там, коль заслужит, подняться до Матёрой. Вот и всё. В этом, весь её потолок.

До этого дня, Райс никогда не интересовалась, как становятся царицами. Лишь знала, что в отличии от мужицких царей, каким был её папа, цариц не выбирают ордой, потому что, они всегда особые, «меченные». Она на таких насмотрелась в бане, среди маминого окружения, но откуда они брались, рыжая не знала, лишний раз коря себя, что дурой была, когда всему этому учили, а ведь учили этому наверняка.

И только теперь, сидя в выгребной яме, она отчётливо поняла, что встала на путь, на котором «выращивают цариц». Вернее, даже не так. Она не поняла, а заставила себя в это поверить. Царская дочь внушила себе, что мама послала её на эти испытания, именно для того, чтобы дочь стала царицей или исчезла с лица земли, не опускаясь до простой боевой девы.

Она понимала, что это лишь догадки разума, находящегося на границе сумасшествия, а исходя из того, как с ней обращаются, Райс, может до самого конца, так и не узнать об истинных причинах маминого поступка. Поэтому, дева взяла, и сама себе всё объяснила, по ходу дела, поставив перед собой, очень высокую цель.

Ярица с ужасом для себя осознала, что не будет одна на этом пути. Наверняка, им пойдут и другие, вот только на вершину кручи, на которую вся эта орава будет карабкаться, заберётся только одна и только от неё, сейчас, зависит, сможет ли она претендовать на эту вершину или это место, займёт другая, более «особенная» дева, которая пройдёт эти колдовские круги, как их называет Апити, лучше её, а то, что эти круги будут непростыми, теперь рыжая, уже не сомневалась. Это открытие её огорчало и не давало покоя, ещё больше вгоняя в уныние.

Наконец, царская дочь оторвалась от пораженческих рассуждений, твёрдо решив бороться до конца, чего бы ей это не стоило и буднично спросила новую знакомую:

— А чё мы тут вообще делаем? Как долго нам в этом говне сидеть?

Апити повернулась к ней, высвобождая руки из петель, отмахиваясь от роя и так же буднично ответила:

— Скоро пить, есть принесут, тогда и поймёшь.

— Как пить, есть? Тут? — удивлению Райс, не было придела.

— Да, — не меняя спокойного тона, ответила ей светловолосая, — вон, в ту дыру побросают, а ты вылавливай еду, среди дерьма, да ешь, если черви не опередят.

— Фу, — скривилась в гримасе царская дочь, тут же позабыв, о всей своей решимости, — а зачем?

— Я ж тебе сказала, что тут, проходят ритуал «познание себя, через нечистоту», — опять наставительно заговорила «бывалая девка», принимаясь за нравоучения, — себя чуешь? Нечистоту лицезришь? Вот! Из тебя здесь, вытравливают брезгливость, подруга. Брезгливость — это непозволительная роскошь, которая допускается, только для обычных людей, но только не нас, «особых». Брезгливый человек, как зашоренная лошадь, видит и осознаёт только часть, а не целое. Это вовсе не говорит, что мы должны превратиться в свиней и питаться помоями, плавно переходя на опарышей. Просто, мы не имеем права быть брезгливыми к людям, какими бы омерзительными они не были, какими бы отвратительными не были их поступки и деяния. Мы должны понимать и принимать всех и всё. Брезгливость по жизни, крайне мешает, а вытравить из себя этого червя ограниченности, можно только так, через уничтожение брезгливости к еде.

Тут она остановила внушение, заинтересовано осмотрела царскую дочь, внимательно слушавшую её и уже по-простому добавила:

— Только делать вид, что ты этого «червя» поборола и убила, я тебе не советую. Они не смотрят на то, как мы едим и едим ли вообще, а это, говорит о том, что они, просто, знают, жив в нас ещё этот «червяк» или нет. И не спрашивай, как они это делают. Сама не знаю. Я, вот, уже третий день сижу и кажется совсем перестала брезговать и то не выпускают, а тебе, судя по твоим желудочным позывам, в этих «хоромах», ещё долго сидеть.

— Что за бред, — вновь взорвалась на эмоциях Райс, — а если я не смогу? И вообще, что будет, если я откажусь?

— Обломайся, — тут же равнодушно ответила соседка, — если не сможешь, то сдохнешь тут от голода и жажды, и поверь, тебя отсюда, даже, никто вынимать не будет. Хотя нет, от голода не сдохнешь, потому что, тебя, вот эти белые миленькие червячки, быстрей съедят.

И Апити расхохоталась, разгоняя волновыми движениями, тела кишащих вокруг опарышей.

— Этого не может быть! — чуть не заорав и сверкая заблестевшими от слёз глазами, запротестовала рыжая, — я, дочь царицы Тиоранты, и они не посмеют меня сгноить в этой вонючей яме.

— Да, не ори ты! — тут же грозно рявкнула на неё Апити, вогнав привыкшую к «жополизному» почитанию и до крайности избалованную царскую дочь, в ступор.

Ведунья злобно осмотрела, исказившуюся в молчаливой истерике, высокородную деву и смачно сплюнув в кишащих опарышей, сквозь зубы процедила:

— Вот, теперь я знаю, почему нет преемственности власти по крови.

И Райс, тут же захлебнулась её словами, неожиданно поняв их смысл. Вскипевшее в ней чувство несправедливости, тут же перевернулось в справедливость. Она глубоко задышала, выпуская закипевший «пар ярости», убеждая себя в том, что она, действительно, «никто» и зовут её «никак», и следует быстрее забыть, кто она такая и какого рода-племени, тут же вспомнив слова Апити, о том, что, только опустившись ниже нижнего, можно подняться выше всех.

Райс, ещё несколько ударов сердца поборолась со своей гордыней, а затем, смиренно спросила, уже совсем отчаявшимся голосом:

— Так что делать-то?

— Пей, ешь, борись, — ответила Апити пожимая плечиками, — как говаривала моя наставница, вода камень точит. Будешь бороться, поборешь. Сдашься, погибнешь. Тут всё просто.

— Легко сказать, — пробурчала царская дочь.

— А чё тут сложного. Не с нежитью же борешься, а сама с собой. На одной стороне привычки, на другой голова на плечах и сила воли. К тому же, этот круг, ещё из лёгких. Тебе твоё тело помогать будет, когда уже не в терпёж пить и есть захочется. Голод он не тётка, горькое и то сладким сделает.

— Благодарствую, — недовольно пробурчала Райс, — успокоила.

— Да, не за что, обращайся.

Вновь послышались шаги на верху и в жижу, булькнули два кожаных мешка, окатив девок брызгами нечистот.

— О, обед, — наигранно радостно возликовала Апити, утирая лицо от брызг.

Райс, почему-то, сразу скрутило и пару позывов, дёрнули скованное, напряжением тело…

В куче дерьма, оказалась и ложка мёда. Сидеть в выгребной яме постоянно, оказывается, необходимости не было. После того, как Апити выловив оба мешка и оттолкнув один царской дочери, с аппетитом отобедала, а Райс, развязав мешок и поковырявшись в тех помоях, что там были свалены и перемешаны в единую массу, вынула лишь извозюканный мешок с водой и наплевав на вонь и смрад, тут же, весь, осушила без остатка, их обоих вытянули из жидкого дерьма.

Что-то застрекотало снаружи, задвигалось и верёвка, привязанная за пояс, медленно потянула Райс на верх, где оказался наклонный лаз в глине, по которому, скользкое тело протащили и вытянули в люк.

Рыжая оказалась в узкой, длинной комнатке, стены и потолок которой были выложены из брёвен. Пол устилала свежескошенная трава. В одном торце комнатки, вырезано окно, откуда падал свет и вливался свежий воздух, в другом торце — массивная дверь.

Царская дочь осмотрела себя, брезгливо сморщилась и схватив пучок травы, принялась, перебарывая себя, обтирать пояс на груди, ища, как бы, от него избавиться. Её мысли не осознано, в первую очередь, направились в сторону побега. Ища застёжки или завязки, рыжая лихорадочно искала путь улизнуть отсюда. Кинулась к двери. Дотянулась, натягивая верёвку. Закрыто. К окну. То оказалось высоко и надо было, что-то придумать, чтоб туда забраться, но глухой голос Апити, раздавшийся из-за стены, прервал её метания.

— Райс.

— Что, — ответила она, всё ещё всматриваясь в окно и подступы к нему.

— Только ты не вздумай там пёрышки чистить.

— Почему? — недоумённо спросила ярица, оторвав взгляд от вожделенной дырки для побега и ещё раз оглядев себя.

— Чем дольше прибываешь в этом дерме, тем быстрее привыкнешь, — ответил голос Апити, похоже устраивавшейся на боковую.

Райс бросила испачканный пучок травы в угол, замерла прислушиваясь и осторожно спросила:

— А бежать отсюда никто не пытался?

— А зачем, — удивлённо спросила Апити, — я ж тебе говорила. Чтоб сюда попасть, очередь стоит, да, не каждую пускают. Кого пускают на этот круг, девы особенные, нечета остальным. Не-е, сбежать ты допустим сбежишь, только смысл? Куда ты подашься? К маме? И как там тебя встретят, после твоего трусливого побега? Ну, прибить то, может и не прибьют, но кем ты после этого станешь? В леса побежишь, на подножный корм? В пустующую избушку еги-бабы, её долг отрабатывать? Или где на поселении пристроишься в девках прислуги?

— Да, всё, достаточно, — недовольно оборвала её Райс, тоже заваливаясь на травяную подстилку, — разошлась. Я, просто, спросила.

— Я, на круги, больше года просилась у Матёрых Терема. Не пускали и всё. Одна, постоянно говорила, мол, мала ещё, подрасти. Вторая, «веселушка-приколюшка», вечно подкалывала, что-то вроде: «неча делать, круг топтать». Третья, так вообще, только отмахивалась, отстань, да отстань.

— Понятно. А что за Терем? Что за Матёрые?

— Так, Матёрых-то, ты видела. Это те три вековушки, которые тебя сюда привели, — запросто ответила Апити и судя по интонации голоса, похоже, уже решив покемарить, после обеда, — а Терем — это Терем. Дом Вала. Здесь, все «особые», проходят испытания и обучение. Место силы это, силы невиданной.

— Так мы, что, в Тереме Вала? — поинтересовалась Райс, усаживаясь спиной к той стене, из-за которой было слышно Апити.

— Ну, не совсем в нём, но тут рядом. Если до окна дотянешься, увидишь.

Райс опять взглянула на окно. Подумала, как туда можно забраться. Апити, тем временем, молчала, и ярица испугалась, что та уснёт и поговорить будет не с кем, поэтому спросила, что первое в голову пришло:

— А что после отхожего места будет, ты знаешь?

— А с чего ты решила, что у нас с тобой, одни и те же круги будут?

— Ну, свои то ты знаешь?

— Да, тоже не очень, — призналась всезнайка, — знаю, что меня ждёт дальше река, вроде, но тебя, это вряд ли коснётся. Это уж чисто наше, ведьменное.

Райс, запачкав руку о себя же, вновь схватила пучок травы и принялась оттираться, задав очередной вопрос:

— Слышь, Апити, а пояс этот снять можно?

— Нет, — тут же ответили из-за стены, — верёвку, тоже грызть не советую. Без зубов останешься. Наговор наложен, на то и другое. Да, и вообще, ты не о том думаешь, Райс. Ты собираешься второй круг проходить или решила себя червям скормить?

— Какой второй? — встрепенулась царская дочь и тут же поняла, что она полная дура, ведь первый круг, она прошла ещё в бане и тут же, поправилась, — да, собираюсь, собираюсь.

— А раз собираешься, то подумай, с чем ты борешься. Вместо того, чтобы бороться с собой, ты воюешь с мерзостью, что вокруг тебя. Ты дура, Райс, хоть и царская дочь. Ты, эту мерзость, прими, как родное, да, пусти себе внутрь, да, ею своего червя, брезгливого, отрави. По-другому, у тебя не получится, а ты, наоборот, стараешься от говна отстраниться, да, этого червя обезопасить. Эдак, долго будешь тут плавать и страдать.

Райс задумалась и ей показалось, что она поняла и смысл сказанного и то, что соседка её, уж больно умная оказалось, прям, не девка, а вековуха какая-то.

— Слышь, Апити, а ты откуда такая умная? Откуда всё это знаешь?

— Я ещё много чего не знаю, да и не такая умная, как хотелось бы. А, вообще, наставницы хорошие были.

— Так, меня, тоже, вроде, учили, и наставницы, говорили, лучшие, а толку то.

— Райс, — неожиданно весело спросила Апити, — а тебя, как царскую дочку, пороли?

— Ты чё с ума сошла? Кто бы попробовал, дня бы не прожил.

Соседка за стеной заливисто рассмеялась.

— Вот поэтому, ты и дурой выросла.

— Но ты… — рявкнула Райс, дёрнувшись, но тут же поняв, что обидчицу не достать, лишь со злостью сжала в руке очередной пучок травы.

— Да, ты не обижайся, — вновь донеслось из-за стены, — просто, многие знания, надо вколачивать через задницу, их по-другому, выучить не получается. Вот меня, пороли через раз, да, каждый раз. Иногда, по несколько дней присесть не могла, стоймя стояла, а наставница моя, только подтрунивала, мол, ни чё, ни чё, в стоймя больше влезет. Поэтому, не хотела, да, умнела.

К ужину их опять опустили в выгребную яму и Райс, с удивлением отметила для себя, что морально была готова к этому и восприняла мерзость, не как наказание, а как азартный бой, турнир, игру, настроив себя на то, что на этот раз, она победит и поест, то что ей перепадёт…

Через два дня Апити выпустили и Райс, осталась одна. Ночью, перед сном, она с удивлением отметила для себя, что, несмотря на то, что её новая подруга, по всем статьям превосходит её, царскую дочь, у неё, в первые в жизни, не было желания убить соперницу, утопить или вообще, как-нибудь избавиться от выскочки. Она тянулась к ней, как к свету и оставшись одна, загрустила, как будто отняли, что-то, очень ей необходимое.

Ярица начала много думать, притом, именно думать, а не мечтать. Даже, каждодневные окунания, стали проходить обыденно, незаметно, как бы само собой разумеющееся, девка не всегда отдавала себе отчёт, в череде повторяющихся событий, пока, ещё через три дня, поднявшись на верх, массивная дверь распахнулась, а пояс, свалился к ногам, сам собой. Испытание этого круга, было пройдено, даже, как-то, легко. Райс, сама от себя не ожидала.

Глава третья. Он. Побег

Было их четверо, молодых да разных, кому волей судьбы, суждено было поменять, жизнь никчёмную и бестолково-однообразную, а кому-то распутную и разудалую, на жизнь, пролетающую стрелой, столь же скоротечную, смертельно опасную, но заманчиво интересную. Жизнь, подобную выпавшим игральным костям: либо всё, либо ничего.

Самым старшим из них был Гнур. Он был высок, хорошо сложён и единственный из всех, прекрасно воспитан, в его понимании. Копна густых чёрных кудрей, пробивающаяся щетина чёрной бороды и усов, делала его в глазах девочек, неотразимым мужчиной и завидным женихом. Ещё бы. Сын вождя племени маспий — это звучит гордо, а маспии, это вам не зачуханные кочевые роды, лазающие по горам, а городские, зажиточные жители Парсы.

Он и воин был отменный, и конь, и оружие имел лучшее. Читать, писать был обучен, целых три писанных книжки прочитал, на глиняных табличках, правда, поумнеть от этого, ему не слишком получилось, да, и дурь молодую, бестолковую, не выветрило, но фору перед сверстниками, давало ощутимую, да, и в глазах противоположного пола веса прибавляло, когда с бахвальством декламировал заученные наизусть писанные творения великих словесников.

Не устраивал его отца, бесшабашный образ жизни, отпрыска и чтоб обломать, фривольное и не к чему не обязывающее существование, принял он решение, Гнура женить. Решил вождь, что сын, давно вырос и пора бы ему, вступать во взрослую жизнь, полную не только прав, но и обязанностей. Жизнь, штука короткая, не успеешь развернуться как следует, а уже помирать пора.

Гнур съездил, пару раз, на смотрины, затосковал, поняв всю никчёмность своих попыток увильнуть от настойчивости отца, уладить его личную жизнь, да, и сбежал. Подвернулась ему, тут, парочка «нищебродных» балбесов, как он их для себя определил, которые, так разрекламировали свободную, да, вольную походную жизнь, каких-то, там, северных степей, что разом плюнул на всё и сам же возглавил их бегство, в далёкую и непонятную для него страну. Ему было всё равно, лишь бы подальше, чтоб отец не достал.

Главного инициатора и вдохновителя «рекламной компании», звали Асаргад, выходца из мардов, представителя одного из кочевых племён, обитающих на межгорных равнинах. Пожалуй, одного из беднейшего, хотя и многочисленного, поэтому Асаргаду, в отличии от Гнура, терять, вообще, было нечего.

Сын бедного пастуха, который сводил концы с концами, лишь благодаря тому, что поддерживал жизнь семьи мелкими грабежами на большой дороге, да, и в банде, его папаша, был лишь на вторых ролях, так что, большого куша, никогда не перепадало. Серьёзные ранения, полученные им ещё в бурной, боевой молодости, делали его ущербным. Прихрамывал на одну ногу, и левая рука плохо слушалась, почти отсохла. Эти то метки прошлых боёв и не давали отцу возможности, ни хозяйство в полную силу вести, ни в банде по рангу выше подняться.

Именно из редких рассказов отца, у вечернего костра, то и дело впадающего по пьянке в ностальгию, о своей бурной молодости, прошедшей в той далёкой северной стороне и узнал Асаргад, об удивительной, воинствующей, бескрайней степи, с детства мечтая, что, как только вырастит, обязательно отправится по стопам отца и станет великим воином и богатым мужчиной, и не в пример отца, будет более удачлив и осторожен с ранениями. А то, что здесь ему ловить нечего, он определил для себя сразу, как, что-то начал понимать в жизни.

Он не собирался, конечно, отправиться туда вот так, сломя голову, но подвернувшийся Гнур, решил его судьбу, одним махом и Асаргад, даже не колеблясь, собрался и отправился с этим жадным на авантюры и приключения отпрыском знатного рода.

Асаргад, по сравнению с Гнуром, выглядел ещё, как мальчик с виду, и ростом пониже, и сложением по суше, и поросль на лице, только пушок, но молодость, проведённая в дикой горной стране, это очень хорошая школа выживания, между смертью и жизнью. Такую закалку не получишь при дворе знатных вельмож, со всеми их знаниями и воспитаниями. Про реальную, дикую жизнь, этот молодой мужчина, знал куда больше Гнура, ребёнка-переростка. К тому же, у этого парнишки, было одно уникальное качество — феноменальная, в буквальном смысле, нечеловеческая память.

В кого он такой уродился, он не знал, но был убеждён, что это подарок самого Ахурамазды, так по крайней мере, предполагал его отец, а мать, была, просто, уверена, что данный уникальный дар, сделает его сына особенным и в будущем, очень важным человеком.

Он умудрялся запоминать всё, что лишь раз, увидит или услышит, притом навсегда. Одарённый мальчик, по примеру мамы, был уверен, что он не такой, как все, а значит и судьба его будет не такая, как у всех. Асаргад прекрасно знал, что он — «меченный небом», хотя никогда не афишировал этого. Мальчик надеялся, с помощью этой особенности, достичь высот в жизни, вот, правда, не знал, пока, как.

Вторым, из этой парочки «нищебродов», был такой же сын нищего пастуха, из соседнего стойбища, одногодка с Асаргадом, по имени Эбар. Асаргад с самого детства заразил его идеей «северной страны» и с тех же времён, наметил его в свои напарники и кровные братья, о которых, с таким упоением, рассказывал его восхищённый отец. Эбар был не против.

Так, мечтая на пару, они и оказались в водовороте событий, которые одним взмахом крыла капризной фортуны, превратили их пустые мечты, в нечто осязаемое, но всё ещё, до конца не осознаваемое и не понятное. Друзья пустились в авантюру, с мурашками по всему телу, абсолютно не представляя, чем это всё, для них закончится.

Эбар был обыкновенным. Никакими особенностями не обладал. Единственно, чем он выделялся из троицы, оборванностью своего одеяния и грязью тела. Нет, его семья не была уж столь безнадёжной, просто ему всегда было наплевать на то, во что он одет и при этом, патологически не любил умываться, даже брезговал, что ли.

В отличии от Асаргада, которого отец, хоть и кряхтя, но всё же, не скрывая гордости, отпустил, не смотря на слёзы и вой матери, Эбару, пришлось бежать, ибо отец, категорически запретил ему и даже, закрыл в яму, чтоб не удрал, но друг помог, и он сбежал. Вот так, втроём, поначалу, они и отправились покорять степные просторы неведомой стороны.

Четвёртый, присоединился к троице уже на полпути, у самой мидийской столицы — Экбатаны, мимо которой лежала их дорога. Он был, примерно, одного возраста с троицей, что их сразу сблизило, и звали его Уйбар. Рода он был, не персидского и даже не мидийского, а какого-то тогда не понятного для них, урартского.

Судьба Уйбара, была чем-то похожа на судьбу Гнура, но с большими отклонениями. Сын высокородных родителей, избалованный и облизанный с рождения, в один прекрасный миг взбунтовался и ударился во все тяжкие. Высокий, стройный, с ухоженными кудрявыми волосами, чёрными, как смол. Но главное его достоинство — это язык без костей, которым он, мог разговорить и даже уговорить, хоть помершую бабку. Отправленный в столицу империи отцом на обучение, он, почувствовав свободу, как и водится в таких случаях, вместо овладения знаниями и умениями, увлёкся кутежами и гулянками.

Золото, выделенное отцом на карманные расходы, быстро кончилось, но к тому времени, он умудрился, перепортить, за какой-то год своего пребывания в столице, кучу дородных дочерей мидийской знати, назанимав, при этом, у их же папаш, денег на безбедную жизнь. Наобещал аж семерым жениться, ну и как полагается, когда припёрло, сбежал, куда глаза глядят.

Шум поднялся сразу и принял вид снежной лавины, когда двое высокородных папаш, имеющих на своём попечении, «изрядно попорченных» дочек, заявивших своим родителям, что забеременели от этого прохвоста, устроили публичный скандал, и не разрешив, меж собой, делёж молодого повесы, чуть войну не объявили между родами. А тут, ещё два высокородных рода вклинились в их спор, с точно такими же претензиями, а за ними, ещё три кандидата в тести, но, пока, без последствий, в виде будущего потомства. И началось.

Скандал, до самого царя дошёл, таким он был шумным и громким. Иштувегу, великий царь Мидии, даже, распорядился поймать мерзавца-производителя и доставить его на царский суд, пред ясны царски очи, но куда там. Этот пройдоха, оказался мастак не только девочек охмурять, но обвёл вокруг пальца, всю царскую охоту на него. Несмотря на то, что по этому поводу отцепили весь город, по всем кольцам, не выпуская из стен никого, даже мельком похожего, Уйбар, переодевшись в женское платье и купив носильщиков, благополучно и с соответствующей помпой, был пронесён мимо бдительной стражи за ворота города.

На большой торговой дороге, уже в дали от городских стен, прикинувшись больным проказой, обманом завладел лошадью и в наигранном, полуобморочном состоянии, с умирающим видом, преспокойненько пустился в бега, в свою родную Армению.

Вот тут-то и столкнулся этот беглец с троицей молодых путешественников. Посидели, познакомились, выпили вина, прихваченного где-то молодым повесой, поговорили за жизнь. Поразмыслив, немного, на тему, что его ждёт в родных пенатах, Уйбар, без капли сожаления, примкнул к ним, с единственной целью — просто, куда-нибудь скрыться на время, пока всё утихнет, а потом… Не думал он о северных степях и походных подвигах, не собирался тогда, кардинально менять свою жизнь, просто, так получилось. Ушёл с ними на время, получилось, на всегда.

Долгий путь до Великой степи, дорожные мытарства и приключения, удивительным образом спаяли, этих абсолютно разных молодых людей, в дружную компанию. Странным, непостижимым образом, они как-то усреднялись меж собой, переняв друг у друга и хорошее и плохое. Все одинаково стали рваными и грязными, хотя Эбар, наоборот, стал не с того не с сего умываться, при любом удобном случае.

Уйбар, скучая и хоть как-то пытаясь разнообразить нудное путешествие, то и дело подначивал и подшучивал над попутчиками, устраивая им, не всегда безобидные розыгрыши. В конце пути, уже сам был не рад, так как, попадался на розыгрыши и шутки своих товарищей, в большей степени, чем успевал отвечать.

Асаргад, благодаря своей уникальной памяти, за дорогу научился писать и читать, притом не только на парси, но и на урартском. Эбара, тоже пытались пристроить к этому делу, но тут, было всё настолько туго, что и Гнур, и Уйбар, довольно быстро, это занятие бросили.

Ехали не скоро. Кобылка Уйбара сильно тормозила. Не была она предназначена для быстрого бега, хотя и была вынослива, лазя по горам. Один раз, на каком-то горном склоне, подстрелили козла, так, три дня пировали на берегу небольшой горной речки и пока всего не съели, дальше не тронулись.

И наконец, третья проблема, которая делала путь неспешным, это то, что никто не знал, куда идти. Были даже моменты, когда все, кроме Асаргада, были уверены, что никуда они не дойдут, ибо всё это, пустая выдумка и закончится их поход тем, что они придут на край земли и нечаянно свалятся в бездну. Уйбар был в этом, даже абсолютно уверен, доказывая своё предположение с пеной у рта, как будто, бывал там уже, раз десять, не меньше и пару раз, сваливался в бездну, судя по детализации его трёпа.

Наконец, им попался на пути, один старик с маленьким мальчиком, перегонявший небольшую отару овец, который узнав, куда молодые люди держат путь, сначала обозвал их по-всякому, мол, вместо того, чтоб полезным делом заняться, в логово бандитов и убийц подались, за лёгкой наживой, да, разбойной жизнью, но побурчав, всё же указал дорогу, да, и по времени определил, сколько им ещё добираться.

Эта конкретика, несколько, придала молодёжи смысла их бессмысленному пути, и они поехали значительно веселее, отмечая по дороге те приметы, что указал им дед, благо, память Асаргада, не требовала ничего записывать и он точно знал, в каких местах, какие приметы искать.

Именно способность Асаргада замечать мельчайшие особенности, в огромном горном однообразии, сначала восхитило его путников, кто не был с ним знаком до путешествия, а через несколько дней пути, все, безоговорочно, уступили ему лидерство в четвёрке.

Наконец, они, действительно, достигли края земли, но вместо пропасти и пустоты впереди, все четверо, в первые в жизни, увидели огромное море воды, спустившись к которому, с удивлением узнали, что вода эта, ещё, к тому же, тёплая и солёная.

Целый день потратили на плескание в спокойных и мерных волнах, бегая друг за дружкой по песчаному краю, стараясь от берега в глубину не удаляться, так как, плавать никто из них, не умел. Только день спустя, вдоволь наплескавшись, двинулись дальше.

Чуть ли не каждый день, встречая на своём пути, те или иные препятствия, путники делали для себя, всё новые и новые открытия. Они выехали в голые степи, не встречая, ни одной живой души и только на третий день, когда горе путешественники, уже изнемогая от жажды, ковыляли по безводной, травяной, высохшей пустыне, их окружил небольшой конный отряд саков, смотря на них выпученными глазами от удивления, как на дураков невиданных.

Получив объяснение от четвёрки молокососов, степняки, сначала, долго смеялись, потом, всё же напоили их какой-то кисленькой дрянью, от которой в голове у путников «за хорошело» и отвели в своё стойбище.

Первое, что поразило всех четверых, это необычные жилища этого поселения. Раньше, никому из друзей, не приходилось видеть подобного. Это были дома на колёсах, большие и полностью закрытые травой и как удалось выяснить, назывались кибитками. Асаргад, тогда ещё усомнился в здравомыслии этих степных дикарей, живущих в травяных домах, но счёл за лучшее, промолчать.

Четвёрка не знала, ни нравов саков, ни их обычаев, хотя с трудом, но всё же понимая их язык. Гостеприимный и обходительный приём хозяев, даже, сначала, как-то, шокировал, но Гнур с Уйбаром, быстро освоившись, стали воспринимать всё, как само собой разумеющееся, лишь Асаргад с Эбаром, были, явно, обескуражены и чувствовали себя, крайне скованно, до самого конца своего пребывания в стойбище.

Законы гостеприимства, конечно, были и в их племени, но то, как их встретили местные саки, выходило за всякие рамки, их убогого понимания. Это для них, было через чур. Перед тем, как продолжить путь дальше, по указанным приметам, пройдоха Уйбар, умудрился обменять свою старую кобылу на молодого жеребца, правда дав при этом хозяину в довесок, золотой брусок и ещё золотое полукольцо, он выложил за продукты и воду в путь, от чего у урартца, резко ухудшилось настроение, и он высказал, по поводу нищих друзей-дармоедов, пару нелестных слов.

Путь — это странная штука. Он может быть, без начала и конца. Он может быть, длиною в жизнь, а на некоторый и жизни не хватает, но вместе с тем, не смотря на всю его бесконечность, каждый путь, когда-нибудь заканчивается: либо дорогой, либо жизнью идущего. Вот и у этой четвёрки, их длинный, и казалось бесконечный путь, закончился.

Они добрались до своей цели — стойбища касакской орды, одной из многочисленных, в бескрайних степях, не большой, что называется окраинной, то есть пограничной, но сплочённой и боевой.

Такого молодняка, как вновь прибывшие, в этом стане не было, и атаман, долго раздумывал, прибрать пацанов к рукам или послать из дальше, к хвостам собачим. Так и не приняв никакого решения, он, даже, собрал ближний круг. Мужики, тоже почесали бритые головы, но посоветовать атаману, ничего путного, не смогли.

С одной стороны, молодняк можно было использовать, как дармовую силу. Рассчитывать на то, что от них будет толк в боевых походах, не приходилось, но с другой стороны, это лишние рты, которых придётся поить и кормить в голой степи. Та и другая сторона вопроса, была, в общем-то, равнозначна и никак, одна, не перевешивала другую.

Одни ратовали, мол, давай возьмём пацанов, говно чистить. Выдюжат, приживутся, не хай, воевать научим с годами, не выдюжат, да и хрен с ними. Другие противились. Наступает самое жаркое время года. Житуха и так будет впроголодь, а тут ещё четыре коня и четыре молодых рта, которые, вечно, будут хотеть жрать. Уйти из этих мест ближе к морю, где корма и охота есть, ордынский царь не велел, хотя, если прижмёт, всё равно, туда, поближе откочёвывать придётся или чаще разъезды посылать, не только для пригляда, но и для пополнения продовольственных запасов, а эти, только обузой будут и толку от них, никакого, вред один.

Долго рядились мужики, но к всеобщему облегчению, проблема решилась сама собой. Неожиданно, по следам прибывшей четвёрки, прискакал девичий отряд «мужененавистных» красавиц.

Отряд был не большой, всего пять троек. Куда, зачем и с чем возвращались, естественно, никто не спрашивал, они и не сказывали. Понятно было, что таким количеством, могли, либо кого-то, куда-то провожать, в виде боевого эскорта, либо, ездили кого-то встречать, или катались за какими-то нужными вестями и получив информацию, возвращаются обратно в своё логово.

Асаргад, конечно же, про них рассказывал своим новым друзьям и предупреждал, как предупреждал его отец, что с этими милыми девочками, вообще, дело иметь нельзя, даже, нежелательно близко находиться. Мужчин они, люто ненавидят и как отец сказывал, режут их, без зазрения совести, а по некоторым слухам, ими же, исключительно, и питаются. Но, одно дело слушать чужие байки, и совсем другое, воочию увидеть это чудо степей. Молодые, обворожительно красивые, стройные станом, грациозные в движениях.

Правда, они были, совсем непохожи, на тех, про которых знал Асаргад. Его отец говорил про золотоволосых и белокожих, а эти, были смуглые, с раскосыми глазами и с волосами, как воронье перо с отливом. Лица и руки их, были расписаны тонкими золотыми узорами, что предавало девам налёт сказочности и нереальности.

Асаргад, от греха подальше, всё же постарался спрятаться за коня. Эбар, последовал его примеру, а вот высокородные, этого не сделали, а зря. Хорошо хоть Гнур, лишь разинув рот, их просто разглядывал, а вот Уйбар, толи забыл всё то, что ему Асаргад про них рассказывал, толи не поверил, толи, просто, по привычке, а как известно, привычка дело страшное, взял, да, и полез к ним с разговорами. Познакомиться, видите ли, он захотел, а одну из, них даже решил приласкать.

Закончилось это для него, проломленной головой, заломленными за спину руками, связанными в локтях, не понятно куда, девшимися штанами и петлёй на мошонке, из тонкой конской верёвочки, за которую, его привязали к конскому хвосту, одного из коней боевых дев и в таком виде, приготовили тащить в дальнее путешествие, как бычка на заклание.

После Уйбара и на Гнура наехали, который, было дело, дёрнулся на защиту друга, но лишь проявив намерение. До действий, с его стороны, дело не дошло. Девыпозубоскалили, провоцируя его на ответную грубость, но у того, хватило ума промолчать и обидные слова проглотить, хотя по виду, было видно, что держался молодой сын вождя, на последнем пределе.

Это небольшое стойбище, посреди голодной степи, как оказалось, кроме рубежной охраны, осуществляло приют, именно таких, вот, странствующих отрядов и являлось, некой перевалочной базой, где курсирующие, небольшие отряды орды, отдыхали, пополняя запасы воды и еды.

Старшая отряда «беспредельщиц», о чём-то коротко переговорив с атаманом оазисного стана, велела девам пить, перекусывать и отдыхать, сама отправилась в специально предназначенную гостевую кмбмтку. Сопровождая старшую до ночлега, атаман заикнулся о четвёрке молодцев, что пристала к его стану, но старшая, толи устала с дороги, толи ей по жизни, на такие мелочи было наплевать, но атаману ничего не ответила, сделав вид, что не услышала.

Атаман, рассказывая это всё с раболепным видом, проводил её до самого входа в кибитку, в которой гордая «мужерезка» скрылась, а он, так и не решившись последовать за ней, тут же ретировался и с грозным видом командира, пошёл по стойбищу, раздавать указания налево и направо, вымещая зло на подчинённых.

Девы её отряда, ночевали прямо в степи, у костра. Уйбар, как провинившейся, так всю ночь и проходил с голой задницей за конём, к хвосту которого был привязан за мошонку, но правда, сняв штаны, девы одели, при этом, сапоги. И на том, спасибо. Троица друзей, тоже не спали и всю ночь, строили планы освобождения Уйбара, с последующим бегством, но девы, были на чеку, постоянно дежуря по три, да, и кони от них, далеко в степь не отходили, топтались тут же, как привязанные, хотя их, даже не стреножили.

Что за время унизительной ночёвки успел передумать Уйбар, он никогда никому не рассказывал, а когда, кто-нибудь из них вспоминал, то, не смотря на весёлость, замолкал и уходил в себя. Друзья старались не вспоминать общего позора. Асаргад же, забыть своих чувств не мог, просто, по тому, что не мог этого сделать физически. Гремучая смесь страха, ужаса, долга и совести, вставшие дыбом волосы и дрожь во всём теле, как клеймо запечатлелось у него в голове и устойчиво прицепилось к образам «мужененавистных» дев.

С рассветом, старшая, беззвучно вышла из кибитки, прошмыгнула, как тень, мимо Асаргада с друзьями. Подошла к привязанному Уйбару и срезав плетёный канатик конского волоса, освободила и что-то ему высказала. Уйбар, только слушал и кивал головой. Наконец, по её знаку, мужчине вернули штаны, и он торопливо их натянув, пустился бежать к друзьям, которые с нетерпением ожидали развязки этой нервной ночи.

— Собираемся быстро, — чуть ли не заорал шёпотом, прибежавший Уйбар, лихорадочно мечась, в поисках своего седла и мешка, — они нас в орду отведут.

Друзья, сначала, тоже кинулись собираться, но у них были явно другие планы действий и когда услышали, что Уйбар, в такой спешке, собирается, только из-за того, чтоб от этих «мужененавистных» дев не отстать, встали, как вкопанные.

— Ты что сдурел? — шёпотом спросил обезумевший Гнур.

— Друг, — чуть не плача ответил ему бывший узник, — поверь, если она сказала, что мы должны следовать за ними, лучше так и сделать или мы не жильцы на этом свете.

Все четверо, действительно, были по-настоящему напуганными, поэтому, не задавая больше вопросов, кинулись седлать коней, только в спешке, их дальнейшее путешествие, показалось им страной дэвов, потому что, ни один из них, не позаботился, ни о пище, ни о воде.

В прохладе утра, девы шли по степи бодро. Отряд молодых людей, еле поспевал за ними, держась на расстоянии, но, когда солнце начало припекать, скорость сбросили и пошли шагом.

На первую стоянку встали, когда солнце было почти в зените. Только когда, спешились и расседлали коней, давая им отдых. Собравшись кучкой на земле, начали пытать Уйбара, по поводу того, что старшая из дев ему говорила. Урартец не сильно стал распространяться о выволочке, которую она ему устроила, но объяснил, что наказали его за то, что позволил себе хлопнуть коня девы по крупу. Оказывается, у них это, равносильно хлопку по заду самой девы и таких выходок, они, обычно, никогда не прощают, но старшая решила, их, как «детей малых», на первый раз, оставить в живых.

Пока они шушукались к ним неожиданно и абсолютно беззвучно, подошла одна из дев, и заметили они её, лишь когда та, устав ожидать на себя реакцию, хлопнула в ладоши у них над головой.

— Где ваша еда и вода? — спросила она, красиво разливающимся, девичьим голоском.

Все, как один, языки проглотили и молча потупили взгляды в землю.

— Бестолочи, — тут же констатировала она, голоском нежного цветка, колышущегося на ветру, развернулась и не издавая ни одного звука, странной, скользящей походкой, пошла обратно.

Кто-то из мужчин, поразился её точёной фигурке, кто-то, нежностью её голоса, а Асаргад, поразился её беззвучности, тут же сделав вывод, что это не отряд сопровождения, как он изначально подумал, а разведчики, которые, даже в обычной, повседневной жизни, передвигаются, как крадутся. Видимо по-другому, уже не умеют.

Некоторое время спустя, к ним так же, не издавая звуков, подошли две девы, таща большую кожаную суму, наполненную водой, но пройдя мимо вскочивших на ноги мужчин, прошли к их коням и зашипев по-змеиному, тут же собрали их вокруг себя, как домашних собачат на кормёжку.

Пошикивая и посвистывая, выстроили толкающихся коней в очередь и развязав мешок, принялись их поить. Притом давали каждому, строго определённое количество, управляя четвероногим зверьём, исключительно, странными на слух звуками. Остатки, кинули Уйбару. Вдоволь, там было не напиться, но промочить засохшие глотки, получилось. Пили друзья, под двумя, ничего не выражающих взглядами, вполне милых, если не сказать, красивых дев, поэтому делёж воды, прошёл мирно, без драки. Забрав пустой мешок, одна из дев, почти таким же голоском весеннего цветка, как и у той, что подходила первой, сказала:

— Когда солнце будет, вон там, — и она указала пальцем на точку неба, — доберёмся до воды. Речка будет.

Девы ушли. Мужчины облегчённо выдохнули.

Так, в смешанном состоянии позора, страха, любопытства и не понимания своего туманного будущего, молодые люди добрались куда-то туда, куда их вёл девичий отряд. Вскоре, выжженная степь превратилась, постепенно, в бушующий травяной океан. Дышать стало легче.

Мелкая речушка, хоть и не с горной, кристально чистой водой, но вполне пригодной, для того чтобы утолить жажду, как самим, так и коням, показалась путешественником, подарком самого Ахурамазды. А в конце дня, форсировали, довольно, большую реку и старшая, когда наконец горцы выкарабкались на противоположный берег, подъехала к ним и спросила назидательным тоном:

— Урок усвоили?

Те в ответ, лишь молча кивнули, опустив головы.

— Вот и хорошо. Привыкайте. Вы в степи, а не у себя в диких горах. Здесь правят законы и их надо знать и соблюдать. Исключения из этих законов нет, ни для кого, даже для царей. Перед законами степей, равны все.

После чего указала рукой им направление дальнейшего пути, однозначно давая понять, что, наконец-то, их пути расходятся.

Первое время раздельного с девами движения, Асаргад с друзьями, никак не мог поверить, что эти людоедки, их, вот так просто, взяли и отпустили. За эти два дня, они настолько свыклись с тем, что стали, чуть ли, не рабами, но если и не рабами, то боевым трофеем этих воинствующих «мужерезок», что никто, даже не поверил в такой простой конец мучений. Какое-то время, всё так же ехали молча, то и дело, украдкой озираясь по сторонам, но, когда поняли, что свободны, устроили истерику.

Больше всех, убивался Уйбар, которого, наконец, прорвало и он, собирая все ругательства, какие только знал, а какие не знал, то тут же придумывал, выливал их на мерзких баб, грозя им отомстить всякими жуткими карами. Лишь Асаргад, удержался от высказываний, а просто, взяв власть в четвёрке в свои руки, скомандовал привал, прямо по среди чистого поля, дабы успокоиться и собраться с мыслями, перед дальнейшими испытаниями, а то что они будут, он даже не сомневался. Всех остудила его безальтернативная фраза:

— Обратного пути у нас уже нет. Мы зашли слишком далеко. Или мы идём до конца, или убивайте себя сами. Я вам не помощник.

Все, тут же успокоились. Задумались и со зверскими рожами, завалились в траву. Темнело. Бессонная ночь давала о себе знать, только жрать хотелось дико, но есть, было нечего.

Глава четвёртая. Она. Третий круг

Какое-то время, Райс и Апити не трогали. Их расселили в огромном деревянном Тереме, представлявшим из себя целый город, причудливым образом слепленных в один замысловатый клубок, больших и маленьких деревянных строений, разукрашенных витиеватой резьбой и узорами.

Девок распределили в соседние светлицы, но они, практически, постоянно были вместе, занимая ту или иную спаленку. Даже ночевали иногда вместе на одной лежанке. Удивительно, как две, абсолютно разные девы, столько много и так неприхотливо долго, умудрялись безостановочно трещать. О чём можно говорить днями и ночами на пролёт?!

Подружившись, не разлей вода, разболтав друг другу самые секретные секреты, излазив весь Терем сверху донизу и с одного края до другого, подруги каждый день умудрялись находить для себя, всё новые и новые занятия, пока в один из осенних дней, с утра, в светёлку к Апити, где ночевали обе проныры, не заявились стразу три вековухи-хозяйки. Матёрые Терема, разбудив, как всегда проболтавших, почти всю ночь девок, объявили, мол, хватит отдыхать, пора делом заниматься и разогнали их по своим норам.

К Райс в спальню занесли стол, короткую скамью, с большой круглой дыркой по средине и под эту скамью водрузили помойную лохань. Рыжая сидела на своём лежаке и с любопытством следила за приготовлениями. Она уже поняла, что ей придётся очень долго сидеть на этой скамье без права вставать, раз нужду придётся справлять прямо там, где сидишь. Это ей стразу не понравилось, только сначала было не понятно, зачем за этим столом сидеть и что надлежит делать.

В комнату вошла одна из вековух, которую все звали Мать Медведица. Когда Райс познакомилась с этой вековухой, то еле сдержала смех, от того гротескного несоответствия прозвища и внешности. Матёрая была ростом, от вершка два корешка, да, и вся, какая-то мелкая, щуплая, с несуразно длинными, тощими руками и крайне скудными седыми волосами. Глядя на неё, казалось, что в вековухе не хватает всего, но цветные колдовские узоры, её иссушенных рук, невольно заставляли уважать и побаиваться эту мелкую вековушку.

Матёрая Терема объяснила, что девке надлежит каждое утро, когда она будет входить в светёлку и будить её, садиться на скамью и сидеть на ней, до вечера, пока она не зайдёт и не разрешит спать. В таком режиме, было необходимо продержаться всего, как она сказала, девять дней, а в случае, если Райс оторвёт свою задницу от скамьи, то со следующего дня, девять дней начнутся по новой, не зависимо от того, сколько она до этого насидела.

После инструктажа, Мать Медведица, смотря на деву, рукой указала на деревянное сиденье с дырой, мол, начинай, а сама, обойдя стол, встала, напротив. Райс поднялась с лежака, подошла, задрала подол и уселась голым задом на дырку. Ей было, от чего-то, очень весело, и она сама не могла объяснить почему. Изначально, этот круг показался ей, уж больно простым, для исполнения.

Дверь раскрылась и теремные девченята, гурьбой стали накрывать перед ней стол, хотя нет, не накрывать, а заваливать его разнообразной едой: мясо, рыба, птица, разносолы, напитки, овощи, фрукты, ягоды. Чего там только не было. Аромат стоял такой, что слюной можно было подавиться.

Райс расплылась в хищной улыбке, потирая руки, собралась уже было, начать по кусочку всего попробовать, как Мать Медведица, подняв перед собой тощую руку и останавливая её порыв, тут же уточнила, что есть и пить с этого стола, тоже нельзя, те же девять дней и правило отсчёта, точно такое же, как и при сидении. Съела ягодку, хлебнула отвару, молодец, только со следующего дня, опять засветят её девять дней мучений.

И, наконец, вековуха, улыбнувшись закончила:

— Ты можешь есть, пить, плясать или валяться на лежаке кверху задницей, — инструктировала она ласково, — вот, только, из этой комнаты, выйти не сможешь до тех пор, пока не от терпишь положенные девять дней. Мне не жалко, хоть всю жизнь тут у нас живи. Не обеднеем.

С этими словами, она медленно развернулась и вышла. Дверь за ней закрылась. Райс задумалась. Она поняла, что её таким образом, будут испытывать на силу воли, а дочь царицы, всегда считала себя волевой девой, даже первые два круга, по сути, только на воле и прошла. Поразмыслив немного, она решила для себя, что справится. Должна. К тому же, всё равно, другого выхода нет.

Первый раз, Райс не выдержала испытание в тот же день, буквально к вечеру, почти перед самым приходом Матёрой. Она отсидела задницу, на жёсткой деревяшке и решила схитрить. Так как распущенный подол, полностью скрывал под собой короткую скамью, вместе с лоханью, то она думала, что если, чуть-чуть приподнимется и разомнёт одеревеневшие ягодицы, а потом, так же не заметно, сядет обратно, то никто не заметит. Решила, сделала, только села обратно, уже в помойную лохань, так как под задницей, скамьи не оказалось. Она просто исчезла!

Самодовольная девка, не смогла выйти из своей светёлки, не через девять, не через два раза по девять, не через три. Эти мучения, казались нескончаемыми. Высидеть девять дней на жёсткой скамье, при виде изобилия еды и оставаться при этом голодной, она не могла.

Наконец, Райс перестала себя истязать и три дня, просто ела, пила и скакала, давая себе отдых и раздумывая над тем, как этот круг мучений, можно пройти. Какие хитрости использовать, какие ухищрения придумать. До этого, царская дочь, смогла продержаться, только максимум шесть дней и то, это было в самом начале. Затем, становилось всё хуже и хуже. Это как раз и натолкнуло её на мысль о трёхдневном отдыхе, перед следующей попыткой.

Отдых дал результат. Она смогла продержаться восемь дней, да, и девять, может быть выдержала, если б не собственная оплошность. Чтобы хоть как-то размять задницу, Райс, перекатывалась с одной половинки на другую и нечаянно, а может быть от голода голова закружилась, но она, потеряв равновесие, брякнулась вместе со скамьёй на бок, которая, тут же исчезла.

Через некоторое время, в светёлку вошла Мать Медведица и увидев валяющуюся на полу Райс, беззвучно плачущую и похоже не собирающуюся подниматься, тяжело вздохнула, подошла к ней и ничего не говоря, уселась рядом, прямо на пол.

Измождённая девка лежала, подложив под голову руку и смотря пустым, ничего не соображающим взглядом, в пустой проём двери, тихо лила слёзы обиды на пол. Матёрая, молча усевшаяся рядом, тоже на неё не смотрела, а просто, замерев столбиком, уставила не моргающий взгляд, куда-то в стену.

— Можно тебя спросить, Мать Медведица? — неожиданно спросила рыжая, тихим, слабым голосом, не меняя при этом, ни своего положения, ни без эмоциональной маски на лице и не прекращая смачивать слезами пол.

Вековуха молчала, какое-то время, также не меняя в себе ни единой чёрточки, но затем, вновь тяжело вздохнула, один в один, как при входе и повернув голову к деве, успокаивая, наверное, в первую очередь саму себя, ответила:

— С теми, кто на круге, говорить запрещено, но у тебя, вроде бы, как круг прерван и начнётся только завтра, то, пожалуй, сегодня можно. Я не вижу в этом нарушения.

— Кого из меня здесь растят? — задала она, самый важный для себя вопрос.

Райс приходилось постоянно обманывать себя, что из неё, тут делают будущую царицу степей. Это придавало смысл всем страданиям, моральным истязаниям и душевным мучениям, давало цель, но вместе с тем, она прекрасно понимала — это самообман, что не давало ей необходимой уверенности, в своей дальнейшей борьбе. Поэтому, продержавшись с таким трудом восемь дней, целых восемь дней, когда ей не хватило, всего лишь одних, грёбанных суток, она надломилась, и сейчас, ей был нужен стимул: либо к продолжению борьбы, либо к её позорной кончине.

— Ты о чём? — непонимающе спросила Матёрая, посмотрев в глаза рыжей.

— Ну, — замялась ярица и на её лице тенью проскользнуло некое подобие эмоции, — вот Апити, например, ведунья и она говорит, что ей здесь выращивают внутренний стержень и что по прохождению девяти кругов, она станет лучшей из лучших, какой-то, особенной прорицательницей. А я? Кого вы выращиваете из меня? У меня же нет никакого дара.

Мать Медведица, буквально, расплавилась в улыбке, медленно и мягко, да такой, что даже валяющаяся на полу девка, боковым зрением это заметила и сдвинула глаза на преобразившуюся вековуху.

Та зашевелилась, поднимаясь и протянув Райс руку, успокаивающе проговорила:

— Пойдём-ка на лежак. Там, как-то сподручней валяться, а я тебе, так и быть, кое-что расскажу.

Райс не хотелось, ни вставать, ни шевелиться, но брошенное загадочным голосом «кое-что рассказать», разом выдернуло её из «ничего не хотения» и дева, с трудом поднявшись, безвольной куклой, про шаркала к лежаку и забравшись на него, свернулась калачиком, превращаясь в любопытный слух. Мать Медведица села рядом и ласково погладила, по её рыжей шевелюре.

— Никого мы здесь не растим, девонька, — довольно, но с некой долей печали, проговорила вековуха, видимо понимая, что ответ, царской дочери, явно не понравится — вы сами собой растёте, проходя испытания. Нужное вырастает, не нужное отваливается.

— Но зачем тогда это всё? — непонимающе скривилась ярица, переворачиваясь на живот, к Матёрой лицом.

— Мне это не ведомо, — всё с той же интонацией, ответствовала баба.

— А кому ведомо? — не унималась Райс.

— Троице, — неожиданно жёстко и понижая при этом голос, сказала Мать Медведица и пристально посмотрела в глаза царской дочери.

Взгляд её был настолько колюч, что рыжую от него, передёрнуло.

— Не мы выбираем, кому здесь круги проходить, — продолжала, в том же тоне Матёрая, — и не нам знать, что из выбранных получится.

— Как это? — удивилась дева, — Апити говорила, что вы…

— Твоя Апити, сорока-пустобрёха. Выбор определяется Троицей. Нам указывают, на таких как вы, вот, только…

Она неожиданно замолчала, закусив нижнюю губу, видно раздумывая говорить или нет.

— Что только? — решила подтолкнуть её Райс.

— Только это, редко заканчивается хорошо, — проговорила она, неожиданно потупив взгляд.

— Объясни толком, — чуть ли не в приказном, царском тоне, потребовала ярица и ей тут же, пришёл в голову леденящий душу вопрос, — мы жертвы?

Матёрая Терема вздрогнула, нервно засуетилась. По её виду, было понятно, что она испытывает в голове целую бурю смятений и противоречий, но тем не менее, она нашла в себе силы и ответила:

— Не всегда. Если кого-нибудь, выбирает один бог из Троицы, то, да. Это, как правило, жертва. Никаких гарантий, но тебя и Апити выбрали двое, поэтому у вас, есть шанс. Два к одному.

Райс от этих слов, резко соскочила, встав на четвереньки.

— Кто?

Мать Медведица пожала узкими плечиками, отворачиваясь в сторону, но все же ответила:

— Тебя выбрали бог неба Вал и Мать Сыра Земля, а Апити тоже Мать Сыра Земля и Святая Вода.

— Мама знала про это? — осторожно поинтересовалась дева.

— Конечно, — не раздумывая, призналась вековуха, — мы с ней, всю ночь вместе проревели.

— И как это происходит? — спросила Райс, после долгой паузы воспоминаний и раздумий.

— Что?

— Ну, выбор этот.

Матёрая помолчала, а затем, видимо придя к какому-то заключению, сказала, как отрезала:

— Не надо тебе это знать. По крайней мере, не теперь.

— Расскажи, что можешь? — попросила ярица.

— Про выбор? — переспросила вековуха.

— Да, хоть про что. Про выбор не можешь, расскажи про круги испытания.

Мать Медведица пошамкала губами, что-то обдумывая и начала:

— Ну, первые круги, это и не испытания, вовсе, а так — подготовка. Чистят разум, тело, душу. Настоящие испытания, у тебя впереди. И они, как правило, быстрые и смертельно опасные. При этом, кто-то жертвует разумом, лишаясь его, кто-то телом, становясь уродом, а кто-то и жизнью.

Мать Медведица замолчала, уставившись в пустой угол, а по спине Райс побежала холодная дорожка пота. Молчание, было довольно долгим. Каждая думала о чём-то своём.

— Зачем ты мне всё это рассказала? — неожиданно мрачно спросила царская дочь, — до этого, у меня была мечта, цель, хоть и придуманная, но цель, ради которой я всё это терпела, а теперь?

Матёрая не ответила.

— Я думала, что вы растите из меня будущую царицу, — призналась рыжая, — это подхлёстывало и заставляло двигаться вперёд. Я думала, что, пройдя эти грёбаные круги, я кем-то стану. Кем-то значимым.

— Так оно и будет, — прервала её излияния вековуха, — пройдя все круги, ты станешь одной из нас, а лучшая из нас, становится царицей.

Райс опешила. В груди неожиданно гулко заколотилось сердце. Матёрая хитро улыбнулась, повернулась к девке и продолжила:

— Можно сказать, что все, кто проходят круги, растят в себе будущую царицу. Проходи круги, становись лучшей, и Троица вручит тебе власть.

— Как это происходит? — выпалила в азарте прикосновения к тайне, рыжая.

— Так, говорят, по-разному, — развела в стороны руки, Мать Медведица, — но, как только достигнешь этого, сама поймёшь.

Райс уже и забыла о том, что могла быть выбранной жертвой, одного из богов, теперь, её мечта и цель, одномоментно приобрели статус реальных и достижимых. Хандру, как рукой сняло, а в глазах, засверкал азарт борьбы и далёкие проблески победы.

— Ты спрашивала, зачем я тебе всё это рассказала? — спросила Матёрая улыбаясь и перейдя на шутливый, заговорщицкий шёпот, сама же ответила, — я обещала твоей маме: чем смогу — помогу. Ну как, я тебе помогла?

— Очень, — ответила Райс тоже шёпотом и разливаясь в счастливой улыбке…

На дворе выпал первый снег, когда царская дочь, впервые проснулась утром сама и не увидав ненавистного стола со скамьёй, замерла, в полу лежачем положении.

После того памятного разговора и нескольких дней отдыха и размышлений, она с первой же попытки выдержала все девять дней, только вот, не совсем следила за этими днями.

С вечера, вроде, как знала уже, что положенные девять дней отсидела, но пришедшая Матёрая, загоняя её в постель, как обычно, почему-то, эту уверенность поколебала. Выпив дежурный черпак воды, что стоял у изголовья и разрешался перед сном и после, она упала на лежак с мыслями, что видимо мозги с голодухи, совсем перестали думать и она, где-то ошиблась, но тем не менее, уверенность мучиться дальше, у неё была полная.

Сейчас же, Райс встала и на деревянных, непослушных и обессиленных ногах, нерешительно подошла к двери. Тронула. Дверь открылась. Дева, ещё несколько ударов сердца, стояла ошеломлённая, а затем, завизжала так, что весь Терем всполошила.

Когда на шум, сбежались обитательницы Терема, то увидели растрёпанную рыжую, измождённую девку, валяющуюся в проёме двери и горько рыдающую. Все, как одна, принялись утешать, поздравлять, кто-то додумался дать воды и сунуть в руку кусок хлебной лепёшки. Райс пить не стала, а лепёшку, зажав в руке, почему-то прижала к груди.

Сначала лёжа на боку и продолжая рыдать, наотрез отказывалась садиться. Максимум, что девченятам удалось сделать, это поставить ревущую на четвереньки. Наконец, сообща, её подняли и торжественно проводили на кухню, где исхудавшая до безобразия ярица, от которой «одни глаза остались», стоя покормилась, только что сваренной постной кашкой.

Апити визжала и рыдала, поэтому же поводу, только ближе к весне, в разгар Разбитной Масленицы. Всё то время, что Райс отдыхала и обживалась в Тереме, после прохождения третьего круга, она постоянно дежурила у светёлки своей подруги, переговариваясь с ней через закрытую дверь, давая советы и ругаясь на девку безголовую и вечно голодную. Апити выдерживала сидение, но выдержать голодовку — ни в какую.

Себе же Райс, «зарубила на носу», что этот круг, крайне полезен ей будет в жизни, как тренировка духа и этим, необходимо заниматься регулярно, а ещё лучше, сделать это обязательным действом, привязав подобное голодание к определённым праздникам, сделав для себя отметку, что уже слышала о чём-то подобном, надо только кое-кого расспросить и уточнить. Она даже припомнила, как это называется — пост.

Апити, потом долго рассказывала и благодарила подругу за то, что та поддерживала и заставляла терпеть, каждый раз заканчивая свои излияния одними и теми же словами: «если б не ты, я б там сдохла от обжорства или сошла б с ума, от одиночества и собственной никчёмности».

О разговоре с Матерью Медведицей, Райс умолчала…

Глава пятая. Она. Четвёртый круг

Не дав Апити, как следует отойти от мучений голодного круга, отругав её за нерасторопность, Матёрая, что звалась Мокрая, повела их на следующий круг. На все девичьи расспросы, типа «Куда?» и «Что там будет?», молчала, только спустившись в подвал и остановившись возле массивной дубовой двери, злобно прошамкала:

— Куда, куда? Купаться!

После чего натужно, ухватившись двумя руками, открыла тяжеленую дверь, буквально втолкав девок внутрь, и как только те оказались за дверью, столь же тяжело напрягаясь, закрыла её, запечатав девок в узкой темнице.

Помещение оказалось маленьким и очень странным. Потолок невысокий, бревенчатый. До него легко можно было дотянуться рукой. Брёвна выложены не плотно и в щели между ними, падал рассеянный свет. Шириной, эта конура, была в размах рук. Длиной, примерно в три их роста, если положить на пол. По бокам, под потолком, две глубоких ниши, выполненных в наклон к полу и потолку. Пока девки озирались, в комнатке неожиданно резко потемнело и через потолочные щели, на них полилась вода, как на водопаде, только тёплая.

— Что это? — завопила Райс, наклонившись и спрятав лицо от струй, стараясь перекричать шум падающей воды.

— Не знаю! — прокричала в ответ Апити, тоже сложившись в три погибели и подставляя потоку спину, — я о такой комнате, даже не слышала, но что-то мне подсказывает, что это будет испытание водой. Помнишь я тебе про реку говорила?

С этими словами, Апити указала на пол, но Райс и без неё уже видела, что падающая вода, никуда из комнаты не уходит, а лишь заполяла её. Она наоборот, указала Апити наверх, на ниши.

— Похоже это для нас, — крикнула она.

Апити по стеночке, полезла в нишу, Райс её одёрнула за руку.

— Не спеши. Наполнится, сами поднимемся.

Когда вода заполнила на половину верхние пологи, в которые девки уже забились, как в норы и с ужасом наблюдали за потоком, затапливающий всё помещение до потолка, водопад, наконец, закончился.

Девки лежали молча, по пояс в воде и оглядывали сверкающую поверхность, которая продолжала рябить от капелек, падающих с брёвен.

— Ну и чего нам ждать? — наконец, не выдержала Райс.

— Не знаю, — как-то с грустью, ответила всезнайка.

— Ты же говорила, что это, как у вас на реке?

— На реке то, всё просто, — почему-то в полголоса начала объяснять Апити, — там отвод вырыт, песчаный. Туда воду с реки пускают, чтоб на солнышке погрелась и в неё девок кладут. Как бы солнце не прогревало, всё равно быстро замерзают. Когда пальцы рук и ног сморщатся, и девка зубами стучать начинает, то её оттуда вынимают.

— А зачем надо, чтоб пальцы сморщились и зубы застучали? — спросила Райс, разглядывая свои руки.

— Наставница говорила, что когда пальцы на руках и на ногах сморщиваются, то тело переходит, в какое-то древнее, первородное состояние. Сказку сказывала, мол, когда-то, много-много лет назад, все люди в воде жили, будто рыбы и для того, чтоб ходить по скользкому дну и держать в руках скользкие камни и дубины, у них кожа на пальцах бугрилась. Якобы так сподручней. Только я в эти сказки не верю. Как это люди, могли всю жизнь в воде прожить. Хотя, судя по тому, что нас здесь заперли в тёплой воде, это мы на себе и проверим.

— Так я не поняла, — не унималась Райс, — зачем надо тело переводить в это, как ты там сказала, первородное состояние?

— Наставница говорила, что в том состоянии, колдовство лучше прилипает.

— Так что, нас тут колдовать будут учить?

— Да, не знаю я, — обиженно прошипела Апити, — кто тут учить то будет? — с этими словами, она обвела поверхность воды рукой и продолжила, — я о таком не слышала. Может просто, промаринуют какое-то время, да выпустят, а может ещё чего.

— Ой, сомневаюсь, что мы так легко отделаемся. Я так думаю, каждый новый круг, должен даваться всё труднее и труднее.

— Ты думаешь нас тут держать будут, пока в рыб не превратимся?

— Откуда я знаю. Это ж ты у нас всезнайка.

Просидели они так до вечера. Ничего не происходило. Райс рубаху сняла, под голову положила, как подушку. Вертелась со спины на живот, да сбоку на бок. Поныряла. Встав на дно, убедилась, что вода доходит до самого подбородка. Отметила про себя, что всё, как нарочно, предусмотрено, именно для длительного сидения. Залезла обратно в нишу, расслабилась и когда неожиданно, увидела плывущее из-за спины деревянное корыто, то аж с визгом вздрогнула. Апити, от её визга, с перепуга, головой чуть бревно на потолке затылком не проломила.

В корыте оказалась еда и питьё.

— Ух ты, — нарочито весело вскрикнула Райс, тем не менее с опаской и подозрительностью оглядывая стены и потолок, той стороны конуры, откуда это корыто плыло, но никаких щелей там не обнаружив, продолжила, — по крайней мере, хоть кормить будут. Это уже хорошо.

— А гадить куда будем, после этого? — задалась вопросом Апити, почёсывая ушибленную голову.

— Понятия не имею. А ты что, видишь тут, где-нибудь, плавающею помойную лохань?

— Опять в говне плавать, — обречённо констатировала Апити, отламывая крыло жаренной птицы, поданный на ужин.

— Не знаю, — продолжила озираться Райс, — может после кормёжки и лохань всплывёт.

— Вряд ли, но поживём увидим, — осекла её подруга с полным ртом.

— Ну, что за жизнь у царской дочери? — с наигранной драматичностью проговорила Райс, отламывая ножку, — а давай, как поедим, в корыто им навалим.

Девки весело и легко рассмеялись, но это было, их последнее беззаботное веселие здесь…

После того, как они поужинали и развалились по своим наклонным лежакам, тихо переговариваясь, а в щелях бревенчатого потолка, свет плавно померк, словно солнце за облачко забежало, из-под воды, показалось непонятное сияние.

Райс пригляделась и через рябь воды увидела, как через стену, что была напротив двери и к которой девки лежали лицом, медленно просачивается светящийся, голубым светом, шар, примерно с голову размером. Вода изнутри засветилась, красиво переливаясь, преломляясь рябью. Не успела она подумать, что это очень сильно напоминает шаровую молнию, как шар вспыхнул и по всему телу хлестнуло болью, да такой, что аж искры из глаз. Затрясло и сковало так, что даже пискнуть не смогла. Да, какой там пискнуть, дышать забыла, как.

Она не помнила, сколько времени это продолжалось, только когда начала приходить в себя, то осознала, что до этого, в глазах было темно и они, как бы постепенно проясняются. Райс в жутком испуге огляделась. Сумрак ночи в глазах, постепенно светлел. Шара не было. Корыта тоже.

— Что это было? — завопила она, что было мочи.

Но ей никто не ответил.

— Апити! — вновь заорала она, кидаясь к противоположной нише.

Подруга была без сознания. Царская дочь, даже подумала сначала, что ведунья умерла, но начав трясти, девка очухалась и глотая воздух, как рыба и выпучив глаза, принялась беззвучно биться о стены и потолок руками и ногами. Еле успокоилась.

Когда уже совсем стемнело, обе горемыки лежали в обнимку и тихо плакали, так и не поняв, что произошло и что это было. Провалялись в обнимку всю ночь, так и не сомкнув глаз.

Утром подали завтрак, всё в том же корыте. Есть не хотелось. Райс попила. Апити, даже к питью не притронулась.

— Слушай, — спросила Райс, — а куда вечером корыто то делось?

— Не знаю, — ответила подруга шёпотом, — когда эта хрень появилось, корыто ещё плавало.

— А что шёпотом? — спросила Райс, тоже переходя на шёпот.

— Та дрянь, появилась после того, как мы поели.

— Ты думаешь…

Они замолчали, обе уставившись в глубь воды, в то место, откуда вечером выползала шаровая молния, как это для себя определила Райс. Томительное напряжение длилось долго.

— Может больше не будет? — с ноткой надежды поинтересовалась Райс, больше вкладывая в свои слова мольбу, чем предположение.

— А что будет? — тут же отреагировала Апити.

Ей никто не ответил, потому что, никто ответа не знал.

Яркий голубой шар, выползал прямо из стены медленно, издевательски медленно. Пока он выполз полностью, подруги уже успели навизжаться до осипших глоток. Райс, даже лихорадочно скомкала свою мокрую рубаху и швырнула в него, только от этого, было мало толку.

Шар сверкнул внутри и по всей Райсовой спине, дикой болью, схватил воспалённый нерв, проходящий вдоль хребта и заставивший выгнуться её дугой. Эта дикая «зубная боль» в позвоночнике, длилась не долго, но начавшись, как хлёсткий удар плетью, отпускала медленно, как бы остывая постепенно.

Не успела она осознать это, как второй хлёсткий удар нервной плетью, саданул через правую ягодицу в ногу, на всю длину. Райс не напрягла мышцы, а наоборот, максимально их попыталась расслабить, хватаясь руками за ляжку, по которой внутри, молнией прошивала боль. Она уже не кричала. Стиснув зубы, рыжая рычала через нос, приходя в ярость.

Боль опять начала утихать и не успев, как следует отдышаться, плеть воспалённым нервом, врезала точно так же, только по другой ноге. Затем была «зубная боль» внутри правой руки, левой, в плечах и грудине, спине, между ног, внутри головы, зубы прострелили, притом сразу все, одновременно, от чего у девы произошло временное помутнение рассудка и на какое-то время, она выпала из реальности, ничего не ощущая и не соображая. Сколько продолжалось это избиение, Райс не помнила, но ей показалось, это вечностью…

Экзекуция повторялась три раза в день, после еды. Количество дней, уже ни та, ни другая не помнили. Реакция у девок была разная. Если Апити, ещё при виде корыта впадала в истерику и уже который день ничего не ела, то Райс, при виде плывущей еды, приходила в бешенство и начинала яростно метаться в своей нише. Но шару, на это было, глубоко наплевать. Некоторое время спустя, он вплывал через стену и монотонно, не спеша, мучил девок болью. Разнообразно, творчески подходя к этому процессу садизма…

Они уже давно не говорили друг с другом, а просто, молча, измождённо лежали, каждая в своей нише. Райс казалось, даже мысли все выбило из головы. Она уже всё перепробовала. И отбегала к дальней стенке, и чуть ли не полностью вылезала из воды на изголовье. Один раз, даже нырнула и хотела достать эту дрянь руками, не боясь, что это, может быть смертельно опасно и что он, а может, просто, захлебнуться и утонуть. Пыталась защититься от его нервной плётки своей рубахой, корытом, даже раз пряталась за Апити, но всё было бесполезно. Шар настигал её всюду и рвал болью нервы внутри тела в той последовательности, в которой хотел…

Проснувшись в очередное утро, Райс, в неизменном, тупом состоянии полной отрешённости, неожиданно задумалась. Может в первые за последние дни. Вспоминая, всё это водяное сидение с самого начала, ей показалось, что со временем, избиение шара, стало менее болезненно. «Может я начинаю привыкать к боли?» — спросила она сама себя. «Может в этом и заключается круг?» — тут же, с полной уверенностью отмечая, что действительно, последние разы, она вполне сносно терпела, не то, что было вначале.

Прислушиваясь к ощущениям своего тела, как бы проверяя на предмет, если какие-нибудь доказательства привыкания к этому избиению, Райс поймала себя на незнакомом, до этого момента, чувстве стянутой кожи. Она медленно потянулась всем телом, проверяя ощущение, вытянула руки над водой и ошалело замерла. На всей длине рук, отчётливо выступил тонкий, ажурный, голубой рисунок, очень похожий на татуировку колдунов.

Рыжая дёрнулась, округляя глаза, рывком вскинула руки выше, к свету, рассмотрела внимательнее. Затем поднялась всем телом, полуприсев и разглядела груди и тело, что удавалось увидеть. Татуировка была повсюду!

— Апити! — завизжала она.

Та не ответила, но встрепенулась с перепуга, и по всплеску воды, Райс поняла, что та её услышала.

— У тебя тоже на теле татуировка появилась?

Соседка резко вынула руки из воды, поднося к щелям потолка. Райс не нужен был ответ, она и так увидела то, что хотела. Апити, как и она, была расписана по всему телу, кроме шеи и головы. Только внимательно рассмотрев рисунок, подруга возразила:

— Это не татуировка, — голос её выражал высшую степень восхищения, — это, что-то внутри, под кожей.

— Эта хрень выжигает нам колдовской узор, — тут же выдвинула своё предположение, как доказанную истину Райс, при этом светясь от восторга, — а ты заметила, что с каждым разом, терпеть боль становится легче?

— Не знаю, — пробурчала недовольная Апити, — я что-то этого не заметила.

— А я заметила, — торжественно подытожила царская дочь, — я точно помню, как было первые разы и как последние. По-моему, мы должны просто к этой боли привыкнуть и чем больше мы будем привыкать, тем лучше будет проступать колдовской узор, а как полностью разукрасимся, тогда нас выпустят.

— Кто тебе такую дурость наговорил? — съехидничала Апити.

— Я так думаю! — гордо заявила царская дочь.

Апити ничего не ответила, но задумалась, а тут, как назло, выплыло корыто, осведомив горемык о своём присутствии лёгким всплеском. Впервые, за последние дни, у них не случилось истерики, а Райс, даже, решительно настояла, как следует подкрепиться. Раз, им, надлежит терпеть и сопротивляться, то для этого нужны силы. И они с ожесточением набросились на еду, съев всё, что там было. Затем, обе насупившись, как клуши, нахохлились, поудобней устроились на своих лежаках и стали ждать.

Заструилось голубое свечение. Шар полез. Райс, со всей накопившейся в ней яростью, швырнула скомканную рубаху в воду в его направлении и с диким криком: «На!», замерла. Шар, чистого голубого свечения, вылезший из стены уже на половину, моментально покрылся мелкими трещинами, словно раскололся и поблёк, медленно уползая обратно, а ярица почувствовала тепло в ладони.

Она медленно развернула разогретую руку к лицу. Скомканная водой ладонь, действительно, из белой, превратилась в розовую. Она подняла вторую ладонь, та оставалась мертвенно белой, как будто из неё всю кровь высосали. Райс перевела взгляд на Апити. Та, вытаращив глаза, смотрела на подругу, но тут же поймав её взгляд, выпалила:

— Что ты сделала?!

— Не знаю, — сконфуженно ответила Райс, — я вот, так, — и она показала, как, — швырнула рубаху с криком «На!» и руке стало вдруг тепло, а шаровая молния, вся трещинами пошла.

Не успели они осознать, что же Райс наделала, как с другой стороны, со стороны двери, появилось новое свечение. Там, сквозь дверь, лез новый шар. Девки, как сумасшедшие, принялись выкидывать вперёд руки и голося «На!», что есть мочи, пытались и этот шар трещинами раскрошить, но не удалось. Он вылез полностью и врезал им обеим.

Только когда Райс получила четвёртую или пятую «нервную плеть», она уже со слезами отчаяния, превозмогая боль, вновь выбросила руку в направлении шара, тот, тут же растрескался и плавно уплыл за дверь, не причинив им больше боли.

— Да! — завопила ликующая Райс, сквозь слёзы, в один миг забыв о боли — получилось!

— А как ты это сделала?! — тоже забыв про избиение, кинулась к ней подруга, — научи меня, я тоже хочу!

— Да не знаю я, — кричала Райс, обнимая ревущую Апити, — я делала, делала. Сначала не получалось, а потом раз и получилось.

После обеда, хорошенько подзаправившись, они вновь принялись ждать. Теперь у них забрезжила надежда, что они рано или поздно, тоже научатся бить эту хрень «нервной плетью» и тогда, возможно, от них отстанут.

Первый шар Райс разбила с первого удара, как только тот показался. Визг ликования их был, наверное, слышен во всём Тереме. Со вторым, пришлось помучится и рассыпать его, только пропустив по своим нервам три плети. Девки от избытка чувств, принялись плясать, прямо в воде, но напрасно. Выполз третий и отлупил их по полной. Ничего они с ним сделать не смогли. «Видимо истощилась» — подытожила собственные побои Райс, в изнеможении плавая, как отходы жизнедеятельности, в своём водном кармане.

После очередной кормёжки, царская дочь велением, не требующим возражений, жёстко потребовала:

— Давай, Апити, напрягайся. Видишь, мне одной с ними не справиться, а со временем, их, похоже, будет всё больше и больше.

Как в воду глядела. Всё так и произошло. Только на третий день у Апити получилось, и то на третьем шаре, когда Райс, от бессилия, взвыла пронзительным визгом. Этот вопль, неожиданно встряхнул Апити и придал злости, в ореоле которой, у неё и прошла первая «нервная плеть». Радости её, не было придела. А потом началась настоящая война, хотя поначалу, с переменным успехом.

Боль, которую причиняли шары, даже Апити заметила, значительно снизилась, а у них, наоборот, стало получаться всё лучше и лучше. Наконец, настал тот день, когда они победили все шары, все три захода, не получив при этом, ни одного удара, по своим истерзанным телам. И когда последний, шестой по счёту шар, после ужина, растрескавшись уплыл в дверь, что-то стукнуло, грохнуло и вода в комнате, стала куда-то утекать.

Когда стемнело, воды уже не было. Они стояли на мокром полу, держа скомканные рубахи в руках и в ожидании чуда, обе уставились на дверь, чуть ли не затаив дыхание.

Снаружи, что-то щёлкнуло, и тяжёлая дверь медленно открылась, впуская в тёмную пыточную, свет факелов, которые держали, улыбающиеся Матёрые Терема в полном составе…

Глава шестая. Он. Касакская орда

Дикое Поле, встретило новичков недружелюбно. Хотя никто из них на это и не рассчитывал. Вообще, степь предстала перед горными жителями странным, непонятным и необъяснимым сожительством, абсолютно разных людей, живущих не по их привычным устоям, а по каким-то своим, поначалу совершенно невразумительным законам.

Асаргад, даже обжившись в будущем и много узнав про жителей бескрайних степей и прилегающих к ней лесов, так и не смог осознать, всю этупестроту общественного мироустройства, хотя, очень старался их, хоть как-то систематизировать, упорядочить и самое главное, понять. В конечном счёте, он плюнул на это и просто принял их жизнь, как само собой разумеющуюся и не поддающуюся объяснению, не имеющую под собой, некой скрытой, для его понимания подоплёки и глубинного смысла общественного бытия.

Были коренные жители степей, которые так же, как и его племя, вели кочевой образ жизни, только здесь, в отличии от его родины, не было земельных ограничений. Здешние кочевники, вообще не знали и не понимали границ. Весь простор принадлежал им и вместе с тем, был для всех общим. Жили они большими родами, которые назывались по имени главы рода, но понятия племени, объединяющего роды, у них отсутствовало. Хотя, при этом точно знали, какой род с каким родом, в каких родственных отношениях находится. Даже, уйдя далеко-далеко, от исконных мест и встретив там незнакомые кочевья, с которыми встречались впервые, садясь за общий стол и вспоминая предков, умудрялись чётко находить родственные связи, притом аж, по нескольким линиям и в нескольких коленах.

Больше всего, Асаргада удивляло родство родов, даже близко непохожих друг на друга. Одни были подобно хорасмийцам или согдианцам. Скулистые и ускоглазые, со смуглым, как и у него цветом кожи и чёрными густыми волосами. Другие, были узколицые и белокожие, с волосами цвета меди и к ним не приставал загар от солнца. Третьи, светловолосые, кудрявые, как барашки, которые тоже, хоть и имели белую, как молоко кожу, но загару были подвластны. И все они, умудрялись находиться в родстве между собой!

Кроме привычных Асаргаду кочевых родов, местами, у степных рек, жили оседлые, обладающие таким же завидным видовым разнообразием. Их селения не были городами, как у них в горах. Они, вообще, не были чем-либо огорожены и не имели никаких внешних укреплений. Селения были большими и маленькими, с подземными жилищами и наземными, порой в два, три этажа. Их дома имели глиняные, каменные, деревянные и травяные стены вперемешку с землёй, но чаще всего, дома были шатровые, войлочные.

Несмотря на то, что сами поселения, были никак не защищены, каждое такое сборище совместно проживающих людей, имело огромные огороженные рвами, завалами и обрывистыми насыпями, загоны с полудиким скотом, но при этом, ближе к селению, в загонах поменьше, скот был почти домашний. Дальше на север, где в степи появлялись островки леса, оседлых селений становилось больше и были они, как правило, деревянные.

Можно было встретить родовые оседлые поселения, но зачастую, там селились люди разные, далеко не родственники между собой. По какому принципу они образовывались изначально, Асаргад так и не понял. Любой, кому приглянулось место, мог испросить разрешения у главы этого поселения, которого избирали на общем сборе и пристроить к нему свой дом. Никого и никогда не волновало, кто ты, откуда, какого рода, племени. Хочешь жить — живи, надоело, собрал пожитки и пошёл дальше.

Как звались их народы, они понятия не имели и никогда этим вопросом не задавались. Когда Асаргад, впервые столкнулся с этим феноменом, то поначалу его посетило чувство брезгливости и презрения к этим людям. «Безродные» — подумал он тогда, — «дикари, без памяти предков и племени». Но со временем, когда он понял, что память предков этих «дикарей», в значительной степени превосходит то, чем так кичатся, даже самые благородные в его краях, он впервые призадумался над этим явлением и размышления на эту тему, вернее их результат, обескуражил его самого.

В тех краях, где он родился и вырос, принадлежность к тому или иному народу, к тому или иному племени, роду, имела первостепенное значение. Потому что, по праву рождения, определялся статус человека, его значение в глазах остальных, определялись права и обязанности.

Отцы, рассказывая сыновьям о предках рода, раздувались от гордости за своих прадедов и заставляли надуваться, от этого, своих отпрысков. Вожди, поднимали до небес легендарное прошлое своих племён, заставляя соплеменников гордиться своей принадлежностью, именно к своему племени. Каждая царская власть, выпячивала уникальность и избранность своего народа, страны, города, плюя с высока на других и втаптывая чужаков в придорожную пыль, принуждая, во чтобы то не стало, гордиться тем, что ты являешься частичкой былой славы прошлого.

Именно гордость за страну, в которой ты живёшь, принадлежность к великому и обязательно древнему народу, заставляет её жителей поднимать флаги, браться за оружие и идти убивать других, не таких «великих» и «древних», а значит, почему-то, не имеющих право сосуществовать, рядом с избранным и таким славным народом, как они.

Притом, как в первом, так во-втором и третьем случаях, гордиться, необходимо было, за далёкие прошлые заслуги, правоту которых, проверить, не представлялось возможным, и вся эта гордость, строилась, исключительно, на вере тех, кто воспевал бывших героев и их подвиги.

А здесь ничего этого нет. Степняки знают своих предков по кличкам и прозвищам на глубину в несколько десятков колен. Помнят их дела, поступки и проступки. Они не делают из них ни кумиров, ни идолов, ни героев. Они о них просто помнят. Притом помнят такими, какие они были на самом деле, со всеми их хорошими и плохими качествами. И не смотря на всю свою непохожесть между собой, умудряются оставаться равными и даже родственными друг другу.

Результатом раздумий на эту тему, стало осознание у Асаргада того, что понятия «нации», «народа», «племени» и «рода» — это не порождения «цивилизации», как ему изначально казалось, а сознательное порождение «власти», притом любой.

У местных жителей нет царей, нет вождей и даже номинальные главы родов, не имеют кровной преемственности, потому что они — выборные! Им наплевать, кто был твой отец или отец твоего отца. Им куда важнее знать, кто ты есть сегодняшний. Они не кичатся предками. Их не заботит, как их будут вспоминать потомки, будут и ладно.

Они гордятся современниками, которые своими делами и поступками, реально заставляют гордиться остальных. Но главным открытием своих размышлений на эти темы, для Асаргада, стал вывод: хочешь власть разрушить — избавь жителей от напускной гордости за род и племя, хочешь власть установить — породи эту гордость.

Кроме постоянных жителей степи, в ней ещё проживало много пришлых, притом пришлых, со всех концов бескрайней земли. Приходили даже такие, каких отродясь никто не видел и даже, о которых никто, никогда не слышал. Пришлые составляли, так называемые, касакские орды.

Было их огромное множество и рассыпались они, по всей степи. Это были сборные военные поселения, стойбища, и они, никогда не были постоянны и существовали лишь в период сбора, стекающегося со всего света свободных воинов, жаждущих славы, власти и наживы.

Каждое такое стойбище — касакская орда, представляла из себя, как правило, некое землячество. Были местные орды, состоящие из молодых мужчин коренного населения. Были орды из других земель и народов. Северные лесные жители, собирали свои «земляческие» орды, горные южные народы — свои. Выходцы из далёких западных земель — свои и так далее.

В каждой малой орде избирался глава. В зависимости от народности, её составляющей, эти главы назывались по-разному. Местные, своих звали атаманами, в каких-то, это были ханы, каганы, князья, короли, цари и так далее, но смысл был, один и тот же.

Если землячество было большим, то орда имела несколько стойбищ, каждое из которых имело своего выборного главу, но при этом, они безоговорочно подчинялись вышестоящему. И, наконец, все эти укрупнённые орды, в лице своих выборных повелителей, входили в совет и подчинение главной, центральной орде, где имелся некий, ордынский царь, который, не смотря на своё венценосное положение, так же являлся выборным, как и все остальные. Только последний, выбирался не общей ордой, а представителями, то бишь царями других орд и являлся, как говорилось, «первым из равных».

На вершине всей этой разномастной пирамиды, стоял атаман самой многочисленной и самой боеспособной орды, а таковой, как правило, являлась орда местных степняков и жителей прилегающих к степи лесов, так как подобный полувоенный образ жизни, у местного населения, был нормой для них, а зачастую, и родовой обязанностью.

По сути дела, общая орда, как и все её составляющие, представляла из себя, огромное, законное бандформирование, в окружении незаконных государственных образований и весь смысл её существования, заключался, как раз в том, чтоб эти незаконные государства, размножающиеся вокруг, как грибы после дождя, регулярно пощипывать, напоминая, кто в мире хозяин. Все окружающие государства, для атаманов степи, являлись «огромным загон для скота», за которым, глаз да глаз, нужно было иметь.

Основой основ степной орды был рэкет, прилегающих и лежащих за ними государств. Если посаженные ими же царьки платили поборы, то их не трогали, а если со временем, через несколько поколений царствования, потомки забывали свои корни и кровные обязанности, либо «борзели», упившись властью, то таких стирали с лица земли, а на прокорм, местному населению, садили новых представителей из ордынского круга, как правило, родственных, либо близких по языку и культуре тому народу, на прокорм которого, садились новые царьки.

Поэтому, так или иначе, любой царский род, в любом конце земли, до которых дотягивалась степное воинство, имели ордынские корни. И даже имперский мидийский род Иштувегу, оказывается, имел те же степные корни, притом, род чистых степняков, киммерийцев, а не выходцев из мидийских племён.

Правда, через одно, два поколения, вновь посаженные на власть, об этом забывали и царствовали уже, исключительно от своего божественного имени, а порой и возомнив из себя силу, более могущественную, той, что их породила, но рано или поздно, степь наводила свои порядки.

Ядро царской орды, кроме многочисленности и боеспособности, обладало ещё одной силой, которая, в первую очередь определяла лидирующее положение. В это ядро входили, по мимо обще ордынских военизированных структур, ещё и очень специфичные орды — девичьи.

Было их значительно меньше, чем мужицких, прямо по пальцам можно было пересчитать, но авторитет и незыблемое лидерство их, было настолько велико, что ни у кого не возникало желание его оспорить.

В отличии от мужицких, они не были ордами, вернее, они себя так не называли. Девичьи боевые сообщества, вообще никак не обзывались, а себя звали не иначе, как сёстрами. Мужики же называли их по-разному, кому как в голову взбредёт и в большей степени, нелицеприятными эпитетами.

Боевые сёстры вели закрытый от посторонних глаз образ жизни. Мистика, слухи, откровенные небылицы их жизни, замешанные на колдовстве, уникальные, за гранью реальности, боевые возможности, неподвластные для мужчин, порождали вокруг них ореол таинственности, страха и трепета. Главой боевых сестёр, являлась, так называемая, Матерь.

Ни один воин мужчина не знал, как Матерь приходит к власти, но ни один воин орды, не смел её ослушаться. Она была, эдакой, невыбираемой, то есть некоронованной царицей для всей степи. Даже верховный атаман, царь всего этого воинства, вынужден был прислушиваться, а порой и подчиняться Матери дев-воительниц.

И на это были свои причины. Поэтому, сам верховный атаман, не смотря на всю свою власть и силу, на которую опирался, вынужден был искать её благосклонность, а то и напрямую пытаться набиться к ней в мужья, если та была свободна.

Матерь, в отличии от простых дев боевого порядка, имела право заводить семью, а муж такой особы, автоматически становился персоной наивысшей власти. Именно такая супружеская пара и находилась во главе всей степной оравы, к тому времени, когда четвёрка молодых горцев, во главе с Асаргадом, появилась на просторах Дикого Поля.

Целых два дня, молодые люди, потратили на то, чтобы найти стойбище своего землячества. Хотя, строго говоря, землячество там было, по их меркам, очень приблизительное. Основу его составляли выходцы из народов мидийской империи и были столь же разношёрстны, как и сама империя, подмявшая под себя кучу различных народов, но кроме подданных мидийской державы, были здесь и вавилоняне и даже лидийцы, в империю не входившие.

Царём, как величал себя глава этой орды, был эламит. Его клан в орде, был самый многочисленный и самый сплочённый. Асаргаду хорошо был знаком этот народ, так как проживал он от их по соседству и отголоски культуры, эламские устои построения общества, доходили до их кочевий, так как частенько приходилось сталкиваться с представителями этих городов-государств.

Элам — древнейшее государство, изначально появившееся, как город-государство в Сузах. Сами, свою страну, эламиты называли Хал-Тамти, страна Тамти и к этому времени, имели почти трёх тысячелетнюю историю.

Уникальный, ни на кого не похожий язык, завораживающая своей необычностью культура, делала их в глазах персидских племён, живших по соседству, некими пришельцами, из каких-то других миров. Персы были так очарованы эламской культурой, что буквально впитали её в себя, адаптировав настолько, что будущие историки, однозначно называли эламитов, предками персов.

Некогда цветущие и сильные царства Элама, нагибавшие даже сам Вавилон, в периоды объединения, к моменту возвышения Мидии стали разрозненными и перецапались в междоусобных войнах. В результате, были разбиты, сначала, ассирийцами, а затем, мидийцами, по одиночке, и покорены.

Боевое ядро Элама было уничтожено, но одна из его частичек уцелела и осела, вот здесь, в далёкой северной степи, образовав вокруг себя мощную и в высшей степени боеспособную касакскую орду.

Звали ордынского царя, Теиспа. Он был уже не молод. На вид ему было больше сорока, но сколько ему было точно лет, никто не знал, в том числе и он сам. Ухоженная и аккуратно подстриженная копна чёрных, с проседью волос, окладистая борода и усы, тоже тщательно ухоженные. Вся растительность на голове, была завита мелкими кудряшками, по последней моде цивилизованных народов арийского нагорья. Одеяние его было настолько дорогим и вычурным, что вид он имел, поистине царский.

Лицо чистое, моложавое, сразу видно, что его, вместо степного ветра с пылью и палящего солнца, больше касались умелые женские руки, хорошо знакомые с косметикой того времени. Ничто не выдавало в нём воина, кроме рук. Несмотря на золото колец и перстней с драгоценными камнями, нанизанными на каждый палец, а то и не по одному на каждый, руки царя были мощными и грубыми. Даже тщательный уход за ними, не мог скрыть того, что они больше привычны к оружию, чем к украшениям. К тому же, многочисленные шрамы на них, делали их руками воина, а не царедворца. Теиспа встретил молодое пополнение надменно и пренебрежительно, говоря тихо, еле шевеля губами.

— Кто такие?

— Асаргад, — первым представился лидер четвёрки, слегка поклонившись головой, как учили Гнур и Уйбар, — сын Атрадата, племени мард.

Далее каждый представился сам. Выслушав их представления, Теиспа, похоже и вовсе потерял к ним какой-либо интерес и тяжело вздохнув, тут же передал их в руки своему ближнику, по имени Доникта, демонстративно махнув на них рукой, мол, забери их с глаз долой и оприходуй, как положено.

Доникта, был моложе своего военачальника, с точно такими же мелко завитыми кудряшками, почти в таком же одеянии, вышитом золотом, вот только пальцы его, были без единого кольца и перстня. Руки, неухоженные вовсе, грубые и мозолистые и в отличии от атамана, он был во всеоружии.

Доникта отвёл их на расстояние нескольких шатров, передал новеньких сотнику. Тот, лишь мельком взглянув, никуда не повёл, а зычно крикнул пятидесятника, который соответственно, сбагрил их, первому встречному десятнику.

Десятник, осмотрев новобранцев, огорчил их тем, что в его десятке, оказалось только одно свободное место, поэтому, недолго думая, выбрал Гнура, как самого представительного, а остальных направил дальше, катя их вниз по иерархической лестнице.

Следующий десятник, тоже взял только одного — Уйбара. В конце концов, Асаргад и Эбар, нашли пристанище у совсем молодого десятника по имени Арбат, у которого, из десятка, было только четыре воина, с ними стало шесть.

Арбат был уроженец Каппадокии, где находится такая страна, Асаргад тогда даже не знал. Был он чуть постарше, вновь прибывших и говорил, с каким-то непонятным акцентом. С таким непривычным, что поначалу, друзья его с трудом понимали, но со временем привыкли. Правда, в последствии выяснилось, что это у него не акцент был, а дефект речи, связанный, с ещё детской травмой челюсти.

В отличии от всех начальников, которых им пришлось повидать, у Арбата, не было ни бороды, ни усов, а чёрные прямые волосы, он собирал сзади в пучок и перетягивал красной лентой. Он был не заносчив и назначение десятником, его явно тяготило. Он, просто, не знал и не умел командовать.

Сын крестьянина, как выяснилось, бежавшего от побоев своего сюзерена, никогда никем не командовал сам, а лишь повиновался другим и четверо воинов его подчинения, были, примерно, его возраста и такие же крестьяне, взявшие в руки оружие, лишь здесь и то, по сути, только что. Но мало того, что они оружие, как следует держать не умели, не говоря об его применении, они ещё и в сёдлах держались, как козёл на козе, в момент перепуга, ибо на лошадь, так же сели здесь, впервые.

Вся орда Теиспы была конная и пеших, он не держал, в принципе, вот им и пришлось осваивать то, что непривычно было с рождения.

Асаргад и Эбар быстро нашли со своими новыми сослуживцами, имеющими более низкий, но тем не менее, не далеко ушедший от них статус, общий язык, впитывая в себя, как губка, правила и устои нового образа жизни.

Как оказалось, в походах из них, был только сам Арбат, а остальные, такие же новички, как и они. Их молодой десятник ходил в поход один раз, в жаркие пески, за море. Там, его десяток попал в засаду и из своей десятки, он единственный остался в живых, вот, почему и стал десятником.

Уже через несколько дней, Асаргад, как-то само собой, стал безоговорочным лидером этого маленького отряда, давая остальным уроки и верховой езды, и обращения с оружием. Через какое-то время, к ним присоединился Уйбар, который ухитрился отвертеться от своей десятки и получить разрешение на переход в десятку Арбата, к тому времени, уже Асаргада. Вот так началась их ордынская жизнь…

Глава седьмая. Она. Пятый круг

На дворе, дело уже шло к Семику, когда две татуированные колдовскими узорами девки, отоспавшись почти два дня, впервые вышли на прогулку. За Теремом, был огороженный лес или священная роща, как её именовала Мать Медведица. Хотя, для девок, эта роща была больше похожа на хорошо ухоженный сад.

Выложенные тёсанными поленьями, аккуратные дорожки, высаженные полянами цветы. Ни одной сломанной ветки, никакого валежника. Земля в лесу ровная, как вода в озере. Только где-то в глубине, почти на самом краю, возле сказочного пруда, возвышается странный лысый холм, в полтора роста человека, вокруг которого, были со знанием дела, разложены огромные камни.

Они на пару гуляли по лесу-саду, не в состоянии надышаться. Гордые собой, то и дело выпячивая странные, узорные рисунки на руках и ногах, перед встречными теремными девками, они, тем не менее, меж собой заговорщицки переговаривались, соображая, что ещё их ждёт, понимая, что отдыхать им долго не дадут.

Не дали. В одно прекрасное утро, Райс проснулась, потянулась, открыла глаза и, как «нервной плетью» по всему лицу протянули, так её перекосило, родимую. На скамье сидела Матёрая по прозвищу Любовь. Рядом сидели две кутырки и лыбясь, внимательно смотрели на проснувшуюся. «Началось», — подумала Райс.

По команде вековухи, кутырки вскочили со своих мест и накинулись на царскую дочь. Райс не сопротивлялась. Они расчесали волосы и вынув откуда-то по клубку золотых нитей, принялись вплетать их в распущенные волосы. Процедура эта показалась рыжей, бестолково долгой. Мало того, что ярица осталась без завтрака, так ещё от безделья и от постоянного сидения в одной позе, хотелось прибить этих дур криворуких.

Даже после того, как они закончили, Любовь подошла, внимательно осмотрела их работу, по-доброму так, не ругаясь, указала им на ошибки и заставила переделать. Там, видите ли, узел не тот, там, плетёнка «как бык поссал», простите, а где-то, вообще, руки у них не из того места выросли. Райс глухо зарычала, понимая, что ещё сидеть и сидеть.

Выпустили Райс, только на обед, «в доску» измученную чрезмерным вниманием, злую, как собаку и с чешущимися руками, кому-нибудь врезать, если не «нервной плетью», так кулаком наотмашь.

В узком коридоре, у самой двери, её уже с утра караулила Апити, которая, как раз, чуть не попала под горячую руку, доведённой до тихого бешенства Райс. Но реакция ведуньи на её экзотичный вид, несколько остудила пыл, эмоционального кипения царской дочери.

Как только, светловолосая увидела рыжую подругу, она смущённо заулыбалась и вместе с тем, стыдливо восхитилась, широко открыв глаза и рот, но при этом, последний прикрыв ладонями. Вид у неё был такой, как у подглядывающей кутырки, за чем-то непристойным, но жутко любопытным.

Райс с самого начала заподозрила, что Апити, явно что-то об этом знает, но рядом была Матёрая, поэтому разговора, прямо здесь у дверей, не получилось. На обеде, они лишь перекинулись парой слов и то с набитыми ртами, чтоб Любовь ничего не заподозрила.

— Давай по-быстрому, — начала допытываться Райс, — чего нас ждёт.

— Не нас, а тебя, — так же жуя, ответила Апити, — только почему тебя одну готовят? Не понятно. Я тоже хочу.

— Чего хочу? — взъелась Райс, — говори толком, дрянь белобрысая, чего ждать? Я уже в таком взвинченном состоянии, что и прибить могу.

— Не ори, стерва рыжая, Славу тебе растить будут, — пробурчала Апити с набитым ртом, — только как, не знаю. Не спрашивай. Наставница говорила, мол, девки…, вам понравится, «по самые не хочу».

— Что-то верится с трудом, — тут же отреагировала Райс, запивая кашу молоком, — с чего бы это было хорошо, после того, как было всё плохо. Чует моё сердечко, кровушкой умоюсь.

— Не знаю, но она никогда толком не рассказывала. Вечно хитро, так, улыбалась и таилась. Но если учесть, что каждый круг круглее предыдущего, надо ждать «подарочка».

— А почему меня одну? Разве тебе не надо Славу растить?

— Да, чего ты меня-то пытаешь? Сама в недоумках. Я ж сказала — тоже хочу.

Как выяснилось позже, про Апити не забыли, очередь до неё дошла, лишь после обеда, когда с Райс закончили. Вечером, перед сном, Матёрая по прозвищу Любовь, дала девке чего-то выпить и предложив приятных сновидений, притом таким тоном, мол, «вот ты девонька и попала», закрыла дверь, предупредив, что прыгать на закрытую преграду, бесполезно, и что, когда надо — тогда и откроется.

Райс, ожидая всего чего угодно, скованно и напряжённо, но, как можно удобней устроилась на лежанке и стала ждать, внимательно прислушиваясь к внутренним ощущениям.

Сначала, почувствовала, как то, что выпила, согрело живот, а затем, стало опускаться вниз, растекаясь и расплываясь приятной волной. Ощутила, как что-то тёплое и мягкое, медленно спустилось ниже, достигая девичьей волосатой щёлки и разливаясь, перехватывающей дух негой, в паху. Набухла бабья горошина, заныла, заскулила беззвучно требуя ласки, призывая погладить, потрепать, ну, хотя бы прикоснуться.

Задрала подол рубахи, оглядела себя там и протянув руку, погладила, отчего низ живота ответил блаженством, до мурашек по коже и трепетной истомой, застрявшей в пересохшем горле и заставивший непроизвольно сглотнуть.

Принялась гладить свою щёлку интенсивней, запуская в расщелину палец, та в ответ «потекла», орошая вокруг себя скользким, вязким выделением. Возбуждение нарастало, приятно было, «до не могу». Подумала мельком, что если дальше так и будет, то согласится на этом кругу задержаться подольше и тут, накатил вал, закончив всё фееричным взрывом искр и эмоций…

Тело охватила божественная дрожь, волнами блаженства катаясь внутри, перехватывая дыхание, биение сердца, от чего издала непроизвольный стон, сладостный и нежный. Улыбнулась от счастья, охватившего её всецело: и тело, и разум, и душу. «Троица, как это хорошо» — промелькнуло неосознанное признание, всё ещё поглаживая себя между ног, меж мокрых половых губ, задерживаясь на взбухшей горошине клитора.

Вторая волна судорожной истомы счастья, настигла некоторое время спустя, затем почти сразу третья… Затем ещё и ещё… Потом, эти пики наслаждения стали непрерывны и слились в единый, нескончаемый ураган блаженства…

Уже не помнила где были руки, помнила только, что они болели от напряжения, вцепившись в тканное одеяло, на котором лежала, и точно помнила какими-то урывками, что всё дальнейшее, происходило уже, без их участия. В глазах потемнело… Дальше помнила лишь цветные пятна, всплывающие перед глазами… Потом помнила радугу…

Очнулась в полной темноте. За окном была ночь. Вся мокрая и абсолютно обессиленная. Подвигав руками в стороны, поняла, что не только мокрая сама, но и вся постель её насквозь сырая. Складывалось такое ощущение, что кто-то окатил водой из ведра. Хотелось пить. Протянула руку к скамье у изголовья. Нащупала деревянную посудину, но сил поднять, не было. В теле, царило состояние полной измождённости. Ей показалось, что она выжита и высушена.

Внизу живота тукал пульс и каждый его удар отдавался щемящей истомой, но терпимой, лёгкой, тут же опадая, между тяжёлыми и ровными ударами пульса. Понимала, только не зная откуда, что лучше не шевелиться, но пить хотелось нестерпимо.

Напряглась. Скинула одну ногу на пол, за ней другую и широко их расставив, села. Руки отчётливо дрожали, притом сильно, губы скукожились в куриную попку, ссохлись, растрескались, даже ноги ощутимо дрожали, несмотря на то, что сидела, поставив их на прохладный пол.

Осторожно взяла посудину с водой и жадно, расплёскивая воду по пылающим грудям, выпила всё содержимое, но ещё когда пила, в голове пронеслось: «Лучше бы ты этого не делала».

Вода холодом провалилась в огнедышащее нутро, тут же брызнув холодным потом, будто кожа стала решетом. Промежность защипала, возвращая чувствительность измученным органам и волна возбуждения, вновь накрыла её с головы до ног, вздувая «бабью ягодку», да, так сильно, что где-то на границе сознания родился испуг, что ещё чуть-чуть и эта горошина сладострастия, лопнет.

Машинально прижала рукой и… Стоны, крики, мольбы… Катания по полу в лихорадке сладострастных судорог, битьё головой об пол, вцепившиеся зубы, в свисающий край тканного одеяла, стремление, во что бы то ни стало, попытаться затолкнуть его целиком себе между ног, стараясь не давать ляжкам сжиматься и сдавливать, ту часть тела, которая всё хотела и хотела, жаждала и взрывалась, всё новыми и новыми волнами бешеного блаженства.

Это уже не было похоже на радужное счастье, это было похоже, на терзание хищного и ненасытного чудовища. Зверь, что поселился между ног, готов был измотать и даже убить хозяйку, лишь бы получить желаемое…

В следующий раз, Райс полу очнулась на кровати, но при этом, руки и ноги были растянуты в стороны и к чему-то привязаны. Она никак не могла прийти в себя полностью, сколько не пыталась. Тело горело. Ужасно хотелось пить. Состояние глубокого опьянения, в котором находилась её голова, не давало возможности сосредоточиться.

Кто-то поднял её голову и поднёс к губам сосуд с водой. Райс, не открывая глаз и даже не задумываясь, кто бы это мог быть, жадно пила. Напоив её опустили. Она тяжело задышала, как будто воздуха не хватало. А эта сволочь, внизу живота, всё тукала и тукала, как бы затаившись и ожидая, когда же хозяйка придёт в себя, чтоб вновь вцепиться в её щёлку, жадными клыками убивающего блаженства.

Райс, несмотря на то, что сосредоточиться не удавалось и при попытке открыть глаза, всё перед ними плыло и кружилось, тем не менее попыталась думать. Эту тварь, что вцепилась ей между ног, что раздувает до боли «бабью ягодку», готовую взорваться, девка отчётливо воспринимала, как страшное и безжалостное чудовище.

Она лихорадочно стала думать, как его убить, как от него избавиться, но единственное, что ей приходило в голову, это то, что надо, во что бы то не стало успокоиться и главное не двигаться, ибо любое её движение, эта ненасытная тварь, воспринимает, как начало для атаки.

Кто-то опять поднял ей голову и принялся кормить с ложки. Это что-то было склизким, мягким и абсолютно безвкусным. Или она уже вкуса не чувствовала? Но так, как зверь при кормёжке вёл себя смирно и даже немного успокоился, она решила через силу есть, хоть этим оттягивая время его расправы.

Покормив, её снова отвязали и Райс скривилась, и даже попыталась заныть, всем видом показывая, что не надо было этого делать.

Истома, почуяв свободу, как голодная волчица, вгрызлась в низ живота бедной жертвы. Стон отчаяния, попытка заплакать от обиды, но без слёз, ибо те отказывались литься, и судорожная волна ненавистного блаженства, накрыла не только неподвластное тело, но и голову, не давая ничего предпринимать самостоятельно.

Всё началось по новой. Извиваясь и крича, умоляя и требуя смерти, что угодно, только бы закончить эти муки сладострастия. Потом наступила темнота и силы покинули её полностью, вместе с жизнью…

Перед глазами стояла яркая радуга. Она переливалась и дрожала, как воздух в степи, у самой земли в жаркий день. Райс, вяло приоткрыла глаза, но радуга никуда не делась, она видела потолок, как бы через неё, насквозь, от чего тот, превратился в разноцветное и дребезжащее марево. Рыжая долго рассматривала радужный потолок, не имея в голове ни единой мысли и не единого отголоска, хоть какого-нибудь чувства.

Её накрыла апатия ко всему на свете и в первую очередь, к себе самой. Тут, первая мысль, плавно проплыла в голове: «Вот я и померла». Это прозвучало без капли эмоции, сожаления и абсолютно равнодушным голосом, даже облегчения не испытала от того, что, наконец, отмучилась.

Прислушалась к телу. Тела не было… Неожиданно, зародилась первая эмоция — жалось к себе любимой. Райс почувствовала горло и комок обиды, что сжал глотку и выдавил на глаза слезу. Хотела было по привычке смахнуть её рукой, но вместо этого, ощутила, как рука лишь слегка дёрнулась, где-то там, далеко внизу, безвольно валяясь вдоль тела. И тут, в сознании появилось всё тело целиком. Даже реветь расхотелось.

Распахнула глаза и попыталась поднять голову, чтобы посмотреть, что с ним стало. И первое, куда она обратила своё, вновь появившееся внимание — низ живота. Девка осторожно прислушалась, заранее, внутренним ужасом шевеля собственные волосы на голове, но зверя там не было. Была тяжесть и всё противно тянуло, как будто мышцы надорваны, но не напряжены, понимая, что стоит ей только дёрнуться, как почувствует боль.

Горели соски грудей. Даже лёгкое их шевеление из-за подъёма головы, отозвалось предчувствие жгучей и неприятной боли, как будто с них кожу содрали, оголив нежное и чувствительное мясо.

— Лежи, лежи, не дёргайся, — прозвучал требовательный, старческий голос, откуда-то со стороны.

Райс послушно уронила голову на подушку. К лежаку подошла улыбающаяся Любовь. И внимательно осмотрев лицо Райс, зачем-то низко к нему наклонившись, заглядывая в глаза, спросила:

— Так. Что перед глазами плавает?

— Радуга, — одними губами прошептала мученица, тут же почувствовав, что они перестали быть эластичными и стали болезными, как будто высохли и растрескались, глиной на солнце.

— Во, как! Радуга! — встрепенулась Матёрая, — что-то я даже не припомню такой зацепки на Славу. Вот у твоей мамы, если память не изменяет, всё накрывают облака, притом розовые.

Последние слова она произнесла со смехом и тут же приподняв голову Райс, приставила к губам посуду с тёплым пойлом. Ярица дёрнулась, вспоминая все последствия, приходящие после того, как она пила и ела, но Матёрая, тут же её успокоила:

— Всё кончено. Успокойся. Мы и так тебя трижды с того света вытаскивали. У меня в последний раз, аж спина взмокла, как старалась. Хватит с тебя.

— Я умирала? — вновь шёпотом спросила Райс, распахнув подёрнутые слезой глазки.

— Умирала, умирала, — успокоила Любовь, — но ты не бойся, на этом круге помощь оказывать можно. Поэтому мы здесь никому помереть полностью, не даём. Так что, пей отвар мясной. Восстанавливай силы.

Спаивая отвар, Матёрая начала инструктировать девку о дальнейших действиях. Как оказалось, радуга на глазах, постепенно сама пройдёт, как успокоится, но Райс предстоит ещё научиться, её в себе вызывать по желанию, а для тренировки, дверь в её светёлку, останется под мороком, который снять и выйти, впрочем, как и войти, можно будет лишь родив вокруг себя Славу. А последняя будет рождаться, когда радуга в глазах «встанет», но тут же успокоила, что это дело, в общем-то, нехитрое, только навык немножко нужен, а так, как Райс девка смышлёная, то сама разберётся.

Попоив, вековуха оставила Райс отдыхать, уверив её в том, что постепенно придёт в себя и через день, два, уже будет скакать по Терему, как коза, правда, пока, как коза, хромая на обе ноги. На этой весёлой ноте, она её покинула, оставив Райс одну. Только когда дверь за ней закрылась, ярица вспомнила о подруге, но кричать вдогонку, чтоб узнать судьбу Апити, не смогла.

Апити заявилась, почти сразу, видно караулила, и как только Матёрая скрылась за ближайшем углом, тут же шмыгнула в чуть приоткрытую дверь, нависнув ликующей физиономией над трижды умершей.

— Здрав будь, подруга, — весело выпалила она, — долго же ты ублажалась, не то что я. Я уж третий день вокруг терема нарезаю, а ты всё не насладишься. Ненасытная.

Райс попыталась улыбнуться, но тут же скривилась от боли в губах.

— А как ты вошла, дверь то под мороком?

— Да легко. Ты ж сама вокруг Славу разливаешь. Заходи, кто хочешь.

— Как давно, я тут ублажаюсь? — попыталась прошептать Райс.

— Да почти пять деньков. Я за два справилась, а ты, уж тут, всем дала, так дала. Весь Терем на ушах стоял.

Райс закрыла глаза. Навалилась усталость.

— Ладно, подруг, — тут же тихо проговорила Апити, поглаживая её по руке, — тебе нужно есть и спать. Покормить тебя, вроде, как покормили, теперь спи. Успеем ещё наговоримся, — и тут же спохватившись, добавила, — да, ты завтра с утра, если в силах будешь, обязательно рассмотри новые рисунки на теле. Я от своих, просто обалдела.

С этими словами, зародив в полуживой Райс огромную кучу любопытства, скрылась. Ну, разве девка может утерпеть от такого, даже будучи полуживой или полудохлой. Рыжая, тут же, преодолевая слабость, подняла к лицу руку и принялась разглядывать, но толи радуга, всё ещё стоящая в глазах мешала, толи тусклый свет масляной лампы был виноват, но увидеть ничего не получилось. Так и уснула, не утолив своего любопытства…

Узор на себе, царской дочери удалось рассмотреть лишь с помощью бронзового зеркала, только на третий день. Этот узор был нежно розовым и опоясывал таз по всему кругу, начинаясь от талии и кончаясь ляжками. Больше его нигде не было, поэтому, то, что она пыталась изначально разглядеть на руке, ей бы не удалось сделать, даже находясь в нормальном состоянии. Его там просто не было.

А узор действительно был красив и хитро заплетён. Райс любовалась им долго, особенно на заднице, пока в глазах не блеснула радуга, а между ног, не стало тепло и сыро. Именно последнее обстоятельство, заставило её отбросить от себя зеркало, как гадюку, быстро одеться и выскочить во внутренний двор погулять, свежим воздухом подышать.

Глава восьмая. Она. Шестой круг

Следующий круг ждать пришлось недолго. Не успев толком оклематься, Райс была поймана в коридоре Матерью Медведицей, которая ничего не объясняя, даже не дав обуться, взяла девку за руку и повела из Терема в лес. Райс, в принципе, знала, что спрашивать её бесполезно, но всё же попыталась:

— Далеко идём, Мать Медведица?

Но, как и ожидалось, та не обратила внимание на её попытки поговорить.

— А почему меня одну? Где Апити? — не унималась Райс, крутя вокруг головой, пытаясь зайти, с другой стороны.

Ответа также не последовало. Ярицу неожиданно пронял страх. Что-то нехорошее почувствовала, тревожное. Из того, что Матёрая молчала, как рыба, она прекрасно поняла, что для неё начался следующий, шестой круг и этот круг, ожидается круче остальных, притом, похоже, один из тех, про которые вековуха говорила ей раньше и на котором, начинаются жертвы.

Рыжая мгновенно заволновалась и затряслась всем телом. Тут же вспомнились слова Любви, о том, что на пятом, трижды помирала и что только на нём дозволялось помогать, а значит здесь, уже никто помогать не будет. Опять стало себя жалко, и она тихо, бесшумно заплакала, лишь изредка шмыгая носом.

Наконец, пришли к какой-то избе, но по виду, к избе еги-бабы, это строение никакого отношения не имело. Дом равносторонний, что вдоль, что поперёк, был, скорее всего, похож на мини терем, но не нагромождением из множества отдельных домов, а стилем резьбы и украшательств. Вековуха остановилась у входа, на котором даже двери не было, заходи кто хочет, и пала на колени, утянув следом и Райс.

Рыжая украдкой заглянула внутрь избы, но там ничего не было. Вообще ничего! Только стены, да крыша-катанка изнутри просматривалась. Не было ни пола, ни потолка.

Райс, в первую очередь обратила внимание на землю под ногами, когда вошла, всё так же за руку с Матёрой, потому что, шагала босиком. Земля была мягкая, как пух, как перина взбитая и ни одной травинки, камушка. Ощущение было такое, будто она насквозь состояла из земляной пыли. Ноги в ней утопали на всю ступню.

Матёрая подвела девку в самый центр, развернула лицом к входному проёму, сняла с рыжей пояс и только после этого, отпустила руку, лишь резко, зло, но тихо шикнув:

— Не дёргайся.

Затем кланяясь, стоящей, как столбик и до смерти, перепуганной Райс, она вышла задом, точно в проём и за порогом, вновь упала на колени, прошипев повторно, припав лбом к земле:

— Только не дёргайся. Замри.

Райс и не думала дёргаться, со страха забыв, как это делается и для верности, даже глаза зажмурила и тут, «Бах!» и по ощущению, как сквозь землю провалилась…

Дёрнулась всем телом, одновременно распахивая глаза в ужасе, да, так и замерла. Она, оказывается, действительно под землю провалилась и стояла в ней, по самый подбородок. Рыжая с перепуга попыталась глубоко вздохнуть, как это обычно делают при нырке в воду, но не тут-то было. Грудь стиснуло тисками так, что не вздохнуть, не выдохнуть. Резко накатила паника, но она не успела ничего сделать, даже крикнуть, так как в ушах раздался громкий, медленно-протяжный голос Матери Медведицы:

— Не суетись, — проговорил голос, растягивая гласные в тянущиеся, как мёд звуки, — Мать Сыра Земля суеты не любит. С ней надо общаться спокойно, терпеливо, сдержано, — тут голос в голове сделал паузу, как бы для длительного вздоха и повторил ещё раз, чуть ли не гипнотизируя, — спокойно, терпеливо, сдержано. Будь спокойна, терпи и сдерживай себя.

Сердце у Райс колотилось, как у загнанного зайца, но она постаралась, на сколько смогла, медленно сделать вдох и выдох. Удалось. Паника постепенно отступала. Прежде чем закрыть глаза и попытаться успокоиться полностью, ярица увидела, как вековуха поднялась на ноги, но не разгибаясь, плавно скрылась из поля зрения. Царская дочь осталась одна.

Конечно, успокоиться ей удалось не сразу, но так или иначе, ей пришлось это сделать от безысходности и полной статичности. А помогла в этом мысль, которая на время, заняла всё её внимание. Райс провалилась под землю, но при этом рубаха её не задралась, а осталась равномерно прижатой по всему телу. Вот, этими ощущениями прилипания ткани, к разным частям тела, она и занималась, какое-то время, после чего, действительно, успокоилась, к тому же, ничего пока не происходило. Земля, которая сначала показалась пухом, плотно облепила туловище и не давала возможности пошевелить даже пальцами рук, не говоря уже о другом.

Райс расслабилась, закрыв глаза, как бы повиснув в небытие, лишь пение птиц снаружи, указывало на какое-то присутствие реальности, но они не только не мешали, а наоборот, всячески успокаивали и расслабляли.

Под вечер, в дом зашёл маленький старичок, с длинной белой бородой и усами. Одет он был в полный боевой ордынский доспех, с головы до ног, как положено. Ростом, наверное, чуть ли не вполовину Райс, но при этом, его движения были размеренно величавы, как будто перед ярицей был не карлик, а великан. Странно, но понимая, что это не может быть человеком, а скорее всего, перед ней явилась нежить, тем не менее, это нисколько не напугало Райс, которая приняла явление, как должное.

Мужичок прошёл, не обращая никакого внимания на торчавшую голову из земли, но обойдя весь дом по кругу, уселся прямо на против девичьего лица и распаковав котомку, деловито, не говоря ни слова, начал принудительно кормить земляную пленницу. Райс тоже молчала, как в рот воды набрала, постоянно повторяя про себя: спокойствие, терпение, сдержанность. Она прекрасно поняла Матёрую, что именно эти три качества, помогут ей пройти круг и хотела, чтобы они, настолько въелись в сознание, чтоб не при каких условиях, она про них, забыть бы не смогла.

Райс, обдумывая к какому сословию относится эта нежить, почему-то решила, что передней, леший. Как общаться с нежитью, ярица не знала, но подумав, решила всё же проверить свои предположения. Жуя очередную ложку запечённых корений, прикрыла глаза и включила радугу, желая посмотреть реакцию старичка и тут же, получила деревянной ложкой в лоб, от чего радуга в миг слетела, а в том месте, куда прилетела ложка, вспыхнул зуд, но не имея возможности вынуть из земли руку и почесать, она принялась лишь интенсивно шевелить кожей лба, непроизвольно кривя рожи нежити.

Дед улыбнулся, рассматривая кривляние девки, деловито облизал ложку, которой «выключил» её колдовство, сунул в котомку, затем напоил её из кожаного походного мешочка. Встал, отряхнулся и не говоря не слова, просто ушёл, как и пришёл.

Через некоторое время стало смеркаться и рыжей стало скучно. Она передумала одно, другое, третье, в конце концов, закрыла глаза и… уснула.

Утро, добрым, назвать было невозможно, потому, что оно началось со страшной судороги, охватившей всё тело. Девке даже показалось, что все до одной мышцы напряглись так, будто вот-вот не выдержат и лопнут. И это, надоучитывать, было только пробуждение.

Спросонок, ничего не сообразив, лишь распахнув глаза, она поняла, что задыхается, так как судорога, не давала ей возможности дышать. Но через несколько ударов сердца, неожиданно осознала, что только, постоянно, пытается вдохнуть, не выдыхая обратно и именно это, не позволяло ей дышать, в первую очередь.

Судорога длилась долго. Очень долго. Райс уже окончательно проснувшись, только и твердила про себя: спокойствие, терпение, сдержанность, стараясь, во что бы то не стало, контролировать дыхание. Почему-то, больше всего она боялась, именно задохнуться. Понимая, что простое повторение заученных слов никакого результата не даёт, она, каждый раз повторяя, тут же пыталась их материализовать. В конечном счёте, о спокойствии она забыла, о сдержанности не вспоминала, а твердила лишь одно, сквозь сомкнутые зубы — терпеть, терпеть, терпеть.

Судорога отпустила так же резко, как и началась. На Райс напала такая дикая усталость, будто она целый лес сначала вырубила, а потом на своём горбу перетаскала, притом делая это всё, бегом. Всё тело ныло и гудело, даже сразу не поймёшь, что в нём болело больше.

Тут же с ужасом поняла, что, борясь и терпя судорогу, она не только обмочилась. Стало стыдно и зло взяло, но взяв себя в руки, медленно проговорила три волшебных слова, материализуя их для себя и с удивлением ощутила сухость, где только что, было сыро и тепло. Это чудо не только успокоило, но и взбодрило девку. «Жить можно», — сказала она себе, а вслух добавила, медленно растягивая гласные, как учила Матёрая:

— Прорвёмся.

Эта выходка наглой девки, тут же была наказана. Судорога возобновилась…

Уже который день, ни днём, ни ночью, Райс не знала покоя. Пленница, уже забыла сколько времени находится здесь. Как ни странно, но мучилась ярица не от постоянных и разнообразных судорог, хватающих то одни мышцы, то другие, не от боли, к которой, кажется, привыкла, не от хруста костей, не от голода и жажды, хотя смутно помнила, что в редких перерывах, вроде, как в забытьи, приходил тот самый леший и насильно кормил, хотя, могла ошибиться, а могло и привидеться.

Больше всего мучала бессонница. Постоянно находясь между явью и сном, в каком-то странном пограничном состоянии, с каждым днём, всё больше становясь без эмоциональней и бесчувственней. Полное отупение, не способность адекватно думать, стало нормой. Даже мучаемая, раздирающими судорогами, она уже не понимала, наяву это происходит или ей всё это снится. Пытка бессонницей была невыносима.

Казалось, прошла вечность, а вечно это, продолжаться не могло. В один прекрасный момент, она или, наконец, наплевав на боль, уснула, или просто, потеряла сознание. Знать, как долго находилась в этом состоянии, не могла, но какое-то время спустя, взяла и просто, проснулась, притом самостоятельно без применения встряски. Было это утро, день или вечер, Райс не понимала, но то, что её не трогали, настораживало. Нехорошая тишина стояла вокруг, даже птицы не пели…

Дева, каким-то задним чувством, тут же напугала сама себя, сообразив, что сейчас начнётся, что-то ещё более страшное. Но ничего не происходило. Тело не ныло, и Райс с удивление ощутила, что все мышцы стали значительно чувствительнее на внутреннее обращение к ним и даже подумала, что кое где, они существенно выросли, подкрепив своё ощущение, предположением о том, что если качать их таким образом и темпом, как с ней это проделывали всё последнее время, то ничего странного в этом нет.

Рыжая выспалась, чувствовала себя великолепно. Есть не хотела, пить не хотела, да и прочего, не хотела, но ожидание какого-то подвоха, напрягало и портило всё настроение.

Предчувствие её не обмануло. Она даже успела подумать, а не открылся ли у неё дар предвидения, как у Апити. Слабая волна необъяснимой дрожи, начавшаяся в ступнях и дошедшая до самой макушки, объяла ярицу ледяным, мертвецким холодом.

Дикий природный страх, обуял её, шевеля волосы на голове. Царская дочь, вновь принялась скороговоркой повторять выученные слова, но вот, на какое из них стоило сделать ударение, никак понять не могла. Что было больше нужно: сохранять спокойствие, ощущая этот панический страх за свою жизнь, терпеть его или же, накинуть аркан и что есть силы сдерживать, не выпуская наружу.

Пошла вторая волна, сильнее первой, но вместе с тем и медленнее. Замораживающий ужас смерти, дыхнул, на всё её тело, покрыв после прохождения волны, всю кожу мурашками, размером с майского жука и ощущением ледяной морозной корки. Сердце, останавливающееся по мере прохождения через него дрожи, вновь заколотилось, как у зайца.

Ярица неожиданно подумала: «Ну зачем Мать Сыра Земля дала ей выспаться? Была бы она, как была, да ей, вообще, было бы всё по хрен, с этой дрожью». И перепуганной девке, тут же пришла идея: надо как-то отключить голову, занять её, отвлечь от этого жуткого ощущения смертельного ужаса, иначе следующих волн, может не пережить. И тут же почувствовала, что пока думала об этом, страх, сам по себе, притупился.

Райс заметалась глазами по сторонам, цепляясь за всё, за что мог зацепиться взгляд, но не нашла ничего, что могло бы привлечь внимание. Тогда, наоборот, переключила свой интерес на волну! Прислушалась к ощущениям, которые та вызывает в теле по мере прохождения и удивилась тому, что чем отчётливее ощущает её каждой частичкой своего тела, тем менее холодной и страшной она для неё становится, а когда волна достигла таза, то Райс, неожиданно проговорила в слух, закрывая глаза:

— Хорошо.

И волна, как будто услышала её и резко стала приятной. Ярица слилась с ней, растворилась, получая удовольствие от напряжения и расслабления мышц, по которым дрожь катилась, даже разнородный по тональности гул костей, показался ей музыкой. Она сама стала дрожать, помогая волне и поддерживая, и когда, наконец, безмерным, безграничным восторгом, который захватывает дух, как лицезрение бескрайнего простора, с высоты птичьего полёта, прокатилась у неё в голове, то Райс почувствовала пустоту и шёпотом проговорила:

— Ещё.

Ярица не настаивала, не требовала, а просто, попросила и ждала, и волна пошла. Мощная, напористая, медленная, не знающая преград и не имеющая того, что могло бы ей противостоять. Это была, абсолютная сила земли в чистом виде. Райс не чувствовала боли. По мере прохождения волны дрожи по телу, она лишь ощущала, как перемешивается её плоть с окружающей землёй, отдавая свои частички наружу и заменяя их частичками, сковавшей её пыли.

Она требовала ещё и ещё. Райс, как с ума сошла, уже не отдавая себе отчёт и не обращая внимание, что не понимала, где границы её тела и осталось у неё тело вообще. Там внизу, всё перемешалось. Складывалось полное ощущение, что частички её собственной плоти, были раскиданы глубоко в земле, во всех концах этого странного дома, а она сама, приобрела каменные кости, глиняные мышцы и земляную кожу.

Эйфория была настолько велика, что, когда очередная волна закончилась, она даже растерялась, ибо, открыв глаза, долго не могла понять, что произошло. Райс стояла по щиколотку в мягкой, как пух земле, в центре большого сруба, где кроме стен и крыши высоко над головой, ничего не было. Она растеряно крутилась на месте, стараясь сообразить, что ей делать. Почему-то первое желание, было вернуться обратно в землю, закопаться, зарыться, но мельком взглянув на руки, после чего широко распахнув глаза, осмотрела их уже внимательно.

Увиденное чудо, заставило ярицу прийти в себя и вырваться из чар дрожи земли, которыми переполнялось для неё, всё её сознание в последнее время. На руках, под тонкой кожей, пульсировал, чёрными маслянистыми завитками, колдовской рисунок, от которого невозможно было оторвать глаз. Он завораживал, околдовывал одним своим видом, заставляя сердце замирать.

Даже когда насмотревшись, смогла отвести от мерцающего темнотой рисунка взгляд, она ещё долго стояла в полной прострации, тупо разглядывая стены и проём входной двери. Только тут, неожиданно, словно проснувшись или придя, наконец, в себя, поняла, что пора уходить, но вот уходить не хотелось.

Выйдя задом, постоянно кланяясь, переступив порог и оказавшись босыми ногами на лесной травке, она упала на колени, поблагодарила Мать Сыру Землю за силу, подаренную ей.

Поднявшись с земного поклона, Райс обратила внимание и на другую особенность своих рук. Они стали жилистыми и играли рельефом мышц. Девка, тут же, аккуратно задрала рука, до самого плеча и чуть не ахнула. Её мышцы, по виду, были такими, как не у каждого мужика встретишь.

Медленно и грациозно шествуя по лесу в направлении Терема, ярица открыла в себе ещё одну способность своего нового тела. Легко подхватив палку с земли, и изображая из себя мечника, сделав несколько атакующих движений, которым её учили лучшие воины мамы, с изумлением осознала, что выполнила приёмы с такой лёгкостью и так быстро, что даже сама не поняла, как это получилось.

Ничего подобного, рыжая раньше, даже не видела. Райс это сделала, даже быстрее, чем делали учителя, намного быстрее. Царская дочь ещё раз попробовала и ехидно улыбнувшись, однозначно выдавая себе вердикт: «Точно быстрее».

Как и после каждого круга, ярица не помнила сколько времени он продолжался. Идя по лесу и увлечённо изучая новые возможности, она не обратила внимание на приметы времени и только дойдя до Терема и оглянувшись с доброй улыбкой на лес, обескураженно замерла. На деревьях желтели листья.

— Не ужели уже осень? — спросила она себя вслух и за озиралась, как бы ища вокруг себя доказательства или опровержение, сделанному выводу.

Несмотря на всю непредсказуемость своего появления, как она думала, её ждали. Прямо за воротами Терема. Все три Матёрых вековухи, выстроившись на входе в торжественно белоснежных одеяниях, туго ужатых белыми поясами и со своими белыми, длинными посохами, которые они обычно, никогда в Тереме, в руки не брали. Это лишний раз подчёркивало всю торжественность момента.

Райс подошла и низко поклонилась каждой. После чего, Мать Медведица повязала на девку её пояс и ярицу ритуально пригласили к столу, отобедать, как равную! Это с одной стороны польстило рыжей, а с другой, напрягло. Она неожиданно почувствовала ответственность, взвалившуюся на её плечи и сама, не понимая откуда, вдруг резко стала взрослой, ну, или по крайней мере, постаралась быть таковой.

Все последующие дни, после пребывания в «гостях» у Матери Сырой Земли, Райс вела себя сдержано и насторожённо. Причиной тому, была реакция Матёрых вековух Терема. С самой встречи, царская дочь отчётливо заметила изменение их отношения к себе. Ещё на званном обеде, она обратила внимание на чёрную татуировку их рук. Она у них была серая, бледная, только у Матери Медведицы, была достаточно тёмной, но не одна не могла сравниться с маслянисто-чёрной, которой обладала Райс.

Вековушки напряжённо, как-то воровато улыбались, разговаривали с девой, вроде бы, как обычно, но Райс отчётливо замечала их боязливые взгляды, бросаемые на изрисованные руки ярицы. Она поняла, что они боялись её. Очень боялись.

Рыжая ничего не стала спрашивать у них, но призадумалась. Ещё возвращаясь в Терем лесом, любопытствуя, какие же дары приобрела, попыталась самостоятельно вызвать судорогу в напряжённых бицепсах и ей это с лёгкостью удалось. Даже играючи сковала весь свой плечевой пояс и при этом превозмогая судорожную хватку, двигала палкой, орудуя, как мечом, отметив для себя, что такая форма тренировок, значительно эффективней, чем обычная.

Смогла она испытать это умение и на внешние объекты, притом поняла это совершенно случайно. Играя внутренней судорогой, она неожиданно осознала, что может её катать по телу, туда-суда и когда катала в руке, то не произвольно выбросила её через пальцы из тела, вообще. Тут же призадумалась и поймав в прицел какую-то мелкую птичку, прыгающую с ветки на ветку и шутки ради, сбросила внутреннюю судорогу через пальцы в её сторону. Птица замерла, как одеревенела и свалилась с ветки, камнем на землю, но не долетев до травы, встрепенулась и унеслась, как одурелая.

Кроме того, судорогой девка могла управлять не только местом приложения, но и силой напряжения, осознавая, что таким образом, легко можно сотворить из своего тела всё что угодно, раскачав его в любом нужном направлении. Хоть, отдельно для стрельбы из лука, хоть, метании дротиков, хоть, махаться мечом с обоих рук.

Только все попытки воссоздать дрожь земли в себе, у неё не получались. Она, почему-то, была уверена, что может, но вот, как это делается? Насторожённость Матёрых, царская дочь, как раз приписывала этой стороне своего дара, ибо судорогой, вряд ли, можно было так перепугать вековух, но спрашивать об этом, не стала сознательно. Ей просто нравилась их запуганность, и поэтому вела себя так, мол, прекрасно знает то, что не знает и умеет то, о чём не имеет не малейшего представления. Райс решила разобраться с этим самостоятельно и без свидетелей.

Апити в своей светёлке она не нашла. Расспросив девченят, что роем носились при Тереме, убедилась, что та ещё на своём круге и где её искать никто не знал. Райс тоже решила, просто, подождать. Коль судьба, то увидятся, коль нет, оплачет позже, а сейчас, дева сгорала от любопытства собственного дара. Стыдно было признаться, но в тот момент, судьба её подруги мало интересовала и то, что Апити может стать жертвой Матери Сырой Земли, к ней в голову, даже не приходила.

Через пару дней, усыпив бдительность окружающих своим «просто гулянием» по округе, рыжая вышла из Терема и прошмыгнув вдоль высокого бревенчатого частокола, юркнула в лес, прибавив при этом шагу и углубившись, чтоб не было видно со стороны.

Нашла неприметную полянку, огляделась, разулась, замерла, закрывая глаза и начала пробовать возродить в себе дрожь земли, но сколько не пыталась и как не пробовала, ничего не получалось. Абсолютно ничего. Дрожь не рождалась.

Сначала подумала, что пожухлая трава мешает и буквально, вырыла ступнями ямки, углубившись в лесную почву, но и это не помогло. Сколько бы не концентрировалась на ступнях, не ощущала, даже намёка на дрожь.

Билась с этим долго и уже отчаялась, что ничего не получится и придётся, всё же, обращаться к Матёрым. Даже начала подумывать, к кому из них и как подойти, кого и как расспросить.

Закрыв глаза и наслаждаясь окружающей тишиной осеннего леса, которую терзали только редкие переливы синичек и то вдалеке, жалея, что у неё ничего не получилось, взяла и просто вспомнила это чувство, притом вспомнила, как оно дрожало в голове, где достигало своего пика блаженства и тут же поймала себя на мысли, что ощущает эту дрожь реально, не выдумано.

Открыла глаза, поддерживая дрожь на уровне лба, улыбнулась довольно и даже принялась ей играть: то усиливая, то уменьшая, то опуская до груди, то поднимая выше лба. Не понятно откуда родилось осознание, или, просто, по аналогии с броском судороги, но разогнав её по телу вниз, резко кинула холодный сгусток через всё тело в ноги и через них в землю.

То, что произошло, повергло в ужас. Трава, что оставалась ещё зелёной вокруг, моментально начала жухнуть, свёртываться, как от огня и на глазах сохнуть. Даже деревья, что стояли у поляны, поникли, сворачивая оставшиеся живые листья, а уже пожелтевшие, непроглядным жёлтым снегом, посыпались на землю.

Холодный пот липкими лапами, обнял тело новоиспечённой колдуньи. Забыв про всё, она принялась метаться, припадая к траве, бегая от дерева к дереву, понимая, что убила вокруг всё живое своей забавой. Вовсе не желая этого, не зная о последствиях, теперь горько сожалела о сотворённом, но от этого легче не становилось.

Сердце обливалось кровью за содеянное и теперь, стараясь хоть как-то помочь лесу, рыжая убийца металась, гладя деревья руками и прося прощения. Горе-колдунья всей душой хотела помочь, но не знала, как. Замерла, прислушиваясь к лесу и волосы на голове зашевелились, а обида на саму себя за то, что натворила, стала безмерной. Вокруг стояла гробовая тишина. Ни одна птица не пела, на сколько ей хватало слуха.

— Что же я наделала? — прошептала обречённо дева, кинувшись в глубь леса, чтобы осознать масштабы бездумного эксперимента.

Пометавшись туда-сюда, несколько успокоилась, осознав, что мёртвый круг, распространился всего шагов на десять, двенадцать от того места где колдовала, не больше. Дальше лес был живой, но каким-то внутренним, абсолютно новым для себя чувством, осознала, что весь лес был до смерти перепуган.

Райс не шла, а буквально бежала обратно в Терем, обдумывая лишь одну мысль о том, что непременно надо разузнать у Матери Медведицы, как можно оживить то, что под дрожь попадает. Хотела даже сразу её искать, как только влетела в ворота, но испугавшись наказания за содеянное, прошмыгнула в Терем и забилась в своей светёлке, решив, сначала, успокоиться и подумать, постоянно, как заговорённая повторяя про себя три волшебных слова, что помогли ей пройти последний круг. Когда же успокоилась, то вовсе решила к вековухам не обращаться, а дождаться, лучше, Апити, решив, почему-то, что та знает ответ.

Время шло. Апити не объявлялась. Райс большую часть дня сидела у себя в светёлке, размышляя о выворотах собственной судьбы. Вспомнила маму и её земельно-серые рисунки на коже и тут же рассматривая свои смолянисто-чёрные, вновь не возрадовалась, а испугалась.

Странно, если б до кошмара этих кругов, ей кто-нибудь сказал, что она вот так, запросто, сможет убивать вокруг всё живое, то прежняя Райс бы, наверное, как коза прыгала от счастья и осознания своей силы, а теперь, ей совсем не хотелось отбирать жизнь у кого бы то не было. Ей, царской дочери, считавшей себя пупом мироздания, стало всех и всё жалко!

Покоя не давала та поляна, даже несколько раз порывалась туда сбегать и посмотреть, может быть смерть была не по-настоящему, понарошку, и трава с деревьями ожили, отошли, но какой-то внутренний стыд за совершённое, не пускал её туда.

Когда листва большинства деревьев облетели, а берёза пожелтела полностью, говоря, что тепла ждать больше не приходится, в Тереме объявилась Апити. Притом не сама объявилась, а девку привели под руки. Шла, никого не признавая, и ни на что, не реагируя, как бревном по башке получившая, притом, похоже, несколько раз.

Апити отвели в её комнату, раздели, уложили и ушли, не велев, а лишь с почтением попросив Райс, до утра бедолагу не беспокоить. Ярица кивнула, что поняла, но вместе со всеми из светёлки не вышла, а подошла к спящей уже подруге и внимательно разглядела. Её больше всего интересовал земляной рисунок. Он был тёмный, но не чёрный, а какой-то с синевой, в отблеске масляной лампы. Только после этого, осмотрев исхудавшее, измождённое лицо Апити, проглотила ком в горле и вышла.

Райс нисколько не сомневалась, что подруга этот круг пройдёт, как и она, но только сейчас поняла, что Апити не так повезло, как ей и мертвецки бледное лицо соседки, говорило о многом.

Белобрысая пришла в себя только через день, так как весь следующий, проспала, а вставать стала, лишь ещё два дня спустя, но Райс спокойно и терпеливо ждала, отметив в себе эти странные для неё качества, как должное приобретение по жизни. Она действительно научилась успокаиваться, терпеть необходимое и сдерживать свои хочу, если это было нужно.

Первые два дня, пока Апити лежала, Райс тщательно скрывала свои руки, натягивая рукава на кисти. Сама, лишь мельком рассказывала о своём сидении в земле, как бы, о чём-то, не очень интересном и маловажном, пытая при этом подругу, до самых мелочей.

Апити, как оказалась, не ставили в землю, а клали в длинную ямку и зарывали, оставляя на поверхности холмик на всю длину тела. Этот круг назывался кругом перерождения. Никаких физических болей она не испытывала, но моральные, по её словам, выходили за всяческие допустимые приделы. Подруга, оказывается, несколько раз умирала, притом умирала реально, но слава Троице, каждый раз, возрождалась.

— Умирать, оказывается, не больно, подруга, — жалостливо исповедовалась она Райс, — только очень обидно. И каждый раз, рождаясь вновь, ты вдруг становишься совсем другой, чужой какой-то. Потом, некоторое время, привыкаешь к себе новой, затем, вновь умираешь и так по кругу.

Её опаивала, всё время пребывания, в чреве Матери Сырой Земли, Мать Медведица, кроме неё, она никого не видела. После каждого перерождения, Апити становилась другой и сколько их было, не помнила. Каждый раз, выпив очередную дозу отвара, девка впадала в очередной ужас. Сказки и видения, которые она рассказывала, захватывали воображение Райс, как нечто не виданные и не слыханные, чудесные приключение.

Апити побывала в стране великанов, где чудом не попала под ногу злому колдуну и не была раздавлена. Побывала в стране карликов, таких маленьких, что лишь с палец величиной. Видела драконов, морских чудовищ, летала на птицах, размером с дом, была даже проглочена рыбой, размером с Терем. Общалась с двухголовыми собаками и рогатыми волками, ползала вместе со змеями в жаркой стране, с бескрайними песками. Жила глубоко под землёй, среди странных обитателей, не имеющих глаз. В общем, девка, где только не побывала и чего только не насмотрелась, только почти везде, умирала и не очень хорошей смертью.

Она то хохотала, вспоминая смешное, то ревела, как белуга, рассказывая о том, о чем забыть хотела, но в конце концов, закончила просьбой, от которой, Райс, даже опешила.

— Слышь, подруга, — почему-то шёпотом прошипела она, украдкой смотря на дверь, боясь, как бы её не застукали, — глянь, у меня волосы не поседели?

Райс сначала с недоумением посмотрела на неё, затем поднялась с края лежака и приблизилась, чтоб осмотреть волосы, забыв при этом, о маскировке рук, чем Апити, тут же воспользовалась.

Юная предсказательница, не смотря на недомогание, проявила завидную сноровку, сцепившись обеими руками в её кисть и вытаращив при этом, свои серые глаза. Райс не стала выдёргивать руку, а лишь тяжело вздохнув, легко вынула её из захвата, распустила пояс и стянула рубаху через голову, представляя себя в полной красе и беззлобно расплываясь в улыбке, смотря на обескураженную подругу, которая раскрыв рот, глаза и похоже перестав дышать, не мигая уставилась на рельеф её мышц и масляно-чёрные завитки колдовских рисунков, переливающихся в свете масляной лампы, как живые.

Отходила от увиденного долго. Даже когда Райс оделась и опять уселась на край лежака, Апити отвела взгляд в сторону и всем видом показывая, как ей неловко. Нет, это был не страх, а именно неловкость, смущение, замешательство.

Обе сидели и смотрели в стороны друг от друга. Райс пыталась придумать, как бы рассказать подруге о произошедшем с ней и расспросить, что та, об этом всём знает, но первой спросила белокурая, притом, как-то отстранённо:

— Ты можешь отбирать жизни?

— Да, — тихо ответила Райс и тут же добавила, смущённо, — а ты не знаешь, можно ли каким-нибудь способом, то что умертвила, оживить?

Апити повернула голову, уставившись на Райс и недоумённо переспросила:

— Как это оживить?

— Ну, я тут одну полянку в лесу умертвила, — начала рыжая скомкано и неуверенно, — травку там, деревцам тоже досталось… В общем, можно же как-нибудь её оживить? — она ещё помолчала, тупо рассматривая пол под ногами и недовольно пробурчала, — каждую ночь она мне снится, как кошмар какой-то. И каждый раз, во сне я плачу и пытаюсь сделать всё, чтобы оживить, а выходит наоборот. Чего касаюсь, то сразу засыхает.

Тут она взглянула на Апити, глазами полными слез и сделала умоляющее выражение лица.

— А Матёрые, что говорят? — спросила уже пристав на локти подруга.

— Ничего, — тут же отрезала Райс, — чую, боятся они меня. Общаются, как с равной. Боятся и шарахаются, как от прокажённой.

— А ты спрашивала?

— Нет. Я тебя ждала. Ты же у нас всезнайка, думала, что-нибудь знаешь. Ты ведь знаешь?

— Я знаю лишь то, что та, кто обладает чёрным рисунком, как например у Матери Медведицы, может высасывать из живого жизнь, а о таком чёрном, как у тебя, я даже не слышала.

— Но если есть сила отобрать жизнь, то должна же быть сила её восстановить! — вскричала Райс, вскидываясь на ноги, — тебя же умертвляли и оживляли кучу раз. Сама же говорила. Как? Вспомни!

Апити лишь вжалась в подушку и округлив глаза, тупо и испуганно смотрела на подругу, но тут за спиной послышался спокойный голос Матери Медведицы, не заметно для обоих подруг, вошедшей в светлицу и стоящей в проёме двери.

— Есть такая сила, успокойся.

Она медленно прошла вдоль стены, уселась на скамью и обхватив свой посох двумя руками, ласково посмотрела на Райс, которая, тут же выдала себе внутреннюю команду успокоиться, затем быть сдержанней и терпеливо уселась обратно на лежак, ожидая объяснения. Следом за первой Матёрой, в комнату вошли остальные две вековухи. Любовь обошла лежак с другой стороны и села на край. Мокрая, осталась стоять в дверях, лишь прикрыв их за собой.

Все три вековухи были при посохах и как поняла Райс, это было неспроста. Этими посохами, вернее теми нежитями, что жили в их навершии, они старались защитить себя, от этой взбалмошной рыжей оторвы, которая одним взглядом, так, мимо проходя, способна, даже, просто, нечаянно, отобрать самое ценное, что есть у человека — жизнь.

— Это хорошо, что лес пожалела, девонька, — продолжила Мать Медведица, — поначалу то, я сильно испугалась за тебя, а потом подумала и решила: не могла Мать Сыра Земля, дать тебе такую силу, коли б уверена в тебе не была. Не могла. А если дала, значит так надобно.

Матёрая замолчала. Наступила тишина. Райс не выдержала первой.

— Так чем оживить то можно, какой силой?

— Вон она у тебя голубенькой змейкой под кожей вьётся, — вступила в разговор Мокрая, — ей и оживляют. Чё ж ты спросить то боялась. Всё сама, да сама.

— Плетью?! — изумлению Райс, не было придела.

— Ну коли со всей дури, да, наотмашь, то плеть, а коли мягко, да, с любовью, то лечение сплошное.

— У каждой силы два конца, два края, — вступила в разговор Любовь, — ты зря на полянку то не сходила, не проведала. Отошла она. Денька через три отошла. Правда те листики, что слабые были и больные, отмерли, а те, что сильные, да, здоровые, ожили. Вот, видишь, даже у силы смерти есть второй конец. Больное умертвив, ты эту полянку, только здоровее сделала. Хорошо хоть ума хватило тряхнуть тихонько, не со всей дури, а то б…

Райс согнулась в три погибели, закрывая ладонями лицо и с облегчением проговорила:

— Простите, Матери, дуру неразумную, что не пришла сразу к вам с вопросами, — и уже поднявшись и не злобно взглянув на Мать Медведицу, добавила, — только вы своим испугом, меня ещё больше напугали. Не до расспросов было. Сиди тут и думай после такой встречи.

Тут неожиданно потупилась Матёрая, к которой Райс обращалась, явно не снимая с себя вины за случившееся…

Глава девятая. Он. Боевой карагод

К концу луны, то есть почти через месяц, Асаргад, наконец, впервые увидел тех золотоволосых боевых дев, о которых, ему так много рассказывал отец. Три наездницы, на разукрашенных золотом конях, без сёдел и сбруй, увешанных оружием, с ног до головы, с лицами изрисованными золотыми, тонкими узорами, сопровождали необычного лысого мужчину, вся голова и лицо которого, так же пестрело татуировками и ритуальными шрамами, но только исинно чёрными. Асаргад стразу понял, что это местный колдун, вот, только не понял почему он был в женском платье, но расспрашивать воинов, постеснялся.

Всё руководство орды, во главе с Теиспой, выехали их встречать. Руководство это, представляло из себя всех его ближников и всех трёх сотников, что были у ордынского царя. После недолгого приветствия и расшаркивания перед гостями, Теиспа проводил их к себе в шатёр, где девы и колдун скрылись, а к вечеру, в стороне от стойбища, прямо в поле, сложили большую кучу дров и хвороста, непонятно где собранного, и всех воинов согнали в круг него.

Для новобранцев, всё это было в новинку, кроме Арбата, радовавшегося, как дитя малое, то и дело взахлёб, от переизбытка эмоций, треща всякую чушь, из которой было понятно лишь то, что скоро, наконец-то, поход и сейчас будет проведён ритуал вступления в воинское братство орды. Асаргад прекрасно помнил этот ритуал по рассказам отца, притом в мельчайших подробностях, но всё равно изрядно волновался.

Волновались все новички, которых этот странный и страшный с виду колдун собрал в отдельную кучку и усадив на траву, в шаге друг от друга, медленно принялся обходить вокруг сидящих, внимательно рассматривая, как бы стараясь запомнить каждого. Затем вышел вперёд, встал полу боком и повернув к молодняку голову, зло прищурившись, смачно плюнул себе на левое плечо, не то выругавшись, не то обозвав, сидящих перед ним, на непонятном для них языке, но тут же, вполне сносно, заговорил на мидийском:

— Готовы ли вы, гнилостные черви, копошащиеся на трупах своих предков, стать людьми, воинами великой степи и принять на себя её законы? Скрепить свои клятвы кровью, напоив ею Мать Сыру Землю. Готовы ли вы к тому, что, приняв законы и нарушив хоть один из них, проститься со своей никчёмной жизнью? Кто готов, встаньте.

Молодняк поднялся в полном составе, никто не остался сидеть, что говорило о всеобщей решимости, а в руках колдуна появился очень странный нож. Асаргад даже не сразу понял, что это. Только когда колдун подошёл к нему, притом к первому из всех и выставил его перед собой, молодой человек понял, что это такое. Нож был каменный, буквально высеченный из чёрного осколка и отполированный до зеркального блеска.

Асаргад взглянул колдуну в глаза и дыхание его остановилось. Ужас сковал будущего воина, настолько они были страшные и безжизненные. Абсолютно чёрные горошины зрачков без радужки, залитые кровью белки, вцепились в его взгляд с такой хваткой, что оторваться от них, не было никакой возможности. Только когда колдун медленно прикрыл глаза, как бы отпуская жертву, Асаргад встрепенулся и учащённо задышал.

— Руку, — тихо и устало проскрипел колдун, обращаясь к Асаргаду.

Тот протянул левую руку, как учили и приготовился к боли. Колдун взял его ладонь и полосонул ножом. Никакой боли Асаргад не почувствовал, не поняв почему. Поперёк ладони выступила жирная полоса ярко алой жизненной жидкости. Колдун, удерживая его ладонь к верху, как бы заставляя наполняться её кровью, как чашу, спокойно и обыденно проговорил:

— Повторяй за мной.

Асаргад принялся повторять всё, что говорил страшный колдун.

— Присягаю, в походе не блядить. Слово моё веско. Что обещал, сделаю. Не сделаю, умру.

После того, как новобранец повторил за ним последние слова, он резко перевернул наполненную ладонь, и струйка крови вылилась на землю. Колдун внимательно и довольно долго рассматривал образовавшуюся на земле разбрызганную лужицу, а за тем, утвердительно кивнув головой, вновь развернул ладонь к верху и полосонул по ней второй раз, заговорив дальше:

— Повторяй. Присягаю, в походе не татить. Вся добыча в общий котёл. Моё только то, что мне наделено. Не доложив в общий котёл или взяв не своё, умру.

Вторая лужица крови образовалась рядом с первой. Колдун опять принялся её рассматривать. Что он по ней читал, для Асаргада осталось загадкой, но то, что он в ней видел какой-то скрытый смысл, воин понимал однозначно.

Третья полоса распорола кожу ладони, и третья клятва зазвучала из его уст:

— Повторяй, — грозно и даже зло проскрипел колдун, — присягаю, в походе не еть. Воин и желание иметь женщину не совместимы. Если я проявлю слабость и возжелаю женщину, умру.

После тщательного осмотра третьей лужицы крови, колдун одобрительно кивнул и вновь посмотрев своим леденящим взглядом в глаза Асаргада, торжественно произнёс:

— Твоя присяга принята, воин. Ступай в общий круг.

С этими словами он указал на всех остальных воинов орды, которые во всеоружии окружили большую кучу хвороста и переминаясь с ноги на ногу, молча стояли, чего-то ожидая. Асаргад сжал исполосованную ладонь, медленно, на войлочных, не послушных ногах, поплёлся к общей массе, взглядом выискивая Арбата, но того видно не было, хотя новоиспечённый ордынский воин, понимал, что тот должен быть где-то с краю. Не того полёта птица, чтобы подпускать его близко к центру, у которого собралась элита орды, во главе с самим Теиспой.

Он действительно обнаружил своего номинального десятника с краю, только почти с противоположной стороны, от того места, где приносил присягу. Арбат встретил его искрящимся, радостным взглядом, с широко открытым ртом, растянутым улыбкой. Странно, но он был неподдельно счастлив за своего, ни пойми кого, не то подчинённого, не то командира. Арбат по сути своей, был пацан простой, как налёт пыли на сапоге.

В скором времени, все вновь присягнувшие, влились в общий широкий круг, обступивший гору хвороста и колдун, пробравшись, через расступившуюся перед ним массу, с трудом, неуклюже путаясь в подоле бабьей рубахи, вскарабкался на верх кучи и неустойчиво балансируя, воткнул в самую верхушку акинак.

Толпа разом оживилась, нетерпеливо за шевелилась. Асаргад оглядывая рядом стоящих воинов, лишь понял, что те готовятся к ритуальному действу, крепя оружие, подтягивая пояса, доспехи и поправляя сапоги. Он помнил из рассказов отца, что сейчас должен будет начаться боевой карагод. Притом отец, всегда рассказывал об этом хитро посмеиваясь в усы, как бы, что-то сознательно не договаривая, скрывая.

Колдун ритмично запел на непонятном языке и все воины, повернувшись налево и прихлопывая ему в такт в ладоши, двинулись по кругу медленным бегом, в ритме песни колдуна и собственных хлопков, резко при этом, в том же ритме, через три на четвёртый, громко выдыхая воздух со звуком «Ху».

Асаргад подражая всем, так же запрыгал следом, за впереди мелькающей спиной, хлопая в такт поступи в ладоши, скорее имитируя хлопок, так как левая ладонь была изрезана. Она хоть и не кровоточила, но бить по ней он не решился. И «хукать» поначалу стеснялся. Ему всё это казалось каким-то не серьёзным…

Когда песнь и с нею карагод остановился, а Асаргад, весь измазанный и забрызганный собственной кровью, хлеставшей из разорванной в клочья кожи ладони, тяжело хватал пыльный воздух, запыхавшись от быстрого бега. Внутри себя, он почувствовал странную и вместе с тем приятную, крупную дрожь возбуждения и азарта, так и рвавшегося наружу. Несмотря на всю свою феноменальную память, он смутно вспоминал, что с ним происходило, вовремя странного ритуального танца.

Всё, что ему приходило на память, так это то, что он был единым вихрем, невиданным человеческим смерчем и ощущал себя, не как частица чего-то общего, а как единая и не делимая общность, какого-то огромного и бесконечно могучего, живого существа, способного крушить горы и вырывать реки из земли вместе с руслами.

Одним «ху», как траву ногой, стелить к земле огромные леса и полчища неразумных врагов, по дурости своей, встающих на его пути. Ощущение этой великой силы в собственных жилах, ввергало в состояние эйфории и лёгкого опьянения. Асаргад оглянулся и понял, что в этом состоянии находятся все воины орды. Все чувствовали одно и тоже и готовы были вновь объединить частички этого колдовства в нечто единое и кинуться в бой, сметая всё на своём пути.

Все, тяжело дыша, упивались счастьем всесилия, радостно озираясь по сторонам и ликуя, молча оглядывали, стоящих рядом, осознавая некое родство душ с теми, с кем только что «единились» в целое.

Вечером, у десятского костра, только и разговоров было про карагод. Про присягу, как-то даже не вспоминали. Невзрачно она прошла, по сравнению с боевым танцем, но слова отца, не раз в долблёные в сознание Асаргада, говорили о том, что состояние единения, конечно, хорошо и сродни чуду, но присяга, хоть и оттеснённая на второй план всем последующим действом, всё же значительно важнее и главное, она, в отличии от танца, смертоносна, как беззвучно ползущая гадюка и он счёл нужным, ещё раз напомнить о серьёзности тех законов, которые они окропили кровью, притом говорил он обо всём этом, обращаясь, непосредственно к Уйбару, зная его слабость к женскому полу и силу его пагубных привычек и на счёт языка, и на счёт золота. Эйфория Уйбара сразу сникла, и он призадумался…

Первый их боевой поход был на запад, в сказочно красивые горы, сплошь, с подножья до вершин хребтов, поросших огромными вековыми деревьями. Их орда, только единожды столкнулась в открытом бою с врагом и то он был малочисленней и к тому же плохо вооружён. Такое складывалось впечатление, что враг собрал всех, кого не попадя, вооружил, чем пришлось и кинул на растерзание, хорошо вооружённой, сплочённой в единый конный кулак, орду Теиспы.

Лишь несколько человек, стоящих во главе противника, оказали хоть какое-то сопротивление. Остальные, были просто сметены, перебиты и затоптаны. Вообще, Асаргад, привыкший много думать и анализировать, никак не мог понять цель этого похода. Добыча, даже после тщательной мародёрки, была более, чем скромной.

Враг настолько был слаб, что не имело никакого смысла, гнать на него такое огромное войско. Самое ценное, что они получили за поход, были забранные в рабство люди, притом Теиспа, не гнушался всеми подряд, даже стариками, хотя молодых девушек и женщин, даже Асаргад, не больно падкий на женский пол, оценил по достоинству.

Женщины, этих горнолесных народов, были очень красивы. Правда, при дележе добычи, его десятку ни одной не досталось. Им, вообще, никого не досталось. На весь десяток, дали три плохеньких меча, пару щитов, непонятно зачем, да, кое-что из бронзовой посуды.

Уйбара это так развеселило, что, вдоволь насмеявшись по поводу добычи, он даже не стал обижаться, плюнув на всё это добро, утешив себя тем, что сами целы, без единой царапины, а добра ещё накопить успеют. А что касаемо пленённых женщин, так, кому-кому, а вот им, как раз, они и близко были не нужны, от греха подальше, так как их молодые и горячие головы, ещё издали, поглядывая на красавиц, начинали заводиться, что было небезопасно.

Поход был недолог и уже через три луны, орда Теиспы вернулась обратно в степи, но не в те края откуда ушли, а стали стойбищем значительно южнее, на берегу широкой реки, название которой, Асаргад так и не узнал.

Оттуда ещё трижды ходили в походы. Два раза на запад, только переваливая лесистые горы, углубляясь в чужие и вполне богатые земли и один, на юг, за большое море в страну Лидию, о которой Асаргад был хорошо наслышан.

Вот из последней, добычи привезли действительно много. Пограбили славно. Особенно богатым оказался приморский городок, где проживали, как выяснил Асаргад, не лидийцы, а некие греки. Дрались эти греки отчаянно, но куда им до ордынских воинов, к тому же поняв, что город им не удержать, обороняющиеся сели на огромные корабли, которые горец увидел в первые, и отчалили в море. Веселясь при этом и показывая ордынцам голые задницы.

Но оказалось, что у орды, тоже корабли свои были, не такие большие, но значительно быстрее греческих и тем убежать не получилось. Их настигли, разграбили и потопили. И голые задницы им при этом, не помогли.

Так и потекла вольная ордынская жизнь от похода до похода, то с добычей, то не очень. Военная жизнь стала настолько привычной, что трудно было представить её, как-то по-иному. Походы, бои, драки, грабежи, кутежи и всё тому подобное.

Асаргад, благодаря своим талантам обхождения с людьми, природной склонностью к языкам, знанию и пониманию чужих культур и их обычаев, в скором времени, был замечен Теиспой и приближен к царскому шатру, покинув свою родную десятку и став ближником ордынского царя.

Мужики его десятка, к общей радости, были все живы и здоровы, а командовал десятком Эбар, у которого, проклюнулся, прямо, дар полководца, непревзойдённого тактика скоротечного боя. Благодаря руке Асаргада, через несколько лет, Эбар дорос уже до пятидесятника, а когда не стало Теиспы и в жизни друзей наступил очередной переломный момент, он уже был одним из трёх сотников.

Гнур тоже проявил себя, как воин-лидер и к тому времени будучи пятидесятником, только не в сотне Эбара, а вот Уйбар стал пятидесятником, именно в Эбаровой сотне. Так что все росли, продолжая поддерживать друг друга и сохраняя преданность своей дружбе юности.

Теиспа умер внезапно. Подозрительно быстро. Заболел, слёг и буквально, в считанные дни, сгорел в лихорадке. Сначала, все подумали на заразу и предприняли огненные меры, но кроме ордынского царя, так более, никто и не заболел и на фоне смены власти, в их орде разразилась буча.

Буянить начал ближник по имени Доникта. Он во всеуслышание объявил, что, царя отравили и что в орде, в их общей семье, завелась крыса и змея пригретая, но при этом, не смог ни на кого указать, а лишь подвергая подозрению, всех и каждого.

Ближний круг, собравшийся сразу после смерти главы, не успев даже ещё его похоронить, принялся за разборки, обвиняя друг друга и отыскивая в каждом, мотивы и веские основания для совершения злодейства. Асаргад, как один из ближников, который добился этого места не изначальной причастностью к эламскому клану, а своими способностями и своей полезностью кругу, тоже присутствовал на этих разборках и на счастье, ни у кого не нашлось веских слов обвинения в его адрес, а когда дело уже приняло серьёзный оборот и в руках спорщиков появилось оружие, именно Асаргад нашёл слова, которыми остудил пыл и предложил устраивающий всех выход.

— Воины, — сказал он спокойно, — опустите мечи. Если кто-нибудь из вас погибнет на этом круге, то на него свалят всю вину, а истину, мы так и не узнаем.

Горлопаны остановились, но оружие убирать не спешили, продолжая сверкать озлобленными глазами друг на друга, понимая, наверное, что в споре на мечах, сейчас, может решиться спор за лидерство, за ордынский трон, в первую очередь. Тем не менее, все покосились на Асаргада и разъярённый Доникта, увлёкшийся спором, рявкнул:

— Ты что предлагаешь? Или ты у нас один чистенький?

— Я предлагаю, — быстро сбивая спесь со старого воина, заговорил нахраписто Асаргад, вставая, — обратиться к незаинтересованной стороне для установления истины, к степным колдунам.

Наступила гробовая тишина. Асаргад продолжил:

— Я не знаю о связи с ними, ни у кого из вас, а значит колдуны будут правдивы и, если Теиспа действительно был отравлен, то они не только подтвердят это, но и укажут на отравителя, если такой есть среди нас.

Мечи разом опустились. Мужики задумались, косо посматривая друг на друга. Эти «переглядки» прервал Доникта:

— Я за. Пусть степной колдун выявит предателя. Я хочу знать истину, до того,как круг выберет нового царя.

Все помялись, а за тем с наигранным чувством непогрешимости, дружно согласились и тут же, общим решением, отправили к колдуну самого Асаргада, как подателя идеи. Тот, сначала опешил от неожиданности такого поворота, но сообразив, что иначе и быть не могло, лишь поинтересовался может ли он взять с собой друзей, а то ехать в логово к «мужепоедающим» девам, а именно туда лежал путь, ему боязно. Старые воины от души поржали над молодым, что сразу разрядило напряжённость между ними и порешили, что пусть берёт, кого считает нужным.

Вот так, вновь воссоединилась былая четвёрка, отправляясь в новое и в очередной раз, судьбоносное путешествие.

Глава десятая. Она. Седьмой круг

До средины зимы девок не трогали, до самых Взбрыксов. В прилегающих лесах начался гон матерых волков. Пары уединялись, отгоняя от себя всех остальных. Самец отгоняет самцов, самка — самок.

В это новолуние, что по сегодняшнему календарю приходилось бы на средину января, вода приобретала чудесные свойства и становилась целебной. Собранная в новолуние, она сохраняла свои животворные свойства весь год. Поэтому, её запасали впрок и Терем в этом исключением не был. В последствии, эту воду использовали в обрядах, давали пить больным, освящали жилища и посевы.

Снег, так же приобретал особые свойства. Его старались собирать и использовать в разных целях. Бабы знали, что снег этой ночи, способен выбелить любую холстину, сколь бы она не затаскана была, поэтому вековухи теремные, что особо белый цвет ценили, за этим снегов ходили сами, без помощниц. А если вымыться в бане водой, натопленной из такого снега, можно надолго сохранить красоту.

Называли эту седмицу «Бабьи Взбрыксы» или «Бабьи Каши». В эти дни славили повивальных бабок. Мамы брали своих детей, угощения, подарки и отправлялись к своим повитухам. Повитухи, в свою очередь, угощали всех кашей, от чего дни и получили своё второе название. В большинстве случаев, повитухой в селении, была самая старшая и опытная баба, эдакая «большуха», в доме которой собиралось, что-то подобное древним бабнякам, хотя тех, в те времена, уже отродясь не было. Подобные посиделки затягивались до утра.

Затем шёл день «Бабьего Кута». Бабам запрещалось играть и развлекаться, потому что чествовалось, для каждой бабы, святое — кут. Проводились ритуалы, на оберег своего жилища от всякой напасти. В этот день, ни одна хозяйка не выходила за порог дома, а с утра мела полы. Из собранных зёрен толкла муку, из которой пекла один единственный блин. Всё это полагалось сделать в полной тишине. Блин съедала ни с кем не делясь, при этом загадывая желание, которое непременно сбывалось.

Беременные изготавливали и заговаривали обереги, которые должны были служить помощью при родах. Также, в эти дни, для них варилась постная каша. Детей, особенно тщательно полагалось оберегать заговорами и заботой. Пока матери занимались кутом, молодняк продолжал проводить время на посиделках, что начались ещё со Святок. Шла гадальная седмица.

Седмица, кроме всего прочего, считалась хранительницей скота, поэтому проводили ритуалы по защите от падежа и хищных зверей, в первую очередь от волков. Пока бабы домами занимались, мужики устраивали братчины, на которых непременно подавали мясные блюда. Мяса было в изобилии, шёл Мясоед, время так называлось.

Кроме того, устраивалась специальная ритуальная охота на кабана. Ходили мужики всем скопом. Убитого вепря на рогатинах носили по всему селению. Торжественное шествие, превращалось в массовую демонстрацию. Готовили сообща и каждому полагался кусочек.

Но самым главным, изначальным праздником этой седмицы, считались праздники в честь Вала Великого, Ледяного, да Морозного. Вот на Валовы то дни и пришла в светёлку Райс Матёрая, по прозвищу Любовь. Села на лавку, не говоря ни слова и как бы извиняясь, улыбнулась, смотря на переставшую расчёсываться девку.

Рыжая сразу поняла, что её ждёт. Белобрысая чётко заявила, ещё осенью, что следующий круг, начнётся именно на Валовы дни, а Апити, как выяснилось, всегда предсказывала истинное и никогда не ошибалась, поэтому Райс была к этому готова.

Ещё с того раза, как царская дочь прошла шестой круг, отношения к Матёрым, у обоих девок поменялось. Действительно, повзрослевшие, они изменили своё поведение к вековухам и всю осень и зиму мучили седовласых хранительниц Терема своими расспросами, до состояния «выеденной плеши», как одна из них выразилась.

Про седьмой круг девки выпытали всё, что могли, но «прелесть» его была, как раз в том, что двух одинаковых прохождений, на памяти Матёрых, никогда не было. Тем этот круг от остальных и отличался, что был непредсказуем.

Поведали они о том, как сами проходили, притом, воспоминания вылились в дружную бабью попойку на всю ночь. Рассказали про разные случаи с другими, проходящими испытания, притом были и печальные, трагические и таких, как выяснилось, было предостаточно, но Матёрые, тут же заверили перепуганных девок, что, мол, они верят и в Райс, и в Апити, что те этот круг пройдут, ибо достойны.

Рассказала Любовь и о прохождении этого круга Тиорантой, мамой Райс. Конечно, она рассказала, что знала, вернее, что ещё будущая, тогда, царица поведала, а о чём умолчала, того Любовь не знала, а додумывать не хотела. В общем, Райс, в душе была готова и примерно представляла себе, что её ожидает, но также настраиваясь на то, что у неё будет всё по-другому, не так, как у остальных.

На дворе было морозно, поэтому путешественницы оделись тепло, так как Любовь заявила, что путь не близок, и на все расспросы, «куда идём?», так до самого достижения цели путешествия, сохраняла тайну. Взвалили на плечи, при помощи девченят терема, по тяжеленому мешку и попрощавшись со всеми, кто провожал, двинулись, но не в лес, а по дороге, в обратную сторону.

Пройдя очередной лесок, попавшийся на их пути, насквозь, Любовь свернула в степь и они, проваливаясь в сугробы, местами по пояс, двинулись по нетронутой снежной пустыне, в направлении, известном только Матёрой.

Шли достаточно долго. Стало темнеть. Райс запыхавшись и уже взмокнув под тулупом, шагала за вековухой, которая, казалось, не знала усталости, и не о чём не спрашивала, хотя так и подмывало узнать, долго ли им ещё снег буравить.

Наконец, Матёрая резко остановилась и огляделась вокруг. Райс тоже встала и утерев вспотевшее лицо варежкой, за озиралась по сторонам, с удивлением отметив, что не заметила, как они вскарабкались на высоченный холм, на вершине которого, теперь стояли и оглядывали темнеющие просторы, раскинувшиеся во все стороны.

— Ну вроде успели, — выдохнула облегчённо Любовь, начав рыть снег ногами, что-то под ним разыскивая.

Снег на вершине едва достигал колена и был плотный, поэтому ступать по нему, было сподручно, но как оказалось, Матёрая не искала, а разрывала что-то, освобождая от снега. Видимо, искать, даже под снегом, ей не требовалось, ибо знала, где и что тут может лежать. Наконец, она очистила небольшой участок и Райс поняла, что та откапывала. Это был большой камень, почти плоский. Размером в полтора её роста длиной и в размах её рук шириной.

Вековуха сделала несколько кругов вокруг очищенного от снега камня, утаптывая дорожку и оглядев работу, удовлетворённо, что-то пробурчала себе под нос, отправляясь вниз по склону, «распинывать» снег, уже там, утаптывая другую поляну. Сбросила свой мешок и стянув второй с Райс, которая, как собачонка бегала за ней, пристроила поклажу на краю утоптанного места.

Райс всю дорогу гадала, что же такое тяжёлое тащила, а когда Любовь развязав мешок, стала вынимать оттуда, одно полено за другим, даже рот раскрыла от возмущения, но возмутиться ей Матёрая не дала.

— А ты чё же думала, пока ты в круге валяться будешь, мне тут замерзать? Я в ночь обратно не пойду. Заночую у костра. С утра уйду, а ты, как Вал отпустит, сама в Терем пошлёпаешь. Я думаю, по следу дойдёшь, не заблудишься. А если в эту ночь не придёт, что, замерзать будешь, дожидаясь следующей? А если и на вторую не придёт? Да, на третий день, ты каждое полено целовать будешь, что останется. Так что не дёргайся, ещё мало принесли.

Из рассказов, Райс знала, что этот круг никогда долгим не был и в большинстве случаев, укладывался, максимум, в три дня, вернее, в три ночи. Особо «одарённые», задерживались до пяти. Ну, а те, кто дольше, то находили их на том камне замёрзшими, как ледышки. Хотя ледышек, уже и в первую ночь было предостаточно. К последним, Райс себя причислять не хотела и надеялась управиться за ночь, как и её мама. Хотя, мысленно настраивалась всё же, на более долгий срок пребывания у Великого Вала «в гостях».

Они практически не говорили, думая каждая о своём. Матёрая развела костёр и обе уселись пить густой, мясной отвар, заранее приготовленный ещё в Тереме, который, вековуха, тут же разогрела в небольшом котелке. Хлебали по очереди. Райс, ни пить, не есть не хотелось, но на нервной почве, иногда даже увлекалась и Матёрой, приходилось у неё котелок отбирать силой.

Ночь была ясная, звёздная. Любовь сидя у костра, то и дело вскидывала голову в темноту неба и наконец, проговорила:

— Пора.

Райс безропотно встала, посмотрела на заснеженный холм, а затем обернулась к Матёрой и попросила:

— Любовь, только ты, пожалуйста, прежде чем уходить с утра, проверь меня.

— Вот ещё, — пробурчала недовольно вековуха, — даже не думай об этом. Думай о том, что сама дойдёшь. Ишь, сопли распустила.

— Ладно, — отмахнулась девка, — дойду.

И зашагала по протоптанной дорожке на верх, к камню.

Устроилась на валуне в полной темноте, на ощупь. Лёжа на спине и закрывая глаза, скомандовала себе успокоиться, потерпеть и сдержать свои дурные мысли, чтоб наружу не лезли.

По рассказам тех, кто прошёл данный круг, главное было в ожидании. Вал мог не прийти в первую ночь, мог не прийти и во вторую, и в третью. Те, кто замёрз, по мнению Матёрых, просто засыпал на морозе, не дождавшись, поэтому Райс, отсыпалась последние три дня под настойками вековух, аж «по самое не хочу» и теперь была, что называется, не в одном глазу, но вместе с тем понимала, что девки на этом камне засыпали не от того, что спать хотели, а от того, что просто замерзали. Но не успела она обо всём этом подумать и как следует приготовиться и собраться с нужными мыслями, как он пришёл…

Лёгкий ветерок обдул тело, как будто на ней не было, ни сапог меховых, ни таких же штанов, ни тулупа с шапкой и меховых рукавиц. Она неожиданно почувствовала себя голой, но при этом холодно не было. Стало страшно. Ветерок, хоть и был ласковым, но за ним сила чувствовалась, немереная.

Поток обтекающего воздуха становился плотнее и гуще, пока его консистенция, не стала подобна воде. Дыхание Райс, само собой, стало медленным, тягучим и глубоким. Каждый вдох и выдох, из-за плотности воздуха, растягивался на один удар сердца, дольше предыдущего. Она не знала почему, но Райс, только и делала, что считала собственный пульс, который гулкими, глухими ударами, колотил по ушам. Сначала, вдох и выдох составлял восемь ударов сердца. Через пару вдохов, они увеличились до девяти и так далее.

Сколько прошло времени, на замедление дыхания, Райс сказать не могла, так как всецело была занята вниманием на подсчёте ударов пульса, но в один прекрасный момент, вдруг почувствовала, что жидкий воздух начал проникать в неё, не через лёгкие, а через всю кожу, то и дело вихрясь и рождая маленькие, медленные смерчи, то тут, то там. Сначала, непосредственно под кожей, затем, глубже и в конце концов, внутри всего тела. Когда же вихрь проник в голову, перед глазами Райс вспыхнули красочные ведения.

Вокруг стало светло, но не как днём, а будто, ночь подсветили факелами, только никаких огней вокруг видно не было. То тут, то там замелькали странные светящиеся фигуры, которые освещали холм своими телами и передвигались так быстро, что ярица не успевала за ними следить. К тому же, при движении они расплывались, размазывались, теряя контуры и резкость очертаний, но то что мельтешащие сущности были странными, Райс улавливать успевала. У одного, рога разглядела, у второго, лапы когтистые, у третьего, морду с тусклым огнём в пасти.

Тут на девку, будто кто-то навалился, прижав её к камню и стал с силой раздвигать ноги, при этом у Райс, не желая того, сама собой вспыхнула радуга перед глазами, видимо со страха и по телу пробежала томная услада.

Она продолжала не дышать, впитывая тягучий воздух всем телом и внизу живота почувствовала тонкий вихревой смерч, буравчиком ввинчивающийся в её волосатую щёлку. Стало настолько приятно, что волосы под шапкой зашевелились и встали дыбом.

Но тут же, в один миг, царская дочь с негодованием поняла, что какая-то сволочь, пытается её изнасиловать! Не отдавая, тогда, отчёт в том, что это Великий Вал — бог всемогущий, девка, просто, подумать об этом не успела. Рыжая принялась вовсю сопротивляться и всячески пытаться этого избежать.

Пошевелиться, от прижавшей к камню силы, не могла, но не осознано, всего в два удара сердца, врубила между ног судорогу, до дикой боли, с обоих рук шибанула в насильника нервные плети, в его предполагаемый отросток и умудрилась запечатать таз дрожью земли, даже не формируя его в голове и не опуская, а прямо там и сразу.

Раздался оглушающий рёв. Низкий, громкий, такой, что камень под ней завибрировал и ощутимо забил её по спине, голове, и в этот момент, насильник с этим ужасающим рёвом вошёл в неё, от чего резкая боль прошила низ живота, разрывая там всё, как ей показалось, что только можно.

Она попыталась вскрикнуть, но из этого ничего не вышло, так как к губам прильнуло нечто-то склизкое и холодное, будто мокрый покойник впился поцелуем и её вскрик, влился в эти мерзкие по ощущениям, но невидимые глазом, губы.

Девка зажмурилась, резко вздохнула, как только губы её освободились и распахнула глаза, стараясь, казалось, последним возможным движением, на что ещё тело было способно, движением ресниц, скинуть с себя «надругателя»… и это у неё получилось!

Изнасилованная девка, не только отбросила его от себя, но и сама, похоже, улетела в звёздное небо, которое в мертвенном спокойствии, медленно закружилось перед глазами. Пропал тягучий воздух, остался пустой, звенящий и морозный. Райс тяжело и часто дышала, перед глазами плавали в слезах звёзды, и она ощущала себя, парящей в пустоте.

Тело по-прежнему, хоть и не чувствовало оков, но было непослушным. Она не могла им управлять. Оно не слушалось. Райс могла только хлопать ресницами и шевелить губами, что и начала делать, прогоняя слёзы из глаз и шепча какие-то мольбы, где превалирующим словом, было «мамочки».

Наконец, слёзы стекли на виски и взор прояснился. Рыжая не могла управлять ни руками, ни ногами, ни самим туловищем, сколько не пыталась. Тогда взяла и скрутила собственное тело судорогой, тут же отпустив, как бы пытаясь привести его в чувство и с облегчением выдохнула. Тело ожило.

Попыталась сесть, но вместо этого стала крутиться вперёд и перевернувшись через ноги, вновь резко выпрямилась, замерев, в ничего не понимающем ужасе. Земля была от неё далеко, и она действительно плыла по воздуху, вернее не совсем плыла, а болталась на одном месте, над тем самым камнем, на высоте высоченной сосны.

Камень слабо светился и освещал снег вокруг, поэтому Райс и сориентировалась, к тому же, вдалеке, внизу разглядела костёр Матёрой и саму вековуху, валяющуюся рядом в сугробе, тёмным пятнышком.

Паника накрыла рыжую с головой. Как она сюда попала? Как теперь спуститься вниз? И если сила, удерживающая её, пропадёт, то падая с такой высоты на булыжник, она же в лепёшку разобьётся! Царская дочь скуксилась, сморщивая личико и прикрывая веки в желании разреветься и медленно поплыла к земле, но только стоило ей распахнуть глаза, как опять тело откинуло на высоту.

Ярица тут же сообразила и сузила глазки, превратив их в щёлки, от чего камнем ринулась вниз. От испуга, вновь распахнула глаза и вновь взвилась вверх. Поняв принцип управления, но пока не понимала почему это происходит, она лихорадочно принялась думать.

Тут догадка осенила её голову, и с обеих рук запустила вниз и в стороны две «нервные плети», которые достигнув некой невидимой сферы, рассыпались мелкими молниями-трещинами по круглой поверхности, как бы прорисовывая границы.

Райс охватил восторг, оттого, что осознала где находится. Она парила в центре невидимого шара, который, похоже, служил ей защитой от всех внешних воздействий и до границы этого шара, было не менее пятнадцати шагов. Управлялась это сфера одними веками!

Некоторое время соображая, что же ей делать в этой ситуации и как спуститься вниз, не покалечившись, Райс первым делом постаралась поменять положение тела в пространстве, выгибаясь и выкручиваясь так, чтоб ноги оказались внизу. Не сразу, но это у неё получилось. Она облегчённо вздохнула. Теперь, если даже, эта сфера защиты исчезнет, то по крайней мере, падать будет на ноги, а не лицом об камень.

Установившись столбиком высоко в воздухе, рыжая начала медленно закрывать глаза, наклонив голову вниз, чтобы видеть, как опускается. Лишь полностью их закрыв, почувствовала хруст снега под ногами, но стоило ей, хоть чуть-чуть, щёлочкой, приоткрыть один глаз, как тут же, тело начинало подниматься.

Билась долго, даже взмокла, ибо до сих пор была одета во всё меховое. Пыталась вдавить этот шар в землю, но из этого ничего не получилось. Тогда попыталась сама перемещаться внутри шара, и эта попытка не увенчалась успехом.

Перепробовав всё, что могла, распахнула глаза, взлетев на высоту и расслабившись, принялась думать, то и дело, от нечего делать, постреливая в сферу плетьми, которые рассыпались о границу, создавая причудливый фейерверк, что было красиво и в какой-то степени успокаивало и развлекало.

Запустив очередную плеть, она со злостью, мысленно вдавила сферу в землю, но по росчерку светящихся трещинок на шаре, он не вдавился, а несколько расплющился о поверхность, как мягкий, круглый ком глины сплющивается о землю при падении. Райс встрепенулась, обнаружив хоть какую-то возможность повлиять на сферу. Подумала. Всё взвесила и начала мысленно, не вдавливать шар в землю, а наоборот втягивать его вовнутрь, как бы притягивая к себе, уменьшая его в размерах. И ей это удалось!

Некоторое время спустя, Райс стояла на камне, а росчерки плетей, запускаемые с рук, по этим же рукам растекались по самые плечи, показывая, что защитный шар сдулся и как дополнительная одежда, обволок всё тело. Оставался самый важный вопрос: как его вообще убрать, не будет же она теперь пожизненно ходить с ним?

Расхаживая, по всё ещё светящемуся камню туда-сюда, она думала, вернее, пыталась во всех деталях вспомнить, при каких обстоятельствах это чудо родилось. И тут, неожиданно, пришла подсказка, в виде ощущения мокрого холода на губах. Райс сбросила варежки в снег и со злостью и каким-то омерзением, утёрла рукой губы и тут… всё пропало. И защита пропала и камень перестал светиться. Она оказалась в полной темноте.

Огляделась. Прислушалась. Никого. Райс настороженно, крадучись спустилась с камня на снег, в ту дорожку, что утрамбовала вековуха. Ничего не произошло. Царская дочь даже засомневалась, а прошла ли она круг? Матёрая говорила, что уходить можно было, только после того, как Вал отпустит, а если она от него отбилась, будет ли это считаться, за то, что он её отпустил или нет?

Медленно отошла от камня по тропе. Встала, оглянулась. Вернулась обратно. Засомневалась. Райс, почему-то посчитала, что испытание было прервано и до конца не доведено. Эта мысль мучила и заставляла колебаться. Подошла к камню и встав на корячках, наощупь, вновь на него полезла и тут же угадила рукой, во что-то липкое и влажное.

Оторвав прилипшую руку, боязливо отпрянула от валуна и немного постояв, решила всё же просто спуститься и обо всём этом, расспросить Матёрую, благо, та ещё была здесь и никуда не ушла, но тут же, как гром среди ясного неба, у неё в голове прогремел мужской бас раскатистым громом:

— Не надо никому об этом рассказывать.

И всё стихло. Райс ещё какое-то время ошеломлённо покачалась, как берёзка на ветру и села в сугроб, переводя дух. Ничего больше не происходило и поднявшись на дрожащие ноги, то и дело осматриваясь по сторонам, медленно, шатаясь, зашагала по склону в направлении костра, тут же отвечая на все вопросы сама себе.

Раз, дар у неё появился, значит круг прошла. Правда, до сих пор не знала, как этот шар порождается, но зато освоила, как убирается, решив, что со всем будет разобраться позже и как можно дальше отсюда. Вал её точно отпустил, иначе бы она не услышала, то что услышала. Только почему так быстро?

Так, убеждая себя, спустилась к костру, всё ещё находясь в полной прострации, встала перед спящей вековухой и замерла, твёрдо решив так стоять, пока Матёрая не проснётся.

Ждать пришлось не долго. Дикий вскрик и бросок вековухи в сторону, спросонок, заодно, вывел из дрёмы и саму девку, которая тут же встрепенулась, как бы просыпаясь, от какого-то странного сна и в отличии от вскочившей на ноги бабы, рухнула задницей в снег. Наступила гнетущая пауза.

— Ты что сбежала? — осторожно спросила Матёрая, медленно обходя костёр и приближаясь к девке.

Та сидела ошарашено смотря на вековуху, как будто впервые увидела, но тут, почувствовала слипшуюся руку, неприятно стягивающую кожу и подняв вымазанную ладонь к лицу, уставилась на неё дикими глазами. Вся ладонь была в крови. Матёрая подошла в плотную и разглядывая испачканную руку, громко с интонацией начинающейся истерики, потребовала:

— Что случилось? Откуда кровь, говори!

На что девка, наконец, постепенно приходя в себя, тихо ответила, утирая руку о снег:

— Не ори, Любовь, не велено говорить. Расслабься.

Та, как коршун накинулась на Райс и схватив за руку, задрала рукав, поворачивая оголённое предплечье к свету костра и сдавленно выдавила из себя: «Ах». Райс тоже взглянула и довольно улыбнулась. В голубые линии воды и маслянисто чёрные разводы земли, ажурным плетением влилась нить с металлическим отливом, блестя в свете костра живыми искрами и отражая пламя, как зеркало.

— Но, — недоумённо осеклась вековуха, — я ж только что уснула.

С этими словами она завертела головой, разглядывая звёзды и прикидывая, что-то в уме.

— Ночь, только началась, — не успокаивалась Матёрая.

— Да, долго ли умеючи, — оборвала её метания Райс, — это дело не хитрое. Раз, два и готово.

Любовь вновь бухнулась на пятую точку в снег и восхищённо разглядывая счастливую девку, непонятно чему улыбающуюся.

— А кровь откель? — не унималась баба.

Райс уже отчистив руку снегом, спокойно ответила правду:

— С камня.

Немного посидев, Матёрая, вдруг, резко соскочила и что было духу пустилась бежать вверх по склону. Райс только усмехнулась, понимая вековуху, как себя. Любопытство — дрянь мучительная. Она б, тоже не удержалась, сбегала бы, проверила.

Некоторое время спустя, вековуха вернулась, но уже спокойным шагом. Плюхнулась в сугроб на прежнее место и кинула Райс, её брошенные на верху рукавицы. Осмотрела ладошки, которые обе были измазаны кровью. Усмехнулась, стирая кровь снегом и впялив взгляд девке в пах. Райс тоже улыбаясь осознала, что Любовь, как баба опытная и без её рассказов всё поняла.

— Да, — протянула довольная чем-то вековуха, — дела, — и немного помолчав, подвела итог своим размышлениям, — значит ты у нас теперь из ярицы в молодухи перешла. А крови то на камне, как с порося резанного. Заценил, значит. На моей памяти ты уже третья, вот только чтоб так быстро, впервые сталкиваюсь. Будто ждал, аж не в терпёж.

Она зачем-то по сучила ногами и опять протянула:

— Да, — и как бы спохватившись спросила, — так что делать то будем? Спать или домой пойдём?

— Я перед этим три дня спала, выспалась, не уложишь, — тут же ответила Райс, — но как по темени то идти, даже луны нет?

— А звёзды на что, — парировала вековуха, поднимаясь на ноги, — к тому же, мы теперь без дров за плечами, да по проторённой дорожке. Думаю, ещё затемно до дороги дойдём.

— А ты по звёздам можешь? — спросила Райс, тоже поднимаясь на ноги.

— А то, — буркнула Матёрая, — и тебе не помешало бы эту науку освоить. Вещь полезная.

Райс ничего не ответила, а что было отвечать, коли и так понятно, что наука эта полезная, только ведь её за раз не выучишь.

Костёр закидали. Холму поклонились и отправились в обратный путь.

Как ни странно, на этот раз, их в Тереме не встретили, не ждали. Девки теремные, что у ворот топтались, даже вёдра из рук выронили, завидев их и провожая недоумёнными взглядами. Двух остальных Матёрых, даже искать пришлось, да тут ещё и Апити прискакала, которой на круг идти надо было, только к вечеру.

Когда все в спешке собрались, Райс без всяких объяснений, просто скинула тулуп, развязала пояс и оголилась сверху, давая разглядеть всем, да и самой полюбоваться, на нить с металлическим отливом, вплетающуюся в голубую и смолянисто чёрную. После чего демонстративно одела рубаху, подпоясалась, закинула тулуп на плечо и ушла, устало заявив, что оголодала и хочет есть.

Вот и весь просмотр с объяснением. Апити, кинувшаяся следом, была коварно перехвачена у двери и ей что-то популярно разъяснила Матёрая по прозвищу Любовь, отчего подруга, вслед за царской дочерью не побежала, оставив своё любопытство при себе.

Белобрысую, в отличии от рыжей, никуда из Терема не водили, а загнали на чердак, где она целых пять дней просидела и где проходила свой седьмой круг. Судя по радостной физиономии, вполне удачно и самое главное, очень довольная собой, но, как и Райс, наотрез отказалась рассказывать об общении с Валом…

Глава одиннадцатая. Она. Восьмой круг

Оставалось пройти ещё два круга, но именно перед восьмым, Апити принялась нервничать и вообще, резко изменилась, став раздражительной, злой и рассеяно невнимательной, потому что он, как она выражалась, был для неё «всё».

За свою жизнь, девка так не беспокоилась, а вот за свой дар, костьми ложилась. На этом круге, можно было стать тем, о ком мечтала молодая провидица, то есть самой-самой, а можно было, всё потерять и тогда всё, что пережила за последние года, попадало псу под хвост, а вот то, что могла и жизни лишиться, её, вообще, не беспокоило. Без «самой-самой», она уже свою жизнь, не представляла.

Пока подруга, как тень, шастала из угла в угол, не находя себе места, Райс довольно быстро освоила своё новое умение. Она с лёгкостью теперь могла управлять размером и формой защиты, включать и выключать по желанию, но самое ценное в ней, оказалось то, что защита появлялась, даже по мимо её воли, как только возникала какая-нибудь опасность для неё любимой.

Стоило лишь Райс моргнуть, например, от неожиданности какой-нибудь или от испуга, как защита мгновенно возникала, ограждая от источника опасности.

Она даже потребовала Апити стегнуть её «нервной плетью». Подруга, долго ломалась, не соглашаясь бить царскую дочь, но потом, та её так достала, что белобрысая, исподтишка, неожиданно врезала ей, чтоб отстала, раз и навсегда, да не тут-то было. Её плеть, хоть и была для Райс полной неожиданностью, тут же рассыпалась искорками о её защиту, хотя молодуха и подумать о даре не успела. Подобный подарок впечатлял своими возможностями.

Восьмой круг, они тоже проходили порознь, притом на этот раз, первой увели Апити, а Райс, только на следующий день.

Царскую дочь, а по обхождению Матёрых, они воспринимали её теперь не иначе, как только так, вывели в лес, в ту сторону, где молодая испытательница поляну «умертвила», выдали нож, мешочек соли, пустой мешок для воды, всё это сложили в пустой заплечный мешок-котомку и пустили по лесу гулять, проинструктировав, лишь одной фразой:

— Только ты смотри, как следует места для ночёвки выбирай, с чувством, — выговаривала Матёрая по прозвищу Мокрая, — с волчьим чувством, как положено.

Райс с детства знала закон сестричества, по которому, боевая девичья орда, никогда на одном месте, дважды не ночует, но вот, как Матёрые той или иной орды выбирали эти места, никогда не задумывалась. И вот, ей предстояло этому научиться, притом самостоятельно, так сказать, на собственной шкуре.

Задание показалось несложным и с её то способностями и дарами, что получила за эти годы, даже абсолютно нестрашным. Ну, подумаешь, по лесу погулять. Хотя была весна. Снег в лесах сошёл, но кое-где в ложбинах всё ещё оставался, и главная противность этой поры, заключалась в огромной сырости.

Местами, лес был буквально затоплен и шастать по колено в ледяной воде, молодухе очень не нравилось. Зверя она не боялась, никакого, это пусть зверь её теперь боится, а чувствовать место научится, как-нибудь, не такому тут училась, но на всякий случай спросила, притом так, как бы между прочим:

— И долго мне гулять придётся?

— Ну, если б Апити пошла, то через девять дней была бы дома, а ты, можешь там всю жизнь бродить, сама в зверя превратившись, это как тебе понравится. Лес тебя выпустит только после того, как научишься и девять ночей подряд, место правильно выберешь для ночлега, без ошибок.

Вековуха Мокрая ехидно ухмыльнулась, глядя на Райс и издевательски добавила: «Хе-хе». Царская дочь даже обидеться успела, от такой постановки задачи, губки надула, злом в глазах сверкнула, но тут же окоротила себя и призадумалась, но думай не думай, а круг проходить всё равно надо. Сплюнула, поправила котомку на плече и зашагала.

Молодуха, как, наверное, и каждая бы на её месте, далеко в лес не пошла, а лишь скрывшись, притаилась. Думала она примерно так. Раз, обратно возвращаться, то зачем далеко уходить. Тут, по краю поживёт, волчье предчувствие в себе вырастит, и домой по-быстрому, чтоб сапоги не стаптывать, да ноги не мочить.

Не откладывая на потом, молодуха принялась сразу место искать. Есть не хотелось, пить не хотелось, что время попусту тратить. Обошла вокруг. В одном месте постояла, прислушиваясь к внутренним ощущениям, в другом, всё едино.

Просмотрела третье, четвёртое. Через некоторое время выборов, она остановилась на сухом бугорке, меж двух берёзок. Место ей показалось светлое, доброе, главное сухое, здесь и решила делать свою первую ночёвку.

Тут она неожиданно призадумалась, а как эту ночёвку делать-то надо. Конечно, за последние годы, где только не спала, но вот на голой земле, да в весеннем лесу, как-то не приходилось.

Первым делом нашла поваленное дерево, веток ножом нарубила, собираясь разжечь костёр, но всё было настолько мокрым, хоть выжимай. Огонь знала и даже видела не раз, как разводили, крутя палочкой в руках, хотя сама, подобную процедуру, никогда не пробовала, но почему-то решила, что это не сложно.

В конечном итоге, уже в полной темноте, так и не разведя огонь, привалилась на натасканные берёзовые ветки и уснула, укутав себя даром Вала…

Проснулась в предрассветной мгле от резкой, нестерпимой боли в ноге. Ничего не поняв, спросонок, сначала завизжала, пытаясь вырвать ногу из чьей-то рычащей пасти, только потом, когда это не удалось, распахнула глаза и тёмная тень, с визгом и скуля, откинулась защитой, куда-то в сумрак леса.

Райс взвыла от боли и ухватившись за раненную ногу, тут же почувствовав липкую кровь на штанах. Скинула сапог. Задрала штанину, но толком рассмотреть ничего не смогла. Темно ещё было, да глаза толком не продрала. Заметалась по сторонам, в поисках чего-нибудь, не понятно, чего, только потом сообразила и постаралась успокоиться.

Родила на месте изодранной раны «дрожь земли» и тут же почувствовала облегчение. Даже смогла разглядеть, как вытекшая кровь закипела пузырями, превращаясь в чёрную корку и остановилась, сухими подтёками. Включила «плеть» на «лечебку» и принялась обоими руками убаюкивать раненную ногу.

Через некоторое время, боль совсем перестала ощущаться. Она даже прощупала рану. Засохшая кровь осыпалась кусками и пылью, но ран под ней, молодуха не обнаружила. Довольная собой, одёрнула штанину, натянула сапог и встала на ноги, в яростной решимости найти, изловить обидчика и умертвить суку, мучительной смертью.

Только было всё напрасно. Сколько не бегала и не всматривалась, в уже посветлевший лес, так вражину и не нашла.

Вернувшись обратно и подобрав котомку, задумалась. Это что же получается, если уснула, то и защита пропадает? Это не радовало. Значить, действительно, место для ночлега придётся искать по-настоящему.

Наполнив пустой мешочек водой, прямо из затопленной ямы. Положила его на ладонь. Тряханула его «дрожью земли», зная уже, что после этого любая зараза дохнет. Отпила, до ломоты в зубах ледяной водицы и закинув остатки в котомку, недолго думая, направилась к Терему, сообразив, что лучше всего, пристроиться там, где-нибудь у высокого забора, поближе к людям, но сколько не шла в направлении к дому, забора видно не было, да и лес становился всё более диким.

Вот тут молодуха, по-настоящему испугалась. Она поняла, что означали слова Мокрой о том, что лес не выпустит. Он будет, просто, её морочить и заставлять блудить по нему, бесконечно. Молодуха тут же сформировала защиту в виде луча вверх и направила себя в его средину.

То, что она увидела с высоты, поднявшись выше крон высоченных сосен, стачала вогнало её с ступор, а затем в мокрую, со слезами, истерику. Лес был бескрайний, на всю даль, докуда дотягивался её взгляд.

Поревев какое-то время, она успокоилась, опустилась на землю. Присела на пенёк и призадумалась над своими дальнейшими действиями, поняв, что все её предыдущие соображения, по поводу прохождения круга, рухнули…

Первое, чем девка занялась, бросив всё, был огонь. Методом проб и ошибок, удалось подобрать палочку для трения и деревяшку в которой её тереть. Дело доходило до дымка, но вот огонь, никак разгораться не хотел. Что она только не пробовала поджечь, ничего не горело, только наскоблив от сухого ствола дерева тонкой, как нить стружки, да шелухи от берёзовой кары, вложив это всё в дырку для трения, ей впервые в жизни, удалось получить огонь. Радости её, не было придела.

Она тряслась над маленьким костерком, как клуша над цыплёнком. В конце концов, костёр разгорелся и можно было обогреться, и обсушиться.

Место для ночлега искать не стала, тут у костра, натаскав дров побольше и улеглась. Есть хотелось, но есть было нечего, мелкое зверьё, до которого дотянуться могла, спать попряталось, залила голод водой и вырубилась, нагулявшись на свежем воздухе, целый то день…

Проснулась опять от дикой резкой боли, но на этот раз, в руке, распахнув глаза и даже не успев заорать, увидела лишь волчью морду, которую защита, тут же отшвырнула куда подальше, только отшвыривая, чуть руку не оторвало, а вцепленные клыки от рывка, распороли рукав тулупа и руку до кости.

От боли, чуть сознание не потеряла, завизжав до потемнения в глазах, но опыт прошлого пробуждения, тут же продиктовал нужные действия. «Дрожь земли» для остановки кровотечения, затем «кнут» на лечение, даже не снимая тулупа. На это раз, она провозилась с рукой почти до полудня, уж больно сильно руку повредило.

В этот день, «дрожью земли», выпущенный через указательный палец, сбила белку и разведя костёр, впервые поела мяса, но провозилась со всем этим, опять, так долго, что место для ночлега, искать уже было некогда.

Решила схитрить. Залезла на дерево, на толстый сук, вынула пояс, обмоталась вокруг ствола, похвалила себя за находчивость и уснула.

Проснулась от удара о землю и тут же угодила целой своре волков на зуб. Пока пришла в сознание от удара головой и моргнула глазами, подрать они её, успели хорошо. Тулуп в лохмотья, шапку порвали, один сапог распороли. Кроме того, обе руки поранили и ногу, опять, ту же.

Пока лечилась, у ревелась вся, так ей себя было жалко. Только проревевшись и успокоившись, поняла, что это не просто лес, а лес заколдованный. Значит, чтобы она не придумывала, лес её обязательно достанет и будет волками рвать, пока не научится, по волчьи, место для ночёвки искать. Плюнув на охоту, огонь и рваньё, которое чинить всё равно было нечем, принялась место искать.

Что молодуха только не делала: и через радугу места осматривала, и вытравливала «дрожью земли», и хлестала «нервной плетью», и через защиту мельчайшие отблески искала, ничего не получалось. Каждое утро начиналось с одного и того же: волки, вопли, «заживлялки», «лечилки». Рёв, мат, проклятье и поиски нового места…

Лес подсох, трава зазеленела, цветочки, то тут, то там вылезли. Почки начали распускаться, птицы прилетели, горланят целыми днями, дикую и озверевшую молодуху нервируют. Райс, грязная, оборванная, не пойми, с чем на голове, торчащим в разные стороны и напичканное ветками, травой, старыми листьями, злая, как собака на цепи, медленно брела по ненавистному лесу, чутко прислушиваясь к зверью и щебетанию птиц, выбирая, кого она сегодня сожрёт.

Прихрамывая на одну ногу, которую не до конца залечила после ночной схватки, у медведя в берлоге, она кралась среди деревьев, зверским, одичавшим взором прощупывая окружение. Медведь, сволочь, не только её подрать успел, пока, спросонок, соображала, где она и кто это к ней лезет, но и ногу сломал.

Мясо-то с кожей залечила, а вот на кость, времени требовалось значительно больше, только не было его у неё. Медведя защитой зашвырнуло в болото, в которое молодуха, естественно, не полезла, поэтому осталась без медвежатины, а так надеялась. Вот и хромала эта дикость лесная, промышляя зверя или птицу побольше. Белки надоели, аж до оскомины.

Навострив уши и глаза, лесная девка, осторожно, стараясь ступать не слышно, кралась к кустам вишняка, в которых кто-то шуршал, не скрываясь шевеля по несколько кустов сразу. Значит был кто-то крупный.

И тут, вдруг, нос учуял, что со стороны пахнуло, чем-то вкусненьким, вроде, как блинами печёными. Она резко выпрямилась, принюхалась, огляделась, но ничего не обнаружила, сколько не всматривалась в глубину чащи. Подумав, что показалось иль уже мерещиться начало, вновь присела и сосредоточилась на вишняке.

Тот, кто был там, пробирался через кусты прямо на неё, и охотница уже приготовилась, выставив указательный палец и заводя в себе «дрожь земли». Но тут, как назло, опять пахнуло печёным, да, так отчётливо, что девка бросив выслеживать зверя встрепенулась, принюхалась к той стороне, откуда, как показалось, доносился запах, какое-то странное чувство радости потянуло с оттуда, но тут же ей пришлось срочно возвращаться к реальной жизни, так как, из вешняка выскочил огромный секач и во всю прыть, кинулся её убивать.

Она растерялась от неожиданности, не успев прибить клыкастого, смогла лишь от страха прижаться спиной к стволу большого дерева, но сработала защита и кабан, врезавшись в неё мордой, как в стену, рухнул у самых её ног, разбрызгивая кровь, из разбитого пятака, по всей округе.

— Идиот, — обозвала его дикая девка и тут же добила из пальца «дрожью», — охотится он на меня вздумал, придурок.

Но вместо того, чтобы заняться тушкой свиного мяса, Райс настойчиво двинулась в направлении заинтересовавшего её запаха. С каждым шагом, аромат становился всё отчётливее и явственнее. Выскочив на большую поляну, где явно пекли блины, молодуха заметалась из стороны в сторону в поисках источника запаха.

Её неожиданно охватила эйфория восторга и обретённого, с таким трудом, счастья, но сколько не бегала, источника, так и не нашла, лишь обнаружила, что, только стоит от этой поляны отойти в какую-нибудь сторону, как аромат становился слабее.

Встав в центр поляны, лесное чудо-юдо хмуро огляделось по сторонам и в голову пришла единственная, как ей показалось, здравая мысль, а может так пахнет нужное место? Решила проверить, тем более другого варианта всё равно не было, как и все разы, до этого.

Не спеша вернулась за тушей кабана. Всего тащить не стала, что надрываться. Оттяпала от него обе задние ноги и притащила их на ароматную поляну. Развела костёр, запекла одну ногу целиком, предварительно запечатав её в глине, наелась.

Валяясь в траве, после сытного обеда, молодуха впервые за последние дни, да, и вообще, наверное, за все дни пребывания в этом лесу, почувствовала себя умиротворённой, по настоящему спокойной, без всяких внутренних команд и защищённой, какой-то непонятной силой, силой самого леса. Она внимательно изучила все ощущения, которые возникали в ней, от пощипывания левой мочки уха, до щекотания кончика носа.

Как и положено, находясь на круге, Райс давно перестала вести счёт дням и не знала, как долго уже находится в этом проклятом лесу, но впервые за всё это время, была по-настоящему счастлива и вновь вспомнила, кто она есть, а не то, что из неё стало.

Скинув с себя разодранный тулуп, в котором до сих пор моталась, так как от рубахи, остались одни огрызки, а рукавов, что пошли на починку сапог, уже давно не было и полечив не долеченную ногу, развалилась на солнышке, пригрелась и заснула.

Проснулась поздно вечером, от чувства тревоги. Вскочила на ноги, набросила тулуп, схватила котомку, настороженно озираясь. Аромат поляны пропал, и Райс тут же догадалась о причинах изменения. Раз, переспала, значит место испортилось, надо искать другое, даже на ночь глядя, но молодуха, так замечательно выспалась, что решила ночь посвятить поиску нового аромата, а за одно, на волков поохотиться, уж больно на них зла была. Есть их не собиралась, но поубивать каждого, кого встретит, считала для себя святой обязанностью.

Волков прибила только пару, притом одним ударом, и что удивительно, под утро действительно нашла новую поляну, только пахнущую жаренным мясом с луком. У Райс аж слюнки потекли. Недолго думая, устроила на ней привал, отметив про себя с удовлетворением, что это уже вторая подряд, нужная поляна!

Развела костёр, вынула из котомки вторую кабанью ногу и впервые за всё время, наконец, решила заняться волосами и даже умылась, хотя своей чумазой рожи, всё равно не видела.

Как и на первой поляне, Райс завалилась спать сразу после еды и проспала до вечера, проснулась отдохнувшей и выспавшийся, полной сил и целеустремлённой на поиски третьей по счёту поляны.

Ночь прошла спокойно, даже никого не убила, вот только поляны найти не смогла, как не старалась. И день весь потратила на поиски и совсем было отчаялась, как под самый вечер, наткнулась на большую поляну, которая не пахла едой, как первые, а источала привычный для полян аромат, благоухая цветами и травами, но и на ней Райс почувствовала спокойствие и защищённость, пощипывание мочки уха, чесотку носа и поверив в свои ощущения, приняла решение оночлежки на ней.

Костра не разводила. Догрызла остатки кабаньей ноги и завернувшись в рваный тулуп, по надеясь на удачу, уснула.

Утром, действительно, проснулась без волчьей грызни, но со знакомым чувством тревоги и поляна, вроде, не так пахла, как с вечера. Только на этот раз, спешить не стала. Решила спокойно подлечить ногу, а затем уж, и на поиски следующей поляны подаваться.

Настроилась на лечение и нежно поглаживая заживающую лодыжку, подумала про себя, вот бы научиться находить эти поляны по запаху из далека, а не бегать по всему лесу, высунув язык. Первую поляну, нашла случайно. Вторую, спустя ночь. Третью — день, а следующую сколько искать будет? «А ведь «нервная плеть» водная», — думала она, продолжая поглаживать «лечебкой» ногу, — «а вода — стихия колдовская. Ведь, как-то с помощью неё можно определять эти поляны на удалении, чтоб не искать на ощупь? Вот так бы взять и пронюхать всё на расстоянии».

И с этими мыслями, Райс, действительно, взяла и начала воображать, как бы это она сделала и тут же, не успев далеко углубиться в лес в своём воображении, явственно ощутила запах яичной каши, и от неожиданности, даже врезала себе по ноге «плетью», от чего взвизгнула, почесалась и вместо того, чтобы перепроверить открытие, схватила котомку и со всех ног пустилась в том направлении, откуда ей померещился запах.

Визг, вопли, и скаканья по новой поляне, забыв про больную ногу, разогнало всю живность в округе. Счастью её было беспредельно. Она не только поняла, как определять по запаху правильное место для ночлежки, но и как находить их на расстоянии. Там же, на вновь открытой поляне, включив «лечебку», пронюхала всё вокруг и определила, аж шесть таких мест, до которых смогла дотянуться и этого, ей с лихвой хватало для завершения круга.

Царская дочь ожила, перестала быть дикой, занялась волосами и лицом, руками и вообще, телом, но на третьей, по счёту от этой поляне, решила всё вернуть в зад, решив на радостях, устроить представление для встречающих Терема. Она им покажет дикарку озверевшую, она ещё вернёт Мокрой её «Хе-хе»…

К Терему из леса вышло что-то неописуемое. Грязное, оборванное, босиком на одну ногу, из-за пакли замусоренных волос, торчащих дыбом в разные стороны, просматривалось уродливое, непонятно в чём вымазанное, не то лицо, не то морда звериная.

Одна рука, дрожа упиралась на длинную палку, как на посох, на котором были развешаны звериные черепа, притом плохо обработанные, с кусками мяса, в основном беличьи, так как их было проще всего «охотить», вторая рука, превратилась в чёрную культяпку, с длинными острыми когтями, вместо пальцев. Райс, пол дня потратила, вылепливая это произведение из глины и высушивая над углями.

Вся шея и обрывки рубахи, что виднелась из-под отворота остатков тулупа, была красная от крови, притом настоящей, правда, беличьей. Шагало это всё, медленно завывая себе под нос, заранее зародив «дрожь земли» в голове, чтоб птицы во круге замолкли, а прочая живность, попряталась. Страшная и мрачная, она надвигалась на ворота, в которых выстроился комитет по встрече.

Ещё не дойдя до ворот, но различая встречающих, Райс с удивлением и трепетным восторгом, увидела среди Матёрых, к которым пристроилась вся белая и чистая Апити, издали напоминая четвёртую Матерь Терема и девок теремных, сгрудившихся вокруг, свою древнюю, при-древнюю «подругу» Шахрана, в своих вечно широких штанах и таком же безразмерном балахоне с рукавами. Это так обрадовало царскую дочь и вместе с тем, подхлестнуло её на более широкомасштабное представление.

Лесное чудовище, доковыляло до линии ворот и остановилось, грозно утробно зарычав. Где-то, неожиданно, в стороне двора, жалобно заскулила одна из теремных собак, что придало ещё большую жуть происходящему.

Матёрые стояли напряжённые, ухватившись за посохи обоими руками. Шахран выглядел несколько странно, как будто тужился или уже в штаны наложил, но тут, всё испортила эта дрянь Апити. Она сначала несколько раз буркнула, будто её тошнит и вот-вот вырвет, а потом, как залилась истеричным хохотом, хватаясь за живот и чуть ли, не падая на землю. Смех её был такой заразный, что Райс не выдержала:

— Ах ты дрянь, белобрысая! Всё испортила!

И с этими словами, залепила подруге «плетью» по заднице. Та взвизгнула, хватаясь за обожжённое место, но хохотать не перестала, лишь заверещав, сначала, спряталась за Матёрых, с которых можно было картины писать, рисуя ужас иного мира, а затем, всё так же звонко заливаясь и повизгивая, пустилась прятаться в Терем.

— Вот, дрянь, — прокричала ей вслед молодуха, — всю красоту момента испортила и бросив палку и перестав хромать, подошла к вековухам, продолжая, — ну, что бабаньки, обмочились, — и посмотрев на перепуганную Мокрую, добавила, передразнивая её, — хе-хе. Ну, как, так, можно, Мать Медведица, я эту красоту, целых два дня наводила, а эта дрянь, всё испортила. Поймаю, убью.

— Тфу, — сплюнула Матёрая в ответ, — чё ж ты творишь, дура рыжая, мы ж бабы вековые, немощны, можем ведь и к предкам так отправиться.

Тут она замахнулась на молодуху посохом, потом передумала и грозно скомандовала:

— А ну, быстро в баню отмываться, дура нечёсаная. Устроила тут. Троица, когда ж мы от тебя избавимся то…

В баню Райс сопроводили теремные девченята. Раздели, как царицу и принялись отмывать, да, мусор из волос выуживать, на что царская дочь, ни капельки не возражала.

А затем, в помывочную, ворвалась визжащая Апити, в чём мать родила и кинулась мокрой подруге на шею обниматься. Радости её не было придела. Райс, по простоте душевной, подумала это она радуется за неё, но когда эта гадина кончила обниматься и начала хвастать своим новым узором, то поняла — это она дрянь, за себя радуется.

По всему телу Апити, сверкал в отблесках масляных ламп, рисунок, чётко прослеживаемых линий, переливающихся от небесно-лазоревого, через цвет морской волны, в изумрудно зелёный. Эта гадина, перед Райс хвасталась, но молодуха, тут же поймала себя на мысли, что завидует ей, но как-то по белому, тоже радуясь за подругу. Они опять обнялись и Райс, вдруг, горько зарыдала, жалея себя, резко вспомнив обглоданные руки и ноги, последнего времени. Но жалела она себя не долго.

— Ладно, хватит, — утирая слёзы проговорила Райс, — после бани пойдём ко мне, лясы поточим. С Шахраном познакомилась?

— Ну, так, в общих чертах, — как-то не уверенно ответила Апити.

— А не знаешь, что он тут делает?

— Знаю, — грустно ответила подруга, — его твоя мама прислала.

— Зачем? — удивилась Райс, которой в это время пытались расчесать рыжие патлы, сбитые в несколько комков и от старания девок, она даже зашипела.

— Тебя забрать, — грустно поникла головой Апити.

— Как забрать? У нас же с тобой ещё круг?

В ответ Апити только пожала плечиками, мол, не знаю, не спрашивай.

— Врёшь ты всё, — неожиданно резко бросила ей Райс, — с таким рисунком, ты должна теперь знать всё.

Но Апити не успела ничего сказать в ответ, потому что дверь распахнулась и в баню вошли три голых Матёрых вековухи! Без рубах, но все три, при посохах. Девки, мывшие Райс, замерли и как по команде, торопливо покинули баню, оставив героинь, наедине с Матерями Терема. Райс поднялась с лавки с выпученными глазами. Явление было, действительно, из рук вон выходящее. Такого, не было никогда.

Матёрые прошли внутрь и уселись на скамьи. Сели и молча, с какой-то грустью и печалью, стали разглядывать обоих девок, которые помешкав, тоже присели.

— Что? — вскинулась Райс, уже успев подумать о плохом и столь же быстро выпустив слёзы, — меня домой отравляют? А как же девятый?

— А ты выросла, девочка, — по-доброму улыбаясь, ответила Мать Медведица, — прям, провидица. Именно домой.

Девки недоумённо переглянулись.

— Дело в том, девоньки, — продолжила Мокрая, — что ваш девятый круг будет вечен, потому что он, называется жизнь. Вы просто пойдёте дальше по судьбе и от того, как вы по ней пойдёте и будет завесить прохождение этого последнего круга.

— Мы тоже, вот, — подключилась к разговору Любовь, — с подругами, до сих пор, как видишь, идём свой девятый круг и слава Троице, пока конца не видим. Вон видишь, каких двух девок «меченных» взрастили. Душа не нарадуется. Силища немереная, чудодейственная, только вы поймите, что всё равно, вы ещё никто, в этом мире.

— Мы вам дали только стержень, — вновь взяла слово Мать Медведица, — а каким мясом этот стержень обрастёт, это вам решать уже за пределами Терема. Вот ты Райс, дочь Тиоранты, готова ли стать царицей степи?

— Нет, — жёстко и не задумываясь ответила молодуха, — я даже понятия не имею, что мне для этого надо знать и уметь, к чему стремиться в своём «обрастании мясом». Я, даже об этом ещё не задумывалась.

— А как ты думаешь, — продолжила уже Мокрая, — какое самое главное качество у царицы должно быть?

Райс напряглась, но так, как раньше над этим никогда не задумывалась, то тут же поняла, что в один момент, найти ответ не сможет и поэтому ответила:

— Не знаю.

Мокрая сделала своё «хе-хе» себе под нос и тихо проговорила, будто тайну великую открыла:

— Все мы люди. Людям свойственно ошибаться, но только не царице. Она для всех, не человек, а равная богине и права на ошибку не имеет, никогда и не в чём. Она всегда обязана вести к победам и даёт народу насладиться её плодами. Только правитель, ведущий к победам, достоин быть правителем, таким, как царица степей. Все остальные, шелуха и насильники народа.

Райс хотела возразить, что это невозможно, но её неожиданно опередила Апити:

— Так получается, Тиоранта — великая провидица?

— С чего ты взяла, — усмехнулась Любовь, — она не больше провидица, чем я, а с тобой, ей, вообще, не тягаться.

— Но как же? — продолжала недоумевать Апити, — чтобы всегда вести к победам, надо же знать это заранее?

— Это ты обрастаешь мясом знаний, а царицы, обрастают нужными им людьми. Царица ведь не одна. Тиоранта лишь голова, а тело — есть её окружение. Вот Райс, задумает стать будущей царицей, а у неё уже подруга есть — великая прорицательница, не умеющая ошибаться. Дальше обрастёт великими полководцами, не знающими поражения, великими мастеровыми, великими торговцами и великими подданными. В одиночку не царствуют, царствуя опираются.

Наступило молчаливое время всеобщих раздумий, которое прервала Райс неожиданным вопросом:

— Я могу к вам за советом обращаться?

Матёрые все, как одна, встрепенулись, оглянулись друг на друга и Мать Медведица суетливо заговорила:

— Конечно, милая. Мы ж теперь с вами сёстры, как никак. Вы ж теперь, такие же, как мы и Терем этот, ваш дом. Не смотря на все защиты, вы в него вхожи, как все сёстры. Я буду даже рада тебя видеть, коль заглянешь, да и помогу, чем смогу.

— Ты можешь всегда рассчитывать на нас, — тут же поддержала её Любовь, — и на всех сестёр, что встретишь по жизни.

— А как их узнать, коли встречу?

Вековухи тихонько засмеялись.

— А ты посмотри на нас, — ответила ей Мокрая, протягивая свои руки, исписанные линиями, — и на себя. Таких как мы, мало по земле бродит и узнать нас не мудрено.

Они ещё говорили долго, пока Апити не заявила, что упрела уже и не пора ли за стол. Все оживились, прекратили умные речи и подались на выход.

Райс, отмытая, но не одетая, прямо голышом прошлёпала к себе в светёлку, зная, что там имеется свежая рубаха и всё что нужно для одеяния. Шагала мокрыми ногами по деревянному полу, обдувая жар нагретого тела прохладой проходов и коридоров.

Шла задумчиво, не обращая внимания на встречных девок, которые шарахались от неё, прижимаясь к стенам, а подходя к двери светёлки, по привычке включила радугу, чтоб дверь открыть. Заклятие на вход и выход уже давно сняли, но от привычки, не так просто избавиться, поэтому врубила Славу ненамеренно, а как бы само собой и когда распахнула дверь, то там, в проходе и замерла.

Гость от мамы оказался у неё в светёлке. Шахран, прибитый Славой упал перед ней на колени и застонал, выражая на своём лице великое счастье от лицезрения богини.

Райс тут же потушила радугу, и не капельки не стесняясь шагнула в комнату, закрывая за собой дверь, расправляя могучие плечи, давая возможность насладиться лицезрением и своего тела, и колдовскими рисунками его украшающими.

Гость был парализован, никак не оценив показательных выступлений. У него, вообще, кроме паралича, других эмоций не наблюдалось. Молодухе это скоро надоело и она, хмыкнув, демонстративно прошла мимо, быстро одеваясь.

Одевшись и преобразившись, почти в нормальную деву, в лёгком белом одеянии, по сравнению с которой Шахран, весь увешанный оружием, казался грубым мужиком, не смотря на всю свою женственность и утончённость, царская дочь опять осмотрела свою бывшую «подругу», мило улыбаясь.

— Ну что, так и будем пялиться?

Реакции опять не последовало. Шахран, несмотря на то, что Славы уже давно не было, как стоял на коленях, так и продолжал стоять, лишь развернувшись и скрутив назад голову. Райс размышляла не долго о том, как вывести его из шока, взяла, да, протянула «нервной плетью» по тому месту на котором сидят. Шахран соскочил, застонал, почёсывая обожжённое место.

— Ну, что? Пришёл в себя? Пошли. Нас за столом ждут.

И с этими словами собралась было опять радугу включить, прежде чем дверь открыть, но опомнилась и не стала этого делать, просто толкнув её руками на распашку. Апити, вся в белом и не переставая постоянно сиять, как начищенное зеркальце, уже шла к ним по коридору.

Собравшись втроём, вот так близко, впервые вместе, они и пошли дальше по дороге жизни.

Глава двенадцатая. Он. Рубежный терем

К исходу второго дня, посыльные, во главе с Асаргадом, достигли странного лесного поселения, который в плане их путешествия, значился, как «рубеж». Эдакий пограничный кордон, между миром степей и непонятно чем, запрятанным в непролазных лесах, густых и заросших сплошь мелким кустарником. По этим лесам, не только верхом ехать было невозможно, но и пешком не пролезть, не ободравшись.

Странность этого поселения заключалась в том, что Асаргаду впервые пришлось встретиться с жильём в этих краях, имеющим некое подобие защитного укрепления, в виде высокого, не то забора, не то крепостной стены. Скорее что-то среднее.

Обтёсанные стволы деревьев, заострённые на концах, были плотно друг к другу вкопаны в землю и высотой это ограждение, было выше конного человека, хотя если встать на седло, то заглянуть внутрь, было, вполне возможно. Так Асаргад и сделал, ввиду того, что другого способа попасть внутрь, он не обнаружил. Никаких проходов, ворот, лазов, перелазов, по всей длине частокола не наблюдалось.

Заглянув поверх забора, все четверо пришли одновременно в восторг от замысловатой красоты архитектуры, непонятным образом встроенных друг в друга домов, домишек, пристроек, надстроек и ещё непонятно что, но всё вычурно узорно и имеющее кучу мелких деталей и «деталюшек», не то в качестве украшения, не то, имеющие, какие-то скрытые предназначения. Уйбар, аж присвистнул от восхищения. Подобных сложных строений, раньше видеть никому не приходилось. Двор был идеально чист и пуст. Ни души.

Асаргад, как старший, покликал хозяев. Тут же, из какой-то щели снизу, выскочили два белобрысых и кудрявых пацанёнка, лет семи, восьми, очень похожих друг на друга, не то, сказывалась схожесть одежды, одного покроя рубаха со штанами и одинаково грубо обгрызенная копна волос, не то, правда, пацаны были братьями. Они без страха, с неким детским, непосредственным любопытством, уставились на путников, заглядывающих поверх частокола, но кроме молчаливого разглядывания, вызванного праздным любопытством, других действий не проявляли.

— Эй, пацаны, — весело обратился Асаргад к мальчикам, — старший, есть тут кто?

— А тебе зачем? — нагло и с вызовом, поинтересовался один из пацанов, видимо старший из них, сделав при этом, чуть ли не брезгливое выражение лица, выпятив нижнюю губу и уперев руки в боки.

Наглость этого молокососа, моментально вывела из состояния восхищения всех четверых, а Уйбар в ответ рявкнул, стараясь придать голосу зверства:

— Я тебе уши надеру, малец. Ты, как со старшими разговариваешь?

Пацан, не меняя выражения своего наглого лица, поискал взглядом что-то на земле вокруг ног и быстро подобрав мелкий камешек, тут же, со всего замаха, метнул его в голову огрызнувшемуся Уйбару.

Не попал, но воин, от неожиданности, автоматически увёртываясь, не удержался, стоя на неустойчивом седле и потеряв равновесие, свалился на землю, вернее, был вынужден спрыгнуть, громко выругавшись на урартском и в порыве ярости и негодования, тут же, вновь вскарабкался на седло, но пацанов и след простыл, а его друзья, ехидно рассматривая торопливые и от того неловкие попытки побыстрее забраться на забор, расплылись в обидных для него улыбках.

— Отродье дэва, — сплюнул Уйбар, но услышав дружный гогот друзей, тоже обмяк и улыбнулся, а что ему ещё оставалось.

Уйбар, хоть и выглядел, как взрослый мужчина, но в душе, был точно таким же отродьем, как и тот пацан. Хлебом не корми, дай напакостить.

— Хозяева, — отсмеявшись крикнул Асаргад, в надежде докричаться до кого-нибудь, — так вы нас впустите в дом или нам жечь придётся эти узорно сложенные дрова для костра?

— Я те пожгу, лиходей, — взвизгнул тонкий бабий голос, откуда-то сверху и все, как по команде, задрав головы, увидели в остроконечном конусе крыши, в маленькой квадратной дырке, представляющей из себя не то бойницу, не то окошко, растрёпанную бабку, с седыми и взлохмаченными волосами, — коль невтерпёж, так кусты вона, неча жидку вонь на чистый двор тащить.

— Да, не, мы потерпим, — уже спокойно и тихо, улыбаясь ответил ей Асаргад, как бы самому себе, а громче добавил, — просто, никого живых не видать, вот и думай, что хочешь.

Бабка из окошка пропала, нырнув внутрь. Воины стали ждать продолжения, пристально разглядывая узорные излишества чудо строения. Вокруг стояла благодать. Тепло, светло, птички пели, щебетали.

Наконец, чуть в стороне, распахнулась дверь и на широкой, в два аршина лестнице, пристроенной к ней с земли, появился мужик. Здоровый, как бер. Обутый в ордынские сапожки и кожаные походные штаны, вот, только сверху на широченных плечах, болталась безразмерная холщовая рубаха, светло серого, невнятного цвета. Не то холст не белили, не то, уж так была застирана, что не отбелишь, но по виду, явно неновая, в отличии от штанов с сапогами, что начищены были до блеска.

Мужик постоял, какое-то время, на этой лестнице, оглаживая ручищей с лопату, такую же широкую и пушистую бороду, разглядывая гостей с нехорошим прищуром, а затем, неспешно спустился и вытирая, зачем-то, руки об рубаху, как о полотенце, медленно, но вполне легко и подвижно, не по-старчески, направился к четырём головам, торчащим над частоколом.

Встав на тоже самое место, где только что стояли два белобрысых оболтуса и так же подбоченившись, как и наглый пацан, один в один, мужик глубоким басом прогудел, как в трубу:

— По делу, аль от безделья через забор лезете?

— По делу, хозяин, — серьёзно ответил Асаргад, но уточнять, пока, по какому делу, не стал.

Ордынские законы приучали воинов быть немногословными, молчаливыми. Каждое слово имело вес и вес этот, иногда равнялся весу жизни. Пустословие, ни только не приветствовалось, но и было наказуемо. Сказал, пообещал — сделай. Не можешь — умри. Блядству в орде, места не было, от этого отучали быстро. Стоило пару раз на общественных казнях побывать, да, посмотреть своими глазами за смертью пустословов, так язык сам собой отсыхал.

Тяжелее всего, из друзей, в орде, Уйбару досталось. И язык без костей прикусить пришлось и в штанах, всё узлом завязать, да, и липкие ручонки самому себе отбить. Несколько раз на волоске висел, бедолага, в Ахурамазду уверовал, по-настоящему, ибо без него, там явно не обошлось, а ему бы, без помощи бога, не выкрутиться.

Мужик тем временем крякнул, опустил руки и спросил:

— А, коль по делу, то чё через забор лезете, а не в калитку стучите?

— В какую? — с недоумением переспросил Асаргад и даже отпрянул от частокола, осматривая внешнюю сторону стены, в поисках некой калитки.

— В дубовую, — буркнул мужик и отправился обратно, но не к лестничному входу, а вдоль стены.

Друзья, поняв, что мужик идёт открывать загадочную калитку, отпрянули от стены и попрыгали в сёдла, разворачивая коней и направляясь в том направлении, куда проследовал хозяин.

И действительно, в нескольких шагах от того места, где они пытались через забор оглядеть внутреннее содержимое двора, открылась неприметная дверка, узкая, но достаточно высокая, чтоб в неё зашёл конь. Гости спешились и войдя во двор, молча выстроились перед мужиком, удерживая коней в поводу. Асаргад внимательно оглядел мужика вблизи, поёжился от размеров великана и исходящей от него силы и рассказал о цели их визита, коротко и сжато:

— Я, Асаргад, ближник касакской орды Теиспа, что в двух днях пути, стойбищем стоит. У нас стряслась беда и нам нужна помощь колдуна.

— Тык, — хмыкнул здоровяк, — вы ж вроде не нашей веры? Зачем вам наш колдун?

— Наш царь, Теиспа, помер. Быстро помер, нехорошо. Есть думка, что отравили его и нам нужен сторонний судья, незаинтересованный, который бы опроверг наши догадки или подтвердил их, указав на змею, у нас пригретую. Ваш же колдун, никого из нас не знает, а значит потворствовать никому не станет и разрешит всё честно, по справедливости. За работу оплатим, что потребует.

Мужик слушал молча, задумавшись, то и дело поглаживая бороду. Помолчав, он повернулся в сторону и громким басом рявкнул так, что Асаргад аж вздрогнул от неожиданности:

— Велимир, Премысл! Коней в стойло. Распрячь, почистить, накормить, — и обернувшись к путникам, уже спокойней, добавил, — а вы, гости дорогие, пройдите в терем, там и поговорим.

С этими словами он развернулся и пошёл к входной лестнице. Друзья последовали за ним, только Уйбар, постоянно оглядывался, в том направлении, куда крикнул хозяин, в надежде узреть там своего сопливого обидчика.

И узрел. Две головы высунулись из узкого прохода, уходящего куда-то в низ дома и две пары глаз, злобно зыркали на него, но полностью из щели, вылезать не спешили. Уйбар остановился, улыбнулся и поманил их пальчиком, но в ответ лишь получил высунутый язык, на что перестал улыбаться и с напускной злобой, погрозив кулаком мальчишкам, двинулся вслед за остальными.

Ловить и наказывать наглецов, он конечно не хотел. У него и злобы бы то никакой на них не было, так, если, только затрещину выписать или щелбан прописать, или ещё лучше, подумал он тогда, поймать и за штаны на этот забор подвесить, чтоб болтался, как карась на крючке, а слезть бы не смог. Подумал, да забыл, так как в это время, вошёл внутрь, а тут, другие думы одолели, ибо всё внутри было в диковинку, как в другой мир попал.

Гостей проводили в большую светлую комнату, на всю длину которой стоял массивный деревянный стол. У стола стояли такие же длинные и такие же массивные скамьи, на которых все и расселись. Появилась и та бабка сверху, но теперь, она превратилась в женщину средних лет. Волосы её были прибраны в косы и оказались не седыми, а просто очень светлыми. Она вошла с большим глиняным котлом в руках, прихваченным расшитым полотенцем и выставив угощение на стол, метнулась обратно.

Пока она туда-сюда бегала, выставляя на стол еду, выпивку и таская посуду и орудия обеденного труда, все сидели молча, не предпринимая каких-либо действий. Ждали. Наконец, после очередного исчезновения в боковом проходе, хозяин встал и разлил по чашам золотистую жидкость и не присаживаясь, поднял одну, проговорив:

— Меня кличут Ратимир. Будем знакомы.

После чего, залпом осушил чашу и твёрдо, как бы вколачивая, поставил её на стол. Все представились и выпили. Пойло было сладкое, но терпкое и явно пьяное. Металла на столе не было вовсе. Посуда только из обожжённой глины, да, дерева. Взявшись за деревянные ложки, по очереди принялись насыщаться кашей, которая представляла из себя набор пареных корнеплодов, с кусочками птичьего мяса, приготовленного в сбитых яйцах с молоком.

Гости к такой еде были непривычны, но вкусно было до того, что, чем больше ели, тем больше есть хотелось и когда котёл опустел, то несмотря на надутые животы, вроде бы, как и не наелись, но хозяин отложил ложку и отвалил от стола и Асаргад, тут же последовал его примеру, показывая своим друзьям, что пора закончить процедуру поедания, независимо оттого, наелся ты или нет.

Так-то ели молча, а сейчас, вообще, тишина наступила, даже муху стало слышно, что назойливо кружилась над остатками еды, но не присаживалась. Вновь появилась женщина и принялась всё таскать обратно, чуть ли не бегом бегая, пока весь стол не очистила. Только после всего этого, хозяин брякнулся локтями на стол, укладывая на него свои огромные ручищи и заговорил:

— Значится, так. Я думаю идти вам дальше не следует. Здесь обождёте. Жена моя вам светёлки покажет, а за колдуном, мальца своего пошлю, коли застанет на месте. Так что, располагайтесь.

— Благодарствуем, Ратимир за угощение и за кров, — поблагодарил его Асаргад, — а как долго нам ждать придётся?

— Да, завтра с утра и пошлю. За день управится. Коль, нет на месте иль откажет, то вечером ясно будет, а коль согласится, то может быть, сам к вечеру навестит, или на следующий день. Как получится, я ж за него не в ответе.

— Это хорошо, — повеселел Асаргад, поняв, что дело долгим не будет, а день два отдохнуть в таких хороших условиях, его вполне устраивало.

— Чуть попозжа, баньку истопим, — продолжил Ратимир и хитро прищурившись спросил, — вы как, на счёт баньки, басурмане?

— Нормально, хозяин, — неожиданно встрял Эбар, который за ордынские годы, таким чистюлей стал, что аж до непотребства и сальных шуточек со стороны друзей.

— Баня — это хорошо, — оборвал его Асаргад, улыбаясь сотнику, — баню мы уважаем, чай не первый год ордуем, а к хорошему, быстро привыкаешь. Вот и еда в твоём доме, для нас тоже непривычна, а вона, глянь, одно объедение. Когда только твоя жена успела столько наготовить? Как ждали.

— А то, как же, — поддержал ничего незначащую дипломатическую беседу хозяин, тем не менее проявляя довольство, что басурманин, не только на родном языке говорит, не придерёшься, так и ещё по-свойски заворачивает, — чай рубежный терем, а не шухры-мухры. Здесь гость нежданный — дело привычное. Всегда готовы. Хоть из степи, хоть из леса. Для того здесь и поставлены.

Асаргад не стал уточнять, кем они тут поставлены и для чего, к тому же хозяин, хлопнув огромными ладонями по столу, встал. Гости последовали его примеру. Обед закончен, разговор тоже.

Обустроили гостей со всеми удобствами. Во дворе указали на большую бочку с водой, в которой можно было всполоснуться, пока баня топится. Асаргад с превеликим удовольствием скинул с себя бронь, пояс с оружием, разнагишался по пояс, да так и нырнул в дождевую воду с головой, перегибаясь через край.

Прохладная вода, в один миг, неожиданно ясно, напомнила родные горные реки, и он поймал себя на мысли, что впервые, за все годы своих скитаний, захотел домой. Не домой, в том смысле, что к отцу, матери, а в родные края, в горы. Соскучился.

Вынырнув и не обтираясь отошёл в сторону, давая доступ к бочке другим, жаждущим умыться, уселся мокрый на траву, опёрся спиной на брёвна терема, закрыл глаза и задумался. А не пора ли снова менять жизнь, не пора ли возвращаться. Заводить семью, хозяйство. Он достаточно богат, полон сил и амбиций ему не занимать.

Уж что, что, а банду отца, он подмять под себя способен, рога там всем скрутит и пообломает. А что дальше? Прибрать под себя всех клановых, пробиться в вожди племени? Или осесть в городе и подниматься по лестнице власти там? Власть ему была мила. Он её жаждал, любил. Он же особенный, а значить не ровня всем.

Асаргад уже понимал, как использовать свою одарённость в достижении поставленных целей, как подниматься над массой людей и управлять ею. Его долгое время никто не трогал и он, сидя с закрытыми глазами, размечтался. «А что если пойти дальше», — думал он, — «вернуться с ордой в те же Пасаргады и сесть там царём?

Но для этого надо, как минимум, стать ордынским царём и потом ещё найти убедительные доводы для воинов, пойти с ним, в его Персию, выходцами из которой, были только он, Эбар, да Гнур. Не просто совершить очередной налёт, а уйти из степей навсегда и придя в Пасаргады, царствовать там, тоже навсегда.

Он взвесил свои силы на ордынское царство и его пробила ясная мысль, о том, что он дурак. Царь орды выбирался всеми воинами и у него были все шансы. Сотня Эбара, полсотни Гнура, да и другие вполне могли бы за него вступиться. И он тут же осознал, что его непросто отправили из стойбища, а на нужное время, избавились от него и его клана.

Асаргад резко открыл глаза и сказал сам себе: «Если Доникта не дурак, а он явно не дурак, то вернёмся мы уже, к новому царю — Доникте». Но он тут же успокоил сам себя, мол, не беда, и тут же амбиции выдали новую, более заманчивую цель. Не нужен ему царский титул в степной орде, он станет царём Персии, всей Персии. А для этого, ему мало будет одной орды, для этого, ему нужна будет всё степное воинство, ведь там, придётся столкнуться с самим Иштувегу, царём Мидии, а на него, его сил не хватит.

Странно, но мысль о царствовании в целой стране, неожиданно стала столь ощутимой и осязаемой, что показалось, будто он об этом, думал всю свою жизнь, а не только что придумал, сидя на траве. В жилах вскипел азарт, дрожью прокатился по всему телу и странное ощущение, что его, кто-то погладил по голове! Ощущение было настолько реальным, что Асаргад вздрогнул и растеряно огляделся по сторонам, но, естественно, никого вокруг него не было.

Неожиданно, в жизни появилась цель, достойная его цель, а значит, ему необходимо всё обдумать и взвесить, всё и всех приготовить, рассчитать. Странно, но до этого дня, он в принципе, вообще, не думал о будущем, вернее, думал, но только о ближайшем, ордынском, походном, а сейчас, вдруг, задумался о более далёком и перспективном, и ему уже не казалось, что он ещё молод и всё у него впереди. Он со страхом осознал, что годы его уходят, а он, до сих пор, ничего не сделал в своей жизни для своего будущего.

Он резко встал, ощущая себя великим и ужасным, выпрямился, как и положено гордой царской особе и громко, но про себя, произнёс: «Всё. Хватит. Цель определена. Теперь, исключительно, надо решать, как до неё добраться».

Друзья, как пацаны малые, резвились у бочки с водой, в которой уже и половины не осталось, так как они её расплескали, брызгаясь друг в дружку. Асаргад внимательно посмотрел на здоровенных воинов, играющих, как дети и вновь задумался.

Это были его кровные братья. Это были люди, на которых, он мог положиться, в первую очередь, и он был уверен, что они непременно пойдут за ним, но их для его дела мало. Необходимо наплевать на нового царя и обрастать мясом, боевым мясом, которое, даже если не получится увести всю орду, смогли бы уйти с ним, став его опорой. Зная каждого из друзей, как облупленного, он уже планировал, к кому и как подойдёт со своей идеей и на кого, как будет воздействовать, убеждая.

С этими мыслями, он медленно пошёл вдоль бревенчатой стены, тупо смотря себе под ноги и ничего по сути не видя. Он думал. Произошло озарение, и он осознал это. Он убедил себя в том, что это великий Ахурамазда подтолкнул его к этому и дал точный знак, погладив по голове.

Пройдя так, в другой конец терема, он, продолжая думать, без всякого интереса заглянул в открытый проём. Это была конюшня. Осмотрелся пустым взглядом, пересчитал, зачем-то, коней, которых оказалось шестнадцать, мимоходом отметив, что их слишком много, даже считая, что четвёрка принадлежит им, оглядел белобрысого мальчугана, замершего столбиком при виде него, зачем-то, величественно кивнул ему и так же пребывая в мыслях непонятно где, медленно развернулся и пошёл обратно.

Думы о своём царствовании, вытеснили из головы, абсолютно, всё, ничего другому, там места не было. Это касалось так же и того, что с ним происходило в данный момент. Он тупо ходил из одного конца забора к другому, не заметив даже, что его друзья давно скрылись в тереме и похоже, уже с наслаждением валялись на пуховых постелях, а он всё ходил и ходил, не в состоянии выйти из оцепенения своих раздумий.

Из дверей вышел хозяин и долго наблюдал за ним, ничего не говоря и не окликая. Наконец, когда Асаргад прошествовал мимо его уже раз пятый, тихо сказал:

— Баня готова, воин. Можете идти париться.

Асаргад остановился, дёрнулся, как бы приходя в себя, взглянул на небо и с удивлением осознал, что уже вечерело. Сколько же он так ходил?

— У тебя что-то случилось, воин, могу я тебе чем-то помочь? — неожиданно заботливо, поинтересовался здоровяк.

Асаргад тяжело вздохнул, уставившись на мужика и неожиданно, даже для самого себя, ответил:

— Я никогда не отказываюсь от помощи, Ратимир, вот только ты, вряд ли мне сможешь помочь.

— А вдруг? — не унимался радушный хозяин.

— Я хочу стать царём, одной, далёкой отсюда, страны, — выпалил Асаргад, пристально смотря в упор на мужика ледяным, отрешённым взором.

Тот от неожиданности подавился воздухом. Дёрнулся, буркнул, кашлянул и открыв рот, почесал затылок. Потом, видимо, придя в себя, но не найдясь с ответом, просто проговорил:

— Ну, тык, стань.

— Стану, Ратимир, стану, — улыбнулся гость, — с твоей помощью или без неё, — и по-панибратски, легонько хлопнув хозяина по могучему плечу, уже спокойно и по-простому, добавил, — давай, показывай, где тут у тебя баня. Кости с мозгами пропарить, теперь в самый раз.

Когда все четверо, голышом, собрались в том месте, которое хозяин назвал, скромно, баней, они некоторое время стояли, как гвоздями к полу приколоченные, оглядываясь по сторонам. Это была, в их понимании, не баня, а зал для плясок с хороводами.

Огромное помещение с низким потолком, ярко освещённое масляными лампадами на стенах. По краям стояли массивные, в полствола дерева, лавки, на которых не только сидеть, но и вполне можно было уместиться лёжа, не ужимаясь. Огромный банный камень, длинной каплей лежал в центре на песчаной подложке, но огня под ним не было. Похоже, он грелся где-то под полом, в другом, более низком помещении.

Первое, что бросилось в глаза Асаргаду, было то, что баня не сухая. Похоже она грелась уже давно и в ней перед ними, кто-то парился. Вполне возможно, что её проветривали и сушили, но в полном объёме не успели.

Асаргад огляделся, прошёл по дальним углам. Всё было чисто, убрано, но ощущение чужого присутствия, его не отпускало. Тут же вспомнились чьи-то лошади в конюшне, и воин пришёл к выводу, что они неединственные гости на этом рубеже и те гости, явно предпочтительнее их, раз, их пустили первыми.

Мужи развалились на отполированных скамьях в блаженстве и неге, а Асаргад, всё не мог никак успокоиться. Непонятная тревога неизвестности давила на него. Воин чувствовал — что-то должно произойти. Он был, абсолютно уверен, им в скором времени, предстоит с этими другими гостями встретиться и мало того, что он был голым в данный момент, его больше напрягало отсутствие при нём оружия и это куда больше приводило его в чувство стыдливой незащищённости, чем нагота.

— Асаргад, — весело и беззаботно окрикнул его Гнур, вставая с лавки и расслабленно подходя к другу, — что сегодня с тобой? Расслабься, отдыхай или поделись с нами своими чёрными думами, что ты тень на наше солнце наводишь? Что-то случилось?

Гнур обхватил Асаргада за плечи и собрался уже потянуть в круг собутыльников, напавших на холодное пиво, но Асаргад не тронулся с места лишь посмотрев Гнуру в глаза, тихо проговорил:

— Здесь кроме нас, ещё кто-то есть.

— Кто? — удивился Гнур, убирая руку и оглядываясь по сторонам.

— Похоже такие же гости, как и мы, но более важные.

— Да и дэв с ними, — смеясь проговорил Гнур, — к нам не лезут, отдыхать не мешают, да и ладно.

— Что-то мне не спокойно, — проговорил Асаргад уже громче, обращаясь ко всем, — чую какую-то неприятность. Гости эти, какие-то непонятные, странные…

При этих словах входная дверь распахнулась. Асаргад с Гнуром резко повернулись, и ордынский ближник, только и смог выдавить из себя:

— А вот и они…

На пороге стояли две девицы. Обворожительно красивые, с нежными, удивительно тонкими чертами лица, улыбающиеся и абсолютно голые. Та, что вошла первой, была с пышной копной рыжих волос, с удивительно завораживающими голубыми глазами, с рельефным мускулистым телом, круче, чем у самого Асаргада и вся, с ног до плеч, расписанная колдовской разноцветной росписью, блестевшей и переливающейся в свете масляных ламп. Войдя, она остановилась, удовлетворённо потирая руки и хищно, очень нехорошо улыбнулась, как бы говоря «попались голубчики».

Вторая, вышедшая из-за её спины, была светловолосой сероглазкой. Тело девы, в отличии от первой, не было прокачено и выглядело вполне девичьим. Светловолосая, тоже была расписана колдовскими завитушками, только расцветка у неё была другая, помягче, что ли.

Воины, от увиденного, не впали в шок, их просто на просто, хватил удар. Уйбар, сделал вид, что со страху потерял сознание, с чётким решением: чтобы с ним не делали, в сознание он не придёт ни за что, ни за какое золото, хоть по весу тела откладывай. Эбар подавился пивом, которое глотал в тот момент и дико закашлялся, выбрызгивая капли пенного напитка на раскалённый камень, от чего тот свирепо зашипел и воздух наполнился пьянящим ароматом. Асаргад и Гнур, стоящие прямо перед ними, замерли не дыша.

Светловолосая тоже замерла, открыв рот и распахнув огромные тёмно-серые глаза, вцепилась взглядом в Гнура, вернее, не в него самого, а в конкретное его место, ещё вернее, в то, что из того места свисало до половины бедра. Судя по тому, что дева шаталась и плохо управляла собственным телом и тем более взглядом, она была пьяна!

Рыжая же, лишь мельком взглянув на стоящих перед ней мужчин, всё с той же ехидной улыбкой, важно прошествовала внутрь помещения, игнорируя парализовано стоящих мужиков.

В дверь вошёл ещё один гость, мужчина, примерно одного возраста с ордынцами, сухопарый, если не сказать тощий, черты лица которого, выдавали в нём чистокровного мидийца, только абсолютно лысый, как на голове, так и на лице.

Вошёл, закрыл за собой дверь и перегородил проход, сложив руки на груди. Тощий мидииц, наверное, думал, что грозен на вид, хотя со стороны, мог лишь вызвать ухмылку, не более. Правда, в отличии от всех, он был полностью одет, притом, именно, в мидийский придворный балахон и вооружён.

— Апити, сестра моя, — звонко смеясь заговорила за спиной Асаргада та, что прошла вперёд и по голосу, Асаргад понял, что и первая, тоже пьяная, — глянь каких красавцев от нас прятал Ратимир.

Тут она с расстояния пяти или шести шагов, чем-то хлестнула Гнура по голой заднице, от чего тот, чуть не подпрыгнул. Он так резко выпрямился, что едва не достал головой низкий потолок. Эти слова пьяной девы и распутное, разнузданное поведение, вывели из состояния ступора всех и даже ту, к кому она обратилась.

Дева, стоящая перед Асаргадом, наконец, оторвала свой расфокусированный, пьяный взгляд от Гнуровых, впечатлительных особенностей и натужно улыбнувшись, оглядела всех присутствующих, но вновь вернувшись взглядом к красавцу, теперь уже смотря ему в глаза, явно стушевалась и не в состоянии скрыть своих эмоций, почему-то разволновалась.

Асаргад, наблюдая за её реакцией, как-то само собой сделал для себя вывод: «Запала на нашего красавца Гнура». Рыжая же, та что понаглей и нахрапистей, несмотря на то, что простора на лавках, было хоть бегом бегай в догонялки, решила, тем не менее, согнать с насиженного места Эбара.

— Ну, ка, кыш, — вальяжно процедила она, махнув рукой, усаживаясь туда, где только что сидел ордынский сотник и которого, как ветром сдуло, впритык к разлёгшемуся Уйбару, отвернувшегося к стенке и отчаянно делавшего вид, что уже умер.

Рыжая, понюхав содержимое запотевшей крынки, сделала несколько глотков и шумно, с наигранным удовольствием, прокряхтела.

— Сестра, — вновь обратилась наглая и в её голосе прорезались нотки полного опьянения, до состояния заплетающегося языка, — да, отцепись ты от красавца, иди хлебни холодненького пива, остынь.

Та, к кому обращались, действительно, оторвала взгляд от лица Гнура и опустила глаза, но не в пол, как это положено делать воспитанным девочкам, а лишь на уровень плеч, груди, живота и только разглядев всё, что хотела, самым тщательным образом, мельком взглянула на стоящего рядом Асаргада, который в её глазах, после Гнура, ничего особенного не представлял и потому, шаткой, неустойчивой походкой, направилась к рыжей «сестре» допивать их пиво.

Асаргад, поймав её взгляд, сразу понял, что девы очень пьяны и от таких оторв, можно ожидать любого сюрприза и поэтому, от греха подальше, тоже присел на лавку, поближе к тому месту, где стоял и подальше от заносчивых и пока, не очень понятных гостей, с мутными намерениями. Гнур последовал его примеру и пристроился рядом, изобразив из себя сидячую статую.

Рыжая, которая похоже была среди незваных гостей за старшую, ещё пару раз припав к крынке, утёрла, как заправский пьяница, губы рукой от локтя и уставившись мутным взором на Гнура, закинувшего ногу на ногу и застывшего в этом положении, повелительным тоном, не терпящим возражения, развязно и вальяжно заговорила:

— Меня зовут Райс, но для вас, я, просто, повелительница и другого обращения к себе, не потерплю. Я знаю кто вы, откуда и зачем приехали. Старый Кабах, на которого вы так рассчитываете, вам не поможет. Кишка тонка, а вот мы, как раз, помочь в вашем деле можем, так что, вам несказанно повезло, встретив нас. Если вы меня уговорите и заинтересуете, то я могу снизойти до прогулки в ваше сраное стойбище.

Она замолчала, всё ещё разглядывая профиль Гнура.

— Что мы должны для этого сделать? — осторожно поинтересовался Асаргад, с завидным интересом разглядывая банный камень.

— Вы должны будете сделать так, чтобы нам по дороге не было скучно, — тут же выпалила дева, уже не столь повелительно, — кстати, сколько дней до вашего стойбища?

— Два, — ответил Асаргад, говоривший из всех один, по статусу главного, — а как мы должны будем вас веселить? Петь, танцевать?

Повелительница звонко расхохоталась и похоже даже до слёз.

— А вы чё тут, певуны с плясунами? — выдавила она сквозь слёзы, ещё пуще закатившись, скручиваясь к полу.

Асаргад выдержал паузу, дав колдовской деве просмеяться и всё так же тихо и спокойно ответил:

— Мы воины.

— Вот и посмотрим по дороге, какие вы воины, — переходя опять на повелительный тон, проговорила Райс, поднимаясь с лавки и подходя вплотную к Гнуру и Асаргаду, и не спуская своего наглого и бесстыжего взгляда с не смотрящего на неё красавца, тихо, с томной ноткой в интонации, проговорила, — утром быть в сборе, понятно?

— Понятно, — подтвердил Асаргад и в отличии от Гнура, внимательно посмотрел, на распоясавшуюся, сопливую воительницу.

Та заметила его взгляд, одарила пьяным, надменным взором «храброго зайчишку», попыталась состроить на лице улыбку и вышла из бани, в распахнутые перед ней двери, услужливым мидийцем.

Сопровождающая её светловолосая, просеменила следом, только, почему-то, на носочках и широко расставив руки крыльями, видимо, для равновесия и при этом ни на кого не смотря, а лишь себе под ноги.

Мидиец, прежде чем выйти, с презрительной улыбочкой оглядел обескураженных мужчин. Он, похоже, единственным из гостей был трезвым и остановив взгляд на старшем, спросил:

— Так это ты Асаргад?

Воин тоже небрежно повернул в его сторону голову, злобно сверкнув на него глазами, давая понять, что мидиец не дева и может нарваться на «ответку», даже от безоружных, столь же презрительно протянул:

— Ну.

Вооружённый охранник искоса выглянул за дверь и убедившись, что его подопечные ушли и не слышат, сменил выражение на лице и чуть ли не шёпотом заговорил, глядя на Асаргада:

— Девочки, просто, отдыхают, расслабляются. А сюда заехали в поисках незабываемых приключений, так что, если вы не будете делать глупости, то останетесь живы.

Гнура даже передёрнуло от такой наглости, и он моментально вскипел яростью, но ничего не успел сделать, так как его опередил спокойный Асаргад, ухватив за плечо.

— Они действительно сильнее колдуна и смогут нам помочь?

— Да, — уверенно и твёрдо проговорил странный мидиец, — колдун, за которым вы хотели послать, по сравнению с ними, мусор.

С этими словами он вышел и прикрыл за собой дверь. Наступило гнетущее молчание, которое прервал Эбар из дальнего угла:

— Осёл их поимей, куда это мы опять влипли?

Ему никто не ответил, да он и не ждал ни от кого ответа. Тишину нарушил Асаргад, размышляя в слух:

— Судя по всему, Райс, как она назвалась — дочь кого-то, очень властного и влиятельного или властной и влиятельной… а подруга, похоже, лишь её сопровождение, но вот этот странный мидиец, мне вообще не понятен.

— Телохранитель, — предложил Гнур, — но уж больно сухенький. Может тоже колдун какой?

— Вряд ли, — неохотно протянул Асаргад, — он вообще не воин и тем более не телохранитель.

Гнур лишь вопросительно посмотрел на друга.

— Ты видел его руки? — ответил Асаргад вопросом, на не высказанный вопрос Гнура, — у него руки не воина. Такое ощущение, что он грубее женской титьки ничего в руках не мял. У дев и то руки грубые и мозолистые. На колдуна, он тоже не похож. Нет при нём никаких побрякушек, амулетов, да и чистый он, без рисунков их колдовских. У них таких колдунов не бывает.

— А мидийских магов я видел, — неожиданно проснулся в углу Уйбар, — с теми он вообще, рядом не сидел.

— Но если они такие важные, — подал голос Эбар, — то почему такой невзрачный мидиец ходит за ними при оружии, которое, как ты говоришь, он и в руках не держал?

— Ты росписи их видел? — спросил Асаргад и при этом сам задумался, — я степных колдунов видел, общался. У тех рисунки наколоты — татуировки, а у этих они, как будто под кожей цветными нитями проложены. Я такое в первый раз вижу. У меня аж мурашки по коже пошли, пока я эту рыжую разглядывал. Это что-то страшное. К тому же мы видели только троих, а коней в конюшне, кроме наших, двенадцать штук и все кони, как один, дорогие и дородные. Не из простых, и не для прогулок.

В бане вновь повисла тишина размышлений. Париться расхотелось, хотя пиво дружно допили. Молча.

Выйдя после бани к трапезе, встретили там хмурого Ратимира, который в одиночестве сидел за чистым столом и посмотрев на ордынцев, по очереди, как бы пересчитывая, тихо пробасил:

— Ну и ладно. Баню от крови отмывать не придётся и то хорошо. Садитесь, гости дорогие, к столу, трапезничать будем.

Асаргад первым уселся на против Ратимира и смотря прямо ему в глаза, спросил на прямую:

— Что это с ними за лысый мидиец?

Ратимир от неожиданности вопроса даже опешил, откинувшись назад и выпятив глаза на Асаргада.

— Ты меня удивил, воин. Я думал, ты в первую очередь спросишь, кто они такие.

— А что там спрашивать, — отмахнулся Асаргад, — я так понимаю, что Райс дочь какой-то очень важной особы, судя по развязности воспитания. Дева-подруга при ней, а вот кто этот лысый хрен, я так и не понял.

— Далеко пойдёшь, царь, — рассмеялся хозяин, но тут же резко став серьёзным, заговорил, — только не в ту сторону. Какой особы эта дочь, мне не ведомо и ведать не желаю, да и не в этом соль. Это «меченные», воин, есть в нашем мире такие. Цвета их колдовских рисунков видел? То-то же. Они ведь не спроста к вам в баню завалились. Себя показали, вас рассмотрели. Это даже не колдуньи, как ты мог подумать, а повыше будут. Их в народе называют богини, — он замешкался и добавил, как бы сам себе, — «берегини», мать их.

Тут великан тяжело вздохнул, махнул рукой, что-то соображая про себя и вновь тихо забасил, уже не смотря на Асаргада:

— Лучше бы тебе их не знать и не видеть, воин, коль хочешь до своего царства дожить и упаси Троица, этим девочкам перечить и тем более рыпаться на них. Девки молодые и взбалмошные ещё, а дарами Троицы, по самое не хочу увешаны.

— Так ты не ответил на мой вопрос, — настойчиво продолжил Асаргад, хотя и задумался над полученной информацией, но желая всё же получить ответ о непонятном и чем-то, зацепившем его сознание мидийце.

— Ты о Шахране? — усмехнулся здоровяк, — Евнух он. Толи банщик у самой царицы Тиоранты, толи её поверенный, но частенько, по пути, у меня останавливается. Нормальный мужик, хоть и евнух. Сам понимаешь. Он доверенное лица самой Матери степи, поэтому обижать не советую. Да и девки за него глаз на задницу натянут, не поморщатся.

— Понятно, — протянул Асаргад, хотя понятного для него ничего не было и несколько помедлив, видимо соображая говорить или нет, всё же решился, — они себя предложили вместо колдуна.

С этими словами воин посмотрел на Ратимира, ожидая его реакцию. Тот, сначала видимо не понял смысла сказанного, а затем, как-то сразу сник.

— Плохо, — пробурчал он в пол голоса, но тут же опомнился и поправился, — нет, в том смысле, что для пользы дела, это вернее верного. Они лучше любого колдуна будут. Только вот, что я тебе сказу, воин. Они не просто так тут объявились. Они ещё давеча, по приезду, знали, что вы сегодня приедете. Не знаю, — неожиданно растрогался здоровяк, — жалко мне тебя, приглянулся ты мне чем-то. Хотя, — продолжил он, как бы сам с собой раздумывая, — коли на рожон не полезете, может и обойдётся…

— Ты хочешь сказать, что они только из-за нас тут? — удивлённо спросил Асаргад, переходя, чуть ли не на шёпот.

Хозяин ничего не ответил, но сделал такой красноречивый вид, что было и без слов всё понятно.

— И что им надо? — не отставал Асаргад.

— Вот ты их по пути и спросишь, — с видимой озлобленностью проговорил Ратимир, одной фразой давая понять, что дальнейший разговор не уместен.

Вечерили, как и обедали молча, даже ложками старались не стучать о края общего котла. Муха, что летала днём, была на месте, только больше норовила ползать по столу, чем летать. За руки не хватала, еду не отбирала, поэтому на неё никто не позарился и на этот раз. Как и в обед, убивать не стали. Пусть живёт.

Глава тринадцатая. Она. Предсказание

Ещё на прощальном обеде в Тереме, где собрались все три хозяйки, прибывший гость и обе новоиспечённые «меченные», покидающие пристанище Вала, встал резонный вопрос, куда идти. Если с Райс всё было понятно, её ждали дома, то вот Апити, направиться было некуда, а в гости к царице, она идти категорически отказывалась, смущённо утверждая, что там её не ждут и что ей необходимо по землям постранствовать, мир посмотреть, в общем, несла сущую чушь, в качестве отговорок.

Царская дочь, не ожидавшая такого свинства от подруги, тем не менее, настаивать за столом не стала, почувствовав в её отказе, какой-то подвох и решила разобраться с белобрысой, позже, один на один.

Сборы были не долгими. А что собирать? Как пришли без всего, так без всего и уходили. Райс лишь зашла в свою светлицу, осмотрела её с печалью во взгляде и тут же кинулась в светёлку Апити, прижав её там к стенке и устроив допрос с пристрастием.

— Ты чё это удумала, подруга, что это ещё за выпендрёж? — налетела она с наскока.

Апити лишь обречённо улыбнулась, расслабилась и повисла у неё в руках безвольной куклой, даже не думая сопротивляться напору царской дочери. Та же, от такого не противодействия, сама поникла, отпустила её рубаху, всем видом показывая, что обиделась и что вот-вот заревёт.

— Да, не обижайся ты, — заговорила наконец Апити, укладывая свои руки подруге на грудь, — нельзя мне с тобой пока, — и поглаживая готовую разреветься Райс, добавила, — я заглянула тут чуть вперёд… мы должны разойтись, на время, в разные стороны. Находясь рядом, я не смогу стать той, какой должна стать, и ты не сможешь стать той, какой должна.

По лицу Райс катились горькие слёзы, обида душила. Единственный человек, без которого, она уже не представляла свою будущую жизнь, неожиданно её бросает, но зная Апити, которая в своих предсказаниях никогда не ошибается, приняла всё это, хоть сердце и разрывалось на части.

— Объясни, — потребовала Райс, всё же разревевшись.

— Да, ты, всё сама уже поняла, — ответила ей подруга, тоже неожиданно разревевшись.

Они обнялись и принялись мочить друг друга слезами. Наконец, Райс отстранилась, утёрла рукавом лицо и твёрдо заявила:

— Но ты же можешь ненадолго заехать ко мне в гости, с мамой познакомиться, а за тем, отправиться ходить по своему миру?

Апити тоже утёрла слёзы, задумалась. Опустив голову, она напряжённо о чём-то размышляла и Райс, отчётливо увидела на её лице нешуточную борьбу, проходящую в голове у белобрысой прорицательницы. Наконец, она тяжело вздохнула и согласилась:

— Ну, хорошо. Давай попробуем, но только ненадолго.

Райс тут же сграбастала её в охапку и потащила к выходу, где их уже дожидались сопровождающие лица, но выскочив на крыльцо довольная, тут же остолбенела. У открытых ворот, на конях, их ждал Шахран, а за ним эскорт в три тройки здоровых, как мужики, до зубов вооружённых, золотоволосых телохранительниц, судя по особой золотой росписи лиц, из личного отряда охраны мамы.

Особенность их росписи заключалась в том, что даже если бы они благодушно улыбнулись, чего Райс по детской памяти не припоминала, то всё равно, их морды казались злыми и свирепыми, а может быть становились ещё страшнее.

— А эти зачем? — недоумённо спросила царская дочь Шахрана.

— Сопровождение, — столь же недоумённо ответил ей евнух, — как же без него?

Райс, отпустив Апити, подошла к тройкам, взглянула на их одинаковые мужеподобные, уродливо страшные, из-за росписи и без эмоциональные маски лиц, больше похожих на материальное воплощение ужаса степей потустороннего мира и неожиданно вспомнила себя, до появления в этом Тереме.

С самого детства она их боялась, с того раннего, с которого, вообще, что-то помнила. Огромные, страшные, всегда молчаливые, они были неким детским пугалом, для всей малышни царского окружения и даже маленькая Райс, не была исключением. А теперь, она рассматривала этих боевых дев и не видела в них ничего пугающего для себя, а видела лишь воинов, притом судя по экипировке и выправке, воинов очень хороших.

Райс улыбнулась, лишний раз подтвердив сама себе, что она, действительно, сильно изменилась, за это время и изменилась в лучшую сторону, как она полагала, тут же дав себе обещание, что непременно, по приезду домой, выскажет огромную благодарность маме.

Отвлёк её от благодушных мыслей конь, осторожно подошедший к Райс и принявшийся тыкаться ей в спину. Царская дочь обернулась, и буря восторга, вперемешку со слезами, охватила деву:

— Ветерок, мальчик мой любимый, ты тоже пришёл за мной, не забыл, — запричитала она, обхватывая радостно топчущегося, то и дело вскидывающего головой коня.

Простившись со всеми обитателями Терема, исцеловавши друг друга, процессия двинулась в путь. Со стороны это выглядело примерно так. Впереди шествовала тройка всадников, Райс и Апити в белоснежных рубахах с длинными подолами, которые были, абсолютно, не предназначены для верховой езды.

Рубахи обычного, простого покроя, утянутые такими же белыми поясками, они ничем не отличались от одеяния поселковых девок, даже, наоборот, у поселковых рубахи, по нарядней будут. Мало того, эти белые балахоны были им великоваты, просторные размеры которых, скрывали не только их формы, но и полностью прятали их руки, вместе с ладонями.

Разница у этих наездниц была только одна. Рыжая не имела на своём коне ни седла, ни сбруи, управляя скакуном лёгкими прикосновениями и поглаживаниями. Белобрысая же, имела полное «конское вооружение», управляя своим конём поводом.

Между ними шествовал разодетый, как заморская птица, мужчина, не обладавший впечатляющими боевыми формами воина и по внешнему виду, в нём сразу узнавался чужеземец.

Замыкали процессию, три тройки здоровенных боевых бабищ, широченных в плечах, вооружённых с ног до головы. Одетых и обутых так, что сразу можно было понять их походную личину. Готовых в любой момент сорваться в боевую карусель, порубить на мелкие кусочки и затыкать стрелами, превратив в ежей, любого супостата.

В отличии от всех впереди идущих, боевые девы имели на головах шапки с длинным чулком от затылка до задницы, в который укладывалась коса, поэтому видеть золотой цвет волос боевого сопровождения, не представлялось возможным.

Передовая тройка шла не спеша, что-то бурно обсуждая, то и дело весело гогоча. Царская дочь, удивительным образом, быстро забыла о том чувстве, что посетило её при выезде из Терема, о тех изменениях, что с ней произошли, вновь превратившись в «царскую оторву», что была и раньше.

Не долгое общение с Шахраном, который беспрерывно, красочно рассказывал последние новости царского двора, не забыв собрать все сплетни с наиболее пикантными подробностями, быстро вернули Райс в атмосферу той, привычной жизни, которая её окружала, до того времени, как она попала в Терем.

Там же, между делом, она узнала, что некогда единственная, постоянная подруга Такамита, через год, как Райс отбыла на обучение, благополучно вышла замуж и отбыла в царство своего супруга, не то куда-то в лесные чащи, далеко на заход солнца, не то в горную страну на восход, но в любом случае пропала с концами, как выразился Шахран, «как в воду булькнула».

Временами, царская дочь неожиданно переставала смеяться, будто что-то вспоминая, опять становясь той, которой стала, но только лишь для того, чтоб некоторое время спустя, снова превратиться в прежнюю Райс. Причём, чем дальше они отъезжали от Терема, тем больше у неё начинали преобладать именно прежние замашки. Влияние Шахрана, было налицо.

Отряд боевых дев шёл следом, медленным шагом, строго по три. Ни разу не остановившись и не сломав ровный строй своей «коробки». Дрессировка их скакунов, поражала. Они шли чуть ли не в ногу.

Дело клонилось к вечеру, когда путешественники, пройдя полем, вошли в очередной лес. Углубившись, рыжая остановилась, поводила носом по сторонам и дав знак следовать за ней, направила своего Ветерка с дороги в чащу леса. Она, ещё увидев этот лес издалека, решила «выпендриться» перед всеми и похвастаться своим приобретённым даром находить места ночёвок. Опять из неё полезла прежняя «царска доча», всегда и во всём желающая быть «впереди оравы всей».

Через некоторое время, весь отряд вышел на большую поляну, где Райс объявила привал и назначив данную поляну, как место для ночёвки.

Апити тут же, тяжёлым кулём свалилась с коня и принялась расхаживать вокруг, разминая уставшие, с непривычки к верховой езде, тело, то и дело наклоняясь или прогибаясь в спине. Райс, с показушным видом, упивалась ароматом найденной ей поляны. Шахран, стреножив своего скакуна, который кстати отличался от всех остальных, какой-то нездешней породистостью, принялся за мешки, что везла пара заводных, при боевых девах.

Боевое охранение спрыгнув с коней, треножить их не стало, пустив свободно пастись, тут же скучковавшись, о чём-то между собой тихо переговаривались. Райс, то и дело самодовольно, искоса поглядывая на них, поняла, что своей цели достигла.

Девы были удивлены. Они, оглядывая поляну, одобрительно кивали, но заметив, что Райс следит за ними, рассыпались, каждая, чем-то занявшись. К тому же, наблюдение за девами, указало ей на старшую в этой девятке, которая почти не заметными движениями рук, распределила среди них обязанности.

Райс, выпендриваясь в поиске ночлежки, произвела на боевых дев впечатление, но понятие не имела, как эти ночлежки оборудовать и обустраивать, поэтому быстро, «по-царски», нашла выход из создавшегося, неудобного для неё положения, ибо девы, явно ждали от неё каких-то указаний, а указаний, рыжая, никаких дать не могла, ибо понятия не имела о том, как устраивать походную стоянку. Она вальяжно прошлась по поляне и обращаясь, как бы ко всем, заявила:

— Ладно, вы здесь устраивайтесь, а я пройдусь по лесу, может мясо раздобуду.

И с этими словами, с чувством перевыполненного долга, направилась в чащу. За ней, тут же двинулась тройка боевого охранения. Райс услышав их шаги остановилась, медленно развернулась и повелительно поинтересовалась:

— А вы куда?

Тройка стушевалась, переглядываясь между собой, но затем одна из них, видимо старшая, гордо вскинув голову, уверенно проговорила:

— Мы отвечаем за тебя, Райс, дочь Тиоранты.

Райс ехидно улыбнулась, подошла к говорившей, задрала рукав левой руки по самое плечо, оголяя для обзора мускулистую руку и колдовскую «живопись» и от души насладившись вытянутыми лицами и округлёнными глазами воительниц, пренебрежительно произнесла:

— Это вы у меня под охраной, а не я у вас. Возвращайтесь на поляну и займитесь обустройством ночлега.

Девы были явно обескуражены, а старшая, которая говорила, даже попятилась на несколько шагов. Царская дочь, была очень довольна собой, да что там, самодовольство, просто, зашкаливало.

Никакого мяса Райс не добыла, так как шум, стоящий на поляне, разогнал всю живность далеко в округе, да она и не слишком старалась, выжидая время, когда на ночлежке всё обустроится и можно будет вернуться ко всему готовому. Рыжая боялась, что останься она на поляне, и девы обязательно бы стали доставать её вопросами, что да, как делать, а проснувшаяся в ней прежняя Райс, показывать свою некомпетентность, не имела права, по её определению.

С этими мыслями молодуха ушла в лес, где провела всё последнее время. Бывший некогда ненавистным, теперь он предстал перед ней родным, светлым и добрым и который удивительным образом, тут же поменял настроение, сделав Райс вновь другой, взрослой.

Она уселась на поваленное дерево и задумалась. Отчего это происходит? Стоит ей увидеть и пообщаться с представителем прежнего мира, как она возвращается в старую жизнь, но стоит ей остаться одной, как удивительным образом, окунается в новую. Она понимала, что дома её ждут изменённой, такой, какая она стала, но где-то в глубине души, Райс, всё же скучает по той, бесшабашной и весёлой жизни прошлого. Рыжая скучала по детству, которое, так неожиданно для неё закончилось.

Вернувшись на поляну, царская дочь нашла её уже обустроенной. Тройка боевых дев стояла на карауле, две остальных тройки устроившись на краю, спали, а в центре горел костёр, у которого сидел Шахран и внимательно слушал Апити.

Райс подошла, подсела. Шахран без слов протянул ей чашу вина. Дева взяла, понюхала, сделала удивлённое выражение лица, уставившись на евнуха, но тот был так увлечён белобрысой прорицательницей, что не обратил на неё, никакого внимания. Евнух сидел взъерошенный и ошарашенный, Апити, выдав пьяным голосом: «Вот, так», упала на спину и уснула.

— Что здесь происходит? — обратилась рыжая к евнуху, продолжая удерживать чашу в руках и переводя недоумённый взгляд с Шахрана на Апити, с Апити на Шахрана.

Тот, растеряно повернул к ней голову и почему-то шёпотом, через некоторое время молчания, ответил:

— Она предсказала будущее.

— Твоё? — ухмыльнулась Райс, пригубливая чашу и пробуя на вкус содержимое.

Шахран лишь неуверенно кивнул в ответ. Молодуха посмотрела на спящую подругу, поняв, что от неё, сейчас, уже ничего не добьётся, уставилась на мужчину.

— Ну, и что она тебе предрекла? Учти, Шахран, Апити у нас особая «меченная», она никогда не ошибается.

Шахран помялся, собираясь с мыслями и выдал такое, от чего у рыжей, волосы встали дыбом. Видения Апити, в основном касались, как раз, самой Райс. О том, что совсем в скором времени, царская дочь встретит свою вторую половину, выйдет замуж, родит от него сына, но счастлива с ним не будет.

Шахрана тоже ждёт, какая-то судьбоносная встреча, которая позволит ему решить участь ненавистного, личного врага, но это предсказание для евнуха, оказалось непонятным, а провидица, на отрез отказалась пояснять и он, от этого, находится в полном недоумении.

В конце концов, он поведал, что завтра с утра, надо всем ехать куда-то туда, и он указал направление в лес, где находится, некий рубежный терем и там, им надлежит развязать «узлы судьбы», как выразилась Апити.

Райс выслушала сбивчивый рассказ Шахрана, залпом выпила вино и ничего не говоря, тут же устроилась на подстилку, отвернувшись на бок и задумавшись.

Она, конечно, думала о будущем, но вот о замужестве, даже ни разу у неё в голове мысли не проскальзывало. До этого момента, такого явления, как собственная семья, для Райс вовсе не существовало. К тому же, это, «будет несчастна», вообще взбесило царскую дочь. Почему это она должна быть несчастна? Не хочет она такого.

Думала не долго. Не смотря на шок услышанного и внутреннюю бурю возмущений, уснула быстро. Вино подействовало.

Проснувшись утром, первым делом принялась трясти сонную Апити, требуя объяснений, но всё было бесполезно. Та, хныкала, мучаясь от головной боли, немощно отбиваясь от агрессивной подруги и жалобно скуля при этом, что ничего не помнит.

Она, оказывается, всегда, когда впадает в состояние оракула, ничего не помнит из того, что предсказывает и вообще, это якобы не она делает, а сама Святая Вода, с помощью её говорит, поэтому, её надо внимательно слушать и абсолютно бесполезно, потом об этом спрашивать. От вчерашнего вечера, помнила только, что очень захотела спать, после выпитого и уснула прямо у костра.

Когда Апити отпоили отваром из травы «непьянки», которую она же сама и собирала, ползая на карачках, а Райс, немного успокоилась, но всё ещё не согласная с таким сволочным предсказанием, решила исподволь проверить правдивость сказанного, хотя прекрасно знала, что белобрысая ведунья, ошибаться не умела. У неё возникла смутная надежда, что это, всё-таки, не правда. Рыжая, быстрым шагом подошла к сидящим в стороне боевым девам и неуверенно, что сильно удивило воительниц, спросила:

— Скажите, — начала она, выключив в себе прежнюю, наглую Райс и представ перед ними в образе невинной молодухи, — знакомы ли вам здешние места? И нет ли поблизости рубежного терема?

— Есть, — с удивлением тут же ответила одна из дев, поднявшихся на ноги, при подходе к ним царской дочери, и указывая рукой продолжила, — там, чуть поодаль, развилка на дороге будет и если поехать налево, в сторону степей, то на краю леса стоит наш рубежный терем. Хороший терем. Когда погода не очень или едем одни, то всегда через тот терем путь держим. Там и отдохнуть можно и баню принять, да, и кормит хозяин хорошо. Ратимиром его зовут.

Райс молча выслушала это всё, понурив голову. Кивнула, и не смотря в глаза девам, ушла обратно к кострищу, где плюхнулась на подстилку. С одной стороны, думала Райс, можно конечно плюнуть на всё это и проехать прямо, но с другой стороны, там, по утверждению Апити, её суженный, определённый судьбой. Апити, уже немного оклемалась и теперь стыдливо пряча глаза, сидела рядом.

— А если мы не поедем в терем? — неожиданно спросила её Райс, продолжая смотреть, в другую сторону от подруги.

Та, с удивлением уставилась на растерянную царскую дочь, пожала плечиками и ответила:

— Да, ничего не будет. Просто теперь не встретитесь. Встретитесь позже. Судя по тому, что мне Шахран рассказал, я же не говорила, что вы, непременно должны ТАМ, встретиться, — продолжала молодая ведунья свои объяснения, указывая куда-то рукой, — просто сказала, что он будет в тереме и тебе решать, теперь ты на него смотреть будешь или потом, когда-нибудь.

Райс задумалась и надолго. Все ждали, стараясь вести себя тихо и не мешать. Наконец, рыжая выдала:

— Сволочь, ты белобрысая, — пробурчала она недовольно, — разве есть такие силы у девы, зная то, что судьба рядом, мимо пройти? — и уже поднимаясь на ноги закончила, — поехали, посмотрим на этого несчастного.

Вот так, они оказались в рубежном тереме Ратимира, где до приезда Асаргада с компанией, ещё целый день пили беспросветно, только, сколько не пытали Апити с её предсказаниями, стараясь получить новые или хотя бы, уточнить уже изречённые предсказания, ничего из этого не выходило. Пьяная Апити только разводила руками и производила губками непристойные за столом звуки. У ведуньи ничего не получалось. Святая Вода молчала, как рыба.

Глава четырнадцатая. Он. Предсказание

Утром, Асаргад встал рано. Поднял остальных. Собрались тихо, стараясь не тревожить хозяев. Прошли в конюшню, оседлали коней, вывели во двор и стали ждать в полной походной готовности.

Асаргад посчитал, что такая ранняя готовность, более приемлема для воинов, чем собираться по команде «мужерезок», к тому же он не знал, как рано у них наступает утро, а утро у дев, наступило только к обеду, поэтому ордынцы успели ещё дважды переседлать коней и дважды поесть непривычной, но очень вкусной и сытной еды, прежде, чем перепившие вчера девы, наконец соизволили, хоть как-то начать приходить в себя и собираться в дорогу.

Асаргад очень надеялся и похоже в этой надежде его поддерживали все, кто находился в рубежном тереме, на то, что Райс проспится и передумает, но не тут-то было. Она была решительна в своей авантюре и непоколебима, несмотря на своё помятое и жалкое состояние. Хотя, по правде сказать, это было больше похоже на простое упрямство.

Желание Асаргада, как бы помягче отговорить её от нудного и утомительного перехода, разбилось ещё на стадии замысла, как только он, увидел настоящих телохранительниц высокородных дев.

Девять отпетых «головорезок», здоровых, накаченных по круче мужиков, со взглядами голодных людоедок, испещрённых жуткими татуировками на лицах, увешенных оружием с ног до головы, самым страшным из которого были их знаменитые, не промахивающиеся луки, вывалили гурьбой во двор, незадолго до появления сопровождаемой ими тройки и недобро оглядев каждого мужичка, с ног до головы, убийственным взглядом, направились готовить своих скакунов, но в отличии от ордынцев, из конюшни их не вывели до самого отправления. Хотя, что там готовить, Асаргаду было не понятно. Сёдел не одевали, сбруи не вязали, как они так ездили, чем правили, Ахурамазда их знает.

В путь тронулись, лишь после сытного обеда. Асаргад выругался про себя, что половина дня потеряна, но в слух не произнёс не звука, даже виду не подал на их нерасторопность. Сам по себе путь, изначально, тоже бесил своей неторопливостью. Девы еле плелись. У них, видите ли, головы болели. Предложить опохмелиться или поумничать по поводу лечения колдовством, Асаргад не решился, хотя так и подмывало.

Судя по предупреждению Ратимира, получалось, что это болезность, в принципе, была даже на руку ордынцам. Девы, никоим образом их не доставали, ничего не требовали, вели себя, более чем смирно. Но продолжалось это не долго. Светловолосая не выдержала первой и истерично заревев:

— Всё! Хватит с меня этих мучений. Сама себя испытывай, а я лучше полечусь.

И с этими словами, она осторожно сползла с коня и держась за голову обеими руками, начала что-то высматривать в траве под ногами. Наконец, нашла, что искала, сорвала несколько стебельков какой-то травы и протянув их одной из хранительниц их тел, попросила собрать такой травы побольше. Сама, объявив себе привал, развалилась на земле, раскидав руки и ноги в стороны. Рыжая, недолго думая, пристроилась рядом. Переход и так ползущий, как гусеница по листу, вообще, застопорился.

Пока варили отвар, пока отпаивали молоденьких пьянчуг, солнце поклонилось на вечер и можно было, вполне, разбивать лагерь для ночёвки, но куда там. Эти взбалмошные девки, придя в норму, неожиданно развили бурную деятельность, погнав отряд дальше. К тому же, в отличии от первой части пути, начали донимать ордынцев, по полной.

Во-первых, они резко увеличили скорость, во-вторых, принялись играть на полном скаку в догонялки, притом убегать от них, постоянно приходилось мужчинам, так как девы гонялись за ними с голыми руками, и непонятно каким колдовством, то и дело обжигали невидимым кнутом, если не спину всадника, так круп коня, от души веселясь при этом.

Начинало темнеть, а они всё не унимались. Стало опасно, вот так, не видя ничего под ногами, нестись сломя голову. Асаргад взял на себя смелось и остановившись, крикнул своим «Привал!». Мужчины сбились в кучку, ожидая чего угодно от этих непредсказуемых колдуний. Тут же, на них налетела разгорячённая и разъярённая Райс:

— Чё встали, бараны, — грозно выкрикнула она и взмахом руки обожгла спину Асаргада, даже через бронь.

Он стиснул зубы, наливаясь законной яростью, но ситуацию спас Уйбар, весело и наигранно благодушно, заявив, что баранам кушать и пить хочется и что в отличии от дев-повелительниц, они не настолько выносливы. Это повеселило «мужерезок». Подобное принижение собственных достоинств, оказалось по душе разбесившимся девам и рыжая, расслабившись, весело скомандовала привал, отпустив пару колкостей в адрес слабаков. Все тяжело выдохнули и посыпались с коней на землю.

Пока Асаргад с Эбаром занимались обустройством ночёвки, что уже в полной темноте было делом не лёгким, Гнур и Уйбар, развлекали в стороне высокородных девочек, притом именно девы определили и разделили обязанности для ордынцев.

Когда степное лежбище было готово, расписные красавицы, вместо того, чтобы лечь спать, развили у себя в сторонке, необычайно бурную деятельность. Что они там делали с Гнуром и Уйбаром, Асаргаду было не понятно, да, и в общем-то, ему было наплевать, чем они занимались. Одно было ясно, что это явно их развлекало на славу и он, недолго думая, пользуясь моментом, что никто не трогает, просто, завернулся в шкуры и тут же уснул.

На следующее утро все проспали допоздна. Асаргад проснулся от того, что стало жарко. Солнце припекало. Вылез из-под шкур, огляделся. Тройка дев-телохранителей, на равных расстояниях от них, в разных сторонах, стояли к нему спиной и, если бы не шевелящиеся конские хвосты, можно было подумать, что всадницы ненастоящие, а высеченные из камня. Не единого движения, ни коней, ни наездниц. Стояли, как вкопанные. Асаргад несколько раз перевёл взгляд с одной на другую, восхитился их выучке и железной выдержке и по-доброму позавидовал: «Эх, мне бы таких воинов, хотя бы с сотню».

Отойдя чуть в сторонку от спящих, отлил на траву, то и дело посматривая на двух сторожей, попавших в его поле зрения. Те, явно слышали журчание струи, но даже не шелохнулись. Асаргад ещё раз позавидовал выдержке дев-воинов и принялся тихонько будить своих друзей, по очереди.

Когда он наклонился над Уйбаром, чтоб растормошить, то так и замер в наклоне, с протянутой к нему рукой. Только теперь, Асаргад понял, чем занимались девы всю ночь.

Он, не трогая Уйбара, тут же кинулся к Гнуру. Его предположения подтвердились. Эти оторвы, перекрасили его друзьям волосы! Из чёрного, они превратились в непонятный, грязно-жёлтый цвет, с зелёным отливом. Он не стал их будить, а растолкал только Эбара, молча указав ему на спящих друзей пальцем. Тот, спросонок, сначала не понял, а когда до него дошло, то растянулся в идиотской улыбке и принялся их тормошить.

Лишь перекрашенные красавцы продрали глаза и поднялись на ноги, Эбар, уже не в состоянии сдерживаться, гоготал во всю глотку, катаясь по земле. Два взъерошенных чучела, с расфуфыренными в разные стороны, клочками пёстрых волос, непонятного цвета, долго, молча разглядывали друг друга со взаимным интересом, дурашливо улыбаясь, а затем, сами залились таким заразительным смехом, что разбудили, абсолютно всех.

Наверное, вся степь слышала этот истеричный хохот. Даже никогда не улыбающиеся и вечно хмурые телохранительницы дев, лыбились до ушей, забыв про свой грозный вид и невозмутимый статус, что уж там говорить про впечатлительных молодых девочек, вся жизнь которых, если дать им возможность, только и проходила бы во всевозможных развлечениях и увеселениях, как полагал Асаргад.

Вместо того, чтобы тронуться дальше в путь, девы, размазывая слёзы по пыльным лицам, усадили «красавцев» на шкуры перекрашивать. Некоторое время спустя, они уже сами превратились в чумазых чушек, что придало силы на новую волну истерики и только после того, как рыжая, сквозь смех и слёзы проорала на всю степь, что все они сволочи, а она описалась, Шахран взял власть в свои руки.

С напускной грозностью, он разогнал зассых переодеваться, а сам, с видом знатока, принялся устранять ночные изъяны, в преображении ордынских воинов.

Провозился он, довольно, долго, мотивируя этот тем, что старается и его старания не пропали даром. Волосы Гнура и Уйбара, действительно, приобрели ровный цвет, хотя местами, проступал предательски разный оттенок, но он заверил, что после следующей покраски, которую следует отложить на растущую луну, не раньше, и цвет, и оттенок, станут, совершенно ровными и примут, тот самый, золотой отлив, к которому коллективно, все так настойчиво стремились.

Дальнейший путь, до самого стойбища, был спокоен. Высокородные девы и пара крашеных ордынцев шествовали впереди, веселясь от души всю дорогу, Асаргад с Эбаром и кучей «мужерезок», ехали следом, молча и не обращая внимания друг на друга.

До стоянки их орды добрались ещё засветло. Асаргад, да и все его друзья-братья, были нисколько не удивлены, что их уже встретил новый ордынский царь — Доникта. Всё произошло так, как и предсказывал Асаргад, поэтому, он с лёгкостью и равнодушием воспринял эту весть, передав гостей в руки нового царя, а сам отправился в свой шатёр отсыпаться.

Сбросив бронь, расседлав и стреножив коня, отпустил его пастись. Он уже собирался завалиться на родной тюфяк, как неожиданно, в его шатре объявился тот, кого он меньше всего ожидал увидеть — Шахран.

— Не будет ли так любезен ордынский ближник Асаргад, принять незваного гостя? — витиевато поинтересовался тот, просунув голову в разрез перегородки.

Асаргаду было не до гостей и, наверное, если бы свою морду просунул кто-нибудь другой, он бы его прогнал, да ещё бы и кинул что-нибудь тяжёлое вдогонку, но этот гость, оказался на столько необычным, что любопытство, о цели его визита, перевесило усталость.

— Входи, гость дорогой, — устало проговорил Асаргад, поднимаясь с тюфяка и усаживаясь, скрестив ноги.

Шахран нырнул внутрь, сел напротив и скинув заплечный мешок, вынул оттуда кожаный бурдюк, в котором обычно носят воду или что-нибудь жидкое.

— Это прекрасное виноградное вино, с виноградников моей родины. Могу ли я угостить своего земляка?

— Шахран, — грустно парировал Асаргад, — во-первых, я равнодушен к любым пьянящим напиткам, как бы они изысканы не были, во-вторых, какой ты мне земляк? Ты мидиец, я перс.

На что собеседник, тут же отреагировал:

— И мидийцы и персы одного корня. Мы арья. К тому же Персия, сегодня входит в состав мидийской империи, а значит, мы вроде бы, как из одной земли.

Асаргад улыбнулся, отмечая про себя, что этот евнух не глуп, к тому же хорошо владеет языком и знаниями того, что происходит вокруг, а значит беседа ожидается занимательной, к тому же, было жутко интересно, что ему от него надо.

— Наливай, — согласился Асаргад, — раз на сухую говорить не можешь.

И Шахран налил. Затем, ещё и ещё. Выпив первый мешок, он достал другой. Несмотря на то, что пили помаленьку, растягивая удовольствия вкуса, не хватило и второго и ему пришлось достать третий, на что Асаргад заметил, что тот, в заплечной суме, похоже, только вино и таскает, что же спрашивать с бестолковых девочек, коли сопровождающий пьяница.

На что Шахран отшутился, сняв с себя всякую ответственность за подрастающее поколение. Пили, действительно, помаленьку и неспешно, просто, разговор затянулся надолго, до рассвета.

Сначала говорили не о чём, вернее, обо всём и сразу. Говорил в основном Шахран. Что-то рассказал о девочках, но только в общих чертах и никакой конкретики, что-то о себе сегодняшнем, что-то о жизни повелителей степей, но после первого приконченного мешка, неожиданно переключился на Иштувегу, мидийского царя и своего обидчика по жизни. Он дотошно, со всеми мелкими подробностями, поведал свою душещипательную историю о том, как стал евнухом. Как царь Иштувегу, со звериным сладострастием оскопил отца, а затем и его. Асаргаду жалко его было до слёз, а когда он неожиданно замолчал, спросил:

— Зачем ты мне всё это рассказал?

— В рубежном тереме, я расплёл, очень важный узел своей судьбы, — загадочно ответил Шахран, смотря на язычки маленького костерка, горевшего между ними, лишь для создания слабой освещённости внутренностей шатра, — множество нитей сошлись в этот узел. Наш приезд, ваш приезд, пьянка девочек, твои откровения с хозяином…

— А я и не скрываю своих целей, — пробурчал Асаргад, тем не менее затаив обиду на Ратимира, обозвав его про себя треплом.

— Понимаешь, — неожиданно воспрянул Шахран, вынырнув из собственных дум, — эти девочки особые, таких больше на свете нет, и если Райс, я знаю давно, то вот Апити, своей редкостью, удивила. Она, например, абсолютно не умеет пить. Мало того, что быстро пьянеет, у неё на утро сильно болит голова и что самое замечательное, она практически ничего не помнит из того, что случилось накануне и я, как лицо приближённое, последние ночи пользовался этим.

Шахран растянулся в довольной улыбке. Асаргад лишь вопросительно посмотрел на него.

— Нет, — тут же махнул рукой евнух, — как мужчина я воспользоваться ею не могу, но я использую её дар провидицы, о чём на утро, она ничего не помнит, и мне удаётся держать в секрете то, что я от неё узнаю. Райс специально спаивала её два дня, упрашивая, чтоб она что-нибудь предсказала, а у неё ничего не получалось. Только после того, как засыпала, а я её относил на лежак, она неожиданно, во сне, начинала пророчествовать. Я спрашивал. Она отвечала. И никто об этом ничего не знал. А когда Ратимир поведал мне разговор с тобой, я, пользуясь подвернувшейся возможностью, расспросил сонную Апити о тебе и тут же соединив твою нить судьбы с моей воедино. Результат превзошёл все мои ожидания. Прямо, как гром среди ясного неба.

Он замолчал, загадочно улыбаясь и что-то обдумывая.

— Ну, говори, — не выдержал паузы Асаргад.

— Вы все четверо станете царями, — резко выпалил Шахран, перестав улыбаться, — но ты, станешь царём царей и именно ты, пленишь и унизишь моего заклятого врага — царя Иштувегу.

Шахран опять замолчал, пристально уставившись на Асаргада, у того же, от услышанного, волосы на голове зашевелились, и он их нервно пригладил, так как ему показалось, что они встали дыбом.

— Убьёшь его не ты, а твой человек, но по твоему повелению, — продолжил Шахран, низко склонив голову перед Асаргадом, как перед владыкой и повелителем, — и я хочу помочь тебе взойти на вершину власти, о великий, только прошу скромную награду за свою помощь, повели оскопить Иштувегу перед смертью и обязательно пусть узнает о том, по чьей воле это сделано.

Асаргад разом протрезвел, но сумятица в его голове, не давала возможности рационально думать. Это был шок. Приятный, но шок. Он одновременно и хотел во всё это верить и вместе с тем, не верил ни одному слову этого скопца, на что Шахран, как будто прочитав его мысли, добавил:

— Апити никогда не ошибается в своих предсказаниях, повелитель, она просто не умеет этого делать. Никогда. Ибо её голосом говорят их боги. То, что она говорит, в своём изменённом состоянии, так и происходит, поверь. Жаль, что не увижу глаз Иштувегу, когда ему отрежут его член с яйцами, но осознание того, что это всё же произошло, будет греть мне душу.

— Как скоро это произойдёт? — спросил Асаргад, первое, что пришло в голову.

— Не знаю, — устало ответил евнух, — она не сказала, я не спрашивал, мне всё равно. Главное — конечный результат.

Выпив ещё вина, но уже на протрезвевшую голову и не причмокивая, а залпом, Асаргад начал, наконец, собирать свои мысли в кучу.

— Как ты сможешь мне помочь? — поинтересовался он, не понимая этого.

— У меня было два, люто ненавистных врага по жизни: Иштувегу, лишивший меня права называться мужчиной и отец, который позволил это сделать, но чем старше я становлюсь, тем больше начинаю понимать отца. Он пошёл на это, ради любви к моей матери… и ко мне. Дав зарок, больше не иметь женщин, после её смерти, он сознательно сделал свой выбор, а меня толкнул на это, только из благих побуждений, чтобы я, когда вырасту, не испытал тех мук, которые ему пришлось пережить. Он честно считал, что делает для меня благо… ибо эта особенность всего нашего рода, по отношению к женщинам, которых мы любим. И его отец не смог пережить смерть его матери и отец его отца… На нашем роду лежит какое-то проклятие, и он верил, что подобным образом, это проклятие прервёт. И он оказался прав, ведь я уже не могу иметь женщины, а значит проклятие будет прервано, вот только и род наш на мне прервётся.

Он помолчал немного, о чём-то думая, но тут же продолжил по существу:

— Я спрашивал Апити, в чём я смогу тебе помочь, и она указала на моего отца. Он станет следующим судьбоносным узлом втвоём царском восхождении, сказала она.

Тут он опять полез в суму, но вынул оттуда не очередной мешок с вином, а кожаную трубу, для переноски пергаментов и протянул её Асаргаду.

— Я написал отцу послание, в котором простил его сам и прошу прощения у него. Там, я всё объяснил и уверен, что, прочитав это, он обязательно поможет, правда не знаю, как и чем. Не спрашивай. Но то, что это произойдёт, я абсолютно уверен. Так сказала Апити.

Асаргад взял запечатанный в кожу пергамент, повертел в руках, но убирать не стал, уставившись на царскую печать, которой была запечатана труба. Шахран улыбнулся и прошуршав в суме рукой, вынул оттуда царскую печать. Показал и вновь бросил её в мешок, ничего при этом не объясняя.

Он отодвинул край шатра, прикрывающий вход, впустил в темень жилища слабый свет, зарождающегося нового дня и не отпуская, смотря на утренний затихший стан шатровой орды, грустно проговорил:

— Мне пора, повелитель царей. На этом, наши пути расходятся.

Он собрал свою суму, покидав в её пустые мешки из-под вина, но вместо прощания неожиданно сказал:

— И на Гнура не рассчитывай. Ваши пути, тоже разошлись. Врагами вы не будете, но и вместе с тобой он не пойдёт. Он останется здесь.

Эта новость почему-то не стала неожиданной для Асаргада. Он с удивлением отметил про себя, что внутренне был готов к этому. Дальше произошёл быстрый и почти односложный диалог.

— Он станет царём здесь? — спросил Асаргад.

— Да, — ответил Шахран.

— И мне не поможет?

— Нет.

— Не захочет?

— Не успеет. Ты обойдёшься без него.

— Когда мне выходить?

— Не знаю. Наверное, как только ты соберёшь всех вокруг себя, кроме Гнура.

— Благодарю тебя, Шахран.

— Прощай, царь царей и помни, ты обещал наказать Иштувегу, как я просил.

— Я никогда и ничего не забываю, Шахран. Я не умею этого делать.

Евнух с почтением поклонился и покинул шатёр Асаргада, оставив его, с переполненной головой, от мыслей, суждений и фантазий. Он улёгся на лежак, задумался и не заметил, как уснул.

Проснулся сам, без посторонней помощи, судя по солнцу, уже во второй половине дня. Вышел. Огляделся. Стойбище копошилось привычной, каждодневной жизнью. Прошёлся меж шатров, мельком здороваясь со знакомыми воинами. Дошёл до жилища Эбара. Заглянул в него, но тот был пуст. Прошёл к шатру Уйбара, но и тот оказался пустым. Идти к новому царю ему не хотелось, а узнать, что тут происходило, пока он пил и спал, было крайне любопытно.

Никаких признаков бабьего войска он не наблюдал, от чего складывалось впечатление, что они благополучно покинули их стойбище. Наконец, ему на глаза попался Эбар, который с парой воинов, возился с конём, похоже повредившем копыто, и они совместно, пытались оказать раненному помощь. Он поздоровался, подойдя ближе. Эбар увидев его, оставил воинов и взяв Асаргада под руку, отвёл в сторонку.

— Ты где был? — просил он тихо.

— У меня была трудная ночь, — так же тихо ответил Асаргад, — а утром потерял сознание и отсыпался. А где все и что тут произошло, пока я был, так занят.

— Да, ничего особенного. Девы тоже гуляли в царском шатре до самого утра, а как солнце встало, забрали с собой Гнура, Уйбара и укатили.

— Как Уйбара? — удивился Асаргад, ибо с Гнуром он уже всё понял, но вот Уйбар то, должен был остаться с ним, но тут же вспомнив слова Шахрана, что отправится он в путь, когда соберутся все вместе, понял, что срок, как раз, и определится возвращением этого блудного урартца и на том успокоился.

— Да, так, — ответил Эбар, — забрали и того и другого. Сказали, что они им нужны для какого-то дела и уехали.

— А царь что?

— А что царь? — недоумевал Эбар, — как только эти колдуньи подтвердили, что Теиспа умер от болезни, а не от яда, повеселел, закатил пир. Всю ночь тёрся вокруг рыжей, пока она не дала ему по башке и тот не вырубился. До сих пор, похоже, дрыхнет в беспамятстве, как и все его ближники, ну кроме тебя.

— Понятно, — подытожил Асаргад услышанное, — Эбар, как освободишься, загляни ко мне в шатёр, разговор есть.

— Да, я, вообще-то, не занят. Тут и без меня справятся.

— Ну, тогда пойдём погуляем в степь, воздухом подышим…

Глава пятнадцатая. Она. Дом родной

Когда Райс, находясь в рубежном тереме, в ожидании избранника, «начертанного судьбой», увидела в первый раз четвёрку ордынцев, выходцев из чужих ей, представителей южных гор, она сначала, отсидела в шоке, какое-то время, потом пребывала в панике, мечась из угла в угол и разнося всё на своём пути и в конце концов, забилась в истерике, голося, «да ни за что на свете».

Пока отправленный в разведку Шахран, выяснял, кто такие и по каким делам прибыли, Райс с подругой, с горя напилась из его же запасов, а по возвращению евнуха, узнав о них всё, что он смог узнать, да ещё то, что все четверо в баню направились, будучи уже изрядно в нетрезвом состоянии, осмелела, если не сказать обнаглела, и сграбастав, уже мало соображающую, пьяную подругу, отправилась на смотрины.

Сначала, как нестранно, ей понравились все, хотя молодуха старалась разглядывать с пристрастием и даже помнила, что искала обязательные изъяны. Но, как и бывает, алкоголь изъяны скрасил, а достоинства выпятил, поэтому царская дочь, спьяну, предложила даже свои услуги, о чём утром горько пожалела, но решив, что надо бы на них и трезвой посмотреть, передумывать своё решение не стала.

По дороге, из всей четвёрки, отсеяла Гнура и Уйбара, как наиболее предпочтительных, хотя бы по внешнему виду, ибо ни она, ни Апити, предсказательница хренова, конкретно знать, кто из этой четвёрки её судьба, не могла, то решила, что выбирать из двух, всё же проще, чем из четырёх. Никаких знаков, судьба не подбрасывала, ни на кого конкретно не указывала, ни над одним из них, указательным платочком не помахивала.

Апити запала на Гнура, прямо влюбилась девка, аж голову терять начала. Райс это заметила и из солидарности или за компанию, чтоб самой не обидно было, прибрала к рукам Уйбара, стараясь в нём, хоть что-нибудь разглядеть, но уже по пути от ордынского стойбища домой, разочаровалась в этом мужчине до «не хочу».

Поэтому, подъезжая к царским шатрам, хоть и ехали парочками, но Гнур с Апити мило щебетали, а Райс с Уйбаром, возглавляли процессию молча. Да, по правде сказать, голова царской дочери была занята, совершенно другим, не до щебетания ей было с кем-либо. Молодая «меченная», полностью была занята предстоящей встречей с мамой. Это было настолько важно для неё, что всё остальное, просто «шло по боку».

Прокручивая в голове, как её могут встретить и как ей при этом себя вести, перебрав несколько возможных вариантов, остановилась на проверенном способе: спокойствие во всём, чтобы не произошло, терпеливое ожидание маминой реакции, прежде, чем показывать свои и сдерживание себя от эмоций и желаний. Взвесив все придуманные варианты, пришла к выводу, что это самый достойный.

Райс не скрывала своих притязаний на царскую власть, ни перед Матёрыми Терема, которые имели в клане «меченных» значительный вес и авторитет, и уже наверняка разнесли эту весть по всей степи, ни перед Шахраном и Апити.

Она не собиралась скрываться и при царском дворе, не видя в этом смысла, так как её девятый круг, был направлен на достижении, именно этой цели, то стать лучшей среди всех «меченных», а в первую очередь лучше собственной мамы, можно было только впитывая, изучая и научаясь власти там, где эта власть сосредоточена.

К тому же царица, как учили вековухи, лишь голова, а «великой царицей» делало её окружение и главной своей задачей на первом этапе подъёма к власти, рыжая видела в обзаведении собственного окружения, а вот об этом, она практически ничего не знала.

Мамины ближники для неё, тогда ещё ребёнка, казались, само собой разумеющиеся и кто из них, что представлял, маленькая Райс, никогда не задумывалась и теперь, возвращаясь в их мир, она намеривалась, в первую очередь, не только разобраться с этим вопросом, но и надеялась на их помощь и советы.

То и дело ставя себя на место мамы, в своих размышлениях, постоянно задавая себе вопрос: «А как бы я поступила на её месте?». В конце концов, эта череда подобных изысканий, вывела её, на естественный вопрос: «А как бы я отнеслась к своей будущей сопернице на царство?». Этот вопрос, неожиданно поставил рыжую в тупик. С одной стороны, дочь, это понятно, но с другой, соперница. Молодая, энергичная и главное, более сильная в колдовском деле, а в этом Райс не сомневалась.

Пройдя восемь кругов Терема Вала Всемогущего, между разумом и сумасшествием, между жизнью и смертью, Райс по-другому стала смотреть на свою маму. Теперь, она не просто воспринимала её, как родного человека, а в первую очередь, как сестру особого колдовского клана, его лидера.

Анализируя её способности, вспоминая рисунки, цвета и интенсивность линий на царском теле, Райс понимала, что мама проигрывает ей по всем статьям, но ей до вековухи ещё, как пешком до неба и помирать она ни с того, ни с чего не собирается, да и Райс, сама, этого не хочет. Значит, стать царицей ни завтра, не через год, не через десять лет, молодуха не сможет, даже по моральным соображениям. Она не пойдёт против мамы, даже если будет готова царствовать.

С другой стороны, как объяснили Матёрые Терема, не ей решать, а Троице и как, это происходит, вековые ведьмы ей не сказали, отстраняясь от прямых ответов, мол, коль суждено будет, сама узнаешь. Что же она, вся такая «меченная» будет делать всё это время? Что бы я с такой дочерью сделала, будь я на месте мамы?

Вопросы, вопросы… Только не одного толкового ответа. Увлечённая размышлениями, Райс не заметила, как место ехавшего рядом Уйбара, неожиданно заняла Апити и потрепав царскую дочь за рукав рубахи, чтоб обратить на себя внимание, одной репликой прекратила её самобичевания.

— Райс, отпусти меня, — насупившись, чуть ли не плача проговорила подруга, опуская глаза.

— Куда отпустить? — не понимая вопроса, недоумённо поинтересовалась Райс, выходя, тем не менее, в окружающую реальность, но головой, находясь ещё где-то там, в своих размышлениях.

— Совсем отпусти, — тут же добавила Апити, — пока я не наделала глупостей.

Райс оглянулась. Молодые мужчины ехали чуть поодаль и тоже меж собой о чём-то бурно общались, но отстали настолько, что слышно их не было.

— Да, делай свои глупости, — всё ещё толком не понимая подругу, хмыкнула царская дочь, потерявшей голову девке, почему-то поняв её превратно, — кто тебе не даёт?

Тут Апити встрепенулась, грозно сверкнув тёмно-серыми глазами и злобно, сквозь зубы выдала:

— Он твой суженый, а я, кажется, в него влюбилась, дура.

Райс, в очередной раз оглянулась, опять с ехидной улыбкой, мельком взглянув на Гнура и не теряя весёлости спросила:

— А может он твой суженый, подруга? Ты ничего не перепутала?

— Нет, — с интонацией вредности парировала Апити, отворачиваясь, — я теперь, точно знаю — он будет твой.

— Да, он мне, ни в одно место не упёрся! Не хочу я его!

— Вот жизнь начинается, — скисла Апити, принимаясь тихо плакать, — я хочу, да, не поимею, а ты, возьмёшь не желая.

Райс хотела было утешить подругу, но тут, ей вдруг прилетела в голову шальная мысль, от которой молодуху даже передёрнуло.

— Девятый круг, подруга, — тихо и загадочно проговорила она, как бы сама себе.

— Да, уж, — тут же согласилась Апити, — поэтому не мучай. Отпусти.

— Да, вот хрен тебе, — взъелась царская дочь, — ты хочешь стать той, какой хочешь?

Апити уставила на неё заплаканные глаза, выражая полное недоумение.

— Тогда терпи, — тут же прибила её рыжая, — значит, так на роду тебе написано — мучиться. Значить, круг у тебя такой. Мне так, вообще придётся с ним жить, как ты утверждаешь, не по своей воли. Ты хоть представляешь себе, каково мне придётся с ним спать, когда я его возненавижу до омерзения и при этом жить с ним буду? Это ж похлеще выгребной ямы. Да, я, просто, его прибью.

Апити неожиданно улыбнулась. Хмыкнула и ответила:

— Ну, подруга, утешила, так утешила.

— Поэтому не ной, без тебя тошно. Лучше поведай мне, как нас дома встретят. Чего ждать?

Апити, уже прекратив ронять горькие слёзы, утёрлась рукавом, призадумалась и после молчаливой паузы, вместо ответа пожала плечиками, расписавшись в своей полной не компетенции по этому поводу.

Когда на горизонте появились цветастые шатры царской ставки, откуда-то вынырнул Шахран, про которого девки, даже забыли по дороге.

— А ты где был? — с недоумением спросила Райс, — я и забыла про тебя.

— Да, вы, как мужичков себе подобрали, так сразу скучными стали и поглупели резко. Не интересно с вами стало…

Он хотел, что-то продолжить на данную тему, развить, так сказать, мысль в этом направлении, но на последних словах заскулил, вскакивая в стременах и прогибаясь в спине дугой от «нервной плети» рыжей и не успев сесть в седло, проделал тоже самое, вторично. Это уже, прилетело от светловолосой.

— Вот и дружи после этого с вами, — выкрикнул Шахран, пуская своего скакуна в галоп, по направлению виднеющихся шатров.

— Ты куда? — закричала ему в след, повеселевшая Райс, — ябедничать, гадёныш?

И тут же пустила своего Ветерка вдогонку.

Они, так быстро долетели до дома, что там, даже подняв суматоху, не успели, как следует приготовиться, к столь долгожданной встрече. «Царска доча», сколько не думала, сколько не ломала голову над тем, как себя представить по возвращению, а влетела в шатровое стойбище, той же «оторовой», что и уходила отсюда. Ничего не изменилось.

Шахрана она не догнала. Тот соскочив с коня, скрылся в лабиринте шатров, перескакивая сложенные штабелями мешки и тюки, как козёл с перепуга. Раскрасневшаяся от скачки, с улыбкой до ушей, Райс выскочила на площадь и притормозив Ветерка, лихо, чуть ли не через его голову, спрыгнула на землю.

Остановилась, на несколько ударов сердца, находясь в состоянии безмерного счастья и рассматривая вышедшую на встречу маму с расстояния, а затем, без всяких церемоний, кинулась к ней на шею.

Мама стояла у входа в свой шатёр и улыбалась, наблюдая за рыжим ураганом. Рядом стояла её баба-тень, по кличке Русава. Раньше, Райс никогда не задавалась вопросом, кто она такая и зачем постоянно при маме ошивается. Она с детства её видела, всю жизнь её знала и считала Русаву, при их семье, как само собой разумеющееся.

Но только сейчас, вспомнив её разрисованные руки, молодая колдунья поняла, кто она такая и что она делает при маме. Мама и Русава, такая же пара, как они с Апити!

Подъехали остальные, и если гости остановились в нерешительности, спешились и держали коней под уздцы, то охранный отряд, перед самой площадью, куда-то свернул и растворился меж шатров.

Мама и дочь молча стояли обнявшись, а вокруг на площадь стекался народ. Наконец, Райс отцепилась от шеи, сделала шаг назад и опустилась перед мамой на колени, низко опустив голову. Тиоранта от неожиданности её поступка, даже смутилась немножко, но тут же взяв себя в руки, превратилась из «просто мама», в Матерь степных народов, по крайней мере внешне.

— Благодарствую тебе Матерь, за науку твою, — проговорила Райс тихо, но торжественно и даже несколько наиграно.

Царица, приняв её благодарность за шутовскую выходку, растерялась и похоже не знала, как реагировать, но тут помогла Русава:

— Встань, Райс, — проговорила она ласково, — не надо.

Молодуха поднялась, но уже не улыбаясь, с каменным, спокойным лицом, серьёзно подтвердила:

— Я, действительно, благодарна тебе мама, что ты решилась на это. Поверь. Я много думала и поняла, как тяжело было, тебе принять это решение.

С лица Тиоранты, медленно сползла дежурная улыбка, что была одета для окружения, а в глазах заблестели слёзы. Она подошла к дочери и внимательно её осмотрела.

— А ты и впрямь выросла, дочь, — проговорила она и взглянув в спокойные глаза Райс, добавила, — и повзрослела…

— Да, мама, — ответила уже не прежняя «оторва», а новая, «меченная» дева, — я повзрослела, — но тут же улыбнувшись, призналась, — только вот дурь до конца не выветрила. Ну, ничего, глядишь к седым волосам и от этого избавлюсь. Девятый круг длинный.

Тиоранта со слезами на глазах, вновь приобняла дочь ненадолго, тут же спросив:

— Ты с гостями?

— Да, — тяжело вздохнула Райс, представив гостей на расстоянии, — светловолосая — это Апити, сестра по Терему, провидица, каких свет не видывал. Тот, что справа от неё, мой будущий муж, а тот, что слева, его друг. И не спрашивай меня, — предостерегая ошарашенную царицу от вопросов, выставляя руки перед собой, скривилась дочь, — сама в шоке. Вон, Апити пытай, это её рук дело. По мне бы, так обоих этих красавцев прибила. За последние два дня, надоели, хуже горькой редьки.

Царица, несколько растеряно оглянулась, выискивая среди собравшегося народа кого-то и к ней, тут же подбежала одна из Матёрых, предложить свои услуги, заметив, что царица в поиске.

— Саркаса, — сказала Тиоранта подбежавшей, — найди Шахрана, пусть мужей определит на постой, — и развернувшись обратно, говоря, как бы сама себе, добавила, — с ними позже разберёмся.

Матёрая кивнула и быстрым шагом ушла обратно.

— Русава, — обратилась царица к стоящей до сих пор сестре, внимательно, с прищуром, выглядывая вдалеке Апити, — иди знакомься со своей «родственницей» и веди в баню на допрос, — тут она повернулась к дочери и улыбнувшись закончила, — ну, а эту, я сама отведу.

И обняв дочь за плечи, тут же в шутку высказавшись, мол, размахала в плечах, как мужик, небось и там, вместо того, чтоб учиться, только скакала, да на мечах дралась. Райс ничего объяснять не стала, а молча прижалась к ней. Так обнявшись, они отправились в баню, где и обнаружили прятавшегося Шахрана.

Баня, всегда была святым местом, местом силы и в ней существовало множество ритуалов и правил. Первым правилом, было то, что независимо от пола, переступать порог банного круга, а у дев шатровые бани были только такие, следовало без одежды, оружия, талисманов и украшений, то есть, только тело и ничего при нём, ну, только, при очень редких исключениях.

Первым исключением царской бани, был Шахран, которому по известным причинам, дозволялось находиться в штанах. Вторым исключением, была царица и её ближний круг, которые при проведении определённых ритуалов или объявлении особого положения, в царском стойбище, по каким-либо причинам, входили в банный круг, только имея на одном из пальцев, специальный деревянный перстень, который по виду, был одинаков у всех.

Массивный, отполированный, но вместе с тем довольно непрезентабельный, простой. Одевали его, только в особых случаях, но тем не менее, каждая обладательница колдовского перстня, всегда носила его при себе. Райс, конечно, много раз видела эти перстни, но о назначении их, ничего не знала. Просто не интересовалась.

Над банным шатром снаружи, стоял ещё один шатёр побольше и между стенкой внутреннего шатра и внешнего, образовывался круглый коридор. Чтобы войти в банный круг, необходимо было войти во внешний шатёр и пройти по этому круглому коридору на противоположную сторону, где находилась охрана и прислуга, если последняя была предусмотрена по «протоколу». Протокольной прислугой, как раз, и являлся Шахран, если был в стойбище, конечно, а не отослан царицей, с очередным «важным» поручением.

Там, где раздевались, перед входом во второй шатёр, источников света не было, а там, где стояла стража на входе, всегда горели два факела с обоих сторон и каждый входящий, проходил между ними. Факелы, тоже были не простые, вернее, сам огонь был не простой, как Райс с детства знала, он был колдовской, охранный, но на них, малых девок, он никак не реагировал, поэтому детвора, бегая туда-сюда, на него никакого внимания не обращала.

Шахран, обнаружился дальше, за входом в круг, где всегда обитал. Царица, выговаривая ему наставления с поучениями ещё издали, прошла мимо входа в продолжение коридора, ну, и Райс, соответственно, двинулась за ней, только проходя мимо факелов, произошло событие, которое тут же парализовало всех, заставив замереть в тех позах, в каких оно их застало. Царицу, Шахрана, двух дев воинов на входе и изначально, саму Райс.

Оба пламени, как по команде, из спокойного горения, резко сложились в горизонтальное положение, как будто на них изнутри банного круга, подул сильный ветер. Языки пламени, буквально, кинулись в сторону царской дочери, как цепные псы, только, что не лаяли, а воинственно гудели.

От неожиданности, молодуха выбросила обе руки вперёд, защищаясь и успела испугаться, соответственно, покрываясь Валовой защитой, как второй кожей. Пламя двух факелов, с яростью принялись облизывать руки, не причиняя вреда ни коже, не одежде. Райс отдёрнула руки, но тут же, услышала в шуме пламени шипение, в котором чётко различила повторяющееся слово, «почеши». Это было настолько явно, что рыжая, округлив от удивления глаза и забыв, что не одна, громко спросила, смотря на огонь:

— Как?

Но тот, только продолжал шипеть одно и тоже. Райс задумалась, потом сунув обе руки в огонь включила «лечебку», тут же спросив:

— Так?

Оба пламени моментально из жёлто-красных, превратились в ослепительно бело-голубые и блаженно затребовали на перебой: «ещё, ещё».

— А ну, кыш, — неожиданно, рявкнула с другой стороны Русава, подходя вместе с Апити по круглому коридору и выставляя в сторону огня короткий, отполированный многолучевой сучок, какого-то дерева.

Огненные пики, как по команде, взвились вверх, вновь превратившись в обычный огонь.

— Ты мне тут, охрану не порть, — укоризненно выговорила Русава девке, расплываясь в улыбке, — а то…

Но на этом слове вдруг резко осеклась, перестав улыбаться, даже став какой-то грозной, и схватив руку царской дочери, задрала рукав, оголяя колдовскую роспись.

— Твою мать… — выдавила она из себя сдавленным голосом, осторожно выпуская руку молодухи и переводя, уже перепуганный взгляд на лицо Райс.

Та стояла, абсолютно спокойной, но беспардонное к себе отношение, а главное испуг, на лице Русавы, почему-то взбесил рыжую, и она злобно спросила:

— Ну, что посмотрела?

Русава ничего не ответила, лишь попятилась, потупив глазки, но тут обстановку разрядила Апити.

— Райс! — крикнула она укоризненно, каким-то чувством понимая, что подруга сейчас пойдёт в разнос и тогда, здесь будет всем несдобровать.

Окрик подействовал. Начавшая заводиться молодуха, глубоко вздохнула. Проговорила про себя «волшебные слова» и уже спокойно предостерегла:

— Русава, хорошо, что я видела, как ты хватаешь за руку. Если бы сделала это для меня неожиданно, то осталась бы без руки. Не делай так больше.

Наступила тишина. Русава ничего не ответила. Апити просто подошла и обняла подругу, успокаивая. Мама продолжала оставаться в шоке, ничего не понимая. Никакой реакции от царицы не последовало. Шахран спрятался за неё полностью и старался не дышать, лишь бы его не заметили. Стража вообще окаменела. Вот эти две, точно не дышали. Райс уже успокоилась и взяла разрядку обстановки на себя:

— Русава, так я не поняла, почему их чесать то нельзя? — спокойно с улыбкой спросила рыжая колдунья, показывая всем своим видом, что отошла и не злится больше.

Баба помялась, приходя в себя и понимая, что сглаживать обстановку, действительно нужно, ответила мягким, шутливым тоном, на сколько смогла:

— Избалуешь, они потом тебе проходу не дадут, так и будут приставать, как банные листья к заднице.

Райс улыбнулась и тут же, неожиданно спросила:

— А если я их вместо почесать, щекотать начну?

И с этими словами, протянув к факелам руку и не снимая улыбки с лица, родила на кончиках пальцев «дрожь земли». Что тут началось?! Оба пламени загудели, как ветер в трубе и заметались с перепуга так, что вышедшие из окаменения девы-стражи, рухнули на землю, боясь остаться лысыми и обожжёнными. Райс сняла «дрожь» и продолжая улыбаться спросила:

— Ну, что, будете донимать меня?

Пламени вытянулись, как по струнке, даже не вибрируя.

— То-то же, — удовлетворённо закончила своё выступление «меченная».

Вновь наступило неловкое молчание. Райс в очередной раз попыталась разрядить обстановку:

— Может войдём или так и будем стоять в проходе?

Наконец, отошла от шока мама. Она дала распоряжение Шахрану о расселении гостевых мужей, после чего, тот стрелой скрылся в проходе, в противоположную сторону. Подошла к дочери, тревожно всматриваясь в её глаза и почему-то покусывая нижнюю губу. Протянула ей на ладони, тот самый банный перстень, что имела каждая ближница и взволнованно, вместе с тем, стараясь сохранять спокойствие, проговорила:

— Действительно, пойдёмте к камню, там и поговорим.

Дочь взяла перстень. Повертела его в руке, разглядывая, но прежде чем одеть на палец, задумчиво спросила:

— С детства хотела узнать, для чего он нужен?

Мама ответила.

— В определённых случаях, камень силы может отобрать жизнь. Это защита.

Райс подняла глаза на царицу и надела перстень.

Все начали оголяться. Медленно снимая одну часть одеяния за другим, при этом, быстро бегая взглядами по телам, рядом раздевающихся. Старшие с насторожённостью и опаской разглядывали молодых, в особенности мускулистое тело Райс, молодые, просто, из любопытства, сравнивая их рисунки со своими.

В банный круг, принято было входить по рангу власти, поэтому первой вошла Тиоранта, за ней меж факелов, прошла Русава. Так как Райс и Апити, по весу власти были одинаковые, то есть никакие обе, то Райс, пропустила Апити вперёд и зашла последней, при этом подняв руки к факелам и выдав каждому по порции ласки, от чего те, выдали яркую голубую вспышку и под этот световой аккомпанемент, царская дочь, в первые вошла в знакомую, до последнего уголка, баню, в новом обличии.

Войдя в хорошо освещённое пространство банного круга, Райс огляделась. Всё тут было по-старому. Ничего не изменилось, только… Она вздрогнула от неожиданности, покрываясь моментально защитой и перстень, одетый на палец, тут же разлетелся, разорванный невидимой силой на три изуродованных куска, упав к ногам. Причиной этого недоразумения стал… банный камень.

Райс, лишь мельком скользнула по нему взглядом и тут же почувствовала слабую «дрожь земли», исходящую от него. В результате, она уничтожила заколдованный перстень. Без умысла. Само так получилось. Быстро присела, собрала осколки в кулак. Подошла к большому камню, напоминающего застывшую кипящую воду с пузырями и прислушалась к своим ощущениям. Камень дрожал, тихо-тихо, как будто спал.

Райс положила руку на раскалённый камень, совершенно не чувствуя жара, и тут же принялась впитывать в себя его дрожь. Камень ожил, встрепенулся, просыпаясь и дрожь плавно начала увеличиваться. Дева, впитывая эту дрожь в себя, в ответ, тоже породила, нечто подобное в голове. Дрожь камня резко спала и у неё в голове, медленно, женским, низким голосом пронеслось: «Люди смертны».

Дева тут же одёрнула руку, гася в себе «дрожь земли» и шёпотом ответила, добавляя к этому кивок:

— Я поняла.

После чего украдкой обернулась, с надеждой: «хоть бы не заметили», но они заметили, ещё как, заметили. Все трое стояли, как прибитые к земле, с широко раскрытыми глазами и недоумённо пялились, на не знающую границ и приделов молодуху. Райс потупилась, тяжело вздохнула и подошла к маме, протягивая ей кулак с разорванным в клочья перстнем. Тиоранта протянула ладонь и на неё упали остатки колдовского оберега.

— Извини, — проговорила дочь оправдываясь, — он мне не нужен.

— Почему? — спросила ошарашенная царица, скорее автоматически, чем осмыслено.

— Потому что, я сама, как этот камень, мама, — с грустью в голосе проговорила дочь, усаживаясь на деревянный полог, — меня саму, хоть в центр бани клади, в виде места силы. Вот так теперь и живу. Хожу и оглядываюсь постоянно, как бы у кого жизнь не отобрать, ненароком.

Все расселись и молча. Задумались. Взрослые, с опаской, но при этом, с цепким любопытством, рассматривали освещённых масляными лампами Райс и Апити, молодые, тупо смотрели в никуда, как два нашкодивших ребёнка, в ожидании приговора.

Наконец, Тиоранта перестала быть «мамой» и стала Матерью. Она встала и принялась расхаживать, туда-сюда, перед сидевшими, заложив руки за спину и о чём-то напряжённо думая.

Царица, не смотря на свой возраст, имела удивительно молодое и подтянутое тело. Нормально стоящие груди, плоский, аккуратный живот, упругие ягодицы. Если не смотреть на лицо, то можно было подумать, что перед тобой молодуха расхаживает, притом не корявый переросток кутырки, а молодая баба, в самом соку и в самом спросе.

Продефилировав так, туда-сюда, достаточно долгое время, она остановилась на против молодых и задумчиво глядя на них, спросила свою подругу, так, будто этих сявок, тут вовсе не было:

— Ну, Русава, что думаешь?

Царская ведунья сразу не ответила, крутя заковыристый сучок с множеством отводов, величиной с ладонь и как будто, что-то на нём ища. Наконец, шумно выдохнула, убрала с глаз сучок, придавив его ладонью к пологу и грустно проговорила:

— Я ничего не вижу, подруга, но задницей чую, какую-то страшную беду.

Она тоже встала, подошла к царице, пристроившись рядом и так же уставившись на молодых, продолжила:

— Не зря, ой, не зря Валовый Терем такую парочку породил. Всякого повидала, сама знаешь, но такого…

— Вот и я о том же, — поддержала разговор Тиоранта, продолжая вести себя так, как будто девок перед ней не было.

— Это произойдёт за пределами вашего царствования, — неожиданно, как гром среди ясного неба, жёстким, уверенным голосом проговорила Апити, — враг будет лютый, до безобразия. Сильнее сильного. Умнее умного.

Все трое, как по команде уставились на предсказательницу. Та, упёрлась взглядом почему-то в Русаву и добавила уже по-простому:

— У него божий дар, но только чужого для нас бога.

— Мы можем, как-то, повлиять на это? — заинтересовано обратилась к ней царица.

— И да, и нет, — ответила Апити, — мы можем подготовиться к встрече во всеоружии. Мы можем создать условия конца его величия, поэтому мне надо уходить. Я должна к тому времени, очень многое сделать, а здесь, мне нельзя было появляться. Сглупила.

— Ой, да, не ной, — прервала её Райс, отвернувшись от подруги, — сама знаешь, что ничего случайного не бывает. Подумаешь влюбилась в моего суженого. Как влюбилась, так и разлюбишь.

— Да, не в этом дело, подруга, — неожиданно громко вскинулась светловолосая, которая никогда перед рыжей не пасовала, — понимаешь, раньше я всё видела в парящей дымке. А это говорило о том, что будущее ещё не сформировалось. Может будет, может нет и эта дымка легко менялась, а теперь, вижу отчётливо: высокое солнце и далёкие снежные горы и как говорит Русава, задницей чувствую, что лично приложила к этому руку, понимаешь? Вот только не пойму, где и как.

Подобное откровение, вновь заставило всех задуматься, а Райс, от чего-то, выпучив глаза, не моргая уставилась на Апити. Наступившее молчание прервала Тиоранта, как бы размышляя сама с собой:

— Южные горы. Кто там может набрать силу. Маразматик Иштувегу? Вряд ли. А кто его сменит? Спитама? А вот это отродье, коли силу наберёт, может…

Её размышления, в очередной раз, бестактно, прервала Апити:

— Его, пока, там нет. Он здесь. Среди нас.

Это откровение всех, как плетью обожгло. Тиоранта, чуть не споткнувшись, резко замерла на месте, вперив пристальный взгляд на молодую ведунью. Русава, отвесила челюсть и округлила глаза, но тут же собравшись, накинулась на девку:

— Кто он? — взъелась царская ведунья и даже окрысилась, выражением лица.

На что Апити, лишь пожала плечиками и ответила:

— Не говорят, — и после недолгого молчания, добавила, — но каким-то чувством чую, что знаю его. Или мельком встречалась с ним глазами.

С этими словами Апити, почему-то, умоляюще посмотрела на Райс, будто вымаливая у неё имя человека, о котором говорит. Рыжая, продолжая сидеть с вытаращенными глазами, только выдохнула:

— Это кто-то из орды Даникты.

Их непонятный диалог прервала царица, которая опять принялась нервно ходить взад перёд и не останавливаясь, рассуждала в слух:

— Вот хоть убейте меня, но я никак не возьму в толк, за каким маньяком этот кто-то, пусть даже под руку с богом, пойдёт к нам в степь? Воевать степь — это всё равно, что воевать пустоту. Здесь нет городов, которые можно взять и разграбить, здесь нет оседлых народов, на которых можно наложить дань. Здесь нет ничего! Гоняться за кочевниками, подвижными ордами? Бред. В былые времена, кто только не пытался собрать кулак и прийти к нам мстить? Ну и что? Как приходили, так и уходили, ни с чем. Воздух мечом не изрубишь, землю копьями не заколешь, воду кнутами не запорешь, степь армиями не захватишь. Чем этот враг может быть так опасен?

Последний вопрос она проговорила медленно, растягивая звуки, казалось, пробуя каждое слово на вкус. Всем стало понятно, что именно этот, простой вопрос и есть самый главный, ответив на который, можно будет понять всю глубину угрозы, нависшей над тысячелетней степью и её устоями.

— Он не будет воевать степь, царица, — вновь ошарашила всех Апити спокойным, размеренным голосом, — он обезлюдит степь, по-другому, без оружия. Он настолько велик в своих замыслах, что даже все мы, вместе взятые, не стоим, пока, и ногтя его величия. Он будет завоёвывать степь миром и своим благим расположением, постоянно зовя нас. Мы не пойдём, но орды пойдут. Люди уйдут.

В наступившей тишине, почти шёпотом прозвучал вопрос Райс:

— Что же делать?

Апити усмехнулась и заговорила с подругой, будто они одни сидели в бане и вели доверительную беседу, без посторонних:

— Одна надежда на тебя, рыжая. Тебе к тому времени, необходимо будет вырасти, а ещё лучше перерасти его.

— Может умертвить всю Дониктову орду?

— Исключено. По судьбе, он обязательно выскользнет и только больше обозлится, да, и знать будет о наших намерениях, и наверняка предпримет защитные меры.

— И кто же это может быть? Сам Даникта — вряд ли.

— А Уйбар? Он же, вроде, царского рода.

— Нет. Он достаточно высокородный, но в его величие я не верю, хотя амбиций не занимать, конечно…

— Девы, мы вам не мешаем? — неожиданно встряла в их, почти, интимный разговор Тиоранта, — а то, сложилось такое впечатление, что нас тут нет.

— Простите, царица, — встрепенулась светловолосая прорицательница и весело добавила, — это мы так, о своём, о девичьем.

— Я слышу, не глухая, — величественно и по-царски грозно отрезала Тиоранта, с некой обидчивой ноткой в голосе, — ну-ка, выкладывайте всё, что знаете…

Эта четвёрка, отгородившись от всех, прямо на пологах, ещё и выпив, закусив, проговорила до глубокой ночи. Говорилось там о многом, если не сказать обо всём. Конечно же, не могли обойти тему замужества Райс.

Перемыв косточки будущему суженному, разузнав о нём всё, что было ведомо молодым, от мест рождения, социального положения, до размеров его достоинства, Тиоранта выдала заключение:

— Вот, что, доча, надо тебе семью заводить и сына рожать. Нечего с этим затягивать. Быстрей нырнёшь, быстрее вынырнешь, по самую маковку нахлебавшись. Придётся нам с твоей жизнью поспешить.

— Да не люб он мне, мама, — взвилась Райс, — не желаю я страдать с ним всю жизнь, да несчастной становиться. Пусть он пока свободным побегает, успею.

Тиоранта с Русавой молча переглянулись и не с того, не с сего закатились в хохоте. Смеялись долго. До слёз и в голос. С катанием на пологах. Молодые сначала, скромно улыбались, смотря за бурной реакцией двух солидных, с виду, баб, то и дело пытаясь добиться от них «Что тут смешного?», а после не удержались и тоже залились.

Первой отсмеялась мама.

— Ох, и дура ты, доча, — заключила она, вытирая ладошками мокрые глаза и щёки, — а счастливая дура — это вообщ, е что-то.

И тут бабы закатились в новом приступе, но на этот раз, ненадолго.

— Ты, хоть, понимаешь, что значит быть счастливой? — просмеявшись в очередной раз, спросила царица.

— А что тут такого? — взъелась дочь, — любая баба мечтает быть счастливой. Любая хочет любить и быть любимой, да, что баба, любой человек.

— Любая, да, только не такие как мы, — неожиданно грустно и устало проговорила Тиоранта, — любовь, счастье и слабоумие — одного поля ягода. Это любая, может себе позволить отупеть, и ничего, и никого не замечать, кроме своего любимого. Кидаться ради него в омут, вообще, уже ничего не соображая. Измазанная счастьем с ног до головы, будет, как умалишённая, с блаженной улыбкой пускать пузыри из носа, заглядывая любимому в рот и вылизывая ему задницу. Ты этого хочешь? Ты об этом мечтаешь?

Царица подскочила с полога к Апити и со злостью в голосе, указывая на «меченную» предсказательницу, буквально зарычала:

— Посмотри на неё. Если она не остановит себя в своих чувствах девичьих, то как прорицательницу, её можно будет похоронить. Притом даже следует прибить, как можно быстрее, чтоб не успела миру навредить. Она заметить не успеет, как отупеет, обабится и самое большое, что сможет, это при каком-нибудь поселении ворожить, где-нибудь в закуточке, для таких же дур, какой сама станет, если руки на себя не наложит, когда он её бросит, да по миру с детьми пустит.

Подвыпившая Тиоранта разошлась не на шутку. Оставив Апити с выпученными глазами сидеть, как прибитую, она опять принялась расхаживать, туда-сюда, эмоционально размахивая руками и продолжая свою уничижительную речь:

— Ты что же думаешь, у меня с твоим отцом счастья хоть лопатой черпай? Да, я готова придушить, этого мудака, собственными руками, но он был нужен, чтоб родить тебя и нужен до сих пор, как атаман степным ордам и как нетерпящий поражений полководец. Много ты его видела со мной в своей жизни? Да, ты наверняка, уже забыла, как он выглядит. У меня с ним изначально уговор был: он, кабель, не домогается меня, я, возвышаю его и поддерживаю. Но если он, тварь подзаборная, хоть вякнет против меня и моего веления, задавлю, как клопа и не поморщусь, что вонюч.

Она, видимо выкинув из себя всё накипевшее, успокоилась, перестала мельтешить перед одуревшими от всего услышанного девками и сев на полог, осушив очередную чашу залпом, хитро ухмыльнулась и уже заговорщицки добавила:

— Да, ты дочь за меня не переживай. Я от отсутствия мужской ласки не страдаю, а он, кобелюка, от женской, тем более. У него там, для этого, целая орда наложниц, со всего света натаскана. Вот, так и живём.

Закончила она, разводя руки в стороны. Но дочь переварив всю высказанное, тем не менее упёрлась:

— Мне учиться надо, а не по мужицкой ласке страдать.

Тиоранта посмотрела на неё мутным взглядом и прибила, все её вольные потуги:

— Тебе учиться надо, в первую очередь, жизни. Для того, чтобы стать Матерью для всех, надо самой, для начала, мамой стать, чтоб понимать, что это такое, И чем быстрее ты через это пройдёшь, тем быстрее приобретёшь опыт жизни, а это для тебя теперь, самое главное…

Для Райс, заранее был приготовлен отдельный шатёр, в который она забрала спать подругу. Улеглись молча. Каждой было о чём подумать. Апити, как слабая на алкоголь, уснула сразу, а вот Райс, до утра проворочалась. Задала мама загадку.

Поспать удалось недолго. Подняла зашедшая Русава:

— Вставай, соня, — громко, со смехом в голосе, пробудила она царскую дочь, — счастье своё проспишь. А где Апити?

Райс уселась на кровать, протирая сонные глаза и мельком взглянув на соседний лежак, лишь недовольно пробурчала:

— Не знаю. Мучается где-нибудь. Она после пьянок, всегда болеет сильно.

Но мучавшуюся Апити, нигде не нашли. К обеду, Тиоранта велела сыскному отряду прочесать всё. Собак по следу пускали, но безрезультатно. Светловолосая ведунья, как сквозь землю провалилась…

Глава шестнадцатая. Она. Свадьба

Когда стало понятно, что Апити не найдут, Райс заявилась в гостевой шатёр к Гнуру, из которого предварительно, Шахран увёл Уйбара, якобы, по очень нужным делам, чтоб не мешал разговору. Царская дочь решила брать быка за рога и сразу определиться со своим избранником.

— Здрав будь, Гнур, — поздоровалась рыжая, впервые представшая перед суженым, в своей новом, боевом панцире, в кожаных обтягивающих штанах и ордынских мягких сапожках.

Такую, Гнур, её никогда не видел и даже замер от неожиданности, пропустив приветствие и промолчав в ответ. Пышная копна рыжих волос, колыхаясь накрывала плечи. Оба предплечья были утянуты тонкой светлой кожей, расшитой золотом, заходя намоткой на кисти, оставляя нетронутыми, лишь изящные длинные пальчики, унизанные золотыми кольцами и драгоценными перстнями, от чего, движения её рук, озаряло внутренности шатра разноцветным фейерверком, рассыпающихся в блёстках отражённых «зайчиков» от очага, горевшего в центре шатра.

Райс, неспешно подошла к сидящему воину и усевшись рядом, буднично поинтересовалась:

— Апити ничего на прощание не говорила?

— Говорила, — буркнул мужчина, состроив злобное выражение лица и заметно сгорбился, отчего это выражение стало ещё зловещей, — как ты могла так поступить, со своей подругой. Ничего святого для тебя нет. Я люблю Апити и не стану твоим мужем, если ты это хотела знать.

Райс улыбнулась, разглядывая насупившегося Гнура, который, несмотря на свой рост, а молодуха даже до плеча ему не доставала, склонил голову так, что она стала на уровне её глаз.

— Значит рассказала, ну, мне же легче. Любить и быть мужем — это разные вещи, воин, — продолжила она безразличным тоном, — люби ты, кого хочешь. Хоть десяток таких Апити заводи. Но я, намерена стать царицей степей, а тебе, как моему мужу, предлагаю власть царя всего ордынского воинства.

Гнур округлил глаза, смотря по-прежнему, куда-то перед собой, плавно выпрямился, приняв горделивую осанку и столь же медленно повернул голову в сторону Райс, улыбающейся и ласково смотрящей Гнуру в глаза. В его взгляде было недоумение, неверие и вместе с тем, вспыхнул алчный интерес.

— Да, да, — подтвердила царская дочь, — у нас с тобой на роду написано стать мужем и женой. Апити наверняка тебе уже всё объяснила. Я рожу от тебя сына и в последствии, стану царицей, а ты царём. Так гласит предсказание, — тут она резко сменяла ласку на брезгливость и заговорила жёстко, — я от тебя тоже не в восторге, Гнур, таких, как ты, терпеть не могу, но против судьбы не попру. И надеюсь, наша совместная жизнь, будет проходить, как можно дальше друг от друга.

Гнур не выдержал её жёсткого взгляда и отвёл глаза на очаг.

— Я конечно не знаю ваших традиций… — начал он отвечать на её предложение, стушевавшись, но уже всем видом давая понять, что от такого предложения, он отказаться, просто, не сможет.

— Ничего, — прервала она его, — я просвещу. Только имей ввиду, что моего «хочу» или твоего, тут недостаточно. Ты должен будешь доказать всем, что достоин, и меня, и власти. Со мной проблем не будет, я помогу, так как заинтересована в достижении СВОЕЙ цели, а вот со вторым, стараться будешь сам. К тому же, будет ещё одно моё условие, прежде чем мы пойдём на этот шаг, я должна быть уверена в полной твоей преданности. Это не касается других баб, топчи кого хочешь, это не касается дела. Мне нужен будет, в твоём лице, сторонник, на которого я смогу положиться, а подумаешь ослушаться моего веления или начнёшь свою игру, не согласовав со мной, убью.

Тут она встала, прошла к выходу, но в проходе остановилась и обернувшись к ошарашенному Гнуру, как бы извиняясь, закончила:

— Если захочешь подумать над этим, не советую. Судьбу не обманешь, Гнур. Лучше начинай думать, как будешь добиваться меня и власти. Завтра с утра пройдут ритуальные скачки. Я буду убегать, ты будешь догонять. Догонишь, до поворотного столба, начнётся разговор о свадьбе, не догонишь, я, на обратном пути, запорю тебя до полусмерти. И помни. Судьба за нас всё определила, только не уточнила, когда это произойдёт. Если завтра не догонишь, будешь пытаться сделать это через год, другой, третий. Я буду тебя пороть до тех пор, пока не догонишь, так что вместо раздумий, займись лучше своим конём.

С этими словами она вышла, недвусмысленно вильнув при этом своим обтянутым в кожу аппетитным задом, а Гнур, так и остался сидеть, сметённый этим рыжим ураганом.

Выйдя из гостевого шатра и оглядевшись, брезгливо проговорила про себя: «Люблю Апити, не буду твоим мужем. Блядь пустозвонная». Прислушавшись к себе, молодуха с удивлением заметила, что настолько спокойно и равнодушно всё это проделала, и ничего внутри, даже не ёкнуло, будто воды попила, что тут же решила, так дело не пойдёт.

Надо будет, хоть какие-нибудь отношения с ним наладить, придумать, вообразить, обмануть себя, в конце концов, а то ведь так и до зачатия не дойдёт. Прибьёт она его где-нибудь раньше.

Умом и красноречием не блещет, о чём с ним Апити днями на пролёт щебетала? Но внешне красив, ничего не скажешь. Значит, уши воском залью и буду просто глазеть, пока не надоест, а лучше, пусть, вообще, молчит, задумавшись, так он ещё красивее, когда замирает и молчит. Решив, что придумает что-нибудь, она отправилась докладывать маме, что всё что велено, сделано.

Утром, на площади перед царским шатром, собралось, наверно, всё население ставки, куда Шахран сопроводил мужчин, в качестве, чуть ли не почётных гостей и где во всеуслышание, царица объявила высокородным сёстрам, что некий воин Гнур, соизволил испросить разрешение, стать мужем её дочери. На что девы одобрительно отреагировали шумными возгласами, свистом и гиканьем, не без основания понимая, что при любом раскладе попытки свататься, это, непременно, закончится застольным праздником.

Гнур впал в оцепенение, так как точно помнил, что ни о чём подобном царицу не испрашивал, а Уйбар, который, вообще, ничего не знал, ибо друг не соизволил его даже известить о приходе и разговоре с Райс, чуть ли челюсть не потерял, так она отпала.

Тут, в круг выехала Райс, в боевом облачении на своём Ветерке и остановившись, с ехидной улыбочкой уставилась на избранника. Гнур растерялся, заметался на месте в поисках коня, поняв, через некоторое время, что он стоит у шатра, кинулся со всех ног к своему скакуну, явно боясь опоздать.

Возвращаясь обратно, уже верхом и проезжая мимо ничего не понимающего и хмурого Уйбара, мельком наклонившись, тихо проговорил:

— Я тебе позже всё объясню, если жив останусь.

Конная парочка сошлась в круге, пританцовывая на своих жеребцах.

— Ну, что, готов? — тихо спросила довольная Райс, поигрывая странной, блестящей плёткой.

— Готов, — принял вызов воин, взаимно улыбаясь, очухавшись от первоначального замешательства и входя в раж от предстоящей скачки.

Сын вождя любил соревноваться и был очень азартен. Любил побеждать и особенно в скачках. Несмотря на свой высокий рост, он настолько хорошо владел конём, что составить ему конкуренцию в скорости, мало кому удавалось, по крайней мере, в его орде.

Гнур послушал царскую дочь и всё оставшееся время готовился. Коня почистил, покормил овсом и попоил, но не много, чтоб не отяжелел. Копыта проверил, почистил. Ноги у копыт стянул тягучей кожаной полоской, намотав, как сапожки обул. Упряжь и седло подогнал с особой тщательностью. Сам не ел и не пил, но сполоснулся, чтоб тело лёгкость почувствовало.

Он был готов. Мало того, был уверен, что сможет. Догонит строптивую девку и ещё не понятно, кто кем водить будет. Сын вождя, тоже не пастух какой-нибудь. К тому же, неприкрытое внимание противоположного пола к нему по жизни и большой опыт, по части девок, вселяли в красавца уверенность, что эта пигалица влюбится в него по самые уши, а он, приложит к этому старание и тогда, уже он будет ею командовать, а не она им. «Пусть помечтает пока», — утешал он себя, — «ни одна женщина ещё не могла устоять против моего обольщения, хоть взять, ту же Апити, великую и ужасную колдунью, и та расплавилась».

Гнур ещё вчера, сразу после ухода царской дочери смекнул, что такой подарок, судьба может предоставить только один раз в жизни. Он и мечтать не мог о том, что, так кстати, свалилось ему на голову. Стать самым великим и могучим управителем народов, лишь за то, что станет ублажать молодую и в общем-то, красивую девку, которую и без всего этого, он бы не прочь на лежак затащить.

Эйфория жизненной удачи, так вскружила ему голову, что, когда вернулся от Шахрана Уйбар, он посчитал ниже своего достоинства, делиться с другом, да, и какое-то странное суеверие охватило его, мол, если кто заранее узнает, то всё может пойти не так, как он хочет. А к приходу Уйбара, он уже этого хотел, очень хотел.

— Ну, посмотрим, на что ты способен, — заговорщицки проговорила Райс и без замаха, резким щелчком, стегнула его плетью по кожаной броне спины и пустила своего коня с места в галоп, весело прокричав, — догоняй!

Удар плетью не был болезненным, но вышел очень звонким. Гнур замешкался, на несколько ударов сердца, не предполагая, что это всё начнётся вот так и сообразив, погнался следом, нахлёстывая плёткой круп коня и нагнувшись к его уху, принялся подбадривать ещё и словом: «Давай!».

Расстояние между ними, вызванное разницей в старте, постепенно сокращалось. Он был быстрее. Понимая это, Гнур, в душе возликовал, от чего, и так накаченное азартом тело, буквально взвилось и понеслось, чуть ли не впереди собственного коня.

За очередным холмом, показался небольшой лесок, островком взметнувшийся в травяной степи. Наездница, вместо того, чтобы продолжать скакать прямо и пытаться оторваться на склонах холмов, используя своё преимущество в весе, повернула в сторону и заскочив за лесок, резко остановилась. Гнур нагнал, тоже осаживая своего скакуна и тут азарт погони смешался с эйфорией победы и в добавок бедолагу накрыла девичья Слава, которую Райс, врубила на полную катушку…

Развалившись на широкой и мокрой от пота груди воина, довольная девка, позволив себя гладить по голове, молча слушала воркование обессиленного самца.

— Каким же я был слепцом, — без умолку щебетал тот, — ты богиня. Я ничего подобного в жизни не испытывал, как с тобой. Я для тебя, всё что хочешь сделаю, всё что пожелаешь. Никто мне не нужен, кроме тебя. Дозволь любить тебя, звезда моя…

А Райс тем временем думала: «Какие же вы самцы тупые и предсказуемые. Пой, пой. Это тебе не простым девкам меж ног лазить, а с «меченной», да, под Славой прибитым трудиться. Вот уже с первого раза, бычок соловьём запел, хотя, что скрывать, было приятно. Как хорошо быть «меченой» и душу в сласть отвела и кобелька на поводок посадила. А что дальше будет, милый? Я посмотрю, как ты после меня на других полезешь. Ладно. Что это я тут разлеглась?

— Ладно, суженный, хватит траву задом мять, — перебила его щебетание царская дочь, поднимаясь на ноги и начиная одеваться, — вставай, нам вертаться надо, а то заподозрят, ещё что.

Она конечно лукавила. Там не то что подозрения, там у всего народа, было уже твёрдое убеждение, что этим всё и закончилось. Но ему об этом, знать было не обязательно.

Обратно ехали лёгкой рысцой, держась при этом за руки. Он с неё влюблённых глаз не сводил. Ехал и молчал. Райс мельком несколько раз бросала на него ласковый взгляд. Таким он ей нравился ещё больше, но не настолько, чтоб голову терять. Она просто отрабатывала роль, которую сама же себе и определила. Было не противно и то хорошо.

— Я хочу, чтоб так было всегда, — неожиданно проговорил Гнур.

Райс хотела было спросить: «Со скачками?», но потом поняв его томный взгляд, в глубине души хмыкнула и вновь превратившись в стерву, ответила:

— Так будет, суженный, коли я захочу, а вот чтоб я захотела, это уже твой труд.

— Что я должен сделать? — встрепенулся воин.

— Понятия не имею, но завтра мы отправляемся в поход.

— Какой поход? — не понимая о чём речь, спросил мужчина, выпадая из любовной эйфории.

— Я поеду убивать, ты поедешь грабить.

Он ничего не ответил, но судя по физиономии, воин был обескуражен. Райс, увидев выражение его лица, звонко расхохоталась.

— Мне, прежде чем женой, да матерью становиться, полагается убить собственноручно трёх будущих убийц моих детей. Желательно высокородных и считающих себя, лучшими воинами. А пока, я буду таких искать и прибивать, ты должен собрать в походе выкуп за меня, притом только золото и весом, чтоб меня в броне перевесило на качелях.

Тут, воин, кажется, начал что-то понимать и естественно задался вопросом:

— Я это должен буду сделать в одиночку?

— Нет. Мама выделить тебе два отряда «особых». Они будут не на общий котёл сгребать, а на твои мешки воевать. Цени, суженный, мамину доброту.

— Мне можно будет взять Уйбара? — последовал следующий вопрос.

— Бери, коли тебе его не жалко. Ты главное сам там голову не положи, а то придётся новую судьбу искать.

Райс опять звонко залилась смехом. Гнур лишь скромно улыбнулся.

— Постараюсь. А что это за «особые»?

— Увидишь. Тебе понравятся. Каждый «особый» воин, стоит нескольких десятков, а иные и за сотню пойдут. Берсеркеры и бердники. Слыхал про таких?

— Про берсеркеров не только слышал, но видеть приходилось, — у Гнура резко обострился интерес, — а вот про бердников, что-то не слышал. Кто такие?

— Не гони лошадей. Тебе с ними в поход идти. Познакомишься ещё. А Уйбара, я бы на твоём месте оставила.

— Почему?

Райс задумалась, помолчала несколько ударов сердца и начала говорить назидательным тоном, как это делали Матёрые Терема:

— Один в поле не воин, Гнур, — начала она, свысока взглянув на суженого.

— Знаю, — тут же перебил он, — поэтому и хочу взять друга с собой.

— Гнур, а как ты думаешь, каким основным качеством должен обладать правитель?

Воин сделал задумчивое лицо, но скорее всего, не думал, а лишь старался выглядеть таким. Райс не стала его долго держать в этом задумчивом состоянии, боясь, что на этом, все её наставления закончатся, а он, вот с таким видом и прибудет в шатровый стан, поэтому продолжила:

— Настоящий правитель, ведёт свой народ, только к победам. Царь не имеет право на поражение, а для этого, он должен предвидеть, чем закончится каждый его шаг, каждый поход, каждое решение. Ты, обладаешь даром предвидения, пятидесятник?

Гнур поник головой и ничего не ответил, да, и отвечать, как он понял, необходимости не было.

— Правильно. Один в поле не воин, и царь, без окружения — ничто, пустое место. У царя нет и не может быть друзей, Гнур. У властелина, в его окружении, лишь нужные ему для власти люди. Провидцы, полководцы, лекари, оружейники, мастеровые, тёмных дел мастера, разведка, да, много там ещё кто нужен. Вот, только друзья не нужны. Он не имеет право быть равным с кем-либо, а дружба, Гнур, подразумевает равенство.

— Я понял, — серьёзно сказал Гнур, — но я пока не царь и сегодня им не стану, поэтому в данный момент, друг мне не помешает.

Райс лишь пожала плечами, мол, смотри тебе решать.

Царский стан встретил их таким громким ликованием и восторгом, что парочка, даже почувствовала, что они уже царь и царица. Это льстило. Приятно было обоим.

На следующее утро, после бурной пьянки, два небольших конных отряда, покинули царскую ставку и направились на восток, как поняли Гнур и Уйбар, к до боли знакомому, тёплому и солёному морю. Пять троек боевого охранения царицы, во главе с Матёрой по кличке Сакева, дочери царицы, в качестве гостьи и два десятка странных воинов, во главе с двумя старшими. Один, с кличкой Бон, командовал двенадцатью берсеркерами, второй, по кличке Бурсун, двумя тройками бердников. Гостями при них были, смущённый и постоянно зыркающий на Райс Гнур и насупившийся, хмурый Уйбар.

Ни Райс, ни этих двоих друзей, в отряды, как положено было по походным устоям, не приобщили. Райс, по обычаям куманиться не имела право, так как была обязана действовать в одиночку, хоть и при поддержке, а Гнуром и Уйбаром, «особые» побрезговали, объявив, что знать не знают, что они за воины и биться плечом к плечу с незнакомцами не намерены, ибо вопрос стоит не о признании или непризнании гостей, а целостности собственной жизни.

Они, видите ли, могут положиться на своих, а вот на чужих, пока, положиться не могут, поэтому, будет лучше, если эти ордынцы, просто, прокатятся за их спинами. Геройствовать, мол, не к чему, а результат похода, будет и так достигнут. Гнур и Уйбар, конечно обиделись, но промолчали, лишь всем видом показав, что они ещё посмотрят, кто за чьи спины, прятаться будет.

Райс ехала во главе девичьего отряда рядом с Сакевой, которая была не слишком многословна, и царская дочь откровенно скучала. Гнур с Уйбаром, ехали, наоборот, в конце колоны «особых», с заводными лошадьми. Райс то и дело, как бы осматривая боевые ряды, поглядывала на суженного с его другом, пытаясь представить, о чём они, так оживлённо беседуют. Сначала, постоянно говорил Гнур, Уйбар лишь хмурился и молчал. Потом, наоборот, что-то выговаривал Уйбар, эмоционально махая руками, Гнур слушал с видом беспристрастности.

Через некоторое время, Райс в очередной раз оглянулась и увидела Гнура одного, а Уйбар, уже умудрился затесаться к хвосту боевых дев и что-то с торжественным, гордым видом, там им вещал. Девы заинтересовано заглядывали ему в рот, значит врал что-то интересное.

Доехав до большой и широкой реки, принятую Гнуром и Уйбаром, по неведению, за море, отряды вышли на холм, разглядывая небольшое селение, что расположилось внизу и вид которого, сразу же насторожил бывалых.

Матёрая и оба Старших остановились, как по команде и пристально уставились на скопище разнообразных строений, расставленных в беспорядочном хаосе застройки. Райс не сразу поняла причину напряжения бывалых воинов, но присмотревшись повнимательнее, догадалась, что их так насторожило.

Селение было мёртвым. Дома целые, заборы, бельё даже сушилось на верёвке, колыхаясь на лёгком ветре, но ни одной живой души. Ни людей, ни животных, ни звуков. Как мираж.

— Мор? — спросила молодуха первое, что пришло в голову.

— Похоже, маньяк его задери, — выругалась Сакева, — надо уходить отсюда.

— А зачем мы сюда шли? — неожиданно спросила Райс, конечно же не забыв, что ещё в Тереме, объясняя её дар Матери Сырой Земли, вековухи говорили, что Райс, как там, на экспериментальной поляне, может любой мор останавливать и обезвреживать, убивая погибель и больное, оставляя жить здоровое.

— Переправа здесь была, — ответил за Сакеву Бурсун.

— Теперь придётся идти вверх по течению, — подключился к объяснению Рон, — два, три дня потеряем, но уж лучше обойти, чем подцепить моровую болячку.

Райс спрыгнула с Ветерка, шикнув на него, от чего, тот замер в позе, будто говоря «а я-то тут причём?».

— Стойте здесь, — скомандовала молодуха.

— Райс, девочка, — принялась было Матёрая.

— И не дай вам Троица, хоть на шаг последовать за мной. Я зачищу селение от заразы и если кто пойдёт за мной и попадёт под моё колдовство, мне во век не отмыться будет за вас, ни перед мамой, ни перед Матёрыми Терема.

Матёрых Терема она приплела так, для солидности и собственной значимости, но это похоже подействовало и больше возражать из бывалых, никто не стал, поэтому молодуха, спокойно развернулась и пошла вниз по дороге, в направлении вымерших домов.

Райс вошла в селение обычным шагом, но чем дальше продвигалась в его глубь, тем уверенность, всё больше покидала её. Казалось бы, что тут такого. Летний солнечный день, лёгкий свежий ветерок, с запахом рыбы, тишина, но жуткий холодок страха, сковывал всё её существо. Пустые, вымершие человеческие жилища, оказывается, могут только одним своим молчанием и тишиной, наводить жуткий страх.

Выйдя примерно на середину, молодая колдунья оглянулась вокруг, посмотрела на дальний холм, на котором виднелись силуэты спешившихся конников и закрыв глаза, зародила в голове «дрожь земли», постепенно увеличивая и прикидывая, на какое расстояние от себя, накроет круг воздействия. Наконец, медленно вздохнув и заперев, зачем-то, воздух в лёгких, бросила «дрожь» в ноги, открывая глаза.

Быстрая волна раскатилась от неё в разные стороны, скручивая траву, словно опалённую огнём. Где-то в глубине селения, жутко завизжала собака, переходя на скулёж и похоже прячась в помещение, ибо скулёж, резко стал глуше. «Значит могут быть и люди живые», — тут же подумала Райс и сняв остроконечную шапку, замахала ей над головой, обращаясь в сторону стоящей на холме кавалькады.

В ответ, тоже кто-то замахал, но тем не менее, никто из них не тронулся с места, хотя, именно к этому пыталась их подвигнуть рыжая колдунья. Плюнув на их бестолковость, как она определила, сама пошла по домам проверять.

В первом доме не было, вообще, никого. Он был пуст. Во втором, как только сунулась внутрь, в нос ударил мерзкий запах разлагающихся трупов. Всмотревшись в темноту жилища и не заметив никакого шевеления, пошла дальше. Переходя из дома в дом, опять посмотрела в сторону холма и взбодрилась. Отряды спускались в селение.

В третьем доме, с трупом женщины, нашла живую девочку, лет пяти. Поколдовала над ней «лечебкой», приводя в сознание и взяв на руки вынесла наружу, уложив на пожухлую траву. Тут, осторожно, крадучись по одному, подошёл перепуганный отряд, во главе с Сакевой. «Особые» наотрез отказались входить в селение, оставшись, чуть поодаль от него.

— Сакева, — обратилась рыжая, скинув с головы шапку и выпуская шевелюру на свободу, — моровую болячку я прибила. Прибила и тех, кто был болен, а вот те, кто выжил, жить будут. Они уже незаразны. Надо бы дома обойти, живых поискать. Кого найдёте, тащите сюда, я их подлечу, да на ноги поставлю.

Сакева ничего не ответила, даже с коня не спешилась, лишь настороженно повела головой вокруг, не веря ни единому слову молодухи. Зато пара троек боевых дев, с коней спрыгнули и одна из них громко сказала:

— Я верю, царской дочери. Она блядить не будет. Видела я её в деле. Она ещё не на то способна.

Весь отряд загудел, как растревоженный улей, начиная спешиваться. Только Сакева, так и продолжила сидеть на коне. Девы разбрелись по селению, заглядывая в каждый дом и вот уже пара тащила здорового мужика за руки к Райс, нашли ещё одного живого.

Пока «меченная» оживляла мужика, приводя его в сознание, где-то со стороны, раздался звериный рык и возгласы дев. Зазвенело оружие. Там шёл бой. Сакева, тут же соскочив с коня, бросилась в том направлении, вынимая на ходу свой акинак. Бросив мужика, уже начавшего приходить в себя, туда же устремилась и Райс.

Во дворе небольшого дома, перегородив весь проход, стоял крепенький мальчонка, едва доходивший ростом до Райсового плеча, но с огромной боевой секирой в жилистых руках и ревя как зверь, отчаянно махал ею из стороны в сторону, не давая возможность боевым девам, подойти близко.

— Назад! — заорала Райс.

Дисциплинированные воительницы скачком выпрыгнули из двора, ощетинившись мечами. Райс вбежала в узкий проход и замерла, рассматривая врага. Мальчик был чем-то опоен. Глаза бешеные, налились кровью и беспорядочно метались, она ещё тогда подумала, что он, вообще, может видеть такими глазами?

Мальчик утробно зарычал и двинулся на появившегося перед ним врага, удерживая массивную секиру на замахе. Молодуха, недолго думая, тут же сковала его судорогой. Тот, остановился, зарычал громче, переходя на вой, но двигаться больше, не мог.

Райс расслабилась, выпрямилась и с улыбкой на губах оглянулась на воительниц. Те, тоже заулыбались в ответ, выходя из боевых стоек, а Сакева весело проговорила:

— Прям, личинка берсерка, глянь.

Раздались смешки. Рыжая вновь повернувшись к мальчику, проговорила:

— Похоже он чем-то опоен. Ладно. Будем приводить в чувства.

С этими словами, Райс сняла судорогу. Мальчик дёрнулся и шатающейся походкой сделал несколько шагов назад. Тут, «меченная» врезала ему «нервной плетью» по всему телу. «Личинка берсерка» выронила огромную секиру и стиснув зубы и зажмурив глаза, из которых потекли слёзы бессилия, сдержанно застонал, опускаясь на колени и как только Райс сняла плеть, рухнул на четвереньки и тяжело задышал, опустив голову вниз.

— Смотри-ка, какой крепенький мальчонка, — издевательским тоном проговорила царская дочь.

— Я берсеркер, — выдавил из себя мальчик, ломающимся голоском, судя по интонации которого, он вышел из состояния наркотического воздействия.

— Никак очухался? — продолжала издеваться Райс, — личинка ты берсеркера, а не берсеркер.

Мальчик вздёрнул голову и злобно посмотрел на мучительницу. Огляделся в поисках оброненной секиры, обратно вернулся в положение «на колени» и протянув руку, подтянул к себе оружие.

— Только дёрнись, — зло прошипела рыжая, — и я заберу твою жизнь. Высосу её из тебя, как сок, из переспелого персика. Мы не враги. Мы, наоборот, стараемся спасти выживших. Как кличут тебя, полоумный.

Мальчик опустил глаза, сделал несколько глотательных движений, по которым Райс поняла, что у него в горле всё пересохло и ответил:

— Агар.

— То-то же, — удовлетворительно проговорила Райс, оборачиваясь к девам, — есть у кого пить.

Одна из ближних отвязала кожаный мешочек от пояса и протянула царской дочери, но как оказалось, питьё она просила не для себя. Подойдя к стоящему на коленях мальчику, молодуха присела на корточки и протягивая мешок Агару, ласково проговорила:

— На попей.

Тот, затравлено зыркнул на неё из-под бровей, перевёл взгляд на протянутый мешок, а затем, бросив древко секиры, схватил обеими руками питьё и судорожно развязав тесёмки, присосался к горлышку.

— Ну, вот и хорошо, — проговорила Райс поднимаясь и оглядываясь вокруг, — давно тут у вас началось?

Агар оторвался от мешка и отдышавшись, скороговоркой ответил:

— Мутный Глаз, дней пять, уж как помер. Он был первый.

— Понятно. В доме есть ещё кто?

Мальчик отпрянул от мешка и напрягся.

— Поняла, — ответила она за него, — есть. Кого это ты так защищал?

Как оказалось, в доме пряталась мама и ещё один мальчонка, совсем ещё поссыкуха. Удивительно, но у них кроме скотины и собаки, никто не заразился. Да, и во всём селении, почти треть живых нашлась. Один лишь край, мор выкосил окончательно, а в других, нет-нет, да живых находили.

К вечеру собрали всех в кучу. Райс объяснила, что угроза миновала и болезни больше нет. Люди ожили, отошли, повеселели.

Задерживаться здесь не стали. Мужики, что оклемались, организовали переправу и плату не взяли, благодаря за чудо избавления от заразы. «Особые» походные отряды, так в селение и не зашли, уйдя к переправе берегом и уводя туда же заводных коней, гружёных мешками. По их настоянию, было принято решение, ночевать на том берегу.

Когда уже грузились в лодки и огромные плоты, из селения прибежал, тот самый мальчуган, с мешком за плечами и секирой в руках, что была, наверное, больше его самого и с умоляющим взглядом, кинулся к Райс.

— Возьмите меня с собой.

«Особые» воины хмуро уставились на мальчонку, воительницы не дружно посмеялись, но Райс, пристально посмотрев на него, задумалась. Что-то кольнуло её в душу, чем-то зацепил этот малый.

— А знаешь? — неожиданно приняла она решение, — я, пожалуй, тебя возьму. Конь есть?

Мальчик поник головой.

— Была лошадь, да, околела.

— Ладно. Пока на приставного пристроим, там видно будет, — и обращаясь в сторону лодок, на которые грузились люди, выкрикнула, — Гнур, принимай пополнение в свою орду.

Мальчик вспыхнул радостным огоньком, растягивая рот в широченной улыбке. По виду, он, похоже, хоть и просился, но не ожидал, что возьмут. И она, такая красивая и властная, одним словом осчастливила его, как казалось на всю жизнь. Он мигом сорвался с места и пустился к поднявшемуся на зов мужчине.

— Не дело это, — пробурчал мужской голос за спиной Райс.

Она обернулась. Это был старый Рон.

— Знаешь Рон, — задумчиво проговорила царская дочь, — вот, каким-то чутьём чую, что из него вырастет знатный и надёжный воин и даже чувствую, что тебя, Старшой, переплюнет. Такими самородками, грех разбрасываться.

В ответ Рон только хмыкнул, типа «ну, ну».

— А я ведь поддержу Райс, — неожиданно вступилась за пацана Сакева, — в этом мальчонке, что-то есть. Ты бы старый присмотрелся к нему по дороге. То, что секирой машет, как лопатой, не беда. Этому обучить можно. А вот то, что в нём стержень есть, да не кабы какой, я тоже усмотрела.

Старый Рон опять бросил взгляд в сторону мальчугана, но на этот раз, пристальный, как бы запоминая, или приглядываясь к чему-то.

Дальнейший поход проходил без происшествий. Спустились на юг вдоль реки, потом ушли на восток, дойдя по голой степи, до ещё одной реки, где была ещё одна переправа. После, долго шли на юг вдоль моря, пока не достигли очередной реки, где так же стояло поселение, но уже чужое.

Завидев приближающейся отряд, жители, как один, попрыгали в лодки и уплыли, кто на другой берег, кто вообще погрёб в море, от греха подальше. Среди перебравшихся на противоположный берег, было много вооружённых воинов, но кроме зубоскальства с расстояния, других действий, они не предприняли, поэтому, ни воины Рона, ни Бурсуна, ни тем более воительницы Сакевы, на них, вообще, никакого внимания не обратили, будто их, вовсе не было.

Разбили лагерь. «Прошерстили» запасы бывших жителей и его охранения. Вдоволь наелись и легли спать. На противоположном берегу сорвав глотки, тоже успокоились и поняв, что их никто ловить не собирается, развели костры и спокойно уселись ждать, что предпримет, неожиданно возникший враг.

Утром, спокойно собравшись, двинулись вдоль реки вглубь чужих земель на восток. В скором времени, река привела их в жаркие пески и стало совсем скучно ехать, от однообразия ландшафта. Когда стало жарко невмоготу, встали лагерем, разложив тонкие шатры с навесами и отдыхали до самого вечера. В ночь, пустились в путь, притом резко добавив в скорости и на заре, вышли к большому городу, обнесённому высоченной, каменной стеной.

Ворота города были закрыты, а беднота и торгаши, собравшиеся у ворот за ночь, при виде конного отряда, пустились в рассыпную вдоль стен, побросав все свои пожитки.

Сакева, не доезжая полёта стрелы до стен города, остановилась. Остановились все. Райс, поправляя пояс с оружием, шапку и подтянув сапожки, как бы между прочим, спросила:

— Ну, что? Для начала попробуем по-хорошему?

— Это как? — поинтересовалась Сакева.

— Поеду поговорю. Может кто согласится на честный поединок, — пояснила рыжая, хищно улыбаясь.

— Ну, а что? — пожала плечами Матёрая, — попробуй. Может кто на тебя мелкую и клюнет.

— С собой возьмёшь кого? — прозвучал с другой стороны голос Рона.

— Вы бы, наоборот, отъехали бы подальше. Если обижать начнут, — тут она обернулась к Старшему, расцветая, в очень нехорошей улыбке, — я ведь и вас зашибить могу. Мне, весь этот город умертвить, как посикать на песочек.

Рон улыбнулся в ответ, но ничего не сказал, лишь опять хмыкнул.

— Да, не бойся, Рон. Всех убивать не буду. Вам оставлю, а то вы уже, от безделья, скоро выть начнёте.

С этими словами, она вынула акинак и пустила Ветерка к зубчатым стенам города, где уже замелькали головы и пики дозорных. Доскакав до ворот, Райс спрыгнула с коня, шыкнув на него и хлопнув по крупу, отправила обратно, а сама села на песок, скрестив под собой ноги.

Какое-то время ничего не происходило. Царская дочь ждала. Утро было раннее и она подумала, что требуется время, чтоб разбудить кого-нибудь, кто в этом городе, вправе принимать решения.

Наконец, над воротами, между зубцов, показался знатный воин, одетый в металлическую броню и с таким же блестящим шлемом на голове. Он мельком взглянул на сидевшую у ворот пигалицу, затем, долго рассматривал стоящий вдалеке отряд. Отдав какие-то распоряжения, стоящим рядом воинам, он наконец обратился к молодой деве, сидящей на песке и с улыбкой, наблюдавшей за его действиями.

— Что вам надо? — пробасил железный воин со стены.

— Нам? — переспросила рыжая дурачась и оглядываясь вокруг, — я, вообще-то, одна.

Тут она поднялась, отряхнулась и задрав голову выдала:

— Мне нужно убить всего трёх воинов, — сказала она громко, показывая эту цифру на пальцах, — без этого меня не примут в орду. Это испытание такое, — продолжала придуриваться, рыжая бестия, строя, возомнившую из себя, неведомо что, молокососку, — поэтому предлагаю честные поединки с тремя лучшими воинами этого города. Один на один.

На стенах раздался мерзкий, мужицкий хохот. Железный воин хохотал, наверное, громче всех. Отсмеявшись, тоже принимая шутовскую форму беседы, переспросил:

— Только лучших? Других не возьмёшь?

— Не, не надо, — в том же ключе, ответила наглая девка, — конского навоза у самих хватает.

Железный воин пробурчал, что-то под нос и скрылся. Райс напряглась. Через некоторое время, ворота заскрипели и приподнялись, но не полностью, а лишь на столько, чтоб человек мог пройти и то, нагибаясь. Из них, с наклоном, вышел тот самый здоровяк в железных латах. Меч его был в ножнах, небольшой круглый щит висел с боку на ремне.

С ним, нагибаясь, вышли ещё двое. У этих мечи были наготове, но они, больше смотрели вдаль, чем на молоденькую девочку, возомнившую из себя великого воина. Железный здоровяк подошёл, чему-то счастливо улыбаясь и остановившись в шагах пяти спросил:

— Как тебя зовут, красавица?

— Меня не зовут, красавец, я сама прихожу, — нагло проговорила молодуха, — а кличут Райс. Запомни, если будет чем.

Улыбка воина искривилась.

— Храбрых — люблю, наглых и глупых — нет.

— Не поняла, — наиграно удивилась, снимая колпак с головы и разбрасывая рыжие волосы по плечам, мотая при этом головой, — это ты мне в любви признаешься, что ли, или в ненависти?

Железный воин встрепенулся, оценив красоту девушки и рядом находящиеся воины охранения, тоже оценили деву по достоинству, перестав глазеть в пески и жадно принялись раздевать, стоящую перед ними молодуху, сальными глазками.

— Этот отряд с тобой? — спросил железный воин о чём-то задумавшийся, хотя вопрос был неуместен, ибо и так это было понятно.

— Да, — ответила рыжая бестия, продолжая внимательно смотреть на воинов, — они следят за тем, что я всё сделаю по правилам.

— А ты ещё можешь и не по правилам? — вновь улыбнулся закованный в железо.

— О, — улыбнулась Райс, — я такое могу, что тебе и не снилось.

— Хорошо, — уверенно проговорил собеседник, — что я получу за победу?

— Меня, — продолжая играть роль и разводя руки в стороны, в одной из которых держала акинак, в другой болталась шапка, — только уж, если у нас пошёл торг, то я бы тоже хотела узнать, что ты выставишь за себя?

— И что же хочет красавица? — растянулся он в ехидной улыбке.

— Я, девочка без изысков, поэтому, меня интересует только золото.

— Вот как, — вновь откровенно расхохотался воин, — и сколько?

— Ну, это уж тебе решать, во сколько ты оценишь свою жизнь.

Железный воин тяжело вздохнул, состроив мину, мол, как жаль, что приходится это делать и отдал команду:

— Ладно, хватит. Взять её.

Два силуэта метнулись слева и справа. Два коротких свиста, два странно булькающих звука, резкий взмах меча, в пустом воздухе, настолько быстрый, что оказался невидимый для соперника, и только капельки крови, что слетели с его лезвия и полосой брызнули на лицо оторопевшего железного война, говорили о том, что перед ним, что-то произошло. Два трупа с перерезанными горлами, рухнули мешками, обильно орошая песок, у ног улыбающейся девы.

— Я так поняла, что ты свою жизнь, вообще, ни во что не ставишь?

Железный воин медленно попятился, вынимая меч из ножен и отстёгивая щит, стараясь не делать резких движений. Райс, так же медленно, двинулась ему на встречу.

— Я убью тебя, мразь, — прошипел воин, — страшно умирать такой молодой?

— Я не поняла, — так же шипела дева, — ты меня пытаешься запугать, или просто, зубы мне заговариваешь, лишь бы я не учуяла вони из твоих железных штанов?

Так дуэтом, держась друг от друга на одном и том же расстоянии, они дошли до ворот.

— Убить её! — заревел железный воин, стукнувшийся о полуоткрытые ворота головой, при этом выбрасывая свой меч вперёд, стараясь проколоть обидчицу.

Райс с лёгкостью парировала его выпад и в этом же движении отсекла ему кисть руки. Из щели ворот, с воплями, полезли вооружённые мужланы, но нервная плеть, через кончик меча, тут же устроила завал, из корчащихся и орущих благим матом горе вояк.

Со спины послышался конский топот. «Не выдержали», — усмехнулась про себя Райс и коротким взмахом акинака, прекратила истеричные вопли железного воина, который схватив себя за изувеченную руку, почему-то, крутился волчком в полу приседе.

Ворота опустить не успели из-за завала корчащихся защитников и город пал быстро и бесславно. Резня была жуткая. Два с половиной десятка воинов, захватили город, в несколько тысяч человек, почти полностью вырезав охранение и часть горожан, возомнивших из себя героев и схватившись за оружие. Защитники, бросившие оружие, наоборот, сохранили себе жизнь, таких не трогали, пробегая мимо. Как только горожане поняли это и побросали оружие, резня прекратилась.

Райс, не удовлетворилась той троицей, что прибила за воротами и в самом городе, бесчинствовала, упиваясь эйфорией рукопашной схватки. Хотя по-честному сказать, она не только мечом орудовала, но и всем арсеналом своего ужасного колдовства. Влетев в царский дворец, чуть не опоздав на главную разборку, только и успела проорать: «Царя мне отдайте! Он мой!».

Берсеркери, прижав царское окружение вместе с владыкой города в большой комнате, отступили и девка, как молния врезалась в оборонительные ряды. Опытные воины, даже секиры опустили и рты по раскрывали, увидев дело её рук. Её движения были настолько быстры и точны, что, не успев, один из «особых», медленно протянуть: «Вот не хрена себе коза взбрыкнула», как всё кончилось. Восемь человек, во главе с царём, не успев даже подумать о том, чтобы сдаться, умерли.

Заведя в город всех своих коней, а оставшихся горожан, напротив, пинками выгнав из города в пустыню и закрыв за ними ворота, захватчики принялись за мародёрку. Добра хватило всем. А когда спустились в подвалы и выломали дверь царской казны, то поняли, что не только выполнили завет на поход, но и значительно его перевыполнили.

Продолжая выламывать подвальные двери, наткнулись на тюрьму, в которой сидел, один единственный арестант, прикованный за руки и за ноги к массивным кольцам. Это был какой-то немощный дед. Седой, как снег и высохший, как пересушенная солёная рыба. Признаков жизни он не подавал, поэтому кликнули Райс.

Царская дочь, находясь на пике азарта, бегая по коридорам подвала, влетела в темницу, ожидая очередной груды богатства, но увидев картину распятого на цепях старца, замерла.

— Кто это? — с недоумением спросила молодуха, осторожно приближаясь к пленнику.

— Пленник, — ответил ей мужской голос, — похоже из наших.

Райс изначально показалось, что это злой колдун, из её детских сказок. Именно такими, она их всегда представляла. На нём были огрызки рубахи, непонятного цвета, едва прикрывающие пах и больше ничего.

Рыжая подошла к нему в плотную, взяла голову в руки и включила «лечебку». Тот, дёрнулся, с усилием поднял голову и приоткрыл впалые глаза, которые в мраке темницы, показались чёрными.

— Пить ему дайте, — скомандовала Райс, продолжая вливать в него жизненную силу, но только тут поняла, как сама устала.

В азарте схватки, девка тратила свои способности на лево и на право, не задумываясь о их конечности. Каждое, даже самое мелкое колдовство, требует внутренней силы, и она эти силы исчерпала. Когда пленнику принесли воды и девка отпустила его голову, то тут же рухнула на пол, как подкошенная и только когда в наступившей, полной тишине, вызванной общим оцепенением, раздалось сонное сопение, валяющейся на спине молодухи, кто-то из воинов даже сплюнул смачно, было заметно, что перепугались за царскую дочь все, а эта оторва, просто уснула, видите ли. Притомилась.

Райс и освобождённого пленника, на руках вынесли на воздух. Полудохлый арестант на дворе ожил, даже сел самостоятельно, прислонившись к стене, а вот здоровую, без единой царапины девку, положили в тенёк, оставив прибывать в мертвецком сне.

Она проспала весь день и всю ночь, очухавшись, лишь утром следующего дня, а к вечеру, загрузившись по полной и прибрав ещё с два десятка лошадей, для перевозки всего награбленного, открыли ворота и тронулись в обратный путь.

Жители города, выгнанные в пустыню, никуда не разбежались, а смиренно ждали, когда захватчик, вдоволь натешится их добром и отбудет восвояси. Как только, «пожирневший» отряд разбойников, поднялся на первый, от города, песчаный пригорок, они, как муравьи, кинулись обратно в свои норы. Со стороны, всё это выглядело, как будто, так и надо.

К Райс подъехала одна из боевых дев, которую царская дочь даже узнала, вспомнив её, ещё по первому путешествию из Терема и протянула толстый мешочек для воды. Райс приняла мешок, но состроила на лице удивление, или немой вопрос, на что дева пояснила:

— Это твои доказательства выполненного долга.

Молодуха взяла мешок двумя руками, прощупала.

— Не поняла.

— Там уды убитых тобой врагов, — спокойно ответила дева, довольно улыбаясь, — я, правда, не все собрала, отрезала лишь у знатных и такие, что своими размерами стоят внимания.

— Зачем? — всё ещё недоумевая спросила Райс.

— Как зачем? — удивилась в свою очередь золотоволосая, — на круге выложишь в доказательство. Так положено.

Райс ещё раз прощупала мешок, который был скорее наполнен какой-то жидкостью, но никак не забит мужскими членами. Дева, заметив замешательство, тут же пояснила:

— Я их в рассол утопила, чтоб не испортились.

Райс обречённо опустила мешок перед собой на спину Ветерку и недовольно пробубнила:

— Надеюсь меня их жрать не заставят?

— Нет, — засмеялась дева, — их собакам скормят.

— Бедные собачки, что им только есть не приходится.

Обратный путь прошёл без происшествий, приключений и поэтому скучно. Оживший пленник, хоть и был слаб, но в седле держался самостоятельно и с каждым днём, оживал всё больше и больше. Помощником и главным смотрителем при нём, был назначен «личинка берсеркера» Агар.

У него удалось выяснить только то, что он опозорил своё имя, провалив задание и поэтому его звать «никак». На окрик одного из воинов «дед», он лишь прошамкал, «дед, так дед» и с того времени, его так и звали, типа кличку ему такую дали.

Большего от него, добиться не удалось, хотя в конце пути, почти у самого дома, он с Агаром, даже очень бойко разговорился. Дед, мальца подначивал чем-то, а тот, обидчиво вскрикивал, что-то пытался доказать, на что Дед, лишь тихонько хихикал, будто доставание мальчика, приносило ему неописуемое удовольствие.

А потом была свадьба. Это были настолько утомительные дни и ночи, что Райс, ещё долго вспоминала этот ужас, как кошмарный сон.

Как абсолютно голая, облитая с головы до ног греческим маслом, боролась роской борьбой на круге, перед всей толпой, с Гнуром. Определяли, кто будет главенствовать в семье. У Гнура и без масла никаких шансов не было, а тут и подавно.

Ему пришлось во всеуслышание принести клятву подчинённости жене. Он было сначала заартачился, но новоиспечённая жёнушка его Славой пригладила, и он, как шёлковый запел, ещё и доволен был, «по самое не хочу».

Были игры, соревнования. Каждая из боевых дев рвалась к победе, как к себе домой. Самой зрелищной и запоминающейся, была бойня на козу, вернее за козлёнка. Тушку подвешивали высоко на шест, на тонкой конской верёвочке. Два боевых «сестричества» выстраивались друг перед другом. Бросали жребий кому начинать.

Начало заключалось в том, что одна из дев, должна была на полном скаку, выстрелом из лука, порвать эту верёвочку, поймать падающую тушку козлёнка и при помощи своих подруг доставить его на определённую территорию, обозначенную шестами с разноцветными флажками. Если первая промахивалась, то право выстрела, переходило противникам и так далее, но случая, когда первая промахивалась, никто, даже из сторожил не помнил.

Драчка среди боевых сестёр была знатная. Девки верещали и дрались, сидя верхом, по-настоящему. Потеряв коня, наездница выходила из игры, поэтому, старались не только догнать ту, что козлёнка несла и отобрать добычу, но и сопровождение проредить.

Когда из двух сотен оставалось не более по десятку с каждой стороны, начиналось самое интересное — гонки. Вот там уже, не до соперниц было. Старались выхватить козлёнка и на скорости унести, но это, как правило, не удавалось. Догоняли, отбирали и всё двигалось в обратную сторону. Когда, наконец, одной из дев удавалось прорваться в «стан» то и те, кто победил, и те, кто проиграл, рухнули от усталости наземь.

Каждый вечер устраивались «пьяные качели». Качели, вообще то, были настоящие трезвые, а вот бабы качающиеся — пьяные. Вкапывали высокие брёвна, между ними вязали верёвку, а в середине — незатягивающаяся петля, куда вставали ногами и раскачивались. Качели такие, сооружали кучкой, до десятка штук, и вся прелесть вних была в том, что девки с бабами, не просто, качались, а производя это нехитрое действие, во всю глотку орали похабные песни.

Короткие частушки, голосили по очереди, длинные песни, горланили хором. Народ вокруг скакал и прыгал, изображая танцы, да, «певунь» подкачивал, чтоб не расслаблялись.

Главным блюдом стола, в эти дни, был знаменитый «курник». Да. Куриц в степи уже знали давно. Неизвестно откуда они туда попали: степью из Китая или с гор, через персидские земли, а может с гор Индии, никто не знал, но кур разводили и мясо их ценили.

Те «курники», были ещё по старым рецептам, «на петушином гребне» и делались эти блюда, высотой по пояс взрослого человека. Слой за слоем, блин за блином. Персональный «курник» каждому человеку, делался только два раза в жизни. Когда родился, да, когда за свадебный стол, в качестве жениха или невесты, садился.

Вся ордынская кухня делилась на три разновидности кушаний. Первые — ненасытные. Такие блюда сколько не ешь, всё есть хочется. Животы лопаются, дышать невмоготу, а кусок, так в рот и тянется. Были такие каши с секретными травками.

Вторые, простые, то есть обычные и повседневные. Третьи — обжорные блюда, которые даже съев немного, насыщение наступало быстро. Вот к этой третьей разновидности и относился «курник». Одним этим блюдом, можно было накормить огромное количество народа, поэтому и подавали его на грандиозные празднества, с большим количеством людей. Каждый съел по кусочку и все сыты.

Надо отметить, что в тот период, единого свадебного обряда в ордынской культуре не существовало. Связано это было с тем, что культура была, с одной стороны многонациональной, с другой, представители разных культур были оторваны от социальных корней и представляли из себя свободных индивидуумов.

Касакские семьи мужицких орд, зачастую, создавались проще простого. Захваченная в плен девушка, женщина, превращалась, для начала, в сексуальную рабыню, правда, только одного насильника, привыкнув к такому обращению, переводилась в разряд походных жён, при своём господине, ну, а если и так уживались, то объявлялась касакской женой, вроде бы, как официально.

Заводилось хозяйство, ставился кут, плодились дети и касаку из похода, стало куда возвращаться и начиналась у него полу походная жизнь или полу оседлая, выбирайте любое определение.

После свадьбы молодые отправились в свадебный поход. Только вдвоём. Эдакое свадебное путешествие. Ехали степями, лесами, горами. Ночевали где попало, в основном в чистом поле.

Это было время притирания друг к другу. Старались не заезжать, ни в станы, ни стойбища, ни в поселения. Только наедине друг с другом. Бывало, некоторые катались так по полгода. Райс с Гнуром, так же почти до самых холодов и прокатались.

Глава семнадцатая. Он. Возвращение

Походы орд, как правило, носили сезонный характер и производились в тёплый время года, когда коня в степи или в тех местах куда идут, прокормить можно было. На зиму орды распоходивадись, то есть снимали с воинов ритуальную привязку к законам, позволяя всем желающим покинуть степь.

Этим обычно пользовались местные орды, путь до дома, которых, не представлял по расстояниям трудностей и те отбывали в родные края до следующего сезона.

Оставался в степи тот, кто успевал обзавестись семьёй или заведя, так называемую, походную жену. Первые, закрепляясь в стойбище, продолжал касачить, совмещая и военную составляющую жизни и мирную, обзаводясь двором, скотом и огородом.

Но такое было редко, так как даже те, кто обзаводился походными жёнами, продолжали жить по-походному, а женщин использовали, лишь для секса и не более, ибо каждый надеялся разбогатеть, да, вернуться в родные места, где и осесть, создав семью.

Блудный урартец, появился в стойбище только к началу зимы, когда по степи забелели её первые признаки, в виде снега, согнанного в островки степными ветрами. Распоходенная орда, расползалась кто куда, тая постепенно, прямо на глазах, как ночью выпавший снег, под лучами дневного солнца.

Вокруг Асаргада, собралось больше сотни воинов, готовых идти с ним в горы на царствование. Всю орду уговорить у него не получилось. Камнем преткновения стал ордынский царь Даникта, хотя в распоходенной орде, он уже был просто Даникта, без царского титула.

С одной стороны, эламит не выказывал особого недовольства идеей Асаргада, но с другой, сам никуда не собирался и ревностно отстаивал будущее своей орды, понимая, что ушедшие с Асаргадом люди, вряд ли, вернутся сюда по весне, хотя его затею, обзывал не иначе, как пустой и это, пожалуй, единственное выражение из сонма не ругательных. Стараясь перевести в шутки устремления самозваного царя, он постоянно утверждал, что по царствуя зиму, весной всё равно сюда все припрутся.

Чтобы лишний раз не нервировать Даникту, Асаргад, отъехав от основного стойбища, разбил новое, где и дожидался «знака Ахурамазды», как он объяснил своим соратникам.

Уйбар прискакал налегке. Разодетый в дорогие и пышные меха, какого-то непонятного и видно дорогого зверя, уж больно богато и пышно выглядел. Шапку сознательно не одел, чтобы показать всем свой золотой, ухоженный волос. Конь в дорогом облачении, оружие царское. В общем, его приезд произвёл впечатление, на уставший и непонятно чего ждущий, отряд Асаргада.

И почти сражу, лишь поздоровавшись, не дав толком отдохнуть и рассказать путешественнику о своих приключениях, Асаргад «сыграл поход», собрал людей, попрощался с Даниктой, продефилировав отрядом вскользь старого лагеря, напоследок заверив его на полном серьёзе, что ждёт его орду в своих рядах, даже пообещав ему эламское царство и чуть больше сотни конников, с гружёнными приводными, двинулись на встречу судьбе на юг, в родные горы.

О своих приключениях, Уйбар рассказывал, практически, всю дорогу без умолку, передыху, с единственным перерывом на сон, когда его, просто, затыкал Асаргад, насильно, разгоняя всех спать, а рассказать ему было о чём.

Райс, как выяснил, наконец, Асаргад, была дочерью самой Матери девичьей орды Тиоранты и царя степной орды Эминака. В том, что она была высокородной дочерью, Асаргад не сомневался, но ему и в голову не приходило, что на столько. По рассказу Уйбара, она положила глаз на их Гнура и буквально, насильно его на себе женила.

Гнур же тянулся к Апити, и та, отвечала ему взаимностью, но Райс, оказалась сильнее в этом любовном треугольнике и по словам рассказчика, умыкнула его у подруги, исключительно, из вредности и ревности, в первую очередь, к себе любимой, привыкшей получать всё и сразу, о чём только задумается.

Уйбару же выпала участь наблюдать за всем этим, лишь со стороны, так как ни та, ни другая, в борьбе за Гнура, на него, как на вожделенный объект, даже не глядели.

С упоением рассказывал о походе и взятии города, о резне и горах золота. Конечно же, приврал, приукрасил, но как без этого сказки сказывать. В его устах, даже самые обычные и скучные вещи, превращались в события величественного масштаба.

Много восхищался боем берсеркеров и бердников, с коими плечом к плечу посчастливилось биться, где он, не ударив в грязь лицом, прослыл героем и чуть ли не братом по оружию. Но больше всего, сам восхищался рыжей бестией. Как она дралась, как она рубила!

Конечно, виделся и с самой Матерью Тиорантой и с её мужем Эминаком, мол даже за одним столом сидел. Об этом Уйбар рассказал особо, с подробностями, мол, смотрите и завидуйте, с кем вам посчастливилось вместе ехать, голь канавная.

На вопрос, почему же он оставил такую завидную жизнь, Уйбар, как-то сник и с сожалением признался, что после свадьбы, молодые, куда-то, исчезли, Апити исчезла, вообще, ещё до свадьбы, даже розыск объявляли, собак пускали, но она пропала, как сквозь землю провалилась и он остался, абсолютно один, никому не нужный.

Какое-то время крутился с Шахраном, но потом и тот по делам, куда-то пропал, а ему откровенно намекнули, мол, он там лишний, мол, под ногами мешается, да, не загостился ли. Вот и плюнул на всё и вернулся. Надоело быть в одиночестве, среди скопища людей, пусть и знатных, и родовитых.

На краю степей, почти у самого моря, их неожиданно нагнал отряд дев-воинов, спешащих в том же направлении, куда двигались и они. Асаргад с улыбкой отметил тогда, что в степь пришли с «мужерезками» и из степи уходим с ними же.

К тому же дев, как и в тот раз, было ровно столько же — пять троек. Судя по увесистым мешкам, притороченным по бокам их приводных коней, путь у них лежал неблизкий. Они сначала догнали, затем обогнали, растянувшуюся колону, по степи и пристроившись к голове отряда, сбросили скорость, поравнявшись. Уйбар, лишь мельком, тихо спросив Асаргада, вернее, просто поставив его перед фактом:

— Можно я? — и не дожидаясь ответа, тут же направился в их сторону, к старшей.

«Мужерезки» встретили посланца, сначала, настороженно грозно, но уже некоторое время спустя, мило улыбались, а старшая, даже позволила себе звонко рассмеяться. Асаргад тут же вспомнил, как много лет назад, Уйбара, бедолагу, таскали такие же девы на верёвочке без штанов, а сейчас его друг, не только держался с ними на равных, но и судя по их выражениям лиц, явно доминировал, вызывая к себе всеобщий девичий интерес.

Беседа их длилась недолго и дружелюбно распрощавшись, девы ускорились и пыля по голой степи, унеслись вперёд. Уйбар спокойно, с достоинством вернулся обратно и пристроился рядом с Асаргадом.

— Да, — протянул глава отряда, хитро улыбаясь в бороду — помнится мне, твоё первое общение с ними, в этих же, примерно, местах, было не таким радостным, а теперь, смотри, сами девы готовы перед тобой последние штаны скинуть.

Уйбар тоже улыбнулся, видимо вспоминая.

— Если б я тогда знал то, что я знаю теперь, — загадочно произнёс он.

— А я вот, до сих пор не знаю, как себя с ними вести, — неожиданно признался Асаргад.

— А что тут знать, — изумился Уйбар, — Асаргад, ты же уложение «рыка царя» знаешь?

— Ну, — удивился Асаргад, не понимая, — причём тут «рык царя», ничего там про дев не сказано. «Рык царя» бесстрашен бою. В его душе нет места страху. Он не боится смерти. Готов бить любого врага, какой бы он образ не принимал, — тут же продекламировал он первую заповедь уложения.

— А дальше? — хитро спросил его Уйбар.

— «Рык царя» честен при разделе добычи. Он не возьмёт чужое, лишь добытое в бою оружие — его. Особо ценно оружие, отданное самим поверженным врагом. Он никогда не лжёт. Не можешь сказать правду — молчи. Не можешь молчать — скажи правду. Пообещал — сделай, не можешь — умри, — продолжал Асаргад, тоже улыбаясь в ответ на улыбку Уйбара, но не понимая, пока, что тот задумал.

— Стойкость «рыка царя», безмерна. Он не прихотлив ни в еде, ни в питье, ни жилье. Он может не есть, не пить, не спать столько, сколько будет нужно. Он стоек перед жарой и холодом, дождём и снегом, ветром и грозою, — наконец, окончил Асаргад, уставившись, на всё ещё ухмыляющегося друга.

— Так, с ними, согласно этому уложению и надо себя вести, Асаргад, только лишь с небольшим уточнением, — ответил Уйбар тоном наставника, глаголющего непререкаемую истину, — «рык царя», по отношению к женщине, смел в поступках, честен в словах и стоек в своих устремлениях, — заговорил он громко, нарочито торжественно, устраивая целый спектакль, перед сгрудившимися вокруг него и ехидно улыбающимися, любопытными сторонниками, — с непоколебимой и несгибаемой волей по пути к цели, но нежен, чувствителен и интересен при общении.

Он огляделся, ловя на себе весёлые и вместе с тем, восторженные взгляды и продолжил уже заговорщицки тише:

— «Рык царя» «воюет» женщину своими поступками, Асаргад, оглушает в бою ласковыми речами, и она сдаётся, отдавая ему своё «оружие». Но сам при этом, остаётся непреступным и величественно недосягаемым. Женщина должна не видеть себя желанной, а чувствовать это, — он сделал ударение на слове «чувствовать», — ты, «рык царя» и тебе, ниже твоего достоинства желать её, пусть желает она, — тут он пожал плечами, давая понять, что ничего сложного, — но, правда, есть и тонкости. Например, дева и её конь — неприкасаемые, без её дозволения. А так, всё как по уложению. Веди себя с ними, как «рык царя» и они будут на тебя смотреть, как на недосягаемого бога. Бабы, что с них взять?

Народ дружно расхохотался, одобряя шутовство Уйбара.

— Да, — со смехом протянул Асаргад, — теперь все женщины твои.

— Не, — продолжая строить из себя шута, запротестовал Уйбар, — всех не надо, а то сотрусь до кости или мозоли заведутся.

— А правда, что они мужским мясом питаются? — выкрикнул кто-то сзади.

— Ага, — шутливо подтвердил Уйбар, — только не мясом, а тем, что из этого мяса вытекает, — тут опять взрыв хохота, — ко мне, кстати, как-то дева одна молоденькая из их сестёр, с таким же вопросом приставала, а правда, что мужики женщинами питаются?

— Ну, в каком-то смысле, мы ими тоже голод утоляем, только не тот, — подначил другой из воинов, ехавших рядом, под дружный гогот окружения.

— Поверьте мужики, они так же голодают без нас, как и мы, — перекрикивая смех прокричал Уйбар куда-то за спину…

Мимолётная встреча с девичьим отрядом, внесла оживление в их однообразно унылое путешествие и до самого вечера, мужчины весело зубоскалили на женскую тему и Асаргад, отметил про себя, что воины его, действительно, оголодали, соскучились по женскому телу, и войдя в обжитые места, необходимо будет, что-то предпринять, чтобы мирное население, не так сильно пострадало, от его любвеобильных головорезов.

По заранее обдуманному плану Асаргада, отряд, добравшись до первого мидийского заслона в горах и объявив, что идёт наниматься на службу к Великому царю Иштувегу, на самом деле, отойдя на день пути, рассыпался и растворился по горным дорогам и тропам. Асаргад ещё в степи, принял от каждого своего приверженца присягу на верность и не сомневался, что воины сдержат её.

Все они были ордынцы и далеко не мальчики, опытные воины, прошедшие суровую школу походов и знающие ценность не только данных обещаний, но и просто, сказанного слова. К тому же, в то время, люди относились к предсказаниям, а тем более к предзнаменованиям, очень трепетно и верили в них, с завидным фанатизмом, а авторитет у Асаргада, как человека, поглаженного по голове самим богом, уже тогда был непререкаемый.

Всем ранним религиям, без исключения, было присуще явление религиозного экстаза, овладевающего некоторыми, особо одарёнными адептами. В те времена, боги и богини, частенько «овладевали человеческими телами» и вещали, с помощью последних, свои пророчества, предсказания и повеления.

Это было не просто нормой. Пророческое движение, в человеческой цивилизации, самого передового, в развитости мира, достигло своего апогея. Пророками кишела не только Мидия, но и Вавилон, Лидия, Египет, весь «плодородный полумесяц», да и другие, далёкие уголки обитания человека ими обзаводились.

Конечно, нам сегодня больше известно о пророках израильских, но лишь только потому, что еврейские пророки, сформировавшие основу Ветхого Завета, «пропиарились» на позднем христианстве. Они на слуху. Их пророчества компилируются из столетия в столетие. Ими восхищаются, их причисляют к лику святых. Но поверьте, за пределами еврейской общины, пророков, от имени других богов, было не меньше, а значительно больше. Это не евреи научили пророчествовать, они, как раз, научились пророчествовать у других.

Центром пророческого движения был Вавилон с его незыблемыми тысячелетиями богами и устанавливающий, некую «моду» в религиозных технологиях. Все служители культов, в разных краях, разным богам, тем не менее, перенимали технологии пророчеств, в первую очередь, у святого Вавилона, отдавая ему в этом пальму первенства. Маги Мидии не были исключением.

Кроме пророков вселенского масштаба, которых имел при себе любой уважающий себя царь, порой даже не одного, была целая куча «прорицателей», «вещателей» и «восклицателей» рангом пониже. Ещё было больше гадателей на всём, что под руку попадёт: по ползающим насекомым, по потрохам убитых животных, по разбрасываемым костям и так далее и тому подобное. Всего перечислить, просто, невозможно, так как гадали абсолютно по всему, что в голову взбредёт. Но это для низов. При дворах, сколь-нибудь значимых правителей, гадатели были более цивильны. Там гадали по звёздам, облакам, полёту птиц, шевелению листьев. У них всё было чисто, красиво, цивилизовано.

Была ещё одна специализированная группа, без «спецов» которой, не обходился ни один, уважающий себя вельможа, что уж говорить о царях — это толкователи снов. Сон — дар богов каждому живущему. В этом были убеждены, абсолютно все и доказывать эту истину, не было никакой необходимости, ибо противников и несогласных, с этой истиной, просто, не существовало.

В них, на божественном, зашифрованном языке, человеку открывается его будущее и каким бы невежественным не был человек, по отношению к тому или иному богу, или богине, в это, верили все, до фанатизма, начиная с малолетнего сына раба, копошащегося в нечистотах, в поисках чего-нибудь, хоть мало-мальски съедобного и заканчивая самим царём, на золотом седалище. Вот, только расшифровать сны, мог не каждый, а знать хотели все! А, раз был спрос, значит, само собой, появлялось предложение.

Все эти толкователи, гадатели, предсказатели, формировали целую армию со своими «десятниками», «сотниками», «тысячниками» и со своими «полководцами» — пророками, которые поднимались на такую высоту мистических технологий, что порой, даже не использовали элемент экстаза, ну, или делали это совсем незаметно.

Почему же именно в это время пророческое движение достигло своей наивысшей точки? Да, потому, что, именно в это время, появились уникальные по своей сути пророки, «высшие» проповедники, дошедшие в своём пророческом фанатизме, до согласия на гибель целых народов и всего мира в целом, во имя идеи. Они становились истинными предшественниками следующих поколений религиозных деятелей и зарождения религиозных идей, поставленных выше человеческих жизней, пусть даже, всех вместе взятых: «Сдохните все, но уверуйте мне! Ибо я глаголю истину!»

Отряд Асаргада был разношёрстен и многонационален, и каждый отправился в свои родные края для того, чтобы впитать необходимую информацию и по возможности собрать вокруг себя свой отряд, притом, чем больше, тем лучше, хоть до размеров армии, и к весне, обходя города и селения, как можно незаметнее, присоединиться к Асаргаду, уже под Пасаргады, где он их будет ожидать. Сам же будущий царь царей, лишь с двумя воинами-мидянами: Паласаром и Укбаром направился прямо в столицу Мидии — Экбатаны.

Впереди у него был очередной судьбоносный узел и если б не горы, то Асаргад двинулся бы к нему на пролом, по прямой. Он был в состоянии эйфории и ничто не могло его остановить, но «ничто» и не вставало на его пути. Все преграды и препоны расступались перед ним, как бы освобождая дорогу, в глубоком почтении.

Экбатаны. Величественный и один из красивейших городов того времени, расположенный у подножья большой горы, в начале широкой плодородной равнины, по которой, множеством ручьёв и речушек, создавался высокогорный оазис, дающий жизнь возделываемой земле и создающих пышную растительность равнинного плато, затенённость которой, в купе с кристально чистым высокогорным воздухом, дарующим свежесть всему, что им дышало, превращало эти места в рай на земле.

Экбатаны господствовала над всей иранской равниной, являясь началом пути из Месопотамии в земли Персии и далее в Индию. Столица, окружённая семью кольцами стен, возвышающимися друг над другом мощными зубцами, ещё издалека производила на путников неизгладимые впечатления, завораживая любого, к ней приближающегося, своей незыблемой и сказочной фундаментальностью.

Каждая крепостная стена, была выкрашена в разный цвет: белый, чёрный, пурпурный, голубой, красный, серебряный и золотой, что соответствовало тогдашним понятиям соотношения цветов и планет, включая в этот список луну и солнце.

Могучие стены из тёсанных каменных глыб, каждая из которых была длиною, примерно, метра три и квадратным поперечником в полтора метра. Высота каждой стены, достигала тридцати-тридцати пяти метров, а толщина — двадцати-двадцати пяти. Разломать, такие циклопические укрепления, не могла ни одна стенобитная машина того времени, да и современные, изрядно бы помучились.

Над единственными воротами в каждой стене, возвышались башни, почти пятидесятиметровой высоты, имевшие тридцатиметровые основание. Ворота, построенные для парадного выхода войск, поднимались вверх на высоту тридцати метров, имея ширину, при этом, почти двадцать.

Между стенами, плотным нагромождением, толкались дома-крепости мидийской знати, каждая из которых, имела свои оборонительные укрепления и свои гарнизоны для защиты. Каждый дом в Экбатаны был своеобразной крепостью в крепости.

Их купольные крыши, удивительным образом напоминали перевёрнутые огромные чаши и котлы, удлинённые кубки и пиалы горных великанов. Плоские крыши, практически не встречались, только если на неосновных пристройках, по которым была необходимость ходить, либо на них разбивался искусственный сад, со сложной системой ирригации.

Все проёмы проходов, арки, так же, как правило, были закруглены. И всё это разнообразие, пестрело разноцветными красками и утопало в зелени садов, которые росли, казалось, всюду, создавая причудливые, разноуровневые зелёные пятна. Финальным аккордом всему этому грандиозному градостроительству, являлся царский дворец-цитадель, что занимал всю территорию за золотой стеной города.

Экбатаны был городом знати, и никто кроме знатнейших представителей древних мидийских родов, таких как Арбака, Артика, Машдака и им подобным, там не только не жил, но порой и не вступал на городскую территорию.

Простой люд ютился в огромном человеческом муравейнике за пределами стен Экбатаны, в чахлых домиках, построенных из глиняных или земляных кирпичей, высушенных на солнце, от чего недолговечных и вечно разваливающихся, под непомерным для них воздействием дождей, ветров и зимних заморозков.

В каждую из семи частей города, отделённой цветной преградой крепостной стены, была своя система допуска. Не каждый мог войти в город за первую, белую стену, ещё меньше могли пройти дальше и только единицы входили в золотую его часть.

Стражники, всех их знали в лицо и посторонний мог проникнуть только лишь по личному указанию самого царя, либо в сопровождении доверенного лица, имеющего беспрекословный допуск и лично заверивший стражу, о необходимости прохода этого постороннего.

Всё это Асаргад узнал к концу первого дня, тщетных усилий проникнуть в город через первый, белый кордон, да, и то, только после того, как заплатил одному из стражей.

Не став скрывать, что он личный посланник к самому Артембару, главному евнуху царского гарема, Асаргад, буквально парализовал стража, который выпучив глаза, замер в недоумении надолго. Как выяснилось, этот страж, сторожил вход уже почти пять лет и в первые за всю службу, столкнулся с тем, что кто-то, вот так нагло спрашивает и что-то, не менее нагло хочет передать, такому уважаемому человеку, как сам Артембар!

— Ты что совсем сдурел, воин? Ты с каких гор спустился? — не скрывая недоумения, наконец, выдавил из себя стражник, — с этим человеком нельзя просто встретиться и тем более, что-то ему передать. Если ты хочешь, какую-нибудь из своих девочек пристроить в царский гарем, то будь добр тащить её на девичий рынок, как все. Артембар не подкупен и по-другому, у тебя не получится. Да, ты знаешь, — уже перейдя чуть ли не на крик, распалился стражник, — что за одну лишь попытку подойти с этим к его величию, ты запросто лишишься головы, безмозглый?

— У меня нет знакомых девочек, которых бы я хотел пристроить в царский горем, — с нажимом произнёс Асаргад, прерывая разошедшегося стражника, — у меня к нему личный разговор, не касающийся женщин вообще.

Страж запнулся, подавился по виду собственной слюной и замолчал в растерянности, но тут же взглянув за плечо Асаргада, быстро пробурчал:

— Вот едет главный страж гаремного сада, попробуй спросить его, если он тебя не убьёт на месте.

И тут же ретировавшись, быстрым шагом пошёл обратно к воротам. Асаргад оглянулся. По дороге, в шагах в ста, в сторону ворот, важно ехал богато разодетый франт, но конь под ним, был явно боевой, не прогулочный, да, и акинак на поясе «рабочий», а не украшение на показ.

Асаргад быстро вскочил на коня и так же медленно и важно тронулся на встречу вельможе. Поравнявшись, Асаргад остановился и учтиво поздоровался, но не раболепно, как полагалось бы по рангу, а как с равным себе. Такой поступок наглого перса обескуражил знатного мидянина, выводя из задумчивости, в которой он находился и тоже заставил остановиться.

— Ты кто? — тихо и пугающе, прошипел вельможа, пристально и колко смотря в глаза наглеца.

Неожиданность его не напугала, а взорвалась внутренней яростью. Он резко напрягся, но за меч не схватился. Асаргад заметил, с каким напряжением он себя сдерживает, поэтому сразу заговорил спокойным, доверительным тоном, смотря прямо в глаза собеседника:

— Я всего лишь посланник. Привёз Артембару письмо от его сына.

Вельможа дёрнулся и на мгновение обескураженно застыл. Затем выдохнул, приходя в себя, подавил гнев и даже позволил себе, несколько, хотя бы для вида, расслабиться:

— Ты обознался чужак. У Артембара нет сына, — и он при этом хищно улыбнулся, довольный тем, что поймал пустобрёха на обмане, и уже шипя, как змея, добавил, — и не может быть. Неужели ты этого не знал?

— Почему же? — сделал наигранное удивление Асаргад и заговорщицки добавил, — он не с детства был евнухом.

Ухмылка медленно сползла с лица вельможи. Он молчал, внимательно рассматривая наглеца. Асаргад тоже молчал, ожидая, что предпримет старший охранник гаремного сада, предположив, что в голове последнего, сейчас идёт не шуточная борьба, между презрением к собеседнику и жутким любопытством, от прикосновения к чужой тайне. Наконец, вельможа брезгливо протянул руку, как бы делая одолжение, но при этом отрывисто потребовал:

— Давай.

На что Асаргад, лишь медленно отрицательно покачал головой.

— Очень важное, — придав сожаления в голос ответил воин, — я передам его только лично. Я подожду его здесь.

И с этими словами, Асаргад тронул коня и медленно проехал мимо ошеломлённого невиданной наглостью высокородного мидийца, направляясь к ближайшему карагачу, росшему у дороги, где спешился и уселся на траву. Тут же рядом с ним пристроились два его телохранителя.

Вельможа, по-прежнему продолжал стоять на месте, лишь развернув в его сторону голову и следя за надменным персом, в его мыслях, уже являющегося трупом. Наконец, видимо перебрав в голове все ругательства и не найдя новых, старший стражник гаремного сада, тоже тронул коня и скрылся в воротах города.

Ждать пришлось не долго. Ровно столько, сколько, приблизительно, потребовалось вельможе добраться до золотой части города, сразу переговорить с главным евнухом и так же не спешно вернуться обратно.

Асаргад, пристально следя за входом в город, сразу заметил, как стражники быстро засуетились, расступились, выстраиваясь в два ряда по стенкам и из города выплыла, невиданная до селя Асаргадом, процессия. Восемь крепких молодых мужчин, в одних лишь набедренных повязках, несли на своих плечах, целый дом, укрытый пёстрыми тканями. Следом выехал, всё тот же, старший страж гаремного сада и с ним четверо вооружённых до зубов воина, в металлических доспехах.

Асаргад и двое его телохранителей, как по команде, вскочили на коней, но на этот раз, на встречу не поехали, а остались в тени, дожидаться. Старший страж, обогнал носильщиков и в сопровождении своего небольшого отряда, ринулся к наглым персам, как в кавалерийскую атаку. Асаргад, медленно положил руку на рукоять акинака, но не тронулся с места.

Пятёрка мидийских воинов, доскакав, резко остановилась, подняв тучу пыли и тут же, латники окружили Асаргада и его путников, взяв их в плотное кольцо. Воины, с той и с другой стороны, всем своим видом выражали ледяное спокойствие, чего нельзя было сказать про коней, как с той, так и, с другой стороны. Если бы кони были собаками, то лай и визг бы поднялся, на всю округу.

Через какое-то время, к группе воинов, подошли носильщики с цветастым домом на плечах и один из них, шустро раздвинул полог. Внутри этого дома, на рабских плечах, утопая в огромном количестве подушечек, лежало что-то непонятное.

Престарелый, если не сказать старый комок жира, с маленькой лысой головой, сделал неуклюжую попытку повернутся на бок. Удалось ему это, только с третьей попытки. Лоснящийся боров, быстро осмотрел своими маленькими, заплывшими глазками гостей и видимо не признав в них ничего для него интересного, недоумённо пискнул:

— Кто такие?

— Артембар, — тихо и спокойно проговорил Асаргад, а то, что это был именно он, воин не сомневался и стараясь успокоить собеседника, который, как капризная девка, начинал истерично подёргивать пухлыми ручками, он, не став ходить вокруг да около, рубанул с плеча — я от Шахрана.

Это имя произвело эффект удара дубиной по его лысой голове. Хозяин царского гарема вздрогнул и замер, раскрыв рот.

— Он просил меня, по пути заехать к тебе, — продолжил Асаргад, — и если ты ещё жив, то передать вот это.

С этими словами он вынул из седельного мешка кожаный футляр и подъехав вплотную, не обращая внимания на перегораживающего ему дорогу стража, протянул письмо Артембару. Пальцы толстяка, унизанные в несколько рядов перстнями и кольцами, потянувшиеся за пергаментом, затряслись, в глазах заблестели слёзы, губы задрожали.

— Он жив, — сквозь слёзы не то спросил, не то сам себе подтвердил Артембар.

— Ещё как, — с весёлостью в голосе и с интонацией, указывающей на то, что объект их разговора живёт припеваючи, ответил Асаргад, но тут же решил привести в чувство евнуха, — мы так и будем говорить на дороге?

Главный евнух Великого Иштувегу, тут же обхватил кожаную коробку двумя руками, прижал её к груди и заметался в подушках, зачем-то перебирая и перекладывая их с одного места на другое, не понимая, похоже, ничего, что творится вокруг и что надлежит делать. Помог ему, всё тот же, старший охранник гаремного сада, который, теперь, оказался за спиной Асаргада.

— Я могу предложить вашему величию свой дом для беседы, — проговорил он, кланяясь Артембару.

— Благодарю тебя, Мазар, — подался в первом порыве к нему евнух, но тут же, видимо, передумал и запинаясь возразил, — нет, лучше к тебе не надо… нужно где-нибудь в неприметном месте, где нас никто не увидит…

— Здесь не далеко от города у меня есть сад, если помните, — неуверенно предложил Мазар, — могу предложить свою беседку в нём.

— Да, — тут же встрепенулся обрадованный Артембар, — помню. Веди.

Полог балдахина запахнулся, скрывая главного евнуха царя и кавалькада медленно тронулась прочь от города, сначала, по разбитой дороге, затем, свернув в заросли бурно разросшихся кустов, над которыми возвышались то тут, то там корявые стволы старых карагачей и петляя по еле заметной тропе, наконец, вышли к огороженному каменной кладкой по пояс высотой и хорошо ухоженному, персиковому саду.

На проходе, у глинобитных построек, на коленях лицом вниз, их приветствовали рабы Мазара, видимо работающие в этом саду. Пара вооружённых охранников, завидев хозяина, который, надо понимать, только что отсюда уехал, лихорадочно одевали доспехи, впопыхах ища своё оружие. Подъехав к ним Мазар спешился, показывая пример другим, всем видом говоря, что дальше следует идти пешком. Асаргад принял предложение и отдав поводья Урбару, спрыгнув на землю, тихо скомандовав:

— Ждите здесь.

Это было сказано тоном, который не подразумевал отдых и расслабление, поэтому его телохранители, заговорщицки кивнули и с коней слазить не стали, оставшись на входе. Охрана Мазара, тоже осталась здесь же, как бы для пригляда за этой парочкой, но в отличии от них, они всё же спешились. Артембара пронесли без остановки в глубь сада, в след которому, направились Мазар и Асаргад.

В беседку, сотканную из тонких щепок в виде причудливого шпона, построенную таким образом, что, скрывая находящихся внутри, имелся неплохой обзор за тем, что творится снаружи, они прошли втроём. Мазар следовал за ними неотступно и не спрашивая ни у кого на это разрешения. Асаргад понял, судя по поведению, что он имеет на это полное право, поэтому гость сделал вид, что вовсе не замечает лишнего человека. Главный евнух, видимо, не обращал внимания на охранника, по привычке.

Артембар с Асаргадом сели на деревянные скамейки, а Мазар остался в проходе, постоянно вертя головой, то на гостя, то на сад, окружающий их со всех сторон, как будто, вот-вот ожидая, где-то в глубине между деревьями, появление жутко враждебных персов, а то и самой личной царской стражи или, что ещё хуже, головорезов его зятя Спитамы, которого он боялся, больше Иштувегу. Хозяин явно нервничал.

Артембар, всё ещё прижимая футляр с пергаментом к груди и бестолково улыбаясь, уставился на гостя в ожидании чего-то. Асаргад только взглянув на прижатый к груди футляр, от удивления даже дар речи потерял. Судя по целостности печати на нём, Артембар, не только не прочитал его по дороге, а за время их пути, это письмо, наверное, наизусть выучить было можно, но даже и не вскрыл его!

Он вопросительно посмотрел на старого евнуха и взглядом указал на футляр, мол, чего ждёшь, почему не читаешь. Толстяк встрепенулся и как будто только что обнаружив ценную вещь, принялся за кожаную трубу. Для начала, он внимательно, расплываясь в довольной улыбке, принялся её вертеть и разглядывать, как это делают дети с долгожданным подарком. Увидев печать, которой коробка была опечатана, его бровки вскинулись вверх в изумлении.

— Царская? — спросил он, не отрывая взгляда с крышки.

— Царская, — подтвердил Асаргад и тут же добавил, немного лукавя, — Шахран не царь, но на столько близок, что может себе позволить пользоваться печатью царей.

Пухлые пальчики Артембара, скованные золотом перстней, суетливо принялись открывать, стараясь, как можно меньше навредить печати, видимо он решил оставить её, как память. Наконец, футляр раскрылся, и он дрожащей рукой, аккуратно вытянул на свет свёрнутый в рулон пергамент и отложив коробку в сторону, предварительно заглянув внутрь, проверяя, как бы там чего не осталось важного, принялся осторожно разворачивать письмо.

Вообще, в Мидии, пергаментное письмо было крайней редкостью, ибо для повседневной переписки, как правило, использовались специальные глиняные таблички, а для особо важных случаев, применялось тонко раскатанное золото. Пергамент, не то что не умели изготавливать, просто он, выпадал из понятия «традиция».

Ещё только раскрыв край, его маленькие, заплывшие глазки, быстро забегали по строкам и тут же наполнились слезами, а ещё мгновение спустя, он вновь свернул пергамент, опустил его на колени и откровенно зарыдал.

Асаргад не смотрел на евнуха и не торопил, а медленно осматривал сад, через множество щёлочек в стенах. Мазар перестал вертеть головой и печально уставился на Артембара. Асаргад моментально оценил его взгляд. Видимо их связывало не только служебное положение и по виду охранника было заметно, что тот, по-настоящему сопереживал с толстяком и был для него чем-то больше, чем охрана.

Асаргад успел осмотреть весь сад вокруг, пока толстый евнух не предпринял повторную попытку развернуть пергамент и начать читать всё заново. Руки его дрожали, слёзы лились по пухлым щекам, при этом он постоянно шмыгал носом и придурковато улыбался.

— Он меня простил, — взвизгнул в приступе счастья Артембар и уставил заплаканные глазки на Асаргада.

Воин ничего не ответил, лишь глубоко кивнул, давая понять, что он всё знает и подтверждает это. Артембар вновь набросился на чтиво и снова зарыдал, тихо проговаривая сквозь слёзы:

— Он просит прощения у меня. Милый, бедный мальчик.

Поревев ещё какое-то время, старый Артембар, который за эти мгновения, буквально на глазах постарел ещё больше, принялся за третью попытку и на этот раз, окончательную.

Сначала, по мере прочтения, его улыбка постепенно сползла на нет. Лицо стало напряжённым и собранным. Он то и дело стал бросать короткие взгляды на Асаргада, от которых тот, сразу почувствовал себя неуютно. В первую очередь, его пристальный, умный взгляд, никак не вязался с тем стереотипом, что сложился у Асаргада за недолгое их знакомство.

Неожиданно, этот человек показал себя с другой, внезапной стороны и тогда Асаргад чётко отметил про себя, что внешность и первое впечатление, бывают обманчивы и даже порой, через чур. А когда, наконец, Артембар дочитал письмо до конца, он уронил руки и откинувшись спиной на хрупкую стену беседки, от чего бедная опасно качнулась всем строением, его умный, буквально сверкающий взгляд, устремился на Мазара.

За время чтения, образ евнуха, преобразился до неузнаваемости. Он сосредоточенно о чём-то призадумался. Наступила немая сцена, и на долго. Артембар не двигая ни единой «жиринкой», смотрел в никуда, а Асаргад с Мазаром, на него и лишь изредка переглядываясь между собой, недоумевая по поводу затянувшегося, так надолго, молчания.

Наконец, старый евнух вышел из оцепенения, встрепенулся, глубоко с видимой отдышкой вздохнул и уже с серьёзным видом, став абсолютно другим человеком, ещё раз перечитал письмо, после чего быстрым, явно привычным движением, свернул его в трубочку и тихо спросил гостя, почему-то при этом, смотря на Мазара:

— Я пока не знаю, чем могу тебе помочь. Мне надо подумать, — он сделал паузу, а потом повернувшись к воину спросил, — тебе есть где остановиться?

— Нет, — сухо ответил Асаргад.

Артембар задумался вновь, ритмично стуча отяжелёнными золотом пальцами по своей коленке. Думал он опять долго, но, наконец, приняв какое-то решение, тяжело и грузно поднялся на ноги, кряхтя и постанывая.

— Хорошо, — сказал он и обращаясь уже к Мазару, попросил, — Мазар, ты сможешь провести гостей в дом моего друга Харпага? Я знаю, что его нет в городе, но Кудак приютит их, по моей просьбе. Он не откажет.

— Смогу, — уверенно ответствовал старший охранник гаремного сада, вновь почтенно кланяясь, — только для этого, их надо переодеть подобающе.

Асаргад поднялся.

— Вы не слишком спешите, владыка, — неожиданно обратился Артембар к нему непонятным титулом, но не раболепно, а с некой насмешкой.

— Как бы я не спешил, уважаемый, — ответил Асаргад спокойно и даже устало, — судьбу не обгонишь.

Артембар чуть заметно улыбнулся и даже попытался поклониться, на этот раз почтительно, выдавая, скорее, уважение уму собеседника, чем будущему царю царей. Мазар тут же отпрянул в сторону от прохода, открывая выход. На лице его мелькнуло замешательство. Он до сих пор, так и не знал, кто этот гость, но в один миг понял, чисто интуитивно, что перс не так прост, как показался вначале и на всякий случай, решил держаться с ним обходительней.

Артембар чуть склонив голову, протянул руку к выходу, предлагая пройти первым Асаргаду. Тот, приняв царскую осанку, слегка кивнул в ответ, поблагодарив и вышел…

Мидийцы были очень близки персам и по языку, и по вере, и по обычаям повседневной жизни, что говорило об их недалёком единстве, в не ком, цельном народе. И те, и другие носили длинные волосы и столь же длинные бороды, которые в зависимости от положения, имели различную степень ухоженности.

Носили одинакового покроя штаны, короткие сапожки и на поясе, обязательно, — меч акинак, бывший в ту пору, отличительным признаком свободного от рабства мужчины. Но не долгое раздельное существование, вносило и ряд различий, позволяющих отличить мидийца от перса, что называется, невооружённым глазом.

Мидийская мода верхней одежды, значительно отличалась от персидской. Если персы, как и в бытность времён, надевали узкие кожаные куртки, то дородные мидийцы, длинные, свободные одеяния, с большими, безразмерными рукавами, больше присущи женщинам, чем мужчинам. Кроме того, мидийцы и персы чётко различались головными уборами. На этом, в принципе, внешние различия заканчивались.

Веры, мидийцы, как и персы были тоже одной. И те, и другие верили в Ахурамазду, в мир добра и зла, в борьбу между этими мирами и обязательную победу света над тьмой. Эту религию сегодня, называют зороастризмом, по имени первого пророка, сформировавшего основные постулаты этого вероучения.

Изначально учение Заратустры было активной прозелитической религией, страстно проповедуемой пророком и его учениками, и последователями. Последователи и адепты «благой веры», весьма чётко противопоставляли себя иноверцам, считая тех «почитателями дэвов». Тем не менее, в силу целого ряда причин, по-настоящему мировой религией, зороастризм так и не стал. Его проповедь оказалась ограничена главным образом ираноязычной ойкуменой.

У мидийцев, более, чем у персов, был развит чистый, теоретически-философский зороастризм, который, именно при Иштувегу, стал подобием государственной религии, исключивший из лона государства все остальные, что породило всеобщую поддержку его магами, дав опереться царю в своём правлении, на самую могучую силу, как в воздействии на умы народа, так и на самую мощную экономическую структуру.

Отец Иштувегу Увахшатра, по сути создавший великую империю мидян, которых вавилоняне называли Умманманды, величался царём царей, в том смысле, что был первый, среди равных царских династий, входящих в то, что называлось обобщённым понятием Мидия.

Иштувегу, усевшись на трон, решил этот паритет нарушить. Ему не удавалось стать лидером среди равных по заслугам, поэтому он применил стратегию унижения рядом стоящих. Кстати, такая форма получения неограниченной власти, была абсолютной нормой и Увахшатра — отец империи, был как раз, редким, из этого правила, исключением.

Иштувегу, в первую очередь, окружил себя теми, кто унизился пред ним сам, а затем, нагнул, а кое кого и сломал из тех, кто унижаться не захотел. Главным оружием, он избрал интригу и грубую силу, что моментально восстановило ряд влиятельных мидийских родов против него. Правда, открытой оппозиции не было, она существовала подпольно, так как открытая часть недовольных, была сразу скомпрометирована и жестоко вырезана молодым царём, что, кстати, послужило ему оправданием, дляустановления единоличного деспотизма.

Поэтому, все главы древних и уважаемых родов, и царьки всех мастей внутренних мидийских земель и городов, входивших в империю, в глаза царю Иштувегу улыбались, но при этом, почти каждый, держал за пазухой камень.

Удерживать в единении множество разнообразных, этнических и культурных народностей, не особо ратующих, за поддержание общего государственного тела, сколь угодно долгое время, невозможно. Никакая сила мечей и копий, никакая репрессивная политика тотального страха, не способна превратить их в однородную, управляемую массу. Рано или поздно, напряжение в любой империи достигнет критического значения и искусственный конгломерат взрывается.

Единственная сила, которая способна сплотить и сделать разнородное общим — это заинтересованность их в этом. Понимал ли это Иштувегу? Судя по его политике, вряд ли. В результате правления царя-деспота, в империи всё больше и больше росло недовольство, готовое, в один прекрасный момент, взорваться.

Мог ли тогда Асаргад знать, что этот капризный и с виду тщедушный толстяк, каким предстал перед ним Артембар, был самым влиятельным человеком в империи, по сути своей, возглавляющий самую опасную оппозицию царю?

Иштувегу, был до маниакальности мнителен и не доверял никому, порою, даже самому себе, а вот Артембару доверял. Почему? Это останется загадкой. Видимо вид и поведение этого толстяка, и его, в сущности, безродность, позволяло царю, вообще, не воспринимать его, как человека. Он был для него говорящей игрушкой, единственной, с которой он мог общаться, без опаски за себя. Иштувегу, по крайней мере, так считал.

Артембар, каким-то образом, не попадал в его маниакальный кругозор. Иштувегу, в любом человеке находил для себя врага, но только не в нём, а именно он, главный евнух его гарема, являлся ключевой фигурой вражеского стана, который вдумчиво и планомерно, готовил не сколько, просто, смерть ненавистному параноику, но и слом всей системы в целом.

Второй по значимости фигурой в списке друзей Артембара, был как раз, тот самый Харпаг, в дом которого и повёл Мазар Асаргада с товарищами. Харпаг, был один из великих полководцев Иштувегу, командовавший большей частью его войск и во многих походах, в которых Иштувегу лично не участвовал, командовал общими войсками, от его имени. Но в отличии от Артембара, который кроме политических претензий к царю, имел ещё и личные, Харпаг личных претензий к Правителю не имел и «дружил» с Артембаром, исключительно, по идейным соображениям.

В крепости, в которую, наконец, привёл гостей Мазар, и которая называлась «дом друга Харпага», встретили их не слишком радушно. Кудак, видимо управляющий, в отсутствии хозяина не был расположен к гостеприимству, тем более нежданных гостей из рода «не пойми кто» и страны «не пойми откуда», но по кривясь и внутренне по борясь с собой, всё же отказать в просьбе Артембара, да ещё переданной с помощью Мазара, не смог и гостей впустил.

Кудак с первого взгляда, вскользь, как выяснилось позже, распознал в расфуфыренных «мидийских» гостях их истинные сути, но изначально промолчал. Он был не стар, прекрасно сложён, с сильными жилистыми руками. В каждой мелочи, угадывался в нём опытный и бывалый воин, только когда он пошёл впереди, сопровождая гостей, Асаргад увидел его сильную хромоту, прямо, как у его отца и понял, почему этот вояка не встрою, а при хозяйстве. Видимо, он когда-то воевал со своим хозяином плечом к плечу, но получив увечье, выпал из боевых рядов, а судя по тому, что Харпаг пристроил его к себе, Кудак был для него, чем-то больше, чем простой воин.

Дом был небольшой, но действительно напоминал хорошо обустроенную крепость. Асаргад оглядев её даже мельком, решил, что он бы такую, штурмовать не стал бы, ни при каких условиях. Тщетно.

Небольшой внутренний дворик, куда их привёл Кудак, напоминал больше тренажёрный пятачок, для отработки боевых навыков, чем обычный двор влиятельного горожанина. Вдоль стен стояли чучела и манекены, хитрые деревянные приспособления, мишени и тому подобное.

При крепости-доме имелась внушительная конюшня, в которой стояло только две лошади, но управляющий, чётко определил стойла гостевым коням, не предоставив им выбора. Затем, провёл в дом и извинившись за временное отсутствие комфорта, открыл перед ними лишь одну комнату на всех, которая больше была похожа на казарму для десятка воинов.

— Это я могу предложить, только от себя лично, — проговорил хмуро Кудак, — сами понимаете, без хозяина, я не вправе распоряжаться его комнатами. Прибудет господин, примет решение. К тому же вы ордынцы, вам не привыкать.

С последними словами, он хитро улыбнулся Асаргаду, мол, знай наших, не таких раскусывали.

— По тебе вижу, ты тоже школу степей прошёл, воин, — парировал с ответной ухмылкой Асаргад.

— Был воин, да весь вышел, — серьёзно проговорил тот, — пойду распоряжусь на кухню. Еду принесут сюда. Отдыхайте.

Кудак вышел, но дверь за собой не прикрыл, оставив проход нараспашку. Асаргад, тоже за ним дверь закрывать не стал и жестом остановил своих телохранителей, решивших это сделать. Он огляделся, кинул походные мешки к ближайшему лежаку и молча стянув сапоги, устало завалился, даже не снимая верхней одежды.

— Кудак, — негромко позвал он управляющего в пустоту коридора, — а где здесь можно помыться с дороги?

Как и ожидал Асаргад, Кудак почти тут же появился в проёме. Он никуда далеко не ушёл и ни на какую кухню не побежал. Он остался в укромном месте, посмотреть на реакцию гостей и послушать, о чём они будут говорить, но поняв, что гости не простые залётные и просчитали его замысел, не раздумывая решил раскрыться, осознавая, что шушукаться они не будут ни при нём, ни без него. Не те люди.

— Пришлю кого-нибудь, — устало, но с улыбкой проговорил он, — проводят.

И с этими словами, он действительно ушёл, даже дверь прикрыл. На этот раз, его шаги были отчётливо слышны в, похоже, пустом и от того гулком для звуков, каменном замке.

Мерно и однообразно потекли дни безделья. Дом-крепость оказался не пустым, как вначале показалось. В узкое окно-бойницу, выходящее на маленький, внутренний дворик, Асаргад видел и тренирующихся воинов мечников, которых за эти дни он насчитал порядка двух десятков и кучу ребятни, разного возраста, женщин и старух прислуги, да и мужчин, кроме воинов, он голов пятнадцать насчитал, как минимум, и всё это только то, что он увидел, а сколько всего народа в крепости, оставалось только гадать.

Асаргад, проявляя стойкость, не любопытствовал и помещение, куда их определил Кудак, без нужды не покидал и своим телохранителям не позволял. Он ждал, просто ждал.

Асаргад даже не думал и не размышлял о будущем, не строил планов своего восхождения к власти, так как был уверен в том, что поворот судьбы у Артембара, всё равно окажется непредсказуемым и только пройдя этот судьбоносный узел, можно будет принимать, хоть какие-то конкретные решения.

На второй день, вечером, когда в замке уже начали зажигать факела, к ним в казарму зашёл Кудак и с ехидной улыбкой осмотрев троицу, неожиданно спросил, ни к кому не обращаясь:

— Золотом богаты?

Асаргад вопросительно посмотрел на хитрющего и довольного собой Кудака и задал встречный вопрос:

— Смотря сколько и для чего?

— По бруску на брата, думаю хватит, — не переставая улыбаться, уточнил домоуправ и тут же разъяснил, — предлагаю сходить в храм Анахиты. Знаю я, вашу ордынскую жизнь. Воюешь среди баб, а самих баб, годами не видишь.

Телохранители Асаргада резко встрепенулись и чуть ли не скуля, уставились на начальника. Асаргад глянул на них, усмехнулся в усы и решил:

— Ну что ж, дело хорошее. По бруску, так по бруску. А не дорого?

И с этими словами, не ожидая ответа, полез в один из своих походных мешков. Тем временем Кудак продолжил:

— Артембар с Мазаром расстарались. Мазар посыльного прислал с весточкой. Ближе к ночи, когда в храме мало кто останется, туда заявятся очень важные особы, притом сознательно по ваши души. Так, что, на дар не скупитесь. Окупится с торицей. Я не знаю, что им там про вас наш толстяк наговорил, но то, что они вот так, разом заявятся, уже говорит о многом.

— Кто такие? — как бы между делом поинтересовался Асаргад, облачаясь в ненавистный мидийский балахон, путаясь в его безразмерных рукавах.

— Лучше вам не знать. Это для вашей же безопасности и упаси вас Ахурамазда, их об этом спрашивать. Особы хоть и молоды, но несвободны и их мужья, очень серьёзная угроза. Поверьте, на слово, — проговорил Кудак, резко становясь серьёзным, — коли узнают, то не спасут даже эти стены. Да, что стены, даже заступничество самого царя вас не спасёт. Вот насколько они опасны. У каждого по ручной армии отпетых головорезов, так что вам, даже из города не уйти. Из-под земли достанут, но с другой стороны, обладание их жёнами, согреют душу каждого, кто ненавидит Иштувегу и его свору, — он о чём-то с грустью призадумался и тут же перешёл на другую тему, — но и вести себя с ними, вы должны так, как подобает царям, не ниже, чтоб не унизить их достоинство и оставить женщин довольными вами. Коли сделаете, как говорю, в будущем, глядишь, может пригодиться…

Он замолчал, опять о чём-то задумавшись. К этому времени, гости нарядились. Асаргад выделил каждому по бруску золота, и они, в предвкушении приятных во всех отношениях событий, в сопровождении Кудака, отправились в храм Анахиты.

Было ещё одно различие в верованиях у мидийцев и персов. Оно касалось не основных постулатов, а второстепенных, но тем не менее. У мидийцев был значительно сильнее развит культ почитания богини плодородия Ардвисуры Анахиты. Нет, персы тоже про неё не забывали, но не до такой степени.

В Экбатаны находился храм богини Анахиты, самый большой и самый роскошный во всей мидийской империи, а если учесть, что за пределами Мидии ей храмы не ставили, то получалось, что храм в Экбатаны, был лучший в мире.

Мидийские женщины, служа в этом храме, по уверениям чужестранцев, просто, предавались разврату и зачастую не могли понять, как всё «это», согласуется с религией, но мидийки, знали что-то такое об этом, о чём чужестранцы не догадывались, при этом, они так ласково обращались со своими любовниками, что не только оказывали им «гостеприимство на ложе» и обменивались подарками, но нередко давали больше, чем получали, так как столичные львицы, по большей части, происходили из богатых семей, снабжающих их для этого средствами.

Впрочем, они принимали любовников не первых встречных, а преимущественно равных себе по общественному положению и по понятным соображениям, предпочитали не местную аристократию, которую, как облупленных знали, а аристократию заезжую. Вот он был, а вот его и нет. Он не спрашивает, кто она такая, она, им не интересуется. Злые мужья останутся в неведении, слухов и пересудов по городу, ходить не будет. Идеальный расклад.

Храмовая проституция, с точки зрения тогдашнего мидийца, была, по своей сути, проста и понятна. Не каждому верующему дано было счастье впадать в религиозный экстаз, для общения с богом, но, оказывается, каждой женщине в храме богини, при оргазме, как некой разновидности экстаза, легко и просто было слиться с «божественным» воедино. Поэтому, раз в год, каждая женщина, была обязана пройти процесс единения с Анахитой в её храме, правда, не всегда им это удавалось.

Женщина не имела права выбора, в прямом смысле. Соответственно, войдя в храм, кто-то из них не успевал даже добраться до каменной скамьи, где сидели в ожидании конкурентки, оказываясь в загребущих мужских руках, а кто-то, сидел там днями, а то и годами в ожидании хоть кого-нибудь, кто на неё позарится, ну, или скорее, сжалится.

У персов, для женщин такой «обязаловки» не было и если кто и решался на единение с Анахитой, то это было исключение, чем правило.

В величественном храме, не только мало кто остался к их приходу, он был абсолютно пуст. Вообще никого. Кудак провёл гостей по светлой дорожке, посыпанной мелким песком и выйдя к пустым каменным скамьям, на которых должны были, по идее, восседать жаждущие единения с богиней, остановился, пристально всматриваясь в сумрак колонн.

Наконец, он обернулся к Асаргаду и не говоря не слова, указал ему направление рукой, давая понять, что конкретно ему, надо идти, именно туда. У Асаргада, в предвкушении скорой близости с женщиной, которой у него не было уже почти год, сердце вылезало из ушей, в диком желании, хоть одной артерией, взглянуть на предмет вожделения. От грохота, с которым оно колотилось, мужчина оглох и похоже, вообще уже ничего не соображал, не то что слышал. Он, было рванул в указанном направлении, но тут же был остановлен Кудаком за рукав.

— Остынь, — зашипел тот шёпотом и тут же напомнил о договоре — ты царь, а не дикий варвар.

Это несколько остудило непроизвольный порыв Асаргада, и он, как будто вернулся в чувство из забытья.

— Я рык царя, — медленно проговорил он про себя, расправляя при этом плечи, становясь величественным и важным сам в себе.

Предательская дрожь, во всём теле, постепенно успокаивалась, даже дышать стало легче. Он утёр длинными рукавами мокрое, от выступившего пота лицо, проделав это в виде некой молитвенной интерпретации, с запрокидыванием головы к тёмному небу и наконец, посчитав, что полностью успокоился и вполне контролирует себя, орлиным взглядом впился в темноту, туда, куда указал Кудак.

Там, между двух колонн, шелохнулась тень. Если б не это движение, то он, вряд ли, разглядел что-нибудь, но благодаря тому, что соискательница, его тела, не выдержала прямого повелительного взгляда и заметалась, видимо не зная, что предпринять, он чётко понял куда ему надо идти. И Асаргад пошёл. Величаво, важно, не спешно, наигранно небрежно, выражая всем своим видом силу, абсолютную уверенность и полную власть над той, кто сейчас попадёт в его руки.

Она была прекрасна в слабом свете факелов и по её виду, была перевозбуждена настолько, что, казалось ещё чуть-чуть, и молодая женщина упадёт в обморок, лишившись чувств. Видимо у неё закружилась голова, и чтобы не упасть, она неуверенно протянула руку и упёрлась ею на колонну. Асаргад мгновенно сообразил, что женщина, сейчас, рухнет у его ног, тут же с ходу подхватил её на руки и красавица, как будто только этого и ожидавшая, моментально обвила его шею руками и уткнулась личиком в его плечо.

Только когда он с удивлением, буквально, ощутил биение её заячьего сердечка, дрожь нежного, хрупкого тела, он, наконец, полностью успокоился и даже снисходительно позволил себе улыбнуться…

Глава восемнадцатая. Он. Куруш

На четвёртый день Асаргадова сидения в доме Харпага, в дверь казармы постучались и в проёме возник хмурый Кудак.

— Артембар умирает, — выдавил он из себя, с некой злостью в голосе, всем своим видом показывая, что обвиняет в этом, почему-то гостей.

Асаргад вскочил с лежака, как ошпаренный.

— Как умирает? — недоумение Асаргада, переходило всяческие границы, у него аж глаза, чуть не выкатились из орбит и ему стоило усилий, чтоб не наброситься на Кудака и не порвать его за наглую ложь.

— Он зовёт нас, — уже более сдержанней, продолжил Кудак, — тебя и меня.

Асаргад быстро оделся, зачем-то схватил походные мешки, но Кудак остановил его:

— Пешком пойдём.

Асаргад, приходя в себя от этой сногсшибательной новости, медленно выпустил мешки из рук и задумался о превратности судьбы, молча постояв, разглядывая пол под ногами и кивнув Кудаку, как бы говоря, что готов, двинулся за управляющим.

У входа, их ждал такой же хмурый Мазар, который, не здороваясь и вообще не говоря не слова, развернулся и пошёл. Асаргад и Кудак зашагали следом. Шли молча всю дорогу, только когда дошли до золотых ворот, Мазар остановился, развернулся и пристально посмотрел на гостя.

— Я думаю тебе не надо говорить, чем я рискую? — спросил он, смотря на Асаргада из-под надвинутых бровей.

Гость ничего не сказал в ответ, лишь утвердительно кивнул. Он понял, что Мазар поведёт их сейчас в самое сокровенное и тщательно охраняемое место, куда хода нет ни одному мужчине — гарем самого Иштувегу. И если хоть кто-нибудь об этом узнает, то самое малое — старший охранник гаремного сада Мазар, просто лишится головы.

Они зашли в золотой город. Охрана ворот, хмуро и с подозрением осмотрела каждого, в особенности Асаргада, но попыток противодействовать их проходу при этом, не предприняла. Мазар повёл их не к входу в здание, а куда-то в сторону.

Пройдя несколько проходных дворов, с непонятными для Асаргада сооружениями и буквально нырнув в низенькую арку, оказались в саду, на краю которого, красовалась знакомая по архитектуре беседка. Точно такая же, в какой Асаргад уже бывал, в загородном саду у Мазара.

Пройдя по саду, они обошли вычурное здание и в самом углу, спустились по небольшой каменной лестнице в подвал. Пропетляв по тесным лабиринтам в полумраке, поднялись по узкой лестнице и у дверей остановились.

— Ждите здесь, — скомандовал Мазар и выскользнул в освещённый лампадками коридор.

Ждать пришлось не долго. Вскоре он вновь появился и произнеся: «Быстрей», стараясь не шуметь при шаге, двинулся вдоль стены. Дойдя до поворота, осторожно выглянул за угол и махнув рукой, мол, следуйте за мной, быстро скрылся в следующем коридоре.

Неожиданно, впереди послышались чьи-то приближающиеся шаги и Мазар, тут же сграбастав спутников в охапку, впихнул их в первую же попавшуюся дверь. Это оказалась женская комната. Молодая девушка, по виду мидянка, сидела на подушках и что-то рукодельничала. Увидев ворвавшихся к ней мужчин, она замерла, выпучив глазки, но не произнесла ни звука. Мазар, выступивший вперёд, прижал палец к губам, и та, понимающе или наоборот, ничего непонимающе, кивнула.

Тяжёлые мужские шаги за дверью протопали дальше за поворот, из-за которого они только что вышли и Мазар, выглянув из комнаты наружу и что-то шикнув, двинулся дальше. Асаргад улыбнулся девочке и выйдя за всеми, аккуратно прикрыл дверь, но как только они дошли до нужной комнаты, Асаргад оглянулся и из той двери, в женской комнате, которую они только что покинули, торчала любопытная девичья мордашка. Странно, но Асаргад ни сколько этому не удивился, он удивился бы, если б там её не было. Тем временем Мазар схватил его за рукав и, буквально, втянул в открытую дверь.

Комната Артембара была по-царски великолепна. Большая, светлая и до извращения богато украшенная. Сам Артембар лежал непонятно на чём, весь заваленный расшитыми золотом подушками. Он был бледен. Лицо покрыто испариной. Возле него, стоял ещё один мужчина, вернее старик, в странном одеянии с колпаком на голове и что-то толок в маленькой ступе. «Лекарь», — подумал Асаргад. Завидев их, старик отошёл в сторонку, пропуская посетителей к умирающему.

— Как он, Эшана, — в пол голоса поинтересовался Кудак.

— Он умирает, — проскрипел старик в колпаке, просто и не затейливо констатируя факт, — но умирает хорошо.

Асаргад, сначала, не понял, что означает это «хорошо», но присмотревшись к Артембару и увидев его блуждающую улыбку, догадался. Старый евнух приоткрыл медленно глаза и оглядев гостей, улыбнулся ещё внятней.

— Я рад, что вы успели, друзья мои, — неожиданно твёрдо проговорил умирающий, — жаль Харпага не успею повидать. Этот сорви голова, вечно где-то за кем-то гоняется, всё никак не угомонится.

— Служба, — тихо проговорил Кудак в защиту своего хозяина.

— Служба, служба, — прошамкал Артембар передразнивая и закрывая при этом глаза.

Было не понятно, толи он задумался, толи ему было тяжело говорить, и он отдыхал, но он вновь заговорил нормальным голосом, правда, не открывая глаз:

— Я собрал вас, как самых близких, из тех, до кого смог дотянуться в этот момент. Вы прекрасно знаете с кем я был дружен при жизни, и кто был дружен со мной, поэтому, я надеюсь вы передадите им всё, что услышите.

Артембар замолчал. Лекарь тоже перестал толочь в ступе и затих, создавая полную тишину.

— Сначала, я хочу успеть сделать главное, — вновь заговорил Артембар открывая глаза и отыскивая взглядом Асаргада, — оставьте меня с ним наедине.

Все непонимающе переглянулись, но старый лекарь указал рукой на другую дверь, в глубине комнаты, как бы показывая, где им надо подождать и сам, показывая пример, двинулся в том направлении. Кудак и Мазар, с недовольным видом, косясь на непонятного гостя, подчинились и медленно пошли следом за стариком.

— Подойди ближе, — позвал Артембар в пол голоса, — то, что я тебе скажу, касается только твоих ушей.

Асаргад не только подошёл ближе, но и позволил себе сесть на подушку рядом с умирающим. Тот, слабеющей рукой, вынул, откуда-т, о из-под подушек золотой амулет на массивной цепи и протянул Асаргаду.

— Возьми это и повесь себе на шею, — проговорил он почти шёпотом.

Асаргад мельком осмотрел увесистую золотую побрякушку и решив, что это какой-то ценный магический амулет, расправил цепь и повесил его себе на шею, оставив болтаться поверх балахона. Прислушался к ощущениям. Ничего. Артембар, наблюдая за действиями гостя, старчески «захекал», изображая сдавленный смех.

— Спрячь его пока. Это не магия, — успокоил он Асаргада, но тут же став серьёзным добавил, — это власть, Куруш. Знак твоей будущей власти над миром.

Асаргад вопросительно посмотрел на него, но последовал совету и опустил знак за пазуху.

— Да, да, — поняв его непонятливость, пояснил старый евнух, — это знак царской власти. Отныне, ты царь Аншана, страны Элам. Имя твоё Куруш. С этого дня, ты потомок древнего царского рода Ахеменидов. Пусть Аншана, как города больше нет, его по камешкам разобрал мой друг Харпаг, но город тебе и не нужен, как и та страна. Даже будет лучше, что ты начнёшь в другом месте, ибо в Эламе, Куруша, кое кто может знать в лицо.

— Зачем мне мёртвый титул? — удивился Асаргад.

— Затем, — зашипел Артембар, стискивая пухлыми пальчиками, окольцованные золотом, мягкие подушки, — за бандитом из степей пойдут не многие, если, вообще, пойдут, за царём, провозглашённым самим Ахурамаздой, пойдут все, кто нужен. Куруш, как кость в горле стоял у Иштувегу долгие годы, и он приложил не мало усилий, чтоб стереть его и город, с лица земли, и об этом знают все: и маги, и воины, и все, кто служат Иштувегу и все, кто его ненавидит. Об этом знают в Мидии и в Вавилонии, Лидии и Египте. Если ты, правильно этим распорядишься, то сможешь собрать вокруг себя невиданную силу, которая сделает тебя не просто царём царей, а царём над царями, — тут он расслабился, отвернул голову и проговорил уже куда-то в пустоту, — так мне изрёк сам Ахурамазда, мальчик. Там, — он протянул руку, — лежат очень ценные письмена для тебя. Спрячь их и никому не показывай. В них вся твоя родословная. Всё. Теперь позови остальных.

Асаргад, наполненный новыми мыслями, ошарашенный непредсказуемым поворотом своей судьбы, медленно поднялся и направился сначала к той двери, в которую вошёл, но уже на пол пути поняв, что идёт не туда, повернулся и направился к письменам, указанным Артембаром.

Взял несколько золотых пластин, довольно увесистых, покрутил в руках, разглядывая, завернул их в кусок дорогой материи, на которой они лежали и сунул за пазуху балахона, воткнув за пояс в штаны. После чего вышел в ту дверь, за которой скрылись остальные.

Войдя в небольшую комнатку, он растеряно огляделся. В комнате, кроме троих ему знакомых, оказалось ещё человек десять и судя по их важному виду, людей очень почтенных, как минимум, не из последних вельмож империи. Был среди них даже один маг, тоже явно не из низких сословий. Все встали со своих мест и вопросительно уставились на Асаргада.

— Он зовёт всех, — тихо проговорил, только что, тайно коронованный владыка.

Возле умирающего собрались и выстроились полукругом все, кто был позван. Артембар начал свою речь, торжественно, но при этом счастливо улыбаясь.

— Друзья мои, — сказал он, — я умираю счастливым. Я выполнил своё предназначение в этой жизни, и Ахурамазда раскрыл предо мной врата своего вечного сада. Я ухожу гордым, с великой честью, выполнившим свой долг перед родом и перед страной. Я, призываю вас всех в свидетели того, что пожелаю напоследок. Я богатый человек и всё, что имею, отдаю этому гордому царю Аншана, будущему царю Мидии и всего мира — Курушу, — он протянул руку в сторону Асаргада, — прими мой скромный дар, царь царей. Золото тебе, теперь понадобиться много. Я даже рад, что оно не перетечёт в хранилище Иштувегу, а послужит той цели, которой я отдал всю свою сознательную жизнь.

С этими словами он принялся лихорадочно скручивать с пальцев перстни и кольца, складывая их на подушку рядом.

— Мазар, — обратился он к главному стражу гаремного сада, продолжая свинчивать украшения, — ты всегда прислушивался ко мне, и я надеюсь, никогда об этом не жалел?

— Нет, мой господин, — тут же отозвался Мазар, — никогда.

— Тогда прислушайся и теперь.

Артембар остановил процесс свинчивания драгоценностей, приложил руку к груди, тяжело вздохнул, расслабился, прикрыв глаза. Он устал и по его гримасе было видно, что старому евнуху больно, очень больно. Полежав, так, некоторое время, боль видно утихла, и он продолжил:

— Мазар, помоги избавиться от этого грязного металла. Хочу уйти лёгким и чистым и послушай меня, друг мой, немедля собирай семью, всё, что сможешь забрать из добра, постарайся забрать всех своих людей и уходи с Курушем, пока Иштувегу не вернулся из похода. Этот изверг, обязательно узнает о гостях и за пытает тебя, не за измену, а просто, из любопытства. Без меня, у тебя защиты не будет. Царь Куруш, — он посмотрел на Асаргада, — тот самый избранный воин Ахурамазды, тот самый посланник, что был нам обещан, который священным огнём и мечом очистит нашу землю от скверны. Поведайте это всем. Истину говорю. Я виделся этой ночью, с самим светлым богом.

Лицо его вновь залило счастье, и он, глазами полными слёз, плавно оглядел всех собравшихся.

— Избранный? — тихо спросил старик лекарь.

— Да, Эшана. Передайте это всем. Пусть готовятся. Он скоро придёт в этот город царём победителем.

Асаргаду даже стало, как-то, не удобно и стыдно за такое своё прославление, но он держался, как кремень, гордо, царственно и монолитно без эмоционально. Он не смотрел по сторонам, но чувствовал восхищённые взгляды всех стоящих рядом. «Да», — подумал он про себя, — «отныне я царь. Царь Аншана». Он даже почувствовал слабую вибрацию знака царской власти у себя на груди или ему только показалось, но твёрдо решил: «Да будет так».

Глава девятнадцатая. Она. Семейная жизнь

Семейная жизнь у царской дочери не задалась с самого начала, ну, или почти с самого. Месячные пропали ещё в свадебном походе, а значит забеременела она, чуть ли не с первого раза. Когда уединились, то первое время любились, как кролики. Не успевала Славу гасить. Но будущий ребёнок, о себе быстро напомнил, сначала лёгким токсикозом, а затем настроение стало настолько сволочным, что она всё возненавидела и в первую очередь, конечно, собственного мужа, так как больше ненавидеть, рядом, было некого.

Браки, в основном, всегда заключаются по трём «приходам»: либо приходило время, и тогда, схватив первого попавшегося, хоть кого-нибудь, начинали строить жизнь, по принципу «стерпится-слюбится», либо по приходу любви, большой и чистой, в эйфории которой, прикипали так, что жить друг без друга становилась невмоготу, на какое-то время, либо, когда приходило «счастье на всю оставшуюся жизнь», т. е. подворачивалась выгодная партия, в результате которой, после вдумчивого анализа, торжествовал холодный расчёт.

Райс была девкой неглупой, многому наученной, но только не семейной жизни. Царским учителям и в голову не приходило, что молодая «меченная» умудрится обзавестись женихом, ещё до возвращения в родные пенаты. Нет. Совсем тёмной она в этих вопросах не была и многое знала из того, что муж и жена делают друг с другом, но именно вопросами секса, все её познания о семейной жизни и заканчивались.

Она толи от жадности, толи от глупости, что по молодости за всегда присутствует, попыталась оприходовать все три прихода в одну кучу. С одной стороны, зная, что он по судьбе предсказан, ждать не стала, считая, что время пришло и пора становиться взрослой. С другой, как любая в её возрасте, любви хотела такой, чтоб голова кругом, а с третьей, брак изначально был Гнуру предложен договорной, вроде бы, как по расчёту.

Хотела, как лучше, получилось, как всегда. Сначала, возиться с ним в постельных играх, самой нравилось и даже казалось, какие-то чувство к нему возникли, но скоро ей всё это надоело. Гнур же наоборот. Чем больше прибивался её Славой, тем больше воспалялся к ней любовью, а когда жена начала к нему остывать и стала реже давать этот «эмоциональный наркотик», стал беситься, раздражаться, злиться. Это, в свою очередь, начало раздражать Райс, и она, так же принялась беситься и злиться.

В конце концов, когда она вернулась в царскую ставку, то находилась в таких отношениях со своим муженьком, что готова была прибить это ничтожество, размазав его по земле, как грязь. Сдерживало только то, что надеялась в дальнейшем отправить его, как можно дальше и начать другую, свою жизнь.

Гнур же, несмотря на её охлаждение, наоборот, никак не успокаивался. Он, то подлизывался, устремляя на неё жалобно просящие собачьи глазки, то вскипал яростью, требуя положенное по супружескому долгу, то замыкался, прячась и по долгу не разговаривая, даже раз попытался изнасиловать, пока та спала, но она ему ни в какую не давала. Опостылел, невмоготу.

По поводу их приезда, царица устроила праздник. Круглый стол был накрыт в царском шатре и были приглашены, лишь самые ближние люди, да, молодожёны. По законам сестринского сообщества, мужья за бабий стол, пускались лишь в одном случае — в качестве «пустого места».

Перед таким «пустым местом» не ставились блюда, не наливалась чарка. Муж, покрытый плотным покрывалом, кормился и поился только с рук жены и только с её доли. То есть, даст, что погрызть, поест муженёк, подаст свою чарку, то и выпьет, коль ничего не даст, то быть ему трезвым и голодным.

Таких «пустых мест», за царским столом, оказалось целых три. Два муженька от бывалых баб, занимавших особое положение при царском дворе, а третьим, предстояло стать Гнуру. Тот как узнал, какое ему унижение предстоит, встал в горделивую позу. Долго кричал, ругался, за меч хватался, но Райс его купила, мол, коль пойдёшь и всё по правилам сделаешь, будет тебе ночью услада. Гнур понервничал ещё для приличия и согласился.

За большим столом, выстроенным в виде кольца, разорванного в одном месте, для прохода, расселся весь «царский круг». Здесь были Матёрые, возглавлявшие боевые сестринские отряды, особо приближённые бабы из числа «меченных», каждая из которых, была, что-то вроде советника, при Тиоранте, по тому или иному вопросу и несколько глав больших сарматских поселений, все, как одна, представлявших из себя огромных размеров бабищ, до непотребства увешанных золотом с головы до ног.

Вообще, на подобных пьянках снимался всякий дресс-код, поэтому каждая из приглашённых, была одета, как попало. Наоборот, старались одеваться неброско и попроще, так как каждая из бывалых, прекрасно знали, чем эти пьянки, заканчивались. Помимо дресс-кода, на них отсутствовали и морально-этические тормоза, и бабы, гуляли всегда на полную, как в последний раз. О каких остатках золотых украшений можно было говорить к концу пьянки, если от одежды, порой, ничего не оставалось на теле.

Хотя надо отдать должное главам поселений. Они тоже были бабы бывалые и все, как одна, в возрасте, не «молодухи ссиканые». Каждая при себе под рукой, держала девку на подхвате, которая зорко следила за хозяйкой: её состоянием «стояния» и за её золотыми «брякалками», в нужный момент, помогая разошедшейся бабе, избавиться от груза богатств, упрятав их в особый мешок, да и наряды снять аккуратно, чтоб было в чём после окончания застолья домой ехать.

Молодожёнов усадили по левую руку от царицы. Райс одела обычную белую рубаху с длинным подолом, что давало некую свободу в движениях и в ней было не так жарко, хотя из отопления, был только центральный очаг, что горел посредине, но в шатре было достаточно тепло, не смотря на стужу за его стенами. Шубу, изначально накинутую за спину, чтоб не дуло, уже ко второму блюду скинула на пол.

Гнур сидел рядом, накрытый плотным белым покрывалом, из-под которого ничего видно не было, зато всё хорошо было слышно, в том числе и его. Так как Райс, была в положении и всё ещё не рассталась с отвращениями к некоторым блюдам, то ела мало и выборочно. Не пила вовсе. Поэтому вся выпивка и по сути, вся еда, доставалась муженьку и его униженное, обидчивое настроение, быстро стало возрастать, сменяясь разными периодами активности, от эйфории, до депрессии.

Обед начался в полдень, а когда за стенами шатра стемнело, то праздник достиг своего апогея. Это то состояние, когда уже никто, толком, не помнил, по какому поводу гуляли, потому что повод, становился неважным. Били барабаны, сопели сопелки, дули дудки. Бабы, кто пел, кто верещал, но плясали все, правда, тоже, кто во что горазд и где не попадя, даже на столах и под ними.

Танцы были странные, если это распутное зрелище, вообще можно было назвать танцами. Кто визжал, скача козою, кто, просто, медленно кружился, но нет-нет, наступал момент, когда кто-нибудь, кого-нибудь, обязательно хватал за одежду, стараясь зачем-то её разорвать.

Игра это была, какая-то, что ли? Рукава у всех уже были оторваны, даже у Райс, которая из-за стола практически не выходила, так только, если «до ветру». Кое у кого рубахи были уже вдрызг — титьки наружу, кто-то уж вовсе без подолов скакал с голым задом. Со стороны, странно на всё это было смотреть, но танцующим, в отличии от смотрящих, было неимоверно весело.

Гости, особо молодожёнов не доставали, ну, пожалуй, кроме одной Матёрой, по кличке Схосия, которая изрядно подвыпив, несколько раз, заходила со спины, то и дело масляными глазками сверля дыры в накидке Гнура.

Схосия, по твёрдому убеждению, Райс, была самой лютой муже ненавистной особой, маминого приближения. Из каждого похода, она притаскивала до десятка молодых и здоровых пленных мужчин, в качестве рабов. Что уж она с ними делала, но к началу нового похода, из них никого в живых не оставалось.

Разговоры, по поводу Схосии и её «мальчиков», было много, разговоров разных, друг на друга непохожих. Одни утверждали, что она получала удовольствие от их пыток и вида их мучений, забивая и калеча до смерти.

Другие, наоборот, доказывали, что она просто требовала от них любви неземной, но была в этом деле столь ненасытна, что бедолаги не выдерживали и дохли, как мухи.

Третьи, шептали утвердительно, что Схосия из них кровь высасывала, по очереди, мол, она без этого жить не могла, мол, колдовство на неё было наложено какое-то, мол, как перестанет кровь врага пить, так и помрёт за раз. Четвёртые, тут же подшучивали, что она действительно их высасывает до суха, но не кровью насыщается, а их семенем.

Райс не знала кому из них верить, но судя по пьяной Матёрой, что несколько раз лисою подкрадывалась к её мужу, рыжая склонялась к тому, что Схосия, мужиков всё же, действительно любила, а не пытала, притом любила без разбору всех подряд, и очень странной, патологической любовью, но вот убедиться в том, что же она с ними делает и что в них так любит, она так и не рискнула, решив от греха подальше оградить собственного мужа, от любительницы мужиков, на корню. Та, видно поняв, что ей ничего не перепадёт, отстала, а может к тому времени перепив, забыла о его присутствии.

Гнур, к этому времени, сполз с лавки под стол, скинул с головы на плечи покрывало и под общий шум и гам, тихо, сам себе, скулил какую-то жалостливую песню, на родном языке. При этом морщил лицо, будто плача, но слёзы не выдавливались. Он выл, раскачиваясь и закатывая глаза, отчего, на него было смотреть жалко и вместе с тем смешно.

Первые признаки жизни под покрывалом, он начал подавать после третьей или четвёртой чарки. Райс сначала затыкала его незаконное излияние звуков за бабьим столом, прерывая его порывы излияния мыслей в слух, то судорогой, то «нервной плетью», но, когда тот сполз под стол и она поняла, что уже всем вокруг наплевать и на них внимание никто не обращает, перестала его трогать, заботясь лишь о том, чтоб тот, побыстрей напился и вырубился.

Так и произошло. Уже к ночи, муж, свернувшись калачиком под столом и накрывшись покрывалом, не смотря на шум и гам стоящий вокруг, мирно спал, не доставляя больше Райс неудобства своим непозволительным поведением.

Ближе к утру, когда его подняли и опохмелили, она еле дотащила муженька до их шатра. Гнур, проспав всю ночь, поэтому, под утро, встал почти трезвым, только с головной болью, а приняв для лечения всего лишь ковш, тут же впал в тоже состояния, что и перед тем, как уснуть. Еле ворочая языком, ногами двигать, он был уже не в состоянии.

Бросив пьяное тело прямо у порога, Райс отправилась было спать, но тот, вместо того чтобы уснуть где положили, как любой порядочный муж, ни с того не с сего начал буянить, требуя обещанное. Даже попытался раздеть её перед сном, как положено.

Такое было ощущение, что он весь прошлый день и ночь, только и думал об этом, поэтому никак не мог забыть, ни под каким видом. Райс злобно выругалась, пообещала дать обещанное, когда проспится и раздражённо отвернувшись на бок, приготовилась спать.

Какое-то время она слышала, как он жалобно скулит на полу у входа, подумала ещё тогда, что «пьянь через слёзы выходит», слыша, как тот плачет и так, под всхлипывания мужа, уснула.

Гнур же, сидя на полу и деря себя за волосы, действительно плакал, но без слёз. Он скулил, в каком-то состоянии притуплённой ярости и отчаяния. Видимо последнее унижение, доведённое до непотребства пьяным пойлом, переполнило его чашу терпения и он, сын великого вождя гордого племени, выждав, пока ненавистная сука уснёт, мерно засопев, взял меч, медленно, чтоб не шуметь, вынимая его из ножен и стараясь даже не дышать, двинулся к обидчице.

Как только он принял это судьбоносное для себя решение, опьянение спало, в голове просветлело и ему даже показалось, что мозги отрезвели. Только боль в висках, да, предательски подрагивающие руки, напоминали о пьянке.

Подкрался к спящей и с дикой яростью, плотно сжав губы и перестав совсем дышать, чтоб не издать лишних звуков, со всего маха, пригвоздил ненавистное тело истязательницы к лежаку. Но толи рука дёрнулась, толи всё же не до конца протрезвел и сбился глазомер, толи вмешались высшие силы, но всё вышло не так, как хотел. Приколоть к лежаку приколол, добротно, а вот убить на смерть, не получилось.

После того, как Райс с хрипом вздохнула и распахнула глаза, Валова защита, так приложила горе убийцу о каркас шатра, что у того, чуть мозги не вылетели, от удара головой о бревенчатую сваю. Он потерял сознание, а вот она нет.

Находясь в состоянии шока и не помня чувства боли, но всё же боясь пошевелиться, рыжая, с бешенством в зелёных глазах, граничащим с безумием, протянула дрожащую руку и врезала от всей души по нему «дрожью земли», лишь в последний момент подумав, что в себе тоже надо «дрожь» родить, раны умертвить, но нечеловеческая боль хлестнула по рассудку и она уже не помнила, успела она это сделать или нет, так как тоже потеряла сознание.

Чудом было то, что удар тела о каркас, треск, грохот и главное хождение шатра ходуном, привлёк внимание охраны, которая недолго думая, украдкой заглянула в шатёр молодожёнов, наплевав на запреты подобных действий и увидев царскую дочь с мечом в боку, подняла тревогу.

Гнура откачать не удалось и судя по размозжённой голове, посчитали, что убился от удара. Райс вытащили с того света, чуть ли не в прямом смысле этого слова, хотя бились с ней долго. Делали всё, что могли. Тиоранта стянула к себе всех Валовых сестёр-целительниц, до кого смогла дотянуться.

Несколько раз, в первые дни, думали, что не смогли, потеряли, но Райс, даже находясь без сознания, боролась. Русава только и делала, что орала над её ухом, чтоб не сдавалась, а когда на третий день царская дочь пришла в себя и сама собой занялась, то все с облегчением вздохнули. Вторым чудом было то, что меч не повредил ребёнка, пройдя через грудину, повредив лишь лёгкие да изломав рёбра, задев при этом позвоночник.

Целую луну девка с лежака не поднималась, настолько серьёзно была порезана. Вековухи Теремные навестили, силы свои приложили, словом помогали всем миром. Они то встать и заставили, а потом ещё всю зиму расхаживалась с осторожностью, к тому же, пузо уже на грудь лезло, что только добавляло неповоротливости и внутренней боли.

Вот так, бесславно, закончилась семейная жизнь Райс. Не став толком ни женой, ни мамой и мужа прибила, и сама кровью умылась, став законной вдовой в самом начале своей жизни.

Глава двадцатая. Он. Царь Аншана

Эбар, прибыв в родные края и не зная ещё того, что его друг и по совместительству будущий владыка, неожиданно стал царём Аншана и принял имя Куруш, развил среди кочевников бурную деятельность под знаменем Асаргада. Именно такую установку он получил, пока новоиспечённый правитель будет в Экбатаны.

Притом, понимая, что обстоятельства столичных перипетий изобилуют неопределённостью, Асаргад поручил ему не трогать, пока, политику, а просто, попытаться сколотить, что-то подобное степной орде, заманивая посылами лёгкой и быстрой добычи.

Первое, что он сделал, прибрал к рукам банду, в которой до сих пор «подрабатывал» отец его нового царя Атрадат. Просто, без разговоров, прибил их главаря, ещё кого-то, кто воспротивился такой рациональной смене власти, после чего, все как один, признали в нём нового лидера и «отца родного».

Не дав опомниться, он перевёл эту банду, в тридцать человек, на военно-походное, ордынское положение и поскакал по стойбищам, объявляя всеобщую, добровольную мобилизацию. Он катился по пастбищам, как снежный ком с горы, с каждым днём, обрастая всё новыми и новыми воинами, увеличив свою «армию», к приезду Куруша, до, более трёх сот человек.

Воины они, правда, были «не какие», сброд, да молодняк, но введя жесточайшую дисциплину, он каждодневно принялся их обучать и тренировать в поте лица. И всю зиму, Эбар занимался исключительно кочевыми народами, обрастая всё новым пополнением и буквально «на коленке» создавая нечто, хоть отдалённо напоминающее орду.

Кочевники, как таковых воинов не имели, вернее, каждый мужчинабыл и пастух, и воин в одном лице. С появлением Куруша, деятельность Эбара, сразу приняла политический характер и к лозунгам, типа «грабь награбленное», добавились и национально-патриотические.

Главы кочевых родов, идеи какого-то новоявленного царя Аншана, о создании персидского государства, не поддержали. Их устраивало и то положение, в котором они находились в настоящий момент. Мало того, они побаивались, что бунт молодого, залётного царька, против мидийской империи, непременно прокатится по ним камнепадом мидийского террора, что никак не входило в их планы на будущее.

Куруш, как теперь все звали Асаргада и имя которое он принял бесповоротно, понимая, что в военной составляющей, можно опереться только на оседлые персидские племена, имеющие города и хоть какое-то подобие профессиональных воинов, все свои усилия направил именно на них, да, и численностью оседлые, значительно превосходили кочевых.

Он, в сопровождении телохранителей Паласара и Укбара, а также небольшого конного отряда, под руководством Мазара, с вереницей телег со скарбом и домочадцами, въехал в небольшой город Парсы, сознательно объехав более крупный и более достойный его внимания город Пасаргады, узнав по дороге, что «посаженным» царём Парсы, является никто иной, как его родной дядя, старший брат отца, престарелый Арсам.

Куруш, посчитав это ещё одним подарком судьбы, и не преминул этим воспользоваться, хотя за всю свою жизнь, он не разу его не видел, а только лишь несколько раз, о нём слышал и то, не совсем лестные высказывания отца.

Дядя встретил племянника, о существовании которого он, похоже, даже не подозревал, холодно и настороженно, как неродного, но к столу, всё же, пригласил, хотя бы из чувства безопасности, ибо отряд, во главе которого прибыл Куруш, был более боеспособен, чем все его стражники вместе взятые и им ничего не стоило, просто, захватить весь город силой, перебив и вырезав всех, кто его охранял, но в планы Куруша это не входило, хотя более чем прохладный приём, его огорчил.

Тем не менее, за столом, он поведал дяде о своих далеко идущих планах, рассказав и о предзнаменовании, и о предсказании, успокоив, по ходу, местного царька, что Парсы его, как будущая столица, не интересует и столицей новой Персии, он намерен сделать Пасаргады и между прочим, скорее из уважения, попросил у престарелого Арсама совета, на что тот, не задумываясь, как бы само собой разумеющееся, предложил ему самый простой, бескровный и главное, беспроигрышный вариант — жениться на дочери Фарнапса, нынешнего правителя Пасаргады и главы всего рода оседлых пасаргадов, мол, дочь красавица, как раз «навыдане» и её отец подыскивает подходящую пару.

Совет выглядел не как совет, а скорее, как не очень скрываемое желание избавиться, от непонятно откуда свалившегося на седую голову Арсама, невразумительного родственника, с душевнобольными амбициями. Но Куруш, обдумав, тут же за столом, решил, что это цепь, той же судьбоносной дороги и действительно, не задерживаясь более, собрал отряд и покинул дядю, сказав ему на прощание таинственно и пугающе, что они скоро встретятся, но при других обстоятельствах.

Арсам, конечно же, не верил, что Фарнапс отдаст дочь за не пойми кого, Куруш же, был в этом уверен и не капли не сомневался. Он не знал, как это произойдёт, но то что произойдёт, знал точно.

Город Пасаргады был крупнее Парсы раз в десять. Он не был крепостью, как и все провинциальные города мидийской империи. Крепостные стены, некогда окружавшие город, были, попросту, срыты по приказу Иштувегу и постоянно наведывающиеся карательные, побора-собирательные экспедиции, из столицы Мидии, тщательно следили за этим.

Кроме того, в провинциальных городах, при дворах посаженных царей-марионеток, были представители мидийской администрации, так называемые визири-советники, которые ведя собственные дела в провинции, следили за местной властью на предмет лояльности и сговорчивости.

При царе Фарнапсе, таким визирем был некий Арадад, тип неопределённого возраста, непонятного телосложения и неопределяемой половой принадлежности. Имел раздражающее всех свойство, неслышно, как тень, лазить по всему царскому дворцу, суя свой нос в любую щель и в любые дела царского дома, нисколько не стесняясь и не ограничивая себя ни служебными, ни моральными границами.

Куруш, въехав в город, в первую очередь, принялся за решение задачи постоянного проживания, всех с ним прибывших. Купив, не торгуясь, два больших дома, один для себя и своих людей, второй для Мазара и его семьи, он принялся скупать жильё более мелкое и расселять всех, кто его сопровождал, озадачившись, на первое время, лишь распространением слухов, о прибытии в город и поселении в нём, некого царя Аншана, со свитою, притом при всём, сказочно богатого.

К царю Фарнапсу, во дворец, он не пошёл сознательно, считая, что тот, через некоторое время, сам его пригласит, не выдержит, из любопытства, а до этого, Куруш должен создать общественное мнение среди горожан, своими царскими замашками, которые непременно дойдут до слуха местного царя, уже в нужных ему красках и подробностях.

Но делал он всё это не для Фарнапса, а для его дочери, помня постулаты и научения Уйбара относительно женщин. Он не спешил выказывать своих намерений, но с помощью слухов, пытался заронить в ней любопытство и интерес к собственной персоне, понимая, что наверняка и до красавицы дочери, слухи дойдут такие, какие ему надобны.

Он посчитал, что это будет всяко лучше, чем сразу наносить визит и там бить себя в грудь, доказывая, что он какой-то там царь, какого-то Аншана, о котором здесь, вряд ли, кто слышал и с наскока добиваться царской дочери. К тому же города, царём которого он себя именовал, а он знал это вполне достоверно, уже не существует, и он, вроде бы, царь не совсем официальный, как бы в изгнании и наносить без приглашения визит официальному царю Фарнапсу, получалось не с руки.

Поэтому, он всегда мог прикрыться данным обстоятельством, в случае если местный царёк, выскажет неодобрение нарушением правил приличия, установленных среди венценосных особ, в виде непременного, первичного визита к владыке, при прибытии в его город.

Он оказался прав. На пятый день, Фарнапс не выдержав ожидания, когда же царь Аншана, из соседней страны Элама, изволит посетить его царское величие с визитом, прислал к нему гонца. Притом, вынудил его это сделать, никто иной, как мидийский визирь Арадад, который только услышав имя Куруш, страшно перепугался и заметался из угла в угол, давая понять всем, что залётного царя, он хорошо знает и от чего-то, жутко его боится.

Но, как тут же выяснилось, он не знает его лично, но очень много наслышан, как о личном враге самого Великого царя Иштувегу и которого якобы Харпаг, знаменитый полководец мидийской армии, собственноручно обезглавил!

Такое жалкое и трусливое поведение, опостылевшего всем мидийского чинуши, только придало света в ореол загадочного Куруша и у всех, начиная с Фарнапса и его дочери, и кончая последним конюхом, заочно, родилось чувство глубокого уважения, к неведомому гостю.

Куруш, приодетый за эти дни, принял, поистине, царский внешний вид. Обновил и позолотил панцирь, оружие, упряжь коня. Увешался кольцами и перстнями. Подстриг волосы и бороду с усами. Цирюльники постарались на славу, сделав из него красавца и завидного жениха.

Некое благообразное преображение прошли и его телохранители, что сопровождали Куруша во дворец. Кроме того, в свою свиту он включил Мазара, как своего визиря и помощника.

Фарнапс, со своей свитой, вышел приветствовать загадочного царя во двор, выказывая тем самым уважение высокородному гостю и после приветствия, пригласил за накрытый стол, к которому прошли лишь Куруш и Мазар.

Несмотря на то, что мидийский «стукач» Арадад, обрисовал Куруша, как исчадье мрака и пособника дэвов, настаивая лишь на том, чтоб Фарнапс не спугнул мерзавца до появления «разящей руки Великого Иштувегу», царь Пасаргады не преминул засветить перед «дорогим» гостем свою молодую красавицу дочь.

Как там ещё будет с Иштувегу непонятно, а именитый царь, старинного Эламского рода Ахеменидов, вот он и породниться с таким, было бы верхом его мечтаний. Если, как говорит Арадад, этот красавец личный враг самого Иштувегу, значить он, как минимум, ему ровня, а может быть и даровитей самого царя Мидии, коль тот, так жаждет его смерти и похоже, который раз не может до него дотянуться.

Техника вынужденного ожидания и распускания слухов по городу, применённая Курушем, оправдала себя на все сто процентов. Молодая красавица Кассанден, глаз с молодого царя не сводила, похоже уже заочно влюбившись в него по уши и непонятно, что себе на воображавшая по его поводу.

Куруш не только не испортил её ожиданий, но и реально превзошёл их. Он вёл себя по-царски, достойно и не скрываясь, оказывал ей знаки внимания и расположения, давая понять своим поведением и поступками, что хочет её как женщину, но внешне оставаясь неприступным, как и положено было быть «рыку царя» и как учил великий бабник и пройдоха Уйбар.

Сработало. Такое поведение оказалось действенным не только применительно к боевым девам степей, но и с домашними девицами провинциальных дворов, на которых это действовало, в ещё большей степени, без исключения и почти на смерть.

Бедная девочка, уже через одну смену блюд, была в полуобморочном состоянии и готова была на всё ради него. Абсолютно на всё. К тому же ему, в самом деле не приходилось над собой производить насилие, так как Кассанден понравилась будущему царю царей, по-настоящему, и он был не прочь ею обладать не только ради родства с царским родом пасаргадов, но и просто, как приятной и красивой девушкой, которая, как оценил Куруш, будет и женой отменной и матерью его детей идеальной, соответствующей всем установленным канонам.

В разгар шумного и весёлого застолья, неожиданно, в зал влетел перепуганный охранник и только успел прокричать своему царю: «Мидийцы!», как тут же был отброшен на пол, распахнувшейся створкой двери, в которую, буквально, влетел закованный в украшенный золотом металл и с мечом наголо, рослый, здоровый и с виду немаленький по рангу военачальник.

Следом вбежали полтора десятка элитных воинов в тяжёлых металлических доспехах, которые, тут же окружили полукругом праздничный стол, прижимая гостей к их местам и всем видом давая понять, что резких движений, им делать не стоит.

Огромный предводитель мидийцев, стоящий впереди, медленно снял с головы золотой шлем, не выпуская из руки оружие и грозно оглядел сидевших, остановив взгляд на Мазаре и Куруше, вернее, на его царском амулете, что красовался на груди.

Тут, через стол, на четвереньках, переполз Арадад и скрючившись в три погибели, заискивающи дрожа перед грозным мидийским военачальником, тонко и противно лебезя, пропел:

— О, великий Харпаг, повелитель непобедимого воинства!

Большего он пропеть ничего не успел, так как меч великана оборвал, и его слова, и его жизнь. Харпаг не выражая ничего на своём каменном лице, просто и буднично, вогнал оголённый меч, в прогнувшуюся перед ним спину и тут же вытерев окровавленное оружие о его халат, пока тело медленно заваливалось на пол, убрал меч в ножны, позвав:

— Карад!

Из рядов закованных в металл воинов, стоящих за спиной, вышел невысокого роста, но широкий в плечах рубака и подойдя с боку к Харпагу, брякнул себя рукоятью меча о грудь.

— Принимай тела и дела. Отныне, ты здесь визирь, — на этих словах, Харпаг повернулся к воину лицом и добавил, — мой визирь.

Воин, которого назвали Карад, кивнул, вновь стукнул себя кулаком, с зажатым мечом в грудь и наконец, вложив оружие в ножны, ухватил окровавленный труп за плечи халата и куда-то поволок из зала, оставляя кровавую дорожку. Харпаг брезгливо посмотрел на выпачканный пол, обошёл фактурную мазню и остановившись напротив Куруша, спокойно скомандовал хриплым голосом:

— Все вон. Я с царём Аншана, говорить буду, с глазу на глаз.

Воины расступились, народ зашевелился и потянулся к выходу, во главе с царём Фарнапсом. Куруш мельком взглянул в глаза царя Пасаргады, в которых сверкала злоба за унижение его и свиты, и вместе с тем, отчаянное бессилие перед «хозяевами земель». Фарнапс встретился глазами с Курушем и в его взгляде он прочёл вопль досады и жажду отмщения. Может быть это Курушу только показалось, но он воспринял его взгляд, именно так.

Царь Аншана стиснул зубы и медленно прикрыл веки, как бы отвечая, мол, всё будет хорошо, всё образуется, как надо, хотя и сам пока не знал, как вести себя с Харпагом, за спиной которого, полтора десятка элитных воинов и поэтому, проглотил общую обиду унижение и приготовился слушать, о чём это с ним решил, таким образом, поговорить главный полководец мидийского царя.

Какой-то угрозы для себя он не ожидал, так как помнил, что Харпаг числился в друзьях Артембара, который и провозгласил его царём Аншана, но кто его знает, что на уме у этого вояки. Он тоже поднялся с места, и они уставились друг другу в глаза. Началась увлекательная, но очень нервная, молчаливая игра в гляделки. На скулах Харпага играли желваки. На лице Куруша замерло каменное спокойствие.

Все вышли. Дверь закрылась снаружи. Харпаг и Куруш остались одни, но молчанка продолжалась, как и гляделки глаза в глаза. Никто не отводил взгляда и не моргал. Поначалу Куруш думал. Он пытался угадать цель визита Харпага, да ещё с такой нахрапистостью и пролитой кровью посланника самого Иштувегу.

Что могло толкнуть полководца на такой опасный шаг? Старался угадать, о чём будет разговор, но со временем, мысли были вытеснены этим физическим противостоянием и в конце концом, он уже ни о чём не думал, кроме удержания взгляда и не желания уступить, закованному в доспехи вояке. Первым прервал молчание, естественно Харпаг:

— Ну, привет тебе, царь Куруш, — почти прошипел полководец, не отрывая при этом глаз от собеседника.

— Привет тебе, Харпаг, — таким же образом ответил царь, — много наслышан о тебе.

— Я о тебе уже, тоже наслышан, — продолжил великан, всё в той же шипящей манере.

Куруш понял, что такая напряжённая ситуация ему не выгодна. Харпаг, вряд ли, толком начнёт говорить нормально и по существу, коли ситуацию не переломить и не сменить напряжённость, на нечто более доброжелательное.

Он достаточно показал свою внутреннюю силу, а этот упрямый, как баран, военачальник, явно не привык проигрывать, похоже, даже в игры. Он расслабился, отвёл взгляд в сторону пустующих тюфяков, поднял один и передавая его через стол Харпагу, уже спокойно и дружелюбно предложил:

— Садись, Харпаг, поешь с дороги, выпей вина, ты ведь не только посмотреть на меня приехал, но и поговорить не откажешься. А поговорить нам есть о чём.

Наступила гнетущая пауза. Куруш держал тяжёлый тюфяк над столом одной рукой. Харпаг, тупо глядел на протягиваемое ему седалище и о чём-то, судя по быстрым и еле заметным движениям мимических мышц, лихорадочно соображал. Такой неожиданный поворот, вывел его из равновесия, и он растерялся, не понимая, что ему теперь делать. Нарастающий гнев, вызванный упрямством, схлынул, он встрепенулся, перехватив мягкий мешок, так же одной рукой и в одно движение отправил его под себя, одновременно усаживаясь.

Они спокойно, с достоинством принялись пить и есть. Больше глаза в глаза, никто из них не посмотрел. Куруш решил не начинать разговор первым, памятуя, что не является его инициатором. Харпаг молчал, думая о чём-то, равномерно жуя и запивая из предложенного ему кубка. Со стороны картинка была несколько странновата. Сидят двое, друг перед другом, но ведут себя так, как будто каждый из них один одинёшенек и никого вокруг нет. Наконец, Харпаг заговорил, но на этот раз спокойным, мягким басом:

— Что ты собираешься делать?

— Ну, — начал отвечать Куруш с ноткой отрешённости, как будто говорил о планах на урожай персиков, лично для него, не имеющий никакого значения, — для начала осяду в этом городе, женюсь на царской дочери, приберу к рукам всех пасаргадов и с ними все персидские народы в кучу. Укреплю и подготовлю этот город для предстоящей войны, как столицу будущего государства. Иштувегу это не потерпит и пойдёт на меня. Я его разгромлю. Захвачу Мидию, со всеми её сатрапами, потом покорю всех остальных, до коих дотянусь и стану царём царей. Как-то так.

Харпаг слушал молча, разглядывая что-то в своём кубке и бесхитростно улыбаясь.

— Интересно, — пробасил он, — и как ты это сделаешь?

И тут в голове Куруша произошло озарение. Он мгновенно осознал «как». У него даже дыхание перехватило, от поглаживания по голове Ахурамаздой.

— С твоей помощью, Харпаг, — неожиданно спокойно проговорил он, всё ещё внимая божественному прикосновению к голове — и с помощью твоих людей. Я перс, ты мидиец. Я, как царь, не собираюсь рассаживать персов в мидийский городах для правления. Я, намерен, объединить наши народы, как это было в глубокую старину. Этот единый народ, станет великим, среди живущих, объединяя всех вокруг, в единую арийскую державу, не знающую границ.

Харпаг перестал улыбаться, но всё ещё, что-то разглядывал в своём вине. Думал он, довольно, долго, молча катая виноградный напиток в кубке.

— Даже если я соберу всех, — начал он грустно, — нам не устоять перед верными Иштувегу силами.

— В данный момент, — тут же отреагировал Куруш, — ни ты, ни твои воины мне не нужны, Харпаг. Мне нужно время. Время встать на ноги. Время подготовиться. Чем дольше Иштувегу будет прибывать в неведении, тем обречённей будет его конец. И тебе нужно время, чтобы верные Иштувегу люди, стали ему, неверными. Вчера не было силы, способной подняться против Иштувегу, сегодня она появилась, но пока, появилось только имя, которое должно обрасти силой, а для этого, мне нужно время. Я провозглашу не просто очередное провинциальное царство, которых по горам, как «козьего гороха» насыпано. Я провозглашу великую империю арийских народов и под мои знамёна пойдут и персы, и мидийцы, а значить, у Иштувегу сторонников поубавится, а тебе прибудет.

Харпаг опять улыбнулся, долго молчал, а затем поставив кубок на стол и смотря куда-то в сторону, проговорил:

— Хорошо, Куруш. Я принимаю твои речи и постараюсь, как можно дольше скрывать твоё возрождение, тем более, он планирует большой поход на запад, в другую сторону от тебя. Но поспеши, царь Аншана. Времени у тебя, всё равно, не много.

С этими словами Харпаг резко встал, тюфяк, на котором он сидел, скользнул по каменному полу прочь и не прощаясь, не оборачиваясь, вышел, но прежде, чем покинуть дворец, он в очередной раз, резко повернул судьбу Куруша, выйдя на двор, где собрались все, выгнанные им гости и громогласно объявив:

— Карад! Ты, как визирь Мидии в данном городе, отныне переходишь в полное подчинение царя Куруша. Оставишь с собой всю свою десятку и отвечаешь за нашего царя головой.

Подобное заявление, произвело парализующий эффект, абсолютно на всех. Замер в недоумении царь Фарнапс, с приближёнными, пал в ступор с выпученными глазами и раскрытым ртом Карад, со своим десятком. Окаменели в шоке конные воины Харпага, которых во дворе оказалось около сотни. Не отличались своим поведением от всех и люди Куруша.

Харпаг же, с задумчивым видом прошёл мимо всех к своему коню, одел на голову золотой шлем и громогласно скомандовав сотне, с пылевой бурей и грохотом, на бешеной скорости, покинул Пасаргады…

Глава двадцать первая. Она. Слом судьбы

Райс, родила по весне мальчика, как и было предсказано. Рожала в той самой, затерянной в лесу бане, где некогда сидела сиднем, проходя первый круг своего посвящения в «меченные», на чём настояла сама, не понимая почему, но внутреннее предчувствие, заставило её принять, именно такое решение. Она надеялась на помощь при родах, колдовства этого строения, хотя на этот раз, никакого колдовства там, не почувствовала. Роды были тяжёлыми, долгими и никакая «меченность» не помогла.

Повитухой у неё была Знающая, одна из немногих «меченных» баб, при дворе Тиоранты, по кличке Астера, которую Райс хорошо знала с детства и откровенно недолюбливала. Астера была одной из тех её учителей, которая входила в группу «нудных» и всё, что умная Знающая рассказывала о истории и нравах, по малолетству, было девке неинтересно и она практически никогда её не слушала, а та не настаивала. Поэтому, все её учения, младшая царица, как она теперь официально называлась, благополучно забыла, а то, что не знала, так, вообще, не вспомнила.

Тиоранта, своим повелением, Астеру не только определила повитухой Райс, но и прикрепила, уже немолодую бабу, непосредственно к малому «сестричеству» дочери, в качестве её наставника и учителя жизни. Рыжая спокойно восприняла её назначение, только потому, что в тот момент, ей было, просто, всё равно.

Отношение к ней резко изменились, как только Знающая зашла к роженице в баню голая и Райс, во все глаза, налюбовалась её колдовскими разводами, на сухом, поджаром теле, чем-то по цветам, похожих на Апитины, но больше преобладая синим и голубым, чем зелёным, как у бывшей подруги.

Только «вычитав» яркие, сине-голубые завихрения рисунка, Райс прониклась глубоким уважением к своей бывшей учительнице, одновременно осознавая, какая же она была дура, что не слушала её в детстве, а ведь наверняка, Астера, очень много умных вещей ей рассказывала.

Знающая, всегда была странной. Она не куманилась в «сестричествах», но и семью при этом не заводила. Вела скрытый, уединённый образ жизни. Детей не имела и не стремилась. Она не была красавицей, но и в уродки её записать было нельзя. Очень худая, для своего возраста, почти с полным отсутствием грудей. Волос тёмный, но не чёрный, а тёмно-каштановый, скорее. С узким вытянутым лицом.

Вся её внешность говорила о том, что она «пришлая» в этих краях. Здесь такой породы не разводилось. Кто она по крови и из каких краёв родом, Райс никогда не интересовалась. Мало ли кого встретишь при мамином дворе. Кого там только не было.

Три тройки золотоволосых воительниц из личной охраны Тиоранты, теперь являлись личной охраной Райс. Царица официально передала их дочери для образования своего «сестричества». Отряд во главе со старшей, по кличке Линха, благополучно устроился в заброшенной избе еги-бабы, обустроил её, вокруг соорудив лагерь, благоустроив окружающую территорию леса. Натянутые из полотна, меж деревьев и прошитые лапами ёлок и елей, временные загоны для коней, хранилища сена, склады продовольствия. В общем обустроились основательно и на долго.

Девы, как раз были те, что сопровождали рыжую из Терема и прекрасно были знакомы Райс. Они же участвовали в её предсвадебном походе, и младшая царица, всех их знала не только в лицо и по кличкам, но и определённые черты характера, каждой.

Боевые сёстры, образовывали замкнутый клан и в общении на стороне, были не замечены. У них был какой-то свой, закрытый мирок, в котором они жили, закупорившись в невидимую скорлупу и отгораживаясь от всего внешнего. Только их старшая — Линха, так или иначе, выходила за рамки этой девичьей семьи, позволяя себе общение с окружением.

Кроме трёх троек личной охраны, самой вдовы с дитём и повитухи в бане, к Райсовому «сестричеству» были приписаны три воина мужицкого роду, что в совокупности, порождало, некое подобие орды, младшей царицы. Мальчик Агар, с Дедом, что она прихватила в дальней, песчаной стороне и царский берсеркер Теродам, выпрошенный у Тиоранты, в качестве учителя для Агара. Для мужиков был построен отдельный меховой шатёр на краю леса, где они и обитали.

Агар — «личинка берсеркера», как его в шутку продолжали называть, на что он, ни капельки не обижался, а наоборот, всякий раз, сам расплывался в улыбке, заслышав такое к себе обращение. Чем-то, очень нравилось ему это слово — «личинка». На самом деле, он оказался, самым настоящим самородком, достижениями которого, не мог нарадоваться его учитель Теродам. Кроме того, он довольно быстро зарекомендовал себя, как «очень смышлёный парнишка во всех отношениях», к мнению которого, даже бывалые начинали прислушиваться, потому что всегда говорил «по делу».

Сам Теродам, изначально, воспринявший назначение, буквально, дыбом и проявляя демонстративное и бурно-матерное недовольство, подобными перспективами своего будущего положения, в конечном итоге, получив от своей царицы золотой ярлык на выполнение особой царской воли, резко успокоился и принял назначение, как должное.

Золотой ярлык представлял из себя небольшую бляху, с мало кому понятными, загадочными письменами и являлся верхом доверия Матери степи. В иерархии ярлыков, обладал высшей степенью почётности. Воин выполнивший поручение по золотому ярлыку, удостаивался специальной татуировки на теле, что-то типа сегодняшнего ордена и значительного золотого вознаграждения.

Ярлыки были различны по уровням. Самый простой — кожаный. Его вручали при выполнении обычных поручений. Например, в предсвадебном походе Райс, такие ярлыки имели Сакева, и оба Старших особых отрядов. Кожаными ярлыками снабжались посыльные, отправляемые в конкретный адрес, вестники, что скакали по маршруту, оповещая об общей информации, касающейся всех и прочие.

Кожаный ярлык носили на виду, в качестве шейного амулета на верёвочке и каждый встречный подданный царицы, обязан был оказывать посильную помощь, носителю данного знака. Золотой ярлык, наоборот, никому не показывался и носился всегда в потаённых местах, в основном, прячась в поясах.

Самым не понятным и загадочным, среди мужиков, был Дед, который после помывки, стрижки и приведении одеяния в должное состояние, оказался вовсе не дед, а вполне нормальным мужчиной среднего возраста. Был замкнут, молчалив. За всё время, подавляющее большинство сталкивающихся с ним, от него слышало только три слова: да, нет, наверное. И всё.

Разговаривал он только с мальчиком Агаром и то, если находились наедине. Стоило кому-нибудь к ним подойти, как Дед, моментально замолкал и опускал взгляд, закрываясь в свою раковину, наглухо.

По приезду в царскую ставку, из того памятного предсвадебного похода, вёл себя не иначе, как пленный, только, что непривязанный. Сидел в выделенном для него с Агаром шатре. Никуда не ходил. Своим поведением, он напоминал приговорённого или обречённого. Только после личной беседы с ним Тиоранты, несколько ожил, но разговорчивее от этого, не стал.

Как выяснилось из банного допроса перед ближним кругом царицы, Дед оказался бердником одной восточной орды, где правил каган по кличке Тохтой и от которого, он получил кожаный ярлык на выполнение какого-то задания в тех краях, где и томился, пойманный в темницу, но по поводу самого задания, отказался говорить, наотрез.

Так как, при получении ярлыка, воин торжественно клянётся в его выполнении, а за невыполнение обещанного, только одно наказание — смерть, то он, соответственно, просил царицу отпустить его к Тохтою, чтоб получить причитающуюся ему «плату».

Закон был един для всех и даже Матерь степи не имела право на его отмену, даже понимая, что ждёт спасённого на родине, но тут, неожиданно вмешалась Райс. Она вышла к допрашиваемому, стоящему перед кругом, и властно потребовала:

— Посмотри мне в глаза.

Воин поднял глаза. Он не был напуган или смущён, он, вообще, не выражал никаких эмоций. Абсолютно никаких.

— В том городе, кто-то должен был умереть? — спросила она, почему-то догадавшись о его поручении, но задала вопрос не конкретно, мол, «ты должен был кого-нибудь убить», а вот так, дипломатически неопределённо.

— Да, — ответил воин.

— Царь? — изначально предположила царская дочь.

— Нет.

— Тот здоровый в железных доспехах, что командовал обороной? — продолжала она, вспомнив самодовольного здоровяка, которого убила на входе в город.

— Да, — сдавлено ответил воин и глаза его дёрнулись вниз, не выдерживая взгляда Райс, — его звали Хурум.

Райс постояла, подумала, а затем крикнула в сторону входа:

— Шахран, принеси мешок, тот, который «не надо, верим».

В круг вошёл Шахран, в непременных штанах-шароварах и голым торсом, торжественно неся кожаный круглый мешок на вытянутых перед собой руках. Райс взяла мешок, развязала, сунула туда руку, выплёскивая через край излишки рассола и выудив первый попавшийся член, швырнула кусок плоти на землю, к ногам ошарашенного бердника.

— Ты обещал, что он будет мёртв? Он мёртв. Возьми это и отнеси своему кагану. То, что обещано — сделано.

Так как Матерь степи, по рангу власти, считалась наивысшей, то имела право судить, абсолютно всех, не смотря на их принадлежность другим ордам и никто этому противиться не мог. Поэтому, оценив благородный жест дочери, приняла решение о снятии обязательств с бердника и о зачёте выполнения задания по ярлыку. Поступок Райс и решение Тиоранты, оценил и весь круг, признав решение благопристойным.

Дед, поклонившись Райс, царице и кругу, замотав кусок плоти в тряпицу, тут же из бани, убыл в свою орду, но уже через две седмицы вернулся обратно и так как молодожёны, к тому времени, ускакали в «свадебное путешествие», поставил возле дома благодетельницы свой походный шатёр и стал терпеливо дожидаться.

Когда Тиоранта узнала, что он решил посвятить свою дальнейшую жизнь её дочери, то выразила своё одобрение и даже до приезда Райс, поставила на довольствие своего двора.

Вот так, бердник по кличке Дед, а прежнее прозвище, так никто и не узнал, оказался в личной орде младшей царицы. Он оказался не плохим специалистом по тайным операциям. Много знал, многое умел, только физически ещё был слаб, но мясо, как он говорил, дело наживное.

«Молодая» орда, устроив своё стойбище в лесу, жила спокойной размеренной жизнью. Караул несли только девы, еду на всех готовили они же. Мужики только жрали, спали и «бодались», как вечно ворчала Линха, но только за глаза и только при своих девах и то для вида, так как все знали, что их Старшая, по ночам бегала в лес, куда туда же, но другой дорожкой, хаживал Теродам. Что уж там у них было, никому неведомо, но и до семьи у них дело не дошло.

Но, что называется «не пойман не казнён», да и не ловил Линху никто. Свои девки, наоборот, покрывали, мужики помалкивали. Царица в бане в карантине с младенцем сидела, Знающая, на эти дела, вообще, глаза закрывала, мол, её это не касается, мало того, она то их и подбивала, каждый раз выговаривая своё любимое изречение, мол, если нельзя, но очень хочется, то можно.

Отряд личной охраны, был закуманен всегда, то есть пожизненно не имел право на «еть», но вот Матёрые, право на семью, всё же имели. В основном, девы личной охраны, семьи, если и заводили, то лишь по выходу из «сестричества», либо по ранению, либо по возрасту, хотя второе, было крайне редко, да и какая уж там семья, а о детях и разговора не было.

Девы и Деда на грех, втихаря, хотели раскрутить, почти сразу, как со стойбищем определились, но тот, таким правильным себя поставил, мол, присяга, долг, нельзя, что девы разом отстали, но на первой же пьянке, по поводу рождения сына у их царицы «сестричества» и орды, изрядно подпив, он все присяги забыл и долг потерял, где-то вместе со штанами и пустили его девы по кругу. Как мужик выдюжил?

Правда, как Райс потом выведала, девки не все в этом безобразии участвовали, а только трое, но пока, она в бане сорок дней сидела, этот развратник и пьяница, всех до одной опробовал, да и дальше по жизни, нет-нет, да, ловила царица его своими подозрениями, но вот конкретно поймать «за член», ни разу так и не смогла или не захотела. Боевые сестрёнки, так и пользовались им в походной жизни, коль приспичит, зная его слабость по пьяному делу, когда он не одной отказать не мог.

Райс тогда никого наказывать не стала, сделав вид, что ничего не знает, а всё благодаря Знающей Астере, которая помогла ей решить дилемму долга и совести, просто, высказав:

— Не надо, царица. Все мы люди, все мы с писькой. То, что за порог семьи не выходит, сама не выбрасывай. Спуску, конечно, не давай, но только если сами границы потеряют, а опускаться до собаки-ищейки, не по твоему величию. А коль захочешь кого прибить, так возьми, да, прибей, что тут тужиться, да, на суд тащить. Ты на суд тащи, когда не казнить, а оправдать нужно.

Выйдя из сорокадневного сидения, Райс, оценив обустройство стойбища, решила к маминой ставке не перебираться, а в летний поход идти отсюда, мол, какая разница. Там около ставки, заново стойбище ставить, обустраивать, а здесь, в лесу, всё так хорошо сделано, ладно, да, уютно. Так и осталась младшая царица в бане жить. Орда у неё была маленькая, но дружная. Только жизни радоваться начала, а тут, как гром среди ясного неба.

На Семик это произошло. Проснулась Райс по среди ночи. Резко проснулась, как не спала. Лежит на боку, спиной к банному камню и затылком чувствует, что на неё сзади, кто-то смотрит.

Масляная лампадка на камне горит, свет тусклый. На стене блики пляшут. Тихо. Она защитой Валовой оделась и как бы во сне, не спешно, повернулась на другой бок и чуть не обделалась со страху. За камнем, у стены, стояла голая лохматая девка, зарёванная и чумазая. Райс соскочила, вытаращив на неё глаза и только смогла ошарашено прошептать:

— Апити?

— Убийца, — прошипела в ответ голая девка.

Взрыв различных эмоций захлестнул Райс, от ликования радости встречи, до лютой злобы, за неправомерный упрёк. Мысли все разом спутались в клубок, и она не нашлась, что ответить.

— Ну, зачем, ты его убила? — вдруг зарыдала Апити, сжимая свои кулачки.

Райс, видя ревущую подругу, тоже слёзы душить начали. Она хотела возразить, что лишь защищалась, но Апити такое понесла, что ошалевшая царская дочь, от её речей и реветь расхотела, и ответить не смогла.

— Ты убила его не тогда, когда он тебе меч в бок воткнул, а когда договор с ним заключила, мол, все у нас с тобой по сговору будет, для вида, а сама, на следующий же день, Славой к себе привязала. Ты убила его тогда, когда обещала, что жить будете в дали друг от друга, а сама, в свадебный поход с ним подалась, колдовством своим его убивая. Ты убила его тогда, когда тебе надоело с ним играться, приручив к себе, отринула его от себя, заставив мучиться и отчаиваться. Ты убила его, унизив ниже униженного, потащив на бабий пир, превратив его из человека, в скотину озверевшую.

Апити продолжала обвинять подругу, заливаясь горькими слезами. Райс потупив глаза молча слушала.

— Что же ты наделала? — в конце концов заключила провидица, — ты же судьбу сломала, предначертанную. Он должен был жить и стать царём, но он им не станет. Оборвав его судьбу, ты сломала все наши, на него завитые. Мою, свою, сына. Что же ты наделала?

И с этими словами, она в истерике выскочила наружу. Ошалевшая Райс, плохо соображая, несколько ударов сердца сидела, как заворожённая, уставившись на колыхающуюся входную шкуру, дёрнулась, приходя в себя и с воплем «Апити!», кинулась следом, но её уже и след простыл.

От воплей младшей царицы, вся орда поднялась по тревоге, но в лесу была ночь и искать беглянку, не представлялось возможности. Факела, конечно, зажгли, по округе побегали, но никого не нашли.

Райс вернулась в баню, завалилась на лежак и оцепенела, не реагируя ни на что. Астера, которая жила вместе с ней в бане и затаившись в углу слышала, буквально, всё, что выговаривала Апити, к младшей царице не лезла, лишь когда ребёнок затребовал грудь, то молча, словно тень, поднесла и подложила его к Райс, для кормёжки.

С восходом солнца, в баню, к хмурой царице, зашла Линха. Райс всё так же лежала неподвижно, уставившись на масляную лампадку и никак не отреагировала на вошедшую Старшею.

— Моя царица, — начала боевая дева, видя, что на неё не обращают внимания, — могу ли я свои мысли молвить?

Райс медленно повернула в её сторону голову. Она напоминала человека, из которого выпили жизненные силы, все без остатка. Осталась одна оболочка. Не дождавшись разрешения говорить, Линха всё же решилась:

— Мы засветло проверили все секреты, что вокруг, чтобы выяснить, в каком направлении убежала дева, но они все целы, царица. Ни одна паутинка не сбита, ни одна ветка из зацепа не тронута. Невозможно, ночью, лесом бежать и все секреты обойти, не нарушив.

Райс ничего не ответила, даже виду не подала, что слышала, но за неё заговорила Астера:

— Ты к чему это? — вяло спросила она, изначально не понимая смысла этого доклада.

— Не человек это был, — загадочно и напугано затараторила Старшая, — морок. Привиделась и растаяла. Не может человек без следов убежать, а следов никаких нет.

— Да, какая разница, — вдруг, проскрипела Райс, со своего места, начиная при этом подниматься, — она это была или её морок. Важнее то, что она мне тут наговорила.

Она села, огляделась, тяжело выдохнула и с интонацией безразличия, уже спокойно, отдала повеление:

— Ладно. Перестань искать. Всё равно уже ничего изменить нельзя, — и когда Линха торопливо юркнула наружу, от греха подальше, проговорила себе поднос, медленно растягивая слова, — какая же я дура. Что же я наделала? Что же теперь будет?

— Ничего, — тут же хмыкнула Астера, обращая на себя царское внимание.

Райс встрепенулась, подавая признаки жизни и соскочив с полога, быстро подошла к повитухе в упор.

— Ты же ночью была здесь и всё слышала, — шёпотом, быстро, будто куда-то спеша, зашипела Райс, — и что скажешь?

— Ты про что?

— Она сказала, что, убив этого урода, ну, то есть мужа, я сломала судьбу всем нам: и себе, и ей, и своему сыну, — тут она остановилась, тяжело дыша, будто бежала и спросила в голос, — что же теперь будет?

Баба молча улыбнулась, встала, прошествовала мимо взъерошенной Райс, зачерпнула ковш воды, подошла к банному камню и сыпанула в набранную воду щепотку семян конопли. Подошла к деве и поставила ковш перед с ней на полог. Дождалась, когда вода в ковше успокоится и плавающие семечки замрут на месте.

— Вот, представь себе, — начала Астера, — семечки, что выстроились к какой-то замысловатый рисунок, и есть ваши судьбы, сплетённые в одном ковше, — она помолчала, давая время деве сообразить, а затем продолжила, — а теперь сломай её.

Райс долго молчала, уперев сосредоточенный взгляд на плавающие семечки. Астера её не торопила.

— Как можно сломать воду? — тупо спросила рыжая, не отрывая взгляда от ковша.

— Вот, и я про тоже, — утвердительно и даже с какой-то радостной ноткой в голосе, заявила баба.

Она тут же сунула палец в ёмкость и провела с одного края к другому, семечки завертелись, закружились, но через некоторое время вновь остановились. Она демонстративно выловила одну семечку, показала деве её на пальце и столь же демонстративно другим пальцем, с щёлкнула семечку в темноту бани, как бы показывая, что изъяла из судьбы младшей царицы, кого-то.

— Что поменялось? — продолжала допытываться Астера, вновь обращая внимание ученицы на ковш с водой.

— Да ничего, — ответила та после недолгого раздумья, — поменялся рисунок?

— Вот! — победно провозгласила Знающая, устремляя указующий перст в небо, — судьба, как вода и ты правильно заметила — воду, как и судьбу, сломать невозможно. Ломая судьбу, ты попросту её как воду баламутишь, перерисовываешь. Ты хоть каждый день её ломай, она будет меняться, но вот совсем сломаться, она не сможет.

— А как же теперь узнать, каким образом она у меня поменялась?

— Да, любую ведунью попытай, хоть ту же Русаву.

— Точно! — выкрикнула обрадованная Райс, даже заметалась по сторонам, собираясь, тут же бежать, к маминым шатрам.

— Да, угомонись, ты, — рассмеялась Астера, — я её уже пытала, ещё перед родами. В ближайшие годы, твоя жизнь будет ровной и гладкой, без скачков и рытвин. Все будут живы, здоровы. Так что расслабься.

И младшая царица после долгих раздумий и метаний по бане, действительно, несколько успокоилась и расслабилась, успокаивая себя тем, что ничего страшного не произошло, хотя появление Апити и её слова, как заноза в сердце зудила, не давая полного успокоения.

Она прекрасно понимала, что Апити, лучше всех знала её будущее и её неприкрытая, истеричная реакция, наводила Райс на очень неприятные размышления. Но вот, по поводу чего эта реакция была, было, абсолютно, не понятно.

Решив, что рано или поздно, она непременно найдёт эту ненормальную и всё у неё выяснит, младшая царица постаралась забыть происшедшее этой ночью и коли все в ближайшем будущем будут живы и здоровы, то можно несколько успокоиться.

Глава двадцать вторая. Он. Царь Персии

Зима для Куруша пролетела суетно, но плодотворно. Он спешил. Он очень спешил. Просыпаясь каждое утро и что, удивительно, совсем не помня снов, он выскакивал из супружеского ложа, с одной и той же мыслью: «что сегодня нужно успеть сделать?».

Прощальный жест Харпага, буквально, взорвал дремлющий провинциальный город. Куруш женился на Кассанден, практически сразу, чуть ли не бегом. Ещё на свадьбе, где собрался весь свет пасаргадского рода, он умудрился познакомиться и переговорить, с глазу на глаз, с каждым представителем совета старейшин.

Его ораторский дар убеждения и осторожная, продуманная технология персонального подхода к каждому, дали свои плоды и на первом же совете, он ненавязчиво, но не спрашивая никого, произвёл себя в единоличные лидеры рода.

Воодушевившись идеями молодого, агрессивно-деятельного царя, все приняли Куруша, в качестве безоговорочного главы целого народа и посчитали своим долгом, возложить на себя посильное бремя, воссоединения персидских народов, кто словом, кто делом, кто золотом.

Через несколько дней после свадьбы, когда призванные гости, ещё не успели покинуть город и разъехаться по своим загородным «усадьбам», будущая столица превратилась в настоящий муравейник. Куруш не на словах, а на деле, тут же показал свои организаторские способности, приступив к незамедлительному строительству крепостной стены.

Куруш был уверен, что ждать Иштувегу с его войском, в ближайшее время не стоило и поэтому, какого-либо плана действий на войну, у него не было, да, он им не задавался. Всё, как-то само собой, закрутилось вокруг строительства города, как будто успех будущей военной компании, только от этого и зависел.

К средине зимы, в Пасаргады, собрались все умельцы по камню, которых Курушу и его людям удалось найти. Кроме крепостной стены, кардинально менялся и облик самого города. Глиняные лачуги, безжалостно сносились и на их месте, вырастали каменные твердыни, каждая из которых, была способна единолично держать оборону от многочисленного врага, при условии, что он прорвётся в укреплённый город.Но главное, что удалось добиться Курушу — это изменить сознание его жителей.

Из провинциальных, забитых, не видящих в будущем для себя просветления, в унизительном существовании, они преобразились, воодушевились и уверовали в посланника Ахурамазды на их грешной земле. От мала до велика, они почувствовали себя защитниками своего города, своей страны, своего будущего. Морально, они уже были готовы к войне.

Куруш, большое значение придавал пониманию того, что тот, кто хочет властвовать над народом, должен дать ему возможность гордиться своим прошлым и он не мелочился в этих вопросах. Сам, порой, выходя на площадь и стройки города, собирая огромные массы людей вокруг себя и пламенно ораторствуя перед собравшимися, зарождал, преумножал и воспевал гордость их за принадлежность к персидскому народу, за принадлежность к арийской нации.

Подъёму национально-патриотического настроения, способствовало то обстоятельство, что не проходило и луны, как к вновь возводимым стенам, пребывало и пребывало пополнение с разных концов земли, с разных стран и от разных народов. Они шли к Курушу, как к царю царей, воодушевляя всех и возбуждая гордость, за принадлежность к великой миссии.

Это собиралась сотня Асаргада, ведя с собой десятки, сотни готовых к дракам мужчин. А когда по весне, уже к готовым к отражению врага стенам, подошла целая конная армия, хорошо вооружённых воинов, во главе с Уйбаром, в городе стихийно воцарилось празднование, как будто, они уже победили всех врагов, какие только были.

К весне у стен Пасаргады собрались практически все ордынские воины, которые когда-то дали клятву своему выбранному царю, приведя с собой людей и принеся новости с разных концов земли. Куруш встречал каждого, как брата и как особо доверенные лица, они вставали во главе военизированных подразделений.

Пусть не у каждого хватало командного опыта и им самим предстояло многому научиться, но это были те люди, на которых Куруш мог безоговорочно положиться и это стоило, в тот момент, многого.

Из всех, кто ушёл за ним из степей, в Пасаргады не вернулось только двое. Что с ними произошло, никто не знал. Куруш не желал думать о том, что они решили изменить клятве и вернувшись домой, забились в норы, хотя в глубине души, он такое допускал, но всё же, каждый раз вспоминая о них, царь старался убедить себя в том, что они погибли в неравном бою и при этом, он не только себя убеждал, но и придумал легенду для каждого. Красивые, напыщенно героические, которые впоследствии использовал, всё для той же пропаганды, гордясь своими выдумками и заставляя гордиться всех, кто об этом слышал.

Разношёрстные войска, собранные у стен новой персидской столицы, души в царе не чаяли. Всех до единого, пронимало до дрожи и заставляло смотреть на Куруша, если, не как на бога, то, как на его посланника, его удивительная способность помнить имя каждого из тысяч воинов, кому посчастливилось пообщаться с ним и представиться.

Одна только эта сверхъестественная способность молодого царя, запоминать имена и лица, делала его среди людей сверхчеловеком, подобным богу и тот, кто хоть раз сталкивался с этим феноменом, уже не мог, даже под пыткой, сомневаться в его божественном предназначении.

Уже тогда, людская молва начала рождать первые легенды о Куруше, которые доходя до ушей царя Аншана, вызывали у него, только неудержимый смех и бурное веселье. Особенно в этом деле, преуспевал Уйбар, и Куруш, даже высказал, как-то сомнение, по поводу того, что этот пройдоха тут не причём, ведь за некоторыми легендарными историями, отчётливо торчали уши ушлого урартца. Но тот, естественно, всё отрицал, как и все остальные.

Неожиданная история, ещё со свадьбы, произошла с Карадом, оставленным Харпагом своим наместником и по указанию своего военачальника, перешедшего под руку Куруша.

Нет, он не проявлял неповиновения, своенравия и предвзятости своего положения. Он подчинился сразу и безоговорочно, но не Курушу, а Мазару! Оказывается, он очень хорошо его помнил с молодых лет, по боевым, тогда ещё, для Мазара походам, ведь именно в сотне Мазара, молодой воин Карад, начинал свой воинский путь.

Попав в одну команду со своим бывшим командиром, он с радостью, граничащей с детской наивностью, пошёл со своим десятком под руку Мазара. И этот любопытный курьёз, Куруш воспринял, как ещё одну его судьбоносную составляющую.

К тому же и отряд Мазара и десяток Карада выполняли одну и туже миссию при царе Аншана — охраняли его тело, только один, это делал по команде Харпага, а другой, по предсмертной просьбе друга Артембара.

Куруш с удовлетворением признал, что едино-начальство, среди его личного отряда телохранителей — это благо, а Паласар и Укбар, его ещё ордынские телохранители, перешли под команду Эбара, которому катастрофически не хватало командиров, для воинов из далёких кочевий.

Вот и стали Паласар и Укбар сразу сотниками, со всеми вытекающими отсюда последствиями, а последствия эти вытекли так, что, не смотря на ордынское воспитание и закалку, не выдержали непосильной командирской ноши, и оба, по очереди, сбегали к своему царю, моля его забрать их обратно, от этих баранов пустоголовых, не знающих, ни что такое оружие, ни что такое дисциплина.

Тому и другому, в абсолютно одинаковой манере, Куруш прочистил мозги, накачал идейными, патриотическими подкреплениями и твёрдо вдолбив им святое «надо», отправил обратно.

Вообще, после прихода к городу последнего крупного отряда Уйбара, ситуация вокруг Пасаргады сильно усложнилась. Люди, хоть и готовились к войне, но с каждым днём, от ожидания и безделья, атмосфера, среди воинства, становилась напряжённой и взрывоопасной.

Куруш собрал весь свой ближний круг, состоящий из более сотни бывших ордынцев, к которым присоединились Мазар, Карад и ряд родовых авторитетов, от глав родов, до официальных представителей таковых.

«Совещание» проходило по правилам ордынского круга. Каждый высказывался о проблемах, о своих предложениях по их решению. С каждым выступлением, клубок негатива рос и казалось конца и края ему не будет.

Только когда очередь дошла до Эбара, всё резко изменилось. Удивительно, но до него, никто не озадачился, а собственно, как собирались они все воевать, против царя Иштувегу. Ни стратегического плана, ни тактических задумок, никто не высказывал.

Практически, все были в неведении, с кем и с чем им придётся столкнуться. Все обсуждаемые вопросы, касались не самих военных действий, а лишь побочных и сопутствующих явлений: размещение, содержание, вооружение, порядок, дисциплина и т. д.

Эбар, был один из немногих, кто знал здешние горы, как свои пять пальцев, и он предложил, не просто побоище у стен, с последующим укрытием за ними, а выдвинул развёрнутый план, с использованием особенностей местного ландшафта, с поэтапным и продуманным воздействием на врага, начиная с его входа в долину через перевалы и кончая глухой обороной города, если до этого дойдёт.

Выслушав и загоревшись энтузиазмом, по поводу сказанного, весь круг, в полном составе, тут же выехал на места, оговорённые новым полководцем, возведение в которые, Куруш произвёл сразу, по окончании его речи.

Проехали по перевалам, прокатились по ущелью, заглянули на горные террасы. Потратили на это целый день. Вернулись все уставшие, но полные идей и энтузиазма. Мелочные дрязги забылись, малозначимые вопросы, пропали, а в городе, к тому же, их ждал ещё один сюрприз.

Ещё на подступах к стенам, к отряду военачальников, совершающих объезд, прискакал посыльный и доложил, что в город прибыл десяток мидийских конников, с важными и срочными вестями от Харпага. В город их, от греха подальше, не пустили, а разместили в одном из походных стойбищ Уйбара, но и там на всякий случай, вежливо, разоружили.

Туда и направился весь руководящий корпус, где состоялся очередной круг, на котором Куруш, повелел прибывшим, рассказывать новости не таясь, лишний раз, показывая своим приближённым своё доверие.

Рассказывал только один, который, не смотря на военное облачение, военным не был. Кольчуга, одетая на него не по размеру, постоянно ему мешалась, и он, то и дело её дёргал из стороны в сторону, да и по речам его выходило, что он человек, скорее, учёный и привыкший обращаться больше с книгами и умными письменами, чем с оружием.

Рассказывал он очень эмоционально, иногда заумно и заковыристо. То и дело добавляя к словам Харпага, что было велено донести, разговоры и суждения сторонних людей, которые он слышал сам или в изложении своих друзей и всё это, приправляя своими собственными рассуждениями и умозаключениями. История оказалась, мрачнее некуда.

Ещё в разгар зимы, когда Иштувегу со своим войском вернулся из западного похода в столицу, и выслушивал от своих соглядатаев новости со всех концов империи, один из его людей доложил, мол, в Пасаргады объявился некий царь Аншана.

Разговоры эти, били услышаны на базаре среди караванщиков и Харпаг, присутствующий при докладе слухов, посмеявшись, тут же отдал приказ своему человеку, найти этих караванщиков пустобрёхов и допросить с пристрастием, откуда эти сказки и для какой цели разбалтываются на базаре.

Иштувегу, вроде бы, тоже не поверил и по виду, не обратил на эти сплетни внимание, велев рассказывать про другие новости, но как выяснилось позже, это оказалось не так.

До маниакальности мнительный царь Мидии, послал доверенных людей в Пасаргады, с чётким указанием, разузнать всё, об этих слухах. Тот отряд не вернулся. Он пропал. Это, видно, только подхлестнуло мнительность Иштувегу или предчувствие взыграло, но выждав срок и не дождавшись посланных, он направил два вооружённых конных отряда и… двух женщин лазутчиц. Отряды тоже канули в небытие, а вот женщины, вернулись обе и независимо друг от друга, доложили царю об увиденном и узнанном.

Иштувегу пришёл в ярость. Буквально, свихнулся головой. Хорошо, что ему не удалось узнать о роли Харпага в воцарении Куруша, а то бы, он казнил полководца не задумываясь, а так, царь решил лишь, что Харпаг, разрушив Аншан, упустил молодого царя, и чтобы прикрыть свою неудачу, соврал об личном отрубании головы Курушу. Ведь то, что Иштувегу сделал, он мотивировал именно местью, за враньё своего полководца.

Он приказал своим личным «крысам», выкрасть и убить единственного сына Харпага, и не просто убить, а приготовить из него мясное блюдо, которым накормил отца, на секретном личном приёме, где присутствовали только они вдвоём и телохранители царя, для острастки.

Харпаг, приглашённый столь странным образом на тайную вечерю, был готов к разным гадостям и даже, заочно готовился к смерти, но такого, он даже, в самом страшном сне предвидеть не мог. Разъярённый Иштувегу, накормив гостя мясом собственного сына, разразился истерикой, обвинив полководца во вранье и некомпетентности.

На следующий день, собрав всё руководство своей армии, Иштувегу публично лишил его звания и должности, понизив до простого воина и лично решил возглавить армию для разгрома бунтовщиков, засевших в Пасаргады.

Харпаг, никак не сопротивлялся. Он, вообще, стал сам не свой. Убийство сына и поедание его мяса, лишило Харпага воли и разума. Он рассказал позже, что допускал отраву блюд, которыми его кормили, но не предполагал, что будет отравлено не его тело, а его душа.

Несколько дней, командира никто не мог вывести из этого полумёртвого состояния, только когда один из его друзей, насильно напоил его вином и в пьяном угаре, нахлестал его по лицу, Харпага прорвало. Сначала он разнёс дом друга, у которого пил, потом три дня рыдал, в изнеможении, продолжая при этом пить и только когда в столице Иштувегу протрубил сбор, он пришёл в себя и окаменел сердцем.

Несмотря на то, что царь отправил его в простые воины, армия, хоть и тайно, но осталась верна своему полководцу, а в свете всех этих событий, не только личный корпус Харпага готов был восстать против тирана, но и многие другие, до того времени державшие нейтралитет, изъявили желание присоединиться к нему и всячески возбуждали Харпага возглавить восстание и свергнуть Иштувегу. Тогда Харпаг сказал им: «Потерпите немного. В стенах Экбатаны, этот зверь силён. Надо увести его в Персию. Там его ждёт расплата. За всё.» После чего Харпаг и послал отряд с вестью к Курушу.

Когда вестник умолк, наступила тишина. Все уставились на Куруша, а тот молчал и думал. Долго молчал, ни на кого не глядя, уставившись в землю. Все ждали, сами не зная, чего, но ждали. Наконец, царь Аншана поднял глаза, осмотрел всех присутствующих и заговорил:

— Ну, вот, Иштувегу и совершил свою самую большую ошибку. Жаль, что она окропилась невинной кровью и душевной мукой моего друга. Теперь Иштувегу, конец.

Он встал, прошёлся, что-то ещё обдумывая, а затем, обратился к своему главнокомандующему:

— Эбар, ещё раз прокатись по местам с этими воинами и детально расскажи о наших планах, чтоб они знали все детали и мелочи.

— Но… — попытался возразить Эбар, вставая.

— Никаких «но» — тут же пресёк его Куруш, — Харпаг должен знать план до мелочей, чтоб продумать свой, не противоречащий нашему. Значит Иштувегу вышел из Экбатаны? — спросил он уже обращаясь к вестнику.

— Да, три дня назад — тут же ответил тот.

— После того, как Эбар покажет и расскажет всё, вы должны вернуться, незаметно пристроиться к походному войску и рассказать обо всём Харпагу. Вперёд. Времени больше нет. Война началась.

Глава двадцать третья. Он. Победа

Первым, кому предстояло лицом к лицу встретиться с будущим противником, стал Уйбар, со своим конным корпусом. Проскакав на встречу два дня, уже под вечер, с высоты межгорной возвышенности, воины Уйбара, остановившись, со злыми лицами, разглядывали в низине полчища неприятеля. Злыми они были от того, что каждый понимал, видя нескончаемое людское море, всю бесперспективность открытого боя, с самой большой и самой совершенной в обозримом пространстве армией цивилизованного мира.

Сам Уйбар, скрипнув зубами, скомандовал развернуться в боевой атакующий порядок. Все выстроились, занимая каждый своё место спокойно, без суеты. Воины Уйбара знали, что боя, всё равно никакого не будет, а делают они это лишь для острастки.

Каждый конник знал задачу, возложенную на отряд: затруднить и замедлить продвижение врага, дать время основным силам развернуться, приготовиться и успеть выполнить задуманный план, в полном объёме, но при этом, по возможности, в бой не вступать, ненужных жертв не нести.

Враг, тоже некоторое время спустя, заметил на возвышенности выстроенных для боя конников и остановился. Мидийское войско остановилось, как шло. Они не перестраивались, не группировались. Просто встали.

Мидийское руководство, экстренно совещалось и Иштувегу, никак не мог принять решение. Это продолжалось долго. День клонился к вечеру и если на верху, где расположился Уйбар, было ещё светло, то в низине, где находился Иштувегу, начинало смеркаться.

Царь Мидии не решился с походного марша, в ночь, ринуться наверх в бой, а может, он по мнительности своей, предполагал какую-нибудь ловушку, и мидийцы, демонстративно стали обустраиваться на ночлег, давая понять, что бой будет, но не сейчас, а утром, что вполне укладывалось, в тогдашние установления ведения войн.

Утром, как только в низине стало светло, заныли боевые трубы, забили барабаны. Мидийцы пришли в движение и стали спешно выстраиваться в боевой порядок. Несмотря на всю их торопливость, времени им потребовалось довольно много. Ущелье для них было узковато. Уйбар, тоже выстроил свою небольшую армию на перевале и ждал.

Благодаря тому, что перевал был значительно уже, чем низина, понять, какое же количество конных воинов на нём стоит, снизу не представлялось возможным. Снизу были видны плотные ряды конников, стоящих в несколько слоёв, но сколько их там, было не понятно, поэтому, Иштувегу перестраховался и не пустил свою легендарную конницу штурмовать высоту, где у врага, за счёт высоты было преимущество, а тупо попёр наверх плотными рядами пеших копейщиков, предполагая, что если эта конная лавина обрушится вниз, то, не имея возможности маневрировать, просто будет насажена на копья сплошной стены, прославленной мидийской пехоты и непременно увязнет, скованная ближним боем.

Когда Уйбар увидел план Иштувегу в действии, он вздохнул облегчённо. Если бы вперёд пошла мидийская конница, то им пришлось бы срочно уносить ноги и не факт, что удалось бы оторваться. Пришлось бы оставлять заслон, для связывания её боем, нести гарантированные потери, а так, можно было расслабиться и спокойно ждать, пока армия врага, неспешным шагом поднимется поближе. Время шло, и шло оно, в его пользу.

— Юноши, — скомандовал Уйбар, наигранно усталым и безразличным голосом, — ну-ка, посуетились немного. Что-то они слишком быстро поднимаются. Совсем страх потеряли. Пусть прибывают в постоянном ожидании того, что мы, вот-вот, сорвёмся с места и кинемся на них.

Конные ряды пришли в движение, всем видом выказывая нетерпение и частота шагов мидийских копейщиков, действительно, поубавила прыти, и стала подниматься медленнее. Копейщики сплотили ряды, что ещё больше снизило скорость подъёма. Время потянулось дальше.

Когда передовые ряды подкрались на расстояние полёта стрелы, последовала команда Уйбара: «Бей!» и тучи стрел полетели в сомкнутые ряды пехоты. Эта же команда, была условным знаком к отступлению и в считаные мгновения, перевал опустел.

Видя трусливое бегство противника, мидийцы тоже перешли на бег, но соревноваться в беге с лошадьми, было глупо. Когда передовые отряды вбежали на перевал, то выйдя на сторону противоположного спуска, остановились, сами собой, в нерешительности. Врага не было не только на перевале, но даже внизу, уже никого не было видно. Враг, либо ускакал, либо растворился. В результате, на узком перевале образовался затор, который мидийские военачальники разбирали почти весь день.

Остановка дальнейшего продвижения Иштувегу, была вызвана ещё и тем, что, собрав своих военачальников, он долго совещался, по поводу поведения врага. На вопрос, почему Куруш не принял бой, на таких выгодных для него позициях, последовало на удивление много ответов, притом их разнообразие зашкаливало.

Со стороны, складывалось впечатление, что военачальники устроили интеллектуальное соревнование, кто выдаст самое нелепое объяснение случившемуся. Тут и Ахурамазду вспоминали, через одного и каждый возвёл главнокомандующего Иштувегу до небес, который одним своим видом, поверг врага. Кто-то восхвалял царя за прозорливость в тактике, доказывая, что враг, явно ждал конной атаки, но гений Иштувегу, пустив на них копейный таран, поверг врага, не решившего накалываться на мидийские пики.

Это совещание продолжалось долго. Не одно блюдо успели сменить за столом и когда войско наконец двинулось дальше, то спустившись с перевала в очередную межгорную низину, вновь наступил вечер. Ещё один день, был выигран.

Ещё дважды Уйбар проделывал нечто-то похожее. Второй раз, почти в таких же условиях, только к суетливости и нетерпимости его воинов на перевале, добавилось звуковое неистовство, в виде криков ругани и оскорблений, смысл которых сводился к вызыванию на честный бой конницы Иштувегу.

Когда царю донесли, что там орут смутьяны, то он был невообразимо доволен собой, своим умом и прозорливостью, вновь повторив копейный таран на перевал. Он таким образом решил действовать до тех пор, пока его войско не выйдет в широкие межгорные долины перед Пасаргады. Только там, по уверениям его военачальников, можно будет развернуться по-настоящему и в полную силу применить его тридцатитысячную конную армаду. Изловить этих трусов и доставить к ясным очам повелителя.

Иштувегу был уверен, что дальше Пасаргады, Куруш не побежит, раз успел возвести крепостные стены, то надеется, именно на них и даже, если его меж гор поймать не удастся, но заперев в городе, он прикажет разобрать его по камушку и ничто ему в этом не помешает.

Третья встреча Уйбаровской конницы с копейным тараном Иштувегу, произошла уже на подступах к долинам Пасаргады. Входов, в эти долины, было три. На все три перевала, Уйбар разорваться не смог, людей бы не хватило, поэтому, он занял один, тот что был ему нужен для его плана, а два других, заняли конники других отрядов Эбара. Иштувегу, тоже разделил своё войско на три «реки» и на все три перевала, вновь направил копейный таран.

На этот раз, конница Уйбара отказалась от театрального представления и ожидала врага молча, замерев на месте, как влитые, и стояли они так, до последнего момента, даже не отступив, когда копейщики подошли на расстояние лучного выстрела.

Такое спокойствие, непоколебимость, вновь подорвала самоуверенность тарана и чем ближе он подступал, тем медленнее двигался вперёд, не понимая намерения врага и был такой момент, что копейщики, даже местами остановились, в нерешительности, сломав ровный строй, но тут же, ругательные команды командиров, вывели их из ступора и те, так и не успев выровняться, перешли на бег, в атаку.

Эта атака захлебнулась практически сразу, так как в тот же миг, справа и слева по атакующим, из-за искусственных каменных завалов, обрушился фланговый шквал стрел, буквально, выкосивший авангард, не успевший заслонить свои бока щитами.

Конники Уйбара, улучив момент, когда оставшиеся в живых копейщики, чисто инстинктивно, развернут щиты в бок, тут же нанесли залп из луков, практически, докосив весь авангард и спокойно, без суеты, вновь отступили с перевала.

Примерно тоже самое произошло и на другом перевале. Продвижение Иштувегу, было остановлено. Копейщики, чуть отступили и укрылись в глухой обороне за большими щитами. Наконец, за их спины, подтянулись мидийские лучники и началась дуэль между ними и засевшими в камнях воинами Куруша.

Мидийцы, значительно превосходившие персов числом, да и что говорить, качеством, в конечном итоге заставили засадных лучников скрыться, с глаз долой, за камнями. Сначала на одном перевале, затем на другом. Третий, самый дальний, держался дольше всех, даже когда армия Иштувегу хлынула через открытые проходы в долину и принялась выстраиваться в боевой порядок, тот перевал держался, не давая возможности, почти третьей части мидийских войск, присоединиться к основной массе.

Выстраиваться срочно в боевой порядок, мидийцы были вынуждены потому, что ещё с перевалов увидели ровную кромку человеческого моря, стоявшую вдалеке и по всем канонам благородного боя, оставив противнику достаточно места, для развёртывания своей армии.

Иштувегу, завидев этот жест благородства, со стороны смутьянов, даже торжествующе громко рассмеялся, обозвав их дураками.

Выстроив войска и осмотрев долину с высоты одного из освобождённых перевалов, Иштувегу принял простое и незамысловатое решение: атака в лоб, но при этом, по предложению одного из высокопоставленных военачальников, всю конницу пустил в обход по небольшому ущелью, что виднелось далеко слева и которое, как раз, прикрывала конница Уйбара в полном составе, не выстроившись в ряд для атаки, а постоянно барражируя по большому кругу, напоминая сверху водяную воронку.

Иштувегу расценил постановку конницы противника в стороне, как не прикрытое желание бунтовщиков, ударить ею во фланг его наступающей армии и даже, если получится, то обойти наступающих и зайти в тыл. Ему это всё казалось настолько очевидным и дилетантским, что отдал он приказ, своим конным военачальникам, с нескрываемым саркастическим смехом.

Приказ был прост: уничтожить конницу врага и быстрым маршем по боковой долине, выйти неприятелю в глубокий тыл, не дав возможности царю Аншана, сбежать в город за крепостные стены, если у него хватило смелости выйти из них в долину на бой.

Завыли трубы, забили барабаны, царь Иштувегу вскочил в свою золотую, ассирийского типа колесницу, направляясь в самый центр своей армии и всё пришло в движение. Пешие копейщики, лучники, мечники, пращники и ещё Ахурамазда знает кто, ровным строем двинулись на врага. Элитная мидийская конница, нескончаемой рекой, хлынула в сторону Уйбара.

Военачальники конников, прекрасно понимали, что там, куда они несутся во всю прыть, наверняка есть засада и поведение конницы Уйбара, уклонившегося от открытого боя и устремившегося в тот самый меж хребтовый отвод, явно говорила за это, но бородатые усачи, лишь усмехнулись в свои пышные усы, почему-то уверенные в том, что прекрасно знают, какого вида будет там засада и как с этой мелкой неприятностью справиться.

Они ошиблись. Никаких завалов, за которые бы нырнула отступающая конница бунтовщиков, им не встретились на пути. Бунтовщики убегали, мидийцы догоняли и уже почти сели им «на хвост», всё дальше и дальше углубляясь в межгорье. Вот только проход становился всё уже и уже.

Когда головные, ведущие военачальники, не останавливая погони, начали внутренне настораживаться, то и дело оглядывая отвесные скалы, сдавливающие их с обоих сторон, а некоторые из старых опытных воинов, начали откровенно паниковать, крича командирам о западне, стало уже поздно.

Горы вздрогнули, затряслись и на головы прославленной и легендарной коннице, не знавшей поражений ни в одном бою, за всю свою историю, полился каменный дождь, в считанные мгновения, похоронив под собой всю тридцатитысячную летучую армаду.

Куруш стоял высоко на скале и осторожно заглядывал через край в узкое ущелье, дав знак прекратить валить камни всем, кто был на верху. Он впервые в жизни, командовал мирным населением. Именно эти старики, и дети, а в основной массе, женщины Пасаргады, Парсы и других более мелких городков, жители кочевых пастбищ и горных селений, одним усилием, столкнув заранее приготовленные валуны со скал в ущелье, приговорили самое мощное оружие мидийского царя, к позорной смерти.

Сейчас, до сих пор ещё встревоженные и возбуждённые, с трясущимися руками, но счастливыми лицами, они все смотрели на своего божественного царя, который возвышаясь на краю скалы, смотрел вниз. Как только пыль, поднятая камнепадом, улеглась и Куруш смог рассмотреть ущелье, стало понятно, что он победил. Слой на дне ущелья, сброшенных камней, был столь велик, что даже проблесков кого-либо под ним, видно не было. Он был сплошной и как горы, величаво мёртвый.

На равнине, где наступала основная часть мидийского войска, тоже произошло немыслимое и не менее трагичное, правда, не столь скоротечное. Как только последние конники скрылись из виду за боковым хребтом, смолкли трубы и барабаны. Наступающие остановились, развернулись в противоположную сторону и ощетинились пиками на царский личный кордон, окружающий его колесницу сплошным кольцом.

Иштувегу от увиденного впал в ступор. Шок, буквально парализовал его. Он ничего не понимал и лихорадочное метание мыслей в голове, только усугубляло, его, ничего не понимающее сознание.

Даже когда начали, как в тире отстреливать его личную гвардию и свои, и лучники врага, неожиданно появившиеся среди мидийской армии и действуя с ними за одно, он лишь крутил головой, чуть присев за борт колесницы и как рыба, выброшенная на берег, беззвучно открывал и закрывал рот.

Тут, ко всем неожиданностям, с тыла, ровным строем, нахлынули копейщики, за спинами которых, лучники отстреливали личную охрану Иштувегу. Это подошла третья часть войск, якобы штурмующих неприступный перевал. Как выяснилось позже, там вообще никакого штурма не было. Они просто встали на перевале и ждали сигнала к мятежу, не потеряв ни одного воина, как с одной, так и, с другой стороны.

Только когда телохранители схватили царя под руки и прикрывая своими телами, постарались вынести его с поля боя, он резко пришёл в себя и в приступе ярости, принялся орать ругательства в адрес изменников и обещая всех казнить самыми извращёнными способами. Кричал и бился в истерике он долго, пока последний телохранитель не лёг у его ног, а у него самого, не отобрали меч, повалив лицом в землю.

Отпустили лишь тогда, когда к его лицу, в упор, подошёл воин-великан в золотом шлеме. Иштувегу сразу узнал Харпага и бешенстве кинулся на него, в надежде придушить изменника. Вот, тут, как раз, он и успокоился, получив железным кулаком в зубы, часть которых при этом, потерял навсегда. Ярость сверженного царя, как рукой сняло.

Бой за Пасаргады закончился, даже не начавшись. Оставшиеся мидийские войска, во главе с Харпагом, вполне довольные произошедшим, сначала присягнули Харпагу на верность, а вскоре и самому Курушу.

Резко увеличившаяся армия, после нескольких дней празднования, двинулась обратно к столице Мидии — Экбатаны. Начался второй этап восхождения Великого Царя Мира.

Глава двадцать четвёртая. Она. Сказки Знающей

Наступило тёплое время. Степь зазеленела, зацвела, нарядилась. Касакские орды забурлили, ожили, засуетились, набухая, как почки по весне, от прибывающего со всего света вольного воинства. Малые стойбища садились на коней или пешим переходом, сливались с более крупными ордами, превращаясь в большие муравейники. Началась подготовка к очередному походу.

Девичьи «сестричества» не суетились и никуда не вливались, продолжая размеренную жизнь. Они просто ждали решения тех, кто на верху власти. Им было всё равно в какие края подаваться и кого на стрелки насаживать. Хоть в жаркие пески, хоть в холодные горы, хоть в дремучие леса. Они были готовы ко всему.

Орда Райс, так же, как и всё, продолжала жить обычной, пресной жизнью. Одна из боевых дев, посланная в ставку Тиоранты, принесла известия, что Матерь убыла на царскую сходку и минимум, пару седмиц её не будет, а значит до её приезда, ничего в их жизни не изменится.

Охотницы завалили здорового секача, которого еле припёрли на волокуше до лагеря и народ, в полном составе, собрался у кухонного костра, в радостном ожидании большого пира. На этот раз, в готовке участвовали все. Мужики разделывали, резали. Общим гомоном решая, что готовить и как. Даже Райс с дитём вышла, пристроив поскрёбыша в нагрудной, походной люльке, в виде кожаного мешка с дырками для рук и ног.

Весёлая и шумная готовка, тут же, плавно перешла, в ещё более шумную и весёлую трапезу, а когда объевшиеся развалились на шкурах, постеленных вокруг, чтоб на холодной земле не сидеть и на какое-то время замолчали, млея от процесса переваривания съеденного, то Старшая девичьего отряда, неожиданно обратилась к Знающей:

— Астера, — проговорила она в наступившей тишине, — рассказала б что-нибудь, а мы б послушали.

— Что тебе рассказать, Линха? Сказку на сон, послеобеденный?

— Да, давай хоть сказку. Тебя всегда интересно послушать.

Астера, сидевшая рядом с Райс, с улыбкой глянула на младшую царицу, которая пристроив мальца к высунутой из рубахи груди, с любопытством уставилась на Знающую, в ожидании и одобрительно кивнув, начала, почему-то обращаясь именно к рыжей, будто это она её спрашивала, а не Старшая:

— Ну, слушай. Давно это было. Так давно, что уж, никому не ведомо, сколько поколений минуло. Считай, с самых ранних времён. Жили были старик со старухой и было у них три сына и пять дочерей. Старика того звали Тарг, а старуху Хтони и были они царь и царица всего мира, который великий воин Тарг, за свою походную жизнь собрал в единое царство под себя. Он был великий правитель, не знавший ни одного поражения за всю жизнь, потому что был «меченный» Валом, с ног до головы и поставленный на земле, наместником самого Неба.

— Разве мужики могут быть «меченными»? — тут же перебила её Райс округлив от удивления глазки.

— Ещё как, — тяжело вздохнула Астера, — ты, что же думаешь, весь мир устроен так, как у нас? Глупая. Весь мир, как раз, устроен по-другому. Мы одни такие, где баба заправляет. За пределами наших земель, муж — властелин и бог. И имей ввиду, там редко встретишь «меченную» деву, а вот «меченных» мужей, сколько угодно, притом такие «меченные» бывают, что тебе и не снилось.

Младшая царица хотела было возмутиться, даже потянулась к рассказчице, распахивая глаза и рот, но Астера её опередила:

— Помолчи и послушай. Я ж тебе всё и рассказываю, чтоб ты, хоть что-нибудь начала понимать в этой жизни, — и помолчав несколько ударов сердца, пристально смотря на ученицу, придавливая её возмущение взглядом и когда поняла, что та, готова слушать дальше, продолжила, — Тарг, был великий объединитель земель. До него, степь единой не была. Бегали, скакали кто куда ни пойми зачем. Род на род, орда на орду. Только и делали, что дрались меж собой. Тарг, положил этому конец и установил единство, а степь объединив, начал прибирать к рукам всех, кто вокруг. Всех прибрал, данью обложил, слушать себя заставил, да, повиноваться.

Тут она помолчала, с видом, будто, что, вспоминая и с какой-то горечью в голосе закончила свои раздумья:

— Да. При Тарге в степи, был золотой век. Порядок.

И опять замолчала. На этот раз, надолго. Все сидящие у костра, терпеливо ждали. Райс, как и все, тоже подождала, посмотрела на молчавшую, будто закончившую рассказ бабу и не выдержала:

— А дальше?

— А, — тут же спохватилась Астера, взбудоражено выскакивая из своих глубоких размышлений, — выросло у него три сына: Кол, Арп и Лип. Очень уж их семейка гордилась породой и потому жён, братья, взяли из своих же сестёр.

— Как это? Родных? — тут же, опять влезла рыжая, с негодованием.

— Родных, родных. Я ж говорю, давно это было. Тогда, порядки другие были, вернее, единого порядка в этом, вовсе не было. Каждый глава семьи свои устои имел. И кровь на кровь, тогда, в порядке вещей было, особенно у считавших себя, чем-то богами отмеченными. Думали, они так породу свою увековечат. Глупцы.

— Хм, — издала Райс непонятный звук, отрывая от титьки ребёнка и пристраивая его в удобное положение.

Астера подождала, пока насосавшийся поскрёбыш, смешно почмокав губками, будет пристроен на мамкиной груди спать и продолжила, но голосом тише:

— И когда, Тарг уж в годах стал, то поставил своих сыновей, как помощников, над миром править. Стали сыновья царями, добавив к своим кличкам титул «ксай», но это не важно. Все земли на троих разделили, бросили жребий, в какой стороне кому царить. Все отцу клятвы дали, согласившись с делёжкой, так, что меж ними вражды не возникло. Но время настало — умер старый Тарг, и сыновья меж собой, учинили великий раздор.

— Всё зло от этих мужиков, — ехидно вставила младшая царица, с улыбкой смотря на троицу противоположного пола, развалившихся кучкой, слева от костра.

Скажи это кто-нибудь другой, мужики бы обязательно ответили, ну, или хотя бы огрызнулись, но против своей царицы не посмели, лишь скривились в улыбке, типа «ну-ну». Астера, тем временем, продолжила, даже не заметив вставки девы.

— Стали они спорить, кому быть верховным царём над всеми, да вместо отца восседать. Дело дошло до откровенной драки, между Арпом и Колом, но мать их Хтони и жёны их, Рея и Феба, а в большей степени, незаконнорождённая дочь Тарга Афроня, драку остановили. Эта Афроня, кстати, принята была в семью, после того, как осиротела. Мама девки, неожиданно померла, в аккурат, после того, как Хтони узнала о её существовании.

Все слушающие расплылись в понимающих улыбках, а мужики откровенно «гыкнули», всем видом выказывая несогласие с последним высказыванием в адрес мужиков младшей царицы. Знающая продолжала:

— Афроня, выросла девкой красоты неписаной, да, и «меченной» стала, по части бабьей Славы, в общем, мужики при одном её виде, все как один в поленницы складывались. Вот она, для начала, драчунов Славой-то прибила, а потом уж Хтони с их жёнами, растащили дерущихся по разным углам, заставив помериться, да, решить всё миром на общем круге.

Тут Астера хитро посмотрела на Райс, которая, не смотря на неё, а смотря на огонь, тоже чему-то ухмылялась и продолжила:

— Собрали они, значить, всех царей, ближников, да «меченных» всех, кто власть над народом, хоть какую-то имел. Большой получился круг. Стали спрашивать ведунов, в первую очередь. Вещие люди, долго гадали и страшно пророчествовали тогда, что коли царём станет кто-то по крови, то роду будет конец и царству великому тоже. Царём, мол, должно становиться не по крови, а по достоинствам.

— Это, ни с тех ли пор, пошёл запрет на передачу власти по крови? — быстро спросила Райс уже не улыбаясь, а о чём-то задумавшись.

— С тех, — уверено ответила ей Астера, — именно тогда, в те давние времена, ввели, что верховным владыкой, должен стать лучший из лучших, а не по наследству. Но так, как круг тот, состоял в основном из кровных родственников, которые при жизни Тарга прибрали власть к рукам, то те держа совет, наплевали на пророчество и решили, что Кол над всеми царствовать должен, поскольку он, лучший из лучших и стали давить на пророков, чтоб те помогли обойти недоброе предсказание по крови. Власти лишаться никому не хотелось. Уж больно эта дрянь сладка, да заразна. Ведуны подумали, поколдовали и вещали, что все братья, Кол, Арп и Лип, должны поклясться страшною клятвой перед Троицей, в том, что мужского потомства, иметь больше, никогда не будут, чтоб после смерти их, не мог ни один из сыновей воцариться, прервав кровную наследственность. Все рождающиеся мальчики их, должны будут принесены в жертву, по ритуалу Троицы. Вот такую плату, Вал Кровавый, затребовал за разрешение спора. Братья подумали, посовещались и согласившись, Валу поклялись.

— И что, они собственных детей ели? — пришла в негодование Райс.

— Троица — это Троица и не важно, чей это младенец. Это святое и угодное Богам деяние. Мощи съеденного младенца на Троицу, сразу становились святыми, а душа его, попадала к самому Валу на небо, в его воздушный шатёр и росла, в абсолютном счастье.

— Я б не смогла, — выдавила из себя рыжая, вновь поудобней перекладывая, уже сонного поскрёбыша.

— Э-хе-хе, — проскрежетала баба, — хвост прижмёт, ещё не то сможешь, да, ладно слушай, что дальше вышло то. Первенец был у Арпа и у жены его Фебы, как родила, повитуха мальца забрала. Та, как пришла в себя, побилась, по убивалась, но смирилась. Съели мальца. Очередь дошла до Тефи, жены Липа. Когда она родила мальчика, то пока в себя не пришла, повитуха поскрёбыша то унесла, а саму роженицу обманула, мол, мёртвого родила.

— Зачем? — в азарте поинтересовалась рыжая.

— А обманула затем, чтоб не так убивалась, по крайней мере, так доносят до нас рассказы Дедов. Ну, погоревали они на пару, да, делать нечего. Справили Троицу. А вот с Реей, всё пошло не так. Первенцем была у неё дочь, а дочерей колдунами, трогать было не велено. И следующий ребёнок дочь, а первый мальчик появился на свет, только спустя, почти, пять лет с того, как круг прошёл. К тому времени, Кол царствовал и правил во всю, да, и вообще, много, что к тому времени изменилось, вот и решила Рея обмануть всех. Толи, застращала повитуху, толи, подкупила, кто их теперь знает, но они заранее к родам, подгадали чужого младенца и когда она родила мальчика, взяли, да, подменили. Никто кроме их двоих об этом не знал. Созвали всех, Рея по убивалась для вида, да, чужого ребёночка придали Троице. А сына, она на стороне пристроила, да, растила, говоря всем, мол, коль своих не видать, так хоть чужим помогу. И таким образом, обманом, она трёх сыновей от Троицы отвела. Вырастила. «Особыми», да «меченными» сделала.

— И так можно? — не выдержала на этот ра, з Линха, косо посмотрев на Теродама, представляя, наверное, что вышло бы из берсеркера, коли его ещё и «меченным» сделать, по какому-нибудь колдовскому умению от Троицы.

— А то, — толи, грустно, толи, со злостью, буркнула Астера, но тут же тяжело вздохнув, продолжила, — всё бы ничего, да, только, как подрос первенец, да, в силу вошёл, молодняк вокруг себя собрал, что вымахали детины здоровые, а ума ещё не нажили, и объявил себя во всеуслышание, что он, мол, не только лучший из лучших, но кровь от крови царь и старший сын Кола, обвинив стариков в детоубийстве и грозя карой Валовой им за это.

Младшая царица скосила взгляд на Знающую, почувствовав похожесть ситуации, того молодого, да, горячего с ней самой и наткнувшись на пристальный и внимательный взгляд бабы, отвела глаза, закусывая нижнюю губу, подумав про себя, что та, либо мысли читать умеет, либо настолько умна, что наперёд знает её мысли и замыслы.

— Вот, тут-то и началось, — продолжила Астера, понизив голос, — наскочил Арп на Кола с упрёками, а тот возьми, да, ослабни. Наказала его Троица, в назидание за нарушенную клятву. Ни руками, ни ногами двигать не может, не рот раскрыть, ни слова сказать. Заковал его Арп в цепи, Рею поймали, к нему приковали, да, в землю живьём зарыли, казнив. А сыночек Кола, молодой, да, ранний, со своим молодняком бучу устроил, да, под шум расправы над его отцом, пошёл войной на Арпа. И началась битва отцов, да, дедов, против сыновей, да, внуков. Вообще, что-то страшное завязалось. Колова орда раскололась. Молодняк, что против старых устоев выступал и решил одним махом всё эти устои поменять, да, кое кто из старых, что обиделись за казнь своего царя, переметнулись к сыну Кола, старые к Арпу, притом таких меньшинство оказалось. Правда, из Арповой орды, кое какой молодняк, тоже перебежал. Вот так и стали стенка на стенку, молодые на старых. Была война тех, кто знал и почитал устои и тех, кто жить по-старому не желал, а желал по-новому, по-своему. Сначала, ругань стояла, да, так, мелкие потасовки, а затем и до резни дошло. Силы были равные и сколько бы это продолжалось, не ведомо, но тут подоспела орда Липа, издалека, и с наскока молодняк опрокинули, и побили. Всех в полон повязали, но убивать не стали. Колдуны кровную клятву с них взяли, да, вместе с их молодыми жёнами, из степи выгнали, без права на возврат, предупредив, что тот, кто вернётся, от кары Валовой сгинет.

Астера замолчала, смотря куда-то вдаль.

— И куда они ушли? — не выдержала младшая царица.

— Ушли в сторону, откуда весна приходит, — махнула Знающая, куда-то неопределённо в сторону, — перемахнули лесистые горы, вышли к тёплому морю и захватив там города местного народа, стали жить и править. Ушли без колдунов, ведунов и знающих людей, ничего за душой не имея, став сиротами по памяти предков. Там, осели, переняли культы других народов, породили своих богов, приспособились и изменились до неузнаваемости. Тот народ, который из них народился, мы сегодня, греками зовём. Но и степь, победу не праздновала, а улилась слезами, горечи поражения. Закончился золотой век. Некому было продолжать дело предков. Обезлюдила земля.

— Вот же мужланы, — зло буркнула Райс, — а куда ж Матёрые то смотрели? Почему их «меченные» девы, к порядку не привели?

— Так не было тогда ещё таких, — усмехнулась Астера, разводя руки в стороны, — они появились следом, уж когда орды поредели, да, цари, что за пределами степей царствуют, от рук отбились и приток свободных воинов в наши орды, поубавился.

— Но, как же так? — недоумённо спросила рыжая, мотая своей шевелюрой из стороны в сторону и оглядывая окружающих её дев, — откуда ж мы взялись.

— Ну, — засмеялась Астера, — до нас ещё было далеко. Свято место пусто не бывает, да, и не все в наших краях вымерли. Кто народился, кто издали, всё же пришёл. У девок, что в наших предках значатся, закон был. Не важно, при речных бабняках они обитали или уже при кочевых родах скакали, но ни одна девка рожать не имела право, пока трёх врагов, будущих убийц собственных детей, не умертвит.

— Ну, так у нас тоже вроде такой закон, — неуверенно проговорила Райс, осматривая боевых дев, которые участвовали вместе с ней в предсвадебном походе.

— У нас этот лишь так, традиция — как дань прошлому, а тогда, серьёзно всё было. Девы искренне считали, что убивают, именно того мужика, который в будущем, убил бы её ребёнка, тем самым, как бы защищая своё будущее потомство.

— А у нас не так? — удивилась, ухмыляясь Райс.

— А ты веришь в это? — неожиданно спросила баба и пристально уставилась на молодуху.

— Не очень, — честно ответила та.

— Вот и я о том же.

Наступила пауза. Райс внимательно посмотрела на рассказчицу и не дождавшись, в очередной раз, продолжения, подтолкнула, возвращая её из каких-то своих, мысленных дебрей.

— Надо было сразу всех дев «меченными» делать. Кстати, а почему нас так мало?

Астера посмотрела на неё снисходительно и продолжила:

— Думаешь ты одна такая умная? До тебя, никто до этого не додумался? Была такая в древности, типа тебя, находчивая. Хорой кликали. Теремов наставила. Всех девок, подряд, через них пропускала. Кто погибал там, кто ума лишался, но «меченных», стало много, да, всё разные. Вот с неё то и начался в нашей степи век серебряный, только недолгий.

Тут она замолчала и с ухмылкой осмотрела всё окружение. Все слушали замерев, а некоторые, даже рты по раскрывали. Видимо эта реакция её устроила и Астрера, кивнув, продолжила:

— Девы, уходя из родного дома, становились воинами. Единения царского, в степи у них не было. Каждый терем имел свой клан, свою царицу. Только единая вера в Троицу объединяла. Мощное духом было поколение. «Меченные», они и есть «меченные». Надменные, дерзкие, воинственные. Очень скоро, царьки дальних народов вспомнили, кто хозяин в этом мире. Полилось золото и серебро в степь реками, теми же реками, полилась по земле кровь человечья. Тогда времена были самые воинственные. Походы дальние, в земли не виданные. Кому-то, по несколько лет на один поход требовалось, некоторые, так в дальних краях и оседали, на всю оставшуюся жизнь.

Она вновь замолчала, о чём-то задумавшись.

— А коль реки золота текли, так почему век серебряным назван? — осторожно поинтересовалась младшая царица.

— Потому что, — грустно проговорила Знающая, выходя из задумчивости, — в золотой век, при Тарге, жилось всем хорошо: и войнам, и селянам, а вот в серебряный, только воинам. Девы, что становились боевыми, возвращаться в постылый бабняк, на расплод большухе, не желали, да, и те, кто с кочевий пришли, к будущим мужьям в рабство, не стремились. Стали они птицами высокого полёта. «Меченные»!

Она вновь замолчала, с ухмылкой оглядывая боевых дев, которые молча, внимательно слушали рассказчицу.

— Не до потомства им было, — продолжила она, удовлетворившись осмотром всех сидевших перед ней боевых дев, — стали они создавать свои царства-государства, где мужиками, лишь пахло, да, живьём не водилось. Кто от них совсем отказался, в одно поколение вымерли, а кто договорные сходки с мужиками устраивал, чтоб забеременеть, продержались подольше. Да, — тяжело вздохнула Астера, — никак без этих мужиков не получается. Вымираем, — тут она опять помолчала несколько ударов сердца, но встрепенувшись, как бы выходя из очередного глубокого раздумья, продолжила, — много таких бабьих царств было. Всех и не перечесть, но только все они, рано или поздно, разваливались и таяли, как и не было. Держались такие царства, лишь на авторитете первой царицы, а как она умирала, всё начинало рушиться.

— Нужна была единая царица, — неожиданно жёстко перебила её Райс, которой в голову пришла здравая мысль, как ей показалось, — которая бы определила кому плодиться, кому воевать.

Астера посмотрела на рыжую, как на дитё малое и ответила:

— А такая и без твоего понимания бы появилась. Власть — она дрянь коварная, как дурман-зелье. Чем больше принимаешь, тем больше хочется. Желающих стать единой правительницей степи, было много. А если учесть, что «меченных» в степи было хоть пруд пруди, ты, даже не представляешь, какие здесь бабьи войны гремели, колдовские молнии сверкали, да, громы грохотали. Чуть Мать Сыру Землю кверху задом не поставили. Потому и не было единой царицы, что «меченных» развели, больше большего. И ладно бы, эти стычки были одна, две, а то ведь, они были постоянно. Бойня поколений при сыновьях Тарга, показалась бы плевком, против бури-урагана девичьего раздела власти.

— Почему? — недоумевала Райс.

— По кочану, — хмыкнула Астера, — вот я тебе расскажу одну историю из того времени. Очень показательная. Жили были две подруги. С детства дружили. Один терем прошли. Одна из них, вышла дева боевая, Валом, да матерью Сырой Землёй обласканная. Сила немереная, за скоростью в бою, не углядишь.

Тут она остановилась и с хитрой улыбкой посмотрела на Райс. Та, напряглась, будто решив, что разговор сейчас, опять пойдёт про неё.

— Вторая подруга была обласкана Святой Водой и той же Матерью Сырой Землёй, только по-иному. Если первая брала силой оружия и небольшим колдовством, то вторая, большим колдовством и лишь чуть помогая себе оружием.

— Это ты про нас с Апити рассказываешь? — тихо и настороженно поинтересовалась Райс.

— Ну, — неопределённо сковырнула Астера перед собой воздух ладонью, — чем-то вы на ту парочку, действительно, похожи, но сказ, пока, не про вас. В те времена войны велись на таких телегах двухколёсных, колесницами назывались, и первая дева, на такой колеснице и носилась. Её главным оружием было копьё. Владела она им в совершенстве. Ни мечник, против неё ничего сделать не мог, ни лучник. Копьё, круглый щит и скорость, замешанная на колдовстве, а сила второй, была в её взгляде. Она обладала «морозным глазом». Есть такой подарок от Вала Морозного. На кого посмотрит, тот замирал и не просто останавливался, а превращался, словно в камень. Тело, как камень, взгляд, как лёд. Расслабить и вернуть к жизни, уже не получалось. Так и хоронили, кто в какой позе замер.

— Круто, — неожиданно подал свой голос Агар, но тут же спохватился, видимо сам от себя не ожидал, что в голос получится.

Все посмотрели на смутившегося парнишку, но никто ничего не высказал. Астера продолжила:

— Пока в девках бегали, дружить продолжали, а вот как подросли, да, бабьей красотой зацвели, тут то, всё и началось. Первая, больше на мужика стала похожа и фигурой, и лицом, а вот вторая, будто цветком расцвела. Ну, до того красивая стала, что ни один самец мимо пройти не мог, чтоб слюну не пустить. К тому же, «меченная» она была, не только по сути, но и внешне. Ей в Тереме, прямо в голову, вживили золотые нити. Умели раньше такое делать. Не знаю, сколько по количеству, врать не буду, но вокруг каждой такой вживлённой нити, волосы были сплетены в косички. Поэтому, у этой колдовской девы, было огромное количество тонких косичек, концы которых, она особыми, заговорёнными узлами вязала, выпуская золотую нить, чуть торчать. От чего складывалось ощущение, что у неё из головы, змеи растут, а золотые нити из узлов, как змеиные языки из голов подёргиваются.

— Красиво, наверное, — загадочно улыбаясь и смотря куда-то вдаль, тихо проговорила размечтавшаяся рыжая.

— Наверное, — столь же мечтательно повторила за ней баба, видимо сама, постоянно любуясь собственным воображением, всякий раз вспоминая эту деву, но тут же приходя в себя, продолжила, — да. Кстати, рыжая была, судя по описаниям, прямо как ты. Бронь не носила. Одевалась красиво, по-царски. Осознание собственной красоты, всеобщего внимания и поклонения среди мужчин, а также чувство великой силы, превратило её в невиданную, самовлюблённую стерву.

Райс потупилась, вновь, зачем-то, перекладывая ребёнка в нагрудном мешке-люльке, всем видом выдавая свои мысли, о причастности к подобному типу дев, но вместе с тем, тут же выражая с этими не согласие, мол, она не такая. Астера тем временем продолжила:

— Дева-воин, совсем омужичилась и потому, взглядов мужских, если и удостаивалась, то лишь опасливых и пуганных. Вот на этом их дружба девичья и закончилась, а тут и спор пошёл, кому клан их возглавить. Они оказались первыми претендентками, так как были лучшие из лучших. Дружба переросла в непримиримую вражду, а там и в ожесточённую войну. Не ведомо, как уж у них там война протекала, но боевая дева проиграла последний бой и была вынуждена бежать на своей колеснице в далёкую страну. Кстати, опять в ту же, куда убежали сыновья Кола. В Грецию. Уехала она туда специально или просто ехала, куда глаза глядят, упиваясь обидой, да, злобой лютою, не ведомо, только наехала она на город один, греческий, где осела, обжилась, обдумала всё и посвятила, весь остаток жизни, злопамятной мести. Как и что там произошло, не знаю, даже слухов до нас не дошло, но вскоре, она стала царицей этого города, единоправящей. Стала женственной, менее грубой чертами и одеждами, но не менее воинственной. Соседей всех запугала и своими подвластными сделала, а кто не согласился, убила на поле брани. Слухи о ней, по всем окрестным землям поползли, один чудесней другого, да, и сами горожане её города, на неё молиться начали, как на богиню.

— Ну, видно, так себя поставила, — встряла рыжая, — я б тоже, наверное, среди дикарей, за какую-нибудь богиню сошла.

— Наверное, — согласилась задумчиво баба, подтверждая предположение девы, но, тут же продолжила, — раз, она столкнулась с одним царём дальним. Ни «меченным», ни «особым», но, как-то, по их зачарованным. Колдовством невиданным тело его было обласкано. Никаким оружием не бралось. Ни мечом, ни стрелой, ни копьём. Не то, заговор какой, не то, зелье колдовское, не то магия тамошняя. Сошлись дева и тот царь в открытом бою. Все в округе замерли. Гадали, кто кого одолеет. Она, войско царька того, перебила, а самого поймав, и раз, оружие его не брало, недолго думая, взяла, да, руками с живого кожу его колдовскую и сорвала, да, пока свежая была, себе на щит пристроила. После этого, на неё молиться начали не только собственные горожане, но и вся округа. Ну, что, вот, бабе не жилось? При жизни богиней стала. Так нет. От обиды, нанесённой давным-давно бывшей подругой, душа, видно, горела или ещё, что дымилось, не знаю.

— Да, уж, — пробурчала Райс, выдавая очередную свою мысль, судя по себе, — бабья месть, она штука вечная. Я тоже, многое забыть могу, но только не нанесённую мне обиду, да, ещё, притом, по женской части.

С этими словами, она, зачем-то, погладила себя по щеке.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — тут же наставительно проговорила Астера, — значит есть надежда, что ты, этот недостаток, способна будешь в себе выкорчевать.

— Согласна, — неожиданно царственно произнесла Райс, — такая черта характера, царицу не красит.

— Такая черта характера, царицу и всё царство может погубить, — тут же поправила её сказительница, и помолчав немного, замечая, что слушательница переварила сказанное, продолжила, — так вот. Со временем, к её городу стали стягиваться особые мужи-воины, для которых главное в жизни, было только одно — воевать. Таким и женщины не нужны. Им бы кого порубить, да, порезать. Героями они у них назывались. Их не корми, лишь дай подвиг совершить. Жить без этого не могли.

— Типа наших «рыков царя»? — вновь перебил её рыжая.

— Типа, — мотнув головой, согласилась Астера, — стала она таких приваживать, потому, что сама такая была. Одаривала, восхваляла, толкала на очередные подвиги. Подвернулся ей, как-то, один такой герой. Молодой, красивый и до лишения ума, на подвиг заточенный, вот, она его и подговорила, добыть ей голову её старой подруги, представив её страшной и всемогущей колдуньей. Может он и не первый был, кого она с этим в степь отправляла, но этот оказался сообразительным, а главное, очень удачливым. Знаешь, что он придумал?

— Что? — захваченная рассказом спросила рыжая.

— Зная, что той нельзя в глаза смотреть, он начистил свой медный щит до зеркала, и глядясь в него, её и прирезал. Голову отрубил, в мешок запечатал, да, и бежал, так, что не догнали.

— Как же она подпустила к себе? — с вытаращенными глазами недоумевала Райс.

— Да, вот так, — со смехом ответила Астера, — одна геройствовала и вокруг себя таких же собирала, другая, собою красуясь, собирала вокруг себя всё, что красиво блестит. Герой был молод и красив. Позарилась она на него. Сама же к себе в шатёр и затащила.

Знающая замолчала, а Райс вдруг закусив губу задумалась.

— Астера, — наконец спросила она, — ты, случаем, мне не новую судьбу предсказываешь?

— Я не предсказательница, — ответила баба, — а сказительница. Я знаю, что было, а вот что будет, мне не ведомо. Ту парочку, о которой рассказываю, звали Афина и Горгона. И город тот, греческий, так и зовётся теперь — Афины, где, чуть ли не на каждом шагу, этой боевой деве, памятники каменные высечены.

— Видели, видели, — оживились все золотоволосые у костра, видимо, хаживавшие в те края в походы.

Астера лишь кивнула, мол, знаю, что видели и продолжила:

— Она ещё при жизни богиней стала в тех краях, а уж после смерти, её богиней признали во всей Греции. Голову Горгоны, тоже в камне вырезали, только страшную они её сделали, да, и змей в голову приладили, только не виде кос, а самых настоящих. Сама видела.

— Да, дела, — задумалась Райс, — теперь понятно почему нас мало. Мы ж, коль без головы, да на чувствах попрём, это ж каждая, хуже всякой войны будет.

— Угу, — прогундела Астера, — нас не мало, а столько, сколько надо для поддержания порядка Троицы. Это право было отдано богам. Теперь Терем, только один и боги решают, кого и сколько плодить. Им виднее.

— Кем отдано? — удивилась рыжая.

— Нами, — ответила баба, пожимая плечами, мол, что ту не понятного, — мы люди третьего поколения — железного.

Астера замолчала, смотря на Райс и та поняла, если не спросит, что и так понятно, то эта, Знающая, так и будет в молчанку играть.

— Откуда мы взялись?

— Из одного крупного бабьего царства. Царица та, не только великой была в битвах, но и умной оказалась. Кликалась она Сармата. Когда Терема, сами собой опустели, да развалились, остался лишь наш один. Речники исчезли совсем. Не стало больше бабняков и артелей мужицких. Вымерли без дев, обезлюдили. Не откуда стало девок брать. Кочевники в бега подались, через одного стали закон дев нарушать. Вот тогда собрались все оставшиеся «меченные» на большой круг. Стали думу думать. Прорицательниц слушали, богам жертвы несли. Боги тоже долго думали, но решение подсказали. Объехали девы орды мужей разнородных, что в степи стойбищами тогда стояли и предложили им себя, но на условиях. Каждый муж, мог себя испытать и на руках, без оружия, с девой побороться. Кто кого на лопатки положит, тот в семье головой и станет. Согласились не все, но многие решили попытаться. Иметь в жёнах «меченную» деву, было всем престижно. Сошлись в поле в указанном месте. Клятву дали, обещание, что тот, кто проиграет, безропотно примет судьбу и безоговорочно подчинится своей половине. Разбились по парам, а перед тем, как бороться, девы с себя, по тайному уговору, все одеяния скинули и в крест голые, как были, с мужиками охватились. Кроме того, по сговору, масличком тела окропили, в общем, пропали мужики.

— Вот и говори, потом, с вами о честности, — пробурчал со своего места Теродам.

— Берсеркер, — тут же вскинулась на него Линха, — тебе ли правил не знать. Раздевайся, да, мажься, кто тебе не даёт. Хочешь попробуем?

Раздался дружный девичий смех.

— Нет, уж, — махнул рукой, лежавший мужик, — я лучше сухой, да одетый полежу.

Народ развеселился. Загалдел. Райс даже напугалась, как бы ребёнка не разбудили. Поэтому зашикала на них и в пол голоса, как бы давая пример, спросила Знающую:

— Все проиграли?

— Нет, кажется, кому-то повезло, кто-то из дев, зачем-то, поддался, но таких было очень мало, пальцев на руках хватило посчитать.

— И что дальше? Мужи смерились с рабством?

— А кто тебе сказал про рабство? — неожиданно злобно спросила Астера, всем видом показывая своё неодобрение царской дочерью, которая не совсем правильно понимает, что такое семья — никакого рабства не было, нет и не будет. Семьи создали. Вместе жильё ставили, вместе хозяйством обзаводились. Кто-то осел, кто-то кочевать принялся. Муж, мужицкой работой занялся, жена бабьей. Зачастую, жена больше мужа слушалась, чем он её, вот только, когда решения важные принимали, то голос жены был крайний. Как порешит, так и будет. В походы тоже ходили, коли не на сносях были или дитё грудью не кормили. Мужи тоже в походы ходили. Из походов приходили, гостинцы везли. Как-то сжились, слюбились. Много лет с тех дней прошло и вот, получилось то, что ты видишь перед собой. Теперь на наших землях можно встретить и сарматский образ жизни и общий для всех остальных — мужицкий. Там, у них, тоже по-разному бывает. У каждого народа свои заморочки. Вот, по-ордуем, по разным землям походим, сама увидишь, у кого как, и у кого лучше.

— А у кого лучше? — задумчиво поинтересовалась, насупившаяся Райс, решив на тему семьи, поговорить со Знающей, как-нибудь потом, наедине.

— Так, по-разному, дева, — ответила, как-то по-доброму баба, — у всех есть и хорошее, и плохое. Это зависит, наверное, не от правил жизни, а от самих людей. С хорошим человеком, можно жить при любых правилах хорошо.

— Да, — протянула рыжая после наступившей паузы, потягивая себя зачем-то за волосы, — как-то всё вокруг не так, как я себе представляла.

— Всё вокруг, даже не так, как ты, можешь себе представить. Но ничего. Это понимание придёт, со временем.

Глава двадцать пятая. Он. Покорение Мидии

Оставив Эбара с небольшой, но мобильной армией, в землях новой страны, под названием Персия, Куруш со всеми царскими атрибутами своей безграничной власти, двинулся во главе новой армии к столице Мидии. Эбар же был оставлен, не только, как его наместник в новой столице и всех персидских земель, но и как ядро единения, разбросанных по местным горам племён.

Весть о победе Куруша под Пасаргады, пленением Иштувегу и переход мидийского войска под командование персидского царя, быстро, а главное благотворно, разлетелась по самым отдалённым, от новой столицы, пастбищам. Отношение к Курушу, подавляющего числа кочевых народов, резко поменялось, поэтому Эбару, было необходимо проехать с визитами ко всем старейшинам, повторно, проводя кроме дипломатических бесед, мобилизационные мероприятия, вновь обрастая, как снежный ком, пополнением из новобранцев.

Пленённого Иштувегу, перевозили на двух колёсной арбе, запряжённой парой коней. Арба была без бортов, с огромными, цельно деревянными колёсами, от того, оказалась тяжёлой для одной лошади. Охранял арбу специальный отряд из кочевых персов, отобранных лично Курушем.

Сначала, его посадили просто так. Через какое-то время, он начал буянить. Связали по ногам, руки привязали к краям повозки. Скованный в движениях, начал сквернословить. Тогда заткнули и рот, не давая не пить, не есть целых три дня. Притих.

В конце третьего дня пути, на одной из стоянок, притихшего и смирившегося Иштувегу, развязали и буквально, на руках, отнесли в шатёр к Харпагу. Это был первый, со времени пленения, разговор с ним.

Самостоятельно, он уже передвигаться не мог. Толи, ноги так затекли, толи, совсем, психологически сломался, потеряв остатки воли. Харпаг долго разглядывал, бывшего своего владыку молча, не выражая никаких эмоций, затем налил большой кубок вина, поставил перед жалким и ничтожным созданием, в которое превратился, некогда всемогущий царь и пробасил:

— Пей.

Карие глазки пленника сверкнули из-под пакли грязных волос, но в них читалась не ненависть и злоба, а паника близкой расправы. В его мимике читался страх быть отравленным. Даже в этих условиях, мнительность его, перекрывала все остальные соображения.

— Если бы я хотел тебя убить, то сделал бы это, уже давно, — спокойно ответил на не заданный вопрос Харпаг, — пей. Если ты ещё жив, то только по тому, что ещё нужен.

Иштувегу поколебался, но взяв кубок дрожащими руками, с жадностью осушил до дна. Сделал он это, молча. Продолжил молчать и после того, как поставил кубок обратно. Харпаг, тоже молчал, ожидая, когда подействует вино, понимая при этом, что подействует оно на голодного, довольно быстро.

Мгновение спустя, пленник качнулся, выпрямился, запрокидывая голову и на Харпага, уставился ехидный и пьяный взгляд Иштувегу.

— Ты, дурак, Харпаг, — проговорил он пьяным, заплетающимся языком, — твоя месть, разрушила империю, которую я строил, всю свою жизнь. Я бы ещё понял тебя, если бы ты, позарился на моё место, а ты, дурак, отдал то, что могло принадлежать тебе, какому-то проходимцу.

— Я приклонил колено, пред будущим царём мира, Иштувегу и тебе советую, сделать тоже самое, если хочешь жить сам, сохранить свою семью и империю, которой ты, так кичишься.

Пленник вновь качнулся и уставился на собеседника ехидно расплываясь в улыбке, готовясь высказать какую-то гадость, но Харпаг его опередил.

— Мне не досуг с тобой вести беседы, мразь, поэтому слушай, что я тебе скажу. Твой зять и будущий наследник Спитама, будет убит. Твоя дочь, останется вдовой и хочешь ты этого или нет, станет женой нового царя Мидии, Куруша. Если ты, так заботишься о целостности страны, как любишь говорить, то собственноручно отдашь дочь новому правителю, сделав это, по заветам Ахурамазды. Сам, отойдя от дел, поедешь куда-нибудь наместником, спокойно доживать свои дни в пьянстве и разврате. Если ты, скажешь нет, то я лично вырежу твой род до седьмого колена, а всю высокородную гниль твоих прихлебателей, поставлю на колени силой. Скажу тебе честно. Второй вариант, для меня предпочтительней, но царь Куруш, милостив к тебе и взор его устремлён в будущее. Он глаз Ахурамазды, ему видней, и он хочет решить всё в Мидии, полюбовно, по законам предков.

С этими словами Харпаг встал и вышел из шатра, оставив опьяневшего пленника сидеть. Только на выходе, он дал команду охране, чтоб после того как поест, отвели обратно на арбу, думать.

Курушу нелегко было уговорить Харпага на подобную встречу, с люто ненавистным, личным врагом, да, ещё и предлагать жизнь, этому душегубу, за формальную услугу, но рассуждения и доводы Куруша, убедили военачальника, в правильности этого шага.

Государство держалось на четырёх столпах: армия, управление, религия и золото. Если с армией, Харпаг, решил быстро и просто, то вот с остальным, возникали трудности. Административно-бюрократический аппарат, при любом раскладе, подлежал перетасовке, путём убирания одних и постановкой на их место своих людей. Это было вполне решаемо.

С религиозной составляющей государства, всё было намного сложнее. Подавляющее большинство магов, начиная с самого верха, вцепятся в глотку любому, за бывшего царя, благодаря которому, они преспокойненько сидят на тёплых местах и полноправно вершат суд Ахурамазды во всей империи, от лица их бога и государства, да, к тому же, не одно грязное дело провернули вместе, в угоду интересов империи, ну, и себе любимых, естественно.

Тайные недоброжелатели у Иштувегу были, конечно, и среди магов, но их было мало и уровень их влияния на религиозную среду, был минимален. Куруш, огромное значение предавал мидийским магам Ахурамазды и их влиянию на умы людей. Нельзя было допустить конфликта со святыми пророками, управляющими мозгами народа.

Куруш не хотел, просто, прийти и разграбить, уничтожив всё, что сопротивляется. Он хотел объединить всё, что ему удастся завоевать, в этой жизни, в нечто единое целое, а для этого, нужна была не только армия, но и система управления, а главное, вера, с её служителями, которые через свои проведи и ведения, влияли и на армию, и на административный аппарат, и на народ в целом.

Сложность была ещё и в том, что магом Ахурамазды, не мог стать любой желающий. По заповедям этой религии, магом мог стать представитель, строго определённой касты магов, принадлежность к которой, определялась по родству крови. То есть, магами Ахурамазды, становились по наследству. Эта была одна из главных причин, почему зороастризм, не стал мировой религией.

Кроме того, магический корпус обладал золотом, землями, запасами продовольствия, ремесленными дворами. Они держали за глотку не только экономику и финансы, а по сути, жизни всего населения. Стоит им, только свернуть производства, припрятать запасы зерна и прочих продуктов питания, на которые они наложили свою магическую руку, как в стране, неминуемо разразятся голодные бунты и тогда всё пропало.

Поэтому, Курушу надо было, во что бы то не стало, заручиться поддержкой мидийских магов, начиная с низов и заканчивая верхушкой, а сделать это можно было, только придя к власти по канонам веры и закона, создав такие условия для них, чтоб они, сами захотели влиться в его мировую империю, притом захотели в числе первых и сильнее, всех вместе взятых.

Если Иштувегу откажется от добровольной передачи власти, узаконенному новому царю, через женитьбу на его дочери, то ситуация резко осложнится и Курушу, потребуется, достаточно много сил и средств, на установление нужных ему отношений с магическим корпусом.

Такой вариант он тоже рассматривал, но лишь, как запасной и крайне нежелательный. Куруш был, почему-то, уверен, что Иштувегу, по пути в столицу, при правильном к нему подходе, согласится на всё. Он был не настолько глуп, чтобы не понимать неотвратимость своего конца, к тому же, этому способствовала его паталогическая мнительность, но он, так же, наверняка понимал, что данная отсрочка, давала ему шанс, призрачный, но всё же шанс, при первой возможности, улизнуть из цепких лап новоиспечённого царька-узурпатора.

Как и предполагал Куруш, Иштувегу, уже на подступах к столичным стенам, изъявил согласие сотрудничать и даже попытался проявить активность в этом направлении, но Харпаг, его тут же урезонил, ответив на его стремление помочь новому царю, что, он лишь запасной вариант, если что-то пойдёт не по плану, а потому, должен до поры до времени, сидеть тихо и не высовываться. Добавив при этом, что очень хочет, чтоб дело не дошло до его использования в качестве помощника и тогда он, с удовольствием начнёт его резать мелкими частями и на его глазах жарить и поедать, ибо запал на человечину, как на лакомство.

Высказал он всё это с таким жаром и правдоподобием, что пленённый царь, даже не смог усомниться в реальности его намерений. Это заставило Иштувегу притихнуть и стиснуть оставшиеся зубы, в гнетущем неведении своей дальнейшей участи.

Экбатаны, казался неприступным городом для любого, хоть малость смыслящего в военном деле, полководца. Поэтому, никто и не собирался штурмовать семь его цветных стен. После ухода Иштувегу в поход для подавления бунта в персидских землях, в столице, остался только небольшой отряд стражи, который не мог оказать никакого сопротивления подошедшей армии, да, в общем то и не собирался, услужливо поднимая одни ворота за другими перед новым царём, а вот после золотых ворот, где в царской цитадели, засел зять мидийского царя Спитама, со своей личной мини армией отборных головорезов и опытных, повидавших сражения воинов, Курушу пришлось задержаться.

Кроме Спитамы, там же засели его дружки, со своими, пусть и более мелкими отрядами личной охраны, но в совокупности, сила, которая собралась в царском дворце, представляла серьёзную угрозу. Это был крепкий орешек и Харпаг знал, что брать цитадель в лоб, лишь собственный лоб разбивать.

Здесь помог Мазар со своими людьми. Отборный отряд Харпага, как вода втёк во дворец, через щели гаремного сада и в скором времени, заполнив по подвалам весь комплекс, затопил его кровью и своей, и обороняющихся.

Резня была славная. Люди Спитамы стояли на смерть, понимая, что никого из них в живых не оставят. Самого Спитаму, тоже зарезали, даже не стараясь захватить в плен.

Когда Куруш вошёл в отрытые перед ним царские ворота и заглянул внутрь, то, не смотря на всякое виденное в своей жизни, он ужаснулся. Кучи трупов. Разбросанные части человеческих тел, разгромленное убранство комнат. И всюду кровь. На стенах, даже на потолках, а пол, буквально был залит толстым слоем липкой и сколькой жижи.

Увидев всё это, Куруш не пошёл внутрь, а велел разбить шатёр в саду, до тех пор, пока его новый дворец не приведут в порядок. Там же в саду, он приступил к своим царским обязанностям, принимая и знакомясь с вельможами, главами родовых кланов, в том числе кланов магов.

Сначала, знакомился с теми, кого представил Харпаг, как своих сторонников. Затем, подтянулись нейтралы, вовремя сообразившие прогнуться под новую силу, ну, или хотя бы мельком взглянуть на неё, оценивающе.

Но удивили Куруша, больше всего маги. Всякого он от них ожидал, вот только не такого подарка. Маги прогнулись под него сразу и бесповоротно. Среди них тоже, оказывается, дураков не было. Ещё получив ужасные новости о случившимся под Пасаргады, верхушка магов, срочно собрала тайный совет, на котором, довольно быстро, пришли к выводу, что открытая конфронтация с новой силой, будет губительна для них.

К тому же Куруш, как выяснилось, ярый сторонник и чуть ли не личный посланник Ахурамазды и было бы неслыханным грехом, этим не воспользоваться. Ещё не зная намерений самопровозглашённого царя Персии, они, чуть ли не единодушно решили, при любом раскладе, идти на компромисс, даже были согласны на потерю ряда привилегий, в обмен на лояльность непонятно откуда, свалившейся на их головы силы. Маги магами, а перед силой прогибались все, а кто не прогибался, тот ломался, прекращая своё существование.

Куруш слушал их вступительную речь молча, не проронив ни слова за всё время их пламенных речей, смысл которых, состоял лишь в том, что они пытались доказать новому царю, свою нужность и полезность. При этом, он старался сохранить каменное, непроницаемое лицо, что удавалось ему с большим трудом. Внутри он ликовал. Самая сложная, как ему казалось проблема, неожиданно решилась сама собой, притом гораздо предпочтительнее для него, чем он мог ожидать.

Маги, не видя никакой реакции на лице нового повелителя и не услышав от него, хоть чего-нибудь, на свои словоизлияния, явно стушевались, не зная, чего от него ожидать. Куруш, в свою очередь, видя, что маги выдохлись в своём стремлении заручиться его поддержкой, наконец, поднялся с импровизированного трона, прекращая тем самым всякие разговоры и подойдя к одному из них, на которого Харпаг указал, как на самого главного, спокойно и тихо ответил, смотря в его блёклые старческие глаза:

— Слушайте меня внимательно и не говорите, что не слышали. Я царь города Аншана, царь Персии и с вашей помощью, стану царём Мидии. Я стану царём мира, царём царей и царём над царями. Я превращу мир, в одну страну и в этой единой стране, должен будет править единый светлый бог — Ахурамазда. Я завоёвываю страны, вы завоёвываете умы. Я нужен вам, вы нужны мне. Я буду рьяно следить за тем, чтоб никто не покусился на ваши интересы, вы будете оберегать мои. Если вы будете неукоснительно следовать этим правилам, Ахурамазда будет благословлять наш союз, попробуете лукавить, пойдёте против меня, передушу, как водяных крыс и скормлю дэвам, а вам, найду замену из ваших же низов.

С каждой изложенной мыслью, а под конец, с каждым сказанным словом, глаза мага становились всё беспокойнее и беспокойнее, мечась, туда-сюда, в панике. Наконец, маг не выдержал напора и прикрыв глаза, опустил голову.

Куруш закончил и замолчал, по-прежнему продолжая сверлись взглядом, высокий колпак, стоявшего перед ним мага. После продолжительного молчания и водрузившейся тишины в царском шатре, старый маг скрипучим голосом спросил:

— Что вы от нас хотите, Повелитель?

— Я, всё, только что изложил, — так же спокойно и тихо ответил Куруш.

Маг поднял на него тусклые глаза и уточнил:

— Теперь.

— Я хочу взойти на мидийский трон законно, получив отречение Иштувегу и взяв в жёны его дочь Умутсу, ставшую сегодня вдовою.

— Но Иштувегу… — попытался возразить маг.

Но Куруш его перебил:

— Иштувегу, я беру на себя. Он уже согласен.

— Но вдове требуется время траура… — вновь недоумевая, попытался возразить маг.

— А вот это, вы возьмите на себя. Вы законы знаете, как никто и лазейки в них знаете, лучше других, вот и найдите законный способ, сделать её моей женой и сроку я вам даю, до завтрашнего захода солнца, — и немного помолчав, несколько подсластил пилюлю, — а за это, я вам оставлю все ваши привилегии, даже те, от которых вы были намерены отказаться. Я знаю, вы сможете, если захотите.

С этими словами Куруш развернулся и направился на свой трон, давая понять, что разговор, на сегодня, закончен и маги, правильно расценив его жест, поднялись с мест, поклонились и вышли из шатра.

Ближе к вечеру, с визитами стали наведываться заграничные послы.

После напряжённого дня посольского приёма, различных представителей, огромного количества царей, владык, повелителей, подавляющее большинство из которых, он попросту не знал даже названий этих царств, и по ходу анализируя, с изумлением отметил, что по большому счёту, не было никакой необходимости соблюдать, в его случае, какие-то нормы, законы, установления, так как всё окружающее Мидию сообщество, уже приняло его, как царя Мидии, ещё когда он разбил Иштувегу при Пасаргады, продемонстрировав, что подобная замена одной династии на другую — это обычная практика в правящих кругах.

По их реакции, Куруш сделал вывод, что они, так и не поняли, с чем столкнулись в его лице, надеясь на то, что смена одного царя другим, в итоге, ничего в Мидии не поменяет, а только ослабит, так как, вновь придётся приводить под новую руку, все провинциальные осколки, наверняка желающие под шумок, возомнить себя самостоятельными царствами.

Мидия, в своём государственном устройстве, имела в первооснове принципы ассирийской системы построения религиозно-военной империи. Ахурамазда, как главенствующее божество, был, как и ассирийский Ашура, военизирован и стал для всех остальных богов, царём, имея при своём божественном доме и богов вассалов, наместников, и богов рабов.

Именем его, Иштувегу ходил в походы, для увеличения его могущества, делал завоевания, для умножения его богатства, собирал подати. Вряд ли, по его натуре, он сам в это верил, но всё это, преподносилось, именно так. Жестокие казни, которым он подвергал бунтовщиков и несогласных с этим, были в глазах народа, законным возмездием за мятеж, в первую очередь, против бога.

В государственном же устройстве, Мидия была ближе к Вавилону, в элементах и частностях. В Мидии, более строгая централизация, большая степень подчинённости, некой общей государственной идеи, как это было в бывшей и к этому времени, уже разрушенной Ассирии. И в отличии от Вавилонии, где царь, будучи законным богом на земле, в первую очередь, вынужден был опираться на духовенство, Иштувегу опирался на духовенство, знать, на войско и чиновничество в равной степени. По крайней мере, сначала.

К этому выводу, Куруш пришёл неожиданно и как только понял, что проблемы у мидийского царя начинались, как раз тогда, когда в этих опорах возникал перекос, в одну или иную сторону, и цену этого открытия, он понял, когда Ахурамазда отчётливо дал ему понять своим «божественным поглаживанием по голове». Он даже вскочил на ноги и остановил лебезивших перед ним рассказчиков, чтоб обдумать эту мысль и сформировать для себя очередное правило, в будущем руководстве империей.

Ещё по дороге в Экбатаны, Куруш выработал правило для армии, как он считал, очень важное и которое, он не нарушил ни разу: содержание воинов — только с победоносной добычи. Он полагал, раз ему предстоит покорить весь мир, то впереди постоянные войны и войны победоносные, а служба за долю в военной добычи, при постоянных победах, самый надёжный способ получить преданность на данном этапе образования новой империи.

Именно это правило, как эталон, вознёс на свои знамёна будущий последователь деяний Куруша — Великий Александр Македонский и не разу не пожалевший, что последовал примеру Великого Персидского царя.

Уже поздно ночью, когда он всех распустил и буквально, выжатый, как лимон, остался в шатре один, к нему привели на смотрины Умутсу. Каково же было его удивление, когда в приведённой молодой красавице, он узнал ту самую женщину, что ублажал в храме Анахиты…

Глава двадцать шестая. Он. Царь Мидии

Хозяйство Мидийской державы, на удивление Куруша, не смотря на постоянные войны, оказалось крайне интенсивное. Самыми крупными собственниками были храмы, которые, большею частью, отдавали свои земли в аренду. Арендаторы, частью обрабатывали её сами, при помощи наёмных рабочих или рабов, частью сдавали в новую аренду, нередко за известную часть урожая. Таким образом, храмовые кладовые наполнялись зерном, финиками, пальмовым вином, сезамом, чесноком и держали в руках, практически весь продуктовый рынок.

Куруш с самого начала подозревал, что маги, были не только идеологическим столпом империи, но и в известной мере экономическим. Но чтобы на столько? Торговля, по сути, была только в городах, что придавало им территориальный рост, прирост населения и богатство. В них кипела промышленная жизнь, давая обозримой цивилизации прекрасные образцы, славившихся во всём мире тканей, резных и чеканных изделий, работ из камня, металла и слоновой кости.

Материалы покупались у окрестных народов, обменивались на предметы первой необходимости, которые, таким образом, должны были доставляться из сельских поселений в города в громадном количестве. Производство было ремесленным и фабричным; фабрики держали, опять, всё те же храмы и богатые граждане, из числа знатнейших мидийских родов. Не отставали от них высшие чины армии.

Ещё одно новшество, с которым пришлось столкнуться Курушу, как выходцу из провинции и бывшему ордынцу, заключалось в том, что империя уже давно перешла от натурального хозяйства к денежному, или, вернее сказать, к валюте. Меновыми посредниками служили металлы: золото, серебро и медь, в определённой форме и определённого веса; их чеканили в виде брусьев и колец. Жалованье чиновникам и военачальникам, выдалось не только натурой, но и металлом! А постоянные походы Иштувегу и обильная дань, со всей империи, способствовали небывалому накоплению богатств.

Это было открытием для новоявленного царя и над этим, он тоже немалое время находился в раздумье, но никаких правил для себя, по этому поводу, устанавливать не стал, так как, пока, мало, что в этом понял. По поводу административной системы империи, но отметил, что перепись всех и всё, с чего взымались налоги и сборы, и постоянный контроль чиновников за правдивостью данных, очень хорошее дело, постепенно начиная верить в то, что чиновники управления, вполне не зря хлеб едят.

Тем не менее, несмотря на то, что механизмы жизнедеятельности империи работали слаженно и плодотворно, для того, чтобы завоевать весь мир, все эти отлаженные устои, требовалось изменить в корне. Куруш все более явно приходил к выводу, что присоединение завоёванных царств в качестве провинций, и удержание их в единой системе, для решения задач, стоящих перед постоянно разрастающимся государством, возможно, лишь при их заинтересованности в этом единении, и чтобы облегчить выработку этой заинтересованности и ускорить переходные процессы, требуется, непременно сменить в провинциальных царствах, властвующие в них династии, не смотря на всю их лояльность и покорность.

Ему, как раз, не нужна была их тупая покорность и раболепство. Ему нужны были, на данный момент, эти царства активные, деятельные, заинтересованные в совместных с ним деяниях. Требовалось посадить на провинциальные троны людей, знающих и поддерживающих его завоевания и которым, он мог доверял однозначно, а для того, чтобы изменить веками сложившиеся устои, встряхнуть закостенелость древней родовитой знати, для этого нужны были непросто верные ему люди, нужны люди особые, способные это сделать.

Список таких людей, Куруш, перебирал в своей голове по несколько раз в день. Если одни кандидатуры, подобные Уйбару, не вызывали у него никаких возражений, то вот с другими, он мешкал. Здесь, рассматривались и личные качества друзей, их способность управлять и не навредить, и политические аспекты, такие, как родственники, благо их не много, да, и мидийской верхушке, что-то должно было перепасть, раз объявил мидян и персов единым народом.

В конце концов, он пришёл к выводу, что данный вопрос будет решать по мере созревания проблемы, а благодаря единению персов и мидян, народа на все царские дворы, хватит. А раз один уже созревший кандидат имеется, то грех этим не воспользоваться, хотя бы в качестве пробной стрелы и для примера остальным.

Решив так, Куруш с отрядом телохранителей вышел из золотых ворот и под удивлённые взоры стражников и редких горожан, направился к дому своего закадычного друга Уйбара, который под шумок очистки общества, от некоторых очернивших себя знатных мидийских родов, особо приближённых к бывшему царю, захватил приличный кусок недвижимости, в самой престижной части города.

Вообще, Уйбар со своими воинами, изрядно почудил в городе с расправами. Самим, некогда оппозиционным мидянам, вроде бы, как было не с руки, кровью омывать своих сородичей, а вот урартско-армянскому отряду Уйбара, так в самый раз.

Мало того, что они вырезали и разграбили указанные им дома, они мимоходом, ещё пару «своих», отправили на тот свет. Харпаг даже пришёл в ярость, узнав о произволе Уйбара, но пройдоха, как ни в чём не бывало, извинился перед полководцем и столь же просто объяснил ему, что это не ошибка, а личный должок, так сказать «за года давно минувшие» и Курушу, ничего не оставалось делать, как подтвердить перед Харпагом, что Уйбар, имел полное на это право. Надо отдатьдолжное Харпагу, он не стал доискиваться, а поверил своему новому царю и успокоился.

Появление Куруша в новом замке Уйбара, произвело среди его обитателей паническую неразбериху. Кто-то падал ниц, кого-то хватал столбняк, и он замирал в неестественно напряжённой позе, кто-то старался спрятаться, даже в тех местах, где спрятаться было невозможно, пара, даже, зачем-то, полезла на стены, видимо, пытаясь сбежать. В общем, во дворе крепости, творилось, что-то плохо вообразимое.

Куруш нашёл друга в саду, который в отличии от своих домочадцев, даже не дёрнулся прекратить то, чем занимался, а в саду, он в полном одиночестве тренировался стрельбе из лука. Не сведущий человек решил бы, что лучник душевно больной человек, по всем признакам, но Куруш, увидев его, лишь одобрительно хмыкнул.

В полном тяжёлом вооружении, на солнцепёке, с намотанными на руки золотыми слитками и с массивным мешком на голове, воин медленно, долго целясь, плавными движениями, пускал одну стрелу за другой, в утыканный, как ёж иголками, манекен человека в полный рост.

— Я смотрю, ты время даром не теряешь? — наконец решил прервать занятия Куруш, вдоволь насмотревшись на самоистязания Уйбара.

Тот запустил ещё одну стрелу в цель, обернулся на голос и увидев, наконец, кто заявился к нему в гости, опустил лук, рывком сбросил с головы мешок с землёй, как определил Куруш по звуку и расцвёл в улыбке, на залитом потом лице.

— Ба, кто нас посетил? — разматывая золотые слитки и роняя их на землю, на распев проговорил стрелок, — а я-то думаю, кто такой смелый у меня за спиной стоит и не боится, — и подаваясь к раскрытым объятиям гостя, он, не снимая доспехов, обнялся с ним, поздоровавшись, наконец, — ну, здравствуй, Асаргад.

Только наедине, вот как сейчас, Уйбар мог себе позволить, так называть великого и ужасного царя. Странно, но только Уйбару, этот «ужасный», позволял это делать. От этого, отношения их становились лишь крепче и что самое удивительно, они, как бы вырывались из повседневной жизни, разом возвращаясь в те времена, когда их было только четверо, а все остальные вокруг, лишь массовка, декорация их жизни.

Вот и сейчас, он вновь стал Асаргадом, а Куруш, царство, весь мир, остались где-то там, за стенами этого дома и казались какими-то не настоящими, игрушечными, но это продлилось лишь мгновение. Куруш встрепенулся. Похлопал Уйбара по латному плечу и проговорил:

— Я по делу.

— Что и вина не выпьешь? — с наигранной обидой выпалил Уйбар.

— Выпью, — улыбнулся в ответ Куруш, чем действительно, по-настоящему удивил хозяина, так как Уйбар, прекрасно знал отношение своего друга к хмельным напиткам.

— Зарухи! — крикнул он в сторону дома, — быстро стол в саду накрой для дорого гостя, — и уже тихо, только для гостя добавил, — эх, гульнём.

Куруш поднял лук Уйбара с земли, повертел его и с досадой в голосе пожаловался:

— Эх, давненько я стрел не пускал. Даже не знаю, в каком углу лук валяется.

Он оглянулся по сторонам, затем подмигнул Уйбару и с какой-то искоркой мальчишеского азарта, предложил:

— А знаешь, что Уйбар, давай-ка сшибку устроим. На интерес.

Хозяин дома, аж рот раскрыл от изумления.

— Какую сшибку? — недоумевая выдавил из себя он, — ты ж небось и стрелять то разучился?

— Ну, это мы ещё посмотрим, — разгорячился Куруш, скидывая с себя пояс с акинаком и длинным кинжалом, пурпурный, мидийского покроя балахон на землю и туда же отправляя белую царскую шапку, чем-то напоминающую кастрюлю с короткой фатой, прикрывающей плечи и шею со спины.

Оставшись в узких кожаных штанах, ещё ордынского кроя, коротких сапожках, из тех же степей, он вновь поднял лук, расправил плечи и начал разминаться.

— А как же вино? — заканючил Уйбар, — я пить хочу.

— А давай так. После каждого выстрела, выпиваем по кубку. Кто спьяну промажет первым, тот и проиграл.

— Ну ты даёшь, — только и смог вымолвить урартец.

— А между выстрелами и вином, заодно и поговорим.

Уйбар раскрыл рот, собираясь ещё что-то сказать, но тут от дома выскочила прислуга и вереницей, бегом, мелко семеня, направилась в их сторону, неся в руках вино и угощения. Впереди семенила молодая и очень красивая женщина, судя по дорогой одежде, явно не из прислуги. Подбежав почти в плотную, она стыдливо подняла глаза, лишь мельком взглянув на полуголого гостя — великого царя и тут же, по-собачьи предано, уставилась на Уйбара.

— Это кто? — без зазрения совести поинтересовался Куруш.

— Зарухи, — необычно для себя, как-то застенчиво ответил ему хозяин и забрав из её рук кувшин, повелительным тоном распорядился, — приведи сына. Пусть царь оценит, пока трезв.

Та кивнула и кинулась обратно в дом.

— Это не одна ли из тех, ради которой, ты по молодости кинулся в бега? — усмехнулся Куруш, почему-то сразу догадавшись.

— Точно, — не стал юлить Уйбар, — представляешь, скакал я по степям, скакал. Вернулся, а у меня уже сын вырос.

— Ты никак женой решил обзавестись? — ехидно растянулся в улыбке Куруш, — одобряю.

— Посмотрим, — буркнул пройдоха, тоже сбрасывая бронь и приводя себя к голому торсу.

Вскоре Зарухи привела маленькую копию Уйбара. Мальчик лет десяти, старался держаться, как взрослый. Почтенно и уверенно, но заливший лицо румянец, портил ему весь антураж. Одет он был по последней мидийской моде, вычурно и броско, как высокородный, только на поясе вместо акинака, который был для него ещё велик, висел, хорошей работы, кинжал. Куруш внимательно осмотрел мальчика и с огорчением отметил, судя по его упитанности и не развитости, что перед ним, не сын воина.

— Как звать? — спросил он его, надменно царским тоном.

От этого, вся напускная стать с ребёнка слетела. Он сжался и одними глазами, но очень жалостливо, посмотрел сначала на мать, а затем на отца, которые стояли рядом и сами тупили взгляды. Затем, мальчик тоже опустил глаза, как и его родители и тихо, тонким, девичьим голосом ответил:

— Баб.

— И чем ты занимаешься, Баб? — продолжил допрос Куруш.

Мальчик вновь, искоса, взглянул на мать, тяжело вздохнул, понимая, что она не поможет и начал отвечать:

— Учу языки. Вавилонский, ассирийский, египетское письмо, греческое немного, умею считать и писать.

— Ха, — неожиданно повеселел царь и подойдя к Уйбару, положил ему на голое плечо руку. Уйбар ответил тем же, — учёным значить будешь. Это хорошо. Нам учёные люди, ой, как нужны.

Мальчик даже расцвёл от его слов, поднимая на них свои повеселевшие глаза.

— Я буду хорошо учиться, — тут же пролепетал он.

— Вот и молодец, — вмешался, явно раздосадованный, стесняющийся всей этой сцены Уйбар и обращаясь к Зарухи, скомандовал, — оставьте нас. У нас тут, дела царские.

Женщина тут же кинулась к Бабу и схватив его в охапку, чуть ли не силком, потащила в дом, от греха подальше. Прислуги в саду, уже не было к этому времени. Видимо они рассосались ещё раньше.

— А что ты хотел? — как бы отвечая на незаданный вопрос, пробурчал Уйбар, — я по степям скакал, скакал, а им мамки-няньки занимались. Теперь уж поздно из него рубаку делать.

— Не надо из него ничего делать, — примирительно похлопал его по плечу Куруш, — пусть учёным растёт. От иного учёного, толку больше, чем от целой армии. Я вот в этом царском говне поплавал и понял, что державами править, надо голову на плечах иметь, а не умение мечом махать. Я бы за пару учёных, при себе, кто бы помог в этом дерьме разобраться, горы золота бы отсыпал. Это тебе не в походы за добычей ходить, да, девок по ночам портить.

— А, — махнув рукой прервал его Уйбар, — давай выпьем. Пить больно хочется.

И они выпили по первой. Стрельнули по стреле. Оба попали.

— Вот о чём я хотел с тобой поговорить, — начал неспешно Куруш, — намедни я собираюсь взять Умутсу в жёны. Иштувегу, по всем канонам, официально передаст мне власть, и я стану царём Мидии по праву закона.

— Тебя и так все признали царём и без этого представления, — наливая новую порцию, проговорил задумчиво Уйбар, явно слушая внимательно и стараясь предугадать ход мыслей друга.

— Знаю, но так надо и я сейчас объясню почему.

Куруш осушил налитый кубок и отломил кусок горячей лепёшки.

— Как ты думаешь, почему Иштувегу, так бесславно проиграл? — спросил Куруш в упор уставившись на Уйбара.

— Потому что всю страну против себя восстановил, своими зверствами.

— Нет, — тут же усмехнулся царь, — ты зришь по верхам, а не вглубь. В истории было много правителей, что держали свои страны в страхе и не одна так не разваливалась, как Мидия. Дело не в этом. Любое государство, стоит на четырёх столбах, как на сваях. Армия, вера, управление и торговля. Нельзя отдавать предпочтение одному из столбов за счёт другого. Все четыре, должны быть одинаково устойчивы, чтобы здание не завалилось. А для этого, армия должна подкрепляться богами, иметь возможность управлять и быть экономически заинтересованной, чтоб здание государства, стояло, как можно устойчивей. Тоже касается веры, с её магами и аппаратом управления, с его бюрократами, собирающими казну и с дельцами, производящими и торгующими, и при этом, кормящими страну.

Стрельнули ещё, по очереди, разок. Вновь наполнили кубки. Продолжили.

— Иштувегу грубо нарушил этот принцип равновесия и именно, за это поплатился. Из четырёх столбов, жирным стал, только столб магов. Но это лишь одна из его ошибок. Вторая, заключалась в том, что он не смог правильно распорядиться огромными землями, прибранными ещё его отцом Увахшатра. Он считал, что залогом его благоденствия, будет покорность и раболепство порабощённых народов и сделал всё, чтобы все царства, вошедшие в империю, сидели смирно и регулярно платили дань. Ему этого было достаточно. Кстати, ещё по ордынским делам, я понял, насколько такой подход к завоёванным землям, ошибочен. И за примером далеко ходить не надо. Хотя бы взять нас. Почему, ты думаешь, нам так легко удалось поднять Персию на бунт, да потому, что она к этому была готова, а мы, стали лишь тем камушком, который срываясь с горной кручи, вызывает лавину. И в таком состоянии находятся все окраинные государства нашей, теперь, империи. Все!

Куруш вновь взял лук и почти не метясь вогнал стрелу в манекен, передавая оружие другу для ответного хода. Уйбар слушал молча, задумавшись и всем своим видом давая понять, что согласен с царём, как бы это звучало не лицеприятно. Куруш сам себе налил кубок и выпил, давая пример другу и пока тот, наполнял свой кубок, продолжил:

— Это надо менять. Срочно. Все царства мидийских, а теперь, по сути, персидских владений, необходимо вывести из гнойной спячки. Империя, как и отдельное государство, должна стоять на прочных окраинных столбах, а не на гнилых. А для этого, у них должен возникнуть жуткий интерес, и в участии в наших походах, и в нашей религии, и в нашей общей торговле. Должна существовать единая система управления, такая, как в столице, для всех провинций без исключения, а самое главное, они должны быть заинтересованы в единой торговле, так как золото, решает, почти всё. Им, должно стать выгодно, быть с нами единым телом, а не каждый по себе.

Ещё по одному кубку выпили. Стрельнули. Налили по новой.

— Так вот, — продолжил Куруш, — возвращаясь к начатому. После свадьбы, я намерен отправить Иштувегу править одной из северных провинций, Парканией. Ты поедешь его сопровождать.

— Понял, — ехидно ухмыльнулся Уйбар, действительно прекрасно понимая, что хочет от него Куруш.

— Относительно Иштувегу, ты всё понял правильно, — тут же перебил его пьяное ликование, не менее пьяный Куруш, — хорошо, что ты помнишь мои обещания Шахрану и я не сомневаюсь, что ты сделаешь всё, как надо, но это не всё. Ты возьмёшь с собой целую армию. Кроме своего корпуса, в твоём подчинении будет вся конница Харпага и ещё кое-кто. То, что Иштувегу до места не доберётся, я не сомневаюсь, но это не главное. Ты, должен будешь пройтись по всем северным провинциям, но не с целью, там всех вырезать или перепугать до смерти, а в том, о чём я тебе только что говорил. Я не призываю тебя сразу решить проблему, но мне надо знать, на кого, где можно положиться, и кто, готов поменять роли зашуганных и покорных, на активных наших помощников, а где требуется радикальные меры. Но и это ещё не всё. Надо подготовить группу и навестить Даникту и Гнура с Шахраном. Мне не нужна орда врагов, а вот союз, не помешает. Эбар в скором времени присоединит к империи Элам. Через год, два, он будет готов, и я уверен, что у него всё получится. Даникту это может заинтересовать. Предложи ему титул наместника на своей родине, при условии, что он соберёт силы, способные, это наместничество прочно удерживать, ну и роль активной опоры нашей империи поддержит. С Гнуром будь осторожен. Не верю я в то, чтобы он сильно изменился, но то, что от него, до сих пор, никаких вестей, напрягает. Мог бы хоть весточку друзьям какую подать. Ну, а Шахрану, поведаешь о том, как с Иштувегу закончил. Думаю, что это его не только обрадует и склонит к помощи нам.

Куруш встал, чуть не упал, ухватившись за стол, пьяно ухмыльнулся и долго пытаясь наладить стрелу на тетиву, в результате выстрела промазал. Уйбар хмыкнул и чуть ли не вслепую вогнал свою стрелу в цель. Вдруг царь резко выпрямился, хитро улыбаясь и абсолютно трезвым голосом проговорил:

— Ну что ж, я проиграл. С меня царство.

И с этими словами, он достал откуда-то из штанов небольшой мешочек и сыпанул содержимое на ладонь. Это оказалось травка «непьянка», жуя которую, опьянеть не получится. Он был очень доволен, что разыграл Уйбара, но удовольствие от этого, моментально улетучилось, когда он увидел похожий мешочек в руках Уйбара и его наглую трезвую ухмылку.

— Ах ты… — чуть не задохнувшись от смеха прокричал Куруш, понимая, что его провели, точно так же.

Друзья хохоча обнялись, некоторое время веселясь, по поводу того, что столько много отличного вина перевели за зря, но Уйбар, через некоторое время веселья, спохватился и затараторил:

— Подожди, подожди, о каком подарке, ты мне тут говорил? Где моё обещанное царство?

— Да, бери какое хочешь, — продолжая смеяться ответил царь, — но я предлагаю тебе твою армянскую сатрапию. Только прежде, чем ты соберёшься в поход, надо обговорить всё, основательно…

Разговор затянулся до глубокой ночи и из-за стола, в результате, вышел не разгильдяй Уйбар, а новый царь — Тигран, имя которое, он взял себе тут же, по примеру друга.

Когда, какое-то время спустя, после того, как Тигран с огромным конным войском отправился в северные земли, сопровождая Иштувегу в Парканию, в царский зал золотого дворца Куруша, официально провозглашённого царя Мидии, ворвался визирь тайной канцелярии и в панике поведал «великому и могучему Царю Царей» о предательстве Тиграна, во всеуслышание, рассылающего по земле враньё и клевету, достойную зловредного дэва и прибирающего к рукам славу завоеваний и побед, самого посланника Ахурамазды.

Куруш хохотал так, что свалился на пол и катался, держась за живот, пока лекарь, заподозрив неладное, отпоил его персиковой водой. Когда же он, просмеялся и пришёл в себя, и сквозь слёзы оглядел хмурых приближённых, то обращаясь к Харпагу, который уже был готов сорваться с места и кинуться на усмирение бунтовщика, промолвил сквозь слёзы:

— Вот же шельмец! — но тут же, что-то подумав, добавил, как бы говоря сам с собой, — а ведь может получиться. Может. Я даже представляю себе, как этот шут, наигранно отбивается и даже наотрез отказывается от царского титула, который ему буквально навяливают все армяне, урартцы, хурриты, лувийцы, другие малые народы долины, собравшиеся в одну кучу, во главе с бывшим царём-сатрапом, — и наконец поднявшись на ноги, уже серьёзно объяснил Харпагу, — я ему разрешил делать всё, что он посчитает нужным, но велел занять трон армянский сатрапии, без единой капли крови и чтоб об оппозиции, как тут у вас при Иштувегу, даже помышлять не приходилось.

Харпаг тут же обмяк и даже позволил себе ехидно улыбнуться, такому повороту событий, но всё же не преминул усомниться:

— А что потом, когда раскроется враньё?

— А потом, дорогой мой Харпаг, армянская сатрапия, в полном сборе, всего муравейника народов, что там обитает, будет рваться в бой впереди нас, и будет считать великой честью, быть частичкой непобедимой империи, даже забыв о помыслах, на самостоятельное государство.

Куруш закончил свою тираду не только на полном серьёзе, но и нагоняя своим тоном страх на окружение и медленно вращаясь, как бы обращаясь ко всем вокруг, добавил:

— Мне не нужны покорённые и униженные народы и их жалкие царьки, мне нужны помощники и сподвижники, которые, даже если я оступлюсь или погибну, победоносно продолжат дело моей жизни. Они будут иметь долю в военной добыче на равных основаниях, они жизненно прирастут к нам экономикой. Рано или поздно, у всех будет один главный бог — Ахурамазда. Только так, весь мир падёт к нашим ногам, а потомки приравняют нас к богам. Я пришёл сюда не жиреть, остановившись на достигнутом. Это я только начинаю вставать на ноги…

Часть вторая

Глава двадцать седьмая. Она. Матерь степей

Минуло двадцать семь лет. Колоссальный срок для человеческих поколений. Все эти годы для Райс, были насыщены огромным количеством событий, спрессованных в плотные дни и ночи, самых разных переживаний и эмоций.

Райс, уже, как пять лет, была законной Матерью клана «меченных», царицей всего степного народа, мамой троих детей и всё ещё вдовой, по первому мужу. Но, всё по порядку.

Тиоранта, сама сняла с себя полномочия, заявив на большом круге, о желании перехода в Терем, где скончалась одна из Матёрых, Мать Медведица. Она убедительно доказала ближнему кругу и всему клану, что, став Матёрой, на замену умершей, она будет более полезной всем, обитающим в степи и за её пределами, так как Терем, есть фундамент всего, на чём держится жизнь, не только степных народов, но и общего мироздания и миропорядка.

К тому же смена подросла и возмужала, и по предсказаниям провидец и ведуний, впереди грядёт время суровых испытаний, для которых она, не только стара, но к которым, попросту, не готова. Поэтому, на смену ей должна прийти свежая кровь, специально для этого дела порождённая, самой Троицей.

Клан «меченных» и ближний круг царицы, да, в общем то и все, кто присутствовал на большом круге, всё это прекрасно понимали и осознавали. Они даже знали, кто будет предложен на место Тиоранты. Только один момент не давал покоя всем — кровное родство претендентки. Этот единственный правовой казус, растянул решение круга на целую седмицу.

Главы родов и поселений, Матёрые боевых отрядов и особенно представительницы клана «меченных», то и дело высказывали сомнения, в связи с нарушением правила, каждый раз, а то и не по разу, обращаясь к ведуньям и предсказательницам, ища нехорошее в их предсказаниях, явно перестраховываясь.

Всё это закончилось, когда Тиоранта, устав доказывать и объяснять, в один прекрасный день, собрала скромные пожитки, бросив всю роскошь и великолепие своей будущей преемнице, взяв лишь свой посох и полупустой заплечный мешок, прямо с круга, пешком ушла в сторону Терема, оставив решать судьбу царской власти, всем остальным сомневающимся.

Следом, компанию ей составили две старые Матёрые Терема. Долгое время все сидели молча, в шоке. Никто не решался нарушить эту вынужденную тишину, пока её не прервала Матёрая Сакева:

— Ну что, бабаньки, будем выдвигать ещё кандидатуры против Райс или спокойно разойдёмся по норам и гори оно всё огнём и пропади к Черте болотной, или уж теперь, скорее всего, к её муженьку — Чёрту, ибо нашему бабьему царству в степи, конец.

Бабы засуетились, загудели, а потом, как будто спохватившись, все, как одна, кинулись выдвигать Райс в царицы, неожиданно вспоминая её достоинства и отметины Троицы. Даже те, кто больше всего сомневался, начал голосить громче всех, но тут впервые, за все дни сидения и говорильни, встала и высказалась сама Райс, вогнав весь клан «меченных» в очередной ступор:

— Я не поняла. А что вы здесь за выборы устроили? Мы что, атамана мужицкой орды выбираем или Матёрую в «сестричество»? Вам ли не знать, что Матерь степи определяется Святой Троицей. Ваше не хочу и моё хочу здесь не причём. Не вам выбирать и не мне напрашиваться.

И здесь произошло чудо. Самое обыкновенное чудо. Большой круг проходил в степи, у одного из Святых холмов, прямо на его склоне. Пасмурно было. Дождь напрашивался, но никак не начинался, а когда Райс встала и произнесла эти слова, то в низких, сплошных тучах, вдруг, образовалась прорежь и луч света озарил стоявшую перед собравшимися Райс, да так неожиданно, что все ахнули.

— А вот и знак! — проорал кто-то.

Райс облегчённо и абсолютно счастливо вздохнула, поклонилась всем и гордо выпрямившись, царским тоном проговорила:

— Принимаю!

Вот так и была установлена новая царица степей, а о чуде, что способствовало её воцарению, по всей степи поползли сказы, легенды и небылицы, дошедшие в своём пике, до полной, сказочной нелепицы.

Её сын Спаргап, вырос хорошим воином, став «особым», ещё при орде бабушки Тиоранты. Выбрав стезю бердника, он надолго покидал родные земли, то и дело уходя, то с небольшим отрядом разведки, то вовсе в одиночку в далёкие южные горы, где с каждым годом возрастал и креп предсказанный Апити враг, достигший уже таких сил, что справиться с ним, даже объединённой орде, теперь было не под силу.

Апити, больше, так и не показывалась, и даже не всплывала нигде, хоть розыск её, с разной интенсивностью, проходил все эти годы. Только недавно смирившись с потерей, поиски прекратила. Райс со скорбью в сердце приняла эту утрату, решив, что подруга, потому и убивалась за разрушенную судьбу, что со смертью Гнура, эта же участь, постигла и великую предсказательницу.

Где она умерла и при каких обстоятельствах, не знал никто, а все вещие люди, что пытались вопрошать о её судьбе у Троицы, только разводили руками, каждый раз толкуя одно и тоже, мол, молчит Троица, как в рот воды набрала. Ничего не говорит ни плохого, ни хорошего. Будто не было такой на белом свете и быть не могло.

Второго ребёнка, дочь Арину, она зачала в Тереме, как «меченная». Кто был отец Арины, Райс даже не догадывалась. Знала, что по традиции, он был «особый». Она не видела его, не знала, как он выглядел, так как соитие было тайным, в полной темноте, на ощупь и по законам, узнавать о партнёре что-либо, было категорически запрещено.

Этот обряд, обязан был пройти каждый член клана, только в отличии от традиции, рыжая, родив «дитя Вала», не оставила дочь на воспитание Терема, а используя своё положение, как и её мама в своё время, оставила девочку при себе, мотивируя, что дочь её, уже наверняка не сможет претендовать на власть, а значит и в её воспитании, нет необходимости участия Терема с его кругами. Стать дочери «меченной» не суждено, а значит вполне допустимо, чтобы её воспитала собственная мама, как обычную девочку.

Матёрые Терема посовещались, потолковали, каким-то образом испросили Троицу и решили пойти Райс на встречу, тем не менее, напомнив ей об обязанности, подчиниться воле Троицы, коли боги затребуют дочь на круги и это не ей решать и не им, быть девке «меченной» или нет. На то воля Троицы. И даже, если боги затребуют её как жертву, царица будет обязана их воли подчиниться. Райс, скрепя сердцем, вынуждена была с этим согласиться.

Третья дочь, Калли, была не родной, а наречённой, приёмной. История её появления и удочерения, была туманной и мало кому понятной. Для всех существовала официальная история этой девочки, которая гласила, что Райс взяла её трофеем, в одном из южных, горных походов и всё бы ничего, такое довольно часто случалось с боевыми девами, но девочка, оказалась, уж больно странной, всем видом и поведением, выдавая себя, как «девочка, не просто так».

Она, не смотря на свой мелкий возраст, говорила на нескольких языках, прекрасно знала и разбиралась в традициях и устоях сарматского общества. Вместе с тем, в поведении и манерах, в ней сквозила утончённая и хорошо воспитанная царская особа, притом, не то мидийского двора, не то, даже самого вавилонского. Всё это не укладывалось в байки о бедной девочки, далёкого горного кишлака, где якобы Райс подобрала реьёнка, после разгрома её родного дома.

Калли была одних лет с Ариной, возможно даже младше, но выглядела старше и почти сразу, по вступлению Райс на царствование, она заярилась, раньше сестры и тут же, без всяких разъяснений и объяснений, кому-либо, была направлена на испытания в Терем. Притом сама Калли, в отличии от Арины, чётко знала, что именно так всё и будет. Как будто заранее готовилась.

Двумя лунами следом, была отправлена и Арина, за которой по требованию Вала Великого, прибыла родная бабушка и с которой, Райс проревела всю ночь, прежде чем отвести дочь, в всё в ту же, лесную баню. А вот родная царская дочь, в отличии от приёмной, такого подвоха от родственников, точно, не ожидала, ибо была уверена, по их рассказам, что ей предстоит прожить жизнь обычной девы и в Терем, к «меченным», она не собиралась.

Райс не только, по велению Вала, согласилась отдать дочь на растерзание бога, понимая, что требование, только одной общности из Троицы, означало, скорее всего, принесение Арины в жертву.

Второй причиной, по которой царица согласилась с требованиями Терема о выдачи дочери, стало осознание, что за делами царскими, она упустила воспитание Арины из-под своего контроля и «царска доча», под воздействием придворной сытости, обласканная и избалованная вседозволенностью в жизни, из милого, ласкового ребёнка, стала неуклонно превращаться, во что-то мерзкое и отвратительное, ещё похлеще той, которой была сама Райс в детстве.

Её бесчеловечность и цинизм, зашкаливал. Её запросы и потребности, выходили за все дозволенные границы. Она превращалась в чудовище с ликом богини. Даже вспоминая себя, Райс с ужасом осознавала, что Арина, значительно переплюнула её в злостности своего внутреннего мира, а главное, перестала быть управляема, абсолютно, даже ею.

Когда Райс осмыслила, во что вырастает её дочь, у неё волосы встали дыбом. Это и явилось основным фактором того, что царица, не только не стала протестовать против решения Терема, но и встретилась, лично, со всеми Матёрыми Дома Вала, признавшись им в своей некомпетентности, как воспитателя и просьбой помочь Арине, в случае прохождения кругов, стать более человечной и не такой «чёрной в душе», какой она её вырастила.

Все года, что Арина проходила испытания, она самым тщательным образом следила за её достижениями, мытарствами и мучениями. Знала, как круги ломали взбалмошную, бессердечную девку, вытравливая из неё «дай, хочу, моё». С тяжёлым сердцем переживая её неудачи и тихо радуясь её победам.

Райс, проходя круги в своё время, изначально имела перед собой цель и это придавало сил и порождало смысл, во всех её страданиях, а вот у Арины не было перед глазами того света цели, к которому необходимо было тянуться, а значит, она могла сломаться и просто не пройти испытания. Либо застрять в Тереме на долгие годы, а может быть и на всегда, став полоумной, или погибнуть, чего Райс, с одной стороны панически боялась, а с другой, всякий раз, стараясь оправдать себя за свой поступок, уповая на волю Троицы, мол, как она порешит, так и будет и что он неё уже больше, ничего на зависит.

А с третьей стороны, при прохождении всех кругов, Арина становилась «меченной» и могла рассчитывать на место Матёрой, например, в одном из боевых «сестричеств», а это тоже высокий ранг, во властных структурах девичьего царства. Именно такое будущее, Райс, хотела бы видеть для своей дочери. Но всё же, самое главное, на что царица надеялась, помня саму себя, что прохождение кругов, кардинально изменит дочь и непременно в лучшую сторону.

Калли прошла испытания, не сказать, что легко и быстро, но с очень любопытным результатом. Главным её колдовским узором, как «меченной» оказался розовый! Притом, если у всех, кого Райс видела и знала, этот колдовской знак, что отвечал за бабью Славу, рисовался только в области таза, то у Калли, розовые кружева красовались на всём теле, даже на шее, оканчиваясь, лишь касаясь скул. Было очень красиво и грациозно.

Главным колдовским узором Арины, стал чёрный — Матери Сырой Земли, делая дочь великим воином. Правда, такой черноты, как у самой Райс, Арина не получила, не впитав в себя «дрожь земли», но судорожный аркан и главное удивительную скорость ведения боя, когда противник, даже не успевал замечать её движения, так как они для него смазывались в единую мутную пелену, дочь получила сполна. К тому же, круги она прошла легче и быстрее Калли, так что по ходу, сначала догнала её, а в конце и перегнала, закончив испытания, быстрее названной сестры.

Повзрослевшая Арина, которая после Терема, решила начать новую жизнь с новой кличкой, навсегда похоронив старое, стала зваться Золотые Груди или просто Золотце, командовала боевым «сестричеством», притом не специально созданным для неё, а старым, опытным отрядом, Матёрая которого, по старости решила сложить с себя обет и раскуманиться, освобождая дорогу молодым.

Золотце, умудрилась в честном, многоступенчатом турнире победить всех претенденток и по праву стала Матёрой боевого отряда дев, в полную сотню золотых кос. Она была с мамой в походах с самого рождения, поэтому походную жизнь, знала не понаслышке. И она не только с энтузиазмом окунулась в боевую походную жизнь своего детства, как нечто родное и близкое, но и сама эта жизнь, приняла её, с распростёртыми объятиями.

Придворная жизнь, которая чуть не сломала её судьбу и не искалечила её, как человека, тем не менее, память о походах не стёрла из её памяти, да, и сам факт перерождения царской дочери, внушал уважение к ней. Все боевые сёстры, прекрасно знали историю этой девы, которая происходила на их глазах и протестовать, по поводу её молодости, не только не стали, но и поклялись, по мере своих сил, помогать ей в тех вопросах, которых она пока не знала или о которых, пока даже не догадывалась.

Да, и сам факт того, что царица, никоим образом не участвовала в устройстве судьбы своей дочери, демонстративно устраняясь от влияния на решение «сестричества», каждый раз говоря одно и тоже, мол, вам решать за кем идти в бой или по чьей вине быть побитыми, так или иначе давая дочери самостоятельность и возможность доказать всем, чего она стоит без чьей-либо поддержки. И она доказала.

Калли тоже стала Матёрой, но вот её «сестричество», было создано сознательно и отряд этот был не боевой, а колдовской, единственный. С этой идеей, она лично вышла на большой круг и доказала всю необходимость создания подобного сестричества, возглавив специализированное, секретно-разведывательное подразделение, состоящее, из так называемых «любав» или «любавиц», способных проникнуть в любые, даже самые охраняемые тылы, к самым охраняемым правителям и с лёгкостью получать из первых рук, всю необходимую степи информацию.

Вот это спец подразделение и было создано под руководством молодой и амбициозной Матёрой с кличкой Калли и базировалось это «сестричество», непосредственно в самом Тереме, под зорким приглядом Матёрой Вала с кличкой Лиса, под которой, теперь знали ту, что долгое время была Тиорантой.

Но наибольшего прогресса за эти годы, достиг парнишка Агар. Тот самый «личинка берсерка», что ещё при царствовании Тиоранты, без помощи извне, исключительно благодаря своему военному и дипломатическому таланту, дорос, аж до царского титула всего ордынского народа.

Да, да. Агар уже несколько лет, как верховный атаман степей. Имел к этому времени три официальной жены, не официальных считать не будем. Водил в боевые походы огромные орды степных воинов и не разу, не только не потерпел поражения, но и ни одного похода не совершил, про который, хоть кто-нибудь мог сказать, что он был не очень удачный.

На молодого верховного атамана, буквально, молилась большая часть мужского воинства, как на посланника бога Вала, бога войны и кровавой удачи. Несмотря на то, что он взлетел на вершину власти, к царствующим особам, что к Тиоранте, что к Райс, всегда относился с большим почтением, особенно к младшей царице, оставаясь в душе, по-прежнему «воином её орды», а когда Райс официально была провозглашена царицей и Матерью клана, первый, с целой армией своих головорезов, прискакал с поздравлениями, устроив, целый, незабываемый спектакль, перед царской ставкой новой царицы.

Кстати, ставку, Райс, со временем перенесла на Дикое Поле, по ближе к «муравейнику» Агара, захватив один из прилегающих к полю лесов, где обустроилась со всем своим ближним кругом и основным ядром боевых «сестричеств». До Терема стало дальше, но зато, общие боевые решения, требуемые оперативности принятия, стали проходить, по времени, гораздо быстрее, чем это было при Теоранте.

Дед, что при Агаре вечно был рядом, при уходе последнего из Райсовой орды сник, замкнулся и перестал с кем-либо общаться. Райс, заметив это, пожалела Деда и официально освободила его от клятвы, которую он дал ещё её маме: посвятить остаток жизни младшей царице. Став свободным, он пропал. Совсем. Как сквозь землю провалился.

Райс, как-то поинтересовалась у Агара на счёт его закадычного дружка, не знает ли он его судьбу, но тот лишь в сердцах махнул рукой, издав скорбное «Эх!» и ничего толком не ответил. Царица уточнять не стала. Так, след Деда затерялся на пыльных степных дорогах, по крайней мере, для Райс.

Старый Теродам, уже давно отошёл от ратных дел. Несмотря на все происки боевых дев, он всё же женился на Линхе, но сразу и безоговорочно поставил перед ней условие: никакой борьбы за власть в семье. Либо она идёт с ним в качестве мужней жены, засунув свою матёрость себе поглубже в задницу, либо пусть скачет дальше, в поисках какого-нибудь дебила попроще. Линха, на удивление, долго не думая, чуть ли не сразу согласилась быть ему подвластной, чем серьёзно удивила младшую царицу и заставила, в очередной раз, сильно призадуматься, над своими взглядами на семейную жизнь.

Немолодая уже парочка, осела в небольшом лесном поселении. Линха успела даже родить сына, но только одного, еле пережив и эти единственные роды, но впоследствии, они стали прибрать детей сирот и когда Райс, уже будучи царицей, как-то сознательно искривила свой путь, чтобы заехать в это поселение и просто, из обычного бабьего любопытства поглядеть на престарелых молодожёнов, то была приятно удивлена и радушным приёмом хозяина и счастливой, но не узнаваемой, мягкой и податливой Линхой, и целой кучи разновозрастных счастливых ребятишек, опрятных, сытых и хорошо воспитанных.

Астера была при Райс, всю свою оставшуюся жизнь, не оставив после себя никого, ну, кроме самой Райс, наверное. Воспитательница по жизни, стала второй мамой. Райс делилась с ней всем самым сокровенным и всегда получала ответы, даже на самые безрассудные вопросы. Эта вековуха оставила заметный след в памяти младшей царицы и по сути, всему, что рыжая научилась в жизни, она была обязана, именно Астере.

Та умерла в одном из дальних походов, далеко от степей. Умерла тихо, как и жила, во сне, на одном из привалов. Похоронили её со всеми причитающимися почестями, схоронив «меченную» в землю для перерождения и водрузив над её посмертным домом, огромный холм Вала, в знак высокой значимости усопшей. Младшая царица долго горевала об этой бабе, ставшей для неё и мамой, и подругой, и просто родным человеком.

Глава двадцать восьмая. Он. Царь царей

Двадцать семь лет для Великого Куруша, стали триумфом всей его жизни. Воссев в мидийской столице Экбатаны и объявив себя царём, как Персии, так и Мидии, приняв при этом все официальные титулы мидийских царей, Куруш обзавёлся второй женой, которой стала дочь Иштувегу Умутсу и что послужило для всей ойкумены плодородного полумесяца, поводом считать восхождение Куруша, как очередной и привычный для всех переворот со сменой династии. Что по тем временам было обычной практикой.

Основные политические противники, такие как Вавилон, Лидия и Египет, не увидели в Куруше угрозы для себя, наоборот, посчитали этот факт, как деградация Мидийской державы, вполне логично подразумевая, что междоусобное противостояние внутри империи, будет способствовать её ослаблению, а то и вовсе раздроблению на отдельные мелкие осколки, на которые, чуть ли не сразу нацелились старые и прожжённые львы большой политики.

Главным и ближайшим, по землям, был Вавилон. Изначально политические взаимоотношения между Вечным Вавилоном и вновь образовавшейся Персией, были очень странные и запутанные.

Династия, начатая Набопаласаром, незадолго до падения Ниневии, столицы Ассирийской державы под напором молодой Мидийской империи и успешно продолженная сыном его, Навуходоносором, прекратила своё существование.

Следующий правитель, скончался после трёх лет царствования, а через два месяца, сын его, ещё ребёнок, был умерщвлён. Заговорщики привели к власти своего ставленника, Набонида, сына одного из правителей и жрицы арамейского происхождения, когда-то служившей в храме бога Сина в ассирийском городе Харран.

Новый царь, также очень набожный и склонный к мистике, увлекался древней историей этого края. Но он, представлял, главным образом, движение идей, которые воплощали арамеи внутри общества халдеев. Набонид тяготел к западу, к идеям, что в большом количестве, возникали среди семитских народов.

Однако новый властитель Вавилона, не мог открыто отречься от своего прошлого и предстать узурпатором, проводящим политику разрыва со своими предшественниками. В начале царствования, он испытывал ностальгию по ассирийскому правлению, продолжателем которого он себя чувствовал, разумеется, о чём и заявил, восходя на трон: «Меня ввели во дворец и там все бросились к ногам моим и стали их целовать. Снова и снова благословляли они моё царствование. Я стал во главе своей страны по воле Мардука, господина моего, и с тех пор, чего бы я ни захотел, мне все удаётся. У меня нет соперника! Я подлинный посланец Навуходоносора и Нериглисара, моих предшественников на царстве. Их войско поручено мне. Не пренебрегая их приказами, я ублажил их сердце».

Набонид, практически сразу политически поддержал Куруша, как только тот возник на политическом горизонте в Пасаргады. По правде говоря, у него не было другого выбора. Мидяне Иштувегу, выглядели, как варвары, безразличные к величию Ассирии: после победы над Ниневией, они заняли только один город, Харран, остальное, в великой ассирийской империи, их не интересовало, кроме нескольких плацдармов в Верхней Месопотамии. Ведь не зря халдеи Навуходоносора старались защититься именно от Мидии, построив вокруг Вавилона знаменитую «Стену Мидян».

Причина, подтолкнувшая Набонида на сближение с Курушем, носила характер и религиозный, и политический. Новый царь Вавилона хотел вернуть себе Харран, занятый мидянами, чтобы восстановить прямые контакты с семитским миром. Но больше всего, он хотел восстановить храм Сина, мамин храм, бывший когда-то гордостью города, место поклонения богу Луны, разрушенный мидийцами, этими варварами севера и востока.

Враждебное мидийцам настроение персов, было на руку Набониду, но он все ещё побаивался непредсказуемого и сильного армией Иштувегу.

Согласно хроники Набонида, эдаких мемуарах правителя Вавилона, в этот период он описал, вроде бы, как увиденный сон: Мардук и Син явились ему и повелели идти в Харран и восстановить храм, посвящённый Сину. Не уверенный в своих силах, Набонид стал было возражать: «Как я могу начать эти работы, если страну оккупировали умманмандейцы» А Мардук отвечает: «Умман-Манда, о котором ты говоришь, страна его и цари, поддерживающие его, больше не существуют». Самые могущественные из богов просили его выполнить их волю.

Куруш, фактически союзник Набонида, поддержал его тогда и всячески поощрял на удар по Мидии с другой стороны, так как в период строительства Пасаргады, он ещё не был уверен в своей победе над Иштувегу, и Набонид решился. В то время, как мидийский царь готовил поход на взбунтовавшихся персов, Набонид, под этот шумок, захватил город бога Сина с противоположной стороны империи Иштувегу. Эта война между ариями была, как бальзам на раненное сердце Набонида, царя Вавилона. Он являлся главным и ярым её сторонником.

Предвидя, как будут убивать друг друга мидяне и персы, кровные братья, новый вождь халдеев понимал, что мидяне, в результате этой братоубийственной резни, будут не в состоянии оборонять Харран. А потому, он решил двинуть войска на город и занял его без особого труда.

Теперь царь Вавилона взял под свою власть крупный торговый центр, где пересекались караванные пути, где встречались купцы Востока с морскими торговцами, пришедшими с севера и юга. А главное — к великой радости матери его Адагупи, жрицы бога Сина, Набонид мог восстановить разрушенный храм…

Куруш сидел на верхней террасе высотного сада и задумчиво смотрел поверх кольцевых стен Экбатаны, на дымку горной гряды. Он раз за разом прокручивал в голове хитросплетения вавилонской проблемы, лежащей у его победоносных ног и с каждым разом, она всё больше и больше напоминала ему огромный клубок, перепутанных друг с другом змей.

Он перевёл взгляд на город, лежащий у его ног. Экбатаны продолжали сохранять значение столицы, деля эту роль с Пасаргады, с эламскими Сузами и новым городом, названным Персидским, что он основал на южных оконечностях великой степи и которому придавал большое значение, в будущих планах завоевания мира. Но здесь, в Экбатаны, Царь Царей любил проводить самое жаркое летнее время, к тому же, следующим его шагом, был поход на Вавилон, а он вот тут, не далеко от его летней столицы.

Ещё будучи на заре своего восхождения, после взятия мидийской столицы, Куруш, первым делом, начал наводить порядок, в уже бывшей империи. Парфия, Армения, Гиркания пришли к нему сами, ну или почти сами. Армянскую сатрапию, привёл к нему его друг Тигран, Парфию его сотник Гипир, Гирканию племянник Ератан. Почти одновременно с этим Эбар, из Пасаргады, захватил Элам с его городами, где был поставлен царём-наместником.

Всё шло по плану, как вдруг, все эти планы, нарушил Сиеннесия киликийский. Этот царь, суверенного, не входившего в мидийскую империю царства, добровольно взял и присоединился к империи Куруша, предоставив ему всю свою армию. Но эта армия была ничто, по сравнению с теми стратегическими преимуществами, которые давалоподобное присоединение. Киликия была горной страной, держащей ключи к проходам из Малой Азии в Сирию, и была, пожалуй, единственным, ну, по крайней мере, самым важным торговым путём, соединяющим Лидию и Вавилон.

Куруш, тогда строил планы по взятию Вавилона, как ближайшего соседа, до которого мог дотянуться, но существовавшие в то время ещё дружественные отношения, не давали ему морального права это сделать, а главное, он тогда ещё не знал, как с максимальной возможностью, желательно не проливая большую кровь, обратить Набонида в свои вассалы и сделать его своим ярым сторонником. Вся информация, которая только начинала стекаться к нему по Набониду, говорила, что малой кровью, это сделать не удастся.

А тут, добровольное присоединение Киликии, неожиданно подвинуло Куруша вплотную к Лидийскому царству — одному из самых могущественных и богатых на Ближнем Востоке. Царь Царей принял это, как дар свыше, хотя планов решил не менять, но тут же последовал ещё один подарок судьбы, который, всё же, заставил Куруша резко изменить планы захвата Вавилона и обратить свой взор на запад.

Этим подарком стал беглый грек Еврибат, который получив от Креза, лидийского правителя, большое количество золота, предназначенного для вербовки наёмников в Пелопоннесе, прибежал к Курушу с доверенным золотом и открыл ему планы лидийского царя. Оказалось, что не только Куруш, завоеватель мира, вынашивал планы, планы строили и другие «сильные мира сего».

Инициатива войны принадлежала лидийскому царю. Пока Куруш, переваривал полученную от грека информацию и мучился вопросом доверия к ней, лидийцы вторглись в Каппадокию. По совету, всё того же Еврибата, были отправлены послы в города Ионии и Эолиды, с призывом отложиться от Креза. Однако греки предпочли занять выжидательную позицию, не приняв ни ту, ни другую сторону, но и этот нейтралитет, оказался на руку Курушу.

У города Птерия, на восточной стороне реки Галис, произошла кровопролитная битва лидийского и персидского войска, которая закончилась безрезультатно, и ни одна из сторон не рискнула на новый бой. Крез отступил в свою столицу Сарды, решив основательнее подготовиться к войне и попытаться получить более эффективную помощь от союзников: Египта, Спарты и Вавилона. Однако Куруш застиг его врасплох, ускоренным маршем двинувшись к Сардам.

Жители лидийской столицы вовсе не ожидали такого стремительного нападения и узнали о нём, лишь когда персидские войска появились у стен. Крез вывел конников, вооружённых копьями. Харпаг, командовавший объединёнными войсками Куруша, поставил всех следовавших в обозе верблюдов впереди войска, посадив на них лучников.

Кони, почуяв незнакомый запах верблюдов и увидев их, обратились в бегство. Однако лидийцы соскочили с коней и стали сражаться пешими, но под напором Харпага, вынуждены были отступить в Сарды и запереться в акрополе.

После четырнадцатидневной осады, персы взяли акрополь, пробравшись туда с неприступной и поэтому, почти неохраняемой стороны, а Крез был взят в плен. Прибрежные города ионян и эолийцев отправили послов. Они передали, что желают подчиниться персам на тех же условиях, что ранее были подчинены Крезу. Однако Куруш напомнил, что в своё время он предлагал примкнуть к нему, но те отказались, и теперь он, будет выставлять условия, на которых они должны будут подчиниться.

Греки начали скоропалительно укреплять свои города и решили послать вестников в Спарту с просьбой о помощи. Один только Милет добровольно покорился, и Куруш заключил с ним союз, на тех же условиях, что и некогда лидийский царь.

Именно тогда, до Куруша добрались сведения о судьбе Гнура в пересказе Шахрана, который отписал Царю Царей личное послание. В нём, царский евнух, очень сожалел, что степь рассматривает возвеличивание Куруша, как главную угрозу себе и Великий дрогнул, от мысли, что степные орды, направив сконцентрированный удар в его тылы, могут в один момент разрушить всё его величие и достижения последних лет.

Оставив Харпага в Лидии наводить порядок, с ещё не подчинившимися приморскими городами, Куруш, во главе всей конницы, отбыл на восточные границы. Сначала, он занялся пред степным пространством, во что бы то не стало, стараясь создать некий буфер между степью и своей империей. Были присоединены Парфия, Дрангиана, Арейя, Хорасмия, Бактрия, Согдиана, Гандхара, Сагартия, Саттагидия Арахосия и Маркиана.

На берегах Яксарта, он лично заложил Персидский Город, которому в будущем, по его замыслам, предстояло стать связующим звеном между ним и степью. Тогда же, из этого города, Куруш сделал первую попытку наладить взаимоотношения с царицей степи Тиорантой, направив к ней послов и завалив её подарками. Тиоранта послов и подарки приняла, но призыв Царя Царей к «дружбе и сотрудничеству», оставила без ответа, заверив послов, что она подумает над этим.

Куруш ещё не раз пытался привлечь Тиоранту к своим планам и замыслам, но единственно чего он добился, так это то, что за всё время его восхождения, степные орды ни разу не наведывались в его земли, сохраняя некий нейтралитет.

С приходом к власти Райс, которую в Персидской империи стали официально называть Тахм-Райс, что придавало её кличке титул «Великая правительница», дипломатические потуги Куруша, в вопросах единения со степью, приняли новый, более настойчивый характер.

Зная, что Матерь, по-прежнему являлась вдовой, Куруш сразу же сделал ей предложение, чётко проговорив договорной характер замужества, притом явно, как он полагал, в пользу молодой царицы. Но ответом, как и при Тиоранте, была тишина. Эта тишина, от величайшей военной силы, что притаилась под боком, напрягала больше, чем прямая угроза.

Харпаг, оставленный в Лидии, тем временем занимался проблемой греческих городов, что как кость в горле застряли в теле новой, увеличившейся империи. Он начал возводить высокие насыпи у обнесённых стенами прибрежных городов, а затем штурмом брать их.

Жители Фокеи, крупнейшего после Милета греческого города, не захотели подчиниться персам и на кораблях экстренно эвакуировались. Примеру фокейцев, последовали и жители города Теос. Остальные города, пытались оказать сопротивление, но потерпев поражение, были покорены и обложены данью.

После покорения Харпагом материковых ионян, островные ионяне, устрашившись такой же участи, добровольно подчинились, прислав послов с подношениями.

Покорив Ионию, Харпаг пошёл на карийцев, кавниев и ликийцев, взяв с собой ионян и эолийцев в качестве уже наёмных воинов. Население Карии без боя покорилось персам. Правда, жители Книда, расположенного на полуострове, попытались прокопать узкий перешеек, отделяющий их от материка, с целью сделать свою землю островом, но, наткнувшись на твёрдый гранит, прекратили работы и также сдались без боя.

Лишь одно из племён карийцев — педасийцы — некоторое время оказывало сопротивление. Они укрепились на горе, под названием Лида и доставили Харпагу немало хлопот, но и они были покорены. Лишь ликийцы и кавнии оказали отчаянное сопротивление в открытом бою.

Ликийцы были оттеснены в город Ксанф, где предали акрополь огню, заранее собрав туда своих жён, детей, рабов, а сами погибли в бою на стенах города. Таким же упорным было сопротивление кавниев. Но, естественно, они не могли остановить продвижение большого и хорошо вооружённого войска.

Теперь вся Малая Азия попала под власть Куруша. За свою преданность, Харпаг получил Лидию в наследственное управление, став царём и полноправным правителем, зачинателем новой правящей династии.

Лидиец Пактий, которому Куруш, ещё после захвата столицы Лидии, поручил хранить сокровища Креза, восстал против персов. С помощью золота, навербовал наёмников и убедил жителей греческих городов присоединиться к восстанию, после чего, воспользовавшись отсутствием основных действующих лиц империи, двинулся на Сарды и осадил акрополь, где укрылся наместник Харпага перс Табал. Против восставших, марш броском выступил Мазар, к тому времени переставший возглавлять личную охрану Царя Царей и став полевым полководцем в войске Харпага.

Узнав о приближении персидского войска, Пактий трусливо бежал сначала в приморский город Киму, потом в Митилену на остров Лесбос и, наконец, на остров Хиос, но был пойман и выдан местными жителями персам в обмен на небольшой участок земли на материке.

Вообще, выходка этого лидийца, долгое время не укладывалась в голове у Куруша. Абсолютно не понятно, на что тот рассчитывал и чего добивался. Цели этого мятежа для Царя Царей были не понятны, хотя, он посвятил их анализу много времени, каким-то подсознанием понимая, что подобное повторение, возможно. Империя росла, как на дрожжах и всё больше возникало подобных, мелочных коллизий, способных из ничего, взорвать целостность.

Подавив мятеж в Лидии, Мазар начал покорение греческих городов Малой Азии, примкнувших к восстанию Пактия. Он подчинил область приенцев и долину реки Меандр, разрешив войску разграбить её. Такая же участь постигла и город Магнесию. Но вскоре, Мазар заболел и умер. Харпаг, прибывший на похороны своего друга, лично возглавил продолжение дела, оставляя за собой выжженные и до чиста разграбленные города, что несколько противоречило политике самого Куруша, но сам Повелитель был в то время далеко…

Куруш продолжал сидеть в высотном, тенистом саду, вспоминая пролетевшие годы. Он был уже в возрасте, но и половины, ещё не сделал из того, что задумал. Царь Царей прекрасно понимал, что не успеет, жизни не хватает и скорее всего, Вавилон станет его лебединой песней.

Выпал из его полководческой команды Харпаг. Он стал стар и на его плечи лёг не лёгкий груз правления огромной, чужой страной. Умер Мазар, великий воин и незаурядный полководец его армии. Но рядом ещё Тигран, готовый сломать хребет армии вавилонян, да и Эбар в Эламе, с тыла ждёт только сигнала, но Куруш медлил. Он сам ждал сигнала. Особого сигнала от своего божества — Ахурамазды.

Глава двадцать девятая. Они. Воины нового поколения

Было их четверо, молодых да разных, кому волей судьбы суждено было поменять жизнь приземлённую и безбедную, но тоскливую и однообразную, на жизнь походную, летучую и смертельно опасную, но заманчиво интересную.

Самым старшим из них был Шушпан. Детина рослый, почти под три аршина высотой, откормленный до безобразия, с маленькими заплывшими поросячьими глазками. Морда круглая, лоснящаяся, на плечи без шеи посаженная. Чёрные, вечно грязные пакли волос, сосульками свисавшие ниже плеч. Пузо отрастил, больше папиного.

Был он из всей четвёрки самый сильный, самый здоровый. Ручищи, как у нормального мужика ноги. Силища медвежья, молодые берёзки с корнем выламывал. Бесшабашный, вернее сказать, вообще, безголовый, а потому тупой, как пень и ничему не умелый, но все его недостатки покрывались единственным достоинством — он был сын главы поселения и этим всё сказано.

Ленив в делах, похотлив на пакости, как и все ему подобные. По правде сказать, именно в этом деле он только и преуспел, в своей жизни. По молодости, шалости были детские, безобидные, а вот, как подрос, так и пакости стали, куда более чувствительными и сладу с ним у поселенцев не было никакого, так как покрывал папаша все его прегрешения и всё ему сходило с рук, как с гуся вода.

Ну, поругается прилюдно, для вида, ну, отпустит пару затрещин, если дотянется, а ему, такому здоровому, эти затрещины, как комариный укус, не более, хмыкает лишь нагло себе под нос.

Только вот последняя выходка, взбудоражила всех не на шутку. Повздорил Шушпан с мужиком одним, ну что значит повздорил, мужик высказался, где-то, про его безобразия, а Шушпану донесли, вот он и пошёл разбираться.

С мужиком подрался, вернее избил до беспамятства, искалечил его, этот кабан переросток, это ж пол беды, никто б и не заступился, но зачем надо было дочь его, девку «навыдане» силой брать, прямо на огороде, да на глазах у матери. Это был уже перебор.

Ну, и что, что кинулась отцу на защиту и то, когда уж он бессознания упал. Голосила, на руки Шушпану вешалась, только чтоб до смерти не прибил. Что ж за это девку то портить? Селение, тут же встало «на уши». Мужики схватились за оружие, бабы за вилы, серпы и всей кучей на дом большаковский навалились, требуя выдать обидчика на расправу, да, на растерзание, но и тут папаша, хоть и не без труда, утихомирил толпу.

Мужику, за покалеченную морду, выбитые зубы, да, за девку испорченную, откупную дал, а сына своего непутёвого, из поселения прилюдно выгнал, то есть отправил на службу в ближайший становище степной орды, в касаки определяться.

У большака детей было, как гусей в огороде. Одних мужиков наделал пять штук. Шушпан был четвёртый, притом четвёртым он стал, всего то, как пару лет, а до этого младшим из сыновей был, любимым, да, балованным.

По законам, старшие учились делу, да, как вырастали, заводили своё хозяйство, а младшему оставался отчий дом по наследству. Вот и растили Шушпана в баловстве и вседозволенности, как любимчика, а как баба большака два года назад ещё мальчонку принесла, так и Шушпан, вроде, как лишний стал.

К труду с детства не обучен, мужицкому делу с малолетства не приучен. К тому же возненавидел своего младшего братца лютой ненавистью и от всего этого ударился в пьянство и дебоширство. Отцу своему, и то до икоты надоел, не знал отец, как избавиться.

Большак и сам его побаиваться стал. Несколько раз намекал, да, указывал, мол, шёл бы ты в касаки, походами себе на жизнь зарабатывать, а тот, как бычок упрётся, не хочу и всё, мол, что я там забыл, а тут, как всё поселение припёрло, да, папаша под общий гул и в своё облегчение выгнал из дому, так Шушпану и деваться стало некуда.

Вторым, отправленным в касаки, был Морша, одногодок с Шушпаном, чуток лишь помладше, и его лучший дружбан — собутыльник. Был Морша во всём какой-то средний. Рост средний, сложен был, так себе. С виду не красавец, но и не урод, зато в душе, полное говно. По натуре был мерзкий, наглый, сволочной. Со сверстниками и младшими, заносчивый, нахрапистый, но таким он был только при Шушпане, под его защитой и пока, из взрослых никто не видит.

В проделках, как правило, на пару бедокурили, но благодаря своей склизкой натуре, Морша всегда ускользал, в самый последний момент и всегда становился, вроде бы, как не при делах. Даже когда разбор селяне устраивали, он в раз, делался «побитой собакой», эдакой «невинной овцой» и оказывалось всегда, что он ни в чём не виноват, он ничего не делал и вообще, он тут, абсолютно, не причём. Наоборот, он Шушпана удерживал за руки, наставлял словом праведным, да, если б не он, так, вообще, не понятно, что было бы.

По правде сказать, в последней, переполнившим чашу терпения выходке, Морша действительно участия не принимал. Так получилось, что Шушпан в одиночку разбираться бегал, хотя, тут тоже, как посмотреть. Ведь обидную весть Шушпану, именно он принёс, да, так разукрасил, что тот и озверел спьяну, а ведь сам за ним, гнида, не побежал. Видно, задницей почувствовав неладное, но тем не менее, народ и его потребовал отправить на перевоспитание и так как он, тоже в семье в средних хаживал и также, как и Шушпан своему отцу надоел до горькой редьки, невелика была потеря. Вот и отправили.

Третьим, отправившийся в касаки, был белобрысый, молодой совсем пацан, которому по годам, вроде бы, как и рановато ещё было. Кликали его Кулик. Он ни с Шушпаном, ни с Моршей дружбы не водил. Был он вдовий сын и тоже средний. Рос при дворе, при хозяйстве, при братьях и сёстрах. Отец их где-то в походах сгинул. Ушёл, уж почитай, как годков пять и ни слуху, ни духу, а как прошлой осенью вестник из орды касакской принёс слух о его погибели, где-то в дальних краях, так Кулик и засобирался по следам отца отправиться.

Мать, поначалу, ревела, братья сёстры отговаривали, но он упёрся на своём и ни в какую. Смирились, стали собирать, а тут и эту парочку попёрли, но он с ними не поехал.

Кулик воинскому делу, конечно, обучен не был. Некому было учить. Чему отец в детстве научил, то и помнил. Конём, правда, правил умело, с жеребёнка под себя воспитывал и по сути дела, это и был у него самый лучший и единственный друг во всей его жизни.

Много чего по хозяйству умел делать, руки на месте и головой не обижен. С топором управлялся, как будто с рожденья из рук не выпускал. Плечист, здоров руками, правда, дракам не шибко обучен, да, и при крепости тела, не сильно ростом удался. Низковат был для своего возраста.

Четвёртым, кто из поселения отправился в касакскую орду, был некий Кайсай. Поехал даже не из поселения, как остальные три, а жил он с дедом-бобылём на заимке и под большаком поселения, эта странная парочка не хаживали, да, и сам большак, толи, что-то знал про деда, толи, просто, побаивался, но к нему на заимку никогда не лез. А дед тот, явно был не из простых. С одного вида узнавался в нём старый, опытный воин. Лицо в страшных шрамах. В тех же шрамах руки, да, наверняка и всё тело, только голым его никто из поселян не видел.

Ходил странно, крадучись, как будто стелясь по земле и совершенно бесшумно, хоть по лесу с буреломом, хоть по траве степной по пояс. Даже под старость лет, бороды с усами не носил, а белый, седой волос, заплетал в толстенную косу, которой любая девка позавидует, и пацанёнка своего к тому же приучил.

А Кайсай, пацанёнок его, вовсе и не его был, как люди сказывали. С первого взгляда можно было это определить, ибо он был огненно-рыжий, кудрявый, с лицом узким и сам весь худой, но плечами широк.

Бабы разное про них судачили. Кто-то говорил, мол, что жена от чужого принесла, так он её за то прибил, а дитё пожалел, да, взялся воспитывать. Другие поговаривали, что подобрал он мальца в далёких чужих землях, мол, рука на ребятёнка не поднялась, взял для торга, а по пути привязался, да, и оставил при себе, старость коротать.

Третьи, вообще, говорили, что не человек тот дед, а колдун страшный и рыжий его, тоже не из людей, а живут они тут, скрываясь от богов светлых и что, мол, дед этот, молодому-то силу свою передаёт, для злодейства какого-то.

В общем, говорили много, говорили разное, но толком, так никто и не знал, что это за странная пара на заимке за рекой обустроилась. Выстроили себе избу, огородились высоким частоколом, способным штурм целой орды выдержать и сидели там, как сычи нелюдимые.

Те, кто близко из любопытства проходил мимо, непременно со двора слышали шум мечей, да, кряхтение боя ратного. Такое впечатление у народа складывалось, что они там только и делали, что дрались меж собой денно и нощно.

Дед, иногда через речку перебирался, в поселение хаживал, с мужиками торговался, кое-что покупал из запасов, притом всегда расплачивался золотом иноземным, поэтому все его с уважением встречали, заискивали перед ним, а вот его пацана, в селении почитай никто не видел.

Девки бегали поначалу, просто, смотрели, но только издали, из-за реки. Речка была не большая, так себе, поэтому даже пытались заговорить с ним, когда близко к воде подходил, но он, никогда с ними не говорил и вообще, звука не издавал, поэтому девки единогласно решили, что пацан, к тому же, ещё и немой с рождения, о чём добросовестно донесли до всего поселения.

Но в один прекрасный день, рыжий, вдруг, с ними заговорил, притом хамовато нагло и заносчиво, даже местами непотребно обидно. Девки, его попытку наладить с ними диалог, восприняли по-своему и уже к вечеру этого дня, во всём поселении, чихвостили этого гада чужеродного, на чём свет стоит.

Со временем привыкли к его дурацким шуточкам и похабной сальности, мужичины неотёсанного и стали огрызаться. Благо река разделяла зубоскалов, и никто не торопился её пересекать, чтоб наказать обидчика физическими аргументами. Постепенно, эти посиделки вошли в обычную норму.

Девки от скуки, часто приходили и голосили с той стороны, вызывая его на языкастое состязание, и он выходил. Всегда. Правда, только при одном условии: если девки были одни, без пацанов. При пацанах, он никогда к ним не выходил. Эх, знали бы они тогда, что его, дед к ним выгонял, чуть ли не палкой, всякий раз приговаривая: «Иди чеши язык. Помянешь хоть опосля, меня добрым словом». Кайсай психовал, ругался, но подчинялся. Надоели ему эти девки бестолковые, хуже горькой редьки…

На следующий день, после того, как выпроводили дебоширов из поселения, Кайсай, впервые средь бело дня, появился в поселении. Да, как! Верхом на боевом коне, увешанном золотыми бляшками, с изысканным седлом, с притороченной к нему короткой пикой и арканом конского волоса.

Сам был разодет в новенький кожаный панцирь, в кожаные ордынские штаны в обтяжку, заправленные в короткие сапожки, где из каждого голенища торчал за сапожный нож, с резной рукояткой. Опоясан был золотым поясом, с ладно пристроенным мечом акинаком в кожаных ножнах, а с другой стороны, поблёскивал большой кинжал, в красивом узорном окладе, явно иноземной работы.

В поводу, Кайсай, вёл коня попроще, гружёного через седло мешками с поклажей, там же был странной конструкции лук и наглухо закрытый колчан, довольно внушительной вместимости. На голове колпак, с длинным острым концом, свисающим на спину, в который была спрятана его рыжая коса.

Шёл он медленно, шагом, как на показ. Народ на него со всех щелей выползал посмотреть. Воина, в полном боевом обвесе, приходилось видеть не многим, да, и сам по себе, был он мужчиной молодым, красивым, было на что девкам глаз положить.

Вот тогда-то мать Кулика и бросилась пред ним в пыль придорожную на колени и взмолилась, чтоб взял с собой её сына, тоже собравшегося в касаки податься, что, мол, боязно одного отпускать по пути отца погибшего, да, к делу ратному совсем не готовому. Почему-то, она уверенно решила, что Кайсай, не простой молодец и не то, что про него бабы судачили, а особенный.

Скорей всего, вид его её впечатлил, хотя старше он был Кулика, всего на год. Но то, как он был одет, как вооружён и как при этом держался, ненадменно, а как-то просто и уверенно, как будто всю жизнь так ездил. Создавалось впечатление, что не игрушками увешан, а необходимым и нужным и явно пользоваться этим всем обучен, не понаслышке.

Кайсай остановился. Посмотрел на бабу. Послушал её мольбу и тихо ответствовал:

— Ждать не буду. До развилки, что за лесом, пойду шагом. Догонит, пусть пристраивается, не догонит, значит так надо.

После чего, так же шагом, обошёл стоящую на коленях бабу и пошёл своей дорогой, под восхищёнными взглядами, всех, кто на него смотрел.

Кулик догнал его ещё до леса. Но видно было, что собирался впопыхах, не так, как следует собираться в дальнюю дорогу. И упряжь на коня одел не аккуратно, сикось-накось и сам оделся, видать в то, что успел схватить, и с оружием у него было явно слабовато. Пики не было, лука не было, ничего не было, зато за простым матерчатым поясом, за спиной, торчал обычный плотницкий топор. Зачем он его с собой прихватил? Кто его знает?

Да, и с провизией он явно погорячился, лишь небольшой заплечный мешок. И всё. Коня заводного, тоже не было. В общем, видно — не воин, а так себе, мясо убойное. Только надо отдать должное, что, догнав и вежливо поздоровавшись, приставать с разговорами и расспросами не стал, а пристроившись следом, поехал молча.

За лесом была развилка, эдакий перекрёсток. Две дороги уходили по краям леса вправо, влево и одна уходила прямо. На этой-то развилке, их поджидал сюрприз, в виде двух оболтусов, Шушпана и Морши. Они развели там костёр и основательно устроившись возле него, похоже, дальше никуда ехать и не собираясь.

Кони их, спутанные, паслись невдалеке, сами же они трапезничали. Увидев воина, выезжающего из леса, поначалу притихли, прижались, присматриваясь, а как признали Кулика рядом, разом по вскакивали и направились навстречу.

— Опаньки, кого я вижу, — пробасил Шушпан, утирая жирный рот рукавом, — ты глянь, Морша, ржавый то, как приоделся.

С этими словами он подошёл вплотную к коню Кайсая и схватил его за повод.

— Слазь, недоносок, приехал, — рявкнул он грозно, ни капли, не сомневаясь в своём превосходстве, стараясь наглостью и нахрапом, повергнуть молодого в состояние замешательства и страха.

Но, тут же получив ударом ноги в челюсть, отлетел и с грохотом брякнулся со всего маха на землю. Вскочил, разрывая на себе рубаху и встав в бойцовскую позу, заголосил обиженным голосом:

— А, ну, давай, кто кого. Что ссышь?

Кайсай, неожиданно для Кулика, который с перепуга, уже собрался тикать, куда глаза глядят, спокойно стёк с коня, хлопнув его по крупу, пуская побегать, отстегнул застёжку пояса, сбросив его на землю и плавно, бесшумно, пошёл на извергающего искры Шушпана.

И тут началась драка, если это можно было так назвать. Шушпан махал ручищами и толстыми ножищами, сотрясая воздух и нагоняя ветер, но так ни разу и не попал по обидчику. Кайсай, юркий и проворный, то и дело ускользал от его замахов, всякий раз оказываясь позади него, пиная толстого борова под зад и обрывая с него остатки разорванной рубахи.

Всё происходило быстро, в какой-то единой круговерти, прямо на пыльном перекрёстке и вскоре, в безветренном воздухе, стояла пылевая туча, из которой раздавались отчаянные вопли и ругань Шушпана и глухие поджопники, которыми его награждал Кайсай.

В один момент Шушпану показалось, что он поймал в захват обидчика и даже успел возрадоваться, но тут же в руках опять оказалась пустота, а по заднице прилетел очередной унизительный пинок. Кайсай, просто развлекался от всей души. Так радостно, он давно себя не ощущал.

Поначалу, восприняв Шушпана за серьёзного противника, он вёл себя осторожно и взвешено, но поняв, что это просто мешок с дерьмом, к тому же глупый и неумелый, рассчитывающий лишь на свою огромную силу, стал откровенно изгаляться.

Даже в порыве азарта начал поддаваться, чтоб у противника, появился хоть какой-нибудь интерес к происходящему издевательству. Он давал себя захватить, или почти захватить, тут же ускользая и увёртываясь из медвежьих лап, нанося, до слёз обидные пинки.

Вдруг, откуда не возьмись, в толчее среди пыли, нарисовался щупленький старикашка. Маленький такой, плюгавенький, с жидкой бородёнкой, в старой замызганной рубашонке. Этот дедок, проявляя нешуточный азарт заядлого болельщика, начал визжать, подбадривая Кайсая: «В глаз ему дай. В глаз!».

Кайсай, в принципе, калечить Шушпана не хотел. Так, лишь проучить, да, оставить валяться в пыли, измотав до изнеможения, но азартный дедок, пагубно повлиял на его настрой, передавая толику, притом изрядную, своего буйного азарта.

И Кайсай, войдя в кураж и поддавшись на его азартные уговоры, врезал Шушпану в глаз, да, так, что тот резко перестав крутиться и махать руками, срубленным деревом рухнул мордой в пыль и затих. Кайсай тоже остановился и видя, что противник не шевелится, нагнулся, чтоб перевернуть его на спину и оценить результат своего удара, но тут, резкая боль пронзила спину и больше он, из этой драки, ничего не помнил…

Первый раз, он очнулся в полузабытьи и не понял где. Рыжий воин, даже не задался этим вопросом. Понял только, что ему совсем хреново и успел лишь, стиснув зубы, заставить себя бороться за жизнь, чего бы это не стоило, после чего, опять впал с беспамятство. Потом, ещё несколько раз вываливался в этот мир и вновь уходил обратно.

Наконец, в один прекрасный день, он пришёл в себя полностью. Вроде, как проснулся и при этом хорошо выспался, только шевелиться не мог. Не то, что было больно или ещё что-то там, просто, тело его не слушалось. Совсем. Одни глаза открылись и то кое как, и притом, даже не полностью, хотя в голове было светло и чисто.

Ощущение было такое, что он такой молодой и здоровый, сидит в каком-то чужом, дряхлом теле, как в скорлупе, из которой вылезти не может. Вот чувствует, что он это он, а тело, в котором он сидит, не он. Голову повернуть не может, а глаза всё же из стороны в сторону двигаются.

Стал вглядываться в сумрак и понял, что находится, в каком-то странном жилище. Ему поначалу показалось, что оно нечеловеческое. Все стены, потолок, всё докуда дотягивался его взгляд, было увешано пучками разных трав, букетами давно завядших и засохших цветов.

Тут промелькнуло светлое пятно. Он не смог, сначала, поймать его взглядом и не понял, что это, но, когда пятно скользнуло обратно, Кайсай отчётливо разглядел зад голой бабы. Не старухи, но и не девки. Так, где-то, средне между ими.

Подобное видение, с одной стороны, его насторожило, но с другой, как-то, оживило, и он, даже почувствовал свои руки, пальцами которых, хоть немного, но смог пошевелить. Голая баба опять прошла мимо него, теперь передом и он, почти, смог различить черты её лица. Она, действительно, была не так стара и где-то, местами, даже симпатична, но особо разглядеть лицо ему не удалось, так как он, почти сразу, уверенно зацепился взглядом за её красивые груди, ну, красивыми, они ему, по крайней мере, показались.

Ни миленькие, не большие, то что нужно, стояли ровными шарами, ни капельки не обвисая, и светлые, аккуратные ореолы тонких сосков, только ещё больше украшали их, своей не броскостью и соразмерностью общей картины. Залюбовавшись ими, он и не смог разглядеть, как следует её лицо, поэтому сначала воспринял, лишь общие контуры, но даже по ним, понял, что «не чё так бабёнка».

Кроме того, как только взгляд отцепился от сосков, он до оторопи замер, узрев на её теле разноцветные колдовские узоры, сплетающиеся в хитрые загогулины и это зрелище, даже заставило его зажмуриться от испуга. Наслышан он был с полна, от наставника своего, про этих «меченных» и от осознания того, к кому он попал, сердце его заколотилось, как у зайца.

Некоторое время спустя, Кайсай заставил себя успокоиться, решив, коль хотела б убить, то б давно порешила и продолжая прикидываться полудохлым, вновь приоткрыл щёлки глаз, наблюдая за хождением красивой, светловолосой, голой бабы, туда-сюда.

Кайсай, даже не задался вопросом, почему она разгуливает перед ним голая, как будто, так и надо было, а он, как глубоко озабоченный подросток, занимался тем, что тайком подглядывал за ней в щёлки своих глаз, оставаясь, как ему казалось, для неё не замеченным.

Вторая часть его тела, которую он осознал, после пальцев рук, стал его член, который в отличии от рук, проявил себя сразу, в полную силу и чувствительность. Возвращаясь в очередной раз, она вдруг резко остановилась и пристально посмотрела на тот орган, который, так неожиданно ожил, у полу покойника.

Сначала она внимательно рассматривала его, даже чуть наклонилась к нему поближе, пожулькала его рукой, как бы проверяя, не грезится ли ей это. Только после того, как убедилась, что стояк перед ней самый настоящий, не выпуская его из руки, медленно перевела взгляд на лицо владельца и увидев его приоткрытые глаза, вполне мило улыбнулась.

— Очухался, чё ли? — спросила она мягким, журчащим голосом и отпустив оживший отросток, погладила его по щеке, добавив, — красавчик. Погодь, пить дам…

Прошёл всего день, а он уже смог самостоятельно сесть. Правда, встать не удалось. Ноги не слушались. Странно, но при больной спине, она заставляла его лежать, именно на позвоночнике, не позволяя переворачиваться, притом лежак, был такой жёсткий, будто каменный. За это время, он себе, уже всё отлежал, что можно.

Кайсай уже знал, где он, что с ним случилось и кто эти люди, что его окружают. А произошло следующее. После того, как он вырубил Шушпана и наклонился над ним, подлый Морша, почти в упор всадил ему в спину, как раз, под задравшуюся при наклоне бронь, стрелу, чуть ли не по самый хвостовик и Кайсаю чудом повезло, что вскользь по рёбрам вдоль хребта прошла.

Кулик, захваченный потасовкой, вовремя не заметил, что Морша уже давно держал лук наготове. После того, как тот выстрелил, Кулик впал в неописуемую ярость. Рассказал в красках, что сам такого от себя не ожидал. Помнил только, что кричал: «Это не честно!» и вместо того, чтобы выхватить висевший на поясе меч, выхватил из-за спины топор и ткнув пятками коня, которого кликал Арчи, в два прыжка подскочил к Морше.

Тот от неожиданности, видать, да и с перепугу, закрылся руками крест на крест, а Кулик, так и рубанул по этому «кресту» топором со всего маха. И лук разрубил, и обе руки окультяпил.

Как в дурмане был. Помнил о произошедшем плохо. Только когда с коня соскочил и к Кайсаю подбежал, объявился какой-то старичок рядом. Мелкий такой, как не настоящий, но тогда Кулик этому внимание не придал. Старичок ругался, кричал, создавая неописуемую панику, чуть ли не визжа, чтоб Кулик быстрее тащил убитого, каким он Кайсая посчитал, в лес. То и дело тыкая куда-то в сторону своей тонкой ручкой. Ну, Кулик и потащил его волоком, куда дед указывал.

Уж совсем из сил выбился, а тут глядь, избушка в лесу стоит и баба при ней голая. Дед на Кулика орёт, тащи, мол, быстрей, а Кулик орёт бабе, мол, давай, помогай. В общем, когда дотащил Кайсая до избы, то по словам белобрысого, сам чуть не сдох. Еле отдышался.

Пока в избу затащили, раздели, уж вовсе без сил был, а как баба начала спину ножом резать, чтоб стрелу достать, Кулику, вообще, плохо стало, и он присел у стеночки. Баба, что голышом бегала, оказалась еги-бабой. Самой настоящей! Только откуда она здесь взялась, Кулик не знал, хотя этот лес, с малолетства излазил вдоль и поперёк. Никакой еги-бабы в их лесу, никогда, отродясь не водилось.

Да, и дед тот, подозрительный, пропал сразу, как сквозь землю провалился. Молодец даже засомневался, а был ли он. Кулик рассказывал Кайсаю, всё это, почти, шёпотом, постоянно намекая, что тут, всё не чисто, но у еги-бабы ничего спрашивать не стал, надеясь, что всё обойдётся, как-нибудь и разрешится, само по себе.

Только к вечеру, решил украдкой вернуться к развилке. Ни Шушпана, ни Морши, он там не нашёл. Костёр потушен. Коней бандитских тоже нет, а вот его конь и конь Кайсая, гуляли по полю, но ходили друг от друга поодаль. Он вспомнил про золотой пояс Кайсая, который тот сбросил, но поискав его, на том месте не нашёл.

Своего коня он забрал, а вот конь Кайсая, не дался. Так и остался пастись. Кулик каждый день ходил туда и каждый день издали уговаривал коня топать к хозяину. Тот смотрел на него, как будто слушая, но идти отказывался.

На следующее утро, при солнечном свете, увидев отчётливый след крови, уходящий в лес по дороге в сторону их поселения, Кулик поехал по следу и невдалеке обнаружил Моршу. Сдох он. Истёк кровью, видать. Ума не хватило культяпки в костре прижечь. Вместо этого рванул в поселение, даже про своего коня забыв, да, далеко не убежал.

Как только Кайсай смог самостоятельно передвигаться, он тут же стал порываться вернуться обратно к развилке за конём, которого он звал Васа, но голая баба, сразу осадила его, притом довольно спокойно, но тем не менее очень убедительно:

— Не переживай, касатик, — прожурчала она, хитро улыбаясь, — никуда твоя коняга не денется. Там за ним присмотрят. Пусть походит, травку пощиплет. От тебя, дурня, отдохнёт.

Как ни странно, но её слова подействовали волшебным образом. Кайсай сразу успокоился и уверовал в то, что она говорит, притом уверовал безоговорочно.

Вообще, эта баба, производила на него непонятное воздействие. Сначала, пока он лежал, она всякий раз, прохаживая мимо него, туда-сюда и без зазрения совести, нещадно возбуждала. Он отчаянно боролся с этой постыдной напастью, но всё тщетно. Даже глаза зажмуривал, чтоб не смотреть, так этот предатель возбуждался от одного её шороха и лёгкого дуновения воздуха, которое баба производила, проходя мимо.

Потом, толи привык, к её виду, толи она ослабила своё колдовство, а он склонялся именно ко второму варианту, еги-баба перестала его возбуждать и если на ней не задерживать внимание, то, вообще, ничего с его предательским органом не происходило.

Когда же Кайсай начал ходить самостоятельно, эта напасть навалилась с новой силой. Правда, тогда он уже одел свои штаны и это было не так заметно, но эта дрянь с титьками, видать всё чувствовала и всё про него знала, поэтому, то и дело ехидно ухмылялась, проходя мимо.

Странное чувство. К самой бабе, которая, вообще никогда не одевалась, Кайсай был абсолютно равнодушен, а вот его член, как будто ему не принадлежал и жил своей самостоятельной жизнью. Наконец, Кайсай не выдержал и в один прекрасный день, решил с этим разобраться.

— Апити, — обратился он к ней, — зачем ты это делаешь?

— Чё? — переспросила та удивлённо.

— Зачем ты заставляешь мой уд, при виде тебя, вечно вскакивать, как у бешеного жеребца? — спросил он на прямую, глядя ей прямо в маслянистые тёмно-серые глаза и не желая ходить вокруг да около.

— А чё? — пожала баба плечами, взаимно решив поиграть в честную игру и так же уставилась, бестыже глаза в глаза, — тебе чё жалко, чё ли? У тебя не убудет, а мне нравится.

С этими словами, крутанулась и пошла дальше по своим делам, расплывшись в ехидной улыбке. Вот и по говорили. Вот и разобрался.

— Прекрати! — заковылял он следом и буквально, крича вдогонку, — он у меня уже болит.

— Гляньте на него, — тут же отреагировала она на его вопли, не останавливаясь и не оборачиваясь, — болит он у него. Не тереби руками, вот и болеть не будет.

— Ничего я его не тереблю! — чуть не заорал от обиды Кайсай.

Она остановилась. Обернулась. И всё с той же ехидной улыбочкой, уставилась ему на штаны, как раз в то место, к которому он прижал обе руки, как бы удерживая, чтоб тот не выскочил.

Заметив её пристальный взгляд, он тут же оторвал руки от надоедливой «торчалки» и поднял их вверх над головой. Ему вдруг стало стыдно, будто она его поймала на месте преступления, хотя это было вовсе не то, что она подумала. Он, просто… Ну, в общем, опять облажался.

Следующий раз, он набрался смелости и решил подойти к этой проблеме, с другой стороны.

— Апити, — обратился он к ней, как-то, вполне доброжелательно, как бы между прочим, — а почему ты никогда не одеваешься? Тебе не холодно?

Он надеялся, что если заставит её одеться, то его, уже ненавистный отросток, прекратит на еги-бабу реагировать. Но не тут-то было.

— Я у себя дома. Как хочу, так и хожу, — ответила баба также просто и обыденно, — я всю жизнь так хожу. Очень удобно. Ничего не мешает. Сам попробуй, глядишь понравится.

Какая Кайсая муха укусила, он не знал, но, толи, из принципа, толи, от безысходности, тут же взял и разнагишался. Полностью. И как только в психе скинул с себя последний сапог, и хотел продемонстрировать ей себя со злорадной ухмылкой презрения, чтоб та подавилась, как утомившийся орган обмяк, повис, а чуть погодя и вовсе скукожился.

А эта дрянь, принялась хохотать, тыкая пальцем в измельчавший отросток, да, так заливисто и заразно, что Кайсаю хотелось её прибить, тут же и притом самым изощрённым способом.

После этого, так и ходил всё время, что жил у неё, голышом и больше этот огрызок позора, даже ни разу не дёрнулся, похоже забыв, вообще, как это делается.

Кулик о своих переживаниях на эту тему молчал, как будто голая и соблазнительная баба, его вообще не касается, но на всякий случай, старался держаться от неё подальше, то и дело уезжая на своём Арчи в поле кататься и Васу Кайсая проведать, который, всё это время, так и пасся на том поле, никуда со своего «боевого поста» не отлучаясь.

Кайсай шёл на поправку быстро. Очень быстро. Его отношения с еги-бабой, после того, как он разделся, полностью урегулировались. Она стала для него делом привычным и неинтересным, а вот отношения с Куликом, Кайсая напрягали. С одной стороны, этот человек ему спас жизнь, и он ему за это был обязан. С другой, Кайсай всю свою жизнь провёл в одиночестве, предоставленный сам себе. Даже дед, что его учил и воспитывал, в душу к нему, никогда не лез и в свою не пускал. Так и жили, как не родные.

Да, они, в общем то, неродными и были. Отца он вообще не знал, а мать, уже почти, совсем не помнил. Маленьким был, когда её не стало. Чуть-чуть помнил тётку, что его подобрала, детей её помнил, но плохо, потому что вскоре пришёл дед и забрал его.

Сначала долго ездили. Вот, эту постоянную кочевую жизнь рыжий уже помнил, а потом, вдруг, осели в этих краях. Кайсай сначала думал ненадолго, а оказалось навсегда. С самого раннего детства, с которого он начал что-то осознавать, дед никогда, ни разу не проявил к нему, даже капли теплоты или ну, хоть какой-нибудь родственной заботы. Он всегда был с ним холоден, всякий раз подчёркивая, что он для него, чужой.

Только когда Кайсай подрос, то узнал, что дед, воспитывая и уча его боевым премудростям, просто, выполняет какой-то зарок, отвертеться от исполнения, которого, он не мог, хотя очень хотел. Даже когда провожал Кайсая в путь, по сути, прощаясь навсегда, сделал это просто и обыденно, как бы даже с облегчением каким-то. Будто избавился он, наконец-то, от чего-то отягощающего его существование. Прожив с дедом всю свою жизнь, Кайсай так и не знал его имели! Он всегда, так и звал его — Дед.

Кулик, по виду, был мужик скромный и порядочный. К Кайсаю относился уважительно, услужливо. Стараясь во всём ему угодить, но вместе с тем, тут же мучаясь стыдом, от излишней, как ему казалось, навязчивости. Кайсай, привыкшей всё делать самостоятельно и никогда ни в чём не испытывая помощи со стороны, от его заботливости раздражался, но держал себя в руках и вида не показывал, что ему не нравится обходительность Кулика, но в то же время, он постоянно чувствовал себя обязанным этому человеку. Положение было нестерпимым и Кайсай решил, что надо об этом поговорить.

— Слышь, Кулик, — начал он как-то под вечер, тяжёлый для себя разговор, — такое дело. Нам надо с тобой по-честному обговорить наши отношения.

— А какие у нас отношения? — спросил Кулик, чего-то явно напугавшись.

— Да, понимаешь, — замялся Кайсай, — благодарствую, в общем, тебе за мою жизнь. Глупо было помирать в самом её начале.

— Да, не за что, — потупился и почему-то покраснел Кулик, — разве ты, поступил бы иначе?

— Не знаю, — тут же задумался рыжий и усмехнувшись добавил, — я, даже, как-то об этом не думал.

Они замолчали. Разговор, который он начал, чтоб развеять напряжение, только ещё больше напряг.

— Понимаешь, — наконец проговорил Кайсай, соображая, что говорить теперь всё равно придётся, раз начал, — я воин. При том непростой, а бердник. Понимаешь, бердник! Меня с детства учили быть таким, и дед сказал, что я стал настоящим, почти как он… Хотя какой я настоящий, если в первой же драке, даже не в бою, словил стрелу в спину. Позор.

И он с отчаянием рубанул рукой воздух.

— А кто такой бердник? — наивно поинтересовался Кулик.

Кайсай посмотрел на него, как на дитё несмышлёное, с таким видом, мол, как этого можно не знать, но увидев по-детски наивные и заинтересованно блестящие глаза,осёкся. Подумал немного на тему, стоит ли объяснять и если стоит, то как, и в конце концов, лишь махнул рукой:

— Не важно. Воин такой, одиночка. Способный в стан врага пробраться никем незамеченным и один, со всей оравой биться, если понадобиться, да при этом живым остаться. Тфу! — тут же сплюнул он от досады за своё ранение, при этом, не желая того, пощупав поясницу.

— Да, ладно, — постарался поддержать его Кулик, как будто понимая его досаду, — этот же урод в спину стрелял. Нечестно это.

— Ты, о какой честности говоришь, Кулик? — неподдельно удивился рыжий, — какая может быть честность в бою на смерть?

— Но вы, просто, дрались на кулаках. Без оружия. Какой тут бой насмерть?

— В том то и дело, — заинтересованно принялся поучать Кайсай, своего неопытного собеседника, почувствовал себя, чуть ли не настоящим учителем, прям, как его дед, — не бывает просто драки, не бывает просто жизни, вся жизнь — это бой на смерть. Только так, относясь к жизни, можно выжить.

— Я с тобой не согласен, — неожиданно выдал Кулик, после короткого раздумывания, — жизнь — это жизнь, а бой — это бой. Мы живём среди людей, а бьёмся среди врагов. Ни все же люди враги.

Эти слова выбили уверенность из Кайсая и понял он, что до учителя ему, ещё далеко. Он что-то лихорадочно соображал, а затем, как бы сдавшись, упавшим голосом проговорил:

— Вот и я об этом. Я воин. С детства воин. Понимаешь? Сам знаешь, среди людей, почти не жил. Для меня все люди враги, от любого должно ждать удар в спину.

— Но я же не такой, — обиженно прервал его тираду Кулик.

Кайсай лишь неуверенно пожал плечами.

— Ты не такой. Поэтому я не знаю, как себя с тобой вести. Как с тобой общаться. Я, просто, не знаю, как общаются люди в этом случае. Меня этому не учили.

— А чё мешает воину научиться быть человеком, — неожиданно встряла в их разговор, непонятно откуда взявшаяся Апити, пристраиваясь рядом с Кайсаем, с другой стороны, от Кулика.

Полная неожиданность её появления, видно, так напрягла рыжего воина, что напряжённость не выдержала, лопнула и его понесло:

— А ты, вообще, кто такая? — накинулся он на неё, выплёскивая накопившееся, — откуда ты здесь взялась?

— Да, — тут же поддержал его Кулик, переводя своё собственное напряжение на подвернувшийся объект, используя бабу, как некий громоотвод, — откуда? Я этот лес с детства знаю. Не было тебя тут, никогда.

— О, приехали, — тут же взвинтилась еги-баба, тоже переходя на повышенный тон и всплёскивая руками, — вы чё на меня орёте? Да, я тута, всю жизнь живу. А коли ты по лесу ходишь и не хрена не видишь, так я тебе глазёнки протирать не обязана.

— Врёшь, ведьма, — чуть ли не взвизгнув, выпалил Кулик, — не было тебя тут.

— Тута я жила, а вот тебя в моём лесу не видела. Эт ты всё врёшь.

— Ведьма, — тут же втиснулся в их перепалку плюгавенький старичок, — как есть, ведьма.

— А хоть и ведьма, — вскакивая на ноги и уставив руки в боки, ехидно отреагировала Апити, — тебе то чё? Если ты слепошарый, простого отвода глаз не способный узреть.

— Стой! — заорал Кайсай тоже вскакивая на ноги и в упор уставившись на бабу.

Наступила тишина.

— А это кто? — спросил Кайсай Апити, тихо, медленно растягивая слова и указывая пальцем в сторону непонятно откуда взявшегося деда-недоростка.

Апити скосила глаза в том направлении куда он указывал. Снова вернула взгляд на Кайсая и пожав плечами, с видом, мол, дурак совсем, что ли, просто ответила:

— Леший.

Кайсай медленно перевёл взгляд на деда. Тот стоял столбиком, вытянув руки вдоль тела и отведя широко открытые глаза в сторону, как нашкодившая собачонка.

— Леший? — переспросил опешивший Кайсай.

— Ну, да, леший, — так же просто ответила баба с видом, мол, что тут такого.

— А ты ведьма, — тут же буркнул старичок, всё так же отводя большие, печальные глаза в сторону.

— А я вообще живой или уже умер? — неуверенно спросил Кайсай, не к кому не обращаясь, но при этом переведя взгляд на Кулика, который распахнув глаза и рот, казалось не дыша, пялился на деда.

— Ладноть, — печально вздохнул дед-лесовик, — пойду.

И стал уже поворачиваться, обиженно потупив глаза в землю, как его остановил Кайсай:

— Дать бы тебе в ухо, — проговорил он, спокойно, но не злобно.

— За что? — резко обернувшись, потерялся дед.

— А кто меня надоумил тому придурку в глаз дать? А?

— Так это… — принялся оправдываться леший, явно не зная, что соврать в своё оправдание, но тут же нашёлся и выпалил, — так, сам виноват.

— Я? — недоумению Кайсая, не было придела.

— А кто ж? Надо было сразу в глаз бить, — распалился резко дед, — а потом уж пинай, сколь хошь.

— Так это ты, недомерок, заваруху нашкодил? — отодвигая Кайсая рукой в сторону, буквально, вклинилась в их разборку взвизгнувшая Апити, перехватив инициативу у рыжего, уже открывшего рот для достойного ответа.

— Молчи, баба, — топнув ножкой, заверещал дедок.

Но дело до драки не дошло, потому что обстановку разрядил Кулик своим истеричным смехом, у которого, видно, напряжение тоже лопнуло и излилось вот таким, своеобразных образом.

Все трое стоящих, посмотрели на него, как на дурака, катающегося по траве, но при этом, драться передумали. Кайсай и Апити тоже улыбнулись, а грозный дед-недомерок, сложив руки на груди, злобно смотрел на катающегося по траве человека. Наконец, Кулик, откатавшись положенное время, снова сел, вытирая слёзы и со словами: «Вот умора!», посмотрел на рыжего воина.

— Вот, видишь, Кайсай, какая жизнь у нас интересная началась, а ты всё бой, да бой.

Но Кайсай ни подумать не успел, ни ответить, так как, тут же его мысли перебил, вечно не по делу, вмешивающийся дед:

— Кайсай, а ты чё эт голожопым то скачешь перед бабой? Воще стыд потерял? Аль эта дрянь, сисястая, тута свою руку приложила?

— Молчи, старый! — тут же грозно рявкнула на него баба.

— Тихо! — остановил опять начинающую перебранку Кайсай, поднимая при этом руки в знак примирения, — вы, что тут, постоянно цапаетесь?

— Ну, почему же, — неожиданно резко поменяв тон, загадочно и томно проговорила еги-баба, подойдя к лешему и нежно погладив его по голове, от чего, тот округлил, в раз сверкнувшие слезой глазки и расцвёл в блаженной улыбке.

— Понятно, — подытожил Кайсай, усмехаясь, — пойду одеваться, — и потрясся свой отросток пальчиками, добавил, — мне в этом деле с лешим не тягаться.

— А то, — удовлетворённо буркнул самодовольный дедок, горделиво взглянув на улыбающуюся бабу, снизу-вверх.

С одной стороны, разговор Кайсая с Куликом, вроде бы, как не удался, но с другой, не смотря на всё это, они стали общаться. Кайсай с удивлением для себя отметил, что попутчик, волей судьбы приставленный в начале его пути, оказался интересным и не глупым собеседником.

В отличии от Кайсая, он много знал об обычной мирской жизни и с удовольствием об этом рассказывал. Кайсай же поучал его воинским премудростям, которые тот, впитывал в себя, как пересохший песок и в конечном итоге от слов, они постепенно перешли к делу.

Спина ещё болела и в полную силу показать мастерство, рыжий воин не мог, но Кулику и того хватало за глаза. Даже с покалеченным и не гнущимся в спине Кайсаем, он ничего сделать не мог, как ни старался и не пыжился.

Один раз, он увлёкся настолько, что не заметил, как откровенные издёвки воина, вывели его из себя и не отдавая отчёт своим действиям и разъярившись до состояния бешеного быка, Кулик выбросил ненавистный ему меч, выхватил из пня, воткнутый топор и с яростными воплями, кинулся на обидчика, мечась средь молодых берёз и осинок, то и дело, снося тонкие стволы с одного замаха, как травины.

Он не помнил, как долго это продолжалось, но холодная струя, большого ковша воды, прилетевшая ему в лицо, в раз, остудила пыл, и он, тяжело дыша, огляделся. Прямо перед ним стояла обеспокоенная и как всегда голая Апити, а чуть поодаль, тяжело дышавший Кайсай, держась за берёзу и прогибая больную спину назад, с мученическим выражением лица.

— Кулик, — проскрипел, корчась от боли воин, — из тебя никогда не получится бердника.

Кулик опустил руки, всё ещё державшие топор и поник головой.

— Потому что ты, настоящий берсеркер, — тем временем закончил Кайсай, дружески улыбаясь, — мне про таких, как ты, дед рассказывал.

— Я не хотел, — начал оправдываться Кулик, — какое-то затмение нашло. Сам не понимаю. Я не сумасшедший. Ты не думай.

— А кто сказал, что ты сумасшедший? — продолжил загнанный раненный, — берсеркеры — это такие воины. Топорные тараны. Которые в бою боли не чувствуют и проламывают, самую непреступную оборону. Притом, дед говорил, что в бою к ним близко подходить нельзя. Они бьют всех без разбору. Чужих, своих им без разницы. Теперь, я на своей спине почувствовал, что без разницы.

Он подошёл, улыбаясь и обнял мокрого Кулика. Тот застеснялся, как красна девица, но тоже улыбнулся, довольный похвалой.

— И выбрось ты меч. Для тебя он, просто, не нужная тяжесть, а вот с топором, ты обращаться мастак, правда топор тебе нужен другой. Эх, кабы знал, прихватил бы у деда. Был у него такой.

Тут он вдруг спохватился, за озирался по сторонам и неожиданно позвал:

— Дед, а дед. Ты где?

— Чего орёшь, — пробурчал плюгавенький старикашка, выходя из-за спины Апити.

— Дед, — обратился он к нему с видом, будто застал последнего на месте преступления с поличным, — у тебя, случайно, боевого топора нет? Такого, двухстороннего…

— С чего эт ты, — сделал сначала недоумённый вид леший, выпучив глазёнки, а потом резко прищурился и спросил, как бы в надежде, но вовсе не впопад, — а вы чё, уже уходить собрались?

— А ты, что же это, нас уже гонишь?

— Да, кто ж вас гонит, — замялся дедок, отводя глазки в сторону, а всем видом показывая, мол, свалили бы вы уж побыстрее, надоели дармоеды.

— Давай уговор заключим, — предложил Кайсай напирая на лешего, — ты дашь ему боевой топор, обоюдный и учишь, как в состояние берсеркера входить, по желанию. Ведь без тебя здесь не обошлось?

— Ах, ты… — вскрикнула встрепенувшаяся Апити и отвесила смачную затрещину, стоящему подле неё деду, — он ведь чуть рыжего не зарубил.

Тот, лишь крякнул, но ничего не ответил.

— И мы, честь по чести, подаёмся восвояси, — закончил, хитро улыбаясь рыжий, закидывая косу за спину.

— А ежели нет? — с эдаким вызовом спросил дедок, выставляя, зачем-то, в перёд свою маленькую ножку.

— А ежели нет, — заговорщицки продолжил Кайсай, подходя к Апити и обнимая её за голые плечи, — мы ещё поживём. Надо же спинку подлечить, да, и в конце концов, мы ж в гостях у еги-бабы, а самой бабой, так и не попользовались.

С этими словами он хотел было ущипнуть её за торчащий сосок, но та лихо отреагировала и наглеца, как молнией по рукам шарахнуло, исключив возможность прикосновения и поставив все волоски на его теле дыбом.

— Не трошь, — зашипел дед и в его глазках засверкал не хороший огонёк.

Но Кайсай, ничего не соображая после разряда, по инерции хотел было продолжил задуманное, только руки затряслись так, что отказались слушаться. Голова гудела и единственно, что он осознал в тот момент, так это то, что Апити шибанула его каким-то колдовством, от которого тряска по всему телу, как волнами, до сих пор, каталась.

Он попятился от голой бабы, расплывшейся в растерянной улыбке, как от прокажённой. Только отойдя на несколько шагов, присел, скорчившись, обхватывая колени и начал потихоньку приходить в себя.

Увидев, что еги-баба смотрит на него не зло, а насмехаясь, а леший за её спиной принял довольный вид, как будто жареных лягушек обожрался, Кайсай, чувствуя, что проигрывает этот дипломатический поединок лесовику, попытался вновь кинуться в атаку, но уже не приближаясь к ним, а так, издали.

— Но леший, — принялся он восстанавливать сданные позиции, — посуди сам. А что нам ещё делать, пока я выздоравливаю? А она отказать не сможет. Не можешь же? — умоляюще потребовал ответа рыжий, от улыбающейся Апити, — ты ведь по законам живёшь? — но тут же переключившись от греха подальше вновь на лешего, которого, почему-то, не так боялся, как эту ненормальную бабу, — а коли ты нам нужное занятие устроишь, так нам и некогда будет тебе жизнь лесную портить.

Леший, не смотря на всю абсурдность ситуации и сказанного Кайсаем, призадумался. Все молчали.

— Ладноть, — неожиданно решился дед, но вместо того чтобы ответствовать рыжему наглецу, посмотрел снизу-вверх на Апити и погрозив ей своим крючковатым пальчиком, тихо проговорил, — баба, не шуткуй.

— Ути какой грозный, — засюсюкала Апити и наклонившись над лешим, смачно чмокнула его в редковолосую макушку.

Тем не менее, это не растопило напускной злобы дедка и он, ещё раз, недобро зыркнув на Кайсая, обратился, наконец, к стоящему столбом Кулику.

— Айда, бешеный. Только топор выбрось, а то ишь, сколь деревцев малых загубил, лиходей.

Кулик топор выбрасывать не стал, а просто выронил его из рук и тот упал к его ногам.

Оставшись один на один с ведьмой, Кайсай с расстояния, осторожно поинтересовался:

— И что это было?

— Ты про чё? — прикинулась дурой Апити.

— Вот, про это, — выставив перед собой дрожащие руки, уточнил рыжий.

— Ах, про это, — проговорила еги-баба, махнув рукой и «нервная плеть» больно стегнула Кайсая по левому бедру, от чего он глухо взвыл, выгнулся и чурбаном повалился на больную спину в траву.

Апити, нависшая над позеленевшем, не то от страха, не то от боли Кайсаем и мило улыбаясь, проговорила:

— Я тебя отучу, ручками то шаловливыми лазить, где не попадя.

Рыжий стиснул зубы, но отточенный с девками язык, спокойно умереть ему не дал.

— А что тебе, жалко, что ли? Может я тебя хочу?

И тут же, получил по зубам очередной плетью. Зубная боль во всей челюсти одновременно, была такой, что искры из глаз посыпались. Когда через несколько ударов сердца, боль постепенно отпустила, и он разжал сомкнутые веки, то вновь увидел над собой улыбающуюся бабу. Он собрал силы в кучу и настырно, словно баран упрямый, пробурчал:

— Всё равно хочу.

Он тут же зажмурился и сжался в клубок, ожидая очередного удара, но того не последовало. Она не стала его больше лупцевать, а, просто, выпрямилась и ушла, оставив его взмокшего от перенапряжения, валяться в траве.

Все последующие дни Кулик сиял, как начищенная золотая бляха, расхаживая по округе и не выпуская из рук, тяжёлый обоюдоострый топор. Из каких закромов леший его выкопал, осталось загадкой. Кулик сказывал, что они дошли до старого дуба. Он велел подождать. Затем, дедок зашёл за дуб, а вышел с другой стороны, уже таща за собой тяжеленный топор.

А вот секрет перехода в бешеное состояние, Кулик умолчал, мотивируя это тем, что на секрете этом, наложен зарок молчания и коли скажет, то дар потеряет.

Так как уговор дед выполнил полностью и быстрее, чем можно было ожидать, то молодцам ничего не оставалось, как долго благодарить хозяев за гостеприимство, по обниматься, прослезиться, откланяться и пуститься в путь дорогу.

Уже взобравшись в седло и собираясь тронуться в путь, Кайсая остановил недовольный окрик лешего:

— Эй, ты, рыжая бестия.

Тот развернул коня и подошёл шагом к старичку, который потупив глазки в землю, вынул из-за щуплой спины огромный золотой пояс с мечом и кинжалом и протянул воину:

— На, дарю.

У Кайсая аж в зобе дыханье спёрло, и он дар речи потерялся.

— Так, это ж, моё… — чуть не задыхаясь от наглой несправедливости, выдавил из себя воин, буквально сверля вора глазами.

— Не твоё, а моё, — тут же заерепенился дедок, — кто-то выбросил, а я подобрал. Раз я нашёл, значит моё.

Кайсай, неимоверной силой воли, подавил в себе правомерный гнев и не подавая вида, что взбешён, медленно наклонился и буквально вырвал пояс из рук лешего. Но тут же, устыдился собственного поступка и потупив взгляд, теребя в руках пояс, смиренно покаялся:

— Прости. Благодарствую тебе за подарок, дед. Больше никогда не брошу.

— То, та, — хмыкнул довольно лесовик и махнув на них рукой, в сердцах выдал напоследок, — давайте, валите отсель, надоели, как поганки с голодухи.

Глава тридцатая. Он. Вавилонский клубок

Куруш обедал, когда в зал, полы которого были накрыты яствами и где придавались пороку обжорства, приближённые Царя Царей, вошёл его тайный визирь Атиаг и Куруш, только сейчас заметил, что его изначально за столом не было. Он всегда сидел третьим, по правую руку, как раз, рядом с Крезом, тем бывшим лидийским царём, который будучи помилованным, прекрасно пристроился в окружении Великого Покорителя Земель и чувствовал себя, вполне довольным жизнью.

Справа от Куруша, место пустовало, оно принадлежало Тиграну, который находился в своей вотчине и в скором времени должен был прибыть со всей своей «дикой» армией. По левую руку, сидел его подросший сын Камбиз, которого Царь Царей, постоянно таскал с собой, всё последнее время, никому не доверия воспитание первенца, считая, что при нём, мальчик вырастет тем, кого и хотел в нём видеть Могущественный Владыка Мира — своим продолжением, не только по крови, но и по деяниям.

Курушу очень хотелось бы «прогнать» мальчика через степную школу, которую в своё время прошёл он сам, но с другой стороны, этот шаг был очень рискованный и, не приведи Ахурамазда, мог оставить его без наследника или, вернее, с наследниками, но только малолетними. К этому времени, у Куруша уже было шестеро детей, но все кроме первенца, были ещё малы. Поэтому, он занялся воспитанием наследника, лично.

Повелитель Мира, жестом подозвал к себе Атиага, понимая, что он, не просто так задержался, а значит принёс вести, стоящие его непосредственного внимания, прямо сейчас, к тому же сидеть и смотреть за этим пьющим и жующим сбродом, ему основательно надоело. Куруш скучал.

Тайный визирь, спокойно, стараясь не привлекать к себе особого внимание, обошёл по стеночке столы и зайдя со спины, уселся за Царём Царей, вытягивая при этом шею и шепча на ухо Властелину Мира:

— Повелитель, — начал визирь, — в город прибыли послы из Вавилона, притом, сразу от трёх разных сторон. Как они в пути не столкнулись, не понятно, но мне стоило большого труда развести их в городе, в разные углы, чтоб до поры до времени, не повстречались друг с другом.

— Любопытно, — заинтересовался Куруш, — кто такие?

— Первыми прибыли иудеи, те, что в изгнании там живут. Послов четверо и возглавляет их главный еврейский пророк с именем Девтероисаия. Довольно известная личность. Евреев, я расселил в гостевом крыле. Не успел закончить с ними, как от ворот прокричал вестник, о прибытии второй стороны. Двое из вавилонского жречества, оба старцы, но ни того, ни другого моя разведка, лично, не знает. Сейчас их проверяем, кто такие. В гостевое крыло не повёл, поселил в собственном доме.

— А с чего ты решил, что они из вавилонского жречества?

— При них грамоты. Правильные, не поддельные. Я проверил.

— Любопытно, — подытожил Куруш.

— Не успел я добежать до твоего дворца, Повелитель, как новый крик вестника. Тоже двое. Судя по выправке, военные, командного состава. Кто такие, сами по себе, не понятно, да, это, не особенно важно. Предъявили письмо от Кундук-Мардука, правителя Сипара, чья армия прикрывает южную оконечность мидийской стены.

— Ещё интереснее, — с лёгким смешком проговорил Куруш, — этих куда заселил.

— Эти, не переговорщики, а лишь посыльные, поэтому никуда их заселять не стал, а проводил в общий летний сад. Там они и ждут. За ними последят и проверят на вшивость. Предлагаю, через какое-то время выпустить к ним Лукавого, и мы с ним поиграем. Коль всё нормально, то письмо принесу тебе, Повелитель, а их, подержу пока, до твоего решения, в одной из гостевых комнат.

— Хорошо, — утвердил план великий царь, — действуй. Письмо можешь не носить, так, содержание передашь на словах, хотя мне, кажется, я догадываюсь, о чём там писано.

— Слушаюсь, Повелитель.

И с этими словами, Атиаг, мягко и бесшумно скользнул обратно вокруг стола, на выход.

Лукавый — кличка бедного мидийца, удивительно, внешне похожего на Куруша. При том, нашли его случайно, в кочевом театре, что колесил по стране и за медные монеты давал представления на торговых площадях.

Лукавый был не великого ума, но, как лиса хитёр и главное артистичен. После недолгого личного знакомства с Царём Царей, он тут же изобразил его во всех деталях, а когда Куруш, в азарте предстоящей игры, потребовал его переодеть и подстричь под себя, то, долго хохотал, над его представлением и не раздумывая определил в шуты.

Но уже к вечеру, поменял своё решение и назначил тайным двойником, дозволяя играть роль царя в щекотливых и обманных операциях, вот таких, например, как сегодня.

Не смотря на беспрецедентные меры безопасности, число подосланных убийц к Курушу, с каждым годом, только росло. В подавляющем большинстве случаев, это были дилетанты с ножами и кинжалами, которых обезвреживали быстрее, чем они успевали приблизиться к телу Великого.

Труднее было с отравителями, те были более скрытны и на прямой контакт с царём не стремились, а старались действовать исподтишка и на расстоянии. Сыпали яд, куда не попадя, мазали им, где попало. В общем, с ними было труднее, но тоже справлялись.

Были и уникумы, изворотливый ум которых, выстраивал целые хитросплетённые комбинации и если бы не «но», то всё у них могло получиться. Их раскусывали и останавливали, буквально, на последнем рубеже. Поэтому Куруш, при любой возможности, старался не общаться лично с теми, кого хорошо не знал и в кого не очень верил.

Он всё чаще стал вспоминать покойного Иштувегу, чья мнительность вошла в легенды, начиная понимать его маниакальную обеспокоенность за собственную жизнь. Если бы Куруш, был не столь психически сильным, то находясь в шкуре Царя Царей, он бы, наверное, стал ещё хуже Иштувегу, ибо врагов у Куруша, значительно стало больше, чем у бывшего царя Мидии.

Через некоторое время, Атиаг вернулся и доложил о проделанной работе. Как и предвидел Куруш, правитель Сипара оказался обыкновенной крысой, которых Царь Царей, встречал, чуть ли, не на каждом шагу, по крайней мере, в каждой войне.

Крысы, которые бегут, при первом же признаке наводнения. Предать слабого царя, не способного победить врага — это такое же естественное дело, как, например, откупиться осаждённым от осады, или целой армией отсидеться в сторонке, пока две другие дубасят друг друга, а потом пристроиться к победителю или добить его обескровленного. Всё это, было нормой времени.

Куруш выслушал Атиага молча, лишь в конце спросил, когда прибудет Тигран.

— Он обещал через два дня, на третий.

— Хорошо, — задумчиво подытожил Куруш, — подержи их где-нибудь, до его приезда. Могут пригодиться, как обратные вестники, а теперь готовь пророка с его иудеями. Я выслушаю их сам, в своей рабочей комнате.

Атиаг поклонился и в очередной раз, тенью, скользнул по кругу на выход.

Комната, в которой Куруш думал и занимался особо важными делами и переговорами, отличалась от всех остальных в золотом дворце, своей не броскостью и аскетизмом. Она находилась в глубине постройки и поэтому не имела ни окон, ни балкона, зато было две двери, через одну, из которых, входил только Куруш, и никто кроме него, а во вторую — все остальные.

Когда Державный Повелитель, быстро и решительно вошёл через свою дверь, то все, кто находился в небольшой комнате, заметно вздрогнули от неожиданности, а было их там, довольно много.

Четверо гостей, уже не молодых людей, в простых, но вместе с тем опрятных одеяниях, стояли кучкой перед мидийским магом. Последний — личный маг-телохранитель Царя Царей по имени Угубур, в своём постоянном чёрном балахоне, унизанном золотыми мелкими бляшками, создавая, эдакую, иллюзию звёздного неба, своим одеянием и в высоком остром колпаке, стоял у треножника со священным огнём и что-то в языках его пламени разглядывал.

Тут же, в дальнем углу пристроился Атиаг, опёршись на стену плечом. Кроме того, в комнате было шестеро странных на вид охранников: пара у одной двери, пара у другой и двое, стояли за низким широким столом господина. Странные они были потому, что внешним видом, не походили ни на один известный в ойкумене народ.

С одной стороны, стражи были одеты в одинаковое одеяние. Широкие чёрные балахоны мидийского покроя, но длина их была таковой, что скрывала под собой их полностью, до самого пола. Роста все, как один, были низкого, с одинаково бритыми головами и лицами, поверхность которых, была испещрена странными, непонятными знаками, но не татуировками, а искусными рисунками.

Кожа их была смуглая и в свете осветительных масляных лампад, отливала мертвецкой синевой, отчего, хватало одного взгляда на них, чтоб мурашки по спинам забегали. Руки, скрещённые на груди, прятались в широких рукавах, поэтому самих рук, видно не было, и то, что в этих руках держалось, тоже.

Все стражи были, почти, полной копией друг друга, если бы не одна деталь, которая делала их разными. На головах, они имели чёрные повязки, с непонятными письменами, которые закрывали различные части лица.

У одно из тех, кто стоял при царской двери, повязка была на глазах! Он единственный, кто постоянно крутил головой, притом стоял не ровно, как все остальные, а в пол оборота, в направлении кучки гостей. Его голова не на мгновение не останавливалась на одном месте. Она плавно качалась, наклонялась, поворачивалась, но всякий раз, не уходя с линии гостей.

Второй, стоявший рядом, имел повязку, закрывающую рот. Он стоял прямо, относительно дверного проёма, а голова его была слегка повёрнута к гостям. Глаза метались в глазницах, как бешеные, но смотрели, как бы, вскользь и рядом с чужеземцами, прощупывая окружающее их пространство, а самих гостей, просвечивая насквозь, лишь боковым зрением.

У третьего, стоящего у главной двери, повязка была наложена не поперёк головы, а вдоль, как будто у него зубы болят. Завязана она была так, что полностью закрывала уши. Глаза его, так же плавно обозревали окружение, но лишь всё вокруг, как будто, даже не замечая людей, что находились перед ним.

У его напарника, повязка, вообще, была на носу, вернее на переносице. Он стоял с прикрытыми глазами и приоткрытым ртом, высоко задрав голову и как бы принюхиваясь к окружению.

У парочки, стоявшей в глубине комнаты, за царским столом, повязки были, у одного на лбу, у второго на шее, но больше всего, внимание к себе, они приковывали тем, что держались за руки! Вопросом «Зачем?» задавался, наверное, каждый, кто не знал и видел эту парочку впервые, но вот ответ знали, только единицы и то только те, кто молчал об этом, как о секретах власти.

Куруш, быстрым шагом прошёл к своему столу, лишь мельком глянув на мага. Тот, одобрительно прикрыл глаза, как бы говоря, что всё чисто и посторонние не замышляют ничего злостного, относительно Царя Царей. После чего, неожиданно встрепенулся, будто он спал стоя, а приход Повелителя разбудил его, заметался, вынимая чашу с огнём из треножника и складывая последний, затем, столь же торопливо удалился, неся в одной руке чашу, в другой металлические прутья складного треножника.

Царь грузно повалился на подушки, показывая всем видом, как он устал, от всех этих царственных дел и устроившись поудобней, не говоря ни слова, принялся разглядывать гостей. Иудеи стояли перед ним покорно склонив головы и не смея поднять глаза на Покорителя Народов.

Куруш, благодаря своей уникальной памяти, очень легко изучал различные языки и свободно говорил, практически на всех, представители коих попадались на его пути. Говорил он и на древнееврейском, языке предков тех, кто стоял перед ними, но знал так же, что потомки иудеев, проживающие в Вавилоне, уже давно не говорят на том языке, предпочитая язык своих завоевателей, поэтому он обратился к ним на арамейском:

— Что привело вас в мой дом? Что такого важного вы хотели донести до меня? И с чего вы решили, что я намерен завоевать Вавилон и что мне, в этом, понадобиться ваша помощь?

Его вступительная речь, однозначно дала понять гостям, что Царь Царей, прекрасно осведомлён о цели их визита, хотя они ещё ни с кем об этом не говорили. Это произвело соответствующее впечатление. Они же не знали и не могли знать, что всё время, пока отдыхали в гостевых покоях и дожидались аудиенции царя, их самым тщательным образом прослушивали и за ними, не в один глаз, тайно подглядывали.

Отвечать, как и предполагалось, начал Девтероисаия. Он выпрямился. Поднял голову, спокойно глядя в глаза Повелителя Народов и величаво медленно заговорил:

— Мы, посланы нашим богом вестниками к тебе, о Великий.

— И что же велел передать ваш бог? — на полном серьёзе переспросил Куруш, прерывая его размеренную манеру речи, быстрой скороговоркой, лишний раз подчёркивая свою занятость и не желание тратить время на пустую, высокопарную болтовню.

Девтероисая несколько замешкался, соображая, как отвечать и стоит ли перед Властелином Царства Стран стоять за свою веру, но, видимо, решив, что стоит, не отводя глаза проговорил уверенно:

— Бог един, повелитель, и имя его…

— Знаю, — опять резко прервал его Куруш, кивая при этом головой, соглашаясь.

Он давно уже размышлял над этой философской концепцией и так же давно пришёл к выводу, что бог един, вот только в отличии от евреев, Куруш точно знал, что имя ему — Ахурамазда, а все остальные его божественные проявления, у разных народов и верований, лишь его отражение, в чужеземных глазах.

Ахурамазда предстаёт перед ними под разными именами, в разных обличиях, но он, действительно, един для всех и он ведёт его, Куруша, за руку по судьбе с самого рождения.

Такая жизненная позиция, давала ему огромное преимущество в покорённых землях. Царь Царей не глумился и не расправлялся над местными богами и их почитателями, как это делали его предшественники, ибо понимал, что это, лишь ещё одно из воплощений ЕГО бога и не навязывал им божественного имени, скорее, из жадности и не желании делиться правдой, об этом с другими.

Такая позиция завоевателя, была в новинку для всех чужеродных народов и каждое завоёванное царство, вернее, храмы их богов, ни только не страдали от покорителя, но и получали дополнительные блага, в виде подношений, от имени самого Царя Царей. Они не знали и не могли знать, что Куруш, милостиво дарует это всё своему богу Ахурамазде, который, во вновь завоёванной стране, лишь принял образ и имя того, кому поклонялись местные жрецы.

Такая политика, давала Великому Завоевателю огромные преимущества, так, как основная финансово-экономическая сила завоёвываемого им царства, ни только не проявляла рвения в защите местной власти, но иногда, даже шла на откровенный саботаж, в надежде, с приходом Великого Куруша, значительно поправить своё положение в обществе и во власти будущих правителей.

Зная это всё и исходя из опыта завоеваний и познаний внутренних дрязг Вавилонского общества, он не был особо удивлён, ни появлением в его столице жрецов, которые находились в состоянии необъявленной войны с собственным царём Набонидом, ни появлением делегации иудеев, которые спят и видят, как опираясь на его силу, уйти из плена и вернуться в свои земли.

Он не перебивал больше иудейского проповедника, слушая его в пол уха и слыша от него то, что и ожидал услышать: и что их господь помазал Куруша и ведёт его за руку, чтобы повергнуть все народы перед ним, и что их бог перед ним сравняет холмы и сломает медные двери и сокрушит железные запоры, и что пленит для него царей и отдаст в его руки все их богатства и скрытые сокровища.

В общем, их бог Иегова, а по его, Курушеву — Ахурамазда, полностью на его стороне и с нетерпеньем ждёт праведного похода на проклятый Вавилон, дабы освободить детей его израилевых.

Куруш не сколько слушал, сколько размышлял. «Глупцы», — думал он, — «даже если б вы не попросили меня об этом, то я бы заставил вас это сделать. Вавилон мне не соперник. Я сотру его в любое время. Что мне Набонит. Он жалок. Знали бы вы, что я не готовлюсь к войне с ним, а играю с этим ничтожеством, как кот играет с мышью. Я не просто отпущу вас в свой Израиль, я вас туда выгоню. При том, не только вас, но и финикийцев следом за вами, ибо вы станете той землёй, на которую я обопрусь ногой, для прыжка в Египет. Израиль, Финикия, Сирия, Лидия, греческие города на море — всё это будущая сила моего продвижения на заход солнца».

Девтероисая всё говорил и говорил, упиваясь собственным голосом и теми, сознательно исковерканными словами, имитируя речь своего еврейского бога, а Куруш придавшись собственным мыслям и вовсе перестал его слушать, переключившись на себя.

Кроме Египетского пути распространения своего влияния, был ещё путь на восток, в Индию, который тоже сулил не малые богатства и перспективы величия, но поход через горы, был, пока, совсем не подготовлен и как реальная перспектива ближайшего будущего, даже не рассматривался.

Так, думая и размышляя, он как всегда бывало всякий раз, вновь поймал себя на мысли, что опять думает о Райс. Вернее, о степной орде, что, как кость в горле застряла или заноза в заднице.

Степь, с его возвеличиванием, резко снизила свой потенциал, за счёт того, что из её рядов пошёл массовый отток воинов, в ряды его армий. У Куруша и победоносность была гарантирована, и добыча с меча ощутимей. Но степь оставалась, до сих пор, силой, с которой, даже Куруш, со всеми своими армиями, не мог не считаться, и эта несговорчивая сила, неизменно находилась у него в тылу, нервируя и заставляя постоянно оглядываться, Великого Завоевателя.

Он давно бы свернул Набониду шею, если б не орда. Та, как нарочно стояла разбросанная в своих степях, не собираясь в очередной поход, тоже чего-то ожидая. По тем отрывочным данным, что удалось получить тайной службе визиря Атиага, орда готовилась к походу на запад к северным холодным морям, но точно этого, пока, никто не знал.

Куруш оттягивал поход на Вавилон не из-за своей неготовности к нему, а из-за готовности степной орды, в любой момент налететь на его владения, воспользовавшись отсутствием хозяина дома и очень занятого избиением соседа на другой стороне, от грабителей, которые успеют весь дом вынести, пока, его армии, оторвавшись от войны, успеют вернуться для оказания отпора супостатам.

За последние годы, что он только не придумывал, что он только не пробовал относительно этой, казалось бы, пока нейтральной силы. Он с завидной регулярностью посылал дары с караванами и царице Райс, и царю Агару, но всё, что удалось — это установить с ними некий нейтралитет.

За всё это время, степь ни разу не покушалась на его владения, но и категорически отказывалась от совместного с ним участия в походах, какие бы Куруш условия им не предлагал. Это не укладывалось у него в голове, а значит было непонятным и таинственно напряжённым.

Он, как ему казалось, с немыслимой щедростью сделал Райс предложение стать его женой, отдавая власть над всем его миром ей в руки, надеясь, хоть таким путём прибрать орду под свою руку, понимая, что царица степей с кучкой своих дев воительниц, будет не в состоянии наложить свою руку на его империю, а если попытается, то просто размажется тонким слоем и станет уязвима, а то и вовсе беспомощна, перед его военным и административным аппаратом.

Она отказалась, толи понимая его замысел, толи, по каким-то своим меркантильным соображениям. По каким? Никакой информации, о её намерениях, у него не имелось и это Великого Куруша бесило.

Сейчас, выслушивая очередных «восхвалителей» себя любимого, он воспринимал все эти делегации, как нечто второстепенное. Куруш ждал Тиграна. Именно тот, должен был привести самые важные вести для него — достоверные планы орды, от которых зависело дальнейшее планирование собственного похода.

После того, как Девтероисая закончил свои елейные речи, Куруш вышел из раздумий и между иудеями и им, произошёл ничего незначащий, светский разговор, который благостно повлиял на гостей, ибо им было обещано главное, что они и хотели услышать. На том и расстались.

С делегацией жрецов, Куруш встретился уже ночью, притом, не их к нему привели, а он сам к ним явился в дом Атиага. Там беседа была, в принципе, тоже предсказуема, только для Куруша, стало неожиданностью поведение Набонида, о котором поведали жрецы. По их словам, царь от страха, вообще, разум потерял, если на такое решился.

Оказывается, Набонид, в ожидании неотвратимого нападения Куруша на собственную страну, сделал, просто, глупый и по-детски недальновидный поступок. По его указанию, почти из всех городов его страны, были изъяты божества-обереги и свезены в Вавилон. По наивности своей, Набонид посчитал, что это послужит дополнительной защитой для него и его столицы.

Куруш же понял, что теперь, абсолютно все города, а не только Сипар, предадут своего царя, на его милость, как победителя. Набонид не просто таким образом оставил отдельные города своей страны без магической защиты, но и на прямую оскорбил их правителей, жрецов и жителей. Вряд ли, после этого, они будут защищать его и сами защищаться.

Выслушивая вавилонских старцев и раздумывая, он неожиданно пришёл к выводу, что вынужденная затяжка, с началом похода, вызванная отсутствием вестей со степного тыла, оказалась очень выгодной паузой, которая ввергла его будущего врага в нервозное отупение.

Страх быть поверженным, растянутый во времени, превратил противника из воина, в слизистую тряпку. И каждодневное ожидание собственной кончины, даже, если бы Куруш, так и не решится начать против него поход, в конечном итоге, добило бы Набонида. Он проиграет своему страху: сойдёт с ума или помрёт от переживаний.

Уже отходя ко сну, Куруш вновь вспомнил о сумасбродной и спесивой царице степей. Некоторое время назад, получив её отказ взять в дар, безвозмездно, выстроенный для неё город на краю степи, в надежде, что та обустроится в нём и в конце концов, станет принимать цивилизованный образ правления и станет более сговорчивой, начиная играть по правилам власти, какие были приняты во всём мире, он написал в ответ гневное письмо, о чём, вдруг, неожиданно пожалел. Её отказ настолько взбесил Великого царя, что он в порыве ярости, угрожал ей, притом с той стороны, с которой она явно не ожидала.

Он сожалел о вспышке гнева, о том, что выложил перед ней планы по её приручению, но убедив себя, что, если всё получится так, как задумано, она никуда не денется, Куруш повернулся на бок и тут же уснул.

Глава тридцать первая. Она. Высший круг

Райс сидела в своём личном шатре, забравшись на заваленный мехами лежак с ногами, при том, в обуви, в своём полном золотом облачении, даже в золотой, остроконечной шапке, хотя в шатре было, достаточно, тепло. Сидела и внимательно читала пергамент, раскатав его перед собой на вытянутых руках. В ногах, на полу, облокотившись на тот же лежак, пристроился, беззаботно витая где-то в облаках, Шахран.

Царица читала медленно. Судя по движению глаз, то и дело возвращаясь к уже прочитанному и перечитывая, тот или иной кусок, заново. На лице у неё не отражалось ничего. Совершенная маска спокойствия и без эмоциональности, но вот тело, то и дело дёргалось, будто сидело на иголках или всё чесалось. Зрелище было занятное.

Из-за тяжёлой занавеси, представляющей из себя, что-то подобное входной двери, послышался звучный голос старшей охраны: «Матёрая Золотые Груди!» и после подобного объявления, в открывшемся проёме, появилась Золотце.

— Здрав будь Матерь, здрав будь Шахран, — поздоровалась на половину вошедшая дева, мило улыбаясь.

Задержавшись взглядом на Шахране, по поводу которого, в общем то и расцвела на её лице улыбка, она осталась стоять во входном проёме, даже отодвинутую занавесь из рук не выпустила, ожидая разрешения войти.

Царица оторвалась от чтения, продолжая удерживать пергамент вытянутым, лишь отклонив его в сторону, для того, чтобы выглянуть из-за него, улыбнуться вошедшей и ответить:

— Здравствуй Золотце, проходи, устраивайся где-нибудь, мы быстро.

С этими словами она вновь продолжила чтение, но как выяснилось, дело быстрым не оказалось.

Золотце прошла, всё так же улыбаясь Шахрану, который, похоже, от безделья, уже не знал, бедный, чем заняться и от того, с неподдельной радостью встретил молодую Матёрую, указывая, похлопыванием ладони по полу, чтоб та, непременно, устраивалась рядом с ним, на что дева показала ему кончик языка, обошла с другой стороны и со всего маха плюхнулась на лежак поперёк, так, что её руки оказались на блестевшей в свете факелов голове Шахрана, звонко шлёпнув ладонью по его лысине.

— Золотце, — укоризненно проговорила царица, отрываясь от чтения.

— Прости, мама. Соскучилась, — проговорила рыжая хулиганка скороговоркой и тут же обеими руками принялась наглаживать лысый череп, вечного банщика и друга их семьи.

Царица продолжила чтение, Шахран замлел под ласковыми руками царской дочери, а последняя задумчиво и внимательно, что-то разглядывала на бритой голове евнуха, будто выискивая на ней непонятно что, нежно щекоча пальцами, при этом по-детски, наивно улыбаясь, открыв рот.

Эта сцена продолжалась довольно долго, пока Райс, наконец, не зашуршала свитком, сворачивая его в трубочку. Шахран с Золотцем встрепенулись и разом обернулись к царице, а та продолжая сохранять на лице маску отрешённости, скрутила пергамент и протянула его Шахрану.

— На. Прочти и подумай. Мне интересно будет знать, что ты думаешь, по этому поводу, — проговорила она тихо и при этом, почти незаметным жестом, отправляя, последнего, из своих покоев.

Тот взял свиток и кряхтя поднявшись, вышел, оставив мать и дочь наедине.

— Что-то случилось? — спросила Золотце, поворачиваясь на бок, лицом к царице и глазами указывая в сторону вышедшего банщика.

— Да, это так, — отмахнулась царица, — я вызвала тебя по другому поводу.

Золотце промолчала, ожидая продолжения.

— Высшие Валовы колдуны со всего света явились в наш Терем. Аж, одиннадцать штук. Друидов с пяток с собой притащили, тоже не из последних в своём деле. Требует! Ты только представь себе, не просят, а требуют созыва Высшего круга. Что задумали и с чем явились, не говорят, но Матёрые Терема передали, что уж больно нарядные и торжественные. Чувствую, что-то от нас хотят такое, что нам не понравится. Так что, не пристраивайся тут отдыхать. Собирайся. Со мной поедешь. С колдунами мужицкими, общаться будем.

— А я-то тут при чём? — вскинулась Золотце, поднимаясь с лежака на ноги, — я ж дева боевая, а не колдовская. Перебить ихвсех — это пожалуйста, а вот лясы с ними точить — это не по мне.

— Вот, как представительница боевого крыла и поедешь, и лясы поточишь, коли потребуется, — тон царицы стал жёстче, но она тут же обмякла и добавила, — да и бабушка по тебе соскучилась. Просит привести…

— Ну, мама, — взмолилась боевая Матёрая, не дав той договорить до конца, — она опять меня тискать будет и откармливать, как на убой.

— Ничего с тобой не случится. Потерпишь, а старость уважать надо. У самой года, не за горами.

Золотце ничего не ответила, но при этом надула губки и отвернулась.

— Не выпендривайся мне тут, — проговорила наставительно Райс, тоже слезая с лежака на пол, — там, похоже что-то серьёзное намечается. Не до бабушкиных тисканий будет.

Золотце опустила голову, тяжело вздохнула, как бы говоря, что не хочу, но повинуюсь и угрюмо пробурчала:

— Сколько кос с собой брать и с каким оружием?

— Нисколько, — ответила царица задумчиво, явно соображая о чём-то другом, — только подручных своих в дорогу и всё.

Тем не менее, по утру из царской ставки, в направлении Терема Вала, выдвинулся довольно внушительный отряд. Возглавила его, естественно Матерь клана с тройкой прислуги и Шахраном в довесок, Золотце с парой боевых дев, старая Русава, а куда же без неё и ещё с десяток «меченных», что при Райс в ближницах состояли, которые тоже без подручных в дорогу не пускались, ну, и боевой девичий отряд в пять троек, личной охраны царицы, скорее для пышности выездной церемонии, чем для охраны.

Путь был нудный, медленный и от того утомительный. До Терема добрались, только на пятый день. Как только прошли последний лесной коридор и вышли на поле, на краю которого стоял Чудо-Терем, кавалькада остановилась, как вкопанная, от представшей перед ними невидали.

Вдоль высокого забора, на берегу заросшей речки, вырос целый шатровый город. Меж малыми и большими шатрами дымили костры и шныряли, туда-сюда, девки в белых одеяниях. Райс сначала опешила, от непонимания увиденного, но, когда подъехала ближе, сообразила, что это теремные девченята, похоже, в полном составе, выселенные из своих светёлок за стены терема.

— Этого ещё не хватало, — пробурчала себе под нос царица и по виду, который она приняла, ей это очень не понравилось, резко став хмурой и злой.

Ворота были заперты, но как только первые копыта зацокали по деревянному настилу мостика, через речку, дубовые створки медленно стали растворяться и к ним навстречу, вышли все три хранительницы святого места. Двое хмурые, мрачнее тучи, одна лишь Лиса улыбалась, выходя вперёд всех, а заметив Золотце, даже ещё и прослезилась, умиляясь виду внучки.

Первой, как и положено, заговорила царица, только успев спрыгнуть с коня, притом вопрос её прозвучал раздражённо настолько, что если бы ей, не успели ответить, она бы, тут же начала принимать самые решительные меры, для наведения порядка:

— Что тут творится, мама?

— Спокойно, Райс, спокойно, — остудила её Лиса, — просто гости попросили избавить переговоры от лишних ушей. Они очень обеспокоены, что вести, с которыми они хотят с нами поделиться, могут быть услышаны посторонними и, коли кто узнает об этом, тот кто знать не должен, как они говорят, произойдёт непоправимая беда.

Царица осеклась и несколько остыла, потому что задумалась.

— Интересно, что они могут знать такого, чего не знаем мы?

На это, Матёрая Терема, лишь пожала плечами.

— Ладно, — подытожила встречу Райс, — пойдём послушаем этих детей переростков.

И оставив подручных с прислугой за воротами, «меченные» во главе с царицей, двинулись внутрь Терема.

Седые, в белом одеянии старцы, с головы до кончиков пальцев, истыканных татуировками и изрезанные ритуальными шрамами, увешанные амулетами и побрякушками, с длинными и причудливыми посохами в руках, все как один, расположились на краю Священной рощи за Теремом, у Валового насыпного холма, с большими камнями у подножья и искусственным прудом. Туда и направилась «меченная» делегация.

Старцы почтительно встали полукругом, приветствуя Матерь клана. Поклонились. Райс, небрежно мотнув головой в ответ, вскарабкалась на холм и усевшись на голую землю его вершины, оглядела присутствующих, стараясь угадать, кто тут у них самый старший и с кого начинать. Справа от неё с громоздилась Золотце, слева Калли, которая в момент появления нежданных гостей, прибывала в Тереме, в своих апартаментах.

Угадывать не пришлось. Один из колдунов, притом не самый старый по виду, выступил вперёд, замысловато и нарочито подхалимным голоском приветствовал царицу, обозвав её при этом кучей ненужных титулов и эпитетов и как искусный говорун, столь же витиевато и елейно, без запинки, до умиления, начал представлять каждого, естественно начиная по старшинству. Старцы, кого представляли, кивали, словно делая одолжение и как показалось Райс, даже надувались от своей важности.

После того, как говорун закончил ознакомление с делегацией самим собой, Райс тихонько обратилась к Русаве и попросила представить их, что та с удовольствием проделала, не менее витиевато и заковыристо. На этом предварительные расшаркивания закончились и Райс без обиняков, стразу приступила к делу, обращаясь непосредственно к самому старшему, которого представили первым и которого звали Абунай. Он являлся единственным, чью кличку, царственная рыжая позволила себе запомнить:

— Давайте, отцы, стразу к делу и, по существу. Притворяться, что мы вам рады, я не буду, поэтому, если вы изначально меня не заинтересуете, разговор у нас будет короткий. Пока, вы, своим представлением, меня не впечатлили.

Старцы неодобрительно зашевелились, заёрзали, переглядываясь, но откровенное оскорбление проглотили, хотя было видно, что внутри они закипели от такой наглости. А промолчали и не кинулись в драку, благодаря исключительно своему возрасту и жизненному опыту.

Они не ожидали такого холодного приёма, если не сказать большего, ибо ценили себя гораздо выше, чем оценила их хозяйка. Колдуны, явно привыкли к другому к себе обращению, замешанному на страхе, почтении и раболепии перед ними. В Матери же клана «меченных», они видели лишь одну из себе подобных, притом, даже не настолько равную, как последний из них. Молода больно. К тому же баба, да ещё и без посоха, что указывало на отсутствие у неё ведьменных сил.

Наконец, старший, на которого продолжала в упор смотреть Райс, вышел вперёд, оправил пояс, переставил посох в удобное положение и недобро, высокомерно заговорил:

— Матерь. Здесь собрались старейшины со всех уголков нашей необъятной земли. Представители древних родов и народов, обличённые жизненным опытом и колдовской властью над людьми и нежитью. Я понимаю, что ты молода и горяча, но это не даёт тебе право с нами не считаться.

Он замолчал, скривив на старческом лице подобие улыбки. Вид его был настолько снисходительный к этой «девочке», что это задело Райс за живое, хоть она и успела проговорить про себя три волшебных слова, которые её всегда выручали и успокаивали в подобных ситуациях.

Она встала, одновременно давая знак остальным оставаться на месте, медленно спустилась с насыпного холма, подошла вплотную к старцу и демонстративно закатав перед ним широкие рукава своей золотой накидки, оголяя руки по локти и складывая их на груди, поднялась в воздух, став на пол корпуса выше всех. Зависнув в воздухе, она протянула в их сторону руки, давая, как следует себя рассмотреть.

Реакция старого колдуна была вполне предсказуема. Его маленькие, блёклые, а может быть и подслеповатые глазки, округлились. Бородатое лицо резко вытянулось. Руки обхватили посох и прижали его к груди, стараясь спрятать хозяина за тонкой деревяшкой. Ко всему, он, не то отшатнулся, не то просто, отступил на шаг и замер, парализовано уставившись на её колдовские узоры.

Рядом стоящие деды, тоже встрепенулись и отступили от Райс, в глазах которой засверкали чёрные молнии. Она уже породила в себе «дрожь земли» и теперь, катала её по телу вверх-низ, нагоняя необъяснимый ужас, на чувствительных к этому явлению колдунов. Демонстрация силы произвела должное действие и старцы, в разнобой попадали перед ней на колени.

— Я ничего не буду говорить, ни по поводу моего права, ни возраста. Будем считать, что мы познакомились, померились членами, у кого больше и теперь можно спокойно поговорить.

С этими словами, она опустилась на траву, присаживаясь прямо там, где висела над землёй, скрестив ноги, положив руки на колени и пристально уставившись на старшего старца, как бы всем видом говоря: «Я готова слушать».

Абунай помешкал, какое-то время, затем, тоже приняв сидячую позу из коленопреклонённой, вытягивая перед собой ноги, на которые, поперёк уложил свой посох и сделав вид, что полностью пришёл в себя, уже спокойно и даже, как-то, по-свойски, по крайне мере, уже без гонора, заговорил:

— Пусть говорит Касиус, он у нас самый языкастый.

Касиусом, оказался тот самый говорун, что лебезил изначально и в отличии от всех остальных, кто, натужно кряхтя устраивался на траве, он встал, оправился и после некоторой паузы, заговорил:

— Матерь, — начал он неуверенно, вновь замолчав, видимо подбирая нужные слова и интонацию в данном случае, — много поколений наших предков и мы, в силу своих скромных возможностей, сеем по миру семена истиной веры. В самых далёких землях, докуда нам удалось дотянуться, взращены ростки Святой Троицы: Вала Великого, Матери нашей Земли и Святой Воды. Каждый из нас, в той или иной мере, причастен к этому великому делу, даруя истинную веру тем, кто по неразумению своему, покланяется неправильным богам.

Здесь он сделал паузу, на этот раз искусственную и приняв горделивое выражение на лице, театрально медленно, осмотрел присутствующих, давая возможность всем осознать свою причастность к столь великому свершению. Наконец, закончив демонстративный осмотр, он продолжил:

— Каждое семя, посаженное в чужеродных землях, дало свой росток, но…

Очередная театральная пауза прервала его речь, только на этот раз, он всю её потратил на пристальное рассматривание царицы и после короткого молчания, закончил:

— Но в чужой земле, вместо Священного древа нашей веры, со временем, вырастает корявый сорняк, который из поколения в поколение, всё больше становится уродливей, теряя всякую связь с истиной верой предков.

Он опять замолчал, потупился в землю, как бы раздумывая о чём-то и сделав несколько шагов в сторону насыпного холма, остановился. Развернулся и продолжил:

— Нас не устраивает такое положение дел. Совет старейшин, посовещавшись, пришёл к выводу, что это непотребство, возникает от того, что нет единства, ни среди нас, не среди дальних обителей Троицы в чужеродных землях. Отсутствуют связи, живое и непосредственное общение наших братьев и сестёр между собой. Нет единого и обязательного для всех подхода к служению Троице.

— Это ваши проблемы, — прервала его Райс, смотря в одну точку одеяния, сидевшего напротив колдуна, внимательно выслушивая говоруна и стараясь определить линию его мыслей заранее, — в отличии от вас, сёстры уже давно объединились и ликвидировав все терема, оставили только один, под сенью которого, живёт единый сестринский клан, подчинённый одной голове. Мне.

С этими словами она оторвала взгляд от белого одеяния старика и печально обвела глазами всех перед ней сидящих.

— Кто вам не даёт сделать тоже самое? Объединяйтесь. Только у меня один вопрос. Очень важный вопрос. Сможете ли вы сказать, кто стал первым, призвавшим к этому? У кого столь светлая голова, не обделённая умом?

Райс всем своим видом и интонацией, постаралась произнести данную речь серьёзно, и чтобы тот, к кому она обращалась, ни в коем случае не почувствовал подвоха в этих вопросах, и он не почувствовал.

— Это общее решение, — заговорил Касиус, удовлетворённо улыбаясь, — но не скрою, это трудное дело начал я, хотя, как представитель не столь древний и родовитый, на главенство, не претендую. Выборы Верховного главы, необходимо будет провести в соответствии с древними устоями и традициями нашей земли.

Райс обернулась в его сторону и посмотрев на напыщенного колдуна, с некой печалью и жалостью, обратилась к дочери:

— Золотце, будь добра, принеси то письмо, что я дала Шахрану на изучение.

Боевая Матёрая молча кивнув, удалилась, а Райс, не спеша поднявшись на ноги, подошла вплотную к говоруну.

— И как вы хотите объединить, чужестранные обители Вала? Они сегодня настолько разобщены и самостоятельны, что в некоторых, уже с трудом узнаётся первичность. Даже имя Великого бога исковеркали, кто во что горазд. У одних Ваал, у других Баал, у третьих Бел, у четвёртых, вообще, язык сломаешь. Как вы намерены исправить всё это и привести к единству? Какими силами?

— Есть такие силы, Матерь и ты с ними знакома. Руку помощи нам, протягивает Великий Куруш, царь царей, что установил господство уже на пол мира и под чьей дланью, сейчас, находится большое количество наших чужестранных обителей и храмов. Он не только велик в делах своих, но и велик в своём великодушии, предлагая без всяких, предварительных договорённостей, помощь в объединении нашего культа и передачи всех святых мест Вала, под нашу власть.

Он ещё был готов восхвалять благодетеля долго, но его прервала Райс:

— И что он за это потребовал?

— Ничего, — удивился говорун вопросу, сделав вид, что другого варианта, в принципе не может быть.

— Ой, ли?

— Абсолютно ничего, Матерь. Он, на протяжении всего своего пути восхождения, постоянно выказывает нам свою милость и благосклонность. Своими словами и делами, всякий раз доказывает, что не враг нам и всем сердцем желает с нами дружбы и сотрудничества. Есть надежда, что нам удастся склонить этого великого человека в лоно нашей веры, — закончил он, загадочно улыбаясь, как будто говорун, что-то знал об этом такое, что давало ему полное право говорить утвердительно.

Царица сделала вид, что задумалась и заложив руки за спину, принялась медленно ходить вдоль сидящих старцев. На самом деле она просто ждала Золотце, которая уже показалась вдалеке рощи.

— Хорошо ли ты знаешь Асаргада, Касиус? — спросила она, когда боевая Матёрая уже была на подходе.

— Я не знаю, кто такой Асаргад, Матерь…

— Ну, так я тебя просвещу, — прервала его Райс, не дав закончить, — Асаргад — это настоящее имя того, кого ты называешь Великий Куруш. И знакома я с ним, очень давно. Лично. Ещё с тех времён, когда его голожопого, гоняла по бане, с его дружками. Кстати, здесь не далеко, — оживилась она, указывая в сторону, — в одном из рубежных теремов. Всего-то, в дневном переходе отсюда. Он прошёл хорошую ордынскую школу в наших степях и знает о нас не понаслышке.

Подошла Золотце и протянула царице пергамент. Райс поблагодарила и продолжила с ноткой ностальгии:

— Мне тогда было, наверное, столько же, сколько сегодня моей дочери, — она задумалась, вспоминая и поправилась, — нет. Я тогда, даже была ещё моложе. Кстати, мой покойный муж и отец этой девы, — она указала на пристраивающуюся на склоне дочь, — был его лучшим другом. Мало того, — тут она перестала улыбаться и злобно уставилась в глаза стоящего перед ней колдуна, — это я, вернее, мои люди, сделали из него Куруша. Поэтому, не надо мне про него рассказывать. Я знаю о нём, гораздо больше.

Тут она развернула свиток с конца, пробежала глазами, свернув его до нужного в тексте места и протянув в таком виде Касиусу, сказала:

— Это последнее от него письмо. Правда в нём много личного, но я разрешаю прочитать концовку. Она очень любопытна. Я надеюсь, ты по-персидски читаешь?

Касиус, подавленный таким поворотом событий, неуверенно опёр свой посох на плечо и аккуратно взял свиток из рук Райс.

— Вот с этого места, — указала царица, тыкая пальцем в свиток, — только в слух, чтоб все слышали, а я прослежу за правильностью перевода.

Касиус начал читать и одновременно переводить.

— Я построил и подарил тебе прекрасный город на берегах Яксарта, выстроенный только для тебя. Я надеялся, что, поселившись в нём, мы станем ближе, но ты, вновь отвергла мои дары и твой отказ, нанёс очередную рану, на моём сердце. Ты, единственная правительница и женщина, которая смеет мне отказывать в этом мире безнаказанно и это меня возбуждает. Мы равны с тобой в том, что над нами никто не властен, кроме богов. Мне не остаётся больше ничего, как подчинить твоих богов моему и с помощью их власти, привести тебя в мой чертог. Тахм-Райс, любимая, ты всё равно будешь моей, клянусь Ахурамаздой…

— Ну, всё хватит, — проговорила Райс, отбирая свиток у ошарашенного чтица, — этого, думаю, достаточно.

Наступило могильное молчание. Даже птиц, разогнанных Райс, когда она игралась с «дрожью земли», не было слышно. Только еле слышный шелест листвы.

— Асаргад, или Куруш, как вам сподручней, никогда и ничего не будет делать просто так. Он слишком умён для этого, — заговорила Райс печально, сворачивая свиток и вновь принимаясь ходить перед старцами, — он отмеченный, или как он сам говорит, помазанный своим богом Ахурамаздой и от его длани, он никогда не откажется. Его сила, в его боге. Для нашей же веры, каким бы соловьём он не заливался, он самый страшный и опасный враг. Он не пойдёт на нас войной, он не будет захватывать наши степи. Ему это не надо. Он, просто, мытьём или катаньем, постарается прибрать нас всех к своим рукам. Во-первых, ему нужна наша сила. И не в качестве малоуправляемого союзника, а подручного и полностью подвластного раба. Его цель проста: поставить Троицу под власть Ахурамазды и его мидийских магов, а степные орды, под собственную власть. Став моим мужем, чего он упорно добивается уже больше десятка лет, он, само собой, станет царём орды и поведёт наши народы гибнуть туда, куда соизволит: Вавилон, Египет, там видно будет. Во-вторых, м в главных, мы сила, с которой Асаргаду приходится считаться, потому что мы, по сути, находимся у него в тылу и от того, для него, как кол в заднице. Он боится. Очень боится, что, отправившись завоёвывать Вавилон или Египет, наши орды нападут и ограбят то, что он уже награбил. Ему очень нужна управляемая орда или лучше, чтоб она вовсе исчезла, как таковая, а для этого, ему нужна я, как самый простой и, пожалуй, единственный для него выход из сложившейся ситуации, а так как он нащупал лишь один рычаг воздействия на меня — Троицу, то приложит максимум усилий, чтобы повлиять и оказать давление, именно на вас и вашими авторитетными голосами, заставить меня сделать то, что приведёт нашу веру к краху.

Царица замолчала, вновь остановившись перед старшим из старцев. Сидевшие перед ней колдуны, все как один, опустили глаза и по их напряжённым лицам читалось глубокое раздумье. Райс не спешила прерывать этот процесс, давая им возможность осознать услышанное.

Неожиданно, поднялись все пять друидов, что сидели единой кучкой и один из них, видимо старший, заговорил:

— Мы изначально были против идеи колдунов, но примкнули к ним, чтобы воочию лицезреть тебя, Матерь и послушать тебя. Увиденное и услышанное — успокоило нас. Теперь мы не сомневаемся в том, что предсказанное о тебе, сбудется. Мы верим в тебя, Матерь и поможем, чем сможем. Можешь рассчитывать на нас.

С этими словами они все пятеро синхронно поклонились в пояс. Райс встала и поклонилась им в ответ. Обернулась на Матёрую Терема по кличке Любовь, которая при святом месте, в некотором роде, была теперь друидкой, и которая заботилась и вела пригляд за Священной рощей. Та, заметив взгляд, тоже поднялась с земли, поняв, что дальнейшее налаживание мостов с этой группой, теперь предстоит ей.

— Идея объединения наших усилий, не противна мне, — ответствовала Матерь обращаясь ко всем старцам, — наоборот, я считаю это благом. Вот только о чужеземных обителях, думаю, нам, пока, стоит забыть.

Поднялись все колдуны. Поднялись и «меченные». К Райс подошла теремная вековуха Любовь и одной фразой закончила эти короткие переговоры:

— Давайте пройдём к столу, гости дорогие, — предложила она, добродушно улыбаясь, — там и продолжим…

Глава тридцать вторая. Они. Встреча

Первый день пути, по направлению к ближайшему касакскому стойбищу, Кайсай и Кулик ехали шагом, не разу не слезая с коней. Даже когда отпускали их травку пощипать и сами перекусывали.

Естественно, ехали вместе, хотя с самого начала произошёл небольшой конфуз. Выехав из леса к развилке и бурно веселясь, вспоминая последние события, не смотря друг на друга и продолжая вести оживлённый диалог, плавно разъехались в разные стороны, не обращая внимание на то, что каждый правил по своей дороге.

Кайсай поехал вдоль леса направо, а Кулик, никуда не сворачивая, прямо. Только пройдя несколько шагов и неожиданно поняв, что собеседник, куда-то удаляется, оба встали и обернулись друг на друга.

— Ты куда, Кайсай? — первым выразил недоумение Кулик.

— Туда, — как-то, неопределённо ответил воин, махая рукой вдоль леса.

— Так, ближайшее стойбище там, — также махнул рукой в сторону поля Кулик и на его лице вспыхнула тревога.

— А кто сказал, что мне нужно в ближайшее? — непонимающе поинтересовался рыжий, — я еду далеко. Мне нужно на Дикое Поле.

Белобрысый, вдруг, поник и опустив голову, пробурчал себе под нос:

— А мне надо в орду, в которой отец ходил. Я ему обещал заменить его, коли что.

Наступило тягостное молчание. Оба стояли. Кулик, с явным сожалением, что приходится расставаться, а Кайсай, о чём-то напряжённо думая. Наконец, рыжий воин, видно решившись, махнул рукой и развернул своего Васа.

— А! — выкрикнул он весело, — какая разница, как туда добираться. Я, в общем то, никому ничего не должен, кроме тебя и раз, тебе, надо память отца уважить, я не против составить тебе компанию. Всё равно, через две, три седмицы, все соберутся на Диком Поле в общий поход.

— А ты почём знаешь? — сразу оживился и повеселел Кулик.

— Дед сказывал, — ответил Кайсай, подъезжая к попутчику и пристраиваясь рядом, — ещё в прошлом году, к нам заезжал его старый приятель, какой-то, с вестями. Дня три они с дедом пьянствовали, да, о былом вспоминали. Опосля, как уехал, он меня и начал готовить к отъезду. Именно к этому походу.

Так и поехали дальше вместе, вот только в стойбище, куда приятели неторопливо спешили, их никто не ждал. Добравшись до места, новобранцы нашли лишь огромную помойку, вместо обжитого куска степи. Касаки ушли, притом ушли несколько дней назад. Следы остыли.

Кулик, было задумал опечалиться, опоздав к сбору, но Кайсай хлопнув его по плечу, внушил надежду, что ничего страшного не произошло, мол, догонят, и вообще-то, по-хорошему, надо было сразу с ним от леса поворачивать, ибо всё равно по его получается и со словами: «Не ссы, белобрысый, до похода ещё далеко, сорок раз, туда-обратно, сбегать успеем», спокойно и всё так же не спеша, отправился по широкому следу, оставленному ушедшей ордой.

На второй день пути, доехав до какой-то реки, они вновь наткнулись на большую помойку, на самом берегу. Стало понятно, что походная орда здесь станом стояла, перед переправой. Встали и они, расседлав коней и пустив их пастись в сторону, от вытоптанной степи. Сами же, раздевшись, полезли в холодную реку, пыль дорожную смыть.

Зайдя по самые…, ну, в общем, по все ноги в реку и шумно плескаясь, издавая при этом громкие возгласы, рычание и фырканье, они не сразу увидели и тем более услышали, приближающихся со спины всадников, а когда топот копыт стало трудно игнорировать, те были совсем близко.

Стрелой вылетев из воды, оба молодца, только и успели, что штаны натянуть и то, завязывали их уже, когда незваные гости, подскакали к ним, почти в плотную. А разглядев всадников, оба остолбенели, держа руки на завязках штанов и от этого выглядели, как два суслика на стороже.

И было от чего встать в стойку. Это оказались три всадницы. Молодые, обворожительно красивые и смертельно опасные поляницы, как их называли в здешних краях. Примерно одного с молодцами возраста, хотя две по бокам, скорее всего, чуть по старше.

Все три, были одеты, один в один, как Кайсай, такие же короткие сапожки, такие же обтягивающие, тонкие штаны, остроконечные шапки, свисающие на спину, только у двоих, нательная кожаная бронь была усыпана золотыми бляшками, а у третьей, что ехала по средине, вся золотая и формой, бронь всей троицы, спереди, явно указывала на особенности половой принадлежности.

Та, что была по центру, с золотыми кудрями, выбивающимися из-под шапки, явно старшая в этой команде, была безоружна. Свободно свесив руки, она толи перебирала, что, в ладошках, толи, просто, разминала пальцы. Две по бокам, с плотно нахлобученными шапками, из-под которых их цвет волос виден не был, держали луки, со вставленными стрелами, но тетиву не натягивали и в купальщиков не метились.

Остановились, выстроившись в ряд, прижимая мужчин к реке и не говоря не слова, та и другая сторона противостояния, стала нагло разглядывать друг друга. Молодцы, столько наслышанные о легендарных девах-воинах и в первые в жизни столкнувшись с ними лицом к лицу — с любопытством, замешанном на страхе, а вот интерес дев, оставался загадкой.

Кайсай, закончив с завязками штанов, медленно, не делая резких движений, обул сапожки, в голенище которых были вставлены метательные ножи, но заблаговременно решив их не касаться, от греха подальше.

Когда он наклонился, обуваясь, то, конечно, заметил, что все три наездницы отреагировали на его наклон, быстро сделав пару шагов назад, а когда выпрямился, обувшись, то сразу развёл примиряюще руки в стороны, так как слева и справа, на него смотрели две стрелы, готовые в один миг вышибить ему оба глаза, вместе с жизнью. Старшая же, положив руки перед собой и наклонив голову набок, чему-то ехидно скалилась, как бы говоря, «попались, голубчики».

— Кто такие? — грозно, но при этом не переставая ехидно кривиться, спросила она, продолжая смотреть в упор, только на рыжего.

— Идём на Дикое Поле в орду, для похода наниматься, — ответил спокойно Кайсай, опуская руки и доставая из-за спины свою косу, которую тут же принялся отжимать от воды, делая все движения медленно, чтоб не спровоцировать выстрел, вместе с тем, показывая поляницам свои мирные намерения.

Дева воительница, увидев его пышную, толстенную, рыжую косу, и оценив незатейливую, привычную для девки, но не мужика, работу, улыбнулась естественней, обмякла личиком, да, и голосом. В глазах вспыхнуло любопытство.

— Чей будешь, красавчик?

— Так ничей, красавица. Сирота я. А коль к себе возьмёшь, так твой буду.

Гордая наездница проигнорировала шутку, как и не слышала.

— С каких краёв, я спрашиваю, сирота?

Кайсай обернулся на Кулика и по его виду, понял, что на все вопросы, отвечать придётся только ему, так как белобрысый, кажется со страха обмочился, хотя может быть, просто, штаны промокли от влажного тела, но по выражению его лица, точно обмочился.

Этих боевых девок всякий звал по-разному. Кто поляницами, из-за того, что ночёвки свои по полянам в лесах ставили, да, как волчья семья на днёвках, дважды на одном месте, никогда не ночевали. Девки местные, что пищат и грезят о них, как о мечте несбыточной — златовласками зовут, а вот мужики, все поголовно, зовут их, лишь нехорошими «обзывалками». Кто мужеубийцами, кто мужененавистницами, кто людоедками, кто сучьими волчицами, кто ещё как, но ни одного доброго слова. Всё только со страхом, да, с руганью. Нагнали эти «яйцерезки» жути на мужицкую породу, ни дать, ни взять.

На сколько знал Кайсай по сказам деда, сами они себя никак не звали, а кликали друг друга, просто, сёстрами. Судя по выражению лица Кулика, тот, вообще, все их названия забыл, лишь суть этих страшных «обзывалок» в башке перемешалась. Стоит, рот раскрыл, глазами хлопает. Даже штаны, так и не удосужился завязал, на весу держит. Посмотрел Кайсай на жалкого Кулика и понял, что придётся врать, ибо мало знал о том селении, из которого они ехали:

— В трёх днях пути отсюда, — начал отдуваться за обоих рыжий, — с речки Блошки мы. С поселения, где Гаруда большаком. Шли в ближайшую орду, да, запоздали, вот теперь нагоняем.

Старшая сделала задумчивое лицо, толи, вспоминая, толи, о чём-то о своём размышляя, и не спуская своих больших зелёных глазищ с Кайсая, сделала какое-то странное движение руками, с первого взгляда, абсолютно не уместное, но обе её сестрицы, как по команде, опустили луки.

— Давно здесь? — продолжила допрос золотая, перестав улыбаться и сделав на лице эталон надменности.

— Да, только что подъехали. Вот решили с дороги сполоснуться, да, брод поискать.

— Здесь нет брода, — резко и почему-то зло, ответила боевая дева.

Кайсай, продолжая изображать из себя «наивную простоту» оглянулся, как бы оценивая ширину реки и продолжил:

— Ну, значит вплавь пойдём. Хотя водичка прохладная.

С этими словами, посчитав, что вполне надёжно усыпил бдительность дев своей неопасностью, он в очередной раз, медленно нагнулся, выдернул из-под валявшейся на песке брони свой золотой пояс с оружием и одним неуловимым движением, застегнул его на себе, после чего, даже, с каким-то облегчением выдохнул.

Дева, на его наклон дёрнулась было вперёд, но сдержалась, лишь руки к груди подняла, как хомячок при стойке и насторожилась, а увидев пояс, изобразила на своём милом личике, неподдельное удивление. Как отреагировали остальные две, Кайсай не заметил, ибо вообще на них не обращал внимание, лишь фиксируя боковым зрением, их местоположение.

Старшая, тут же стекла с коня, на котором по их обыкновению седла не было и подошла вплотную к рыжему, по виду, ни сколько его не опасаясь. Внимательно рассматривая разукрашенный пояс, потянулась к нему рукой, желая потрогать, но приподнятая рука Кайсая, недвусмысленно предупредила, что делать этого не стоит.

— Откуда такая красота? — высокомерно поинтересовалась дева, стоящая почти вплотную к воину и задирая носик, хотя глаз с пояса, так и не отвела.

— Наследство.

— И не боишься по степи с таким богатым наследством разгуливать? — опять, чуть кривясь в надменной ухмылке, продолжила она, оторвав взгляд от рассматривания пояса и вызывающе уставившись своими глазищами в его, ни только ни капли не боясь, а даже запугивая своей бесстрашностью.

— А я в наследство не только эти блестяшки получил, — тихо проговорил рыжий воин, переходя в боевой режим и в любой момент, ожидая, от рядом стоящей девы, какой-нибудь пакости, — но и умение ими пользоваться.

— Ты, бердник? — скорчила недоверие на своём красивом личике дева и её немигающие, огромные глазища стали ещё больше, как будто пытаясь утопить в себе собеседника.

— О, красавица знает, что это за пояс?

— Ещё раз меня так назовёшь, и я тебе яйца отрежу, — спокойно и буднично предупредила она.

И Кайсай, от чего-то, сразу понял, что это не бахвальство, а конкретная угроза, но, как говорится, «язык мой, враг мой», не смог удержаться.

— Но, назвать тебя уродиной у меня язык…

Он не успел закончить фразу, как у неё в руке, непонятно откуда, блеснул нож и пользуясь тем, что красавица была ниже его почти на пол головы, дева ударила им в пах наглеца снизу, вернее попыталась, надеясь, что тот, просто этого движения не заметит, заворожённый её взглядом, но не тут-то было.

Мало того, что её рука, тут же была перехвачена в запястье, так ещё, дева неожиданно потеряла землю под ногами, крутанувшись в воздухе и в одно мгновение, оказалась сидящей на прибрежном песке, а её нож, уже крутился между пальцами оборзевшего мужлана, который играясь им, в одной руке, вторую, протягивал ей, для того, чтобы помочь подняться.

Она хмыкнула и рывком, без помощи рук, поднялась с песка самостоятельно. Он тут же протянул ей нож рукоятью вперёд и дева, таким же неуловимым движением, непонятно как, его заныкала. Просто, накрыла его рукой, и он исчез.

Настала очередь округлить глаза Кайсаю, не ожидая такой прыти от молодой воительницы, но опомнился он быстро и принялся по новой её провоцировать, почувствовав уверенность и превосходство:

— Так как же к тебе обращаться, дева, если при любом к тебе подходе, ты как оголодавшая, сразу кидаешься на мои яйца.

Начальница «мужерезок» в раз, сжалась, как комок мускулов, вытянув губки в узкие бескровные полоски, глазки сузила до прищура, а её сопровождающие, как по команде, хмыкнули сдавленным смешком. Она тут же, грозно сверкнула, гневным взглядом в их сторону, те разом притихли, отворачиваясь, но продолжая, при этом, чем-то давиться. Это отвлекло золотую деву, чем воспользовался рыжий.

— Меня зовут Кайсай, — не прекращая попыток познакомиться, продолжил наглец.

Тут, наконец, в себя пришёл его спутник.

— А меня кличут Кулик, — с ноткой застенчивости и с широченной душевной простотой, произнёс он, за спиной Кайсая, обращаясь видимо к двум оставшимся наездницам, так как те, тут же встрепенулись и развернулись в его сторону, умилённо улыбаясь.

Старшая продолжала стоять молча, но видно было, что начинала постепенно отходить. Представление Кулика и его, по-детски наивный голос, разрядил обстановку. Личико кровожадной стервы расправилось, тело расслабилось.

— Ладно, — наконец, выдала она, — забыли. Я, Матёрая, Золотые Груди.

С этими словами, дева надменно улыбнулась, как на показ, самым наглым образом прогибаясь в спине и выпячивая вперёд два золотых шара. Видно было, что делала она это не впервые и реакция Кайсая, её не удивила, а была предсказуемой.

У того отвисла челюсть и взгляд прилип к золотым выпуклостям брони. Золотая резко рванулась вперёд и сделав ошарашенному наглецу подсечку, не слабым ударом, швырнула его на мелководье, куда, тот с шумом и брызгами плюхнулся задом.

Все три девки залились весёлым, но, в общем то, не злобным смехом, что рыжий бердник воспринял, как добрый знак примирения. Кайсай был действительно растерян и изумлён, сидя пятой точкой в реке, так как, при всей его собранности и готовности к непредсказуемым действиям с её стороны, он, абсолютно не заметил её движения, настолько оно было быстрым, а самое обидное, он не смог прочесть её замысел заранее.

При всём своём мастерстве, как он про себя думал, он не понимал, как это у неё получилось и это непонимание, вызывало тревогу и сильно обескуражило воина, почему-то, в первую очередь решившего, что тут без колдовства не обошлось. А это уже, говорило о том, что перед ним, куда более серьёзней противник, чем он себе представлял.

От греха подальше, Кайсай никак не стал противодействовать и тем более продолжать с ней пикетировать, решив смиренно подчиниться, понимая, что командирше, негоже было оставаться в долгу и требовалось хоть так, но поддержать свой авторитет в глазах подчинённых. И сесть на песок, после её чувствительного удара, вполне приемлемая плата за это. Правда, не ожидал, что сядет в воду, но это мелочь. Высохнет. Но сидя попой в реке, и понимая, что нарываться, с этой девой, на неприятности не надо, всё же не удержался от язвительного слова:

— Золотые Груди, а как тебя по-простому то приласкать?

— Никак, — стервозно-резко рявкнула золотая, вновь состроив злобное личико, уже ожидая очередного оскорбления в свой адрес.

Наступила тягучая пауза в знакомстве. Никто не решался продолжить. Все замерли в застывших позах. Наконец, назвавшаяся Матёрой, развернулась и пошла к коню, но не стала залазить на своего скакуна, а наоборот принялась снимать с его спины накидку, скомандовав своим бестиям:

— Привал. Тоже надо сполоснуться.

Подойдя к вылезшему из реки с мокрыми штанами рыжему горе-берднику, Золотые Груди, встав перед ним, начала демонстративно медленно раздеваться, расшнуровывая завязки брони, загадочно улыбаясь, непонятно кому, так как, с недосягаемой высоты своего положения, в упор на берегу, кроме себя любимой, никого не видела.

Она даже смотрела не на него, а сквозь него. Кайсай, вновь зацепившись за её вызывающее поведение, ответил также демонстративно, только значительно быстрее. Он, не смотря на её, скинул сапожки, в которые благо воды не набралось, отстегнул пояс, положил его рядом и лихо снял штаны, оставшись перед ней, абсолютно голым.

Рыжий решил, что, раз уж намочил портки, то и не мешало бы их, вообще простирнуть. Развернулся к ней спиной, закинув косу за спину, прикрывая шрам и пошёл в реку, тем не менее понимая, что не желание ею любоваться и поворот к её божественной красоте задницей, будет оскорблением по больше, чем отбор ножа и усадка на песок.

Дева, вроде бы, никак не отреагировала на его выходку, но раздевшись и проходя мимо, зыркнула на него так, что Кайсай сразу всё понял. Она ему этого не простит, да, и судя по натуре, эта стерва, никогда и никому, не за что не простит. Она, просто, этого делать не умеет.

От вида грациозно заходящего в воду, обнажённого девичьего тела, Кайсай впал в ступор, но парализовала его не красота её божественной фигуры, а колдовские узоры на всём её теле! Она оказалась «меченной»! И эта зараза, ещё косу вперёд убрала, открывая спину и давая ему возможность, разглядеть себя в подробностях.

Сравнивая её рисунки с Апитиными, он пришёл к выводу, что, похоже, каждая «меченная», разрисована индивидуально, потому что, роспись Золотых Грудей, была не похожа на роспись еги-бабы.

Когда он пришёл в сознание, от оцепенения ужасом, первое, что заметил — лихорадочное биение собственного сердца, а второе — уплывающие штаны. Дева к тому моменту, зайдя в реку по грудь, развернулась, перебрасывая золотую косу на спину, вновь открывая к своему телу полный обзор и была очень довольна произведённым эффектом, как обожравшаяся свинья в луже. Только что не хрюкала.

Спустя некоторое время, пьяная и весёлая компания, состоящая из двух молодых мужчин и двух дев сопровождения высокопоставленной особы, уже, как ни в чём не бывало, сидела у костра, который наспех соорудил Кулик, проскакав вдоль берега, туда-сюда, и найдя всё же, где-то, целый и видно последний, в этих местах, куст, изничтожив его полностью и вполне мирно беседовали.

Только высокопоставленная «меченная» стерва, сидела одна на берегу, закутанная в конскую накидку и безучастно созерцала пейзаж реки. Пить спиртсодержащие напитки, она с ними не стала, но пила. Одна.

Когда, наконец, все разогрелись снаружи и изнутри, как следует, дружно стали готовиться к переправе и «мужерезки-людоедки», по команде своей начальницы, начали раздеваться.

Цвет их волос, действительно, был крайне необычен и очень походил на рыжее золото, притом этим цветом, они могли похвастать не только волосами на голове. Златовласки были на столько красивы и обворожительны, что Кайсай, пивший не много и лишь для вида и согрева, начал быстро пьянеть, смущённо и лихорадочно ощупывая их глазами, но увидев перед собой голую командиршу, в цветных узорах, в раз протрезвел.

Всё, что осталось на девах, лишь странный амулет из зелёного, очень красивого, а значит дорогого камня, что цеплялся за шею шнурком и висел, в аккурат, чуть выше ложбины, что между грудей.

Взгляд Кайсая, липко цепляясь за обнажённую начальницу «мужерезок», на некоторое время замер на этом амулете, но толком подумать о нём не смог. Потому что, как только, через колдовские узоры, он разглядел её остальное, идеальное тело, то, как назло, почувствовал в своих штанах оживший огрызок.

Возбудиться при поляницах, было смерти подобно! Это нарушало один из незыблемых законов орды — «не еть». Хотя они с Куликом, ещё кровью присягу орде не скрепляли и жизни бы за это, их не лишили, но позор то какой?!

И тут, как гром среди ясного неба, в его ушах раздался издевательский смех Апити, и он, совершенно отчётливо, увидел перед собой эту еги-бабу, с указывающим ему на штаны пальчиком. Оживший было орган, тут же сдулся и прикинулся дохлым. Видение исчезло.

— Благодарствую тебе, Апити, — проговорил Кайсай сам себе, растерянно улыбаясь и крепко призадумавшись, принялся раздеваться.

Золотые Груди, беспечно расхаживая по берегу и высокомерно раздавая свои, полубожественные повеления всем подряд, тем не менее, пристально косилась, одним глазком, за рыжим нахалом, и его резкая перемена в настроении, от неё не укрылась. Она подошла к нему, абсолютно голой, с видом, мол, просто, мимо проходила и язвительно поинтересовалась:

— Что, воин, в штанах жмёт?

Она, уничижительно окидывая Кайсая, желчно, полупьяно ухмыляясь и останавливаясь, прямо на против него, думая, что ставит молодца в неудобное положение своей наглой выходкой, всем видом требуя ответа.

— Да, нет, — пожал плечами молодой бердник, выходя из задумчивости и достойно отвечая зубоскалке, — он у меня такой, что никакие штаны не удержат, рвёт любые в клочья, — и с этими словами, быстро скинул сапоги и штаны, спокойно уложив их в кожаный мешок, для перевозки через реку, при этом, нагло уставившись на обнажённое тело высокородной «мужерезки», разглядывая её интимные детали с близкого расстояния.

Она стояла вплотную к огню и он, совершенно чётко мог разглядеть всё, в самых мельчайших подробностях. Глаза его замасленились, в горле возник ком, непонятно чего, который он с величайшим трудом проглотил.

Кайсай внимательно рассматривал матово-чёрный узор, первым бросившийся в глаза, затем полюбовался голубым, прямо точь-в-точь, как у Апити. Дольше всего задержался на розовой ажурной юбочке, отороченной золотым мехом «междуножья», такого же, как на голове.

Дева же, не видя его вожделенных глазёнок, тем не менее, тоже перестала улыбаться, внимательно рассматривая его причиндалы. Она была, абсолютно уверена, что перемена настроения воина, заключалась в том, что ему стало стыдно за возбуждение, но ошиблась и поэтому не понимала, почему он вдруг стал таким серьёзным и как показалось ей, даже трезвым.

А Кайсай, ведя взглядом по завихрениям её колдовского узора, неожиданно для себя, стал прокручивать в голове, события последних дней и чем дальше он углублялся в эти размышления, тем больше убеждался в том, что всё, что с ним произошло, было неслучайно и всё имеет, далеко идущие последствия. Он даже поглядел на небо, оторвавшись от завораживающего зрелища её тела, в надежде увидеть там того, чьей рукой он направляем и чей разум, наставляет его, на жизненном пути.

Кайсай изначально не боялся закона «не татить», так как никогда этим не грешил и не собирался. Проходить проверку на «вшивость» тоже не боялся. Натренированная наблюдательность и мгновенная реакция, не давала шанса провокаторам его обмануть или подставить.

Не боялся он закона «не блядить». Хоть язык и был у него без костей подвешен иотточен, на девках заречного поселения, за что с благодарностью, тут же вспомнил деда, но и придержать он его всегда мог с лёгкостью и вообще, шутки шутками, а когда начинались разговоры серьёзные, язык у него сам отнимался, и он становился тугодумом.

А вот последний закон, «не еть», он побаивался. Особенно испугался, как раз, за гостив у Апити. Когда ничего не мог сделать с этим треклятым органом-губителем, как не старался. И теперь, он с удивлением осознал, что судьба, не просто так провела его через эту «меченную» еги-бабу, а подарила ему, какую-то колдовскую защиту от соблазна.

Он был уверен, что даже, если сознательно его решат провоцировать на нарушение этого закона, как делала это сейчас боевая дева, пусть даже, просто, из баловства, а не со злым умыслом, то он, сможет противостоять, стоит ему, лишь вспомнить о лесной ведьме. Рыжий даже улыбнулся сам себе, по-доброму вспоминая эту голую развратницу, живущую с лешим и про себя, пожелал им счастья и благоденствия.

И эта золотоволосая «меченная», тоже возникла на его пути не просто так. Она, какой-то знак судьбы, и он голову готов был дать не отсечение, что с этой красавицей, их в будущем, что-то будет связывать и очень крепко.

Дева, заметив, что рыжий пристально и вполне со знанием дела рассматривает её колдовские узоры, надменно улыбнулась и столь же высокомерно спросила:

— Что пялишься? Невидаль узрел?

— Почему ж? — запросто ответил воин, — я с этой красотой прекрасно знаком. Только что, от такой «меченной» ведьмы с лечения иду.

— Что за ведьма? — тут же встрепенулась дева, в раз, посерьёзнев, — где ты здесь «меченную» видел?

Кайсай, не чувствуя никакого подвоха, даже несколько удивился.

— В лесу. Она в еги-бабах там сидит. Меня подранили слегка, она подлечила.

И с этими словами он обернулся, показывая ей спину, убирая при этом косу на грудь.

Тонкий пальчик скользнул по шраму и Кайсая, как «нервной плетью» протянули вдоль хребта. Он выгнулся весь, от мурашек, что пробежали табуном, при её прикосновении.

— Только плетью не надо, — простонал он вдруг жалобно, отстраняясь от её рук.

Красавица резко убрала от него руки, но в её взгляде засверкали молнии.

— Как её зовут? — прошипела она сквозь стиснутые зубы.

Этот вопрос, очень не понравился Кайсаю, вернее, та интонация, с которой он был задан, он вдруг почуял явную угрозу своей спасительнице и машинально соврал:

— Не знаю, — и тут же сообразив, добавил, — разве у еги-баб бывают клички? Еги-баба, она и есть еги-баба.

Золотые Груди сделала глубокий вдох, как бы успокаиваясь, после чего, примирительно проговорила:

— Ладно. Проехали.

Только сейчас, рыжий, неожиданно понял, что опять сболтнул, что-то лишнее, и чтобы, как можно скорей уйти от этой сколькой темы, принялся собирать вещи, готовясь к переправе.

Какое-то время, Золотые Груди, ещё постояла возле него, видимо, соображая, продолжить пытать его или не стоит, и решив, что не стоит, отвернулась и быстрым шагом двинулась к своему коню.

Как потом рассказал Кулик, он это испытание, тоже прошёл с честью, но в отличии от Кайсая, исключительно со страха. Он так испугался за свой позор, что предмет позора, панически зашевелился, но не вылезая наружу, а прячась внутрь тела…

Форсировав реку, они так и поехали впятером до самого Дикого Поля. Отряд поляниц, под управлением Золотых Грудей, которую, как выяснил Кайсай у сопровождения, в сёстрах звали по-простому, Золотце, возвращался из некого колдовского Терема, о котором, золотоволосые, хоть и были по дороге говорливы, но замолкали всякий раз, как только о нём заходил разговор.

Совместное путешествие оказалось весёлым, интересным и местами забавным. К общему удовлетворению, все признали, что благодаря хорошей компании, и дорога показалась короче, и время летело незаметней. Все, кроме Золотца, которая ехала впереди, не обращая никакого внимания на спутников и совсем не участвуя во всеобщем веселье.

В самом конце их перехода, после очередной стоянки, толи, само собой получилось, толи, сознательно со стороны золотой стервы, но обычный строй нарушился. Гроза Чёрного Неба со Звездой Летней Ночи, как звали, дев её сопровождения, взяли в оборот Кулика, и весело хохотали впереди, а Кайсай с Золотцем, чуть задержавшись, оказались вместе.

— К вечеру доберёмся, — внезапно начала она разговор, сухо, без эмоционально и командно-высокомерно.

— Уже? — наигранно удивился Кайсай, не зная, что сказать, так как неожиданно почувствовал себя, очень неловко, оставшись наедине с этой обворожительной, надменной сучкой.

— Признайся, Кайсай, когда нас повстречали здорово струхнули? — вдруг, просто и весело, почти, как обычная девка, спросила она, при этом вполне по-человечески, мило улыбаясь.

— Не то слово, — льстиво улыбнулся в ответ воин, явно не ожидая такого поворота в их взаимоотношениях, — ты, что думаешь, я просто так стирать штаны кинулся?

— Да, ладно, тебе, — по-девичьи застенчиво рассмеялась Золотце, — извини, по привычке получилось.

— Да, ладно, тебе, не извиняйся. Нормально всё было.

Кайсай, сначала не мог себе объяснить такую резкую перемену в этой высокопоставленной стерве, но предположил, что ей, просто, надоело ехать молча и что есть силы надувать себя от важности. Она прекрасно слышала все их разговоры и ей до чесотки хотелось принять в них участие, но грёбанное положение, не давало ей морального права, так опуститься.

И тут, она похоже, просто, не выдержала. Ей захотелось общения, хотя, подумал молодой воин, кто эту «меченную» «яйцерезку» знает, что у неё на уме. Но по виду, в ней боролись, именно эти две крайности: предписываемая недоступность в общении и желание общаться.

— Мы страшные, лишь когда закуманены, в поход идём, — призналась она, неожиданно для Кайсая, смущаясь, что выдавал вспыхнувший румянец на щеках, — вот там, лучше не подходи и вас это тоже касается. Это я так, на будущее.

С этими словами, она кивком головы указала на едущих впереди Кулика с поляницами, как бы давая понять, что подобные панибратские отношения, что превалируют сейчас, в будущем будут невозможны.

— Будем иметь ввиду, — ответил Кайсай, любуясь её точёным профилем.

Она небрежно махнула впереди едущей и оглянувшейся деве, мол, давай вперёд, не оборачивайся. Та, молниеносно выполнила команду и даже прибавила ходу.

— А теперь мы такие же обычные, как и вы, и законы блюсти, в общем-то, не обязаны — она тут же уставилась ему в глаза, своими зелёными болотами, затягивающими, как трясина и улыбнувшись, добавила, — а ты, ничего мальчик, мне понравился.

В её глазах блеснули искры, не то стыда за признание, не то эйфории, от собственной смелости. Она заманчиво, мило улыбнулась и рванула вперёд, оставив молодого бердника в полном недоумении.

Кайсай встал, как в копаный и ничего не мог поделать, ни со своим сердцем, выскакивающим из груди, ни со своими мыслями, устроившими кучу малу, ни со своим телом, забившимся крупным ознобом.

Воин не понимал, что с ним происходит. Почему эта дева, так на него действует? Колдовство? Наваждение? Приворот? Он опомнился, когда понял, что уже потерял из виду своих спутников и пришпорив Васу, рванул, благо он был свободен от заводного коня, которого за уздцы вёл Кулик.

Догнав «меченную» красавицу, которая продолжала несколько отставать от основной группы и ища повод для дальнейшего разговора, сказал первое, что пришло в голову:

— Лук у тебя хороший, сразу видно мастера.

— Восемнадцать кусков разного дерева, — не без бахвальства поддержала разговор Матёрая, — таких больше нигде не делают.

— Ого, — восхитился рыжий и бросив взгляд на деву, вновь спросил первое что бросилось в глаза:

— А откуда у вас такой золотой цвет волос, вы что их действительно золотом натираете?

Дева откровенно расхохоталась, притом так заливисто и обворожительно прекрасно, что Кайсай, в очередной раз весь затрясся и чуть не застонал от нахлынувшей истомы и желания немедленно завалить её тут же и сжать в объятиях.

— Нет, рыжий, — весело ответила она, сверкнув искрой, своего мимолётного, на него взгляда, — красим мы их.

— Как это?

— Травка тут в степи одна секретная растёт. Вот, её собираем, отвар готовим и красим.

И с этими словами, она, порывшись в перекидной суме, достала небольшой кожаный мешочек. Развязала, понюхала содержимое, зачем-то и протянула его Кайсаю. Тот, осторожно взял мешочек, тоже понюхал, ощущая пряный аромат травы, хмыкнул и протянул обратно.

— А можно ещё спросить? — осторожно поинтересовался рыжий.

— Спрашивай.

— А это правда, что обладательница чёрного рисунка, жизнь отобрать может, запросто так?

Весёлость с лица Золотца, как ветром сдуло.

— Это тебе тоже еги-баба рассказала?

— Нет, — не стал врать воин, — это мне мой учитель рассказывал, а у еги-бабы, он не чёрный, а серый и она такого не может.

— А ты храбрый заяц, — неожиданно жёстко проговорила дева, уставившись в упор на собеседника, — не трясись. Я тоже не могу, а вот Матерь наша, может, но у неё чернота блестит, как масло, а моя матовая, я могу только так.

И не успел Кайсай возразить, мол, не надо, верю, его скрутила судорога, да так резко, что зубы щёлкнули друг о дружку со страшным звоном, отдаваясь гулом во всей голове, а он сам, как только оцепенение спало, чуть с коня не сверзься, чудом удержавшись за стремена.

Золотые Груди хохотала без удержи. Ей стало весело.

— А розовый узор на попе, тоже рассмотрел?

— Не надо, — завопил во весь голос Кайсай и кинулся, от заливающейся смехом девы, прочь…

Перебравшись по броду через очередную реку, на коем, зачем-то, стояла застава с охранением, которая при виде дев, тут же расступилась, как можно дальше от проезжающих, что позволило вслед за девами, проскочить и двум молодцам, без какого-либо допроса, путники наконец вступили на легендарное Дикое Поле. Отъехав от реки, примерно на вылет стрелы, Золотые Груди остановилась, и все путешественники собрались в кучу.

— Всё, — вновь изображая из себя спесивую стерву, подытожила золотоволосая командирша, — мы на месте. Вам туда, — и она указала рукой по дороге, — а нам домой.

— Жаль, — протянул Кайсай, дурачась, — я б в вашей компании, всю жизнь бы ездил.

— Соскучитесь, приходите, — тут же язвительно парировала Золотце, топя своими зелёными глазищами, пожирающего её взгляд, Кайсая, — будем рады вас сварить и съесть.

Девы звонко засмеялись, довольные шуткой своей старшей, молодцы кисло скривились, изображая улыбки. Затем Золотце, молча подкатила к Кайсаю и сделала то, от чего в ступор впали, все без исключения. Похоже, даже те охранники, что стояли на переправе и издали наблюдавшие за странной компанией. Она, вдруг, ухватилась за его шею и впилась поцелуем в губы. Затем отстранилась, оправила задравшуюся бронь и вальяжно проговорила:

— Я привыкла последнее слово, всегда оставлять за собой.

И тут же пронзительно взвизгнув «Я-ху-ю», стрелой, стелящейся к траве, полетела вдоль реки. Её замешкавшееся, на мгновение, сопровождение, взвизгнули тоже самое и понеслись следом. Кайсай и Кулик остались стоять каменными статуями.

— Она меня отравила, — еле слышно произнёс рыжий воин, еле шевеля губами.

— Как отравила? — взвизгнул перепуганный Кулик, ничего не соображая и кинувшийся к Кайсаю на помощь.

— Полностью. Жизнь отравила, голову отравила, сердце, — продолжил еле живой Кайсай и повернувшись к своему попутчику, вопросил, — как ты думаешь, что это было?

— Ну, я, прям и не знаю, — стушевался Кулик, — может влюбилась?

— Я тебя умоляю, Кулик, — вальяжно перебил его рыжий, — эта, может влюбиться только в саму себя и ни в кого больше.

— А что же тогда? — удивился белобрысый.

— Да, хрен её знает? — подытожил разговор Кайсай, — она то, вряд ли, а вот я, похоже, пропал. И ведь, как точно бьёт, дрянь…

Глава тридцать третья. Она. Тайный посланник

Ещё провожая гостей из Терема и напряжённо раздумывая над всем сказанным, пересказанным в Святой роще и за трапезным столом, к Царице степей, воспользовавшись, что та, осталась стоять в воротах одна, в задумчивости, бесшумно подошла Калли и заговорщицки, смотря в ту же даль, что и Райс, проговорила:

— От отца прибыл вестник, Матерь. Он ждёт тебя в рубежном тереме.

Райс, сначала вопросительно взглянула на приёмную дочь, как будто её слова, оторвали от собственных мыслей, и она не уловила суть сказанного, затем, оглянулась и посмотрела на уходящих в Терем «меченных» и встретилась взглядом с Золотцем, стоявшей у крыльца и нахмурив брови, злобно глядела на них с Калли. Царица знала прекрасно, что между Золотцем и Калли, с самого начала, как в их семье появилась чернявая «сестрёнка», её родная дочь, буквально, окрысилась на неё.

Нет, Золотце не чинила против, вновь появившейся «сестры», злые козни и не старалась извести её, но и подругами они не стали, хотя Райс, очень на это надеялась. Калли, в отличии от Золотца, очень старалась, по крайней мере, на её глазах, всячески расположить к себе наречённую сестру, но та, даже при ней, всякий раз, всем видом показывала, своё непринятие новой родственницы, хотя и не проявляя явную агрессию, а скорее, демонстративно игнорируя её.

Все попытки Райс убедить Золотце в необходимости мирного существования с приёмной сестрой и подружиться с Калли, дочь отвечала всегда одно и тоже, мол, воевать она с ней не собирается, но и дружить, извини, не заставишь.

Райс прекрасно знала, что единственным негативным раздражителем для Золотца, была ревность и именно, вот в такие моменты, как сейчас. Молодую золотоволосую воительницу всегда бесило, когда она уединялась с Калли один на один и о чём-то секретничали.

Рой разнообразных мыслей пролетел у неё в голове, начиная с того, что сказала Калли, о тайном посланнике, успев осудить её за то, как она это сделала, до понимания, что надо будет опять поговорить с Золотцем, в качестве воспитательной беседы и даже подумала, а не следует ли боевую Матёрую, как свою ближницу, посвятить во все эти тайны царского двора?

Но, тут же осеклась, ибо она уже об этом думала и пришла к выводу, что лучше будет, если последняя, всё же, останется, пока, в неведении. И это не был связано с недоверием к собственной дочери, а каким-то изначальным порывом, Райс решила оградить Золотце от всего того, что было связано с отцом Калли. Почему? Она не знала. Просто, чувствовала, что так надо.

В результате этой короткой сцены, Золотце, психанув, не стала дожидаться весь кортеж и забрав своих подручных, скоропалительно покинула Терем, ускакав в своё стойбище, а все остальные, во главе с царицей и её приёмной дочерью, неспешно двинулись на встречу с гостем.

Рубежный терем, которым заправляли теперь два брата Велимир и Премысл, с детства выросшие при этом доме и схоронив отца, не стали делить наследство, а взялись за дело совместно, лишь разделив обязанности, кто, за что, отвечает.

Оба оженились, оба детьми обросли, и тем не менее, продолжали жить, как одна семья, занимая приличное пространство в казённом тереме, но несмотря на это, весь большой отряд царицы, разместили, срочно освободив несколько светёлок, что занимали их дети. Притом, сделали это так шустро, что никто, ничего не заметил.

Райс объявила всем, что изволит здесь заночевать, а не просто, отдохнуть и перекусить, тем самым давая команду на обустройство всех остальных сопровождающих.

Дело было к ночи, когда все гурьбой, пройдя баню и общий стол, расползлись на ночлег по своим лежакам. В светёлку к царице постучалась Калли и просунув в дверь свою чернявую головку и получив одобрительный кивок хозяйки, впустила в спальню к Матери клана, мужчину, чужестранной наружности, одетого, как богатый купец.

— Будь здрава, Великая Тахм-Райс, — начал он с сильным акцентом, что сразу, выдавало его слабое знание местного языка.

— Говори по-урартски, — тут же прервала его Калли, на его родном языке, проходя мимо и пристраиваясь на лежак Матери, на котором восседала последняя в полном золотом облачении.

Мужчина недоумённо посмотрел ей в след, не ожидая, видимо, встреть здесь свою соплеменницу и от такого предложения стушевался. Он явно готовился к этому разговору и напряг все свои познания в области языка степей, а тут оказывается, говорят на языке гор, притом абсолютно без акцента.

Гость опешил, уставившись на Калли. Он, конечно, видел эту деву не в первые здесь, но видимо, только сейчас признал в ней соплеменницу и на лице его, явно читалась мысль: «где же были мои глаза?». Вывел его из ступора голос царицы, которая, не будучи похожа на женщин его страны, тем не менее, также заговорила на урартском:

— Говори на том языке, на котором тебе легче говорить.

— Я урарт, — как-то, не уверенно проговорил мужчина, зачем-то, тыкая в себя пальцем и по его виду было понятно, что он, так и не принял решение на каком же языке ему общаться, ибо он в замешательстве.

— Вот и прекрасно, — проговорила царица, поторапливая его и при этом, указывая рукой на место перед собой, предлагая сесть на медвежью шкуру, что покрывала пол у лежака, — давай, сразу к делу. Не думаешь же ты, что я буду тут, всю ночь с тобой сидеть, выслушивая.

Торговец быстро закивал, суетливо двинулся на указанное место, торопливо пристроился, и замер, уставившись на лик царицы в ожидании. Та, посмотрев на него, обернулась на Калли, как бы спрашивая, ты что за идиота ко мне привела. Калли тяжело вздохнула и опять обратилась к вестнику:

— Ты что, испытываешь наше терпение? Ты кто такой и зачем суда прибыл?

Вестник вновь встрепенулся, засуетился и не вставая, принялся раздеваться. Вернее, он только размотал свой тряпичный пояс, накрученный на нём в несколько оборотов, и столь же суетливо вынув за сапожный нож, принялся его распарывать. Наконец, выудив оттуда, сложенную в несколько раз, тряпицу, попытался на четвереньках поползти к Райс, протягивая перед собой вынутый кусок ткани, но Райс резко встала, сделала шаг и забрала «передачку». Посланник, вновь отринул назад, устраиваясь на прежнее место.

Царица развернула тряпицу, всю испещрённую письменами. Да, это было письмо. Мало того, что оно было выполнено таким своеобразным способом, оно и по содержанию было не менее странным, но Райс уже давно привыкла, к таким своеобразным посланиям, своего, самого ценного вестники из стана Куруша, какой только у неё был.

Каждое письмо, что она получала от него, было адресовано Зарине, его дочери и попади это послание в руки кого-нибудь, кроме Райс, то вряд ли бы, что могло поведать существенного или понятного.

Послание казалось обычным, бытовым. Адресат, как и положено в первых строках изливал тоску по любимой дочурке, о том, как все по ней соскучились. Дальше рассказывал о вполне домашних делах: кто из родственников чем занят, что делает и что планирует делать.

Удивительным, пожалуй, было только то обстоятельство, что письмо, адресованное дочери, не содержало информации о женских родственницах, а только о родственниках по мужской линии, притом, самое большое внимание, было отведено некому дяде Аргаду.

Вообще-то, это письмо имело второстепенный характер, так как самое важное, посыльный передавал на словах и служило лишь своеобразной подстраховкой, на случай неожиданной смерти посланца, например, от болезни по дороге, когда сопровождающие его караван люди, даже не зная сути, могли бы донести вести до царицы, хотя бы таким образом.

Райс внимательно прочитала послание, а значит, и вестнику, и Калли пришлось просидеть в молчании очень долго, потому что царица, по своему обыкновению, читала, останавливалась, задумывалась, возвращалась к уже прочитанному и вновь всё начинала заново.

Наконец, она оторвалась от чтения и передала исписанную тряпицу Калли, которая даже не скрывая своей заинтересованности, с жадностью принялась за её изучение, почему-то улыбаясь при этом.

Райс выждала, когда Матёрая закончит чтение, что она продела с удивительной скоростью, и как бы выходя из раздумий, обратилась к вестнику:

— А теперь рассказывай, что велено передать на словах.

Посыльный закрыл глаза и начал монотонно проговаривать, наизусть заученную речь:

— Великий готов к покорению вечного города, но он не тронется с места, пока орды не уйдут в поход. Великий, от своих людей в орде знает, когда и куда пойдёт орда, но не поверит, до тех пор, пока спеть не опустеет.

Вестник замолчал и открыл глаза. Послание оказалось коротким.

— Это всё? — переспросила Райс.

— Да, о Великая Тахм-Райс, — ответил посыльный, наклонив голову.

Матерь задумалась на некоторое время, затем спросила вновь:

— Как долго ты намерен оставаться здесь?

— Я привозил товары для уважаемого Премысла в этот терем, поэтому, я готов, хоть сейчас отбыть в обратный путь.

— Хорошо, — подытожила царица, поднимаясь, — тогда собирайся. Передашь тому, кто тебя послал, что орда ушла на запад к холодным морям. Это будет правдой, так как, к тому времени, как ты доберёшься, именно так всё и произойдёт.

Она подала знак, разрешающий посыльному подняться, а когда тот встал, добавила:

— Пусть Великий начинает. Иди.

Посыльный поклонился и вышел. Райс повернулась к Кали и спросила:

— Ну, что думаешь?

— А что тут думать, Матерь, — ответила та, пожимая плечами, — Куруш действует логично.

Они замолчали, каждая что-то обдумывая и в результате раздумий, молодая Матёрая неожиданно высказалась:

— У меня есть предложение.

— Какое?

— Не надо всех дев в поход отправлять с Агаром. Предлагаю воспользоваться отсутствие персидский стукачей в степи и их войск на наших границах и сделать свой маленький поход в горы. Не сколько с целью наживы, сколько разведать настроения и возможности граничных с нами царств. Пощупать их за вымя, так сказать.

— Зачем?

— Если впереди война, то лучше знать земли, где предстоит это делать. Пути, перевалы, проходы, источники пропитания и воды. Необходимо провести глубинную и по возможности всеохватывающую разведку. Никого из его подданных не трогать, но по возможности и самим следов не оставлять. В идеале было бы, если б он, так и не узнал ничего.

Райс не ответила, но задумалась. Даже заходила из угла в угол, что говорило об ускоренном, а главное, заинтересованном размышлении над предложением. Калли остановила её метания одной фразой:

— Такого стечения обстоятельств, больше не будет, Матерь.

Райс остановилась и вынесла решение:

— Идея хорошая. Мне нравится. Будем думать…

Глава тридцать четвёртая. Они. Дикое поле

Ордынский сход ещё издали, напоминал огромный муравейник. Кибитки, телеги, разномастные шатры и шалаши, а между ними всё пространство занимали люди, костры, опять люди. Всюду кони, внутри, снаружи, в степи между муравейником и рекой паслись огромные табуны.

Солнце уже село, когда новобранцы добрались до края стойбища. Было ещё светло, но Кайсай не поддержал желание Кулика, во что бы то не стало, сразу броситься на поиски атамана, нужной ему орды, к которому направлялся новоиспечённый берсеркер.

Расспросы ближних стойбищ, действительно, результата не дали. Никто такой орды не знал, о таком атамане не слышал и представления не имел в какую сторону их послать, поэтому все посылали, примерно, в одно и тоже место.

Обижаться, собачиться и сцепляться со взрослыми, здоровыми и не в меру пьяными мужиками, оба решили нецелесообразным, поэтому, в конце концов, Кулик сдался и принял план Кайсая, который заключался в том, чтобы наоборот вылезти из этого муравейника и устроиться на ночлег подальше в степи, где и им будет спокойно и коням ещё есть, что пожевать.

Распрягли животину, пустили пастись, а сами устроившись на сёдлах, положив их под голову, развалились на постеленных на землю Кайсаевых баулах и в спокойной летней ночи, любуясь звёздным небом, завязался неторопливый разговор.

— Слушай, Кулик, — начал Кайсай из далека, но уже сформулировав в голове план перетягивания белобрысого на свою сторону, — а в той орде, в которую ты рвёшься, берсеркеры есть?

— Не знаю, — неуверенно ответил Кулик.

— А я знаю. Нету, — уверенно проговорил рыжий, поворачиваясь к собеседнику и ложась на бок, — дед сказывал, что все эти орды, лишь боевое мясо. Нет. Воины там встречаются толковые, но все, как все. Скакать могут, рубить могут, колоть, стрелять, метать ножи, в общем, как обычно, но мы то с тобой не обычные.

Кулик тоже перевернулся на бок, заинтересованно уставившись на искусителя.

— Что ты предлагаешь?

— Элитные воины, такие как мы, служат при верховном атамане и представляют из себя отдельные орды, «особые». Там и доля при разделе другая и слава не по колено.

— Так ты идёшь к верховному?

— Да.

— Да, кто ж тебя к нему пустит?

— Во-первых, пояс, а во-вторых, знак у меня от деда есть.

— А меня кто пустит? У меня ничего кроме топора нет.

— Ну, ты со мной пойдёшь, сначала, а потом потребуешь испытание, но уж там, сам.

Кулик задумался. Кайсай продолжил.

— Я не думаю, что твой отец, если узнает, там на небесах, что его сын, стал уважаемым всеми берсеркером и попал в личную орду самого верховного, обидится.

— Думаю, нет, — ответил Кулик, вдруг осознав свою значимость и показывая тем самым рыжему хитрюге, что его план удался.

— Ну и что мы тогда голову ломаем, лбом по дереву стуча?

— А если не получится?

— А если не получиться, ты всегда сможешь вернуться к своему атаману, которого ты даже в глаза не видел. Он то, никуда не денется.

Кулик опять задумался, но на этот раз, Кайсай торопить события не стал.

— По рукам, — тихо, но уверенно произнёс белобрысый, — давай, попробуем.

На этом и сговорились.

Утром, как только солнце встало и разогнало туман, стелящийся по земле, молодцы встали и погнали своих коней к реке, где их привели в должный вид и сами прихорошились. Кайсай поскрёб жидкие волосики на лице, Кулик умылся, да, оправился. Вот и все приготовления. После чего, оседлав коней, пустились в поиски вокруг человеческого муравейника, выискивая самый большой и роскошный шатёр, ну, или что-то типа того.

К полудню, Кайсай, наконец, решил бросить это занятие и предположил, что верховный сидит, где-то на самой горе, вокруг которой, они уже пол дня ходят, поэтому недолго думая, пошли на прямую, через давно проснувшийся кавардак.

Странно, но никто их не останавливал и ничего не спрашивал. Идут себе, идут, ну, и пусть идут. Поднявшись на холм, они уткнулись в кибитки, выставленные по кругу, плотно друг к дружке. Пошли вдоль кибиток, искать проход, поняв, что там внутри и есть то, что они ищут. Нашли, но войти не смогли, так как тут, их остановили вооружённые воины.

— Куда? — рявкнул один из них, преграждая дорогу в узком проходе.

— К верховному, — ответил Кайсай не стушевавшись.

— Кто такой будешь? — продолжал допрос страж и к нему подтянулись ещё двое, положив руки на рукояти мечей.

— Бердник Кайсай и со мной берсеркер Кулик.

Страж отклонился в сторону, чтоб рассмотреть Кулика и не удержавшись, расхохотался:

— Эта личинка — берсеркер?

Подошедшие дружно загоготали, да, так громко, что со всех сторон к проходу потянулся разномастный, любопытный народ, кому со скуки, уже совсем делать было нечего.

— Хочешь попробовать? Валяй, только чур я в сторонку отъеду, себя любимого поберегу.

Но тут, откуда-то с низу, послышался нарастающий гул и сквозь него, отчётливый топот копыт. Кто-то скакал прямо к ним, притом галопом, среди людского моря! Страж резко стал серьёзным и скомандовал:

— Ну ка, в сторонку, пацаны, кто-то серьёзный скачет, — и не успели молодцы отойти в сторону, как он, разглядев что-то в глубине людского муравейника, обернулся и крикнул в проход, — подъём! Матерь скачет со своими людоедками.

Кайсай ещё круче взял в сторону, освобождая дорогу и прижимая коня к кибитке боком. На небольшое пустое пространство, между строем кибиток и остальным лагерем, по дороге, которую Кайсай только что заметил, нёсся отряд с десяток поляниц, в полном боевом обвесе, во главе с золотой бабой, в самом прямом смысле этого слова.

Она была вся из золота, начиная с сапог и кончая шапкой, острый конец которой, не свисал, а стоял колом. Даже оружие и лошадь, насколько успел разобраться Кайсай, всё золотое.

Подъехав к стражам, она резко осадила свою красавицу и лихо спрыгнула на траву. Страж, тот что остановил Кайсая, шустро метнулся ей на встречу и кивнув головой, представился. Остальные стражи, высыпавшие из прохода, выстроились в два ряда, гордо выпятив грудь, изображая из себя, что-то вроде почётного караула.

Матерь, как её назвал стражник, быстро скрылась в проходе, чуть ли не бегом. Остальные «людоедки», высыпавшие на свободное пространство, так же остановились, разбрелись, но с коней слазить не стали. Они злобно зыркали по сторонам, нагоняя жуть на окружающих мужиков. Даже стражники прижались ближе к проходу, но тем не менее, внутрь никто не скрылся. Все как один, с опаской, но любопытством, разглядывали обворожительных и вместе с тем смертельно опасных гостей.

Кайсай не смог, как следует, рассмотреть Матерь, потому что, его больше интересовало её сопровождение, в котором, он почти сразу узнал Золотые Груди. Она резко выделялась от остальных, в первую очередь тем, что была единственной молодой из всех «мужерезок». Остальные, были скорее бабы, чем девы.

Та, тоже увидела его, но, как только их глаза встретились, тут же отвернулась и сделала вид, что впервые его видит и этот незнакомый мужлан, ей так не интересен, что и внимание на него обращать не стоит. Она вертелась, смотря куда угодно, только не в его сторону. Остальных её спутниц, знакомых ему по совместному переходу, в числе эскорта не было, из чего Кайсай сделал вывод, что перед ним элита сестёр «мужеубийственного» выводка.

Когда Матерь скрылась за кибитками, Золотце резко поменяла своё отношение к молодому берднику и тут же узнала его, сделав вид, что, только что обратила внимание, на таких скромно стоящих двух молодцев, ими же прижатых к стенкам кибиток.

— О, здрав будь, сирота, — поздоровалась она, притом поздоровалась громко, явно на показ, при этом мило улыбаясь и пробираясь между своими спутницами, почти в плотную к молодым воинам, — как тебе спалось без меня этой ночью? Не замёрз?

— Здрав будь, Золотые Груди, — так же громко приветствовал наездницу Кайсай, решив поучаствовать в состязании по зубоскальству, раз она так настойчиво напрашивается, почтенно кланяясь при этом, — как же мне не замёрзнуть, коль, после золотых, да, тёплых, — тут он сделал небольшую многозначительную паузу, в упор выставившись на золотые шары её брони и как бы опомнившись, продолжил, — пришлось мне бедному на голой земельке ночь коротать. Мешок с поклажей всю ночь мял, тебя вспоминая. А тебе, как спалось, Золотце, без моего могучего меча, в кожаных ножнах, не страшно было?

Моментально, вокруг собралась толпа зрителей, в составе всей прискакавшей девятки, как успел посчитать Кайсай, которые, как одна, имели одинаковое выражение на лице — смесь недоумения, по поводу, ещё пока, живого покойника, посмевшего рот раскрыть в их присутствии и закипающей злобы-ненависти, начинающей выплёскиваться из глаз через край, по поводу наглого тона, этого бедняги. Но игривое поведение Золотца, одной из своих сестёр и при том, не самой последней, похоже, накладывало на их лица, вдобавок ко всему, налёт полного непонимания, происходящего и предвкушая нечто интересное, они поспешили занять самые удобные места, среди зрителей.

А когда Золотые Груди, встав параллельно жертве на расстоянии вытянутой руки, заразительно залилась звонким смехом, то вообще впали в прострацию, и кое-кто, даже ротики приоткрыл.

Стражи входа, стояли вкопанными столбиками, вытаращив глаза на самоубийцу, то бишь на Кайсая и все сообща, мучились вопросами: «Что делать и за кем бежать»?

В отличии от их путешествия, на этот раз, Золотце вела себя раскованно, запросто и не перед кем не пыжась. Её поведение говорило о том, что окружение, примерно, одного уровня с ней и тут она, может себе позволить быть несколько другой.

— Кайсай, — взмолилась театрально, отсмеявшись дева, — ну, тебя рыжую, наглую морду, ничем не пронять. Я думала, он бедный, теперь по мне плакать будет, убиваться, а ему трынь-трава, нассы в глаза. И где там твой кожаный меч, который ты двумя руками держал, меня защищая? — с этими словами, она демонстративно наклонилась к его штанам, как бы пытаясь, там что-то разглядеть и шутовски разведя руки в стороны, жалобно проговорила, — мальчик, там нет ничего, — и сделав наиграно испуганное личико и положив ладони на щёчки, ахнула, — ах, неужто украли?

Суровые зрительницы, смотревшие за дурачившейся сестрой и поняв, что это продолжение какого-то шутовства, начало которого они, почему-то, пропустили, весело захихикали, высоким перезвоном девичьего смеха, оценив шутку подельницы по достоинству. Но Кайсай в долгу, естественно, не остался:

— Девонька, Золотце, вот меч, — и с этими словами, он перекинул висевший слева акинак, на правую ногу, звонко шлёпнув им себя по бедру, — и он железный и очень острый, и кожаные у него ножны. Никто его не крал. Ты, наверное, опять меч с вдувателем перепутала. Видимо, ночью, в темноте со страха не за то держалась.

Раздалось дружное ржание мужицкой половины зрителей, девы лишь скривились, но воздержались.

— С чем перепутала? С вдувателем? — переспросила она, делая вид глубокого недопонимания, смешанного с презрением к тому предмету, о коем идёт речь.

— Тс! — быстро зашипел рыжий, прерывая её и лишая инициативы, делая, при этом, бешеные глаза и переходя на заговорщицкий тон, настороженно озираясь по сторонам, как бы кто не услышал эту страшную тайну, но убедившись, что вокруг никого нет, а зрители в ожидании рты по раскрывали, заговорил, — там, — и он не двусмысленно указал глазами, где, — у каждого мужика такая штука растёт, которой он девкам пузо надувает, вот таких размеров, — и тут же изобразил руками размеры, ещё при этом, зачем-то, надувая щёки и тут же, резко скорчив из себя сексуального обольстителя, томно предложил, — хочешь и тебе надую.

Толпа, которая уже заполонила всё свободное пространство, грянула хохотом. На этот раз, даже подруги Золотца поддержали своим визгом оппонента. Становилось всё интересней и интересней. Золотце, подбоченилась, выждала, пока хохот стихнет и жалобно, чуть ли не плача, показательно взмолилась:

— Кайсай, мальчик мой, да пока, у тебя там, хоть что-нибудь вырастит, я состарюсь и сдохну от ожидания!

Очередная пауза в парном выступлении, заполненная громким гоготом.

— Так возьми, да поухаживай, за цветочком аленьким, — во всю глотку взмолился в ответ рыжий, тоже изменив голос, будто вот-вот заплачет, при этом перенося левую ногу на другую сторону и усаживаясь на седло сбоку и раздвигая ноги, — говорят ведь, девонька, ласка, да забота чудеса творят. А коль слезой окропишь, да, поцелуешь…

Договорить ему не дали, так как окончание, утонуло в многоголосой истерике. На этот раз, пауза затянулась на долго. Но вот, хохот резко затих, притом, затишье пришло со стороны входа. Оба участника словесного поединка повернули головы в том направлении и тут же засуетились.

Прямо перед ними стояла золотая баба с хищной улыбкой на лице, а возле неё, судя по дорогому наряду, сам верховный атаман и оба пристально смотрели на эту сладкую парочку. Золотце, постаралась отодвинуться он рыжего наглеца, но ей это не очень удалось, так как сзади, уже подпирали вплотную. Кайсаю и раньше не куда было двигаться, он был прижат к кибиткам. Наступила тишина.

— Что здесь происходит? — повелительным тоном, но не пряча улыбки, поинтересовалась Матерь, — я уж думала, здесь крови по колено, а они, видите ли, лясы точат, да, зубоскалят. Я смотрю молодец ты на язык остёр? — обратилась она к Кайсаю, очень недобро, вызывающе.

Кайсай, спрыгнул с коня на землю, протиснулся между своим Васой и жеребцом Золотца, выходя к золотой бабе и стянув шапку, почтительно поклонился, после чего мотнул головой так, что коса по пояс, сделав круг по воздуху, опустилась ему на грудь, глухо стукнув о бронь. Матерь распахнула, изумительно, нереально голубые глаза, от эффектного приветствия и подошла к молодцу в плотную, схватив его косу, как бы рассматривая. Повертела, пощупала, а затем обратилась к своим «мужерезкам»:

— Девы, ты б научили мальчика косу то плести, а то ведь не понять, толь девка «навыдане», толь в «заперти».

Шутку по достоинству оценили все зрители, залившиеся звонким смехом, кроме Кайсая, который хитро прищурился, соображая, с чего бы это такой важной персоне, в зубоскальство с ним играться. Не смеялась и Золотце, которой, ни только весело не было, но и с лица вся спала, побледнев, настороженно сверля спину Кайсая. Она очень боялась, что этот урод безголовый, за ответным словом в карман не полезет и её опасения подтвердились, в самой ужасной форме.

— Нет, — взмолился рыжий, чуть не плача и придурковато прикладывая ладони к щекам, — прошу тебя, Матерь, только не это, а то ведь чего дурного и от меня поимеют. Того и гляди, начнут, ни с того ни с сего, свои золотые пряди в две косы плести, вместо одной.

На этот раз, взревела мужская половина зрителей и самым громким хохотом, оказался голос верховного атамана, стоящего рядом с Матерью. Девки, только растянули надменные улыбки, мол, «ну, ну, поговори ещё». Золотой бабе, похоже, «ответка» понравилась. Она явно сдерживала себя из последних сил, чтоб не захохотать вместе со всеми. При этом, её глаза быстро бегали по лицу Кайсая, толи, что-то ища на нём, толи, ещё по какой причине.

— Ну что, — сквозь смех взревел атаман, — Матерь, знай наших. Ишь какое пополнение подрастает.

— Я вот никак не пойму, — перебила его царица, — вроде, пацан не глупый. Тебя как кличут, покойничек?

— Я, бердник Кайсай, Матерь.

Он учтиво наклонил голову. Убрал косу за спину. Она продолжала разглядывать его лицо, будто старалась запомнить, а потом уставившись в его глаза, своей немигающей синевой и спросила:

— Кайсай, так ты кто: дурак или бессмертный?

— Я ни то и не другое, Матерь. Я — знающий, — без паузы, парировал Рыжий.

— Знающий? — удивилась золотая баба, сделав заинтересованное лицо и всем видом давая понять, что ждёт прояснения.

— Я знаю то, — начал он серьёзным, негромким голосом, чтоб могли слышать лишь те, кто стоял рядом, бросив всякое шутовство и дурачество, — что пока, не сыграли поход и вы не закуманились, ваши девы, обычные люди, такие же, как все. Только они обворожительно красивы, умны и соблазнительно прелестны. Ради таких, как они, хочется воротить горы, запруживать реки и таскать к их ногам звёзды с неба, — он сделал паузу, вглядываясь в некогда, наверное, очень красивое лицо, но нещадно сожранное, морщинами времени, оставив не тронутыми, лишь глаза небесной синевы, блестевшие игривой непосредственностью, — а вот, как поход сыграют, и вы в единение придёте, так я первый прятаться побегу, в землю зарываться, только б на глаза ваши прекрасные не попасть.

Кайсай вновь учтиво наклонил голову. Наступила тишина. Судя по лику царицы и по светящимся от гордости лицами дев воительниц, что маячили за её спиной, да, и судя по лицам воинов, стоявших за спиной верховного атамана, кто услышал, речь молодца произвела впечатление. Всю торжественность испортила Золотце:

— Ни чё. Я тебя из-под земли выкопаю, где б ты не зарылся.

И вновь прокатилась волна лёгкого смешка, ну и как полагается, Кайсай в долгу не остался:

— Угу. Только смотри не повреди себе чего целого, когда стоя по собачьи рыть будешь.

И под очередной грохот хохота, он изящно прогнул спину, выпячивая попу назад. Матерь, на этот раз, тоже рассмеялась, но тут же, резко, выкинула поднятую руку, в сторону Золотца, видимо заметив, что последняя, готова была взорваться психом:

— Ну, хватит, Золотце, успокойся, — а затем обратилась к Кайсаю, — так ты чей будешь? Откуда пришёл?

— Сирота я. Отца, матери не знаю, а пришёл я от деда.

И с этими словами он вынул из пояса золотую круглую бляшку и протянул её на ладони, но не Матери, а атаману.

— Дед сказал, вы узнаете, атаман, что это такое и велел передать, что посылает меня к вам заменой, как договаривались.

— Дед? — почему-то вместо атамана удивилась Райс, выхватывая из его рук бляшку и всматриваясь в рисунок, после чего взглянула на Кайсая, каким-то странным, не присущим владычице, а буквально, материнским взглядом и произнесла почти шёпотом, — так ты…

Но тут влез атаман, отбирая у неё золотую безделушку.

— Так этот старый пьяница и развратник ещё жив?

— Жив был, когда чуть больше седмицы из дома уходил, — недоумевая проговорил Кайсай, ожидая, несколько иной реакции от верховного атамана, помня рассказы деда о их отношениях с Агаром.

Но атаман не дал ему возможности сконфузиться. Он улыбнулся, хлопнул Кайсая по плечу и громко проговорил:

— Ладно, воин, идём к столу. Будешь моим гостем.

Рыжий подался вперёд, как вдруг встрепенулся и проговорил:

— Атаман. Я не один. Со мной молодой берсеркер. Он мой друг.

— Берсеркер?! — чуть ли не в один голос вскрикнули атаман и Матерь.

Это было так неожиданно, что Кайсай даже опешил. Бедный Кулик, всё это время, остававшийся в тени, слез с коня и опустив голову, медленно стал пробираться между конских крупов, к «великим мира сего».

Райс, неожиданно сверкнула восхищёнными глазами и резко отодвинув рукой Кайсая, кинулась к Кулику со словами, которые, буквально, прокричала: «Дайте мне на него посмотреть!», а когда увидела, то рухнула на колени и закатилась в истеричном смехе, выдавливая из себя лишь жалкие «Ой, не могу! Личинка!».

Смеялась она одна. Все остальные в состоянии оторопи, ничего не понимая, растерянно смотрели, то на царицу, то на того, которого она обозвала личинкой.

— Да, хватит тебе, — пытался остановить её верховный атаман, тоже чему-то бурно веселясь, — да, дайте ей кто-нибудь воды, а то не откачаем.

Истерика Райс длилась недолго и отпаивать не пришлось. Она, несколько успокоившись, поднялась на ноги и быстро принялась крутить головой, перескакивая взглядом с Кулика на Кайсая, с Кайсая на Золотце и так несколько раз.

— Ну, что Агар, — не скрывая радостного возбуждения, обратилась она к атаману, — теперь поверил, что наши весёлые деньки возвращаются на круги своя, на новый виток.

— Да, иди ты, — невпопад, почему-то,буркнул атаман, подходя к Кулику.

Всем вокруг было уже понятно, что цари народов веселятся над чем-то только им понятным, но никто не решился спросить: «А что, в общем то, здесь происходит?»

— Это берсеркер? — изумился Агар, почему-то спрашивая Кайсая, а не самого Кулика, при этом в его глазах, несмотря на радостный вид, заблестели слёзы, — а ведь, действительно, личинка, посмотри-ка на него.

— Да, атаман, — тут же уверенно подтвердил рыжий, — притом настоящий, природный, так сказать. Он входит в боевое состояние, просто, по своему желанию, вот правда выйти из него, самостоятельно не получается. Приходится водой отливать.

— Это как? — поинтересовался заинтригованный атаман.

— Просто, водой в лицо плескаешь, только тогда отходит.

— И он тебя не зарубил до того, как ты его водой отлил?

— Да, уж, — тут же сознался Кайсай, не упуская возможности прорекламировать своего напарника, — дело ещё то. Погонял он меня по лесам. Таких там просек нарубил… а плескать только издали, иначе без башки остаться можно.

И тут, неожиданно, и не по делу, влезла Золотце. Она спросила, скорее автоматически, чем сознательно, но тем не менее.

— Так это он тебе спину распорол?

Но тут же осеклась, сообразив — ляпнула лишнего, понимая, что никому ещё не говорила, как видела его голым, но было поздно. Райс услышала и прищурив глазки и пристально уставившись на дочь, задумалась, правда, ничего не сказала.

— Нет, — потягивая спину ответил ей Кайсай, — но в том лесу, тоже просек нарубили достаточно.

— Ладушки, — хлопнул в ладоши Агар, — кличут то тебя как? — спросил он, обращаясь к личинке берсеркера.

— Кулик, — еле слышно выдавил из себя белобрысый, краснея и тупя глазки, как тот леший, в лесу при Апити.

— Ладушки, Кулик, и ты ступай за стол. Гостем будешь. Сегодня пьём, едим, а опосля посмотрим, что за самозванцы к нам заявились…

Глава тридцать пятая. Он. Обречённый Набонид

Куруш, уже который день мучился от безделья. Днями, сидел в своём высотном саду, старался занять себя бытовыми дрязгами жителей, выступая в качестве верховного судьи, но всё это было скучно и не интересно. Даже несмотря на постоянную угрозу своему величию, выезжал в горы на охоту, которая в связи с огромным количеством людей охраны и сопровождения и постановочно привязанным козлам на скалах, тоже не развеивала его тоски и хмурого настроения.

Наконец, прибыл Тигран, которого Куруш, так нетерпеливо ждал все эти дни. Как только седьмой «кричащий» на золотых воротах, проголосил о прибытии царя Тиграна, Царь Царей тут же спустился в главный зал и встретил наместника армянской сатрапии, в главном зале, в окружении всей своей свиты.

Они уже давно перестали быть самыми близкими друзьями и тем более кровными братьями. Это произошло не сразу, а как-то постепенно. Сначала, Великий Покоритель Царств запретил другу называть его истинным именем, при этом, не объясняя своё решение.

Затем, стал избегать встреч один на один, мотивируя это необходимостью безопасности. Куруш давно уже не находился один на один, даже с самим собой, даже тогда, когда спал, ходил в туалет или ублажал на ложе любви, одну из своих жён или наложниц.

Тигран, почувствовав к себе охлаждение, всё реже стал появляться при дворе Куруша, предпочитая проводить время в своей крепости в Араратской долине. Охлаждение их отношений, Тигран, долгое время старался не замечать, каждый раз, объясняя эти явления для себя, стечением обстоятельств, нервозностью событий, происходящих вокруг или просто, плохим самочувствием Асаргада, но по-настоящему в это поверил, сразу, как только Царь Царей, неожиданно выдвинул своего сына Камбиза и яростно, даже на показ, взялся за его воспитание и обучение.

После этого события, Тигран сделал вывод, что при Куруше появилась новая влиятельная сила, вероятней всего, в лице первой жены Асаргада — Кассанден и её окружения с роднёй. Может быть она и не убедила Великого, в злостных намерениях урартца подвинуть его на троне, но по крайней мере, заронила в душе Повелителя зерно подозрения, относительно бывшего друга.

На самом деле, причина была в другом. Тигран, небезосновательно считался вторым человеком в персидской империи после Куруша, обладавший значительным властным влиянием и с очень боеспособной военной силой.

Зерно раздора было вброшено ни Кассанден и её окружением, а Крезом, бывшим царём Лидии, который при Царе Царей, пристроился в качестве советника. Именно он, как-то невзначай оговорился, о назревшей за спиной Великого, силы, способной, в раз, свернуть Царю Царей шею, если захочет и что недальновидно иметь такого друга, который настолько силён и властен, что в любой момент, может захотеть стать первым в империи.

Куруш тогда отмахнулся, но впервые задумался над этой гипотетической опасностью и волосы его стали дыбом. Он не раз анализировал ситуацию бунта Тиграна и нападения на его, Великого Повелителя Народов, и всякий раз, приходил к выводу, что его положение, относительно урартца, проигрышное.

Вся личная гвардия, на которую Куруш изначально опирался, тех полководцев, что вершили его восхождение к небесам власти, сегодня при нём не стало. Они размазались по бескрайней империи, став царями и его ставленниками в различных уголках Великой Персии. При них остались и верные им войны.

Несмотря на то, что при первом его зове, все как один, готовы были встать под его знамёна и выступить на покорение очередного царства, самовольно не присоединившегося к империи Куруша, они всё же были далеки и раздроблены, а вот Тигран, обладал мощным, сконцентрированным и самым боеспособным кулаком, притом, очень мобильным.

Куруша бесил даже самый бесхитростный расклад, который он себе представлял. Тиграну ничего не стоит захватить его столицу и убить его, со всем его окружением, а дальше, перебить всех остальных по очереди, по мере подхода, того или иного царя с войском, спешащим Курушу на помощь.

Вот эти больные, чёрные мысли, единожды подброшенные в голову Великому Курушу Крезом, навсегда отравили его отношения с Тиграном. Он бы и рад был ослабить, каким-нибудь образом, урартца, да, не знал, как. И что греха таить — побаивался, что-либо предпринимать в этом направлении открыто. В предстоящем походе, он решил, всё же, попытаться и явление к нему вестников из Сипара, натолкнуло Куруша на мысль.

Тигран вошёл в главный зал приёмов во всём блеске своего золотого боевого облачения и с вечно золотой кудрявой шевелюрой, цвет которой он поддерживал, ещё с ордынских времён. Вошёл в окружении таких же блистающих ближников, чем лишний раз заставил Царя Царей закусить нижнюю губу и напрячься.

Но и Тигран вскинул брови в негодовании, правда, тут же пряча своё недовольство в поклоне, когда заметил, что его законное место справа от Куруша, не пустует, как обычно, а занято Крезом. Это говорило о многом.

После ритуального приветствия Царя Царей, со всеми перечислениями его титулов и установленных эпитетов величия, Тигран застыл в ожидании дальнейших событий.

Куруш выслушал его не перебивая, даже, похоже, следя, не пропустит ли его бывший кровный брат, что-нибудь из обязательного перечисления его достоинств, встал и с дежурной улыбкой направился к Тиграну, широко раскрывая объятия. Тигран тоже улыбнулся, той же улыбкой, давая понять, что он, так же рад видеть «старого друга», как и тот.

Обнявшись, Куруш высказал, ничего не значащие слова недовольства, по поводу редкого появления Тиграна при его дворе и выслушав такие же, ничего не значащие слова о занятости и проблемах в сатрапии, резко, чуть ли не шёпотом, спросил:

— Ты привёз вести, которые я от тебя жду?

— Поэтому и задержался, — так же тихо ответил Тигран, — посыльный приболел в пути. Они ушли в большой поход на запад к холодному морю. Все, в полном составе. Степь пуста.

— Это точно? — спросил Куруш пристально смотря в глаза Тиграна.

— Точнее не бывает, — ответил тот уверенно, выдерживая колкий взгляд Царя Царей.

— Хорошо, — сказал Великий Повелитель уже громко и разворачиваясь к трону.

Но на место он не пошёл, а принялся ходить по кругу, сначала делая вид, что размышляет, а затем начал разговаривать, как бы сам с собой, но достаточно громко, чтобы все слышали:

— Ну, что ж. Теперь Набонид обречён. Он запрудил реки и превратил свою страну в одно огромное болото, думая, что это может остановить меня. Глупец. Этим он не меня остановил, а себя загнал в угол, лишив страну еды и торга. Надо начинать поход. Всех соберу у северной оконечности мидийской стены у города Опис. Через месяц, — он остановился, обернулся, кого-то высматривая и выйдя из разговора сам с собой, скомандовал в сторону ближнего окружения, — Атиаг, готовь посыльных. Весть разослать сегодня же и принеси письмо этих крыс, что дожидаются ответа.

Тайный визирь поклонился и бегом покинул зал. Тем временем Куруш, вновь подошёл к стоящему по среди зала Тиграну в плотную и наклонив голову к его уху, тихо заговорил:

— А ты со своей армией с ними не пойдёшь. У тебя, как и у Эбара, будет отдельное дело. Пока, я, буду наказывать Набонида и всех к то к нему примкнул под Описом, ты, незаметно, чтоб ни одна душа не прознала, возьмёшь Сипар с другой стороны стены. Притом, как я понял его правителя и командующего армией, возьмёшь этот город с открытыми воротами и слёзными заверениями в своей преданности мне. Не задерживаясь там и забрав их войско, броском осадишь Вавилон, чем отрежешь путь к отступлению Набонида. Если столица откроет ворота и осаждать будет не надо, то город не трогать. Никого в нём не убивать и не грабить. Это важно. Кто ослушается, казни сам и прилюдно. Оставаясь в городе лишь с необходимым количеством людей, основные силы и войско Кундук-Мардука отправь в тыл войску Набонида, зажав его в клещи.

Тут он остановился и отодвинулся от уха Тиграна, смотря в глаза армянского наместника, но не сверля, а как бы спрашивая, понял ли он его. Тигран слегка кивнул, прикрывая глаза. Причиной остановки был Атиаг, принёсший письмо вавилонского предателя. Куруш не стал брать его из рук визиря, а лишь небрежно указал рукой, что данный свиток необходимо отдать Тиграну.

— Это письмо Кундук-Мардука, правителя Сипара. Изучи его. Люди, доставившие его мне, ждут в гостевой комнате. Сам определись, с каким ответом, они должны будут вернуться к своему хозяину. Действуй и продумай поход так, чтоб ни одна душа со стороны, не узнала о нём. Начнёшь вместе со мной. Как об этом узнаешь — сам решай.

С этими словами Куруш повернулся и направился к своему трону, показывая Тиграну, что аудиенция для него закончена. Тигран поклонился ему в спину и развернувшись, покинул зал, а после короткой беседы с посланниками Сипара, покинут и негостеприимные Экбатаны.

Когда зал покинули все ближние и приближённые Царя Царей и кроме сидящего на троне Куруша и елозившего на месте Тиграна Креза, никого не осталось, исключая личную и постоянную охрану Великого, бывший царь Лидии, а теперь первый советник, позволил себе вопрос:

— О, Великий! Зачем ты отдаёшь славу взятия Вавилона своему врагу?

— Тигран мне, пока не враг, — резко оборвал его Куруш, но тут же продолжил уже тихо и задумчиво, — это, во-первых, а во-вторых, это прекрасный способ выковырять его из своей горной крепости, которая по докладам моих людей, сделалась им, уже не приступной, даже для всей моей армии вместе взятой. По праву покорителя Вавилона, я назначу его правителем в покорённом им городе. Это будет по закону. Большую часть своей конной армии, он будет вынужден отправить домой, оставив при себе, лишь небольшую часть. А вот тогда посмотрим на его поведение.

— Твой разум велик, как и твои деяния, Повелитель, — задумчиво произнёс Крез, — ты оскорбил его местом, посадив на него меня и подтолкнул к бунту, но он ничего не сможет сделать, против собранной в единый кулак твоей армии, а если осмелится или посмеет ослушаться не трогать завоёванный город, ты будешь в праве объявить его предателем и покончить с ним, отдав на растерзание вавилонским жрецам и жителям города.

— Я об этом ещё не думал, — усмехнулся Царь Царей, — но идея твоя, мне нравится…

Глава тридцать шестая. Они. Испытания

Первым испытание, проходил Кулик. Видно было, что волновался до трясучки в всех членах, поэтому, чтоб не выдавать нервозности, оба друга уселись прямо на землю, чуть в стороне от атаманского шатра, перед которым, как раз, готовили площадку. Кайсай всячески пытался успокаивать его, но всё тщетно. Наконец, плюнув на это бесполезное занятие, махнул на белобрысого рукой:

— А! Всё равно, как берсерком заделаешься, всё волнение, как рукой снимет, а вот мне, бедолаге, так сделать не получится.

— Кайсай, а ты не знаешь, как это будет происходить? — с трепетным волнением спросил Кулик, зачем-то, раскачиваясь взад и вперёд.

— Понятия не имею. Вон, видишь, поляну освобождают. Вот на ней и будешь плясать.

— Да, как же? Я ж, когда бешеный, ничего не соображаю. А вдруг на людей кинусь, порублю кого.

Кайсай задумчиво, как бы сам себе, тихо пробурчал:

— Или они тебя…

Они замолчали и стали смотреть на снующих, туда-сюда, воинов, готовивших место для показательных боёв. Те, освободив и утащив всё с поляны, стали таскать небольшие плотики, в рост человека по грудь, связанные из стволов осинок, в руку толщиной, и раскладывать их по кругу.

— А, понятно, — высказал свои догадки Кайсай, — тебя в центр загонят, вон, те щиты поднимут, и ты будешь там, как в клетке бесится.

— Да, это то понятно, — нервно махнул рукой Кулик, — непонятно, с кем биться придётся.

— Да, что ты всё заладил, с кем, да с кем. Какая тебе разница. Ты посмотри на эти рожи. Думаешь тебя здесь кто-нибудь пожалеет? Или вокруг друзья и родственники, со стариками, да, бабами?

Тут вдруг Кайсай завёлся не на шутку, неожиданно вспомнив, что он воин и в голове всплыли наставления деда. Он тут же отметил, что дружба с этим белобрысым, пагубно повлияла на него. Из расчётливого и безжалостного убийцы, он стал, по примеру Кулика, сопли распускать. В человечность играть.

— Запомни, берсеркер, любая драка — это бой на смерть. По-другому, не выжить. И если ты не окрысишься и не порубишь их на чурбаки, то порубят тебя. Здесь нужны только сильные и умелые, а людей, которых ты так любишь, здесь нет. Здесь только воины. Ты понял меня?

Кайсай злобно глянул на Кулика и с облегчением осознал, по его свирепой физиономии, что понял.

С ареной для состязания, Кайсай угадал правильно. Кулика вызвали в центр, ненавязчиво поинтересовались почему воин без щита. Пожали плечами, мол, тебе видней и следом за белобрысым в круг, с разных сторон, вышли шестеро громил, у которых в одной руке был толстый круглый щит, а в другой, вместо боевого оружия, по крепкой дубине. Кайсай облегчённо вдохнул: «ну, хоть может не убьют, а так лишь, как следует отлупят».

Подняли наружные щиты по всему периметру и с той стороны, где стоял Кайсай, ничего видно не стало, поэтому он опять сел на травку и прислушался. Ничего не происходило. Гости, допущенные для просмотра, облепили щиты, заглядывая поверх их, а атаман с застольными, просто, вскочили прямо на столы и весело переговариваясь, продолжили пиршество стоя.

Кайсай, к своему сожалению, ничего не увидел и не услышал, из того, что там, на площадке, происходило. Потому что, как только началось, то вокруг все заревели таким диким ором, что хоть уши зажимай. Орали, свистели, улюлюкали. Единственное, что Кайсая несколько успокаивало, так только то, что это не закончилось сразу, а продолжалось, и продолжалось довольно долго, говоря о том, что Кулик, всё же держится и бьётся до сих пор.

Наконец, со стороны Кайсая раздвинулись на короткое мгновение щиты и оттуда выскочил здоровяк, как ошпаренный. В руках у него была измочаленная половинка щита, в другой палки, вообще, не было. Потерял. Выглядел он взъерошено и при этом тяжело дыша. Кайсай улыбнулся, с гордостью осознав, что его друг, даёт там мужикам просраться.

Затем, чуть погодя, ближе к выходу, выскочил ещё один, не менее потрёпанный, но при этом разгорячённо злой и ругающийся. Пока Кайсай со злорадной улыбкой наблюдал за ним, вдруг, боковым зрением уловил, что прямо с атаманского стола, через выставленные щиты, в круг, кто-то прыгнул. Рыжий вскочил на ноги, вытягивая шею, но ничего через плотное кольцо воинов разглядеть не смог. Народ взревел в едином порыве и тут же всё смолкло.

Щиты попадали и кольцо зрителей сжалось к центру. Наконец, толпа зашевелилась и все начали расходиться. Кайсай лишь мельком увидел, как мокрого Кулика, обняв за плечи, сам Агар вёл к своему столу. Он облегчённо выдохнул. Странно. Он абсолютно не переживал за свой поединок, а вот за белобрысого, переживал, как красна девка. Теперь отлегло. Молодой бердник вновь уселся на травку и стал ждать своей очереди.

Но произошло что-то не понятное. Зрители, что стояли за щитами, все как один, гуськом потянулись к выходу, захватив с собой всё ограждение. Кайсай сидел с закрытыми глазами, настраиваясь на бой, а когда понял, что вокруг стало тихо, открыл глаза и замер в изумлении. Поляна перед ним была пустая и чистая, и он на ней, по сути дела, сидел совсем один! Атаман с приближёнными продолжал пировать за столом.

Рыжий воин внимательно всмотрелся в его окружение. Кулика видно не было. На какое-то мгновение, он поймал взгляд атамана, но тот, тут же повернулся к царице степи, сидевшей по правую руку от него и о чём-то с ней, заговорил. «Ну, ладно», — подумал Кайсай, — «они меня видят. К столу не зовут и от стола не гонят. Значит сидим ждём. Интересно, что они для меня приготовили. А ведь приготовили какую-то пакость, нутром чую».

Ждать пришлось долго. Очень долго. Кайсай даже начал подумывать о том, что его испытывали на терпение. Он мысленно усмехнулся. Так сидеть, рыжий мог хоть до позеленения всех присутствующих. Гости напились, наелись, вскоре, вообще, вышли из-за стола и стали кучками прохаживаться, туда-сюда, и тогда Кайсай понял, что они кото-то ждут.

Наконец, из-за кибиток, послышался конский топот, и гости оживились, собравшись в центре поляны. Каково же было изумление Кайсая, когда в проходе, он опять увидел вездесущую Золотые Груди, вслед за которой, прошли с десяток девок малолеток. И тут он всё понял.

— Твою ж мать! — выругался он в голос, но тихо.

Он разгадал, что в верхах решили совместить, что называется, приятное с полезным. Испытать новоявленного бердника-самозванца и устроить экзамен молодому пополнению «мужерезок». И он оказался прав. Гости, тут же, не скрывая интереса, расселись за свои столы. С обратной стороны стола, к царице подошла Золотце и отчаянно жестикулируя, толи, докладывала что-то, толи, оправдывалась.

В общем, они как-то однобоко беседовали. Лица Золотца Кайсай не видел, но по лицу царицы, сделал вывод, что разговор был не из приятных. Матерь злилась. Наконец, она махнула рукой на Золотце, что, наверное, означало «да хрен с тобой, делай что хочешь», и отвернулась к Агару. Дева вернулась к девочкам и что-то им коротко сказала, от чего те, хищно заулыбались. Какие-то не хорошие мысли закрались в голову Кайсая. Что за подвох его ожидал?

После того, как Золотце дала наставления своим подопечным, она неожиданно, направилась прямо к Кайсаю, при этом, уж очень загадочно улыбаясь. Это рыжему, тоже не понравилось. Он поднялся с травы, при её приближении и взаимно растянулся в улыбке.

— Кайсай, — начала она тихо, как бы подчёркивая, что не желательно, чтоб разговор был услышан другими, — это не совсем испытание, к которому ты готовился. Я, просто, уговорила Матерь, дать девочкам урок, поэтому, ты постарайся, не очень сильно калечить детей.

— Ты, что, издеваешься, Золотце, — ответил он в её же манере, так же продолжая улыбаться, — ты глянь на глазки этих «яйцерезок», недоделанных. Они же будут биться на смерть, а ты мне предлагаешь гладить их по головке?

— Я, просто, прошу не калечить, — не унималась настырная дева, — я же знаю, это вполне в твоих силах. Что тебе стоит?

«Ах, ты, стерва, хитрожопая», — подумал Кайсай, но вслух сказал:

— Постараюсь… если поцелуешь.

Улыбку с её лица, как ветром сдуло, и она ошарашено прошипела:

— Ты чё дурак?

— А чё тебе стоит? — действительно прикидываясь дурачком передразнил он её.

Она ничего не ответила, лишь злобно сверкнув своими зелёными глазищами, и резко развернувшись, быстрым шагом пошла к своим подопечным. Кайсай задумался. Противник был не только незнакомый, но и непредсказуемый для него. Он, совершенно не знал уровень их подготовки. Их хрупкий вид обманчив, это он понимал прекрасно, и биться они будут в полную силу, по-настоящему, а возможно, действительно, насмерть.

Он был уверен, что это непростой урок, а испытание для них, такое же, как и для него. Их девять и единственный шанс не дать им его порвать — это его подвижность, их психическая горячность и надежда на то, что они не обучены биться с высокоподвижным противником, хотя последнее всё же, он поставил под сомнение. А вдруг обучены?

Какой-то воин вынес на поляну тренировочные палки и сложил их на траву в центре. Второй, вынес стопку небольших круглых щитов и положил рядом. Кайсай тут же сообразил, что бронь в бою на деревяшках, лишь будет мешать, крадя подвижность и гибкость, поэтому недолго думая, снял шапку, выпуская косу на спину, ослабил завязки на броне и вылез из неё, как змея из старой кожи. Отстегнул меч, кинжал, вынул ножи из сапог и всё это аккуратно уложил на траву.

Пояс снимать не стал, памятуя о лешем. С голым торсом, без брони, он смотрелся очень жалко, по-детски. Из далека, пацан пацаном, но тот, кто видел его вблизи, сразу обращал внимание, что этот пацан, непростой. Да, на нём жира не было, а мяса, перетянутого жилами, было предостаточно. Вперёд вышла Золотце и жестом руки предоставила ему право, первому выбрать оружие. Кайсай поклонился и направился в центр.

Для начала, молодой бердник подошёл к гостевому столу и показал зрителям, в общем то, простой фокус, который заключался в том, что, уважительно поклонившись в пояс и выпуская косу вперёд, он резко выпрямился с небольшим поворотом и коса, как живая, взвившись в воздухе, аккуратно обмоталась вокруг шеи, превратившись в некое подобие воротника. Конец её впился хитрой застёжкой в намотанный воротник и там замер. При этом, руками он её не касался.

Выглядело это, действительно, очень эффектно, и зрители за столом, судя по бурной реакции, это оценили. Затем он прошёл к оружию, выбрал палку. Щит брать не стал. Отошёл обратно к столу и знаком руки, предложил противникам выбирать оружие. Сам же, опёршись на деревянный меч, как на клюку, уткнув палку в землю, опустил голову и стал ждать.

Молодые девы-воины, по очереди, разобрали мечи и щиты, вновь выстраиваясь в ряд на прежнем месте. На поляне остался лежать один щит. Кайсай уже начал в голове прикидывать, как он мог бы использовать эту помеху, но тут вышел воин и щит забрал. «Никак», — тут же подумал Кайсай. Из-за спины раздалась команда атамана:

— Начинайте!

Кайсай ожидал движение всех девяти, и как же он был удивлён, когда в центр вышла, только одна девка и там остановилась, принимая боевую стойку и ожидая подхода противника. Кайсай с места не тронулся. Как стоял, опёршись на клюку, так и остался стоять. Девочка ждала. Кайсай не шевелился. Пауза затягивалась.

— Начинайте! — повторил Агар уже с ноткой раздражения.

Девочка колыхнулась и двинулась на странного, не желающего драться противника. Но даже когда она подошла и запрыгала перед ним, вызывая его на ответное движение, по которому, могла бы предугадать его замыслы, как учили, противник не шелохнулся. Он по-прежнему стоял, низко опустив голову и казалось даже не смотрел на неё.

Наверное, у молодой златовласки создалось впечатление, что это, просто, мальчик для битья и его, наверное, за что-то наказали. Она ещё пару раз прыгнула в разные стороны, а потом подскочила и со всего маха врезала.

Вот только ни в кого не попала. Кайсай, вместо того чтобы отражать удар или уклоняться, как предписывалось по всем боевым наукам, неожиданно резко бросился вперёд, проскальзывая ей под руку и захватывая её. Тут же крутанулся, синхронно с её поворотом и ловя девочку на инерцию её же маха, хватая девичью косу на уровне шеи. Мгновение. И вот она уже ничего не понимая задыхается, повесившись на собственной косе.

Бердник вновь замер в той же позе, что и раньше, только теперь, левой рукой он держал трепыхающуюся личинку «мужерезки» за косу, превратившуюся в поводок, обмотавшись вокруг её шеи. Он постепенно стягивал эту удавку и душил беспомощную деву.

Та уже и палку бросила, и щит уронила, схватившись обеими руками за косу в районе горла. Только когда почувствовал, что девочка начинает обмякать, выпустил и она грохнулась на траву, тяжело, с шумом хватая воздух и отползая на четвереньках в сторону. Кайсай принялся ждать дальше. Тут, до него донеслось недовольное шипение Золотца:

— Что я вам говорила? Кому ещё не понятно?

Дальше она заговорила тише, а рыжий прислушиваться не стал. Вышла вторая. Высокая, почти с Кайсая ростом. Походка мягкая, осторожная, готовая к прыжку. В стойку не встала, а принялась заходить на бердника со стороны солнца, с боку. Кайсай стоял статуей, никак не реагируя на противника. Она зашла ещё глубже, почти за спину. Он не шевелился. Подошла в плотную на расстояние вытянутой палки. Нет реакции.

Памятуя о предыдущем поражении своей подруги, она не стала махать, а решила его просто уколоть в спину, с последующим отскоком. Это была её ошибка. Он, просто, крутанулся вокруг собственной оси. Палка ткнула пустой воздух, а бердник за счёт своего вращения, ещё прибавил ей поступательного движения, а сам, опять оказался у неё под рукой, но не стал крутить, как предыдущую, а сделав подсечку, левой рукой на противоходе ударил её по горлу, от чего та взлетела в верх, переворачиваясь назад, задирая в воздух ноги и очень неслабо брякнулась спиной о землю, потеряв где-то свой деревянный меч, а щитом при приземлении, разбив себе верхнюю губу, правда, не сильно.

Вот и вторая выведена из строя. Кайсай уже понял уровень этих девочек и про себя сильно обиделся на Золотце. Неужели, думал он, его так низко оценивают, что выставили против воина, бердника, способного в одиночку драться с целым, до зубов вооружённым отрядом, абсолютно, ничего не умеющих и не знающих девочек, да, ещё к тому же, по одиночке.

Это было обидно. К такому унижению, он был не готов. Кайсай демонстративно выбросил палку в сторону и полным ненавистью взглядом, буквально, просверлил золотую деву, которая тут же встрепенулась и быстро засеменила к нему. Подбежав вплотную, она впилась в него зелёными глазищами и почти шёпотом затараторила:

— Кайсай, прошу тебя, не надо. Никто не хотел тебя обидеть. Я знаю, ты настоящий воин, но послушай меня, пожалуйста, этих дур надо наказать. Помоги мне. Они прошли все вступительные ритуалы в сестричество, но духом слабы. Эти соплюшки, возомнили себя, чуть ли не выше неба. Опусти их оттуда на землю, только не убивай. Им сказали, что ты простой воин. Пришёл наниматься в одну из орд. Что ты самый обыкновенный, каких тут тысячи и если они считают себя готовыми к походам, то пусть это покажут на тебе.

Она замолчала, умоляюще и уже чуть ли не плача, смотря ему в глаза, в которых блестел холод и равнодушие. Наконец, она решилась на отчаянный шаг:

— Я тебя поцелую, только помоги, пожалуйста, иначе я опозорюсь ещё больше тебя.

С этими словами она опустила глаза, закусила губу и приготовилась реветь от отчаяния.

— Вот, с этого и надо было начинать, — громко и весело проговорил он и почти шёпотом добавил, — за этот позор, ты мне будешь должна нечто большее. И давай стразу всех, а то я, так замёрзну.

Золотце улыбнулась многообещающе и отправилась к приговорённым к побоям молодухам. Что она им там говорила, Кайсай не слышал, но они вдруг резко и одновременно завизжали, и кинулись на него всей кучей, на бегу выстраиваясь полукругом, зажимая его в клещи.

На этот раз, Кайсай не стал ждать. Прижимаясь к земле, стелясь, как позёмка, петляя, как заяц, понёсся им навстречу с голыми руками. И тут началось!

Он метался, как волк в обезумевшем стаде овец, тут же сбив их в кучу малу и лупящих самих себя, со всей своей девичьей дури. Рыжий крутился, как волчок, делал резкие рывки в разные стороны. То бежал, петляя спиной вперёд, то прыгал с кувырком, то перекатом в сторону, всякий раз оказываясь за спиной какой-нибудь малолетки и прикрываясь ею, как щитом, сбивал её с равновесия, швыряя бедную проломным тараном на остальных его ловящих, которые, тут же заваливались кучей, умудряясь при этом, отбирать у девок щиты и выбрасывать их из кучи малы, подальше.

Зрители даже не успели сообразить, что происходит, как всё кончилось. Пятеро из семи, корчились на земле, получив побои от своих же подруг. Одна, стояла без щита, но с палкой, правда, двигаться не могла, ибо об её ногу, похоже, кто-то свой меч сломал, а другая была на ногах, но без щита и меча, кроме того, прижимала руку к левой щеке, на которой на пол лица, уже начинался наливаться новорождённый синяк. Избиение младенцев, было закончено.

Кайсай направился к столу, выслушивать вердикт, по поводу себя, приготовившись высказать пару колкостей экзаменаторам, то тут неожиданно боковым зрением, увидел идущего к нему деда. Его Деда?! Рыжий остановился и медленно повернул голову в его сторону, открывая рот от изумления и тут же понял, что обознался.

Походка деда, осанка деда, и сам он был дед, но не его! И тут, по спине пробежал холодок. Кайсай понял, кто к нему идёт и понял для чего. Он только что наказал зазнавшихся девок, а вот теперь, его идут наказывать, чтоб не зазнался. Рыжий сам не зная почему, вдруг сделал идиотскую рожу, расплываясь в улыбке. С виду дурак дураком и счастья у него полные штаны.

Дед, что к нему подходил, с виду был самым обычным. Сапожки кожаные, штаны, правда дорогие, блестящие, а вот рубаха, явно не размеру, будто снял с кого то, кто поздоровее. Выражение его лица, показалось Кайсаю дурашливым, как будто, тоже не своё одел. Это настораживало. Ростом, он был выше рыжего, почти на пол головы. В плечах шире, хоть и держал их низко опущенными. Подходя в плотную, этот дед, начал ожидаемое представление:

— Вот, атаман, я понимаю, орёл, парень, — начал он старческим, скрипучим голосом, как бы обращаясь к Агару, а сам медленно, расслаблено, безобидно, не имея дурных намерений, подошёл к Кайсаю, поворачиваясь к нему боком и как бы само собой, кладя рыжему руку на плечо.

Молодой бердник, продолжая глупо улыбаться, ждал этого момента. Он был почему-то уверен в том, что его сначала, попытаются обмануть, именно таким, нехитрым приёмом. Вот, только он бы, никогда так делать не стал, зная, что перед ним ученик такого же, как он, а значит, все хитрости эти, знает наизусть.

Кайсай не ошибся. И захват он попытался медвежий сделать и на икру под коленом наступить, но не получилось у него не то, не другое.

Это был любимый приём его деда, который всякий раз, вроде бы, как всем видом на мировую шёл, зубы при этом заговаривая, а сам… Кайсай уже давно придумал противодействие этому коварному захвату и даже его дед, зная, не всякий раз увёртывался от «ответки». А этот, с подобным, был явно не знаком. К тому же рыжий, бегая с девками в предыдущем побоище, был с голым торсом и мокрый от пота, а значить скользкий. Этого противник, тоже не учёл.

Кайсай, крутанулся вокруг собственной оси на сто восемьдесят градусов ныряя вниз, одновременно цепляя поднятую ногу своей ногой и двумя руками нанося удар под рёбра. Дед от такого непотребства, потеряв равновесие, отлетел на несколько шагов, как девка легковесная, а молодой, остался стоять где стоял. Тут, рыжий хотел было по злословить, но вовремя удержал язык за зубами и сосредоточился, понимая, что шутки кончились и за него, сейчас, возьмутся серьёзно. И он опять оказался прав.

Дед резко вскочил на ноги и вроде бы, как не обижаясь, добродушно засмеялся, хотя в глазах, Кайсай прочитал другое. Шутки с прибаутками, действительно, кончались, начались танцы.

Кайсай сразу понял, что этот дед быстрее и проворнее, чем изначально казался, поэтому сосредоточился, стараясь не пропустить ни одного его движения. Находясь на расстоянии друг от друга в пять, шесть шагов, они закружили странный хоровод. То передом, мелко перебирая ножками и стелясь по земле, то петляя спиной в перёд, то молодой за старым, то старый за молодым, то смешно скакали боком, то, вообще, прыгая друг перед другом кубарем в сторону, то через спину с откатом.

Человеку со стороны, это могло показаться танцами двух идиотов, знатокам же, как шахматная партия. Крутились так, они долго, постоянно меняя направление и скорость. Но кроме этого причудливого танца, ни одного контакта, да, чего там контакта, даже попытки не было.

Этот причудливый танец затягивался. Бойцы брали друг друга измором, понимая, что тот, кто первый нападёт, тот проиграет, коль будет прочитан. Требовалось измотать соперника так, чтоб он потерял контроль и не успевал реагировать. Побитые девки, во главе с Золотцем, столпились у самых кибиток и смотрели, как заворожённые за этим хороводом, вряд ли, что, понимая в этом, но смотрели не отрываясь.

Стражи прохода, вывалили всей гурьбой и сцепившись руками в локтях создавали затор, для напирающих снаружи зрителей. Матерь, смотрела стоя, превратившись в статую. Агар, вообще, перелез через стол и сложив руки на груди, внимательно следил за поединком, стоя перед столом. Ещё двое вышли из-за стола в сторону от площадки и тоже, чуть присев и наклонившись, как загипнотизированные, следили за бойцами, дёргаясь, то и дело, как бы проживая в голове за бьющимися, их состояния.

Наконец, Кайсай мельком уловил первую ошибку старого. Затем другую. Он понял, что противник начинает ошибаться. Он долго ждал этого момента. Рыжий резко взвинтил темп и сократил дистанцию, но, как только тот принял вызов, тут же отошёл и замедлился. Опять рывок на грани атаки и опять пауза. Больше Кайсай, уже инициативы не отдавал.

С этого момента, боем командовал он. Такой рваный темп, в конец вымотал старика, и рыжая бестия пустился в финишный спурт. Он взвинтил темп, на сколько был способен, сам уже порядком уставший и начал дёргать соперника дистанцией. Каждый раз, почти атакуя и наконец молодой поймал старого.

Тот на мгновение потерялся и пропустил его. Молниеносный контакт и дед лежит лицом в траве и от отчаяния, со всей силы, кулаком врезает в землю. Молодой тяжело дыша, замер над ним. Победа.

Кайсай, вдруг выгнулся в спине и тут же лёг рядом, скорчив на лице мученическую гримасу. Раненная спина дала о себе знать. Нет, она не болела, её просто скрутило судорогой. Он видел, что старик сел, понурив усталую голову, а к ним степенно, о чём-то размышляя приближался Агар. Дед посмотрел на корчащегося пацана и удивлено спросил:

— Ты чё?

— Да так ничего. Спина, раненная, даёт о себе знать.

— Ну ка, — пробасил поверженный, бесцеремонно переворачивая победителя на живот, — понятно, — мгновенно поставил диагноз дед и тут же, чем-то больно уколол вдоль позвоночника в нескольких местах.

Чем он там колол, Кайсай не понял, но судорога, враз, отпустила, и он сел рядом.

— Олкаба, — представился старый бугай, протягивая Кайсаю руку, как равному.

— Кайсай, — ответил рыжий, пожимая медвежью лапу.

Тут подошёл правитель орд. Кайсай поднялся с поклоном, а побеждённый бердник, даже не подумал.

— Ну, что уже запыхался? — презрительно спросил Агар молодого бердника.

Кайсай ничего не ответил, явно не ожидая такого вопроса.

— А ты что думал, детей малых отлупил, да, деда, не на что уж не годного, чуть ли де до смерти измором загонял и всё?

Кайсай опять ничего не ответил, но на этот раз, просто, от того, что лишился дара речи, от такого заявления. К этому времени, вкруг них стали собираться почётные гости стола Агара, что позволило несколько отвлечься и прийти в себя.

— Ни чего себе дед, — проговорил Кайсай, помогая Олкабе подняться, — мне бы в его годы такую прыть.

Дед, опираясь на руку молодого, не то кряхтя, не то посмеиваясь, отвесил взаимный комплимент:

— Эх, мне бы в твои годы, да, твои умения, вот это да.

— Ладушки, тут. Ишь запели соловушки, — прервал их реверансы верховный атаман, — Чё эт ты расклеился, старый?

— Да, я ему немного ногу отнял, — ответил за деда Кайсай, — ничего, немного погодя оживёт.

— Ты эт, Агар, — тут же вступился Олкаба, — не наезжал бы на пацана. Его бы Кинху показать, со спиной то. Я б с такой раной, в лёжку бы лежал, а он ишь, ещё прыгает. Чую до прыгается. Не заполучив, потеряем.

— А ну закажи, — серьёзно и почти грозно велел Агар, уставившись на Кайсая.

Тот нехотя повернулся к нему спиной, замер. Сильные пальцы атамана начали щупать рану, почти на всю спину, но голос подошедший к ним Райс, остановил процесс грубой диагностики.

— Не лапай, — грозно велела она и подойдя ближе, сама принялась за осмотр.

От её, еле ощутимого прикосновения, Кайсая вновь дугой выгнуло, как и при осмотре, в своё время Золотцем, и такая приятная услада разлилась по всему телу, что он, аж дышать перестал.

— Не надо его Кинху показывать, — заключила она, прекратив доставлять удовольствие своим обследованием, и когда рыжий повернулся к ней лицом, вперила свои нереально синие глаза в его и будто подозревая молодого бердника в чём-то запретном и наказуемом, сурово вопросила, — тут штопал, кто-то по выше Кинха. Скажешь кто?

— Нет, — тут же не задумываясь ответил Кайсай, видимо в память врезалась злобная реакция Золотца на счёт Апити, и только после сказанного с опаской задумался, кому перечит.

— А коли велю, — грозно, чуть ли не прорычала Райс.

Кайсай опустил взгляд и лихорадочно начал соображать, что делать. Рассказать царице правду про еги-бабу с лешим, засмеёт и не поверит. К тому же, придётся за одно рассказывать, о том позоре, при котором эта рана появилась, о том, как такой бердник как он, чуть не сдох в обычной драке, против двух увальней, а это, в данной ситуации, вообще, немыслимо. Лучше сдохнуть. Он тут, только что выиграл такой показательный поединок и всё испортить одним махом? Ну, уж нет. Лучше не подчиниться и умереть победителем, чем всё растрепать и покрыть себя позором.

— Молодец, — неожиданно прервала его страдальческие ковыряния в мозгах, Райс, и доброжелательно улыбнулась, — с виду трепло треплом, а смотри к, тайны хранить умеет. Не переживай, я сразу поняла, чья это рука, да и Золотце мне, кое-что рассказала. Значит всё же жива ещё? На сколько хоть выглядит?

Кайсай стушевался, надо ж насколько идиотский вопрос. Он отвёл взгляд в сторону, где опять ему на глаза попалась Золотце, стоящая чуть в стороне, но по-прежнему отвечать не стал, а лишь неопределённо пожал плечами.

— Хорошо, — подытожила Матерь их странный и однобокий диалог, — поговорим ещё, — тут она посмотрела туда, куда смотрел молодец и увидев свою боевую Матёрую, теребящую в руках кожаный кошель, обратилась к ней, — ты что, Золотце, хочешь, что?

Та в раз, покраснела, став, как наливное яблоко, глазки потупила, прям девка «навыдане» и тихо ответила:

— Да, вот, Матерь, расплатиться бы с ним надо, — и после недолгой паузы, буквально, выдавила из себя, — обещала.

— А, — понимающе проговорила царица, отходя чуть в сторону и давая своей воительнице, возможность передать ему кошель наконечников.

Боевая дева встрепенулась, как бы решившись и шагнула к нему, как на смерть в костёр жертвенный, но вместо того, чтобы вручить мешок, резко взяла его голову в руки девичьи и впилась в губы поцелуем. После того, как оторвалась, от не дышавшего, обалдевшего, с бешеными глазами Кайсая, небрежно произнесла:

— Сдачи не надо.

После чего спокойно развернулась и пошла на выход.

— Это что было? — спросила молодого бердника Матерь, похоже изумлённая, ещё больше чем он.

Но ей ответила уходящая Золотце, в пол оборота через плечо:

— Это оплата, Матерь, этот рыжий торгаш, видите ли, за свои услуги, деньгами не берёт.

Взрыв хохота, притом общего, моментально разрядил обстановку, что и самого Кайсая в чувство привело.

— Маловато будет! — прокричал он вслед уходящей деве.

Та уже от прохода лишь крикнула:

— Ты лучше яму рой, по глубже!

После чего вышла с царского двора, а сильные мира сего, продолжили веселиться. Кайсай видя, что перестал быть центром внимания, спокойно, не спеша пошёл одеваться, да, оружием обвешиваться. На него, как бы и внимание никто не обратил, но когда он влез в бронь, то неожиданно, обнаружил прямо перед собой, царицу.

— Послушай, Кайсай, мальчик мой, у тебя что с Золотцем, давно…

Рыжий, тут же смекнул к чему клонит Матерь и не дав ей даже договорить, прикинувшись полным дураком, выдал:

— Не бойтесь, Матерь, я скроюсь так, что не в жизнь не найдёт, ну, если конечно, ты сама ей, на растерзание не отдашь.

Кайсай быстро сообразил, что раз Матерь ничего не знает, значит у боевой девы было основание об этом не докладывать, а ему то зачем, её с потрохами сдавать. Матерь — это её царица, а не его. Райс тут же осеклась, поняв, что этот малый, не так глуп и прекрасно понял, что она хотела спросить и ни за что не скажет правды, улыбнулась и тут же перевела разговор:

— У меня к тебе будет одна просьба, бердник, — начала она величественно, — думаю не откажешь?

— Как я могу отказать тебе, Матерь, — на полном серьёзе ответил молодой воин.

— Ну, вот и хорошо, — закончила она беседу, по сути даже не начав, — мои люди найдут тебя, попозже.

С этими словами, она развернулась и пошла к столу, но не для того, чтобы сесть за него, а лишь со всеми распрощавшись, покинула царский двор.

Глава тридцать седьмая. Она. Откровения Русавы

Встреча с молодым бердником и события, которые вокруг него закружились, буквально, выбили, у Райс, землю из-под ног. Всю дорогу до стойбища, царица была сама не своя. Калейдоскоп обрывочных мыслей, мельтешащих в голове, лишал её возможности думать полноценно. Каждый обрывок осознания произошедшего, всплывающей в мозгу, теребил память и со страхом давился усилием воли, не давая ему вырасти в полноценное, взвешенное суждение.

Страх этот был, странным и необъяснимым. К одним мыслям, она относилась, как огромный дракон к хрупким бабочкам, всякий раз, боясь обдумывать, потому что пугалась их разрушить. Царица боялась, что как только начнёт их анализировать, эти эфемерные создания, могутрассыпаться под прессом логики, а она, сейчас, как никогда хотела в них верить и сохранить.

Верить в то, что найдётся Апити и всё, удивительным образом встанет на ноги, вернётся на круги своя. Странно, но такая сильная Матерь, вдруг ощутила себя беспомощной, в водовороте событий и видела в Апити некий свет в оконце, некий спасательный плот.

К тому же, появление этой парочки, молодого бердника и личинки берсеркера, однозначно говорило ей о том, что появились они, не просто так. Она почувствовала некий рубеж в своей жизни, очень важный рубеж, за которым открывалось то, к чему она всю жизнь готовилась.

— Вот, оно. Началось, — проговорила Райс сама себе, тупо смотря на гриву своей лошади и почувствовала, как волосы под золотым колпаком, зашевелились.

Эта мысль тоже пугала, но в отличии от мечтаний о встрече с Апити, эта, пугала своей бесповоротной обречённостью и грузом ответственности, как-то разом, навалившуюся на её плечи. Она жила с уверенностью, что не уклонно идёт дорогой своего предназначения, в конце которой её ждёт финальный бой, где всё и решится.

Всю свою сознательную жизнь, она считала себя главным щитом, защищающим всё то, что было свято для народов степей и священным мечом, единственной, кто способен поразить великого и непобедимого другими, врага. Она с этим настолько свыклась, считая каждый свой шаг, как путь особой судьбы, и вдруг, резко осознала, что вся её жизнь, до этого момента, была лишь подготовкой поля для посева, на котором вырастут те, кто и будут реальным щитом и мечом Священной Троицы.

Это, почему-то, напугало по-настоящему. Мысль, оказалась столь же неожиданная, как и предыдущая, про хрупкость мечтаний, только в этом случае, царица осознала себя, наоборот, хрупкой бабочкой, перед толстокожим и могучим драконом. Она тоже её отбросила, боясь сломаться, рассыпаться.

Странная связь её дочери и этого бердника, также ей показалась, в каком-то смысле, судьбоносной. Она сразу почувствовала это, каким-то непонятным образом. Ещё когда заметила изменения в Золотце, при её рассказе о встрече с молодым бердником у реки.

А она тогда, никак не могла понять, что это за щемящая тревога, скреблась на сердце и слушая дочь в пол уха, не придавая особого значения мелочам, убедила себя в том, что предчувствие того, что происходит нечто судьбоносное, было связанно именно с загадочной еги-бабой, с которой дева и начала свой рассказ.

Но увидев их сегодня в месте, притом не там на входе, где они зубоскалили, а на боевой площадке, при испытании, она отчётливо поняла, что щемящая тоска предчувствия, была связана именно с их встречей и завязывающихся между ними отношений.

Понятное дело, что девочка кое-что утаила, кое-что решила умолчать, но она, как мать, сразу и безошибочно заметила в этой ненавидевшей всех мужчин, заносчивой боевой деве, резкие, глубинные изменения и однозначно определила, что Арина влюбилась!

Материнское чувство проснулась, непонятно откуда. Райс, неожиданно пожалела, и дочь, и этого мальчика, которые так не вовремя затеяли чувственные отношения и точно осознала, что испугалась уже за них. Только почему?

Она вспомнила слова мамы, некогда сказанной ей, что любовь и полоумие одного поля ягоды и что влюблённая дева — больная на голову. Напугало то, что дочь заболела? Нет. В конце концов, она не царица, а простая дева. Ей это не противопоказано. Ну и что, что Матёрая и за её спиной сотня кос. Любовь не заразна. Боевое сестричество и с больной на всю голову командиршей, с поставленной задачей справятся. Сотня у неё отборная.

К тому же, по не писанным законам их бабьего царства, Матёрой, семья не возбраняется. Райс тут же вспомнила Линху с Теродамом. Её счастливое лицо, которое светилось обычным бабьим счастьем. Хотела бы она, как мать, такую судьбу дочери? А почему нет? Но тем не менее, что-то царицу тревожило, скребло по сердцу и от чего ей становилось страшно, вот только она никак не могла понять, по какому поводу, все эти предчувствия.

Прибыв в стойбище, Райс уединилась в своём шатре, мимоходом произнеся единственные слова за весь путь, потребовав к себе Русаву. Та вошла без доклада. Остановилась в проходе, хмуро оглядев растрёпанную в чувствах царицу. В её старческих глазах, вдруг засверкали какие-то искорки и она, упираясь на свою клюку, быстро шаркая ногами, подошла к Матери, сначала с одной стороны, заглядывая в глаза молчавшей и растерянной Райс.

Затем, проковыляла мимо неё и заглянула в глаза с другой стороны, как бы проверяя увиденное, но при этом, все видом показывая, что не верит собственным глазам. Наконец, закончив обход с загадочным «Ага», торопливо засеменила на выход.

Райс вытерпела всю эту процедуру осмотра с полным равнодушием, замешанном на полном отсутствии в голове каких-либо мыслей и даже когда вековуха, ни с того, ни с сего удалилась, никак не прореагировала на это, каким-то внутренним подсознанием определяя, что так и должно быть.

Когда Русава вернулась в шатёр, то застала её, всё в той же безвольной позе непоколебимого опустошения. Вековуха притащила большой мешок вина, отобранного у Шахрана на «государственные нужды» и не уговаривая, да, и вообще не говоря ни слова, набухала полную чашу и протянула её Райс. Та, послушно приняла и тут же залпом осушила.

Не откладывая лечение больной в долгий ящик, Русава налила ещё одну. Райс выпила и её, всё так же механически и не осознано, тупо взирая на суетливую вековуху. Налила бы третью и третью бы приговорила, но Русава решила, что лекарь, тоже должен войти в положение больной и третью чашу осушила сама. После чего, поставила винный мешок на пол и пристроилась на лежак рядом, ожидая начала воздействия лекарства.

Молчаливое сидение продолжалось до того момента, пока Матерь всех степей, глава клана «меченных» и царица народов, срубленным деревом не повалилась на спину и расплываясь в блаженной улыбке, не приготовилась в блаженстве уснуть. Тут, дряхлая вековуха вскочила, ухватив царицу за грудки и кряхтя, усадила обратно. Вновь присела рядом, придерживая Райс за плечи, чтоб та не заваливалась и начала допрос:

— Ну, чё полегчало?

— Русава, — пьяно растягивая слова, заплетающимся языком, заговорила царица, то и дело клюя носом и тыкаясь, то в грудь, то в плечо собеседнице, — ты не представляешь, что сегодня было? Это ж надо, сколько всего много? Мне твоя помощь нужна, Русава.

— Валяй. Выкладывай, — столь же пьяно, но в отличии от собутыльницы, скукожено, тупо смотря в одну точку на полу, велела вековуха.

— Аринка влюбилась, — выпалила царица, стараясь сфокусироваться на лице ведуньи.

— Во, как, — взбрыкнула Русава и Райс в очередной раз клюя носом, чуть не промахнулась мимо её тела.

— Точно тебе говорю, — уверила её Райс, мотнув головой и отбрасывая растрёпанные рыжие лохмы за спину, — хороший мальчик. Мне понравился, вот только страшно мне стало. Защемило, что-то, вот тут, — и она хлопнула себя кулаком в центр груди, — так жалко стало их обоих… и страшно.

— Почему? — поинтересовалась Русава, оторвавшись от чего-то на полу и повернув голову на царицу.

— Не знаю, — шутовски вскидывая плечами и кривя губы ответила Райс, — вот, я тебя и хочу попытать, чего испугалась.

— А кто такой? — почему-то с вызовом спросила вековуха.

— О-о, — загадочно протянула царица, расплываясь в улыбке и выставляя указательный палец в небо, — это-то самое интересное. Бердник. От Деда пришёл. Помнишь Деда? — вопросительно посмотрев на Русаву и понимая, что та не помнит, пояснила, — ну, тот бердник, что у меня по молодости в орде был. Ну, которого я с песков из плена привезла.

— Деда?! — наконец вспомнив, изумилась ведунья, — так он же пропал.

— Как пропал, так и «выпропал», — пробубнила заплетающимся языком Райс, — да, это ещё не все совпадения и отголоски прошлого. Этот мальчик, привёл с собой личинку берсеркера. Один в один Агар в молодости. Всё, как будто возвратилось на новый жизненный круг.

Райс прикрыла глаза и растянулась, в не совсем приличной улыбке.

— Во, как, — в очередной раз, взбрыкнула пьяная ведунья.

— Да, это бы ещё хрен бы с ним. Самое страшное то, от кого он ко мне пришёл, — здесь царица резко погрустнела и через долгую паузу, которую Русава провела в ожидании продолжения, на её глазах навернулись слёзы.

— Так ты ж сказала от Деда? — увидев заблестевшие глаза царицы, прервала молчание вековуха.

— От Деда, он сначала попал к ней, а уж потом ко мне.

Райс замолчала опять, смахивая слезу со щеки. Русава тоже молчала, стараясь собрать в кучу, расползающиеся спьяну мысли, наконец, не выдержала, поняв, что Матерь ушла в свои внутренние воспоминания и подтолкнула:

— Ну, не томи.

— От Апити, — чуть ли не шёпотом произнесла царица и слёзы полились ручьями по её щекам.

Русава вдруг резко выпрямилась, превратившись в застывший столбик с выпученными глазами и просидев так, какое-то время, так же неожиданно сдулась, превратившись в скрюченную и высохшую рухлядь.

Райс не логично, перескакивая с одного на другое, начала рассказывать всё, что удалось ей узнать о некой загадочной еги-бабе, все свои соображения, догадки, подозрения. Говорила она долго и сбивчиво, но Русава, так и продолжала сидеть в скрюченном состоянии, больше не произнеся ни звука. По её, в раз, протрезвевшему лицу, катились слёзы, на которые она, похоже, даже не обращала внимания.

Разошедшаяся Райс, не сразу заметила перемену с вековухой, а когда заметила, то напугалась в очередной раз, за этот день и даже часть хмеля слетела.

— Что с тобой, Русава? — бросилась она её тормошить, почти трезвым голосом, — хоть ты меня не пугай сегодня! Я к тебе за помощью, а ты!

Старая ведунья, в один момент превратилась в дряхлую вековуху, ещё постарев, как минимум на десяток лет. Она подняла на Райс затянутые слезой, уже бесцветные глаза и тихо сказала:

— Всё, девонька, — и отведя глаза в сторону, с силой сжала веки, выжимая слёзы из глаз наружу, — прощаться будем.

— Ты, это, мне, кончай! — заголосила Райс, вскакивая на ноги и хватая Русаву за плечи обеими руками, — слышь? Прекрати раскисать. Как же я без тебя? Ты что, с ума сдурела?

— Да, не голоси ты и не тряси, весь дух вытрясешь, — оборвала её истерику вековуха, утирая лицо рукавом рубахи, — сядь, послушай, что скажу.

Царица отпустила её плечи, постояла, тяжело отдыхиваясь, заодно, о чём-то размышляя, глядя в пол, затем потрясла головой, видимо стараясь прийти в себя и тяжело плюхнулась на прежнее место, приготовившись услышать, нечто добивающее её. По крайней мере, она это поняла сразу.

Русава выудив, откуда-то, из складок своего одеяния, извечный ведьменный сучок и завертев его в высохших до костей, крючковатых пальцах, трагически начала своё признание.

— Прости меня Матерь, что врала тебе про Апити, мол, не знаю ничего, не ведаю. Знала я, с самого начала знала, что она объявится, но знала и то, что с её появлением, моё нахождение на земле прервётся. Так уж было богам угодно: она уйдёт — я приду, она придёт — я уйду. Нам тесно было бы вдвоём возле тебя. А раз, она объявилась, значит и мой конец пришёл. Да и правду сказать, засиделась я на этом свете. Самой тяжело жить стало. Устала.

— Ну, ты помирать то, тоже погоди, — постаралась успокоить её царица, когда Русава замолчала, — ещё не понятно, что там за еги-баба. Может вовсе не Апити.

— Она это, — грустно и уверенно подтвердила ведунья, — знак мне был. Только я верить не хотела, а теперь, чувствую это уверенно.

Обе бабы замолчали и так просидели некоторое время, каждая обдумывая что-то своё. Тут Русава встрепенулась, выходя из сдутого состояния в своё нормальное и Райс мельком заметила, что ведунья, находится в своём, обычным трансе общения с высшими силами.

— И парнишку прибери к себе поближе, — заговорила протрезвевшая и посерьёзневшая ведунья, не открывая глаз, — не простой он. Ой, не простой. Твоя и его судьба, уж больно хитро переплелись и не на один круг, да завязались не в один узел. Пусть он и проживёт жизнь не долгую, но вся она, будет тебе на пользу. Дан он тебе богами в помощь. Божий подарок. И права ты о столбе рубежном в своей жизни. Вот теперь, только всё и начинается.

— А Арина? — тихо спросила задумчивая царица.

— Пара они, — тут же ответила ей ведунья, выходя из транса и становясь обратно прежней Русавой, и уже наставительно жёстко добавила, грозя при этом скрюченным пальчиком — только ты к ним не лезь. Слышь? Сами должны разобраться без посторонней помощи. И на мозги ни ему, ни ей не капай и как бы жизнь их не крутила и не перекручивала, во концовке, они вместе будут. Хоть режь их, хоть топи, один хрен.

С этими словами она хлопнула себя по коленям, поднялась, улыбнулась и с наигранной издёвкой добавила:

— А от меня тебе, пока, не избавиться, девонька. Боги говорят, ещё не время. Попорчу я ещё воздух во круг тебя, маленько. Апити хоть и объявилась, да тебе до неё не дотянуться. Другая она стала. Совсем другая.

И больше ничего не говоря, спокойно покинула опочивальню Райс, оставив последнюю, в очередном приступе недоумения.

Глава тридцать восьмая. Они. Присяга

На следующий день, небо затянуло свинцовыми тучами и, почти, на четыре дня зарядил дождь, то утихая до мороси, то припуская ливнем, как из ведра, то опять морося мелко и нудно. Крыши над головой у Кайсая, по-прежнему не было, жил он в чистом поле, только перекочевал на берег реки.

Олкаба звал его перебраться к своему шатру поближе, но Кайсай вежливо отказал, надеясь найти сначала друга, а потом уж определяться с местом проживания, но вот найти Кулика, ему, почему-то, никак не удавалось. Пропал, как сквозь землю провалился.

Сначала он вернулся на прежнее место их последней ночёвки, думал, если Кулик будет его искать, то непременно тут появится, но прождав весь следующий день под дождём, стал искать, хоть какое-нибудь укрытие. Нашёл на берегу реки, под песчаным обрывом. Кто-то до него, видно, здесь сидел. В высоком береге, было вырыто углубление на одного человека и старое кострище рядом. Правда, место под кострище теперь заливало, поэтому Кайсай соорудил костерок, прямо под навесом, где сам и сидел.

Бердники, хоть и составляли некую единую орду при верховном атамане, но по сути своей, все, как один, были одиночки и в их обязанности входило, ни беганье толпой во время битв и налётов, а выполнение специфичных поручений царя, о которых, порой, только и знали: он, да, атаман.

Почти всегда, это было связано с риском для собственной жизни, резнёй и кровью и, как правило, далеко от родных мест. Бывало очень далеко. В чужих и незнакомых землях, среди непонятных людей, с непонятными языками, традициями. Порой, на выполнение одного задания уходили годы. Бывало, что и не возвращались вовсе и каков был конец бердника, одному Валу известно.

Кайсай, несмотря на прохождение испытания, ритуала принятия в личную орду Агара, удостоен не был. Атаман налил ему после поединка большой золотой кубок, какого-то пойла, непонятного, хмельного, но вкусного, а затем, его прибрали к себе Олкаба со товарищами. Так старик его и увёл с пира к себе в шатёр, от которого он отказался и ушёл на берег, обещая наведываться к старому берднику за «новостями», как тот, это назвал.

Спрашивать сразу о своей дальнейшей судьбе, он постеснялся, понимая, что коль будет нужно, ему сами всё скажут и расскажут. Вот, теперь сидел и думал, переваривая всё, что с ним произошло.

Больше всего его мысли занимала Золотце. Поначалу, он думал о ней с удовольствием, но решив обдумать и проанализировать других: Агара, Райс, Олкабу, ну и конечно Кулика, всякий раз, в конце концов, все размышления над этими людьми, заканчивались, всё той же золотой красавицей.

Он даже начал раздражаться на самого себя, гоня её из головы прочь, понимая, что он, как бердник, ничего не будет стоить, коль башка будет занята этой «мужерезкой», но ничего поделать с собой не мог. Она стала для него, как наваждение.

Просидев так почти весь день, в ожидании окончания дождя и поняв, что тот, не собирается ради него прекращать своё нудное деяние, Кайсай плюнул и пошёл к Олкабе, накинув на голову, предварительно надорванный мешок, где хранились остатки продуктов и которые, в принципе, закончились.

Соль, приправы и прочее, что ещё оставалось, перекочевали во второй мешок — с одеждой, а из этого, сделав накидку, накрывавшую голову и плечи, рыжий двинулся на активные поиски. Оседлав вымокшего Васа, Кайсай поехал развеиваться от девичьего наваждения, как он сам для себя это определил. И, в принципе, помогло.

Олкабу, он в шатре не нашёл, но рядом расположившиеся его товарищи, узнали Кайсая и радушно приняли. Там, у одного из них, где собрались все остальные, он обсох, там же его накормили и напоили, затеяв, казалось, бесконечные байки про походную жизнь.

Странные это были сказы. Он сразу вспомнил своего деда. Тот, очень редко что-либо рассказывал о былых временах, а о себе, так, вообще, никогда. И эти, примерно все одного возраста, по моложе деда, конечно, но тоже уже жизнь повидавшие воины, все байки начинали одинаково, как и его наставник: «был один касак».

Дальше, как его звали, да, кликали, особые приметы, если были, а уж потом начиналась сама история. И никто из них, ни разу, ничего не рассказал о том, что произошло лично с ним. Хотя пару раз, Кайсай ловил себя на мысли, что рассказчик, явно про себя сказывает, лишь прикрываясь вымышленным именем, уж больно подробности были детальными, а порой и пикантными.

Олкаба, как выяснилось, был у атамана и появился к вечеру, тоже пристроившись к посиделкам. Явился хмурый, чернея тучи. Пить, есть не стал. Разговор не поддерживал. Тут, Кайсай обратил внимание на другое правило подобных компаний. Коль кто не хочет, того не неволят, сразу оставляя в покое. Никто не полез с расспросами, не стал навязываться, стараться развеселить, или отвлечь от тяжёлых дум.

Кайсай шёл с намерением разузнать у Олкабы, если не своё будущее, то по крайней мере, попытаться, что-нибудь разузнать о Кулике, но видя его настроение, как-то сразу передумал. К тому же, хмурый воин, очень нехорошо на рыжего, то и дело посматривал, из-под кустистых бровей. Почему-то, Кайсай подумал о том, что старый бердник, за поражение в поединке, получил от атамана «по самое не хочу».

Наконец, когда уже совсем стемнело, молодой в очередной раз, поймал хмурый взгляд старика и тот, кивком головы, показал ему, мол, пойдём выйдем и сам не прощаясь, вышел в дождь. Кайсай последовал за ним.

— Пойдём ко мне, — повелительным тоном, не терпящим возражений, пробасил старый бердник, когда молодой вышел и не поворачиваясь, и не желая даже смотреть на реакцию того, к кому обращается, добавил, — разговор есть.

Кайсай от такого и сам отказываться не хотел. Сидеть тут днями в неведении, мука ещё та, а здесь, хоть что-то может проясниться.

Они нырнули в шатёр Олкабы, хозяин почиркал кресалом, запалил трут, а там и небольшой костерок, от которого в сумраке шатра посветлело. Всё время, пока возился с огнём, он не проронил ни слова. Рыжий, пристроившись на входе, ждал. Наконец, Олкаба устроился, похоже, на чём-то мягком и задумался, глядя на огонь, проговорив не зло, не весело, так, как-то нейтрально:

— Да, ты садись поближе. Не кусаюсь.

Кайсай перебрался поближе к огню, примостившись, ровно, напротив.

— Списали меня, пацан. Под чистую списали, — начал старый вояка удручённо, продолжая смотреть на язычки пламени.

— Как списали? — негодующи вскинулся молодой, — за что?

— Не за что, а почему.

— Не уж то из-за поединка?

— И из-за него тоже.

— Да, что они там, с ума по сходили, — вскакивая на ноги, возмутился молодой, — да, я, к атаману пойду. Да, я… Как такого воина можно списывать?

— Сядь, — рявкнул на него старый, — к атаману он пойдёт, — и тут же впервые за вечер растянулся в улыбке, — кто тебя там будет слушать, пацан. Ты ж ещё небось пизду с пиздюлями путаешь? Заступничек. Это я, так решил.

Кайсай, не на шутку возмущённый этой несправедливостью, даже после его слов не мог угомониться, но бежать к атаману, разбираться, всё же повременил, усевшись обратно.

— Ты, вот это, узнаёшь? — спросил Олкаба с хитрым прищуром и перекинул через костерок, что-то небольшое и блеснувшее в свете пламени. Кайсай поймал и обомлел.

— Так это моя…

— Была твоя, а теперь моя. Дай сюда.

Кайсай не стал бросать золотую бляшку, со знакомыми узорами, а наклонившись, передал из рук в руки. Лихорадочный рой мыслей и догадок вихрем закружился у него в голове.

— Ты откуда её взял? — спросил старый бердник.

— Дед дал.

— А деду твоему кто дал?

— Откуда я знаю… — буркнул Кайсай и тут догадка озарила, мечущееся в непонимании сознание, — так ты…

— Я много в этой жизни уже повидал и попробовал. Я видел такое, что и в сказках, за враньё сойдёт. Пресытился всем. Надоело. Смысл у жизни потерялся. Стремиться стало не к чему, а тут ты, такой красивый. И захотел я, тоже попробовать, как и дед твой. Только деду твоему наказ атаманский был, а я сам вызвался. Вот хочу и всё, чтоб такой же, когда-нибудь, рыжик или белобрысик, не знаю, пока, какой, вот, как ты, заявился бы в орду, с разгона, накостылял бы самому лучшему и зажравшемуся вояке и все бы узнали, это новый Олкаба пришёл. Понимаешь?

Кайсай молчал ошарашенный. Он в один миг узнал, кем был его дед и почему он занимался его воспитанием, но оставалась полная неясность, а кто же тогда он? Почему именно его выбрал дед, для оставления долгой памяти о себе, таким образом?

— Ни хрена, ты, ещё не понимаешь, — тем временем продолжал старый бердник, — вот, доживёшь до моих лет, если посчастливится, тогда может и поймёшь.

Кайсай продолжал молчать, но в мозгу, сам по себе, родился нужный вопрос:

— А как вы выбираете своё продолжение?

— Хе, — хмыкнул ветеран, — слово то какое нашёл. Продолжение. Мне нравится. Да, вот, по этому поводу, я и хотел с тобой потолковать. Вообще-то, у меня выбора особого не будет, насколько я знаю. На кого укажут, того и приму. А находят вас просто. Валовы дети вы. Вот, ты, помнишь, как дед тебя выбирал?

— Не помню, — сознался рыжий, — я, вообще, плохо помню, что было до него. Малой был совсем. Отца не помню вовсе. Мать помню плохо. Лишь в общем. Лица даже не помню. Потом, она куда-то делась, а я оказался у какой-то бабы, с кучей ребятишек. Помню, в землянке жили. Мужика её, вообще, не помню, может и не видел никогда. А потом пришёл дед и забрал меня. Вот, дальше, помню. Как кочевали с ним по стойбищам, да, селениям, вечно в дороге, на долго нигде не задерживаясь. А в лет десять, осели у одного селения, что на речке Блошке. Выстроили на другом берегу заимку, огородились, да, так там и жили нелюдями. Оттуда и ушёл с этой бляхой в орду. А что значит Валовы дети?

— Хе, — опять хмыкнул старый, — этого я тебе рассказывать не буду. Нет, не из-за того, что секрет какой, иль я вредный, а просто, ты и сам это все поймёшь, на собственной шкуре. Притом, совсем скоро, насколько я слышал. А коль рассказать, так, только испортить. Потеряешь искорку жизненную, что любопытством, да, интересом высекается. Так что, я тебе ломать удовольствие не стану. А как ты с дедом жил то? Расскажи.

— А знаешь, Олкаба, я тебе тоже ломать удовольствие не стану, — обидевшись, ответил Кайсай, — хочешь знать, так ступай к нему и сам спрашивай. Ты ж теперь касак вольный, как я понимаю. Не думаю, что он в путь дорогу подался. Прикипел он к заимке. Наверняка там и сидит. Посидите, разопьёте мех другой, глядишь, что и вытянешь из него.

— Хм, — задумался Олкаба, — дело говоришь. Путь укажешь?

— Ну, а что бы не указать, укажу.

На этом и сговорились. Разговор после этого, как-то, сразу, скомкался и прекратился.

Заночевал Кайсай у него, а на утро, перед уходом, всё же решился спросить:

— Олкаба, а не знаешь ли ты, где мне друга своего найти. Того берсеркера белобрысого, что со мной пришёл?

— Знаю, — хитро улыбнулся старый воин, — только ты его, пока не найдёшь. Нет его здесь. Его отправили Валовыми детьми заниматься.

Олкаба заржал так, что все вокруг оглянулись.

— На долго? — поинтересовался Кайсай, когда тот проржался, всё ещё ничего не понимая в его намёках.

— Не знаю, как понравится. А где кстати тебя найти? — тут же перевёл разговор он, на другую тему.

— Да, там, — указывая рукой, начал объяснять рыжий, — на берегу реки, в песчаной норе пристроился.

— Э, ты чего? — удивился и обиделся старый бердник одновременно, — ты, что, крыса, какая-то, по норам жить? Ты будущий «рык царя», мать твою, карающий меч атамана. Не гоже ближникам царским хуже «мяса» ордынского жить.

— Да, меня никто в ближники не принимал, — тут же вставил свою обиду победитель состязания, в глубине души обрадовавшись, что наконец-то, хоть что-то узнает о себе, — я тут, как не пришей кобыле хвост, болтаюсь.

— Твоё принятие, дело решённое. Не мечись, во перёд зайца. Чтоб близко к телу атамана подпустить, мало быть хорошим воином. На тебя ещё посмотрят со стороны, да, на вшивость проверят. А по мне так, я уже проверил и поэтому не сомневаюсь даже, — тут он на мгновение задумался и повелительным тоном проговорил, — вот, что мы порешим. Я сегодня все дела тут закончу и, пожалуй, тронусь в путь, а потому, дарю тебе этот походный дом. Будешь тут жить, — и не давая Кайсаю возразить, видя, что тот уже рот раскрыл, собираясь высказать свой отказ, рявкнул, — не перечь. Это подарок от меня. Глядишь и ты, когда добрым словом вспомнишь.

Последнюю фразу он проговорил печально, как будто, не на новый виток жизни идёт, а помирать собирается. Кайсай, после такой речи, действительно, перечить не посмел, лишь поблагодарил и они расстались, обнявшись напоследок.

Заселившись в свой новый дом, Кайсай, наконец-то, зажил по-человечески. В тепле, сухости и сытости, но самое главное, благодаря непогоде, он как следует выспался.

Через пару дней, после того, как стал единоличным обладателем роскошного походного жилья, с окончанием дождей, у входа в его шатёр, объявился странный с вида тип. То, что он был сын далёких южных народов, ни у кого интереса не вызвало. Таких в ордах хватало. Даже то, что одет он был необычно, без брони, в какой-то длинный балахон с рукавами, в которых по мужику спрятаться можно было, запахнутый спереди и подпоясанный не поясом, а какими-то пришитыми верёвками, интереса у народа, тоже не вызвало.

Кое-кого, он, конечно, удивил бы, но только не Кайсая. Он помнил таких, видел раньше, в каких-то далёких южных городах. Даже знал, как эта одежда называется, но забыл. Старых касаков, проведших жизнь в дальних походах, вообще, мало чем удивить можно было. Всякого повидали. И единственно, чем в самом деле можно было удивить и заинтересовать бывалого вояку, так это тем, в чём он разбирался и любил: оружием и скакунами.

Вот этими то вещами и удивил странный чужак. Всех поразил, в первую очередь, конь, на котором басурманин приехал. Высокий, стройный жеребец с удивительно тонкими и длинными ногами. Хвост и грива искусно заплетены золотыми нитями. Странной конструкции седло, тоже обложенное золотыми украшениями. К нему был приторочен тонкий изогнутый меч, в золотых ножнах и такой же дорогой, короткий, прямой меч, с другой стороны. На специальном крюке, висел боевой кнут, но не конского волоса, а даже не понятно из чего свитый, прям, как из железных волос, но, видно, очень гибких.

Народ, страдающий бездельем, тут же собрался вокруг необычного наездника. По всему видно было, что этот воин, не из простых будет. Кайсай, глядя на него, почему-то решил, сначала, что это какой-нибудь царь, маленького далёкого народа. Этот «царь», не слезая с коня, обратился к окружившим его касакам на понятном степном языке, но с непонятным, чуть смягчающим все звуки диалекте.

— Я ищу Кайсая.

— Зачем меня искать, — тут же откликнулся рыжий, — вот он я.

Чужеземец легко спрыгнул с высокого скакуна и подошёл к молодому берднику вплотную. Бердник, сразу поймал себя на мысли, что, что-то в нём не так, промелькнуло какое-то несоответствие, неправильность, что ли. Только немного его разглядев, он понял, в чём причина этой неправильности.

Это был мужчина, по летам годившийся ему в отцы, но лицом, он не выглядел на свои года, потому что, на нём, отсутствовал налёт кочевой жизни. Этот человек, явно не пёкся под палящим солнцем каждый день и не обдувался сухими ветрами степи. Он был, каким-то, домашним.

А когда Кайсай обратил внимание на его нежные девичьи руки, все пальцы которых были унизаны увесистыми золотыми перстнями с крупными драгоценными камнями, то сразу понял, что это не воин и оружием увешен, лишь для красоты. Додумать о том, кто пред ним, он не успел, так как это разноцветное недоразумение, увешенное дорогими побрякушками, сразу выложило, кто он и зачем.

— Я посланник великой царицы Райс, да, будет свет её бесконечно милостиво, освещать эту землю. Она просила передать это, — и он, вынув из-за пазухи, невзрачный деревянный перстень, протянул его Кайсаю, — и напомнить об обещании, которое, ты дал ей.

Рыжий покрутил в руке подарок, соображая, что с ним делать. Взвесил на ладони. Лёгкий, как пушинка, несмотря на то, что в него был вмонтирован камешек. Зажав его в кулаке и вновь взглянув на посланца, с горечью спросил, ожидая, почему-то, услышать просьбу, которая ему, не очень понравится.

— Что желает Матерь?

— Она желает видеться с тобой, — тут же ответил чужеземец таким тоном, будто одно это, уже не слыханный по щедрости подарок.

— Когда? — сам не понимая зачем спросил Кайсай, скорей всего, чтоб потянуть время, ибо какое-то внутреннее чутьё, забило тревогу, предвкушая неприятности.

— Я провожу, — тут же расплываясь в улыбке ответил чужак.

Кайсай, по одной его улыбке подумал тогда, что этот инородец, совсем не так глуп, как написано было у него на роже, до этого и похоже, как лиса хитёр. Бердник не торопливо принялся запрягать Васа. Посыльный вспорхнул на своего красавца скакуна и терпеливо ждал.

— На долго? — как бы между делом спросил Кайсай, застёгивая подпруги.

— Зачем спрашиваешь? — вопросом на вопрос поинтересовался чужак.

— А затем, чтобы знать, что с собой брать.

— Ничего не надо, — тут же ответил посыльный, давая понять, что едут они ненадолго.

— Понятно, — пробурчал рыжий, вскакивая на коня.

Не оправдав ожидания бердника, посыльный поехал не в степь, на выход из лагеря, а наоборот, в центр, в направлении царского двора. Кайсай даже успел злобно про себя ругнуться, подумав, что Райс ожидает его у Агара, до которого было быстрее пешком дойти, чем он Васа запрягал, но странный чужеземец и тут его удивил.

Он не стал останавливаться на проходе в царский двор, а повернул на дорогу и ускорился. Кайсай припустил за ним, а когда они выехали, вообще, из стойбища в степь, чужак так припустил своего тонконогого, что рыжему с Васом, пришлось изрядно попотеть, чтоб сильно не отставать и удавалось это сделать, только благодаря тому, что пришлось трижды пересекать небольшие речушки, при форсировании которых, тонконогий изрядно задерживался, когда как Васа, пролетал их не сбавляя скорости.

Наконец, они доскакали до леса, который ещё издали вопил о своём особом положении и предупреждал сторонних путников о недопустимости пересечения своих границ. Всё поле, на полёт стрелы, от первых его деревьев, было утыкано шестами, на которых белели голые человеческие черепа, въехав в который, посланник остановился и по виду, стал кого-то ждать. Кайсай подъехав к нему, пристроился чуть позади и с боку.

— Смотри на меня и делай всё тоже, — проговорил чужак, даже не обернувшись, — не делай резких движений и выполняй всё, что скажут, иначе они сначала стреляют, а только затем, спрашивают.

Сердце Кайсая колотилось, как сумасшедшее и вовсе не из-за гонки. Он понял, куда его привели. В самое логово поляниц, куда ни одному мужику хода нет! Ему никогда ещё не приводилось слышать, что кто-то был в царстве «мужерезок», хоть тайной вылазкой, хоть по приглашению и вернулся обратно.

Зато из разговоров у костра, слышал, что тот или иной, решивший по дурости или на спор сунуться сюда, пропадал с концами, какого бы роду племени он не был. Попавшему сюда мужику, лишь один выход отсюда, в виде отлетевшей души от тела. Кайсай струхнул, напрягся и осторожно за озирался по сторонам, но никого не заметил.

Пара «мужененавистниц» выехала из глубины леса, прямо к ним навстречу. Не обращая внимание на посланца, они чуть разъехались в стороны, не спуская настороженных и беспокойных взглядов с Кайсая. Рыжий выпучил глаза от удивления. Обе наездницы были черноволосыми и с узкими, раскосыми глазами, как у далёких восточных кочевников!

На мгновение, у Кайсая закралось сомнение, что он угодил не в логово поляниц, а в какую-то ловушку. Он лихорадочно начал соображать, кто они могли быть такие и что им от него надо. Тем временем, одна вложила стрелу в лук, вторая подъехала к берднику вплотную, с другой стороны.

— Сдай оружие, воин. С оружием нельзя, — пропела она мягким, тонким голосом, протягивая к нему руку.

У Кайсая, что-то ёкнуло внутри, запротестовало, но он повиновался, убедив себя в том, что это, в принципе, нормально в целях безопасности. Он отстегнул меч, кинжал и передал чернявой деве, успев обратить внимание, что эта чужестранка, довольно симпатичная, если не сказать, по-своему красивая, вражина.

Достал ножи из сапог и держа их за лезвия, тоже передал в руки вымогательницы всего острого. Та, ничего не говоря, вопросительно взглянула на пояс. Кайсай поднял руки и проговорил, так, как будто высказывал это, уже десятый раз, за этот день:

— Оружия больше нет, а пояс снять не могу, это зарок. Обыскивать будешь?

— Не бойся воин за своё оружие, — неожиданно ответила она, — я пред Матерью за него головой отвечаю.

Кайсай опустил руки и кивнул, давая понять, что согласен с такой постановкой вопроса. Дальше они поехали уже вчетвером. Посланец впереди, Кайсай за ним, а две очаровательные, ускоглазые наездницы по бокам, чуть отставая и держась от него на безопасном расстоянии, как будто это не они ему, угрожали оружием, а он им, голыми руками.

Всю дорогу лесом, петляя между деревьями, бердник напряжённо соображал, куда же его ведут, и кто это такие, но проехав в глубину леса, он сначала услышал шум девичьих голосов, а потом и увидел, в стороне от их пути, на поляне, целый муравейник из девичьих тел, которые мелькали между деревьев, чем-то занятые и при этом вели себя очень шумно.

Что там происходило, Кайсай понять не смог, так как было, всё же, довольно далеко, хотя отчётливо разглядел и светловолосых, и рыжих, и тёмных, и каких там только не было, но большинство, обладали волосами золотого цвета. Он даже несколько обрадовался, что всё же попал именно к поляницам, а не пойми к кому. Хотя, чему тут было радоваться?

Его повели дальше и вскоре, впереди он разглядел среди деревьев огромный шатёр, к которому они и направлялись. У самого выхода из леса на поляну с этим шатром, их встретила троица новых «мужерезок», но на этот раз выглядевших вполне знакомо для Кайсая, притом та, что стояла по средине, показалась знакомой. Она явно выделялась от всех, кто был рядом, и возрастом, и обилием золота на себе любимой, и надменностью взора.

Две сопровождающие Кайсая черноволосые девы, тут же отстали и судя по удаляющемуся в сторону конскому топоту, покинули кавалькаду. Старшая, как понял Кайсай, подъехала к нему в плотную, елейным голоском запела, явно заигрывая и стараясь привлечь к себе его внимание, кляча старая, считая, похоже, себя просто неотразимой:

— Здравствуй, Кайсай.

— Будь здрава, дева, — ответил рыжий учтиво кланяясь, — только я не помню, чтоб нас друг другу представляли.

— Ну, какие проблемы, — заворковала людоедка, которой он в сыновья годился, подъезжая так близко, что задела своей ногой его ногу, как бы случайно, — меня кличут Огненный Ветер, ты можешь называть меня, просто, Ветерок.

— Ммм, как мило, — подыграл ей рыжий, улыбаясь в ответ, а про себя ругнулся, мол, вот только тебя мне ещё не хватало для полного счастья.

Но тут на помощь пришёл проводник, высказав ей через плечо:

— Ветерок, нас царица ждёт.

— Знаю, — чуть ли не рявкнула на него дева, сделав зверское личико и затаив обиду за такой облом, в соблазнении молодого красавца.

Она резко ушла в сторону и по виражу поскакала к шатру, где, спрыгнув с коня, скрылась внутри. Проводник поехал туда же, но шагом. Кайсай несколько замешкался, соображая, как же ему себя вести в дальнейшем, если каждая встречная-поперечная, начнёт, вот так, напрашиваться к нему на коленки: и не пошлёшь, и не посадишь, порвут в обоих случаях, но быстро сообразив, что отстал, пустился за провожатым следом.

Войдя в шатёр, Кайсай в очередной раз растерялся. Он, наверное, был готов увидеть всё что угодно, но только не то, что увидел. Внутри стоял ещё один шатёр! Между внутренним и внешним, создавался некий коридор по кругу, по которому быстро шагал проводник, шелестя своими нарядами, уже скрываясь из виду. Бердник припустил за ним следом и догнал лишь, когда тот неожиданно остановился и принялся раздеваться, предложив сделать тоже самое Кайсаю.

— Зачем? — удивился рыжий, напрочь сбитый с толку всеми условностями и непонятными правилами поведения, в этом осином гнезде.

— Это баня, воин, — принялся пояснять, непонятливому гостю, чужак, скидывая при этом, всю свою одежду и стаскивая украшения с пальцев, — а в баню ходят голыми. Это обычай.

Укоризненно закончил посыльный, раздевшись и аккуратно сложив всё в одну кучу. Сначала ошарашенный Кайсай обратил внимание, что таких кучек одежды, вдоль стенок, огромное множество, конца и края не видно, сообразив, что внутри, достаточно много народа. Прислушался, но было очень тихо: как внутри, так и снаружи.

Не успел он отойти от этого шока, как тут же получил второй. Проводник повернулся к нему, как бы ожидая, когда же, наконец, разденется гость и Кайсай, буквально, впился ему между ног взглядом, от неожиданности распахнув рот. Там ничего не было! Вернее, сначала он подумал, что этот мужик — баба бритая, по тут же понял, что там попросту всё отрезано, под корень. Остался только уродливый шрам оплавленного ожога.

Кайсай в панике попятился, но тут же споткнулся о чью-то сложенную одежду и чуть не упал. Короткая потеря равновесия, заставила его встрепенуться, оторвать взгляд от уродца и постараться взять себя в руки. Голова гудела пустой бочкой, руки и ноги стали нечувствительными. Воин начал медленно раздеваться. Расшнуровывая бронь, он, наконец, восстановил сбившееся дыхание и позволил себе задать только один вопрос:

— Это они?

— Нет, — равнодушно и даже, как-то, обыденно, ответил проводник, чужеземной наружности, явно не в первый раз, отвечая на этот вопрос, — они такое не делают. Им не нужен евнух.

— А что такое евнух? — спросил Кайсай, лишь бы для того, чтобы спросить, ибо разговор его успокаивал и давал возможность сосредоточиться.

— Ты не знаешь? — спросил проводник так же равнодушно, — и не надо. Это долгая история, а нам некогда. Царица ждёт.

С этими словами он резко развернулся и куда-то ушёл вперёд. Не успел рыжий сообразить, что ему делать, как проводник вернулся, надев на себя широкие матерчатые штаны, на ходу завязывая на них завязки.

Наконец, Кайсай разделся, но провожатый не спешил. Он осмотрел воина снизу-вверх и потребовал одеть на палец подарок царицы, чтоб видела, как он сказал. Кайсай выудил перстень из кармашка пояса и нацепил, невзрачную деревяшку со встроенным в неё небольшим камешком, на палец. Только после этого странный проводник, назвавшийся евнухом, развернулся и пошёл дальше по коридору, приглашая следовать за ним.

Через несколько шагов, за поворотом, они достигли входа во внутреннее помещение. В проходе их встретили две вооружённых девы, со странными росписями золотом по всему лицу, с мечами в правой руке и длинным ножом в левой, готовые в любой момент накинуться на гостя.

По тому, как они держались и как держали оружие, бердник, сразу понял, что это не девочки для битья, но именно их вид, моментально выбил из его головы всякую дурь и Кайсай мгновенно превратился в того, кем являлся.

Он резко расслабился и стал спокоен, только сейчас осознав, как он был напряжён и скован всё это время. В голове стало ясно и тихо. Все, даже малейшие колыхания тел противниц, читались им. Он уловил их дыхание, ритм, глубину. Воин почувствовал даже их напряжение и лёгкую дрожь. Девы боялись его! Не успел бердник осмыслить своё полное преимущество, как тут проводник, отошёл чуть в сторону и в пол голоса проговорил:

— Покажи им перстень.

Кайсай разжал кулак, опущенный вниз и выпрямил ладонь, чуть приподнимая руку. Те, посмотрели на невзрачную деревяшку и расступились.

— Как у вас тут всё строго, — так же в пол голоса, проговорил Кайсай, проходя мимо людоедок, самым наглым образом, пожиравших его глазами, в которых бурлили ненависть, страх и жуткое любопытство. Затем, миновав охрану, протиснулся между двух факелов, которые, буквально, облизали его голое тело.

Наконец, он вошёл в святую святых — в девичью баню. В принципе, их баня совсем не отличалась от обычной, походной. Тот же банный камень с очагом, только необычно большой, тот же жар, лёгкий туман, вперемешку с конопляным дымом, но было и отличие. Первое, что бросалось в глаза — её огромный размер и непривычные пологи. Они были сделаны тремя кольцами по всему периметру. Каждое последующее, выше предыдущего, примерно, Кайсаю, чуть выше колена.

Все пологи были завалены шкурами разных зверей. Народу, действительно, было много и все, как одна, девы, боевые девы, судя по хорошо различимому рельефу мышц. В общем, не те девочки, которых он отлупил давеча. Эти и летами по старше и телом побогаче. Они вызывающе возлежали на всех ярусах и складывалось впечатление, что Кайсай попал в змеиный клубок на зимовке, так как все, медленно шевелились и ему, изначально, даже показалось, что тихо шипели.

Воин огляделся и понял, что их хищные взгляды, направлены, исключительно, на него. «Вот я попал», — только и успел подумать бердник, как с противоположной стороны, встала обнажённая дева и весело приветствовавши издалека, направилась к нему на встречу.

— Кайсай, мальчик мой, наконец, ты, соизволил нас посетить.

У Воина аж ноги в коленках подкосились. Это была сама Матерь. Царица! Голая! Рыжий остолбенел, не в силах сделать больше ни шагу. Повелительница «мужененавистных» дев, подходила к нему медленно и величаво.

Странно, толи, сработал механизм защиты, толи, это соответствовало действительности,но в её обнажённой фигуре, издали, он безошибочно узнал тело Апити! Дрожь в коленях, как рукой сняло. Он даже уже хотел…

Но когда она выплыла из-за банного камня и подошла ближе, то облегчённо выдохнул. Нет. Не похожа. Ну, если только чуть-чуть. В отличии от еги-бабы, у царицы груди обвисли. Что указывало на то, что она рожала и выкармливала детей грудью. А у Апити, груди были не рожавшей женщины, круглые и стоячие.

Ну, вблизи ещё была целая куча отличий и в первую очередь, колдовские линии на её теле. Он сразу обратил внимание на её маслянисто-чёрный узор и вспомнил слова Золотца о том, что царица, благодаря этому узору, может запросто, выпить любую жизнь. По спине пробежали мурашки. Райс подошла в плотную.

— Ну, что встал, как не родной, проходи. Будь, как дома.

— Матерь, я б в этом доме и дня бы не прожил, — деликатно ответил рыжий, демонстративно обводя взглядом обнажённых красавиц и уставившись в её синие глаза, быстро и придурковато добавил, — жарко тут, сдохнуть можно.

Царица звонко расхохоталась, оценив остроумие гостя и взяв его под руку, повела вокруг камня к своему месту, затеяв по дороге ничего не значащий, светский разговор. О том, как устроился, как добрался, всё ли у него нормально, и так далее. А Кайсай, тем временем, вглядывался в лица развратных кровопийц, разложивших свои изумительной красоты тела и томно подманивая, вертясь перед ним, но хищно улыбаясь, при этом.

Волосы их, сверкающие золотом, были распущены и из-за этого, они изменились до неузнаваемости, превратившись из дев, в нечто нереалистичное, сказочное. Кайсай не узнавал ни одной, хотя он уже видел с десяток приближённых, и они, наверняка были среди этих совратительниц. К тому же, сюда только что прибыла, та самая Ветерок, которая встречала его у входа, но он и её не находил среди гор, обнажённых тел.

Только когда Райс, подвела его к своей лежанке, Кайсай, всё же узнал одну из них — Золотце. Он сразу обратил внимание на её персону, потому что, эта дева, единственная, кто на него не смотрела, не улыбалась и не елозила на своей шкуре. Она, просто, лежала на животе и уперев руками голову, тупо смотрела вперёд. Сначала, он загорелся желанием поздороваться, но видя, что та, всячески старается показать всем своим видом, что не только не знает его, но и не видит в упор, решил воздержаться, переключив всё внимание на царицу.

Прямо перед её лежаком, на земле, валялся огромный мешок, на который Райс, жестом предложила ему сесть. Он сел. Мешок оказался очень мягким, почти пушистым. Кайсай с изумлением помял его руками, но так и не смог определить, чем он набит.

Царица разлеглась на своей шкуре, на которую были набросаны похожие подушки, как та на которой он сидел, только размером поменьше и приняла положение в полуобороте, сдвинув колено вперёд и прикрыв своё царское бесстыдство. Распущенные волосы забросила за спину и мило улыбаясь, стала внимательно рассматривать, сидевшего напротив неё, молодого мужчину.

Справа от царицы, не меняя позы, возлегала Золотце, выпятив вверх аппетитную попку, слева черноволосая дева, для Кайсая была незнакома, но тоже хороша, до безобразия хороша. Её точёное и хрупкое тело, в отличии от всех остальных, было исписано удивительными нежно розовыми узорами, такими, какими была расписана попа Золотца и самой царицы, только у этой, розовым было расписано, абсолютно, всё тело, до самого лица. Внимательно рассматривая чернявую в целом, а не только розовую роспись, молодец поймал себя на мысли, что эта дева нездешняя, притом, похоже, вообще, не степных народов.

Черты лица, выдавали в ней далёкую чужестранку. Огромные чёрные глазища, на кругленьком личике. Чёрные ресницы, как опахала машущие при каждом подёргивании глаз. Такие же чёрные брови на весь лоб. Нос шире чем у местных и длиннее. Пухлые губы, на, в общем-то, худом лице. Скулы не выпирают, как у Золотца или Райс. Талия тонкая, как ствол осины, а два увесистых шара упругих грудей, с нереально чёрными сосками и ореолами вокруг них, вообще делали её не настоящей.

Но главное — цвет её кожи. Она у неё, не была белая, как у Золотца и не была смуглая, как у тех двух ускоглазых красавиц, что встретили его на краю леса. Цвет её кожи, был, какой-то, средний между ними. Именно из-за этой особенности, её розовые завитушки, обладали повышенной контрастностью и сразу бросались в глаза.

— Что, молодец, нравлюсь? — буквально пропела завораживающим голосом эта дева, видя, как его взгляд, слишком долго и подробно её разглядывает, и с обворожительной улыбкой, чуть ли не простонала, — хочешь меня?

Кайсай встрепенулся, тут же отмечая про себя, что в этом «гадюшнике» не только за языком следить надо, но и за глазами, руками и вообще, за всем вместе взятом. Он тут же собрался с мыслями и мило улыбнувшись, ответил:

— Не хочу. Во-первых, я сыт, а во-вторых, красавица, в отличии от тебя, я не ем человечину, даже такую привлекательную с виду.

Окружение брызнуло сдержанным смешком, что говорило об их общем настрое позубоскалить с этим наглым, но милым рыжиком.

— Кайсай, мальчик мой, — не удержалась всё же, язва Золотце, как не старалась, и подражая интонацией своей царице, тут же влезла в разговор, — с чего ты взял, убогий, что ты здесь придёшься по вкусу? Мы таких вонючек, как ты, не едим.

— Золотце, девочка моя, — тут же передразнил её рыжий, не давая зрителям отреагировать на её зубоскальство, — да, коли ты ручками своими белыми, меня везде отмоешь, да, отскоблишь, я и вонять перестану, а ежели, ты ещё, меня и оближешь с ног до головы своим язычком длинненьким, глядишь и убогость поправится.

— Фу! — раздалось со смехом из-за спины.

Кайсай оглянулся и увидел, что уже все с дальних лежанок, подтянулись к нему за спину и создали большую зрительскую аудиторию, продолжая извиваться уже стоя.

— Ого, сколько желающих на моё дохлое туловище набежало, — продолжил ёрничать рыжий, — Золотце, ты какую часть меня есть будешь?

— Язык, — почти прошипела дева.

— Ну, вот, а я для тебя, свою ляжку, по мясистей, завещать хотел.

— Кстати, — как бы опомнилась царица, переходя из лежачего положения в сидячее и два раза хлопнув в ладоши, смотря куда-то за спину Кайсая, — Шахран, займись-ка нашем гостем, приведи его волосы в порядок, а то я, уже без слёз, на это, смотреть не могу.

Сзади к Кайсаю кто-то подошёл. Рыжий оглянулся и в вызванном Шахране, признал своего провожатого. Тот, поставил на землю за его спиной широкую кадку с водой и заискивающе проговорил:

— Сиди спокойно, повелитель, я помою тебе голову.

— Валяй, — разрешил Кайсай, уже вошедший в раж и раз его, называют повелитель, значит он повелителем и будет.

Шахран начал аккуратно расплетать его косу.

— Кайсай, — взяла инициативу Райс в свои руки, прерывая на корню зубоскальство подчинённых, которых прямо распирало накинуться на молодого и наглого, и тем самым переводя разговор в серьёзное русло, — так ты не утолишь моего любопытства по поводу Апити?

Кайсай аж вздрогнул, услышав это имя. Он точно помнил, что не называл его. «Ещё одна ведьма», — подумал Кайсай, но этот его не произвольный испуг, выдал его с потрохами и Райс, даже заметно заволновалась, но только на миг.

Рыжий молчал, смотря в землю и ругаясь про себя, всеми ругательствами, которые он знал, но раз, дал себе слово лучше сдохнуть, чем жить с позором, решил, как и раньше, молчать. Райс, видя, что отвечать он ей не будет, наигранно разочарованно проговорила:

— Жаль, — и сделав небольшую паузу, язвительно, еле слышно сказала, — мне помнится, что ты обещал выполнить одну мою просьбу.

«Вот, сука», — выругался про себя Кайсай и встрепенувшись злобно зыркнул на коварную повелительницу.

— Ой, — тут же наиграно отмахнулась от его взгляда Райс, — да, не смотри ты на меня зверем. Я хотела попросить тебя о другом, — как будто читая его мысли, начала она грустным и даже, каким-то, виноватым тоном, как бы оправдываясь, — понимаешь мальчик, мы с Апити, когда-то были лучшими подругами.

Она остановилась и грозно глянула на зрительниц, стоящих за спиной Кайсая, давая кивком головы, им знак. Воин услышал лёгкий шорох шагов и понял, что представление закончилось и зрители покидают зрелище. Тем временем, Шахран расплёл косу и принялся, аккуратно, мыть и при этом старался расчесать рыжий, вредный волос, в жизни не знавший гребня.

Кайсай не мог посмотреть, что у него происходит за спиной, так как евнух, держал его за волосы так, что повернуть голову, даже чуть-чуть, было невозможно. Молодого бердника напрягла подобная скованность и он уже лихорадочно принялся перебирать все возможные варианты противодействия, но Райс, дождавшись исполнения своего повеления, продолжила:

— Она была моей единственной лучшей подругой, до тех пор, пока я не увела у неё из-под носа, моего будущего мужа, — она несколько ударов сердца молчала, после чего зловеще, как показалось Кайсаю, закончила, — и убила его.

Царица вновь остановилась, внимательно посмотрев на Кайсая.

— Когда я увидела на твоей спине её руку, вдруг, нахлынуло… Мне до сих пор, нестерпимо стыдно, за свой поступок и очень сожалею, что так получилось. Я, просто, хочу попросить у неё прощение. Знаешь, с годами на многое начинаешь смотреть по-другому. Поэтому, я, прошу тебя, молодой бердник Кайсай, если встретишь её, а я, почему-то, уверена, что ты её ещё встретишь, попроси за меня прощение, пожалуйста.

Она замолчала, грустно смотря на воина, которого нещадно дёргали за волосы, стараясь их расчесать. Кайсай хотел кивнуть головой, в знак согласия, это было бы более подходящим жестом в сложившейся ситуации, но процедура, которую над ним совершал Шахран, не позволила этого сделать, поэтому, ему пришлось отвечать голосом:

— Хорошо, Матерь, — проговорил он тихо, — если встретится такая, то я передам ваши слова.

— Ну, вот и ладушки, как любит поговаривать наш Агар, — довольно закончив с этой темой, она принялась устраиваться по удобней на лежанке, замолчав и с интересом следя, за преображением её гостя.

Шахран работал не спеша. Он больше не дёргал за волосы, а лёгкими, приятными прикосновениями мыл и одновременно расчёсывал, поддавшиеся, наконец, патлы рыжих волос. Некоторое время спустя, он закончил и отстал от Кайсая. Правда, то что он закончил, рыжий понял лишь по фразе царицы:

— Спасибо, Шахран. Ты свободен.

Тот, что-то ещё по шуршал за спиной воина и зашаркал ногами по песку, удаляясь. Только теперь Кайсай смог оглянуться и с удивлением обнаружил, что в бане никого нет! Все пологи пусты! Воин повертел головой во все стороны и понял, что во всём шатре осталась лишь царица, Золотце и смуглая незнакомка, то есть только те, кто был перед ним. Кайсай вопросительно посмотрел на Матерь. Та, продолжала следить за уходящим Шахраном и только, когда евнух скрылся, обратилась к Кайсаю:

— Ну, а теперь поговорим о тебе, — тон её стал серьёзный и деловой, — Кайсай, мальчик мой, тебя не удивило то, что, выиграв поединок и пройдя испытание, атаман даже не заикнулся о твоей присяге себе любимому?

— Нет, — так же серьёзно ответил воин и перефразируя объяснения Олкабы, монотонно проговорил, как заученное, — я, прекрасно понимаю, для того чтобы попасть в личное расположение верховного атамана, требуется не только воинское мастерство, но и проверка приближённого, как человека.

— А причём тут приближение, — удивилась Райс, — я говорю об обычной воинской присяге, подведение воина под законы. Ты ведь, до сих пор, вольный. Приближённые, это приближённые, а воинская орда, это воинская орда. Приближёнными становятся со временем, лишь те, кого приближают, а воином орды, становится любой, доказавший свою пригодность для этого и скрепив своей кровью, принятие на себя законов.

Кайсай, даже как-то растерялся, не находя, что сказать.

— И что бы это значило? — неуверенно спросил он, уставившись на царицу.

— Только то, что он тебя в свою орду не возьмёт, — она сделала паузу, внимательно следя за его реакцией.

Видимо, реакция панической растерянности, что расползлась на лице молодого бердника, ей понравилась и она пренебрежительно улыбнулась.

— Я тебя, у него отобрала, — не без гордости и бахвальства заявила Райс, встряхнув роскошной шевелюрой и откидываясь на подушки, — нет, даже не так. Я вырвала тебя у него зубами.

— Что за бред? — замотал головой непонимающий Кайсай, — вы что решили из меня второго Шахрана сделать?

Райс улыбнулась, незнакомка слева улыбнулась, а Золотце, залилась звонким, заразительным смехом, упав лицом в мех, задрав стопы ног и брыкаясь.

— Я, поражаюсь, — усмехаясь, проговорила царица, — нет, я предполагала, конечно, что ты много не знаешь, а ты, вообще, ничего не знаешь, похоже. Кайсай, тебя чему там это старый пьяница учил?

— Убивать, — резко и грозно рыкнул молодой бердник, ибо ему было не до смеха, с Шахрановой перспективой.

Это произвело впечатление. Смеяться и улыбаться, все, как одна, прекратили.

— Кайсай, — примирительно и успокаивающе проговорила Райс, — я такая же верховная правительница, как и Агар.

— Выше, — тут же поправила её Золотце, как бы констатируя факт.

Матерь взглянула на неё и через короткую паузу, подтвердила:

— Даже выше, по власти. Поэтому, у меня, тоже есть личные «особые» орды и не только эта, — она указала пальцем одной руки на Золотце, — и эта, — тут она указала пальцем другой руки на незнакомку, — но и бердники свои, тоже есть и не только они. Притом, если у Агара бердники с берсеркерами элита его воинства, то мои, элита над его элитой.

Кайсай задумался, понимая, что такие предложения, просто так, не делаются, но всё же, у него было слишком мало информации о Райс и её воинстве, а то, что была, была исключительно негативной.

Продолжая анализировать, бердник, каким-то внутренним чутьём, вдруг понял, что попал он крепко и уже не сможет отказаться, ему этого, просто, не дадут сделать. Его не выпустят из этого леса живым.

Но какая же Райс самоуверенная? Неужели она не понимает, что здесь и сейчас, при наличии угрозы его жизни, он их переломает, как соломенных кукол, и сделает всё, от него зависящее, чтобы выкарабкаться отсюда живым. И никакое колдовство им не поможет, они, просто, не успеют им воспользоваться, но тут же вспомнив «нервную плеть» и моментальную судорогу, которую ему уже продемонстрировала Золотце и вспомнив о возможностях самой «меченной» царицы, сразу сник, спрятав свою самоуверенность подальше.

Бердник посмотрел на Матерь и увидел, что она обеспокоена, будто и в правду читает его мысли. Рыжий решил проверить свои предположения:

— Я так понимаю, что отказаться уже не могу? — проговорил он медленно.

— Можешь, — ответила Райс, но уже настороженно, взволновано и скрыть это, у неё, не слишком хорошо получалось, — только позволь узнать, почему?

— Я слишком мало о вас знаю, а внутреннее чутьё подсказывает, что меня засовывают в какую-то жопу.

— Согласна, — так же хмуро и жёстко ответила царица, — но палка о двух концах, Кайсай. Прежде чем дать тебе о нас что-то узнать, я должна быть уверена в том, что это останется между нами и никуда на сторону не уйдёт.

— Согласен, — в той же манере подтвердил бердник, — но, как вы это сделаете, отрежете мне язык?

— Нет, — усмехнулась она, — язык — это оружие. Именно твой, хорошо подвешенный язык и заинтересовал меня, в первую очередь.

— Опять не понял, — замотав головой, как упрямый бычок, насупился рыжий — царица, я буду с тобой откровенен. Дед всегда меня учил бояться непонятного. То, что непонятно — опасно.

— Так вот в чём дело, — вдруг радостно воскликнула Райс, хлопнув ладонью о полог, — а я и забыла совсем, чей ты ученик. А ведь и вправду, ну, копия Дед, — продолжала она, уже чему-то откровенно веселясь и обращаясь к Золотцу, продолжила, — тому, бывало, пока не разжуёшь до состояния жидкой каши, всё бычится, да, артачится. Ну, копия Дед, смотри-ка, а, — закончила она в приподнятом настроении, указывая своим девам на Кайсая рукой.

— А в чём он не прав? — обиделся было молодой воин, — дед говорил, что соблюдение, именно, этого правила, позволило ему прожить столько лет и вылезать из любого дерьма чистеньким.

— Ну, допустим, не всегда чистеньким и не всегда вылезать, но не буду спорить, в чём-то он был прав. Хорошо. Давай договоримся так. Я подумаю, что и как тебе о нас рассказать, чтоб и ты, от нас не шарахался и секреты наши в целости остались, пока, ты, не примешь решение, а ты, взвесив всё, подумаешь над моим предложением, — но тут она замялась и взглянув на молодого бердника, умоляющим взглядом, закончила, — только обещай, что подумаешь. Кайсай, ты мне очень нужен, притом лично мне, для одного, очень опасного и очень, для меня, важного поручения.

— Вот, — вдруг ожил рыжий, становясь прежним балагуром, — это уже интересней, а то ишь, в сестрёнки они решили меня определить.

Райс с незнакомкой опять улыбнулись, а Золотце, неожиданно резко сев, подхватила его зубоскальство «ответкой»:

— Кайсай, ты сначала, вот это заимей, — и она, выпятив грудь вперёд, потрясла руками оба шара своих увесистых молочных желез, — а потом ко мне в сестрёнки набивайся.

— А на кой ты мне сестрёнкой-то нужна, — наигранно «отбрил» её рыжий, — вот, в качестве бабы на лежак, я ещё подумаю, — и он демонстративно почесал затылок, как бы раздумывая.

— Матерь! — взвизгнула молодая Матёрая, — давай, я его, лучше, сразу убью, чтоб не мучится.

— Остынь, — со смехом проговорила Райс, — что-то я погляжу, ты больно вспыльчива стала. На его любой подвох, введёшься. Аль не ровно к нему дышишь?

— Вот ещё, — вспрыснула, мгновенно покраснев дева и демонстративно, снова завалилась на лежак, — просто, наглость этого молокососа, бесит.

Кайсай встал. Это было так неожиданно, что все три голые фурии встрепенулись и напряглись.

— Я согласен, — внезапно выдал он.

Все три «меченные» разом соскочили с полога. Райс подошла и внимательно всматриваясь, в улыбающиеся глаза Кайсая, как будто ища в них подвох, спросила:

— Почему?

— Не знаю, — сознался он, — но я так решил. Будем считать, меня Золотце убедила. Только раз, пошла такая пьянка, может вы объясните мне, зачем был нужен, весь этот балаган? — он обвёл вокруг рукой, — когда можно было поговорить не заморачиваясь, в нормальных условиях.

Райс улыбнулась, вернулась на своё место, но не легла, а вытащила откуда-то, очень тонкую накидку и завернувшись, прикрывая наготу, села. Золотце последовала её примеру и тоже прикрылась такой же накидкой. Только смуглая красавица, наоборот, скинув шкуру на землю, расселась на ней, опираясь спиной на полог, сложив ступни ног вместе и широко раздвинув в стороны колени, выставив себя, на всеобщее обозрение.

— Кайсай, мальчик мой, — заговорила царица ласково и устало, — ты не представляешь, какую цепь испытаний, ты, играючи преодолел, для этого разговора. Я всё расскажу тебе, но мы договорились: сначала, ты наш, а потом уже, тебе наши секреты.

Она лениво приподняла руку в сторону Кайсая, смотря при этом на Золотце. Та, поклонилась, и двинулась к воину, неожиданно став серьёзной и сосредоточенной, молодой бердник, такой её ещё не видел. У него сложилось впечатление, что золотоволосая, очень сильно волнуется и это волнение, каким-то боком, коснулось и его.

Подойдя на расстояние вытянутой руки, она медленно подняла правую руку, в которой непонятным образом, блеснул очень странный нож, каких Кайсаю, ещё видеть не приходилось. От неожиданности его появления, рыжий слегка вздрогнул и успел подумать про себя, что это, как пить дать, колдовство какое-то. Где, в голом теле, можно было спрятать такое?

Лёгкое движение пальцев и нож в руке девы крутанулся лезвием в ладонь, и она протянула берднику, необычный клинок, ручкой вперёд. Кайсай взял нож и обмер. Ощущение было такое, что взялся за живую плоть. Рыжий был готов биться об заклад, что нож был тёплый, как человеческое тело и даже чувствовался его пульс!

Тут же полезли всякие мысли про людоедство и прочее, и молодца передёрнуло. Тем временем, Золотые Груди взяла его за руку и обойдя мешок, на котором он сидел, повела бердника к банному камню, объясняя тихо по дороге, что ему надлежит сделать.

В принципе, Кайсай знал, как присягают на крови, только в обычной орде кровь льют на землю, а ему, предстоит пролить кровь на банный камень, что, в принципе, почти одно и тоже. В мужской орде, присягают только Валу — Отцу Неба, а здесь, ему придётся крови пролить в три раза больше, поминая всю Святую Троицу. Ну и последнее: в обычной орде, присягают трём законам, а ему, сейчас, предстояло резать себя четыре раза. Три основных и один особый, на секрет. А больше, отличий в её рассказе, он не услышал.

Когда они подошли к банному камню, то разглядев его, Кайсай аж присвистнул. Такого ему видеть, ещё не приходилось. Камень был большой и верхняя его поверхность, напомнила, берднику, кипящее варево. Огромные каменные пузыри, разных размеров, налезая друг на друга, создавали причудливый узор и судя по всему, его не делали таким искусственно, его таким, сотворила сама Мать Природа.

Находиться голым, вблизи огромного раскалённого камня, было ещё то испытание, поэтому Золотце, ещё по пути предупредила, чтоб делал всё быстро, но вместе с тем, не спеша. Кайсай попробовал заточку ножа пальцем и порезался, на столько он был остёр и недолго думая, полосонул левую ладонь наискось. Сначала, порез побелел, как бы жутко испугавшись, не желая отдавать кровь, но затем, набух тёмной жижей и заструился обильным потоком жизненной жидкости.

— Присягаю Отцу Неба, в походах не блядить, — проговорил Кайсай, отпуская из ладони струйку крови на раскалённый камень.

Зрелище прыгающих шариков, как живых и при этом, издающих шипящие и пищащие звуки, обдавая едким запахом горелого мяса, вводя молодого бердника, в странное состояние. Он, вдруг, сильно опьянел. Всё вокруг закружилось, зашаталось, а звуки испаряющейся крови, превратились в сотни, тысячи человеческих воплей, буквально, разрывая ушные перепонки.

Он, шатаясь, зачем-то, зажмурился и хотел было закрыть ладонями уши, но твёрдый и злой голос Золотца, отчётливо прозвучавший в левом ухе, требующий его продолжать, вернул Кайсая к реальности, и рыжий, уже оря во всю глотку, стараясь перекричать всех вопящих в его ушах, проорал:

— Присягаю Матери Сырой Земле, в походах не блядить.

И в этот момент, он оглох от тишины. Не слыша ничего, даже стука собственного сердца. Кайсай обернулся на Золотце, та что-то говорила, открывала рот, с особой тщательностью проговаривая слова, чтоб он смог понять по губам, но слышно, ничего не было. Она отчаянно показывала глазами на камень и он, не слыша собственного голоса, проговорил, вернее, про шевелил губами:

— Присягаю Святой Воде, в походах не блядить.

И всё вернулось в исходное состояние. И звуки прыгающих капель крови на раскалённом камне и злобный голос Золотца:

— Кайсай, давай быстрее, а то зажаримся, пока, ты, тут рожаешь.

Рыжий повернулся к ней и с изумлением проговорил:

— Твою мать, силища-то какая.

— Быстрее давай, — продолжала злиться дева, — дальше, ещё веселей будет.

— Куда ещё веселей, — пробурчал себе под нос бердник, — у меня аж, сердце останавливалось.

От камня, действительно, припекало и бердник поспешил. Он полосонул ладонь во второй раз, наискосок, только в другую сторону, образовав из порезов крест и когда новый поток хлынул на камень, быстро заговорил:

— Присягаю Отцу Неба, в походах не еть.

И тут, его яички, не то взорвались, не то их медведь зубами стиснул. Он взвыл диким ором, по инерции приседая и хватаясь изрезанной рукой за причинное место, а ножом резанув себя по ноге, рядом. Чуть-чуть бы точнее и был бы второй Шахран. Но это было лишь мгновение, поймавшее его на неожиданности. Кайсай, тут же собрал волю в кулак, стиснул зубы, выпрямился, превозмогая боль и вытянув кровоточащую руку над камнем, сквозь зубы и с неимоверной силой сжатые веки глаз, буквально простонал, чуть не плача:

— Присягаю Матери Сырой Земле, в походах не еть.

Боль, так резко отпустила, что он пошатнулся, как от удара, но его кто-то поддержал за руки, притом с обеих сторон. По всему телу разлилась такая нега, что ничего делать, уже не хотелось. Он лениво приоткрыл глаза и даже не удивился, что всё вокруг стало чёрно-белым, краски пропали, но ему было, абсолютно, наплевать.

Кто-то, держал его правый кулак зажатым, не давая выпасть ножу, кто-то, вытягивал за него левую руку вперёд. Глупцы, думал он, зачем это надо? Он больше ничего не хотел. Не хотел быть воином, ни хотел проходить эти сраные ритуалы, он, вообще, жить не хотел, а какие-то дуры, орут ему в оба уха, уговаривают, ругаются, пугают. Тупые идиотки.

Он обернулся влево, там какая-то страшная девка, серого цвета, орёт, мол, давай дальше. Не хочу. Обернулся вправо, лучше б не оборачивался. Там, вообще, кошмар, с серыми глазами, что-то сюсюкает. Давай, давай. Всем что-то от меня надо, а я не хочу. Отстаньте.

— Хочешь, чтоб мы от тебя отстали? — загнусавил противный голос справа.

— Отстань.

— Скажешь волшебную фразу, отстану, не скажешь, не отстану.

— Отстань. Не хочу.

— Скажи, «присягаю Святой Воде, в походах не еть» и я, сразу отстану, и ты станешь свободен.

— Присягаю Святой Воде, в походах не еть.

Его аж отшвырнуло от камня и Золотце с Райс, державшие за руки, отлетели к самому пологу.

— Я убью тебя, придурок яйценосный! — завизжала Золотце.

— Не ори, — тут же осадила её Матерь, поднимаясь с земли, — Калли, хватит мохнатку свою проветривать, давай, помогай.

Кайсай стоял, согнувшись и почему-то дышал так, как будто не прискакал сюда из стойбища, а бегом прибежал, притом со скоростью, не хуже Васа. Подбежали девы и подхватив его под руки, потащили обратно к камню. Слева опять запричитала стервочкой Золотце:

— Вот, теперь будешь знать, что терпят женщины, рожая от вас мужланов.

— Дура, — огрызнулся Кайсай, — тебе бы яйца, да, меж камней зажать, вот тогда бы, только и знала, что рожать, лишь бы больше этого не испытывать.

Вторая дева, державшая его под правую руку, захихикала. Кайсай повернулся к ней и мило улыбнувшись спросил:

— Тебя Калли зовут, я правильно расслышал.

— Правильно, — ответила та, по-детски тонким голоском.

— Ах, ты, — зашипела слева Золотце, больно дёргая Кайсая за распущенные волосы.

Рыжий тяжело вздохнул, попросил предков принять его душу и резанул руку в третий раз, между первыми двумя порезами.

— Присягаю Отцу Неба, в походах не татить, — проговорил он скороговоркой, намереваясь, так же скороговоркой проговорить и следующую присягу, но не тут-то было.

Ибо к нему подкрался полный пиздец, с волосатыми ногами. От его объятия у Кайсая, чуть глаза на лоб не вылезли. Всё тело скрючило так, что он забыл, как дышать и нет, дураку, произнести эту присягу с полными лёгкими, хотя, наверное, если бы в них был воздух, то его бы всё равно выбило бы одним ударом.

Наверное, все, какие только были мышцы, скрутила судорога, да, ещё какая и самое неприятное — язык не ворочался и все попытки произнести следующую магическую фразу, оканчивались неудачей. Воздух в лёгких заканчивался. Уже круги поплыли перед глазами. Бердник, собрался из последних сил и заставив себя, как можно медленнее и внятней издавать звуки, проговорил:

— Пьэсэхэу Мээьи Сэо эмъэ э охоэх э аи.

Слава тебе яйца. Мать Сыра Земля, приняла присягу с последней попытки. От блаженства улетучившейся напасти, он расслабился и обмяк на девичьих руках. Всё. Силы покинули его. Девы, поднырнули ему подмышки и молодой бердник повис на их плечах. Голова безжизненно упала на грудь, сил держать её на весу, не было. Все, до одной мышцы, расслабились и на отрез отказывались слушаться.

Только мозг, лихорадочно метался в попытках найти, хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации, а для паники, были все основания. Он, неожиданно для себя осознал, что не только не дышит, но и сердце не бьётся. Тело его умерло! Золотце ещё, дура, орала в ухо, обзывая «прорубным говном», но она, даже не представляла себе, что именно таким, он себя и ощущал, на самом деле. Воля, собранная в кулак, выдавила из лёгких последний воздух, в виде жалкого шёпота:

— Присягаю Святой Воде, в походах не татить.

Резкое возвращение к действительности, стоило обоим державшим его девам, удара лбами друг о друга и это, они ещё удачно отделались. Чуть бы по-другому стояли, он бы им, вообще шеи свернул.

— Я ныне сдохну, — констатировал Кайсай скрючившись и тяжело дыша, обливаясь потом.

— Да, уж быстрей бы, — тут же съязвила Золотце сидя на земле и потирая лоб.

С другой стороны, на земле, сидела голая Калли и тихо плакала, как ребёнок, закрыв лицо руками. Кайсай оглянулся на Райс. Она стояла за его спиной, с лицом полной идиотки. Матерь, чему-то так ликовала, что казалось её лицо, сейчас лопнет от счастья, навалившегося нежданно-негаданно.

— Матерь, — обратился измученный бердник к ней, — может дальше не будем, а?

— Ты, что? — тут же возмутилась царица, буквально, искрясь от восторга, — я такого сильного ответа камня, в жизни не видела! Ты у нас, ещё глядишь, «меченным» сделаешься. Ну ка, давай последнюю присягу, — и она быстро ринулась на Кайсая, с силой разворачивая к камню, а за одно, прикрикнув на дев, — а ну, соскочили, ишь сопли распустили. Матёрые, они называются.

Этот окрик возымел действие. Обе тут же вскочили на ноги и злобно зыркнули на Кайсая, самым естественным образом, во всём обвинив мужлана.

— Давай мальчик, — подбодрила Райс, — дальше, должно быть легче.

Рыжий понимая, что уже не отвертится, хотя это, он знал с самого начала, резанул ладонь, где и так живого места не было, сверху-вниз и пуская кровь шипеть и прыгать, внутренне сжавшись в комок, ожидая чего угодно, проговорил:

— Присягаю, хранить секреты орды, вечно.

Он резко набрал полную грудь воздуха, памятуя о предыдущих реакциях камня и чуть не подавился, потому что, обратно выдохнуть, он его уже, не смог. По башке, как будто чем-то тяжёлым и звонким огрели. Головная боль резанула так, что аж в глазах темно стало, а выдохнуть он не смог потому, что язык резко свился во круг своей оси, сжался и закупорил горло.

Слева заговорил голос Золотца:

— Я, Матёрая Золотые Груди, подтверждаю присягу.

Чуть погодя справа раздался голос Калли:

— Я, Матёрая Калли, подтверждаю присягу.

Боль, вместо того, чтоб к ней привыкнуть, резала всё сильнее и сильнее и Кайсай, уже был на грани потери сознания, когда услышал голос царицы:

— Я, Матерь Райс, подтверждаю присягу.

И с её словами, он всё же потерял сознание, повалился на землю, как скошенный. Хорошо не повалился на раскалённый камень, а столбом рухнул назад, но чуть подвернувшаяся, порезанная нога, крутанула тело, и оно упало на бок, а не на раненную спину. Хотя, всё равно, головой приложился о землю, знатно…

Пришёл он в себя от холодной струи воды в лицо. Она показалась ему блаженством свыше.

— Ещё, — попросил он, валяясь на спине и раскинув в стороны руки.

— Вставай, братец, хватит, а то простынешь.

Голос Золотца был для него, как сладостный голос жизни, при воскрешении из мёртвых. Он приоткрыл глаза. Она стояла прямо над ним и ехидно улыбалась.

— Ты кто? — придурковато поинтересовался он, задирая рукой подол её накидки и заглядывая под него.

— Скотина ты, мужланная, — зло выругалась она, отдёргивая накидку и уходя от него, — надо ж угораздила братца, урода на всю голову, получить.

— Сестрёнка, подожди, — продолжал юродничать рыжий, но при этом сел, потряс головой и огляделся.

Золотце, с ковшом в руках, направлялась на своё место. Матерь, что-то колдовала с лицом Калли. Похоже, у той бровь была рассечена. Левая ладонь, зажатая в кулак, тукала пульсом. Вся рука по локоть, была в крови. В правой ножа не было. Оглядел парез на ноге. Он уже не кровоточил. Кряхтя, как старый дед, поднялся на ноги. Голова закружилась, но тут же постепенно успокоилась. Золотце, уже устраивалась на своём лежаке, когда он спросил:

— А мне можно накидку? — показывая рукой на то, что в отличии от них, он ещё голый.

— Бери любую, — ответила равнодушным тоном Золотце, указывая на пустые места.

Кайсай, действительно, нашёл на пустом месте, рядом с Золотцем, сложенную тряпку и стал пытаться одной рукой в неё закутаться.

— Да, не кутайся ты, — послышался голос Райс, подходящей со спины, — а то накидку измажешь. Крови в тебе, как с хорошего поросёнка. Дай сюда.

Она отобрала у него тонкую тряпицу, схватила изрезанную руку и начала над ней колдовать. Глаза её мгновенно стали масляно-чёрными и кровь, сочившаяся из ран, разом загустела, перестав течь, вскипела и стала матово-чёрной. По всей руке разлился холод, будто она отнималась и усыхала.

Затем, глаза царицы, столь же резко, стали небесно-голубыми, засветились странным колдовским светом, и она, несколько раз провела по ранам указательным пальцем, как бы стряхивая засохшую и превратившуюся в пыль кровь, и та, действительно, слетала облачками чёрной пыли с ладони, оставляя под собой, только белые рубцы молодой кожи. Тоже самое, проделала с порезом на ноге.

Наконец, процедуры первой помощи пострадавшим были завершены. Пострадавшими оказались все. Во-первых, ладони порезаны были у всех четверых и Райс, по очереди, лечила каждую. Когда они умудрились порезать себе ладони, Кайсай естественно не понял.

Кроме того, у Золотца на лбу вырастал рог, к которому она прикладывала холодный медный ковш и при этом, одним глазом, не добро, косилась на рыжего. У Калли, была рассечена бровь и её левый глаз уже заплыл полностью, несмотря на то, что Райс, так же «заштопала» рассечённую рану и сама Калли, постоянно накладывала на подбитый глаз, какие-то примочки. Кайсай, облачившись, наконец, в накидку, плюхнулся на свой пуховый мешок и от души расхохотался, что заставило в недоумении, улыбнуться всех.

— Чего ржёшь, придурошный? — беззлобно гаркнула на него Золотце, в очередной раз, отрывая ото лба медный ковш.

— Видели бы вы свои рожи, девоньки, — заканчивая смеяться, ответил ей ненавистный мужлан.

И тут впервые съязвила Кали, которая до этого, была сама кротость:

— Ты скажи спасибо, что свою не видишь.

— Да, — тут же вмешалась Матерь, — такого, я ещё в своей жизни не видела. Даже не помню, чтоб слышала, — проговорила она задумчиво, а затем, состроив хитрую ухмылку, обратилась к берднику, — Кайсай, а ты не считал, сколько раз умирал?

Молодой воин сразу помрачнел.

— Даже не хочу вспоминать, — ответил он мрачно, — если б заранее знал, ни хрена бы не согласился. Ведьмы. Все бабы ведьмы.

Тут пришла очередь веселиться женской части сборища. Напряжение спало и после нескольких беззлобных подколов, все, вообще, успокоились и затихли. И тогда заговорила Райс.

— Это не простое место, — начала она серьёзно, — это место нашей, а теперь и твоей силы, брат.

Она расплылась в улыбке, которую тут же, увеличил Кайсай.

— Спасибо, что не сестра.

— Сюда, даже не все мои девочки вхожи, — тем не менее, не обращая внимание на его реплику, продолжила Райс, — только избранные. Ты, их, почти всех видел, ну, кроме моих ближних вековух. Остальным вход сюда закрыт, при активном камне. У каждой, на руке такой же перстень, как у тебя. Ты внимательно его разглядел?

Кайсай поднял правую ладонь, на пальце которой, незаметным обручем, сидел намокший, деревянный перстенёк и хотел было другой рукой снять его, чтоб получше разглядеть.

— Снимешь, умрёшь, — не торопливо и мягко предупредила Матерь, но от этого предупреждения, молодец аж вздрогнул, буквально, с силой отмахнув руку от перстня, как обжёгся, — к тому же, если бы его надел, не будучи посвящённым сразу, как вручил его Шахран, то тоже бы умер, отравившись.

Кайсай испуганно покосился на перстень.

— Теперь яд на тебя не действует, и ты можешь носить его в любом месте, но если, кто другой его примерит, то я ему не завидую.

Носить на себе постоянно эту отраву, Кайсая не радовало, поэтому он осторожно поинтересовался:

— Но ведь я воин, Матерь, и мои руки сделаны под оружие, а не под украшения. Он, постоянно, будет мне мешать.

— Никто не заставляет тебя носить его постоянно, кроме, как здесь. Сделай тайник в своём поясе, ну, не знаю, повесь за шнурок на шею, в конце концов, придумай что-нибудь. Только потерять не смей. Потерявший его приближённый, покрывается позором и перестаёт быть таковым. Ты меня понял?

— Более чем, а я что стал приближённым? — изумился Кайсай.

Райс на его вопрос не ответила, будто не услышала, поэтому продолжила то, о чём говорила:

— Поэтому, мои девы, предпочитают его сращивать с пальцем, чтоб вообще не снимался. К тому же, кроме яда, в нём накапливается некая колдовская сила. Кое чему, тебя обучит Матёрая боевой орды Золотые Груди, с которой ты, похоже, уже хорошо знаком, — тут она, как-то не хорошо покосилась на Золотце, но та, не отреагировала, будто, вообще, не слышала, — кроме того, она познакомит тебя с устройством нашего царства, правилами и особенностями.

— Мне придётся жить здесь? — недоумённо спросил бердник, в панике представляя себе мужское одиночество, среди бесчисленного количества соблазнительных «мужерезок».

— Нет, — усмехнулась Райс, — я не настолько коварна. Живи где живёшь. Кстати, а где ты живёшь?

— Олкаба подарил мне свой походный шатёр. Вот, в нём и живу.

— Ах, да, — посмеялась Райс, — уделал ты старика, любо дорого было поглядеть. Ну, ничего, хоть встрепенулся, под старость лет, глядишь, действительно, вырастит ещё один самоцвет.

— Так ты знаешь?

— А как же. Там без меня не обошлось, — тут она опять стала серьёзной и внимательно взглянув на Кайсая, проговорила, — я хочу предупредить тебя, мальчик, что, всё сказанное здесь, здесь и остаётся.

Кайсай не ответил, а вместо этого кивнул, давая понять, что понял, не дурак.

— Агар, готовится идти в поход в далёкие земли, на заход солнца к холодным морям.

Кайсай вновь кивнул, мол знает.

— Мы с ним в поход не пойдём.

Бердник недоумённо на неё посмотрел.

— Нам там делать нечего, — пожала плечами Райс, — туда собираются мелкие царьки, садиться на шею, или на стол, как они говорят, диким народам, там проживающим. Мне это не интересно. Я, конечно, отправлю из своих девочек, кое-кого, опыта понабраться, но основная часть, будет готовиться к другому походу. В конце лета, мы пойдём на юг, к большим горам. Там, за этими горами, растёт наш самый злейший и самый опасный из врагов. Он умён, хитёр и очень силён. У него одних воинов, на сегодняшний день, почти в три раза больше наших. Они хорошо вооружены и обучены. К тому же, в молодости, этот царь-воин прошёл хорошую выучку в наших ордах, поэтому, прекрасно знаком с тем, что мы из себя представляем. Пока, он пожирает одно царство за другим и ширит свои владения, но скоро, решит и наши степи прибрать к рукам и в первую очередь, ему интересны именно мы, девы. Он о нас знает очень много, а вот мы о нём, почти ничего. Вот и сходим, по расспрашиваем у соседей. Если он нападёт на нас, или мы решим прижать ему хвост в его горах, нам надо знать о нём всё. Только так, можно будет ему противостоять.

Кайсай слушал внимательно. Это всё для него было в новинку. Он ничего не знал о далёких народах. Весь его мир, укладывался в просторах степи и что делается за её приделами, он, даже, никогда не задумывался.

Он не представлял себе, что за царь-воин, что это за страны такие. Он, вообще, не знал, что такое горы. Задавать такие вопросы царице, Кайсай не решился, чтоб её глазах не выглядеть дураком, но решил, при первой возможности, попытать кого-нибудь, на предмет международной обстановки, раз уж он, в такую крутую кашу заварился. Тем временем, Райс продолжала:

— Два года назад, я послала туда небольшой отряд, во главе с моим сыном, но вот, уже два года, ни от кого нет вестей. Я сильно беспокоюсь. Поэтому, рассчитываю на тебя.

Кайсай резко вскочил на ноги, но Райс, тут же его осадила:

— Сядь, куда кинулся, торопыга. Ты не знаешь ни их языка, ни их обычаев. Ты, вообще, ничего не знаешь о их народе, насколько я поняла. Если до конца лета, от сына не будет вестей, то ты, с нами дойдёшь до гор, а там, пойдёшь один. Поэтому до похода, должен будешь знать всё, что знает Калли. Она тебя будет учить. Девочка не из персов, она урартка, но то, что нужно, знает: язык, повадки, правила поведения. Времени мало, а научиться, ты должен, очень многому, — и обращаясь уже к девам, жёстко велела, — что хотите делайте, но к концу лета, он должен быть готов. Я освобождаю вас, пока, от всего. Только смотрите мне, детей в подолах не натаскайте. Выгоню к ебене матери.

Такие речи Кайсаю, как мёд на уста, но тон, с которым она всё это проговорила, заставил его, к земле прижаться. Оказывается, Матерь, когда захочет, кого угодно, разом на колени поставит, одним голосом. Он её видел такой в первые, а вот судя по реакции дев, они её такой, видят регулярно.

— Но для начала, — она вновь обратилась в берднику, — съездишь в Терем. Традиции надо блюсти. Девы, — и она кивнула головой в сторону Золотца, — проводят.

Она замолчала, показывая всем свои видом, что закончила. По её вопросительному взгляду, Кайсай понял, что она ждёт вопросов.

— Матерь, — начал он, — я могу задать один вопрос?

— Задавай, сколько посчитаешь нужным.

— Перед тем, как я согласился, — начал он осторожно, потупив взгляд и следя за ними боковым зрением, — ты, больно прижала мне хвост. Я увидел беспокойство в твоих глазах, но не увидел страха. Ты, действительно, не думала о том, что я, воин бердник, защищая свою жизнь, смогу перед смертью, убить, кого-нибудь из вас?

Матерь улыбнулась, улыбнулась и Калли, а Золотце вспыхнула, как обычно, но только выдавила из себя удивлённо:

— Ну, ты, рыжий и скотина.

После чего соскочила и заговорщически обратилась к Райс:

— Матерь, а давай мы его проучим, чтоб изначально боялся, а то, вообще, распустился, мужлан двухголовый.

— А, давай, — неожиданно весело поддержала её царица, — тут все свои. Тут можно. Кали, поговори с мальчиком. Учить, так учить.

И она задорно рассмеялась. Кайсай удивлённо посмотрел на веселящихся дур, почему-то понимая, что его сейчас будут бить. Но Калли, бить его не стала, а лишь хищно улыбнулась, целым глазом, встала, развела руки в стороны, как бы предлагая «обнимашки» и мягким воркующим голоском пропела:

— Кайсайчик.

То, что произошло дальше, бедный рыжик, помнил с большим трудом, вернее, помнил всё, как в тумане, при этом всячески желал забыть, напрочь.

Сначала на него нахлынулаэйфория. Ему, как будто глаза поменяли. Краски стали яркими, насыщенными. Сердце забилось, как у зайца. Воздух пьянил, будоражил. Дышать было настолько легко и приятно, что он, просто, упивался, наполняя им полную грудь. А когда Калли, это совершенство красоты и женственности, попросила подойти к ней, то от одного её голоса, в голове, что-то произошло не понятное.

Он моментально потерял интерес ко всему на свете, кроме неё. Мир вокруг, перестал существовать. Она и только она стала его миром. По всему телу побежали сладостные мурашки, и он её так захотел, как женщину, что всего затрясло крупной дрожью.

Он помнил её настоящей, сверхъестественной богиней, ради которой был готов отдать всю свою жизнь, ради которой, был готов умереть. Счастье переполняло его через край, выливаясь слезами. В один миг, воин бердник, безжалостный убийца, превратился в смазливую, заплаканную куклу. И помнил он, как она, действительно, вытирала об него ноги, а он плакал от счастья, ползая перед ней и каждое её прикосновение, разливалось в его теле оргазмом… Она издевалась. Как она издевалась!

Пришёл он в себя, как будто пробудился ото сна, лёжа на земле лицом в песок, которым был усыпан пол вокруг банного камня. Голый. А на его пояснице, сидел кто-то мягкий, тёплый, но тяжёлый и легонько дёргал его за волосы. Кайсай попытался медленно приподняться, оглянувшись, но тут же получил лёгкий толчок в голову и голос Золотца со спины тихо проговорил:

— Не дёргайся, а то опять заплету косу, не пойми, как.

Но голову, он всё же немного приподнял, увидев, что Калли сидит на своём месте и с её глазом колдует царица.

— Сука, — прошипел молодой бердник, глядя на ту, которую только что обожествлял.

— Да, уж, — тихо подтвердила Золотце, продолжая плести ему косу, — ты, даже не представляешь, какая. Будь с ней осторожней и старайся держаться по дальше.

Она говорила очень тихо, чтобы Матерь с Калли не могли её услышать. Подобное поведение удивило Кайсая. С чего бы это вдруг, этой стерве, так о нём озаботиться, и какая между сёстрами мышь пробежала.

— А нельзя ли этому колдовству противостоять? — почти прошептал рыжий, решив воспользоваться таким благожелательным к нему отношением.

— Нет, — вообще шёпотом ответила дева, — она Матёрая орды любавиц, и прибивает Славой.

— Ну, не может быть, чтобы не было против этой Славы противоядия, — тоже шёпотом проговорил Кайсай.

— Не, а, — сказала она достаточно громко, видимо на них, всё же, обратили внимание, — потому что ты, двухголовый. Вот, этой головой деревья ломаешь, — и она легонько толкнула его в затылок, — а тем, чем деревья нужно ломать, ты думаешь.

И с этими словами, она со всей силы, отвесила звонкий шлепок по его каменной заднице, вставая и громко объявляя: «Всё!».

Глава тридцать девятая. Она. Ночная казнь

После того, как обе её Матёрые дочери, отправились провожать, еле живого, новоиспечённого братца, Райс, в буквальном смысле, раскисла на своём банном месте. Она уже и забыла, когда так уставала физически. Сил не было, даже на то, чтобы уйти в свой шатёр спать. Царица бессильно развалилась в подушках и замерла, решив для себя, что сегодня поспит здесь.

Банный камень, больше не нагревался и теперь, просто, медленно остывал, продолжая своей массой, равномерно прогревать огромный зал. Вокруг наступила такая звенящая тишина, что Райс, неожиданно для себя вспомнила свой первый круг, в своём далёком детстве, в заброшенной лесной бане еги-бабы, а вспомнив, улыбнулась не открывая глаз.

Вместо того, чтобы от усталости уснуть, в голову, сначала, полезли воспоминания, а за ними размышления. Райс не отслеживала время, как долго продолжалась эта отпущенная на самотёк работа мыслей, но в один прекрасный момент, царица неожиданно поняла, что совсем не хочет спать, а вот есть, захотела. Села, почувствовав, что усталость улетучилась, как будто была не естественная, а лишь наведённая мороком и вот, сейчас, её отпустило.

— Шахран, — позвала она в тишину, из которой тут же появился банщик, будто только и делавший всё это время, что ждал зова, — у тебя есть, что пожевать?

— Найдём, Матерь, — ответил тот, обратно скрываясь в проходе.

Шахран, по сути, всю свою сознательную жизнь, почти с самого детства, прожил бок о бок с Райс и естественно, знал о ней, практически, всё. Повадки, привычки, вкусы, предпочтения и порой, даже позволял себе играть, сам с собой в игру, стараясь предугадать реакцию, поведение и запросы своей хозяйки.

И даже для себя вёл счёт, «угадал-не угадал», притом счёт этот, был с большим отрывом в пользу первого. Еда у него, для царицы, была приготовлена заранее, к тому же понимая, что, если б она её не потребовала, то эта жаренная птица, пропасть бы не успела, так как, он и сам, был не против её обглодать.

К тому же, пара дев, что стояли в охранении, тоже уже изошли на слюни, от ароматов и вполне были готовы помочь банщику, чтоб съестное добро не выбрасывать, нетерпеливо ожидая, когда же царица, наконец, спать отправится, но на этот раз, им не повезло, в отличии от банщика. Шахран, принёсший запечённого гуся, был усажен царицей рядом, в приказном тоне, составлять ей компанию. Банщик возражать не стал.

Ели молча, пока царица не утолила приступ голода и запив очередной кусок мяса вином, сбавила скорость в поедании, но при этом, начала неторопливую беседу.

— Ну, и как тебе мальчик, Шахран? — спросила она банщика, а за одно и доверенного во все свои дела, как личные, так и части, государственные.

— Матерь, — ответил последний, продолжая жевать и впопыхах проглатывая очередной кусок, — ты же знаешь — я мальчиками не интересуюсь.

— Не юли, хитрая ты лиса. Прекрасно понимаешь о чём я. Что-то не так?

— Да, — скривился Шахран и перестав есть, задумался, — что-то в нём не так. Какой-то, он быстрый, больно. Конечно, я многого не знаю, но ты и сама оглянись. Никогда ещё не было такого, чтобы раз, раз и в кровные ближники. Как-то, это меня настораживает. Нет, я понимаю, что он особенный весь, я за ритуалом подглядывал.

Он криво улыбнулся, косясь на царицу, но несмотря на подобное признание, отлично знал, что для Райс, это неожиданностью не было, даже, пожалуй, наоборот, она бы удивилась, если бы он этого не сделал.

— Это не он быстрый, Шахран, а я, спешу, — развеяла его сомнения царица, — по всем предсказаниям, этот мальчик, для нас всех, судьбоносный и появился в нашей жизни, непросто так. Поэтому, я решила рискнуть и сразу взять его в оборот. Что-то мне подсказывает, времени рассусоливать и присматриваться к нему, у меня нет. Меня всё чаще накрывает осознание того, что вскоре наша спокойная и размеренная жизнь, превратится в ураган невиданной силы, сметающий всё на своём пути: и жизни, и судьбы. Ничего не чувствуешь?

Шахран ответил не сразу. Он долго катал по блюду обглоданную кость указательным пальцем, а потом, вдруг, встрепенулся и уставился в глаза хозяйки.

— А ведь, похоже, это в нём я и чувствую. Точно, — банщик вновь задумался, но на этот раз ненадолго, — вот, что в нём не так. Он несёт разрушение.

— Опять мимо. Это не он несёт разрушение, Шахран, — усмехнулась Райс, — он лишь, тот ветерок, что предшествует буре и нам бы надо, под этот ветерок подстроиться, принять в себя скорость его жизни, если не хотим, чтоб ураган, следующий по его пятам, не застал нас врасплох и не переломал бы нам все кости.

Тут царица поднялась, видимо, собираясь, всё же, идти спать в свой шатёр, но неожиданно замерла, так как расслышала из-за стен шатров, со стороны леса, нарастающий девичий ор. Шахран тоже его услышал, соскочил, забирая блюдо с недоеденной птицей и со словами «пойду узнаю», быстро унёс остатки ужина, но, как только он скрылся в проходе, в нем тут же появилась разгорячённая Матёрая, по кличке Огненный Ветер, в полном боевом обвесе, что говорило о чрезвычайности произошедшего.

— Что случилось? — выкрикнула Райс, быстрым шагом направляясь ей на встречу.

— Нападение на дальний разъезд, — со слезами в голосе выпалила Матёрая, — пьяные мужланы, в засаду, мою пару дев поймали.

— Шахран, одежду, — крикнула царица в проём прохода, но оттуда и без её окрика, уже выбегал банщик, неся царское одеяние и Райс, заметив его, обратилась к Матёрой, — сколько их и кто пострадал?

— Трое их было. Двоих убили, одного повязали. Этот урод, кованной дубиной, у Красы Степей, коня с удара убил, сволочь. Она от неожиданности повалилась под скакуна. Ногу подломила. Пока Маковый Цветок отбивалась от двух других, этот жирный боров, раненную Красу насиловал, вот, как было невтерпёж, мудак яйценосный. Маковка одному из нападающих горло вскрыла, а тут, подоспели на шум девы второго кольца. Тот, что с Маковкой дрался, в бега кинулся. Стрелкой догнали, а этого, прямо с Красы стащили. Здоровый, как бер, ели скрутили. Толи пьяный такой был, толи от вожделения уже ни хрена не соображал. Псих бешеный.

Матерь, облачённая в золото, ужасом ночи, медленно выплыла из банного шатра на площадь, где клокотала огромная масса разъярённых дев, от мала до велика. Похоже было, что всё стойбище поднялось на ноги и окружило насильника, стоящего, без штанов на коленях перед чёрной, как грозовая туча Калли и плющась, улыбкой полного идиота, пуская сопли, слюни и кровь из разбитых губ и носа. Бугай был действительно здоров видом. Даже стоя на коленях, он почти был одного роста с Калли, но подойдя к нему поближе, Райс отметила, что он не так здоров, как жирен.

— Кто такой? — не скрывая ярости в шипящем голосе, спросила царица, вставая рядом с Калли.

— Ты кто? — мягко про журчала Матёрая, как бы переводя недоноску слова царицы.

— Я, Шушпан, — радостно ответил насильник, продолжая счастливо лыбиться своей богине, роль которой для него, сейчас играла Калли.

Вообще-то, почти все «меченные» обладали розовым узором Славы, но могли применить это умение лишь к тем, кто, так или иначе, был готов этой Славе подчиниться, ну, или по крайней мере, находился в состоянии покоя и благодушия. Придавить Славой разъярённого, сопротивляющегося мужика, вот так, с наскока, было невозможно. Он не поддавался.

А вот Калли, благодаря своему особому колдовскому рисунку, могла прибить Славой любого мужика, независимо от его психологического состояния. Ей стоило только «включить» её и заговорить своим елейным голоском и даже бьющиеся в эйфории боя войны, заслышав нежный призыв колдуньи, в раз, попадали под чары и превращались из озверевших вояк, в послушные и управляемые куклы.

— Откуда ты взялся, Шушпан? — продолжала Калли, сказочно певучим голоском, хотя при произнесении имени, в её голосе все же послышалось раздражённое шипение.

— Я пришёл с орды Мамона, богиня. Я новенький. Я с мужиками поспорил, что «мужерезку» поимею. Они не верили, а я смог, — тут он противно захихикал, одновременно гордясь собой и похваляясь.

— Ну, хватит, — брезгливо оборвала царица, — тащите на дыбу его и зовите Марью.

— Я здесь, — тут же отозвалась басом, здоровенная баба с мужскими чертами лица, разрисованная золотом потустороннего кошмара, что указывало на принадлежность её к личной сотне Матери.

— А можно я его казню? — неожиданно встряла Калли, при этом глаза Матёрой, сверкнули звериным блеском, а пальчики, как когти кошки, то выпускались наружу, то стягивались в кулачки.

— Не лезь не в своё дело, девка, — жёстко рыкнула на её Райс, — не хватало ещё, об это дерьмо, «меченным» пачкаться. На это дело, есть особые девы.

Калли аж вздрогнула от голоса Матери и кровожадность её, как-то, разом притупилась.

Шушпана со спущенными штанами, которые путами оплетали сапоги, за волосы потащили в сторону и все обитатели царского стойбища, взбудораженной толпой, в свете факелов, направились следом.

Тащить его пришлось не далеко. Чуть в стороне, немного углубившись в лес, его привязали к поваленному дереву, которое не полностью упало на землю, а зацепившись сухим стволом за крону соседнего, действительно, как бы стояло дыбом.

Ствол был голый, без коры и достаточно толстый, чтоб привязать к нему человека и тот бы не завалился на бок. Вязали его несколько дев одновременно, но судя по слаженности, это были не первые попавшиеся, а специально обученные и не раз, проделывающие подобную процедуру, поэтому справились быстро.

Кроме того, что привязали к дереву всем туловищем, заведя и связав ноги под стволом, они ещё и в рот напихали травы, в качестве кляпа, оставив на всеобщее обозрение, лишь оголённый детородный орган, заросший пучком чёрных, кудрявых зарослей. И голова не была к дереву привязана, что позволяло жертве, используя наклон дерева и подъём головы, обозревать всех перед ним стоящих. А все, как раз, выстроились полукругом перед ним и в молчаливой злобе, сверлили его ненавистными взглядами.

Калли сняла Славу, как только Шушпана привязали к вздыбленному дереву и сейчас, придя в себя, он лихорадочно дёргался и метался головой из стороны в сторону, мыча что-то в нос, умудряясь, даже, взвизгивать при этом. Он в панике озирался по сторонам, не то, интуитивно, не то, мозгов хватило понять, что его сейчас будут убивать.

Вперёд вышла Марья и не спеша, вразвалочку, направилась к приговорённому, держа в руках тонкую верёвочку и на ходу, что-то из неё завязывая. Подошла сбоку к привязанному и продолжая колдовать с узлом, принялась тихо и спокойно говорить, как бы успокаивая:

— Да, не дёргайся ты. Сам же хотел поиметь боевую деву. Тебе какая разница: ты меня или я тебя. Ты же не побежишь жаловаться, что тебя изнасиловали? Правда?

Тут она, наконец, закончила с плетением, видимо, сообразив, что хотела и грустно улыбаясь, посмотрела на жертву. Тот замер, с выпученными глазами, совсем не разумея, что происходит и как это его насиловать будут. Это ж, где это видано? По его, ничего непонимающим глазам, Марья уяснила, что этот бычок вонючий, даже понятия не имеет, что с ним, сейчас, делать будут и это её, почему-то, умилило и обрадовало.

— Ты же не будешь против? Правда? — спросила она с хищной улыбкой, скидывая сапожки и распуская завязки штанов.

Шушпан замер в исступлении и кажется дышать перестал, вытаращившись на раздевающуюся перед ним бабу. Та, сняла штаны, встала перед ним оголённой частью поближе, поглаживая крашенные золотые волосы между ног и не сводя, блестевших азартом, глаз с жертвы, принялась аккуратно теребить его детородный орган. Шушпан резко расслабился, опрокинув голову на дерево и что-то замычал себе под нос.

— Как интересно, — восхитилась она тихо, как бы разговаривая сама с самой, — так ты, даже сам возбудишься, без помощи?

Тут она оторвала взгляд от лица мужика и переключилась полностью на объект своего воздействия обоими руками. Аккуратно накинула петельку, которую связала из тонкой верёвочки на мошонку и подтянула так, что стянула яички, но не перетягивая при этом кровоток. Орудовала она нежно, ласково и мужицкая сущность поддалась. Шушпан возбудился быстро и бесповоротно.

Обычно, тех, кто знал или хотя бы слышал об этой процедуре, так просто, довести до нужного состояния, не получалось. Приходилось идти на хитрость. Как правило, им заранее спаивали нужный отвар, но в данном случае, когда рядом была Матёрая любавицкой орды, этого не требовалось. А вот в таких случаях, когда попадались особо тупые и неосведомлённые двухголовые, даже и этого не требовалось.

Петелька, которую Марья одела будущему покойнику на мошонку, была не простой, ой, какой не простой. Все боевые девы, для конвоирования рабов и пленных мужского пола, использовали, так называемый, «девичий узел». Всех мужчин этапировали, исключительно, накинув этот узел на мошонку. Особенность его заключалась в том, что он был статичен. Раз, завязанный в обхват яичек, его не затянуть дальше было нельзя, не ослабить и тем более не развязать. Его можно было, только срезать.

А вот при казни, использовался узел ещё хитрее, под названием «бабий узел». Особенность его была в том, что он был, очень похож на «девичий», только «бабий», мог затягиваться, но не мог ослабляться и когда Марья пристроила к себе стоящий торчком ненавистный орган насильника, оседлав его сверху и совершая с ним половой акт, с каждой своей фрикцией, всё сильнее и сильнее подтягивала узел удавки, пока тот, намертво не перетянул мошонку, мёртвой хваткой.

Поначалу Шушпан сопел, прикрывая глаза от удовольствия. Потом, замычал громче. Глаза распахнулись. Через некоторое время, он уже визжал, как резанный поросёнок и бился головой о ствол сухого дерева. В конце концов, он резко дёрнулся и обмяк, уронив голову на бок, а Марья-палач, всё продолжала и продолжала.

То, что эта дева была ненормальной, знали все. Знали, и местами побаивались. Во-первых, она одинаково, с вожделением, смотрела на представителей обоего пола, ей было без разницы, во-вторых, поговаривали, что, когда дело доходило до удовлетворения своих половых потребностей, то Марья, выходила в своих действиях, за все существующие и не существующие рамки, притом делала это, как правило, не так, как это было принято делать. Одно слово извращенка.

И сейчас, вбивая остывающий труп в ствол дерева, все лишний раз подтвердили для себя, распускаемые по её поводу слухи. Оттаскивать её, никто не собирался, но и любоваться этим действом, было не всем по нутру, поэтому, как только мразь испустила дух, вслед за царицей, в стойбище потянулись, почти все. Остались лишь те, кому по долгу службы, необходимо было очистить дыбу. Срезать и сжечь верёвки, оттащить на волокуше труп подальше, зацепив его на сук дерева пониже, чтоб земли не касался, и зверь бы дотянутся смог.

Там, в глубине леса, жила медведица со своим семейством, которую нет-нет, да, подкармливали, вот таким образом. Дело это было не безвредное. Медведица, да, и медвежата, росли людоедами, а жить по соседству с диким зверем, прикормленным человеческим мясом, крайне опасно. Но медведица, привыкшая к подношениям и не занимающаяся охотой на двуногих, агрессии относительно дев не проявляла, поэтому её побаивались, но не трогали, продолжая таскать ей человеческие жертвы.

Лишь потом, подбирали оглоданный череп, да, выставляли перед лесом очередной шест, в виде жуткого флага.

Вообще, казнили в ордах с завидной регулярностью и не только в девичьих. На это было две основных причины. Первая, — это позволяло держать в жёстких, ежовых рукавицах, весь этот разнородный сброд, сползающий в степи, со всех уголков земли, вторая, являлась своеобразной формой развлечения, одуревших от однообразия походной жизни, вояк.

Все казни, проходили показательно, в обязательном порядке, при стечении большого количества людей и были очень разнообразны. Воин, нарушивший один из трёх основных законов и что было доказано тем, кто принимал решение, подлежал казни. Исключений не существовало. Высокое социальное положение, позволяло виновному, лишь выбрать казнь самостоятельно или избежать, казни унизительной.

Особо уважаемые войны, имели право на ритуальное самоубийство, которое, также, выбирали сами. У «простого мяса», не спрашивали, назначая казнь. Правда, необходимо уточнить, что при определённых преступлениях и казни были определены. Например, за блядство, нанёсшее вред орде, такие как измена, предательство, каралось сажанием на кол, в различных интерпретациях, притом за измену, таким образом, наказывали не только своих, но и чужих, тех, кто по собственной воле, на завоёванной территории, изъявил желание помогать и сотрудничать, но оказался не верен своей клятве, данной орде. Это явление было довольно распространённым.

Таким образом, во многих странах, где хозяйничала степная культура, этот вид казни, приняли со временем, как должное. Так казнили за измену в Ассирии, Вавилоне, Сирии, Эдеме и во многих других землях.

При более мелких, но тем не менее смертельных проступках этого закона, могли казнить не через задницу в рот, а наоборот, путём переедания или заливания, чего-нибудь. К этой же разновидности, относилось и утопление в водоёме.

За недержание и нарушения закона «не еть», казни были более разнообразны и более скоры на расправу, но так или иначе, смерть, прелюбодей, получал через своё «хозяйство». Его либо разрывали двумя берёзами, притянутыми к земле, к которым за ноги привязывался приговорённый, либо, привязав ноги к разным коням, с разгона врезали его похабным местом о ствол дерева, пень, большой валун и так далее. При отсутствии оного, могли просто разорвать конями.

За нарушение закона «не татить», казни были ещё более разнообразные и как правило, медленные. Самым распространённым способом убивания, по поводу нарушения этого закона, было закапывания приговорённого в землю, где он мучительно умирал. Иногда закапывание было полностью, то есть, попросту, хоронили в землю живьём.

Бывало, просто, калечили до такой степени, что тать не мог существовать без посторонней помощи и бросали его на произвол судьбы медленно умирать в каком-нибудь глухом, заброшенном месте: в пещере или тесной норе, выкопанной в земле.

В общем разнообразие зрелищного досуга в походной орде, буквально зашкаливало.

В женских ордах, было всё намного скучней, если не считать, вот таких случаев, как этот, с Шушпаном. Девы, пойманные на нарушении законов, просто топились в реке, притом, только в реке. От статусного положения, здесь зависел только выбор: либо сама, либо силой. Боевую деву, другим образом, казнить было нельзя.

Кроме основных степных законов, существовали и законы клановые, которые распространялись лишь на воинов, входящих в данный, как правило, узкий круг посвящённых. Пример — «рык царя». У них существовал не писанный свод правил, нарушение которых наказывалось, но с нашей точки зрения, несколько абсурдно. Например, за убийство безоружного или лежащего на земле противника, решение о наказании, принимал сам оступившийся воин. Соответственно, он мог себя наказать, а мог, помиловать.

Особо вопиющие случаи нарушения свода «рыка царя», могло инициировать суд общего круга, который максимум, что мог — это лишить воина звания и вышвырнуть его из своего клана, сделав неким изгоем, притом, войти в него повторно, после этого, было невозможно. То есть воин, изгонялся навсегда. Хотя и в этом случае, сам виновник, мог вынести себе наказание и бывали случаи, когда провинившийся, приговаривал себя к смерти. В общем, странные там были нравы и порядки, во многом, не подающиеся логике современного человека.

У клана «меченных» девичьего царства, тоже были свои внутренние законы, но в отличии от мужских, они были, скорее, не физического или морального аспекта, а колдовского. При нарушении клятвы, «меченная», просто, погибала, самым не объяснимым образом, либо сходила с ума, теряя при этом, все свои колдовские дары. И такие случаи бывали.

Райс, после казни, окончательно почувствовала себя опустошённой и обессиленной и поэтому ни с кем не говоря, ушла в свой шатёр и не раздеваясь, рухнула на лежак и сразу уснула.

Золотце и Калли, вместо того, чтобы отдохнуть перед утренним походом в дальние края, всю ночь провозились с пострадавшими девами дозора, вправляя перелом и залечивая раны. Вернее, этим занималась лишь Золотце, а Калли, пол ночи на пролёт, костерила на чём свет стоит, всех мужиков вместе взятых, притом делала это так заразительно, что все, кто участвовал в ночных посиделках у костра, сами зарядились, такой ненавистью к противоположному полу, что попадись, хоть кто-нибудь из них прямо сейчас, порвали бы голыми руками.

Когда девоньки отвели душу языками, то Калли успокоилась и констатировала Золотцу, что спать теперь некогда, и пора собираться в дорогу, ибо светало, а встреча, со своим новоявленным братцем, была назначена на рассвет…

Глава сороковая. Они. Проделка лешего

На рассвете, две высокопоставленные Матёрые девы, так сказать, обе руки, самой Царицы степей, Райс Великой, в полном походном облачении, при заводных лошадях и по паре дев попроще на каждую, в качестве сопровождения, ждали опаздывающего Кайсая у знакомого брода через реку, как договаривались.

Новоиспечённый брат опоздал к восходу солнца, потому что долго провозился со сборами, вернее, провозился он со сбором походного шатра, что был ему подарен, так как складывал его впервые, впопыхах, да, ещё в рассветной мгле, от чего долго не мог сообразить, как это сделать. Спросить было не у кого. Все спали. Даже сосед, что разбудил по его просьбе, поёжившись, вновь залез к себе и задрых, как будто не просыпался.

Выслушав молча и скромно улыбаясь, всё, что о нём думает «золотая стерва» и «чернявая сволочь», что сам по себе факт, удивил и насторожил «мужерезок», ибо в отношении зубоскальства, рыжий наглец, тактом и тем более терпением, никогда не отличался, они, как-то разом, заткнулись, сообразив, что с ним, что-то неладное произошло.

Миновали брод и шагом пустились в дальний путь. Почему шагом? Да, потому, что заняв позиции слева и справа от него, по очереди, а то и перебивая друг друга или вообще в два голоса, принялись читать ему нудные нотации, которые девы называли учением. Всю дорогу, обе «училки», в принципе, не сколько учили, сколько, просто, вводили его в курс жизни, как их бабьего народа, так и далёких. Ни языку, ни колдовству не учили, обе откладывая это, на потом.

Две пары наездниц сопровождения, держались от них, на расстояние полёта стрелы. Кайсай большее время слушал молча, героически борясь со сном. Он, после всех передряг «в гостях», жутко не выспался, хотя, завалился спать рано, попросив соседа по шатру его разбудить, так как на себя не надеялся. Упал замертво на тюфяк, уснув ещё при падении.

Девы тоже вели себя вяло и сонно, то и дело тормозя в изложении мыслей и забывая какие-то детали. В общем, обучение было ещё то. Ученик не выспавшийся, а учителя и вовсе без сна, поэтому, доехав, лишь до дневного привала, все трое, не сговариваясь, расползлись по поляне и уснули, проспав, почти, до самого вечера.

Вообще то, как ему объяснили, им надо было ехать на борей, но Кайсай, уговорил, сначала, сделать крюк, через дедову заимку, мотивирую это тем, что, прямо, «кровь из носа», как надо было повидать деда. Девы не стали возражать, ибо посмотреть на этого легендарного воина, им тоже хотелось, к тому же, крюк был не большой и «для заметания следов», как обосновала его Золотце, вполне годился, к тому же вялость и безынициативность, после бессонной ночи, тоже сделала их покладистей.

Только остался непонятным вопрос: «От кого заметать следы то?». Но для Кайсая, это было не важно. К деду они конечно заедут, но куда больше, он хотел видеть другого деда, что при еги-бабе ошивался. Да, и Апити он жаждал увидеть, не только для того, чтоб принести извинения Райс, грыз его к ней, вполне шкурный интерес, но вот, как это сделать, оставив в неведении двух Матёрых и их сопровождение, рыжий не знал и мучился решением этой проблемы, почти, всю дорогу.

Пройдя этот грёбаный ритуал присяги, при котором Кайсай умудрился, кажется, немного умереть, да, ещё не один раз, Матерь, при уходе его вечером, частично освободила от ряда обязательств, сделав молодого бердника, хоть и приписанным к её орде, но, ввиду отсутствия общего состояния похода, свободным от клятв и исполнения ордынских законов, ну, кроме последнего, конечно, того, специального.

Поэтому в путь дорогу, все отправились в одинаковом, «вне походном» состоянии и в вопросах взаимоотношений, были, в принципе, ничем не ограничены, кроме собственной браги в голове, бурлящей у каждого по-своему.

Золотце, как всегда прибывала в своём обычном, стервозном состоянии, держась высокомерно и заносчиво. Кайсай прекрасно понимал, что это напыщенность не настоящая, но при Калли, она показательно заняла позицию: «вы все говно, а я, цветочек», а вот Калли, наоборот, всю дорогу строя из себя милую и скромную девочку, простую и доступную собеседницу, делала всё от неё зависящее, чтоб, если не понравиться Кайсаю, то хотя бы подружиться, став в доску своей.

Рыжий, по началу, подыгрывал, делая вид, что между ними ничего не произошло, но к концу первого этапа пути, уже по-настоящему вёл себя с ней, как с подружкой. Они болтали обо всём на свете, прикалывались, веселились, а Калли, даже пела, да, так, что все заслушивались. Песни были странные, незнакомые, на непонятном языке, но очень красивые, по крайней мере в её исполнении. Голос у этой «чернявой сволочи», даже без Славы, был удивительно красивым и завораживающим.

На памятную, для Кайсая, развилку перед лесом, они подъехали в полдень следующего дня, остановившись на привал, самым естественным образом. Сопровождение, которое у дев, было не в качестве телохранителей, как поначалу подумал рыжий, а в качестве прислуги, без которой, видите ли, такие, как они, особы, путешествовать не могут, занялись очередным обустройством стоянки и готовкой еды.

Кайсай, со словами «я до леса», скрывая жуткое волнение и трясучку во всех конечностях, распряг коней и пустив их пастись, не спеша, сначала, пошёл в знакомую чащу. Углубившись в лес, он ускорился и в конце концов, побежал.

Вот уже перед ним узнаваемые места, только избы Апити на месте не оказалось! Кайсай остановился, тяжело дыша от быстрого бега, огляделся и сдавленным голосом позвал:

— Дед, а дед!

— Чего орёшь, зверьё пугаешь, — тут же отозвался сидящий на поваленном дереве плюгавенький старичок, растянувшись в довольной улыбке.

— Дед, — обрадовался рыжий, подскакивая к нему и загребая в охапку.

Леший, не ожидая такого фамильярного к себе отношения, замер в ступоре, сделав глаза абсолютно круглыми. Когда Кайсай его отпустил, тут же испуганно проговорил:

— Ты, чё сдурел, ко мне с любовью преставать? — и тут же обращаясь к кому-то за спиной рыжего, добавил, — ты видела?

Кайсай вскочил, обернулся и увидел перед собой злую и мрачную Апити. От неожиданности её вида, аж поперхнулся, не в состоянии поздороваться.

— Ты зачем дочерей этой сучки сюда привёл? — грозно, почти прорычав, спросила она.

— Успокойся, Апити, это не я их привёл. Это они меня, в какой-то Терем ведут. К тому же, вот, видишь, — указав рукой, — я их у развилки, на привале оставил, а сам тайком сбежал.

— Они едут сюда, — тихо проговорил леший задумчиво, — по твоим следам. Двое. И родная, и приёмная.

— Дед, миленький, — взмолился Кайсай, — заплутай их куда-нибудь на время, — и упав перед Апити на колени простонал, — они меня Славой прибивают, а я ничего сделать не могу. Помоги!

Апити сменила злость на удивление, доходящее до состояния ошарашенной невменяемости, от такой наглости, а потом, придя в себя, велев лешему поводить их, указала Кайсаю на избу, оказавшуюся на прежнем своём месте.

Они устроились на завалинке и еги-баба, как обычно голая, приложила палец к губам, давая понять, что следует помолчать. Вскоре в лесу, Кайсай разглядел фигуры двух всадниц, которые осторожно, но довольно шустро продвигались прямо на них, но не дойдя, чуть свернули в сторону и вскоре скрылись за деревьями.

— Ну, — спросила Апити, указывая на то, что теперь говорить можно.

— Значит так, — спешно проговорил рыжий, — скрывать от тебя, ничего не буду.

И рассказал Кайсай, выложив ей всё, как на духу. Правда, выложил он всю цепь событий, начиная с их последней встречи, очень сжато и коротко. Только суть. Не скрыл, что он теперь бердник Райс и что она готовит его для спасения сына и про извинения Матери всё в красках выложил, а под конец, взмолился о помощи.

— Странный ты, Кайсай, — задумчиво произнесла Апити, молча выслушав его до конца, — на службу поступил к Райс, за помощью бежишь к её злейшему врагу.

— Ну, не ужели и правда, ты, столько лет… или тут, что-то другое?

— Да, нет, — улыбнувшись проговорила Апити, махая рукой и смотря куда-то в кроны деревьев, — вот, я сейчас, сижу тут, слушаю тебя и думаю. И знаешь, что думается?

Кайсай промолчал, поняв, что вопрос риторический и переспрашивать «что?» необязательно. Апити, действительно, продолжила и без его переспрашивания.

— А ведь мне нравится та жизнь, которую я получила. Я не знаю, как она бы сложилась, не убей она его, но получается, что я должна быть ей благодарна, за то, что имею… Ладно. Разбудоражил ты мою память, мальчик, — обратилась она к рыжему, хитро улыбаясь и сквозь эту улыбку, как бы, просто так, поинтересовалась, — а кстати. Как она выглядит?

— Ну что вы бабы за народ, я поражаюсь, — демонстративно всплеснул руками Кайсай, — это, кстати, был самый первый вопрос, который она про тебя задала, — но тут же спохватившись, принялся оправдываться, — только я молчал. Как только она начинала про тебя спрашивать, я замолкал и всё.

— Да, ладно тебе, — усмехнулась баба, делая вид, что не верит ни одному его слову, — так как?

— Если бы я не знал, что вы одних лет, то подумал, что ты её дочь.

— Что так плохо?

— По своим годам выглядит, в принципе, нормально, но с тобой ей не сравниться.

— Это хорошо, — констатировала Апити, довольно поглаживая руками себя по голой талии.

Кайсай усмехнулся над самодовольной еги-бабой и вытянул шею, вглядываясь в лес в том направлении, куда леший увёл двух Матёрых, но там, на сколько мог разглядеть, никого видно не было.

— Да, — заметив его настороженный взгляд проговорила Апити, — дочери то, как у Райс выросли, прям, на загляденье. Аж, завидно.

— А тебе, прям, кто-то не даёт, своих завести, — машинально ответил Кайсай, всё ещё пристально всматриваясь в лес, но тут же, как будто опомнившись, с недоумением на лице, медленно развернулся к еги-бабе и пришиблено спросил, — чьи дочери? Какие дочери?

— Арина и Зарине, — уставилась удивлённая Апити на собеседника, — ну, или Золотце и Калли. Ты что не знал?

— Нет, — выпучил глаза рыжий, которому эта весть, если и не прибила рассудок полностью, то, как следует приложилась.

— Арина родная дочь, а Зарине приёмная. Лет пять, как удочерила. Только эта девочка внутри не та, что снаружи.

— В смысле? — сухо спросил Кайсай, всё ещё находясь в шоке.

— То и есть, что сказала, — неуверенно, как-то, пожав плечами и скривившись при этом, будто ревень кислый откусила, — она всем своя и при этом, всем чужая. Себе на уме девка.

Кайсай всё ещё плохо соображая, тем не менее, тут же вспомнил, как эта красивая сволочь, вытирала об него ноги и божественно, завораживающе смеялась при этом, как он её хотел и как был готов расстаться с собственной жизнью, ради обладания ею и как ему было потом стыдно, за собственную слабость перед её колдовством.

— Так, тем более, — наконец-то, встрепенулся молодой воин, выходя из ступора, — ты должна мне помочь, супротив неё. Она же меня замучает.

— Да, с чего ты взял, что я могу помочь? — вскинулась Апити.

— Не знаю, — тут же потупился рыжий, — она меня, как прибила, я ещё тогда подумал, да, нет, точно знал, уверен был, что ты поможешь… Только ты… Но, если уж и ты не сможешь, то видно и в правду, никто не сможет.

Неожиданно Апити расхохоталась.

— Ну, что вы мужики за дети малые, — с этими словами она встала и разгребая босой ногой траву, что-то отыскивая там и наконец, выудив из пушистых зарослей обыкновенную щепку, с дыркой от сучка, подала её Кайсаю, — на, попрошайка, за шнурок на шею повесишь. Полностью её прибивку не снимет, уж больно сильна, чуять будешь, но и власти над тобой не будет никакой.

Кайсай тут же вынул из-за пазухи перстень царицы, висевший на шнурке и спросил:

— А с этим можно?

— Можно, — махнула рукой ведьма.

Кайсай торопливо перевязал шнурок, прицепив, как ни странно, отполированную щепку, хмыкнув при этом, мол, такие затейливые поделки, тут под ногами валяются. Неестественность, искусственность её происхождения, сразу бросалась в глаза. И только повесив всё на шею, облегчённо вздохнул.

— Уф. Только хрупкая она какая-то, а если сломается?

— Найдёшь другую, — быстро отреагировала еги-баба с видом, мол, что глупые вопросы задаёшь, — только сам. Видел же, как я это сделала.

— Видеть то видел, только я ж не ведьма, — но, тут же замялся и растеряно потупив глазки, как бы стыдясь, пробурчал, — прости, ты столько для меня сделала, Апити, а я вот, ничего не могу дать. У меня нет, пока, ничего. Благодарствую тебе.

Он поклонился, не поднимая глаз.

— Да, мне от тебя ничего и не надо, — весело махнула на него еби-баба, — пока…

Кайсай вскинул голову и твёрдо проговорил:

— Я твой должник.

— Вот и хорошо. Запомню.

— Для Райс у тебя что-нибудь будет?

Она задумалась, в миг став серьёзной.

— Я подумаю. А ты на обратном пути загляни.

— С удовольствием.

С этими словами он поцеловал её в щёчку и нежно прижал соблазнительно-обнажённое упругое тело, чисто по-дружески, слегка, без какого-либо умысла, а она при этом погладила его по рыжей голове.

И тут, неожиданно резкий, свистящий звук полёта стрелы и жгучая боль в ягодицах, заставила его отскочить, крутанувшись на месте. Перед ним стоял злющий леший с вичкой в руках и бешено сверкающими глазами.

— Дед, — укоризненно произнёс Кайсай, — я только поблагодарил.

— Я и без тебя её отблагодарю, — злобно, с обидой прогнусавил леший.

— Хорошо, — согласился рыжий, почёсывая след от вички, — только ты, уж будь добр, отблагодари, как следует.

Тут же получил ещё один шлепок по тому же месту, но на этот раз ладошкой от Апити, вместе с которым, услышал заливистый смех еги-бабы.

— Беги давай, попрошайка, — сквозь смех спровадила она.

Рыжий воин хотел было и лешего обнять на прощание, но тот, вдруг, испугался, сделав опять круглые глаза и попятился. Кайсай выпрямился, улыбнулся и как у дитя малого, спросил:

— Леший, а можно я тебе подарок привезу?

Лесовик сразу засуетился, застеснялся, а потом, броском протянул руку и потребовал:

— Давай!

— А что тебе по душе? Что тебе привести?

Дедок почесал затылок, исподтишка глянул на Апити и пробурчал:

— Платье, вон, бесстыжей привези.

— Не надену! — тут же отреагировала еги-баба усмехнувшись.

— Наденешь! — топнул ножкой дед.

— Не надену, я сказала, — так же повысив тональность, упорствовала Апити.

— Стой! — влез в их очередную ругань Кайсай, — без меня тут деритесь и миритесь сколько влезет, а у меня времени с вами в эти игры, играть нету.

— Во! — выкрикнул дедок и аж подпрыгнул, тут же забыв о своих притязаниях на власть в лесном доме, — привези мне игру поиграть.

— Какую игру? — опешил рыжий.

— Ну, не знаю. В какие нынче играют?

— А, ты об этом? — ухмыльнулся Кайсай, до которого наконец дошло, что просит леший, — ладно, привезу, — и в очередной раз взглянув в ту сторону, куда леший увёл сестричек, поинтересовался, — слышь, дед, а ты девок то моих, далеко отправил?

— Ну, — почесал своё «мелковолосье» леший, — глядишь к вечеру выберутся.

— Не, так дело не пойдёт. Я что теперь, буду сидеть, ждать их до вечера? Давай гони этих «яйцерезок» из своего леса, а то ещё нагадят тут тебе, да, и нам дальше ехать нужно — и подмигнув Апити, весело проговорил, — ну, я им теперь дам просраться.

Поклонившись ещё раз в пояс, он припустил к развилке, услышав в спину голос лешего:

— Не забудь про игрушку!

Но отвечать он ему не стал, так как, уже бежал.

На развилку он вышел, как ни в чём не бывало. Спросил, готовивших еду дев о их хозяйках, сделав вид, что удивился их отсутствием и завалился на мешок, где полежал, разомлел и в конечном итоге, сладко уснул.

Проснулся он от дикого вопля Золотца:

— Где эта сволочь?

На что ей кто-то удивлённо ответил:

— Вон, спит.

Не успел Кайсай, спросонок, сообразить, что происходит, как к нему, чуть ли не галопом, подскочили две разъярённые фурии и наехали так, что едва не затоптали копытами. Он спрыгнул с мешка, вскочил на ноги и протирая глаза, заорал:

— Вы что, обалдели что ли? — только тут он их рассмотрел и замер, открыв рот и потеряв дар речи.

Кони, на половину брюха были в чёрной вонючей грязи, запах которой, чувствовался даже на расстоянии. Этими же болотными испражнениями, были измазаны и наездницы, притом очень своеобразно. У Калли, только ноги, руки и левая половина лица, которую она, видать, пыталась утереть, но только размазала. У Золотца, как ни странно, лицо было чистое, но вот всё остальное… И шапку она свою где-то потеряла.

Обе гарцевали на разгорячённых конях, топчась на одном месте, злобно сверкая глазищами, явно готовые прибить мерзавца и молчали, толи, забыли все слова, кроме матерных, которые забыть, как ни старайся, не получится, толи, наоборот, хотели все матерные слова собрать, да, они у них в голове так перемешались, что связного употребления не получалось. Кайсай их опередил, зажимая пальцами нос, больше для антуража:

— Вы где были? — состроив полное недоумение на лице и в голосе, спросил он.

— Это ты где был? — аж завизжала Золотце, спрыгивая с коня и подбегая к Кайсаю, готовая вцепиться в него ногтями и выцарапать бесстыжие зенки.

Тут же последовала её примеру Калли, но бежать не стала, а просто подошла, делая несуразно большие шаги и широко размахивая руками, со сжатыми кулачками.

— Да, вы что, наелись чего? Я тут был, спал, — тоже переходя на повышенные тона и махая рукой, показывая на то место, откуда, только что подняли, — а вас то куда понесло, вы что в болото лазили? Зачем?

Девы переглянулись. Его мимика, жесты, интонация недоумения, были настолько естественны, а перехват инициативы наезда, столь мастерским, что они осадили напор, явно не понимая, что им теперь делать.

— Мы видели, как ты побежал в лес, — первой попыталась вернуть главенство в разборках и прояснить ситуацию, чернявая Калли.

— Ну, до кустов пошёл, а что не так-то? — продолжал буйствовать рыжий, не давая ей этого сделать.

— Кусты, вон, с краю, а ты рванул, вон туда, в лес, — не успокаивалась распсиховавшаяся Калли, аж захлёбываясь от обиды и Кайсай понял, что вот-вот и она применит свою «прибивалку».

Но проснувшийся мозг, моментально придумал, что соврать. Он уже спокойным голосом заговорил:

— Калли. Я в этих кустах и сидел. Видел, как вы рванули в глубину леса, я ещё подумал, куда это вы?

— Не ври, — чуть ли не плача вскрикнула Калли, — мы шли по твоим следам.

— Куда? В болото? — рявкнул на неё рыжий, припирая взглядом в упор.

Этот вопрос вогнал обеих дев в растерянность и непонимание. Калли, вообще застыла с открытым ртом, так и не успев, что-то договорить. Но тут же, рот закрыла и потупила глазки.

— Да, — тихо ответила Калли, с которой спесь, как рукой сняло, ибо похоже, только что, поняла всю несуразность подобного утверждения.

Кайсай дико загоготал, хватаясь за живот, а когда просмеялся, посмотрел всторону леса, помахал кому-то рукой и со смехом произнёс:

— Ай, да, леший, ай, да, шутник, — а за тем осмотрев ещё раз, двух высокородных особ, матёрого замеса, спросил, — ну, и где мне вас теперь отмывать, таких засранок?

Обе стояли, понурив головы и стыдливо отдирали и скоблили подсыхающую грязь, кто где, как две нашкодившие малолетки, перед грозным родителем.

— Ладно, — усмехнулся Кайсай, — тут за лесом, недалеко селение. Оно на реке стоит. В само селение, конечно, в таком виде я вас показывать постыжусь. Проедем краем леса и выйдем к реке, как раз, у дедовой заимки, там и отмоетесь. Поехали.

Глава сорок первая. Он. Бессмысленная казнь

Куруш, покинул Экбатаны через день, после отбытия Тиграна. В ритуальной золотой колеснице, он торжественно проехал, в окружении личной охраны, через все семь ворот и выехав за город, недолго думая, пересел на более удобный вид транспорта — носилки с балдахином, которые несли одновременно двенадцать рабов.

Несмотря на комфорт возлежания среди мягких подушек, двух опахал с разных сторон, прохладных, изысканных напитков и блюда спелых и сочных фруктов, Царь Царей был недоволен. Настроение его, было мрачнее тучи, и никто кроме него не знал о причинах, его испортивших.

Великий, смотрел на каждого, до кого дотягивался взглядом, как на виновника своего испорченного настроения и каждый, кто сталкивался с его испепеляющими чёрными глазами, был уверен, что именно он виноват, тут же стараясь в памяти, найти свой огрех, во взаимоотношении с Повелителем.

Вчера вечером, Царь Царей был, как обычно. Отпуская постоянных, одних и тех же гостей своего застолья, он казался весёлым и довольным, а утром, по заверению слуг, первыми пустившими по золотому дворцу волну недобрых вестей, Великий проснулся не в добром расположении духа. Придворные слуги, тут же сделали вывод, что Владыке приснился нехороший сон и под его влиянием, он и начал своё утро.

Крез, который в последнее время стал самым приближённым к Царю Царей и до которого разговоры прислуги донеслись в первую очередь, даже ненавязчиво предложил позвать за чтецом снов, на что Повелитель лишь отмахнулся:

— Успокойся, Крез, — выговорил Куруш надменно лениво, — сон забылся, что означает его неважность, а вот тот осадок мерзости, что от себя оставил, я трактую, как необходимость такого настроения для начала похода.

Крезу пришлось принять, высказанную Повелителем версию за правду, хотя для себя, видимо, сделал другие выводы, но промолчал. Разговор был с глазу на глаз, не считая странной шестёрки телохранителей, которые неотступно были при Царе Царей. Когда эти чёрные стражники спали, ели, жили, было непонятно никому, кроме их Великого Повелителя. Многие вообще сомневались, что это люди.

Главный евнух, приветствующий своего Владыку и узрев царское раздражение, посчитал причиной этого, в наложнице, что возлегала с царём этой ночью и приняв плохое настроение Властелина на счёт подчинённого ему гарема, а значит и на свой личный, особо изощрённым образом наказал невиновную девочку, твёрдо уверенный в том, что именно эта, молоденькая дрянь виновата, хотя так и не дознался в чём именно.

Постельный, готовивший ложе, обвинил себя и убирая использованную постель трясущимися руками, перед постилкой новой, даже два раза в обморок падал. Пришлось лекаря звать, когда Великий отправился за стол.

Лекарь потребовался и главному повару, который, естественно, перетянул вину на себя и обезумев от страха, умудрился обварить себе обе руки и правую ногу. При этом, вместо того, чтобы верещать от боли, он упал на спину, раскинув руки в стороны и тупо уставившись в потолок, беззвучно плача.

Крез, на всякий случай, всё же попытался найти, кого-нибудь из многочисленного отряда предсказателей, толкователей и тому подобное, но как не пытался, ни одного не нашёл, сделав для себя неутешительный вывод, что не знает, как там у них по «профессиональной» части толкования, но вот прятаться они умеют, как настоящие специалисты дела. Боевые лазутчики, рядом не стояли.

Куруш действительно не знал причину своего скверного настроения и даже не задумывался над этим, он, действительно, просто, с ним проснулся, но тем не менее, умудрился ни на ком его не сорвать, наверное, в первую очередь потому, что злился на самого себя. Да, Царь Царей был недоволен сам собой. Бывало и такое.

Путь персидского войска лежал к небольшому городку под названием Керим. Именно там, Повелитель Народов, намеревался обустроить свою временную резиденцию, в ожидании подхода, с разных сторон, осколков его могучей и несокрушимой армии. Именно к этому городку, должны были стянуться все подвластные царьки, чтобы соединиться перед сокрушительным походом на Опис, прикрывавший северную оконечность Мидийской стены.

Кроме того, необходимо было выполнить огромные инженерные работы, требовавшие значительного времени. В виду того, что Набонид, в ожидании нападения Куруша, активировал защитные дамбы, выстроенные ещё при Навуходоносоре и превратил все земли на подступах к своей столице в непроходимые болота, нападающим требовалось принять меры.

Куруш принял самое простое, логичное решение, но которое, при этом требовало очень трудоёмкое исполнение. Он решил отвести воду из реки Тигр, текущую на его пути и превращённую в искусственный разлив, затопивший прилегающие земли и не позволяющий их преодолеть ни пешему, ни конному.

Предложение его военачальников, добраться до дамб и разрушить их, чтоб спустить воду, Куруш отверг, на том основании, что небольшой отряд в тылу неприятельского войска, много вреда не наделает и долго не продержится, а требовалось не только спустить воду, но и дать достаточно времени, вдоволь напитавшейся земле, высохнуть, а пока земля сохнет, Набонид, и отряд вырежет, и дамбу восстановит.

Великий решил эту задачу кардинально: для того, чтобы оборонительные дамбы Навуходоносора стали бесполезны, надо просто, лишить их воды. Решение было принято уже давно и к его исполнению готовились несколько лет и только перед данным походом, ответственный за это, особо важное поручение, доложил, наконец, что готов избавить низовья Тигра от воды. Отводные каналы подготовлены, дамба готова. Осталось лишь сделать самое простое: перекрыть её.

Весь день, пока Царя-Победителя несли к его временной ставке, ему, то и дело докладывали различную информацию, притом, вся она, представляла из себя феерическую браваду. Всё говорило о том, что сам Ахурамазда ведёт Куруша к победе, восседая рядом с ним на носилках и выстраивая звёзды в небесах, ему в угоду. Только радоваться и довольствоваться можно было, выслушивая вести, прилетающие с разных сторон его великой империи.

Задуманное складывалось, как нельзя лучше. Планы претворяются в жизнь, как по писаному. Но Куруш, по-прежнему был хмурый и злобный, выслушивая благие вести, как само собой разумеющееся и до оскомины приевшееся.

Наконец, ближе к вечеру, к царским носилкам, подъехал сам Атиаг. Куруш только взглянул на него и сразу понял, что именно этот человек принёс ему долгожданную, недобрую весть. Странно, но именно плохие новости он ждал целый день, как будто именно они, могли облегчить его отяжелённую чем-то душу.

Атиаг неспешно подъехал, возвеличил Владыку Всего Земного, как обычно и начал интересоваться у Повелителя Мира его душевным состоянием, здоровьем, погодой и окружающими пейзажами. Куруш, хмуро выслушал его, односложно и зло отвечая, вернее, даже огрызаясь, но так и не дождавшись от своего тайного визиря новостей, рявкнул:

— Говори, дэвы тебя раздери!

— Мой Повелитель, — пролепетал Атиаг, пряча глаза, — дозволено ли мне будет известить Вас, о не до конца законченном деле?

— Говори, собака, — зашипел царь царей, — если ты мне не скажешь плохую весть, которую я жду уже целый день, я сам тебе эту весть поведаю, и она тебе, очень не понравится.

— Но у меня нет плохой вести, Владыка Народов, — с испугом в глазах затараторил визирь, — просто, не всё получилось, как мы задумали, но и то, что получилось, мы вполне можем использовать в Ваших интересах.

Тут он замолчал, по щенячьи, заглядывая в глаза хозяина, как бы ожидая разрешения на продолжение. Куруш грозно сверкнув глазами, жестом головы, велел визирю перебраться к нему на носилки, что тот, раболепно, суетливо проделал. Как только Атиаг устроился напротив Куруша, последний в нетерпении промычал:

— Ну!

— Пришли вести от сакских колдунов, о Повелитель Народов. Наш человек, купленный Вами, докладывает, что объединение их всех в единую, управляемую кучу, будет.

Тут он опять замолчал, поглядывая на господина в ожидании реакции. Царь Царей продолжал смотреть на него хмуро, как и изначально, будто маску надел и из-за неё, действительных эмоций Великого, было не разглядеть.

— Что не так пошло? — спросил Куруш, но уже более спокойно, по крайней мере в голосе.

— Начало было, как мы и рассчитывали, — продолжил Атиаг, становясь неожиданно, деловым и размышляющим, стараясь этим, вовлечь разгневанного Повелителя Царей, в конструктивное русло восприятия вестей, — благодаря своему красноречию, наш человек убедил подавляющее большинство, по крайней мере, самых весомых в своём деле, о благе единоначалия их культа во всём мире. Как и положено, поднял Вас до высот и убедил в вашей расположенности к их делу и искреннему желанию помочь. В конечном итоге, с ним согласились, почти все. Но дальше, пошло, несколько, не так, как мы рассчитывали.

Очередная пауза в докладе визиря, который всем видом показывал, что собирается с мыслями.

— Да, не тяни козу за хвост, — сказал Куруш уже довольно спокойно, действительно, переходя в деловой, рассудительный режим восприятия, — выкладывай.

— Вместо того, чтобы заняться объединением и дракой за власть, они все, как один, потребовали на своём колдовском круге, обратиться с этим вопросом, к Тахм-Райс.

— Дэвы! — выругался себе под нос Повелитель, — неужели у них не нашлось властолюбца? Ни одного!

— В том то и дело, Великий, — продолжил в деловом тоне Атиаг, — власть им всем мила, особенно старшим и родовитым, но человек, толком в послании не объяснил, а я, как понимаете, его пока, расспросить не могу.

— Дальше, — потребовал Куруш.

— А дальше, они собрались и созвав круг из представителей высшего колдовского сословия, двинулись в царство Тахм-Райс. Докладывает, что по дороге, он приложил много сил для осознания величия объединения и его будущего главы, поэтому колдуны пришли в нужном настроении и довольно жёстко потребовали царицу на круг. Та, хоть и недовольная подобным обращением, всё же явилась и клан свой привела, проявляя не гостеприимство старцам, что само по себе, должно было дополнительно настроить их на нужный нам лад, но царица, быстро всех поставила на колени перед собой и очень легко убедила колдунов, что Вы, Повелитель, обманываете их.

— Ложь! — рявкнул Царь Царей, сжимая кулаки перед собой, стискивая челюсти до скрипа, яростно и быстро бегая взглядом по всему визирю с ног до головы.

Атиаг опустил глаза и тихо проговорил:

— Она дала прочитать им какое-то Ваше письмо, о котором мне, ничего не известно.

— А-а! — завопил во весь голос Покоритель Мира, наотмашь врезав по золотому блюду с фруктами, которое тут же полетело с носилок в сторону.

Атиаг, вжался в подушки, стараясь голову засунуть себе между ног, от страха.

— А-а! — продолжал вопить Великий Победить, вскакивая на ноги и пиная подушки, от чего те, так же покидали своё пристанище на носилках.

Визирь при этом, наоборот, резко завалился на бок, стараясь в эти подушки зарыться, спрятаться. Он никак не ожидал подобной реакции своего господина. Он, вообще, никогда не видел Царя Царей в таком бешенстве.

Наконец, получив через подушку пинок по голове, Атиаг счёл лучшим, вместе с этой подушкой, покинуть носилки, сваливаясь через край на землю к ногам рабов, которые от вопля Повелителя Всех Повелителей, встали, как вкопанные, пряча головы в голые плечи.

Куруш буйствовал долго, но довольно однообразно. В конце концов, он излил свою ярость в воздух и выдохся, упав на голые носилки на спину и ещё какое-то время безмолвствовал, а носилки с рабами и вся его армия, по-прежнему стояли, стараясь не дышать. Тишина вокруг, разливалась неимоверная. Даже птицы не щебетали, попрятавшись от людского моря, замершего в ожидании.

Наконец, Царь Царей резко сел, поджав под себя колени. Огляделся. Жестом дал знак, чтоб вернули всё, что он разбросал на место и вновь устроившись поудобнее, дал команду рабам, двигаться дальше. Процессия тронулась.

Через некоторое время, как бы выйдя из само копаний и обличения самого себя в допущении непростительной ошибки, Куруш пальцем поманил одного из своих порученцев и велел найти ему Атиага. Визиря искали долго, так как тот, умудрился отбыть от господина, как можно дальше, хотя понимал, что, выпустив пар, тот непременно захочет продолжить обсуждение вопроса, но не глупый, тайных дел приближённый, не угадал.

Как только Атиаг поравнялся с носилками и Куруш заметил его, Повелитель, не вдаваясь в объяснение и подробности, потребовал у него узнать, есть ли в Кериме жрец «мушиному богу», как презрительно звались служители Вала, Ваала, Баала и тому подобное и если нет, то где есть ближайший.

Нелицеприятное прозвище «мушиный бог», Вал получил за то, что на его жертвенном алтаре всегда была кровь, которая никогда не смывалась и не счищалась, лишь добавляясь поверх подсохшей, свежими разводами. Алтарь из себя представлял большой валун или просто большой камень и в жарких странах, где не бывает северных зим, вокруг залитого жертвенной кровью алтаря, круглый год роилось огромное скопление мух и прочих несметных насекомых, на халяву питающихся бесплатным лакомством.

Жрецы и верующие, к этим «мухам», как именовалось всё то жужжащее, пищащее многообразие, относились почтительно, считая их глазами и ушами грозного Вала. Даже находились «слушатели» священных мух, которые по их роевому многоголосию, могли определять, то есть, слышать веления бога.

Жрец Ваала в Кериме нашёлся, вернее не в самом городе, а за его приделами, на одном из горных подъёмов, где был сооружён целый храмовый комплекс, состоящий из десятка строений, непонятного назначения и главное, священного каменного алтаря, стоящего на трёх камнях поменьше.

Когда Атиаг, собрав информацию, доложил её Повелителю, тот велел подать коня и в сопровождении личной охраны и отряда, так называемого «исполнителей повелений», эдакой силовой структуры системы исполнения наказаний, взяв с собой Атиага и проводника, ускакал в сторону этого комплекса.

Атиагу ничего не надо было говорить. Он всё понял сразу. Царь Царей, решил выместить свою злость на бедных жрецах. Он лишь заволновался, как бы этот вояж, не превратился в повальное вырезание жрецов и верующих данного культа, понимая, что это будет очень много народа.

Если Повелитель на это решиться, то польются реки крови и вся их примирительная политика, которую так воспевают в станах врагов, подрывая их боеспособность и вообще, способность оказывать сопротивление, полетит к проклятым дэвам и с таким трудом сформированные каноны, придётся переделывать, подстраиваясь под новый бзик Великого и Ужасного.

В храме, делегацию Царя Царей встретили радостно и торжественно, только встреча, была тут же скомкана боевым сопровождением Повелителя Народов. Отряд, согнал всех, кто был в храме в одну кучу и быстро связал пленённых в рабскую вереницу: «шея-руки, шея-руки». Столь же быстро нашли старца, испещрённого татуировками и шрамами. Доставили его к Великому. Тот, из-под насупившихся бровей осмотрел, ничего не понимающего жреца и тихо скомандовал, ни к кому, не обращаясь конкретно:

— Раздеть, привязать к алтарю. При подъезде видел пасеку, значит у них, где-то здесь есть готовый мёд. Найдите. Вымазать мёдом и кормить только мёдом. Съездить к городу, найти пустынные отряды, что на верблюдах. Взять у них верблюжьего молока. Скажите я велел. Поить приговорённого только им. Поняли? — с этим вопросом он грозно оглядел окружающих его палачей, — кормить только мёдом, поить только молоком, до тех пор, пока не подохнет и не одной капли крови, чтоб из него на алтарь не попало. Пусть весь свой булыжник, поносом обдрищет.

С этими словами, он развернулся и оставив отряд выполнять свою волю, отправился обратно, не обращая внимание на вопли и призывы жрецов, вопрошающих «за что?» и призывающих Царя Царей, к милости. На что Куруш, не оборачиваясь, тихо, только для себя проговорил:

— Эта жертва тебе, о великий Ахурамазда. Прими и дай мне лёгкую победу над Набонидом.

К вечеру следующего дня, Курушу доложили, что приговорённый жрец, изошедший на понос, был загрызен мухами и жуками. Скорость, с которой жертва была принята его богом, Царь Царей расценил, как добрый знак. Но к тому времени, он уже остыл и даже успел забыть, о приговорённом и принесённая весь, его даже, поначалу, обескуражила.

Не то, Царь Царей не ожидал столь скорой кончины жреца, не то, вдруг, осознал всю дурость сделанного, но некоторое время обдумав, что-то, вызвал к себе Атиага и поставил точку, во всей этой неприглядной истории, повелением:

— Атиаг. Казнённый жрец, был предатель. Допроси его людей о причастности к злодеяниям. Кто пойдёт с тобой на безоговорочное сотрудничество, отпусти обратно в их храм, чтоб всем разнесли о выродке, покушавшимся на Великую империю и что я, как её глава, не намерен подобное спускать с рук. Выполняй.

Глава сорок вторая. Они. Дом родной

По лесу к реке, они вышли, как раз в том месте, куда в Кайсаевой молодости, девки прибегали кучками языками почесать с рыжим нахалом с того берега. Обворожительные «засранки» отмывались. По одной деве из прислуги им в этом помогали, оставшиеся, отмывали коней.

Две голые, изумительно красивые молодицы, стоя по колено в реке, всё делали грациозно, плавно и нарочито вычурно. Каждый наклон, каждое движение рукой, ногой, представлял из себя целое показательное выступление и всё это бесплатное зрелище, предназначалось исключительно для одного зрителя, который, по их мнению, будучи мужланом неблагодарным, на них даже не смотрел.

Кайсай стоял на берегу и внимательно разглядывал заимку, на которой прошло всё его детство. Воспоминаний и ностальгии, как нестранно, не было. Он просто пытался представить, чем сейчас занимается дед, если, вообще, он там. Никаких признаков жизни не проглядывалось. Ни дымка, ни звука. Это настораживало и придавало заимке некую неправильность. Не должно так быть.

Хотя, он даже успел подумать, что неплохо было бы, если бы дед, куда-нибудь откочевал отсюда и Кайсаю бы, не пришлось придумывать, зачем он так настойчиво рвался сюда. Рыжий был уверен, что старый бердник, вряд ли, встретит их с распростёртыми объятиями и поразит всех своим гостеприимством. Вот в шею вытолкать гостей непрошенных, это пожалуйста.

Молодой бердник грыз травину и лихорадочно соображал, чтобы такое придумать, чтобы такое соврать, на какой кривой кобыле подъехать к деду, чтоб его приезд, выглядел, как можно естественней и был действительно необходим. Как вдруг, из-за глухого, высокого частокола, раздалась пьяная песня. Нудная, слёзно печальная. Кайсай напрягся.

Пьяный бас был не деда, но прислушавшись, он его узнал — это был голос Олкабы! А тут и дедов голос принялся подвывать, и они завыли на пару. Притом песня была, до безобразия исковеркана. Кайсай даже не сразу её узнал, а слов, так, вообще, разобрать было невозможно.

Складывалось впечатление, что они уже там не просто пьяные, а допились до полусмерти. Золотце с Калли, тут же выскочили из воды, как ошпаренные и принялись одеваться, прямо, на мокрое тело, с недоумением посматривая на Кайсая и забыв про изящество движений и соблазнительность процедуры одевания.

— Кто это? — спросила напугано Золотце, натягивая штаны.

— Как кто? Деды, — не прекращая грызть травину ответил Кайсай.

— Какие деды? У тебя их что, несколько было?

— Был один. Теперь, вон, два голосят и судя по вою, с ними уже разговаривать бесполезно.

— Откуда-второй-то взялся?

— Ты что, Золотце, — удивился Кайсай, — ты, этот дивный голосок, соловьиного разлива, не узнаёшь, что ли?

— На Олкабу похож, — предположила Калли, прислушиваясь.

— Правильно. Он и есть. Это я его сюда отправил. Опыт, так сказать, перенимать. Вон, слышишь, как опыта набрались, аж из ушей плещет, — тут он призадумался, ибо планы надо было резко менять, — вообще-то, я думал он уже давно отсюда уехал, но, видно, ошибся.

Девы оделись, коней оседлали.

— Ну, что делать будем? — спросила с пританцовывающего коня, настороженная Золотце, смотря на рыжего.

— Не знаю, — задумчиво проговорил Кайсай, пожимая плечами, срывая очередную травину и засовывая кончиком в рот.

Они перешли неглубокую речку верхом, даже не замочив ног. Подъехали к заимке. Ворот, как таковых у двора не было. Просто, кусок частокола, почти в два аршина шириной, выпадал из общей стены внутрь, и в эту дырку, размером в одного наездника, осуществлялся вход, а затем, обратно поднимался и запирался изнутри хитрым бревном-запором.

Подъехав к проходу, Кайсай встал на седло, заглядывая через частокол. Песня, вернее то, что они из неё изображали, извергалась где-то поблизости, но видно, никого не было. Рыжий, недолго думая, лихо перемахнул вовнутрь. Через какое-то время, нытьё прекратилось, а ещё чуть погодя, вывалился кусок частокола, открывая проход. Девы въехали во двор.

В углу, у конюшни, где стаяла пара скакунов, на куче соломы валялась пара дедов, ни один из которых, не только не поднялся, гостей встретить, но даже ногой не дрыгнул. Над ними стоял Кайсай, толи, разглядывая обоих, толи, просто, о чём-то думая, смотря на них. Девы въехали, рассредоточились, но с коней слезать не стали.

— Всё красавицы, приехали. Хозяева дома, но дома никого, — проговорил Кайсай, направляясь к Золотцу, — ну, что? Здесь заночуем или дальше двинем? Для разговоров, они совсем непотребны.

Поляницы дружно и с любопытством осматривались по сторонам. Им, похоже, ни разу не приходилось видеть подобной берлоги. Так как главной в их походе, номинально считалась Золотые Груди, то она и приняла решение:

— Ладно, — устало проговорила она, — заночуем здесь. Надеюсь еда у них хоть какая-нибудь осталась, а то жрать хочется.

Она спрыгнула с коня и похлопав его по шее, направилась к валяющимся в «умат» пьяницам. Кайсай посторонился, пропуская золотую деву, посмотрел ей в след, зачем-то опустив взгляд ниже спины и ничего нового там не обнаружив, отправился своего Васа заводить внутрь, уже на ходу услышав разговор Золотца с ни кем, так, сама с собой:

— Так, что мы здесь пьём, — и после небольшой паузы, — м-м, смотри-ка медовуха, — когда рыжий, уже выходил в проход, она, видно оторвавшись от меха, произнесла удовлетворённо, — вкусно.

Его, как будто по затылку кто врезал. Он дёрнулся, остановился, сам не понимая в чём дело. На душе стало мерзко и тревожно. Рыжий тут же прижался к земле, схватившись за рукоять меча, настороженно озираясь по сторонам, переводя все органы чувств в боевое состояние.

Сигнал тревоги пульсом застучал в голове, но тщательно осмотрев поле, реку и прилегающий лесок, никого не обнаружил и не почувствовал. Прислушавшись к себе, Кайсай отчётливо понял, что причина тревоги в неправильности происходящего вокруг.

Это умение чувствовать несуразность, у него было выработано с детства и всегда срабатывало независимо от его желания и готовности, это воспринимать. Ощущение, какой-то неправильности, возникло у рыжего ещё на том берегу, откуда он наблюдал за заимкой, усилилось, когда он увидел дедов, а вдарила по голове, когда заговорила Золотце… Тут она, похоже, ещё раз, оторвавшись от меха, обратилась к Калли:

— Калли, медовуху будешь? Свежая. Вкусная. Ядрёная, язычок пощипывает, — довольно причмокивая, рекламировала она найденное пойло, — всё равно сегодня уже никуда не поедем.

— Фу, — тут же брезгливо ответила вторая Матёрая, — как ты можешь пить эту дрянь?

И тут до него дошло. Он понял в чём вся неправильность! Какая к драным собакам, может быть медовуха в это время? Из какого мёда? С мать-и-мачехи что ли? Расплываясь в кривой ухмылке, он хотел было крикнуть Золотцу, чтоб та не смела пить эту отраву, если рядом с дедами лечь не хочет, но тут же передумал. Ну, а что? Будет очень любопытно на неё полудохлую, да не шевелящуюся посмотреть. Интересно, что из себя обездвиженная и беспомощная стерва представляет.

Когда он завёл коня во двор, Золотце уже устроившись рядом с Дедом и Олкабой, сидела на охапке сена, пьяно улыбаясь, сама себе довольная, расфокусированным и мутным взглядом осматривая, мельтешащих перед ней, туда-сюда, подчинённых. Калли во дворе не было.

Пока Кайсай распрягал Васа и отводил его к стойлу, Золотце уже дошла до кондиции, приняв положение лёжа и смотря в вечернее небо, вполне мило улыбалась. Рыжий подошёл к ней, забрал из обессиленных рук мех, на что она даже не отреагировала, понюхал содержимое и стал с улыбкой разглядывать пьяную красавицу.

Такой он её, ещё, действительно, не видел. Странно, но беззащитная и обессиленная, она ему нравилась больше, и он с удивлением отметил, что в штанах даже зашевелилось. Пьяная Золотце его возбуждала, и он не противился этому! Сзади неслышно подошла Калли и задала самый глупый вопрос, который можно было только задать в данной ситуации:

— Что это с ней?

Кайсай вздрогнул слегка, от неожиданности, ибо, увлёкшись любопытным зрелищем, не услышал, как чернявая подкралась, и ничего не отвечая, лишь протянул второй сестрице мех, продолжая давить лыбу.

— Медовуха отравлена? — ужаснулась Калли.

— Нет, — утешил её рыжий, демонстративно глотнув, чуть-чуть и протягивая вновь мех Калли, — будешь?

Та отпрянула, как от отравы, выставив даже руку вперёд, защищаясь.

— Я такую дрянь не пью, — и тут же с удивлением, как будто до неё только что дошло, поинтересовалась, — так что, она уже такая пьяная, что ли?

— Ну, видать хорошо приложилась, да, на голодное пузо, почитай почти весь день не ела — ответил рыжий, взвешивая мех в руке, в котором, в самом деле, оставалось не так много.

— Позор, — прошипела смуглая «мужеприбивалка» и резко развернувшись, ушла в сторону дома.

Кайсай бросил мех с пойлом на солому и пошёл осматривать свои бывшие владения. Зайдя в дом, он поразился, в первую очередь, тому бардаку, что творился внутри. И тут осознал, что мужики пьянку, затеяли давно. Видать, поначалу, приговорили все запасы Деда, а когда не хватило, то от безысходности сварили эту медовуху из первосбора, прекрасно понимая последствия.

Тут, на заваленном и ещё неочищенном от остатков еды столе, он неожиданно обнаружил четыре искусно выточенных игральных кости, как специально положенных для него. «Вот и подарок для лешего», подумал Кайсай. Только таких у деда не было. Вероятней всего, это Олкабы.

Он сгрёб их в кулак и задумался, на что бы обменять или как бы выпросить их у хозяина, но тут, откуда-то из глубины тёмного дома, выплыла Калли и выражение её лица, да, и недвусмысленные телодвижения, ему очень не понравились.

Двигалась она грациозно, вызывающе обольстительно, улыбка девы, была сама обворожительность, а всё это вместе, просто кричало, что «я сегодня ночью буду твоя», вернее, наоборот, «ты, пацан, влип по самые яйца, которые я тебе ночью, отгрызу и ты, не только не пикнешь, а реветь будешь, умоляя и упрашивая меня это сделать». Кайсая аж передёрнуло от таких мыслей. Смуглянка подплыла к столу и елейно зажурчала:

— Кайсай, и ты здесь жил?

— Жил, — буркнул рыжий, испугано поглядывая на вход, в надежде, чтоб хоть кто-нибудь из дев прислуги, случайно, за чем-нибудь зашёл и разрушил эту липкую паутину, которую чернявая сучка-паучиха, принялась плести вокруг него.

— А где спал? — гипнотизируя жертву нежным ангельским голоском, пропела Калли и при этом, хищница мягко и гибко продолжала подкрадываться.

— Здесь, — махнул он рукой, в направлении лежака за столом.

— Да, не хоромы, — констатировала она факт некомфортабельного жилища, грациозно при этом усаживаясь на лежак, продолжая загадочно смотреть на него и даже чуть сдвинулась, как бы приглашая присоединиться.

Кайсай, очень постарался сделать вид, что не заметил приглашения и по-хозяйски осмотрев засранный стол, удручённо проговорил:

— Да, уж, хоромами здесь не пахнет, здесь помойкой воняет.

Он со светлой надеждой, вновь посмотрел в открытый проход во двор, куда желание убежать, было выше всех его сил, деловито пробурчал, что-то по поводу уборки в доме, мол, спать будет невозможно, коль всё тут не очистить и не выветрить, и уверенной походкой, направился, наконец, во двор, как будто именно там и следовало производить все те действия, которые, он только что перечислил.

Калли не кинулась за ним, законно пологая, что, сколько бы он не бегал, а ночью, всё равно никуда не денется, тем более, её соперница, как-то неожиданно легко и просто, сдала свои позиции, напившись, как мужлан-пьянчужка.

Только она и представить себе не могла, что изворотливый ум рыжей жертвы, казалось уже пойманной в ловушку, примет очень простое и рациональное контррешение: он уселся рядом с пьяной троицей и выпив все остатки медовухи, пристроится в их компанию четвёртым.

Когда Калли вышла из дома и увидела, что он делает, было уже поздно. Пустой мех отлетел в сторону, а наполненное его содержимым туловище, рухнуло в сено, рядом с её соперницей.

На самом деле, Кайсай отравной медовухи не пил, а предварительно, незаметно для дев, копошащихся во дворе, вылил её в сено, после чего принялся делать вид, что упивается с видом «быстрей, быстрей, как бы не отобрали». Когда разъярённая и обиженная до кончиков волос на лобке Калли, подбежала к нему, он даже с закрытыми глазами прочувствовал огонь её ненависти и злобы.

Она шипела неприличные слова в его адрес, на понятном и непонятном Кайсаю языке, витиевато извращаясь в обзывании этой рыжей сволочи и даже пару раз пнула по сапогу, но поняв, что с этим уродом, она уже сделать ничего не сможет, пошла орать на прислугу. Кайсаю осталось лишь пожалеть девок.

Прикидываясь пьяным, расслаблено безвольным, наслаждаясь запахом свежего сена, на котором лежал, он сам не заметил, как уснул.

Проснулся, когда на дворе уже была глубокая ночь. Темень — хоть глаз выколи. Ни луны, ни звёзд, похоже небо затянуло. Ему захотелось отлить, но идти в полной темноте, явно не хотелось. Он, конечно, знал этот двор с закрытыми глазами, ведь это была его тренировочная площадка долгие годы. Его и по ночам, дед по нему гонял и с завязанными глазами, по нему гонял и вперёд, и задом на перёд.

Кайсай ощутил в ладони игральные кости, но только две. Соскочил на колени и наощупь нашёл в сене ещё две, тут же вспомнив о срочном и очень необходимом деле. Встал и зачем-то низко пригнувшись, пошёл искать среди лежащих Олкабу. Нашёл. Растормошил.

— Олкаба.

— Чё, — ответил тот еле шевеля языком.

— Вы на хрена из первосбора медовухи напились?

— А больше неча было, — пробурчал здоровяк.

— Я так и понял, — подытожил короткий, приветственный диалог Кайсай и сразу перешёл к делу, ради которого разбудил старика, — слышь, Олкаба, там в доме на столе твои кости игральные лежат?

— Да.

— Выручи. Они мне очень нужны. Я тебе за них десять наконечников дам или что попросишь?

— На хрена?

— Для дела.

— Тогда, так бери.

— Благодарствую тебе Олкаба, — спокойно проговорил рыжий хитрец, ожидая именно такого решения проблемы, — и до каких пор вы тут решили валяться?

— Херня, — неожиданно ответил за Олкабу Дед, — Кайсай, ну ка, метнись дедам чё попить сообрази.

— Медовухи больше нету, — тут же отреагировал рыжий.

— В жопу её. Воды неси.

Кайсай прошёл к колодцу, зачерпнул ковшом из ведра и вдоволь напоил жаждущих.

— А чё так темно? — недовольно проворчал Дед, будто обвиняя в этом бывшего ученика.

— Ночь на дворе. Спи пока. До утра далеко ещё.

— А, — недовольно простонал Дед и затих.

Олкаба похоже «затих», ещё раньше. Довольный проделанным торгом, Кайсай упрятал кости в кармашек пояса и осторожно шагая в темноте, направился за угол конюшни, делать другое срочное дело.

Вернулся, так же больше наощупь и по памяти, чем видя глазами. Удивительно, но он, наконец, чувствовал себя выспавшимся и бодрым. Завалившись на сено возле Золотца, Кайсай повернулся на бок и протянул руку к соседке, желая убедиться, что Золотая стерва никуда за это время не сбежала. Его рука тут же скользнула по гладкой металлической броне девы, которую та, даже не соизволила снять, прежде чем напиться, и ухватив один из выпуклых шаров на её груди, замер.

Чувство, которое охватило его, поразило своей новизной и извращённой невероятностью происходящего. Волосы на голове зашевелились, дрожь возбуждения волной разлилась по всему телу и устремилась в область паха. Рыжий отдёрнул руку и подумал про себя, утирая с лица проступивший пот:

— Дожил. Тело голое, да, живое не пронимает, а на бронь, вот-вот и накинусь. Тфу, — плюнул он и озираясь в полной темноте, как бы кто не увидел, пристроился к ней вплотную.

Кайсай поднял ей голову и подложил под неё руку, склонив рыжую красавицу лицом себе на плечо. Задумался, а чем бы ему заняться с ней? Пощупать? Поиметь её пока она такая? Так придётся зарезать и труп в реку бросить, ибо потом, это с ним сделает она. Он погладил её по лицу, волосам. Она, что-то проскрипела с сквозь сон. И тут ему пришла в голову блестящая, как ему показалось, мысль.

— Арина, — тихо позвал он, потирая мочку её уха.

— М, — промычала она в ответ.

— Арина, ты обещала научить меня боевому колдовству.

Его рука постоянно гладила и щекотала, но она, еле шевеля языком неожиданно спросила:

— Что это со мной?

— Ничего, — спокойно, убаюкивающим тоном ответил он, — ты, просто, напилась.

— Фу, — фыркнула она, — позорище какое.

— Напротив, — принялся он расшевеливать её на разговор, — ты, когда пьяненькая, такая милая, — с этими словами он поцеловал её в губы, но как поцеловал, лишь слегка коснулся своими губами её.

— М, — вновь прозвучало от неё, но в тоне этого «М», чувствовалась довольная улыбка.

Она не возражала, да и если б захотела, то вряд ли смогла, в таком состоянии возражать.

— Давай, расскажи, как колдовать, — нетерпеливо и загадочно зашептал он ей в лицо, как будто это, было самое главное в жизни на данный момент.

— Да, очень просто, — ответила она еле слышно, находясь в полусне, почти совсем не проговаривая слова, но вполне внятно, — берёшь перстень, так чтоб на него падал солнечный свет и смотришь в камень. В нём песчинка, маленькая такая. Смотришь на неё, смотришь, а потом раз и всё вокруг исчезает. Надо только постараться, видеть только её и ничего кроме неё. Сразу не получится. Надо долго мучиться, — тут она хрюкнула, видимо изображая смех.

— А дальше, — ласково и протяжно прошипел рыжий искуситель.

— Когда всё пропадёт вокруг, кроме этой песчинки, сожми левую руку, чтоб ногти впились в ладонь до боли и делай так, всякий раз, когда будешь видеть пропадание мира. Через год, два тренировок, ты научишься делать обратное. Впивая ногти в ладонь, будешь останавливать мир. Воздух станет, как вода и если в нём быстро двигать рукой, то он обжигается. Всё вокруг начинает двигаться, плыть. Но ненадолго. Если ты вынимаешь нож перед врагом, то он даже не сможет понять откуда тот берётся.

Последние слова, она уже растягивала, сливая их друг с другом и Кайсай лишь догадался о их значении. Она замолчала и засопела. Уснула.

Золотце спала на его плече, а он, завалившись на спину, смотрел в светлеющее небо. Тучки по пугав, но так и не выдавив ни капли влаги из себя, начали рваться на проталины, а он, думал о том, что услышал, пытаясь это всё осознать, понять, прочувствовать, но её «год, два», очень не нравились рыжему.

Не терпелось это попробовать, ощутить, постараться понять, как это можно ускорить. Думал о том, что она в принципе милая, хорошая и добрая дева и лежать, вот так вот рядом, удивительно хорошо. Он даже поймал себя на мысли, что, попросту, счастлив. Не больше не меньше.

Небо стало совсем светлым, и молодой бердник оглядел двор, приподнимая голову. Действительно, всё стало сумрачно различимым. Кайсай освободил из-под её головы руку, встал, огляделся и решил, в конце концов, заняться собой, по упражняться с мечом. Надо ж было чем-то заниматься, раз выспался. Скинул доспех на сено где лежал, вынул из ножен меч, который забыл, когда уже в последний раз вынимал и опустив осторожно колья прохода, вышел в поле.

Он бился с воображаемыми противниками долго, самозабвенно, выкашивая рослую, уже успевшую вымахать траву и поднимая в воздух тучи насекомых. Постепенно, кружась в горячке воображаемого боя, добрался до леска и метнувшись между деревьями, начал второй раунд, переходя от атакующего стиля, к оборонительно-убегающему.

Быстро стелясь у земли, прыгая, кувыркаясь между стволами, он то и дело уходил от ударов предполагаемых противников, отчётливо проступающих в виде берёз, вязов, клёнов, дубов, изворачивался и отчаянно вырывался из надуманного окружения.

Только когда к разгорячённому, взмокшему телу, противно прилипли штаны, он остановился. Стало совсем светло. Даже в лесу. Наверное, солнце уже встало, но в чаще его видно не было. Он огляделся, вставляя в ножны, взмокший от росы и сока трав, меч, утерев его о штаны, соображая где он находится и в какую сторону выходить к заимке.

— Эх, жаль лешего здесь нет, — печально произнёс он вслух, — когда теперь до него его игрушка доедет? — и додумал про себя, — может смотаться, пока все спят?

Кайсай в очередной раз посмотрел в сторону, всё ещё соображая куда идти и наткнулся взглядом на щупленького, плюгавенького дедка, столбиком стоящего в стороне с протянутой рукой. От неожиданности Кайсай аж присел, но вовремя спохватившись, не упал.

— Дед, — прошипел он, одуревши, почему-то в пол голоса, — ты, что тут делаешь? Это же не твой лес.

— Как не мой? — переспросил изумлённый леший, оглядываясь и разводя руки в стороны, — а чей же?

— Я думал твой лес там, — указал он в сторону наугад и тут же, непонятным образом сориентировавшись, понял куда ему надо идти.

— А это что, по-твоему, другой лес, что ли?

— Ну, — замялся рыжий, не зная, что сказать, — я думал…

— Дубина ты, рыжая, да, ещё и стоеросовая. Думал он. Где моя игрушка.

Тут Кайсай, наконец, начал приходить в себя.

— Ну, дед ты даёшь. За какую-то игрушку, лес родной продать готов.

— Ты обещал, — тут же взвизгнул леший, чуть не плача, как дитя малое.

— Да, я ж, не отказываюсь, деда, — тут же утешил его рыжий, доставая кости из кармашка пояса и протягивая лешему, — на.

Леший в одно мгновение оказался возле него и сграбастал с протянутой ладони точёные костяные кубики. Кайсай было удивился проворности старичка, но тут же, его осенила догадка, что леший, движется тем же колдовством, о котором ему только что поведала Золотце и он, присев на корточки перед ним и достав перстень на шнурке, показал его лешему, который высунув на бок язык и выложив кости на маленькую сморщенную ладошку, пальчиком другой руки, аккуратно переворачивал кость за костью, с детской непосредственностью, разглядывая удивительные игрушки.

— Дед, — спросил Кайсай ласково, — ты знаешь, что это такое?

— Знаю, — буркнул леший, не отрываясь от захватывающего занятия, перекатывания кубиков на ладони.

— И ты знаешь, какое колдовство в нём спрятано, — как бы подсказывая деду, проговорил рыжий, вынуждая его с этим утверждением согласиться.

— Там, много хрени напихано, — проговорил дед, заворожённо катая костяные кубики.

— Я про песчинку, которая останавливает всё вокруг.

Тут, леший неожиданно прекратил своё увлекательное занятие и требовательно вопросил Кайсая:

— А как в них играть-то?

Рыжий хитро улыбнулся и жалобно, попрошайничая проговорил:

— Научи меня этому колдовству, а я тебя научу в них играть.

— А чё ему учить? Не велика хитрость. Только ты на палец его нацепи, по-другому он работать не будет.

Кайсай суетливо развязал шнурок, достал перстень, опять перевязал, оставив на нём висеть деревянную щепку и в ожидании чуда, натянул перстень на палец левой руки.

— Всё, — в предвкушении проговорил Рыжий.

— Ну, всё так всё. Замри взглядом на своей песчинке.

Кайсай поднёс перстень к глазам и принялся всматриваться в маленький камешек перстня, но после долгой тренировки рука дрожала и леший укоризненно проговорил:

— Не. Так дело не пойдёт. Давай-ка, присядь-ка вот тут, — и он указал на траву возле ствола старой липы, — да приложи к стволу ладонь, чтоб не трепыхалась. Ничего двигаться не должно. Ни рука, ни тело с головой, ни глаза. Всё это должно замереть, тогда и мир замрёт. Твой глаз видит лишь то, что шевелится, а то что не шевелится, он видит, из-за того, что сам постоянно дёргается, только ты этого не замечаешь.

Молодой бердник сделал, как велено. Сел поудобней, расслабился, приложил руку с перстнем к стволу и сосредоточился. Тут, внезапно, лучик солнца откуда-то упал на перстень, и камешек, блеснул крошечной песчинкой. На какое-то мгновение, боковое зрение погрузилось во мрак, рыжий дёрнулся от неожиданности и всё пропало.

— Бестолочь, — тут же подытожил его старания леший, — чё, как девка не щупана дёргашся. Надо замереть и долго пялиться и как настанет вокруг темнота полная, прикуси язык левой стороной. Давай ещё раз.

Кайсай пробовал раз за разом. То, получалось чуть лучше, то, чуть хуже, но надолго темень, удерживать не удавалось. Один раз ему показалось, что получилось, но только он двинул языком, чтоб прикусить, как всё пропало.

Леший ругался на чём свет стоит. Даже дед в его детстве таким бешеным учителем не был. Наконец, леший плюнул, сказал «давай» и положил рыжему свою руку на голову и Кайсая, как заморозило. Всё сразу получилось. Он, не видя ничего, тем не менее слышал лешего, который велел:

— А теперь не выпуская язык из зубов, отведи взгляд в сторону.

Воин посмотрел в сторону и обалдел. Как только глаза сдвинулись, мир ожил, но не так как обычно, а серо, бесцветно. Леший убрал руку с головы и голосом продолжил:

— Не выпускай язык. Пока держишь, мир перед тобой замирать будет.

Кайсай встал и отчётливо почувствовал, будто в прозрачной воденаходится. Воздух стал вязкий и в отличии от воды, не прохладный при движении, а тёплый, почти горячий. Он провёл перед собой рукой, как бы пробуя его на упругость. Было прикольно.

И тут, прямо перед ним, показалась муха. Не большая, так, средняя, но летела она не менее величаво, чем степной орёл. Правда, крылья её махали, оставаясь прямыми, а не горбились, как у орла, а в остальном, очень похоже. Да и лапки её не складывались, как у орла, а расслабленно свисали вниз. Она пролетала перед ним очень медленно и молодой бердник, не упустил возможности, воспользоваться этим.

Он быстро метнул к ней руку, схватив в зажатую ладонь и чуть язык до крови не прикусил, от обжигающей боли, пришедшей с некоторым опозданием. Ощущение было такое, будто руку в костёр сунул. Он отпустил язык, возвращаясь в реальный мир и кривясь осмотрел обожжённую руку, стряхивая с ладони, уже раздавленное насекомое. Кисть быстро становилась красной, а волоски на внешней стороне, опалились, будто действительно сунул руку в огонь.

— Тфу, — сплюнул леший, — ну, куда вы мясные только лезете. Не ваше это. Не ваше.

Кайсай, не смотря на производственно-колдовскую травму, находился в состоянии эйфории, подобно человеку, приравнявшемуся к богам и творившим, невообразимое чудо. Вместо того, чтобы ответить ворчащему деду, спросил:

— А что дальше?

— В смысле? — удивился леший.

— Ну, что, так каждый раз делать надо? К дереву прислоняться, глаз останавливать, язык кусать. А по-быстрому никак нельзя?

— Ты чё, воще, дурак, чё ли, Кайсай? — возмутился не на шутку дедок, — я ж сказал, перстень надел, язык прикусил левым зубом и пока держишь, мир пред тобой замирает. Ты чем слушашь-то, жопой чё ли?

Рыжий тут же прикусил язык и мир вновь стал сказочно нереальным. Леший, стоящий перед ним, медленно раскрывал рот, но затем, как-то встрепенулся и уже в остановленном мире, заговорил с ним, как в реальном:

— Слышь мужик? Тепереча ты меня учи.

Кайсай выпустил язык, возвращаясь в реальный мир и лица лешего, поначалу, вообще, не увидел, только размытый туман серого цвета. Но тут и леший вернулся и злобно за угрожал:

— Ну-кась, кончай, тута передёргиваться. Давай учи, а то я за себя не в ответе.

— Деда, ну что ты такой нервный, — разводя руки в стороны, успокаивающе заговорил Кайсай, — давай кости, научу, раз обещал. Здесь всё просто.

Найдя подходящую ровную поверхность, рыжий начал обучение этой не замысловатой игре, со всеми её разновидностями, которые знал, притом обучение, сразу начал по-взрослому, по-настоящему, со щелбанами, ещё и радостно заливаясь при каждом, от пустого и гулкого звука, головы лешего.

Эта система обучения, уже после третьего щелбана, дала свои плоды и леший, тут же отыграл один, да так, что у Кайсая, сразу пропало желание придерживаться данной методы. Начали играть на безобидные желания и когда леший, совсем перестал проигрывать, то Кайсай заподозрил подвох.

Когда в очередной раз, находясь в состоянии всепоглощающего азарта, дедок бросил кости, рыжий прижал язычок зубом и едва различил, как плавно и медленно ложащиеся кости, тут же были перевёрнуты крючковатым пальцем лешего на нужную ему грань, притом, так быстро, что даже находясь в остановленном состоянии, он едва заметил, но рывком, всё же успел схватить его за руку и отпустил язык.

— Хлыздишь дед! — завопил рыжий в азарте ярости, уже замученный до обиды, исполнениями его желаний.

— Ни чё не хлыздю, — тут же завопил дед, дёргая пойманную руку и сделав перепуганные глаза.

— Да, я ж тебя за руку поймал. Хлызда!

Но щуплая ручонка, тут же выскользнула из крепко сжатой кисти Кайсая, а сам дед, уже выглядывал из-за дерева.

— Ты на кого руку поднял, распиздяй! — тонким истеричным голоском вопил дед из-за ствола.

Кайсаю, конечно, обидно было, но и азарт игры, тут же слетел с него. Действительно. Что на нежить обижаться-то? Кто он против него? Он же любого облапошит, как хочет и Кайсаю с ним, в этом деле не тягаться. К тому же, кровопийцы-комары, совсем одолели его голый торс, он уже устал отмахиваться и шлёпать их, на различных частях своего тела.

— Ладно, мир, — отвернувшись, проговорил рыжий, — но я с тобой больше не играю. Вон, иди, ищи себе подобных или с Апити поиграй, может она тебе, что узлом завяжет, коль поймает на обмане. Вообще, играть надо честно, дед, иначе неинтересно.

Леший тут же материализовался рядом, но не для того, чтобы пожать протянутую для примирения Кайсаем руку, а для того, чтоб сграбастать подаренные кости, после чего, вообще, исчез. Воин по оглядывался в поисках лесного самородка-сумасбродка, но не найдя, поднялся на ноги, отряхнулся и побрёл к заимке. И только у самого частокола, на краю леса, Кайсай услышал за спиной голос деда:

— Ладно, мир, — недовольно пробурчал леший, по-старчески ворча, — научил на свою голову. Только Апити не говори.

Кайсай оглянулся, улыбнулся щупленькому старичку, стоящему в шагах пяти от него и примирительно, ответил:

— Да, мне то что? Ты уж там сам с ней разбирайся. Я вам не судья. Тем более в игре.

Когда Кайсай вернулся, в доме все ещё спали, а вот сеновал, выспался. Два старика тихонько меж собой, что-то обсуждали, а Золотце молча плакала. Он заметил это, когда подошёл за брошенной бронью. Наклонившись, над глазами полными слёз, рыжий тихо спросил:

— Ты чего, Золотце?

— Уйди, — зло отрезала она его слюнявое сопереживание.

Троица протрезвела, вот только с телодвижениями у них были проблемы. Большие проблемы. Она с огромным трудом подняла руку к лицу и больше лицом о руку утёрлась, чем рукой о лицо, размазывая дорожки слёз.

— Позови кого-нибудь из моих, — велела она Кайсаю, даже не смотря на него, закрыв глаза поднятой рукой.

Молодой воин бросил обратно на сено свою бронь и укоризненно осмотрел сказочную, золотоволосую красавицу, которая, как и положено в сказках, вновь превратилась из хорошей доброй девочки, в отвратительную, просто, сказочную стерву.

Первое, что бросилось в глаза и сразу объяснило эту метаморфозу, у дочери царицы, были мокрые штаны. И это было понятно. От этого зелья мышцы расслабляются все, абсолютно все. Кайсай пошёл к дому поднять одну из её дев сопровождения, но у порога, увидел аккуратно сложенные походные мешки, задумался и решился на немыслимое действо.

Он нашёл мешок Золотца, благо гадать не пришлось, и развязав, выудил сменные штаны. Набросил их себе на плечо. Вернулся и сграбастав деву, оттащил её на руках к реке. На удивление, дева во время всей этой длительной процедуры, слова не вымолвила. Она лишь бессильно издавала странные звуки стона, вперемежку с шипением, стараясь во что бы то не стало укусить обидчика. На все его увещевания прекратить кусаться, как спесивая кобылка, а лучше ухватиться за его шею, она не сделала ни того ни другого, старалась лишь, во что бы то не стало, ударить его и укусить одновременно.

Дотащив её до реки, уложил на травку, не церемонясь, стянул сапоги и развязав завязки, одним резким движением сдёрнул с неё мокрые штаны, бросив на край воды. Натянул сухие, не став её обувать, а выставив сапоги на солнышко, сушиться. Прополоскав запачканные штаны, вывесил, как флаг на куст обтекать.

Золотце, лежавшая на покатом берегу и с огромным усилием приподняв голову, смотрела на него… ну, я не знаю, на кого так смотрят, подобными глазами. Кайсай, проделав эту грязную работу, с видом оценщика, долго и пристально разглядывал мокрый шедевр, с которого струйками стекала вода, наклоняя голову в одну сторону, в другую, как бы со всех сторон определяя качество проделанной работы, а потом схватил их и зашвырнул в реку, со словами:

— А, нет штанов и нет позора.

После чего подошёл к залившейся бордовым цветом деве и устало плюхнулся рядом.

— Я, кажется, велела позвать одну из моих дев, — прошипела взбешённая Матёрая, не размыкая крепко сжатых зубов.

— Золотце, — спокойно ответил на её шипение молодец, срывая очередную травину и принимаясь мерно её поедать, — так, не знает никто, а если бы позвал, то узнали бы все. Это, во-первых, а во-вторых, из нашего ночного разговора, я понял одну простую вещь, ты колючая и безжалостная стерва, лишь с наружи, а внутри, ты мягкая, чистая и пушистая. В общем, даже очень хорошая девочка.

— Какого разговора? — перепугано и заикаясь спросила Золотце, показывая всем своим видом, что ничего не помнит из того, что было и даёт наглому и бесстыжему мужлану, полное право врать, как ему вздумается.

— Ой, только не надо делать такие глаза, — наиграно отмахнулся Кайсай, — будто между нами, ничего ночью не было.

— Что между нами было? — уже в панике, забилась мелкой дрожью дева, моментально превратившись из красной в мертвенно-бледную поганку в крапинку.

— Да, ты садись, хватит валяться, — тут же как бы невзначай, переведя разговор на другую тему и добивая её неопределённостью своего положения и мученическим ожиданием необратимого, — начинай уже мышцы шевелить, а то они без работы, долго в себя после этой отравы приходить будут.

Он помог ей сесть, раздвинув ноги, что позволило легче держать корпус вертикально.

— Что между нами было? — настойчиво и уже чуть не плача, потребовала она ответ у собеседника.

— Разговор был по душам, — невозмутимо продолжал он, — кстати, ты научила меня своему колдовству.

— Не ври! — выпалила она, гневно сверкая зелёными очами.

— Зачем же мне врать, — тут же ответил он, также спокойно сидя, только…, с другой стороны.

Золотце медленно повернула голову. Глаза её были круглыми, как тогда у лешего в лесу, челюсть отвисла, дыхание отсутствовало. Кайсай безошибочно поставил диагноз — шок.

— Как… — только и смогла выдавить из себя золотоволосая зеленоглазка.

Кайсай, тут же пропал, как будто растворился в воздухе и объявился уже стоя на коленях за её спиной, нагло и беспардонно развязывая завязки золотой брони.

— Давай-ка, скидывай бронь. Пока никого нет, я тебе хоть мышцы окаменелые разомну.

Похоже этим он её добил. Шок достиг такой глубины, что рыжий почувствовал — она сейчас рухнет в обморок. Он бросил завязки и вот уже материализовался прямо перед ней, плеская из ладошек воду в лицо, тут же большими пальцами рук, утирая воду с глаз. Затем, ладонью утёр всё лицо и встав на колени, опять принялся за шнуровку. Она лишь безвольно хлопала ресницами, с выражением на лице, означающим, «делай, что хочешь».

— Ты, давай, не раскисай, — подбодрил её Кайсай, наконец справившись с боковым шнурком и освобождая упревшее тело молодой красавицы.

Тяжёлые груди, всколыхнулись перед его лицом и замерли, затопорщившись выскочившими сосками, возбуждёнными прохладой утреннего дуновения. Он опять колдовством оказался за её спиной и опустил сильные руки ей на плечи. Дед, многому его учил и при том, не только убивать правильно и быстро, с одного удара, но и то, как за мышцами ухаживать, лечить травмы, ушибы, ранения, без которых, учёба не учёба.

К тому времени, как за частоколом послышались первые голоса проснувшихся «мужерезок», Золотце уже могла стоять на ногах и руки у неё более-менее стали оживать. Но за всё время, пока Кайсай, в поте лица, разминал и массировал её тело, начиная с плеч и кончая ступнями ног, в процессе этого перехода, на долго задержавшись в области ягодиц, она не произнесла ни слова и даже растерянного вида лица, не потеряла, превратившись в послушную, бестолковую куклу. Золотце, явно о чём-то думала. Напряжённо, мучительно. Но о чём? Кайсай мысли читать, пока, не умел.

Когда две, встревоженные девы, выскочили из проёма в поле, их Матёрая, опираясь на плечо Кайсая, уже кое-как, но всё же самостоятельно, двигалась в сторону заимки.

Глава сорок третья. Она. С глазу на глаз

Райс, вышла из своего шатра, только ближе к полудню. Никто не посмел её беспокоить. Все, у кого были вопросы, требующие царского решения, молча стояли и ждали аудиенции с самого утра, на поляне перед шатром.

Она вышла, оглядела собравшихся, примерно, представляя себе, кто с чем пришёл и начала с Матёрой, чья сотня дежурила ночью:

— Что у тебя, Ветерок? — спросила она, понимая, тем не менее, что та, будет интересоваться судьбой двух остальных упокоенных мужиков, этой ночью и быстро соображая, что ответить, на ещё не заданный вопрос.

— Матерь, — начала уставшая и ещё не спавшая Матёрая, — что велишь делать с теми двумя, которых прибили ночью? На кол посадим?

— Коней их поймали? — вместо ответа, спросила царица, продолжая раздумывать и уже решившая что-то.

— Конечно.

— Привяжешь к ним и оттащишь к Агару на двор. Пусть сам, дальше разбирается и с мертвяками и их атаманом, а за одно, верховного пригласишь ко мне для разговора, — распорядилась царица и уже продолжая, как бы сама с собой, — неохота мне к нему ехать на круг, а тут, вроде бы, как повод есть, ему самому задницу от стола оторвать.

Огненный Ветер слушала молча, продолжая стоять перед Райс и не спешила выполнять поручение. Раз, царица не даёт команду на исполнение, значить ещё не закончила. К подобной дисциплине общения с Матерью клана, были приучены все. Райс молчала, что-то раздумывая. Затем, кивнула сама себе, с чем-то соглашаясь и закончила, криво улыбнувшись:

— Спросит почему сама не приехала, скажешь, что я тут лютую в бешенстве. Ступай.

Ветерок, тут же убежала исполнять повеление. Следующая, к кому обратилась царица, была старая ведунья Русава.

— Готовь, Русава, на завтра три сотни куманить. С Агаром отправим Грозную, Адель и Сапсану. За день управишься?

Русава сразу не ответила, молча смотря себе под ноги и видимо соображая и взвешивая свои возможности. Наконец, тихо пробурчала себе под нос:

— Ну, а чё не управиться-то? Я их, пожалуй, все три сотни за раз и оприходую. Пущай в одной связке и катятся.

— Тоже верно, — согласилась с ней Райс, так же тихо и таким же бурчащим себе под нос тоном, — у тебя ещё есть ко мне что?

— А ты ничего не хочешь рассказать, про вчерашнее? — тут же вопросом на вопрос, поинтересовалась старая ведунья.

Райс помялась несколько ударов сердца и мотнув рукой в сторону входа в шатёр, продолжила:

— Заходи, по сплетничаем.

Русава, в отличии от Ветерка, бежать не стала, а пошла медленно, упираясь на палку, с которой она в последнее время, уже не расставалась.

Ещё две ближницы и глава одного из сарматских поселений, имели чисто бытовые вопросы, которые Райс разрешила «с лёту». И наконец, последнего оставшегося на поляне Шахрана, просто, отпустила на сегодня, за ненадобностью. После чего, отойдя от шатра к лесу, медленно осмотрелась вокруг, всей грудью впитывая лесной.

Небольшой отряд, во главе с Огненным Ветром, тянул за уздцы двух скакунов, к которым за ноги, были привязаны два ненавистных двухголовых. Ехали они всю дорогу не сильно быстро, но и не задерживаясь.

Подъехали к мужицкому «муравейнику» Агара, где от одного их злобного вида, ещё издали, воины расступались, прячась друг за друга. А когда их взгляды опускались, со злющих лиц воительниц, на что-то непонятное, волочённое по земле конями, в чём, из-за грязи, с трудом узнавались силуэты людей, вовсе отшатывались за шатры и повозки.

Уставшая от бессонницы и пережившая за ночь эмоциональную бурю, Ветерок, чувствовала себя выжатой насухо. Хмурый взгляд, который все окружающие воспринимали, как злобный, на самом деле, был просто олицетворением пустоты, царившей у неё в душе.

На эмоции, у неё сил уже не было. Матёрой было на всё наплевать, но именно эта эмоциональная опустошённость, с которой дева, как ледокол разрезала на своём коне людское море, пугал расступающийся народ больше, чем ярость и агрессивность.

Она даже наплевала на правила двора Агара и разметав, одним лишь взглядом, стражу прохода, прямо на коне въехала к столу Верховного. Не обратив никакого внимания на чей-то окрик «Э» от стола, мол, «куда прёшь», Ветерок проехала к центру. Её боевые девы последовали примеру своей Матёрой.

Недоумённый окрик «Э», был единственным звуком, раздавшимся от стола. Толи, мутный, пустой взгляд «мужерезки», толи, кони, волокущие трупы, мигом отбили у важных атаманов, царей и королей, восседавших за царским столом, всякое желание выражать своё недовольство. Ветерок подъехала к Агару, который, как и все присутствующие за столом, встал, хмуро рассматривая процессию.

— Ночью, на моих девочек напали из засады трое уродов из орды Мамона, — начала Матёрая тихо и без эмоционально, даже не удосужившись приветствием, — этим повезло. Умерли сразу. Царица велела их доставить к тебе для разбора. Третьего, взяли живьём. Уже казнили. Матерь в бешенстве. Лютует. Требует тебя Агар, к себе в гости для разговора.

У Верховного атамана, как-то резко испортилось настроение. Взгляд его стал грозен. Желваки заиграли на скулах. Он ещё раз, хмуро, из-под бровей, оглядел ввалившуюся к его столу девичью делегацию. Глянул на стоящих слева, справа и ничего не ответив Матёрой, лишь кивнул головой.

Огненный Ветер, так же спокойно, как въехала, так и выехала, уводя за собой отряд из четырёх дев и оставив чужих коней с их страшным грузом, у стала правителя.

Какие там были разборки и суждения, кроме присутствующих никому ведомо не было, но как только отряд Ветерка въехал в запретный лес, на краю поля, показался отряд Агара, во весь апорт, летевший следом.

Правда, стоит отметить, что Ветерок возвращалась обратно столь же неспешно, как и ехала в ордынскую ставку, но судя по скорости, с какой Верховный догнал боевых дев, разбор был скор на расправу.

Агар прискакал один, лишь с небольшим отрядом телохранителей, тем не менее, его в ставку к царице не пропустили, а Райс, сама изволила к нему выехать верхом, притом совсем одна и спрыгнув с коня, по сути дела, вынудила Верховного правителя, сделать тоже самое. Поздоровалась, мило улыбаясь и взяв его под руку, повела вдоль леса. Телохранители Агара и штатная пара разъезда боевых дев, курсировавший в лесу на некотором отдалении, остались там, где были.

— Случилось что-то серьёзное? — с беспокойством в голосе поинтересовался Агар, когда они немного отошли.

— Что ты имеешь в виду? — переспросила Райс, всё так же дружелюбно улыбаясь.

— Ну, — замешкался атаман, — нападение.

— Да, нет, — махнула рукой царица, — просто, повод нашла поговорить с тобой наедине, без свидетелей и лишних ушей.

— Так что, нападения не было? — изумился вояка, коварности царицы.

— Почему? Было, — спокойно ответила Райс, — но это пустяки. Первый раз что ли? Я хочу поговорить с тобой, о куда более важных вещах.

Агар облегчённо выдохнул и даже расслабился, будто сбросил с себя тяжеленую ношу, но после следующих слов царицы, не только вновь напрягся, а и встал, как вкопанный от неожиданности.

— Я с тобой в этот поход, Агар, не пойду, — проговорила она игривым тоном и не дав ему что-либо сказать, вновь увлекла дальше, потянув за руку, продолжила, — поход этот плёвый, сил ты набрал много. Делать мне там нечего, хотя, три сотни кос, всё же с тобой отправлю, для вида. Мне надо, чтобы все обманулись и посчитали, что девичьи орды ушли из степи с тобой.

— Что ты опять задумала, хитрая ты лиса? — успокоился Агар, став тем рассудительным и никогда не ошибающимся полководцем, которым его привыкли видеть все, кто знал — я надеюсь, ты не собралась к Курушу в гости.

— Именно.

— Если бы я не знал тебя, Райс, то обозвал бы дурой сумасбродной, но не сделаю этого, так что выкладывай.

И она выложила. Рассказала о задуманном разведывательном походе, который собирается провести тайно, без налётов и погромов. Объяснив полководцу его причину, необходимостью подготовки к неминуемой битве с персидским царём в недалёком будущем, от чего Агар вспыхнул в негодовании.

Их полемика, относительно Куруша, длилась не один год. То вспыхивая, то затухая. Агар, как истинный и здравый полководец, вполне трезво смотрел на боевые действия, против объединённой персидской армии. Всякий раз, доказывая царице, всю бессмысленность и пагубность для степи, подобной авантюры. Победить в открытом противостоянии Куруша, было для орды, в её сегодняшнем состоянии, невозможно.

Агар прекрасно знал планы Царя Царей и не коим образом, не видел, даже предпосылок к тому, что Повелитель Империи Народов, ни с того, ни с сего, повернёт свои армии против них. У него, впереди Вавилон, Египет, Индия, в конце концов и они для перса, куда важнее, чем разрозненные и разбросанные по степи орды, с которых и взять то нечего. К тому же орды, таят с каждым годом, как снег по весне, перекидываясь в стан Куруша.

На поход в цивилизованные страны, у Куруша, уйдёт уйма времени. Ещё не понятно, хватит ли ему на это жизни. Агар, исходил из того, что с Персидским Повелителем, налажен некий неписаный паритет, некий пакт о ненападении. Орда не трогает империю, империя не бросает свой взор на орду.

— А с чего ты взял, что он не бросает взоры и не претендует на степь? — в горячности спора, ехидным голосом спросила Райс.

— Да с того, что у тебя, кроме непонятных бабьих запугов, про врага с юга, ничего нет. Он к нам не лезет, и ты к нему лучше не лезь. Поверь, это для всех лучше будет.

— А ты прям, такой умный, что тебе и оракулы не в счёт! Посмотрите на него. Всё то он на перёд знает, — продолжала раскаляться царица и рывком вынув из-за пазухи, всё тоже злополучное письмо Асаргада, протянула пергамент Верховному, — на почитай! Упёртый.

Агар, тоже уже заведясь не на шутку, грубо вырвал из её рук скрученный пергамент, резко развернул, прочёл первые строки, где Тахм-Райс называлась «любимой» и как-то сразу осёкся, недоумённо уставившись на царицу.

— Читай, читай, разрешаю, — уже успокаиваясь проговорила она, отворачиваясь в сторону.

Агар читал долго. Эту привычку медленно «пережёвывать» читаемое, он перенял, как раз от Райс, впрочем, как и само умение читать и писать. После того, как прочёл и отдал свёрнутый пергамент обратно, принялся ходить вокруг неё кругами, уставившись в землю и заложив руки за голову.

Ходил он так, тоже довольно долго. Затем остановился, расцепил руки от головы и посмотрев в глаза царицы, выдал итог своих размышлений:

— И всё-таки ты не права, Матерь, с этим походом.

Райс ничего не ответила, лишь вопросительно посмотрела на него.

— По моим данным, он уже давно готов воевать Вавилон и ждёт только того момента, когда я уведу орды на заход солнца. Я даже сознательно спланировал поход к северным морям, подальше от него, лишь бы у Куруша не возникло и малейшего подозрения, на мою возможность напасть, пока он собрал все свои армии, так далеко от наших границ.

— Я знаю об этом, — так же спокойно проговорила Райс, — и поэтому, отсюда с тобой уйдёт восемь боевых Матёрых, создавая видимость, что ушли все. Как войдёте в леса, пять сотен уйдут на борей, но и сюда не вернутся, а лесами уйдут на восход, где займутся молодым пополнением. В поход в горы пойдут лишь четыре сотни кос, притом из них только три боевых и то, только для того, чтобы получить опыт горных переходов. Им запрещено будет воевать селения.

— Всё равно рискованно, — после долгой паузы продолжил упорствовать полководец, — это не пройдёт незамеченным и о твоей вылазке, Курушу станет известно и тогда его дальнейшее продвижение подальше от нас в сторону Египта, станет под вопросом.

— Он не собирается после Набонида воевать фараона Яхмоса, — уверенно заявила Райс, глядя в расширенные, вопросительные глаза Агара, — он придёт на наши границы и построит очередной город, в проходе между морем и горами. И не спрашивай, откуда мне это известно. Я знаю точно. Даже знаю точное место, где этот город будет построен. Асаргад не собирается воевать с нами армией. Он знает, что мы не примем вызов. Он решил покорить нас другим способом: путём разрушения многовековых кочевых устоев и навязыванием нам, оседлого образа жизни, превратив свободный и вольный народ, в продажных торгашей и ремесленников. Он будет строить город за городом, наступая на степь, как землепашец наступает на лес, выкорчёвывая кусок за куском, а свободные воины, что постоянно наполняли наши орды, с каждым годом будут уходить от нас к нему, пока степь, вообще, не опустеет.

— И всё-таки я не думаю, что его надо опасаться, в ближайшее время, — с привычным упрямством возразил Агар, — на Набонида у него уйдёт не один год. Город, тоже за день не построишь. На всё нужно время, а он не вечен.

— В этом ты прав. Он уже не молод, но за ним придут последователи и в первую очередь его сын Камбиз, которого он натаскивает, как хорошего охотничьего пса. Дело тут не лично в Асаргаде, а в его идее завоевания всего мира и для каждого кусочка этого мира, он разработал отдельный план покорения. Яхмос в его планах, стоит после того, как к персидской империи присоединимся мы.

— Этому не бывать.

— Как знать, как знать. Возможно не при его жизни и не при нашей, но планы такие есть и он, по крайней мере, приложит к их реализации все силы, а что будет после нас, ни ты, ни я не ведаем. Орды, как ты говоришь, таят. Кто заменит нас. И как те, кто придёт на замену, будут реагировать на соблазн жить в богатых городах и пользоваться всеми благами городской роскоши? Ты не знаешь, я тоже не знаю. Но мне точно известно, что именно мне, предстоит это всё остановить. Только пока, не знаю, как.

— Ладно, — наконец согласился с чем-то Агар, — я тебя понял, только прошу, не лезь на рожон, но и из этого леса переселись, куда-нибудь на время, от греха подальше. Наверняка его лазутчики проверят и твой запретный лес, обязательно прощупают.

— Да, — согласилась Райс, опять беря Агара под руку и направляясь в обратную сторону, — я сниму ставку и исчезну. Не спрашивай, даже тебе, не скажу куда.

Глава сорок четвёртая. Они. Терем

Дальнейшие события этого дня, для Кайсая, да, и последующих двух, до самой конечной цели их путешествия, прошли, как-то обыденно и невзрачно, исключая, может быть, начало, продолжения их похода. Завтракали и собирались молча. Даже сопровождающие девы Матёрых, почему-то между собой говорили шёпотом. Деды, не в какую не выходили на контакт, прикидываясь дохлыми, лишь на прощание Кайсая, над обездвиженными телами, произнесённое им в пол голоса, чтоб никто не услышал, Дед, так же громко себя не афишируя, буркнул:

— Проваливай быстрей, спина уже затекла.

Все порывы дев помочь старикам, безжалостно пресекались молодым бердником. Так, и не поздоровавшись с ними вчера, они убыли не попрощавшись. Только когда небольшой отряд форсировал речку в направлении селения и Кайсай оглянулся, в очередной раз, прощаясь со своим негостеприимным домом, то обратил внимание, что проход, оставленный ими открытым, был уже заперт, а значит, деды благополучно поползли менять штаны.

Второе деяние, запомнившееся Кайсаю, произошло тут же, в селении. Калли, никого не предупреждая, включила свою «прибивалку», которую рыжий почувствовал лишь, как небольшую эйфорию, прилив сил и появившуюся, откуда-то, радость жизни, но, когда понял, что эта Матёрая гадина, собирает всех мужиков селения, не успевших вовремя привязать себя к чему-нибудь тяжёлому, понял, для того чтоб не выдать своего иммунитета, против колдовских чар чернявой, ему тоже придётся играть роль прибитого её Славой придурка и рыжий, отпустил внутренние тормоза, упиваясь всё поглощающей любовью, к этой смуглой паучихе с ликом божества.

Но пока Калли, обрабатывала мирное мужское население, состоящее почти из тридцати мужиков, стариков и молоденьких пацанчиков, на продовольственный оброк, к Кайсаю неожиданно подошла мать Кулика и подёргав его за сапог, вопросила:

— Мил человек, как там мой сыночек?

Кайсаю пришлось бросить прикидываться. Он наклонился пониже, чтоб его не увидели поляницы, спрятавшись за голову Васа и улыбнувшись, её успокоил:

— Молодец твой Кулик. Уже стал настоящим берсеркером. В личную орду самого верховного атамана Агара принят. Как никак, «личник» самого царя народов. Ты можешь гордиться им.

— Ой, — спохватилась баба, — а ты можешь гостинец ему передать? Я мигом.

И тут же, не получив одобрительного ответа у того, кого спрашивала, кинулась к дому. Кайсай выпрямился, по-доброму завидуя Кулику и смотря ей в след, напрочь забыв про свою роль влюблённого идиота, задумался вдруг о собственных родителях и тут же поймал на себе ошарашенный взгляд Золотца, которая уставилась на него округлив свои зелёные глазища и распахнув рот.

Кайсай сначала ничего не понял, даже пожал в недоумении плечами, а когда до него, наконец, дошло, что он позорно прокололся, быстро метнув взгляд на Калли, которая к счастью была занята другими и в его сторону не смотрела, резко принял придурковато счастливый вид, лишь хитро подмигнув Золотцу. Дева захлопнула рот и как показалось рыжему, даже со звуком «ам».

Собрав поборы и увешав заводных коней мешками, мешочками, корзинами и связками съестного, которого бы хватило, наверное, на целую полноценную орду, отряд неспешно тронулся в путь.

Калли спрятала свою Славу обратно и, как показалось Кайсаю, презрительно глянула на него, мол, вот дурак, смотри от какой вчера вечером отказался, теперь кусай локти. Подняв, как ей показалось, свою самооценку до небес, она долго с ним не разговаривала, наверное, считая это ниже своего достоинства.

Золотце, тоже не разговаривала с рыжим, только наоборот, принижая себя и держалась пристыженной скромницей. Девы прислуги, не разговаривали в принципе. Им это, было запрещено изначально. Так и поехали молча, сквозь, до боли знакомый лес, где произошло очередное запоминающееся событие.

Проезжая густые заросли, примерно в том районе, где в стороне обитала Апити с дедом и вглядываясь в глубину чащи, в надежде узреть кого-нибудь из них, Кайсай, тем не менее вздрогнул, неожиданно узрев вдалеке лешего, сидевшего на какой-то травяной кочке и потому, что регулярно утирал лицо рукавом рубахи, бердник понял, что дед плакал!

Он почему-то сразу догадался о причине его горя и желания кинуться к нему и утешить, бедолагу, у него не возникло. Наоборот. Его охватил безудержный смех, который он всё же, как мог сдерживал, хрюкая себе поднос и прижимаясь к седлу. А ведь он предупреждал этого хлызду, с Апити не жульничать. Сопровождающие девы, недоумённо посмотрели на его истерику, но обет молчания выдержали. А вот дальше по дороге и вспомнить было нечего.

Говорить с ним начали с обеда и то, в виде одолжения, но к вечеру, уже болтали, как ничего и не было, опять войдя в свои роли нудных наставниц. И ночью, что провели в полевых условиях, его никто не домогался, а у него, в их отношении и мыслей не было. Только уже подъезжая к загадочному для Кайсая Терему, обстановка изменилась. Калли и её девы, значительно оживились, а вот Золотце со своими — помрачнели.

Въехав по широкой дороге в очередной лес, смуглая красавица, даже прибавила ходу, от нетерпения встречи, как она выразилась, со своим вторым домом, а вот золотая, наоборот, ход сбавила.

Кайсай последовал примеру второй, решив воспользоваться разрывом кавалькады, растянувшейся по лесу и во чтобы то не стало, получить, наконец, хоть какую-нибудь предварительную информацию о том, что его ожидает. На душе, как-то, мерзопакостно было. Подъехав к Матёрой воительнице поближе, он решительно потребовал:

— Золотце, кончай меня мучить. Давай сказывай, к чему готовиться.

Та хмыкнула.

— Яйца мой, — ответила она не то со злостью, не то с тоской, — притом, чтоб блестели.

— Не придуривай, — нервно одёрнул он её, — я в натяге, а когда я в натяге, то сам себя боюсь. Ты меня знаешь. Если что, я ведь всех там повырежу.

Золотце задумалась, а потом вдруг неожиданно спросила:

— Кайсай. А как тебе удалось из-под Калли тогда улизнуть?

— Ты про какое «тогда» спрашиваешь?

— Ну, в селении. Я же заметила, что Слава её, на тебя не действует и что это за узелок тебе там баба вручила?

— А ты про это, — вспомнив её округлённые глаза, выдохнул рыжий, — да, в общем-то, не важно. Будем считать, что я против вашего колдовства, противоядие нашёл, а баба эта — мама Кулика, передала ему гостинец. Я слышал, он тоже, похоже, в этом Тереме, если не разминёмся, вручу.

— Давай сюда, — потребовала дева, протягивая руку, — даже если он там, ты его не встретишь. Правила не позволят, а я передам. Мне можно.

Кайсай лишь на мгновение задумался и тут же вынул из мешка небольшой узелок, протягивая Золотцу и добавил при этом:

— И передай, коли будет возможность, на обратном пути пусть заедет. Мать успокоит. Надеюсь это некрамольно?

— Некрамольно, — подтвердила Матёрая, принимая узелок и тут же требовательно напомнила ему, что не забыла главного, о чём спрашивала, — так как со Славой, Кайсай?

— Да, говорю же, не важно.

— Важно, молодец, очень важно, — проговорила она, вновь превращаясь в золотую стерву, при этом, даже останавливаясь и хватая Кайсая, чтоб тот тоже остановился и пристально, с некой злобой во взгляде, смотря на молодого бердника.

Кайсай вопросительно смотрел на неё, в ожидании объяснений. Девы сопровождения, так же нагнав их остановились, чуть поодаль.

— В Тереме, — начала она, — все мужланы под Славой живут и по-другому, никак нельзя. Всё население Святого места — безобидные девочки, которые кроме кухонного ножа, оружия, даже не видели, не то что держали его в руках. Поэтому, чтоб их «яйценосы» и не думали обидеть, всех вас, двухголовых, делают влюблёнными и ласковыми, счастливыми и безопасными, — тут она, понизив голос, заговорила ещё жёстче, интонацией напомнив злую Райс, — я предупреждаю тебя, волчара ты зубастый, если вздумаешь этих зайчих обижать, а тем более резать, я со всеми волчицами, с тобой в бой вступлю на смерть.

Кайсай даже опешил от такого неожиданного поворота инструктажа, но взглянув в её бездонные глаза, блеснувшие слезой обиды, сразу понял, что Золотце не шутит и всерьёз опасается подобного расклада событий.

— Хорошо, — примирительно заговорил он, — если они такие безобидные, я не буду никого резать, слово даю, только я до сих пор в толк не возьму, на кой меня туда везут? Ты же знаешь, что держать меня в неведении, куда опасней, чем…

— Потомство от тебя получить, — прервала его тираду, злобно, чуть ли не рявкнув дева и рванула коня с места в галоп.

Девы сопровождения, тоже не добро взглянув на него, кинулись за ней. Кайсай остался стоять на месте, как оплёванный.

Терем встретил его, ошарашив своим величием. Кинувшись догонять ускакавших вперёд поляниц, он неожиданно выскочил из леса, который закончился резко, в виде глухого коридора, из высоких кустов и перед ним, открылось, доселе, невиданное великолепие.

Там, чуть поодаль, через покатое поле, за огромным, массивным частоколом, высотой в приличное дерево, собранного из стволов могучих сосен, скрывался громадный деревянный город, из причудливо слепленных, друг к другу, невиданных Кайсаем до этого, домов, с высокими остроконечными крышами. Пики эти, были различной высоты, но вместе, составляли некий единый, органически законченный комплекс.

Молодой бердник не заметил, как остановился, любуясь всем этим великолепием. Только когда опустил взгляд вниз, обнаружил проход в массивной стене, в виде не менее массивных ворот, в которых его уже поджидали. Он сразу, по всей эйфории, охватившей его и радости в глазах, учуял разливающуюся над этим творением богов, пресловутую девичью Славу.

Рыжий, какое-то время ругался про себя, но потом, осознав всю не перспективность этого, да, и вспомнив данное Золотцу слово, отпустил тормоза, расслабился, упиваясь всем тем прекрасным, что так отчаянно рвалось в его душу и пустил Васа в неопределённость, отдавшись на произвол лозунга всех аферистов: «А, будь, что будет!».

В воротах его встретила грозная Золотые Груди, с не менее обозлёнными, непонятно с чего, двумя её девами и три вековушки в длинных белых рубахах, с распущенными седыми волосами и белыми посохами в руках, стоящие в глубине прохода.

Прежде, чем добраться до ворот, ему пришлось проехать по небольшому деревянному мосту, через заболоченную речушку, которую он из дали не разглядел. Золотце выехала навстречу и преградила путь прямо на середине бревенчатого настила, перекинутого через густую полосу рогоза, из-за которого и воды то, в этой речке, видно не было.

— Кайсай, ты дал слово, — в пол голоса, с тревогой, остановила она его.

— Золотце, ты меня обижаешь. Не надо мне напоминать. Я такие вещи не забываю.

— Сдай оружие, — проговорила она уже спокойней, протягивая руку, — туда с оружием нельзя.

— Только ты знаешь. Пояс я не сниму, — предупредил он, отстёгивая меч, кинжал и вынимая ножи из-за сапог.

— Хорошо. Я объясню, — согласилась дева, опуская взгляд и сменив тон на непривычно просящий, добавила, — если можешь, убери защиту от Славы, а то могут быть неприятности. Я даю тебе ответное слово, что тебе не причинят вреда.

Кайсай взглянул на неё. Она покраснела и уже сдавленно добавила:

— Они почувствуют. Этих не обманешь.

— Это и есть, мои девочки-зайчики, — ехидно проговорил рыжий, рассматривая трёх вековух, — честное слово, Золотце, я бы предпочёл размножаться только с тобой. Ух, каким бы я на тебе зайчиком поскакал.

— Кайсай, — укоризненно одёрнула его зеленоглазка.

— Хорошо, — согласился Кайсай и прикусив язык, одним движением сорвал шнурок с шеи, и щепка Апити, скользнув под рубахой, застряла где-то в районе пояса.

Вечернее окружение взорвалось ощущениями. Искры, блеск, до рези в глазах яркие краски, до одурения вкусный, пьянящий воздух, завораживающие трели разнообразных птиц, песнь которых производила неописуемый восторг в его голове.

— Обалдеть, — восхищённо выдавил из себя молодец, расплываясь в идиотской улыбке.

— Вот и умница, — констатировала свою победу Золотце, тоже улыбнувшись, только чуть скривившись и отобрав из рук одуревшего мужлана повод, повела бычка на заклание.

Три «девочки-зайчика», в виде трёх, уже далеко не молодых дев, встретили рыжего настороженно, если не сказать неприветливо, злобно и враждебно. Васа у него забрали и теперь он стоял перед ними, восхищённо улыбаясь, но даже под давлением Славы, они почему-то, не смотрелись милыми старушками, как должно было бы показаться, под воздействием этого колдовства, до неузнаваемости искажающего реальность, а продолжали оставаться страшными ведьмами, которых, Кайсай, прибывая в состоянии всеобщей влюблённости, всё же не боялся.

Наконец, одна из них вынесла вердикт, отправив его в какую-то светёлку. Что это значило, воин не знал, да, ему было тогда наплевать. В светёлку, так в светёлку, хоть в омут к водяному, хоть в чащобу к лешему. Тут же, откуда-то появилось, два, небесной красоты, молоденьких создания и лучезарно улыбаясь, повели его за руки в архитектурный шедевр, под названием Терем. Кайсай пригляделся к девкам и начало пребывания в этих колдовских хоромах, ему понравилось.

Плутая по хитрым коридорам, проходам, переходам, его, наконец, привели в какую-то комнату без окон, где горели масляные лампадки и оставили в гордом одиночестве.

Когда за небесными и светлыми созданиями, в тонких и полупрозрачных одеяниях, закрылась дверь и по деревянному стуку снаружи он понял, что его заперли, на действие всеобщей Славы, на ложилось его внутреннее чутьё неправильности происходящего, что позволило несколько задавить внешнее воздействие и он, прикусив язык, в сером полумраке остановленного мира, выудил из-за пазухи Апитину щепку и вновь перевязал её на шею. Отпустило.

Кайсай вернулся в реальность и осмотрелся. Эйфория чувства прекрасного, притупилась. Конура была маленькая, невзрачная. Длинная скамья вдоль стены, какие-то два огромных сундука, у противоположной стены, а посредине, широкий лежак, заправленный застиранными мехами и шкурами. Притом, лежбище было настолько широким, таким, что на нём легко могли устроиться три, а то и четыре взрослых человека. И всё. Деревянный тёсаный пол, такие же стены, потолок.

Кайсай подошёл к двери, попробовал её открыть. Не получилось. Внутреннее чутьё сыграло тревогу. Бердник подобрался. Чувства, которые порождала Слава, испарились вовсе. Чуть согнув ноги в коленях, он пружинисто и мягко стал обходить всю конуру, ожидая подвоха, от всего чего угодно. У изголовья, на скамье, нашёл блюдо с большой жаренной птицей и мех. Развязал, понюхал. Медовуха. Кисло улыбнулся. Ничего не найдя больше при обходе, бердник не стал садиться, ни на скамью, ни на лежак, а уселся в дальнем углу на пол и задумался.

— Так, — начал размышлять он, — в первую очередь надо понять, что здесь неправильного. Если меня привезли на расплод себе подобного, то по идее, должны были вручить на попечение, какой-нибудь зайчихе, чтоб та, добавив к всеобщей Славе свою, затащила меня на кровать и заставила бы делать дело. Меня же не с кем не свели, а заперли одного. Это неправильно. Может закрыли, чтоб не лазил, где не попадя и она вот-вот заявится? Может быть, но тогда зачем эта медовуха? Ведь, к еги-бабе не ходи — она из первосбора. Да, и птица явна с душком. Значит либо догадались, что у меня защита есть, либо знают. Золотце? Но зачем?

Он напряжённо стал вспоминать её лицо, жесты, интонацию, там на мосту, стараясь припомнить хоть какую-нибудь подсказку.

— Нет. Не похоже, — продолжил размышлять Кайсай, — Золотцу, я почему-то верю. По крайней мере, хочу верить. Она была правдива. Значит вековухи сами, что-то заподозрили. Они похоже поняли это, когда я к мосту ехал. А может быть, тоже мир останавливать могут? А почему нет? Тогда могли увидеть, как я оберег снимаю и решили перестраховаться. Мол, наемся, напьюсь и они у меня, еле тёпленького, амулетик изымут и всего про шерстят, нет ли чего ещё. Вполне правдиво выглядит. Стоп. Но зачем это всё? Если б я был враг, прикинувшийся другом, то такой расклад вполне уместен, но зачем такие меры предосторожности и явное опасение по поводу моей защищённости от Славы, если меня, просто, хотят использовать, как отца будущего ребёнка? Ничего не понимаю, а раз не понимаю, то это опасно.

Так он сидел размышляя, взвешивая, с чем-то соглашаясь, что-то отвергая. Вдруг Кайсай почувствовал близкое присутствие кого-то и тут же бросив мыслительный, в общем-то бесполезный процесс, напряг органы чувств и откуда-то, на него вновь полилась девичья Слава. Сильно, напористо. Он поднял глаза к потолку и прищурившись, начал внимательно кусочек за кусочком прощупывать всё помещение. Ничего. И тут всё пропало.

— Они откуда-то наблюдают за мной, — тут же подумал бердник, — а раз, так, то теперь, точно знают, что я Славе, не подвластен. Интересно,что теперь делать будут?

Но больше не произошло ничего. Он устал от напряжения и позволил себе расслабиться. На дворе уже, наверное, была ночь. Лампадки, поморгав потухли. Сначала одна, а чуть погодя другая. Кайсай остался в полной темноте. Откинувшись головой в угол, он закрыл глаза, ожидая.

Когда застучал засов на двери, он вздрогнул, подобрался, но вскакивать не стал, решив сначала поиграть в умиротворённое спокойствие. Хотя одну ногу под себя убрал, чтоб легче было вскакивать. Дверь мягко и бесшумно распахнулась и в конуру вплыла молодая дева, но остановилась в проходе, привыкая к темноте и пристально всматриваясь в глубь комнаты, ища глазами Кайсая.

В тусклом свете коридорных лампад, рыжий успел разглядеть её. Сначала ему показалось, что дева — златовласка, но присмотревшись к ней внимательней, понял, что у неё, просто, очень светлые волосы. Прозрачное одеяние, благодаря свету за её спиной, давало возможность оценить, её идеально выточенные природой формы тела. Лицо осталось в тени, но показалось берднику, очень красивым.

Лихорадочно всматриваясь в темноту, она, наконец, увидела объект своего поиска и сразу же опустила взгляд в пол. Вошла, не поднимая глаз на сидевшего в углу мужчину и тихо притворила дверь за собой. Комната вновь погрузилась во мрак. По шуршанию рубахи, бердник понял, что она не стала дожидаться его у двери, а прошла к лежаку и похоже, на него присела. Замерла.

— Так, — протянул Кайсай, подводя итоги всем своим размышлениям.

Он почему-то решил, что вековухи-зайчихи сдались, поняв, что травиться он не собирается и решили действовать на прямую, запуская пробную жертву на съедение, явно наблюдая со стороны с интересом и гадая при этом, что волк, с этой овцой делать будет. Кайсай и сам не знал, что делать. Вести долгие разговоры, под неусыпным контролем «прослушки» и «приглядки», ему не хотелось, хотя, он не понимал, как тут можно, что-нибудь разглядеть.

Он решил сразу брать быка, то есть, тёлку, за что там её можно взять и вынудить, саму всё рассказывать, а уж после, принимать решение. Он сориентировался по шороху где она находится, прикусил язык и рванув сквозь упругую толщу воздуха, примостившись с ней рядом, на ощупь одной рукой обхватив шею, а другой зафиксировав ближнюю руку.

Когда он отпустил язык, она от неожиданности завизжала так, что все, кто подслушивал, а может быть и вообще, все обитатели терема, уж точно решили, что эту девку, начали бессовестно жрать, притом живьём, тщательно прожёвывая каждый откушенный кусок и всякий раз, прижигая огнём укушенное место, чтоб не истекла кровью и не сдохла, пока ею насыщаются. Она судорожно дёргалась, стараясь вырваться, билась в истерике, но тщетно.

Дверь распахнулась и в проёме возникла рассвирепевшая Золотце, над плечами которой, сверкнули два наконечника стрел. Девка голосить, резко перестала, с не меньшим ужасом уставилась на поляниц.

— Дверь закрой, с той стороны, — спокойно и ласково остудил её пыл Кайсай, — ты мне размножаться мешаешь.

Золотые Груди фыркнула, хмыкнула, развернулась и с таким психом захлопнула дверь, что эхо долго ещё гуляло по закоулкам этого громадного строения.

— А ты не визжи, — так же мягко проговорил рыжий, обнятую девку, галоп сердца которой, можно было слышась, даже не прислушиваясь, — я, слово дал, что никого, сегодня, есть не буду, убивать не буду и даже бить не буду, хотя, руки так и чешутся.

Говорил он громко, внятно, больше для предполагаемых слушательниц снаружи, чем перепуганной молодухе под его рукой. Но тут же, перейдя почти на шёпот, и на тон «в доску свой парень», спросил:

— Тебя, как, хоть, зовут то?

— Не велено говорить, — еле слышно ответила она и Кайсай ощутил, что её заколотил озноб.

— Да, не бойся ты меня, — проговорил он успокаивающе и отпуская из своих смертоносных объятий.

Девка было дёрнулась сначала бежать, но тут же обмякла и замерла. Лишь дышала громко и быстро, как после бега.

— Меня зовут Кайсай, — представился он шёпотом, — я, личный бердник царицы Райс, — и с этими словами, он вновь обнял её, больше для того, чтоб чувствовать и понимать, что с ней происходит, чем для чего-нибудь другого.

Та мелко вздрогнула от его прикосновения, но вновь расслабившись, обмякла.

— Что молчишь? — опять зашептал рыжий, — давай рассказывай.

— Ты, нарушаешь законы Терема, — неожиданно жарко зашептала молодуха, — никто ничего не должен знать друг о друге. Это запрещено.

— Плевать, — так же шёпотом ответил рыжий, — мне их законы не писаны.

Наступила тишина. Молодуха думала. Бердник ждал.

— Смиляна, — тихо донеслось от девы.

— Что Смиляна? — не понял Кайсай.

— Меня кличут Смиляна, — вновь напряжённо и жарко зашептала дева, явно повернувшись к нему лицом.

— Ну, так давай рассказывай, Смиляна, — продолжал настаивать воин.

— Что рассказывать, — прошептала Смиляна сдавленно, явно не понимая, что от неё требуется.

— Всё рассказывай. Я ни хрена не знаю, что тут у вас делают и как это происходит. Предупреждаю сразу. Когда я, что-то недопонимаю, я становлюсь мнительным. Всё, что не понятно — для себя считаю опасным. Поняла?

Та резко кивнула, как клюнула носом, но он не увидел, а почувствовал её движение, продолжая обнимать за плечи.

— Поэтому давай, разжёвывай мне всё, чтоб я перестал тебя бояться.

Девка ожидала, наверное, всё что угодно, кроме последнего утверждения и поэтому невольно дёрнулась, разворачиваясь к нему всем телом и с явным подозрением, что мужик её обманывает.

— Ну, — подогнал он её.

— А что рассказывать то? — не то с перепуга, не то, ещё не выйдя из шока, прошептала она не на выдохе, а на вдохе.

— Всё, что знаешь, — потребовал Кайсай, переходя с шёпота на тихий голос.

Смиляна, как-то, поёрзала, будто поудобней пристраиваясь на лежанке и судя по движению тела, отвернула голову от него в сторону, после чего проговорила:

— Я, вообще то, тоже новенькая здесь. Только третий день. А ты у меня первый. Сама ещё ничего не знаю.

У Кайсая, аж челюсть отпала от такой новости.

— Заебись в говне купаться, — с досадой выругался он, — так тебя и впрямь ко мне на съедение кинули, ну, и чего мы с тобой делать тут будем?

Смиляна застенчиво заёрзала плечиками и уже наиграно и кокетливо проговорила:

— Что тут делать надо, мне ведомо.

— Ну, слава тебе яйца, хоть тут дырку для затычки нашли.

Девка вспрыснула, закрывая лицо руками.

— Ты чё? — спросил её рыжий, сам думая явно о чём-то своём.

— Смешной ты, — тихо ответила девка.

— Ага, обоссаться можно со смеху. Давай уж, растолковывай, смешному, что тут происходит.

Она в очередной раз вспрыснула смешком и разгорячённым шёпотом прямо в ухо, спросила:

— А почему мы таимся?

— В смысле? — так же шёпотом переспросил рыжий, не поняв, о чём это она.

— Ну, — замешкалась Смиляна, — говорим, будто боимся, что нас кто услышит.

— Я так думаю, что нас не только слушают, но и подглядывают, — заговорщицки ошарашил он её.

— Откуда знаешь?

— Перед тем, как тебя сюда запустить, меня кто-то из-за стены или с потолка, Славой пытался прибить. Проверяли, но, видно, узрев, что это не действует, тут же отпустили.

Смиляна зазвенела звонким колокольчиком смеха, уже нисколько не таясь.

— Это я пробовала и вовсе не тебя проверяя, а себя. Стояла в коридоре и тряслась с испуга. Волновалась. Подумала, а вдруг со страху всё забуду и у меня Славу породить не получится, вот и попробовала. Не следила я за тобой, да, и как это возможно? Тут дырок нет, да, и темень-то какая.

Кайсай, как-то сразу обмяк, расслабился и отругал себя последними словами за излишнюю подозрительность. Странно было, но толи, эта девка его своими словами безоговорочно убедила в безопасности вокруг, толи, он перегорел от излишнего напряжения, но рыжий почувствовал, что спокойствие, как вода, волною прошло по всему его телу и навалилась усталость.

Смиляна тоже всё это время молчала, видимо собиралась с мыслями, и когда бердник успокоившись, обмяк, заговорила. Сначала, с некоторой дрожью в голосе, сжимаясь в комок, но с каждой фразой, всё более раскованно и смелее.

У Кайсая челюсть отвалилась в очередной раз, от неожиданно услышанного откровения. Откуда у этой молоденькой, насколько он успел разглядеть, девки, такое красочное словоблудие взялось? Откуда она слов то таких заковыристых, да, заумных нахваталась?

Он ожидал услышать, так сказать, краткую политинформацию, об общем состоянии дел, в данном конкретном тереме-государстве, а получил исчерпывающую лекцию о сексуальных контактах, между мужчиной и женщиной, притом в таких тонкостях и красках, что сам покраснел.

Нет, как происходил процесс, он себе, примерно, представлял, хоть и не разу не пробовал, но, чтобы в таких подробностях? А под конец, она так распалилась, что ещё и рубаху с себя скинула и наглядную анатомию продемонстрировала, схватив его руку и заставив Кайсая себя прощупывать, притом не только допустила его во все секретные нюансы женского тела, то и доходчиво объяснила, что с каждым из них нужно делать.

У рыжего уже штаны лопались, а он слюни вожделения пускал, ничего из объяснений стараясь не пропустить. Только в самом конце, она выдала такое, за что он её, чуть не прибил, притом проговорила она это таким до боли знакомым голосом взрослой бабы, что Кайсай от неожиданности, даже вздрогнул, но находясь в эйфории возбуждения, сразу значения, этому не придал.

— Только у нас с тобой ничего не получится, — горестно выдохнула она, вновь пристраиваясь в его объятиях и замерев обмякшим телом.

— Почему? — неистово прорычал Кайсай, дыша уже, как перетерпевший бычок.

— На тебя моя Слава не действует.

— Да, на хрена она нужна, твоя Слава?

Она прижалась к нему, положив голову на плечо, а затем сказала:

— Здесь зачинаются дети Вала. А это можно делать, только в состоянии любви. По-другому, родятся обыкновенные, не отмеченные свыше, а значит, лишённые дара. А в любви, пусть даже и под Славой, рождаются дети, одарённые богами — Валовы.

В голове у Кайсай всё замерло. Даже всё поглощающее возбуждение, куда-то провалилось в тартарары. Рыжий, неожиданно понял, что именно так и появился на свет и даже представил своих родителей, вот в этой темнице, в которой сидел. Разумом сразу всё осознал, но сердцем, верить в это, отказывался.

— А что потом происходит с этими Валовыми детьми? — спросил он осторожно, смотря в темноту.

— Когда мать отрывает дитё от груди, его отдают в приёмную семью, откуда забирают на воспитание лучшие из лучших. Из кого-то делают воина, из меня вот, сделали любаву.

Она поёрзала головой у него на плече, прижимаясь щекой к его телу и неожиданно погладила по ноге. Он был настолько растерян, что долго не мог найти и собрать, свои растерянные части, а когда пришёл в себя, от нелёгких и болезненных ковыряний в собственной голове, то сразу обнаружил её, тёплую, прижавшуюся к его руке и тоже о чём-то молчащую.

— Я согласен, — проговорил он сдавлено.

— На что согласен, — не отрываясь от его руки, прощебетала Смиляна, по голосу, похоже, уже засыпая.

— Я уберу защиту и стану обыкновенным мужиком, только ты обещай не издеваться надо мной.

— Как можно? — тут же встрепенулась молодуха, отстраняясь.

— Можно, ещё как можно, — злобно прошипел Кайсай, вспоминая то, что так хотел забыть.

— Я обещаю, — торжественно произнесла она, с какой-то преданностью в голосе и почти влюблённо.

— Тогда я раздеваюсь, — обречённо проговорил мужчина, поднимаясь с лежака и принимаясь скидывать с себя одежду…

Глава сорок пятая. Она. Кумление

Три сотни дев под командованием своих Матёрых, распустив своих скакунов гулять по лесу, собрались на огромной поляне. Хотя, не такая уж она была огромная. По крайней мере, все на неё не уместились, поэтому часть обустроилась в прилегающем лесу.

В центре, на небольшом камне сидела старая, растрёпанная Русава и с ничего не выражающим взором, медленно осматривала собирающихся вокруг. Палку, что использовала для ходьбы, она из рук не выпускала, а поставив перед собой и схватившись обоими руками за верхушку, сидя потягивалась.

Наконец, воительницы закончили все приготовления и голые, обворожительно стройные тела трёх сотен дев, с распущенными золотыми волосами, замерли большим кругом, ожидая начала ритуала, молча и даже как-то торжественно, воззрившись на колдунью-вековуху. Но та, продолжала сидеть, только уже не осматривала собравшихся, а уставившись взглядом в траву под ногами, как будто чего-то или кого-то ожидая.

Над поляной полная тишина, если не считать хруста веток под копытами, топчущихся по всей округе, трёх сотен скакунов, наполнявших весь лес непрерывным фырканьем. Коням, удивительным образом, передавалось эмоциональное напряжение своих хозяек, не позволяющее, просто стоять на месте, а тряся гривами и хвостами, постоянно топтаться и расхаживать взад-вперёд.

После недолгого ожидания, стоявшие вокруг девы, заметили, что колдунья начала тихо раскачиваться и до первых рядов, донеслось невнятное носовое мычание седой ведьмы. С каждым вздохом, её колебания из стороны в сторону становились сильнее, а мычание, явственней. В нём уже узнавался некий мотив, но это не было похоже на «сборную» песнь ритуального карагода. Это было, больше похоже на песнь богам. Такая же простая и не замысловатая, как и «сборная», но не такая.

Русава, сидя на камне, уже во всю колыхалась из стороны в сторону, задрав голову с закрытыми глазами к небу и жалобно, но уже довольно громко, мычала в нос незамысловатую мелодию. Она входила в транс, а девы, от этого зрелища, наоборот, как одна, опустили головы, уставившись взглядами в траву под ногами. Непонятная сила, стала исходить от этой вековухи, заставляя боевых дев, чувствовать себя неловко и даже побаиваться божьего присутствия, которое с каждым вздохом ведуньи, становилось всё ощутимее.

Русава, разом оборвала мычание с качаниями и резко встала, буквально, вскочив на ноги, как молодая, откидывая палку в сторону, но при всей лёгкости её движений, взгляд из-под растрёпанных на лице седых волос, в разы потяжелел. Она зыркнула им из-под бровей, на стоящих и писклявым фальцетом, завела свою «сборную» песнь, в которой не связно и не в рифму, стала петь о том, что делала. Пела о своих действиях и о действиях тех, кого вызывала.

Собирала дев, тройками и начала с Матёрых. Грозная, Адель и Сапсана, вышли, по очереди, с разных сторон поляны, по мере их вызова к камню. Их мускулистые, натренированные тела, без капли жира, грациозно скользили по траве, расправляя при ходьбе, не по-женски развитые плечи. При этом стоящие шарами груди, с заострёнными сосками, при их движении, даже не колыхались, словно были сделаны из камня и намертво прилепленные спереди, как приспособления для боевого тарана.

Мышцы спины, жгутами спускались к маленьким, почти мужицким задницам, но всё же, в отличии от ненавистных двухголовых, их маленькие упругие попки, были более округлы и не так сухи, как у яйценосных, более выпирающие и при ходьбе, вели себя, именно по-женски, с лёгким вихлянием из стороны в сторону, да, и ноги они, не разбрасывали в стороны, а мерно заплетали их в шаге перед собой, заводя, чуть-чуть, одну за другую.

Каждой Матёрой, кто по очереди подходил к вековухе, последняя надрезала нижнюю губу, остро заточенной, чёрной кремниевой пластиной и напитав кровью небольшой кусочек глины, дрожащей рукой и размяв его корявыми, высохшими от времени пальцами, смешивала комочек с комочком в общий ком, формировавшийся на камне. После чего, расцеловав их окровавленные рты, всех троих, сцепила за руки, вокруг этого импровизированного каменного алтаря.

Закуманенные девы начали целовальный ритуал. Держась за руки, они с удивительной ритмичностью, принялись, поочерёдно целоваться, в сочащиеся кровью губы, проделывая это в строгом ритме песни, то левую от себя, то правую и перестали мазать друг друга собственной кровью и упиваться чужою лишь тогда, когда колдунья на распев, заставила их идти по кругу. Сначала, в одну сторону, затем, в другую. Девы закружились в карагоде. Разума в их глазах, уже к этому времени, не было вовсе.

Остекленевшие, распахнутые глаза, никуда не смотрели. Они больше напоминали холодные драгоценные камни, сверкающие на солнце, чем органы зрения живого существа. Девы не моргали, но ощущение было такое, что эти самоцветы, в которые превратились их радужки, были покрыты, какой-то колдовской влагой, превратившие их поверхности в зеркала.

Все три Матёрых пели в унисон вековухе, таким же, противно писклявым голосом, но чётко в ноту, от чего их голоса резонировали, разносясь по поляне и резали по слуху остальных, словно ножом по перепонкам.

Наконец, ведунья остановила обезумевших дев и отведя в сторонку от камня, но не расцепляя, оставила всю тройку стоять. Те, ничего не видя перед собой, да, и похоже, ничего не соображая, мерно, как бы с опаской, потоптались на месте, сужая круг и соприкоснувшись голыми телами друг с другом, замерли столбиками, продолжая держаться за руки.

Процедура начала повторяться, раз за разом, с остальными тройками.

Уже когда солнце начало клониться к вечеру, перемазанная кровью, с ног до головы Русава, не понятно, как ещё не упавшая от усталости, установила последние три столбика, на краю поляны и сменила песнь со «сборной», на карагодную, расцепляя прижавшихся друг к другу дев и перецепляя в единую цепь, которую и потянула за собой, как верёвочку. Всякий раз, подходя к очередной группе, она по одной перецепляла их в общий карагоод и двигалась дальше.

Сцепив последних трёх Матёрых, эта длиннющая змея из голых дев, с перепачканными кровью лицами и остекленевшими глазами, заскользила меж деревьев по краю поляны. Закуманенные воительницы одновременно запели с ведущей их вековухой и от этого рёва, все три сотни скакунов, что продолжали нервно топтаться, чуть в глубине леса, как бешеные сорвались с места и рванули в чащу. Удивительно, как они только себе ноги не переломали.

Наконец, всё закончилось. Девы расцепившись и придя в себя, попадали, где стояли. Только Русава осталась стоять на ногах, тяжело сгорбившись и еле шевелясь, поковыляла к камню, где, найдя свою палку, рухнула в траву задом, уставившись на то, что стояло на каменном алтаре.

А на камне, на глиняной подставке-тарелочке стояла небольшая, вылепленная из глины, замешанной на крови, кукла в виде бабы. Узкие тонкие лодыжки, сомкнутые вместе книзу, почти заострялись, а кверху, резко расширялись, образуя массивные бёдра, утопающие в ещё более массивной заднице. Нет, не так. Задница была не массивной, а просто огромной, по сравнению с пропорциями всего остального тела.

Спереди, огромную задницу, уравновешивало выпирающее пузо, на которое свешивалось два мешка грудей, прячущих под своими легендарными формами, где-то там, сложенные руки. Голова без шеи стояла прямо на плечах. Никакого подобия лица, у неё не было. Просто, гладкий колобок.

Русава осторожно протянула руку. Пошевелила подставку, заставляя ту отлипнуть от камня и пододвинув статуэтку к краю, нежно, двумя руками принялась её разглаживать, лишь тихонько касаясь кончиками пальцев, что-то при этом бормоча себе под нос и радостно улыбаясь, как ребёнку.

Вооружившись травинами, вековуха принялась медленно и осторожно прорисовывать детали. Вот появилось подобие лица, на голове, извилистыми бороздками заструились волосы. Тело куклы, запестрело ажурными рисунками татуировок.

В этой глиняно-кровавой кукле, было порождено великое таинство боевых дев — полужить девичьего единения, по прозвищу Ку. Страшное в своей силе, кровожадное по своей сути, не знающая таких понятий, как жалость, сострадание, человечность.

Порождённое ещё дикими временами, оно диким и оставалось, постоянно подкармливаемое жизнями врагов, эта полужить, давала воинам-воительницам, невиданное покровительство, оберегая всех закуманенных в бою и позволяя огромному воинству, жить и воевать, как единое целое.

Мужицкая часть орды, тоже объединялись перед походом, но их единение, которое они сами воспринимали, не иначе, как чудо, на самом деле, не шло, ни в какое сравнение, с единением девичьим. Это всё равно, что сравнивать костёр, с солнцем.

Пока Русава занималась творчеством, боевые девы пришли в себя, разбрелись по своим местам, оделись, «вышикали» своих четвероногих половинок, из лесных глубин и не обращая никакого внимания на сидящую у камня колдунью, ровными колоннами отбыли в свои стойбища, отмываться.

Ведунья просидела до самой темноты, выжидая, пока Ку окрепнет и подсохнет, а затем, аккуратно переплетая травины, смастерила для неё травяной шатёр, заплетя его снизу под тарелкой-подставкой, превратив всё это сооружение, в некую травяную сумку и взяв это произведение за остроконечную верхушку, опираясь на палку, поплелась в свой шатровый дом.

Глава сорок шестая. Они. Ловушка Калли

Проснулся Кайсай, всё в той же полной темноте, но в отличии от вчерашнего сидения, сразу услышал невнятные, отдалённые, гулкие звуки, непонятной природы, но прислушавшись, уяснил, что это проснулся терем и теперь гудит собственной, внутренней жизнью.

Он осторожно прощупал лежак, но кроме него на нём, больше никого не было. Смиляна ушла. Умиротворение и чувства счастья, захлёстывало. В другой ситуации, Кайсай, обязательно бы выругался, но сейчас, лишь вздохнул, сожалея, довольно улыбнулся, вспоминая бурно проведённую ночь и осторожно слезая с лежака, двинулся на ощупь, в поисках своей одежды, а когда нашёл, долго мучился сомнениями — одевать амулет или нет.

Он раза три вешал его на шею и столько же снимал. В конце концов, решив отдаться воле проведения и вспоминая, не такую уж страшную ночь, насквозь пропитанную, пусть и не настоящей, но всё же, вполне ощутимой в блаженстве любовью, спрятал щепку в пояс.

Дверь оказалась открытой и в проходе, куда он выглянул, было светло, даже очень, после полной темноты. На стенах, в специальных подставках, горели масляные светильники. Кайсай вновь немного поколебался, выбирая направление и пошёл налево, сообразив, что именно оттуда его привели.

Пройдя пару поворотов, ему навстречу попалась мило улыбающаяся красавица, с копной распущенных рыжих, почти, как у него, волос. Молодец тут же восхитился ею и улыбнулся в ответ. Она спросила куда он идёт и услышав, что ищет выход на двор, на свежий воздух, почему-то весело засмеялась и отправила в обратном направлении, предупредив, никуда не сворачивать и в двери не заглядывать.

Он послушно пошёл обратно. Так и оказался на внутреннем дворе, как определил Кайсай, с задней стороны терема, который представлял из себя огороженный внешним частоколом, сказочный лес, ухоженный и чистый.

Выйдя на свежий воздух из душного и специфично пахнущего деревом, дома-города, на Кайсая вновь нахлынула эйфория окружающего великолепия: яркие краски, пьянящие ароматы, завораживающее пение птиц. Было утро, но уже далеко не раннее.

Он шёл по странной деревянной дорожке, выложенной из тёсаного дерева, уводившей его в глубь, этого «ненастоящего» леса, в котором вместо привычного бурелома разнотравья, всюду росли диковинные цветы, разных размеров и расцветок. Складывалось ощущение, что к каждому дереву, к каждому цветочку, к каждой травинке, здесь была приложена человеческая рука, притом, не кабы какая, а умелая.

Кайсай шёл медленно, с любопытством озираясь по сторонам. Восторг был полный. Красота неописуемая. Только когда зайдя в глубь этого искусственного насаждения и увидев вековуху, согнувшуюся над поляной цветов и что-то там ковыряющей, по восторженной голове стукнула колотушка. Бердник ещё раз оглянулся, но уже по-другому и ощущение неправильности, забило тревогу, даже через давящую на него Славу.

Лес был светлый и просматривался на всю глубину. А насторожило Кайсая то, что во всём лесу никого не было, кроме него и этой вековухи и он чётко понял, что это не могло быть случайностью. В таком огромном тереме, должно было быть много народа и судя по тому, что он наблюдал вокруг, было самое хлопотное время для хозяйства, а значит, бурная деятельность жителей, должна была быть максимальной. Но никого, ни в ухоженном лесу, ни у стен деревянных строений, он не заметил, как не притормаживал и не вглядывался. Не могла же одна, эта старая кляча, за всем этим лесом приглядывать.

Вековуха, вся в белом, заметила его или, наконец, соизволила сделать вид, что заметила, выпрямилась и мило улыбаясь, позвала Кайсая:

— Да, ты иди сюда, касатик, прям по травке иди, не бойся.

Рыжий, некоторое время внутренне поборолся сам с собой, постоял в нерешительности, глядя на поляну с цветами и решившись, шагнул с деревянного настила на короткую, густую травку и двинулся к белой вековушке, тщательно обходя каждый цветочек, всякий раз, выбирая место для следующего шага.

Только когда подошёл к ней вплотную и остановился, осмотрел эту древнюю «зайчиху». Она была вся белая и в лучах утреннего солнца, казалось, даже светилась. Волосы белые, распущенные до пояса, лицо белое с неприятно бесцветными глазами, рубаха длинная до земли, тоже белая, только пальцы рук были чёрные, выпачканные в земле и оттого, сразу бросающиеся в глаза своей уродливой крючковатостью.

Ростом она была ему по плечо, сложением щуплая, худая. Стояла, всё также по-доброму улыбаясь, неспешно утирая грязные руки друг о дружку и так же, как и Кайсай, внимательно разглядывала стоящего, напротив.

Наконец, наглядевшись, она указала в сторонку, где, в буквальном смысле слова, росла низенькая лавка. Пни — подставки и торцы — половины бревна, стёсанного вдоль и положенного на них, густо заросли травкой-вьюном, от чего и казалось, что лавка, сама по себе растёт из земли и, если бы старушка не предложила на неё сесть, Кайсай бы и не заметил её в лесу, настолько она была здесь естественна и органична. Сели. Помолчали. Наконец, старая тяжело вздохнув, начала:

— Ну, что, касатик, нравится тебе у нас?

Вопрос был не из разряда риторических, но и задан он был таким образом, что не подразумевал отрицательного ответа. Рыжий отвечать, вообще, не стал, а вместо этого, представился, ибо её «касатик», почему-то неприятно резало по ушам.

— Меня зовут Кайсай.

— Знаю, знаю, — покачала головой белая колдунья, отворачиваясь он него и устремляя взор куда-то вверх, в кроны деревьев, — а меня, все кличут Любовь. Я, одна из Матёрых этого Терема и друид, защитница этого святого леса.

— Извини, Любовь, — вежливо поклонился он теремной Матёрой, плавным кивком головы и также, отведя взгляд в сторону, утвердительно проговорил, — кто такая друид, мне не ведомо, дед про таких не сказывал, а то, что ведьма ты лесная, мне и так понятно.

Она захекала старческим смешком и тоже тон сменила с ласкательного, на утвердительно констатирующий и уставившись на Кайсая, жёстко, как бы помыкая, проговорила:

— Эт ты, с ведьмой кокой-то лесной повязался, да, и леший, всего тебя запятнал, как я погляжу. Где ж тебя так угораздило то?

— А что в этом зазорного? — равнодушно, без какой-либо интонации спросил рыжий, улыбаясь, ничего не означающей улыбкой и переводя взгляд на вековуху.

— Да, ни чё, — так же с интонацией «мне плевать», ответила Любовь и тут же, не меняя тона, перевела разговор, совсем на другую тему, — как те, девка-то ночью, показалась?

— Девка, как девка, только я, вот, правил ваших тутошних, никак в толк не возьму. То заперли в светёлку, что более на темницу смахивает, потом девку прислали такую, что сама ничего из здешних правил не знает, не понимает, да, ещё и визжит, не прикоснись. Просыпаюсь — опять брошенный на произвол. Чего можно, чего нельзя? И я здесь кто? Гость? Враг? Ничего не понимаю, а когда, Любовь, я чего-нибудь не понимаю, я пугаюсь. Только ты, шибко не веселись, — осёк он вековуху хищным оскалом людоеда, увидев, что та расплылась в улыбке, при его словах об испуге, — я, пуганный, очень страшный и смертельный.

Матёрая улыбку смяла, оставив на лице лишь её подобие и о чём-то в таком положении задумалась, надолго. Кайсай мешать ей не стал, а терпеливо ждал. Он видел, что она о чём-то думает, притом очень напряжённо и поэтому просто, ждал, надеясь, что сама сейчас всё скажет, но она, вдруг, не выходя из этой задумчивости, тихо, как бы сама себя спросила:

— Так значит, ты её раньше не видел?

Вопрос для Кайсая оказался настолько неожиданным, что он, даже растерялся, не зная, что сказать. Он прижал подбородок к шее, выпучил глаза, выражая всем видом, полное недоумение и вместе с тем, этим жестом отвечая на её вопрос.

— Бежала, твоя девка по утру, Кайсатик, — прошамкала вековуха, сознательно коверкая имя и делая на нём ударение и пристально сверля его взглядом исподтишка, как будто в чём-то подозревая, — как с рассветом ворота открыли, так и сбёгла. Притом, вышла со двора с пустой корзинкой, как сказывали, с видом довольным и беспечным, в лес вошла и пропала. Следов никаких. Сама бегала, смотрела. Даже лешего местного, тфу, чтоб ему не ладно окаянному развратнику, обращалась. Только нежить лесная, толи врёт, почему-то, толь, кого очень боится. Вот и спрашиваю я тебя, молодец, кому ж ты, нынче ночью, ребятёнка заделывал?

Как ни странно, но Кайсай на эту новость отреагировал спокойно и рассудительно, что по виду вековухи, её очередь настала удивляться.

— Это обычная девка, — задумчиво проговорил рыжий, вспоминая вчерашнюю гостью в новом для него свете, — человеческая. На нежить не похожа. Хотя, я конечно, не так много в своей жизни и видел, но это — девка, как девка. Лицом, толком не помню, конечно, не видел в темноте, но вроде не уродина. Тело точёное, грудь…

Здесь он остановился, ибо, неожиданно сравнивая всех дев, кого ему пришлось видеть в голом виде, в своей жизни, он, почему-то, Смиляну, сопоставил с Апити! Ему показалось, да, нет, он был просто уверен, что грудь Смиляны, точь-в-точь была, как у Апити. Один к одному. Его даже озноб пробрал от такого сравнения, но лицом и тем более фигурой, эта девка, на знакомую ему еги-бабу, была совсем не похожа.

А ещё, почему-то именно сейчас, вспомнился ему, тот её голос, когда поначалу говорила, что у них, ничего не получится. Он тогда ещё поймал себя на мысли, что голос был не девы, а бабы и очень был похож, на взгляд знакомой ему… еги-бабы.

Весь этот анализ догадок и предположений, он проделал в голове с бешеной скоростью, но тут же получив результат, отбросил его, как некую чушь и невозможность, связав все эти намёки на Апити, с работой её амулета, что вполне укладывалось в сознание. Матёрая, почуяв зацепку, какое-то время ждала, но всё же не выдержав паузы, уточнила:

— Что грудь?

Тут Кайсай вышел из задумчивости, но всё же, какое-то время молчал, соображая о чём это она? А когда вспомнил, прикинулся придурковатым, умиляясь довольной улыбкой и голосом полного восхищения, выпалил:

— Красивая.

И с этими словами разщеперил пальцы рук, как бы представляя их, охватив обе эти прелести.

— Тфу, — разочаровано сплюнула вековуха, — да, вам, молокососам, любу титьку покажи, вы ж из штанов прыгаете не развязывая.

— Ну, не знаю, — замялся рыжий, — хотя у Золотца, мне нравится больше, но у этой, тоже ничего была.

— Вот я и спрашиваю, тебя, касатик, кто ж ты такой, коль за тобой, как за мужиком, охота такая идёт? Да, все самые-самые, в очередь выстроились.

Молодой бердник сначала возгордился от её слов, но тут же напрягся. Он не понял, о какой очереди идёт речь, но это, ему показалось, почему-то, пугающим. Кайсай не понимал ничего из того, что происходит вокруг. Не понимал этого допроса, не понимал эту странную вековуху, которая подобно Райс, в той памятной бане, так же вела себя вызывающе спокойно и с высока, явно имея за спиной, что-то такое, которое скрутит рыжего в бараний рог, лишь только пожелает.

Он ещё не чувствовал эту силу, но уже понимал, что она с ним говорит, именно с позиции этой силы вседозволенности, притом, бердник осознал, что эта сила, никакого отношения к Славе, не имеет. Это что-то другое. Ведьменное. Поэтому, изначально решил не идти на конфликт, отдавая инициативу белой вековухе, внимательно приглядывая за ней, пока во всём этом дерме, в которое он попал, не разберётся.

Благодаря осознанию противостояния неведомой и очень большой силе, он, в конце концов, вспомнил, что есть никто иной, как воин и притом — бердник. У него аж руки зачесались схватиться за меч, да, плюнуть на весь этот балаган со всеми его «зайчихами».

В этот момент, Любовь кряхтя, начала подниматься со скамьи и рыжий прикусив язык, тут же накинул на себя Апитину щепку. Сделал это настолько быстро, что пальцы обжог. Самого процесса одевания, вековуха заметить не могла, если конечно у неё глаз на затылке не было, но, когда встала и обернулась к оставшемуся сидеть Кайсаю, резко изменилась в лице.

Глаза её, сначала, раскрылись, а затем не добро сузились. Рыжий сразу заметил, что в её голове происходит, что-то такое, что ему не понравится и он решил попытаться перехватить инициативу, сбив её с мыслей, тем более, именно это он и хотел спросить, когда она только задала свой первый вопрос.

— Я здесь родился?

Его ход удался. Любовь враз, стушевалась, прекратила зло щуриться. Вопрос оказался столь неожиданный, что сбил у Матёрой в голове, всю её концентрацию.

— Тута, — буркнула она.

— Я могу узнать, кто были мои родители? — в быстром темпе продолжал уводить её в сторону бердник.

— Нет, — поддержала было темп боевого танца, предложенного рыжим, но тут же обмякла, как будто сдулась, опять превращаясь в старую «зайчиху» и прошамкала, — ты, правильно пойми, Кайсай, это не секрет. Давно это было. Никто не знает и вряд ли вспомнит. Никто тебе здесь зла не желает, поверь мне, деточка, но твоя защита, здесь не к месту. Она девок пугает.

— А меня пугает та сила, что стоит за твоей спиной, — огрызнулся молодой бердник, тоже поднимаясь со скамьи и пытаясь предугадать дальнейшие действия, уж больно её резкая расслабленность и убаюкивающий тон, был похож на любимый дедов приём, на котором, кстати, как раз прокололся и Олкаба.

— Эта игрушка тебе не поможет, — скривилась в ехидной улыбке старушка.

— А кто тебе сказал, что я на неё рассчитываю?

Последнее, что он увидел, прежде чем прикусить язык и обжигаясь об воздух, пуститься со всех ног в сторону терема, были её шевелящиеся волосы, как будто ожившие и превратившиеся в тонюсеньких змей.

Язык он отпустил, когда уже влетел в деревянный город. С бега, перешёл на быстрый шаг, подставляя пылающее лицо прохладе внутренних коридоров. Он шёл вперёд быстро, в надежде пройти терем насквозь и выйти с той стороны. Кайсай чувствовал себя, как в бою. Налёт-атака завершена, теперь необходимо было быстро выйти из окружения и покинуть поле боя. Он не думал сейчас о том, что против него предпримут силы противника, бердник думал лишь о том, где его кони и главное — оружие.

Первый человек, которого увидел бердник, выскочив во внешний двор, была Золотце, которая стоя, почти, у самого крыльца, упражнялась в стрельбе из лука, пуская свои стрелки, одну за одной, с неимоверной скоростью вколачивая их, в один из стволов массивного частокола. Рыжий посчитал это хорошим знаком, так как, именно она забирала у него оружие и уводила Васа, а значит, как не ей, знать где это всё. Ещё не дойдя до Матёрой, он принялся осуществлять свой план побега.

— Здрав будь, Золотце, — поздоровался он громко и наиграно весело.

Дева на мгновение зависла с натянутым луком, но после паузы раздумий, выстрелила стрелу в цель и повернулась к рыжему, с не очень радушным взглядом. Осмотрев подходящего к ней Кайсая с ног до головы, задержав взгляд на красном, как после парной бани лице, она неодобрительно заметила, вместо того, чтобы ответно поздороваться:

— Кайсай, ты же мне обещал.

— Ну, и, — разведя руки в стороны и не понимая её претензий, спросил рыжий, подойдя к ней вплотную, — я ещё ни одну зайчиху не зарезал, а пора бы уже. Та, что была со мной ночью, сама сбежала, я тут не причём.

— Как сбежала? — недоумение её, было неподдельно неприличным.

— Так ты что, не знала? — тут уже удивился рыжий.

У него в голове, почему-то сразу мелькнула мысль, что его где-то обманывают, вот, только кто и где, он пока не понимал.

— Как она могла сбежать, она же любавица. Они же…

Тут она закусила губу, выдавая себя с потрохами, что чуть не проболталась о каком-то секрете, который Кайсаю, знать было не положено. И, как и бывает по «закону подлости», в части, «как не везёт и как с этим бороться», не успел он наладить мосты для побега, как они были разрушены.

— Сними защиту, — прошипела сквозь зубы Золотце, смотря куда-то ему за спину, — сюда идёт Калли.

— Тфу, — плюнул раздражённо Кайсай, притом ни образно, ни про себя, по-настоящему, под ноги и скрипнув зубами, так же сквозь них ответил Золотцу, — обойдётся.

Но на её слова «Кайсай, вот где ты, а я тебя везде ищу», он всё же сделал вид, что раскис, обмяк, одев на лицо идиотскую улыбку, только что слюни с соплями не пустив, медленно обернулся ей навстречу и замер, не в состоянии поменять надетую личину, даже увидев перед собой, не совсем привычную Калли.

Её милые, чётко обрисованные, пухлые губки, радостно оголяли белоснежные зубки, но в глазах плясал страх! «Опаньки, как у них тут всё быстро», — подумал рыжий, прислушался к себе и не почувствовав её давление Славой. Какое-то время соображал: прекратить претворяться или продолжить? Смуглянка, всячески старалась скрыть своё волнение, но делала это крайне неумело, да, и не могла она этого сделать физически, так как Матёрую, заметно колотило и тут же, сама Калли подсказала, что ему делать в дальнейшем.

Она аккуратно начала на него давить своей «прибивалкой» и рыжий понял, что надо продолжать притворяться. Дева не стала близко к нему приближаться, а остановившись в шагах пяти, проговорила, во что бы то не стало, пытаясь успокоиться:

— Ты остался один, это так печально. Пойдём со мной, я познакомлю тебя с обворожительной девой. Поверь, ты будешь доволен, — она протянула руку, как бы приглашая к ней присоединиться, — к тому же, я обещала тебя научить языку и она, как раз, нам в этом и поможет.

Кайсай стоял, всё так же улыбаясь, но не двигаясь с места. Он лихорадочно думал, как быть. Но тут, как всегда, всё испортила Золотце, стоящая за его спиной и трагически печально, проговорившая ему в самое ухо:

— Кайсай, ты должен выполнить свой мужской долг. Я просила тебя о том, что просила, именно из-за того, чтоб ты не мучился угрызениями совести, а просто, получил удовольствие от жизни. Подумай над этим.

Кайсай, в первую очередь, отметил для себя, что у Золотца, прямо, талант портить его планы, но тут же призадумался. Действительно, что он себя постоянно накручивает. Не убьют же его здесь, в самом деле. На хрена было Райс сюда его посылать, после всего того, что он прошёл у ритуального камня. И молодой бердник, решил прислушаться к боевой красавице. Ведь они, похоже, действительно хотят получить от него потомство на будущее, передав следующему поколению его особенность и неповторимость. Его дети, если они родятся, будут обладать даром богов. Разве это плохо? И что он, в конце концов, ведёт себя, как перепуганный заяц среди зайчих, тем более, первый опыт показал, что это не только нестрашно, но даже, наоборот.

Он резко повернул голову в сторону входа в Терем, будто бы там кто появился. Калли обманулась на этот финт и оглянулась. Этого хватило рыжему, чтоб прикусить язык и убрать щепку обратно в потайной кармашек пояса. Вернувшись в сказочность, он сразу попал под власть пышногрудой, смуглой обольстительницы и тут же, все страхи испарились, заменившись на «пусть делает со мной, что хочет» и поймав её огромные чёрные глаза, оторваться от них уже не смог…

Она его обманула. Обманула во всём. Он, конечно, не сомневался, что обманет, но всё же на «всё», не рассчитывал. Калли привела его в роскошную комнату, увешенную странными, цветными, толстыми тряпками, разноцветные ворсины которых, создавали причудливые орнаменты и рисунки. Таких Кайсаю, ещё видеть не приходилось. Этими большими, и по виду тяжёлыми тряпками, были увешаны стены, потолок. Они же составляли пол, по которому он, зачарованно ходил босиком, сняв сапоги ещё при входе.

В комнате было два больших окна, затянутых тонкой плёнкой, которую Кайсай наощупь, определил, как штуку, видимо, животного происхождения, очень похожую на бычий пузырь. Через плёнку, если присмотреться, различались контуры двора. Такая интересная система, когда светло и не дует, ввергла Кайсая, в чувство соприкосновения с чудом.

Всё, куда падал его взгляд, было диковинным и чудесным. И сама хозяйка этой, по-настоящему светёлки или светлицы, в отличии от темницы, в которой он провёл прошлую ночь, казалась влюблённому и жаждущему молодцу, обворожительной богиней. Она действительно была соблазнительно прелестна. В отличии от первого, памятного общения с ней Кайсая, в этот раз, всё было по-другому.

Сразу введя его в свои хоромы, Калли заговорщицки поставила его в известность, что это её дом, что дева, с которой она обещала его познакомить — это она и есть, что Калли, просто без ума от него и что ей, наплевать на свою Матёрость в орде, она ей нисколько не дорожит, а всей душой желает от любимого Кайсая ребёнка.

Дальше она заговорила на непонятном ему языке, осыпая его поцелуями, но по сверкающим восторгом глазам, он понимал, что дева, не то говорит, не то поёт, на этом мягком, певучем наречии, о нём. Он не понимал смысла её слов, но осознавал, что она всем сердцем говорит о любви. Он вслушивался в эти чарующие звуки, чужой, инородной речи, стараясь запомнить хоть что-нибудь, но всё, что позже вспомнил, было имя некой богини, к которой Калли постоянно обращалась — Шамирам.

Она ни разу, не позволила себе грубого или пренебрежительного отношения, ни разу, не оскорбила ни словом, ни действием, ни разу, он не испытал унижения. Разлив свою Славу, она тем не менее, была сама покорность и кротость, подвластная ему и всякий раз, унижаясь сама перед ним, давая понять, что желает быть униженной, рождая в нём внутреннюю силу и уверенность.

Они любили друг друга, почти, постоянно. Калли, казалась ненасытной и ему нравилось это. День сменяла ночь, за ночью приходил день, а они, никак не могли насладиться друг другом и упивались в восторге стонов и сладостной судороге, взмокших от пота тел.

Она потеряла чувство меры, он времени. Всё было, как в дурмане. Потом, чтоб не надоедать ему водном и том же обличии, она стала менять свои лица и тела, голос и запросы. Дева была столь разнообразна и непредсказуема, что Кайсай, просто сходил с ума, от восторга и новизны ощущений. А может быть, это были уже другие девы…

Наконец, этот любовный дурман плавно перетёк в сон. В странный сон, если не сказать, столь же чудесный, как и всё, что его окружало. Он летел по небу, которому не было ни края, ни конца, как не было земли внизу и ничего кроме неба вверху, а вот там, где он летел, были облака. Много. Разные. Они были, то причудливо цветными, как те тряпки на стенах, только не плоские, а дутые, как и положено быть облакам, то в виде вытянутых и многослойных, то нереально ровных, то, наоборот, неправдоподобно рваных, в виде шипов и игл.

Удивительно, но Кайсай точно знал, что эти облака — слова, понятия на незнакомых ему языках. Он не летел, как птица и не махал руками, как крыльями, он летал мыслью, лишь выбирая нужное облако взглядом и с наслаждением впивающейся стрелы в цель, врывался в него лицом, не только осознавая его суть, но и ощущая его всеми органами чувств.

Сначала он наслаждался каждым облаком, оценивал его вкус, звучание, аромат и тепло. Потом, пролёт облаков стал быстрым, поверхностным, но ему уже и этого хватало. В конце, концов, он уже летел на огромной скорости, прошивая их пачками, а к некоторым, достаточно было, лишь протянув руку, прикоснуться…

Проснулся Кайсай с больной и тяжёлой головой, валяясь на полу лицом в пушистом ворсе, который противно щекотал нос и губы, поэтому первое, что он сделал, нервно почесал их тыльной стороной ладони. Сел. Осмотрелся, мутным, ничего непонимающим взглядом. Никого. В голове кипела каша и местами пригорала.

Ничего не соображая, он, тем не менее, самопроизвольно, на автопилоте, ползя на четвереньках, принялся искать одежду. Привычка, дело железное. В какой бы прострации не был, в каком бы не рабочем состоянии не был мозг, он всё равно сделает то, к чему приучен, а у Кайсая, он был приучен, после сна голышом, в первую очередь, одеваться.

Откуда взялась эта пагубная привычка спать голым, он и сам не знал. Она была у него с раннего детства. Он, сколько себя помнил, всегда спал абсолютно голым. Дед вечно попрекал пацана, стыдил и ругался, но Кайсай, мытьём, да, катаньем, всё равно настырно делал своё.

Ложился в рубахе и штанах, там, под меховой накидкой, под которой он спал, и зимой, и летом, всё это снимал, пряча куда-нибудь рядом, закатывался в мех, как гусеница в кокон и только так, довольный засыпал и спал, как младенец, не видя снов. Когда же ему приходилось спать в одежде, в переходах, например, то и уснуть долго не мог, хоть и уставал и сны снились противно-дурацкие, которые, сразу при пробуждении, портили настроение.

Оделся. Нацепил пояс, машинально достал амулет защиты и повесил его на шею. Стало ещё хуже, чем было, но ума сообразить, что это связанно с одетой деревяшкой, в голову не пришло. Стал искать, что попить. Нашёл какую-то странно пахнущую, сбродившим соком, жидкость в небольшой глиняной посудине. Попробовал на язык. Вроде, ничего так, притом тут же вспомнил, что уже с Калли это пил, притом много.

Походил с этим в руках, в поисках воды. Не нашёл. Тяжело вздохнул и приложился к тому, что было. Через какое-то время, похорошело. Только тут, обнаружил, что на руке нет перстня Райс, который терять было, никак нельзя. Прощупал пояс, сунув пальцы в каждый потайной кармашек. Нет. Оглядел пол, где только что лежал, не видно. Как-то, сразу охватила паника, волосы на голове зашевелились.

Автоматически перекинув косу на грудь, чтоб привести свою рыжую змею в порядок, тут же обнаружил пропажу. Перстень был зажат хитрыми зубами концевой застёжки. А он, уже грешным делом, успел подумать на сволочь Калли… и тут он осёкся.

Ещё вчера, рыжий умирал от любви к ней и боготворил, ненасытно овладевая её роскошным телом, а сегодня, уже ненавидел и даже мерзко передёрнулся от воспоминаний, о её привлекательных формах и секретных особенностях, только ей принадлежащих потайных мест.

Да, она красива, обворожительно красива, но только издали и чем дальше, решил для себя рыжий, тем красивши. Кайсай натянул перстень на палец. Паническая встряска поиска потери, с последующим выливанием помоев на «любимую», кажется начала приводить его в чувство реальности.

Он ещё раз осмотрел светлицу, но уже своим привычным взглядом, а не прибитым Славой и с удивлением заметил, что предметы, которые он вспоминал, сейчас, как диковинные, показались ему до боли знакомые. Но вот откуда?

Теперь он знал, что эти тряпки мохнатые, называются «ковёр», а вон та, серебряная фигня — кувшин. Он впал в ступор, его заклинило. Рыжий, как заворожённый перекидывал взгляд с одного диковинного предмета на другой и тут же про себя называл их, притом тремя названиями, правда, не всегда разными по звучанию, но он точно знал, что названия разные, ибо звучат на разных языках. Притом, сам Кайсай, для себя определял их, как «по-персидски», «по-урартски» и… в общем, по-местному, то есть «по-нашему».

Боль в голове, не то притупилась, не то притихла, но вот легче от этого не стало. Он никак не мог сообразить, что это с ним. Он сходит с ума, от этого многодневного пьяно-любовного изнасилования или это обещанные знания языков, на что было, похоже больше, но во что, абсолютно не верилось.

Так же не бывает! Но краем сознания, всё же с этим согласился, тут же пожалев, что знания боевого колдовства, Золотце не передала подобным образом, путём непосредственного контакта тела с телом, с глубоким проникновением в суть и познанием сокровенных тайн их чувствительной природы.

Ещё раз, мельком оглядев комнату, с мыслью, «а не забыл ли я чего», он направился к двери, очень хотелось на свежий воздух, достали его эти вонючие хоромы.

Как только он выполз на крыльцо Терема и ощутил свежесть утреннего воздуха и запах свободы, как язвительный голос Золотца, как всегда, всё испортил, притом, самым мерзким способом.

— Никак красавиц любвеобильный выспался?

Кайсай повернул голову на голос и в очередной раз, с момента пробуждения, впал в ступор. С боку от крыльца, верхом на конях, стояла знакомая шестёрка поляниц, в полном обвесе и готовая к переходу. Рядом, стоял осёдланный Васа и заводной конь Кайсая. Осознание того, что кажется всё закончено и можно расслабиться, привело к тому, что голова опять разболелась, заломило виски. Кайсай с силой сжал их обеими руками.

— Кайсай, любимый, — обратилась к нему Калли по-персидски, — хорошо ли ты себя чувствуешь?

— Отвали, плохо, — не задумываясь ответил ей бердник, на том же персидском.

— Я же тебе оставила целый кувшин, для лечения, — продолжила она уже на урартском.

— Сама пей, эту блювотину ишака, — буркнул он по-урартски, спускаясь по ступенькам на землю.

— А может вы, все же по-нашему поговорите? — с нескрываемой злостью, влезла в их высокопарный диалог Золотце.

— Успокойся, сестра, — тут же, надменно, пресекла вспышку ревностного гнева, Калли, — я, просто, проверяю результат своей работы. Кстати, а когда ты, собираешься им заняться?

Скорее всего, она имела ввиду боевое колдовство, обучение которому Золотце, всё откладывала на потом, но Кайсаю, в этом вопросе, смысл показался другим и очевидным. А что он ещё мог подумать после всего, что с ним тут, все эти дни делали? Он даже хотел влезть в их разговор и предложить себя Золотцу чуть погодя, в желании выпросить, хоть небольшую передышку, но заторможенность, вовремя не дала ему раскрыть рот.

— В ближайшее время, — сквозь зубы прорычала боевая Матёрая, разворачивая своего коня к воротам, всем своим видом показывая, что никого, особо, ждать она, не собирается.

А вот, что подразумевала Золотце, под своими словами, зная, что колдовством Кайсай, уже овладел, да так, как ей и не снилось, осталось ведомо только ей…

Глава сорок седьмая. Он. Конец Набонида

Грозный и величественный Царь Царей, Царь Аншана, Царь Персии и Мидии, Великий Куруш, возвышался на золотом постаменте в ритуальной колеснице, в окружении бескрайнего моря, ощетинившегося к бою войска и с неподдельной гордостью созерцал начинающуюся битву, в которой, победа ему была предопределена заранее. Он знал это.

Царь Царей, впервые в истории военного дела, применил неслыханное новшество. Он использовал, практически мгновенную связь, с различными частями, своей бескрайней армии, от чего управление огромной массой воинов, превратилось, из психованного раздражения, от невозможности повлиять на то, что уже совершается, в увлекательную игру, в которой, повинуясь его небрежному повелению, воины, как по мановению волшебства, безропотно делали то, что было нужно ему, а не то, что им в головы взбредёт. От ощущения всемогущества на поле битвы, у Куруша захватывало дух.

Эта идея пришла ему в голову совершенно случайно. Всякий раз, когда Великий Повелитель Всех Народов отдыхал в своём высотном саду в Экбатаны, он привычно вслушивался в голоса «голосящих», что сидели на башнях, каждой из семи кольцевых стен и лаконично, а главное оперативно, передавали скупую информацию друг другу.

То, что это были не простые люди, а специально отобранные и обученные, Куруш знал. Ни каждый мог служить «голосящим». Для этого нужен был специфический голос и отменный слух. «Голосящий», к тому же, должен был обладать и хорошим зрением, так как, зачастую, весть, не предназначенную для слуха непосвящённых, находящихся внизу людей, передавали специальными знаками.

Вот так, однажды вечером, развалившись в подушках и наблюдая за уходящим за горы солнечным диском, услышав очередной резкий окрик «голосящего» о прибытии в город кого-то из «важных», раз, весть об этом долетела за все семь стен, до самого золотого дворца, Куруш, как будто воочию увидел себя в золотой колеснице, по среди боя, а во все стороны от него, как паутина, раскинулась сеть «голосящих», что мгновенно передавала его повеления, к самым дальним командирам.

Царь Царей даже вскочил от неожиданности своего видения и тут же позвал за Арамом, старшим «голосящим» при дворце, в чьём ведении находилась вся эта служба.

Уже через одну луну, Куруш выехал в сады равнины и «разбросил» вокруг паутину, вновь созданного военного подразделения, по всей округе. С собой он захватил весь свой военный совет, каждый член которого, удалился от своего Повелителя на один из концов цепи «голосящих» и на огромном расстоянии, общался с Царём Царей.

Куруш был в восторге от проведённых учений. Не скрывали своего восхищения и военачальники, попросившие, тут же у Повелителя, разрешения создать нечто подобное, при своих армиях, для их управления на более коротких дистанциях, на что, получив царское дозволение, принялись прочёсывать дальние горные поселения, в поисках доморощенных талантов, так как ближайшие, уже были заблаговременно просеяны через мелкое сито отбора самим Арамом.

Подобное управление войсками, действительно, стало настоящей революцией в военном деле, хотя, как показала дальнейшая практика, более мелкие подразделения «голосящих», в непосредственной толчее боя, оказались, абсолютно недееспособны, но командиры средних звеньев, всё же не отказались от них. Несмотря на всю их никчёмность в бою, при его подготовке и даже, просто, в походе при передвижениях, всё же польза от них присутствовала.

Было ещё много необычного в этой войне с Набонидом, но главное, что бросалось в глаза, Куруш резко изменил тактику своего наступления. Вернее, он вообще на наступал, а лишь держал оборону, превосходящими противника силами, заставляя того, постоянно нервничать и кидаться на стройные и запакованные в щиты и броню, ряды персидской пехоты.

Всё это издевательство, началось, когда воины Куруша, стремительно вошли в земли Вавилонии и достигнув большого канала, встали, ощетинившись на левом берегу. Набонид, узнав про эту странную остановку, решил, что Куруш намерен поиграть в благородство и этим шагом, даёт время, ему собраться войском, подготовиться и сразиться на равных, в поле за каналом, и когда, царь халдейский приготовился, то прождал в нервном ожидании, целых три дня, но персы канал, так и не перешли и в бой не кинулись.

Через три дня, не выдержав, Набонид приказал: «гнать скотов со Святой земли» и кинул аккадские войска на погибель, но все попытки достичь противоположного берега канала, закончились полным провалом. Гладь канала покрылась слоем трупов, а вода, стала красной от крови. Воины Набонида гибли тысячами, но так и не смогли сломать стойкую и динамично заменяющуюся оборону персидских войск.

Когда же видя тщетность своих попыток, аккадцы стали отступать на первичные свои позиции, из рядов обороняющихся, как из пращи, вылетели заранее заготовленные понтонные переправы, выталкиваемые под углом к течению воды в канале и к моменту полного их вывода на воду, под действием течения развернулись и упёрлись вторым концом в противоположный берег.

По ним устремилась лёгкая конница персов, как острыми кинжалами, врезаясь в спины, к тому времени, уже бегущих аккадцев. Всё это произошло синхронно, на протяжении всего фронта, да так слажено, что повергло Набонида в ужас, видя, как огромная масса конников, рванула на его отходящие армии, проскакав канал, как будто его и не было.

Ему даже показалось в начале, что вся персидская армия ринулась в наступление и он, в панике, первый бежал с поля боя, с тех самых позиций, куда приказал собираться своим войскам. Остановился он со своим личным отрядом, только лишь форсировав очередной канал.

Если бы Куруш, направил тогда своих воинов в погоню, то это первое сражение, для Набонида, оказалось бы и последним, но Царь Царей, по непонятным для него соображением, делать этого не стал. Конные отряды сделав кинжальный выпал, столь же организованно отошли обратно и даже понтонные переправы, вновь втянули в глубину обороны.

Персидские полководцы, выполнявшие повеление своего Правителя, тоже, несколько обескураженно наблюдая за происходящим, но не возмущались этим и не роптали, по поводу упущенной возможности наголову разгромить противника, а лишь весело посмеивались и на это была своя причина.

Столь кровопролитный, с колоссальными жертвами, бой для противника, самим персам, обошёлся лишь незначительными «царапинами». Эта игра Повелителя в «кошки-мышки» с аккадцами, поначалу воспринятая нижним звеном командного состава, чуть ли не как оскорбление для всесильных, могучих и непобедимых воинов, теперь вызывала снисходительное веселье, глядя на остатки растерянного и ничего не понимающего противника. Чувство оскорблённого достоинства, сменилось возвышенным пренебрежением и осознанием собственного могущества.

Аккадцы, брошенные своим главнокомандующим, потоптались вдалеке, как стадо баранов, а затем медленно, как побитые собаки, удалились восвояси.

Куруш дал команду форсировать канал, но не устремляться в погоню, а встать лагерем. Опять потекли скучные дни, этой странной войны. Лишь только после того, как разведка доложила о намерениях Набонида закрепиться на следующем канале, таким же образом, как это сделал Куруш, Царь Царей двинулся дальше, выставив оборону на противоположном берегу от вавилонян. Так и простояли, друг перед другом, несколько дней.

Крупные военачальники и приближённые Повелителя Всех Народов догадывались о причинах подобной выжидательной тактики своего главнокомандующего, но точно знать, что выжидал Куруш, они, конечно, знать не могли.

Царь Царей не был беззаботен и весел, напротив, он был наряжён и порою, даже раздражён ожиданием, которое сам же принял, как стратегическую линию военного похода. Его также, не прельщало подобное ведение войны, но так было надо, так повелел Ахурамазда, через своих «говорящих истину», поэтому, Куруш терпел и ждал.

Одновременно с началом похода основной армии персов с севера, в обход «Мидийской стены», в районе вавилонского города Описа, с юга, обходя ту же оборонительную стену, в районе города Сипар, начал свой победоносный поход Тигран, со своей конной армией.

Сипар, как и предполагалось, встретил армянского наместника, распростёртыми воротами и пышными дарами, но Тигран не стал задерживаться в нём, взяв под своё командование предавшие Набонида войска, двинулся дальше по намеченному плану. При том от Сипара, он разделил своих воинов на две части.

Одна, большинство которой составляли воины сдавшегося правителя, были направлены на перерез отступающему Набониду, как предполагал Тигран, не зная, пока, обстоятельств сражения под Описом, а сам, со своими конниками, для подстраховки, двинулся непосредственно к самому Вавилону, надеясь перехватить убегающего халдейского царя, если Куруш будет двигаться быстрее, чем рассчитывал, и отправленная часть войск из-под Сипара, не успеет перехватить беглеца.

Какого же было удивление Тиграна, когда, достигнув величественных стен «вечного города» и не собираясь осаждать и тем более штурмовать его, царские ворота Вавилона распахнулись и его, как победителя, вышло встречать население, во главе со жречеством.

Понимая, что Набонид не успел ещё вернуться и спрятаться за стенами своей столицы, Тигран принял склонившийся у его ног город и помня наставления Куруша, о недопущении победного мародёрства, строго на строго запретил своим воинам бесчинствовать, в сдавшейся, на милость победителя, столице.

Малочисленный гарнизон, оставленный для защиты Вавилона Набонидом, под командованием его сына Валтасара, забаррикадировались в храмах Имгур-Бел и Нимитти-Бел в старой части города. Тигран, обдумав сложившуюся ситуацию и серьёзно напуганный предостережениями Куруша, даже не рискнул атаковать эти храмы, где засел неприятель, а лишь полностью блокировал их, решив дождаться Царя Царей.

Тигран объехал город, с восторженно встречающими его жителями, оставил небольшой отряд для блокады Валтасара, засевшего за стенами мятежных храмов, отдав почести жрецам и оставив указания по должной встрече Царя Царей, увёл свою конницу навстречу Курушу, в надежде успеть с поимкой халдейского царя. Но не успел.

После неоднократного набрасывания на оборонительные ряды Куруша, Набонид, при очередном отступлении с ужасом осознал, что окружён. Отход его к Вавилону, был отрезан мятежными войсками Сипара, которые, всё же «успели к раздаче». Царь Вавилона, вновь бросив войско, бежал и укрылся за стенами города Борсиппа, где и застал его Тигран, соединившийся с основными силами «Царства Стран».

Куруш, принял его неожиданно доброжелательно, чего Тигран, памятуя о последние встрече, не как не ожидал. Поведав о своём южном походе, Тигран с опаской рассказал своему бывшему другу, об непреднамеренном взятии столицы, стараясь придать повествованию сарказм.

Уморительное повествование пленения Вавилона, как мог бы рассказать, только такой проныра, как Тигран, повергло Повелителя и весь его двор в необузданное веселье и Куруш хохотал громче всех.

Тигран очень боялся реакции, этого любимца Ахурамазды, на взятие им «вечного города», в обход самого Великого Себялюбца, но толи, правильно выбранная тактика рассказа, толи, действительно, настроение Царя Царей и без него было хорошим, но Куруш воспринял эту весть благотворно и мало того, тут же назначил Тиграна наместником Вавилона, что удивило не только самого Тиграна, но и всё окружение Повелителя Народов.

Тигран, с наигранной радостью воспринявший данное назначение, расценив это решение, как одно из двух. Либо, Куруш затеял против него очередную игру, с непонятными последствиями, либо, это просто, очередная блажь и со временем она пройдёт. Оказалось, и то и другое. Правда, выкрутиться Тиграну из хитросплетений придворных интриг, как ни странно, помог его ревнивый конкурент — сын Куруша, Камбиз.

Всего неделю пробыл Тигран на посту наместника «великой столицы богов», успев за это время, лишь штурмом взять мятежные храмы, с горсткой защитников и выполняя веление Куруша, вырезать там всех, включая сына халдейского царя Валтасара, после чего амбициозный Камбиз, буквально, затребовал у отца, назначить его, наместником в этом городе и Тигран, в каком это веке, не только не стал противиться, но и пошёл с ним на тайный сговор, всячески помогая наследнику занять эту должность.

Куруш поддался всестороннему давлению и скрепя сердцем, но затаив неладное, отпустил Тиграна в свою сатрапию, убеждая себя и своего главного советника по интригам Креза, что ещё ничего не кончено, а только начитается.

Осаждённый в Борсиппе Набонид, сдался на милость победителя сразу, как только тот, в первом же своём к нему обращении, пообещал не только оставить в живых, но и дать возможность править с ним в его «Стране Царств» совместно. Куруш сдержал своё обещание и вскоре, оставленный в живых Набонид, был сослан на правление, в одну из отдалённых провинций, где и помер своей смертью.

Глава сорок восьмая. Они. Сюрприз

Имея три разных мнения, по одному и тому же вопросу и совершенно разное настроение, путники покинули колдовской бабий Терем. Провожать их никто не вышел, открыли ворота и ладно. Кайсай, в состоянии, не то, до сих пор не выкарабкавшегося из глубокого шока, от всего пережитого, не то, с глубокого похмелья, ехал молча, лишь изредка, односложно отвечая, на настырные притязания «чернявой сволочи», и то, лишь, поначалу, а как первый лес проехали, вовсе замолк.

Калли же, как подменили. По язвительному замечанию Золотца, Кайсай, видимо, перестарался, прыгая на ней зайчиком, удовлетворив сестрёнку на год вперёд, только б не лопнула от привалившего счастья. Рыжий, её едкое злословье в свой адрес, оставил без ответа, ибо к озвучению оного, вовсе перестал подавать любые признаки в восприятии окружающего мира.

Матёрая орды любавиц, щебетала без удержи, прям, прихватил её словесный понос и из довольной жизнью девы, так и пёрли всякие сказки и легенды разных народов. Она пела и не будь верхом на коне, может быть и сплясала бы.

Кайсай, измочаленный телом, с не менее изжёванным мозгом, все её рассказы, впускал в одно ухо, тут же выпуская их в другое, на волю, не задерживая внутри своей опухшей головы, ни капельки услышанного.

Ехал грузно, тупо уставившись на уши своего Васа и ни о чём не думал. Вот, заставь человека ни о чём не думать, хрен получится, а тут и заставлять не надо было, голова, элементарно, отказывалась работать, как на приём всего снаружи, с последующим пережёвыванием, так и на выдачу, хоть чего-нибудь вовне.

Ничего не хотелось: ни спать, ни есть, ни пить. Даже, когда девы, останавливались слить из себя излишки употребляемой жидкости по пути, Кайсай, как заворожённый иль находясь под мороком, что прибил пыльным мешком по голове, продолжал тупо и малоподвижно сидеть в седле.

Его даже тормозить принудительно приходилось, так как, на веления Золотца голосом, он не реагировал, продолжая мерно плестись дальше. Притом, со стороны, что было удивительно, он виделся девам, наоборот, в глубочайшем процессе раздумий, занятый этим на столько, что полностью потерял связь с реальным миром.

Золотые Груди ехала также, в основном молча, но в отличии от Кайсая, действительно призадумавшись, и вид у неё был, почему-то, какой-то потерянный, виноватый, что ли, как будто из неё стервозный стержень вынули, а то, что осталось, выплюнули и это её очень обидело.

Сначала, она тоже заторможено реагировала на обращения к ней Калли, всякий раз, выходя из своих дум оторопелой, с видом, что, вот-вот, заплачет, но постепенно, вслушиваясь в сказки смуглянки, отвлеклась от своих «обидных» мыслей и к обеденной стоянке, вроде бы, даже ожила, возвращаясь до обычной своей кондиции, хотя, на самой стоянке, пока прислуга готовила еду, ушла в одиночестве бродить по лесу, на краю которого они остановились, вновь впадая в прежнее, «выплюнутое» состояние.

Кайсай, стащенный, чуть ли не силой с коня, упал на траву, вперив равнодушные глаза в небо, даже не щурясь от яркого солнца, сорвал травину и монотонно принялся грызть стебель, не проявляя никаких эмоций.

Калли присела рядом, что-то по жужжала над ухом, но видя, что он никак не реагирует на неё, не то, обидевшись, не то, единственная из всех осознавая, что с ним происходит, оставив его в покое, переключила неуёмное желание, в излиянии своего многословия, на девок прислуги, которые Матёрую, в этом дружно поддержали.

Молодой бердник прибывал в отключённом от всего мира состоянии, ровно до того момента, как до его, вроде, ничего не воспринимающего слуха, не долетело загадочное имя «Шамирам». На рыжего, как ушат холодной воды вылили, и он очнулся от оцепенения.

Какая-то неведомая сила заставила встрепенуться, прислушаться. Калли рассказывала девам историю великой царицы мира. С упоением, восхищением, обожанием. Постоянно, то и дело подчёркивая, что она была одной из древних любавиц и миром пришла править, именно с этих степей.

Казалось бы, что особенного в том, что молодая, амбициозная дева, поставила перед собой высокую цель, создав для себя культ, какой-то особенной представительницы её же круга, пытается подражать ей. Что плохого в том, что обворожительная, одарённая и балованная властью дочь степной царицы, хоть и приёмная, желает достичь вершин власти и быть похожей на мало кому понятную, великую Шамирам? Да, ничего.

Было бы ненормально, если б было по-другому, но вечно не дающее покоя чувство неправильности, всколыхнуло спящее сознание бердника и соскучившийся по работе мозг, лихорадочно накинулся, именно, на эту «Шамирам», точно определив, что в истории, рассказываемой Калли, что-то не так. Вернее, как почувствовал бердник, в ней, не всё так, и Матёрая, либо врёт, местами, либо, что-то не договаривает.

Ещё больше насторожило рыжего, то, что «любимая по терему», резко перешла на другую тему. Скачком. Непонятно. Он даже поднял голову и посмотрел, в чём может быть причина и причину увидел сразу. Из леса выходила растерянная Золотце.

То, что Калли, не смотря на всю фанатичность своего отношения к выдуманному культу, явно пытается держать его в тайне от собственной сестры, дало дополнительный тревожный толчок к пониманию неправильности услышанного и он, даже сел, задумавшись, но всё, к чему пришёл в заключении, так это то, что возникла крайняя необходимость, как можно больше и как можно скорей узнать об этой легендарной царице древности. Кто она такая и почему, вдруг, так взволновала молодого бердника?

Калли, он уже однозначно воспринимал, как врага, если и не жизни в целом, то в личной жизни, как пить дать. Узнав, кто была, эта столь обожаемая девой любавица, что натворила, чем прославилась, можно будет понять к чему так стремится и эта «чернявая тварь», получающая в жизни всё, что пожелает, по первому требованию, а зная, можно будет ей противостоять. Владеть замыслами врага — это уже почти победа, ну, или по крайней мере, возможность избежать поражения…

Следующий участок пути до ночной стоянки, Кайсай прибывал внешне в том же состоянии, что и раньше, но на самом деле, он теперь, наоборот, действительно, глубоко задумался. Думал он о разных вещах и по-разному, перескакивая с одного на другое, только, почему-то, мысли все были мрачными, а тон в этом, задали размышления на тему его собственного рождения и будущего рождения его детей.

Рыжий никак не мог согласиться с тем, что такая система правильна, что так нужно и необходимо. Кому, как не ему, мальчишке лишённому матери и отца, лишённому простого и беззаботного детства, знать, что это такое. Из него всю жизнь выращивали бездушного убийцу, не имеющего моральных барьеров и не знающего, что такое совесть, а он, оказывается, вырос в тонкого и чувствительного ценителя жизни, умеющего переживать, наверняка любить, сострадать и восхищаться. Что это, дед плохо учил? Или что?

Он поймал себя на мысли, что становится другим. В нём неожиданно проснулось то, что так отчаянно пытались вытравить с рождения — человечность. Да. Теперь он точно согласился бы с Куликом. Не все люди враги. Даже, не все враги одинаково враждебны и заслуживают смерти.

Вот к примеру, Калли. Враг? Враг. Если отбросить в сторону все непонятные заморочки, а посмотреть на неё по-простому, можно сделать вывод, что девка, ни с того ни сего, влюбилась в него по уши. При этом, он её ненавидит. Ну и что ж теперь, её за это надо убить?

Или Золотце. Не сказать, конечно, что он в неё влюблён, она, просто, очень нравится и непонятным образом притягивает, но в ответ то, он получает только невразумительную злость с её стороны, а иногда, даже откровенную ненависть, пусть и показную. Что её, тоже приписывать к врагам, как угрозу в недалёком будущем и уничтожить стерву, пока угроза не стала реальной? Бред какой-то.

Что-то сделалось с ним в последнее время? Толи, что-то надломилось, толи, наоборот, нечто проросло новое, неведомое. С другой стороны, если это, дальше расти будет, он вообще лишится абсолютных врагов, ибо начнёт видеть в каждом, нечто хорошее и доброе! Как же тогда убивать?

Дед, всю жизнь вдалбливал в его голову: все люди враги, все без исключения, только так, относясь к окружению, можно выжить. Он мельком взглянул на рядом ехавшую, с видом побитой собаки Золотце. Пригляделся, примеряя на неё свои суждения, и неожиданно сделал для себя открытие. А ведь у Арины, та же самая проблема, только, ровным образом, наоборот!

Она, дочь самой влиятельной особы степного мира, с детства была окружена материнской лаской и облизана всеобщей заботой, с ног до головы. Эта золотая девочка, наверное, до не давнего времени, вообще, всячески оберегалась от зла, а быть может, даже и не знала, что это такое и её сегодняшнее напускное состояние стервозности, не что иное, как защитная реакция на то, что реальный мир, в который она окунулась, вовсе не так радужен и беспечен, каким она его знала.

Своей надменностью и недоступностью, она пытается защититься и отогнать от себя людей, нагло ковыряя каждого, на предмет поиска зла и вражды, и безошибочно находя эту пакость, в каждом, по крайней мере, для себя. Кто ищет, тот всегда найдёт.

И похоже в ней, тоже произрастает новый росток, только не как у Кайсая, а наоборот. Его пугает осознание того, что в каждом можно найти хорошее, а её страшит то, что в каждом, можно найти плохое. «Кто же из нас прав?» — думал рыжий, — «все люди вокруг зло, а добро в них лишь исключение, или все люди есть добро, а зло, лишь, как редкая болезнь, которая не к каждому прилипает?»

Тут Кайсай посмотрел на Калли, которая тоже о чём-то думала и при этом, довольно улыбалась. Пытаясь и на неё примерить свою концепцию добра и зла, он сделал второе открытие. Есть, оказывается, люди, которым наплевать на всё это! Калли, не заморачивается, ни по поводу добра, ни по поводу зла. Она, просто, принимает и то, и другое, в зависимости от того, что идёт ей во благо! Может права Калли? Может, как раз, надо жить именно так? Относиться ко всем людям, как состоящим из двух половинок, из добра и зла? И критерием жизни, должно быть собственное благополучие, не зависимо от того, какая половинка, это благополучие тебе предоставляет: зло или добро?

Мучая самого себя неразрешимыми вопросами, он не заметил, как кавалькада подъехала к значимой в его жизни развилке. Проезжали её молча и Золотце, команды на остановку не дала. Но Кайсай, неожиданно встрепенулся, выходя из оцепенения философской паутины размышлений, среагировав на развилку, будто его кто позвал.

— Стойте, — громко скомандовал он, игнорируя всех командиров, бросая повод заводного коня и поворачивая Васа в лес, не оборачиваясь и наплевав на их возможную реакцию, тоном, нетерпящим возражений, велел — ждите меня здесь. Я скоро. И не вздумайте за мной идти. Отмывать от болотного говна, на этот раз, не буду.

— Кайсай, мы с тобой, — неожиданно заголосила Калли.

— Нет, я сказал, — жёстко отрезал рыжий, всё так же не оборачиваясь.

— Там Апити? — неожиданно взвизгнула, как-то, вдруг, ожившая Золотце.

Кайсай остановился. Обернулся, смотря на золотоволосую, недобро просверлив её взглядом, та же, напоминала большого ребёнка, который знает, что там игрушка, но её туда не пускают и игрушку не показывают, а хочется, аж всё тело зудом чешет. И так захотелось рыжему, всё зло своё ей продемонстрировать в словах красочных, но не успел.

— Кайсай, не хорошо таких дев красных, на дороге бросать, — послышался знакомый голос еги-бабы, откуда-то из леса.

Он резко обернулся. Прямо перед ним, упираясь рукой на ствол могучего дуба, стояла голая и весело улыбающаяся Апити, а за её спиной, возвышалось гигантское чудище, в два её роста высотой, с огромными мохнатыми ручищами и страшной мордой, непонятно на кого похожей, с ног до головы, заросшего зелёной плесенью, прилипшими палыми листьями, ветками и прочим лесным мусором.

Васа под Кайсаем, с перепуга так взбрыкнул, что рыжий вылетел из седла вверх, тут же поймав ветку дерева и повиснув на ней, ошарашено уставился на чудище лесное. Великан, медленно поднял веки из мха, вперемешку с травою… и Кайсай увидел круглые глаза лешего.

— Дед, — рявкнул со взвизгом, перепуганным голосом рыжий, спрыгивая на землю, — ты, кончай так пугать. Штаны то, не где тут стирать.

Апити расхохоталась и шлёпнула чудище, по его стволу-ноге рукой наотмашь. Кайсай повернулся к своим спутницам, желая успокоить, но их и след из леса простыл. Они суетливо метались в поле, на расстоянии уже, чуть ли не полёта стрелы.

— Ну, вот, напугал девок, — начал выговаривать рыжий деду, — теперь они мокрыми штанами, всю дорогу вонять будут.

Кайсай, немножко придя в себя и успокаивая колотившееся, как у зайца сердце, зашагал к еги-бабе. Обняться, поцеловаться по поводу встречи, косо поглядывая на видоизменившегося дедка, но Апити, как девка-молодка, вдруг, заигрывая подмигнула и юркнула за ствол старого дуба. Кайсай остановился, не понимая, что происходит.

— Что это с ней? — спросил оторопевший Кайсай у великана.

На что чудище лесное, не издав ни звука, отмахнулось веткой-рукой, как бы говоря «да, пропади ты всё пропадом» и развернувшись, побрело в чащу, тяжело переставляя ноги-стволы, с треском проламывая на ходу кусты, но при этом, не только ветка не сломалась, лист, ни один, не упал на землю.

Кайсай больше из любопытства, чем сознательно обдумано, прикусил язык и в сером мареве остановившегося мира, нетерпеливо кинулся за дуб, осторожно заворачивая за ствол, желая, хоть одним глазком, взглянуть на тот сюрприз, что приготовила ему там, хитро-мудрая еги-баба.

Сюрприз удался. Он сначала, от неожиданности увиденного, прикусил зажатый в зубах язык, а затем, от осознания сути этой предательской пакости, распахнул рот и застонал, возвращаясь в реальный мир.

Для Апити, его появление из не откуда, прямо перед носом, да, ещё с жутким стоном-скрежетом, тоже оказалось сюрпризом, и она завизжала так… ну, в общем, как умела и как рыжему уже приходилось слышать, ибо перед ним, стояла голая Смиляна, а не Апити.

— Дурак, — заголосила девка, врезав в его бронь обоими ладонями, — напугал, аж обмочилась.

— Сама дура, — завопил, не заставив себя долго уговаривать с ответом, Кайсай, при этом, еле выговаривая буквы, из-за травмированного языка, — я из-за тебя язык прикусил.

До драки дело не дошло лишь потому, что рядом с ними, раздалось идиотское хихиканье маленького щупленького старичка. Он стоял столбиком, с низко опущенными руками вдоль туловища и уморительно смешно тряся, лишь седенькой, редковолосой головой, издавал мелкое «хи-хи-хи» на выдохе и протяжное «хрю» на вдохе.

Залюбовавшись этим зрелищем, оба дерущихся, дружно залились хохотом, притом Смиляна, согнувшись и держась за живот, а Кайсай, упираясь в ствол дуба, лбом.

Дед перестал издавать смешные звуки резко и когда молодёжь тоже успокоились, то увидели перед собой грозно нахмурившегося, злобного лешего, который, буквально, взглядом дырку прожигал на Кайсае. Рыжий, от чего-то, схватился обеими руками за голову и сполз спиной по стволу дерева, усаживаясь за траву. Он тоже, как-то стразу стал серьёзным.

— А я ведь, почти сразу догадался, — признался он Смиляне-Апити, отрывая руки от лица, — как про тебя, старая Матёрая пытать стала.

— Ой, не ври, — не поверила Апити, окутавшись мутным облаком и становясь прежней еги-бабой.

— Честно-честно, — продолжил доказывать рыжий, — и знаешь, что тебя выдало?

— Ну ка, — уже встрял дедок, моментально превратившись из злобного в любопытного.

— Груди у тебя красивые, Апити, приметные. Ни у кого таких больше не видел.

— А я тебе говорил, — неожиданно разгорячился леший, — а ты не тронь, не тронь.

— И только? — удивилась Апити.

— И когда ты сказала, что у нас не получится, ты проговорила это, не Смиляной, а собой.

— Да? — удивилась Апити, — не помню.

— Только может мне объяснит кто-нибудь, зачем это всё было нужно?

— Как зачем, — улыбнулась Апити, укладывая обе ладони на низ живота, — я же тебе, вроде, всё объяснила?

— Но… Так ты… — потерялся в догадках Кайсай, — ты беременна?

Изумлению его не было придела. Голова пошла кругом.

— Но зачем? — всё ещё ничего не понимая, тряс головой рыжий.

— Как зачем? — встрял, материализовавшийся между ним и Апити леший, — ты разве не знашь, что от леших, детей у баб, не быват?

Кайсай на лешего не смотрел, будто его и нет, а пялился, непонимающим взглядом на мать своего будущего ребёнка. Та, только мило, беззаботно и как ему показалось, счастливо улыбалась.

— Но почему ты выбрала меня? — продолжал удивляться бердник.

— Это Лепша тебя выбрал, Кайсай, — спихивая всё на лешего, проговорила она, но тут же, вновь на лице изобразив некое заигрывание, добавила, — хотя, я, тоже не возражала. Ты ж у нас породистый, дородный, — и она вновь растянулась в улыбке, на все зубы.

Кайсай опустил взгляд на стоящего прямо перед ним лесовика и придурковато улыбаясь, заглянул в его, на этот раз, почему-то, испуганные круглые глаза.

— Лепша, — с некой нежностью проговорил рыжий, — а я и не знал, что у нежити, тоже кликухи водятся. Ты хоть понимаешь, Лепша, что это будет, может быть, единственный ребёнок, о котором, я точно буду знать, кто его воспитывает. Ты позволишь мне навещать его и баловать подарками?

— А вот это уже мне решать, — с наигранным гонором проговорила Апити, — ишь ты, баловать мне он его собрался.

— Не уж то откажешь? — столь же наиграно спросил Кайсай, поднимаясь на ноги.

И тут, вдруг, Апити стала серьёзной и с какой-то торжественностью произнесла, напомнив интонацией чем-то, царицу Райс:

— Если будешь таким, каким ты есть сегодня, наш дом всегда открыт для тебя, — и чуть оттаяв, и улыбнувшись, добавила, — отец.

— А я поменяюсь? — неуверенно и несколько испуганно спросил рыжий, толи, смена её интонации подействовала, толи, памятуя, что Апити не просто баба, а вещая еги-баба, да, ещё при нежити, сила страшная.

— Время меняет всё и всех, Кайсай, — ответила Апити, неожиданно, вообще, поменяв не только тон, но и голос и у Кайсая, не смотря на улыбку, от этого голоса, мурашки побежали по спине и голове.

От неожиданности, он даже рукой опёрся на ствол дуба, ибо его качнуло, а деда лесовика, вообще, как ветром сдуло.

— И только от твоих поступков будет зависеть в какую сторону, — тут она обмякла, улыбнулась несколько по-другому, как бы вспомнив, что-то весёлое, а затем, уже обычным своим голосом, добавила, — ладно, иди своих девок к столу зови, а то уж, извелись все.

От дуба до поля, Кайсай шёл, как в штаны наложил. Он неожиданно понял, что Апити — это не Апити и не Смиляна, и даже, не еги-баба. Он понял, что ничего не понял из того, кто же она такая. Нет, это не просто ведьма, она что-то больше. Ему, тут же вспомнились слова Матёрой Терема, про того местного лешего, что, как она предположила, кого-то сильно испугался. Да, кто же тогда эта баба, которую, даже нежить боится? Размышляя над всем этим и находясь в очередной раз в пришибленном состоянии, Кайсай добрёл до кучки перепуганных дев.

Короткое общение с двумя Матёрыми, быстро привело молодого бердника в чувство. Он оказался между двух огней, притом биполярных. Калли, узнав, что рыжий знаком с этим лешим, накинулась на него с мольбами о личном с ним знакомстве и плюнув на всех, отчаянно тащила Кайсая в лес, проявляя недержание всего на свете и чуть ли не топая ножкой.

Чернявая, похожая на кобылку, в нетерпении колошматившую копытом землю, в своём желании побыстрее познакомиться с нежитью, то и дело цеплялась за руку Кайсая, таща его в лес, уже в приказном тоне требуя бросить тут, эту трусливую дуру.

Золотце же, наоборот, упёрлась, как коза перед крапивой, ни в какую, не желая в этот лес и ногой ступать, а услышав от сестры, что она дура, да, ещё трусливая, кинулась в драку, которую бердник с огромным трудом предотвратил, встав между ними.

Кайсай разрывался, отмахиваясь от назойливости и удерживая одну, и уговаривая, чуть ли не таща волоком, другую. Наконец, Золотце встрепенулась, вырываясь из его рукодомогательств и внезапно для всех, задала вопрос:

— Кайсай, — злобно смотря на лес, проговорила она резко, — а почему Апити голая к нам вышла?

Это было неожиданно, в первую очередь потому, что все переговоры и уговоры, так или иначе, касались только лешего, а про Апити, как бы и забыли. Рыжий сначала стушевался, не зная, как объяснить и стоит ли, вообще, это делать, но видимо, наконец, и вправду психанув, заявил деве, глядя в её зелёные глазища:

— Знаешь, что Золотце, пойди и спроси сама, — прошипел он злобно, — она всегда так ходит. Мне, лично, не говорит, сколько бы я не спрашивал.

С этими словами, он резко развернулся и быстрым шагом двинулся в лес. Калли засеменила следом. Золотце постояла, набычившись какое-то время, а затем, кинулась догонять.

У дуба Апити не было. На хорошо известной поляне, избушки тоже не было. Кайсай остановился. Огляделся и отойдя чуть в сторону, уселся на поваленное дерево.

— Ты что уселся? — накинулась на него неугомонная Калли, с опаской озираясь по сторонам, — куда идти-то?

— Пришли уже, — буркнул Кайсай и отвернулся, всматриваясь в чащу леса.

Девы обе вытянули шеи в том направлении, куда он смотрел. Голос Апити раздался с другой стороны, как и ожидал Кайсай.

— Кайсай, красавчик ты мой, — ласково защебетала еги-баба, — ну, что ж ты девок там мусолишь, к столу не зовёшь?

Все трое резко повернулись на голос и замерли. Избушка стояла на прежнем месте. Голая Апити, эдак скрестив ножки, прибирала что-то на своей голове, производя непонятные, быстрые движения пальцами. Не то, пере заплетала свои волосы на затылке, не то,блох ловила.

В лучах солнца, она была обворожительна. «Интересно», — подумал Кайсай, — «как ей удаётся сохранять своё тело белоснежным, постоянно расхаживая голой под солнцем?» Тут его размышления прервала самым беспардонным образом чернявая:

— А где леший? — спросила она рыжего шёпотом, наклоняясь к самому уху.

Кайсай тяжело вздохнул, как бы говоря «как ты меня уже достала» и повернувшись в лево, даже не осознав, что угадал, обратился к стоящему чуть поодаль, щупленькому дедку:

— Дед, — простонал он мученически, — поговори с ней, а то она меня уже замучила, познакомь, да, познакомь.

— Не хочу, — буркнул дед, почему-то скорчив морду недовольного и обиженного ребёнка.

Калли, похоже, даже не слышала лешего. Она, как загипнотизированная, с широко открытыми глазами и ртом, не мигая уставилась на лесовика.

— Леший! — наконец прошептала чернявая восторженно, — настоящий!

Дед исподлобья зыркнул не неё и тут же поделился с Кайсаем своими впечатлениями:

— Она мне не нравится.

Бердник, хотел было тоже сказать, что-то в этом роде, но лишь развёл руки в сторону. Звучный, повелительный голос Апити, враз расставил всех по местам, вернее рассадил.

— Ну, я что, сорок раз стол накрывать буду! Ну ка, быстро все расселись.

От такого Кайсай, аж подскочил с дерева и чуть ли не бегом поспешил показывать всем пример. Только подойдя к Апити и расплываясь в улыбке, рыжий обратил внимание, что возле избы, действительно стоит стол, которого раньше у еги-бабы не было, и это произведение резного искусства по дереву, ломилось от яств.

В общем то, застолье получилось крайне пёстрым в своём поведении. Кайсай, как самый голодный, накинулся на еду, как будто его год не кормили. Апити, кружилась над ним, как непонятно кто. По крайней мере, Золотце, за ними наблюдающая, никак понять их взаимоотношений не могла. Она смотрела на них широко распахнутыми глазами, то и дело переводя взгляд с Кайсая на Апити, с Апити на Кайсая.

Голая баба кудахтала, над всё пожирающим рыжим обжорой, постоянно, то подкладывая, что-нибудь, то предлагая попробовать, то или иное, и когда тот с удовольствием накидывался на предложенное, тут же ласково гладила его по голове, как любящая мать единственного сыночка, но тут же, пристроившись рядом, прильнула к нему, заглядывая в рот, как соскучившаяся по мужу жена.

И Кайсай, сволочь такая, вёл себя, как раз, как муж, а не как переросший сыночек. С некой заносчивой гордостью, мельком посматривая на суматошную Апити и ехидно при этом, нет-нет, да, поглядывая на обалдевшую Золотце, в которой мало того, что изначально была посеяна неприязнь к этой бабе, из-за непонятно чего, а тут ещё и ревность взыграла, необъяснимо откуда взявшаяся, да, к тому же, самая настоящая.

При том, по её виду, она уже была на приделе закипания и вот-вот каким-нибудь образом взорвётся: либо глаза обоим по выцарапывает, либо сбежит с дуру, так, что не поймаешь. Апити медленно поднялась, упираясь на стол руками и уставившись в упор на закипающую боевую деву, рявкнула голосом и тоном злой Райс:

— Ну-к, остынь!

Кайсая, аж передёрнуло и из рук, чуть очередной кусок не выпал, что уж там говорить о Золотце. Ту, буквально, подкинуло, на чём сидела и вид у неё стал, будто чем подавилась, хотя куска в рот не взяла.

— Кайсай, — обратилась еги-баба уже к рыжему, но не меняя тона, — иди к, погуляй, хватит жрать, а мы с твоей золотой девочкой, тут переговорим.

— Может наоборот? — попытался сгладить напряжённость Кайсай, изобразив на лице придурковатость, стараясь сбить Апити с боевого тона, — я поем, а вы погуляете.

Апити не ответила, а лишь повернула к нему голову. Рыжему этого хватило.

— Ладно, ладно, — запричитал он, отступая, но при этом, захватывая продовольственные трофеи обоими руками.

Покинув стол, рыжий оглядел поляну и только тут заметил, что Калли, оказывается, за столом не было и похоже давно, так как она, увлечённо, не обращая внимания на окружающих, резалась в кости с Лепшей на другой стороне поляны и судя по азарту, выигрывала у деда, что тут же насторожило Кайсая и озадачило, и на какой-то миг, он даже забыл о надвигающейся грозе в районе обеденного стола, но к «чернявой сволочи», он приближаться, сразу отказался, а от стола, его выгнали и он, тяжело вздохнув, побрёл в лес, в сторону выхода.

Шёл медленно, прогуливаясь, а за одно доедая прихваченное. Как только молодой бердник скрылся в лесу, на него, вдруг, откуда не возьмись, навалилась апатия. Или это сытость сыграла с ним злую шутку, или спокойствие и безмятежность окружающего леса, не понятно.

В голову полезла всякая чушь и при том, вся какая-то нехорошая. Догрызая запечённую, жилистую лапу непонятного зверя, похоже зайца, он добрёл до того самого дуба, где их встретили и усевшись на траву, опёрся на ствол спиной.

Оставшись один, Кайсай, с удивительной остротой, осознал собственное одиночество в этом мире. Поразился он, простой с виду вещи. Всю свою осознанную жизнь, он, по сути, был одинок, но никогда, дискомфорт от этого, не испытывал. Это было нормой. Наоборот, любое чужое вмешательство в его жизнь, раздражало. А теперь, вокруг него всегда так много народа и для всех он, так или иначе, оказался нужным, востребованным и как воин, и как мужчина, но сейчас, его раздражает именно оторванность от других, одиночество.

Вот, стоило ему отойти чуть в сторону от них всех, сесть, вот тут, под деревом и понял рыжий, что оказывается настоящее одиночество, как явление, проявляется именно в толпе, казалось бы, знакомых и по-своему близких ему людей! Он нужен им, лишь для них самих, все лишь норовят использовать его для своего блага, для решения своих запросов, для достижения каких-то своих целей.

Молодой бердник мысленно обвёл взглядом всех, кого знал и обречённо констатировал — у каждого своя и только своя жизнь, и каждый живёт для самого себя, и никто из них, не живёт для кого-то другого.

Странно, как-то, устроен этот мир, думал Кайсай. С одной стороны, все стараются жить вместе, но вместе с тем, каждый сам по себе. И тут впервые, рыжий задал себе вопрос, а для чего живёт он? Что он хочет от жизни?

В сего пару лун назад, он был уверен, что его жизнь — это беспрестанный бой с врагом, без страха и упрёка, но, как же всё, за последнее время, поменялось.

Он вдруг понял, что ничего не понимает в той жизни, что бурлит вокруг, кипит, любит и страдает, переживает и ненавидит. Жизнь каждого, утопает в эмоциях и при этом каждый, чего-то хочет. Кто-то, сидит и ждёт, когда то, что он хочет, свалится ему на голову, кто-то, проламывает лбом все преграды, нахрапом устремляясь к цели, кто-то, просто берёт, то, что хочет, никого не спрашивая, кто-то, наоборот, всех спрашивает, но всё равно не берёт, даже если дают. Какие они все разные, какие они все странные. А что хочет он?

С детства хотел стать бердником, ну, вот, он стал им. Мечтал о том, как став взрослым, будет выполнять сложные и опасные задания, вдали, в гордом одиночестве, в кровопролитных боях, в которых он всегда, в мечтах, одерживал сокрушительные победы и вот, первое задание уже ждёт его. Что ему ещё нужно? Нужна такому человеку семья, дети? Нет. Он не принадлежит этому миру, где всё это есть, он воин другого мира, где ничего этого нет.

И тут молодому берднику, показалась очень правильная система детей Вала, ведь это, пожалуй, единственная возможность оставить, таким как он, своё продолжение в будущей жизни. Таков, наверняка, был его отец. Кто он? Жив ли? Даже если жив, то, вряд ли думает о нём, наверняка, даже, вряд ли знает, вообще, о его существовании.

Может это и правильно. Как он теперь пойдёт на смерть без страха и сожаления, когда точно знает, что у него будет ребёнок, здесь, в этом лесу, которого будет растить непонятная колдовская баба и нежить, в виде лешего? Как?

Зачем он забивает себе голову красавицей Ариной? Если у неё ещё есть какая-то возможность бросить воинствовать и завести семью, детей, то у него то, такой возможности нет. Как он может завести семью, если постоянно будет где-то далеко, постоянно ходить по лезвию ножа и годами пропадать в неизвестности.

Его судьба — повторить судьбу Деда, Олкабы и им подобным. Тут его объяла внутренняя пустота, безысходность и щемящая тоска, замешанная на полной темноте беззвёздной ночи. Он сложил руки на колени и безвольно опустил на них голову.

— Ты правильно меняешься, — послышался голос той, не понятной.

Но Кайсай, на этот раз, никак не отреагировал. Он даже не удивился её приходу. Ему было всё равно и абсолютно безразлично.

— Оставайся каким, — продолжила она, — не надо тебе повторять судьбу отца, Деда и Олкабы.

Вот тут рыжий встрепенулся и медленно поднял глаза, на стоящую перед ним голую Апити. Теперь, он даже не сомневался, что эта «нечто» слышит его мысли, как свои.

— Кто ты? — спросил он хриплым, не своим голосом.

На что Апити развела руки в стороны и ответила:

— Я, мать твоего будущего сына.

— И как я к тебе должен относиться?

— Ты чё, Кайсай, совсем одурел, чё ли? — взвилась на повышенных тонах еги-баба, уже своим привычным голосом, — я же сказала, как к матери своего ребёнка.

Рыжий замотал головой, как бы сбрасывая с себя наваждение.

— Так ты что теперь, жена моя, что ли?

Апити залилась звонким девичьим смехом, а в лоб Кайсаю, прилетело, непонятно что, да, такое увесистое, что аж искры из глаз посыпались и затылок засаднило, от удара головой о кару дуба. Очнувшийся в нём бердник, на автомате, даже сам от себя не ожидая, прикусил язык и в сером мареве прыгнул рыбкой в сторону, точно угодив в ноги плюгавенького старичка, сбив того с ног, и лесовик, со всего маха, врезался лбом в могучий корень дуба, торчащий из земли.

Кайсай крутанулся, вскакивая на ноги и тут же был пойман за шкирку чей-то непостижимо сильной рукой. Отпустил язык и оказался в руке грозной Апити. В другой руке у неё висел леший, ухватившийся обоими ручками за лоб.

— Всё, — проговорила Апити голосом «нечто» и отпустила обоих.

Кайсай обмяк, но после раскисающих и безысходных дум, сейчас в нём кипела настоящая ярость, готовая вцепиться в горло хоть кому, хоть нежити, хоть самому богу, ему было наплевать, ярость требовала выхода, приложения, разрядки.

Он исподлобья сверкнул этой яростью на дедка, но тут же, всю злость, как рукой сняло. На лешего жалко было смотреть. Он стоял столбиком, руки по швам, глазки, как у побитой собаки, на лбу шишак вырос. Кайсай приложил руку к своему лбу, на котором не только зрела шишка, но и саднила приличная рана и почему-то, тут же представил их с дедом со стороны и внутренне улыбнулся, представленной себе картины.

— Так, — проговорила баба своим привычным голосом, — давайте сразу расставим всех по своим местам. Ты, — указала она на Кайсая, — мне не муж, а лишь отец нашего ребёнка. Он мой муж, — указывая на лешего продолжила она, — понятно?

— Понятно? — ехидно передразнил её старичок и тут же получил по затылку оплеуху, от разошедшейся еги-бабы.

— Ни хрена не понятно, — злобно огрызнулся Кайсай, — разве так бывает?

— А это, что перед тобой? — тоже уже переходя на ор, развела руками Апити.

— Хрен его знает, что это! — то же заорал рыжий, не успокаиваясь.

— Вот у хрена и спрашивай, раз он знат — встрял леший, голосом обиженного ребёнка, — чё ты нас то пыташь?

— А я у тебя, хрен, и спрашиваю, — съязвил Кайсай обращаясь к деду, опять начиная заводиться.

— Тихо! — гаркнула Апити, да, так, что листья на деревьях в испуге дёрнулись, а леший, тут же пропал, как и не было.

Она повернулась к Кайсаю и уже спокойно и даже ласково проговорила:

— Кайсай, мальчик мой, давай, ты потом во всё этом разберёшься, со временем. Хорошо?

Кайсай поник головой. Отвечать не стал. Еги-баба продолжила:

— А тепереча, забирай своих жён, обоих и вали по добру по здоровому. Пора вам.

Это заявление, сказанное спокойным и жалостливым голосом, разом остудило рыжего, в отличии от её ора, будто ушат холодной воды на голову вылили. Теперь, настала очередь округлять глазки Кайсаю. Он выпятился на еги-бабу, не то в ужасе, осознавая пророчество этой ведьмы, не то обалдевая от радости предсказания, но в обоих случаях, чётко осознав, что это «нечто» не шутит и так всё и будет.

— Обои? — переспросил он и сам ужаснулся своего голоса, ибо почти точь-в-точь получилось, как у лешего.

— А чё? — хитро прищурившись и растягиваясь в предательской улыбке, спросила баба, — слабо чё ли? Я, вроде, тебя проверила, потянешь.

— Да, как же можно? — уже не так самоуверенно и по интонации в голосе, уже согнувшийся под тяжестью такого подарка судьбы, спросил рыжий.

— Да такому распиздяю как ты, рыжий, всё можно, — развеселилась Апити, став прежней и знакомой ему еги-бабой, — одну ты уже обрюхатил, вторая не за горами, только вовремя сбегай, чтоб не прибили они тебя, на пару.

И она залилась весёлым смехом, таким заразным, что Кайсай не выдержал и тоже растянулся в улыбке, правда, тут же схватившись за разбитый лоб, так как натяг кожи на лице, разом отразился на «дедовом благословении», давая понять, что не всё в жизни мёд, бывает и дёготь.

Своих «жён», а с этого момента он стал к ним относится только так и никак иначе, он нашёл за столом. Они сидели рядом друг с другом и о чём-то тихо разговаривали. Кайсай обошёл стол и уселся напротив, сразу же обратив внимание на то, что обе Матёрые зарёваны, до такой степени, будто уж дня три воют тут, напропалую, но увидев улыбающегося рыжего с кровавым рогом на лбу, синхронно прыснули и улыбнулись.

У зарёванной Калли, на лбу нарисовался синяк и Кайсай, почему-то сразу подумал про шелбан от лешего, а тут и он с торца стола нарисовался, собственной персоной, растягивая улыбку от уха до уха, с огромной шишкой на лбу, прямо по центру и тут уже, все разразились истеричным хохотом, тыкая друг в друга пальцем и утирая слёзы, брызнувшие из глаз, притом разрядка была на столько долгой, что Апити пришлось вмешаться, кого-то просто утихомирить подзатыльником, таких как Кайсай и Лепша, а девок пришлось, отпаивать ключевой водой. После чего, все такие красивые и разноцветные, стали прощаться.

Калли и Апити попрощались просто, подержавшись за ручку, а вот перед лешим, чернявая неожиданно встала на колени и чмокнула его в щёку, от чего у деда глаза вылезли на лоб и нежить, даже, покраснела, скосив глаза, на наигранно злого Кайсая, стоявшего рядом, выставившего руки в боки.

Апити и Золотце расцеловались, прям как подруги, при этом Апити, что-то тихо ей нашёптывала, видно давая последние наставления, а с лешим, Золотце, попрощалась, как раз, подержавшись за ручку.

Настала очередь прощаться Кайсаю. Он, распахнув объятия и растянув улыбку, двинулся на лешего. Воздух схлопнулся, и дед исчез. Кайсай хлопнул себя по коленкам, мол, вот досада, тут же повернулся к улыбающейся Апити и обнял её одной рукой, а из второй, сзади свернул кулак, угрожая кому-то не видимому. Апити поцеловала его в щёчку, погладила по голове и проговорила вполне дежурно, но тихо, так, чтоб слышал только Кайсай:

— Не забывай нас.

— Забудешь вас тут, — огрызнулся рыжий, — как не заглянешь, так жизнь кувырком и каждый раз, в разную сторону.

— Будь таким, — неожиданно проговорила еги-баба достаточно громко, что, конечно, для всех стоящих вокруг, было не совсем понятно, но только не для Кайсая.

Он ничего не ответил, лишь печально взглянул в её глаза, тяжело вздохнул, развернулся и зашагал с роковой для него поляны, на следующий виток своей бурной жизни.

Глава сорок девятая. Они. Доклад

Всю оставшуюся, до девичьего царства дорогу, Кайсай находился в странном состоянии растерянности. Разглядывая, то одну, то другую Матёрую, он постоянно гадал над словами Апити. Как эти две непримиримые девы, могут стать его жёнами? Одновременно? По очереди? Что имела ввиду еги-баба?

Против Золотца, он, в принципе, ничего не имел, но Калли! Ненависть к ней в его душе, меньше не стала, как он не старался себя убедить в её добропорядочности. Да, она явно благоволила ему и всю дорогу, то и дело оказывала знаки внимания, взглядами, жестами, проявляя излишнюю заботу и чуткость, к тому же, Апити заявила, что чернявая беременна от него, что она сама, пока, вряд ли знала! Это тоже накладывало свой отпечаток и несколько изменило его точку зрения, на эту грудастую гадину.

По законам поляниц, насколько он узнал, осторожно выспрашивая дев сопровождения, Матёрым, в отличии от прочих воительниц, семьи были разрешены официально и это никак не влияло на их статус. Но с другой стороны, беременность и рождение ребёнка, сказывается на её, так сказать, профессиональной деятельности, тем более, Райс предупреждала обоих, что коли в подоле принесут, то выкинет из Матёрых к какой-то там матери.

Но если так, то зачем Калли это нужно? Что она задумала? А что если, она сознательно легла под него, чтобы забеременеть, и поставив царицу перед фактом, потребует у Райс связать её законным браком, именно с ним, как с отцом ребёнка, помимо его воли и желания? Надо срочно узнать, на сколько это возможно. Только у кого? И зачем ей это нужно? Зачем?

Золотце, весь остаток пути, вообще, выключилась из круга общения. Она о чём-то напряжённо думала и явно не о Кайсае, закупорившись в свою скорлупу непроницаемой недоступности, ни разу, даже не взглянув на него, сколько бы рыжий за ней не наблюдал. Вообще, боевая Матёрая, после разговора с Апити, перестала быть сама собой, а может, наоборот, стала, как раз такой, какой была всегда.

Она резко преобразилась. Такой, он её ещё не знал. В ней не было привычной наигранной стервозности, напыщенного снобизма, как бывало, она стала, просто, настоящей Матёрой боевой орды. Без эмоциональной, расчётливой, думающей. Для неё всё окружение, как бы перестало существовать, или, вернее, стало обыденным и необходимым настолько, насколько требовала обстановка, а обстановка не требовала в этом окружении нужды, поэтому и превратилась, в ничего не значащее сопровождение, размышляющего полководца.

Серьёзная, собранная, целенаправленная. В первые, Кайсай, увидел в ней не деву, а воина. Настоящего, закалённого боями воина, хоть молодого и обворожительно красивого с виду. Впереди скакал полководец, готовый не просто глотку драть в атаке, а расчётливо вести за собой бесчисленные орды.

Она даже внешне резко изменилась, повзрослела. Это было так необычно. Если он раньше подозревал, что Золотые Груди получила титул Матёрой, только благодаря своей родословной, как любимая дочь могущественной царицы, то сейчас, он все прошлые измышления на этот счёт, вынужден был взять обратно.

От неё повеяло некой силой. Она и на коне держалась по-другому, слившись с ним самым естественным образом, и даже, сам конь походку сменил, став более грациозным и изящным. Теперь, Золотце вызывала у Кайсая чувства восхищения, признание безоговорочного лидерства и глубочайшего уважения.

Достигнув Дикого Поля, выяснилось, что сборная орда Агара, благополучно снялась со стойбища и отправилась в свой очередной поход в земли заходящего солнца, делить там, какие-то столы. Только тут, в первые за последние дни, Золотые Груди обратила внимание на молодого бердника, и то, как обратила, она с высоты своего положения и исходя из рационализма, в буквальном смысле, повелела ему проследовать с ними и поставить свой походный шатёр, где-нибудь поближе к их лесу, на что Кайсай, в общем-то, согласился.

Он и без её приказа не собирался оседать тут в гордом одиночестве, наоборот, хотел перебраться в их лес и даже думал спросить, у той же боевой девы, где бы там, поближе, можно было устроиться, только так, чтоб это было вполне безопасно для него, не возбуждая махровых «мужерезок» на крамольные деяния, относительно поселившегося по соседству мужика.

Добравшись до заветного леса — царства поляниц, Кайсай остановился на краю, думая, по наивности, что вот тут они и будут прощаться, но девы въехали в лес, не собираясь останавливаться, а Золотце при этом, даже не оглянулась, только Калли обернувшись, уже издали и на ходу, весело крикнула: «Ну, что встал, догоняй!». Рыжий помедлил, но затем, убедив себя, что он, всё-таки, бердник самой Райс и, наверное, проход для него столь же открыт, как и для Матёрых, тронул Васа и въехал в лес.

Шёл шагом, осторожно, на всякий случай, оглядываясь по сторонам, памятуя о словах Шахрана, сказанных им при его прошлом здесь появлении, что «эти сначала стреляют, а потом спрашивают». Бердник, стараясь всем своим видом показать спокойствие и отсутствие агрессивности, почему-то не собираясь догонять ускакавших вперёд, ожидая, что его, вот-вот, встретят «мужеубивалки» и проводят, как в первый раз, но тут же сообразив, что если не встретят, то он, попросту, не знает куда ехать. Кайсай, разом заметался и принялся искать следы, скрывшихся уже попутчиц.

Комитет по встрече, действительно, объявился в лесу, где-то в средине пути, но девы стояли в стороне и только внимательно и с нескрываемым любопытством, разглядывали молодого воина, но ни приближаться, ни останавливать его не стали.

Только заметив вдалеке большой банный шатёр и ожидавших у его входа Золотце и Калли, уже без лошадей и дев сопровождения, мужчина несколько успокоился, поняв, что, кажется, умудрился не заблудиться и не пасть смертью храбрых от стрел, никогда не промахивающихся поляниц.

Как только он спрыгнул с Васа перед Золотыми Грудями, та, тут же, грозно и даже, где-то недовольно, повелительно высказалась:

— Ну, и что ты там застрял? Я что ли за тебя доклад Матери делать буду?

И не собираясь выслушивать его блеяние в ответ, развернулась неспешно и надменно вошла внутрь. Калли, вполне мило улыбнулась и погладив Кайсая по руке, утешила:

— Не обращай внимания. Толи ещё будет, когда она закуманится. Мужик мужиком.

С этими словами, чернявая взяла его под руку и повела следом за сестрой, продолжая разговор по пути:

— Да, накрутила ей Апити хвост, прям, вторая Райс стала, — неожиданно перейдя на урартский, тихо замурлыкала она, — удивляюсь, как эти две, абсолютно одинаковые бабы, я имею ввиду Райс и Апити, умудрялись сосуществовать вместе, да, ещё дружить, при их то характерах.

— Ну, может быть, это сходство их и роднило, — буркнул Кайсай, так же на урартском, явно раздражённый, всеми последними обстоятельствами своего путешествия.

— У мужчин, да, — продолжила светский разговор на своём родном языке Калли, стараясь быть, как можно мягче и любезнее, — такое возможно, но у женщин — никогда.

Так, мило разговаривая и неспешно пройдя круглый коридор, они подошли ко входу с охраной. Вооружённые девы не дёрнулись, как в первый раз, а лишь напряжённо и с любопытством разглядывали незнакомца, которого под ручку вела Матёрая любавицкой орды. На этот раз и раздеваться не пришлось, они, не останавливаясь, прошествовали мимо стражей под ручку.

Только протискиваясь между охранных огней, Кайсай сунул «стражу-мужерезке» под нос кулак, с перстнем на пальце, от чего, та ощутимо вздрогнула, видимо, не ожидая подобного жеста и округлив глаза, как пить дать с испуга, замерла, мгновенно налившись бордовым цветом. «Эх, с каким бы наслаждением она бы меня прирезала», — подумал тогда Кайсай.

Войдя внутрь, бердник понял, почему никто не раздевался. Баня не топилась и вообще, похоже, была превращена, в некий зал приёма или совещаний. У лежака царицы, на котором та сидела вся в золоте, стояло и сидело несколько золотоволосых дев, а перед ними, стояли, какие-то, два мужика, судя по одежде, очень важные или по крайней мере, дорогие особы. Мужчины в полусогнутом положении, о чём-то не громко говорили.

Золотце, уже поздоровавшись со всеми, подвинула золотоволосых дев и расселась на своём законном месте, справа от Матери и судя по позе, просто, отдыхала, не интересуясь темой данного собрании.

— Может мы не вовремя? — почему-то по-персидски спросил бердник у Калли, пытаясь освободиться от её руки.

Но не тут-то было. Чернявая, только ещё сильнее вцепилась в его руку и прижимаясь к нему своей большой и мягкой грудью, как бы для того, чтобы сказать ему на ушко, ответила, но только опять по-урартски:

— Витязь, ты прошёл такой ритуал, что тебе можно, теперь, присутствовать при любом разговоре здесь, даже, если мы говорим о своём, чисто женском и интимном.

Она демонстративно рассмеялась, подводя его к группе гостей, которые разом прекратили беседу, поднялись на ноги и все, с удивлением пялились на сладкую парочку, вальяжно обходящих пузырчатый камень силы.

Калли отцепилась от рыжего, только когда подвела Кайсая вплотную и ритуально поприветствовав присутствующих, поздоровалась и поцеловалась с царицей, после чего, устало плюхнулась на своё место.

С их приходом, гости и золотоволосые, среди которых Кайсай впервые увидел Райсовых вековух, как-то, скоропалительно и сконфуженно откланялись, и все, как один, удалились. Рыжий, проводя их взглядом до выхода, повернувшись к царице, низко поклонился и видя улыбающееся лицо степной царицы, в котором читалась неподдельная радость от лицезрения его особы, в нём неожиданно проснулся прежний Кайсай, и он тут же, не преминул позубоскалить, притом, за одно и блеснуть своими познаниями языков:

— Будь здрава, царица Райс, — начал он по-персидски, вальяжно и на распев, — да будут благословенны твои дни и ночи, и радуют тебя, дети твои, — с этими словами, он поочерёдно взглянул на мило улыбающуюся Калли и ехидно скривившуюся и отвернувшуюся от него Золотце, — по твоему царскому указу, кой знаком судьбы был воспринят рабом твоим, изнасилован я был ордой девичей, до потери сознания.

Райс залилась искренним смехом, давая понять, что она прекрасно понимает этот язык и при этом, запустила одну из своих подушек в зубоскала, которую он тут же поймал, подмял себе под задницу и уселся на неё, поблагодарив, за столь ценное подношение, но поблагодарил уже, на родном языке. Тем не менее, царица заговорила с ним на урартском, всё так же, благосклонно улыбаясь:

— Я смотрю, мой мальчик, Калли хорошо сделала своё дело. Как тебе Терем? Понравилось?

— Как тебе сказать, царица, — начал отвечать он ей так же по-урартски, укоризненным взглядом посматривая в сторону Калли, — Калли, например, не только выполнила всё, что от неё требовалось, но и кажется, перевыполнила всё, что смогла.

— Вот как? — снисходительно проговорила Райс на том же урартском, повернувшись к своей приёмной дочери и в её взгляде, бердник узрел некую тревогу, а может и догадку.

Чернявая несколько стушевалась, но промолчала, а затем, скривившись, вернула укоризненный взгляд Кайсаю, одними глазами обвинив его в мелком и недостойном для мужчины предательстве. Рыжий стушевался взаимно и подумал, а надо ли говорить царице о беременности Кали и двойном замужестве, предсказанном Апити? Может немножко подождать? Или действительно, совсем утаить? Никто же не знает, о чём он говорил с еги-бабой наедине. Моментально обдумав это всё, бердник решил прикусить язычок на эту тему.

Разговор вёлся на урартском и Золотце, ничего не понимая, лишь следя за их напряжёнными и кривящимися лицами, заметно нервничала, но сделать замечание Кайсаю, а тем более маме, по этому поводу, всё же не решилась.

— Твоя просьба исполнена, — выпалил рыжий, нарушая зловещее молчание и недоброе переглядывание, сам при этом, потупив взгляд, — извинения Апити принесены, как ты и просила.

Говорить про Апити с царицей, ему, всё так же не хотелось, как и раньше, но это первое, что пришло в голову из отвлечённого, что могло резко поменять неблагоприятный ход дальнейшего разговора. А тут ещё, ему на помощь пришла Золотце:

— Мы видели её Матерь, — сказала она с таким тоном, будто видеть её, означало, что «всё пропало».

Райс резко перестала подозрительно сверлить Калли и явно заинтересованно обернулась к Золотцу.

— Ты её видела? — переспросила Райс, распахивая свои красивые не погодам глаза, делая ударение на слове «ты», не то, с высшей степенью удивления, не то, не веря собственным ушам.

— Да, мама — глухо подтвердила Золотце, в миг становясь самой покорностью и переводя взгляд на Кайсая, добавила, как бы говоря, что здесь лишние уши, — но это личное.

Эти, казалось бы, ничего не значащие слова, неожиданно произвели странный, по соображению бердника, эффект, противоречащий недавнему утверждению Калли, что он может присутствовать здесь, при любых разговорах. Чернявая вздрогнула, резко выпрямилась, с удивлением посмотрев сначала на Золотце, затем на царицу и тяжело вздохнув, стала подниматься с полога, при этом мельком кинув Кайсаю:

— Пошли.

Кайсай, ничего из происходящего не понял, но последовал примеру чернявой, тоже поднявшись на ноги. Как выяснилось позже, такой диалог, был из рук вон выходящий. И то, что Золотце назвала при посторонних царицу мамой, для всех присутствующих, служил неким сигналом, что всем необходимо покинуть помещение, потому, что начинался семейный разговор, других ушей не касающийся. Калли сама не редко пользовалась подобным приёмом, когда о её разговоре с царицей, не желала распространяться и делиться ни с кем.

— Ты полагаешь, что им не следует знать? — неожиданно спросила Райс у дочери, но в место Золотца ответил сам бердник.

— Матерь, ты, прости меня, но когда Апити говорила с Ариной, то меня выгнала, а значит то, о чём она с ней говорила, моих ушей не касается.

Он замер и напрягся, как пружина, потому, что при слове «Арина», все трое дёрнулись так, что он даже решил, что они, сейчас, одновременно кинутся на него и зацарапают. Вновь наступило, какое-то, натянутое молчание. Напряжённое. Кайсай смотрел ровным, немигающим взглядом на Райс, соображая, что опять опростоволосился. Райс, разглядывала бердника бегающим по нему взглядом, явно обдумывая, что и как сказать. Золотце прожигала в нём дыру и казалось, вот-вот заплачет, от нахлынувшего на неё негодования. Наконец, царица решилась:

— Я не буду тебя спрашивать откуда. Догадываюсь. Но прошу, больше никогда не называть её так.

— Я услышал тебя Матерь, — ответил Кайсай, низко поклонившись, — никогда. Я прошу разрешения, побыть некоторое время между шатрами, а если понадоблюсь, позовёте.

— Хорошо, — уже спокойно произнесла царица, явно довольная бердником и его поведением, а может и своим решением, так легко сгладив очередной конфликт, который, мог разразиться прямо у неё на глазах.

Кайсай вышел в след за Калли, по пути обдумывая, о чём ему сейчас предстоит, с этой обиженной ведьмой разговаривать, но на его удивление, чернявая не осталась в меж шатровом проходе, а вышла из бани совсем, даже не обернувшись на него.

Он остался один. Сначала, несколько растерялся, не понимая, что делать и как себя надлежит вести в данной ситуации. Затем, хотел было завязать разговор с двумя стоящими на посту поляницами, но ничего из этого не получилось. Одна из них знаком показала, что разговаривать им запрещено, на что Кайсай, в очередной раз, восхитился вслух, как у них тут всё строго и отойдя в сторонку, уселся на землю, упираясь спиной на шест придающий жёсткость внешнему шатру, закрыл глаза и задумался.

Начал он с того, что принялся укорять себя за несдержанность. Что-то, в последнее время, у него всё валится из рук. Делает всё не так, говорит всё не то. Что-то, вообще, с ним не так и надо бы встряхнуться и вспомнить, что он, в первую очередь, воин бердник. Он попытался выбросить всё из головы и расслабиться. Но это удалось ненадолго. Мысли полезли в пустую голову с новой силой.

Конечно, ему было очень любопытно узнать, что же такого наговорила Апити Золотцу, но с другой стороны, он был, почему-то, абсолютно уверен, что там не было ничего, что касалось бы его. Вряд ли, Апити, стала бы посвящать Матёрую, в их с Кайсаем отношения и тем более, рассказывать о своей беременности, зная, что крайне ревнивая золотая дева, станет в будущем его женой, а в этом рыжий, уже был уверен, правда, не знал, как это возможно и как скоро, но это, как-то, обязательно произойдёт.

Интерес к тому, что сказала Апити, у Кайсая возник ещё с самого начала, когда он увидел, как под воздействием сказанного, изменилась Золотце по дороге. Но сколько б он не предполагал, всё равно на ум ничего не приходило. Затем подумал о Калли, внимательно перебирая в памяти её слова, поступки. Но сколько бы он не думал о ней, опять всё упиралось в некую Шамирам. Где и у кого о ней узнавать? Кругом одни тупики.

Дальше, взялся за саму Райс. Эта женщина, продолжала оставаться для самой большой загадкой. «А интересно, как она себя поведёт, когда всё узнает?» — подумал рыжий и тут же сам себе ответил, — «да, просто, прибьёт меня. Я бы точно на её месте прибил». Подобный расклад мыслей и соображений, не очень обрадовал бердника, и он сам по себе подобрался.

Дальнейшие мысли рыжего были заняты собственной безопасностью. Он придумывал самые немыслимые способы убийства себя любимого и сам же их предотвращал. Так продолжалось очень долго. Потом, неожиданно, Кайсай вновь вернулся к образу Золотца. При том, это произошло, как бы само собой, непроизвольно и что-то так размечтался, так увлёкся этой красавицей, что не заметил, как в коридор вышла его мечта воплоти и почему-то очень тихо, еле-еле, как будто, чтобы только она слышала, позвала бердника.

Но так как он, естественно, не ответил, то подошла к нему и села рядом. Это оказалось столь неожиданно, что воин с испуга, автоматически прикусил язык и вскочил в заторможённом мире, выхватывая кинжал, но тут же, осознав, кто к нему подсел, отпустил язык, объявившись с оголённым оружием, прямо перед девой. Золотце, лишь распахнула свои глазища, но не дёрнулась, а вот охрана, лихорадочно заметалась в панике, видимо, совсем не соображая, что им надлежит делать в данной ситуации.

— Цыц, — прицыкнул на них бердник грозно, вставляя кинжал в ножны и видя, что те замерли в нерешимости, скомандовал, — стоим молча.

С этими словами, он присел рядом с золотоволосой, которая продолжала таращится на него огромными зелёными глазищами. В этот момент, что-то с ним произошло. Кайсай, разом забыл обо всём, что думал и просто, утонул в её обворожительных очах. Как давно, он не был с ней так близко. Они сидели рядом, касаясь плечами, повернув голову друг к другу и просто смотрели в глаза. Постепенно, зелень этих колдовских чар подёрнулась влажной пеленой, и она неожиданно нежно и с некой долей грусти, спросила:

— Что ты задумал, Кайсай?

Рыжий, почему-то, без объяснений, сразу понял, о чём она спрашивает. Почему? Он не знал. Просто, понял и всё.

— Я хочу тебя видеть, слышать, чувствовать. Я хочу тебя. Я поставлю шалаш на краю леса у реки и буду ждать. Придёшь?

— Нет, — тут же, почти шёпотом ответила она и слеза выкатилась из изумрудного глаза, медленно устремляясь по раскрасневшейся щеке.

— Почему? — спросил он шёпотом и сам почувствовал слёзы в собственных глазах.

Она не ответила, но и глаз не отвела.

— Я же сохну по тебе, с самой первой нашей встречи, а когда ты поцеловала меня на переправе, я, вообще, умер для всех, кроме тебя.

— У нас с тобой ничего не получится, — шептала она, слёзы катились уже ручьями, — ты — бердник, я — Матёрая. Тебе же нельзя никого иметь за душой, чтоб никого не было жалко оставлять на этом свете. За мной же девы, которые верят в меня и которых, я не могу, вот так взять и бросить.

— Я знаю, — уже откровенно плача прошептал он в ответ, — ты, даже не представляешь, насколько хорошо я это знаю, но только поделать с собой ничего не могу. Я гоню тебя из головы, стараюсь избавиться, но ты околдовала меня, и я бессилен перед твоей красотой. Хочешь я умру?

— Нет, — она отвела глаза и утёрла лицо ладонями.

Кайсай сделал тоже самое и отвернув от неё голову, уставился на стену шатра. Какое-то время они сидели молча.

— Я всё равно буду ждать тебя, — прошептал Кайсай, как бы самому себе, — всю жизнь буду ждать, если понадобиться.

— Золотце, — неожиданно окликнула вышедшая в коридор золотая царица, — я, кажется, послала тебя за Кайсаем.

Дева соскочила и тут же низко опустив голову, пряча заплаканное лицо, быстро прошмыгнула мимо Матери вовнутрь. Кайсай поднялся, но никуда не побежал и прятать лицо не стал, а как побитая собака, зарёванный, словно красна девка, взглянул в глаза Райс. Та, тут же шагнула на встречу и преградила ему путь. Взгляд её был до такой степени не понятен, что рыжий, даже не стал его разгадывать.

Ему, вдруг стало так тяжело и обидно, что он не придумал ничего лучше, чем не спеша вынуть кинжал, из ажурного оклада и приставить его себе к горлу, освобождая рукоять и предлагая её Матери. Это была не показуха покорности. Он действительно хотел умереть, так, как в этот момент, не представлял себе жизнь без Золотца.

Он в одночасье, наконец-то, осознал, что безнадёжно влюблён и что взаимная связь невозможна, напрочь забыв о предсказаниях еги-бабы. Мука её отказа и безысходность, разом навалилась на молодого бердника с такой силой, что все испытания, выпавшие ему в жизни до этого, показались простым поглаживанием по голове.

Царица взялась за рукоять кинжала и осторожно вытянула его из руки раскисшего воздыхателя, второй рукой подняв его голову за подбородок, пристально посмотрела в залитые слезами глаза Кайсая.

— Откуда ты взялся на мою голову? — тихо спросила она сама себя, — пойдём ка, погуляем, — предложила царица, отдавая Кайсаю кинжал и разворачивая его за плечо, к выходу из шатров…

Глава пятидесятая. Она. Царица — она и в степи царица

Ещё встречая торговую делегацию из жарких стран, что прятали свои города за песчаными пустынями, представлявшую из себя двух солидных торгашей, прибывших к Агару с караванами, но не убравшихся восвояси после торгов, а настойчиво добивающихся аудиенции у Царицы Степей, Райс была не в настроении. Она, всё же была вынуждена их принять, чтобы, как можно быстрее и по возможности мирно, не вызывая у них подозрения, избавиться от ник, пока те не успели разнюхать, что Матерь не повела свои орды в общий поход Агара, а осталась.

Приняв их, Райс постоянно поторапливала торговых послов, мол, ей ещё догонять орду, так что рассиживаться некогда. Торгаши были очень подозрительны. Ничего такого, что объясняло бы их задержку у стойбища и такое настойчивое требование о встрече, они не продемонстрировали. Их предложения были стандартны, хотя, в некоторых вещах, были для Райс вполне прибыльны, но не более.

Когда в зале переговоров, неожиданно появилась, по-боевому настроенная Золотце, Райс с облегчением проговорила собравшимся, будто только это её задерживало от предстоящего похода:

— Ну, наконец-то, объявились, — и обращаясь к старой ведунье, добавила, — Русава, готовь сбор ордам в поход.

Ведунья, даже глазом не повела, что, мол, это, вообще-то, не её ума дело, а, наоборот, склонив в поклоне голову, схватила свою клюку, покряхтела для антуража и зашаркала к выходу, всем видом показывая гостям свою полную решительность, мигом поднять все девичьи орды в поход на супостатов.

Её золотоволосые коллеги, Матёрые орд и приближённые советчицы, последовали следом, но толи не посмели обогнать старую, толи ещё по каким-то причинам, но выходили крайне медленно, успев при этом, по очереди, поздороваться с Золотцем и внимательно рассмотреть влюблённую парочку, вошедшую за ней следом.

Торговые гости, хоть и не выгнанные прямо, но оказавшись сообразительными, тут же пристроились к общей куче на выход, так, похоже, и не поняв, чем же закончились переговоры. Заключили они договор на поставки или нет?

Но интересоваться этим, посчитали неправильным, да и их, похоже, больше заинтересовали прибывшие, которых заезжие гости, очень внимательно рассмотрели и если девы в этом царстве, были особи привычные, то вот молодой человек, так вальяжно и при оружии, расхаживающий по святому месту, их очень заинтересовал. А когда украдкой оглянулись, уже из прохода, то однозначно, по радушной улыбке золотой царицы, поняли — этот молодец, кто-то, очень особый и не плохо бы навести о нём справки.

С одной стороны, Райс была рада видеть дочь, что позволяло ей избавиться от надоевшего уже посольства, которое однозначно занималось сбором разведданных для её врага, но с другой, вид её, несколько насторожил царицу, а когда в баню завалилась Калли, повиснув на молодом берднике, насторожённость переросла в первые признаки тревоги.

Симпатичный ей рыжий балагур, несколько развеял тревогу своей весёлой речью, но тут же и напряг, намекая на то, что Калли, всё же воспользовалась своим доминирующим положением в Тереме и эта новость, наконец, нахлынула на Райс, почему-то, ожидаемой волной тревоги.

Это обстоятельство беспокоило вдвойне. Она никогда раньше не замечала подобного отношения Калли к особям противоположного пола. Наоборот, мужчины для неё, были нелюдями. Даже ниже животных. И это была не игра на публику, а внутренний фундамент её сущности, непонятно кем и для чего заложенный в ней с детства, а может быть и с рождения.

Дева прекрасно знала свою особенность и скрывала эту извращённую наклонность, пытаясь выглядеть, как все, но артистка из неё, была никудышная и Райс не представляло труда, видеть её истинную сущность, по отношению к мужчинам. Матёрая любавиц, отличалась своей, не знающей границ жестокостью и бессердечностью к судьбам и к самим жизням «яйценостных».

Во-вторых, Калли не могла не знать отношения Золотца к этому молодому воину, уж больно явно, золотоволосая Матёрая, выражала свои чувства к нему и это говорило о том, что, или приёмная дочь сознательно злит родную, нарываясь на конфликт, который, пока, непонятно зачем ей понадобился или положила глаз на этого мальчика для каких-то своих, корыстных интересов. Вот только в то, что Калли влюбилась в Кайсая, царица определённо на верила.

В любом случае — драки между девочками, не избежать и Райс, сверля Калли взглядом, думала не о том, что та творила, а о том, что нужно побыстрее избавляться от «рыжего недоразумения». Только вручив ему золотой ярлык, она хоть как-то, сможет избежать семейного побоища. Ну, или оттянуть его на неопределённое время.

Хотя, тут же про себя, высказалась в благодарность этому рыжему пройдохе, резко переведшему тему разговора на стезю, куда более значимую для неё. И даже тот момент, что Кайсай назвал её девочку запретным именем, царицу не очень обескуражил, каким-то внутренним чутьём осознав, что скандала с дракой по поводу этого, между Золотцем и им, сейчас, да и впоследствии, не будет.

Когда Калли и Кайсай покинули зал, она с облегчением вздохнула, но лишь из-за того, что у неё появилосьвремя обо всём этом, спокойно подумать. Поэтому, оставшись с Золотцем наедине, она не торопила её с рассказом, а какое-то время задумчиво расхаживала перед дочерью, туда-сюда.

Наконец, остановившись прямо пред ней, потребовала:

— Рассказывай.

Та, для начала, сделала вид, что задумалась о чём говорить, хотя, было видно, что для себя она, уже давно проиграла в голове все перипетии своего повествования, заранее решив, что и как говорить и о чём умолчать. Да, и рассказ показался Райс какой-то скомканных и невнятный, что лишь лишний раз подкрепил подозрение, что дочь что-то скрывает.

По не писанной женской традиции, начала Золотце, что называется, с одёжки.

— Вообще, эта развратная особа, сначала, меня, просто взбесила, — приступила к повествованию дева, злобно скривившись, вспоминая лесную ведьму, — представляешь, мама, она без зазрения совести, при всех ходит голой.

— А тебя что, совесть мучит, когда ты при всех раздеваешься? — как бы между прочим поинтересовалась царица, тем не менее, внимательно рассматривая взволнованное выражение лица Золотца.

— Ну, я-то раздеваюсь там, где положено, — выразила своё недоумение вопросом молодая Матёрая, — а эта, вообще, похоже не одевается никогда. И гостей встречает голой, и за стол сажает голой, и…

— Красивая, дрянь? — неожиданно перебила её Матерь, не дав досказать, где ещё та ходит голая, при этом загадочно улыбаясь.

Золотце несколько замешкалась, но врать не стала, а склонив голову тихо подтвердила:

— Да. Притом, выглядит очень молодо. Если б ты не сказала, что она с тобой ровесница, никогда бы не подумала. Почти мне ровня, по крайней мере, издали. Да и не в этом дело. То, что голая ходит, наплевать, но ведь она, при этом, ведёт себя развратно. Мало того, что при доме лешего держит для услады, так и об Кайсая все титьки истёрла.

— Леший? — удивилась Райс, но видимо сообразив, что дочь начала не сначала, а уже где-то со средины, остановила её, — стой, стой. Ты с начала начинай. Где вы её нашли, как встретили и при чём тут леший.

— Так она ж в лесу живёт, — удивлённо вытаращившись на маму, проговорила она, но видно вспомнив, что та, вообще про неё ничего не знает, начала объяснять подробней, — она еги-бабой в лесу сидит. Избушка у неё, недалеко от того места, где Кайсай у Деда проживал. Поэтому, наверное, этот рыжий и знает её хорошо.

При этом подозрении, дева скривилась недовольно. Но мама её одёрнула, присаживаясь рядом и обнимая дочь за плечи:

— Да, ты ревность то свою, придуши. Толком рассказывай. Как она в еги-бабах то оказалась?

— Не знаю, не спрашивала, — встрепенулась Золотце услышав замечание, — только, больно, странная она еги-баба. Я, обратной дорогой всё думала, да, сопоставляла и выходит, что живёт-то она в лесу еги-бабой, только таковой не является на самом деле. Мы, когда на поляну к ней вышли, голову даю на отсечение — поляна пустая была. Я всё внимательно осмотрела, а потом раз, оборачиваюсь, а уже изба стоит со столом, накрытым, и она, якобы уже заждалась в нетерпении. Я таких чудес, что-то не припомню, даже за ведьмами с колдуньями.

— Во, как? — задумчиво произнесла Райс себе поднос, как бы думая вслух, — теперь понятно, почему её никто найти не мог.

— И у неё нежить в услужении, — продолжала тем временем Золотце, — леший даже не скрывается. А может и не один он у неё.

— А что за леший? — спросила Матерь, тем временем, но по её лицу было видно, что она напряжённо о чём-то думает и вовсе не о том, о чём спросила.

— Да, обычный дед, такой, маленький, — начала дева, но тут же встрепенулась, вспомнив первую встречу, — хотя, нет. Когда нас на краю леса встречали, то он был таким чудищем огромным, мама дорогая, я от одного вида чуть не обмочилась.

Дальше она принялась в красках описывать, что это было за чудовище и как её колотило. Райс не останавливала дочь, но и не очень интересовалась сказанным, продолжая задумчиво смотреть куда-то в глубь бани, затем неожиданно спросила:

— А как тебе её узоры?

Золотце споткнулась в расписывании нежити, посмотрела, странно как-то на маму и в удивлении подняла брови, будто только что вспомнила то, на что сначала не обратила внимание.

— Узоры? — зачем-то переспросила дева, — да, узоры были, но такие блёклые, что я, как-то, даже не обратила на них внимание. У неё всё тело, как бы, отливает зеленью с голубизной. Приятный такой, мягкий оттенок, и очень тонкий. Такое ощущение, — задумчиво продолжала она, — что Апити, что-то делала, чтоб никто внимание на её узоры не обращал. Вот ведьма.

— Как попали-то к ней? — задала Райс следующий вопрос, усмехаясь на реакцию дочери.

— Да, просто, — продолжила повествование Золотце, — остановились у развилки одной. Кайсай, наглая морда, поехал в лес, а нам велел ждать его. Я сразу, каким-то чутьём поняла, что он к ней собрался, а тут и она сама на краю леса нарисовалась со своим чудовищем. В гости позвала. Калли, сразу побежала, как узнала, что Кайсай с лешим этим знаком. Сдался ей этот леший. А я, как увидела её голой, прям в никакую себя силой не могла заставить с ней общаться.

— Но пересилила, — констатировала мама, ехидно улыбаясь дочери.

— Должна была, поэтому и пересилила, — чуть ли не торжественно огрызнулась дева, — не знаю. Понимаю, что для тебя она, что-то важное и отец тут не причём. Да, ты и не говорила всей истины о ней, ведь правда?

— Правда, — созналась Райс, и улыбка её исчезла, — твой отец, может быть и при чём, но основная причина, по которой мы расстались, я, думаю, другая. Но важна она для меня не только, как бывшая подруга. Она важна, как провидица, без которой мне не справиться с врагом. И то, что ведунья наконец объявилась, даёт мне надежду, что у меня всё получится. Апити, моя вторая половинка, данная мне Троицей. Понимаешь?

— Не очень, — растеряно ответила Золотце, с опаской наблюдая, за разом посерьёзневшей Матерью, глаза которой опасно почернели.

Наступила пауза. Золотая дева подобралась, насторожилась, смотря на чернеющую царицу, а та, отведя взгляд в сторону, напряжённо думала, явно о чём-то не хорошем. Наконец, Матерь встрепенулась, обмякла, отпустила плечи дочери, вновь поднимаясь на ноги и принимаясь расхаживать, проговорила:

— Ладно. Что велела передать?

— Она, сначала, долго расспрашивала, — неуверенно продолжила свой рассказ Золотце, — о тебе, обо мне, о Калли, а потом сказала, что всё идёт, как надо, и чтобы ты с пути не сворачивала, а доделала, как задумала. И ещё сказала, что исчезла, потому что перестала быть нужной. Только я не совсем поняла эти её слова, но именно это заставило меня понять, что ваши отношения не так просты, как ты мне рассказывала. А в самом конце, предупредила, чтоб ты её не искала, так как ей больше в том лесу, делать нечего, и она пойдёт, пошатается по миру. А коль что не так пойдёт, то сама тебя найдёт.

— И всё? — недоверчиво спросила Райс, останавливаясь и пристально вглядываясь в смущённое лицо дочери.

— Да, всё, вроде, — буркнула та себе под нос, явно смущаясь и даже не смея смотреть маме в глаза.

— Ох, врёшь, — осекла её мать, — Золотце, я ж тебя насквозь вижу. Врать-то, так и не научилась.

— Ой, да, за рыжего она вся из переживалась, — не выдержала напора дева и с вызовом выпалила матери, — предупредила меня, да, ещё и пригрозила, гадина, чтоб я его не обижала, видите ли, как будто я только этим и занимаюсь. Этот сволочь, сам кого угодно обидит. И вообще, она как-то странно с ним обращается, не то, как мать к любимому сыну, не то, как любимая к суженному. Мне так показалось, что второе.

Закончила она свою речь, эмоционально вскакивая на ноги и тоже подражая царице, принялась расхаживать мимо неё, туда-суда.

— Ладно, остынь, — попыталась успокоить Матёрую царица, — иди-ка лучше позови сюда, этого рыжего, всеобщего любимца.

Золотце остановилась, посмотрела укоризненно на маму и пошла исполнять её повеление.

Тем временем Райс задумалась. Как-то, все эти события, связанные с детьми, с Апити, Кайсаем, выбили её из колеи. В голове, с их появлением, начало твориться нечто невообразимое — сено с соломой. Что к чему, почему, не поймёшь. Всё, как-то, перепуталось, переплелось и не сообразишь сразу, куда бежать, за что хвататься. Она хотела даже за Русавой позвать, но вовремя остановила себя, почему-то решив, что, впутав ещё и её суда, со своими старческими суждениями, она совсем запутается, хотя, куда уж больше.

Странно. Но до приезда дочерей, Райс считала самой важной своей задачей последнего времени — во что бы то не стало, найти Апити. Она, почему-то, была уверена, что это, как раз, то недостающее звено в её жизни, которого ей так не хватало, но вот после встречи, она потеряла всякий интерес к свой бывшей подруге, неожиданно осознав, что и без неё жизнь идёт свои чередом и никакого потерянного звена, в ней нет!

И это, неожиданно сделанное открытие, что Апити, исчезла в своё время потому, что, просто, стала в её жизни ненужной, резко перевернуло ориентиры Райсовых устремлений. А вот этот клубок, что свернулся с появлением рыжего мальчика, действительно, имеет значение и очень важное и для неё, и для её цели.

Она ещё раз попыталась успокоиться, взять себя в руки, решив основательно подумать потом, куда ведут нити этого мальчика и её дочерей и какую роль им отводит Троица, в достижении предписанной самой Райс стези.

Тут она встрепенулась, в решительности действовать именно таким путём и с удивлением осознала, что думает уже довольно долго, а вот Золотца с Кайсаем, до сих пор нет. Царица, почувствовав неладное, направилась на выход и там же в проходе остолбенела, узрев воркующую парочку. Она чисто автоматически окликнула дочь и когда та, вскочив, прошмыгнула обратно в баню, остолбенела вторично, увидев зарёванного воина.

Ей вдруг нестерпимо стало их всех жалко. Она, даже сама не ожидала от себя такого. И Золотце стало жалко, и Калли и этого девичьего угодника, что представил к своему горлу кинжал. Мальчишка ведь совсем. Какие-то неведомые силы пробудили в ней давно забытое материнство. Это было ещё удивительней, что она, по сути, никогда этим, особо не страдала, будучи с рождения нацеленная, исключительно на войны и царствование. Видно давал знать о себе возраст и огромный жизненный опыт. В «войнушки» навоевалась, да, и «нацарствовалась» уже до оскомины. Потянуло на что-то вечное, сентиментальное.

Райс не стала бороться с этим нахлынувшим чувством, а наоборот, чисто интуитивно решила, что с этим мальчиком, нужно поговорить просто, как мать, которой рыженький пострел, считающий себя великим воином, скорее всего, отродясь не видел, но о которой никогда не забывал.

И повела она его для разговора, не к зарёванной дочери, а на свежий воздух, взяв Кайсая под руку и медленно прохаживаясь вокруг банных шатров.

— Ты не смотри на то, что я вся в золоте и колдовских узорах, Кайсай, — начала она задушевно и в «доску по-свойски», — да, я царица, да, я колдунья, но в первую очередь, я мать и баба. Так уж мы устроены. И меня очень волнует судьба моих дочерей, а с некоторого времени и тебя, раз уж ты, впутался в наш змеиный клубок.

На Кайсая, действительно, произвело впечатление и её поведение, такое тёплое, ласковое, и её речь. Он даже забыл, что прохаживается под ручку с Царицей Степей, великой и ужасной колдуньей, которая одним желанием может вытянуть из него жизнь без остатка, он увидел в ней лишь мать и ему так захотелось иметь рядом такую же, свою. Расчёт царицы оказался полностью верным.

— Давай, рассказывай, что у тебя с ними, — продолжила она в том же материнском тоне, — вместе подумаем, как из этого выпутываться.

— А что рассказывать-то, — неуверенно, но и не запираясь, проговорил он.

Тем временем, Кайсай лихорадочно соображал, стоит ли теперь в этих обстоятельствах раскрывать секреты, а если раскрывать, то стоит ли все? Ну, то, что он про Апити и их ребёнка промолчит, в этом сомнения у него не было. Про Золотце, можно, признаться. Ведь, наверняка она догадывается. А вот про Калли, пожалуй, даже обязательно стоит поговорить.

Всё это время, что он обдумывал, Райс его не торопила и не прерывала его размышлений, продолжая вести по кругу. Взвесив все «за» и «против», рыжий решился попробовать:

— Апити… — начал он неуверенно и запнулся, как бы ещё сомневаясь в правильности принятого решения.

Но тут, его неожиданно прервала царица:

— Апити, мне больше не интересна, — сказала она, каким-то чутьём понимая, что Кайсай, толи связан с еги-бабой каким-то зарочным словом, толи есть какие-то другие причины, но он всегда неохотно говорит о ней и Райс решила, вернее, попыталась освободить его от необходимости говорить о лесной ведьме, — кстати, знаешь, что она передала мне?

Молодой бердник вопросительно посмотрел на золотую царицу.

— Да, ничего особенного. Она сказала, что я прекрасно справилась и без неё и всё делаю правильно, — она сделала паузу, ласково посмотрев в глаза рыжего и усмехнувшись добавила, — только это, я и без неё знаю. Так что, я освобождаю тебя от необходимости говорить о ней.

— Да, я не про то, — тут же стушевался Кайсай, отворачиваясь от её насмешливых глаз, — она мне, про меня и твоих дочерей поведала, притом, наедине, и девы об этом ничего не знают.

— Вот это уже интересно, — продолжая улыбаться, мягко поинтересовалась Матерь, — и что же?

— То, что они обе станут моими жёнами, — выпалил он, не то со злостью, не то обречённо.

Райс, от такого заявления, разом остановилась и развернула его лицом к себе, заглядывая ему в глаза, как бы проверяя, не врёт ли, при этом, продолжая загадочно улыбаться.

— Как это?

— Да, кто его знает? — буркнул под нос рыжий, пряча глаза в землю, — толи одновременно, толи по очереди, она не уточнила.

Реакция Райс, для бердника, оказалось неожиданной. Она, отцепившись от него, вдруг залилась от смеха, сгибаясь в три погибели, а отсмеявшись, обхватила его двумя руками и наклонив его голову, сначала прижала к своей груди, а затем отстранив, чмокнула в лоб.

— Так это ты мне, выходит, двойной зять будешь? — не унималась она, вытирая выступившие слёзы.

— А чему ты развеселилась, Матерь, — в изумлении и негодовании, взвился Кайсай, — мне, вот, не до веселья. Они, либо порвут меня, либо передерутся, а после всё равно порвут, только по одиночке.

Райс опять согнулась в очередном приступе хохота. Рыжий её не успокаивал, но и не добавлял больше, давая время высмеяться и успокоиться. Наконец, она перестала хохотать, но продолжая растягивать губы от уха до уха, проговорила:

— Да, попал ты мальчик. Ну, ничего, в случае чего, прячься за меня. В обиду не дам. Я этим козам, рога то быстро пообломаю.

— С Золотцем, я бы с удовольствием связал свою жизнь, Матерь, да, не могу, — продолжил изливать своё горе Кайсай, — как бердник, не могу. Не имею право оставлять за спиной то, что жалко будет терять. Я это понимаю. Она это понимает. Так что, тут всё грустно, а вот с Калли, я, пожалуй, вынужден просит твоей помощи.

Райс перестала улыбаться и даже остановилась, внимательно посмотрев на своего «двойного зятя».

— Я не понимаю, что ей от меня нужно и что она затеяла, — ответил он на не заданный царицей вопрос, — это не порыв души, как у меня с Золотцем, а продуманная и заранее заготовленное деяние. Теперь, я в этом, точно уверен. В Тереме, в место того, чтобы отдать меня девочкам-зайчикам, она взялась за меня сама и сделала всё, чтобы забеременеть.

— Ей это удалось? — настороженно спросила Райс, будто мужчина, как должное, обязан знать, удалось ей это или нет.

— Да, — не задумываясь ответил рыжий, — Апити сказала, но только так и не объяснила, зачем Калли это было нужно.

Тут задумалась Райс. Что-что, а вот этого царица, пожалуй, даже не ожидала. У неё возник сам собой, абсолютно тот же вопрос, которым мучился Кайсай:

— Но зачем ей это надо?

— Не знаю, — тут же ответил Кайсай, хотя его, по сути, никто не спрашивал, ибо Матерь задала вопрос сама себе, — но сдаётся мне, — тем не менее продолжил мужчина, — что это, как-то связано с некой Шамирам. Тебе ни о чём не говорит это имя?

В ответ он лишь лицезрел распахнутые от удивления глаза царицы.

— Шамирам? — переспросила она с нажимом.

— Да, — замялся бердник, — я не уверен, конечно, но моё предчувствие, постоянно подталкивает меня к тому, что её действия подчинены некой цели, которая в свою очередь, связана с этим именем. Кто такая Шамирам? Ты знаешь что-нибудь о ней?

— Конечно, — с тревогой ответила Райс, в одно мгновение превращаясь из любящей матери, во властную Царицу Степей и уходя в глубокое раздумье, отворачиваясь от Кайсая и заложив руки за спину, продолжая шествовать дальше, уже не обращая внимания на спутника.

В таком порядке и полном молчании, они сделали полный круг вокруг шатров. Царица больше ни о чём не спрашивала, Кайсай перебивать её размышления, не решался.

Наконец, Райс остановилась и смотря берднику в глаза, проговорила:

— Шамирам — великая царица мира в древности. Видимо её слава, вскружила голову девочке, и она решила повторить её подвиг.

— Она хочет стать царицей мира? — не веря сказанному переспросил рыжий.

— Хочет, — ехидно усмехнулась Матерь, — да, перехочет.

— А я-то тут при чём? — продолжал недоумевать Кайсай, — я-то каким боком ей в этом помощник и тем более этот ребёнок?

— Не знаю, — задумчиво произнесла Райс.

Она солгала. Всё она уже прекрасно поняла и осознала, зачем Калли, вернее Зарине, как правильно её теперь будет называть, понадобился этот мальчик. Райс, тут же вспомнила, что из тридцати двух любавиц орды Калли, двенадцать находились на задании в разных уголках, интересующего, Царицу Степей, мира, притом, восемь из них, как раз, в империи созданной Асаргадом.

Она не исключала и тот момент, что после последнего пребывания Калли в Тереме, ещё часть её дев, либо отправились на задания, на которые она не давала своего соизволения, либо просто исчезли, тут же отмечая про себя, что это надо срочно проверить. Царица стала подозревать, что Матёрая любавицкой орды, скоропалительно готовит себе свою армию и спешит, очень спешит обрасти, хоть каким-нибудь силовым мясом.

Она поняла, что приёмная дочь, а на самом деле дочь её «друга», ну по крайней мере, пока союзника, наместника армянской сатрапии Тиграна, или Уйбара, как она, по старой памяти его называла, затеяла опасную игру, и игру совсем не детскую. А зная амбиции этой девочки, прежде чем её остановят, она успеет наломать огромную кучу дров в стане врага.

Тут она задала себе меркантильный вопрос: «А хорошо это будет для дела или нет»? Немного подумав, сама себе ответила: «В этом, что-то, несомненно, есть и этот молодой бердник, как бы не было его жалко, может сыграть значительную роль в разрушении и ослаблении Асаргада. Пусть даже ценой собственной жизни».

Она поняла задумку Зарине по поводу беременности и замужества. Договор с её отцом был прост. Райс принимает на воспитание его дочь и обучает колдовским наукам, держа при себе, как залог их отношений, а он, помогает ей с информацией обо всём, что творится в окружении Асаргада, а так, как Уйбар, был другом последнего, то соответственно, допускался ко всем секретам и помыслам Великого и Ужасного.

Хотя, в последнее время, царица получала всё более неприятные для себя известия, от урартца, мол, что их дружба с Царём Стран разладилась и он, якобы, стал неугоден при дворе. И в свиту он стал не вхож, и советчики у Асаргада — лютые враги ему. Другие источники, в общем-то, это подтверждали, но Райс, так до конца в это и не поверила, считая его отговорки, некой уловкой и была крайне недовольна сложившимся положением. Но до сегодняшнего дня, ничего с этим поделать не могла.

Она считала, что, если это, действительно, окажется правдой, разрывать прежнюю с ним договорённость, всё равно не имеет смысла, пологая, что тот, даже в таком ущербном положении, сможет быть полезен, а тут такой подарок. Беременность, а вместе с ней и замужество его дочери, даёт Райс право снять с себя ответственность за дальнейшее держание девы у себя под боком, а с другой стороны, заслав эту парочку в стан врага, благодаря царскому рангу, у Кайсая, резко увеличатся возможности, и с такой высоты положения, он будет для неё, куда более полезней.

Первоначальная легенда о золотом ярлыке на поиски её сына, конечно, можно оставить, хотя, она уже давно знает, что Спаргап мёртв и прекрасно осведомлена, где, когда и при каких обстоятельствах это случилось. Просто, за его смертью стоял очень влиятельный персидский вельможа и полководец, который и должен был стать первоначальной целью молодого бердника.

Что называется, одним ударом, двух зайцев: и отомстить, и лишить Асаргада, одной из значимых для него фигур. Но сейчас, планы по поводу Кайсая, у неё изменились. Пешка, неожиданно превращается, в куда более сильную фигуру и так бездарно её кидать, на заведомо обречённое для рыжего дело, по-варварски непрактично.

Парочка Зарине-Кайсай, станет очень солидной костью, в горле Царя Царей. Причём, если эта девица там начнёт свою войну, а в её способностях к интригам, Райс не сомневалась, то мальчик, по мимо её задания, по пути может оказать ещё не одну неоценимую услугу, перебив, например, в какой-нибудь межклановой стычке, очень опасных и не сговорчивых царедворцев, с их людьми, а может и самого Асаргада достанет, коли дотянется.

То, что девочка полезет на самый верх по головам и трупам, Райс не сомневалась, а вот для того, чтобы она оставалась полезной для степи и в какой-то степени управляемой, требуется всего то, оказать ей помощь и посильную поддержку. А вот её муженёк и при этом возлюбленный Золотца, останется Райс, верен безраздельно, если конечно Зарине, сама его за что-нибудь не прикончит, прибив своей Славой.

Но пока, самовлюблённой и амбициозной деве, убивать его не выгодно, так как опереться ей для начала, больше не на кого. К тому же он, будет составлять ей некий антураж, ширму, играя роль бедного мужа рогоносца, которого сильные мира того, не воспримут, как опасного противника. Ей это будет на руку, и она, именно под это его будет подводить, а сама не додумается, то есть кому подсказать. К тому же, Кайсай не только неслабый воин, но и прекрасный притворщик, с хорошо подвешенным языком, который, если захочет, может сыграть любую роль, как должное.

Райс уже довольно потирала руки, в предвкушении последующих событий и прикидывала, как это всё обыграть с Калли и Кайсаем, но тут неожиданно вспомнила о Золотце и на лике безжалостной царицы, вновь проступила любящая мама. Но это было лишь мимолётное затемнение рассудка. Она сбросила эти сопливые переживания, рассудив, мол, помается, а в бой пойдёт, и забудется.

Но тут, ей в голову закралась ещё одна коварная мысль. Райс решила разыграть партию со всей этой троицей, притом с Калли — Кайсаем в открытую, предложив им свой план, от которого Калли не сможет отказаться, а Кайсай будет, просто обязан это сделать, а вот Золотце — Кайсай, в тёмную, давая им время от времени встречаться и воздыхать друг о друге, держа обоих на коротком поводке, но на дальней дистанции, что даст возможность управлять молодым бердником, на расстоянии.

Она вспомнила про слова рыжего, что девки обе будут его жёнами и от этого её настроение, вообще взлетело к облакам и Райс, даже улыбнулась, с озорством подумав: «А что? Это, пожалуй, идеальный выход. Возьму, да, женю на обоих. Первая — нелюбимая, будет под боком, как говорится для тела и дела, а вторая, которая для души, останется при мне. Так и быть, осчастливлю всех троих, а коли всё закончится, как должно, и этот девичий угодник останется жив, то, пожалуй, не буду возражать о приёме рыжего пройдохи в законные зятья. А там глядишь, ещё и со внуками успею повозиться»…

Часть третья

Глава пятьдесят первая. Они. Дорога в неизвестность

Когда Кайсай проснулся на очередной стоянке и в лучах утреннего солнца, впервые в жизни увидел белоснежные пики далёких гор, он чуть не задохнулся от восторга, от этого величественного, поистине сказочного вида, но уже через две седмицы путешествия, по этой красоте, он буквально возненавидел их, проклиная, на чём свет стоит.

Мёртвые глыбы нескончаемого камня, выматывающие подъёмы и охватывающие нервной дрожью спуски, при которых частенько приходилось спешиваться и держать в поводу Васа, всякий раз боясь, что, либо он оступится и полетит вниз, переламывая себе кости, либо они вместе отправятся к праотцам, в виде перемешанного куска мяса.

Их небольшой отряд, подобно ворам крался по расщелинам и узким, едва заметным тропам, в рваном ритме, то останавливаясь и по долгу стоя на месте, прижимаясь к скалам или прячась за огромными валунами и кусками скал, в ожидании впередиидущих наблюдателей, то переход на галоп, на коротких участках открытого пространства.

Кроме Кайсая и Калли, которую теперь все называли Зарине и её четырёх дев — любавиц, выполняющих роль её личной прислуги, в свиту царевны, в качестве проводников и силового сопровождения, входило пять троек боевых дев, но не золотоволосых, а чернявых, подобно Зарине, говорящих меж собой на урартском языке. Этот боевой отряд, был ещё странен и тем, что девы эти, мало походили на тех поляниц, к образу которых бердник уже привык в ставке царицы степей.

Они были стройны, худощавы, не обладали развитыми, как у мужиков плечами и ручищами, как золотоволосые, но вместе с тем, рыжий, при первом же знакомстве, сразу оценил их силу и выучку. По одной их манере двигаться, Кайсай безошибочно определил, что перед ним воины, подобные его амплуа, только в женском обличии.

Но как выяснилось позже, всё же, эти девы-воины, бердниками не были, а представляли из себя мобильный отряд лазутчиков, который ходил глубоко в тылы врагов и собирал необходимую для походов информацию. Хотя, эти жилистые наездницы могли не только ползать змеями меж камней, но и при необходимости дать серьёзный бой любому неприятелю, притом, как на скаку, в классической манере поляниц, так и спешившись, что для золотоволосых было затруднительно.

Кайсай же, после первой их ночёвки, утром, наблюдая девичью разминку и тренировку, пока Зарине с прислужницами спали, подошёл к ним и не попросил, а буквально потребовал: «А ну-ка, напали. Посмотрим, что вы за воины». Решив таким образом, этих худосочных воительниц «пощупать», как говорится, в деле, да, и собой похвастать, чего греха таить.

Девы в недоумении посмотрели на свою старшую, по кличке Гюрза, которая лишь злорадно ухмыльнулась и подала знак, после чего, это стадо гадюк, с шипением, молниеносно напали всем скопом…

Кайсай, безусловно понимал, что это не девочки для битья и готов был ко всему, как ему казалось, но то, что боевые девы охранения продемонстрировали, удивило даже его. Он, конечно же, справился с ними, но чего ему это стоило?

По правде сказать, девы были удивлены ещё больше, когда, собираясь развлечься, получили от рыжего нахала, показательную трёпку. И даже когда, после первого наскока, заработали шок, в виде горящих от шлепков задниц и накинулись на молодого бердника уже серьёзно обиженные, у них, всё равно не так много получилось из задуманного.

Их старшая была вынуждена остановить тренировочный бой, как бы фиксируя ничью, чтоб не потерпеть полного поражения и сохранить, хоть какое-нибудь подобие видимости, собственного достоинства.

Бердник, тоже порядком взмок и к тому времени, трижды был вынужден прибегнуть к хитрости своего колдовского умения, которое показывать, поначалу, даже не планировал, поэтому с удовлетворением принял перемирие.

Нет, в реальном бою и с настоящим оружием, он бы их поубивал, но и они были с голыми руками, а раз пять, в этой суматохе, он также существенные удары пропускал, которые в реальном бою, могли стоить берднику, если не жизни, то серьёзных ранений.

В общем, противоборствующие стороны, оценили друг друга по достоинству, зауважали и со временем, в путешествии, даже подружились, стараясь держать это в тайне от главы общего отряда, Зарине.

С этого утра, они каждый день тренировались вместе и даже стали обоюдно делиться секретами и особенностями своего боя, взаимно обогащаясь. Кайсай с интересом сделал для себя открытие, что оказывается, совершенствоваться можно не только оттачивая канонические приёмы, которым научил его Дед, но и перенимая учения других кудесников своего дела и создавая нечто-то новое, до сели неведомое.

С Зарине, после того памятного разговора с царицей и последующей за ним свадьбой, отношения резко изменились. Вернее, отношения поменялись не после его разговора с царицей, а после разговора царицы со своей приёмной дочерью.

Райс, вызвала Кайсая в свой личный шатёр, где уже находилась хмурая, если не сказать злющая Калли и как ушат холодной воды, вылила на молодого бердника своё царское повеление, которому Кайсай не смог, не только возражать, но даже праведно возмутиться, в таком непререкаемом тоне оно было высказано. А суть его была в том, что их отношения переходили из разряда лживо влюблённых, в строго договорные.

Матерь, не принимая никаких возражений с обоих сторон, популярно растолковала парочке их будущие роли и обязанности, мотивируя всё это целесообразностью и благом для общего дела. Она довольно долго разжёвывала упёртому, как баран Кайсаю, что он должен будет из себя представлять в глазах иноземцев и для чего всё это делается, вручив при этом, ему золотой ярлык, что добило бердника и не позволило, даже номинально сопротивляться её задумке.

Зарине в свою очередь, перестав ломать комедию с влюблённостью, раз и так всё устроилось, как она хотела, потребовала, кроме всего прочего, полного и безоговорочного себе подчинения муженька, без всякой ритуальной борьбы за семейную власть, ибо посчитала себя главной при выполнении задания, априори.

Это крайне не понравилось Кайсаю, но волевые доводы Райс, в разговоре один на один, по поводу того, что эта дрянь, если рыжий не будет слушаться, может и Славой прибить и тогда всё равно придётся подчиняться, только под мороком, убедили рыжего, что добровольно признать лидером жену, всё же будет более предпочтительнее.

После свадьбы, Зарине к тому же, объявила супругу на брачном ложе, что совместная постель у них будет, но только по её желанию, а вот его «хочу» он может сразу засунуть себе в задницу, для самоудовлетворения. На что лишённый почти всех прав и напичканный по «самое не хочу» обязанностями муженёк, тут же посмел сделать контрпредложение, мол, вообще с этим делом завязать на тройной узел.

Чернявая, даже не стала рассматривать его идею, заявив, что он сделает всё, как надо ей, а не ему и притом, по первому её требованию, а если будет вести себя неподобающе, то будет удовлетворять её, прибитый Славой. Хотя, тут же притворно посетовала, что ей бы этого не очень хотелось. Мразь.

Всю дорогу их отношения были чисто деловые. Рисоваться здесь было не перед кем и поэтому, вели они себя естественно. Зарине, надменно холодно и показательно пренебрежительно. Кайсай, смотрел через неё, как через пустое место.

Супруги и спали в разных шатрах: он в своём, она в своём, с четырьмя любавами. По ночам, оттуда, то и дело доносился эротичный стон сладострастия, что не давало спать всем остальным, в том числе и ненавидящему её Кайсаю, но он быстро решил эту проблему для себя, всякий раз оттаскивая свой шатёр подальше.

А вот с Золотцем, всё произошло, как в сказке. После того памятного доклада и разговора с признаниями, она прибежала к нему в шатёр в первую же ночь, забыв о всяком приличии и потеряв там, не только девственность, но и закоренелую стервозность.

Потом, они несколько дней не виделись. Она тщательно скрывалась от него, но чувства или гормоны, кому как нравится, взяли своё и она стала бегать в его шатёр всё чаще и чаще и так, до тех пор, пока Матерь, в сердцах, не прекратила это безобразие их свадьбой, на которой Калли, кстати, уже будучи его первой женой, упилась и веселилась пуще всех.

Свадебный ритуал с Калли, прошёл, как некое таинство, у непонятного Кайсаю ритуального костра, при минимуме посвящённых. Поэтому, среди боевых сестёр, об этом факте, практически никто не знал.

Свадьба с Золотцем, была по-настоящему, с размахом, по всем законам Великой Степи. Со скачками, побоищем и пьянкой с гулянкой на несколько дней. С голой борьбой за главенство в семье, которую, кстати, выиграл Кайсай, но только без положенного медового месяца, потому что, буквально через несколько дней, Золотце, со своей сотней, закуманилась и ушла в поход, а через три дня, в свой поход в неизвестность, отправились и Кайсай с Зарине.

Когда их странный отряд покидал стан царицы, то кроме самой Райс и старой Русавы, там уже никого не было. Даже личная орда Матери степей, как сквозь землю провалилась. Поэтому, уход их был тихим и без какой-либо помпезности…

Через две с лишним седмицы карабканья по горам, Зарине со свитой, вышла на простор большой межгорной долины. Тропа вывела их к проезжей дороге, что уводила путешественников внутрь моря трав, кустарника и поначалу, одиноко стоящих редких деревьев.

На предложение старшей отряда сопровождения, встать где-нибудь в стороне и осмотреться, Зарине отреагировала надменно отрицательно, заявив, что, во-первых, солнце ещё высоко и во-вторых, что они уже достигли нужных земель, где бояться им больше нечего.

— Теперь пусть боятся нас! — громко выкрикнула она в вышину горного воздуха и впервые за поход повеселела.

Поехали по пыльной дороге, ни от кого не скрываясь и остановились только под вечер, у небольшого селения, со странными подземными домами, будто огромными норами, жители которого, ещё издали завидев конный отряд, даже не став разбираться кто это такие, попрятались под землю и тщательно за конопатились.

Зарине, подъехав к земляным жилищам, для приличия немного покликала хозяев или хотя бы старшего какого-нибудь, но не видя признаков гостеприимства, предупредительно отогнав Кайсая подальше, чтоб не зацепило, шандарахнула Славой «по площадям». Всюду послышалось шуршание, приглушённый грохот и вот уже из нор поползли грязные и бедно одетые мужчины и юноши.

Кайсай не слышал, какие она им там права качала, лишь издали наблюдая, за ползающими в пыли силуэтами. Он мог бы не отъезжать, но Зарине до сих пор не знала, что у «суженного» от неё, защита имеется, а рыжий, не спешил с ней этим делиться, каким-то спинным мозгом чувствуя, что это её незнание, может очень ему помочь в будущем, а может и жизнь спасти. От этой гадины он ожидал, всё что угодно.

Заночевали здесь же, а дальше путешествие пошло значительно быстрее. Выведав у местных жителей ситуацию в долине, которые оказались подвластными работниками одного из приближённых её отца, она погнала отряд быстрой рысью, мотивируя это тем, что во круге всё спокойно, потому, что отец со своей армией, как она и ожидала, в данный момент отдыхает в стране. Поэтому, все шальные и залётные с большой дороги, хвосты поприжимали и подальше в горы подались, лишь бы на глаза царю и его людям не показываться, а воины их не тронут потому, что они теперь, вроде бы, как свои.

На всём протяжении их скачки по долине, встречные шарахались от их отряда, как от чумных. Даже бросая свои странные двухколёсные повозки, гружённые всяким добром и со всех ног убегая подальше от дороги, если не где было спрятаться, а иногда, даже там, где спрятаться было можно, всё равно убегающие не прятались, а улепётывали куда глаза глядят.

Пару раз на их пути встречался отряд воинов. Один раз, в десять человек, шедших пешим порядком, со щитами и длинными пиками, второй раз, конный разъезд, но всего в количестве пяти наездников. Судя по одёжке, один из конных, по крайней мере, был знатного рода, но и первые и вторые, лишь завидев отряд боевых дев, разом кидались в сторону от дороги.

Правда, в отличии от мирного населения, не бежали со всех ног, а отступив в сторону, останавливались и напряжённо ощетинившись оружием, наблюдали за проезжающими и как только видели, что «мужерезки» спокойно проезжали мимо, тут же возвращались обратно на проторённую дорогу.

Кроме бедных селений и временных построек, отряд проехал два больших и очень необычных поселения местного народа, которые девы назвали городами. Кайсаю никогда раньше не приходилось видеть такого большого скопления вместе проживающих людей, да, и таких каменных зданий, построенных на века, ему так же не приходилось видеть.

Оба города их встретили всеобщей паникой и наглухо закрытыми воротами, но узнав, что имеют дело с дочерью самого царя Тиграна, настороженно и с опаской, ворота всё же открывали. При этом, на хозяев этих городов, Кайсай без слёз смотреть не мог. Эти жалкие подобия воинов, даже и при оружии, вызывали у него приступ брезгливого омерзения, но вместе с тем, каждый раз повышая чувство собственной значимости и превосходства. Это ж как тут всех степь запугала и какие у неё, родимой, оказывается длинные руки.

За день до окончания пути, как объявила знающая эти места Гюрза, с левой стороны дороги, искусственные посадки сменились привычной дикой степью с густой зелёной травой, даже не смотря на конец лета. На этом природном и привычном глазу ковре, паслось огромное количество коней.

С неподдельным восторгом взглянув на первую же группу, стоящих и щиплющих травку животных, Кайсай с изумлением опознал в них породу, на которой разъезжал Шахран и чьим конём, все ордынцы, так завистливо восхищались.

Чувство восторга, через некоторое время сменилось удручающим ощущением подавленности. Он подумал, что если все кони персидской армии такие, то это очень плохо. Это значит, что конница Куруша, быстрее степной, по крайней мере, на ровном месте, а если учесть, что подобное чудо разводится в горах, то и среди этих нагромождений скал они превзойдут орду по скорости.

Табуны охраняли конные воины и в достаточно большой количестве. Уже некоторое время спустя, как их отряд поехал вдоль пастбищ, девы были вынуждены остановиться, потому, что были кружены не менее, чем сотней вооружённых конников. Воины, все как на подбор были молоды и безбороды.

Зарине, фальшиво улыбаясь, выехала вперёд, потихоньку распуская вокруг себя свою смертоносную, пакостливую Славу. Напряжённые воины, почти тут же расслабились и как один, заулыбались в ответ.

— Кто старший? — поинтересовалась обворожительная «змеюга», снимая с головы длинную войлочную шапку, высвобождая пышную, кудрявую шевелюру чёрных, как смол волос.

Этот жест, окончательно добил вражескую кавалерию и стоящие на её пути, даже принялись расступаться, освобождая дорогу, но Зарине не тронулась с места, а лишь повторила вопрос, продолжая обворожительно улыбаться и медленно осматривать собравшихся вокруг.

Старший, оказался не перед ней, а несколько в стороне. Единственный бородатый, но тем не менее, тоже вполне молодой воин, хотя его вычислить из общей массы можно было сразу, только по одному его богатому одеянию. Тем не менее, он, как и окружающие его пацаны, «плыл» под действием колдовства, не хуже последних.

— Я старший, госпожа, — гнусаво залебезил богато одетый воин, расталкивая молодёжь и выступая пред ясны очи, прекрасной повелительницы, — меня зовут Арварни. Я сотник клана Сеекенов. Рад приветствовать Вас на нашей земле.

— А я — Зарине, — по девичьи кокетливо представилась чернявая, будто она не замужняя баба и царская дочь, а кутырка несмышлёная.

Но тут же, сменив детскую непосредственность на повелительный тон правительницы, добавила, прибавляя при этом свою «прибивалку» Славой, — дочь царя Тиграна из рода Ервандидов. Пошли кого-нибудь к отцу. Пусть встречает свою любимую дочь.

Глаза Арварни распахнулись в изумлении. Челюсть отпала на грудь, и он ни с того, ни с сего, лихо спрыгнув с коня, бухнулся на колени, припав лбом к земле. Вся его кавалерия, тут же последовала его примеру.

— Ты не услышал меня, Арварни? — ещё более леденящим тоном поинтересовалась чёрная колдунья.

— О, да, госпожа, — чуть ли не шёпотом, с блаженным придыханием, протянул воин, — я сам поскачу в крепость, чтобы передать эту великую весть повелителю.

— Ну, так, вперёд, — рявкнула разошедшаяся Зарине, совсем перестав улыбаться и обращаясь уже ко всему остальному окружению, скомандовала, — а вы, за дело! Нечего тут, топтаться.

Мгновение и всех, как сдуло единым порывом. Бородач, во всю прыть ускакал, пыля клубами мутной взвеси в воздухе, которая, тут же относилась в сторону лёгким ветерком. Молодняк, отринул к табунам, где застыл, не то в испуге, не то в недоумении, собираясь небольшими кучками и в явно неадекватном состоянии, лихорадочно ища ответ на вопрос, что это было.

Зарине, сняла свою «прибивалку» и только сейчас, вдруг, вспомнила о Кайсае. Она оглянулась и увидела, как тот, обхватив шею своего коня, уткнулся лицом в его гриву.

— Прости, — сказала она сухо, — забыла про тебя.

После чего, снисходительно отвернулась и скомандовала привал.

Кайсай ничего ей не ответил. Он обнимал шею Васа и сознательно спрятавшись от «любимой» за массивным телом скакуна, расслабленно улыбался, но всем видом при этом, показывая, как ему было плохо. Артист.

Обустраиваться на привал не стали, а лишь скинув мешки с заводных лошадей, расположились на мягких поклажах и стали ждать, отпустив своих животных пастись.

В скором времени, предстояло самое важное. Встреча с самим царём армянской сатрапии великой персидской империи. Если честно, то никто не знал, как она пройдёт и чем закончится, и в первую очередь, не знала сама Зарине.

Хоть Райс и успокоила её несколько, уведомив, что послала ему нужную весточку, но в момент ухода отряда из царского стана, ответа на послание не было и реакцию отца на её безрассудную выходку, Зарине, даже представить себе не могла.

Она помнила его ещё совсем молодым и красивым. О сегодняшнем отце, знала, по сути, лишь по переписке, да, со слов Райс. Вообще, очень странными были отношения в их семье, по сравнению с теми, что она видела в степи, что в приютившей её семье царицы, что в своей настоящей, как она считала, семье Терема.

Всю свою сознательную жизнь, Зорине помнила, что ни мать, ни отец, её не любили, а она их за это, ненавидела. Девочка с рождения была товаром, дорогим товаром. Вот из этих меркантильных соображений и строилось всё отношение к ней родителей.

Вот брата её, Баба, любили, баловали, облизывали, а её нет. Ещё бы. Баб был наследник, а она, лишь выгодное вложение, на чьё-то ложе. С годами у неё появилось чувство благодарности к отцу, чтоне стал выращивать чью-то будущую жену, а отправил расти колдуньей в степь, но любви к нему, так и не появилось.

Зарине, много раз задавала себе вопрос, «зачем он это сделал?». Пытала Райс. Спрашивала в письмах отца. Но Матерь, лишь пожимала плечами, утверждая, что понятия не имеет, да и всё равно ей, что там у него на уме, мол, не её это дело. Отец же, вообще молчал в своих письмах на эту тему, будто не читал её ответные послания, вовсе.

Это была, действительно, загадка из загадок. Зачем, тогда ещё другу Царя Царей, вместо того, чтобы за счёт дочери сблизится или породниться с нужными ему людьми, а может быть и с самим Курушем, он принял решение спрятать её от всех в далёких степях, да ещё и просить Райс об одолжении, посодействовать в обучении колдовским делам. Странно всё это и не понятно.

Сейчас, уверенная в себе и в своём могуществе Зарине, сидела на кожаном мешке и думала, но мысли её были не о том, что планировал отец, она уже пережила эти муки раздумий. Размышляла она о своих целях и планах, которые, стали для неё главным приоритетом.

Она, конечно, выслушает отца, если тот поделится своими планами на счёт дочери, но это, уже не будет иметь никакого значения, если только каким-нибудь образом не пересечётся с ЕЁ планами. А там, будет видно, какую роль сыграть для публики, какие маски примерять для лицедейства.

Если его планы помогут Великой Зарине, она их примет, только по-своему. Если нет, то без сожаления подомнёт царствующего отца под себя. Она прекрасно понимала, что без его силы, в виде ручной армии, ей не совершить задуманного.

Для начала, этой амбициозной деве, его конница была нужна, как воздух. Поэтому, ей придётся искать пути, как эту армию заполучить в свои руки и один из этих путей, сейчас едет рядом с ней — её «муженёк», который по планам будущей Царицы Мира и должен будет возглавить отцовский конный корпус, при помощи отца или вместо него, ей всё равно.

Она разыгрывала Кайсая в тёмную, не посвящая бердника в свои грандиозные планы, но была абсолютно уверена, что слепит из этого самородка всё, что ей будет угодно.

Великий Куруш был особенный человек. Именно его неординарный талант памяти, сделал его Царём Царей. Зарине прекрасно знала это. Кайсай, тоже особенный воин, способный поразить своим колдовским боем, резко выделиться из общей толпы, даже среди лучших воинов, но в отличии от Куруша, что сделал себя сам, у Кайсая будет рядом Великая Зарине, а уж она сможет устроить всё, как надо. С его то умением, да, её колдовским талантом, на него и на неё, уже через несколько лет, будут молиться похлеще, чем на Куруша.

Но к этому времени, она должна стать сильной настолько, чтоб у самого Царя Царей зубы вдрызг разлетелись, коль попробует укусить. Хотя…, если ей удастся дотянуться до самого Повелителя Стран лично, в чём, собственно, она тоже не сомневалась, то появлялся ещё более реальный шанс на достижение цели. Прибрав к рукам обоих, она не только персидскую империю положит в раболепии у своих ног, но и Великую Степь заставит преклонить пред ней колено. Ничто не сможет ей помешать стать Матерью степных народом и тогда, она превратится в ту, о которой будут слагать легенды будущие поколения, затмив своим величием саму Шамирам…

Глава пятьдесят вторая. Они. Крепость Эр-буй-ни

Отец, личным присутствием Зарине не почтил, но выслал солидный комитет по встрече, во главе с одним из своих приближённых, урартцем Ашпани, который в далёкие её детские годы, непосредственно принимал участие в сопровождении маленькой Зарине к границам степи, в составе небольшого отряда под руководством самого Уйбара. Собственноручно передавал девочку из рук в руки воительнице Райс, к тому времени, ещё носившей титул Матёрой, одной из девичьих орд.

Зарине, даже не стала гадать о причинах такого неуважения, но и виду не показала, приняв данный жест царя, как должное. Она прекрасно понимала, что с распростёртыми объятиями, её здесь никто не ждёт. Ибо не отец призвал её к себе, а она за своевольничала.

К тому же, если чернявая колдунья была прекрасно осведомлена о состоянии дел отца и в общем-то, не плохо разбиралась в целом, в делах всей империи Царя Царей, то вот он, вряд ли представлял себе, во что выросла его дочурка и наверняка расценивал её поступок, лишь, как блажь молодой дуры, жаждущей подвигов на собственную задницу и великих свершений на голову, что так свойственно возрасту девочки.

К тому же, её социальный статус замужней женщины, а Райс, наверняка посвятила его в эту тайну, делал Зарине, не пригодным товаром, подрывающим его планы на счёт её, если таковые были. Это дева, тоже прекрасно понимала. Поэтому, встретила она Ашпани, ничего не значащим, слабым подобием улыбки, как бы заранее «прощая не ведущим и творящим по неведению своему».

Тем не менее, глава солидного посольства, не только признал в Зарине дочь своего господина, но и попытался проявить признаки политеса, замешанного на сентиментальности, что для сурового вояки не подходило в принципе и от чего эти попытки, казались неуклюже смешными. Он разволновался, даже не скрывая этого. Приветствуя запинался, всем своим видом показывая, насколько ему неловко выполнять подобное поручение.

— Ладно, тебе, Ашпани, — выручила его Зарине, простой, панибратской фразой, прекращая его потуги складно складывать слова приветствия и восхваления, — я понимаю, что тебе сподручней орать на подчинённых в битвах, чем лебезить в посольстве. Я сама Матёрая орды и мне тоже привычней орать и ругаться, чем вить ажурные кружева из красивых слов. Веди уж меня пред очи отца. Объясняться будем.

Она улыбнулась шире, проезжая мимо и на этом торжественная часть была, к обоюдному удовлетворению, завершена.

Крепость Эр-буй-ни встретила гостей настороженно. Увидели её путники ещё издали, так как располагалась она на высоком холме и стены, в шесть, семь ростов человека, с высоченными башнями, возносили это каменное строение, казалось, к самому небу. К тому же холм, на котором устроилось это нагромождение камня, был с крутыми, почти отвесными подступами вокруг, кроме одной стороны, где был расположен вход, что визуально делало это сооружение ещё выше.

Хотя, единственные ворота крепости и были открыты, но встречающий их вооружённый народ, толпился не в его раскрытых створках, а сгрудился на верхотуре оборонительных стен. От леса поднятых пик настенных защитников, крепость казалась ощетинившейся, как ёж.

Внизу, у подножья холма, занимая всё пространство вокруг, ютились хилые постройки мирного населения, простолюдинов и рабов. Несмотря на обширную и явную обжитую территорию, в пользу чего указывало большое количество поднимающихся к небу дымных столбов от очагов и костров, нижняя часть города, казалась вымершей. Ни единого движения не удалось обнаружить Кайсаю, сколько бы он не всматривался.

Рыжему, в этом финальном переходе до крепости, повезло больше всего из отряда. Мало того, что он принялся изображать из себя заранее определённую роль, ничего не представляющего из себя ничтожества, как и предписывалось планом, так на него, как на единственную особь мужского пола, никто из сопровождающих, вообще, внимания не обращал.

Комитет по встрече, буквально поедал глазами боевых дев, как неслыханную невидаль, а его, как нечто привычное, попросту игнорировали, что позволяло рыжему не только внимательно рассмотреть и оценить своё будущее окружение, но и успевать при этом, пялиться по сторонам, проводя рекогносцировку на местности.

Добравшись до входа в крепость, все спешились. Выскочившие откуда-то слева воины, забрали лошадей и в поводу отвели животину туда, откуда только что сами выбежали. Гости и их сопровождение вошли во входной туннель Эр-буй-ни.

Путешествие по внутреннему двору крепости, представляло из себя блуждания по каменному лабиринту. Вправо, влево, вправо, вправо, влево, влево… Когда наконец они вошли во внутренний двор цитадели, Кайсай для себя отчётливо понял, что назад, самостоятельно, он уже дороги не найдёт. Попросту заблудится.

Но ни испугаться, ни подумать над этим, как следует, бердник не успел. В этот самый момент, на каменных ступенях дворца, показался сам царь Тигран. Кайсай сразу это понял по его золотому наряду и повелительно грозному взгляду с высока.

Все встречающие, как по команде, согнулись в три погибели. Бердник сделал тоже самое, хотя не одна из дев его отряда, даже не пошевелилась, так как девы смотрели не на реакцию окружения, а на свою повелительницу, а Зарине осталась стоять, гордо подняв голову, или, просто, задрав её вверх, внимательно рассматривая мужчину в золотых одеждах.

Кайсай лишь на мгновение замешкался с поклоном, разглядывая золотого царя, в свете клонящегося к горам солнца, буквально светившегося, как некое божество и поразило его не золотое одеяние, такого он насмотрелся у Райс, а золотой цвет его кудрявой шевелюры, точь-в-точь, как у золотоволосок.

Вот это для него оказалось открытием. До этого, он не знал, что Тигран, как и боевые «мужерезки», красит свои волосы той же степной травкой, а в том, что это та же технология, которую показывала ему в своё время Золотце, он был уверен, к еги-бабе не ходи.

Наконец, его супруга, видимо достаточно наглядевшись на молчаливо стоящего и мрачного, как грозовая туча отца, тоже склонилась в общем поклоне, а боевые девы, как по команде, подражая госпоже, даже припали при этом на одно колено, покорно склонив головы.

Тишина стояла мёртвая. Только ветерок лёгкими рывками, шелестел чем-то внутри каменных дебрей, да, подвывал плавными порывами. Тут Кайсай услышал слабый шорох шагов, медленно спускающегося человека по каменным ступеням и понял, что царь соизволил сойти к ним. Шёл он медленно и судя по поступи, небрежно расслаблено.

Подойдя вплотную к дочери и не меняя злобности на лице, он ещё долго стоял, впялившись ей в затылок и судя по заигравшим желвакам, которые заметил Кайсай краем глаза, думы его были явно нечеловеколюбивыми. Он думал, но судя по выражению его лица, размышлял не о чём-то отвлечённом, а о том, как убить эту дуру: сразу или медленно и постепенно.

Затем, Тигран, видимо подал какой-то знак, которого рыжий не заметил, и окружение, единой волной, выпрямилось. Гости последовали их примеру и золотой правитель великой сатрапии, принялся с той же озлобленностью, рассматривать, вместо затылка дочери, её лицо. И только опустив медленно перетекающий взгляд на девичью шею, резко изменил выражение своего злобного лика. Его золотистые брови вздёрнулись вверх, как крылья птицы, а в глазах появились признаки изумления.

Кайсай тут же сделал вывод, что его царствующий тесть, не только знаком с секретами степной косметики, но, похоже, неплохо разбирается и в колдовских узорах степных ведьм. Тигран осторожно протянул к шее Зарине руку. Толи погладил, толи пощупал розовую роспись, как бы проверяя достоверность, после чего обмяк и даже позволил себе, едва заметно улыбнуться.

— Гостей разместить, помыть, но не кормить, — отдал повеление он, так тихо, что молодой бердник, стоявший всего в нескольких шагах, едва расслышал.

Кто-то из его окружения поклонился, видимо это распоряжение касалось именно его, а Тигран добавил:

— Столы накрывать по царскому пристолу. Трапезу начать, как потухнет Арарат.

Кайсай ничего не понял из сказанного, но тот же приближённый, вновь поклонился. Придворный, в отличии от рыжего, понял повелителя очень хорошо. Зато Кайсай, сделал первый шаг в понимании самого царя. Он представился ему, как прожжённый вояка, из которого воинский командный тон, резкий и короткий, как взмах меча, так и прёт из всех щелей.

После чего, не сказав даже «здрасьте» родной дочери, Повелитель развернулся и отправился обратно по лестнице в свой дворец. Весь двор, вновь сложился в поклоне.

Выждав, когда золотой правитель скроется, народ оживился и Зарине с её сопровождением, с почтением пригласили в приготовленные хоромы. Вот тут Кайсай растерялся. Оставаясь всё это время, как бы незамеченным, про него и здесь забыли и куда ему стоило кинуться, толи вслед за супругой, толи обождать персонального приглашения, он не понимал. И чернявая тварь про него забыла, удаляясь с сопровождением и четырьмя своими девами прислуги.

Боевых поляниц, повели в другой проход, вообще, из двора наружу, видимо, приготовив им место в казармах, что проходили они по пути следования ко дворцу. Кайсай остался стоять один в полной растерянности. Он отошёл в сторонку, чтоб не мешать мечущимся воинам, сновавшими туда-суда, что-то суетливо таская и перетаскивая и замер столбиком.

Ситуация была паршивая, если не сказать унизительная. Такого пренебрежения к себе, рыжий не ожидал. Он скромно направился в дальний угол двора, где были навалены большие тюки непонятного предназначения и смахнув пыль с одного из них рукой, уселся, безразлично наблюдая за мельтешением вокруг.

Прошло достаточно много времени бездельного сидения, прежде чем он заметил Герру, одну из дев-любавиц супруги, быстро выпорхнувшую из дворца и в сопровождении местного вояки, прошедшую через двор во внутреннюю крепость.

Через некоторое время, она вновь вернулась во двор цитадели, всё с тем же воином, но на этот раз, шли они нецеленаправленно, а нервно крутя головами по сторонам. Бердник, почему-то, сразу догадался, что это его, наконец-то, потеряли, и чтобы определить себя, он поднялся на ноги, в тот момент, когда Герра обернулась в его сторону. Дева заметила и облегчённо вздохнув, тут же направилась к нему.

— Где ты пропал? — тихо прошипела она, делая, как ей, наверное, казалось, злобное личико, поджимая губки в узкие щёлки и беря рыжего за руку.

— Где бросили, там и пропал, — обиженно буркнул в ответ Кайсай, тем не менее покорно следуя туда, куда она его потянула.

Войдя во дворец и прошмыгнув узкими каменными коридорами, любавица втянула его в одну из комнат, где вместе с Зарине и её девами, присутствовала какая-то неимоверных размеров, далеко уже не молодая женщина, но лишь бросив беглый взгляд на её одеяние и золотой обвес украшений, Кайсай сразу догадался, что перед ним её величество тёща, ибо сходство черт матери и дочери, нельзя было не заметить.

— Ты куда запропастился? — с упрёком и гонором выговорила ему Зарине, — почему я должна тебя искать по всей крепости.

Почему-то, подобное обращение и тон, с которым оно было высказано, мгновенно налило бердника внутренней яростью, но он тут же одёрнул себя, сжав кулаки и помня, кого должен из себя представлять. Кайсай сдержался и лишь опустив глаза, смиренно промолчал.

— О, боги, — наигранно взмолилась Зарине, — ну, что за наказание. Вот, мама, познакомься. Мой муж — Кайсай.

Царица ничего не сказала на представление зятя и познакомиться не соизволила, а лишь с некой брезгливостью осмотрела его с ног до головы. Её маленькие, свинячьи глазки из-за заплывших щёк, быстро пробежали по худосочной фигуре нового родственника и не оценив его, похоже, не в одном из достоинств и не соизволив даже поздороваться с молодым мужчиной, она повернулась к дочери и буквально потребовала:

— Пойдём ко мне. Я покажу тебе свою комнату.

С этими словами обе, стоящие друг друга сволочи, удалились, оставив Кайсая наедине с девами прислуги. Только тут, рыжий, дал выход своему гневу, заметавшись, как зверь из угла в угол и за матерившись, как пьяная Матёрая, уронившая себе на ногу котелок с кипятком, выплёскивая скопившуюся обиду. Девы сначала опешили, а затем, ни с того, ни с чего дружно рассмеялись, что вывело молодого бердника из цепких объятий яростного припадка и заставило опомниться.

— Что ржёте, как лошади? — наигранно злобно поинтересовался он у них, усаживаясь на деревянный пол, выложенный аккуратными дощечками, умело подогнанными друг к другу, почти с невидимыми стыками.

Как выяснилось, они все, действительно, про него забыли. Только когда заявилась эта свиноподобная матка и после, насквозь лживого проявления радушия и наигранной показухи, мол, как она соскучилась по блудной дочери и потребовав предъявить ей новоиспечённого зятя, все вдруг вспомнили про Кайсая.

Зарине разыграла сцену, мол, только что был, куда пропал — непонятно, выговорилась по поводу непутёвого муженька и только после этого, отправила на его поиски Герру.

Кайсай слушал их щебетание с той же лживой улыбкой, что была и на их лицах, притворяясь, как и они, что это мелкое недоразумение, вполне безвинно и забавно. А про себя подумал, как же ему будет здесь хреново, в полном окружении врагов и откровенных неприятелей.

Он один, совсем один и не на кого опереться в трудный момент, не с кем без лжи переговорить. И тут, он лишний раз осознал, почему бердники, все, как один, одиночки. Почему, именно таким, его воспитывал Дед, приучая с детства быть исключительно наедине с собой и рассчитывать только на себя.

Вот только молодой воин, никак не мог взять в толк, что он тут делает. Зачем он, вообще, сюда направлен Матерью? Как долго прикидываться ему дурачком? Он прекрасно понимал, что Зарине, лишь ширма и не смотря на её амбиции и могущественное колдовство, в планы Райс, как фигура этой хитрой игры, она не входила. Эта дева, тут сама по себе будет воду мутить, оттягивая на себя всеобщее внимание. Только и всего.

Кайсай отчётливо помнил наказ своей царицы, данный ему один на один: прижиться размазнёй, ни в коем случае не светить свои умения и силу, до поры до времени, а когда это время придёт, он всё узнает. Для начала же, ему необходимо раствориться в этом чужом для него мире и ждать, при этом, не отказывать в помощи Зарине в её коварных планах, но при одном условии: он не должен был подвергать свою жизнь опасности.

Бердник, Райс, нужен был для дела живым и здоровым. Поэтому, соглашаясь на выполнения поручений Зарине, рыжий, обязан был взвешивать риски и если угроза для него была реальна, то не вызывая подозрений, уклоняться от таких поручений, как сможет или откровенно хлыздить, при их выполнении.

Глава пятьдесят третья. Они. Неожиданный союзник

К вечеру, когда в крепости стемнело и всюду в стены натыкали зажжённые факела, гостей вновь пригласили во двор цитадели, только на этот раз, дворцовая площадь была уставлена столами, расположенными буквой «П» и длинными скамьями, по обе стороны от них.

К торжеству пригласили не весь прибывший отряд, а только Зарине и Кайсая, при этом, воин, вошедший с приглашением, потребовал оставить всё оружие в комнате и когда Кайсай выполнил требование, то в добавок, указав на золотой пояс бердника, небрежным жестом дал понять, что и его следует также оставить. Рыжий моментально окрысился, но зная его блажь, относительно этой красивой игрушки, в вялый, полу глухонемой диалог мужчин, вмешалась Зарине:

— Оставь. Он по зароку не может снять этот пояс, — промурлыкала она томно и расслаблено, — он даже спит в нём, но я тебе разрешаю его обыскать, коль не доверяешь.

Подобное, вопиюще хамское заявление, обескуражило рыжего. Как это она разрешает его обыскать? Этого ещё не хватало, но стиснув зубы в ожидании очередного унижения, тем не менее, подчинился. Только прикусив язык, в остановленном времени, вынул золотой ярлык из кармашка пояса, зажав его в руке и пустив время течь обычным образом, поднял руки вверх, изобразив на лице идиотскую улыбку.

Воин посмотрел на придурковатого гостя, презрительно хмыкнул, но обшаривать не стал, а жестом предложил следовать за ним. Выходило, что зря напрягался.

Парочку усадили по центру внутреннего ряда, прямо на против места самого царя, на что указывал золотой трон с высокой спинкой и ко времени рассаживания всех присутствующих, ещё пустовавший.

Удостоенные пиршества, не самые последние в окружении Тиграна воины, как можно было судить по их одеянию, рассаживались не спеша и без суеты, явно зная, кто, где должен сидеть. Места, на подобных торжествых, как и во всех землях того времени, соответствовали некому ранжиру по степени приближения к царскому телу и когда все расселись, то остались пустовать лишь три места: царский трон и два с обоих сторон от него.

Неожиданно резко, разговоры, шум и даже шорох среди «застольников» стих. Наступила тишина. Никто ничего не делал. Просто, молча сидели, опустив руки на колени и ждали. Кто-то смотрел «в никуда» прямо перед собой, кто-то, вообще, прикрыл глаза. Кайсай же вместо этого, принялся рассматривать яства, выставленные на стол перед ним. Жрать хотелось неимоверно.

Прямо по центру, на большом блюде, утыканная фруктами и зеленью, возвышалась жаренная тушка безголового животного, размером с большую собаку или волка. Что это был за зверь, рыжий не знал, но пахло от него, очень аппетитно, слюной можно было захлебнуться.

Всюду, в неимоверном количестве стояли высокие глиняные кувшины, выделяющиеся на общем фоне, и как Кайсай уже знал, эти посудины были предназначены для вина. Бердник даже отметил, что их количество соответствовало сидящим, то есть каждому, похоже, был предназначен свой кувшин. «Так и упиться можно», — подумал он про себя, быстро соображая, сколько же туда может поместиться хмельного напитка, но большего он рассмотреть на столе не успел.

Сверху послышались шаги и негромкий разговор. Кайсай скосил глаза, боясь, почему-то, поворачиваться и увидел вальяжно спускающегося Тиграна, в сопровождении двух знатных воинов, так же, как и царь, расшитых золотом. Народ за столом не сговариваясь, как по команде, встал и переступив через скамью, вышел из-за стола, развернувшись к спускающейся тройке и переламываясь в низком поклоне.

Зарине и Кайсай сделали тоже самое. «Жёсткий у них тут порядок», — подумал рыжий, отмечая непросто единообразие в поклонении, а чётко вымуштрованные действия. Прогиб спины, положение головы, рук. «Если и в бою они столь же натасканы», — продолжал свои размышления бердник, — «то, пожалуй, это серьёзная ратная сила».

Троица не стала обходить столы, направляясь к своим местам, а проследовала к ним, прямо шагая по освобождённым скамьям, на которых, только что сидели люди, а после того, как «золотые» заняли свои седалища, ожидавшие, доселе, в поклоне воины, расселись на испачканных скамейках, даже не вытирая и не смахивая следы от сапог Повелителя.

Все три важных персоны, в отличии от остальных, были вооружены, чуть ли не в полном обвесе. У сопровождающей царя парочки, даже небольшие круглые щиты имелись за плечами.

— Слушай сюда и делай всё, как я говорю, — неожиданно послышался шёпот справа от Кайсая, почти в самое ухо.

Бердник обернулся и увидев улыбающееся лицо соседа, сразу догадался, что тот, будет подсказывать ему ритуальные действия, которые рыжему необходимо будет выполнять и одними глазами дал понять, что принимает помощь.

— Когда Повелитель укажет на тебя куском мяса, то встать и протяни для подношения своё пустое блюдо, — продолжал быстро шептать сосед, видимо специально посаженный при госте для этой цели, — да, поклониться не забудь.

Кайсай вновь слегка кивнул, мол, понял.

— И следи за Повелителем. Делай только то, что делает он и ничего более.

— Да, понял я, понял, — также шёпотом, чуть повернув голову ответил бердник.

— Вот и хорошо, — заключил сосед и на какое-то время отстал.

Кайсай мельком взглянул на Зарине, та тоже отвернулась в противоположную сторону, видимо, так же получая инструктаж от своего соседа. Надо сказать, что дева была единственным представителем женского пола за столом. Больше, ни одной женщины, даже в отдалении видно не было. Прислуга, что кружила на подступах к трапезе и та вся была мужская.

Тигран, раскинувшийся в своём золотом троне, небрежно, но не без интереса, разглядывал свою дочь, что сидела строго напротив, только лишь раз, мельком взглянув на Кайсая и не найдя в нём ничего интересного, вновь вернул внимание Зарине.

Тот, что был справа от Тиграна, налил хозяину стола вина в большой серебряный кубок, изогнутый острым концом к низу и с сидящей, на этом изгибе, как на коне верхом, некой, изящно выделанной фигурки человека-наездника. Затем налил себе, не присаживаясь. Все сидящие за столом кинулись, как один, наполнять своих кубки из ближайших кувшинов.

Гости, последовавшие их примеру, тоже наполнили свои кубки и рыжий, удовлетворённо отметил, что у него, так же, как и у царя, кубок серебряный, только выполненный в виде бочонка на толстой ножке, расширяющейся книзу.

Тот, что начал всё это действо, задвинул длинную речь, восхваляя царя Тиграна и его деяния, перечисление которых, заняло приличное время. Все встали с наполненной вином посудой, кроме царя, и слушали его речь стоя. Наконец выпили.

Встал второй, тот что слева. Вся процедура повторилась, с одним лишь изменением: он после восхваления, пожелал не великих деяний и свершений, а могучего здоровья. Опять выпили. Только после этого, царь взял со стола какой-то фрукт, название которого Кайсай не знал и все потянулись за подобными плодами, наконец-то, закусив. Плод был сладко-кислым и очень сочным, притом кислым в большей степени, но всё равно, на вкус приятным.

Поднялся царь, но все при этом остались сидеть. Рыжий было дёрнулся вскочить, но тут же был остановлен соседом, схватившим его за локоть. Тигран вынул кинжал, очень дорой, судя по россыпи драгоценностей на его рукоятке и приступил к делению того жаренного животного, что лежало перед ним.

Первый кусок, положил тому, что сидел справа. Тот встал и протянул к нему пустое серебряное блюдо. Второй, тому, что слева. Третий кусок, он хотел было протянуть дочери, но резко остановившись задумался и наконец, впервые посмотрев в глаза Кайсая, протянул кусок рыжему.

Бердник встал. С поклоном выставил перед собой пустое блюдо и чуть не уронил мясо на стол, ибо царь, не положил его, как предыдущим, снимая нанизанный кусок с кинжала пальцем, который тут же облизывал, а в буквальном смысле, швырнул его на блюдо Кайсая, как делают это со злости, кормя ненавистного врага или от брезгливости, пичкая отходами, нестерпимо мерзкое и опасное животное. По крайней мере, рыжий, именно так воспринял швыряние в него мясом.

Напряжённый бердник, не желая того, ещё вставая, сам собой перешёл в боевой режим, собрался и сжался, как пружина, поэтому успел среагировать и ловко поймал блюдом, улетающий с него кусок, замирая в нерешительности. Что означало подобная царская выходка, он не знал и не догадывался, но успел про себя подумать — это не к добру.

Бердник поднял глаза и увидел картину, которую меньше всего предполагал лицезреть. Царь стоял с широко раскрытыми глазами в состоянии нешуточного удивления, тупо пялясь на его пояс! Он явно узнал Дедов подарок, судя по выражению, которое застыло на царском лике.

Затем, Тигран медленно перевёл взгляд на левую руку Кайсая, вытянутую с блюдом перед собой и его удивление, сменилось на расслабленную ухмылку, а глаза, хитро сузились в щёлки. Они зафиксировались на деревянном перстне, что был повёрнут камнем внутрь, но даже не видя камня, Тигран явно узнал и этот атрибут девичьего царства.

Хозяин стола выпрямился. Кайсай сел, одёрнутый за штаны соседом. Тигран, после некого раздумья, отрезал очередной кусок мяса и вновь протянул его берднику. Рыжий замешкался, но тычок в бок справа, произвёл своё выводящее из ступора действие, и он вновь встал, в поклоне протягивая блюдо. Золотой Повелитель, аккуратно положил ему кусок на блюдо и не прекращая улыбаться, облизал испачканный палец.

Кайсай сделал вывод, что царь, таким образом, постарался сгладить неловкость, вызванную первой раздачей и в ответ, ещё раз поклонился, благодарствуя, после чего напряжённо уселся. Во всём теле зудела предательская дрожь.

Он лихорадочно соображал, чтобы всё это значило? Откуда, у этого горного царька, такие познания? Ну, ладно перстень. О нём соглядатаи могли доложить. Этих деревяшек было не так мало, да и секрета из них никто не делал, наоборот, всякий раз, выставляя перстни на показ, как принадлежность к выбранной касте «мужерезок». Но пояс…

Следующий кусок достался Зарине. В заключении, Тигран отрезал кусок себе, после чего, наконец, небрежно устроился на своём троне и взяв мясо руками, принялся жадно, не стесняясь, словно голодный хищник, поедать, обливая рот вокруг и руки жиром.

Весь стол разом ожил и принялся самостоятельно хватать руками куски, наполняя свои блюда мясом. Оно, оказывается, было навалено на всех столах, только, как заметил Кайсай, в отличии от царского места, на всех остальных, оно было предварительно нарезано.

Дальше, началась обычная для подобных сборищ пьянка. Гомон становился всё громче, движения воинов более раскованы, где-то послышался разноголосый хохот. В общем, как обычно, везде и всюду, в любом уголке земли.

Тигран, то и дело наполнял свой кубок сам и вставая, уходил, то к одной стороне стола, то к другой. Кайсай, поначалу дёргался от его вставаний, а потом обвык и вообще, перестал следить за хозяином пиршества, с каждым разом, всё меньше сидевшего на троне и всё больше гулявшего вокруг столов.

Живую, полупьяную беседу Кайсая со своим соседом, о том молодом горном козлёнке, которого они поедали, прервало неожиданное похлопывание по плечу. Рыжий заторможено обернулся и увидел перед собой богато одетого воина. Он спьяну, даже не сразу узнал в нём того, кто совсем недавно сидел с Тиграном по левую руку. Вельможа, ничего не говоря, лишь кивком головы, предложил, мол, пойдём выйдем.

Кайсай осмотрелся. Сосед, уже во всю о чём-то разглагольствовал с противоположным соседом. Зарине, вообще, собрала вокруг себя целую кучу и рыжий, только сейчас заметил, что за его спиной, уже стоит несколько человек, но обращены они были не к нему, а к его жене. Ухмыльнулся. Тихонько вышел из-за стола, переступив через скамью, посмотрел вслед вальяжно удаляющемуся воину, расшитому золотом. Встряхнулся. Прислушался к себе, но не почуяв ничего угрожающего, двинулся на выход, по пути оглядывая развеселившиеся столы.

С удивлением заметил, что в другой стороне площади, во всю надрывались музыканты, которых он увидел только что, а до этого, даже не обращал на вой их труб никакого внимания. Они настолько органично вписались в этот галдящий балаган, что казались естественным фоном и не только не мешали празднованию, но и создавали соответствующую атмосферу, родную и знакомую берднику по пьянкам, хотя музыка и была для него необычной.

Воин, расшитый золотом и всё ещё таскающий маленький круглый щит за плечом, пошёл на выход из цитадели, лишь в проёме небрежно оглянулся, удостоверился, что гость идёт за ним и прошествовал дальше.

Они не стали плутать по каменным лабиринтам крепости, а сразу свернув направо и войдя в приоткрытую дверь, оказались в огромном зале, с большими толстыми колонами, поддерживавшими крышу. Посреди этого зала-храма, как предположил бердник, одиноко стояла чёрная фигура старого жреца, с длинной седой бородой, внимательно смотревшего на гостя, абсолютно не обращая внимания на его сопровождение.

Кайсая подвели к старцу в странном чёрном балахоне с безразмерными рукавами и с высоким остроконечным колпаком на голове, на конце которого болтался пушистый хвост в виде кисточки. С бердника весь хмель слетел, как рукой сняло. Он почувствовал угрозу. Всеми своими внутренностями почувствовал.

Взгляд мага, а в том, что это был маг, рыжий уже не сомневался, в буквальном смысле слова, ковырялся в его голове и это было очень противно. Рыжий, уже хотел было применить свой перстень с остановкой времени и ускользнуть незамеченным от этого взгляда обратно к столу, как вдруг, маг поднял руку и указал в сторону, предлагая Кайсаю пройти дальше.

Бердник посмотрел в указанном направлении и увидел ещё один храм, только значительно меньше, представлявший из себя каменную коробку с узким, низким входом, внутри которой горел огонь. Он обернулся в поисках сопровождающего, но того и след простыл. Куда, тот делся из-за спины, было не понятно, бердник, занятый магом, даже не услышал его шагов. Толи вышел обратно, толи прошёл, как раз, в тот небольшой, ярко размалёванный красками каменный короб.

Кайсай тяжело вздохнул, отчётливо понимая, что там, куда посылал старый маг, ожидает его, что-то явно неприятное. Нутром чуял. Вместе с тем, он прекрасно осознавал и всю необходимость данного шага, от которого ему, сейчас, при всём желании не отвертеться. Он уверенно зашагал в указанном направлении, лишь заявив самому себе, что чему быть, того не миновать.

В полумраке каменного дома, прямо напротив небольшого костра, горевшего на постаменте, сидел только один человек, одежды которого поблёскивали золотом. Кайсай, несколько не сомневаясь, что это, тот самый воин, что привёл его сюда. Наклонился, проходя в проход и спокойно подошёл к сидящему, успев при этом, осмотреть, абсолютно пустое помещение.

Какого же было его удивление, когда, подойдя ближе, в сидящем человеке, он узнал самого царя Тиграна, а не его «левую руку», как предполагал. Повелитель, не оборачиваясь, похлопал ладонью по каменному, чисто выметенному полу, давая понять, что Кайсаю надлежит присесть рядом, продолжая при этом, безмятежно смотреть на пляшущие язычки пламени.

Кайсай присел. Посмотрел на лик царя, на котором прыгали отсветы костра. Лицо его было абсолютно трезвым, умиротворённо расслабленным и казалось застыло в размышлении, но игра света и тени, в совокупности отсутствия какой-либо мимики, порождало удивительное чувство неправильности, от чего у рыжего, мурашки по спине побежали. На застывшем лице, мельтешили блики псевдо-движений, а переливающийся блеск золотых пластин, доводили зрелище до божественной нереальности.

Молодой бердник, еле оторвал взгляд от этой, гипнотически завораживающей картинки и так же, как и царь, уставился на пламя костра, понимая, что не ему предстоит начинать разговор.

В голове его было пусто, а разуму, почему-то, стало абсолютно безразлично, что будет с ним дальше. О чём пойдёт разговор? Какие будут последствия? У Кайсая разболелась голова, толи, от усталости суматошного, нескончаемого дня, толи, от вылетевшего хмеля и единственно, чего он желал в данный момент, так это, побыстрее от всех отделаться и завалиться спать.

Тигран молча, не меняя позы и замершего выражения на лице, медленно сунул руку за пазуху и выудив оттуда тонкий свиток, с болтающейся на шнурке печатью, так же неспешно протянул его Кайсаю. Рыжий, неторопливо, с налётом показного равнодушия, принял тонкую трубочку кожи и посмотрел на печать, что выпячивалась оттиском на воске деревянной подложки.

Его тело вздрогнуло, а глаза поползли на лоб от удивления. Он быстро бросил взгляд на Тиграна, никак не среагировавшего на его недоумение, продолжавшего тупо глядеть на огонь. Кайсай ещё раз поднёс печать к самым глазам и внимательно рассмотрел деревянный кругляш.

Никакого сомнения. Это была личная печать Райс. Не та, царская, что вечно ходила по рукам и при надобности, в которой, постоянно приходилось устраивать розыски: у кого она запропастилась, а личная, всегда находившаяся у неё на пальце, в виде массивного золотого перстня.

Кайсай сорвал печать, развернул маленький клочок кожи и прочитал единственную фразу: «Этому человеку можешь доверять, как мне». И всё.

В голове бердника заварилась настоящая каша из сумятицы и хаоса. Не осознано, он повернулся к царю, продолжая держать в руке развёрнутый кусок кожи и задал вопрос, который сформировался, кажется, вообще, отдельно от его сознания:

— И, что всё это значит?

Тигран медленно повернулся к вопрошающему. Пристально посмотрел в глаза и ничего не отвечая, забрал из рук Кайсая письмо. Взглянул на единственную строчку в нём и скривившись в хищной улыбке, взял и метко швырнул кусок пергамента в огонь священного костра.

Тонкая кожа пергамента, как живое существо, скукожилась, резко скрутилась в трубочку, вспыхнула, извиваясь змеёй и «умерла», постепенно обугливаясь, коптя при этом чёрным дымом. Лишь деревянная подложка печати с воском, ярко вспыхнула, резко прибавив освещения во мраке каменной коробки.

Оба сидевших мужчины, молча следили за последними мгновениями жизни кусочка кожи, как будто ожидая, когда последний свидетель их тайной встречи исчезнет в пламени огня, чтобы продолжить разговор. Но обугленный кусок всё ещё корчился, когда Тигран неожиданно начал:

— Ты мне сначала не понравился, — тихо сказал он, продолжая наблюдать за агонией остатков письма, затем, взял за руку бердника и подняв ладонь с перстнем к свету, разглядывая камень, закончил, — но тебе доверяет Тахм-Райс, а я доверяю ей.

Его признание, произвело эффект вылитого жбана холодной воды на голову. Такого расклада, Кайсай, никак не мог ожидать и однозначно не поверил в услышанное. Он аккуратно изъял свою ладонь из руки царя и напрягся, хотя и так тело находилось в боевом режиме.

Почему-то первое, что пришло в голову — это гнусная ловушка. Но, с другой стороны, откуда он знает, чуть ли не все секреты девичьего царства: про перстни, пояс, да и покраска волос по девичьим технологиям, которая существовала только в родной степи, говорила о том, что Тигран, каким-то образом, связан с Райс куда более тесно, чем просто договор о сотрудничестве и оставлении в залоге дочери. А тут ещё, это загадочное письмо.

Да и вообще, как он может доверять тому, кто по словам Зарине, является лучшим другом Куруша, злейшего врага Райс? По правде сказать, он и самой Райс, не очень-то доверял. Побаивался — да, служил ей — да, но доверять ей безрассудно — никогда. Он никому не доверял, кроме себя, ну, может быть ещё Золотца, и то, только в последнее время.

— Я не хотел раскрываться раньше времени, — с грустью в голосе продолжил Тигран, но, тем не менее, не теряя статности тона, — думал для начала посмотреть на тебя. Оценить. Но обстоятельства сложились так, что я вынужден спешить. Некогда здесь в гляделки играть. Поэтому, решил сразу брать быка за рога.

Тигран хмыкнул и замер, пристально сверля взглядом, всё ещё недоумевавшего бердника. Тот, в ответ, промолчал, внимательно прислушиваясь, с одной стороны, а с другой, лихорадочно соображая, что ему делать. Он не верил урартцу, а как в данной ситуации себя вести и что отвечать, даже приблизительно сообразить не мог.

— Что не отвечаешь? — прервал царь затянувшуюся паузу.

— Ты не задал ни одного вопроса, чтобы отвечать, поэтому, я, просто, слушаю, — нашёлся Кайсай с ответом, продолжая смотреть на огонь и несколько успокаиваясь, по крайней мере, в голове прояснилось, и лихорадка скачущих мыслей угомонилась.

— Ты мне не веришь? — с усмешкой спросил Тигран.

Кайсай не сказал «нет», но его молчание, было более чем красноречиво.

— Жаль, — всё с той же ухмылкой в голосе подытожил царь, — ты ведь наверняка знаешь, что я долгое время ходил в походах в степной орде. Даже какое-то время жил при дворе царицы Тиоранты, мамы Райс. И вообще… — тут он оборвал свою тираду на полуслове и после долгой паузы, видимо раздумывая рассказывать или нет, продолжил, — да, в общем-то, это уже не важно.

Кайсай, как это могло не показаться странным, этого, как раз, не знал. Никто не доводил до него подобную информацию, а ведь царица, могла бы и рассказать.

— Так ты, с тех времён знаешь про перстень? — спросил Кайсай, заранее уже зная ответ, но, тем не менее, решил осторожно продолжить диалог, в надежде, что Тигран, что-нибудь сболтнёт ненароком, что ему, хоть как-то поможет понять сложившуюся ситуацию и натолкнёт на мысли, как надлежит себя вести.

— Я знал лишь одного мужчину, носившего такой перстень, — охотно продолжил золотоволосый Повелитель, переходя на панибратский тон, стараясь, видимо, перевести беседу в доверительное русло, — да и то, какой он мужчина? Это Шахран. Ты ведь наверняка его знаешь?

— Конечно, — кивнул рыжий, продолжая отстранённо смотреть на огонь.

— Вот ты второй, который вхож к банному камню царицы степей. Интересно, что ты такого сделал, если заслужил место приближённого, самой Райс?

— Да, ничего особого и не делал, — пожал плечами Кайсай, — сам в недоумении.

— Ну, прибедняйся, прибедняйся. Матерь сказала, что ты какой-то особый. Только я, так и не понял, в чём твоя особенность.

— Не знаю, понравился видно, — вновь пожал плечами бердник, и спросил о другом, чтоб перевести русло разговора с себя, — а пояс откуда знаешь?

— Так это мой пояс. Как же мне его не узнать? — запросто ответил урартец, растягиваясь в улыбке и поворачиваясь в пол оборота к собеседнику, — его изготовил мой мастер, на заказ Райс и, на сколько я знаю, он был сделан для одного, хорошо мне знакомого бердника. А вот, как он у тебя оказался?

Очередное признание и очередной жбан холодной воды на голову рыжему. Он не осознано повернулся, уставившись на Тиграна выпученными от удивления глазами.

— Ты знаком с Дедом? — недоумению Кайсая не было придела.

— Ещё бы, — растянулся в благожелательной улыбке золотоволосый, — это ж я его с Райс из плена освобождал в пустынном городе. Не помню его название. Он там в цепях темницы, уже полудохлый болтался, когда его оттуда вытащили. Так что, Дед мне, считай, второй жизнью обязан. А ты-то каким боком с Дедом пересёкся. Он же, как немтырь, лишь с одним Агаром общался. Правда, в те времена, Агар ещё совсем пацан был. Мы его «личинкой берсеркера» дразнили.

Тема явно была Тиграну по душе. Он даже встрепенулся, как-то, ожил, увлечённый воспоминаниями, которые были для него приятны. В его глазах мелькнул огонёк ностальгии, по давно ушедшим, молодым и весёлым временам.

— Личинкой берсеркера? — чуть ли не взахлёб вскинулся рыжий, только что не подпрыгнув на месте и растягиваясь в улыбке.

— Ну. Только ты сейчас, не вздумай ему об этом напомнить, — совсем по-свойски, эдак по-отечески, посоветовал Тигран, явно удовлетворённый, что, наконец-то, удалось расшевелить на разговор, этого юнца.

— Теперь понятно, — проговорил Кайсай, растягивая улыбку от уха до уха, действительно, забыв о своих подозрениях относительно собеседника, вспоминая своё первое знакомство с Райс, — у меня друг есть, так его Райс, как увидела при Агаре, тоже обозвала «личинкой берсеркера», а потом, её водой пришлось отпаивать. Чуть со смеху не представилась, — помолчав немного, вспоминая былые дни, закончил, — а на счёт Деда, так всё просто. Ученик я его. Да и вместо приёмного сына ему, что ли. Он меня с самого раннего детства воспитывал. Сирота я. А как время пришло в орду уходить, так этот пояс подарил.

— Да, — протянул царь, переводя взор на пламя священного костра и философски закончил, — мир такой огромный, но такойтесный…

Кайсай тоже отвернулся к огню, вновь и вновь задавая себе вопрос: «как быть и что говорить?», хотя, уже твёрдо решив, что, кое-что, рассказать, наверное, придётся, но только осторожно. Ему так же, как и Тиграну, захотелось приблизить собеседника, расположив его к себе, но при этом сохранить в тайне всё, что тайной должно оставаться. Нелёгкая задача.

— На что ярлык получил не спрашиваю, — осторожно продолжал закидывать удочки золотой урартец, — всё равно не скажешь…

— Ну, почему? — после паузы обдумывания, поинтересовался бердник, уже сообразив, что это, как раз, ему рассказать будет даже выгодно, — я должен прижиться, пока, при твоём дворе в виде непутёвого мужа твоей дочери. Вести себя, как можно не заметней. Быть размазнёй и неумехой. Задание не сложное, да и какой в нём может быть секрет.

— Зачем? — удивился царь.

— Не знаю, — небрежно ответил рыжий, — я не привык задавать вопросы. Я воин, царь. Мне дан наказ, я его выполняю. А что будет дальше, мне не ведомо, а я не заморачиваюсь.

— Так, — о чём-то задумавшись проговорил Тигран, — значит главным у вас моя дочь, а какого дэва припёрлась она?

Кайсай хотел было ответить, мол, вот сам у неё и спроси, но быстро взвесив всё, решил, что, переключить внимание с себя любимого, на свою дорогую жёнушку, вполне выгодно, тем более зная, что та, от Матери, никакого задания не получала, а значит свой зарок перед ордой, он не нарушит, коли приоткроет планы этой чернявой стервы.

— Она тут сама по себе, — ответил рыжий и загадочно, серьёзно посмотрел на Тиграна, как бы говоря, слушай внимательно, повторять не буду и уловив заинтересованное выражение лица собеседника, продолжил, — она решила стать круче, чем легендарная Шамирам.

Царь хмыкнул, как бы сомневаясь в реальности услышанного или откровенного неверия.

— Ничего смешного, царь, — довольно жёстко прервал его ухмылку бердник, — ты лучше задумайся, с чего она начнёт.

Тигран нахмурился, толи ему не понравился заносчивый тон этого мальчишки, толи, действительно задумался о последствиях. Он вопросительно уставился на Кайсая.

— Зарине очень сильна и коварна, — продолжил нагонять жуть рыжий, — не даром была Матёрой девичьей орды любавиц. Она играючи, хоть сейчас, может накрыть своей Славой всю твою крепость и все воины твои, с тобой во главе, на карачках поползёте облизывать её сапоги, обливаясь слезами умиления и размазывая сопли по своим бородам. Поверь мне, Повелитель, я на собственной шкуре испытал её силу.

В глазах царя сверкнула ярость и желваки на скулах, заиграли в пляске света и тени священного огня.

— Подробней, — повелительным тоном потребовал Тигран.

— Не знаю, — спокойно ответил ему Кайсай, отворачиваясь, — она меня в свои планы не посвящает, но по повелению царицы Райс, я обязан оказывать ей всяческую помощь в её деяниях, правда, с существенным ограничением, но это для тебя не важно.

— Зачем ты мне это рассказал? — после некоторой паузы спросил Тигран, уже сидевший, чернея тучи.

Кайсай с удивлением посмотрел на него, как бы задавая вопрос, а что тут не понятного.

— Те же вроде нам друг? — с хитрецой спросил рыжий, уже окончательно сбросивший с себя оковы страха перед этим человеком, — или нет?

— Друг, друг, — замялся армянин, — только почему Райс мне об этом ничего не сообщила?

— А Матерь об этом и не знает, — ошарашил его Кайсай, — и я не знаю. Зарине же, никому ничего не говорит. Она прёт тихим сапом. Это лишь мои и Райс догадки. Но догадки очень обоснованные. Я думаю, что если мы окажемся правы, то она в первую очередь, постарается прибрать к рукам всю твою армию, как некую силу, необходимую ей для первого подъёма на верх. Вот только, как она будет действовать, одной Троице ведомо. Хотя, зная её, думаю, что моя жёнушка постепенно и осторожно охмурит, в первую очередь, твоё, царь, ближайшее окружение, а может даже и тебя… — тут Кайсай ехидно улыбнулся, посмотрев на грозного и готового взорваться царька, — поверь мне, Повелитель, твоя дочь способна не только на это…

Наступило долгое молчание. Рыжий, поначалу, напряжённо следил за реакцией царя на сказанное, но тот, лишь уйдя глубоко в себя, только мрачнел и нервно о чём-то раздумывал. Продолжалось это долго и молодому берднику, даже стало надоедать, так бестолково сидеть. Он за это время уже передумал массу вещей, а Тигран, всё молчал и молчал. Наконец, грозный царь выдохнул и явно самому себе, под нос, проскрежетал сквозь сомкнутые зубы:

— Зачем Райс подкинула её мне?

— Она не входит в планы Райс, — тут же уверенно и достаточно громко ответил ему Кайсай, — просто, так получилось. Видимо узнав от Матери, что та, собирается отправить меня к тебе, твоя дочь решила воспользоваться моментом. Прибила меня Славой в Тереме. Изнасиловала. Забеременела и поставила Райс перед фактом. Той ничего не оставалось, как отпустить её на все четыре стороны. К тому же царица решила, что звание мужа царской дочери, делает моё положение более значимым и для выполнения будущего задания, более подходящим.

Тигран грозно сверкнул на Кайсая глазами, даже кулаки с хрустом сжал, но на бердника, это не произвело, никакого впечатления. Рыжий перестал, почему-то, его бояться. Он прекрасно знал и чувствовал свою силу и бессилие рядом сидящего царя. Это противостояние злобы и спокойствия продолжалось не долго. Тигран отвернулся, расслабился и пренебрежительно проговорил:

— Возвращайся к столу. Мне надо побыть одному. Подумать.

Глава пятьдесят четвёртая. Он. Проверка

Наглый пацан покинул храм огня, оставив Тиграна в одиночестве. Давно ему не было так обидно и больно в душе. Так мерзко и гадко, он чувствовал себя впервые, наверное. Ему казалось, что все его предали и стараются обвести вокруг пальца, что все, только и думают, как унизить и растоптать урартца, абсолютно, с ним не считаясь, и не воспринимая его, как силу. Хотелось рвать и метать. Разнести всё в пух и прах, к дэвам собачьим.

Ещё днём, перед самым приездом его непутёвой дочери, со своим недомерком, из одной из столиц персидской империи — Экбатаны, прискакал вестник. Куруш неожиданно оставил Вавилон и вернулся в город семи колец.

Это была плохая весть. Тигран чувствовал, что его бывший друг, а ныне скрытый и самый опасный враг, что-то замышляет каверзное против него. Идти открытой войной, Куруш не станет. Это Тигран понимал. Больше всего он боялся, что Царь Царей, просто, вызовет его в Экбатаны, под каким-нибудь предлогом и из золотого дворца, Тиграну, больше никогда не выйти. Это будет самое простое и самое эффективное средство избавиться от сильного соперника на землях персидской империи, в которого, неожиданно он превратился.

Тигран прекрасно понимал, что Куруш его боится. И отдаление от себя, и нескрываемая неприязнь, лишь проявление страха Царя Царей за себя любимого и за единоличное пребывание на вершине власти. Времена, когда молодой Куруш, тогда ещё для друзей — Асаргад, минуло.

Его теперешнее окружение и самый главный из них, его нынешний советник, этот никчёмный слизняк и лжец Крез, который, то и дело науськивает Куруша против Тиграна, вбивая кол в их отношения, давно изменили расстановку сил при царском дворе.

Тигран знал, что именно Крез, запугивает Куруша силой его конницы, влиянием Тиграна среди прочих царей и союзников, всякий раз, посыпая раны честолюбия, Царя Царей, солью маниакальной подозрительности. А самое главное, Куруш боится того, что, про него знает его бывший друг.

Куруш всё больше и больше возвышает себя, если не до божества, то по крайней мере, до человека, рядом с ним стоящего и все покорённые народы, относятся к нему, именно так. Он почти стал богом, а Тигран — это отрыжка прошлого, чьё, одно лишь существование, как пятно грязи, накладывается на лик ясного солнца его царской власти.

К тому же, как доложил вестник, с ним прибыла объединённая армия персов и мидян, притом Куруш, отказал соотечественникам в возвращении домой, по каким-то причинам, задержав их у Экбатаны. Зачем? Почему он не отпустил после победы воинов к родным очагам? Что он задумал? К тому же, вестник поведал, что и мидийские войска не были распущены по домам, кроме тех, кто имел свой кров, непосредственно в стенах города. Персы же, встали большим лагерем не вдалеке, чего-то ожидая.

«Кого Куруш может опасаться, находясь в срединных, своих, почти исконных землях?», — спрашивал себя Тигран и сам же себе отвечая, — «только нападения конной армады армянской сатрапии, а это, может произойти только в одном случае, когда его любимая армия, кинется спасать своего полководца, захваченного в плен в Экбатаны. Или устремится в правом гневе мстить, если Тиграна, в той же Экбатаны, убьют».

Да. Другой силы, от которой требовалось бы защищать столицу в ближайшем приближении, просто нет. К тому же, в данный момент сложилась такое положение, что даже явные враги, такие, как египетский фараон и неявные, как степная орда, сами на рожон не полезут.

Фараон Яхмос, думает сейчас только об обороне. Он лихорадочно мечется, по ещё непокорённым соседям, ища поддержки и военного союза. Орда, вообще, предпочитает уходить из степей в походы, как можно дальше от границ империи Куруша, лишь бы с ним не сталкиваться.

Тигран чувствовал себя волком, загнанным в ловушку и понимающим, что бежать ему некуда. Нет, сбежать он, допустим, сможет, в ту же степь, но уже без армии и страны. Хотя, может быть, кто-то из воинов пойдёт с ним, а может быть и нет…

Всё же, у них тут дом, семьи, родина. У них нет в крови ордынской воли, касакского духа. Урарты, армяне, хурриты, лувийцы, другие малые народы долины, составляющие в совокупности народ его неофициального царства, который значится сатрапией и близко не были похожи на лихих людей с большой степной дороги.

Эти люди воюют только за свои дома и земли. Для них, боевые походы, лишь заработок, возможность жить зажиточно, ни в чём себе не отказывая, но жить, на родной земле, при своих семьях.

В последнее время, понимая безвыходность своего положения, он активизировал свои сношения с Райс, понимая, что это, пожалуй, единственная сила, способная противостоять Курушу, надеясь с помощью степи, удержаться в том статусе, который имел. Тигран видел лишь единственных выход из создавшегося положения: столкнуть лбами две равные силы, в идеальном случае, оставаясь при этом в стороне.

Сейчас, он корил себя, что не позаботился об этом раньше. Орда серьёзно обмелела с возвеличиванием Куруша. Многие вольные воины, предпочитают наниматься в армию персов, чем идти в ордынские степи. У Куруша, просто, выгоднее. Он всегда и везде побеждает. Разрешает забирать боевые трофеи, не претендуя на военную долю, в отличии от степных атаманов.

Царь Царей, ведёт очень дальновидную политику в этом отношении. Пожалуй, ещё десятилетие сплошных побед и степь опустеет. Там, просто, некому будет касачить. Даже коренное население лесостепи устремится за добычей в ряды Великого Покорителя Народов.

Сейчас Тигран, обдумывая своё незавидное положение, рассматривал всевозможные решения своих проблем: от унизительного падения в ноги Повелителя Стран и признание его богом, до откола армянских сатрапий от персидской империи и столь же унизительный уход под крыло Агара и Райс, становясь данником степи, взамен на их покровительство и защиту.

Первое, в принципе, было предпочтительнее. Оно оставляло возможность его людям, продолжать жить прежней жизнью, а вот при втором, о богатых походах можно будет забыть и тем самым, превратить страну в глухую провинцию, в которой вместо воинов, будут одни землепашцы.

Но всё же, больше всего, он уделял внимания попыткам столкнуть этих баранов лбами, что при любом исходе их ослабит и даст возможность, опираясь на собственные силы, свободно вздохнуть, а может быть и стать третьей силой, способной диктовать условия первым.

Тигран, уже давно жил на два фронта, в тайне от всех. Притом, одни ближники, знали о его стремлении сблизиться со степью, а другие, только о том, что их царь пытается вернуть благоволение Куруша. И никто не знал о намерении остаться в стороне, наблюдая смертельную грызню двух колоссов.

Кстати, один из последних, не видя возможности выйти на Повелителя Стран на прямую, только вчера предложил тайно встретиться с Крезом и попытаться склонить его на сторону Тиграна. Крез жаден до золота. Его можно купить.

По уверениям этого влиятельного вельможи, все наместники сатрапий платят Крезу за его поддержку перед Курушем и только Тигран, игнорирует его…

— Стоп, — неожиданно в голос сказал сам себе Тигран и похолодел от пришедшей ему в голову мысли, — ты всего лишь наместник сатрапии, а не царь страны, тупица, — со злостью в голосе, укоряя самого себя, прошипел урартец, — Куруш назначает наместников, он же их и снимает. А что, если следующим наместником, станет, как раз, Крез!

Эта мысль показалась настолько ясной и правдоподобной, что Тигран, чуть ли не взвыл от отчаяния. Конечно. Куруш, просто, вызовет его в Экбатаны и на законном основании снимет его с наместничества и поставит другого.

В обоих сатрапиях никто и не пикнет. Кто в этом случае за ним пойдёт. Жалкая кучка ближников? А пойдут ли они за полководцем, проигравшим решающий бой? К тому же, если это действительно будет Крез, то тот, их, просто, всех скупит, обещаниями и посулами, а может быть и реальным золотом.

Тигран вскочил на ноги и нервно заходил по храму огня из угла в угол. Но через некоторое время, поймав себя на том, что несколько думает, сколько эмоционально закипает, решил прекратить метания, вновь присаживаясь к священному огню и силой воли, заставляя себя больше не думать о Крезе, а самозабвенно придаться молитве огненному божеству, выталкивая из головы возбуждающие мысли.

Успокоился. Обмяк. Тут же пришли мысли о непрошенных гостях. Притом, он задумался не об угрозе этого молокососа, Тигран не поверил в колдовскую силу дочери, ибо прекрасно знал действия бабьей Славы на мужчин.

Он помнил, что эти любавы, могут воздействовать только на тех, кто сам этого хочет, а коли этой силе сопротивляться, то хрен, что они смогут сделать. Ни такие они и всесильные, а вот использовать свою дочь и её муженька в игре с Курушем, пожалуй, будет можно. Даже нужно.

Тигран тут же решил, что, как только Царь Царей уподобится призвать его к себе, то под предлогом какой-нибудь болезни, а лучше увечья, мол, на охоте упал, повредился, отправить послами в Экбатаны эту парочку, со всем их отрядом, с чётким указанием, чтоб своё колдовство применяли там. И чем бог не шутит, Зарине, возможно удастся смягчить Куруша, а может быть и вернуть его расположение к Тиграну.

А если ей не удастся дотянуться до Царя Царей, который, тоже прекрасно знает секреты любавиц, то по крайней мере, прибить Славой Креза, сделав его ручным и податливым, чтоб он запел Повелителю, другие песни, угодные Тиграну.

Эти мысли ему показались хорошими и настроение резко пошло вверх. В свете уже принятого решения, он пожалел, что поспешил с этим юнцом, предлагая ему разговор по душам. Не так надо было с ним говорить. Не так.

Надо было сразу, как предлагал Хартан, его «правая рука», ведающий его делами с Курушем, прижать хвост этому мальцу, показав силу и заставить со страха, выложить всё, как на духу: с чем прибыли, что задумали.

На худой конец, от несчастного случая на охоте, да ещё такого молодого и не умелого, никто не застрахован, поэтому, его и попытать можно, да и избавиться вовсе, не велика потеря. А к Курушу, направить только дочь с её девами. К незамужней Зарине, там будет больше интереса.

То, что этот Кайсай, болтался при ней, как не пришей кобыле хвост, Тигран понял чётко. Похоже, этого мальчика все играют в тёмную. Он даже не знает, что дочь, уже давно скинула его ребёнка, а незнание таких вещей, говорит о многом.

Зарине знает, Райс знает, его в письме уведомили, а этот рыжий простофиля, до сих пор ничего не знает, не ведает. Отсюда следует, что мальчишку держат на привязи, лишь для какого, короткого деяния. Как ядовитую стрелу, раз пущенную из укрытия, без надежды в последствии подобрать обратно. Он расходный материал. Мясо. А на кого его решили нацелить? На Куруша? А ведь вполне может быть. И что в этом случае стоит предпринять? Помочь или предотвратить?

Дилемма. И решив, что это будет зависеть от знания его цели и подробностях задания этой пары, решил обдумать это, лишь после серьёзного разговора с дочерью.

На самом деле, Кайсай знал, что Зарине избавилась от их ребёнка, но только узнал он, действительно, из всех, пожалуй, самый последний. Нет. Ему ничего не сказала сама Зарине, не поведала и Райс. Золотце промолчала, хотя возможно, она тоже не знала. Его просветила Гюрза, уже в этом походе и то, по секрету и лишь, когда они сдружились.

Рыжий на удивление, с одной стороны, воспринял данную весть равнодушно и спокойно, но с другой, дополнительно возненавидел свою, теперь уже, по-настоящему поддельную жену.

Обдумывая всё это, Тигран решил, пока, пацана не убивать. Может действительно пригодится, как расходный материал в будущем, но прижать, мнимого зятя, он всё же решил не откладывая. Завтра же. А вот уже после этого, наконец, поговорить с дочерью, при любом раскладе, заставив её играть на родного отца и на род, а не на «чужую тётю» и облачные мечты.

С этими мыслями, воодушевлённый забрезжившим просветом в чёрных тучах неприятностей, обложивших его вокруг, он покинул храмы, но к столу больше не вернулся. Лишь пройдя мимо, дал знак своей «левой руке» Тарханиспану, тому, что приводил к нему молодого бердника, следовать за ним, а также, поднимаясь уже по каменной лестнице в свои покои, поймав взгляд Ашпани, крутившемуся возле дочери, тоже кивком головы дал понять, что ждёт его у себя.

И Тарханиспан, и Ашпани были его поверенные в делах орды. Второе крыло своих приближённых и ведающих имперскими делами, Тигран решил, пока, к своей задумке не подключать. Их время придёт позже.

После короткого совещания в царских покоях, на котором царь вкратце изложил свой план, было решено не оттягивая, завтра же с утра, вывести наглого пацана на «охоту» в горы и там, с ним поговорить, по-мужски. Вытрясти из молокососа всё, что ему известно, прижать к ногтю и заставить плясать под Тигранову дудку, застращав до полусмерти.

Памятуя о том, что он действительно может оказаться учеником старого бердника, хотя, Тигран и видел этого Деда, но лишь полуживого и немощного, и не представляющего, что он мог из себя представлять, как воин и чему мог научить этого сосунка, всё же решил перестраховаться и взять с собой на «царскую охоту», пяток отменных рубак, из числа доверенных воинов.

Возражения Тарханиспана, что каждый из оглашённых воинов стоит десятка, таких, как этот пацан и отборные рубаки, могут посчитать за обиду принимать участие в избиении мальца, Тигран жёстко пресёк, лишний раз доведя до Тарханиспана, что их задача, как можно сильнее напугать и застращать, а не просто, отлупить, поэтому всем быть не обиженными, а злыми. Очень злыми и смертельно опасными.

Самого же Кайсая, было решено заранее не ставить в известность, а разбудив по утру, спросонок, вытащить его в горы, используя эффект неожиданности. На этом разошлись отлавливать выбранных воинов, приводить их в чувство, после выпитого и инструктировать на утреннюю «охоту».

Утром, на рассвете, поднятый молодой бердник, действительно представлял из себя жалкое зрелище. Ничего толком не понимая, лихорадочно собираясь и постоянно подгоняемый воином-посланником, который только и делал, что чему-то веселился, Кайсай выбежал во двор, на ходу цепляя меч, зашнуровывая кожаный доспех и спросонок, забыв свою шапку.

Выглядел он растерянным и жалким мальчишкой, на фоне ожидающих его восьми элитных воинов, во главе с самим Тиграном, стоявших во дворе с расставленными на ширину плеч ногами и грозно сверля непутёвого вояку, из-под насупившихся бровей. А завидев его косу, воины, подобно дебилам, захрюкали басом, расплываясь в похабных улыбках.

— Поедешь с нами на охоту, — процедил сквозь зубы царь, — посмотрим, что ты за воин.

Молодой бердник засуетился, закрутился на месте, как будто, что-то потерял и жалобно протянул в ответ:

— Шапку забыл…

— Не замёрзнешь, девонька — рявкнул Тарханиспан, указывая латной рукавицей, в направлении уходящего уже из двора Тиграна, — а коль ухи холодком прихватит, косой окрутишь. Теплее будет.

Пацан потупил глазки, под дружный гогот латных молодцов. По его виду, можно было сказать, что он, всё ещё толком не проснулся и поэтому, абсолютно, ничего не понимает, что происходит. Тем не менее, бердник, тут же встрепенулся, мотнул своей косой, закручивая её на шею и сорвавшись с места, побежал догонять удаляющегося царя. Закованные в металлическую бронь воины, грузно и громко брякая, устремились за ним.

Лабиринты крепости прошли молча. На выходе, подали коней. Тигран, без брони, в своих уже привычных золотых одеяниях и Кайсай, в лёгком кожаном броннике, забрались в сёдла самостоятельно. Тяжело вооружённым воинам, в сёдла подняться, помогли и отряд галопом запылил по дороге.

Впереди скакал царь. За ним Тарханиспан и Ашпани, парой. Дальше ехал Кайсай, взятый в плотную коробочку: по паре воинов с каждой стороны и один сзади. Судя по виду степного мальчишки, он явно нервничал, боязливо озираясь по сторонам, а значит всё шло по плану.

Тигран решил далеко не удаляться, а свернув за холм, на первом же повороте, съехал с дороги и повёл отряд в травяное море, подальше от проезжей стези. Заехав за ещё один холм, чтоб и с дороги видно не было, он остановился и показательно небрежно, спрыгнул на землю, пуская коня пастись, хлопнув того по крупу.

Тарханиспан и Ашпани повторили действия царя и встали слева и справа от Тиграна. Остальные же воины, оголив со звоном мечи, закружили в карусели, вокруг ничего непонимающего Кайсая. Тот, меч из ножен вынимать не спешил, лишь крутя головой, на кружащих конников, понуро озирался, как загнанный зверёк.

— Я хочу посмотреть тебя в деле, — громко изъявил своё желание, стоявший поодаль царь, а затем обращаясь к своим воинам, добавил, — сильно не калечить. За смертельное ранение, лично голову с плеч срублю.

И сложив руки на груди, приготовился к представлению.

Молоденький мальчонка, смотря куда-то на гриву своего коня, как-то обречённо и тяжело вздохнул, покачал головой и… исчез. Опешивший Тигран, успел только рот раскрыть от увиденного, как почувствовал холодное лезвие клинка на своём разгорячённом от скачки горле, а за спиной злобно прошипели:

— Только дёрнись и я вырежу вас всех, как свиней, начиная с тебя.

Тигран замер, инстинктивно подаваясь всем корпусом назад, стараясь отринуть от смертоносного железа, осматривая ошарашенным взором, растерявшихся воинов.

Они все были обезоружены и беспорядочно обыскивали себя, мечась по ножнам, в поисках кинжалов, по сапогам, в поисках ножей, обыскивали сёдла и все, как один, ничего не могли понять, что произошло. Лишь увидев побагровевшего царя, с кинжалом у горла и ехидно улыбающегося пацана, за его спиной, замерли в нерешительности, так же, как и царь, раскрывав рты.

Кайсай убрал лезвие кинжала от горла Тиграна, обошёл его, с силой двинув плечом Ашпани, стоявшего рядом, освобождая тем самым себе проход. Вышел в центр круга, неся всё собранное оружие на руке, как поленницу дров, свалил на землю, всё это забрякавшее железо, хлопнул своего коня, так же отправляя его пастись и только после этого, спокойно повернулся к растерявшемуся Тиграну.

— Не верить тебе, Тигран, у меня были все основания, — проговорил молодой бердник, разведя руками, как бы показывая на окруживших его воинов и продолжая после паузы — и вот подтверждение. А для того, чтобы не верить мне, царь, я ещё повода, тебе, пока, не давал.

Тишина стояла полная. Никто, видимо, ещё не отошёл от шока. Только трава шелестела, под ногами отходящего от молодого бердника коня.

— Хочешь посмотреть меня в деле? — продолжал он, развернувшись и спиной отходя от кучи брошенного оружия, — дело ладное. Я покажу тебе бердника, без всякого колдовства, только играть мы будет по моим правилам. Эй, вояки, — обратился он к замершим наездникам, — слазьте со своей скотины и разбирайте оружие. Я освобождаю вас от ограничения вашего повелителя и разрешаю не только наносить мне любые раны, но и убить, коли получится, но и вы, получив от меня хоть один порез, из боя выходите честно.

Он не стал дожидаться их согласия, как бы давая понять, что других правил не будет. Вынув меч и кинжал, чуть присел, разводя оружие в стороны и уставив пустой взгляд в землю, стал медленно и плавно двигаться, постоянно раскачиваясь и перемещаясь влево, вправо, но каждый раз практически оставаясь на одном и том же месте. Со стороны, это смотрелось, будто слепой прислушивается, в ожидании нападения.

Шоковое состояние постепенно отпускало Тиграна, но сказать, что он пришёл в себя, после пережитого, было нельзя. Тем не менее, скорее чисто инстинктивно, он кивнул головой, давая согласие воинам на показательный бой и те, грузно спешившись, побрели к куче оружия, сложенного на средине, разбирая, каждый своё.

Рассовав кинжалы и ножи, разобрав мечи, они скинули в руки маленькие круглые щиты и настороженно стали обступать непонятного, теперь, им противника, ожидая очередного колдовского подвоха, но на этот раз, никакого колдовства не было. Бердник резко ускорился и закрутился у ног, обступивших его воинов, моментально сбив их в кучу.

Не прошло и десятка ударов сердца, как перед Тиграном встал молодой степняк, убирая меч и утирая окровавленный кинжал о штаны, пряча последний в серебряные ножны. Оставив за спиной пятерых его лучших воинов растерянными, с удивительно одинаковыми порезами на левой щеке, как будто эти раны, не в кучном бою были получены, а вырезаны старательным художником, в задачу которого, входила, абсолютная одинаковость, в нанесении рисунка на их лица.

Шок, от которого Тигран ещё до конца не избавился с первого раза, тут же перерос в полное недоумение и ступор.

— Ну, что, может теперь поговорим на чистоту? — спросил хмурый зятёк.

Тигран замялся. Поговорить он хотел, но вот только не на тех условиях, в которые его поставил этот пацан. Силён. Очень силён, мерзавец, и к тому же смертельно опасен, чтоб держать его во врагах, да и вообще, рядом с собой.

— Поговорим, — тоже не очень весело подтвердил царь, — начинай первый.

— Вчера вечером, после пира, видимо за столом, проведя разведку боем, твоя дочь начала действовать, притом в том русле, в котором я и предполагал. Она, довольная собой, раздала первые указания своим девочкам, по захвату власти в твоих землях. Лично тобой, будет заниматься дева по кличке Герра. Будь осторожен. Дева не слабая, но зная о её деяниях, ей всё же можно противостоять. Хотя, как по мне, так я бы сделал вид, что поддаюсь. В этом случае, она не будет сильно упорствовать и давить на тебя по полной. Больше всего, не повезло Хартану. Не знаю кто это, но им займётся лично Зарине. На нём можешь поставить крест и вычеркнуть из списков своих ближников. Твоей дочери, никто не сможет противостоять, поэтому, начинай от него беречься, ибо она, сможет заставить его делать всё, что посчитает нужным. Или заставить кого-нибудь убить, или самому убиться. Он слепо будет выполнять её капризы.

— Этого не может быть, — не выдержал Тигран, багровея.

— Тебе придётся поверить, горный царь, — спокойно продолжил Кайсай, — колдовская сила её Славы могуча. Она способна, даже разом влюбить в себя два режущихся в битве войска, не смотря на их азарт и жажду крови. В этом отношении, она по силе, почти богиня, только расстояние полёта стрелы — это придел её силы и если б не это ограничение, то я бы не позавидовал этому миру.

Тигран, которому было только что продемонстрированно колдовство невиданной природы, призадумался и над способностями Зарине. Он не хотел, но вынужден был поверить этому странному, «особому», как назвала его Райс, мальчику. Покосившись влево, вправо, Тигран не громко скомандовал:

— Оставьте нас. Я буду говорить с ним с глазу на глаз.

Сопровождающие ближники и воины, грузно, как будто в штаны наложили, сначала разошлись в разные стороны, а затем собравшись кучкой на одном из склонов холма, как побитые собаки, молча, уставились на оставшуюся внизу пару.

Тигран, даже после того, как все ушли, ещё долго ничего не говорил, обдумывая, что и как сказать. Ему было необходимо переломить ход этой неудачной «охоты» в свою пользу, и он начал:

— Куруш вернулся в Экбатаны.

Кайсай ничего не ответил, лишь вопросительно посмотрел, мол, «ну и что?».

— Он вернулся в Экбатаны, вместо того, чтобы готовить новый поход на заход солнца в земли фараона. Притом, не просто так вернулся, а привёл с собой объединённую армию персов и мидян, выставив её для обороны. Не догадываешься от кого?

— Понятия не имею, — вновь пожал плечами молодой бердник, выражая беспечность, — я, по крайней мере, пока, на него нападать не собираюсь.

— Он готовит мне ловушку, — сдерживая гнев на непривычно разнузданное поведение безусого юнца, выдавил из себя Тигран, — в скором времени, я ожидаю приглашения посетить его царские покои в Экбатаны, из которых мне, уже никогда не выйти. А армии готовятся защитить город, если в результате этого, мой конный корпус кинется меня спасать или мстить.

— Всё так плохо? — в голосе Кайсая послышались нотки тревоги.

— Хуже не бывает, — выдохнул обречённо Тигран, — и Райс с Агаром, как назло ушли в поход, дэвы знают куда. Он всё рассчитал, как по звёздам.

Новоиспечённый зятёк о чём-то призадумался, ехидно кривясь, но ничего в ответ не сказал.

— Мне нужна ваша помощь, — пошёл в наступление царь.

— В чём? — продолжая о чём-то думать, спросил молодой бердник.

— Я упаду с лошади на охоте и прикинусь поломанным, когда прибудет от Куруша вестник с приглашением. И так как сам, буду не в состоянии предстать перед Повелителем Народов, пошлю послами с извинениями вас. Если моя дочь, такая сильная колдунья, как ты говоришь, ей ничего не будет стоить склонить Царя Царей в благодушную сторону, относительно меня и на какое-то время, отвести грозу, а может быть и вернуть меня ко двору. Для Райс, моё возвращение к Курушу, будет, как подарок небес, и вы оба, я надеюсь, заслужите и мою, и её благодарность.

Тигран замолчал, ожидая реакции колдуна. Тот не спешил отвечать, продолжая раздумывать. Наконец, поднял глаза на Тиграна и жёстко выдал:

— Нет.

Царь от такого ответа, даже дар речи потерял и суетливо принялся шевелить перед собой руками, ища, вспоминая и подбирая слова.

— Райс, однозначно велела сидеть здесь и не высовываться до её слова. Придётся искать другой способ оттянуть время. Матери степи, нужно сейчас, именно время, для реализации плана. Она так и сказала.

— У нас его просто нет, — повысил голос Тигран, заводясь и выходя из себя, — ты понимаешь — нет, — но тут же перейдя на сдавленный голос, добавил, — если Куруш меня снимет с сатрапии, то тут же поставит другого, с которым договариваться, будет уже невозможно. А моя семья, в том числе и ты с Зарине, как её члены, не забывай этого, пойдёте под нож. И даже, если вам удастся уйти от карателей Куруша, близко вам к нему, уже будет не подобраться, никогда. А сейчас, это можно сделать. Нельзя упускать такого шанса.

Кайсай молча слушал и улыбался, чем ещё больше бесил Тиграна, который красными глазами, с лопнувшими капиллярами, толи от напряжения, но скорее всего от бессонной ночи, не мигая, уставился на ухмыляющегося бердника.

— Нет, Тигран, — спокойно ответил рыжий нахал, — ты не поверишь, но Матерь строго на строга запретила мне, даже близко, приближаться к Курушу и тем более пытаться его убить. Это не моё дело. Это дело другого. Так она мне сказала. Моя задача: просто затаиться и ждать, растягивая время и не позволяя необдуманными действиями, спугнуть или насторожить Царя Царей. Поэтому, я к нему не поеду и Зарине не пущу, иначе, она там таких дров наломает, что потом вся Троица голову сломает, разбирая завалы. И тебя не пущу. Всё должно остаться, как есть.

Истеричный хохот Тиграна огласил холмы.

— И как ты собираешься это сделать? — отсмеявшись поинтересовался тесть, перейдя из состояния истерики в состояние «на взводе».

— Очень просто, — спокойно и уверенно остудил его зять, — если бы я, был на месте человека, направленного за тобой Курушем, то меня не остановила бы ни твоя болезнь, ни твои увечья. Даже, если б к моему приезду, ты помер, я бы загрузил твой тело в носилки и отнёс бы пред ясные очи Владыки, но меня бы остановило, если бы я не нашёл тебя в крепости.

— То есть? — ещё ничего не понимая, выпучил глаза урартец.

— Ты же не обязан вечно сидеть в свой крепости и дожидаться посыльных от Царя Царей. Наоборот. Ты, как наместник, обязан своим взором окидывать всю страну, порученную тебе для правления. Вот и собери всех ближников и поезжай с объездом, да так, чтоб с собаками найти не смогли. Убьём двух зайцев. И от Куруша подальше и от своей властолюбивой дочурки, а коли посланцы явятся, вот пусть их Зарине и обрабатывает, срывает, так сказать злость от вашего бегства, удерживая их столько, сколько будет нужно. А это она сможет. Я гарантирую.

Тигран задумался, но по интенсивному почёсыванию бороды, было видно, что ему это предложение стало интересным, хотя в слух он проговорил:

— Это ничего не даст, кроме отсрочки. Не более.

— А нам это только и нужно, — жёстко и с неким подтекстом проговорил молодой бердник, давая понял, что якобы он, что-то знает настолько важное, что сразу решит все проблемы Тиграна.

— Хорошо, — выдохнул, сдавшись царь, — я подумаю.

— Только сделай это так, чтоб это повеление шло от тебя, — понизив голос добавил Кайсай, — чтобы никто не знал и не мог догадаться об истинной причине разъезда по стране, а по-настоящему бы все восприняли это, как должное. Объезд вверенных земель. Проверка работы твоих людей на местах и так далее.

— Хорошо, — вновь согласился Тигран.

На этом короткая утренняя «охота», благополучно закончилась и охотники, без единой дичи, вернулись в крепость.

Несмотря на все неопровержимые доказательства колдовской силы и не менее не убиваемые аргументы в пользу немедленного убытия из Эр-буй-ни куда подальше, Тигран тянул с отъездом. Только два дня спустя, наткнувшись, как бы случайно, в четвёртый раз за день, на полуобнажённую Герру, застав её по среди дворца за процессом натягивания штанов на голый зад и получив при этом очаровательную улыбку и порядочную порцию Славы, на свою золотую голову, от которой чуть собственные штаны, там же не снял, царь экстренно сыграл тревогу и в ночь, увёл конный отряд, более трёхсот всадников, в неизвестном направлении, оставив, а по сути, бросив на произвол судьбы, безнадёжно влюблённого, к тому времени, Хартана, за старшего.

Глава пятьдесят пятая. Она. Планы

Райс, в сопровождении личной орды охранения, уже две седмицы лазила по горам и последние три дня, они табором стояли в небольшой, зелёной долине у горного ручья. Хотя, местные жители, что ютились в четырёх каменных домах ниже, именовали эту ледяную и абсолютно прозрачную струйку воды, булькающей меж камней, рекой, но у Райс, язык не поворачивался обозвать это жалкое подобие, святым для неё словом. Река для неё — это РЕКА, а это, маленький горный ручеёк без русла и берегов.

Продукты, что с собой брали в горы, кончились и теперь рацион питания, стал до тошноты однообразен: мясо жареное, мясо варёное, мясо копчёное. Всякий раз, когда девы охранения, в очередной раз, тащили тушку подстреленного козла или козы, её аж передёргивало, но уйти отсюда, царица пока не могла. Это место являлось центром её информационной паутины и предводительница бабьего царства, как настоящая паучиха, терпеливо ждала очередную жертву, то и дело подёргивая, то одну, то другую струну своих тенёт.

Было утро. Царица сидела на камне у костра, подстелив под зад козлиную шкуру и закутавшись в горностаевую шубу, что припёрла с собой в обозе, смотрела на голые скалы, отвесной стеной стоящих перед ней и по виду, просто, замерла, ни о чём не думая. Ей уже опротивел этот камень, ей осточертел этот поход.

Неслышно подкралась старая Русава, которая не только, на удивление, выдержала все эти долгие похождения по бездорожью, но тут, в горах и палку свою куда-то запрятала. Как ожила баба, да на второй круг жизни пошла.

— Чё сидишь, скукожилась? — весело приветствовала она царицу степей.

— А с чего это ты какая радостная, Русава? — хмуро ответствовала ей Райс встречным вопросом, не меняя положения и даже не повернувшись на голос.

— А чё ж не радоваться то? — с наигранным, гротескным удивлением вылупила зенки старая ведунья, — посмотри вокруг, блаженство то какое.

— Ты о чём? — переспросила Райс выпрямляясь и оглядываясь, как будто за эти три дня, ещё что-то не успела тут увидеть.

— Как о чём? Чистота то какая! Воздух, — и старая шумно вздохнула, — чист. Вода, вона, как слеза. Камень и тот чистый, без гряди. Разве это не чудо.

— А я хочу грязь, — пробурчала царица, с ноткой упрямства маленькой девочки и вновь согнулась, поглубже укутываясь в меха, — прям, скучаю по грязюке. Скоро сниться начнёт.

Русава старчески по-хекала, изображая смех и не спрашивая царского дозволения, нахрапом, грузно плюхнулась большим задом на шкуру, впритык к царице, да так, что той пришлось, нехотя, подвинуться.

— Во всём надо искать хорошее, — продолжила свои восхваления ведунья, — вот возьми меня. Для старой, да больной, так вся эта чистота, только во благо. Похудела, суставы мучить перестали. Вона, я скачу уж, как коза.

— Я тоже жирок сбросила, — поддержала её Райс, — даже полегчало, не скрою.

— Вот, — подхватила ведунья, — а ты всё плохо, да плохо.

— Да, ни чего я не жалуюсь, — вновь выправила спину Матерь, — просто, ждать, терпеть не могу. Всю изнутри уже выворачивает. Давай уж, выкладывай, с чего это ты такая весёлая, с утра по раньше.

— Так виденье мне было, Матерь, — дурашливо удивилась Русава, всем видом показывая её обеспокоенность, по поводу того, что царица до сих пор не знает того, что, наверное, уже знают все и не по разу.

— Хватит тебе придуряться, старая, — тяжело вздохнув, пресекла её Райс.

— Вестей нынче жди, — торжественно проговорила ведунья, задирая кривой указательный палец к небу.

— Да, я только этим и занимаюсь тут, уже третий день, — пробурчала недовольная царица.

— Сегодня будут. Много и все хорошие.

Райс заинтересованно посмотрела в блёклые глаза Русавы.

— Это то, о чём я думаю? — задала она вопрос, осторожно вглядываясь в мимику ведуньи.

— А мне по чём знать, о чём ты там думаешь, но вести будут концом ожидания, если ты об этом.

Русава хитро улыбнулась, растянув жалкие полоски, что остались от её губ.

— Это хорошо, — резко вставая и сбрасывая при этом шубу на камень, помурлыкала себе под нос Райс, тоже улыбаясь и потягиваясь, разом приходя в хорошее расположение духа.

Первую весть, принесли девы Сойковской орды. Эта Матёрая, шныряла в предгорье, на границе со степью и весть, действительно была замечательной. Агар прислал свои каракули на длинном пергаменте. Его орда в полном составе возвратилась в родные степи и по уговору с царицей, полным ходом, нигде не останавливаясь и на день, пополняя ряды из аборигенов по пути, неслась в указанное место и судя по расчётам Райс, уже на восьмой день от сегодняшнего, Агар должен будет упереться ножками в землю на указанной ему реке, организуя ловушку для зверя.

Сонная ставка Райс, прозябающая от безделья все последние дни, буквально взорвалась эмоциями жизни. Сразу все засуетились, забегали. Кое кто, даже, начал уже собираться, хотя команды на сборы, ещё не поступало. Охотницы бегом кинулись пополнять запасы мяса и птицы, для нового перехода. Закипели котлы.

Боевым девам, как и самой царице, до оскомины надоело тут сидеть и все, как одна, рвались в бой, ну, или хотя бы в боевой поход, да, на худой конец, куда угодно, лишь бы задницу оторвать и двигаться дальше.

Не успело стойбище переварить первую судьбоносную весть, как на голову бухнулась другая, притом свалилась, в буквальном смысле, в виде самого царя Тиграна, собственной персоной, прискакавшего в сопровождении трёх дев орды Золотца, которая, всё же умудрилась найти запрятавшегося горного царька, в одной из глухих межгорных долин, где тот сидел и носа не высовывал вторую седмицу.

— Тахм Райс, любимая, — приветствовал он Матерь, соскочив с коня и чуть ли не бегом приближаясь к ожидающей его царице, размахнув руки в стороны для объятий, как крылья, и радостно скалясь при этом.

— Но, но, — попыталась она остановить ещё на подлёте, этого «горного орла», — давай, как-нибудь, без любви обойдёмся, Уйбар.

Тем не менее, мужчина, добежав, всё же заграбастал её в свои объятия, приживаясь золотой бородой к её щеке и не выпуская свою добычу из цепких рук, блаженно проговорил:

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть.

— За то я, этим похвастаться не могу, — пропыхтела царица, тщетно пытаясь избавиться от столь интимного положения, — да, отпусти, Уйбар, а то ненароком, ещё выдавишь чего из меня.

Тигран разжал объятия, но всё ещё продолжая удерживать за плечи, с нескрываемым обожанием, уставился в голубые глаза царицы.

— Вот, брошу всё и возьму тебя в жёны, — радостно закончил он своё приветствие, — вай, какая красавица.

Не успела Райс, отдуваясь, сообразить, что ответить этому пройдохе, как с боку, её опередила подошедшая Русава:

— Самоубийца, прости его Троица.

Беседа между Райс, её ближнем кругом, что прибывали при царице в советниках и царём Тиграном, продолжалась тяжело и долго, несмотря на полушутливый тон, кажущееся веселье и лёгкость полупьяного общения.

Тигран, несмотря на безвыходность своего положения, продолжал гнуть свою линию «ни вашим, ни нашим», стараясь, как склизкий червяк, ускользнуть от участия в предстоящей битве титанов, мотивируя это тем, что переход в стан орды, негативно скажется на моральном духе воинов и он, вполне предсказуемо ожидает, даже бунт и открытое неповиновение.

Встать на сторону Куруша, ему не позволяет совесть и личная предрасположенность к Райс, поэтому, в его голове, как-то сразу, а может быть и давно уже, созрел план, который позволял ему, с одной стороны, остаться в стороне, а с другой, обмануть, никогда не ошибающегося Царя Царей.

Райс, после долгихраздумий и тайных совещаний со своими штатными ведуньями и предсказательницами, в конечном итоге, согласилась, что вариант развития событий, предложенный Тираном, вполне приемлем и с каждым «обсасыванием» его в мелочах и деталях, он становился всё более перспективным и значительно выгоднее того, что изначально хотела сделать Матерь.

Его план состоял в следующем. По словам Тиграна, а данные Райс это подтверждали, в его главной крепости Эр-буй-ни, находятся сейчас отряд вестника Куруша, который прибыл три дня назад, как и предсказывал урартец, по его душу и вестника, сейчас, обрабатывает Зарине, по его просьбе, чтоб тот оставался, как можно дольше в неведении и не пытался, что-либо предпринять без её воли.

Девам, предлагалось сымитировать нападение на его сатрапию, чтобы это воочию увидели люди Куруша, находящиеся в крепости. Отряд самого Тиграна, еле оторвавшийся от бешеных «мужерезок» и закрывшись в крепости, займёт глухую оборону.

Девы осадят Эр-буй-ни и лишь «по счастливой случайности», вестнику Куруша, потайным ходом, удастся бежать, донеся до Царя Царей вопиющий произвол степных «мужененавистниц». Тигран, предложит, через беглеца, план поимки малочисленных бандиток, доводя до Повелителя Народов, что это лишь три, четыре сотни, совсем молоденьких поляниц, возглавляемых дочерью царицы Тахм-Райс, Золотые Груди, которые, похоже, думая, что армии Владыки Стран находятся в Вавилоне, решили побезобразничать на землях Великой Персидской Империи, так сказать, в учебных походах, для натаскивания подрастающего поколения.

Вестник, а это всё же доверенное лицо Куруша, видя всё собственными глазами, подтвердит слова Тиграна, который предложит Царю Царей, выступить в обход, отрезав тем самым, им отступление к морю и дальнейшее бегство в родные степи. Куруш, вряд ли упустит такую возможность, имея под рукой две ручные армии, большая часть которых, конная, а значит высокомобильная.

Великий Полководец, даже не веря Тиграну и своему вестнику, ничего не теряет, если выступит в поход, так как в случае раскрытия подвоха, у него будет прекрасная возможность вторгнуться в сатрапии Тиграна войсками, как бы идя на помощь, ведь он позовёт его сам. И урартец, не сможет собрать свою армию в кучу, подумает Куруш.

Коли нападение действительно есть, то распущенный корпус, разбросан по всей долине и занял глухую оборону, каждый в своей крепости, а коли никакого нападения нет, то у Царя Царей, достаточно силы, чтобы раздавить смутьяна и предателя.

Только идя в обход, его передовые отряды неожиданно наткнутся на убегающих в степь поляниц, нагруженных награбленным добром, а значит тяжёлых и недостаточно быстрых. И Куруш, увидев это, в эмоциональном порыве, кинется их ловить и в азарте погони, допустит ту роковую ошибку, которой орда, непременно должна воспользоваться.

У него не будет, той объединённой, могучей армии, а будет лишь две, так сказать личных, к тому же конный корпус Тиграна, одна из самых мощных, в военном отношении, армий Куруша, будет продолжать сидеть в крепостях, не принимая в ловле дев, никакого участия.

И если Курушу, даже удастся уйти от возмездия, то Тигран, всегда оправдается. Мол, пока понял, что девы не хитрят, выманивая его из каменных стен Эр-буй-ни, пока, сообразил, что они действительно ушли, пока, собирал свой конный корпус со всех концов страны, кинулся, а уже опоздал.

Райс, как не странно, устраивал, именно такой вариант. Исключить из бойни конницу Тиграна и при любом исходе боя, сохранить на него влияние, вполне соответствовало её дальнейшим планам. Если они разобьют Куруша, то, даже оставшись в живых, он опять будет вынужден приблизить к себе урартца, как единственно оставшуюся силу и на степь не пойдёт. Нечем будет.

Если же Куруша удастся убить, то его сын, воссев на трон, тем более в степь не полезет. По данным разведки Райс, Камбиз, старший сын Асаргада, вообще, представления не имел о степных ордах, считая их, лишь простыми «ворами и бандитами с большой дороги». Он спал и видел себя победителем фараона, и отец, не мало в этом содействовал, направляя его интересы, именно на Египет. А вот саму Райс, жаркие земли Нила, заботили, сейчас, меньше всего.

Степные орды мельчают, теряя статус и власть над окружными странами, а это неприемлемо. Требуется, во чтобы то не стало, вернуть вольных наёмников в касачьи орды и восстановить утраченное влияние. А этого можно было достичь, только раздавив Куруша. Поражение, а ещё лучше смерть Царя Царей, всё расставит по своим местам. Камбиз, это не Асаргад. Жить одними победами не сможет, да и политику относительно наёмников, с союзниками, будет проводить уже другую. У него ума не хватит делать это так, как делал его отец.

Райс, как Матерь всей степи, никогда в своих думах не ограничивалась текущим моментом, а предпочитала смотреть в даль, анализируя будущие последствия, а не сегодняшние причины. Она предчувствовала, что наступает закат Асаргада, а значит, последует очередной рассвет степи.

Тиграна отправили вечером обратно, хотя пройдоха и пытался мытьём, да катаньем, напроситься к царице на ночёвку. Но она была непреступна в своём нежелании переспать с Тиграном, правда, не сказав жёсткого «нет», а лишь сославшись на не подходящий момент, когда ей всю ночь придётся строить и детально продумывать со своими приближёнными, планы дальнейших действий.

Да, и ему следовало поспешать. Необходимо было предупредить всех своих вассалов, чтоб по закрывались в городах-крепостях и не высовывали носа за стены, заверив, что девы по долине метаться будут, войну устроят по-настоящему, она, дев, за руки держать не будет, они в боевом походе, но города приступами не тронут. Это Райс гарантировала.

Тиграну же самому, надо было, как можно быстрее убраться в свою крепость, чтоб не попасть по пути под раздачу, одной из девичьих орд, которые в ближайшее время, заполнят всю долину.

Как ни странно, но не отказ, а лишь дипломатическая отсрочка, вполне устроила Тиграна. Какие уж у него созрели планы на неё, Райс догадываться не стала, но поняла, что, если всё пройдёт как надо, этот урартец, ещё вернётся к этому вопросу, если, конечно, представится случай. Хотела ли она этого? Райс ещё не решила. Там видно будет.

Ночь для царицы действительно оказалась бессонной. Разослав дев разведывательного отряда ко всем Матёрым орд с указаниями и повелениями, она долго и дотошно общалась с ведуньями, собрав их отдельно в своём походном шатре.

Только под утро, так и не сомкнув глаз, ставка царицы свернулась и пошла дальше в горы, к Араратской долине.

Глава пятьдесят шестая. Они. В осаде

Кайсай, после того, как золотой царь бежал от вездесущей любви Герры, переживал самые унизительные дни своей жизни. Обозлённые потерей своих жертв, любавицы, готовы были поприбивать Славой любого, попавшегося мужлана и прибивали, но без злого умысла и выгоды, а так, ради развлечения.

Зарине, вплотную занятая Хартаном, который буквально на глазах из «правой руки» самого царя, второго по властности в обоих сатрапиях, лихого и бесстрашного вояки, превратился в жалкую размазню, вечно придурковато улыбающуюся и не о чём не в состоянии думать, кроме своей новой возлюбленной.

Обе жены его, рёвом ревели. Пытались, даже, осадить строптивого муженька ором и упрёками, но тот, лишь отлупив их, как следует, на несколько дней вывел обоих из схватки за своё «счастье». Те слегли в своих норах и уливаясь слезами, зализывали побои примочками.

Подсылали супружницы посыльных и к Кайсаю, мол, куда же он смотрит. У него жену уводят, а он, как увалень, лишь сидит, да вздыхает. Первое время, это забавляло рыжего и он, сдерживая рвущийся смех, изображал из себя обиженного, но никчёмного супруга, заламывающего руки в стонах и слезах, от втёртого под глаза лука.

Потом надоело. Стал прятаться или сбегал из Эр-буй-ни, вовсе. Облазил всё поселение, что кольцом опоясывало высокий холм с крепостью, объехал все окрестности, уходил в горы, даже, пару раз с ночёвкой. В общем, убивал время, как мог.

Девы охранения, во главе с Гюрзой, каждое утро выезжали из крепости на тренировку, а так как, все последние дни, он ночевал именно у них, а не в покоях Зарине, по известным причинам, то сначала пристраивался к ним, но и это быстро надоело и когда те, с рассветом уезжали, Кайсай, обленившись, продолжал спать.

Всё изменилось, когда в Эр-буй-ни прибыл вестник от Царя Царей по имени Каинах. Рослый, чернявый красавец, с длинным вьющимся волосом и аккуратно подстриженной бородой-лопатой. Суда по его замашкам, что тот не преминул продемонстрировать сразу же по приезду, весьма влиятельный при дворе Куруша вельможа и очень амбиционный.

По резко изменившейся игре Зарине, которую Кайсай, наконец-то, в первые увидел за последние дни, рыжий понял, что эта стерва, откуда-то знала, что он приедет и была готова к встрече. Она вновь вернула непутёвого муженька в свою опочивальню, но лишь для вида, обращая внимание на мужа, как на необходимую для интерьера вещь.

Зато бердник, не лишённый зрения и слуха, стал свидетелем далеко идущих планов своей супружницы. Кайсай не знал, когда это Тигран успел поговорить с дочерью, но понял, что предупредил о приезде этого отряда, именно её отец.

Зарине отодвинула Хартана в сторону. Повиснув у него на шее и клянясь в вечной любви старому вояке, она с наигранной горечью в голосе, заверила его, что для общего дела и по повелению отца, она обязана обольстить этого вельможу и задержать в крепости, не давая ему возможности, ни отправиться на поиски Тиграна, ни вернуться в Экбатаны к Курушу, не дождавшись отца.

Что здесь началось! Кайсай стал свидетелем увлекательной трагикомедии, в виде любовного треугольника. То и дело прячась в углу за бочкой с водой, где было его лежбище и буквально умирая, давясь от смеха, но для вида корчась от разлитой Славы супружницы, он с истинным наслаждением лицезрел весь этот головокружительный калейдоскоп абсурда и нелепиц, что подобно пестроте весенней степи, буквально, расцветал на его глазах.

Пару раз, к нему в угол заползала Герра, прячась от очередного, в безумии, влетающего к ним в покои любовника, и Кайсаю, становилось не до смеха, изображая из себ, я поражённый девичьей Славой овощ. Тиская и лапая любавицу в мнимом экстазе, он всякий раз чувствовал, что по велению изголодавшегося предательского организма, эта мнимость, на самом деле перерастала в настоящее, всё поглощающее желание.

Правда, до обладания Геррой, так ни разу не дошло. Во-первых, она умело отбивалась, так сказать, с сознанием дела, а во-вторых, эти неожиданные визиты, были скоротечны и Зарине, всякий раз, под разными предлогами, удавалось быстро от воздыхателей избавлялась. Поэтому Кайсай, просто, не успевал закончить начатое с любавицей.

Каинах поплыл, как воск от огня, от первой же волны Славы Зарине, ещё при их встрече. Что называется — любовь с первого взгляда. Кайсай, вдоволь наслушался витиеватых изречений о его красивой и неземной любви. Он говорил искусно сложенные в рифму признания и восхваления её красоты. Даже пытался петь любовные песни, благо Зарине вовремя его остановила, а то б рыжего вырвало бы иль он, не выдержав, прирезал певца, лишь бы тот, никого больше не мучил, выслушивая этот ужас.

В последствии, Каинах сдал с потрохами все планы Куруша, относительно её отца, все секреты, до которых был допущен и готов был мать с отцом отдать на заклание, только последнее, молодой стервочки, не потребовалось. А так бы, даже глазом не моргнул.

Вестника Куруша, Зарине держала на расстоянии полусогнутой руки: и не отпускала от себя и прильнуть к вожделенному телу не давала, всякий раз прикрываясь Кайсаем, как мужем, разыгрывая очень тонкую игру, от которой у того, чуть ли голова не взрывалась от эмоций ожидания. Она, буквально, издевалась над ним и рыжий, тогда с удивительной прозорливостью осознал народную присказку, мол, «око видит, да глаз неймёт».

В отличии от последнего, Хартан был допущен к телу и даже присутствие мужа рядом, его не останавливало, хотя и ближника отца, она посадила на «голодный паёк», что бесило вояку, выскакивающего из её покоев в состоянии близком к умопомешательству и готового резать всех, кто на пути попадётся. Все прятались. Поэтому, удавалось обходиться без жертв.

Её девы, тем временем, перестав беситься от безделья, занялись, наконец-то, привычным делом. Отряд сопровождения Каинаха, был больше не боеспособен. Все двадцать четыре человека! Как им четверым это удалось, Кайсай не понимал, да, по правде сказать и не мучился в догадках.

В эту ночь, благоверная снова выгнала его из спальни, ибо после долгого раздумья, всё же решила за что-то поощрить Хартана или просто понимая, что дальнейшее воздержание этого мужлана, может плохо кончиться для него, а тот, ей был ещё для чего-то нужен.

Рыжий, с нескрываемым удовольствием ворвался в девичий закуток, где расположился отряд Гюрзы и даже на радостях, принялся обниматься с каждой, между делом поплакав им на груди, как ему там, то есть у Зарине, всё обрюзгло. Девы, не скрывая веселья, якобы пожалели, а старшая, неожиданно, вместо того, чтобы допустить плаксу к своей груди для излияния, грозно остановила, уже тянущего к ней руки:

— Ладно, харэ. Заканчивай этот балаган. Вот-вот в крепость вернётся Тигран, которого, сейчас, сюда гонит сотня Золотце.

Это волшебная для слуха Кайсая кличка, произвела заморозку в его голове. Он так и застыл в нелепой позе с протянутыми руками и прибитой к ошарашенному лицу, не к месту растянутой улыбкой.

— Только не вздумай, что-либо предпринимать, — тут же вывела она рыжего из ступора, — Матерь велела тебе, мышкой сидеть и не дёргаться, пока.

— Откуда ты узнала? — выдавил из себя поражённый вестями бердник, всё ещё плохо соображая.

— Не важно, — буркнула Гюрза, снимая со своей лежанки лишний тюфяк и протягивая его Кайсаю, — мы тоже девы не простые. У нас свои секреты. Скоро к стенам Эр-буй-ни, прибудет сама Матерь и соберутся все девичьи орды, законопатив нас в крепости. Не спрашивай. Сама не знаю всех её планов. Просто, так надо. Поэтому, сидим молча и не вякаем. Любавиц, я тоже предупредила. Они уж, пусть сами до своей Матёрой весть доводят.

Только сейчас, бердник пришёл в себя, неожиданно поняв, что кажется, его время пришло и это непонятное состояние ожидания неизвестности, заканчивается. Он даже, как-то подобрался. Стал серьёзнее и поймал себя на мысли, что, не желая того сам, перешёл в боевой режим восприятия, аж сладостная дрожь по всему телу пробежала, но взяв протянутый тюфяк, вернул тело в обычное состояние и бросив на пол, пристроился на нём в сидячем положении.

Странно, но Кайсай не задумался над возможными планами царицы, ему было наплевать на то, что будет происходить дальше в самой крепости, во время вынужденного сидения, он сейчас мог думать, только о Золотце. Кайсай, был сейчас способен наплевать на всех и на всё, лишь бы увидеться со своей любимой, лишь бы обнять её, услышать голос, очаровательный смех, утонуть в её бездонных глазах.

И тут, трубы на стенах взревели тревогой. Кайсай вскочил, уставившись на Гюрзу, но та, лишь печально покачала головой, мол, не надо ничего делать и показывая пример, спокойно уселась на свой лежак. Её девы сделали тоже самое: кто присел, а кто и вовсе разлёгся, собираясь спать. Кайсай осмотрелся и вернулся на место, на этот раз, развалившись на спину, и не то задумавшись, не то размечтавшись, затих.

Масляные светильники потушили, погружая каменную коробку в темноту, лишь в углу слабо горел очаг, давая тепло, потому что, несмотря на конец лета, ночами здесь, всегда было прохладно.

За стенами творилось, что-то невообразимое. Грохот, ор, цоканье большого количества лошадей. Видимо Тигран, не спешиваясь перед воротами и не сдавая коней в конюшни, прямо верхом ворвался в крепость, на прямик проследовав к своему дворцу, а воины следом.

Этот бедлам продолжался долго, но все же, постепенно затих. Тревожный ор перешёл в обычный говор, фоном которому было шумное фырканье и цоканье перетаптывающихся, разгорячённых коней. Было слышно, как воины, видимо распрягающие своих скакунов, негромко переговаривались, вот только Кайсай, не мог из-за стен разобрать, о чём идёт разговор, сколько не прислушивался.

Тут, неожиданно, к ним в казарму ворвалась Зарине и Герра с факелом в руке и если любавица была в полном одеянии, то вот царская дочь, гарцевала в одной ночной рубахе, не сколько не стесняясь воинов, заполнивших крепость.

— Что случилось? — сразу накинулась она на Гюрзу, злобно поджимая губки.

Гюрза поднялась, но привычно кланяться не стала, лишь спокойно, как бы спросонок, ответила:

— Толком не знаю. Матерь весточку передала, что все девичьи орды собираются к Эр-буй-ни, а нам велено сидеть, пока, как мышам и не высовываться.

— Матерь тоже здесь? — удивилась Зарине, и её злоба сменилась задумчивостью.

— На подходе, — тут же ответила старшая охранения, — я думаю, твой отец в курсе происходящего, только ж с ним разве поговоришь в этой суматохе, — закончила Гюрза намёком, как бы подсказывая Зарине вектор, в который она должна направить свои интересы, оставив Гюрзу в покое.

— Понятно, — заговорщицки проговорила колдунья и переводя взгляд на валяющегося Кайсая, обратилась к нему, — а ты что скажешь?

— Я знаю не больше твоего, — безразличным голосом ответил бердник, продолжая валяться на спине с руками за головой, — но то, что одна сотня Золотца, загнала три с лишнем сотни твоего отца в крепость, говорит о том, что Тигран, действительно, в курсе планов Матери и всё это, сделано только для видимости, а вот кому и что этим хотят показать, ты, пожалуй, и сама догадаешься.

— Понятно, — повторила Зарине, но уже тоном, будто ей и вправду стало что-то понятно, — ладно. Ждите. Я попробую разузнать.

И с этими словами, чернявая бесстыдница, также быстро удалилась, как и пришла. Вновь наступила темнота и на этот раз, пришла тишина. Видимо воины, освободив своих скакунов от сёдел и сбруи, разошлись по своим казармам.

Поспать им всё же удалось, только вставать с рассветом, необходимости на этот раз, не было. Все ещё валялись, когда Кайсай, видя, что девы проснулись, но не спешат подниматься, со словами: «пойду пройдусь, огляжусь», нацепил оружие на пояс, спрятал косу в шапку и вышел в крепостные лабиринты, направляясь к воротам.

Все проходы были заставлены лошадьми и завалены сеном. С трудом протискиваясь в узких проходах среди конских боков, рыжий добрался до входа в крепость и по лестнице поднялся на стену.

Воины охранения, лишь мельком взглянув на него, вновь вернулись к разглядыванию того, что творилось снаружи их каменной ловушки. Кайсай, тоже подойдя к внешнему парапету, оглядел окрестности.

Селение, что кругом охватывало крепость, догорало, что говорило о настоящей войне, а не игрушечной. Видимо девы, не в состоянии разрушить каменных строений лачуг, просто сожгли то, что могло гореть. Трупов с того места, где стоял Кайсай, видно не было, далеко, но то, что они там были, рыжий не сомневался. Девочки воевали на совесть. Свою нежить Ку, им тоже кормить кем-то нужно было.

Вокруг, чуть поодаль сожжённых строений, дымились кочевые костры, видимо взяв крепость в кольцо. Впереди, прямо на дороге, у самого поворота, стояли, как вкопанные, три конных «мужерезки», с луками за спинами. Кони их замерли, как и хозяйки, лишь хвосты колыхались под слабым ветерком. Две крайние, держали короткие пики, а та, что стояла посредине, держала руку на мече, вложенном в ножны.

Лиц их разглядеть было невозможно, так как расстояние было достаточно велико, больше, чем вылет стрелы, но рыжему показалось, что среднюю, он знает. Если это девы Золотца, то наверняка встречал и её, но вполне может быть, что только казалась.

Больше смотреть было не на что и Кайсай вернулся обратно, к так и не поднявшимся со своих лож девам. В полной тишине и без вопросов с их стороны, поведал, что увидел и развалившись обратно на тюфяк, принялся ждать развития дальнейших событий.

Так, в безделье, прошёл весь день. К полудню, Кайсай заглянул к Зарине, которая, умудрилась всё же навестить отца, но вот поговорить с ним, ей так и не удалось. Он лишь хмуро бросил, мол, сиди жди и никуда из своих покоев не шастай, что он, мол, сам её посетит, когда надо будет. Вот она весь день и прождала.

Тигран пришёл к дочери, когда уже стемнело и велев найти Кайсая, выгнал любавиц из опочивальни. Рыжего долго искать не пришлось. Он сидел во дворе дворца. Войдя, бердник поздоровался с царём и приготовился услышать, хоть какие-нибудь объяснения происшедшему, но вместо этого, Тигран сказал: «Пошли» и вышел в коридор.

Пройдя тёмными закутками, они спустились в подвал. Там, неожиданно для Кайсая, наткнулись на двух воинов стражников, как оказалось, находившихся в полутёмном подвале неспроста, а охраняя тяжёлую потайную дверь, открывающую за собой узкий ступенчатый проход вниз. Лестница, уходящая куда-то под землю, постоянно заворачивая влево, создавая ощущение, что спускаешься по спирали.

Проход был узкий и тёмный. Факел, на входе в него, взял только царь, который освещал себе путь. За ним следовала Зарине, а Кайсай плёлся позади, практически в полной темноте, на ощупь.

Спускаться пришлось долго. Внизу оказалась ещё одна дверь, закрытая каким-то хитрым способом. Бердник понял это потому, что Тиграну потребовалось довольно много времени, притом с применением глухих ругательств, чтоб открыть её.

Вышли они через неё в очень странное и непонятное по предназначению помещение. Оно было круглым и практически полностью затоплено водой. Лишь по краям, вдоль стен в скале, был вырублен узкий парапет, окаймляющий этот загадочный бассейн.

Дальше пошли бочком по нему. Вырубка была грубая и рыжий, несколько раз запинаясь о выступающие неровности, чуть не нырнул в воду, чудом, благодаря лишь хорошо тренированному телу, он смог удержать равновесие. Как прошла Зарине, не разу не споткнувшись, оставалось для бердника загадкой.

С противоположной стороны этой пещеры, по-другому, Кайсай, её никак назвать не мог, была похожая дверь. С этой, Тигран справился быстрее. Дальнейший путь, их пролегал в узкой скальной щели, где во многих местах, можно было протиснуться только боком. По ней шли они ещё дольше. Факел то и дело норовил потухнуть, лишь чудом удерживая огрызок пламени. Было душно. Воздух был, какой-то пустой и надышаться им было невозможно.

Наконец, щель стала подниматься вверх. Факел разгорелся. Дышать стало легче, а ещё через короткий промежуток времени, развалив перекрывающие проход старые доски, Тигран вывел их в тёмную и казалось глухую пещеру.

Царь потушил факел и в темноте, хоть глаз коли, тихо проговорил:

— Идите на звук моих шагов.

И пошёл.

Когда они выбрались из пещеры, Кайсай понял, что если бы не наступившая ночь, то, пожалуй, и в пещере бы было не так темно, потому, что она не была глубокой, а проход в ней, был достаточно широк, вот только снаружи, уже была глухая ночь, без луны и звёзд. В еле светящемся небе едва различались ползущие в сторону тучи, но дождя не было и это было уже хорошо.

Дальше, куда-то поднимались, следуя на ощупь и ориентируясь на шаги Тиграна, затем, спускались и наконец, вышли в небольшую долину, где впереди стояли походные касакские шатры и горели костры.

У Кайсая, как будто второе дыхание отрылось, в предвкушении встречи с Золотцем, а то, что она там, он почему-то не сомневался. Даже неожиданный, тихий окрик со стороны, не испортил его возвышенного настроения и вид злобных «мужерезок», нацеливших в них свои стрелки, не сбил эйфорию восторга и желания поскорее спуститься к ней.

— Я, Матёрая любавицкой орды, Калли, — выступила вперёд Зарине, протягивая вперёд руку, на которой рыжий разглядел деревянный перстень ближницы Матери, тут же задумавшись, когда она успела его одеть, ведь он, уже сто лет не видел его на руке чернявой.

— А меня кличут Кайсай, — последовал он за ней, так же протягивая свой перстень для опознания.

— Я царь Тигран, — не двигаясь с места представился урартец, — старый друг царицы. Ведите к ней. Она ждёт нас.

Райс действительно ждала гостей, стоя в проходе своего шатра, но радости от встречи, Кайсай на её лице не увидел. Собранная, серьёзная, деловая. Вся золотая и величественная, она была настоящим воплощением царствующей над всей степью особой.

— Заходите, ждём, — повелительным тоном проговорила она, скрываясь в проёме.

Внутри шатёр был полон баб, которые сидели, чуть ли не на головах друг у друга. Только место царицы было просторно, да, проход, где гостям и предложили устраиваться.

Кайсай втиснулся последним и так как места для сидения на полу уже не было, остался стоять, жадно всматриваясь в лица присутствующих. Золотце он нашёл не сразу, так как та, первое время пряталась за спиной одной из Матёрых, но не вытерпев, всё же высунула своё радостное личико из-за могучего плеча впереди сидевшей и счастливой улыбкой, одарила своего супруга взглядом.

Естественно, слушать разговоры-переговоры, Кайсаю сразу стало недосуг. Он ничего не видел, кроме своей возлюбленной и тем более, ничего не слушал, так как пропустил всё мимо ушей. Да, особых переговоров там и не было. Говорила только Райс. Тихо, спокойно, монотонно, раздавая короткие повеления и приказы всем. Наверняка и для Кайсая, что-то было сказано, но он прослушал.

Повеления были доведены, задачи поставлены и народ зашевелился на выход и так как рыжий, торчал в проходе, как затычка, то его буквально вынесли наружу силой массы, хотя он сдуру, изначально и упирался. Вытолканный из шатра, он ухватился за край и лихорадочным взглядом, осматривал всех выходящих, выискивая Золотце, но той, всё не было и не было.

Наконец вышли все и Кайсай удивлённо заглянул внутрь. Золотце сидела около Матери и что-то внимательно слушала. Райс, повернувшись к ней и наклонившись, растолковывала что-то, тихо и настойчиво. О настойчивости, говорила постоянная жестикуляция рукой, которой она постоянно и ритмично помахивала, как будто, что-то вдалбливала дочери в голову. Та, лишь, как болванчик кивала.

Кайсай вынырнул из шатра и замер в ожидании, когда тёща, наконец, закончит воспитание дочери и его законная жена, попадёт в его объятия, но не дождался.

— Да, заходи, рыжий, — неожиданно громко окрикнула его царица, — знаю же, что в проходе стоишь, как сирота беспризорная.

Кайсай вновь сунул голову в проход. На него смотрели, добродушно улыбаясь, две родственницы. Смотрели, улыбались и молчали. Кайсай замялся на мгновение, но всё же не решительно зашёл. Райс поднялась.

— Ладно, я пойду пройдусь, — сказала она многозначительно, покряхтывая, как старуха и разминая спину, — смотрите мне тут, шатёр не разрушьте.

И пошла на выход, но проходя мимо расплывшегося в улыбке зятя, ни с того, ни с чего, хлопнула его по заду. Рыжий, от неожиданности, даже дёрнулся, потому что, шлепок оказался увесистым. А Золотце, не дожидаясь, пока царица покинет помещение, вскочила и кинулась любимому на шею. Не выдержала, пока мама их оставит.

Глава пятьдесят седьмая. Он. Недосягаемый

Куруш, сидел в своей рабочей комнате, что находилась в глубине дворца и была самым охраняемым объектом во всём золотом городе. Это место, сторожили даже лучше, чем гарем, хотя охрана гарема считалась всегда и везде, самой важной у царей всех мастей и культурных предрассудков. Даже казна, имела уровень защиты ниже.

Царь Царей восседал в нагромождении подушек и казалось внимательно следил за полуобнажённой девочкой, лет одиннадцати, плавно и грациозно танцевавшей перед ним. Играла приглушённая музыка. Приглушённой она, была потому, что музыканты находились не в комнате, а за её пределами, в коридоре.

В комнате, кроме Куруша и этой девочки, были только вечные, странные телохранители Повелителя Народов, попарно стоящие у каждой двери и за его спиной, у рабочего стола.

Танцовщица была щупленькая и как девушка, абсолютно не развитая в свои годы, от чего казалась совсем ребёнком. Тело, выше пояса, плотно закутанное лёгкой тканью, только подчёркивала в ней дитё, но ниже пояса, одеяние, составляло, лишь две свободно спускаемые полосы, не соединённой между собой ткани: спереди и сзади, полностью открывая по бокам её бедра, а при движении и белоснежную детскую попку.

Несмотря на малый возраст, танцовщица была искусна и в своих движениях, обворожительно прелестна. Девочка изгибалась так, что создавалось впечатление, будто у неё вовсе нет костей, потому что, так гнуться и выгибаться, кости бы не позволили.

Все её движения были плавны и бесшумны. Казалось даже, что она не дышала, а лицо — застывшая маска. Даже шороха одеяния не было слышно. Танцовщица больше напоминала бестелесное ведение, морок.

Куруш, по виду, внимательно следил за её танцем, но лицо его было напряжено и выказывало нешуточный мыслительный процесс, проистекавший в его голове. Царь Царей думал, очень напряжённо думал, а эта девочка, своими невероятными, умопомрачительными изгибами, была только в качестве фона, помогая ему размышлять.

Неожиданно, в плавную тягучую мелодию, диссонансом вклинился трезвон колокольчика. Повелитель встрепенулся, переводя взгляд с танцовщицы на общую входную дверь.

— Хорошо, Ассиля, — проговорил он не громко, протягивая руку к девочке, жестом останавливая её, — молодец. Достаточно. На держи.

С этими словами, он непонятно откуда, материализовал небольшой золотой брусочек и протянул его танцовщице. Девочка застыла столбиком, прижимая щупленькие ручонки к груди и широко распахивая большие глазки, но несмотря на то, что золото предназначалось явно ей, она не сделала попытки приблизиться к Повелителю.

— Бери, бери, заслужила, — расплываясь в улыбке, подтвердил Царь Царей.

Девочка, заворожённо уставившись на блестящий металл, плавно и бесшумно подплыла к Величайшему из Великих, мелко перебирая босыми ногами по каменному полу и осторожно взяла обеими руками золотой слиток.

— Всё. Иди, — разрешил Повелитель Народов и чуть наклонившись вперёд, не упустил возможности, слегка хлопнуть, по её упругой голой попе.

Ассиля низко поклонилась, чему-то счастливо улыбаясь и так же бесшумно, засеменила к двери, которая к этому времени приоткрылась и проёме показалась голова Атиага, начальника тайной службы империи.

Куруш, проводив взглядом довольную танцовщицу, небрежно махнул рукой заглядывающему вельможе, давая разрешение войти.

— Ну, что ещё стряслось? — небрежно вопросил Царь Царей, после того, как Ассиля закрыла за собой дверь и музыка в коридоре резко оборвалась.

— Прибыл Каинах, Повелитель, — поведал Атиаг с интонацией замешательства, — с очень странными, я бы сказал, даже невероятными вестями.

Куруш вопросительно посмотрел на своего начальника тайной службы.

— Они настолько невероятные, мой господин, что я смею предложить тебе самому его допросить. Он за дверью.

Царь Царей напрягся. Ему очень не понравился, ни тон, не поведение своего доверенного лица. Он почувствовал, что-то неладное. Не хорошее.

— Зови, — тем не менее велел Куруш, поднимаясь с подушек и отходя к своему рабочему столу.

— Да, продлятся твои самые счастливые дни, о Великий Повелитель Народов…

— Хватит, — резко прервал начавшуюся тираду Каинаха, встревоженный Куруш, оборачиваясь к упавшему ниц вестнику и упираясь задом на стол, велел, — рассказывай.

— Ты, Всемогущий, посылал меня за Тиграном…

— Я знаю кого, куда и зачем посылаю, — рявкнул раздражённый Царь Царей, — где Тигран, за которым я тебя посылал?

— Он в крепости Эр-буй-ни, Повелитель, держит оборону. Крепость осадила царица степей Тахм-Райс, — чуть ли не плача, и трясущимся от страха голосом, проговорил вестник.

— Что?! — у Куруша глаза полезли на лоб, — Царица Райс!? — проорал Великий и Ужасный, не веря собственным ушам.

— Да, — тихо пропищал Каинах, вжимаясь головой в пол.

— Когда?

Вестник, что-то забубнил себе под нос, считая дни, но видимо со страха забыл все числа. Лишь через некоторое время, всё же сосчитав, выдал результат:

— Пять дней назад, Владыка.

— Какого дэва ей понадобилось осаждать Эр-буй-ни? — недоумённо вопросил Куруш, скорее самого себя, чем Каинаха, но тот неожиданно ответил.

— Она требует от Тиграна вернуть ей сбежавшую дочь, что спряталась в крепости.

Не успел Куруш переварить первое потрясение, как его накрыло второе.

— Золотые Груди сбежала к Тиграну?!

Каинах неожиданно выпрямился, поднимая голову, но всё ещё оставаясь на коленях и счастливо улыбаясь, как блаженный, пробормотал:

— Да, Повелитель, у неё прекраснейшие из грудей, что мне когда-либо приходилось видеть.

— Что за бред, — выругался Царь Царей, отрываясь от стола и принимаясь нервно расхаживать по комнате вокруг горы подушек.

После третьего круга, он остановился и в задумчивости задал вопрос Каинаху:

— А ты уверен, что это Тахм-Райс?

— Я никогда раньше её не видел, Повелитель, но Тигран, ведя с ней переговоры со стен крепости, уверял, что это действительно она.

— Как она выглядит? — уже абсолютно спокойно, как будто и не было никакого потрясения спросил Куруш.

— Она… — замешкался вестник, — вся золотая. Одежда, конь, оружие. И ещё, — как бы вспомнив, встрепенулся Каинах, — она, почему-то, называла Тиграна Уйбаром.

— Твою мать, — неожиданно выругался Царь Царей на непонятном для собеседников языке, но тут же заговорил на персидском, — это она. Так могла назвать Тиграна, только она. Что Тигран?

— Тигран спокоен, Повелитель. Он говорит, что она не сможет взять крепость штурмом и отправляя меня, он уверял, что, как можно дольше протянет с ней время, заставляя оставаться около крепости. Он уже разослал людей по городам и крепостям сатрапии и ожидает, что не дольше чем через пять дней, его конный корпус соберётся по тревоге и те пять или шесть сотен мужененавистниц, будут повергнуты в бегство. Их слишком мало, чтобы противостоять армии Тиграна.

— Откуда ты знаешь сколько их? — так же спокойно спросил Куруш.

— Мы поднимались на смотровые башни. Оттуда хорошо видны костры, что они разжигают по ночам вокруг осаждённой крепости. Посчитали. Днём посчитали сколько, примерно, у одного костра собирается дев. Выходит, что не более шести сотен. А вероятнее всего, даже меньше. Степняков мужчин, мы не видели ни одного. А Тигран уверяет, что это не боевые орды, а подрастающий молодняк. Действительно. Я, сколько смог разглядеть из тех, что подъезжали к стенам ближе, видел только очень молодых мужененавистниц, почти девочек.

Куруш недоверчиво уставился на лепечущего вестника. Не то, чтобы он не верил, он просто обдумывал сказанное, но мимика его, пока ничего непонимающего лица, давало ложное представление, будто он не верит в сказанное.

— Если не верите мне, мой Повелитель, спросите её дочь. Я же её с собой привёз. Тигран, выигрывая время переговорами и торгом с Тахм-Райс, на самом деле, отправил её со мной к тебе, о Великий. С ней, так же четыре её служанки и мальчик, что помог бежать из степи.

Это был третий удар по сознанию Куруша. Он аж задохнулся от негодования, что подобные вести, ему докладывают в последнюю очередь.

— Золотые Груди здесь?! — сдавленно прокричал Царь Царей, даже в порыве эмоциональности, низко склоняясь к Каинаху, будто не расслышал, что тот сказал.

— Да, мой Повелитель, Зарине во дворце, в гостевых покоях, — вновь чуть не плача и падая ниц, брякнув головой об пол, пролепетал вестник.

Куруш выпрямился и медленно обхватил голову руками, замерев, будто опасаясь, что голова сейчас взорвётся.

— Как ты её назвал? — медленно растягивая слова, спросил Владыка Стран.

— Зарине, мой Повелитель, — недоумевая ответил Каинах.

— Пошёл вот, — так же спокойно и медленно проговорил Повелитель.

Вестник, тут же на карачках, развернулся на сто восемьдесят градусов и быстро перебирая руками и коленями, исчез за дверью, которую, он по ходу открыл лбом.

Куруш обессилено опустил руки и повернувшись к Атиагу, таращащегося всю беседу выпученными глазами, то на Царя Царей, то на вестника, продолжал находиться в этом неадекватном состоянии.

— Ну, и что скажешь, Атиаг? — устало спросил его Куруш.

Тот, от обращения к нему, несколько расслабился. Зачем-то дёрнул плечом, как бы поправляя одеяние и задумался.

— По крайней мере, Повелитель, теперь понятно, кто и зачем вырезал северные посты охранения, — после паузы проговорил глава тайной службы.

Только вчера в Экбатаны прилетела весть о том, что все три охранных северных поста, перекрывающих проход из степей вдоль моря в горную империю Куруша, были кем-то варварски вырезаны. А это почти три сотни хорошо вооружённых воинов.

Именно этим был озабочен Царь Царей, когда смотрел на танец Ассили. И вот, такое неожиданное известие. С одной стороны, всё объясняющее, а с другой, создающее ещё больше вопросов.

— Зачем ты, Великий, прекратил допрос Каинаха? — неожиданно спросил Атиаг, — он же ещё не всё сказал.

— Большего, я пока слышать не хочу, — столь же неожиданно ответил Куруш, а после паузы спросил, — ты знаешь, Атиаг, как зовут дочь Тахм-Райс?

Вельможа задумался.

— Золотые Груди, если мне память не изменяет.

— Не изменяет, — поддержал его Царь Царей, грузно плюхаясь в подушки, — это ордынская кличка, а имя ей дали при рождении — Арина.

— Не знал, — признался тот, что должен был знать это, по должности.

— А Зарине — это дочь Тиграна, — добавил в познания начальника тайной службы Куруш.

— Прости, господин, но я не знаю у Тиграна дочери с таким именем, — недоумевал Атиаг, — это самозванка какая-то.

— Ещё бы, — хмыкнул Повелитель, — если б не моя божественная память, я бы, пожалуй, тоже уже про неё забыл. Очень давно о ней ничего не было слышно. Да, и вообще, мы, что-то про детей Тиграна позабыли. Как отстранили его от двора, так и забыли, а дети то, растут. И Баб уже давно мужчиной стал, Тирам, и Вахагн подрасти. А вот и Зарине объявилась, да ещё с какой помпой. Ты, кстати, её видел?

— Видел, Повелитель, — неожиданно расцвёл в блаженной улыбке, вечно строгий вельможа, никогда ранее не проявлявший столь открытого интереса к слабому полу, — она действительно очень красива. Настолько, что влюбиться можно с первого взгляда…

— Вот это то, меня и напрягает, — говоря, как бы самому себе, прервал его счастливые излияния Куруш, — вот что. Мага ко мне срочно. Найди Угубура хоть из-под земли и Лукавого готовь. Надо эту девочку пощупать по-взрослому. Что-то мне, очень не нравится вся эта каша.

Последняя новость о дочери Уйбара, которая его начальнику тайной службы показалось нелепой, Куруша, наоборот, привела в чувство и всё расставило по логическим местам. Получалось, что он действительно верно не доверял все последние годы своему бывшему другу и те косвенные доказательства его игры «и вашим, и нашим», сейчас полностью подтверждались.

Отправить дочь расти и воспитываться к самой Райс, деяние, говорящее само за себя. Без постоянных связей с Матерью степи, этого сделать было, просто невозможно. И самое любопытное. Что же такое произошло, что заставило воспитанницу бежать и наделать столько шума?

То, что Зарине прошла школу Святого Терема, Куруш ни капельки не сомневался. И реакция влюблённости Каинаха, и потёкший кремень — Атиаг, говорит о том, что девочка наводит вокруг себя морок. Так называемую девичью Славу. Куруш знал и помнил, что это такое.

Мага Угубура он вызвал, лишь подтвердить свои подозрения, хотя, это было скорее даже убеждение, но лишняя перепроверка не помешает, к тому же маг, сможет точно определить её силу, а значит, Куруш будет знать, как можно будет ей противодействовать, а может быть и использовать в своих целях.

А если девочка, задумала что-то не хорошее, то это будет легко выяснить с помощью Лукавого, подготовленного необходимым образом, которого можно использовать, как подсадную утку, притом так долго, пока не станут ясны её действительные намерения.

В скором времени появились Лукавый и Угубур. Маг, получив задание, ушёл сразу. С Лукавым, Куруш говорил долго, вдалбливая ему необходимую информацию о Тигране и Зарине. После того, как позадавал ему контрольные вопросы и убедился в том, что Лукавый готов для миссии, Царь Царей встал, подошёл к паре своих телохранителей, что стояли у стола взявшись за руки и тихо скомандовал:

— Шайтаны, Мур и Мыр, — обратился он к ним, на непонятном для Лукавого и присутствующего в комнате Атиага, языке, — пойдёте с Лукавым и будете охранять, как меня. Любого, кто посмеет посягнуть на жизнь Лукавого — убейте. Повелеваю.

С последним словом, парочка одновременно дрогнула и не расцепляя рук двинулась к стоящему по среди комнаты двойнику Куруша.

— Лукавый, — опередил Царь Царей испуг последнего, — сегодня особый случай и я даю тебе для охраны своих шайтанов. Слушаться они тебя не будут, но и в обиду не дадут.

Лукавый, несмотря на объяснение движения к нему шайтанов, всё же с нескрываемым испугом, поклонился Курушу, искоса поглядывая на приближающихся монстров.

— И перестань трястись, — раздражённо прокомментировал его испуг Повелитель, — ты же Царь Царей, Повелитель Народов. Веди себя подобающе. Не обращай на них никакого внимания. Они получили приказ беречь тебя, как зеницу ока. Поэтому, возрадуйся моей щедрости.

Куруш небрежно махнул рукой, давая понять, что они ему тут, все надоели, делать им больше здесь нечего, и чтоб шли выполнять возложенные на них задачи. Лукавый и Атиаг поклонились и вышли.

Не успел Куруш расслабиться и подумать, как дверь распахнулась и в тайную комнату ворвался взбесившийся маг. Это было так неожиданно, что Царь Царей, даже вздрогнул и схватился за меч, но телохранители двери, среагировали молниеносно. С не воспринимаемой глазом скоростью, они поймали влетевшего Угубура за плечи и подняли в воздух, как пушинку. Тот, что-то заверещал, молотя ногами по воздуху, даже не думая успокаиваться.

Царь Царей быстро поднялся, подскочил к болтающемуся в воздухе магу и со всего размаха врезал ему пощёчину, от которой колпак его слетел с головы, рассыпав седые волосы на лицо. Маг резко перестал дёргаться, ухватившись рукой за обожжённую щёку и в недоумении уставился сквозь редкие волосики чёлки, на Повелителя.

— Пришёл в себя? — спросил Куруш, подаваясь вперёд, почти вплотную к Угубуру.

— Повелитель, — прошептал старый маг, растягиваясь в лучезарнойулыбке, — свершилось чудо. К нам спустилась с небес сама богиня Анахита!

— Что, эта ведьма настолько сильна? — удивился призадумавшийся Куруш.

— Это не ведьма, Повелитель, — с горячностью в голосе затараторил маг, — это сама Анахита, я клянусь в этом.

— Вот, даже как, — со смехом проговорил Царь Царей, расслабляясь и возвращаясь на место, отдав повеление по ходу, — отпустите его.

За спиной Куруша, что-то грузно брякнулось. Это маг, отпущенный шайтанами, не удержался на ногах и загромыхал об каменный пол своими побрякушками, нашитыми на балахон.

— Я провёл ритуал опознания, — не сдаваясь тараторил маг, — Ахурамазда, дал мне понять, что передо мной богиня. А такой силой любви, может обладать, только великая Анахита!

— Угубур, — прервал его Куруш, — ты когда-нибудь слышал о степной девичьей Славе?

— Конечно, — удивлённо ответил тот, мол, кто ж об этом не слышал, — только это не то, — продолжал он упрямствовать, — человек не может обладать такой силой. Это сила богини, а не ведьмы.

— А вот это уже интересно, — проговорил Куруш, призадумавшись.

Старый маг, переполняемый благими эмоциями, хотел было ещё что-то изречь, но Куруш его резко пресёк:

— Помолчи! Дай подумать.

Думал Повелитель Народов долго. Маг степенно молчал, ожидая вердикта. Куруш, казалось, начинал понимать, почему из-за этой девочки такой переполох. Если у неё, такой особый талант, то Райс костьми ляжет, лишь бы её вернуть обратно. Что там у них произошло? Ах, да, мальчик! А не влюбилась ли эта ведьмочка, с силой богини, сама в этого парнишку, по молодости лет. А что, вполне возможно. Молодость глупа на поступки.

Но до думать он не успел. В коридоре послышался грохот бегущих шагов и вопль Атиага: «Посторонись!», а затем двери в очередной раз распахнулись и на пороге, раскрасневшийся и запыхавшийся начальник тайной службы, трагически выкрикнул:

— Мальчишка сбежал!

Куруш, ничего не понимая, поднялся и переспросил:

— Какой мальчишка, — но тут же сообразив, добавил, — тот, что с Зарине?

— Он убил всех, Повелитель и сбежал! Это был не человек! Это был дэв!

— Кого убил? Куда сбежал? — всё ещё ничего не понимая, начинал приходить в ярость Царь Царей.

— Он убил Зарине, Повелитель и твоих шайтанов!

— Что!? — лицо Куруша исковеркала неописуемая гримаса.

Он сорвался с места, опрокинул стоящего на его пути мага, буквально, вынес одним ударом из проёма Атиага и вместо того, чтобы бежать через свою дверь, по потайному ходу, ринулся напрямую через общий коридор.

Стражники, стоящие в коридоре, сначала прижались к стенам, завидев Царя Царей, а когда следом мелькнули тени шайтанов, разом попадали на пол, выбросив оружие и прикрывая головы руками.

Когда Куруш влетел в гостевые опочивальни, то замер, как вкопанный, с растерянным и обезумевшим взором, оглядывая картину результатов кровавого побоища, открывшуюся перед ним.

Прямо по центру зала, лежала лицом вниз, черноволосая женщина, с неестественно повёрнутой головой. Это, как понял Куруш, была, та самая богиня, по заверению Угубура или самозванка по мнению Атиага, его, Царя Царей, упущенная выгода — Зарине.

Чуть дальше, за трупом девушки, лежало обезглавленное тело Каинаха. Оно распласталось на спине, но в обоих руках продолжая удерживать оружие. Головы видно не было. Укатилась куда-то.

Справа у стены в огромной луже крови, на спине, с пробитой грудью и перерезанным горлом, лежал Мур. Ещё правее, почти у самой входной двери на животе, с проколотой спиной и также перерубленной шеей, лежал Мыр.

В дальнем углу, стоя на четвереньках скулил живой Лукавый. Слева у стены, прижимаясь друг к дружке, стояли четыре молодые девы, лицо, одной из которых, было чем-то посечено и сильно кровоточило, через прижатую к нему ладонь, но видимо рана была несерьёзная, потому что по её виду, деву, как и её подруг, беспокоил только страх, в котором они все находились.

— Что. Здесь. Произошло, — выделяя каждое слово, находясь в состоянии шока, потребовал объяснений Повелитель Народов.

Так как было не понятно, к кому конкретно обращался Куруш, но в ответ ему была тишина.

— Я вас спрашиваю! — заорал Царь Царей, подобно рыку льва.

Но Лукавый только ещё громче заскулил, а девы плотнее прижались друг к другу.

Извергая молнии глазами, которые за мгновение налились кровью, Куруш резко развернулся, поймал взглядом Атиага и схватив его за грудки, проревел раненным зверем прямо ему в лицо:

— Ты был здесь?

Неожиданно, начальник тайной службы империи, потерял сознание и резко обмяк в царских руках…

Глава пятьдесят восьмая. Они. Побег

Кайсай очень жалел, что оставил Васа в крепости Эр-буй-ни. Ему было очень обидно за это и горько на душе за то, что он бросил друга. Своего единственного и любимого коня. Но кто же мог подумать, что всё так получится.

Он же рассчитывал, что, выполнив задание Матери, вернётся в крепость и обязательно заберёт конягу. А вот теперь, непонятно. Вернётся ли он когда-нибудь, вообще, в эти края и тем более, в крепость царя Тиграна.

Как же это всё пошло то наперекосяк? Какая же, эта Зарине, всё же дура! Ну, как можно быть такой тупой и не дальновидной? Какого хера, она посчитала себя пупом земли?

Рыжий скакал на молодой, длинноногой кобылке и не успокаиваясь костерил на чём свет стоит свою бывшую жену. А начиналось всё, вроде бы, совсем безобидно.

Когда их предупредили, что к ним в гостевые покои соизволит явится сам Царь Царей, Повелитель Народов, Стран и так далее, Зарине возликовала до небес. Кайсай же, задницей почувствовал неправильность. Он не понял, сначала, с чем это связанно, но всё же, счёл за нужное, предупредить Зарине о своих предчувствиях. Но та, окрылённая эйфорией лёгкого успеха, как ей казалось, посчитав встречу лицом к лицу с Владыкой Империи, сразу же по прибытию во дворец, за подарок судьбы и слушать его не захотела.

Кайсай никогда не видел Куруша и знал лишь его по описанию, которое дал Тигран дочери, перед отъездом. К тому же, в отношении узнавания, он больше полагался на Каинаха, что прибежал взъерошенным после доклада Царю Царей, но тут же, приласканный Славой Зарине, преобразился, распустил хвост и начал хвастаться, какой он, самый при самый приближённый, к самому Владыке Мира.

А потом, в сопровождении неприятного на вид вельможи, вошёл ОН, под охраной двух чёрных воинов, подобных которым, Кайсай не только не встречал, но даже и не слышал никогда. Они были очень странными, непонятными, а потому, чрезмерно опасными. Это бердник определил с первого взгляда, лишь по их походке.

В голове зазвонил колокольчик тревоги. Они были, абсолютно, неправильными. Невысокого роста и несмотря на то, что балахоны скрывали их тела и были, как бабьи рубахи, только до самого пола, скрывая ноги, оба, не были наделены силой мышц. Скорее всего, воины были сухопары и физически неразвиты.

Когда рыжий это понял, то в его голове, уже не звенел колокольчик, а бил огромный колокол, потому что — это было неправильно! Телохранители Великого Куруша, до которого, как слышал бердник, ни один, даже самый искусный убийца не может дотянуться, не должны быть такими, если они, конечно, не обладают смертоносным колдовством!

Кайсай не успел додумать это подозрение, потому что, эта дура Зарине, не сказав и слова, вошедшему картежу, ударила своей Славой на полную! У бердника, от неожиданности, даже не смотря на защиту Апити, ноги с руками задрожали и в паху, так заныло и за зудело, что он предпочёл опуститься на колени, зажимая своё естество и скрежеща зубами, с силой зажмурился, всеми возможностями, сопротивляясь её влиянию.

— Кто ты, — прогремел в ушах повелительный голос Зарине, который можно было, уподобить голосу богини.

От этого у Кайсая, по всему телу прокатилась сладостная дрожь, но собрав последнюю волю в кулак, он резко сказал себе: «Нет. Я справлюсь.» и заставив себя расслабиться, тут же почувствовал, что наваждение отпускает, а амулет Апити, неожиданно стал горячим, почти обжигающим, да, так, что рыжий тут же взмолился, только бы амулет выдержал, только б сломался.

В голове прояснилось и бердник открыв глаза, осторожно осмотрелся. Зарине стояла чуть впереди и смотрела прямо на вошедших, а поэтому не могла его видеть.

— Я, Лукавый, — неожиданно нараспев ответил ей тот, кого представили, как Куруша и который, пуская слёзы восторга, валялся у её ног, — двойник Царя Царей Куруша, о, моя богиня.

Как ни странно, но Кайсай этому не удивился, как будто, только этого и ожидал, поэтому быстро потерял интерес к этому самозванцу, а вот, что его интерес перехватило, так это, всё те же демоны в чёрном, как он их, тут же окрестил. Оба стояли, продолжая держаться за руки, с абсолютно безразличными рожами. Слава Зарине, на них не действовала!

«Это не люди!» — тут же сделал вывод Кайсай и от этого шокирующего понимания, действие Славы на него, вообще перестало ощущаться.

— Где сам Куруш? — продолжала лютовать чернявая колдунья, но на этот раз голос её, оказался для Кайсая, почти обычным, только несколько надменным.

— Он у себя, — чуть ли не в голос проговорили двойник Куруша и его сопровождающий вельможа, стоящей перед Зарине на коленях и от души льющий слёзы.

— А ты кто? — повелительным тоном, обратилась она к ревущему на коленях.

— Я, Атиаг, начальник тайной службы империи, — залебезил сквозь слёзы счастья вельможа.

И тут произошло то, что перевернуло весь этот мир с головы на ноги, расставив всех и всё по своим местам.

— Ведите меня к нему, — грозно потребовала разошедшаяся колдунья, — нужно срочно предупредить Куруша о засаде на него Райс. Я прислана моим отцом и его другом, чтобы спасти Повелителя Всего Мира! Быстро!

— Ты чё, вообще охуела! — сам не ожидая от себя, заорал на неё Кайсай, вскакивая на ноги, совсем при этом забыв, что должен притворяться прибитый Славой.

— Что?! — в недоумении и со страхом на лице, уставилась на него жёнушка.

— Да, что слышала! Ты, что задумала, тварь!? — не успокаиваясь и делая шаг на встречу, разгневанно потребовал объяснений, обескураженный таким предательством бердник.

— Как? — скривилась Зарине, чуть не плача от обиды и бессилия.

— Жопой об косяк! — рявкнул Кайсай.

— Убейте его, — завизжала обезумевшая от страха дева, ещё мгновение назад, считавшая себя равной богине, — все! Все убейте его!

Рыжий прикусил язык. Мир замер, превращаясь в медленные и плавные кривляния. Неожиданно, стало легко и просто. Кайсай, каким-то непонятным чувством, вдруг догадался, что именно этот бой, в самом центре звериного логова и есть, то предназначение, ради которого он родился, обучался и стал тем, кем стал — бердником. Убийцей, без страха и упрёка.

Он даже представил мысленно размеры дворца, города и сам себе восхитился: «Вот это я понимаю, будет резня», и улыбнувшись, от чего губы обожгло, и заставило вспомнить о защитной одёжке, которую он аккуратно, не торопясь, вынул из своей шапки, бросив её на пол. Не спеша, пока все кривлялись и медленно ползли к нему, нацепил маску, одел обе рукавицы и принялся всех резать.

Первой его жертвой, стала ненавистная жёнушка. Не мудрствуя лукаво, он, просто, свернул ей шею. По пути заметив, что «лжекуруш», уже вынул акинак из ножен и скривив рожу в гримасе лютой ярости, тянется к тому месту, где до этого стоял Кайсай.

Тут же обратил внимание на то, что начальник тайной службы, вместо того, чтобы кинуться его убивать, закатил глазки и собирается благополучно упасть в обморок.

Со спины, ощетинившись мечом и кинжалом, с такой же гримасой зверства на лице, как и у Лукавого, плывёт Каинах.

Вот только напугавшие его сначала чёрные воины, продолжали спокойно стоять на месте, продолжая держаться за руки. Этот факт, несколько обескуражил бердника, но не более.

Убивать подставного царя, Кайсай не стал, а лишь вырвав у него акинак, хотел пнуть его под зад, но тут же боковым зрением увидел, как демоны резко расцепили руки и превратились в размазанные чёрные тени. От неожиданности, бердник резким рывком ушёл в сторону от них, лишь краем глаза увидев блеск двух клинков, чуть не зацепивших его.

На ходу разворачиваясь, Кайсай отмахнулся от мимо проплывающего Каинаха и даже не понял, как меч прошёл его шею, не почувствовал при этом, ни сопротивления мяса, ни костей.

Отскочив назад, бердник принял оборонительную стойку и внимательно рассмотрел двух, по-настоящему грозных противников. Даже в остановленном времени, они плавно, но быстро, разошлись в стороны, стараясь обойти Кайсая с разных сторон.

Только тут рыжий осознал, что эта парочка, такие же колдовские воины, как и он, вот только движутся они быстрее, чем ему это под силу! На какое-то мгновение, Кайсай, даже растерялся, но тут же, обозлился на самого себя и решив, что даже, если проиграет сейчас этот бой, отдаст свою жизнь, очень дорого.

Бердник стал отступать назад, стараясь прижать спину к стене и лишить противника возможности напасть на него с тыла, при этом, внимательно разглядывая и анализируя демонов. Первое, что он с удовлетворением для себя отметил, что до этого, абсолютно без эмоциональные морды, обе, как под копирку, изображали нешуточное удивление. Видимо колдуны, в первые встречают такого противника, как Кайсай.

Это было хорошо. Значит они не знают меня, как воина и просчитать не смогут. Только реакцией и по наитию. Второе, неожиданно хорошее заключение, бердник сделал, анализируя их движения. Судя по ним, они, вообще не имели никакой воинской подготовки, хотя, он, тут же себя подстраховал, предположив, что это может быть уловка.

Пауза в драке затягивалась. Кайсаю было не резон атаковать двух противников, разошедшихся в разные стороны, и он настроил себя, на быструю контратаку, а противники, от чего-то тянули с атакой, переминаясь в нерешительности, как будто не могли поймать момент для броска.

И тогда, рыжий плюнул на ожидание и правила неравного боя и пошёл в атаку сам. Демоны, оказались удивительными баранами. Их умение останавливать время, сыграло с ними дурную шутку, оказав, как говориться, медвежью услугу.

Умение двигаться на сверхскоростях, лишило их, даже, хоть какого-то желания учиться обращаться с оружием. А зачем? Похоже им всю жизнь приходилось убивать, только простых людей, не умеющих останавливать время, а для этого, нет необходимости владеть оружием убийства в совершенстве. Остановил время, подошёл к замершему противнику, зарезал, пошёл дальше. Чёрные «повязочники», оказались не просто олухами в обращении с оружиями, они представляли из себя детей, что махали палками, изображая из себя воинов.

Кайсай в первом же выпаде пропорол зазевавшегося и не оживавшего атаки демона. Тот, тут же выронил из рук оба клинка и выпал в реальное время, после чего рыжий резанул его по горлу. Второй, вместо того чтобы воспользоваться занятостью противника своим напарником и поймать его на контратаке, отпрыгнул назад. Он, по виду, просто испугался. А когда бердник кинулся на него, то в панике пустился на утёк и рыжий, в прыжке прошил акинаком его спину.

Как оказалось, они не только толкового оружия не имели, а сверкая узкими клинками, типа удлинённых ножей, а ещё и брони никакой не имели. Абсолютно. Лишь лёгкое, чёрное одеяние. Придурки.

Второй плюхнувшись на живот, тоже выпал в реальное время и Кайсай, так же, как и первому, нанёс контрольный удар мечом по шее. Всё. Драка кончена.

Огляделся. Из дев Зарине, лишь Герра кинулась на призыв своей госпожи. К моменту окончания побоища, она уже «добежала» до того места, где первоначально стоял Кайсай, но уже успела потерять его и теперь, судя по плавному движению, озиралась в поисках пропажи.

Бердник подошёл к ней, раздумывая резать девок или нет, но потом решив, что живые в стане врага, они могут быть со временем полезны и лишь полосонув кинжалом по щеке, наказав особо ретивую деву за желание убить такого «великого убийцу», как он, голыми руками, поднял с пола брошенную шапку и отправился на выход, пока, не представляя себе свои дальнейшие действия.

Только выйдя из дворца и при этом, никого не убив, он неожиданно задумался над тем, что всё же зря оставил в живых этих девок. Ведь они наверняка расскажут Курушу то, что собиралась поведать предательница. Он выругался, упрекая себя за промашку и мягкотелость, но тут в голове, вновь звякнул колокольчик и Кайсай замер.

Не факт, что они единственные свидетели. Наверняка эта комната прослушивалась и проглядывалась. Ведь не зря, сидя в ожидании, Зарине несколько раз одёргивала своих дев в беседе, давая знаками понять, что здесь у стен есть уши. Значит она об этом знала или догадывалась.

К тому же, возможно, что эти демоны были не единственными и сколько их у Куруша, одному Валу ведомо. Эта парочка, к тому же, была оправлена с двойником, а при самом царе, могут быть и не такие бездари, и неумехи, к тому же, их может быть, просто, много. А коль их много и навалятся на него скопом? Утыкают всего, как сито.

Нет, решил бердник, надо скакать к Райс и предупредить о предательстве. Тогда царица сможет скорректировать свои планы или вовсе отказаться от них, чем гарантированно сбережёт людей для будущих походов, а главное, этим он отведёт удар от своей взбалмошной жены-воительницы, которая так и рвётся в бой с превосходящими силами противника, играя со смертью и с его нервами.

Рыжий не стал искать конюшни при дворце, понимая, что в этом случае, ему придётся прорываться через семь постов на каждых воротах, а пройдя тенью через весь город, нашёл хорошую кобылку, на подъезде к городу, на которой важно путешествовал какой-то богато одетый горожанин. Притом, по одеянию не воин, но при акинаке и кинжале, как положено.

Скинув наездника в пыль, рыжий завладел транспортом и дав кобылке пятками, пустился в примерном направлении к дому. Сначала, он, вообще хотел бежать в остановленном времени, это было значительно быстрее, чем на лошади, но как только Кайсай вышел в реальное время, понял, что с этим колдовством, он, кажется, перебрал.

Навалилась такая усталость, что хоть падай и помирай. Дико захотелось жрать. Именно жрать, а не кушать или есть. Кроме того, тут же одолел сушняк, как будто год не пил и весь высох. Это всё оказалось полной неожиданностью для рыжего. Нет, он прекрасно знал, что после того, как прибываешь в остановленном времени, наступает отходняк, в виде лёгкого недомогания, усталости, голода и жажды, но то, что он чувствовал сейчас, переходило всяческие границы. Он понял, что передержал себя в этом колдовстве.

Завидев по пути плодоносящие сады, Кайсай даже не задумываясь над тем, что они наверняка охраняются, накинулся на деревья и прямо с лошади, принялся набивать без разбору, рот фруктами. Очень сочными и вкусными. Его даже не остановили грозные окрики и бегущие с мечами люди.

Но прибежавшие вооружённые воины, как ни странно, остановились и нападать на вора не стали, а лишь раскрыв рты, а некоторые растянувшись в улыбках, восхищённо наблюдали за тем, как молодой степняк, не пойми откуда взявшийся в центре империи, как с голодного края, выпучив глаза, запихивает в рот абрикосы, проглатывая их, похоже, не жуя, лишь отбрасывая косточки со скоростью стрёкота сороки.

К тому же вор, набравшись наглости, утёр извозюканное лицо рукавом и на чистом персидском языке, спросил охранников, нет ли у них чего попить, а то он видите ли сдохнет.

Охрана погоготала, но один из дедов, всё же бросил Кайсаю кожаный мешок с водой, который рыжий, приговорил в один присест и стараясь, как можно веселей, отблагодарил спасителей и припустил дальше.

Через некоторое время, состояние повторилось. Навалилась усталость. Глаза стали закрываться и слипаться сами собой. Опять захотелось пить и есть, только на этот раз, ещё и живот закрутило, да так, что пришлось сворачивать и прятаться в кусты, чтоб облегчиться.

Ещё через какое-то время скачки, он уже проклял себя, за то, что наелся непонятно чего, параллельно догадываясь, почему гоготали охранники. Они, видимо, предчувствовали результат и до сих пор, наверное, вспоминая непутёвого вора, ржут, как кони, смачно обсасывая, как тот через каждый куст, бежит до следующего.

К вечеру силы покинули бердника, и он был вынужден сдаться. Отъехав в сторону от дороги, сполз с лошади, кое как стреножил, чтоб не ушла и буквально потерял сознание, уснув ещё стоя, по крайней мере, как он ложился, рыжий не помнил.

Проснулся ранним утром мокрым от росы и окончательно замёрзшим и понял, что если нормально где-нибудь не поест и не поспит, то до Райс, он, попросту, живым не доберётся.

Спас его старый пастух, которого Кайсай узрел издали. Ничего дать ему за еду и кров он не мог и не придумал ничего лучше, как выковырять из дармового меча, один драгоценный камешек и отдать его деду. Тот, от такой платы, чуть ума не лишился и накормил страдальца от пуза, мясным отваром из той же скотины, что пас, и шалаш свой отдал, и за лошадью присмотрел.

Рыжий проспав весь день и всю ночь, проснулся только следующим утром и ещё раз поев, почувствовал себя живым человеком. Поблагодарив деда за спасение, он поскакал дальше.

Была ли организованна за ним погоня или нет, Кайсай не знал и даже не догадывался, так как, к концу очередного дня, он упёрся в селение, на котором дорога кончилась. Он заехал в тупик и только тут понял, что заблудился. Поэтому, даже если погоня и была, но найти человека, который сам не знает куда едет, невозможно. Где ж его искать, придурка, не ведущего пути.

И тут Кайсая охватила паника. Он только сейчас понял всю свою тупость, принимая решение бежать без оглядки, не зная дороги. Куда, вот, ему теперь скакать? В какой стороне искать девичьи орды? Он был зол на себя, зол на жителей, которые не очень радушно его встретили, угрожая дубинами и прогоняя с руганью, поэтому рыжий, не стал с ними церемониться, а не прибегая к остановке времени, отлупил всех, кто не спрятался, кое-кого покалечил, конечно, отобрал еду, что нашёл, запугал мужика, требуя указать ему дорогу в степь и получив сбивчивые объяснения, уехал.

На следующий день он опять заблудился. На этот раз селений не было, мужиков недовольных тоже, бить и выбивать признания, было не с кого. Обидно было до слёз. Он уже понимал, что опаздывает, но сделать ничего не мог.

На следующее утро, взмолившись каждой общности по отдельности и чуть не плача от обиды, Кайсай, неожиданно заметил вдалеке, столб чёрного дыма. Это был сигнальный знак и бердник, в этом не сомневался, а это, в свою очередь, говорило о том, что наблюдатель видит врага, а врагом в этом месте, может быть только Райс со своими куманками.

Окрылённый своим открытием, рыжий, сначала, хотел бросить кобылку и бежать, прикусив язык, но вовремя одумался, так как добежав до места, уже будет никакой. А если сразу придётся вступить в бой, то после подобного марафона, берднику, ничего не останется, как упасть по среди битвы и уснуть мертвецким сном. Поэтому, он лошадь не бросил, но и жалеть перестал.

Бедная кобылка фыркала, то и дело жалобно кося глазом на мучителя, но тащила седока, как могла. Через небольшой промежуток времени, Кайсай неожиданно выскочил на горную тропу. Быстро сообразив, что дорога должна проходить внизу, развернул лошадь и пустился на спуск, но лишь с высоты завидев лавину персидской армии, нескончаемым потоком льющуюся в сторону чёрного дыма, с комом в горле понял, что опоздал.

Но не собираясь и в этой ситуации сдаваться, он уверенно развернул лошадь и рванул обратно, каким-то непонятным чутьём понимая, что там есть другой выход и оказался прав.

Тропа поднявшись, повернула, как раз в нужную сторону и ещё проскакав, по ровному, без спусков и подъёмов участку, он заметил ещё издали, странные нагромождения и источник, того самого чёрного дыма, с маленькими фигурками людей, стоящих чуть поодаль. Даже не задумываясь, кто это и сколько их, Кайсай припустил, что было мочи, в последний конный спурт.

У сигнального костра было всего три воина, которые заметив конника издалека, заметались и похватав оружие, приготовились к обороне. Самое паршивое, что все трое были вооружены луками. Как только Кайсай, уже подъезжая, заметил приготовившихся стрелять лучников, он прикусил язык и на ходу спрыгнул с лошади, которая, не будь дурой, освободившись от опротивевшего ей седока, резко ринулась в сторону и поскакала, высоко задрав хвост, вниз по пологому склону, по сути, куда глаза глядят, лишь бы подальше.

Резко замедлившиеся стрелы проплыли значительно выше цели и рыжий, даже не стал на них реагировать, а быстро добравшись, до еле двигающихся стрелков, лихо, не церемонясь, отобрал у них всё оружие и так же не заморачиваясь, что с ним делать, выбросил в пропасть, на краю которой эта троица и устроилась. Вовсе не собираясь их убивать, потому что, от них ещё требовалось получить, кое какие ответы, на интересующие его вопросы.

Но бросив луки, мечи и ножи, что нашёл не обыскивая, в низ, он внезапно увидел перед собой картину боевого столкновения и замер, сразу всё поняв.

Далеко по долине пылил большой конный отряд. Кайсай понял, что это девичьи орды пытаются оторваться от преследования, а преследователи, на более быстрых конях, буквально наступают им на пятки.

Но одна из девичьих орд, была прямо у Кайсая под ногами, внизу, и боем сковывала основную массу конной армии Куруша, давая возможность уйти Матери со своими девами. И тут, бердник, с пронзительной болью в сердце, понял, что орда, пожертвовавшая собой, могла быть только ордой — Золотца.

Он отпустил язык и в реальном времени, что было сил, взвыл во всю глотку, вкладывая в вопль отчаяния всё, что имел за душой, оглашая пустоту горного ущелья диким, нечеловеческим рёвом…

Глава пятьдесят девятая. Они. Последний бой

Золотые Груди, рассвирепевшим, обезумевшим гепардом, кидалась из стороны в сторону, как бешеный зверь, загнанный в угол. Её лучшего друга, её вторую половинку — коня, по кличке Ураган, убили. Сразу же убили, как только они приняли на себя первый удар волны преследователей.

Это могло говорить только об одном — вражеской коннице велено взять её живьём. Коней дев её сотни, тоже перебили в первую очередь, стараясь не выцеливать наездниц и несмотря на сотни трупов, устилающих землю из числа желающих приблизиться к ним с верёвками, персы пёрли и пёрли, как на заклание, как выжившие из ума самоубийцы. Было страшно.

Золотце тихо, сорванным голосом выла. Не плакала, не ревела, а именно выла раненым зверем. Она не получила увечий, кувыркнувшись, с подломившего на скаку Урагана, а те мелкие раны, что схлопотала уже на земле, сражаясь со стеной, ощетинившейся мечами и копьями врага, были пустяковыми. Нестерпимую боль доставляла обида. Она, такая сильная и «особая», в данной ситуации, была бессильна. Вот это-то бессилие, выворачивало на изнанку душу, мучая нестерпимой болью безысходности.

Все пятьдесят стрелок и стрел, Матёрая израсходовала, и каждая нашла свою цель без промаха. И девы её сотни, кто не погиб и не покалечился в первую непосредственную сшибку, тоже выкосили ряды супостата без единой осечки, но этого оказалось мало.

Персы задавили числом. Воины, прижавшие их, оставшихся в живых, чуть более двух десятков, к скале, соскочившие с коней и перешагивая, через трупы своих друзей и близких, с которыми сражались бок о бок на многих воинах последних лет, так же, как и девы, в злобном бессилии ревели, охватив боевых сестёр плотным полукольцом блокады, несмотря на свои жгучие желания порвать этих мужененавистниц здесь и сразу.

Все её колдовские способности, были бесполезной тратой сил. Судорожный хват, нервная плеть, не уменьшали число противников, а лишь больше озлобляли. Она же в эйфории боя, разбрасываясь своим колдовством налево и направо, лишь растратив собственные силы, вымотав себя до головокружения и смертельной усталости.

Персы, встав плечом к плечу, закрывшись небольшими щитами и ощетинившись короткими пиками, сверкали разъярёнными глазами, скрежетали зубами, рычали и ругались, но вперёд не рвались, продолжая сохранять плотное полукольцо ловушки.

Их начальники, не спешиваясь, метались за их спинами и срывая голоса, уже осипшими глотками, руганью и истеричными командами, кое как сдерживали, то и дело выходящих из-под контроля воинов, стоящих в первых рядах, на которых, уже выбиваясь из последних сил, кидались израненные девы в рукопашную. Но достав своими короткими мечами одного или двух, получали новые раны от пик, истерично тыкающих в их и так уже истерзанные тела.

Девы, обливаясь кровью, еле стоя на ногах, отшатывались от копий, но лишь для того, чтоб отдышаться, собраться и вновь кинуться на ощетинившийся, как ёж, строй.

Золотце, бросалась в бессмысленные атаки в первую очередь, но чётко выполняя команды своих начальников, персы норовили бить по слабо защищённым ногам и рукам, оставляя неглубокие, но чувствительные, а самое главное, обильно кровоточащие раны.

А один из персов, сволочь, пробил пикой ей точно по средине лба. Рана была не глубокая, череп не пробил, от того, что бил не сильно, а лишь для унижения, но рана оказалась болезненной и больше всего, доставляла неудобство, потому что кровь со лба, заливала глаза.

Когда девы откатились в очередной раз, для того чтобы отдышаться перед следующим самоубийственным наскоком, в рядах, прижавших их к скале, что-то произошло. Золотце не смогла разглядеть «что», её глаза, как кислота, выедала собственная кровь. Она беспомощно размазывала вязкую жидкость по лицу, такими же вымазанными в крови руками и только слёзы бессилия и обиды, позволяли, хоть как-то омыть, до придела раздражённые глаза.

Истеричный ор в построениях врага, послышался с права. Золотце с силой зажмурилась, выталкивая из глаз слезы и лишь бросив размытый взгляд в ту сторону, заметила, как в рядах персов, образовался широкий проход, уложенный трупами, а к ней метнулась смазанная тень, а ещё через мгновение, перед израненной девой предстал её суженный, срывая с себя маску. Его лицо было сварено, в буквальном смысле этого слова. От глаз остались лишь кровавые ошмётки, в которые и взглянуть было страшно.

Он ничего не сказал, а лишь с силой зажмурился, как только что делала она и две жалкие слезинки, выкатились из уголков его глаз. Она, вдруг неожиданно почувствовав его боль, забыла про свою и осторожно, дрожащими руками, обняла его за шею и притянула к своей окровавленной щеке.

— Милый, — ласково простонала она и слёзы с новой силой хлынули из глаз, вымывая кровь и давая возможность его видеть.

— Я опоздал, — тихо повинился Кайсай и его глаза, также залились слезами, — глупо получилось. Заблудился в этих сучьих горах.

— Ты не опоздал, мой хороший, — ласково успокаивала она его, поглаживая сзади по рыжей шевелюре и косе вокруг шеи, — ты пришёл, как раз вовремя. Как я счастлива тебя видеть.

Обе противоборствующие стороны замерли, как изваяния, наблюдая эту неожиданную для всех картину идиллии двух мистических существ. Остатки дев с воодушевлённым восторгом, персы с трепетным ужасом. Появившийся из неоткуда странный воин в маске, вырезав в невидимости несколько десятков их собратьев, вызвал шок и в раз надломил их моральный дух.

По их рядам пополз холодящий шёпот: «Шайтан!». Но боги, не дали воспользоваться привилегией одних над другими и решили вновь уровнять шансы. Ряды персов расступились, пропуская золотого наездника и их взоры, лишь узрев Повелителя, окружённого четырьмя чёрными воинами, тут же воспрянули духом и возрадовались, ободряющем друг друга шёпотом: «Шайтаны!».

Идиллия была моментально разрушена. Кайсай, медленно освободился от объятий жены и повернулся, приготовившись одеть маску и порвать, в своём, пусть даже последнем бою в жизни, кого угодно, хоть всех богов этой проклятой горной страны вместе взятых.

Странно, но он даже не удивился, увидев перед собой настоящего Куруша, а в этом, он не сомневался. Не ввергли его в недоумение и растерянность, четвёрка демонов, что без эмоционально, с вылепленными из камня лицами, хмуро смотрели, только на него. Он, почему-то, ждал именно такого расклада, притом, даже успел порадоваться в душе, что их оказывается, не так уж и много, как он думал, а всего лишь четверо.

— Демоны, — тихо констатировал он их появление, криво улыбнувшись и понимая, что девам не справиться с этими колдовскими воинами, всё же чисто машинально скомандовал, — всем назад. Прижаться спинами к скале и колоть любую тень прямо перед собой, любую неправильность в воздухе.

— Стойте! — прогремел голос Царя Царей, поднимающего в останавливающем жесте руку, обращаясь не то к остаткам дев, но то к своим войскам, не то сразу ко всем, — остановитесь.

Голос Куруша был повелителен и величаво громогласен. Все под его влиянием, действительно замерли. Персидские ряды, даже качнулись, выпрямились, опуская щиты и копья. Девы, тоже расслабились, опуская оружие, только бердник, не обращая внимания на Повелителя, а пристально наблюдая за его телохранителями, спокойно прилаживал маску обратно на лицо, собираясь с мыслями, успокаиваясь рассудком и готовясь к неминуемому бою.

— Уберите оружие, — как можно спокойнее обратился Царь Царей к девам, — я не хочу вас брать в полон. Я предлагаю вам, стать моими гостями. Глянусь. К вам будут относиться, как к самым почётным моим гостям. Слово Куруша.

Кайсай тем временем закончил с маской, поправил пояс, подтянул сапожки, встряхнул плечами, осаживая кожаный панцирь поудобней и приготовился, тупо уставившись в землю взором, отдав на откуп бокового зрения, всё остальное окружение.

— Арина, — неожиданно произнёс Куруш, обращаясь к Золотцу с некой отцовской теплотой, от чего, даже бердник вздрогнул, но тут же, сжав зубы, вернулся в исходное состояние, — ты же прекрасно знаешь, как я отношусь к твоей матери. Ты, дочь моего старого друга, а значит и моя, после его гибели. Неужели ты думаешь, я позволю причинить тебе и маме, хоть какое-нибудь зло?

Кайсай не видел реакцию жены, стоя к ней спиной, но всем нутром почувствовал, как она дёрнулась от этих слов.

— Не верь ему, — тихо проговорил рыжий из-под масти, так, чтобы слышала, только стоящая за спиной любимая, — он просто заговаривает зубы, чтоб усыпить бдительность и пустить в ход демонов, вон, тех, четырёх «чёрных», которые, как и я, двигаются, останавливая время колдовством. Притом, двигаются быстрее, чем я. Поверь. Я уже двоих таких зарубил, а с четырьмя, могу и не справиться.

— Кайсай, — неожиданно обратился Царь Царей к берднику, — ты самый великий воин, которых знал. И я, Повелитель Мира, преклоняюсь перед тобой.

Куруш действительно при этих словах наклонил голову в почтении, но рыжий, даже не удивившись тому, что Царь Царей, уже знает его имя, продолжал упорствовать, упрямо не веря в слова Властелина Стран. Он вообще, как-то даже не придал значения им, маниакально зациклившись на демонах Повелителя.

Те же, продолжали сидеть обездвиженными столбиками, не проявляя никакой активности. Это настораживало и бесило бердника и вместо того, чтобы прислушиваться к Великому Полководцу Всех Времён И Народов, он старался подавить в себе раздражение и держать внутри спокойствие, на сколько это было возможно.

— Я желаю нанять тебя в свои элитные воины и не по мелочусь, одаривая золотом, — тем временем продолжал разглагольствовать Куруш, усыпляя бдительность всех, кроме того, к кому обращался, — поверь мне, мальчик, я высоко ценю воинов твоего величия.

И тут Кайсай, неожиданно решил подыграть. Толи сказалось спокойствие, которое не смотря на тянущую боль ожогов, достигло своего нормального, для серьёзного боя состояния, толи решил прекратить елейные речи Повелителя и спровоцировать царя на действия, теперь это уже не важно. Он расслабленно выпрямился, опустил приготовленное к бою оружие и замер, как бы раздумывая предложение, продолжая при этом тупо разглядывать траву, чуть впереди себя.

Это действительно спровоцировало врага. Дальнейший калейдоскоп событий, оставил в неведении всех, кроме бердника, четырёх шайтанов и самого Куруша, который умудрился, даже, в остановленном времени, успеть состроить гримасу ужаса и прижаться к коню, в попытке его развернуть.

Боковым зрением Кайсай увил лишь, как все четверо чёрных телохранителей Царя Царей, мгновенно исчезли из сёдел, и он тут же прикусил язык, уже давно готовый к применению.

Время остановилось, только не для шайтанов, которые действительно были очень быстры и пока рыжий прижимал язык, успели стрелой пролететь от своего покровителя до него. Вот только эти четверо, оказались ещё большими идиотами, чем первые.

Бердник, в самый последний момент успел среагировать и буквально на автомате, в отскоке назад, рубанул по шеям, замешкавшейся от неожиданности парочке, целенаправленно устремившейся к нему. А идиоты они были потому, что в руках у них были не клинки, а верёвки! Этот самодовольный баран, которого все величали Великим, решил не убивать его, хотя, быть может и имел такую возможность, а повязать в плен!

Первые убитые шайтаны, ещё только вываливались в реальное время с перерезанными горлами, когда Кайсай настиг вторую пару, уже вязавшую Золотце. Одним выпадом, одного мечом, второго кинжалом, он вывалил из ускоренного времени шайтанов, подыхать на травке.

А вот дальше, произошло то, что лишило Кайсая дара речи, веры в Троицу и вообще, в возможность, что-либо соображать и думать, мгновенно превращая его в варёный овощ.

Уже почувствовал вкус наступающей победы, он резко развернулся в сторону, только ещё пытающегося развернуться Куруша, в эйфории справедливой мести, и вместо того, чтобы излить из себя громкий вопль злорадства, он, перед прыжком к долгожданной цели, что было силы сжал оружие и… услышал в ушах, раскатом грома на небе, глухой хруст сломавшегося колдовского перстня…

Судьба, в очередной раз посмеялась над самоуверенностью. Он даже не успел осознать, что произошло, когда его неожиданно выкинуло в реальность. Лишь вопль удирающего Великого Покорителя Народов: «Убить! Всех убить!», срывающегося на визг, машинально заставил его обернуться и увидев ещё ничего не понимающую Золотце, с верёвками на руках, резко обхватил её объятиями, закрывая единственную, которую он по-настоящему любил, от неминуемой смерти.

Забыв, что на лице маска, Кайсай попытался своими губами прижаться к её, ещё в изумлении открытому ротику, и в этот самый момент, тяжёлый удар в спину, с каким-то остервенением, ворвавшегося в его плоть копья, повалил обоих на землю. Бросок был такой силы, что прошил влюблённую, обнявшуюся парочку на вылет…

Эпилог

На далёком, высоком холме, в лучах ласкового солнца, стояла необычная, нечеловечески высокая женщина, в непривычном глазу одеяниях. Длинные просторные покрои без пояса, цвета мокрой коры дуба, полностью скрывали фигуру, утопая в зарослях высохшей за лето травы. Подолы её одежды расширялись к низу живыми волнами складок, что создавало впечатление, будто её величественная стать, в буквальном смысле слова, вросла в землю, став с ней единым целым.

Большой платок, из той же ткани, полностью скрывал волосы, но в отличии от нательной одежды, которая была без каких-либо изысков, платок по краю имел мелкий узор, в виде маленьких четырёхлистников травы-силы.

Её лик излучал умиротворение и величественное спокойствие. Взор, абсолютно чёрных, не живых глаз, был направлен, куда-то вдаль.

На левой руке, женщина держала младенца. Обычного малыша, с весёлыми рыжими кудряшками, который лучезарно улыбаясь чему-то, так же, как и величественная матрона, смотрел туда, где далеко-далеко, огромная толпа народа, весело праздновала победу.

Степное воинство ликовало, расступаясь перед совсем ещё молоденьким берсеркером, мальчиком с виду, тожественно шествовавшим с огромным обоюдоострым топором на плече, держа в другой руке за волосы, отрубленную голову Великого Покорителя Мира.

Женщина на холме еле заметно улыбнулась, одними кончиками губ и мягким голосом, от которого земля под ногами пошла раскатистыми волнами, проговорила:

— Благодарствую тебе, Вал. Ты придумал хорошую сказку. Я осталась довольна.

Огромный, золотоволосый великан, в излучающих ослепительный свет доспехах, стоящей за спиной женщины, растянулся в довольной улыбке, пробасив громом небесным:

— Я тоже.

— Только я решила конец переделать, — уже обычным женским голосом, проговорило неземное существо, по мановению ока, превращаясь в обычную, не молодую, но очень красивую, а самое главное, абсолютно голую женщину, оборачиваясь к богу-собеседнику, который таким же волшебным образом, превратился в старичка, ростом, с едва выглядывающей головой, над высокой травой.

— Чё это? — возмутился старичок, округляя свои блюдца-глазки и принимающий, от обнажённой женщины, ребёнка, которого та, не спрашивая, сунула ему в руки.

— Хочу, — с наигранной капризностью, кинула ему в лицо женщина, уходя в другую сторону от галдящего празднования.

— Ты обещала мне их кровь! — сразу поняв, в чём заключается переделка его сказки, возмутился дедок, засеменив следом, параллельно отрывая ручонки мальца, от своей редковолосой шевелюры, вцепившиеся мёртвой хваткой и не желающий расставаться со своей любимой игрушкой.

— Обойдёшься, — в том же тоне осекла его уходящая в степное море женщина, даже не обернувшись, — он обещал нашего сына подарками побаловать и с чего это вдруг, я должна нашу крошку лишать такого удовольствия. К тому же крови, что там налили, тебе за глаза хватит.

— Это моя сказка, — не унимался дед, не успевая за быстро уходящей спутницей.

— Сказка твоя, концовка моя, — продолжала подзуживать его развеселившаяся женщина.

Обнажённая красавица уходила всё дальше и дальше от холма на север, а маленький дедок, смешно перебирая ножками, с мальчиком на руках, едва поспевал следом. И на всём пути, пока их можно было наблюдать с холма, в колышущимся море травы, они вели нескончаемую перебранку, каждый настаивая на своём и не желая уступать друг другу. Такие уж они: земля и небо…

Игорь Чужин Странник

ПРОЛОГ

Зорг открыл глаза, зевнул и потянулся всем своим двухметровым, могучим, бесхвостым телом. По двум оскалившимся саблевидным клыкам, каждый размером с хороший кинжал, на землю стекала слюна. Между клыками зверь высунул раздвоенный, как у змеи, полуметровый язык. Кончиком языка зорг ловил запахи ночного леса, выискивая между ними запах добычи.Голодное урчание в животе гнало зверя на охоту. Зорг подошел к стволу огромного, уходящего в черноту ночного неба дерева и, выгнув спину, стал точить об него когти. Во все стороны полетели ободранная кора и щепки. Зорг отошел от дерева и двумя мощными прыжками взобрался на скалу, нависающую над его логовом. Перед хозяином раскинулись его владения — неширокая, покрытая вековыми деревьями горная долина, по дну которой извивался узкий ручей. Из-за туч выглянула луна, осветив долину мертвенным светом. Из груди зорга вырвался вой, леденящий кровь любого живого существа в долине. Хозяин долины предупредил своих подданных, что вышел на охоту.

Движение вдоль ручья привлекло внимание зорга. Он высунул раздвоенный язык в его направлении и начал ощупывать им влажный ночной воздух. Слабый порыв ветра принес сладковатый вкус свежей крови. Раненая добыча, понял зверь. Охота будет легкой. Гибкое тело могучего хищника скользнуло со скалы и растворилось в темноте. Зорг бесшумно двигался к месту будущей засады, огибая добычу по дуге с наветренной стороны. Обогнав добычу, он взобрался в нишу на скале, нависавшей над руслом ручья. Ниша была прикрыта листьями лиан, обвивавших скалу, и представляла собой идеальное место для засады. Добыча показалась из-за поворота ручья, ее вид несколько озадачил зверя. Добыча передвигалась на двух задних лапах, немного припадая на одну из них. Незнакомое зоргу существо в одной из передних лап держало странный, слегка светящийся в темноте, изогнутый предмет, а в другой что-то завернутое в кусок шкуры. Зорг решил пропустить существо мимо засады и напасть со спины. Но этому плану не суждено было сбыться. Внезапно шерсть на теле зверя встала дыбом, из горла непроизвольно вырвалось хриплое шипение. Зорг узнал существо — оно было самым страшным кровным врагом хозяина долины. Во вспыхнувшем яростью мозге зверя во всей своей жути встала картина десятилетней давности, когда он, будучи еще маленьким щенком, был буквально придавлен спасшим его тогда страхом. Два таких же, как это, существа, в трех шагах от него, спрятавшегося в кустах, сдирали шкуру с матери зорга. Ужас и ненависть бросили его в отчаянном прыжке на врага…

Воин, наконец, вошел в ритм бега по каменистой тропинке вдоль неглубокого ручья, текущего по дну долины. Боль в раненой ноге отступила, но вероятность ее возвращения заставляла воина прихрамывать, оберегая ногу от излишней нагрузки. Погоню за собой он не чувствовал уже почти сутки. До берега моря оставалось недалеко, а там его ждали друзья и спасение. Раз-два, раз-два, убаюкивая, отдавался ритм бега в голове воина.

«Нет, расслабляться нельзя», — подумал Ингар, так звали воина.

Он тряхнул головой и погрузился в ауру окружающего его мира, выискивая в ней ледяное дуновение опасности и дыхание находящейся поблизости чужой жизни. Опасность Ингар почувствовал за мгновение до нападения.

В стремительном прыжке огромный разъяренный дикий зверь должен был одним ударом правой лапы с выпущенными когтями распороть врага от левой ключицы до паха. В воздухе зверь сгруппировался, чтобы, приземлившись, сразу с разворота атаковать врага. Но чудовищная боль выдираемых из тела внутренностей убила зорга еще в полете.

Время для воина толкнулось и резко замедлило свое движение. «Это зорг», — узнал летящего на него зверя Ингар. Увертываясь от смертельного удара страшной лапы, он стал падать на спину, одновременно вспарывая саблей живот зорга. Быстро перевернувшись и встав в оборонительную позицию, Ингар увидел, как вывалившиеся внутренности зверя зацепились за корягу, торчащую из ручья, и их стало уносить вместе с кровавой пеной вниз по течению. Зорг уже мертвым рухнул к ногам человека.

Ингар медленно сполз спиной по скользкому боку валуна на землю. Пошел откат — так было всегда после того, как он растягивал ход времени. Все тело налилось свинцом, сердце бухало в груди, с трудом проталкивая кровь по сосудам. Трюк с растягиванием времени, проделанный только на одних внутренних ресурсах израненного тела, обошелся воину дорого. Он почувствовал, что открылась рана на ноге и как вместе с вытекающей из нее кровью уходит из тела жизнь. Ингар крепко, до скрипа сжал зубы, — нельзя сдаваться, нужно из последних сил бороться за жизнь. Несколько раз, глубоко вздохнув, он снова погрузился в ауру леса. В мозгу медленно проявлялась энергетическая картина окружающего мира. По стволам деревьев от корней до каждой веточки плавно двигались светло-зеленые энергетические потоки. В ручье голубыми искорками плыли ауры рыбок. В кронах деревьев красными сполохами передвигались ауры белок, вниз по течению ручья были видны ауры кабаньего выводка, пришедшего на водопой. Высоко над головой Ингара небо было покрыто целой сетью потоков энергии. Одни из них выглядели как широкие и ярко-белые ленты. Другие были едва различимыми и имели разные оттенки. Но ему вся эта красота в небе была недоступна. Внутренним взглядом он ощупывал окружающее пространство в поисках энергетического потока красного или желтого цвета.

«Слава Богу», — мысленно перекрестился Ингар: за его спиной в тридцати шагах вверх по течению ручья из расщелины в скале выбивался слабый бледно-желтый поток энергии. Поток пересекал ручей примерно на высоте груди и исчезал в скалах на противоположной стороне ручья.

«Нужно остановить кровь, — подумал Ингар, — иначе не доползти». Ослабевшими руками он затянул покрепче повязку на ране и с трудом поднялся. До расщелины, откуда начинался энергетический поток, Ингар добрался на трясущихся ногах, весь покрывшись холодным, липким потом. Отдышавшись, он сел, оперевшись спиной на скалу, и закрыл глаза. Внутренний взгляд воина нашел место, где лучик энергии выбивался из скалы, и поднял левую руку, пропуская энергию через нее. Теперь необходимо было войти в резонанс с потоком. Это удалось легко. Ингар увидел, как энергия, дойдя до его руки, вливается по ней в тело, наполняя уже опустевшие и поэтому почти погасшие энергетические сосуды. Его сознание управляло потоком, направляя энергию на заживление раны и поднимая жизненный тонус мышц и внутренних органов. В таком состоянии человек находился часа полтора.

«Пора подниматься», — дал команду своему онемевшему телу воин.

Ингар открыл глаза и встал. Медленно размяв мышцы затекшего тела, он направился к валуну, возле которого оставил саблю и сверток. Слава Богу, все было на месте. Воин внимательно осмотрелся. Ничего подозрительного он не заметил. Развязав повязку на ноге, Ингар осмотрел рану. Рана закрылась, но не затянулась.

«На одной энергетической подпитке далеко не уедешь, нужна биологическая еда, лучше всего мясо, но где его взять, вот вопрос?» — подумал воин.

На охоту времени не было, да и охотиться только с саблей было глупо. Взгляд Ингара упал на тело мертвого зверя. Зорг — добыча шикарная, но несъедобная. Он знал, что очень высоко ценилось: шкура, когти, клыки, череп и особенно печень зорга, но мясо считалось несъедобным.

«Стоп, — подумал Ингар, — печень же съедобна».

Он вспомнил, что из печени зорга делали какой-то эликсир, повышающий боевой потенциал воина, но он был очень редким и дорогим. Воин с трудом перевернул гигантскую тушу зверя на бок и осмотрел распоротый живот. Печень была на месте. Вырезав печень, он прополоскал ее в ручье и, сев на камень и закрыв глаза, стал прощупывать ее внутренним взглядом. Выглядела она немного странно, будто это орган еще живого существа. Следов трупного яда видно не было. Ингар отрезал маленький кусочек и отправил его в рот, внимательно следя за своими ощущениями. На вкус печень была немного сладковатой и терпкой, при этом буквально напичканной различными гормонами и другими биологически активными веществами. Воин за первым куском отправил в рот второй, затем третий. Ингар не любил сырое мясо, но не всегда была возможность приготовить еду на костре, а воин всегда должен быть сытым, от этого зависела жизнь.

Доев печень, он снова осмотрел рану на ноге и с удовлетворением отметил, что она затянулась. На месте раны остался только белый рубец, который слабо чесался. Воин встал с камня и прокрутил саблей вокруг себя веерную защиту. Тело слушалось идеально, будто не было почти безостановочного двухнедельного побега от погони. Не зря так высоко ценится печень зорга. Ингар опять погрузился в себя и ощупал мир вокруг внутренним взглядом — погоня не ощущалась.

— Береженого Бог бережет, пора двигаться, — тихо сказал воин.

Он подошел к валуну и попытался взять из лужи подмокший сверток. Энергетический удар отбросил Ингара от него.

«Проклятый амулет, даже через мифрил и кожу пробивает», — выругался он про себя.

Пришлось взять кусок кожи, сухой, который он использовал в качестве повязки на ноге, и, сделав на нем петлю, осторожно накинуть на сверток. Воин, затянув петлю, взял за получившуюся ручку сверток в левую руку и побежал вверх по ручью, на бегу внимательно всматриваясь в тропинку, вьющуюся впереди между скал.

Долина постепенно сужалась, превращаясь в совсем узкое ущелье: если раскинуть руки в стороны, то можно одновременно коснуться противоположных стен. Ингар остановился и, закрыв глаза, в очередной раз просканировал окружающий его мир. Ничего подозрительного он не заметил, хотя в горах сложно обнаружить засаду. Аура океана билась о скалы всего в часе бега, сразу за ущельем.

Ингар вбежал в ущелье, решив как можно быстрее миновать неприглядный участок пути. Движения его изменились, стали не простым ритмичным бегом обычного человека, а бегом воина, бегом, которому обучаются годами. Только на первый взгляд его движение казалось ровным. Ингар бежал почти незаметным рваным зигзагом, непрерывно уходя с возможной прицельной линии лучника, выцеливающего его из удобной в таком месте засады. До выхода из ущелья оставалось полсотни шагов, когда стрела, пролетев над его плечом, выбила из камня искры, ударившись о скалу. И тут же сверху на тропу перед Ингаром спрыгнул огромный воин.

— Тебе конец, Ингар! — взревел он, занося над головой двуручную секиру.

И снова Ингар толчком замедлил для себя бег времени.

«Это Кладр», — узнал он здоровяка и сделал выпад.

Кладр, отреагировав на его движение, ударил секирой наискосок через плечо, не давая Ингару отпрыгнуть в сторону.

«Придурок волосатый, — мелькнуло в голове Ингара. — Сила есть — ума не надо».

Но выпад Ингара был ложный: он отпрыгнул, и секира Кладра, просвистев мимо цели, со всего маха вонзилась в землю. Воин рванулся вперед и, глядя в остекленевшие от ужаса глаза Кладра, перерубил тому горло, точно попав саблей в щель между панцирем и шлемом. И, не останавливаясь ни на мгновение, помчался к выходу из ущелья.

Глава 1 КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ

Эта история началась пять лет назад. После окончания МЭИ, чтобы не терять, как я тогда думал, второй год жизни на армию, я сдуру решил идти в армию не на два года «пиджаком», а на год рядовым. Это решение изменило всю мою жизнь. Я не знаю, в лучшую сторону или в худшую, но изменило кардинально. Меня в этом мире зовут Игорь Столяров, я — бывший системный администратор. А сейчас? Впрочем, все по порядку.

В 1995 году меня забрали в армию. Я, как шибко грамотный, попал в полунаучную воинскую часть, которая занималась разработкой то ли пучкового оружия, то ли сверхдальней радиолокации, но в этом я разобраться так и не успел. Через три месяца после призыва на одном из секретных полигонов я тянул кабели телеметрии в бункер управления и по совместительству налаживал компьютерные сети, которые были установлены кривыми ручками наших доблестных офицеров. Только здесь я понял на собственной шкуре абсолютную правоту поговорки: «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона!»

Эксперимент проводился тринадцатого сентября. Наш бункер «сбора и записи телеметрии» находился ближе всех к экспериментальной установке. Что-то там пошло не так, и из семнадцати человек, находившихся в бункере, нас в живых осталось трое. Я вышел из комы только через девять суток. Двое других пришли в себя раньше, но у них обоих напрочь снесло крышу. Меня по-шустрому перевели в госпиталь имени Бурденко, где и продержали еще два месяца. Видимых повреждений на моем теле не наблюдалось, кроме регулярных падений в обморок. Жалоб на здоровье у меня тоже не было. Взяв все мыслимые анализы, а также подписку о неразглашении, меня комиссовали. Месяц отгуляв по полной программе, я устроился системным администратором в супермаркет. Все вроде бы ничего, но любая сложная электронная техника полностью отказывалась со мной работать. Стоило мне подойти ближе двух метров к компьютеру, как он тут же начинал давать сбои в программе или самостоятельно перезагружался. Кроме того, меня било током от прикосновения к любым металлическим предметам, а также доставалось людям, которые прикасались ко мне. В результате всего этого с работы пришлось уволиться. Жизнь моя очень сильно осложнилась. После длительного хождения по врачам и всяческим экстрасенсам нашелся довольно простой способ если не избавиться от этой напасти, то значительно облегчить мое положение. Мой бывший сокурсник, удачно откосивший от армии, работал в каком-то НИИ. Он из спортивного интереса долго пытался определить причину аномального поведения моего организма и случайно попробовал меня заземлить. Как ни странно, это дало положительный эффект. Максимальный результат давало заземление через циркониевый браслет, настойчиво рекламируемый по телевидению. Я стал на ночь с помощью переходника подсоединять себя к батарее отопления. После этой процедуры мои неприятности отступали примерно на двенадцать часов. Я даже смог снова работать с компьютером, предварительно заземлившись за батарею. Правда, устроиться на работу по своей специальности я не мог, слишком странно выглядел системный администратор, привязанный проводом к батарее. Мне срочно пришлось менять профессию.

Выручила меня моя бывшая на сегодняшний день жена Ленка. Я познакомился с ней на вечеринке у заземлившего меня сокурсника. Ленка была высокой, аппетитной, крашеной блондинкой двадцати четырех лет. Девушка уже побывала замужем, так что в вопросах семьи и брака она разбиралась значительно лучше и поэтому окрутила меня за месяц. Жена была особой активной, с легким «сдвигом по фазе», я в то время в результате армейских передряг находился в таком же состоянии. В общем, как говорится, мы нашли друг друга. Ленка работала в библиотеке, где основным ее занятием было чтение художественной и околохудожественной литературы, а после работы она подвязалась в клубе толкиенистов. Как ни странно, в клубе она была не последним человеком и, конечно, потащила меня туда. На первый взгляд это было сборище буйно помешанных малолеток, но только на первый взгляд. Руководство клуба представляло собой довольно интересную компанию. Десяток великовозрастных, лет под тридцать, юношей и девушек неплохо кормились за счет младших членов клуба, впаривая им различную литературу и атрибутику. Дополнительным доходом являлись членские взносы, а молодежи в клубе было человек триста.

Во времена моей учебы в школе я занимался фехтованием в ДЮСШ. К моменту поступления в МЭИ из меня получился подающий некоторые надежды саблист. Это помогло мне с минимальными усилиями поступить в институт. В МЭИ мои занятия фехтованием особыми достижениями не увенчались, так как моя лень и чрезмерное увлечение женским полом негативно сказывались на спортивных успехах. На тренировках я с легкостью побеждал всех своих соперников, но на соревнованиях никогда не поднимался выше второго-третьего места. В конце концов тренер на меня плюнул, и я бросил заниматься фехтованием. В клубе толкиенистов эти мои умения и корочки мастера спорта по фехтованию неожиданно пригодились. Так я стал инструктором по историческому фехтованию, при этом рубил неплохие бабки.

Толкиенисты регулярно выезжали на природу, где жили по законам книги «Властелин колец», и регулярно устраивали сражения между клубами. В мои обязанности входила подготовка этих побоищ. Я обучал и инструктировал молодняк таким образом, чтобы они сдуру не поубивали друг друга палками, заменяющими им мечи, и не повыкалывали друг другу глаза стрелами. Организация сражений включала в себя контакты с предводителями конкурирующих клубов. Так я вошел в круг людей, сделавших историческое фехтование своей профессией. Занявшись историческим фехтованием, я с удивлением узнал, что это целая индустрия и неплохой бизнес. Тысячи людей по всей России занимаются изготовлением оружия и доспехов, изучают тактику и стратегию древних битв, участвуют в турнирах и делают реконструкции знаменитых сражений.

Через год моих занятий в клубе для поднятия собственного имиджа мне захотелось купить себе приличные меч и доспехи. Я напряг своих знакомых и через них вышел на известного в узких кругах кузнеца по прозвищу Вакула. Вакула доступно объяснил, во что обойдется мне это удовольствие. Лишних пяти тысяч баксов у меня не оказалось, поэтому он предложил мне стать у него подмастерьем и самостоятельно сделать себе меч и доспехи. За это я должен научить его фехтовать, чтобы он мог чувствовать качество оружия «в деле», так как у его изделий были проблемы с правильной балансировкой, а это очень снижает их цену у заказчиков. Вакула видел, как я кручу веерную защиту саблей его изготовления на одной из тусовок. Моя критика неправильной балансировки клинка, а также корочки мастера спорта по фехтованию на саблях произвели на него неизгладимое впечатление.

Сразу на предложение Вакулы я не согласился, взяв время подумать, но через неделю принял его условия, деваться мне было некуда. Так я стал осваивать новую профессию.

Прошел еще один год, я практически все время проводил в кузнице у Вакулы или изучал литературу по кузнечному делу. Моя семейная жизнь дала трещину. Общих интересов у нас с Ленкой почти не было, начались скандалы, и в конце концов мы разошлись. Развелись мы на удивление спокойно, без скандалов и мордобоя. Супруга забрала свои вещи из доставшейся мне в наследство однокомнатной хрущевки и плавно уплыла в направлении очередного, более богатого придурка.

Мои успехи в кузнечном деле были посредственными. С теорией у меня все было в порядке, но практика хромала на обе ноги. Я мог отковать стандартный боевой меч или саблю с хорошей балансировкой и качеством металла, но довести их до товарного вида у меня не получалось. Для освоения искусства полировки, гравировки, травления, чернения и так далее и тому подобное мне предстояло учиться еще очень долго. За время моего обучения проявились некоторые странности. Заготовки для оружия, выкованные мной, получались процентов на двадцать прочнее, чем у моего учителя, хотя он был намного искуснее меня. Делали мы все абсолютно одинаково, а результат получали разный. Был еще один непонятный нюанс. Если оружие, кованное мной, находилось у меня в руках, то его прочность и острота возрастали еще процентов на тридцать. Этим эффектом мы с Вакулой пользовались при продаже наших клинков. На различных сборищах реконструкторов я красиво рубил пополам клинки конкурентов, что значительно повышало цену нашего оружия. Один из мечей, откованный мной и доведенный до совершенства Вакулой, мы продали в Германию за пять тысяч евро.

Однажды во время работы в кузнице вырубился свет. Я в это время полировал заготовку меча и увидел в темноте, как по клинку движутся едва заметные голубые сполохи. Я положил меч, сполохи через минуту исчезли, взял меч в руки — и сполохи появились снова. Меня прошиб холодный пот — меч узнавал меня. Сполохи я стал видеть на всем оружии, заготовки для которого ковал я, при этом чем дольше я проковывал заготовку, тем сильнее были сполохи. Оружие, которое я не ковал, никак на меня не реагировало.

Прошел еще один год. За время моей работы в кузнице я намахал себе довольно эффектную фигуру и здоровье. Трюк со сгибанием подков был моим коронным номером в дамской среде. Мы с Вакулой довольно часто участвовали в различных рыцарских турнирах, слетах исторических клубов и оружейных мастеров, бойко рекламируя на всех этих мероприятиях свою продукцию. Я с голым торсом лихо крутил двумя мечами веерную защиту или с дикими криками рубил в капусту щиты, доспехи и оружие соперников. Вакула после такой рекламы бойко распродавал наши изделия по завышенным ценам. Наша «контора» процветала. Нам даже удалось пробиться на выставку-ярмарку холодного исторического оружия во Франкфурт.

На выставке произошла довольно забавная история. Один распальцованный новый русский, из кругов коллекционеров холодного оружия, решил прикупить себе крутую японскую катану. Для того чтобы, как он сказал, не лохануться, в качестве эксперта был взят Вакула. Это решение оказалось большой ошибкой, так как Вакула был с большого бодуна, а в этом состоянии он непредсказуем. Всей толпой, состоящей из нового русского, переводчика, Вакулы и меня, мы направились к павильону наикрутейшего японского мастера, у которого простой столовый ножик стоил не меньше двух тысяч евро. Там новый русский стал выбирать себе катану. Выбрав клинок за пятьдесят тысяч евро, он спросил мнение Вакулы. Неопохмеленный Вакула выдал, что данная железяка, конечно, выглядит красиво, но к боевому оружию не имеет никакого отношения и годится только шинковать капусту и точить карандаши. Вся эта фраза была переведена японцу, который лично впаривал катану клиенту. В ответ на заявление Вакулы оскорбленный японец сказал, что Вакула безграмотный балабол, а он, Такаси Кабаяси, один из лучших мастеров Страны восходящего солнца, и вообще японским мастерам никто и в подметки не годится. Зря он это сказал. Вакулу понесло. Сделав стойку, он заявил, указывая пальцем на меня, что его ученик сейчас сбегает на наш стенд и принесет самую обычную саблю и настрогает суши из продукции японца. На это наглое предложение Вакулы покрасневший как рак японец поклялся, что сделает себе харакири, если любая наша железка хотя бы поцарапает его катану. Я, весь в липком поту, сбегал к нашему стенду, взял самую лучшую саблю и вернулся в павильон японца. Скандал достиг своего апогея. Японец шустро махал катаной, при этом изо рта у него летела пена, а Вакула показывал руками ему разные непристойные жесты из международного фольклора. Увидев меня с саблей, японец положил катану лезвием вверх на дубовый демонстрационный чурбак и, обматерив меня по-японски, кивнул, мол, руби. Я закрыл глаза, мысленно перекрестился и махнул восьмеркой сначала через правое, а затем через левое плечо. Все произошло как в замедленном кино: катана жалобно звякнула и развалилась на три части. Такаси Кабаяси буквально осел. Вид у японца был таким, будто его принародно кастрировали. Первым в себя пришел новый русский: он буквально выпихнул нас из павильона. Мы легкой трусцой побежали к нашему стенду, по дороге обдумывая дальнейшие действия, если японец сделает нам предъяву за испорченное имущество. Пятидесяти тысяч евро у нас не наблюдалось, даже если продать наши трупы в знаменитый немецкий анатомический театр. Ничего более умного, чем нажраться до поросячьего визга в ближайшем гаштете, нам в голову не пришло. На следующий день с больной головой мы с Вакулой упаковывали манатки, чтобы втихаря смыться, но были остановлены делегацией, состоящей из Такаси Кабаяси, нового русского, переводчика и еще нескольких непонятных личностей. Мы с Вакулой представляли собой живую картину «Кто виноват?» или «Все те же и беременная бабушка». Но Такаси Кабаяси не стал предъявлять нам никаких претензий, а предложил сэнсэю Вакуле продать ему злополучную саблю за двадцать тысяч евро. Вакула согласиться не успел, как вопрос продажи сабли взял на себя новый русский. Он быстро объяснил японцу, что наше выдающееся произведение оружейного искусства не может стоить дешевле его недоделанной катаны. Они минут десять подпрыгивали, махали руками и сошлись на шестидесяти пяти тысячах евро. Такаси Кабаяси выписал чек и с поклоном удалился, забрав нашу саблю. Вакула душевно поблагодарил нового русского за помощь. На это тот ответил, что его помощь не стоит благодарности, а стоит двадцать пять тысяч евро и мы должны пошустрее обналичить чек и отдать ему бабки во избежание недоразумений. Вот тут-то до меня наконец дошло, почему одни богатые, а другие бедные.

Больше искушать судьбу мы не стали и, свернув стенд, на следующий день вернулись в Москву. По прилете домой я поставил большую свечку в ближайшей церкви и целую неделю обмывал с Вакулой наше спасение.

После такой рекламы заказы посыпались на нас как из рога изобилия, но тут у меня снова пошатнулось здоровье. Заземление стало помогать на более короткий срок, постоянно болела голова, меня тошнило. Я решил, что переутомился, и уехал отдыхать на дачу к родителям.

* * *

Рыбалка — лучший отдых. Я сидел на берегу Клязьмы и смотрел на поплавок, клевало плохо. В моем садке плескались три плотвички, вообще-то кошке Муське хватит. С севера надвигалась черная грозовая туча. Пора было сматывать удочки. Я собрался, сел на старенький велосипед и направился в сторону дачи. Убежать от грозы я явно не успевал и поэтому спрятался в старой автобусной остановке. Она стояла рядом с линией электропередач на просеке. Туча была уже над остановкой, но дождь почему-то еще не начинался. Из тучи ударила молния прямо в опору линии электропередач, и через секунду от страшного удара грома я свалился на пол остановки, зажимая руками уши. Молнии стали бить из тучи почти без перерыва. Раскаты грома превратились в непрерывный рев. Как будто вращающийся черный занавес закрыл все вокруг от меня. Воздух стал плотным и тягучим, по металлическому каркасу остановки заструились электрические разряды огней святого Эльма. Всего меня буквально разрывало от множества маленьких голубых молний, срывающихся с моего тела и бивших в стены остановки. Туча над головой стала превращаться в гигантскую вращающуюся воронку, уходящую в небо. Огромная молния, похожая на ветвистое перевернутое дерево, ударила в землю и, выжигая за собой черный искрящийся след, двинулась от опоры ЛЭП к остановке. Мир внутри меня взорвался на миллионы сверкающих осколков, и я провалился в черную пустоту.

Глава 2 РАБ

Высоко в небе Геона парила черная птица. Зоркие глаза падальщика выискивали добычу. Внимание птицы привлек караван из четырех повозок, который сопровождало несколько всадников. Караван съехал с дороги и остановился в небольшой роще. Птица стала снижаться. Падальщик знал, что там, где двуногие, почти всегда можно чем-нибудь поживиться. Инстинкт не подвел птицу: недалеко от рощи лежало голое тело двуногого. Падальщик, опустившись еще ниже, стал кружить над неподвижным телом, стараясь определить, жив двуногий или нет. Птица знала, что живой двуногий очень опасен.

* * *

Солнце палило нещадно. Гур снял с пояса флягу и сделал два небольших глотка. Теплая вода не принесла облегчения, но пить больше было нельзя, изойдешь потом. Мысли хозяина каравана были тяжелыми. Трудный четырехмесячный поход приближался к своему концу и одновременно к провалу. Все из-за этого идиота Барта. Он мысленно проклинал себя за то, что поддался на уговоры Кладра и взял с собой в поход этого полоумного громилу. Получилось так, что Гур перехитрил сам себя. Конечно, он хотел угодить старшему сыну вождя клана, и вот теперь приходилось расплачиваться за свою ошибку. По договору с храмом караван должен привезти двенадцать рабов, а из-за Барта их осталось только одиннадцать. Гур обреченно вздохнул. За каждого раба храм обязывался заплатить по двести пятьдесят серебряных монет, а теперь он получит только по пятьдесят. Высокая цена за рабов определялась тем, что все рабы должны быть хорошими воинами и числом ровно двенадцать. В день летнего солнцестояния эти рабы будут сражаться с воинами храма во славу богини Сиды. Оставшиеся в живых в этой битве станут воинами храма на следующие три года, а затем все повторится сначала.

Гур остановил коня и, дождавшись, когда первая повозка догонит его, дал команду вознице сворачивать к небольшой роще возле дороги. Каравану было необходимо переждать полуденную жару и напоить лошадей. Повозки свернули с дороги и остановились в тени деревьев, окружавших небольшой каменный бассейн с прозрачной водой. Гур глазами опытного воина быстро оценил обстановку и, не заметив опасности вокруг стоянки, дал команду распрячь и напоить лошадей и сам прильнул губами к поверхности воды в бассейне. Несмотря на жару, живительная влага оказалась на удивление холодной, ломила зубы и хорошо освежала. Гур, утолив жажду, сел на каменное обрамление бассейна и, вылив остатки воды из своей фляги, заново наполнил ее. Теперь его внимание привлек падальщик, кружащийся неподалеку от рощи.

— Эй, придурок, — обратился он к Барту, — посмотри, что там, — и ткнул пальцем в направлении падальщика.

Барт нехотя стал седлать уже расседланную им лошадь и, бубня что-то себе под нос, медленно направился в указанном направлении. Гур закрыл глаза и погрузился в полудрему.

Странное беспокойство рывком подняло хозяина каравана на ноги. Он одним движением вскочил на спину коня и прямо без седла поскакал в сторону, куда отправил Барта. Шестое чувство и в этот раз не обмануло его. Гур увидел, как тупой громила злобно пинает голого человека, свернувшегося калачиком на земле. Перекинув ноги на одну сторону коня, старый воин на всем скаку обрушился на Барта. Придурок кубарем покатился по земле. Не дожидаясь, пока этот идиот придет в себя, Гур ударом ноги в зубы отправил его в беспамятство. Перевернув бесчувственное тело Барта на живот, Гур его же поясом стянул ему руки за спиной. Оставив придурка лежать лицом в пыли, воин повернулся к избитому Бартом человеку — того рвало. По всей видимости, Барт успел его хорошо отделать. Гур снял с пояса флягу и, подняв тому голову, попытался напоить водой. Человек закашлялся и стал большими глотками пить воду из фляги. Гур внимательно осмотрел человека.

«Судьба все-таки благосклонна ко мне», — подумал Гур.

Человек, жадно пивший воду из его фляги, очень походил на хумана. Судьба послала Гуру двенадцатого раба, и не просто раба, а хумана. Воин хуман был большой редкостью и очень высоко ценился. Хуманы жили далеко от материка на острове Танол. За свою жизнь Гур только раз сталкивался в бою с хуманами, это было лет двадцать назад, когда он с ватагой молодых воинов напал на купеческий караван. В их ватаге насчитывалось пятнадцать воинов, а охрана каравана состояла всего из четырех хуманов. Хуманы ростом ниже таргов и уже в кости, поэтому добыча казалась Гуру легкой. Он спасся тогда чудом: молниеносный удар меча хумана распорол кольчугу на левом плече, а от второго, уже смертельного удара Гура спасли только быстрые ноги и то, что хуман поскользнулся в крови убитого товарища Гура. В живых из ватаги Гура осталось только трое его соплеменников, да и то все были ранены. Хуманы тогда не стали их преследовать, поэтому они и остались в живых.

Нынешний хуман выглядел довольно странно: он был голым и безволосым. У Гура создалось впечатление, что одежда хумана сгорела прямо на нем вместе с волосами. Воин внимательно осмотрелся и увидел в нескольких шагах от обнаженного спекшийся песок — это был след от удара молнии. Он вспомнил громыхавшую под утро довольно редкую, сухую грозу. Значит, хуман попал под удар молнии, который спалил на нем одежду и волосы. Как ни странно, серьезных ожогов на теле хумана заметно не было, только странный ветвистый след молнии пересекал его грудь, значит, жить будет. Гур жестом приказал хуману подняться и идти за ним к каравану.

* * *

Я пришел в себя от болезненного удара в бок. В голове звенело так, будто я пробил ею кирпичную стену. Уперевшись руками в землю, я попытался встать на ноги. Меня качнуло, и я сумел только сесть. Перед моими глазами стояли две здоровенных ноги в странной обуви, не похожей ни на что, что мне приходилось встречать в жизни. Подняв взгляд, я увидел перед собой широкоплечего двухметрового громилу с длинными волосатыми руками. Рожа этого полузверя-получеловека повергла меня в шок. Из-под низкого лба на меня смотрели глаза с вертикальным разрезом, приплюснутый нос был как у гориллы, верхняя и нижняя челюсти по-бульдожьи выдавались вперед, при этом изо рта торчали такие же бульдожьи клыки. Это чудовище что-то ревело мне в лицо. Меня пробило на икоту. Зверюга протянула руку и, взяв за шею, подняла меня на ноги. Из моей груди вырвался затравленный писк. Повиснув на волосатой руке, я обеими ногами изо всех сил ударил в грудь этому чуду природы. Чудо глухо ухнуло и, выпустив мою шею, отступило на шаг назад. Я плюхнулся на землю. Вражина снова что-то проревела и ударила меня ногой в живот. От удара меня вырвало прямо на ноги зверюге. Такой поворот событий взбесил гада еще больше, и удар его огромного кулака в момент буквально изуродовал мое лицо. Здоровенные ноги пинали мое тело, как футбольный мяч. Я не знаю, почему я не потерял сознание, но мне удавалось прикрываться руками от ударов в голову и по животу. Неожиданно избивающий меня громила отлетел в сторону, сбитый с ног другим таким же громилой. Мой спаситель двинул ногой по зубам напавшему на меня мордовороту и, связав его ремнем, подошел ко мне. Приблизившись, он что-то прорычал и дал мне флягу с водой. Я жадно пил холодную воду, стараясь погасить огонь, который сжигал изнутри мое тело. Потом мой спаситель жестами приказал мне встать и идти за ним. Я безропотно подчинился и поплелся следом за лошадью, на которую он сел.

Через некоторое время мы подошли к небольшой роще, в глубине которой находился источник, из него в бассейн стекала вода. Вокруг источника расположился лагерем небольшой караван. Мой спаситель ткнул пальцем в сторону группы существ, расположившихся в тени одного из деревьев, и что-то прорычал. Я понял, что мне нужно идти туда. Когда я подошел к указанному месту, то увидел, что существа, сидящие под деревом, скованы цепью и рядом с ними стоят два охранника, вооруженные здоровенными топорами. Один из охранников достал из стоящей рядом повозки ошейник с цепью, надел его на меня и пристегнул к общей цепи. Так я стал рабом.

Глава 3 ИНГАР

Допотопную повозку, в которой помимо меня находилось еще пятеро закованных в цепи рабов, нещадно трясло на неровностях разбитой дороги. Уже прошло два дня с того момента, как я оказался в этом мире. Осознание всего произошедшего давалось мне с трудом. Только на вторые сутки ко мне вернулась способность хоть как-то анализировать происходящее со мной. Первый день после перехода в этот мир я помнил отрывками. Сначала меня избили, после чего посадили на цепь. Потом меня вымыли, вылив на мою голову три ведра холодной воды. Какая-то личность с синей рожей смазала ожоги и ссадины на моем теле вонючей мазью. Один из охранников выдал мне грязные штаны и рубаху. Через некоторое время кто-то сунул в мои руки глиняную миску с едой, похожей на перловую кашу, сдобренную жиром. Вместо ложки в миске лежала деревянная лопаточка. Попытки съесть кашу поначалу успехом не увенчались. Я не мог просунуть импровизированную ложку в рот. Мои разбитые в кровь губы распухли и не давали просунуть пищу между ними. Произошедшее полностью лишило меня способности думать, тело работало отдельно от сознания. Тело хотело есть, и руки сами пропихивали между разбитыми губами ложку с кашей, несмотря на обжигающую боль. После еды охранники загнали рабов в две повозки, представлявшие собой деревянные клетки на колесах, и караван двинулся в путь. Мое сознание вновь отключилось. В памяти осталась только невыносимая жара и боль в избитом теле. Вечером караван остановился возле колодца в каких-то развалинах. Нас выпустили из повозок и опять покормили кашей. Рабы, измотанные жарой и дорожной тряской, улеглись спать на голой земле. Всю ночь мне снились кошмары. Во сне я убегал от ужасных чудовищ и никак не мог убежать. Мир вокруг потерял четкие очертания. Предметы, деревья и живые существа выглядели переливающимися сгустками приглушенного огня. На небо над моей головой была накинута разноцветная сеть, сквозь редкие ячейки которой мигали яркие звезды. В голове звучал чужой голос, вопрошающий, кто я и как меня зовут. Я пытался проснуться и не мог. Из сна меня выдернули за цепь на ошейнике. Охранник, показавшийся продолжением ночного кошмара, пинками разбудил рабов, после чего погнал нас к колодцу. Из колодца мы напились воды и кое-как умылись, помогая друг другу. Наш завтрак состоял все из той же каши. После еды караван снова двинулся в путь.

Я сидел на скамье повозки с закрытыми глазами и старался привести в порядок свои чувства и мысли. В моем воспаленном мозгу мелькали картины всего произошедшего за последние сутки. Здесь были и гигантская молния, которая ударила в меня, мордоворот, избивающий ногами, и цепь с рабским ошейником. Несколько раз, глубоко вздохнув, я стал медленно открывать глаза в надежде, что все происходящее — сон. Передо мной возникло лицо человека, внимательно вглядывающегося в мои глаза. Лицо было странным, но человеческим. Человек что-то говорил на незнакомом гортанном языке. Я помотал головой, давая ему понять, что не понимаю его. Человек, по-видимому, понял этот жест и, оперевшись спиной на решетку повозки, перестал мной интересоваться. Я осмотрелся вокруг. В клетке на колесах сидело еще пятеро моих собратьев по несчастью. Выглядели они по-разному, но самый жалкий вид имел я. Человек, пытавшийся разговаривать со мной, был примерно моего роста и телосложения. Его кожа имела слабый оливковый оттенок. На длинном узком лице выделялся большой горбатый нос, похожий на носы древних майя с фресок на пирамидах в Южной Америке. Глаза были обычными, человеческими, только белки глаз — голубые. Узкие губы. Волосы на макушке собраны в конский хвост и перевязаны кожаным ремешком. Самыми примечательными в его облике являлись заостренные кверху уши. Мама дорогая, да это же эльф. Одет он был в расшитые геометрическим орнаментом кожаные рубаху и штаны. На ногах эльфа красовались мокасины. Заметив, что я проявляю к нему интерес, человек ткнул себя пальцем в грудь и сказал:

— Леор.

Я в ответ показал пальцем на себя и произнес разбитыми губами:

— Игорь.

— Ингар? — переспросил Леор.

Я в ответ кивнул. Получилось, что в новый мир я пришел под именем Ингар.

Мое место находилось в задней части повозки возле выхода из клетки, поэтому хорошо рассмотреть мне удалось только сидящего напротив меня Леора и тех двоих, кто сидел рядом с ним на одной скамье. Внешний вид этих моих попутчиков резко отличался от облика Леора. Людьми этих существ можно назвать только с очень большой натяжкой. Ростом они были ниже меня и тоньше в кости. Кожа у обоих была серо-зеленая. На их узких овальных лицах отсутствовал нос, вернее, его заменяло отверстие с кожистой перепонкой, открывающейся и закрывающейся в такт дыханию. Глаза очень напоминали глаза ящерицы, при этом они находились по бокам головы и двигались отдельно один от другого, что обеспечивало практически круговой обзор. Безгубый рот существ был полон зубов, похожих на зубья пилы. Короткие зеленые волосы на голове моих попутчиков росли пучками. Одежда существ тоже состояла из кожаных рубахи и штанов, но поверх рубах надеты жилеты с нашитыми металлическими кольцами. Ноги существ обуты в высокие ботинки с кожаными шнурками.

Солнце подходило к зениту, и наш караван, тащившийся по сухой степи, свернул с дороги к небольшой роще, похожей на ту, где я стал рабом. Караван остановился возле бассейна с водой. Нас выпустили из повозки и, дав напиться воды из бассейна, приковали цепью к столбу, торчащему из земли в тени похожего на пальму дерева. Недалеко от нас к такому же столбу приковали рабов из второй повозки. Привал дал мне возможность внимательно рассмотреть всех моих попутчиков. Караван состоял из четырех повозок на примитивных колесах без спиц. Две повозки представляли собой клетки на колесах, и в них везли рабов. Две другие повозки походили на обычные телеги. Клетки с рабами были запряжены четверками лошадей, а телеги тащили по две лошади. Звери, которых я для удобства назвал лошадьми, больше походили на полосатых, как зебры, безгорбых верблюдов, чем на лошадей. Охранниками каравана являлись десять всадников с бульдожьими мордами. Командовал ими громила, спасший меня от избиения. Обслуживали караванщиков шестеро широкоплечих типов с синими рожами, похожими на гибрид человека и безволосой обезьяны. Эти существа выполняли в караване всю черную работу: разбивали лагерь, кормили лошадей, готовили пищу. Одеждой обслуге служила такая же, как у меня, грубая дерюга. Ходили эти существа босиком. Шестеро рабов из второй повозки и двое из моей являлись людьми. Их внешность, цвет кожи и одежда выглядели по-разному, но они были людьми. Все рабы в караване, по всей видимости, в прошлом были воинами, это заметно по их одежде, больше похожей на доспехи, и по независимому поведению.

Типы с синими рожами накормили рабов кашей, после чего устроили нам помывку, обливая водой из бассейна. Один из типов с глиняным горшком в руке подошел ко мне и, приказав жестами снять одежду, смазал повреждения на теле вонючей мазью из горшка. Караван пережидал полуденную жару, и я погрузился в полудрему.

Глава 4 ЛЕОР

После того как жара несколько спала, охрана загнала нас в повозки, и караван снова двинулся к неизвестной мне цели. Через некоторое время караван выехал на дорогу, выложенную каменными плитами, и нещадная тряска прекратилась. Дорога вела к покрытым зеленью холмам. Меня укачало, и я заснул под монотонный скрип колес. Мне снова приснился мир, где все вокруг меня стало выглядеть переливающимися сгустками неяркого огня. В голове опять зазвучал голос.

«Ингар, ты слышишь меня?» — спрашивал голос, и я ответил:

«Слышу».

Чья-то рука трясла меня за плечо. Открыв глаза, я увидел перед собой лицо Леора, буквально впившегося в меня взглядом. Голос в моей голове, не переставая, спрашивал, слышу ли я его.

— Слышу, — повторил я вслух.

Леор поднес палец к своим губам, давая мне знак замолчать.

«Ингар, ответь мне внутренним голосом», — прозвучало в голове.

«Да, я слышу тебя. Кто ты?» — ответил я.

«Я — Леор», — ответил голос.

«Как ты говоришь со мной?» — спросил я Леора.

«Ингар, у тебя есть Сила, я мысленно могу говорить только с теми, кто ею обладает».

«Леор, почему ты решил, что у меняесть какая-то Сила?»

«Я ее вижу, — ответил голос. — Закрой глаза, успокойся и посмотри в глубину себя, и ты тоже увидишь Силу».

Я закрыл глаза и постарался успокоиться. В первое время ничего не произошло, но голос в моей голове призывал не торопиться и посмотреть в глубину себя как бы со стороны. Несколько минут я просидел с закрытыми глазами, стараясь погрузиться в глубину собственного сознания. Темнота внутри меня стала понемногу приобретать голубой цвет, затем на этом фоне стали проявляться разноцветные, переливающиеся волнами силуэты. Постепенно силуэты становились более четкими, и я стал узнавать в них окружающие меня предметы, людей и животных. Я смотрел на мир как будто через прибор ночного видения, только изображения были разноцветными и переливающимися. Внутреннее зрение имело необычные свойства. Взгляд изнутри имел круговой обзор, то есть я видел одновременно все происходящее вокруг меня. Если мне хотелось что-либо рассмотреть подробнее, то внутренний взгляд мог приблизить объект и даже осмотреть его со всех сторон. Мое сознание поднялось над караваном, и я увидел его как бы со стороны. Но вдруг голос Леора оборвал мои эксперименты.

«Ингар, посмотри на меня», — приказал голос.

Мой внутренний взгляд переключился на силуэт, сидящий напротив. Силуэт Леора отличался от силуэтов других людей. Свечение вокруг его головы было значительно сильнее, чем у других, и из нее исходил светло-оранжевый луч энергии, похожий на луч лазерной указки. Когда этот луч светил на меня, я слышал голос Леора.

«Леор, этот луч, который исходит от тебя, и есть Сила?» — спросил я.

«Ингар, ты видишь луч Силы?» — переспросил голос.

«Да, я вижу его».

«Странно, я вижу только твою ауру, и все. Наверное, твой дар больше моего», — удивился Леор.

Голос попросил рассказать о том, что я вижу и как выглядит для меня окружающий мир. С трудом подавив в себе желание похвалиться своими вновь приобретенными возможностями, я рассказал Леору, что вижу только его ауру и луч, исходящий из головы. Беседа с Леором давалась мне все труднее и труднее. Я почувствовал, что мои духовные силы на исходе, и, извинившись перед Леором, прервал разговор. Выйдя из состояния транса, я открыл глаза и осмотрелся. Наш караван двигался уже по дороге среди холмов, покрытых лесом. Тень от деревьев, растущих вдоль дороги, защищала нас от палящих солнечных лучей, а лесная прохлада охлаждала разгоряченные пустыней тела. Эксперименты с Силой выжали меня как лимон, и я снова заснул.

Глава 5 НОВЫЙ МИР

Я проснулся от тряски, вызванной тем, что караван въехал на мост с бревенчатым настилом. Сразу за мостом вдоль реки раскинулся поселок, застроенный одноэтажными домами под черепичными крышами. По улице, начинавшейся от моста, караван доехал до центральной площади поселка. Площадь окружали несколько двухэтажных каменных домов. Из колодца в центре площади четверо рабов в ошейниках наливали воду в небольшой бассейн. От площади в радиальных направлениях расходились четыре улицы. Повозки остановились у колодца, где их сразу окружили вездесущие мальчишки. Охранники поначалу пытались отогнать их от повозок, но потом, поняв бессмысленность этого, занялись своими делами. Мальчишки, окружив повозки плотным кольцом, что-то кричали и громко смеялись, тыкая в нас пальцами. Через некоторое время из одного из зданий вышел хозяин каравана и отдал команду двигаться дальше. Караван свернул на одну из улиц, отходящих от площади, и поехал к окраине поселка. Лошади остановились возле двухэтажного здания, огороженного высокой каменной стеной. Нас выгрузили из повозок и завели во двор. Мне показалось, что это постоялый двор, хотя я никогда в жизни не видел постоялых дворов. Охранники сняли с рабов цепи и загнали нас в одноэтажный каменный каземат, находившийся в дальнем углу двора. Каземат оказался каменным мешком длиной шагов двадцать. По всей длине глухой правой стены был устроен деревянный настил, устланный соломой. На противоположной стене находились узкие, как бойницы, окна. Я прошел в дальний угол каземата и уселся на настил. Рядом со мной устроился Леор. Он попытался заговорить со мной, но я показал жестами, что говорить не могу. Леор поднялся и присоединился к группе рабов, оживленно обсуждавших наше положение. Через некоторое время дверь в каземат открылась, и прислуга «отеля» занесла внутрь три деревянных чана с едой и стопку глиняной посуды. За прошедшие трое суток это был первый полноценный обед. На первое нам принесли острый овощной суп с мясом. Вторым блюдом стали тушеные овощи. В третьем чане плескалась чистая холодная вода. Еды было много, и я постарался наесться про запас. Кто знает, когда будет следующий обед?

Утолив голод, я снова забился в дальний угол каземата и притворился спящим. Мне необходимо было разобраться в событиях, произошедших со мною.

Итак, начнем анализ обстановки.

Место, где я нахожусь, — это не Земля. Я непонятным мне образом попал в другой мир. Этот мир населен неизвестными мне разумными существами и животными.

Уровень развития этого мира соответствует примерно уровню развития нашего Древнего Рима.

Мне, скорее всего, повезло, что я попал в рабство. В противном случае меня уже не было бы в живых. В нашем цивилизованном мире бытует заблуждение о том, что люди древних времен были глупы и необразованны. На самом деле отдельный человек в древности был намного умней и образованней любого нынешнего профессора. Наши знания поверхностны, и мы в подавляющем числе случаев не можем применить их на практике.

Примером этого может служить добывание обыкновенного огня. Пусть любой из нас попробует добыть огонь без спичек и зажигалки, вряд ли это получится. Знания древнего человека обширны и конкретны. Добыча огня для него являлась простейшим делом, как для нас звонок по телефону. Практически любой человек в древности умел добывать себе пищу, изготавливать оружие, обувь и одежду, умел построить себе жилище. Древний человек умело сражался с врагами, лечил раны и болезни. Вся эта информация хранилась у него в голове, а не была записана в книгах, и он в любой момент мог ею воспользоваться на практике. Древний человек с комфортом жил в условиях, которые для спецназовца ГРУ считаются подвигом. Процентное соотношение умных людей к идиотам в древности было значительно выше нынешнего, потому что идиоты просто не выживали.

Переход в этот мир, по словам Леора, наделил меня какой-то Силой, и я могу мысленно разговаривать с обладателями этой Силы. Сила дала мне и другие необычные возможности, которые я, скорее всего, должен скрывать от окружающих.

Рабство, в которое я попал, какое-то странное. Слишком хорошо нас кормят и не заставляют ничего делать, это неспроста.

Первая моя задача — это просто выжить, а для этого я должен все замечать, внимательно слушать, учиться и главное — помалкивать.

Глава 6 Я ХУМАН

Мои мысли были прерваны голосом Леора, который снова зазвучал у меня в голове. Я ответил, что слышу его, и спросил, чего он от меня хочет. Леор опять спросил меня, кто я и откуда пришел. После небольшого раздумья я рассказал ему, что перед тем, как я попал в караван, в меня ударила молния и я практически ничего не помню о себе. Удар молнии выжег память, и я не знаю, кто я и откуда, помню только свое имя Ингар и беспорядочные отрывки из своего детства. Я взял Леора за руку и, пристально посмотрев в его глаза, мысленно попросил помочь восстановить мою память. Я поклялся сторицей отплатить за его помощь. Леор с некоторым недоверием пообещал помочь мне и спросил, что он может для меня сделать. Я ответил, что ничего особенного: попросил отвечать на мои вопросы, пусть даже они покажутся ему идиотскими.

Наше пребывание в каземате постоялого двора продлилось пять дней. Практически все это время я провел в мысленных беседах с Леором. Из его ответов мне удалось почерпнуть много необходимой информации. Так я узнал, что этот мир называется Геоном. Геон состоит из материка, на котором находимся мы и который зовется Терионом, и трех огромных островов Тарон, Танол и Тереб. Острова откололись от Териона в результате какой-то древней катастрофы, и живущие на них народы приравнивали их по статусу к материкам. На Терионе живут несколько видов разумных существ. Тарги — это существа с бульдожьими мордами, у которых мы находимся в рабстве. Хозяин каравана тарг по имени Гур. Племена таргов живут на севере Териона, ведут полуоседлый образ жизни и не имеют централизованного государства. Типы с синими рожами, прислуживающие таргам в караване, зовутся шаками. Эти существа являются помесью тарга с человеком и сами бесплодны. Шаки послушные и неагрессивные. Леор принадлежит к расе гвельфов, его родина — остров Тарон. Существа с глазами как у ящериц — это гоблы, они происходят с острова Тереб. На острове Танол живут очень похожие на меня белокожие хуманы. Самой многочисленной расой на Геоне являются три различных племени людей. Желтокожие с узкими глазами называют себя чинсу. Государство чинсу расположено на юго-востоке Териона. Люди с коричневой кожей называют себя арбами. Страна арбов называется Арбским халифатом и находится на юге. На юго-западе Териона живут кочевые племена темнокожих афров. Центральную и северную часть Териона занимает Меранская империя. Население империи интернационально. В ней живут практически все народы Геона, но основным населением являются меранцы — народ, смешавший в себе кровь всех человеческих племен, населяющих Терион. Главное, что отличает меранца, — это подданство, а не раса или принадлежность к какому-нибудь племени. Попытки обособления по расовому или племенному признаку сурово наказываются властями империи. Строжайше запрещается селиться обособленными племенными группами, за исключением таргов. Всячески поощряются межплеменные и межрасовые браки. Ребенку от смешанного брака значительно легче продвинуться по иерархической лестнице империи, чем чистокровному представителю одного из племен или расы. Таким способом меранские власти борются с возможной «пятой колонной» внутри империи, которая сто лет назад едва не погубила империю в войне с чинсу. Политический строй в Меранской империи рабовладельческий. Экономика основывается на рабском труде. Официальной религией является культ богини смерти и воинов Сиды. Управляют империей Всеблагой непобедимый император Антор II и совет жрецов храма Сиды. Император ведает светской стороной жизни империи, а жрецы — религиозной. Империя раньше вела мелкие непрерывные войны на своих границах. Такое положение дел привело к тому, что охраной границ стали заниматься бароны, своего рода дворяне, получившие от императора земельные владения вдоль границы и обязанные за это защищать пределы империи от набегов. Официальным языком в империи является меранский. Меранский язык — это своеобразный эсперанто, и практически любой житель этого мира в той или иной степени может на нем изъясняться. Столицей империи является город Меран, и наш караван направляется именно туда.

Уяснив для себя основы географии и государственного устройства Геона, я перешел к вопросам, касающимся напрямую моей персоны. На вопрос, почему Леор называет меня хуманом, он ответил, что видел хуманов много раз и внешне я очень на них похож. Хуманы редко посещали империю, и встретить их можно в основном в портовых городах, через которые они ведут торговлю. Хуманы считаются лучшими воинами на Геоне. Во внутренней части империи хумана можно встретить, только если он по какой-то причине вынужден был покинуть свой родной остров Танол. Законы империи запрещают хуманам жить группами более четырех человек. В основном хуманы занимаются охраной караванов или нанимаются в телохранители.

Я спросил у Леора, как он попал в караван и зачем нас везут в Меран. Его ответ меня здорово напугал. Оказывается, это не обычный караван, везущий на продажу простых рабов, а караван, перевозящий «жертвенную дюжину» воинов для битвы в день религиозного праздника богини Сиды. Каждые пять лет в этот праздник «жертвенная дюжина» сражается с лучшими воинами из храма Сиды. Победители становятся «хранителями амулета», главной реликвии храма. Двенадцать «жертвенных дюжин» движутся сейчас по направлению к столице, где через две недели начнутся отборочные сражения между ними. Дюжина, прошедшая отбор, сразится с «хранителями амулета», а двенадцать выживших станут воинами храма Сиды. В караван Леор попал по собственной неосмотрительности. В прошлой жизни он служил начальником охраны у высокопоставленного вельможи из свиты короля гвельфов. Вельможа возвращался на остров Тарон после посещения Мерана с посольством. Из-за шторма корабль посольства две недели не мог выйти из порта Терноваль. Леор коротал время в портовых кабаках и однажды проснулся в клетке закованным в рабский ошейник. Истории остальных рабов были весьма похожи на историю Леора. Кого-то из них выкупили у баронов на границе, кого-то захватили силой, кого-то хитростью.

Одновременно с мысленными разговорами я учился у Леора меранскому языку. Леор произносил вслух какое-нибудь слово, а затем мысленно называл его перевод. Язык давался мне на удивление легко. Фонетика меранского языка оказалась несложной, а орфография не изобилует заумными правилами. Постепенно я начал понимать разговоры между рабами и смог выражать вслух свои простейшие мысли. В сарае я старался держаться как можно скромнее и общаться только с Леором. Другие рабы особого интереса ко мне не проявляли, и попыток как-то меня притеснять не было. По всей видимости, сыграла свою положительную роль репутация хуманов и моя дружба с Леором. На третий день заключения в каземате мне принесли новую одежду. Два шака вывели меня во двор, раздели и вымыли жесткими мочалками с применением местного шампуня, от которого у меня долго щипало кожу. Одежда оказалась поношенной, но на удивление добротной и более или менее подходящей по размеру. По всей видимости, хозяин решил улучшить товарный вид раба. Мой новый костюм состоял из штанов и рубахи, сшитых из мягкой кожи. Комплект дополняли своего рода сапоги с голенищами, похожими на краги, застегивающимися на крючки с внешней стороны ноги. Самой примечательной частью костюма являлся панцирь из кожи какой-то рептилии. Панцирь походил на доспехи древних греков и своей формой повторял контуры торса человека. Он состоял из двух частей, отформованных по контурам груди и спины человека, и соединялся застежками на плечах и боках. В комплект к панцирю входили наручи из такой же кожи. Толщина панциря составляла около сантиметра, и он был спрессован из двух слоев кожи, между которыми виднелся край металлической сетки. Я надел свой новый костюм и панцирь. Костюм оказался немного велик, но вообще-то и я довольно сильно отощал за последнее время, и это являлось скорее достоинством, чем недостатком. Главное, сапоги подошли идеально. Панцирь был на удивление легким и почти не стеснял движений.

— Теперь у меня нет сомнений, что ты хуман, — сказал Леор, разглядывая меня.

Время в каземате текло однообразно. Пленники либо слонялись из угла в угол, либо вели беседы о нашем незавидном положении, сидя на соломе деревянного настила. Я до обеда доставал своими расспросами Леора, а после обеда старался выспаться, чтобы ночью, когда все заснут, заняться экспериментами с Силой. С наступлением ночи я погружался в глубину своего сознания, и мне открывался разноцветный мир Силы. Для меня уже стала привычной эйфория обладания новыми удивительными возможностями. Мой взгляд проникал за стены каземата, и я мог рассматривать энергетические силуэты постояльцев гостиницы. Величественная энергетическая картина окружающего мира понемногу становилась более близкой и понятной. Высоко над головой небо Геона опоясывали мощные силовые потоки, разноцветные полосы сплетались в ажурную сеть, иногда сталкиваясь между собой, и тогда от места столкновения в разные стороны разбегались пучки тонких разноцветных лучей. Лучи устремлялись к земле или уходили в небо, создавая впечатление застывшего фейерверка. Вся эта картина волнообразно пульсировала, волны позволяли определить направление движения энергии в потоках. Далеко за горизонтом из одной точки выходил целый фонтан энергетических лучей, органично вплетаясь в паутину силовых линий над Геоном. В моем подсознании зародилось неясное ощущение какой-то неосознанной тревоги и опасности, связанных с этим фонтаном за горизонтом. Насладившись красотами энергетической картины мира, я переходил к более прозаическим вещам. Мой внутренний взгляд осторожно сканировал пространство вокруг и энергетические силуэты моих попутчиков. Среди силуэтов более яркой аурой вокруг головы выделялся Леор. Необычной оказалась и аура гоблов, ее цвет был не светло-красным, как у людей и таргов, а светло-оранжевым. Мне удавалось подслушивать мысли окружающих, сосредоточив свой внутренний взгляд на голове кого-нибудь, при этом стараясь попасть в ритм пульсации его ауры. Это было похоже на то, как настраивается радиоприемник. Сначала слышен хаотический шум, а затем постепенно раздается голос или появляется зрительный образ. Голос слышно, когда объект наблюдения не спит и в его голове происходит мысленная беседа с самим собой. Зрительные образы появляются в голове спящего объекта наблюдения. Долго подслушивать мысли окружающих я не решался, чтобы не привлечь к себе внимание и сберечь силы для других опытов.

На другой день объектом моего изучения стал тонкий пульсирующий луч энергии оранжевого цвета, проходящий наискосок в углу каземата рядом с местом моего ночлега. Луч проходил на высоте локтя от земли и, выйдя из стены, через полшага скрывался в соседней стене. Я, лежа на боку, подставил свою руку, пропуская луч через ладонь, и попытался синхронизировать пульсацию своей ауры и пульсацию луча. Внезапно моя рука почувствовала толчок, как будто мне в ладонь ударила струя горячей воды. Луч, упершийся в ладонь, исчез в моей руке, и я увидел, что в ней засветились сосуды, наполняемые энергией луча. Свет, протекая по руке, постепенно наполнял энергетические сосуды моего тела. Я видел свою ауру изнутри и одновременно со стороны, это зрелище было не для слабонервных. Мое тело стало прозрачным, и сквозь него стали видны все кровеносные сосуды. Эти сосуды постепенно наполнялись энергией луча и становились все ярче и ярче. Постепенно энергетические сосуды наполнились, и аура моего тела приобрела однородный красноватый оттенок. В середине моей груди образовался бледный шар размером с теннисный мяч, в который устремился поток энергии из луча. Постепенно энергия заполнила пустоту, и шар запульсировал. Энергетический луч неожиданно отбросил мою руку, рассыпавшись разноцветными брызгами. Я понял, что мой аккумулятор полностью заряжен. От осознания своей силы и недоступного мне ранее могущества у меня закружилась голова. Любопытство заставляло испытать новые возможности. Огромным усилием воли мне удалось подавить желание учудить что-нибудь глобальное и спуститься с небес на землю.

Немного успокоившись, я стал искать такой предмет приложения своих вновь обретенных способностей, чтобы опыты над ним не привлекли внимание окружающих. Объект для опытов нашелся у моего изголовья. Им оказалось металлическое кольцо, закрепленное на стене. Я взялся двумя руками за кольцо и, сосредоточившись, попытался его разогнуть. Мой внутренний взгляд увидел, как к кольцу по рукам струится энергия, и я медленно начал его разгибать. Кольцо, словно пластилиновое, стало разгибаться и, тихо звякнув, разорвалось по кузнечному сварному шву. Мои опыты не разбудили окружающих, и я перешел к дальнейшим экспериментам. Под воздействием моих пальцев металл менял свою форму, подобно разогревшемуся пластилину. Сначала мне удалось сделать прямой прут, затем расплющить его в тонкую полосу. Через час упорных трудов в моих руках оказался обоюдоострый клинок с узким лезвием длиной в полторы ладони и ручкой под оплетку шнуром или кожей. Теперь передо мной встала проблема, как закалить клинок. Нагрев его до нужной температуры с помощью Силы проблемы не представлял. Лучше всего было бы закалить клинок, воткнув его в кусок свиного сала, но где взять сало? Другой древний способ закалки клинков в козлиной моче требовал наличие хотя бы одного козла.

«Стоп, козлы в количестве двенадцати штук в наличии имеются», — сказал я про себя и посмотрел в сторону бадьи, служившей нам отхожим местом.

Процедура закалки клинка сопровождалась шипением и страшной вонью, но мне удалось занять свое спальное место до того, как проснулись все постояльцы каземата. В результате моих ночных экспериментов я значительно пополнил запас матерных слов на меранском наречии и получил в свою собственность приличный кинжал. Правда, лезвие кинжала требовало заточки, но это уже дело техники, просто нужно найти подходящий камень. Спрятав кинжал за голенище сапога, мне пришлось изображать спящего, что в создавшейся атмосфере давалось нелегко.

Глава 7 ПЕРВЫЙ БОЙ

День в каземате начался как обычно. После завтрака рабы разбились на группы по интересам и занялись своими делами. Мы с Леором уединились в углу каземата и стали обсуждать интересующие нас темы. Я довольно успешно продвигался в изучении меранского языка, и большая часть беседы протекала вслух. В основном мои вопросы сводились к способам практического применения Силы. Леор рассказал мне о том, что с помощью Силы можно значительно увеличить мощь удара и выносливость или даже почувствовать врагов на расстоянии. Наиболее сильные маги могут с помощью Силы выходить из своего физического тела, проходить сквозь стены и следить за тем, что происходит вокруг. В древних книгах Леор читал о магах, которые якобы могли растягивать время. На мой вопрос, является ли Леор магом, он с гордостью ответил утвердительно. Расспросы Леора о его магических способностях были прерваны командой выходить и строиться во дворе.

Я стоял последним в очереди на выход, и шум за дверью меня насторожил. Громила, который меня избил в начале путешествия, развлекался, давая пинки рабам, выходившим во двор. Кто-то успевал увернуться, кто-то нет, но полет после такого пинка оставлял неизгладимое впечатление у получивших его. Леор вышел во двор передо мной. Барт с разворота попытался пнуть и его, но гвельф сделал какое-то неуловимое движение, и громила со всего маха грохнулся на спину. Во дворе раздался дружный гогот. Внешне выглядело так, будто Барт промахнулся. Двухметровый мордоворот, взревев от боли и позора, повернулся к двери каземата. Я понял, что мне конец и во двор я выйду инвалидом. Сердце громко бухнуло в груди и провалилось куда-то вниз. Во дворе все стихло в ожидании нового аттракциона. С решимостью затравленной крысы я сделал шаг вперед. Барт с ухмылкой во всю свою поганую рожу занес ногу для удара. Все происходило как будто не со мной. Воздух вокруг меня стал тягучим и похожим на кисель, окружающие звуки растянулись и зазвучали басом. Движения Барта замедлились и начали походить на пантомиму. Легко увернувшись от пинка, я сделал еще один шаг и саданул ладонью правой руки в солнечное сплетение громилы. Мой удар, словно тряпичную куклу, согнул Барта пополам. Ноги этого урода оторвались от земли, и он полетел по направлению удара.

Время вокруг меня снова пошло с обычной скоростью. Полет Барта был впечатляющим. Пролетев несколько шагов, он врезался в стену сарая и мешком сполз на землю. От сотрясения с крыши сарая на него посыпалась черепица. Замешательство охраны длилось несколько секунд. Придя в себя, охранники, обнажив мечи, опасливо двинулись на меня. Я встал в оборонительную стойку, готовясь дорого продать свою жизнь. Громкий приказ охране остановиться разрядил обстановку. От ворот постоялого двора во всю свою прыть мчался Гур. Разогнав пинками охрану, он направился ко мне. Меч в его правой руке привел меня в чувство.

— На колени! — скомандовал Гур.

Я безропотно опустился на колени.

— Свяжите ему руки, — приказал он охране.

Меня быстро спеленали, связав в локтях руки за спиной. После этого Гур направился к уроду, лежащему под кучей черепицы. По дороге он взял стоящее возле колодца ведро с водой и, разбросав ногой черепицу, вылил воду на голову Барта. Замычав что-то нечленораздельное, Барт, шатаясь, встал на четвереньки. Тишину, повисшую над двором, разорвал всеобщий хохот. Уж больно жалким был вид у мокрого громилы. Попытку Барта снова броситься на меня прервал могучий пинок Гура. Пропахав пару шагов мордой по земле, Барт окончательно притих. Гур взял Барта за волосы и, приставив меч к его горлу, тихо что-то сказал. Глаза у того округлились от ужаса, и он, отпущенный Гуром, снова ударился мордой о землю.

Охрана выстроила рабов в одну шеренгу, а меня оставили стоять на коленях связанным. От ворот постоялого двора к нам подошел человек в сопровождении отряда из десяти воинов. Отряд выглядел весьма живописно, словно он только что освободился от съемок китайского фильма о Шаолине. Отрядом командовал высокий жилистый мужчина с загорелым узкоглазым лицом, черные волосы на его голове были затянуты в конский хвост. Его дорогой коричневый халат с разрезами по бокам, украшенный серебряным шитьем, выдавал в нем начальника. На поясе воина висел прямой меч в богато отделанных ножнах. Воины отряда были одеты в халаты серого цвета без отделки, над халатами сверкали лысинами бритые головы. Вооружение воинов состояло из копий, наконечники которых напоминали короткие изогнутые мечи. Гур подошел к командиру отряда и почтительно поклонился ему.

— Уважаемый Лотел, я привел двенадцать воинов, как оговорено в контракте, — заговорил тарг.

— Я вижу, Гур, — ответил Лотел, осматривая рабов оценивающим взглядом. — Сейчас мы проведем испытание, и если все рабы окажутся достойными воинами, то ты получишь оговоренную сумму.

— Не сомневайтесь, уважаемый Лотел, я сам отбирал этих воинов, и все они достойны сражаться во славу богини Сиды.

— Ну что же, — проговорил Лотел, — сейчас проверим.

Двое воинов из отряда Лотела положили на землю связку разнообразного оружия, принесенного с собой. Лотел ткнул пальцем в грудь рабу, стоящему первым в шеренге справа, и сказал:

— Ты будешь первым. Дайте ему меч.

Раб взял короткий меч из рук охранника и вышел из шеренги на середину двора возле колодца. Это был рослый арб с коричневой кожей и невозмутимым видом.

— Нападай на меня, — приказал Лотел и вытащил из ножен свой меч. — Если окажешься плохим воином, то я тебя убью.

Арб принял боевую стойку, немного согнув ноги в коленях и выставив ладонью вперед левую руку. Меч в его правой руке совершал медленные вращательные движения. Арб буквально поплыл по направлению к Лотелу, перетекая с ноги на ногу, при этом ускоряя движения меча. Он управлял мечом только кистью руки. Чем ближе он подходил к Лотелу, тем быстрее вращался в его руке меч. Неожиданно движение меча арба из кругового перешло в движение восьмеркой, и раб прыжком сократил дистанцию до Лотела. Звон мечей, накрывший двор, больше походил на музыкальную мелодию, чем на беспорядочные удары металла о металл. Два настоящих мастера демонстрировали свое искусство. Бой закончился так же быстро, как и начался. Арб прыжком разорвал дистанцию и снова принял оборонительную стойку. Из пореза по его щеке текла струйка крови, куртка на груди оказалась разрезанной, и через дыру виднелась неглубокая рана напротив сердца. У Лотела потери заканчивались только одним разрезом на халате.

— Следующий, — громко скомандовал Лотел. — Сам выбери себе оружие.

Следующим стал гобл с глазами как у ящерицы. Он выбрал копье с наконечником, похожим на меч. Двор снова заполнил лязг металла и свист вращающегося, словно пропеллер вертолета, копья. С гоблом Лотел провозился несколько дольше, но результат оказался тем же: порез на лице и неглубокая рана на груди. Так же заканчивались и все остальные поединки, пока очередь не дошла до Леора. Гвельф выбрал себе прямой меч, похожий на оружие Лотела. Мне показалось, что он хочет вести бой равным с противником оружием. Все бои, проведенные до этого, были каждый по-своему красив, и сражались в них достойные воины, но во всех поединках победил Лотел. Бой Леора и Лотела превзошел все ранее виданное мной. Каскадеры в американских боевиках такого не выделывают. Сам бой длился минуты три, не больше. Смертельный танец, исполняемый бойцами, пугал и одновременно завораживал. Они то сходились в фейерверке молниеносных ударов, наносимых с разных направлений, то, разорвав дистанцию, медленно кружили, выискивая бреши в обороне противника. Бой велся не только оружием, но и всеми частями тела, которыми можно было нанести урон противнику. Разорвав в очередной раз дистанцию, Лотел остановил бой и поклонился Леору, как равному себе бойцу. На лице Леора была видна царапина, такая же была и на лице Лотела, но на груди у обоих бойцов ран не было, как не было и победителя в этом бою. Все наблюдавшие за поединком отдали должное искусству воинов, разразившись громкими криками и ударами оружия о щиты. Я радовался успеху Леора, которого считал своим другом. Человеку в экстремальной ситуации свойственно искать для себя душевную опору даже там, где ее не может быть в принципе. Еще только несколько мгновений назад я радовался за Леора, как ребенок, и вот уже по моей спине течет холодный пот и ужас заползает в душу. Следующим проверяемым должен стать я.

— Развяжите хумана, — похоронным маршем прозвучали слова Гура. — Уважаемый Лотел, какое оружие дать хуману?

— Не нужно, Гур, я видел его в деле, — ответил воин. — Мне хватило гвельфа, а этот точно меня прикончит. Твой громила до сих пор не может прийти в себя после его удара голой ладонью в грудь, даже через панцирь. Я в жизни не видел никого, кто бы так быстро двигался. Расскажи, старый пройдоха, как тебе удалось заполучить его?

— Все расскажу, уважаемый Лотел, но только после того, как мы уладим денежные вопросы.

— Ну и хитер же ты, Гур, — усмехнулся Лотел. — Смотри, самого себя не перехитри.

— Да уж, уважаемый Лотел, я почти себя перехитрил, взяв с собой этого недобитого придурка, — кивнул Гур в сторону подсыхающего Барта.

Лотел достал из-за пояса прямоугольную металлическую пластинку и передал ее Гуру.

— Это обязательство храма на три тысячи серебряных империалов, — сказал Лотел. — Можешь получить деньги в любом храме Сиды целиком или частями.

— Спасибо, уважаемый Лотел, — поблагодарил его Гур, — рабы твои.

Воины Лотела, до этого стоявшие в стороне, окружили шеренгу рабов и сковали нас цепями по двое. Я оказался скованным вместе с Леором.

— Теперь, когда все денежные вопросы улажены, рассказывай, как ты заполучил хумана.

— Уважаемый Лотел, я нашел его в степи две недели тому назад после сухой грозы. В него, вероятно, попала молния. Хуман был полуживым, обгорел, как головешка, и до сих пор не совсем в себе.

— А выглядит здоровым и движется как та же молния, — удивился Лотел.

— На хумане все заживает, как на собаке. Странный народ, — ответил Гур.

Глава 8 БУРЯ

Тихое журчание воды клонило в сон. Прохладный ветерок с гор не давал полуденной жаре вывести меня из состояния блаженства, которое разлилось по всему моему телу. После всего того ужаса, что я пережил за последнее время, трое суток плавания по реке на корабле Лотела казались мне настоящим раем. Несмотря на ошейник раба, трущий мою шею, я буквально наслаждался поездкой, сидя под тентом на палубе. Корабль, на котором сплавлялась наша компания, представлял собой катамаран из двух больших плоскодонных лодок, скрепленных между собой бревнами из дерева, похожего на бамбук. Настил палубы был сплетен из тонких стволов того же бамбука. Почти половину палубы накрывал тент из парусины, под которым в самых живописных позах расположились рабы и наша охрана. На корме корабля находилась надстройка, по-видимому являвшаяся капитанской каютой и камбузом. Команда корабля состояла человек из двадцати. Публика была разношерстная, по всей видимости включавшая в себя представителей практически всех народов, населявших Меранскую империю.

Крик матроса, стоящего на смотровой площадке наверху единственной мачты корабля, вывел меня из блаженной полудремы.

— Темер! — крикнул матрос, указывая рукой вперед.

Народ на палубе засуетился, кто-то даже встал и стал смотреть в направлении, указанном матросом. Я повернулся к сидящему рядом Леору и спросил, что такое Темер.

— Темерианское озеро, — ответил гвельф.

Через час-полтора корабль миновал поворот реки, и перед нами во всей красе предстало Темерианское озеро. Вперед и вправо от впадения реки гладь озера уходила за горизонт. Левый берег озера окаймлял вековой лес, плавно переходящий в предгорья невысоких гор. Впереди на горизонте виднелся большой остров.

Команда корабля села на весла и под ритм, задаваемый ударами барабана, стала грести в направлении небольшой крепости, показавшейся в устье реки на правом берегу. Крепость стояла на невысокой белой скале, у подножия которой раскинулся не то порт, не то поселок с несколькими причалами на бревенчатых сваях, забитых в дно. Наш корабль подошел к одному из причалов. Лотел и двое его солдат сошли на берег и ушли в сторону крепости. Через некоторое время капитан и шестеро его матросов тоже сошли на берег и отправились в поселок.

— Что за место? — спросил я Леора.

— Не знаю, — ответил он, — спроси у матроса.

Я обратился к матросу с тем же вопросом. Он ответил, что это Старая крепость и мы остановились здесь, чтобы запастись провизией, так как путь через озеро займет три-четыре дня.

День клонился к вечеру, но нас еще не кормили, и у меня довольно сильно засосало под ложечкой. Голод донимал не только меня, но и матросов. Недовольные возгласы слышались от всей оставшейся команды корабля и воинов Лотела. Наконец на причале появился капитан в сопровождении процессии матросов, несущих провизию. Нас покормили, и капитан приказал готовиться к отплытию. Но отплыть в этот день нам не пришлось. Капитан на чем свет стоит клял Лотела, так и не вернувшегося на корабль. Его стенания о том, что стоит полнолуние и светло как днем, а также недовольство тучками на горизонте, ни к чему не привели, Лотел явился только утром.

Задержка с отплытием корабля в дальнейшем очень дорого обошлась всем отплывшим на нем в то злополучное утро.

Погода была великолепной. Вода в озере была гладкой, как стекло. Звезды, отраженные в воде, были совершенно неотличимы от реальных светил на небе. Корабль как бы висел в воздухе, окруженный звездами со всех сторон. Пьянящий запах леса и цветов кружил голову. Такой красоты за всю мою жизнь я не видел даже на картинах или во сне.

В голове прозвучал голос Леора:

«Ингар, ты не спишь?»

«Нет, — ответил я. — Разве можно заснуть в такую ночь и не увидеть этой красоты?»

«Да, красиво. Как у меня на родине».

«Ты не думал о том, как удрать отсюда?» — задал я вопрос гвельфу.

«Думал, но как удерешь?»

«Леор, ты умеешь плавать?»

«Я плаваю как рыба, а что толку. Проклятый ошейник отрежет мне голову как бритвой уже на следующий день».

«Я попробую снять ошейники».

«И ошейник отрежет тебе голову, как только ты начнешь его снимать. Ты видел амулет на шее у Лотела?»

«Видел».

«Это ключ к ошейникам. Даже если мы украдем его или убьем Лотела, ошейник отрежет нам голову со следующим восходом солнца. Снять ошейники может только Лотел, это магия».

«Теперь ясно, почему нас так бездарно охраняют».

«Ладно, давай спать, и не забивай себе голову ерундой», — прекратил разговор Леор.

После рассказа гвельфа сон ко мне и подавно не шел. Вся красота окружающей ночи как-то сразу померкла, и в душе осталась только грусть и безысходность.

* * *

Лотел вернулся на корабль после нашего завтрака, и мы сразу отчалили. Дул легкий бриз, и корабль довольно быстро шел под большим квадратным парусом в сторону видневшегося на горизонте острова. Экипаж занимался повседневными делами, и только капитан с хмурым видом прохаживался вдоль борта и время от времени пристально вглядывался в тучки на горизонте. Мы с Леором сидели в тени паруса и мысленно беседовали друг с другом.

«Леор, почему эти сволочи не снимут цепь между нашими ошейниками? У меня вся шея болит и кровоточит. Знают ведь, что мы не убежим», — спросил я.

«Порядок такой. Рабы должны быть скованы попарно или все на одной цепи», — ответил он.

«Леор, ты иностранец здесь в империи. У тебя есть какой-либо документ, подтверждающий твою личность?»

«Да, есть, то есть был. Всем иностранцам, прибывающим в империю, выдают медальоны, магически привязанные к владельцу».

«А граждане империи тоже имеют медальоны?»

«Нет, у граждан есть грамоты, выписанные администрацией города или старостой деревни. Они тоже с магическими печатями. На медальоны у простых граждан империи денег не хватит, да и достаточно сильных магов не так много, а за медальоны платят иностранцы и потом сдают их на границе. Для тебя, Ингар, грамота не прокатит», — рассмеялся Леор.

«Почему?»

«У тебя на лбу написано, что ты хуман. Тебе нужен медальон».

«А где его взять?»

«Где-где? На границе в таможне, правда, нужен документ твоего государства, подтверждающий личность, и три серебряных империала за три месяца на право нахождения в империи. В крупных городах можно продлевать срок у магов в администрациях».

«А если взять чужой медальон?» — спросил я.

«Не выйдет. Тебя так навернет Силой, что месяц пластом пролежишь».

«А как твой медальон забрали?»

«Так они его на груди не носят, он, наверное, лежит где-то у Лотела. А у тебя он должен постоянно на груди висеть, и ты обязан предъявлять его по первому требованию».

«Как выглядит медальон?»

«Круглая бляха на цепи с гербом и зеленым камнем в центре», — ответил Леор.

Я доставал своими расспросами Леора почти до обеда. Гвельфу это, наконец, надоело, и он послал меня куда подальше. Наш корабль за это время достиг большого острова, раньше видневшегося на горизонте, и мы плыли теперь мимо величественных развалин древней крепости. Развалины выглядели как после атомной бомбежки. Древние стены казались не просто разрушенными — огромные строительные блоки носили следы воздействия высокой температуры, расплавившей даже камень.

— Это что за место? — спросил я у матроса.

— Это остров Гереб. Проклятое место, — ответил тот. — Стоит здесь побыть на берегу хотя бы неделю, и весь покроешься язвами и издохнешь.

— Кто его так разрушил?

— А кто его знает. Это было очень давно. Кто говорит, боги разгневались, другие говорят, война у древних магов была.

Прозвучал гонг на обед, и мы с Леором подтянулись к котлу с кашей. После обеда мы с Леором улеглись снова в тени паруса, и я сделал вид, что заснул. Уйдя в глубину своего сознания, я внутренним взглядом осмотрелся вокруг. В развалинах на берегу как будто догорали уголья огромного, почти погасшего костра, от которого во все стороны клубами расходился разноцветный дым. Здорово здесь когда-то шарахнуло. На горизонте были видны сильные сполохи энергии, там, по-видимому, бушевала очень сильная гроза. Грозовой фронт, похоже, двигался в нашу сторону. Незаметно для себя я заснул по-настоящему.

— Подъем, ужин проспишь! — крикнул мне в ухо Леор.

Я вскочил и затряс головой.

— Чего орешь? Нельзя потише? — разозлился я.

Мы встали в очередь к котлу, и я осмотрелся по сторонам. Погода явно портилась. Усилившийся ветер гнал довольно высокую волну, и корабль сильно качало. Наперерез нашему курсу двигалась стена черных туч с проблесками молний. Впереди начинался дождь. Мы с Леором быстро поели и, подобрав с палубы кусок ткани, похожий на брезент, спрятались от ветра за надстройкой на корме. Через пару часов корабль настигла гроза. Большой парус спустили. Полил сильный дождь, и мы с Леором накрылись куском брезента. Подгоняемые капитаном, матросы суетились на палубе, что-то подтягивали, что-то привязывали. Воины Лотела и рабы попрятались кто куда. Кто-то спрятался в надстройку, кто-то в трюм. Я предложил Леору тоже спрятаться в трюм.

— Не нравится мне все это. Если корабль пойдет ко дну, то из трюма хрен выскочишь, — возразил гвельф.

Так мы и сидели мокрые, стуча зубами на пронизывающем ветру, несколько часов. Наконец в сполохах молний я заметил слева по ходу корабля отвесные скалы и, толкнув в бок Леора, сказал, что нам хана. Капитан тоже увидел эти скалы и усадил матросов на весла. Матросы стали дружно грести в сторону скал, и корабль через час упорного труда вошел во внезапно открывшийся неширокий пролив между ними. Высоченная скала справа от корабля укрыла нас от ветра, и теперь только проливной дождь портил нам настроение. Пробегавший мимо матрос радостно проорал, перекрывая раскаты грома:

— Мы спасены, это Чертова глотка!

Наш корабль медленно входил в небольшую круглую бухту, окруженную высокими скалами. Одна из молний с ужасным грохотом ударила в верхушку скалы, и на нас посыпались камни. Огромный булыжник размером с грузовик рухнул на палубу. Корабль треснул пополам, и нас с Леором, как из катапульты, выбросило за борт. Меня спасло то, что я держал цепь, идущую от ошейника, в руке. Мы пролетели по воздуху метров двадцать и рухнули в воду. Леор камнем пошел ко дну и потянул меня за собой. Я барахтался изо всех сил, выплывая на поверхность. За цепь мне удалось вытащить наверх и Леора. Его шея была неестественно вывернута, и гвельф не подавал признаков жизни. Я с испугу рванул в сторону от него, и тело Леора снова ушло под воду, потянув меня за собой. Мне только на секунду удалось высунуть голову над водой, чтобы вдохнуть воздуха, и я снова начал тонуть. Ужас буквально парализовал мое тело, я уходил все глубже и глубже под воду. Руки сами ухватились за ошейник, тянущий меня на дно, и я изо всех сил рванул его в стороны. Тело изогнулось, как от удара током, левую ладонь обожгло, и ошейник распался на две части. Я лихорадочно стал грести и на последнем издыхании вынырнул на поверхность. В легкие наконец пошел воздух, и я, кашляя, поплыл к берегу. Мне с трудом удалось выползти на четвереньках на сушу. В сполохах молний я заметил нишу в каменной стене, окружающей бухту. Как мне удалось заползти в эту нишу, не помню. С неба лились потоки воды, непрерывно грохотал гром. Силы окончательно оставили меня, и я потерял сознание.

Глава 9 РОБИНЗОН

Меня привели в сознание яркие лучи утреннего солнца. Гроза закончилась, и только мокрые скалы вокруг напоминали о кошмаре, творившемся совсем недавно. Все тело ломило, как после драки. Левую ладонь пересекал рубец от ожога, словно ее прижгли раскаленным прутом. Мне с трудом удалось подняться и сесть на камень. Сняв сапоги, я вылил из них воду. Кинжал, спрятанный за голенищем, пропал. Кожа от холода покрылась мурашками.

«Нужно раздеться и выжать одежду, а то совсем окоченею», — подумал я.

Рубаха и штаны стали настолько грязными, что требовали стирки, панцирь находился не в лучшем состоянии. Взяв одежду в охапку, я направился к воде. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь в небольшой бухте, окруженной отвесными скалами. Вход в нее практически завалил камнепад. По поверхности плавали обломки корабля и разный мусор. Вода после грозы оказалась настолько мутной, что на дне ничего видно не было. Прополоскав одежду и почистив панцирь, я разложил все на солнце для просушки. Мне пришлось зайти по пояс в воду, чтобы выловить деревянные останки катамарана в надежде разжечь костер. Я хотел уже вылезать на берег, когда мое внимание привлек еще один большой обломок, оказавшийся каноэ с нашего корабля. Лодку сильно помяло, но кожаная обшивка осталась цела, а каркас можно было починить.

Солнце начало сильно припекать, и моя одежда подсохла. Я оделся и приступил к обследованию местности. Ничего съестного я не обнаружил. Но на глаза попался первый покойник, прибитый к берегу. Он всплыл в самом дальнем конце пляжа, на поверхности виднелась только часть спины. Это оказалось тело матроса с корабля. Подавив в себе страх и брезгливость, я раздел и обыскал труп. Самым ценным приобретением стал нож, висевший у него на поясе. Труп пришлось столкнуть в воду, чтобы он не начал разлагаться на жаре. Теперь у меня появился нож и надежда отремонтировать лодку. До самого вечера я вырезал из выловленных обломков детали на замену сломанных и прикручивал их на место с помощью веревки из распушенного найденного каната. Среди обломков было и весло от каноэ.

Солнце скрылось за скалами, и сразу похолодало. Мне до зарезу нужен был костер, но как разжечь огонь без спичек, я не знал. Добычу огня трением деревяшек я отмел сразу. То, что это книжная глупость, знают все, кто пробовал. Вспомнил, что на постоялом дворе мне удалось закалить кинжал при помощи Силы, и я решил нагреть гвоздь, выдранный из обломков. Гвоздь раскалился докрасна, а потом от него загорелись мелкие сухие щепки. Высохшие за день добытые из воды обломки корабля разгорелись в прекрасный костер, который согрел измученное тело, и наградой за труды стало забытье без сновидений.

Утром на отремонтированном каноэ я поплыл к месту кораблекрушения. Вода за ночь очистилась, и дно хорошо просматривалось. Останки корабля лежали на небольшой глубине, метров пять. Правда, в более или менее целом виде осталась только часть кормы с каютой капитана, лежащая на дне кверху днищем. Остальное оказалось разбито в щепки и засыпано камнями. На дне возле кормы мне удалось разглядеть несколько больших кувшинов, похожих на амфоры, и я стал нырять за ними. С помощью веревки мне удалось затащить амфоры в лодку. Горлышки кувшинов оказались запечатанными какой-то смолой. На берегу я вскрыл амфоры ножом и нашел в них мясо и крупу. Через час в одном из кувшинов варилась каша с мясом, и моя голодовка закончилась.

«А жизнь-то налаживается!» — вспомнился анекдот про бомжа.

К дальнейшим поискам удалось приступить только на следующее утро. Обильная еда отняла остатки сил, и меня разморило, как кота, на солнышке.

Утренний осмотр бухты показал, что всплыли еще четыре покойника: один матрос и три воина Лотела. Снова пришлось заняться мародерством, но улов оказался невелик, всего несколько монет в кошельке матроса и один нож. Возле корабля больше ничего интересного не нашлось, и я начал нырять в каюту капитана. Дверь заклинило, и мне потребовался рычаг, чтобы ее открыть. В каюте все оказалось перевернуто вверх дном, а под потолком плавало три трупа. Мне пришлось нырять несколько раз, чтобы вытолкнуть их из каюты. На берегу я с трудом опознал Лотела и капитана, третьим оказался еще один матрос из экипажа. Снова занялся мародерством. На душе стало гадко, но здравый смысл подсказывал, что эти вещи нужнее живому, нежели покойнику. Следующий день был полностью потрачен на очистку каюты капитана. До полудня мне удалось вытащить рундук с одеждой и небольшой сундук, обитый металлом. После обеда моей добычей стали шкатулка, два копья, меч и сабля. Мокрую одежду из рундука я развесил на камнях. Устал как собака, и поэтому решил со вторым сундуком разбираться на следующий день. После ужина, устроившись у костра, я стал думать о том, как я дошел до жизни такой.

«Называется, сходил за хлебушком, то есть на рыбалку», — всплыла в голове старая присказка.

После кораблекрушения мой организм продержался эти два дня только на адреналине, и сейчас пошел откат. Все тело ломило, ожог на руке распух и загноился. Меня знобило, голова стала горячей, как утюг.

«Так можно и загнуться, — подумал я. — Нужно попытаться подлечиться Силой».

Закрыв глаза, я начал погружаться внутрь сознания, пока не увидел свою ауру. Она выглядела бледно-желтой и неравномерной, энергия по сосудам почти не двигалась. Шар у солнечного сплетения, раньше наполненный Силой, почти опустел и стал едва заметен. Энергетические сосуды на левой ладони оказались обрезаны словно ножом. Аура вокруг ладони почернела и вызывала серьезные опасения. Срочно требовалась подзарядка. Я тщательно ощупал бухту внутренним взглядом, пытаясь найти лучик потока Силы, но все без толку. Потоки энергии проходили высоко над землей и были недоступны.

«Постарайся сосредоточиться и осмотреться еще раз», — подсказывал внутренний голос.

Я еще раз просканировал все закоулки бухты и заметил слабый оранжевый лучик, выбивавшийся из завала на входе. Пришлось садиться в лодку и плыть в темноте через всю бухту. Выбравшись на каменный завал, я подошел к лучику и подставил под него правую руку. Теперь нужно войти в резонанс и подстроиться под пульсацию луча. Почувствовав слабый толчок в ладонь, я увидел, как по сосудам потекла энергия. Аура становилась все ярче, и, наконец, энергией наполнился шарик в районе солнечного сплетения. Я поменял руку и попытался поймать энергию луча раненой ладонью. Мне долго не удавалось подстроиться под его пульсацию, но через несколько минут ладонь сначала слабо засветилась, а потом ее начало покалывать. Ладонь наполнилась теплом, и на ней проступили сосуды такие же, как и на правой руке.

«Хватит заниматься самолечением», — решил я и поплыл к берегу.

Возле потухшего костра у меня разыгрался зверский аппетит, и остатки холодной каши мгновенно исчезли в желудке. Глаза начали слипаться.

Проспал я почти до полудня. Солнце уже стояло высоко, и его лучи хорошо прогрели воздух. И снова жестокий голод заставил забыть обо всех делах, кроме приготовления еды. Мне на удивление быстро удалось разжечь костер. Гвоздь, с помощью которого я зажигал огонь, уже через три секунды начал плавиться, и щепки вспыхнули почти мгновенно. Обследовав себя внутренним взглядом, я убедился в отличном состоянии своего тела и ауры. Нигде не было заметно черноты, и потоки энергии плавно текли в сосудах, шарик в солнечном сплетении пульсировал в ритме сердечных сокращений. На месте ожога на левой руке остался только шрам, затянувшийся молодой кожей. Мое настроение соответствовало самочувствию. Впервые с момента перехода в этот мир я смотрел на жизнь с оптимизмом. Если анализировать ситуацию здраво, то я жив, здоров и у меня появился шанс выжить в этом мире и как-то устроиться.

«Для начала нужно разобраться с моими трофеями, а потом придумаю, что делать дальше», — пришло в голову простое решение.

После обеда я принялся за обследование сундука. Вчера мне удалось найти у капитана два перстня с камнями и амулет, своим контуром подходивший к скважине сундука и похожий на ключ. Хорошая штука, эта Сила: просканировав с ее помощью сундук, я получил «рентгеновскую» картинку его внутреннего устройства. Мне очень не понравились два сосуда в углах сундука. Аура у них была темно-зеленой, и сосуды подсознательно вызывали тревогу, поэтому я не стал спешить и решил действовать с крайней осторожностью. Для начала я оттащил сундук за камни в углу бухты. Потом жестко прикрепил ключ к древку найденного копья и, спрятавшись за камни, вставил его в замок и попытался провернуть. Промучившись некоторое время, мне удалось это сделать. Сначала раздался мелодичный звон, а потом из сундука долбанула нехилая молния, и в руках у меня остался полуметровый огрызок копья. Я во все лопатки драпанул подальше от сундука. Ноги зачастую бывают значительно умнее головы и спасают от многих бед, в чем я тут же убедился. Из сундука раздалось шипение, и его окутал зеленый дым. Мне пришлось просидеть два часа на самом высоком камне в дальнем углу бухты, пока дым не рассеялся. После этого я багром спихнул сундук в воду бухты: пусть отмокает, вдруг он выделил яд. Мои подозрения оправдались, через некоторое время вокруг сундука начали всплывать дохлые рыбки. Я решил оставить сундук в воде и занялся шкатулкой.

Замка на шкатулке не оказалось, только защелка. Сканирование ничего опасного внутри не выявило, однако открыл я ее палкой из-за камня. В шкатулке лежали золотые и серебряные монеты и две металлические пластины с символами, похожие на пластину, с помощью которой Лотел расплатился с Гуром за рабов. Отдельно в ячейке лежало шесть медальонов, похожих по описанию Леора на медальоны для иностранцев. Здесь также находилось два намокших свитка с непонятными символами. Закончив со шкатулкой, я снова отправился к сундуку.

Для начала я кинул горсть каши на крышку сундука и дождался, когда на нее набросятся рыбки. Рыбки больше не дохли, значит, можно вытаскивать сундук. Осмотр сундука привел меня к неутешительным выводам. Ключ намертво сплавился с замком, и открыть сундук было невозможно. Но, как говорится, «голь на выдумки хитра», и я решил срезать петли на крышке сундука с помощью Силы. Удалось мне это довольно легко. Лучик Силы, как автогеном, срезал петли, и оставалось только залить водой загоревшуюся под петлями крышку. Перестраховавшись, я сдвинул крышку сундука палкой. В сундуке лежало много разных вещей, как ни странно сухих, вода в сундук не попала. Здесь были мешочки с деньгами и несколько амулетов. В небольшой шкатулке я нашел семь крупных разноцветных камней. Больше всего меня порадовала карта Геона, нарисованная на куске кожи размером пятьдесят на пятьдесят сантиметров. Карта оказалась довольно подробной, с обозначением городов и дорог. На дне сундука лежала завернутая в кусок ткани красивая кольчуга. Она оказалась удивительно легкой, и от нее буквально исходила Сила. Выпотрошив сундук, я отнес все ценные вещи в нишу скалы.

После ужина быстро стемнело и пора было ложиться спать, но заснуть не удавалось. Необходимо было решать, что делать дальше.

«Разложим все по полочкам. В городах мне делать нечего, быстро поймут, что со мной что-то не так. Значит, нужно двигать на периферию, к границе. Там пристроиться под видом хумана к какому-нибудь мелкому барону. Лишнее барахло стоит зарыть где-то недалеко от бухты. Чертова глотка — место приметное, не забудешь. Вообще-то пора сматываться, а то кто-нибудь сюда заглянет, и мне мало не покажется. Первое, что необходимо сделать, — это разобраться с амулетами для иностранцев. Не должны они быть уж очень сложными, слишком массовая вещь. Кольчугу и меч Лотела оставлю до лучших времен, когда разберусь с Силой основательно». Незаметно мои рассуждения перешли в сон.

Глава 10 ПРАКТИЧЕСКАЯ МАГИЯ

Меня разбудили первые лучи солнца. Два часа заняли завтрак и погрузка вещей. Хомячизм — болезнь тяжелая, и мне пришлось со слезами на глазах выбрасывать из перегруженной лодки на первый взгляд самые необходимые вещи. Наконец процесс погрузки закончился, и лодка отчалила от берега. На выходе из бухты я последний раз осмотрел место гибели нашего корабля и мысленно попросил прощения у погибших за мародерство.

Выйдя из бухты в озеро, я двинулся вдоль левого берега. Лодка резво поплыла, подгоняемая сильными гребками моего весла. Скалистый берег обрывался прямо в воду, и пристать где-то поблизости оказалось сложно.

К полудню я уже довольно сильно напахался, и потребность в отдыхе стала первоочередной. На мое счастье, недалеко показалось устье ручья, впадающего в озеро. После двух безуспешных попыток мне удалось войти в узкий проход между скал. Через полсотни метров лодка попала в совсем маленькую бухту размером не больше баскетбольной площадки. В воду с высоты третьего этажа с шумом обрушивался водопад. Левую сторону бухты окаймлял неширокий песчаный пляж. Я причалил к берегу и внимательно осмотрелся. Скалы спускались к пляжу невысокими уступами, и по ним можно было забраться наверх. Подъем на скалу закончился на небольшой террасе, заросшей кустарником и заваленной булыжниками. В скальной стене, идущей вокруг террасы, мне удалось обнаружить маленькую пещерку. Лучшего места для тайника и пожелать нельзя.

«В тайнике нужно оставить лишнюю одежду, дорогую посуду, свитки, кольца и амулеты, снятые с утопленников, в общем, все то, что могло меня связать с кораблем», — решил я.

Перегрузка вещей в тайник и его маскировка заняли три часа. Задерживаться в бухте возле грохочущего водопада мне не хотелось. Отобедав холодной кашей прямо в лодке, я решил плыть дальше в надежде найти более удобное место для ночевки.

Скалы вдоль берега стояли сплошной стеной, и причалить было некуда. Руки начали наливаться свинцом от усталости, и мне стало не по себе. В лодку медленно просачивалась вода, и перспектива заночевать в тонущей лоханке приближалась вместе с темнотой.

«Стоп, хватит паниковать, у меня есть Сила, нужно попытаться воспользоваться ею», — появилась в голове спасительная мысль.

Отложив весло, я погрузился в глубину своего сознания. Энергии Силы у меня навалом, а вот физическое состояние оказалось паршивым. Я постарался направить энергию Силы в истощенные мышцы, массируя и подогревая их. Через некоторое время мое самочувствие значительно улучшилось, и руки снова смогли грести.

«Теперь нужно попытаться грести с помощью Силы, может, что и выйдет», — пришло следующее решение.

Мой эксперимент продолжился. Попытка слить воедино в одном действии свою физическую и энергетическую сущность постепенно начала давать результат. Оказалось все довольно просто, нужно только синхронизировать потоки энергии с ритмом сокращения мышц и маленькими порциями подпитывать их энергией. Тело практически перестало ощущать нагрузку от гребли, и лодка значительно увеличила скорость. Я греб с закрытыми глазами, осматривая пространство вокруг внутренним взглядом. Эйфория нового состояния все сильнее захватывала меня. Лодка плыла вперед, как моторный катер, поднимая перед собой бурун воды. Неожиданно весло с треском сломалось пополам.

«Доигрался», — в ужасе очнулся я.

В результате своей глупости мне пришлось всю ночь вычерпывать из лодки воду котелком. К утру меня отнесло ближе к берегу. Изрядно попотев, мне удалось к этому берегу пристать. Грести обломком весла, стоя на карачках на носу лодки, удовольствие ниже среднего.

«Дурака работа любит!» — проклинал внутренний голос мою неосмотрительность.

За ночь я сильно поиздержался как в физическом, так и в энергетическом плане, поэтому, быстро подогрев кашу на костре, я позавтракал и отправился искать место для энергетической подзарядки. Опыт поисков уже имелся, поэтому мне быстро удалось найти источник энергии. Луч Силы выходил из земли возле большого валуна.

Половину дня, матерясь про себя, я выстругивал новое весло из ствола небольшого дерева. Место, к которому пристала лодка, оказалось на удивление удачным. Это был небольшой остров, отделенный от берега довольно широким проливом. Я решил задержаться на нем, чтобы разобраться с магическими предметами. Набив живот осточертевшей уже кашей, мне с трудом удалось заснуть. Снилась мне какая-то ахинея, совсем не связанная с реальностью.

Разбудило меня чувство тревоги. Я вскочил на ноги, закрутил головой во все стороны и тут же бросился на землю. По проливу между островом и берегом озера плыл корабль. Он шел на веслах, и с него слышались удары барабана, задававшего ритм гребцам. На мое счастье, корабль плыл не с той стороны острова, где я оставил лодку, которую поленился затащить в кусты, поэтому ее не могли видеть.

«Моя лень в гроб меня загонит», — проклинал я собственную безалаберность.

Корабль все дальше и дальше уходил от острова, и через час скрылся из вида. Я быстро разгрузил лодку и затащил ее в кусты на берегу. В середине острова мне посчастливилось обнаружить ложбину, в которой я разбил палатку из куска парусины и перетаскал в нее вещи. Из нескольких плоских камней мне удалось соорудить примитивный очаг. Скоро в нем горел маленький костер, на котором готовилась опостылевшая каша.

Теперь предстояло разобраться с медальонами для иностранцев. Я разложил все шесть медальонов перед собой и приступил к их изучению. Медальоны внешне казались одинаковыми, только камни в середине медальонов светились разными цветами. Камни у четырех медальонов горели бледно-красным светом, свет двух других был бледно-оранжевым. Камни светились неравномерно, они слабо пульсировали каждый в своем ритме. Что-то это напоминало. Стоп, цвет четырех камней совпадает с цветом ауры людей, цвет двух других — с цветом ауры гоблов. Я непроизвольно взял один из медальонов и поднес его поближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Камень на медальоне стал пульсировать все чаще и чаще, и тут меня сильно долбануло, как электротоком. Медальон полетел в одну сторону, а я в другую.

«Спешка нужна только для ловли блох!» — прорезалась в моей голове здравая мысль после того, как я отдышался и перестал материться.

С помощью палочки я вернул медальон в ряд к остальным медальонам и, погрузившись в транс, стал сканировать их внутренним взглядом. Устройство медальона очень напомнило какую-то электротехническую схему из школьной программы по физике. Камень размером с горошину был закреплен между двух круглых пластин в диаметре не больше старого пятака с отверстиями посередине. Пластины находились внутри кольца, обмотанного проволокой. К пластинам от обмотки подходило по одному проводку. Два других проводка, идущие от обмотки, крепились к маленькому рулону фольги, от которого к краям медальона отходили еще два электрода.

«Ну и ну, это же схема простейшего разрядника. Камень — батарейка. Кольцо с обмоткой — трансформатор. Рулон фольги — конденсатор. Электроды — как у шокера».

Вся эта конструкция была залита какой-то смолой между двумя пластинами с гербом и крепилась к цепочке.

«Медальон работает, по-моему, так. В камень, который служит батарейкой и генератором, закачивается энергия ауры конкретного человека. Если камень внести внутрь ауры другого человека, то камень теряет стабильность и начинает со все увеличивающейся частотой индуцировать переменный электрический ток на пластинах с отверстием, а значит, и в первичной обмотке трансформатора. Со вторичной высоковольтной обмотки энергию накапливает конденсатор. После чего происходит высоковольтный разряд на электродах. Вот и вся магия. Теперь нужно эту теорию проверить. Для начала попытаемся разрядить медальон. Это можно сделать, заземлив электроды шокера и включить медальон», — происходили рассуждения в моей голове.

Заземление я сделал, зажав электроды медальона между двумя ножами, воткнутыми в землю. Потом я стал медленно приближать руку к медальону. Пульсация камня на медальоне участилась, и, когда я почти коснулся медальона, произошел разряд. Большая искра ушла в землю, и запахло горелым. Свет камня стал значительно тускнее. Я снова поднес руку к медальону, и снова произошел разряд. Медальон пришлось разряжать несколько раз, пока камень не погас окончательно.

«Так, теперь нужно зарядить камень своей энергией и посмотреть, что получится».

Погрузившись в транс, я направил энергию своей ауры в камень, прикоснувшись к нему пальцем. Камень понемногу стал оживать и, наконец, засветился бледно-красным светом, пульсация камня происходила в такт с пульсацией моей ауры. Я взял медальон в руку и приблизил его к своей груди. Частота пульсации камня не изменилась, и медальон больше «не кусался».

«Ура, с медальоном я, кажется, разобрался. Осталось перенастроить на себя остальные медальоны. В дальнейшем использую их как защиту от ворья».

Через двадцать минут все медальоны были настроены на меня. Теперь наступила очередь меча Лотела. Изучение меча дало неожиданный результат. Меч по своей конструкции оказался гибридом медальона, то есть «чужой» не мог взять его в руки, и одновременно мощным электрошокером, который включался кнопкой на рукояти. Камень механизма по типу медальона находился в гарде меча, а камень шокера — в набалдашнике, внизу рукояти. В рукоять был встроен трансформатор, залитый сверху смолой. В кнопке под указательным пальцем находился еще один маленький камень, который активировал более большой камень в набалдашнике. Вдоль клинка в углублении проходили два электрода, залитые каким-то изолятором. Меч Лотела во время боя можно использовать как мощный электрошокер, активируя его нажатием кнопки. Вот такие чудеса. То, что я смог взять меч в руки без вреда для себя, объяснялось очень просто: камни оказались практически разряженными.

Первым делом я накачал энергией камень защиты «свой — чужой» и настроил его на себя. Затем подкачал камень в кнопке включения шокера. Хотя камень и был сильно разряжен, но пульсировал с высокой частотой. Я закачал камень энергией под завязку, но частоту пульсации изменять не стал. По логике вещей камень работал как резонатор, заставляя пульсировать энергию в большом камне шокера. Теперь нужно зарядить большой камень. Камень оказался очень мощным, и его зарядка ополовинила мои энергетические запасы. Теперь приступим к испытаниям. Я взял меч в руку, он меня признал и не ударил током. Для испытания подходило отдельно стоящее дерево толщиной сантиметров десять. Размахнувшись, я ударил мечом по стволу и нажал кнопку. Меч легко перерубил ствол, а из электродов на конце клинка ударила нехилая молния. Верхушка дерева упала на землю ярко горящим факелом.

«Блин, дурная голова рукам покоя не дает, мало тебе пинка от медальона?» — возник в голове запоздалый вопрос.

Следующие полчаса я посвятил тушению пожара.

«Все, на сегодня экспериментов достаточно. Кольчугой займусь завтра».

Ночь прошла спокойно, а утро началось с опостылевшей каши. После утреннего туалета и осмотра окрестностей внутренним взглядом я занялся изучением кольчуги. Кольчуга тоже имела защиту «свой — чужой» по типу медальона для иностранцев. Но у меня создалось впечатление, что эта защита была пристроена к кольчуге не мастером, изготовившим ее, а значительно позже. Механизм защиты оказался выполненным намного грубее, чем сами доспехи. Кольчуга выглядела вещью старинной и сделанной большим мастером. Доспех имел вид рубашки, доходившей почти до колен, с капюшоном и длинными рукавами. Плетение было очень затейливым и многослойным. Кольца на плечах и груди оказались значительно толще, чем на рукавах и сбоку. На груди кольчуги в оправу в виде восьмигранной звезды был вставлен большой розовый камень. Камень находился в центре очень сложной паутины, которой являлась кольчуга. В звеньях кольчуги в определенном порядке вставлены мелкие коричневые камни. У меня почему-то возникла ассоциация с антенной радиолокатора. Но для чего нужен этот локатор, было непонятно. Проломав голову часа полтора, я решил идти проверенным методом тыка.

«Сначала зарядим камни в кольчуге и настроим их на себя. Затем посмотрим, что получится».

Зарядка и настройка много времени не заняла.

«Опыт не пропьешь!» — промелькнуло в голове.

Я разложил кольчугу на земле и стал ее сканировать. Все вроде было в порядке, камни заряжены и настроены, а кольчуга не работает.

«В чем дело? Пойдем по порядку. Раз используем метод тыка, значит, надо тыкать», — пришло в голову простое решение.

Я взял палку и стал ею нажимать на разные места кольчуги. Ничего не менялось, пока я не нажал на камень в центре плетения. Раздался щелчок, и по кольчуге побежали маленькие искорки.

«Ура, заработало!» — как сказал бы кот Матроскин.

«И что дальше? Что дают эти искорки?» — возникли у меня следующие вопросы.

Снова нажав палкой на камень, я выключил кольчугу.

«Нужно кольчугу на что-нибудь повесить и испытать».

Подвесив кольчугу на ветки куста, я включил ее и, наученный горьким опытом, спрятался за большой камень, и уже из-за него бросил в кольчугу нож. Через мгновение нож со свистом пролетел в обратную сторону у меня над головой.

«Мама дорогая, это же силовой экран!» — мелькнула догадка.

Следующие полчаса я кидал в кольчугу чем попало. Все металлические предметы отскакивали от кольчуги с удвоенной скоростью, даже не долетая до нее. Камни, палки и другие неметаллические предметы долетали до кольчуги без препятствий. Я выключил кольчугу и надел ее на себя, затем снова включил.

«Кольчугу нужно надевать на рубашку», — сразу дошло до меня: искорки, окутавшие кольчугу, неприятно кололись в тех местах, где кольчуга касалась обнаженного тела.

Переодевшись в рубаху с длинными рукавами и стоячим воротом, я снова надел доспех и включил защиту.

«Для начала попробую ударить себя ножом», — решил я и несколько раз попытался ударить себя ножом в грудь.

Чем сильнее я бил, тем сильнее отбрасывало мою руку с ножом.

«Да, хороша кольчужка, но для простого наемника, даже хумана, слишком круто. Придется отложить кольчугу до лучших времен или надевать подо что-то, чтобы ее не было видно».

С кольчугой я вроде разобрался. В город придется надевать кожаный панцирь, правда, защиты от него никакой, но делать нечего.

«За неимением гербовой пишут и на простой», — вспомнилась старинная поговорка.

Я снял кольчугу и запаковал ее в кусок парусины. Теперь нужно привести в порядок кожаный панцирь и наручи. Панцирь после моего купания во время кораблекрушения уже хорошо просох и на первый взгляд от воды сильно не пострадал. Я взял панцирь и стал чистить его тряпкой. На спине панциря под левой лопаткой зияло трехгранное отверстие, скорее всего от попадания стрелы. Похоже, панцирь сменил хозяина против его воли. Меня заинтересовала проволочная сетка, которая выглядывала между слоями спрессованной кожи. Проволока оказалась медной.

«Зачем она нужна, если толку от нее нет, медь ведь слишком мягкая? Нужно просканировать панцирь».

Сканирование дало интересные результаты. Внутренняя начинка панциря схематически напоминала конструкцию кольчуги, только была намного грубее. Медная вязаная сетка имела более крупную ячею, чем кольца кольчуги. Место коричневых камней у панциря занимали медные заклепки. Камень в центре груди отсутствовал, а лепестки оправы разогнуты. Оправа была рассчитана на меньший, чем в кольчуге, камень. Углубление, в которое вставлялся камень, оказалось чем-то замазано, и я поэтому его сразу не заметил. Защиты «свой — чужой» панцирь не имел.

«Но у меня же есть камни из сундука капитана, может, какой-то из них и подойдет?»

Мне удалось острием ножа осторожно очистить оправу от «замазки» и выправить лепестки, которыми крепился камень. Достав камни Силы из парусинового узелка, я разложил их перед собой. Пришлось снова распаковать кольчугу, чтобы сравнить камни, найденные в сундуке капитана, с камнем на ней. Из семи камней два были похожи по цвету на камень в кольчуге. Один из камней оказался слишком крупным, второй же должен был поместиться в оправе. Я начал подгонять оправу под камень, расширяя ее с помощью ножа. Через полчаса мне удалось установить и закрепить камень.

«Стоп, а как включается защита? В кольчуге она включается нажатием на камень, а здесь такого механизма нет».

Я снова просканировал панцирь. Немного выше камня мне удалось обнаружить две крупные заклепки, к которым шли провода от оправы. В головках заклепок виднелись углубления, скрытые «замазкой». По логике вещей здесь должна вставляться перемычка, замыкающая цепь. Используя Силу, я изготовил перемычку из гвоздя, которым разжигал костер. Еще раз просканировав всю конструкцию, я решил зачистить медные бляхи на застежках, по ним энергия должна передаваться на сетку в задней половинке панциря.

«Проверяем все снова. Камень на месте. Застежки застегнуты. Перемычка снята. Заряжаем камень и вставляем перемычку».

Зарядив камень, я осторожно вставил перемычку в отверстия заклепок. Раздался щелчок электрического разряда, и по поверхности панциря пробежали искорки. Камень начал заметно пульсировать. Я отошел на несколько шагов и бросил в панцирь остатки гвоздя. Гвоздь отлетел в сторону, отбитый энергетическим щитом панциря. Эффект оказался несколько другим, чем у кольчуги: панцирь не отбрасывал предмет назад с увеличенной силой, а только отводил его в сторону. Я надел панцирь и попытался ударить себя ножом в грудь, нож увело в сторону. Он как бы соскользнул по невидимому куску льда, отводящему лезвие от панциря.

«Вопрос с доспехами решен, пора выходить в люди», — окончательно оформился в голове план дальнейших действий.

После обеда я стал готовиться к отплытию. Внимательно осмотрев и подремонтировав лодку, я рассортировал и упаковал вещи, починил и постирал одежду. Вся эта рутина заняла много времени и сил, ужинать пришлось в темноте у костра. Спать пока не хотелось, и я, разложив на коленях карту, стал строить планы на завтра. Если верить карте, то завтра я доплыву до города на берегу озера.

В городе задерживаться надолго очень опасно, иностранец, пытающийся легализоваться, всегда привлекает внимание властей. Хуман из меня липовый, стоит натолкнуться на первого соплеменника, и мои понты улетят в кусты вместе с головой. Мне нужно осесть в каком-нибудь незаметном месте, где не принято задавать лишних вопросов и где можно легко скрыться от внимания местных спецслужб. Ситуация на Геоне мне неизвестна, но район пересечения границ трех государств дает возможность сделать выбор, в каком из них обосноваться. Как он называется, я прочитать не мог, но этот город находился на пересечении морских и сухопутных дорог, и оттуда можно было отправиться на юг к границе. Куда конкретно, решу по обстановке уже в городе. Высадиться нужно, не доплыв до города, и спрятать лишние вещи и деньги на черный день.

«Да, но как я мог забыть о мече Лотела? Это вещь дорогая и очень заметная. Лотел — человек далеко не последний, и его, наверное, уже ищут, и тут заявляюсь я с его мечом. Прямо как в том анекдоте: „Вся публика в дерьме, и тут появляюсь я во всем белом“. Ладно, ножны обмотаю парусиной или сдеру с них все украшения, потом куплю новые. С этим решил, а как замаскировать меч?» — возникли в голове неприятные мысли.

Я вынул меч из ножен и положил себе на колени.

«Рукоятку обмотаю кожаным ремешком, так даже лучше — рука скользить не будет. Камень на рукоятке нужно чем-то закрыть от посторонних глаз. Символы на гарде необходимо как-то удалить. Эх, если бы можно было нарисовать что-нибудь на клинке, сам бы Лотел его не узнал бы».

В прошлой жизни я неплохо рисовал, даже подрабатывал в институте, копируя рисунки для татуировок. Результат этого хобби, королевская кобра, красовался на моем левом предплечье.

«Стоп, а почему нельзя нарисовать? У меня же получилось срезать петли на сундуке лучом Силы».

Отложив в сторону меч, я достал нож и, погрузившись в транс, вызвал тонкий лучик Силы из указательного пальца руки. Чаще всего для татуировки мне заказывали рисунок кобры, она у меня особенно хорошо получалась. На этом рисунке я хорошо набил себе руку. Буквально за пять минут мне удалось нарисовать кобру на клинке ножа. Лучик Силы, как лазер, испарял узкую полоску металла, оставляя за собой четкий темный след. Рисунок на ноже мне явно удался. Закончив с ножом, я перешел к мечу. Первое, что необходимо сделать, — это удалить похожие на иероглифы знаки с гарды меча. На их месте мне удалось выжечь рамочки с обеих сторон гарды. Внутри рамочек я написал: «Спаси и сохрани». Удовлетворившись полученным результатом, я перешел к клинку. Наверное, на меня сошло вдохновение, потому что так легко мне никогда не рисовалось. Рука сама двигалась по поверхности клинка, извлекая из глубины металла образ царицы змей — кобры. Луч Силы, выходящий из кончика указательного пальца, служил мне кистью, которой я рисовал, не замечая ничего вокруг. Примерно через час мой труд подошел к концу. Я протер клинок куском парусины, взглянул на свое произведение в колышущихся отблесках костра и в испуге отшатнулся. Кобра была как живая, и казалось, что она шевелится.

«Нарисовал зверушку, сам чуть заикой не остался», — рассмеялся я про себя.

Осталось только обмотать рукоятку кожаным ремешком и закрыть чем-то камень на рукояти. Ремешок из кожи я вырезал с помощью Силы, рука нигде не дрогнула, и ремешок получился на загляденье. Я замочил его в воде и перешел к маскировке камня. Достав из шкатулки все монеты, я отобрал две, не похожие на другие. Монеты подходили по размеру, и мне удалось приварить их с помощью Силы над отверстиями, через которые был виден камень. Ремешок за это время намок и хорошо растягивался. Плотно и аккуратно обмотав им рукоять меча, я петлей затянул концы под оплетку. Работа настолько увлекла меня, что я проработал до самого утра. С первыми лучами солнца мне с трудом удалось заползти в палатку, где я провалился в забытье.

Проснулся я только около полудня. Опять разогрел проклятую кашу и поел. Отплыть сегодня уже не получится, поэтому решил заняться ножнами меча.

Положив ножны на плоский камень, я ножом соскоблил все украшения, оставив только кожу. Решив не заморачиваться, выжег на коже простой геометрический орнамент при помощи Силы. Получилось довольно симпатично.

Осмотр вчерашней работы показал, что кожаный ремешок высох и натянулся, плотно охватив рукоять меча. Клинок при свете дня выглядел эффектно, даже Лотел теперь не смог бы признать его своим. Повесив меч себе за спину, я решил заняться поисками места для подзарядки своей энергетики. Подходящий поток Силы нашелся на высоте трех метров от земли, и для подзарядки пришлось лезть на дерево. Подзарядиться удалось всего минут за двадцать, наверное, уже сказывался опыт и сноровка. Побродив по острову и просканировав окрестности внутренним взглядом, я ничего тревожного и интересного не заметил. После ужина сразу лег спать в надежде проснуться пораньше. Лежа у костра, я смотрел в безоблачное ночное небо, усеянное мириадами звезд с не похожими на земные созвездиями. Над горизонтом вставала чужая луна. Умолкли голоса птиц, еще недавно доносившиеся из крон деревьев. Я закрыл глаза и ушел в глубину своего сознания. Постепенно проявилась энергетическая картина мира, и меня сморил сон.

Глава 11 ВЫХОД В ЛЮДИ

Проснулся я как по сигналу будильника, с первыми лучами солнца. К отплытию все было готово уже с вечера, и мне оставалось только умыться, одеться и позавтракать. Поев, я перетаскал оставшиеся вещи в лодку и, спустив ее на воду, отплыл. Войдя в транс, синхронизировал потоки энергии с ритмом гребли и направил лодку в ту сторону, где на карте располагался город. Постепенно мой организм приспособился к гребле с помощью Силы, и процесс пошел на автомате. Солнце перевалило за полдень, а признаков приближения к городу все не было. Я уже хотел пристать к берегу на обед, но заметил на горизонте парус. Отложив весло, я погрузился в глубину сознания и поднялся над своим физическим телом. За горизонтом мне удалось заметить ауры экипажей еще трех кораблей. Раньше так далеко заглядывать с помощью Силы у меня не получалось. Ауры экипажа ближайшего корабля четко выделялись на фоне энергетической картины мира, но чем дальше находился объект наблюдения, тем хуже он был различим на фоне аур деревьев на берегу. Заглянуть за горизонт мне удалось, наверное, только потому, что на поверхности озера не было экранирующих ауры людей препятствий. В лесу, а тем более в городе у меня со сканированием Силой должны возникнуть проблемы. Выйдя из транса, я продолжил грести в том же направлении, что и раньше. Корабль на горизонте плыл мне навстречу, но я решил не сворачивать, только стал грести медленнее, а то уж больно подозрительно быстро плыла моя лодка. Через час корабль оказался на расстоянии двухсот метров. Экипаж на меня внимания не обратил, и мы разошлись с кораблем левыми бортами. Впереди показались другие корабли и лодки. Город находился где-то рядом. Вскоре на берегу стали видны крепостные стены и причалы с пришвартованными кораблями. Я проплыл мимо рыбацких баркасов, с которых ставили или выбирали сети. Другие лодки сновали вдоль берега в разных направлениях, и никому до меня дела не было. Безразличная реакция на появление моей лодки очень радовала. Мне удалось причалить к берегу недалеко от края пристани. Выложив баул с вещами на настил причала, я вылез из лодки и осмотрелся. На берегу вдоль пристани располагались сараи, лавки, склады и другие строения. Довольно много народа сновало вдоль причалов по своим делам. Я привел свою одежду в порядок и надел панцирь, после чего пристроил за спиной меч в ножнах. Включать панцирь я не стал, чтобы не вызывать подозрений. Еще раз осмотрелся по сторонам, и мой взгляд остановился на трех мальчишках. Ребята искоса рассматривали вновь прибывшего, делая вид, что он им неинтересен. Я махнул ребятам рукой, и троица пулей подбежала ко мне. Старшему мальчишке на вид было лет десять, двое других выглядели года на два моложе.

— Пацаны, как ваш город называется и какие у вас здесь порядки? — спросил я, хмуро посмотрев на них.

— Господин, город называется Арис, а причал принадлежит Хромому Чаку. За лодку нужно платить два медных чижа в день, — ответил старший.

Я вынул из-под панциря кошелек с медными монетами, доставшимися мне в наследство от погибших матросов, высыпал несколько из них на ладонь и протянул мальчишке. Парень выбрал две самые маленькие, с изображением птицы, и быстро отбежал к здоровому мужику, сидевшему на скамье у причала. Быстро переговорив с ним, мальчишка отдал деньги и вернулся.

— Где тут у вас приличная гостиница?

— В городе есть гостиница для наемников, «Шлем» называется, — ответил мальчишка.

— А недалеко от пристани есть что-то подходящее?

— Рядом с городскими воротами есть гостиница «Роза». Там благородные останавливаются, но там дорого.

— Веди, — сказал я мальчишке.

Пацаны подхватили мой баул и потащили его к выходу с пристани. По дороге я остановился рядом с Хромым Чаком и, добавив еще четыре чижа, сказал:

— Это плата за три дня, не прозевай лодку.

Хромой Чак молча кивнул, и мы пошли дальше. До ворот города наша компания добиралась около получаса. Народу на дороге было много, но люди, увидев меня, старались быстро уступить дорогу. Пару раз я случайно с кем-то сталкивался, но оппонент сразу рассыпался в извинениях, хотя виноват был я, видимо, репутация у хуманов крутая. У ворот города стояли три стражника в потрепанных кожаных доспехах и с копьями в руках. Я спросил моего старшего провожатого, какова плата за вход в город.

— Три чижа, — ответил тот.

Проверив мой медальон и взяв плату за вход в город, стражники нас пропустили. Пройдя по улице метров триста, мы подошли к красивому трехэтажному зданию с колоннами и вывеской с нарисованной красной розой.

— Мы пришли, — доложил старший мальчик.

— Сколько с меня?

— Три чижа, — пряча глаза, ответил парень.

— Приходи завтра с утра, сможешь заработать еще, — усмехнулся я про себя и отдал ему три монетки.

Дверь в гостиницу мне открыл высокий парень, одетый в костюм, чем-то похожий на ливрею. Войдя в холл гостиницы, я сразу направился к стойке, за которой находился представительный мужчина, по всей видимости метрдотель.

— Что вам угодно? — с удивленным видом спросил он.

— Хочу остановиться в гостинице на три дня.

— Номер в гостинице стоит один серебряный империал в день, питание в ресторане оплачивается отдельно.

Я достал из кошелька четыре серебряные монеты с гербом империи и отдал их мужчине.

— Мне нужно вымыться, постирать одежду и обед в номер. Этого хватит?

— Добавьте еще один империал, и все будет исполнено в лучшем виде, — ответил метрдотель и махнул рукой прислуге.

Ко мне немедленно подскочил коридорный и, забрав баул, повел на второй этаж в номер. Номер оказался довольно большим. Двуспальная кровать под балдахином стояла вдоль левой стены. У окна находился квадратный обеденный стол с четырьмя стульями. Вдоль правой стены стоял шкаф с посудой. Рядом с ним — шкаф для одежды и обитый железом сундук, в замке которого торчал ключ. С правой стороны от двери в номер ширма отгораживала пространство с умывальником и креслом. Крышка у кресла откидывалась вверх — под ней оказался горшок. По всей видимости, эта конструкция заменяла туалет. Бросив вещи в сундук, я снял меч и панцирь. Хотел пойти умыться, но в это время постучали в дверь и двое коридорных внесли большую деревянную бадью. Затем другая прислуга наполнила бадью горячей водой. В номер вошла горничная и принесла полотенца и халат.

— Господин, вам помочь? — спросила она.

— Ничего не имею против этого, — ответил я и стал раздеваться.

Девушка мое поведение восприняла спокойно, и я залез в бадью с горячей водой. Господи, какое блаженство после всех передряг, случившихся со мною, лежать в горячей воде и чувствовать на своем теле нежные женские руки. Дамочка свое дело знала хорошо, и уже через час я чисто вымытый лежал в халате на кровати и ждал обед. Горничная забрала мою одежду и сапоги в чистку.

— Что делать с панцирем?

— Пришлите кого-нибудь с принадлежностями для чистки кожи в номер. «Заодно посмотрю, как это делается», — подумал я про себя.

Два официанта принесли в номер обед и расставили посуду на столе. Я вылез из кровати и сел за стол. Столовый прибор состоял из серебряной ложки, двузубой вилки и ножа. По всей видимости, ничего иного для еды даже в другом мире придумать сложно. На обед мне подали мясной суп слапшой, жареное мясо с овощами и острым соусом, салат и напиток, похожий на бражку или на вино с пряностями. В меню оказался даже хлеб в виде пресных лепешек. Ел я не торопясь, смакуя каждый кусок. После перехода в этот мир мне приходилось питаться в основном разной дрянью и кашей, на которую теперь аллергия на всю оставшуюся жизнь. После еды официанты быстро убрали посуду и вышли из номера. Я перебрался на кровать и уже почти заснул, но тут заявился слуга чистить панцирь.

— Забери панцирь и уматывай, и чтобы панцирь до утра блестел, — пришлось выгнать задолбавшую уже прислугу.

Закрыв за слугой дверь на задвижку, мне наконец удалось завалиться на кровать и заснуть.

Утром меня разбудил стук в дверь, это принесли мою одежду. Переодевшись и забрав меч и деньги, я вышел в холл гостиницы. Возле метрдотеля меня уже ждал вычищенный панцирь. Надеть панцирь и меч — секундное дело, и, подойдя к зеркалу в холле, я стал рассматривать свое отражение. Впервые мне удалось увидеть себя в новом обличье. Из зеркала на меня смотрел здоровый, лысый и угрюмый дядька. Прошло море времени, а волосы на голове и лице так и не стали расти, только брови немного восстановились. С таким типом в темном углу встретиться страшно, грохнет и не почешется. Вот такой я теперь сисадмин с большой дороги, интеллигент во втором поколении. Да, побила меня жизнь за последнее время. Есть не хотелось, обильный вчерашний ужин еще не переварился.

«Поем в городе», — решил я, выйдя на улицу.

На противоположной стороне меня уже ждала вчерашняя компания пацанов. Старший сразу подбежал ко мне.

— Пошли, покажешь город. Сначала пойдем на рынок.

Пацан кивнул и побежал впереди, показывая дорогу.

Рынок находился на большой квадратной площади, заставленной телегами и прилавками под парусиновыми навесами. По периметру площадь застроена двух- или трехэтажными магазинами и лавками. Толчея была страшная, и я не рискнул углубиться в этот водоворот. Здесь через пять минут даже штаны снимут, и не заметишь.

— Где магазины с одеждой? — обратился я к пацанам.

— Есть, только дальше по улице, а не на рынке.

Свернув на боковую улицу, мы попали в царство местных кутюрье. Вся улица оказалась одним большим магазином одежды и обуви «Все для вас за ваши деньги». Потратив два часа, мне удалось полностью сменить свой гардероб. Фасон я менять не стал, но вещи купил все новые и добротные. Гардероб пополнили двое штанов, две рубашки, парусиновый плащ с капюшоном и короткие сапоги с крагами. Переодевшись в один из комплектов, остальную обнову я отправил с мальчишкой в гостиницу.

— Теперь ведите к магам, мне нужно зарядить амулет.

— Это в префектуру надо, — отозвался старший из ребят. — Маги там сидят.

Префектура находилась недалеко от рынка, улица от него вскоре закончилась круглой площадью с фонтаном.

— Вот префектура. А вот это храм Сиды. — Парень указал сначала на трехэтажное каменное здание, а затем на красивый храм с колоннами в греческом стиле.

— Ждите здесь, — кивнул я пацанам и направился в префектуру.

— Куда прешь! — загородил дорогу здоровенный охранник.

— Мне нужно к магам медальон зарядить.

— Господа маги не принимают.

— А так примут? — спросил я, сунув в руку охранника монету в пять чижей.

— Так примут, — усмехнулся охранник. — Направо по коридору, там дверь с окошком. Меч оставь здесь, не стащат.

— Будь поосторожней с мечом, он чужих рук не любит, — предупредил я охранника.

— У тебя меч заговоренный? Дорогая вещь? — удивился охранник.

— Да уж не дешевая, — ответил я и вошел в префектуру.

На стук окошко открыл молодой парень.

— Чего надо?

— Мне медальон зарядить, — ответил я.

— Заходи.

За дверью находился коридор с двумя дверями. Парень постучал в одну из них.

— Господин Луций, к вам клиент, — открыв дверь, сказал он.

Из двери вышел солидный мужчина в голубом, расшитом серебром халате.

— Хуман? Медальон зарядить? — спросил меня маг. — Идите со мной.

Мы вошли в соседнюю дверь. В комнате стояло кресло, напоминающее парикмахерское, с «феном» над головой и агрегат непонятного назначения. Агрегат выглядел как большой резной сундук с восьмигранной деревянной вазой на крышке. Всю эту хрень опутывали золотые и серебряные провода. Ваза на крышке напоминала восьмигранную пентаграмму, в углах которой вставлены камни, закрытые металлической сеткой. На постаменте в центре вазы светился красный камень в красивой оправе. Над ним на кронштейне крепился колпак с проводами.

— Клади сюда медальон, — приказал маг.

Я снял медальон с шеи и положил его в углубление на агрегате.

— Садись в кресло.

Маг закрепил мои руки ремнями на подлокотниках кресла и опустил мне на голову «фен».

— Не дергайся. Закрой глаза и очисти свои мысли.

Маг подошел к ящику на стене. Ящик напоминал своим видом распределительный щит с рубильниками. Повернув один из рубильников, маг поднес руку к амулету. Щелкнул электрический разряд.

«Амулет разряжал», — возникла в голове догадка.

Затем маг опустил колпак на камень в центре вазы и переключил несколько рубильников. Раздалось гудение, как от трансформатора. Кожу на моей голове стало покалывать слабыми разрядами тока. Я закрыл глаза и вошел в транс, сканируя обстановку. Постепенно проявились энергетические потоки вокруг меня. Я осторожно просканировал мага. Меня удивило то, что аура вокруг его головы была раза в два слабее ауры Леора.

«Если таков городской маг, то какие же остальные? Это хорошо, что магическая сила у него невелика… „Фен“ на моей голове — обмотка для снятия энергии моей ауры. Камень в центре вазы — аккумулятор, подающий питание на агрегат. Импульсы энергии от ауры синхронизируют поток энергии, снимаемый с красного камня, и с помощью обмотки передаются на камень медальона», — анализировал мозг происходящее.

Сидеть пришлось около часа. Да, хреновый у агрегата КПД. Я за три минуты медальон под завязку заряжаю. Наконец маг выключил агрегат и отвязал меня от кресла.

— С тебя четыре империала, — сказал он.

— Раньше было три, — сделал я удивленный вид.

— Твой медальон разряжать пришлось, а это затраты магической энергии. Камень Силы быстро разряжается, а заряженный из Мерана только через два месяца привезут, — вешал мне лапшу на уши вороватый маг.

Пришлось доставать четыре империала. Повесив медальон на шею, я направился к выходу из префектуры. Возле дверей на полу сидел мокрый охранник и с квадратными глазами тряс рукой.

— Я же тебя предупреждал: не хватай меч. Сам виноват.

— Пошел к че-черту! — заикаясь, просипел охранник.

На улице ко мне подбежали мальчишки.

— Дяденька хуман, он хотел ваш меч взять, а его как шарахнет. Мы его водой еле отлили, боялись, помрет.

— Вот что бывает, когда чужое без спроса берешь, — рассмеялся я. — Теперь ведите в «Шлем».

До «Шлема» пришлось добираться через весь город, гостиница с таверной находилась у противоположных ворот города. Расплатившись с мальчишками, я вошел в таверну. В большом зале было тихо и уютно. Народу оказалось немного, и мне сразу нашелся свободный стол в углу возле окна. Как только я уселся, ко мне подбежал шустрый половой.

— Что изволите, господин? — подобострастно заглядывая мне в глаза, спросил он.

— Обед по твоему выбору. Кто у вас за хозяина?

— Сей минут будет исполнено. — Половой удалился к барной стойке, о чем-то переговорив там с барменом.

Через некоторое время бармен подошел ко мне.

— Бонк, управляющий, — представился он.

— Меня зовут Ингаром. Я хочу наняться в караван на юг. Не можешь ли ты посодействовать?

— Приходите вечером. Здесь будут купцы, которым нужна охрана. Я расскажу им о вас.

— Сколько я должен за беспокойство?

— Пять чижей, господин Ингар.

Получив деньги, Бонк удалился. Вскорости половой принес еду и вино. Плотно пообедав, я подозвал полового:

— Сколько с меня?

— Десять чижей, — ответил половой.

Я кинул на стол империал и стал ждать, что будет дальше. Половой схватил монету и, сбегав к бармену, принес сдачу. В империале оказалось сто чижей. Монеты были по пять и десять чижей. Пятаки мне уже приходилось видеть, а гривенники еще нет. Достав из кошелька монету в один чиж, отдал ее половому на чай.

«В крутой гостинице я устроился. Если задержусь в городе больше трех дней, нужно съезжать в отель подешевле».

Перед тем как уйти, я подошел к бармену и спросил:

— Сколько у вас стоит комната?

— Комната на одного стоит империал за пять дней. На двоих — империал за семь дней. Комната на пятерых — империал за десять дней с человека, — ответил бармен.

На улице меня поджидали мальчишки. Видимо, я для них выгодный клиент.

— Пошли к оружейникам, — кивнул я им.

Немного поплутав по городу, мы пришли на улицу оружейников. Магазинов на ней оказалось больше десятка, и мне потребовалось много времени, чтобы обойти их все. В одной из лавок я купил понравившийся кинжал в пару к мечу и шлем, похожий на скифский, с удобным войлочным подшлемником. Здесь продавалось не только оружие, но и солдатские походные мешки, котелки, фляги, сумки. Вообще все, что нужно солдату в походе. Здесь я затарился основательно, купив полный походный комплект, включая иголки с нитками.

Мальчишки дотащили купленные вещи до гостиницы, где я с ними рассчитался и поднялся в номер. Заперев дверь, открыл сундук и разложил все свои вещи на полу. На упаковку вещей в новый походный мешок ушло не меньше часа, после чего он отправился в сундук. За окном начало смеркаться, и мне было пора отправляться в таверну «Шлем». Дорога до таверны не заняла много времени, потому что я хорошо запомнил ее еще днем. Войдя в зал, направился к стойке бара. Бонк меня сразу узнал и отвел к столику у окна. Половой убрал какую-то табличку со стола, и я сел на лавку. Заказав ужин, стал дожидаться купцов. Меч за спиной мешал нормально сидеть, и его пришлось снять и положить на стол. Половой быстро обернулся с едой, и я стал ужинать, поглядывая по сторонам. Бонк подошел к компании, сидевшей в другом углу зала, и заговорил с широкоплечим мужчиной в дорогой одежде, кивая в мою сторону. После разговора он вернулся к стойке бара и продолжил обслуживать клиентов. Народ в таверне собрался специфический, все вооружены и как на подбор крепкие и по виду битые жизнью. Доспехи на посетителях не парадно-выходные, а рабочие, со следами боевых переделок. Только несколько человек выбивались из общей картины, как тот тип, с которым разговаривал Бонк.

«Наверное, это купцы или приказчики», — решил я.

Новый, с иголочки прикид выделял и меня из общей массы. Увлекшись ужином, я не обратил внимания, когда к моему столу подошел здоровенный тарг с бульдожьей мордой.

— Эй, лысый. Не слишком ли у тебя крутой меч? Такой меч должен быть в руках настоящего мужчины, а не расфранченного хлюпика.

Я непроизвольно икнул. В глазах стояла картина первого дня в этом мире, когда такой же урод запинал меня чуть ли не до смерти. Весь зал притих, глядя на нас. Если сейчас струшу, то в гостиницу вернусь с голым задом и разбитой мордой.

— Что ж, забирай, — мотнул я головой в сторону меча.

Народ в зале разочарованно выдохнул, и в мою сторону полетели презрительные реплики.

Сердце бухнуло в груди, и воздух стал тягучим, как кисель. Тарг, как в замедленном кино, протянул руку к моему мечу и получил разряд Силы в ладонь. Тарга отбросило от стола, и он плюхнулся на задницу, завизжав как поросенок. Я перепрыгнул через стол и, схватив тарга за шиворот, дернул его вверх и хорошенько наподдал. Тарг оказался выше меня на голову, но полетел как щенок, получивший пинок от хозяина. Громила ударился мордой об стол и затих. Я вытащил кинжал из ножен и пригвоздил правую руку тарга к столу. Кинжал вошел в стол по самую гарду. Время толчком вернулось к своему нормальному течению. Я медленно обошел стол и, сев на скамейку, спросил:

— Кому еще нужен мой меч?

Желающих не нашлось.

Из-за стола, за которым сидел тип, с которым говорил Бонк, поднялись два наемника и подошли к моему столу.

— За мечом? — хмуро глядя на них, спросил я.

— Нет-нет, — поспешно заговорил один из наемников, — мы за таргом.

— Забирайте.

Наемник взялся за кинжал, который пришпилил к столу руку тарга, и попытался его вытащить. Кинжал не поддавался. Тогда за кинжал ухватился другой верзила. Результат получился тот же. Ситуация становилась критической. Я вздохнул и погрузился в транс. Упершись левой рукой в стол, я потащил кинжал из стола, помогая себе Силой. Клинок поддался и вышел из доски. Наемники подхватили раненого под руки и уволокли по лестнице куда-то наверх. Я подозвал жестом полового и приказал ему заменить еду на столе. Он бросился бегом выполнять приказ. Наемники спустились вниз примерно через полчаса, но уже без тарга. Мне осталось только допить вино и уйти. В это время ко мне подошел Бонк:

— Господин Дирк хочет поговорить с вами.

Я кивнул в знак согласия, после чего к моему столу подошел мужчина в дорогой одежде.

— Дирк, — представился он.

— Ингар, — ответил я.

— Я купец, веду караван в Мэлор. Дорога опасная, и мне нужна надежная охрана. Бонк мне говорил, что ты хочешь наняться в охрану, это так?

— Это правда, но я не знаю, где этот Мэлор? Мне нужно на юг.

— Мэлор на юге на границе с Чинсу и Арбским халифатом.

— Сколько платишь? — спросил я.

— Империал в день и кормежка.

— Империал в день плюс три за каждый бой и твои кормежка, лошадь с упряжью и седлом.

— Договорились, — согласился Дирк.

— Когда уходит караван?

— Завтра.

— Я живу в гостинице «Роза», пусть кто-то из твоих людей заедет за мной, — ответил я.

— Утром с восходом солнца за тобой заедут вон те ребята. — Дирк указал на наемников.

Я расплатился и вышел из таверны. На улице уже стемнело, и мне сразу пришлось перейти на внутреннее зрение. Опыт уже имелся, и дорога впереди была видна как в приборе ночного видения. До гостиницы я добрался даже быстрее, чем днем, и сразу лег спать, предварительно попросив разбудить меня на рассвете.

Глава 12 КАРАВАН

Стук в дверь вырвал меня из сладких объятий Морфея.

— Кто там? — крикнул я, не вставая с постели.

— Господин, вы велели вас разбудить, — раздался из-за двери голос горничной.

— Спасибо, — отозвался я.

«Эх, помять бы горничную, но пора вставать и готовиться к отъезду, — вздохнул я про себя. — Снова придется спать на земле, питаться черт-те чем. Прощай, теплый сортир, здравствуйте, лопухи вместо туалетной бумаги».

Я быстро умылся и, одевшись, спустился в холл гостиницы. Препирательства с метрдотелем о расчете за номер много времени не заняли, и, облегчив свой кошелек на десять чижей, я направился в ресторан гостиницы завтракать. В ресторане в такую рань оказалось несколько посетителей, не только я такая ранняя пташка. После плотного завтрака мой кошелек похудел еще на двадцать чижей. Все мои вещи были упакованы, и мне осталось только ждать наемников из каравана. Ожидание было недолгим, уже через полчаса горничная доложила, что меня ждут на улице. Я подхватил свои вещи и покинул гостиницу. На улице меня ждали двое наемников на лошадях. С ними была и моя лошадка. Как я уже говорил, лошадьми этих зверюг назвать можно только с большой натяжкой. Скорее, это полосатые безгорбые верблюды.

«Ладно, для простоты буду называть верблюда лошадью».

На лошади было седло с высокими луками и стремена. Управление осуществлялось уздечкой, как и у нормальной лошади. В каком бы мире ты ни находился, законы природы в основном одинаковы и для одинаковых целей применяются очень схожие предметы. Ложка и на Геоне ложка. Как управлять лошадью, у меня было только общее представление, — человек я городской. Первой проблемой стало, как на эту лошадь залезть. Местная лошадь оказалась намного выше в холке, чем земная.

«Ладно, вспомним, как укладывали бедуины верблюдов на землю в Египте. Помнится, они тянули верблюда за уздечку вниз и что-то говорили. — Я потянул голову лошади к земле — и никакого результата. — Бедуины что-то там еще говорили, но местные лошади вряд ли понимали по-бедуински. Ладно, пойдем проверенным методом тыка». Я снова потянул лошадь к земле за уздечку и двинул кулаком в ухо. Лошадь послушно улеглась на землю, подогнув колени. Вот что «звездюль животворящий» делает. Осталось только привязать к седлу баул с вещами, и можно ехать.

Я уселся в седло, всунул сапоги в стремена и ударил пятками в бока лошади. Лошадь встала.

— Поехали? — спросил один из наемников.

Я кивнул, и мы двинулись через город по направлению к западным воротам. Местная лошадь двигалась намного плавнее земной. В прошлой жизни мой опыт скачек на лошади закончился большим синяком на заднице, а местная лошадь только плавно покачивалась подо мной. Управлять мне было не нужно, моя лошадка следовала за лошадьми наемников. Я приглядывался к тому, как управляют лошадьми наемники. Кнут им заменяла короткая палка с острым наконечником, при помощи которой они подгоняли своих коней.

«У меня такой палки нет, нужно обзавестись, а пока обойдусь кинжалом или ножом», — решил я.

Наша кавалькада выехала из города, и мы поехали по широкой мощеной дороге на запад. По ней в обе стороны довольно плотным потоком двигались телеги, всадники и пешеходы, но каравана видно не было. Я подъехал к своим сопровождающим и спросил, где караван. Один из них ответил, что караван вышел засветло, пока дорога пустая, и мы его к полудню догоним. Через час дорога вывела нас на перекресток, на нем наша компания свернула на юг. Наемники пришпорили лошадей, и мы поскакали вслед каравану. Дорога была хорошей, и меня начало укачивать в седле. Я закрыл глаза и, погрузившись в транс, стал просматривать окружающую обстановку внутренним взглядом. Похоже, это стало входить у меня в привычку. Ничего удивительного: обзор круговой, видно значительно дальше, можно заметить и определить живые объекты даже за деревьями и кустами. Сила в этом состоянии всегда под рукой, и с ее помощью можно увеличить свои физические возможности.

«К хорошему привыкаешь быстро», — пришла на ум поговорка.

Караван мы догнали еще до полудня. Колонна из двадцати телег растянулась по дороге метров на двести. Еще через сто метров впереди двигался головной дозор из трех человек. Два десятка конных наемников держались группой в середине каравана. Мы поскакали к этой группе. Найдя среди них Дирка, я подъехал к нему.

— Догнали, это хорошо, — сказал Дирк. — Скоро будет мост через реку Нейри, возле него встанем на отдых, там поговорим, а пока осмотрись.

Я кивнул и поехал в голову каравана, сканируя его и окружающую местность внутренним взглядом. Караван вез оружие, мечи, кольчуги, наконечники для копий и стрел, шлемы. Оружия хватило бы на маленькую армию. Я обошел вокруг караван, пытаясь найти что-то более интересное. Мои усилия увенчались успехом. В фургоне, рядом с которым ехал Дирк, я заметил объект с очень странной аурой. Аура объекта была разноцветной и какой-то размазанной. Если бы я специально не искал, то, скорее всего, проехал бы мимо. Подъехав к фургону поближе, я начал сканировать объект более тщательно. При ближайшем рассмотрении объектом оказался продолговатый ящик, завернутый в металлическую сетку, от которой шел проводник к медной цепи, волокущейся по земле под днищем телеги.

«Похоже на заземление автомобиля», — возникла ассоциация из прежней жизни.

Что находится внутри сетки, рассмотреть не удавалось, слишком слабая аура, да и все размазано. Оставим до лучших времен. Дорога пошла под уклон, и в низине показалась река. Караван свернул с дороги и, встав в круг, остановился на утоптанной площадке возле моста. Возницами в караване были шаки, которые немедленно занялись обустройством каравана на стоянке. Я, не зная, как уложить лошадь на землю, просто спрыгнул с нее. Потом уложил лошадь ударом в ухо и отвязал баул с вещами. Подозвав ближайшего шака, приказал ему заняться моей лошадью. Шак забрал моего скакуна и увел его куда-то. Вместе с баулом я направился к повозке, возле которой заметил Дирка. Закончив раздавать указания, Дирк жестом подозвал меня.

— Присоединяйся, — сказал он, усаживаясь на ковер, заставленный едой.

— Не откажусь, — ответил я.

— Твоя задача охранять меня и груз в этом фургоне. Находись все время рядом с ним и замечай все подозрительное. Того, кто полезет без моего разрешения, постарайся сразу не убивать. Если сможешь, задержи. Нужно будет допросить его, а то могут быть сообщники в караване. Ясно?

Я кивнул.

— А почему не спрашиваешь, что в фургоне?

— А мне какое дело? Ты — хозяин, будет нужно, скажешь. Есть такая поговорка: «Меньше знаешь — крепче спишь».

— Питаться будешь вместе со мной. Отлучаться от фургона только с моего разрешения и когда я рядом. Лошадь свою будешь отдавать одноглазому шаку, он у них главный. Приступай, — сказал Дирк и ушел куда-то по своим делам.

Утолив голод, я встал с ковра и уселся в тени охраняемого фургона. Сделав вид, что дремлю, я вошел в транс и продолжил исследования таинственного объекта. Сняв меч, я положил его так, чтобы ножнами можно было оторвать от земли цепь, которую посчитал заземлением. Приподняв ее над землей, я начал сканировать объект. Как только заземление было разорвано, экран стал слабеть и через минуту пропал, и мне удалось хорошо рассмотреть содержимое объекта. В деревянной будке фургона находился небольшой сундук, по конструкции схожий с сундуком капитана. У сундука была магическая и ядовитая защита. Внутри находилась подвешенная на растяжках шкатулка, тоже с магической защитой. В шкатулке я обнаружил самое интересное. Внутри ее, в экранированных ячейках лежали десять крупных заряженных камней Силы. Самым крупным являлся камень размером с грецкий орех. У мага в городе камень Силы был в два раза меньше. Закончив свои изыскания, я вернул все в исходное положение. Экран снова заработал, и на месте сундука осталось только слабое размазанное пятно.

Народ в караване засуетился, и повозки начали вытягиваться на дорогу. Я поднялся на ноги и стал глазами искать своего коня.

— Господин, вот ваш конь, — послышался голос за спиной.

Обернувшись на голос, я увидел шака с одним глазом, держащего за уздечку мою лошадь. Забрав коня, я привязал баул к седлу и сел на лошадь. Караван медленно вытягивался на мост. Мой конь размеренно вышагивал рядом с охраняемым фургоном. За мостом меня догнал Дирк с двумя сопровождающими.

— Это Торвин, начальник охраны, — представил мне Дирк здоровенного наемника со шрамом через всю левую щеку. — А это мой старший приказчик Луций. Если меня нет рядом, все вопросы к нему. — Дирк указал на молодого мужчину в дорогой одежде.

— Ингар, — представился я.

— Ингар, поезжай с Торвином, он познакомит тебя с охраной. Вопросы по охране к нему, но подчиняешься ты только мне, — сказал Дирк, скорее для Торвина, чем для меня.

Мы поскакали в голову каравана.

— Парень, я тебя не знаю, и ты мне не нравишься, — сразу расставил акценты Торвин. — Была бы моя воля, я тебя к каравану на полет стрелы не подпустил. Но хозяин здесь не я, поэтому придется тебя терпеть.

Я молчал, не обращая внимания на его реплики. Торвин все больше распалялся.

— Чего молчишь? Ты искалечил моего бойца, и если думаешь, что ты хуман и на тебя управы нет, то ты очень заблуждаешься. В моем отряде еще три тарга, а это крутые ребята. Так что не поворачивайся к ним спиной, — выдал разозленный Торвин.

— Ты закончил? — спросил я. — Если закончил, то выслушай меня. Дирк меня нанял, и я подчиняюсь только ему, как ты слышал. В случае нападения нам сражаться вместе, и ты можешь спокойно доверить мне свою спину. Я хуман и человек чести. По поводу таргов предупреждаю, что, если только дернутся, у тебя в отряде станет на четырех бойцов меньше, только и всего.

Весь свой монолог я старался произносить с отсутствующим видом, то есть изо всех сил старался показать, что я круче крутого яйца. Все это время я смотрел в глаза начальника охраны. Кажется, мой спектакль подействовал, глаза у Торвина забегали, и он отвел взгляд.

«Какие же они хуманы, если такой опытный боец явно побаивается меня?»

— Сколько бойцов в охране? — спросил я.

— Двадцать один со мной вместе.

— Сколько лучников?

— Хороших лучников пятеро, еще у пятерых есть луки, но стрелки они посредственные.

— Запасной лук есть у кого-нибудь?

— Есть у раненного тобой тарга, все равно он стрелять не может.

— Принеси, попробую восстановить навыки, — попросил я.

Торвин в знак согласия кивнул.

В прошлой жизни мне доводилось стрелять из лука. Моя бывшая жена в клубе толкиенистов изображала эльфийку и имечко себе выбрала Галадриэль. Я ее в шутку называл Электродрель, потому что она все мозги мне прожужжала. Супруга неплохо стреляла из спортивного лука и меня приохотила к этому делу. Особых успехов я не добился, но в человека за сотню шагов попадал уверенно. Вот теперь решил поэкспериментировать, может, с помощью Силы получится повысить свои достижения, уж очень не хотелось в случае нападения сходиться врукопашную.

Тем временем мы догнали отряд охранников. Отряд двигался в середине колонны и был готов в любую минуту отразить нападение на караван. Это только в псевдоисторических фильмах охрана размазана вдоль всего каравана. Боец с мечом силен строем, сплоченностью.

Одиночного воина двое равноценных бойцов завалят с легкостью, а со строем даже втрое превосходящая толпа ничего сделать не сможет. Поэтому охрана держится вместе, готовая в любой момент выполнить приказ начальства.

Народ в отряде собрался серьезный, молодежи не было, всем на вид за тридцать. Самый подходящий для наемника возраст. Мальчишеская дурь уже выбита, опыт набран богатый. Все побывали в реальных боях и знают, за какой конец меч держать. Доспехи и оружие у всех добротное, боевое, не для показухи.

— Ребята, всем внимание! — прокричал Торвин.

Народ дружно повернул голову в нашу сторону.

— Это Ингар. — Торвин указал на меня. — Прошу любить и жаловать. Как вы заметили, он хуман, и некоторые идиоты уже в этом удостоверились на собственной шкуре. Так вот, он с нами, и если что, то будет сражаться тоже вместе с нами. Кое у кого здесь на него зуб, но я предупреждаю, что дурь из головы буду выбивать вместе с мозгами. Вы меня знаете, я всех предупредил.

Эта речь предназначалась для компании из четырех таргов, злобно зыркавших на меня исподлобья. Морда у одного из них была сильно разбита, заплывшие глаза превратились в щелочки, правая рука забинтована и висела на повязке через шею. Если морды у таргов и походили на бульдожьи, то этот стал китайским бульдогом. Похоже, я вчера с перепугу перестарался.

— Илдур, давай сюда свой лук, он тебе еще долго не понадобится, — сказал Торвин, обращаясь к таргу с разбитой рожей. — Стрелы давай тоже.

Тарг начал что-то бухтеть, но Торвин, не обращая внимания на его слова, подъехал к нему и снял с седла саадак с луком и колчан со стрелами. Всю эту амуницию Торвин отдал мне. Лук оказался составным и изготовленным для здоровенного тарга. Тетива была спущена и обмотана вокруг лука. Щедрый подарочек оказался с подвохом. Обычному человеку даже тетиву на него надеть было невозможно. Весь отряд с ехидными рожами уставился на меня. Раздались приглушенные смешки.

Нужно как-то выходить из положения. Достав лук из саадака, я размотал тетиву и упер нижний конец лука в стремя. Затем погрузился в транс и начал сгибать лук, помогая себе Силой. Лук согнулся, и я накинул петлю тетивы на его верхнее плечо.

«Нужно попробовать выстрелить. Если что не так, сошлюсь на то, что лук незнакомый и мне нужно привыкнуть».

Я надел кожаные перчатки и стал выбирать цель для выстрела. Метрах в двухстах впереди у дороги стоял верстовой столб, он-то и стал моей мишенью. Погрузившись в транс, я наложил стрелу на тетиву и, помогая себе Силой, натянул лук. В мире Силы стрельба из лука должна происходить не как обычно. Откуда у меня была такая уверенность, я не знаю, наверное, это подсказывала интуиция.

«Ладно, попробую действовать так: лук и тетива должны давать только общее направление выстрелу, а основную энергию стреле должна придать Сила».

Пальцы отпустили тетиву, и я направил энергию Силы в стрелу, разгоняя ее по направлению к цели. Внутренний взгляд как будто летел к цели вместе со стрелой. Стрела ударила в столб, и мое сознание вернулось в тело. Разговоры и смешки вокруг сразу прекратились, и кто-то тихо присвистнул. Сделав морду ящиком, я снял тетиву с лука и убрал его в саадак. Через некоторое время мы уже проезжали мимо верстового столба. Столб диаметром сантиметров тридцать был пробит стрелой насквозь.

— Если бы сам не видел, то никогда бы не поверил, — сказал, обращаясь непонятно к кому, Торвин.

Я промолчал и, делая вид, что не обратил внимания на его реплику, поскакал в голову каравана к переднему дозору. Торвин догнал меня уже возле самой дозорной тройки. Здесь он тоже представил меня бойцам, а я усиленно делал вид, что рассматриваю дорогу впереди каравана. На самом деле я пытался привести в порядок свои мысли. Глядя на себя со стороны, я не узнавал Игоря Столярова. За прошедший месяц из веселого и жизнерадостного двадцатисемилетнего парня я превратился в угрюмого, на вид далеко за тридцать, лысого хумана с рожей Терминатора. Судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Что у меня с лицом? Наверное, это связано с ударом молнии, возможно, мышцы частично парализованы, а ведь было время, когда улыбка была моей визитной карточкой.

— Ты что-то заметил? — обратился ко мне Торвин.

— Нет, пока все вроде спокойно, — ответил я. — Торвин, дай мне человека, а то я от повозки Дирка отлучаться не должен. Если что-то подозрительное замечу, то пришлю его к тебе.

— Я, конечно, сейчас готов поверить во все, что угодно, но как ты заметишь опасность из середины каравана?

— Есть способы, — многозначительно заявил я. — Не задавай вопросов, на которые не получишь ответов.

Закончив набивать себе цену, я остановил лошадь и стал дожидаться, когда нас догонит повозка Дирка. Торвин присоединился к своим людям, а я дождался Дирка.

— Познакомился с людьми Торвина? — спросил он.

— Да.

— И как они тебе?

— На первый взгляд бойцы опытные, тертые, — ответил я.

— Ну ладно, бди, — сказал Дирк и ускакал в сторону головы каравана.

Я остался один возле фургона.

«Подведем некоторые итоги. Первое: у меня получилось войти в роль хумана. Второе: мое владение Силой довольно быстро прогрессирует. Этот мир буквально набит магической энергией, но людей с магическими способностями я встретил немного. Самая сильная магическая аура оказалась у покойного Леора, даже у городского мага она была слабее, и он не обнаружил наличие Силы у меня. В городе я встретил еще двух человек с более сильной, чем обычно, аурой, но им было далеко до мага, а до Леора и подавно. Моя аура отличается от ауры мага и Леора. У Леора и мага аура значительно сильнее светилась только вокруг головы. Моя же аура окутывала все тело. В солнечном сплетении у меня виден пульсирующий шар Силы и просматриваются энергетические сосуды, по которым двигаются потоки энергии. Я могу подзаряжаться от природных источников Силы, которые можно найти повсюду. Наверное, это связано с тем, что я из другого мира. Маг в городе пользовался магической Силой заряженного кристалла. По его словам, заряженный кристалл ему привозят из Мерана. Похоже, есть места, в которых заряжают камни Силы, а потом их развозят к местам применения. Теперь понятно, почему магические доспехи и оружие применяются мало, по крайней мере, ни у кого в городе и караване я их не заметил. Заряда оружия и доспехов хватает на один-два боя, а потом их надо тащить к месту зарядки. Да и из магических камней идет утечка Силы, так, мой медальон нужно подзаряжать раз в три месяца. Дирк куда-то везет мощные заряженные камни Силы, везет скрытно, но не боится, что это заметят со стороны. Эх, прихватить бы мага да допросить с пристрастием, а то гадаю на кофейной гуще. Меня наняли, потому что Дирк не доверяет своим людям и в караване есть кто-то, кто против него. Ладно, посмотрим, кто тут такой шустрый. Возможно, на караван готовится нападение. Значит, кто-то должен пасти караван и связываться со своим человеком в нем. Нужно будет отследить ходока ночью по ауре: он или оставит записку в приметном месте, или встретится с людьми не из каравана. Хвост, скорее всего, движется за караваном, но в пределах видимости. Нужно будет проверить эти догадки».

Так, занятый своими размышлениями, я практически не заметил, как день стал клониться к ночи. Караван свернул с дороги и остановился на огороженной каменным забором площади с бассейном в середине. В караване началась суета подготовки к ночлегу. Одноглазый шак забрал моего коня и увел на водопой, а я остался возле фургона поджидать Дирка. Дирк вскоре появился, и уже через полчаса мы беседовали, ужиная на ковре.

— Заметил что-то подозрительное? — поинтересовался он.

— Нет, но есть некоторые соображения на этот счет.

— Какие?

— Если караван пасут, то наблюдение где-то рядом. Мне нужно завтра отстать от каравана и глянуть, кто идет за нами. Сколько времени мы будем в пути? — спросил я.

— Десять дней, если все пойдет как обычно, — ответил Дирк. — Ты просил у Торвина человека, зачем он тебе?

— Если я замечу опасность, то пошлю его к Торвину предупредить. Мне от фургона отлучаться нельзя.

— Я согласен. Завтра Торвин даст тебе человека, с ним и отстанешь на разведку.

Я кивнул и расположился возле повозки, готовясь ко сну. За ночь ничего примечательного не произошло. Из каравана никто не отлучался и никто к каравану не приближался. Утром, после завтрака, ко мне подошел боец из отряда Торвина и сказал, что он поступает в мое распоряжение. Дирк подтвердил, что я могу действовать, как намечал, и уехал вместе с караваном.

— Как тебя зовут? — спросил я бойца.

— Рис, — представился парень.

Подождав с полчаса, мы выехали вслед за караваном. Сканируя пространство вокруг себя, я сразу заметил трех всадников, движущихся по следам каравана. Мы поехали медленнее, но всадники свернули к месту нашей ночной стоянки и направились к колодцу. Мы остановились. Я напряг все свои возможности, стараясь подсмотреть, что они там делают. Всадники спешились, и, пока один поил коней, двое других искали что-то возле колодца. Нашли они то, что искали, или нет, я разобрать не смог. Всадники выехали со стоянки, но приближаться к нам не стали, и я решил, что пора возвращаться в караван. Взяв в галоп, мы за час догнали колонну.

— Какие успехи? — поинтересовался Дирк.

— За нами едут трое, — рассказал я.

— Может, просто попутчики?

— Не похоже, они искали что-то возле колодца. Мы остановились, но они, заметив это, приближаться не стали. Подозрительно все это.

Предателя мне удалось засечь только через три дня. Во время очередной ночевки приказчик Луций выполз перед рассветом из лагеря и встретился с одним из всадников, следивших за нами. Заметил его я почти случайно, когда самому приспичило до ветра. Утром о происшествии я доложил Дирку. Он сделал квадратные глаза.

— Не может быть. Луций мой племянник, сын моей двоюродной сестры! — воскликнул он.

— Я доложил, тебе решать.

— И что теперь делать? — спросил Дирк.

— Будем ждать, когда эта троица нас обгонит. Они должны доложиться начальству, а потом будем ждать нападения.

— Так и поступим, — согласился купец.

Прошло еще два дня, Луций ни в чем подозрительном замечен не был, и я стал сомневаться в своих выводах. Дирк уже начал коситься на меня, когда трое всадников обогнали караван и ускакали вперед. Я подъехал к нему и сказал:

— Смотри за Луцием.

Дирк кивнул в знак согласия. Когда караван поравнялся с очередным верстовым столбом, Луций отстал от каравана и сделал вид, что хочет справить нужду возле него.

— Надо брать, — сказал я купцу.

— Как подъедет, бери его.

Справив нужду, Луций догнал караван и подъехал к нам с Дирком. Я пропустил Луция вперед и ударил его кулаком по затылку. Луций потерял сознание и стал валиться с лошади. Дирк поддержал его, а я, соскочив на землю, снял предателя с коня. Мы вместе с купцом оттащили Луция с дороги и, связав, стали обыскивать. Наши поиски успехом не увенчались. У Луция нашлись только самые обычные вещи, ничего подозрительного, ни записки, ни какого-то другого намека на измену.

— Стоп, но зачем-то Луций останавливался у столба, что он там искал?

Я быстро вскочил на лошадь и поехал к верстовому столбу. Тщательный осмотр столба ничего не дал. Караван был остановлен, и народ начал собираться возле Дирка и связанного Луция. Луций уже пришел в себя, поднялся и что-то возмущенно высказывал Дирку, кивая в мою сторону.

«Блин, попал, — застучало у меня в висках. — Сейчас он разведет Дирка, и крайним останусь я. Что делать, что делать?.. Господи, какой я придурок! Нужно просканировать Луция с помощью Силы».

Предатель орал, брызгая слюной.

— Заткнись, с-сука! — сказал я и двинул Луция кулаком в живот.

Луций задохнулся и повалился на землю.

— Ты что делаешь? — взбеленился на меня Дирк.

— Сейчас увидишь, — пошел я ва-банк.

Погрузившись в транс, я стал сканировать Луция с помощью Силы. Искомое нашлось за голенищем правого сапога. Предмет имел такую же зеленую ауру, как и яд в сундуке капитана.

— Сними с Луция правый сапог, — сказал я Дирку.

— Зачем?

— Затем, чтобы он потом не сказал, что я что-то подбросил.

Луций засучил ногами, пытаясь отползти, но Дирк навалился на него и стащил правый сапог. За голенищем сапога был маленький, почти незаметный кармашек. Из кармашка Дирк достал небольшой мешочек и свернутую в трубочку записку.

— Что это? — спросил у Луция Дирк.

— Не знаю, это не мое, — заверещал предатель.

Купец развернул записку и прочитал вслух:

— «Сегодня ночью. Не бойся, в мешочке снотворное, а не яд. Брось в еду охранникам, и они заснут. После полуночи повяжи на правую руку белую повязку». Гнида! — вознегодовал он и ударил Луция кулаком в лицо. — Разойтись всем по местам! — скомандовал Дирк. — Торвин и Ингар, останьтесь.

«Прямо „Семнадцать мгновений весны“: „А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!“» — почему-то мелькнуло в голове.

Подошел Торвин и стал расспрашивать о происшествии. Мы с Дирком вкратце разъяснили ему ситуацию.

— Что будем делать? — спросил он и посмотрел на меня.

— Надо подумать… Торвин, сажай Луция на лошадь, и пусть он с твоими людьми едет, как обычно, вдруг кто со стороны наблюдает. До вечера нападения быть не должно, а я пока подумаю. Вы тоже думайте, у меня не семь пядей во лбу.

На этом наше совещание закончилось, и караван двинулся дальше. Подумав около часа, я отправил Риса за Торвином. Торвин подъехал, и мы вместе с Дирком стали обсуждать дальнейшие действия.

— Торвин, где мы ночуем?

— Как обычно. Через три часа будет стоянка с колодцем, обнесенная забором, — ответил он.

— У меня такое предложение. Ведем себя как обычно. Встаем на ночевку и делаем вид, что ни о чем не подозреваем. Потом лучники и бойцы занимают оборону за стеной, и ждем гостей. Торвин, у тебя нет ничего, чем осветить противника?

— Есть два магических шара, только они горят быстро, да и сильно слепят, если в глаза светят.

— А если за спиной зажечь, то как?

— Если за спиной, тогда отлично получится, нам все видно, а враги на время ослепнут. Только вокруг стоянки стена, она загородит свет от шара.

— Покажи шар, — попросил я воина.

Торвин отослал Риса за шаром. Магический шар оказался размером с кокосовый орех и был завернут в металлическую сетку, из шара торчала веревка, похожая на фитиль.

— Торвин, а если связать три-четыре копья в одну палку и с помощью ее поднять шар повыше?

— Это мысль, должно получиться, — ответил наемник.

— Когда нападающие подкрадутся, я дам сигнал и ты подожжешь шар. А там как бог даст.

— Так и будем действовать, — завершил обсуждение Дирк.

Солнце клонилось к вечеру, и наконец впереди показался каменный забор, окружающий стоянку. Головной дозор осмотрел ее и дал сигнал, что все спокойно. Караван втянулся на стоянку и начал готовиться к ночевке. Дирк приказал делать все как обычно, не настораживая врага. Шаки напоили и накормили лошадей, разожгли костры и приготовили еду. Торвин расставил караулы. Шест с магическим шаром был готов. Постепенно лагерь затих, костры погасли, и стоянка погрузилась во тьму. Бойцы тихо расползлись по назначенным им местам, заняв боевые позиции вдоль забора. Я залез на крышу фургона Дирка и начал сканировать окружающую местность. Рядом с повозкой расположились Дирк и Торвин. Примерно через час я обнаружил противника. Из-за ближайшего холма вышел пеший отряд из тридцати человек и, растянувшись в цепь, стал крадучись приближаться к стоянке со стороны ворот. Отделившиеся от отряда четыре человека потащили что-то на вершину холма. Для лука расстояние было великовато, да и попасть с такого расстояния в темноте невозможно. Я подумал, что это начальство полезло следить за ходом боя и если что пойдет не так, то готовилось сразу смыться с театра военных действий. Я рассказал об этом Дирку, и он со мной согласился. Торвин переместил бойцов к входу на стоянку, перед которым собирались основные силы противника. Тем временем отряд подкрался к забору стоянки метров на тридцать и приготовился к штурму. Я встал на ноги на крыше фургона и, включив магическую защиту панциря, дал команду начинать. Торвин поджег фитиль и поднял шест с магическим шаром. Над головой громко хлопнуло, и стоянка осветилась ярким светом, как от магниевой вспышки.

Глава 13 НАПАДЕНИЕ НА КАРАВАН

Свет магического шара ослепил нападающих, и они встали как вкопанные. Торвин громко отдал команду, и началось избиение. Звонко защелкали луки, посылающие стрелы в растерянного и ослепленного противника. Раздались крики раненых, и на землю упали первые убитые. Бой развивался по нашему сценарию, еще немного — и от нападающих останутся только «рожки да ножки». Вдруг на холме за моей спиной раздалось гудение, и грохнул выстрел, как из ружья. Я повернулся лицом к холму, и челюсть у меня отвисла. С вершины холма по нам зафигачили, как мне тогда показалось, ПТУРСом. Красный огненный шар размером с дыню с гулом летел мне прямо в лоб.

— Файербол!!! — дико заорал Торвин.

Меня раскорячило на крыше фургона как парализованного. Огненный шар обдал мое лицо жаром и пролетел мимо буквально в двух шагах. Файербол с грохотом ударил в каменную стену стоянки возле ворот. Трехметровый кусок стены вынесло, как от попадания фугасного снаряда. Несколько бойцов Торвина, дико крича, заметались по стоянке огненными факелами. На холме снова началась какая-то суета, и меня наконец отрезвило. Я липкими от страха руками стал выдергивать из колчана стрелы и одну за другой посылать их в людей на холме. Третья стрела попала явно не в воина: холм вдруг осветил ветвистый электрический разряд, затем раздался хлопок и что-то загорелось. Теперь уже на вершине холма заметались горящие фигуры. Две из них упали недалеко от огня, а две другие скрылись с другой стороны холма.

На стоянке царил хаос. Рев лошадей и вопли сгорающих заживо людей смешались в дикую какофонию. Я как памятник стоял на крыше фургона и не знал, что предпринять. Возле фургона заклинило Торвина.

— Торвин, мать твою!!! — закричал я. — Твои люди гибнут, командуй!

Торвин пришел в себя и стал отдавать приказы. Хаос постепенно стал принимать более организованный характер. Шаки ловили и успокаивали лошадей, тушили горящих людей и пожары на телегах. Остатки охраны заняли позиции возле дыры в стене, готовясь отразить нападение. В тревожном ожидании прошла вся ночь, но штурм так и не начался. Стоя на крыше фургона, я сканировал окружающую местность внутренним взглядом. Нападавших поблизости видно не было. Несколько человек медленно отползали от стоянки в разные стороны. Похоже, это раненые. Трое пытались бежать в сторону холма, но уйти я им не дал. Они старались двигаться скрытно, прячась в темноте, но их красные ауры четко выделялись на фоне светло-зеленой ауры травы. Я расстрелял беглецов из лука, как в тире, пять стрел — три трупа.

С рассветом у меня начался отходняк. Зубы выбивали мелкую дробь, руки тряслись и не держали лук. Я сел на крыше фургона и осмотрелся. Досталось нам ночью нехило. Шаки сложили вдоль стены одиннадцать обгорелых трупов в доспехах наемников. Больше двух десятков лошадей покалечились, и Торвин приказал их добить. У шаков было пятеро убитых и несколько раненых. Четыре телеги сгорели. Вокруг воняло горелым человеческим мясом и кровью. К фургону подошел Торвин.

— Вина хочешь? — спросил он меня.

— Давай. Мне сейчас в самый раз, — ответил я и взял флягу.

— Спасибо тебе. Если бы ты не уделал магов на холме, то нам пришел бы конец.

— Дирк живой?

— Живой. Он там за телегами шаков гоняет.

— Торвин, будь добр, позови его сюда.

— Да вот он сам идет, — кивнул Торвин.

К фургону подошел Дирк.

— Луций сбежал, — «обрадовал» нас хозяин каравана.

— Он же связанный был? — удивился Торвин.

— Да вот развязался, гнида.

— Дирк, нужно осмотреться. Мы с Торвином возьмем еще одного человека и прочешем местность вокруг стоянки, может, недобитки остались.

— Поезжайте.

Торвин подозвал Риса и приказал и ему ехать с нами. Я обрадовался, что Рис уцелел. Чем-то понравился мне этот парень. Шаки привели нам оседланных коней, и мы выехали со стоянки через пролом в стене. Файербол натворил дел: земля вокруг пролома выгорела, как от напалма, камни оплавились. От файербола пострадали не только мы, досталось и налетчикам. Камни стены, выбитые файерболом, как картечь ударили в нападавших, разорванные и обожженные трупы которых были разбросаны в тридцати метрах от пролома. Целыми уйти не удалось никому, только пятеро раненых смогли отползти в сторону. Их тела мы нашли по оставленным ими кровавым следам. Все они умерли от ран. Дальше всех отполз молодой парень со стрелой в груди. Обогнув стоянку, мы поехали по следам троицы, пытавшейся убежать за холм. Это были первые убитые мной люди. Убийство человека противоестественно человеческой природе. Нужно быть окончательным уродом, чтобы относиться к этому спокойно. Наверное, только стресс и дикая моральная усталость помогли мне не выблевать содержимое моего желудка. Трупы лежали на расстоянии около двухсот метров от стоянки.

— Кто это их? — спросил Рис.

— А ты не догадываешься? — ответил вопросом на вопрос Торвин и кивнул на меня.

— Мама дорогая, досюда не меньше двухсот шагов, да еще в темноте, — испуганно покосился на меня Рис.

Я промолчал. То, что я убил этих людей из лука на таком большом расстоянии и в темноте, гордости и радости во мне не вызывало. Пришпорив коня, я быстро поскакал к вершине холма. Зрелище на холме мне тоже эстетического наслаждения не принесло. Два сгоревших трупа и вонь горелого мяса здесь все-таки меня добили, и меня вывернуло наизнанку.

— Что с тобой? — забеспокоился Торвин, подъехав ко мне.

— Не переношу запах горелого человеческого жира. Мне было пять лет, когда на моих глазах живьем зажарили целую семью. С тех пор не могу удержаться, — соврал я.

— Бывает, — кивнул Торвин. — Я тоже киликийский сыр с плесенью не переношу: только учую, так сразу выворачивает, как-то им отравился.

Мы подъехали к месту взрыва. Я спешился и стал рассматривать остатки агрегата, из которого в нас запустили файербол. От него мало что осталось. Деревянная станина сгорела дотла. Металлические части сплавились в один большой кусок металла. Единственное, с чем у меня возникла отдаленная ассоциация, — это соленоид. За вершиной холма лежало еще два обгоревших трупа, я к ним даже подъезжать не стал, а отправил Риса посмотреть, не осталось ли чего-либо. С вершины открывался хороший обзор, и я погрузился в транс. Просканировав пространство вокруг холма, я обнаружил вражескую стоянку. У подножия холма в небольшой роще мне удалось обнаружить ауры трех десятков лошадей и двух человек.

— Торвин, в роще, кажется, лошади, — сказал я. — Там, наверное, и охрана есть. Что делать будем?

— Как думаешь, они нас заметили? — спросил Торвин.

— Не думаю, слишком далеко.

— Надо брать, у нас лошадей много побило и телеги нечем запрягать.

— Ладно, вон по той балке к роще подъедем, а там спешимся. Я иду первым, вы с Рисом страхуете.

Наш план сработал. Подъехав к роще, мы привязали лошадей, и я, сканируя пространство перед собой, повел нашу троицу вперед. Первого сторожа я заметил на краю рощи, он сидел в кустах и смотрел в сторону, куда ушли его погибшие товарищи. Подобравшись к нему на сотню шагов, я прицелился и снял его первой же стрелой. Рис подбежал к убитому и, вернувшись, доложил:

— Готов, ты ему прямо в ухо попал. Вот, у него взял, — выложил кошелек с медными монетами Рис.

— Потом, — сказал я. — Сейчас идем к лошадям. Постараемся взять пленного. Я буду стрелять по ногам. Ты, Торвин, глуши его, пленный нужен.

— Ясно, — ответил Торвин.

Мы осторожно двинулись в глубину рощи. Лошади были стреножены на большой поляне на дальнем от нас краю рощи. Нас здесь ждал неожиданный сюрприз. Вокруг костра в центре поляны, помимо двух воинов, суетились еще шестеро шаков, готовивших еду и разбиравших что-то в двух повозках. Я подозвал жестом Торвина:

— Что делать будем? Я вижу двух человек и шестерых шаков.

— Шаки без ошейников. Они нам не опасны. Им плевать, кто у них хозяин. Вот если бы были с ошейниками, то это была бы проблема, — ответил Торвин.

— В чем проблема?

— Шаки с магическими ошейниками до конца защищают своего хозяина. Хозяин умер — и башка долой. Даже после его смерти будут до последнего сражаться и не побегут. Наше счастье, что ошейники очень дорогое удовольствие.

— Торвин, я постараюсь ранить в ногу здорового воина возле повозки, а вы хватайте мальчишку у костра. Справитесь?

— Должны, — ответил он.

Я спрятался за толстое дерево и, прицелившись, выстрелил в ногу здоровяку. Стрела пробила ногу воина на уровне бедра и пришпилила его к телеге. На этом наше везение закончилось. На втором выстреле, жалобно тренькнув, лопнула тетива, и я остался без лука. Воин, которого я принял за мальчишку, оказался воином чинсу (вылитый китаеза) и начал гонять Торвина и Риса, как детей. Копье, которым он отбивался от моих напарников, крутилось, словно пропеллер вентилятора. Через несколько секунд Рис с разбитым лицом валялся на земле, а Торвин скакал козлом, еле отбиваясь от молниеносных ударов.

«Сейчас он кончит Торвина и возьмется за меня», — пришло осознание безвыходности ситуации.

Дрожащей рукой я вытащил меч из ножен и бросился помогать Торвину, но опоздал. Чинсу отбил меч наемника в сторону и ударил его ногой в грудь. Торвин кубарем покатился по земле и затих, лежа лицом вниз. Чинсу кошачьей походкой направился в мою сторону. От мгновенной смерти меня спас панцирь. Молниеносные удары копья панцирь с помощью магии отводил в сторону, но я почти физически чувствовал, как с каждым ударом тает заряд Силы в камне. Я отмахивался как мог, но безуспешно. Наконец раздался щелчок, и панцирь окончательно разрядился. Удар, направленный в живот, магия смогла отклонить немного в сторону, и копье пропороло мне левый бок. Сердце рухнуло куда-то вниз, и время толчком замедлилось. Я видел, как наконечник медленно пробил мне бок и вылез с другой стороны панциря. Дикая злоба закипела в груди.

«Эта сволочь убила меня!» — мелькнуло в голове, и я рубанул чинсу мечом по шее.

Голова воина, словно кегля, отлетела в сторону, и из обрубка шеи брызнул фонтан крови. Меня окатило с ног до головы. Тело воина мешком упало на землю. Я выронил меч и обеими руками схватился за торчащее из раны копье. Время толчком вернулось к своему обычному течению. Воин, пришпиленный стрелой к телеге, обломал стрелу и, сильно хромая, направился ко мне, размахивая мечом. Я выдернул копье из раны и бросил в воина. Здоровяк, оскалившись, отбил копье в сторону. Неожиданно он зашатался и повалился на спину, потеряв сознание от потери крови. Из меня словно выпустили воздух, голова закружилась, и я сел на землю. Из пробитого панциря на траву стекала тонкая струйка крови.

«Это же моя кровь, нужно перевязать, а то вся вытечет», — мелькнуло в голове.

Я снял панцирь и, задрав рубаху, осмотрел рану. Копье распороло мой бок сантиметров на двадцать. Края раны разошлись, и она сильно кровоточила. Рану нужно было срочно зашивать. Я зажал края раны рукой и осмотрелся вокруг. В это время Торвин зашевелился и сел на землю. Сильный кашель рвал его легкие, и на губах появилась кровь.

— Ты как, живой? — обратился он ко мне.

— Не совсем, — ответил я, кивая на свой бок. — У тебя есть иголка с ниткой, зашить нужно?

— Где-то была. Сейчас посмотрю.

Торвин, пошатываясь, поднялся на ноги и достал из кармашка на ремне иголку с ниткой.

— Ложись на правый бок, сейчас тебя штопать буду, — сказал он.

Кривясь от боли, я лег на бок и предоставил Торвину свободу действий. Наемник промыл рану вином из фляжки и засыпал ее каким-то зеленым порошком. Порошок зашипел и начал пениться, как перекись водорода. Рану сильно защипало. Я заскрипел зубами. Торвин взял в руку изогнутую иголку и стал ловко зашивать мою рану. Видимо, порошок действовал как обезболивающее, так как его манипуляций я особо не почувствовал.

— Вот и все, до свадьбы заживет, — сказал он, гордясь своей работой. — Нитка из вымоченного сухожилия желтой ящерицы, заживет как на собаке, и нитки снимать не нужно, сами рассосутся.

Мне действительно стало значительно лучше. Боль в ране утихла.

Я взял у шака чистую тряпку и разорвал ее на бинты.

— Погоди, не заматывай рану, — велел наемник. — У вас есть какая-нибудь лечебная мазь? — обратился он к шакам.

Один из них через минуту принес из телеги горшок с уже знакомой мне вонючей зеленой мазью. Торвин густо намазал мазью мою рану и плотно забинтовал.

— Вот теперь все как надо.

Торвин подошел к Рису и перевернул его на спину. Лицо парня представляло собой кровавую маску.

— Живой? — спросил я.

— Вроде дышит, — отозвался наемник. — Эй, синерожие! — крикнул он шакам, сгрудившимся у телег. — Несите сюда воду и чистые тряпки.

Шаки засуетились и быстро выполнили приказ. Торвин промыл лицо Риса водой и протер мокрой тряпкой. Рис зашевелился и пришел в сознание.

— Полежи пока, парень, — приказал он Рису.

— Торвин, я пойду за нашими лошадьми, а ты тут командуй, пусть шаки все погрузят на телеги и подготовят лошадей. Пора ехать назад к каравану, а то бойцы из нас сейчас никакие.

Панцирь я надевать не стал, какой от него сейчас толк, только лишняя тяжесть. Повесил меч за спину прямо на рубаху и пошел в сторону балки, где мы оставили лошадей. По дороге ничего неожиданного не произошло, и через час я вернулся на поляну. Рис уже был на ногах и помогал Торвину готовить караван к отъезду. Шаки пригнали лошадей с пастбища и связали в одну колонну.

— Как успехи?

— Да все готово. Твой панцирь и лук на телеге, можно ехать.

— Тогда командуй, — сказал я, и наш караван двинулся в путь.

— Слушай, ты знаешь, на кого мы нарвались? — спросил Торвин.

— Откуда? У меня до сих пор голова не варит после всего этого.

— Мы напоролись на Черного монаха из клана «Черный дракон». Я его не узнал, потому что он свою куртку снял и сидел по пояс голый. А ты: «Хватайте мальчишку». Я вообще не слышал, что кто-то смог один на один завалить «Черного монаха». Они какую-то дрянь пьют, поэтому такие быстрые и боли не чувствуют, правда, и до тридцати редко доживают. Я, когда понял, кто это такой, решил, что нам хана. Он нас убивать сразу не стал, потому что хотел живыми взять, сволочь. Как ты его завалил?

— Вот так и завалил, — ответил я, показывая на свой бок. — Тетива на луке лопнула, пришлось за меч браться.

— Слушай, Ингар, я тебе жизнью обязан, а Торвин свои долги платит, спроси кого угодно.

— Еще не вечер, будет и у тебя возможность меня выручить.

Наш караван обогнул холм, и мы стали подъезжать к стоянке. Рис поехал вперед предупредить, что это мы, а не разбойники. С перепугу, не разобравшись, могли нас и подстрелить. Дирк очень обрадовался тому, что мы вернулись, да еще и с добычей. В караване уже решили, что мы погибли. Спешившись, я отдал лошадь одноглазому шаку и, помывшись возле колодца, сменил одежду. Ко мне подошел Торвин и позвал к Дирку на совет.

— Я жрать хочу, только потом всякие совещания, — ответил я.

— Да там уже все готово, заодно и поедим. Я тоже голодный как собака.

Дирк ждал нас, сидя на ковре, уставленном посудой с едой и вином.

— Присаживайтесь, герои, — пригласил нас к трапезе купец.

Мы с Торвином опустились на ковер, и я, пододвинув к себе блюдо с мясом, стал молча набивать свой желудок. Торвин не отставал от меня. Через некоторое время Дирк не выдержал и заговорил:

— Я вас позвал, чтобы решить, как быть дальше. Торвин, сколько у тебя людей осталось?

— Со мной десять. Трое ранены, но все на ногах, — ответил Торвин.

— Хорошо, что вы повозки и лошадей привели, а то у нас четыре телеги сгорели и двадцать три лошади ноги себе переломали, пришлось прирезать.

Я в разговор не встревал. Мое физическое состояние было плачевным, а энергетически я был практически пустой. Нужно срочно искать источник Силы для подзарядки и попытаться залечить рану.

— Вы тут разбирайтесь с караваном, а я пойду прошвырнусь по окрестностям. Нужно застраховаться от неприятностей. Второго боя нам не выдержать, — глубокомысленно заявил я.

— Кого с собой возьмешь? — спросил Торвин.

— Один пойду, напарник только мешать будет.

— Ладно, иди, — согласился Дирк.

Поднявшись с ковра, я направился к дыре в заборе. По дороге мне попался одноглазый шак. На мой приказ привести в порядок мою одежду и вычистить панцирь он ответил, что не справляется и может не успеть.

— Используй новеньких, они наши с Торвином, и пусть сначала займутся моими вещами, — урезонил я шака.

Предупредив охрану, что могу вернуться ночью, вышел со стоянки. Подходящий источник Силы мне удалось заметить еще днем, когда мы спускались с холма в балку. Я перешел на внутреннее зрение и направился к холму. Только сейчас я почувствовал, как мне хреново. Адреналин, который поддерживал организм днем, выдохся, и меня качало, как пьяного. Дорога к источнику Силы заняла целый час, и вокруг окончательно стемнело. После подзарядки я до утра провалился в тревожный сон прямо у источника Силы. Утренняя роса привела меня в чувство. Быстро просканировав пространство вокруг себя, я занялся своей аурой. Сначала восстановив энергетические потоки вокруг раны, я заново подзарядил свою энергетику. Рана стала чесаться. Это хороший признак, значит, заживает. Пора возвращаться в лагерь. Вокруг стоял довольно плотный туман, и я снова перешел на внутреннее зрение. На вершине холма кто-то ползал.

«Только этого мне не хватало», — разозлился я.

Поблизости больше никого не просматривалось, и я решил посмотреть, кто это. Мне, дураку, мало было дыры в боку: полностью уверовав в свою крутизну, я стал подкрадываться к человеку на холме. Незаметно, как мне казалось, подкравшись к противнику, я хотел оглушить его ударом по голове, но вместо этого сам получил сильный удар ногой между ног. Из моих глаз праздничным салютом брызнули искры, и я, выронив меч, согнулся на земле в позе эмбриона. Надо мной стоял, злорадно ухмыляясь, сбежавший Луций.

— Ну вот и конец тебе, хуман, — прохрипел Луций, поднимая с земли мой меч.

Из рукояти меча щелкнул ветвистый разряд электричества, и Луций, заверещав, как заяц, повалился на землю, дрыгая ногами. У меча сработала защита «свой — чужой».

Я подполз к Луцию на карачках и подобрал меч. Постепенно меня стало отпускать, и я, попрыгав на пятках, наконец отдышался. Луций лежал как убитый.

— Вставай, сука! — прорычал я и врезал ему ногой по печени.

Луций жалобно заскулил и встал на четвереньки.

— Вынь веревку из штанов и ложись мордой в землю, — приказал я.

Предатель, поскуливая, выполнил приказ. Придавив сволочь коленом к земле, я связал ему руки за спиной. Подгоняемый пинками Луций, путаясь в спадающих портках, начал спускаться с холма к стоянке каравана. Трижды свистнув, я предупредил охрану и загнал Луция за забор на стоянку.

— Получай подарок, — окликнул я Дирка возле фургона.

— Попался, голубчик. Ты где его поймал? — поинтересовался купец.

— Здесь, рядом, по холму ползал. Чуть меня наследства не лишил, сволочь, — ответил я. — Когда отправляемся?

— Да вот сейчас поедим и двинемся, — ответил Дирк.

— Где Торвин, не подскажешь?

— Да вон там, у колодца, со своими людьми завтракает.

Я пошел к колодцу, у которого начальник охраны и его бойцы расправлялись с едой перед дорогой. Торвин освободил мне место у котла с кашей, и я, достав ложку, тоже принялся утолять голод.

— Как успехи?

— Поймал Луция, — похвалился я.

— Ого, знатная добыча. Теперь Дирк его выпотрошит. Все, гад, расскажет.

— Где лук и панцирь?

— Вон на той телеге возле коновязи.

Я, поблагодарив за еду, направился к телеге. Панцирь был вымыт и вычищен. Рядом лежал лук, обмотанный новой тетивой и почти сухая выстиранная одежда. До отъезда еще было время, и я решил заняться панцирем. В левом боку зияла аккуратная ромбовидная дыра от наконечника копья. Просканировав панцирь внутренним взглядом, я обнаружил и другие повреждения. Металлическая сетка внутри панциря была прорвана ударом наконечника. Повреждения были не катастрофическими, только четыре проводка оказались перерезаны. Достав кинжал, я срезал внутренний слой кожи панциря вокруг пробоины. Уйдя в транс, лучиком энергии я спаял разорванную проволоку. Должно заработать. Я подозвал проходившего мимо шака и спросил его, чем можно приклеить кусок кожи. Шак убежал и через пару минут вернулся с палочкой, намазанной клеем.

«Запасливый народ шаки, — подумал я, — без них как без рук».

Приклеив отрезанный кусок кожи на место, я стал заряжать пустой камень панциря. Наконец, камень панциря зарядился, и можно приступить к испытаниям. Я вставил на место перемычку, включающую защиту, и по панцирю забегали голубые искорки.

— Мастерство не пропьешь, — удовлетворенно пробормотал я, надевая на себя панцирь.

Ко мне подошел одноглазый шак и сказал, что меня зовет Дирк.

— Приведи моего коня, — приказал я и отправился к купцу.

— Караван отправляется, ты готов?

— Готов, — ответил я.

— Поедешь вместе с Торвином и его людьми, у него бойцов мало осталось.

Я кивнул и поехал к отряду Торвина. Караван вытянулся со стоянки на дорогу и покатил на юг.

Глава 14 ГОРОД МЭЛОР

По словам Торвина, до конца путешествия осталось два дня. Первый день выдался очень суетным. Мы никак не могли отойти от стресса после нападения на караван. Постоянное ожидание нового нападения измотало всех. Я перемещался вдоль каравана, пытаясь заметить любую угрозу, но, на наше счастье, опасения не оправдались. Страх подгонял людей и животных, поэтому к месту ночевки мы добрались задолго до заката. За весь день мне так и не удалось толком поговорить с Торвином, а вопросов к нему накопилось много. После ужина я отозвал Торвина в сторону и решил поговорить с ним.

— Торвин, через два дня мы дойдем до Мэлора, что ты думаешь делать дальше? — спросил я.

— Теперь даже и не знаю. От моего отряда осталась половина, за охрану каравана не возьмешься, мало нас. Я хотел подрядиться в караван до Мерана, но теперь застрянем в Мэлоре.

— Ты хорошо знаешь Мэлор и окрестности?

— Да, неплохо. Два года назад я у покойного барона Титла в наемниках обретался, там свой отряд и сколотил.

— Расскажи мне о Мэлоре. Я человек здесь новый и обстановки не знаю.

— Мэлор — город большой, торговый. Здесь перекресток дорог. Отсюда удобно добираться в Чинсу и к арбам. Народ и к афрам ездит, да только рискованное это занятие, дикие они уж очень, с головой не дружат. В городе большой гарнизон — в округе неспокойно, пограничье. Земли на границе держат бароны. Публика еще та: не столько границу защищают, сколько грабят всех подряд.

— Бароны из Мерана назначены?

— Кто как. В основном безземельные «благородные». Граница с арбами здесь толком не определена, купил право на баронство в Меране и крутись как хочешь. Наберут отряд человек сто — и на границу, опальных баронов из замков выковыривать, чтобы на их место сесть, а опальные здесь почти все. Барон Титл, у которого я служил, тоже опальным был. Воин он, конечно, знатный, только хотел отхватить больше, чем проглотить смог. Решил земли арбского замка Триумфалер под себя подмять. На той стороне границы много древних развалин, можно неплохо поживиться. Сам замок Триумфалер от границы далеко, а его пограничные земли к баронскому замку Самбулат близко. Только нарвались мы тогда на боевого мага. Там я файербол первый раз и увидел. Было нас сто пятьдесят человек, а вернулось тридцать два. Повезло нам, что зарядов у него всего два было, а то не ушел бы никто.

— Каких зарядов? — переспросил я.

— Ты чего, с луны свалился? Камней Силы заряженных у него было всего два.

— А, ты про это. Я просто сразу не понял, — увел я в сторону.

«Блин, чуть не прокололся. Так вот для чего камни, которые Дирк везет», — мелькнуло в голове.

— Торвин, а что нам полагается из трофеев?

— Как что? Две трети. Треть тебе, треть мне, треть Дирку. Ты, кстати, решил, что с ними делать будешь?

— Пока не знаю, знакомых в Мэлоре у меня нет. Дирк, я думаю, своего не упустит.

— У меня есть каналы, куда это добро можно сбыть. Я с Титлом добычу на продажу в Мэлор несколько раз возил, знакомые есть, задарма не продам. И вообще, я думаю, нам вместе держаться нужно. Ты боец сильный, может, и подвернется выгодная работенка.

— А что за развалины на той стороне границы?

— А бог его знает, разное говорят. Я пару раз с Титлом туда на поиски древностей ездил. Только без мага или карты там делать нечего. На поверхности все сильно разрушено, нужно в подземелья лезть. Только как их найти? Все обломками скал завалено и лесом заросло. Можно на арбов или разбойников нарваться, да и зверья опасного навалом. Говорят, что там даже зорги водятся, а пантер, леопардов и волков — как грязи.

— Ладно, давай спать, разговоры оставим на завтра, — сказал я и пошел к фургону Дирка.

Возле фургона Дирк допрашивал Луция. Подошел я к самому концу допроса. Несчастный Луций уже сучил ногами с перерезанным горлом.

— Раскололся? — спросил я купца.

— Раскололся, — хмуро буркнул он в ответ.

Дирк был явно недоволен, что я застал его в тот момент, когда дядя перерезал глотку племяннику. Шаки быстро уволокли тело Луция, и я завалился спать возле фургона.

«Господи, как быстро человек ко всему привыкает. Еще вчера меня тошнило от вида крови, а сегодня у меня на глазах перерезали горло знакомому мне человеку, и даже волос не шевельнулся», — подумал я, засыпая.

Второй день прошел значительно спокойней. Народ уже отошел от пережитого, и караван катил по дороге, как будто ничего не случилось. Я по мере сил добывал из Торвина разную информацию об окружающем мире. Здесь на границе был рай для разного рода авантюристов и людей, прячущихся от властей, вроде меня. Торвин, наверное, уже догадывался, что я по какой-то причине скрываюсь, но вопросов на этот счет не задавал. Движение на дороге значительно оживилось: если раньше за целый день нам встречался дай бог один караван, то теперь попадались не только караваны, но и отдельные телеги и пешеходы, а также конные разъезды воинов и стационарные посты в виде небольших фортов. Значит, дорога стала безопасной. Вечером мы заночевали не на обычной стоянке, а на постоялом дворе. Караван пришел в свою конечную точку, город Мэлор. Впервые за десять дней я спал на кровати под крышей, а не на земле около фургона.

Мне с Торвином удалось снять одну комнату на двоих. Весь вечер я приводил себя в порядок, мылся, чистился, проверял свои вещи. За ужином мы с наемником единым фронтом насели на Дирка, требуя расчета. Тактика у нас была простая. Торвин и Дирк до хрипоты спорили за каждый чиж, лошадь или телегу, а я, молча попивая вино, ставил в конце торговли свою жирную точку, с которой Дирк почему-то сразу соглашался. К полуночи, получив деньги и поделив добычу, мы отправились спать к себе в комнату.

* * *

— Вставай, соня, скоро уже полдень, пошли обедать, — растолкал меня Торвин.

Я открыл глаза и потянулся до хруста в суставах. Как хорошо спать в мягкой кровати на чистых простынях. Мы не ценим комфорт нашего времени, мечтаем попасть на необитаемый остров, добывать пищу охотой, готовить еду на костре. Хвалимся перед друзьями тем, что целый отпуск провели в походе с рюкзаком за плечами. Да, это классно, если ты знаешь, что это временно и ты скоро вернешься к цивилизации и теплому сортиру. Но стоит реально попасть в природные условия, сушить под дождем на костре вонючие портянки, справлять нужду в кустах, отмахиваясь веткой от злобно жужжащих вокруг комаров, неделями питаться подгоревшей кашей, и все становится на свои места. Цивилизация — великая вещь!

Поднявшись с кровати, я, горестно вздохнув, отправился к умывальнику.

День закрутился, как в калейдоскопе. Первым делом нужно было продать лишних лошадей и трофейное оружие. При дележе добычи мне достались десять лошадей, телега и два шака.

«Теперь я рабовладелец», — подумал я о перипетиях жизни.

Трех лучших лошадей с телегой и шаков я решил пока не продавать, остальных лошадей Торвин продал Дирку.

— Ингар, поехали сначала продадим оружие перекупщику, а потом переедем в таверну «Железный кабан», там наемники в основном останавливаются, — сказал Торвин после того, как мы вышли на улицу из гостиницы. — Вон твои телега и два шака.

Я критически осмотрел свое имущество. Возле телеги стояли два рыжих шака, похожие как две капли воды. Ребята оказались молодыми, на мой взгляд, лет двадцати. Кожа шаков имеет синеватый оттенок, поэтому их зовут синерожими. Сочетание рыжих волос и синей кожи было весьма оригинальным, таких ни с кем не спутаешь.

— Как вас зовут? — обратился я к шакам.

— Мы не знаем, хозяин, — ответил один из шаков — с разорванным правым ухом.

— Как вас старый хозяин называл?

— Он нас «эй, ты» называл или «рыжий».

— А как вас мать звала? — спросил я.

— Мы матери не помним, — удивленно вытаращился на меня шак.

— Тогда ты будешь Первый, — сказал я шаку с рваным ухом, — а ты Второй, — мотнул головой в сторону его брата.

— Хорошо, хозяин, — хором ответили парни.

Поездка к перекупщику заняла пару часов. Перекупщиком оказался высокий хромой арб по имени Сахид. Поторговавшись около часа, мы довольно выгодно, по словам Торвина, продали трофеи и поехали в таверну «Железный кабан». Таверна находилась недалеко от северных городских ворот Мэлора. Двухэтажное каменное здание больше походило на крепость, чем на таверну. Мы с наемником зашли в таверну и договорились о постое для себя и своих людей. Цены оказались такими же, как и в Арисе. Заплатив за недельный постой, мы с Торвином вышли во внутренний двор гостиницы. Двор окружала каменная стена высотой в три человеческих роста с зубцами и бойницами — не таверна, а замок. Наши телеги и лошади стояли уже во дворе. Шаки быстро расседлывали лошадей и затаскивали телеги под навес.

— Первый, иди сюда! — крикнул я шаку с рваным ухом.

Шак быстро подбежал ко мне.

— Вас кормили? — спросил я.

— Нет, хозяин.

— А кто вас кормит? Я не знаю, как это организовать. Раньше я шаками не занимался.

— Хозяин платит хозяину гостиницы за постой шаков, и тогда нас кормят.

— Понятно. Кто тут главный из местных шаков?

— Вон тот здоровый у ворот, — сказал Первый.

— Зови его сюда.

Через некоторое время ко мне с недовольным видом подошел здоровенный шак в магическом рабском ошейнике.

— Ты здесь главный? — спросил я.

— Да, — подобострастно улыбаясь, ответил шак.

— Какова плата за постой одного шака?

— Один чиж в день, господин.

— Свободен, — сказал я шаку, и тот на полусогнутых побежал назад к воротам.

— Первый и Второй, ко мне!

Оба шака мгновенно оказались возле меня.

— Так, ребята, вот вам пятьдесят чижей на питание и одежду, а то вы как бомжи выглядите. Вы теперь мои слуги и выглядеть должны соответственно.

От моих слов у шаков отвалились челюсти. Наверное, с ними никогда никто так не разговаривал.

— Господин, это очень много денег. У нас никогда столько не было.

— Берите деньги, я сказал! Купите себе такую же одежду, как у местных.

— Господин, нам нельзя в город, у нас нет ошейников. Мы можем выходить в город только с вами или в ошейниках.

— Где взять ошейники? — спросил я.

— Здесь есть кузнец, у него должны быть ошейники, но они дорого стоят.

— Сколько?

— Десять чижей, не меньше.

— Где кузнец?

— Он в кузнице, возле дальней стены.

Кузнецом оказался пожилой шак в прожженном кожаном фартуке. Рабские ошейники у него в наличии были, но вопрос решался намного сложнее. Эти ошейники, оказалось, требовалось зарегистрировать у мага в префектуре, и стоила такая регистрация целый империал. Ладно, отложим это до поездки в город. А пока я купил два ошейника и отдал их шакам на хранение.

Нужно теперь найти Торвина и узнать о его дальнейших планах. Торвин нашелся у барной стойки в таверне, где разговаривал с барменом. Я поинтересовался у него, не хочет ли он прошвырнуться по городу. Торвин отказался, сославшись на то, что надо кого-то дождаться здесь.

— Ладно, тогда я поехал в город, — сказал я и вышел во двор гостиницы.

Мои рабы сидели возле телеги и одной ложкой по очереди хлебали какое-то варево из глиняного горшка.

Я дождался, пока они поедят, и велел седлать лошадь. Нужно найти провожатого, а то город большой и плутать по закоулкам у меня желания не было. На мой приказ найти провожатого Первый ответил, что он хорошо знает город, так как жил здесь с братом у старого хозяина, пока их заполучил Черный монах.

— Ну, тогда ведите к префектуре, — приказал я.

Заплатив пошлину у городских ворот, мы въехали в город. Мэлор оказался намного больше и богаче Ариса. Дома вдоль улиц были двух— или трехэтажными и только каменными. Мощенная брусчаткой улица с тротуарами позволяла легко разъехаться двум повозкам. Через каждые пятьдесят шагов возле тротуара находились решетки водостока. Дома имели ухоженный вид, все с покрашенными фасадами и застекленными окнами. Возле перекрестков встречались небольшие фонтанчики, из которых жители набирали воду. Время от времени на улице встречались патрули из трех воинов в добротных металлических доспехах. Народу на улицах было довольно много, каждый спешил куда-то по своим делам.

Через час мы вышли на большую круглую площадь с красивым фонтаном посередине. Фонтан украшали мраморные скульптуры и резной орнамент из каменных цветов.

«Прямо как на ВДНХ», — подумал я.

За фонтаном величественно возвышался огромный храм в греческом стиле с высокими колоннами и скульптурами на портике. Слева от фонтана за бронзовой решеткой виднелись деревья парка. На правой стороне площади стояло здание префектуры, похожее на префектуру в Арисе, только больше по размеру.

«Наверное, типовой проект», — решил я.

Оставив на улице Второго сторожить лошадь, мы с Первым направились в здание. Охранник, содрав с меня пять чижей на входе, объяснил, как найти магов. Маги занимали в здании целое крыло. Если в Арисе я был единственным посетителем, то сейчас пришлось сидеть в очереди около часа. В просторном холле префектуры дожидались приема человек двадцать. Здесь были все представители мира Геона. Почти половина посетителей оказалась чинсу, пятеро арбы. Отдельно сидели два гвельфа и гобла. Здесь я впервые увидел афра в пестрой одежде.

Заняв очередь, я сделал вид, что дремлю, и погрузился в транс, осторожно сканируя окружающие помещения. За стеной находилось шесть комнат, в которых просматривалась аура семи человек. Из них только трое обладали более яркой аурой вокруг головы, которая отличает магов. Аура двоих была примерно такой, как и аура у мага в Арисе. Аура третьего мага превосходила по яркости даже ауру Леора.

«Наверное, это главный маг, желательно держаться от него подальше», — отметил я для себя.

В трех комнатах находились магические агрегаты, схожие по энергетической схеме с агрегатом в Арисе. В комнате, где расположился маг с самой яркой аурой, я обнаружил объект с магической маскировкой, как у сундука Дирка. Что находится в защищенном объекте, мне рассмотреть не удалось, но можно предположить, что там хранятся камни Силы или какие-то другие ценные магические предметы.

Наконец подошла моя очередь, и меня пригласили в приемную. В приемной за столом сидел один из служащих без магической ауры.

— Что угодно господину? — спросил он меня.

— Я хочу зарегистрировать два ошейника для своих рабов.

— Простых или магических?

— Простых, — ответил я и протянул ошейники, купленные в «Железном кабане».

— Такие не подойдут, вы иностранец, вам нужны ошейники с вашим личным клеймом и магической подписью. С вас по два империала за ошейник.

Я торговаться не стал и выложил на стол четыре империала. Служащий достал из ящика два ошейника с круглыми медальонами серебристого цвета и отдал мне.

— Позовите шаков и проходите в дальнюю комнату по коридору.

Выйдя из приемной, я приказал Первому идти со мной. В дальней комнате, если судить по ауре, нас встретил маг. Расспросив меня о цели визита, он забрал ошейники и спросил, где второй шак. Я ответил, что сторожит на улице моего коня. Маг рассмеялся и сказал, что от префектуры коней не воруют и можно смело звать второго шака. Пока Первый бегал за братом, маг спросил, какое у меня личное клеймо или родовой знак. Я, задумавшись на секунду, снял с себя панцирь и рубаху.

— Вот мой родовой знак, — показал я цветную татуировку королевской кобры на левом предплечье.

— Никогда такого не видел, очень красивый рисунок, — сказал удивленно маг. — Что это за змея?

— Королевская кобра, очень редкая и смертельно опасная тварь.

— Очень интересно. Садитесь сюда на стул.

Я сел напротив мага и повернулся к нему левым плечом. Маг взял со стола рамку с матовым стеклом и начал быстрыми штрихами перерисовывать кобру палочкой, похожей на карандаш. Рисовал он умело, и уже через несколько минут на стекле была черно-белая копия моей татуировки.

— Как вас зовут, вы хуман? — спросил маг.

— Да, я хуман, меня зовут Ингар.

Маг поместил рамку с рисунком в агрегат, напоминающий фотоувеличитель, и, закрепив медальон ошейника под окуляром этого устройства, переключил несколько рубильников на щитке возле агрегата. Агрегат загудел, и по ошейнику забегали электрические разряды.

«Похоже на электрографию», — подумал я.

Через пару минут маг проделал те же манипуляции со вторым ошейником.

— Садитесь в кресло, — приказал маг.

Я пересел в такое же, как и в Арисе, кресло с «феном». Маг, установив ошейник в другой агрегат, начал настраивать мою ауру на маленький серый камень в ошейнике. Повторив процедуру со вторым ошейником, маг открыл дверь и позвал шаков в комнату. Рабы с затравленным видом зашли внутрь.

— Да не тряситесь вы так, это простые ошейники. Ваши головы не пострадают, — рассмеялся маг.

Шаки понуро подставили свои шеи. Маг при помощи зажима, похожего на пломбир, заклепал на них ошейники.

— Ну вот и все, а вы боялись, — успокоил их маг.

Поблагодарив мага, я отправил шаков на улицу, а сам решил рискнуть и расспросить мага о магических ошейниках для рабов.

— Уважаемый, сколько стоит магический рабский ошейник? — спросил я мага.

— А вам-то зачем? — удивился маг. — Для шаков и именные ошейники слишком жирно, а магические явный перебор.

— Да нет, это вопрос отвлеченный, я хотел спросить, сколько стоит ошейник в принципе.

— Один ошейник стоит десять империалов, но ошейник без настроенного хозяйского амулета — бессмыслица. Амулет на двенадцать ошейников стоит два золотых империала. Вот и считайте, весь комплект обойдется в три золотых империала плюс двадцать серебряных и еще зарядка и настройка — пять серебряных империалов, — просветил меня маг.

— Да, сумасшедшие деньги, — согласился я.

— Если вам нужен весь комплект, то его придется заказывать в Меране. Сейчас у нас нет амулетов, их нужно везти из Мерана, а раньше чем через месяц не привезут.

— Да нет, что вы, у меня нет таких денег, я просто полюбопытствовал. Большое спасибо, я вам что-нибудь должен? — спросил я мага.

— Да нет, все оплачено, — ответил маг.

Я распрощался и отправился на выход. Шаки стояли возле коновязи и с любопытством рассматривали ошейники на шее друг друга.

— Теперь на рынок, — скомандовал я, взобравшись на лошадь.

Улица, которая вела к рынку, проходила мимо городского парка. Парк был просто изумительный. Величественные деревья разных пород соседствовали с постриженными разнообразными кустарниками и клумбами с потрясающей красоты цветами. По дорожкам, замощенным цветными плитками, прогуливалась разодетая публика, стайками бегали такие же нарядные дети. Вдоль дорожек стояли скамейки и беседки. Парк благоухал ароматами цветов, слышалось пение птиц. Некоторые птицы выглядели совсем по-земному, но также встречались и небольшие птеродактили. В общем, полная идиллия. А ведь за воротами города в одиночку и без оружия просто находиться опасно, до ветра ходишь с мечом в руках.

«Если удастся легализоваться, то поселюсь в городе и буду гулять в таком же парке, — размечтался я. — Ладно, хватит грез, займемся делом. Какую новую информацию я получил от мага? Во-первых, камни Силы здесь, скорее всего, заряжать не могут, их возят на зарядку в Меран. Судя по магической аппаратуре, которая здесь используется, КПД у нее мизерное, а для зарядки камней Силы необходим мощный природный источник Силы. Габариты у этой конструкции тоже должны быть впечатляющие. По внешнему виду аппаратура похожа на новодел. Шкафы и ящики, украшенные резьбой и позолотой, не несущими никакой функциональной нагрузки, соседствуют с довольно сложной технической начинкой, которая явно сделана не в каменном веке. Правда, многие детали носят вид ручной работы и изготовлены, скорее всего, на „коленке“ без применения сложных станков и механизмов, но встречаются и сложные детали, которые в нынешних условиях сделать невозможно. Например, устройства, похожие на вакуумные лампы, которые применяются в разряднике меча и защитных амулетах. Конденсаторы тоже изготовлены по-разному и в разные эпохи. Одни выглядят как бобины металлической фольги, намотанной вручную, другие, примененные в мече Лотела и в кольчуге, явно электролиты большой емкости. Леор рассказывал мне, что на Геоне в древности произошла катастрофа, разнесшая на куски даже континенты. Циклопические развалины на острове Гереб тоже наводят на определенные мысли. Похоже, в этом мире ранее существовала развитая цивилизация с магико-технологическим уклоном, которая доигралась с какой-то своей „магической атомной бомбой“. Нынешняя цивилизация базируется на остатках древних знаний и пользуется „комплектующими“, добываемыми в развалинах из древних механизмов. Получается довольно складно, возьмем эту теорию за основу. Мои магические способности, по здешним меркам, явно экстраординарные. Это связано, наверное, с тем, что я из другого мира, или с последствиями эксперимента наших вояк, черт бы их подрал. Надо перебраться в какое-то уединенное место и заняться вплотную изучением Силы», — рассуждал я по дороге на рынок.

— Господин, мы пришли на рынок, — тронув меня за ногу, сказал Первый.

Я отвлекся от своих размышлений и осмотрелся по сторонам. Рынок Мэлора выглядел более цивилизованно, чем в Арисе, здесь не было такой толчеи. Площадь оказалась поделенной на своеобразные улицы с одно- и двухэтажными магазинчиками. Возле каждой улицы находилась коновязь. Я слез с лошади и, оставив Второго сторожить ее, отправился с Первым за покупками. Наши исследования рынка заняли весь день до вечера. Кошелек значительно облегчился, но зато багаж пополнился многими нужными вещами. Мои рабы тащили объемные баулы и сияли, как медные пятаки, гордясь своим шикарным внешним видом. Нам удалось подобрать для них два одинаковых комплекта пусть и поношенной, но добротной кожаной одежды. На голове у шаков красовались тоже кожаные шляпы с загнутыми вверх полями, на широких кожаных же поясах с кармашками висели увесистые дубинки, единственное разрешенное шакам оружие. В солдатских котомках за их плечами лежал полный походный набор, с котелками, ложками, кружками и другой необходимоймелочью. К ним были привязаны парусиновые плащи и коврики для ночлега. Такое богатство не могло присниться шакам даже в сказочном сне. Для себя я тоже купил много полезного. Больше всего меня радовал набор «первой медицинской помощи». В небольшой поясной сумке лежали иглы и нитки для зашивания ран, скальпель, два зажима, жгут, бинт с пропиткой и несколько пакетиков с различными снадобьями, назначение которых мне объяснил продавец. Главной покупкой являлся арбский составной лук с запасной тетивой и колчаном с тридцатью стрелами. Лук, которым я пользовался в походе, пришлось вернуть хозяину. Торговаться за новый пришлось долго и упорно. В этом мне помогли новые способности. Я мог подслушивать мысли людей, пользуясь Силой, но боялся активно применять эти возможности, чтобы не выдать себя. В этот раз я не выдержал, понимая, что купец разводит меня, как лоха, загибая непомерную цену. Лук и вправду был хорош: склеенный из пластин дерева, кости и металла, он выглядел как произведение искусства, ничем не уступая современным композитным лукам нашего мира. Видя во мне состоятельного клиента, очень заинтересованного в покупке лука, купец пытался содрать с меня чудовищную сумму в пять золотых. Сумма в пять золотых у меня имелась, но я уже достаточно ориентировался в местных ценах. На эти деньги можно было безбедно прожить пару лет, ни в чем себе не отказывая. Вот тогда, сильно разозлившись, я и влез в мозги купцу. Действительная стоимость равнялась максимум полутора золотым. Яростно торгуясь, одновременно сканируя Силой мысли купца, я сбросил цену до одного золотого и получил в комплект запасную тетиву и колчан со стрелами. Купец очень сильно нуждался в деньгах. Старый развратник имел неосторожность купить красивую рабыню, и теперь ему катастрофически не хватало денег на подготовку каравана. Лук стоил дороже одного золотого, но его нужно еще продать, а богатого покупателя на такой лук найти было очень сложно.

Кольцо на большой палец и новые кожаные перчатки для лучника я нашел уже у другого продавца, у которого покупал саадак для лука.

В «Железный кабан» мы вернулись поздно вечером. Шаки унесли покупки на телегу и увели мою лошадь. Я забрал только лук со стрелами и вошел в таверну. Зверски хотелось есть. Шаков я покормил на рынке «пирогами с котятами». Братья так аппетитно их трескали, будто ничего в жизни вкуснее не ели. Может, так оно и было: баланду, которой кормили шаков в караване, я под страхом смерти не стал бы даже пробовать.

В таверне оказалось много народа, и свободного места я сразу не нашел.

— Ингар, иди к нам, — окликнул меня Торвин.

— Сейчас, только вещи в комнату отнесу, — отозвался я.

Поднявшись в номер, я уложил оружие в сундук, умылся и спустился вниз. Отряд Торвина расположился за двумя сдвинутыми столами, банкет находился в самом разгаре. Ребята уже порядочно накачались, и разговоры перешли в фазу «ты меня уважаешь?». Мне освободили почетное место рядом с командиром и сразу налили штрафную. Я отказываться не стал и, выпив пол-литровый кубок вина, начал набивать себя разными вкусностями, находящимися на столе.

— По какому поводу пьянка? — спросил я Торвина.

— Ребят поминаем.

— Да будут благосклонны к ним боги, — поднял я новый бокал с вином. — Я их почти не знал, но они были храбрыми воинами, пусть их души покоятся с миром.

— Хорошие были ребята, — поддержал меня Торвин. — А я предлагаю выпить за Ингара, если бы не он, то маги нас всех положили бы.

— За Ингара! — раздался многоголосый хор, и народ поднялся из-за стола.

Пришлось вставать и отвечать на здравицы. Пьянка затянулась за полночь, и я уже собрался уходить спать наверх, когда Торвин окликнул меня:

— Ингар, забыл тебе сказать. Приходил Дирк с каким-то крутым «благородным», тебя искали. Дело у них к тебе какое-то важное. Не дождались и сказали, что завтра с утра придут.

Я кивнул и направился наверх в комнату. Меня изрядно покачивало, и мне было не до разговоров. В комнате я быстро разделся и завалился спать.

Глава 15 МЫ ЕДЕМ В ЗАМОК САМБУЛАТ

Утро началось, как обычно, с мелких бытовых забот.

Теперь я рабовладелец, и рабам нужен надзор и забота. Перед завтраком я вышел во двор к своему «имуществу». Мои рабы, еще вчера забитые и запуганные, сегодня вели себя круче некуда. Особенно выделялся Первый: он гонял местных шаков, как дембель новобранцев, раздавая пинки направо и налево. Четыре шака надраивали моих лошадей и телегу, таскали воду и сено, чистили котелки. Я, укрывшись за колодцем, молча наблюдал, чем это закончится. Наконец командир местных шаков не выдержал и с ревом побежал к Первому разбираться. Мои ребята не сдрейфили и, взяв в руки дубинки, двинулись навстречу мордовороту. Братья разделались с противником «в два притопа». Младший сбил мордоворота с ног, бросившись ему в ноги, а старший лихо охаживал противника дубиной по горбу, пока тот не заполз на карачках под телегу. Дав избитому прощального пинка и уперев руки в бока, Первый выдал речь:

— Козлы, вы на кого пасть разеваете? Вы знаете, кто наш хозяин? Наш хозяин хуман, он на моих глазах Черному монаху чинсу голыми руками башку оторвал и на дерево закинул, — создавал мне рекламу Первый. — У такого хозяина и шаки тоже непростые. Поняли, уроды?

— Поняли, — хором ответили местные.

Пора было прекращать это представление. Я вышел из-за колодца и окликнул Первого. Тот сразу стал на голову короче и, заискивающе улыбаясь, подбежал ко мне.

— Чем занимаемся? — спросил я.

— Господин, мы телегу ремонтируем, вещи чистим, лошадей обихаживаем.

— Продолжайте и готовьтесь к выходу в город. Вы поели?

— Да, господин, мы сыты, — ответил шак.

— Где научились драться?

— Старый хозяин нас за деньги на бои между шаками выставлял, — ответил Первый, — там он нас чинсу и проиграл.

— Еще раз такой концерт устроите, ноги оторву, — пригрозил я почти шепотом.

— Слушаюсь, господин, — испуганно ответил Первый.

Раздав указания, я отправился завтракать. В таверне меня поджидал Торвин, я уселся к нему за стол и сделал заказ. К нашему столу подошел бармен и стал жаловаться на моих рабов, избивших главного гостиничного шака.

— Ты хочешь, чтобы я добавил ему еще? Пусть не задирают моих рабов и будут целы, — ответил я — имидж хумана требовал подпитки, как говорится в поговорке: «Назвался груздем, полезай в кузов».

— Это что, твои ребята отделали того здоровенного шака у ворот? — удивился Торвин.

— Хочешь посмотреть? Выйди во двор, он там под телегой скулит, — ответил я.

— Как же я просчитался, отдав их тебе! Вид у них был уж очень неприглядный, а оказались вон какими.

Мы с Торвином заканчивали завтракать, когда в таверну вошел Дирк в сопровождении молодого, хорошо одетого мужчины и двух воинов арбов. Дирк подошел к нам и, поздоровавшись, предложил мне поговорить со своим спутником о важном деле. Я извинился перед Торвином и пересел за стол, где расположился знакомый Дирка.

— Седрик Ловин Третий, барон замка Самбулат, — представился незнакомец.

— Ингар, — ответил я.

Барон пристально уставился мне в глаза, и я почувствовал какое-то давление, как будто кто-то пытается влезть мне в мозги. Я мгновенно ушел в себя и включил внутреннее зрение.

Проклятие, этого только не хватало. Передо мной сидел маг с сильной магической аурой вокруг головы. Луч Силы, исходивший от него, пытался проникнуть в мое сознание. Я инстинктивно блокировал эти попытки своим лучом Силы. Лучи сталкивались и рассыпались разноцветными искрами. Я усилил свой луч и начал давить на ауру барона. Его луч Силы погас, и давление прекратилось. Наше противоборство продолжалось всего несколько секунд, а аура вокруг головы мага сильно поблекла и уменьшилась в размерах. Лицо барона побледнело, и по нему потекли капли пота. Взгляд погас, и он отвел глаза в сторону.

— Что вам угодно? — как ни в чем не бывало задал я вопрос барону.

Маг ответил не сразу, он сидел некоторое время как оглушенный. Наконец он пришел в себя и переспросил:

— Что вы сказали?

— Я спросил, что вам от меня угодно? Вам плохо? Вы так побледнели.

— Нет, все уже нормально, просто у меня закружилась голова от духоты.

— Я вас слушаю.

— Как я уже говорил, я барон замка Самбулат. Мне нужно доставить в замок ценный груз, вас мне для охраны порекомендовал господин Дирк.

— Этот груз привез для вас он?

Маг с Дирком переглянулись, и маг продолжил:

— Да, это тот же груз.

— Что за груз? — поинтересовался я.

— Этого я вам сказать не могу.

— Когда мы с Торвином сопровождали этот груз, у нас возникли большие проблемы и погибло много людей. Я должен знать о грузе все.

— Нет, я не могу вам этого сказать, пока вы не согласитесь и мы не заключим договор.

— Тогда давайте я угадаю, что за груз мы повезем, а вы кивните, если я угадал, — предложил я магу.

— Согласен, — ответил маг.

— Вы везете оружие и доспехи.

Маг кивнул.

— Еще вы везете десять заряженных камней Силы.

Маг снова побледнел и стал переглядываться с Дирком.

— Седрик, я вам говорил, что Ингар очень непрост и о грузе уже знает, — сказал Дирк. — Лучшей кандидатуры в городе вам не найти.

— Да, вы угадали с грузом, — согласился со мной барон. — Вы представляете ценность груза и секретность предприятия?

Я кивнул:

— Меня не интересуют чужие секреты, и болтать я не стану, если мы с вами не договоримся.

— Лучше нам договориться, иначе у вас могут возникнуть большие проблемы, — с угрозой проговорил маг.

— Давайте не будем друг друга пугать и начнем договариваться, — ответил я. — Расскажите, что произошло, сомневаюсь, что вы ко мне обратились бы, если бы у вас не было проблем.

— Да, проблемы у нас есть, и немалые. Я выехал из замка с пятьюдесятью воинами, в здешних местах это большая сила. Да и я не простой мальчик для битья. Четыре года в магической академии чего-то да значат. По дороге мы дважды подверглись нападению и потеряли половину воинов. В последнем нападении участвовали два мага, и против нас применили магическую бомбу.

— Магическая бомба — это файербол? — уточнил я.

— Нет, это шар размером с кулак, который запускают из катапульты, и он взрывается, поражая людей молниями. Нам удалось отбиться, но маги ушли. Теперь я ожидаю новых нападений на обратном пути. Дирк мне порекомендовал вас как специалиста по магам. Он говорит, что вы убили троих?

— Было дело, — подтвердил я.

— Дирк также мне сказал, что вы хотите уехать в спокойное место, где вас не будут разыскивать. Я готов предоставить вам свой замок и место начальника охраны.

— Давайте не будем говорить о моих проблемах, а обсудим ваши. Сколько у вас осталось бойцов?

— У меня двадцать семь человек.

— А сколько осталось у нападавших?

— Последний раз было полсотни, мы убили человек двадцать, но к ним может прийти пополнение.

— Старый начальник охраны против не будет? — поинтересовался я.

— Нет, не будет, он погиб, — ответил барон.

— Ваших людей для охраны не хватит. Вы можете нанять еще людей в городе?

— Нет. Я пытался найти, но подходящих профессионалов нет.

— С Торвином говорили?

— Нет. Дирк говорит, что Торвин потерял много людей и хочет дождаться каравана обратно в Арис.

— Я поговорю с Торвином, он может изменить свое решение, тем более он уже служил в замке Самбулат начальником охраны у прежнего барона.

— Торвин мне не говорил об этом, — сказал удивленно Дирк.

— Так что, мне говорить с Торвином?

— Да, пожалуйста, — согласился маг.

Я встал из-за стола и направился к Торвину.

— Торвин, у меня к тебе дело на мешок золота. Присесть можно?

— Ну, если на мешок, то садись, — подыграл мне он.

— Дело такое. Ты нашел работу для себя и своих людей?

— Пока нет. Каравана в Арис в ближайший месяц не предвидится, так что я завис в Мэлоре.

— Торвин, у меня к тебе предложение. Ты видишь того «благородного», с которым меня свел Дирк?

— Ну, вижу.

— Это новый барон замка Самбулат. Он предлагает мне сопровождать в замок груз, который ему привез Дирк. Я без тебя и твоих людей не возьмусь.

— Так в чем вопрос? Мы все равно без дела, если договоримся о цене, то я согласен.

— Торвин, здесь не все так просто. Груз очень опасный. Барона по дороге сюда, даже без груза, сильно пощипали. От его отряда в полсотни человек осталось двадцать семь, в нападении участвовали даже маги. Если не согласишься, то держи разговор в секрете, не подставь меня.

— Ингар, я нем как могила, за это меня и уважают.

— Барон предлагает мне остаться в замке начальником охраны, но я думаю, что это предложение больше подходит тебе. Ты в замке уже командовал и знаешь там каждый закоулок, вот и берись за это дело, а я поддержу.

— Ингар, а как же ты?

— Торвин, ты договаривайся о себе и своих людях. Я договорюсь с бароном отдельно. Ну что, решил?

— Предложение заманчивое. Ладно, пойдем договариваться.

Мы с Торвином пересели за стол к барону. Представив Торвина, я перешел к делу.

— Господин барон, это Торвин — командир отряда бойцов из одиннадцати человек. Я их видел в деле, и здесь, в Мэлоре, вы лучших бойцов не найдете. Я соглашусь сопровождать груз только в одном случае: если с нами пойдет отряд Торвина. Ваше предложение стать начальником охраны я вынужден отклонить. Торвин — более подходящая кандидатура на эту должность, — выдал я целую речь.

Переговоры Торвина с бароном не затянулись, и, обговорив все условия, они ударили по рукам.

— Я должен переговорить со своими людьми и дать задание готовиться к походу, — сказал Торвин, поднимаясь из-за стола.

— А что, могут быть несогласные? — поинтересовался барон.

— У меня в отряде несогласные долго не задерживаются. Людям просто нужно все объяснить.

Следом за Торвином из-за стола поднялся Дирк и, сославшись на дела, вышел из таверны. Мы с бароном остались беседовать с глазу на глаз.

— Теперь, барон, давайте обговорим условия нашего сотрудничества. За доставку груза в замок вы мне заплатите столько же, сколько Торвину и его людям, — озадачил я барона.

— Один золотой империал? — переспросил барон. — Вы высоко цените свои услуги.

— Они того стоят, — ответил я с невозмутимым видом, набивая себе цену. — Если меня грохнут по дороге в замок, то деньги мне не понадобятся.

Сейчас я выбивал из барона не бабло, а будущую свою независимость от него. Барон это тоже хорошо понимал и колебался в принятии решения. Ненадолго замолкнув, он погрузился в свои мысли. Я тоже ушел в себя и попытался с помощью Силы осторожно подслушать мысли барона. Аура барона была сильно истощена, и он не смог противостоять моей авантюре. Информация, полученная мной, предопределила мои последующие действия. Деньги барона мало интересовали, его беспокоила именно моя независимость. Попытка вломиться в мой мозг ему не удалась, и он откровенно боялся меня. Моей ауры внутренним зрением, как это делал Леор, барон не видел, но чувствовал ее силу. Во время учебы в магической академии барон был лучшим ментатом и мог подчинить себе мозг практически любого простого человека. В магических поединках он тоже практически всегда выходил победителем. Даже если противник оказывался магически сильнее, ему удавалось блокировать попытки подчинить свое сознание. В моем же случае его как кувалдой по голове ударили. О том, что есть люди от природы не подверженные ментальному воздействию, барон знал еще по академии. Начальник охраны академии Брадус магом был хиленьким, но ментальному воздействию не поддавался, он просто не замечал его. Именно эта особенность и позволила ему занять высокую должность. Магические способности есть практически у любого жителя Геона, но далеко не все знают о них и тем более могут ими пользоваться. Даже человек с очень большой магической силой не всегда пригоден к обучению. На вступительных экзаменах в академию из ста абитуриентов были отобраны только семнадцать человек, хотя из не прошедших тестирование были люди с магической силой, в разы превосходящей силу барона. Большая магическая сила определяла только запас магической энергии, и все. Сейчас барон ломал голову над вопросом, заметил ли я его попытку воздействовать на мой мозг или нет. Я на попытку воздействия никак внешне не прореагировал, но ведь я мог и притвориться. Наконец барон принял решение пойти на мои условия. Время поджимало, и большая задержка могла привести к тому, что к противнику подойдет подкрепление, да и замок надолго оставлять было нельзя. «Главное сейчас — доставить камни Силы в замок, по словам же Дирка, этот хуман свое слово держит и в чужие дела не лезет, а в замке разберемся», — рассуждал барон.

— Я согласен на ваши условия, — наконец разродился барон.

— У меня, барон, есть к вам просьба: разрешите мне поселиться в ваших владениях. Мне действительно нужно на время исчезнуть от посторонних глаз. Проблем я вам не принесу, а польза в защите ваших владений может быть большая.

— Вы все-таки хотите принять должность начальника охраны замка? — переспросил барон.

— Нет, но за относительно небольшое жалованье я могу заняться обучением ваших бойцов и в случае нужды буду защищать вас и ваш замок.

— Я согласен. Какое жалованье вы хотите получить?

— Я думаю, половина жалованья Торвина меня устроит, — ответил я.

— Значит, пять серебряных империалов в месяц? Договорились, — сказал барон.

Отъезд должен был состояться через день, и я решил посвятить все оставшееся время подготовке. Первое, что я собирался сделать, — это найти на рынке букварь с картинками для детей, по которому надеялся обучиться чтению. Безграмотность меня сильно угнетала и в конце концов могла выйти боком. Меранским языком я владел уже довольно хорошо, а легкий акцент можно списать на то, что я иностранец. Также нужно было купить запасы в дорогу и на первое время жизни в баронстве.

Поиски букваря заняли почти весь оставшийся день, все, что попадалось в книжных лавках, не выдерживало никакой критики. Дешевые рукописные буквари были выполнены безобразно и помощи в изучении письменности оказать не могли. Повезло мне под вечер, когда, закупив все необходимое для путешествия, мы уже собирались возвращаться в таверну. На выезде с рынка в лавке старьевщика я заметил стопку книг, одной из которых оказался учебник меранского языка для младших классов гимназии для «благородных». Наверное, какой-то местный Буратино обменял азбуку на билет в кукольный театр. Книга оказалась выполнена очень качественно и имела цветные иллюстрации. Заплатив за нее всего двадцать местных сольдо, я, довольный, поехал в таверну.

Жара и пыль меня окончательно достали, под панцирем вся кожа зудела, разъедаемая потом.

— Первый, в городе есть баня? — спросил я, обращаясь к шаку.

— Есть, господин. Но недалеко от города есть купальни с целебной горячей водой. Там значительно лучше. Со всего Мерана съезжаются люди, чтобы вылечить многие болезни и поплавать в бассейне с целебной водой, — ответил шак.

— Далеко до купален?

— По дороге верхом или на повозке часа четыре. Но я знаю короткую дорогу через лес, и если ехать верхом, то доедем меньше чем за два часа.

— Ладно, завтра с утра поедем в купальню, а то коростой зарасту, — пожаловался я на судьбу.

В таверну мы вернулись только к ужину. Обсудив текущие проблемы с Торвином, я отправился спать.

Глава 16 СЮЖЕТ СТАНОВИТСЯ ПОХОЖИМ НА ИНДИЙСКОЕ КИНО

Утро следующего дня ничем примечательным не выделялось, и кто бы мог подумать, что конец дня будет таким насыщенным.

Сразу после завтрака я предупредил Торвина, что поеду в купальни, и, оставив на хозяйстве Второго, выехал со двора таверны. Первый оказался хорошим наездником, до этого я видел его только управляющим повозкой, а теперь с трудом поспевал за ним на своей лошади. Проскакав с полчаса по дороге, ведущей в сторону невысоких холмов на юг от города, мы свернули на лесную тропинку. Примерно через час тропинка привела к ущелью, через которое был переброшен подвесной мост. Спешившись и ведя коней на поводу, мы перешли по раскачивающемуся под ногами сооружению на другую сторону ущелья. Тропинка от моста вывела нас к живописному озеру, раскинувшемуся между холмов. Вода в озере парила. Неожиданно в небо с ревом вырвался столб воды. Гейзер фонтанировал несколько минут, затем фонтан начал ослабевать, и гладь озера успокоилась. Зрелище было очень красивым.

— Господин, это «Ревущий фонтан», — объяснил мне шак. — Так он три раза в день извергается.

Из озера вытекала неширокая речка, низвергавшаяся водопадом в ущелье, через которое мы перебрались по мосту. На берегу озера находилось большое круглое здание купален. Мы спустились по тропинке в котловину и подъехали к зданию. Оставив шака с лошадьми, я вошел в купальню. Интерьер купален выглядел шикарно — Сандуны отдыхают. Пол кольцевой галереи был из розового мрамора, потолок поддерживали колонны из белого мрамора, по фронтону шла искусная резьба по камню. В нишах стен стояли многочисленные скульптуры из мрамора различных цветов, от белого до розового и даже черного. Двери в дальней стене галереи вели к центральному бассейну под открытым небом.

Ко мне быстро подошел служитель в синей тунике.

— Что пожелает господин? — задал он вопрос.

— Я здесь в первый раз и не знаю, какие услуги здесь оказывают. Сколько стоит полный комплект со стиркой одежды и остальными услугами?

— Господин желает девушку? У нас очень хорошие девушки, которые исполнят все ваши капризы. Всего за два империала.

«Боже упаси! — мелькнуло у меня в голове. — Не дай бог подцепить какую-нибудь заразу, здесь КВД (кожвендиспансер) мне не попадался. Труженицы древнейшей профессии пропускают через себя тучу народу, если судить по толпе, которая шастает вдоль галереи».

— Нет, мне полный сервис, но только без девочек, — возразил я.

— С вас, господин, два империала, — ответил сутенер с кислой рожей, он явно был в доле с девочками, и повел меня в один из отдельных номеров.

Банное искусство в нашем мире давно уже утеряно. Я не большой любитель бани, но в Сандунах бывал, даже по высшему разряду. То, что здесь со мной творили в течение трех часов, описанию не поддается. Меня мыли местными ароматными шампунями, терли мочалками, выворачивали суставы, массировали с помощью разнообразных масел. После этой экзекуции я на подгибающихся ногах направился в бассейн с минеральной водой, который находился в центре купален. Рухнув в воду прямо с бортика, я полностью отдался сказочному блаженству, наполнявшему меня. Не шевелясь, я покачивался на спине на поверхности воды и постепенно погружался в полудрему. Из этого райского состояния меня вывел чей-то пристальный взгляд, я его почувствовал моментально. Я тут же перешел на внутреннее зрение. От противоположного бортика бассейна ко мне медленно подплывал человек с сильной магической аурой.

«Даже помыться спокойно не дадут», — мелькнуло в голове. Внутри стала нарастать злоба.

Дождавшись, когда этот субъект подплывет ко мне поближе, я открыл глаза и резко повернулся в его сторону. На меня пристально смотрел тип лет двадцати пяти с таким же лысым, как у меня, черепом. Заметив мое внезапное пробуждение, тип аж до половины выскочил из воды и, быстро развернувшись, резво поплыл к бортику бассейна. У меня создалось впечатление, что он до смерти перепугался. Доплыв до бортика, незнакомец как ошпаренный выскочил из воды и скрылся за дверями отдельного кабинета.

«Интересно, что сотворили со мной банщики, если люди шарахаются от меня, как от прокаженного. Нужно посмотреться в зеркало».

Я нехотя вылез из бассейна и направился в свою комнату. В ней меня уже ждала выстиранная и выглаженная одежда, почищенные сапоги и панцирь. Я подошел к большому зеркалу, висящему на стене, и стал критически рассматривать свое отражение. Вполне импозантный мужчина, с накачанной фигурой, красивой татуировкой на руке. Правда, через всю грудь от левого плеча до правого бедра проходил похожий на синюю татуировку ветвистый след от удара молнии. Ну и что, это меня не портило, а даже добавляло какой-то загадочности.

«Эх, девки меня не видят, — пожалел я. — Странно, чего так испугался лысый? Да хрен с ним, меня завтра здесь уже не будет», — плюнул я на лысого и начал одеваться.

На выходе из купален меня поджидал сияющий как самовар Первый. Он тоже успел помыться и постираться в озере, а теперь блаженствовал на солнышке возле коновязи.

— Поехали! — скомандовал я, и мы двинулись по тропинке в обратный путь.

Не успели мы подняться наверх из котловины, как нас обогнал какой-то сумасшедший гвельф, чуть не столкнувший меня с дороги в кусты. Выругавшись по-русски, я вышел из расслабленного состояния, в котором находился после бани.

«Сдается мне, что „это "ж-ж-ж" неспроста“, как говорил Винни-Пух», — насторожило меня странное поведение гвельфа.

Сначала лысый чуть не утоп, увидев меня, теперь гвельф как ошпаренный проскакал мимо. Нужно быть настороже. Я включил панцирь и перешел на внутреннее зрение, сканируя окружающее пространство. Доехав до моста, я заметил ауру человека, прячущегося в кустах у дороги на противоположной стороне ущелья. В сотне шагов позади нас догоняли еще двое.

«Попался!» — мелькнуло в голове.

— Первый, иди на ту сторону, — приказал я.

Шак спешился и повел своего коня на мост.

Преследователи остановились, прячась за поворотом тропинки. Две стрелы одна за другой отрикошетировали от магической защиты панциря, третья стрела попала в мою лошадь.

Я вытащил свой лук и достал стрелу из колчана. Время толчком замедлило свой ход, и звуки перешли в нижний регистр, зрение приблизило человека за мостом. Это был гвельф, обогнавший меня на тропинке. Рука гвельфа, плавно как в пантомиме, тоже достала стрелу из колчана. Он наложил стрелу на тетиву лука, и лук начал подниматься, выцеливая меня. Я вышел из ступора и, натянув тетиву, выстрелил. Мой взгляд вместе со стрелой рванулся к цели. Стрела попала в середину груди гвельфа, и его выбило из кустов, как тряпичную куклу.

В это время передние ноги моей лошади подогнулись, и я вывалился из седла. Приземлиться мне удалось на обе ноги, лук остался в руке, но лошадь упала на правый бок и придавила колчан со стрелами.

Из-за поворота выскочили два всадника. Впереди скакал, размахивая мечом, широкоплечий хуман, за ним, в нескольких шагах, с диким воплем несся лысый из купальни. Я отбросил лук и достал из-за спины меч. Встав в стойку и держа меч двумя руками, как самурай катану, я приготовился к бою. Волнения и страха не было, наверное, уже срабатывала привычка. Когда первый всадник практически поравнялся со мной, я сделал шаг вправо, уходя из-под правой руки хумана, и подсек передние ноги его лошади. Лошадь кувыркнулась через голову, и всадника, как из пращи, выбросило из седла. Парню не повезло, он слишком сильно разогнался, и его жизнь закончилась в ущелье, в которое он полетел, вопя от ужаса. Лысый не совершил такой ошибки и притормозил лошадь. Я крутился, как вошь на гребешке, отбивая удары меча лысого. Хотя я находился в режиме замедленного времени, лысый немногим уступал мне в скорости, а его искусство владения мечом превосходило мое умение на порядок. Запас Силы таял, как масло на сковородке, и я уже чувствовал дыхание смерти на своем лице.

«Какой же я идиот!» — мелькнуло у меня в голове, и я нажал кнопку шокера.

Мой меч столкнулся с мечом лысого, и ветвистая молния проскочила между клинками. Я еле успел выскочить из-под рушившейся на меня лошади. Лысый трясся на земле, как эпилептик, и из его рта текла пена. Время толчком вернулось к своему обычному состоянию. Из ушей как будто вытащили пробки, и пространство вокруг заполнили звуки леса.

— Иди на ту сторону и оттащи мертвого гвельфа в кусты, а потом беги сюда! — крикнул я Первому, застывшему на мосту.

Для шака прошло всего несколько секунд, а вокруг уже два трупа и две дохлые лошади. Первый быстро засеменил на ту сторону ущелья и, подняв труп, скрылся в кустах. Я перевернул лысого лицом вниз и связал ему руки и ноги запасной тетивой лука. Лошадь лысого начала приходить в себя и, покачиваясь, встала на ноги. Нужно привязать лошадь от греха подальше, а то начнет чудить от испуга. В это время прибежал Первый.

— Господин, я спрятал гвельфа в кустах. Там его лошадь привязана, я свою тоже там оставил.

— Сними с лошадей седла и подбери оружие.

Шак начал сноровисто снимать седла и чересседельные сумки с убитых лошадей.

— Теперь давай их вниз сбросим, — приказал я, и мы вдвоем столкнули первый труп в ущелье.

С моей лошадью пришлось повозиться, но и она вскоре полетела вниз. Лошадь лысого окончательно пришла в себя, и мы положили пленника поперек ее седла. Я быстро осмотрел место побоища и, как сумел, заровнял ногой следы крови. Шак перевел лошадь с пленным на другую сторону ущелья. Я переправился следом за ними. На той стороне моста мы погрузили труп гвельфа на его лошадь и свернули в лес вдоль ущелья. Продираясь сквозь кусты, мы отошли от тропинки примерно с километр и остановились на площадке, окруженной валунами.

— Раздень и обыщи труп, — дал я задание шаку, а сам занялся лысым.

Тот все еще находился без сознания, и мне пришлось отливать его водой из фляги, шлепая по щекам. Наконец пленный пришел в себя. Радости это ему не принесло. При виде меня глаза лысого полезли на лоб, и он прямо на спине шустро пополз в сторону, пока не уперся головой в валун на краю площадки. Я явно приводил в ужас лысого.

— Ты кто? — задал я идиотский вопрос, склонившись над пленником.

Каков вопрос, таков и ответ: лысый недолго думая плюнул мне в лицо и разразился тирадой на незнакомом мне языке. Язык показался мне диалектом меранского, в котором встречались понятные слова.

— А теперь повтори то же самое, только по-мерански, — сказал я, вытерев плевок со своего лица, и пнул лысого ногой в печень.

Лысого скрючило от боли, и он закашлялся. Я подождал, пока он оклемается, и задал вопрос снова. Пленный заголосил теперь уже по-мерански:

— Ты выблядок, сын шлюхи! Рано радуешься, тебе отомстят за меня. Мой отец с тебя живого шкуру сдерет, потом сожжет, как твою мамашу!

Я заткнул этот фонтан новым ударом в печень. Парень явно признал во мне своего смертельного врага. Причем ни на секунду не сомневается, что его враг именно я.

— Еще раз спрашиваю, ты кто, урод? — обратился я к пленнику.

— Делаешь вид, что не говоришь на тари? Думаешь, Ингур, что тебя не узнали? Да ты точная копия своего ублюдочного отца. Я сначала засомневался там, в купальне, пока не увидел татуировку у тебя на руке и родовой знак на груди, — выдал лысый.

Вот это да, не думал, что мой папаша порезвился здесь, на Геоне, вроде с виду простой советский инженер. Ладно, шутки в сторону. Да, попал я в какие-то местные разборки по полной программе, даже имя Ингур на Ингара похоже. Нужно потрошить парня до конца.

— Слушай, как тебя там, может, я просто похож и ты меня с кем-то путаешь? — попытался я оправдаться.

— Не смеши, — истерически захохотал лысый. — Похож он на кого-то, а ауру высокородного куда денешь. Я видящий, и твою ауру вижу отлично, полная аура бывает только у высокородных.

Парень в истерике и на адреналине, от такого так просто толку не добьешься. Что я знаю о допросах с пристрастием? Да ни хрена не знаю. Где-то читал, что голый человек более уязвим и податлив.

— Первый, иди сюда! — крикнул я. — Давай раздевай пленного, а я подержу.

Шак приступил к выполнению приказа. Минут двадцать понадобилось на то, чтобы раздеть лысого. Парень извивался как змея, брыкался, плевался, стараясь изо всех сил нам помешать, пока я не вырубил его ударом по голове.

«Клиент готов», — подумал я, рассматривая голого лысого.

На левом предплечье у парня была татуировка. На ней изображена какая-то незнакомая мне зверюга. На теле было несколько довольно больших шрамов от холодного оружия.

— Первый, ты знаешь, что это за зверь? — спросил я, указав на татуировку.

— Это зорг, — ответил шак. — Очень страшный зверь.

— А моего зверя знаешь?

— Я вас раздетого не видел, господин.

Мне пришлось раздеться по пояс.

— Нет, такого зверя я не знаю, но он очень страшный, даже страшнее зорга, — покачал головой Первый.

Лысый пришел в себя и, увидев меня, раздетого по пояс, снова забился в истерике. Блин, так он со страху помрет, и я ничего не узнаю. Он, наверное, возомнил, что я его насиловать собрался. Не дождется, задница немытая, хотя — мытая, только что из бани. Тьфу, какие идиотские мысли в голову лезут, юморист хренов. Ну и чего теперь делать?

— Господи, когда я поумнею! — выругался я по-русски. — Постоянно забываю, что у меня есть Сила.

Глубоко вздохнув, я погрузился в транс. Внимательно просканировав окружающую местность и не обнаружив ничего подозрительного, я перешел к клиенту. Аура лысого была уже довольно блеклой — досталось парню! Так, приступим к допросу. Я попытался прослушать мысли в голове пленника. Тот почувствовал мое внедрение и попытался атаковать меня лучом Силы, как это делал барон. Я ударил своим лучом в ответ. Луч лысого рассыпался искрами, аура стала совсем блеклой, и я буквально ворвался в его мозг и тут же вылетел обратно, как пробка. В голове пленного, кроме дикого ужаса, никаких мыслей не было. Все мое тело покрылось мурашками, как будто я просидел целый час в ледяной воде. Выйдя из транса, я снова задумался. Так ничего не выйдет. У парня в башке бедлам, его надо успокоить. Как его подчинить себе? Может, попробовать загипнотизировать? Правда, из меня гипнотизер, как из говна пуля, но что-то делать нужно. Сделаем грозный вид и приступим. Я придвинулся к лысому поближе и начал загробным голосом:

— Смотри мне в глаза.

Парень закрутил головой, пытаясь не встретиться со мной взглядом. Я схватил его левой рукой за лицо и повернул к себе.

— Смотреть в глаза, — злобно повторил я.

Наши глаза встретились, и парень поплыл. Глаза его остекленели, и тело расслабилось.

— Кто я? Отвечать!

Лысый вздрогнул и тихим голосом ответил:

— Ты Ингур, сын Стаса и Дэи, последний высокородный клана «Желтая змея».

— Как тебя зовут? — задал я следующий вопрос.

— Я Тулпар, старший сын и наследник Сигурда, Великого князя Танола, из клана «Зорг», — забубнил монотонным голосом пленный.

Ой, да ни фига себе титул у парня. Теперь за мной все хуманы Геона гоняться будут. По словам Тулпара, я тоже какой-то высокородный, с полным комплектом родовых и магических признаков, сын какого-то Стаса и Дэи. Эх, посмотреть бы на этого Стаса, а то батя получается какой-то виртуальный. Да, начинается настоящее индийское кино, на которое у «Маски-шоу» была пародия: «Я твой брат, — говорит один из героев и показывает родинку на заднице. — А я твой (именно твой) сестра, — говорит героиня и показывает родинку на пузе. — А я твой…» и так далее.

Одни рояли в кустах, как в хреновом фэнтези. Только мне этот рояль, скорее всего, не поможет, а пришибет своей крышкой. Стоп, а ведь можно попробовать посмотреть на Стаса и Дэю. А что будет, если заставить Тулпара вспомнить моих родителей и подглядеть этот мысленный образ? Приступим.

— Тулпар, ты видел Стаса и Дэю?

— Да, видел.

— Где и когда ты их видел? — продолжил я.

— Я их видел в Танорисе двадцать лет назад на совете князей кланов.

— Что за Танорис?

— Танорис — столица Танола.

«Вот те, бабушка, и Юрьев день», я тоже теперь цельный прынц, этого только не хватало для полного счастья.

— Тулпар, вспоминай Стаса и Дэю, — приказал я и погрузился в транс.

Настроив свое восприятие на образы в голове пленного, я стал смотреть голографическое кино.

Вот я уже не Ингар, а маленький мальчик Тулпар, стою в большом красивом зале и держусь за огромную ладонь своего отца. Играет музыка. Мимо нас проходят могучие воины в красивых доспехах и шикарные дамы в изысканных платьях. Отец называет их титулы и имена, но я его не слушаю, а глазею по сторонам. Из этого блаженного состояния меня выводит подзатыльник отца.

— Не крутись по сторонам, а слушай и запоминай! — сказал отец. — Это твои будущие друзья и враги. От этих знаний зависит твоя дальнейшая жизнь.

Я перестал вертеться и стал внимательно слушать отца. Отец больно сжал мою руку и сказал:

— Смотри внимательно и запоминай! Видишь этих мужчину и его жену?

— Да, папа.

— Это наши злейшие враги, князь Стас и леди Дэя. Обязательно запомни! Если я их не убью, то это должен будешь сделать ты, когда станешь воином.

Я посмотрел на высокую женщину в зеленом платье, она была красивая, как моя мама. Женщина заметила мой взгляд и нежно мне улыбнулась. Покраснев, я прижался к отцу.

Рядом с женщиной стоял высокий сильный мужчина, в расшитой золотом безрукавке с татуировкой на левом предплечье. Татуировка изображала желтую змею с капюшоном, обвивающую кинжал, и синюю надпись под ней «ВДВ». Мужчина строго посмотрел мне в глаза, и я описался.

Меня выбросило из сознания Тулпара, и я буквально сел на задницу с отвалившейся челюстью. Там, в сознании Тулпара, на меня смотрел родной брат моего отца Стас. Отец и Стас были близнецами. После школы их судьбы разошлись. Отец поступил в институт и стал обычным советским интеллигентом в очках, а Стас загремел в армию, где благополучно попал в ВДВ. Срочная служба закончилась поступлением в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. Стас в детстве был моим кумиром. Всегда улыбающийся накачанный красавец был совсем не похож на моего ставшего тщедушным отца. Семью Стас не завел, и за сына у него числился я. Приезжая на побывку, дядя всегда привозил мне очень ценные для пацана подарки: то пустые патроны от автомата, то ракетницу, один раз даже привез учебный снаряд от ГШ-23. Все ребята во дворе мне завидовали, когда мы с дядей по утрам делали зарядку. Голый по пояс Стас крутил «солнышко» на турнике, делал другие гимнастические трюки, а из окон украдкой смотрели девчонки, вздыхая по моему дяде. Мне ужасно нравилась татуировка кобры на его левом плече. Однажды я был нещадно выпорот отцом, застукавшим меня за попыткой наколоть себе такую же. Только через много лет, уже в институте, я украсил свое левое предплечье королевской коброй. Капитан ГРУ Станислав Столяров пропал без вести где-то в очередной горячей точке на просторах планеты Земля, когда мне было семь лет. Как рассказывал его сослуживец, вертолет Стаса столкнулся с высоковольтной линией электропередачи и сгорел дотла. Труп дяди так и не нашли и причислили Стаса к пропавшим без вести.

Помню его фотографию в траурной рамке на стене в гостиной, заплаканных бабушку и дедушку, вдрызг пьяных друзей Стаса, пришедших его помянуть. На этой фотографии Стас был при всех своих регалиях, в капитанской форме и орденах и медалях. Я потом иногда плакал, глядя на этот портрет. Когда я вырос и поступил в институт, бабушка часто мне говорила, что я стал очень похож на дядю, и тайком вытирала подступившие слезы. Значит, дядя тогда не погиб, а его закинуло сюда, на Геон. Здесь дядя нашел свое счастье, влюбился, родил мне брата, стал князем, а эти суки убили его и его жену. Все, кирдык лысому и его папаше, это теперь дело личное.

— Тварь, говори, зачем ты сюда приехал и сколько с тобой людей, где остановились? — зарычал я в лицо парня.

— Со мной еще двое, наказующий Колин и мой младший брат Улис. Они в городе остались.

— Что за наказующий? Отвечать!

— Наказующий Колин — палач клана, лучший воин. Колин не урожденный клана «Зорг», а принятый в клан изгой.

— Покажи мне их! — заорал я и схватил лысого за горло.

— Нет, не надо, отпусти меня, — захрипел лысый.

Я вошел в транс и стал ломиться в мозг пленного. Тулпар отчаянно сопротивлялся, но я все сильнее давил на его ауру и наконец сломил защиту. Мое сознание проникло в мозг Тулпара, и передо мной на мгновение возникло лицо его брата Улиса. Меня снова выбросило из его сознания. Я вышел из транса и взглянул на Тулпара. На меня смотрели остекленевшие глаза покойника, из уголка рта мне на руки стекала струйка крови. Я в запале сломал ублюдку шею. Оттолкнув труп, я встал на ноги и осмотрелся. За большим валуном, тихо поскуливая, трясся от ужаса Первый. Ну и видок у меня, наверное, если даже шака чуть кондратий не хватил.

— Хватит скулить, — приказал я шаку. — Собирай вещи, седлай лошадей.

Шак опрометью бросился выполнять приказание. От покойников нужно было избавиться. Я по очереди сбросил трупы в ущелье и, осмотрев место допроса, пошел к лошадям. Первый упаковал трофеи в узлы и приторочил их к седлам. Я сел на лошадь убитого гвельфа и направился к тропинке, по которой мы ехали в купальню. Шак поскакал следом, ведя на поводу лошадь Тулпара, нагруженную трофеями.

В таверну мы вернулись уже затемно. Во дворе «Железного кабана» нас поджидал Торвин.

— Я уж думал, что ты пропал и не появишься больше. Завтра хотел отправить людей на поиски в купальню. А тут ты появляешься на новой лошади и с кучей барахла. Где третью лошадь взял?

— Махнул не глядя, — ответил я. — Когда отправляемся?

— Завтра с рассветом. Караван догоним на западной дороге, — просветил меня Торвин.

— Я пойду есть, голодный как собака, а потом лягу спать.

Глава 17 ЧЕМ КРУЧЕ ГЕРОЙ, ТЕМ БОЛЬШЕ СИНЯКИ

Торвин поднял меня еще затемно. Мы быстро умылись и позавтракали на скорую руку. Во дворе «Железного кабана» происходила обычная суета, которая предваряет отправку в дальнюю дорогу. Мои шаки запрягали лошадей в телегу, упаковывали вещи. Я подошел к ним и спросил, как идут дела.

— Господин, все хорошо. Лошади здоровы и накормлены, вещи упакованы и уложены.

— Вы сами поели?

— Да, господин, мы сыты, — доложил Первый.

— Мне седлайте лошадь гвельфа, — приказал я и направился к Торвину, который давал распоряжения своим людям. — Каков порядок движения?

— Как обычно. Двое в передовом дозоре, затем мы с отрядом, сзади двое замыкающих.

— Когда отправляемся?

— Сейчас человек барона поест в таверне, и трогаемся.

На крыльцо вышел воин в полном доспехе, сел на коня и подъехал к нам с Торвином.

— Ваши люди готовы? — задал он вопрос.

Торвин кивнул и отдал команду выезжать на дорогу.

* * *

Наш отряд двигался по дороге из желтого кирпича, прямо как в сказке «Волшебник Изумрудного города». Воин барона ехал вместе с головным дозором, показывая дорогу. Мы с Торвином беседовали, немного отстав от телег.

— Ингар, давай рассказывай, что вчера произошло, — допытывался Торвин. — Куда девалась твоя лошадь? Ты с шаком уезжал на двух лошадях, а вернулся на трех, две из которых чужие.

— Да встретил старых знакомых, вот они и поделились, — стал темнить я.

— Не морочь мне голову — знакомые поделились. Твой конь был неплохим, но он и в подметки не годится твоим новым коням. Сбруя и седла очень дорогие, такую на дороге не найдешь. Шак, который был с тобой, такой пришибленный приехал, будто его стая чертей гоняла. Давай рассказывай, я начальник охраны и должен знать, откуда стрела прилететь может.

— Оттуда уже не прилетит, — ответил я.

— Колись, я тебе говорю, а то я за себя не отвечаю, — начал заводиться Торвин.

— И что будет? — начал закипать я в ответ.

Торвин сразу охолонул, заметив мою реакцию на командный тон:

— Ингар, я за людей отвечаю. Мы еще толком на дорогу не выехали, а кругом одни непонятки.

— Ладно, — ответил я. — Мы решили срезать дорогу из купален по лесу и попали в засаду. Непонятно, то ли ограбить хотели, то ли просто убить. Двоих я сразу убил, третьего взял живым.

— Ну и что-то выяснил? — поинтересовался Торвин.

— Да ничего не выяснил. Я его сильно приложил, долго откачивать пришлось. Он крепким орешком оказался, при допросе помер, но ничего не сказал. Вот поэтому и задержался.

— Нужно было в таверну его привезти, здесь бы я с ним поговорил.

— И как ты это себе представляешь? — спросил я. — Таверна — гостиница, а не городская тюрьма. Кто позволит в ней человека на куски резать?

— Ты его на куски порезал? — испуганно спросил Торвин.

— А ты как думаешь?

— С тебя станется, — пробубнил Торвин.

Так за разговорами мы выехали на перекресток, у которого нас поджидал караван барона. Мы с Торвином подъехали к барону доложиться, что приехали. Барон, поздоровавшись с нами, отправил Торвина с его людьми к отряду своих воинов, а меня попросил остаться. Барон был одет в полные доспехи с искусной гравировкой, его голову защищал шлем с плюмажем из перьев экзотических птиц, из ножен выглядывала рукоять меча, отделанная драгоценными камнями. По сравнению с ним я выглядел жалким оборванцем. Лицо барона украсила надменная улыбка. Да, здесь встречают по одежке. В мире Средневековья статус обязывал выглядеть соответственно, впрочем, как и в нашем. Пора доставать кольчугу из закромов. Дождемся стоянки, там и переоденусь. Поперек седла у барона была закреплена бандура, похожая на базуку. Я ушел в себя и стал сканировать барона внутренним зрением. Аура барона еще не восстановилась после нашего противоборства, и я не заметил никакой магической активности с его стороны. Доспехи и оружие барона оказались простыми и не имели никакой магической защиты или начинки. Бандура имела в себе пять небольших камней Силы, из которых заряжены были только два. В седельной сумке барона лежали еще три шара с такими же заряженными камнями.

— Файербол? — спросил я барона, указывая на бандуру.

— Если бы, — ответил барон. — Это метатель для бомб с цепной молнией. Бьет на триста шагов. Осталось два заряда в метателе и три бомбы, одну придется кидать вручную.

— И какой эффект? — спокойно спросил я, как будто каждый день стрелял из метателя.

— Поражает в радиусе десяти шагов всех воинов в металлических доспехах и в радиусе трех шагов бездоспешных, но, увы, они довольно быстро приходят в себя. Если не добить, то становятся еще злее, — рассмеялся барон.

— Понятно. Что-то еще в запасе имеется?

— Нет, я полностью пустой. Ладно, чего скрывать, все равно узнаете. В замке есть магическая защита и два метателя файерболов на башнях. Есть еще зарядник для серых магических камней; когда приедем в замок, зарядим метатель и еще бомб наделаем. Главное, камни довезти.

— Барон, содержать баронство дело дорогое. Заряженные камни Силы тоже обходятся недешево. Насколько я понял, вы младший сын в роду, потому что ваше баронство у самой границы и получено, скорее всего, по императорскому эдикту. Откуда деньги? — задал я вопрос в лоб.

— Ну, Ингар, вы и фрукт, — рассмеялся барон. — Спокойно задаете такие щекотливые вопросы. А если я прикажу вас убить?

— Сейчас убивать меня вы не станете, я вам до замка нужен живой. Вот в замке вы можете это приказать. Но по дороге в замок я постараюсь доказать вам свою полезность.

— Успокойтесь, Ингар, вы действительно мне нужны, и покушаться на вас я не собираюсь. Вы здесь человек новый и, возможно, не знаете, что здесь находятся развалины трех древних городов. От них сохранились подземелья. Территория развалин находится на стыке трех государств: Мерана, Чинсу и Арбского халифата — и практически бесхозная. Большую войну из-за развалин никто затевать не будет, себе дороже, а у людей типа меня есть карт-бланш на раскопки. Арбы и чинсу тоже не прочь поживиться, поэтому постоянно нужно держать ухо востро, а то без головы остаться можно. Если взяться с умом, то находки с лихвой окупают затраты на баронство. Вы, Ингар, тоже можете попытать счастья в развалинах, но сразу предупреждаю: в одиночку это дело бесперспективное. Развалины кишат разного рода опасными созданиями, а не зная, где искать, можно копать до скончания века.

— Большое спасибо за информацию, барон, я постараюсь быть вам полезен, — поблагодарил я.

— Ингар, у вас отличный конь и оружие, но ваш панцирь — слабая защита от стрел, и в случае засады вы можете погибнуть после первого выстрела. У меня есть запасные доспехи, и я прикажу моим людям отдать их вам, правда, вы крупнее меня, и они могут вам не подойти, но хорошую кольчугу и шлем мы вам подберем.

— Спасибо за заботу, барон, у меня есть приличные доспехи. На стоянке я переоденусь в них. Давайте лучше перейдем к делу. Где камни и кто их охраняет?

— Камни вон в той повозке, в обитом железом ящике, ее охраняют мои телохранители-арбы.

— Арбы у вас в телохранителях? — задал я вопрос с удивленным видом.

— Да, как бы ни было это странным. Они преданы мне до последней капли крови. Это не простые воины, они ассасины.

Как я понял, ассасин — арбский аналог земного ниндзя.

— Барон, я поеду осмотрю караван и познакомлюсь с людьми, а то в случае нападения свои прибьют по ошибке, — отпросился я у барона и поехал к отряду Торвина.

Торвин вместе с воином, который сопровождал нас из таверны, давали указания своим бойцам. Я подъехал к ним и остановился рядом.

— Торвин, представь меня людям барона, — попросил я.

— Это Ингар, — начал Торвин. — Как видите, он хуман и в драке стоит десятерых, а может, и больше, просто больше противников при мне ему не попадалось. Это Мартин, теперь мой заместитель, — представил мне воина барона Торвин.

— Что же на приличные доспехи денег не заработал, если такой крутой? — саркастически заметил Мартин.

«Ну вот, опять начинается проверка на вшивость, — подумал я. — Пришибить кого-нибудь для острастки, что ли?»

— Мартин, не советую тебе задирать Ингара, а то он тебе покажет, — осадил воина Торвин.

— Пусть покажет, у меня тоже есть что показать, — заявил Мартин и сделал рукой неприличный жест.

Воины барона дружно заржали.

«Сделал мне рекламу Торвин, лучше бы помалкивал, зараза. Теперь нужно как-то выходить из положения, а то будут пинать на каждом шагу. Что за привычка у мужиков постоянно членами мериться. Ну и что теперь делать? Зарубить Мартина на хрен, так ведь мясорубка начнется. Нужна какая-то демонстрация абсолютного превосходства. В дружине барона воины все как на подбор, боями проверенные, не простые авантюристы — настоящие профессионалы. Да, подгадил мне Торвин», — подумал я с досадой.

Торвин тоже это понял и попытался разрядить обстановку, но только еще больше ухудшил ситуацию. Барон назначил Торвина начальником охраны в обход Мартина, чем вызвал у того заслуженную обиду. Бойцы барона подчинились, но внутренне были на стороне Мартина. На фоне дружины барона отряд Торвина выглядел непрезентабельно: вооружены хорошо, все в надежных доспехах, но каждый на свой вкус. Дружина барона была вооружена как регулярная армия, все доспехи одинаковые, с баронским гербом на кирасе, кольчуги дорогие, двойного плетения, одинаковые овальные щиты, одинаковые шлемы с забралом на пол-лица. Мечи, кинжалы, копья — все как под копирку.

Из строя бойцов барона стали доноситься шуточки, оскорбительные реплики, дело шло к драке.

— Хуман, ты на какой помойке панцирь нашел? — раздался вопрос из толпы.

— А лук у него хороший. Где украл? — раздался другой голос.

А ведь это идея. Нужно найти цель поубедительнее и с помощью Силы грохнуть ее из лука. Я осмотрелся по сторонам, но ничего подходящего не заметил.

— Что вертишься, ищешь, куда удрать? — снова раздался вопрос из толпы, и раздался хохот.

Злоба внутри меня закипела, как вулкан. Я поднял глаза к небу, чтобы не смотреть на эти поганые рожи и не сорваться. Высоко в небе парила здоровенная птица, высматривавшая добычу.

«Вот она — цель!» — увидел я решение проблемы.

Сердце рухнуло куда-то вниз, и время замедлилось. Я перешел на внутреннее зрение и достал из саадака лук. Мой взгляд рванулся вперед вместе со стрелой.

«Мама дорогая, это не птичка, а целый самолет», — ахнул я про себя, когда посыл достиг цели.

Стрела попала птице в горло у основания шеи и застряла, пробив ее насквозь. Птица дернулась и, закувыркавшись, медленно полетела к земле. Мой взгляд вернулся в мое тело. Я стал одну за другой посылать стрелы в падающую птицу. На пятой стреле время толчком вернулось к своему нормальному течению, и я вышел из транса. Все окружающие разинув рот сопровождали взглядом падающую птицу. Птица грохнулась на землю шагах в тридцати от дороги.

— Ни хрена себе, он харуха завалил, — раздался в тишине одинокий голос.

— Ну кто еще хочет комиссарского тела? — задал я вопрос в толпу.

Слово «комиссарского» я произнес по-русски, чем нагнал еще больше страха на окружающих. Тем временем к нам подскакал барон с телохранителями.

— Что здесь происходит? — грозным голосом спросил он.

— Ничего особенного, Ингар харуха завалил, — ответил Торвин скучающим голосом, как будто для меня охота на харухов была таким же обыденным занятием, как ковыряние в зубах после обеда.

— Ингар, это правда? — обратился ко мне барон с вытаращенными глазами.

Я решил поддержать Торвина и, осмотревшись по сторонам, выдал:

— Кто-то еще стрелял?

Ответом было молчание.

— Ну, тогда я завалил.

Толпа дружно заржала. Смех был уже не ехидный, а доброжелательный, как будто пошутил кто-то из хороших друзей.

— Даю за харуха золотой империал, — обратился ко мне барон.

Я вопросительно покосился на Торвина.

— Требуй три золотых, в Меране за шкуру пять золотых дают, — шепнул мне на ухо Торвин.

Мне удалось сторговаться с бароном на двух с половиной золотых. Барон отдал команду содрать шкуру с птицы и отправил трех человек назад в город за бочкой с какой-то хренью для консервации шкуры. Нам волей-неволей пришлось остановиться возле перекрестка. Я с трудом удерживал себя от того, чтобы сразу не броситься к трупу харуха, — нужно было поддерживать имидж. Вокруг птички уже собралась большая толпа любопытных, и нам с Торвином пришлось расталкивать зрителей лошадьми, чтобы пробиться к моему трофею. Харух оказался не птицей, а, скорее всего, птерозавром, помесью птеродактиля и птицы. Размеры харуха впечатляли, размах крыльев превышал пять метров. Голова птички вместе с клювом, набитым загнутыми назад зубами, была длиной около метра. Тело покрывала чешуя, как у ящера, и короткие волоски. Перья отсутствовали. Крылья харуха напоминали крылья огромной летучей мыши. Эта тварь была рыжей, в коричневых пятнах. В изломе передней кромки крыла имелись пальцы с когтями, которые могли соперничать по размеру с серпом.

«Вот ты какой, северный олень», — промелькнула в голове глупая присказка.

Интересно, какие монстры здесь по лесам бегают, если по небу летают такие птички? Три бойца из баронской дружины начали потрошить харуха, в воздухе разнеслась чудовищная вонь, и я по-быстрому ретировался подальше от этих ароматов.

Заморочки с харухом заняли около трех часов, и караван двинулся в путь только перед обедом. Барон мотался вдоль каравана, подгоняя людей, мы отставали от графика движения, что грозило нам ночевкой в чистом поле вместо подготовленной стоянки. Голодный народ, который лишился нормального обеда и отдыха, тихо проклинал доморощенного Вильгельма Телля, так эффектно завалившего харуха. На стоянку караван въехал уже в темноте, и ужин затянулся почти за полночь. Сканирование местности внутренним взглядом посторонних рядом с караваном не обнаружило. Я отпросился у барона якобы в дозор и пошел искать место, где можно было бы подзарядить свои энергетические запасы. Приказав шакам глядеть в оба глаза, я вышел со стоянки. Подходящий луч Силы нашелся в ста шагах от ограды стоянки возле большого валуна. Зарядка всех моих девайсов заняла около двух часов. Закончив ее, я вернулся в лагерь и сразу завалился спать под телегу.

Утро нового дня было занято обычной караванной суетой. После водных процедур и завтрака караван вытянулся на дорогу и запылил к горизонту на юг. Я впервые надел на себя кольчугу, чем вызвал огромный интерес к своей персоне.

— Ничего себе кольчужка… — приговаривал Торвин, ощупывая меня, как жених невесту. — Да это же настоящий мифрил. Всего второй раз вижу такую кольчугу. Где взял?

— Где взял, там уже нет, — огрызнулся я.

Люди в караване завистливо поглядывали на меня и тихо шептались. И дернуло меня напялить эту кольчугу, теперь я как невеста на выданье, все хотят жениться на моей кольчуге. Барон тоже не заставил себя долго ждать. Очень нехороший взгляд был у него, когда он смотрел на кольчугу. Чтобы не травить гусей, с кольчугой нужно было что-то делать.

Проехав два часа по мощеной дороге, караван свернул на наезженную грунтовку, ведущую на юго-запад. Дорога петляла по полям и перелескам и к полудню вывела нас к мосту через неширокую реку. Караван остановился на обед, и я решил заняться маскировкой кольчуги. Пришлось пожертвовать новой зеленой рубахой, у которой я отрезал по локоть рукава и надел получившуюся безрукавку поверх кольчуги. Теперь от кольчуги были видны только рукава по локоть и капюшон. Удовлетворенный своими трудами, я подозвал Первого и приказал ему надеть мой панцирь. Панцирь налез на Первого с трудом, но функцию свою выполнять мог. Половину обеда я гонял шака, заставляя его включать и выключать панцирь по моей команде. Наконец Первый освоился и перестал подпрыгивать, как наскипидаренный, когда по панцирю начинали пробегать голубые искорки. Шак в панцире выглядел круто, как бомж, нашедший на помойке смокинг. Да, ну и видок же у меня был в этом обшарпанном панцире с дырами на боку и спине. Я явно не внушал уважения в этом доспехе. Теперь же я ударился в другую крайность, вырядившись в кольчугу, подходящую принцу. Ох, не любит народ тех, кто выделяется из толпы. Ну что поделать, будем надеяться, что спрятанная под рубахой кольчуга не будет так сильно раздражать окружающих.

Солнце перевалило за полдень, и мы снова тронулись в путь.

— Вот теперь другое дело, — ехидно подначил меня Торвин, поравнявшись с моей лошадью. — А то я думал, что еду в свите императора Антора Второго.

— Заткнись! — ответил я, обозлившись.

— Ты правильно сделал, что отдал панцирь шаку, он ему больше подходит, чем уважающему себя воину, — продолжил стебаться Торвин.

Я не выдержал и уколол кинжалом лошадь Торвина в задницу. Лошадь взбрыкнула и поскакала в голову каравана, подбрасывая зад, на котором еле держался выскочивший из седла Торвин. Отборную ругань Торвина заглушал громкий хохот народа в караване.

Тем временем ко мне подъехал дружинник и сказал, что меня вызывает барон. Барон и его ассасины ехали возле фургона с камнями Силы. Я подъехал к нему и спросил, зачем он меня вызывал. Барон ответил, что хотел со мной побеседовать, и мы перешли к делу. Наша беседа продолжалась с небольшими перерывами почти до самого вечера. Барон пытался выяснить, кто я такой и откуда. Я же напускал как можно больше дыма в этом вопросе и обещал все рассказать в замке. Барон неожиданно легко согласился с моими откровенно слабыми доводами и оставил эту тему до приезда в замок. Большой интерес барон проявил к кольчуге.

— Ингар, откуда у вас эта кольчуга? — допытывался барон.

— Кольчуга досталась мне по наследству, — ответил я.

— Эта кольчуга стоит целое состояние. Ингар, ваш род должен быть не последним на Геоне, если по наследству передаются вещи достойные королей, — снова закинул удочку барон.

— Барон, давайте оставим этот вопрос на потом, я не готов отвечать на него сейчас.

— Но, Ингар, я доверился вам. Моя судьба и судьба каравана во многом зависит от вас. Я не могу рисковать грузом и людьми, — продолжил барон свои домогательства.

— Барон, я не напрашивался к вам на службу. Это вы предложили мне охранять караван. Я согласился на это, а вы согласились на мои условия. Если вы хотите расторгнуть наш договор, то я не буду возражать, заплатите условленную плату, и мы с вами расстанемся.

— Нет, что вы, Ингар, вы не так меня поняли, я не собираюсь расторгать с вами договор. Мне просто нужны дополнительные гарантии.

— Моего слова вам недостаточно? — стал я в позу.

— Ну что вы, Ингар, я не хотел вас оскорбить. Оставим все как есть, но в замке вы мне все расскажете, — двусмысленно заявил барон.

«„Остапа понесло“ — так, кажется, писали Ильф и Петров в „Двенадцати стульях“. Как бы не переборщить со своими понтами», — подумал я.

Постепенно разговоры перешли к более интересующим меня темам, и я начал, как губка, впитывать новую информацию. Замок барона оказался очень лакомым кусочком. Сам по себе замок ничем выдающимся не выделялся. Постройка была типовая, как говорил барон: две башни, донжон, стена высотой десять саженей, небольшой замковый двор, колодец. Главной изюминкой замка было то, что он перекрывал вход в уютную долину, окруженную неприступными горами. В долине находилась деревня с сотней жителей, пахотными землями и пастбищами. Деревня обеспечивала потребности своих жителей и гарнизона замка всем необходимым. Замок был самодостаточным и мог выдержать сколь угодно длительную осаду. Наличие магической защиты и двух метателей файерболов на башнях гарантировало замку полную неприступность. Конечно, замок можно было захватить, но для этого нужна была регулярная армия с мощным магическим вооружением. Любые местные бандформирования однозначно шли лесом. Барон занимался раскопками подземелий в развалинах древних городов, находящихся недалеко от замка. Обнаруженные артефакты и комплектующие для магических механизмов пользовались огромным спросом и обеспечивали процветание баронства. Магическую защиту и оба метателя файерболов барон собрал самостоятельно из комплектующих, найденных при раскопках. Барон очень гордился своими достижениями и пел соловьем.

Чем больше своих тайн открывал мне барон, тем сильнее портилось у меня настроение. Он уже на три моих могилы растрепал секретов. Чем ближе дело шло к вечеру, тем любезнее со мной становился барон. Казалось, что за эти два дня нашего знакомства я стал для него буквально родным братом. Такое панибратство вызывало у меня серьезные сомнения в его искренности. Окончательно меня добил рассказ о магической защите груза с камнями Силы. Оказывается, что если нас перебьют и враги захватят груз, то при попытке вскрыть сундук с камнями или вынуть его из фургона произойдет одновременная разрядка всех камней Силы. В результате этого рванет так, что яма от взрыва будет десять шагов в диаметре. Нужно держаться от фургона подальше.

День клонился к вечеру, и, наконец, впереди показалась стена стоянки, на которой караван остановился на ночевку. Я лежал под телегой, а сон все не шел. Сомнения в искренности барона буквально загрызли меня изнутри. Чувство самосохранения кричало об опасности, но я, как баран, упрямо шел на бойню, надеясь на свою крутизну. Единственное, на что у меня хватило ума, — это дать команду шакам перегрузить все ценное из телеги в переметные сумки верховых лошадей. Завистливые взгляды воинов барона тоже нужно было хоть как-то приглушить. Решением этого вопроса стала маскировка моей шикарной кольчуги рубахой, надетой поверх нее. Второе, что я решил сделать, — это обменяться конями с Первым. По моему мнению, воин на обычной лошади и без доспехов не будет первоочередной целью для врага. Первый обмен лошадьми принял абсолютно спокойно. Мой скакун обладал не в меру буйным нравом и постоянно задирал других лошадей, утверждая свое верховенство, пытаясь укусить или лягнуть соперника. Только удар кулаком в ухо приводил его в чувство. Я был невеликим наездником, и такой конь меня несколько пугал. Шак нашел общий язык с конем сразу, без ударов в ухо и сопротивления с его стороны.

Весь следующий день меня терзали сомнения и страхи, но день прошел на удивление спокойно, и страхи понемногу развеялись. На ночевку мы остановились на берегу ручья с прозрачной родниковой водой. Мне было необходимо зарядить свою ауру и просканировать местность. Я отпросился у барона на разведку и вышел из лагеря. В стороне от дороги находился поросший лесом холм. Лучшего места для увеличения зоны обзора найти было трудно, и я отправился к холму. Холм оказался высотой с трехэтажный дом. Со стороны дороги склоны холма были очень крутыми, и мне пришлось обойти холм вокруг. С обратной стороны холма я наткнулся на тропинку, скрытую в кустах, эта тропинка привела меня на вершину холма. На вершине я обнаружил круглую площадку, огороженную камнями. Площадку уже давно никто не посещал, и она поросла кустарником, пробивающимся между каменными плитами. В углу площадки из подобия вазы на землю стекал маленький ручеек и пропадал в расщелине между плитами. Отличное место для скрытой стоянки. Тропинку в кустах увидеть трудно, я и сам ее нашел практически случайно. Если подходить к холму по дну ручья, то никаких следов не останется. Даже лошадь сюда на поводу можно затащить. Я сделал себе в памяти заметку и приступил к сканированию местности вокруг холма. Человеческой ауры поблизости мне обнаружить не удалось, но зверья рядом было навалом. Простояв на холме около получаса, я решил возвращаться к каравану, так и не подзарядив ауру, но мне все-таки повезло, источник Силы обнаружился почти у самой стоянки. В караване, кроме часовых, все уже спали, и я тоже отправился спать.

Всю ночь меня мучили кошмары и в душе нарастала беспричинная тревога. Утром я первым делом провел инструктаж шаков, рассказав им о площадке на холме. Объяснив, как найти дорогу наверх, я приказал им, чтобы в случае нападения на караван или других форс-мажорных обстоятельств они добирались туда и ждали меня на холме.

День начался как обычно, никаких опасностей на горизонте не маячило. Ближе к полудню я догнал Торвина и спросил его, долго ли нам еще тащиться.

— Сегодня к вечеру будем на месте, — обрадовал меня Торвин.

После обеденной стоянки появились первые признаки того, что за нами следят. Впереди каравана я заметил разъезд из трех человек на лошадях. Такой же разъезд появился через час уже сзади каравана. Торвин, выслушав мое сообщение, отправился докладывать барону. Барон успокоил наемника, сказав, что все нормально, а это местные бандиты, которые хотят поживиться на мелких группах старателей, и наш отряд им не по зубам. Но я не поддался этим уверениям, и меня по-прежнему донимала смутная тревога.

— Торвин, ты хорошо знаешь эту местность, — стал пытать я начальство. — Где, ты думаешь, на нас могут напасть?

— Скоро, приблизительно через час, дорога будет проходить через каньон, там самое удобное место, — сказал Торвин. — Перед каньоном нас должен встретить человек барона, у них там пост на горе. Если все нормально, то они пустят стрелу с дымом.

Постепенно местность стала холмистой, и дорогу со всех сторон обступили обломки скал, как будто какой-то великан насыпал их сверху на землю. Из-за одной из этих скал навстречу каравану выехал боец в доспехах барона. Барон переговорил с бойцом и дал команду Торвину держаться позади его дружины, охранявшей фургон с камнями Силы. Мы пропустили фургон и дружину барона вперед и, дождавшись, когда нас обгонят остальные телеги, двинулись за ними, прикрывая караван сзади.

Самый чувствительный орган у человека — это его любимая задница. Она за километр чувствует все приключения, которые мы так настойчиво ищем для нее. Правда, мы очень редко обращаем внимание на ее предупреждения. Вот и сейчас у меня буквально засвербело это место. Я заметил, что сзади караван догоняют ауры двадцати человек, наверху вдоль каньона за камнями прятались еще по десятку с каждой стороны, а впереди дорогу перекрыл еще один десяток. Дав команду Первому остановиться и включить панцирь, я доложил о своих наблюдениях Торвину и поскакал к барону. Догнав барона, я спросил, сколько человек у него на посту в каньоне.

— Там у меня пятеро, а что? — задал вопрос барон.

Но вдаваться в объяснения уже было поздно.

— Засада! К бою! — заорал я как оглашенный.

Барон недоуменно посмотрел на меня, но сказать так ничего и не успел: стрела с хрустом воткнулась барону прямо в левый глаз, и он свалился под копыта лошади. Я еле успел включить защиту кольчуги, и тут же целый град стрел обрушился на караван с обеих сторон каньона. Вокруг меня падали дружинники барона, сбитые стрелами с коней. Я выдернул лук из саадака и стал отстреливаться на скаку, рванув обратно и стараясь вырваться из зоны обстрела.

— Назад, на прорыв!!! — снова заорал я, подскакав к растерявшемуся Торвину. — Там впереди уже все трупы! Я прикрою!

Торвин пришел в себя и стал быстро отдавать приказы. Воины Торвина повернули коней и ринулись к выходу из каньона. Мои шаки тут же рванули следом. Весь огонь лучники сосредоточили на мне, и только один боец Торвина свалился с лошади, получив стрелу в спину.

Кольчуга прекрасно держала удар, и обломки стрел рикошетом отлетали к стенам каньона. Сердце рухнуло вниз, и время замедлило свой бег. Три лучника, убитые мной, кувыркаясь, свалились на дно каньона. Я был готов к тому, что, не пробив защиту кольчуги, лучники постараются ссадить меня с коня. Уже четыре стрелы торчали в спине и боках моей лошадки. И вот она захрипела, встала на дыбы и начала заваливаться на бок. Ноги бедняжки подогнулись, и я соскользнул на землю. В этот раз колчан висел у меня за спиной, и я, отстреливаясь на ходу, короткими перебежками бросился вслед отряду Торвина.

— Четыре, пять, шесть, — считал я убитых лучников, падающих со скал.

«Пора рвать когти», — мелькнуло в голове, и я бросился бежать к выходу из каньона.

По веревкам со скал в каньон спускались вражеские воины, и вокруг кипел беспощадный бой. Я бежал как слаломист, перепрыгивая через трупы всадников, лошадей и истекающих кровью раненых. Одна из лошадей закувыркалась мне навстречу, запутавшись в собственных кишках. Среди этого кошмара Торвина и шаков я пока не встретил. Позади меня из-за поворота вымахнули три всадника в белых бурнусах.

«Все, кирдык, не убежать», — подумал я и, остановившись, стал сшибать стрелами скачущих всадников.

Три стрелы — три трупа — неплохой счет, но лошади, даже потеряв седоков, неслись на меня во весь опор. Вжавшись спиной в стену каньона, я мечтал только об одном: не быть растоптанным их копытами. Кони пронеслись мимо, обдав меня запахом пота и крови. Теперь новый рывок к свободе. Сзади опять послышался топот. Снова остановка, три выстрела — три трупа. Рука шарит в колчане, больше нет стрел, я безоружен.

— Врешь, не возьмешь!!!

«Ну прямо Чапаев», — мелькнуло в голове.

Наконец мне удалось добежать до поворота и выйти из простреливаемой зоны.

Какая-то отчаянная веселость наполнила меня. Я чуть не захохотал в голос и, закинув лук за спину, используя тетиву как ремень и злобно выругавшись по-русски, повернулся к скале и полез вверх, хватаясь за малейшие уступы. Мой организм работал на одних инстинктах, руки сами находили, за что уцепиться, Сила автоматически подпитывала слабеющие мышцы, и я быстро карабкался, как муха по стеклу. Мне удалось подняться почти до половины стены, когда появились новые преследователи и стали стрелять в меня из луков. Стрелы отскакивали от магической защиты кольчуги, но запас Силы в камне кольчуги таял прямо на глазах. Я уже забросил правую ногу за край скалы, когда раздался сухой треск и защита пропала. Три стрелы, одна за другой, попали в меня. Две из них, ударив в спину, вышибли воздух из моих легких, третья насквозь пробила левое бедро. Мне удалось каким-то чудом подтянуться на вершину, а не упасть обратно в каньон. Как рыба, выброшенная на берег, я разевал рот, пытаясь вдохнуть хотя бы глоток воздуха. Наконец мне это удалось, и я отполз от края обрыва. Рядом со мной в камень ударила стрела. Подняв голову, я увидел на другой стороне каньона выцеливающего меня лучника. Перекатившись за выступ скалы, я ушел из-под обстрела. Во время этого кульбита стрела, торчащая в ноге, сломалась. Дикая боль пронзила ногу. Мой вопль заглушил ужасный грохот, раздавшийся в каньоне. Скала под ногами затряслась, и вниз посыпались камни. Через несколько секунд камни посыпались уже с неба. Закрыв лицо руками, я сжался в комок, стараясь спрятаться от каменного града за скальным выступом. В трехстах шагах от меня из каньона поднялся огромный столб дыма и пыли. Пыль была везде, видимость уменьшилась на длину вытянутой руки. Моя голова и вся моя одежда стали серыми от пыли, покрывшей все вокруг.

«Нужно выбираться отсюда, пока не поздно», — подумал я и попытался встать на ноги.

Тупая боль пронзила раненую ногу. Я осмотрел ногу: древко стрелы обломилось у самой раны сзади бедра, а наконечник торчал спереди.

«Вытаскивать стрелу не буду, истеку кровью», — решил я и кинжалом срезал наконечник.

Наступать на раненую ногу было больно, и я попытался снять боль при помощи Силы. Как ни странно, фокус удался. Поврежденные мышцы ноги я попробовал подпитывать тоже с помощью Силы. Нога стала ощущаться, как протез. Только надолго ли хватит Силы? Теперь нужно спускаться вниз и искать укромное место, где можно перевязать рану и подзарядиться. Поправив ножны с мечом и лук, я довольно шустро засеменил, разыскивая дорогу вниз. Через пару часов я упал на берегу ручья, окончательно обессилев.

«Будем ремонтироваться здесь, но для начала нужно раздеться», — решил я.

Снять одежду и заползти в ручей мне удалось только через полчаса. Теплая вода ручья приятно бодрила измученное тело. Смыв с себя грязь, я выбрался на берег и достал из пояса набор первой помощи, купленный на рынке в Арисе. Сначала нужно было вытащить стрелу, а потом обработать и забинтовать рану. Я попытался ухватить стрелу пальцами, но обломок был слишком коротким, и древко выскальзывало из рук.

«Нужно чем-то обвязать стрелу, затем тащить за веревку, — пришло мне в голову решение. — Так, используем запасную тетиву для лука».

Намотав тетиву на руку, я минут десять морально готовился вытаскивать стрелу из ноги.

«Ну все, еще пара вздохов, и начну, — решился я наконец. — До чего же больно», — пульсировала в голове только одна мысль.

Обливаясь холодным потом, я медленно стал вытягивать стрелу из раны. Мои руки тряслись, как у алкаша. По подбородку текла кровь из прокушенной губы. На последнем издыхании я выдернул древко и провалился в беспамятство.

Мое тело снова умирало. Высоко над головой, на поверхности воды, был виден луч солнца. «Жить, жить, жить!!!» — пульсировала в голове единственная отчаянная мысль. Я, задыхаясь, греб на поверхность, и вот в мои легкие ворвался воздух.

Придя в сознание, я с трудом сел, оперевшись спиной на ствол дерева. По моей ноге из раны текла почти черная венозная кровь. Нужно дотянуться до аптечки, но сил не было.

В кустах хрустнула ветка, и на поляну вышли два хумана с обнаженными мечами в руках. Одного я узнал сразу, это был Улис — младший брат убитого мной Тулпара, они были очень похожи.

«А это, наверное, наказующий Колин», — равнодушно отметило сознание.

— Ну что, Ингур, попался, ублюдок? — прорычал Улис и занес для удара меч.

Последнее, что я увидел, сползая на землю, — это фонтан крови из пробитой мечом шеи Улиса. Сознание снова покинуло меня.

Глава 18 КОЛИН, ПОБРАТИМ СТАСА

Сознание нехотя возвращалось ко мне. Сквозь сомкнутые веки забрезжили отблески солнечных лучей. По моему лицу текли струйки прохладной воды. В ушах послышалась отдаленная речь.

— Давай, парень, очнись! — более отчетливо прозвучал чей-то голос.

Я открыл глаза. Надо мной склонилось незнакомое лицо.

— Ну вот и хорошо, давай хлебни вина, парень.

Рука поднесла к моим губам флягу. Я, захлебываясь, сделал несколько глотков и закашлялся.

— Ну куда ты так торопишься? Не спеши, не отнимут, — сказало лицо.

Я попытался сесть. Человек стал помогать и прислонил меня спиной к дереву. Мир вокруг становился все более отчетливым, голова перестала кружиться.

— Парень, ну ты как, пришел в себя?

— Да, — прохрипел я.

— Вот и хорошо. Ты можешь разговаривать?

Я кивнул.

Передо мной на корточках сидел хуман лет сорока с суровым загорелым лицом.

— Ты кто, парень? Откуда у тебя эта татуировка?

— Я Ингар, а татуировка — это мой родовой знак.

— Врешь ты, парень. Ты не Ингур, хотя и похож. Ингур моложе тебя лет на десять, и татуировка другая.

— Я и не говорю, что я Ингур, сын Стаса, я Ингар, — произнес я по слогам свое имя.

— Откуда, парень, ты знаешь Стаса? Стас погиб десять лет назад.

— А ты кто такой, чтобы задавать такие вопросы? — ответил я вопросом на вопрос.

— А ты, парень, угадай, — ехидно заметил хуман.

— Ладно, попробую угадать. Ты Колин, наказующий клана «Зорг».

У хумана от удивления отвисла челюсть.

— Откуда ты меня знаешь, парень? Я тебя раньше не встречал.

— Мне про тебя брат вон того покойника рассказывал, — мотнул я головой в сторону Улиса.

— И что он обо мне тебе рассказывал? — настороженно спросил Колин.

— Мало рассказывал, много не успел, помер быстро.

— Это ты его убил?

— Да, я убил Тулпара, а ты зарезал Улиса. Нам обоим очень не нравятся сыновья Сигурда, к чему бы это?

— Хватит темнить, парень. Давай рассказывай, какое отношение ты имеешь к Стасу? — процедил сквозь зубы Колин.

— А ты не догадываешься, глядя на меня?

— Нет, и хватит морочить мне голову.

— Стас — родной брат моего отца, мой родной дядя, — заявил я. — Поэтому я так похож на Стаса в молодости.

— Врешь! — вырвалось у Колина.

— А ты посмотри внимательно.

— Ладно, ты на него действительно очень похож. Тогда скажи полное имя Стаса?

— Станислав, — ответил я.

— К какому народу он принадлежит?

— Станислав русский, как и я.

— Правильно! — воскликнул Колин и обнял меня.

— Осторожно, задавишь! — заорал я, когда Колин случайно задел мою раненую ногу.

Отстранившись, Колин занялся моей раной. Мне оставалось только скрипеть зубами, когда процедуры становились уж очень болезненными. Через полчаса моя рана была почищена, промыта вином, смазана лечебной мазью и зашита нитками. Повязка поверх раны была скорее для проформы, чем для дела.

— Надевай штаны, и пойдем, — велел Колин. — Нам нужно добраться до лошадей, пока не стемнело.

— Я только одежду простирну, а то грязна, как у нищего с помойки.

— Не успеет высохнуть, — заметил Колин.

— Я выжму и так надену, на мне по дороге высохнет.

Вода в ручье после моей стирки стала черной.

«Как бы не заметили ниже по течению», — подумал я, натягивая мокрую одежду.

Мифриловая кольчуга тоже сильно заинтересовала Колина.

— Такая же была и у Стаса, — заметил Колин. — Правда, на той камня не было. У вас делают?

— Не знаю, трофейная, — ответил я, надевая поверх кольчуги остатки зеленой рубахи.

— Меч у тебя тоже хорош. — Колин аж прицыкнул языком, когда я вынул меч из ножен для проверки.

— Колин, ты с мечом поаккуратней, у меча магическая защита, он чужие руки не любит.

Колин согласно кивнул и, оттащив труп Улиса в кусты, повел меня через лес. Два часа блужданий по лесу привели нас к стоянке Колина и покойного уже Улиса. Стреноженные лошади спокойно паслись на небольшой поляне.

— Уф, слава богу, все на месте, а я уж беспокоился за лошадей, думал, хищное зверье может подобраться, — обрадовался Колин.

Я обессиленно рухнул на траву. Хождения по лесу с простреленной ногой снова разбередили рану, и ногу начало болезненно дергать.

— Сиди, сиди, — отмахнулся от моей помощи Колин. — Я сам все устрою.

Он распаковал одну из седельных сумок и быстро организовал ужин. Мне осталось только уплетать предложенную еду. После ужина я попробовал погрузиться в транс и осмотреть окружающее пространство внутренним взглядом. Обзор был небольшим, всего около тридцати шагов, но он принес нужные результаты. Мне удалось увидеть так необходимый луч Силы.

— Я отойду до ветра, — предупредил я Колина и похромал в кусты к источнику Силы.

Луч Силы имел оптимальную плотность и цвет. Зарядка прошла быстро. Я пополнил свои энергетические запасы буквально за несколько минут, даже промыл, как из шланга, скопившуюся черноту в ауре вокруг раны на ноге.

— …Ты веревку проглотил, что ли? — окликнул меня Колин.

— Да нет, все нормально, просто рядом какой-то подозрительный зверь шарился, вот я и задержался.

— И где зверь?

— Ты ломился по кустам, как стадо кабанов, вот он и убежал, — соврал я.

— Ладно, пошли к костру. Я первый дежурю, а ты ложись. Возьми одеяло с лошади Улиса.

Я завернулся в одеяло и улегся возле костра. Сон сморил меня практически мгновенно. В голове мелькали образы боя, оскаленные рожи врагов, кровь и еще раз кровь со всех сторон.

— Парень, давай просыпайся, твоя очередь дежурить, — вырвал меня из кошмара голос Колина.

— Все, я уже проснулся, хватит меня трясти, — пробубнил я и, поднявшись, ополоснул лицо водой из фляги.

Колин занял мое место у костра и заснул. Так началось мое дежурство. Сканирование местности вокруг стоянки ничего подозрительного не выявило. Самое большое животное, судя по ауре, было размером с кошку.

Мои мысли сами собой сосредоточились на событиях последних дней. Чем подробнее я анализировал произошедшее со мной, тем больший стыд за свою глупость и самонадеянность охватывал меня.

«Стоило мне немного освоиться в новом мире, так сразу потянуло на подвиги. То, что я сижу у этого костра живым, — на сто процентов везение, а не моя заслуга. А как я выжил во время первого нападения на караван Дирка? Маги просто не считали меня достойной целью и выпустили файербол в бойцов Торвина. Моя снайперская стрельба из лука была результатом истерики. Я ни в одного мага так и не попал, а случайно повредил метатель файерболов, который от этого взорвался. Мое геройство в бою с Черным монахом — глупость несусветная. Монах хотел взять нас живыми и не посчитал меня за серьезного противника. Меня спас только панцирь и везение идиота. Чудом уцелев в этой передряге, я тут же кинулся в другую авантюру. Вместо того чтобы тихо и спокойно устроиться в Арисе и вживаться в этот мир, мне захотелось покомандовать судьбами людей, вылезти в хозяева этого мира. Заделаться бароном захотел. Да, захотел, и не надо себя оправдывать. Мечтал втереться в доверие к барону, все у него высмотреть, а потом занять его место. Мечтатель, блин. Барон по приезде в замок в лучшем случае просто бы меня грохнул, а в худшем — я бы уже вчера висел на дыбе и рассказывал барону все то, что он хотел от меня услышать. Что я знаю об этом мире? Да конкретно ни черта, одни догадки и умозаключения. Даже читать и писать не умею. Напялил на себя мифриловую кольчугу, чем удесятерил шанс быть убитым за нее. Шел как баран на заклание и людей Торвина за собой потащил. Сейчас все они, скорее всего, лежат с перерезанными глотками, их смерть на восемьдесят процентов на моей совести. Судьба занесла меня в этот мир, Бог не забыл, а наделил новыми способностями и возможностями, подарил Силу. Я же, как пацаненок, бросился играть в Айвенго, рискуя своей и чужой жизнью, народу подставил и перебил тучу. Что дальше? Кто такой Колин? Зачем я ему? Могу ли я ему доверять? Может, мне стоит его убить и мотать отсюда? Куда мотать?» Эти вопросы буквально разрывали мою голову.

Колин зашевелился во сне и повернулся на другой бок. Получается, что я вернулся к тому состоянию, в котором был после кораблекрушения.

«Колину, наверное, я могу доверять, он из-за меня убил Улиса, сына своего хозяина. Ему теперь тоже нужно скрываться. Может, он меня хочет отвести к Сигурду, Великому князю Танола? Сдаст меня, этим и оправдается перед князем. Да нет, князь его на куски порежет за смерть обоих сыновей. Колин хорошо знал Стаса, и он убил Улиса. Тулпар принял меня за Ингура, а Колин хорошо знает его. Здесь не все так просто, нужно будет подробно расспросить Колина. Так какую же линию поведения выбрать? Первое — нужно поменьше врать и распускать павлиний хвост, а там время покажет», — закончил я свои рассуждения.

На востоке небо начало светлеть и над деревьями стало всходить солнце. Колин снова заворочался во сне и, потянувшись, сел у потухшего костра.

— Доброе утро, какие новости? — спросил хуман и улыбнулся.

— Все нормально, опасности поблизости нет.

— Ты что же костер прозевал? У меня больше нет огненных палочек. Как костер разводить? — посетовал Колин.

— Успокойся, сейчас разожгу огонь.

Я порылся в кармашке пояса и достал оттуда кусок гвоздя, с помощью которого добывал огонь. Несколько секунд — и костер разгорелся.

— Ты смотри! Стас тоже так умел, — удивился Колин.

— У нас это семейное.

Колин сбегал к ручью за водой и замутил в котелке обрыдшую мне кашу. Здесь, на Геоне, эта каша была основным продуктом питания в путешествиях. Смесь крупы и сушеного мяса с солью и специями хорошо утоляла голод и не портилась в дороге. Правда, вкус каши очень напоминал перловку, на которую у меня была аллергия еще с армейских времен. Но голод не тетка — каша почему-то очень быстро закончилась в котелке, и я спрятал ложку за голенище сапога. Проинспектировав внутренним взглядом свое состояние, пришел к выводу, что я в прекрасной форме. Рана на ноге не болела, и аура тела была яркой и однородной, повреждений своей энергетической оболочки я не обнаружил. Потоки энергиитекли по телу равномерно и без сбоев. Восстановление прошло на удивление быстро. Еще вчера я чуть было не отправился на тот свет, а сегодня свеж как огурчик. Похоже, чем чаще я пользуюсь Силой, тем легче мне с ней управляться и восстановление проходит быстрее. Запас Силы в моем организме тоже стал значительно больше.

«Растем, — подумал я. — А это есть хорошо».

Мое настроение улучшилось, и черные мысли отошли на второй план.

— Что будем делать дальше? — обратился я к Колину.

— Для начала нужно рвать отсюда когти, — ответил хуман. — А вот куда, ума не приложу. Там в каньоне грохнуло очень сильно, и в живых вряд ли кто остался. Как ты там выжил, непонятно. Но скоро должен кто-то из замка появиться, и они могут напасть на наш след.

— Слушай, Колин, я знаю одно место, где можно переждать несколько дней. Давай туда двинем, только на дорогу выведи, а там я поведу.

— По дороге опасно, заметить могут.

— Я раньше кого-нибудь почувствую, так что мы сразу с дороги свернем, да и следов на дороге полно, — ответил я.

— Ну, тогда по коням, — сказал Колин, и мы начали собираться в дорогу.

Сборы были недолгими. Мы затушили костер и спрятали его, закрыв куском дерна. Правда, если наткнутся на поляну, то эта маскировка не спасет, но со стороны не так заметно. Потом наполнили фляги и двинулись в путь. Лошадь Улиса сначала заартачилась, но, получив кулаком в ухо, сразу поняла, кто в доме хозяин, и быстро затрусила за конем хумана.

На дорогу мы выбрались через час. Здесь инициативу в свои руки взял уже я. Сканирование местности показало отсутствие аур людей и крупных животных. Я сказал об этом Колину, и мы рысью поскакали в сторону Ариса. Постоянное ожидание опасности к разговорам не располагало, и мы перебрасывались только короткими репликами, оставив беседы на потом.

Солнце стояло уже высоко, когда дорога привела нас к ручью возле облюбованного мной убежища. Я свернул с дороги в ручей и по нему поехал к холму, на котором решил устроить стоянку. Колин молча повернул за мной. Мы доехали по дну ручья до тропинки на обратной стороне холма и спешились. Я стал сканировать окружающее пространство, но макушка холма просматривалась плохо. Площадку на холме окутывал какой-то магический туман, и ауры на вершине оказались размыты. Я предупредил Колина об осторожности и двинулся по тропинке к вершине. Чем выше мы поднимались, тем четче была видна вершина холма. Поднявшись почти до вершины, я увидел ауру человека и лошади. Человек лежал неподвижно и, похоже, спал. Лошадь медленно передвигалась, наверное паслась. Я достал меч и крадучись пошел в сторону спящего человека. До противника оставалось всего несколько шагов, как вдруг под копытом пасущейся лошади громко хрустнула сломанная ветка. Человек вскочил на ноги и бросился на меня. Я занес меч для удара и оторопел: ко мне со всех ног несся Первый и, размазывая слезы по лицу, орал:

— Мой хозяин вернулся, мой хозяин вернулся!

Подбежав, шак упал на колени и, обхватив мои ноги, захлебываясь слезами, зарыдал.

— Они брата убили. Мне хозяин волшебный панцирь дал, меня враги не убили, а брата убили. Я сюда на лошади скакал, в меня из лука стреляли, стрелы отскакивали, — сквозь слезы бубнил Первый.

Я вложил меч в ножны и стал успокаивать шака.

— Ну все, успокойся. Все хорошо. Я приехал, теперь все будет хорошо, — растерянно говорил я.

Шаки были хорошо закрыты от магического сканирования. Я несколько раз пытался залезть шаку в голову, но мне это не удавалось. Вернее, в голову я залезть мог, но в голове у шака был только один бессвязный набор слов и образов. Наверное, они чувствовали попытку магического сканирования, и у них срабатывала своеобразная защита. Сейчас же Первый оказался абсолютно открыт. От него на меня обрушилась такая вселенская тоска и горе, что я даже испугался. Я видел все, что с ним произошло. Видел его сумасшедшую скачку следом за отрядом Торвина. Видел смерть его брата, упавшего с отрубленной головой под копыта лошади. Перед моими глазами проносились оскаленные лица арбов в белых бурнусах, добивающих отряд наемников. Звон мечей, дикие крики умирающих разрывали голову. Ужас обуревал шака, арбы рубили его своими саблями, он пытался закрыться от этих ударов голыми руками, и только защитное поле панциря спасало его от неминуемой смерти, отводя удары в сторону. Я видел, как он тащил за собой практически загнанную лошадь на вершину холма, как сидел почти двое суток без сна.

— Хозяин придет, он меня не бросит. Хозяин придет, он меня не бросит, — раскачиваясь из стороны в сторону, непрерывно повторял Первый.

Ко мне постепенно пришло осознание того, что Первый так бы и умер здесь на холме от тоски и голода, ожидая меня, если бы я не пришел. Господи, неужели я на этом свете до такой степени кому-то нужен? Неужели есть такое существо, которое так сильно любит меня?

— С ума сойти. Ты такой же чудной, как и Стас, — раздался голос Колина у меня за спиной. — У него тоже был шак, которого звали Седым. Он также за ним как хвостик бегал. Убили его, когда я Ингура спасал от погони. Седой с дубиной против семи лучших убийц клана «Зорг» держался, пока я с маленьким Ингуром на лодке от берега на безопасное расстояние не отошел. Обычный шак будет спокойно смотреть, как его хозяину глотку режут, и пальцем не пошевелит, а затем спокойно пойдет с новым хозяином. Шакам на хозяев наплевать, они веревку в воду без команды не бросят, чтобы спасти человека, а здесь такая любовь. Шак за хозяина драться будет только с магическим ошейником на шее, зная, что без башки останется, если хозяин умрет. Вы что, их чем-то прикармливаете?

— Они, наверное, чувствуют, что мы другие и относимся к ним по-человечески, — ответил я.

— К шакам по-человечески? Ну, ты меня насмешил, — рассмеялся Колин.

— Хватит ржать, давай лучше располагаться, а то есть хочется, сил нет.

Первый наконец оторвался от моих ног и, всхлипывая, занялся лошадьми и костром. Я разжег огонь, и Колин приступил к приготовлению ужина. Каша поспела через полчаса.

— Первый, у тебя есть котелок или миска? — спросил я.

— Есть, — ответил он.

— Ты чего, шака кормить надумал? Обойдется, самим жрать завтра будет нечего! — возмутился Колин.

— Колин, ты кашу пополам подели, я из своей доли шака покормлю.

— Как хочешь. Хозяин барин.

Я поделил свою порцию и отдал половину шаку. Первый быстро отошел к лошадям и, озираясь, начал, обжигаясь, глотать кашу.

— Колин, а сколько еды осталось? — спросил я.

— Спохватился? Только на завтрак. Ты побольше шака корми.

— Ладно, не кипятись, сейчас схожу что-нибудь подстрелю на обед.

— Подстрелит он! Скоро стемнеет, как бы тебя кто не подстрелил, — пробубнил хуман.

— Не беспокойся, я быстро. Первый, пошли со мной, — позвал я шака.

Забрав лук и колчан с трофейными стрелами, я вместе с шаком спустился с холма. По дороге мне удалось обнаружить ауру какого-то травоядного животного. Но до добычи было где-то около километра, и я углубился в лес. Приблизившись к зверю на двести шагов, я понял, что подкрасться к нему на дистанцию прямой видимости, даже в спустившихся сумерках, мне не удастся. Ну что же, буду стрелять по ауре, может быть, попаду. Я наложил стрелу и натянул тетиву. Мне пришлось сместиться на несколько шагов в сторону, чтобы между мной и добычей не было аур деревьев. Тетива щелкнула по перчатке, и стрела ушла к цели. В энергетической картине мира полет стрелы, направляемый Силой, выглядел как след трассера винтовочной пули. Трассер ударил в ауру животного, и она стала постепенно гаснуть.

— Надо же, попал, — обрадовался я и направился к добыче.

«А это что за хрень? — подумал я, заметив ауру более крупного животного, скачками приближающегося к моей добыче. — Так можно без обеда остаться».

Я достал стрелу из колчана и стал стрелять в ауру конкурента на добычу. Первая стрела застряла где-то в деревьях, следующая достигла цели. Аура подпрыгнула и закрутилась волчком. Я снова выстрелил, и аура задергалась на одном месте, постепенно угасая.

«Ну что, получил? Нечего было за чужой едой гоняться, целее был бы», — мелькнуло в голове.

Продираясь сквозь кусты, мы с шаком вышли на поляну, на которой лежала наша добыча.

— Мама дорогая! — вырвалось у меня, когда я увидел трофеи.

Кошмарная бесхвостая зверюга черного цвета лежала на земле. Где-то я ее видел.

— Хозяин зорга убил, хозяин зорга убил, — запрыгал за моей спиной Первый.

Так вот где я эту морду видел, на татуировке у Тулпара.

— Что делать будем? — спросил я шака.

— Надо с зорга шкуру снять, клыки вынуть. Очень дорого стоят шкура и клыки, почти как шкура харуха, — пояснил он.

— Давай занимайся, — сказал я и кинул ему кинжал.

Первый споро приступил к работе, а я встал на страже с луком в руках, сканируя окрестности. Вдруг еще такая зверюшка заявится. Не прошло и часа, как шкура с зорга была содрана, а зверь, похожий на маленького оленя, освежеван и выпотрошен. Пора возвращаться с добычей на холм.

— Вас только за смертью посылать, — встретил нас такой репликой Колин. — Я уже собирался на поиски.

— Все хорошо, мы с добычей, — успокоил я его, бросив мясо оленя у костра.

— Хозяин, нужно лошадей привязать, а то испугаются, могут вниз прыгнуть, если зорга учуют, — заявил Первый, появившись из кустов на тропинке.

— Какого зорга? — переспросил хуман.

— Хозяин зорга убил. Я шкуру нес, там, на тропинке, оставил. Нужно лошадей привязать.

— Давай привязывай и тащи шкуру сюда, посмотрим, — приказал я.

Первый начал ловить и привязывать стреноженных лошадей, которые шарахались от него, пахнущего зоргом, как черти от ладана. Нам с Колином пришлось помогать шаку, а то он ловил бы лошадей до утра. Закончив с лошадьми, шак отправился за шкурой.

— Ну, парень, ты даешь. Сходил поохотиться. Так, между делом, зорга завалил. На зорга с отравой охотятся. Сначала отравленную приманку подкинут, потом дохлого зверя найдут и шкуру сдирают. А чтобы так просто из лука убить, я даже не слышал про такое, — покачал головой Колин, глядя на шкуру зорга.

— Хозяин еще харуха застрелил, — похвалился Первый.

— Харуха застрелил? С ума сойти можно, — обалдело сказал Колин. — Пойду я лучше спать, а то и так голова пухнет.

Я лег у костра, закутавшись в одеяло, и быстро заснул под скрип ножа, которым Первый чистил шкуру зорга.

Глава 19 РАССКАЗ КОЛИНА

Утром меня разбудил запах жареного мяса. Первый обжаривал над углями костра куски оленины, добытой на охоте. Я потянулся и встал на ноги. Колин храпел, завернувшись в одеяло, и просыпаться, похоже, не собирался.

— Доброе утро, хозяин, — сказал шак, заметив, что я проснулся.

Я кивнул в ответ и направился к источнику умываться. Сняв с себя всю одежду, я присел на корточки и стал плескаться голышом, подставив плечи под струю воды, которая вытекала через край вазы. Вода оказалась очень холодной, и водные процедуры больше походили на закаливание, чем на умывание. Громко охая и фыркая, я смыл грязь со своего тела и, постукивая зубами, выбрался на солнышко, чтобы согреться. Вытряхнув пыль из одежды, я надел на себя всю амуницию, включая кольчугу. Ложное чувство своей неуязвимости могло в очередной раз сыграть со мной злую шутку. На войне как на войне, и не дай Бог меч окажется на сантиметр дальше вытянутой руки.

Сканирование окружающего пространства ничего опасного возле холма не обнаружило. Обзор отсюда был отличный, и если не высовываться из кустов на вершине, то можно безопасно контролировать подходы к стоянке. Хорошим довеском к преимуществам убежища на холме был оранжевый луч Силы, выходивший из подножия одной колонны возле источника.

Шак очень грамотно разложил костер, и дыма почти не было. Легкий ветерок дул со стороны дороги, и все запахи уносило в глубину леса. Без помощи Первого я точно бы пропал. Присутствие такого универсального помощника решало кучу практически неразрешимых для меня бытовых проблем. Вот сейчас я греюсь на солнышке и просто жду, когда меня позовут к столу.

— Господин, завтрак готов, — раздался голос шака.

— Привет, Колин, — поздоровался я с проснувшимся хуманом.

— Привет, — откликнулся Колин. — Где тут умыться?

— Вон там за камнями есть источник, — указал я.

Колин, зевая, направился в указанном направлении.

Первый ухитрился приготовить настоящий пир из имеющегося скудного набора продуктов и вчерашней добычи. В меню был суп из мяса оленя и каких-то трав и кореньев, добытых шаком в окрестностях холма, шашлык, зажаренный на прутьях лозы, и каша. Правда, в этот раз каша пахла совсем по-другому, сдобренная все теми же корешками.

— С ума сойти, — сказал Колин, глядя на все это великолепие. — Мне бы тоже не мешало завести такого же шака.

— Что тебя так сильно удивило?

— Я всю жизнь считал, что шак может только разболтать какую-нибудь баланду из сушеных продуктов, а здесь целый ресторан.

— Первый любит хозяина. Первый умеет готовить, — ответил за меня шак.

— Первый, ты спускался с холма? — спросил я.

— Да, хозяин. Я коренья и травы собирал.

— Больше без разрешения этого не делай, накажу.

— Я понял, — ответил обиженно шак.

Шикарный завтрак, он же обед, утолил голод и поднял настроение. Шак отправился мыть посуду и обихаживать лошадей, а мы с Колином занялись обсуждением наших дел. Разговор с хуманом имел огромное значение для моих дальнейших действий на Геоне. Я стоял на распутье.

— Колин, кто я такой и откуда, ты уже знаешь. По твоим словам, ты хорошо знал Стаса, расскажи мне о нем. От этого рассказа зависит очень многое.

— Спрашивай, я отвечу.

— Расскажи, как ты познакомился со Стасом и что тебя с ним связывало.

— Это долгий рассказ.

— Ничего, время у нас есть, я буду благодарным слушателем.

— Это случилось двадцать лет назад. — начал свой рассказ Колин.

Я вошел в транс и настроился на ауру Колина. Перед глазами стали возникать образы, иллюстрирующие рассказ. Это было похоже на закадровый текст в кинофильме.

* * *

Струи воды, лившиеся с неба, превратились в сплошной поток. Охота оказалась окончательно испорченной. Целый день Колин преследовал стадо горных баранов, и вот, наконец, когда до добычи оставалось всего два полета стрелы, обрушился этот ливень. Семья Колина чудом пережила эту зиму, после того как клан «Синий волк» загнал ее в горы. Уходить из дома пришлось только с тем, что удалось унести за плечами. Лошадей и другой скот они бросили в долине, с ними было невозможно пройти по узкой тропинке над пропастью. Отец и двое старших братьев остались прикрывать отход. Грохот камней за спиной говорил только об одном, что враги добрались до тропинки, и отец приказал обрушить мост через расщелину, отрезая дорогу вниз. В охотничью заимку, в которую привел семью Колин, отец и братья так и не пришли. Шестнадцатилетний юноша остался старшим в семье из одиннадцати человек. Теперь уже десяти. Неделю назад умерла мать Колина, не перенеся горя от потери мужа и двоих сыновей. В живых остались жены братьев с детьми и старшая сестра Колина Дэя. Он остался единственным взрослым мужчиной в семье, и все заботы о пропитании и защите от врагов легли на его плечи. Женщины хуманов могли постоять за себя. Красавица Дэя считалась гордостью клана и входила в свиту жены Великого князя Танола. Но что может женщина в горах, где мужская сила и ловкость выходили на передний план. Всю дичь в маленькой долине, где находилась заимка, Колин выбил очень быстро. Один раз ему даже удалось поймать подраненную горную козу и принести ее живой в заимку. Молоко козы спасло малышей от неминуемой смерти в зимние холода, но неделю назад коза перестала давать молоко, и ее пришлось съесть. Единственным источником пищи оставалось стадо горных козлов, за которым и гонялся Колин. Подобраться к осторожной добыче оказалось очень трудно, и вот когда он был почти у цели, начался этот проклятый дождь и охота окончательно сорвалась.

— Чертова погода! — выругался охотник, забившись под навес скалы.

Дождь становился все сильнее, и раскаты грома превратились в сплошной гул. Молнии сверкали непрерывно, освещая своими сполохами убежище Колина. Такой грозы он за всю свою жизнь не видел. В душу незаметно стал прокрадываться страх, и зубы начали непроизвольно выбивать дробь.

«Что это со мной? — тряхнул головой Колин. — Я старший мужчина в семье, я хуман, и мне не пристало бояться какой-то грозы. Это, наверное, от холода зубы стучат», — стал оправдывать он свою слабость.

Колин начал похлопывать себя по плечам, стараясь согреться. Через час дождь неожиданно прекратился, как отрезало. Тучи исчезли, и яркое солнце засияло на голубом небосклоне. Колин выбрался из своего убежища и осмотрел окрестности. Внизу у подножия скалы лежали туши трех баранов и странное тело в лохмотьях.

«Боги не забыли нас. Какая удача — сразу три барана. Теперь еды хватит надолго», — радовался охотник, быстро спускаясь к добыче.

Перепрыгивая с камня на камень, Колин почти подобрался к первому барану, и тут его насторожило непонятное тело, которое не удалось рассмотреть со скалы. Это оказался лежащий на земле человек. Колин достал кинжал и начал осторожно подкрадываться к чужаку. Человек лежал неподвижно, но его грудь вздымалась при дыхании.

«Живой? — удивился Колин. — Откуда он здесь? Через горы сюда не пробраться, тропинка в горах обрушилась. Кто он такой? Может, он из клана „Синий волк“? Нет, татуировка на руке другая».

Такого отличительного знака юноша раньше не видел. Все клановые татуировки на Таноле он знал, но рисунок, на котором странная змея обвивает кинжал, видел впервые. Человек был абсолютно лысым, на его лице даже брови и ресницы сгорели до основания. Обгоревшие лохмотья на теле чужака выглядели очень странно: зеленую ткань покрывали бурые пятна, но это была не грязь, а рисунок, нанесенный на нее специально.

«Все ясно! — догадался юноша. — В чужака попала молния, вот он и обгорел до такого состояния».

Незнакомец зашевелился и что-то пробормотал. Колин убрал кинжал в ножны и оттащил пострадавшего в сухую расщелину. Затем он уложил его на свою куртку и побежал свежевать баранов. Закончив работу, юноша вернулся в расщелину и развел костер из веток, которые удалось собрать поблизости. Чужак пришел в себя и показал жестами, что хочет пить. Колин отдал ему свою флягу и спросил:

— Кто ты и откуда?

Чужак жестами показал, что не понимает. Колин тоже решил общаться жестами.

— Колин, — внятно произнес он по слогам, указывая на себя.

— Стас, — ответил тем же незнакомец.

Колин предложил чужаку поесть похлебки, тот с благодарностью принял еду. После ужина Стас и Колин легли спать.

К утру Стас окончательно пришел в себя, несмотря на ожоги, покрывавшие его тело. Колин достал из котомки баночку с целебной мазью и жестами показал, что ею нужно смазать ожоги. Стас снял лохмотья и вышел из расщелины к ручью, где начал смывать с себя грязь. Колин вышел за ним следом. Чужак спокойно обливал свое могучее тело холодной водой, даже ни разу не поморщившись. Под кожей, лишенной жира, перекатывались жгуты мускулов. Даже у охранников Великого князя юноша не видел таких тренированных тел. Стас попросил у Колина кинжал и сделал из лохмотьев, в которые превратились его штаны, короткие шорты. Колин отдал кинжал безропотно, прекрасно понимая, что кинжал — слабая защита против Стаса. Если чужак решит расправиться с Колином, то убьет его голыми руками. Юноша смазал ожоги на теле Стаса лечебной мазью и показал жестами, что им пора идти.

Дорога к заимке заняла весь день до вечера. Колин поначалу беспокоился о том, как Стас поведет себя в горах, не станет ли обузой, но чужак сразу же развеял все подозрения на этот счет. Стас с двумя бараньими тушами за спиной с такой легкостью двигался в своих странных ботинках по камням и скалам, что Колин, считавший себя хорошим горным охотником, начал в этом сомневаться. Оставив Стаса в ста шагах от заимки, Колин пошел предупредить семью о том, что он не один. Вся семья дружно вышла встретить гостя. Стас скромно сидел в сторонке, глядя на веселую суету возле очага с бараньим мясом, и изредка бросал внимательный взгляд на Дэю. Девушка от этого взгляда почему-то краснела и старалась спрятаться за спины невесток. После ужина юноша пригласил чужака ночевать в заимку, но тот отказался и, взяв две бараньи шкуры, остался на улице.

Ночью Колина разбудила Дэя:

— Брат, ты знаешь, кого ты к нам привел?

— Не знаю, он назвался Стасом.

— Ты знаешь, что я видящая?

— Конечно, у нас все это знают, поэтому тебя и взяли в свиту жены Великого князя.

— Так вот слушай, Стас — высокородный.

— Ничего себе. Из какого же он клана? Я такой, как у него, татуировки не видел раньше.

— Колин, ты не понял меня. Стас — истинный высокородный, основатель кланов.

— Это что, тот, который из легенд? — удивленно произнес юноша.

— Да, тот, который из легенд.

— Не может быть, ты ошибаешься.

— Я видящая, у Стаса полная аура, такая бывает только у истинных высокородных. Ты видел у него след от удара молнии через всю грудь?

— Видел, и что? — переспросил он.

— Это еще один знак истинных высокородных, только они выживают после удара молнии, когда их переносит в наш мир.

— Это значит, боги прислали к нам Стаса, чтобы он основал клан из нашей семьи?

— Да, боги отметили нашу семью, — прошептала Дэя.

— С ума сойти. Теперь ты, Дэя, станешь женой истинного высокородного, основателя клана?

— Не говори ерунды, он на меня и не посмотрит.

— Посмотрит, посмотрит, еще как посмотрит! По легендам, у основателя клана жена всегда видящая. Мама дорогая. Я буду братом жены основателя клана, дядей его детей!

— Заткнись и спи, тоже мне дядя, — тихо рассмеялась девушка.

Утром Дэя рассказала всей семье о том, что Стас истинный высокородный и что мы можем стать семьей основателя нового клана. Все домашние стали приводить обстановку внутри заимки в порядок, а Дэя пошла пригласить Стаса в дом. Женщины подметали пол, убирали со стола, надевали на себя лучшую одежду. Колин привел в порядок оружие и доспехи, надел на себя кольчугу и шлем. Но его терзали сомнения, женщинам свойственно видеть дракона там, где нет даже мухи.

Ожидание высокородного гостя затягивалось. Вся семья нервно ожидала прихода чужака, а он все не шел. Терпение Колина закончилось, и он осторожно выглянул за дверь. Сцена, представшая перед глазами, поразила его. Чужак буквально покатывался со смеху, держась обеими руками за живот. Перед ним стояла красная как рак Дэя и громко пыталась что-то ему втолковать. Колин потихоньку подошел к девушке и потянул ее за рукав.

— Дэя, Стас не знает ни слова на тари, он тебя не понимает.

— Все он понимает, — огрызнулась сестра. — Я с ним внутренним голосом разговаривала.

— А чего он ржет как сумасшедший? Да и внутренний голос у тебя какой-то слишком громкий, за версту слыхать, как ты орешь на Стаса.

— Отстань от меня! — выкрикнула Дэя и, покраснев еще сильнее, разрыдалась, присев на корточки.

Такого развития событий Колин никак не ожидал. За всю жизнь он только один раз видел, как плакала Дэя, это случилось много лет назад, когда она подралась с соседскими мальчишками и не смогла отлупить сразу троих. Тогда это были слезы бессильной злобы, теперь же Дэя плакала по-девичьи, как плакали соседские девчонки, горько и беспричинно. Стас перестал смеяться и вопросительно посмотрел на Колина. Тот в недоумении развел руками и стал осторожно гладить сестру по волосам. Рыдания постепенно перешли во всхлипывания, и девушка начала успокаиваться.

— Сестренка, ты почему плачешь? Он тебя обидел? — спросил Колин.

— Нет, он меня не обижал, он мне просто не верит. Он сказал, что я говорю глупости и он никакой не высокородный. А я вижу его ауру, она у него полная. Меня всегда наставницы в Танорисе хвалили, говорили, что у меня очень сильный дар видящей.

Чужак присел на корточки рядом с Дэей и, осторожно взяв ее за руку, стал ласково что-то ей говорить на непонятном языке. Дэя перестала всхлипывать и начала отвечать ему на тари. Разговор со стороны выглядел очень странно.

— С вами с ума сойдешь! — сказал Колин.

Стас вопросительно посмотрел на Дэю и что-то сказал на своем языке. Дэя повторила на тари слова брата. Стас снова засмеялся. Потом Дэя и чужак снова продолжили свою странную беседу, каждый на своем языке. Через некоторое время сестра сказала Колину, чтобы он открыл себя и не сопротивлялся попытке Стаса поговорить с ним внутренним голосом. Дэя раньше часто разговаривала с братом внутренним голосом, тренируя свой дар видящей. Тренировки Дэи у Колина восторга не вызывали, после этих разговоров сильно болела голова. Он не понимал, как можно разговаривать молча, слова сестры возникали прямо в голове. Колин слегка побаивался этого, особенно когда Дэя транслировала ему в голову зрительные образы. Колин кивнул в ответ на просьбу Дэи и внутренне раскрылся.

«Колин, ты меня слышишь?» — раздался в голове голос Стаса.

Как бы ни настраивался Колин, но все равно вздрогнул, услышав у себя в голове этот голос.

«Да, слышу», — ответил он.

«Надо же, мистика какая-то, — снова раздалось в голове. — Колин, для меня это все в новинку. У нас никто внутренним голосом не разговаривает. Я не знаю, как сюда попал и где я. Дэя говорит, что я какой-то истинный высокородный и основатель клана. Но я простой человек, там, в нашем мире, я был воином и, наверное, погиб, когда разбилась наша летающая машина. Ты единственный мужчина в своей семье, и тебе решать, оставить меня или отправить куда подальше. Я тебе обязан спасением своей жизни и сделаю все, чтобы отплатить тебе за это добром. Только не стоит приписывать мне какие-то сверхъестественные способности и молиться на меня, как на Бога. Я буду стараться не быть тебе обузой и, как только ты скажешь, уйду».

Стас прервал разговор и разорвал контакт. Колин задумался, ему нужно было принимать очень тяжелое решение. Дэя говорит, что Стас — истинный высокородный, но тот это отрицает. Дэя, конечно, умная девушка и видящая, но она такая же увлекающаяся натура, как и другие девчонки. Дэя всего на два года старше его самого. Пусть она уже три года как живет в столице и входит в свиту жены Великого князя, но вся ответственность за семью лежит на Колине. Они пережили зиму, но скоро нужно будет спускаться вниз, а там их ждут убийцы клана «Синий волк». Стас — сильный воин, это сразу видно. С его помощью шансы выжить у семьи повысятся, и они, может быть, сумеют перебраться на острова к родственникам. А там, глядишь, и Колин сможет отомстить убийцам отца и братьев.

— Дэя, передай Стасу, что я не хочу его обидеть, но мне нужно поговорить с тобой наедине.

Сестра передала чужаку слова Колина, и тот, кивнув, отошел в сторону.

— Дэя, Стас с тобой не согласен и говорит, что он простой воин и ни о каких высокородных даже не слышал.

— Все высокородные, приходя в наш мир, не знают о том, что они высокородные. Я в обители видящих прочитала много книг по истории Танола. Ты знаешь, что на Таноле семь кланов. За всю историю на Таноле существовало всего двенадцать кланов хуманов, пять из них погибли или развалились. Четыре исчезнувших клана не были основаны истинными высокородными. Только один погибший клан, клан «Змея», имел основателем истинного высокородного. Пять нынешних кланов Танола основаны истинными высокородными, пришедшими из другого мира, как Стас, только кланы «Синий волк» и «Зорг» не имеют такого основателя. Они основаны выходцами из Мерана. Наша семья принадлежала к погибшему клану «Змея». Ты не знал об этом, потому что это опасное знание. За то, что мы потомки клана «Змея», нашу семью преследуют убийцы клана «Синий волк». За столом совета кланов Танола эти выродки занимают место, по праву принадлежащее нашему отцу. Отец вызвал меня из Танориса для того, чтобы осенью на совете кланов предъявить свои права на место за столом совета. Я привезла из обители видящих документы, подтверждающие наши права. Отец разослал гонцов к потомкам клана «Змея», но нас предали. Отец и братья теперь погибли, документы пропали. Нас ждет только смерть. Скоро откроются перевалы, и убийцы придут за нами, кроме Стаса нас некому защитить. Я постараюсь ему все объяснить о высокородных. Стас хороший человек, я это чувствую, как видящая, он нас не бросит.

Колин принял решение. Чужак может остаться. Дэя должна сделать все для того, чтобы они стали новой семьей для Стаса.

* * *

Стас быстро освоился в семье. Характер у него оказался веселый и незлобивый. Постепенно все основные заботы легли на его плечи. Стас не оттеснил Колина, все произошло само собой. Знания Стаса поражали. Самые сложные проблемы решались им походя и на первый взгляд без всяких усилий. Постоянный голод в семье прекратился сразу. Если раньше Колин по несколько дней выслеживал добычу, то Стас не занимался беготней по горам. Он просто наставил хитрых ловушек в местах, где паслись горные бараны, и добычу только нужно было собрать. Стас постоянно был чем-то занят, он никогда не слонялся без дела. Но, несмотря на занятость, он в любое удобное время расспрашивал Колина о жизненном укладе Геона, о его обитателях, традициях и законах. Если Колин не мог ответить на какие-то вопросы, то он обращался к Дэе или другим членам семьи.

Единственное время, когда он находился в покое, была утренняя медитация. Так называл Стас свое сидение на скале во время восхода солнца. При помощи Дэи язык тари он изучил буквально за три дня. Дэя постоянно ходила за Стасом, как хвостик. Колин не узнавал сестру. Дэя была очень гордой и заносчивой девушкой, к которой на хромой козе не подъедешь. А теперь она буквально смотрела в рот Стасу. Они постоянно были вместе, кроме того времени, когда Стас уходил в горы за добычей.

Все хорошее когда-то кончается. Беда пришла через две недели после появления Стаса. Колин решил пройти по тропе над пропастью и посмотреть, не появилась ли возможность спуститься вниз. Глупость — самая дорогая человеческая слабость: стрела, пробившая левое плечо, стала самой малой платой за нее. Вместо того чтобы пойти вместе со Стасом, он поперся один. Но перед тем как его ранили, Колин успел увидеть, что мост через ущелье уже практически восстановлен и на той стороне возятся два десятка воинов клана «Синий волк». Молодой организм и адреналин помогли ему добраться до заимки. Потеря сознания избавила юношу от боли, сопровождавшей извлечение стрелы из плеча, и дала возможность сестре спокойно обработать и зашить рану.

Мокрое полотенце, коснувшееся лица, привело его в чувство. Рядом собралась вся семья, ожидая его рассказа. Известия, которые принес Колин, означали скорую смерть для всех.

— Где Стас? — спросил Колин.

— Он не дослушал тебя и ушел, — ответила Дэя.

— Куда?

— Он не сказал, взял веревку, твой кинжал и ушел. Ты лежи, тебе нужен покой, рану разбередишь.

— Какой покой? Нужно немедленно уходить в горы.

— Куда уходить? Отсюда нет выхода, — возразила сестра.

— Пойдем вверх по ручью, там есть пещера, а подход узкий, можем продержаться. Собирай всех, и немедленно уходим.

Семья шла по узкой тропе вдоль ручья, ведущей к пещере у подножия отвесной скалы. Колин понимал, что эта пещера просто оттяжка времени и долго они не продержатся. Единственное, на что он надеялся, что они дорого продадут свою жизнь. Рана, полученная Колином, превращала эти надежды в беспочвенные мечты. Стрелять из лука он не мог, а в бою на мечах любой из бойцов клана «Синий волк» зарежет его, как ягненка. Лучница из Дэи была никакая, слишком тугим был для нее лук.

«Проклятый чужак удрал, как только появилась опасность, — зло подумал Колин. — А может, он и прав? Зачем ему умирать? Отсидится в горах, ведь враги о нем не знают. Потом спустится на равнину, и был таков. Блин, истинный высокородный, основатель клана. Дэя на него как на Бога смотрела. Нужно было бросить его, а не тащить с собой в семью».

Они наконец поднялись на площадку перед пещерой, и женщины стали обустраивать лагерь. Колин занял позицию у тропы и приготовился к последнему бою. Дэя устроилась немного сзади за камнем и воткнула стрелы в землю для удобства. Колин непроизвольно посчитал стрелы, их было только одиннадцать. Мало для настоящего боя, но это не имело никакого значения. Враги просто закроются щитами и подойдут вплотную, а потом прикончат их.

Боги подарили семье еще несколько часов жизни. Ночь прошла спокойно, Колину даже удалось немного поспать. Солнечные лучи разбудили молодого охотника, и он приготовился достойно прожить последние часы своей жизни. Враги почему-то не торопились, в полдень Колина подменила жена старшего брата, и он отправился обедать. Устроившись у костра, юноша погрузился в свои невеселые думы. Он ругал себя за беспечность: нужно было раньше сходить к ущелью. Тогда еще можно было бы успеть что-то придумать. Теперь же осталось только достойно умереть.

Со скалы на площадку перед пещерой упала веревка. Колин вскочил и вытащил меч, приготовившись зарубить того, кто по этой веревке спустится. Его планы сорвал голос, раздавшийся со скалы:

— Эй, Колин, ты здесь? Не зашиби меня по ошибке. Это я, Стас, сейчас спущусь.

— Слышу, спускайся! — обрадованно закричал Колин. «Зря я Стаса в трусости подозревал, он нас не бросил, а на разведку, наверное, ходил».

Сверху посыпались мелкие камешки, и на площадку спустился Стас.

— Ты смотри, у вас тут и обед уже готов. Замечательно, а то я голодный как собака, — сказал Стас, устраиваясь у костра.

— Рассказывай, где ты был, где враги?

— Да нечего рассказывать, все хорошо, врагов нет. Сейчас поедим, и можно спускаться в долину.

У Колина от удивления буквально глаза на лоб полезли. Стас, быстро работая ложкой, доел похлебку и дал команду собираться домой. Веселая суета охватила лагерь, и уже через полчаса они спускались обратно в долину.

Дэя со Стасом весело обсуждали какие-то свои проблемы, спускаясь по тропе. Колин же побежал вперед проверить выход к заимке. Отец приучал его к осторожности, предупреждая о том, что самые большие беды случаются, когда их не ждешь. Колин залез на скалу и посмотрел вниз. Возле заимки суетились какие-то люди.

«Стас, сволочь, привел нас в западню! — мелькнула страшная мысль в голове Колина. — Убью собаку!»

Колин поспешно спустился со скалы и, достав меч, бросился назад, перекрывая дорогу Стасу.

— Ты с ума сбрендил, парень? — проговорил чужак, выворачивая меч из руки Колина.

— Тварь, сука, тебе конец! — плевался словами придавленный к земле парень. — Я тебя все равно убью.

— Колин, что случилось? Успокойся! — взволнованно заговорила Дэя.

— Эта сволочь ведет нас в западню, у заимки люди клана «Синий волк».

— Это правда, Стас? — с ужасом спросила Дэя.

— Да нет там никаких людей, там только шаки, которые собирают вещи для спуска в долину, — ответил чужак.

— А где воины «Синего волка»?

— Нет их, я всех убил. Шаков привел сюда, не пропадать же добру.

— Не ври, тварь! Он в одиночку убил двадцать воинов из клана «Синий волк»! Не нужно меня держать за дурака! — возмущенно прохрипел Колин.

— Выпороть тебя надо за такие слова, мальчишка! — сверкнув глазами, ответил Стас. — Я оправдываться перед тобой не буду. Если я сказал, что убил, значит, так оно и есть, на вранье меня еще никто не ловил!

— Перестаньте оба! — закричала Дэя. — Стас, это правда?

— Не веришь, посмотри сама! — ответил чужак и закрыл глаза.

Дэя подошла к Стасу и положила свои руки ему на лоб. В таком положении они стояли несколько минут. Потом Дэя тяжело вздохнула и подошла к лежащему на земле Колину.

— Еще раз я услышу от тебя такие слова о Стасе — ты мне больше не брат! — обжигая взглядом, прошипела девушка. — Я все видела, он их всех, как свиней, зарезал! Там был Мармут и его сын Тилт. Мы отомщены. Нет теперь будущего у клана «Синий волк», у Мармута не осталось наследников. Высокородный, прости моего неразумного брата, он слишком молод и глуп, — обратилась Дэя к Стасу с поклоном, прижав руки к груди.

— Да ладно вам, зачем эти церемонии? Как говорится, проехали, — ответил он.

Через полчаса семья подошла к заимке. К Стасу подбежал молодой шак и доложил о том, как у них идут дела. Вся семья расселась у костра и приступила к ужину, который уже был приготовлен шаками. После еды Дэя собрала семью и выстроила ее перед удивленным Стасом.

— На колени! — приказала Дэя, обращаясь к родне, и первая выполнила свой приказ.

Колин тоже безропотно встал на колени.

— Высокородный, — начала свою речь Дэя, — мы, последние из клана «Змея», обращаемся к тебе и просим принять нас под свою руку, в твой клан. Обязуемся повиноваться тебе во всем, выполнять законы твоего клана. Ты волен распоряжаться нашей жизнью, и мы безропотно пойдем на смерть по твоему приказу. Прими нашу кровь в знак нашего повиновения и преданности.

Девушка встала с колен и взяла в руки заранее приготовленные чашу с вином и нож. Потом она порезала себе левую руку и подставила чашу под капли крови. Эту процедуру Дэя проделала со всеми членами семьи. Удивительно, но даже самые маленькие дети не заплакали, когда она резала их маленькие ручки. Стас ошарашенно смотрел на этот ритуал и молчал. Дэя с поклоном отдала чашу Стасу.

— Что я должен делать? — спросил он.

— Высокородный, если ты принимаешь нас в свой клан и берешь под свою руку, то ты должен смешать свою кровь с нашей и отпить глоток из чаши.

Стас разрезал себе руку и смешал свою кровь с вином в чаше. Отхлебнув, он отдал чашу Дэе. Девушка обошла всех членов семьи, и они сделали по глотку из чаши.

— Высокородный, как ты назовешь свой клан? — спросила Дэя.

— Ваша семья принадлежала к клану «Змея»? Пусть новый клан будет кланом «Желтая змея», — посмотрев на свою татуировку, ответил Стас.

* * *

Меня вытолкнуло из сознания Колина.

— Я не могу больше. У меня голова раскалывается, — сказал виновато рассказчик. Из носа Колина шла кровь.

Перегрузил я человека. Нужно быть осторожнее.

— Прости, Колин, я не хотел тебе навредить.

— Ничего, Стас меня и не так напрягал, я привычный.

— В каком смысле напрягал?

— Когда мы воевали с кланом «Синий волк», Стас у разведчиков прямо из головы все ими виденное просматривал. Пленных так же потрошил. Дэя говорила, что он может часть памяти прямо из мозга спящего человека к себе забрать.

Интересная мысль, нужно будет попробовать.

— И как они потом себя чувствовали?

— Да нормально чувствовали. По крайней мере, никто не помер, — ответил Колин.

— Колин, когда мы спать ляжем, можно я попробую у тебя память посмотреть?

— Да смотри, если нужно. Теперь ты глава клана, тебе решать, что делать.

«Попал ты, парень, по самое не балуй! — отчетливо прозвучало в голове. — Колин считает, что раз я появился на Геоне, то теперь клан „Желтая змея“ на моей шее. Ну все, истинный высокородный, все проблемы клана теперь твои проблемы. Колин с себя эти проблемы снял и передал тебе. Он на все сто уверен, что теперь разруливать их должен ты».

— Колин, сколько людей в клане осталось?

— Сейчас немного, около пятисот, если детей считать. Бойцов около сотни.

— Где они сейчас?

— В основном на Теребе у гоблов, там три деревни и замок Аммалаэль. Замок у гоблов Стас выкупил, когда клан создавал. Правда, это не замок, а одни развалины. Еще пятнадцать человек с Ингуром у гвельфов на Тароне. У Стаса Великий князь Анхель побратимом был, к нему я Ингура на обучение отправил.

— Колин, ты как наказующим в клане «Зорг» оказался?

— Хотел до Сигурда добраться, отомстить. Только он осторожный, гад, подобраться сложно. Я в наказующие подался, чтобы в доверие втереться. Со стороны в клан только наказующего взять могут, палач — работа недостойная. Я уже почти подобрался к Сигурду, стал телохранителем Улиса и Тулпара. Сигурд мне, как лучшему бойцу клана, их жизнь доверил и обучение, а тут ты неожиданно появился и Тулпара убил. Теперь к Сигурду мне близко не подойти.

— Что вас в Арис привело?

— Улис падучей болел. Сигурд его на лечение в Арис на воды отправил. Я с Заном и гвельфом Аримом были телохранителями при Улисе и Тулпаре. Кстати, как ты Арима завалил? Он знатный боец был, из лучников лучший. По крайней мере, я таких стрелков не видел.

— Из лука застрелил.

— Гвельфа Арима из лука? С ума сойти. У вас там все такие, как вы со Стасом? Стас двадцать воинов в одиночку вырезал, ни один даже не проснулся. Ты Арима из лука застрелил. Арим у гвельфов чемпионом был, Летящей смертью звался. В клан «Зорг» Арим попал случайно, кого-то из родственников Великого князя гвельфов на дуэли убил, вот и подался к Сигурду в телохранители.

— А что за Зан?

— Дядька Тулпара и Улиса, он у нас главным был. Ты куда его дел?

— В ущелье уронил вместе с лошадью, больно он шустрым оказался.

— Ты, парень, молодец! Из всей семейки только Сигурд и мамаша остались.

— Что за мамаша?

— Киона, ведьма проклятая. В клане «Зорг» истинных высокородных никогда не было, а чтобы иметь наследственных высокородных, нужно, чтобы в роду хотя бы потомственные видящие были. Сигурд — потомок королей Мерана какой-то боковой ветви, а Киона — потомственная видящая из князей чинсу. Киона алхимией занимается, всякие зелья варит, порчу напускает. Стаса она отравила, тварь.

— Стас отравы не заметил?

— За этим Дэя следила, но ее к больной подруге вызвали, вот и не уберегся Стас. Ладно, давай ужинать, шак кругами вокруг костра бегает, готово уже все. Потом, когда усну, сам в моей башке все посмотришь.

Мы с Колином отправились к костру ужинать. После ужина хуман завалился спать, а я отправился сканировать окрестности. В округе все было спокойно, только небольшой караван обосновался у ручья, в том же месте, где ночевал караван покойного барона. Я некоторое время наблюдал за караваном, но ничего подозрительного не заметил, караван как караван.

Стемнело. Колин и шак уже видели седьмой сон, а мне спать не хотелось. Наверное, когда я слушал рассказ Колина и смотрел визуальное сопровождение, непроизвольно подкачивал от него свою энергетику. Нужно быть осторожным и не угробить родственника.

Нечего болтаться без дела, нужно попытаться просканировать этот странный холм. Я уселся в середине каменной площадки и вошел в транс. Сканирование давалось с трудом. Вокруг площадки были какие-то энергетические помехи, изображение получалось смазанным. Ладно, тогда пойдемдругим путем. Источник в вазе очень странный. Что родник естественный, верилось с трудом. К тому же вода не утекает по поверхности холма вниз, а уходит в щели между плитами, значит, там есть пустоты.

Я встал и подошел к вазе с источником. Возле вазы плита оказалась мокрой от брызг, и под ней хорошо просматривались эти пустоты. Я сходил к костру за котелком и, налив в него воды, стал поливать плиты вокруг вазы. Фокус удался, и я хорошо рассмотрел основание источника. Все оказалось просто как дважды два: из земли к вазе шла самая обычная водопроводная труба. Намочив водой все плиты на площадке, я обнаружил под ними подземный ход, ведущий в глубину холма. Крышка входа находилась под обломками колонн в стороне от площадки. В одиночку растащить обломки было невозможно.

«Придется оставить разбор завалов на завтра», — вздохнул я и решил все же лечь.

Развалившись у костра, я крутился с боку на бок, но сон не шел — я перевозбудился, наверное. Тогда покопаюсь в мозгах у Колина.

Настройка на ауру хумана прошла легко, но потом дело застопорилось. Я не знал, что делать дальше, как скачать воспоминания из его памяти. Настроившись на сны Колина, я осторожно пошел к их источнику. Когда мне удалось войти в глубину его сознания, у меня появилось понимание того, что нужно делать. Кто видел американский фильм «Джонни Мнемоник», может представить: блуждание в лабиринтах мозга Колина напоминало кадры из этого фильма. Я мысленно задавался вопросом о той информации, которая мне нужна, и какая-то сила влекла мой разум к месту, где эта информация находилась. Много чего интересного содержалось в памяти Колина, но я пресек свои желания подсмотреть различный интим и стал искать момент, на котором он прекратил свой рассказ о Стасе. Чтобы найти его, мне просто пришлось вспомнить окончание его рассказа, и я оказался возле хранилища воспоминаний о нем. Это место было похоже на библиотеку, только вместо книг здесь хранились образы воспоминаний в последовательном порядке, как на кинопленке фильма, и я стал смотреть этот фильм, перематывая эту пленку себе в голову. Образы мелькали все быстрее и превратились в итоге в непрерывный поток. Убаюканный монотонностью этой процедуры, я заснул.

Глава 20 ПОДЗЕМЕЛЬЕ

— Хозяин, просыпайся. Завтрак уже готов, остынет, — вытащил меня из сна монотонный голос Первого.

— Ты его веточкой пощекочи, вскочит как миленький, — раздался голос Колина.

— Нельзя, хозяин обидится, накажет.

Придется просыпаться, а то еще водой обольют. Голодающие, блин.

Голова болела и гудела, как после пьянки. Состояние было таким, каким оно бывает перед экзаменом у плохого студента, пытавшегося выучить китайский язык за одну ночь. Попытка что-нибудь вспомнить из скачанного в голове Колина, кроме пульсирующей боли в висках, ничего не дала. Сканирование собственной ауры показало практически полное истощение как физических, так и энергетических сил.

«Нужно идти подзаряжаться, иначе сдохну», — решил я, поднявшись.

Хорошо, что источник Силы искать не пришлось. Ноги сами принесли меня к нему. Процедура, которая раньше особых проблем не вызывала, на этот раз проходила с большими трудностями. Сначала мне не удавалось подстроиться под пульсацию луча, потом начало выкидывать из контакта. Каждый раз, когда контакт разрывался, тело обжигало закачанной энергией, которая с большим трудом расходилась по энергетическим сосудам. Все тело покрылось липким потом, и по нему пробегала дрожь. Промучившись примерно с час, я закончил подзарядку. Колин в начале процедуры позвал меня к завтраку, но, увидев мое перекошенное лицо, ретировался от греха подальше. После этих мучений пришлось залезть под ледяные струи воды, льющиеся из вазы, чтобы смыть пот. Стуча зубами от холода, я проклинал себя за экспериментаторский зуд, доведший организм до такого состояния. Головную боль сменил зверский голод, буквально выворачивающий кишки наизнанку. Мое появление у костра вызвало неожиданную реакцию. Колин моментально куда-то смылся, а Первый, подав еду, сразу отскочил на пару шагов и убежал к лошадям. Сожрав в один присест две обычные порции, я закрыл глаза и приступил к самой важной части завтрака — перевариванию пищи. В процессе релаксации мою голову посетило несколько здравых мыслей.

«Эксперименты должны проходить обдуманно, а не спонтанно, когда в голову стукнет. Если меня кто-нибудь и убьет, то, скорее всего, это буду я сам. Сегодня я в очередной раз приложил к этому недюжинные усилия».

Скачивание информации из мозга Колина, кроме полного истощения организма, ни к чему не привело. Я знал, что эта информация есть, но как ее извлечь из подсознания, не понимал. Попытки вспомнить хоть что-нибудь из скачанного вчера вызывали дикую головную боль.

«Еще одна такая авантюра, и я в лучшем случае останусь идиотом», — решил я, потирая виски.

Постепенно организм преодолел последствия моей дурости и стал готов к новым подвигам. Я открыл глаза и осмотрелся. Первый, стараясь не шуметь, занимался хозяйственными делами.

— Где Колин? — задал я вопрос шаку.

— Он возле родника.

Я встал и отправился к нему. Хуман сидел на обломке колонны и точил свой меч.

— Пришел в себя? А то я уж боялся, что ты рехнулся. Рожа у тебя была как у взбесившегося зорга.

— Ладно, хватит ехидничать. Давай лучше делом займемся.

— Ну и чего делать нужно?

— Место здесь непростое, мне удалось найти спуск в подземелье, только дверь обломками колонн засыпало.

— И где эта дверь? — спросил Колин.

— Пошли покажу.

Я привел Колина к месту, где находился люк, и мы начали освобождать его от обломков. Через некоторое время мы очистили нужное пространство, только один большой камень нам не удавалось сдвинуть с места.

— Я пошел за шаком, — сказал Колин.

— Пусть что-нибудь наподобие лопаты захватит, он у меня хозяйственный.

Через несколько минут Колин вернулся вместе с Первым. Шак вместо лопаты притащил бревно с заостренным концом. Втроем нам удалось сдвинуть обломок в сторону, и я указал шаку, где нужно копать. Первый быстро содрал дерн в указанном мной месте, и на поверхности показалась металлическая крышка с кольцом посередине. Мы продели бревно в это кольцо и попытались приподнять крышку. Фокус не удался, крышка держалась как приваренная.

— Перерыв, — скомандовал я и начал искать причину неудачи.

Намочив водой поверхность крышки, я стал сканировать пространство под ней. Крышка, оказывается, запиралась на массивный запор, привод которого уходил в сторону от люка. Мне удалось проследить направление, и я нашел рычаг, замаскированный под каменный столбик. Расчистив место вокруг него, мы втроем уперлись в рычаг и открыли запор. После этого мы снова взялись за кольцо на крышке и со скрипом открыли люк. Под крышкой начинались ступени, ведущие вниз. Лестница была винтовой, и увидеть, куда она ведет, можно было только спустившись вниз.

— Нужен факел, — сказал Колин.

Подготовка к спуску заняла около часа. Первый сделал три факела из палок и кусков тряпки, смоченных в каком-то жире. И откуда он все это берет? Мы согласовали порядок движения и начали спуск. Первым шел Колин с обнаженным мечом и факелом, за ним я, сканируя пространство впереди. Сзади нас страховал шак с дубиной на плече. Лестница закончилась квадратной площадкой перед металлической дверью. На стене возле двери висели два светильника с шарообразными плафонами. Сканирование светильников показало, что они автономные и заряжаются от камня Силы. Я вынул светильник из держателя и начал рассматривать. Конструкция его была похожа на конструкции медальонов и меча. В качестве батарейки использовался небольшой камень Силы, катушка из проволоки снимала энергию с камня. Внутри светильника находилось еще несколько схемных элементов, но общий принцип стал понятен. Нужно зарядить камень и посмотреть, что получится. Зарядка заняла пару минут, после чего я нажал кнопку, включающую светильник. Плафон светильника начал разгораться и засветился ровным белым светом.

— Факел погаси, воняет, — приказал я вытаращившему глаза Колину. — Возьми лучше фонарь.

Второй фонарь мне с трудом удалось всучить Первому, который держал его в руке, как бомбу.

— Да не бойся ты, он тебя не укусит.

Теперь предстояло открыть дверь. Сканирование показало, что дверь заперта на задвижку, как и люк наверху. Я проследил направление привода и нашел на стене нишу, закрытую фальшивым камнем. Под камнем находился рычаг. Сдвинув рычаг в сторону, я открыл дверь. За дверью оказался коридор, заканчивающийся лестничной клеткой с двумя дверями и лестницей, ведущей вниз. Двери запирались на обычные засовы с висячими замками, открыть которые нам было нечем. Подергав замки для успокоения совести, мы подошли к лестнице, но и здесь нас ждала преграда в виде решетки и висячего замка. Конструкция замка была простой, как утюг, но без лома или автогена открыть его было невозможно. Лом в нашем багаже отсутствовал, а автоген я оставил на Земле.

«Какой же я идиот! Постоянно забываю о том, что я не на Земле, и пытаюсь решить проблемы технически, как привык это делать в прежней жизни», — выругал я себя.

Еще в начале моей одиссеи мне удалось при помощи Силы превратить массивное металлическое кольцо в кинжал. Дужка замка не толще кольца, которое я разорвал, пользуясь Силой. Процесс взлома замка на одной из дверей занял всего пять минут. Я размягчил дужку при помощи Силы и оборвал ее, потянув за корпус замка вниз.

— Ну ты и здоров, — раздался у меня за спиной голос Колина. — Замки голыми руками ломаешь.

— Не прекратишь трепаться, и тебе что-нибудь оторву, — разозлился я.

— Молчу, молчу, — раздалось за спиной.

За дверью находилась большая комната, напоминавшая электрощитовую. На стенах висели шкафы с различной электротехнической начинкой. Посередине комнаты стоял пульт с примитивными стрелочными приборами и рубильниками. Начинка шкафов была явно заводского, а не кустарного происхождения. Правда, она выглядела примитивной по современным меркам. Подобную аппаратуру делали на Земле в последние годы XIX века. Дверцы шкафов украшали литые декоративные накладки, подставки механизмов были выполнены в виде лап животных. Стрелки на приборах походили на стрелки декоративных часов. У задней стены комнаты стоял шкаф с вещами бывших хозяев, правда, ушли эти хозяева очень давно. Все неметаллические предметы превратились в труху. Нам удалось поживиться только комплектом посуды, связкой ключей и металлическим ящиком с инструментами.

— Мама дорогая, за то, что мы здесь нашли, маги заплатят целую гору золота, — произнес Колин, осмотрев помещение.

— И чего тут такого особенного?

— Ингар, какой же ты наивный. Все эти магические штучки здесь в целости и сохранности. Чтобы добыть хотя бы одну из этих штуковин, толпы магов прочесывают развалины древних городов. Все древние магические механизмы в основном разбиты, и, чтобы их восстановить, требуется куча запасных частей.

— Ладно, пошли в другую комнату, — сказал я, захватив с собой найденные ключи и инструменты.

Один из ключей подошел к замку, и мы вошли во вторую комнату. Ее заполняли различные силовые механизмы. На постаментах вдоль дальней стены стояли три агрегата, похожие на электродвигатели. Валы этих двигателей уходили за стену с овальной металлической дверью. На боковых стенах комнаты висели шкафы с электротехнической аппаратурой. Центр помещения занимала квадратная тумба, закрытая крышкой на петлях. Я открыл крышку и обнаружил съемный контейнер с большим камнем Силы. Вокруг этого контейнера располагались гнезда с шестью камнями поменьше. Вся тумба оказалась напичкана жгутами проводов, печатными платами и другими схемными элементами. Закончив осмотр тумбы и силовых щитов, я открыл овальную дверь рядом с электродвигателями. Помещение за дверью напоминало агрегатную лифта. Из стены выходили валы электродвигателей, приводящих в движение редукторы лебедок с идущими вниз тросами. Возле двери в полу находился колодец с металлической лестницей, ведущей в темноту. Я посветил в люк фонарем, но окончания лестницы не увидел. Лезть в колодец у меня желания не было, и я закрыл дверь, ведущую в эту комнату. После осмотра второго помещения мы вышли на лестничную клетку. К замку решетки, закрывавшей лестничный пролет, подошел один из ключей. За решеткой начиналась такая же винтовая лестница, по которой мы спустились.

Мы снова стали спускаться, что заняло у нас около получаса, и вышли на площадку с массивной металлической дверью, похожей на дверь бомбоубежища. Дверь закрывалась круглым маховиком с засовами на четыре стороны. С этой дверью пришлось повозиться. За ней нас встретила темнота и шум текущей воды. Фонарь осветил полуразрушенный туннель с рельсами узкоколейки, между которыми протекал ручей. Туннель, в отличие от помещения за нашей спиной, находился в ужасном состоянии. Камни облицовки во многих местах вывалились из стен и валялись на полу. С потолка свисали корни деревьев. Все вокруг покрывала плесень. Рельсы на полу туннеля сохранились хорошо и не проржавели, но их покрывали какая-то слизь и мусор, принесенный водой. Желания путешествовать по туннелю у меня не возникло, и мы хотели уже возвращаться назад, когда я заметил в глубине туннеля ауру какого-то крупного зверя. Эта аура довольно шустро двигалась в нашу сторону.

— Сваливаем! — закричал я и выскочил из туннеля.

Все неприятности, по закону подлости, происходят в самый неподходящий момент. Мы уже почти закрыли за собой дверь, но она никак не хотела запираться на засов. Страшный удар отбросил нас с Колином к противоположной стене, только шак остался на ногах и продолжал изо всех сил упираться в дверь, не давая ей открыться. В щель между дверью и косяком просунулась морда зверя, которую невозможно представить даже в самом кошмарном сне. Зорг выглядел ангелочком по сравнению с этим чудищем. Я от страха разыкался. А Колин подскочил к зверюге и с душераздирающим воплем начал тыкать мечом в его морду, пытаясь попасть в один из четырех глаз. Мне до сих пор непонятно, почему я присоединился к сражению, а не удрал вверх по лестнице. Колин выбил-таки глаз зверюге, а я прыгал вокруг, пытаясь рубануть тварь по морде, не задев хумана. Я заорал, чтобы он отошел в сторону, но Колин меня не слышал. И тут зверюшка откусила его меч у самой рукояти, и тогда он отскочил в сторону. Удар моего меча снес монстру два рога. Вторым ударом я лишил тварь еще одного глаза. Зверь попытался отскочить назад, но застрял, зажатый дверью, которую, как бульдозер, прижимал шак.

— Ну что, тварь, обделалась? — почему-то заорал я и, включив шокер меча, начал наносить беспорядочные удары по застрявшей морде.

Сполохи электрических разрядов запрыгали по площадке. Тварь жалобно заверещала и выдрала свою морду назад в туннель. Шак с грохотом прихлопнул дверь, но я его отбросил и рванул следом за зверем. Догнать его мне не удалось, только топот лап и удаляющийся вдаль вой встретили меня в туннеле. Я стоял в темноте, вращая мечом, как пропеллером, и матерился по-русски вслед удиравшему чудищу. В себя меня привел скрежет закрываемой двери.

— Вы что там, совсем охренели? — заорал я, долбясь в дверь. — Откройте немедленно!

— А хозяин нас не убьет? — раздался из-за двери жалобный голос шака.

— Не убью, я успокоился уже.

Дверь медленно приоткрылась, и из щели на меня посмотрели испуганные глаза Первого.

— Открывай, не бойся.

Я вышел на площадку, трясясь от распирающей меня боевой злобы. Шака возле двери уже не было, он удрал по лестнице наверх. В углу сидел икающий Колин с обломком меча в руке. Видать, не только меня со страха на икоту пробивает.

— Ты как?

— Н-н-нормально, — заикаясь, ответил хуман.

— Тогда вставай, помоги дверь запереть.

Колин поднялся, и мы вдвоем закрыли все засовы. На полу валялись ошметки от морды чудища и два отрубленных рога. Вокруг была разлита его черная, вонючая кровь.

— Это что за зверь был? — спросил я хумана.

— Не знаю, даже не слышал о таком.

— Ладно, на сегодня хватит приключений. Пошли наверх.

Мы вынули светильники из держателей на стене и пошли вверх по лестнице. Шака обнаружили только на холме. Испуганный до смерти, он стучал зубами, спрятавшись в кустах. Кого Первый испугался больше, меня или зверя, мне до сих пор неизвестно. Отправив шака заниматься едой, мы с Колином смыли с себя грязь и уселись на поваленную колонну.

— Я думал, страшнее Стаса в бою вообще людей не бывает, а ты еще хлеще оказался, — выдал свое заключение хуман.

— И каков же Стас был в бою?

— Спокойный, словно смерть. От одного его взгляда обделаться можно.

— И чем же я страшнее Стаса?

— Когда ты в туннель за зверюгой бросился, так орал, что шак в штаны навалил. Стас рассказывал, что в вашем мире бывают бешеные воины, он их бесерками называл.

— Берсерками, — поправил я.

— Ингар, ты берсерк?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Ранее, на Земле, я за собой подобного поведения не замечал. Только здесь, на Геоне, у меня проявилась такая реакция на стресс. Замедление времени, неестественная сила, звериное бешенство проявлялись в момент опасности, независимо от моего желания.

— Выходит, что берсерк.

— Ты, когда на тебя накатит, предупреждай, чтобы я подальше убежать успел, — рассмеялся хуман.

Возле костра нас ждал готовый обед, но шак отсутствовал.

— Портки отправился стирать, — уточнил Колин.

— Хватит над Первым смеяться, давай лучше о деле поговорим. Нам нужно отсюда выбираться к гвельфам за Ингуром, а потом на Тереб в замок к клану.

— Выбираться нужно, тут ты, конечно, прав. Только чтобы попасть на остров Тарон к гвельфам, корабль нужен с командой. Мало того, без метателя файерболов мы к острову не пробьемся. У империи в проливах патрульные галеры с метателями и магами на борту, всех торговцев досматривают.

— А другого пути, не через проливы, нет?

— Есть, вокруг, с севера, но там не легче. Пиратов — как блох на собаке. С контрабандистами тоже опасно, как только в море выйдем, сразу ограбят — и за борт. По-любому необходим корабль и метатель, а для этого нужны большие деньги.

— Сколько денег нужно на корабль?

— Не меньше пятисот золотых империалов за корабль. Команду из пятидесяти бойцов нанять — еще сотня золотых. Где взять метатель, не знаю, их только маги могут сделать.

— У меня с полсотни золотых есть и еще серебро. Где взять два метателя, знаю, но нужны люди, человек десять. Если продать начинку из подземелья, сколько получить можно? — спросил я Колина.

— Там магических штучек на сто тысяч золотых, а может, и на двести. Проблема, как их продать. Нужно по частям в разных местах реализовывать, не больше чем на сто золотых сразу. Если засветимся, то за нами весь Геон гоняться будет. Что ты там о метателях говорил?

— Два метателя есть в замке Самбулат. Караван, который взорвался, вез в замок заряженные камни Силы, они и взорвались. В замке сейчас человек пятнадцать. На два метателя по два заряда. Нужны люди замок захватить и метатели перевезти.

— Зачем люди? В замке шаки есть, они метатели и перетащат. А в замок мы и так попадем.

— Колин, ты серьезно считаешь, что мы вдвоем можем захватить замок?

— Можем, конечно. На стене обычно дежурят двое. По двое дежурят в башнях у метателей, остальные — в донжоне. Если снять охрану на стене, то и в башнях проблем не возникнет. Ты из метателя выстрелить сможешь?

— Не знаю, нужно будет время разобраться с его устройством. Если честно, пятьдесят на пятьдесят, что разберусь. В принципе могу из лука перещелкать остальных, даже в темноте, главное — их из донжона выманить.

— Тогда завтра выезжаем к замку и ночью попытаемся его захватить. Потом грузим метатели на лошадей и обратно сюда. Метатели спрячем в подземелье, а сами отправимся в Керану, есть тут такое местечко на берегу Атласского озера. Место опасное, там разные лихие люди собираются: контрабандисты, охотники за магическими артефактами, скупщики, бандиты. Возле Кераны — развалины древнего города, много желающих поживиться. Правда, все прочесано по нескольку раз, но если с умом взяться, то можно неплохо подзаработать. Есть у меня там пара знакомых, через них магические артефакты из подземелья продадим. Если будут у нас деньги для покупки корабля, то появится и возможность добраться на Тереб к клану.

— Колин, а ты не горячишься? Захватить замок вдвоем — это больше похоже на сказки для детей.

— Ты прав, Ингар, многие так считают. Охрана замка тоже так считает. В свое время Стас меня учил такие захваты проводить. Замок клана «Синий волк» Стас с шестью воинами взял. Защитников замка было больше полусотни. Охрану на стене сняли, а потом казарму в донжоне гранатами закидали. Всего пятеро из охраны выжили.

— Какими гранатами?

— Не знаю, Стас их сам делал из металлических банок и свинцовых шариков. Сначала поджигаешь фитиль и бросаешь подальше. Если в строй воинов кинуть, то одной гранатой десяток бойцов убить и покалечить можно. Грохот страшный. На близкой дистанции не хуже файербола будет, и маги не нужны.

— А метатели у клана были?

— Имелись и метатели, целых пять штук. Только толку от них оказалось мало. Своих магов у клана почти нет, приходится нанимать в Меране. Император заряженные камни Силы только для зарегистрированных метателей продает, и то не больше десяти зарядов на метатель. Дорогое это удовольствие, и против имперцев не применишь. Можно, правда, купить камни на черном рынке, только это еще дороже. Заряжают камни только в четырех местах. Один зарядник в храме Сиды в Меране, второй — в магической академии, третий — в Чинсу в монастыре Дао. Есть зарядник и у гоблов, только где, никто не знает.

— А где нелегальные камни заряжают?

— Говорят, что есть зарядники в развалинах древних городов, но они слабые, и средний камень нужно полгода заряжать. Другие говорят, что маги их подпольно на государственных зарядниках заряжают. Этому я значительно больше верю.

— Тогда давай готовиться. Первого с собой возьмем?

— Возьмем, конечно, он с шаками в замке поможет разобраться, да и рабочая сила нужна, — ответил Колин.

Все оставшееся дневное время было потрачено на подготовку к операции. Я зарядил свою ауру и оружие, не забыл и о панцире Первого. Колин тоже занялся своей амуницией. Лишившись своего меча, он вынужден был воспользоваться мечом Улиса. Легкий меч Улиса явно был не по руке Колину. Но пришлось пользоваться тем, что есть. Первый готовил лошадей в дорогу, проверял седла и перетряхивал седельные сумки. Все ненужное в походе, в том числе и шкуру зорга, мы спрятали в подземелье. Крышку люка снова закрыли дерном и завалили обломками камней. В общем, постарались скрыть следы своего пребывания на холме. Наши труды закончились уже в темноте, и мы, поужинав, легли спать.

Глава 21 ЗАМОК САМБУЛАТ

Колин разбудил меня с первыми лучами солнца. Сканирование окружающего пространства людей не обнаружило, опасных хищников поблизости тоже не наблюдалось. Быстро позавтракав, мы спустились с холма. По руслу ручья мы вышли на дорогу и поскакали в сторону каньона, ведущего к замку. К каньону мы подъехали еще до обеда. На земле остались следы вчерашнего каравана, ведущие в каньон. Я забрался на скалу и осмотрелся. В пределах видимости каравана не было, и я, спустившись вниз, дал команду двигаться вперед. По мере приближения к месту побоища в воздухе все сильнее начал ощущаться смрад разлагающихся тел. За поворотом нам попались первые трупы. Покойники были обобраны до нитки, все, что представляло какую-то ценность, нападавшие сняли и унесли с собой. На скалах, окружающих каньон, должны валяться трупы убитых мной лучников, но лезть наверх ради мародерства мне не хотелось. По мере приближения к месту взрыва в каньоне все чаще встречались каменные осыпи, но дорога оказалась расчищенной. Скорее всего, здесь поработали караванщики, проезжавшие до нас. Сканирование по-прежнему не показывало ничего живого, и мы продолжали продвигаться вперед. Наконец мы подъехали к месту взрыва. Каньон в этом месте стал значительно шире, скалы по сторонам каньона оказались перемолоты практически в щебень. Воронка от взрыва была большой, но неглубокой. Взрыв произошел в фургоне, над землей и поэтому просто вмял поверхность каньона, а не вырыл яму, как при взрыве фугаса.

Каньон закончился нагромождением разбросанных по земле скал, и мы свернули с дороги в поисках убежища от посторонних глаз. Проплутав около часа в своеобразном лабиринте, мы остановились на берегу ручья, струящегося между камней. Стоянка оказалась очень удобной, здесь была трава для лошадей, вода и возможность уйти от погони вверх по ручью.

Оставив Колина с шаком заниматься обустройством лагеря, я отправился на разведку. Моей целью являлась самая высокая скала в округе. Через полчаса мне удалось подойти к ее подножию, но здесь дело и застопорилось. Залезть на скалу при помощи Силы я мог без особого труда, но слезть на землю без веревки — навряд ли. Сидеть на скале, как отец Федор в «Двенадцати стульях», мне не хотелось, и я отправился вокруг скалы в поисках более подходящего места для наблюдения. По дороге мне попалась свисающая со скалы толстая веревка. Оказывается, не только я один такой умный, здесь до меня кто-то устроил наблюдательный пост. Веревка держалась очень крепко, все мои попытки ее оборвать успехом не увенчались, и я полез наверх.

Скала заканчивалась очень удобной площадкой, огороженной камнями, даже палатка была, где можно было укрыться от дождя. Из камней был сооружен очаг с металлической жаровней и запасом дров. Со скалы открывался замечательный вид на окрестности. Замок находился примерно в километре и хорошо просматривался со скалы. Дорогу из каньона загораживали скалы, и она просматривалась, только когда выходила из скальных завалов непосредственно к замку. Это место явно предназначено для наблюдения не за дорогой. Со скалы наблюдали за замком, и, похоже, уже давно. Подход к скале был только со стороны противоположной замку, и пробраться к скале можно было только одним путем, и не тем, которым пришел я. Путь, по которому приходили наблюдатели, вел куда-то в лабиринт скал, и посторонний по нему пройти не мог. Мои наблюдения за замком продлились почти до вечера. Когда солнце стало клониться к закату, я в последний раз осмотрелся и спустился со скалы. Потратив три стрелы, мне удалось перебить веревку. Смотав ее в бухту, я отправился к стоянке.

— Ну как успехи, удалось осмотреться? — спросил меня хуман.

— Давай сначала поедим, потом расскажу о результатах разведки.

После ужина я подробно доложил обо всем увиденном:

— На стене — двое охранников с луками. Вокруг замка никакого движения не заметно. У замка есть какая-то магическая защитная система, похожая на сигнализацию. Точнее определюсь, когда подойдем поближе. В округе людей, по-моему, нет, по крайней мере, ни одной ауры я не обнаружил. Так что можно выдвигаться к замку, а когда стемнеет, приступать к делу.

Колин внимательно меня выслушал и задал несколько уточняющих вопросов. Хуман расспрашивал, какой высоты у замка стена, есть ли ров, как расположены башни, где более удобный подход к стене. Обсуждение плана штурма продлилось до темноты. Договорившись обо всех своих действиях, мы отправились к дороге по лабиринту между скал. Я шел, сканируя окружающий мир внутренним зрением, позади, чертыхаясь, ковылял Колин, постоянно наталкивающийся на меня в темноте. Колонну замыкал Первый, ведущий в поводу наших лошадей. Как ни странно, затруднений у него не возникало.

— Первый, ты видишь в темноте? — спросил я у шака.

— Да, хозяин.

«Это сильно усложняет задачу. Если на стене вместе с охраной находятся шаки, то они нас легко обнаружат на подходе к стене», — прорезалась в голове тревожная мысль.

— Первый, все шаки хорошо видят в темноте?

— Нет, хозяин, нас с братом маги выращивали для подземных рудников, мы случайно на них не попали. Простые шаки видят в темноте плохо, как и люди.

— Лошади в темноте видят хорошо?

— Да, хозяин, хорошо, особенно ваша лошадь. Гвельфские лошади очень хорошо в темноте видят.

Выйдя на дорогу, мы направились в сторону замка. На открытое место перед замком мы выходить не стали и оставили шака с лошадьми в кустах, в стороне от дороги. До замка осталось около пятисот метров открытого пространства, усыпанного небольшими валунами и обломками скал. Первый получил команду ждать сигнала со стены, а если его не увидит, уходить в темноте обратно на стоянку в скалах и ждать нас там. Если же увидит сигнал, то вместе с лошадьми скакать к воротам замка. Убедившись в том, что Первый правильно меня понял, мы с Колином, прихватив веревку, пошли к замку. Погода нам благоприятствовала: тучи плотно закрывали небо, а сильный, пронизывающий ветер загнал охрану на стене в какое-то укрытие. Первым серьезным препятствием стала магическая сигнализация перед рвом замка. Принцип работы ловушки оказался простым. Со стены из трех источников выходили слабенькие лучики Силы, которые при помощи то ли призм, то ли зеркал, установленных на кронштейнах, преломлялись в зигзагообразную сеть. Концы лучей снова уходили на стену. Классическая лазерная сигнализация, рассчитанная на разрыв луча. Так как лучей было три и они преломлялись в разных местах и на разной высоте, то преодолеть сеть сигнализации было непросто. Я объяснил Колину устройство ловушки. Хуман ответил, что он лучей сигнализации не видит. Этого и следовало ожидать. Я наметил путь, по которому мы ползком могли преодолеть сигнализацию, только в двух местах лучи нужно было перешагивать. Обойти сигнализацию удалось без происшествий, и мы спустились в ров замка. Закрепив меч и веревку, я полез на стену, помогая себе Силой.

Перед тем как сбросить веревку Колину, я просканировал территорию замка. Раздолбаи охранники, понадеявшись на сигнализацию, сидели в надвратной башне. Метатели находились на верхних площадках двух других башен, выступавших из стены на несколько метров. Обнаружить метатели труда не представляло, они светились заряженными камнями Силы. Ауры прислуги метателей я обнаружил этажом ниже. От донжона к надвратной башне вел подвесной мост. Пора было поднимать Колина. Хуман забрался на стену со скоростью кошки. После моего доклада мы подкрались к надвратной башне. Я жестами объяснил Колину, что он должен посадить меня на плечи и поднять на уровень окошка на двери и тогда я увижу, что делается внутри. Хуман присел на корточки, я забрался ему на плечи и осторожно заглянул в окошко. Охранники играли в какую-то игру, похожую на кости. Игра была в самом разгаре, когда одному из игроков не понравился результат очередного розыгрыша, и дело дошло до рукопашной. Две моих стрелы, выпущенные одна за другой, прекратили спор в башне. Хватило бы и одной, первая убила обоих игроков, когда они боролись, схватив друг друга за грудки. Кашу маслом не испортишь, и вторая стрела прекратила агонию заигравшихся неудачников.

Дверь с внешней стороны не открывалась, пришлось лезть на верхнюю площадку надвратной башни. Люк на площадке был открыт, и я спустился в башню. Проверив запоры на дверях в сторону донжона и второй башни с метателем, я открыл дверь Колину. Оттащив трупы в сторону, чтобы их не было видно снаружи в окошки дверей, мы направились в левую башню к метателю. Дверь в башню тоже была закрыта, и мне снова пришлось лезть наверх. Метатель оказался здоровенной бандурой, похожей на большой ручной пулемет Льюиса, на треноге. Весил метатель килограммов пятьдесят. В этот раз я только поднял Колина наверх, предоставив разбираться с прислугой метателя внутри башни уже ему. Хуман вернулся через три минуты и доложил, что дело сделано. Осталась вторая башня. Удачный план мы менять не стали и повторили в ней тот же сценарий.

Удача вещь хорошая, плохо то, что долго везти человеку не может. Мы с Колином решили в донжон не лезть, а просто снять метатели с треног и, спустив со стены на веревке, ретироваться с добычей. Нам даже удалось спустить вниз один метатель. Второй агрегат мы уже подтащили к краю стены, когда из донжона вышла смена караула. Этот момент мы прозевали, поверив в то, что все уже закончилось и осталось только спустить метатель и смыться. Стрела, отскочившая от защиты кольчуги, вернула меня с небес на землю. Колин юркнул в надвратную башню, я влетел следом за ним. По всему замку разнеслись тревожные удары колокола, и из донжона высыпал весь гарнизон замка с факелами. Вторая стрела влетела уже в окошко двери и отскочила от защиты в потолок. Я, отпихнув Колина в мертвую зону и схватив лук, выскочил снова на стену. Три стрелы сразу ударили в защиту. На подвесном мосту возле двери в надвратную башню столпился весь гарнизон замка. Один из воинов время от времени стрелял в окошко на двери башни, двое других рубили мечами дверь. Я, не обращая внимания на стрелы, отскакивающие от кольчуги, стал отстреливать противника. Меня снова захлестнула первобытная злоба, и стрелы, ускоренные Силой, одного за другим сносили с моста защитников замка. Последний враг повис на двери донжона, пришпиленный стрелой. Ноги покойника подогнулись, и труп, сломав стрелу, сполз на настил моста.

Эта бойня продолжалась меньше минуты. Все это время Колин простоял с обнаженным мечом возле двери в надвратной башне и готовился как можно дороже продать свою жизнь, когда внутрь ворвутся враги.

— Отойди в сторону! — закричал Колин, увидев меня, спокойно входящего в башню. — На стрелу нарвешься!

— И долго ты так стоять будешь? — спросил я и прошел открыть дверь, ведущую к донжону.

Колин прыжком выскочил в открывшуюся дверь и застыл на месте, не обнаружив противника. На мосту лежало всего три трупа, остальных стрелы сбили вниз на камни внутреннего двора.

— А где остальные? — задал он идиотский вопрос.

— Ты вниз посмотри, они там должны быть.

Колин перегнулся через перила и стал рассматривать тела, освещаемые разбросанными возле них факелами.

— Там все?

— Кто был на мосту, все. Пойдем прочешем донжон, может, кто и остался.

В донжоне никого не оказалось. Мы прошли через караульное помещение на другую сторону замка к противоположным воротам. Эти ворота вели в закрытую долину, о которой я узнал еще от Торвина. В надвратной башне никого не было. Сканирование замка показало только несколько аур шаков внизу, возле конюшни с лошадьми.

— Колин, открой ворота в замок, а я подам сигнал Первому, пусть пригоняет лошадей.

Колин кивнул и спустился вниз. Я вернулся в надвратную башню и поднялся на верхнюю площадку. В качестве сигнала я использовал светильник из надвратной башни. Через некоторое время на дороге появились ауры шака и лошадей.

Спустившись в башню, я начал осматривать устройство сигнализации. Это была довольно остроумная самоделка.

Аппарат состоял из двух частей: передатчика и приемника. Передатчиком служил маленький камень Силы, который светился, возбуждаемый колебательным контуром, собранным на катодной лампе. Невидимый обычному глазу свет, собранный параболическим отражателем, направлялся на конденсор из двух линз розового цвета и уходил в отверстие в стене. Подобных приборов оказалось три штуки. Приемниками служили три аппарата, на которые возвращались лучи, отраженные зеркалами снаружи замка. Я загородил свет, идущий к приемнику, рукой, и тут же раздался звонок колокольчика. Я убрал руку, колокольчик замолк. А как же ложные срабатывания? Я взял со стола глиняную миску и загородил приемник от луча. Свет спокойно проходил сквозь миску. Металлический поднос вызвал срабатывание сигнализации. Понятно, сигнализация срабатывает только на живое и металл.

Неожиданно сработали сразу три прибора — это к замку подъехал Первый. Я спустился из башни к воротам. Впустив шака в замок, мы с Колином отправились за метателем, который успели спустить со стены в ров.

До самого рассвета прочесывая помещение за помещением, наша команда осматривала замок. Кроме шестерых шаков, запертых в сарае возле конюшни, и семи лошадей, мы ничего живого не нашли. Я приказал Первому взять команду над шаками и приступить к наведению порядка в замке. Шак взял дубину и отправился командовать соплеменниками. В донжоне ничего особенного найдено не было. Верхний этаж здания занимали покои барона, но, кроме оружия, доспехов, ковров и дорогой посуды, никаких сокровищ там не было. У барона должны были быть деньги и другие ценности, но куда он их запрятал, было непонятно. Барон баловался магией и учился в академии, скорее всего, вход в сокровищницу он скрыл магическим образом. Магическая защита камней Силы от обнаружения была достаточно эффективной. Мне удалось обнаружить камни Силы только по косвенным признакам.

В замке должно быть подземелье, но в донжоне даже намека на его существование обнаружить не удалось.

«Нужно было хотя бы одного защитника в живых оставить, а то теперь даже допросить некого. На нет и суда нет. Хотя постой, шаки в живых остались, нужно звать Первого».

Шак нашелся во дворе возле донжона. Он стоял с дубиной на плечах, широко расставив ноги, и покрикивал на соплеменников, суетящихся вокруг. Шаки раздевали убитых защитников замка и складывали трупы возле стены. Одежду, оружие и доспехи сортировали и раскладывали кучками возле донжона. Деньги и ценные предметы, найденные у покойников, они укладывали возле ног Первого на рубаху, снятую с трупа.

— Как успехи? — поинтересовался я.

— Скоро заканчиваем с убитыми, и можно будет вывозить их из замка.

— Пока погоди с этим, я должен буду их осмотреть.

— Вонять будут, хозяин.

— Придется потерпеть.

— Первый, я не нашел вход в подземелье. Твои шаки знают, где оно?

— Сейчас выясню, хозяин.

Первый подозвал самого рослого шака из местных и стал его допрашивать на незнакомом мне языке.

— Ты это на каком языке с ними говоришь?

— Хозяин, эти шаки из Арбского халифата, они только по-арбски разговаривают и на детском языке.

— Что за детский язык?

— Это язык, на котором маги с шаками разговаривают, когда нас в детстве воспитывают. Этот язык знают все шаки.

— А разве эти шаки не из замка?

Первый снова заговорил с шаком. Шак что-то долго объяснял ему, указывая то на левую башню, то на донжон.

— Хозяин, он говорит, что их привели люди из халифата. В отряде было пятьдесят воинов и два мага. В замок их впустили предатели. Охрану замка всю перебили. Через три дня почти все воины и оба мага уехали из замка. После полудня раздался страшный грохот. В замок вернулись только три воина и принесли раненого. На следующий день шесть воинов снова вышли из замка и привели с собой троих пленных, которых заперли в подземелье левой башни.

— Скажи шаку, пусть покажет, где подземелье, и позови Колина.

Первый, потолковав с шаком, отправился искать Колина, а я начал рассматривать доспехи и оружие, снятые с убитых. Вооружение оказалось разномастным. В баронской дружине все воины были вооружены одинаково. Правда, среди трофеев лежало несколько комплектов баронского вооружения, но оно было или трофейным, или принадлежало предателям. На рубахе, на которую шаки складывали деньги и ценности, ничего интересного не было. Примерно полсотни серебряных монет и три золотых империала. Серебряные монеты оказались трех видов. В основном здесь были серебряные империалы, с десяток монет с арабской вязью и еще десяток монет с квадратным отверстием и иероглифами.

Монеты наталкивали на мысль, что я далеко не первый выходец с Земли в этом мире. Возможно, обмен между Землей и Геоном проходил довольно активно. Поэтому Геон населен народами, похожими на земные, и государства Геона схожи с земными. Чинсу — Китай, арбы — арабы. Только с гвельфами, таргами и гоблами не все понятно. Гвельфы смахивают на сказочных темных эльфов. Гоблы, наверное, похожи на гоблинов. Тарги напоминают орков. Только не вяжется это с моей теорией. Почему не вяжется? Земля обменивается с Геоном своими обитателями, почему на Геон не могут попадать обитатели из другого мира, на котором обитают эльфы, орки и гоблины? По сравнению с Землей Геон — мир энергетически более насыщенный, поэтому он и выдергивает к себе земных обитателей, которые по каким-то причинам подходят для перехода. У хуманов все основатели кланов истинные высокородные, очень похожие на выходцев с Земли. Сказки, в которых фигурируют эльфы, орки и гоблины, широко распространены в германо-скандинавском и кельтском фольклоре, может быть, их занесли на Землю с Геона?

— Ты зачем меня звал? — прервал мои размышления Колин.

— Я узнал, где подземелье, нужно пойти посмотреть.

Спуск в подземелье находился на первом этаже левой башни, от посторонних глаз его скрывала каменная лестница, ведущая на второй этаж. Порядок движения был обычным. Первым шел Колин с магическим светильником, за ним двигался я, сканируя пространство перед собой, а позади Первый с дубиной. Массивная дверь в подземелье закрывалась на большой висячий замок. Искать ключ я не стал и срезал замок Силой. Подземелье встретило нас кромешной тьмой. На стенах висели масляные светильники, но фитили в них оказались погашены. Я попытался зажечь в них огонь лучиком Силы. Фокус удался, и дальше мы двигались, зажигая все светильники, которые нам попадались. Спуск быстро закончился, и коридор пошел в горизонтальном направлении. Через сотню шагов коридор привел наш отряд в большой зал, явно природного происхождения. Стены зала были обработаны человеческой рукой, но потолок выдавал пещеру. В стенах зала мы обнаружили одиннадцать деревянных дверей с зарешеченными окошками, ведущих в большие комнаты. Двенадцатая дверь оказалась металлической и без окошка.

В комнатах хранились различные припасы и материалы, необходимые при длительной осаде. В них складировалось оружие и доспехи, копья, стрелы, щиты. Другие помещения были уставлены бочками с маслом и вином, корзинами с сушеным мясом, овощами и мешками с зерном. Металлическая дверь несла на себе признаки магической защиты.

Отогнав своих спутников подальше от двери, я приступил к исследованию защиты. Ничего нового для себя я не обнаружил, это оказалась стандартная защита на основе электрошокера. Камень в защитном механизме был сильно разряжен, и мне удалось просто перекачать энергию из него в свою ауру. Защиту мне снять удалось, но дверь имела врезной замок, и без ключа вскрыть ее было проблематично. Пришлось подниматься наверх и искать ключ в вещах убитых. На рубахесреди денег ключа не было, и я пошел искать его в одежде убитых. Шаки добросовестно вывернули карманы покойников, сняли кошели, но поясные ремни просто свалили в кучу. В этой куче я нашел много интересного. В потайных кармашках ремней обнаружилось еще тридцать два золотых империала, целая горсть колец с драгоценными камнями и два ключа. Большой ключ подошел к срезанному замку на первой двери, второй открыл железную дверь.

За дверью оказался небольшой коридор, приведший нас в комнату с пятью дверями. В потолке виднелись два круглых отверстия. Скорее всего, это вентиляция, так как в эти отверстия могла пролезть только кошка. Две комнаты оказались пустыми, в третьей мы нашли четырех узников. Два пленника уже не дышали, но в остальных жизнь еще теплилась. Моей радости не было предела, когда узнал Торвина и Риса. Ребята были на последнем издыхании. Охранники, видимо, железную дверь не открывали, боясь магической защиты, и узники остались без воды. Взяв у Колина флягу, я стал поочередно поить находившихся в беспамятстве друзей.

«Нужно отправить Первого за носилками и помощью, а пока осмотреть последнюю камеру», — подумал я.

Сканирование следующей камеры показало наличие очень слабой ауры. Внутри камеры умирал еще один узник. Через решетку ничего видно не было, и я, открыв дверь, вошел внутрь. Краем глаза мне удалось заметить какое-то движение, и тут моя голова буквально взорвалась.

Я снова тонул в водовороте кораблекрушения. Луч солнца на поверхности становился все дальше от меня и, наконец, погас окончательно, все вокруг окутала чернота.

Глава 22 ПРИНЦЕССА ВИКАНА

Мой разум медленно выплывал из темноты. Сознание неохотно соединилось с телом. Меня раскачивало, как лодку на волнах. Потом вдалеке появились звуки, сначала монотонные и неразборчивые, как шепот ветра за окном. Постепенно звуки из шепота ветра стали походить на человеческие голоса. Голоса становились все ближе и отчетливей. Голову прорезала отчаянная боль. Мое тело выгнулось в судороге, и голоса опять стали еле слышны. Меня снова начало раскачивать, как в лодке, голоса приближались, и опять боль. В этот раз я не провалился в черноту. Из моих ушей как будто вынули пробки, и я услышал разговор:

— Викана, если он умрет, то тебе не жить. Я не посмотрю на то, что ты дочь Великого князя гвельфов, — послышался голос Колина.

— Хуман, как ты смеешь таким тоном разговаривать со мной?! — раздался надменный девичий голос.

— А мне насрать, что ты думаешь о моем тоне. Ингар — глава моего клана, я обязан ему жизнью. Если он умрет, я оторву тебе голову и отправлю твоему отцу в подарок.

— Хуман, тебя тоже табуреткой по голове ударили? Главой клана через три года станет Ингур, а пока ты регент. Этот громила не Ингур, я Ингура с детства знаю.

— Уши прочисти, девчонка! Это Ингар, а не Ингур. Ингар — родной племянник Стаса и старший брат Ингура, истинный высокородный, как и твой дед Алакдар. Он пришел из мира Стаса отомстить за его смерть.

— Мамочка дорогая, — раздался испуганный голос Виканы. — Отец меня убьет.

— Не беспокойся, не убьет, тебя убью я.

— Что же мне делать?

— Что делать, что делать? Лечи Ингара, ты ведь посвященная Леде, можешь лечить наложением рук.

— Я не могу лечить!

— Почему это?

— Барон на меня изолирующий браслет надел, этот браслет мою Силу блокирует. Как его снять, я не знаю.

— Покажи браслет.

— Вот он, Колин.

— Всего одна заклепка. Пошли в кузницу, зубилом в два счета срублю, — раздался голос Колина.

— Ты с ума сошел! А если браслет мне руку отрежет?

— Да хоть голову, пошли, говорю тебе!

Послышался удаляющийся шум борьбы — это Колин потащил куда-то девчонку. Мерное покачивание носилок убаюкало меня, и я провалился в сон. Голове стало тепло, боль куда-то ушла. Кожу на голове стало покалывать, и она начала нестерпимо чесаться.

— Это надо же, ни разу такого не видел. Всего полчаса прошло, шишка исчезла, и кожа приросла на место. Ты Ингару почти весь скальп своей табуреткой сняла, а теперь он как новенький, даже шрама не видно. Когда он придет в себя?

— Раненый будет спать до утра, пока силы восстановятся, — ответила Викана.

Я открыл глаза и сел на кровати.

— Некогда мне разлеживаться.

От кровати отскочила высокая девушка в длинном, до пят платье. На лице гвельфийки светился темно-синий бланш на оба глаза.

— Это ты Викана?

— Да, высокородный, — ответила девушка с поклоном.

— Колин, это ты так постарался? — спросил я, указывая на синяки под глазами Виканы.

— Хотел, да не успел. Это Первый приложился, еле оттащил.

— Где Первый?

— В подземелье в камере запер, еле скрутил, а то он Викану на куски бы порвал.

— Колин, его надо выпустить, он, наверное, успокоился.

— Сейчас, успокоился! Он, когда я тебя из подземелья выносил, так выл, что я думал, уши лопнут. Ты лучше сам за ним сходи.

— Высокородный, ты должен убить шака, он поднял руку на гвельфийскую принцессу! — напыщенно произнесла Викана.

— Что тебе говорил Колин насчет твоих претензий к нему по поводу его тона, помнишь?

Оливковое лицо Виканы посинело и сравнялось по цвету с синяками вокруг глаз. Так, наверное, краснеют гвельфы.

— Он сказал «насрать», так вот, я с ним согласен. Я сейчас все брошу и пойду убивать своих друзей в угоду сопливой девчонке, разбившей мне табуреткой голову.

Девушка надула щеки и отвернулась к стене.

— Викана, хватит дуться, пойди лучше помоги Торвину и Рису, которых мы, как и тебя, из подземелья освободили.

— Колин, где они?

— В соседней комнате, — ответил хуман.

— Проводи девушку, а я в подземелье за Первым.

Передряги прошедшего дня сильно истощили мои энергетические запасы. Место для подзарядки мне удалось обнаружить еще во время первого спуска в подземелье. Подходящий луч Силы находился в одной из комнат, рядом с большой бочкой вина. Подзарядка потребовала около получаса. Теперь нужно освободить шака. Первого я обнаружил в одной из камер темницы. Колин явно перестраховался: шак, обмотанный толстой веревкой, как куколка бабочки, тихо поскуливал, лежа в углу камеры. Увидев меня, он задергался всем телом и заулыбался, как ребенок, глядя на маму. Попытки что-то сказать шаку так и не удались. Из его рта раздавалось только нечленораздельное бурчание, как будто он хотел сказать все слова одновременно.

— Успокойся, все хорошо, я тебя сейчас развяжу.

Развязать шака мне не удалось, пришлось веревку разрезать. Первый вел себя как большая собака, к которой вернулся любимый хозяин. Я тоже радовался, глядя на него, нас связала незримая нить, разорвать которую могла только смерть одного из нас. Пора было прекращать телячьи нежности и заниматься делом.

Сканирование железной двери, которая должна была вести в сокровищницу, можно охарактеризовать двумя словами: «полный облом». Мало того что дверь открывалась не ключом, а амулетом, так она еще была снабжена полным набором магической и химической защиты.

Сразу за дверью просматривался коридор, ведущий к следующей двери. Под полом коридора мне удалось рассмотреть какой-то защитный механизм, назначение которого было не ясно. У меня возникли подозрения по поводу безопасности взлома сокровищницы. Скорее всего, если я открою первую дверь и войду в коридор, на меня обвалится потолок, а может, изжарит к чертовой матери. Необходимо знать, как снять защиту, а не лезть на рожон. Меня Викана простой табуреткой чуть не убила, а здесь более серьезные люди поработали. Придется оставить сокровищницу до лучших времен.

Обследование подземелья натолкнуло меня на одну интересную мысль. Сокровищница, наверное, принадлежала не погибшему барону. Барон поселился в замке всего пару лет назад и, похоже, попыток вскрыть дверь не предпринимал. Нужно расспросить Торвина о сокровищнице. Мы с Первым отправились в донжон. Наша парочка вызывала у окружающих серьезные опасения. Впереди шел я, а за мной шествовал Первый с дубиной, злобно сверкая глазами и готовый пришибить любого, кто ко мне приблизится. Таким порядком мы вошли в донжон. Из комнаты донжона навстречу походкой супермодели выплыла Викана. Завидев меня и шака с дубиной, она громко завизжала и юркнула назад. За дверью послышался грохот опрокидываемой мебели: гвельфийка строила баррикаду. Я обернулся на Первого и понял причину такой реакции. Рожа у шака имела такой зверский вид, что не знай я его лично, то мог бы и облажаться.

— А ну, прекрати! Опусти дубину! — как можно грознее заорал я. — Гвельфийку не трогать даже пальцем, пока я не прикажу. Стой здесь и не дергайся.

В коридор влетел Колин с обнаженным мечом и, увидев меня с шаком, остановился, вытаращив глаза.

— Вы что, Викану зарезали? — спросил хуман, подозрительно поглядывая на нас.

— Ты чего, совсем сбрендил? — ответил я вопросом на вопрос.

— А чего она визжала, как будто ее режут?

— Первого увидела и перепугалась. Сейчас вон в той комнате баррикады строит. Ты поговори с ней, пусть не истерит, мы ее не съедим.

Переговоры продлились несколько минут, и дверь наконец открылась. Из двери высунулось смазливое личико Виканы и, осмотрев нас с шаком, снова скрылось за дверью. В этот раз закрыться двери не дала нога Колина, и он, преодолев сопротивление девушки, вошел в комнату. Приказав Первому остаться снаружи, я вошел следом за хуманом. В комнате был натуральный разгром. Возле двери на полу валялся опрокинутый шкаф и две лавки. Викана забилась в угол с кочергой в руках и затравленно смотрела на нас с Колином.

— Ты всегда такая буйная? — обратился я к девушке.

— Только подойди, и я размозжу твою голову вот этой кочергой!

Гвельфийка, кроме смеха, никаких чувств во мне не вызывала, но я на всякий случай включил защиту кольчуги. В подземелье ей удалось приласкать меня табуреткой, потому что табуретка была деревянной, а защита кольчуги срабатывала только на металл. Сколько раз я пытался заставить себя носить шлем, но лень всегда побеждала. Таскать на голове шапку весом более пяти килограммов мне не улыбалось.

— Ты возомнила себе, что я покушаюсь на твои девичьи прелести? Вы, девушка, глубоко заблуждаетесь, вы не в моем вкусе. Брось кочергу и расскажи, как там раненые.

— Они не раненые, просто очень голодные и без воды долго были, — ответила Викана. — Они наверху спят.

— Вы их покормили?

— Да, они сыты.

Только теперь я понял, насколько я голоден и устал. Необходимо отдохнуть хотя бы пару часов. На дворе уже давно стемнело, и, приказав Первому расставить шаков на стене в качестве охраны, я отправился с Колином ужинать и спать. Спать я улегся не в донжоне, а в надвратной башне около сигнализации. Колин остался в донжоне, а Первый всю ночь мотался от одних ворот к другим, проверяя шаков. Меня разбудил запах еды, доносившийся из кухни. Я выбрался на верхнюю площадку башни и просканировал окрестности. В замке хорошо, но нужно отсюда поскорей уматывать. Если кто-то узнает, что замок без хозяина, то сюда сбегутся бандиты со всего Геона, как мухи на дерьмо. По дороге в донжон я встретил Первого, который доложил, что в замке все спокойно и уже готов завтрак. Приказав ему поесть и отдыхать, я спустился на первый этаж донжона в столовую. В столовой моим глазам предстала живописная картина. Во главе стола восседала гвельфийская принцесса, которой наперегонки прислуживали Торвин с Рисом. Колин в столовой отсутствовал, и, спросив Викану, где он, я уселся на противоположной стороне стола. Ответить Викане не удалось, потому что, завидев меня, Торвин и Рис с ревом бросились ко мне обниматься.

— Я говорил тебе, Рис, что Ингар нас вытащит! — похлопывая меня по плечам, сказал Торвин. — Этот парень не из тех, кто друзей бросает! Я твой до гроба!

Если бы Торвин знал, как далек он от истины, но переубеждать его я не стал. В этот момент в столовую вошел Колин.

— Чем больше я тебя узнаю, тем больше ты меня удивляешь, — выдал хуман, скрестив руки на груди. — Ты говорил, что здесь человек новый, но у тебя в каждой дыре друзья и знакомые.

— Да, я такой. Ты лучше познакомься с моими друзьями. Это Торвин и Рис, нам вместе пришлось немного повоевать. А это Колин, мой родственник, — представил я хумана друзьям. — С Виканой вы, как я вижу, уже знакомы.

— Да, мы уже представились нашей спасительнице, она нас с того света вытащила.

— Вас она вытащила, а меня чуть туда не отправила. Правда, у нее это просто, сначала на тот свет отправит, затем вытащит.

Торвин с Рисом недоуменно посмотрели сначала на меня, потом на Викану. Принцесса снова посинела от стыда. Бланш под глазами у нее рассосался, видимо, посвященная Леде и себя подремонтировала.

— Хватит рассыпаться в любезностях, перейдем к делу. Торвин, какие у тебя с Рисом планы?

— Нет у нас никаких планов. Отряд мой погиб, денег нет, возвращаться некуда. Возьми нас к себе, будем служить тебе верой и правдой.

— Торвин, это решение для тебя очень серьезное. Я могу взять тебя под свою руку, я глава клана. Если вы станете членами моего клана, то полностью должны выполнять его законы. Выйти из клана вы сможете только двумя путями: или я вас выгоню, или ногами вперед.

Торвин вопросительно посмотрел на Риса, Рис едва заметно кивнул.

— Ингар, мы просим тебя принять нас в твой клан, — с поклоном произнес Торвин.

Мир Геона — мир Средневековья, здесь придают очень большое значение клятвам и ритуалам. Процедуру принятия в клан нужно проводить как можно торжественнее. Чем больше непонятного, тем лучше. Я встал из-за стола и разделся до пояса. Викана охнула, увидев след от молнии на моей груди и татуировку кобры.

— Колин, начинай ритуал, — приказал я.

Хуман тоже разделся до пояса и приказал раздеться Торвину и Рису. Затем он взял чашу и налил в нее вина. Колин уже хотел разрезать руки новичкам, но я его остановил. Мне захотелось сделать ритуал еще живописнее. Я достал свой меч с изображением кобры на клинке и заставил Торвина и Риса поцеловать его. Затем я разрезал кожу у себя на груди и подставил под стекающую кровь кубок с вином. В запале я немного перестарался, и в кубок вылилось с полстакана моей крови. После этого я передал кубок Колину и продолжил ритуал. Как говорится, «Остапа понесло».

— На колени! — гаркнул я загробным голосом.

Все окружающие грохнулись на колени, включая и Викану. Мне с трудом удалось подавить улыбку, чтобы не погубить торжество момента. Я разрезал кожу на груди Торвина и Риса, а Колин собрал кровь в кубок.

Положив меч на плечо Торвина, я начал импровизировать.

— Я, Ингар, глава клана «Желтая змея», принимаю тебя в свой клан и клянусь заботиться о тебе, защищать, награждать и наказывать по законам клана. Мы теперь одно целое, ты мой брат, и мы неразделимы, как тело и голова. Отпей из кубка, в котором смешана наша кровь.

Торвин сделал глоток и вернул кубок Колину. Я проделал такую же процедуру с Рисом. Если Торвин держался мужественно во время ритуала, то Рис находился в полуобморочном состоянии. Теперь наступила моя очередь. Я выпил все вино из кубка и перевернул его, чтобы показать, что в нем не осталось ни капли.

— Братья мои, теперь вы члены клана «Желтая змея», татуировки я сделаю вам позже, — закончил я церемонию.

Торвин и Рис встали с колен, и мы обнялись. Процедура на этом не закончилась. Я боялся, что во время ритуала в обморок упадет Рис, но я не угадал, в обморок грохнулась Викана. Забота о девушке сняла напряжение момента, и мы дружно стали приводить ее в чувство. Истратив на воскрешение Виканы полведра воды и три чистых полотенца, мы привели ее в себя. Но на этом концерт не закончился. Викана, как только увидела меня, снова бухнулась на колени и залилась слезами.

— Высокородный, прости меня, недостойную. Во время посвящения я видела, как твоя аура соединилась с аурами Торвина и Риса и наполнила их твоим светом. Теперь они получили Силу видящих.

— Прощаю, прощаю, ты только не плачь, — успокаивал я Викану, гладя по голове.

С этим ритуалом я явно переборщил. Вместо друзей я получил фанатиков, с которыми теперь и по-человечески не поговоришь. Но что сделано, то сделано, позже постараюсь изменить ситуацию.

Мои размышления прервал Первый, вбежавший с докладом:

— Хозяин, там у ворот караван, они просят открыть ворота.

— Какой караван? — спросил я.

— Это, наверное, караван из долины. Жители из долины в Мэлор или Керану ездят за товаром, — вмешался в разговор Торвин.

— Они тебя знают?

— Помнят, наверное.

— Что делать будем? — задал я вопрос наемнику.

— Нужно пропустить, заодно трупы вывезут, а то воняет — не продохнуть.

— Ладно, иди командуй.

Наемник с шаком ушли, а я отправился в надвратную башню контролировать происходящее. Через некоторое время раздался скрип ворот, и в замок въехали десять телег, сопровождаемых десятком всадников. Предводитель каравана некоторое время общался с Торвином на повышенных тонах, но потом, махнув рукой, начал грузить трупы на телеги. Шаки под руководством Первого очень ускорили этот процесс. Наконец погрузка закончилась, и караван вышел из замка.

— Как дело прошло? — спросил я Торвина. — Они ничего не заподозрили?

— Да все нормально. Им на нас наплевать. Прикажем — привезут, что нам из еды необходимо, налоги платят исправно, а кто в замке хозяин, их не волнует. Здесь власть, бывает, меняется три раза на дню.

Караван, выехав из ворот, поехал не к каньону, а свернул куда-то в сторону.

— Куда это они?

— Там овраг есть, в него трупы сбросят и вернутся на дорогу, а сам караван в Керану направляется.

— Не боятся, что их ограбят?

— А кому они нужны? Взять с караванщиков нечего, денег у них нет. Сильный противник на них не позарится, а от слабого они и сами отобьются. Ребята в караване ушлые.

— А что они везут в Керану?

— Как обычно: мясо, сыр, овощи, кожу, поделки разные. Керанцы у них с удовольствием все покупают, ибо дешево. Если кто караванщиков обидит, башку сразу оторвут.

— Торвин, что ты знаешь про сокровищницу замка?

— Ты про дверь в подземелье?

— Да.

— Эту дверь давно открыть пытаются, только ни у кого это не получилось. Барон, у которого я служил начальником охраны, даже магов из Мерана и халифата привозил. Все отказались. Опасно очень, может грохнуть так, что от замка камня на камне не останется.

— А где твой барон деньги хранил, знаешь?

— Знаю, почему не знать? Только нет там, наверное, уже ничего.

— Ты покажи, а там разберемся.

Торвин повел меня в покои барона в донжоне. Мы поднялись наверх и начали осматривать комнаты. Торвин привел меня в ванную и остановился у дальней стены, возле умывальника.

— Странно, этой стены раньше не было, — удивленно проговорил Торвин. — Здесь дверь была.

Я стал сканировать помещение внутренним взглядом, но ничего необычного не обнаружил. Единственное, что вызывало подозрение, — это была новая стена. Мне не удавалось увидеть, что за ней находится. Осмотр умывальника тоже ничего не дал. Попытка сдвинуть умывальник с места успехом не увенчалась. Я начал дергать за все выступающие части умывальника, пытаясь найти скрытый механизм. Кронштейн для светильника имел небольшой люфт, но умывальник на его поворот не реагировал. Я в последний раз решил повернуть кронштейн и потащил умывальник на себя. Кронштейн провернулся в гнезде, и умывальник отошел в сторону. За умывальником оказалась потайная дверь, она не имела никакой магической защиты и запиралась на навесной замок. Опыта по взлому навесных замков мне было не занимать, и через пару минут дверь была открыта. За дверью находилась маленькая комната с другой дверью. Эта дверь имела стандартную магическую защиту. Камень в шокере был уже практически разряжен, и мне не составило труда полностью выкачать из него энергию. Перед нами осталось одно препятствие — врезной замок, а ключа у меня не было. Тут на помощь пришел Торвин, он сказал, что покойный барон хранил ключ от этой двери в каминной трубе, и отправился за ключом. Через пару минут Торвин вернулся весь в саже, но с ключом, и мы открыли дверь. За дверью находилась небольшая комната, набитая всякой всячиной. Мы зажгли масляную лампу на стене и стали рассматривать добычу. Денег в комнате оказалось много, примерно тысяча золотых империалов, и приличный мешок с серебром на пару килограммов. Мое внимание привлек сундучок с магическими запчастями, выдранными из каких-то механизмов, и двумя десятками разряженных магических камней в держателях. Но больше всего я обрадовался трем найденным в комнате книгам. Одна из них являлась древним атласом Геона. Вторую заполняли рукописные карты развалин городов, находящихся недалеко от замка, с пояснениями. Третья книга оказалась техническим справочником, заполненным схемами различных механизмов. Буквы в книге были меранскими, но научиться читать я так и не успел. Жалко, что пропал букварь. Остальными вещами в комнате оказались различные тряпки с золотым шитьем и драгоценными камнями, шкатулка с украшениями и кольцами, золотая и серебряная посуда.

Колин радовался, как ребенок, найденным богатствам, а мое настроение становилось все хуже и хуже. Мне стало абсолютно ясно, что уходить из замка нужно немедленно. Книги, которые вызвали у меня неподдельную радость, одновременно означали, что покойный барон был далеко не главной фигурой в разыгравшейся драме вокруг замка. Книги ясно указывали на то, что очень высокопоставленные фигуры замешаны в борьбе за сокровища, погребенные в развалинах. Карты развалин явно скопированы с другого источника, а пометки и пояснения были свежими. Барон, опираясь на эти карты, производил раскопки и делал пометки на карте. Эти раскопки, судя по сундучку с магической элементной базой, явно приносили успех. Барон хвалился, что оба метателя он собрал сам, но, на мой взгляд, они были заводского происхождения. Возможно, барон их просто отремонтировал.

Мы находились в замке уже более двух суток. Очень скоро весть о том, что барон погиб и замок сменил хозяина, будет известна как в Арисе, так и в Керане.

— Колин, зови сюда всех немедленно! — приказал я.

— Зачем такая спешка?

— Колин, все узнаешь позже.

Через некоторое время в покоях барона собрался весь наш отряд, исключая Риса, оставленного Торвином в надвратной башне на дежурстве.

— «Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие», — выдал я цитату из «Ревизора» и продолжил: — Мы немедленно уходим из замка!

— На ночь глядя? — удивился Торвин.

— Утром может быть поздно. Торвин, ты знаешь дорогу в Керану?

— Знаю, сначала через каньон, затем до перекрестка и направо.

— Другой дороги нет?

— Есть тропа через развалины, но по ней телеги не пройдут, только лошади.

— Колин, зови Первого сюда, он мне нужен.

Хуман ушел за шаком, а мы стали обсуждать план действий.

— Торвин, ты Керану хорошо знаешь?

— Неплохо, много раз с караванами ездил за товаром и по делам барона.

— Как нам туда добраться, чтобы не вызвать подозрения у местных?

— В Керане народ недоверчивый и любой посторонний вызовет подозрение.

В это время вошли Колин с шаком. Я прервал разговор с Торвином и приказал шаку седлать лошадей и готовиться к отъезду, объяснив ему, что лошади должны быть только вьючными и все шаки поедут верхом. Первый кивнул и ушел выполнять приказ.

— Кого-нибудь керанцы опасаются? — продолжил я расспросы.

— В Керане местные не боятся никого, народ там собрался ушлый. Правда, это территория халифата, и с арбами они стараются не конфликтовать, а так только меч может дать какую-то гарантию.

— Кто из вас говорит по-арбски? — спросил я присутствующих.

Торвин сказал, что знает арбский хорошо, но говорит с акцентом. Колин тоже неплохо знал арбский. Викана по-арбски говорила в совершенстве. Я же по-арбски, естественно, был ни в зуб ногой. Я предложил переодеть Викану в арбскую одежду и сделать вид, что мы ее охрана и слуги. Торвин на это ответил, что арбка в одиночку без сопровождения мужа или родственника по халифату передвигаться не может, это вызовет очень большие подозрения. Такой на первый взгляд удачный план сразу же начал разваливаться. Я решил плюнуть на все и сматываться из замка в подземелье холма.

Закончив разговоры, мы приступили к упаковке ценностей. Многое пришлось оставить, потому что вьючная лошадь — не телега. Через час все необходимое было упаковано в узлы и переметные сумы, и мы вынесли вещи во двор замка. У Первого практически все было уже готово, и мы стали разбирать лошадей. Увидев моего коня, Викана остолбенела:

— Откуда у тебя этот конь?

— Махнул не глядя, — попытался отшутиться я.

Викана подошла к лошади и стала внимательно ее рассматривать.

— Осторожно, она кусается, — предупредил я гвельфийку.

— Меня не укусит. Ты знаешь, что это гвельфийская лошадь?

— Колин рассказывал что-то.

— Это же Шалар, конь Арима Летящей смерти. Не может быть, чтобы он его с тобой обменял.

— А я его и не спрашивал. Он убил мою лошадь, я забрал у него его коня.

— И Арим так просто отдал Шалара и ничего не сказал?

— Да, ничего не сказал.

— Не может быть, ты врешь! — снова стала показывать свой гонор Викана.

— Девушка, таким тоном со старшими не разговаривают! — стал заводиться уже я.

— Ой, вырвалось, — шлепнула себя по губам испуганная гвельфийка. — Арим ни за какие деньги не отдал бы коня, он из-за Шалара убил двоюродного брата моего отца, когда тот хотел выкупить его.

— А мне отдал, молча, правда, он был уже трупом, поэтому и молчал.

— Ты убил Арима? Как тебе это удалось?

— Как-как? Из лука. Он почему-то решил меня убить. Сначала убил мою лошадь, потом хотел убить меня, но не успел, я выстрелил первым, вот и весь рассказ.

— Арим — лучший лучник из гвельфов. На Геоне нет лучника лучше его! — выдала Викана.

— Есть лучше, ты не видела, как стреляет Ингар, — вмешался в разговор Рис, спустившийся во двор.

— Не бывает лучников лучше гвельфов! — завелась Викана.

По-видимому, мы покусились на самое святое у гвельфийки — искусство стрельбы из лука. Ее глаза буквально метали молнии. Я не знал, что делать. Девушка выхватила мой лук из саадака, пристегнутого к седлу лошади, и помчалась на стену замка.

— Стрелы забыла! — ехидно крикнул ей Рис.

Викана растерялась и явно готова была убить Риса.

С этим нужно было что-то делать, и я, взяв несколько стрел, поднялся за ней. Гвельфийка выхватила у меня три стрелы и, почти не целясь, одну за другой быстро послала их в дерево, стоящее в двухстах шагах от стены.

— Теперь твоя очередь!

Стрелять в то же дерево, что и Викана, я не стал и выбрал целью дерево, отстоящее в три раза дальше, почти у самого въезда в каньон. Погрузившись в транс, я не торопясь выпустил три стрелы в это дерево. Стрелы, управляемые Силой, попали в ствол на расстоянии одной ладони. Викана ждала, что я буду стрелять в ее цель, но, не увидев моих стрел, надменно усмехнувшись, спустилась со стены.

— Викана, куда ты убежала? Хотя бы извинилась за свои слова, — окликнул ее Рис.

— А почему я должна извиняться? Ингар не попал в цель ни разу.

— Почему это не попал, очень даже попал, — возразил Рис.

— И где его стрелы, покажи?! — возмущенно воскликнула гвельфийка, указывая на дерево.

— Ингар стрелял не в твое дерево, он вон в то дерево стрелял, — указал на мою цель Рис.

— И как ты разглядел, что он попал в дерево? Отсюда само дерево почти не видно, а стрелу и подавно!

— Когда Ингар стрелял, с того дерева птицы поднялись, значит, попал!

— Поехали посмотрим! — возмущенно воскликнула девушка.

— Я вам сейчас поеду! — прикрикнул я на заигравшихся спорщиков. — Делом лучше займитесь. Рис, ты по-арбски говоришь?

— Да, свободно, у меня мама арбка.

— И традиции их знаешь, и как себя вести среди них? — стал расспрашивать я.

— Да, конечно знаю.

— Стоп, отбой! — скомандовал я. — Рис, Викана, идите наверх и переоденьтесь в одежду арбов, по-моему, там такая была. Теперь вы — знатные арбы, брат и сестра.

Молодежь побежала переодеваться, а я подошел к Первому и спросил его о том, не видел ли он подходящей для меня одежды.

— Есть, хозяин, я специально отбирал то, что может вам подойти.

Шак снял переметную суму с одной из лошадей и выложил передо мной ворох одежды. Мне приглянулась просторная зеленая рубаха и кожаный жилет, похожий на бригантину. Я надел рубаху поверх кольчуги, а сверху жилет.

— Хозяин, наденьте еще эти наручи, а то рубаха будет мешать стрелять из лука, — предложил шак, подавая кожаные наручи.

У Первого глаз — алмаз: рубаха и жилет подошли идеально, теперь кольчуга снова была скрыта от посторонних глаз. Заправив и проведя ревизию своей амуниции, мы с шаком пошли проверять, все ли готово к походу. Первый очень толково доложил мне о том, что где лежит и какие припасы он взял с собой. Придраться было не к чему: если бы я собирал караван, то наверняка половину забыл бы. Осмотрев, как упакованы метатели и ценности, я дал команду выдвигаться к воротам.

В это время из донжона вышли Рис и Викана. Если бы я не знал, что это они, то точно бы их не признал: Рис превратился в знатного молодого арба, сопровождающего свою обворожительную «сестру». Белый бурнус, из-под которого выглядывала дорогая кольчуга, и сабля в ножнах с драгоценными камнями очень шли парню. На голове у Риса красовался остроконечный шлем с белой чалмой. Викана, стройная, как супермодель, плавно покачивая бедрами, шла позади Риса. Пол-лица Виканы закрывала чадра, над которой сверкали только глаза. Костюм гвельфийки был в арбском стиле, с красивой вышивкой, из-под платья виднелись шаровары и мягкие туфли с загнутыми носами. Обалдеть, прямо Шахерезада из «Тысячи и одной ночи».

— Ингар, придется тебе отдать свою лошадь Викане, тебе она теперь не по чину, — усмехнувшись, сказал Торвин, глядя на девушку. — Мы сейчас ее охрана и слуги.

Проверив все в последний раз, мы выехали за ворота замка. Ворота за нами закрыл Колин, после чего он спустился вниз по веревке. Веревка была завязана каким-то хитрым узлом, позволившим хуману сдернуть ее потом со стены. Колин сел на свою лошадь, и мы отправились в путь. В голове колонны ехали мы с Торвином. Я сканировал окружающее пространство, Колин показывал дорогу. За нами скакали Рис и Викана, за ними — шестеро шаков на вьючных лошадях, колонну замыкал Колин и Первый.

Неожиданно Викана пришпорила коня и, обогнав нас, поскакала вперед.

— Куда ее понесло? — спросил я Риса.

— Поскакала стрелы искать, которыми ты в дерево стрелял.

— Вперед, быстро за ней, и тащи ее назад за шкирку! Не хватало еще во что-нибудь вляпаться.

Рис галопом поскакал за беглянкой, которая уже почти скрылась в темноте.

— Нам здесь сворачивать к оврагу, — сказал Торвин, остановив лошадь.

Колонне пришлось остановиться и ждать Риса с «сестрой». Через некоторое время они прискакали назад. Я отругал на чем свет стоит хлюпающую носом девушку, и колонна свернула с дороги. На небе взошла луна, и стало довольно светло. Мы пришпорили лошадей, и они пошли рысью. Викана немного отстала и переместилась в середину колонны. Я подъехал к Рису:

— Что это с Виканой, почему снова ревет?

— Она стрелы в дереве нашла и сказала, что так не бывает, а я ей про харуха рассказал. Ваши стрелы дерево насквозь пробили, наконечники с другой стороны торчат. Вот бы мне так научиться.

— Подрастешь, научишься, какие твои годы? — ответил я.

«Господи, мне всего двадцать семь лет, а рассуждаю я как древний старик. Рису лет двадцать, двадцать два, а для меня он как ребенок. Сильно потрепала меня жизнь на Геоне, постарел лет на десять. Колин, который намного старше, тоже меня равным себе по возрасту считает. Викана как девчонка для меня, никаких чувств как женщина не вызывает, хотя и красива, как богиня», — появились в голове невеселые мысли.

— Рис, попроси Викану подъехать, мне с ней поговорить нужно.

Пока Рис ездил за гвельфийкой, колонна подошла к оврагу, он встретил нас страшной вонью разлагающихся трупов. Большая часть этих покойников была на моей совести, но почему-то это меня не трогало, привык наверное. Мы постарались поскорее проехать мимо, чтобы не дышать этим смрадом. За оврагом меня догнала чихающая Викана.

— Вы вызывали меня, высокородный? Я прошу вас простить меня за недоверие, которое я проявила к вашему искусству и словам, — униженно произнесла девушка.

— Прощаю, но дай слово, что будешь меня слушаться. От этого зависит твоя жизнь и жизнь людей, которые тебя охраняют.

— Я буду послушной, как рабыня.

— Ну, как рабыня не нужно, но проблем больше не создавай… Викана, расскажи мне, как ты очутилась в замке?

— В прошлом году я с отцом и братьями была с визитом в Меране, на свадьбе дочери императора Антора Второго. На свадебной церемонии присутствовали многие властители Геона. На этих торжествах я познакомилась с Юсуфом, сыном визиря халифа Саадина. Этот урод возомнил себе, что я должна стать его женой, и сделал мне предложение. Я ему в вежливой форме отказала и забыла об этом. Два месяца назад мы с другими посвященными Леде отправились в храм богини на остров Зурон. Я — посвященная Леде и каждый год посещаю храм для повышения своих возможностей врачевания. Мать настоятельница и святые сестры молятся с нами, и мы вместе медитируем. Во время перехода на остров на корабль монастыря напали пираты. Такое бывает очень редко, все почитают посвященных Леде, потому что мы лечим больных и раненых, принимаем роды. Нет ни одного человека на Геоне, который хотя бы раз не обращался к нам. Если такое и случается, то за посвященных Леде требуют выкуп и никогда не убивают.

После захвата корабля пираты высадили нас на берег Геона и с извинениями отпустили. Капитан пиратов сказал, что они напали на нас по ошибке, приняв за купцов. Перед тем как высадить нас на берег, пираты хорошо всех накормили, вернули все отобранные деньги и украшения. Как я поняла позже, в еду было подмешано снотворное. Высадили нас тоже в странном месте — вдалеке от дорог и населенных пунктов. Когда мы с сестрами заснули, меня, спящую, похитили люди Юсуфа и привезли в замок Торвиль. В замке Юсуф стал добиваться моей благосклонности, а потом просто принуждать выйти за него замуж, но я категорически отказалась. О том, что Юсуф похитил меня, узнал Фархад, его отец, визирь халифа. Произошел страшный скандал, и он хотел отправить меня к отцу, потому что из-за меня могла начаться война между гвельфами и арбами. Юсуф окончательно потерял голову и ночью вывез меня в замок к барону Седрику, которому за то, что он меня спрячет, отдал книгу с картами развалин древних городов. Так я оказалась в замке. Барон поначалу проявил галантность и рассыпался в комплиментах, а потом стал приставать ко мне, как и Юсуф. Я пригрозила покончить с собой, если он не отстанет. За это барон запер меня в подземелье. Эта сволочь через день приходила ко мне в темницу и грязно домогалась, я отбивалась как могла. Однажды барон уехал и запер меня в подземелье. Поначалу меня кормили и приносили все, что потребую, но потом посещения прекратились, и почти неделю никто не приходил. Когда в камеру вошли вы, я подумала, что это барон, и ударила вас табуреткой.

— В халифате есть гвельфийское посольство?

— Да, есть в столице халифата Медине.

— Викана, если мы тебя в посольство доставим, ты не против?

— Если я появлюсь в посольстве, то сразу начнется война с арбами. Погибнут тысячи людей, и все это из-за глупости одного мальчишки. Прошу вас доставить меня на остров Тарон к отцу, я уговорю его не начинать войну, — жалобно попросила меня девушка.

Избавиться от девчонки было самым правильным решением, но устраивать войну на Геоне мне не хотелось. Сопляк, измученный сперматоксикозом, украл девушку своей мечты, а тысячи людей из-за этого должны расстаться с жизнью. Нужно принимать решение, что делать дальше. Викану в Керану везти можно только тогда, когда мы сможем купить корабль и будем полностью готовы к отплытию на Тереб к клану. А чтобы ускорить наше передвижение по воде, у меня появилась одна идея. В подземелье холма я видел три электромотора, приводящие в движение механизмы в соседней комнате. Питание этих моторов было автономным. Камни для моторов заряжались в центральном заряднике от большого камня и по мере необходимости устанавливались в электродвигатели. Вал ротора электромотора соединялся с валом, уходящим в стену через эластичную муфту. Этот вал имел длину больше трех метров и крепился через кронштейны с подвесными подшипниками к полу. Если демонтировать пару моторов с валами и шестернями, то можно соорудить корабль с электроприводом. Винт можно отлить из бронзы.

«Решено, нужно поговорить с Торвином и вернуться к холму за двигателем, и, кстати, спрячем там ненужные пока вещи. Впрочем, зачем ехать всем вместе? Торвина с Рисом и шаками нужно отправить в Керану, пусть покупают корабль и ждут нас в городе».

Подъехав к Торвину, я рассказал ему о своем решении. Он очень удивился, но спорить не стал. Они с Рисом должны выдать себя за искателей артефактов, особого подозрения это не вызовет, тем более что Торвина в Керане знали. Торвин должен был купить или нанять лодку, на которой мы сразу по приезде в Керану отплывем. Торвин предложил другой вариант встречи. Он сказал, что через развалины, не зная дороги, нам не проехать. Для начала нам нужно вернуться по дороге в Мэлор до скалы, похожей на башню. Возле скалы будет проселок, который выведет к реке. Вверх по течению есть мост. Возле этого моста Торвин будет нас ждать.

Согласовав последние подробности, я остановил караван. Колин начал возмущаться моей непоследовательностью, но я предложил ему заткнуться. Первый молча выполнил мой приказ и забрал трех заводных лошадей, на которых мы везли метатели и деньги. Торвину я оставил все серебро и часть магических запчастей из сундучка с элементной базой, которые он мог продать для покупки корабля.

Есть присказка: «Хорошая мысля приходит опосля». У меня голова не дом советов, и лучше вовремя переменить решение, нежели переть наобум Лазаря. Хорошо, что мы недалеко уехали от дороги, и уже через час копыта лошадей стучали по камням в каньоне. Я скакал вперед, ощущая на себе недоуменные взгляды моей команды. Колин и Викана наверняка решили, что у меня съехала крыша.

Мы ехали всю ночь и только на рассвете свернули с дороги в лес и устроились на отдых. Первый быстро организовал стоянку, а я полез на дерево обозревать окрестности. Пока было все спокойно. Позавтракав и отдохнув пару часов, мы уже собирались выехать на дорогу, когда я снова решил просканировать с дерева дорогу и заметил ауры людей. Ауры быстро двигались в нашу сторону. Через полчаса мимо нас проскакал отряд из двадцати воинов, за которым вдалеке показался обоз. Вовремя мы ушли из замка. В отряде я насчитал полсотни телег и сотни две воинов в имперских доспехах. Мне удалось разглядеть ауры двух магов, возле которых светились ауры заряженных камней Силы. Наверняка маги были обслугой метателя файерболов. За замок решились взяться всерьез. То, что это не наемники, а регулярная армия, было видно и по доспехам, и по порядку движения отряда.

Подождав, когда колонна скроется за поворотом, и выждав еще пару часов, мы поскакали в сторону холма. Время подходило к полудню, когда мы наконец поднялись по ручью к своей цели. Холм после нас никто не посещал, по крайней мере, следов пребывания посторонних не было. Первый стал готовить обед, а мы пошли освобождать люк. В подземелье мы спустились после обеда.

Подробный осмотр двигателей подтвердил мои предположения. Двигатели питались постоянным током и были очень похожи по конструкции на земные аналоги. Скорость вращения изменялась реостатом. Питание шло от выпрямителя на мощных катодных лампах, который заряжался от трансформатора, на первичную обмотку которого подавалась энергия от колебательного контура на камне Силы. Камень находился в съемном контейнере.

Смазка подшипников проводилась через буксы, подобные буксам на колесных парах вагонов. В комнате нашелся ЗИП с запасными щетками и вкладышами подшипников. Я отсоединил двигатель от вала, уходящего в стену, и попытался провернуть ротор, но этого сделать мне не удалось, так как буксы подшипников были сухими.

— Первый, чем вы колеса у телег смазываете?

— Есть специальная смазка, хозяин, — ответил шак.

— У тебя она есть?

— Нет, хозяин, но ее можно везде купить.

«Облом, будем пробовать, когда купим смазку», — решил я.

Демонтаж двигателя занял около двух часов. Промучившись еще два часа с валом и шестерней, я решил второй двигатель не трогать. Агрегат оказался весом под сотню килограммов, вал с кронштейнами и шестерней тянул почти на столько же. Лошади просто не увезут такой груз. Собрав крепеж и инструменты, мы вытащили все на поверхность.

Первый под руководством Виканы начал готовить ужин, и от костра стали доноситься аппетитные запахи.

В замке изучить метатели мне не хватило времени, но теперь я взялся за них всерьез. Изучение метателя принесло много открытий. Барон явно вешал мне лапшу на уши, машинка, как я и предположил, была заводская. Стволом метателя являлся соленоид, в который из небольшого бачка подавалась какая-то жидкость. Диск сверху агрегата выполнял ту же функцию, что и диск пулемета. Внутри диска находилось десять камней Силы, как патроны в ячейках. Заряжены были только два камня в одном метателе и один в другом. Камни поворачивались в боевое положение рычагом на правой стороне метателя. Прицел напоминал прицел зенитного пулемета. Бандура была тяжелой, с руки не постреляешь.

Разобравшись с принципом работы метателя, я вынул заряженный камень из второго метателя и зарядил его в первый. Теперь у нас был метатель с тремя зарядами. Желание немедленно испытать новую игрушку мне удалось подавить с большим трудом. На холме нужно сидеть тихо, как мыши, а не устраивать фейерверки. Закончив свои изыскания, я отправился ужинать.

После ужина, приказав всем спать, я остался дежурить у костра, мне нужно было время зарядить свою ауру и подумать.

Глава 23 БОЙ В ЛЕСУ

Подзарядка ауры стала легким и необременительным делом. Разогнав потоки Силы по энергетическим сосудам тела, я решил попробовать зарядить один из камней метателя. Зарядка камня потребовала около часа. Сравнив заряженный камень с камнем из диска метателя, мне не удалось обнаружить разницы. Вставлять этот камень в диск метателя я не решился, кто его знает, все ли с ним в порядке. Каменьэлектродвигателя заряжался значительно труднее, только через два часа он начал неярко светиться. Может, камень просто давно не заряжался или имел большую емкость? Время перевалило далеко за полночь, и пора было поднимать людей, — поспать мне так и не удалось. Первым я разбудил шака и приказал седлать лошадей. Разбуженный мной Колин тихо ворчал, недовольный ранним подъемом, но быстро втянулся в общую работу. Наконец все было уложено и упаковано, пора было отправляться в путь. Викана все еще тихо посапывала у костра, положив ладони под щеку. Выглядела она как ангел, спустившийся на землю, и будить ее у меня не поднималась рука. Доверив эту садистскую процедуру Колину, я пошел к лошадям. Пока происходила проверка, как закреплены метатель и электромор и все ли вещи на месте, Викана умылась и привела себя в порядок.

* * *

Наш отряд скакал рысью по освещенной лунным светом дороге. Скала, похожая на башню, показалась перед самым рассветом. Мы свернули на проселок и поскакали в сторону видневшегося вдалеке леса. Примерно до полудня вокруг все было спокойно. Сканирование окружающего пространства показывало только ауры диких животных.

Пора было останавливаться на обед, но нашим планам помешали обнаруженные мной ауры людей. Свернув поглубже в лес, мы устроили стоянку. Костер разводить было нельзя, и пришлось обедать всухомятку. Замеченные мной ауры людей находились на одном месте и, похоже, никуда уходить не собирались. Так можно было ждать до скончания века, поэтому мне пришлось идти на разведку. Подобравшись к аурам как можно ближе, я залез на дерево. Отсюда, сверху, стали видны воины, спрятавшиеся в кустах вдоль дороги. Классическая засада, состоящая из полусотни имперцев, кого-то поджидала. Я успел к самому интересному моменту. Мне еще толком не удалось устроиться на ветке, как появились те, для кого эта засада была предназначена. Около сотни разношерстных воинов в разноцветных бурнусах во весь опор скакали по дороге навстречу своей смерти. Имперцы пропустили передовой дозор вперед и завалили два дерева поперек дороги у самой головы колонны. Отряд сбился в кучу перед завалом, и тут рухнули еще два дерева, отрезая путь к отступлению. Из кустов полетели стрелы и копья, в общем, началась мясорубка. Побоище продолжалось не более получаса. Попавшие в засаду не могли повернуть лошадей в лес, там тоже оказались завалы, им оставалось только бросить лошадей и пробиваться пешими. Уйти удалось не многим, я заметил только три удаляющиеся в глубину леса ауры.

Бой закончился полным разгромом арбов, и имперцы начали добивать раненых воинов. Все действие происходило четко, без суеты. Из леса на противоположной стороне дороги выехало десять телег, на которые имперцы стали грузить трофеи, своих убитых и раненых. Погрузка быстро закончилась, воины сели на лошадей, до этого спрятанных в лесу, и построились в колонну. Офицер в дорогих доспехах отдал громкую команду, и имперцы поскакали в сторону дороги на Меран.

Дождавшись, когда колонна скроется из вида, я спустился с дерева.

Мой рассказ о засаде на дороге и скоротечном бое радости в наши ряды не добавил. Колин сказал, что это может привести к войне Меранской империи с халифатом, по крайней мере, на границе начнутся стычки. Нам необходимо как можно быстрее добраться до реки. Я отдал команду: «По коням!» Мы выехали из леса на дорогу и поскакали к месту засады.

Поваленные деревья преграждали дорогу, поэтому нам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу через лес. Из леса не были видны следы побоища, но запах десятков трупов уже начал распространяться по округе. По большому счету следовало осмотреть место боя, но я не горел желанием бродить среди покойников. Миновав место засады, мы снова выбрались на дорогу и поскакали вперед.

Через два часа скачки я снова обнаружил ауры людей на дороге. Мы опять углубились в лес и стали выжидать. Я залез на дерево наблюдать за дорогой. В этот раз на дороге показался обоз из замка, который возвращался из Кераны. Обоз буквально мчался по дороге, как будто за ним гнались. Спустившись, я поделился своими наблюдениями с Колином. Хуман тоже очень удивился: обоз, по его мнению, должен был возвращаться из Кераны только через пару дней. Значит, в Керане что-то случилось, и поэтому обоз спешно возвращался назад без груза.

Мы продолжили свой путь, но на душе было неспокойно. То, что я разделил отряд на две части, теперь мне не казалось хорошей идеей. Где теперь Торвин и Рис, только одному Богу известно.

До моста на реке оставалось, по словам Колина, еще около двух часов пути. Чем ближе мы подъезжали к своей цели, тем тревожнее становилось у меня на душе. Сканирование опять обнаружило человеческую ауру, впереди кто-то прятался в кустах у дороги. Торвин мне рассказывал, перед тем как мы разделились, что раньше на проселке заставы арбов не было, таможня находилась только на мосту через реку Диому. Для засады одного человека слишком мало. Возможно, это дозорный, который должен кого-то предупредить в случае появления движения на дороге.

Посоветовавшись с Колином, мы решили этого дозорного захватить для допроса. Оставив Викану с шаком в лесу, мы отправились за языком. Дозорный сидел в развилке дерева, под которым была привязана его лошадь. Колин сказал, чтобы я пошумел в кустах на противоположной стороне дороги и отвлек дозорного, а он зайдет со спины и ссадит того с дерева. Я согласился с его планом и перебежал в лес через дорогу. Подождав некоторое время, давая Колину подойти поближе, я стал подкрадываться за кустами, не показываясь дозорному на глаза. Через некоторое время раздался свист хумана, и я побежал к нему на помощь.

Бой с дозорным удался на славу. Под деревом меня дожидались двое раненых: Торвин с подбитым глазом и Колин с отбитыми яйцами. На дереве, оказывается, нас караулил Торвин, для того чтобы перехватить по дороге к мосту. Когда я зашумел в кустах и Торвин отвлекся, хуман сдернул его за ногу с дерева, врезав кулаком по голове для верности. Удар у Колина будь здоров, и Торвин повалился без сознания. Узнав, кого он оглушил, хуман стал исправлять последствия своих трудов с помощью воды из фляги. Вода привела пострадавшего в чувство, наверное, не полностью, потому что оживший Торвин не придумал ничего лучше, как врезать хуману между ног. В результате чего я застал Торвина с подбитым глазом, пытающегося успокоить шипящего, как змея, хумана, держащегося руками за причинное место.

— Ты чего это хотел с Торвином сделать? — смеясь, спросил я Колина. — Мы вроде хотели пленного захватить, а насиловать его я тебе не приказывал.

— Убью гада! — зашипел хуман.

Торвин растерянно смотрел то на Колина, то на меня и пытался что-то объяснить.

— Ты на пятках попрыгай, помогает. Убивать сегодня мы никого не будем, ты и так Торвину фонарь вполлица поставил, так что вы квиты.

— Это почему? — снова прошипел Колин.

— Теперь тебе женщины долго не понадобятся, а Торвину с такой рожей с месяц никто не даст.

Моя шутка особым успехом не увенчалась, но обстановку разрядить помогла. Кривая улыбка сменила зверскую гримасу на лице хумана. Минут десять я приводил в норму потерпевшего, пока Колин не встал на ноги.

По дороге к месту стоянки, где мы оставили Викану и Первого, я ломал голову, как уговорить Колина дать поработать над своей травмой Викане. Вопрос с лечением решился сам собой, Викана, встретив нас, не задавая вопросов, сразу приступила к лечению пострадавших. Уже через час хуман полностью оправился и мог сесть на лошадь, а синяк Торвина пожелтел и не выглядел так устрашающе.

Во время лечения я погрузился в транс и стал наблюдать за манипуляциями, производимыми Виканой. Мне раньше приходилось лечить свои повреждения при помощи подкачки энергии из запаса Силы в области солнечного сплетения, промывая потоком Силы поврежденные энергетические сосуды. Восстановленные потоки энергии значительно ускоряли природную регенерацию организма. Расход Силы при таком способе лечения был огромным, и его приходилось проводить рядом с лучом Силы для подзарядки. Викана лечила по-другому. Ее запас Силы был намного меньше моего, и она расходовала Силу экономно. Викана заделывала разрывы ауры в районе повреждения кусочками своей ауры, а потом направляла к этому месту усиленный кровоток, вымывая из повреждения сгустки свернувшейся крови и омертвевшей ткани. Когда повреждения в ауре были устранены, Викана активизировала работу печени и почек пострадавшего, подпитывая своей энергией ауру в районе этих органов. Процесс лечения потребовал значительно меньших затрат Силы, а эффект оказался в разы больше, чем у меня.

После того как Викана закончила лечение, пришло время новостей от Торвина. Он рассказал, что до Кераны они добрались без приключений и ему удалось нанять корабль у своего старого знакомого, направлявшегося в Энир. Торвин уже собирался отплыть на корабле к мосту, когда в городе началась заваруха. Ночью в Керане высадился большой отряд из столицы халифата, который начал прочесывать город, кого-то разыскивая. Солдаты вламывались в дома и переворачивали все вверх дном. Население встретило такое обращение без энтузиазма, и в городе разгорелся натуральный бой. Капитан с матросами в это время развлекались в таверне на берегу, а Торвин находился на арендованном корабле вместе с Рисом, шаками, четырьмя матросами и капитанским грузом. Ночью раненому капитану и двум матросам удалось пробиться на корабль и чудом увести его из города. В Керану теперь дороги нет, и нам нужно пробираться к кораблю в камышовые плавни. Выходить нужно немедленно, пока войска не разослали патрули по округе.

Торвин спросил, не встречали ли мы большой отряд арбов по дороге. Я ответил, что этот отряд попал в засаду имперцев и полностью уничтожен.

— Это война! — сказал наемник и покачал головой.

Времени терять было нельзя, и мы поспешили вслед за Торвином. Нам пришлось два часа продираться через лес, пока мы не вышли к тропинке между скал. Передохнув полчаса, наш отряд углубился в лабиринт развалин. То, что раньше было огромным городом, теперь представляло собой холмистое пространство, заросшее лесом и кустарником. Каждый такой холм раньше являлся каким-то зданием или сооружением, но только вблизи можно было отличить дело рук человеческих от созданного природой. Тропинка виляла, как змея, среди руин и уводила все дальше от дороги. Как Торвин ориентировался в этом хаосе, для меня было большой загадкой. Повсюду виднелись следы раскопок, проводимых охотниками за древностями.

К полуночи, выбившись из сил, мы остановились у развалин какого-то моста или акведука. Первый занялся лошадьми, а остальные члены отряда приступили к приготовлению скудного ужина. Моей ауре требовалась подзарядка, и я стал искать луч Силы. Подходящий луч выходил вертикально вверх на вершине холма, находившегося рядом со стоянкой. Поднявшись на холм, я просканировал окрестности внутренним взглядом. Хаос творился не только на земле, но и в энергетическом мире развалин. Выходы лучей Силы в обычном месте подчинялись каким-то законам и имели упорядоченные направления, похожие на рисунок магнитных линий. Здесь же лучи Силы были буквально перекручены и только высоко в небе или в стороне от развалин изгибались, меняя свое направление, и вплетались в общую энергетическую картину Геона. В нескольких местах из земли били целые фонтаны Силы, эти разноцветные пучки пульсировали, подчиняясь общему ритму. В развалинах плавал магический туман, меняющий свой цвет от зеленого до голубого. Этот туман нес в себе скрытую угрозу. Я решил держаться от него подальше.

Со стоянки внизу потянуло запахом каши, сбившим мой романтический настрой. «Война войной, а обед по расписанию», — подумал я и приступил к подзарядке.

Зарядив ауру и камни в кольчуге и мече, я спустился вниз. Возле костра меня встретил возмущенный Колин.

— Мы уже хотели тебя с собаками разыскивать, — начал хуман свою речь.

— Ты язык попридержи! — пресек я его тираду. — Если я ушел, значит, так нужно.

Колин сразу осекся и, виновато поглядев на меня, протянул миску с кашей.

— Торвин, я осмотрел окрестности с холма, пока ничего опасного не обнаружил. Правда, в нескольких местах над развалинами виден магический туман. Что это за туман, ты знаешь?

— Про магический туман я что-то слышал, но сам его не видел. Здесь, в развалинах, много мест, где человеку нельзя долго находиться, эти места мне знакомы.

— Вокруг не заметно людей и животных, все как будто вымерло.

— Ничего удивительного. Людям здесь ночью делать нечего, а зверье давно в округе все перебили, много охотников до их мяса и шкур.

— А почему из Кераны сюда никто во время нападения не убежал?

— А зачем? Народ поначалу попробует отбиться, а если совсем прижмет, то в катакомбы уйдут. Под Кераной целый подземный город, с него Керана и начиналась. Сначала из этих подземелий все ценное выскребли, а уже потом город сверху построили.

Первый доложил, что лошади накормлены и отдохнули, можно продолжать путь. Торвин снова возглавил отряд, и мы поскакали следом за его лошадью.

* * *

Рассвет застал нас в камышах на берегу озера. Над водой стелился легкий туман, накрывший своим одеялом все вокруг. Торвин сказал, что можно расседлывать лошадей, и отправился за лодкой, на которой мы должны доплыть до корабля. Лодка появилась через полчаса. Сначала я заметил ауры двух человек, а уже потом послышался плеск весел. Наемник приплыл на плоскодонной лодке с незнакомым мне человеком. Торвин представил его как матроса с корабля, и мы начали грузить в лодку вещи. Лодка сделала четыре ходки, пока не перевезла весь наш багаж и людей. Каждая ходка длилась не более получаса, значит, корабль стоял где-то неподалеку. Мои опасения, что придется бросить лошадей, не оправдались. Во время каждой ходки к корме за уздечку привязывали лошадь, и она вплавь вслед за лодкой скрывалась в тумане. Лошади спокойно заходили в воду и не устраивали нам проблем. Как лошадей поднимали на корабль, мне было неизвестно. Весь отряд был уже на корабле, и на берегу остался я один с Шаларом. Конь вел себя беспокойно и постоянно толкал меня головой в бок. О причине такого поведения я догадывался. Шалар был моим конем и признал во мне хозяина. Нрав у него оказался крутой, и остальные лошади ходили у него по струнке. После того как я отдал коня Викане, Шалар посчитал, что я лишил его статуса вожака, и очень меня ревновал к новой моей лошади.

Наконец раздался плеск весел, и из камышей показалась лодка. Поездка до корабля продлилась недолго. Кораблем оказался катамаран, похожий на тот, на котором меня везли в качестве раба. С кормы в воду спускался наклонный настил, матрос завел Шалара по этому настилу на палубу. На корабле в загоне, огороженном канатом, находились все наши лошади, вокруг которых суетились шаки. Первый взял команду в свои руки, и работа кипела вовсю. Поднявшись на палубу, я обнял обрадованного нашей встречей Риса и попросил его отвести меня к капитану. Рис повел меня в надстройку на корме. Поговорить с капитаном мне не удалось, потому что он спал после лечения, проведенного Виканой. Вид у гвельфийки был изможденный, процедура лечения отняла последние силы. Я не стал мешать измученной девушке и вышел на палубу.

Корабль готовился к отплытию. Матрос, привезший меня на корабль, подменял капитана и отдавал приказы своей немногочисленной команде. Он что-то растолковывал Первому, тот же передавал команды другим шакам. После бестолковой суеты Первому удалось усадить шаков на весла, и корабль сдвинулся с места. Гребцы из шаков были никакие, но с помощью ругани и оплеух дело начало налаживаться. Корабль около трех часов плыл в лабиринте тростниковых островков к настоящему острову, спрятавшемуся в глубине камышей.

Корабль заплыл в бухту, окруженную камышами, и пристал к деревянному пирсу. Вход в бухту начал закрываться плавучими островками, которые при помощи веревки тащили двое местных жителей с лодки, стоящей на якоре. Проход в бухту закрылся, и теперь нас можно было найти только с самолета. Я подошел к Торвину, чтобы выяснить обстановку.

— Торвин, куда это мы приплыли?

— Это секретная стоянка для корабля. Капитан Бургас здесь свою контрабанду прячет и скрывается, когда за мягкое место прихватят, — ответил Торвин.

— Ты хорошо этого Бургаса знаешь?

— Практически с детства. Мы родом из одной деревни. Он на пять лет меня старше и раньше ушел в наемники. Наша деревня так и называется Наемники. Прадед императора подарил землю в западной пустоши ветеранам «Второго легиона» за битву при Фьере. «Второй легион» практически весь полег, обороняя ставку императора, чем спас ему жизнь. Император отдал поле битвы в вечное пользование ветеранам «Второго легиона» и их потомкам. Место не самое лучшее, но налоги с жителей маленькие, вот и построили там деревню. Делать в округе толком нечего, поэтому с детства у нас готовят парней в наемники. Учить есть кому, отцы наши все из «Второго легиона» или всю жизнь в наемниках. Каждый год в деревню приезжают вербовщики и парни, достигшие шестнадцатилетнего возраста, идут служить по первому контракту, на пять лет. Бургас попал на флот, а я в легионеры.

— Ты ему доверяешь?

— Целоваться я с ним, конечно, не стал бы, но слово свое он держит. Ходили про него всякие слухи, что он даже пиратствовал. Мы с Бургасом почти родственники, и меня он кидать не будет. Обязан он мне: помогал я ему деньгами и протекцией, когда он в Керане появился.

— Понятно, а как он там?

— Спит еще, Викана рядом устроилась и тоже спит. Я Риса у двери караулить поставил, чтобы не беспокоили.

— Какие дальше планы?

— Лошадей на берег выгрузим, пусть пока пасутся. Шаков нужно где-то на берегу разместить. Мы здесь на корабле обоснуемся от греха подальше, мало ли кто на груз позарится.

— Согласен, а дальше что делать будем, какие у тебя соображения на этот счет? — спросил я.

— Капитан еще вчера двух человек в Керану на разведку отправил. Вернутся они, вот тогда какая-то ясность будет.

— А какой контрабандой Бургас занимается?

— Обычная контрабанда, как у всех. В Керану из Чинсу и империи привозят беспошлинный товар и награбленное на дорогах, а Бургас по дешевке скупает и развозит клиентам в Медину и Энир. Правда, магические артефакты из развалин до него не доходят, на это свои специалисты есть, такие как покойный барон. Бургас другим промыслом занимается. В развалинах полно всякого ржавого металла и обломков разных древних механизмов. Капитан покупает это железо за гроши и здесь, на острове, переплавляет в болванки, потом продает в Энире, неплохой доход у него получается.

— Ладно, пойдем на берег, осмотреться нужно, что здесь к чему, — завершил я разговор.

Осмотр острова занял немного времени. Территория острова оказалась небольшой, всего в два раза больше футбольного поля. Середину острова занимали несколько построек. Самым большим зданием был барак для команды корабля, рядом с ним находились склад и кухня. В стороне стояла кузница с большой печью и огромными мехами для нагнетания в нее воздуха. Недалеко от кузницы, под дощатым навесом лежала большая куча металлолома.

«В этой куче нужно покопаться, может быть, найду что-то полезное», — подумал я.

Население острова состояло из четырех человек, по крайней мере, больше людей на острове я не обнаружил. Первый занялся хозяйством и лошадьми. В который раз я убедился в его незаменимости. Не прошло и часа, а все уже было сделано, лошади паслись на дальнем конце острова, шаки устроены под навесом у кузницы, на летней кухне возле барака готовился обед. Люди капитана принесли на кухню корзину с рыбой и отдали ее шакам. Я расположился в тени барака и задремал.

— Хозяин, обед готов, — прервал мой сон голос шака.

Я поднялся и потянулся. С кухни доносились ароматы горячей пищи, которая давно не попадала в мой желудок.

— Ты всех позвал?

— Да, хозяин. Все уже в бараке, вас дожидаются.

В бараке за столом меня ожидала вся команда. Викана восседала во главе стола и принимала ухаживания от многочисленных кавалеров. Мое появление прервало поклонение гвельфийке, и народ дружно встал из-за стола. Я кивнул и сел за стол напротив Виканы.

— Где капитан и его люди? — задал я вопрос Торвину.

— Они на корабле обедают.

— Викана, как состояние капитана, можно с ним поговорить?

— Я думаю, что он еще недостаточно оправился от ранения, — ответила девушка.

Кивнув, я приступил к еде. Мое появление изменило атмосферу за столом, — из друга и приятеля я постепенно превращался в высокородного, при котором неуместно было свободно себя вести. Такое отношение несколько коробило меня, но средневековье Геона диктовало свои правила.

После обеда я в сопровождении Виканы и Торвина отправился на корабль. Мы зашли в каюту капитана. Мужчина среднего роста и плотного телосложения лежал на кровати с изможденным лицом и лихорадочно сверкающими глазами. Викана снова немедленно занялась капитаном, но она была сильно энергетически истощена предыдущими лечебными процедурами. Я вышел из каюты, чтобы не мешать. Через некоторое время, еле держась на ногах, вышла и Викана.

— Я ничего не могу сделать, капитан скоро умрет, у него началась горячка и заражение крови, — заплакала девушка.

— И ничего нельзя поделать?

— У капитана воспалился мозг, я бессильна.

Смерть капитана ставила нас в безвыходное положение. Из команды на корабле осталось только четверо, а на весла необходимо посадить человек двадцать. Куда плыть и как управлять кораблем, я не знал, шаки в гребцы не годились. Надо было что-то придумывать с нашим электромотором. С тяжелыми думами я отправился снова на берег. В бараке я собрал совещание, на котором огласил весть о скорой смерти капитана.

— У кого какие мысли о дальнейших наших действиях? — спросил я.

— Я в этих местах не бывал и ничего сказать не могу, — отчитался Рис.

— Ты, Колин, что скажешь?

— Я халифат знаю плохо. Был здесь один раз в Басре, один раз в Медине. В Медину сопровождал караван как охранник и никуда не отлучался. Ездил несколько раз в Керану, но по халифату не путешествовал.

— Торвин, твои предложения?

— Обстановка не ясна, нужно дождаться людей капитана.

— Как ты думаешь, после смерти капитана его люди с нами пойдут?

— Сомневаюсь, им нет резона жизнью рисковать, а вот сдать нас арбам они могут.

— Так, заканчиваем разговоры, всем думать до утра, — прекратил я прения.

Глава 24 БОЙ НА ОСТРОВЕ

Капитан умер ночью. Обессиленную девушку с корабля в барак на руках принес Рис. Гвельфийка находилась без сознания. Потратив последние силы, Викана готова была отправиться на тот свет следом за капитаном. Рис положил дорогую ношу на стол, а я погрузился в транс и начал обследовать ее. Аура Виканы почти погасла, и сердце едва билось. Нужно было срочно спасать красавицу. Опыта в таких вопросах у меня не было, но также не было и выбора. Подстроив пульсацию своей ауры под пульсацию ауры Виканы, я начал наполнять ее энергией. Аура вокруг головы девушки стала ярче, но я не форсировал процесс, боясь ей навредить. Через полчаса аура пришла в норму, но сердцебиение оставалось слабым и прерывистым. Я начал подгонять кровоток в теле гвельфийки при помощи Силы, ускоряя потоки энергии в сосудах девушки. Через час щеки Виканы приняли свой обычный цвет, и обморок перешел в сон. Оставив девушку на попечение Торвина и Риса, я вышел из барака.

Время перевалило далеко за полночь. Яркие звезды усеивали небо Геона, под которым сверкала всеми цветами радуги феерическая картина энергетической паутины, окутывающей этот мир. В этой картине меня насторожила какая-то странность, но мне никак не удавалось понять, в чем она заключается. Неожиданно пришло прозрение: я впервые видел одновременно обычный и энергетический мир Геона. Произошел качественный скачок в моем ощущении этого мира. Проанализировав свое состояние, я постарался запомнить его. Постепенно пришло понимание, как управлять этим состоянием, и мне стало легко удаваться переходить в любое из трех состояний своего ощущения мира вокруг. Я мог видеть этот мир зрением обычного человека и зрением, в котором отображалась только энергетическая картина окружающего. Новым стало состояние, при котором одновременно я видел объект обычным зрением и его энергетические характеристики.

Мой внутренний взгляд вычленил из картины мира три подходящих для подзарядки луча Силы. Энергии для лечения Виканы я потратил немного, но запас карман не тянет, и я отправился к ближайшему лучу, выходящему из земли под навесом с металлоломом. Под навесом расположился Первый со своими подчиненными. Шаки спали, измотанные прошедшим днем, только один дежурил у маленького костра. Увидев меня, шак вскочил и хотел разбудить Первого, но я, приложив палец к губам, запретил ему это делать.

Понравившийся мне луч выбивался из кучи металлолома под острым углом, и я, выкатив из кучи железяку, похожую на затвор трубопровода, уселся на нее, как на стул. Зарядка прошла как по нотам, и можно было идти спать. Моя попытка встать с импровизированного стула закончилась плачевно, штаны зацепились за болт на железяке, и я грохнулся на спину. Штаны зацепились капитально, и, чтобы отцепить их и не порвать при этом, я перешел на внутреннее зрение. Сканирование железяки дало неожиданный результат: она оказалась деталью насоса, рабочей частью которого являлся бронзовый винт, очень похожий на винт корабля. Винт крепился на вале, за обломок которого я и зацепился.

«Блин, наконец-то рояль в кустах, а то все время то табуреткой по башке, то копье в пузо или на карачках со стрелой в заднице», — мелькнуло в голове.

Меня с того момента, как я попал на Геон, не оставляла призрачная надежда, что все понарошку и в какой-то момент я проснусь на Земле, у себя в постели. Волею случаев мне удавалось выжить в таких передрягах, в которых погибали мои спутники. Готовый корабельный винт оказался первой реалией, предоставленной судьбой. Я хорошо понимал, что моя храбрость и крутизна является бесстрашием загнанной в угол мыши, которая бросается на кошку от безысходности. До сего времени меня спасала только возможность пользоваться Силой, из-за которой меня и занесло на Геон.

«Что-то я очень заторопился с выводами, а то получится как в пословице: „Гладко было на бумаге, да забыли про овраги“, — подумал я. — Нужно завтра попытаться вытащить из корпуса винт и запустить привезенный нами двигатель, вот тогда и будем говорить о роялях».

Решив отложить решение накопившихся проблем на утро, я направился спать в барак. Викана тихо посапывала на столе, где я оставил ее после лечения, только кто-то подложил под ее голову подушку и накрыл одеялом. Мне не хотелось шарахаться по бараку в поисках места для ночлега, и я улегся на широкой лавке возле стола, подложив под голову какой-то мешок.

Разбудила меня Викана, которая, слезая со стола, уселась своей соблазнительной попкой прямо мне на грудь. В помещении никого не было, все куда-то вышли, не став будить нас с гвельфийкой. Девушка протирала своими маленькими кулаками глаза и, широко открыв рот, зевала. Вид у этой сказочной красавицы был настолько детский и беззащитный, что я с трудом мог поверить в то, что этот ребенок сам вчера чуть не умер, отдавая все свои жизненные силы незнакомому человеку.

— И долго мы так будем сидеть? — выдал я реплику, подталкиваемый своим веселым настроением.

— Сколько нужно, столько и буду сидеть, — ответила Викана, не поняв, откуда раздался голос.

— Ну, тогда я еще полежу, попка у тебя мягкая, и весишь ты немного, — продолжил я.

Викана поняла, что сидит у меня на груди, и подскочила как ошпаренная. Я еле успел схватить ее за талию, чтобы она в запале не покалечилась. Цвет лица гвельфийки из оливкового стал синим. Никак не привыкну к тому, что она не краснеет, а синеет.

— Тихо, тихо, не убейся! — успокоил я девушку и отпустил руки.

Гвельфийка осторожно слезла с моей груди и опрометью выскочила из барака. Пора было подниматься и мне.

На улице я застал весь свой отряд. Народ выглядел угрюмо, наводя на мысль, что меня ждут плохие новости.

— Торвин, докладывай, что произошло.

— Плохие новости, господин. Матросы сбежали и забрали единственную лодку.

— Надо же, я уже господин. Ладно, господин так господин, — не стал я возражать. — С корабля что-нибудь утащили?

— Нет, Рис на корабле дежурил. Они забрали только тело капитана и сундук из каюты.

— Матросы сказали, что капитана похоронить хотят, — подал голос Рис, — а сами сели в лодку и, приоткрыв выход из бухты, смылись.

Парень стоял с опущенной головой и едва не плакал.

— Сбежали так сбежали. Скатертью дорога! У нас своя свадьба — у них своя. Всем успокоиться. Сейчас позавтракаем, а потом за работу. У меня появилась одна мысль, может, и выгорит что-нибудь.

Завтрак много времени не занял, и через полчаса, раздав указания, я приступил к выполнению задуманного плана.

— Рис, ложись спать. Торвин, на корабль, проверить на нем все щели, не натворили ли матросы еще чего-нибудь. Колин, ты заступаешь в караул. Все держать под контролем и немедленно мне докладывать.

Свой приказ я произнес тоном, не допускающим возражений. Люди должны заниматься делом, тогда дурные мысли уйдут на второй план. Я старался создать у отряда впечатление, что нашел выход из создавшегося положения, хотя сам в него не до конца верил. Разослав всех по своим местам, я подозвал Первого:

— Первый, кровь из носа нужна смазка для тележных колес или какая-нибудь другая. Все похожее тащи ко мне! Понял?

— Да, хозяин.

— Тогда вперед!

— Высокородный, а мне что делать? — услышал я тихий голос Виканы.

— Будешь помогать мне, — ответил я, не зная, чем озадачить девушку.

Шаки притащили с корабля электродвигатель и инструменты, и я приступил к его разборке. Викана с серьезным видом подавала мне гаечные ключи, на которые я показывал пальцем. Снятые детали мы раскладывали на куске парусины в том порядке, в котором снимали с двигателя, чтобы не осталось лишних запчастей при сборке. Мне удалось снять обе торцевые крышки с подшипниками и добраться до щеточного узла. В этот момент вернулся Первый, и я понял по его довольной роже, что он нашел все необходимое. Шак раскопал на корабле глиняный горшок со смазкой, очень похожей на солидол, кувшин с жидким маслом, напоминавшим веретенку, и кувшин с керосином.

— Ты знаешь, из чего эту смазку делают?

— Знаю, из земляного масла, — ответил Первый. — В халифате из земли земляное масло течет, его собирают и потом в котлах выпаривают.

«Надо же, и на Геоне у арбов нефть добывают. Неисповедимы пути твои, Господи!»

Дела сразу пошли веселее. Я приказал шаку налить в плошку керосин и по очереди промывать выложенные на парусине детали. Конструкция двигателя оказалась толковой, заумные навороты отсутствовали, деталей было немного. Вынув ротор из двигателя, я чистым куском парусины протер его от пыли и грязи. Больше всего трудов ушло на щеточный узел и реостат, мне пришлось разобрать все до винтика, промыть и собрать все заново. Основное внимание я уделил полировке мест установки подшипников на роторе и коллектора. Меня очень выручил кожаный ремешок, принесенный Первым. Этот ремешок был покрыт слоем абразива, им шаки полировали металлические вещи. Подобными кожаными ремнями на Земле правили опасные бритвы. Вычистив из двигателя мусор и промыв все детали, я приступил к сборке. Вкладыши подшипников пришлось заменить новыми из ЗИПа. Щетки, несмотря на свою древность, находились в хорошем состоянии, и их менять не пришлось. Наконец двигатель был собран и готов к запуску. Я залил в буксы подшипников веретенку и осмотрел все заново. Меня так и подмывало проверить двигатель в работе, но спешка нужна только при ловле блох, поэтому я решил отложить испытания.

Только после обеда, проверив все еще раз, я попробовал запустить электромотор. Попытка провернуть ротор руками не удалась, пришлось ослабить крышки подшипников, поджимающие вкладыши, после чего ротор начал проворачиваться от руки. Приказав Первому вращать ротор вручную для того, чтобы притереть вкладыши, я занялся зарядкой камня Силы. В прошлый раз с этим возникла проблема: камень плохо поддавался зарядке и за два часа мне удалось зарядить его только на десятую часть емкости. Сейчас процесс зарядки проходил намного быстрее. Так мое предположение о том, что полностью разряженный камень плохо поддается зарядке, подтвердилось. «Надо будет отметить себе на будущее и не разряжать камни Силы до конца».

Вставив камень в блок питания, я перевел реостат в первую позицию. Двигатель даже не шелохнулся, и из него не раздалось ни одного звука.

«Стоп, нужно все снова проверить… Ну конечно, а кто будет камень активизировать, Пушкин?» — стукнул я себя ладонью по лбу и передвинул рычажок на блоке питания.

На панели блока зажегся красный огонек, и раздалось гудение трансформатора. Я включил реостат в первое положение, и ротор двигателя начал набирать обороты. Выключив реостат, я подтянул крышки подшипников. Проделав эту процедуру несколько раз, я решил, что вкладыши достаточно притерлись, и выключил двигатель.

Наступила очередь переборки вала, карданных муфт и подшипников на кронштейнах. Быстро разобрав конструкцию, я отдал детали на промывку и отправился к насосу, из которого предстояло извлечь винт.

С винтом сразу начались проблемы. Насос заржавел до такой степени, что открутить болты оказалось невозможно. Гайки на болтах можно было только срезать, но сделать это было нечем. Я снова забыл, что можно их срезать при помощи Силы. Человек, выросший в мире без магии, привык искать решение проблем на основе техники и технологии, магические способы приходят в голову в последнюю очередь. Срезав болты, мне удалось добраться до винта. Винт имел три лопасти и был в диаметре сантиметров сорок. Вся его поверхность оказалась в наслоениях многовековой грязи. Я обрезал винт вместе с валом и отдал шакам на очистку.

Первый закончил промывку подшипников промежуточного вала, на который я хотел установить винт от насоса. Сборка вала не заняла много времени, и можно было соединять вал с двигателем через эластичную муфту, но всю конструкцию необходимо на чем-то закрепить. Еще утром мне пришла в голову идея закрепить электромотор с валом на доске от лавки. Доска идеально подходила для монтажа всей конструкции. Первый принес лавку из барака, и мы приступили к монтажу. Разметив места под крепления двигателя и подшипников, мы просверлили отверстия в доске коловоротом, найденным на корабле.

Установив все на предназначенные места, я проверил работоспособность конструкции. Двигатель работал ровно, подшипники грелись умеренно, вибрация вала была терпимой. Осталось только установить винт на свое место. Шаки очистили винт от грязи до блеска. Разогрев при помощи Силы место крепления винта на валу, я выбил из него кувалдой огрызок старого вала. Вот здесь меня и ожидала засада. Посадочное место винта не подходило под вал от двигателя. Шестерня на конце вала крепилась на шпонку и затягивалась гайкой с гроверной шайбой. Когда я снял шестерню и попробовал установить винт, то понял, что в винте нужно рассверливать посадочное отверстие на глубину до сорока миллиметров с диаметром большим диаметра основного вала. Сверла у меня не было, и как рассверлить отверстие в винте, я не знал. Плюнув на все, я отправился ужинать.

Спасительная мысль пришла мне в голову во время ужина. Я вяло жевал приготовленную Первым рыбу, а мои мысли были далеки от еды. В голове непрерывно крутились варианты выхода из создавшегося положения. Решение проблемы пришло в тот момент, когда я уже отчаялся. Ларчик открывался очень просто. Из обломка выбитого из винта вала нужно сделать развертку, нарезав на уступе вала две режущие кромки при помощи Силы. Закончив с ужином, я направился за обломком вала, но от усталости делать уже ничего не мог, сон свалил меня, стоило только коснуться головой подушки первой же свободной кровати.

Утром меня никто не разбудил. Когда я сам проснулся, в бараке никого не было. Я вышел на улицу. Моя команда ждала меня возле кухни и пожирала преданными взглядами. Вчерашние труды по ремонту двигателя привели всех в шоковое состояние. Для моих друзей я выглядел полубогом, пришедшим из древних времен, когда Геон населяли могущественные маги и герои.

— Вольно! — скомандовал я. — Вы зачем так выстроились, император приезжает? Я его сюда не вызывал, пойдемте лучше завтракать.

Моя шутливая реплика разрядила напряжение, и Первый с Виканой начали накрывать на стол.

— Ингар, слава Богу, ты вернулся. Если честно сказать, то я вчера испугался, глядя, как ты творишь все эти чудеса. Лицо у тебя было как у умалишенного, — зашептал мне на ухо Колин.

— Не обращай внимания, у меня всегда такой вид, когда сложной работой занимаюсь.

— Ты это называешь работой? Такого не могут даже маги в академии Мерана. Викана говорит, что заставить работать эти механизмы могут только древние, и людям они не подвластны.

— А как же метатели, магические бомбы и другие магические машины, как их маги делают? — удивился я.

— Маги метатели и другие машины не делают, они их только ремонтируют. В Меране триста лет назад нашли склад с магическим оружием и доспехами. Доспехи и мечи разошлись по Геону, а метатели почти все в Меране остались. Твой меч и кольчуга с этого склада. Правда, у тебя кольчуга и меч работают, а у других только за мифрил ценятся, заряжать негде и не умеет никто. Керана только тем и живет, что народ в развалинах магические артефакты ищет для ремонта древних машин, на которые описания остались.

— Ладно, пошли завтракать, работы сегодня будет много.

Слова Колина смутили меня. В то, что местные маги толком ничего не умеют, мне верилось с трудом. Многое в магических агрегатах, которые я видел в работе, было изготовлено недавно и вручную. Примером был медальон иностранца у меня на груди и защита в мече. Панцирь Первого тоже изготовлен недавно и явно не на заводе. Принципы работы этих девайсов магам известны. Мое реальное преимущество только в том, что я умею заряжать камни Силы на месте, а магам нужно везти их к зарядным станциям.

Закончив завтрак, я занялся изготовлением развертки из обрезка вала. Работа над этим примитивным инструментом заняла все время до обеда. Поев и отдохнув с полчаса, я приступил к обработке винта. Мучения продолжались еще около часа, но мне удалось добиться своего. Винт занял свое место на валу, как будто там всегда и находился. Закрепив винт гайкой, я включил двигатель, и скамейка поскакала по земле, как бешеный мустанг. Народ, наблюдавший за мной, бросился врассыпную. Мне удалось догнать агрегат и отключить питание. Винт нуждался в балансировке, вибрация оказалась абсолютно недопустимой. Пришлось снова снимать винт и изобретать иглу для статической балансировки. Иглой послужил гвоздь, забитый в стол, а центром — углубление в торце импровизированной развертки. При помощи кусочков бронзы, привариваемых лучом Силы, мне удалось отбалансировать винт. Повторные испытания агрегата прошли успешно, и я отдал команду тащить его на корабль. Местом крепления для двигателя послужила наклонная площадка на корме, по которой поднимали лошадей. Закрепив доску со своей конструкцией болтами, я начал опускать площадку, пока винт не скрылся под водой. Теперь можно было приступать к испытаниям нашего «Варяга». «Варягом» я назвал корабль не за героический вид, а за большую вероятность безвременной гибели от моих экспериментов. На палубе собралась вся команда, и только шаки остались на берегу, опасаясь за свое здоровье. Я перевел реостат в первое положение, и за кормой появился бурун от винта. Корабль медленно поплыл вдоль пирса и остановился, удерживаемый канатом, которым был привязан. Ура! Заработало, теперь попробуем реверс. Я переключил рычаг реверса и перевел реостат в первое положение, корабль поплыл назад.

Отвязав веревку, мы проделали пару кругов по бухте. «Варяг» хорошо слушался руля, и можно было считать испытания успешными. Отдав приказ грузиться на корабль и готовиться к отплытию из ставшего опасным убежища, я отправился заряжать все имеющиеся в наличии камни Силы. Удобно устроившись под навесом, я приступил к зарядке. На зарядку камней для двигателя ушло около трех часов, а на камни из магазинов метателей еще два. Мне едва удалось закончить работу до темноты.

Поужинав на скорую руку, я занялся проверкой готовности к отплытию. Несмотря на все последние технические успехи, меня преследовали нехорошие предчувствия, уж слишком все спокойно. Мне казалось, что мы опаздываем с отплытием, но ночью не отплывешь. Закончив осмотр корабля, я приказал Первому загнать на корабль лошадей и шаков и направился в барак. Вместо того чтобы завалиться спать, я вытурил из барака всю команду и приказал переселяться на корабль. Мой приказ энтузиазма среди подчиненных не вызвал. Народ решил, что начальство дурит, но пререкаться не стал и под недовольное бурчание отправился спать на «Варяг». Мало того, я приказал ложиться спать не раздеваясь, в доспехах и при оружии, чем окончательно испортил всем настроение.

— Первый, зажги лампы в бараке, чтобы снаружи казалось, что мы там спим, — приказал я. — Торвин и Викана, вы дежурите первыми. Колин и Рис, ваша смена вторая, перед рассветом разбудите меня и Первого. Не дай Бог вы сделаете глупость и не разбудите меня вовремя. Свет на корабле не разводить и вести себя тихо, как мыши.

— Ингар, зачем такие строгости? Пусть Викана поспит, а я и один подежурю, — обратился ко мне Торвин.

— Торвин, ты не понял приказа, мне повторить? — разозлился я. — Заступай на пост и не проворонь противника. Всем остальным спать!

Экипаж молча разошелся по своим местам, но я понимал, что перегнул палку. Выглядело мое поведение странно, если не сказать глупо. Объяснить свои страхи я не мог, а конкретных признаков на то, что нам грозит смертельная опасность, не было. Меня заносило все дальше и дальше, для пущей важности я положил себе под голову заряженный метатель и улегся спать, обняв лук и колчан со стрелами. Меч мешал удобно улечься на палубе, и его пришлось снять вместе с поясом и ножнами.

«Вот будет смеху, если ничего не случится», — подумал я, засыпая.

Из сна меня выдернула рука Колина.

— Ингар, просыпайся, ваша очередь дежурить, — сказал хуман.

Широко зевнув, я сел, оперевшись спиной о мачту.Колин ушел в сторону каюты капитана и скрылся в тумане, стелившемся над водой. Первый суетился у очага, пытаясь развести огонь под котелком с водой для приготовления завтрака. Огниво у шака отсырело, и щепки в очаге загораться не хотели. Мне пришлось остановиться и разжечь огонь при помощи Силы, в противном случае мы рисковали остаться без завтрака. Подобрав с палубы пустое ведро, я наклонился зачерпнуть воды для умывания.

Сильный удар в область печени и пинок под зад отправили меня за борт. Сделав кульбит в воздухе, мое тело солдатиком ушло под воду. Холодная вода сомкнулась над головой и мгновенно привела меня в чувство. Меня спасла небольшая глубина у причала. Хорошо нахлебавшись, мне удалось вынырнуть на поверхность у борта «Варяга». На палубе вовсю кипел бой. Зацепившись руками за борт, я подтянулся из воды на палубу.

Первый возле очага отмахивался половником от двух нападавших, с третьим налетчиком в обнимку катался по палубе Колин. Сначала я пришел на помощь шаку и пинком выбросил за борт ближайшего противника, а у второго повис на руке, пытаясь выкрутить из нее кинжал. Первый мгновенно расколотил бандиту голову половником, и он повалился на палубу. Выкрутив кинжал из руки покойника, я кинулся на помощь Колину. Удар кинжалом под лопатку налетчика прекратил вольную борьбу. Помятый хуман выбрался из-под бьющегося в агонии бандита.

— Спасибо, — просипел он и схватился за меч, который валялся на палубе.

С треском распахнулась дверь каюты капитана, и из нее выскочил Торвин. Я осмотрелся и увидел скорчившегося на палубе Риса. Он зажимал руками рану на животе, из которой сильно текла кровь.

— Викану быстро! — крикнул я Торвину и склонился над раненым.

Риса колотил озноб, и под ним уже натекла большая лужа крови. Парень явно собрался умереть. Я погрузился в транс и постарался помочь Рису. Картина, представшая передо мной, не внушала оптимизма. Удар кинжала пробил кольчугу и вошел в печень. Таким же ударом, видимо, хотели отправить на тот свет и меня, но у меня кольчуга из мифрила, поэтому фокус не удался. Кинжал, которым я зарезал налетчика, был похож на заточку и предназначался специально против противника в кольчуге. На земле такой кинжал называется мизеркордом.

«Сначала нужно остановить кровотечение», — решил я.

Мне удалось мысленно затормозить поток крови, текущий в поврежденных сосудах печени, как бы замораживая в них кровь. Через некоторое время я почувствовал, что ко мне присоединилась Викана.

— Все, Ингар, можешь отпустить Риса, теперь я сама буду ему помогать, — послышался голос девушки.

Открыв глаза, я убрал руки с раны Риса. Кровь из раны уже не текла, и Рис вытянулся на палубе, слабо, но ровно дыша. Викана, стоя на коленях, сосредоточенно делала какие-то магические пассы над его телом.

— Хозяин, смотрите туда! — раздался крик Первого.

Я повернул голову в сторону, в которую указывал шак, и остолбенел. Порыв ветра почти полностью разогнал утренний туман, и было хорошо видно, как в сторону корабля бежит большая толпа налетчиков, размахивая мечами и саблями. Моя задумка удалась: бандиты решили, что мы спим в бараке, и отправили на захват корабля только троих. Теперь, разобравшись, что в бараке пусто, бросились к кораблю на помощь своим людям.

— Все, конец, — раздался рядом голос Торвина.

Старый наемник вынул меч из ножен и спокойным шагом направился к сходням. Здесь он встал в боевую стойку, готовясь дорого продать свою жизнь. Рядом с Торвином, невозмутимый, как скала, вырос Колин, а к «Варягу» в утренних лучах солнца мчалась наша смерть.

Лихорадка боя куда-то ушла, мысли в голове потекли спокойно, как в компьютере. Решение пришло почти сразу, без напряжения и раздумий. Я поднял с палубы метатель и, сняв его с предохранителя, перевел рычаг механизма в боевое положение. Метатель загудел и тихо завибрировал в руках.

«Господи, пронеси! На руках метатель не удержать, только бы не промахнуться», — мелькнула в голове запоздалая мысль.

— Первый, встань передо мной на колени! — рявкнул я.

Шак рухнул на палубу, и я, положив метатель ему на плечо, направил ствол на толпу. Мозг работал, как калькулятор.

«Еще далеко, можно промахнуться, пусть подойдут поближе. Все, пора», — холодно рассчитывал мозг дистанцию для стрельбы.

Толпа полностью заполнила сетку прицела, до цели оставалось метров пятьдесят. Я плавно нажал на спуск. Метатель громко ухнул, и в толпу полетел огненный шар размером с футбольный мяч. Отдача у метателя оказалась будь здоров, и меня юзом отодвинуло на полметра. Файербол взорвался, попав в середину толпы, и, расширяясь огненным конусом, смел все на своем пути. В воздухе замелькали горящие обрывки человеческих тел, и раздался грохот взрыва. Долбануло так, что выстрел метателя по каравану Торвина показался мне хлопком сорокапятки, а сейчас ударила стодвадцатимиллиметровая гаубица. Толпа перестала существовать, за местом взрыва почти до барака осталась только оплавленная земля. Огненный смерч разбросал по горящей траве обугленные ошметки того, что раньше было людьми. На палубу «Варяга» посыпался шашлык из человечины. Все вокруг впали в ступор: и люди, и шаки, и лошади. В наступившей тишине были слышны только звуки потрескивающих в огне останков людей. Через секунду нас оглушил дикий вой выживших в этом кошмаре, следом взревели лошади и шаки, бросившиеся во все стороны с корабля. Прошло всего несколько мгновений, и на корабле остались только я, лежащая в обмороке Викана и находящийся без сознания Рис. Первого колотило, как припадочного, и он скулил, как побитая собака, но не убежал! Торвин с Колином, минуту назад являвшие образцы героизма, улепетывали вместе с шаками, только треск по камышам стоял. Да, устроил я мясорубку своим файерболом, так что даже самые твердокаменные бойцы не выдержали.

«Игорь Столяров, что с тобой произошло, как ты дошел до жизни такой? За всю прошлую жизнь курице голову не отрубил, над умершим котенком плакал. В восьмом классе на уроке зоологии лягушку резали, в обморок упал. Только что полсотни человек в горелый фарш превратил, а в душе пусто, как будто так и нужно. Сломалось что-то внутри, наверное?» — теснились в голове невеселые мысли.

Я осмотрелся вокруг и понял, что нужно что-то делать. Достав плавающее возле борта ведро, я начал тушить пожар, разгорающийся на корабле. Потом привел в чувство Первого, облив и его водой. Шака начала колотить нервная дрожь, и он расплакался, как ребенок. Я обнял его за плечи и стал успокаивать, как успокаивают маленьких детей, говоря ему ласковые слова. Это подействовало, и Первый стал помогать мне приводить в чувство Викану. Оживить гвельфийку оказалось намного сложнее. Викана сильно истощила себя, спасая Риса, а тут такой удар по ослабевшему организму. Поэтому мне сначала пришлось подкачать ауру девушки, а уж потом брызгать на нее водой и шлепать по щекам. Викана пришла в себя и, увидев меня, отшатнулась.

— Неужели я такой страшный, девочка? — с горечью спросил я.

— Нет, нет, высокородный, это я от неожиданности. Вы очень красивый мужчина, — прошептала Викана и посинела, как слива.

— Ну вот и хорошо, что ты в себя пришла, займись теперь Рисом, давай я отнесу его в каюту капитана, а потом поищу Торвина с Колином.

— А куда они делись?

— Побежали шаков догонять, — ехидно ответил я.

Искать бегунов мне не пришлось, через некоторое время они вернулись сами. Пришли Колин и Торвин одновременно, наверное, драпали наперегонки друг с другом. Выглядели «герои» жалко, оба в грязи и осоке с красными, как у вареных раков, лицами.

— Ну что, догнали? — спросил я.

— Кого догнали? — не понял Торвин.

— Собственный страх.

Лица у воинов стали вовсе бордовыми.

— Да не переживайте вы так, я сам чуть сознание не потерял от такого зрелища. Здесь у любого героя сердце в пятки уйдет, а тут еще шаки драпанули — толпа затягивает. Главное, что вы вернулись и не побоялись выглядеть некрасиво, значит, никогда больше не побежите.

— Первый же не убежал, он с тобой остался, — возразил Колин.

— Первый не убежал, потому что его от страха парализовало. Я его еле водой отлил, думал, все, не откачаю, — соврал я.

Моя ложь во спасение стала давать результат. Лица воинов постепенно стали принимать свой обычный цвет.

— Все, забыли, что произошло! Я Викане сказал, что вы шаков ловить побежали, так и запишем. Сейчас разворачивайтесь и гоните шаков сюда, заодно и лошадей соберите.

Воины вернулись на берег и направились за остальными беглецами. Поиски разбежавшихся шаков и лошадей продолжались до самого полудня. Отделались мы малой кровью, только одна заводная лошадь сломала ногу, и ее пришлось добить. Помимо разбежавшихся шаков Торвин с Колином привели двух пленных. Один из пленников сошел с ума и пускал пузыри, и мы решили оставить его на острове. Вторым трофеем оказался старый знакомый — матрос, сбежавший с корабля.

Допрос беглеца дал ценные сведения. Зачистка в Керане закончилась, и войска халифата из города ушли. Сбежавшие матросы быстро собрали лихих ребят, соблазнив их легкой добычей, и отправились за наследством капитана Бургаса. Они рассказали подельникам, что нас всего четверо и симпатичная девчонка в придачу. Падкий до чужого лихой народ с радостью согласился на эту авантюру, но теперь даже пожалеть о своей жадности не может. Мне только было непонятно, зачем они толпу в полсотни человек собрали, чувствовали, наверное, что мы не простые ребята? Во время допроса глазки матроса постоянно бегали, и его сведения у меня особого доверия не вызывали. Поэтому я решил его допросить при помощи метода, который применил к Тулпару. Результат такого допроса оказался неожиданным. Из матроса получился натуральный зомби, который действовал только по моей команде и отвечал на вопросы, как попугай. У ментального воздействия оказался побочный эффект, матрос стал при виде меня гадить в штаны, но ответов на заданные вопросы я так и не получил.

— Ну нельзя же так! Ты у него в мозгах словно ломом поковырялся. Я вообще удивляюсь, что он живой остался, — ругала меня Викана. — Ментальному воздействию на мозг человека годами учиться нужно, а ты меня даже не спросил. Мало того что ты его чуть не убил, но и себя мог покалечить. А если бы у него в мозгах ментальная ловушка была?

— Что за ловушка?

— Ну вот, не знаешь, а лезешь в чужую голову без подготовки. Ментаты высших посвящений могут в голове людей магические ловушки ставить: когда кто-то хочет просканировать мозг человека или, как ты, вломиться в него, срабатывает защита. Защита устроена таким образом, что человек сразу умирает и его аура тонким лучом поражает мозг ментата. Ты запросто мог на всю жизнь дураком остаться!

— Эту защиту обнаружить можно?

— Можно, конечно. У защищенного человека три зеленые точки на ауре в районе затылка есть. Только маленькие они, сразу не разглядишь.

— А снять защиту можно? — любопытствовал я.

— Я такого пока не умею. Но мать настоятельница рассказывала, что сначала ауру нужно как можно сильнее истощить, а потом выкачать энергию из этих точек, но это могут только высшие ментаты.

Викане удалось привести допрошенного мной матроса в более-менее адекватное состояние только после двух часов лечения, но побочный эффект остался. Мне вновь пришлось подкачивать истощенную ауру Виканы для того, чтобы девушка сама пришла в себя после такой перегрузки.

Отплытие опять откладывалось на утро. Мы снова улеглись спать на корабле, но лошадей оставили на берегу, дав им отойти от стресса и подкормиться. Ночь прошла спокойно, и после завтрака, погрузив лошадей на корабль, мы решили отплыть. Разбойники, напавшие на корабль, приплыли на довольно большой плоскодонке. Этот трофей решил проблему с открытием прохода в камышах. Колин с Торвином оттащили с лодки плавучие островки в сторону, и теперь дорога стала свободной. Оба воина вернулись на корабль, и, привязав лодку к корме, мы отплыли.

* * *

Двигатель ровно урчал, поднимая винтом бурун за кормой, и мы медленно двигались по протоке в лабиринте камышей. Пленный матрос через Викану показывал дорогу, а я стоял на руле. Корабль плыл со скоростью быстрого человеческого шага, что вполне меня устраивало. Для контроля обстановки я загнал на верхушку мачты Торвина, откуда он обозревал окрестности. Через три часа камыши закончились, и корабль вышел на открытую воду озера. Проведя с Колином подробный инструктаж по управлению кораблем, я согнал Торвина с мачты и залез на нее сам. Погода стояла отличная, и обзор с мачты открывался замечательный. Ветра почти не было, и парус ставить я не стал, да и шкипер из меня был аховый. Визуально других кораблей я вокруг не обнаружил и перешел на внутреннее зрение. Впереди почти на горизонте я заметил два небольших корабля, но до них было еще далеко, и в какую сторону они плывут, мне определить не удалось.

Я слез с мачты и взял управление кораблем на себя, нужно было испытать возможности нашего «Варяга». В камышах двигаться можно было только на малой скорости, и ходовые качества корабля являлись для меня тайной. Я перевел рычаг реостата из первого положения во второе, и тихое урчание электромотора перешло в ровный монотонный гул. Корабль прибавил ходу, и «Варяг» резво поплыл вперед со скоростью десять или двенадцать километров в час. Мы двигались с этой скоростью около часа, работа двигателя меня полностью удовлетворила, подшипники не грелись, вибрация была небольшой. Теперь пришло время испытать двигатель на максимальной скорости. Я перевел контролер реостата в третье положение, и гул электромотора резко усилился, бурун за кормой вырос до метра, а корабль резко прибавил ходу. Вибрация двигателя усилилась, и палуба под ногами заметно задрожала. «Варяг» поплыл со скоростью около двадцати километров в час.

Через двадцать минут полного хода я потрогал буксы подшипников и понял, что с гонками пора заканчивать. Подшипники сильно нагрелись, и их могло заклинить в любой момент. Сбросив скорость до минимума, я дал подшипникам остыть и остановил двигатель. После того как я долил масла в буксы подшипников и затянул крепления двигателя, мы снова поплыли на среднем ходу. Члены экипажа смотрели на меня с открытым ртом: мои манипуляции с двигателем вызывали на их лицах священный ужас. Человеку Средневековья было невозможно понять, каким образом гудящая палка толкает корабль вперед быстрее лошади. В их глазах я выглядел великим магом и волшебником. Матрос с корабля, глядя на мои экзерсисы, совсем сбрендил, и его пришлось связать и запереть в трюме.

Горизонт был чист, других кораблей вокруг не наблюдалось, и я, передав руль Первому, решил собрать большой совет.

На первый взгляд дела обстояли прекрасно: мы отбились от нападения разбойников и все остались живы, нам удалось вывести «Варяг» из лабиринта камышей. В данный момент мы с приличной скоростью плыли вдоль восточного берега озера на юг. Правда, в этой идиллии была маленькая неувязка. Вечером перед отплытием я рассматривал карту Геона, доставшуюся после кораблекрушения, и мне очень не понравилось, что Атласское озеро, по которому мы плыли, не имело выхода в море. Единственная река, впадающая в озеро, вела на территорию Чинсу и проходила через территорию боевых действий, а туда нам дорога была заказана. Халифат, скорее всего, находился в предвоенном состоянии с империей, и соваться в его столицу и другие крупные города мы не могли. Необходимо немедленно решать, как быть дальше. Мои спутники явно надеялись на мою мудрость высокородного, но у меня на этот счет были большие сомнения.

Совет я собрал возле мачты, расстелив прямо на палубе карту Геона. Обрисовав положение, в каком мы находимся в данный момент, я предложил присутствующим высказать свои предложения. Ответом на мои слова стала полная тишина. Как я и опасался, все думали, что великий полководец Ингар и дальше поведет всех от победы к победе, и моя просьба высказать свои предложения застала экипаж врасплох. Тишина сменилась галдежом, все начали говорить одновременно, перебивая друг друга.

— Тихо! — крикнул я, сразу прекратив бестолковый гомон. — Начнем с младших, пусть они первыми выскажут свое мнение. Викана, какие у тебя предложения?

— Я не знаю, — неуверенно начала девушка, потупив глаза.

— Викана, ты что, блондинка? — возмущенно начал я и осекся, посмотрев на роскошные белокурые кудри гвельфийки. Девушка являлась эталоном блондинок, в смысле цвета своих волос.

— А что такое «блондинка»?

— Ладно, проехали, — ответил я, краснея. — Ты пока подумай, а Рис выскажет свои соображения.

— Я тоже не знаю, что делать, — затянул ту же песню Рис.

Совет грозил прекратиться, так и не начавшись. Необходимо срочно переломить ситуацию.

— Раз нет предложений, тогда поступим по-другому, — начал я. — Вот перед нами карта, кто знает, что за местность вокруг Атласского озера? Торвин, тебе слово.

— Мы вот где-то здесь, — указал место на карте воин. — У халифата есть только один портовый город Басра. Все побережье халифата — сплошные болота, если там и есть проходы, то я о них ничего не знаю. В Басру можно пройти, только минуя замок Блесендор. Замок окружен горами, и проход к Басре только через туннель в горе.

— А это что за дорога и замок? — спросил я.

— Это пограничный с афрами замок Тадмур. У афров я никогда не был, и что за местность на карте, не знаю. Места там дикие, центральной власти нет, всем заправляют племенные вожди, — ответил Торвин и замолчал.

— Колин, что ты скажешь?

— В столице халифата Медине я был, только сопровождая караван из Басры. Неплохо знаю Басру, и доводилось проходить через туннель у Блесендора. Могу добавить только одно, что контроль там серьезный. Если в мирное время в Басру с помощью взяток и знакомых людей пройти было можно, то теперь, в военное время, там и мышь не проскользнет. В Керане тоже был несколько раз, но это, считай, не халифат, а пограничье без власти. По халифату ни разу не путешествовал.

— Что ты можешь про афров сказать?

— Был там два раза, сопровождал посольство клана «Зорг» в Гедеон и Санпул к вождям Бакари и Джайя. В Санпул добирались через Меранскую империю, а в Гедеон через пиратский порт Кайтон. Постой, вспомнил! По дороге в Гедеон мы останавливались на ночлег возле замка Тадмур. Правда, это не замок, а развалины, арбы их подлатали немного, и только. Гарнизон замка — человек тридцать, скорее, это просто таможенный пост, можно попробовать проехать через него. Дальше дорогу до Кайтона я запомнил, там только дикие племена, но они возле дороги кормятся и на караваны не нападают, только плату за стоянку и проезд по их территории берут, можно попробовать, — обрадованно сказал Колин.

— В Кайтоне есть гвельфийское представительство, — неожиданно в разговор вступила Викана. — Мы у пиратов пленников через него выкупаем.

— Вот это уже хорошо, куда двигаться, мы уже знаем, теперь нужно понять, как туда добраться. Кто-нибудь знает побережье в районе Тадмура?

На этот вопрос ответа не было. Все только отрицательно покачали головой.

«Когда же я поумнею? Можно было бы допросить матроса, только он находится в результате моих экспериментов в невменяемом состоянии».

— Викана, ты можешь привести матроса в удобоваримое состояние? — обратился я к гвельфийке.

— Попробую, только я одна должна его лечить. Матрос до ужаса запуган, и я опасаюсь, что, если вы будете рядом, он окончательно сойдет с ума.

— Договорились, но как только устанешь, иди ко мне, я восстановлю твои магические силы, ты должна быть в форме. Расспроси матроса об этом месте на карте, возле Тадмура. Ты меня поняла?

— Да, — ответила девушка.

— Теперь всем привести себя в порядок и — обедать, — отдал я команду и отправился менять шака с поста рулевого.

Первый гордо стоял у руля, изредка покрикивая на шаков, суетившихся на палубе. Мой раб ухитрялся вести корабль вдоль берега, как по линейке, и еще командовать шаками, наводившими порядок на палубе и готовившими еду. Первый с явной неохотой отдал мне руль «Варяга» и отправился тоже заниматься кухней. Примерно через час из каюты капитана буквально выползла Викана и подошла ко мне. Я подозвал Первого и снова передал ему руль. Аура гвельфийки оказалась выжата, как лимон, и я занялся ее подкачкой. Минут через десять мне удалось привести девушку в порядок.

— Что с матросом? — поинтересовался я.

— Матрос сейчас спит, он рассказал мне все, что знал. Ой, я карту в каюте забыла, сейчас сбегаю, — всплеснула руками гвельфийка.

— После обеда заберешь, пойдем сначала поедим.

Первый, как всегда, постарался на славу, просто клад, а не затюканный шак. Экипаж «Варяга» дружно стучал ложками, уплетая изыски кулинарии, приготовленные под руководством Первого. Когда только он успел обчистить кладовую, добыть свежей рыбы и ободрать весь огород на острове? После обеда экипаж дружно направился благодарить шака за обед. Что-то переломилось в сознании коренных геонцев. Для них шак был не выше скотины, даже лошадь ценилась выше шака, — не в смысле цены, шак был дороже лошади, — а в отношении к нему. Лошадь можно было любить и баловать, а шака — никогда. Между жителями Геона и искусственно выведенными рабами стояла непреодолимая стена. Эта стена между Первым и нашей командой дала трещину и разваливалась на глазах. Бывший презренный шак становился равноправным членом нашего отряда, которого в бою каждый стал бы защищать, рискуя жизнью. Первый чувствовал это и платил нам той же монетой.

Викана сходила в каюту за картой и, разложив ее на палубе, начала докладывать о разговоре с матросом.

— Вот у этого самого узкого места — между островом Патрос, на котором стоит столица халифата Медина, и берегом — стоит замок Триумфалер. Между замком и островом постоянно курсируют две галеры, одна из галер вооружена легким метателем файерболов. Все корабли обязательно досматриваются. Но ночью галеры отходят к берегу, потому что в проливе большая глубина и сильное течение, поэтому нельзя встать на якорь. Матрос говорит, что, если будет попутный ветер, можно ночью проскочить. На берегу напротив Тадмура есть рыбацкая деревушка, через которую контрабандисты обмениваются товаром с пиратами из Кайтона. Матрос знает верного человека, который за деньги может перевести нас через таможню в Тадмуре, а на афрской стороне есть проводник до Кайтона.

— Викана, ты веришь матросу?

— Да, высокородный, он до смерти боится вас и врать не решится.

— Викана, прошу тебя, зови меня Ингаром. Для посторонних я твой охранник, а то ляпнешь, что я высокородный, и нам придется несладко. Поняла?

— Да, высокородный, — кивнула гвельфийка.

— Ну точно блондинка! — вскипел я.

— Ой, Ингар, — смутилась Викана и посинела. — Я больше не буду.

— Ладно, проехали. Пойди разбуди матроса, пусть смотрит вперед и предупредит, когда нужно причаливать к берегу перед замком, чтобы дождаться ночи.

Девушка быстро ушла в каюту за матросом, а я сел, опершись спиной о мачту, и задремал. Мне снился сон, как будто я дома на Земле и ругаюсь со своей бывшей женушкой по поводу моей бестолковости в вопросах эльфийских ценностей. Больше всего она возмущалась тем, что я в очередной раз исковеркал ее царственное имя Галадриэль и обозвал ее Электродрелью. Она разгневанно разъясняла мне, что только такой козел, как я, не видит ее портретного сходства с Кейт Бланшетт из фильма «Властелин колец». Я лениво отбрехивался, и на душе было тепло и спокойно, потому что я дома и меня сегодня никто не будет убивать, а завтра не придется по локоть в крови прорубаться через толпы незнакомых людей.

— Ингар, проснись, — прозвучал в ушах голос жены.

Я открыл глаза и посмотрел на благоверную, у моей Электродрели оказалось миленькое личико Виканы.

— Уйди, зараза, достала! — заговорил я по-русски и замахал руками.

— Ингар, это я, Викана, скоро нужно приставать к берегу, — в ушах прозвучал уже голос гвельфийки.

Мое блаженное настроение сразу улетучилось. Вместо московской квартиры и мягкого кресла я оказался на палубе «Варяга». Вокруг меня снова был Геон, и мне в ближайшее время улыбалось быть зарезанным кем-то из местных жителей или сгореть в разрыве файербола. Я встал и отправился к рулю корабля. Солнце уже почти коснулось воды, и скоро должна наступить темнота.

— Ингар, видишь, там, на берегу, скала с деревом на вершине, нужно направить корабль на нее. Матрос говорит, что возле берега есть островок, за ним можно спрятаться до темноты.

— Первый, правь на скалу! — приказал я, и шак, как заправский рулевой, направил «Варяг» к острову.

Скорость корабля за время моего сна заметно упала, наверное, разрядился камень Силы. Теперь нужно зарядить камень или заменить его на заряженный. Я потрогал буксы подшипников и убедился, что они не греются, значит, вкладыши в подшипниках притерлись. Через полчаса «Варяг» вошел в пролив между островком и берегом, и мы встали на якорь. Сканирование окружающего пространства показало отсутствие опасности. Вынув камень Силы из двигателя, мы с Первым сели в лодку и отправились на остров. Я хотел найти источник для подзарядки, а шак какие-то корешки для приправ и лекарств. Островок оказался настоящим кладом для мага. Без особого труда я нашел четыре подходящих луча Силы, а Первый с довольным бурчанием один за другим выдирал корешки из земли и промывал их на берегу. Мне удалось управиться за час. Повторная зарядка камня Силы проходила значительно быстрее, и я, закончив свои дела, стал подгонять к лодке недовольно бубнящего шака, который, похоже, собрался ободрать весь остров.

На корабле я долил масла в буксы подшипников и вставил камень Силы в двигатель, а Первый приготовил какой-то экзотический салат к ужину. Солнце окончательно ушло за горизонт, и стало темно, как в шахте.

— Матрос сказал, что пора отплывать, а то мы можем не успеть до утра пройти мимо замка, — доложила Викана.

— С Богом! — произнес я и включил двигатель корабля.

Глава 25 ИДЕМ НА ПРОРЫВ

Погода нас подвела, надежда на то, что небо закроют тучи и видимость ухудшится, пошла прахом. Ветер разогнал облака, и небо Геона усыпали звезды. «Варяг» был хорошо виден на глянцевой глади озера. Единственное, что меня радовало, — это то, что ветер в проливе дует нам навстречу. С нехорошими предчувствиями я направил «Варяг» в пролив. Через час на берегу показался замок Триумфалер. Башни замка грозно чернели на фоне звездного неба, и в некоторых окнах горели огоньки. Проскочить пролив незамеченными оказалось нереально, у нас оставалась единственная надежда на скорость. Пролив был шириной больше двух километров, и если за нами бросятся в погоню, то, пока галеры отчалят и развернутся, догнать нас на веслах против ветра будет невозможно.

Нас заметили примерно в километре от замка и начали подавать какие-то сигналы фонарем. Ко мне подошла Викана и передала слова матроса:

— Ингар, из замка нам приказывают причалить к берегу, что будем делать?

— Сделаем вид, что причаливаем, пусть матрос просигналит, если умеет.

Викана принесла фонарь из каюты капитана, и матрос начал подавать ответные сигналы. Я переложил руль корабля под таким углом, чтобы одновременно углубляться в пролив и приближаться к замку. Мы поравнялись с пристанью замка, когда до нее оставалось метров триста. У пристани была пришвартована галера, с которой нам тоже подавали сигналы фонарем. На палубе галеры находился десяток воинов, лениво стоящих у борта, один из них размахивал фонарем. Весла галеры были убраны, и гребцы, наверное, спали.

«Пора удирать», — решил я, переведя контроллер реостата на средний ход, и повернул руль. «Варяг» прибавил ходу и направился в пролив, удаляясь от берега.

На галере в наших намерениях разобрались не сразу, еще минуты три с нее махали фонарем, приказывая нам причалить. За это время «Варяг» далеко углубился в пролив. На пристани и галере стали раздаваться удары гонга и началась суета. На башне замка загорелся огонь, и на противоположном берегу пролива тоже появились сигнальные вспышки света. Галера смогла отчалить от пристани, только когда «Варяг» оставил ее в трех километрах за кормой. Первый этап прорыва увенчался успехом.

— Викана, спроси у матроса, сколько времени нам идти по проливу! — крикнул я.

— Он говорит, что таким ходом к утру проскочим, — доложила подбежавшая девушка.

Мы плыли в темноте еще часа четыре, пока на востоке не забрезжил рассвет и пролив не начал расширяться. «Варягу» предстояло миновать только скалистый мыс, идущий от острова поперек пролива, когда удача покинула нас. Из-за мыса навстречу нам полным ходом выплывала большая галера с двумя рядами весел. Позади нее поперек пролива, перекрывая выход в озеро, шла галера поменьше. Я прибавил ходу до полного и повернул в сторону противоположного берега пролива. Единственная наша надежда — скорость.

— Первый, шаков запри в трюме и проверь, как привязаны лошади, чтобы не носились по палубе в случае чего! — закричал я. — Всем приготовиться к бою и укрыться от стрел.

«Варяг» развил максимальную скорость, но насколько хватит подшипников, я не знал. Мы стали расходиться с большой галерой на встречных курсах, и у нас снова появилась надежда на спасение. Первый загнал шаков в трюм и, проверив лошадей, подбежал ко мне.

— Вставай к рулю, — приказал я ему. — Держи курс на раздвоенное дерево на берегу. Понял?

— Да, хозяин.

— Торвин, свяжи матроса и спусти в трюм. Викана, спрячься в каюте. Рис, в каюту вместе с Виканой, ты за нее головой отвечаешь. Колин, тащи стол из каюты и прикройся им от стрел, — отдал я приказы и включил защиту своей кольчуги и защиту панциря Первого.

Кажется, все, теперь одна надежда — на Бога.

— Первый, принеси метатель от мачты и положи рядом со мной. Ты готов к тому, что я снова буду стрелять у тебя с плеча? — Сказав это, на время подменил его на руле.

Шак позеленел, но, решительно кивнув, побежал за метателем. Напряжение достигло предела, по моему лицу потек холодный пот, и я вцепился в руль «Варяга», как утопающий за соломинку. Расстояние между кораблями постепенно начало увеличиваться, и скоро мы должны были оставить галеру за кормой. Капитан галеры не ожидал от «Варяга» такой прыти, он сталкивался только с кораблями, идущими на веслах или под парусом, самоходное судно поставило его в тупик. Приказ капитана начать обстрел корабля из луков запоздал, и с кормы галеры по нас открыли огонь только несколько лучников. Расстояние для лука оказалось большим, и до нас долетели только три стрелы, воткнувшиеся в палубу на корме.

«Кажется, пронесло», — подумал я и снизил ход «Варяга» до среднего, нужно беречь подшипники.

Моя радость была очень недолгой, на корме галеры что-то грохнуло, и на палубу «Варяга» посыпались горящие обломки улетевшей за борт мачты. Нас развернуло поперек курса, и я сразу выключил двигатель.

— Колин, руби канаты мачты! — заорал я и, схватив ведро, стал заливать забортной водой очаги пожара на палубе.

Первый ринулся успокаивать взбесившихся лошадей, и это ему удалось. Пожар на палубе был потушен, и теперь оставалось только обреченно смотреть на приближающуюся к нам галеру. В голове снова стало пусто, и эмоции ушли на второй план.

«Ну, суки, теперь держитесь!» — закипел в крови адреналин.

— Назад, в каюту! — загнал я высунувшегося из двери Риса.

«Теперь сделаем вид, что сдаемся», — само собой пришло решение.

— Первый, встань передо мной на колени и подними руки, — прошипел я шаку, размахивая поднятыми руками.

Первый с зеленым, как трава, лицом и понурившись выполнил мой приказ. Колин присел на корточки и прикрылся столом. Со стороны мы выглядели как идиоты, решившие поиграть в кости с судьбой и проигравшие свою жизнь. Галера приблизилась к «Варягу» на сотню метров и сбросила ход, поворачиваясь к нам бортом. Пора было начинать действовать. Меня охватила веселая злоба.

— «Наверх, вы, товарищи, все по местам!.. — почему-то запел я по-русски и передернул поднятый с палубы метатель. — Последний парад наступает!.. — продолжил я горланить, укладывая ствол метателя на плечо шака. — Врагу не сдается наш гордый „Варяг“!.. — ревел я, наводя метатель на галеру. — Пощады никто не желает!..» — закончил куплет и нажал на спуск.

Еще до того, как огненный шар полетел к цели, я краем глаза заметил, что рядом со мной стоят Колин с Торвином и пытаются подпевать, не понимая слов. Первый подвывал в такт песне, стоя на коленях. Файербол взорвался на борту галеры, пробив в нем огромную дыру. На галере раздались душераздирающие вопли сгорающих заживо людей, и с палубы в воду посыпались пылающие человеческие тела. В этот раз на «Варяге» паники не было, и мои друзья стояли плечом к плечу рядом со мной, и их глаза сверкали не хуже файербола. Отдача метателя не стала для меня неожиданной, и он остался на плече у шака. Перезарядив метатель, я выстрелил по корме галеры, откуда вел огонь срубивший мачту «Варяга» метатель. После этого выстрела галера развалилась на две части и пошла на дно.

— Все по местам! — скомандовал я и, выключив метатель, положил его на палубу. — В каюту! — криком загнал я за дверь опять высунувшегося Риса.

Снова встав к рулю, я на малом ходу повернул «Варяг» в сторону второй галеры. Экипаж ее лихорадочно пытался повернуть в сторону берега, но это у него плохо получалось. Весла ударяли о воду не в такт, и галера смогла развернуться только наполовину. Увеличив ход «Варяга» до среднего, я передал руль Колину.

— Теперь разберемся со второй посудиной. Колин, держи курс в сторону галеры. Первый, пошли со мной, — сказал я и отправился на нос «Варяга».

Шак, готовый к новым подвигам, пошел следом. Галера быстро приближалась, и ее матросы, поняв, что им не уйти, начали прыгать за борт. Выстрел с расстояния в две сотни метров отправил галеру на дно, и, разрядив метатель, мы вернулись на корму.

— Рис, можешь выходить вместе с Виканой! — крикнул я. — Первый, выпускай шаков, пусть наводят порядок. Торвин, тащи сюда матроса.

Отдав распоряжения, я сел, оперевшись спиной на обломок мачты, и закрыл глаза. У меня начался отходняк, и тело колотил озноб. Уйдя в транс, мне пришлось приложить много сил, чтобы привести себя в порядок после адреналинового взрыва. Постепенно мне удалось унять дрожь, и мысли потекли в более спокойном русле.

«Какие новые подлянки готовит мне судьба? — всплыл в голове вопрос. — С самого момента переноса на Геон у меня не было ни одного спокойного дня. Одни сплошные приключения с садистским уклоном. Мне регулярно бьют морду или берут в рабство. Постоянно с завидной настойчивостью топят и убивают. Стоит только немного расслабиться, как на подходе новые беды. В нормальном книжном фэнтези приключения чередуются с вином и бабами, а здесь, кроме пинков, никакого гламура. Единственную симпатичную девушку при взгляде на меня с лица воротит. Правда, я заделался истинным высокородным, привилегия у которого только одна — носиться по Геону и решать чужие проблемы. В этом мире у меня только одно личное дело — отомстить за Стаса. А я повесил себе на шею кучу долгов чести. Первый — это доставить Викану домой. Второй — возродить клан „Желтая змея“. Третий — грохнуть главу клана „Зорг“. Ладно, сейчас отдышусь и пойду подмываться для новых приключений на свою задницу».

— Ингар, с тобой все в порядке? — раздался в ушах голос гвельфийки.

— А ты как думаешь? — поставил девушку в тупик мой ответ.

— Не знаю, — растерянно произнесла Викана.

— Так вот и я не знаю, — ответил я, поднимаясь на ноги.

— Ингар, расскажи, что здесь произошло. Мы с Рисом сидели в каюте и ничего не видели.

— С рассказами это к Колину или Торвину, не царское это дело — сказки рассказывать, — пошутил я.

— Ингар, тебя не поймешь — шутишь ты или издеваешься, — надула губки гвельфийка.

— Викана, устал я. Мы здесь только что полтысячи человек на дно отправили, а ты со своими расспросами. Мне нужно подумать, что делать дальше. Кстати, как там матрос, может отвечать на вопросы? Иди скажи ему, пусть дорогу к рыбацкой деревне показывает. Первый, ты где?! — заорал я.

— Я здесь, хозяин, — отозвался шак.

— Я голодный, как зорг. Если через полчаса не будет обеда, то я сожру тебя сырого. Ты понял меня?

— Хозяин, все почти готово, — заулыбался Первый.

— Тогда пойдем со мной, мне помыться нужно, а то скоро коростой покроюсь. У тебя есть чем намылиться?

— Есть, хозяин, у меня все есть: и мыльный отвар, и мочалка, и чистая одежда для вас, — с гордостью ответил шак.

— Тогда тащи все к борту за каютой.

Мы с Первым пошли на нос «Варяга» мыться. Я разделся догола, укрывшись за каютой капитана, и приказал шаку обливать меня водой. Первый развел в ведре местный шампунь и начал тереть мое тело лыковой мочалкой. Нормально помыться мне не удавалось с момента посещения купален в Мэлоре, и водные процедуры на свежем воздухе приносили мне истинное удовольствие. Вода в озере оказалась теплой и приятно ласкала тело. Вместе с грязью смывался и груз испытаний, свалившихся на мою голову за последнее время. На душе становилось все спокойнее, и будущее уже не казалось окрашенным только в темные тона. Пока Первый ходил за чистым бельем, я, раскинув руки и закрыв глаза, наслаждался теплыми лучами солнца, обсыхая на легком ветерке.

Как бы меня ни расслабили водные процедуры, Геон уже приручил быть постоянно настороже. Взгляд, сверливший мою спину, я заметил уже давно, сканирование окружающего пространства выявило ауру Виканы, которая подглядывала за мной через дыру в стене капитанской каюты. Девушка, по-видимому, сильно интересовалась анатомией мужского тела. Мне стало смешно: в детстве мне хотелось подглядывать за девчонками, а желание взрослой девушки подглядывать за мной настроило на веселый лад. Осмотрев свою грудь и живот, я пришел к выводу, что череда приключений привела мой организм в неплохую физическую форму. Зеркала на корабле не было, и оценить себя со стороны у меня возможность отсутствовала.

Мои игривые мысли прервал вернувшийся с одеждой Первый. Надев чистую одежду, я отдал шаку в чистку кольчугу и жилет.

Запахи готового обеда вызывали обильное слюноотделение, и мы присоединились к жующему экипажу. Стресс прошедшего боя выходил из моих друзей через шутки и подкалывание друг друга. Больше всех доставалось стоящему у руля Рису.

Колин рассказывал Торвину, как я постоянно загонял Риса в каюту, а тот подсматривал в щелку за боем. Торвин и сам все это видел, но рассказ не предназначался ему, а являлся дружеским шаржем на Риса. Викана уже тоже сидела за столом и смущенно хихикала, поглядывая на красного как рак молодого воина. Закончив обед, я подменил Риса у руля и отправил всю команду мыться. Первый разогрел воду для Виканы, и девушка скрылась в каюте, из которой устроила себе баню. Через час банный день закончился, и «Варяг» превратился в прачечную. Шаки развесили по всему кораблю постиранную одежду, и экипаж шастал по палубе в одних набедренных повязках.

Мы отошли от пролива далеко, и остров скрылся за горизонтом. Нужно было обслужить двигатель и долить масло в подшипники. Остановив мотор, я приступил к работе.

«В этот раз необходимо сделать полную ревизию двигателя», — решил я.

Около двух часов мы с Рисом перебирали электромотор и протягивали крепления подшипников. Подшипник, установленный возле винта, пришлось заменить, вкладыши начало задирать, и они могли повредить вал.

Гонка с галерами дала о себе знать. Во время разборки двигателя я объяснял парню принцип его работы. Молодой воин слушал меня с открытым ртом, но понимал далеко не все, хотя старательно пытался это сделать. Обратная сборка подходила к концу, и я, доверив Рису затянуть болты крепления доски двигателя к палубе «Варяга», сел в тени капитанской каюты, наблюдая за действиями парня. Через стену каюты доносились голоса Торвина и Виканы. Торвин расписывал мои подвиги в бою с галерами, а девушка испуганно ахала в ответ на пассажи воина.

— Я думал, что вот она, наша смерть, когда маги с галеры начали стрелять из метателей, — загробным голосом вещал Торвин. — Один файербол, второй, третий — все мимо, у меня душа в пятки ушла, а он стоит у руля и улыбается. Стрелы вокруг нас тучей летят, Колин столом закрылся, а я за каюту спрятался. Тут файербол как шарахнет в мачту, та за борт улетела, кругом огонь, а Ингар спокойно так командует нам: «Колин, руби канаты, мачту за борт», взял ведро и огонь заливает, как цветочки на клумбе. «Первый, Торвин! — кричит. — Коней держите, а то ноги себе переломают». Мы кинулись коней успокаивать, а тут галера подходит. «Первый, на колени!» — командует Ингар, берет метатель и песню свою боевую запел. Страшная песня, мы слов не понимаем, но тоже подпеваем. У нас с Колином мурашки по коже, а ему хоть бы что! Первый тоже воет, как голодный зорг. Это же просто ужас какие в его мире воины! Допел Ингар песню и как шарахнет по галере из метателя, там дыра во весь борт, и горит все вокруг. Не тонет, зараза, тогда он второй раз выстрелил, галера на куски и камнем на дно. Ингар спокойно положил метатель и к рулю встал. Развернул он корабль на вторую галеру и Колину руль отдал. Вторая галера удрать хотела, да куда там, Ингар с одного выстрела ее на дно отправил. У меня до сих пор волосы дыбом! — закончил врать Торвин.

«Пиарщик хренов, — выругался я про себя. — Наврал с три короба девчонке. А может, и не все наврал, может, просто пересказал то, что видел, а у страха глаза велики?»

— Ингур, сын Стаса, мне рассказывал со слов своего отца, — послышался уже голос Виканы, — что у них на Земле войны страшные бывают. Их маги целые города одним файерболом сжигают. Во время одной войны там людей погибло в сто раз больше, чем на Геоне живет. На Земле воины на железных птицах по небу летают, быстрее крика человеческого.

— Страшный у Ингара мир, — согласился с гвельфийкой Торвин. — Поэтому там только такие герои, как Ингар, жить и могут.

Последняя фраза довела меня буквально до истерики, и я, схватившись за живот, покатился смеясь по палубе. Рис закончил свою работу и, испуганно косясь на меня, доложил об этом.

— Ладно, свободен, иди отдыхай, — сказал я, вытирая слезы.

Давно я так не смеялся. Вот так и появляются легенды. Один начудит с перепугу, а другой красиво распишет деяния псевдогероя. Вот тебе и новый Ахиллес появился с внешностью Брэда Питта.

День клонился к вечеру, пора идти к берегу и вставать на якорь для ночевки. Я включил двигатель и направил «Варяг» к берегу. Матросуказал удобное место для стоянки, где мы и бросили якорь. Ужин Первому, как всегда, удался на славу, и осоловевший экипаж отошел ко сну. Мне выпало дежурить в первую смену, и я стал прохаживаться по палубе, сканируя пространство вокруг «Варяга». Из темноты появилась Викана и присоединилась ко мне.

— Ты почему не спишь? — поинтересовался я.

— Не спится, — ответила девушка. — Можно я с тобой подежурю?

— А ты завтра зевать не будешь?

— Не буду, я вместе с тобой спать пойду, до утра высплюсь.

— Ладно, как хочешь, — пожал я плечами.

— Ингар, расскажи мне о своем мире, — попросила девушка.

— Мир как мир, не хуже и не лучше Геона. На Земле такие же люди живут.

— А гвельфы на земле живут?

— Нет, ни гвельфы, ни тарги с гоблами на Земле не живут. О вас у нас только сказки и легенды рассказывают.

— Ой, как интересно! — воскликнула Викана. — Ингар, расскажи легенду о гвельфах, ну пожалуйста! — заканючила она.

— Ладно, расскажу, но только ваш народ у нас называют эльфами.

— Эльфами называли племя моего дедушки Алакдара, он тоже истинный высокородный и перенесся с родины наших предков Ривенделлы в Срединной земле.

— Он жив? — спросил я. — С твоим дедушкой можно встретиться и поговорить?

— Да, жив, ему больше трехсот лет, и он почти никого не принимает, — ответила Викана. — Если ты приедешь к нам в гости, то я поговорю с ним. Дедушка меня любит и не откажет мне.

— Договорились.

— Ингар, ну расскажи мне легенду об эльфах! — продолжила донимать девушка, нетерпеливо теребя мой рукав.

— Викана, ты можешь смотреть образы в голове человека?

— Конечно, я же видящая, — гордо произнесла гвельфийка.

— Тогда я покажу тебе легенду о Властелине колец.

— Дедушка мне тоже рассказывал эту легенду, давно, правда, я тогда образы смотреть еще не умела.

Мы расположились с Виканой возле обломка мачты, и я, погрузившись в транс, вызвал в своей голове кадры фильма «Властелин колец». На Земле от этого фильма меня тошнило. Моя благоверная тащилась от этой картины и крутила ее на видео практически раз в неделю. Фильмы такого жанра мне были неинтересны, и регулярные просмотры этой трилогии бесили, но картину я помнил хорошо.

Сеанс просмотра продлился до самого утра. В моей голове прокрутились последние сцены фильма, и я вышел из транса. Рядом со мной сидела ошарашенная Викана и ревела, как ребенок. Я обнял ее за плечи и попытался успокоить. Мои старания привели к неожиданному результату: девушка, обхватив меня руками за шею, зарыдала еще громче. Рыдания Виканы разбудили весь экипаж. Колин с Торвином, не поняв, что за шум, схватились было за мечи, но, увидев нас с Виканой в обнимку, осуждающе закачали головой, а влюбленный в девушку Рис был готов броситься на защиту гвельфийки. Заметив, что все проснулись и смотрят на нас, Викана, отцепившись от моей шеи и продолжая рыдать, убежала в каюту. Рис бросился за ней.

— Да не обижал я ее! Я ей душещипательную легенду о любви рассказал, вот она и растрогалась, — стал оправдываться я, понимая, что мне не верят ни на грош.

— …Ты дурак, Рис! — раздался из каюты возмущенный крик Виканы. — Ты его ногтя не стоишь, защитничек нашелся. Ингар тебя одним щелчком пришибет! Нет, я тебя сама на куски разорву, если ты только косо на него взглянешь.

Дверь каюты с треском распахнулась, и из нее вылетела разъяренная, как пантера, гвельфийка. Девушка встала, уперев руки в бока, и сверкнула глазами на Колина с Торвином. Оба воина сразу стали на полметра ниже.

— Это откуда в вашу пустую голову пришла мысль, что Ингар меня обидел? — буквально прорычала гвельфийка. — Да я за него, да я его. — задохнулась девушка и, снова разрыдавшись, убежала назад в каюту.

Из каюты как ошпаренный вылетел Рис и спрятался за спину Торвина. Из трюма торчали любопытные рожи шаков. Первый на цыпочках прокрался за каюту капитана и выставил из-за угла правый глаз. В наступившей тишине были слышны только рыдания девушки, даже лошади перестали жевать траву и не храпели.

— Ну что, доигрались, защитники морали? — произнес я. — Идите успокаивайте Викану. Бегом! — рявкнул я.

Все трое воинов сорвались с места и бросились в каюту.

— Первый, вылезай на свет божий, займись завтраком да займи своих подчиненных, а то они выглядывают, как мыши из погреба.

Шак вышел из-за своего укрытия и начал наводить порядок на «Варяге». Я, обессиленный, опустился на палубу.

«Тарантино хренов! Устроил малолетке просмотр голливудского шедевра, вот ей крышу и снесло, — ругал я себя. — Головой думать нужно, а не чем-то другим! Что теперь делать будешь?»

Из каюты с виноватым видом вышел Колин и направился ко мне.

— Колин, ты знаешь, сколько Викане лет?

— Двадцать шесть, — ответил хуман. — Для гвельфов она совсем молодая, они до трехсот лет живут.

Я выпал в осадок: малолетка оказалась всего на год моложе меня. Меня разобрал истерический смех. Услышав мой хохот, из каюты вышли остальные члены экипажа во главе с Виканой. Истерика у девушки прекратилась, и она смотрела на меня разинув рот.

— Разойдись! Рис, к рулю, отплываем! — скомандовал я, отсмеявшись.

Экипаж разошелся по своим местам, и «Варяг» поплыл в сторону рыбацкой деревушки. Через час мы позавтракали, и я, раздав ценные указания, завалился спать, приказав разбудить меня за час до деревни.

Колин растолкал меня около полудня. Первый уже приготовил обед, и мы сели за стол. До цели оставалось меньше часа хода, нужно разработать дальнейший план действий. Мы решили встать на якорь недалеко от деревни и отправить Торвина и Риса вместе с матросом на берег. Там они должны договориться с человеком покойного капитана Бургаса о проходе через Тадмур и о проводнике в Кайтон. Я, погрузившись в транс, просканировал окрестности и обнаружил только три рыбацкие лодки. В скором времени на берегу показалась деревня, и мы встали на якорь в ста метрах от берега. Торвин и Рис сели в лодку и поплыли к причалу. Через пару часов они вернулись на корабль и привезли еще одного пассажира. Переговоры с человеком капитана не заняли много времени: мы расплачивались кораблем покойного капитана. Уладив дела, мы дали сигнал Колину причалить «Варяг» к берегу.

Пока шаки навьючивали лошадей, я с Рисом демонтировал двигатель корабля. В процессе погрузки оборудования и припасов стало ясно, что нам не хватает еще двух лошадей. Новый капитан «Варяга» оказался ушлым малым и содрал с нас за двух престарелых кляч двойную цену. Наконец погрузка закончилась, и мы сели в седла. Один из метателей, завернутый в тряпку, лежал у меня поперек седла, а второй был приторочен к седлу Первого. Двигатель везла заводная лошадь Колина, а вал с винтом я доверил Рису. Торвин отвечал за лошадей с ценностями. На лошадях шаков разместились запасы еды и других грузов, необходимых в дороге. Приближалась ночь, но мы все равно отправились в дорогу, несмотря на возражения капитана.

Дорога через лес оказалась несложной. Ни засад, ни опасного зверья по пути каравана не встретилось. На рассвете мы подъехали к Тадмуру. Сканирование замка показало ауры семнадцати человек. Таможенный пост в развалинах замка серьезной угрозы не представлял, и мы отправили Торвина с капитаном договариваться о проходе. Они отсутствовали более часа, и я уже начал волноваться. Задержись они еще на полчаса, то мы пошли бы на прорыв. Торвин объяснил задержку переговорами о цене проезда. Воину пришлось отчаянно торговаться, чтобы не вызвать подозрений в том, что караван купеческий. После доклада Торвина мы снова двинулись в путь и подъехали к шлагбауму на дороге возле замка. Торвин передал мешочек с деньгами таможенному офицеру, и нас пропустили через таможню. Через час Тадмур скрылся из вида, и мы подъехали к деревянному строению. Здание оказалось пограничным постом афров. Новый капитан «Варяга» вошел в здание поста и через некоторое время вернулся вместе с полуголым афром. Этот афр оказался нашим проводником до Кайтона. Торвин быстро договорился с ним о цене, и афр ушел за лошадью. Ожидание проводника не затянулось, и через полчаса караван отправился в Кайтон.

Глава 26 ДОРОГА В КАЙТОН

Лошади неспешно шагали по утоптанной грунтовке среди джунглей. Проводник явно никуда не спешил, и мне пришлось выяснять причину такой задержки. Афр удивленно посмотрел на меня и ответил, что до полудня мы доедем до оборудованной стоянки и торопиться нет резона. Слова афра с делом не разошлись, и уже через час мы въехали за частокол на большой поляне среди джунглей. Шаки распрягли лошадей и, стреножив, выгнали пастись на поляну. Через поляну протекал ручей, из которого лошади вволю напились. Первый быстро организовал обед, и мы расположились в тени навеса, построенного на стоянке кем-то до нас. Я задремал, положив голову на седло.

Блаженный отдых был прерван командой афра на выход, и мы стали седлать коней, пригнанных шаками. Караван снова растянулся по дороге, петлявшей среди деревьев. Проводник неспешно ехал впереди и опять же скорость увеличивать не собирался. На мои повторные расспросы, почему мы едем так медленно, афр отвечал односложно, что мы успеем. Негры и на Геоне негры, заставить работать их можно только с помощью дубины. Наша неспешная прогулка закончилась на закате за изгородью стоянки, расположившейся на окраине небольшой афрской деревни.

После того как мы расседлали лошадей и расположились на ночлег, к нам на стоянку заявился деревенский вождь с тремя воинами, в бусах и татуировке по всему телу. Через переводчика я узнал, что с нас за ночлег и охрану причитается пять серебряных империалов. Вождь явно разводил нас на бабки. Делать было нечего, и мне пришлось отдать требуемую сумму. Вымогатели, довольно пританцовывая, удалились в деревню. После ухода вождя на стоянке появилась толпа женщин с разными товарами местного производства и наперебой стала предлагать что-нибудь купить. Передав торговые дела в надежные руки Первого, я отправился под навес.

Стоянка была оборудована всем необходимым. За деревянным частоколом имелся навес для отдыха, колодец с журавлем, коновязь с кормушками для лошадей и большая деревянная клетка для рабов. Посередине стоянки возвышалась вышка для часового. Частокол, окружавший стоянку, имел даже ворота на въезде. Оценив весь этот сервис, я пришел к выводу, что пять империалов — справедливая плата.

Первый закупил все необходимое для каравана, и женщины ушли за ворота. Дожидаясь ужина, я просканировал территорию вокруг лагеря и не обнаружил ничего подозрительного. Рядом со мной на ковре, предусмотрительно положенном шаками, устроилась Викана, и у нас завязался неторопливый разговор.

— Ингар, почему ты такой угрюмый? — заговорила со мной гвельфийка. — Все время молчишь, только командуешь по необходимости?

— А я что, должен песни петь? — огрызнулся я.

— Ну вот, опять. Я просто хочу с тобой поговорить. Мне очень хочется расспросить тебя о твоем мире. Ты не представляешь, как мне это интересно, а ты сразу замыкаешься, — стала подлизываться Викана.

— Я не знаю, что тебя интересует, ты лучше спрашивай, а я буду отвечать.

— Хорошо. Кем ты был в своем мире, Ингар?

— Если по-геонски, то младшим магом, обслуживающим думающие машины.

— У вас машины умеют думать? — удивилась девушка.

— Ну, не совсем думать, а делать расчеты по указанным им правилам. Машины умеют запоминать книги и зрительные образы, а потом показывать на специальном зеркале, когда им прикажут, и еще много рутинной работы с разными знаниями.

— Ингар, у тебя в твоем мире есть жена?

«Ну, наконец, добрались до главного вопроса», — усмехнувшись, подумал я.

— Ингар, ты почему улыбаешься и не отвечаешь на мой вопрос?

— Нет, я не женат.

— И у тебя нет любимой девушки? — лукаво посмотрела на меня Викана.

— Боже упаси, мне и так хорошо! — отшутился я.

— Не может быть, чтобы у такого мужчины и мага не было девушки.

— Почему не может быть? Девушка у меня была, но она меня бросила.

— Тогда она полная дура! Такими мужчинами не разбрасываются. Кто она такая?

— Эльфийка по имени Электродрель, — пошутил я.

— Какое красивое имя, — мечтательно прошептала девушка.

— Да, имечко еще то! Но ты угадала, она полная блондинка. — Я с огромным трудом удерживался от смеха.

— Ты надо мной смеешься! — возмутилась Викана, глядя на мою ехидную рожу. — Ты говорил, что эльфов у вас нет, только одни сказки и мифы.

— Ты права, моя жена только изображала из себя эльфийку, — вырвалось у меня неосторожное слово, и я прикусил язык.

— Жена? — простонала девушка и вскочила на ноги. — Ты мне все врешь, у тебя есть жена!

Передо мной снова оказалась разъяренная пантера. Глаза гвельфийки сверкали, и я находился на волосок от расправы.

— А ну сядь! — рявкнул я и, схватив фурию за руку, усадил на ковер.

Из глаз девушки моментально ручьем потекли слезы. Нужно срочно успокоить Викану, а то окружающие стали подозрительно поглядывать на нас.

— Хватит реветь! Я не женат, успокойся! — начал трясти я гвельфийку за плечи.

Трое моих друзей еще больше заинтересовались происходящим, глядя на нас с Виканой.

— Мы с ней развелись, и она мне больше не жена.

— Как это — развелись? — произнесла потрясенная Викана. — Так не бывает! Мужчина и женщина дают клятву верности перед богами, и только смерть их может разлучить. В вашем мире разве не так?

— Мы с бывшей женой не давали клятву Богу. Мы заключили договор только перед властями моей страны. Этот договор может быть расторгнут по закону.

— Тогда она тебе не жена, женой становятся только перед богами. У вас разве клятву богам не дают? — удивилась девушка.

— Дают клятву Богу, и у нас такой брак нельзя расторгнуть, но он должен быть подтвержден еще и светскими властями.

— Странные у вас законы. То, что происходит между мужчиной и женщиной, подвластно только богам. Женщина, с которой не заключен брак в храме, любовница, и только.

— Вот такие мы несуразные, — расстроенно произнес я.

— А за что тебя бросила жена? — подозрительно посмотрела на меня Викана.

— Нашла более достойного.

— И чем он лучше тебя оказался?

— Не знаю, я его не видел, знаю только, что он богаче меня.

— Из-за денег, значит? Тогда она действительно дура, за деньги любовь не купишь. Почему она изображала из себя эльфийку?

— Наверное, считала себя королевой эльфов, она на нее похожа.

— Королеву эльфов зовут Галадриэль, я запомнила. Ты называл жену Электордэль!

— Не Электордэль, а Электродрель. Правда, она называла себя Галадриэль, это я ее в Электродрель перекрестил.

— Тоже красивое имя для девушки, — пожала плечами Викана.

— Не совсем, — поправил я гвельфийку. — Электродрель — это машина для того, чтобы дырки в стене сверлить. Очень сильно меня достала бывшая жена, жужжит и жужжит, как электродрель, целый день.

До Виканы наконец дошел смысл сказанного, и она залилась звонким, как колокольчик, смехом. Смеялась гвельфийка долго. Я позавидовал ее непринужденности и жизнелюбию. Чистая и светлая душа была у девушки, она радовалась всему так непосредственно и искренне, что мои радости казались мне мелкими и пошлыми. Потрясающе красивая гвельфийская принцесса, казалось, любила весь мир и спокойно отдавала свои силы и жизнь любому, кого она лечила по долгу видящей. Окружающие платили ей тем же.

«Раскатал губы, козел, — угрюмо подумал я. — Кто ты такой, чтобы хватать своими грязными лапами такую красоту и нежность. Ангелы более греховны, чем она. Все, решено, везу ее к отцу и ходу оттуда, подальше от соблазна. Если я чего сотворю с ней по глупости, то дорога только одна — вешаться. Перспектива вечно ходить виноватой сволочью меня не прельщает. Мне чего-нибудь попроще, а не из Эрмитажа».

— Ингар, ты почему опять загрустил, жену вспомнил? — вывел меня из задумчивости сочувственный голос гвельфийки.

— Какая же ты блондинка, Викана, — сказал я, поднявшись. — Всем спать, я на вышку дежурить. Следующий — Рис, затем Колин.

Я сидел на краю вышки, свесив ноги, и сканировал пространство вокруг стоянки. Потрясающей красоты энергетический мир Геона завораживал и одновременно подавлял. Душа рвалась вверх, и я поднялся над своим телом, устремившись к потокам энергии, покрывавшим паутиной небо над головой. Моя душа поднималась все выше и выше, стоянка внизу превратилась в маленький кружок с яркой точкой посередине, от которой ко мне тянулась тонкая нить.

«Это мое тело», — понял я.

Раньше я не уходил так далеко от своей телесной оболочки, только первые эксперименты с Силой в бараке постоялого двора напоминали мне о нынешнем полете. Тогда я тоже выходил из своего тела и летал по окрестностям, но мне было очень страшно. Сейчас страх не сковывал меня, и я поднимался все выше и выше. Моя душа достигла казавшегося ранее недостижимым потока Силы, и я окунулся в него. Внутри меня вспыхнул ослепительный свет, и моя душевная оболочка засветилась. Купание в потоке энергии приносило мне необъяснимое наслаждение, потоки энергии во мне стали физически осязаемыми. Я чувствовал каждую струйку Силы, текущую во мне. Постепенно энергетическая оболочка начала тяжелеть, и меня повлекло вниз. Наконец дух объединился с телом, и на сердце стало легко и спокойно. Я встал на ноги и оперся на поручни площадки. Мой внутренний взгляд обрел высокую четкость. Теперь я мог вычленять ауры живых существ почти на горизонте и определять, кому они принадлежат, белке или птенцу. Постепенно моя аура стала терять свой увеличившийся размер и вернулась почти к обычному своему объему, только стала несколько плотнее. Внутренний взгляд утратил ощущение объема и стал почти обычным, но все-таки более острым и избирательным.

От анализа своего нового состояния меня отвлекло пыхтение Виканы, забирающейся по лестнице.

— Ты зачем сюда забралась? Иди спать, завтра снова в дорогу, и ты должна хорошо выспаться.

— Я не уйду, пока ты меня не простишь!

— За что я тебя должен прощать? — удивленно спросил я.

— Я задавала недостойные вопросы о твоей жене, чем оскорбила тебя.

— С чего ты решила, что я оскорбился? Все, о чем мы с тобой говорили, осталось так далеко в другом мире, что я не знаю, был ли тот мир, или он просто приснился. Во мне нет ни капли обиды или возмущения от твоих вопросов.

— Но ведь ты сказал, что я блондинка, и ушел обиженный.

— Милая девочка, блондинка — это цвет твоих великолепных волос, и только. Другой смысл этого слова остался в другом мире, до которого никогда не дойти. Обиделся я на себя, потому что невольно стал морочить тебе голову, а я отвечаю за тебя перед своей совестью и душой. Это самые строгие судьи для человека. Людской суд может простить и оправдать, а внутренний всегда беспощаден и неподкупен. Внутренний суд знает все, и его не обманешь. Не дай Бог тебе, Викана, судить саму себя. А теперь иди спать.

— Можно я посижу с тобой хотя бы немного?

— Нет, иди спать, — отрезал я, и Викана, засопев, стала спускаться.

После купания в потоке Силы энергии во мне было немерено, и я решил не будить смену, пусть друзья выспятся. Рассвет застал меня на вышке. Величественное светило поднималось над горизонтом и будило мир, наполняя его щебетом птиц и криками животных. Раньше всех проснулся Первый и, увидев меня на вышке, подошел доложиться. Я спустился и обнял шака за плечи, прижав к груди и ласково потрепав по голове, отпустил заниматься делами каравана.

«Вот еще чистая душа, как у Виканы. У шака нет будущего, нет семьи, детей и родителей. Судьба шака — беспросветный труд на хозяина до самой смерти, у него даже нет надежды на счастье. Несмотря на это, он готов, не задумываясь, отдать за меня и так короткую жизнь. Среди шаков не бывает стариков, хозяева убивают раба, ставшего бесполезным, поэтому среди них нет даже сорокалетних».

Караван просыпался, и началась обычная утренняя суета. Я пошел умываться к колодцу, возле которого меня догнал Колин.

— Ты почему не разбудил смену и дежурил всю ночь один? — начал возмущенно хуман.

— Успокойся, все нормально, я — истинный высокородный, и мне не обязательно спать каждый день. Ночью я все равно не заснул бы, а так все выспались.

— Это ты из-за Виканы так возбудился? — стал подшучивать Колин.

— Прекрати говорить ерунду, лучше полей мне на руки, — оборвал я хумана.

За умыванием последовал завтрак, и караван вытянулся на дорогу. Мы так же неспешно, как и вчера, двинулись к горизонту.

— Сколько нам так плестись? — спросил я проводника.

— Еще шесть дней, — был ответ афра.

День в точности повторил вчерашний. В полдень мы остановились на искусственной поляне в джунглях, а после обеда отправились в путь к стоянке в следующей деревне. Вечером караван втянулся за частокол, и нас навестил вождь очередной деревни. Я заплатил ему те же пять империалов, а Первый занялся закупками товаров у женщин.

После ужина Колин не дал мне заступить на дежурство и залез на вышку сам. Я лег на ковер под навесом и, положив голову на седло, занялся сканированием обстановки вокруг стоянки. Рядом со мной легла Викана и спросила разрешения ночевать возле меня.

— Зачем спрашиваешь, ты уже лежишь рядом. Неужели я могу тебя прогнать?

— А вдруг ты не захочешь, чтобы я спала рядом?

— Не говори глупостей, спи лучше!

— Ингар, расскажи мне еще легенду из вашего мира, ну пожалуйста, — заканючила гвельфийка.

— Ты опять рыдать будешь и всех всполошишь.

— Нет, я не буду больше плакать.

— Про что рассказать тебе легенду?

— Про красивую-красивую любовь, — мечтательно произнесла Викана.

— Ладно, будет тебе про любовь, — лукаво произнес я. — Только эта история очень грустная.

— Я люблю грустные истории про любовь. Я, слушая такие истории, даже плачу.

— Ну вот, а обещала не плакать.

— Ингар, я потихонечку буду плакать, никто не услышит.

— Тогда возьми носовой платок, и побольше, — предупредил я. — Это легенда о Ромео и Джульетте.

В школе и на первых курсах института я посещал драмкружок, а потом студенческий театр. В юности у меня были дурные мечты стать актером, но, познакомившись с этой профессией поближе, я эту мечту закопал поглубже. Мне доводилось играть в нескольких спектаклях второстепенные роли. В «Ромео и Джульетте» я играл Меркуцио, в «Гамлете» — Лаэрта. Эти роли мне доставались не за мои выдающиеся таланты, а за умение фехтовать. У меня были серьезные подозрения, что вся моя актерская карьера базировалась лишь на этом умении. В результате многолетнего посещения драмкружка я был хорошо знаком со всеми театральными шедеврами, а «Ромео и Джульетту» практически знал наизусть.

Я погрузился в транс и вызвал мысленный образ величайшего произведения всех времен и народов. Это не была демонстрация голливудской поделки или театрального представления, это было сочинение на заданную тему. Не знаю почему, но в роли Ромео я представил Брэда Питта из «Трои», а Джульеттой стала молодая Анджелина Джоли.

Моя фантазия разыгралась не на шутку. Сцены из «Ромео и Джульетты» сменяли одна другую. Знакомство на карнавале, любовь с первого взгляда, первый поцелуй. Сцена на балконе и клятва верности, первая ночь любви. Тайный обряд венчания в монастыре Святого Франциска, затем гибель Меркуцио от руки Ромео и бой с Тибальтом. Страшная дуэль заканчивается смертью брата Джульетты. Потрясающая сцена в спальне перед изгнанием Ромео, первая брачная ночь. Притворная смерть Джульетты, самоубийство Ромео в склепе возле тела Джульетты. Пробуждение Джульетты и ее смерть от кинжала Ромео на его бездыханном теле.

Все это пронеслось в моем мозгу, казалось, всего за минуту, но над Геоном уже поднималось солнце. Я с трудом пришел в себя после эксперимента с Шекспиром. Образы, созданные в моем мозгу, были настолько живыми и осязаемыми, что у меня волнами проходил мороз по коже. Стихи великого поэта сами вкладывались в уста героев и звучали по-геонски или на том языке, на котором за событиями следил зритель.

Мой взгляд упал на Викану. Девушка сидела с остекленевшими глазами, оперевшись спиной на стену навеса. По лицу из глаз на воротник платья шли две засохшие дорожки от слез, искусанные губы были в крови, разорванный зубами платок лежал на коленях в левой руке. Гвельфийка находилась без сознания. Я мгновенно погрузился в транс и осмотрел ауру Виканы. Аура девушки выглядела необычно. Она не ослабла, как от истощения, она изменила свою конфигурацию. На энергетическом теле девушки появились две яркие пульсирующие области. Одна область находилась в районе сердца, другая, более яркая, — внизу живота. Энергетика гвельфийки подкачки не требовала, она оказалась даже ярче, чем обычно. Выйдя из транса, я взял разорванный платок из руки девушки и побежал за водой. Мокрый платок привел Викану в чувство.

— Что с тобой, тебе плохо? — испуганно заговорил я с девушкой.

— Нет, Ингар, мне очень хорошо. Что это было? Я смотрела эту легенду и плакала, плакала. У меня кончились слезы, и я начала кусать губы, потом разорвала зубами платок. Когда Ромео и Джульетта умерли, мне стало очень грустно и печально, но одновременно сладко и хорошо, вот здесь и здесь. Потом в животе произошел сладкий взрыв, и я потеряла сознание. Ингар, это твоя магия так действует на меня?

— Нет, девочка. Просто ты сегодня стала совсем взрослой.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Викана.

— Об этом тебе расскажет мама, — ответил я, нежно погладив ее по голове. — Главное, что с тобой все хорошо, а теперь иди умойся и завтракать.

Викана, вскочив и грациозно покачивая бедрами, направилась к колодцу.

«Волшебная сила искусства, — мелькнуло в голове. — Теперь Викане буду показывать только мультфильмы про Чебурашку, от греха подальше».

Лагерь просыпался и наполнялся утренней суетой. Викана вернулась, счастливо улыбаясь сквозь искусанные губы каким-то своим мыслям. Я, полюбовавшись на гвельфийку, тоже отправился умываться.

Сидя за завтраком, мои друзья с недоумением смотрели на счастливое лицо и искусанные губы девушки. Гвельфийка с таким аппетитом уплетала завтрак, будто она месяц сидела на диете. Я хотя бы догадывался насчет причин такого вида и поведения Виканы, а остальная команда была в полном неведении и строила самые дикие предположения.

— Ох, красавица, вгонишь ты меня в гроб, — прошептал я на ухо гвельфийке, закончив завтрак. — Ты представляешь, чего они себе навыдумывали, глядя на тебя?

Викана так и осталась с открытым ртом, а я пошел к своей лошади. Караван понемногу стал вытягиваться за ворота, и мы продолжили свой путь.

* * *

Мое безделье во время неспешного движения каравана было только кажущимся. Месяцы жизни на Геоне приучили находиться постоянно настороже. Если в первое время контроль окружающего пространства выматывал не хуже самой дороги, то сейчас сканирование происходило почти автоматически. Несмотря на внешнюю беспечность личного состава, порядок в караване поддерживался строгий. Мы с проводником исполняли роль головного дозора, Рис охранял только Викану. Колин непрерывно курсировал вдоль каравана, а Торвин прикрывал наш тыл. Первый железной рукой поддерживал дисциплину среди шаков. Воинам с огромным опытом не нужно было отдавать приказов. Каждый знал свой маневр, как говорил Суворов. Я постоянно учился, наблюдая за их действиями. Мои друзья находились в счастливом неведении о том, что дорогу, по которой мы сейчас двигаемся, выбирал не могучий гений высокородного Ингара, а слепой случай. После двух дней относительной безопасности меня все больше заботили мысли о нашей дальнейшей судьбе. Караван пусть и медленно, но приближался к конечной точке нашего путешествия. Если ничего не случится, то мы, добравшись до Кайтона и сдав Викану на руки представителям гвельфов, должны будем определиться, как действовать дальше. Сейчас гвельфийка — душа нашего каравана и строит мне глазки, но в реальной жизни она принцесса, единственная любимая дочь Великого князя гвельфов Анхеля. В лучшем случае нам дадут денег за доставку царственного тела в безопасное место, и Викана помашет нам ручкой с борта корабля, на котором ее отправят к отцу. Нужно решать, как добраться до острова Тереб к гоблам. Мне необходимо вступить в права главы клана «Желтая змея» и укрепить последний замок Аммалаэль. Великий князь хуманов уже, наверное, знает о смерти сыновей и разыскивает убийц. Стоит мне проявиться в политическом раскладе Геона, на меня сразу начнется охота. Чем я реально располагаю в данный момент? Да практически ничем. Реальная сила — это два крепостных метателя, и только. Уничтожение галер — дело случая, просто арбы не знали о наличии у нас оружия такой мощи и скорости нашего корабля. Так, Колин уже бывал в Кайтоне, и с ним необходимо посоветоваться.

— Колин, позови Торвина, и подъезжайте ко мне, нужно посоветоваться, — окликнул я хумана.

Колин развернул своего коня и ускакал в конец каравана. Через некоторое время оба воина догнали меня, и мы поехали рядом.

— Друзья, нужен ваш совет. Через три дня мы приедем в Кайтон, а оттуда нам нужно добираться на Тереб. Я города не знаю и с пиратами не встречался. Колин, ты уже бывал в Кайтоне, какие у тебя соображения?

— Кайтон — город небольшой, и постоянного населения мало. В основном перекупщики, проститутки и матросы, оставшиеся без корабля. Центральной власти нет, и в городе постоянный бардак. Номинально есть администрация, поставленная от вождя Бакари из Гедеона, только реальная власть принадлежит главам трех пиратских кланов. Какой там у них расклад, я не знаю.

— Как нас в Кайтоне встретят, можешь сказать?

— К чужакам в Кайтоне относятся подозрительно, мало ли кто мы такие. Дня три будут присматриваться, а если решат, что могут поживиться, то попытаются обчистить.

— В городе есть гвельфийское представительство, а представительство хуманов в нем есть?

— При мне не было. Мы через имперцев о проходе договаривались. Сели в Латоре на пиратский корабль, и он нас довез до Кайтона. В городе мы останавливались у имперцев.

— Корабль в Кайтоне купить можно?

— Запросто, были бы деньги. Пираты на то и пираты, чтобы корабли захватывать. Хороший боевой корабль, конечно, не купишь, но купеческих кораблей там навалом. Только, чтобы по морю плавать, экипаж нужен, а нас только четверо, шаки не в счет.

— Если корабль небольшой, то поставим двигатель, и большой экипаж не потребуется. Необходим только шкипер, знающий море. На худой конец сам корабль вдоль берега поведу. Где остановиться в городе, знаешь?

— Найдем, кабаков и таверн в городе много. Хозяева — бывшие пираты на покое, так что порядок держат, только зачастую сами опаснее воров. Но я думаю, что с нами связываться не будут, репутация у хуманов крепкая.

«Как же я забыл, что я хуман? В империи народ от меня шарахался, как от отморозка, только один раз тарг решил на крепость проверить», — вспомнил я старую историю.

— Ингар, ты не беспокойся, приедем в Кайтон, и мы с Торвином найдем где разместиться.

— А если нас в Кайтоне уже ищут? — задал я вопрос.

— Ну и что? Много людей клана «Зорг» там быть не может, отобьемся. Главное, из города быстро убраться, чтобы помощь к ним не подоспела.

— Что скажешь, Торвин? — обратился я к воину.

— Колин прав, ему и флаг в руки.

— Решаем так: когда подъедем к городу, Колин берет заботу о размещении на себя. Колин, тебе поиск таверны, в которой остановимся. Ты охраняешь наше имущество и не светишься на улице и в кабаках, в городе могут быть люди из клана «Зорг». Меня и Торвина в Кайтоне никто не знает, поэтому мы сначала сдадим Викану в гвельфийское посольство, а затем будем искать корабль. Если все пройдет удачно, то установим двигатель и — в море. Вам двоим задание обдумать все мелочи и докладывать о своих соображениях.

Во время полуденной стоянки я проверил свое финансовое состояние. Денег на корабль должно было хватить. Мне не хотелось продавать шаков, потому что Первый создал из них сплоченную команду, и у меня были на них планы в замке. Викана, лишенная обычного к себе внимания, надула щеки и надменно промолчала весь обед. Жалкие потуги Риса развеселить красавицу были пресечены гвельфийкой. У остальных членов каравана голова была занята более важными вопросами, чем капризы девушки.

После обеда я снова собрал совет и стал выяснять у Колина расположение Кайтона на местности. Город стоит на берегу большой бухты, являвшейся кальдерой потухшего вулкана. Скалы хорошо защищали бухту от ветра и штормов, это была идеальная стоянка для кораблей. Город вытянулся вдоль бухты и был застроен разномастными домами. Удирать из города по суше можно только в двух направлениях: назад через пустошь и по дороге, по которой мы сейчас едем, или вдоль побережья на север, но там сплошные джунгли.

— Что за пустошь? — спросил я Колина.

— Завтра сам увидишь, — ответил хуман. — Это полоса мертвой земли, на которой даже трава толком не растет. Воду в пустоши пить нельзя, даже рыба в реке не водится.

— Как появилась эта пустошь?

— Древние постарались во время своих войн. Взорвали, наверное, что-то, вот и не растет несколько тысячелетий ничего, и вода до сих пор отравлена, — пожал плечами хуман.

— Пустошь большая?

— Да, очень большая, на целый день пути хватит. Перед Кайтоном снова джунгли пойдут, еще день пути.

Наш разговор прервал встречный караван, замеченный мной на горизонте. Когда повозки каравана приблизились на расстояние прямой видимости, проводник остановил нас и поскакал навстречу. От встречного каравана тоже отделился всадник. Проводники быстро поговорили между собой и дали разрешение двигаться. Встречный караван, состоящий из двух десятков телег в сопровождении пятнадцати афрских воинов, направлялся в Гедеон. Мы уступили дорогу телегам, и караван проехал мимо. До вечера нам повстречался еще один небольшой караван, направляющийся в халифат. Дорога становилась более загруженной. Деревня, возле которой мы остановились на ночлег, оказалась намного больше предыдущих. Возле нее имелось сразу три огороженные стоянки, а не одна, как возле других. На одной из стоянок уже расположился большой караван, две другие пустовали. На одной из пустующих стоянок расположились на ночь и мы. Повторилась процедура сбора дани и торговли с местными жителями. Проводник сказал, чтобы мы после ужина ложились спать, потому что он поднимет нас затемно. Дорога через пустошь займет целый день до вечера, и мы должны успеть до темноты проскочить опасное место.

Ночь пролетела незаметно, и караван с первыми лучами солнца отправился в путь. Завтрака не было потому, что Первый закупил вечером еду сухим пайком. Я жевал пресную лепешку с большим куском вареного мяса и медленно просыпался под лучами восходящего солнца. В этот раз мы не тащились по дороге, как инвалиды, а резво скакали рысью. Через два часа езды началась пустошь. До горизонта раскинулась равнина с пожухлой травой, которую разрезала черная лента дороги. Проводник приказал нам повязать на лица платки, и мы вступили на черный песок дороги. Караван скакал, не снижая темпа, почти до полудня, изредка переходя на шаг, чтобы не загнать лошадей. Песок под ногами оказался спекшейся в стеклянные шарики породой, и пыли было немного.

Впереди показались невысокие пологие холмы, и дорога привела нас к неширокой реке с черной водой. Лошади попытались свернуть к воде, но проводник приказал нам не останавливаться и не давать лошадям пить. Караван по деревянному мосту переправился через реку, и мы поскакали к холмам. Мой внутренний взгляд заметил впереди встречный караван, медленно идущий по дороге. В этом караване не было телег, только одни всадники, и невысокая скорость его передвижения вызвала у меня нехорошие предчувствия. Я остановил караван и приказал бойцам приготовиться. Между холмами показалась колонна встречных всадников, которые, увидев нас, перешли с шага на рысь. За триста метров до встречи колонна разошлась веером и стала охватывать нас полукольцом. По дороге к нам навстречу скакали трое всадников, с флангов охватывали еще восемь.

«Итого одиннадцать», — холодно подсчитал мой мозг.

Проводник поскакал навстречу всадникам и, быстро поговорив с ними, пришпорил коня и унесся дальше по дороге, бросив нас самостоятельно решать свои проблемы. Всадники, окружив нас полукольцом, остановились на расстоянии выстрела из лука. Я подозвал Первого и включил себе и ему защиту.

— Положи поперек седла, — сказал я, передавая шаку метатель. — По моей команде привезешь.

— Это ассасины из гвардии халифа, — сказал подъехавший Колин и достал меч. — Ребята очень опасные, смерти не боятся и бойцы отменные. Я с двумя справлюсь, а как ты?

— Буду стараться, — ответил я. — Торвин, ты скольких возьмешь?

— Думаю, что только одного, и то навряд ли справлюсь. Стар стал против таких бойцов.

— Рис, как ты?

— Риса сразу срубят, — ответил за него Торвин. — Пусть уводит Викану, а мы постараемся задержать. Ингар, может, файерболом попробуешь?

— Файерболом нельзя, всех одним выстрелом не накроешь, они сразу из луков нас перестреляют, а так есть шанс на мечах с ними схлестнуться, по законам чести ассасины должны сражаться с нами равным оружием, — ответил Торвину Колин.

«Нас с Первым не перестреляют, — мелькнуло в голове. — Одним выстрелом, если удачно попасть, троих накрою, а они сразу Колина, Торвина и Викану с Рисом положат. Тогда будет восемь на одного — верная смерть. Нужно попытаться договориться».

— Прикрывайте Викану, а я поеду поговорю с ними, — приказал я своим бойцам и направился в сторону трех всадников на дороге.

Когда я преодолел половину расстояния, ко мне подскакал один из них.

— Кто вы такие и почему перекрываете нам дорогу? — возмущенно заговорил я.

— Мы ассасины великого Саадина, личная охрана сына визиря Юсуфа.

«Вот и несостоявшийся женишок появился», — подумал я.

— Что вы хотите?

— У вас невеста моего господина, отдайте ее и можете ехать.

— Я — Ингар, истинный высокородный, глава клана «Желтая змея», — выложил я арбу свой полный титул. — Это мои воины, с нами гвельфийская принцесса Викана, невестой никому не являющаяся. Я сопровождаю ее к отцу, Великому князю Анхелю. Мы не отдадим ее на поругание.

— Тогда вы умрете! — сказал побледневший как мел воин.

— Умрем или нет, это решат наши мечи и боги, но мы лучше убьем Викану, чем отдадим ее в руки насильника.

— Но мой господин хочет жениться на ней, а не надругаться!

— Послушай меня, воин, на твоем лице я вижу следы многих битв и походов. Ты — не глупый юноша, который привел тебя сюда. Если вы начнете бой, то Викана погибнет, даю тебе слово. Ты видишь среди нас двух хуманов. Я — Ингар, глава клана «Желтая змея», как я уже сказал, а второй Колин, наказующий клана «Зорг». Один из нас обязательно уцелеет и расскажет о том, что здесь произошло. Тогда в халифат придут гвельфы и хуманы в союзе с имперцами, они придут не воевать, а мстить. Великие армии зальют халифат кровью по колено, в живых не останется ни женщин, ни стариков, ни детей. Погибнет и твоя семья. Все это произойдет из-за спеси сопливого юнца, у которого зачесалось между ног.

— Что же нам делать? — прошептал окончательно растерявшийся воин.

— Есть один выход, — ответил я. — Ты передашь Юсуфу мой вызов на поединок. Если победит Юсуф, то он забирает Викану, если я, то он будет моим пленником до Кайтона. Возле города я отпущу Юсуфа.

— Юсуф один из лучших воинов халифата. Он убьет тебя.

— Щенок не загрызет волкодава! — напыщенно ответил я. — Мои условия такие: деремся пешими тем оружием, которое при нас, иди и передай господину мои слова.

Я спешился и, шлепнув коня по крупу, отогнал в сторону. Посланец передал Юсуфу мое предложение, и тот решил принять вызов. Молодой воин лихо подскакал к месту поединка и соскочил с коня. Парень был хорош, рост под метр девяносто, с широкой грудью и тонкой талией, прямо принц из «Тысячи и одной ночи». На красивом лице играл румянец и под тонкими усиками сверкала белозубая ухмылка. Юсуф был полностью уверен в победе. Воин вынул из-за спины два изогнутых меча и движением одних запястий превратил мечи в два сверкающих круга.

«Обоерукий, да хрен с ним! Посмотрим, насколько ты быстр», — подумал я, и воздух вдруг стал тягучим и вязким.

Юсуф был быстр, даже очень быстр для обычного человека. Его отточенные движения напоминали китайский балет в замедленном виде. Я не стал заморачиваться и, остановив кинжалом вращение клинка в левой руке Юсуфа, ударил его в челюсть рукоятью меча. Ноги юноши оторвались от земли, и он рухнул на спину. Время вернулось к своему нормальному течению. Парень лежал на спине без сознания. Я подошел к нему и подобрал лежавшие на земле мечи.

«А сталь-то дамасская, — отметил взгляд характерный рисунок на клинках. — Ты смотри, кинжал почти до половины перерубил».

— Он жив? — спросил подбежавший к нам телохранитель Юсуфа.

— Живой, чего ему сделается, — ответил я. — Вода во фляге есть? Полей ему на лицо, сразу очухается.

Ассасин снял с пояса флягу и начал брызгать водой на лицо Юсуфа. Пострадавший почти сразу пришел в себя и сел, мотая головой.

«А челюсть-то я ему выбил», — отметило сознание большую опухоль на скуле и нечленораздельное бормотание юноши.

— Все, теперь он мой, проваливай отсюда, заберете его завтра у ворот Кайтона, — прогнал я воина к остальным ассасинам. — Первая попытка его отбить, и он отправится в могилу.

Воин, понурив голову, направился в указанную сторону.

— А ты, герой, давай поднимайся и садись на лошадь, теперь ты мой пленник, — приказал я Юсуфу.

Парень, как зомби, забрался на своего коня и поехал в сторону каравана. Моя лошадь не давала себя поймать, и я, плюнув на это дело, пошел пешком следом за пленником. От каравана отделился Колин и, поймав лошадь, подвел ее ко мне.

— Как ты его быстро, я даже не успел рассмотреть, чем ты его шарахнул.

— Чем-чем? Кулаком в зубы. По-моему, я челюсть ему свернул, нужно вправить дураку, пока он в шоке и боли не чувствует. Эй, Юсуф, скачи сюда! — крикнул я. — Колин, свяжи ему руки.

Юсуф покорно повернулся спиной и подставил руки. Колин ловко перехватил запястья пленника кожаным ремешком и затянул узел.

— Рот открой, — приказал я Юсуфу. — Да не бойся ты, а то будешь ходить косорылый всю жизнь.

Парень закрыл глаза и попытался как можно шире открыть рот. Я засунул в рот пленника два пальца и резко дернул вниз. Раздался щелчок, и челюстьвстала на место. В этом деле главное — быстро вытащить свои пальцы изо рта пациента, пока он их не откусил.

Я отдал команду начать движение, и караван поскакал по дороге в сторону Кайтона.

Ассасины при нашем приближении расступились, пропуская караван. Мы с Колином скакали рядом с Юсуфом и готовы были в любой момент перерезать ему глотку. Со стороны противника в отношении нас никаких агрессивных действий предпринято не было, и мы разъехались без происшествий. Относительное успокоение пришло только через час, когда ауры ассасинов остались далеко позади. Воины двигались за нами на почтительном расстоянии.

Нашу троицу догнала любопытная Викана и стала разглядывать пленника. Лицо того залилось краской, и он весь съежился под торжествующим взглядом Виканы.

— А ну, брысь отсюда! Двигай назад к Рису, — пресек я попытку гвельфийки поиздеваться над пленником.

Викана фыркнула, как кошка, и отстала от нас.

— Спасибо, — тихо произнес расстроенный юноша. — Вы спасли мою честь.

Глаза у парня были на мокром месте, и острый язычок гвельфийки мог наделать бед намного больше, чем меч в моих руках. Вид молодого воина очень напоминал мне десятиклассника, надевшего одежду старшего брата и пытавшегося выдать себя за взрослого мужчину. На лице Юсуфа появилось выражение проштрафившегося школьника, пойманного на месте преступления.

— Юсуф, сколько тебе лет? — задал я вопрос.

— Двадцать, — ответил парень и тут же поправился под моим недоверчивым взглядом: — Будет через три месяца. Я младший сын Фархада, визиря халифа Саадина.

Стоп, приехали. Я пришел к выводу, что распрекрасная Викана была совсем не такой невинной в этой истории. Взрослая девица оттачивала свое искусство обольщения на глупом юнце. В моей голове всплыли воспоминания того, как меня разводила на любовь бывшая жена. Я уже через две недели после знакомства бегал за ней, как бобик на веревочке, и стоял на задних лапках, преданно заглядывая в глаза. Она имела надо мной такую власть, что я по ее приказу бросился бы даже на штурм Кремля.

— Колин, посторожи юношу, я к Торвину, нужно с нашей богиней поговорить, — сказал я и остановил коня. — Торвин, Рис, оставьте нас с Виканой наедине, — произнес я, грозно посмотрев на гвельфийку.

Лицо девушки приняло детское выражение, и передо мной предстала сама невинность.

— Викана, тебе сколько лет?

— Такие вопросы девушкам не задают, — ответила синеющая богиня.

— Ну, предположим, я знаю. А ты знаешь, сколько Юсуфу лет?

— Я его не спрашивала, — огрызнулась красавица.

— Так вот, довожу до твоего сведения, мальчишке девятнадцать.

Викана от удивления вытаращила глаза.

— Я думала, что он намного старше, — произнесла гвельфийка. — Юсуф — знаменитый воин, победитель двух турниров в Меране. О его победах над женщинами легенды ходят.

— И ты решила потренироваться на малолетке? Тебе не стыдно?

— А почему мне должно быть стыдно? Я ничего Юсуфу не обещала, он сам, как хвостик, ходил за мной. Я — наследная принцесса гвельфов, и третий сын какого-то визиря мне не ровня!

— Потому что твои игры в любовь с Юсуфом поставили на грань войны половину Геона. Викана, вот именно, ты — наследная принцесса и не последний человек в этом мире. Любые свои капризы ты должна согласовывать со своей головой, — разразился я возмущенной тирадой.

Ответ у девушки на мои нравоучения нашелся простой, но очень действенный. Она залилась горючими слезами, и весь мой запал испарился в одно мгновение. Я могу выдержать многое, но против женских слез был всегда бессилен. Стоило еще моей благоверной расплакаться, и я тут же соглашался на все ее требования. Наверное, я подкаблучник. Викана мастерски использовала это женское оружие, и мне с виноватым видом пришлось ее успокаивать.

— Викана, прекрати немедленно, — взмолился я. — Твои слезы рвут мне душу.

Гвельфийка перестала плакать и победно посмотрела на меня из-под своих роскошных ресниц. Мое поражение было полным. Почему я постоянно подхожу к женщинам с мужскими мерками?

Передав Викану снова на попечение Риса, я догнал Колина с пленником. Хуман на повышенных тонах беседовал с Юсуфом.

— Что за шум, а драки нет? — обратился я к другу.

— Сейчас будет и шум, и драка, все будет! — взревел Колин. — Эта тварь проговорилась, что нас впереди ждет засада. Его отец с сотней ассасинов и двумя магами ждут нас впереди. Этот щенок решил оправдаться перед отцом за свои чудачества и уговорил свою охрану перехватить нас раньше. Его отец устроил засаду на краю пустоши, через два часа или раньше мы наткнемся на них. Да еще отряд Юсуфа у нас в тылу.

«Вот почему охрана так легко отпустила нас с пленным Юсуфом. Зачем нужно устраивать бойню, в которой могут погибнуть Юсуф и Викана, когда мы сами идем в ловушку? Десять ассасинов перекроют нам дорогу назад и ждут только удобного момента», — дошло наконец до меня.

— Ну что скажешь, красавец? — процедил я обнаглевшему мажору.

— Ты сын шакала! — сорвался на крик спокойный до этого Юсуф. — Уже сегодня вы все будете корчиться на колу, а Викана будет моей. Я, Юсуф, сын Фархада, визиря благословенного халифа Саадина, даю тебе слово, что лично посажу тебя на кол!

— Слушай, щенок! Ты должен отрезать себе язык и проглотить! Кто ты такой, чтобы добиваться руки Виканы, наследной принцессы гвельфов? Ты даже не старший сын своего отца и в лучшем случае можешь рассчитывать только на руку какой-нибудь надоевшей наложницы халифа! Ты и твой отец живы только до того момента, пока Викана не вернулась к своему отцу на Тарон. Саадин по первому требованию Анхеля пришлет ваши головы гвельфам на золотом подносе с извинениями, чтобы избежать войны. Вы уже покойники!

Я, по всей видимости, попал в цель, потому что Юсуф, зашипев, как змея, плюнул мне в лицо.

— Да, я подвел своего отца, и только свадьба с Виканой может спасти мою семью от позора и смерти! Она или станет моей, или умрет вместе с нами. Вы не уйдете живыми из пустоши. Я знаю, что отец убьет меня, если я не вернусь с Виканой, но и она погибнет вместе с нами! Гвельфийское отродье или будет в моем гареме, или сгниет в пустоши!

«Это же надо, как мальчонку колбасит. Кажется, он боится только папаши, а не нас», — пришла в голову неожиданная мысль.

Такие истерики случаются с обнаглевшими сынками высокопоставленных родителей. Привыкнув к безнаказанности и вседозволенности, они впадают в панику, поняв, что в этот раз попали по полной программе. Юсуф на подсознательном уровне чувствовал, что Викану я ему не прощу, и своим визгом убеждал себя в нереальности происходящего с ним.

«Все, приплыли! На этот раз нам не отвертеться, лимит везения исчерпан, и капкан захлопнулся. Ассасины визиря легко догонят нас, в какую бы сторону мы ни попытались уйти. Остался единственный выход: принять бой и увести погоню от каравана».

Я остановил караван и созвал друзей на совет.

— Слушайте меня и не перебивайте! Я завел караван в ловушку, и теперь у нас есть только призрачный шанс уцелеть. За свои ошибки приходится отвечать. Я принял решение разделиться, другого выхода нет.

Друзья наперебой заговорили, протестуя.

— Молчать! — вырвалось у меня. — Вы будете выполнять мой приказ, а не рассуждать по этому поводу, у нас на это просто нет времени. Колин, ты второй человек в клане, и я приказываю тебе доставить принцессу Викану в Кайтон. Ты должен спасти ее даже ценой собственной жизни. Дождись, когда я уведу арбов в глубину пустоши, и прорывайся через холмы в город. Торвин и Рис, вы уводите караван в правую сторону от дороги и спрячете наши ценности в надежном месте. Затем пробирайтесь в замок Аммалаэль на Тереб. Торвин, выполняй приказ. Первый, ты со мной?

— Да, хозяин, я вас никогда не оставлю, — ответил шак.

— Возьми как можно больше стрел и второй метатель.

Торвин с Рисом повели караван в правую сторону от дороги и скрылись среди холмов. Я подъехал к Колину и Викане. Юсуф, осклабившись, злобно смотрел на меня.

— Чего скалишься? Пасть закрой! — сказал я гаденышу. — Колин, после того как доставишь Викану в посольство, жди меня в Кайтоне не больше пяти дней, а потом отправляйся на Тереб. Для начала мне нужно разделаться с ассасинами позади каравана. Потом основную засаду я буду уводить влево от дороги. Услышишь там взрывы файерболов — пробивайся в Кайтон, если выживу, то оставлю весточку у гвельфов в посольстве. Ну все, с Богом, — сказал я и обнялся с Колином.

Викана разрыдалась и повисла у меня на шее. С трудом отцепив девушку от себя, я развернул коня в сторону приближающегося врага.

— Колин, уводи Викану в холмы. А ты, тварь, останешься со мной, — обрадовал я Юсуфа.

Хуман с гвельфийкой ускакали вперед и скрылись из вида. Устроить засаду было негде, и я решил ввязаться во встречный бой. Юсуф был лишним в этой ситуации, заложник мне был не нужен и только мешал. Если оставить Юсуфа в живых, это Викану не спасет. Мстительный мальчик и его папа сразу устроят охоту на нее. А так — нет Юсуфа, нет проблемы. Только одна мысль о том, что он может дотронуться до нее своими сальными лапами, приводила меня в бешенство.

«Нет уж, мальчик, хрен ты угадал! Мне ходить по этой земле недолго осталось, но и тебе к этому времени вороны глазки выклюют», — злобно подумал я.

Удар кинжалом в печень решил вопрос с пленным. Юсуф упал с лошади и, несколько раз выгнувшись, замер на земле с широко открытыми от удивления глазами.

— Чего вылупился? — вырвалось у меня. — Вот такое я говно!

Жалости к убитому я не испытывал, просто стало как-то гадко на душе. Убивать связанного пленника мне пришлось впервые.

На дороге показались ассасины покойного Юсуфа, и я направил коня к ним навстречу. За двести метров до противника я спешился и включил защиту.

— Первый, уводи лошадей в безопасное место, — приказал я и снял с седла метатель.

Шак забрал мою лошадь и ускакал назад по дороге. Я стоял на земле, удерживая метатель за ствол, и поджидал врага. Осторожность не всегда идет на пользу. Если бы они атаковали с ходу, то у них был бы еще шанс, а так они сами себя похоронили. Мое странное поведение озадачило ассасинов, и они, сбившись в кучу, стали обсуждать дальнейшие действия. Мне только этого было и надо, я поднял метатель и поставил его на боевой взвод. Подставки у меня не было, и первый выстрел получился неудачным, файербол прошел левее цели и взорвался на сотню метров позади ассасинов. Второй выстрел сразу закончил бой. Файербол накрыл своим огнем шестерых воинов, а другие четверо, вылетев из седел, стали гасить на себе загоревшуюся одежду, катаясь по земле. Я положил метатель на дорогу и вынул меч. Добивать мне пришлось только одного воина, остальные так и не успели загасить горящую одежду, и их тела затихли на оплавленной земле. Первый вернулся с лошадьми, и мы поскакали в сторону засады.

«Нужно найти подставку, а то с руки попасть очень трудно», — подумал я и стал шарить глазами по дороге, но ничего подходящего не было видно.

Засаду я обнаружил на самом краю пустоши. Дорога уходила в холмы, и на склонах двух из них прятались дозорные посты. Один из холмов был пологим, другой представлял собой невысокую полуразрушенную скалу, вершина которой оказалась усыпанной валунами. Я приказал Первому увести лошадей, взял лук и отправился пешком к скале. Дозорные меня заметили и стали дожидаться, когда я подойду поближе. Двое ассасинов начали скрытно спускаться с холма к лошадям, а третий стал страховать, изготовившись стрелять из лука. Такой расклад меня устраивал, и я шел по дороге, делая вид, что не замечаю засады. Ассасины выскочили из-за скалы и поскакали в мою сторону. Воинам нужно было преодолеть всего сотню метров, но я не дал им этого сделать. Две стрелы — два трупа стали итогом боя. Лучник на скале поднялся из-за камня и начал осыпать меня стрелами. Стрелы отскакивали от защиты кольчуги, а я спокойно свалил лучника первым же выстрелом.

Со стороны второго холма показались еще три всадника. До них было метров триста. Но теперь из трех выстрелов один раз я промахнулся. Кони убитых ассасинов пронеслись мимо меня и ускакали по дороге за моей спиной. Последний оставшийся в живых дозорный развернул коня и бросился назад к холмам.

Я подозвал шака с лошадьми и приказал ему привязать мою лошадь к камню, а самому уходить в глубину пустоши.

— Хозяин, я никуда не уйду, я с вами останусь, — решительно заявил Первый.

— Ты меня не понял! — прикрикнул я на шака. — Сейчас здесь будет бой, и я стану уводить врагов за собой, для того чтобы Колин и Викана смогли проскочить в город через холмы возле дороги. Ты должен дождаться окончания боя и идти по моим следам. Может случиться всякое, меня могут ранить или взять в плен, ты моя последняя надежда. Если со мной что-нибудь случится, ты должен спрятать второй метатель и найти Викану в Кайтоне. Она будет знать, где находится Колин, и они придут мне на помощь. Ты все понял?

— Да, хозяин.

— Спрячься понадежней и не высовывайся.

Я вынул камни Силы из второго метателя и полез на вершину скалы. То, что я отослал Первого, было простой хитростью, простым желанием дать ему шанс выжить. У меня не возникало иллюзий в том, что мне удастся уцелеть. Главное — не подохнуть сразу, а убить как можно больше врагов и увести их от дороги.

Я удобно устроился на вершине холма и стал дожидаться появления противника. В моей голове всплыла картинка из фильма «Белое солнце пустыни», где Сухов, лежа у пулемета на крыше мечети и дожидаясь подхода бандитов Абдуллы, мысленно пишет письмо Екатерине Матвеевне. Правда, моя Екатерина Матвеевна была похожа на Гюльчатай, а ее формы уступали формам жены Сухова. Я невольно улыбнулся, представив себя со стороны.

Прошло всего полчаса, и на дороге показался большой отряд всадников. Я поставил метатель на боевой взвод и приготовился к бою. В отряде насчитывалось около сотни воинов. Дождавшись, когда ассасины выйдут из-за холмов и втянутся на равнину перед скалой, нажал на спуск метателя. То, что я начал стрелять на большом расстоянии, стало главной моей ошибкой. У файербола есть один большой недостаток — это невысокая скорость полета. Огненный шар преодолел дистанцию до цели с некоторой задержкой — ассасины успели увидеть его и бросились врассыпную. Мне удалось первым выстрелом уничтожить только два десятка всадников. Поняв свою ошибку, я продолжил стрелять, стараясь подпустить врагов поближе. Земля у дороги буквально кипела от огненных взрывов, но больше половины ассасинов скрылись в холмах. Обругав про себя свою дурость, я стал перезаряжать метатель. Диск метателя снова был полон, и у меня остались последние десять выстрелов.

Несмотря на потери, противник не заставил себя долго ждать. Тактика ассасинов резко поменялась, и они, рассыпавшись на группы по три человека, стали обходить скалу с флангов. Такой сценарий меня категорически не устраивал, но мне удалось уничтожить еще два десятка воинов до того, как со стороны холмов прилетел первый файербол. Взрыв раздался у подножия скалы, и на меня полетели осколки раскаленного камня. Кольчуга защищала только от металлических предметов, поэтому я получил несколько синяков и ожогов.

Началась дуэль на метателях. Со второго раза мне удалось уничтожить метатель противника, и над холмами поднялось грибовидное облако взрыва камней Силы. Порадоваться своему успеху я не успел, еще один метатель противника открыл огонь по моей скале практически в упор. Первый же взрыв отбросил меня от моего оружия, второй сбросил со скалы.

На вершине скалы полыхало, и я бросился к лошади, привязанной у подножия. Первый мой шаг стал одновременно и последним. Полет со скалы не прошел бесследно — левая нога оказалась сломанной. До лошади было всего несколько шагов, и мне удалось проскакать их на одной ноге. На мое счастье, адреналин блокировал нервные окончания, и болевой шок не добил меня. Лошадь рвалась на привязи и не позволяла сесть в седло. Обычный удар кулаком в ухо успокоил животное, и я на одних руках заполз в седло. Очередной взрыв метателя настиг меня уже в двух сотнях метров от скалы. Страшный грохот ударил по ушам, и через секунду догнала взрывная волна. Инстинкт самосохранения не позволил мне свалиться с лошади, руки намертво обхватили шею испуганного животного, и лошадь с огромной скоростью понесла в глубину пустоши.

* * *

Я лежал на земле возле трупа своей лошади и смотрел в глаза смерти. Внешне смерть походила на птеродактиля из книг по палеонтологии. Полуптица-полуящер сидела на крупе лошади и вырывала из нее большие куски мяса. Следующим в меню этого птенчика был я, Ингар, в простонародье Игорь Столяров.

«Вот и закончилась твоя эпопея, Игоряша, — прозвучал в голове насмешливый внутренний голос. — В заключении о смерти напишут: „Съеден птеродактилем“».

За последние сутки мне пришлось смириться с мыслью о смерти, сломанная нога раздулась, как валенок, пузыри от ожогов лопнули и превратились в струпья. Смерть стала желанным избавлением от страданий и уже не пугала.

«Интересно, откуда меня начнет жрать эта сволочь, с ног или с головы? Пусть лучше начинает с головы, так я быстрее умру».

Желание смотреть на то, как меня пожирают живьем, отсутствовало. Птичка прекратила потрошить лошадь и, покрутив головой, сделала прыжок в мою сторону. Мне стало нестерпимо обидно и жалко себя. И где все эти яркие мелькающие картины прошедшей жизни? Только боль и беспомощность. Птичка почти вплотную приблизилась ко мне и, взмахнув перепончатыми крыльями, поднялась в воздух.

«Это что, десерт откладывается? Эй, куда ты, мне что, гнить заживо?» — раздался в голове беззвучный крик.

Голова закружилась, и я начал тонуть в черной бездне.

КАРТА ГЕОНА

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Игорь Чужин Огненные дороги Геона

ПРОЛОГ

Раздолбанные телеги, охраняемые десятком конных ассасинов, тащились по заросшему проселку между стволами вековых деревьев. Скрип колес прерывался щелчками кнутов и руганью возниц. Дорога была ужасной — телеги то и дело застревали в корнях деревьев или колеях, залитых водой. Недавно прошел ливень, и с листьев деревьев на проселок непрерывно падали капли. Жара превратила лес в парную. Влажность была такая, что одежда на телах воинов промокла до нитки.

— Привал! — крикнул седой воин, и телеги свернули на небольшую поляну рядом с дорогой.

Ассасины спешились и начали расседлывать коней. Возницы поставили телеги в ряд и тоже выпрягли лошадей из телег.

— Все, остаемся здесь на ночь, — отдал команду седой ассасин. — Сегодня даже сам дьявол не заставит меня сдвинуться с места. В этом лесу могут жить только мокрицы и афры. Фарух, выстави дозоры и займись едой.

Высокий воин со шрамом на щеке, кивнув, повиновался. Двое воинов ушли в дозор, а остальные приступили к обустройству лагеря.

— Ахмед, старая образина, ты куда подевался? — закричал командир отряда.

— Я здесь, уважаемый Мераб, — откликнулся хромой старик в старой чалме.

— Как там пленный, не подох еще?

— Живой, слава Всевышнему, но он очень плох и, наверное, скоро умрет.

— Умрет, говоришь? Тогда светлейший Фархад тебя на кол посадит, а не этого хумана.

— Все в руках Всевышнего! Я делал все, что мог. На этом хумане места живого нет, нога сломана и гниет, он весь обгорел. Здесь видящая нужна, а не простой лекарь.

— Ладно, успокойся. Пойдем посмотрим на твоего подопечного.

Мераб с лекарем подошли к последней телеге. Ахмед откинул рогожу, под которой лежал раненый пленник. На них пахнуло смрадом разлагающегося мяса, и Мераб невольно отшатнулся.

— Ты что это, старый козел, совсем с ума сошел? — заговорил сквозь зубы седой ассасин, схватив старика за горло. — Живой, говоришь? Хуман давно сдох и протух, его черви уже едят, а ты мне голову морочишь.

— Господин, он живой, — засипел Ахмед. — Я хуману специально ногу разрезал, чтобы гной выходил, а черви рану чистят.

— Черви рану чистят? Тебя самого сейчас черви жрать будут, если ты эту дохлятину из каравана не выкинешь. Ты заразу в отряд притащить хочешь? В этом аду любая царапина гниет, нам только чумы не хватало. Бери Назима, оттащите труп подальше от лагеря и бросьте в канаву.

— Господин, меня визирь на кол посадит, если я к нему хумана не привезу, вы же сами только что сказали, — взмолился лекарь.

— Мне плевать, что он с тобой сделает, — зарычал воин. — Нам еще две недели по лесу тащиться, покуда к горам не выйдем. Кругом дикари и зверье хищное, мы сами подохнуть можем в любую минуту, а ты покойника мне предлагаешь на горбу таскать?

— Нет, господин, я только хотел… — начал лекарь.

— Назим, помоги этому идиоту, — прервал оправдания старика Мераб и пошел в сторону костра.

Воины вновь впрягли лошадь, и телега, поскрипывая колесами, затряслась по дороге в сторону оврага.

— Стоп, приехали, — сказал лекарь и остановил лошадь. — Бери его за плечи, а я возьму за ноги.

— Тяжелый, зараза, — произнес Назим, сбросив труп в овраг. — Ахмед, выбрасывай все барахло из телеги, я эту дрянь больше не повезу.

Старик выкинул из телеги подстилку и рогожу, которой был накрыт хуман, и телега отправилась назад в лагерь.

* * *

Скрип тележных колес стих за поворотом, и в лесу воцарилась первозданная тишина, только шум капели и крики птиц раздавались в глубине леса. В кустах послышался треск сломанной ветки, и из них высунулась синяя клыкастая рожа. Рожа повела бульдожьим носом и чихнула. Следом за головой из кустов появился и весь здоровенный шак в рваной одежде. Шак, принюхавшись, быстро направился на запах разложения в сторону оврага.

Первый остановился на краю оврага и посмотрел вниз. На дне промоины возле ручья лежало изломанное тело человека. Шак быстро спустился вниз, хватаясь за ветки кустов, растущих на склоне оврага. Человек лежал лицом вниз и не подавал признаков жизни. Первый осторожно перевернул тело на спину и заплакал. Перед ним лежал его хозяин Ингар, который был для Первого единственным родным существом на всем белом свете. Шак разорвал лохмотья на груди Ингара и приложил к ней ухо. Даже звериный слух Первого не сразу уловил слабое биение сердца. Тук-тук, тук-тук — прерывисто стучало сердце дорогого для него человека.

Шак оторвал кусок своей рубахи и, намочив его в ручье, стал протирать лицо хозяина. Вода смочила потрескавшиеся губы, и изо рта Ингара раздался хрип. Первый положил голову хозяина себе на колени и начал капля за каплей вливать воду ему в рот. Ингар поперхнулся, но начал глотать воду. Дыхание раненого стало шумным и прерывистым, тело начали сотрясать рвотные позывы. Шак повернул Ингара на бок, и на траву из желудка хозяина хлынула черная струя. Первый несколько раз поил Ингара, но каждый раз вода выливалась обратно из его рта. Наконец рвота прекратилась, и хозяин затих. Шак взвалил тело человека себе на спину и отправился в глубину леса.

Глава 1 Я ВСЕ-ТАКИ ВЫЖИЛ

Небольшое стадо оленей вышло на берег лесного ручья на водопой. Старый самец стоял на берегу и вслушивался в звуки леса, стараясь обнаружить опасность. Две молодые оленихи с тремя маленькими оленятами пили воду из ручья, доверив свою безопасность самцу. В лесу треснула ветка, и самец, сорвавшись с места, бросился вниз, увлекая свое стадо на другую сторону ручья. Все олени благополучно выскочили на другой берег и скрылись в кустах, только самый маленький не смог допрыгнуть до спасительных кустов на высоком берегу. Копыта олененка соскользнули по глине, и он сорвался в воду. Последнее, что отпечаталось в его маленьком мозгу, это ужасное чудовище с огромной дубиной. Маленькое сердце отчаянно забилось в груди и разорвалось от страха.

Первый удивленно смотрел на неподвижное тельце, он готовился к погоне или драке, а на то, что добыча умрет от страха, не рассчитывал. Шак вытащил на берег добычу и впился зубами в ее горло. Охотник знал, что люди не любят, когда шаки пьют кровь убитых животных, и строго наказывали за это, но здесь, в лесу, он не мог отказать себе в удовлетворении древнего инстинкта. Первый находил для себя оправдание в том, что в лесной пещере его ждет больной хозяин, которому нужно протертое мясо и наваристый бульон, а кровь, сразу не спущенная из тела добычи, портит мясо. Второй отмазкой было то, что так он экономил мясо, утолив аппетит горячей кровью. Взвалив добычу на плечо, шак отправился к пещере, где его ждал хозяин.

Я сидел на шкуре какого-то зверя у входа в пещеру и ковырялся в ране на ноге. Мне удалось снять лубки, в которые упаковал сломанную ногу Первый, и очистить с нее грязь и коросту. Нога под повязкой страшно чесалась, и мое терпение лопнуло. Первый железной рукой пресекал все попытки своего хозяина заняться самолечением, поэтому мне пришлось ждать, когда он уйдет на охоту.

Прошел целый месяц с того дня, когда шак, практически мертвого, притащил меня в эту пещеру. Сейчас я как раз и сидел на шкуре прежнего владельца этой жилплощади. Первые десять дней в пещере почти полностью стерлись из памяти, в мозгу остались только отрывки какого-то полубреда. Память окончательно ко мне вернулась, когда Первый устроил банный день на берегу ручья, протекающего рядом с пещерой. Прохладные струи воды вернули мое сознание в мир живых, и с этой минуты я медленно пошел на поправку. Единственной частью тела, до этого не подвергавшейся санобработке, была сломанная левая нога.

Последствия перелома и ожогов практически полностью уничтожили мои магические способности. Большой внутренний запас Силы дал моему бренному телу возможность продержаться на этом свете до того момента, как меня нашел Первый. В дальнейшем вся забота о моем лечении легла на плечи шака. Этот громила оказался нежней и заботливей иной родной матери. Первый кормил меня с ложечки, обихаживал, обмывал, убирал за мной дерьмо, согревал по ночам своим телом. Шак оказался не только хорошим кулинаром, но и отличным лекарем, его отвары из найденных поблизости трав и кореньев вытащили меня с того света.

Моя удивительная живучесть объяснялась еще и тем, что вся энергия Силы, накапливаемая естественным путем, тратилась на лечение материального тела. В результате этих причин аура тела стала практически незаметной. Уходя в транс в попытке отыскать источник Силы, я убеждался в том, что магическое зрение не выходит за пределы вытянутой руки. С моим биологическим телом также оказалось далеко не все в порядке. Внутренние органы имели различные повреждения, в нескольких местах мышцы были разорваны, кожа покрыта ожогами и язвами. Печень получила какое-то токсическое отравление и практически не очищала кровь. Я из накачанного здоровяка превратился в скелет, обтянутый кожей.

Усилиями Первого мне удалось сохранить левую ногу, кость правильно срослась, и теоретически я мог ходить. Главная беда была в том, что мышцы и сухожилия на ноге были разорваны на куски, — фактически я стал инвалидом. Если в ближайшее время мне не удастся найти источник Силы, то неизвестно, насколько хватит моих способностей к регенерации. Для того чтобы найти место для подзарядки, необходимо выйти из пещеры и просканировать территорию, а для этого нужно уметь ходить.

— Это что ты тут делаешь? Прекрати немедленно, я не давал тебе разрешения снимать лубки, — прервал мои размышления голос вернувшегося шака.

— Первый, пожалуйста, не ругайся, кость у меня уже срослась хорошо, а нога чесалась неимоверно.

— Мог меня подождать, я бы сам снял лубки и обработал ногу. Теперь сиди и жди, пока я еду приготовлю и займусь тобой.

Я покорно вздохнул и стал дожидаться обеда. Наши отношения с Первым претерпели разительные изменения. В начале нашего знакомства я был полновластным хозяином и рабовладельцем. Мое доброе отношение к шаку являлось заботой хозяина о любимой собаке, и только. Я запросто мог продать своего раба или прибить в порыве гнева. Теперь же Первый стал для меня отцом, матерью и братом одновременно. Шак полностью открылся мне, и я понял его как человека. Первый имел незаурядный практический ум и смекалку, память у него была феноменальная. Пусть шаку не доступен бином Ньютона, но в практических делах он мог дать любому сто очков вперед. Первый знал, наверное, все о бытовой стороне жизни. Любую возникающую проблему он решал щелчком двух пальцев. Каждый день я узнавал от него что-то новое и учился выживать в этих непростых условиях.

Через час шак закончил приготовление пищи, и мы приступили к еде. Первый с помощью одного только ножа изготовил посуду и все предметы в пещере. Благодаря его трудам мы с комфортом устроились в берлоге неведомого мне животного. На мои расспросы о звере, которого он убил, решая квартирный вопрос, шак отвечал односложно, что не знает этого зверя, потому что раньше не встречал. Если судить по шкуре, то зверь был размером с бегемота и клыки с когтями имел огромные. Способ охоты на него Первый описывал просто:

— Дал дубиной по башке, вот зверь и умер.

Не дай бог попасть под удар его дубины. Обладая огромной физической силой, шак мог одновременно выполнять и тонкую работу. Одежда, сшитая Первым для меня при помощи костяного самодельного шила и ремешков кожи, выглядела вполне пристойно, Юдашкин отдыхает.

Закончив с едой, мы приступили к лечению моей ноги. Первый приготовил отвар из трав и начал им ее обрабатывать. Корка на ранах намокла и отвалилась, раны очистились, и мне стали видны последствия травмы. Нога иссохла и стала в два раза тоньше, чем правая, в двух местах в ране виднелась кость. От такого зрелища у меня закружилась голова, и я едва не свалился в обморок. Первый, проведя очистку раны, обильно смазал ее какой-то вонючей мазью и забинтовал куском чистой тряпки. Довольно хмыкнув, шак закончил свою работу.

Мне не терпелось встать на ноги, но без костылей это было невозможно. После подробных объяснений, что такое костыли, Первый взял нож и ушел в лес. Вскоре он вернулся с охапкой палок. Через два часа я стал обладателем отличной пары самодельных костылей. Первый подогнал палки по длине, и мы попытались поставить меня на ноги. Со второй попытки шаку это удалось, и я захромал по пещере. Первая тренировка заняла около часа, и я, довольный успехами, сел на шкуру возле выхода из пещеры.

Первый занялся бытовыми делами, а я задумался о своих перспективах.

«Начнем по порядку, — начал рассуждать я. — Что мы имеем на данный момент? Мы имеем одноногого инвалида и шака без денег и оружия. Первый спрятал деньги и метатель в какой-то башне на краю пустоши, после того как потерял лошадь, отравившуюся водой из реки. Мой конь тоже подох, покончив с собой тем же способом. Тащить все вещи на себе Первый не мог, любой встречный отобрал бы у бесхозного шака все ценное. Башню, где спрятаны ценности и метатель, он запомнил хорошо и описал, как ее найти. Метатель без камней Силы был бесполезен, а до денег — как до Пекина. Главная задача на текущий момент — это найти луч Силы и зарядить ауру. От этого зависит моя дальнейшая жизнь. Я надеялся, что мне с помощью Силы удастся вылечить раны и привести себя в дееспособное состояние. Если лечение не удастся, то останется только вешаться». За этими невеселыми мыслями время подошло к ужину. Поев, я стал приставать к шаку с расспросами:

— Первый, расскажи, как ты меня нашел и что произошло после взрыва в пустоши?

— Я же тебе уже рассказывал, как дело было, — начал отпираться шак.

— Ты расскажи подробно день за днем, а не с пятого на десятое. Я тоже не все помню, что ты мне рассказывал, в каком я был состоянии, ты знаешь.

— С чего начать?

— Начни с того момента, как взорвался метатель.

— Когда началась стрельба, я отъехал подальше в пустошь и спрятался в овраге. Овраг был неглубокий, и моя голова возвышалась над землей. Сначала стрелял ты, потом начали стрелять ассасины. Когда первый раз грохнуло на скале, я подумал, что тебя убило, и очень испугался. Потом ты снова начал стрелять, и я успокоился. В это время на скале вновь полыхнуло, и я увидел, как ты скачешь на лошади в пустошь. Затем раздался страшный взрыв, и скала разлетелась на куски, волна огня дошла почти до моего оврага. После взрыва с неба посыпались камни и пепел. Как я выжил в этом аду, не знаю. Мне пришлось ждать два часа, пока осядет пыль, вокруг стало темно, как ночью. Только я хотел выбираться из оврага, смотрю, десять ассасинов веером растянулись и скачут в ту сторону, куда ты поскакал. Это они твои следы искали, понял я потом. Дождавшись, когда они отъедут, я поскакал следом за ними. Зрение у шаков лучше, чем у людей, ассасины меня не заметили, а я их постоянно видел. Потом воины на твой след наткнулись и поскакали по нему. Ты почти сутки их по пустоши водил, петляя, как гвельф по лесу.

— Это не я, это лошадь моя петляла, я уже почти без сознания был, — объяснил я Первому.

— Вечером следы привели к трупу твоей лошади. Ассасины уже тебя забрали и уехали. Догнать их ночью мне не удалось, след потерялся в темноте, и пришлось дожидаться утра. Перед рассветом меня сон сморил, а лошадь воды из реки напилась. Следы я сразу утром нашел и поскакал за вами. Ассасины из пустоши в лес поскакали, а у меня лошадь пала. Пришлось вещи на своем горбу за ними тащить и прятать в развалинах башни на краю пустоши. К полудню я управился и налегке по следу побежал. К вечеру вышел к лагерю ассасинов и начал высматривать, куда тебя поместили. Случайно увидел, как тебя на телегу положили и какой-то старик над тобою колдует. У меня уже план был, как тебя выкрасть, но тут на лагерь напали, и начался бой. Три телеги и десять воинов в лес отступили, а остальные начали по дороге в другую сторону уходить. Я побежал за телегой, на которой тебя повезли. На следующее утро начался сильный дождь и лил весь день. Из-за дождя я снова потерял твой след. Пока след нашел, пока догнал караван, еще четыре дня прошло. Хотел тебя из каравана выкрасть рано утром, но на эту пещеру наткнулся и со зверем, что в ней жил, подрался. Пока до стоянки каравана добирался, караван уже ушел. К полудню снова почти догнал караван, смотрю, телега навстречу по дороге катит. Я спрятался в кустах, а телега к оврагу поехала. Двое ехавших на телеге людей бросили что-то в овраг, затем телега уехала назад по дороге, и я побежал к оврагу.

Смотрю, в овраге человек лежит, спустился вниз, а это ты и живой. Притащил тебя в пещеру и стал лечить. Дальше ты и сам все знаешь, — закончил рассказ Первый.

— Первый, почему ты от других шаков отличаешься? Ты и ростом повыше, и сильнее, в темноте хорошо видишь. Другие шаки тупые и ленивые, а твои знания меня удивляют.

— А чего тут странного? Маги нас с братом для подземных рудников делали, под землей людей нет, а командовать кто-то должен. Вот они нас как сотников и выращивали. Мы с братом на рудники случайно не попали.

— Как это — делали?

— Маги покупают маленького трехлетнего шака и начинают его переделывать при помощи магии и разных зелий. Чего мы с братом натерпелись, даже передать не могу. Маги потом воспоминания об этом стирают, только все не сотрешь. Мне до сих пор снится то, как меня живьем резали.

— А где шаков выращивают? — поинтересовался я.

— В Таргании нас делают. Тарги в своих стойбищах людских самок в рабстве держат, чтобы они от таргов шаков рожали, а потом в замок Таунод продают.

— Я женщин-шаков не видел, где они? — спросил я.

— Самки шаков умирают при рождении, поэтому у нас нет женщин.

— Значит, ты сын тарга и женщины человека?

— Нет, я сын самки тарга и человека. Поэтому я крупнее и умнее простого шака.

— Тарги своих женщин заставляют шаков рожать? — удивился я.

— Это очень редко случается, только когда кланы между собой воюют. По законам кровной мести мужчин убивают, а женщин под рабов людей подкладывают, чтобы отомстить. Из нас потом маги высших шаков делают. Высший шак только один на сотню рождается.

— Первый, ты сильный и умный шак, почему с братом от хозяина в лес не убежал? Ты вон как хорошо в лесу обустроился.

— Не может шак от хозяина убежать. Маги нам так мозги магией промывают, что мы через месяц без хозяина болеть начинаем и можем умереть. На человека напасть тоже не можем, только по приказу хозяина и то только в магическом ошейнике, если хозяина защищаем. Если шак убьет человека, тоже верная смерть: сначала парализует, а потом дыхание останавливается. Я видел один раз такое, шак случайно человека убил, так пяти минут не прожил.

— А как шак узнает, кто его хозяин?

— Все просто. Когда покупатели в Таунод за шаками приезжают, то нас маги к ним магически привязывают. Купцы потом нас по Геону развозят и продают, а местные маги к новому хозяину привязывают.

— А как ты меня хозяином признал, я ведь тебя не покупал?

— Ты убил хозяина на моих глазах, поэтому стал новым хозяином. Так маги устроили, чтобы шаки в случае смерти хозяина не умирали. Шака можно словом передать другому хозяину, приказав ему это. Потом все равно нужно идти к магам подтверждать привязку. Мы с тобой к магу ходили, он нас с братом к тебе привязал, значит, ты хозяин по закону.

— Это что же получается, те шаки, что с Торвином ушли, теперь умрут?

— Нет, только болеть начнут через месяц, если Торвин на себя не перепривяжет.

— А откуда маг узнает, что Торвин — новый хозяин шаков?

— Шаки скажут, магам не соврешь. Ты шакам приказал с Торвином идти, значит, он может шаков к себе привязывать.

— Первый, если меня убьют, то у тебя будет новый хозяин?

— Ингар, ты не из нашего мира и истинный высокородный. Первых шаков делали истинные высокородные, а к нему шака только один раз привязать можно, и только он может шака отпустить. Если истинный высокородный отпустит шака, то шак сможет жить без хозяина.

— Ты знаешь, как отпускают шака? — спросил я.

— Нет, не знаю, это только истинный высокородный знать может.

— Первый, ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?

— И да и нет. Каждый шак мечтает о свободе, у нас много легенд об этом. Но что я с этой свободой буду делать? Бродить остаток жизни в одиночку с дубиной по лесу и бояться каждого шороха? Я и так свободен, пока ты жив. Простой шак без хозяина только месяц проживет, а я могу жить отдельно хоть всю жизнь. Если ты мне прикажешь здесь оставаться, а сам уедешь на другой конец Геона, то я буду жить здесь без проблем. Просто если ты умрешь, тогда и я сразу умру.

— Откуда ты узнаешь, что я умер?

— Я всегда знаю, что ты живой. Мы с тобой магически связаны. Когда следы каравана размыл дождь, я тебя нашел по ниточке, которая нас связывает. Ингар, ложись спать, ты и так еле живой, тебе много спать нужно, — сказал рассерженно Первый.

Я завернулся в шкуру и постарался заснуть. Первый много нового рассказал о Геоне. Оказывается, шаки — продукт генной инженерии и магической обработки. Маги покупают шаков у таргов, а потом кодируют их с помощью магии и изменяют тело под определенные задачи. Получается идеальный раб, с которым нет никаких проблем.

Поэтому шаки и стоят дороже рабов людей.

* * *

— Просыпайся, соня, завтрак остынет, — разбудил меня Первый.

Просыпаться желания не было. Самочувствие за ночь ухудшилось, и меня колотил озноб. Первый почти насильно влил в меня бульон с мелко нарезанным мясом. С трудом проглотив пищу, я снова завернулся в шкуру. Внутренний взгляд показал, что моя печень была на последнем издыхании, и я долго не протяну, несмотря на все усилия Первого. Нужно немедленно подзарядить ауру, пока не поздно. На костыли надежды не было, я и лежал-то чуть живой, а скакать на костылях не мог и подавно.

— Ингар, тебе плохо? — озабоченно произнес шак.

— Первый, ты должен вынести меня из пещеры и, посадив себе на плечи, таскать по округе, пока я не прикажу остановиться.

— Ингар, тебе нужно лежать, а не кататься на мне, тебе и так плохо.

— Первый, ты должен сделать, как я сказал, иначе мы с тобой и недели не протянем. Просто делай, что я скажу, и у нас может появиться шанс выжить.

Шак, плюнув в сердцах, вытащил меня из пещеры. Погода была отвратительная, моросил мелкий противный дождь. Первый завернул меня в шкуру и усадил себе на плечи. Два часа поисков луча Силы ничего не дали. За это время я два раза терял сознание и проваливался в забытье. Первому надоело это бестолковое хождение под дождем, и он насильно понес меня назад в пещеру. Я понял, что если я вернусь в пещеру, то там навсегда и останусь. Меня охватила отчаянная злоба, и я ухватился руками за ветку над головой. Шак не ожидал от меня такого трюка, и мы покатились по мокрой траве к ручью. Ручей оказался довольно глубоким, поглотив нас с головой. Пока Первый выбирался из воды, я плавал пузом вверх, как дохлая рыба. Мое тело начало медленно опускаться на дно, и в этот момент перед моим внутренним взглядом мелькнул луч Силы. Я протянул к лучу руку и попытался настроиться на него. Сильные руки Первого выдернули меня из воды. Я стал отчаянно отбиваться.

— Отпусти меня, гад! — громко заорал я. — Положи немедленно на место!

— Ингар, успокойся, все хорошо! Я сейчас отнесу тебя в пещеру и дам горячего бульона, ты промок и тебя колотит от холода.

— Идиот, ты ничего не понял, я нашел луч Силы, он здесь, под водой!

Первый положил меня на землю, и я на четвереньках пополз к ручью. Мне пришлось ползать вдоль ручья, засовывая голову в воду, минут десять, пока я снова не нашел луч. Мне от волнения никак не удавалось настроиться на подзарядку, руку постоянно отбрасывало в сторону. Но с каждой попыткой в мою ауру поступал глоток живительной энергии. Наконец я настроился на луч, и дело пошло веселее. Моя аура наполнялась Силой, как воздушный шар. Поначалу шарик был маленьким и сморщенным, но постепенно он увеличивался и становился плотнее. Через полчаса моя аура зарядилась полностью. Да, в ауре зияли разрывы и дыры, вокруг левой ноги она вообще отсутствовала. В районе печени находился черный пульсирующий сгусток, который буквально высасывал из ауры энергию. Но моя аура жила и работала. По истощенным и разорванным сосудам потекла энергия, и я захотел есть.

— Первый, тащи меня в пещеру, я есть хочу, — произнес я.

Шак обалдело посмотрел на меня, но молча выполнил требование. Он сразу понял, что вернулся прежний Ингар и шутки кончились. По дороге в пещеру я уловил еще один луч Силы, прямо рядом с входом в нее. Лучик был слабенький, но для меня в моем положении в самый раз.

— Первый, посади меня здесь, у входа, — приказал я и уселся нарасстеленную шкуру.

Шак пошел в пещеру за едой, а я снова приступил к подзарядке ауры. Черный водоворот в районе печени высосал уже половину накопленной энергии. Новая подзарядка едва успевала компенсировать эту утечку. Первый вынес мне миску с бульоном и кусок мяса. Сытная еда переломила ситуацию с утечкой энергии из печени. Кровь наполнилась питательными веществами, и водоворот постепенно зачах. Печень, конечно, не восстановилась полностью, но начала выполнять свою функцию. Это я понял по бурлению в животе и огромному желанию уединиться в кустиках с лопухом в руках.

Следующие два дня я только спал, жрал и ползал на четвереньках в кусты. На третий день мне удалось встать на костыли, и процедура хождения до ветра значительно упростилась. Первый едва успевал за моим аппетитом. За неделю я сожрал двух оленей и мешок корешков, похожих на морковь. Мое самочувствие значительно улучшилось, аура приобрела яркий цвет и насыщенность, но ауру левой ноги мне восстановить не удавалось.

То, что вопрос с ногой нахрапом не решишь, до меня дошло только на девятый день, как до верблюда. Я перестал ставить перед собой глобальную задачу мгновенного исцеления. Мои попытки восстановить энергетические сосуды в ноге, поливая их, как из брандспойта, энергией Силы, закончились полным провалом. Тогда, вспоминая, как лечила раны Викана, я начал миллиметр за миллиметром восстанавливать поврежденные ткани ноги. За первый день мучений мне удалось восстановить только два сантиметра мышц и сухожилий, но лечение сдвинулось с мертвой точки. Прошло еще десять дней, пока нога не восстановилась полностью. Мне удалось регенерировать все мышцы и сухожилия, после чего конечность стала работать. До полного исцеления было еще далеко, новые мышцы были слабыми, и мне приходилось ходить с костылем.

На исцеление моих ран ушло больше двух месяцев, и я начал задумываться о дальнейшей жизни. Круг замкнулся, и я пришел к исходному состоянию, в котором попал на Геон. После перехода я тоже был в потрепанном состоянии, но не до такой степени, как сейчас. Мысль разыскать Колина и Викану я отмел сразу. Мой внешний вид в результате ожогов и ранений разительно отличался от цветущего вида прежнего Ингара. Ручеек, в котором я умывался по утрам, был довольно бурным и как зеркало не годился.

Первый говорил мне, что в двух километрах от пещеры есть озеро с теплой водой, и я решил устроить банный день. Шак накопал мыльного корня, сделал лыковую мочалку, и мы отправились к озеру. К этому моменту я уже ходил без костыля, только с палочкой, заботливо изготовленной руками Первого. Помылись мы отлично, мне удалось даже поплавать, но настроение у меня было хуже некуда. Вместо симпатичного лица Ингара из воды на меня смотрела обгоревшая рожа какого-то урода. Вся левая сторона лица была покрыта рубцами от ожогов, левое ухо наполовину сгорело, от татуировки на левом плече остались одни воспоминания. Ресницы и брови сгорели, лысую голову пересекал безобразный шрам. Вся грудь была покрыта пятнами ожогов. То, что делалось на спине, я видеть не мог, но это было, наверное, к лучшему. Левая нога стала в два раза тоньше правой и изуродована шрамами.

«Все, парень, о сексе можешь забыть навсегда, с такой рожей нельзя о нем даже и мечтать, — всплыла в мозгу грустная мысль. — Синяя морда шака намного приятнее моего нынешнего вида».

* * *

«Эх, а как все хорошо начиналось, — крутились в голове невеселые мысли. — Красавец-мужчина на лихом коне с метателем под мышкой почти захватил Геон и женился на принцессе. Еще немного, и Ингар Великий сидел бы на балконе замка Аммалаэль и махал ручкой восторженным подданным.

Скромнее нужно быть, юноша, скромнее!» — занимался я самокритикой, параллельно стараясь восстановить обгоревшее ухо.

Прошла неделя с достопамятного купания в озере, которое подтвердило худшие опасения насчет моего внешнего вида. Естественное желание нажраться до потери пульса мне исполнить не удалось по причине отсутствия водки, поэтому пришлось заниматься самоедством. За первые двое суток моя истерика дошла до своей кульминации. Начал я с мыслей о наложении на себя рук и ног, а закончил планами уничтожения Геона с помощью огромной магической бомбы. На третий день дурь из головы стала выветриваться и в ней начали появляться разумные мысли. Поговорка «С лица не воду пить» несколько охладила мои суицидальные настроения.

«А что, собственно, произошло? Ну, отрихтовали мне физиономию, и что из этого следует? Там в пустоши я произносил перед подчиненными пламенные речи и готовился отдать жизнь за свободу угнетенного народа Геона, а сейчас расплакался по испорченной голливудской улыбке. Между прочим, в пустоши остались полсотни убитых ассасинов и цветущий юноша с дырой в печени от моего кинжала. Так что я еще легко отделался», — распекал меня внутренний голос.

Весь этот словесный понос являлся шумовым фоном для действительно серьезного дела — я отращивал себе ухо. За прошедшие с начала процедуры три дня мне удалось добиться потрясающего результата, и сейчас я вносил завершающие штрихи в процесс регенерации.

Для того чтобы увидеть результат своих трудов, я отправился на озеро. Отражение в воде меня обрадовало и одновременно расстроило. Мне удалось вырастить себе новое левое ухо, оно было правильной формы и размера, но совершенно отличалось от правого. На моей покоцанной физиономии ухо смотрелось как пришитое, взамен утраченного. Меня радовало то, что есть реальная возможность изменить свою потрепанную внешность, но в результате я стал похож на Франкенштейна. Желание отрезать правое ухо и вырастить взамен новое я отмел сразу. Вместо одного, у меня оказалось бы два пришитых уха, что сделало бы рожу еще страшнее. К процессу восстановления внешнего вида нужно подходить комплексно, сначала необходимо удалить старую кожу, а на ее месте выращивать новую, а не ставить заплатки.

Ладно, косметологией займемся позже, а сейчас нужно выбираться из леса.

Первая задача — добраться до заначки, спрятанной Первым в старой башне, решил я.

В тайнике находились панцирь шака, деньги и запасные стрелы. На данный момент из оружия у нас имелись только нож и дубина Первого. Мне тоже необходимо оружие, хотя бы лук. Первый в данный момент занимался его изготовлением. В рукопашном бою у меня шансов не было, а лук мог нас с шаком выручить. Первый изготовил лук английского типа из ветки какого-то дерева.

Процесс подходил к завершению, и оставалось сделать только тетиву и пяток стрел с костяными наконечниками. На мне лежала задача сделать наконечники. Материалом для них мне послужили когти старого хозяина пещеры, оказавшиеся очень прочными. Тайна хозяина пещеры открылась мне во время одного из моих походов на озеро. Я поначалу сильно испугался, увидев здоровенную тушу зверя, роющуюся в земле неподалеку от меня. Убежать на одной ноге я не мог и постарался спрятаться в кустах. Зверь напоминал помесь огромного муравьеда с бобром и оказался безобидным. Пищей ему служили корни растений, которые он выкапывал своими огромными когтями, а клыки оказались резцами грызуна. После возвращения в пещеру я рассказал шаку о встрече, но мое сообщение энтузиазма у него не вызвало. Первый поведал мне, что у зверя имеется неприятная особенность — он является разновидностью геонского скунса и брызгает на противника вонючей жидкостью. Первому по чистой случайности удалось увернуться от смрадной струи, но от места боя перестало разить только через месяц. Это объясняло полное отсутствие в округе опасных хищников, не выносивших соседства с этой зверюшкой.

Я расположился рядом с пещерой и принялся выстругивать наконечники лучом Силы. Получившиеся заготовки затачивал на ближайшем камне. Результатами упорных трудов стали десять крепких, как камень, наконечников. Первый закончил с тетивой и ушел на озеро за заготовками для стрел, а я занялся кольцом для стрельбы из лука. Материалом для него я выбрал рог оленя. Наши труды закончились поздно вечером, и испытание лука я оставил на утро.

После завтрака шак натянул тетиву на лук, и мы вышли из пещеры. Целью для испытаний было выбрано одинокое дерево в сотне шагов от нас. Я ушел в транс и не торопясь прицелился. Лук у шака получился очень тугим, и мне пришлось натягивать тетиву, помогая себе Силой.

— Мастерство не пропьешь! — похвастался я шаку, направляясь к мишени.

Выстрел удался на славу. Мое тело вспомнило навыки стрельбы из лука, и цель была поражена первым выстрелом. У мишени меня ждало разочарование: стрела глубоко вошла в дерево, и я остался без одного наконечника. С луком шак тоже перестарался, у меня просто не хватало веса, чтобы согнуть лук и снять тетиву.

«Ладно, оставим все как есть, — подумал я. — Сначала шак будет надевать на лук тетиву, а потом и я холку наем».

Подготовка к походу заняла у нас еще три дня. Первый делал запасную обувь и латал нашу одежду. Требовалось время, чтобы запасти еду, сделать колчан для стрел и запасную тетиву. Наконец сборы были закончены, и мы с Первым легли пораньше спать, чтобы отправиться в путь хорошо отдохнувшими.

Глава 2 Я СТАНОВЛЮСЬ НАСТОЯЩИМ ИНДЕЙЦЕМ

После завтрака и подзарядки ауры мы отправились в путь. Первый шел впереди, выбирая дорогу, а я хромал сзади. Палку я выбросил еще неделю назад, чтобы отвыкнуть от нее и тренировать ногу. Шак набрал крейсерскую скорость и скрылся между деревьями. Мне пришлось закричать, чтобы он вернулся.

— Ты головой думаешь? — отчитывал я его. — Ты куда понесся? Я и так еле ползаю, а ты разогнался, как лошадь.

Первый внял моему внушению и умерил пыл. К полудню мы добрались до проселка, по которому проходил отряд ассасинов, выбросивших меня в овраг. От большой нагрузки ноги у меня буквально гудели, и нам пришлось остановиться на обед. Шак занялся костром, а я, сняв обувь, отмачивал гудящие ноги в ручье. Вода приятно холодила ступни, и напряжение уходило из тела. Погрузившись в транс, я начал делать энергетический массаж всего тела. Такой массаж хорошо снимал усталость и помогал наращивать мышцы. После массажа во мне проснулся зверский голод, и плотный обед показался мне легкой закуской.

— Ингар, если ты будешь так много есть, то наши недельные запасы кончатся за два дня и нам придется охотиться через день, — удивленно сказал Первый, глядя на меня.

— Ну и что из этого? Значит, будем охотиться через день, — пожал я плечами.

— Возле пещеры я знал каждый кустик и места водопоя, а здесь мне придется сутками выслеживать добычу.

— Успокойся, охотиться буду я, и еды нам хватит.

— Посмотрим, — ответил шак и с сомнением посмотрел на мою левую ногу.

После обеда мы снова отправились в путь, только уже не по лесу, а по проселку. Идти по дороге мне было значительно легче, и наша скорость увеличилась. Первый по-прежнему шел впереди, изредка оборачиваясь, проверяя мое состояние. Дорога извивалась под кронами вековых деревьев и почти заросла травой. Мне необходимо было восстановить навыки сканирования окружающего пространства, и я все время находился в трансе. Поначалу это вызывало у меня некоторые затруднения, сказался многодневный перерыв в «работе» с Силой, и я постоянно спотыкался. Постепенно мне удалось войти в ритм, и контроль над окружающим пространством облегчился. Это как с навыками езды на велосипеде: если научился ездить, то это на всю жизнь.

Постепенно я начал помогать шагу при помощи Силы, облегчая нагрузку на раненую ногу. Такая подпитка позволила мне перейти на бег и даже обогнать шака. Первый удивленно посмотрел на меня и прибавил ходу. Мы бежали с ним наперегонки до самого вечера. Запас энергии в организме за это время сильно истощился, и мне требовалась подзарядка. Кровь, насыщенная питательными веществами и разогнанная по сосудам длительным бегом, значительно ускорила процесс восстановления, и у меня снова прорезался зверский аппетит. В лесу стало темнеть, и мы вынуждены были остановиться.

— Ингар, ты меня загнал, как лошадь, — сказал, тяжело дыша, Первый. — Утром полз, как старик, и меня упрекал в том, что я быстро иду, а сейчас несешься как угорелый. Как это только тебе удается?

— У каждого свои секреты, — отшутился я.

Место для ночлега мы выбрали между корнями гигантского дерева. Ствол этого лесного патриарха имел более тридцати метров в поперечнике, а корни расходились в стороны, как щупальца огромного осьминога. Между корнями получилось своеобразное ущелье, на входе в которое Первый развел костер и стал разогревать наш ужин, а я сделал круг вокруг дерева, сканируя пространство при помощи Силы и проверяя обстановку.

Мне приходилось слышать о секвойях, огромных деревьях, растущих в Америке, но этот гигант превосходил все, что я мог себе представить. Ветви дерева начинались на высоте более ста метров от земли, и высоту его определить было невозможно. Листья дерева напоминали листья земного клена, но были значительно больше по размеру. Вся земля вокруг дерева оказалась засыпана плодами, похожими на каштаны, и испещрена следами каких-то животных, явно питавшихся этими плодами. Следы напоминали копыта и пугали своими размерами.

— Первый, ты знаешь, что это за дерево? — спросил я.

— Нет, не знаю, такого огромного дерева я раньше не видел.

— Слушай, я обошел вокруг него и нашел много следов животных, которые, видимо, кормятся плодами этого гиганта.

— Ну и что? Если эти звери едят плоды дерева, то, значит, не едят мяса и нам не опасны.

— Но сюда могут наведаться хищники, которые охотятся на этих зверей. Поэтому ночь может выдаться веселая. Ты будешь дежурить в первую смену, а я под утро.

Мы поужинали, и я завалился спать. Поспать мне не удалось, так как к дереву заявилось стадо геонского аналога кабанов. Вообще геонский животный мир представлял собой странную смесь животных разных геологических периодов, а возможно и миров. В геонских городах я встречал земных собак и кошек, мелких земных птиц. Здесь же, в лесу, Первый охотился на земных оленей. Эти животные соседствовали с доисторическими птеродактилями и совсем ни на кого не похожими зоргами. У меня появилась гипотеза, что эти животные могли быть перенесены из других миров, как и я, а потом размножились. Если на Геон попали люди с Земли, гвельфы и тарги из Срединной земли, а гоблы еще откуда-то, почему из этих миров не могло занести животных и растения. Зверье на Геоне было крупнее земных аналогов и не такое пуганое. Дарвин, открывший закон эволюции, сделал еще одно интересное открытие: в одинаковых условиях одну и ту же пищевую нишу занимают животные, схожие по внешности, хотя и относятся к разным биологическим видам. Таким примером может служить австралийский сумчатый волк, который внешне похож на волка, но биологически даже дальним родственником ему не приходится.

Я это рассказываю потому, что к нам в гости заявились зверюшки, похожие на земных кабанов с костяными панцирями на плечах и голове. У этих кабанов имелись даже пятачки и здоровенные клыки, как у бородавочника. Звери были в полтора раза крупнее кабанов и, как ни странно, хрюкали. Я перешел на внутреннее зрение и стал рассматривать ночных посетителей. Кабанье стадо состояло из двух самцов и пяти самок с десятком поросят. Кабаны оказались зверями ночными и паслись в темноте, которая им не мешала. Пока старшие кормились под деревом, поросята устроили веселую свалку, гоняясь друг за другом. Визг и топот стояли такие, что не заснешь. Поросята ничего не боялись, явно надеясь на защиту взрослых. На земле даже тигр не всегда может справиться с секачом.

На наше счастье, кабаны держались в стороне от костра и нападать на нас не собирались. Я попросил шака натянуть тетиву на лук и положил его рядом с собой. Идиллия продолжалась недолго — на арене появились новые действующие лица, ими оказались пятеро огромных волков с красными, горящими в темноте глазами.

— Блин, накаркал! — выругался я и взял лук.

Волки напали на кабанов с двух сторон, стараясь разбить стадо на части и отогнать поросят от родителей. На поляне под деревом закрутилась круговерть боя. Двое волков имитировали атаку на кабаньего вожака, а трое других старались отогнать в сторону самок и поросят. Волки ловко уворачивались от кабаньих клыков и пытались укусить главаря за живот или за задние ноги.

Волкам удалось отогнать самок с поросятами в сторону, и началась резня. Двое хищников порвали горло одной из самок, а второй перекусили заднюю ногу. Оставшиеся целыми свиньи и поросята бросились врассыпную. Пятый волк оттеснил одного из кабанов в сторону от вожака и наскакивал на него только для вида. Один из волков, занимавшийся свиньями, предоставив право добивать самок с поросятами своему собрату, пришел на помощь волку, сражавшемуся со вторым кабаном. Бой достиг своего апогея. Волки явно побеждали кабанов. Гибель стада становилась только делом времени. Такое развитие событий явно не устраивало нас с Первым. Волки, закончив со свинками, вполне могли напасть и на нас.

Я натянул лук и начал выцеливать вожака волчьей стаи. Выбрать удобный момент мне никак не удавалось, а стрел имелось всего девять, и промахиваться было нельзя. Волкам наконец удалось достать кабана. Один из волков схватил вожака за морду, а второй вцепился ему в пах. Вся эта троица на мгновение застыла в этом положении, и я выстрелил. Стрела попала вожаку волков в холку и вышла через горло. Он выпустил кабана и забился в агонии. Второй волк не ожидал такого развития событий и не успел увернуться от кабаньих клыков, распоровших ему брюхо. Кишки зверя вывалились на землю, и животное, жалобно заскулив, поползло в кусты. Кабан, оставив раненого противника, кинулся на помощь второму самцу. Волки, увидев смерть своего вожака, бросились наутек.

Мы с Первым сидели в тревожном напряжении, спрятавшись за костром, и ждали, чем все это закончится. Вожак, громко хрюкая, метался по поляне в поисках нового противника, и мы боялись, что он нападет на нас. На наше счастье, кабан нашел в кустах недобитого волка и начал рвать его на куски. Визг и грозное его хрюканье продолжались еще полчаса, пока он, пошатываясь, не вышел из кустов на поляну. Но вожак волков все-таки убил своего противника, порвав какую-то артерию в паху кабана, и могучий секач истек кровью. У него подогнулись передние ноги, и зверь, повалившись на бок, затих. Единственный оставшийся в живых кабан, обнюхав умирающего вожака, скрылся в кустах, оставив поле боя нам с шаком. Вся эта катавасия закончилась далеко за полночь, и толком поспать нам так и не удалось.

Из полудремы меня вывел луч солнца, пробившийся сквозь листву и упавший мне на лицо. Костер погас, и в очаге дымились только уголья.

«Эх, шашлычка бы сейчас с пивом», — возникло в голове странное желание.

Желание было странным потому, что за все время моих странствий по Геону я не встречал напитка, хотя бы отдаленно напоминавшего этот божественный эликсир. Да, пиво я люблю и отдаю ему предпочтение перед вином. Каждый знает поговорку: «Водка без пива — деньги на ветер». Для меня это выражение является вершиной человеческого гения, как и афоризм Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Эта фраза оставит плохонького премьера эпохи Ельцина в веках. Все забудут, кто такой Ельцин и Барак Обама, а Черномырдин останется. Мое нынешнее положение полностью соответствовало этим великим словам. Самым ярким доказательством правоты этого высказывания являлась моя покоцанная рожа и дистрофичная левая нога.

Я потянулся до треска в позвоночнике и встал на ноги. Первый потрошил свинок, доставшихся нам в качестве компенсации за ночное бдение во время звериного побоища, а я подошел к трупу вожака стаи волков. Зверюга лежала на боку, вытянувшись во всю свою трехметровую длину.

— Ничего себе собачка!

Из горла трупа торчал обломок стрелы без наконечника. Поиски наконечника рядом с волком результата не дали.

«Осталось только восемь стрел», — отметило сознание.

— Первый, тебе помочь?

— Не нужно, нож всего один, а ты без ножа ничего здесь не сделаешь.

— Ладно, я тогда пойду погуляю по округе.

Вернувшись к костру, я, забрав лук и оставшиеся стрелы, пошел искать источник Силы для подзарядки. Подходящий луч нашелся возле большого камня, выглядывавшего из земли на склоне холма, поросшего кустарником. Холм мне показался очень странным, вокруг него рос вековой лес, а на его склонах росли только невысокие кусты. Камень, из-под которого выходил луч Силы, носил следы обработки. Желание исследовать холм я пресек со всей строгостью и начал заряжать ауру. Насытив полностью свою энергетическую оболочку, я стал заниматься лечением своих многочисленных травм. Аура у меня восстановилась полностью, но биологические повреждения требовали особого внимания. В печени снова появилась темная тень, в районе шеи и крестца кровоток тоже был нарушен. Энергетический массаж снял тревожные симптомы, но до полного восстановления было еще очень далеко.

Солнце поднялось высоко, и я должен был возвращаться в лагерь. Полная зарядка ауры Силой значительно повысила дальность обзора моего внутреннего взгляда. Обзорное сканирование неожиданно показало, что волки не ушли из окрестностей нашего лагеря, а остановились на дневку в километре от нас. Волки не перемещались по лесу, а находились на одном месте. Странное поведение животных вызывало у меня тревожные чувства. Нужно рассказать Первому о своих наблюдениях.

— Ингар, где тебя носит? Я уже волноваться начал и хотел идти тебя искать, — встретил меня обиженно шак. — Завтрак уже готов и стынет.

— Я на разведку ходил и обнаружил кое-что интересное. Волки никуда не ушли, они в получасе хода остановились на дневку. Я боюсь, что они могут напасть на нас ночью. Что делать будем?

— От волков не убежишь, они догонят по-любому. Нужно идти к ним и добить стаю, — сказал Первый.

— Как ты себе это мыслишь?

— Не знаю, нужно подумать. Ингар, как ты их нашел?

— Я увидел их ауру, — ответил я.

— Как далеко ты можешь видеть ауру волков?

— За полтора часа хода должен заметить, но это зависит от многих условий. За две тысячи шагов увижу обязательно.

— Как хорошо ты можешь рассмотреть их? — любопытствовал шак.

— За триста шагов могу стрелять вслепую, только по ауре прицеливаясь, и попасть должен, — ответил я.

— Значит, если поближе подойдем, попадешь наверняка?

— Ближе двухсот шагов подходить не стоит. Если ближе подойти, тогда стрелу в полете разогнать и подправить не успею.

— Хозяин, ты можешь стрелу в полете разгонять и направлять в цель? — вытаращив глаза, спросил шак.

— Могу, я так попал в гвельфа на мосту и харуха сшиб. Ты же сам все видел, и с какой стати я снова стал хозяином?

Шак грохнулся передо мной на колени и заголосил:

— Хозяин, я не имею права называть вас по имени. Вы истинный высокородный и маг, — упорствовал Первый. — Я прошу вас простить мою дерзость.

— Первый, ты совсем обалдел?

— Высокородный, покарай меня, я по своей глупости не узнал сына богини Сиды. Я видел все знамения и знаки и не смог распознать их. Я, ничтожный, решил, что спас вас от смерти, и позволил себе сомневаться в вашем могуществе.

— Тебя что, по голове твоей дубиной ударило, с какой стати ты решил, что я сын какой-то там богини? — разозлился я.

— Хозяин, только Эсилдур, сын Сиды, может метать стрелы так далеко, как вы, и управлять ими в полете. Только Эсилдур мог сжигать корабли божественным огнем. В священной книге гвельфов «Пророчество двух Лун» сказано: «Сын богини Сиды пройдет через адский огонь, чтобы искупить грехи живущих под солнцем и возродиться как „Человек без лица“, который не помнит себя».

Ни хрена я попал, прямо сын бога из легенды! Теперь Первого не переубедить никаким способом. Шак и так до пустоши на меня как на бога смотрел, только в пещере начал относиться ко мне как к человеку, а тут знаки и знамения. Стрелы за километр мечу и не мажу. Корабли сжигал. В пустоши через адский огонь прошел. Возродился как «Человек без лица». Ничего о себе не помню. Вот и получается, что я Эсилдур.

Положение мое было хуже губернаторского. В одну секунду я потерял друга и получил фанатика своей персоны. Если Первый на каждом углу будет трезвонить про меня как об Эсилдуре, то распятие на кресте будет самым легким наказанием для самозванца. Геон — мир средневековья и магии, здесь серьезно относятся к легендам и всяким пророчествам. На Земле тоже море всяких мессий и пророков, которым некоторые идиоты верят даже в наше время. Как мне переубедить Первого? В голову пришла, кажется, спасительная мысль.

— Первый, тебе кто рассказал про Эсилдура?

— Никто, хозяин, я сам прочитал в священной книге гвельфов «Пророчество двух Лун».

Я выпал в осадок: оказывается, мой шак умеет читать!

— И на каком языке написана книга? — спросил я с сомнением.

— На гвельфийском. Я еще умею читать на меранском и немного на чинсу, — окончательно добил меня Первый. — Я же тебе рассказывал, что маги нас с братом учили как сотников для рудников. Куда нас продадут, к гвельфам, в Меран или Чинсу, они не знали, поэтому и учили читать и писать на трех языках. Шаки из рудников на поверхность не поднимаются, и люди в рудники тоже не спускаются. Все приказы только в письменном виде в шахту опускают, а сотник должен уметь прочитать приказ и ответ написать.

— И что же ты раньше молчал? — задал я вопрос Первому.

— Вы не спрашивали, хозяин, — потупившись, ответил шак.

— Ладно, пошли есть, а то кишки сводит, потом закончим разговор.

Пока я заряжался и следил за аурой волков, Первый приготовил настоящие шашлыки. Не знаю, в чем он ухитрился их вымочить, но вкус был просто обалденный. После подзарядки и энергетического массажа аппетит был просто зверский, и я набил брюхо под завязку. Отдохнув час после еды, я принял решение, как вести себя с шаком.

— Первый, слушай меня внимательно и запоминай. Ты не должен никому рассказывать о том, что ты считаешь меня Эсилдуром. Я под страхом смерти запрещаю тебе это! Ты меня понял?

— Понял, хозяин, — ответил шак.

— А почему ты меня называешь хозяином, а не господином? — поинтересовался я.

— У шаков могут быть только хозяева, господа только у людей.

— Теперь мне понятно, — кивнул я.

Солнце перевалило за полдень, и пора было идти охотиться на волков. Я встал, оправил одежду и перекинул через плечо лук со стрелами. Шак взял свою дубину и тоже поправил амуницию.

— Пошли, — махнул я рукой и, погрузившись в транс, побежал в сторону лежки волков.

Дорога к волчьему логову проходила возле холма по петляющей звериной тропе. Обогнув холм, я окончательно убедился в его искусственном происхождении. На глаза стали попадаться обломки колонн, массивные каменные блоки, затем мы наткнулись на остатки лестницы, ведущей к вершине. Осмотр развалин я решил оставить на потом, а сейчас разобраться с волками. Тропа все ближе и ближе подводила нас к логову, пора было выбирать позицию для стрельбы, пока волки нас не учуяли. Рядом с тропой росло высокое дерево с кривым стволом, по которому легко было забраться на его вершину. Позиция казалась подходящей, и мы с Первым полезли наверх. В это дерево когда-то давно попала молния, и ветки на самой верхушке были срезаны, как ножом, образуя плоскую площадку. Панорама отсюда открывалась потрясающая. Огромный девственный лес раскинулся до самого горизонта, переливаясь на солнце всеми оттенками зеленого и голубого цвета. Это зелено-голубое море во многих местах было расцвечено целыми полями цветущих деревьев. Вокруг разносились крики птиц и животных, живущих в кронах деревьев. Внизу эти крики слышны не были, деревья и кусты своими листьями приглушали этот радостный шум, как вата. Здесь же, наверху, все звуки разносились далеко и звонко. Над этим великолепием возвышалась крона громадного дерева, окутанного магическим туманом. Этот туман даже вблизи смазывал очертания гиганта, и издалека я принял бы его за облако.

«Хватит лирических отступлений, пора приступать к трудам праведным», — подумал я и стал выискивать ауры волков среди леса. Волки нашлись в двухстах метрах от дерева на небольшой поляне. Нам повезло, с дерева даже просматривалась часть поляны, и серьезных препятствий на пути стрел не было. Сделав несколько глубоких вдохов и успокоив таким способом нервы, я стал прицеливаться. Два волка лежали на земле, а один все время бродил вокруг них. Первыми мишенями я выбрал лежащих волков, а затем решил стрелять в бродившего по поляне. Выпущенные мной одна за другой две стрелы попали в цель, и волки забились в агонии. Третий волк мгновенно пропал из виду, я так и застыл со стрелой на тетиве. Через мгновение цель снова оказалась на виду, и я выстрелил. Зверь волчком закрутился на месте, и от него отделилась аура маленького животного.

«Это, наверное, волчонок и волчица», — промелькнула в голове догадка.

Я хотел выстрелить в маленький живой комочек, но рука не поднялась, и мы стали спускаться вниз.

— Хозяин, я понял, что за дерево, у которого мы ночевали, — неожиданно заговорил Первый. — Это Нордрассил — гвельфийское Дерево Жизни. Из его плодов гвельфы делают эликсир долголетия.

— Значит, кабанам, которых порвали волки, лет по пятьсот? — подколол я шака.

— Нет, хозяин, эликсир делают из живых плодов, которые растут на дереве.

— Ты знаешь, как делать эликсир?

— Нет, хозяин, это знают только гвельфы. На Тароне у гвельфов тоже есть Дерево Жизни, но оно еще молодое и приносит очень мало плодов. Эликсира получают очень мало, даже высокородным гвельфам не хватает. А это дерево огромное, здесь плодов на весь Геон хватит.

«Вернемся в лагерь, нужно будет попробовать эти плоды. Может быть, они помогут шрамы залечить?» — подумал я.

Дорога к волчьей поляне много времени не заняла, и скоро мы вышли на нее из леса. Трупы волков лежали там, где их настигли мои стрелы, больше ничего опасного в округе не наблюдалось. Я занялся извлечением стрел из мертвых тел, а шак стал обшаривать логово. Две стрелы мне удалось вырезать из трупов неповрежденными, третья стрела пропала безвозвратно. Пока я возился со стрелами, а Первый исследовал логово, из кустов выкатился пушистый черный комочек и стал, скуля, тыкаться мне в ногу. Это был оставшийся в живых волчонок. Убить его я не смог, и поэтому сделал вид, что не замечаю его.

— Хозяин, в логове никого больше нет, но я нашел там вот эту штуку, — сказал Первый и протянул медальон на цепочке.

Серебристая цепочка оказалась настоящим произведением искусства, ее плетение было выполнено очень сложной многослойной техникой. На золотистом кружке медальона была изображена оскаленная волчья морда. Под изображением проступали какие-то буквы.

— Первый, прочитать можешь? — спросил я.

Шак взял медальон в руки и потер его об рукав куртки.

— Малхус, — прочитал Первый и выронил медальон из рук. — Хозяин, это не простые волки, а малхусы.

— Что за малхусы? — переспросил я.

— Малхусы — это гвельфийские волки, выведенные при помощи магии. Эти волки охраняют Дерево Жизни. Малхусы разумны, как люди, и с ними можно разговаривать внутренним голосом. Это большая удача, что вам удалось убить волков. Вчера ночью малхусы приходили не на кабанов охотиться, а убивать нас.

— Значит, мы вовремя разделались с оставшимися волками. Пошли отсюда.

— Погодите немного, хозяин, я клыки у малхусов повыбиваю, а потом ожерелье из них сделаю. Такое ожерелье как оберег работает, другие хищники стороной нас обходить будут.

Первый взял камень и направился к волкам. Я внимательно осмотрел медальон и, не имея карманов на одежде, надел его себе на шею. За это время шак выбил клыки из пастей малхусов, и мы направились по тропинке в сторону холма. За мной, тихо поскуливая, увязался волчонок.

Глава 3 ГВЕЛЬФИЙСКИЙ ХРАМ

«Зачем мы поперлись на этот холм, приключений на свою задницу не хватает? — проклинал я себя, стоя на вершине холма. — Дуракам закон не писан, всю одежду изодрал об эти колючки».

Любопытство, заставившее меня лезть на холм, как обычно, вышло боком. Кустарник, которым заросла разрушенная лестница, имел на своих стеблях острые, как бритвы, колючки. Как я ни старался избежать ущерба для своей одежды, этого мне сделать не удалось. Две дыры на штанах, через которые просвечивала моя пятая точка, являлись платой за дурость. Теперь нам с Первым придется застрять здесь для ремонта амуниции. В довесок к разорванным штанам мне достались многочисленные порезы на руках. Порезы были мелкими, но сильно зудели и кровоточили. Мне пришлось сесть на камень и заняться самолечением при помощи Силы. Процесс исцеления был бесцеремонно прерван приблудившимся волчонком. Звереныш своим шершавым, как наждак, языком начал вылизывать мои раны.

— Брысь отсюда! — отогнал я волчонка и снова погрузился в транс.

Фокус не удался, стоило мне только закрыть глаза, как щенок снова начал облизывать мою руку. Процесс лечения превратился в веселую потасовку. Щенок, гавкая, как лисица, прыгал вокруг меня, а я пытался ухватить его за шкирку.

— Хозяин, идите сюда я, кажется, что-то нашел, — отвлек меня от забавы с волчонком голос шака.

Первый, в отличие от меня, каким-то чудом ухитрился не повиснуть ни на одной из злополучных колючек и уже занимался исследованиями развалин. Я отогнал от себя маленького задиру и пошел на голос. Первого я обнаружил возле развалин небольшой постройки. Каменная плита, служившая зданию крышей, обрушилась не полностью, а одной стороной удержалась на опорах. В результате этого вход в здание не был завален полностью.

— Ну и что там у тебя? — спросил я шака.

— Сами посмотрите, хозяин, — ответил Первый и повел меня к лазу под плитой.

Проход оказался узким, и я окончательно порвал свои штаны, зацепившись за что-то. Лаз закончился маленькой комнатой, освещенной через дыру в потолке. Посередине помещения находилась лестница, ведущая вниз. Шак, не задерживаясь, начал спускаться по лестнице, я последовал за ним.

«Опять я лезу в воду, не зная броду», — мелькнула в голове мысль.

Мы спустились на два пролета и попали в большое круглое помещение, засыпанное обломками камней. Под потолком слабо светился плафон магического светильника, но света для осмотра помещения хватало. Большой круглый зал напоминал усыпальницу. По периметру его стояли украшенные резьбой гробницы. Потолок помещения поддерживали изящные колонны, а стены были украшены барельефами. Все это великолепие несло на себе следы древнего побоища. Многие саркофаги стояли разбитыми на куски, с других кто-то сорвал крышки. Двери, которыми закрывался вход в помещение, валялись на полу, сорванные с петель, и зияли оплавленными дырами. Некоторые колонны были оплавлены, и весь зал нес на себе следы бушевавшего здесь огня. Среди обломков на полу виднелись истлевшие кости и остатки оружия и доспехов.

В противоположной от двери стороне усыпальницы находился еще один оплавленный завал. Камни в завале сплавились в один большой комок, и разобрать его можно было только при помощи взрывчатки. Мы с шаком, закончив внешний осмотр зала, приступили к более тщательному прочесыванию помещения. Среди обломков могло отыскаться что-нибудь полезное. Волчонок, приняв наши действия за игру, тоже начал копаться в камнях, лаем привлекая внимание к своим находкам. Кстати, единственную полезную вещь нашел именно он. Время не пощадило ничего из свидетельств древней битвы. Любая найденная вещь рассыпалась в прах от малейшего прикосновения. Оружие и доспехи насквозь проржавели или полностью сгнили.

Перемазавшись, как черт, я проклинал себя за то, что полез в эту дыру. Волчонок, крутившийся неподалеку, неожиданно схватил меня за штаны и потащил к очередной своей находке. Сразу не разобравшись с находкой, я хотел уже дать пинка юному следопыту, но палка, найденная волчонком, оказалась лезвием меча без рукояти. Рукоять меча рассыпалась от времени, но само лезвие, хотя и имело несколько зарубин, находилось в приличном состоянии. Если этот меч за столетия, что пролежал здесь, не рассыпался в прах, значит, материал клинка был не простым. Сканирование меча не обнаружило в клинке магии, значит, клинок просто сделан из очень хорошей стали. По дороге наверх я прикидывал, из чего мне сделать рукоять для меча, и совсем забыл об осторожности.

Первый уже вылез из лаза на поверхность, и я, чихая и кашляя, стал пробираться следом за ним. Сзади меня подталкивал гавкающий волчонок, пытаясь пролезть на волю впереди хозяина. Наконец лаз закончился, и мне удалось встать на ноги, щурясь под лучами солнца. Щенок с яростным лаем выскочил у меня из-за спины и бросился вперед. Мои глаза привыкли к свету, и у меня похолодело все внутри. В десяти шагах от себя я увидел пятерых малхусов, полукольцом окруживших площадку перед лазом. В центре стоял огромный вожак с белым пятном на груди. Красные глаза его сверкали даже при свете солнца.

Оружия у меня не было, поэтому руки сами стиснули лезвие древнего меча. Адреналин хлынул в кровь, время замедлилось, и я погрузился в транс. Мысли очистились от всего суетного, вся моя сущность приготовилась к бою.

«Пусть начнут первыми, тогда и приступим к активным действиям, — начал мозг расчет моих действий. — Сначала бью вожака по ногам, а потом ситуация подскажет».

Неожиданно глаза вожака стали приближаться ко мне.

«Высокородный, мы не хотим сражаться, я пришел поговорить с тобой», — раздался в голове странный голос.

«Кто ты и чего хочешь?» — отреагировал я.

«Я очень стар и не помню своего имени, зови меня Старым Вожаком, — ответил малхус. — Мы пришли, чтобы предотвратить гибель своих братьев, но опоздали. Вожак убитой тобой стаи был молод и горяч, он прислал мне весть о том, что к Нордрассилу приблизился человек. Малхусы поставлены эльфами для того, чтобы охранять Дерево Жизни от чужаков. Ты не эльф, и поэтому молодой глупец повел стаю убить тебя. Малхусам нет равных по силе соперников в древнем лесу, даже зорг в одиночку не устоит перед стаей. Глупец забыл все, чему я его учил. Он забыл главное, что малхусы — слуги, а не хозяева. Любой эльф со знаком малхуса имеет над нами полную власть. Истинный высокородный неприкосновенен, а у тебя на груди еще и знак малхуса. Высокородный, я приношу тебе свои извинения за дерзость моих собратьев, они уже получили свое. Ты можешь находиться здесь сколько тебе угодно, и мы будем охранять твой покой и приносить тебе свою добычу. Прощай, высокородный, я должен идти и привести на место погибших другую стаю».

«Погоди, Старый Вожак, у меня к тебе просьба», — остановил я малхуса.

«Что ты хочешь, высокородный?»

«Заберите с собой щенка, а то он погибнет без родителей».

«Ты очень добр, высокородный, но я ничего не могу сделать. Малыш попробовал твою кровь, когда на тебе был надет амулет малхуса, и теперь вы связаны, он умрет без тебя. Таким способом эльфы привязывают малхусов к хозяину».

«Щенок скоро вырастет, и как я с малхусом покажусь на людях?»

«Мы, малхусы, живем долго, и наши щенки тоже долго растут. Твой щенок еще три года будет не больше крупной собаки, а потом время само решит этот вопрос», — ответил вожак.

Наваждение прошло, время вернулось к своему обычному течению, и разговор прервался. Мир снова наполнился звуками, и я опять увидел перед собой стаю малхусов, на которых с лаем бросался мой отважный щенок. Вожак стаи развернулся и, как призрак, растворился в кустах, за ним так же бесшумно исчезла и вся стая.

— Ух, — услышал я за спиной облегченный выдох Первого. — Я думал, что они нас порвут.

— Все нормально, я с ними договорился, пошли отсюда к Дереву Жизни.

Через час мы дошли до стоянки под деревом и сразу решили вернуться на холм. За день трупы волков и останки кабаньих туш начали разлагаться, и распространившееся зловоние просто убивало. По уму трупы нужно было закопать, но сделать это было нечем, и мы, забрав мешок с кабаньим мясом и другие вещи, вернулись на холм.

* * *

На холме наша троица провела пять дней. Первый занимался едой и пошивом новой одежды, а я охотой и обследованием храма. Тузик повсюду таскался за мной, не отставая ни на шаг. Свою кличку волчонок получил за убийство зверя, похожего на енота, с которым он схлестнулся во время наших исследований холма. У зверя хватило глупости напасть на Тузика, когда тот из любопытства полез в его нору. Зверь был в два раза крупнее волчонка и не посчитал его опасным противником. Щенок буквально порвал енота, как Тузик грелку из старого анекдота, за что и получил свою кличку.

Волчонок ел, спал и гулял только рядом со мной, лишь изредка убегая куда-то по своим делам. Жрало это создание в три горла и росло не по дням, а по часам. То, что он еще три года будет не крупнее большой собаки, вызывало у меня большие сомнения. Хорошим подспорьем стало то, что каждый день малхусы приносили к нам на холм оленя или кабанчика.

На второй день после переселения на холм мне удалось сделать из рога оленя рукоятку для меча. Самой большой проблемой стала заточка лезвия. Я промучился половину дня, пытаясь заточить изделие древних мастеров, и все безрезультатно. Первый, увидев мои мучения, снова полез в усыпальницу и вернулся оттуда с точильным камнем, найденным им среди останков древних воинов. Моих мозгов не хватило догадаться, что воины всегда носят с собой этот простой инструмент для ухода за своим оружием, а камни вечны.

Дни проходили в постоянных трудах и заботах. После завтрака я час занимался медитацией и самолечением, затем мы все вместе отправлялись к ручью умываться и запасаться водой, — тарой для воды служили два бурдюка, изготовленные шаком еще в пещере. Доставив воду в лагерь, я начинал сканирование холма, не забывая следить и за окружающей обстановкой. Малхусы всегда были у меня в поле зрения. Один из зверей постоянно дежурил у подножия каменной лестницы, по которой мы поднимались на холм.

За пять дней я просканировал и излазил на четвереньках весь холм, заглянул под каждый камень, но новых ходов, по которым можно забраться в подземелье, не нашел. В нескольких местах под поверхностью холма просматривались расплывчатые тени каких-то туннелей и комнат, но добраться до них можно было только с помощью экскаватора. Два раза мне попадались лазы, ведущие под землю, но оба они заканчивались непреодолимыми завалами. Для исследования храма нужна целая экспедиция с тяжелой техникой, а не одноногий инвалид. С инвалидом я, конечно, погорячился. Если не брать во внимание мою покоцанную рожу и следыожогов по всему телу, то мое физическое состояние постепенно приходило в норму. Хорошая еда, свежий воздух и ежедневные тренировки дали положительный результат. Левая нога практически сравнялась по объему и работоспособности с правой, внутренние органы работали, как часы, в печени окончательно исчезла темная тень. Еще одним косвенным подтверждением моего хорошего самочувствия стал звериный аппетит и уединенная ямка в кустах, навещаемая мной после обильного обеда.

Ежедневные водные процедуры в ручье вместе с бодрым физическим настроем наносили мне и моральный ущерб. Каждый раз, разглядывая свою уродливую рожу с «пришитым» левым ухом, я приходил в уныние. Голова постоянно была занята мыслями о способах исправления своей внешности. Одна неплохая идея пришла во время охоты неподалеку от Дерева Жизни. Первый рассказывал мне, что гвельфы делают из плодов дерева эликсир долголетия, и я решил набрать плодов и попросить шака приготовить из них лечебную мазь. Побродив под деревом, я подобрал десяток наиболее свежих по виду плодов и отнес Первому. Шак быстро понял, что от него требуется, и стал готовить какое-то варево. Одним из ингредиентов для мази стал жир барсука, добытого Тузиком. Пока Первый химичил у костра, я вспомнил, что хотел попробовать плоды на вкус. Раньше меня останавливал их специфический запах, прямо скажу, дохлятиной попахивало. На этот раз мне удалось переломить себя и откусить кусочек таинственного плода. Опыт оказался неудачным — не то чтобы плод был несъедобным, только на вкус он оказался таким же, как и на запах. После того как я выплюнул фрукт, мне еще полчаса пришлось полоскать рот, чтобы избавиться от ощущения в нем дерьма. Успокаивая себя мыслями, что все лучшие лекарства на вкус гадость невероятная, я стал дожидаться мази.

Мазь была готова только после ужина. Перед сном я намазал на левой руке самый безобразный шрам от ожога и, завязав руку тряпкой, лег спать. Наутро я с нетерпением снял повязку и охренел: шрам на руке полностью отсутствовал, как и кожа на его месте. Мазь проела мою руку до самого мяса. Плюнув на опасные эксперименты, я вошел в транс и начал залечивать дыру на коже. Через час упорных трудов рана покрылась розовой пленкой. Этот досадный случай напомнил мне забавный эпизод из прошлой жизни. Моя супруга вычитала в какой-то газетенке статью про очередной эликсир молодости, которым оказался яблочный уксус. Электродрель замутила трехлитровую банку этого эликсира и заставила меня вместе с ней пить эту гадость. Эликсир оправдал свое название полностью, уже через час мы вспомнили детство по полной программе. В результате употребления эликсира нас стало нести со страшной силой, и мы наперегонки бросились в туалет. Беда была в том, что туалет в квартире один, а требовался он нам одновременно. Супруга провела три дня в обнимку с унитазом, а я с тазиком. Больше ни в каких экспериментах с другими чудодейственными эликсирами ваш покорный слуга не участвовал.

Время шло, и подготовка к дальнейшему путешествию подходила к концу. Первый дошил мне новые штаны и куртку, а на ногах красовались новые мокасины.

— Вылитый Чингачгук с большой дороги, только рожа подкачала, — решил я, рассматривая себя в воде ручья.

Первый тоже привел свою одежду в порядок. Тузик чувствовал надвигающиеся перемены и задорно скакал по лагерю, гоняясь за мухами. К походу было все готово, и мы легли пораньше, чтобы утром без задержек отправиться в путь. Нас ждала башня на краю пустоши.

Глава 4 ЗА НАМИ СНОВА ПОГОНЯ

Огромное зеленое море раскинулось под крыльями харуха, практически неподвижно парившего в восходящих потоках теплого воздуха. Зоркие глаза летающего ящера выискивали добычу, но кроны деревьев скрывали все, что находилось на земле. Харух качнул крыльями и начал планировать в сторону пустоши, видневшейся на горизонте. Инстинкт подсказывал, что на безлесой равнине будет легче найти еду. Далеко внизу петляла лента лесной дороги, то и дело скрывавшейся под деревьями. Глаз стервятника зацепился за три бегущие фигуры. Харух резко пошел на снижение, чтобы рассмотреть предполагаемую добычу.

«Двуногие», — разочарованно пронеслось в мозгу хищника, добыча оказалась слишком опасной. Харух был не настолько голоден, чтобы рисковать. В правом боку зверя торчали две обломанных стрелы, попавшие в него во время охоты на двуногих. Наконечники стрел приносили постоянную боль и раздражение. Ящер прекратил снижение и, замахав крыльями, стал набирать высоту.

* * *

Дорога, как змея, петляла между деревьями. Мой маленький отряд уже три часа находился в движении по заросшему травой проселку. Мышцы хорошо разогрелись, и неторопливый бег не перегружал организм. Мне даже не пришлось прибегать к помощи Силы, чтобы облегчить нагрузку на левую ногу.

«Дополнительная тренировка ноге не помешает», — решил я.

Внутреннее зрение постоянно сканировало округу, готовое предупредить об опасности. На расстоянии километра от дороги ничего подозрительного замечено не было. В лесу удалось обнаружить только ауры оленей, кабанов и других травоядных животных. Мое внимание привлекла аура крупной птицы, резко пошедшей на снижение в нашу сторону.

«Это харух», — отметило сознание.

— Первый, быстро за мной под дерево, на нас харух охотиться надумал! — крикнул я шаку.

Мы свернули с дороги под ближайшее дерево. Я достал лук и натянул тетиву. Мой внутренний взгляд непрерывно следил за опасностью. Аура харуха перестала снижаться и начала набирать высоту, удаляясь от дороги.

— Кажется, пронесло, — сказал я шаку и невольно улыбнулся, вспомнив анекдот про Чапаева.

Наша троица вернулась на дорогу и побежала по ней с прежней скоростью. Через полчаса я снова заметил подозрительные ауры, двигающиеся наперерез.

«Малхусы, — определил мозг. — И чего им от нас нужно?»

— Первый, к нам снова малхусы пожаловали, приготовься, — предупредил я шака.

Первый кивнул и перехватил поудобнее дубину. Тузик тоже учуял родню и, обогнав меня, унесся по тропе вперед. Через некоторое время впереди раздался его заливистый лай.

Малхусы дожидались нас на берегу ручья, который под прямым углом пересекал дорогу. Нас встречал Старый Вожак и его стая. Мы остановились, и я погрузился в транс. Горящие глаза старого малхуса начали приближаться, и в моей голове раздался голос:

«Приветствую тебя, высокородный. Я пришел проститься с тобой, здесь у ручья кончается наша территория, и дальше мы не сможем охранять тебя».

«Спасибо за заботу».

«Высокородный, у меня есть к тебе просьба. Прошу, не отказывай мне».

«Что за просьба?» — не стал я сразу соглашаться.

«Уже прошло больше двухсот лет с того момента, когда последний хранитель покинул Дерево Жизни и отправился на поиски выживших эльфов. Три тысячи лет назад враги напали на храм хранителей и убили всех. Только трое из них выжили, малхусы тоже почти все погибли в этой битве. Среди эльфов не осталось женщин, и у хранителей не могло быть детей. У нас выжили три самки, и род малхусов продолжился. После битвы Геон окутала тьма. Начались страшные землетрясения, и небо закрыли тучи пепла. Магия Дерева спасла эту долину от уничтожения, и мы выжили. Через триста лет, когда мгла рассеялась, на поиски эльфов ушел первый хранитель и не вернулся. Через тысячу лет второй эльф покинул долину. Все эти тысячелетия малхусы охраняли Дерево Жизни от врагов и вторжения людей и орков. Потом в долину стали прорываться чернокожие. В Срединной земле люди только со светлой кожей, а откуда пришли эти отродья дьявола, мне неизвестно.

После ухода последнего хранителя род малхусов стал хиреть, самки перестали рожать детенышей, и нас осталось только двадцать. Ты убил пятерых из нас, теперь только пятнадцать малхусов охраняют Дерево Жизни. В трех стаях осталось три самки, и только две из них приносят щенков. Если эльфы не вернутся, то мы вымрем. Ты пришел из внешнего мира и можешь найти выживших эльфов. Нордрассил заболел и начал умирать, его плоды стали испорченными. Мы не можем продлевать свою жизнь, питаясь ими. Пройдет всего триста лет — и Дерево не спасти. Прошу тебя, найди эльфов и передай им это».

«Я, конечно, выполню твою просьбу, но почему ты все время говоришь эльфы, а не гвельфы? На Геоне живет народ, называющий себя гвельфами, а про эльфов я слышал только из легенд своего мира».

«Мне неизвестен ответ на этот вопрос. За триста лет жизни я никогда не покидал долины. Все, что я тебе рассказал, мне известно от прежнего вожака малхусов. За всю жизнь я видел только чернокожих людей и орков, пытавшихся проникнуть в долину, все они мертвы. Гвельфы в долину не приходили. Расскажи, как они выглядят?»

«Рассказчик из меня плохой, я лучше покажу их тебе. Открой мне свой разум».

Горящие глаза малхуса отдалились, и я отчетливо увидел ауру вожака. Попытка войти в его сознание сопротивления не вызвала. За время жизни на Геоне мне удалось близко познакомиться только с тремя гвельфами. Первым гвельфом, с которым меня свела судьба, был Леор, утонувший в Темерианском озере. Арима — Летящую смерть — я собственноручно пристрелил, а третьим знакомым гвельфом оказалась Викана. Эти три образа я и передал малхусу.

«Это эльфы! — раздался у меня в голове взволнованный голос вожака. — Эта эльфийка так прекрасна, что у меня даже лапы дрожат от восхищения. Я никогда не видел эльфиек, только хранителя. Он рассказывал о красоте эльфийских женщин, но то, что я увидел, превзошло мои ожидания».

«Эту эльфийку зовут Викана, она моя хорошая знакомая».

«Высокородный, ты принес нам надежду на будущее. Предупреждаю тебя: за ручьем начинается территория чернокожих, их шаманы очень опасны. Эти отродья умеют скрывать свою ауру с помощью амулетов, и их не видно в магическом мире. Двух шаманов с такими амулетами я убил почти у самого Дерева Жизни. Будь осторожен, они охотятся за всеми, кто выходит из долины».

«Ты говорил, что вы убиваете всех, кто попадает в долину? Как же из нее кто-то выходит?»

«Это не всегда так. Мы пропускаем через долину некоторых пришельцев, которые не видели Дерева Жизни, для того чтобы узнать, свободен ли проход от чернокожих. Еще не было случая, чтобы кто-нибудь уцелел. Караван, проходивший по этой дороге три месяца назад, вырезали сразу по выходе из долины».

«Как же мы выйдем из долины?»

«Мы прибежали сюда для того, чтобы предупредить тебя и отдать амулет шамана, который скроет твою ауру. Для твоего орка у нас амулета нет, но мы покажем дорогу, по которой вы сможете скрыться от погони».

Старый Вожак закончил разговор и, развернувшись, побежал вдоль ручья в сторону от дороги. Остальные малхусы остались на месте.

— За мной! — приказал я шаку и побежал за малхусом.

Вожак повел нас вдоль русла ручья в глубину леса. Примерно через километр ручей уперся в каменную гряду, окружающую долину, и скрылся среди камней. Малхус свернул в сторону и привел нас к входу в пещеру, скрытому кустарником, и юркнул в темноту. Мы последовали за ним. Пещера встретила нас кромешным мраком. Я остановился, чтобы перейти на внутреннее зрение. Постепенно мне удалось перестроиться, и мы пошли следом за малхусом. Пещера закончилась большим залом, освещенным магическим светильником. Такой же светильник я видел в эльфийском храме. Малхус остановился и сел возле высохшего человеческого трупа.

«Это шаман, которого я убил двадцать лет назад. Возьми его амулет и надень на себя», — раздался в голове голос вожака.

Я подошел к мумии и снял с ее груди каменную резную подвеску на кожаном ремешке. Ремешок разорвался у меня в руках, и я положил амулет в мешочек на поясе. Моя аура сразу побледнела и свернулась до размера ауры обычного человека.

«Высокородный, твоя аура уменьшилась, но не исчезла, как у шамана. Тебе не удастся спрятаться от магического наблюдения», — «обрадовал» меня малхус.

«Делать нечего, и так прорвемся», — ответил я.

Не знаю почему, но такая уверенность у меня была. Правда, возникли и подозрения, что эта уверенность — очередная глупость.

«Показывай дорогу, вожак».

«Идите по туннелю, который начинается в дальнем конце зала, он выведет вас на другую сторону каменной гряды, прямо на берег озера. Идите по воде в левую сторону и постарайтесь до ночи уйти как можно дальше».

«Прощай, Старый Вожак, я передам от тебя привет Викане», — пошутил я и пошел в сторону туннеля.

Подземный коридор петлял около часа, и наконец мы увидели свет. Туннель выходил из расщелины прямо в воду небольшого озера. Заметить вход со стороны было невозможно. Просканировав местность вокруг, я пошел к берегу озера прямо по воде. Дно оказалось песчаным и не топким. Замочив ноги до колена, мы с Первым вышли на берег. Тузик храбро плыл за нами следом. Отдохнув несколько минут, мы с Тузиком побежали следом за шаком. Первый всегда знал, в какой стороне находится башня с нашей заначкой, будто у него в голове компас.

* * *

Первый очень удачно выбирал дорогу среди деревьев, его природное звериное чутье подсказывало, в какую сторону свернуть, и за три часа непрерывного бега мы ни разу не застряли в кустах или болоте. Мне уже стало казаться, что нам удастся уйти незамеченными, но наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Погоню я заметил только благодаря Тузику, который стал подозрительно часто убегать в сторону от направления, выбранного шаком. Маленький малхус стал настороженно принюхиваться и гавкать, крутясь у меня под ногами и стараясь привлечь к себе внимание. Наконец до меня дошло, что он что-то почувствовал, и я дал команду остановиться.

Тщательное сканирование округи подозрительных аур не обнаружило, и я хотел уже дать команду двигаться дальше, как меня привлекло странное поведение аур животных и птиц, увиденных внутренним взглядом. Лес кругом нас был наполнен разнообразной жизнью. На деревьях гнездились птицы, на земле мелкие животные занимались своими повседневными делами, олени и кабаны перемещались по звериным тропам на пастбища и к водопою. Хищники прятались в засадах, поджидая добычу. Среди этого броуновского движения я обратил внимание на странную закономерность, которая раньше не бросалась в глаза. Кто-то невидимый в энергетическом мире Геона окружал нас с трех направлений, ауры животных убегали в разные стороны от этих незримых преследователей.

«Все понятно: нас обнаружили и пасут. Три отряда преследователей бегут по нашему следу, разгоняя у себя на пути животных и птиц. Сзади нас догоняет один отряд, а два других стараются обогнать и устроить засаду на нашем пути», — пришли в голову неутешительные выводы.

Рассказав Первому о своих наблюдениях, я начал лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации.

«Что мы имеем? Нас видят и пасут. Преследователи уверены, что мы о них не знаем, и бегут за нами без опаски быть замеченными. Две группы, не останавливаясь, обгоняют нас, несмотря на нашу задержку. Нужно попробовать раздолбать их по частям. Необходимо найти место, где я смогу обнаружить преследователей визуально. Минут пять назад мы пробежали по тропе между двумя болотцами, там свободное от деревьев пространство. Обзор хороший примерно на двести метров, только трава и болото. Правда, трава вокруг высокая, но если залезть на дерево, то преследователей сверху хорошо будет видно. Решено: возвращаемся назад и делаем засаду, главное, чтобы враги вышли на открытое место, а не стали выжидать, когда мы побежим дальше. Эх, стрел маловато, всего семь штук осталось. Будем надеяться, что за нами гоняется не все племя сразу».

Через несколько минут мы уже были на краю заболоченной поляны, где я, перед тем как залезть на дерево, отдал шаку последние указания:

— Первый, сиди тихо и не высовывайся, возьми Тузика за шкирку и не давай ему выскочить на тропу. Жди моего приказа. Понял?

— Да, хозяин.

— Тогда я полез на дерево, а ты держи Тузика!

Через минуту я уже сидел на дереве, удобно устроившись в развилке ветвей, и высматривал преследователей. Ожидание продлилось около получаса, и из кустов показалась голова первого афра. Негр осмотрел поляну и скрылся в кустах. Через пару минут на тропу вышли пятеро дикарей и осторожно направились в нашу сторону. Двое афров были вооружены луками, остальные копьями и овальными щитами из кожи какого-то животного. Негры не имели никаких доспехов и блестели голыми раскрашенными телами, словно намазанными маслом. Дождавшись, пока они дойдут до середины тропы, я начал выцеливать первого лучника, погрузился внутрь своего сознания и спустил тетиву. Идущий впереди афр уткнулся лицом в траву, так и не поняв, кто его убил. Второй перед смертью подпрыгнул, словно заяц, и засучил ногами рядом с первым убитым, заполучив стрелу в грудь.

Афры оказались опытными воинами и не впали в панику, а, закрывшись щитами, бросились вперед по тропе к месту засады. Они поступили абсолютно правильно в данной ситуации, сокращая дистанцию и пытаясь вступить с нами в рукопашный бой. Три стрелы были потрачены фактически впустую, две разлетелись на куски, воткнувшись в щит, а третьей мне удалось попасть только в ногу одного из нападавших. Раненый негр стал отползать по тропинке, прикрываясь щитом, а двое других вступили в бой с шаком. Под деревом раздался оглушительный рев Первого и разъяренный лай Тузика. Я, чертыхаясь, начал спускаться вниз на помощь своему другу. Бой был в самом разгаре, когда с дерева свалился ваш покорный слуга. Удар задницей об корень дерева выбил из меня дух. Первый яростно отбивался сразу от двоих нападавших, а Тузик кусал негров за голые ноги. После моего бесславного падения на землю один из воинов переключил свое внимание на меня. Он перестал нападать на Первого и бросился ко мне. Здесь и пришел бы мне конец, если бы Тузик не вцепился негру в щиколотку. Воин как подкошенный упал лицом на землю прямо у моих ног, и мне оставалось только ударить его со всей мочи кулаком по затылку. Раздался хруст, и изо рта негра хлынула кровь.

«Еще один готов», — отметило сознание.

Второй негр, увидев гибель соплеменника, бросился бежать по дороге в обратную сторону от нас. Первый помчался за ним, оглашая окрестности победным ревом. Мне удалось отдышаться и встать на ноги. Подобрав лук и две оставшихся стрелы, я бросился следом за шаком. Погоня закончилась на середине поляны, где мне удалось вогнать стрелу в спину убегающего дикаря. Тот упал ничком на землю, а я не торопясь пошел по тропе в сторону шака, добивавшего дубиной раненного в ногу негра. Тому удалось только один раз укрыться щитом, второй удар дубины расколол его голову, как арбуз. Первый победно поднял свое оружие и повалился на землю со стрелой в правом боку.

Мое сердце оборвалось и упало куда-то вниз, время замедлило свой бег, и мой отчаянный крик забасил, как пароходная труба. Руки сами послали последнюю стрелу в замеченное в кустах шевеление. Я вынул меч из ножен, висевших за спиной, и бросился вперед. Мне удалось достичь кустов буквально в три прыжка. В кустах валялся труп афра со стрелой во лбу. Возбуждение спало, и время вернулось к обычному течению. Из ушей как будто вынули пробки, и я услышал заливистый лай Тузика. Малыш, схватив меня за штанину, тащил куда-то в кусты.

«Еще какая-то тварь сумела удрать отсюда», — всплыла в голове догадка, и я бросился вслед за Тузиком.

Шаман далеко убежать не сумел. Старый козел запутался своими одеяниями в колючем кустарнике, и я зарезал его, как барана, не встретив никакого сопротивления. Быстро содрав с его трупа все амулеты и пояс с кармашками, я побежал к раненому шаку.

Первый неподвижно лежал лицом вверх и держался за обломок стрелы, торчащий из его правого бока. Между пальцев на землю стекала почти черная кровь. По его щеке катилась одинокая слеза, оставляя за собой серую дорожку.

— Хозяин, как хорошо, что ты живой! — улыбнулся одними губами шак. — Я умираю, но ты остался живой, а это самое главное. Ты будешь вспоминать обо мне?

Я не знал, что ответить, и завыл, как задавленная машиной собака. Из жизни уходило самое дорогое мне существо, единственное, что связывало меня с этим миром. Викана и Колин находились где-то там, в прошлом, у них была своя жизнь и интересы. Им что-то было нужно от меня, и они дарили свою дружбу взамен моей. Первый любил меня абсолютно бескорыстно только за то, что я есть, и не требовал ничего взамен. И сейчас это существо умирает у меня на руках и вместе с ним умирает самая чистая половина моей души.

— Господи, за что мне это? — закричал я, обращаясь к небесам. — Что такого я натворил в своей жизни? За что ты забросил меня в этот ад? Почему за мной охотятся, как за прокаженным? За что ты убиваешь самое безгрешное и несчастное существо на Геоне? Господи, дай мне силы спасти его от смерти и делай потом со мной что хочешь!

Адреналин огненной струей потек по моим венам, сердце барабаном застучало в груди. Мир вокруг погас, и меня окружила непроницаемая стена. На этом свете остались только я и умирающий шак. Вокруг рук засиял ореол Силы, и от меня осталась только душа и огненный взгляд. Тело Первого стало прозрачным, и я увидел обломок стрелы, застрявший в его печени. Кровь толчками вытекала из разорванных сосудов, а вместе с ней уходили и остатки жизни. Мне удалось погрузить руку в тело Первого и протолкнуть наконечник стрелы наружу. Наконечник медленно вышел из спины раненого, и я отбросил его в сторону. Теперь наступила самая сложная фаза лечения. Мои руки, проникая в тело шака, останавливали кровотечение, закрывая разорванные сосуды, извлекали свернувшуюся в животе кровь. Из моей ауры протянулся лучик Силы к ауре умирающего, задерживая его в этом мире. Остановив кровотечение, я начал наполнять энергетические потоки в теле Первого. Много сил отняло удаление черного водоворота в ауре поврежденной печени. Постепенно мне удалось восстановить энергетическое тело шака, но он все равно угасал. Кровопотеря оказалась очень большой, и материальное тело Первого задыхалось от недостатка кислорода. Нужно было что-то немедленно предпринимать. Моя душа вернулась в материальное тело, и мы снова оказались на тропинке между болотами. Решение пришло само собой: я снял нож с пояса шака и разрезал себе вену на левой руке.

— Пей давай! — приказал я Первому, поднося разрезанную руку к его губам.

Шак с закрытыми глазами начал пить текущий из вены ручеек. Постепенно его лицо посветлело, и Первый перестал быть похожим на труп. Ресницы на синем лице задрожали, и он открыл глаза.

«Хватит делать из шака вампира», — решил я и убрал руку от его губ.

Самочувствие Первого стремительно улучшалось, и он открыл глаза.

— Где я? — спросил шак с блаженной рожей.

«Напился моей кровушки с адреналином, кровопивец, вот и балдеет!» — осознал я ситуацию с чудесным воскрешением Первого.

— Где я? — снова произнес раненый.

— Где-где? В Караганде, — ответил я, чтобы не выругаться. — Ты как, сможешь встать на ноги?

Шак зашевелился и поднялся с земли. Первого шатало, как тростинку на ветру, и мне пришлось его поддерживать. Через пять минут находящийся под кайфом Первый сидел с той же блаженной улыбкой возле большого камня в лесу и что-то мычал на непонятном мне языке.

— Сиди здесь и никуда не уходи! — дал я наставление кровопийце и побежал за нашими вещами, оставленными под деревом.

По дороге назад я подобрал оружие убитых афров и притащил всю охапку к камню, у которого оставил шака. Добыча оказалась богатой. Три добротных охотничьих лука с полусотней стрел с бронзовыми наконечниками и три копья. Особое внимание привлекли щиты негров. Кожа на щитах оказалась очень толстой и прочной. Мои стрелы пробили щит, но костяные наконечники рассыпались вдребезги и ущерба воину не принесли. Закончив с оружием, я переключился на трофеи, снятые с тела шамана.

Сначала я взял в руки каменный амулет, похожий на тот, который мне дал вожак. Этот амулет внешне не отличался от амулета малхуса, но был в два раза крупнее. Эффект от него превосходил эффект старого амулета. Моя аура полностью исчезла из энергетического мира.

«Ясно, чем крупнее камень, тем лучше он маскирует ауру носителя. Предыдущий амулет замаскировал мою ауру под обычного человека, а этот булыжник полностью экранирует меня от посторонних взглядов через астрал. Пригодится в дальнейшем. Так, теперь поищем, с помощью чего нас отыскивал в лесу шаман».

В кармашке пояса шамана я нашел маленькую металлическую стрелку на нитке. Стрелка, как компас, указывала на сидящего под камнем Первого. Я перешел на внутреннее зрение и обнаружил, что подошвы мокасин шака светятся слабым светом источника Силы. Тщательный осмотр обуви шака показал, что ее подошвы вымазаны какой-то смолой или жиром, в которой были заметны вкрапления какого-то минерала.

«Козлы, здорово придумали! Мажут места, по которым может пройти человек, этой дрянью, а потом, когда кто-то наступит на нее, ищут его как по компасу. Дальность обнаружения такого компаса должна быть не очень большой, иначе он постоянно бы показывал на намазанные магической смазкой ловушки, а так — развесили эти компасы в разных местах и ждут, когда стрелка начнет двигаться, и айда ловить нарушителя».

Я разул все еще балдеющего шака и побежал с обувкой на середину тропы между болотами. Для начала я сбросил все трупы в воду и, как мог, скрыл следы случившегося здесь побоища, а затем спрятал обувку в траве. Вернувшись к началу тропы, я выбрал два понравившихся мне лука и, забрав все стрелы, полез на дерево на краю поляны.

«Зачем придумывать что-то новое? Лучшее — враг хорошего!» — пришла на ум старая поговорка.

— Тузик, сторожить! — пригрозил я расшалившемуся под деревом щенку и стал дожидаться противника.

Афры, как видно, не очень торопились на тот свет: я успел прямо в кроне дерева нагрузиться прихваченной жратвой, и меня после обильной трапезы разморило.

«Если бы не запасы, сделанные шаком, то я уже давно бы скулил, как Тузик под деревом», — всплыла в голове благодарная мысль.

Мне пришлось кинуть вниз приличный кусок оленины, чтобы успокоить голодного щенка.

— На, жри, герой, заслужил.

Глаза начали слипаться, и мне пришлось привязать себя, чтобы не свалиться. Первый заснул возле камня и тихо бормотал что-то, пуская пузыри. Постепенно меня тоже сморил сон, и в голове стали появляться образы из прошлой жизни. Перед глазами замаячила пьяная рожа Вакулы, который делился со мной секретами приготовления домашней горилки. Затем сон перенес меня в подмосковный лес. На каком-то сборище толкиенистов я увлеченно «ездил по ушам» молоденькой псевдоэльфийке, пытаясь склонить ее к более тесному знакомству. При этом почему-то рассказывал ей о своих героических буднях на Геоне. Настало время для братского поцелуя в губы, и я повернул к себе лицо притворно сопротивляющейся девушки. Из-под огромных пушистых ресниц на меня смотрели смеющиеся глаза Виканы. Я невольно отшатнулся и чуть не полетел с дерева, и только веревка, которой я предусмотрительно привязался, не дала мне сломать шею.

— И приснится же такое! — произнес я, снова взгромоздившись на ветку.

Сканирование не выявило ничего подозрительного, но на душе было неспокойно. Времени прошло достаточно, чтобы другие участники погони заинтересовались нашей длительной остановкой и пошли выяснять, в чем дело. Мои тревожные мысли прервал тихий скулеж Тузика у ствола дерева. Щенок всеми способами старался привлечь мое внимание. Я помахал ему рукой, давая знать, что заметил его старания. Тузик сразу перестал суетиться и пополз на брюхе в кусты, отделявшие поляну от леса.

«Тузик явно кого-то унюхал, нужно приготовиться», — подсказывал внутренний голос.

На другом конце поляны зашевелились кусты, и на тропинку крадучись вышел шаман со стрелкой на нитке.

«По компасу идет, сволочь, нужно подождать, когда остальные подтянутся».

Шаман, определив направление, что-то крикнул в кусты, и оттуда вышли четверо афрских воинов и еще один шаман. Выглядели шаманы поплоше, чем зарезанный мной до этого служитель культа. Мой вывод подтверждался и другими наблюдениями. Главного шамана охраняли шестеро воинов, а у этих было только по два телохранителя, по одному копейщику и лучнику. На тропинке состоялось короткое совещание, и афры осторожно двинулись за шаманом с компасом. Несмотря на соблюдение осторожности передвижения при отсутствии видимой опасности, афры не расслаблялись и четко держали строй. Идущего впереди шамана прикрывал щитом один из копейщиков, немного позади них по обеим сторонам тропы крались лучники, а последнего шамана закрывал щитом второй копейщик. Лучники зыркали, стараясь разглядеть опасность в кустах на краю поляны. Отряд, наконец, добрался до места, где я спрятал обувку шака, и шаманы начали шарить в траве. Копейщики прикрыли шаманов щитами, а лучники заняли позицию на флангах. Дисциплина у дикарей была мама не горюй! Несмотря на все предосторожности, афры были обречены. В руках у меня был отличный лук, а не допотопная самоделка, и стрел навалом, к тому же я видел противника как на ладони.

«Сначала бью лучников, затем шаманов, а потом копейщиков по обстановке», — решил я.

В руках заскрипела натягиваемая к самому уху тетива, стрела своим наконечником смотрела в грудь левому лучнику. Сердце громко застучало в груди, и я погрузился в транс. Лучники на поляне все-таки что-то почувствовали и закрутили головой. Выцеливаемый мной афр даже открыл рот, чтобы крикнуть, но было уже поздно.

— А хрен вы угадали, ребята! — прошептал я, выпуская первую стрелу.

Еще не распустился цветок смерти на груди первого лучника, а вторая стрела уже несла гибель его товарищу. Два трупа упали практически одновременно. Третий выстрел повалил на землю копейщика. Шаманы застыли на месте от неожиданности, и один из них тут же забился в траве, пытаясь вытащить стрелу из своего живота. Последний копейщик полностью спрятался за щитом и засеменил, пятясь спиной в сторону леса. Шаман, оставшись без прикрытия, бросился со всех ног прямо в болото. Я послал стрелу ему между лопаток. Тело упало в воду, подняв целую тучу брызг, а на воде остались только круги и медленно погружающееся оперение стрелы. У меня остался последний противник, медленно удаляющийся по тропе к спасительному лесу. Помня о прошлой неудаче со щитом, я решил не торопиться. Определив на щите место, за которым должна скрываться грудь копейщика, глаза выбрали точку прицеливания, и мои пальцы отпустили тетиву. Щит стремительно стал приближаться ко мне, и я разогнал стрелу, как только мог. От щита полетели обрывки оперения, и он упал на землю. Копейщик прополз еще пару метров по тропе и затих. На поляне все было закончено, только пронзительно кричал раненный в живот шаман. Его нужно было добить, и я начал спускаться с дерева.

«Нужно взять щит, а то какой-нибудь недобиток подстрелит, как Первого», — всплыла в голове опасливая мысль.

Прикрываясь щитом, я осторожно вышел на поляну. Из-за спины пулей выскочил Тузик и умчался в кусты на противоположном конце тропы. Останавливать малхуса я не стал, он намного лучше меня чувствовал опасность и не бросился бы туда без оглядки. Быстро прочесав кусты, щенок вернулся на тропу и подбежал ко мне, давая знать всем своим видом, что опасность миновала. Оставалась самая мерзкая часть боевой работы — добивание раненых. Ни один из афров не подавал признаков жизни, но все равно необходимо удостовериться, что никто из них не притворяется мертвым. Трофейным копьем я проткнул мертвые тела в области сердца, и только один убитый дернулся под острием наконечника.

После того как я обобрал покойников, мне пришлось еще целый час топить трупы в болоте и перетаскивать трофеи к камню, возле которого по-прежнему спал шак. Сил у меня практически не осталось, но нужно было покормить Тузика и перекусить самому. После ужина всухомятку я приказал малхусу сторожить и провалился в тревожный сон.

Глава 5 ДОРОГА К БАШНЕ

Монотонные удары тамтама — бум, бум, бум — раздавались в ушах, в утреннем тумане они звучали глухо и раздражающе. Глаза не хотели открываться, но холодная сырость заползла под одежду, и у меня затек весь левый бок. С трудом мне удалось сесть и заставить себя открыть глаза. Стоянку накрыл плотный туман, в котором даже не были видны пальцы вытянутой руки. Рядом со мной зашевелился пушистый клубок, и раздалось сонное поскуливание Тузика.

— Сторож хренов, спит без задних ног, — разозлился я. — Надейся на вас после этого. Все самому приходится делать.

В глубине души я понимал, что Тузик не виноват и его чуткий нос обнаружил бы опасность заблаговременно, но мне нужно было на ком-то сорвать свою злобу. Вчерашние подвиги не прошли даром для неокрепшего после ранений организма. Все тело болело, и суставы ломило. Левая нога снова превратилась в костыль и онемела. Сканирование тела показало сильное истощение ауры. Мне срочно требовалась подзарядка. Необходимо искать источник Силы, а тут еще этот тамтам. У меня возникли большие подозрения, что это прелюдия большой охоты на нас, а мы из бойцов превратились в инвалидную команду.

— Первый, просыпайся, — приговаривал я, шлепая шака по щекам.

Шак что-то забубнил во сне и перевернулся на другой бок.

— Просыпайся, зараза! — не выдержал я и дал Первому затрещину.

— А-а-а!.. — заорал он и уполз в туман на четвереньках.

В тумане раздался удар, а за ним болезненное шипение.

«Башкой в камень воткнулся», — догадался я.

Из тумана также на четвереньках появился Первый. На лбу у него выросла здоровенная шишка, и сна не было ни в одном глазу.

— Ну что, проснулся, болезный?

— Да, хозяин, а мы где? — спросил он, потирая шишку и глядя на меня растерянными глазами. — Меня же вчера убили!

— Все правильно, сначала убили, потом закопали. Потом снова выкопали, воскресили и дали по башке, — перевел я разговор в шуточную форму. — Хватит болтать, готовь завтрак, а я пополз на зарядку.

Охая, я встал на ноги и поплелся в сторону обнаруженного вчера источника Силы. Источник отвечал всем требованиям, кроме одного: мне приходилось заряжаться, стоя по колено в болоте, что еще больше ухудшало мое паршивое настроение. Сканирование тела на предмет повреждений расстроило меня еще больше. Мои вчерашние геройства не прошли даром. Я порвал и изувечил практически все, что с таким трудом восстанавливал последние месяцы. Левая нога стала одной сплошной гематомой, из мелких, еще не окрепших капилляров под кожу вылилась уйма крови. Колено распухло, и нога плохо сгибалась. На заднице красовался огромный синяк от удара о корень после вчерашнего полета с дерева. Мне пришлось не столько заряжаться, сколько устранять из организма последствия вчерашних подвигов. Разогнав кровь по сосудам, я чистил организм от растекшейся крови, заживлял порванные капилляры и мышцы. В принципе все оказалось не так плохо, как выглядело на первый взгляд, и при хорошем питании и умеренной нагрузке я должен восстановиться дня за два. Только кто этот покой нам даст?

Мои размышления прервал мокрый нос Тузика, уткнувшийся в руку. Этот хитрюга сумел добраться до меня, не замочив даже лап. Это я пришел к источнику Силы по колено в воде, а он — ловко прыгая с кочку на кочку.

— Ну что, завтракать зовешь? — спросил я щенка, потрепав по холке. — Ну тогда пошли.

Туман рассеялся, и дорога в лагерь затруднений не вызвала. У костра меня ждал настоящий пир: кроме запасов оленины и каких-то корешков, у нас с собой ничего не было, даже соль и та отсутствовала. А здесь же были и суп, и каша, и салат, и даже лепешки.

— Откуда такое богатство? — спросил я шака, садясь у костра.

— Тузик три мешка притащил.

Ну конечно! Пока я собирал оружие и стрелы, а потом прятал трупы, Тузик нашел стоянку убитых афров и притащил оттуда мешки с провизией. Смышленый, оказывается, щенок, хозяйственный.

Набив пузо под завязку, я блаженно потянулся и встал. Сканирование ничего опасного не показывало, звуки тамтама давно стихли.

— Хозяин, а где моя обувка? — спросил Первый. — У меня вся одежда в крови и дыра на куртке, а я ничего не помню…

— Потом все расскажу, а сейчас собирай все в дорогу, пора отсюда убираться. Барабаны слышал? Мне кажется, по нашу душу. Жди здесь, а мы с Тузиком до стоянки афров сбегаем, может, еще чего полезного найдем. Тузик, искать! — приказал я щенку и сунул ему в нос мешок из-под провизии.

Малхус тявкнул и, виляя хвостом, скрылся за камнем, я побежал следом. Забег закончился, так и не начавшись, лагерь афров оказался с другой стороны камня, у которого мы устроили стоянку.

Найденный лагерь значительно облегчил сборы. Здесь нашлось много необходимых в походе вещей. Очень меня обрадовали кожаные фляги и моток крепкой веревки. Первый быстро рассовал вещи по найденным мешкам, и мы, забрав оружие и стрелы, отправились в путь. Тузик бежал впереди, время от времени скрываясь в кустах. Малхус четко понимал свою задачу и нес караульную службу с завидным рвением. Следом бежал я с луком на изготовку, а колонну замыкал Первый с самым тяжелым мешком за плечами, вооруженный копьем и со щитом в руках. Гонок устраивать мы не могли, хотя и нужно убираться отсюда как можно быстрее.

Ландшафт вокруг тропы постепенно менялся, и скоро мы бежали уже среди скал. Свернуть в сторону стало невозможно из-за того, что скалы стояли вдоль тропы сплошной стеной. Такое положение вещей меня абсолютно не устраивало. В любую минуту мы могли нарваться на афров, а деваться нам было уже некуда. По собственному жизненному опыту я знал, что если есть небольшая вероятность произойти какой-нибудь гадости, то она случится непременно. Так произошло и в этот раз.

Тропа привела нас к озеру среди скал, в которое с высоты третьего этажа из каменной трубы диаметром около полутора метров слабым ручейком стекала вода. Место выглядело очень странно. Озеро имело круглую форму, словно вычерченную циркулем. Скала, из которой торчал конец трубы, обрывалась вертикально вниз, как отрезанная ножом. Под трубой из стены торчали обломанные ржавые скобы. Это явно были обломки какого-то древнего сооружения. Труба когда-то закрывалась металлической решеткой, от которой сохранились только торчащие из камня сгнившие прутья.

Времени у нас не было, и мы побежали дальше, не останавливаясь. Тропа завернула за скалу, и высота каменных стен начала уменьшаться. У меня появилась надежда, что нам удастся проскочить незамеченными, но ей не суждено было сбыться. Мой внутренний взгляд обнаружил ауры пятерых афров, осторожно идущих по тропинке среди скал. Эта пятерка оказалась головным дозором следующего за ними отряда из тридцати воинов. Мы, не снижая темпа, повернули в обратную сторону и побежали в направлении озера. Голова работала, как компьютер.

«То, что этот отряд идет по нашу душу, сомнений нет. Бежать по тропинке до места боя с предыдущим отрядом бессмысленно. Мои жалкие потуги замаскировать трупы могли обмануть только пьяного городского жителя с Земли. Афрские охотники обнаружат их через пять минут. Необходимо пропустить отряд мимо себя и рвать отсюда когти, пока они будут прочесывать округу поля боя», — просчитывал ситуацию мозг.

У меня возникла идея залезть в трубу над озером и там отсидеться. На воде следов не бывает, а в трубе, в случае чего, можно отбиться, а если совсем станет туго, то будем искать противоположный выход.

— Первый, у озера лезем в трубу. Сначала забираюсь я, а потом тебя с Тузиком на веревке затаскиваю. Ты понял? — давал я разъяснения на бегу.

— Нет, хозяин, — бодро ответил шак.

— Ну и хрен с тобой, делай как я.

Мы добежали до озера, и я сразу прыгнул в воду. Озеро оказалось мелким — вода доходила только до пояса. Шак рванул следом за мной, а Тузик, рассерженно гавкая, начал бегать вдоль берега, но в холодную воду не полез. Скобы, по которым я наивно мечтал долезть до трубы, оказались в плачевном состоянии, и, чтобы забраться по ним наверх, нужно было быть акробатом. Но делать было нечего, и я, взяв конец веревки в зубы, полез наверх. До трубы сразу добраться не удалось, но у меня получилось набросить веревочную петлю на прут, торчащий из трубы, и уже по веревке я подтянулся к отверстию. Дальше все было только делом техники. Сначала я затащил наверх Тузика, которого Первый принес под мышкой к веревке, а затем вещи и шака. Дозор афров должен был появиться возле озера с минуты на минуту, и мы, не теряя времени, пошли по трубе в темноту. Идти оказалось не трудно — диаметр трубы позволял передвигаться лишь слегка согнувшись, а вода в трубе доходила только до колена. Через тридцать шагов труба вывела нас к вертикальной шахте диаметром около трех метров. Шахта уходила вверх метров на пять и упиралась в потолок с люком, который закрывала решетка из толстых прутьев. Глубина шахты была неизвестна, потому что она была заполнена водой, которая поднималась до уровня горизонтальной трубы и стекала по ней в озеро. Наше убежище оказалось самой настоящей ловушкой, из которой не было выхода.

Я оставил шака с Тузиком на метровом карнизе, идущем вокруг вертикальной трубы, а сам вернулся к входу. Афры уже расположились вокруг озера и что-то обсуждали, показывая пальцами на трубу. Я прятался в глубине и старался не выдать себя. Мне стало абсолютно понятно, что афры точно знали, где мы, и сейчас обсуждали только один вопрос: лезть за нами в трубу или дождаться, когда мы сами спустимся вниз. Моя гениальность дала очередной сбой. Мне, дураку, нужно было догадаться, что я не самый умный, и в эту трубу афры лазали не один раз, и для них не было секретом, что из нее нет выхода.

Я вернулся к Первому с Тузиком и, сидя на карнизе, начал строить фантастические планы спасения.

«Еды у нас на неделю, воды навалом, — начал я анализировать ситуацию. — Так что можно сидеть здесь долго и дождаться, когда афры пойдут на штурм, а там я их всех перестреляю.

Ага, перестреляешь. Они, как идиоты, поодиночке полезут в трубу и дадут себя перебить? Как же, держи карман шире! Сейчас подойдет основной отряд и отправит дозор по тропе. Те быстро найдут покойников и вернутся к озеру. Никто в трубу не полезет, разве что разведчика пошлют, чтобы убедиться, что мы здесь сидим. Дождутся, когда мы вылезем из трубы, им торопиться некуда, и прихлопнут, как комаров», — разбил я собственные планы.

Мои мысли прервал странный звук, раздавшийся снизу шахты. Что-то там ухнуло, и на поверхности воды появились пузыри воздуха. Уровень воды начал стремительно подниматься, и через несколько секунд мы уже плавали в шахте, поднимаясь к зарешеченному люку. Я понял, что сейчас водаподнимется к потолку и мы утонем.

«Нужно сломать решетку в люке, и у нас может появиться шанс!» — мелькнуло в голове, и я, буквально выпрыгнув из воды, повис на решетке, держась за нее левой рукой.

Кровь закипела от выброса адреналина, время растянулось, превратив мгновения в минуты, и я начал резать прутья решетки лучом Силы. Вода поднялась уже до люка, и Первый, высунув лицо сквозь прутья решетки, хватал губами последние глотки воздуха. Тузик, уцепившись лапами за край люка, пытался просунуть свое тело наверх, но застрял и извивался, как змея. Мне удалось разрезать шесть прутьев и осталось только два, когда лапы Тузика последний раз дернулись, и он затих. Первый еще держался, но уже вовсю пускал пузыри. Решетка дрогнула, и поток воды вынес нас через люк наверх. Я схватил Тузика за задние лапы и, выдернув его из прутьев решетки, поднял над водой. Рядом откашливался Первый. Поток воды тащил нас по горизонтальной трубе, пока не прижал к следующей решетке, перекрывавшей трубу. На наше счастье, вода заполняла трубу не полностью, и мы могли дышать.

Этот кошмар продолжался примерно полчаса, пока вода не начала отступать и в конце концов полностью не ушла из трубы. Мы с Первым сидели на корточках и пытались привести в чувство Тузика. Способы реанимации утонувших волков были мне неизвестны, поэтому я тряс щенка, как грушу, и делал искусственное дыхание «рот в нос», потому что сделать то же самое «рот в рот» оказалось невозможно. Благодаря всем моим издевательствам Тузик не помер, а, громко чихнув, начал дышать. Через десять минут весь отряд снова был на ногах, и мы вернулись к люку. Уровень воды в шахте понизился, но трубы, по которой вода вытекала в озеро, еще видно не было. Все наши вещи утонули. Оправившись от шока, я понемногу начал приводить свои мысли в порядок.

«Для начала нужно осмотреться и решить, что делать дальше», — начал я заново строить планы.

Внутренний голос ехидно напомнил мне о моих великих достижениях в планировании спецопераций, в результате которых я снова оказался у разбитого корыта и чудом остался в живых.

«Но у меня есть и веские доводы в оправдание. Первый — „Не ошибается только тот, кто ничего не делает“. Второй — „Я человек, а не Господь Бог“. Крутизны у меня навалом, только жизненного опыта кот наплакал. Я совсем еще недавно работал рядовым сисадмином и стучал по клавишам компьютера, а сейчас бегаю по джунглям и воюю с толпами негров. Все мои знания почерпнуты из книг в жанре фэнтези и кинобоевиков. Поэтому новые знания и навыки добываются кровью и потом. Советчиков, которые знают все наперед, навалом, земля им пухом, а жизнь не „Контрал-Страйк“. И вообще, пошел ты, критикан, к черту, я живой и мои друзья тоже, а раны заживут, и барахлом мы снова обзаведемся», — прекратил я полемику сам с собой.

Пока вода не опустилась до обычного уровня, я решил обследовать трубу, в которую нас занесло потоком воды. С одной стороны ее перегораживала решетка, которая не дала унести нас в глубину древней канализации, а другой конец нужно было обследовать.

— Первый, сиди здесь и сторожи Тузика, а я пойду посмотрю, что там дальше.

Шак кивнул, и я отправился на разведку. Через тридцать метров труба уперлась в стену. Над головой у меня оказался люк с решеткой, правда на этот раз с замком и на петлях. Долго не заморачиваясь, я срезал замок и открыл решетку. Люк привел меня в небольшую комнату с какими-то задвижками и рычагами. Все механизмы сгнили до основания и давно не работали. В комнату через окно на стене пробивался солнечный свет. Стекло покрывала вековая грязь, и мне с трудом удалось очистить небольшой его кусок, чтобы посмотреть наружу.

Окно комнаты выходило на круглое озеро, в которое вытекала вода из трубы, только оно находилось выше и левее трубы. Сейчас это был не слабенький ручеек, как прежде, а мощная струя. Как ни странно, озеро не переполнялось, значит, вода куда-то уходила из него. Напор воды прямо на глазах ослабел и снова превратился в небольшой ручеек. Афры засуетились на берегу и вытащили что-то из воды. Это оказался наш мешок, выброшенный потоком. У дикарей снова началось совещание. Потом вождь, весь утыканный перьями, от чего очень походил на попугая, построил свое войско в колонну и увел по тропе в сторону болота, в котором я утопил покойников. Дождавшись, когда скроется из вида последний воин, я вернулся к шаку и Тузику. Вода в шахте понизилась до уровня сливной трубы, и мы могли выбираться на волю.

— Первый, ты прыгаешь вниз, затем я кидаю к тебе Тузика, а потом прыгаю сам. Ты понял?

— Да.

— Тогда вперед.

Шак солдатиком спрыгнул вниз, подняв фонтаны брызг, и через минуту уже сидел на карнизе, дожидаясь нас. Я взял упирающегося Тузика за шкирку и сбросил в люк. Щенок с визгом плюхнулся в воду и поплыл к Первому. Теперь наступила моя очередь. Прыгнул я, как и шак, солдатиком, только не стал сразу выныривать, а осмотрелся под водой. Шахта уходила далеко вниз, и дна видно не было. Из глубинного мрака, покачиваясь в воде, поднималась веревка, и я, ухватив ее, стал грести наверх. Первый помог мне вылезти из воды, и мы начали выбирать веревку. На другом ее конце оказался один из наших мешков. Моей радости не было предела. К этому мешку оказался привязан мой меч и колчан со стрелами. Стрелы высохнут, а лук мне шак новый выстругает.

Задерживаться в трубе было нельзя, нужно сматываться отсюда, пока не вернулись дикари. Сканирование афров поблизости не обнаружило, и мы спустились вниз по веревке. На берегу озера валялся выпотрошенный второй мешок, но его пришлось бросить, чтобы не оставлять следов своего пребывания. Мой отряд все дальше уходил от озера. Через два часа быстрой ходьбы скалы расступились, и мы побежали по лесу в сторону башни.

В лесу быстро темнеет, и заночевать нам пришлось в каком-то буреломе, подальше от тропы. Костер мы разжигать не стали и улеглись прямо на траву, согревая друг друга своими телами. Тузик служил мне в качестве подушки, и заснул я буквально в одно мгновение.

Утром мы разожгли костер, и Первый приготовил скудный завтрак из остатков продуктов, найденных в мешке. Снова начался многочасовой пробег по лесу. К полудню мы окончательно выдохлись и решили сделать привал. Есть было нечего, и Первый начал выстругивать новый лук, а я занялся ревизией размокших стрел. Тузик убежал обследовать округу, оставив нас одних.

Из тридцати стрел в порядок мне удалось привести только двенадцать, остальные требовали замены оперения. Для этого нужно подстрелить птицу, но без лука это было невозможно. Шаку для окончания работы над луком требовался по крайней мере еще один день. В это время из кустов появился довольный Тузик с самым настоящим земным кроликом в зубах. Этот малыш буквально спас нас от голода. Первый забрал у Тузика добычу, а я поцеловал охотника в нос. Радостный Тузик тут же снова унесся в кусты. Через два часа мы снова бежали по лесу, но уже сытые и полные сил. Тузик поймал еще одного кролика, и мы были обеспечены ужином.

Прошел еще один день нашего путешествия, и к полудню Первый доложил, что скоро мы доберемся до башни. Лес стал значительно реже, и в нем начали появляться большие поляны, заросшие кустарником. Мы стали передвигаться значительно осторожнее, но вокруг не было ни души, даже птицы не пели в кронах деревьев. Чувствовалось дыхание пустоши. Воздух стал намного суше, и трава на земле пожухла. Деревья уже практически исчезли, и нас окружали только колючие кусты. Мы пересекли заброшенную проселочную дорогу и вышли на большую поляну.

— Хозяин, здесь была стоянка, на которую тебя, раненого, привезли.

Мы осмотрели поляну и нашли только старые кострища и следы от давно проезжавших здесь телег. Ничего удивительного — с момента боя в пустоши прошло больше трех месяцев.

Через пару часов Первый вывел нас к развалинам башни. Башня оказалась небольшой и не такой древней, как канализация. Ее стены были сложены из дикого камня, и она разрушилась не от времени, а от пожара. Деревянные перекрытия сгорели и обрушились внутрь, после чего ее, видимо, решили не восстанавливать. Я залез на стену и осмотрелся. Башня, наверное, являлась сторожевой и контролировала заросшую ныне дорогу, ведущую в пустошь. С высоты полуобвалившейся смотровой площадки хорошо просматривалась вся округа. Магическое сканирование ничего опасного не обнаружило, и я спустился вниз.

Тяжелый день подходил к концу, и стало быстро темнеть, поэтому мы решили отложить раскопки тайника на завтра, а сегодня хорошенько отдохнуть и выспаться.

Глава 6 ДРЕВНИЙ АЛТАРЬ

Утром, после завтрака, мы с Первым приступили к раскопкам тайника, а Тузика отправили на охоту. Шак устроил тайник под каменной лестницей, ведущей на второй этаж башни. Место он выбрал очень толково: пролет лестницы закрывал схрон от дождя и сырости, торчавшие из развалин обломки балок делали подход к нему трудным и неудобным. Мы целый час разгребали завал, пока не добрались до спрятанных вещей, но нас ждало сильное разочарование. Вещи действительно не пострадали от сырости и их никто не нашел, но все кожаные предметы сожрали какие-то местные крысы или мыши. От панциря остался только проволочный каркас с оправой под камень, а от седла — деревянный каркас. Слава богу, уцелела шкатулка с картой и медальонами иностранцев. Я с содроганием сердца развернул метатель и облегченно вздохнул. Агрегат остался целым и невредимым, даже кожаный ремень, который я приспособил для переноски, не пострадал. Наверное, мышам понравился вкус защитной смазки, которой я смазывал метатель.

Шак начал подбирать деньги из съеденных кошельков, а мне пришлось заняться чисткой метателя. Разобрав механизм на составные части, я тщательно протер его от пыли и снова собрал. Первый за это время уложил серебро в узелок и принес мне. Золото и часть серебра у меня было спрятано в поясе, который достался ассасинам. Часть денег я отдал Колину и Викане, а Торвин с Рисом увезли половину оставшегося серебра. На данный момент у меня осталось только триста пятьдесят серебряных империалов.

— Итак, что мы имеем в наличии? — начал я ревизию своего имущества. — В наличии эльфийский меч, два ножа, двенадцать пригодных стрел. Денег у меня триста пятьдесят серебряных империалов. Также есть исправный метатель файерболов без единого заряда и камень от панциря. Есть карта Геона и четыре медальона иностранцев. Не густо.

Я разложил перед собой карту Геона и приступил к планированию своих действий, от которых зависела вся моя дальнейшая жизнь.

«Для начала нужно решить, что делать дальше. Куда я могу податься? В Кайтон соваться глупо, я в городе никого не знаю, и в одиночку там делать нечего, да и что я буду делать в бандитском городе? Идти матросом на пиратский корабль, а Первого и Тузика куда девать? Мотаться по морям, грабить и убивать за бутылку рома, желания у меня не было. В Мэлоре сейчас неспокойно, при здешних скоростях передвижения армий и способах ведения боя за три месяца заваруха не могла закончиться. Мне нужно двигать в Арис. От него недалеко до первого тайника, в котором ценностей намного больше, там попробую легализоваться. Сейчас с такой рожей я больше похож на зомби, чем на хумана. Пристроюсь где-нибудь кузнецом, куплю дом и буду заниматься исправлением своей внешности. Самая удобная дорога до Ариса через Шателье, а оттуда по озеру Вортекс до Пельтье, а затем по реке Нерей до Латра. От Латра до Ариса рукой подать. Только чтобы добраться до Шателье, через территорию афров нужно пройти, в этом самая большая проблема. Хотя если прибиться к каравану, то, может быть, и получится. Сначала нужно добраться до дороги на Тадмур, а там видно будет», — пришло в голову окончательное решение.

Пока я занимался планированием, вернулся с охоты Тузик. Он притащил здоровенную ящерицу, похожую на игуану, и положил ее к ногам Первого. Добыча Тузика вызвала у меня большие сомнения в ее съедобности, но шак сказал, что это деликатес и он приготовит из ящерицы вкусный суп. Я возражать не стал и полез на смотровую площадку башни сканировать окрестности.

Вокруг башни все как будто вымерло, ни на земле, ни в небе мне не удалось обнаружить аур живых существ крупнее кошки. Этот факт меня настораживал и одновременно подсказывал, что отсюда нужно как можно быстрее сматываться. Через час Первый позвал меня к столу, и я спустился.

После обеда шак занялся моим луком, а я решил ему помочь. Работа спорилась и быстро подходила к концу. Через пару часов мы обожгли лук на костре и изогнули рога. Осталось только обмотать рукоятку кожей, и можно натягивать тетиву. К ужину лук был полностью готов, и я провел его испытания. Этот лук получился значительно лучше предыдущего изделия шака, плечи по изгибающей нагрузке оказались практически одинаковыми, и рога на концах хорошо держали тетиву.

Наступил вечер, и последние приготовления к походу были закончены. Мы доели суп из игуаны и легли спать.

* * *

Солнце уже перевалило за полдень, когда мы добрались до дороги на Тадмур. Тузик, как всегда, бежал впереди, вынюхивая опасность, за ним — я, сканируя округу при помощи Силы, а позади нас пыхтел Первый с метателем за плечами. Местность ожила, и теперь окружавший нас лес наполнился аурами животных и птиц, но людей мне пока обнаружить не удалось.

В башне я нацепил на себя и Первого по два афрских амулета, скрывающих ауру, после чего мы исчезли из энергетического мира. Это, по моему мнению, должно было застраховать нас от шаманских штучек. Теперь мы играли с шаманами на равных условиях и могли обнаружить друг друга только визуально. Хотя, может быть, амулеты носили только шаманы, жившие возле долины Дерева Жизни? Усталость, накопившаяся за день, все настойчивее требовала отдыха, и я решил устроить привал на холме в двухстах метрах от дороги. Первый снял с себя бандуру метателя и уселся под деревом на землю.

«У шака здоровья немерено: тащить на себе пятидесятикилограммовую железяку и все время бегом — за пределами человеческих возможностей, — подумал я, глядя на Первого. — Хотя находись я в приличной форме, то при помощи Силы мог бы потягаться с ним».

Мое самочувствие стремительно приходило в норму. Сосуды на левой ноге уже не лопались от перегрузки, мышцы окрепли и перестали рваться, как раньше. Внешне обе конечности выглядели абсолютно одинаковыми, и только шрамы портили благостную картину. Я ощущал себя полностью здоровым, и у меня даже оставались силы, чтобы отправиться на охоту. За последнее время мне приходилось намного чаще бегать, чем ходить, и с каждым днем мой окрепший организм набирал спортивную форму.

— Отдыхай и займись костром, а я сбегаю что-нибудь подстрелю, — приказал я шаку.

Долго искать добычу не пришлось, и уже через двадцать минут я вернулся на холм с подстреленным оленем. Шак начал свежевать добычу, а мне удалось немного подремать. Во сне на меня снова нахлынули воспоминания из прошлой жизни.

Мы плыли на речном трамвайчике по Москве-реке в компании одноклассников, празднуя окончание школы. Теплую июньскую ночь заполняли звуки музыки, голова кружилась от выпитого шампанского и вина. Я вышел на верхнюю палубу проветриться и покурить. За мной увязалась Лариса, девчонка из параллельного класса, и полезла целоваться. Я был не настолько пьян, чтобы поддаться на провокацию. Меня на нижней палубе ждала Катя, моя первая любовь, на которую у меня сегодня были особые планы. Мокрые губы Ларисы обслюнявили все лицо, но я активно сопротивлялся. Лариса распалилась до такой степени, что полезла своим языком мне в рот, пытаясь изобразить французский поцелуй. У нее изо рта несло перегаром и табаком, и меня чуть не вытошнило, и в этот момент на трапе показалась Катя. Я оттолкнул Ларису и открыл глаза.

Оказалось, что во сне я целовался не с Ларисой, а с Тузиком, который таким способом пытался меня разбудить. Его мокрый шершавый язык намочил всю мою физиономию.

— Хозяин, обед готов, — позвал к костру Первый.

Я не стал заставлять себя упрашивать и принялся за еду. Мой личный повар, как всегда, оказался на высоте, изумительный суп из оленины сам просился в желудок, но спокойно поесть нам не дали. На дороге со стороны Кайтона показались ауры большого отряда, идущего в нашу сторону. Мы быстро доели суп и легли на землю, замаскировавшись в кустах. Через полчаса мимо нас проследовал большой отряд афров, нагруженный разным барахлом и ведущий на веревке пятерых пленниц. По всей видимости, они где-то недалеко разграбили караван, а теперь возвращались с добычей в свою деревню. Пленницы были одеты в арбскую одежду, а их лица закрывала чадра. Отряд проследовал мимо холма и скрылся за поворотом.

— Первый, быстро собираемся — и вперед. На месте боя должно что-то полезное остаться.

Шак шустро свернул лагерь, и мы побежали по следам дикарей. Через пару километров дорога вывела нас на перекресток, где следы повернули на проселок, ведущий на север. Нам пришлось бежать почти час, пока мы не вышли к месту побоища. Вдоль дороги стояли десять разграбленных телег, из которых дикари выпрягли лошадей, а на земле лежали трупы убитых. Афры повеселились вволю, многие покойники оказались изрубленными буквально на куски, и вся дорога оказалась залита кровью несчастных. Я насчитал двадцать два трупа.

Геон уже приучил меня к виду своей и чужой крови. Покойники воспринимались как неизбежное зло, поэтому отвращения я не испытывал и спокойно занялся мародерством. За последнее время мне приходилось обыскивать множество трупов, и я даже начал невольно радоваться, находя что-то полезное.

«Если дело и дальше так пойдет, то скоро человечину жрать научишься», — ехидно заметил внутренний голос.

«Да пошел ты, умник, куда подальше. Покойнику сапоги не нужны, а я все ноги сбил», — отбрехивался я, снимая очередные сапоги с трупа.

Мои мокасины, шитые шаком, рвались примерно через каждые два дня дороги, и ему приходилось делать новые из сырых оленьих шкур. Такая обувь была легкой, но очень ненадежной. Теперь передо мной был большой выбор кожаных сапог, снятых с ног убитых. К несчастью, покойники оказались все как на подбор низкорослыми, и их обувь не лезла мне на ноги. Выручил меня Тузик, отыскавший в кустах труп здоровяка. Парень получил стрелу в спину и успел далеко отбежать от дороги, пока не истек кровью. Несчастный оказался примерно моих габаритов, и я раздел его догола.

Дикари обчистили караван до нитки, а что не унесли, то переломали и испортили. Сапоги с покойников они не сняли, потому что ходили босиком. Эти сволочи даже все стрелы из убитых вырезали. Меня озадачил один странный факт. В караване я насчитал десять телег и только четыре убитых лошади, остальные куда-то исчезли. В отряде дикарей, который прошел мимо нас, лошадей не было. Значит, их куда-то увели. Лошади нам нужны были позарез, потому что пешком до Шателье добираться очень долго, да и груз на плечах таскать тяжело.

Следы лошадей нашлись недалеко от места побоища. Афры их выпрягли и увели за поворот дороги, после чего свернули в лес на звериную тропу. Отряд дикарей мы догнали через полтора часа. Тропа вывела нас на заросшую каменную дорогу, которая, в свою очередь, привела к каким-то развалинам. Мой магический взгляд сразу обнаружил мощный поток Силы, бьющий из земли в небо. Рядом с источником я обнаружил ауры одиннадцати человек и восьми лошадей. Лошади стояли в стороне, и их охранял один человек, остальные собрались возле источника.

Я приказал шаку спрятаться с Тузиком в кустах, а сам подкрался поближе к афрам. Мне удалось подобраться к ним метров на сто, когда из развалин донесся душераздирающий вопль и загрохотали звуки тамтама. По уму мне нужно было поскорее сматываться, но любопытство взяло верх. Я пополз между камнями к небольшому зданию и полез на полуразрушенную стену. Звуки тамтама становились все громче, и из развалин послышались какие-то завывания, потом снова раздался вопль. Я спрятался за стеной на втором этаже и выглянул в оконный проем. Окно выходило на развалины древнего храма. Храм давно разрушился, и от него осталась только круглая площадка с остатками колонн. Площадка была расчищена от обломков, и на ней я увидел возвышение в виде шестиконечной звезды, напоминавшей звезду Соломона. Из центра каменной гексаграммы выходил поток Силы толщиной с телеграфный столб. Три луча звезды заканчивались каменными чашами с углублениями, повторяющими контуры человеческого тела, возле которых стояли воины с копьями. В двух чашах лежали голые трупы с отрезанными руками и ногами, а ручьи крови из расчлененных тел стекали в какое-то отверстие в основании чаш. Еще одного несчастного держали два шамана, а третий отрезал ему левую ногу чудовищной пилой с каменными зубьями. Жертва дико орала, но дикари спокойно продолжали свое кровавое дело. Я быстро оценил обстановку и приготовился стрелять. Шаманы ремнем перетянули жертве правую руку, и главный из них взмахнул серповидным ножом.

Сердце в груди застучало, как паровой молот, и я погрузился в транс. Первая стрела вошла под левую лопатку палача, и он начал заваливаться на свою жертву. Второй шаман дико завыл, получив стрелу в живот. Третий успел сделать только один шаг и забился в агонии со стрелой в горле. Все произошло за считаные секунды. Копейщики отреагировали очень быстро и, укрываясь за колоннами, бросились в мою сторону, поэтому мне удалось подстрелить только одного из них. Два копья одновременно влетели в окно и отскочили от стены за моей спиной.

«Идиоты, теперь без оружия остались», — подумал я.

Но хрен я угадал. Копья воинов на мгновение отогнали меня от окна, а они, воспользовавшись моментом, вынули большие кривые ножи и кубарем вкатились в развалины здания, из которых я стрелял по шаманам. Мне пришлось бросить лук и взяться за меч. Афры оказались ловкими, как кошки, и мне через считаные секунды пришлось схлестнуться с ними врукопашную. Воины действовали слаженно и нападали, не мешая друг другу. Мне, несмотря на мою быстроту, никак не удавалось зацепить хотя бы одного из афров, а время уходило, и запас Силы мог закончиться. В этот момент в развалины влетел Тузик и ухватил за ногу одного из воинов. Секундного замешательства мне хватило, чтобы зарубить одного из нападавших, а разделаться со вторым оказалось уже делом техники.

Мне с трудом удалось отдышаться и успокоить адреналиновую дрожь в руках. Следом за Тузиком в развалины, размахивая дубиной, вломился Первый и застыл на месте, увидев, что сражаться больше не с кем.

— Я тебе сказал, где меня ждать? — набросился я на шака. — Ты почему нарушил приказ? Где метатель, зараза?

— Хозяин, я не виноват, это Тузик. Он у меня вырвался и убежал, когда вопли услышал, а я за ним. Метатель я в кустах спрятал, — испуганно оправдывался шак.

— Ладно, прощаю в последний раз! Пошли к лошадям, там еще один недобитый афр остался.

Мы едва не опоздали: охранник, заметив, что у алтаря что-то не чисто, убежал в лес. Нам пришлось почти час гоняться за ним, пока дубина Первого не вышибла ему мозги. Обобрав убитого, мы вернулись к храму. Шаман со стрелой в животе оказался живучим и успел уползти в развалины, но Тузик быстро нашел подранка, а я дорезал его без сожаления.

Пока шак готовил лошадей к отъезду, я занялся осмотром алтаря. Чаши, в которых лежали уже обескровленные обрубки людей, оказались каменными сиденьями перед разрушенными пультами управления. Центр гексаграммы, из которого выходил поток Силы, окружали концентрические кольца оголенных кабелей, заглубленные в камень. Я насчитал шесть обмоток своеобразного трансформатора, расположенных вокруг отверстия в центре гексаграммы. От каждой обмотки к пультам управления шли жгуты проводов. На трех оставшихся лучах гексаграммы находились многочисленные углубления с катушками проводов и остатками каких-то электрических схем. По-моему, это была древняя зарядная станция для камней Силы. По приблизительным прикидкам, здесь могли заряжаться одновременно три сотни камней различного размера и емкости. От потока Силы буквально несло энергией, и на проводах катушек вспыхивали маленькие голубые молнии. Моя аура стала наполняться энергией без моего желания, просто впитывая разлившуюся вокруг Силу. Прошли тысячелетия, а разрушенный механизм все еще был наполнен энергией.

Закончив осмотр зарядной станции, я подошел к трупу главного шамана и стащил его с тела последней жертвы, у которой он успел отрезать одну руку и ногу. Содрав с покойного шамана амулеты, я посмотрел на его изувеченную жертву. Несчастный оказался человеком моего роста и возраста с обезображенным ожогами лицом и левым плечом.

«Товарищ по несчастью, — подумал я. — Тоже, наверное, под файербол попал, вон как лицо обожгло».

Перед тем как отрезать жертве конечности, дикари перетягивали их веревкой, которую потом разрезали, уложив обрубок в чашу, где несчастный истекал кровью.

— Экономные, суки, всю кровь в дело пускали, — выругался я.

Покойник неожиданно зашевелился и застонал. Я мгновенно погрузился в транс и начал сканировать ауру жертвы. Парень находился без сознания от болевого шока, но кроме ампутированных конечностей никаких других повреждений не имел. Подкачав его ауру Силой, мне удалось перевести его из состояния шока в гипнотический сон. Тело несчастного расслабилось, и он задышал более равномерно.

Закончив с раненым, я отправился за шаком. Первый уже связал лошадей веревкой в две цепочки, и все было готово к отъезду. Разбираться с трофеями времени не было, и мы решили сначала отъехать от развалин как можно дальше, чтобы обезопасить себя от преследования. Я рассказал шаку о раненом, мы забрали одну из лошадей и вернулись к алтарю. Раненый самостоятельно сидеть на лошади не мог, и нам пришлось привязать его к седлу, предварительно забинтовав раны и накрыв голое тело попоной.

— Первый, ты присматривай за ним, чтобы не свалился с лошади по дороге.

Больше в развалинах нас ничего не задерживало, и караван отправился в путь.

Глава 7 У МЕНЯ НОВОЕ ИМЯ

Лошадей мы гнали, не останавливаясь до самой темноты. Задача обезопасить себя от погони стояла на первом месте. Я отвык за три месяца от верховой езды, и моя многострадальная пятая точка вся покрылась синяками. В придачу ко всему у меня сильно сосало под ложечкой, но приходилось терпеть голод. Раненый несколько раз начинал биться в конвульсиях и громко стонать, и его снова приходилось погружать в забытье при помощи Силы. Парня сильно растрясло на лошади, но мы не могли останавливаться. Тузик уже не бежал впереди нас, а плелся позади с высунутым языком.

«Пора останавливаться на ночевку», — решил я и дал команду сворачивать с дороги в лес.

Звериная тропа вывела нас к ручью с песчаным дном и чистой водой. Я повел караван по дну ручья вверх по течению. Через полкилометра мы выехали на поляну, окруженную скалами, и разбили лагерь. Место оказалось удачным, и у меня возникла мысль задержаться здесь на некоторое время, чтобы разобраться с трофеями и раненым. Скалы полукругом окружали наш лагерь, ручей переходил в болото, и нападения можно было ожидать только с одной стороны.

Мы с Первым расседлали и стреножили лошадей, а потом пустили пастись. Одна из скал нависала над поляной, создавая подобие грота, в котором мы и уложили раненого, а сами занялись подготовкой к ночевке. Шак разжег костер и приготовил еду, а я перетаскал трофеи под навес скалы. Раненый все еще находился без сознания и требовал немедленной помощи и лечения. Для начала я устранил воспаление на обрубках конечностей и постарался снять боль, а потом удалил разрывы в истощенной ауре. Аура на месте ранений пульсировала, и по нервам в мозг волнами направлялись какие-то импульсы. Каждый раз, когда такой импульс достигал головного мозга, раненый кривился от боли. Лучом Силы мне удалось разрушить нервные волокна немного выше раны, и парень перестал дергаться. За последнее время из меня начал получаться нехилый лекарь, и за жизнь парня можно было не беспокоиться. Восстановление ауры пациента прошло на «отлично», но я знал, что без биологической подпитки эффект окажется временным. Для полного восстановления парню требовалась обильная еда, и как можно быстрее.

От костра доносились ароматы готового ужина, и через некоторое время Первый доложил, что все готово. Мы быстро поели, и шак завалился спать. С недавнего времени я отменил ночные дежурства, потому что с охраной отлично справлялся Тузик, а у нас просто не оставалось сил после дневных забегов. Малхус увлеченно грыз большую кость с остатками мяса, а я вернулся к раненому с котелком и ложкой.

«Сначала нужно снять с него блокировку сознания, а потом попытаться разбудить», — решил я.

Мои усилия увенчались успехом, мозг раненого активизировался, и он начал приходить в себя. Открыв глаза, парень заорал как сумасшедший и забился в истерике.

«Блин, нужно было рожу себе чем-нибудь замотать, а то от такого зрелища любой в обморок упадет», — дошла до меня причина истерики.

— Спокойно, парень, никто тебя не обидит, кругом свои.

Процедура лечения плавно перешла в сеанс психотерапии. Парень рыдал и бился как припадочный, увидев обрубки вместо левой руки и ноги. Я пытался его успокоить, но мне это плохо удавалось.

— Твари, что они со мной сделали?! Как я теперь буду жить дальше, кому я теперь нужен?! — вопил несчастный. — Убью гадов, на куски порежу!

— Успокойся, лучше поешь супа, а то сил у тебя и так мало, а ты их на истерику тратишь, — совал я котелок и ложку парню.

— Как я одной рукой есть буду? Лучше мне издохнуть! — продолжал он биться в истерике.

— Заткнись и ешь суп! — не выдержал я. — Твои товарищи уже на том свете, они сейчас порезанные на куски на алтаре лежат, а ты живой остался. Подумаешь, руки и ноги нет, — нес я какую-то ахинею, — люди без глаз и парализованные живут, а тебе только протез сделать, и будешь скакать как новый. На мою рожу посмотри, ты по сравнению со мной красавчик. Я совсем недавно живьем гнил, и меня черви жрали, два месяца под себя ходил.

Как ни странно, но мои слова успокоили парня, и он начал есть суп из котелка. На наш ор прибежали Первый с Тузиком, но я их сразу прогнал, чтобы не отсвечивали. Парень поел, и я снова погрузил его в гипнотический сон, а сам отправился спать к костру.

* * *

Утро началось новыми проблемами. К обычным делам прибавилась забота о калеке. После завтрака мы с Первым занялись сортировкой добычи. В основном это была бесполезная ерунда: дешевые украшения, ткани и безделушки. Из оружия нам достались копья и ножи убитых нами воинов и колчан со стрелами, луков, к сожалению, мы не нашли. Все вооружение, наверное, унес с собой отряд, встреченный нами по дороге, а шаманы забрали лошадей и пленников для ритуала жертвоприношения. Среди трофеев я нашел три комплекта одежды и обуви, скорее всего принадлежавшие предназначенным в жертву пленникам. Вместе с ними лежали три пояса с сумками и кошельками. Меня поначалу напрягало отсутствие карманов на одежде жителей Геона, но их с успехом заменяли широкие кожаные ремни, похожие на портупею. К ремню на кольца подвешивались ножны с оружием, кошели, небольшие борсетки. В потайных отделениях можно было спрятать деньги и другие мелкие ценности. Денег в трофеях оказалось немного, но в одной из сумок лежали какие-то свитки и небольшой портрет симпатичной девушки.

— Парень, это твои вещи? — указал я на принесенную мной охапку одежды.

— Не все, это вещи Лемма и Гарика, а вот эти мои, — сказал парень и, подобрав портрет, начал всхлипывать.

— Опять за старое? Хватит ныть, давай я осмотрю раны, а потом шак тебя помоет и переоденет.

Осмотр показал, что культи обрубков затянулись розовой кожей и не кровоточили, повязки уже не требовались, и я отдал раненого на руки Первому. Через полчаса парень, вымытый и одетый, сидел у костра, уплетая из котелка остатки супа. Дождавшись, когда он поест, я приступил к расспросам:

— Теперь рассказывай, кто ты и откуда, как попал сюда.

— Меня зовут Валлин Бартолин, я кузнец из Шателье, ехал с караваном в Керану по делам.

— Врешь, никакой ты не кузнец, а наемник, и рожу тебе пожгли файерболом, а не в кузнице. Руки у тебя под меч заточены, а не под молот, и на теле есть старые шрамы от меча. Говори правду, а то оставлю в лесу к чертовой матери, а сам дальше поеду.

— Я правду говорю, у меня и документы есть, вон в той сумке лежат.

Я достал сумку и высыпал ее содержимое на землю перед Валлином.

— Вот это моя именная грамота, это свидетельство о демобилизации по ранению, это завещание и купчая на кузницу.

— Ладно, проверим, а теперь рассказывай мне все по порядку, где родился, где крестился, кто родители. Главное, не ври, у меня есть способы проверить, — предупредил я и грозно посмотрел на парня.

Моя зверская рожа произвела на Валлина должное впечатление, и он начал свой рассказ:

— Родился я двадцать семь лет назад в поселке Наемники недалеко от Фьера. Мой отец служил во «Втором Легионе» оружейником. Когда мне исполнилось десять лет, отец ушел в отставку, и мы переехали во Фьер. В городе он открыл оружейную мастерскую. Все было нормально, но шесть лет назад наш дом сгорел вместе с мастерской. То ли поджег кто-то или само загорелось, только отец с матерью и сестренка сгорели в доме. Я в это время был в гостях у невесты. Вернулся домой, а там одни головешки: ни денег, ни вещей, ни документов, ничего не осталось. Похоронил я родню, продал землю под домом и завербовался в пограничную стражу на границу с Чинсу. Год назад во время штурма замка мятежного барона попал под бадью с горящим маслом, тогда я практически ослеп и меня комиссовали. Полгода провалялся в армейском госпитале в Мэлоре, пока зрение не восстановилось. За неделю до выписки в госпиталь пришло письмо, в котором имперский нотариус извещал меня, что умер мой родной дядя Андреас и оставил в наследство кузницу в Шателье. Я перебрался в Шателье, но вступить в права наследования так и не смог. У дяди оказалась жена, которой я должен был заплатить пятьсот серебряных империалов отступного за кузницу. Я эту тварь только два раза и видел, молодая, стерва, красивая, правда, бесплодная. Она дядю в могилу свела, наверное, затрахала до смерти. Откуда у меня такие деньги? Через два месяца истекает срок выплаты отступного, и кузница перейдет к Лили, так зовут эту сучку. В городе я случайно встретил Торвина, земляка из Фьера, он служил с отцом во «Втором Легионе». Я рассказал ему о своих бедах, и он пообещал дать мне взаймы денег на выплату отступного и налогов за кузню, если я съезжу в Кайтон и разыщу хумана Колина, гвельфийку Викану и какого-то Ингара. Мы пошли к магу и скрепили сделку.

— Ой, врешь ты, парень, за поездку в Кайтон пятьсот империалов? Не свисти! Я бы туда-обратно до скончания века за такие бабки катался.

Парень покраснел и замялся.

— Я за поездку должен тридцать империалов получить, за известия о Колине и Викане еще двадцать. Остальные деньги я получил бы в долг, если привез доказательства смерти Ингара или узнал, где он находится.

— Почему этот Ингар так интересует Торвина? Пятьсот империалов — деньги огромные.

— Ну не такие уж и большие, кузница двадцать пять золотых стоит. Деньги Торвин в долг дает и под проценты. Ингар его родственника, Риса, убил, а это дело кровное! Я хотел за пять золотых подрядиться этого Ингара убрать, только Торвин рассмеялся и сказал, что Ингар сотне таких, как я, на лету уши отрежет. Он его в розыск как убийцу по всей империи объявить обещался и десять золотых в награду назначить.

После этих слов я буквально впал в ступор. Торвин, с которым я сражался плечом к плечу и не раз спасал от смерти, обвиняет меня в убийстве Риса и объявляет в розыск. Немного придя в себя, я продолжил допрос:

— Богач твой Торвин, десять золотых за голову убийцы родственника — деньги немалые.

— Я тоже удивился, откуда у него такие бабки. Раньше он простым охранником караванов был, правда, выбился в начальники охраны, но десять золотых — это круто! Потом я в городе узнал, что они с Рисом из Кераны большой караван привели и продали имперским магам много магических артефактов по бешеной цене. Тогда этот Ингар ограбил и убил Риса, а сам в Керану к пиратам сбежал. Только не суждено мне теперь до Кераны доехать, и деньги мои пропали, — горестно вздохнул Валлин.

— Ты долго в Шателье жил? — спросил я.

— Да нет, только две недели всего, жена дяди в дом меня не пустила, поэтому пришлось ночевать на постоялом дворе за стеной города. Торвина случайно в префектуре встретил, когда документы на наследство оформлять приходил, он меня не узнал с горелой рожей, да и как меня узнаешь, когда я с платком на лице постоянно хожу, чтобы народ не пугать.

— Где этот Торвин в Шателье живет, знаешь?

— Торвин в Шателье не живет, он там проездом во Фьер останавливался, уехал уже, наверное.

— А как же он деньги тебе заплатит за информацию?

— Очень просто. Я должен ему обо всем написать и отправить письмо голубиной почтой. Маг подтвердит в этом письме, что я не вру, и Торвин вышлет расписку на пятьсот империалов.

— А если он тебя кинет?

— С магами не шутят, им за заверенное магическое свидетельство деньги платят, сразу без штанов останешься или на каторгу пойдешь.

— Ладно, отдыхай, а я пойду своими делами займусь.

Мне было необходимо переварить полученную информацию.

* * *

Известие о предательстве Торвина меня ошеломило. Голова лопалась от разных предположений и догадок. В моем сердце еще теплилась надежда, что все это неправда. Калека мог соврать или говорить о совершенно другом человеке, но факты доказывали обратное, слишком много совпадений. Торвин увел караван вместе со всеми магическими девайсами, и у него была возможность продать магам двигатель и запчасти от магических механизмов. О побоище в пустоши, наверное, стало известно в Керане. В город я не пришел, и он решил, что я погиб. С Колином и Виканой они тоже не встретились, и Торвин увел караван в Шателье. Без меня клан «Желтая змея» Торвину по барабану, и он захотел срубить денег по-легкому, а потом уйти на заслуженный отдых. Какой ему смысл тащиться за тридевять земель, чтобы воевать на стороне нищего клана хуманов. Клялся в верности он мне, а нет меня — нет и клятвы. Рис — парень молодой и влюбленный в Викану — мог воспротивиться этому, для него клятвы и честь еще не пустой звук. Они могли сцепиться, и старый наемник вынужден был убить парня. Чтобы оправдаться, он обвинил в убийстве Риса меня. Торвин — человек тертый, и у него возникли подозрения, что я мог остаться в живых, поэтому он и отправил Валлина в Керану, чтобы убедиться в моей гибели.

Такое объяснение произошедших событий очень походило на правду. Чужая душа — потемки, и жизнь часто преподносит и не такие сюрпризы. В прошлой жизни мне приходилось быть свидетелем не менее подлых поступков. Компаньоны по бизнесу за бабки режут друг другу глотки, словно бандиты на зоне. Так что Торвин на их фоне выглядел невинной овечкой.

После обеда я отправился на охоту, чтобы пополнить наши оскудевшие запасы и заодно подзарядить ауру. Потратив три часа на подзарядку и выслеживание оленя, я вернулся на стоянку. Первый к этому времени рассортировал трофеи и ожидал моего решения, что из барахла нужно выбросить. Я согласился с его выбором и полез в ручей мыться, оставив шаку одежду для стирки. Солнце клонилось к вечеру, и пришло время ужина. Валлин уполз в нишу под скалой, и я пошел помочь ему вернуться к костру.

Парень лежал, уткнувшись лицом в скалу, и всхлипывал.

«Опять двадцать пять!» — подумал я и потряс парня за плечо.

— Хватит нюни разводить, пошли ужинать. Давай я помогу тебе добраться до костра.

— Отстань от меня! Зачем ты меня спас? Лучше бы я подох на алтаре, чем оставаться калекой.

— Слушай, парень, прекрати свои причитания, у меня и так голова раскалывается. Может, тебе сюда еду принести?

— Пошел ты к черту со своей жалостью! Ты думаешь, что я тебе спасибо скажу за то, что ты меня в живых оставил? Хрен тебе, ты мои муки продлил — и только! — злобно сказал Валлин, прижимая к груди портрет, найденный в трофеях.

— Ну-ка, давай сюда эту штуку, — приказал я парню и отобрал портрет. — Кто это такая?

— Это моя невеста, Кетлин. Я уговорил ее отца отдать ее за меня, если встану на ноги после пожара. Она обещала меня дождаться и не выходить замуж за другого. Мы помолвлены, и, несмотря на мои ожоги, она не отказала мне, а теперь отец за нищего калеку ее не отдаст.

— Слушай, парень, я не мать Тереза и сопли тебе вытирать не буду. Не хочешь есть, ложись спать голодный. Мне еще нужно придумать, как тебя до Шателье довезти, а не истерики твои выслушивать, — прорвалась наружу моя злоба.

После откровений Валлина в подсознании пульсировала неприязнь к этому искалеченному человеку. В древности гонцу, принесшему дурные вести, рубили голову, а новости, которые я узнал от Валлина, меня не очень обрадовали. Мало того, он еще подряжался меня убить. Понимая умом, что парень ни в чем не виноват, я все-таки был зол на него, и эта злоба вырвалась наружу. Плюнув себе под ноги, я развернулся и ушел к костру.

Еда не лезла в горло, и мне с трудом удалось проглотить свою порцию похлебки. Первый, заметив мое настроение, отодвинулся подальше от костра, и я было остался один. Но подошел Тузик и положил свою лохматую голову мне на колени. Щенок почувствовал мое скверное настроение и пришел мне на помощь. Я гладил его голову и потихоньку начал успокаиваться, но на душе все равно было мерзко от того, что обидел калеку.

«Все-таки ты не совсем пропащий, Игорь Столяров, если тебя еще мучает совесть, — прозвучал в голове голос совести. — Ладно, пора ложиться спать, а завтра просканирую мозги Валлину, может, я и не зря на него зуб имею». Положив голову на Тузика, я заснул сном праведника.

Утром меня разбудил запах готовившегося завтрака, и я пошел умываться. Погода радовала, на небе не было ни одной тучки, значит, не придется мокнуть под дождем. Вернувшись к костру, я приступил к еде.

— Первый, отнеси еду Валлину, пусть поест, а то он вчера истерику устроил и есть отказался.

Шак взял котелок с похлебкой и отправился к раненому.

— Хозяин, он там мертвый совсем! — отвлек меня от еды голос шака.

— Как это мертвый, он вчера вечером в порядке был, — вскочил я.

Подбежав к скале, я Валлина под ней не увидел.

— Где он?

— Вон там, под деревом, — указал шак на ствол, видневшийся из-за валуна.

Я побежал за Первым. Валлин стоял на коленях с петлей на шее возле небольшого дерева, и его труп уже остыл.Сканирование никаких признаков жизни в его теле не обнаружило. Рядом с покойником лежал портрет его невесты.

«Ну что, добился своего? — раздался в голове голос совести. — Парень сам удавился, и ты теперь можешь со спокойной совестью забрать его документы и приехать в Шателье под его именем».

«Пошел к черту, я не хотел его смерти!»

«Так уж и не хотел? А планы строил, как же: и рожа обгоревшая, и по росту подходит. В Шателье его никто не знает, и кузница на халяву достанется. Документы также в наличии».

«Он меня тоже убить подряжался!»

«Так ведь не убил же. Торвин тебя как убийцу Риса представил, так что парень в своем праве был», — продолжил издеваться голос.

«Слушай, ты достал меня! Да, я думал об этом! Да, я строил планы, но никогда бы так не поступил, и ты это хорошо знаешь! Мало ли какое дерьмо у меня в голове плавает. Ты прекрасно знаешь, что я бы довез Валлина до Шателье и помог ему, чем смог. Я не виноват, что он принял решение уйти из жизни. Каждый решает сам, жить ему или умирать, это законное право человека. И мне плевать на твое мнение».

Голос в голове замолчал и вроде оставил меня в покое. Валлина нужно было похоронить, и эту неприятную миссию я поручил шаку.

— Первый, раздень и похорони его.

«Снова мародерствуешь?» — кольнуло иглой раскаяние.

«Да, мародерствую! И ты мне, кстати, подсказал план действий. Я должен приехать в Шателье в одежде Валлина, с его документами и отправить письмо Торвину, что Ингар погиб, а Викану и Колина я не нашел!»

— Первый, зароешь покойника, постирай его одежду — я в ней поеду.

К обеду шак похоронил Валлина, и я воткнул в холмик на могиле самодельный крест. Почему я это сделал, не знаю, на Геоне верили совсем в других богов, но оставлять могилу без памятного знака я не стал. Парень и так нахлебался в своей жизни по самое горло, и зарыть его как собаку было несправедливо.

Дождавшись, пока Первый поест, я подозвал его, и мы занялись документами Валлина.

— Что здесь написано, можешь прочитать?

— Да хозяин. Это именная грамота. Здесь написано, — начал читать Первый, —

«ИМЕННАЯ ГРАМОТА.

Имя — Валлин Бартолин.

Дата рождения — двадцать четвертое число третьего месяца тысяча шестьсот пятьдесят четвертого года от создания Меранской империи.

Место рождения — город Фьер.

Отец — Кирк Бартолин, оружейник „Второго Легиона“.

Мать — Мелла, урожденная Лисил.

Сословие — кузнец.

Место и дата выдачи — выдана в городе Фьер двадцатого числа четвертого месяца тысяча шестьсот семидесятого года от создания Меранской империи.

Магистрат города Фьер.

Подпись — заместитель префекта Колодий Урман, маг магистратуры.

Подпись — маг пятого уровня посвящения Алимус Фьерский».

Я все прочитал, хозяин.

— Читай следующую грамоту, — приказал я.

Вторая грамота оказалась свидетельством о демобилизации по ранению, выданным армейским госпиталем в Арисе. В нем говорилось, что Валлин Бартолин годен к нестроевой службе в качестве оружейника.

Третья грамота была завещанием дяди Валлина, в котором он отписывал ему кузницу после выплаты пятисот империалов его вдове Лили Бартолин.

Текст документов оказался выгравированным на пергаменте лучом Силы, как лазером. Пергамент защищали магические водяные знаки. Если смотреть на документ внутренним взглядом, то проступал контур герба, похожего на герб ФРГ, только вместо орла на нем был изображен харух. Подписи на документах заверялись магическими печатями. На именной грамоте стояли две печати, а на завещании и свидетельстве о демобилизации по одной.

«Серьезно в империи относятся к документам, — подумал я. — Гравировку на пергаменте не сотрешь, не допишешь».

На именной грамоте первая печать стояла напротив имени Валлина и была заряжена его аурой, а вторая — напротив подписи мага и имела две магические метки. На свидетельстве о демобилизации и завещании стояли только печати магов.

Устройство печатей оказалось очень остроумным. В какой-то смоле размешали порошок серого камня Силы и печать вдавили в пергамент, а потом нанесли метку аурой Валлина. На поверхности печати красовался тот же герб, что и на водяном знаке. Печать на подписи мага оказалась двухслойной. Первый слой наносился во время изготовления пергамента и имел магическую метку, одинаковую на всех документах, а второй слой был из смолы с порошком серого камня и заряжался аурой мага. Метки пергамента и мага имели какую-то взаимосвязь, но какую я понять не смог. После нескольких неудачных попыток мне все-таки удалось подменить магическую метку на печати возле имени владельца грамоты меткой с магическим оттиском своей ауры. Так я превратился в Валлина Бартолина.

Глава 8 ДОРОГА В ГЕДЕОН

Радовался своим успехам в подделке документов я недолго. Здравый смысл подсказывал, что наличие легальных бумаг никак не гарантировало мне спокойной жизни. Слишком мало я знал о порядках в империи. У Валлина где-то были знакомые и друзья, он долго служил в пограничной страже. Любой такой старый знакомый расколет меня в два счета. Есть еще невеста, с которой у него любовь. Женщины — народ непредсказуемый, и она могла заявиться в Шателье в любой момент.

Сейчас передо мной стоит только одна задача — вписаться в жизнь Геона, понять ее, стать своим среди местных, а уже потом легализоваться под действительно надежным именем. Главной проблемой было — под каким соусом вернуться в Шателье. Караван Валлина погиб, и мне предстояло давать властям отчет по этому поводу. Прокрутив ситуацию и так и сяк, я решил сделать морду ящиком и говорить, что ездил за деньгами в Арис, а не в Кайтон, главное — проскочить мимо пограничной стражи.

Мы с Первым задержались на стоянке еще на один день. Мне было необходимо подогнать одежду покойного под себя и подготовить лошадей к длинному переходу. Как ни душила меня жаба, но четырех лошадей я решил оставить. Восемь лошадей на двоих — это явный перебор, нам бы с четырьмя справиться. В выборе «транспорта» я полностью доверился шаку. Наконец приготовления были закончены, и мы отправились в путь.

Верхом можно было передвигаться только по дороге или проселку. Это было намного быстрее и легче, чем пешком, но и одновременно намного опаснее. Я находился в постоянном напряжении, сканируя дорогу впереди, и при малейшей опасности мы сворачивали в лес. На наше счастье, движение по проселку практически отсутствовало, и нам за два дня не встретилось ни одного каравана. Несколько раз я замечал на дороге небольшие отряды афров, но это, скорее всего, были охотники, которые через некоторое время сворачивали в лес. Местность вокруг дороги как будто вымерла.

На второй день нам на пути попалась разрушенная афрская деревня из двух десятков хижин. Однако она была разрушена уже давно и полностью заросла травой. На следующий день мы проехали еще три такие же деревни. В самой большой из них я решил остановиться на обед и заодно осмотреть развалины. Пока Первый готовил еду, я с Тузиком бродил по деревне. Причина, по которой она вымерла, стала ясна сразу. Практически в каждой полуразрушенной хижине мне попадались человеческие кости.

Самое большое число костей и черепов я нашел на деревенской площади за покосившимся частоколом, практически вся земля вокруг оказалась засыпана ими. В центре площади красовалась пирамида из черепов, словно на картине Верещагина «Апофеоз войны». Тузик, увидев это зрелище, поджав хвост, убежал к Первому, а у меня сразу мороз волнами пробежал по коже и спина покрылась холодным потом. Привычка защищает человека от стрессов, и мне давно не доводилось падать в обморок при виде крови, мои руки этой красной жидкости пролили не одно ведро. Однако зрелище бессмысленной и показной жестокости вгоняло в дрожь. Вокруг этой чудовищной пирамиды на земле виднелись следы костров, в которых кучами лежали полусгоревшие раздробленные кости. Мало того что жертвам отрубили головы, их еще зажарили и съели. В деревне явно порезвилось племя людоедов. Перед глазами, как живая, встала картина трагедии. Наверное, деревню окружили на рассвете, потому что костей убитых было много в домах, затем выживших загнали за частокол, отрубили головы и съели. Я рассказал о своей находке Первому, но он даже не удивился и не пошел смотреть на пирамиду из черепов.

— Это караи, — сказал он.

Из рассказа шака я понял, что караи — афрское кочевое племя, которое живет в глубине джунглей и время от времени делает набеги на другие афрские племена. Караи исповедуют какой-то изуверский религиозный культ, который требует есть человеческое мясо и пить людскую кровь.

— А почему другие племена не соберутся и не вырежут этих караев под корень? — спросил я.

— Караи живут маленькими племенами в глубине непроходимых джунглей и собираются вместе только для таких вот набегов, — ответил Первый.

Веселый народец бегает по джунглям вокруг нас! После таких рассказов обедать как-то сразу расхотелось, и я с трудом осилил свою порцию. Распрощавшись с местом чудовищной трагедии, мы снова отправились в путь. Скорость нашего передвижения значительно повысилась, и следующую ночь мы провели уже возле дороги на Гедеон, хотя я рассчитывал добраться до нее только к вечеру следующего дня.

Утром мы выехали на дорогу намного позже обычного, загнанные нами от страха лошади требовали длительного отдыха. Движение на дороге оказалось довольно интенсивным, и мы быстро догнали караван, движущийся в направлении Гедеона. Навстречу часто попадались отдельные телеги и небольшие группы пешеходов. Вдоль обочин стали встречаться стоянки для караванов и афрские деревни, как на дороге в Кайтон из Тадмура. Караван, который шел впереди нас, свернул на одну из стоянок, и я решил пристроиться к нему. На въезде на стоянку нас встретили три афрских воина и содрали с меня серебряный империал за услуги. Мы на законных основаниях въехали за частокол, и шак увел лошадей на водопой. Тузик, размахивая хвостом, как дворняга, увязался за ним. Чтобы разобраться в обстановке и понять, куда мы попали, мне пришлось напустить на себя беспечный вид и бродить среди телег каравана, разыскивая мнимых знакомых. В действительности я буквально растопырил уши во все стороны, подслушивая разговоры караванщиков. Караван, расположившийся на стоянке, оказался смешанным и не принадлежал одному хозяину, это было временное объединение мелких купцов, которые совместно наняли охрану до Гедеона. У костров слышалась афрская, арбская и меранская речь, но караванщики общались между собой в основном на меранском языке.

— Ты чего это здесь вынюхиваешь? — обратился ко мне один из купцов. — Я тебя еще по дороге заметил. Зачем ты тащишься позади, не догоняешь и не отстаешь. Хочешь на халяву до Гедеона добраться и за охрану не платить?

— Фу, — выдохнул я и убрал руку с меча.

Оказывается, меня подозревают в иждивенчестве и нежелании платить деньги за охрану, а не в чем-то более серьезном.

— Чего расфыркался? Хочешь ехать с караваном, плати десять империалов Кривому Луцу за охрану и не отсвечивай позади. Так ты допросишься только плетей, Луц тебе десяток быстро отвесит.

— Да я готов заплатить сколько положено, просто поздно догнал караван, — проговорил я с испуганным видом. — Где начальник охраны сейчас, не подскажете?

— Он возле сторожевой вышки со своими людьми обедает.

Я направился к вышке, под которой сидела большая группа воинов во главе с одноглазым арбом.

— Ну наконец-то явился! А я хотел за тобой своих ребят посылать, чтобы они тебе всыпали десяток горячих. Зачем пришел?

— Пришел за охрану заплатить, только не знаю сколько.

— С тебя, парень, за наглость двенадцать империалов.

— Это с какой стати? — начал возмущаться я, делая вид, что у меня мало денег. — До Гедеона всего ничего осталось, больше пяти не заплачу!

Мы несколько минут препирались с одноглазым и сошлись на восьми империалах.

— Значит, так, парень, — начал давать инструкции начальник охраны. — Поедешь за телегой Али Парфянина, вон она возле ворот стоит. По каравану не шастать, если чего нужно, спроси у меня. Понял?

— Понял.

— Тогда иди и поешь, скоро отправляемся. Кстати, ты из лука хорошо стреляешь? Я видел, ты с ним не расстаешься.

— Да вроде неплохо.

— Тогда с левой стороны дороги держись и команды слушай. Лучников у меня только трое, ты четвертым будешь. Еще, морду чем-нибудь закрой, а то лошади шарахаются, — рассмеялся Луц и сел на свое место.

«Лучше с горелой мордой жить, чем с одним глазом», — буркнул я про себя и пошел искать шака.

Первый нашелся у коновязи рядом с нашими лошадьми, возле него меня ждал котелок с едой и ложка. Тузик бегал вокруг лошадей и делал вид, что сторожит их, хотя рядом находились мы с Первым. Малхус оказался очень хитрой бестией: как только мы выехали на дорогу и поехали за караваном, хвост у него мгновенно загнулся крючком, шерсть стала какой-то пегой. Внешний вид от этого у щенка изменился разительно, он стал похож на крупную лохматую дворнягу, а не на магического волка эльфов. Даже аура у Тузика изменилась. Самый настоящий хамелеон не смог бы так быстро приспособиться к новым условиям. Какие еще способности скрыты в этом удивительном звере, знали только боги.

Шак, как всегда, был в ударе: пока я бродил по стоянке, он уже успел приготовить еду, напоить и накормить лошадей. Обед закончился, и караван начал вытягиваться на дорогу. Мы заняли свое место в караване, и мне удалось впервые расслабиться за последние три с половиной месяца. Я практически до вечера продремал, сидя в седле и отходя от многомесячного стресса. Вокруг меня снова были люди, а не дикие звери, и никто не пытался меня убить. Вечером караван въехал на стоянку возле большой афрской деревни, и мы после ужина легли спать.

* * *

Утро началось обычной караванной суетой, я уже собрался сесть на лошадь, когда Луц собрал всех купцов на совет.

— Голуби мои, слушайте меня внимательно и не говорите потом, что не слышали! — начал свою речь одноглазый. — Сейчас дорога пойдет по меранским топям, место самое опасное на нашем пути. Может случиться все, что угодно. Команды слушать беспрекословно! Кто замешкается, брошу не раздумывая. Всем проверить лошадей и телеги, чтобы колеса не потерять, больных лошадей в конец каравана отправьте, я затора на узкой дороге не допущу. По звуку рога отправляемся. Теперь ты, парень, — заговорил со мной начальник охраны. — Если будешь спать, как вчера, перетяну кнутом по горбу. Собаку свою привяжи, нечего ей вдоль каравана шастать. Если что-то заметишь или почувствуешь, то сразу докладывай. Лучше перебдеть, чтобы потом не забздеть! Понял?

Я кивнул и пошел к своей лошади. Первый привязал Тузика на веревку, и тот понуро поплелся следом. На душе у меня было муторно. Пятая точка сигнализировала о предстоявших неприятностях. Если караван ждет засада, то нас сначала начнут расстреливать из луков, а я был без кольчуги. Лук — не автомат, в окоп не спрячешься, стрелять приходится стоя и на виду у противника. Одно попадание — и конец Валлину Бартолину во второй раз.

«Приеду в Шателье, первое, что сделаю, откую себе кольчугу по образцу панциря с магической защитой», — решил я.

Через два часа караван выехал на дорогу между болотами, покрытыми чахлым кустарником. В воздухе висел затхлый запах гниения, и люди в караване притихли. Над покрытой ряской топью раздавался только цокот копыт и скрип тележных колес. Напряжение нарастало с каждым часом, но вокруг все было спокойно, и никаких человеческих аур я не замечал. Засада поджидала нас только под вечер, когда до стоянки за болотом оставалось три часа хода. Болото уже не было сплошным, в трясине появились островки, заросшие деревьями. Люди в караване сильно вымотались за день непрерывного напряжения и начали терять бдительность. Тузик первым заметил разведчика, сидящего на вершине большого дерева возле дороги. Он стал рваться на привязи и тихонько гавкать. Его поведение насторожило меня, и я вычислил ауру человека в кроне дерева. Каким способом разведчик должен дать сигнал своей банде о нашем приближении, я понял не сразу, но потом заметил еще две ауры, скрывавшиеся в кронах деревьев в пределах прямой видимости. Я догнал Луца, стараясь не привлекать внимания разведчика, и доложил ему о засаде.

— А ты, парень, не свистишь со страху? Как ты мог его заметить с такого расстояния? — не поверил Луц.

— Собака чужого почуяла, беспокоится. Если хочешь, я ссажу его с дерева, когда подъедем поближе.

— Давай, парень, действуй.

До дерева, на котором сидел наблюдатель, оставалось не больше двухсот метров — самая убойная для меня дистанция. Я осторожно вынул стрелу из колчана и выстрелил навскидку. Стрела со свистом скрылась в кроне дерева и… ничего не произошло. Луц подождал несколько секунд и громко рассмеялся.

— Ну ты, парень, и снайпер. За полверсты лазутчика на дереве увидел. С двухсот шагов в глаз ему попал. Наверное, он и убежал помирать? Чеши, парень, на свое место и не морочь людям голову! Понял?

Я остановил лошадь и стал поджидать шака. По каравану разнесся ехидный смех, когда мимо меня проезжали телеги.

«Что произошло? Почему не упал с дерева убитый лазутчик? Его аура погасла и больше не светилась в кроне. Может, он в ветвях застрял?» — мучил меня вопрос без ответа.

Тем временем караван подъехал к дереву, и из его ветвей с треском на дорогу выпал труп со стрелой в правом глазу. Телеги остановились как вкопанные, и Луц жестом подозвал меня к себе.

— Беру свои слова обратно, — начал одноглазый. — Стреляешь ты как гвельф. Больше никого вокруг не видишь?

— Дальше по дороге еще двое на деревьях сидят, нас дожидаются.

— Сшибить сможешь?

— Попробую.

Лазутчик, сидевший на втором дереве, видел, как упал с дерева его напарник, и постарался спрятаться за ствол. Но это ему не помогло, моя стрела попала ему в пах, и он с воплем рухнул вниз. Удар о землю прекратил его страдания. Караван стал приближаться к третьему наблюдателю. Разбойник не стал дожидаться судьбы своих товарищей и начал быстро спускаться с дерева.

— Луц, ловите третьего, он сейчас с дерева спрыгнет! — заорал я и приготовил стрелу.

Трое охранников галопом поскакали к дереву и за ноги стащили готового уже спрыгнуть разведчика. Разбойник змеей выскользнул из рук воинов и бросился зигзагом наутек. Тузик мгновенно сорвался, вырвав веревку из рук шака, и молнией бросился за беглецом. Лазутчик, как акробат, прыгал с кочки на кочку и наверняка бы ушел, если бы не Тузик. Малхус в три прыжка догнал бегущего и сбил его с ног. Разбойник плюхнулся в воду, но, мгновенно выхватив кинжал, бросился на щенка. Это он сделал, конечно, зря, потому что зубы Тузика сомкнулись у него на руке и раздался характерный хруст. Разбойник завыл как оглашенный и выронил кинжал. Малхус отпустил руку разбойника и, вцепившись ему в причинное место, вытащил на дорогу. Здесь раненого перехватили воины охраны и повели к одноглазому.

Луц остановил караван и начал допрос пленного. Штирлиц из парня не получился: он сразу выложил все, что знал. Впереди нас ждала засада из двадцати разбойников, спрятавшихся на двух островках по обеим сторонам дороги. Бандиты намеревались перестрелять лошадей в телегах и дождаться, когда мы бросим товар и убежим вперед по дороге. После этого они собирались забрать из телег все ценное и уйти в болото.

— А хрен вы угадали, ребята! — сказал Луц и приказал своим бойцам спешиться. — Значит, так: берете щиты и прикрываете нашего снайпера от стрел. Потом медленно подходите на дистанцию выстрела к засаде. Парень, ты должен перестрелять как можно больше гадов. Стрел у тебя хватит?

— Нет, стрел не хватит, давайте свои, какие есть.

— Это без проблем. Эй, Ульф, давай сюда свой колчан. За парня головой отвечаете. Если его пришибут, то каравану хана, а у него даже кольчуги нет.

— Пусть с убитых снимет, — раздался чей-то голос.

— Не подойдут они ему, больно мелкие хозяева у них были. Только в Гедеоне две на одну обменять сможет.

— Хватит трепаться! — пресек разговоры Луц. — Взяли щиты — и вперед!

Шестеро воинов взяли щиты и встали рядом со мной полукругом. Я спрятался за спиной самого рослого воина, и мы зашагали к засаде. Ауры двадцати разбойников были видны как на ладони на фоне гниющего болота. За триста шагов до засады я приказал остановиться и начал выцеливать первого разбойника. До островков было далеко, и я не опасался ответного огня. Организм привычно отреагировал на стресс выбросом адреналина, время потекло, как в замедленном кино, и мои пальцы отпустили тетиву лука. Первые три разбойника умерли, так и не поняв, откуда прилетела смерть. Мне удалось выпустить еще шесть стрел, и у лука лопнула тетива. Как ни старался Первый, но сделать качественную тетиву он в полевых условиях не смог. Это спасло банду от полного уничтожения. Кусты на островках затрещали, и разбойники сломя голову бросились через трясину. Пока мне принесли другой лук, пока я прицелился, разбойников и след простыл.

Охрана целый час вытаскивала покойников на дорогу. Девять моих стрел убили на островках шестерых разбойников, остальным удалось удрать. Глядя на трупы в грязных обносках и нищенские трофеи, я пришел к выводу, что бандитизм на Геоне — дело не прибыльное, не то что у нас на Земле, где бандиты на джипах раскатывают. Мне досталась целая связка кривых луков и шесть колчанов со стрелами. Поделив добычу пополам с Луцем, я стал владельцем четырех паршивых кольчуг, трех ржавых мечей и горсти медной мелочи. Половину стрел я отдал Ульфу.

Караван без потерь снова двинулся в путь. Задержка на болоте привела к тому, что мы въехали на стоянку далеко за полночь, и у меня едва хватило сил поужинать. Обладание Силой давало огромные преимущества. Я мог часами бежать с лошадью наперегонки, поднимать огромный вес, видеть в темноте и сквозь стены, стрелять из лука на километр, но после всех этих подвигов начинался неизбежный откат, и я становился как выжатый лимон. Стресс и моральная усталость высасывали жизненные силы, как насос, а их мог восстановить только отдых, покой и обильная еда, а на это нужно было время. Подкачка ауры давала только временный эффект, и без полноценного отдыха было не обойтись.

Утром все тело у меня болело, и голова буквально раскалывалась. Увидев мое состояние, Первый покормил меня густым бульоном буквально с ложечки. Луц, подошедший ко мне, махнул рукой и куда-то ушел. Мне требовалась немедленная подзарядка. Луч Силы оказался рядом с сортиром, и я, закрыв дверь на засов, стал подзаряжаться. В дверь несколько раз кто-то колотил, но я посылал всех к черту. Наконец зарядка закончилась, и мне немного полегчало. Караван уже вытягивался на дорогу, и мы с шаком едва успели занять в нем свое место.

— Ну как ты, парень? — спросил подъехавший Луц.

— К вечеру оклемаюсь, — ответил я. — На меня после ранения, бывает, накатывает.

— Ну ладно, не буду тебя беспокоить, ты подремли в седле. После полудня приедем в Гедеон. Ты куда потом?

— Не знаю пока. Может, в городе задержусь, а может, в Шателье подамся.

— Если в Шателье надумаешь, то мы через три дня туда караван поведем. Как только купцы расторгуются, так сразу и отправимся. Ты где остановиться собираешься?

— Не знаю пока, я Гедеон почти не знаю, да и с деньгами напряженка, — соврал я.

— Ну, на этот счет не беспокойся, с нами остановишься в «Старом отшельнике», там у нас места забронированы и скидки есть. Твои трофеи купцам из каравана сплавим. Так они денег не дадут, жадность задушит, а если попросить купить подороже, то вроде так и надо. Я эту публику хорошо знаю, не первый год караваны вожу. Ладно, я поеду вперед, а ты отдыхай.

Я задремал, мерно покачиваясь в седле, и мне снова стали сниться сны из прошлой жизни. Перед моими глазами всплыли образы матери и отца. Каково им теперь без меня? Потом в голове закрутились сцены из студенческой жизни. На душе стало хорошо и спокойно. Затем в моем мозгу возник образ огромных голубых глаз с потрясающими длинными ресницами. Глаза постепенно отдалились, и я увидел красивое девичье лицо в черном кружевном платке, спадающем на ее плечи. Девушка держала в руке свечу и смотрела на меня. Из уголка ее глаза катилась похожая на жемчужину слеза, и я услышал в голове голос:

«Ингар, не покидай меня, я чувствую, что ты жив! Я буду ждать тебя всю жизнь и никогда не позволю дотронуться до себя другому мужчине! Дай мне знать, что ты жив, умоляю тебя! Ответь мне!»

— Я живой, — неожиданно прошептали мои губы.

Глаза девушки закрылись, и из ее руки выпала свеча.

Образ в голове померк и растаял в воздухе.

— Хозяин, просыпайтесь, мы уже приехали, — раздался голос шака, и я открыл глаза.

Караван втягивался в ворота города, окруженного глинобитной стеной. Мы въезжали в Гедеон. В голове всплыли воспоминания недавнего сна, и я счастливо улыбнулся обезображенными ожогом губами.

«Приснится же такое! Слава богу, что не обычные кошмары, а красивая сказка», — подумал я и пришпорил коня.

Глава 9 ГЕДЕОН И СВЕЖИЕ НОВОСТИ

Гедеон оказался похож больше на огромную грязную деревню, окруженную глинобитной стеной, нежели на город. Негры — они и на Геоне негры, и если над ними нет надсмотрщика с поленом, то даже убирать за собой они не станут.

Караван двигался по грязной, заваленной мусором и нечистотами улице к центру города. За нами увязалась большая толпа тощих чернокожих пацанов. И со всех сторон понеслись крики:

— Дэнги, дэнги давай!

«Прямо „Двенадцать стульев“», — вспомнил я сцену из фильма.

Первый отбивался от мальчишек заранее припасенной хворостиной, а Тузик хватал их за ноги, но это плохо помогало. Купцы, не стесняясь, хлестали бичами направо и налево по спинам распоясавшихся воришек.

«Блин, „на ходу подметки режут“, — подумал я. — Сейчас растащат все с заводных лошадей и разбегутся, как тараканы, по щелям».

— Дэнги, давай дэнги! — орал схвативший меня за стремя чернокожий дьяволенок, а в это время с другой стороны лошади к переметной суме подкрадывались двое других пацанов, в руках у которых я увидел кривые ножи.

«Сейчас срежут сумку — и ходу!»

Тузик сумел отогнать грабителей, разорвав одному из них и так драные штаны.

— Чего ты хочешь, мальчик? — спросил я, сдернув платок, под которым прятал свое обожженное лицо, и постарался скорчить страшную рожу.

С этим трюком я явно переборщил, потому что парень грохнулся на спину и, дико завизжав, заполз в арык, заполненный нечистотами.

— Ардыл! Ардыл! — визжал парень, и толпа попрошаек в мгновение ока растворилась в проходах между хижинами.

— Что случилось? — задал мне вопрос подскакавший Луц.

— Да ничего особенного, просто лицо мальцу показал, тому, который в арык залез. А кто такой Ардыл?

— Ну, тогда ясно! — заржал Луц. — Зря я тебе лицо закрыть приказал, когда в город въезжали, сейчас уже в «Старом отшельнике» вино бы пили, а не от ворья отбивались. Ардыл — это болотный демон, который детьми питается. Афры — народ дикий, они четыре раза в год малолетних воришек в болоте топят, Ардыла умасливают, чтобы скотина в болоте не тонула. А действительно, похож-то как, вылитый Ардыл! Ты платок не надевай, пока мы до площади не доедем.

Вокруг нас с Первым образовалось пустое пространство, и беспокойство за свои подметки у меня исчезло. Тем временем караван выехал на огромную базарную площадь, и Луц позвал меня в гостиницу «Старый отшельник». Гостиница оказалась обычным караван-сараем, обнесенным глинобитной стеной, за которой прятались несколько бараков с плоскими крышами и навес для лошадей. Навстречу Луцу выскочил старый хромой арб и с поклонами повел нас в один из бараков. Первый увел лошадей и Тузика к коновязи, а мы с Луцем и остальными воинами вошли внутрь помещения.

Барак внутри выглядел намного лучше, чем снаружи, здесь было чисто и прохладно. Помещение разделялось на пять отдельных запираемых комнат и одну большую общую, застеленную коврами и подушками. Луц позвал меня с собой, и мы с ним и еще два старших охранника разместились в самой лучшей комнате. Забросив переметные сумы с ценными вещами в сундук, я закрыл его на ключ, торчавший из замка, и вышел во двор умыться. Шак, завидев хозяина, тут же подбежал помогать. Я разделся до пояса и стал принимать водные процедуры.

— Господи, как же тебя изувечили! — услышал я голос Луца за своей спиной. — Как будто всю шкуру с живого содрали. И как ты только выжил?

— Повезло мне, видящая рядом оказалась, а так помер бы, скорее всего, — соврал я.

— Это точно, повезло тебе, парень! Видящая такого уровня посвящения — большая редкость. Я только одну такую знаю, она в Санпульском лесу живет. Зовут ее таргиня Нара, правда, она не всем помогает и денег много берет, но, говорят, творит чудеса.

— А почему таргиня?

— Шаманка она таргская, потому и таргиня, — ответил Луц. — Лет двадцать назад в лесу поселилась, как ее из Таргании занесло, никому не известно. Ладно, давай домывайся, и пойдем поедим и выпьем за удачную дорогу.

Я закончил плескаться и, надев чистую рубаху, отправился в барак, предварительно отдав Первому горсть медной мелочи на расходы. В бараке все было готово к пьянке, и мне только осталось занять свое место рядом с Луцем. В голове всплыла сцена такого же пира в Мэлоре, когда мы отмечали поминки по погибшим воинам Торвина. Те же тосты, то же славословие, потом пьяные объятия и реплики: «Ты меня уважаешь?» Кормили в «Старом отшельнике» на удивление вкусно и сытно, правда, вино было дрянь, но самогонка оказалась в самый раз. Самогон и вино словно вода лились в желудок, и я впервые сильно нажрался с момента переноса на Геон. Как я дополз до своей комнаты, мне так и не удалось вспомнить, вставать рано утром необходимости не было, и я проспал как убитый до полудня следующего дня.

Разбудила меня жажда и ощущение наличия кошачьего дерьма во рту, — кому доводилось напиваться самогоном, меня хорошо понимает. С трудом поднявшись на ноги, я выполз во двор к колодцу. Возле него меня поджидал Первый с полным набором противопохмельных средств. Чего он там намешал в своей кружке, я, наверное, не узнаю до конца своей пропащей жизни, но стрихнин на вкус должен быть намного слаще. С огромным трудом сдержав рвотные позывы, мне все-таки удалось проглотить эту гадость. Зелье со звуком спускаемого унитаза провалилось в желудок, и я, охая, сел на корточки возле колодца. В голове раздались удары колокола, и перед глазами появились красные круги. Но, на мое удивление, через пару минут голова просветлела и боль исчезла, как утренний туман. Затем в желудке прекратилась война, и я стал трезв как стеклышко. По телу поплыла блаженная истома, так что мне удалось спокойно подняться на ноги. Сразу захотелось целоваться с Первым, и удерживало меня только одно: с такой рожей я имел право целовать только гамадрила в зоопарке.

Водные процедуры прошли легко и весело, и я, прополоскав рот каким-то отваром, пошел обедать. Обедать пришлось не в бараке, а в харчевне караван-сарая. Я забился в самый темный угол и заказал еду. Народу, на мое счастье, было мало, и никто, увидев меня, выскакивать в окна не стал.

После обеда, оставив Первого с Тузиком на хозяйстве, я закрыл лицо платком по самые глаза и отправился в город. Обследовав базар, мне ничего примечательного обнаружить не удалось. Торговали в основном всякими продуктами, пряностями, коврами и разным тряпьем. Оружие и доспехи продавали, как я узнал, на улице оружейников возле дворца вождя Бакари, а это оказалось на другом конце города. Пару раз меня пытались обчистить, но мне удавалось вовремя схватить воришку за руку.

Побродив по базару, я отправился к оружейникам. Прогулка по городу привела меня на берег грязной речушки, протекающей через весь город. Местное население мылось, стирало, справляло естественные надобности прямо в воду этой естественной канализации и одновременно набирало оттуда воду для приготовления пищи. Пройдя вдоль берега с километр, я вышел к дворцу. Это оказалась огромная сараюга с камышовой крышей и покосившимися воротами. Возле ворот стояли два здоровенных негра с копьями в грязных, когда-то бывших белыми портках. Вид у мордоворотов был обкуренный, и я постарался обойти их как можно дальше.

Улица оружейников начиналась прямо за сараем вождя Бакари. На ней попалось много интересного. Здесь был огромный выбор разнообразных клинков и доспехов. Потратив больше двух часов на выбор товара и торговлю, я наконец купил себе кольчугу для скрытого ношения под рубахой и кожаный панцирь со стальными вставками для шака. За оба доспеха с меня содрали сотню серебряных империалов, и это была справедливая цена, которую я узнал, покопавшись в мозгах оружейников.

Я уже собрался возвращаться на постоялый двор, когда мне попался торговец металлоломом, разложивший свой товар прямо на земле. Здесь были свалены обломки ржавых труб, куски арматуры, смятые бидоны, куски жести и поломанные клинки. Мой взгляд зацепился за блестящий кусок оплавленного металла размером с кирпич, я поначалу принял его за кусок нержавейки, но, взяв в руки, понял, что это мифрил. Металл оказался легче алюминия.

— Сколько просишь? — спросил я нищего барыгу.

Глазки у него забегали, и он выдал:

— Два золотых!

Я едва не помер от смеха, потому что знал реальную цену этого куска мифрила. Он не стоил ничего! Мифрил был настолько тугоплавким металлом, что ни один кузнец не мог из него ничего изготовить. «Эльфийское серебро» находили в развалинах довольно часто, но только маги в Меране брались сделать из него грубые пластины для панциря. Работа стоила баснословных денег, а доспех получался грубым, кривым и косым. Всю эту информацию я извлек из мозгов несостоявшегося кидалы. Бросив старьевщику серебряный империал, я забрал мифрил и пошел по направлению к караван-сараю. Двое мальчишек тащили за мной панцирь и кольчугу.

Первый ждал меня у коновязи, уплетая из большой кастрюли какое-то варево, рядом лежал Тузик и грыз огромную кость. Вид у него был блаженный и осоловевший. Я обрадовал шака обновкой и отдал купленный панцирь. Первый расцвел, как майская роза, и сразу стал все примерять. Панцирь оказался шаку немного великоват, но при его аппетите этот недостаток будет быстро устранен.

Моя кольчуга оказалась добротным изделием оружейного искусства, особых изысков не было, но своих денег она стоила. Она имела поддоспешник из мягкой перфорированной кожи, а сверху — съемный чехол в виде рубахи с длинными рукавами и капюшоном. Я мерил ее еще при покупке, а сейчас тоже напялил, чтобы спокойно подвигаться в ней, привыкая к весу. Закончив примерку, я отправился в барак.

Луц со своими бойцами уже вернулся из города, и мы занялись продажей моих трофеев. С этим делом покончили очень быстро. Купеческий староста выложил мне пятьдесят империалов, десять из которых мы тут же пропили. В этот раз сильно нажираться я не стал, и дело закончилось малой кровью.

Весь следующий день мы с Первым потратили на продажу наших четырех лошадей и покупку взамен трех других. Лошади из погибшего каравана могли быть знакомы кому-то из жителей Шателье, и расспросы по поводу того, где я взял лошадку любимого мужа, меня не прельщали. Мы прочесали весь базар, просмотрели зубы и копыта сотни лошадей, проспорили с сотней продавцов и покупателей и, наконец, приобрели себе животину.

Мне удалось купить себе гвельфийскую лошадь. Кобылка имела прекрасный экстерьер, но хромала на правую заднюю ногу. Причину хромоты местные лошадники определить не смогли, и лошадь продавали для получения жеребят в пять раз дешевле ее реальной стоимости. Магическое сканирование сразу определило, что у нее с ногой. Лошадь когда-то ранили стрелой, потом стрелу из ноги вынули, но в ране остался маленький осколок наконечника. При движении он задевал за какой-то нерв, вызывая боль. Осколок находился неглубоко, и я вынул бы его в два счета.

Две другие лошади тоже удовлетворили вкус шака. За лишнюю четвертую лошадь мы получили практически полную ее стоимость, и теперь у меня набралась вся сумма для выплаты отступного вдове дяди. Оформив документально сделку и заклеймив лошадей у местного шамана, мы вернулись в караван-сарай. Первым делом я прооперировал свою кобылу и, обработав рану настойкой, приготовленной шаком, отправился на ужин. Луц отменил вечернюю пьянку, поэтому я сразу после ужина завалился спать.

Мы с Первым наметили на утро продажу остатков трофейного барахла из каравана, а затем я собирался шпионить за купцами прибывшего каравана из Шателье.

Нам удалось полностью распродать лишние вещи до обеда и выручить за них десяток империалов. Первый занялся подготовкой к отъезду, а я уселся за стол в углу харчевни и стал подслушивать последние новости и сплетни. Справа от меня обедали купцы, а за соседним столом расположились четыре надменные дамы. Текла неспешная застольная беседа, из которой я узнавал последние новости.

Война между империей и халифатом так и не началась. Имперцы поначалу даже захватили Керану и почти весь район развалин древнего города, но потом неожиданно в боевые действия ввязалась Чинсу. Войска Поднебесной империи перерезали дорогу из Ариса в Мэлор, со стороны Восточного леса, и глубоко вклинились на территорию имперцев. Затем, нанеся удар вдоль реки Нерей, они сумели на неделю захватить Латр. Имперцы оттянули войска к Латру, и арбы выбили их из района Кераны и развалин. Чинсу вывели войска из империи, и вдоль границы начались спорадические партизанские стычки. В районе замка Самбулат отряды ассасинов и имперских наемников резали друг друга, а на границе с Чинсу около Восточного леса сохранялось напряженное затишье. Империя почему-то поссорилась с гвельфами, и те не выступили на ее стороне против Чинсу и халифата. Хуманы попытались напасть на гоблов на Теребе, но были выбиты с острова с большими потерями. Ходили слухи, что какой-то хуман из захудалого клана зарезал сыновей Великого князя Сигурда и скрылся на Теребе у гоблов.

На Таноле у хуманов тоже началась заварушка, потому что у Сигурда больше не было наследников, и его клан потерял право на престол Великого князя. Перевыборы должны состояться еще через три года, и Сигурд пока оставался Великим князем. Теоретически он мог удержаться на престоле, если родит себе наследника, но его жена Киона уже стара для этого. В принципе Сигурд может развестись с Кионой и снова жениться, но обязательно на видящей, потому что только ее дети могут претендовать на престол Танола. Однако высокородные видящие не рождаются каждый день, и поэтому подходящую кандидатку найти сложно. Единственная незамужняя видящая благородной крови, дочь Великого князя гвельфов Викана, услышав такое предложение, чуть в монастырь не ушла и вообще ни о каком замужестве не помышляет. Принцесса уехала на остров Зурон в храм богини Леды и молится там день и ночь за какого-то Ингура.

Всю эту любопытную информацию я почерпнул из разговоров великовозрастных матрон, прибывших в Гедеон для встречи с представителем таргини Нары. Дамы были страшно удручены своим увяданием и приехали, чтобы договориться о сеансе омоложения. Они громко сетовали на поборы вождя Бакари, который дал таргине убежище на своей земле, и им приходилось ехать сначала в Гедеон, а потом практически обратно в Шателье, к пещере шаманки у самой границы с империей. Все четыре пациентки оказались женами высокопоставленных чиновников из Мерана, от которых и знали о происходящем в мире. Правда, в основном разговоры велись все же вокруг того, какие наряды они себе купят и каких молодых любовников заведут после сеанса омоложения. Нужную мне информацию они выдавали между делом, просто для поддержания антуража. Здесь и Джеймс Бонд не нужен, а только массажист из салона красоты, и враги империи будут знать все секреты от этих напыщенных куриц.

Постепенно разговоры о политике прекратились совершенно и переросли в обсуждение только сеанса омоложения. Я хотел уже уходить из харчевни, когда мой слух зацепился за фразу из разговора, которая заставила меня задержаться. Оставшись за столом, я услышал рассказ одной из матрон о жене начальника дворцовой стражи, которую обварила ревнивая наложница мужа. Рабыня вылила женщине на голову целую кастрюлю кипящего масла, и несчастная только чудом не ослепла. Рабыню казнили, а женщину чудом спасли императорские видящие. Дама по пояс оказалась в шрамах от ожогов и не могла даже показаться без маски на лице. Никто на Геоне ей не мог помочь, даже монахини из храма Леды на Зуроне. Тогда дама поехала к таргине Наре, и та за три сеанса вернула ей красоту и молодость. Другая дама сказала, что это вранье и сказки, жена начальника дворцовой стражи после покушения умерла, она лично знала покойную, а безутешный муж просто женился на ее младшей сестре.

Устав от женской болтовни, я вышел на улицу и отправился проведать шака, Тузика и свою кобылу.

Первый доложил, что все готово к отъезду и лошадь уже не хромает, а к утру будет в полном порядке. Я еще раз просканировал заднюю ногу кобылы и никаких отклонений от нормы не обнаружил. Время катилось к вечеру, и после ужина мы, обговорив все вопросы с Луцем и его заместителями, отправились спать.

Глава 10 ДОРОГА В ШАТЕЛЬЕ

Снова под копыта лошади бесконечной пыльной лентой стелется дорога. Я снова скачу куда-то, подчиняясь воле непонятной силы, влекущей меня к невидимой за горизонтом цели. Какова эта цель? Почему и зачем я стремлюсь к ней? Мне неизвестны ответы на эти вопросы. Что-то резко переменилось в мире и в моей жизни. Еще совсем недавно для меня были главными слова «я хочу», а теперь как-то незаметно их заменили «я должен». Где и кому я так сильно задолжал? На этот вопрос тоже не было ответа. Чем короче становилась дорога в Шателье, тем яснее я понимал, что в очередной раз ввязываюсь в очень опасную авантюру. Старая, еще земная половинка моего сознания говорила:

«Спрячься, забейся в щель, не высовывайся! У тебя здесь нет никого, это чужой мир, и он никогда не станет твоим».

Но другая, новая моя половина отвечала: «Кем ты был на Земле? Да никем, простым московским раздолбаем, который, кроме пива и футбола, ничем не интересовался. Что тебя ждало впереди? Пивное пузо и толстая злая жена в бигудях, которая будет орать день и ночь, что ты погубил ее жизнь? Здесь, на Геоне, ты стал человеком, а не „тварью дрожащей“. Да, у тебя большие перспективы подохнутьв ближайшее время, но и забившись в щель ты тоже подохнешь. Ты подохнешь от тоски и полной своей некчемности, вздрагивая от каждого шороха, но только на пару лет позже. За что ты бьешься в этом мире? За бабло? За власть и славу? Нет, ты дерешься за самоуважение! Почему тебя предал Торвин? Да потому что он не поверил тебе. Торвин решил, что ты стрельнул два раза в воздух для острастки и смылся под видом героического подвига. Если бы он хоть на секунду поверил в тебя, то наложил бы в штаны только при одной мысли о том, что ты с ним сделаешь за предательство. Как же: „Глава клана, жених принцессы“! Старый наемник раскусил тебя в два счета».

В груди закипала злоба — на себя, на Торвина, на весь окружающий мир. Страх или отчаяние были причиной этой злобы, я не знаю, но она задавила во мне последние сомнения.

«Хрен вы, хлопцы, угадали! Чай с плюшками пьете? Я вам заварку разбавлю и самовар на уши надену!»

Сразу все стало просто и понятно.

«Никакой легкой жизни у тебя, милок, не будет, а будет тяжелая работа! В Шателье задерживаться не буду, просто использую кузницу для изготовления пары-тройки кольчуг с магической защитой — и на Тереб, к Колину. С рожей бы хоть немного разобраться, чтобы Колин признал».

Солнце клонилось к вечеру, и караван свернул на стоянку у небольшой афрской деревни. Телеги въехали за частокол, и ворота закрылись. Первый с Тузиком отправились с лошадьми к коновязи, а я пошел ужинать к Луцу. В этот раз я уже не был «охраняемым объектом», а стал полноценным охранником на довольствии, даже Тузик имел свой законный кусок мяса из общественного котла.

— Слушай, ты не знаешь, где живет таргиня Нара? — спросил я Луца.

— Знаю, почему нет. Я у нее лечился после ранения пару лет назад. А ты чего надумал? Хочешь к ней на прием попасть?

— Да, хотелось бы, у меня проблем со здоровьем море.

— Нет, парень, не получится, к ней бабы со всего Геона омолаживаться ездят. У Нары все расписано на годы вперед, да и денег у тебя, парень, столько нет. Я десять золотых за лечение ей заплатил, и то по блату.

— Ты хоть расскажи, где она живет, а там видно будет, может быть, чего и придумаю.

— Без проблем. Мы послезавтра будем проезжать мимо перекрестка, от которого дорога к ее пещере ведет, тогда и покажу. Все хочу спросить тебя: зачем ты в Шателье едешь? Мутный ты какой-то, вроде парень неплохой, но боишься чего-то…

— Ладно, чего уж темнить, все равно, если решил сдать меня на границе как подозрительного, то, может, передумаешь?

— А зачем мне тебя сдавать? Я не подданный империи. За такие вещи сразу из доверия выйду, и останется только по помойкам побираться, а не караваны водить.

— Тогда слушай. История моя простая. Зовут меня Валлин Бартолин, я из Фьера. Мой отец там кузницу держал. Потом кузня сгорела, а с ней и вся моя семья.

— Это тебя тогда так отметило?

— Нет, это уже в другом месте меня поджарили. Сгорело все дотла, ни дома, ни денег не осталось. Один как перст на целом свете и нищий, как шак. Завербовался тогда в пограничную стражу на границу с Чинсу.

— Это в «Зеленые призраки», что ли?

— Угадал, в них, родимых, — продолжил я врать во спасение своей шкуры.

— Ну, теперь мне все понятно. Гляжу, парень под дурачка косит, глазки отводит, труса празднует. А как до дела дошло, в одиночку почти всю банду перебил. Если бы тетива не лопнула, то все бы там и остались. Крутые у вас ребята в «Зеленых призраках», пару раз приходилось сталкиваться, не ко сну бы их вспоминать.

— Так вот, брали мы замок опального барона, и я по дурости под бадью с кипящим маслом попал, она меня из человека в урода превратила. На наше счастье, с нами был стажер из магической академии, он-то и довез меня живого до госпиталя. В госпитале мои раны за полгода подлатали и комиссовали как годного к нестроевой.

— Так у тебя пенсия нехилая должна быть.

— Не все так просто оказалось. Барон этот в Меране родню неслабую имел, нас чуть ли не в самоуправстве и грабеже обвинили. Пенсию еще оформить нужно, а на это деньги требуются. В госпиталь мне письмо от нотариуса пришло, что в Шателье умер дядя и оставил мне в наследства кузню. Однако здесь одно но нарисовалось, у дяди жена оказалась, и я ей пятьсот империалов отступного должен отдать плюс налоги на наследство.

— Случайно, не Лили твою тетку зовут?

— Да, Лили, а что?

— Знаю я ее, и дядю твоего знал. Попал ты, парень, по-крупному. Лили — девка Алоя Темного, главного бандюги в Шателье. Она за твоего дядю из-за кузни замуж вышла, Алою очень кузня понадобилась. Кузня стоит возле старой каменоломни, и из нее в город легко по подземельям попасть, и спрятать все, что угодно, можно. Ходят слухи, что твой дядя не своей смертью умер. У тебя как, с документами на наследство все в порядке?

— Да, в порядке вроде. Я их до конца оформить не сумел, денег для отступного не было. Поэтому и подрядился для одного хмыря в Кайтон съездить за информацией. По дороге на караван караи напали, еле ушел.

— Ну, парень, ты и везунчик, от караев уйти — это надо в рубашке родиться!

— Да уйти несложно было, их одиннадцать человек всего оказалось, — стал я набивать себе цену. — Однако все пошло наперекосяк, весь караван перебили, я только один спасся. Все имущество и деньги достались мне из погибшего каравана, даже лошади, на которых я ехал. Боюсь, как бы родня погибших меня донимать не начала. Ты не знаешь, на границе людей регистрируют при выезде?

— Нет, только пошлину берут. А тебе зачем?

— Думаю сказать, что не ездил никуда с тем караваном, а только до таргини Нары доехал и назад.

— Не получится, парень, к таргине таких, как ты, не пускают. Лучше сказать, что ездил в другое место за деньгами для отступного. Впрочем, есть у меня одна идея. Возьмешь в долю в кузнице?

— В смысле?

— Я даю тебе денег для отступного и плачу налоги за наследство, а ты мне половину кузницы.

— А не жирно будет, кузня двадцать пять золотых стоит?

Торговались мы долго, но моя возможность подслушивать мысли выручила и в этот раз. Договорились мы на двадцати процентах и возможности обратного выкупа доли Луца по двойной цене.

— Это ты, парень, правильно сделал, что со мной договорился. Я тоже не «погулять вышел» и в Шателье вес имею, на мне почти вся контрабанда из халифата и Кайтона держится. Наследство мы тебе быстро оформим, есть у меня прикормленный человечек в префектуре, он за взятку все шустро обтяпает. Кстати, документы покажи.

— Да нет их у меня с собой, они в Шателье в надежном месте спрятаны, я не сумасшедший с ними по джунглям шататься, — соврал я на всякий случай.

— Ладно, это не к спеху. Мне кузня нужна, чтобы товар в город незаметно провозить. Алой Темный, конечно, будет против, но со мной отношения портить не захочет. Тебя его люди проучить могут, но до смертоубийства, я думаю, не дойдет. Значит, так, доедем до границы, а там мои ребята тебя мимо заставы ночью проведут. Будешь ждать нас в «Веселой вдове». Что за хмырь тебя в Кайтон отправил?

— Есть такой давний знакомец, Торвин из Фьера.

— Ну и везет тебе парень на знакомства! Торвин тот еще фрукт! Он сейчас контрабандой камней Силы зарабатывает да артефактами всякими. Несколько лет назад в замке Самбулат барона прирезал, у которого начальником охраны служил. Говорят, тогда его маги отмазали, нужен он им оказался для темных делишек. А зачем он тебя в Кайтон посылал?

— Просил узнать про какого-то Ингара, живой тот или нет, если живой, то куда делся.

— Странные дела в Кайтоне творятся в последнее время! Недавно толпа гвельфов в Кайтон заявилась, весь город и окрестности на уши поставили, тоже Ингара искали. Говорили, что с ними даже принцесса их, Викана, была. Затем хуманы с Танола приплыли и с гвельфами схлестнулись, те на корабле едва в море ушли. Они заново Кайтон перерыли из-за Ингара. Ты знаешь, кто это такой?

— Откуда? Мне Торвин за информацию двадцать империалов пообещал в долг дать для отступного, а про Ингара ничего не рассказывал. Да, чуть не забыл, кажется, он племянника его ограбил и убил.

— Врет! Торвин сам мальчишку прирезал, они с ним деньги за артефакты, которые из Кайтона привезли, не поделили. Я тогда в Шателье с товаром приезжал и в гостинице «Веселая вдова» останавливался. В ту ночь, когда Торвин мальчишку убил, мы с ребятами в соседнем номере ночевали. Через стенку хорошо было слышно, как они ругались.

Парнишка был против продажи артефактов, говорил, они чужие. А наутро Торвин объявил, что Ингар убил мальчишку и с деньгами сбежал. Только не было там никого, кроме Торвина. Ладно, черт с ним, с этим Ингаром, давай спать ложиться, а то завтра рано вставать.

Я завернулся в попону и постарался заснуть, но какой может быть сон после таких новостей!

«Какой же я наивный идиот! Торвин развел меня, как ребенка, подвиги мои Викане расписывал, сволочь. У меня должны были возникнуть подозрения, когда я Торвина живым в подвале нашел! Почему всех людей барона перебили, а его с Рисом в живых оставили. За что такая милость? Хорошо, что у меня ума хватило его на холм с собой не брать. Значит, специалистом по камням Силы заделался? Ладно, запишем на твой счет, умник. Нужно будет этого козла по почте сюда вызвать, а уже потом спросить по всей строгости». Так, обдумывая планы мести предателю, я незаметно заснул.

* * *

Следующий день ничем особенным не отметился, по дороге никаких происшествий не произошло. Джунгли потихоньку стали сменяться заросшими кустарником холмами, и на горизонте появились невысокие горы. Луц сказал, что сегодня последняя ночевка на афрской территории и завтра вечером мы будем в Шателье.

Утром Луц поднял караван с рассветом и выгнал нас на дорогу, даже не дав толком позавтракать. Холмы становились все выше и постепенно перешли в невысокие меловые горы. Караван въехал в ущелье и прибавил ходу — мы поехали рысью. Колеса телег громко застучали по камням. Через час дорога привела в небольшую долину, вход в которую охранял небольшой афрский форт.

— Валлин, видишь, за фортом в горы уходит тропа?

— Вижу, — ответил я.

— Это тропа к пещере таргини Нары. Там дальше будут еще два поста, на которых проверяют пропуска к таргине, а в форте ждут своей очереди те, кто из Гедеона с разрешением от вождя Бакари приехал. Так что просто так туда не прорвешься.

— А что за пропуска?

— Обычный кусок пергамента с печатью Бакари и каплей крови пациента. Ничего на нем не написано, но подделать невозможно. На подделке кровь сразу чернеет и свертывается, а на подлиннике красная и свежая.

— Эх, взглянуть бы на этот пропуск, — сказал я.

— Нет ничего проще. У меня использованный где-то валяется, приедем, подарю на память.

Дорога снова пошла по ущелью, и мы прекратили разговоры. К вечеру горы закончились, и караван вышел на равнину. Внизу показалась река, через которую был переброшен деревянный мост. Возле моста раскинулся небольшой поселок, а на другой стороне реки, на горизонте я разглядел белые стены города.

— Шателье, — произнес Луц, указывая на горизонт. — А это Лафта, у меня здесь постоялый двор и склады. Сейчас приедем ко мне, поедим и отдохнем, а ночью мы тебя на тот берег переправим.

Через час караван въехал в ворота постоялого двора. Первый увел лошадей к коновязи, а Тузик, сделав круг почета и разогнав по дороге хозяйских собак, улегся в тени растущего посередине двора дерева.

— Хорошая у тебя собачка, что за порода, не подскажешь?

— Я плохой специалист по собакам. Человек, который подарил щенка, сказал, что это горный мархуз, — соврал я.

— Ты, парень, умывайся и заходи в дом, там к этому времени все готово будет, — похлопал меня по плечу Луц и поднялся на крыльцо.

Ко мне подскочил молодой слуга и начал помогать приводить в порядок одежду и умываться. Через полчаса я вошел в дом и присоединился к Луцу за столом. Здесь он мне дал последние указания перед тем, как за мной зашли двое воинов из охраны каравана. На дворе почти стемнело, и мы отправились вверх по течению реки. Через час пути на берегу повстречалась замаскированная пристань с паромчиком, на котором мы в два приема переправились на противоположный берег. На другом берегу нас встретил пограничный патруль, который, получив кошель с деньгами, скрылся в камышах.

«„Таможня дает добро“, — вспомнилась фраза из фильма „Белое солнце пустыни“. — Везде одно и то же, что на Земле, что на Геоне».

Тропинка привела на небольшую поляну в камышах, где мы и остановились до утра. С восходом солнца нас разбудил рев скотины, выгоняемой на пастбище, и громкие щелчки пастушеского кнута. Один из воинов сходил на разведку и, вернувшись, дал команду выезжать на дорогу. Впереди пылил караван, прошедший по дороге раньше нас, и мы двинулись вслед за ним. Через час дорога привела нас к воротам Шателье, где нам пришлось дожидаться своей очереди, чтобы войти в город.

Глава 11 Я — ВАЛЛИН БАРТОЛИН

Гостиница «Веселая вдова» оказалась очень даже ничего. Большое красивое двухэтажное здание находилось недалеко от городских ворот и имело большой задний двор, на котором с комфортом размещался транспорт постояльцев. Цены оказались божескими, и полный пансион для всей моей команды обошелся в два империала в день. Наверное, сказывалось то, что Шателье находился на границе с афрами и особых караванных путей через него не проходило. Меня поселили на втором этаже гостиницы в небольшом, но чистом и ухоженном номере с видом во двор. Из окна номера мне хорошо было видно шака и Тузика, а также наших лошадей.

Я попросил согреть ванну, и прислуга проводила меня в специально выделенное для мытья клиентов помещение, похожее на баню, в котором всегда была горячая вода. Женщина, заведующая этим хозяйством, собралась помочь мне с мытьем, но я категорически отказался и попросил позвать Первого. Дама оказалась любопытной и, когда я разделся, стала подглядывать. За дверью раздался испуганный возглас.

«Сама напросилась, я предупреждал».

Мыться пришлось долго, почти до обеда. За это время Первый три раза менял воду и наконец оттер меня до блеска. Я оделся и загнал в бадью шака. Тот начал мыться со скоростью автомойки, а я стоял на страже, чтобы никто не влетел в баню. Мыть шака в бане — все равно что у нас привести в Сандуны облезлую собаку. Нам повезло, и нас никто не застал за этим противозаконным занятием.

За лошадей и вещи, которые мы оставили у коновязи, я не опасался, потому что героя, способного спереть что-нибудь у Тузика, найти было невозможно. Несмотря на его добродушный вид, все собаки, почуяв малхуса, разбегались в разные стороны и старались не попадаться ему на глаза. Щенок довольно быстро вымахал размером с овчарку, но хвост крючком, отвислые уши и лохматая шерсть придавали ему безобидный и не агрессивный вид. Он больше походил на плюшевого медведя, нежели на безжалостного магического волка. Тузик, наверное, умел отводить глаза, потому что окружающие его просто не замечали и смотрели на него как на пустое место. Но когда ему требовалось, то он без лая и рычания, одним только взглядом заставлял противника ретироваться.

«Пора, наверное, его учить разговаривать, а то может остаться щенком до скончания века».

В ресторане гостиницы меня уже поджидал Луц с двумя телохранителями. Контрабандист разительно изменил свою внешность. Если бы он меня не окликнул, то я бы его не узнал. Передо мной стоял этакий джентльмен в темно-зеленом камзоле с искусной вышивкой на груди и в дорогих сапогах из мягкой кожи. На поясе Луца висел кинжал в изящных ножнах. Потерянный глаз закрывала черная повязка с золотой простежкой, а весь ансамбль подчеркивала кожаная шляпа с красивым пером.

— Луц, а ты, случайно, не из благородных? — задал я вопрос контрабандисту.

— Только наполовину. Отец был из благородных, а мать из купеческой семьи, так что ты видишь перед собой барона Турвиля. Отца убили, когда я был совсем маленьким. От него мне достался титул, куча долгов и семеро незаконно рожденных братьев и сестер. Папаша был очень любвеобильным, за что и поплатился. Его зарубил ревнивый муж прямо в постели своей жены. Ладно, садись обедать, у нас еще много дел на сегодня.

Обед продлился около часа, и мы успели обсудить свои планы. На первом месте у нас был поход в префектуру к человеку Луца для оформления наследства. Поход в кузницу к Лили мы отложили на завтра, было пока не ясно, как пройдут дела с оформлением бумаг. Я сходил в номер и спустился в ресторан с документами Валлина, оговорив, что сразу по прибытии в город смотался к тайнику. Луц быстро осмотрел бумаги и сказал, что они в порядке.

Префектура находилась в центре города. По дороге я вовсю крутил головой, рассматривая Шателье, чтобы в случае надобности сориентироваться в лабиринте его улочек. Городишко оказался ухоженным, но явно провинциальным. Арис, а тем более Мэлор выглядели намного богаче.

Префектура встретила нас огромной очередью и перманентным скандалом за место в ней. Но Луц ни в какую очередь вставать не собирался, а сразу зашел в один из кабинетов. Через некоторое время меня пригласили туда же, и я с замиранием сердца вошел в дверь.

— А где Бартолин? — удивленно произнес обрюзглый чинуша.

Мои планы рухнули, и нужно было мгновенно разруливать ситуацию. Я вошел в транс и попытался просканировать мозг чиновника. Мне это удалось сразу, не встретив ни малейшего сопротивления. У меня не было никакого плана, я действовал по наитию. Первое, что мне удалось узнать о нем, было его имя — Райнер.

— Ну что же ты, Райнер, не узнаешь своего друга Валлина, — начал я мягко продавливать чинушу, одновременно подменяя образ Валлина, всплывший в его голове, своим.

Глаза Райнера осоловели, и он узнал меня. Возбуждение спало, и я, выйдя из транса, вернулся к нормальному состоянию.

— И чего это, Бартолин, ты так вырядился? Тебя родная мама бы не узнала, — неожиданно продолжил чиновник, убедившийся, что он просто обознался. — Деньги для отступного и за налог на наследство принес?

— Райнер, дорогой, все денежные вопросы буду решать я, — взял в оборот чиновника Луц. — Сейчас мы все утрясем. Сколько должен юноша?

— Пятьсот империалов вдове и сто двадцать пять на налог и оформление.

— Райнер, какие пустяки, вот здесь в кошельке семьсот империалов, и сдачи не надо. Разве могут быть мелочные счеты между друзьями? — продолжал обрабатывать чиновника Луц. — Когда будут готовы бумаги?

— Через час, — ответил чиновник.

— Мы тебя в таверне подождем. Когда закончишь оформлять бумаги, заходи, отметим сделку.

— Не получится, Валлину нужно будет к магам зайти личность удостоверить и магическую подпись поставить на документах на право собственности на кузницу. Я за ним пришлю человека, когда будет все готово.

— Ну, тогда мы пошли столик заказывать и твое любимое гвельфийское вино, — сказал Луц, и мы направились в таверну.

Я сидел как на иголках, дожидаясь момента, когда меня позовут к магам. Выдержит ли проверку моя поддельная ксива? «Вот сейчас и узнаем, насколько я крут, — думал я, проигрывая варианты отхода в случае провала. — Первого я предупредил, и он меня ждет с оседланными лошадьми. Главное — из города выскочить, а там уже будут варианты».

— Парень, да успокойся ты! Райнер все оформит в лучшем виде. Ты не смотри, что он все мозги пропил, когда он трезвый, то все вопросы решает на лету! А то, что он тебя сразу не узнал, так он себя в зеркале по утрам не узнает, — заржал Луц.

Время тянулось, как черепаха, и прошло почти два часа, пока, наконец, прибежал молодой служка и позвал меня в префектуру. Я шел, как на расстрел, готовясь в любую секунду нанести ментальный удар любому противнику, но, войдя в комнату мага, сразу успокоился. Меня встретил молодой практикант с аурой, не отличающейся особой силой, и посадил в кресло с «феном». Началась стандартная процедура снятия характеристик моей ауры. Я, наверное, слегка переборщил с амулетом, блокирующим мою ауру. Парнишка никак не мог настроить агрегат и психовал. Я, заметив, что работа с моими документами застопорилась, снял амулет с шеи и зажал его в вытянутой руке. Моя аура сразу усилилась, и агрегат начал работать стабильно. Молодой маг решил, что это его заслуга, сразу заулыбался и продолжил работу. Я внимательно следил за процедурой установки магической печати на документы. Затем наступила очередь проверки подлинности документов на мобильном сканере.

Сканер оказался размером с маленький ноутбук с несколькими рычажками и профилем левой ладони на крышке. Практикант подозвал меня к себе и попросил прижать ладонь к крышке сканера. Затем он положил под зажим мое удостоверение личности. Прошло три секунды, и на сканере загорелась красная лампочка, — я похолодел, но маг спокойно отложил удостоверение в сторону и стал проверять другие документы. Я незаметно просвечивал Силой корпус сканера, и мне удалось разобраться с принципом его работы. Прибор снимал с левой ладони образ и частоту пульсации моей ауры и закачивал ее в камень Силы внутри прибора. Затем маг активировал магическую метку на печати удостоверения личности, проверяя подлинность бланка. Проверив подлинность бланка, он проверил метку мага, поставившего печать на удостоверении, по каталогу на крышке сканера. На последнем этапе он сравнил магическую метку на месте моей подписи на удостоверении личности. Каждый раз при проверке загоралась красная лампочка на сканере. Я успокоился: это у нас на Земле красный цвет — сигнал тревоги, а здесь совсем наоборот, или сигналом является просто свет в определенном камне, а цвет вообще не имеет значения. Если бы у меня была возможность потренироваться на сканере, то я смог бы, контролируя свою ауру, подтвердить подлинность вообще любого документа, настолько прибор был грубым, — разброс по настройкам оказался около двадцати процентов.

«Нужно стырить такой сканер, — решил я. — Когда буду уходить из Шателье, нужно будет наведаться сюда».

Наконец все процедуры были закончены и меня отпустили. Я вернулся в таверну, куда через полчаса пришел Райнер с кожаной папкой с моими документами. Он подробно объяснил, какие документы для чего, и только после этого началась банальная пьянка. В гостиницу я вернулся далеко за полночь и практически на бровях, но со всеми документами. Спрятав папку в сундук, сразу упал на кровать как расстрелянный.

* * *

Утром мне снова пришлось прибегнуть к чудодейственному эликсиру от похмелья, приготовленному Первым. Вкус этой отравы остался прежним, но эффект не изменился: меня снова чуть не вывернуло наизнанку. Через полчаса я, уже свежий как огурчик, надев лучшие вещи из своего гардероба, дожидался посыльного от Луца в ресторане гостиницы. В процессе поглощения завтрака в моей голове непрерывно крутилась идея создания на Геоне алкогольной промышленности или хотя бы пивоваренной. Сладкая бражка, называемая мной для простоты вином, на вкус была очень ничего и пилась как пепси-кола, но наутро буквально убивала. Самогон, которым меня поил Луц в Гедеоне, отличался большой крепостью, но очень тяжело ложился на душу. За время близкой дружбы с Вакулой, моим наставником в кузнечном ремесле, мне удалось перенять от него древнее искусство самогоноварения. Вакула являлся большим любителем этого напитка, и у нас в кузнице стояло два прекрасных самогонных аппарата.

Мои романтические грезы по поводу выпуска на местный алкогольный рынок водки под названием «Слеза Виканы» были прерваны появлением посыльного. Я отложил свои мечтания и направился за провожатым. Мы пришли в знакомую таверну напротив префектуры, где нас уже ждали Луц и Райнер. Чиновник был уже слегка навеселе, но вел себя вполне адекватно.

— Валлин, я по некоторым причинам пойти к Лили не смогу, но с тобой пойдут двое моих людей для поддержки и Райнер, который вручит ей постановление префектуры о вступлении тебя в права наследования, — начал с места в карьер Луц. — Будь потверже, Лили — женщина тертая и может выкинуть какой-нибудь фортель. Документы с собой не бери, хватит ей и выписки из префектуры. Успехов тебе, а мне пора.

Луц раскланялся и вышел из таверны. Я торопить Райнера не стал и дождался, пока он закончит трапезу. Чиновник, поняв, что выпивку никто заказывать не собирается, со вздохом поднялся из-за стола. По дороге я обрадовал Райнера, сказав, что когда мы закончим официальную процедуру передачи кузницы в мое владение, то сразу вернемся к продолжению банкета. Нам снова пришлось зайти в гостиницу за документами, шаком и Тузиком. Луц предупреждал меня, чтобы я не брал с собой документы. Однако я решил, что если дело пойдет наперекосяк, то придется смываться из города, а документы оставлять нельзя.

Наша кавалькада выехала из гостиницы и направилась к городским воротам. Через полчаса мы подъехали к глубокому каменному карьеру, до половины заполненному водой, и остановились возле здания, окруженного трехметровой каменной стеной. Ворота во двор оказались закрыты, и Райнер начал стучаться в обитую железом калитку в стене. На втором этаже открылось окно, и из него высунулось красивое женское лицо.

— Настя Каменских! — невольно вырвалось у меня.

Девушка не просто походила на напарницу Потапа по дуэту, она оказалась точной копией певицы, даже голос один в один.

— Что угодно господам? — раздался нежный голосок из окна.

— Это я, Райнер, заместитель префекта по недвижимости. Госпожа Лили, я пришел к вам, чтобы передать постановление префектуры.

— И что же это за постановление?

— «Ваш племянник Валлин Бартолин вступил в права наследования на кузницу и остальное имущество», — зачитал какую-то бумагу Райнер. — Я принес вам копию постановления префектуры и чек на получение пятисот серебряных империалов отступного.

— Значит, нашел деньги, гаденыш, — сказала Лили. — А чего он сам не пришел?

— Ну вот опять, почему ты, тетушка, не хочешь признавать племянника? — вступил я в разговор. — Что, красавица, рожей не вышел?

— Если по поводу рожи, то она у моего племянничка действительно сильно ободранная, только какое отношение имеешь ты к моему племяннику? Думаешь, если рожу платком замотал, значит, за Валлина сойдешь? Господин Райнер — это самозванец! — сказала Лили, указав на меня пальцем.

— Госпожа Лили, не тяните время и впустите нас в дом. У господина Валлина все документы проверены, и они в абсолютном порядке. Не заставляйте нас применять силу, — подал голос Райнер.

— Вот так всегда, каждый хочет обидеть беззащитную вдову! — раздался всхлипывающий голосок. — Сейчас открою.

Я не очень поверил в такой быстрый испуг энергичной красотки, все выглядело как издевательство.

Сканирование показало присутствие в доме еще шести человек. Двое находились во дворе, а четверо внутри дома. Калитка со скрипом открылась, и мы с Райнером вошли в дом. В прихожей нас встретили вдова и два мордоворота, «один другого шире». Далеко Лили нас не пустила, а тут же, в прихожей, прочитала бумаги, забрала чек, поставила отпечаток указательного пальца в амбарной книге, принесенной Райнером, и выдворила нас на улицу.

— Вы располагайтесь, а я пойду в префектуру, работы много, — почему-то засуетился чиновник и быстро потопал в сторону городских ворот, даже про обещанный ему банкет не вспомнил.

Я остался стоять, как идиот, перед закрытыми воротами в полной растерянности и не знал, что делать дальше. Два бойца Луца, выделенные мне в поддержку, ехидно улыбались и грызли какие-то орехи. Я готовился вступить в драку с серьезным противником или поучавствовать в базарном скандале, но меня банально послали, и все. Чем дольше я стоял перед закрытой дверью, тем глупее выглядел. Бойцы Луца начали откровенно посмеиваться, и у меня буквально «снесло башню». Каким образом мне удалось одним прыжком перепрыгнуть во двор через забор, я даже вспомнить не могу. От злобы в глазах стало бело, и я начал действовать. Деревянный засов вылетел из проушин от удара кулака, и ворота медленно открылись.

— Первый, заводи лошадей! — крикнул я. — Тузик, ко мне!

Два амбала, находившиеся во дворе, остолбенели от такой наглости.

— Первый, лошадей в конюшню, и сиди там, как мышь! Понял?

— Да, хозяин, — ответил шак и повел лошадей под навес в углу двора.

— Это кто тебе разрешил здесь командовать? — раздался злой голос Лили, вышедшей во двор в сопровождении еще четырех обломов. — Закройте ворота, ребята. Видно, этот жареный козел не хочет по-хорошему.

Два мордоворота бросились к воротам и начали их закрывать. Люди Луца кинулись ко мне на помощь, но один улетел на улицу, получив удар кулаком в нос, а другой ускакал в том же направлении, схлопотав ногой в промежность. Створки закрылись, и засов занял свое законное место. Меня окружили со всех сторон, и я услышал голос Лили:

— Ребята, проучите этого придурка, если он на словах не понимает, только не зашибите до смерти. Повезло тебе, парень, Алой Темный приказал тебя не убивать.

Вены обожгло адреналином, и все тело затрясло, как в лихорадке.

— Смотри не обделайся, парень, а то нам дерьмо за тобой убирать неохота, — сказал ехидно один из амбалов, заметив мое состояние.

Неожиданно дрожь прекратилась, и по телу прошла волна мышечного напряжения, до треска в костях. Зрение стало двухуровневым, и я начал видеть в обычном и энергетическом диапазоне одновременно. Мне даже показалось, что мои глаза засветились.

«Главное — никого не убивай, зачем тебе заморочки с трупами», — подсказывал здравый смысл.

В исходе боя у меня никаких сомнений не было, просто мозг просчитывал ситуацию.

— Ребята, вам не кажется, что вы выбрали неудачный день, чтобы умереть? — начал я морально давить противника. — Смотрите, какая прекрасная погода, солнышко светит. Пошли бы лучше искупались, на солнышке погрелись. В земле холодно, червяки дырки в вас к вечеру начнут грызть. Шли бы вы лучше на речку!

Закончив выступление, я сорвал платок со своего лица. Мордовороты отшатнулись от неожиданности. В их глазах промелькнул страх и неуверенность. Если бы я начал орать, брызгать пеной изо рта, то это на них впечатления не произвело бы, но я говорил полушепотом и абсолютно не боялся. Мои идиотские советы никак не вязались с ситуацией. Интуиция подсказывала им, что нужно отсюда сматывать, но тут вмешалась Лили. Девушка стояла немного сбоку и позади и не видела моей рожи, в противном случае была бы уже за версту отсюда.

— Чего вы телитесь, вас же шестеро на одного!

От неожиданности один из амбалов дернулся, это движение послужило сигналом для нападения, но нападали они по-идиотски, мешая друг другу.

Я привычно вошел в транс, замедляя течение времени, и все звуки перешли в нижний регистр. Есть такое приспособление для тренировки каратистов — макивара называется. Шестеро бойцов застыли во время движения, как замороженные, и превратились в макивары для битья. Воздух стал вязким, как кисель.

«Двигайся плавно, не торопись, — звучало в голове, — порвешь все мышцы и сухожилия к чертовой матери! Бей основанием ладони, а то пальцы на руках поломаешь».

Я проплыл медленным шагом вокруг всей шестерки, нанося удары на выбор, как по манекенам, затем боевой азарт спал, и время вернулось к обычному состоянию. Вокруг в живописных позах валялись вырубленные мордовороты, но все остались живы. Одному, правда, повезло меньше остальных — его отбросило ударом на стену сарая, и он проломил ее своей спиной, из дыры торчали только ноги. Позади меня послышался вскрик и топот ножек Лили. Я хотел крикнуть: «Тузик!» — но не успел.

Малхус одним прыжком настиг девушку и сбил ее с ног. Тузик уловил мысленную команду — приказывать голосом ему было не нужно. Повернувшись к Лили, я застал живописную сцену. Девушка лежала на спине и икала, а на ее груди стоял передними лапами Тузик и улыбался. Я как-то видел улыбающуюся собаку, это было смешно и прикольно. Но улыбка малхуса даже меня окатила холодом. Над девушкой стоял не плюшевый медвежонок, а самый настоящий эльфийский волк с красными горящими глазами и острыми, как бритва, зазубренными клыками.

— Тузик, фу, оставь ее и иди ко мне! — приказал я.

Малхус из эльфийского волка плавно перетек в лохматую дворнягу с загнувшимся крючком хвостом и подбежал ко мне.

— Молодец, Тузик, сторожи! — похвалил я его и потрепал по голове. Малхус в ответ лизнул мою руку. — Первый, перетаскай этих идиотов под навес и свяжи, я с ними попозже поговорю. А теперь, красавица, пойдем в дом побеседуем.

Лили никак не могла прийти в себя и непрерывно икала. Я помахал перед ее глазами рукой, но она никак не реагировала.

«Все понятно, подруга в шоке», — сообразил я и, взяв девушку под мышку, как мешок, пошел в дом.

На первом этаже оказались только подсобные помещения и кухня, поэтому мне пришлось тащить девушку наверх. На втором этаже лестница уперлась в дверь спальни, в которой я и положил Лили на кровать. Красавица никак не хотела приходить в себя, и мне пришлось погрузить ее в гипнотический сон. Удостоверившись, что девушка спит, я спустился во двор.

Первый за это время упаковал всю компанию под навесом. Бандиты уже очухались и испуганно смотрели на меня. Только один из шестерых стонал и кашлял кровью, остальные отделались синяками и отбитыми внутренностями. Просканировав наиболее пострадавшего бандита, я понял, что у него сломаны ребра и обломок задел легкое. За несколько минут мне удалось остановить внутреннее кровотечение. Парень задышал ровнее и перестал кашлять. И тут в калитку заколотили.

— Кто там? — спросил я.

— Валлин, это мы, люди Луца. Тебе помощь нужна?

— Да, нужна, заходите, — ответил я и открыл дверь.

Во двор вбежали парни Луца с дубинками в руках.

У одного был сломан нос, и вся одежда оказалась испачкана кровью, а второй боец прихрамывал, сгибая колени. Отбитые гениталии не давали ему возможности нормально передвигаться.

«Блин, не хватало, чтобы они мне раненых добили», — мелькнуло в голове.

Сладкая парочка побежала под навес, предвкушая расплату.

— Стоять! — заорал я.

Ребята остановились как вкопанные.

— Куда разбежались? Пленных не трогать, они мне живые нужны. Идите лучше к Луцу и передайте, что у меня все в порядке и я благодарю его за вашу помощь. Передайте также, что если его не затруднит, то через пару дней жду его в гости.

Парни подозрительно посмотрели на меня и вышли со двора. Я закрыл калитку и вернулся к пленным.

Дальнейший план действий у меня уже созрел в голове, и я занялся инструктажем бандитов.

— Слушайте сюда, ребята! Вы ни в чем не виноваты, вам просто не повезло. Вы оказались здесь в очень неудачное время и попали под раздачу. Я вас предупреждал, но судьба распорядилась по-своему. Я так понял, вы люди Алоя Темного?

Пленные дружно закивали.

— Так вот, я вас отпускаю с условием, что вы передадите Алою мои слова, — сказал я и посмотрел на бандитов, те снова закивали. — Передайте Алою, что мне нужно с ним поговорить, и я приглашаю его к себе на переговоры. Пусть приходит послезавтра вечером, когда стемнеет. Если боится, то пусть возьмет с собой двух человек. Если приведет больше, то их все равно двое останется. Вы меня поняли? Если решит сегодня заявиться всей толпой, то переговоров не будет, а будут его похороны. Я, конечно, понимаю, что Алой не захочет терять лицо, но будет по-моему. Вам без разницы, кто над вами паханом будет, так что лучше живыми остаться, так и объясните своим друзьям. Если Алой решит власти города подключить или магов, то я отсюда все равно уйду. Правда, потом вернусь и вырежу всю вашу шайку поголовно. Я не собираюсь лезть на место Алоя, у меня свои интересы в городе. За Лили пусть не переживает, ей здесь ничего не грозит. Вы все запомнили?

— Да, — хором ответили пленные.

— Тогда чешите отсюда! Первый, развяжи ребят.

Бандиты, охая и помогая друг другу, встали на ноги и вышли со двора.

Меня начал колотить озноб, и зубы громко застучали во рту. Пошел адреналиновый отходняк. Первый быстро сбегал в дом и принес какой-то отвар, похожий на чай. Зубы стучали по ободку кружки, и мне с трудом удалось выпить горячий напиток. Я лег на сено под навесом и закрыл глаза. Шак заботливо накрыл меня попоной, и сознание погасло.

Я проспал почти до вечера, пока Первый не разбудил меня на ужин. Умывшись, я пошел в дом, где в столовой на первом этаже нас ждал накрытый стол. Перед ужином мне удалось вывести из гипноза и привести в чувство Лили. Слава богу, я вовремя заметил, что забыл закрыть лицо платком. Не хватало еще во второй раз откачивать девушку. Лили просыпалась нехотя, с трудом, как будто боялась вернуться в этот страшный мир. Лицо девушки приняло полудетский вид, с него исчезла маска прожженной девицы из борделя. Только сейчас я понял, как она молода, ей было не больше двадцати лет. Сначала-то я принял ее за свою ровесницу, но сейчас отчетливо увидел, что старили ее не года, а пережитые ею беды. Мне пришлось брызгать на нее водой, чтобы она очнулась. Открыв глаза, она шарахнулась в сторону, увидев мое лицо, закрытое платком. Я сидел молча и ждал, когда она успокоится. Наконец напряжение спало, и Лили поняла, что ее никто не будет убивать или насиловать, по крайней мере сейчас.

— Вставай, пошли ужинать, — сказал я и спустился в столовую. Через пару минут она спустилась и уселась за стол. — А ну, марш умываться, приперлась за стол с грязными руками!

Я накричал на девушку не потому, что являлся ярым поборником гигиены, а потому, что необходимо было переключить ее внимание с пугающих мыслей на что-то нейтральное. Есть такой психологический прием для выведения из стрессового состояния. Этот трюк сразу подействовал. Лили, оправдываясь, начала говорить всякую ерунду, что руки у нее чистые и она их недавно мыла, но, заметив мои смеющиеся глаза, осеклась и покраснела.

— А если я убегу? — придя в себя, заявила девушка.

— Ты уже бегала! Не набегалась? Отправляйся лучше к колодцу умываться. Первый, полей ей.

— Ой! — отпрыгнула Лили от двери, увидев «плюшевого» Тузика, сидящего перед крыльцом во дворе. — А где чудовище, которое меня чуть не загрызло?

— Иди, не бойся, его Тузик съел, — пошутил я и переключился на еду.

Девушка скрылась во дворе, а за ней увязался, виляя хвостом, малхус. Мои мысли снова вернулись к событиям дня.

«Я наделал, конечно, много глупостей, но теперь изменить все равно ничего было нельзя. Придется гнуть ту же линию. Страха и дыма я напустил много, теперь нужно самому от страха не обделаться и не задохнуться в этом дыму. Алой сегодня вряд ли полезет, ему сначала нужно выяснить, кто я такой. На переговоры он, скорее всего, придет, предварительно обложив все вокруг. Преподнесем ему сюрприз. Засяду на крыше с луком и перестреляю всех на хрен, кто будет в пределах досягаемости. Могут из-под земли повылазить, Луц говорил о подземном ходе из кузницы. Просканирую всю территорию кузницы и найду ход. Необходимо его чем-нибудь завалить или сделать так, чтобы бесшумно не открыли. Лили нужно запереть, пока будут идти разборки. Спать лягу во дворе на сене — и воздух чистый, и от соблазнов подальше».

Мои размышления прервала вернувшаяся Лили и, показав мне руки, как школьница, села ужинать. Я встал из-за стола и отправился с Тузиком искать подземный ход. Малхус мгновенно понял мысленный приказ и повел меня по двору.

Ходов удалось обнаружить целых два. Один, большой и хоженый, начинался в большой бочке, замурованной в стене подвала. По моим прикидкам, он был прорыт относительно недавно, значительно позже катастрофы. Вход оказался очень хитро замаскирован. Из крана бочки даже текло вино, и простучать ее тоже было невозможно, звук был как у заполненной под завязку. Рычаг, открывавший вход, я нашел в стороне от бочки, им являлся кронштейн держателя под факел. Дно бочки откатывалось в сторону и открывало проход высотой с человеческий рост. Мы с шаком заклинили люк бревном, и теперь открыть его снаружи стало невозможно.

Второй ход Тузик нашел за печью в кузнице, он оказался засыпан слоем земли в двадцать сантиметров. Это был круглый бетонный колодец, закрытый металлической крышкой с кольцом посредине. Расчистив крышку люка от грязи, мы вдвоем с Первым с трудом оторвали ее со своего места. Вниз вела колодезная труба с прогнившими скобами ступеней на стене. Из глубины понесло смрадом, как из канализации. Колодец явно был сделан задолго до подземного хода в подвале. У меня создалось впечатление, что про этот ход прежние хозяева ничего не знали или он просто не имел никакой ценности и никуда не вел. Первый принес длинную веревку из подвала, и я, привязав ее к столбу за печью, оставил рядом с люком, свернув в бухту. Я сделал это на тот случай, если придется спускаться вниз. Мы закрыли люк и забросали его мусором.

Закончив обследование территории, я отправился спать на сеновал.

Глава 12 ЖЕНСКОЕ КОВАРСТВО

Разбудил меня яркий луч солнца, бивший прямо в глаза. Первый занимался лошадьми, а из дома доносился запах жареного мяса.

— Первый, у тебя там все не сгорит?

— Нет, хозяин. На кухне Лили командует, она лучше меня дом знает и кухню.

— Ну, тогда ой! Пошли умываться.

Закончив водные процедуры, я направился в подвал к источнику Силы, найденному вчера при обследовании усадьбы. Все прошло как по нотам, и мне осталось только слазить на крышу, чтобы осмотреться.

— Лили, как на крышу подняться? — спросил я, проходя через кухню.

— На втором этаже возле твоей комнаты есть люк на крышу, там и лестница стоит.

«Надо же, у меня своя комната появилась», — усмехнулся я.

Крыша дома оказалась плоской, и ее покрывал толстый слой глины. По периметру крыши шел каменный парапет высотой около метра с отверстиями для стока воды. С крыши открывался шикарный вид на окрестности. Усадьба стояла на отшибе, и до ближайшего дома небольшого поселка, который находился возле карьера каменоломни, оказалось около километра. Вся территория вокруг кузницы была усеяна обломками бракованных каменных блоков и щебнем. К поселку вела узкая расчищенная дорога, по которой можно было проехать на телеге. Другая дорога вела от ворот усадьбы к воротам города, которые виднелись на расстоянии трех километров. Незаметно к усадьбе можно было подобраться только ночью, территория с крыши очень хорошо просматривалась. Я прикинул, где могут спрятаться налетчики на усадьбу, и решил, что нападающие будут накапливаться в трех местах, к которым были удобные подходы со стороны поселка и карьера.

— Ты думаешь спускаться вниз? Завтрак почти остыл, — произнесла голова Лили, высунувшаяся из люка.

— Все, спускаюсь, — ответиля и направился вниз.

В столовой меня ждала вся компания. Первый сидел возле окна, а Тузик лежал поперек двери во двор. Я понял, что, пока я лазил в подвал и на крышу, рядом с Лили всегда кто-нибудь из них находился. Мои друзья полностью Лили не доверяли, и она постоянно была под контролем.

— Ты чего это с грязными руками за стол уселся? Лазаешь по помойкам, а потом грязными руками за еду, — решила отомстить мне девушка.

Пришлось идти к колодцу мыть руки. Лили снова начала вести себя в доме как хозяйка, как будто и не было вчерашнего побоища.

— Лили, а тебе не кажется, что ты начинаешь наглеть? — пресек я поползновения девушки на главенство. — Ты здесь только до послезавтра, а потом пойдешь на все четыре стороны.

— И куда я пойду? — удивленно заявила она. — Мы с тобой как-никак родня. Ты сюда только вчера заявился, а я здесь уже три года живу. Негоже племяннику тетку на улицу выкидывать. Тебе все равно с домом и кузней одному не управиться, а я здесь каждый уголок знаю.

«А она права. Усадьба большая, и в ней народу много работало, в кузнице не меньше пяти человек нужно», — подумал я.

— Лили, сколько работников было у дяди?

— Два подмастерья и еще четверо мальчишек в обучении. Только когда муж умер, я им расчет дала, мне кузня без надобности.

— Послезавтра с утра пойдешь в поселок и возьмешь их назад на работу.

— А платить чем? Их еще кормить нужно, а где деньги?

— Это не твоя забота. Сколько дядя им платил?

— Подмастерьям по три империала в неделю, а мальчишкам по одному.

— Значит, десять империалов? А что дядя в кузне делал, чем зарабатывал?

— Инструмент для камнетесов делал и ремонтировал. Клинья, скобы, лопаты ковал и еще много чего по мелочам.

— Оружие делал?

— А зачем? Сам он почти к наковальне не подходил, здоровье не позволяло, а подмастерья только кирку или лопату выковать могли. И зачем он только криворуких на работу брал?

— И что, хорошо зарабатывали на инструменте для камнетесов?

— Не то чтобы очень, но не бедствовали, на жизнь хватало, — ответила Лили.

В калитку во дворе постучали, и девушка пошла открывать.

— Ты куда это намылилась?

— Это Хобард, лепешки, зелень и молоко привез, он всегда в это время приезжает. Есть-то нам нужно, скотины в доме нет.

— Ладно, иди и скажи ему, пусть в следующий раз на работников тоже еду привозит.

— Деньги давай! Пять империалов, еда не бесплатная.

Я дал деньги, и Лили вышла во двор. Если у меня завтра все получится, то нужно будет обживаться основательно и ломать заведенные порядки нельзя. А если меня грохнут или придется смываться, то все уже не будет иметь значения.

Дом снова наполнился повседневной работой, а я начал готовиться к завтрашним баталиям. Проверил лук и стрелы, заточил кинжал и меч, перетряхнул кольчугу.

«Алой придет с двумя охранниками, а остальные к этому времени расположатся по периметру усадьбы. Пока он будет колотить в дверь, я должен перещелкать его людей в засаде, а потом спуститься вниз и вести переговоры. Лили усыплю гипнозом и положу в спальне, чтобы по дому не шарахалась. Алой, конечно, полезет в драку, надеясь на своих людей, но тут его ждет сюрприз. Для начала они попробуют через подземный ход в дом забраться, только им его не открыть, и придется штурмовать на поверхности. Подземный ход бандиты уже, наверное, проверили или проверят завтра. Алоя убивать не стану, постараюсь задавить ментально и запугать, обещая, что скоро из города уеду. Еще нужно будет его данью обложить, чтобы служба медом не казалась. Сколько на него повесить, решу по ходу дела», — продумывал я детали плана, сидя на кухне.

В кухню вошла Лили, покачивая бедрами и кокетливо улыбаясь. Верхние две пуговицы на ее кофте оказались расстегнуты, и из нее буквально вываливались аппетитные груди. Я обалдел.

— Валлин, и долго ты так будешь сидеть? Пойдем лучше наверх, переждем жару в спальне, — неожиданно заявила красавица, облизывая губы.

Меня как будто облили ледяной водой, и по телу побежали мурашки от такого недвусмысленного предложения. Я хоть и сильно пострадал внешне, но физически был в отличной мужской форме. С момента переноса на Геон мне приходилось вести себя как монаху. Викану я боготворил, и любые действия сексуального характера в отношении ее для моей романтичной натуры были невозможны. Регулярные побоища и погони гасили мою половую активность естественным образом. Шесть дней в неделю я по вечерам еле ноги таскал, и мне было не до баб. После того как я обгорел словно головешка, эротические фантазии перестали посещать меня по ночам, и я уже подспудно начал вспоминать песню Бори Моисеева «Голубая луна», а тут такой удар ниже пояса.

— Лили, ты что-то быстро изменила ко мне свое отношение? Вчера я был «жареным козлом» и тебя от меня тошнило, а сегодня неожиданно похорошел?

— Ну, погорячилась я! — заявила Лили. — С лица не воду пить. Твой дядя тоже красавцем не был, два шрама через всю рожу его не красили. Да еще и старый был, как мужчина — совсем пустое место! А ты мужик молодой, сильный, а то, что лицо у тебя обожжено, так мы ставни закроем, и в темноте ничего видно не будет, — разводила меня, как лоха, красавица. — Как ты людей Алоя уделал, я даже глазом не успела моргнуть, а они уже все лежат. Одно слово — мужчина!

— Ох, свистишь ты, красотка, слабо мне в твои слова верится! — попытался я зацепиться за последний аргумент.

— Валлин, я тебе совсем не нравлюсь? — продолжила атаку Лили. — Я за кузницу замуж выходила, а не за дядю твоего. Теперь ты в ней хозяин, значит, и мне своего хозяина менять пора. Пойдем в спальню, я тоже живая, и мне ласки хочется. Дурачок, у меня мужчины почти год не было, взорвусь сейчас, как бомба.

Мужчины считают себя сильным полом и мнят победителями женщин, но жизнь рисует совсем другую картину. Любая смазливая фифа из своего Ромео вьет веревки буквально одним пальцем. Каждый из мужчин, настраивая себя на решительные действия в отношении своей пассии, строит наполеоновские планы, но стоит женщине проронить хотя бы одну слезу, и сражение проиграно. Таких Ватерлоо в жизни каждого мужчины море. Так и сейчас, понимая на подсознательном уровне, что меня разводят, я поплелся за Лили в спальню, буквально трясясь от вожделения.

— Валлин, закрой ставни и иди ко мне, — сказала Лили, расправляя кровать и распустив по плечам свои шикарные волосы.

В таком виде ее и подавно невозможно было отличить от Насти Каменских. Лили держала в зубах длинную шпильку, вынутую из прически, и расстегивала кофточку. Я подошел к ней и обнял за плечи.

— Валлин, ты решил этим заняться прямо в кольчуге? — остановила меня красотка.

Спермотоксикоз страшная вещь! В голове огромным колоколом гудела только одна мысль — о продолжении рода, и я не замечал ничего вокруг. Кольчуга и штаны наконец улетели в угол, и я набросился на Лили. Левое плечо прорезала острая жгучая боль, и я отскочил от девушки.

— Ты что, очумела? — крикнул я.

— Дурашка! — нежно сказала девушка. — Ты о шпильку укололся, нечего было на меня так бросаться. Я сейчас ее на тумбочку положу, и продолжим.

Лили обошла кровать и подошла к тумбочке в углу комнаты, она положила шпильку и начала медленно снимать кофту. Я как завороженный смотрел на нее, и у меня начала кружиться голова. На пол упала юбка, и девушка осталась в одной сорочке. Голова кружилась все сильнее, и я, пошатнувшись, осел на кровать.

— Что, милый, плохо тебе стало? Расчувствовался, губы на меня раскатал? Козел жареный, подергайся пока, а я посмотрю, как ты подохнешь! — ласковым голоском произнесла Лили.

Меня словно обухом по голове ударили, время замедлило свой бег, и я вошел в транс. По левой руке, вверх от места укола шпилькой, по сосудам растекались зеленые струи яда, попавшего в мою кровь.

«Отравила, сука! — отчетливо понял я. — Развела, как младенца, и грохнула! Ну, тварь, держись!»

Я перепрыгнул через кровать и ударил Лили. Отрава вышибла меня из транса в обычное состояние. Силы ручьем вытекали из тела, и поэтому удар не получился смертельным. Девушку отбросило к стене, и она, потеряв сознание, сползла на пол. Я, голый, шатаясь, как ива на ветру, поплелся вниз по лестнице, зажимая правой рукой сосуды на левой руке, чтобы хоть как-то приостановить распространение яда.

— Первый! — заорал я. — Свяжи Лили в спальне и бегом в подвал!

Шак, удивленно посмотрев на меня, побежал наверх выполнять приказ. Во дворе дико выл Тузик и с разбега бился грудью в закрытую дверь, пытаясь прорваться внутрь. Мне было не до него, потому что в подвал я вползал уже на четвереньках.

«Ну вот, наконец добрался!» — подумал я обрадованно и протянул руку к лучу Силы.

Поток энергии ударил в ладонь, и свет в моих глазах погас.

* * *

Я медленно тонул, уходя все глубже и глубже в черную темноту. Белый круг света на поверхности становился все меньше и бледнее и, наконец, погас окончательно. Душа отделилась от тела и начала подниматься вверх. Я отчетливо увидел свое мертвое тело и заплакал без слез. Тоненький лучик уходил от души куда-то вниз и становился все тоньше и тоньше. Неожиданно душа начала тяжелеть и уже не поднималась, а начала опускаться. Лучик, как канат, тянул меня к земле, и душа соединилась с телом.

Кто-то толкал меня в спину, и я выплывал из глубины мрака к свету. Круг света на поверхности стал большим и ярким, и моя голова поднялась над водой. Воздух ворвался в легкие, и я открыл глаза. Моя голова лежала на коленях у Первого, и он что-то тихо мычал, качая меня, как ребенка. Мои грудь и лицо оказались залиты кровью. На правом запястье у шака я увидел рваную рану с запекшимся кровавым ручейком.

— Ты что, меня своею кровью поил? — задал я вопрос, садясь на землю.

— Хозяин вернулся! — заорал Первый и начал меня тискать, как ребенка.

— Тише, задушишь! — начал я отбиваться, и моя рука наткнулась на чье-то лохматое тело.

Рядом со мной на земле, вытянувшись, лежал Тузик и не дышал. Язык малхуса вывалился изо рта, и по нему текла темно-зеленая слюна. Я мгновенно провалился в транс. Тузик был практически мертв, только в глубине его большого сердца еще мерцала маленькая искорка уходящей жизни. Левая рука сама поймала луч Силы, а из правой ладони к искорке в глубине сердца Тузика потекла энергия. Моя аура начала наполнять искорку осторожно, как раздувают уголек в потухшем костре. Искра сначала превратилась в горошину, затем в теннисный мяч, и, наконец, аура засветилась ровным насыщенным светом, но Тузик не дышал. Малхус находился в состоянии клинической смерти, если она бывает у эльфийских волков. В голове промелькнули все способы реанимации, виданные в кино. Я делал малхусу непрямой массаж сердца, дышал ему в рот и в нос, но все было без толку. Последнее, что мне удалось вспомнить из методов реанимации, это был электрический разряд дефибриллятора, но где его взять. Заревев, как зверь, я вытянул перед собой руки. По энергетическим сосудам потекли струи Силы, и между ладонями проскочила молния, в воздухе запахло озоном.

«Так, ты на правильном пути! Главное — не переборщи, таким разрядом ты Тузика дотла сожжешь!»

Я положил руки на грудь малхуса и вызвал между ними электрический разряд. Тело волка дернулось, но сердце не забилось. Я увеличил силу разряда — и снова неудача. Третий разряд наконец запустил остановившееся сердце Тузика. Малхус засучил лапами и жалобно заскулил.

«Тузик пить хочет! — понял я. — Нужно его наверх отнести. — Встав на ноги, я скривился от боли. Левая нога у меня оказалась в крови, а на бедре виднелась запекшаяся рана от укуса малхуса. — Так вот, значит, какую реанимацию они мне с Первым устроили! Тузик прокусил мою ногу и вытягивал из нее яд, а шак перегрыз себе вену и поил меня своей кровью. Малхус знал, что отравится и умрет, но сознательно шел на смерть».

— Первый, ты идти можешь?

— Да, хозяин, только отдышусь немного.

— Я отнесу Тузика наверх, ему вода нужна, а ты подтягивайся на кухню.

Малхус оказался тяжелым, как могильный камень, но если бы он был даже вдвое тяжелее, я все равно донес бы его наверх. На кухне я положил Тузика на коврик и налил ему в миску воды. Пить он самостоятельно не мог, и мне пришлось его поддерживать руками. Из подвала, кряхтя, вышел Первый и тоже накинулся на воду.

— Ты сможешь проследить за Тузиком, а то у меня дела? — спросил я шака.

Первый кивнул, не отрываясь от ведра с водой. Мое неотложное дело извивалось всем телом возле лестницы на второй этаж. Лили со связанными ногами и руками, как гусеница, сползла вниз из спальни. Я к этой твари никаких эмоций не испытывал. Она для меня уже не была человеком. Передо мной извивался обычный кусок мяса, который мне предстояло через несколько минут покрошить на фарш.

Шак наконец напился воды и взял у меня из рук Тузика. Я подошел к Лили и, намотав ее волосы себе на руку, поволок по лестнице на второй этаж.

Глава 13 АЛОЙ ТЕМНЫЙ

Лили извивалась, как змея, и что-то мычала сквозь платок, которым Первый завязал ей рот. Глаза у этой твари чуть из орбит не вылезли. Я дотащил ее до спальни и, как мешок, закинул на кровать.

«Нужно привязать подругу к кровати, а то уж больно шустро она ползает, — решил я и прикрутил Лили к спинке свернутой в жгут простыней. Всепоглощающая злоба прошла, и в голове остался один хладнокровный расчет. — Грохну я дивчину за „все хорошее“ обязательно, но от нее и пользу получить нужно. Для начала пусть поспит, чтобы не ползала по всему дому, а мне нужно идти зализывать раны».

Ментальное воздействие на Лили дало свой результат, и девушка погрузилась в глубокий гипнотический сон. В этот раз я был внимательным и осторожным, не позволяя себе расслабиться. Мой внутренний взгляд заметил маленькую пульсирующую искорку на груди девушки. Протянув руку к Лили, я разорвал у нее на груди сорочку и оборвал цепочку, на которой висел небольшой кулон с красным камешком. Попытка просканировать кулон привела к тому, что камень нагрелся, как утюг, и мне пришлось бросить его на пол.

«„Век живи — век учись!“ — всплыла в голове старая поговорка. — Это же сигнализация о магическом воздействии! А я, как дурак, бегаю по городу и лезу в мозги всем подряд. Лили проверить не догадался, а цены на всякую ерунду у купцов из мозгов вытаскиваю. Везет мне, как облупленному, что маги без таких амулетов в префектурах сидят, а то бы уже давно на дыбе висел. Значит, красавица, ты у нас человечек не простой, если носишь на шее такой девайс. Стоит кулон, судя по отделке и начинке, кучу денег. Когда же я поумнею! Геон буквально плавает в магии. С какой стати мне пришло в голову, что я самый умный?! Подобные амулеты должны использоваться в этом мире по определению! Придется потрошить Лили по полной программе, просто нужно быть осторожным и аккуратным».

— Лили, для тебя есть две новости: одна хорошая, а другая плохая! — сказал я вслух, глядя на спящую красотку. — Первая новость — ты сегодня не умрешь, а вторая — я вытрясу из тебя все, что ты даже о себе и не помнишь! А вот какая из новостей хорошая, а какая плохая даже я не в состоянии решить.

В животе назревала революция — есть хотелось, как солдату-первогодку в карантине. Пора навестить Первого и Тузика на кухне. Тузик уже самостоятельно стоял на ногах и жрал из тазика здоровенный кусок сырого мяса, привезенного посыльным из поселка. Первый химичил у плиты, разогревая остатки завтрака. Я вышел во двор и направился к колодцу смывать с себя кровь и грязь. После двух ведер ледяной воды, вылитых на голову, мне полегчало. К колодцу подошел шак и позвал обедать. Мне нужно было одеться, и я поднялся в спальню.

Лили хрипела во сне, задыхаясь от закрывавшей ее рот повязки. Развязав платок на лице девушки, я начал одеваться. Через пять минут на мне висела вся моя амуниция, включая пояс с мечом и кинжалом. Для того чтобы надеть сапоги, мне пришлось сесть на кровать, и мой взгляд упал на лицо девушки. Лицо Лили снова приняло ангельский полудетский вид, и в девушке невозможно было узнать циничного убийцу. Всего несколько часов назад этот ангел недрогнувшей рукой отправил меня в могилу, а сейчас по нему и не скажешь, что руки у него по локоть в крови.

За окном начало темнеть, и я спустился на кухню. Тузик, рыгая, грыз огромную кость, и по его виду уже нельзя было догадаться, что совсем недавно он был практически трупом. Первый с синей, как слива, рожей сидел за столом и ждал меня, не прикасаясь к еде.

— Ты почему не ешь? — спросил я шака.

— Я хозяина ждал, — ответил Первый.

Вот такой у меня раб, сам только что мне почти всю свою кровь отдал и сидит за столом, шатаясь, но ждет меня и не начинает есть. За ужином мы съели почти все запасы, привезенные из поселка. После обильной еды самочувствие начало стремительно улучшаться, и я повел всю компанию в подвал, чтобы окончательно подправить нашу покоцанную энергетику после диверсии Лили.

Мне почти удалось закончить лечебные процедуры, когда я заметил четыре человеческие ауры, идущие по подземному ходу к подвалу. Тузик утробно зарычал, и его шерсть встала дыбом. Мы с Первым встали по обеим сторонам от входа в подземелье и стали дожидаться пришельцев. Люк мы с шаком заклинили еще в момент обнаружения, и он не должен был открыться, но чем черт не шутит? Бандиты с той стороны люка посуетились минут десять, подергали за рычаг привода крышки, тихо потолкали ее и, наконец, ушли назад по туннелю.

«Значит, Алой Темный решил не ждать завтрашнего вечера и хочет заявиться к нам в гости сегодня ночью. Ладно, он сам сделал свой выбор. Действуем так, как я и планировал: я полезу на крышу, шак спрячется в конюшне и на всякий случай приготовит лошадей. Тузик будет меня прикрывать на втором этаже, а заодно присмотрит за Лили».

Объяснив диспозицию Первому и Тузику, я полез с луком на крышу. Погода к вечеру испортилась, и небо заволокло тучами. Солнце ушло за горизонт, и вокруг стало темно, как в шахте.

Бандиты появились с трех сторон. Четверо вылезли из-под земли возле большой кучи обломков и начали подавать какие-то сигналы фонарем. Через некоторое время я заметил такие же сигналы со стороны поселка и городских ворот. Всего в группе захвата оказалось двенадцать человек. Вся группа собралась возле спуска в подземелье и начала совещаться. Затем трое отделились и стали приближаться к усадьбе со стороны ворот. Остальные разбились на две группы и направились к забору с противоположной стороны. Пора было начинать действовать.

Первой погибла группа из четырех человек, подбиравшаяся к стене со стороны поселка. Все четыре стрелы нашли свою цель, и ни один из бандитов долго не протянул, их ауры погасли за несколько секунд. С отрядом из пятерых бандитов пришлось повозиться. Они вытянулись цепочкой и шли один за другим. Я решил сначала стрелять в идущих позади бандитов, чтобы выиграть время до того момента, пока они не поймут, что их убивают. Двое умерли незаметно, но третий закричал и замолк только после второй стрелы. Двое оставшихся в живых бандитов бросились в разные стороны, петляя, как зайцы. Одного мне удалось завалить, но другой сумел скрыться среди обломков камней. Троица возле ворот, услышав крик, на несколько секунд замешкалась, но потом все-таки перелезла через стену во двор. Я перебежал на внутреннюю сторону крыши и взял троицу на прицел.

— Алой! Я тебя в гости завтра вечером приглашал, а ты сегодня приперся! — крикнул я с крыши.

Троица бросилась врассыпную. Две стрелы, одна за другой, сорвались с тетивы в долю секунды, и бандиты с воем покатились по земле, получив по стреле в ногу. Алой, как кошка, бросился вперед и перекатом ушел из сектора обстрела к стене дома. Убивать эту троицу я не собирался, мне нужно было поговорить с Алоем.

— Алой, хватит ползать на пузе, заходи в дом, поговорим! — крикнул я и спустился с крыши.

Мы с Тузиком стояли возле лестницы на втором этаже и ждали, когда войдет Алой. Дверь в дом с треском отворилась, и в кухню ворвался воин. Он перекатом пролетел мимо лестницы и, перевернув стол, спрятался за ним.

— Какого черта ты в чужом доме мебель ломаешь? — заорал я, стараясь сбить Алоя с толку. — Поставь стол на место, стрелять не буду, даю слово чести!

Алой выглянул из-за укрытия и, подняв глаза и не увидев в моих руках лука, вышел с мечом на середину кухни. Я положил свой меч на плечо и начал спускаться по лестнице. Уже спустившись почти до половины, я почувствовал, что бандит сейчас бросится на меня.

Мы застыли в напряженном ожидании, выбирая момент для атаки. В крови закипел адреналин, но все неожиданно закончилось. Мимо меня проскользнул Тузик и, рыча, направился к Алою. Волк шел медленно, словно подкрадываясь, шерсть на его холке стояла дыбом, из разинутой пасти капала слюна.

— Малхус? Хранитель? — выдохнул воин и попятился назад.

Взгляд Алоя то устремлялся на меня, то снова возвращался к Тузику. Немая сцена продолжалась несколько секунд. Наконец его глаза приняли осмысленное выражение, и он, отбросив меч, плашмя упал на пол, раскинув руки в стороны. Тузик подошел к лежащему на полу Алою и поставил ему на спину передние лапы.

— Хранитель, прости меня, недостойного! — начал воин. — Покарай меня за глупость. Я поднял руку на хранителя Дерева Жизни, и мне нет прощения. Прикажи своему малхусу разорвать меня на куски.

«Вот это номер!» — остолбенел я.

Из глубины памяти всплыл Нордрассил — эльфийское Дерево Жизни. Затем огромные глаза Старого Вожака заполнили сознание, и в ушах прозвучало мое обещание найти эльфов и спасти Дерево Жизни. На груди нагрелся амулет хранителя с надписью «Малхус» по-эльфийски, найденный Первым в логове эльфийских волков. Я не особенно задумывался над обещанием, данным Старому Вожаку, думал, что найду Викану и расскажу ей про Дерево Жизни, вот и все. А в реальности все оказалось во много раз серьезнее. Лежащий передо мной лицом вниз человек оказался очень весомым аргументом в этом вопросе.

— Хватит валяться, вставай и наводи в кухне порядок, а я займусь твоими людьми, пока они не померли.

Воин поднялся с пола, и я понял, почему его зовут Алой Темный, — передо мной стоял темный эльф. Викана тоже была гвельфийкой, но кожа у нее была светлой, с легким оливковым оттенком. Кожа Алоя оказалась темно-оливковой, почти черной. Эльф был высок и красив, как эльф, Ален Делон рядом не валялся.

— Ты темный гвельф? — спросил я.

— Нет, я темный эльф! — гордо ответил воин. — Светлые стали называть себя гвельфами после катастрофы, по названию своего клана. Мы, темные, не изменили традиции и называем себя эльфами, как и в Срединной земле.

Следующие два часа мы посвятили лечению раненых и наведению порядка на кухне. Алой беспрекословно выполнял все мои приказы и не задавал лишних вопросов. Закончив все дела и поручив заботу о раненых бандитах Первому, я повел эльфа наверх в мою комнату. Проходя мимо спальни, Алой увидел связанную Лили, но даже ухом не повел. Я усадил эльфа за стол напротив себя и начал разговор:

— Алой, расскажи о себе, кто ты, откуда и как оказался главой бандитов в Шателье.

— Я сын Алатерна, князя темных эльфов, послан отцом в Шателье, чтобы следить за магами из секты «Исход», которые ищут портал, ведущий в Срединную землю, в подземельях острова Дейрос.

— Ты так просто выдаешь мне тайны клана? Я ведь не эльф, и ты меня не знаешь. Может, я самозванец.

— Ты хранитель, а остальное не имеет никакого значения. Среди эльфов тебе нет равных по титулу. Я маг пятого уровня посвящения и вижу все знаки хранителя.

— И какие это знаки?

— Тебе служит малхус, кроме хранителей они никому не подвластны. Малхус едва не убил меня, но напасть на эльфа малхус может только по приказу хранителя. У тебя на груди медальон хранителя, и ты знаешь, где Дерево Жизни. Единственное, что не соответствует описанию, это обычная аура вокруг тебя. Но она может быть скрыта Камнем тумана, который можно найти только рядом с Деревом Жизни.

— Почему ты решил, что я знаю, где Дерево Жизни?

— По запаху. Ты недавно пользовался мазью из плодов, упавших с дерева, у них особый запах, и мы, эльфы, чуем его за версту.

— Да, запашок у них специфический! — вспомнил я вонь, которая исходила от мази.

— Хранитель, разреши тебя попросить открыть свою ауру полностью, я должен запомнить ее образ и передать всем темным эльфам, чтобы они оказывали тебе помощь по первому требованию.

— Ну, если это тебе так необходимо… — сказал я и снял афрский амулет со своей шеи.

— Какой большой Камень тумана, у нас таких нет, все в три раза меньше, — проговорил удивленный Алой, разглядывая камень, и тут же вскочил на ноги и застыл столбом.

— Парень, что с тобой, ты чего вскочил как ошпаренный?

— Я не могу сидеть перед вами, только стоять или лежать ниц.

— С какого такого перепуга? И почему это я теперь вы.

— Вы — хранитель Дерева Жизни, хозяин малхуса, истинный высокородный, пришелец из другого мира. На Геоне нет ровни вам по рождению. Я могу сказать «ты» любому эльфу на Геоне и даже Великим князьям, потому что сам — сын Великого князя темных эльфов, но вам я не ровня.

Это заявление Алоя у меня радости не вызвало. В прошлый раз, когда меня именовали подобными титулами, все закончилось в придорожной канаве, где я подыхал, поедаемый червями. Знал бы парень, что я еще и глава клана хуманов с правами на престол Великого князя, то вообще, наверное, передо мной на карачках начал ползать.

— Сколько эльфов в вашем клане?

— Двести семьдесят шесть воинов, триста одиннадцать эльфиек и восемьдесят шесть детей, — смутившись, ответил эльф. — Светлые очень мало дают нам эликсира долголетия, говорят, что им самим не хватает. Нордрассил у них молодой и мало дает плодов для эликсира. Поэтому наши женщины рожают мало детей. Если бы у нас было Дерево Жизни, то мы снова стали бы размножаться, и темные эльфы не исчезли бы с Геона.

— Далеко находится твой клан?

— Мы живем в Восточном лесу в замке Каре-Рояль. Еще в Санпульском лесу находятся двадцать моих воинов.

— Что бы вы сделали, если бы узнали, где находится свободное Дерево Жизни?

— Мы бы в тот же день отправились в поход к нему — без Нордрассила мы скоро вымрем. Дерево светлых достигнет зрелости только через пятьсот лет, а к этому времени на Геоне не останется темных эльфов. Последний ребенок у нас родился три года назад.

— Сколько времени нужно клану, чтобы прийти сюда?

— Не меньше трех месяцев, и то только воинам. Женщин и детей нужно везти на кораблях вокруг Геона, им просто не вынести дороги через враждебные государства.

— Отправляй гонцов к отцу, парень, я знаю, где растет взрослый Нордрассил. Я отведу твой клан туда.

Услышав мои слова, Алой грохнулся в обморок, и мне пришлось его откачивать. Через несколько минут Первый отпаивал пришедшего в себя рыдающего эльфа, а я пытался его успокоить.

— Алой, сколько тебе лет? Ты рыдаешь, как ребенок, успокойся! — увещевал я эльфа.

— Мне сто шестнадцать лет, и я восемьдесят четыре года женат на Аладриель. У нас нет наследника. Четверо детей, которых мы сумели зачать, не дожили даже до пяти лет. Жена два раза пыталась наложить на себя руки, а теперь вы дали мне надежду на счастье. Хранитель, умоляю вас, только не отдавайте Нордрассил светлым, они захватят дерево и не дадут нам выжить!

— И что вы с ними не поделили?

— Это древняя вражда. Наши маги виноваты в том, что на Геоне произошла катастрофа: они хотели открыть второй портал в Срединную землю и чуть не погубили Геон. Мой народ заплатил за это почти полным вымиранием и смертью своих детей, но светлые нам этого не простили и наказывают нас медленным угасанием. Мы живы только потому, что темные эльфы — почти поголовно видящие и маги, и без нашей помощи Нордрассил светлых не сможет расти. Мы создаем различные удобрения и эликсиры, которые питают корни Нордрассила и лечат его от болезней.

Время перевалило за полночь, от всего пережитого и новой информации голова буквально раскалывалась. Я потер виски, но боль не уходила.

— Хранитель, у вас болит голова? Выпейте вот этот чудодейственный эликсир, и вам сразу станет легче, — протянул мне флягу Алой, предварительно отпив из нее, показывая, что в питье нет отравы.

Если бы эльф просто отдал мне флягу, ничего не сказав, то ваш покорный слуга давно бы уже кормил червей в катакомбах под Шателье. В голове неожиданно появилась фраза из сказки: «Не пей, Иванушка, козленочком станешь!» Я взял флягу у Алоя и, все равно только сделав вид, что отпил два больших глотка, вернул хозяину. Эльф широко улыбнулся и сказал, что ему пора идти и что он навестит меня после обеда. Мы вышли во двор и направились под навес проведать раненых. Оба разбойника спали, как младенцы.

Я сказал Первому, что лягу на сеновале, а он пусть ложится в конюшне, и пошел провожать эльфа. Алой распрощался со мной и вышел через калитку со двора. Я закрыл дверь на засов и вернулся на сеновал.

Глава 14 НА ХВАСТУНА НЕ НУЖЕН НОЖ, ЕМУ НЕМНОГО ПОДПОЕШЬ…

Башка страшно трещала, и мне не удавалось никак заснуть. К головной боли прибавилось противное стрекотание какого-то геонского сверчка прямо над ухом. На дворе стояла страшная духота. Я встал и пошел к колодцу, чтобы освежиться. Холодная вода немного взбодрила меня, и в голову пришла идея перебраться спать на крышу усадьбы. Забрав попону с сеновала, я направился в дом. Из конюшни доносился богатырский храп шака, и мне стало завидно, что кто-то дрыхнет без задних ног, а я мучаюсь головной болью.

Поднявшись на второй этаж, я заглянул в спальню, где почивала Лили. Сучка спала сном младенца, сладко посапывая. Я взял лук и забрался по лестнице на крышу. Ветер разогнал тучи, и над горизонтом стала всходить луна. Сканирование местности вокруг усадьбы ничего подозрительного не выявило, и я, потянувшись, широко зевнул.

Краем глаза заметил какую-то тень, промелькнувшую среди камней, аура почему-то не была видна в энергетическом мире. Решив, что мне померещилось, я сделал шаг к попоне, постеленной возле каминной трубы, но тень мелькнула во второй раз уже значительно ближе к дому. Кто-то осторожно крался к усадьбе. Спрятавшись за парапетом, я начал осторожно следить за силуэтом. К стене, пригнувшись, подбежал человек и, подпрыгнув, уцепился за ее край. Через несколько мгновений лазутчик двигался уже вдоль стены дома к входу на кухню. Я узнал ночного гостя — им оказался Алой. Эльф не стал заходить в дверь, а залез, как кошка, по выступам в стене в окно моей комнаты на втором этаже. Сон с меня как ветром сдуло. Куда направился Алой внутри дома, мне определить не удалось, его ауру я так и не видел. Растерявшись от такого поворота событий, я чуть не сделал очередную глупость, решив спуститься с крыши в дом. Меня остановили звуки, послышавшиеся из каминной трубы, ведущей в спальню Лили. Слышно было плохо, и мне пришлось засунуть голову в трубу и накрыться сверху попоной. Слышимость улучшилась в разы, и у меня создалось впечатление, будто я сижу в спальне в метре от собеседников.

— Лили, просыпайся, — услышал я голос Алоя и последовавшие за тем шлепки по щекам.

Процедура пробуждения Лили заняла минут пять, после чего в спальне раздался голос девушки:

— Ты кто? Что тебе нужно?

— Тихо, это я, Алой, прелесть моя. Не вздумай кричать, а то разбудишь кого-нибудь в доме, хотя я им всем снотворного полведра налил. Малхус и тот дрыхнет, как покойник, — засмеялся эльф.

— Милый, ты пришел за мной?

— Нет, дорогая, я тебя завтра или на днях заберу отсюда.

— Ты разве не убил «жареного»?

— Нет, он оказался не так прост, я сам чуть в могилу не отправился, не сообрази вовремя, кто передо мной. Ты знаешь, кого нам черти в гости послали?

— Откуда? Я только успела к тебе Хобарда с известиями послать. Потом решила его шпилькой отравить, только он живучий, как зорг, оказался, меня избил и связал. Через два часа назад заявился, весь в крови, меня за волосы из кухни в спальню заволок и магией усыпил.

— Он у тебя в голове не копался?

— А я знаю? Он меня усыпил. Так кто это такой?

— Ты помнишь Торвина, который мне камни Силы на зарядку привозит?

— Этого старого наемника? Конечно помню.

— Мне кажется, что это Ингар, про которого он нам рассказывал. Помнишь, еще десять золотых за его жизнь предлагал?

— Глава какого-то хуманского клана? Но Валлин весь обгоревший, а тот красавец был, по рассказам Торвина.

— Да, только он не простой хуман, а истинный высокородный из другого мира.

— Ой, а я не знала. Я бы тогда его заколкой травить не стала, а тебя дождалась!

— Слушать нужно внимательно, а не о красавцах мечтать!

— Милый, ты ревнуешь меня? Я красивее тебя мужчины не встречала, нужен мне этот ободранный хуман. Убей его, любимый, и забудем обо всем.

— Нет, Лили, мы его трогать не будем, пока он меня к Нордрассилу не приведет! Кто мы с тобой? Я — изгнанный за убийство бастард, главарь шайки разбойников заштатного Шателье, а ты — бывшая проститутка на содержании у престарелого развратника.

— Не говори так, ты меня бесишь! Если бы не эта сучка Эйлин, то я давно была бы баронессой Маран, а не скрывалась по помойкам.

— Лили, ты сама виновата, нужно было всего год подождать, а не травить барона через неделю после свадьбы на глазах его сестры-магини.

— Любимый, он был такой старый и противный, что я не смогла удержаться.

— Поэтому мы с тобой сейчас и сидим в кузнице, а не в баронском замке. Ладно, хватит о грустном, слушай меня внимательно. Ты сделаешь вид, что боишься Валлина до смерти, и согласишься делать все, что он тебе прикажет. Нужно будет спать с ним, спи! Рассказывай про весь наш бизнес с зарядкой камней Силы, про Торвина, говори, что тебя заставили убить его дядю. Вали все на монахов из секты «Исход», покажи ему дорогу в подземелье на остров Дейрос. Все ценное я оттуда уже выгреб. Главное, чтобы он тебе поверил.

— Дорогой, он у меня в мозгах копаться будет и все из меня вытащит.

— Не вытащит, я блокировку поставлю, и он ничего не узнает от тебя. Ты будешь выдавать ему только то, что я разрешу.

— Он высокородный и может обойти блокировку.

— Он глуп, как шак. Силы в нем много, и он может раздавить меня, как червяка, но пользоваться ею не умеет. Пришельцы из других миров не знают о Геоне ничего и дохнут здесь, как мухи. Даже Стас, великий воин с Земли, подох от копеечного яда моей сестры, и никакая Сила ему не помогла. Валлин наивен, как ребенок. Он верит в любую ерунду, какую я только не выдумаю. Лили, этот высокородный — наш шанс стать первыми людьми на Геоне. Если он приведет меня к Нордрассилу, я создам собственный клан, а ты в нем будешь княгиней. Мы будем жить вечно и не стареть, у нас будет все. Мы встанем вровень с великими домами Геона.

— Милый, поскорее бы все это свершилось, я так устала жить в нищете.

— Дорогая, закрой глаза и расслабься, я поставлю блокировку на твой разум.

Разговор в спальне стих, и послышалось какое-то бурчание на незнакомом языке. Процедура продолжалась полчаса, после чего Алой выскользнул в окно и перелез через забор. Я подбежал к парапету крыши и увидел, как он побежал по дороге в сторону поселка. Луна вышла из-за тучи, и стало светло, почти, как днем. Руки сами натянули тетиву лука, и первая стрела ушла к цели. За спиной Алоя вспыхнула молния, и он подпрыгнул, словно заяц. Стрела загорелась и улетела в сторону.

«Магический щит!» — понял я и начал посылать стрелы в цель, придавая им максимальную убойную силу.

На дороге сверкали молнии срабатывающей магической защиты, мои стрелы загорались в полете и, как китайские петарды, разлетались в стороны. Вдруг воздух вокруг эльфа засветился, и эта светящаяся аура лопнула с громким хлопком. Седьмая стрела наконец пробила бок Алоя, и он повалился на землю. Эльф оказался очень живучим, он пополз на руках в сторону поселка, спасая свою подлую жизнь. Мне пришлось стрелять еще четыре раза, пока стрела не пригвоздила его к земле, но эльф все равно шевелился, как таракан на булавке.

Спустившись по стене дома, я побежал к Алою. Ему удалось обломить стрелу и перевернуться на спину. Руки эльфа искали что-то на груди, но удар моего меча прекратил эти поиски. Голова эльфа покатилась по дороге, а из обрубка шеи фонтаном брызнула кровь. Я сел на камень и отдышался.

В голове крутилась веселая песенка из «Буратино»: «На хвастуна не нужен нож: ему немного подпоешь и делай с ним что хошь». Этим хвастуном из песенки был я, это меня своей лестью, как лоха, развел Алой. Мне было стыдно и противно за себя. Я встал и, плюнув на труп эльфа, занялся привычным мародерством. Собрав все найденное в узелок из рубахи, я подобрал валявшуюся рядом с телом голову Алоя.

«Отличный подарок будет Лили, несостоявшейся княгине эльфов», — злорадно подумал я и побежал назад в усадьбу.

Фэнтези кончилось, и началась обычная жизнь.

* * *

Три ведра воды из колодца с трудом привели Первого в чувство. Он ходил за мной, словно зомби, и никак не мог сообразить, что я от него хочу. Наконец шак немного очухался и начал воспринимать хотя бы примитивные команды. Раненые бандиты под навесом так и спали беспробудным сном, и я сначала хотел оставить их в живых, но логика подсказывала мне, что свидетелей оставлять нельзя. Поколебавшись пару минут, я сломал обоим бандитам шею.

До рассвета мы с Первым свозили трупы разбойников на лошадях в усадьбу и сваливали в кучу возле кузнечной печи. Обшарив их, я раздел покойников догола и сбросил в древний колодец за печью. Глубоко внизу раздался плеск воды. По моим прикидкам, колодец был глубиной не меньше тридцати метров, если это вообще колодец. Вещи бандитов мы связали в три узла и подвесили на веревке внутри колодца. Потом закрыли крышку и снова забросали ее мусором. Двенадцать человек нашли свою могилу в мрачном подземелье. Меня больше всего беспокоила лужа крови, оставленная Алоем на дороге к поселку, но времени, чтобы ее убрать, у нас не было, уже светало. Я предпочел замести следы внутри усадьбы. Полностью очухавшийся Первый бегал по двору и ликвидировал следы нашей ночной деятельности.

Передо мной встала проблема, куда девать Лили. Убивать такой ценный источник информации я пока не собирался, ее надо спрятать от посторонних глаз. В подвале была маленькая кладовка, и я решил поместить пленницу туда. Взяв в кузнице молот и скобу с кольцом на конце, я забил скобу в стену кладовки и приварил к ней кусок колодезной цепи. Из куска цепи и навесного замка от сундука получился замечательный ошейник для Лили. Мы с Первым выгребли все из кладовки и бросили на пол какой-то тюфяк. Потом я занес внутрь ведро для естественных надобностей, кувшин с водой, миску с куском мяса и пару лепешек. Мы перенесли снова заснувшую после разговора с Алоем Лили в кладовку, где посадили ее, как собаку, на цепь. Много шума девушка наделать не могла. Дотянуться до двери узнице не позволяла цепь, а колотиться башкой в каменные стены было бессмысленно. Мы задвинули дверь кладовки большим деревянным шкафом, и на этом я решил остановиться, потому что меня буквально шатало от усталости.

Приказав шаку разбудить Тузика, я пошел в спальню и рухнул на кровать, не раздеваясь.

Шак растолкал меня после полудня и сказал, что кто-то колотится в калитку. Я просканировал округу и увидел только одну человеческую ауру. Это оказался вчерашний посыльный с тележкой.

— Господин Валлин, я привез заказанную еду, куда ее девать? — спросил он.

— Отдай моему шаку, он с ней разберется.

— Господин Валлин, а где Лили, жена вашего дяди?

— Она утром в город ушла.

— А когда госпожа Лили вернется?

— А хрен ее знает, она мне не доложилась. А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать?

— Я Хобард, зеленщик. В моей лавке ваш дядя всегда продукты для усадьбы покупал. У меня цены хорошие, и я все продукты прямо в усадьбу привожу.

— Ладно, Хобард, все остается по-старому, вози продукты и дальше. К тебе еще одна просьба: у дяди в усадьбе люди работали, найди их и пусть завтра с утра в усадьбу приходят, если их работа интересует. Мне еще кухарка нужна, Лили отсюда съезжает.

— Обязательно разыщу и пришлю к вам, у нас в поселке с работой туго, а ваш дядя хорошо платил. Господин Валлин, я по дороге сюда наткнулся на лужу крови, вы не знаете, что там произошло?

— Я спал без задних ног после дороги, так что ничем не могу помочь. Мне местные разборки не интересны, своих дел выше крыши. Хобард, не забудь о моей просьбе.

Зеленщик раскланялся и покатил свою тележку назад в поселок. Я решил, что настало время пообщаться с красавицей Лили. Оставив Первого на хозяйстве, я спустился в подвал, забрав с собой Тузика и «подарок» для красотки. «Гарна дивчина» спала сном младенца, и мне пришлось затратить полчаса для приведения ее в «рабочее состояние». Лили «очень обрадовалась» тому, что, как собака, сидит на цепи в подвале, и мгновенно залилась слезами. Ее стенания и причитания были настолько искренни и естественны, что я пожалел о том, что вместе с ней умрет и великая актриса. Приказав Тузику быть начеку, я позволил Лили измазать всего меня соплями и использовать весь комплект эротических прижиманий и поз.

«О, женщины, вам имя — вероломство!» — вспомнилась фраза из «Гамлета».

Я сделал вид, что в очередной раз поддался на ее уловки, и стал гладить по голове, успокаивая. Поток слез и раскаяния наконец иссяк, и мы приступили к «светской» беседе.

— Лили, успокойся, я тебя прощаю! — выдал я и сам себе удивился своей выдержке.

— Валлин, я не виновата, это все Барот! Это он приказал тебя убить и передал записку с Хобардом.

— Девочка моя, успокойся и расскажи по порядку: кто такой Барот и почему он может приказывать тебе убивать кого-либо.

— Это страшный человек! Он заместитель Алоя и от его имени заправляет в городе. Ты вчера ему ребра переломал, когда вы дрались во дворе, вот он и решил тебе отомстить. Алой из благородных темных эльфов, сын главы клана, и здесь для того, чтобы искать что-то нужное его клану в подземельях острова Дейрос. Он только номинально глава «Призраков подземелья».

— Что за «Призраки подземелья»? Лили, говори подробно, чтобы я не переспрашивал.

— «Призраки» — это городская банда, которая заправляет в Шателье. Они прячутся в катакомбах под городом.

— Сколько людей в банде?

— Двадцать пять боевиков и еще человек сто ополчения от воров, нищих, охраны кабаков и торговцев эльфийской пылью.

«Нехилая армия у Алоя собралась, — подумал я. — Про эльфийскую пыль нужно спросить у Первого. Это, наверное, местная наркота, а воины Алоя в Санпульском лесу, скорее всего, плантации этой наркоты сторожат. Эльфы большиезатейники гербарии собирать».

— Кто Алою эльфийскую пыль привозит?

Лили замялась и замедлила с ответом.

— Не ври мне, красавица, я все равно узнаю правду.

— Наркоту привозит барон Турвиль, его еще Луцем зовут, — ответила Лили.

Вот те раз! Попал я в оборот! Сначала на темного эльфа, мага пятого уровня посвящения налетел, а теперь обрубил поставку наркоты в Шателье. Меня за это на тысячу кусков порвут. Значит, Луц не только контрабандой подрабатывает, он наркоту в Шателье поставляет. Понты, с отрубленной головой Алоя нужно кончать и зарыть ее по-тихому. Никто не должен знать, что эльфа нет в живых. Пока будут искать эльфа и Лили, пока власть будут делить, им не до меня будет. В то, что я в одиночку половину боевиков «Призраков» замочил, никто не поверит. Скажу Луцу, что Лили смылась с эльфом, а ночью, когда они удрали, недалеко бой был, и на дороге остались лужи крови. Лили по уму тоже немедленно мочить нужно, но знает она много того, что мне, как воздух, необходимо.

— Значит, ты за моего дядю вышла, потому что кузница Алою нужна была?

— Не Алою, а Бароту, Алой из благородных, он в этих делах пачкаться не будет. Он мне приказал за твоего дядю выйти и отравил его. Я ничего не знала, Барот мне порошок дал и сказал, что это снотворное. Луц большую партию товара привез, и ее нужно было в город срочно переправить, а дядя с Баротом поругался и сказал, что не пустит его людей в подземелье. Я утром просыпаюсь, а твой дядя мертвый, — сказала Лили и безутешно зарыдала. — Добрый он был и меня любил сильно.

Ели бы я не знал, что красавица врет, как дышит, то в очередной раз повелся бы на ее сказки. Великая актриса сидит на цепи у меня в подвале. Я решил играть по ее правилам и сделал вид, что поверил ее лжи.

— Лили, я верю тебе и знаю, как бывают подлы и несправедливы мужчины с женщинами. Мы будем жить с тобой вместе в усадьбе, и я сделаю все, чтобы ты ни в чем не нуждалась! — выдавил я скупую мужскую слезу.

— Валлин, но я ведь тебя отравила, и ты чуть не умер, — не поверила мне сразу Лили.

— Дорогая, с чего ты решила, что я чуть не умер? Меня просто пронесло по-страшному, и все!

— Но ты ведь меня чуть не убил и пришел весь в крови?

— Это Тузик взбесился и меня покусал, у него бывает иногда, убил бы эту скотину, но нужен позарез — без него я в лесу как без рук. Ты не знаешь, я в «Зеленых призраках» служил, в лесу без собаки не выжить. Нас маги универсальным противоядием через день поили, чтобы мы в джунглях от змеиного яда и другой ядовитой дряни не загнулись. Так что отравить меня сложно, только обдрищусь, и все.

Лили буквально заклинило от моего вранья. В мои слова поверить было сложно, но если поверить очень хочется, то и такую откровенную чушь примешь за чистую монету. Лили очень хотела поверить мне и сделала неправильный выбор.

— Дорогой, я так перед тобой виновата! Валлин, ты отнесся ко мне по-доброму, а я поступила как подлая тварь! — залилась лживыми слезами красотка и прижалась ко мне своей шикарной грудью. — Я искуплю свой грех и больше никогда тебя не обману! Делай со мной что захочешь, я твоя!

«Ой, ни хрена себе поворот! Главное, чтобы она мне что-нибудь не отгрызла, — опасливо подумал я, возбуждаясь. — От этой твари чего угодно можно ожидать. Тузик, будь настороже и, если что, рви эту сволочь на хрен!» — отдал я мысленный приказ малхусу.

Тузик удивленно наклонил голову набок и перетек из дворняги в эльфийского волка.

— Ой, что это он? — испугалась Лили.

— Это он меня к тебе ревнует. Не бойся, все будет нормально, — отбрехался я.

Я вышел из кладовки и скинул с себя всю амуницию, затем вернулся и разорвал сорочку на красотке в клочья.

— Дорогой! Ты решил прямо здесь этим заняться? Ты меня хотя бы с цепи сними, а то сижу здесь, как собака.

— Любимая! Я должен тебе признаться: после ранения у меня плохо получается с женщинами, и я могу только тогда, когда женщина прикована цепями.

Лили окончательно переклинило, но опытная профессионалка, наверное, вспомнила о различных причудах своих клиентов и раскрыла объятия. Я в земной жизни евнухом не был, и мне доводилось участвовать в разных веселых вечеринках, но опыта садомазо у меня еще не было. То, что происходило ночью в кладовке, описанию не поддается. Под утро я выполз из нее на карачках и с трудом оделся.

— Дорогой, а ведь я любовью, сидя на цепи, еще ни разу не занималась, — заявила Лили. — Я не думала, что это может быть так здорово. Во мне проснулся кровожадный зверь, и я себя чувствовала волчицей. Мне никогда так хорошо не было с мужчиной. Я уже давно почти ничего не чувствовала во время занятия любовью, так, щекотка одна — и только. А этой ночью я чуть с ума не сошла. Представляешь, даже то, что ты такой безобразный, меня возбудило в сто раз сильнее, чем если бы ты был красив, как эльф.

«А у подруги не все в порядке с головой, правда и здоровья немерено! Она на мне за ночь проскакала „до канадской границы“, как на мустанге! Я за последнее время здоровья подкачал прилично и какого-нибудь хиляка могу зашибить щелбаном, но на такие подвиги, как Лили, не способен».

— Дорогой, ты куда?! Ты решил оставить меня здесь в подвале на цепи?! — удивленно закричала красотка, увидев, что я закрываю дверь. — А ну выпусти меня отсюда немедленно!

— Любовь моя! — начал я со слезами на глазах. — Алой сказал, что обнаружил у тебя в мозгу магическую блокировку и ты можешь, не осознавая ничего, натворить много бед под магическим воздействием. Он буквально приказал мне не выпускать тебя из подвала, пока не съездит за магическим эликсиром, чтобы спасти тебя! Это Алой принес тебя сюда, и это он посадил тебя на цепь!

— Тварь, сволочь, гад, импотент! — завизжала Лили. — Я убью тебя, урод, порву на куски! Я скормлю твою жареную рожу собакам! Ты пожалеешь, что на свет родился!

— Ну вот, дорогая, Алой был прав, ты сама теперь видишь, что с тобой подлые маги натворили, — продолжал я гнуть свою линию, делая вид, что рыдаю, как младенец. — Еще полчаса назад ты меня любила и говорила, что со мной тебе хорошо, как никогда. А сейчас готова меня убить и порвать на куски! Все будет хорошо, любимая, Алой через месяц вернется и вылечит тебя, и мы снова будем вместе!

Лили от такого заявления грохнулась голым задом на тюфяк и остолбенела. Пока она не пришла в себя, я ретировался и задвинул дверь в каморку шкафом. Ржать я начал, только выйдя из подвала на кухню. Тузик с повизгиванием нарезал круги вокруг стола, а Первый удрал на конюшню от греха подальше.

Глава 15 У МЕНЯ ПОЯВЛЯЮТСЯ СЕСТРА И ДЕНЬГИ

Смех смехом, а принимать решение о дальнейшей судьбе Лили все равно придется. Прошедшая ночь привела к тому, что я теперь просто не в состоянии был прикончить красотку. Вчера мне не составило бы никакого труда просто перерезать ей глотку, а теперь я попал в собственную ловушку. Игорь Столяров еще не дошел до такого скотства, чтобы наутро спокойно прирезать женщину, с которой провел ночь.

«Игорь, Игорь, что ты натворил? Придурок, нужно было идти к проституткам, если приспичило. Теперь что ты будешь делать?

Как что? Будешь ходить вокруг и около, искать себе оправдания, чтобы оставить в живых эту опасную, как болотная гадюка, тварь. Лили себя еще проявит, да так, что мало не покажется, а грохнешь ее после плотских утех, всю жизнь будет по ночам сниться», — бродили в голове невеселые мысли.

— Первый, иди сюда!

— Да, хозяин? — отозвался прибежавший шак.

— Принеси Лили одежду, ведро теплой воды для умывания и масляную лампу. Кормить будешь три раза в день. К ней близко не подходить и с цепи не спускать, что бы ни случилось. Если что-то не так, то зови меня. Любые ее просьбы только через меня. Ходить к Лили только с Тузиком, он не даст ей тебя убить, а она это сделать попытается. Когда будешь в подвале, закрывай дверь изнутри. Все понял?

— Да, хозяин.

Шак отправился исполнять приказ, а мне нужно было умыться и поесть. После завтрака я залез на крышу и осмотрел окрестности. Со стороны поселка к усадьбе двигалась довольно большая толпа людей. Поначалу это меня насторожило, но потом я догадался, что эти люди идут наниматься ко мне на работу. Идти им предстояло еще полчаса, и Первый успел закончить все дела с Лили.

— Как она там?

— Убили бы вы ее лучше, хозяин! Как только вошел в комнату, так она на меня, как зорг, кинулась, чуть на ошейнике не удавилась. Только Тузик ее и успокоил, боится она его до смерти.

— Она поела?

— А как же! Повизжала немного, а потом все съела. Заставила меня ее мыть. Потом оделась и ласково так мне улыбаться стала. Совсем дура, нам, шакам, женщины совсем безразличны, так маги сделали. Боюсь я ее, хозяин!

— Ты ей простыни и подушки вниз отнеси, еще веник. Ни ножей, ни вилок ей не давай, только деревянную ложку. Сейчас люди придут на работу наниматься, ты людей хорошо чувствуешь, присмотрись к ним и мне скажи, если кто не понравится. Понял?

Первый кивнул и отправился к лошадям.

В это время гости подошли к воротам, и один из визитеров постучал в калитку. Здравый смысл подсказывал мне, что сразу всех людей во двор запускать опасно, поэтому для начала я переговорил с Хобардом, который привел всю эту толпу. Оказалось, что с ним пришли не только люди, ранее работавшие у дяди, но и еще куча народа в надежде, что им повезет тоже устроиться на работу в усадьбе.

Первыми во двор Хобард вызвал женщину и девочку лет двенадцати. Это оказалась бывшая экономка дяди и ее дочь. На вид женщина выглядела немного старше тридцати. Она была высокого роста и плотного телосложения, но не толстая, с правильными чертами лица и синими глазами. Уши у женщины имели заостренную форму, что выдавало в ней примесь эльфийской крови.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Меня зовут Арделия, а это моя дочь Молли. Я тринадцать лет работала экономкой у вашего дяди Андреаса, пока он два года назад не женился на этой сучке Лили. Хобард мне сказал, что она съезжает из усадьбы, и я решила снова наняться к вам экономкой. Только если Лили в усадьбе останется, то я у вас работать не буду!

— Почему же это?

— Эта сучка какого угодно мужчину под себя подомнет, и вы у нее в постели окажетесь, а потом в могиле!

— Это с моей-то рожей? — сказал я и снял с лица платок.

Женщина невольно отшатнулась, а девочка спряталась ей за спину. Через мгновение Арделия взяла себя в руки и продолжила:

— Андреас тоже был не красавец, а Лили его в два счета охомутала и женила на себе. Она Молли без отца оставила и меня отсюда выкинула, как собаку.

— Молли дочь моего дяди?

— Да, господин Валлин. Все в округе знают, что она от него. Мой муж, царствие ему небесное, в каменоломне под завал попал через месяц после свадьбы, и лежал потом пластом десять лет со сломанной спиной. Я тогда к Андреасу экономкой устроилась, чтобы с голоду не подохнуть, вот тут у нас Молли и получилась.

Во время разговора я осторожно подслушивал мысли Арделии. Женщина говорила абсолютную правду, а из-за ее спины выглядывала «моя» троюродная сестра Молли.

— Когда мой муж умер, мы уже хотели было пожениться, но тут эта тварь на его кузницу глаз положила вместе со своим Алоем. Андреас от нее совсем с ума сошел, опоили они его, что ли? Лили меня на улицу вышвырнула с голоду подыхать, только Андреас мне все равно денег немного присылал, пока она его не отравила.

— Это с чего вы решили, что его отравили?

— Андреаса в закрытом гробу хоронили. Гробовщик, который его обряжал, говорил, что он от яда весь распух и позеленел, а гробовщик много покойников на своем веку повидал и знает, кто от чего умер.

В женщине говорила тоска и безысходность. Я не знаю, почему Арделия решила мне выложить всю подноготную, но, видимо, она находилась в отчаянном состоянии, и работа в усадьбе была ее последним шансом.

— Вы мне такие вещи рассказываете, что волосы дыбом! Я беру вас на работу на тех же условиях, что и мой дядя. Извините, а вы не боитесь Лили и Алоя?

— Я уже свое отбоялась. Если бы они хотели меня убить, то давно бы это сделали. Только они по подземельям часто шастают и могут оттуда и не вернуться. Я — дочь десятника каменотесов, и за меня отомстят, у нас своих не бросают.

— Арделия, вы, почитай, уже хозяйка в усадьбе, и я прошу вас помочь мне с набором людей на работу. Я здесь человек новый, и вы лучше меня знаете кто есть кто.

Перепоручив набор работников Арделии, мы с шаком устроились в сторонке наблюдать за этой процедурой.

— Первый, как она тебе?

— Добрая женщина, — ответил шак. — Можно брать.

«А тебе, Тузик, она нравится?» — задал я мысленный вопрос малхусу.

Тузик подбежал к Арделии и лизнул ей руку, потом, махая хвостом, подскочил к Молли и затеял с ней веселую игру в догонялки. Малхус и девочка сразу нашли общий язык.

— Хорошая у вас собачка, ласковая, — заметила Арделия. — Молли собак как огня боится, а тут сразу друга себе нашла.

— Тузик очень умный. Вы не смотрите, что вид у него такой затрапезный, он защитит даже от зорга. Я Тузика со службы в «Зеленых призраках» забрал, он не один раз мне жизнь спасал. Человек, который мне его подарил, говорил, что это горный мархуз, очень редкая и преданная порода. Если Тузик рядом, то вы с Молли можете ничего не опасаться.

Арделия за полчаса закончила набор работников. Она наняла двух кузнецов и четырех подмастерьев. Остальные кандидаты с угрюмым видом отправились обратно в поселок.

— Это Ломар и Удин, неплохие кузнецы. — Арделия стала представлять мне персонал. — Они раньше работали у вашего дяди. Вы не смотрите, что они уже в возрасте, работают они хорошо и не пьяницы. А это Лорн, Кука, Марно и Зурин, племянники Ломара и Удина. Ребята работящие и послушные, с ними проблем не будет.

Я просканировал всю шестерку и пришел к выводу, что народ без «второго дна» и очень хочет получить работу в усадьбе, потому что в поселке с работой совсем плохо.

Закончив с набором персонала, я приказал Первому запрячь двух лошадей в телегу, чтобы Арделия могла перевезти свои вещи в усадьбу.

— Ломар, — обратился я к кузнецу, который выглядел старше и более уверенно, — будете в поселке, скажите, что кузница снова начинает работу и пусть приходят с заказами.

— Да, господин Валлин, обязательно скажем, люди будут рады. В городе все дорого, да и не наездишься туда. А цены какие будут?

— О ценах сами договаривайтесь, я здесь человек новый, и вы лучше меня разберетесь. Главное, не намудрите, а то можем без заказов остаться или задарма работать будем. Ломар, даю вам телегу до завтра: перевезете Арделию в усадьбу и то, что вам из вещей понадобится.

— Спасибо, господин Валлин. Вы нас здорово выручили, а то на горбу инструмент сюда таскать тяжело.

Работники уехали, и я снова остался наедине со своими мыслями: мне нужно срочно решать вопрос с красавицей. Я всем рассказываю, что Лили съезжает из усадьбы, но как оформить это документально, нужно решать немедленно. Если Лили в ближайшее время не появится в префектуре за деньгами, то это будет выглядеть очень подозрительно и начнутся разборки. Нужно, чтобы она забрала деньги в префектуре и заявила там, что ни минуты не останется в усадьбе и вообще немедленно уезжает из Шателье. Тогда я смогу сказать, что она испугалась разбирательств о причине смерти дяди и решила смыться от греха подальше. Но как уговорить Лили? Решение пришло как-то само собой. Сучка любила травить всех и вся и сама наверняка как огня боялась яда.

— Первый, иди сюда! У тебя есть еще та настойка от похмелья?

— Да, хозяин, есть.

— Ты ее сам придумал или это известный рецепт?

— Это я у магов рецепт стащил, когда мы еще в замке Таунод в обучении были. Там маги как перепьют, так всегда этот эликсир использовали от похмелья.

— А если просто так выпить, на трезвую голову, не отравишься?

— Нет, господин, просто чумной целый день ходить будешь, и кожа начнет сильно чесаться, вот и все. Правда, можно настойку листа папоротника выпить, и все пройдет, только понос будет. Настойка листа папоротника — сильное слабительное.

— Она у тебя есть?

— Могу сделать. Листья папоротника у меня есть, только кипятком заварить нужно.

— Срочно сделай этот отвар и пойдем со мной в подвал к Лили.

Я решил напоить красотку настойкой от похмелья и сказать, что это страшный яд и если она не выпьет через несколько часов противоядие, то умрет в страшных муках. После чего за противоядие потребовать, чтобы она поехала со мной в префектуру и там рассказала, что уезжает из Шателье.

Мы втроем спустились в подвал. Первый отодвинул шкаф и открыл дверь, я вошел в кладовку, а Тузик страховал меня сзади. В кладовке мы застали идиллическую картину. Лили пришла в себя после бурных утренних выступлений и сидела возле большого зеркала, расчесывая свои шикарные волосы. В камере стоял небольшой столик и стул и даже ширмочка, отгораживающая отхожее место и умывальник. Я явно недооценил красотку: она влегкую развела Первого, который притащил сюда все эту обстановку, — в результате кладовка приобрела вид гостиничного номера. Его постоялица, одетая в один из лучших своих нарядов, встретила нас обворожительной улыбкой. Таким взглядом смотрит змея на свою жертву.

— Первый, ты сюда к ней пулемет, случайно, не принес?

— Нет, хозяин, а что такое пулемет?

— Я тебе что сказал? Ты не должен ничего кроме еды и воды сюда приносить! Попросит Лили даже кусок тряпки, ты сразу должен об этом мне доложить!

— Это все нужно назад унести?

— Нет, не нужно, пусть все на своих местах остается. Просто в следующий раз я тебя самого на цепь посажу и запру здесь на неделю без жратвы! Понял? — прорычал я.

— Да, хозяин, — испуганно прошептал шак.

— Не нужно на него так кричать, — заговорила сучка. — Первый такой лапочка, не то что ты, противный.

— Прекрати трепаться, красавица, у меня к тебе дело на пятьсот империалов. Мы с тобой сейчас поедем в префектуру, где ты заберешь деньги и скажешь, что уезжаешь из Шателье.

— С какой стати ты решил, что я отдам тебе свои кровные деньги?

— Вот именно, «кровные» деньги! Отдашь, милочка, и еще спасибо скажешь, что взял! Я сделаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться!

— Ну вот, все угрожают несчастной девушке! — расплакалась Лили. — Ладно, я на все согласна!

— Ну вот и замечательно, а теперь выпей вот эту микстуру для страховки.

— Я ничего пить не буду! — заявила испуганно красотка и забилась в угол.

— Куда ты денешься с подводной лодки? Будешь пить микстуру, еще как будешь! Тузик, ко мне! Рви эту сучку на куски, если будет брыкаться!

Лили, охнув, осела на пол, и мне с помощью Первого удалось залить полстакана антипохмельного средства ей в рот. Красотку перекосило и через пару минут вырвало одной желчью.

— Ну вот, дорогая, теперь все будет хорошо! — начал я свою речь. — Ты сейчас выпила медленный яд, и у тебя есть только три часа, чтобы принять противоядие. Если я тебе его не дам, то у тебя сначала слезет вся кожа на лице и вытекут глаза, а язык покроется язвами. Потом ты будешь неделю разлагаться, как труп на жаре, но до конца останешься в сознании. Перед смертью у тебя вывалятся кишки, и ты проклянешь тот день, когда появилась на свет.

— Ты врешь, такого яда нет! Я все знаю о ядах!

— Ты, лапочка, забыла, кто я! Я пришелец из другого мира, истинный высокородный. Геонские яды для меня — плюнуть и растереть! Ты забыла, как пыталась отравить меня? На Геоне нет противоядия от этого яда, однако я здесь перед тобой, живой и здоровый! Поверь мне, если я сказал, что ты сгниешь заживо, то так оно и будет!

Лили заметалась в углу, видимо, микстура начала действовать, и у нее закружилась голова и зачесалось тело.

— Ладно, Первый, пошли отсюда, нужно подумать, куда ее вывезти после того, как у нее к вечеру глаза лопнут, а то вонь будет страшная. Переборщили мы по глупости, нужно было яд попроще применить, — сказал я, закрывая за собой дверь.

— Нет! — завизжала Лили. — Не уходите, я на все согласна!

— Ну вот, другое дело!

Первый отстегнул Лили от ошейника, и она поправила макияж и одежду. Через полчаса мы уже скакали по дороге в префектуру. Лили сидела впереди меня поперек седла и с хмурым видом смотрела по сторонам.

— Лапочка, не делай кислую рожу, мы ведь не на похороны едем, а за деньгами для твоего светлого будущего. Ты не забыла, что должна сказать в префектуре?

— Нет! — зло прошипела сучка, почесываясь.

В префектуре все прошло как по маслу. Райнер оказался на месте и очень обрадовался пяти империалам на выпивку. Лили четко отбарабанила свою роль, и мы, получив деньги, быстро поскакали назад в усадьбу. У меня было желание ехать помедленнее, но красотка начала скрести себя, как чесоточная, и умоляла как можно быстрее дать ей противоядие. Карман оттягивали законные пятьсот империалов, которые одним махом решили финансовые проблемы, и мое настроение значительно улучшилось.

В усадьбе мы опять посадили Лили на цепь и дали ей долгожданное противоядие. Красотка мгновенно выпила микстуру и с нетерпением стала ждать результата. Эффект оказался просто волшебным, уже через пять минут красотка страдальчески охала за ширмой на ночном горшке, и воздух заполнили ароматы, мало напоминающие французский парфюм. Мы с Первым тихонько закрыли дверь и ретировались, после чего отправились умываться и обедать. После трапезы я прилег отдохнуть и забылся сном младенца.

Глава 16 МАГИЯ ДЛЯ ДИЛЕТАНТОВ

К ужину мне удалось восстановиться и подзарядить свою ауру. От Лили необходимо выпотрошить информацию об Алое и его делишках в городе. Заняться ею я решил сразу после ужина и посвятить этому всю ночь.

После еды, оставив Первого на хозяйстве, мы с Тузиком спустились к Лили. Красотка явно ожидала Первого с ужином, но только не меня, и испугалась, как кошка волкодава. Я ее прекрасно понимал. Мой дневной визит закончился отъемом пятисот империалов и расстройством желудка, а что готовило вечернее посещение, она даже боялась себе представить.

— Добрый вечер, Лили, как ты себя чувствуешь, есть какие-нибудь просьбы и пожелания? — начал я ласково.

— Все хорошо, мне ничего не нужно, — ответила испуганно девушка и забилась в угол.

— Это хорошо, тогда сразу приступим к делу. Мне нужно тебя о многом расспросить, но времени совсем мало. Поэтому я решил поспрашивать тебя во сне. Так что ложись баиньки и расслабься.

— Нет, не надо! Я сама все расскажу! Не надо у меня в голове копаться, я боюсь! — зарыдала сучка.

— Все будет хорошо, ничего в этом страшного нет, ты просто заснешь и проснешься утром.

— Нет, я умру! Алой мне блокировку поставил, и если ты захочешь ее снять, то у меня мозги сварятся, и я останусь идиоткой!

— Значит, у тебя судьба такая! Раньше бояться нужно было, когда вы с любовником людей травили и убивали. Смотреть мне в глаза! — сказал я, взяв Лили за плечи.

Красотка начала вырываться и крутить головой, чтобы не встретиться со мной взглядом. Борьба продолжалась не долго, Лили неожиданно обмякла и потеряла сознание.

«Черт побери! Неужели перестарался? — мелькнуло в голове. Погрузившись в транс, я начал исследовать последствия своей глупости. На этот раз все обошлось, красотка просто упала в обморок от страха. — Тем лучше, — решил я и погрузил пленницу в глубокий сон. — Что там говорила Викана про снятие ментальной блокировки? Что признак ее — маленькие зеленые точки в затылочной области…»

Сканирование ауры Лили не показало никаких зеленых точек. Светящаяся область вокруг ее головы была абсолютно обычной и однородной, без каких-либо вкраплений. Это меня сильно озадачило. Или я полный профан в вопросах ментального воздействия, или Алой не ставил блокировку на Лили. В то, что Алой блефовал перед любовницей, я не верил, зачем ему это? Эльф специально вернулся в усадьбу для этого, значит, я чего-то недопонимаю или делаю что-то неправильно.

«Стоп! Что говорила Викана? Она говорила: чтобы снять блокировку, необходимо разрядить ауру почти до нуля», — вспомнились слова эльфийки.

Я начал понемногу перекачивать энергию ауры Лили в себя. Свечение ауры начало гаснуть, и постепенно в затылочной области головы проявился участок, опутанный мелкой сеткой из тончайших сосудов, наполненных Силой. Запитывалась эта сеть от трех небольших источников энергии зеленого цвета. Принцип работы сети был мне непонятен, но я догадывался, что сеть блокировала доступ к определенным областям сознания пленницы.

Для начала мне было необходимо проверить эффективность блокировки. Вернув ауру Лили в исходное состояние, я попытался проникнуть в сознание девушки. Мне это удалось легко и непринужденно, никаких затруднений не произошло. Все было как при стандартном сканировании мозга обычного человека. Но при попытке найти в мозгу Лили информацию об Алое, о ее походах по подземельям или узнать что-то об эльфийской пыли мозг выдавал только отрывочные образы. Создавалось впечатление, что пленница что-то знает, но или все забыла, или не хочет вспоминать. При попытке подавить Силой это сопротивление красотка начала метаться, и я почувствовал, что у нее в мозгу появилась горячая область в затылке, и тут же прекратил воздействие. Лили буквально корежило от боли, и мне удалось ее успокоить только через полчаса. Оставив пленницу в состоянии глубокого сна, я поднялся наверх и попросил Первого найти мне в доме бумагу и перо или карандаш. У меня возникли кое-какие идеи по поводу ментальной блокировки, и я решил записать ход своих экспериментов.

После того как я разрядил ауру Лили, в мозгу у нее проявились несколько изолированных областей. Я, конечно, не нейрохирург, но мне показалось, что эти области отвечают за разные функции мышления или управления организмом, вот эту картину я и решил зарисовать. Первый обернулся очень быстро и принес мне амбарную книгу, а также местный аналог карандаша. Спустившись в подвал, я приступил к выполнению своего плана.

После разрядки ауры Лили передо мной проявилась картина строения энергетической оболочки головного мозга пленницы. Около часа заняли зарисовки этих областей и точек, отличающихся в этих областях своей плотностью и насыщенностью. Как ни странно, но каждая область имела по три ярко выраженных ключевых точки в своем строении. Именно в этих местах в затылочной области и находились зеленые искорки, установленные Алоем. Полюбовавшись на свои чертежи ауры Лили в трех проекциях и схему взаимосвязи между областями в ней, я приступил к снятию блокировки.

Путь ученого труден и тернист, а для придурков типа меня еще и смертельно опасен. В очередной раз поверив в свою крутизну и непогрешимость, я просто выкачал зеленую искорку из мозга Лили с помощью указательного пальца правой руки и уже через мгновение скакал, как козел, по подвалу. Вы били когда-нибудь себя молотком по пальцу? Так вот, мне было в десять раз больнее. В таких случаях подсознательно ищешь воду, чтобы остудить отбитую конечность. Как на грех, под руку подвернулся ночной горшок Лили, и я засунул в него руку. Мне показалось, что рука в горшке зашипела, и по подвалу разнеслись кошмарные ароматы, но боль стремительно улетучилась. Тщательный осмотр не обнаружил никаких повреждений на моем указательном пальце. Так что эксперимент был прерван на самом интересном месте, и я отправился отмываться к колодцу.

В процессе водных процедур мне в голову пришла одна мыслишка по поводу способа выкачивания энергии из зеленых областей. Зачем совать палец куда попало, когда можно использовать кусок проволоки в качестве проводника, конец которого надо закопать в землю в качестве заземления, благо пол в кладовке земляной? Решив таким способом справиться с проблемой, я нашел кусок проволоки и спустился в подвал. Фокус не удался, потому что меня шарахнуло магией, как и в прошлый раз. Заземление не сработало, и заряд Силы прошел через мою руку. Мне пришлось снова сидеть, засунув ее в ночной горшок, и шипеть от боли. Слова, которыми я поносил свою дурость, лучше не озвучивать даже в компании спившихся бомжей, так как можно жестоко пожалеть об этом. Слава богу, меня никто в подвале не видел, только Тузик терся около спятившего хозяина.

Но была еще одна зеленая точка в ауре Лили, и оставлять ее в голове пленницы было небезопасно. Точка начала пульсировать, и красотку снова начало корежить от боли.

Природа щедро наградила меня не только безалаберностью и раздолбайством, но еще и ослиным упрямством. Если Игорь Столяров по какой-либо причине решит заколотить себе в башку гвоздь, то будьте уверены, что он его заколотит! Так случилось и на этот раз. Взяв в руку проволоку, я не стал втыкать второй конец в землю, а засунул его в ночной горшок. Откуда на меня нисходят такие гениальные идеи, неизвестно даже Господу Богу, но, как ни странно, этот способ сработал. Меня не обожгло энергией Силы, зеленая точка в мозгу Лили исчезла. Блокировка была успешно снята, и энергия, накопленная в изолированной области, растеклась по всей ауре. Однако мою вселенскую радость омрачил незначительный побочный эффект. Содержимое ночного горшка закипело, и вонь стала просто невыносимой. К пущей «радости», Лили от этого смрада проснулась и застала меня с кипящим горшком в руке.

— Ты это чего, в моем ночном горшке суп варишь? — выдала вылупившая глаза красотка, опираясь на женскую логику.

— Вам, дилетантам, не понять высокого искусства ментальной магии! Тузик, сторожи Лили, чтобы она чего-нибудь не учудила. — И я с высоко поднятой головой вышел из кладовки.

«Главное — запутать противника и не показать ему, что сам облажался», — думал я, поднимаясь с проклятым горшком по лестнице.

В кухне меня встретил совсем обалдевший шак и бочком, бочком, попытался смыться на улицу.

— Ты это куда собрался? — зло прорычал я. — Хозяин жизнью рискует, смертельные опыты над собой ставит, а ты драпать? Забери горшок, и чтобы через полчаса в усадьбе было свежо, как в весеннем лесу!

Первый выхватил у меня посудину и ускакал куда-то во двор, а я в очередной раз поплелся отмываться к колодцу. Слава богу, что чувство юмора меня не покинуло и мои ехидные мысли крутились вокруг обозначения нового направления в магической науке. «Дерьмомагия» — это самое печатное из того, что приходило на ум. Мое веселье омрачало только то, что я должен вернуться в подвал, чтобы запереть Лили. Кстати, еще необходимо выпустить на свежий воздух Тузика, который, наверное, уже с ума сошел от магических ароматов.

В подвале я повстречал Первого с самодельным кадилом, с помощью которого он пытался ликвидировать последствия моей дурости. Как ни странно, но это ему с успехом удавалось. Ароматный дым от смеси трав, горевшей в дырявой медной посудине, привязанной на веревке, практически полностью ликвидировал вонь в подвале. Лили, запуганная моими экспериментами, скромно помалкивала, забившись в угол кладовки. Мне ничего не оставалось, как, выпустив Тузика, запереть дверь кладовки, задвинуть ее шкафом и отправиться спать. Я решил, что на сегодня с меня хватит научных подвигов и следует отложить магические опыты на завтра.

Выспаться толком мне так и не удалось. Утром в усадьбу прибыли Арделия с Молли и кузнецы с подмастерьями. Усадьба наполнилась шумом и суетой. Экономка сразу взяла руководство хозяйством в свои руки. Первого она с ходу взяла в оборот, и он как заведенный сновал по двору, выполняя ее указания. Кузнецы приводили в порядок кузницу и разгружали привезенные с собой инструменты. Молли, несмотря на свой юный возраст, трудилась наравне с матерью.

К полудню основные дела в доме и кузнице были законченны, и Арделия позвала всех обедать. Дом разительно изменился за эти несколько часов. Все вещи находились на предназначенных для них местах, полы сверкали чистотой, и усадьба приняла обжитой вид. Лили хоть и жила здесь до меня, но хозяйкой оказалась явно никудышной, и сейчас это стало особенно заметно. Арделия с дочерью заняли две комнаты на первом этаже. До этого помещения были завалены разным хламом и мне казались подсобками, а теперь в них царил образцовый порядок.

Арделия вытурила Первого во двор, налив ему миску похлебки, но я сразу пресек это нововведение, чем вызвал целую бурю эмоций.

— Где это видано, чтобы шаки ели за одним столом с хозяевами? Рабы должны питаться вместе со скотиной, иначе они на шею сядут! — расшумелась экономка.

— Арделия, прекрати кричать! Первый будет сидеть с нами за одним столом, хочется тебе или нет! Я ему жизнью обязан, если бы не он, то я уже давно бы червей кормил, а не здесь с вами пререкался! Когда меня люди, как падаль, ногами пинали, шак меня из ложечки выкармливал, сам сидел голодный, а я всегда был сыт. Если вашему высочеству не пристало питаться за одним столом с моим другом, то я пойду вместе с ним ужинать на конюшню!

— Валлин, я не знала, что Первый спас вам жизнь, — испуганно запричитала Арделия. — Я, конечно, не против того, чтобы шак ел с нами, но рабочие могут не понять, и начнутся пересуды.

— Хозяин, я лучше пойду на конюшню, госпожа Арделия права.

— Молчать! — попала мне шлея под хвост. — Будешь завтракать и ужинать с нами, а обедать на конюшне!

На этом дискуссия была окончена.

За обедом мы обсудили хозяйственные вопросы, и мой кошелек сразу похудел на пятьдесят империалов. Необходимо было купить древесный уголь для кузницы и заказать металл для работы. Деньги я отдал Арделии, а уже она распорядилась ими по своему разумению.

Сразу после обеда появился первый заказчик, и возле кузницы разгрузили две телеги поломанного инвентаря из каменоломен. Дородный пожилой мужчина оказался казначеем и по совместительству кладовщиком гильдии каменотесов. От него мы получили большой заказ не только на ремонт привезенных поломанных инструментов, но и на новые лопаты, зубила и кирки. На этом этапе мне, как хозяину, пришлось подключиться к переговорам. Мягко просканировав казначея на предмет магических прибамбасов и не обнаружив ничего подозрительного, я выудил у него из головы сумму, которую гильдия готова заплатить за работу. Решив, для поддержания добрых отношений, оставить заказчику немного на чай, остальные деньги я вытряс из казначея, как кот Базилио из Буратино, чем сразу заслужил всеобщее уважение. Арделия и кузнецы поняли, что хозяин у них далеко не так прост, как показался поначалу.

До вечера в усадьбе стоял дым коромыслом, но всему приходит конец, и рабочие, получив недельный аванс, ушли в поселок. Мы поужинали уже в тихой семейной обстановке, но я беспокоился о предстоящем разговоре с Арделией о Лили. Скрыть от экономки пребывание красотки в подвале было невозможно, и меня мучили сомнения на этот счет. Во время первой нашей встречи Арделия готова была удавить сучку, но женская душа непредсказуема, и вся ненависть могла оказаться только на словах.

Ужин закончился, и Молли отправилась во двор играть с Тузиком, а Первый ушел на конюшню к лошадям. Мы с экономкой остались на кухне вдвоем. Женщина убрала со стола и начала мыть посуду, искоса поглядывая на меня. Я наконец решился на разговор.

— Арделия, как ты относишься к Лили?

— А почему вы опять спрашиваете? Вы ведь сказали, что она съехала, или она назад собралась вернуться? Если это так, то мы сейчас же с Молли уходим назад в поселок! — закусив губу, произнесла женщина.

— И все же?

— Да я бы эту тварь своими руками удавила, она мне всю жизнь порушила. Когда она нас из усадьбы выгнала и твоего дядю на тот свет отправила, мы с Молли чего только не натерпелись. Я чуть на панель не пошла, чтобы с голоду не подохнуть. Я и в кабаках полы мыла, и стирала у солдатни подштанники, за любую работу бралась, только платили мне гроши, — разрыдалась женщина. — Когда Молли простудилась и слегла, я два месяца вместо половой тряпки у гарнизонного лекаря была, чтобы моя девочка в живых осталась. Этот старый козел как только надо мной не изгалялся, и если бы не Молли, то я давно бы руки на себя наложила!

— Арделия, а как власти отнеслись к смерти дяди? Неужели никто не заинтересовался?

— А что им интересоваться? Гарнизонный врач с Лили переспал и дал заключение, что Андреас умер от болотной лихорадки, этим объяснили, почему в закрытом гробу похоронили — чтобы заразу не распространять. Какая болотная лихорадка, да ее в Шателье отродясь не было?!

Странный вы разговор со мной затеяли, господин Валлин, к чему это? — подозрительно посмотрела на меня женщина.

— Арделия, у нас в семье убийство родни не прощают. Убитый должен быть отомщен, или у семьи не останется чести, тогда любой сможет о нас вытирать ноги. Дядя что-то чувствовал перед смертью и поэтому написал завещание на меня, чтобы я сюда приехал и отомстил за него. Молли — дочь дяди, и, значит, теперь и вы — моя семья, поэтому я еще раз спрашиваю: уверена ли ты в том, что Андреаса отравила Лили? Я не хочу, чтобы пострадал невиновный человек!

— Да я сама эту тварь за ноги держать буду, когда вы ей глотку резать станете! Только узнать нужно, куда сучка сбежала. Скорее всего, она к своему дружку эльфу подалась. Алой в городе бандитами заправляет, трудно будет ее оттуда достать. Еще нахлебаемся мы с этой сладкой парочкой, только есть у меня на него управа! Алой в столицу эльфийскую пыль продает, здесь у него все куплено, и к властям обращаться без толку. В Меране эльфийская пыль огромных денег стоит, и богатеи его в обиду не дадут. Правда, у гвельфов и темных эльфов за это смертная казнь полагается, и если им на него стукнуть, то они с него живого шкуру сдерут, даже императорская гвардия ему не поможет. Я завтра в поселок схожу и кое-кого поспрашиваю о Лили, может, кто ее видел или поточнее знает, где ее искать.

— Не надо никого искать, Арделия. Я тебе неправду сказал, Лили никуда не уезжала, она в подвале, как собака, на цепи сидит и жива только потому, что я до конца не уверен в ее причастности к смерти дяди.

— Как в подвале на цепи сидит? — охнув, переспросила Арделия.

— Не веришь? Тогда заканчивай дела, а я Тузика кликну, и пойдем, полюбуешься. Только ты сразу в кладовку не заходи, я тебе скажу, когда можно будет войти.

Позвав Тузика, я строго-настрого запретил Молли спускаться в подвал и отправил ее спать. Когда девочка ушла, я попросил Арделию взять с собой остатки ужина для пленницы, и мы спустились вниз.

— Привет, красавица! К тебе гости, — громко сказал я, заходя в кладовку. — Принимай ужин.

— Валлин, ты не утреннее варево мне принес? Я его есть не буду! — ехидно заявила девица.

— Будешь, милочка, еще и добавки попросишь, — сказал я, отдавая еду пленнице.

— И где гости?

— Сейчас будут. Арделия, заходи, тебя Лили зовет.

В кладовку вошла экономка и встала в дверях, уперев руки в бока.

— Ну что, сучка, вот мы и встретились. Я тебе говорила, что доберусь до тебя и ты ответишь за свои грехи, — процедила сквозь зубы Арделия и прыгнула вперед, как кошка.

Я не ожидал такого поворота событий и не успел среагировать. В углу кладовки образовался визжащий клубок из двух разъяренных фурий. Мои попытки растащить дерущихся женщин закончились полным провалом. Кто из дам заехал мне между ног, я так и не понял, но больно было очень. Пустив дело на самотек, я встал в дверях и решил вмешаться только в случае победы Лили. Если Арделия удавит красотку, то так тому и быть, женщина была в своем праве. Побоище, начавшееся в быстром темпе, постепенно переросло в медленное таскание друг друга за волосы по полу. Судейская коллегия в моем лице присудила дерущимся ничью.

Я оттащил запыхавшуюся Арделию от Лили и сунул ей в руки кувшин с водой. Внешний вид у обоих дам изменился до неузнаваемости. Арделия в разорванном на груди платье и с подбитым глазом напоминала амазонку, а не благообразную мать семейства. На лице взрослой женщины появилось выражение, более подходящее озорной девчонке, которая только что вышла победительницей из очередной дворовой потасовки. Наверняка в юности Арделия порвала не один наряд, лазая по заборам, и многие мальчишки прятались за углом, увидев ее идущей по улице.

Вид у Лили был не лучше: дорогое платье бывшей красотки было разорвано в клочья. Экономке удалось добраться до симпатичного личика Лили и слегка его подправить. Четкие полосы на щеках, оставленные ногтями Арделии, превратили фотомодель в ободранную кошку. На голове зияли проплешины выдранных волос, из которых сочилась кровь. Мне известны огромные возможности геонской медицины, но я сомневался, что у Лили теперь хватит денег, чтобы вернуть себе хотя бы подобие прежней привлекательности.

— Валлин, пошли отсюда! — грозно заявила экономка. — А ты, тварь, отдышись пока и знай: быстро ты не подохнешь, уж попомни мои слова!

Я покорно отправился наверх за Арделией, понимая, что Лили убивать сегодня не будут, ей готовится еще более незавидная участь.

Глава 17 СНОВА ПО ЛОКОТЬ В КРОВИ

Утро началось с нападения на меня «сестрички» Молли.

Девочка ворвалась ко мне в спальню и набросилась с кулаками, утверждая, что я плохой и избиваю ее маму. От гибели меня спасла Арделия, услышавшая крики Молли.

— Ах ты, засранка, чего себе выдумала! — ругалась женщина, лупцуя дочь как сидорову козу. — Господин Валлин наш благодетель и добрейший человек. Я с лестницы в подвале упала и об косяк ударилась, а она себе, видишь, чего удумала. Проси прощения у господина Валлина!

Молли, захлебываясь слезами, начала просить у меня прощения и, получив его, убежала во двор в сопровождении Тузика. Весело начавшийся день грозил стать очень насыщенным событиями.

— Ну что скажешь, Арделия? Ты устроила вчера драку с Лили, а досталось больше всех мне. Сейчас рабочие придут и решат, что я тебя избил и изнасиловал!

— Господин Валлин, простите меня. Я вчера не удержалась, у меня в голове помутилось, как только эту тварь увидела. С рабочими я поговорю, и не дай бог кто решит, что вы меня обидели, тому не поздоровится!

— Ладно, забудем! Лили будешь заниматься сама, но без Тузика в подвал ни ногой! Корми ее два раза, утром и вечером. Она живая пока нужна, мне ее о многом расспросить необходимо.

Я спустился во двор и отправился умываться. В это время из поселка пришли рабочие, и Арделия провела с ними политинформацию по поводу своего синяка под глазом и дала подзатыльник захихикавшему Ломару, на чем все вопросы и были завершены.

Начался мой первый трудовой день на Геоне, до этого приходилось только воевать, убивать и выживать. Врут люди, утверждающие, что подобный образ жизни может радовать нормального человека. Возможно, и есть на свете отморозки, которым нравится жить с ощущением штыка в заднице, но меня намного больше радует стукмолота по наковальне, нежели вопли убиваемых людей.

В кузнице мне наконец удалось дорваться до любимого дела. Отобрав у Удина молот, я встал за молотобойца и отмахал до полудня практически без остановки, восстанавливая навыки. Работа была несложной, мы перековывали поломанные кирки и зубила из партии, привезенной накануне. Рабочие не знали о моих возможностях управления Силой и поэтому с большим удивлением смотрели на то, как под ударами молота, словно пластилиновые, плющатся заготовки. Сканирование показало, что эффект упрочения металла от моих ударов работает и здесь. Но он имел и негативную сторону: подмастерья измучились, затачивая готовые зубила и кирки на точильном камне. Незаметно подошло время обеда, и Арделия позвала нас к столу. У колодца я разделся почти догола и с помощью Первого смыл с себя пыль и сажу.

— Господин Валлин, — обратился ко мне Ломар, — вы это, значит, знатный кузнец, хотя и молодой по возрасту. Про таких молотобойцев, как вы, я даже не слышал. Вы это, нам роздыху немного дайте, а то мы за вами не успеваем.

— Ломар, после обеда я за молот браться не буду, просто давно у наковальни не стоял, руки по работе соскучились. Вы без меня продолжайте, а я завтра с утра режущую кромку у готовых инструментов прокую, прочнее будет.

Мои утренние подозрения насчет насыщенности дня событиями начали подтверждаться: в калитку постучали новые визитеры. На этот раз меня обрадовал своим посещением заместитель Алоя Барот. Сейчас бандит был на удивление вежливым и не стал сразу гнуть пальцы. Есть такая порода людей, которая носом чует хозяина. В среде бандитов этот талант позволяет обладателю оного выживать и продвигаться по карьерной лестнице.

— Господин Валлин, я к вам без приглашения, но мне нужно с вами перетереть одну тему, — начал Барот свою странную речь. — Вы говорили, чтоб больше двух человек с собой не приводить, так вот, я и пришел с двумя помощниками.

— Ладно, проходи, а твои люди пусть на улице пока подождут, нечего им во дворе светиться.

Мы поднялись ко мне в комнату и начали беседу на интересующую Барота тему. Во время первого знакомства бандит проломил собой стену сарая, тогда сломанное ребро пробило ему легкое, и он сидел напротив меня только благодаря моим талантам лекаря. По-видимому, Барот этого не забыл, и тон у него был уважительный.

— Господин Валлин, я помню ваши слова о том, что если Алой заявится толпой, то будут его похороны. Алой решил по-другому, и из его людей вернулся только один человек, а он сам пропал куда-то. Я не спрашиваю, куда подевался Алой, я пришел переговорить с вами.

— Куда делся Алой, я не знаю. Мне кажется, он решил покинуть Шателье по семейным обстоятельствам и вряд ли вернется. Лили тоже покинула нас. Мадам забрала в префектуре деньги за кузницу и вчера уехала.

Всю эту информацию я выдал с видом человека, знающего подоплеку событий, но решившего не распространяться по этому поводу. Сканирование показало отсутствие магических девайсов у Барота, и мне удалось подслушать его мысли. Бандит оказался очень непрост, его робкий вид и уважительные речи являлись результатом продуманной игры, а не банального испуга. В действительности Барот не просто пытался получить информацию о судьбе Алоя и выяснить, жив ли эльф, но и понять, насколько я опасен. Все мои понты на Барота не произвели никакого впечатления, опытный бандит повидал на своем веку людей куда опаснее какого-то «зеленого призрака». В данный момент он пытался развести очередного лоха, просчитывая мои действия на два шага вперед. Самым поганым из того, что мне удалось выцарапать из его мозгов, оказалось решение Барота не заморачиваться и просто натравить на меня власти Шателье. В этом случае я или попадал в тюрьму, или буду вынужден бежать из города. При любых раскладах Барот оказывался в стороне и получал власть над людьми Алоя, ничем не рискуя.

В очередной раз мои наполеоновские планы рухнули, так и не начавшись. По всем книжным канонам Барот должен слушать главного героя развесив уши, а он просто списал меня в расход. Злоба пеленой окутала мозги, и я перестал себя контролировать. Выпускать живым бандита было нельзя, но гад надежно подстраховался. Если Барот к утру не вернется домой, то ко мне заявится городская стража для выяснения его самочувствия. По крайней мере, его женушка получила строгие указания на этот случай. Матерый бандит загнал меня в угол, и мои нервы не выдержали. Некоторые люди в такой ситуации начинают орать на собеседника или швыряться разными предметами, я же ничего умнее не придумал, как врезать Бароту кулаком в лоб. Раздался хруст шейных позвонков, и бандит сполз со стула на пол.

«Ну вот и конец комедии. Еще один труп и два свидетеля за воротами. Планы ты, Игоряша, строишь грандиозные, а в руках себя держать не можешь. Что дальше? Попробуем потянуть время или сразу смываться будем? — гуляли в голове невеселые мысли. — Ладно, пора звать бандитов с улицы. Только в этот раз необходимо хотя бы одного в живых оставить, а то до жены Барота добраться не сумею».

То, что жену Барота придется убирать, решила за меня судьба, а не мои садистские наклонности. Дамочка заимела в мужья бандитского авторитета, а вместе с ним и полный набор неприятностей и бед.

— Арделия, позови гостей с улицы, мне с ними поговорить нужно! — крикнул я, спускаясь на кухню.

Экономка вышла во двор к воротам, а я уселся за стол лицом к двери и стал дожидаться визитеров. Мне пришла в голову идиотская идея воткнуть трофейный кинжал снизу в крышку стола, чтобы иметь возможность им неожиданно воспользоваться. Если дело сразу пошло наперекосяк, то ничего хорошего из него не выйдет. Я планировал, не вызвав подозрений у бандитов, сразу завалить одного из них кинжалом, а второго только оглушить. Дилетант практически всегда проигрывает профессионалу, как бы он ни гнул пальцы.

Каким шестым или восьмым чувством люди Барота унюхали опасность, мне неизвестно. Возможно, у них был четкий приказ сразу брать меня в оборот, когда попадут в усадьбу, но история об этом умалчивает. Едва бандиты следом за Арделией вошли в кухню, то мгновенно начали действовать. Я не успел и глазом моргнуть, как у горла экономки оказался нож первого бандита. Второй визитер в прыжке ударил ногой в торец крышки стола, которая выбила из меня дух, и я рухнул с лавки на пол. Кинжал, пристроенный по дурости под столом, улетел в дальний угол кухни, и я остался безоружным. Через мгновение колено бугая прижало меня к полу, и только чудом мне удалось перехватить его руку с кинжалом прямо у своей глотки. Страх смерти и выброс адреналина почти остановили ход времени.

Все дальнейшее произошло на автомате. Вывернув кинжал из руки мордоворота, я вогнал клинок ему в правый глаз. Арделии оставалось жить считаные секунды, но ее спас Тузик, непонятно откуда появившийся в кухне. Малхус буквально размазался в воздухе и молниеносно вцепился в руку с ножом второго бандита. Раздался хруст костей, и налетчик, взвыв, вырубился от болевого шока. Напряжение спало, и время вернулось к своему обычному течению.

Я столкнул с себя покойника и поднялся на ноги, осматривая поле боя. В наличии имелся один мертвец и два недвижных тела, мало отличающихся от трупа. Тузик перекусил бандиту руку в локте, и по полу растекалась кровавая лужа. Арделия лежала без сознания и едва дышала. Я перетянул раненому руку тряпкой, чтобы остановить кровотечение, и начал приводить в чувство женщину. Кружка воды сделала свое дело, приведя Арделию в сознание. В глазах женщины, окруженной покойниками, застыл ужас, но она сразу поняла, что от нее требуется.

Времени на размазывание соплей у нас не было, и, озадачив женщину наведением порядка в кухне, я занялся перетаскиванием трупов в подвал. Бандит с перекушенной рукой тоже отправился к праотцам, пока я занимался экономкой, — у раненого остановилось сердце. Ну и денек, одни проколы! В довесок ко всему я остался без пленного для допроса, и как найти подходы к жене Барота, мне было непонятно.

В подвале я заморачиваться не стал и, обыскав на скорую руку покойников, просто закинул их в камеру к Лили. Красотка восприняла этот подарок с большим энтузиазмом, закатив глаза в углу кладовки. Закрыв дверь в подвал, я поднялся на второй этаж и засунул под кровать в спальне труп Барота, решив заняться им позже.

Арделия быстро привела кухню в порядок, и теперь ничего не напоминало о произошедшей здесь бойне.

— Арделия, ты как себя чувствуешь? — спросил я экономку.

— Все хорошо, я уже пришла в себя. Молли видела, как я полы от крови отмывала, но она будет молчать. Валлин, что дальше делать станем?

— Пока не решил, но после ужина уйду в город. Необходимо урегулировать оставшиеся проблемы, а потом будем просто ждать. Ты и Молли ничего не видели и не знаете! Стоит только раз распустить язык, и нам конец.

— Можете не беспокоиться на этот счет, мы не враги себе.

— Тогда разогревай еду и зови всех на обед.

На наше счастье, никто из рабочих не заметил произошедшего в доме. Удары молота по наковальне заглушили шум драки, и в кузнице никто ничего не услышал, а в момент, когда Арделия запускала бандитов в дом, во дворе просто никого не было. Напахавшихся кузнецов в первую очередь интересовал обед, а не мокрые полы в кухне. Сканирование сознания рабочих тоже не выявило подозрительных мыслей. Отобедав, я отправился в спальню, а кузнецы снова к наковальне и горну.

Обыск тела Барота в очередной раз доказал скоропалительность выводов насчет отсутствия у покойного магических девайсов. Покойник был увешан амулетами, как новогодняя елка, просто они оказались разряженными до нуля. Возможно, Барот по незнанию навесил на себя конфликтующие между собой прибамбасы, а может, здесь потрудился Алой, не желающий иметь возле себя человека, представлявшего опасность в магическом плане. Разбираться с этим у меня не было ни сил, ни времени. Взвалив труп на плечи, я перенес его в кладовку к Лили и отправился в кузницу.

После пары часов махания молотом мои мысли наконец пришли в порядок. Постепенно в голове начал вырисовываться очередной план. Нечего Лили на халяву есть свой хлеб, пора послужить на благо отечества и Игоря Столярова. Я решил использовать ее в качестве собачки на поводке, которая приведет меня к жене Барота. Лили наверняка хорошо знала дорожку к дому зама своего любовника.

Распрощавшись с рабочими, я ушел в дом. Проинструктировав Первого и Арделию на время своего отсутствия, я начал претворять план в жизнь.

Наша троица быстро шла по пыльным туннелям катакомб. Впереди с мешком на голове и с масляной лампой в руке шла Лили. Я держался за конец цепи, к которой так и была привязана красотка. Перед тем как спуститься под землю, мне пришла в голову очередная гениальная мысль сделать из мешка балахон наподобие ку-клукс-клановского и напялить ей на голову. В подземельях под Шателье, наверное, шатается много народа, и мне не хотелось светить себя и красотку. Рот у Лили был заткнут кляпом, и говорить она не могла, мою же физиономию по самые глаза закрывал платок.

Долго убеждать девушку отвести меня к дому Барота не пришлось, три свежих трупа в качестве аргументов подействовали лучше любых слов, и теперь Лили рысила впереди нас с Тузиком, как заправский спелеолог.

Через час мы оказались под Шателье, и нам начали попадаться подземные обитатели. Жизнь на поверхности многим была не по карману, и поэтому самая обездоленная часть населения ютилась в катакомбах под городом. Нашу странную процессию старались не замечать, дети подземелья любопытством не страдали. Здесь длинный нос обычно укорачивали вместе с головой. Пару раз нас пытались ограбить, но Тузик не оставил нападавшим никаких шансов. По моим подсчетам, шестеро идиотов улепетывали по туннелям в разные стороны с вырванными кусками мяса из задницы — у малхуса тоже оказалось своеобразное чувство юмора.

На нашем пути начали попадаться подземные площади и целые улицы, на которых жители подземелья торговали разной дрянью. Миновав населенные районы, мы снова углубились в лабиринты низких, захламленных туннелей и, наконец, прибыли на место. Вход в подвал дома Барота находился за кучей мусора, и нам пришлось метров двадцать ползти на четвереньках. Лаз привел нашу компанию в небольшую комнату с лестницей на стене.

Приказав Тузику сторожить красотку, я полез наверх. Лестница привела меня в очень узкий коридор, по которому можно было передвигаться только боком. Время от времени из отверстий в стене на уровне глаз пробивались лучики света. Каждое такое отверстие позволяло подглядывать за происходящим в доме. Сканирование обнаружило наличие четырех человек на первом этаже дома, а визуальный осмотр через глазки показал, что это две служанки и два охранника. Одного здоровенного лба кухарка кормила на кухне, другой же молодой бандит тискал в подсобке горничную.

Коридор снова уперся в лестницу, по которой я поднялся на следующий этаж. Лестница закончилась таким же узким коридором, как и внизу. Просматривая помещения через смотровые глазки, мне довелось стать свидетелем занимательного действа. Сначала я обнаружил две ауры в угловой комнате, а потом услышал и звуковое сопровождение. Обычно такие звуки сопутствуют процессу выращивания рогов на голове обманутого мужа. Барота уже не было в живых, а рога у него росли со страшной силой. В обычный гроб покойник уже, наверное, не влезет, рога не поместятся. Чем ближе подходил я к глазку в стене, тем больше меня донимало любопытство: кто это там так героически трудится? Мое воображение рисовало трехметрового гиганта, насилующего малолетку, но как мы бываем далеки от истины в своих умозрительных заключениях!

Зрелище, увиденное в будуаре супруги Барота, повергло меня в шок. На здоровенной кровати под балдахином пышнотелая мадам невысокого роста скакала на тощем, как глист, прыщавом юнце и орала, будто ее режут. После пяти минут кроватетрясения парочка наконец распалась, и я понял, чем прельстил прыщавый дамочку. Разговор в будуаре удивил меня еще больше, чем домашнее порно. Сексуальный террорист требовал от любовницы двадцать империалов за услуги и грозился в противном случае больше ее не обслуживать, потому что у него в городе навалом выгодной клиентуры. Мальчик явно заблудился в жизни, если считает, что долго протянет, играя в любовь с женами власть имущих. Смерть поджидала молокососа в будуаре каждой любовницы, так что его кончина мало кого удивит.

Толстушка отчаянно торговалась, но сладострастие пересилило жадность, и она, достав из потайного ящика секретера кошелек, отсчитала уроду двадцать империалов. Скачки с воплями возобновились, и кровать снова заскрипела, как немазаная телега. Скорее всего, прислуга в курсе развлечений хозяйки, если она так разнузданно ведет себя в отсутствие мужа. Желание смотреть на это безобразие у меня отсутствовало, пора было приступать к делу, ради которого мы тащились по грязным подземельям.

В стене коридора я обнаружил небольшую потайную дверь, закрывающуюся на задвижку. Тихий скрип несмазаных петель не отвлек парочку от их увлекательного занятия. Два удара кинжалом поставили точку в этой любовной истории. Я оставил кинжал Барота в груди его жены в надежде выдать убийство за дело рук ревнивого мужа. Наспех обследовав будуар покойной нимфоманки и не найдя ничего полезного, я забрал деньги из тайника и покинул помещение.

В усадьбу мы вернулись уже в темноте. Лили снова заняла свое место на цепи в кладовке, а мы с Первым избавились от трупов, сбросив их в канализацию.

После ужина я, лежа на кровати, тщетно пытался уснуть, потому что мрачные мысли не давали мне этого сделать. Прошло меньше недели с момента моего появления в Шателье, но за все это время у меня не было даже спокойной минуты. В джунглях среди диких зверей намного безопаснее, чем среди двуногих собратьев. Что готовит мне завтрашний день? Следующим меня должен навестить Луц, которого я пригласил в гости. Если еще и он собирается меня грохнуть, то это уже будет полный атас.

«Решил Игорек заняться кузнечным делом, а вместо этого, как Чикатило, режет всех подряд. Если так и дальше дела пойдут, то Шателье скоро опустеет», — бродили в голове мысли, отдававшие черным юмором.

Плюнув в сердцах, я перевернулся на правый бок и провалился в сон без сновидений.

Глава 18 Я ВЖИВАЮСЬ В МИР ШАТЕЛЬЕ

Урчание в животе подняло меня с кровати, организм требовал пополнения запасов физической и магической энергии, потраченной за вчерашний сумасшедший день. Арделия встретила меня в кухне с озабоченным видом и молча поставила передо мной тарелку с едой. Я есть не стал, а отправился смывать с себя грязь вчерашних приключений. Первый забрал грязную одежду и принес чистую. Вопросов шак не задавал и только настороженно поглядывал на меня.

— Чего молчишь? Не нравится тебе такой хозяин? — задал я вопрос Первому.

— Хозяин мне всегда нравится.

— Тогда чего молчишь и смотришь как на ущербного?

— У хозяина был вчера очень тяжелый день, и я просто не хочу его беспокоить, а смотрю так, потому что мне хозяина жалко, а помочь ему ничем не могу. Хозяин добрый, а кругом одна кровь.

На этой веселой ноте разговор и закончился. После еды мы с шаком спустились в подвал и навестили Лили. От самоуверенной красотки остались одни воспоминания. Перед нами, забившись в угол, сидела полуседая, грязная старуха с лихорадочно горящими глазами. Я приказал Первому принести воды и заставил Лили вымыться и надеть чистую одежду. После водных процедур красотка приняла более-менее привычный вид. Седина оказалась белой пылью из мешка, в который я нарядил Лили, и у меня полегчало на душе. Злобный взгляд пленницы, брошенный из-под насупленных бровей, окончательно меня протрезвил. Змея устала и испугана, но по-прежнему опасна и ищет подходящего момента, чтобы ужалить.

«Если рыдать по всякой сволочи, которой случайно не удалось меня убить, то долго не протянешь», — пришел я к здравому выводу и успокоился.

Дела в кузнице успешно продвигались, и мне потребовалось всего два часа, чтобы проковать отремонтированный инструмент, — теперь можно сдавать работу заказчику. Обсудив с Ломаром планы на завтра, я вернулся в дом. Арделия бродила чернее тучи, и мне с трудом удалось ее убедить, что новых нападений не предвидится. Стоило только мне это сказать, как раздался стук в ворота.

— Я открывать не пойду! — заявила экономка и заперлась в своих апартаментах.

Навалившиеся проблемы совсем притупили бдительность, и я прозевал момент, когда к усадьбе подъехали посетители. Сканирование обнаружило за воротами трех всадников, это оказался Луц с двумя провожатыми. Одним из них был знакомый мне боец Луца, а вторым оказался дедок в расшитом звездами халате и идиотской шляпе. Это чудо природы за километр воняло магией. Сильный маг свои магические девайсы постарался бы скрыть от возможного противника, а этот слуга высших сил выставлял все напоказ. Дедуля буквально светился заряженными камнями Силы, вставленными в амулеты. Собственная аура мага не отличалась особенной мощью и размерами. Дедок сразу попытался вломиться мне в мозги, но поставленный блок оказался ему не по зубам. Маг покраснел, как помидор, но ничего сделать не мог. Получив магический отпор, он склонился к Луцу и что-то прошептал ему на ухо.

— Принимай гостей, Валлин! — весело прокричал Луц, слезая с лошади. — Извини, что раньше заехать не смог, дел по горло!

Первый открыл ворота, и гости вошли во двор. Шак увел лошадей, а мы вошли на кухню.

— Извини, Луц, что не встречаю тебя как положено, экономка заболела и лежит пластом, поэтому встречать гостей нечем, — развел я руками.

— Пустяки, Валлин, я только что со званого ужина и есть не хочу, да и дела не терпят отлагательства.

— Тогда пойдем наверх, а твои провожатые пусть пока во дворе подождут.

— Господин барон, я должен идти с вами, в противном случае я не смогу гарантировать вашу безопасность, — залопотал дедок и попытался протиснуться в дверь.

— Мехраб, побудь во дворе, если понадобится, я тебя позову, — остановил мага Луц.

— Тогда я умываю руки! — заявил дедок и, надувшись, как индюк, вышел из кухни.

Мы с Луцем поднялись ко мне в комнату и сели за стол напротив друг друга. Я достал бутылку вина и разлил по кружкам. Мы молча выпили, и Луц, наконец, заговорил:

— Ты извини меня, Валлин, что я привел с собой мага. В городе черт-те что творится, кто-то «призраков подземелья» режет со страшной силой, вот и пришлось нанять охрану.

— Ну а я тут при чем? Этот старый козел сразу попытался ко мне мозги вломиться без разрешения, не будь он с тобой, я бы ему сразу рожу поправил.

— А ты откуда знаешь, что он хотел у тебя в мозгах покопаться? Мехраб мне сказал, что аура у тебя обычная, а в голову он к тебе залезть не смог. Ты что, магией владеешь?

— Господи, ну сколько объяснять можно?! — воскликнул я. — Мне в «Зеленых призраках» магическую блокировку на мозги ставили маги, не ровня твоему придурку! Мы на границе служим, там каждый день как на войне. Если кто из нас в плен попадет, то потрошить его будут по полной программе, поэтому нам на мозги блокировку и устанавливают, чтобы ничего выудить не смогли. Если на меня магией посильней надавить, то я запросто могу подохнуть!

— Извини, Валлин, я не знал.

— А ты и не должен об этом знать. Это знание не для всех, и не вздумай об этом своему придурку рассказать!

— Валлин, я буду молчать, как покойник, и ни одно слово из этой комнаты не уйдет!

— Ладно, проехали. Рассказывай, какие у тебя ко мне дела?

— Я привез товар, а заказчик исчез, и мне неизвестно, куда он подевался. Мне необходимо поговорить с Лили, она должна знать, где Алой Темный.

— Так Лили еще позавчера съехала. Сначала к ней ночью темный эльф в спальню забрался, я хотел его грохнуть, но потом выяснилось, что это ее любовник. Они о чем-то поговорили, и затем он из усадьбы через окно ушел. Я поднялся на крышу, проследить решил. Как только эльф ушел, на дороге в поселок начался бой. Эльф стал с кем-то молниями бросаться, а потом все стихло. На следующий день из города пацаненок прибежал и отдал записку Лили. Красотка сразу засуетилась и попросила меня съездить с ней в префектуру за деньгами и заявила, что срочно уезжает. Вечером собрала вещи и умотала, я так и не понял, куда она делась.

— Этот эльф, которого ты у Лили видел, и есть Алой Темный, я ему товар привез, а он словно в воду канул. Еще слухи ходят, что люди Алоя пропали, когда к тебе в усадьбу наведывались. Я просто ума не приложу, что и думать, еще и заместитель Алоя Барот зачем-то жену с любовником зарезал и смылся.

— А чего здесь странного? Я бы тоже жену грохнул, если бы с любовником застал.

— Да странно все это, Валлин, Бароту на жену наплевать было, он мальчиками интересовался и женился ради приданого, а тут пришел домой и прирезал обоих.

— Задолбали меня ваши разборки! — заявил я. — Знал бы, послал такое наследство к черту! Думал, устроюсь в тихом месте, буду работать потихоньку, раны залечу и денег на старость накоплю. Так нет же, здесь Алои, Бароты режут кого ни попадя, а я отдувайся. Сколько народу пропало?

— Люди говорят, что человек двадцать.

— И ты решил, что я их всех убил, зажарил и съел? У тебя все в порядке с головой? Я всего неделю назад вместе с тобой в город приехал и не знаю здесь никого. Послал Бог наследство, думал заработать, а теперь в долгах как в шелках, и еще двадцать трупов мне на шею вешают. Луц, ты не крути, а скажи прямо, чего ты добиваешься? Я и так попал с этим наследством! Давай так решим: я через два месяца возвращаю тебе долг за кузницу с процентами, а ты забываешь сюда дорогу. Мне сейчас проще перезанять и не соваться в ваши разборки.

— Валлин, ты погоди, не пори горячку, у нас с тобой договор и пятая часть кузницы моя. Я не собираюсь от этой доли отказываться. Мне нужен свободный доступ в подземелье Шателье.

— Конечно нужен, а потом следом за тобой ко мне городская стража заявится. Ты за кордон смоешься, а меня на кол посадят? Ты сегодня с магом приперся, проверять меня на вшивость, а завтра убийц подошлешь? Как хочешь, но ты должен или взять меня в долю, или приходи за долгом через два месяца!

— Валлин, мне нужен доступ в подземелье только раз в месяц, и я буду платить за это по сто империалов каждый раз, но в свои дела тебя посвящать не могу. Поверь мне, что это для тебя намного выгоднее, чем лезть в дела, которые не любят чужих глаз и ушей.

— Луц, как ты все это себе представляешь? Ко мне в усадьбу заявляется груженый караван из-за кордона и исчезает на время, а затем пустой уходит назад. Да на следующий день ко мне пограничная стража заявится! Как наши ребята работают, мне хорошо известно.

— Успокойся, никакого каравана не будет. Раз в месяц я стану приезжать к тебе в гости с двумя своими людьми, а утром уезжать из усадьбы. У нас с тобой есть договор на долю в твоей кузнице, и то, что я приезжаю за своей частью прибыли, никого не удивит.

— Хорошо, но должен приезжать ты лично и с собой приводи не больше двух человек. Никаких магов или шаманов просто не пущу в усадьбу. Когда тебе нужен доступ в подземелье?

— Послезавтра вечером. Как только стемнеет, я снова приду к тебе в гости, — закончил разговор Луц.

Мы довольно холодно распрощались, и барон покинул усадьбу. У меня наконец появились относительно свободные сутки, и я решил потратить время с максимальной пользой.

Отпустив рабочих домой, мы с Первым достали трофеи из люка за печью в кузнице и, перетащив в дом, разложили на кровати в спальне. Тузик сторожил лестницу, а я с шаком начал их изучать. Из вещей Алоя меня больше всего заинтересовал амулет, который я снял с его груди. Это была небольшая металлическая колба с ядом в оправе в виде шестиконечной звезды и маленьким камнем Силы в верхнем луче. Если бы Алой сумел активизировать механизм амулета, настроенный на его ауру, то после его смерти камень Силы взорвался бы, и все вокруг обдало ядом, который непременно убил бы меня. Амулет имел очень хитрую защиту от взлома, и эксперименты с ним могли закончиться плачевно. Со стремной игрушкой я решил не связываться и сразу выбросил ее в колодец канализации.

Среди кучи амулетов оказался и камень, скрывавший ауру эльфа. Камень был меньше, чем тот, который мне достался от шамана афров, и мою ауру полностью не подавлял, но для Первого подходил идеально. Два диска, создававшие силовую защиту вокруг эльфа, оказались довольно сложны по конструкции, и мне не удалось разобраться в их устройстве. Оставив изучение этого девайса до лучших времен, я занялся более простыми амулетами.

Меня очень обрадовали жучки со своеобразным компасом, устроенные по принципу поисковых амулетов афрских шаманов. Подобные радиомаячки на земле устанавливали на объект, за которым необходимо было незаметно следить. Принцип работы этого девайса также был не совсем понятен, но как им пользоваться, мне удалось разобраться. С помощью этого прибора можно отслеживать три объекта, на которые устанавливались маячки в виде небольшой булавки с черным камешком, при этом с помощью своеобразных заглушек можно выбрать объект, на который навешен жучок.

Разряженные амулеты, снятые с Барота, оказались намного проще артефактов Алоя. У Барота тоже имелся амулет с ядовитой начинкой, только другого цвета, но без защиты и настройки на ауру хозяина. Механизм его активировался вручную, и он должен был срабатывать с небольшой задержкой. Это устройство можно бросать, как ядовитую гранату, что мне могло пригодиться в дальнейшем.

В куче трофеев я нашел еще два сигнализатора магического сканирования и три охранных шокера, настроенные на погибших владельцев. Все они оказались разряженными, сработав в момент смерти хозяина. Больше ничего интересного я не нашел.

Настало время снова запрягать Лили и отправляться на поиски схрона Алоя, в котором должен находиться зарядник магических камней. Алой брал у Торвина камни Силы на зарядку, а без зарядной станции в катакомбах такой бизнес невозможен.

Незапланированное ночное путешествие у красотки энтузиазма не вызвало, но средство убеждения в виде рычащего малхуса заставило пленницу, как всегда, согласиться с моими планами. Я нарядил Лили в постиранный вчерашний балахон и, оставив Первого на хозяйстве, сопровождаемый Тузиком, спустился в подземелье. Красотка сначала хотела повести нас прежним маршрутом в городскую канализацию, но ментальный контроль уличил сучку в попытке смыться по дороге в одном из проходов с падающей вниз перегородкой. Подобные ходы жители подземелий использовали, чтобы оторваться от погони. Планов у девушки было громадье, она надеялась завалить нас с Тузиком камнями в одном из туннелей или подставить под самострелы в другом, но сбыться ее замыслам было не суждено. Пинок вернул мысли Лили в нужное мне русло, и она резво потопала в правильном направлении.

Свернув в очередной проход, мы подошли к полуразрушенному колодцу в потолке туннеля. Красотка палкой сбросила вниз спрятанную на карнизе веревочную лестницу, и здесь до меня наконец дошло, что Тузик по веревочным лестницам лазать не умеет, а лазать по различным лестницам придется, скорее всего, много. Выругавшись, я решил возвращаться в усадьбу, понимая, что сглупил и бездарно провалил начатое дело, но проблема решилась сама собой. Тузик заметил мое состояние и неожиданно начал меняться, перетекая из образа дворняги в малхуса. На этом метаморфоза эльфийского волка не остановилась, и через несколько минут перед нами с Лили стоял на задних лапах натуральный киношный оборотень. В свете масляного фонаря эта процедура вгоняла в дрожь, и мне с трудом удалось удержаться от дезертирства с места событий. Девушке было намного проще, она просто грохнулась в обморок. Закончив превращение, Тузик шустро полез по лестнице наверх и скрылся в темноте колодца. Потратив несколько минут на приведение в чувство Лили, я с трудом сумел убедить ее продолжить наш путь.

Мы поднялись по лестнице до бокового прохода в стене колодца, где нас поджидал Тузик. Попытка красотки снова упасть в обморок была пресечена со всей жестокостью. Проход привел нас к другому колодцу, ведущему уже вниз, в глубину подземелья. На стене перед колодцем висели два магических светильника. Лили включила оба фонаря, и у нас появился нормальный свет вместо масляной лампы. Спустившись по скобам на стене колодца, мы очутились в туннеле, ведущем на северо-восток и постепенно опускавшемся в глубину земли. Этот коридор оказался абсолютно сухим и чистым, на полу имелся небольшой слой пыли, но создавалось впечатление, что ее отсюда каким-то образом убирали.

Через полчаса быстрой ходьбы коридор закончился металлической перегородкой, перекрывавшей туннель. В стене коридора находилась дверь, в которую мы и вошли. За дверью оказался квадратный тамбур со щитком на стене и еще одной дверью. Здесь Лили заявила, что не знает, как открывается вторая дверь, потому что ее всегда открывал сам Алой, а она находилась в это время в туннеле. Красотка не врала, и мне пришлось решать эту проблему самостоятельно. Сканирование щитка показало, что для открытия двери необходимо передвинуть имевшиеся на нем четыре рычага в определенное положение, но в механизме недоставало одной детали, похожей на стержень. Показавшаяся в первый момент затруднительной проблема решилась легко и непринужденно. Лень никого до добра не доводила, и Алой не был исключением, — недостающая деталь механизма просто лежала сверху на щитке. Замысловатый стержень занял свое место в отверстии в стенке щитка, и, поставив рычаги в нужное положение, я открыл дверь. Перед нами находился еще один коридор с десятком дверей. Мысль о том, что эльф, может, оказался не настолько глуп и ленив, как мне хотелось о нем думать, и стержень, невзначай оставленный на крышке щитка, мог являться обычной ловушкой, заставила меня поступить более осторожно. Моя попытка впихнуть Лили в дверь встретила отчаянное сопротивление, красотка раскорячилась в проходе и визжала, что в коридоре море магических ловушек, наставленных Алоем, и мы все погибнем, если туда сунемся.

На этот раз мне пришлось попотеть основательно. Тщательное сканирование обнаружило магическую сигнализацию наподобие сигнализации в замке Самбулат, с единственным отличием — миновать сетку из лучей Силы было невозможно. Какие защитные механизмы включала эта сигнализация, было известно только покойному эльфу. Единственный сюрприз, который мне удалось обнаружить, висел под потолком в виде тонкой металлической сетки. К сетке было подведено высокое напряжение, и в случае срабатывания сигнализации она просто падала вниз на головы вошедшим в коридор, и незваным гостям мало не показалось бы. Какие еще гадости приготовил Алой, можно только гадать.

В моей голове созрел гениальный план: бросить все к чертовой матери и возвращаться в усадьбу, но самолюбие победило чувство самосохранения. Среди переплетения лучей мне удалось заметить луч, идущий в никуда. Этот тонкий лучик выходил рядом с основным лучом, образующим сеть сигнализации, и упирался в стену рядом с входной дверью. Мое любопытство пересилило, и я заглянул внутрь коридора. На стене возле двери висел кронштейн с разряженным магическим светильником, луч упирался в стекло этого фонаря. У меня зародилась призрачная надежда на то, что Алой снова поленился и не стал заморачиваться с дополнительной защитой. Моя рука провернула фонарь вокруг своей оси, и лучик уперся в закрепленное на колбе зеркальце; отразившись от него, луч вернулся к противоположной стене. Через пару минут мне удалось найти точку, в которую нужно направить отразившийся от зеркальца луч. Нужное мне отверстие находилось под потолком на противоположной стене. Стоило навести на него луч, как сигнализация отключилась.

Долго радоваться первому успеху я себе не позволил и, проверив все еще раз, вошел в коридор. «Пуганая ворона куста боится» — эта поговорка спасла меня от очередных неприятностей: каким чудом я углядел тоненькую растяжку на входе в комнату с сигнализацией, мне до сих пор непонятно. Наверное, тот, кто запихнул меня в мир Геона, посчитал, что надо мной можно еще поиздеваться и пока рано отправлять Ингара на тот свет. Растяжка держала под потолком пол-литровую склянку с ядом, которого хватило бы отравить весь Геон. У покойного эльфа, похоже, имелся пунктик насчет ядов, как у всех длинноухих детей леса. Эльфы испокон веков жили в лесу и досконально знали все тайны растительного мира, отсюда и врожденная любовь к отраве.

Слава богу, что на этом сюрпризы Алоя закончились, а то моя психика могла и не выдержать, а в результате пострадала бы репутация джентльмена. У меня буквально чесались руки сорвать злобу за пережитый страх на красотке Лили. Потратив около часа на приведение в негодность убийственных механизмов Алоя, я приступил к исследованиям древнего сооружения. Эльф серьезно потрудился над наследством предков. Для чего служили помещения раньше, мне установить не удалось, потому что Алой все перестроил под свои нужды. Подземелье являлось самым настоящим долговременным убежищем с двумя жилыми комнатами, канализацией и водопроводом, а в кладовке имелся запас продуктов на год вперед. В бункере был даже второй выход, ведущий куда-то в глубину подземелий.

Я попытался выяснить у Лили, куда ведет потайной ход, но красотка ничего толком так и не смогла ответить. Она что-то бубнила про туннель, ведущий в подземные лабиринты острова Дейрос, и какую-то секту «Исход», устраивающую там свои тусовки. Углубляться в эти дебри я не решился и оставил расспросы до лучших времен.

В схроне также имелись две мастерские с приличным для Геона оборудованием. В первой мастерской располагался полный комплект «юного химика», здесь эльф приготавливал свою отраву и все сияло чистотой и порядком. В сейфе под навесным замком лежала партия эльфийской пыли, готовая к отправке к потребителям. Висячие замки давно для меня препятствием не являлись, поэтому вскрыть сейф было проще простого. Вторая мастерская оказалась заваленной запчастями от различных механизмов и приборов, здесь царил настоящий бардак. Алой по натуре являлся «ботаником» и к железу склонности не имел, на что указывал толстый слой пыли на инструментах.

Главной находкой дня являлась комната с устройством для зарядки камней Силы. В большом круглом зале располагался древний агрегат со следами примитивного ремонта и мощным лучом Силы, выходящим из центра шестиконечной звезды. Возле пульта управления лежало несколько книг со схемами и чертежами установки. Пояснения к чертежам оказались на эльфийском языке, но я так и не удосужился ликвидировать свою безграмотность.

Изучение древнего механизма повергло меня в уныние. Аллою, потрудившемуся над творением древних мастеров, следовало оторвать руки, а не рубить голову. Все новые сборки и их монтаж были выполнены кое-как, о чем свидетельствовали выгоревшие зарядники на пяти лучах гексаграммы. Изучение навороченного горе-мастером резко понизило мое мнение о талантах покойника. Схема зарядника была стырена из рукописного чертежа, лежащего на пульте управления, и в пяти случаях из шести оказалась собранной с одной-единственной ошибкой — эльф с завидным упорством путал полярность электролитов, абсолютно не понимая, что делает.

Закончив осмотр зарядника, я перешел к следующим помещениям. В конце коридора обнаружилась дверь с навесным замком, за которой оказалась небольшая тюрьма с единственной камерой за толстенной решеткой. Рядом с камерой находилась комната с пыточным столом и всеми садистскими прибамбасами. В отличие от механической мастерской тюрьмой пользовались довольно часто, если судить по запаху разложения и свежим следам крови. Алой явно не страдал человеколюбием и резвился в подземелье регулярно.

Осмотр остальных комнат, кроме небольшого запаса денег и различных предметов роскоши, ничего не дал. Свои основные финансовые резервы эльф прятал где-то в другом месте. Моими трофеями стали десять золотых империалов и полторы тысячи серебром.

Время неумолимо приближалось к утру, и нам было пора возвращаться домой. Мне пришла в голову мысль оставить Лили в бункере, но я все-таки решил забрать ее с собой. К переводу красотки в новую тюрьму необходимо хорошо подготовиться, и кладовку можно освобождать только после того, как я покажу дорогу Первому. Полностью восстанавливать защиту бункера я не решился, а только забрал с собой стержень от механизма открытия замка в тамбуре бункера и приварил лучом Силы дверь в туннель.

Обратная дорога прошла без приключений, и мы успели вернуться до завтрака. Лили заняла свое место в подвале, а мы с Тузиком поднялись в кухню. Малхус снова принял облик большой дворняги и завилял загнутым хвостом.

«Сколько еще таится секретов в моем необычном друге?» — всплыла в голове запоздалая мысль, прерванная криком домоправительницы.

— Явились не запылились! — такой репликой встретила меня Арделия. — Я тут чуть с ума не сошла, а их все где-то носит!

— Успокойся, Арделия, и вместо того, чтобы кричать, накорми нас завтраком, я устал как собака.

Запал Арделии сразу иссяк, и она стала раскладывать еду по тарелкам. Мы с Тузиком вышли во двор, и я направился к колодцу, у которого меня уже дожидался Первый с полотенцем и мочалкой. Походы по грязным и пыльным подземельям чистоте тела не способствовали. Начинался новый трудовой день, полный проблем и забот.

Глава 19 БОЙ В КАТАКОМБАХ

Я проспал до полудня, но вереница предстоящих дел вывела меня из сладкого забытья и заставила вылезти из-под теплого одеяла. В кузнице весело стучали молоты, указывая на то, что в усадьбе бездельничает только один Валлин Бартолин. Проверив, как идут дела в кузнице, и помахав молотом около часа, я с работниками отправился на обед. Расспросив Ломара о свежих сплетнях в Шателье и не услышав ничего нового, я решил отправить на базар в Шателье Арделию и Молли. Женщины всегда, как губка, впитывают свежую информацию, и у меня были большие надежды на их природное любопытство. Экономка поначалу встала в позу и наотрез отказалась ехать в город, но пятьдесят империалов и приказ купить Молли и себе новую одежду, чтобы не позорить своего хозяина обносками, сделали свое благое дело, и уже через полчаса из ворот усадьбы выехала телега, управляемая одним из подмастерьев.

Оставшись с шаком и Тузиком, я занялся самым неотложным делом. На первом месте стояла ликвидация моей неграмотности. Мы с Первым расположились под навесом в конюшне, и шак начал мое обучение. Письменность на Геоне основывалась на эльфийском алфавите, состоящем из тридцати букв. Я занялся их заучиванием и составлением первых слов и предложений. Зная меранский язык, изучать имперскую письменность оказалось несложно. К возвращению Арделии я уже довольно бойко читал книгу, стыренную из комнаты Молли, только изредка прибегая к помощи Первого. Книга оказалась сборником геонских сказок, написанных для детей. Подобное чтение как нельзя лучше подходило для изучения письменности. Язык в книге был рассчитан на детей и не изобиловал заумными фразами.

Экономка накупила разного барахла, едва помещавшегося в телегу. Ее тарахтение о достоинствах новых штор и занавесок лишило меня надежды выудить что-то путное из этого потока слов. После ужина нам предстояло присутствовать на показе мод, устроенном Арделией и Молли. Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то путь к сердцу женщины — через магазин женской одежды. Ворох тряпья, накупленного на базаре, вознес наших дам на вершину счастья, им не терпелось осчастливить и меня с Первым. Модный показ продлился почти до полуночи. Не то чтобы в гардеробе Арделии появилось много нарядов, просто количество деталей женского туалета на Геоне превосходило все разумные пределы. Чтобы надеть на себя все эти нижние юбки, кофточки и кружавчики, требовалось около получаса кропотливого труда. Лили, видимо, подсознательно чувствовала излишества геонской моды и надевала на себя минимум одежды, чем добивала местных мужчин с первого взгляда.

Дефиле наконец подошло к концу, и, отправив женщин спать, мы с Первым, облегченно вздохнув, спустились в подвал запрягать красотку. Я стоял возле открытой двери в кладовку и дожидался, когда Лили доест свою пайку. Неожиданно на лестнице застучали каблучки Молли, и девочка, словно вихрь, ворвалась в подвал. Я еле успел захлопнуть дверь в кладовку, но придвинуть шкаф мне не удалось.

— Дядя Валлин, я не показала вам свои новые туфельки! —запыхавшись, проговорила малышка. — Смотрите, какие они у меня красивые, у них каблучки как у знатной дамы и даже подковки есть.

Закипевшее во мне раздражение сразу улетучилось, и я, сделав вид, что потрясен красотой туфелек Молли, отвел ее наверх к матери. Мысль о том, что девочка заметила мои подозрительные действия в подвале, после сканирования мыслей Молли улетучилась. В голове у девочки, кроме мыслей о потрясающих обновках, ничего не было. Сдав юную модницу на руки Арделии, я снова спустился в подвал.

Дорога к бункеру Алоя заняла меньше часа, и мы с Первым, заперев Лили в камере, снова начали обыскивать помещения убежища. Шак просветил меня насчет алхимической лаборатории Алоя, открыв себя с новой стороны. Он рассказал, что прислуживал около трех лет магу в замке Таунод и хорошо разбирался в оборудовании, которым была заставлена комната. Оказалось, что эльф варил здесь не лечебные зелья и яды, а банально изготавливал наркоту. Эльфийская пыль добывалась из каких-то редких грибов, которые росли в глубинах джунглей на деревьях очень редкой породы и сами по себе наркотиком не являлись. Если наесться этих грибов, то получишь тяжелое отравление, и только отвар из них, а затем втирание этого отвара в кожу давало наркотический эффект. Человек легко подсаживался на это зелье и быстро сгорал в наркотическом угаре. Большого распространения этот наркотик у людей не получил из-за дороговизны и быстрой смерти наркоманов. У зелья оказался один неожиданный эффект: на эльфов наркотик действовал по-особому. Длинноухие являлись изысканными гурманами и жаждали возвышенных наслаждений, наркота из грибов напрочь сносила эльфам крышу, но при этом после втирания отвара в кожу они покрывались белыми пигментными пятнами. Наркоманов легко вычисляли и жестоко расправлялись с ними по эльфийским законам.

Запретный плод сладок, и среди эльфов нашелся умник, сумевший очистить наркоту от вредных примесей и получить эльфийскую пыль. Теперь наркотик не нужно было втирать в кожу, его достаточно было вдыхать, как земной кокаин. Наркомания захлестнула эльфов, и без того не очень плодовитое племя начало катастрофически вымирать. Теперь наркомана вычислить оказалось очень сложно, и война с этой заразой продолжалась более пятисот лет, но до конца избавиться от нее так и не удалось. По эльфийским законам за употребление эльфийской пыли полагалась смерть через сдирание кожи или посажение на кол. Плантации грибов уничтожались огнем, что для ушастых патриотов леса было чрезвычайной мерой. Так бы и заглохло производство эльфийской пыли окончательно, если бы не новая особенность этого препарата.

В борьбу за выживание эльфийской пыли включились люди. Наркотик для эльфов был абсолютным злом, но для людей оказался мощнейшим афродизиаком. Виагра тихо курила в сторонке и не могла соперничать с этим зельем. Древние старики показывали чудеса потенции и при этом сразу не отправлялись на кладбище, а реально молодели от сексуальных утех. Самые невинные и зашуганные монашки творили чудеса в постели и при этом не боялись забеременеть. Старухи буквально сходили с ума от сексуального наслаждения. При всем при этом эльфийская пыль не имела видимых побочных эффектов, кроме желания пользоваться ею постоянно. Такое положение дел не давало наркотику исчезнуть, но и производство его становилось хотя и прибыльным, но и чрезвычайно опасным бизнесом. Люди не имели доступа к эльфийским технологиям выращивания грибов, но среди эльфов всегда находились выродки, поставлявшие наркоту людям и эльфам. Алой оказался очень хитрой бестией и сам на эльфийскую пыль не подсел, а наладил канал поставки зелья в столицу империи.

После того как я убил Алоя, канал поставки наркотика закрылся, что грозило мне серьезными неприятностями. Процесс экстрагирования эльфийской пыли особым секретом не являлся, но имел свои ноу-хау. При общеизвестном способе получения эльфийской пыли выход годного продукта являлся мизерным, а Алой нашел оригинальный способ увеличить выход наркоты на порядок. Об этих успехах покойника рассказал мне Первый, изучив установку в лаборатории. Двадцать крохотных флаконов зелья в сейфе, оказывается, стоили чудовищную сумму — не менее двадцати тысяч золотых империалов. За такие деньги можно купить целое графство, и не одно. Правда, при попытке реализовать это богатство можно сразу распрощаться с головой — или конкуренты грохнут, или эльфы с живого шкуру сдерут.

Решив отложить наркоторговлю на самый крайний случай, я перепрятал наркоту в случайно найденный в стене тайник, скорее всего неизвестный раньше даже Алою. Хорошая штука — магическое зрение, с помощью его мне удалось рассмотреть, что пряталось в глубине стен почти на полметра, но кроме древней электропроводки и каких-то труб обнаружить ничего не удалось. Меня интересовали камни Силы для метателя, но их, увы, нигде не было.

Закончив безрезультатные поиски, мы с Первым занялись наведением порядка в механической мастерской. Комната была, скорее всего, ремонтной мастерской с универсальным металлорежущим оборудованием. После очистки от хлама в ней обнаружились два сверлильных станка, один фрезерный и два токарных. Расчистив завалы на стеллажах и верстаке, я нашел набор режущего инструмента для станков, две ручные дрели и похожий на болгарку агрегат с абразивным диском. Моя радость от полезных находок быстро улетучилась, потому что в станках и инструментах отсутствовали камни Силы и шаловливые ручонки Алоя изрядно поковырялись в их внутренностях. Закончив дела, я решил, что пора возвращаться в усадьбу, и уже направился вместе с Первым на выход, но душераздирающий визг и вопли Лили не дали нам этого сделать. Красотка боялась меня до ужаса, но оставаться в бункере боялась еще больше. Понимая, что делаю глупость, я все-таки забрал ее с собой.

Попытка лечь спать сразу после завтрака закончилась неудачей. Я почему-то решил, что Луц явится после обеда, но он нарушил мои планы. Сканирование подходов к усадьбе обнаружило отряд из пяти человек на лошадях, приближающийся со стороны границы. Чтобы не привлекать внимания рабочих в кузнице к ранним гостям, я сам вышел за ворота встречать Луца.

— Здравствуй, Валлин, я приехал к тебе в гости, как обещал, и на этот раз мага со мной нет, — произнес улыбающийся барон, слезая с лошади.

— Тебе тоже не болеть, — холодно ответил я. — Мы с тобой договаривались, что я пущу в подземелье только тебя и двух твоих людей, а ты привел с собой четверых.

— Валлин, не оставишь же ты двоих за воротами, это будет негостеприимно.

— Если они не пойдут с тобой в подземелье, то оставлю. Мне не нужны посторонние головорезы, шатающиеся по усадьбе. Или вы все идете вниз, или пусть твои люди пасут лошадей за воротами.

— Ох и неласков ты, Валлин, а ведь когда-то мы были друзьями. Ладно, мы все уйдем в подземелье, только не забудь впустить нас обратно.

— Впущу, не беспокойтесь. Когда вас ждать?

— Должны к полудню обернуться, может, чуть задержимся, — ответил Луц.

Первый принял лошадей у людей барона и увел их на конюшню, а Луц со своим отрядом спустился в подвал, сопровождаемый мной и крутящимся под ногами Тузиком. Малхус был серьезной страховкой от неожиданного нападения, да и я не щелкал клювом. Когда отряд скрылся в темноте туннеля, я облегченно вздохнул и заклинил дверь в подземелье.

Мне удалось проспать до полудня, но необъяснимая тревога выбросила меня из постели, словно по звонку будильника. На душе было почему-то муторно и беспокойно, а жизнь меня уже приучила относиться к предчувствиям с достаточным пиететом. Морально подготовившись к очередному пинку судьбы, я «накрутил хвосты» Первому и Тузику и стал дожидаться развития событий, так и не решив — воевать или драпать.

День клонился к вечеру, и на душе становилось все тревожнее. Наконец мои нервы не выдержали, и я распустил по домам рабочих, сославшись на выдуманную семейную традицию помина усопших, по которой в этот день нужно прекращать работу пораньше, чтобы помолиться за души предков. Выпроводив следом за рабочими удивленных Арделию и Молли в поселок до утра, я вооружился до зубов и залез на крышу.

Усадьба опустела, но тишина продлилась всего полчаса: неожиданно Тузик, заскулив, бросился в подвал дома, а я кубарем скатился за ним по лестнице, едва не свернув себе шею. Сканирование показало, что к двери из катакомб приближаются три человеческие ауры. Через некоторое время пришельцы попытались открыть люк в подвал, но сделать этого не смогли и начали как сумасшедшие колотить в него. Я открыл люк и отскочил к лестнице, готовый немедленно вступить в бой, но нападения не последовало. В люк буквально ввалились два бойца Луца, втащившие за собой бездыханное тело барона, и, не вступая в разговоры, понесли его вверх по лестнице. Только во дворе мне удалось рассмотреть эту троицу. Луц был скорее мертв, чем жив, и беглое сканирование его ауры указывало на то, что жить ему осталось не больше часа. Две колотые раны в грудь выпустили из него почти всю кровь, а пробитое легкое не давало возможности раненому дышать. Мои расспросы наткнулись на угрюмое молчание, и бойцы, быстро погрузив раненого на лошадь, галопом унеслись со двора, после того как Первый открыл ворота. На земле остался только кровавый след и отпечатки копыт лошадей. Шак по моей команде выгнал следом за беглецами оставшихся в усадьбе лошадей барона и закрыл ворота. Растерянность от неожиданного появления полумертвого Луца и бегства его людей из катакомб прошла, и я начал прокручивать ситуацию у себя в мозгу.

«Ушли в катакомбы пятеро, а вернулись трое. Барон ранен или, скорее всего, убит. Вид у его людей такой, как будто за ними гналась тысяча чертей, — рассуждал я. — Что-то у Луца не срослось, и он попал в переделку, окончившуюся для него и его людей плачевно. Такое развитие событий само по себе и не плохо, потому что одним кредитором стало меньше и в усадьбу с целью погулять по катакомбам никто больше не заявится. — Настроение у меня начало улучшаться, и я отдал команду Первому прибрать территорию от следов крови и пребывания сбежавших посетителей. — Нехило досталось барону, крови натекло из него, как из недорезанного борова, — думал я, направляясь по кровавому следу в дом, но неожиданно споткнулся и похолодел от вспыхнувшего в голове подозрения. — Какой же я идиот! Люди Луца драпанули из усадьбы как угорелые, и за ними наверняка была погоня. По кровавым следам сюда направляются те, кто прирезал барона, а я следующий на очереди».

— Первый, готовь лошадей и жди во дворе! — заорал я и кинулся в спальню.

Там я лихорадочно вывалил на кровать трофейные амулеты и, схватив ядовитую гранату, доставшуюся от Барота, бросился в подвал.

Кровавый след, оставленный бароном, хорошо был заметен моему магическому зрению. Капли крови светились еще не ушедшей из нее жизнью и вели в глубину каменного лабиринта. Через полчаса бега по мрачному подземелью грязная штольня привела нас с Тузиком в подземный зал, от которого, словно лучи морской звезды, расходились в разные стороны темные коридоры. Здесь мы остановились, чтобы определиться, в какой из проходов ведут следы барона, но беспокойное поведение Тузика насторожило меня. Мы спрятались за изгибом туннеля, по которому пришли в зал, и стали прислушиваться к шорахам подземелья. В одном из проходов показались отсветы факелов, и в зал вошел отряд из десятка воинов в черных балахонах. Впереди отряда упругой походкой двигался высокий воин с оружием, похожим на ручной метатель файерболов.

«Придурок! — подумал я. — Если он выстрелит, то здесь все обрушится к чертовой матери, пора сматываться, против такого оружия можно даже не рыпаться».

Повернувшись в сторону усадьбы, я собрался незаметно смыться, но в мои планы вмешалась маленькая неприятность — я банально чихнул, надышавшись пыли, покрывавшей все вокруг. Ответом на звук моего чиха в туннель ворвался факел огнемета и уперся в стену всего в двух шагах за моей спиной. Предводитель противника не был придурком, а метатель файерболов оказался огнеметом. Организм на автомате вошел в транс, замедляя время. Я, как в пантомиме, медленно развернулся, бросил в сторону нападающих активированную ядовитую гранату и скачками помчался в сторону усадьбы. Рядом буквально стелился по земле малхус, лавируя между камнями. Позади раздался громкий хлопок, и время вернулось к своему обычному состоянию. Из зала послышались дикие вопли, и снова заработал огнемет. Отсвет яркого пламени освещал дорогу, словно прожектор, и в зале, от которого я улепетывал со всех ног, раздался мощный грохот. Взрывная волна ударила в спину и сбила меня с ног. Все вокруг заволокло пылью, с потолка посыпались камни, грозя похоронить нас с Тузиком. Чувство самосохранения гнало вперед, и я, обдирая колени, бежал на четвереньках следом за малхусом. Через пару минут нам удалось вырваться из пылевого мешка, и дела пошли веселее, но позади снова грохнуло, и земля заходила ходуном. Мы свернули в боковой проход и спрятались за выступом стены. Огненный смерч второй раз пронесся по подземелью, и пыль заволокла все вокруг.

Через полтора часа мы с Тузиком откашливались в подвале усадьбы и благодарили судьбу за спасение. Я во время похода в подземелье и бега на карачках перемазался, как свинья. Первому снова прибавилось работы по стирке одежды и отмыванию от грязи моего ободранного тела. Переодевшись во все чистое, я залез на крышу и стал сканировать окрестности. За стеной Шателье было видно зарево пожара, в городе раздавались звуки набатного колокола. Ночь в Шателье должна стать очень веселой в результате моих подвигов в катакомбах. Первый взрыв, скорее всего, был результатом подрыва огнемета, а потом, похоже, рванули запасные баллоны с горючим. Мощный взрыв аэрозоля в замкнутом пространстве мог натворить много бед. Завтра нужно ожидать всеобщего шмона по окрестностям, и в усадьбу наверняка заявятся представители властей с обыском. Наличие входа в катакомбы являлось секретом Полишинеля, его будут искать в первую очередь. Кладовку в подвале они найдут в два счета, поэтому Лили срочно нужно куда-то перепрятывать. Самое правильное решение — просто избавиться от красотки, но рука на это дело у меня не поднималась. Наверное, я в последнее время перебрал с жестокостью, а смерть жены Барота и ее любовника легла на душу тяжелым грузом. После взрыва в катакомбах перевести Лили в бункер Алоя стало невозможно, и теперь нужно решать проблему другим способом.

Поломав голову около часа, я решил подвесить Лили в колодце за печью в кузнице. У меня была сеть, в которой раньше висели трофеи, доставшиеся мне от Алоя и его бойцов, а теперь пусть повисит там же и красотка. Я погрузил девушку в гипнотический сон и посадил в сетчатый мешок с деревянным дном от какого-то ящика. Рядом со спящей Лили я подвесил узелок с едой и кувшин воды. Немного подумав, я решил подвесить там же и все ценности, которые могли раствориться в карманах солдат во время обыска. Процедура упаковки Лили и подвешивание конструкции в колодце заняли около двух часов. Если мне не удастся вызволить красотку из новой тюрьмы, значит, у нее такая судьба.

Утро застало меня на крыше, с которой я контролировал обстановку вокруг усадьбы. Ни Арделия, ни рабочие из поселка так и не вернулись. К поселку по дороге из города прошел вооруженный отряд, и там началась какая-то суета, продлившаяся до полудня, затем из поселка в направлении усадьбы выехала телега, сопровождаемая несколькими людьми, — это возвращалась Арделия и рабочие. Я спустился вниз и открыл ворота во двор.

— Валлин, что в городе творится, ты не представляешь! — начала свою речь Арделия, как только телега въехала в ворота. — В городе на улице Горшечников четыре дома под землю провалились, такой пожар начался, что до сих пор потушить не могут. Из-под земли, как тараканы, полезли черные монахи из секты «Исход», их по всему городу отлавливают. Говорят, что они хотели все Шателье взорвать, но у них что-то не получилось, и они взорвали сами себя. Городская стража все в поселке перевернула, ищет входы в катакомбы. Всех старшин из гильдии каменотесов забрали, и в катакомбы несколько отрядов спустились. Сейчас в подземелье стражники ищут магов, которые город взрывали, нас стражники из поселка едва выпустили.

— Арделия, меня это не касается, у нас своих дел по горло, иди на кухню и занимайся обедом, а то есть хочется, как беспризорнику, — прервал я поток слов экономки.

— Валлин, они скоро сюда заявятся и Лили могут найти, нужно ее перепрятать, — прошептала мне на ухо Арделия.

— Можешь не беспокоиться на этот счет, не найдут они ее.

— Ты ее убил? — охнула Арделия. — Туда этой твари и дорога!

— Арделия, иди на кухню и прекрати всякие лишние разговоры.

Мы с Первым спустились в подвал и вынесли из кладовки все вещи и расставили их по всему подвалу, чтобы не возникало подозрений, что в ней кого-то прятали, затем отправились обедать. Поесть спокойно нам не дали — из поселка пришел отряд городской стражи и, выгнав всех во двор, начал обыск усадьбы. Вакханалия обыска продолжалась часа два. У меня создалось впечатление, что стражники не столько искали вход в подземелье или сектантов, сколько просто грабили усадьбу. Я похвалил себя за то, что все ценное спрятал в колодце вместе с Лили и ущерб должен был оказаться невелик.

Наконец солдаты, нагрузившись стыренными у меня вещами, закончили обыск и приготовились покинуть усадьбу. На одного из солдат накинулась Молли, увидев, что ее замечательные туфельки оказались в руках грабителя. Солдат оплеухой отбросил девочку на руки матери, и она жалобно зарыдала, лишившись своей обновки. Офицер мои возражения по поводу грабежа прекратил ударом в зубы, и стражники покинули усадьбу. Каким чудом я сумел удержаться и не устроить мясорубку во дворе, мне неизвестно, наверное, потихоньку умнею. Менты — они и на Геоне менты и действуют одинаково, стоит попасть к ним под раздачу.

До самого вечера мы занимались наведением порядка и подсчетом потерь. Налет стражников серьезного материального ущерба не нанес, правда, они перевернули в доме все вверх дном. Успокоив Молли тем, что лично поеду с ней в город и взамен награбленного куплю все, на что она укажет пальцем, я отпустил рабочих и отправился ужинать.

Глава 20 ПРЕДАТЕЛЬ

Прошла неделя с того дня, когда я повстречался в катакомбах с монахами секты «Исход» и взорвал улицу Горшечников. Как ни странно, но это происшествие наконец позволило нам жить в спокойной обстановке. Городские стражники, солдаты и боевые маги из гарнизона Шателье провели генеральную зачистку катакомб, и все бандиты, кто не погиб в мясорубке тех дней, попрятались по щелям, и нас никто не беспокоил. Визит в префектуру к Райнеру и пьянка в соседнем ресторане несколько облегчили мой кошелек, но и пополнили знаниями о происходящем в городе.

Взрыв в катакомбах приписали магам сектантов, которые уже давно шастали по подземельям, но до этого в серьезные стычки с властями не вступали. Слухи о толпах черных монахов, вылезших из катакомб, оказались бредом. Стражники нашли в подземелье трупы только семерых бойцов сектантов, и еще пятеро попытались выбраться из города по поверхности. Все они были ранены и обожжены, выжить удалось только одному из них, но он потерял рассудок и на допросах нес какую-то ахинею про портал в Срединную землю и скорый исход правоверных на историческую родину. В этих разговорах ничего нового не было, сектанты уже двести лет вещали об исходе практически на каждом перекрестке, вербуя этой галиматьей новых сторонников. От монаха сведений о событиях в подземелье добиться не удалось, и он вскоре тоже умер от сильных ожогов. Префектура на неделю ввела комендантский час и этим ограничилась.

В связи с потоком жалоб на бесчинства и грабежи, устроенные стражниками в городе, начались большие разборки между префектом и начальником стражи. Сейчас власти изо всех сил пытаются преуменьшить важность событий, чтобы из Мерана не прислали следственную комиссию. Все чиновники, как и на Земле, боятся только начальства.

Поначалу меня очень расстроила потеря возможности добраться через завалы в бункер Алоя, но все оказалось не так плохо. Взрыв завалил основные пути в городские подземелья, но Тузик нашел новый проход, открывшийся на месте бывшего тупика. Обвалилась перегородка в заброшенной штольне, которая вывела нас к веревочной лестнице окольным путем. Новая дорога оказалась даже несколько короче прежней. Потратив пару дней на маскировку нового пути, я снова приступил к изучению наследства Алоя. Работу в кузнице я почти забросил и все время проводил в бункере. В усадьбе командовала Арделия, а в кузнице — Ломар. Дела шли ни шатко ни валко, кузница особых доходов не приносила, но на жизнь хватало. Я приказал Арделии оправдывать мое отсутствие поисками лекаря для моих ран и мифическими семейными делами, а в случае необходимости отправлять в бункер Тузика с запиской. Лили снова переселили в кладовку в подвале усадьбы. Красотка после двухдневного висения в колодце над вонючим болотом с отбросами вела себя тихо, как мышка.

По прошествии двух недель я уже довольно прилично разбирался в устройстве механизмов, найденных в бункере, и с помощью Первого переводил на русский описания под чертежами и схемами, написанными по-эльфийски. Мне уже были известны принципы работы метателя и магической бомбы. Я выяснил, чем отличаются друг от друга камни Силы различного цвета и как их заряжают в зарядниках.

Мне удалось с помощью справочника разобраться с элементной базой, применяемой в магической аппаратуре, в ее маркировке и назначении. Одним из главных моих достижений стало освоение способов обработки мифрила. Местные маги пытались перековывать этот металл, нагревая его в мощном природном потоке Силы. После нагрева мифрил расплющивали на наковальне молотом, но заготовка быстро остывала, и ее снова приходилось нагревать. Угар при нагреве доходил до тридцати процентов, заготовка таяла, как лед на сковородке. Таким способом можно выковать только грубые пластины, а о тонкой работе не могло быть и речи. Древние мастера расшатывали кристаллическую решетку мифрила с помощью резонанса, используя основанный на камнях Силы генератор, который настраивали на определенную частоту. В результате резонанса разрывались связи в кристаллической решетке, и мифрил на пять минут становился похожим на пластилин. Что-то похожее делал и я, размягчая структуру различных материалов, используя Силу. Схема генератора для размягчения мифрила была очень сложной, и собрать его у меня не хватало знаний и комплектующих деталей, а главное, у меня в распоряжении находился единственный небольшой камень Силы, вынутый из останков съеденного крысами панциря. В одном из справочников я наткнулся на схемы силовой защиты кольчуги и панциря. Воспроизвести устройство мифриловой кольчуги я не мог из-за отсутствия камней голубого и синего цвета, но для схемы защиты кожаного панциря всего было в достатке. Чтобы изготовить кольчугу, мне пришлось размягчать металл при помощи собственных ресурсов Силы, а это увеличивало трудоемкость.

Кольчуга — один из самых технически сложных видов древних доспехов. Хорошая кольчуга состоит из двадцати тысяч колец и стоит очень дорого, намного дороже цельного панциря, чтобы изготовить ее, требовалось несколько месяцев. У меня столько времени не было, и я решил идти более современным путем. Сначала мы вытянули через самодельную фильеру проволоку толщиной в два миллиметра, а затем намотали из нее пружину диаметром около сантиметра. Мне удалось отремонтировать токарный станок, который нам очень помог в навивке заготовок для колец. Затем я разрезал пружину лучом Силы на колечки, подобные кольцам для брелоков. На заготовку колец уходило два дня, а на сборку кольчуги еще пять, итого неделя. Пока Первый собирал полотно кольчуги, я химичил с механизмом силовой защиты. Инструменты в мастерской имелись на любой вкус, и дело продвигалось быстро. Через две недели я стал обладателем добротной мифриловой кольчуги, а шаку хватило мифрила только на кольчужную безрукавку, но и этой обновке он радовался, как ребенок.

Испытания прошли успешно, и мы могли гордиться делом своих рук. Изготовленная по древним чертежам паутина силовой защиты работала значительно эффективнее самоделки, встроенной в кожаный панцирь. Арделия сшила два чехла в виде рубашек на мою кольчугу, а Первому мы купили кожаную безрукавку по размеру кольчуги и спрятали ее под подкладкой. Моя кольчуга эстетически проигрывала изделиям древних мастеров и выглядела как добротная стальная, но защиту обеспечивала не хуже.

Закончив свою экипировку, я начал готовиться к отбытию из Шателье. В городе меня ничего не держало, а превращаться в обывателя я не хотел. Для начала мы с Арделией переписали усадьбу на Молли, как на дочь моего дяди, а Арделию поставили опекуном до ее совершеннолетия. Пока готовились бумаги, я бродил по городу и окрестностям, изучая местность и планируя сюрприз для Торвина, если тот появится в Шателье. Но если предатель не приедет до моего отъезда, значит, не судьба, и эта сволочь поживет еще некоторое время.

Торвин стал сосредоточением всей моей злобы и ненависти ко всем врагам на Геоне, и если мне удастся выжить, то одной из главных целей жизни станет месть. Человек не может ненавидеть абстрактно весь мир, ему нужен конкретный адресат, тем более Торвин заслуживал ненависти. Лицо убитого Риса иногда всплывало во сне перед моими глазами.

Я планировал отбыть из усадьбы после похода в подземелье, которое находилось за вторым выходом из бункера. Мне уже доводилось побывать внизу, в древнем туннеле с рельсами на полу. В двухстах метрах от колодца, по которому мы с шаком спустились в туннель, я нашел небольшую дрезину, которую усиленно восстанавливал для планируемого путешествия. Работа практически была закончена, и оставалось только собрать провиант и воду, а затем можно отправляться в путь. Мои приготовления были прерваны прибежавшим Тузиком с письмом на ошейнике.

«Валлин, приходил твой родственник, представившийся Торвином. Я, как мы и договаривались, сказала ему, что ты в отъезде и приедешь только через три дня. Торвин остановился в таверне „Веселая вдова“ возле северных ворот. Арделия».

«Прорезался, гад! Ну, держись, сволочь, ответишь за подлость по полной программе!» — подумал я, заскрипев зубами, и сжал кулаки до треска в суставах.

План на случай появления Торвина у меня был продуман до мелочей. В столе уже давно лежало письмо, написанное Лили, в котором она просила его прийти после захода солнца к входу в катакомбы, который находится возле развалин акведука. После встречи она отведет его к Алою, скрывающемуся от властей. По этой причине эльф не может появляться в городе и прячется в катакомбах. Напрямую имя Алоя не указывалось, но слова «твой друг» не оставляли никаких сомнений.

Вернувшись в усадьбу, я отослал подмастерье с письмом к Торвину, а сам в сопровождении Первого и Тузика отправился к заранее подготовленному месту засады. Торвин — старый волчара, и наверняка три раза все проверит, прежде чем соваться в капкан, поэтому устраивать засаду возле давно заваленного входа в катакомбы я не стал, а решил перехватить его недалеко от городских ворот. В этом месте тропинка уходит в сторону от дороги и прячется под кронами деревьев. Место на первый взгляд безопасное, но имеющее выгодную для меня особенность. Небольшой кусок тропы не просматривался ни с дороги, ни с городской стены. Тропинка была усыпана камнями, и для того, чтобы не переломать ноги лошадям, всадникам придется спешиваться и вести их на поводу. Если первая засада не сорвется, то я выбрал еще одно место для нападения, но там засада грозила перерасти во встречный бой.

Как я и ожидал, Торвин показался на дороге еще засветло в сопровождении трех охранников. Бойцы были опытные, в хорошей броне и явно побывавшие не в одной переделке. Похоже, я Торвина недооценил, он оказался очень осторожным и всем отрядом через камнную россыпь не пошел. Двое бойцов перешли на другую сторону осыпи и заняли оборону под деревьями: один — с обнаженным мечом, другой — с луком в руках, и только затем по камням двинулся Торвин, прикрываемый со спины последним охранником. Такая диспозиция была идеальной в обычной ситуации, но только не против меня. Я прыжком взлетел на валун, за которым до этого прятался, и время замедлило свой бег.

Первая стрела с мифриловым наконечником вошла в переносицу лучника, вторая пришпилила его к стволу дерева. Реакция последнего охранника была молниеносной, он даже успел повернуться на пол-оборота ко мне и открыл спину Торвина. Стрела воткнулась в правую ногу предателя прямо на сгибе колена, и он рухнул на камни. Четвертй выстрел пробил шею последнему бойцу Торвина. Адреналиновый допинг закончился, и время вернулось к обычному течению.

Из кустов на той стороне осыпи выскочил Первый и для страховки добил дубиной уже мертвых охранников. На камнях хрипел, умирая, охранник со стрелой в шее. Я, не останавливаясь, прошел мимо него к пытающемуся уползти в лес старому наемнику.

— Кто ты? Не убивай меня! — хрипел Торвин. — Я заплачу за свою жизнь втрое больше твоего хозяина. Нет, я заплачу сколько ты захочешь! У меня есть деньги!

Удар ногой в зубы прекратил словесный понос предателя. Торвин потерял сознание и затих на камнях. Снова меня окружали одни трупы. Я не оговорился, Торвин для меня давно был покойником.

Недалеко в лесу уже была выкопана яма, в которой и упокоились охранники предателя. Мы с шаком обыскали их тела и, не найдя ничего магического, забросали могилу землей и укрыли дерном от посторонних глаз. В этой же яме мы похоронили и седла с лошадей, оставшихся без седоков, а затем Тузик отогнал их подальше в лес и загрыз.

Чтобы предатель не издох раньше времени, я усыпил его и перевязал рану тряпкой. Потом мы упаковали Торвина, как тюк с товаром, и выехали окружным путем на дорогу. Тузик догнал нас только возле усадьбы, по безобидному виду дворняги не было заметно, что совсем недавно он рвал клыками живую плоть. Первый снял с лошади упакованного Торвина и отнес в подвал, оставив рядом Тузика сторожить предателя. Настроение после успешо проведенной операции у меня было отличное, и я весь вечер шутил с Арделией и Молли. После ужина наша троица, прихватив с собой Торвина, ушла в подземелье.

* * *

Я сидел в пыточной камере бункера и смотрел на прикованного к стене предателя, которого совсем недавно считал лучшим другом. Торвин находился без сознания, но приводить его в чувство я не торопился, слишком много злобы и ненависти скопилось в душе. Где-то мне попадалась фраза, что «месть — это блюдо, которое подают холодным», вот я и дожидался, когда в голове прояснится.

За прошедшие пару часов во мне что-то переменилось, пришло понимание того, что меня затягивает бытовуха и цели, к которым я стремился в начале своего пути на Геоне, незаметно стали подменяться простым желанием сытно поесть и мягко поспать. Из Ингара, «рыцаря без страха и упрека», я превратился в Валлина Бартолина, заурядного кузнеца в заштатном Шателье. Что ждало меня впереди? Пивное пузо и продажные женщины, которых будет тошнить от моей рожи? Полуграмотные друзья, от которых я буду скрывать свое прошлое и врать, врать, врать?

Лежащий у стены пленник являлся не простым объектом мести или куском мяса на шашлык. Цепями было сковано доказательство того, что я уже давно не Игорь Столяров, сисадмин из Москвы, дожидающийся окончания рабочего дня, чтобы пойти пить пиво в спортивный бар, а глава клана, за которым жизни сотен людей, для которых я, возможно, последняя надежда. Смерть предателя не должна оказаться простым удовлетворением моей личной жажды мести, а обязана стать возмездием воину клана за предательство, за нарушение присяги на верность. Все должно произойти по закону, с предъявлением обвинения, допросом и возможностью оправдаться у подсудимого. Торвин обязан понять, что его не просто прирежут между делом, а осудят и казнят за преступление, и чем непонятнее и зловеще все будет выглядеть, тем лучше.

«Ну что же, готовься, сучонок, будет тебе суд по законам жанра. Еще сто раз пожалеешь о том, что развел меня, как лоха. Ты еще не знаешь, какие шоу устраивают на Земле в двадцатом веке! С подлецами — по-подлому!» — злорадствовал я.

Как ни стараются телевизионные пророки, у которых все интересы находятся в кошельке или ниже пояса, прививать нам свои мысли и образ жизни, но в мире есть вечные ценности, которые выше их животных инстинктов. Есть дружба и верность, желание вырастить детей, любить и быть любимым. Лучше умереть от меча в бою за свои идеалы, чем издохнуть от поноса, обожравшись черной икры. Может, это и звучит слишком напыщенно и противоречит прозе бытия, но любой человек, у которого в голове мыслей больше, чем у амебы, в глубине души понимает это.

Торвин зашевелился и сел, привалившись спиной к стене. Дернув рукой, он зазвенел цепью, и его взгляд принял осмысленное выражение. Мы встретились глазами с предателем.

— Кто ты? Чего ты от меня хочешь? — произнес он, до конца не веря в то, что еще жив.

Фонарь висел на решетке у меня за спиной, и мое лицо находилось в тени.

— А ты не догадываешься? — ответил я, осветив себя снятым со стены фонарем.

— Как я могу тебя узнать, если твое лицо закрыто платком?

— Ах да, извини, совсем забыл, — сказал я, снимая платок. — Так лучше видно?

— Ингар! — выдохнул Торвин и, засучив ногами, попытался отползти в угол, но цепь удержала его.

— Надо же, узнал, а я думал, что очень сильно изменился и мне придется тебя убеждать. Догадываешься, зачем ты здесь?

Торвин кивнул и опустил глаза.

— Тогда приступим. Первый, иди сюда и захвати с собой Тузика! — крикнул я в сторону коридора и встал из-за стола.

В комнату вошел шак в сопровождении малхуса. Причем Тузик вошел в виде оборотня, стоя на задних лапах.

— Поставьте подсудимого на ноги, — приказал я.

Малхус и Первый взяли предателя под руки и, как пушинку, оторвали от пола. Голова Торвина опустилась на грудь.

— Торвин, воин клана «Желтая змея», ты обвиняешься в измене клану, убийстве Риса, воина клана, предательстве главы клана, клевете на главу клана, в попытке убийства главы клана путем объявления вознаграждения за его жизнь, краже имущества, принадлежащего клану. Что ты можешь сказать в свое оправдание? — закончил я обвинительную речь.

Торвин с остекленевшими глазами выслушал обвинения и заговорил.

— Ингар, я не хотел… — начал подсудимый.

— Я для тебя господин судья или ваша честь, ты недостоин называть меня по имени, — прервал я предателя.

— Господин судья, я не хотел убивать Риса, он сам бросился на меня, и я убил его защищаясь.

— Почему Рис бросился на тебя? Не юли и говори только правду, у суда есть способы узнать истину.

Глаза Торвина забегали, но, посмотрев на когти малхуса, впившиеся в его плечо, он вздохнул и ответил:

— Когда я увел караван из пустоши, то направился в Кайтон и стал дожидаться вас, господин судья. Вестей от вас не было, по городу ходили слухи, что в пустоши произошло большое побоище и погибло много народу. Я подумал, что вы погибли, и решил перегнать караван в Шателье. Через три дня я нанял охрану и ушел из Кайтона. В Шателье, чтобы расплатиться с охраной, я был вынужден продать караван. Рис решил, что ему полагается половина денег, и напал на меня, я просто защищался. Господин судья, я хотел отправить деньги на Тереб в замок клана, но из-за боевых действий на острове не сумел этого сделать.

— Торвин, ты врешь, как мелкий воришка, пойманный за руку на базаре. Неужели ты думаешь, что попался случайно и за тобой не охотились и не выяснили все заранее? Ты убил Риса за то, что он противился продаже артефактов из каравана и требовал, чтобы ты выполнил мой приказ. Ты боялся, что о твоем предательстве станет известно Колину или Викане и они тебе отомстят. Если бы мне нужно было просто убить тебя, то ты уже давно кормил бы червей. Где камни Силы, которые ты привез на зарядку к Алою?

— Нет у меня никаких камней Силы, я приехал в Шателье помочь племяннику с кузницей, и только. Откуда у меня камни Силы, они стоят кучу денег, и маги строго следят, чтобы никто к ним не прикасался.

— Надо же, а Алой говорит, что ты привозишь камни к нему для зарядки. Что скажешь по этому поводу?

— Алой врет и оговаривает меня. Эльфам нет веры, тем более изгнанным из рода.

— Да нет, Алой не врал, не было у него такой возможности, хотя и пытался поначалу. Ты хочешь, чтобы тебе вскрыли череп и прочитали правду у тебя в голове?

— Ингар, если не веришь мне, то войди в мое сознание и убедись, что я не вру.

Реплика Торвина сбила меня с толку, и в голову закралась мысль, что я издеваюсь над безвинным человеком.

— Торвин, ты сам решился на это, и у тебя нет обратного пути.

Процедура сканирования мозга предателя прошла как по маслу. У Торвина стояла та же защита от сканирования мозга, как и у Лили, — по всей видимости, постарался Алой. Ничего путного от Торвина я не узнал, а залезть в подсознание не давала блокировка.

— Увы, Торвин, мне не удалось ничего прочитать у тебя в голове, и я не узнал ничего нового.

— Вот видишь, Ингар, я не вру тебе! — заулыбался предатель.

— Ты рано радуешься. Да, я не смог прочитать твои мысли, потому что у тебя в мозгу стоит блокировка, поставленная Алоем. Мне неизвестно, как она снимается, но в моем мире это делают не так, как на Геоне, у нас свои методы. Первый, Тузик, отстегните подсудимого и тащите к детектору лжи.

Зная, что Торвин будет юлить, и заметив блокировку в мозгу предателя, еще когда он был без сознания, я подготовился заранее. По большому счету нужно было снять блокировку с мозга предателя и покопаться в его голове, пока он спал после ранения, но воспоминания о том, как я скакал по подвалу, засунув руку в ночной горшок Лили, не позволили мне это сделать. На столе для пыток мы с шаком водрузили какой-то раскуроченный силовой щиток с кучей лампочек и циферблатов, а из задней панели вывели несколько проводов с иглами на концах. Иглы я сделал из обрубков нержавеющей проволоки. Внутри щитка я поместил фонарь, при включении которого шкалы приборов начинали светиться. В общем, создавалась иллюзия рабочего механизма. На пыточном столе имелся полный набор для фиксации тела пытаемого, и уже через пять минут голый Торвин лежал на нем, как пациент для вскрытия. Я надел кожаный фартук, взял здоровенную ножовку и подошел к столу.

— Что вы хотите со мной делать? — закричал предатель и попытался вырваться.

— Как что? Мы хотим проверить тебя на детекторе лжи, а для этого нужно вскрыть твой череп и воткнуть в мозг электроды. У нас на Земле таким способом читают мысли подсудимых. Первый, зажми голову Торвина струбциной, чтобы пилить удобней было.

Как только полотно ножовки коснулось кожи на голове предателя, раздался дикий визг, и он обделался от страха. Я никогда бы не поверил, что взрослый мужик может издавать такие звуки. Как говорится, клиент спекся. Допрос пришлось прекратить ввиду недееспособности подсудимого, и я ретировался из пыточной комнаты, оставив Первого обмывать засранца. Хорошо все-таки быть рабовладельцем: нагадил ты, а убирает другой.

«Почему негодяи, натворившие море бед и преступлений, думают, что их будут гладить по головке и уж точно не поступят с ними так, как поступали они?» — подумал я.

Через час очухавшийся Торвин пел, как соловей, выкладывая любую информацию, о которой его спрашивали. У меня были большие сомнения насчет того, не переборщил ли я со спектаклем, но все обошлось.

Торвин привез к Алою для зарядки двадцать камней Силы и спрятал их в тайнике недалеко от пристани. Камни находились в ящике с магической защитой, которая срабатывала, если его пытался открыть посторонний. Защита была стандартной, основанной на электрошоке и яде, без каких-либо излишеств, и камни не могли взорваться при попытке взлома. Два ключа от ящика лежали за подкладкой в правом сапоге Торвина.

После того как предатель нарисовал карту местоположения тайника, мы с Первым отправились к пристани, а Тузика оставили в камере с наказом жевать Торвина по кусочку, если мы не вернемся. У меня не было опасений по поводу откровенности Торвина, но стопроцентную гарантию мог дать только Господь Бог.

Допрос с помощью «детектора лжи» дал свой положительный результат. Информация о тайнике подтвердилась полностью — ящик с камнями оказался на месте. После тщательного сканирования я с помощью веревки вытащил ящик из тайника, предварительно укрывшись в канаве.

Взрыва не последовало, и мы через пару часов вернулись с трофеями в бункер. Ящик вскрывал Торвин собственноручно, и шкатулка с камнями Силы наконец оказалась у меня в руках.

Предатель привез пятнадцать камней, предназначенных для метателя файерболов, и еще пять камней разных цветов и размеров. Больше всего меня заинтересовали три крупных голубых камня в оправе, которые мне ранее не попадались. Два других больших камня оранжевого цвета находились в металлических держателях и явно были вынуты из какого-то древнего механизма. На вопрос, для чего применяются эти камни, Торвин ответить не смог и сказал, что привез голубые и оранжевые камни на зарядку впервые, а монахи секты «Исход» не объяснили, для чего они нужны.

У меня появилась смутная догадка, возможно объясняющая вылазку сектантов в подземелье Шателье. Похоже, сектанты узнали, куда Торвин возит на зарядку камни Силы, и попытались захватить этого ценного специалиста, но нарвались не на Алоя, а на Луца, пришедшего вместо эльфа. Барон, потеряв трех человек, сумел вырваться из засады, а тут я подсуетился со своей гранатой.

— Торвин, сектанты знали, к кому ты возишь камни на зарядку? — спросил я предателя.

— Нет, я никому об этом не рассказывал. Правда, месяц назад у меня пропал охранник, с которым мы ездили в Шателье, но он ничего не знал, кроме имени Алоя. Я ему говорил, что Алой — глава бандитов в городе и без его разрешения мы не сможем спокойно делать свои дела.

— Алой умел заряжать оранжевые и голубые камни?

— Я не знаю, но он говорил, что попробует, и потребовал за зарядку пятикратную цену.

— Ты перевозил эльфийскую пыль в Меран?

— Нет, Алой сам плавал в Пельтье и там встречался с кем-то из Мерана, я покупал эльфийскую пыль только для себя.

Час от часу не легче, и этот наркоман. Ситуация становилась совсем запутанной.Сектанты отправили на зарядку нестандартные камни в надежде, что Алой сумеет их зарядить, похоже, они хотят реанимировать какой-то древний агрегат и пока не умеют заряжать голубые и оранжевые камни Силы.

— Сколько Алой запросил за зарядку камней?

— Сто пятьдесят золотых за зарядку малых камней и двести пятьдесят за голубые и оранжевые.

— Торвин, деньги где?

— Алой должен был все получить только после выполнения заказа, я привез только пятьдесят золотых, как задаток.

— Торвин, деньги где? — повторил я вопрос.

— Деньги остались в гостинице, — ответил предатель, но его глаза забегали при этом.

— Последний раз спрашиваю: деньги где?

— Деньги там же, где лежал ящик с камнями, только немного в другом месте, — обреченно выдохнул предатель.

— Рисуй, — приказал я и пододвинул Торвину лист бумаги с картой, по которой мы нашли ящик, и карандаш.

Предатель рассказал, что в стороне от тайника стоит дерево, у корней которого есть небольшое дупло, укрытое мхом, в нем лежит кошель с деньгами.

— Еще раз скроешь что-либо важное, сразу вскрою черепушку. Ты понял?

— Да, — тихо ответил Торвин и замолчал.

Время подходило к утру, и я решил заканчивать с допросом и отправляться в усадьбу.

Глава 21 ЭКСПЕДИЦИЯ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Весь следующий день мы занимались подготовкой к экспедиции. Первый собирал необходимые запасы и инструменты и проверял амуницию. Я зарядил камни Силы для метателя и два оранжевых камня, отобранных у Торвина. Про оранжевые камни мне уже было кое-что известно из книг Алоя. Из справочника мне удалось выяснить, что они отличаются от красных только большей емкостью и ускоренной зарядкой. Красные камни имели природное происхождение, а оранжевые искусственно выращивались в какой-то установке. Про голубые камни мне удалось найти только небольшое упоминание, как о резонаторах, используемых в генераторе какого-то поля, наподобие кварца. Оранжевые камни я решил установить в качестве аккумуляторов на дрезину, на которой мы решили путешествовать по подземелью.

Я установил в наши с Первым кольчуги камни Силы от метателя и проверил защиту. Магическая броня работала как часы, и можно было не опасаться обстрела из засады. Закончив осмотр дрезины, мы погрузили запасы и инструменты на грузовую площадку, после чего отправились в путь. Дрезина со скоростью около тридцати километров в час двигалась по туннелю, освещая своим прожектором дорогу впереди. Древний механизм, наверное, мог двигаться намного быстрее, но я решил не рисковать и ехать осторожно, чтобы успеть вовремя затормозить перед возможным препятствием.

Примерно через час пути туннель разделился надвое, и дрезина свернула в левый туннель. Я остановил дрезину и вышел посмотреть на механизм стрелки. «Ничто не ново под луной», — подумал я, осматривая конструкцию, мало отличающуюся от земных железнодорожных стрелок. Правда, привод механизма переключения оказался электрическим, а не пневматическим, но стрелку легко можно было перевести при помощи лома. Попробовав пару раз перевести стрелку в крайнее положение и убедившись в ее работоспособности, я вернулся к дрезине, и мы снова поехали по запорошенным пылью рельсам.

Никаких следов людей нам по дороге не попадалось, туннель был заброшен очень давно, им явно никто не пользовался. Если возле спуска в туннель из бункера мне попались следы Алоя, то здесь следов не было никаких.

Мы почти три часа двигались по прямой, как стрела, дороге, пока не подъехали к тупику с заглубленным в стену туннеля перроном. Луч прожектора дрезины хорошо освещал платформу перрона, и мне не пришлось переходить на магическое зрение. В стене перрона я увидел стальной люк, похожий на крышку огромного банковского сейфа. На стене туннеля висел большой металлический транспарант с надписью по-эльфийски.

— «Стой! Предъяви пропуск. Стреляем без предупреждения!» — перевел Первый.

Я вышел из дрезины на платформу и стер пыль с таблички рядом с люком, и на ней проявились выгравированные буквы.

— «Аварийный портал. Вход только по специальным пропускам. Документы предъявлять в окошко дежурного мага», — прочитал шак.

В стороне от надписи из стены выступал контур металлической двери с табличкой «Переходной тамбур», а под этой надписью была еще одна табличка «Дежурный маг».

С обеих сторон перрона из амбразур в стенах торчали стволы какого-то оружия. По спине сразу пробежал холодок от осознания того, что перрон полностью простреливался перекрестным огнем. Каким было оружие, не имело никакого значения, будь это огнемет или метатель, — один выстрел уничтожал всех на перроне. Магическое сканирование не дало результатов, стены перрона оказались намного толще метра, и через них невозможно было пробиться, тем более что сначала шел слой металла сантиметров двадцать. Чтобы проломить толстенную дверь, требовалось не меньше тонны динамита, которого у нас не было. Постройка выглядела очень древней, и хотя оборудование не работало многие века, но кто знает, какие ловушки ждут незваных гостей внутри комплекса.

Решив не связываться со столь серьезно охраняемым объектом, мы отправились в обратный путь. Три часа спустя мы снова доехали до развилки и решили передохнуть. Утолив голод и сбросив с себя напряжение от поездки по подземелью, мы повернули во второй туннель.

Через полчаса езды с потолка начала капать вода и между рельсами побежали ручейки. Мы отогнали дрезину назад на сухое место и, набросив на себя плащи, продолжили путь пешком. Постепенно вода стала подниматься все выше, и дальше можно было передвигаться только вплавь. Зайдя в воду почти по колено, я осветил туннель, насколько хватало света от фонаря, и заметил на стене отверстие то ли двери, то ли люка. Подумав пару минут, я решил отправить на разведку шака, но не успел, потому что Тузик бросился в воду первым. Доплыв до отверстия в стене, малхус залез в него. Через несколько минут он высунулся из люка и призывно залаял.

…Мой отряд ночевал на полу контрольного пункта. В помещении было жарко, как в бане. Наши вещи сушились на горячей крышке какого-то работающего агрегата, а мы голыми спали на плащах, расстеленных на полу. Тузик служил мне подушкой, и я тихо посапывал, погрузившись в тревожные сны.

В голове мелькали странные образы, как будто из чужих снов. У каждого человека бывают случаи, когда он видит сны, никак не связанные с ним, такие сны я называю чужими. Я видел молящуюся в монастырской келье монашку, закутанную в черный плащ. Видел вереницу женщин и детей, бредущую под проливным дождем по раскисшей дороге. Видел трупы нескольких воинов в ущелье, с которых победители снимали доспехи и все ценное, что можно было на них найти. Я как бы незримо присутствовал там и смотрел на просходящее со стороны. Мародер перевернул труп молодого парня, и я увидел на его плече какой-то знакомый знак, но никак не мог вспомнить, где его видел.

Проснулся я с больной головой и плохими предчувствиями. Позавтракав всухомятку, мы углубились в лабиринт подземелий. Полдня продолжались наши попытки найти что-то стоящее, но нашей добычей стали только два разряженных фонаря. Дорогу нам то и дело преграждали завалы, и кругом с потолка капала вода. Все приборы и механизмы представляли собой куски ржавого железа и не годились даже в переплавку. Решив, что с меня достаточно, я отдал команду возвращаться к дрезине.

Мои планы снова нарушил Тузик, забравшийся в трубу под потолком. Я уже привык к малхусу в виде оборотня и не шарахался от него, как это было в момент его первого превращения. Этот разгильдяй скрылся в темноте, и мне никак не удавалось его дозваться, из трубы слышался только призывный лай. Выругавшись про себя, я полез в трубу вслед за ним. Ползать на четвереньках — удовольствие ниже среднего, тем более когда до тебя наконец доходит, что развернуться в трубе невозможно и нужно ползти до какого-то утолщения, где это можно сделать.

Ползти на карачках пришлось с полкилометра, и я на последнем издыхании вывалился через дыру в туннель, в котором можно хотя бы сесть. Здесь нас с Первым дожидался Тузик в виде дворняги, для которого это путешествие оказалось легкой прогулкой. Малхус с легкостью трансформировал свое тело, подгоняя его под сиюминутные нужды. Следом за мной вывалился шак, которому из-за своих габаритов досталось похлеще меня. Отдышавшись, я выложил Тузику все, что о нем думаю, и решил продолжить исследования, раз мы сюда залезли.

Туннель оказался вентиляционной трубой, опоясывавшей огромное круглое помещение под самым потолком. Если вы когда-нибудь были в спорткомплексе «Олимпийский», то сможете легко представить себе масштабы подземного зала. Через вентиляционные решетки можно было рассмотреть его весь, тем более что он хорошо освещался. В громадном помещении вовсю кипела работа, сотни людей что-то таскали и строили. В центре зала стоял здоровенный агрегат, опутанный лесами, на которых люди в черных балахонах занимались то ли его ремонтом, то ли строительством. Бинокля у меня не было, поэтому более подробно рассмотреть агрегат мне не удалось. По всей видимости, сектанты пытались восстановить древний портал, ведущий в Срединную землю, и, похоже, далеко продвинулись в этом направлении. Предыдущая попытка запустить портал закончилась вселенской катастрофой, погубившей древнюю цивилизацию, а чем закончится нынешняя, не приходится даже гадать. Если столетия назад этим вопросом занимались сведущие и образованные эльфы, то сейчас механизм портала пытались запустить полуграмотные фанатики. Хорошо, если просто рванет и поубивает сектантов в этом зале, а если снова произойдет катастрофа, как это случилось в древности?

«Это что же, мне придется лично присутствовать при конце света? — подумал я. — Нет уж, хрен вам, у меня дела важнее ваших идиотских планов».

Необходимо срочно брать языка для уточнения обстановки, тем более клиент сам напрашивался к нам в гости. Под одной из вентиляционных решеток находилась площадка, на которой спал часовой, удобно расположившийся на плаще и подложивший под голову мешок. Я осторожно открыл решетку, а Первый с Тузиком спустили меня на веревке вниз. Через несколько минут упакованный часовой скрылся в темноте люка, а я, дожидаясь, когда мне сбросят веревку, еще раз осмотрел зал.

Мое внимание привлекла группа людей в окружении охраны, появившаяся в зале. В центре находился высокий мужчина с посохом, которому четверо монахов давали пояснения и показывали чертежи или планы, указывая на агрегат.

«Начальство заявилось», — понял я, вспоминая подобные сцены на Земле.

Начальники полезли на леса, а я — по веревке в вентиляционный люк.

Допрос пленного занял около часа, никаких проблем у нас не возникло. Мордочка малхуса в очередной раз сделала свое доброе дело, и пленник рассказал все, что было ему известно. Из допроса выяснилось, что я оказался не далек от истины — агрегат в центре зала является недостроенным порталом в Срединную землю. Двести лет секта «Исход» пыталась восстановить древний агрегат, и вот наконец эта работа близка к завершению. Пару месяцев назад магам секты удалось добыть недостающие артефакты, и осталось только зарядить камни Силы у какого-то эльфа.

«Это что же получается? Торвин продал сектантам недостающую элементную базу, добытую мной в замке Самбулат, а Алой должен зарядить камни Силы — и вперед! Значит, сектанты со страшной силой начнут искать пропавшие камни, и налет на Шателье — не последний. Нужно что-то срочно предпринимать, чтобы сектантам стало не до камней».

Решение было только одно: нужно разнести здесь все к чертовой матери, пусть еще двести лет ремонтируют свою атомную бомбу. Сказать легко, а сделать трудно. Метатель находился в бункере, а за ним нужно было возвращаться назад. Как поведут себя сектанты, обнаружив пропажу часового, неизвестно. Люк, через который мы утащили часового, находился на высоте пяти метров над площадкой и, закрытый решеткой, в глаза не бросался, следов борьбы внизу не было, поэтому, скорее всего, решат, что он просто смылся с поста.

Дорога за метателем и обратно заняла около полусуток. Пленный занял свое место в камере рядом с Торвином, получившим по роже за то, что продал сектантам запчасти для портала. Для более детальных разборок времени просто не хватило.

Вымотавшись, как собака, я расположился возле решетки вентиляции, находившейся ближе всего к трубе, по которой нам предстояло сматываться, и рассматривал обстановку возле механизма портала. Внешне все происходило как и раньше, только часовые на смотровых площадках не спали, а бодрствовали. Проверив метатель в последний раз, я начал открывать решетку, но был остановлен вновь появившимся в зале начальством. Сейчас оно было не столь благодушно, как в предыдущее посещение, и в зале началась какая-то суета. Решив посмотреть, чем все это закончится, я отложил метатель в сторону. Высокий мужчина орал на подчиненных и лупил их своим посохом, затем двоих из его окружения схватила охрана и шустро повесила на лесах, окружавших агрегат.

«Круто на Геоне решают технические проблемы», — мелькнула в голове удивленная мысль.

Процессия опять поднялась на леса и остановилась возле самой верхушки агрегата. Открыв решетку на люке, ведущем в зал, я устроился поудобнее и навел ствол метателя на начальника, снова замахавшего своим посохом. Привычное усилие замедлило бег времени, и движения людей в зале стали похожи на пантомиму. Выстрелить мне удалось только четыре раза, так как после четвертого взрыва файербола с потолка зала посыпались камни. Верхушку портала снесло к чертовой матери, и леса вспыхнули, как солома. Закинув метатель в трубу, я быстро побежал на четвереньках следом за Тузиком, который тащил за собой метатель в мешке, специально приготовленном для этого случая. Позади грохотали взрывы, и трубу трясло, как во время землетрясения. В моей голове возникла редкая в последнее время разумная мысль по поводу того, что портал мог запросто сдетонировать и ваш покорный слуга просто отдал бы Богу душу.

«Как говорится, хорошая мысля приходит опосля», — подумал я и прибавил скорости.

Дрезина мерно покачивалась, постукивая колесами на стыках рельсов, и убаюкивала меня. Голова была абсолютно пуста, и мне хотелось только одного — спать. Оставив шака и малхуса перетаскивать вещи в бункер, я рухнул на кровать Алоя и заснул как убитый.

Снова меня начали мучить непонятные сны и голоса. Плачущая Викана звала меня и молила только об одном: дать весточку о себе. Сон — это не жизнь, и во сне возможно многое, что невозможно наяву. Я откликнулся на призыв и, подойдя, погладил ее по щеке. Я пообещал, что скоро приду за ней, но поцеловать не решился, вспомнив о своем безобразном лице. Эльфийка радостно улыбнулась и ответила, что будет меня ждать и теперь ей ничего не страшно.

Глава 22 ВАЛЛИН СНОВА СТАНОВИТСЯ ИНГАРОМ

Время после налета на сектантов буквально помчалось вскачь. Странные сны и видения стали посещать меня практически каждый день. Если ночные беседы с Виканой грели душу, то видения гибели воинов моего клана гнали в дорогу. Сон, приснившийся в подземелье, в котором я увидел на руке убитого юноши татуировку клана «Желтая змея», не давал мне покоя. Я не очень-то верил во всякие мистические видения и предзнаменования, но жизнь на Геоне внесла в мое мироощущение некоторые поправки. Мой земной опыт говорил, что магия — только одна из форм управления энергией и подчиняется законам природы, действующим на Геоне, но в последнее время происходило много необъяснимого, подрывавшего эту точку зрения.

Спал я не больше четырех часов в сутки, готовясь к отъезду из Шателье. Двигатель, снятый с дрезины, превратился в подвесной лодочный мотор. Девайс, изготовленный в мастерской бункера, абсолютно не был похож на прежний агрегат, сделанный на коленке. Попытка снять блокировку с Торвина и сектанта увенчалась успехом только наполовину, в живых остался только предатель. Правда, вони при этой процедуре по-прежнему хватало. Чтобы не ошибиться, я решил разряжать зеленые точки в мозгу при помощи проволоки, опущенной в мочу клиента, но это меня не уберегло от потери ценного языка.

Догадка о том, что разряжать блокировку нужно в солевой раствор, подтвердилась при снятии блокировки с мозга сектанта. Я заранее подготовил две емкости с отходами жизнедеятельности, полученными от пленников. Попытка снятия блокировки с помощью жидкости, принадлежащей Торвину, едва не угробила сектанта. Я еле успел перенести электрод в другой горшок, и парень остался жив, но превратился в овощ с сожженными мозгами. Пациент умер на следующее утро, не приходя в сознание. Не все оказалось так просто, похоже, при установке блокировки учитываются биологические особенности клиента, и годится только его жидкость. Мне очень повезло, что найденный нетрадиционный способ снятия магической защиты вообще сработал.

Разблокирование мозга Торвина прошло удачно, и тварь выжила после процедуры. Если покопаться в голове любого человека, то можно узнать много нелицеприятного о нем, но то, что я узнал о Торвине, не лезло ни в какие рамки. За этим моральным уродом тянулась целая вереница преступлений, от убийств до педофилии. Находясь в Кайтоне, Торвин узнал, что его ищут Викана и Колин, и попытался убить принцессу и моего друга. Викана во время нападения была ранена, а Колин чудом сумел отбиться от пятерых нападавших. После покушения Торвин увел караван из Кайтона, испугавшись, что Колин догадается, кто нанял убийц. Рис узнал о предательстве Торвина от охранника каравана, участвовавшего в нападении на Викану, и попытался отомстить, но не смог справиться с опытным наемником. Предатель перерезал юноше горло, а в убийстве обвинил меня.

Планы устроить показательную казнь для предателя полностью провалились, я просто свернул Торвину шею, как только узнал о ранении Виканы.

Мы перетаскали почти все необходимое из подземелья в усадьбу, когда в бункер ворвался с вытаращенными глазами Первый.

— Хозяин, Молли, Лили… — задыхаясь, бубнил шак, обливаясь слезами.

— Да успокойся ты и говори толком! — закричал я, почувствовав, что произошло что-то ужасное.

— Лили убила Молли и сбежала!

Дорога в усадьбу показалась бесконечной. Мы вбежали в подвал через проломленную потайную дверь. Подвал был наполнен дымом, от которого сразу запершило в горле, а кое-где виднелись тлеющие уголья. Я выскочил по лестнице в кухню и сразу услал шака заливать огонь в подвале.

Ориентируясь по рыданиям Арделии, мне удалось сразу найти место трагедии. Молли лежала на кровати в своей комнате и не подавала признаков жизни. Тело девочки сильно обгорело, и из ее живота торчала большая острая щепка. Арделия была невменяема, старуха в грязной обгоревшей одежде с всклоченными волосами совсем не походила на мою миловидную экономку. Женщина выла, стоя на коленях возле кровати и раскачиваясь из стороны в сторону. Я погрузился в транс и начал сканировать организм раненой малышки. Девочка оказалась жива, но находилась в глубоком шоке. Рана на животе у меня особого беспокойства не вызвала, так как никакие жизненно важные органы задеты не были, но ожоги оказались слишком обширными. У меня возникли большие сомнения насчет возможности справиться с ними.

В голове постепенно начал вырисовываться план лечения Молли. Для начала девочку нужно погрузить в гипнотический сон и вывести из шока. Мне это удалось после нескольких минут работы с ее аурой. Теперь девочку нужно раздеть и обработать ее рану и ожоги. Попытка снять с раненой одежду встретила яростное сопротивление Арделии. Обезумевшая женщина набросилась на меня и повисла на груди, как клещ. Мне с трудом удалось оторвать ее от себя и с помощью оплеух привести в чувство.

— Хватит выть! — закричал я, стараясь выбить клин клином. — Молли жива, и мне нужна твоя помощь, а не вопли! Лучше помоги мне ее раздеть и принеси чистую простыню и горячую воду.

Глаза Арделии приняли осмысленное выражение, и женщина, встряхнув головой, бросилась мне помогать. Всю ночь продолжалась борьба за жизнь Молли. С раной в животе мне удалось справиться и зарастить внутренние повреждения, но ожоги делали все мои труды напрасными. После того как мы раздели девочку и очистили раны от грязи с помощью отвара, приготовленного Первым, открылась удручающая картина. Мне удавалось подпитывать ауру Молли своей энергией, но организм девочки не справлялся с потерей жидкости из ожогов, и она угасала у меня на глазах. Нужно немедленно закрыть чем-то ожоги, но ожоговые центры остались на Земле, и участь Молли была предрешена.

В это время в мою спину уперся нос Тузика, и я оглянулся на малхуса. У его ног лежал окровавленный предмет. Я не сразу понял, что это такое, но блеснувшая в ухе серьга помогла в опознании трофея Тузика. Малхус притащил для отчета оторванную голову Лили. Так вот, оказывается, чем занимался эльфийский волк, пока мы пытались спасти Молли! Смерть Лили не вызвала у меня никаких эмоций. Арделия молча подошла к Тузику и, взяв голову красотки за волосы, куда-то с ней ушла.

— Молодец, Тузик! — похвалил я малхуса. — Только Молли все равно умирает, и я ничем ей не могу помочь. Такие вот дела, малыш.

Тузик пристально посмотрел в мои глаза и заскочил на кровать, где лежала девочка. Через мгновение он начал зализывать ожоги на груди Молли. Первым моим порывом было желание согнать обнаглевшего малхуса с кровати, но смутное воспоминание о том, что собаки хорошо зализывают раны, не дало этого сделать. Мне оставалось только следить за действиями Тузика и молить Бога помочь ему. Сканирование неожиданно показало, что воспаление на ожогах Молли стало спадать и через некоторое время раны начали покрываться тоненьким слоем молодой кожи.

В комнату вошла Арделия и бросилась к кровати, но я успел ее перехватить и объяснил, что Тузик — наша единственная надежда на спасение девочки. До самого утра мы переворачивали Молли с боку на бок, помогая Тузику в его трудах. Малхус время от времени бегал пить воду, но вскоре возвращался к лечению. Я перешел от подпитки ауры девочки к подпитке ауры Тузика, восполняя его энергетические потери.

С первыми лучами солнца Молли неожиданно очнулась и стала звать маму. Я сказал Арделии, что больную срочно нужно накормить бульоном, и на подгибающихся ногах отправился спать. С трудом стащив сапоги с гудящих, как от многокилометрового марша, ног, я упал на кровать и провалился в забытье.

Липкий язык Тузика привел меня в чувство около полудня, в животе от голода кишка цеплялась за кишку, и я спустился на кухню. На плите стояла кастрюля с теплым бульоном, которую я выхлебал в мгновение ока. Отдышавшись, я закусил бульон большим куском лепешки и пошел навестить Молли. В комнате девочки проходил врачебный консилиум. Два пожилых лекаря в довольно потрепанных хламидах спорили, обсуждая состояние больной, и не обращали на меня никакого внимания. Из перепалки врачебных светил местного разлива мне удалось узнать о том, что жизни Молли ничего не угрожает. Горячий спор шел только о методах лечения, которые необходимо предпринять для того, чтобы девочка не превратилась в страшилище и смогла в дальнейшем выйти замуж.

— Кто это такие? — спросил я стоящую у дверей Арделию.

— Это лекари из поселка, очень уважаемые люди, — шепотом ответила экономка.

Утром, пока я спал, пришедшие в усадьбу рабочие съездили за лекарями и помогли Арделии навести порядок в доме.

Консилиум грозил перерасти в драку, и реплики типа «сам козел» следовали одна за другой. Мне это дело надоело, и я, встряхнув за шкирку разгоряченных эскулапов, прекратил научный спор. Оба дедка мгновенно накинулись на меня, размахивая руками.

— Господа, простите меня за то, что я вмешался в вашу дискуссию, просто мне необходимо узнать, сколько я должен вам за труды и что дальше делать с Молли?

Мой вопрос о размере гонорара мгновенно охладил разбушевавшихся докторов и перевел разговор в нужное русло. Через минуту мне было известно, что такие знаменитые в Шателье лекари берут за визит не менее двух серебряных империалов, но, заметив мое удивление, мгновенно снизили цену до одного. Я молча выдал каждому из них по империалу, которые мгновенно исчезли в карманах потрепанных хламид.

Дальнейший разговор со стариками намного повысил мое мнение об их лекарском искусстве. Деды не имели дара видящих или магов, но обладали огромным практическим опытом лечения различных болезней и травм. Отсутствие академического образования не позволяло им иметь лицензию имперского лекаря, но многолетний труд на этом поприще позволил стать практикующими знахарями, что-то наподобие земного фельдшера с городской лицензией. Богатая клиентура пользовалась услугами гарнизонного лекаря и двух городских магов, а бедная публика прибегала к их услугам. Деды на нищих пациентах богатства не нажили, но людьми были знающими и уважаемыми. Их очень удивило то, что Молли после таких обширных ожогов осталась жива и шла на поправку. На вопрос о том, какое чудодейственное зелье я использовал в лечении девочки, я отговорился тем, что у меня осталась мазь, которой в армейском госпитале лечили мои ожоги. Лекарей очень расстроило мое уверение в том, что я не знаю даже названия зелья и тем более его состав.

Беседа с лекарями имела и свою негативную сторону. Похвалив меня за правильные действия по спасению жизни Молли, оба эскулапа в один голос заявили, что ожоги обезобразят ее лицо и тело.

— Лицо у девочки станет таким, как у меня? — спросил я и снял платок.

— Ну что вы, молодой человек, у вас лицо только слегка рябое, а у девочки будут ожоговые струпья.

От такого заявления я буквально впал в ступор. Зная о своем безобразном внешнем виде, я уже давно не смотрелся в зеркало и, избегая посторонних взглядов, всегда закрывал лицо платком. Это вошло у меня в привычку и происходило на автомате, даже умываясь, я старался прятать физиономию от посторонних. Работы у меня всегда было выше крыши, и такие мелочи, как внешний вид, меня не беспокоили. Отговорившись тем, что мне нужно отлучиться по срочной надобности, я выскочил за дверь.

В спальне стояло завешанное платком зеркало Лили, и я с нервной дрожью сорвал с него завесу. То, что я увидел в зеркале, меня несказанно обрадовало и одновременно озаботило. Из зеркала на меня смотрел прежний Ингар, только повзрослевший, с заострившимися чертами лица и мелким оспинами, как от подростковых прыщей. Практически восстановившаяся кожа отличалась более светлым тоном, но через некоторое время должна была прийти в норму. Пока я лазил по подземельям, сражался с бандитами и сектантами, регенерация медленно делала свое дело. Одновременно с восстановлением моей внешности рухнула легенда с Валлином Бартолином. Мое разоблачение стало вопросом ближайшего времени: один неосторожный шаг — и я в подвале башни гарнизонной тюрьмы.

Ну что ж, прощай Шателье и здравствуй дальняя дорога! Как ни странно, но необходимость срочно бежать из города не вызвала у меня никакого сожаления. Жизнь в усадьбе проходила как на пороховой бочке и не имела даже иллюзии безопасности. Во времена, когда я бегал по джунглям от афров, мне было намного спокойнее. Мещанское житье-бытье не для меня, в дороге намного комфортнее.

Вернувшись в комнату Молли, я извинился за свое неожиданное бегство, сославшись на расстройство желудка. Я поблагодарил за тут же обрушившиеся на меня рецепты борьбы с поносом и снова заговорил о судьбе девочки. Лекари в один голос заявили, что если в ближайшее время лечением Молли не займется видящая высокой степени посвящения, то даже боги не смогут спасти ее внешность, кожа начнет перерождаться в струпья. Ближайшая видящая такого ранга находилась в Пельтье, но попасть к ней на прием было практически невозможно. Страждущие записывались к видящей за полгода вперед, и срочную помощь она оказывала только умирающим. Молли смерть не грозила, поэтому ее шансы записаться на прием равнялись нулю. На мои расспросы о таргине Наре, живущей в Санпульском лесу, деды ответили, что попасть к ней на прием еще сложнее. Записаться на прием к видящей за символическую плату мог практически любой пациент, прошедший осмотр у послушниц храма Леды, а таргиня брала за свои услуги только золото.

— Сколько стоит прием у шаманки? — спросил я.

— Слухи ходят разные, — ответил один из лекарей. — Говорят, не менее пяти золотых империалов, и то только за консультацию, а лечение оплачивается отдельно.

— Молли — моя сестра и дочь покойного дяди, она фактически хозяйка усадьбы. Дядя оставил некоторую сумму денег ей в наследство, и эта сумма немного больше одного золотого. Сможем мы с этой суммой попасть на прием?

— Не знаю, но могу посодействовать в этом. На дороге к пещере таргини находится сторожевой пост афров, начальником у них десятник Бонго. Этот старый вояка мой должник за спасение от смерти. Я напишу ему записку, и он поможет вам добраться до пещеры, но там уж, как решат боги.

На этой мажорной ноте мы закончили разговор, и подмастерье отвез лекарей в поселок.

Отъезд для лечения Молли являлся очень подходящим способом, не вызывая подозрений, уехать из Шателье. Собрав большой совет, я уведомил работников о том, что мы с Арделией уезжаем лечить девочку, а на это время оставляем на хозяйстве Ломара и Удина. Распоряжаться в усадьбе будет Ломар, а Удин станет старшим в кузнице. Документы о передаче усадьбы в руки Арделии были давно готовы, и нам оставалось только заверить дарственную у Райнера.

Сразу после оформления бумаг о наследстве начались сборы в дорогу. Работники перековывали лошадей, Первый чинил сбрую и седла, упаковывал переметные сумы. Мы с Арделией мотались то в префектуру для оформления подорожной и пропуска через границу, то на базар за конными носилками для девочки. Мне и Первому была необходима новая одежда и обувь, запас стрел и хороший лук. Много времени заняла зарядка камней Силы, проверка и упаковка лодочного мотора. Для этого пришлось сделать три похода в подземелье. После последней ходки я приварил лучом Силы дверь в бункере, а проход в катакомбах завалил камнями.

Приготовления к отъезду были закончены только к вечеру следующего дня, и мне наконец удалось хорошо выспаться.

Глава 23 ПЕРВЫЙ НАХОДИТ СВОЮ РОДНЮ

Караван выехал из усадьбы сразу после восхода солнца.

Молли спала на носилках, прикрепленных к спине лошади, а Арделия ехала рядом с дочерью, наблюдая за ее состоянием. Тузик носился вдоль каравана, радуясь предоставленной свободе. Первый вел за собой трех заводных лошадей, а я играл роль головного дозора. Через час мы подъехали к пограничному посту, и из сторожевой башни вышли заспанные часовой и таможенный инспектор.

— Куда это вы собрались в такую рань? — задал вопрос злой, как собака, таможенник. — Если собрались проскочить границу без досмотра, то хрен вы угадали!

Я не успел и рта раскрыть, как инициативу взяла в свои руки Арделия:

— Господин офицер, простите, что мы побеспокоили вас в такой ранний час. Моя дочка тяжело больна, и мы едем на лечение к таргине Наре. Вот посмотрите на нее, моя кровиночка еле жива, и мы выехали пораньше, чтобы проехать как можно дальше по утренней прохладе и она легче перенесла дальнюю дорогу.

Офицер взглянул на Молли, спящую на носилках, и, содрав с нас двойной таможенный сбор, попустил без досмотра через границу. Паромщик также за двойную плату перевез нас на другой берег реки, и мы, расплатившись с афрской таможней, поехали по дороге в Лафту.

Через полтора часа караван въехал в городок, и я поскакал к дому Луца. Ворота в усадьбу оказались заколочены досками крест-накрест, а за стеной не было никаких признаков жизни. Случайный прохожий рассказал мне, что хозяин усадьбы недавно умер и похоронен на местном кладбище, а семья и родственники уехали в Санпул.

«Значит, Луц не выжил, ранения, как я и предполагал, оказались смертельными. Земля тебе пухом», — подумал я и поскакал к каравану.

Выехав из Лафты, мы прибавили скорости и поехали рысью между скал, постепенно поднимаясь в гору. Сканирование не обнаруживало ничего подозрительного, Тузик тоже вел себя спокойно. Горы постепенно покрывались зелеными деревьями и кустарником, и духота равнины сменилась прохладой леса. Дорога петляла по ущелью, а скалы по сторонам от нее поднимались все выше и выше. Я решил не останавливаться на обед и ехать без остановки до форта у развилки, где дорога поворачивает к пещере таргини.

К форту нам удалось добраться, только когда солнце стало клониться к вечеру. Расспросив охрану о том, как найти сторожевой пост, где десятником служит Бонго, я понял, что засветло мы не успеем до него добраться, и решил заночевать в форте. Постояльцев в гостинице было всего двое, и мы с комфортом расположились в двух номерах второго этажа. Ужин оказался весьма приличным, и мы, сытно поев, легли спать.

Утро встретило нас плохой погодой и внушительным счетом за постой. Пять империалов за ужин и ночевку — слишком крутая цена для захолустного постоялого двора, но зверские рожи охранников сразу отбили всякое желание торговаться.

Как ни старалась Арделия укрыть дочь от моросящего холодного дождя, влага проникала везде. На горной тропе дул противный холодный ветер, и мы, промокнув до нитки, совсем продрогли.

К полудню мы добрались до сторожевого поста, где командовал Бонго. Чернокожий гигант с безобразным шрамом на лице, прочитав письмо, врученное мне лекарем, неожиданно радушно встретил нас и позволил переждать непогоду возле очага в казарме.

Дождь не прекращался, и мы попросили у Бонго разрешения остаться до утра. Ночью Молли начала кашлять и у нее поднялась температура. Не окрепший после ожогов и ранения организм стремительно терял силы, и девочка, уже шедшая на поправку, стала сгорать, как свечка. Мне удалось только стабилизировать ситуацию, но Молли срочно требовалась более квалифицированная помощь, чем потуги самоучки.

Утром Бонго дал провожатого, и мы, несмотря на непрекращающийся ливень, отправились в путь. Через три часа горная тропа привела нас в долину, в которой находилась пещера таргини Нары. Провожатый быстро договорился с охраной, и нас впустили за ворота усадьбы, стоящей перед пещерой, но на этом везение закончилось. Жирный, как боров, афрский чинуша ни под каким видом не хотел впускать Арделию и Молли в пещеру таргини. Я предлагал деньги и умолял его всеми богами сжалиться над умирающей девочкой, но получил категорический отказ. Состояние Молли стремительно ухудшалось, и мне ничего не оставалось, как пробиваться силой. Врезав придурку кулаком по башке, я связал борова его же поясом и, заткнув ему рот какой-то тряпкой, направился в пещеру. Возглавляла процессию Арделия, позади с девочкой на руках шел я, а Первый нес завернутый в тряпку метатель. Тузик исполнял роль арьергарда и страховал нас с тыла.

Все получилось спонтанно, у меня не было никакого плана действий, я в очередной раз полагался на русский авось. По дороге нам встретились два прислужника, которые с удивлением пропустили мимо себя нашу процессию, но никакого противодействия не оказали. Молодая девушка с испуганными глазами после моего вопроса о том, где находится таргиня Нара, молча указала на дверь в дальнем конце пещерного зала.

За дверью находился небольшой предбанник, который привел нас в круглый зал, заполненный паром. Сквозь горячую дымку я рассмотрел два небольших бассейна с бурлящей водой. В одном из бассейнов плескалась голая дородная матрона. Возле дальней стены зала находился горящий очаг, над которым висел большой медный котел. Возле котла стояла высокая стройная таргиня, помешивающая деревянным черпаком кипящее варево. Я представлял себе Нару древней безобразной старухой, похожей на Бабу-ягу, а передо мной стояла не лишенная своеобразной привлекательности зрелая женщина.

— Госпожа Нара… — попытался я начать разговор, но был оборван грозным окриком:

— Кто пустил? А ну вон отсюда немедленно!

Из-за моей спины выбежала Арделия и хотела броситься в ноги таргине, но была отброшена мощнейшим ментальным ударом и рухнула на пол без сознания. Волна магического воздействия накатилась и на меня. Если бы я не держал на руках Молли, то, скорее всего, уже валялся на полу, как и ее мать, но боязнь уронить девочку не дала мне упасть. Уже через мгновение я взял себя в руки и нанес ответный ментальный удар. Таргиню сбило с ног, прямо в бассейн к голой матроне. Раздался дикий визг, и я от неожиданности ослабил свою атаку. Нара вынырнула из воды, и снова на нас обрушился водопад Силы. Меня потащило назад, как мощным потоком ветра, я шаг за шагом начал отступать к двери.

Первый, которому досталось меньше всего, положил метатель на пол и с воплем бросился к вылезшей из бассейна таргине. Шаманка перенесла всю свою магическую Силу на несчастного шака, и его буквально переломило пополам, словно от удара кувалдой в живот. Первого опрокинуло на спину, и он, выгнувшись, затих рядом с Арделией. Нара подняла руки над головой и приготовилась нанести завершающий смертельный удар, но вдруг ее повело в сторону. Ноги шаманки заплелись, и она сбила на землю котел, висящий над очагом, кипящее варево залило огонь и потекло в бассейн. Голая матрона пробкой вылетела из воды и с воплями убежала из зала. Таргиня на коленях поползла к шаку и, прижав его бездыханное тело к груди, завыла, как умирающий зверь. Ее вой перерывался рыданиями и бессвязными словами, из которых я смог разобрать только одно слово — «сынок».

В зал ворвался Тузик, шерсть на нем стояла дыбом и светилась голубыми искрами. Утробное рычание малхуса наводило ужас. Тузик, встав между мной и таргиней, начал медленно надвигаться на видящую.

* * *

С момента «радушной» встречи с таргиней Нарой прошло уже три дня. Я сидел, развалившись, в удобном деревянном кресле, завернутый в простыню, и пил травяной чай, приготовленный шаманкой. После водных процедур тело было ватным и невесомым. Напротив меня сидел Первый, который пытался отбиться от настойчивых попыток таргини в шестой раз за день накормить его.

— Мама, я больше не могу, я сейчас лопну, — канючил Первый, уворачиваясь от очередной ложки с каким-то деликатесом.

— Ну еще одну только ложечку, сынок, ты такой худой.

Процедура кормления здоровенного бугая вызывала улыбку и зависть. У Первого появилась родная мать, и его жизнь наполнилась счастьем и новым смыслом. Шак обрел родню, а я, скорее всего, потерял помощника и бойца. Теперь придется пробиваться в одиночку, как в начале пути по Геону, хоть малхус будет со мной. Завершился очередной этап странствий, и невидимый кукловод опять поломал все мои расчеты.

За прошедшие три дня произошло очень много событий, и наступила пора разрабатывать новый план дальнейших действий хотя бы на ближайшее время. С Молли все благополучно разрешилось, и девочка спала под присмотром матери в своей комнате. Ожоги на ее теле зажили, и, со слов Нары, Молли будет красавицей, и ей не грозит засидеться в старых девах. Нара, основавшая косметологию на Геоне и поставившая бизнес омоложения и исправления косметических дефектов на научную основу, легко разобралась с медицинскими проблемами девочки.

— Ингар, а ты почему ничего не ешь? Тебе после очистительной ванны необходимо есть за троих. Ты зря надеешься, что без хорошего питания твоя новая кожа быстро нарастит свою толщину. У тебя сейчас кожа как у ребенка, и организму нужен строительный материал для восстановления. Вы, молодежь, всегда надеетесь на голую Силу и не понимаете, что она просто инструмент, а не решение проблем.

Я нехотя взял в руки ложку и начал ковыряться в очередном блюде, которыми был уставлен огромный стол. Мне еще повезло, у меня это был только четвертый обед за сегодня. Нара с таким рвением взялась за свои материнские обязанности, что нам с Первым грозила смерть от заворота кишок. Я вспомнил день своего сражения с таргиней и пожалел, что не позволил Тузику хотя бы тяпнуть ее за мягкое место. Мой спаситель в образе дворняги, лежа под столом, грыз огромную кость, а его пузо напоминало барабан — вот кто был готов жрать бесконечно. Меня снова захлестнули воспоминания…

— Тузик, держи ее в бассейне и, если полезет наружу, загоняй назад, но пока не трогай! — отдал я команду малхусу, а сам занялся Первым и Арделией.

На счастье шаманки, мои друзья были живы, Нара только оглушила их, а не убила. Таргиня сидела в бассейне, из которого торчала только ее скулящая голова. Шак первым пришел в сознание и сел возле меня. Арделия, очнувшись, сразу уползла к Молли и начала баюкать ее у себя на коленях. Я расчехлил метатель и направил его на дверь, из которой с минуты на минуту должна была появиться охрана.

— Не стреляй! Здесь все рухнет! — заголосила таргиня, увидев мои приготовления.

— А мне насрать! Я к тебе умирающую девочку на лечение привез, а ты, старая ведьма, здесь побоище устроила. Все здесь к чертовой матери ляжем, но и тебе не жить!

— Ошиблась я, ко мне то и дело убийц подсылают, вот я, не разобравшись, и начала отбиваться. Я вам зла не сделаю, с тобой мой сын!

— Это Тузик, что ли? — усмехнулся я, указывая на малхуса.

— Дурак ты! Мой сын вот этот тарг, которого ты шаком считаешь.

Нас с Первым заклинило окончательно. Таргиня произнесла эти слова с таким видом, что усомниться в них было сложно.

В это мгновение в зал ворвалась толпа охранников с копьями наперевес. Возглавлял ее жирный афр, связанный мной при входе в пещеру.

— Вон отсюда, бездельники! — заорала Нара, не дав мне открыть стрельбу в пещере. — Я вам головы вечером поотрываю, а тебя, жирный боров, кастрирую! Бегом!

Охрана удрала в два раза быстрее, чем прибежала. Я перевел дух и опустил метатель.

— Хранитель, дай команду своему малхусу, чтобы он меня выпустил, я посмотрю, что с девочкой.

Я кивнул Тузику, и он, рыча, отошел от бассейна. Нара вылезла из бассейна и подошла к Арделии, качавшей на руках Молли.

— Кайла, неси сюда мою походную сумку и чистую простыню! — крикнула таргиня.

Через минуту в комнату вбежала молодая симпатичная таргиня с кожаной сумкой и стопкой чистого белья и полотенец. Молли раздели и положили на кушетку возле бассейна. Таргиня на пару минут скрылась за ширмой около бассейна и вышла из-за нее уже в сухом халате и с полотенцем на голове. Через час процедура лечения закончилась, и Кайла в сопровождении Арделии унесла Молли из зала.

Далее я стал свидетелем сцены воссоединенияматери с потерянным сыном. Голливуд отдыхает. Нара висела на шее Первого и рыдала. Шак, до конца не веря в такое счастье, рыдал вместе с матерью. Наконец неофициальная часть окончилась и началась официальная. В зал набежала целая толпа прислуги, которая начала нас обхаживать, как персидских шейхов. После помывки и умащивания различным геонским парфюмом нас отвели на обед. Нашу одежду уволокли для стирки и чистки, и мы сидели за огромным столом, как римляне, завернутые в простыни вместо тог. Нара, разодетая как царица, усадила нас на почетные места и начала свой рассказ.

История таргини оказалась стара как мир и повторялась из века в век с завидной регулярностью как на Геоне, так и на Земле. Нара была правнучкой истинного высокородного орка, Углука, основателя клана «Кровавые топоры», самого могучего в Таргании. Углука перенесло на Геон, как и меня, но только из Срединной земли. У ее отца не было наследника мужского пола, и Нара стала самой желанной невестой в Таргании. В девушке смешалась кровь двух миров, и природа создала ее красавицей по самым строгим меркам народов Геона. К природной красоте Нары боги добавили дар видящей большой силы. Таргиню в двенадцатилетнем возрасте отправили на обучение в храм Леды на остров Зурон, где она воспитывалась до своего совершеннолетия. На остров для лечения приезжали власть имущие со всего Геона, так девушка познакомилась со своим возлюбленным и отцом Первого и его брата: однажды в храм Леды прибыла делегация гвельфов, среди которых оказался побочный сын князя Анхеля Лианир. Юноша был полукровкой, родившимся от любовницы из расы людей, и унаследовал от Анхеля гвельфийскую красоту, а от предков матери мощное телосложение, что для гвельфов являлось большой редкостью.

Молодые люди, увидев друг друга, буквально сошли с ума от любви. Эта история стала известна настоятельнице храма, и геонский почтовый голубь, больше похожий на птеродактиля, улетел в Тарганию. Подобный брак в планы отца Нары Тулая не входил, и девушку срочно увезли из храма на родину, но было уже поздно — Нара забеременела. Лианир бросился за возлюбленной и попытался ее выкрасть, но погиб вместе со своим отрядом в стычке на границе. Нару срочно выдали замуж за Вакора, здоровенного мордоворота из захудалого клана «Смертельные черепа». Более подходящей партии быстро найти не удалось, потому что уже стали распространяться нежелательные слухи. Нара после гибели возлюбленного находилась в прострации, и ей было на все наплевать.

В положенный срок у Нары родились близнецы, рождения которых так ждал Вакор. Вакору нужны были не наследники, а повод для захвата власти в клане «Кровавые топоры». Через час после родов в шатер, где лежала счастливая мать, заявились подкупленные Вакором шаманы клана, которые заявили, что Нара изменила мужу и родила детей от любовника, а самое ужасное — от гвельфа. Отец Нары был убит в собственном шатре, и власть в клане перешла к Вакору. Клановый суд приговорил Нару к смерти, а гвельфийских выродков отправили на переделку в шаков. Переворот в клане, убийство отца и отобранные дети вывели Нару из прострации, и она в ночь перед казнью, использовав магию, подчинила себе охрану, а затем вырезала судей и шаманов, приговоривших ее к смерти. Вакор остался в живых только потому, что лично повез детей Нары в замок Таунод на переделку в шаков. После ночной резни Нара бежала из Таргании с воинами, оставшимися верными ее отцу, пересекла почти весь Геон и поселилась в пещере в Санпульском лесу.

Есть старая истина, говорящая о том, что власть захватить трудно, но еще труднее ее удержать. Вакор сумел с помощью подкупленных шаманов захватить власть, но после их гибели лишился главной опоры в клане «Кровавые топоры» и быстро начал терять влияние. Главы семей не желали подчиняться Вакору, и начались стычки с его охраной, набранной им из родного клана «Смертельные черепа». Уже через три года узурпатор имел только номинальную власть, и многие с сожалением начали вспоминать правление Тулая, отца шаманки. Нара могла вернуться в клан в любой момент, но стать его вождем не имела права — им мог стать только мужчина. Главам семей клана такое положение было на руку, и клан фактически развалился на пять семейных подкланов.

Таргиня знала, что ее детей содержат в замке Таунод, но у нее не было ни воинов, ни золота, чтобы их оттуда выручить. Поиски сыновей и вербовка союзников требовали большого количества денег, и Нара придумала, как их заработать. Еще в монастыре на острове Зурон она с подругами увлекалась косметической магией для улучшения своей привлекательности и сумела разработать несколько новых рецептов для омолаживания кожи. В пещере Нара занялась косметологией серьезно и создала первую на Геоне клинику по омоложению. Слава шаманки постепенно росла, а вместе с ней и доходы. Через десять лет Нара сделала первую попытку вернуться в Тарганию, но претендент на ее руку оказался не умнее Вакора и был убит в какой-то мелкой междоусобице, а вместе с ним пропали деньги и возможность вернуться. Не прекращая поиски сыновей, Нара начала новую подготовку к возвращению на родину.

В момент рождения близнецов таргиня поставила магические метки на своих сыновей, чтобы избежать подмены или иметь возможность найти их в случае похищения, что случалось с отпрысками знатных родителей. Поиски детей и месть стали смыслом ее жизни. Просто убить Вакора таргиня могла уже давно, но этого ей было мало, она мечтала найти сыновей и поставить их во главе клана «Кровавые топоры», а род Вакора извести под корень. Поиски близнецов велись по всему Геону, но так и не дали результатов. Нара, пользуясь своими талантами видящей, организовала сверхдорогую лечебницу для стареющих дам, способных заплатить золотом за процедуры по омоложению, а на эти деньги готовила переворот в Таргании. Мы с Первым заявились к ней в самый неподходящий момент, когда она разводила на деньги очередную богатую клиентку. Наре срочно требовались средства на покупку большой партии оружия для своих сторонников. Приобретение необходимых ингредиентов для омолаживающих эликсиров тоже стоило немалых денег. Рассерженная шаманка чудом нас не прибила, и только магическая метка Первого, засиявшая, как прожектор, под воздействием ауры Нары, спасла нас от гибели. Появление малхуса сразу заставило шаманку прекратить бой.

Мне понадобилось с полчаса на переваривание этой информации. Из рассказа Нары следовало, что Первый — родственник Виканы и не последний человек на Геоне. Пока я крутил в голове создавшуюся ситуацию, Нара приступила к расспросам о жизни Первого. Разговор происходил в довольно странном полуофициальном тоне. Нара и Первый еще не привыкли друг к другу и стеснялись своих чувств.

— Сынок, как тебя зовут?

— Я не знаю своего имени.

— А как тебя зовет хранитель?

— Ингар называет меня Первым.

— По-таргски это Арданай — «Первый среди таргов», очень достойное имя, — произнесла Нара. — Арданай, как имя твоего брата?

— Его звали Второй, — ответил шак.

— По-таргски это Урурдай — «Второй среди таргов». Где твой брат и мой второй сын?

— Он погиб в бою, закрыв меня своим телом от стрел.

— Достойная смерть для сына великого рода! Где он похоронен?

— Брат погиб недалеко от замка Самбулат, мы не нашли его тела. В ущелье произошел сильный взрыв, обрушились скалы, наверное, его завалило камнями.

— Может быть, Урурдай остался жив?

— Нет, мама, в брата попали четыре стрелы, а потом ему отрубили голову, он не мог выжить.

— Арданай, мы обязательно поедем туда и проведем обряд поминовения над местом его гибели.

— Да, мама, мы обязательно поедем туда, если Ингар разрешит.

— Почему это Ингар должен давать тебе разрешение?

— Но я же его шак, мама!

— И кто же тебе это сказал, сынок?

— Мне это сказали маги в замке Таунод, где я воспитывался.

— Эти шарлатаны, которые у себя прыщ на собственной заднице вылечить не могут? Сынок, я из тебя всю гадость, которой они тебя напичкали, к утру вычищу, а потом мы тебя женим, негоже главе клана в твоем возрасте не иметь детей.

— Мама, у шаков детей не бывает!

— Это тебе тоже маги рассказали?

— Мама, мне снятся женщины, и я просыпаюсь утром мокрый, но у меня ничего не работает! Прошу, прекрати издеваться надо мной!

— Сынок, тебе просто очень сильно задурили голову. То, что у шаков не может быть детей, сказки! Мы, шаманы таргов, ладили первых шаков, и они очень даже могли делать детей хозяйкам, которые покупали рабов для утех, пока мужья в отъезде! После большого скандала по этому поводу шакам стали ставить блокировку на детородные органы, для меня снять эту напасть — раз плюнуть! Сынок, ты вообще не шак, эти шарлатаны смогли провести только поверхностную обработку — изменить цвет кожи и убедить тебя в том, что ты шак! Хранитель, прошу извинить нас с сыном, но мы вынуждены тебя покинуть. Распоряжайся всем, как у себя дома, а мне нужно заняться лечением сына.

После того как Нара увела Первого за собой, я выгнал Тузика из-под стола и, взяв завернутый в тряпку метатель под мышку, направился спать в выделенную мне комнату.

Глава 24 ДОРОГА В ЛИР

Если есть рай на Геоне, то он находится в пещере таргини. Весь следующий день после банкета меня вымачивали в целебных ваннах и натирали разными маслами и бальзамами. К обеду Нара практически смыла весь верхний слой моей кожи, и тело стало напоминать анатомический муляж. Как ни странно, но никаких неприятных ощущений я не испытывал. В довершение всего из меня сделали аквалангиста, погрузив в ванну с раствором, похожим на молоко, и заставили дышать через трубку. Через час экзекуция закончилась, и мне позволили вынырнуть, затем, намазав очередным бальзамом, после обильной кормежки отправили в свою комнату. Мое тело с тонким слоем почти прозрачной кожи имело жутковатый вид, и я решил не снимать платок с лица.

Ночью меня опять мучили кошмары. Снова сквозь болота под проливным дождем тащилась колонна женщин и детей, снова гибли в неравном бою воины моего клана, прикрывая ценой своей жизни караван, бредущий через бесконечное болото. Голос Виканы звал меня, и душа рвалась из груди, но никак не могла вырваться на свободу.

Я проснулся посреди ночи в холодном поту и сел на кровати. Пора заканчивать косметические процедуры и уматывать из пещеры Нары. Напившись воды, я окончательно пришел в себя и разложил на столе карту. Добраться на Тереб можно двумя путями. Первый лежал через Кайтон, а оттуда на каком-нибудь корабле до острова. Особого желания снова пробиваться через джунгли, кишащие людоедами, у меня не было. Эпопея, благодаря которой нам с Первым удалось добраться до Шателье живыми, сейчас казалась небылицей, а не реальной историей, произошедшей в жизни. Второй путь лежал в город Карс на западном побережье империи. Если верить карте, то от Карса до Тереба не больше двух дней пути на корабле, а если на лодке с мотором, то и за день можно добраться. Из Шателье в Карс вело два пути: первый — вокруг озера Вортекс по имперскому тракту, а второй — по воде. Сухопутный путь был самым безопасным, но имел и свои заморочки. В одиночку посуху не доберешься, необходимо дожидаться сборного каравана, отправляющегося в Карс. В купеческий караван попасть очень сложно, купцы посторонних не берут, а сборный караван ходит нерегулярно, поэтому время отправления было неизвестно. Если купить лодку у рыбаков, то плавание по озеру займет намного меньше времени, но придется продать лошадей и покупать новых на месте. Прокрутив ситуацию со всех сторон, я решил плыть по озеру, заодно и лодочный мотор испытаю.

Мои приготовления были прерваны служанкой, пригласившей меня на завтрак. Я смыл со своего тела остатки вчерашних процедур и, одевшись, направился в столовую. Стоило мне перешагнуть порог зала, как на меня набросилась разгневанная таргиня:

— Ингар, кто тебе позволил привязывать к себе моего сына? Жизнь Арданая теперь полностью связана с тобой, и если ты погибнешь, то и мой сын умрет следом за тобой!

— Мама, прекрати немедленно! Ингар отдал мне свою кровь, когда афры меня смертельно ранили, и если бы не он, то мои кости гнили бы в болоте! — встал между нами Первый.

— Если бы это было так, то я сумела бы оборвать эту связь, а здесь связь перекрестная, Ингар тоже пил твою кровь!

— Мама, я сам отдал ему свою кровь, когда Ингара отравила Лили, он был без сознания и не просил меня об этом. Все, что произошло между нами, было сделано по доброй воле, так решили боги!

— Ты с ума сошел, сынок! Теперь Ингар имеет над тобой полную власть, и ты не сможешь противиться его приказам, он может делать с тобой все, что захочет, а что придет ему в голову, одним богам известно!

— Мама, прекрати! Ингар относился ко мне по-человечески, когда я был ниже грязи под ногами! Он делился со мной последним куском, защищал в бою, я слова от него плохого не слышал! Мама, ты не понимаешь, я был шаком!

Нара, махнув рукой, тяжело опустилась в кресло. В столовой наступила тишина, и мы застыли в немой сцене. Прошедшая ночь оказалась насыщенной не только для меня, но и для Нары и ее сына. Перемены, произошедшие с Первым, были разительными: с его лица исчезла улыбка дауна, которая являлась одной из отличительных черт шака. У меня создалось впечатление, что Первый стал выше ростом, наверное, потому, что перестал горбиться и ходить с опущенными плечами. Нара переодела сына, и бывший шак стал похож на молодого щеголя, прибывшего на официальный прием. Даже кожа у него потеряла свою синеву и приняла зеленоватый оттенок. Правда, более гибкое телосложение выдавало в нем полукровку, но явно шло на пользу внешнему виду. Тарги имели шкафообразную фигуру, а Первый смахивал на культуриста.

— Госпожа Нара, прошу меня извинить, но, если я и сделал Арданаю что-то плохое, это произошло не по злому умыслу, — прервал я неловкое молчание.

— Ладно, сыночки, садитесь за стол, пока завтрак не остыл. Ингар, чего застыл, садись, хочешь ты или нет, но теперь и ты мне сын, если стал кровным братом Арданаю. Извини меня за то, что я на тебя набросилась, просто теперь все так запуталось, что я просто не знаю, что дальше делать.

Завтрак прошел в неловком молчании, и я чувствовал себя лишним на чужом празднике жизни. Оставаться в гостях у таргини я больше не мог, долг и нехорошие предчувствия гнали в дорогу.

«Если рассказать о своем отъезде, то Первый увяжется за мной, и Нара снова надолго потеряет своего сына, а если принять в расчет мои таланты постоянно находить приключения на свою голову, то и навсегда. В кои веки сделал доброе дело, так имей совесть не портить все своими шкурными интересами» — так я принял окончательное решение уехать ночью из пещеры по-английски, не прощаясь.

День прошел незаметно. Я навестил Арделию и выздоравливающую Молли. Девочка сидела на кровати и придирчиво рассматривала себя в зеркальце. Осмотром она была явно довольна и буквально светилась от счастья.

— Дядя Валлин, посмотрите, какая я стала красивая, у меня на лице ни одного прыщика, и кожа прозрачная, как у принцессы. Я теперь за благородного замуж выйду, а не за какого-нибудь дурака из поселка. Правда ведь, дядя Валлин?

— Правда, Молли, ты выйдешь замуж за принца и станешь самой счастливой в Шателье. Все твои подруги будут тебе завидовать.

Поболтав еще полчаса с девочкой, я вызвал Арделию в коридор и сказал ей, что уезжаю, и отдал три сотни серебряных империалов из своих запасов. Известие об отъезде повергло женщину в шок, и она разрыдалась, повиснув на моей шее. Мне с трудом удалось остановить поток слез и успокоить Арделию, но здесь произошла досадная промашка. Арделия до сего момента не видела моего лица без шрамов от ожогов, так как я постоянно скрывал его под платком. Во время бурного проявления своих чувств я не заметил, как платок съехал с моего лица.

— Ты кто? — оторопело произнесла Арделия и застыла с выпученными глазами.

— Как кто? Я Валлин.

— А где твои шрамы?

— Тьфу ты, ты меня до смерти перепугала! Нара лечила не только Молли, но и меня заодно, ты видишь результат лечения.

— Валлин, ты такой молодой, я думала, ты намного старше. Нара действительно волшебница.

— Арделия, мне самому непривычно ходить с новым лицом. Я стесняюсь, вот и прячу его под платком по привычке. Ты прости меня, что напугал тебя.

— Я не испугалась, просто все так неожиданно. Голос знакомый, а лицо совсем чужое. Валлин, а ты красивый парень.

— Спасибо за комплимент, но я думаю, что это ненадолго. При моем везении личико мне отрихтуют, и я снова буду щеголять со шрамами по всей морде.

— Лучше не надо, побереги свое лицо. Ты мне намного больше нравишься в таком виде. Была бы помоложе, не упустила бы такого кавалера, — рассмеялась Арделия.

На этой ноте мы закончили разговор, и я ушел к себе в комнату. За время, проведенное мной в гостях у Нары, прислуга и охранники уяснили, что я не простой клиент таргини, а гость, у которого особые отношения с хозяйкой, и для меня нет никаких ограничений в пределах пещеры. Приготовления к отъезду прошли без помех и закончились далеко за полночь, когда в пещере прекратилось всякое движение, и мы с Тузиком, нагрузившись, как ишаки, направились в конюшню. Малхус в образе оборотня тащил метатель и сумку с провизией, а я — лодочный мотор и ценности.

Охранник чуть не помер от страха, увидев оборотня, тащившего переметные сумы, и мне пришлось его усыпить во избежание лишнего шума. Я оседлал коня и, нагрузив двух заводных лошадей припасами и лодочным мотором, подъехал к воротам стены, огораживающей усадьбу. Тузик снова превратился в дворнягу, и проблем с охраной не возникло. Стража вызвала на улицу жирного афра, получавшего от меня по башке, и тот без задержки отдал команду открыть ворота.

Вопреки своему первоначальному плану, я решил сэкономить время и не возвращаться в Шателье старой дорогой, а направиться в сторону Санпула через джунгли по проселку, обозначенному на карте. От Санпула в Карс вел имперский тракт, возле которого на берегу озера находился небольшой поселок Лир. Теоретически он являлся самым удобным местом для окончательного выбора пути в Карс.

За воротами мы свернули в сторону Санпула и по извилистой тропе углубились в горы. Через час пути тропу перегородил сторожевой пост, на котором мы ненадолго задержались, дожидаясь, пока охрана откроет ворота. Поначалу нас не хотели выпускать и требовали какие-то документы, но пять империалов сняли все вопросы.

Рассвело, и я пришпорил лошадь, стараясь как можно дальше отъехать от пещеры, пока меня не хватились. Тропа петляла между скалами, но через пару часов мы углубились в джунгли. Тузик, бежавший до этого возле ног моей лошади, унесся вперед и взял на себя обязанности охраны и головного дозора. Я перешел на магическое зрение и просканировал обстановку. Ничего опасного вокруг не наблюдалось, но мне пришлось вернуться к обычному зрению, чтобы не слететь с лошади, напоровшись на очередной сук, перегораживающий тропу.

День постепенно клонился к вечеру, и пора было останавливаться на ночлег, тем более лошадям требовался отдых и кормежка. В стороне от тропы Тузик нашел подходящую поляну и известил меня о своей находке призывным тявканьем. Я стреножил лошадей и завалился спать сразу после ужина, намереваясь отправиться в дорогу как можно раньше. Принимать особых мер предосторожности мне не требовалось, малхус являлся идеальным гарантом ночного покоя.

Первая за прошедшее время ночевка в лесу неожиданно закончилась ранним подъемом. Шершавый язык Тузика разбудил меня задолго до рассвета. Сканирование округи показало, что у нас незваные гости, — к поляне подкрадывались три человеческие ауры. Никакого страха я не испытывал, потому что был морально готов к подобному развитию событий, слишком везло мне в последнее время. Я включил защиту кольчуги и уполз за ближайшее дерево, оставив вместо себя мешок, накрытый попоной. Минут через пять на краю поляны показался первый незнакомец, затем из кустов на противоположной стороне высунулись еще две головы. Из-за тучи выглянула луна и осветила поляну. Пришельцы, обменявшись знаками, одновременно выстрелили из луков в мешок, заменивший меня на ночном ложе.

«Это же надо, до чего распустился народ — ни здравствуй тебе, ни прощай, а сразу стрелу в бок», — подумал я, натягивая лук.

Двое налетчиков быстро успокоились, получив по стреле в шею, а третьего катал по поляне рычащий малхус. Я подбросил дров в почти потухший костер и приступил к допросу сильно погрызенного военнопленного. Тузик знал свое дело туго, пленник остался жив и в сознании, но без серьезной медицинской помощи двигаться не мог.

Нападавшими оказались трое темных эльфов затрапезного вида, которые больше смахивали на бомжей, нежели на ночных владык леса. Уже через полчаса я знал, что это наркоманы с плантации наркотических грибов, принадлежащей Алою. Причиной ночного нападения являлся мой опрометчивый поступок, когда я отрубил башку их хозяину. Плантация находилась посреди болота глубоко в джунглях, и дорогу к ней знал только Алой. У двадцати наркоманов банально кончилась еда, которую им привозил эльф. Отощавшие на грибной диете и начавшие умирать от передоза работники стали расползаться по округе в поисках еды. Найти дорогу через болото удалось только троим, остальные сгинули, отравившись грибами или утонув в трясине. На свою беду троица унюхала запах моего ужина и решила поживиться. Трясущийся от страха и ломки наркоман был уже не жилец, поэтому я отдал команду Тузику добить урода, а сам начал седлать лошадей. Завтрак в окружении покойников меня не прельщал, и я решил доесть остатки ужина по дороге.

Следующий день прошел без приключений, и тропа вывела меня на имперский тракт недалеко от Санпула. В город я решил не заезжать и пристроился в хвост какому-то каравану. Чтобы не повторять свою прежнюю ошибку, я сразу попросил у начальника охраны разрешения ехать вместе с ними. На этот раз меня просто послали к черту, и я со спокойной совестью поехал следом за караваном на расстоянии двухсот метров. Охрана поначалу хотела нас отогнать, но, получив решительный отпор, решила не связываться с опасными попутчиками.

То, что охранники так легко отстали от нас, поначалу удивило, а потом и испугало. Моя легенда с Валлином Бартолином приказала долго жить, я снова стал хуманом. Нара вернула мне прежний внешний вид, а заодно лишила статуса гражданина Меранской империи. Уже в темноте мы подъехали к таможенному посту и, уплатив за постой, заночевали за оградой стоянки для караванов. Пока Тузик сторожил лошадей, я бродил по лагерю в надежде стырить медальон иностранца у какого-нибудь раздолбая. Рояля в кустах не нашлось, и передо мной встала проблема пересечения границы. «На радостях» я отправился в кабак в надежде промыть свои мозги выпивкой.

Помещение кабака, смахивающего на обычный сарай, было заполнено под завязку желающими выпить и закусить. Несмотря на свой затрапезный вид, заведение оказалось довольно чистым, а сервис вполне устраивал мой невзыскательный вкус. Настроение было хуже некуда, а тут еще мне никак не удавалось найти свободного места. После долгих поисков я присмотрел место за столом возле барной стойки и, дождавшись, когда уберут грязную посуду, хотел его занять, но меня опередила троица таргов.

— Ну чего вылупился, лысый? Чеши отсюда, пока тебе смазливое личико не поправили, — сказал здоровенный бугай с бульдожьей мордой, сплюнув мне под ноги.

Взглянув на рожу грубияна, я растерялся, но не от страха, а от того, что в тарге я узнал сволочь, которая чуть не пришибла меня сразу после переноса на Геон!

— Барт, дай ему пинка для скорости, а то видишь, как мальчонку колбасит, — заржал другой тарг.

Привычный выброс адреналина растянул время, и в кабаке началось «веселье». Сам процесс воспитания хамов я запомнил плохо, уж очень был зол, но некоторые моменты полетов во сне и наяву в мозгу отпечатались хорошо.

Я выдернул скамейку из-под напарников Барта и огрел ею старого знакомого по горбу. Скамейка почему-то сразу сломалась, тарг рухнул на четвереньки и пополз к выходу. Я выписал уроду здоровенного пинка, и его вынесло на улицу вместе с дверью. К этому моменту с пола начали подниматься напарники Барта, и я сразу переключился на них. Схватив таргов за волосы, я попытался проломить их лбами стойку бара. Однако злоба почему-то иссякла, и время вернулось к своему нормальному течению.

Я пришел в норму уже сидя за освободившимся во время драки столом, когда меня обслуживал сам хозяин заведения. Вышибалы выволокли на улицу избитых таргов и стали приколачивать на место выбитую дверь. Передо мной возвышалась горка трофеев, добытая в карманах побежденных, среди которых виднелись два медальона для иностранцев. По законам кабацкой драки победитель мог обчистить проигравшего, и в том, что я вывернул карманы таргам, не было ничего необычного.

«Ну вот наконец-то долгожданный рояль!» — подумал я и приступил к трапезе.

Вечер в кабаке прошел на высокой ноте, так как я был центром внимания и каждый желал со мной выпить. Около полуночи вышибалы отвели пьяного в лоскуты победителя таргов на стоянку, где я, уложив под голову Тузика, заснул сном праведника.

Утром мне пришлось тащиться в таверну похмеляться, потому что чудодейственный эликсир от похмелья остался в пещере таргини вместе с Первым. Мало того что у меня раскалывалась голова, так еще и долгожданный рояль оказался аккордеоном. Трофейные медальоны, добытые в неравном бою с помощью скамейки, были сломаны и годились только в металлолом.

Хозяин кабака, заметив мою несказанную грусть, проявил заботу и поинтересовался причиной моей печали. Я после лечения головной боли соображал плохо и выдал, что в то время, как я защищал в кабаке закон и порядок, у меня сперли документы, по которым я должен был получить амулет иностранца, а также увели рекомендательные письма к моему будущему нанимателю.

«Прямо д'Артаньян в Менге», — усмехнулся я про себя.

Кабатчик, на мое счастье, «Трех мушкетеров» не читал и принял все за чистую монету. Пока я завтракал, кабатчик куда-то ушел и вернулся с подозрительным типом, пообещавшим за десять империалов нарисовать любые документы, за исключением паспорта имперского гражданина. Я выложил монеты на стол, и мы отправились куда-то по грязным улочкам пограничного поселка. Через два часа я стал обладателем ксивы, в которой было написано, что я хуман Ингар из клана «Желтая змея», направляюсь в Меран для найма в качестве охранника. Ксива была облеплена разными печатями и подписями, что выглядело подозрительно. Пообещав специалисту по подделке документов оторвать руки и ноги, если фальшивки на таможне не прокатят, я покинул его апартаменты. На улице меня посетила редкая умная мысль. Косметические процедуры таргини Нары ликвидировали остатки татуировки клана «Желтая змея» у меня на левом предплечье. Если заявиться на Тереб без татуировки, то меня могут грохнуть не только враги, но и члены моего же клана. Я вернулся в хибару, где выяснил у испуганного умельца местонахождение тату-салона.

К вечеру левую руку украшала точная копия моей старой татуировки, и плечо уже почти не болело. Старый афр, содержавший тату-салон, не сразу понял, что от него хотят, но, после того как я сделал цветной рисунок кобры на куске тонкой кожи, наконец въехал в тему. Дедок оказался мастером своего дела и работал как настоящий художник, ни разу не допустив промашки. По окончании процедуры афр попросил у меня разрешения использовать рисунок в качестве образца для своей работы, но я разъяснил, что татуировка клановая и самозванцу просто отрежут голову. Мастер отдал мне кусок кожи с рисунком, и тут до меня дошло, что кожа человеческая. Таким незамысловатым способом мастер показывал клиенту, как будет выглядеть татуировка на теле. Я бросил кожу в огонь и дождался, когда она сгорит. На Земле порой сажают за убитую собачку, а на Геоне с людей шкуру сдирают на письменные принадлежности.

Опасения насчет проблем при пересечении границы оказались напрасными, таможенникам было не до меня, они потрошили жирный караван, который пришел из Санпула. Молодой прыщавый маг проверил документы, зарядил медальон иностранца моей аурой и, содрав пять империалов, пропустил через границу.

К полудню дорога привела нас с Тузиком к перекрестку недалеко от Лира. Мы въехали в поселок и остановились на постоялом дворе. Во время обеда я за небольшие чаевые выяснил у официанта, где можно купить лодку, и отправился на пристань.

Лир был поселком рыбаков и не имел хорошей гавани. Берег озера зарос камышами и не позволял приставать кораблям с большой осадкой. Узнав от вездесущих мальчишек, где живет лодочный мастер Антар, я направился к большому сараю на берегу. Хозяин лодочной верфи оказался коренастым дядькой с мозолистыми руками и хитрой рожей. Большого выбора лодок в продаже не было, но мне повезло, что с Антаром не смог расплатиться один из клиентов, и возле берега на воде покачивалась добротная рыбачья лодка в полной комплектации. Поторговавшись около часа, я обменял своих лошадей на лодку с парусом и некоторыми исправлениями в конструкции — у лодки было необходимо доработать корму для установки мотора. Мои требования удивили Антара, но прибыль от столь удачного обмена заставила плюнуть на причуды заказчика. Лодочник пообещал доработать лодку к полудню следующего дня, и я вернулся на постоялый двор.

Глава 25 ДОРОГА НА ТЕРЕБ

Следующий день встретил меня низкими свинцовыми тучами и северным ветром, моросил противный мелкий дождь. По большому счету нужно было переждать непогоду, но мое геройство в кабаке, скорее всего, не прошло просто так, и у меня были большие подозрения, что отлупленные тарги захотят отомстить. Выследить меня было делом времени, и наверняка по моим следам скачет разгневанная троица. В принципе тарги особой угрозой не являлись, но устилать свою дорогу трупами мне не хотелось, поэтому сматываться из Лира необходимо как можно быстрее. Погоня могла меня достать только на суше, а на воде следов не остается.

После довольно позднего завтрака я вывел лошадей из конюшни и поехал к лодочному мастеру принимать работу, а Тузик гонял по поселку собак, почему-то не оказавших ему должного уважения. Антар меня не обманул и успел к назначенному сроку закончить переделку лодки. Проверив качество доработок, я расседлал лошадей и передал их новому владельцу. Лодочный мастер чуть соплями не захлебнулся от счастья, нагрев меня на бабки. Спуск лодки на воду и погрузка имущества много времени не заняли. Тузик за это время отмутузил местных шавок и запрыгнул в лодку с видом победителя. В Лире нас ничего больше не задерживало, и мы отчалили от берега.

Погода немного улучшилась, дождь прекратился, но ветер не стихал. Грести было трудно, лодку качало на волнах, и мне никак не удавалось подстроиться к ритму набегающих волн. За полчаса непрерывной гребли мы отплыли от берега только на сотню метров. Плюнув на секретность, я решил установить мотор и начал его расчехлять. Пока суд да дело, лодку снесло к самому берегу. Мне снова пришлось зачехлять мотор и браться за весла. Повторился прежний сценарий: лодку мотало из стороны в сторону, и я попадал веслами по воде через раз.

Промучившись еще полчаса, я снова решил ставить мотор, но приступить к этой процедуре не успел. На берегу раздался конский топот, и из-за сарая выскочили «долгожданные» тарги, только на этот раз их было не трое, а пятеро. Лодочника, до этого с любопытством наблюдавшего за моим позором, как ветром сдуло, и я остался один на один с озверевшими мстителями. Тарги, узнав во мне своего обидчика, радостно взвыли и забежали в воду почти по пояс, но быстро поняли, что таким способом меня не достать, тогда в ход пошли луки. Я в первую секунду испугался такого развития событий, но быстро успокоился.

Толку от луков в такую погоду было немного, отсыревшая тетива вытянулась и шлепала, как бельевая веревка на ветру. Утопив несколько стрел, тарги бросили это бесполезное занятие и побежали к перевернутой плоскодонке, лежащей на берегу.

Мое терпение лопнуло, и я развернул лодку, чтобы вступить в бой на берегу, а не в скачущей по волнам посудине. Мне удалось сделать всего несколько гребков, как пришлось поворачивать обратно. Из-за сарая выскочили еще три тарга. С пятью таргами у меня был шанс справиться, но восемь противников — это явный перебор. К моему удивлению, вновь прибывшие бойцы набросились на первую пятерку, и на берегу началось побоище. Я в недоумении перестал грести и начал следить за происходящим. Нападающие сразу завалили одного из моих преследователей, но потом бой принял затяжной характер. Четверо бились один на один, а Барт с напарником охаживал предводителя троицы. Беднягу загнали в воду по пояс и лупили как сидорову козу, и тут я узнал Первого. Тузик пулей выскочил из лодки и поплыл на подмогу. Мое мастерство гребли мгновенно улучшилось, и лодка, словно на крыльях, рванула к берегу.

Пока я выколачивал дурь из Барта и его приятеля, Тузик выволок на берег почти захлебнувшегося Первого. Тарги, сопровождавшие моего друга, наконец разобрались со своими противниками и подбежали к нам. Первый прокашлялся и встал на ноги, неожиданно его кулак просвистел в воздухе и ударил меня в ухо.

— Как ты мог меня бросить? Я чуть сума не сошел, когда узнал, что ты сбежал! — заорал он и бросился мне на шею. — Никогда больше так не делай!

Звон в ухе не позволял нормально соображать, я только что-то невнятно мычал, стараясь не упасть под повисшей на мне тушей. Несчастный Тузик не знал, что ему делать: с одной стороны, он должен защищать хранителя, которому заехали в ухо, с другой стороны, Первый не хотел нанести ущерб хозяину и врезал ему от большой любви. Малхус принял соломоново решение и укусил Первого за ногу, но не очень сильно. Тарг, подпрыгнув от боли и неожиданности, слез с моей шеи.

* * *

Лодка резво рассекала волны озера, Лир давно скрылся за пеленой моросящего дождя. Я сидел у руля и переваривал информацию, полученную от Первого.

Мой благородный душевный порыв уехать не простившись, чтобы не мешать семейному счастью друга, закончился полным фиаско. Арданай, узнав, что мы с Тузиком смылись в неизвестном направлении, поставил на уши Нару и ее подданных. В бывшем рабе быстро прорезались повадки кланового вождя, и поиски начались сразу по всем направлениям.

О том, что я уехал по дороге на Санпул, стало известно только к вечеру, и таргине с трудом удалось задержать погоню до утра. Следом за нами отправилась целая экспедиция, состоявшая из Арданая, Нары и пятнадцати воинов из охраны пещеры. Таргиня при помощи своих колдовских штучек напала на наш след и к вечеру вывела отряд к стоянке, где мы с Тузиком прикончили наркоманов. Здесь между матерью и сыном разгорелся самый настоящий скандал. Арданай, увидев трупы эльфов, рвался в погоню, а Нара требовала проявить осторожность и дождаться утра. В этом споре победила молодость, и Арданай с двумя воинами ускакал в ночь по моим следам. Ночное зрение помогало таргам не сбиться со следа в темноте, и друзья начали нас догонять.

Скачка продолжалась до самой границы с империей практически без отдыха. В пограничном поселке сплетни о моих подвигах еще не утихли, и рассказ о том, что какой-то хуман отлупил в кабаке десятерых таргов, навел Арданая на наш след. Здесь же он узнал, что в погоню за мной отправилась целая сотня мстителей, но это его не остановило, а только прибавило скорости. Ожерелье со знаком кланового вождя мгновенно решило все проблемы на границе, и Арданай успел почти к началу разборки на берегу озера. Смелости ему было не занимать, но боевая подготовка хромала на обе ноги. Если охранники вступили в бой со спокойной головой, то Арданай налетел на Барта как полоумный. То, что его сразу не убили, было простым везением, а не результатом боевого искусства.

После боя я выяснил, что тарги редко сражаются между собой насмерть, опасаясь кровной мести. Они убивают друг друга только в межклановых войнах или переусердствовав в драке. Обычно все кончается подбитым глазом, помятыми боками или выбитыми зубами, которые потом вырастают вновь, как у крокодила. Так случилось и в этот раз, убитых не было, только избитые. По большому счету драки могло и не быть, потому что на вождя клана ни один тарг руку поднять не посмел бы, Арданаю нужно было просто представиться. Мало того, все участники драки, кроме Барта, оказались из клана Нары и теперь дрожали от страха, примеряя на себя месть таргини. Барт от страха вообще обделался, узнав, что поднял руку на сына шаманки, и вонял, как скунс.

То, что Арданай от меня не отстанет, стало окончательно ясно по моему опухшему уху. После небольшого совещания мы решили отправить двоих воинов Арданая с письмом и лошадьми навстречу Наре, а с остальными плыть в Карс на лодке. В письме Арданай написал, что догнал меня и отправляется вместе со мной в Карс по воде, где будет ждать письмо в торговом доме клана. Провинившиеся тарги с радостью взяли на себя эту функцию и, кланяясь, как китайские болванчики, поспешно покинули берег.

Настало время решать судьбу Барта. Возможно, следовало грохнуть придурка, но Арданаю негоже было начинать карьеру вождя с убийства соплеменника, тем более сына вождя, пусть даже мелкого. Решение проблемы пришло в голову Арданая само собой, после того как он, шипя от боли, ощупал свой опухший глаз. Зарычав, словно голодный зорг, он со всего маха выписал Барту пинка и, сплюнув под ноги, приказал тому уматывать. Придурок очень обрадовался, что его не прибили до смерти, и с дебильной улыбкой ускакал враскорячку за сарай.

Охранники Арданая сбегали на пристань и принесли оттуда еще две пары весел, и мы сделали очередную попытку выйти в озеро. На этот раз я сидел на руле, а гребли тарги, наверное, поэтому нам удалось отплыть от берега на почтительное расстояние. Воины приготовились грести до самого Карса, но тут я отдал команду сушить весла и вместе с Арданаем начал устанавливать мотор. Охранники с подозрением смотрели на двух придурочных вождей, которые заставили их на ночь глядя, да еще в такую непогоду отправляться в плавание. Наша суета на корме окончательно поставила охранников в тупик, и только рычащий Тузик удерживал их от опрометчивых действий.

Закончив работу, я бодрым голосом приказал экипажу держаться за лавки и включил мотор. Несмотря на предупреждение, один из таргов все-таки попытался выпрыгнуть из лодки, но Арданай, ловко поймав его за шкирку, вернул на место. Чудеса «магии» в который раз подняли мой авторитет на должный уровень, и дальнейшие команды выполнялись со скоростью звука. Я приказал экипажу соорудить из паруса подобие палатки и ложиться спать, а сам остался у руля.

К полуночи дождь прекратился, небо частично очистилось, и выглянула луна. Ветер стих, а с ним стихло и волнение на озере. Я прибавил скорость, и лодка понеслась, как катер. Постепенно начало светать, и на горизонте показался скалистый берег. Если судить по карте, то это, скорее всего, остров Форос, так что позади половина пути. У меня появилась идея пристать к острову и позавтракать, но чем ближе мы подплывали к скалистому берегу, тем меньше становилось это желание. Над островом клубился магический туман ядовитого зеленого цвета, это указывало на то, что долго находиться на острове смертельно опасно. По моим расчетам, в недрах острова находился аварийный портал, найденный нами во время экспедиции в подземелье. Я решил не приближаться к острову и обойти его стороной.

Первым проснулся Тузик и вылез из палатки, где служил подушкой Арданаю, следом высунулся заспанный вождь, поеживаясь от утреннего тумана.

— Чего вылез? — спросил я.

— Подушка убежала.

— Тогда буди свою охрану, пусть поесть что-нибудь соорудят.

— А зачем всухомятку давиться? Лучше к берегу пристанем, разведем огонь и поедим по-человечески.

— К берегу нельзя, гиблое место, к полудню должны доплыть в Хирд, там и поедим горячего.

— А что за Хирд?

— Не знаю, поселок какой-то, может, твои бойцы знают? Давай буди их, а то у меня живот подводит!

Арданай разбудил своих людей и приказал готовить завтрак. На наше счастье, Нара дала Арданаю в охранники опытных воинов, которые умели комфортно устраиваться в походной жизни. Старший из охранников вытащил из своего мешка геонский аналог складной керосинки и занялся приготовлением еды. Через час мы ели традиционную походную кашу с сушеным мясом и запивали ее подобием чая с лепешками.

После завтрака я собрал совет, и мы начали обсуждать планы на будущее. Во время совета Арданай познакомил меня со своими воинами. Старшего по возрасту звали Марул, он был двоюродным братом Нары и, следовательно, дядей Арданая. Второго охранника звали Гартом, он приходился племянником Марулу. От них я узнал, какие указания отдала Нара. Марул вне зависимости от того, догонят они меня или нет, должен был привести Арданая в торговый дом клана в Карсе и дожидаться там прибытия шаманки.

— Откуда Нара знала, что я поеду в Карс?

— Тебе просто некуда было деваться, на Тереб самым коротким путем можно добраться только из Карса, — ответил Марул.

— А почему вы не стали дожидаться Нару в Лире?

— Ингар, ты видишь, какой горячий у нас Арданай? Намного проще было бы уговорить его отправиться в Карс, нежели дожидаться Нару.

— Что за торговый дом у вас в Карсе?

— Карс — большой портовый город, через него проходят сухопутные и торговые пути. В городе удобно закупать товары, необходимые клану, из него дорога морем в Тарганию быстрее и безопаснее, поэтому наш клан держит там торговый дом.

— А как же Вакор, он же официальный глава клана?

— Вакор далеко, и его власть распространяется только на клан «Смертельные черепа», а на наших землях он без охраны даже появиться не может. Теперь, когда нашелся Арданай, ему конец. Проблема не в нем, а в главах пяти семей нашего племени: предстоят серьезные разборки внутри клана. Нара сама тебе все объяснит, если захочет, а я не уполномочен вести такие разговоры.

— В Карсе вы поможете мне с кораблем?

— Если Нара прикажет, то корабль будет, но я до ее приезда этот вопрос решить не смогу.

— Арданай сможет помочь?

— Не знаю, он новый вождь клана, но, пока Нара сама не представит сына, его приказы выполнять не будут.

— А если обменять эту лодку на лодку в Карсе?

— Я таких вопросов решать не могу, давай подождем Нару, она все решит.

Мы беседовали почти целый час, но любые попытки решить свои проблемыс помощью таргов требовали приказа таргини. Как ни крути, а выпутываться придется самостоятельно.

Солнце перевалило за полдень, и на горизонте показался берег. Через полчаса мы приблизились к нему и поплыли на северо-восток вдоль зарослей камыша. Скоро стали встречаться рыбацкие лодки, и я усадил команду на весла, приказав делать вид, что они гребут. Причалы Хирда показались в небольшом заливе, свободном от камышей, и мы пристали к самому крайнему из них. Оставив Арданая и команду на пристани сторожить лодку, я с Тузиком отправился на разведку.

Хирд оказался довольно большим поселком, намного больше Лира. Если Лир был обычной рыбацкой деревушкой, то Хирд имел пристань для больших торговых кораблей, которые ходят по всему озеру Вортекс. Как раз такой корабль грузился у центрального причала. Узнав от одного из вездесущих мальчишек, где найти гостиницу поспокойнее и подешевле, я направился по грязному переулку в сторону от центральной улицы. Постоялый двор оказался на краю поселка, и его внешний вид не очень радовал глаз, но я сам хотел остановиться в подобном месте, не привлекая к себе внимания. Приказав Тузику оставаться на улице, я открыл скрипучую дверь.

В таверне было темновато, и я, войдя с улицы, не сразу сумел рассмотреть помещение. Наконец глаза привыкли к полумраку, и мой взгляд встретился с взглядами четырех хуманов, обедавших прямо напротив двери. Я перешел на внутреннее зрение и попытался просканировать опасную четверку, но тут же заметил, как замигал амулет на груди одного из них, сигнализируя о магическом воздействии.

«Все, попался! Похоже, это люди Сигурда», — мелькнуло в голове, и я рванул из таверны.

Драпали мы с Тузиком в сторону леса, видневшегося на окраине поселка, но, заплутав в лаберинте незнакомых проулков, забежали в тупик, окруженный стенами сараев. Выход из тупика преграждала четверка из таверны, с явным намерением сделать из меня покойника.

«Блин, ну почему мне так не везет, что ни день, то кто-то жаждет меня убить?» — выругался я про себя, включил защиту и достал меч из ножен.

Хуманы недаром считались лучшими воинами Геона — никакой суеты или спешки, все движения четкие, отточенные. Трое бойцов охватили нас с Тузиком полукольцом, а четвертый остался позади, перекрывая пути отхода. Я продышался и приготовился к магическому ускорению.

— Чего распыхтелся, зоргово отродье, думаешь, поможет? — заявил, ухмыляясь, главарь хуманов.

— Сам ты зоргово отродье, лучше спрячь язык за зубами, пока его не отрезали.

Мой ответ поставил хумана в тупик, и он опустил меч.

— Ты из какого клана, красавчик?

— А ты, балабол, из какого? У тебя на шее висит клык знакомой зверюшки.

— Нас четверо, придурок, и мы увидим клановую татуировку, когда выпустим тебе кишки. Говори, из какого ты клана, или мы начинаем бой.

— Ладно, козлы, я из клана «Желтая змея», но это знание вам не поможет, — начал я распаляться.

Тузик перетек из дворняги в малхуса и оскалил пасть. Мои слова и метаморфоза Тузика окончательно выбили хумана из колеи.

— Что-то я твою рожу в клане не видел, говори, кто ты такой, или умрешь!

В этот раз заклинило меня, передо мной стояли воины родного клана. Почему-то мои ноги начали подгибаться, и я ухватился за забор.

— Вы из клана «Желтая змея»?

— Да, придурок, а ты кто? В последний раз спрашиваю!

— Я Ингар, племянник Стаса с Земли, глава вашего клана. Где Колин?

Наступила очередь хуманов впадать в ступор. Пока воины не пришли в себя, я выключил защиту и разделся по пояс, затем повернулся левым плечом к остолбеневшей четверке. Кобра с татуировки на плече готовилась броситься на врага. Командир четверки опасливо подошел ко мне и, послюнявив палец, потер татуировку.

— Цветная? — выдал он идиотскую фразу.

— Серо-буро-малиновая! — огрызнулся я. — Перестань меня слюнями мазать и представься!

С хумана словно спала пелена, и он, вытянувшись по стойке «смирно», доложил:

— Я — Арчер, командир разведчиков клана. Нахожусь в Хирде по заданию Колина.

— Ладно, доложишь потом, сначала расскажи, где Колин.

— Колин на Теребе в замке Аммалаэль. Беда у нас, Ингар, замок окружен воинами клана «Зорг», — сказал Арчер, понурив голову.

— Дай команду своим ребятам, чтобы перекрыли переулок, а сам рассказывай, что случилось на Теребе и зачем вы здесь.

Глава 26 ЗАСАДА НА КИОНУ

Пока я надевал на себя кольчугу и рубаху, Арчер вкратце рассказал мне о последних событиях.

— Два месяца назад гоблы предупредили Колина о том, что на Тереб готовится нападение имперцев, поэтому они снимают охрану с побережья и уходят в свои убежища на болотах. Гоблы всегда так делают, когда имперцы высаживаются на острове. У нас с империей никаких стычек обычно не бывает, и поэтому мы остались в поселках на берегу. Замок Аммалаэль находится в горах, путь к нему идет через болота, а в это время погода стоит дождливая, и гать сильно размыло водой. Сам по себе Аммалаэль не замок, а древние руины, которые мы подлатали и построили за стеной несколько бараков. В замке можно отсидеться некоторое время, но запасы продовольствия в нем небольшие, и на семьсот человек их хватит только на пару месяцев, и то если питаться впроголодь. Остров Тереб покрыт в основном болотами, заниматься сельским хозяйством и нормально жить можно только на побережье. В этот раз вместе с имперцами на острове высадилось около пяти сотен воинов клана «Зорг», и мы едва успели вывести людей из поселков.

Клану с большим трудом удалось пробиться в замок, но мы потеряли в боях пятьдесят шесть воинов и около сотни женщин и детей, не перенесших дорогу. Хуже всего то, что мы не сумели оторваться от погони и разрушить гать через болото. Враг на наших плечах вышел к замку, и нам едва хватило времени запереть ворота. Воины клана «Зорг» два раза штурмовали Аммалаэль, но были отбиты с большими потерями. Две недели назад во время ночной вылазки я захватил пленного, который рассказал, что глава клана Сигурд отправил свою жену Киону в Меран, чтобы выпросить у имперцев метатель для штурма замка. А она та еще магиня! Если ведьма привезет метатель, то мы погибли, файерболы разнесут стену по камешку. Колин приказал мне взять восемь человек и отправляться в Карс. Я не должен допустить, чтобы метатель оказался на острове. В Карсе Киону дожидается корабль клана «Зорг», нам удалось захватить пленного из его экипажа. Он рассказал, что Киона две недели назад уплыла на корабле из Хирда в Меран и на днях должна вернуться в Карс. Я оставил четверых бойцов на имперском тракте, идущем из Мерана, а сам отправился караулить женушку Сигурда в Хирд, — закончил рассказ Арчер.

— Как вы узнаете, что Киона приплыла из Мерана?

— У нас есть человек на пристани, он должен прислать посыльного в таверну.

— Пошли одного бойца назад в таверну, а остальные пойдут со мной на пристань, там у меня лодка с грузом. Никаких действий без команды не предпринимать — в лодке вождь таргов с охраной, это мои люди.

Арчер отправил бойца в таверну, а мы пошли к пристани.

— Ингар, можно тебя спросить, что за собака такая у тебя? Она правда превратилась в волка, когда мы чуть тебя не убили, или мне померещилось?

— Тебе два раза померещилось. Первый раз, когда ты решил, что можешь меня убить, а второй — когда с перепугу принял дворнягу за волка, — соврал я, чтобы не выдавать способности малхуса. — Хватит трепаться, лучше смотри по сторонам, а то опять вляпаешься, как в прошлый раз.

— Это когда же я вляпался? — удивленно пробормотал Арчер.

— Когда как идиот бросился за мной в погоню и завел своих людей в засаду.

— В какую засаду? Это мы вас с дворнягой в тупик загнали.

— Это ты так думаешь, а на самом деле вы бы уже в канаве мертвые лежали. Я вас в этот тупик специально завел, чтобы кончить без свидетелей.

— Ну, это вряд ли, в одиночку четверых разведчиков клана хуманов на Геоне не убьет никто, даже Колин.

— Ты правильно сказал, что на Геоне. Ты про Стаса что-нибудь слышал?

— Ну, ты скажешь. Стас основатель клана, истинный высокородный с Земли. Вот он мог нас завалить. По рассказам Колина, Стас в одиночку двадцать воинов из клана «Синий волк», как детей, зарезал.

— Арчер, по-моему, ты до конца не понял, с кем разговариваешь. Я — Ингар, родной племянник Стаса и тоже истинный высокородный с Земли. Я пришел на Геон отомстить за него. Сыновья Сигурда, Тулпар и Улис, уже мертвы, остались только их папа с мамой, и я надеюсь, что они недолго задержатся на этом свете. Тебе Колин не говорил, что я теперь глава клана?

— Говорил, — прохрипел озадаченно Арчер.

— Так вот, заруби себе на носу, что ты должен относиться к главе клана уважительно и не молоть без толку языком, а беспрекословно выполнять все мои приказы. Ты понял?

— Понял.

Мне противно было слушать собственное вранье и понты. Но я намеренно вел себя таким образом. Мне нужна была абсолютная власть над людьми Арчера, и я постарался задавить любые попытки неподчинения в зародыше, используя авторитет Стаса и Колина. Перевернув ситуацию с бегством из таверны с ног на голову, я хотел уничтожить любые сомнения в своей храбрости. Трус главой клана хуманов быть не может по определению. Конечно, сейчас я безбожно врал, но надеялся в дальнейшем укрепить свой имидж делами.

Тем временем мы подошли к пристани, и я, приказав воинам оставаться на месте, направился к лодке.

— Ингар, тебя только за смертью посылать. Где тебя носило? — обиженно выдал Арданай, вылезая из лодки на причал. — Ты нашел гостиницу?

— Все я нашел, и гостиницу, и еще много чего. Арданай, у меня к тебе большая просьба. Со мной люди из моего клана, а я для них вождь. Поэтому постарайся не ронять мой авторитет на пол, он и так держится на честном слове, и людям своим прикажи.

— Ты нашел людей из клана «Желтая змея», Колин с ними?

— Нет с ними Колина, он на Теребе. Хреновые там дела, замок в осаде. Дай команду Марулу заплатить хозяину пристани за стоянку лодки, а мы будем выгружать вещи на причал.

Я махнул рукой Арчеру и дождался, когда он со своими людьми подойдет к нам.

— Это Арчер, командир воинов моего клана, — представил я хумана. — А это Арданай, вождь клана «Кровавые топоры», мой друг и побратим. Прошу любить и жаловать. Со всеми вопросами ко мне или Арданаю. Никаких разборок мы с Арданаем не допустим. Все поняли?

Воины молча кивнули и начали разгружать лодку.

— Арчер, ты снял в таверне жилье, есть куда положить груз?

— Да, я снял две комнаты, но все мы там не поместимся.

— Арданай снимет отдельное жилье для себя, я буду жить с вами. Мне нужно, чтобы два вот этих тюка были под присмотром.

— А что в них, если не секрет?

— Пока секрет, слишком много посторонних ушей.

Разгрузка подошла к концу, мы погрузили вещи в телегу, нанятую возле причала, и направились в таверну. Вопрос с размещением решился мгновенно, потому что постояльцев практически не было. Часть вещей мы оставили в сарае под присмотром Тузика, а остальное отнесли в номер.

Тюк с метателем я засунул под кровать, которую отобрал у бойца, жившего с Арчером, и спустился в таверну. На законный вопрос выселенного воина, где он теперь будет спать, я невозмутимо ответил, что спать теперь они будут по очереди, а один боец должен постоянно находиться на посту во дворе таверны. Воин понял, что вольная жизнь закончилась.

В таверне уже вовсю командовал Арданай, заказывая банкет для нашей компании. Я внес некоторые поправки в меню и размещение гостей. Хуманы и тарги с подозрением и скрытой неприязнью поглядывали друг на друга, и я опасался, что если посадить всех за один стол, то могут возникнуть проблемы. Воины обоих народов зарабатывали в основном наемничеством, и конкуренция за выгодные контракты зачастую приводила к открытой вражде. Мы заняли три стола в таверне. За одним разместились тарги, за другим — хуманы, а я с Арданаем и Арчером устроился за столом, находящимся между ними. Банкет удался на славу, такого количества платежеспособных постояльцев в заведении давно не было, и хозяин на радостях расстарался. Через пару часов мы набили свои животы под завязку и отправились по номерам. Усевшись на кровать в своей комнате, я хмуро посмотрел на Арчера и начал разговор:

— Теперь мы одни, и ты можешь спрашивать о чем угодно. Сразу отвечу тебе на вопросы, заданные на пристани. В большом тюке находится лодочный двигатель, толкающий при помощи магии корабль по воде, который может плыть со скоростью скачущей лошади.

Арчер от удивления разинул рот, а его глаза стали размером с пятаки. Я, не давая ему прийти в себя, продолжил:

— В тюке под кроватью полностью заряженный и готовый к бою крепостной метатель файерболов. Теперь можешь задавать свои вопросы.

— Покажи! — Это единственное, что смог произнести Арчер.

Я встал и закрыл дверь на засов, затем вытащил из-под кровати метатель и, размотав парусину, положил на стол.

— Ух ты, какой здоровый! Я видел у имперцев на корабле метатель, но тот был в два раза меньше. Сколько к нему зарядов? Имперцы больше десятка чужакам не продают, и то если к метателю приставлен имперский маг.

— В метателе десять зарядов, но проблемы с зарядами нет, если потребуется перезарядка, этот вопрос можно легко решить.

— Ну, теперь клану «Зорг» конец, всех сожжем к их зорговой матери! — обрадованно заявил хуман, поглаживая метатель.

— Радоваться рано. Метатель пока лежит у меня под кроватью, а должен быть на стенах Аммалаэля. Киона может привезти из Мерана не один метатель, а два. У меня есть опыт боя против двух метателей, я едва не сгорел заживо и, обгоревший, как головешка, три месяца в джунглях отлеживался.

— Нет, имперцы Кионе два метателя не дадут, они ими дорожат, как собственными яйцами.

— Ты уверен? Эту суку нужно кончать здесь, а не гадать, сколько она метателей привезет. Какие у тебя планы нападения на магиню? — спросил я, засовывая упакованный метатель под кровать.

— Я подготовил место для засады недалеко от Хирда. На дороге в Карс есть каменная осыпь, и дорога идет среди валунов. Мы там устроили лежки и разведали незаметные подходы к ним. С Кионой уехали только четверо охранников из ее клана, имперцы разрешают воинам хуманов передвигаться по империи не больше чем по четверо. Если и будет дополнительная охрана, то она нас надолго не задержит, главное — добраться до метателя, а там как боги решат.

— А если Киона по имперскому тракту приедет, твои воины сумеют нас предупредить?

— На этот случай у бойцов на тракте есть лошадь, они дадут знать, и мы тогда Киону на дороге в Карс нагоним.

— Почему у вас всего одна лошадь?

— Потому что денег нет, Колин и так нам последнее отдал, что было в казне клана. Мы от безденежья в этой помойке остановились, и то денег хватило только на задаток. Если хозяин крик поднимет, нам и отсюда придется с позором уматывать. Мы только сегодня благодаря тебе за последнюю неделю первый раз нормально поели.

— Сколько стоит в Хирде лошадь?

— Точно не знаю, но не больше десяти империалов.

— Вот тебе две сотни, отправь людей, пусть купят лошадей на всю нашу компанию с учетом людей Арданая, — сказал я, с сожалением развязывая кошель: деньги уплывали, как вода сквозь пальцы.

— Ингар, это слишком много, лошади столько не стоят.

— А я и не говорю, чтобы вы покупали гвельфийских скакунов, главное — чтобы могли до Карса доскакать. Половину того, что сэкономишь, оставишь у себя, остальное поделишь между бойцами, не стану же я сам за жратвой бегать и за гостиницу платить.

Арчер кивнул и направился к двери, но выйти не успел, потому что в нее начали барабанить.

— Кого еще черти принесли?! — выругался Арчер, открывая засов.

На пороге стоял часовой, охранявший нас во дворе таверны, и держал за плечо пацана лет десяти.

— Вот, прибежал из порта, говорит, что приплыл корабль, который мы ждем.

Арчер запустил мальчика в комнату и закрыл дверь. Я порылся в карманах, нашел там монету в пять чижей и отдал посыльному. Пацан тут же засунул деньги за щеку и начал докладывать шепелявым голоском:

— Приплыла «Озерная лань», на ней ваша княгиня и маги с охраной. Они в доме у старосты остановились.

Новость о прибытии Кионы была ожидаемой, но все равно застала нас врасплох. После секундного замешательства я приказал Арчеру поднимать людей и действовать по ранее подготовленному плану. Менять что-то в данной ситуации было глупо, я мог только навредить своими командами.

Пока бойцы готовились к выходу, мне предстояло договориться с Арданаем и пресечь его попытку отправиться за мной. Тарг встретил мои слова в штыки, и я с большим трудом сумел его убедить в том, что он должен доставить лодочный мотор в Карс и ждать меня в торговом доме. Договорившись с Арданаем, я выловил во дворе Арчера и приказал забрать метатель на место засады, а сам, взяв в помошь молодого бойца, отправился к дому старосты на разведку. Дорогу нам показывал мальчишка из порта.

Староста жил на другом конце поселка, и нам пришлось потратить полчаса, пока пацан не вывел нас к его дому. Мы практически бежали, стараясь сэкономить время. Спешка никогда не доводит до добра, и ваш покорный слуга чуть не стал жертвой банального ДТП. Перебегая улицу, я едва успел выскочить из-под колес крытого фургона, запряженного парой лошадей. Кучер хотел огреть нас кнутом, но вовремя остановил руку, признав хуманов. Фургон скрылся за поворотом, а я стал в очередной раз ругать себя за торопливость. Всего доля секунды отделяла меня от могилы с надписью: «Попал под лошадь». Закончить свой героический путь по Геону под колесами телеги — глупее смерти не придумать, тем более для спасителя клана.

Усадьба старосты стояла на небольшом возвышении и была обнесена высоким забором. Возле ворот дежурили два имперца в полной броне, а по дорожке вокруг забора ходил патруль. Незаметно подойти к забору было невозможно, и нам оставалось наблюдать за происходящим из глубины переулка. Сканирование при помощи магического зрения никаких результатов не дало. В усадьбе чувствовалась какая-то магическая активность, но конкретно ничего сказать было невозможно. За забором просматривались ауры около тридцати человек, но магов и ведьму среди них мне обнаружить не удалось. Мальчишка, отправленный на разведку, заглянуть за забор не сумел и вернулся ни с чем. Мне ничего не оставалось, как выдать мальцу еще пару мелких монет.

Так ничего толком не выяснив, я оставил бойца наблюдать за усадьбой, приказав в случае выхода Кионы и магов постараться предупредить засаду на дороге. В принципе разведчику не помешала бы лошадь, но достать ее сейчас было невозможно, да и парень сказал, что знает короткую дорогу через лес. Еще раз уточнив место расположения засады, я отправил пацана домой и вернулся в таверну.

Арчер со своими людьми уже покинул гостиницу, и я, попрощавшись с Арданаем, ушел следом за ним. Через полтора часа быстрой ходьбы мне удалось добраться до места засады. Я обнаружил его по россыпи валунов возле дороги и аурам спрятавшихся среди камней бойцов Арчера. В том, что мне легко удалось заметить засаду, был большой минус. Киона — видящая, и вполне могла обладать способностями к обнаружению человеческих аур или иметь при себе какой-нибудь поисковый амулет. Мне в очередной раз пришлось перетряхивать свои запасы и доставать трофейные амулеты, скрывающие ауру. Найти удалось только два амулета, больше у меня ничего похожего не нашлось, поэтому одного бойца пришлось отправить вперед по дороге, чтобы не демаскировать засаду. Время утекало, как песок сквозь пальцы, и мы едва успели подготовить засаду до темноты. Костры разводить я запретил и, выставив часового, решил немного поспать, использовав Тузика в качестве подушки. Однако адреналиновый мандраж не давал заснуть, а в голове постоянно крутились кадры предстоящего боя, который мог стать ключевым в сражении за Аммалаэль. Мозги от этих мыслей едва не кипели, и только под утро меня сморил беспокойный сон.

Я проснулся от желания сбегать в соседние кусты избавиться от последствий вчерашнего пира. Солнце стояло уже высоко, и на дороге появились первые пешеходы и повозки.

— Как дела? — спросил я сидящего за соседним валуном Арчера.

— Да вроде все спокойно, проехало три повозки, и с десяток человек пехом прошли. Я думаю, каравана нужно ждать не раньше полудня. Киона — женщина, да еще княжеского рода, пока соберется, полдня пройдет.

Я хмыкнул. Моя бывшая превращала любой выход за пределы квартиры в настоящую экспедицию, наводила красоту и наряжалась по два часа, а по квартире постоянно ходила в драном халате. Мне до сих пор не удалось разгадать загадку такого поведения женщин. Во время ухаживания и соблазнения будущего мужа они одеваются как фотомодели, а стоит поставить штамп в паспорте, то суженый превращается в пустое место, для которого и драный халат сойдет.

Скрашивая ожидание каравана подобными мыслями, я позавтракал всухомятку и начал обустраивать свою стрелковую ячейку. Ночные размышления полностью сформировали план боя, и мне осталось только подправить некоторые нюансы. Мучаясь от безделья, я очистил площадку за валуном от камней и мусора, выбрал сектор обстрела и воткнул в землю десяток стрел, чтобы не тратить время на вытаскивание их из колчана.

Ближе к полудню по дороге проехала повозка, на козлах которой сидел Арданай, подгоняя кнутом тощую клячу. В телеге тряслись охранники, придерживая готовые выпасть на дорогу вещи. Окликнуть его мы не могли, боясь рассекретить засаду, и телега скрылась за поворотом.

В моменты, когда на дороге не было повозок и пешеходов, мне удавалось встать на ноги и примериться к луку, проверяя возможность ведения огня в обе стороны дороги. Глядя на мои экзерсисы, Арчер начал улыбаться в кулак, но пробный выстрел, сбивший какую-то курицу с дерева на расстоянии с полверсты, заставил его удивленно разинуть рот.

Движение на дороге то усиливалось, то затихало, но долгожданный караван как сквозь землю провалился.

Солнце перевалило далеко за полдень, и в голову стали закрадываться черные мысли, правда не успевшие оформиться в понимание того, что нас обвели вокруг пальца. Прошел еще час бесплодных ожиданий, когда из леса выбежал боец, оставленный мной возле усадьбы старосты. Его рассказ окончательно похоронил последнюю надежду на появление каравана.

Разведчик сообщил, что после полудня из усадьбы вышел отряд меранцев и, сняв патруль и охрану у ворот, ушел в сторону порта, ни Кионы, ни магов с ними не было. Прождав еще около часа, боец захватил вышедшую из усадьбы кухарку, которая рассказала, что магиня еще вчера, сразу после прибытия в усадьбу, села в фургон и уехала из Хирда в Карс. Фургон, который едва не задавил нас на дороге, как раз и был тем транспортом, на котором она смылась.

В этом месте, наверное, следует поставить многоточие, потому что мат, разнесшийся над округой, печати не подлежит. Матерился я долго, да еще на двух языках, на русском и на меранском. Мое войско попряталось за валуны, приняв слова на русском языке за какое-то заклинание. Невидимый кукловод снова посмеялся над Ингаром Великим, отложив мой очередной исторический подвиг на неопределенный срок, а пока я снова оказался по уши в дерьме. Ладно бы я облажался в одиночку, а тут все произошло на глазах воинов моего клана! Оправдываться тем, что план готовил Арчер, было глупо, по-любому последнее слово оставалось за мной, мне и обтекать.

На наше счастье, на дороге показались две крестьянские телеги, неспешно катившие в сторону Карса. Я, плюнув себе под ноги, со зверской рожей направился в их сторону. Мужики, увидев разъяренного хумана, остановили лошадей и рухнули на колени, умоляя не убивать их.

— Ингар, не надо, они здесь ни при чем! — взял меня за плечо Арчер.

Я грубо смахнул с плеча его руку и обратился к мужикам:

— Не тряситесь, никто вас не тронет. Нам нужны ваши телеги и лошади, только и всего. Арчер, выдай им по двадцать империалов и пинка для скорости, пока я добрый! Еще, мужики, советую держать рот на замке, если узнаю про ваш треп, то на воротах за языки повешу! Бегом отсюда!

Перепуганные крестьяне так рванули в сторону Хирда, что Арчер их еле догнал, чтобы вручить деньги. После такой передряги они, наверное, всю жизнь будут вспоминать чокнутого хумана, который сначала напугал до смерти, а потом озолотил.

— Ингар, а зачем нам две телеги, мы и на одной уместимся? — спросил Арчер.

— А вторая половина твоего отряда следом пешком побежит? Хватит доставать меня глупыми вопросами, лучше давай команду грузиться — и в путь.

Глава 27 ПОГОНЯ

Погоня на скрипящих и готовых вот-вот развалиться телегах прекрасно смотрелась бы в какой-нибудь кинокомедии, а не в реальной жизни. Через полчаса крестьянские клячи еле переставляли копыта, а моя пятая точка стала похожа на один огромный синяк. У бойцов отряда дела обстояли не лучше. Есть древняя истина, говорящая о том, что если что-то не доходит через голову, то прекрасно заколачивается через другое место. Эта истина подтвердилась и в этот раз. Отбитая пятая точка выдала столько умных мыслей в мою пустую башку, что позавидовал бы, наверное, и Эйнштейн. Чтобы дать возможность передохнуть лошадям, я приказал бойцам слезть с телег и идти пешком рядом с ними.

— Арчер, сколько времени плыть на Тереб?

— Три дня, если попутный ветер, а на веслах и все пять.

— Вы как добирались до Карса и где ваш корабль?

— Да нет у нас никакого корабля, была рыбацкая лодка, да и ту продали, когда добрались до берега.

— А как вы думали назад возвращаться?

— Ингар, мы назад и не собирались. Если бы кто и выжил после боя с охраной, то сам бы добирался в Аммалаэль. Правда, остаться в живых никто не рассчитывал, потому что маги обязаны взорвать метатель, если возникнет опасность захвата.

«Ничего себе заявки! — подумал я. — Значит, магиня, обманув нас, одновременно спасла мне жизнь. Арчер, оказывается, просто шел на верную смерть, стараясь заставить магов своим нападением подорвать метатель. Ладно, Киона, это тебе зачтется, умрешь быстро и по возможности не мучаясь».

После заявления Арчера мое настроение заметно улучшилось. Я искренне радовался тому, что из меня не сделали камикадзе. Почему-то мне хотелось самому выбирать время и способ собственной смерти.

— Ингар, чему ты обрадовался, нам впору плакать, а не лыбиться! Киона уже, наверное, на корабле плывет на Тереб, а через неделю наш клан погибнет. Враг вырежет всех, включая женщин и детей.

— Сколько нам добираться до Карса?

— На телегах должны к вечеру доехать, но чем это нам поможет?

— Арчер, то, что Киона обвела нас вокруг пальца, еще не конец света. Нам нужно добыть в Карсе хорошую лодку, тогда мы приплывем на Тереб раньше ее, а если повезет, то и утопим ведьму вместе с метателем.

— Как это? Нас всего десять человек, а у Кионы на дракаре пятьдесят гребцов, мы не семижильные. У ведьмы сутки преимущества.

— Арчер, ты, по-моему, совсем не слушаешь, что тебе рассказывают. Я уже говорил, что у меня есть магический двигатель, и если мы сумеем добыть лодку, то на Тереб мы доплывем за сутки.

— Врешь!

— Тебе в лоб закатать за такие слова или пинком ограничиться? Вернемся в Аммалаэль, я тебе показательную порку устрою, за язык!

— Если все будет, как ты сказал, то я сам себя перед строем выпорю, — пробурчал Арчер.

— Попомни свои слова, когда без штанов перед строем стоять будешь.

На этом наша дружеская беседа закончилась, и дальше мы ехали молча. Проехав перекресток на имперском тракте, Арчер остановил телеги на поляне возле ручья, чтобы дать лошадям отдохнуть и напиться воды, и отправил бойца за второй половиной своего отряда. Через полчаса все бойцы были в сборе, и я познакомил всех с собственной персоной и коротко ввел в курс дела. Снова повторилась прежняя история, воины от таких известий впали в эйфорию. Моя личность явно была перехвалена Колином, и радость отдавала религиозным фанатизмом — бойцы смотрели на меня как на Бога и, похоже, ожидали сказочных чудес.

Известие о том, что Киона вместе с метателем ускользнула из западни, резко понизило настроение вновь прибывших. Моя пламенная речь о том, что не все потеряно и мы в любом случае победим, была встречена с большим недоверием. После короткого совещания я перетасовал людей и снова разделил отряд на две части, потому что хуманам запрещено передвигаться по империи больше чем по четверо. После того как мы определили места встречи и способы связи, первый отряд отправился в путь. Через час оставшиеся воины должны были последовать за нами.

Дорога запетляла между скалами и вывела нас на обрывистый берег моря, с которого были видны стены города. Я соскочил с телеги и залез на невысокую скалу над обрывом, рядом со мной расположился Арчер. Отсюда открывался прекрасный вид на залив и порт Карса. Прямо под нами в море уплывал самый настоящий дракар викингов, гонимый веслами гребцов.

— Это зорговская сука уплывает! — закричал Арчер, указывая на корабль.

Я напряг зрение и увидел высокую женщину, стоящую на палубе возле ящика, примотанного к двум бочкам, она беседовала с двумя магами в пестрых одеждах. Внутреннее зрение показало наличие на корабле нескольких источников Силы. На груди Кионы светился ядовито-зеленым светом какой-то амулет, маги тоже были обвешаны магическими девайсами, как елочными игрушками. Колдунья заметила магическое сканирование и подняла голову, впившись в меня колючим взглядом. Она попыталась надавить на меня при помощи Силы, но атака оказалась слабой и не могла принести мне никакого ущерба.

— Что ты стоишь? Нужно что-то делать, может, из метателя их сжечь? — затряс меня за плечо Арчер.

— Не достать, — ответил я. — Пока будем бегать туда-сюда, корабль уйдет из зоны огня. Не мешай, дай мне запомнить магические приметы Кионы. У амулета магини мощная аура, и я постараюсь засечь местонахождение корабля по его магическому излучению.

Дракар все дальше и дальше уходил от берега, пока не превратился в точку на горизонте. Мы спустились со скалы и поехали к воротам Карса. Через час телега остановились у ворот гостиницы, расположенной недалеко от порта. Я отдал приказ Арчеру распрягать лошадей и устраиваться в гостинице, а сам отправился разыскивать Арданая. Торговый дом таргов долго искать не пришлось, потому что он тоже находился рядом с портом.

— Куда прешь, лысый! — остановил меня окриком здоровенный тарг возле ворот торгового дома.

— Позови Марула или Гарта, у меня к ним дело.

— Сейчас я все брошу и начну бегать на посылках у лысого хумана.

— Видят боги, что я долго терпел! Последний раз говорю, позови кого-нибудь и передай Арданаю, что его ждет Ингар.

Злоба закипала в крови, как чайник на газу, еще немного — и вся досада, скопившаяся за день, могла вылиться на дурную голову охранника. На мое счастье, из ворот высунулась голова Марула. Дядька Арданая сразу узнал меня и впустил во двор, отругав часового.

Арданай нашелся в банкетном зале, где подданные устраивали пир в честь возвращения молодого вождя к кормилу власти. Новоявленный вождь был уже прилично поддатым и не сразу узнал своего бывшего хозяина. Мне с трудом удалось вырваться из дружеских объятий Арданая и покинуть застолье. Поняв, что с пьяным другом каши не сваришь, я нашел Марула и договорился о вывозе лодочного мотора с территории торгового дома и доставке его в гостиницу. После того как агрегат был привезен в гостиницу, мы с Арчером и двумя бойцами направились в порт договариваться о покупке лодки. Тузик обеспечивал нашу безопасность, забегая для проверки во все переулки и подворотни.

Это мероприятие превратилось в настоящую экспедицию по портовым кабакам, в которых проводили свой досуг потенциальные продавцы лодок и дракаров. Мы поучаствовали в четырех драках, набили полтора десятка морд, но искомый товар так и не находился. Удача улыбнулась нам под самое утро в таверне «Морской змей». Пьяный в стельку одноглазый капитан проиграл в кости портовым шулерам свой баркас и орал песни с какими-то алкашами, не понимая, что его обчистили. Жулики быстро обтяпали дельце с перепродажей баркаса новому хозяину, пока капитан не протрезвел.

Сделка была не очень законной, и они поспешили продать нам посудину за полцены. Имея на руках положенные документы, я вызвал в порт весь свой отряд, а сам отправился осматривать покупку. Посудина оказалась добротной и крепко сбитой, но грязной и сильно запущенной. В маленькой каюте мы застали двух пьяных матросов, находившихся в невменяемом состоянии. Я не сумел добиться от них ничего путного и приказал выкинуть эту пьянь на причал.

Через полчаса в порт пришли мои воины с вещами и лодочным мотором. Четверым воинам я приказал спрятать тюк с метателем в трюме баркаса и сторожить его как зеницу ока, остальные занялись наведением порядка на борту. С рассветом все приготовления закончились, баркас был прибран и вычищен. Осмотрев покупку при свете дня, я пришел к выводу, что можно отправляться. Я велел бойцам купить плотницкие инструменты и несколько досок, чтобы сделать площадку для крепления мотора, и запастись продуктами на неделю. Затем мы вместе с Арчером направились к портовому начальству за разрешением на выход в море. Тузик рвался сопровождать меня, поэтому пришлось насильно загонять его на баркас.

В управлении порта нас встретил заспанный офицер и сразу послал к черту, но десять минут уговоров и двадцать империалов решили вопрос в нашу пользу с единственным условием — выметаться из порта сейчас же, пока не пришла смена. Мы сразу побежали к башне охраны и отдали документы дежурному десятнику. Здесь началась та же волынка с вымоганием денег, и мой кошелек опустел еще на пять империалов, зато цепь, перегораживающая выход из порта, со скрежетом начала опускаться в воду.

Башни Карса остались далеко за кормой, и можно было сушить весла и устанавливать мотор. Пока воины гребли в открытое море, я с помощью Арчера сколотил на корме баркаса площадку, на которой установил лодочный мотор, и включил рукоятку реостата. На море стоял штиль, ветра практически не было, и корабль набрал приличную скорость. Бурун от форштевня поднимался почти на метр, и мой имидж начал неуклонно повышаться. О подобных чудесах хуманы даже не слышали, и потрепанный баркас превратился для них в подарок богов. Арчер же стал на голову короче и постоянно почесывал задницу в преддверии будущей порки.

На горизонте несколько раз появлялись корабли, но они не приближались к нам на опасную дистанцию. Постепенно экипаж привык к техническому прогрессу, и мне удалось посадить к рулю перепуганного Арчера. Примерно через полчаса начальник разведки освоился и с гордо поднятой головой вел корабль к далекому Теребу. Экипаж готовил еду, чинил такелаж и наблюдал за горизонтом. Я достал из трюма метатель и занялся чисткой и смазкой его механизма. После того как метатель был подготовлен к бою, я занялся установкой на носу баркаса опорной треноги для него. Тренога была изготовлена еще в подземелье Шателье, значительно облегчая стрельбу из метателя и гася отдачу. После обеда я проинструктировал Арчера и лег спать в каюте, строго приказав разбудить при малейших проблемах с мотором или других неприятностях. Подушкой мне, как всегда, служил Тузик — тепло, мягко и полная безопасность.

Меня разбудила небольшая качка и удары волн в борт корабля. Солнце уже садилось в море, и скоро должно было стемнеть. Я поужинал и сменил Арчера. Хуман был горд собственными успехами в кораблевождении и хотел остаться у руля, но я прогнал его спать.

В море темнеет быстро, через полчаса небо усыпали звезды, и я перешел на магическое зрение. Тишину нарушал только ровный гул мотора и удары волн в форштевень баркаса. На палубе вповалку спала моя команда, измученная тяготами прошедших дней, даже часовой на носу баркаса тихо похрапывал, уткнувшись головой в свернутый парус. Я не стал его будить, понимая, что только смертельная усталость заставила его нарушить дисциплину.

Перевалило за полночь, кругом до самого горизонта не было видно ни одной человеческой ауры и признаков магической деятельности. Это на суше в лесу и горах все магическое пространство забито аурами деревьев и животных, в городах и поселках — аурами людей. Повсеместно есть экранирующие ауру препятствия и помехи. В море условия были идеальными. Я попробовал выйти из своего тела в астрал и подняться над кораблем. За последнее время я делал это очень редко, потому что постоянно находился в подземельях или в присутствии множества посторонних людей. В начале своего пути я беззаботно порхал в небесах, поднимаясь даже до потоков Силы, проходящих над Геоном, и не подозревал, что играю со смертью. Однако после двух неудачных попыток выйти в астрал в подземелье и возле источника Силы, запитывающего устройство для зарядки камней, стал относиться к этой процедуре с опаской. В подземелье я едва не погиб, потеряв из виду свое материальное тело, а попытка выхода возле источника Силы наверняка оставила бы меня седым, не будь я лысым, как коленка. Поток Силы едва не засосал мое астральное тело, и у меня до сих пор мороз по коже пробегает при воспоминании об этом происшествии.

Осмотр поверхности моря с высоты птичьего полета почти ничего не дал, за горизонтом мне удалось разглядеть кромку далекого берега, а за кормой маленькую зеленую звездочку почти у самого горизонта. Я хотел уже возвращаться в свое бренное тело, но решил повнимательнее рассмотреть странную звезду. Неожиданно меня посетила догадка: звезда находилась не над горизонтом, а ниже его, прямо над водой моря. Мое астральное тело спустилось с небес и заняло обычное место.

— Подъем! — закричал я, поднимая на ноги спящую команду.

На палубе баркаса началась суета, и воины приготовились к бою. Ко мне подбежал Арчер и спросил:

— Что случилось, князь?

Это был первый случай, когда он назвал меня официальным титулом, значит, у него исчезли последние сомнения на мой счет. Я был признан Арчером главой клана, и признан безоговорочно, даже обычный его фривольный тон куда-то улетучился.

— Я, кажется, засек Киону, их корабль позади нас и правее, — ответил я и махнул рукой в направлении обнаруженной магической звездочки. — Дай команду готовиться к бою, все должны надеть доспехи и проверить оружие.

Арчер кивнул и начал подгонять экипаж, как заправский боцман. Я развернул баркас и направил его в сторону дракара Кионы. Через час мне уже не нужно было напрягаться, чтобы увидеть магическую ауру амулета ведьмы и мерцание магических девайсов магов. До противника оставалось не больше километра, и я, передав руль Арчеру, расчехлил метатель. Баркас шел наперерез курсу дракара. На корме корабля Кионы горел фонарь, и Арчер не мог сбиться с курса. Ауры магов располагались на корме, а магия амулета Кионы светилась возле мачты.

Нас заметили, когда до цели осталось не больше двухсот метров. На дракаре раздались тревожные крики, он начал менять курс. Я решил не медлить и поставил метатель на боевой взвод. Нос корабля полностью закрыл прицел, и пальцы сами нажали на спуск. Отдача ударила по ладоням, а затем грохот взрыва заложил уши. Нос дракара исчез в яркой вспышке. Разорванное пополам судно исчезло в пучине за пару минут. Я приказал Арчеру лечь в дрейф в двухстах метрах от обломков дракара. После взрыва файербола возникли астральные возмущения, и мне не удавалось провести магическое сканирование пространства.

Солнце быстро поднималось над горизонтом и осветило место боя. На поверхности моря плавали обгорелые обломки, бочки и несколько трупов. Астрал практически успокоился, и я начал сканирование. Мое магическое зрение сразу же натолкнулось на зеленую ауру амулета Кионы. Жива ведьма или нет, было неясно, аура амулета забивала ауру самой Кионы.

— Внимание! — крикнул я. — Ведьма, кажется, жива и плавает возле вон той кучи обломков. Рты не разевать! Арчер, малый вперед.

Хуман уже полностью освоился с управлением баркаса, и мои команды для него были понятны. Мы медленно плыли между обломками, и экипаж буквально просеивал взглядами каждую щепку на воде. Аура амулета светилась за ящиком, привязанным канатом к двум плавно покачивающимся на воде бочкам. Я стоял с луком в руках и внимательно смотрел на него, стараясь уловить любое движение. Опасность первым почувствовал Тузик, он утробно зарычал, а потом залаял в сторону, где я заметил ауру амулета. Неожиданно над ящиком показалась голова ведьмы и вскинулась рука с зажатым в ней каким-то предметом. Мои руки сработали на автомате, и посреди лба женщины расцвел цветок оперения стрелы. Киона запрокинулась и скрылась под водой.

— Ингар, что ты наделал? Эту тварь нужно было взять живьем, такая смерть — награда для нее! — закричал расстроенный Арчер.

— Арчер, если ты столкнешься в бою с магом, то убивай его не раздумывая, только тогда у тебя есть шанс остаться в живых! Заклинание не активизируется мгновенно, и у тебя будет пара секунд нанести удар, если запоздаешь — конец.

— Ингар, Киона плавала в воде, и ей некуда было деваться. Ты поторопился, убив эту тварь, мы как-нибудь справились бы с ней, — возразил хуман.

Неожиданно под водой ухнуло, и наш баркас подбросило, как щепку. Весь экипаж повалился на палубу, а один из воинов вылетел за борт. Я прыгнул к рулю и дал полный ход, уводя корабль от места взрыва. Над водой поднялся огромный пузырь, который, лопнув, исторг из себя ядовито-зеленый дым. На наше счастье, ветер относил отраву в сторону от баркаса. Я заглушил мотор в километре от места взрыва и стал наблюдать за происходящим. Постепенно море успокоилось, и поверхность воды покрылась мертвой рыбой и какими-то морскими животными.

Через час я решился вернуться на место взрыва и посмотреть, что стало с выпавшим за борт бойцом. Мы плыли сквозь слой мертвой рыбы, словно ковром покрывавшей поверхность воды. Следов воина нам обнаружить не удалось, зато нашелся ящик с привязанными бочками, за который держалась Киона. Мы зацепили ящик металлической кошкой на веревке и потащили за баркасом. Через час я приказал перевернуть ящик вверх дном, и мы снова около часа буксировали его за кормой. Затем я высыпал горсть каши возле ящика, чтобы убедиться в отсутствии яда в воде. Приплывшие на прикормку рыбки съели кашу и остались живы. Тест на отраву прошел удачно — можно было вытаскивать ящик на палубу. Вскрытие ящика я отложил до прибытия на Тереб, а экипажу категорически запретил к нему прикасаться.

К полудню на горизонте показался берегострова, и Арчер сказал, что следует забирать правее, указав на скалы, возвышающиеся над кронами деревьев.

— За скалами пологий берег и наша рыбацкая деревня. Клан «Зорг» высадился на пляже и вытащил дракары на берег. Можно подойти поближе и сжечь их к чертовой матери.

— Сколько у них кораблей?

— Было четыре, но на одном уплыла Киона, этот дракар мы утопили ночью. Так что должно три остаться.

— Как ты думаешь, много охраны у дракаров осталось?

— Не больше тридцати воинов. Мы когда за Кионой в Карс отправились, у них рыбацкую лодку умыкнули. Хотели попытаться сжечь корабли, но не рискнули связываться, ведьма была важнее.

— У нашего клана корабли есть?

— Сейчас нет. Был старый дракар, но в прошлом году затонул во время шторма, хорошо, что никто не погиб. Были рыбацкие лодки, но большая — только одна, на ней мы в Карс уплыли.

— Как думаешь, сумеем захватить корабли? — спросил я.

— Попробовать можно, тем более у нас есть метатель. Плохо, что всех не убьем, кто-нибудь обязательно смоется и Сигурда предупредит. Только что потом с кораблями делать? Нас всего девять человек, и три корабля нам не увести в море. Хорошо, если удастся в воду стащить.

— Увести в море корабли не проблема: привяжем к баркасу и на буксир возьмем. Есть где корабли спрятать?

— Есть бухта на северо-восточной стороне острова, о ней мало кто знает и с моря не видно. Мы через эту бухту из замка уходили. В ней можно корабли спрятать, если через рифы во время прилива перескочить, только капитан из меня плохой. Единственный наш моряк утонул ночью во время взрыва.

Планирование операции по захвату дракаров заняло около часа. В обсуждении приняла участие вся команда. Мы решили сыграть на неожиданности. Подплывем внаглую прямо к дракарам. На самих кораблях охраны немного, основные силы в поселке метрах в двухстах. Завяжем бой, а когда прибежит подмога из поселка, сожжем ее из метателя. Затем стаскиваем дракары на воду и буксируем в бухту. Если погода не подведет, то к вечеру будем на месте. До Сигурда известие о нападении на корабли дойдет минимум через сутки, через болото быстрей не добраться. Если на скалах в бухте уцелела веревка, по которой разведчики спускались вниз, у нас будет время залезть на скалы и добраться до замка.

Появление самоходного баркаса настолько удивило часовых возле кораблей, что они пришли в себя только после того, как трое из них упали мертвыми со стрелами в груди. Оставшихся пятерых зарубили мои бойцы, выскочившие на берег. Все произошло настолько быстро, что в поселке не сразу поняли, что на них напали, а когда разобрались, то бросились на подмогу только вдесятером. Двести метров — это большая дистанция, и пробежать ее в доспехах можно только за полминуты, как бы ты ни старался. Я начал отстреливать противника с бегущих позади бойцов, чтобы полностью воспользоваться сложившейся ситуацией. К тому моменту, когда они поняли, что допустили ошибку, в живых осталось четверо.

Арчер выкрикнул команду «Вперед!», и пляж накрыл звон мечей и крики раненых. Воины клана «Зорг» дорого отдали свою жизнь — у нас появилось трое раненых и один убитый. Я в рукопашной схватке не участвовал — стоял с луком на носу баркаса, страхуя своих людей. Из поселка выбежало еще шестеро воинов, но они не бросились в атаку сломя голову, а, прикрывая щитами двоих лучников, начали осторожно приближаться, осыпая нас стрелами. Мне стрелы были по барабану, но Арчер словил стрелу в бедро.

— Все в укрытие! — рявкнул я и спрыгнул с баркаса на песок пляжа.

Тузик перетек в малхуса и занял позицию рядом.

Противник перенес весь огонь на меня. Стрелы скользили по магической защите и уходили в сторону. Я привычно вошел в транс, растянув время. Стрелы, разогнанные с помощью Силы, пробивали щиты, как картон, но двоим из врагов удалось укрыться за стеной сарая.

План нападения на корабли удался только наполовину. Мы захватили дракары, но мой отряд превратился в инвалидную команду. Плюсом являлось то, что противник пока не знал о гибели Кионы и наличии у нас метателя, в остальном ситуация не выглядела такой уж радужной. В строю кроме меня осталось только трое бойцов, а остальные находились в разной степени дееспособности. Тяжелое ранение получил один из воинов: ему отрубили по локоть левую руку, и он потерял сознание от кровопотери. Арчер вытащил стрелу из бедра, но передвигался с трудом, ранения у остальных бойцов, к счастью, оказались легкими.

Просканировав берег вокруг поля боя, я обнаружил две ауры, удаляющиеся в глубину острова, а поблизости ничего подозрительного заметно не было. Примерно час ушел на медицинскую помощь раненым и сбор трофеев. Спустить дракары на воду оказалось нетрудно, они стояли на катках, смазанных слоем какого-то жира, и нужно было просто выбить подпорки.

…Наш караван плыл вдоль берега Тереба уже больше пяти часов. Я проклял все на свете, мучаясь с управлением корабля. Баркас рыскал носом, как сантехник после получки, и канаты, которыми были привязаны дракары, то натягивались, то провисали, рывками продвигая судно, из-за этого на палубе невозможно было стоять. Два раза канаты рвались, и их пришлось вылавливать из воды и связывать.

Наконец показались скалы, за которыми скрывался вход в бухту. Началась самая трудная часть пути. Дракары в бухту можно было буксировать только поодиночке.

Мои мучения закончились в темноте. Высокий прилив помог провести в бухту два корабля, но последний получил пробоину и затонул у самого берега. Ночью лезть на незнакомые скалы было верхом идиотизма, и я, осмотрев раненых, заснул как убитый.

Глава 28 ЕЩЕ НЕМНОГО, ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ…

Утром нас разбудил мелкий моросящий дождик. Радовало только, что никому из раненых ночью не стало хуже и никто из них не умер. Адреналин, поддерживавший мои силы весь вчерашний день, иссяк, и я чувствовал себя как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Меня знобило, руки дрожали, как с похмелья. Ни о каком альпинизме в таком состоянии нельзя было и думать.

— Арчер, ты пока дай команду готовить еду, а я пробегусь по берегу бухты, мне кое-что нужно найти, — приказал я и спрыгнул на черный вулканический песок.

Тузик увязался за мной следом.

Бухта представляла собой жерло потухшего вулкана с отвесными стенами, и только с одной стороны был маленький пляж, к которому пристала наша флотилия. Мачта и корма затонувшего дракара торчали из воды в двадцати шагах от берега, и его можно было попытаться поднять, имей я достаточно людей. Мне было не до останков кораблекрушения, я искал источник Силы для подзарядки.

Песчаный пляж закончился россыпью огромных камней, среди которых светился искомый луч. Подзарядка прошла быстро и буднично, и через час энергия Силы только что не лилась у меня из ушей. Я зарядил энергией желтый камень из двигателя и израсходованные заряды из метателя. Мое самочувствие пришло в норму, но прорезался зверский голод.

После завтрака я снова занялся ранеными. Парень с отрубленной рукой пришел в себя и тихо сидел, опершись спиной о стену каюты. Его состояние значительно улучшилось, нагноения не было, а боль я снял, перерезав лучом Силы нервный узел выше раны. Подкачав ауру бойца, я не стал докучать ему своими соболезнованиями, а занялся остальными пострадавшими во вчерашнем бою. Для полного выздоровления Арчера требовалось еще хотя бы три дня, а остальные раненые практически вернулись в строй. Подкачка потрепанной ауры у бойцов резко подняла настроение в отряде, и ситуация не казалась уже такой безысходной.

Один из воинов отвел меня к скале, где бойцы спрятали веревку, по которой они спустились в бухту. Веревка висела в узкой расщелине, и найти ее было проблематично. Боец вытащил конец веревки из расщелины и повис на ней, проверяя ее на прочность. Увы, фокус не удался, веревка оборвалась и, шурша по камням, упала нам под ноги. Боец виновато посмотрел на меня, но я, сплюнув, успокоил его:

— Не расстраивайся, было бы хуже, если бы веревка оборвалась, когда мы полезли на скалу.

Мы вернулись на баркас и снова затеяли совещание. После того как я выяснил, что на самом верху расщелины есть уступ шириной около метра, опоясывающий западную стену бухты и заканчивающийся пещерой, ведущей в глубину острова, мне пришла идея лезть на скалу не по мокрой расщелине, а попробовать подняться до уступа прямо над водой. В таком случае падение со скалы закончится купанием, а не смертью на камнях. Взвесив еще раз все за и против, я приступил к выполнению плана.

Мои приготовления начались со стриптиза. Я снял с себя всю амуницию и остался в одних штанах. Затем мне пришлось разуть одного из бойцов, отобрав у него кожаные мокасины, заменив ими свои сапоги на твердой подошве. Пара прочных кинжалов должна была заменить мне альпеншток и клинья. Моток тонкой бечевки завершил экипировку.

Пока я выбирал маршрут, по которому мне предстоит лезть на скалу, за спиной началось шушуканье. Я невольно прислушался, перейдя на магическое восприятие.

— Ну что я тебе говорил? — разобрал я слова шепчущихся бойцов. — Ты видел его татуировку? Такую красоту хрен кто на Геоне сделает. Тело видишь какое? Да он любого из нас щелчком пришибет, еще след от молнии через всю грудь. Вчера стрелял, как князь гвельфов, только кровь брызгами. Все как Колин рассказывал, а ты — самозванец, в ловушку заведет. С тебя твой гвельфийский пояс и неделю меня вином поить будешь, подозрительный ты наш.

— Ладно, пояс я тебе проспорил, только поить буду два дня, как договаривались. Тоже мне губы раскатал.

— Да и черт с тобой, я за два дня выпью больше, чем ты за неделю.

— Мне еще повезло, что только пояс проспорил и два кувшина вина, а Арчер попал по полной программе. Ингар его пообещал перед строем выпороть, пусть на своей шкуре проверит, каково оно с голой задницей на лавке лежать.

— Ты языком молоти поменьше. Тебя тогда за дело выпороли, не нужно было по бабам из караула бегать.

Такие разговоры согрели мне душу, и настроение поднялось за облака. Я повернулся к шушукающимся бойцам и сказал:

— Чего вылупились на меня, как на голую девку? Давно за сиську не держались, на мужиков потянуло?

Над бухтой разнесся дружный гогот, даже воин с отрубленной рукой улыбнулся.

— Арчер, я полезу по скале над водой примерно вот здесь. — Я показал рукой свой маршрут. — Если сорвусь, то только искупаюсь. Первым подниму метатель и одного бойца, затем мотор и ящик Кионы. Если все пройдет нормально, тогда подниму остальных бойцов, не получивших ранений. Ты на одной ноге по скалам не попрыгаешь, поэтому останешься с ранеными. Если будет возможность, постарайтесь разгрузить затонувший дракар, у него в трюме продовольствие, а люди в клане голодают. Как только доберемся, пришлем вам подмогу. Тузик останется с вами, он в случае чего поможет отбиться от нападения.

Залезть на скалу удалось только со второй попытки, в первый раз я сорвался почти с самого верха и плюхнулся в воду, подняв тучу брызг. Отдышавшись несколько минут, я повторил попытку, закончившуюся уже удачно.

…Тропа петляла между скалами, и местами приходилось скакать, как горному козлу. Метатель практически отсушил плечо, но доверять другому столь ценный груз я не решался. Мотор и ящик Кионы мы оставили в пещере на скале, потому что тащить с собой такой груз было слишком тяжело. Пот заливал глаза, и я время от времени смахивал его рукой. До спуска в долину замка Аммалаэль оставалось совсем немного, когда нас окликнул часовой, спрятавшийся за камнями рядом с тропой.

— Стоять! Кто такие? — прозвучало в ушах самой чудесной музыкой.

— Это я, Алай из отряда Арчера, — откликнулся воин, идущий впереди. — Это ты, Узул?

— Оружие на землю, и не дергаться, сразу стрелу получите. Алай, подойди поближе.

Мы разоружились и положили мечи на землю. Я незаметно включил защиту, мало ли что взбредет в голову часовому.

— Алай, где Арчер? — продолжил допрос невидимый часовой.

— Арчер ранен и в бухте вместе с другими ранеными остался.

— Что за мордоворота вы с собой притащили? Пленный?

— Нет, Узул, это не пленный. Это Ингар, глава нашего клана.

— Врешь! — раздался удивленный голос, и из-за камней высунулась голова воина со шрамом на щеке.

По всей видимости, благодаря россказням Колина в клане «Желтая змея» я превратился в существо легендарное и полумифическое. Все знали про меня, но в существование живого Ингара не верили.

— Хватит болтать без толку! Давай пропускай, — разозлился Алай.

— Ладно, проходите, — ответил Узул и снова скрылся из вида.

Тропа повернула за скалу и уперлась в частокол, закрывавший проход. В частоколе открылась дверь, и мы вышли на площадку на краю обрыва. С площадки открывался вид на развалины какой-то древней постройки, возле которой находилось три длинных деревянных барака. Возле бараков паслось небольшое стадо коз и коров, бегали ребятишки. Женщины занимались какими-то хозяйственными делами.

— Это ты, что ли, Ингар будешь? — спросил недоверчиво Узул. — Что за бандура у тебя?

— Да, это я. Веди меня немедленно к Колину, про бандуру узнаешь в свое время.

— Я пост оставить не могу.

— Тогда дай провожатого.

— Так Алай дорогу знает, он вас и проводит, а нам уходить с поста запрещено.

За нашим разговором следили трое совсем молодых парней с охотничьими луками и длинными ножами на поясе. Они с разинутыми ртами смотрели на меня, словно на привидение. Мы свернули на тропу, ведущую в долину, и быстро пошли вниз. Долина замка имела в окружности около километра и тоже была кратером потухшего вулкана. Чем ближе мы подходили к развалинам, тем чаще нам встречались люди. Мои бойцы знали всех членов клана и здоровались со всеми встречными. Люди здоровались и со мной, а я коротко отвечал на приветствия. Мы направились к дальней стороне долины, перекрытой каменной стеной.

— Алай! Алай, подожди! — раздался позади, от бараков, женский крик, и к нам подбежала пожилая женщина, сразу бросившаяся на шею бойцу. — Сынок, ты вернулся!

Нас обступила толпа женщин, желающих узнать о судьбе своих близких, ушедших с Арчером. У каждого из бойцов нашлась или мать, или сестра, или жена. Меня незаметно оттеснили в сторону, я был чужим на этом празднике жизни.

— Уважаемая, как мне найти Колина? — обратился я к молодой женщине, пытающейся разглядеть кого-то в центре толпы.

— Колин, наверное, на стене или в домике охраны, — махнув рукой, сказала женщина, только на мгновение обратив на меня внимание.

Я переложил метатель на другое плечо и направился в указанном направлении. Недалеко от стены находился навес, под крышей которого расположились защитники замка, свободные от караула. Очень толковое решение: если из казармы или барака нужно выбираться через дверь по очереди, то из-под навеса воины сразу выскакивали к лестницам, ведущим на стену. На первый взгляд воинов было чуть больше сотен, а если прибавить тех, кто на стене, то около полутора сотен. Вооружение в армии оказалось разномастным: если у старших доспехи и оружие были добротными, то молодежь была вооружена чем попало.

— Не подскажешь, где Колин? — обратился я к пожилому воину, сидящему возле костра.

— А тебе он зачем? — спросил ветеран, подозрительно посмотрев на меня. — Да и вообще, парень, что-то я тебя не знаю, кто ты такой?

Боец мгновенно оказался на ногах, а его меч возле моего горла.

— Ну, наконец, а то я целый час мотаюсь по долине, а никому до меня нет дела, прямо не замок, а проходной двор.

— Тревога! — крикнул воин, прекратив мою болтовню.

Через секунду я оказался в плотном кольце бойцов с обнаженным оружием.

— Теперь, милок, медленно положи свою бандуру и меч на землю и поделись с нами, кто ты такой. Не нравится мне твоя рожа, но где-то я ее видел.

— Конечно, видел и слышал обо мне не раз, только понравиться должна твоя рожа мне, а не моя тебе. Я Ингар, глава клана «Желтая змея», или Колин тебе обо мне не рассказывал?

— Рассказывал, — выдохнул очумевший ветеран.

— Тогда веди меня к нему.

Я открыл дверь в домик охраны и вошел в комнату. Мой друг сидел голый по пояс посреди комнаты и шипел от боли. Возле него суетились две пожилые женщины, которые обрабатывали рану на спине моего друга. Я снял с плеча метатель, поставил его к стене и тихонько кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

— А ну вон отсюда! — крикнула одна из знахарок. — Через час придете. Дайте наконец по-человечески рану обработать.

— Не шуми, Лана, у нас война, а не танцы, если люди пришли, значит, надо, — сказал Колин, поворачиваясь к двери. — Ингар, живой, боги услышали меня, ты вернулся!

Мне с трудом удалось устоять на ногах под весом друга, повисшего на моих плечах.

— Пойдем на улицу, я тебя людям представлю, теперь конец Сигурду и его клану!

— Колин, погоди, дай в себя прийти. Народу представишь меня завтра, а пока собери командиров и старейшин, мне нужно о многом рассказать и принять у них присягу. Все остальные церемонии завтра.

…Совещание продолжалось почти до полуночи. Я рассказал о том, что потопил корабль с магами и убил Киону. Затем порадовал собравшихся вестью, что увел дракары врага и привез метатель файерболов. На этом хорошие вести закончились и начались плохие. Командиры и старейшины доложили мне, что в строю только восемьдесят шесть опытных воинов, остальные семьдесят два бойца — бездоспешные мальчишки с охотничьими луками и рогатинами. Раненых пятьдесят восемь человек, из них двадцать шесть тяжелых. Бронебойных стрел почти не осталось, а охотничьи против закованных в броню бойцов клана «Зорг» — что соломенный дождь. Запасы еды должны закончиться через неделю, и придется зарезать последних коров и коз. Под стенами замка четыре сотни элитных воинов врага в полной броне, и нам следующего штурма не удержать.

Выслушав «радостные» известия, я постарался успокоить собравшихся заверениями, что штурм мы отобьем и у меня есть задумки, как закончить войну. Распустив совещание, мы с Колином отправились к раненым в лазарет.

Всю ночь с помощью знахарок я вытаскивал с того света умирающих, чистил загноившиеся раны, успокаивал боль. Весь запас Силы испарился за час, и меня два раза относили на руках для подзарядки, благо источник нашелся недалеко от лазарета. На мое счастье, никто из раненых не умер, а многие пошли на поправку. Под утро, окончательно выбившись из сил, я заночевал на полу рядом со своими пациентами.

Лучи солнца, ворвавшиеся в распахнутое окно, разбудили меня, вставать не было никакого желания, но неотложные дела требовали моего присутствия. Я потянулся и потрепал по голове зевающего Тузика, свернувшегося у меня под боком.

— А ты откуда здесь взялся? — удивленно спросил я малхуса. — Я же тебя в бухте оставил, как ты по скалам пробрался в долину?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Правдоподобно выглядели только два варианта: возможно, Тузик нашел неизвестный ранее проход через скалы, или он перетек в оборотня, а в этом виде малхус мог залезть даже на Останкинскую башню. Надо будет запомнить этот вариант, такая способность Тузика может пригодиться в дальнейшем.

* * *

Мы стояли на стене вместе с Колином, а у ее подножия собрался весь клан «Желтая змея». Здесь были воины, женщины, старики и дети, пришли даже кормящие матери с младенцами на руках. Все смотрели на нас. Колин прокашлялся и начал свою речь:

— Люди, боги не оставили клан «Желтая змея». К нам вернулся наш вождь Ингар, племянник Стаса, основателя нашего клана, истинный высокородный и великий маг. Он принес нам спасение и победу, завтра мы вступим в последний бой и уничтожим врагов под стенами замка. Далеко отсюда, в Арбском халифате я принес ему клятву верности, и мы смешали нашу кровь, теперь настала ваша очередь. На колени перед нашим вождем, отдайте свою кровь старейшинам.

«Ничего себе пиар, — подумал я. — Еще немного — и прямо здесь в бронзу закатают и памятник сделают, зря я Колину доверил выступать первым».

Два воина помогли мне снять кольчугу, и церемония началась. Старейшины принесли огромный кубок, больше похожий на ведро, чем на сосуд для вина, и я сцедил в него стакан своей крови из пореза на груди. Под стеной два других старца собирали кровь в похожий тазик у членов клана, даже у грудных детей. После того как они закончили день донора, мы спустились со стены, и старейшины смешали мою кровь с кровью членов клана и разбавили ее вином. Я выпил кубок кровавого зелья и показал, что он пуст. Затем процессия двинулась вдоль стройных рядов членов клана, стоящих на коленях. Старейшины подавали мне наполненный кубок, а я поил из него своих подданных кровью.

Поначалу процедура вызывала только внутреннюю иронию, но постепенно до меня начал доходить истинный смысл происходящего. Горящие глаза людей, принимавших присягу, говорили о том, что это не шоу, а действительно очень важное событие в их жизни. Я, человек воспитанный в современных реалиях и привыкший к словоблудию власть имущих, начал понимать всю тяжесть ответственности, свалившейся на мои плечи. Этот напыщенный театральный ритуал стократ сильнее связывает меня, чем просто присяга.

«Господи, что я творю? Я же просто заигравшийся комедиант, напяливший корону короля. Я за себя толком ответить не могу, а тут сотни людей вверяют мне свою жизнь, — звучал в ушах запоздалый голос совести. — Игры закончились, началась взрослая жизнь».

Церемония почти подошла к концу и едва не закончилась трагически. Какой-то урод с диким криком бросился на меня с ножом и чудом не отправил на тот свет. Пять минут назад попытка убийства, скорее всего, увенчалась бы успехом, но только не теперь, когда моя жизнь мне не принадлежала. Не было испуга от неожиданности или обычного замешательства, только спокойствие, мгновенная реакция и холодный расчет.

Организм самостоятельно перешел в боевой режим, я успел увернуться, пропустив нож под мышкой, и резко взял руку нападающего на излом. Хрустнули кости, а правый кулак ударил убийцу в лоб. Голова предателя лопнула, как арбуз, а меня окатило смесью мозгов и крови. Стряхнув этот кровавый коктейль, я отстранил окружившую меня охрану и постарался взять ситуацию под контроль.

— Братья, не беспокойтесь за мою жизнь! — начал я поворачивать случившееся в свою пользу. — Меня не так просто убить, предатель был обречен. Я дал ему возможность сделать выбор, и он выбрал смерть. Мне известно обо всех предателях в клане, и у них есть возможность покаяться и остаться в живых, пока рука закона их не настигла.

Наступила гробовая тишина, прерванная суетой и криками в задних рядах собравшихся. Охрана молнией бросилась к месту заварухи, но все уже было кончено: еще один предатель свел счеты с жизнью, воткнув кинжал в свое сердце.

Церемония присяги оказалась несколько скомкана, но старейшины довели ее до конца. Осталось принять присягу только у воинов на стене, и мы поднялись наверх.

Мой окровавленный вид после нападения и смерти предателя вызывал у окружающих неподдельный страх.

Закончив церемонию, я мельком взглянул на лагерь противника и отправился смывать с себя кровавую кашу.

В домике охраны ко мне подошел Колин и «обрадовал» еще одним известием:

— Ингар, я не стал тебе говорить во время присяги, но у нас еще одна проблема. Во время нападения воины на стене отвлеклись на заваруху внутри замка. Этим воспользовался еще один предатель, брат нападавшего. Он спустился со стены по веревке и сбежал к зоргам. Хуже всего, что это командир лучников клана, он присутствовал на совете и знает все о наших планах. Что делать будем?

Особого впечатления эта новость на меня не произвела, после нападения одного и самоубийства другого предателя я ожидал чего-то в этом роде.

— Сбежал так сбежал, ничего не поделаешь. По большому счету это ничего не меняет, зоргам все равно деваться некуда, завтра пожжем их из метателя, и дело с концом. Только спасет ли это нас, вот в чем вопрос.

— Ингар, я не понимаю, к чему ты клонишь?

— Ты знаешь, сколько всего людей в клане «Зорг»?

— Примерно около пяти тысяч или чуть больше.

— На Тереб высадилось более пятисот воинов. Вы во время штурма убили около сотни, я утопил вместе с Кионой полсотни и на берегу два десятка, итого сто пятьдесят — сто семьдесят воинов. Значит, в лагере возле замка около трехсот пятидесяти бойцов. Это все воины зоргов?

— Нет, конечно. На Таноле в клане «Зорг» еще под тысячу бойцов наберется, только здесь лучшие из них и глава клана Сигурд.

— Если убить Сигурда и его воинов, война закончится?

— Сигурд не имеет наследников, и клан должен распасться на семьи, но война не прекратится, пока мы не убьем всех зоргов или они нас.

— Значит, их гибель только отсрочит междоусобную резню?

— Да, но это единственный шанс остаться в живых. Отобьемся в этот раз, победим и в следующий.

— Ты сам в это веришь? Клан потерял в боях около двухсот человек. Запасов продовольствия нет, запаса стрел и оружия нет. Смерть Сигурда и его воинов только отсрочка.

— И что ты предлагаешь делать?

— Пока не знаю, но есть некоторые мысли. Мне нужно время подумать, я пойду на стену, только прошу не мешать мне. То, что произойдет завтра, должно стать только моим решением.

Очень часто для того, чтобы найти решение какой-либо запутанной проблемы, обросшей огромным количеством мелочей и нюансов, не связанных на первый взгляд между собой, необходимо просто отстраниться от них и взглянуть на нее со стороны.

Все происходящее вокруг меня, кажущееся на первый взгляд логичным и объяснимым, выглядело как-то странно. Убийство Стаса и его жены и последовавшее за этим уничтожение целого клана как-то не вязались с логикой борьбы за власть. Я бы еще понял, если бы Сигурд, убив Стаса, попытался подчинить себе клан «Желтая змея», но последовала бессмысленная резня, унесшая сотни жизней в обоих кланах, сильно ослабившая хуманов. Прошло десять лет, клан «Желтая змея» практически исчез с лица Геона, и вдруг дорогостоящая и бессмысленная карательная экспедиция имперцев на Тереб якобы для усмирения гоблов, на самом деле с единственной целью убрать охрану с побережья и открыть дорогу Сигурду к замку Аммалаэль. Танол, родина хуманов — гористый и не очень приспособленный для комфортной жизни остров, основную прибыль кланам приносило наемничество, других источников доходов просто не было, и вдруг огромные затраты на экспедицию с непонятными целями. Война должна приносить прибыль, а не разорять дотла. Из-под кажущейся логичной истории с местью за погибших сыновей торчали чьи-то здоровенные уши. Чьи они, мог мне рассказать только Сигурд.

Глава 29 ПОСЛЕДНИЙ БОЙ, ОН ТРУДНЫЙ САМЫЙ…

Тусклый свет луны с трудом пробивался сквозь рваные облака над Теребом. Ночной ветер холодил тело и душу. Огни костров в лагере зоргов мерцали в трех сотнях метров от стены. Вдоль частокола двигались тени часовых, и изредка доносилась их перекличка. Скоро должен наступить рассвет — над горизонтом появилась тоненькая красная полоска. Спящий Тузик тихо посапывал, свернувшись калачиком возле моих ног, изредка повизгивая во сне. На душе было спокойно, никакие мысли не забивали голову. Все думы были передуманы, все решения были приняты, оставалось только дождаться утра. Возможно, это был последний рассвет в моей жизни, но ни сожаления, ни страха не было. Я принял самое главное решение в своей жизни, и все сомнения остались позади. Солнце вынырнуло из-за моря на горизонте и заполнило все вокруг своим светом.

«Пора», — решил я и спустился во двор замка.

Замок наполнился суетой и криками командиров. Гарнизон просыпался и готовился к завтраку. Я подошел к колодцу, возле которого умывались заспанные бойцы, и подставил руки под рукомойник. Холодная вода взбодрила, смыла ночную усталость, и ноги сами привели меня к домику охраны. Колин уже ждал моих указаний, сидя за накрытым столом. Мы молча позавтракали, после чего я начал разговор:

— Колин, слушай меня и не перебивай. Я принял решение, и меня от него не отговорить. Сегодня решится многое, и, возможно, меня убьют, но я должен попытаться закончить эту войну. Ты знаешь, как пользоваться метателем, в нем десять зарядов, но ты не станешь стрелять, пока не будешь уверен, что я мертв. Мне нужны два добровольца из самых стойких ветеранов, которые готовы умереть сегодня, и один из авторитетных старейшин. Мы выйдем из замка, и я вызову Сигурда на бой. Как решат боги, я не знаю, но, пока я жив, ты не будешь стрелять, или я не прощу тебе этого до конца жизни. Какие бы странные вещи я ни вытворял, стисни зубы и терпи, пока я не прикажу, что делать. Ты понял?

— Ингар, ты сошел с ума, зачем тебе это? Мы просто перебьем их из метателя!

— Молчать, когда говорит твой князь! Я принял решение, и ты должен беспрекословно выполнять приказ, а не обсуждать его! Бегом! — заорал я и стукнул кулаком по столу.

Столешница сломалась пополам, и посуда полетела во все стороны. Колин пулей выскочил из домика во двор. В дверь заглянула испуганная кухарка и застыла, увидев поломанный стол.

— Прибери здесь, — приказал я, массируя отбитую руку.

Колин вернулся минут через двадцать с двумя ветеранами и старейшиной.

— Это глава старейшин Валар, а это Имар и Курт.

Я рассказал им о планах вызвать Сигурда на бой и приказал сопровождать меня в качестве парламентеров. Колин хотел спустить нас со стены на веревке, но я приказал открыть ворота. Огромные створки со скрипом распахнулись, и мы вышли за стену. Следом за нами выскочил неугомонный Тузик и побежал куда-то в сторону, прячась за камнями.

— Закрыть ворота! — крикнул я и пошел по направлению к лагерю зоргов.

Мы подошли к частоколу, окружающему лагерь, шагов на пятьдесят, и я приказал Имару подать сигнал белой тряпкой, привязанной к наконечнику копья. Часовые уже давно нас заметили, и сигнал был простой формальностью.

— Чего нужно? — раздался голос часового, высунувшегося из-за ограды лагеря.

— Я Ингар, князь клана «Желтая змея», вызываю для разговора Сигурда, князя клана «Зорг».

Часовой мгновенно скрылся за стеной, наступило затишье. Минут через двадцать воины оттащили в сторону рогатки, закрывающие вход в лагерь. Из-за частокола вышел высокий воин в сопровождении трех охранников и направился к нам.

Мы с Сигурдом минуту смотрели друг другу в глаза, пока он не заговорил:

— Так вот ты какой, Ингар «Желтый змей». Много сказок я про тебя наслушался, думал, в тебе два человеческих роста, а ты, оказывается, вылитый Стас, может, чуть помоложе. Зачем звал, убийца моих сыновей?

— Я должен поговорить с тобой на очень важную тему, прежде чем мы сразимся насмерть, убийца брата моего отца и его жены. Отпусти своих людей, а я отпущу своих, этот разговор не для посторонних ушей.

Сигурд отдал команду отойти своим людям, а я своим. Мы сели на камни напротив друг друга, и я начал переговоры:

— Сигурд, сегодня один из нас умрет, и о нашем разговоре не будет знать никто. Я пришел тебя спросить: кто приказал убить Стаса?

— Надо же, а я думал, никто об этом и не догадывается. Удивил ты меня, Ингар. Да, мне приказали убить Стаса, но это не значит, что я этого не хотел. Вы, истинные высокородные, приходите из других миров и правите Геоном. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но, если в тебе нет хотя бы капли крови высокородных, ты ничто! Я был лучшим воином клана и много раз смотрел смерти в глаза, но вождем клана быть не мог, пока имперцы не женили меня на Кионе. Это они приказали мне убить Стаса, потому что он хотел объединить хуманов под своей рукой и стал опасен империи. Киона отравила Стаса, а я приказал сжечь его жену, чтобы их кровь исчезла с лица Геона, но мне не повезло, их ублюдок Ингур выжил. Потом появился ты и убил моих сыновей, а я потерял последнюю надежду. Ты хочешь напугать меня? Смерть мне не страшна, я умер давно, вместе со своими сыновьями.

— Нет, я пришел не для этого. Я пришел отомстить за честь семьи и почти достиг своей цели, твои сыновья мертвы, а два дня назад я этими руками отправил в ад Киону. Но у меня нет права уничтожать всех хуманов клана «Зорг». Предки хуманов пришли, как и я, с Земли, и в тебе течет кровь высокородных, только она в тебе молчит, потому что ты не хочешь ее слушать. Хуманы — самый сильный и бесстрашный народ Геона, и он должен жить и занять свое место под солнцем, а не убивать друг друга в междоусобицах по приказу имперцев. Мне ничего не стоит сжечь из метателя всех твоих воинов, но я пришел сюда для того, чтобы договориться, и наша смерть не должна стать гибелью для наших кланов. Я предлагаю тебе договор. Если погибну я, то ты уводишь своих людей и даешь слово не преследовать моих людей и Ингура. Ингуру я прикажу не мстить за мою смерть и за смерть отца и матери, ибо они отомщены. Если погибнешь ты, то я возьму клан под свою руку, сделаю татуировку зорга на правом плече, тогда междоусобица прекратится и клан будет жить.

— Хитер ты, Ингар, хочешь одним махом вскочить на трон Великого князя хуманов?

— Да, хочу, но не потому, что жажду власти, как ты, а потому, что это завещал мне Стас. Хуманы должны встать вровень с имперцами, гвельфами и чинсу, а не быть у них наемниками на побегушках.

— Дурак ты, Ингар, имперцы тебя прихлопнут как муху.

— Не твоя забота. Если убьют, то придет другой воин с Земли, и все повторится сначала. Я жду твоего ответа.

— Черт с тобой, я согласен, зови своих людей, — немного помедлив, ответил Сигурд.

Верил ли я в то, что говорил, мне до сих пор непонятно, но говорил я абсолютно искренне, и Сигурд почувствовал это. План, который я пытался претворить в жизнь, окончательно созрел в моей голове только этой ночью. Мне надоело бесцельно метаться по Геону, прячась и убивая, все глубже утопая в грязи. Сколько веревочке ни виться, а конец будет. Победа в битве с кланом «Зорг» вела в тупик и только оттягивала неминуемый конец. Я поставил на карту свою жизнь, надеясь достичь возвышенной цели. Или просто убедил себя, что моя цель возвышенна, а на самом деле захотел поймать удачу за хвост, прикрываясь красивыми словами?

Мое совместное с Сигурдом заявление повергло сопровождающих в шок. Мы заставили всех присутствующих дать клятву в том, что они передадут нашу волю кланам, и приготовились к бою.

— Ингар, ты готов умереть?

— Да, готов, но решать, кто умрет, не тебе, а богам, — ответил я.

— Только давай без всяких магических штучек. Доспехи долой, только мечи, и пусть решают боги!

Я согласно кивнул и снял кольчугу, оставшись с голым торсом и эльфийским мечом в руке. Сигурд снял свои доспехи и тоже остался только с мечом в ножнах.

— Все-таки дурак ты, Ингар, — рассмеялся Сигурд, стряхивая ножны с меча. — Узнаешь свою смерть?

Меня в очередной раз обули, как лоха: в руке Сигурда сиял мой собственный меч с электрошокером. Сердце ухнуло куда-то вниз, и воздух стал тягучим, как кисель. Сигурд был быстр, очень быстр, но не быстрее, чем я. Я вертелся как уж на сковородке, стараясь не позволить противнику достать меня и применить шокер. Все мои попытки отрубить руку с мечом отражались мифриловым наручем на руке Сигурда. Хуман гонял меня кругами по площадке, выбранной для боя, а я скакал, как заяц, уворачиваясь от его меча. Так не могло продолжаться до бесконечности, запас Силы таял, и мне все с большим трудом удавалось уворачиваться от искрящейся смерти.

Лишить Сигурда преимущества помог случай. Спасаясь от удара по ногам, я подставил под удар свой меч, и его кончик воткнулся в землю. Сигурд, решив, что достал меня, нажал кнопку шокера, и весь разряд ушел в землю, как по громоотводу. Дальнейшее оказалось делом техники. Я уже не боялся разряженного шокера, смело принял очередной выпад Сигурда на меч и, отведя его немного в сторону, колющим выпадом проткнул противнику горло.

В обычном сражении закованной в броню пехоты у меня не было никаких шансов. Сигурд сам себя приговорил, понадеявшись на шокер и лишив себя всех преимуществ, и тогда сработали навыки моего спортивного прошлого. Геон еще не знал такого оружия, как шпага, и приемы фехтования этим оружием были неизвестны, поэтому стандартная связка имела фатальный успех.

Сигурд выронил меч и схватился руками за горло, фонтан крови из перерубленной сонной артерии толчками пробивался сквозь пальцы и уносил с собой остаток жизненных сил. Я отскочил, но не выключился из боя, ожидая какой-нибудь предсмертной пакости от противника. Для меня уже стало традицией, что враги перед смертью выкидывают опасный фортель, но в этот раз ничего подобного не произошло — Сигурд просто завалился лицом вниз. Я дождался, пока последние капли жизни уйдут из тела врага, и только тогда вышел из режима ускорения и осмотрелся.

Над полем боя стояла гробовая тишина, из-за частокола за нашим поединком наблюдали десятки воинов клана «Зорг»: они понимали, что сейчас решается не только судьба Сигурда, но и будущее их жен и детей, отцов и матерей. Тишину разрезал звон клинка, вынимаемого из ножен, — это один из охранников Сигурда бросился на меня с мечом. В воздухе промелькнуло тело малхуса, и воин рухнул на землю с практически откушенной рукой. Неожиданное появление Тузика вернуло ситуацию к шаткому равновесию. Любое неосторожное действие могло спровоцировать резню. Нужно немедленно брать ситуацию под контроль.

— Ты! Добей его, он поднял руку на твоего князя! — указал я на второго охранника мертвого вождя и направился к частоколу, как будто дело было уже решенным.

Я подобрал с земли меч, выпавший из руки Сигурда, и, убрав его в ножны, повесил себе на пояс, затем прошел мимо воина, даже не повернув головы, и снова услышал за спиной звук вытаскиваемого меча. Это был самый критический момент, определявший мою судьбу. Если воин выполнит приказ, то клан «Зорг» подчинится, если нет, то мне останется жить несколько секунд. Позади раздался свист клинка и предсмертный крик жертвы, а за частоколом — всеобщий выдох, говоривший о том, что ситуация разрядилась и можно дальше гнуть ее под себя. Сзади послышался топот ног — это моя новая личная охрана догоняла нового князя. Мы вошли в стан зоргов. Меня обогнал малхус и побежал впереди, разрезая толпу, как нож. Мы подошли к центру лагеря и остановились возле палатки вождя.

— Кто командовал воинами в отсутствие князя? — спросил я.

Из-за спин охранников вышел огромный хуман в полном доспехе имперской работы и подошел ко мне.

— Как тебя зовут?

— Ловкай, мой князь. Я походный вождь, — ответил хуман.

«Король умер, да здравствует король! Окружение короля уже начинает пробиваться поближе к кормушке», — подумал я.

— Построй людей для присяги, и главу старейшин ко мне.

Над лагерем раздались крики командиров, и толпа начала рассасываться, превращаясь в ровные ряды воинского строя. Мне было необходимо как можно быстрее начать процедуру принятия присяги, пока народ не отошел от шока и не началось брожение в умах. Через некоторое время явились старейшины клана «Зорг».

— Кто из вас главный? — обратился я к старцам.

— Я Алым, глава старейшин клана, — представился один из пришедших.

— Вам известна последняя воля князя Сигурда?

— Да, мой князь.

— Почтенный Алым, вы с главой старейшин клана «Желтая змея» Валаром должны привести к присяге воинов клана «Зорг» и организовать достойное погребение князя Сигурда. Все должно пройти по традициям хуманов и в соответствии с законом. Вы готовы начать церемонию?

— Да, высокородный, мы готовы, — ответили хором старцы.

— Приступайте! Берите сколько нужно людей и все, что необходимо, из казны клана. Казначей! — крикнул я.

Из толпы клановой знати вылез хромоногий хуман и подошел ко мне.

— Я Рапар, хранитель казны клана. Что прикажешь, мой князь?

— Рапар, помоги старейшинам, выдай все, что они потребуют, и обеспечь людьми. Имар, бегом в замок и приведи сюда Колина.

Приказы следовали один за другим, не давая окружению опомниться. Растерянная поначалу верхушка клана поняла, что со смертью Сигурда их положение в иерархии власти не изменилось, и с удвоенным рвением кинулась исполнять мою волю. Чиновник — он и на Геоне чиновник, главное — занимаемый пост и власть, а кто отдает ему приказы, не имеет значения. Колин прибежал через полчаса, когда почти все было готово к церемонии принятия присяги.

— Ингар, что здесь происходит? — спросил ошарашенный хуман.

— Клан «Зорг» присягает новому князю, то есть мне. Ты готов идти со мной до конца?

— С тобой хоть в могилу.

— В могилу пока не нужно, но будешь молча делать, что я скажу! Любое возражение — и зарублю, как собаку! Готов?

— Да.

— Тогда стой рядом.

В это время вернулись старейшины и доложили, что к присяге все готово, а тело Сигурда перенесено в шатер старейшин и готовится к погребению. Я спросил: кто в клане мастер по татуировкам? Мне ответили, что клановую татуировку делают старейшины с помощью специального приспособления, наносящего только основные контуры рисунка, а потом татуировка дорабатывается самостоятельно или профессиональным мастером татуировок. Для того чтобы воины могли видеть и слышать меня с любой точки лагеря, я приказал принести стол и залез на него.

— Смирно! — раздалась команда Ловкая, и наступила тревожная тишина.

— Воины, я Ингар, истинный высокородный с Земли, ваш князь по праву битвы и слову, данному перед смертью князем Сигурдом. Я беру вас под свою руку и клянусь управлять вами по законам хуманов и клана «Зорг». Я клянусь защищать клан ценой жизни и жизнями своей семьи и будущих детей. Я клянусь, если потребуется, умереть в бою плечом к плечу с воинами клана, награждать за подвиги и карать за преступления. В знак того, что я ваш плоть от плоти, кровь от крови, я наношу себе татуировку клана «Зорг», и пусть боги покарают меня, если я нарушу свою клятву. Сейчас на ваших глазах глава старейшин свяжет меня кровными узами с кланом «Зорг».

Пиар-технологии на Геоне еще не были известны, и подобные речи, наверное, в первый раз звучали под его небом. Для простого воина обращение к нему как равному и клятва князя непосредственно перед ним стали настоящим откровением. Я отчетливо видел слезы на глазах у наиболее впечатлительных воинов в первой шеренге. Старейшины тоже прониклись торжеством момента и провели процедуру нанесения кланового знака на мою правую руку как по нотам. Затем начался ритуал принятия присяги. Он мало чем отличался от того, что проходило в замке. Из моей груди снова нацедили стакан крови, а затем эту кровь смешали с кровью присягнувших воинов и разбавили вином. Я выпил кубок кровавого напитка и направился по рядампричащать подданных.

Неожиданно процедура пошла по незапланированному сценарию. Из-под стола вылез Тузик и на глазах всех собравшихся перетек из дворняги в малхуса. В таком виде я эльфийского волка еще не видел. Тузик увеличился в размерах в два раза, его шерсть приобрела голубовато-стальной оттенок и заискрилась маленькими разрядами Силы. Клыки в пасти вытянулись и вылезли наружу, глаза загорелись красным светом, и раздался леденящий душу вой. Я погладил малхуса по голове, и он лизнул мою руку. По рядам пронесся приглушенный гомон, из которого мне удалось разобрать только несколько слов: «Синий волк» и «Избранный». В мифологии хуманов я был не силен, но в памяти всплыли воспоминания о каком-то клане «Синий волк».

После метаморфозы с Тузиком ритуал присяги пошел на ура: если до этого чувствовалась какая-то натянутость и неопределенность, готовая лопнуть, как натянутая струна, то теперь присягающие едва не вырывали у меня из рук чашу с кровавым напитком. Малхус бежал по рядам немного впереди, и воины тянули к нему руки, стараясь коснуться его шерсти. Искорки с шерсти перетекали на руки воинов, и они счастливо улыбались какой-то непонятной для меня удаче.

Но не все происходило так уж безоблачно: четырежды при приближении Тузика из шеренги пытались убежать воины, но не успевали сделать даже несколько шагов, как тут же были убиты моей охраной. Я делал вид, что произошедшее в порядке вещей и эти смерти запланированы, но чувствовал, что еще немного, и у меня от волнения поедет крыша.

Закончив ритуал, мы с Тузиком вернулись к столу, ставшему импровизированной трибуной, возле которого столпилась вся верхушка клана. На лицах представителей элиты застыл неподдельный ужас, и они, не отрывая глаз, смотрели на малхуса. Здесь повторилась та же история, что и с беглецами, но в этот раз я не позволил охране убить предателей. Из двенадцати приближенных только двое не выдержали проверки Тузиком, что не так уж и плохо, — мне казалось, что убежит как минимум половина. Охрана быстро повязала беглецов, но я приказал никуда их не уводить, у меня на эту публику были особые виды.

Присяга, принесенная верхушкой клана, дала неожиданные результаты, в корне изменившие мое отношение к этим людям. Присягавшие были подавлены морально и запуганы малхусом до такой степени, что мне без труда удалось войти в сознание каждого из них. Сканирование показало, что все эти люди не зря входили в элиту, за каждым тянулся длинный шлейф тяжких трудов и ратных подвигов на благо клана «Зорг». Ни один из них не оказался человеком с двойным дном, если и были за ними грехи, то только личного характера, не направленные против интересов клана или князя. У меня у самого грешков как у собаки блох, да и не бывает безгрешных в реальной жизни. Приближенные давали клятву верности абсолютно искренне, и животный страх перед малхусом имел другую причину, буквально вбитую в них с детства. С этой проблемой мне еще предстояло разобраться.

Закончив ритуал, я обнял каждого из присягнувших и поблагодарил за прошлые заслуги, приведя наиболее яркие примеры, позаимствованные из их памяти во время сканирования, чем окончательно добил приближенных.

Теперь настала очередь Колина, но он еще не знал, какую роль я приготовил для него.

— Колин, подойди ко мне! — приказал я.

Хуман выбрался из толпы приближенных и подбежал ко мне.

— Сколько лет ты был наказующим в клане «Зорг»?

— Четыре года, высокородный.

— Ты хорошо знаешь людей в клане?

— Да.

— Старейшины, вам известен этот воин? — спросил я, указывая на Колина.

— Да, высокородный.

— Вы знаете что-либо позорящее Колина как хумана и воина?

— Нет, высокородный, Колин был чужаком в нашем клане и выполнял недостойную работу наказующего, но он ни разу не нарушил своего слова и не поступился честью. В клане найдется мало бойцов, способных противостоять ему в поединке чести, — ответил за всех Алым.

Я залез на стол и, затащив на него ничего не понимающего Колина, поднял руку. Через минуту шум в лагере прекратился, и все взгляды устремились на трибуну.

— Воины, вы знаете этого хумана?

— Да, — практически хором ответили бойцы.

— Вам известны поступки, позорящие его? Если известны, то говорите сейчас, потом за такие разговоры Колин отрежет болтунам язык!

Я специально построил фразу таким образом, чтобы припугнуть правдолюбцев и не дать возможности наехать на Колина. В лагере наступила напряженная тишина, но храбрецов, желающих высказаться, не нашлось. Выждав всего насколько секунд, я приказал старейшинам дать мне кубок с кровавым напитком, оставшимся после присяги, затем, разрезав грудь растерявшегося Колина, подставил сосуд под струйку крови.

— Пей! — приказал я, сунув кубок в руки хумана.

Колин, как зомби, выполнил приказ, совершенно растерявшись от моих действий.

— Почтенный Алым, Колин принял присягу крови клану «Зорг», закрепите ее клановым знаком на правой руке.

Алым залез на стол и на глазах у всех окружающих заклеймил правую руку нового члена клана. Так начала зарождаться новая элита народа хуманов, стоящая выше любого из вождей других кланов.

На этом завершилась процедура моего восхождения на трон князя клана «Зорг», но метил я значительно выше.

«Вроде все пока идет неплохо, но как бы штаны не порвать — слишком широко шагаю».

Я приказал Ловкаю распустить бойцов на обед, а сам вместе с приближенными направился в княжеский шатер на совет.

Глава 30 НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ

Времени на продолжение пиар-акции у меня не было, поэтому я решил сразу брать быка за рога. Дождавшись, когда приближенные займут свои места, я немедля приступил к делу:

— Начну сразу с главного, чтобы потом не было никаких недомолвок. В этом шатре собрались будущие правители Танола. Хотите вы этого или нет, но сражаться за это вам придется. Сегодня только двое имеют татуировки зорга и змеи на своих руках, но я надеюсь, что в ближайшем будущем они появятся и у вас. Моя цель — объединить хуманов Танола в одно государство и поставить его вровень с империей. У меня был выбор: уничтожить клан «Зорг» или связать с ним свою жизнь. Я не пошел по легкому пути и решил объединить оба клана под своей рукой. Впереди у нас тяжелый путь, но мы пройдем его до конца. Теперь займемся неотложными делами. Изменения в руководстве клана не будет, кроме одного: Колин станет моим наместником в клане «Зорг». В клане «Желтая змея» князем будет сын Стаса Ингур, а пока он не вернулся в клан, замещать его буду я. Ловкай, сколько плыть до Танола?

— Больше трех недель, высокородный.

— Рапар, на какое время хватит продовольствия?

— На полтора месяца, высокородный.

Время поджимало, если срочно не вернуться на Танол, то людям на Теребе просто нечего станет есть, поэтому все мои последующие решения были вынужденными.

— Вопросы есть? — спросил я, но окружающие молчали. — Если нет вопросов, слушайте мой приказ! Колин и Ловкай, завтра сворачиваете лагерь и выдвигаетесь на побережье. Половину продовольствия и лишнее оружие оставляете в замке. Колин, возьмешь с собой два десятка воинов из клана «Желтая змея», для страховки. Ловкай, подберешь полсотни самых надежных бойцов, они останутся со мной, пусть люди привыкают друг к другу. Достопочтенные Алым и Валам, у вас все готово к погребению?

— Все к вечеру будет готово, высокородный, — ответили старейшины.

— Отдадим последнюю дань уважения князю Сигурду — и в путь, у нас много дел на Таноле. Все, на этом совет закончен. Колин, остаешься в лагере, теперь это твой клан и твой дом. Я в замок до вечера.

Выйдя из шатра, я направился в замок под охраной пяти воинов — трех «змей» и двух «зоргов». Никаких трений между бойцами не наблюдалось. Опытные воины сразу нашли общий язык и занялись привычным делом.

— Как тебя зовут? — спросил я воина, зарубившего напарника после боя с Сигурдом.

— Маркус, мой князь.

— Назначаю тебя начальником личной охраны, твоим заместителем будет Курт. Доведете охрану до двенадцати бойцов, поровну из каждого клана. Четверо всегда со мной, четверо на подстраховке, четверо отдыхают.

Я уповал на то, чтобы в клане «Зорг» все решилось в мою пользу, но мне предстояло утрясти еще кучу вопросов в клане «Желтая змея», там еще толком не знали, что произошло в лагере зоргов. У меня были большие надежды на Тузика, вернувшегося в облик дворняги и нарезавшего круги вокруг нашей процессии.

Как ни странно, но после произошедших событий порядок и дисциплина в крепости не нарушились, часовые были на своих постах и бдительно несли службу. Бойцы по лагерю бесцельно не шастали, и никто за мной толпой не бегал, единственное — бойцы, увидев меня, вставали по стойке «смирно». Хуманы есть хуманы, и дисциплина у них впитывалась с молоком матери и кулаком отца.

На мое счастье, в руководстве клана «Желтая змея» к свершившемуся отнеслись довольно спокойно, мне задали всего несколько вопросов по своему новому статусу. Я заверил, что статус моих приближенных только повысится, а известие о возвращении на Танол и прекращении войны обрадовало всех. Я приказал снова собрать людей и лично рассказал подданным о произошедших событиях. Великой радости народ не выказал, но отнесся к окончанию войны с облегчением.

Затем началась суета по подготовке делегации на погребение Сигурда. Время летело стрелой, и мне не удалось даже поесть, заменив еду подзарядкой своей энергетики.

Наступил вечер, я стоял возле погребального костра князя Сигурда и смотрел, как огонь пожирает останки моего врага. После того как были произнесены прощальные речи и закончились погребальные ритуалы, ко мне подошел Колин и позвал на пир, заменявший на Геоне поминки. Мы вместе отправились к шатру, у которого собрались воины, свободные от караула и других обязательных забот службы. Старейшины произнесли короткую речь, и мы сели за стол. Столов хватило только на командиров и старейшин, воины расположились прямо на земле возле скромной еды, разложенной на походных плащах. Я много пил и почти не закусывал, но вино так и не ударило мне в голову. Стресс, накопившийся за день, превратил вино в воду. За полночь я вышел из-за стола и направился в шатер, где заснул на постели покойного Сигурда.

Утром меня будить не стали, и я выспался за все бессонные ночи сразу. В лагере уже вовсю готовились к походу, палатки были свернуты, и Колин с Ловкаем решали какие-то последние вопросы возле выхода из лагеря. Мне доложили о положении дел. Из доклада следовало, что первая сотня уже вышла из лагеря на гать, ведущую к побережью, остальные воины отправятся в путь через полчаса. Я приказал им ждать на побережье прибытия двух дракаров из бухты, но не расслабляться и быть готовым ко всему. Ко мне подбежал командир полусотни зоргов, оставшихся в моем подчинении, и доложил о готовности. Я простился с Колином и Ловкаем и повел свой отряд в замок. По дороге я расспросил начальника охраны о происшествиях за ночь и обрадовался, узнав, что между «зоргами» и «змеями» не произошло ни одной драки.

День закрутился беличьим колесом, и у меня снова не осталось ни одной свободной минуты. Для начала я вместе со всеми «зоргами» и десятью «змеями» направился по горной тропе в бухту к дракарам. Тузик снова куда-то смылся и не откликался на мой зов. В этот раз дорога давалась намного легче — не было на плече тяжеленного метателя, эту бандуру тащила попеременно охрана. К полудню мы спустились по веревкам со скалы в бухту. Я предусмотрительно спустился первым, чтобы Арчер сдуру не натворил глупостей, увидев толпу «зоргов». Конечно, мне не удалось полностью уберечь его от стресса, и он сидел на корме баркаса вылупив глаза и наблюдал, как «зорги» разбегаются по палубам дракаров, готовя их к выходу в море. За время моего отсутствия в бухте ничего экстраординарного не произошло. Все раненые выздоровели, даже боец с отрубленной рукой поднялся на ноги и помогал Арчеру в повседневных делах. Бойцам Арчера удалось почти полностью разгрузить затонувший дракар, и теперь «зорги» пытались его вытащить на берег для починки. Совместными усилиями нам удалось это сделать, и ремонт начался.

Пока воины занимались дракарами, я решил достать метатель из ящика Кионы, который снова спустили со скалы в бухту. Два воина оттащили ящик в дальний конец бухты на площадку, отгороженную обломками скал, и я приступил к работе. Сканирование объекта не выявило ничего не известного мне раньше, кроме одного нюанса. Ящик имел самоликвидатор, устроенный по оригинальному принципу. В металлический шар, наполненный горючей жидкостью, была помещена обмотка с маленьким серым камнем Силы. Эти камни имели природное происхождение, и заряд в них был невелик. Реально заряда хватало только на шокер в медальонах иностранцев или защиту кошельков и оружия от чужих рук, как в моем старом мече. При активации камень разряжался на обмотку, которая мгновенно вспыхивала, как спираль в лампочке, и нагревала жидкость в шаре, которая, закипев, разрывала оболочку давлением образовавшегося пара. Шар имел размер не больше апельсина, и взрыв должен был получиться не очень сильным, но достаточным для уничтожения метателя и колбы с зеленой ядовитой жидкостью. Могли ли сдетонировать заряды в метателе, мне неизвестно, но ядовитого облака с лихвой хватило бы для уничтожения всего живого в радиусе двадцати метров. Ключа от хитроумного замка у меня не было, он утонул вместе с Кионой, поэтому я решил не заморачиваться и срезать петли крышки, предварительно перерезав провод, идущий к самоликвидатору.

Операция по вскрытию ящика прошла успешно, и у меня в руках оказался полевой метатель значительно меньших размеров, чем крепостной. Меня очень обрадовал набор инструментов для ухода за агрегатом, лежащий в кожаной сумке. Заряды находились не в обойме, как в крепостном метателе, а в отдельной коробке, и метатель нужно было зарядить. Хитромудрые имперцы и в этот раз не изменили себе — в ящике лежало десять камней Силы, но заряженными оказались только три. Усмехнувшись, я отправился заряжать камни.

Через час камни были заряжены, и метатель приведен в боевое состояние. Ящик я выпотрошил от взрывоопасной начинки и спрятал ее в небольшом углублении скалы от греха подальше, затем срезал язычок замка и приварил петли на место. Испытание метателя мне пришлось отложить до выхода в море, потому что стрелять в бухте было небезопасно.

Вернувшись на баркас, я отправил двух бойцов за ящиком, а сам направился на корму устанавливать лодочный мотор. После окончания работы мне пришлось возвращаться к источнику Силы для подзарядки камня из двигателя. К вечеру я набегался до дрожи в коленях и мечтал только о мягкой постели. Все работы по ремонту дракаров и подготовке к отплытию закончились только затемно. Перекусив всухомятку, я выслушал доклады подчиненных, затем приказал Арчеру выставить двух часовых, а остальным отдыхать до утра.

Проснулся я утром оттого, что Тузик лизал мое лицо своим шершавым языком и, повизгивая, требовал еды. Как этот прохиндей снова оказался на баркасе, осталось загадкой. После завтрака, проверив состояние дракаров и баркаса, я отдал команду к отплытию. Поврежденный дракар мы оставили в бухте, решив, что ремонт на скорую руку недостаточен для трехнедельного путешествия на Танол. Чтобы не рисковать, мы снова дождались прилива и стали по одному выводить корабли в море на буксире. Для воинов из клана «Зорг» магический двигатель баркаса был в новинку и произвел большое впечатление. Про самоходные корабли они знали только из сказок и легенд, а здесь их собственный князь творил чудеса. Мой авторитет сразу обрел материальную основу, и если среди воинов были скептики на мой счет, то их количество значительно уменьшилось. Последнее недоверие к моим словам исчезло после показательных стрельб из метателей.

Первый выстрел я произвел из крепостного метателя, обрушив в море скалу на берегу. Затем пришла очередь трофея. Первый выстрел меня не впечатлил, дальность у малого метателя оказалась вдвое меньше, чем у крепостного, и файербол упал в воду, не долетев до цели на берегу. Арчер направил баркас ближе к полосе прибоя, и следующие два огненных шара поразили цель. Мне удалось разрушить верхушку другой скалы, но разница между крепостным метателем и его меньшим собратом оказалась очень большой, примерно как между стопятидесятидвухмиллиметровой гаубицей и гранатометом. Скорее всего, обстрел каравана, когда я впервые познакомился с файерболом, велся из метателя значительно мощнее, или у страха глаза велики. Закончив испытания, я разрядил оружие и убрал его в каюту подальше от посторонних глаз.

На море был полный штиль, и скорость баркаса с дракарами на буксире радовала. К полудню показался пляж возле рыбацкого поселка, и мы причалили к берегу. Помня об ошибке, допущенной охраной дракаров, я приказал разбить лагерь в ложбине рядом с пляжем и запретил бойцам разбредаться по поселку рыбаков.

До прихода отряда Колина оставалось около суток, и я решил посвятить это время обучению Арчера стрельбе из метателя файерболов. Мне удалось найти недалеко от пляжа место для зарядки камней, и мы, зарядив метатели, снова вышли в море на баркасе. К вечеру обучение подошло к концу, причем пользоваться полевым метателем научились не только Арчер, а также начальник охраны Маркус и его заместитель Курт. Правда, нам пришлось два раза возвращаться для перезарядки камней, но это не было большой проблемой.

Так за трудами праведными незаметно наступил вечер, мои бойцы расположились возле костров и с завидным аппетитом доедали запоздалый ужин. Меня радовало, что они не разбились по кланам, а сидели вперемежку и разговоры вели совсем не воинственные, а травили всевозможные байки и обсуждали мощь файерболов.

Я поймал Тузика за шкирку и, сделав из него подушку, незаметно для себя заснул без сновидений.

Разбудила меня живая подушка, начавшая беспокойно крутиться под головой и повизгивать.

— Черт тебя подери, что еще случилось? — недовольно выругался я.

Тузик жалобно заскулил, и я окончательно проснулся. Уйти в транс и просканировать окружающее пространство я не успел: из утреннего тумана вынырнул нос корабля и со скрежетом выполз на берег, за ним показался второй корабль, а потом третий. С кораблей, как горох, посыпались воины и начали строиться на пляже, готовясь к бою. Десант высадился в трехстах метрах левее дракаров, и наш лагерь оказался как раз между десантом и кораблями.

— Имперцы! — прошептал на ухо Арчер, вынырнувший из тумана за спиной.

КАРТА ГЕОНА

Игорь Чужин Битва за Танол

ПРОЛОГ

Алакдар сидел у распахнутого окна и смотрел на деревья замкового парка. Природа оживала после сезона дождей, и погода радовала глаз. Яркие лучи солнца пробили завесу туч, и над кронами деревьев стояла огромная радуга. Над лесом раздавалось пение птиц, услаждающее слух и усталую душу. Прошел еще один год кажущейся бесконечной жизни.

— Сколько мне стукнуло? — задумался Алакдар. — Если не изменяет память, то триста семьдесят шесть.

Эльф был еще крепок, и по его внешнему виду невозможно было определить возраст. Физически Алакдар чувствовал себя как человек лет шестидесяти, но на вид ему нельзя было дать больше пятидесяти. Человек в возрасте шестидесяти лет, находясь в такой физической форме, считал бы себя счастливчиком и радовался жизни, но эльф, проживший больше трехсот лет, за которые ни разу серьезно не болел, чувствовал себя дряхлым стариком и всерьез подумывал о смерти. У Алакдара в дождливую погоду болели старые раны и опухали суставы. Никакие мази и лекарства уже не помогали, и эльф воспринимал свое состояние как данность.

Алакдар уже семьдесят лет как официально отошел от власти, передав ее своему сыну Анхелю, оставив за собой только титул главы совета старейшин. Корона Великого князя гвельфов уже давно не венчала его голову на официальных приемах, и он удалился в замок Эрмор в горах на юго-востоке Тарона, где вел тихую жизнь патриарха, но это была только видимость тишины и покоя. На самом деле Алакдар из правителя превратился в серого кардинала, в руках которого сходились все нити реального правления Тароном. Повседневной жизнью гвельфов руководил сын, но ни один важный вопрос не решался без одобрения Алакдара. Вот и сегодня в замок должен приехать Анхель с приближенными, чтобы доложить о текущих делах и проблемах.

Раздался звон колокольчика, установленного при входе, и Алакдар повернулся к двери.

— Войдите! — крикнул эльф, и в кабинет вошел Элинир, начальник охраны и секретарь Алакдара.

— Высокородный, в замок прибыл Великий князь Анхель со свитой и просит вашей аудиенции, — доложил высокий гвельф со знаком мастера меча на плече.

— Проси, пусть заходят, — ответил Алакдар и встал из кресла.

В распахнутую дверь вошел Анхель в сопровождении четверых придворных и обнял отца.

— Анхель, ты голоден?

— Нет, отец, мы уже позавтракали.

— Тогда присаживайтесь и перейдем к делу. Есть что-нибудь экстренное?

— Нет, отец, все как обычно. Имперцы плетут интриги и пытаются ловить рыбу в мутной воде. Бои на границе империи и халифата практически прекратились, после того как чинсу совершили рейд и захватили на неделю Латр. Пока имперцы перебрасывали войска от границы с халифатом, чинсу разграбили город и вернулись на свою территорию. Сейчас происходят только мелкие стычки разведывательных отрядов вдоль границы.

— Как же имперцы так опростоволосились и прозевали удар чинсу?

— Здесь все очень просто, отец. Постарались наши родственнички, темные эльфы. Князь Алатерн со своими воинами под покровом ночи вырезал гарнизоны пограничных застав и блокировал дорогу на Мэлор. Ни одному гонцу не удалось прорваться, и чинсу за два перехода вышли к Латру. Гарнизон города оказался слабым, все дееспособные войска ушли на границу с халифатом, и чинсу захватили его почти без потерь.

— Все ясно. Алатерн, значит, полностью перешел в услужение к чинсу, несмотря на свою безмерную спесь.

— Да, отец, род темных хиреет, и им в одиночку не выжить, поэтому Алатерну теперь не до гордости.

— Как дела в Илирии?

— Как обычно, ничего заслуживающего внимания.

— Не морочь мне голову, сын. Мне все известно о похождениях твоей жены. Она снова подсела на эльфийскую пыль, и об ее выкрутасах сплетничают даже на конюшне. Кстати, выяснили, откуда она берет эту отраву?

— Нет, но есть серьезные подозрения, что поставщик в имперском посольстве.

— Как идут поиски поставщиков в Меране?

— Наши люди вышли на след некоего Торвина, наемника из замка Фьер, но он пропал из вида в Шателье. По некоторым сведениям, Торвин был связан с Алоем Темным, побочным сыном Алатерна, изгнанным из дома за убийство. Все попытки выйти на Алоя провалились, он, как и Торвин, бесследно исчез.

— Никто и ничто в этом мире бесследно не исчезает, просто твои люди наследили, и Алой с Торвином, заметив повышенный интерес к себе, банально легли на дно. Пошли в Шателье вторую группу, пусть независимо от первой прошерстят город, Шателье не Меран, концы должны найтись.

— Да, отец, вернувшись в Илирию, я так и сделаю.

— Анхель, что думаешь делать с Селией? Так дальше продолжаться не может, твоя жена позорит дом, и ситуация может выйти из-под контроля.

— Отец, ты сам женил меня на этой стерве после смерти Аланриль.

— Прости, сын, сорвался. Моя вина, что заставил тебя жениться, думал, что так для Виканы будет лучше. Есть вести с Зурона, как там наша девочка, не решила вернуться домой?

— Нет, отец, после сватовства Антора и слушать не хочет о возвращении домой, думает, что мы ее насильно замуж выдадим. Мать настоятельница пишет, что Викана поднялась на высшую ступень посвящения видящих, все время изучает магию и лекарское искусство, а вечерами молится за своего Ингара.

— Что за напасть такая, сынок. Единственная наша надежда и гордость заперлась в монастыре и грозится стать монашкой, если этот Ингар погиб. Самые достойные женихи Геона считают за честь ей руку поцеловать, сам император к ней сватается, а она как с ума сошла. Что-нибудь удалось выяснить об этом проходимце?

— Викана говорит, что он истинный высокородный с Земли, племянник Стаса, почти точная копия Ингура, только старше.

— Не морочь мне голову, скорее всего, очередной самозванец, желающий дорваться до власти. Таких истинных высокородных толпы на Геоне, только хватает их россказней до первого мага второй ступени посвящения.

— Отец, но Викана — видящая и говорит, что у Ингара полная аура.

— Викана — влюбленная дурочка, ей в голову не может прийти, что ее возлюбленный намазался мазью с порошком серого камня Силы и светится, как трухлявый пень в темноте.

— Разве так можно подделать ауру высокородного?

— Подделать нельзя, но сделать видимость полной ауры можно. Правда, если вымыть такого высокородного, то сразу видно, кто есть кто, и магия не нужна. Так что там с Ингаром?

— Управляющий торгового дома в Кайтоне докладывает странные сведения про этого Ингара. Парень, скорее всего, погиб в пустоши во время боя с ассасинами визиря Фархада. Наши люди ездили на место боя и рассказывают, что этот хуман устроил целое побоище, уничтожив из метателя файерболов больше половины воинов Фархада. Затем метатель взорвался, и на месте скалы, с которой стрелял Ингар, теперь яма. Пираты не любят, когда кто-то вмешивается в их дела, и городской совет отправил отряд наемников вышибить арбов из окрестностей Кайтона. Во время боя им в качестве трофея достался странный меч, захваченный у какого-то пленного. Два хумана из клана «Зорг» принесли меч в наш торговый дом, чтобы снять защиту. Клинок очень странный, работа древняя, но не мифрил, а какой-то сплав. На клинке неизвестным способом выгравирована змея с капюшоном, как на татуировке клана «Желтая змея», у Ингура такая же. Мало того что меч имел магическую защиту, так еще в него оказалась встроена магическая молния с полностью заряженным камнем Силы. Управляющий хотел выкупить клинок у хуманов, но они наотрез отказались его продать, даже за два веса золотом. Хуманы рассказали, что меч принадлежал убийце сыновей Сигурда, и это доказательство их причастности к смерти клана «Желтая змея».

— Разве у Сигурда убили обоих сыновей?

— Да, отец.

— Теперь на Таноле начнется сумасшедший дом. Сигурд по рождению не принадлежит к высокородным, по закону он только регент при своих сыновьях от Кионы. Новых наследников Сигурду ждать неоткуда, ведьма бесплодна. На Геоне сейчас только одна незамужняя видящая, это принцесса Викана. Как бы этот старый козел на нее глаз не положил, не хватало еще, чтобы ее снова похитили. Рассказывай дальше.

— Отец, я лучше зачитаю донесение управляющего торгового дома в Кайтоне, — сказал Анхель и начал читать свиток, поданный одним из придворных: — «Хуманы рассказали, что меч принадлежал Ингару. Они шли по его следу от самого Мэлора, где им были убиты сыновья Сигурда, их наставник Зан и гвельф Арима Летящая Смерть.

В ущелье, недалеко от района древних развалин, Ингар взорвал барона Седрика с охраной и захватил замок Самбулат. В замке он освободил принцессу Викану и ушел из империи в халифат. В городе Керана, на Атласском озере, Ингар захватил корабль, после чего прорвался на нем мимо Медины, утопив две арбские галеры, и через Тадмур ушел на территорию афров.

В пустоши Ингара догнал отряд сына визиря Юсуфа, но хуман сжег ассасинов из метателя, а Юсуфа зарезал. Прикрывая принцессу Викану, Ингар вступил в бой с гвардейцами визиря Фархада и предположительно погиб при взрыве метателя файерболов. По другим сведениям, раненого Ингара увез отряд ассасинов, но в халифат этот отряд не вернулся, а бесследно исчез в джунглях на территории племени караев, признанных людоедами. Данное донесение записано со слов принцессы Виканы и сведений, полученных от агентов в Кайтоне. Управляющий торговым домом в Кайтоне Кварион».

— Анхель, далеко не поэты служат у тебя в Кайтоне. Для гвельфа такое косноязычие позорно.

— Кварион — полукровка, ему простительно. Он мечом владеет намного лучше, чем пером.

— Анхель, ты сам-то веришь в эту ахинею? Можно подумать, Эсилдур с небес на землю вернулся и карает грешников. Дай сюда эту писульку. Твой Кварион пишет, что Ингар убил сыновей Сигурда, их наставника Зана и Ариму Летящая Смерть. Когда ты за Аримой по Тарону гонялся, он у тебя скольких гвардейцев убил?

— Двенадцать, — понурив голову, ответил Анхель.

— Ты скажи еще, что Ингар его из лука застрелил.

— Отец, Викана рассказала, что именно из лука, Ингар из него еще харуха и зорга убил.

— Викана это своими глазами видела?

— Нет, отец.

— Этот прохиндей девочке врал без зазрения совести, чтобы голову заморочить, но как ты, Великий князь гвельфов, мог в это вранье поверить?

— Кстати, где красавчик Ингур, на которого якобы похож этот Ингар?

— Я привез его с собой, он хотел просить тебя отпустить его на Тереб, к своему клану.

— Даже видеть его не хочу, только после совершеннолетия, через год. Я Стасу обещал, что буду воспитывать Ингура до совершеннолетия. Как его успехи в обучении?

— Как воин Ингур очень хорош, но магических способностей никаких. А главная беда в том, что ни одной юбки не пропускает, половина фрейлин жены в его постели побывали, так он еще по прислуге ударяет.

— Это счастье, что Викана Ингура как брата воспринимает, а то заполучили бы в семью еще одного высокородного лоботряса. Викана его за подобные выкрутасы через неделю после свадьбы кастрировала бы, — усмехнулся Алакдар.

— Отец, на кого это ты намекаешь? Кто это у нас в семье высокородный лоботряс?

— Правильно догадываешься, сынок, на тебя! Ты думаешь, мне о твоих похождениях ничего не известно? Да у тебя по всему Геону бастарды табунами ходят. Покойного Лианира вспомни, если бы Нара детей не потеряла, то были бы у тебя внуки — тарги, а у меня праправнуки!

— Нашелся сын у таргини Нары, — тихо произнес один из придворных, — я не успел вам доложить, мой князь.

В кабинете наступила тревожная тишина, готовая взорваться в любую секунду, но взрыва не произошло. Алакдар прожил на свете не одну сотню лет и умел брать себя в руки и не поддаваться эмоциям в критические моменты. Так произошло и на этот раз: древний эльф вместо того, чтобы взорваться, неожиданно продолжил беседу совершенно спокойным голосом:

— Ладно, закончим этот никчемный разговор. Анхель, как там дела со сбором плодов Нордрассила и выработкой эликсира жизни?

— В этот раз урожай оказался хуже обычного, подвела погода. Селия смогла получить только двенадцать тысяч шестьсот тридцать две дозы эликсира. Имперцы требуют две тысячи доз вместо полутора тысяч. Я им отказал и отдал только то, что прописано в договоре. Нам все равно не хватает тысячи трехсот пятнадцати доз. Во многих семьях не будет возможности зачать детей, а следующий урожай только через четыре года.

— Анхель, не крути, а скажи прямо, сколько детей не родится.

— Эликсира хватит только для рождения тридцати шести детей, а умерло и погибло со времени предыдущего урожая двести четырнадцать гвельфов. Гвельфов становится все меньше, мы начинаем вымирать. Можно не отдавать эликсир темным, но это не спасет положения.

— И темные начтут охоту за нами по всему Геону. Сто пятьдесят лет назад я уже сделал такую глупость, не отдал положенное им по договору, и они заслали на Тарон двух смертников с отравой. Тогда погибло триста двадцать шесть гвельфов и сто шестнадцать темных. Ты снова хочешь устроить резню?

— В домах могут начаться волнения, так и до междоусобицы недалеко.

— Анхель, срочно собирай большой совет домов, я выступлю на нем и постараюсь утрясти ситуацию. Нам только переворота не хватало.

Неожиданно распахнулась дверь, и в кабинет вбежал секретарь Алакдара.

— Что случилось, Элинир?

— Высокородный, прискакал гонец из Илирии, у него срочное сообщение, буквально рвется к вам.

— Впусти.

В зал вошел молодой гвельф в пыльной одежде и молча передал Анхелю пакет. Князь взломал восковую печать и впился глазами в документ. Закончив читать послание, он бросил бумагу на стол и тихо произнес:

— Мы опоздали, отец. Селия сбежала со всем запасом эликсира жизни, а то, что не смогла унести, испорчено. В ее покоях нашли флакон с остатками эльфийской пыли, наша семья объявлена вне закона, я низложен. Совет домов приказал нам оставаться в замке Эрмор, сюда идет илирийская гвардия. Что будем делать, отец?

Глава 1 ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

Тузик жалобно заскулил, и я окончательно проснулся.

Уйти в транс и просканировать окружающее пространство мне не удалось: из утреннего тумана вынырнул нос корабля и со скрежетом выполз на берег, за ним показался второй корабль, а потом третий. С кораблей как горох посыпались воины и начали строиться на пляже, готовясь к бою. Десант высадился в трехстах метрах левее дракаров, и наш лагерь оказался как раз между десантом и кораблями.

— Имперцы! — прошептал на ухо Арчер, вынырнувший из тумана за спиной.

«Только имперцев мне здесь не хватало, — подумал я, подтягивая к себе метатель. — Этих уродов человек триста против нашей полусотни».

По большому счету нужно открывать огонь из метателя, пока имперцы не обнаружили засаду. Но это стопроцентная война с империей, которая в данный момент может закончиться для нас только братской могилой. Хочешь не хочешь, но нужно идти на переговоры.

— Арчер, бери метатель и скрытно займи позицию вон за теми камнями, главное, постарайся стрелять вдоль пляжа, чтобы не пожечь корабли, они нам еще пригодятся. Я сейчас пойду на переговоры и попробую закончить дело миром, не думаю, что у них есть приказ начинать войну с Танолом. Маркус, без меня берешь на себя командование. Не раскрывай позицию отряда, и сидите тихо, пока я не дам команду. Курт, бери второй метатель, будешь меня прикрывать, только не начните стрелять с перепугу. Если что, я махну рукой.

Мы с Куртом, прикрываясь туманом, перебежали по ложбине ближе к кораблям имперцев, и я, указав Курту его позицию, вышел на пляж. Имперцы сразу на меня внимания не обратили и продолжали строиться в боевую колонну. Мне пришлось окликнуть одного из офицеров и потребовать, чтобы меня отвели к командиру. Меня тут же обступили четверо воинов и попытались разоружить. Я сделал зверскую рожу и схватился за меч:

— Я Ингар, князь кланов «Зорг» и «Желтая змея», если вы хотите умереть прямо сейчас, то можете попытаться отобрать у меня меч. Офицер, у тебя есть полномочия начинать войну с хуманами? Если нет, то веди к своему командиру.

Офицер опешил от такой наглости, но решил не обострять ситуацию и отдал приказ меня не трогать. В голове крутилась только одна мысль: главное, чтобы Арчер и Курт не начали стрелять, увидев эту разборку. Меня отвели под конвоем в глубину строя имперцев к стоящему возле корабля офицеру в позолоченных доспехах. Рядом с ним расположились два молодых мага с полевым метателем на треноге.

— Кто такой?

— Я Ингар, князь кланов «Зорг» и «Желтая змея».

Офицер заинтересованно посмотрел на меня и задал ожидаемый мною вопрос:

— А что случилось с князем Сигурдом?

— Князь Сигурд умер, кланы избрали князем меня.

— Что явилось причиной смерти Великого князя Танола?

— Причиной смерти Сигурда стал мой меч, я зарубил его в поединке чести по законам хуманов.

Я старался вести себя как можно наглее, чтобы не дать имперцу спокойно соображать и напустить как можно больше тумана на сложившуюся ситуацию. Но все мои понты на офицера не подействовали. По всей видимости, у него были четкие указания или заранее продуманные решения для любых раскладов на Теребе. Скучающий вид имперца красноречиво говорил, что ему по барабану разборки среди хуманов.

— Юноша, мне плевать на то, что ты князь в каком-то племени дикарей. Я центурион Меранской империи, а тебя наверняка в детстве уронили головкой на мостовую, если ты решил разговаривать со мной подобным тоном. Линий, — обратился центурион к офицеру охраны, — свяжи эту лысую обезьяну и посади под замок, и поосторожнее с ней, а то она, наверное, кусается.

Хохот, раздавшийся после шутки имперца, расслабил охрану и дал мне несколько мгновений на анализ ситуации. Но дураков жизнь учит всю жизнь, а толку никакого, так и я, вместо того чтобы сразу рвать когти, снова начал трепаться:

— Центурион, а у тебя есть полномочия начинать войну с Танолом?

— Хуман, ты полный идиот? Война уже идет, войска империи высадились на Таноле и добивают последние очаги сопротивления. Мы здесь, чтобы дорезать последних, как ты, придурков.

Удар сапогом под зад сбил меня с ног, и я едва не пропахал мордой песок. Единственным плюсом было то, что от падения включилась защита кольчуги и попытка успокоить меня ударом по голове не удалась. Меч, плашмя опускавшийся на мой затылок, соскользнул по защите кольчуги в сторону. Адреналин едва не потек из ушей, настолько меня разозлили полученный пендель и собственная глупость. Не успел я заделаться Великим князем Танола, как сразу был коронован пинком под задницу.

«Хрен вы, хлопцы, угадали! Пусть я князь липовый и полководец из меня как из говна пуля, но ножиком помахать я сумею!» — буквально гремело в голове.

Звуки вокруг зазвучали басами, и воздух стал тягучим, как кисель. Вместе с погружением в транс пришло спокойствие. Хватит строить великие планы языком, пора действовать. Меч сам скользнул в руку, и офицер, давший мне пинка, мгновенно оказался короче на отрубленные по колено ноги. Подниматься с земли я не стал, а просто перекатился поближе к магам, стоящим возле метателя. Правда, стояли они недолго, два взмаха — и рядом со мной упали визжащие обрубки, но визжали они басом. Через мгновение метатель оказался у меня под мышкой, и я улепетывал с поля боя, уворачиваясь, как регбист, от попыток захвата. Мне удалось за несколько секунд оторваться от преследователей метров на тридцать, и настало время пускать в ход трофейный метатель. Первый выстрел оказался неточным, и файербол, зацепив камень, ударил в землю, лишь окатив преследователей раскаленным песком. Вторая попытка получилась намного удачнее: огненный шар врезался в строй охраны, окружившей центуриона.

«Побегайте, ребята, бег полезен для здоровья», — зло подумал я, глядя на разбегающиеся факелы.

В этот момент выстрелил Арчер, файербол крепостного метателя снес весь левый фланг имперцев, и пляж покрылся горящими кусками человеческих тел. Уши заложило от грохота, меня сбило на землю взрывной волной и окатило жаром.

— Снайпер косорукий! — выругался я, уползая на карачках за ближайший камень.

На мое счастье, Арчер больше не стрелял, и я отделался только прожженными штанами и мелкими ожогами. Из замешательства меня вывели новые хлопки выстрелов, на этот раз огонь открыл Курт. Я высунулся из-за камня и увидел, как взрывы файерболов разносят на куски тела солдат, пытавшихся построиться для отражения предполагаемой атаки. Курт стрелял не спеша, выцеливая только группы, в которых не меньше десятка бойцов. В мою сторону бежала толпа хорошо прожаренных имперцев, пытающихся спастись от смерти.

— Это куда вы, козлы, собрались? — заорал я по-русски. — Назад, в стойло!

Шары файерболов вырывались из ствола моего метателя и огненным смерчем сметали все на своем пути, но толпу уже ничто не могло остановить. На очередное нажатие на спуск метатель ответил сухим щелчком, сигнализирующим об окончании боезапаса, и я, отбросив его, как бесполезный мусор, снова взялся за меч. Толпа захлестнула меня, как водоворот, кругом звериный вой, звон оружия, фонтаны крови из отрубленных конечностей и распоротых тел. Я превратился в зверя, тело не реагировало на приказы мозга, оно управлялось только древними инстинктами, решая лишь две задачи: убивать и выжить. Голос пропал от непрерывного крика, из груди вырывался только булькающий хрип. Я рубил мечом, парировал удары, падал на землю и снова вскакивал. Сражалось все мое тело, я бил головой, локтями, коленями, получал удары и снова рубил, рубил и рубил. Неожиданно противники закончились, и только вой за спиной говорил о том, что кому-то удалось прорваться.

Мимо меня пробегали бойцы моего отряда и шарахались, как будто увидели дьявола. Я стоял посреди кучи изрубленных тел, многие из которых еще не расстались с жизнью и корчились в предсмертной агонии. Меня трясло, как припадочного, колени подогнулись, и я сел прямо на какой-то труп, не в силах держаться на ногах. Труп подо мной зашевелился и захрипел, и моя правая рука сама воткнула меч умирающему имперцу между лопаток. Его тело, выгнувшись, затихло. Меч так и остался торчать в спине покойника, у меня уже не было сил вытащить его. Кровь текла по моему лицу, я попытался его вытереть, но только еще больше заляпал, потому что мои руки тоже были в крови. Я положил руки не колени и молча смотрел, как кровь капля за каплей стекает на землю.

— Мой князь, вы ранены? — раздался осторожный вопрос из-за спины.

Повернув голову, я увидел Маркуса в сопровождении Курта, стоящего в обнимку с метателем.

— Не знаю. Помогите встать, а то что-то меня ноги не держат, — попросил я. — Мне нужно к воде, смыть с себя все это.

Телохранители осторожно взяли меня под руки и повели к морю.

— Меч заберите и метатель, а то сопрет кто-нибудь, — сказал я и практически отрубился, повиснув на руках бойцов.

Маркус стащил с меня кольчугу и прогоревшие штаны, а затем помог зайти в воду. Я присел, окунувшись с головой, и начал смывать с себя кровь и грязь. Купание привело меня в чувство, и в голове прояснилось. Я осмотрелся и увидел, что рядом горят два корабля, а на третьем идет бой. Пожар тушили только полтора десятка воинов.

— Маркус, где люди? — спросил я.

— Они преследуют имперцев.

— Гони всех сюда, главное сейчас — корабли. Не дай бог сгорят к чертовой матери.

В этот момент мне в бок ткнулся мокрый нос Тузика. Малхус стоял на трех трясущихся лапах и тихо скулил, а раненая передняя лапа была поджата к груди. На правом боку бедняги виднелся след рубленой раны с запекшейся кровью.

— И тебе досталось, мой хороший, подожди немного, я сейчас отдышусь, и мы тебя полечим. Где это тебя так угораздило? — сказал я, нежно гладя малхуса по голове.

— Мой князь, Синий волк прикрывал вашу спину, когда имперцы пошли на прорыв. Мы к вам никак немогли пробиться, его ранил тот, кого вы последним добили, — ответил вместо Тузика Маркус.

— Маркус, найди мне какие-нибудь штаны, а то князь без порток — не князь.

— Будет исполнено! — улыбаясь, ответил хуман на мою просьбу.

Самочувствие понемногу приходило в норму, а вместе с этим возвратилась способность анализировать обстановку. Пожар на кораблях был потушен, но они явно требовали ремонта. Бой на третьей галере тоже закончился, и бойцы выбрасывали за борт раздетые трупы имперцев. Вернулся Курт, отправленный мной узнать о потерях и для организации охранения вокруг пляжа.

— Рассказывай, как дела, сколько народу мы потеряли? — задал я вопрос запыхавшемуся ветерану.

— Мой князь, у нас убитых одиннадцать, раненых четырнадцать, четверо тяжелых. Пленных взяли шестерых, среди них центурион.

— Это надо же, выжил, гаденыш! Я вроде в его охрану из метателя попал, как спаслась эта сволочь?

— Бойцы его из моря выловили. Он, когда стрельба из метателей началась, сразу в воду прыгнул.

— Опытный попался, чуть сквозь пальцы не ускользнул, зараза! Ведите центуриона сюда, у меня к нему разговор есть.

Бойцы пинками пригнали связанных пленных во главе с центурионом. Командир имперцев держался гордо и с усмешкой смотрел на меня, и тут только до меня дошло, что я стою практически голый.

— Чему радуешься, урод?

— Впервые вижу голозадого князя, — ответил имперец.

— Маркус, вытряхните этого весельчака из порток, они вроде должны мне подойти, только простирните их, а то герой мог обгадиться.

Дружный гогот бойцов подтвердил, что шутка удалась, и имперца раздели догола в мгновение ока. Затем двое бойцов под свист остальных зрителей спектакля побежали полоскать трофеи в море. Я осмотрел критическим взглядом командира имперцев. На вид ему было лет сорок— сорок пять. Наверное, центурион раньше был неплохим бойцом, об этом говорили хорошо развитые мышцы и два шрама — на груди и бедре, но появившееся брюшко подсказывало, что это уже в прошлом.

— Чего вылупился? Думаешь, что тебе это проскочит? Ты уже покойник, империя такого не прощает! — прорычал сквозь зубы имперец.

— А я думаю, что тебя первого на кол посадят за спесь и глупость, когда узнают, что ты просвистел три галеры, метатель и три с лишним сотни солдат какому-то дикарю с полусотней воинов. Я тебя, скорее всего, обменяю на новую пару штанов, а то твои уже поизносились, — ответил я, натягивая на себя мокрые штаны центуриона.

Имперец бросился на меня, но сразу был сбит с ног охраной и прижат к земле.

— Эй, полегче с ним, мне за него новые штаны дадут, — добил я имперца ехидным замечанием. — Ну что, Тузик, похромали на зарядку, а то я совсем пустой.

Наверное, со стороны мы с Тузиком представляли собой забавное зрелище. Кособокий хуман и хромая собака медленно ковыляли в сторону лагеря под охраной четырех бойцов. Мне тоже досталось по самое не балуйся. На теле проявились несколько здоровенных синяков и, скорее всего, были сломаны ребра с левой стороны груди. Во время надевания трофейных штанов на правом бедре обнаружился почти затянувшийся порез длиной сантиметров пять, организм самостоятельно начал процесс заживления, но, исчерпав ресурсы, остановился на полпути.

Мы доковыляли до источника Силы, и я приступил к зарядке и самолечению. Мои опасения полностью оправдались, имперцы сломали мне три ребра и распороли мышцы на бедре. Закачав ауру Силой под завязку, я запустил процесс регенерации и занялся Тузиком. Здесь дела обстояли намного хуже: если меня спасала даже разряженная кольчуга и удалось отделаться только сломанными ребрами и синяками, то Тузика едва не перерубили пополам. Удар меча немного не дошел до позвоночника и, пройдя вниз между ребер, разрубил печень и кишечник. Вторая рана на лапе выглядела не так страшно, здесь была перерезана только одна мышца. По всем законам природы малхус должен был быть уже покойником, но он не только не умер, но еще мог передвигаться. Магическая сущность эльфийского волка закупорила разрубленные сосуды и кишечник, но Тузик практически израсходовал свой запас Силы. После подкачки ауры малхуса процесс заживления пошел лавинообразно, и у Тузика, как в фильмах ужасов, буквально на глазах заросли страшные раны, как будто их и не было. Со мной дела обстояли похуже, процесс регенерации начался и шел значительно быстрее, чем у обычного человека, но до полного восстановления должно было пройти не меньше суток.

Закончив самолечение, я отправился к раненым, лежавшим в тени высокого дерева возле ручья. Двое из тяжелораненых умерли, и я им помочь уже не мог. С другими мне неожиданно стал помогать Тузик: он подошел к бойцам и начал зализывать их раны, которые стали затягиваться буквально на глазах. Шерсть малхуса снова заискрилась, и с нее на руки раненых начали перебегать голубые искорки. Мне оставалось только подкачивать ауру Тузика, и через час все бойцы были на ногах.

Среди раненых лежал без сознания Арчер с головой, забинтованной какой-то тряпкой. Дежуривший при лазарете лекарь рассказал, что, когда разведчик выстрелил из метателя, его сшибло с ног отдачей, и он крепко приложился затылком об камень. Мне стало понятно, почему выстрел был только один. Может, оно и к лучшему, а то от галер могли остаться только головешки, и так с ремонтом придется повозиться. Пока я реанимировал горе-артиллериста, пытаясь привести его в чувство, вокруг столпились свободные от караула воины и старались коснуться целебного Тузика, в сторону князя даже никто головы не повернул.

Эта ситуация задела меня до глубины души, и я разогнал страждущих, отправив заниматься неотложными делами. Арчер, наконец, открыл глаза и сел, ощупывая руками свою голову. По-моему, он толком не помнил, что с ним произошло.

— Ну что, снайпер хренов, головка бо-бо? Как тебя угораздило себя чуть не угробить, ты же стрелял из метателя раньше.

— Я с треноги стрелял, в этот раз решил выстрелить с руки, вот меня и унесло. Откуда я знал, что он так лягается.

— Ладно, лежи пока, выздоравливай. Может, и хорошо, что ты один раз выстрелил, а то мы галеры еле потушили, — успокоил я Арчера.

Накопившийся с утра стресс требовал расслабления и отдыха, но дел было невпроворот, и отдыхать, наверное, придется в могиле. Курт по моему приказу принес все три метателя к источнику Силы, и я занялся их чисткой и ремонтом. В этой работе мне очень помог инструмент, обнаруженный в ящике, доставшемся от Кионы. С двумя метателями проблем не было, но третьему досталось изрядно. Слава богу, что в нем ничего не было сломано, но грязи из механизма я вычистил предостаточно. Процесс зарядки камней Силы занял все время до вечера и закончился только в темноте. Доклад Маркуса об обстановке в лагере я практически пропустил мимо ушей и заснул, как всегда положив голову на мягкий бок Тузика.

Глава 2 МЫ РОЖДЕНЫ, ЧТОБ СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ…

Утром меня разбудил шум проснувшегося лагеря, и мы с Тузиком направились умываться к ручью. За нами как привязанная следовала четверка бойцов охраны. Ходить под конвоем было некомфортно, но что поделаешь, князь не может бродить в одиночку. Во время водных процедур подбежал Маркус и доложил, что в лагерь пришли разведчики Колина, доложившие о подходе основной колонны воинов. По их словам, ждать оставалось не более часа. Я приказал подготовиться к встрече и начать готовить еду для подходящих бойцов из запасов, найденных на галерах.

Мне пришлось завтракать на ходу всухомятку, когда мы с Тузиком отправились осматривать трофейные галеры и место вчерашнего побоища. Пляж, на котором произошли основные события, был усеян гниющими останками человеческих тел, и вокруг невыносимо воняло горелой мертвечиной. Зажав пальцами нос, я направился к галерам и с помощью охраны забрался на палубу. Осмотр кораблей принес неутешительные результаты. Одна из галер пострадала довольно сильно и требовала серьезного ремонта, однако две другие могли выйти в море через пару дней. Закончив осмотр, я вернулся в лагерь и вызвал для доклада Маркуса и Курта. Маркус доложил, что на Тереб высадилось четыреста десять имперцев, убито триста сорок солдат противника, взято в плен семнадцать, это с учетом отловленных ночью, остальные разбежались по окрестностям.

— Откуда такие точные сведения по потерям, на пляже только куски человеческих тел? — усомнился я в подсчетах Маркуса.

— Мой князь, о числе десанта рассказали пленные. Численность убитых мы посчитали по количеству мечей, найденных на месте сражения.

— Имперцы могли просто побросать мечи во время боя, чтобы легче было драпать.

— Мой князь, у имперцев за утерю меча смертная казнь, они скорее без штанов убегут, чем меч бросят.

— Как думаете, сумеем мы отремонтировать обгорелые галеры? — спросил я охранников.

— Мой князь, на первой галере нужно снимать всю обшивку на носу и половину палубы. Сгоревший форштевень корабля необходимо менять на новый, на это надо время. Думаю, что недели полторы потребуется на ремонт, — ответил Курт.

— Ремонтировать есть чем?

— На кораблях есть запас досок и брусьев, недостающее возьмем в рыбацком поселке. В крайнем случае разберем пару домов.

— Как настроение бойцов?

— Отличное! Такая победа, и почти без потерь, я думаю, о ней будут вспоминать и после нашей смерти! — воскликнул Маркус.

— Победу праздновать рано, мы легко победили только из-за глупости противника, который поплатился за свою спесь и самоуверенность. Не будем идти по его стопам и совершать ту же ошибку. Война будет трудной и кровопролитной, вчерашний бой только мелкий эпизод в предстоящей битве.

Колонна бойцов Колина вышла к нашему лагерю через полчаса после доклада Маркуса. Бойцы, прошагавшие всю ночь, буквально валились с ног. Колин привел с собой только первую сотню, остальные должны были подойти к полудню. Вкратце ознакомив Колина со сложившейся ситуацией, я отправил его отдыхать, а сам занялся пленным центурионом. Вчера мне было не до допросов, а сегодня я себя чувствовал значительно лучше и мог обстоятельно потрясти пленных. Начал я допрос с голого центуриона. За ночь спесь из имперца выветрилась, и допрос прошел без проблем.

— Как тебя зовут? — начал я с выяснения личности командира противника.

— Я Луций Корнелий Кар, первый центурион третьей когорты императорской гвардии Меранской империи.

— Римлянин, что ли? — удивился я.

— Какой римлянин? — переспросил Луций. — Я меранец, сын Тита Флавия, имперского советника по военным делам. За меня тебе дадут большой выкуп.

— Это трое штанов, что ли? — продолжил я стебаться над имперцем.

Луций вспыхнул, как спичка, но, поняв, что над ним издеваются, зло ответил:

— На эти деньги ты сможешь купить штаны всему своему клану.

— Ладно, успокойся, штаны нам не нужны, а нужны сведения. Что произошло в империи и почему вы решили напасть на Танол?

— Это приказ императора, он не дает отчета своим подданным.

— И все же империя и хуманы не враждовали. Мы не давали повода к войне, и вдруг такой поворот?

— Я сам толком не знаю. В Меране ходили слухи, что это связано с Верховным магом. Якобы они что-то важное нашли на Таноле. Поэтому Сигурда подбили напасть на замок Аммалаэль. Для этого мы организовали высадку на Теребе, чтобы гоблы ушли в глубину болот и Сигурд мог без помех напасть на клан «Желтая змея». Мне приказали перебазироваться с южного берега Тереба к месту высадки Сигурда и, пока он возится с замком, запереть дорогу через болото и уничтожить, когда будет возвращаться к дракарам.

— Откуда тебе известно, что Танол захвачен?

— Три дня назад прибыл гонец из Керинара, он рассказал, что имперский флот вышел из порта по направлению Танола.

— И ты решил, что хуманам конец?

— А как может быть иначе? На кораблях пять тысяч воинов и десять метателей. Они, как муху, раздавят любого, кто посмеет им сопротивляться. Великий князь Сигурд с лучшими воинами заблокирован на Теребе. Страна раздроблена на кланы, хуманов просто загонят в горы, где они вымрут от голода.

— Каков основной объект нападения на Танол?

— Мне толком ничего не известно, я в разработке операции участия не принимал. Говорят, что какой-то замок или монастырь в горах.

— Почему ты так легко отвечаешь на мои вопросы?

— Я сам не раз допрашивал пленных и знаю, что мало кто может долго молчать. Хуманы известны своей способностью развязывать языки молчунам. Мне хочется вернуться в Меран живым, а не покойником или калекой. Все, что я рассказал, не такая уж тайна, другие пленные осведомлены не хуже меня. Вам эти сведения не очень помогут, а я могу быть посредником на переговорах о сдаче.

Закончив допрос, я усыпил имперца и просканировал его мозг. Никаких блокировок в мозгу не было, и я легко вошел в его сознание. Информация, полученная во время допроса, почти полностью подтвердилась, за исключением некоторых нюансов. Причиной говорливости центуриона оказался не страх смерти, а молодая жена, которая ждала его в Меране. Допрос остальных пленных ничего нового не дал, за исключением названия замка в горах Танола. Имперцев интересовал замок Кронос, построенный на месте древних развалин. Что имперцы хотели найти в замке, было неизвестно.

К полудню подошли отставшие воины Колина во главе с Ловкаем, и, дождавшись, пока воины разместятся и поедят, я собрал командиров на совет. Известие о нападении на Танол вызвало настоящую бурю среди воинов. Раздались требования немедленного отплытия на родину для отпора имперцам. Постепенно здравый смысл возобладал в умах командиров, присутствующих на совете, и обсуждение перешло в конструктивное русло. Понемногу начал вырисовываться план операции возмездия. Совет единогласно решил, что женщин и детей на Теребе оставлять нельзя, мы не могли дробить и так не очень большие силы. В замке Аммалаэль предлагалось оставить полтора десятка молодых воинов под командованием трех ветеранов и десяток пожилых женщин, остальные должны плыть на Танол.

Местом высадки выбрали бухту Плача, на северо-западном побережье острова. Она могла вместить все наши корабли, и из нее можно было беспрепятственно уйти в горы. Даже если имперцы захватили бухту, то в клане «Зорг» знали тайные тропы, ведущие на две скалы, господствующие над бухтой. С этих скал можно легко сжечь из метателя весь имперский флот, находящийся в бухте. Подход к бухте изобиловал рифами и мелями, на которых погибло немало кораблей, отсюда и название бухта Плача. Если мы захватим бухту, то имперцам ее штурм обойдется в немалую цену. По горным тропам можно наладить связь с другими кланами Танола, и земля станет гореть под ногами захватчиков. Последним решением совета стала отправка баркаса назад в потаенную бухту, чтобы, не теряя времени на дорогу по болоту, завтра же готовить караван с женщинами и детьми для похода к побережью. Закончив совет на этой бравурной ноте и озадачив командиров, я отправил их к бойцам, а сам, усевшись на камень, стал прокачивать ситуацию.

Мне было хорошо известно, что красивые планы имеют тенденцию завершаться полным провалом из-за малейшей ошибки или случайности. Нам предстояло вывести в море флотилию из семи судов, набитую людьми под завязку. На дракары и галеры едва хватало гребцов, и бой с имперским флотом легко мог закончиться плачевно. Главной ударной силой должен был стать баркас с мотором, но заряда камня Силы не хватит на трехнедельное морское путешествие. Есть ли возможность зарядить камень в море, я не знал, поэтому придется идти на веслах или под парусом. Для охраны каравана нужно на одном из дракаров собрать сильный состав гребцов и воинов, которые должны страховать баркас во время боя. Этот дракар необходимо вооружить метателем. Третий метатель я решил оставить на баркасе. Зарядов на каждый метатель только по десять штук, и не для всех целей нужен крепостной метатель.

Закончив строить планы, я отправился проверять караулы. Не то чтобы я не доверял командирам, но воины должны знать, что князь держит ситуацию под контролем и может появиться в любой точке лагеря или на любом посту.

Эта вечерняя проверка постов явилась поворотным моментом в сражении за Танол. Обойдя почти все караулы и проверив часовых, которые на редкость бдительно несли службу, я наткнулся на спящих раздолбаев. Двое пацанов лет четырнадцати, вооруженные копьями, сладко дрыхли в кустах недалеко от края болота, надеясь на то, что колокольчик, спрятанный в траве, предупредит их о приближении врага или начальства. Эту своеобразную растяжку обнаружил Курт, сопровождавший меня с бойцами охраны. Пацаны попали по полной: за сон на посту в боевой обстановке полагалась петля. Мало того что ребят должны были казнить, так еще и казнь через повешение являлась самой позорной. У плачущих часовых отобрали оружие и связали. На душе у меня скребли кошки. Я прекрасно понимал, что по безалаберности недалеко ушел от провинившихся мальчишек, но должен был отдать приказ об их казни. Охрана пинками погнала разгильдяев перед собой. Курт нес отобранные у часовых копья, которые постоянно выскальзывали из его рук. Я решил помочь ветерану и забрал у него одно из них. Меня удивила странная легкость копья, и я соскоблил кусок краски с древка. Из-под краски показалась блестящая поверхность мифриловой трубы.

— Стоп! — скомандовал я. — Ведите придурков ко мне.

Охранники мгновенно приволокли пацанов под мои ясные очи.

— Где взяли копья? — грозно спросил я.

— Сами сделали, нам наконечники старый Гольц выковал, а древко я в развалинах нашел.

— Там еще такие трубы есть?

— Там этих труб навалом, только их никак не отрезать, они из мифрила. Я случайно эту трубу нашел в песке, мы потом там все с Румом перекопали, но больше ничего не нашли.

— Как тебя зовут?

— Артак, мой князь.

— Далеко отсюда это место?

— Нет, мой князь. Это в скалах за поселком, туда за час дойти можно. Только уже темнеет, лучше с утра туда идти.

— Если это так, то я вас не повешу, а только выпорю перед строем! — Так я нашел отмазку, чтобы не брать на душу грех убийства сопливых мальчишек.

Мы вернулись в лагерь и, посадив пацанов под арест, направились к баркасу, возле которого уже собрались воины, отправляющиеся в замок Аммалаэль через потаенную бухту. На баркас набилось тридцать бойцов во главе с Арчером, который должен был сформировать в замке караван и привести его на побережье.

К полуночи мы были уже в бухте. Я выгрузил бойцов на берег и сразу отплыл назад к лагерю на пляже. Всю дорогу в голове крутилась одна идея, в реальность которой я боялся поверить. Теперь все зависело только от одного обстоятельства — не соврали ли мальчишки от испуга.

После возвращения в лагерь я никак не мог заснуть и ворочался на своем плаще, как пропеллер, постоянно будя несчастного Тузика. С первыми лучами солнца я вскочил на ноги и приказал Курту тащить мальчишек ко мне.

Маркус настоял на том, чтобы поход начался после завтрака и со мной отправились все двенадцать охранников. Несмотря на то что у меня буквально свербело в одном месте, я вынужден был согласиться с его доводами. Дорога к развалинам действительно не заняла больше часа, и мы подошли к нагромождению обломков древнего строения. Что это было раньше за сооружение, понять было невозможно. Мальчишки указали на лаз между двумя блоками, и мы на карачках полезли в глубину развалин. Ползти пришлось метров двадцать, лаз вывел нас в коридор с полукруглым потолком. Здесь парни зажгли масляную лампу, и мы пошли дальше. Коридор закончился квадратным залом, освещенным солнечным светом через дыру в потолке. Вся левая стена представляла собой шведскую стенку из мифриловых труб диаметром миллиметров сорок и длиной более пяти метров. На стенах были заметны сколы вокруг труб, явно их пытались выковырять, но безрезультатно.

— Пацаны, вы спасли свою жизнь, и мало того, вы вместо двадцати ударов плетью получите только десять, — обрадовал я провинившихся.

Мальчишки едва не закричали «ура» от такого подарка, как будто получили по килограмму конфет, а не десять ударов по заднице.

«Вот еще одно доказательство теории относительности», — подумал я.

Выгнав всех из зала, я, напевая себе под нос «Марш сталинской авиации», начал срезать со стены мифриловые трубы, которые должны были стать основными деталями мотодельтаплана — главной ударной силы штурмовой авиации Танола. На третьем курсе МЭИ мне довелось целый год заниматься в кружке дельтапланеристов и даже полетать на дельтаплане. Устройство этого простейшего летательного аппарата мне было хорошо известно. Нам удалось построить двухместный мотодельтаплан и выполнить на нем с десяток полетов. Увы, но наше увлечение закончилось трагедией. Во время очередного полета лопнула одна из растяжек, и аппарат с высоты двухсот метров рухнул на землю. Погиб Саша Расторгуев, основатель и душа нашего кружка, после чего кружок закрыли, и мое увлечение авиацией закончилось.

К полудню все тридцать две трубы были срезаны, и наш караван, нагруженный драгоценным материалом, отправился в обратную дорогу. Я краем уха слушал разговоры своих бойцов, которые обсуждали, кому достанутся мифриловые копья. Знали бы они, насколько далеки их мысли от истинного назначения этих труб.

Вернувшись в лагерь, я выслушал доклад Маркуса и, отдав несколько распоряжений, приступил к разработке чертежей дельтаплана. К вечеру у меня был готов эскиз двухместной машины на поплавках. Пилот и пассажир должны были сидеть рядом. Поплавки в качестве шасси я выбрал потому, что их можно было выстругать из дерева бальсат, которое имело очень пористую древесину, наподобие пробкового дерева, и использовать вместо колес, для изготовления которых требовалось оборудование и специальный инструмент. Еще одним аргументом, определившим выбор поплавков, являлся рельеф Геона, покрытый в основном лесами и озерами, а в лесу невозможно найти ровную площадку для посадки. Для надежности поплавки можно обклеить парусиной из шелка черного паука, эта ткань абсолютно не боялась воды. Все чертежи я делал в натуральную величину, используя для этого ровную площадку пляжа, предварительно намочив песок морской водой. Это позволяло быстро вносить в рисунок изменения и искать ошибки, а также не перемерять все по десять раз. Охранники, расставленные по углам площадки, с удивлением наблюдали за князем, ползающим на коленях по песку и рисующим на нем непонятные знаки. Чтобы проделанная работа не пропала даром, последний эскиз был перенесен на бумагу уже при свете факелов. Удовлетворенный результатами работы, я поужинал и завалился спать.

Глава 3 ЛЕГЕНДА О СИНЕМ ВОЛКЕ

Каждый молодой парень или девушка наверняка в мечтах примеряли на себя королевскую корону или, на худой конец, княжеский титул. Я тоже не был исключением из их числа. Рассказами о королевских балах и любви красивых женщин, о победах на рыцарских турнирах изобилуют исторические романы и книги в стиле фэнтези. Реальность разительно отличается от юношеских мечтаний. Княжеский венец в реальности влегкую может сделать вас горбатым или сломать шею. Это, конечно, в переносном смысле, настолько много забот и обязанностей свалилось на меня. Все планы, намеченные вечером, утром рассыпались в прах. Утренние доклады Колина и Маркуса заставили отложить разработку дельтаплана и заняться текущими проблемами.

Я стал князем кланов «Зорг» и «Желтая змея», но это автоматически не объединило людей, и старые обиды не были забыты. Если вчерашний день в целом прошел спокойно, то вечером произошло три стычки, грозившие перерасти в настоящие боевые действия. Как ни странно, сцепились между собой не горячие юнцы, а повидавшие жизнь ветераны. Все стычки имели в основе старую кровную месть, тянувшуюся еще со времен убийства «зоргами» Стаса. Эти разборки нужно было немедленно пресечь со всей жестокостью. Главной моей ошибкой стало то, что я, поручив клан «Зорг» заботам Колина, фактически обезглавил клан «Желтая змея», оставив его на попечение десятников и старейшин.

Мы вместе с Тузиком и Колином расположились на возвышении в углу квадратной площадки, ставшей местом собраний руководства кланов. Устраивать всеобщий митинг я не стал, а просто собрал расширенный совет командования и старейшин, на котором попытался выяснить, кто прав, кто виноват. В результате получил злобную свару между участниками конфликта и никакой ясности. Шестеро заслуженных ветеранов вновь вспомнили старые обиды и набросились друг на друга уже с кулаками, охрана еле растащила дерущихся. Оба клана были полностью уверены в правоте своих соплеменников, и члены совета, разбившись на две части, приготовились взяться за мечи. Я собственными руками подготовил условия для бунта. Если бы я сразу просто приказал казнить участников стычки, то ситуацию еще можно было удержать под контролем, но сейчас это только разожгло бы страсти. Ситуация требовала быстрых и радикальных действий. Решение проблемы пришло в голову неожиданно. Я вышел на середину площадки между представителями обоих кланов и поднял руку.

— Тихо! — крикнул я, прервав ожесточенную перепалку. — Моя вина в том, что я, ваш князь, вовремя не пресек склоку и не повесил вас как собак! Вы готовы вцепиться друг другу в глотки и сделать то, что не удалось имперцам. Там, за морем, горят города и замки Танола, убивают женщин и детей, воины нашего народа гибнут в неравной борьбе, заслоняя их своею грудью. Там, на Таноле, сражаются настоящие герои, а здесь трусы, вспомнив старые обиды, кидаются друг на друга с одним желанием — помочь имперцам уничтожить род хуманов. Вы заслуживаете смерти и позора, но тогда у нас станет еще на шестеро бойцов меньше. Поэтому я сделаю из вас отряд «проклятых». Вы будете жить, есть, спать, сражаться вместе. У каждого из вас будет напарник из воинов, с которыми вы сегодня дрались, и не дай бог, он погибнет в бою, а вы останетесь в живых. Клан «Зорг» и клан «Желтая змея» проклянет и изгонит их семьи. Клан этого воина на год лишится покровительства Синего волка и не сможет его касаться. Я все сказал!

Зачем я приплел сюда Тузика, мне до сих пор непонятно, но последняя фраза произвела наибольшее впечатление на слушателей. Народ буквально шарахнулся в сторону от «проклятых», и вокруг них мгновенно образовалась пустота.

— Колин, разбей «проклятых» попарно и свяжи их кровью!

— Слушаюсь, мой князь! — ответил хуман и бросился выполнять указание.

Через несколько минут ритуал был закончен, и я дал команду разойтись. «Проклятые» так и остались на месте с серыми, как земля, лицами. Ко мне подошел Колин и тихо сказал:

— Ингар, зачем ты так жестоко поступил с ними, лучше бы убил.

— А ты что предлагаешь, пусть режут друг друга и нас заодно?

— Нет, конечно, их нужно было казнить, но лишать клан покровительства Синего волка слишком жестоко!

— Это не тебе решать! — разозлился я. — Лучше расскажи о Синем волке.

— Ингар, ты не знаешь, что значит для хуманов Синий волк? — спросил потрясенный хуман.

— Нет, но я знаю, кто такой Синий волк на самом деле. Рассказывай, а не задавай глупых вопросов.

Колин удивленно покачал головой и начал свой рассказ:

— Это произошло много лет назад, когда на Геон пришла семья первого хумана. Хуманы пришли со своей древней родины — Земли скоттов. Аргайл и его жена Арабелла заблудились в горах в поисках стада овец и попали в снежную бурю. Они укрылись в неглубокой пещере и стали ждать конца непогоды. Много дней бушевал ветер, и все вокруг накрыл толстый слой снега. Еда у них кончилась, и нечем стало поддерживать огонь в очаге. Арабелла была беременной и через два месяца должна была родить ребенка, но холод и голод спровоцировали преждевременные роды, и Арабелла умерла, оставив на руках Аргайла едва живого недоношенного сына. Аргайл едва не сошел с ума от горя и обратился к богам с просьбой спасти жизнь его сыну, а взамен забрать его жизнь и бессмертную душу, но боги молчали, и только волчий вой в темноте был ответом на его мольбу. Обезумевший отец хотел воткнуть кинжал в свое сердце, но его руку остановил огненный взгляд Синего волка, вошедшего в пещеру из темноты ночи.

«Я пришел на твой зов, человек, и спасу твоего сына, но взамен ты будешь служить мне!» прозвучал голос в голове Аргайла.

— Я согласен на все! — ответил первый хуман.

Волк развернулся и исчез в темноте, но скоро вернулся с крохотным волчонком в зубах. Волк оказался волчицей.

«Дай мне своего сына, я покормлю его», — сказала Синяя волчица и легла возле очага.

Аргайл положил своего сына рядом с волчонком и стал смотреть, как сын пьет молоко и его маленькое тельце окутывают голубые искры.

«Не бойся за сына, — снова прозвучал голос в голове, — эти искры — часть моей жизненной силы, которая защищает и питает его».

Так они прожили до самой весны, пока не сошел снег и не открылся спуск в долину. Сын человека и волчонок подросли и проводили все время в пещере возле очага, согревая друг друга своими телами. Волчица ходила на охоту и приносила добычу в пещеру, а Аргайл следил за малышами и готовил еду. Волчица дала волчонку имя Малхус, а Аргайл назвал сына Конаном. Когда появилась первая трава, они спустились в долину, в которой проживало угасающее племя горцев. В племени было несколько молодых женщин, но все молодые мужчины погибли в стычках с соседями и в живых остались только трое древних стариков. Аргайл взял в жены трех женщин племени и стал первым вождем хуманов.

Прошли годы, племя хуманов росло и насчитывало уже десятки воинов. Конан с Малхусом были неразлучны и бились бок о бок во всех сражениях. Малхус стал защитой и спасением Конана. Какие бы раны ни получали Конан и его воины, Малхус всегда с легкостью излечивал их. За это Конан получил прозвище Бессмертный. Старший сын Аргайла стал военным вождем и почти все время проводил в походах и сражениях. Однажды вернувшись в родной дом, он узнал, что Аргайл и его молочная мать Синяя волчица ушли в горы и не вернулись. В комнате на столе осталось только короткое письмо, в котором было всего несколько строк: «Прощай, сын, настало наше время, и мы уходим. Будь верен моей клятве и преданно служи Синему волку».

Конан с Малхусом отправились в горы, но следов своих родителей так и не нашли. Конан занял трон отца и начал править хуманами. Танол — горная страна, и места в долине стало не хватать, поэтому Конан разделил племя на три клана и, поставив во главе их своих сыновей, отправил на новые земли. Так появились три первых клана хуманов, это были кланы «Синий волк», «Зорг» и «Змея».

Шли годы, Танол полностью покорился хуманам, но вместе с победами в племени начались раздоры. Сыновья мечтали занять трон отца, но Конан все не старел, потому что рядом был Малхус. Больше всего хотел занять трон глава клана «Синий волк» Дункан, но почтение к отцу не позволяло ему перейти грань. Он взял в жены младшую дочь вождя племени чинсу красавицу Кианг, которая тоже мечтала стать княгиней Танола. По ее просьбе из Чинсу привезли страшный яд черного горного паука, который разъедает даже железо. Этим ядом напитали острый шип, встроенный в драгоценный ошейник, и подарили его Конану на день рождения. Дункан не знал о коварном плане жены. Князь с радостью принял подарок и надел его на шею Малхусу. Хитрое устройство сработало только через несколько дней, когда Дункан и Кианг были уже в своем замке. Страшная весть о смерти Малхуса разнеслась по Танолу со скоростью ветра. Конан собрал сыновей на совет, но Дункан приглашения не получил.

Сыновья увидели отца, почерневшего от горя и сразу превратившегося в древнего старика, у его ног лежал мертвый Малхус.

— Дети мои, я поклялся служить Синему волку, но один из вас предал меня и подло убил моего молочного брата Малхуса. Я не имею права жить дальше и сегодня уйду по следу отца и своего брата. Я хотел проклясть Дункана, но Малхус перед смертью запретил делать это. Он сказал, что подлость одного не может залить грязью всех и пусть он сегодня уйдет, но Синий волк вернется, когда хуманам будет грозить гибель и они будут стоять у последней черты. Главное, чтобы в вас сохранились честь, достоинство и верность своему слову.

Затем Конан взял на руки тело Малхуса и ушел по тропе в горы. Сыновья долго смотрели отцу вслед, пока его фигура не скрылась в тумане. Они договорились покарать Дункана и сжечь его замок, но, вернувшись в дом отца, увидели на его ступенях труп Дункана с перерезанным горлом и отрубленную голову Кианг рядом с ним.

С тех пор хуманы чтят Синего волка, поэтому клан Дункана, носящий это имя, не был уничтожен, а, избрав нового князя, остался жить. Когда ты появился перед воинами клана «Зорг» вместе с Синим волком, все посчитали это знаком небес и присягнули тебе как князю, — закончил свой рассказ Колин.

«Вот так-то, Игорек, ты думал, что стал князем благодаря своему обаянию и ораторскому искусству, а на самом деле тебя просто порубили бы на шашлык, если бы не Тузик».

Во время всего разговора Тузик тихо лежал у моих ног, изредка почесывая задней лапой правое ухо.

— Колин, кого ты предлагаешь назначить регентом в клан «Желтая змея» до возвращения Ингура?

— Лучше Арчера никого не найти, а до его прихода из замка следует назначить Курта.

— Так и решим, — согласился я и подозвал к себе Курта. — Курт, берешь клан «Желтая змея» под себя до возвращения Арчера, и чтобы больше таких происшествий не было. Хоть на кол сажай зачинщиков смуты, но порядок обеспечь.

— Будет исполнено, мой князь, — ответил ветеран и ушел в сторону стоянки клана «Желтая змея».

Планы на день были сорваны, а для занятия дельтапланом нужна свежая голова, и поэтому я решил заняться текучкой и снова пройтись по лагерю и понять, не упущены ли еще какие-нибудь проблемы. Уходя с места собрания, я наткнулся взглядом на стоящих истуканами «проклятых» и понял, что повесил себе на шею еще одну проблему. Осудить людей и сделать из них изгоев просто, но в появлении этой шестерки есть большая доля и моей вины. Экзюпери писал в «Маленьком принце», что мы в ответе за тех, кого приручили, так и я теперь в ответе за «проклятых».

— Идите за мной, — сказал я и повел воинов к шатру старейшин.

Если среди воинов кланов мне удалось пресечь раздоры, то со старейшинами не все было так однозначно. Сегодня на совете старейшины не встали сразу на мою сторону, а заняли выжидательную позицию. Мне необходимо было заставить их пресекать раздоры и проводить мою линию. В шатре я застал Алыма и Валара, бурно обсуждающих мое решение. По обрывкам фраз, доносившихся из шатра, я понял, что они считают это решение слишком жестоким. Обсуждение достигло такого накала, что старейшины не сразу заметили, как я вошел в шатер.

— О чем спорим? — спросил я.

— Мой князь, мы считаем, что ваше решение о снятии покровительства Синего волка с клана в случае гибели «проклятого» слишком жестоким, — ответил Валар.

— В том, что я принял такое решение, есть и большая доля вашей вины. Вы, вместо того чтобы задавить смуту в зародыше, встали на сторону своих кланов. Вы должны понять, что кланы через некоторое время сольются в один, и это не моя прихоть, а жестокая реальность. В клане «Желтая змея» на одного взрослого мужчину — по три женщины и ребенка. Имперцы высадились на Таноле, а на войне в первую очередь гибнут беззащитные, а это женщины и дети. Боюсь, что многие из воинов клана «Зорг» не застанут в живых своих родных и близких и жизнь заставит их взять в жены женщин из клана «Желтая змея». Народ хуманов должен жить, поэтому я буду всячески содействовать таким бракам. Созывайте общий совет старейшин, на нем вы объявите о моем решении и нанесете татуировки обоих кланов на свои тела. Отказавшиеся старейшины будут лишены своего статуса и пополнят ряды «проклятых».

— Но, мой князь, такие вопросы так быстро не решаются, мы должны подумать и все обсудить! — возразил Алым.

— Вы уже посоветовались и все обсудили, в результате чего чуть не произошла всеобщая резня. Через час все старейшины должны быть в моем шатре. Очередного балагана я не допущу, и не забудьте приспособление для татуировки!

— Мой князь, клановые знаки наносят старейшины только после определенных ритуалов, так происходит испокон века!

— Я не собираюсь подменять старейшин и делать клановые татуировки, мне нужны иглы и черная краска, чтобы нанести знак «проклятого» на грудь преступникам.

Это заявление основательно испугало старейшин, и мой приказ был выполнен мгновенно. Пока шла подготовка к совету, я выколол на груди каждого «проклятого» по черному черепу со скрещенными под ним костями. Процедуру нанесения клейма «проклятого» видели все собравшиеся старцы, поэтому общий совет старейшин прошел как по нотам. Деды быстро проделали все положенные ритуалы и украсили свои руки татуировками противоположного клана. Возглавить совет я приказал Валару и Алыму. Любое решение совета должно визироваться ими совместно, а в случае разногласий окончательное решение оставалось за мной. Такой расклад удовлетворил всех, и я закончил это мероприятие.

Совет старейшин закончился около полудня. Я решил пообедать и направился к своему шатру, а за мной, как цыплята за несушкой, увязались «проклятые». В глазах воинов была такая вселенская тоска, что пришлось отложить обед на потом. Что делать с «проклятыми», я толком себе не представлял и для начала решил выяснить, кто они такие. В шестерке оказались по одному десятнику из каждого клана и по двое воинов от тридцати до тридцати пяти лет от роду. Все они являлись отцами семейств и в мирное время занимались ремеслами и торговлей. Двое были купцами и мореходами, двое — кузнецами и оружейниками, один — корабельных дел мастером, а последний владел мельницей и лесопилкой. В общем, под раздачу попали не самые последние люди в кланах. Просто угробить их в первом же бою было глупо, и мне в голову пришла неожиданная мысль сделать из них первую на Геоне авиаэскадрилью. Мужики все в возрасте, с хорошими техническими для Геона навыками, готовы беспрекословно выполнять все, что им скажут. Если дать им хотя бы призрачную надежду, то они горы свернут ради своих семей. Я завел «проклятых» в свой шатер, выгнал на улицу охрану, приказав гнать в шею любопытных, а самим заткнуть уши.

— Я долго думал, как поступить с вами, но не мог принять никакого решения. Смерть в бою была бы для вас слишком легким наказанием, поэтому я обратился к Синему волку, и он принял решение, — сказал я, почесывая Тузика за ухом. — Я не так добр, как Синий волк, но оспаривать его решение не могу. Он соизволил дать вам шанс и попросил, чтобы я сделал вас наездниками драконов. Двое из вас станут небесными воинами, а четверо будут ухаживать за драконами, кормить их, лечить и охранять, когда они спят.

Это заявление стало полной неожиданностью для «проклятых». Наверное, они решили, что у их князя съехала крыша, но абсолютно спокойный тон и Синий волк, лежащий у моих ног, делали такое заключение преждевременным. Главным аргументом в пользу правдивости моих слов являлась призрачная надежда, прозвучавшая в этих словах.

— Я понимаю, что вы не верите моим словам, но через несколько дней убедитесь в их правдивости. Поэтому приказываю держать язык за зубами и не распространяться по этому поводу. А сейчас идите к Колину и скажите, что я приказал вернуть вам оружие. К завтрашнему утру рядом с площадкой на пляже должен стоять ваш шатер и походная кузница. Мне также необходимы инструменты по дереву и верстак.

Чтобы люди бегали с такой скоростью, я никогда не видел. Мне удалось только притормозить «проклятых», чтобы их не порубила охрана. Отдав приказ пропустить будущих летчиков, я приступил к долгожданному обеду. Через полчаса ко мне присоединились озадаченные моими приказами Колин и Маркус. Мне пришлось разъяснить им, что «проклятые» выполняют очень важное секретное задание и им необходимо во всем помогать, но не выпускать за пределы лагеря. К концу обеда заявился казначей Рапар, на которого я скинул все финансовые проблемы, и снова на меня потоком рухнули хозяйственные дела, которые удалось разрулить только затемно.

Глава 4 МОРЕ ЗОВЕТ

С первыми лучами солнца я был уже на берегу возле шатра «проклятых». Воины добросовестно выполнили мой приказ, соорудив походную кузницу и верстак столяра. Меня очень обрадовали кузница и набор инструментов по дереву, превративших пустырь во временную мастерскую. Разъяснив помощникам, какие материалы мне нужны, я отправил четверых на поиски, а с остальными занялся восстановлением чертежей на песке, которые за ночь немного пострадали от ветра и осыпались. Следующим шагом стало изготовление эталонной линейки, ставшей основным измерительным инструментом. Линейка имела длину приблизительно около метра и была разбита на десять отрезков, один из которых также был поделен на десять частей. Через пару часов работа была закончена, и я, еще раз убедившись в том, что не наделал ошибок, приступил к резке труб. К полудню заготовки заняли свое место на песчаном чертеже, а мы сели обедать.

Во время еды я разъяснял своим помощникам, что за чертеж я нарисовал на песке и какие функции несут те или иные отрезки труб. Чтобы хоть как-то донести до них мой замысел, я сказал, что трубы — это кости летающего дракона, и, когда мы их соединим в одну конструкцию, останется только вдохнуть в них жизнь с помощью магии.

После обеда почти все время заняли расчеты объема поплавков и вычерчивание на обрезках четырех брусьев, принесенных с галеры, контуров шасси. Озадачив будущих летчиков обтесыванием заготовок, я отправился инспектировать работы по ремонту обгоревших галер. Дела продвигались ни шатко ни валко, но менее пострадавший корабль обещали к завтрашнему вечеру отремонтировать, а потом совместными усилиями за пару дней восстановить и вторую галеру.

Помимо ремонта вовсю продвигалась и подготовка к отплытию. Тысяча человек за три недели съедает гору продуктов и выпивает море воды. Нужно проверить и пропарить бочки под воду, перетряхнуть запасы еды, отсортировать испортившиеся продукты, заготовить дрова для очагов. Сделать в трюме гамаки для детей, подготовить отхожие места, перебрать такелаж и залатать паруса, проконопатить обшивку. Трофейное оружие и доспехи необходимо отремонтировать и подогнать под новых владельцев. Всеми этими проблемами занимался казначей с десятком своих помощников.

На каждую галеру и дракар необходимо определить команду гребцов, проверить весла и изготовить запасные. От этого «необходимо» головаидет кругом, слава богу, этим мне заниматься не пришлось. Колин с Куртом организовали отличную команду, и дела шли без моего непосредственного участия. У меня хватило ума не лезть во все вопросы своим княжеским рылом и довольствоваться только отчетами Колина или подбадриванием трудящихся указаниями типа «давай, давай».

После ужина, выслушав доклады, я завалился спать, обняв Тузика, но вместо снов в голове крутился перечень дел, намеченных на завтра.

Утром, проверив заготовки поплавков и внеся в работу столяров небольшие поправки, я приказал продолжить работу, а сам занялся изготовлением стапеля для гибки труб и сварки рамы дельтаплана. На коленке такую работу не сделаешь, нужна ровная поверхность и возможность закрепить детали и забазироваться. К полудню деревянный помост для стапеля был готов, и мы приступили к сварке. Собрав конструкцию на прихватках, я отдал команду на обед, в процессе которого выслушивал доклады о положении дел в лагере.

После проверки геометрических размеров каркаса мы приступили к изготовлению шарнира подвески крыла. Работу в кузнице остановила наступившая темнота, и нам пришлось разойтись на ужин и сон.

С рассветом работа закипела с новой силой, спрессовывая часы в минуты. Когда работаешь, время летит незаметно, казалось, что только что взошло солнце, а уже пора обедать. Полуденный доклад Колина был прерван посыльным с известием о подходе каравана с женщинами и детьми из замка Аммалаэль. Распустив совещание, я вернулся к работе. Нам удалось уже полностью закончить каркас дельтаплана, когда пришло известие, что караван входит в лагерь.

Обняв Арчера, я расспросил его о состоянии дел в караване. Арчер доложил, что без потерь не обошлось, утонули в болоте три женщины, два ребенка и воин, попытавшийся их спасти. Я похвалил его за успешное окончание похода и, накормив, отправил отдыхать. Многодневный переход по болоту в составе каравана, где в основном женщины и дети, — тяжелейшая задача. Гать в наиболее опасных местах не шире метра и скрыта под водой, поэтому потеря всего шести человек — несомненная удача.

Работы над дельтапланом снова пришлось отложить и заняться ранеными и больными из пришедшего каравана. Травмированных оказалось около двадцати человек, в основном у них были вывихи и переломы ног, с ними особых сложностей не возникло. Я вправлял вывихи и сломанные кости, а Тузик зализывал больные места. Главной проблемой стали больные болотной лихорадкой. Эта болезнь имела инфекционную основу и требовала комплексного воздействия как на больной организм, так и на сам возбудитель, циркулирующий в крови. Больных и зараженных лихорадкой оказалось больше пятидесяти человек. На наше счастье, болезнь была не очень заразной и передавалась через грязную болотную воду. В большинстве заболели дети, не вытерпевшие жажды и напившиеся болотной воды. Семеро взрослых заразились, скорее всего, через порезы и царапины на ногах. Симптомами болотная лихорадка напоминала земную дизентерию, и я сразу же организовал карантин в стороне от лагеря, рядом с источником Силы. Попытка получить действенную помощь от знахарей кланов провалилась. В клане «Зорг» имели смутное представление об этой болезни, потому что Танол находится много севернее и эта болезнь на острове неизвестна. Знахарь клана «Желтая змея» лечил лихорадку отваром из коры деревьев и обильным питьем, но болезнь, по его словам, уносила до половины заболевших. Такой расклад меня не устраивал, и мысль о Викане тисками сжала мое сердце. Гвельфийка наверняка легко бы справилась с лечением больных детей.

Череда событий и проблем загнала тоску о принцессе в самый потаенный уголок души. Наверное, эти воспоминания и образы уходят от нас вместе с последней каплей жизни или вздохом. Я буквально разрывался на части между отчаянными попытками спасти от гибели кланы и любовью к Викане. Долг требовал от меня заботы о доверившихся мне людях, а душа истекала кровью от одной мысли о любимой. Эта тоска могла легко свести с ума или заставить натворить дел, за которые потом невозможно оправдаться перед Богом и своей совестью, поэтому я поступил с образом Виканы как с дорогой фотографией, убрав ее с рабочего стола и положив поближе к сердцу. Сейчас, глядя на угасающих детей, я разбередил душу воспоминаниями и понял, в какую засаду попал.

Если не знаешь, как решить проблему научными методами, то нужно попытаться действовать в лоб. Я мысленно попросил Тузика помочь мне и приступил к лечению самого тяжелого пациента. Действовал я испытанными методами, не выдумывая ничего нового. Для начала подкачав ауру умирающей девочки Силой, я стал тупо прогревать зараженную кровь, проходящую через бедренную артерию. Возбудитель болезни начал погибать от перегрева, но у девочки началась сильная интоксикация, и печень перестала справляться с очисткой крови. Мало того, у больной резко поднялась температура и она начала сгорать на глазах. Я приказал лекарям протирать кожу ребенка слабым раствором уксуса, чтобы согнать температуру, а мысленно снова стал умолять Тузика помочь. Малхус после некоторого колебания впился зубами в ногу девочки выше колена и застыл лежа на животе. Испуганные знахари попытались разжать зубы Тузику, но я окриком отогнал их в сторону. Наверное, подобным образом малхус очищал кровь от яда, когда Лили пыталась меня отравить. Постепенно нам удалось стабилизировать состояние девочки и переломить ситуацию. Через полчаса кровь пациентки очистилась, и она пошла на поправку. Но какой ценой нам это удалось! Меня шатало, как тростинку на ветру, а Тузика рвало, казалось, собственными кишками. Вторым пациентом мы занялись только через час, после того как я полностью зарядил собственную ауру и ауру Тузика. Малхус выпил целую бочку воды и смылся куда-то в кусты, но вернулся из них свежий как огурчик.

К утру нам удалось вылечить таким образом только двенадцать больных, на большее у нас просто не хватило сил. Частые подзарядки дали побочный эффект, у меня пострадали от перегрева кровеносные сосуды на обеих руках, и их стало сводить от боли, сопровождающейся дрожью, как у алкаша. Все тело зудело, словно у чесоточного. Малхус был не в лучшем состоянии. Мы заснули в обнимку с Тузиком прямо возле последнего излеченного пациента.

Разбудили меня дикая жажда и голод. Малхус тоже проснулся, но лежал не шевелясь, стараясь не потревожить меня. Я встал и осмотрелся. Вокруг лазарета собралась большая толпа женщин, молча смотревшая на нас с Тузиком. Лазарет окружала и сидящая на земле охрана, а по периметру площадки стояли с обнаженными мечами «проклятые».

— Что происходит? — испуганно спросил я находящегося рядом Колина.

— Все хорошо, Ингар, просто женщины решили устроить молебен за ваши души, а «проклятые» буквально взбесились и заявили, что если кто-то потревожит ваш сон, то они его зарубят к чертовой матери. Я приказал охране сесть, чтобы вас с Синим волком было видно.

— И давно они так стоят?

— С самого утра, — ответил Колин.

«Мне еще бабской секты имени Ингара животворящего не хватало для полного счастья», — подумал я, озираясь по сторонам.

— Женщины, с Синим волком все в порядке, мы просто очень устали. Возвращайтесь к работе, у нас очень много дел, скоро выходить в море, и от вас во многом зависит, когда мы отплывем.

Толпа начала потихоньку рассасываться, и мы смогли приступить к водным процедурам, а затем и к еде. Ночное бдение в лазарете сильно сказалось и на нашем с Тузиком внешнем виде. Малхус стал похож на скелет, обтянутый облезлой шкурой, а я на узника концлагеря, настолько сильно стали выпирать мои ребра. Обед, прерываемый сладкой дремой, плавно перешел в ужин, и сон окончательно сморил меня прямо с куском жареного мяса в руке.

Утром я был свеж и бодр, как юноша, а Тузик почему-то стал напоминать беременную волчицу, настолько его пузо раздулось от еды. Я после завтрака выслушал доклады командиров и приказал форсировать работы по подготовке к отплытию. Как ни убеждали подчиненные, что мы отплывем послезавтра с утра, мне с трудом в этом верилось. Знахари доложили, что все больные идут на поправку, даже жизням тех, которых мы с Тузиком не лечили, ничего больше не угрожает. Скорее всего, сработал эффект психотерапии, и организм, мобилизовав скрытые резервы, победил болезнь.

Этот день оказался самым удачным и плодотворным за все прошедшее время. Мы сделали стапель и лекала для изготовления пропеллера и подготовили заготовку. После обеда женщины по моим чертежам из запасного паруса раскроили обшивку крыла и приступили к его шитью. К ужину мне удалось ободрать пропеллер вчерне и проверить его геометрию. Окончательную шлифовку и покрытие пропеллера водостойким лаком можно было отложить до выхода в море.

* * *

Свежий ветер надувал паруса кораблей нашей эскадры, все дальше уходящей от побережья Тереба. Через пару часов берег должен был скрыться за горизонтом. На палубе самой большой галеры царило веселое оживление, которое всегда сопровождает начало долгожданного путешествия. Как я и предполагал, мы отплыли с задержкой на сутки от планируемого срока, но нам повезло с погодой, и ветер оказался попутным, что позволяло идти только под парусом. За оставшиеся перед отплытием два дня мне удалось практически закончить дельтаплан, оставалось только установить мотор, а затем проверить балансировку пропеллера на рабочем двигателе, после чего можно приступать к испытаниям. На данный момент я с «проклятыми» занимался самым сложным делом: устранением недочетов и завершением необходимых мелочей. На мелочах в основном и гибнут самые великие планы и начинания. Женщины шили привязные ремни и сиденья, я ковал для ремней пряжки, а «проклятые» обклеивали и красили поплавки и пропеллер.

Обстановка вокруг моей разношерстной эскадры оставалась спокойной, и регулярное ее сканирование не обнаруживало ничего подозрительного, поэтому я полностью отдался работе у походной наковальни.

— Парус на горизонте! — раздался крик матроса, сидящего в бочке на вершине мачты.

Сразу погрузившись в транс, я начал сканирование окружающего пространства. Действительно, на горизонте виднелось несколько слабых засветок от человеческих аур, ослабленных дымкой магического тумана. Это являлось очень плохим знаком, потому что на корабле находился сильный маг с набором магических девайсов, мешающих обнаружить корабль. Какое вооружение имеется на борту корабля противника, можно было только гадать. Если мы смогли засечь корабль визуально, то наша эскадра тоже обнаружена. Ненужный свидетель должен уйти на дно или быть захвачен, такова логика войны, и не важно, кто плывет на чужом корабле, враг или обычный купец.

Я отдал команду капитану галеры плыть прежним курсом, а сам просигналил на баркас подойти к нашему борту. Через несколько минут мы с охраной и «проклятыми» спустились на его палубу. Приказав спустить парус, я запустил мотор и направил корабль в сторону нежданного свидетеля.

Глава 5 ИМПЕРИЯ НАКАНУНЕ КРАХА

В сумрачном зале дворца магической академии проходил экстренный совет. Агрипа, Верховный маг Меранской империи, с озабоченным видом выслушивал доклад Лероя, хранителя Силы академии, и с каждым его словом становился все мрачнее. Агрипа уже тридцать лет занимал пост Верховного мага и повидал всякого, только покушений на свою жизнь он пережил больше десятка, но впервые власть имперских магов над Геоном так близко находилась к краху. Трагедия произошла три месяца назад, когда боевики из секты «Исход» напали на святыню из святынь империи и всего Геона — храм Силы, источник власти имперских магов. Храм Силы являлся не только религиозным центром, он был единственной мощной зарядной станцией камней Силы, без которых власть магов рассыплется в прах. Боевики сумели отравить охрану ядовитым газом и пробиться в зал, где находился центральный зарядный пост для одновременной зарядки ста двадцати камней Силы. Эти мерзавцы выкрали амулет согласия, управляющий работой всего энергетического комплекса, и попытались скрыться через подземный ход, пробитый из древнего подземелья на нижние уровни магической академии. Далеко уйти сектантам не удалось, охрана их настигла и отбила амулет, но во время боя тончайший механизм, изготовленный древними магами, получил невосстановимые повреждения, и теперь амулет годился только на свалку.

— Ваше могущество, нам удалось запустить два резервных зарядных поста, и еще один находится в стадии отладки. На сегодня мы можем заряжать семь камней Силы одновременно. После запуска третьей станции мы сможем заряжать одиннадцать камней, — закончил доклад хранитель Силы.

— Каково время зарядки всех одиннадцати камней? — спросил Агрипа.

— Эффективность зарядных станций разная. За месяц мы сможем заряжать восемнадцать — двадцать камней.

— Сколько заряженных камней есть в наличии?

— Больших камней в наличии семнадцать, средних тридцать шесть, камней для метателей сто семьдесят шесть. В войсках и на флоте пятьдесят четыре метателя с боекомплектом в триста двадцать шесть камней.

— Это с учетом метателей в академии и в гарнизоне Мерана?

— Да, ваше могущество, — ответил Лерой.

Агрипа скрипнул зубами и откинулся на спинку кресла. Доклад Лероя уничтожил последнюю надежду на чудо. Тот объем камней, что могли дать резервные зарядные станции, оказался в три раза меньше обещанного хранителем Силы.

— Почему так мал месячный выход заряженных камней? Два месяца назад ты обещал пятьдесят камней в месяц! — грохнул кулаком по столу Верховный маг.

— Ваше могущество, я надеялся поднять мощность снимаемого потока Силы с резервных источников за счет повышения частоты в колебательных контурах, но у источников неоднородный спектр излучаемой энергии, и резонаторы выдерживают не более часа работы. Пришлось вернуться к рекомендованным режимам съема энергии. Древние по этой причине использовали данные источники как резервные.

— Есть еще какая-нибудь возможность увеличить количество заряжаемых камней?

— Нет, ваше могущество. На территории империи не найдены подходящие места выхода потоков энергии. Все известные нам источники имеют сложный спектр излучения и нестабильный поток. Есть источники Силы за пределами империи, но они нам недоступны.

Верховный маг снова надолго задумался, в тысячный раз прокручивая в голове варианты спасения, но ни один из них не выглядел реальным. Через полгода в результате естественной утечки Силы из камней в метателях империя останется практически безоружной. Двадцать камней — это боекомплект двух метателей, а необходимо иметь хотя бы сорок боекомплектов, а это четыреста камней.

— Валар, что известно о нелегальных станциях зарядки камней, или Хранители веры и на этот раз не могут ничего сказать?

— Ваше могущество, я на этом посту всего два месяца и не несу ответственности за тот бардак, который царил в службе хранителей веры до меня, — ответил невзрачный маг со сморщенным, как сухая груша, лицом.

— Валар, я не хочу слышать твоих оправданий, мне нужны результаты. Где они?

— Ваше могущество, служба хранителей веры провела большую работу и арестовала семнадцать человек, занимавшихся незаконной торговлей заряженными камнями Силы. Шестнадцать человек оказались обычными перекупщиками камней, заряженных в магической академии. Существовала целая организация, нелегально заряжавшая неучтенные камни Силы и продававшая их на черном рынке. Все документы по этому расследованию находятся у вас, ваше могущество. Все причастные к этому преступлению арестованы и находятся в кельях для покаяния. Организаторы этой преступной группы Лорус и Зулар погибли при нападении сектантов. Сейчас прослежена вся цепочка от магической академии до конечных потребителей. Изъяты четыре неучтенных метателя — два у графа Карадиса, один у барона Унгерна и один у барона Талера. Унгерн и Талер сидят в подвале императорской тюрьмы и ждут казни, а граф Карадис помилован как член императорской семьи. Другие пути ведут за границу к афрам и арбам. У вождя Бакари есть примитивный однозарядный метатель, восстановленный каким-то умельцем более ста лет назад. Второй след ведет в халифат к эмиру замка Триумфаллер.

— Не нужно повторять собственный отчет, с которым я и так знаком. Лучше расскажите, что стало известно о подпольной зарядной станции.

— Ваше могущество, мы вышли на след некоего Торвина, наемника из Фьера.

— Это не тот Торвин, который поставляет эльфийскую пыль в Меран для императорского двора? — переспросил Агрипа.

— Да, ваше могущество.

— Интересная личность. Вы его арестовали?

— Нет, ваше могущество. Мои люди проследили его до Шателье, но там он словно в воду канул вместе с поставщиком эльфийской пыли Алоем Темным.

— Вы не в состоянии прочесать какое-то паршивое Шателье?

— Мы перевернули город вверх дном, но не нашли никаких следов Алоя и Торвина. Перед нашим расследованием на Шателье напали боевики из секты «Исход» и сильно разрушили городские катакомбы. Есть некоторые данные, что Торвин и Алой погибли при взрыве или были организаторами этого взрыва. Подручные Алоя, оставшиеся в городе, рассказали, что у него в катакомбах находилось тайное убежище, о котором он никому ничего не рассказывал. Взрыв, произошедший в Шателье, был очень мощным, и по косвенным признакам это взорвались камни Силы. Значит, там и находилась подпольная зарядная станция.

— Вы совсем олухи? — возмущенно спросил Агрипа. — Если есть зарядная станция, значит, есть и выход мощного луча Силы.

— Нам известен этот источник магической Силы, но он не являлся надежным. Это пульсирующий источник с широким спектром излучения и переменной амплитудой. Если на нем базировалась зарядная станция, то с помощью ее можно было зарядить не более десятка камней в год. Источник иссякает четыре раза в год, и периоды покоя непредсказуемы. После взрыва источник исчез и, когда снова появится, неизвестно.

— Других источников Силы поблизости нет?

— Есть, ваше могущество, но луч выходит со дна озера в окрестностях Шателье, и установить на нем зарядную станцию технически невозможно.

— Есть еще какие-нибудь важные сведения?

— Нет, ваше могущество. Единственное, что хотелось упомянуть, — это то, что в окрестностях Шателье якобы видели небезызвестного хумана Ингара, то ли брата, то ли племянника Стаса. Мне доложили, что он нашел сына таргини Нары и доставил его к матери.

— Значит, сын Нары нашелся? Это совсем не вовремя, нам для полного счастья еще волнений в Таргании не хватало. Ладно, отложим Тарганию до поры до времени. Послушаем теперь, что доложат боевые маги. Как идут дела на Таноле?

— Ваше могущество, — начал доклад глава кафедры боевой магии Эйдос, — боевые действия на Таноле идут с большими трудностями. Мы захватили почти все ключевые пункты на побережье острова и загнали хуманов в горы, но взять Танорис, столицу Танола, мы не смогли. Эти дикари никак не хотят сдаваться. Мы потеряли более двух тысяч воинов убитыми и ранеными. Ограничение на применение метателей из-за отсутствия боеприпасов не позволяет нам разрушить стены, а три штурма без их поддержки закончились неудачей.

— У вас там пять метателей с двумя боекомплектами, вы должны были сжечь дотла этот гадючник! — взревел Верховный маг. — Вы что там, совсем с ума сошли?

— Ваше могущество, мне доложили, что хуманы использовали смертников и взорвали метатели, которые были сосредоточены напротив городских ворот. При взрыве погибли все десять магов. Эти сведения я получил сегодня утром и не успел вам доложить.

— Вон, все вон! — завизжал Верховный маг.

Агрипа сидел с закрытыми глазами и старался при помощи медитации подавить в себе приступ злобы. Верховному магу не пристало срываться на крик и демонстрировать несдержанность, но доклад Эйдоса стал последней каплей, приведшей к срыву. Казалось, сами боги ополчились на Агрипу, три последних месяца стали настоящим кошмаром. После нападения сектантов на храм Силы все начинания идут прахом, даже смещение князя Анхеля и замена его на совет гвельфийских домов не дали желаемого результата. Гвельфы не стали казнить Анхеля и его отца Алакдара, а просто отправили их в почетную ссылку в замок Эрмор. Селию, сбежавшую в Меран вместе с запасом эликсира жизни, гвельфы требуют выдать вместе с эликсиром. Император попал под чары этой гвельфийской шлюхи и ни под каким видом не соглашается на уговоры Агрипы о ее выдаче. Назревает еще одна война, теперь уже с гвельфами, а тут провал операции на Таноле…

Агрипа подошел к стене и открыл потайную дверь рядом с камином. Проплутав с полчаса по темным коридорам, он вошел в небольшую комнату, в которой его ждал начальник внешней разведки империи Зеуф. Операция с бегством Селии из Илирии разрабатывалась и осуществлялась совместными усилиями магической академии и разведки. Зеуф был двоюродным братом Агрипы, и Верховный маг доверял ему намного больше, чем своим подчиненным. О родственной связи Агрипы и Зеуфа не знал никто. Должность начальника разведки Меранской империи Зеуф получил с большой помощью Агрипы, и они уже тридцать лет поддерживали друг друга в политической борьбе за власть.

— Здравствуй, брат, — сказал Зеуф и обнял вошедшего Агрипу. — Как дела?

— И не спрашивай, брат. Хуже, по-моему, еще не было. Я поэтому и попросил тебя о встрече. Ты в курсе ситуации на Таноле?

— Да, мне сегодня утром доложили о провале штурма Танориса.

— Как думаешь, когда наши войска захватят город?

— Нужно минимум два месяца, пока привезут новые метатели и подкрепления. Без этого мы едва сможем удержать блокаду Танориса. Ты в курсе событий на Теребе?

— Нет. А что еще там стряслось? Я же дал Кионе метатель с двумя магами в придачу, Сигурд должен был завязнуть в болоте по самые уши?

— Так и произошло, но Сигурд был убит при штурме замка главой клана «Желтая змея» Ингаром. Этот самозванец подчинил себе кланы «Зорг» и «Желтая змея» и вырвался с Тереба на Танол.

— Ты шутишь? По-моему, ты отправил на Тереб одного из лучших центурионов с когортой имперской гвардии, он с опозданием приплыл на остров?

— Дела намного хуже. Ингар сжег имперскую гвардию из метателя и захватил три галеры. Сейчас объединенные кланы, скорее всего, направляются на Танол на помощь осажденном Танорису.

— Откуда тебе это известно?

— Мой разведчик спасся во время боя и сумел сберечь клетку с почтовой птицей. Он спрятался в скалах вблизи лагеря хуманов. Перед самым отплытием кораблей с острова ему удалось захватить женщину из лагеря противника и вытряхнуть из нее все, что она знает. Птица прилетела вчера вечером, а само донесение написано четыре дня назад.

— Я слышал что-то про этого Ингара. Это не тот Ингар, который убил сыновей Сигурда? — спросил Агрипа.

— Похоже, что тот. Мало того, за ним тянется целый шлейф подобных подвигов. Этот Ингар уничтожил барона замка Самбулат вместе с дружиной и захватил сам замок. Он освободил гвельфийскую принцессу Викану и прорвался с боем через весь халифат и территорию афров в Кайтон. В пустоши Ингар убил сына визиря Юсуфа и почти уничтожил отряд ассасинов в двести бойцов. Мы думали, что он погиб, но Ингар снова объявился на Теребе, убил Сигурда, разгромил имперскую гвардию и уплыл вместе с двумя кланами с острова.

— Как ты думаешь, это очередной самозванец или боги прислали на Геон истинного высокородного?

— Боюсь, что так. Мало того, этот Ингар владеет магией на очень высоком уровне посвящения, по крайней мере, про него рассказывают разные чудеса. Если хотя бы десятая часть этих сказок правдива, то империи не поздоровится. Нам лучше иметь такого человека в союзниках, нежели среди врагов.

— Зеуф, мы пока не можем решить проблему Ингара, придет время, мы его убьем или приручим. Я попросил о встрече с тобой по другому поводу. Нам как воздух нужен амулет согласия из замка Кронос на Таноле, без него мы не сможем восстановить зарядную станцию в храме Силы. Из-за амулета мы ввязались в эту авантюру с хуманами и гвельфами. Не добудем амулета согласия — не будет работать зарядная станция в храме Силы, а без нее империя развалится, и нас первыми посадят на кол! Как продвигаются дела с похищением амулета?

— Штурмовой отряд должен был выйти в горы вчера, но подтверждение придет через два дня, почтовой птице раньше не долететь.

— Почему такая задержка, ты обещал, что отряд уйдет к замку неделю назад?

— Нам пришлось менять маршрут и искать нового проводника, темные эльфы отказались идти старым маршрутом, а без них в замок не прорваться. Только они могут обойти ловушки и снять защиту с амулета.

— Сколько бойцов в отряде?

— Всего двадцать воинов. Два ваших мага, четыре темных эльфа, восемь моих бойцов из «Зеленых призраков» и шестеро таргов, — ответил Зеуф.

— Не слишком большой толпой вы лезете в горы, зачем тарги в отряде?

— У темных с собой много груза, они говорят, что без него не обойтись, вот и пришлось брать таргов вместо лошадей. Брат, ты уверен в заверениях темных эльфов?

— Я им пообещал за амулет половину эликсира жизни, украденного Селией, они получат эликсир только в обмен на амулет. У темных практически не рождаются дети, они за эликсир готовы продать душу. Князь Алатерн инкогнито идет с твоим отрядом, а это серьезная гарантия.

— Не знал. Если дело дошло до того, что Алатерн лично взялся за дело, то с этой стороны подвоха ждать не стоит, — покачал головой удивленный Зеуф.

— Подвоха стоит ждать с любой стороны, так что расслабляться не следует. У нас еще одна проблема, брат: гвельфы требуют выдать Селию и эликсир. Я готов вернуть эту сучку даже вместе с оставшимся эликсиром, но император попал под ее чары и наотрез отказывается даже говорить на эту тему. В результате чего империя стоит на пороге войны с гвельфами. Необходимо срочно убирать Селию, но император нам не простит ее смерти. Что будем делать?

— Гвельфы уже пытались выкрасть Селию, мы захватили диверсионный отряд в Меране. Гвельфов было четверо, все «приносящие смерть». Взять живым удалось только одного, но он молчит как рыба. Мы даже не можем узнать его имя.

— Тебе прислать своих людей в помощь?

— Не нужно, мои специалисты утверждают, что блокировки в его мозгу снять невозможно. В области знаний о магии жизни гвельфы далеко опережают людей. Я думаю, что мы сможем убрать Селию и подкинуть труп «приносящего смерть» на место убийства.

— Наверное, следует поступить проще: гвельфа нужно подвести поближе к этой шлюхе, он сам ее убьет, а охрана императора убьет гвельфа. Таким образом мы снимем с себя обвинения в убийстве Селии перед императором, а гвельфам можно будет заявить, что нам неизвестно, куда она спрятала эликсир, — возразил Агрипа.

— Твой план хорош, но необходимо проработать детали. Император не полный идиот, хотя у меня временами возникают сомнения на этот счет, главное, не оставить явных улик, а подозрения к делу не пришьешь. У тебя есть срочные вопросы ко мне, брат? — спросил Зеуф. — Меня ждут с докладом у имперского советника по военным делам Тита Флавия, предстоит «обрадовать» старика известием, что его сын Луций Корнелий Кар пал смертью храбрых на Теребе.

— У меня больше нет ничего важного, единственное, о чем я тебя прошу, — поторопись с Селией, она должна умереть.

Братья обнялись, и Агрипа отправился в обратный путь по темному лабиринту потайного хода.

Глава 6 НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Форштевень баркаса резал морскую гладь, словно нож, расстояние между баркасом и дракаром таяло с каждой минутой. Экипаж дракара поначалу попытался уйти от погони на веслах, но капитан корабля быстро убедился в бессмысленности этой попытки и приказал лечь в дрейф. Над бортами дракара поднялась стена щитов, и он повернулся бортом к баркасу.

— Это корабль таргов! — крикнул впередсмотрящий, обернувшись ко мне.

Я сбросил обороты двигателя и передал управление Маркусу, а сам направился к метателю, установленному впереди мачты посередине палубы.

— Маркус, обходи дракар по дуге со стороны кормы, но не подходи ближе чем на расстояние полета стрелы. Всем прикрыться щитами, из луков без команды не стрелять, нужно посмотреть, что это за тарги! — скомандовал я и буквально впился взглядом в противника, одновременно сканируя дракар.

Магический туман над кораблем противника сгустился, но расстояние до него было уже невелико, и мне удалось пробиться сквозь магическую защиту. Источник магической активности оказался один, правда, еще у одного члена экипажа просматривались заряженные амулеты, но они, скорее всего, являлись одноразовой защитой. Метателя на дракаре не было, но имелась катапульта на носу, и мне очень не понравилась начинка той хрени, которой из нее хотели в нас запулить. Сквозь магический туман просматривалась ядовито-зеленая аура заряда катапульты.

«Хрен вы, хлопцы, угадали», — подумал я и приказал Маркусу держаться за кормой дракара, а сам начал выцеливать противника из метателя.

Попытка развернуться бортом к нашему баркасу таргам не удалась, и они, поняв, что дело плохо, замахали тряпкой с кормы дракара, вызывая нас на переговоры. Я приказал дать ответный сигнал и стал дожидаться, чем все это закончится. С борта дракара спустили небольшую лодку, и в нее уселись два здоровенных тарга. Сканирование не обнаружило ничего подозрительного, но я все равно приказал парламентерам не приближаться к нашему борту ближе чем на тридцать шагов.

— Кто вы такие и почему преследуете наш корабль? — заорал один из парламентеров.

— Вопросы здесь задаю я, и в ваших интересах отвечать на них без задержки. В противном случае мы утопим вас к чертовой матери! — крикнул я в ответ. — Чей это дракар и кто плывет на нем?

— Мы купцы из торгового представительства Таргании в Карсе, плывем в Таргвил за товаром.

— Если вы из Карса, то должны знать Арданая и его мать Нару. Где они?

— А кто о них спрашивает? — откликнулись парламентеры после непродолжительных переговоров между собой.

— О них спрашивает хозяин шака по имени Первый.

Парламентеры развернули лодку и вернулись к дракару. После непродолжительных разговоров на палубе дракара началась суета, и в лодку спрыгнул, едва не утопив ее, еще один пассажир. Тузик, до этого спокойно лежавший возле каюты, запрыгал по палубе, как козел, громко повизгивая. Причина странного поведения малхуса выяснилась через минуту, и я тоже заскакал козлом по палубе. В лодке, плывущей к баркасу, стоял, размахивая руками, Арданай, он же Первый.

* * *

Через час после бурной встречи на борту баркаса я принимал уже официальную делегацию клана «Кровавые топоры» на борту флагманской галеры. Возглавлял делегацию Арданай в позолоченных доспехах, из-под которых выглядывала мифриловая кольчуга моей работы.

Вторым высокопоставленным членом делегации являлась Нара в роскошном платье и вся увешанная драгоценностями. Таргиня разительно изменилась с момента нашей последней встречи. Мысль о том, что среди таргинь может быть такая красавица, никому из экипажа моей галеры и в голову не могла прийти. Не знаю, что так благотворно повлияло на внешность Нары — ее магическое искусство или возвращение сына, но выглядела она просто потрясающе. На мой взгляд, ей невозможно было дать больше тридцати лет, таргиня блистала той женской красотой, которая способна свести с ума любого зрелого мужчину, знающего толк в этом вопросе. Вряд ли молоденькая соперница могла соревноваться с Нарой за сердце мужчины. Многие юные красавицы к тридцати годам теряют большую долю своей привлекательности, но красота таргини не подвластна времени. Рядом с Нарой Арданай выглядел ее родным братом, а не сыном. Глядя на эту женщину, я четко осознавал, что за нее еще не одна голова улетит с плеч и Арданай не последний ребенок в семье.

Сопровождали Арданая и Нару четыре огромных телохранителя, которым я, далеко не самый мелкий представитель рода человеческого, едва доставал головой до плеча. Гиганты держали в руках огромные топоры с лезвиями, покрашенными в красный цвет, подчеркивая этим название своего клана. Если внешний вид делегации таргов был рассчитан на то, чтобы произвести впечатление на принимающую сторону, то это удалось в полной мере.

Ошарашенный происходящим, я не смог найти слов для приветствия и после некоторого замешательства просто поцеловал Наре руку. Пришло время приходить в замешательство таргине: я являлся плохим знатоком геонского куртуазного этикета и поэтому инстинктивно поступил так, как подсказывала мне интуиция. Этот пассаж вогнал Нару в краску, и ее лицо позеленело, отчего стало еще привлекательнее.

— Ингар, это что ты сейчас сделал, зачем ты поцеловал мою руку?

— Я поступил по законам моего мира, таким красавицам, как вы, госпожа Нара, на Земле положено целовать руки.

— На Геоне так не делают, у нас закрывают глаза рукой, чтобы не ослепнуть от сияния красоты представительницы слабого пола.

Я тут же прикрыл глаза рукой, чем снял неловкость создавшейся ситуации. Затем мы проследовали в каюту капитана для приватной беседы. Особых разносолов на галере не нашлось, и стол для приема высоких гостей выглядел жалко, но на нет и суда нет.

Совместная трапеза окончательно развеяла напыщенность официального приема, и мы перешли к почти семейной беседе. Нара, как старшая по возрасту и статусу, взяла бразды правления в свои руки и задала тон разговору:

— Ингар, честно говоря, я не хотела плыть на Тереб, но Арданай настоял, чтобы мы сделали крюк и узнали о твоей судьбе. Я поражена твоими успехами! Ты отплыл из Карса на утлой лодчонке с горсткой бойцов, и всего через месяц под твоим началом целый флот. Сын рассказывал мне о твоих подвигах в превосходной степени, но я делала значительную скидку на его молодость и влюбленность в тебя, но теперь я в замешательстве. Расскажи мне, пожалуйста, как тебе все это удалось.

— Рассказывать в принципе нечего, все произошло в основном случайно. Большую часть проблем решил Тузик, а я только убил в поединке Сигурда, — ответил я и бросил под стол мосел с большим куском мяса, где вальяжно разлегся объект нашего разговора.

— Малхус помог тебе убить Сигурда, и воины его клана не вступились за своего князя? — удивилась таргиня.

— Госпожа Нара, у меня просьба не называть Тузика малхусом, для хуманов он Синий волк, брат Аргайла, первого хумана.

— Я что-то об этом слышала, но не думала, что Синий волк — это малхус. Как тебе удалось убедить Сигурда выйти на бой один на один? Насколько мне известно, Сигурд не был идиотом, чтобы решать судьбу войны на случайном поединке?

— У Сигурда просто не было выбора, нам удалось захватить его дракары и убить Киону, которая везла на Тереб метатель. Я пригрозил, что сожгу его бойцов из своего метателя, и предложил решить судьбу клана в поединке. Затем вмешался Тузик, и мне присягнул на верность клан «Зорг». Сейчас перед вами князь двух кланов — «Зорг» и «Желтая змея».

— С ума сойти! Тебе удалось добить эту подлую семейку, ты молодец, сынок! — воскликнула таргиня.

— Госпожа Нара, я с глубоким почтением отношусь к вам, матери моего кровного брата Арданая, но у меня язык не поворачивается называть вас мамой, мои воины могут подумать, что меня родила трехлетняя девочка, настолько великолепно и молодо вы выглядите.

Таргиня на секунду опешила от таких слов, но потом, звонко рассмеявшись, заявила:

— Давно я не слышала подобных слов от молодых мужчин, ты, Ингар, льстец и, наверное, ловкий сердцеед. Нашим мужчинам далеко до тебя в искусстве говорить комплименты, недаром по тебе гвельфийская принцесса Викана сохнет.

Меня словно током ударило от одного воспоминания о Викане, сердце словно тисками стиснуло, и лицо перекосила гримаса боли.

— Сынок, что с тобой? — зазвучал в ушах голос таргини, и я открыл глаза. — Ингар, прости меня, старую дуру, я не думала, что у вас все так серьезно! Господи, что же теперь делать? Викана через восемь дней должна принять посвящение в жрицы богини Леды и дать обет безбрачия, до Зурона плыть дней десять, не успеть уже.

— Маркус, сходи к капитану галеры и позови его, пусть возьмет с собой карту Геона, — приказал я и задумался.

В принципе решение о том, что я обязан лететь на Зурон, давно сидело в моем подсознании, оно просто окончательно оформилось после заявления Нары. Без Виканы моя жизнь на Геоне превратится в простое существование, по большему счету все мои героические поступки совершались с оглядкой на нее. В глубине души я всегда надеялся, что слава об Ингаре дойдет до Виканы и она вспомнит обо мне. Как ни старался я спрятать свои чувства к гвельфийке за стеной цинизма и якобы здравых рассуждений, но ее образ постоянно был рядом со мной.

— Госпожа Нара, откуда вам известно о том, что посвящение Виканы должно состояться через восемь дней?

— Церемония посвящения в жрицы богини Леды всегда происходит в день солнечного равноденствия. Мы с матерью настоятельницей подруги и поддерживаем переписку через почтовых птиц. О том, что Викана должна принять посвящение, я узнала перед самым отплытием из Карса.

— Вы можете отправить птицу на Зурон с письмом для Виканы от меня?

— Я бы с радостью, но у меня нет сейчас с собой птицы с Зурона. Этих птиц привозят морем по три штуки, и последнюю из них я отправила из Карса перед отплытием.

В это время вошел капитан галеры с картой, и я, сдвинув посуду в сторону, разложил ее на столе и погрузился в навигационные расчеты. Зурон находился в стороне от нашего курса, и до ближайшей точки на курсе эскадры, с которой я должен был направиться к острову, при нынешней скорости кораблей нам плыть еще четыре дня, при плохом раскладе — пять. Запас энергии в камне Силы — часов на двадцать полета при максимальных оборотах двигателя. Скорость дельтаплана около восьмидесяти километров в час. Итого при реальном раскладе эта дальность примерно около семисот километров в одну сторону. Удастся ли подзарядить камень Силы на Зуроне, неизвестно, поэтому нужно иметь запас энергии на обратный путь. Воткнув циркуль в центр значка Зурона, я начертил круг радиусом в семьсот километров и понял, что при любом раскладе обратная дорога заканчивалась в море. Найти эскадру в открытом море на обратном пути не реально, и мозги чуть не закипели от напряжения в поисках решения этой задачи. Если бы я летел в одиночку, то, возможно, и рискнул бы своей головой, дури у меня навалом, но «полет в никуда» вместе с Виканой был невозможен в принципе.

— Госпожа Нара, вы не можете мне рассказать о Зуроне и храме богини Леды? Меня интересует география острова и план храма, по которому я смогу найти Викану.

— Конечно, Ингар, я тебе все подробно расскажу и объясню. Карта Зурона у меня есть, но план храма мне придется тебе нарисовать. Викана сейчас должна находиться в келье послушницы в монастыре жриц Леды. Мне нужно время до утра, чтобы нарисовать план монастыря, я давно не была в монастыре, и мне необходимо восстановить свои воспоминания. Я могла бы написать для тебя письмо матери настоятельнице, но боюсь, оно только навредит тебе. В монастыре очень заинтересованы в том, чтобы Викана приняла посвящение, это большие деньги и влияние для храма Леды. Моя переписка с матерью настоятельницей носит неофициальный характер, мы были подругами в те времена, когда я проходила обучение в храме, но для нее интересы храма намного важнее нашей девичьей дружбы.

— Госпожа Нара, я вас не могу просить сделать то, что против ваших интересов, торопить тоже не стану, у нас есть еще четыре дня, чтобы подготовиться. У меня большая просьба к вам: расскажите, что творится на Геоне, у меня нет никакой информации о происходящем, и мы плывем на Танол практически вслепую.

Рассказ таргини занял около двух часов. Во время разговора у меня, наконец, начали открываться глаза на происходящее вокруг. Нара в своей пещере, затерянной в глубине Санпульского леса, отнюдь не была оторвана от мира. Шаманку связывали незримые нити голубиной почты практически со всем Геоном. Нара двадцать лет плела заговор против своих врагов, и служба информации у нее была поставлена на должном уровне. Раз в неделю она получала подробное донесение из столицы от высокопоставленной пациентки, у которой не хватало денег на сверхдорогие процедуры омоложения, и Нара делала для нее большую скидку в обмен за информацию. Чтобы письма приходили регулярно, таргиня отправляла с почтовой птицей маленький флакон омолаживающего крема, которого хватало как раз на неделю, и информация была самой свежей и достоверной. Агентом Нары в Меране являлась Глория, жена начальника внешней разведки империи Зеуфа. Дамочка вертела мужем как хотела и была в курсе всего происходящего в империи и на остальном Геоне. Единственным, но весьма существенным недостатком являлось то, что информаторша являлась абсолютной блондинкой и ее донесения напоминали шараду или ребус, но при должном опыте понять смысл ее опусов было возможно.

Нара рассказала мне, что подоплекой бардака, творящегося на Геоне, стало нападение боевиков секты «Исход» на храм Силы в магической академии Мерана. Сектанты стащили из храма какой-то очень важный амулет, без которого меранские маги не могут обойтись. Подобный амулет хранится у хуманов на Таноле в каком-то замке. Чтобы добыть этот амулет, империя начала войну с хуманами и устроила побег Селии, жены Великого князя гвельфов Анхеля, в Меран, для того чтобы получить эликсир жизни, которым маги должны расплатиться с темными эльфами за помощь в похищении амулета. Из-за побега Селии князя Анхеля отстранили от власти и отправили в ссылку в замок Эрмор в горах Тарона. Гвельфы требуют выдачи Селии и украденного эликсира жизни, но гвельфийка влюбила в себя императора, и тот готов начать из-за нее войну с Тароном.

В последнем донесении Глория написала, что война с хуманами на Таноле затягивается, и Танорис, столицу острова, никак не удается захватить. Хуманы сражаются как обреченные, и потери империи огромны, из-за чего никак не удается прорваться к замку, где хранится амулет, поэтому в горы должна отправиться тайная экспедиция.

— Госпожа Нара, насколько правдива эта информация и можно ли ей доверять? — спросил я.

— Ингар, то, о чем я тебе рассказала, это мое личное представление о причинах происходящего на Таноле, составленное из посланий жены Зеуфа. Глория по большому счету обычная сплетница и зачастую подменяет истину своимифантазиями. У меня у самой есть большие сомнения насчет религиозной подоплеки войны имперцев с хуманами. Как бы ни был важен для имперских магов амулет, но для начала войны должны быть более веские основания.

— Огромное вам спасибо за информацию, госпожа. Я приму ее к сведению и, когда прибуду на Танол, обязательно ее проверю. Уважаемая Нара, что вы думаете о событиях, происходящих у гвельфов?

— С гвельфами все сложнее, перворожденный народ скрытный, и толком о причинах смещения Анхеля знают только они. Гвельфийские дома конкурируют между собой за власть тысячелетия, и первопричиной может быть событие, произошедшее лет триста назад, поэтому я даже гадать на этот счет не могу. То, что я тебе рассказала, — это информация, полученная от Глории, а выводы тебе делать самому.

Обсудив положение дел, мы договорились, что тарги будут плыть в нашем караване еще два дня, после чего уйдут в сторону Таргании, где в поселке Таргвил их ждут сторонники. Нара отдала мне клетку с почтовой птицей для связи с Арданаем и пообещала прислать еще, когда я определюсь с местом своей дислокации на Таноле и сообщу о нем с помощью птицы. Закончив переговоры, я распрощался с гостями и приступил к подготовке к полету на Зурон.

Глава 7 БОЙ В МОНАСТЫРЕ

Последующие дни я помню как в тумане. На Зуроне необходимо где-то спрятать дельтаплан, а сделать это можно, только сложив огромное крыло, для чего пришлось переделывать практически всю конструкцию и перешивать обшивку крыла. Теперь стало возможно, не разбирая полностью, сложить его вдоль центральной трубы. Через сутки эту работу удалось закончить, и я, разобрав двигатель, установленный на баркасе, закрепил его на раме дельтаплана. Следующие сутки заняла мелочовка и балансировка пропеллера, занятие оказалось муторным и кропотливым. Арданай с Нарой ходили кругами возле непонятной конструкции и задавали идиотские вопросы, выводившие меня из себя. Попытка объяснить принцип устройства дельтаплана полностью провалилась, и мне пришлось вернуться к версии про дракона, в которого я вдохну жизнь с помощью магии. Арданай полностью поверил в мои бредовые объяснения, а Нара, как опытная магичка, смотрела на меня с большим подозрением и постоянно интересовалась моим самочувствием, решив, что у Ингара от несчастной любви съехала крыша. Переубеждать ее у меня не было ни сил, ни времени, поэтому я полностью отдался работе. К середине третьих бессонных суток я закончил работу и, обессиленный, заснул прямо на палубе.

Проспав до следующего утра, я после водных процедур и обильного завтрака приступил к предполетному осмотру дельтаплана. За двое суток непрерывной работы мне наверняка довелось наделать ошибок, и теперь требовалось отловить всех технических блох. Как ни странно, но я не начудил ничего особенного, мне пришлось перетянуть заново всего две растяжки и зашплинтовать тягу управления рулями поплавков. Перекрестившись, я отдал приказ спустить дельтаплан на воду. Погода испытаниям благоприятствовала, волнения на море практически не было, легкая рябь на воде помешать не могла. Устроившись в пилотском кресле и застегнув привязные ремни, я стал ждать момента, когда отцепят веревку, с помощью которой аппарат спустили на воду. Эскадра лежала в дрейфе, и все экипажи столпились на палубе, наблюдая за тем, как их ополоумевший князь готовится сломать себе шею.

Я передвинул реостат в первое положение, и за спиной загудел пропеллер начавшего вращаться мотора. Дельтаплан стал разгоняться, но я решил не увеличивать обороты двигателя, а занялся проверкой управляемости на воде. Мои заплывы вдоль эскадры продолжались около часа, я то разгонялся, то останавливался, нарезая круги по воде. Пару раз мне удалось сделать подлеты на высоту около метра, но пока я не решался на взлет. Зрителям уже надоело зрелище рыскающей туда-сюда хреновины, обтянутой тряпкой, и народа на палубах явно убавилось, единственными благодарными зрителями остались любопытные дети.

Снова перекрестившись, я попросил Бога о помощи и, развернув дельтаплан против ветра, начал разгон на взлет. Набрав максимальную скорость, я оттянул ручку управления от себя и начал медленно набирать высоту, стараясь не делать резких маневров. Аппарат вел себя хорошо, не было никакого рыскания или раскачки, двигатель гудел ровно, вибрация практически не ощущалась. Развернув дельтаплан по большой дуге, мне удалось сделать круг над эскадрой на высоте двухсот метров, и я решил идти на посадку. Выровняв машину на высоте метра, я выключил двигатель, опасаясь повредить пропеллер, и плавно опустил поплавки на воду. Через полсотни метров я снова включил двигатель и поплыл к флагманской галере. Возле борта, выключив мотор, я огляделся: меня удивила абсолютная тишина и полное отсутствие людей на палубе. Пару минут мне пришлось орать как оглашенному, пока над бортом не показалось бледное лицо Маркуса.

— Вы что там, оглохли? — крикнул я на испуганного начальника охраны. — Где весь народ? Гони сюда «проклятых», пусть вытаскивают дракона на палубу.

— Мой князь, все люди спрятались в трюме, они боятся, что дракон сожжет их своим огнем, на палубе только я остался.

«Ничего себе финт ушами! — подумал я. — Если мои люди с испугу в трюмы забились, зная, что это их собственный дракон, то, если к дельтаплану приделать сирену и легкий метатель, любой противник на Геоне наложит в штаны и разбежится».

Следующие два часа заняло вытаскивание команды из трюма и подъем дельтаплана на палубу. Мне с трудом удалось вытащить забившегося в самый дальний угол скулящего Тузика, причем выволакивать его пришлось за хвост. Еще через час князь Ингар — Повелитель драконов устроил коллективный разгон руководящему составу кланов за трусость и, пригрозив выпороть всех как сидоровых коз, объявил, что завтра улетает в логово драконов договариваться о сотрудничестве, и распустил всех по своим местам. Больше всех досталось «проклятым», я, выгоняя из себя стресс, орал на них как потерпевший, укоряя в том, что им предстоит ухаживать за драконами и летать на них, а они испугались как малые дети. Арданай, придя в себя, ходил за мной как хвостик с гордо поднятой головой и всем видом показывал, что является лучшим другом могучего Ингара. Таргиня Нара с перепугу, кажется, стала короче на голову и готова была поверить в любую ахинею, которую я буду нести. Далеко за полночь мне удалось, наконец, раздать последние указания и закончить подготовку к полету, и я завалился в кровать.

Утром я проснулся поздно, потому что меня просто побоялись разбудить, и после внепланового разгона подчиненных началась подготовка к вылету. Первым делом я собрал командиров в каюте капитана и указал на карте точку встречи с эскадрой после своего возвращения. Этой точкой была выбрана бухта Плача на северо-западном побережье Танола. Согласовать время моего возвращения с моментом прихода краблей к бухте было невозможно, поэтому я приказал, не дожидаясь моего прилета, атаковать имперцев по готовности. Если же мне удастся прилететь на Танол раньше, то я сам найду эскадру, и мы согласуем совместные действия. Передав свои полномочия Колину и уточнив несколько спорных моментов, я распустил командиров и вышел на палубу.

Если хочешь быть на сто процентов уверенным в чем-то, то делай это своими руками, поэтому мне пришлось готовиться к отлету собственноручно. На сиденье, предназначенном для Виканы, я привязал мешок с инструментом, припасами и одеждой для гвельфийки. В последний раз проверив по списку все, что необходимо взять с собой, я надел кожаный плащ и перчатки, а на лицо маску с прорезями для глаз, затем сел в дельтаплан и отдал команду спускать его на воду.

Волнение на море было сильнее, чем вчера, и аппарат довольно сильно раскачивало, но отступать было некуда, и я пошел на взлет против ветра. После небольшой тряски и шлепков поплавками об воду мне удалось оторвать аппарат от поверхности моря и взлететь. Сделав круг над эскадрой, я повернул дельтаплан в сторону Зурона и начал набирать высоту.

* * *

Шел четырнадцатый час полета, давно уже стемнело, и мои руки, закоченев, с трудом подчинялись командам мозга. Подо мной раскинулось бескрайнее море, на котором не было даже следа присутствия какого-либо острова. Скорее всего, в расчеты вкралась какая-то ошибка, и я промахнулся мимо Зурона. На море было сильное волнение, и об удачной посадке даже нельзя было и помыслить. Ко мне незаметно, но явно подкрался жирный и пушистый северный зверек под названием писец. Я решил забраться повыше и осмотреться, прежде чем сделать попытку сесть на воду, чтобы после этого еще пару дней помучиться, а потом уйти на корм рыбам.

Даже с большой высоты море выглядело пустынно, и только барашки больших волн покрывали поверхность воды в свете луны, выглянувшей из-за туч. Я наклонил дельтаплан на крыло и начал спускаться вниз по спирали. На горизонте мелькнула какая-то магическая засветка, и я направил аппарат в ее сторону. Через полчаса мне удалось разглядеть ауры экипажа корабля, плывущего навстречу, затем на горизонте показалась тонкая полоска земли. Я отвернул в сторону от корабля и направился к берегу. Через час подо мной наконец уже проплывали скалы Зурона, я пересек остров и стал искать место для посадки с наветренной стороны, укрытой от ветра скалами.

Мне в очередной раз повезло, потому что необходимое место нашлось как раз под скалой, на которой стоял монастырь храма Леды, это я определил по многочисленным огонькам, мерцавшим в окнах келий. Посадив дельтаплан, я сразу же сложил крыло и направил аппарат к берегу. Скала, на которой стоял монастырь, нависала над водой уступом, выдаваясь в море. Мне удалось заплыть под нее и пристать к небольшому песчаному пляжу, скрытому со стороны моря выступающими из воды обломками скал. Пляж оказался узким, и я с трудом вытащил аппарат на берег. Привязав дельтаплан к камням, я заснул прямо на сиденье.

Разбудил меня плеск волн и покачивание дельтаплана. Прилив полностью скрыл под собой поверхность пляжа, и аппарат снова оказался в воде.

Перекусив на скорую руку, я занялся приготовлениями к вылазке. Для начала я разделся и, спрыгнув в воду, привязал аппарат в растяжку, чтобы не дать ему в случае волнения биться о скалы, затем, стараясь остаться незамеченным, поплыл в сторону рифов, торчащих из воды метрах в двухстах от берега. Спрятавшись в расщелине скалы, я начал изучать стену, по которой мне предстояло лезть наверх к монастырю. Удобный маршрут обнаружился почти сразу: на скале была видна вертикальная трещина полуметровой ширины, идущая из воды до самого подножия монастырской стены. У основания стены имелся карниз шириной около метра, на котором можно было спрятаться до темноты, укрывшись за выступом. Сканирование окружающего пространства не обнаружило ничего подозрительного, и я поплыл назад к дельтаплану. Через час начался отлив, и я, собрав всю необходимую амуницию, снял камень Силы с двигателя в надежде подзарядить его где-нибудь в монастыре и направился к расщелине в скале.

Путь наверх оказался несложным, и я легко добрался до карниза у подножия стены. Здесь, устроившись за выступом скалы, я начал в очередной раз изучать план монастыря. В принципе путь был уже определен еще на галере, под руководством Нары. Мне необходимо было залезть в крайнее левое окно на стене, оно вело в комнату, в которой хранился разный хлам, и в нее редко кто заглядывал. Дождавшись ночи, я должен прокрасться по коридору до лестницы и подняться на два этажа. В левом крыле монастыря находились комнаты послушниц, готовящихся к посвящению в монахини. Коридор, в котором находилось шесть крохотных келий, запирался на замок, но для меня проблем возникнуть не должно. Попытка сканирования пространства за стеной окончилась неудачей: мне удалось увидеть только кусок коридора внутри стены на глубину около двух метров.

День выдался жаркий, и меня разморило на солнце. Борьба со сном закончилась победой оного, и я задремал. Разбудила меня вечерняя прохлада и боль в левом боку — я отлежал его на неровной поверхности скалы. Солнце уже скрылось за горизонтом, и у меня еще оставалось около получаса до темноты. Кладка стены монастыря казалась очень древней и изобиловала щелями и выемками, поэтому мне не составило особого труда добраться до нужного окна. Для начала я привязал к оконной решетке веревку, которая должна облегчить обратную дорогу, и начал резать решетку. Через полчаса мне, наконец, удалось залезть внутрь кладовки и устроиться за пустой бочкой в углу. Решетку я вставил на место и прихватил ее в двух местах точками сварки, чтобы легко выбить в случае бегства. Стены кладовки, выходящие в коридор, были не толще ладони и не являлись помехой для сканирования. Я с помощью магического зрения просматривал коридор до лестницы, ведущей наверх, и дожидался, пока в монастыре прекратится всякое движение. К полуночи монастырь затих, и наступила пора заняться поисками Виканы. Выскользнув в коридор, я тихо прокрался в сторону лестницы, гася по дороге фитили в масляных фонарях, висящих на стенах коридора. По дороге мне встретились две двери, ведущие в пустые комнаты, третья комната, находящаяся около самой лестницы, имела постояльца. Здесь меня подстерегла первая проблема: как назло, именно в этой комнате обнаружился луч Силы, с помощью которого я мог зарядить камень из двигателя дельтаплана и восстановить свою истощенную ауру.

Дилемма оказалась не простой, заряжаться нужно было обязательно, но я не хотел применять насилие к жителям монастыря. Из рассказа Нары мне было известно, что мужчин в монастыре нет, охрана располагалась только на внешней стене и в башне у ворот, находившихся за пределами самого монастыря. Это не значило, что монахини не могли за себя постоять, жрицы высших ступеней посвящения с легкостью вышибали мозги ментальным ударом любому супостату, не говоря о боевых амулетах и других девайсах подобного назначения, имеющихся у дежурных по монастырю. С другой стороны, удобного места для зарядки могло больше и не встретиться.

Прокрутив ситуацию и так и этак, я, наконец, решился. Кончиком кинжала мне удалось сдвинуть засов, и дверь тихо отворилась. Комната была размером три на четыре, в ней практически отсутствовала мебель, если не считать узкой кровати и небольшого стола. На кровати спала пожилая женщина, на лицо которой падал свет от лампады, висевшей в углу возле статуэтки, изображавшей богиню Леду, держащую на руках младенца. Луч Силы выходил из стены у самой кровати и уходил в пол. Я, согнувшись пополам и стараясь не шуметь и не разбудить хозяйку комнаты, прокрался к кровати и, устроившись возле ее спинки, начал заряжать камень. Моя работа подходила к концу, когда женщина проснулась и села на кровати. Я с замиранием сердца сжался в комок за спинкой кровати, стараясь всеми силами заставить себя не думать ни о чем, чтобы отвести от себя глаза. На мое счастье, женщина не стала ходить по комнате, а просто вытащила из-под кровати ночной горшок, сделала свои дела и улеглась обратно. Через несколько минут в комнате раздался могучий храп, я с облегчением вздохнул и продолжил заряжать камень и потом свою ауру. Закончив пополнение энергетических запасов, я тихо покинул келью и направился к лестнице. Мне повезло и на этот раз, лестница хотя и оказалась скрипучей, как немазаная телега, но была неширокой, и по ней можно было подняться враскоряку, не наступая на скрипучие доски, а опираясь на брус, вделанный в стену.

Коридор, ведущий в левое крыло монастыря, был пустым, и я быстро перебежал по нему к двери, закрытой на висячий замок. Сердце колотилось, как у загнанной лошади, и мне некоторое время пришлось подождать, чтобы унять дрожь в руках. За дверью меня ждала Викана, и в предвкушении этой встречи адреналин буквально кипел в крови, топя остатки здравомыслия, как в наркотическом угаре. Дужка замка была срезана за секунды, и я вошел в полутемный коридор с шестью дверями на обе стороны. В какой из комнат находится Викана, я не знал и поэтому решил обследовать их по порядку.

В двух первых комнатах спали девушки, ни капли не похожие на гвельфийку, — это было видно сразу от двери даже в мерцающем свете лампады, висящей у статуэтки богини Леды. Девушка в третьей комнате спала, повернувшись к стене, поэтому, чтобы рассмотреть лицо, я подошел к кровати.

«Это она!» — подумал я, увидев заостренное гвельфийское ушко, и сердце буквально выскочило из груди.

— Викана, Викана! — позвал я и потряс принцессу за плечо.

Викана, проснувшись, резко села на кровати, и по коридорам монастыря разнесся дикий визг. Девушка оказалась гвельфийкой, но не Виканой. Подобный пассаж полностью сбил меня с толку, и я самым натуральным образом заметался по комнате. Визг девушки рвал барабанные перепонки. Я, не выдержав, подскочил к кровати и просто заткнул гвельфийке рот рукой. Девушка вцепилась мне в ладонь зубами и начала отбиваться, как бешеная кошка. Озверев от боли и испуга, я схватил ее за ворот ночной рубашки и начал трясти как грушу.

— Заткнись! — заорал я. — Где Викана?!

Ошалев от вида моей оскаленной рожи, гвельфийка закатила глаза и грохнулась в обморок. Я обернулся и увидел в дверях еще трех девушек, с ужасом смотревших на происходящее в комнате. Поняв, что мне конец и сейчас сюда ворвется охрана, я снова спросил:

— Где Викана?

— Ее здесь нет, — испуганно ответила стоящая впереди монашка, — она позавчера уехала домой.

По всему зданию раздавался топот ног и хлопанье дверей, монастырь гудел как растревоженный улей. Времени на раздумья не оставалось, пора было делать ноги. Я ринулся на выход, но, побоявшись сбить с ног послушниц, притормозил, за что мгновенно поплатился. Как бы ни отличался мир Геона от Земли, но и там и здесь женщины пользовались одним и тем же подлым ударом, после которого я катался по полу коридора, шипя как змея.

Прийти в себя мне удалось только через пару минут, но было уже поздно, послушницы благополучно удрали, прихватив с собой упавшую в обморок подружку. Пока я приседал, глубоко дыша, и ругался матом на всех известных мне языках, путь к отступлению был отрезан. В дверях стояла высокая женщина, вытянув вперед обе руки, а по бокам ее прикрывали две помощницы с жезлами, направленными в мою сторону.

— Постойте! — крикнул я, вытянув вперед правую руку, но лучше бы я этого не делал.

Мощнейший ментальный удар буквально размазал меня по стене. Все мышцы свело судорогой, как от удара током. Мои колени подогнулись, и я упал в лужу содержимого желудка, вылетевшего из него в результате сильнейшего спазма. На этом мои муки не прекратились, меня корчило на полу, выворачивало руки, било головой об пол. Сознание покинуло меня, и на защиту встал инстинкт самосохранения. Не знаю, как я это сделал, но в мозгу отпечатался только вид стремительно сжимающегося шара, наполненного Силой, находящегося у меня в солнечном сплетении. Ответный ментальный удар вынес из коридора всех, кто стоял на моем пути. Меня словно отдачей отбросило к стене, и я, корчась от боли, пополз на четвереньках к выходу из коридора. За дверью меня ожидало зрелище из фильмов ужасов: весь коридор был завален корчащимися телами монахинь. Женщины бились, как в эпилептических припадках, рвали на себе одежду, раздирали себе ногтями лица и грудь, выли, как раздавленные самосвалом собаки.

Я пришел в ужас от того, что натворил, и, вскочив на ноги, кинулся к лестнице. Пробежать удалось только несколько шагов — неведомая сила вернула меня назад в коридор, заваленный жертвами магического удара. Слов не было, были одни междометия. Ругаясь и проклиная свою дурость, я кинулся на помощь монахиням. Первой на пути мне попалась та, что нанесла ментальный удар. Похоже, на ее груди сработал какой-то защитный амулет, потому что вся верхняя часть ее платья была разорвана в клочья и дымилась, но она понемногу приходила в себя. Быстро сорвав с женщины тлеющие лохмотья, я погрузился в транс и начал подкачивать зияющую дырами ауру монахини. Поняв, что женщина в безопасности, я перешел к следующей жертве, инстинктивно выбирая наиболее пострадавших. Сколько времени мне пришлось заниматься врачеванием, я точно не помню, с полчаса однозначно, но закончить мне не привелось: в голове словно взорвалась бомба, и свет в глазах померк.

Глава 8 И ВЫПАЛА МНЕ ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

Сознание возвращалось медленно и мучительно. Перед глазами вспыхивали образы окружающего меня пространства, как стоп-кадры сюрреалистического кино. Губы спеклись от жажды и полопались, словно я лежал на песке какой-то пустыни, а не в подвале монастыря. Наконец картинка перед глазами перестала мерцать и двоиться, и я четко разглядел покрытый трещинами потолок своей тюрьмы.

— Архат, позови мать настоятельницу, этот урод пришел в себя, — сказала голова ассасина, склонившегося надо мной.

Скрипнула дверь, и послышались удаляющиеся шаги.

— Пить, — попросил я и попытался пошевелиться.

Однако мне это не удалось, я оказался распят, как бабочка в коллекции энтомолога, прикованный по рукам и ногам на досках какого-то топчана, к тому же абсолюно голый.

Ответа на мою просьбу не последовало, и я решил для начала осмотреться. Мое узилище явно предназначалось не для простых постояльцев. Дверь в камеру закрывала толстенная дверь, полностью обитая металлическими полосами с крохотным окошком посередине. Вентиляционное отверстие в потолке явно не справлялось со своими функциями, и в камере стояла жара, как в парилке. Ушедший страж полностью дверь не закрыл, и из коридора повеяло спасительной прохладой. Второй охранник стоял прямо перед дверью, готовый при любом опасном движении отрубить мне башку обнаженной саблей. Решив не провоцировать и так напуганного ассасина, я перешел к ревизии своих повреждений и запасов магической Силы. Как ни странно, но серьезных травм мне обнаружить не удалось, кроме очень сильного обезвоживания организма. Видимо, я все больше вливался в пропитанный магией мир Геона, и тело самостоятельно черпало из него необходимые для самолечения ресурсы. Запас Силы в солнечном сплетении был практически полным, не сильно истощившись во время боя и лечения монахинь. Возможно, я просто очень долго был без сознания, и запас восстановился естественным путем.

Мои размышления прервал звук шагов в коридоре, и я открыл глаза. В камеру вошла знакомая мне тройка монахинь, едва не выбившая из меня дух. На этот раз они были при полном параде, а не в наспех надетых платьях. Возглавляла процессию монахиня, с которой я срывал тлеющую одежду и первой оказывал медицинскую помощь.

— Кто ты? — спросила она и попыталась залезть мне в мозги при помощи магии.

Я не стал предпринимать никаких активных действий, а просто блокировал попытку сканирования своего подсознания. Незримая борьба продолжалась несколько минут и закончилась поражением монахини. По лицу женщины ручьями тек пот, но явно не только от жары. Бросив бесполезные попытки вломиться в мой мозг, женщина повторила свой вопрос.

— Меня зовут Ингар, я князь кланов «Желтая змея» и «Зорг», — представился я. — Уважаемая, я прошу вас простить мне незаконное вторжение в монастырь, но у меня были серьезные основания для этого. Это меня не оправдывает, но может объяснить мое поведение.

— Ты князь клана «Зорг»? Юноша, я лично знакома с Сигурдом, Верховным князем Танола, и он ни капли не похож на тебя. Если ты решил врать, то постарайся, чтобы твоя ложь хотя бы слегка походила на правду. Последний раз спрашиваю тебя, кто ты, или я вынуждена буду перейти к более действенным мерам!

— Госпожа, прошу меня извинить, но у вас нет действенных мер против меня, — начал я заводиться в ответ на угрозы.

— Наглец, да стоит мне только пальцем пошевелить, и от тебя останется только мокрое место! Ты лежишь прикованным на «столе истины» и угрожаешь мне?

— Я не угрожаю вам, госпожа, а просто констатирую факт. Я здесь только потому, что не собирался приносить никакого ущерба ни монастырю, ни монахиням. То, что произошло в кельях послушниц, было моей глупейшей ошибкой, а не попыткой навредить кому-либо. Видящие для меня так же священны, как и для любого жителя Геона.

— Насильник! Ты нагромождаешь одну гнусную ложь на другую в попытке спасти свою вонючую шкуру! — воскликнула монахиня и топнула ногой.

— Насильник? Это с какой стати вы такую ерунду выдумали? — обалдело спросил я.

— Послушницы рассказали, что они видели, как ты срывал одежду с Энриэль и пытался ее изнасиловать и задушить!

Ржал я до икоты и с трудом сумел остановиться. Со мной сыграла злую шутку обычная женская неудовлетворенность закрытых женских заведений. Какими молитвами и обетами ни умерщвляй плоть, но природа берет свое, и в голове у молоденькой девушки всегда всплывает образ пусть даже вымышленного возлюбленного, поэтому моя попытка заткнуть рот визжащей гвельфийке была воспринята абсолютно однозначно, а потом еще обросла кучей пикантных подробностей. Даю сто против одного, что сейчас эти девчушки развивают перед подружками тему моего вторжения в еще более впечатляющих красках. Не удивлюсь, если через неделю выяснится, что мне все-таки удалось добиться своего от всех спавших той ночью в злополучном крыле монастыря. Мой смех совершенно сбил с толку монахинь, и они, скорее всего, решили, что я сошел с ума от страха, испугавшись возмездия за сексуальные преступления.

— Госпожа, прошу меня простить, но вы на полном серьезе решили, что князь хуманов залез в монастырь, чтобы изнасиловать этих ощипанных коз? К вам часто залезают насильники княжеского звания, покушающиеся на честь монахинь?

— Нет, но семьдесят лет назад был похожий случай, в монастыре поймали солдата охраны в непотребном виде!

— Что сделали с несчастным? — задал я неожиданный вопрос. — Я уверен, что в непотребном виде застали и одну из монашек.

— Негодяя кастрировали, что ожидает и тебя, а монашек приговорили к двадцати годам покаяния в запертой келье!

— Это что же, монашка была не одна, а с подругами? Весело живется у вас в монастыре. Только хрен вы угадали, размечтавшись меня кастрировать. Госпожа, выгоните всех посторонних из камеры, у меня есть для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться.

— Да как ты смеешь, наглец!.. — начала заводиться монашка, но была остановлена моим отпором.

— Госпожа, вы, наверное, забыли, как я разложил всех по коридору, и даже ваш амулет не помог? Вы все живы только потому, что я вас откачал, а не бросил умирать. Мне даже не нужно было вас добивать, через час монастырь превратился бы в кладбище, а я ушел бы спокойным шагом.

— И был бы проклят всем Геоном! — вставила свои пять копеек монахиня.

— Каюсь, госпожа, и готов целовать ваши ноги за свою глупость. Князь Ингар готов выполнить любой ваш приказ, не противоречащий чести и долгу перед кланами. Давайте спокойно поговорим без свидетелей.

— Госпожа настоятельница, я не позволю вам остаться с преступником наедине, он опасен, — заговорил один из ассасинов.

— Заткнись, когда говорят высокородные, и выматывайся в коридор! — разозлился я, начав давить Силой на ауру воина, который уже через пару секунд начал кататься по полу, схватившись руками за голову.

Демонстрация магических возможностей впечатлила присутствующих, и мы остались с настоятельницей наедине. Разговаривать лежа было неудобно, и я, размягчив Силой металл наручников, освободил сначала руки, а затем и ноги.

Еще неделю назад подобный трюк вряд ли мне удался бы, но, видимо, в результате ментального удара монахини во мне открылись новые способности, или просто в состоянии стресса я задействовал какие-то резервные ресурсы организма. Мать настоятельница забилась в угол и выставила в мою сторону обе руки, готовясь нанести ментальный удар.

— Госпожа, успокойтесь, я не причиню вам вреда, мне просто необходимо с вами поговорить. Я не обманываю вас, я действительно князь Ингар, глава объединенных кланов «Желтая змея» и «Зорг». Вы же видите татуировки на моих руках. Вам известно, что самовольно сделать такие татуировки значит перерезать себе глотку. Я пришел в монастырь к принцессе Викане. Таргиня Нара, моя названая мать, рассказала, что Викана должна принять посвящение в жрицы богини Леды и принять обет безбрачия. Я люблю Викану и должен был лично спросить ее о чувствах ко мне. Если бы она меня отвергла, то я тихо покинул бы монастырь и больше никогда сюда не появился.

— Послушай, а ты не тот истинный высокородный, брат князя хуманов Стаса, который спас принцессу Викану из плена и вернул отцу?

— Да, это я, только не брат, а племянник Стаса.

— О боги! Просто чудеса какие-то, а я думала, что это девичьи сказки и принцесса влюбилась в какого-то смазливого самозванца и лжеца.

— Госпожа…

— Илирия, — подсказала мне настоятельница.

— Госпожа Илирия, посмотрите на мою ауру, и вам сразу станет понятно, что я — истинный высокородный и Геон — не моя родина.

— Ингар, я, конечно, видела твою ауру, но есть способы ее подделать, а у меня не было времени разобраться.

— Ауру подделать можно, а магическую Силу — вряд ли, — возразил я.

— Поэтому ты до сих пор и жив. У меня возникли похожие подозрения, — ответила Илирия. — Архат, — позвала она шака, — переведи пленника отсюда в гостевую келью. Здесь нечем дышать от жары, а он пока нужен мне живым.

— Госпожа Илирия, у меня к вам одна просьба: мне нужно вымыться, и, если не трудно, верните мою одежду. Мужчине в таком виде по женскому монастырю ходить не подобает.

— А кто сказал, что мы в монастыре? Мы в подвале надвратной башни, в которой живут воины охраны, а беседовать будем в зале для приема гостей. Архат, помоги князю привести себя в порядок. Князь, через час я жду вас для беседы, вашу одежду и доспехи принесут в келью, — раскланялась мать настоятельница и скрылась за дверью, ведущей в коридор, сопровождаемая безмолвными охранницами.

Архат вывел меня из подвала на первый этаж башни в гостевую келью, похожую больше на номер дорогой гостиницы. Здесь я с помощью молчаливого шака смог помыться. К концу водных процедур мне принесли кольчугу и выстиранные рубаху и штаны. Осмотр вещей показал, что в кольчуге отсутствует камень Силы и вообще исчезли все вещи, находившиеся в моей поясной сумке, в том числе и камень от двигателя дельтаплана, оружие мне также не вернули.

Через час я был препровожден ассасинами в просторный зал на втором этаже надвратной башни, где меня дожидалась Илирия в сопровождении все тех же монахинь с жезлами в руках. Сразу допрашивать меня не стали, а предложили подкрепиться чем бог послал. Видимо, боги монастырь не забывали, так как в меню присутствовали разнообразные блюда, о существовании которых я даже не слышал. Шикарный обед подкрепил мои силы и, самое главное, дал время для анализа ситуации. Первая эйфория от моих сомнительных успехов прошла, и начало приходить понимание того, что ласка и забота, проявленные Илирией, имеют совсем другую подоплеку, нежели моя убедительная речь в подвале башни.

Скорее всего, единственное, чего мне удалось добиться, так это напугать монахиню, и она решила не совершать опрометчивых действий в отношении моей персоны, пока не прояснит ситуацию. Что я мог противопоставить Илирии в моем положении? Первое — это то, что в монастыре не знают, каким образом я оказался на острове и сколько со мной людей. Про летающего дракона на острове пока не подозревали и, скорее всего, пытаются найти корабль, который меня привез. Значит, нужно сделать вид, что меня ждут мои люди и в случае задержки могут напасть на монастырь. Какие отморозки могут находиться под моей командой, неизвестно, поэтому стоит подобное предположение всячески укреплять, но эту тему первой подняла монахиня:

— Князь, мои воины обшарили весь остров и не смогли найти ваш корабль и людей, которые вас сопровождали. Я боюсь, что они, не зная местности, могут попасть в ловушки, предназначенные для незваных гостей, и пострадать.

— Не стоит беспокоиться, госпожа Илирия, мои галеры находятся в море далеко от острова. Меня высадили с лодки, которая еще до рассвета вернулась на корабль, и она приплывет за мной только после сигнала.

— Вы, князь, предусмотрительны. А что будет, если этот сигнал не поступит?

— Не настолько уж я и предусмотрителен, если попался как мальчишка и чуть не натворил бед, которые потом невозможно было бы исправить. Боюсь, что я и в этот раз сглупил, не отдав четких указаний насчет подобного случая. Командиром на эскадре я оставил Колина, наказующего из клана «Зорг», а он человек горячий и может наделать глупостей.

— Каких глупостей может натворить Колин? — заинтересованно спросила Илирия.

— Госпожа, вы, наверное, в курсе того, что Танол находится в состоянии войны с империей и на остров высадились имперские войска и осадили столицу?

— Да, до нас доходили такие известия, но видящие не участвуют в войнах, мы — целители и всегда нейтральны.

— Все так и было до последнего времени, но Киона, жена Сигурда, кстати тоже видящая и бывшая жрица богини Леды, участвовала в боях против клана «Желтая змея» с оружием в руках и была казнена за то, что обстреливала мой корабль из метателя.

— Князь, вы шутите? — опешила монахиня.

— Если бы, но это истинная правда. Одной из причин того, что ваш покорный слуга не пошел прямым путем и не постучался в ворота монастыря, стали слова Кионы о том, что Викану держат в монастыре насильно и заставляют принять посвящение против ее воли, опоив какими-то зельями.

— Это наглая ложь! Да, Викана была в монастыре и хотела принять посвящение, но по собственному желанию, и после того, как на Зурон прибыла делегация гвельфов с требованием отпустить принцессу домой, мы не чинили никаких препятствий отъезду Виканы.

— Госпожа Илирия, у меня до сих пор есть сомнения в вашей искренности, а у Колина и подавно.

— Князь, чем же я пошатнула веру в свою искренность? По-моему, мы обращаемся с вами подобающим вашему званию образом.

— Госпожа, я и не сомневаюсь в лично вашем ко мне расположении и заботе, но мне не вернули фамильный меч, камень из кольчуги и камень Силы, лежавший в моей поясной сумке. Пропали и другие вещи, находившиеся со мной.

— Князь, вы заявились в монастырь незваным гостем, поэтому у вас забрали оружие и другие вещи, представляющие потенциальную опасность! Все, что было у вас изъято, вам вернут, когда вы покинете монастырь.

— Госпожа, я совсем не о том говорю. Камень Силы необходим, чтобы подать сигнал на корабли о том, что за мной можно высылать лодку, а без этого сигнала Колин может начать действовать по своему разумению.

— Какие же это могут быть действия?

— Не хочу вас пугать, но, перед тем как я отправился в монастырь, Колин пообещал сжечь из метателей монастырь дотла, если я не вернусь. Я и сам сейчас ломаю голову, пытаясь понять, насколько серьезно он это говорил.

— Ваш Колин способен на столь чудовищное преступление?

— Госпожа Илирия, Киона убила моего дядю Стаса и погубила много наших людей. Перед казнью она угрожала мне тем, что все эти преступления были совершены по вашим прямым указаниям и вы на стороне империи в этой войне.

— Чудовищная ложь! Киона действительно была жрицей храма Леды третьей ступени посвящения, но всегда хотела покинуть храм и вернуться к мирской жизни.

— Разве жрица может покинуть храм после посвящения и дав обет безбрачия?

— Нет, но бывают исключения из правил. За Киону просили родители и император, потому что она должна была выйти за Сигурда, Великого князя Танола, чтобы не прервалась династия клана «Зорг». В таких случаях мы имеем право на подобные действия.

— Извините меня, госпожа, но идет время, и мне пора возвращаться к моим войскам, чтобы идти на помощь к осажденному Танорису. Раз я не застал в монастыре Викану, то меня здесь больше ничего не задерживает. У меня есть еще одна просьба к вам, госпожа, от которой зависят мое к вам расположение и щедрые пожертвования на нужды храма Леды и монастыря в дальнейшем.

— Какая же это просьба, князь? — спросила Илирия.

— Я хотел бы узнать, куда увезли принцессу Викану.

— Я думала, что вы хотите от меня какой-то серьезной помощи, а не такой безделицы, — удивилась монахиня. — Викана уехала позавчера с гвельфийским посольством, прибывшим за ней на Зурон. Послы сообщили, что тяжело болен ее отец князь Анхель, и они сразу уплыли на Тарон.

— Сколько занимает времени ход до Тарона, госпожа? — спросил я.

— В среднем пять-шесть дней, но все зависит от погоды.

— Госпожа Илирия, вам известно, что на Тароне произошел переворот и князь Анхель отстранен от власти? Викану могли взять в заложницы враги ее отца!

— Да, мне известно об этом печальном событии, но Викана сама согласилась уехать из монастыря, несмотря на мое предостережение. Я не думаю, что ей грозит какая-либо реальная опасность, но девочку могут использовать в каких-нибудь политических интригах.

— Госпожа Илирия, спасибо за гостеприимство, но пора и честь знать. Прошу вас вернуть мое оружие и камни Силы, которые были у меня.

Наступила неловкая пауза, и я понял, что в очередной раз сглупил, поставив вопрос ребром, а может быть, и нет, подобное развитие событий, вероятно, и являлось самым правильным. По крайней мере, настал момент истины, и решение было уже за Илирией, начинать войну или, спустив дело на тормозах, дать мне уйти из монастыря. Охрана настоятельницы, заметив замешательство хозяйки, напряглась в боевой готовности, я же, мобилизовав все свои внутренние ресурсы, погрузился в транс. Магическое зрение сразу же выявило отряд из двадцати ассасинов, расположившихся в двух соседних комнатах, входы в которые скрывались за портьерами, и четырех лучников, держащих меня под прицелом через бойницы в потолке зала.

Мне неизвестно, как Илирия поняла, что все находящиеся в зале и вокруг него стоят на краю могилы, но она отдала приказ всем своим людям уйти из зала, а воинам покинуть соседние комнаты и убрать лучников со своих позиций. После того как ее приказ был выполнен, она обратилась ко мне:

— Ингар, ты действительно готов был убить меня и моих людей? — спросила монахиня.

— Госпожа, ничего личного. Просто я видел всех ваших людей, готовых напасть на меня, и приготовился защищаться.

— О боги, какая же Сила стоит за вами, истинными высокородными! Твоя аура начала светиться так, что стала видна даже обычным взглядом. Что-то похожее я видела в молодости у Алакдара, деда Виканы, он тоже истинный высокородный. Ты бы выжег мозги всем в радиусе ста шагов, нельзя же так!

— Госпожа, за мной стоят жизни тысяч людей, и я поклялся им, что буду сражаться за них до последнего вздоха, а в монастырь меня привела любовь, и только. Я разумом понимаю, что все это не стоит такого риска и мои личные проблемы — какая-то мелочь по сравнению с тем, что сейчас происходит на Геоне, но ничего не могу с собой поделать. Если вы когда-нибудь любили, то поймете меня: я разрываюсь между любовью и долгом и проклинаю себя за это. Прошу вас, верните мне мои вещи, и я уйду, не причиняя никому вреда.

Илирия хлопнула в ладоши и отдала приказ охранникам, прибежавшим на этот сигнал, принести в зал все, что было отобрано у меня. Через полчаса я шел по гулким коридорам монастыря к комнате, в которую забрался по веревке. Камень Силы для двигателя лежал в моей сумке, а с кольчугой я решил разобраться позднее.

Остановившись перед дверью в кладовку, я попросил сопровождающих отойти подальше от нее, потому что сигнал, посланный через астрал на корабль, может нанести ущерб окружающим, и открыл дверь.

— Ингар, я тоже любила! — остановил меня голос Илирии. — Иди за Виканой, ничто на свете не стоит любви, и пусть рушится мир!

Я обернулся и увидел слезу, текущую по щеке матери настоятельницы. Женщина резко отвернулась и пошла по коридору в сторону лестницы.

В кладовке ничего не изменилось со времени моего первого посещения, и я, выбив решетку, вылез из окна.

Глава 9 ВСТРЕЧА С БРАТОМ

Под крылом дельтаплана простиралась гладь океана, ветер гнал по поверхности барашки волн, которые ясно говорили о том, что сесть на воду невозможно, но я давно уже с этим смирился. Если судить по направлению движения волн, то ветер был попутным и берег Тарона мог показаться с минуты на минуту. Тарон — это не крохотный Зурон, и промахнуться мимо него практически невозможно. Наконец вдалеке показалась полоса прибоя, и я направил аппарат к берегу.

После того как я покинул монастырь, передо мной встала дилемма, в какую сторону лететь. Корабли моих кланов должны достичь побережья Танола не раньше чем через полторы недели, и это при самом лучшем раскладе, а найти в открытом море лавирующую под парусами эскадру не легче, чем иголку в стоге сена, это со всей ясностью доказал полет на Зурон. Можно лететь сразу на Танол и дожидаться эскадру где-то неподалеку от бухты Плача, но побережье захвачено имперцами, и не факт, что там удастся прятаться целую неделю. Второй вариант действий — это постараться обогнать корабль, на котором везут Викану на Тарон, и выйти на связь с князем Анхелем в замке Эрмор. Если Анхель в курсе последних событий и Викана в безопасности, то, оставив весточку о себе, можно лететь на Танол в бухту Плача. Конечно, я внутренне лукавил, и именно надежда встретиться с принцессой перевесила чашу весов в пользу Тарона, но в любом случае решение было принято, и дельтаплан полетел на север, а не на восток.

Произвести посадку на побережье не позволяли высокие волны прибоя, и мне пришлось повернуть в глубину острова в надежде найти дорогу, ведущую в замок Эрмор. Если верить карте, то эта дорога, построенная древними обитателями Геона, должна быть хорошо заметна с высоты. Увы, мои предположения не оправдывались, и под крылом проплывало только зеленое море деревьев. Гвельфы населяли Тарон столетия и покрыли его сплошным ковром девственного леса. Единственное, что мне удалось рассмотреть, — это широкая лента реки, текущей от видневшихся на горизонте гор к побережью.

«Стоп, — промелькнула догадка, — если есть река, то, значит, должен быть и мост».

Заложив вираж, я направил аппарат вдоль реки к побережью. Мост я обнаружил через несколько минут полета, каменные арки древнего сооружения пересекали реку немного выше отмеченных бурунами порогов. Дорога скрывалась под кронами деревьев, как только пролеты моста выходили на берег, поэтому разглядеть ее с большой высоты оказалось проблематично.

Десятичасовой полет измоталосновательно, и организм требовал отдыха, для этого необходимо было искать место для посадки. Меня привлек небольшой песчаный остров в паре километров ниже по течению реки. Течение в этом месте на первый взгляд казалось несильным, и проблем с приводнением возникнуть не должно. Посадка прошла как по нотам, и скоро поплавки зашуршали по песку пляжа.

На острове я задержался часа на три, за это время я успел искупаться и перекусить на скорую руку. Каша, приготовленная на масляной лампе, аналоге походной керосинки, хотя и с трудом лезла в глотку, но восстановила истраченные в полете силы. Разомлев на солнышке, я приступил к планированию своих дальнейших действий. Если верить карте, то до замка оставалось около полутора часов лету, запаса Силы в камне двигателя должно было хватить еще на пять-шесть часов полета. Прикинув расклад, я решил, что этого достаточно за глаза. Следующей на очереди стояла проблема приземления дельтаплана в замке. Даже если в нем есть какой-нибудь пруд или озеро, это еще не значит, что мне позволят спокойно сесть и не пристрелят с перепугу. Единственный пришедший в голову способ решения данной проблемы — это сбросить с дельтаплана письмо, в котором попросить не убивать меня сразу после приземления, а сначала встретиться для разговора.

Я выжег послание к князю Анхелю на куске кожи, отрезанном от плаща при помощи Силы, и соорудил из него что-то наподобие вымпела, обмотав куском веревки. Остальное время заняла предполетная подготовка аппарата и замена смазки в двигателе. К моему удивлению, дельтаплан, изготовленный в спешке и практически на коленке, перенес многочасовой перелет достойно и не имел серьезных повреждений. Единственное, что мне пришлось подлатать, — это несколько растрепавшихся швов на обшивке. При наличии иглы и мотка ниток это не стало проблемой. Закончив ремонтные работы, я занял место за штурвалом и поднял дельтаплан в воздух.

Сделав пару кругов над островком и убедившись в исправности аппарата, я развернулся в сторону моста. Снова внизу оказалось сплошное зеленое море, и мне пришлось снизиться до ста метров, чтобы не потерять из виду дорогу, высматривая ее сквозь листву, и не сбиться с пути. Через пару часов лента дороги вынырнула из леса и запетляла среди скалистых предгорий. Я набрал высоту и почти сразу увидел стену замка, за которой скрывалась овальная долина с небольшим озером посредине.

* * *

Алакдар беседовал с Анхелем, стоя у окна, выходящего в старинный парк замка Эрмор. Отец и сын неспешно обсуждали последние события, произошедшие на Геоне, известия о которых были доставлены голубиной почтой. Неспешность обсуждения определялась не только природой гвельфийского характера, но и полной невозможностью повлиять на происходящее. Если раньше Анхель, как Великий князь Тарона, был постоянно в гуще всех происходящих событий, то после отстранения от власти они с отцом стали только сторонними наблюдателями. Сведения, доставленные в замок, были скупы и больше походили на сплетни, нежели на доклады разведки. Вся разведывательная сеть Тарона перешла под контроль совета домов, и приходилось довольствоваться только информацией, полученной от дальних родственников или друзей.

По большому счету и обсуждать было нечего, на Геоне наступило какое-то тревожное затишье. После казни Селии, совершенной в Меране «приносящими смерть», ничего существенного не произошло. В результате этой скоропалительной акции разозленные имперцы вернули только половину эликсира жизни, украденного бывшей женой Анхеля. На все просьбы и угрозы гвельфов они отвечали, что о пропавшем эликсире им ничего не известно. Сбежавшая Селия успешно воспользовалась своими женскими чарами и влюбила в себя императора. Антор II тяжело переживал смерть любовницы и в ярости приказал изрубить на куски пойманных на месте преступления убийц. Такое поведение царственного ловеласа, менявшего любовниц как перчатки, оказалось неожиданным и чуть не привело к вооруженному конфликту с империей. Дипломатам с трудом удалось спустить произошедшее на тормозах, и все обошлось только отзывом имперского посла из Илирии. После переворота и смещения князя Анхеля на Тароне шла непрерывная подковерная борьба за власть между домами, и гвельфы не могли позволить себе ввязаться еще и в войну с Мераном.

За окном промелькнула какая-то тень, заслонившая собой солнце, и в воздухе раздался непонятный гул. Анхель по пояс высунулся в окно и постарался рассмотреть странный летающий объект, но сразу был выдернут обратно в помещение ворвавшейся в зал охраной. Воины захлопнули ставни и, вынув луки из саадаков, заняли места возле бойниц, прорезанных в толстых досках ставен.

— Государи, прошу вас покинуть зал и уйти внутрь цитадели, над замком кружит дракон! — крикнул взволнованно Элинир, оттесняя Анхеля и Алакдара от окна.

— Ты с ума сошел! Какие еще драконы, вы что, эльфийской пыли нанюхались? — заявил Анхель, отталкивая от себя перевозбужденного охранника.

В этот момент в зал вбежал запыхавшийся воин со свертком в руке.

— Мой князь, с дракона сбросили вот этот сверток, — доложил он.

— Идиот, зачем ты принес сверток сюда, может быть, в нем отрава или магическая бомба! — закричал Элинир и попытался вырвать сверток из рук воина.

— Оставь его в покое, — прервал перепалку Алакдар и забрал сверток из рук незадачливого посыльного. — Если это бомба, то она должна была уже сработать в руках этого глупца. Судя по ауре, яда в пакете нет.

Алакдар развязал веревку, стягивавшую сверток, и развернул его. Внутри ничего не оказалось, и гвельф с удивлением посмотрел на кусок кожи в руках.

— Здесь какая-то надпись, — заявил он и углубился в чтение.

Потом он свернул кусок кожи в трубочку и начал инструктировать начальника охраны.

— Элинир, зажги факел и выйди во двор замка к озеру. На берегу сделай несколько кругов факелом над головой и убедись, что там нет наших воинов, пусть укроются в замке. Когда дракон покачает крыльями и станет снижаться, сразу беги в замок, — сказал Алакдар, но, подумав несколько секунд, изменил свое решение: — Элинир, лучше дай факел мне, я сам подам сигнал, а ты загони бойцов в замок, и чтобы ни одной стрелы не вылетело из ваших луков без приказа! Ты понял, что я сказал? Повтори!

— Я должен дать вам зажженный факел и увести бойцов внутрь замка и не дать им открыть стрельбу, — повторил приказ начальник охраны.

— Отец, что произошло, что написано в послании? — удивленно спросил Анхель.

— Потом, сын, все потом. Сейчас просто нет времени на разговоры, — отмахнулся Алакдар и, взяв факел из рук Элинира, вышел из зала.

Анхель подошел к бойнице в ставнях, закрывавших окно, и выглянул во двор. За окном он увидел цепочку воинов, бегущих к дверям замка, и Элинира, отдающего приказы. Отец стоял на берегу озера и размахивал над головой факелом. Со стороны солнца скользила огромная черная птица, медленно приближаясь к поверхности озера.

* * *

Перелетев за стену, я начал снижаться, кружа над замком и стараясь рассмотреть, что происходит на земле. Дельтаплан заметили не сразу, но, как только это произошло, внизу началась суета. Достать меня из лука было еще невозможно, но кое-кто из воинов начал стрелять от испуга. Включив защиту кольчуги, я снизился почти до крыши замка и сбросил свое послание во внутренний дворик, затем снова набрал высоту и стал ждать сигнала. Минут через десять из замка вышли двое гвельфов. Один из них пошел на берег озера, а второй начал уводить в замок лучников, рассеявшихся по парку. Дождавшись, когда последний воин скроется в замке, я пошел на посадку, заходя со стороны солнца, чтобы сбить прицел у лучников, которые могли спрятаться за деревьями. Поверхность воды быстро приближалась, и наконец поплавки коснулись воды. Сбросив скорость, я направил аппарат к берегу, на котором стоял гвельф с факелом. Поплавки с шорохом выползли на песок, и я остановил двигатель.

Высокий гвельф, стиснув зубы, смотрел за моими действиями, стараясь не показать своих чувств, но по его синему лицу было заметно, что произошедшее для него в новинку и он с трудом сдерживается от опрометчивых поступков. Я расстегнул привязные ремни и вылез из дельтаплана, затем, сняв защитную маску и плащ, бросил их на сиденье. Для начала размяв затекшие мышцы и поправив одежду, я подошел к гвельфу и представился своим полным геонским титулом. Скромность, конечно, хорошо, но встречают по одежке, и титулы в Средневековье значили очень много.

— Я Ингар, истинный высокородный, князь кланов «Желтая змея» и «Зорг» народа хуманов. С кем имею честь беседовать?

— Я Алакдар, истинный высокородный, отец Великого князя гвельфов Анхеля. Рад приветствовать брата по несчастью, — улыбнувшись, ответил гвельф. — Прошу вас войти в мой замок. Неудобно держать на улице столь высокого гостя, тем более прилетевшего на драконе.

— С радостью принимаю ваше приглашение, но у меня к вам есть одна просьба, — ответил я.

— Рад буду вам услужить, что вас обеспокоило?

— Дракон, на котором я прилетел, сейчас погружен в спячку, и желательно во избежание недоразумений не беспокоить его. Магия, конечно, хорошо, но человеческое любопытство и глупость сильней любой магии. Я прошу выставить возле него охрану из спокойных и дисциплинированных воинов, которые не проявят лишнего любопытства и не разбудят дракона, — ответил я, подспудно подтверждая магическую сущность дельтаплана и принадлежность его к мифическому роду драконов.

— Нет проблем, я немедленно отдам приказ своим людям, и все будет исполнено. Элинир, ко мне! — крикнул Алакдар, и к нам подбежал воин в дорогих доспехах.

Через полчаса дельтаплан был вытащен на берег, крыло сложено, а двигатель укрыт плащом. После того как я убедился, что аппарат надежно закреплен и не сможет перевернуться от порыва ветра, мы отправились в замок. Охрана из десяти воинов плотно обступила стоянку дракона, но ближе десяти шагов не приближалась к аппарату, я обернулся и еще раз посмотрел на дельтаплан.

— Ингар, не беспокойтесь за своего дракона, мои воины с трудом удерживают себя от бегства, а о том, чтобы начать его будить, они и помыслить не могут, — успокоил меня Алакдар.

Я кивнул в ответ на слова Алакдара и пошел следом за ним. Гвельф, которому, если верить словам Виканы, было далеко за триста лет, шел упругой походкой опытного воина и мало походил на дряхлого старика. Алакдар чем-то мне напомнил покойного Алоя: тот очень похоже двигался и смотрел на меня как бы свысока.

«Стоп! — вспыхнула в голове забытая ассоциация. — Ты, парнишка, снова заигрался. Тебе мало Алоя, опять решил, что самый умный на свете? Алою было чуть больше сотни лет, а он за пять минут развел тебя как младенца. Алакдару за триста, и ты надеешься ездить ему по ушам, как Илирии в монастыре? Монахиня живет в замкнутом мирке, и ее мироощущение во многом замешано на религиозности и неудовлетворенных желаниях, она и сама рада обманываться. Пересказал старушке слезливый сериал и успокоился. Да, ты сумел довести Илирию до слез, напомнив какую-то старую любовную историю, но с какой стати ты решил, что в твой треп поверили и дела обстоят именно так, как ты себе вообразил? Сейчас тебя приведут в замок, усадят за стол, и Алакдар с Анхелем станут с глубокомысленным видом выслушивать твои бредни? Ты, Игоряша, для гвельфов низшее существо, жизнь которого не дороже времени, потраченного на общение с тобой. Зачем ты прилетел на Тарон? Ты прилетел сюда, чтобы встретиться и поговорить с Виканой, без которой жить не можешь. Поэтому давай из этого и будем исходить, а не гнуть дешевые понты, корча из себя Господа Бога».

Эти размышления подпортили мое настроение, но прочистили мозги от эйфории и открыли глаза на реальное положение дел. Поднявшись на второй этаж замка, мы вошли в большой богато обставленный зал, в котором нас дожидался князь Анхель в окружении охраны. Церемония знакомства прошла примерно по предыдущему сценарию, и меня пригласили к круглому столу, стоящему у окна.

— Прошу меня извинить, но мы не ждали столь высокого гостя и поэтому не успели подготовиться, но слуги уже накрывают стол в обеденном зале, и скоро я постараюсь исправить это упущение, — начал вежливо извиняться Анхель.

— Князь, я прекрасно понимаю ваше смущение, но у меня не очень много времени, и я хотел бы сразу перейти к делам.

— Я весь внимание, князь.

— Господа, причиной моего неожиданного визита стала принцесса Викана, с которой я познакомился в замке Самбулат, где ее держали в заточении. Викана рассказывала вам о знакомстве с неким Ингаром?

— О да! — ответил Анхель. — Дочь мне все уши прожужжала про молодого красавца, спасшего ее из рук похитителей. Неужели это вы? Я представлял спасителя моей дочери молодым юношей, а не столь грозным воином.

— Анхель, где твои глаза, тебе князь никого не напоминает? — перебил Анхеля Алакдар.

— Мне знакомо это лицо, но, где я его видел, никак не могу вспомнить.

— Ингар точная копия Стаса, вспомни бой с таргами на побережье у Таргвила, когда погиб твой сын Лианир. Если бы не Стас со своими людьми, то мы бы здесь не сидели, а наши шкуры украшали бы барабаны шаманов.

— Боги, как я мог забыть, хотя с того боя прошло лет двадцать! Действительно, князь, вы вылитый Стас, особенно когда вот так хмуритесь. Элинир, пошли людей за Ингуром, пусть он немедленно идет сюда.

Меня словно током ударило, я совсем не ожидал, что встречу сейчас своего брата. Я знал, что Ингур после гибели Стаса и его жены находится на Тароне у князя Анхеля на воспитании, но это абсолютно вылетело у меня из головы. Фигура Ингура для меня была какой-то виртуальной, но теперь она обрела плоть и кровь.

Буря чувств бушевала у меня в груди, и я даже встал из-за стола, потому что был не в состоянии сидеть в такой момент. Идиотская улыбка не сходила с моего лица, и мне с огромным трудом удавалось скрывать свои эмоции. Я даже отвернулся к окну, чтобы привести чувства в порядок и придать своей физиономии более презентабельный вид.

— Князь, вы искали мня? Что произошло, Элинир прибежал за мной с таким видом, будто за ним гналась стая зоргов, — послышался за спиной юношеский голос.

— Ингур, к тебе прибыл гость… — начал Анхель, но договорить так и не успел.

Я повернулся к двери и увидел перед собой себя, если бы мне было лет двадцать. Те же волосы до плеч, та же улыбка. Если надеть на Ингура мой костюм, то смело можно ходить на свидание к одним и тем же девчонкам.

— Отец! — выдохнул Ингур и рванулся ко мне, но, сделав пару шагов, остановился в недоумении.

«Блин, — промелькнуло в голове, — все сюрреалистичней и сюрреалистичней, брат нашел брата. Сейчас индюки с бубнами выскочат, и начнутся песни и пляски».

Как бы опереточно ни выглядела со стороны сцена, разыгравшаяся в зале, но к горлу подкатил ком, а глаза почему-то оказались на мокром месте. Наконец мне удалось пересилить себя, и мой голос разорвал повисшую в зале тишину.

— Ингур, я не твой отец, а твой старший брат Игорь с Земли. Отец, наверное, рассказывал тебе обо мне. Стас был родным братом моего отца, — сказал я почему-то по-русски.

Ингур с удивлением посмотрел на меня, будто что-то вспоминая, и неожиданно ответил тоже по-русски:

— Игорь, я так рад, что ты нашел меня! Когда я был маленьким и меня обижали старшие мальчишки, то я всегда говорил, что придет мой брат Игорь и заступится за меня. Надо мной смеялись, но я всегда верил в то, что придет мой старший брат с Земли и отомстит за отца и маму. Теперь ты пришел, и мы вместе убьем Сигурда и Киону!

Закончив говорить, Ингур обнял меня и зарыдал, как ребенок. Ситуация еще больше стала напоминать театральную постановку, но, несмотря на это, из глаз, против моей воли, выкатилась пара слезинок. Мы стояли обнявшись посреди зала, и я старался успокоить рыдающего брата, говоря ему на ухо какие-то слова, а меня самого буквально трясло от переживаний. Ингур говорил по-русски правильно, но с сильным гвельфийским акцентом, растягивая слова. Окружающие нас гвельфы ни слова не понимали из нашего разговора, но, тоже проникшись атмосферой происходящего, отводили в сторону глаза и прятали взгляды. Князь Анхель отвернулся к окну, а Алакдар, не стесняясь, вытирал слезы платком и непрерывно сморкался. Наконец эмоции пошли на убыль, и мне удалось успокоить брата.

— Ингур, я прилетел за тобой, — сказал я. — Ты должен вернуться на Танол и возглавить клан «Желтая змея». Имперцы вторглись на твою родину, и хуманы гибнут в неравной борьбе, защищая столицу.

— Вот и хорошо! Пусть имперцы вырежут клан «Зорг», а заодно и Сигурда с Кионой, я рад, что они убивают этих вероломных тварей!

— Ингур, Сигурд и Киона мертвы, их сыновья тоже в могиле, я отомстил за Стаса и твою маму! Ты — князь хуманов, и твоя жизнь тебе не принадлежит. У тебя нет врагов среди твоего народа, ты должен, повторяю, возглавить клан «Желтая змея» и вступить в бой с имперцами.

— А как же ублюдки из клана «Зорг», на их руках кровь моего отца и матери, их тоже простить?

— Клан «Зорг» после того, как я убил Сигурда и Киону, присягнул мне на верность, и теперь это и твой клан. Воины, участвовавшие в убийстве твоей матери, выполняли приказ своего князя, и на них нет вины. Долг князя выше личных обид, и тебе это пора понять. Детство закончилось, впереди взрослая жизнь и война. Я твой старший брат и князь кланов «Желтая змея» и «Зорг», поэтому ты должен мне верить и на первых порах беспрекословно подчиняться! Ингур, ты меня понял?

— Игорь, прости меня за глупые слова, я буду выполнять все твои приказы, как положено младшему брату.

— Вот и хорошо, слушай мой первый приказ! Мы с тобой говорили по-русски, и гвельфы не поняли о чем. Ты вырос среди них, и Анхель с Алакдаром стали твоей семьей, но ты князь хуманов, и гвельфы друзья для тебя, но не для хуманов, поэтому старайся держать язык за зубами и говори со мной наедине всегда по-русски. Я понимаю, что это тяжело для тебя, но личная жизнь закончилась, теперь твоими поступками должны руководить интересы хуманов и большая политика.

— Я понял тебя, брат, и постараюсь не болтать лишнего.

— Господа, прошу меня извинить, что я, разволновавшись, перешел на язык своей далекой родины, но это произошло помимо моей воли.

— Не стоит извинений, князь. Мы все прекрасно понимаем, — ответил за всех Алакдар.

В этот момент в зал вошел слуга и пригласил всех в обеденный зал.

— Прошу вас, князь, пройти в столовую и отобедать с нами. Вы наверняка проголодались во время полета на драконе.

— Дедушка, ты опять подшучиваешь надо мной? — обиженно спросил Ингур. — Я не маленький ребенок и в сказки о драконах давно не верю. Конечно, тебе триста семьдесят шесть лет, и по гвельфийским меркам я младенец, но я хуман и по нашим законам уже совершеннолетний!

— Ингур, я и не думал над тобой шутить. Князь Ингар действительно прилетел в замок на драконе, который спит под охраной лесной гвардии на берегу озера, — усмехнувшись, ответил Алакдар.

— Игорь, это правда? — спросил брат, с подозрением глядя на меня.

— Да, Ингур, я прилетел в замок на драконе, князь Алакдар и не думал шутить.

— Можно я на него посмотрю? — едва не запрыгав, попросил Ингур.

— Все в свое время, дракон спит, и его беспокоить нельзя, тем более тебе скоро предстоит лететь на нем со мной на Танол.

Моего брата основательно заклинило после этих слов, и он так и застыл с разинутым ртом.

Глава 10 СНОВА В ПОГОНЮ ЗА УСКОЛЬЗАЮЩЕЙ МЕЧТОЙ

Официальный банкет, накрытый в обеденном зале замка, оказался просто потрясающим. В монастыре мне посчастливилось попробовать много очень вкусных кушаний, но по сравнению с чудесами гвельфийской кухни тот обед можно считать монастырским постом. Голод не тетка, и место дипломатии заняло поглощение изысканного кулинарного изобилия. Мне только через час удалось перевести дух и перейти к разговору об основной цели моего визита.

Пока я насыщался, как голодный бомж, Алакдар попытался очень осторожно просканировать меня. Я противиться этим попыткам не стал, а просто в ответ начал сканировать ауру гвельфа. Алакдар подобной наглости от меня не ожидал и мгновенно закрылся от сканирования, но я не стал пытаться пробить эту защиту, хотя, скорее всего, мог это сделать. Аура старого гвельфа очень отличалась от всех аур, с которыми мне приходилось встречаться на Геоне. Теперь я точно знал, что такое полная аура. Аура Алакдара походила по своей форме на яйцо и закрывала тело целиком, а не только голову, как у видящих или магов. Насыщенность ауры Силой была у гвельфа тоже в разы мощнее, правда, запас энергии все-таки уступал моему, цвет ауры тоже несколько отличался. Аура Алакдара имела слабый голубоватый оттенок, а моя была скорее красноватой — подобная разница, наверное, связана с биологическими особенностями гвельфов и людей.

— Князь, у меня просто нет слов, чтобы выразить мое восхищение вашими поварами и гвельфийской кухней. Ничего подобного я не ел ни на Геоне, ни у себя на родине, — сказал я, поняв, что еще немного — и просто лопну.

— С радостью принимаю ваши комплименты, — ответил смущенный Алакдар. — Ваш покорный слуга тоже приложил к этим блюдам свою руку. На этом столе есть некоторые блюда, рецепты которых я принес с собой из Срединной земли, и они неизвестны за пределами замка.

— Как бы ни был великолепен этот стол, но проза жизни требует перейти от приятных дел к необходимым. Я прилетел в ваш замок из монастыря храма Леды на острове Зурон, где хотел встретиться с вашей дочерью Виканой, князь Анхель. Мать Илирия сказала мне, что Викана уплыла с острова вместе с делегацией гвельфов, которые убедили ее в том, что вы серьезно больны и чуть ли не при смерти. Князь, вы в курсе произошедшего?

В зале наступила неловкая тишина, и гвельфы начали подозрительно переглядываться. Подобной реакции от Алакдара, а тем более от Анхеля я не ожидал, и у меня создалось полное впечатление, что здесь не чисто. Поначалу мне казалось, что Викана стала разменной монетой и является чуть ли не заложницей в какой-то закулисной игре гвельфийских домов, но все оказалось намного сложнее. Я наивно думал, что Анхель и Алакдар не знают об отъезде Виканы из монастыря, но сейчас у меня появились большие сомнения на этот счет. Наконец Алакдар прервал молчание:

— Князь, нам известно об отъезде Виканы из монастыря. Это я отослал письмо с просьбой вернуться на Тарон, в котором написал, что мой сын Анхель болен. Викана хотела принять посвящение в жрицы богини Леды и дать обет безбрачия, а это не в интересах семьи и гвельфов.

— Отец, как ты мог! — неожиданно воскликнул Анхель и встал из-за стола.

— Сын, веди себя достойно, мы еще поговорим об этом моем решении, а пока успокойся, — сказал Алакдар, грозно взглянув на сына.

Анхель как-то сразу поник и молча опустился в свое кресло.

— Ингар, прошу нас извинить, но Анхель был не в курсе происходящего, поэтому так эмоционально отнесся к моим словам. Я принял это решение, потому что в Меране была убита жена Анхеля Селия и Дерево Жизни осталось без видящей, способной изготавливать эликсир из его плодов. В результате предательства нам удалось вернуть только половину его запаса. Викана, конечно, не единственная видящая среди гвельфов, способная изготавливать эликсир, но до следующего урожая еще четыре года, и в интересах нашего дома, чтобы Викана заняла пост хранительницы эликсира. Не нужно смотреть на меня такими глазами, Анхель. Ингар — истинный высокородный и князь хуманов. Все наши якобы тайны давно гуляют по Геону, и я не рассказываю ничего того, о чем Ингар не узнает через неделю или уже знает, — произнес Алакдар в ответ на предупредительный жест Анхеля. — Если Викана не займет этот пост, то наш дом останется без своей доли эликсира, и мы вымрем через сотню лет. Я пошел на сделку с советом домов: Викана — в обмен на нашу долю эликсира через четыре года.

Какие силы мне пришлось применить, чтобы не перебить всех присутствующих на обеде, известно только богам, но я лишь скрипнул зубами и промолчал. В том, что Алакдар врет, у меня не было никаких сомнений, но что скрывает этот ходячий памятник истории, мне было неизвестно. Мое замешательство продлилось только секунду, и мне удалось сделать вид, что я понимаю проблемы гвельфов.

Разговор как-то сам по себе перешел в вежливый обмен комплиментами и ничего не значащими фразами. Через полчаса я, сославшись на усталость, попросил, чтобы меня отпустили спать, и встал из-за стола. Ингур сразу заявил, что брат будет ночевать у него в покоях, и проводил меня по коридорам в левое крыло замка. Мой брат занимал четыре комнаты и имел в распоряжении троих слуг из полукровок и квартеронов.

Отправив слуг приготовить мне ванну и подобрать одежду взамен унесенной в стирку, Ингур сразу же набросился на меня с расспросами. Я с трудом удовлетворял его любопытство, так как мои мысли были далеко от интересовавших его тем. В голове крутилась только одна мысль: как узнать, о чем говорили между собою Алакдар и Анхель после нашего расставания.

Смыв с себя грязь и переодевшись в халат и тапочки из гардероба Ингура, я решил прекратить фонтан славословия брата и, незаметно войдя в транс, просто усыпил его. Мне же спать абсолютно не хотелось, слишком я был возбужден после беседы с Алакдаром и поэтому приступил к обдумыванию сложившейся ситуации. Ничего, кроме попытки уйти в астрал и в бестелесном виде проникнуть в покои Алакдара, чтобы попытаться выяснить, о чем разговаривали гвельфы, мне в голову не пришло. Я постарался успокоить нервы и приступил к подготовке данного мероприятия. Ингур лежал у себя на кровати прямо в одежде и храпел как бульдозер. Чтобы храп не мешал мне сосредоточиться, я ушел дальнюю комнату, закрыл за собой дверь и начал сканирование пространства вокруг покоев брата.

Мои подозрения насчет того, что меня не оставят без контроля, подтвердились. В коридоре и под окнами я сразу обнаружил ауры охранников. Помимо них на окна уже накинули какую-то магическую сигнализацию, с которой мне раньше сталкиваться не приходилось. Сканирование также обнаружило луч Силы, пригодный для зарядки, у самой входной двери в покои, но мне пришлось залезть для удобства зарядки на стул. Через час я полностью зарядил свои девайсы и ауру. Когда я снова собирался уходить в дальнюю комнату, меня привлек тихий шум в коридоре — это Элинир привел смену караула перед дверью в покои. Меня словно током шарахнуло: зачем заморачиваться какими-то заумными способами добычи информации, когда она сама идет в руки. Я открыл дверь в коридор и позвал начальника охраны к себе в гости. Гвельф, сменив караул, зашел в покои Ингура. Я усадил Элинира в кресло и, налив ему стакан вина, просто усыпил и так уже уставшего старого воина.

Есть такая укоренившаяся ошибка среди командиров, долго находящихся на высоких постах: они все поголовно считают себя неуязвимыми. Если за них не думает охрана, то они в ее отсутствие почти беспомощны. Это подтвердилось и в данном случае. Элинир, командуя охраной замка, сам практически был безоружен, если не считать длинного гвельфийского кинжала, на нем даже кольчуги не было. Отсутствовали также какие-либо защитные амулеты, кроме сигнализатора магического сканирования. Этот девайс мне был хорошо известен, и я просто разрядил его, перекачав энергию в свою ауру. Сканирование мозга Элинира защитных блокировок не выявило, и мне ничто не мешало залезть в его подсознание.

Блуждание в лабиринтах памяти гвельфа было недолгим, потому что беседа Алакдара с Анхелем произошла не так давно и запись о ней хранилась почти на поверхности. Я настроил свое восприятие и погрузился в транс… и увидел кабинет Алакдара глазами Элинира.

Алакдар сидел в кресле с бокалом вина в руке и смотрел на мечущегося по кабинету Анхеля. Элинир стоял за полупрозрачной портьерой и, как всегда, молча ждал указаний своего господина. Он был не просто охранником, но и секретарем, собеседником и советником Алакдара. Почти двести лет они были вместе, и поэтому доверие к нему у господина было абсолютным. В его обязанности входило запоминать все сказанное в кабинете, и в случае необходимости эти слова должны быть перенесены на бумагу. Если возникали какие-то вопросы, то Алакдар просто смотрел запись в мозгу Элинира. За десятилетия тренировок данная процедура, вызывающая у других дикие головные боли, а то и сумасшествие, кроме головокружения, никаких последствий для секретаря не имела.

— Анхель, сядь и перестань мелькать перед глазами, — сказал Алакдар.

— Отец, почему ты не поставил меня в известность, что написал в письме к Викане, что я смертельно болен!

— Да потому, что девочка с места не сдвинулась бы, если бы смертельно заболел я. Викана — видящая и не раз сканировала мой организм в учебных целях. Викана прекрасно знает, что у меня лишь одна болезнь — старость, а от нее существует только одно лекарство — эликсир жизни! Для того чтобы повернуть старение вспять, мне нужна двадцатая часть всего эликсира, получаемого от Дерева Жизни. Единственное, на что я сейчас могу надеяться, — это стареть комфортно и протянуть еще лет семьдесят. Внучка у меня не круглая дура и прекрасно понимает, что я такое письмо никогда бы не написал, значит, это очередная попытка просто вытащить ее из монастыря. Ты сам виноват, когда устроил сватовство императора к Викане, девочка просто в ужасе от этого развратника.

— Отец, но я хотел счастья для своей дочери! После этого похищения Викану просто необходимо выдать замуж за достойного жениха. Среди гвельфов нельзя искать претендентов на ее руку, сразу начнется междоусобица и наш дом потеряет власть, так что, кроме Антора, подходящих претендентов на сегодня нет. Не так уж и плох император, да, он по многим постелям прошелся в молодости, а кто безгрешен? Ты, отец, когда был моложе, тоже отдал дань любовным утехам, да и сейчас твоя кровать редко остается холодной!

— Щенок, как ты разговариваешь с отцом! Вся эта заваруха началась только по твоей милости! Антор ни сном ни духом не догадывался о предстоящей женитьбе на Викане, ему и своих меранских потаскух хватало, нет, тут ты вылез с этим сватовством. Неужели ты до сих пор не понял, что бегство Селии с эликсиром жизни в Меран — это месть за отказ Виканы?

— Не смеши меня, отец! Месть за отказ выйти замуж за императора — ерунда все это.

— Ерунда, говоришь? Конечно, Антор не сам пришел к этой идее, ему помогли, и помогли наши темные родственнички! Ты думаешь, что они не знали о плохом урожае в этом году? Темные знали и о твоих планах уменьшить их долю эликсира, а главное, они знают о том, что дерево болеет! Слава богам, что о причине болезни никто не догадывается!

— Откуда у тебя такие сведения, отец?

— От твоей бывшей женушки. Эта стерва, нанюхавшись эльфийской пыли, начудила с опылением цветков и повредила плодоносящую функцию дерева. Если все будет хорошо, то урожай восстановится через сорок лет, а если плохо, то и никогда.

— Что же теперь делать? Если об этом узнают, то наш дом просто вырежут!

— Никто ничего не узнает. Это я послал наказующих убить Селию, кроме нее, никто об этом даже не догадывается, потому что нет знаний и подготовки, как у нее.

— Зачем ты тогда вызвал Викану из монастыря?

— А затем, чтобы передать ее имперцам взамен убитой Селии. Антор женится на Викане, и у нашего дома будет имперская поддержка, а значит, и шанс выжить.

— А что, если Антор надругается над Виканой и сделает ее просто наложницей?

— Тогда, сын, я сам себе перережу глотку, потому что не хочу, чтобы это сделали другие.

— Когда имперцы явятся в замок за нашей девочкой?

— Они сюда не явятся. Все будет выглядеть как очередное похищение. Имперцы устроят засаду сразу за мостом через реку Телир, затем спустятся вниз по реке и уплывут в империю.

— Отец, когда это случится?

— Я думаю, дней через пять, может, на день раньше или позже. Имперцы уже вошли в Телир на небольшом таргском дракаре, мне доложили об этом с побережья.

— Их выловит лесная гвардия и вырежет, как детей.

— Все уже обговорено, и проблем у имперцев не будет, — сказал Алакдар.

— Мне все ясно, отец, а что будем делать с этим Ингаром и его драконом?

— Будем поить-кормить и отпустим на все четыре стороны с Ингуром вместе.

— Может, захватим его и выясним, где он нашел дракона и как с ним управляться?

— Нет, сын, ты законченный дурак, хоть и бывший Великий князь. Ингар — истинный высокородный, ты хочешь, чтобы он наш замок спалил и заодно всех в нем вырезал? Я триста лет назад, когда прибыл на Геон, такой магической мощью не обладал. Дракон у него не сказочный, а самый настоящий и сделан на Геоне недавно. Ты уверен, что он прилетел один, а не с десятком таких же, как он, бойцов на драконах? Мир, из которого пришли Стас и Ингар, ужасен. Стас только один раз позволил мне заглянуть в свою память, я потом неделю в себя приходил! В битвах на Земле гибнут миллионы, их маги одним ударом сжигают города, с ним нужно дружить, а не воевать.

— Но Ингар прилетел за Виканой.

— Вот и хорошо! Имперцы похитят девочку, а Ингар попытается ее спасти. Возможно, это ему и удастся. Пусть тогда за него и выходит замуж, тем более она в него влюблена по уши. Будет очень достойная пара. Ладно, пора спать, а то я совсем вымотался за сегодня, — закончил Алакдар и встал с кресла.

Дальше ничего интересного в памяти не было. Секретарь, получив несколько ничего не значащих указаний от Алакдара, отправился проверять посты в замке.

Вынырнув из сознания Элинира, я разбудил его и сделал вид, что сплю с пустым стаканом в руке. Элинир, решив, что просто задремал, как и я, тихо поднялся и вышел за дверь. Меня же на самом деле сморил сон, и я так и заснул, сидя в кресле.

Глава 11 ОХОТА НА ИМПЕРЦЕВ

Разбудил меня пристальный взгляд Ингура, который, не желая меня беспокоить, устроился в кресле, стоящем напротив, и дожидался, когда я проснусь самостоятельно. Солнце стояло уже высоко, и я проспал завтрак, на который меня приглашали хозяева замка. Будить меня не стали, и завтракать пришлось в одиночку прямо в покоях Ингура.

Прислуга у Алакдара оказалась вышколена по высшему разряду, и моя потрепанная одежда приняла достойный вид в результате стирки, глажки и ремонта, а сапоги буквально сияли. Ингур во время завтрака порывался опять наброситься на меня с очередными расспросами, но воспитание, хоть и с трудом, сдержало этот порыв, и мне удалось обдумать информацию, полученную у Элинира.

Ситуация вокруг моей попытки найти Викану закручивалась непростая. Алакдар продал внучку имперцам в результате неизвестных договоренностей, но произошедший сговор явно ему не по душе. Мне было абсолютно ясно, что старый гвельф сказал Анхелю не всю правду. Есть в этом раскладе какой-то тайный смысл, который известен только Алакдару. Ломать голову над этим вопросом было бессмысленно, и я перешел к обдумыванию первостепенных проблем.

«Так что мы имеем на сегодняшний день? — начал я свои рассуждения. — Викана в замок не приедет, потому что ее должны перехватить по дороге имперцы. Мой прежний план спрятать ее в замке деда невыполним по простой причине, что похищение организовал сам дедушка. Значит, нужно отбить Викану у имперцев, но как это сделать, вот в чем проблема? В моем распоряжении только Ингур, который абсолютно не в курсе происходящего, и как он себя поведет, мне до конца не ясно. Высиживать в замке неизвестно что тоже нельзя, поэтому необходимо улетать отсюда, не дожидаясь осложнений, и найти место для стоянки недалеко от моста. Островок, на котором я останавливался, слишком заметен и может использоваться только как запасной вариант на черный день. Значит, улетаем из замка завтра утром, а пока готовим к полету Ингура, оружие и припасы. Для Виканы и брата нужна теплая непродуваемая одежда, а то я привезу на Танол закоченевшие трупы. Мне удалось не окочуриться от холода только благодаря возможности подогревать организм при помощи Силы. Еды нужно взять побольше. Дельтаплан троих не поднимет, а если и поднимет, то с такой перегрузкой рухнет в море через пару часов, возможно, мне придется сначала отвезти Викану на Танол и оставить ее там одну, спрятав в укромном месте, а потом вернуться за Ингуром на Тарон. Получается какая-то загадка про волка, козу и капусту. По всем раскладам моя эскадра к бухте Плача доберется позже нас, и корабли придется ждать от двух дней до недели».

— Ингар, ты не заснул? — раздался в ушах голос Ингура, прервавший мои расчеты.

— Нет, я просто задумался. Брат, мне нужна твоя помощь.

— Я сделаю для тебя все, что смогу, только попроси.

— Ингур, мы должны завтра улететь из замка на Танол, но для этого нам нужно добыть два комплекта теплой одежды, еду и пару колчанов со стрелами для лука, мои лук и стрелы не очень хорошего качества.

— Еда, луки и стрелы не представляют проблемы, а вот насчет одежды нужно спросить у кастелянши. Моя зимняя одежда осталась в Илирии, а здесь я не хозяин.

— Тогда пошли просить помощи у хозяев, — сказал я и стал одеваться.

Алакдара мы застали в кабинете. Старый гвельф принял нас как родных и тут же отдал приказ Элиниру обеспечить меня всем необходимым. Секретарь проводил нас с Ингуром в подвал замка, где хозяйничала экономка, пожилая квартеронка Люси. Выслушав приказ Алакдара, женщина отвела нас в гардеробную князя и предложила выбрать из одежды все, на что упадет наш взгляд. Мне ничего из княжеских вещей и близко не подошло. Ингуру, хотя он был лишь немного ниже меня ростом, однако оказался намного уже меня в кости, тоже ничего не подошло. Единственное из вещей, что я решил взять с собой, был женский меховой зимний охотничий комплект с капюшоном и похожий на маскхалат комбинезон, меняющий цвет, как хамелеон, в зависимости от окружающей обстановки. На вопрос, можно ли забрать эти вещи, Люси ответила, что они были приготовлены для Селии, но она ни разу их не надевала и теперь, после ее смерти, они вряд ли кому понадобятся. Забрав до кучи и меховые сапожки, я свернул все вещи в небольшой тюк, и мы вышли из гардеробной.

— Господа, я даже ума не приложу, что вам предложить из вещей князя. Все, что вы видели, вам не подходит! — удрученно всплеснула руками экономка. — Гвельфы народ стройный и гибкий, а вы настоящие богатыри.

— Уважаемая Люси, нам не обязательно нужна княжеская одежда, я согласен и на экипировку простых воинов или прислуги, лишь бы вещи подошли по размеру.

— Ну, если так, то вопрос можно решить легко. У меня есть брат, он служит кузнецом у князя Алакдара и месяц назад уехал в Илирию к родственникам. Вещи брата должны подойти вам, князь, только, возможно, будут даже немного велики.

— Я с радостью куплю их у вас, уважаемая Люси.

Через полчаса я был полностью экипирован, только маскхалат оказался изготовлен из обычной плотной ткани, выкрашенной в зеленый цвет наподобие камуфляжа. Ингуру подобрали комплект какого-то гвельфа из лесной стражи.

— Ингур, почему у стражников одежда из простой ткани, а не из такой, как комбинезон Селии?

— Ингар, эта ткань стоит огромных денег, и ее могут позволить себе единицы, в лесной гвардии только у офицеров такие комбинезоны. У меня есть такой же, только я по дурости оставил его в Илирии.

Закончив с одеждой, мы отдали ее слугам, чтобы они привели ее в порядок, а сами вернулись в покои Ингура. Брат выложил на стол все наличное оружие, которое у него было, и мы стали отбирать комплект, который стоило взять с собой. Все красивые безделушки, годные только для парадов, я решительно отбросил в сторону и оставил два лука, меч и пару кинжалов.

— Ингур, ты хорошо стреляешь из лука? — спросил я.

— Брат, ты меня удивляешь своим вопросом, я, конечно, не Арима Летящая Смерть, но на последнем празднике Нордрассила занял четвертое место среди гвельфов. Я прожил среди гвельфов десять лет и учился боевым искусствам, а учили меня жестко и хорошо.

— Как стреляет Арима, я видел, но мне необходимо точно знать, на что способен ты. Это не недоверие к тебе, просто мы скоро вступим в бой с превосходящими силами врага, и я должен грамотно поставить тебе задачу.

Ингур молча кивнул, и мы вышли из замка на берег озера. Охрана все так же стояла вокруг дельтаплана с луками в руках, и на песке вокруг него не было видно свежих следов. Я подвел Ингура к аппарату и сказал:

— Это дракон, на котором я прилетел в замок.

— Брат, ты, наверное, шутишь? — с подозрением произнес Ингур. — Эта этажерка из труб ни капли не похожа на дракона, про которого говорят легенды. Драконы во времена войн древних магов летали по небу со страшным ревом, сжигали все живое жидким огнем и травили магическим ядом. В каждом геонце живет ужас от воспоминаний столетней давности, когда во время войны Меранской империи и Чинсу народ последней воскресили двух драконов. Драконы за час сожгли и отравили полгорода, но, на счастье имперцев, драконы после этого упали на землю и сами сгорели дотла. Я видел картинки этого налета в старых хрониках, и мне читали об этом. Чинсу и сейчас угрожают имперцам драконами, в противном случае их давно бы стерли с лица Геона.

— Ты прав, когда мой дракон спит, он совсем не похож на дракона, но завтра, я думаю, ты изменишь свое мнение. Оставим пока этот разговор и лучше посмотрим, как ты стреляешь.

Ингур, улыбнувшись, размотал тетиву своего лука и молча натянул ее на верхний рог. Я последовал его примеру. Брат показал мне учебную мишень, стоящую от нас на расстоянии метров двухсот, и одну за другой выпустил пять стрел. Первая стрела еще не успела достичь своей цели, а пятая уже была в воздухе. Все пять стрел попали в цель на расстоянии ладони от центра мишени. За спиной раздались одобрительные возгласы стражников, охраняющих дельтаплан.

— Ингур, теперь попробуй поразить как можно быстрее все десять мишеней, но только через одну слева направо, а потом справа налево оставшиеся, — попросил я брата.

Ингур сосредоточился, и стрелы снова засвистели в воздухе. На этот раз он единожды промахнулся, но следующей стрелой поразил мишень. Возгласы за спиной стали громче, и один из гвельфов заявил, что Арима не смог бы лучше. Ингур даже покраснел от смущения, услышав эту реплику.

— Нет, брат, Арима бы вряд ли промахнулся, он был великим стрелком, — заявил я, чтобы у Ингура не наступила звездная болезнь.

— Ингар, а где ты видел, как стреляет Арима Летящая Смерть? Я слышал, что он погиб где-то в империи, в неравном бою, убив при этом с полсотни врагов.

Если разобраться по совести, то нужно былопроигнорировать этот вопрос, но понты прорвались наружу, я сам страдал звездной болезнью.

— Судьба свела нас с Аримой в поединке, и мне пришлось убить его, — распустил я павлиний хвост.

— Как?! — только и смог выговорить обалдевший Ингур.

— Я застрелил его из лука, — этак скромненько заявил ваш покорный слуга, пожав плечами.

За спиной раздался настоящий гвалт голосов, требующий немедленного доказательства правоты моих слов. Меня буквально распирало от самомнения, и я решился на демонстрацию своих талантов.

— Ингур, как ты думаешь, вон то дерево на другой стороне озера не является священным и может служить в качестве мишени?

— Князь, вы можете смело в него стрелять, это не нанесет парку ущерба, — послышался за спиной голос Алакдара.

Алакдар вместе с Анхелем незамеченными стояли за моей спиной, молча наблюдая за успехами Ингура. Они слышали мое хвастливое заявление, и отступать стало некуда. Треп языком всегда приводит к печальным результатам, но понты идут впереди разума. Я воткнул в землю десяток стрел, натянул тетиву на лук и, закрыв глаза, погрузился в транс. Время начало замедляться, и все звуки перешли в нижний регистр. Выпустить подряд все десять стрел мне не удалось, потому что от напряжения сломался верхний рог лука и три стрелы остались воткнутыми в землю, но остальные все-таки долетели до цели. После поломки лука время плавно вернулось в обычное состояние.

— Браво, князь! — воскликнул за спиной Анхель. — Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы кто-то пускал так далеко свои стрелы, а чтобы кто-то мог сломать наборный гвельфийский лук, я даже и представить не мог. Дайте-ка мне посмотреть на слом, может, в верхнем плече лука закрался скрытый дефект?

Я передал обломки Анхелю, а сам стал трясти рукой, отбитой ударом тетивы лука.

— Элинир, отправь воина к дереву на той стороне озера собрать стрелы, хорошие стрелы нужно беречь, — приказал Алакдар. — Ингар, вы сказали, что убили Ариму, Викана привезла с собой его коня. Внучка говорила, что он очень любил своего прежнего хозяина, а потом вас, и только с вашего наказа конь подчинился ей. У нас одна проблема: этот конь слушался только Викану, а с ее отъездом никого к себе не подпускает, перекалечил несколько лошадей и двух конюхов. Может быть, вы нам поможете и уговорите его подчиниться кому-нибудь из конюхов? Очень жалко потерять такого красавца, из-за обладания которым у нас погибло много гвельфов и людей.

«Вот тебе, трепло, еще одна проверка на вшивость», — подумал я.

Отказываться было неразумно, и мы направились к стоящему в отдалении зданию конюшни. Пока суд да дело, прибежал воин, отправленный проконтролировать результаты моей стрельбы. О чем говорил гвельф, мне расслышать не удалось, но, по-видимому, я попал в дерево, выбранное в качестве цели, уж очень эмоционален был доклад.

Два конюха вывели Шалара во двор, буквально повиснув на удилах по обе стороны его головы, но удержать его так и не смогли. Сначала он как-то сумел подсечь ноги одного из конюхов, и тот упал на землю, а второго просто перебросил через себя, потому что идиот не догадался вовремя отпустить удила. Вырвавшись на свободу, Шалар заскакал по двору, как расшалившийся жеребенок, издавая от удовольствия какие-то утробные хрюкающие звуки.

— Ну все, теперь его неделю по парку ловить будем, народу перетопчет море! — обреченно вздохнул старший конюх.

— Шалар, ко мне! — крикнул я во все горло.

Коня словно обухом ударили, и он встал как вкопанный, крутя головой во все стороны и прядая ушами.

— Шалар, ко мне! — крикнул я снова.

Коню, наконец, удалось обнаружить источник звука, и он медленно пошел в его сторону, недоверчиво разглядывая меня. Метрах в пяти от нас Шалар остановился, затем, жалобно заржав, подбежал и положил голову мне на плечо. Затем последовала целая тирада из скулящих звуков, и я понял, что он жалуется на то, что я его оставил одного и его здесь обижают. На этом моя спокойная подготовка к вылету закончилась, потому что Шалар ходил за мной как хвостик, жалуясь по-лошадиному на свою судьбу, и мне приходилось ласково успокаивать его. Даже обед и ужин нам с Ингуром принесли во двор, потому что конь не хотел отпускать меня в замок.

Как бы то ни было, но мне все-таки удалось сделать предполетную подготовку и увязать на дельтаплане приготовленные запасы и оружие. Заночевали мы с Ингуром прямо во дворе под охраной Шалара, стоявшего, как часовой, у нашей постели.

Утром после завтрака мы с братом занялись сборкой крыла и предполетным осмотром, проверкой масла и исправности всех узлов и крепежа. Через час все было готово к вылету, и пришло время прощаться с Шаларом. Конь понимал, что я снова покидаю его, и плакал самыми настоящими слезами, но я все-таки сумел уговорить его слушаться старшего конюха, хотя у самого глаза были на мокром месте.

Люди очень редко бывают так преданы кому-либо, как животные, не требуя ничего взамен. В голове сразу всплыл образ Тузика, который наверняка тоже сейчас сходит с ума от тоски. На душе стало грустно, и я проводил Шалара до самых ворот конюшни, убеждая его, что обязательно вернусь за ним. Потом я простился с Алакдаром и князем Анхелем, и мы с Ингуром переоделись в теплую одежду и маскхалаты.

Под нашим руководством воины спустили дельтаплан на воду, и я, застегнув привязные ремни на Ингуре, занял свое место за ручкой управления. Не знаю для чего, я крикнул по-русски: «От винта!» — и запустил мотор. Аппарат начал набирать скорость, глиссируя по поверхности озера. Разогнавшись до максимально возможной скорости, я стал отрывать поплавки от воды. Дельтаплан плавно пошел вверх, но значительно медленнее, чем с одним пассажиром.

Сделав круг над замком, мы набрали высоту и полетели в направлении реки. На этот раз снижаться я не стал, а выдерживал высоту около километра. Ингур вцепился в привязные ремни и сидел не шевелясь, словно памятник, его лица под защитной маской видно не было. Приблизительно через час показалась лента Телира. Заложив вираж, я начал снижаться над водой и направил аппарат в сторону моста. Еще через полчаса мы пролетели над его каменными арками и продолжили полет вниз по течению. Миновав островок, ставший мне пристанищем два дня назад, я пролетел еще с десяток километров вниз по течению и, не найдя ничего подходящего для посадки, повернул обратно.

Сделав круг над мостом и окружающей местностью, я заметил маленькую речушку выше по течению, впадающую в Телир в километре от моста. Сесть на воду здесь было невозможно, но со сложенным крылом можно попытаться заплыть в русло этого ручья, если приводниться у его впадения.

Выбора у нас не было, и я пошел на посадку. Приводнившись, я отстегнул Ингура и начал приводить в себя очумевшего от страха брата. Пара пригоршней воды в лицо дала нужный результат, и парень потихоньку начал шевелиться и разговаривать. Через десять минут он окончательно ожил и стал помогать мне сворачивать крыло. Закончив с крылом, мы как бурлаки потащили аппарат верх по течению ручья, изредка прорубая проход в перекрывших русло лианах. Через полсотни метров ручей привел нас в круглый затон с пологим пляжем, место для стоянки не идеальное, но другого у нас не было. Помахав мечами с полчаса, мы расчистили более или менее удобную площадку и начали разбивать лагерь. Ингур еще был под впечатлением от ужасов первого полета на дельтаплане и никаких вопросов не задавал, молча выполняя приказы.

Закончив обустройство лагеря, я разогрел на «керосинке» воду, заварил в котелке местный чай и разлил его по кружкам. Наконец брат задал первый вопрос:

— Ингар, это ты из-за меня уже приземлился или что-то случилось? Спасибо тебе, а то с испугу чуть не умер.

— Брат, не нужно зря себя унижать, ты первый человек на Геоне, поднявшийся в воздух на драконе, до тебя таких не было. Ты самый настоящий герой и храбрец.

— Ты меня специально успокаиваешь и захваливаешь. Вспомни, я рассказывал про войну имперцев и Чинсу, там тоже воины летали на драконах.

— Не говори ерунды! Я догадываюсь, кто управлял этими драконами. Скорее всего, это была пара черных монахов, обожравшихся наркоты и отправленных в один конец без надежды вернуться назад. На Земле тоже есть такие воины-смертники, их называют камикадзе, победы они не приносят, но шуму делают много. Даю тебе слово, что через месяц ты сам будешь летать на драконе, и эти полеты будут приносить тебе радость, а не страх. Это как первая брачная ночь для непорочной девушки — сначала боль и страх, а через месяц любовники в окна толпами лазают.

Моя шутка имела успех, и Ингур окончательно оттаял, по крайней мере я мог на это надеяться. Как бы мне ни хотелось верить в преданность брата, но решимости начать разговор о Викане все-таки не хватало. Но, допив чай, я с тяжелым сердцем начал разговор:

— Ингур, ты прав, мы не случайно здесь приземлились и именно в этом месте. Ты единственный родной для меня человек на Геоне, и мне очень важно быть уверенным в том, что я полностью могу на тебя положиться.

— Брат, я разве дал тебе повод сомневаться в моей искренности?

— Нет, конечно, но тебе предстоит сейчас сделать очень непростой выбор, и мне необходимо, чтобы ты сделал этот выбор осознанно. Если ты скажешь «да», то обратного пути не будет и тебе придется идти против дорогих тебе людей до самого конца, вплоть до самой смерти. Ты готов к такому разговору? Если нет, то я подожду до утра, но выбор сделать придется все равно.

Ингур удивленно посмотрел на меня и, убедившись по моему виду, что это не шутка и разговор предстоит серьезный, задумался на несколько минут. Мой брат был еще молод и не умел полностью скрывать свои чувства от посторонних взглядов. На его лице отпечаталась вся внутренняя борьба, идущая в его душе. Наконец он принял решение и произнес:

— Ингар, я пойду за тобой до конца, у меня просто нет выбора. Анхель и Алакдар по-своему любят меня, но я даже не квартерон и никогда не буду для гвельфов ровней. Моя жизнь принадлежит только клану «Желтая змея» и моей семье. Мой клан на Таноле, а моя семья — это ты, я сделал свой выбор, приказывай, брат, я все выполню!

— Ингур, я не собираюсь приказывать тебе совершать недостойные поступки или позорить свою честь, просто эти приказы идут против интересов близких для тебя гвельфов. Я прибыл в замок не только для того, чтобы встретиться с тобой, но и для того, чтобы повидаться с Виканой. Не буду тебе врать, я люблю Викану и хочу получить от нее ответ на свои чувства.

— Насчет положительного ответа даже можешь не сомневаться, мне неизвестны все перипетии вашего знакомства, но если ты действительно тот Ингар, который спас ее от липких лап Юсуфа, то она от тебя без ума. Мы выросли с Виканой как брат с сестрой, и тайн у нее от меня не было. Когда ее привезли из Кайтона в Илирию, я думал, что она умрет от горя, так как была уверена, что ты погиб. Слава богам, ее отправили в монастырь на Зурон, а то неизвестно, чем бы все это закончилось. Представляешь, к Викане сватался сам император Антор II, а она ему отказала. Анхель лично плавал на Зурон уговаривать ее, но она решительно отказала и пообещала пройти посвящение Леде. В Илирии скандал был неимоверный, Викана порушила многие планы гвельфийских домов. Мне кажется, что в бегстве Селии не последнюю роль сыграл отказ Виканы выйти за императора.

Слова брата легли как бальзам на сердце, конечно, подобные заявления Ингура могли оказаться обычным заблуждением пылкого юноши, но кто не желает слышать, что его любимая девушка от него без ума? Потешив пару минут свое самолюбие рассказами брата, я перешел к существу дела:

— Ингур, я вчера, когда ты спал, сумел подслушать разговор Алакдара и Анхеля. Не спрашивай, как я это сделал. Ты знаешь, что Алакдар, сославшись на смертельную болезнь Анхеля, вызвал Викану на Тарон?

— Я знаю, что Викану хотели забрать из монастыря, но о том, что она покинула его, мне неизвестно.

— Алакдар скрыл это даже от Анхеля, он хочет под видом похищения передать внучку имперцам. У него какие-то договоренности с императором насчет Виканы. Похищение должно произойти в ближайшие дни возле моста через Телир. Дракар похитителей уже вошел в реку и направляется к мосту. Я хочу отбить Викану и увезти ее с собой на Танол.

— С ума можно сойти от таких новостей! — воскликнул Ингур. — Только вряд ли дракару дадут доплыть до моста, лесная стража вырежет всех имперцев еще на подходе.

— В том-то и дело, что лесная стража не будет вмешиваться, приказ пропустить дракар с похитителями отдан на самом верху, — ответил я.

— И как же нам быть, Ингар? На дракаре не меньше двадцати бойцов, и я думаю, не из последних. Тарон — место безопасное, и сопровождающих у Виканы, наверное, не больше пяти человек, и охрана чисто ритуальная — так, пара эльфов-телохранителей из молодых «приносящих смерть» и трое-четверо полукровок или квартеронов в качестве прислуги. Имперцы их всех положат из засады в минуту! Сколько у нас времени?

— Я думаю, два-три дня, не больше.

— О боги! У меня есть несколько друзей в Илирии, но им все равно не успеть нам на помощь, если они даже выедут завтра утром. Какой у тебя план, Ингар?

— В бой вступать придется при любом раскладе, даже если каким-либо чудом Викана прорвется в замок Эрмор, то ее все равно выдадут имперцам. Имперцы готовят засаду на Викану, а мы приготовим засаду на них. Насколько мне известно, Телир река не очень судоходная. Дракар, скорее всего, будет не очень большим, и я тоже рассчитываю, что на нем будет не больше двадцати бойцов. Если отбросить кормчего, охрану дракара, шпиона имперцев и проводника гвельфов, то в засаде будут участвовать не более пятнадцати человек. Две группы прикрытия шагах в двухстах выше и ниже по дороге, итого остается около десятка бойцов, участвующих непосредственно в нападении. Мы дадим имперцам ввязаться в бой и перебить охрану Виканы, а затем отобьем ее. Ты неплохо владеешь луком и сможешь серьезно проредить врагов на близком расстоянии, а я буду тебя прикрывать до того времени, когда появятся все нападающие, а потом перестреляю их. Надеюсь, что у нас все получится.

— Я все сделаю, брат, только боюсь, что у меня хватит времени выстрелить не больше трех раз, а потом меня убьют, ты с семерыми справишься?

— Ингур, неужели ты решил, что я отправлю тебя на убой? Ты наденешь мою мифриловую кольчугу с магической защитой, она выдержит попадания не менее тридцати стрел без вреда для тебя. Я сам думал пойти вперед, но Викану могут просто убить или увести в лес, а меня связать боем. Я займу позицию немного в стороне и буду вышибать опасные для тебя и Виканы цели через кусты, не демаскируя себя.

— Ингар, ты можешь стрелять вслепую, на звук?

— Нет, на звук я стрелять не умею, но у меня есть другие способности, заменяющие зрение. Я могу стрелять по ауре человека или животного. Правда, в лесу много помех для магического зрения, но на две-три сотни шагов я могу стрелять довольно точно.

— Это что же, ты сейчас видишь все, что происходит вокруг нас на триста шагов?

— Нет, Ингур, но крупных животных и человека смогу увидеть, кстати, в двухстах шагах выше по ручью вышли на водопой два оленя и олененок, — сказал я, просканировав обстановку вокруг лагеря.

— Ну, тогда я побежал, будет у нас сегодня обед из свежего мяса, — обрадовался Ингур.

— Не нужно пугать живность рядом с лагерем, мало ли кто вокруг шарится, сначала нужно осмотреться и найти место, откуда мы будем следить за имперцами. Давай что-нибудь из запасов съедим по-быстрому и в путь.

Глава 12 ВСЕ КАК В СКАЗКЕ: ЧЕМ ДАЛЬШЕ, ТЕМ СТРАШНЕЕ

К мосту от лагеря мы шли час. Чтобы не наследить, я решил идти по воде, вдоль берега. Дно у реки, на наше счастье, оказалось песчаным и незаиленным, поэтому добрались мы без проблем. Сканирование постороннего присутствия возле моста не обнаружило, и мы спокойно обследовали округу на предмет удобных мест для засады и путей отхода к дельтаплану. Магического наблюдения я почти не опасался, но все-таки навесил на Ингура пару амулетов, экранирующих его ауру. Брат оказался практически полным профаном в магии, хотя имел неплохой потенциал для видящего или мага, но гвельфы, скорее всего, намеренно не развивали его способности. Ингур рассказал, что Викана пыталась обучить его азам лекарского искусства, но дальше заживления пореза на пальце брат не продвинулся, тем более у него было море других интересных занятий.

Обсудив с братом диспозицию, мы приняли предварительное решение о положении нашей засады и выбрали место для лагеря, в котором должны были ожидать подхода дракара. Мы устроили лежку на вершине небольшой скалы, с которой хорошо просматривалась река вниз по течению, и стали дожидаться дракара.

Пришло время для самого неприятного для меня разговора. То, что дельтаплан троих не поднимет, я знал, и настало время рассказать об этом брату.

— Ингур, для меня это очень тяжелое решение, но я должен обсудить одну тему. Дракон троих пассажиров не поднимет, и тебе или Викане придется ждать моего возвращения с Танола за вторым пассажиром. Я сам бы остался здесь, но ты не умеешь летать на драконе.

— Ну, наконец-то, а я все думал, когда ты заговоришь об этом. Я сам принял решение идти за тобой, и то, что на Тароне оставаться мне, было ясно с самого начала. Сколько ждать твоего прилета?

— Я надеюсь прилететь за тобой через два дня после вылета, но обстановка может сложиться по-разному. Мне не хочется врать, но может случиться и так, что я не смогу вернуться за тобой. Сколько ты сможешь продержаться в лесу?

— В лесу я смогу продержаться не менее месяца, но в район боя после засады сбежится вся лесная стража, и они меня отловят за пару дней. Поэтому мне придется сразу уходить отсюда.

— Покажи на карте место, откуда я смогу тебя забрать и где ты можешь быть в безопасности, — попросил я и развернул карту.

Ингур надолго задумался, прокручивая в голове какие-то варианты, и наконец указал точку на карте.

— У тебя на карте отмечен портовый город Лис, возле него есть большое болото, на котором я пару раз охотился с друзьями на стальную выдру. В болоте есть охотничий домик и несколько охотничьих схронов. Один из схронов готовил я, и если я туда доберусь, то меня даже лесная стража не найдет. Только как незамеченным выскочить из кольца?

— На болоте есть открытая вода?

— Да, есть, но там неглубоко, и на глубине где-то по пояс начинается трясина.

— Этого должно хватить, я думаю, что дракон сможет поднять троих и долететь до болота, где мы тебя высадим. Правда, придется все выкинуть к чертовой матери, кроме твоего лука и кинжала. Сможешь продержаться без запасов?

— Месяц продержусь, — ответил Ингур.

— Тогда так и поступим. Жди месяц, после чего уходи и постарайся пробраться на Танол к клану «Желтая змея» или «Зорг». Я постараюсь тебя забрать в первую неделю. Сооруди какой-нибудь знак, заметный с высоты, по которому я тебя найду.

На этом мы закончили обсуждение.

Обстановка была спокойной. По моим расчетам, времени до подхода имперцев навалом, и я решил познакомиться с братом поближе, заведя разговор на интересующие меня темы. Ингур с радостью отвечал на вопросы и задавал свои.

Я впервые имел возможность посмотреть на себя со стороны, каким я был в двадцать лет. Теперь с высоты нынешнего опыта могу с уверенностью сказать, что при желании карьера альфонса могла неплохо меня кормить. Ингур, наверное, не страдал моими юношескими комплексами и вместо изучения магии занялся изучением взаимоотношений с женским полом. На мой наивный вопрос, любит ли он всей душой какую-нибудь девушку, брат без раздумий ответил, что любит, и при этом сразу троих. Самое смешное заключалось в том, что он говорил это абсолютно искренне. На мои расспросы о Викане Ингур отвечал с неохотой и односложно. Наконец я, видимо, его достал, и он разразился довольно едкой тирадой:

— Ингар, ты мне брат, а Викана практически старшая сестра, и я ее по-братски люблю, но ты выбрал не лучший объект для любви. Более надменной и самовлюбленной девушки я не знаю. Ты не подумай, что я так говорю, потому что она меня в детстве постоянно лупила и изводила своими шуточками, а потому, что из-за нее множество очень достойных мужчин лишились разума и натворили бед и глупостей. Если бы Викана не крутила хвостом на приеме в Меране, то Юсуф не похитил бы ее и не было бы заварухи с арбами. Я немного знаком с Юсуфом, и он на самом деле неплохой парень, но от любви к Викане Юсуф потерял голову. Мало этого, Викана постоянно провоцировала его своими шуточками и насмешками, после того как он сделал ей предложение. Я даже вызвал Юсуфа на дуэль, когда он непочтительно отозвался о ней в моем присутствии, но дуэль не состоялась, потому что его увез отец, как только узнал о происшествии, так что у меня перед ним долг чести. Ингар, тебе что-нибудь известно о судьбе Юсуфа, а то ходят разные слухи, и не поймешь, чему верить?

— Можешь не беспокоиться, я отдал твой долг чести Юсуфу, он мертв, — ответил я.

— Как это произошло, Юсуф числится чуть ли не лучшим бойцом у арбов?!

— Запомни, Ингур: настоящая война — это не дуэльные развлечения высокородных. Любой опытный воин, прошедший десятки реальных схваток, убьет тебя в два притопа, если ты будешь играть в благородство, а не биться насмерть всеми доступными способами, даже недостойными, по твоему мнению.

— Ты убил Юсуфа недостойным способом? — удивленно произнес брат.

— Нет, Ингур, на этот счет все в порядке. Я вызвал Юсуфа на поединок, обезоружил и взял в плен, но, когда узнал, что он завел нас в засаду, просто прирезал, как барана.

Вот так приходится поступать на войне, и если ты этого не поймешь, то очень скоро погибнешь сам и погубишь своих людей. Ты — глава клана, и твоя жизнь тебе не принадлежит, нашим людям нужны не твои подвиги, а победа.

— Но это не очень хорошо пахнет, брат. Честь стоит очень дорого, и разменивать ее по мелочам недостойно!

— Трупы всегда плохо пахнут, особенно когда протухнут, сильнее всего воняют собственные гниющие раны, когда тебя заживо жрут черви. Ты хоть раз убивал человека?

— Да, брат, — гордо ответил Ингур. — Мне приходилось защищать свою честь на семи дуэлях, и я убил трех своих противников!

— Надо же, и чем провинились мальчишки, которых ты зарезал?

— Они не были мальчишками, только один был моим ровесником, остальные были старше меня. Я защищал свою честь и честь весьма достойных девушек от гнусных обвинений.

— И в чем же состояли эти обвинения и чем унизили молодые люди твою честь? Ответь, не стесняйся!

Этот вопрос довел Ингура до белого каления, и его лицо покрылось красными пятнами.

— Один из них оскорбил меня, сказав, что я шельмую в кости. Двое других заявили, что очень достойные девушки забыли долг чести и к ним в окна лазают любовники!

— Ты в кости не шельмовал и к девушкам в окна не лазил?

— Ингар, как ты мог только такое подумать?! Я не виноват, что мне везет в кости, стоит мне сильно захотеть, и они сами ложатся в нужную комбинацию. Да, я лазил в окна к этим девушкам, но я их любил, и в этом нет ничего недостойного, правда, одна из них была замужем, но муж оказался отъявленным негодяем и экономил деньги на содержании жены!

«О господи! Вот она, разница в воспитании. В семнадцатом за такие рассуждения перебили почти все дворянство в России», — подумал я и рассмеялся.

— Ингар, ты почему смеешься, разве я не прав?

— Да прав ты, прав, только со своей колокольни. Ты не догадываешься, почему тебе везет в кости?

— Нет, а что?

— Ингур, ты сын Стаса, истинного высокородного, в тебе магической Силы, как в имперском маге высшей ступени посвящения. Учиться магии тебе лень, а крутить костями — это запросто. Тебе не приходило в голову, что ты с помощью магии оставил парня без гроша, а потом еще и прирезал до кучи?

— Я…

— Не перебивай старшего брата! — прикрикнул я на Ингура. — Я не знаю, как там было с незамужней девушкой, но я также сомневаюсь, что ты бы обрадовался, если к твоей сестре или возлюбленной по ночам в окна лазили мужики. С мужем второй подруги вообще полный беспредел. Тебе предстоит со временем жениться, и у твоей жены тоже могут возникнуть неумеренные аппетиты насчет денег, значит, она имеет право спокойно науськивать на тебя своего любовника?

— Да я эту тварь сразу зарублю к чертовой матери!

— Вот-вот, а пока ты зарубил рогатого мужа и освободил красотку для следующей жертвы бабской жадности. Ингур, ты не обижайся на меня, но теперь о любых своих дуэльных и любовных подвигах докладывай заранее, а я решу, быть секундантом или взгреть тебя по первое число. Ты понял?

— Понял, — обиженно буркнул Ингур и отвернулся в сторону реки.

Мы прождали имперцев почти до темноты и вернулись в лагерь к дельтаплану. После ужина Ингур лег спать, а я занялся устройством третьего посадочного места за спинкой сиденья аппарата. Хорошо, что у меня хватило ума оставить полуметровый зазор до двигателя, правда, я планировал сделать там площадку для груза или бомб. У меня получилось сиденье, отдаленно напоминающее подвесную систему парашютиста. Выглядело все по-колхозному, но Ингур из нее вывалиться не должен. Незаметно подошло время смены караула, и я, разбудив брата, завалился спать.

Спал я на удивление хорошо и спокойно и проснулся только от запаха горячего завтрака, который приготовил брат. Поев, мы стали разгружать дельтаплан и оставили на нем только самое необходимое, остальное спрятали в сотне шагов от лагеря в дупле большого дерева. Затем мы занялись тренировкой посадки на дельтаплан. Убедившись в том, что брат не удавит себя подвесной системой и правильно надевает ремни, я прекратил тренировку, и мы отправились к месту засады. Вокруг была тишь да гладь и божья благодать, поэтому мы просто нежились на солнышке и ничем не занимались, беседуя о всяких пустяках. Ингур хотел приготовить горячий обед, но я запретил эту самодеятельность, и мы поели всухомятку. Незаметно стемнело, на этот раз первым дежурить выпало брату. Я досматривал третий сон, когда Ингур потряс меня за плечо.

— Кажется, началось, — прошептал он мне на ухо. — Смотри, вон вдоль противоположного берега плывет какой-то остров, и, главное, против течения.

Я сразу перешел на магическое зрение и отчетливо увидел, как над водой перемещаются магические огоньки аур противника. Я насчитал шесть человеческих аур, рядом с которыми двигались ауры двенадцати таргов и троих гвельфов.

««Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», — всплыла в голове старая поговорка. — Снова я посчитал, что самый умный, и решил, что имперцы устроят засаду на этом берегу, а эти сволочи причалили к противоположному. По всем раскладам, засаду нужно устраивать за мостом, а не перед ним, но противник решил по-другому. Теперь придется в темноте переплывать на тот берег и начинать все сначала. Мне, идиоту, нужно было не пузо греть, а хорошенько прочесать все и на противоположной стороне реки».

Пока я ругал себя последними словами, с дракара сошли на берег два гвельфа, и их ауры скрылись в глубине леса, затем дракар отчалил и поплыл к нашему берегу. У меня отлегло от сердца: это имперцы высадили головной дозор, а сами будут устраивать засаду на нашем берегу. Через десять минут корабль пристал недалеко от нас, и на берег сошел третий гвельф и направился в сторону дороги. До самого утра больше ничего примечательного не происходило, только изредка слышался приглушенный стук топора.

С первыми лучами солнца на берегу началось движение, и дракар покинул почти весь экипаж, за исключением двух таргов и одного человека. Почти до обеда эта компания шарилась вдоль дороги и у моста, потом наконец села в засаду. Засада мало чем отличалась от наших с Ингуром раскладов, разве что среди бойцов было всего пятеро лучников, а основной ударной силой являлись тарги.

Я приказал брату надеть мою кольчугу, но защиту он должен был включить только перед самым боем. Проговорив все в последний раз, мы осторожно слезли со скалы и, обойдя по большой дуге имперцев, заняли ранее оговоренные позиции. Теперь оставалось только ждать.

Время текло незаметно, и на дороге ничего не происходило, только изредка через дорогу перебегал кто-нибудь из воинов с непонятными для меня целями. Напряжение постепенно спало, и я расслабился, посчитав, что сегодня ничего не произойдет, но судьба распорядилась по-другому. Неожиданно на противоположной стороне реки появился гвельф и начал размахивать какой-то тряпкой, после чего снова скрылся в лесу. Над лесом повисла напряженная тишина, создалось впечатление, что даже птицы умолкли. На мосту показалась карета, запряженная четверкой лошадей, в сопровождении пяти конных воинов. Мне показалось, что время остановилось, но это была только иллюзия. Кортеж миновал мост и поравнялся с засадой. И тут все завертелось.

Глава 13 БОЙ У МОСТА

Засада сработала как часы, и мне даже показалось, что я присутствую на съемках какого-то исторического боевика. Имперцы заморачиваться не стали и просто завалили поперек дороги заранее подрубленное дерево. Лошади, запряженные в карету, шарахнулись в сторону от падающего на них ствола, и карета съехала в придорожный кювет и уперлась боком в дерево. Щелкнули луки, и трое гвельфов, сопровождавшие карету, рухнули под ноги своих лошадей. Двое других каким-то чудом остались в живых и, пришпорив коней, попытались перескочить через перегородившее дорогу дерево, но эта попытка была пресечена таргами, выскочившими на дорогу. Тарги — ребята крепкие, но не очень поворотливые, и гвельфы успели зарубить двоих из них, пока другие не подсекли их лошадям ноги. Дальнейшее было делом времени, и через полминуты спешенных гвельфов просто задавили числом и порубили чуть ли не на куски.

«Пора, — подумал я и выбрал себе целью лучника, засевшего рядом с каретой. — Что же Ингур медлит?»

Не успел я переварить эту мысль, как из своего схрона на дорогу выскочил брат и помчался в сторону кареты. Появления нового персонажа никто из имперцев не ожидал, и Ингур сумел подбежать к карете шагов на тридцать, прежде чем на него обратили внимание. Далее все произошло по заранее оговоренному сценарию: Ингур остановился посреди дороги и начал расстреливать в упор напавших на карету таргов. Скорострельность у брата была на загляденье, и ряды противника таяли, как масло на сковородке. Три стрелы — три трупа, и на дороге осталось только пятеро нападавших. Я же успел успокоить трех лучников, открывших стрельбу из кустов по Ингуру, и сразу переключился на таргов, ринувшихся к нему в попытке сократить дистанцию. Мне удалось застрелить только двоих воинов, а с остальными разделался брат.

«Осталось еще двое лучников, но где засели эти твари, отсюда не видно», — подумал я, выбираясь из кустов на дорогу.

Пока я бежал в сторону кареты, появился один из потерянных лучников: выпущенная им стрела срикошетировала от защиты кольчуги Ингура и ушла вертикально вверх. Мы с братом выстрелили в ответ практически одновременно. Аура лучника начала гаснуть, и я понял, что с ним покончено. Остался всего один противник, но времени на его розыски не было. Я подбежал к Ингуру и приказал ему обойти карету по дороге, а сам перескочил кювет и начал пробираться по кустам, прячась от случайного выстрела.

Дверь кареты, обращенная к лесу, оказалась заблокирована деревом, и открыть ее было невозможно.

— Ингар, ты где? — раздался из кареты голос брата.

— Я здесь, рядом с каретой, только дверь с моей стороны зажата деревом.

— Выходи на дорогу. Викана без сознания, и мне ее одному не вытащить.

— Иду, — откликнулся я. — Только будь осторожен, брат, где-то еще один недобитый лучник сидит.

— Все нормально, этот урод здесь валяется, его охранник Виканы убил, правда, и сам на стрелу напоролся.

Я осмотрелся и, убедившись в отсутствии опасности, обошел карету сзади. На дороге рядом с каретой лежал труп имперца с перерубленным горлом, а из двери свешивалось тело гвельфа, совсем еще мальчишки, со стрелой в груди. Карета наклонилась на бок, задрав колеса с правой стороны, и дверь в нее оказалась на уровне моей груди. Из двери кареты высунулась голова брата, и он обратился ко мне:

— Ингар, помоги вытащить мальчишку, а то он застрял, и я не могу его вытолкнуть.

Мертвый гвельф зацепился ремнем за подножку кареты, и мне пришлось перерезать ремень кинжалом. Мертвое тело упало на землю и скатилось под днище кареты.

— Ингар, — снова раздался голос брата, и он высунулся из кареты с Виканой на руках. — Держи ее.

Я принял из рук брата драгоценную ношу и прижал к груди. Викана дышала ровно, но глаза были закрыты, а на ее лбу синела огромная шишка. Скорее всего, она ударилась головой, когда карета столкнулась с деревом. Заниматься лечением было некогда, надо уносить ноги.

— Все, Ингур, уходим, — сказал я, как только брат вылез из кареты. — Главное, успеть взлететь, пока сюда не заявились гвельфы из головного дозора или лесной стражи.

Я сделал всего насколько шагов, когда в спину, словно молотком, ударила стрела. На мне был только маскхалат, и наконечник стрелы, пробив левый бок, вылез из моего живота прямо под ребрами. Первое мгновение боли не было, и я успел, опустившись на колени, осторожно положить Викану на дорогу.

— Ингар, что с тобой? — удивленно спросил брат, и тут от его кольчуги отскочила вторая стрела.

Ингур дико заорал и убежал куда-то назад по дороге, преследуя воина, подстрелившего меня. Раненый бок скрутило от дикой боли, и в глазах потемнело. Сознание сжалось в комок, и я провалился в транс. Мысли ушли, остались одни инстинкты, организм боролся за жизнь, задействовав все имеющиеся ресурсы. Стрела пробила мне селезенку и только чудом не задела кишечник, пройдя рядом с левой почкой. Организм без моей помощи перекрыл поврежденные сосуды и остановил кровотечение, но боль оставалась ужасной, и я едва мог вздохнуть.

Невероятным усилием воли мне удалось задавить источник боли, и вся левая сторона живота задеревенела. Теперь я мог соображать и принимать решение, что делать дальше. Все прежние планы полетели к чертовой матери, приходилось хоть как-то цепляться за жизнь. Оставаться на дороге нельзя, необходимо двигаться к дельтаплану, только тогда есть призрачная надежда выжить.

Вынув кинжал, я обрезал наконечник стрелы, торчащий из живота, затем попробовал взять Викану на руки и подняться с земли. Как ни странно, но мне это удалось.

Я шел, как зомби, кусая губы и приволакивая левую одеревеневшую ногу по направлению к стоянке дельтаплана. Мыслей в голове не было, была только одна цель — дойти. Когда я добрался до русла ручья, меня уже болтало, как алкаша после третьей бутылки. Три шага вперед, два назад, но мое тело упорно шло к своей цели на одном только инстинкте. Свет в глазах погас, когда я увидел спасительный затон, но сил бороться за жизнь уже не было, ноги подогнулись, и я упал в воду прямо с Виканой на руках.

* * *

«Бум, бум, бум», — стучат в ушах удары сердца, с трудом проталкивающего по сосудам ставшую такою тягучей кровь. Перед внутренним взглядом возникла картина, ставшая уже дежавю. Я снова тону, погружаясь в черную глубину под ногами. Над головой тает синий осколок неба, отражающийся в воде. Грудь разрывается от недостатка воздуха, и все мое существо буквально вопит: «Жить, жить, жить!»

Я из последних сил гребу наверх к такому далекому кусочку неба, и мне, наконец, удается перебороть силу, тянущую на дно, и устремиться вверх. В легкие врывается поток воздуха, удары сердца в ушах затихают, и из них как будто вытаскивают пробки. Рядом со мною плачет какая-то женщина, причитая и давясь слезами:

— Миленький, не умирай, я прошу тебя, не умирай!

Причитания переходят в похожие на скулеж звуки, и снова как заведенная женщина повторяет:

— Миленький, не умирай, я прошу тебя, не умирай!

На мое лицо падают соленые слезы, которые немного щиплют ранки на покусанных губах. Я открываю глаза и вижу над собой такое родное лицо Виканы, правда, ее красоту немного портят покрасневшие заплаканные глаза и большой синяк на лбу, но это такие мелочи после стольких дней ожидания нашей встречи! Викана не сразу заметила, что я пришел в себя, и, все так же покачиваясь, причитала, держа мою голову у себя на коленях. Я закрыл глаза и погрузился в транс, анализируя состояние своего организма.

Дела со здоровьем выглядели весьма неважно, но и не настолько плохо, как в те времена, когда я гнил заживо в пустоши. Проклятая стрела все так же торчала у меня в животе, но организм изолировал ее и восстановил обходные пути кровотока. Мне очень не понравилось, что уже присутствовали первые признаки внутреннего воспаления, но до горячки было еще далеко. Хуже всего было то, что моя аура оказалась абсолютно пуста и зияла огромными дырами, все запасы Силы ушли на борьбу с ранением. Подзарядиться было негде, рядом со стоянкой источника Силы не было, а найти новый при полностью пустой ауре я не мог физически. Аура Виканы тоже была практически разряжена, все ее ресурсы ушли на удержание меня на краю жизни. Единственное, что можно попробовать, так это подзарядиться от камня в двигателе дельтаплана.

— Викана, — позвал я любимую, открыв глаза.

Гвельфийка, перестав раскачиваться и причитать, уставилась на меня своими голубыми бездонными глазами. Она не сразу поняла, что произошло, и, по всей видимости отчаявшись, посчитала, что потеряла меня. Из ее горла донесся какой-то сдавленный писк, и я понял, что не все неприятности для меня на сегодня закончились. Поток слез, хлынувший из ее глаз, грозил утопить меня как котенка, а ее сладкие губы пытались зацеловать до смерти. Хотя в эротических мечтах я всей душой желал подобного к себе отношения, но жить мне тоже хотелось, и я начал по мере сил отбиваться от неумеренных ласк любимой.

— Викана! — взмолился я. — Ты меня задушишь, я и так еле живой, пожалей меня, пожалуйста!

Мои мольбы, наконец, дошли до заостренных ушек принцессы, и она пришла в себя.

— Ой, что же я, глупая, делаю? Милый, тебе же больно, а я накинулась на тебя как сумасшедшая. Прости меня, пожалуйста!

— Прощаю, — ответил я. — Викана, скажи, сколько времени я валяюсь без сознания и где Ингур?

— Ингар, ты без сознания со вчерашнего дня. Сейчас раннее утро и уже светает. Ингур сидит в засаде возле реки и сторожит нас от лесной стражи.

— Викана, помоги мне встать, я хочу взять одну штуку вон из той хреновины, что плавает в затоне.

— Тебе нельзя вставать, ты тяжело ранен, в тебе застряла стрела, которую я не знаю, как извлечь. У меня с собой ни инструментов, ни одного заживляющего эликсира, даже чистой тряпки нет. Такие раны только вдвоем и можно заживить: видящая с аурой раненого работает, а армейский лекарь или боевой маг стрелу извлекает, рану чистит и зашивает.

— Викана, я все понимаю, но мне нужно встать на ноги. Если я буду лежать, то сюда скоро придут другие доктора, которые будут меня лечить отрубанием головы, а это больно и неприятно.

— Они не посмеют! Я гвельфийская принцесса и видящая!

— Тебя, конечно, они не тронут, а нас с Ингуром укоротят на голову обязательно! Ты просто многого не знаешь, а времени рассказывать нет. Поверь мне на слово и помоги подняться.

С помощью Виканы я доковылял до дельтаплана и достал камень Силы из двигателя. С большим трудом мне удалось настроиться на него и подзарядить свою ауру. Полной зарядки мне добиться не удалось, но до половины я подзарядился. Эта процедура также ополовинила запас Силы в камне, и долететь до Танола стало невозможно, но сейчас перед нами стояла только одна задача — поскорее убраться с места побоища.

Заряженная аура активизировала процессы заживления в организме, и результат не заставил себя ждать: у меня прорезался зверский аппетит. Викана, обрадованная моими успехами, быстро приготовила походную кашу и чай из наших с Ингуром запасов. После завтрака я начал уговаривать принцессу вытащить стрелу из моей спины, но Викана категорически отказывалась убивать меня собственными руками, и наша беседа постепенно переросла в первый семейный скандал. Я пригрозил Викане, что заставлю брата вытаскивать стрелу, что решило вопрос в мою пользу. В процессе этой милой беседы на стоянку вернулся Ингур, который буквально обалдел от вида «умирающего» братика, с торчащей из спины стрелой, при этом орущего на Викану.

В конце концов мне удалось убедить Викану и Ингура в необходимости операции. Я лег на плащ, расстеленный на земле, и, сжав зубы, начал подавать команды Викане, контролируя магическим зрением движение стрелы в ране. Принцесса трясущимися руками ухватилась за стрелу и начала потихоньку тянуть. Стрела постоянно выскальзывала из ее пальцев, и у меня буквально искры летели из глаз от такого издевательства. Наконец мои нервы не выдержали, и я приказал Ингуру привязать к стреле запасную тетиву от лука и направился к дельтаплану. Улегшись на поплавок, я перекинул тетиву через ручку управления и, потянув за нее, начал извлекать стрелу самостоятельно, матерясь по-русски. Искры из глаз от боли у меня летели по-прежнему, но был и результат. Мои страдания закончились минут через десять, и стрела была извлечена. Вместе с сукровицей из раны вылилась довольно большая порция гноя, указывающая на то, что внутри у меня не все в порядке.

Викана, удостоверившись в том, что стрела извлечена, а я все еще жив, приступила к обработке раны. Больше всего меня озадачила процедура высасывания гноя из раны и заливка ее слюной гвельфийки. Вмешиваться в манипуляции принцессы я не решился, а просто молча офигевал от такой народной медицины. Как бы то ни было, но моя рана была обработана и плотно забинтована куском нижней юбки Виканы, после чего мы начали готовиться к вылету. Как ни душила меня жаба, но я твердой рукой выбросил практически все вещи из дельтаплана, оставив только небольшой запас каши с керосинкой и свой меч, а у Ингура осталась моя кольчуга и лук с десятком стрел. Мы переоделись в теплые вещи, захваченные из замка, а остальное просто выбросили. Одежда, которую я приготовил для Виканы, оказалась ей велика, но это уже дело пятое.

Привязав принцессу к сиденью в дельтаплане, мы с Ингуром сняли сапоги и, закатав штаны, заделались бурлаками. Правда, на меня легло в основном моральное руководство, но тем не менее нам удалось вытащить дельтаплан к реке, где мы сразу приступили к сборке крыла.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, и наша компания стала видна со всех сторон как на ладони. Магическое сканирование выявило три гвельфийские ауры на противоположном берегу Телира,еще пятеро прочесывали лес на нашей стороне, но до них было довольно далеко, и они удалялись от реки. Первая тройка сразу обнаружила нас, стоило им только выйти на берег. Гвельфы попытались обстрелять дельтаплан из луков, но расстояние оказалось слишком большим, и стрелы падали в воду шагах в двадцати от нас. Бросив это бессмысленное занятие, воины лесной стражи побежали к мосту.

Времени до визита незваных гостей оставалось немного, однако и наша работа приближалась к концу. Гвельфы появились на нашем берегу, когда я уже занял свое место за штурвалом и включил двигатель. Дельтаплан начал разгоняться по водной глади, оставляя за нашей спиной удивленных преследователей. Если раньше мне удавалось оторвать поплавки от воды через сто метров, то сейчас на это ушло около трехсот. Ручку управления сильно потряхивало, но аппарат уверенно набирал высоту. Мы летели над водой, пока не поднялись метров на двести, и я осторожно начал поворачивать на юго-восток, где, по словам Ингура, находилось болото, которое должно было стать местом нашей следующей посадки.

Перегруженный дельтаплан управлялся как утюг, и о каких-либо резких маневрах невозможно было даже подумать. При любом порыве ветра обшивка крыла начинала вибрировать и хлопать, поэтому я все время боялся, что ее порвет к чертовой матери. Вибрация и все эти удары передавались на ручку управления, а следовательно, на мое израненное тело. От этой тряски у меня примерно через час открылась рана и по спине потекла теплая струйка крови. К тому моменту, когда внизу под нами показалось долгожданное болото, я еле держался за ручку управления.

Ингур что-то говорил мне, стараясь перекричать шум пропеллера, но мне уже все было по барабану, я мечтал приземлиться хотя бы живыми и сразу пошел на снижение. Аппарат раскачивало из стороны в сторону, как на качелях, а до воды оставалось всего пара метров. Я выключил двигатель, чтобы пропеллер не разнесло от удара об воду, и с ужасом понял, что не успеваю выровнять дельтаплан, когда левый поплавок первым коснулся воды. От удара об воду меня бросило вперед, и я толкнул ручку управления от себя. Аппарат сделал «козла» и буквально рухнул в воду. Каким чудом машину не разнесло на куски и мы не перевернулись, я уже не успел понять, потому что потерял сознание.

Глава 14 ОЧЕРЕДНОЕ ЗНАКОМСТВО С ГЕОНСКОЙ ФАУНОЙ

Заканчивался второй день нашего сидения на болоте.

После аварийной посадки я уже почти полностью оправился и сейчас занимался переборкой двигателя, в который попала вода. На наше счастье, я выключил его заблаговременно, и короткого замыкания не произошло, но ил, поднятый на поверхность в результате моего мастерского приводнения, забрызгал дельтаплан и его пассажиров с ног до головы. Вот я и занимался устранением последствий этого происшествия. Викана стирала свои и наши с братом шмотки, а Ингур смывал грязь с обшивки крыла.

Эта живописная сцена разыгрывалась на небольшом плавучем островке посреди обширного болота. Вчера грязевой душ быстро привел меня в чувство, и экипаж дельтаплана, оказавшийся по уши в грязи, еле доплыл до островка, гребя обломком полена, плававшего неподалеку. По всей видимости, неприятные сюрпризы на время закончились, а приютивший нас островок оказался заброшенной охотничьей стоянкой. Охотники, похоже, давно здесь не появлялись, но тростниковый шалаш и двухместное каноэ из коры какого-то дерева окончательно не развалились и подлежали ремонту. Первым делом мы сбросили грязную одежду и попытались смыть с себя голубоватый ил, который почему-то только размазывался по телу, как масло, и никак не хотел смываться. В результате этого я стал самым настоящим гвельфом, приобретя оливковый оттенок, мало отличающийся по цвету от кожи Виканы. Это обстоятельство очень развеселило принцессу, и она до самого вечера давилась от смеха, глядя на нас с братом.

Одежду мы тоже попытались отстирать, но не тут-то было, она тоже покрылась тонким слоем голубой глины и, подсохнув, встала колом, как одежда героев фильма «Джентльмены удачи». Мои опасения, что неожиданная грязевая ванна может выйти нам боком, были развеяны принцессой, заявившей, что нам несказанно повезло и мы вымазались в целебной глине грязевого вулкана, который, видимо, пробил себе дорогу на поверхность где-то поблизости. Такие места на Геоне очень редки, вулканы появляются на срок не более месяца, и глина из них стоит чуть ли не на вес золота. Викана, окончательно разорвав свою нижнюю рубашку, соорудила из нее подобие комплекта бикини и принимала самые живописные позы в лучах заходящего солнца, и, я думаю, не без умысла. Ингур, увидев преобразившуюся принцессу, сразу злобно зашипел, бубня себе под нос:

— Ну вот, опять взялась за свои женские штучки, шастает в чем мать родила и не дает спокойно заниматься делами. Мало ее отец в детстве порол!

Меня от этого зрелища бросало то в жар, то в холод, и я сидел словно пришибленный, пытаясь делать вид, что ремонтирую шалаш. Мало того что у меня от любви последние мозги вышибло, к тому же такой красоты я не видел даже в лучших глянцевых журналах Земли. Красавицы с ярких обложек — на девяносто процентов произведение фотошопа, а здесь все naturel, кожу девушки покрывал нечаянный боди-арт, при этом — заостренные ушки и эльфийские пропорции тела, в общем, полный караул. Викана пыталась что-то мне говорить, но я ее не слышал и только мычал в ответ. Такая реакция лишь раззадорила гвельфийку, и она взялась за нас с Ингуром всерьез, исполнив гвельфийский танец живота под звонкую песенку.

— Ты полная дура, сестренка? Правильно говорят, что волос длинный — ум короткий! Ты чего добиваешься? Ты хочешь, чтобы Ингара удар хватил? Он из-за тебя только что с того света вернулся, а ты на нем свои бабские трюки отрабатываешь! Я твой брат и знаю тебя с детства, мне все твои уловки знакомы, и то меня трясет как припадочного. Тебе мало покойного Юсуфа? Я сейчас возьму тебя за шкирку и прополоскаю в болоте, может быть, тогда в себя придешь! Кыш отсюда за шалаш, сиди там и приготовь хотя бы чай! — взорвался Ингур.

— Ой! — пискнула Викана и, прикрывшись руками, убежала за камышовую стену.

Мне удалось выдохнуть застрявший в груди воздух, и в голове начало проясняться.

— Ингар, не обращай на Викану внимания, просто у нее характер такой. Я сейчас на охоту пойду, каноэ вроде в порядке, а ты отлежись, у нас завтра море дел.

Я кивнул и заполз в шалаш, расслабившись на мягкой подстилке из камышовых листьев. Напряжение спало, и я начал обдумывать план дальнейших действий. Но долго мне прохлаждаться не позволили.

— Ингар, я чай принесла, — произнесла Викана, заползая в шалаш с котелком в руках.

От ее игривого настроения не осталось и следа, передо мной снова был строгий доктор. Я взял из рук принцессы обернутый тряпкой горячий котелок и сел. Несколько глотков душистого отвара вышибли остатки дури из головы, и я вернулся из виртуальной реальности к прозе жизни.

— Спасибо за чай, — произнес я, не зная, как начать разговор, и вернул котелок принцессе.

Викана просто выкинула проклятый котелок из шалаша и повисла у меня на шее.

— Ингар, я плохая, да? Прости меня, я столько раз представляла нашу с тобой встречу, искала слова и даже пыталась их заучить, чтобы ты понял, как я тебя люблю, а вот увидела тебя, и все сразу из головы вылетело. Зачем я эти глупые танцы устроила, сама не пойму. Я так долго тебя ждала, что совсем отчаялась и захотела всего и сразу, а так не бывает. У нас все будет, но позже, когда затянутся твои раны, а я еще немного потерплю. Можно я так посижу и послушаю, как бьется твое сердце?

Не зная, что ответить любимой, я просто обнял ее и прижал к груди. Сколько мы так просидели, я не помню, время исчезло, и мы растворились в окружившей островок тишине. Сначала я почувствовал, а потом и услышал, как бьется сердечко Виканы, заглушаемое стуком моего сердца. Постепенно удары наших сердец начали подстраиваться друг под друга и соединились в один ритмичный звук. Потом наши ауры начали сливаться в одну и, наконец, окружили тела одним общим пульсирующим коконом. Потоки Силы объединились и слились в единую мерцающую сеть. Моя аура отдала часть красного цвета ауре Виканы, а ее окрасила мою нежной голубизной. Раны в израненном теле не просто зажили, они исчезли, как будто их никогда и не было. Аура любимой, окутывавшая собой ранее только ее голову, растеклась по всему телу и изменила свой цвет и насыщенность. Что-то очень важное произошло в это мгновение между нами, пока еще не до конца осознанное, но объединившее нас навсегда.

— Вот вы где, голубки! — нарушил идиллию голос Ингура. — А я думал, что вас болотные духи утащили. Я тут олениху подстрелил, давайте лучше ужин соорудим, а то есть хочется, как зоргу в зверинце императора!

Викана ужом выскользнула из моих объятий и испарилась из шалаша. Вся напряженность и недосказанность куда-то ушли, и мы, как одна семья, занялись приготовлением ужина. Через пару часов сочный шашлык, кусок за куском, исчезал в наших голодных желудках, а над маленьким костром раздавался звенящий смех Виканы и мягкий баритон Ингура, шутливо рассказывающий о подвигах на охоте. Постепенно ночь опустилась на островок, и мне предстояло первым заступить на дежурство. Викану мы отправили спать в шалаш, а Ингур лег прямо у костра.

Я методично начал изучать свое состояние и анализировать новые ощущения. Магический мир приобрел новые краски, и мне стали видны не только лучи Силы, проходящие высоко над головой или стелющиеся над поверхностью болота, но и тончайший туман, исходящий от этих лучей, а также магические следы, оставляемые животными после себя. Эти следы постепенно таяли, но я мог их видеть еще несколько минут после того, как животное скрывалось из вида. Подобное видение, наверное, перешло ко мне от Виканы, интересно, а какие возможности достались ей от меня?

Ничего враждебного вокруг не наблюдалось, и я решил не будить брата и дать ему побольше выспаться, но замеченный мерцавший в двухстах метрах от островка подходящий для зарядки луч Силы изменил эти планы. Доброта добротой, но днем я могу и не найти этот слабый луч, спрятанный среди камышей, до сегодняшнего дня мне удавалось заметить подобный луч с расстояния не дальше пяти метров.

Разбудив Ингура, я забрал камень из дельтаплана, кольчугу и отплыл на каноэ для подзарядки. Новые возможности позволили мне не только заметить луч на таком большом расстоянии, но и, не пропуская луч через себя, напрямую зарядить камень, просто заставив пульсировать его в такт пульсации луча. Вернулся я на островок через пару часов и сразу же завалился спать.

Утро встретило меня холодным туманом, накрывшим болото молочной пеленой. Туман был настолько плотен, что не было видно даже пальцев на вытянутой руке, поэтому я перешел на магическое зрение и сразу схватился за лук Ингура. Сканирование обнаружило две ауры каких-то больших зверей, бродящих неподалеку. Что это за звери, рассмотреть не удалось, но размером они были с земного кабана. Пока я раздумывал, как поступить, звери подошли к шалашу, где спала Викана, и начали разбирать заднюю стенку. Такого развития событий я не мог допустить и поэтому начал стрелять, целясь в середину ауры зверей. К моему удивлению, выпущенные стрелы не пробили шкуру животных, а ушли рикошетом в сторону. Слава богу, удары стрел отбросили зверей от шалаша, но, по всей видимости, только их разозлили. Две следующих стрелы повторили судьбу предыдущих, несмотря на то что я вложил в них большой импульс магической Силы, и мне впервые за последнее время стало по-настоящему страшно. Окажись я на островке в одиночестве, то наверняка сразу же сбежал, но сейчас опасность угрожала не только мне. Отбросив лук в сторону, я схватился за меч и с воплем прыгнул навстречу опасности.

Мой поступок был, конечно, безрассудно смел и одновременно отдавал глупостью, но я сам решил дать себе отдохнуть и не заморачивался ночным дежурством, а теперь приходилось расхлебывать. Еще в прыжке до меня дошло, что я должен был сначала вытащить Викану из шалаша и разбудить Ингура, а потом бросаться с ножиком на танк. Зверюшки были явно непростыми, после моих выстрелов цвет их ауры изменился, и она окутала зверей светящимся коконом. Удары меча для зверушек были что слону дробина, с таким же успехом можно рубить прутиком рельс. Единственное, что мне удалось сделать, — это устроить шикарный фейерверк. Каждый удар меча, подпитанный магической Силой, выбивал из защитной ауры зверей целый сноп искр и голубых молний. Мои вопли, треск молний и сполохи искр разбудили Викану с Ингуром, и они, ничего не понимая, убежали к дельтаплану.

Порыв ветра, наконец, разогнал туман, накрывший болото, и я рассмотрел сладкую парочку страхолюдных созданий, гонявших меня вокруг шалаша. Ими оказались две морские свинки-переростки, но с длинными хвостами и серебристым мехом, окутанным коконом из голубых молний. На счастье, звери передвигались не с такой скоростью, как я, и мне пока удавалось избегать их когтей и клыков, но забег не мог продолжаться вечно. Сражение зашло в своеобразный тупик, зверюшки никак не могли меня догнать, а я не мог их даже поцарапать, отгоняя ударами меча, которые только на время останавливали их, отпугивая снопами искр. Мне удалось войти в ритм боя и начать осмысливать происходящее.

— Ингур, сажай Викану в лодку, и валите отсюда! — заорал я. — Ты не знаешь, что это за твари?

— Ингар, это стальные выдры, у них только живот уязвим, а рубить этих зверей мечом дохлое дело! — обрадовал меня брат.

— Я никуда отсюда не поплыву! — вставила свои три копейки Викана. — Я не брошу тебя, любимый!

— Мотайте отсюда к чертовой матери! Вы мне только мешаете! — начал выдавать я желаемое за действительное в надежде убрать Викану и Ингура с острова, а там, возможно, удастся смыться и мне.

Ингур затолкал брыкающуюся принцессу в каноэ, и они отчалили. Отступление Ингура и Виканы дало мне некоторую свободу действий, и я теперь мог нарезать круги по всему островку, а не только вокруг шалаша, и это сразу дало первый результат. Мне удалось изловчиться и отрубить хвост одной из выдр. Лучше бы я этого не делал. Зверюга дико завизжала и, совершив здоровенный прыжок, сбила меня с ног. Я кубарем покатился по земле, а меч улетел в камыши.

Отползая от надвигающейся смерти, я ощутил, как уши неожиданно заложило, а в груди начал сжиматься пульсирующий шар магической Силы. Время потекло, как густой кисель в кружку, и звуки перешли в нижний регистр. Зверюшки почувствовали произошедшую во мне перемену и попытались удрать, но сделать этого им не удалось. Что-то ухнуло, в воздухе замелькали серебристые искры, и над островком словно пронесся ветер. Шар Силы в груди опустел, и время вернулось к своему обычному течению. На мои губы из носа потекла солоноватая струйка крови, и я, пошатываясь, пошел умываться. Произошла та же история, что и в монастыре, только со значительно большим эффектом. Весь запас магической Силы мгновенно разрядился в окружающую среду, разрушая энергетику всего живого. Вокруг островка плавала дохлая рыба и какие-то мелкие животные, напоминавшие лягушек. Возле дельтаплана всплыли кверху брюхом еще две стальные выдры небольшого размера, скорее всего, это были детеныши напавшей на меня парочки.

Смыв с лица кровяные потеки и освежив тело прохладной водой, я отправился разыскивать меч и проверять результат ментального удара по выдрам. Парализованная рыба в шагах двадцати от островка уже начала приходить в себя и подавала признаки жизни, поэтому необходимо было добить выдр, во избежание их воскрешения.

Разыскав меч, я с опаской подошел к выдрам. Мои магические возможности на время сильно оскудели, и мне не удавалось просканировать ауру животных, но опасался я напрасно, зверушкам досталось по полной программе. Ментальный удар прикончил выдр, мало того что из их пастей вытекло с полведра малиновой крови, у зверюшек даже глаза лопнули.

«Да, Игоряша, стремный ты теперь хлопец. Не дай бог нажрешься пьяный или с любимой поскандалишь, и выходи строиться. Нужно постоянно себя контролировать, а то психану — и вокруг одни трупы, — испуганно подумал я. — Теперь придется пить только валерьянку и кефир!»

За этими размышлениями меня застали вернувшиеся на островок Ингур и Викана. Принцесса недолго думая бросилась ко мне с медосмотром и стала гладить и ощупывать, как врач призывника в военкомате. Убедившись в том, что я не собираюсь в данный момент помирать, она повисла у меня на шее и начала ласкать, как кошка потерявшегося котенка. Я, конечно, был обеими руками за такие лечебные процедуры, но мои силы оказались на исходе, поэтому мы не устояли на ногах и повалились на землю.

— Сестренка, ты оставишь Ингара в покое или решила все-таки его придушить? Как ни подойду к вам, а ты его по земле валяешь и душишь. Дождись сначала свадьбы, а потом пришибешь его сковородкой в первую брачную ночь, сразу отпразднуем свадьбу и поминки, — начал юморить Ингур. — Лучше бы ты поесть приготовила, а то Ингар тут такого наворотил, что я думаю, он голодный, как зорг, и как бы нас не сожрал.

— Дурак ты, Ингур! Это у тебя шутки такие? Я тебе все припомню! — огрызнулась принцесса и, отпустив меня, направилась к костру.

— Ну, брат, ты и даешь, чем ты выдр приласкал, что даже глаза повыскакивали? Мы когда от острова отплыли, я хотел назад вплавь вернуться, но Викана не позволила, она почувствовала что-то. Потом на острове как жахнет, даже пыль водяная поднялась, и рыба дохлая стала всплывать.

— Есть способы, но я сам толком не понимаю, как у меня это получается. Ингур, я тебя попрошу, если увидишь, что я чересчур разбушевался или приказываю тебе бежать от меня во все лопатки, не задавай вопросов, а сразу хватай Викану в охапку и убегай подальше. Я не всегда могу контролировать эту магию, выброс магической Силы может произойти против моей воли. Если это случится, то вокруг останутся только покойники с лопнувшими глазами. Ты понял меня?

— Да, понял. Вы все, истинные высокородные, так можете? Мой отец никогда о подобных вещах не рассказывал.

— Не знаю я этого, брат. У меня есть большие способности к магии, но я самоучка. После переноса на Геон я только и делаю, что бегаю, прячусь и воюю. У меня толком и времени не было обучиться, да и учителя отсутствовали. Мне удалось самостоятельно научиться некоторым трюкам, но эти магические опыты в первую очередь опасны для меня самого. Я умею убивать при помощи магии, но только не за счет умения, а как тарг дубиной, используя голую магическую Силу.

— Не расстраивайся, Викана тебя поднатаскает, в магии она у гвельфов самая подающая надежды магичка. Половина Геона из-за нее перегрызлась, стараясь заполучить к себе. Ты думаешь, зачем она императору? У Антора II красивых баб как грязи, правда, симпатичнее Виканы мне не встречались, но гвельфийки холодны в постели, а Антор на любовных утехах буквально помешался. Не в кровать он ее хотел заполучить, здесь какие-то династические заморочки и магические таланты Виканы замешаны!

— Мужчины, идите сюда, еда готова! — прервал наш разговор голос принцессы, и мы отправились к костру.

Викана зажарила из мяса оленихи, остатков вчерашней добычи Ингура, шашлык и сварила похлебку с какими-то корешками. Несмотря на бедный выбор ингредиентов, шашлык и похлебка оказались очень вкусными. Меня особенно удивила скорость, с которой была приготовлена еда. У меня на все про все ушло бы втрое больше времени, хотя я не копуша.

— Викана, ты не повариха, а золото! Как тебе удалось так быстро и вкусно все приготовить?

— Милый, я знаю многие кулинарные секреты, с которыми я тебя познакомлю. Это простейшая бытовая магия, меня всему этому обучили в монастыре. Правда, вы все, мужчины, косорукие и только портите продукты, но приготовить еду втрое быстрее, чем обычно, ты сможешь.

— Надо же, а у нас на Земле лучшие повара мужчины. Женщины в семье готовят еду чаще, но если хочешь вкусно поесть, то готовь сам.

В ответ на мою реплику Викана только презрительно фыркнула, и я решил не обострять тему.

— Ингур, ты толком не рассказал про зверюшек, которые гоняли меня по острову, почему этих тварей ни стрела, ни меч не берет?

— Стальные выдры — зверь очень редкий, и живут они еще только в паре мест на Геоне. По легендам, зверей вывели древние маги после последней из своих войн и использовали для личной охраны. По тем же легендам они этих магов и сожрали. Стальная выдра — зверь магический, и его ни стрела, ни меч не берет, только пузо у него мягкое.

— Как же вы на него охотитесь? — удивился я.

— Да проще простого: накидываем сеть и переворачиваем, а потом бьем стрелами или копьем в брюхо, правда, нужно не меньше десятка человек, это осторожный и опасный зверь. Я только в одной удачной охоте на выдру участвовал. Мы тогда одного гвельфа и четверых полукровок потеряли, а выдра совсем молодая была и вполовину мельче твоих.

— Зачем же на нее охотятся, если она такая опасная?

— Странный вопрос. Шкура выдры немереных денег стоит, а еще и престиж. Мало у кого в доме такая шкура висит, а охотников, сумевших ее добыть, на всем Геоне единицы. В древности маги умели из шкуры выдры магическую броню делать, как-то подсоединяя камни Силы и покрывая изнутри золотой паутиной, но сейчас секрет утерян. Брат, ты мне продашь одну шкуру?

— Тебе в ухо заехать или как? Ты мой брат, и все, что есть у меня, в твоем распоряжении. Кроме Виканы, конечно, — обозлился я и тут же получил оплеуху от принцессы.

Ингур залился смехом и повалился на землю, но недолго радовался братишка, ему тоже досталось на орехи. Викана, закусив губу, огрела его по спине лежащим возле костра поленом, после чего он выгнулся дугой и жалобно заохал.

— Ничего себе, сходил за хлебушком, — выдал я, потирая опухшее ухо.

— А вы поменьше языком молотите, целее будете, а то поделили невесту братики! — заявила Викана и гордо ушла за шалаш.

— Чего разлегся? За дело она нам врезала. Пойдем снимать крыло с дракона, ты его будешь отмывать, а я двигателем займусь, нужно постараться завтра улететь.

— А почему это мне за дело поленом врезали, это ты про Викану сказал!

— Тебе за смешки досталось, нечего под руку попадаться, когда девушка в гневе.

На этом утреннее веселье закончилось, и наступили трудовые будни. К вечеру дельтаплан был приведен в боевое состояние и в основном готов к вылету. Я еще раз сплавал к лучу Силы для подзарядки и вернулся на остров уже почти в темноте. Мое долгое отсутствие обеспокоило Викану, все обиды были забыты, и мы снова дружной семьей расположились у костра.

Обсудив с Виканой все нюансы нашего полета, мы перешли к задачам Ингура. На первый взгляд его действия были простыми: сиди на острове и дожидайся моего прилета, но это только на первый взгляд. Стрел у Ингура оставалось всего пять штук, а запасы еды отсутствовали вовсе, к несчастью, мясо убитых выдр тоже оказалось несъедобно. Проблемой являлась даже добыча огня, потому что отсутствовало огниво или какая-либо другая зажигалка. Обладание Силой позволяло мне добывать огонь буквально из воздуха, а брату предстояло как-то выкручиваться самому. Надавав советов по поводу добывания огня трением, я скромно замолчал, понимая, что теория ох как далеко отстоит от практики.

Заночевали мы прежним порядком, я с Виканой в шалаше, а Ингур у костра. На этот раз мы устроили ночные дежурства, опасаясь нового нападения выдр. Первым дежурить выпало Ингуру, а я, томясь любовной страстью, начал приставать к Викане. Принцесса сразу пресекла все мои домогательства, заявив, что завтра тяжелый день и мне необходимо отдохнуть, поэтому меня повернули носом к стене шалаша и обняли за шею сзади. Мысль о том, что заснуть мне сегодня не удастся, была сразу развеяна опустившейся на меня дремой — по всей видимости, любовь любовью, но она в основном не дает спать сытым и выспавшимся.

Глава 15 МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

Проснулся я от запаха еды, доносившегося в шалаш от костра, у которого готовила завтрак принцесса. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом и начало сильно припекать. Я быстро умылся и подошел к костру. Викана отдала мне котелок с едой и стала смотреть, как я ем, подперев голову кулаком. Я съел половину каши и отдал ложку Ингуру, который есть отказался и передал ложку Викане. Принцесса тоже начала отказываться, но я пресек пререкания железной рукой и заставил ее позавтракать.

Предполетная подготовка заняла около получаса, затем, надев теплую одежду и маскхалаты, мы уселись с Виканой в дельтаплан. Я, перекрестившись, махнул рукой брату, и он оттолкнул аппарат от берега. Запустив мотор и проверив его на различных режимах, я пошел на взлет, развернув аппарат против ветра. Дельтаплан быстро набрал скорость, поплавки в последний раз шлепнули по воде, и мы начали набирать высоту.

Викана на этот раз не сидела как мумия, а непрерывно вертела головой во все стороны. Предыдущий полет мало походил на увеселительную прогулку, мы тогда только чудом не разбились, поэтому принцессе было не до красот, проплывавших внизу. Сейчас же дельтаплан вел себя выше всяческих похвал и летел, слегка покачиваясь с крыла на крыло.

Викана весело улыбалась и щебетала без умолку, показывая то и дело куда-то вниз. Мне было не до разговоров, я запоминал ориентиры, по которым собирался найти обратную дорогу. Закончив привязку к местности и сделав круг над островком, я помахал рукой на прощание стоящему внизу брату, затем, сориентировавшись по потокам Силы над Геоном, развернулся на юго-восток. Через полчаса дельтаплан набрал километровую высоту, и деревья внизу слились в сплошное зеленое море. Прошло еще пара часов, и мы, оставив позади остров Тарон, полетели над морем. Погода стояла отличная, и, несмотря на небольшую болтанку, мы без заметных проблем приближались к своей цели.

Викана, насытившись впечатлениями от полета, заснула, убаюканная мерным покачиванием дельтаплана. Электромотор почти не шумел и не мешал принцессе спать. Горы Танола показались на горизонте часа за три до того, как мы увидели берег. В отличие от гвельфийского Тарона, где горы занимали только северо-западное побережье, Танол почти полностью покрывали горы, поэтому их окутанные облаками вершины были заметны издалека.

Теперь основными задачами стали обнаружение эскадры и поиски удобного места для посадки. Я намеренно гнал от себя мысли о том, что эскадру могли перехватить имперцы или она погибла во время шторма. Мой полет за Виканой являлся на самом деле не великим подвигом, а самой настоящей авантюрой, поставившей под угрозу гибели доверившихся мне людей. Да, я оставил Колину все метатели и заряды к ним, но наспех обученные стрелки толком стрелять из них не умели. В случае реального боя расчеты метателей могли попасть в цель только с очень небольшого расстояния. Если имперские маги не станут строить из себя богов и начнут стрелять с максимальной дистанции, то у Колина нет ни единого шанса.

Удрученный подобными мыслями, я решил набрать высоту и попытаться обнаружить корабли эскадры магическим зрением, однако фокус не удался. Как я ни напрягал свои магические возможности, но ничего похожего на корабли обнаружить не смог. Снова снизившись до километра, я направил аппарат на юг вдоль побережья Танола, высматривая бухту Плача. Похожий на бухту залив мне удалось обнаружить через час полета. Снизившись до трехсот метров, я внимательно осмотрел бухту, но, кроме двух небольших имперских галер, ничего не обнаружил. Прибрежный поселок нес на себе следы недавнего штурма, несколько домов были уничтожены пожаром, а в бухте из воды торчала мачта утонувшего корабля. Людей на улицах заметно не было, скорее всего, они попрятались, увидев в небе дракона.

День клонился к вечеру, и у нас оставалось совсем мало времени для того, чтобы найти место для посадки. Пролетая вдоль побережья, я заметил в полуразрушенном кратере потухшего вулкана небольшое озеро, оно на первый взгляд казалось подходящим для посадки, и только наличие враждебного местного населения могло помешать этому плану. Сделав пару кругов над озером, я не заметил следов человеческого присутствия. Местность выглядела труднодоступной, и людям к озеру было добраться сложно. Если и могли оказаться поблизости охотники на горных баранов, то, завидев дракона, они, скорее всего, сбежали отсюда.

Посадка прошла идеально, и поплавки дельтаплана заскользили по водной глади. Сбросив скорость, мы поплыли вдоль берега озера в поисках места для ночлега и выбрали для стоянки маленький пляж, скрытый под огромной нависающей скалой. Место оказалось очень удобным, мало того что мы нашли на берегу удобную пещерку, где Викана могла дождаться моего возвращения с Тарона, так еще в этой пещере нашелся приличный источник Силы, пригодный для подзарядки ауры и камней Силы. Вытащив аппарат из воды, я закрепил его на берегу, и мы приступили к обустройству найденного убежища.

Через час окончательно стемнело, а у входа в пещерку уже горел маленький костер и в кружке кипел ароматный чай. Мы впервые остались с Виканой наедине, но меня, как нецелованного мальчика, окончательно заклинило. Я так долго мечтал об этой минуте и понимал, что сегодняшняя ночь может стать последней совместно проведенной ночью в нашей жизни, но поделать с собой ничего не мог. Викана тихо сидела, потупив взгляд, и, наверное, ждала от меня активных действий, а я как баран уставился на огонь костра и не мог пошевелиться. Эта немая сцена продолжалась около получаса, и Викана, расстроенная моим бездействием, разрешила эту проблему чисто по-женски: отвернулась к стене пещеры и тихо заплакала. Женские слезы — самое страшное оружие, и у мужчин никогда не будет от него защиты. Мой ступор мгновенно прошел, и я бросился успокаивать любимую. Я городил какую-то ласковую ахинею, сам удивляясь, откуда в моей голове появился этот бред, но в этих словах была важна интонация, а не смысл.

Викана стоически вынесла эту словесную белиберду и, повернувшись ко мне заплаканным личиком, сказала:

— Любимый, какой же ты глупый! У нас всего одна ночь впереди, а ты сидишь как истукан. Ты меня совсем не любишь или ты не хочешь меня?

— Викана, я люблю тебя до безумия, но я испугался как мальчишка. Я боюсь тебя обидеть или оскорбить, ты для меня как богиня. Мне даже прикоснуться к тебе страшно, — выдал я все свои секреты, окончательно растерявшись.

— И долго ты на меня будешь молиться? Мне не молитвы от тебя нужны, а любовь, я сама по тебе с ума схожу. Поцелуй меня, а то я снова расплачусь.

Я обнял Викану и прикоснулся к ее щеке своими сухими губами. Любимая в ответ потянулась ко мне, и мы слились в поцелуе. На Земле у меня имелся обширный опыт в этом вопросе, но сравнивать настоящую любовь с физическим влечением или любовной страстью невозможно. Есть много способов и видов поцелуев, но это только физкультура для губ и языка. Поцелуй любимой девушки — это как удар грома. Губы любимой нежнее касания мотылька и горячее расплавленного металла. От этого поцелуя душа отделяется от тела и парит в облаках, это величайшая симфония, исполняемая райским оркестром.

Голова шла кругом, а тело пело в сладкой истоме объятий. Мы переплелись с любимой душами и телами. Нас качало на волнах наслаждения, унося из темноты пещеры в рассеченные потоками Силы небеса Геона. В ушах звучала странная незнакомая музыка, от которой сладко щемило душу, подчиняя ее неумолимому ритму. Напряжение тел с каждой минутой нарастало, и вот произошел первый взрыв, пронесшийся ураганом наслаждения. Полукрик-полустон Виканы разорвал мое сердце, и по телу огненной волной прошла сладкая судорога. Мы застыли в объятиях друг друга, слившись в единое целое, постепенно выходя из парализовавшего нас блаженства. Через несколько минут я начал себя осознавать и услышал прерывистое дыхание любимой. Мои легкие тоже работали, как насос, пытаясь наполнить кислородом разгоряченное тело. Неожиданно Викана произнесла какие-то слова, но я их не расслышал и спросил:

— Что ты сказала, любимая?

— Так не бывает! — повторила Викана.

— Чего не бывает?

— Вот так, как у нас, не бывает! Я думала, что умерла от счастья, моя душа вырвалась из тела и улетела в небо в объятиях твоей души. Я, наверное, брежу?

— Нет, милая, все так и было, со мной произошло то же самое.

— Мне было так хорошо, что от наслаждения все горело в животе, и я кричала как сумасшедшая. Я, наверное, распутная?

— Я думаю, что это любовь, Викана, так оно и должно быть, когда любишь. Со мной тоже происходят похожие вещи.

— Это правда, ты меня не обманываешь?

— Конечно нет, я тебя безумно люблю.

— Тогда поцелуй меня, как тогда, — произнесла мне на ухо Викана, прижавшись щекой. — Я еще хочу!

И Мир снова обрушился на нас.

* * *

Разбудило меня прикосновение мокрого платка к голой спине. Я поежился и, потянувшись, повернулся на бок. Надо мной с мокрым платком в руке сидела заплаканная и полностью одетая Викана.

— Это почему же мы опять плачем? Любимая, я опять что-нибудь натворил?

— Нет, это я натворила! Я развратная, распущенная самка!

— Ничего себе заявочки! С какой стати тебе эта дурь в голову пришла? — удивился я.

Викана неожиданно разрыдалась и выдала, давясь слезами:

— Я, дура, тебе всю спину ногтями разодрала и плечи изгрызла, как волчица! Ты меня такую разлюбишь!

Я посмотрел на свои плечи и обалдел: моя нежная девочка потрудилась над ними изрядно. Если бы на моем месте оказался кто подохлее, то она его точно загрызла бы на хрен. Самое удивительное, что я не чувствовал боли. Положение нужно было срочно спасать.

— Ну и зачем же мы рыдаем от такой ерунды? Мне, может быть, нравится, когда меня грызут, я, может быть, тоже хочу тебя покусать за разные вкусные места, — рассмеялся я и, схватив принцессу за плечи, зарычал.

— Ой, прекрати немедленно меня пугать, я и так вся трясусь от стыда! — взвизгнула принцесса.

— И чего ты расстроилась, не понимаю, это ведь ты меня ободрала и покусала от чувств, а не другая женщина, тебе можно. Вот обдерет меня другая, тогда и расстраиваться будешь.

— Если тебя обдерет другая, то я ее убью, тебя убью, себя убью, всех убью! — сверкнув глазами, прошипела Викана.

Вид у моей красавицы при этом был такой, что я ни на секунду не сомневался, что она именно так и поступит.

— Успокойся, любимая, я себе не враг. Разве можно самую красивую и самую кусачую девушку на Геоне променять на какую-нибудь беззубую уродину?

— Прекрати, болтун несчастный! Лучше скажи, как ты теперь весь ободранный за Ингуром полетишь, он сразу догадается, что это я постаралась.

— И это говорит самая сильная видящая на Геоне, да какая там видящая, ты же теперь истинная высокородная, тебе эти царапины залечить — раз плюнуть!

— Не говори ерунды, один раз переспать с истинным высокородным — это еще не значит самой тоже стать такой же.

— Виканочка, а ты давно смотрела на свою ауру? Так вот посмотри, она у тебя теперь полная!

Обалдевшая принцесса закрыла глаза и погрузилась в транс. Через пару минут ее глаза открылись и стали размером с серебряный империал.

— Так не бывает! — заявила она.

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», — ответил я Викане словами из «Гамлета».

— Какой еще Горацио? — удивилась принцесса.

— Ладно, проехали, давай лучше лечиться будем. Викана, клади руки мне на плечи и делай как тебя учили, а я помогать буду.

Пятиминутная лечебная процедура закончилась страстным поцелуем, но тем не менее царапины и укусы исчезли, как утренний туман. Викана с недоверием всего меня ощупала, но следов бурной ночи не обнаружила. Закончив диспансеризацию настойкой из трав, заменившей утренний чай, и зарядив камень в двигателе, я начал готовиться к вылету.

Викане предстояло провести в пещере несколько дней, и главной проблемой стала еда, которой у нас не было. Сначала я хотел слетать на охоту в глубину острова, но Викана во время умывания заметила стаю рыбы недалеко от берега озера. Принцесса довольно быстро соорудила острогу из обструганной палки и за несколько минут наколола на нее трех увесистых рыбешек. Такому улову мог позавидовать любой заядлый рыбак на Земле. Гвельфы — настоящие дети природы, и гвельфийской принцессе нужно было постараться, чтобы умереть с голоду в лесу или у озера.

Мы еще раз обсудили сценарии действий Виканы в различных ситуациях. Я снова объяснил ей, что она должна ждать моего возвращения в пещере дня три-четыре, а потом самостоятельно выбираться отсюда и пробираться к гвельфам. Бурное прощание с поцелуями и слезами, наконец, закончилось, и я, оттолкнув аппарат от берега, уселся за штурвал.

Глава 16 ЛЮБОВЬ, ОБМАННАЯ СТРАНА

Танол остался за спиной, и облегченный дельтаплан быстро набирал высоту. Я в очередной раз просканировал пространство вокруг себя и заметил на горизонте четкие отметки большого скопления человеческих аур. Положив аппарат на крыло, я пошел со снижением в сторону замеченных магических засветок и уже через час сделал круг над караваном кораблей своей эскадры.

Спустившись к самой воде, я медленно пролетел вдоль борта флагманской галеры, с огромной радостью узнавая лица воинов из своих кланов. Самое главное, что мне удалось рассмотреть на палубе Колина, который, стоя у борта галеры, махал мне рукой. Садиться на воду я не стал, а, покачав крылом дельтаплана, набрал высоту и полетел на озеро за Виканой. Прибытие моей эскадры в корне поменяло ситуацию, теперь на первом месте стоял захват бухты Плача и высадка на берег измученных длительным плаванием женщин и детей. Поэтому полет на Тарон за Ингуром мне пришлось отложить.

Принцесса, собравшаяся дожидаться меня четыре дня, очень удивилась столь скорому моему возвращению, но, не задавая лишних вопросов, быстро собралась и заняла место на пассажирском сиденье. Опыт многочасовых полетов благотворно сказался на моем летном мастерстве, и аппарат подчинялся, как хорошо объезженная лошадь. Через час полета на максимальной скорости мы снова кружили над эскадрой, выбирая момент между порывами ветра для безопасной посадки.

Дельтаплан приводнился как по нотам, и я лихо подрулил к борту флагманской галеры. Возвращение дракона вызвало всеобщий энтузиазм, и друзья едва не задушили меня в своих объятиях. Викана скромно стояла в сторонке и наблюдала за этой буйной радостью. Принцесса в своем гвельфийском маскхалате, с лицом, скрытым капюшоном, вызвала интерес только у моей охраны, которая, не демонстрируя своей агрессивности, на всякий случай блокировала любые ее действия. Больше всех радовался Тузик, скакавший вокруг толпы встречающих, но которому никак не удавалось добраться до любимого хозяина. Наконец он не выдержал и отогнал одного из встречающих укусом за задницу, а затем, встав на задние лапы, положил мне на плечи передние. От такого фортеля я чуть не свалился на палубу, но народ так плотно обступил меня, что падать было просто некуда. Зализанный Тузиком чуть ли не до смерти, я с трудом охладил пыл народной любви и, протиснувшись сквозь толпу, направился к Викане. Подойдя к принцессе, я снял с ее головы капюшон и, поцеловав, обратился к экипажу галеры:

— Братья, я вернулся, чтобы вступить вместе с вами в бой за свободу нашей любимой родины — Танола! Я прилетел не один, а со своей женой принцессой Виканой. Мы поженились по традициям Земли, и она моя законная жена перед богами и людьми! Я приглашаю всех вас на нашу свадьбу по законам хуманов, которая состоится, как только мы вышибем имперцев из бухты Плача. Я требую от вас уважения к новой княгине хуманов Викане, ее приказы — мои приказы, ее жизнь — это моя жизнь!

Моя темпераментная речь и заявление о скорой женитьбе повергли окружающих в шок, и над палубой повисла неловкая тишина. Напряжение разрядил Тузик, прекративший радостно скакать по палубе и переключивший все свое внимание на Викану. Он сел на палубу и уставился на гвельфийку, поворачивая голову с боку на бок, как будто разглядывая ее. Неожиданно Тузик взвизгнул и перетек из дворняги в малхуса, его шерсть стала абсолютно голубой и покрылась светящимися сполохами, затем он лег на живот и пополз к Викане, прижав уши и жалобно скуля. От такой метаморфозы глаза у принцессы стали от удивления размером с пол-лица, она опустилась на колени и выдохнула:

— Малхус? Откуда ты здесь, мой хороший? Не плачь, маленький!

Тузик лизал ей руки и крутил хвостом, как пропеллером. По рядам моих подданных пронесся одобрительный шепот, из которого мне удалось разобрать несколько фраз:

— Синий волк признал княгиню… Это добрый знак… Теперь боги с нами…

— Ингар, откуда здесь малхус? Он же совсем маленький, где его семья? — спросила Викана, гладя Тузика, и неожиданно изменилась в лице. — О боги, если есть семья, то, значит, есть и… Ингар, почему у тебя собственный малхус? Кто ты?

Задав этот вопрос, Викана посмотрела на меня, недоуменно захлопав ресницами, как будто пытаясь снять с глаз наваждение.

— Неужели ты… Нет, этого не может быть, ты не эльф.

Но я не дал Викане закончить фразу, приложив палец к губам.

— Викана, эти разговоры не для посторонних ушей, поговорим в каюте, — прошептал я, обняв принцессу.

Пришло время заканчивать официальную часть и заняться неотложными делами. Приказав Колину собрать командиров на большой совет, я направился в капитанскую каюту.

— Маркус, расставь охрану вокруг каюты, и чтобы никаких любопытных рядом, — приказал я начальнику охраны. — Курт, на тебе охрана моей жены, отбери лучших людей, и чтобы рядом с ней постоянно находились двое телохранителей.

Мой приказ был выполнен мгновенно, и я, пропустив Викану вперед, зашел в каюту.

— Ингар, ответь мне, наконец, кто ты и откуда у тебя молодой малхус? Малхусы давно вымерли на Геоне, последнего убили более пятисот лет назад вместе с хранителем, посадившим Нордрассил на Тароне! Я читала о малхусах только в древних книгах и видела их изображения на фресках в гробнице хранителя. Эльфийский волк подчиняется только хранителю и без его разрешения не позволит даже прикоснуться к себе. Малхусы не могут существовать без Дерева Жизни. О боги, значит, есть еще одно дерево и его охраняют малхусы! Ингар, я начинаю бояться тебя, объясни мне, как человек смог подчинить себе малхуса, — испуганно произнесла принцесса.

— Викана, я и сам этого не знаю! Мне подарил Тузика вожак стаи малхусов, он попросил, чтобы я нашел эльфов и привел их к Нордрассилу. Старый малхус сказал, что теперь я хранитель, уменя и медальон хранителя есть, — сказал я и вытащил из-за пазухи эльфийский медальон.

Викана взяла в руки медальон, висевший на моей шее, и стала читать почти стертые буквы. Потом она несколько секунд осмысливала прочитанное и неожиданно отпрыгнула от меня, бросив медальон, словно это был не кусок металла, а ядовитая змея.

— Что с тобой, Викана? — удивился я такому поведению принцессы.

— Ингар, это медальон хранителя дерева, такой же находится в гробнице возле Нордрассила на Тароне. Его невозможно украсть или подарить, он привязан к конкретному хранителю, самозванца он просто сожжет, как молния дерево! Медальон подлинный, а не подделка, я не понимаю, как ты, человек, а не эльф, можешь носить его на груди. Этому нет объяснений, только если… — Глаза Виканы вылезли из орбит, и она прошептала: — Это кровь древних, — и рухнула на колени.

— Викана, ты с ума сошла? Встань немедленно, нечего пол одеждой подметать! — умолял я принцессу, пытаясь поднять ее на ноги, но не тут-то было. Викана решительно не собиралась вставать с колен, и как только я ее поднимал, она снова валилась на пол. Поняв тщетность этих попыток, я заорал на принцессу: — Викана, что происходит, почему ты уперлась глазами в пол и не хочешь подниматься? Ты меня разлюбила или я в чудовище превратился?

— Я не имею права смотреть в глаза потомку богов и стоять в его присутствии. Простите меня, сиятельный Ингар, за дерзость, с которой я с вами говорила! — бубнила как зомби Викана, не обращая никакого внимания на мои слова.

В моих глазах потемнело, из головы сразу вылетели все мечты и иллюзии. Разыгрывавшаяся в каюте сцена как две капли воды походила на спектакль, устроенный Алоем в Шателье. Зубной болью пронзило сердце понимание того, что меня снова разводят как лоха. Может быть, Викана и не хотела этого, но Игорь Столяров для нее просто не существовал. Принцесса видела только сиятельного Ингара, потомка богов, а Игорь Столяров, отдавший все ради любви, никого не интересовал, костюмчик оказался дороже носящего его.

В груди черной волной поднималась злоба и ненависть к этому миру и к Викане. Я схватил принцессу за плечи, встряхнул как куклу и усадил в кресло.

— Смотри мне в глаза и слушай, девочка: ты обозналась! Я самый обычный парень с Земли Игорь Столяров, я никто и звать меня никак! Когда я в первый раз услышал про себя слова «великий и непревзойденный» и передо мной встал на колени темный эльф по имени Алой, мне чудом удалось остаться в живых. Когда красивейшая девушка Шателье по имени Лили заявила, что она от меня без ума, то я уже через пару минут корчился в предсмертных судорогах, отравленный смертельным ядом, а Тузик, жертвуя своей жизнью, высасывал яд из моей крови, чтобы не дать мне подохнуть от «страстной любви»! Когда я влюбился в девушку по имени Викана, мне грело душу, что она настоящая гвельфийская принцесса, но это было дело десятое! Я полюбил ее как обычную девушку, а не за титулы и возможность погреть свой зад на гвельфийском троне! Я бы любил эту девушку и в княжеском замке, обжираясь деликатесами, и на помойке, подыхая с голоду! Не за княжеский титул я заживо горел в пустоши, уводя за собой убийц от любимой, не за бархатные портки на заднице я гнил в придорожной канаве и меня жрали черви! Я был гниющим трупом, но полз на карачках через афрские джунгли с мечтой о девушке по имени Викана! За мной горы трупов людей, вставших на моем пути к девушке по имени Викана! Я пролил море крови, чтобы встретиться с этой девушкой! Мне плевать на Геон, на гвельфов, имперцев и арбов с афрами! Я едва не предал и не погубил людей из кланов «Желтая змея» и «Зорг», доверивших мне свою жизнь. Я бросил их на погибель посреди океана, едва узнав, что Викана хочет уйти в монашки. Я бросил среди болота брата Ингура, чтобы побыть наедине с девушкой по имени Викана. И вот, наконец, наступил счастливейший день в моей жалкой жизни, я назвал девушку по имени Викана своей женой и отдал ей остатки своей разорванной на куски души. И что же происходит? Передо мной снова встают на колени, снова я слышу слово «сиятельный». Оказывается, Игорь Столяров на хрен никому не нужен, нужен истинный высокородный, сиятельный Ингар, со стаканом какой-то протухшей крови древних в своих жилах. Да будьте вы все прокляты со своими религиозными заморочками, титулами и званиями, уничтожившими в вас остатки человеческих чувств и мои надежды на простое человеческое счастье. Не трясись так, девочка, здесь с тебя даже волос не упадет. Как только выбьем имперцев из бухты Плача, я отвезу тебя к отцу, пусть он тебя выдает за императора, за халифа, да хоть за черта лысого. Я даже слышать о вас, ваше императорское величество, не хочу! — закончил я свой монолог.

— Сиятельный! Ой, Ингар, — осеклась Викана. — Умоляю вас указать место, где растет Нордрассил. Мой народ вымирает, нам жизненно необходимо Дерево Жизни!

— Не расстраивайся, девочка, я укажу гвельфам, где оно растет, но только когда вышибу имперцев с Танола и решу, что это на пользу моему народу. Вы живете столетия, а человеческая жизнь коротка. Для вас подождать пару лет, что для человека один день прожить! — ответил я и, открыв дверь на палубу, позвал Маркуса и Курта.

Воины вошли в каюту и молча застыли у дверей, дожидаясь моих приказов.

— Курт, проводи принцессу в ее каюту и выстави охрану. Маркус, зови сюда командиров, пора заниматься делами.

Викана, синяя, как гвельфийская смерть, вышла из каюты в сопровождении Курта, а следом за ним каюту покинул Маркус, и мы остались вдвоем с Тузиком.

— Ну что, брат, я не знаю, с кем ты теперь, но прошу тебя, береги Викану. Мне очень больно, но она не виновата, что она гвельфийская принцесса, это я не должен был губы раскатывать. Иди за ней в каюту и охраняй ее, — попросил я Тузика и открыл дверь.

«Я с тобой, Ингар, хотя мое сердце рвется пополам. Что-то здесь неправильно», — послышался голос малхуса у меня в голове.

Я впервые услышал голос Тузика, и это меня очень обрадовало, потому что теперь я мог с ним говорить, а не только обмениваться мысленными образами. Тузик выскользнул в дверь, а в каюту стали заходить вызванные на совет командиры и старейшины.

Выслушав доклады капитанов о состоянии кораблей и боеспособности экипажей, я перешел к обсуждению планов на завтрашний день. Погода нам благоприятствовала: дул хоть и слабый, но попутный ветер, поэтому можно было дать отдохнуть воинам, сидевшим на веслах. Если ветер не стихнет, то к утру мы должны подойти к побережью. Планы скрытого выхода к бухте в темноте и высадку ночного десанта я сразу отклонил. Для руководства ночным боем у меня не было ни знаний, ни опыта, поэтому я решил штурмовать бухту утром, используя дельтаплан в качестве штурмовика, вооруженного легким метателем. План был довольно опасным, но в свете последних событий это меня мало волновало. Колин на баркасе должен был расчищать вход в бухту, подавляя сопротивление огнем крепостного метателя, а затем — общий штурм и высадка на берег. Выдумывать никаких заумных диспозиций я не стал, все равно, как только начнется бой, все планы полетят кувырком. Закончив совет в стиле «вперед, ура!» и все такое, я распустил командиров и пошел монтировать метатель на дельтаплан.

«Проклятые» в полном составе ждали моих указаний возле аппарата, и я сразу же взялся за дело. Куда установить метатель, я решил еще в процессе изготовления каркаса дельтаплана, но закончить эту работу не успел в связи с экстренным отлетом на Зурон. Мы быстро сняли крыло с шарнира подвески для ремонта, после чего я приказал прошить все основные швы заново и приступил к обслуживанию двигателя и протяжке крепежа. Я полностью погрузился в работу, которая вытеснила из головы разборки с Виканой.

С первыми лучами солнца все приготовления были закончены, я поднялся на мостик корабля и выслушал доклад капитана. Эскадра приблизилась к берегу метров на триста и ходко пошла в сторону скал, стороживших вход в бухту. Мы должны были выйти на позицию для атаки уже через час, а пока я решил позавтракать и немного отдохнуть перед боем. Мой завтрак был прерван зашедшим в каюту Колином. Я рассеянно выслушал его доклад о готовности эскадры к бою, кивнул и с угрюмым лицом продолжил завтрак, пригласив друга присоединиться ко мне.

— Ингар, я, возможно, влезаю не в свои дела, но что произошло вчера в каюте? Ты был таким счастливым после возвращения, объявил Викану своей женой, а потом все встало с ног на голову. Викана сидит под стражей в своей каюте и непрерывно плачет, на тебя вообще страшно смотреть. Таким жестким я тебя никогда не видел. Я видел тебя злым и жестоким, но сейчас ты просто другой человек.

— Колин, не спрашивай меня об этом, я не смогу ничего объяснить. Просто я навыдумывал себе сказочную любовь и оказался у разбитого корыта.

— Я ничего не понимаю, Викана обманула тебя?

— Нет, Колин, это я сам себя обманул, Викана ни в чем не виновата. Давай прекратим этот бессмысленный разговор, я наворотил дел, мне и расхлебывать. Скоро в бой, и случиться может всякое. Колин, я прошу тебя как друга, если меня убьют, то позаботься о Викане и задержи ее в клане до того, как она родит ребенка.

— Викана беременна, и не от тебя?!

— Нет, Колин, ты не понял, мы были вчера близки с Виканой, и она могла забеременеть. Если я завтра погибну, то мой ребенок должен жить, это единственное, что останется от меня на этом свете. Я не хочу, чтобы моего ребенка просто вытравили из утробы матери ради гвельфийских политических интересов. Пусть Викана родит в клане и мой наследник займет достойное место под солнцем, а не сгниет в помойной яме или станет презираемым полукровкой на содержании стыдящейся его родни.

— Ингар, ты несешь какой-то бред! Один раз переспал с гвельфийкой, и уже дети! Гвельфийки столетиями не могут зачать ребенка, для них это почти чудо.

— Я не знаю, как тебе это объяснить, но я почти уверен, что это произошло. Ты должен исполнить мою просьбу только в том случае, если я завтра погибну, если же нет, то я отвезу Викану к ее отцу, когда полечу за Ингуром на Тарон.

— Ты с ума сошел, если ты оправишь Викану к отцу, то ребенка тебе не видать, это точно. Гвельфы не отдадут свою кровь на сторону, даже тебе.

— Все будет нормально, гвельфы Викану облизывать будут и привезут моего ребенка на Танол по первому требованию, я сделаю им предложение, от которого они не смогут отказаться, — ответил я, криво усмехнувшись.

В этот момент в дверь постучали, и после моего разрешения в каюту вошел капитан.

— Мой князь, корабли вышли на исходную позицию, пора начинать.

— Колин, не забудь о моей просьбе!

— Ингар, я клянусь, что все сделаю, как ты просишь. Пока я жив, Викане ничего не будет угрожать.

Мы вышли на палубу галеры, и я, заняв место пилота, приказал спускать дельтаплан на воду.

Глава 17 Я ГОТОВЛЮСЬ СТАТЬ ОТЦОМ

Двигатель дельтаплана ровно гудел за моей спиной, и я сделал круг над эскадрой, вытянувшейся в колонну перед фарватером, ведущим в бухту Плача. Имперский дозор, расположившийся на скале у входа в бухту, уже заметил корабли и подавал какие-то сигналы дымом от костра. Я положил аппарат на крыло и решил выбрать эту скалу мишенью для пристрелки метателя. На сделанный в спешке прицел надежды было мало, поэтому мне пришла в голову мысль проверить на файерболе методику, применяемую для управления и разгона стрел. Выровняв дельтаплан, я перевел его в пологое снижение и начал выцеливать верхушку скалы, на которой суетились несколько воинов.

Первый файербол, выпущенный мной, ушел к цели с расстояния около пятисот метров, отдача резко качнула аппарат, но не настолько сильно, чтобы вывести его из-под контроля. Я погрузился в транс и переключил все внимание на огненный шар, летящий к скале. Тонкая нить Силы устремилась к файерболу и начала разгонять его по пологой дуге. Скорость огненного шара увеличилась, и он, не долетев до цели, вытянулся в эллипс и окатил скалу пламенем, как из огнемета. Вопль сгорающих заживо людей был слышен в дельтаплане даже на высоте двухсот метров над скалой. Заложив вираж, я повернул в бухту навстречу двум имперским галерам, пытающимся блокировать фарватер. Появление дракона и огненный смерч, уничтоживший дозор на скале, резко поменял планы имперцев. Галеры, табаня веслами, пытались развернуться к берегу, а я пошел на второй заход, выбрав целью ближайшую галеру.

На этот раз дела пошли не так гладко, как мне бы хотелось. Как только дельтаплан встал на боевой курс и я начал прицеливаться, на галере грохнул выстрел метателя и в сторону дельтаплана полетел огненный шар. На мое счастье, нервы у мага не выдержали, и выстрел был произведен со слишком большого расстояния. Файербол летит относительно медленно, и расстояния в пятьсот метров хватило, чтобы увернуться. Файербол не причинил мне никакого вреда, но сбил с боевого курса. Пока я закладывал вираж и снова ложился на боевой курс, одна из имперских галер причалила к пристани и с нее как горох посыпались воины. Мой второй выстрел превратил галеру с метателем в пылающий костер, после чего я, набрав высоту, начал барражировать над бухтой, прикрывая свою эскадру с воздуха.

Мне еще около часа пришлось летать над бухтой, пока наши корабли не подошли к пристани. Отряды хуманов сошли на берег и почти без потерь захватили припортовый поселок. Серьезного сопротивления враг не оказывал, и разрозненные группы имперцев очень быстро были уничтожены или сдались в плен. Мне пришлось стрелять из метателя еще два раза, это произошло, когда на горном серпантине показался отряд из сотни имперцев, пытающихся уйти в горы. Чтобы не заполучить у себя под боком имперский партизанский отряд, я дождался, когда колонна бойцов втянется на дорогу, идущую вдоль обрыва, и сжег авангард двумя файерболами. Оставшиеся в живых воины бросились назад в поселок, где были убиты или взяты в плен.

Операция по захвату бухты Плача закончилась только под вечер. На флагманскую галеру то и дело прибывали посыльные с докладами о положении дел в поселке, о наших убитых и раненых, о потерях имперцев. Мой штаб, состоящий из Колина, казначея Рапара и Арчера, оказался завален делами по горло. Необходимо было организовать оборону бухты, разместить на берегу женщин и детей, найти продовольствие, разослать по угрожаемым направлениям разведку. Повесив на подчиненных неотложные дела, я отправился к раненым, захватив с собой Тузика. Потери у нас оказались небольшими, всего четверо убитых и одиннадцать раненых. В основном это были молодые воины из клана «Желтая змея», для которых этот бой оказался первым. С девятью ранеными мне удалось разобраться довольно легко, но два случая оказались очень тяжелыми, и мне даже при помощи Тузика никак не удавалось вытащить ребят практически с того света.

Один из воинов получил удар копьем в живот, и наконечник вылез из спины раненого, а у второго воина почти до легкого была разрублена ключица. Раненые потеряли много крови и держались только на магической подпитке. Опыта в лечении подобных увечий у меня не было, здесь требовался обученный специалист, а не самоучка. Я приказал пригласить в лазарет Викану, хотя предстоящая встреча с принцессой наполняла душу горечью. Гвельфийка пришла минут через десять, и вид у нее был такой, что краше в гроб кладут. На осунувшемся лице принцессы остались только огромные голубые глаза. Она тоскливо посмотрела на меня и спросила:

— Что я должна сделать, сиятельный?

В душе снова начала закипать черная злоба, но в этот раз я задавил ее в зародыше.

— Викана, раненым нужна твоя помощь, я самостоятельно с такими ранениями справиться не могу.

Викана, кивнув, склонилась над парнем с раной на плече. Я погрузился в транс и начал подкачивать тусклую ауру принцессы магической Силой. Через полчаса рана на плече воина начала затягиваться, и он погрузился в гипнотический сон. Состояние второго раненого оказалось безнадежным, более двух часов мы пытались спасти его, но он умер, не приходя в сознание. Викана отдала почти все свои силы умирающему воину и едва стояла на ногах. Я уложил ее на пустующую кровать и погрузил в сон при помощи ментального воздействия. Принцесса поначалу пыталась сопротивляться, но силы были неравны, и я просто вломился в ее сознание. Физически и энергетически Викана оказалась истощенной до критического уровня, за которым могли возникнуть серьезные проблемы со здоровьем. Поэтому мне пришлось заняться лечением Виканы всерьез. Я перенес девушку в ее каюту на галере и уложил на кровать.

Для начала мне потребовалось подкачать ее ауру до стабильного состояния и синхронизировать со своей, затем шаг за шагом я стал сканировать ее тело, попутно восстанавливая нарушенные энергетические потоки, массируя затекшие мышцы и проталкивая застоявшуюся кровь по сосудам. Через час, закончив восстановление несложных повреждений в организме принцессы, я перешел к лечению ее внутренних органов. Первое, что сразу бросилось мне в глаза, — это явно перегруженная печень девушки и начавшийся в крови токсикоз. Я мысленно приказал Тузику заняться очисткой крови Виканы, а сам решил повнимательнее присмотреться к двум странным энергетическим сгусткам в районе тазовых костей.

Тузик послушно воткнул свои клыки в бедро Виканы и начал процесс своеобразного гемодиализа. Через полчаса после начала этой процедуры кровь приобрела здоровый вид, и Тузик расцепил клыки. Я сразу заживил ранки от зубов малхуса. Процедура очистки крови Виканы далась Тузику нелегко, потому что яд, отравлявший принцессу, сказался и на его самочувствии. Беднягу начало трясти, как в лихорадке, а потом вырвало какой-то зеленой слизью. Мне пришлось срочно отпаивать отравившегося малхуса водой и подкачивать его ауру. Тузик вылакал, наверное, целое ведро. Я снова занялся спящей Виканой, сканируя ее тело.

Непонятные энергетические образования сосали из организма принцессы магическую силу и из крови — питательные вещества, ущерб, наносимый ими, был невелик, но если они стали бы разрастаться, то могли сильно повредить здоровью девушки.

«Поздравляю тебя, хранитель, у тебя скоро будут щенки!» — прозвучал в голове голос Тузика, вернувшегося в каюту.

Я едва не подпрыгнул от неожиданности, потому что еще не привык к разговаривающему Тузику.

— Какие еще щенки? Ты себе подружку нашел? — переспросил я.

«Извини, я оговорился, у людей не бывает щенков, у вас дети. В животе у Виканы два совсем маленьких твоих детеныша, неужели ты не видишь?»

«Господи, какой же я дурак! Ведь чувствовал, что Викана беременна, и рассказал об этом Колину — и здрасте, не признал собственных детей», — мысленно выругался я.

После этой радостной вести на лечение Виканы ушло еще около часа, после чего я стал наблюдать за двумя крохотными комочками жизни, растущими в ее животе. Любопытство неожиданно подтолкнуло меня к осознанию очень важной и опасной проблемы, вставшей передо мной и Виканой. Наблюдая за развитием плода, я заметил, что кровь принцессы отравляется продуктами жизнедеятельности, производимыми этой новой жизнью. Тоненькие зеленые струйки вливались в кровоток, а печень не могла очистить от них кровь. Возможно, в этом обстоятельстве и таилась причина низкой рождаемости у гвельфов. Открывшаяся картина была очень похожа на своеобразный резус-конфликт, когда организм матери воспринимает собственного ребенка как чужеродное тело и старается его отторгнуть. У людей это довольно редкая проблема, а у гвельфов, скорее всего, поголовная. Ребенок травит организм матери, и происходит выкидыш, или мать умирает от сильнейшего токсикоза. Проблему токсикоза гвельфы, наверное, решают с помощью плодов Нордрассила, вот почему дерево является основой их жизни.

Сложившаяся ситуация в корне поменяла мои планы на будущее. Перед угрозой смерти для наших с Виканой детей все любовные конфликты превратились в ничто — нужно спасать жизнь детей и их матери. Мозг, словно компьютер, начал перебирать возможные варианты в поисках выхода из создавшейся ситуации.

«Отправлять Викану к отцу теперь не было никакого смысла. Анхель в опале, и эликсира жизни для продолжения рода дочери ему не видать как своих эльфийских ушей. Алакдар, просватавший Викану за императора Антора II, и подавно не помощник в этих делах. Остается только один способ спасти детей и Викану — это отвезти ее к Нордрассилу, под опеку малхусов. Там принцесса будет в полной безопасности, а когда придет срок рожать, то я смогу как-то разрулить ситуацию на Таноле и забрать детей к себе», — решил я и приказал отнести Викану в каюту.

Тяжелый день и навалившиеся проблемы подкосили меня окончательно, тащиться назад на галеру просто не осталось сил, и я забылся прямо на койке лазарета.

Пробуждение было тяжелым не потому, что я толком не выспался, моральное истощение подавляло значительно сильнее, чем физическая усталость. После короткого завтрака на меня снова обрушился водопад неотложных дел и забот, в которых я толком ничего не понимал. Отвечать только за самого себя или за небольшой отряд воинов — это не руководство целым народом и его армией. Зажигательные речи и геройство в бою мало походят на рутину, которая буквально раздавила меня. Толпа посыльных и командиров ждала меня на флагманской галере. Стоило разрулить одну неотложную проблему, как тут же появлялась новая. К полудню я окончательно запутался и взял тайм-аут на обед. Обедали мы в узком кругу ближайших помощников и начальника охраны.

За столом напротив меня сидели: Колин, как мой первый заместитель, начальник охраны Маркус, Арчер, замещавший Ингура на посту главы клана «Желтая змея», Ловкай в качестве командира объединенных воинских отрядов, Алым и Валар, старейшины кланов, и казначей Рапар, руководивший всеми нашими хозяйственными делами.

Обед начался в полном молчании, потому что все удостоившиеся столь высокой чести буквально смотрели мне в рот и ждали руководящих указаний. В конце концов я не выдержал и разразился гневной отповедью в адрес подчиненных.

— За этим столом собрались самые близкие и доверенные мне люди, — начал я свою речь. — Дел и проблем столько, что есть только один способ с ними справиться — это работать вместе. Кто вам сказал, что Ингар может решить все вопросы щелчком двух пальцев? То, что происходило сегодня утром, — идиотизм и полный бардак. Я не могу в одиночку решать все вопросы по самой банальной причине: я просто не знаю, как их решать, а зачастую и не умею этого делать! Мне двадцать восемь лет, и двадцать семь из них я прожил в другом мире, мало похожем на Геон. Мне толком неизвестны правила и традиции этого мира, я не знаю, как работает местная экономика и торговля, каковы политические расклады между государствами и народами, живущими здесь. Вы глубоко заблуждаетесь, если надеетесь свалить всю ответственность за происходящее на «великого» Ингара. С сегодняшнего дня каждый будет руководить порученными ему делами самостоятельно, а я буду спрашивать только за результат. У вас будут все полномочия для этого, в ваши дела я вмешиваться не собираюсь. Если надо, вешайте, сажайте на кол, но чтобы в кланах был порядок. Мы вступили в войну на уничтожение, выжить можно только одним способом — уничтожить противника, в плен нас не возьмут, а вырежут до последнего! Колин, ты хорошо знаешь людей в обоих кланах, поэтому распределишь между ними обязанности, а я утвержу это решение. Общий совет — только раз в неделю, у меня еще море дел, с которыми смогу справиться только я. Спасибо за внимание, все свободны, вас, Колин, попрошу остаться!

Последняя фраза из фильма «Семнадцать мгновений весны» сбила мой слишком серьезный настрой и помогла привести мысли и чувства в порядок. Я задержал в каюте еще и Маркуса, затем, дождавшись, когда все остальные выйдут, озадачил их своими решениями.

— Колин, я вечером улечу за Ингуром на Тарон, вся ответственность на тебе. Расставь людей, как я говорил на совете, и спрашивай по полной программе. Я должен вернуться через три-четыре дня. Маркус, на тебе все вопросы внутренней безопасности, но главное — это Викана! Помогай Курту чем только возможно и постарайся проверить руководство и ближайшее окружение на «вшивость»: мы теперь на Таноле, и у людей могут появиться собственные интересы, отличные от наших планов. Больше грузить вам мозги не буду, мне пора готовиться к вылету.

Раздав ценные указания подчиненным, я занялся демонтажем метателя с дельтаплана и предполетной подготовкой. Закончив дела, я спустился в каюту к Викане, чтобы оценить ее состояние и понять, на какое время можно оставлять ее без моей помощи.

У дверей каюты дежурил Курт, подменивший охранников на время обеда. Я рассказал ему о решениях, принятых на совете, и приказал договориться с Маркусом об организации охраны принцессы, за которую отвечает лично только он, и вошел в каюту. Викана сидела у окна, словно в прострации, и жевала какой-то фрукт, а у ее ног лежал Тузик. Я кашлянул и, дождавшись, когда она обернется, сел за стол напротив нее и заговорил:

— Викана, я улетаю за Ингуром на Тарон, поэтому меня не будет три дня. Как ты себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке, меня ничто не беспокоит, — ответила принцесса с каменным лицом.

— Я понимаю, что в наших отношениях произошли большие изменения, но у нас скоро будет время для полноценного разговора и обсуждения возникших проблем. Викана, ты знаешь, что ты беременна и у нас будут дети?

— Да, я чувствую это, но детей у нас не будет, потому что я умру.

— Викана, не говори глупостей, я знаю о проблемах с деторождением у гвельфов, и мне известны способы лечения, есть возможность не допустить твоей смерти и гибели наших детей!

— Чтобы родились дети, мне необходимо каждый день принимать эликсир жизни, и то шансы выносить двоих детей мизерны, по крайней мере мне неизвестны случаи, когда бы гвельфийка родила двойню! Даже если случится чудо и гвельфы решат дать эликсир принцессе из проклятого дома, но через неделю будет уже поздно — отравление станет необратимым. Я сама удивляюсь, что пока этот процесс не зашел так далеко, как должен.

— Викана, вчера в лазарете я усыпил тебя и очистил твою кровь с помощью Тузика. Сейчас я хочу осмотреть тебя, и ты под моим контролем попробуешь очистить кровь самостоятельно. Мне нужна уверенность в том, что ты сможешь справиться с отравлением, пока меня не будет рядом.

— Что я должна делать? — удивленно спросила принцесса.

— Ты должна лечь на кровать и позволить укусить себя Тузику за бедро правой ноги. Больно тебе не будет, Тузик умеет кусаться безболезненно. Затем ты должна войти в транс и контролировать процесс очищения крови магическим взглядом.

— Ингар, я видящая, и хотя ты светлейший, но то, что ты предлагаешь делать, полнейший бред.

— Поверь мне, Викана, я знаю, что это поможет! — попытался убедить я принцессу.

— Поверить тебе? Вряд ли это возможно, но я готова на все ради детей! Вы с малхусом можете меня даже загрызть, — произнесла гвельфийка и легла на кровать.

«Ингар, — раздался в голове голос Тузика, — Викане очень страшно, и не стоит обращать внимания на ее слова, она хорошая».

Через час процедура очистки крови закончилась, Викана села на кровать, поджав под себя ноги, и удивленно смотрела на несчастного Тузика, которого тошнило в углу каюты. Я вызвал охрану и приказал прибраться в помещении и принести ведро чистой воды для малхуса.

— Викана, с тобой все в порядке? — спросил я.

— Это чудеса какие-то, я словно заново родилась. Мне кажется, что процедуру очистки крови достаточно проводить не чаще одного раза в десять дней, а в промежутках обходиться поддерживающими эликсирами! Боги, я стану первой гвельфийкой, родившей двойню! — радостно воскликнула она и бросилась мне на шею.

Мы так простояли несколько секунд, но потом принцесса смущенно отстранилась и, заплакав, легла на кровать лицом вниз. Я подошел к ней и, подождав, когда она успокоится, сказал:

— Викана, мы с тобой обо всем поговорим, когда я вернусь. Ты справишься в мое отсутствие?

Викана подумала и кивнула, и я вышел из каюты. День клонился к вечеру, и пора было вылетать на горное озеро для подзарядки камня и отдыха перед полетом. Заняв место за штурвалом, я дал команду спускать аппарат на воду.

Глава 18 БОЙ ЗА ТАНОРИС

Ночь прошла как одно мгновение, мне давно не удавалось так хорошо выспаться. Уединение в пещере на горном озере, где мы с Виканой впервые соединили свои души и тела, помогло мне очистить свои мысли от всего наносного и малозначительного. Нет, я не изменил своего отношения к произошедшему между нами и не корил себя за сказанные слова и принятые решения. Единственное, о чем я жалел, — это была та грубая форма, в которой я все высказал Викане. В душе росло новое и еще до конца неосознанное чувство к принцессе. Любовь это или просто уважение к матери своих будущих детей, я пока не понимал, но чувствовал, что стою лишь в начале длинного пути к этому пониманию. Сверкающий ореол, который я выдумал, мечтая о встрече с любимой, рассыпался в прах, и я только сейчас начал узнавать настоящую Викану, с которой меня так крепко связала неумолимая судьба. Смогу ли я полюбить ее такой, или мы так и останемся чужими друг другу, зависело не только от меня, но и от принцессы. Мне была не нужна рабыня, для которой титул сиятельного заменял живого Ингара. В этой роли Викана отталкивала меня не только как личность, но и как женщина. Фанатичный блеск в глазах гвельфийки, это распластанное у моих ног тело, слово «сиятельный», кроме неприятия и брезгливости, никаких чувств не вызывали. Я чувствовал себя мошенником, который украл костюм жениха и обманом пробрался на чужую свадьбу. В данный момент нас с Виканой связывали только наши еще неродившиеся дети, а это во сто крат важнее любых препятствий, стоящих между нами.

Несмотря на ветреную погоду и шторм на море, перелет проходил намного спокойнее и легче, чем в предыдущие вылеты. Тело, привыкшее к многочасовым бдениям за управлением дельтаплана, полностью адаптировалось к нагрузкам и работало на автомате, расходуя минимум сил. Маршрут мне был известен, и Тарон показался на горизонте точно в определенное время, а через два часа я уже кружил над болотом, высматривая островок, на котором оставил Ингура. Болото оказалось практически пустынным, только в трех местах недалеко от Лиса я заметил ауры нескольких гвельфов и полукровок. Скорее всего, это были охотничьи партии золотой молодежи, мечтавшей добыть шкуру стальной выдры. Ингур послушался меня и выложил на островке здоровенный крест из срубленного тростника, чем сильно помог мне с его поисками. Сделав два круга над островком, я заметил машущего руками брата и пошел на посадку.

Ингур за время моего отсутствия довольно сильно отощал и стал выглядеть из-за этого еще моложе. Как оказалось, он прозевал оставленный мною костер, а добыть огонь без огнива так и не сумел, поэтому ему пришлось поголодать. Избалованный гвельфийскими деликатесами желудок брата наотрез отказывался принимать сырую пищу. Наша теплая встреча закончилась обильным ужином, и я, оставив заснувшего Ингура в шалаше, уплыл заряжать камень Силы. После полуночи брат проснулся и сменил меня на дежурстве, а я завалился спать.

С восходом солнца, наскоро доев остатки вчерашнего ужина, мы вылетели домой на Танол, захватив с собой наши охотничьи трофеи. Ингур за время вынужденного безделья на островке успел соскоблить жир со шкур стальных выдр и высушить их на солнышке.

Ничего примечательного во время полета не произошло, и мы приводнились в бухте Плача задолго до захода солнца. Встречать Ингура сбежались все члены клана «Желтая змея», узнавшие о его прибытии. Сын Стаса был всеобщим любимцем, и это обстоятельство даже вызвало неожиданную для меня ревность. Как оказалось, я был для людей из обоих кланов существом полумифическим и непонятным, а Ингур являлся своим в доску. Если меня боялись и почитали как полубога, то Ингура искренне любили. Я оказался лишним на этом празднике жизни, поэтому, сославшись на занятость и усталость, ушел на галеру, чтобы справиться о самочувствии Виканы и моих будущих отпрысков. Викана находилась в своей каюте и о нашем прилете не знала. Я донес до нее радостную весть, что привез Ингура, и она мгновенно убежала к нему. Тузик, бросившийся было за принцессой, все-таки остановился в дверях и вопросительно посмотрел на меня.

— Беги, беги, предатель, — сказал я, — ты ей нужнее, я вас здесь подожду.

Мне пришлось остаться в каюте в одиночестве и предаться невеселым размышлениям. Произошло то, чего я подсознательно боялся: мне не удалось стать своим на Геоне, даже для людей собственных кланов. Пройдя чудовищный путь от места переноса до бухты Плача на Таноле, я оставался все так же одинок, как и в тот злополучный день. В этом мире отдельно существовали Ингар, сиятельный и высокородный, полубог и памятник самому себе, и остальные люди, в личной жизни которых для меня не было места. Мне хотелось бросить все к черту, сесть в дельтаплан и улететь куда глаза глядят, чтобы никого не видеть и ни о чем не знать, и только две маленькие искорки жизни, растущие в животе у Виканы, не позволили мне так поступить.

— Ингар, ты почему здесь сидишь в одиночестве, тебя все ищут на палубе… — прервал мои мысли голос Ингура, вошедшего вместе с Виканой в каюту. — Пойдем, там Колин целый банкет устраивает в нашу честь.

— Ингур, ты возвращайся к Колину, а я подойду позже. Мне необходимо осмотреть Викану, у нее в последнее время не все в порядке со здоровьем, а это требует внимания, — ответил я.

— Виканочка, ты заболела? Тогда действительно тебе лучше отдохнуть и не сидеть за одним столом с пьяными воинами. Тогда я пошел наверх, а ты, брат, не задерживайся, без тебя праздник не праздник, — заявил Ингур и вышел из каюты.

— Ингар, у меня все хорошо, даже кровь пока очищать не нужно. Ты иди наверх, а то тебя действительно люди ждут.

— Никто и нигде меня не ждет, ждут Ингура, а я здесь чужак. Викана, ложись на кровать, и давай приступим к осмотру, у меня еще очень много неотложных дел.

— Ингар, не надо так говорить, на тебя все молятся, как на бога, и у твоих людей вся надежда только на тебя.

— Вот именно, как на бога, а я человек. Викана, давай прекратим этот разговор и приступим к осмотру.

Состояние принцессы меня очень обрадовало. Следы токсикоза хотя и присутствовали, но пока особой угрозы для здоровья Виканы и детей не представляли. Мне пришлось только слегка подкачать ауру гвельфийки и улучшить кровоток в нескольких застойных зонах вокруг плода. Закончив лечение, я распрощался и вышел из каюты. На палубе никого не было, и только силуэты часовых были заметны на фоне костров, горевших на берегу. Оттуда доносились веселый смех и музыка, под которую вокруг костров выплясывали разгоряченные выпивкой воины. Среди танцующих я заметил силуэты в женской одежде — война войной, а жизнь берет свое, и люди потихоньку начали возвращаться к радостям мирной жизни.

— Ингар, вот ты где спрятался, — раздался голос Колина у меня за спиной. — Все ждут тебя, а ты здесь прохлаждаешься!

— Колин, может, не стоит портить людям праздник? Смотри, как народ веселится, а тут я заявлюсь и все порушу. Начальству лучше не появляться на пьянке у подчиненных, сразу вся атмосфера портится. Там и Ингура достаточно, а я постою лучше здесь и подумаю о делах наших скорбных.

— Тогда и я с тобой здесь останусь, а то как-то нехорошо получается: мы пьянствуем, а виновник торжества трезвый на звезды смотрит.

— Колин, иди к людям и выпей за меня мою порцию вина, если и ты не вернешься, то сюда целая делегация заявится, а я спать пойду, устал, понимаешь ли.

Заснуть мне сразу не удалось, в голове постоянно крутились мысли о завтрашнем дне. Завтра мне с Колином предстояло лететь на разведку к столице Танола Танорису. Этот вопрос обсуждался еще до полета за Ингуром, но был отложен до моего возвращения.

Утром мне пришлось отдать приказ не будить подгулявших воинов. С похмелья толку от них все равно никакого, и лучше было дождаться, когда они проснутся сами. Собирать командиров для обсуждения текущих дел я не стал, а только заслушал доклад Маркуса о происшествиях в лагере за время моего отсутствия. Главной новостью стало то, что разведка вошла в контакт с хуманами из двух кланов, скрывающихся в горах, от них поступили сведения о событиях на Таноле. По всему острову кипела настоящая партизанская война. Имперцы контролировали территорию острова только на побережье и блокировали остров с моря. Днем на острове хозяйничали имперцы, а ночью власть переходила к хуманам. Любые вылазки имперцев в горы заканчивались плачевно, успехов никаких, а убитых и раненых море. Защитники Танориса, отбив несколько штурмов, с трудом, но держались.

Наша высадка в бухте Плача и разгром имперского отряда были встречены с радостью, но одновременно и с большим недоверием. Рассказы об огненных драконах и великом Ингаре только усугубили ситуацию и заставили относиться к нам настороженно. В создавшемся положении оказалась и большая доля моей вины — я не запретил разведчикам распускать язык, просто упустив из внимания этот аспект. Новый расклад в который раз поломал все мои планы. Полет с Колином в Танорис откладывался до предварительной демонстрации нашей силы. Прежде чем лететь, необходимо попытаться уведомить защитников города о своем прибытии.

Отпустив Маркуса, я отправился снова монтировать метатель на дельтаплан и готовиться к вылету. В процессе работы меня навестил Ингур, брата с непривычки с похмелья колбасило, и он постоянно пил воду из фляги. Отвечать на его дурацкие вопросы у меня не было времени, и я отправил его выздоравливать, предварительно вытряхнув из своей кольчуги. Забрав с собой два магазина с камнями к метателю, я улетел подзаряжаться на горное озеро.

Через два часа мой дельтаплан, перевалив через горный хребет, летел в направлении Танориса. Наконец горы остались за спиной, и я повел дельтаплан на снижение в огромную котловину, заросшую лесом. На окраине лесного массива возвышались крепостные строения. Если верить карте, то это как раз и был нужный мне Танорис. Подлетев поближе, я сделал круг над городом, но ничего особенного вокруг не происходило. Стены Танориса несли на себе следы штурма и кое-где зияли наспех заделанными брешами, а в городе чернели проплешины от пожаров, но и у подножия стены валялись кучи поломанных лестниц, а у ворот громоздились закопченные остовы трех сгоревших таранов. Даже на высоте трехсот метров стоял удушливый смрад от разлагающихся во рвах трупов имперских солдат.

Имперцы построили три лагеря вокруг Танориса и перешли к долговременной осаде, теперь защитников города убивали не имперские солдаты, а голод и болезни. Времени на обратный полет было в обрез, и я сразу приступил к выполнению задуманного плана. Имперцы, вместо того чтобы разбежаться и попрятаться по щелям, завидев дельтаплан, объявили тревогу и выстроились в манипулы по типу построения древних римлян. Эти отряды представляли собой прекрасную цель для воздушной атаки. На каждый лагерь мне пришлось сделать по три захода, прежде чем воины, побросав щиты, кинулись врассыпную. Меня очень удивила высокая стойкость и дисциплина имперских войск, даже перед лицом неминуемой смерти. Закончив разгром лагерей, я повернул дельтаплан к городу и сбросил вымпел с посланием на площадь перед цитаделью. Город как будто вымер, и внизу я не заметил ни одного человека, все попрятались, завидев дракона.

В обратный путь мне предстояло лететь кружным путем, вдоль побережья, чтобы разведать расположение кораблей армии вторжения. Судя по карте, единственным подходящим местом для высадки на побережье являлся порт Лизар с большой и удобной гаванью. Набрав высоту, я полетел строго на юг, где должен был находиться этот город. Через час полета внизу показалась большая бухта, буквально забитая кораблями, и я, положив аппарат на крыло, сделал боевой разворот и начал атаку.

Обойму в метателе мне удалось заменить еще на подлете, поэтому каждый заход на штурмовку сопровождался огненным смерчем, обрушивающимся на корабли. После седьмого захода я прекратил штурм. Внизу разлилось целое море огня, и восходящие потоки горячего воздуха швыряли дельтаплан, как щепку в бурном море. Главное дело было сделано, и я повернул аппарат вдоль побережья.

На этом беды имперцев не закончились, потому что оставшийся боезапас я расстрелял по галерам, блокирующим Танол с моря. На этот раз я сделал два промаха — наверное, сказалась накопившаяся усталость, но еще две отправленные на дно галеры с экипажем — тоже хлеб.

Я сажал дельтаплан в бухте Плача с последними лучами солнца, прошедший бой настолько меня измотал, что я еле добрался до каюты и рухнул на кровать как убитый, даже не раздеваясь.

Весь следующий день мне пришлось решать накопившиеся проблемы, которые требовали моего личного вмешательства. Первым стоял вопрос с пленными: у нас собралось около сотни пленных имперцев, которых необходимо было кормить и охранять. Мальчишки, которые исполняли роль охраны, в случае бунта среди пленных серьезного сопротивления оказать не могли, а для надежной охраны у нас просто не хватало воинов. Дела с продовольствием также обстояли не лучшим образом. Я понимал, что меня подталкивают к решению о ликвидации пленных, потому что брать на себя ответственность никто не хотел. Сплюнув в сердцах, я вызвал «проклятых» и приказал им убить пленных, за исключением пяти офицеров, за которых можно было получить выкуп.

Разрешив пару конфликтов между командирами отрядов по поводу очередности заступления в наряд и на хозяйственные работы самым простым способом: вломив спорщикам по первое число, — я распустил совет и улетел на озеро ночевать и заряжаться. В последнее время горное озеро и пещера, в которой я подзаряжался, стали для меня самым настоящим спасением от навалившихся забот. С одной стороны, я как бы занимался делом, заряжая камни Силы, а с другой стороны, просто прятался от всех, чтобы не сорваться и не натворить бед. Мое личное пространство скукожилось до маленькой пещеры в горах — такова оборотная сторона власти над людьми.

Вернувшись утром в бухту Плача, я первым делом вымылся и привел себя в порядок, а затем переоделся в новую приличную одежду, чтобы не выглядеть оборванцем в Танорисе. Колин тоже прихорошился, и мы, плотно позавтракав, облачились в летные комбинезоны, специально пошитые для нас из кожи какого-то редкого морского зверя, покрытой блестящей зеленой чешуей. Эта одежда как нельзя лучше подходила дляполетов на дельтаплане, в отличие от истрепавшихся гвельфийских комплектов одежды, захваченных из замка Эрмор. Метатель с дельтаплана пришлось снова демонтировать, но у меня уже появилась идея, как увеличить грузоподъемность аппарата.

В Танорис мы отправились кружным путем вдоль побережья, не рискнув лететь через горы, затянутые тучами. Через четыре часа мы уже кружили над дымящимися развалинами Лизара. Вода в бухте казалась черной от закопченных обломков кораблей и слоя сажи, плавающих на поверхности. Мне неизвестно, что перевозили корабли, но разрушения и чудовищный пожар, уничтоживший до основания город, вряд ли были результатом семи выстрелов из легкого метателя. Закончив осмотр руин Лизара, мы повернули на север к Танорису.

К моему удивлению, осада с города была уже снята, и под его стенами копошилось множество народу, занимающегося разбором завалов и очисткой рва от смердящих трупов. Повсюду горели огромные костры, к которым двигались вереницы телег, заваленных человеческими останками. На месте развалин лагерей имперцев тоже горели костры скорби и трофейные команды занимались мародерством. Наше появление поначалу вызвало небольшую панику, но очень скоро люди внизу оправились от испуга и начали приветствовать нас жестами и радостными криками. Я снизился метров до пятидесяти и сделал несколько проходов над головами защитников Танориса. Никакой враждебности мы не ощутили, и, заложив вираж, дельтаплан перелетел городскую стену.

Внутри города тоже было многолюдно, кажется, что все население, от мала до велика, занималось устранением последствий войны. На площади перед цитаделью я увидел огромный белый крест, выложенный из полотна, а рядом с ним стоял высокий шест с развевающимся флагом, который указывал направление ветра. Все выглядело так, как я и просил руководство города в своем письме. Широкий ров перед цитаделью был полностью заполнен водой и очищен от плавающих предметов и мусора, а вдоль берега стояло охранение из полусотни воинов. Сделав два пристрелочных прохода вдоль рва, я пошел на посадку. Расчет оказался верным, и мы приводнились, как прописано в летном наставлении. В конце пробежки я подрулил к наплавному мостику и заглушил двигатель. Пока мы с Колином выбирались из аппарата и разминали затекшие части тела, к нам приблизилась пышная делегация в сопровождении отборных бойцов в парадных доспехах. Руководство Танориса, по всей видимости, решило не ударить в грязь лицом перед повелителями драконов и разоделось в пух и прах. Наши с Колином чешуйчатые комбинезоны хотя и не выделялись обилием блестящих побрякушек, но выглядели достаточно круто, если судить по лицам встречающих.

Высокий хуман в дорогих доспехах старинной работы и с обожженным солнцем лицом вышел вперед и представился:

— Я Лотрак Тяжелая Рука, князь клана «Харух», временный глава совета кланов. Кто вы, повелители драконов и наши спасители?

В воздухе повисла неловкая пауза. Мне казалось, что я все продумал, готовясь к встрече в Танорисе, но такая мелочь, как собственный титул, как-то выскочила из головы. Геон — мир Средневековья, здесь титулы и прозвища много значат для поддержания собственного имиджа и авторитета. Тянуть дальше с ответом было невозможно, такое поведение могли принять за неуважение или слабость, поэтому я, не раздумывая, выдал:

— Я Ингар Черный Дракон, Верховный князь кланов «Желтая змея» и «Зорг», а мой спутник — князь клана «Зорг» Колин.

Мой друг слегка обалдел от того, что я его представил как князя, но, быстро взяв себя в руки, с достоинством поклонился. Встречающие тоже обалдели от титулов, которыми я наградил себя и Колина, но проглотили сказанное, не поморщившись.

— Прошу наших высоких гостей проследовать в замок, где вам будут оказаны все положенные вашему статусу почести.

Я поблагодарил Лотрака за оказанную нам честь и, попросив его выставить охрану возле спящего дракона, в сопровождении почетного эскорта направился в замок под буквально сверлящими нас взглядами собравшихся на площади людей.

Глава 19 КРОВАВЫЙ СОВЕТ В ТАНОРИСЕ

В замке все было готово к торжественной встрече повелителей драконов. Сначала состоялся официальный прием, за которым последовал нехилый банкет, продолжавшийся более трех часов. Во время застолья мы с Колином не только набили свои животы халявной едой, но и узнали много полезного о ситуации на Таноле. Чем мне нравится средневековый уклад жизни, так это умением совмещать приятное с полезным. Хуманы — народ воинственный и к политесам непривычный, поэтому после пары официальных тостов мы перешли к обсуждению вопросов, которые интересовали обе стороны.

Из речи главы совета кланов выяснилось, что нападение имперцев на Танорис было совершенно неожиданным, и поэтому в городе оказались блокированными князья трех кланов, приехавшие в город на свадьбу. Женился Дорин, старший сын и наследник князя Лотрака. На свадьбу Дорина прибыли: князь клана «Горный медведь» Субудай и князь клана «Белая лошадь» Аттила. Это обстоятельство и сыграло с имперцами злую шутку. Каждый из князей привел в Танорис не только парадную свиту, но и свою ближнюю дружину, в результате чего в городе помимо постоянного гарнизона оказалось еще триста элитных воинов. Хуманы не зря считаются лучшими воинами Геона — десятитысячной армии вторжения противостояли всего восемьсот защитников Танориса, но имперцы так и не смогли взять город, потеряв почти четыре тысячи легионеров убитыми и ранеными. Мало того, в одной из отчаянных вылазок под руководством князя Аттилы хуманам удалось уничтожить почти всех магов и взорвать метатели. Аттила в этой вылазке был тяжело ранен, но телохранители смогли вытащить князя буквально из пекла. Многие участники этой самоубийственной вылазки погибли, но город был спасен, и имперцам ничего не оставалось, как перейти к долговременной осаде.

Мое вмешательство в сражение за Танорис оказалось как нельзя кстати. Запасы продовольствия в городе уже практически подошли к концу, и совет князей принял решение идти на прорыв. Княжеские дружины имели неплохой шанс пробиться сквозь кольцо осады и уйти в горы, но население Танориса шансов на выживание не имело никаких, слишком много имперских трупов гнило под городскими стенами. Сразу после воздушной атаки на лагеря имперцев княжеские отряды, уже готовые пойти на прорыв, довершили разгром войск, осаждавших Танорис. В настоящий момент остатки разбитых легионов в беспорядке бежали в направлении Лизара, преследуемые отрядами хуманов.

После того как мы с Колином заявили свой статус, банкет окончательно превратился в совет кланов Танола. В Танорисе отсутствовал только князь клана «Сокол» Эгилей Хромой, у клана «Синий волк» князя не было вообще, и он находился в стадии распада, остальные властители хуманов сидели за столом, даже Аттила, еще не оправившийся от ранения, занимал свое законное место.

Я, не вдаваясь в подробности, поставил присутствующих в известность о смерти великого князя Танола Сигурда и о том, что власть в кланах «Зорг» и «Желтая змея» перешла ко мне. Временный глава совета кланов князь Лотрак политесов разводить не стал и задал мне вопрос в лоб:

— Князь Ингар, хотя ваш статус известен высокому совету только с ваших слов, но дракон, на котором вы прилетели, является достаточным доказательством их истинности. Однако Танол находится в состоянии войны с Меранской империей, и поэтому любая междоусобица или борьба за власть приведет к нашей гибели. Я как временный глава совета хочу спросить: на какие властные полномочия вы претендуете? Князь Сигурд погиб, а клан «Зорг» присягнул вам на верность, но это не означает, что вы автоматически становитесь Великим князем!

Члены совета одобрительно зашумели в ответ на слова Лотрака, явно давая понять, что занимают точно такую же позицию. Меня не удивило то, что князья кланов объединились против опасного чужака, свалившегося с небес и нарушившего властный статус-кво, существовавший до этого на Таноле. Ответ на столь животрепещущий, ожидаемый и закономерный вопрос был мною продуман заранее, и поэтому я заговорил как по писаному:

— Уважаемые члены совета, в этот тяжелый для Танола час, когда на первое место выходит вопрос выживания народа хуманов, а не личные амбиции, я должен согласиться с доводами князя Лотрака. Это не значит, что я отказываюсь от своего законного места за столом совета или не буду претендовать после окончания войны на пост Великого князя. Империя не разгромлена, и наша сегодняшняя победа лишь эпизод в грядущей битве. Главой совета до полного изгнания имперцев с Танола я предлагаю оставить князя Лотрака, а затем в спокойной обстановке мы снова соберемся на совет и решим этот вопрос исходя из новых реалий. Я на совете человек новый и никому не известный, поэтому, чтобы предупредить всякие кривотолки и досужие выдумки, расскажу о себе. Я родной племянник князя Стаса, вероломно убитого князем Сигурдом, истинный высокородный из мира, называющегося Земля. Моя семья прислала меня на Геон, чтобы отомстить за смерть Стаса. Возврата назад для меня нет, поэтому теперь Танол — моя родина, а хуманы — мой народ. В данный момент оба моих клана высадились в бухте Плача и уничтожили отряды имперцев, захвативших северо-западное побережье острова. На первое время мы постараемся закрепиться в бухте и в ближайших горах, а в дальнейшем будем действовать по совместному плану, выработанному на совете кланов, который мы, как я надеюсь, с вами определим, — закончил я свое выступление.

В зале на некоторое время воцарилась тишина, высокое собрание переваривало сказанные мной слова. Первым заговорил Лотрак:

— Князь, мы поражены и одновременно обрадованы вашими словами. На Танол снизошла милость богов, и в час испытаний они послали нам на помощь истинного высокородного. Однако ваше появление в корне меняет устоявшуюся на Таноле систему власти, и я боюсь, что не всем придется по вкусу ваше неожиданное появление. Как бы то ни было, но я не особо держусь за пост временного главы совета и готов его уступить в любой момент более достойному кандидату. Мне не очень была по душе зависимость князя Сигурда от имперцев, но я надеялся, что это хотя бы гарантирует нам мир и невмешательство их в дела хуманов. Однако мы все заблуждались, когда не выступили против Сигурда, убившего князя Стаса и его семью. Я был среди тех, кто голосовал за то, чтобы избрать Сигурда Великим князем, и просчитался. Сейчас мы расхлебываем последствия собственной глупости, совершенной десять лет назад. Князь, я виноват перед вами, потому что занял тогда позицию невмешательства, но сегодня вы можете не опасаться от меня удара в спину, я полностью на вашей стороне.

Настало время задуматься и мне. Подобного откровенного заявления я абсолютно не ожидал. Правдивы ли эти слова, или это очередная хитрая уловка, мне было непонятно, но демарш Лотрака выглядел эффектно.

— Князь, спасибо вам за эти слова, и я не забуду того, кто первым поддержал меня в трудную минуту! В моем мире есть мудрое правило: «Коней на переправе не меняют», поэтому пусть все остается как есть. Меня интересует сейчас только один вопрос: по какой причине имперцы напали на Танол? Насколько мне известно, князь Сигурд в его стремлении стать Великим князем опирался на поддержку имперцев, и любые конфликты легко можно было разрешить путем переговоров, но империя пошла на неприкрытую агрессию, не предъявив никаких претензий или ультиматумов Танолу. Есть ли у высокого собрания достоверная информация на этот счет или какие-либо соображения?

— Князь, мы сами в полном недоумении, — заявил Аттила. — У Танола мирный договор с империей, и до последнего момента не было никаких серьезных конфликтов. Когда имперцы высадились в Лизаре и захватили его, я послал своих людей к имперцам выяснить причину нападения, но в ответ получил только головы гонцов и ультиматум о сдаче.

Очень похожие ответы дали и остальные члены совета. У меня не было уверенности, что все присутствующие искренни в своих ответах, но прояснить этот вопрос при помощи магии не было никакой возможности, потому что князья были обвешаны защитными амулетами, как новогодние елки. Помимо телохранителей в зале также присутствовали два мага местного разлива, которые не смогли бы создать мне серьезной угрозы, но любую магическую активность заметили бы сразу. Я в Танорис прибыл не воевать с князьями и поэтому попытался пойти окольным путем.

— Князь, — обратился я к Лотраку, — вам удалось захватить пленных после разгрома имперцев? Их допросили? У меня есть непроверенные сведения, что нападение имперцев связано с амулетом согласия, хранящимся в замке Кронос. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Да, нам удалось захватить два десятка имперцев в плен, но из них только два офицера, да и те от ран вот-вот на тот свет отправятся, а от простых легионеров ждать особой пользы не приходится. По поводу вашего вопроса о замке Кронос я могу ответить только одно: это абсолютная чушь! Какой-то амулет не стоит войны и гибели тысяч воинов. Подобных амулетов на Геоне пруд пруди, и это дела жрецов и магов, а не гражданских властей. Если какой-нибудь жрец предложит мне начать войну с гвельфами из-за амулета, то я только посмеюсь и выставлю его за дверь! Давайте обсуждать важные вопросы, а не религиозный бред!

— Большое спасибо за ваш откровенный ответ, но мне хотелось бы получить информацию и от имперцев, — поблагодарил я Лотрака.

— Сейчас сводный отряд наших дружин преследует имперцев в направлении Лизара, чтобы не дать им закрепиться в порту. Отрядом командует мой сын Дорин, и у него приказ попытаться захватить корабли, возможно, он сумеет захватить в порту более осведомленных пленных.

— Увы, князь, скорее всего, ему это не удастся: наши драконы вчера атаковали Лизар и сожгли гавань и корабли имперцев дотла. Город почти полностью разрушен, и я боюсь, что там не осталось никого в живых.

Мое заявление было встречено возмущенными криками членов совета, присутствующих в зале. Признаюсь, подобной реакции я абсолютно не ожидал. Громче всех орал герой обороны Танориса князь Аттила:

— Как ты, выскочка, посмел сжечь город, принадлежащий моему клану? Ты своей тупой башкой ответишь за это! Мне неизвестно, с помощью какой хитрости ты убил Сигурда и захватил власть в его клане, но со мной этот трюк не пройдет, ты скоро сам отправишься по пятам своего ублюдочного дядюшки Стаса!

Все грандиозные планы и замечательные логические построения по моему воцарению на троне Великого князя Танола в одну секунду рухнули. Въехать на белом коне в Танорис не удалось, и великокняжеская корона, которую я в мечтах уже водрузил на свою голову, улетела под стол от первой же оплеухи. Межклановые противоречия и личные амбиции князей стояли намного выше совместной борьбы за освобождение Танола. Ситуация в зале накалилась настолько, что любые мои оправдания или объяснения были бы восприняты как слабость и стали самоубийственными. Для меня стало абсолютно ясно, что князья в этой войне преследуют только свои интересы и совместная оборона Танориса — вынужденный и случайный эпизод. В душе стала закипать дикая злоба на Аттилу и его непроходимую тупость. Эмоции просто исчезли, и в мыслях наступила полная ясность.

— Аттила, ты хотя и князь, но твой язык намного длиннее твоего ума. У тебя есть только одна минута, чтобы взять свои слова обратно и извиниться. Мне плевать на то, что ты ранен, и я не стану дожидаться, когда ты оправишься. Я оторву тебе башку сейчас и не стану заморачиваться всякими дуэльными кодексами и правилами. Чтобы тебе легче было принять правильное решение, я расскажу тебе про то, как умер Сигурд. Я зарубил его в честном поединке один на один, и ему не помогла магия, которую он подло применил против меня. Сигурд имел глупость убить семью князя Стаса, поэтому я сначала убил обоих его сыновей, а затем и его жену Киону! Ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что сможешь убить меня, потому что мы прилетели в Танорис только вдвоем! Жду ответа, время пошло!

Члены совета, до моего громогласного заявления бывшие на стороне Аттилы, сразу въехали в то, что дело может закончиться только кровью, и, возможно, даже их собственной, медленно расползлись по сторонам и укрылись за спинами охраны. Только Лотрак со своими людьми встал позади меня, давая понять, что он на моей стороне и слов на ветер не бросает. Аттила, закрутив головой по сторонам, начал хватать ртом воздух, словно астматик, поняв наконец, что наговорил лишнего, но пути назад у него просто не было. Взмах руки — и четверо телохранителей Аттилы молниеносно бросились на меня, обнажив в прыжке свои мечи.

Сердце рухнуло куда-то вниз, и воины, как в китайском кино, медленно поплыли в воздухе в мою сторону. Я вытянул вперед руки и увидел, как заколебался воздух между ладонями, словно марево над костром, а затем в сторону нападающих устремился поток Силы. В ушах раздался хлопок, и время вернулось к обычному состоянию.

Воины Аттилы рухнули на пол изломанными куклами, у которых взорвались головы. Кровь лилась ручьем из их разинутых ртов, лопнувших глаз и порванных ушей. За дверями зала раздавались крики людей, случайно попавших под ментальный удар. Тела телохранителей корчились в предсмертных судорогах, а Аттилу выбросило из кресла, и он распластался на полу в луже собственной крови, разлившейся вокруг головы, с вылезшими из орбит глазами.

Я молча вынул из ножен свой меч и, подойдя к телу Аттилы, одним взмахом отрубил ему голову. Не знаю, зачем я это сделал, может, у меня начался психоз или отъехала крыша, но фишка с отрубанием голов у меня стала входить в привычку.

— Колин, заверни голову, с собой заберем, — сказал я, сорвав со стола скатерть.

— Зачем? — произнес шокированный Колин.

— Зачем, зачем? Ночной горшок себе сделаю! — огрызнулся я.

Меня неожиданно затрясло в ознобе, начался адреналиновый отходняк. Подойдя к своему креслу, я налил кубок вина из стоящего рядом кувшина. Полулитровая чаша была опустошена буквально одним глотком, но лучше от этого мне не стало, и я рухнул в кресло. Молчаливые вопросы, повисшие в воздухе, требовали своего разрешения, и я, переломив себя, заговорил:

— Князь, прошу меня извинить за произошедшее здесь убийство, но этого требовали законы чести. Прошу вас отдать приказ своим людям вынести тела убитых и прибраться в зале. А вас, господа, прошу занять свои места за столом совета, у нас еще много дел, которые ждут своего решения.

Глава 20 ИМПЕРИЯ НАНОСИТ УДАР В СПИНУ

Совет закончился далеко за полночь. Больше никаких эксцессов с трупами и выяснением, у кого яйца круче, не произошло. В самом начале была робкая попытка местных магов поставить какую-то магическую защиту вокруг князя Субудая. Это меня снова начало выводить из себя, и я от греха подальше просто выгнал из зала этих клоунов. Все понты были уже предъявлены, и основные глупости совершены, и поэтому дальнейшее обсуждение животрепещущих проблем пошло как по нотам. Нам быстро удалось договориться о координации действий и о способах связи. Главой совета кланов остался Лотрак, на нем были заботы о мирном населении, обеспечение войск продовольствием и оружием, а также поддержание порядка на острове. Субудай был назначен главнокомандующим вооруженными силами Танола со всеми вытекающими отсюда полномочиями и обязанностями. На мои плечи легли авиационная и магическая поддержка боевых действий, силовая «дипломатия» и спецоперации на территории противника.

Скоро должно было начать рассветать, и мы с Колином решили не задерживаться в Танорисе. Нам осталось решить только несколько второстепенных вопросов, когда в зал вошел начальник охраны Лотрака и доложил, что воины клана «Белая лошадь», забрав обезглавленное тело Аттилы, покинули город.

— Ингар, — обратился ко мне Субудай по имени, потому что мы договорились перейти на «ты», чтобы не усложнять процесс переговоров, — воины клана Аттилы не простят смерти своего князя и могут выступить на стороне имперцев, что будем делать?

— Если честно, ума не приложу! — ответил я. — То, что произошло между мной и Аттилой — абсолютная дурь. Он просто не оставил мне выбора, так что я надеюсь только на вашу помощь и советы.

— Жаль, конечно, что так произошло, но Аттила сам напросился в покойники, — попытался успокоить меня Субудай. — Это не первый случай, когда он вел себя подобным образом. Ему не давала покоя слава прапрадеда, в честь которого он получил свое имя. Мальчишке было всего двадцать шесть лет, а он уже поучаствовал во всех поединках и заварухах, случившихся на Таноле за последние семь лет. По большому счету он всех достал своей драчливостью, даже членов собственного клана. После смерти Аттилы главой клана должен стать его двоюродный брат Улухай Рыжий, он на пять лет старше покойного и не страдает мальчишескими комплексами. Я попытаюсь его предостеречь от опрометчивых поступков, но законы чести требуют мести или, на крайний случай, огромного выкупа. Кровная месть на Таноле — вещь обычная, а вот про выкуп за смерть князя я ни разу не слышал.

— Клан у Аттилы большой?

— До вторжения имперцев был четвертым по численности, сейчас об этом мне ничего не известно. До войны клану Аттилы принадлежал Лизар и его окрестности, поэтому он так и взбеленился, когда узнал, что драконы сожгли город.

— Сделанного не вернешь, — ответил я Субудаю. — В Лизаре собрались все корабли сил вторжения с запасами оружия и продовольствия. Приходится жертвовать малым, чтобы не потерять все. Мне пора улетать домой и готовиться к новым боям. Когда из похода на Лизар вернется Дорин, постарайтесь выяснить у пленных причину вторжения имперцев: по-моему, здесь кроется решение наших проблем.

Закончив переговоры, я встал из-за стола и, распрощавшись с Лотраком и Субудаем, покинул замок в сопровождении Колина. Если в час прилета нас по дороге сопровождала толпа любопытных, то сейчас люди шарахались от меня как от зачумленного. Охрана Лотрака держалась на почтительном расстоянии, а окровавленный сверток с головой Аттилы вообще вызывал у воинов ужас. Один из магов, присутствовавших на совете, молча передал нам клетку с несколькими почтовыми птицами и поспешно убрался за спины охранников.

Бегло осмотрев дельтаплан, я сел в кресло пилота и запустил мотор. Колин, пристегнувшись на пассажирском сиденье, держал на коленях мой чудовищный трофей и клетку с птицами. Стоило нам отчалить от мостика, как охрана дельтаплана поспешно ретировалась в замок, и площадь перед замком словно вымерла. Короткий разбег — и мы снова в воздухе, под крылом проносятся пустынные улицы Танориса, а над горизонтом поднимается огромное кровавое солнце.

К полудню внизу показалась бухта Плача, и я, положив аппарат на крыло, пошел на посадку. Прошедшие сутки вымотали все силы и нервы, поэтому я, выслушав только экстренные доклады, отправился спать, но тревожный сон не принес облегчения. Меня бросало то в жар, то в холод, а перед глазами маячила отрубленная голова Аттилы с лопнувшими глазами. Я метался по кровати и, кажется, кричал и бредил во сне. Чьи-то руки осторожно стирали липкий пот с моего лица, но мне никак не удавалось проснуться.

Только к следующему утру я пришел в себя и с трудом сел на кровати. В кресле, свернувшись калачиком, спала Викана, а Тузик лежал на полу поперек двери в каюту. Мне дико хотелось пить, и я, пошатываясь словно после продолжительной болезни, подошел к столу, на котором стоял кувшин, и налил трясущимися руками стакан воды. Зубы выколачивали дробь по ободку стакана, и живительная влага потекла в иссохшее горло. Я пил и никак не мог напиться и остановился, только когда в кувшине закончилась вода. Выскользнувший из ослабшей руки стакан со звоном упал на пол и разбудил Викану. Принцесса открыла свои голубые глаза и, с жалостью посмотрев на меня, сказала:

— Ингар, ну зачем ты встал с кровати? Тебе нужно лежать и набираться сил. Если ты будешь так над собой издеваться, то окончательно подорвешь свое здоровье.

— Со мной все будет хорошо, мне нужно поесть и слетать на озеро для подзарядки. Хочешь полететь со мной?

— С радостью, только распоряжусь насчет обеда, и полетим.

Погода стояла великолепная, и озеро сверкало в лучах полуденного солнца, словно огромный бриллиант. Дельтаплан плавно покачивался возле берега, а мы с Виканой сидели в тени скалы и тихо беседовали. После подзарядки мое состояние пришло в норму, и я, сбросив с плеч летный комбинезон, сидел обнаженным по пояс, подставив свою грудь прохладному ветерку с озера. После полета в Танорис и моей болезни наши отношения с Виканой начали незаметно меняться, они приобрели более человечный и понятный характер, исчезла театральная экзальтация, мы как будто заново стали узнавать друг друга. В глазах принцессы появлялась тихая грусть и жалость, когда она смотрела на меня. Мне показалось, что она как-то сразу повзрослела и превратилась из взбалмошной девчонки в молодую женщину, удивленно глядящую на все неожиданно изменившееся вокруг нее, на мужчину, которого любила, но воспринимала только его внешнюю, показную сторону. Это состояние и зародившаяся внутри нее новая жизнь сломали хрустальную оболочку, отгораживавшую Викану от обычного мира.

— Ингар, ты так сильно похудел за эти дни, тебе нужно больше отдыхать и питаться по-человечески, а не хватать куски между полетами и совещаниями. Я за тебя боюсь. Нельзя взваливать на свои плечи все проблемы Геона и отвечать за все, что происходит вокруг. Ты должен понимать, что уже не один и нашим детям нужен живой отец.

Тон Виканы очень удивил меня и зародил смутную надежду на лучшее. В ее словах не было истеричных ноток выдуманной любви прежней принцессы, им на смену пришли забота и беспокойство за живого, а не выдуманного человека. Мне показалось, что она старается понять меня и это понимание начало вызывать в ней жалость к подлинному Ингару. Раньше на Руси говорили не «любит», а «жалеет», может, и на Геоне это слово приобретет этот новый смысл?

— Викана, я постараюсь действовать более осмотрительно, но не всегда это у меня получается. Я еще слишком неопытен в делах, свалившихся на меня, но я учусь и надеюсь, что со временем стану совершать меньше ошибок. Ситуация на Таноле осложнилась, и тебе необходимо укрыться в безлопасном месте. Я убил в Танорисе главу клана «Белая лошадь» князя Аттилу, и за мной начнут охотиться кровники. До имперцев пока не дошли известия о разгроме их войск на Таноле, но и они тоже скоро начнут точно такую же охоту на меня. Викана, ты самое уязвимое звено в моей защите, и враги в первую очередь попытаются достать меня через тебя. Завтра я начну строить нового дракона, на котором отвезу тебя к Нордрассилу под защиту малхусов, так мне будет намного спокойнее, и здоровью твоему и детей ничего не будет угрожать.

Принцесса ничего не ответила, только тихо заплакала, опустив голову на колени. Я не стал мешать Викане выплакаться и, обняв ее за печи, решил дождаться, когда она успокоится. Наконец слезы высохли, и принцесса смогла говорить:

— Ингар, я понимаю, что мы для тебя обуза и наше присутствие будет связывать тебя по рукам и ногам, поэтому я согласна лететь к Дереву Жизни. Просто я очень боюсь за тебя, и мы будем ждать твоего возвращения.

— Викана, мы возьмем с собой почтовых птиц, и я буду регулярно писать тебе о своих делах. Если мне удастся решить несколько технических проблем, то я смогу часто навещать тебя и привезу помощников из преданных тебе гвельфов.

— Я напишу письмо матери настоятельнице храма Сиды, она отпустит с тобой двух послушниц, принадлежащих к моему дому, которые служили мне в монастыре. Это две девушки-квартеронки, они полностью преданы мне, и ты можешь смело им довериться. Ингар, я очень устала, давай поедим и ляжем спать до утра, — сказала Викана и как-то странно посмотрела на меня.

Мы неспешно перекусили разогретыми на костре припасами, захваченными с собой в полет, и отправились спать. Пещера, которая стала постоянным местом для зарядки камней Силы и ночлега, превратилась в мини-гостиницу со столом, масляным светильником, удобной кроватью и комплектом постельных принадлежностей. Викана быстро застелила постель и юркнула под одеяло. Я же в нерешительности стоял у входа в пещеру и не знал, как мне поступить.

— И долго ты там будешь стоять? Ты хочешь, чтобы я замерзла? — лукаво спросила принцесса и едва слышно буркнула: — Тоже мне, муж называется!

Я на негнущихся ногах подошел к постели и, сбросив с себя комбинезон, залез под одеяло. Меня снова начал колотить озноб от закипающего внутри адреналина, и зубы стали выбивать предательскую дробь.

— Ну вот, опять ты замерз, когда сидел голый на ветру, ну прямо как ребенок. Повернись ко мне, я тебя согрею, а то простудишься, — сказала Викана и прижалась ко мне, обхватив руками за шею.

Господи, сколько правильных слов и окончательных решений мы принимаем, когда пытаемся заставить себя не поддаваться женским чарам! Можно сколько угодно себя накручивать и убеждать, что это обман и нужно проявить твердость. Нам иногда удается продержаться некоторое время, если объект нашего обожания находится на некотором расстоянии, но когда чувствуешь на щеке шелк ее дивных волос, а вашего уха касаются нежные влажные губы, то ты понимаешь, что окончательно пропал. Последняя запоздалая и якобы разумная мысль о мужской гордости жалобно пискнула, раздавленная любовным безумием, обрушившимся на нас.

Нас качало, словно на призрачных качелях, подвешенных на уходящих в небо лучах Силы. Мы растворились друг в друге и, вынырнув из глубины пронзительного чувства любовного наслаждения, снова погружались в искрящуюся пучину. Волна за волной накатывалась сладкая истома, и наши тела, разорвав переплетение объятий, затихали на скомканном ложе и снова переплетались, едва успокаивалось рвущее грудь дыхание. В этом чувственном хороводе участвовали не только наши души, но и два маленьких комочка новой жизни, связанные с нами тонкими ниточками, выходящими из наших с Виканой сердец. Сладкая боль, рожденная где-то в самых потаенных уголках подсознания, начала накапливаться в груди, медленно опускаясь к солнечному сплетению, и, зазвенев оборвавшейся струной, вырвалась на свободу. Викана, протяжно вскрикнув, несколько раз выгнулась в моих руках и затихла, глубоко дыша. Мы долго лежали в объятиях друг друга, боясь разорвать эту телесную связь, словно старались продлить ускользающие мгновения счастья. Постепенно это состояние перешло в сладостное забытье, наполненное фантастическими снами, в которых мы продолжили прерванный любовный танец.

Меня разбудил поцелуй влажных губ и тихий шепот, прозвучавший в ушах:

— Вставай, соня, уже светает, и завтрак готов.

Я повернулся на спину и поцеловал Викану, не открывая глаз, чтобы ненароком не разрушить образ принцессы, созданный у меня в голове фантастическим сном. Через несколько секунд Викана начала притворно отбиваться, и я, разорвав объятия, открыл глаза. Зря я лежал с закрытыми глазами — лучи утреннего солнца, отразившись от озерной глади, освещали пещеру, и волосы Виканы искрились, словно усыпанные брильянтами, ее огромные голубые глаза, окаймленные длинными ресницами, смотрели прямо мне в душу.

— Обалдеть! — сказал я с придыханием, зачарованный этой картиной.

— От чего обалдеть? — удивленно спросила принцесса.

— Конечно, от принцессы Виканы. Чем тебя в детстве кормили, что ты такая красивая выросла? Вот взять меня: тощий, лысый, весь покусанный и ободранный, не чета гвельфийским принцессам, — пошутил я.

— Дурак! — обиделась Викана. — И совсем не ободранный, я только разок тебя укусила, и царапины на спине у тебя всего две, я все уже почти залечила. А в том, что тощий, сам виноват, завтрак стынет, а ты здесь валяешься.

…Дельтаплан по инерции вполз на песок возле причала в бухте Плача, и я, отстегнув Викану, вынес ее на руках на берег и осторожно поставил на ноги. Она чмокнула меня в щеку и, потрепав по холке скачущего вокруг нас Тузика, ушла на галеру. От причала ко мне навстречу почти бегом спускались Колин с Ингуром. По их озабоченному виду было заметно, что произошло что-то серьезное.

— Чем обрадуете? — спросил я встречающих.

— Ингар, ночью с гор спустился жрец святилища Кроноса, находящегося в одном из поселков клана «Горный медведь», он принес очень плохие известия.

— Колин, не нужно тянуть зорга за хвост, что произошло?

— В горах Танола находится замок Кронос, в его подземелье расположено древнее святилище, охраняемое жрецами бога Кроноса. Культ этого бога — один из древнейших на Геоне, но последователей у него мало. На Таноле к жрецам Кроноса относятся с уважением, и в некоторых кланах есть святилища этого бога. Я человек не религиозный и сам толком не разбираюсь во всех этих богах и культах Геона, по мне, добрый меч и верные друзья намного надежнее помощи богов.

— Колин, давай ближе к делу, для меня эти религиозные заморочки тоже темный лес.

— Так вот, жрец говорит, что на замок Кронос напали имперцы, перебили в нем поголовно всех служителей и жрецов и украли из святилища амулет согласия. Что это за амулет, жрец сам толком не знает, но он говорит, что без него может нарушиться стабильность мира и нас ждет вселенская катастрофа. В общем, похоже на бред, но жрец буквально помешался, брызжет пеной изо рта и требует встречи с тобой.

— Ладно, ведите меня к этому жрецу, может, и удастся разобраться в том, что он от нас хочет.

Мы поднялись на причал и зашли в здание, служившее ранее таможенным постом бухты Плача, а сейчас ставшее резиденцией Колина. Первый этаж служил караульным помещением, где отдыхали свободные от службы воины. В углу за столом сидел худощавый мужчина лет сорока в темной хламиде и ел из глиняной миски солдатскую кашу.

— Вот этот жрец, — кивнул в сторону мужчины Колин.

Мужчина, завидев нас, перестал есть и вышел из-за стола. Я, махнув рукой, указал, чтобы он шел за нами, и мы поднялись в кабинет Колина на второй этаж.

— Я князь Ингар, — представился я. — Что ты хотел мне рассказать?

— Высокородный, спаси Танол и всех нас, только тебе это по силам! — завыл жрец, рухнув на колени. — Имперцы убили всех жрецов храма Кроноса и похитили амулет согласия. Если его не вернуть на место, то через три недели на острове начнет трястись земля и все будет разрушено. С гор потекут огненные реки, и небо покроется отравленными тучами. Затем с небес польется черный дождь, который будет разъедать кожу и выжигать глаза. Мы все погибнем!

— С чего это ты взял, что из-за этого амулета начнутся такие страсти? — засомневался я.

— Так написано в древней «Книге терминала», которая хранится в алтаре бога Кроноса.

— Ты сам читал эту книгу?

— Нет, высокородный, но у нас в святилище есть списки с этой священной книги, там ясно об этом написано.

— Как ты узнал о том, что на замок напали имперцы?

— Все святилища Кроноса на Таноле получают раз в месяц послание, называемое «Регламентом», с указанием наиболее благословенных дней для совершения обрядов и жертвоприношений в малых святилищах, которые разбросаны по всему острову. Вчера в неурочный день прилетела почтовая птица из замка и принесла письмо от главного диспетчера, в котором было написано о нападении на замок и гибели всех жрецов.

На меранском языке выражения «главный диспетчер» и «Регламент» звучали не так, как на русском, но по смыслу они наиболее близко подходили к сказанному жрецом и звучали для Геона очень странно.

— У вас есть с собой этот «Регламент»? Я хотел бы взглянуть на него.

— Нет, высокородный, у меня с собой только письмо, а «Регламент» хранится в святилище.

— Как далеко до твоего святилища? — спросил я жреца.

— Я скакал почти сутки без отдыха, моя лошадь пала, и я еще почти всю ночь шел пешком. Обратная дорога намного тяжелее, потому что будет почти всегда в гору, и если выехать сейчас, то мы прибудем в святилище только через двое суток, не раньше.

— Сколько времени займет дорога до замка Кронос?

— Долина, в которой находится замок, высоко в горах, и необходимо не менее двух недель, чтобы туда добраться, — ответил жрец.

— Через две недели след похитителей амулета простынет. Чем же я могу тебе помочь?

— Высокородный, — взмолился жрец, — ты повелитель «драконов» и сможешь долететь до замка в мгновение ока, спаси Танол, умоляю тебя.

В речи жреца было много странного и непонятного, но игнорировать сказанное им я не мог. Для начала я решил просканировать его мозг на предмет какой-либо ловушки или предательства, а затем думать о полете в замок Кронос.

— Слушай, жрец, я помогу тебе только в том случае, если ты откроешь мне свой мозг для проверки. Если то, о чем ты рассказал, правда, я полечу с тобой в замок Кронос, если же ты врешь, то пеняй на себя.

— Высокородный, я готов на все, что ты потребуешь от меня, моя душа открыта.

Я погрузился в транс и вошел в сознание жреца. Сканирование не обнаружило в его мозгу никаких защитных блокировок, его сознание заполнял только неподдельный ужас перед грядущей катастрофой. Прав ли в своих суждениях жрец или нет, мне было непонятно, но сказанное им требовало проверки.

— Как тебя зовут, жрец?

— Высокородный, при посвящении меня нарекли братом Усулом.

— Колин, я слетаю в святилище к брату Усулу и посмотрю, что там случилось, а ты готовь отряд из пятидесяти воинов к походу в замок Кронос. Сдается мне, что здесь не все так просто. Таргиня Нара рассказывала мне про какой-то амулет согласия, украденный у имперских магов сектой «Исход». Возможно, это тот амулет, ради которого имперцы пошли на вторжение на Танол. Мне необходимо во всем разобраться. Брат Усул, ты не боишься полета на драконе?

— Высокородный, я трепещу только от одной мысли об этом, но спасение Танола важнее моего страха.

— Колин, переоденьте жреца в летный комбинезон, мы через час должны быть уже в воздухе.

Выслушав оставшиеся новости и решив несколько неотложных вопросов, я приказал Ингуру возглавить создаваемый отряд и направился к дельтаплану. Брата Усула колотило от страха, как припадочного, но он все-таки решился лететь.

…Полет до поселка Усула занял чуть больше часа, и мы сели на воду небольшого горного озера, на берегу которого стояло круглое строение из каменных блоков явно очень древней постройки. Брат Усул, освоившийся на борту дельтаплана, указал место, где можно причалить, и мы подплыли к песчаному пляжу возле святилища.

— Высокородный, это малое святилище бога Кроноса, списки с «Книги терминала» находятся в нем.

Мы закрепили дельтаплан на берегу и вошли в святилище. Древнее здание напоминало какую-то промышленную постройку метров десяти в диаметре с круглыми зарешеченными окошками по периметру и единственной широкой двухстворчатой дверью. Внутри здания располагалось святилище с алтарем, статуэтками бога Кроноса, барельефами и фресками на стенах. Весь этот интерьер был явно более позднего происхождения, чем само здание. Возле статуи Кроноса молился жрец в такой же хламиде, как и Усул. Этот служитель культа настолько увлекся чтением молитв, что даже не обернулся в нашу сторону.

В середине помещения находился люк, огороженный металлическими поручнями и запертый на большой навесной замок. Усул снял с пояса ключ и, открыв замок, поднял крышку люка. Мы спустились вниз по винтовой лесенке, жрец зажег масляные светильники, развешанные на стенах, и я осмотрелся. То, что предстало перед моими глазами, меньше всего напоминало храм — это была самая настоящая бойлерная или насосная станция на очистных сооружениях. Из пола сооружения выходили шесть труб около метра в диаметре и, изогнувшись под прямым углом, прятались в стены, расходясь в стороны, словно лепестки цветка. Возле стены стояли два цилиндрических клепаных бака, около трех метров в диаметре и высотой метров пять. На стене рядом с баками висел распределительный щит с круглыми приборами, похожими на манометры или расходомеры. На каждой из труб были установлены затворы с большими, похожими на корабельные, бронзовыми штурвалами. В помещении царил идеальный порядок, которому позавидовало бы машинное отделение яхты олигарха. Все металлические детали блестели, словно тульские самовары, трубы и баки были аккуратно выкрашены, а возле каждого прибора имелась надпись белой краской.

Усул подвел меня к распределительному щиту, рядом с которым в металлической рамке за стеклом висела мнемосхема с надписями на неизвестном мне языке.

— Высокородный, это «Регламент», с помощью которого мы служим богу Кроносу, — заявил жрец.

— И что написано в этом священном тексте?

— Здесь расписано по дням, какие потоки жизненной силы Кроноса мы должны направлять по этим трубам, перекрывая или открывая затворы на трубах, проходящих в святилище. Например, сегодня должны быть открыты затворы номер один, три и шесть, а остальные должны быть закрыты. Также мы должны следить за показаниями на этих священных приборах. Если стрелки приборов перейдут в черную зону, я сразу должен закрыть затвор номер один, а оставшиеся открыть на сброс, и кровь Кроноса устремится в священное озеро, на которое сел ваш дракон.

— Остальные святилища устроены таким же образом? — спросил я.

— Да, высокородный, только в трех из них проходят не по шесть труб, а по восемь, и «Регламент» в каждом святилище свой.

— Сколько святилищ на Таноле?

— На Таноле всего семь малых святилищ и один водозабор на озере Эйре, там Кронос пьет воду, чтобы утолить свою жажду. В каждом святилище по два жреца и четыре послушника. На озере служат четыре жреца и восемь послушников, чтобы поднимать затворы на водозаборе.

— Усул, твоего напарника я видел, а где послушники?

— Двое послушников пасут стадо, принадлежащее святилищу, а остальные заняты хозяйственными делами.

В моей голове стал вырисовываться образ огромной водопроводной сети или канализации. Полное представление об этом я мог получить только в замке Кронос.

Глава 21 ДРЕВНЯЯ БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

Замок Кронос показался под крылом дельтаплана через три часа очень опасного полета. Пару раз я реально готовился проститься с жизнью, чудом уводя аппарат в сторону от выныривающих из тумана скал. В горную кальдеру, где располагался замок, вело глубокое и очень узкое ущелье, на дне которого бурлила река. Извилистая дорога петляла по узкому карнизу на высоте двухсот метров надревущим потоком. Не знаю, как кому, но мне эта тропа напоминала аттракцион ужасов, нежели дорогу, по которой можно было куда-то добраться. Местами стены ущелья практически смыкались, и между крылом дельтаплана и скалами оставалось не более пяти метров. Попытка подняться выше скал едва не закончилась катастрофой, потому что над ущельем висели клубы плотного тумана. Если бы у меня была возможность развернуться, то я, скорее всего, повернул назад, но такой возможности у меня не было, и пришлось лететь наобум, рискуя разбиться в любой момент. Когда стены ущелья разошлись и мы вылетели в долину, я облегченно вздохнул.

Раскинувшийся внизу пейзаж напоминал картинку из фантастического фильма. Долина оказалась кратером огромного потухшего вулкана с отвесными стенами, поднимавшимися в небо на высоту не менее километра. В середине кратера блестело круглое озеро явно искусственного происхождения, из которого вытекала река, бурлящая по дну ущелья. Вулкан, похоже, потух не окончательно, потому что местами среди скал поднимались клубы пара и сильно воняло сероводородом. Ущелье, по которому мы долетели в долину, образовалось в результате какой-то катастрофы, разрубившей стену кратера, словно топором.

На берегу озера стояло циклопическое полуразрушенное здание, сложенное из огромных каменных блоков. Крыша этого километрового сооружения провалилась, похоронив под собою все находящееся внутри. На обломках здания разрослась местная растительность, превратившая развалины в самые настоящие джунгли. Снизившись до ста метров, я начал нарезать круги по долине в поисках места для посадки и, не найдя ничего подходящего, пошел на снижение, решив приводниться на парящую воду озера. Я боялся, что вода может оказаться кипятком, но Усул меня успокоил, что в озере можно даже купаться и вода не горячее парного молока.

После посадки мы подрулили к песчаной осыпи и от греха подальше вытащили дельтаплан на сушу. Я забрал оружие из аппарата и натянул тетиву на лук. Усул, взяв на себя роль проводника, уверенно зашагал в сторону развалин, петляя среди обломков каменных блоков, устилавших округу. Я перешел на магическое зрение, пытаясь засечь возможную засаду или какие-нибудь следы магической деятельности. Толку от этого действа было мало, потому что все пространство вокруг оказалось буквально забито изломанными лучами Силы или пульсирующими сполохами магического тумана. Интенсивность магического шума была небольшой, но выявить человеческую ауру среди него оказалось невозможно. Плюнув на это дело, я вернулся к обычному зрению и доверился знанию дороги Усулом. Пропетляв с полчаса, мы вышли к крепостной стене современной постройки и подкрались к распахнутой калитке в подножии надвратной башни.

Вокруг царила подозрительная тишина, я вытащил меч из ножен за спиной и нырнул в дверь, Усул последовал за мной. Сразу же за дверью мы наткнулись на труп жреца в серой хламиде, начавший уже сильно пованивать. Следов насилия на трупе заметно не было, но большая лужа рвотной массы возле головы подсказывала причину смерти — скорее всего, отравление каким-то газом или аэрозолем. Яд, наверное, уже улетучился или разложился, потому что никаких его следов мое магическое зрение не обнаружило. Устраивать обыск в надвратной башне я не решился, опасаясь наткнуться на невыветрившийся яд, и мы вышли во внутренний двор замка.

Вся площадь перед донжоном оказалась усыпана трупами людей в кольчугах с мечами и луками в руках. Бегло осмотрев поле боя, мы обнаружили разбитые стеклянные сосуды из-под яда, которыми нападавшие забросали внутренний двор замка.

— Сколько народу было в замке? — спросил я Усула.

— Больше ста двадцати человек, — ответил жрец.

Мы насчитали пятьдесят шесть трупов, значит, остальные или в донжоне, или где-то попрятались. Зрелище разлагающихся покойников довело Усула до истерики, и мне с большим трудом удалось заставить его продолжить поиски оставшихся в живых. В том, что живые в замке присутствуют, я почти не сомневался, хотя бы тот же главный диспетчер, который выпустил почтовую птицу, а это произошло значительно позже нападения, если судить по трупной вони, разносившейся по округе.

Мы вошли в донжон и продолжили поиски. Донжон оказался только верхушкой айсберга. Типичное для Геона строение имело в своем фундаменте массивный каменный блиндаж, являвшийся входом в подземелье. Спустившись по винтовой лестнице, мы попали в лабиринт коридоров, подсвеченных редкими магическими светильниками. Один из коридоров привел нас к массивной сейфовой двери, ведущей в большой круглый зал, скрытый полумраком. Перед открытой дверью лежали четыре мертвых жреца и труп тарга. Трое защитников замка были убиты странными черными стрелами, а четвертый жрец оказался порублен буквально на куски. Увидев убитых товарищей, Усул отшатнулся и в ужасе завопил:

— Высокородный, это темные эльфы убили всех посвященных! Только это бесовское отродье могло отключить магическую сигнализацию и обезвредить ловушки, установленные в замке и его подземелье.

Сразу после этих слов у меня перед глазами встала синюшная рожа Алоя Темного. Алой был изгоем, и в его крови имелась большая толика человеческой крови, но только случай помог мне завалить его. Если в замке потрудился кто-то из воинской элиты темных эльфов, то дела обстоят очень серьезно.

Мы с Усулом вошли в зал, и он включил какой-то рубильник в щитке возле двери, после чего на потолке начали разгораться магические светильники. Я был уже морально готов к тому, что предстало перед глазами при хорошем освещении. Зал являлся диспетчерским пунктом то ли электростанции, то ли глобальной системы водоснабжения. Усул опрометью бросился к возвышению в центре зала и, упав на колени, заскулил, как побитая собака. Я подошел следом за ним и начал рассматривать квадратную тумбу, возле которой скулил жрец. У тумбы была открыта верхняя стеклянная крышка, под которой находился сложный агрегат, забитый разнообразными электрическими схемами и приборами. В центре агрегата находилось пустое установочное гнездо, в котором ранее был установлен какой-то блок или прибор. Блок был вынут из своего гнезда аккуратно, по крайней мере я никаких повреждений на клеммах установочного гнезда не заметил.

— Усул, хватит скулить! — прикрикнул я на жреца. — Скажи лучше, здесь был установлен амулет согласия?

— Да, высокородный, теперь мы все погибнем!

— Слушай меня, жрец! — начал я злиться. — Хватит ныть, пошли искать оставшихся в живых посвященных, может, они подскажут, куда ушли темные эльфы. У нас есть еще время, чтобы вернуть амулет.

После этих слов Усул немного успокоился, и мы занялись прочесыванием подземелья в поисках выживших. Нам повезло только под вечер, когда я почти отчаялся найти кого-либо из оставшихся в живых жрецов. Мое внимание привлек топот ног в одном из коридоров. Мы сразу же бросились в погоню, и следы, оставленные беглецом на пыльном полу, привели нас к закрытой изнутри металлической двери. После непродолжительных переговоров дверь открылась, и мы вошли в зал механической мастерской, заставленный разнообразными станками и механизмами. Помещение было захламлено и явно давно не использовалось по прямому назначению, но стеллажи с электродвигателями различных размеров, редукторами, листами металла, трубами и другими расходными материалами обрадовали меня несказанно. В мастерской прятались двадцать четыре жреца во главе с главным диспетчером.

Рассказ жрецов оказался недолгим. Сам момент нападения они не застали, потому что проводили медитацию у священного гейзера, находившегося на противоположной стороне долины за озером. Предупредил главного диспетчера о нападении молодой послушник, собиравший в развалинах лечебные травы. Парнишке повезло, и он случайно заметил тарга, который тащил что-то к воротам замка. Таргов в долине отродясь не бывало, и поэтому парень решил не высовываться, а затаился на верхушке скалы недалеко от замка. На его глазах один из эльфов прополз на животе под стену и, как кошка, забрался по стене в бойницу надвратной башни. Затем внутри замка раздались крики, и все заволокло зеленым дымом. Тарг, два эльфа и имперский маг надели на себя какие-то капюшоны со стеклами и вошли в замок через открывшуюся калитку. На счастье мальчишки, ветер дул в сторону от скалы, и он не отравился зеленым дымом, заполонившим всю округу.

Через пару часов нападавшие вышли из замка и побежали в сторону гор, не снимая с голов капюшонов, а послушник последовал за ними следом. Парень не мог бежать так же быстро, как и захватчики, поэтому сильно отстал и увидел только, как последнего эльфа поднимают на веревках на гребень отвесной стены кратера. Когда последний эльф скрылся за скалами, послушник побежал к гейзеру, возле которого проходила медитация жрецов.

Главный диспетчер не зря носил свой титул и подошел к докладу послушника со всей серьезностью. Он приказал двум жрецам отправляться на разведку, а остальных повел к тайному подземному ходу, известному только ему. Разведка вернулась через три часа ни с чем, спуститься в подземелье им не удалось из-за остатков эльфийской отравы. Поэтому, выждав сутки, главный диспетчер привел по подземному ходу оставшихся в живых жрецов в заброшенный механический цех и снова отправил разведку в диспетчерский зал. Разведчики принесли неутешительные известия о краже амулета согласия, и только после этого главный диспетчер приказал отправить почтовых птиц со скорбным сообщением во все святилища на Таноле. Жрецы, отправленные на разведку, во время обследования подземных помещений замка получили легкую степень отравления, и поэтому главный диспетчер решил выждать еще несколько дней, пока отрава полностью не выветрится из комплекса. Мы с Усулом как раз и наткнулись на очередного разведчика, направленного главным диспетчером в диспетчерский зал, и по его следам нашли выживших жрецов.

Шли уже четвертые сутки с момента похищения амулета, эльфы далеко ушли от замка, и догнать их пешком было практически невозможно. Была небольшая надежда обнаружить отряд эльфов с воздуха, но шанс на это был невелик. Я рассказал о своих планах главному диспетчеру, и в его потухших глазах засветилась искорка надежды. По геонским меркам, жрец был очень продвинутым человеком, и нам довольно легко удалось найти общий язык. На первых порах меня сильно напрягала его манера выражаться в религиозно-мистическом стиле, но, поняв, что это только мешает нам понимать друг друга, главный диспетчер перешел на технический язык.

Мы беседовали почти до утра, и многое для меня начало проясняться. Замок Кронос стоял на развалинах древней геотермальной электростанции. На глубине более двух километров в районе выхода магмы вулкана были закопаны десять огромных мифриловых емкостей, в которых нагревалась вода для получения пара, вращавшего десять гигантских турбин в огромном, ныне разрушенном машинном зале. По неизвестной причине одна из емкостей взорвалась, чем вызвала землетрясение, разрушившее электростанцию и расколовшее стену кратера вулкана.

Выжившие в катастрофе сотрудники станции перевели агрегаты в аварийный режим и вручную стали регулировать сброс пара из емкостей в подземное озеро с холодной водой, которая поступала с поверхности из водозабора на озере Эйре. За столетия, прошедшие с момента катастрофы, взорвались еще три емкости, тоже вызывавшие разрушительные землетрясения, пока персоналу не удалось создать полуавтоматическую систему управления, надежно функционировавшую до нынешних пор.

Шли годы, менялись поколения, и от древних знаний остались лишь простейшие навыки работы с агрегатами и механизмами. Работники станции превратились в жрецов, а сама станция в замок Кронос. Точнейшее выполнение написанного древними «Регламента» обеспечивало безаварийную работу оборудования, и все шло своим чередом, пока на замок не напали эльфы, которые похитили из диспетчерской блок управления, называемый амулетом согласия. Теперь до первого взрыва оставалось три недели, а затем должны взорваться и остальные емкости. Взрыв только одной емкости вызывал катастрофическое землетрясение на Таноле, а если рванут остальные, то остров вообще разнесет на куски. По крайней мере, так написано в «Регламенте».

Это обстоятельство полностью разрушало мои планы на будущее и ставило под угрозу жизни Виканы и близких мне людей. Видимо, беспощадная судьба была щедра на выдумки, и мне в очередной раз предстояло с задницей в мыле спасать свою шкуру. Время утекало, как песок сквозь пальцы, и я решил не строить заумных планов, а в очередной раз разбираться с проблемой самостоятельно. По моей просьбе главный диспетчер отправил жреца за картой Танола, по которой мы стали вычислять предполагаемый маршрут похитителей. Большого выбора путей отхода у отряда эльфов не было. Если верить карте, то склон вулкана заканчивался длинной извилистой долиной, ведущей в сторону моря. Эта долина заросла девственным лесом и редко посещалась жителями Танола из-за своей труднодоступности. Редкие охотничьи партии наведывались в эти места в надежде добыть животных наподобие стальной выдры или зорга.

Прикинув прошедшее с момента нападения время и сложность горного рельефа, я решил, что эльфы прошли не более трети пути до побережья. Рассиживаться в замке смысла больше не было, и я, выпросив у главного диспетчера карту Танола, которая была намного подробней моей, попросил проводить меня к дельтаплану.

Усул категорически отказался лететь со мной в бухту Плача, поэтому облегченный аппарат легко набирал высоту. Сделав круг над озером, я покачал на прощание крылом и полетел к гребню кратера, через который эльфы спустились в долину замка. Облака висели прямо над самым гребнем, и мне пришлось пролететь над скалами на высоте десятка метров. Краем глаза я успел заметить брошенную стоянку похитителей с кучей несвернутой веревки, с помощью которой они спускались в долину. Безжизненный и заваленный каменными обломками склон вулкана постепенно перешел в заросшую лесом долину, окруженную отвесными скалами. Я решил не снижаться над лесом в поисках отряда эльфов, а пока произвести разведку долины до побережья, чтобы изучить район поисков.

Через три часа полета впереди заблестело море, и я, снизившись до высоты сотни метров, пролетел над словно разрубленной надвое скалой, закрывавшей выход из долины к морю. Стоило мне оставить за спиной окутанные низкими тучами скалы Танола, как в глаза ударило ослепительное солнце. Заложив левый вираж, я сделал разворот над морем, и мой взгляд сразу наткнулся на дракар, спрятанный за скалами. Метатель, которого так не хватало мне в данную минуту, лежал в кладовке флагманской галеры, поэтому мне оставалось только тихо материться. Набрав высоту, я прибавил обороты двигателя и полетел вдоль берега к бухте Плача за метателем, без которого я мог только пугать чаек над морем.

Приводнившись в бухте, я сразу причалил к борту галеры и приказал вытащить дельтаплан на палубу. «Проклятые» давно уже освоились с обслуживанием дракона, и мой приказ установить метатель на аппарат и провести предполетную подготовку не требовал особых пояснений. Капитан галеры, выскочивший из каюты, получил указание немедленно вызвать на борт все руководство, находящееся в бухте. Пока суд да дело, я спустился в каюту Виканы, чтобы показаться ей на глаза, а заодно и перекусить перед совещанием и полетом на озеро для подзарядки.

— Ингар, ты прилетел! — воскликнула принцесса, повиснув у меня на шее.

— Как ты себя чувствуешь, не скучала?

— Со мной все хорошо, Тузик всегда рядом. Только он теперь постоянно спит после очистки моей крови.

— И где этот красавец?

— Тузик под кроватью, он туда тряпок натаскал и логово себе сделал.

Не успела Викана договорить, как из-под кровати высунулась зевающая морда малхуса. Я потрепал его по загривку, а он, в ответ лизнув мою руку, снова забрался в свое убежище.

— Викана, я есть хочу, просто умираю, прикажи принести чего-нибудь, а я немного подремлю.

— Ложись на кровать, я быстро все устрою, — сказала Викана.

Я прилег на кровать, решив немного подремать, но сразу провалился в темноту. Сновидений не было, только какие-то непонятные тени мелькали в голове, и нарастала в душе смутная тревога.

Глава 22 ПОГОНЯ ЗА АМУЛЕТОМ

Проснулся я мгновенно, словно зазвонил внутренний будильник. Тряхнув головой, я сел на кровати и только сейчас заметил, что спал босиком. За накрытым столом сидела Викана и, подперев голову рукой, пристально смотрела на меня.

— Викана, кто это меня разул? — удивился я.

— Я, конечно, — ответила принцесса. — Я твоя жена, а ты сразу заснул как убитый. Что-нибудь не так?

— Да все так, просто ты принцесса и вдруг снимаешь с меня вонючие сапоги?

— Я сначала твоя жена, а потом уже принцесса. Ты же не с гулянки пришел и не от любовницы.

— А если от любовницы? — пошутил я, но шутка явно не удалась.

— Тогда бы ты получил этими сапогами по наглой роже! — сверкнув глазами, заявила Викана. — Садись лучше за стол, любовничек, а то глаза провалились, одна шкура и кости скоро останутся.

Несмотря на все протесты принцессы, мне удалось сократить обед до получаса, с трудом отбив все ее попытки запихнуть в меня ведро похлебки и целый тазик жаркого, и это не считая салатов и десерта. Нежно поцеловав свою кормилицу в щеку, я натянул сапоги и поднялся в каюту капитана.

Все руководство кланов было в сборе, ждали только меня. Я не стал тянуть кота за хвост, а сразу перешел к делу. Выслушав нерадостные известия, командиры угрюмо смотрели на меня, явно ожидая божественных прорицаний. Непререкаемый авторитет, конечно, греет душу, но у него есть и оборотная сторона. Все вокруг смотрели мне в рот и ждали только приказов, даже не пытаясь осмыслить ситуацию и дать хотя бы пару толковых советов. Надувать щеки и принимать эффектные позы я научился, но в действительности Ингар Черный Дракон был всего-навсего двадцативосьмилетним парнем с небольшим жизненным опытом, вколоченным суровой действительностью в основном через задницу. Выслушав гробовое молчание присутствующих, я отчетливо почувствовал, как эта самая мудрая и чувствительная часть моего организма начала потихоньку чесаться в предвкушении очередной порции жизненного опыта. Выждав для очистки совести пару минут и не уловив от подчиненных даже кашля, я, выругавшись про себя, начал раздавать приказы.

— Ингур, ты берешь корабль с пятьюдесятью воинами и немедленно отплываешь к выходу вот из этого ущелья, — указал я брату точку на карте. — Сейчас там за скалами спрятан, по-моему, таргский дракар. «Проклятые» устанавливают на дракона метатель, и я постараюсь сжечь эту посудину. Сколько вражеских воинов на берегу, мне неизвестно, поэтому готовьтесь к очень тяжелому бою. В отряде темных эльфов бойцы очень серьезные, и один на один вам с ними не справиться. Если все пойдет хорошо, то ждите меня на выходе из ущелья, но сами в долину не лезьте, там может быть засада, и эльфы в лесу вас перещелкают в два счета.

Закончив инструктировать брата, я перешел к организационным вопросам, которые необходимо было немедленно решить. Внимательно выслушав все доклады и просьбы, я, сделав умный вид, перевалил решение проблем на своих же подчиненных. Затем, оставив Колина за старшего, закрыл совещание.

«Проклятые» выполнили работу на отлично, и мне практически ничего не пришлось поправлять. Заняв место пилота, я приказал спускать аппарат на воду. Короткий разбег — и дельтаплан снова в воздухе. Сначала я слетал на горное озеро для подзарядки, а затем полетел разбираться с вражеским кораблем.

Сжечь дракар с первого захода мне не удалось, файербол задел верхушку скалы и устроил очень красивый, но абсолютно неопасный для противника фейерверк. Со второго захода я попал точно в центр палубы корабля, после чего дракар, охваченный магическим огнем, переломился пополам и через пару минут пошел на дно.

До темноты оставалось еще около трех часов, и мне пришла в голову гениальная идея долететь до середины долины в надежде засечь отряд похитителей. Над лесом висели низкие тучи, поэтому я вынужден был опуститься до высоты сотни метров, чтобы не блуждать в тумане облаков. Поиски ничего путного не дали, слишком много помех оказалось в этом дремучем лесу, буквально забитом аурами животных и обрывками магического тумана. Единственной более или менее удобной дорогой в долине было русло неглубокого ручья, вдоль него-то я и решил поискать следы отряда эльфов.

Дурная голова всегда с легкостью находит приключения на мою пятую точку, так произошло и на этот раз. Чтобы обнаружить скрытые в лесу ауры темных эльфов, я ничего умнее не придумал, как снизиться до самых макушек деревьев, а местами, если позволяла ширина ручья, то почти и до воды, провоцируя эльфов. Темного эльфа в лесу и с двух шагов не заметишь, даже если идешь пешком, а я возомнил себя зорким соколом, пролетая над ручьем на довольно большой скорости. Конечно же первыми увидели меня именно эльфы, о чем я даже пожалеть не успел. Две черных стрелы с визгом ушли в сторону, отскочив от защиты кольчуги, а третья, на мою беду, оказалась навороченной и, лопнув, словно китайская петарда, окатила зеленой дрянью обшивку крыла. Я резко набрал высоту и с ужасом увидел, как расползается ткань на правой плоскости. Через мгновение обшивка с треском лопнула, и дельтаплан, сделав правую бочку, вошел в штопор. Рукоятку управления сразу вырвало из моих рук, и аппарат, беспорядочно кувыркаясь, рухнул вниз.

Первый удар пришелся на разорванное крыло, шарнир крепления вырвало из обоймы, и фюзеляж дельтаплана вместе с двигателем, пилотским креслом и мною полетел дальше. Затем сорвало поплавки, и обломки каркаса, ломая ветви деревьев, впечатались в толстенный ствол лесного гиганта. Привязные ремни лопнули, и меня, словно из катапульты, швырнуло через ручей в кусты, растущие между огромных валунов. Удар от падения вышиб воздух из моей груди, и я провалился в черную яму забытья.

* * *

Сознание возвращалось медленно и как бы нехотя. Сначала я услышал голоса, звучащие словно через вату, засунутую в уши, затем я увидел свет сквозь залепленные грязью веки.

— Князь, его нигде не видно! Хреновина, на которой эта тварь летела, застряла на дереве. Здесь его меч и лук со стрелами, а самого не видно. Я все сверху осмотрел, может, он спрятался где-нибудь рядом? Давайте прочешем все вокруг.

— Лайонел, сиди на дереве и не дергайся. Я постараюсь оторваться, кто знает, сколько этих тварей еще может здесь появиться. Если засечете его, тогда гоните вверх по долине, но не приближайтесь, а бейте из луков издали. Понятно?

— Да, мой князь, — ответил голос.

Протерев глаза, я осмотрелся: мне сильно повезло, что я не разбился о камни, а упал в грязную лужу, засыпанную толстым слоем опавших листьев, смягчивших удар. Как я ухитрился при падении проскочить в узкую щель между валунами, только одному Богу известно. Едва отдышавшись, я начал сканировать состояние своего организма, и мне сразу стало дурно только от одного вида внутренних повреждений. Цирковой кульбит обошелся мне четырьмя сломанными ребрами, вывихнутой в плече левой рукой и раной на правой ноге с торчащим из нее обломком ветки. Помимо всей этой радости у меня порвалась селезенка и была отбита печень.

Регенерация, запущенная организмом, блокировала поврежденные участки и остановила кровотечение, а с остальным мне еще придется разбираться. Запасов магической Силы оставалось немного больше половины, и я занялся самолечением.

Для начала, скрипя зубами, я вытащил сук из раны на ноге и постарался срастить разорванные мышцы. В более комфортных условиях мне удалось бы достичь большего, но сейчас необходимо экономить Силу, поэтому лечить приходилось только самые опасные раны и повреждения внутренних органов, а царапины оставить до лучших времен. Через пару часов я уже смог безбоязненно двигать руками и ногами, оставалось только незаметно вылезти из своего убежища и делать ноги.

Перетянув рану на ноге куском кожи, оторванным от разорванного летного комбинезона, я, сканируя пространство вокруг себя, высунул голову из кустов. Оружия у меня не было никакого, а еще, к пущей радости, во время катастрофы дельтаплана из кольчуги выбило камень Силы и магическая защита не работала. В лесу наступили поздние сумерки, и только магическое зрение позволяло как-то ориентироваться. Не обнаружив ничего подозрительного, я, подтянувшись на руках, залез на камень и сразу столкнулся лицом к лицу с эльфом. Наше замешательство продлилось только одно мгновение, и мы храбро ломанулись в разные стороны друг от друга, хорошо хоть не заорали. Так начался мой бег с препятствиями по дремучему ночному лесу.

Гоняли меня три эльфа и трое имперцев из «Зеленых призраков». Команда у них оказалась слаженная, и, отрезав мне путь к морю, они погнали Ингара Великого вверх по ущелью. Чего-чего, а драпать за время, проведенное на Геоне, я научился лучше любого зайца. Стоило стреле только свистнуть над моим ухом, как я уходил вперед от преследователей, как от стоячих. Погоня продолжалась почти всю ночь, пока я не оторвался от преследователей, забравшись на скальную гряду, идущую вдоль долины. Таких, как у меня, талантов в ночном скалолазании у преследователей не оказалось, и я на всех парах припустился вдогонку за эльфийским князем, который должен был на всех парах бежать к побережью.

Не знаю почему, но главарь похитителей не особо торопился к побережью и бежал легкой рысью, время от времени переходя на шаг. Во время ночного забега чувства обострились до инстинктов, и моими действиями руководил не столько разум, сколько звериное чутье. Эльф бежал, постоянно оглядываясь, ожидая нападения сзади, а я, обогнав его по большой дуге, устроил засаду на нижней ветке одного из огромных деревьев в десяти шагах от ручья. Воевать мне было нечем, поэтому я держал в руке увесистый булыжник, которым хотел сбить эльфийского князя с ног, а затем добить врукопашную. План, конечно, идиотский, но лучшего у меня не было.

Эльф, добежав до места засады, неожиданно остановился, озираясь по сторонам, словно что-то заподозрил. Я сжался в комок и стал мысленно убеждать себя в том, что меня нет, и моя аура начала медленно бледнеть, растворяясь среди магической засветки окружающего леса. Напряжение эльфа спало, и он, встряхнув головой, словно избавляясь от наваждения, побежал дальше, подставив мне свою спину. Силы для ментального удара у меня не было, поэтому я со всей дури швырнул булыжник в спину врага.

Камень попал точно между лопаток эльфа, и его сшибло с ног, словно от удара кувалдой. Я опрометью бросился к поверженному противнику и выхватил саблю из ножен, закрепленных за его плечами. Рядом с головой эльфийского князя лежал какой-то предмет, аккуратно завернутый в кусок кожи, из-под которого выглядывал край мифриловой кольчужной сетки.

«Кажется, это и есть амулет согласия», — подумал я и протянул к свертку руку.

Неожиданно эльф захрипел и, выгнувшись, пополз к свертку. Меня от страха аж оторопь взяла, и я конвульсивно ткнул ожившего покойника саблей в горло. Струя крови ударила мне под ноги, а эльф, схватившись за шею, засучил ногами. Быстро подхватив с земли сверток с амулетом, я рванул вниз по долине от греха подальше.

* * *

Я наконец вошел в ритм бега по каменистой тропинке вдоль неглубокого ручья, текущего по дну долины. Боль в раненой ноге отступила, но вероятность ее возвращения заставляла меня прихрамывать, оберегая ногу от излишней нагрузки. Погоню за собой я не чувствовал уже почти сутки, и подсознание не давало сигналов опасности. До берега моря оставалось недалеко, а там меня ждали друзья и спасение.

«Раз-два, раз-два», — убаюкивая, отдавался ритм бега в голове. Но внутренний голос шептал: «Нет, расслабляться нельзя».

Тряхнув головой, я погрузился в ауру окружающего меня мира, выискивая в ней ледяное дуновение опасности и дыхание находящейся поблизости чужой жизни. Опасность я почувствовал только за мгновение до нападения.

Огромный разъяренный зверь прыгнул со скалы, чтобы одним ударом острых как бритва когтей распороть врага от левой ключицы до паха, но, к своему удивлению, промахнулся. Осознав, что добыча ускользает, зверь еще в полете сгруппировался, чтобы, приземлившись, с разворота повторно атаковать врага. Мощные жгуты мышц снова подняли могучее тело в воздух, и от этого прыжка у добычи не было шансов на спасение, но чудовищная боль выдираемых из тела внутренностей убила зверя еще в полете.

Чувство опасности молнией пронзило сознание, сердце в груди ухнуло, и время резко замедлило свой бег.

«Это зорг», — узнал я летящего на меня зверя.

Увертываясь от удара чудовищной лапы, я выхватил саблю и упал на спину, вспарывая живот зорга, пролетавшего над головой. Быстро перевернувшись и вскочив на ноги, я встал в оборонительную позицию. Зорг снова прыгнул, но его вываливавшиеся кишки зацепились за торчащую из ручья корягу. Этот прыжок убил зверя, и мертвое тело рухнуло к моим ногам, а вырванные внутренности стало уносить вместе с кровавой пеной вниз по течению.

Я медленно сполз спиной по скользкому боку валуна на землю. Пошел откат — так было всегда после того, как мне приходилось растягивать ход времени. Все тело налилось свинцом, сердце бухало в груди, с трудом проталкивая кровь по сосудам. Трюк с растягиванием времени, проделанный только на одних внутренних ресурсах израненного тела, обошелся мне очень дорого. Я почувствовал, что открылась рана на ноге и как вместе с вытекающей из нее кровью уходит из тела жизнь.

Я крепко, до скрипа сжал зубы, — нельзя сдаваться, нужно из последних сил бороться за жизнь. Несколько раз глубоко вздохнув, я снова погрузился в ауру леса. В мозгу медленно проявлялась энергетическая картина окружающего мира. По стволам деревьев от корней до каждой веточки плавно двигались светло-зеленые энергетические потоки. В ручье голубыми искорками плыли ауры рыбок. В кронах деревьев красными сполохами передвигались ауры белок, вниз по течению ручья были видны ауры кабаньего выводка, пришедшего на водопой. Высоко над головой небо было покрыто гигантской сетью потоков энергии. Одни из них выглядели как широкие и ярко-белые ленты. Другие были едва различимыми и имели разнообразные оттенки. Но мне вся эта красота в небе была недоступна. Внутренним взглядом я ощупывал окружающее пространство в поисках энергетического потока красного или желтого цвета.

«Слава богу!» — мысленно перекрестился я: за моей спиной в тридцати шагах вверх по течению ручья из расщелины в скале выбивался слабый бледно-желтый поток энергии. Луч Силы пересекал ручей примерно на высоте груди и исчезал в скалах на противоположной стороне ручья.

«Нужно остановить кровь, иначе не доползти».

Ослабевшими руками я покрепче затянул повязку на ране и, цепляясь за дерево, с трудом поднялся. До расщелины, откуда начинался энергетический поток, я доковылял на трясущихся ногах, покрывшись холодным липким потом. Отдышавшись, я сел, оперевшись спиной на скалу, и закрыл глаза. Внутренний взгляд нашел место, где выбивался лучик, и я поднял левую руку, пропуская энергию через нее. Теперь необходимо было войти в резонанс с потоком. Это удалось легко, как говорится, опыт не пропьешь. Я увидел, как энергия, дойдя до руки, вливается по ней в тело, наполняя уже опустевшие и поэтому почти погасшие энергетические сосуды. Мое сознание управляло потоком, направляя энергию на заживление ран, поднимая жизненный тонус мышц и залечивая повреждения внутренних органов. В таком состоянии я находился часа полтора.

«Пора подниматься», — отдал команду мой мозг онемевшему телу.

Открыв глаза, я поднялся. Тело стало как деревянное и едва слушалось меня. Медленно размяв затекшие мышцы, я направился к валуну, возле которого оставил саблю и сверток. Слава богу, все оказалось на месте. Я внимательно осмотрелся, но ничего подозрительного не заметил. Развязав повязку на ноге, обследовал рану. Рана практически закрылась, но не затянулась до конца.

«На одной энергетической подпитке далеко не уедешь, нужна биологическая еда, лучше всего мясо, но где его взять, вот вопрос?» — уныло подумал я.

Времени на охоту не было, да и охотиться только с саблей было глупо. Мой взгляд упал на тело мертвого зверя. Зорг — добыча шикарная, но несъедобная. Я знал, что очень высоко ценилось: шкура, когти, клыки, череп и особенно печень зорга, но мясо считалось несъедобным.

«Стоп, — возникла в голове спасительная мысль, — печень же съедобна».

Я вспомнил, что из печени зорга делали какой-то эликсир, повышающий боевой потенциал воина, но это зелье было очень редким и дорогим. Я с трудом перевернул гигантскую тушу зверя на бок и осмотрел распоротый живот. Печень оказалась на месте. Я, вырезав ее, прополоскал в ручье, а потом сел на камень и, закрыв глаза, начал прощупывать ее внутренним взглядом. Выглядела печень немного странно, как будто это орган еще живого существа. Следов трупного яда заметно не было, поэтому, отрезав маленький кусочек, я отправил его в рот, внимательно следя за своими ощущениями. На вкус печень была немного сладковатой и терпкой, при этом буквально напичканной различными гормонами и другими биологически активными веществами. За первым куском я отправил в рот второй, затем третий. Мне не нравилось сырое мясо, но не всегда была возможность приготовить еду на костре, а воин всегда должен быть сытым, от этого зависела жизнь.

Доев печень, я снова осмотрел рану на ноге и с удовлетворением отметил, что она затянулась. На месте раны остался только белый рубец, который слабо чесался. Я встал с камня и прокрутил саблей вокруг себя веерную защиту. Тело слушалось идеально, будто не было почти безостановочной двухдневной погони за амулетом. Не зря так высоко ценится печень зорга, на обычной пище такого результата можно было ожидать только дня через три.

Мне удалось отбить у похитителей амулет согласия, несмотря на потерю дельтаплана и игру в прятки со смертью, но радоваться было еще ох как рано! Где-то неподалеку бродили шестеро головорезов, мечтающих отомстить за смерть эльфийского князя, поэтому я погрузился в транс и стал ощупывать мир вокруг себя внутренним взглядом — погоня пока не ощущалась.

— Береженого Бог бережет, пора двигаться, — тихо сказал я сам себе.

Подойдя к валуну, я попытался взять из лужи подмокший сверток. Энергетический удар отбросил меня от него, даже искры полетели из глаз.

«Проклятый амулет, оказывается, что Сила через мокрую кожу и мифрил пробивает», — выругался я про себя.

Пришлось взять сухой кусок кожи, который раньше я использовал в качестве повязки на ноге, и, сделав на нем петлю, осторожно накинуть на сверток. Затянув петлю, я взял сверток за получившуюся ручку в левую руку и побежал вверх по ручью, на бегу внимательно всматриваясь в тропинку, вьющуюся впереди между скал.

Долина постепенно сужалась, превращаясь в совсем узкое ущелье: если раскинуть руки в стороны, то можно было одновременно коснуться противоположных стен. Я остановился и, закрыв глаза, в очередной раз просканировал окружающее пространство. Ничего подозрительного пока заметно не было, хотя в горах сложно обнаружить засаду. Аура океана билась о скалы всего в часе бега, сразу за ущельем.

Я вбежал в ущелье, решив как можно быстрее миновать неприглядный участок пути. Я изменил манеру движения, мой бег стал не простым ритмичным бегом обычного человека, а бегом воина, которому обучаются годами или, как я, всего за сутки, спасая свою шкуру от эльфийской стрелы. Только на первый взгляд мое движение казалось ровным и прямолинейным. Я бежал почти незаметным рваным зигзагом, непрерывно уходя с возможной прицельной линии лучника, выцеливающего меня из удобной в таком месте засады. До выхода из ущелья оставалось полсотни шагов, когда стрела, пролетев над моим плечом, ударилась о скалу, выбив из нее искры. И тут же сверху на тропу передо мной спрыгнул огромный воин.

— Тебе конец, Ингар! — взревел он, занося над головой двуручную секиру.

Снова время толчком замедлило свой бег.

«Это Кладр», — узнал я здоровяка и сделал выпад.

Кладр, отреагировав на мое движение, ударил секирой наискосок через плечо, не давая мне уйти в сторону.

«Придурок волосатый, — мелькнуло в голове. — Сила есть — ума не надо».

Мой выпад был ложным: я отпрыгнул, и секира Кладра, просвистев мимо цели, со всего маху вонзилась в землю. Я рванулся вперед и, глядя в остекленевшие от ужаса глаза тарга, перерубил тому горло, точно воткнув саблю в щель между панцирем и шлемом. Мне нельзя было останавливаться ни на мгновение, потому что за моей спиной уже спрыгивали на тропу другие желающие отрубить мне голову, и я как угорелый помчался к выходу из ущелья.

Глава 23 СПАСТИ МИР НЕ УДАЛОСЬ

Я сидел на палубе дракара, уплетал за обе щеки нехитрый походный паек простого воина и слушал доклад Ингура. За прошедший час я успел вымыться и переодеться, а теперь набивал желудок перед обратной дорогой в долину замка Кронос.

— Ингар, мы все сделали как ты приказал. Имперцев, сидевших в засаде, перехватили, но взять живым не удалось никого. Они потеряли семерых, а у нас четверо убитых и пятеро раненых. Двадцать воинов преследуют недобитков, которые выскочили за тобой из ущелья. Сколько всего имперцев сидело в засаде, пока не ясно, но думаю, что через час смогу доложить точнее.

— Ингур, срочно пошли бойца, пусть остановит преследование и возвращает воинов из долины к входу в ущелье. Всех удравших все равно не переловить, а у нас каждый боец на счету, да и времени в обрез. Я отдохну пару часов, и срочно двигаем по ущелью в сторону замка Кронос. Мне удалось отбить амулет согласия у темных эльфов, но эти твари убили моего дракона, поэтому нам придется прорываться к замку через долину.

— Эльфы убили дракона? — обалдев от моих слов, переспросил Ингур. — Я думал, что это невозможно!

— Брат, на этом свете нет ничего невозможного, даже дракона можно убить, хотя это и очень сложно сделать. Эльфам невероятно повезло, да и я сглупил, подставившись под удар.

— Как же мы теперь без дракона? — удрученно произнес Ингур.

— Не печалься, я призову новых драконов, еще сильнее прежнего. Для нас главное — доставить амулет согласия в замок, пока не поздно. Два часа тебе на сборы, и в путь. На дракаре оставишь десяток воинов и раненых, а остальные пойдут с нами. Командуй, брат, а я посплю немного.

Два часа пролетели как одно мгновение, и я, с трудом продрав глаза, спустился по сходням на берег. Ингур отлично выполнил мой приказ, и воины, стоящие на берегу, ждали только меня. Я махнул рукой и побежал легкой трусцой в сторону долины. Воины, вытянувшись в колонну, побежали следом за мной. Продышавшись и разогрев мышцы, я ускорил темп и выбежал на площадку перед входом в ущелье.

Вдруг из глубины острова донесся непонятный гул, и меня сшибло на землю, словно из-под ног выдернули половик. Несколько секунд меня подбрасывало, как на огромном батуте, обив мне бока, колени и локти. Всю округу заволокло поднявшейся неизвестно откуда пылью, будто землю вытряхивали, как старый ковер. Скалы с грохотом рушились в море, поднимая тучи брызг, со всех сторон раздавались крики ужаса. Прошло несколько минут, пока эта вакханалия не стихла. Мои бойцы, окликая друг друга и кашляя, начали подниматься на ноги, с ужасом озираясь по сторонам.

Душу захлестнула безысходность и отчаяние: окружающий мир проваливался в тартарары, и об этом было известно только мне. Как бы ни рвала эта мысль душу, но сейчас главное — спасти жизни доверившихся мне людей.

— Всем осмотреться и подобрать убитых и раненых! — крикнул я. — Десятникам проверить людей и немедленно возвращаться на дракар!

Пыль немного осела, и перед моими глазами предстал масштаб произошедшей катастрофы. Ущелье, ведущее в долину, было полностью завалено камнями, многие скалы обрушились в море, а зеленые кроны деревьев стали серыми от покрывшей их пыли. Над долиной замка Кронос поднимались клубы черного дыма, и из-под земли раздавался приглушенный гул. Дракар выбросило волнами на пляж, но он, похоже, не сильно пострадал во время землетрясения. Воины, подхватив раненых, длинной вереницей спускались к дракару. Я, сплюнув себе под ноги, подобрал сумку с амулетом и пошел следом.

Потери нашего отряда снова увеличились, погибло три воина, а пятеро отделались переломами рук и ног. Нам с трудом удалось спустить корабль на воду, и плавучий лазарет отправился в сторону бухты Плача. Оказав раненым посильную помощь, я стоял на палубе и хмуро смотрел на клубы дыма, поднимающиеся над горами Танола.

— Ингар, ты знаешь, что случилось в горах? — спросил меня брат.

— Да, Ингур, я знаю, что произошло.

— И чем весь этот кошмар грозит острову?

— Ингур, веди себя спокойно и ничем не показывай своего волнения воинам. Ты понял меня?

— Да, брат.

— Танол очень скоро погибнет, а вместе с ним и все его жители. Мне неизвестно, сколько еще пройдет времени, но остров разлетится на куски, затем обломки зальет расплавленным камнем и засыплет раскаленным пеплом. Самым ужасным является то, что сейчас в долине замка Кронос копится огромная масса раскаленного газа и пепла, которая, переполнив кратер, с чудовищной скоростью ринется вниз, сжигая все на своем пути.

Ингур побледнел как смерть, но виду, что он напуган, постарался не показывать.

— Что нам делать, брат?

— Сейчас мы должны как можно быстрее добраться до бухты Плача и забрать с собой Викану и Тузика, а затем как можно дальше уплыть от острова.

— Ингар, ты сошел с ума, а как же наши воины, старики, женщины и дети?

— Брат, мы не успеем никого спасти, потому что и нам самим осталось надеяться лишь на чудо. Есть призрачный шанс выжить только у молодых и здоровых мужчин, которым придется изо всех сил грести на протяжении нескольких дней. Даже если мы выживем, то проведем в море несколько недель, питаясь впроголодь и умирая от жажды.

— Откуда тебе это известно?

— В моем мире происходили подобные катастрофы, после взрыва вулкана всю округу накрывает раскаленный пирокластический поток, от которого нет спасения.

— Пирокластический? — переспросил брат.

— Ингур, не забивай себе голову непонятными терминами, а поверь мне на слово: шансов выжить у нас практически нет.

Ингур пристально посмотрел мне в глаза и, поняв, что яабсолютно серьезен, сел к одному из весел, у которого не хватало гребца. Мне с огромным трудом удалось подавить охватившую меня панику и начать анализировать варианты развития событий. Все душевные терзания по поводу того, что я в очередной раз напорол ошибок и заранее не отдал приказ об эвакуации с острова, нужно было отбросить в сторону, но я тоже человек, а не машина. Сделанного уже не вернешь, и теперь мне предстоял чудовищный выбор между красивой гибелью в тщетных попытках спасти всех и позорным бегством с Танола во главе полусотни молодых и сильных воинов. Около полуночи эти бесполезные метания между попыткой спасти свое лицо и жестокой целесообразностью прекратил выброс первого пирокластического потока в сторону долины, по которой меня гоняли эльфы. Пылающий вал раскаленного газа, перемешанного с пеплом, переполнил кратер вулкана и понесся вниз со скоростью реактивного самолета. Все происходило практически в тишине, потому что звук еще не долетел до наших ушей, и мы увидели, как огненный ураган сжигает все на своем пути. Потом пришла ударная волна, и меня сшибло с ног. Чудовищный рев рвал барабанные перепонки, дракар зачерпнул правым бортом воду, но, на наше счастье, не перевернулся. Парус мы не ставили, поэтому мачта уцелела, и мы очень легко отделались, не понеся практически никакого ущерба. Пирокластический поток за считаные минуты достиг моря и начал угасать, подняв клубы пара на побережье. Следующего удара стихии ждать оставалось очень недолго. Если первый вал огня достиг моря менее чем за полчаса, то в случае следующего выброса смерть докатится до бухты Плача часа за полтора. Неумолимая судьба, не оставив времени для маневра, предопределила мой выбор, но прав ли я, на этот вопрос у меня ответа не было.

Изнурительная гонка продолжалась почти до рассвета, когда дракар буквально влетел в бухту Плача.

Поселок на берегу оказался сильно разрушен, в нем копошились спасательные команды, пытавшиеся при свете факелов разбирать развалины в поисках выживших.

Мы причалили к борту сильно потрепанной флагманской галеры, которую кормой выбросило на пляж, и я поднялся на ее палубу. Две другие галеры затонули прямо у берега, разбитые волнами об пирс.

— Где Викана? — спросил я подбежавшего ко мне капитана.

— Она в своей каюте, мой князь.

— Немедленно найди Колина и приведи ко мне.

Я бегом спустился вниз и ворвался в каюту принцессы.

— Любимый, слава богам, ты пришел за нами! Я так боялась, что ты погиб в этом кошмаре! Здесь творился сущий ад, я думала, что все кончено, — заплакала Викана, повиснув у меня на шее.

— Викана, бери самое необходимое и бегом на палубу, мы срочно отплываем. Тузик, проследи за ней, — приказал я непререкаемым тоном принцессе и вылезшему из-под кровати малхусу.

Следующие полтора часа стали настоящей преисподней: мы с Ингуром носились по палубе и вместе с «проклятыми» грузили на дракар мифриловые трубы, каркас лодочного мотора без двигателя, бочки с водой, запасной парус и мешки с кашей. Я лично упаковал и закрепил в трюме оба оставшиеся в наличии метателя. Затем мы погружали раненых на галеру и стаскивали на палубу дракара плотницкий инструмент и доски. Ингур отобрал на берегу самых сильных бойцов для нового экипажа и даже притащил с собой трех молодых девушек. Я только скрипнул зубами на это самоуправство, но благоразумно промолчал. Колин прибежал в тот момент, когда я хотел уже отдавать приказ к отплытию.

— Ингар, прости меня, но я не мог прийти раньше, в подвале завалило много людей, и каждые руки были на счету, — начал оправдываться он.

— Колин, прыгай на палубу дракара, мы немедленно отплываем! — приказал я.

— Куда? — удивился он. — Поселок разрушен, кругом гибнут люди, мы должны помочь им.

— Слушай меня, Колин, — прошипел я ему на ухо. — Танол погиб, и людей не спасти. Скоро остров взорвется, это последний шанс спасти народ хуманов. Ты сильный и опытный воин и мой кровный брат, ты должен плыть с нами!

— Нет! — отшатнулся от меня Колин. — Я останусь здесь, и если так решили боги, то погибну вместе со своими людьми, или мы все вместе спасемся!

Я понял, что друга мне не переубедить, и приказал отчаливать, дракар стал удаляться от борта галеры, и я в отчаянии закричал:

— Колин, прости меня, если сможешь, я не могу поступить по-другому. Прощай, друг, может быть, боги пощадят нас, а если нет, то встретимся в ином мире! Если я выживу, то буду ждать тебя в Кайтоне. Разошли, если сможешь, всех почтовых птиц с приказом хуманам идти в Кайтон!

Дракар уже выходил из бухты, когда до меня донесся голос Колина с прощальными словами. По моему лицу текли слезы, и я искусал себе губы до крови от ярости и бессилия. И снова начался ад.

Следующие сутки я практически не помню, в голове остались только стоп-кадры произошедшего со мной. Время перестало существовать, было только бешеное бегство от смерти. Огненный вал пирокластического потока накрыл бухту Плача через час после отплытия корабля. На наше счастье, ударная волна накатилась на дракар с кормы, и мы потеряли только унесенную за борт сломавшуюся мачту. Обрубив канаты перепутавшегося такелажа, экипаж с удвоенной силой налег на весла.

Смерть играла с нами, как кошка с мышкой, то отпуская, то снова вцепляясь в наши души своими когтями. Чтобы подавить в себе ужас и не сойти с ума, я пилил, рубил, строгал, укрепляя палубу дракара и устанавливая дополнительные распорки в трюме. Мы с Ингуром закрепили бочки с водой, заколотили досками пока неиспользуемые люки, очистили палубу, затащили в трюм мифриловые трубы и смонтировали что-то наподобие привязных ремней для экипажа. Гребцы буквально рвали жилы на веслах, стараясь из последних сил уйти как можно дальше от горящего Танола.

Под утро следующего дня на острове с интервалом в полчаса произошли еще три мощных взрыва, затем лава начала переливаться через край кратера переполненного вулкана, и сразу стало светло как днем. На наше счастье, ветер уносил тучи пепла на северо-запад в сторону гвельфийского Тарона, и нам пока не грозило сгореть заживо под огненным дождем.

Постепенно ветер начал меняться на попутный, и мы решили поставить временную мачту и поднять парус, но не успели этого сделать. На Таноле снова рвануло, и в воздух забил чудовищный фонтан раскаленной лавы. Гигантский кроваво-красный цветок цвел над островом всего несколько минут, и остров, окутавшись стеной пара, поднявшейся до небес, словно канул в воду.

Я как завороженный смотрел на это апокалиптическое зрелище и с ужасом увидел, как на месте гибели острова поднимается огромная волна.

— Все в трюм, весла взять с собой! — заорал я и последним из экипажа нырнул в люк.

Мы с Ингуром лихорадочно заколотили люк гвоздями и подставили под него заранее подготовленные подпорки. В кромешной темноте слышалось только надрывное дыхание изнуренных людей, ожидающих неминуемую смерть. Через некоторое время за бортом послышался отдаленный рев приближающейся волны, и я, прижав к себе дрожащую Викану, уцепился рукой за поперечную балку. Дракар начал плавно задирать нос, и мы покатились по чудовищным американским горкам. Нас бросало из стороны в сторону, чуть не переворачивало вверх днищем, вертело волчком. Дико завыл Тузик, а за ним и все остальные члены погибающего корабля. Кричали все, и ваш покорный слуга в том числе. Я орал даже не от страха, а от страшной обиды и своего бессилия защитить Викану и наших еще неродившихся детей.

В подсознании каждого погибающего мужчины, оставившего на земле потомство, теплится малюсенькая надежда продолжиться в своих детях, а сейчас мое «я» погибало полностью и бесповоротно. Сколько времени продолжался этот ужас, я не помню, но дьявольские кульбиты корабля стали стихать, и мы начали качаться на гигантских качелях, которые постепенно уменьшали свой размах. Вода, пробившая себе дорогу через какие-то щели в палубе корабля, стояла в трюме уже выше пояса, когда качка почти прекратилась.

Я, чтобы успокоить Викану, поцеловал ее в мокрую щеку и позвал Ингура. Мы выбили подпорки, удерживающие люк, и выдавили его наружу. Вокруг дракара стояла серая мгла, и с неба лился черный, воняющий серой дождь. Мы вылезли на палубу и, вычерпав воду из трюма, начали приводить корабль в порядок. Экипаж бродил по палубе черными, изможденными призраками, но мы все-таки выжили.

* * *

Положение, в котором оказались пассажиры дракара, очень напоминало ожидание отсроченной казни. Моя попытка просканировать обстановку магическим взглядом провалилась полностью. Энергетический мир Геона был разорван на куски, и у меня чуть не взорвалась голова при попытке войти в транс. Вокруг корабля простиралось грязно-серое море, покрытое слоем плавающей на поверхности пемзы. Солнечные лучи не могли пробить тучи пепла, висящие над головой, а серая мгла позволяла рассмотреть окрестности едва на тридцать метров.

Экипаж охватила апатия и полное безразличие к собственной судьбе, мои приказы исполнялись из-под палки, и во избежание бунта необходимо было принять срочные меры. В этом мире меня удерживала только Викана, если бы не она, то я, скорее всего, сошел бы с ума, как и двое молодых воинов, выпрыгнувших за борт на второй день после гибели Танола. То, что люди начали сходить с ума, меня не удивило, такой удар по нервам не каждый может перенести. Весь ужас произошедшего состоял в том, что никто даже не попытался спасти несчастных, а это являлось очень тревожным звонком. Последней каплей, заставившей меня стиснуть зубы и взять ситуацию под жесткий контроль, стало открытое неповиновение принцессе одной из трех девушек, спасенных Ингуром из бухты Плача. Девчонка в ответ на какую-то просьбу принцессы плюнула ей под ноги и послала «гвельфийскую суку» к чертовой матери. Испуганная Викана забилась на корму и сидела там как мышь, обхватив трясущимися руками Тузика за шею. Больше всего меня разозлило то, что она даже не пожаловалась мне, посчитав, что я просто не смогу ее защитить.

— Ингур!!! — заорал я, как раненый зорг. — Немедленно построй экипаж на палубе!

Мой рев, будто хлыстом, ударил по сгорбленным спинам членов экипажа. Люди стали просыпаться, словно после тяжелого наркотического сна, и выстраиваться в две шеренги на палубе.

— Что случилось, Ингар? — спросил меня взволнованно Ингур, прибежавший с носа дракара.

— Брат, будь готов ко всему и прикрывай мне спину, — тихо сказал я и пошел между шеренгами воинов.

Пройдя сквозь строй, я вернулся на корму и начал говорить, не имея никакого плана, только на одной злобе и эмоциях:

— Всем прочистить уши и слушать меня! Я по доброте душевной три дня прощал экипажу разброд и шатание, потому что хотел дать вам время прийти в себя после трагедии, постигшей всех нас, но некоторые восприняли это как возможность поставить под сомнение власть князя! Довожу до вашего сведения, что хрен вы угадали! Возможно, на нашем дракаре спаслись последние хуманы Танола. То, что мы живы, а не сгорели в огненном аду, — последний шанс, данный нам богами! Мне наплевать на то, что вы думаете обо мне. Я умышленно взял на дракар только самых сильных и молодых воинов, это мое решение и мой грех перед памятью погибших! Проще всего было остаться на Таноле и, спасая женщин и детей, погибнуть героем, в надежде остаться легендой в памяти потомков! Только если не будет нас, то и не будет никаких потомков у хуманов. Нам предстоит много дней прорубаться сквозь джунгли, кишащие людоедами, и вести с собой женщин, которые свяжут с вами свою судьбу. Вам предстоит рожать детей, кормить, воспитывать и защищать их. Хуманы будут жить, даже если мне придется перебить половину из вас! Вы поняли меня?!

Ответом было гробовое молчание, только шум волн, разбивающихся о борт корабля, был слышен на палубе.

— Не слышу ответа! — зарычал я.

— Мы поняли тебя, князь, — раздались робкие голоса воинов.

— Не слышу ответа! — пришлось мне повторить с еще большей яростью в голосе.

— Мы все поняли! — на этот раз дружно рявкнули в ответ воины.

Адреналин бурлил в крови, как газировка в стакане. Злоба, вызванная стрессом, снесла мне крышу напрочь. Меня трясло от возбуждения, и в этом состоянии я снова пошел сквозь строй, сжимая кулаки. Вернувшись на прежнее место, брызгая пеной изо рта, вызвал из строя шестерку будущих повелителей драконов:

— «Проклятые», ко мне!

Воины пулей выскочили из строя и встали по бокам от меня.

— Сегодня одна тварь не выполнила приказ княгини Виканы и позволила себе ей угрожать. Приказываю связать эту суку и выкинуть за борт!

На носу корабля произошло какое-то движение, и вокруг жертвы, приговоренной к смерти, образовалось пустое пространство. «Проклятые», как волки, бросились на нос дракара и за волосы приволокли ко мне визжащую девушку.

— Зачем вы ее сюда притащили? Я приказал — за борт!

Закончить экзекуцию «проклятые» не успели, потому что в дело ввязалась Викана. Принцесса обхватила руками упавшую в обморок девушку и запричитала:

— Ингар, пощади Люсию, она больше не будет перечить мне! Не будь таким жестоким, умоляю тебя!

Таким образом, у жестокого князя Ингара появился противовес — добрейшая княгиня Викана.

— Викана, оставляю жизнь Люсии на твое усмотрение, если повторится что-нибудь подобное, будешь топить ее собственными руками! — обозлился я и ушел на корму к спрятавшемуся под лавку Тузику.

Хитрый малхус всегда хорошо чувствовал, что запахло жареным, и смывался, чтобы не попасть под раздачу.

Спасение Виканой Люсии как нельзя лучше разрядило обстановку на корабле, но меня угнетала мысль о том, что я превращаюсь в глазах соплеменников в жестокосердного монстра.

— Ингар, не нужно так жестоко поступать с людьми, мы все на пределе сил, и могут быть срывы, — вставил свои три копейки подошедший ко мне Ингур.

— Слушай, брат, иди лучше командуй приборкой на корабле, и так на душе муторно! Если не понял, то через час я проверю результат, и пеняй на себя. Прикажи, пусть принесут чего-нибудь поесть, а то в животе революция.

Я сидел на корме с пустой от мыслей головой и тупо смотрел за борт. Адреналиновый отходняк унес последние силы, и тело напоминало выжатый лимон. Из ступора меня вывел поцелуй влажных губ Виканы и ее шепот на ухо:

— Ингар, прости меня, что я вмешалась и выступила против тебя, но людей нельзя загонять в угол. Когда Алакдар учил меня управлять подданными, то говорил, что врагу всегда нужно оставлять щель для отступления, чтобы он не дрался до конца. Я очень испугалась, когда увидела, в какой ты ярости. Мы запросто могли остаться вдвоем на корабле и без подданных.

Слова принцессы меня очень удивили и открыли доселе неизвестные стороны ее характера. Ласковая кошечка легко могла превратиться в тигрицу, которая наверняка далеко не многим мужчинам по зубам. Наша беседа была прервана служанкой, принесшей скромный обед, и мы стали есть солдатскую кашу из одного котелка, переведя разговор в шутливое русло.

Глава 24 КАЙТОН

Как бы то ни было, но порядок на корабле был восстановлен и на горизонте забрезжила призрачная надежда на лучшее. Человеку даже в самой безнадежной ситуации свойственно хвататься за первую попавшуюся соломинку, даже если эта соломинка не вызывает особого доверия. Моя сумбурная речь и обещания возродить народ хуманов хотя и не выдерживали серьезной критики, давали пусть иллюзорную, но цель, ради которой стоило бороться за жизнь. Две недели продолжалось наше плавание «в никуда», главное — не стоять на месте. Разразившийся на шестой день после катастрофы сильный шторм не давал расслабиться трое суток и вымотал скудные остатки сил, а когда он закончился, тогда мы впервые увидели солнце в разрывах туч.

Вместе с окончанием шторма стихла буря в астрале Геона, и мне удалось, сориентировавшись по сторонам света, проложить курс в сторону имперского побережья. Мы заменили сломанную мачту и поставили парус, значительно облегчивший наше плавание. Измотанный экипаж получил долгожданный отдых, а на вахте остались только я и Ингур. Бойцы спали вповалку на палубе, словно это были трупы, а не живые люди. Я приказал женщинам приготовить обед изо всех оставшихся в наличии продуктов и запретил будить экипаж до тех пор, пока он сам не проснется. Откуда у меня появилась уверенность в том, что до берега недалеко, я не знал, но решил накормить людей, не экономя продуктов и воды.

Берег показался на следующее утро после нежданного пира. Сначала на пути дракара начали попадаться обломки деревьев, распухшие трупы животных и другой плавучий мусор, а затем мы увидели и кромку берега. Вид побережья выглядел удручающим: волна цунами превратила пляж в зловонную свалку. Гора воды, обрушившаяся на берег, оказалась настолько высокой, что переломала деревья на тридцатиметровом обрыве прибрежного плато. Мы плыли вдоль берега почти до полудня, пока нашли укрытую скалами бухту, в которую с обрыва стекал небольшой ручей. С трудом протиснувшись между скал, дракар уткнулся в песчаный берег бухты, и я отдал приказ вытащить его на берег. Так закончился путь с того света в новую жизнь, за которую еще предстояло побороться.

…В бухте мы оставались около недели, ремонтируя корабль и пополняя запасы еды и пресной воды. Если вода имелась в избытке, то с едой обстояло намного хуже. Пятьдесят восемь мужчин и четыре женщины требовали много пищи, а в рационе были только птичьи яйца и воняющие рыбой геонские чайки, гнездящиеся на скалах. На второй день бойцы сплели сеть из распущенного каната и стали ловить в бухте рыбу, но нас и это не спасло бы, если бы не Тузик. Малхус в первую же ночь смылся на берег, а утром сбросил со скал в бухту туши двух оленей и теленка. Где он ухитрился столь удачно поохотиться, осталось тайной, покрытой мраком, но подобные подарки мы получали еще два дня. Мне удалось найти источник Силы и пополнить истощенные запасы магической энергии.

Первым делом мы с Тузиком почистили кровь Виканы, а затем я подкачал ее ауру и просканировал состояние плода. Принцесса на удивление легко перенесла обрушившиеся на нее испытания, а наши будущие дети резво набирали вес и уже имели вполне оформившиеся тела. Я обрадовал Викану своими наблюдениями и тут же получил ехидные уточнения к своим наблюдениям. Оказывается, Викана намного лучше меня была осведомлена о происходящих изменениях в своем организме. Из ее слов следовало, что мне предстояло стать отцом сына и дочери и до этого счастливого момента оставалось меньше семи месяцев. Я едва не задушил жену в объятиях, но, получив подзатыльник, быстро остыл. Придя в себя после оплеухи, я поинтересовался, почему роды через семь месяцев, а не через девять и не связано ли это с какими-то отклонениями в развитии детей, но Викана успокоила меня. Оказалось, что гвельфийки вынашивают плод семь месяцев, а не девять, как люди. Это связано с ускоренным метаболизмом гвельфов, и во многом поэтому гвельфийки так тяжело вынашивают детей. Ребенок быстро растет и высасывает практически все соки из матери, отравляя ее организм отходами своей жизнедеятельности. Эликсир жизни, получаемый из плодов Нордрассила, компенсирует эти потери, помогая матери выжить, а ребенку сформироваться, но и тогда беременность проходит тяжело и не всегда удачно. Очистка крови роженицы с помощью малхуса оказалась новым словом в гвельфийской медицине и, по словам Виканы, была очень эффективной. Даже отсутствие эликсира жизни пока не сказывалось на развитии плода, а самочувствие будущей матери было на удивление хорошим.

Экипаж дракара за неделю отдохнул и отъелся, насколько это было возможно. С помощью Виканы и Тузика мне удалось залечить все травмы и болячки у наших людей, и настало время продолжить наш путь.

…Дракар направился вдоль побережья в сторону Кайтона. День пути — и мы доплыли до Карса, прежде бывшего городом. Зрелище, представшее перед нашими глазами, сразу отбило желание приставать к берегу. Карс просто перестал существовать, от ранее процветавшего большого города остались одни фундаменты, даже мощная крепостная стена исчезла, а в портовой бухте плавали сотни раздувшихся трупов горожан вперемешку с мусором. Вонь на жаре стояла неимоверная, и я приказал отойти в море подальше от берега. Катастрофа нанесла чудовищный урон Териону, страшно было даже подумать, что случилось с Тароном и островом Зурон, которые находились ближе к эпицентру взрыва. Четверо суток мы плыли вдоль уничтоженного цунами побережья, пока разрушения на берегу не стали сходить на нет. Сначала появились островки выстоявших деревьев, а затем и целые зеленые рощи.

После того как дракар миновал скалистый мыс, береговая черта резко повернула на юг и следы цунами почти исчезли. Погода стала улучшаться, тучи рассеялись, и воздух очистился от вулканической пыли. На третий день после поворота на юг прошла сильная гроза, смывшая с деревьев на берегу остатки серого вулканического пепла, и мир снова стал таким, каким я видел его до катастрофы. Нам пришлось еще два раза делать непродолжительные остановки для отдыха и пополнения припасов. Я решил не насиловать экипаж греблей и дать людям прийти в себя перед грядущими боями. Мои многочасовые бдения над картой и планирование дальнейших действий постепенно стали обретать законченную форму и обросли запасными вариантами развития событий.

Расчет у меня был простой и базировался в основном на наглости и скорости, с которой мы будем действовать. Слава хуманов как лучших бойцов Геона ни у кого не вызывала сомнений, и поэтому вступать с нами в открытый бой в Кайтоне без особой нужды никто не станет. Наличие двух метателей тоже являлось очень веским аргументом для любого противника. Единственной серьезной опасностью для нас могло стать присутствие в городе большого отряда имперцев или их боевых кораблей, поэтому я решил сначала укрыться где-то недалеко от Кайтона и отправить в город разведку.

Со слов принцессы мне стало известно, что в гвельфийском торговом представительстве постоянно живут двенадцать гвельфийских семей с женами и детьми, а также около двух десятков полукровок и квартеронов прислуги, из которых треть женщины. К дому Виканы принадлежали только четыре семьи, готовые беспрекословно повиноваться своей принцессе, и если потребуется, то они уйдут с нами к Дереву Жизни, даже не зная о цели нашего похода. Скорее всего, в Кайтоне мало что известно о произошедшей на Таноле катастрофе, это связано с допотопной системой связи, построенной на использовании почтовых птиц и курьеров. Первоочередной задачей являлась покупка запаса продуктов и вьючных лошадей для путешествия по джунглям. В пиратском городе наверняка присутствовал невольничий рынок, на котором можно было купить будущих жен для моих воинов или отбить невольниц силой в случае нужды. Перед бегством из бухты Плача я забрал с флагманской галеры весь наличный запас денег, включая и казну клана Ингура, поэтому на лошадей и припасы денег должно было хватить, а с будущими женами придется поступать по обстановке.

Судьба потихоньку стала благоволить к нам и помогла решить проблему с разведкой Кайтона. На ночевку мы свернули в русло реки, где наткнулись на небольшое торговое судно, зашедшее сюда раньше нас. Экипаж купца состоял всего из пятнадцати человек, которые сразу сложили оружие, завидев хуманов, идущих на абордаж. Жестких мер к пленным я применять не стал и ограничился только реквизицией продовольствия и двух рабынь, которых капитан купил в Кайтоне.

После обещания не убивать экипаж и даже оставить в подарок их же собственный корабль капитан запел как соловей. Катастрофа застала торговца в Кайтоне, куда он привозил на продажу продовольствие, скупленное в окрестных поселках и на ближайших островах. Отголоски землетрясения, докатившегося до города, тогда особых разрушений не принесли. В Кайтоне разрушились только несколько хибар, которые и сами готовы были развалиться.

Через неделю из халифата стали прибывать первые беженцы, рассказавшие о начавшемся извержении вулкана на острове Патрос в Атласском озере. На острове находился город Медина, в котором проживала почти половина населения халифата. Медине не повезло: огненные потоки лавы, вырвавшись на свободу, потекли в сторону города. Население рвануло кто куда, спасаясь от извержения и беспредела, начавшегося в столице. Еще через неделю сильно тряхнуло уже Кайтон, в котором развалило треть зданий, и тогда появились первые погибшие и раненые. Пиратская вольница намного организованней любой государственной конторы, и капитаны корсаров железной рукой задавили начавшееся в городе мародерство и грабежи. На данный момент в Кайтоне командовал совет из трех отставных капитанов, некогда сделавших себе состояние пиратством и вышедших на покой, администрация афрских вождей была выгнана из города.

Кораблей в порту Кайтона осталось мало, потому что многие пираты ушли в море, когда начались проблемы с продовольствием и сбытом ранее награбленного. Имперцев в городе не было вообще, так как сразу после землетрясения их торговое представительство поголовно вырезали любители легкой наживы. Гвельфы на удивление легко отбили нападение, расстреляв мародеров отравленными стрелами и изрубив на куски пару десятков особо ретивых. О хуманах пленные ничего толком не знали, они видели только нескольких воинов, входивших в экипажи пиратских кораблей.

Закончив допрос, я приказал всем отдыхать, выставив только обычные караулы, а сам спустился в трюм, где устроили себе каюту Викана и прислуживающие ей девушки под охраной Тузика. Мне было необходимо обсудить с принцессой вопрос возможности сотрудничества нашего отряда с гвельфами. Викана уверенно пообещала мне, что вся имеющаяся у руководства гвельфов информация будет ей доступна и никаких препятствий с этой стороны ожидать не стоит. Мы вместе поужинали, но спать мне пришлось отправляться на палубу, как бы мне ни хотелось остаться с Виканой наедине.

Утро началось с обычного аврала. Экипаж, подгоняемый Ингуром и десятниками, вывел дракар в море, и мы, поставив парус, поплыли в Кайтон. Купеческий корабль остался в русле реки, а капитана я на всякий случай прихватил с собой в качестве лоцмана.

К полудню на берегу показались скалы, закрывающие бухту города со стороны моря, и мы направились к фарватеру, ведущему в порт. Пленный капитан хорошо знал фарватер, и мы легко миновали все рифы и мели. Обе сторожевые башни, между которыми обычно натягивали цепь, закрывавшую вход в бухту от вражеских кораблей, оказались разрушенными, поэтому никаких препятствий не встретили, и дракар вошел в порт как к себе домой. В порту мы застали четыре корабля крупнее нашего дракара и полтора десятка баркасов и крупных лодок. Все эти корабли явно были торговыми и не представляли для нас никакой угрозы.

Я приказал швартоваться к свободному причалу у центрального пирса и стал дожидаться представителей местной администрации, не заставивших себя долго ждать. Из каменного строения, похожего на форт, вышел десяток хорошо вооруженных воинов, которые направились в нашу сторону. Пираты не заморачивались бюрократическими процедурами, и командир отряда сразу пригласил меня к портовому начальству. Мой визит в форт занял не более часа. Одноногий пират с рожей, списанной с персонажей романов Стивенсона, объявил мне плату за стоянку в порту и ознакомил с простыми правилами нахождения в Кайтоне. Моя попытка поторговаться сразу была пресечена, и я, облегчив кошелек на полсотни серебряных империалов, получил разрешение на недельную стоянку в порту.

Вернувшись на корабль, я оставил Ингура на хозяйстве и вместе с Виканой и Тузиком отправился в гвельфийское торговое представительство, взяв в качестве проводника пленного капитана и для спокойствия десяток воинов и легкий метатель.

Через час наш отряд вышел к усадьбе, которую окружала высокая каменная стена, усиленная по углам мощными башнями. Узкие бойницы для лучников в два ряда и крепкие ворота, обитые железом, внушали уважение к обитателям усадьбы. Я не знаю, какую траву нужно было курить, чтобы без осадных машин и хорошо вооруженного отряда решиться на штурм этого самого настоящего замка, поэтому у меня исчезло последнее недоверие к рассказу капитана о легком разгроме гвельфами толпы мародеров.

Чтобы не испытывать судьбу, мы укрылись в ближайшем переулке от возможного обстрела из луков, а к замку отправили парламентера, известившего гвельфов о прибытии принцессы Виканы. Через полчаса из ворот вышел молодой гвельф в сопровождении двух слуг и с надменным видом приблизился к нам. После минутных переговоров спесь с молокососа как рукой сняло, и он вприпрыжку рванул в замок.

Встречать принцессу вышли все обитатели торгового представительства во главе с его руководителем лэром Мистиром. Здесь я впервые понял, какое положение среди гвельфов занимает Викана. Прием принцессе был оказан, как английской королеве в каком-нибудь Крыжополе. Все непрерывно улыбались и приседали в реверансах, пытаясь обратить на себя внимание столь высокопоставленной особы. Вашего покорного слугу оттерли в сторону, как бомжа от президента, и я потерялся в толпе, но единственного пропустили во двор замка, посчитав, что я телохранитель Виканы. Остальной отряд остался за воротами. Я не стал возникать по этому поводу, понимая, что только больной на всю голову забудет об элементарных правилах безопасности в такое сложное время. Тузик тоже каким-то образом пролез за ворота и крутился возле ног принцессы в образе лохматой дворняги.

Мистир очень вежливо пригласил принцессу в свой кабинет, и мы поднялись на второй этаж усадьбы в большую богато обставленную комнату. Следом за нами в комнату вошли еще два гвельфа с высокомерным выражением лиц. Мистир усадил Викану в кресло и с заискивающей улыбкой начал разговор:

— Принцесса, я счастлив снова видеть вас в стенах моего скромного жилища. Что привело ваше высочество в столь отдаленный уголок Геона?

— Лэр Мистир, я очень устала за время нашего путешествия, и моя одежда в результате дорожных перипетий пришла в негодность. Сейчас у меня нет сил для разговоров, я мечтаю только о горячей ванне и чистой постели.

— Простите меня, принцесса, я совсем растерялся, увидев вас, прошу не гневаться на старого дурака, через минуту все будет устроено, — заявил смущенный Мистир и позвонил в колокольчик.

Прислуга, скорее всего, ждала за дверью, и через мгновение в кабинете оказались две симпатичные девушки-квартеронки. Мистир выслушал доклад о подготовке покоев принцессы в замке, и девушки выпорхнули из комнаты. Дверь даже не успела закрыться, как в нее вошел слуга с огромным подносом, уставленным различными закусками, кувшинами с вином и другими яствами. Прием сразу превратился в фуршет, на котором надменные гвельфы прислуживали Викане, как халдеи в кабаке. Принцесса умело держала марку и с пренебрежением откусывала малюсенькие кусочки от многочисленных изысканных блюд. Как ей удавалось сдерживаться, ума не приложу?! Мне очень хорошо был известен рацион питания нашего полуторамесячного путешествия на дракаре: кроме солдатской каши и другого подножного корма, никаких деликатесов в нем не наблюдалось. Порода и воспитание Виканы проявили себя во всей красе, принцесса держалась как богиня в гостях у смертных.

Единственный прокол, допущенный принцессой, состоял в том, что ее голодный супруг стоял за спинкой кресла и заливал слюнями пол кабинета. Я человек хотя и древних кровей, причем даже истинный высокородный, но голод не тетка. Всего этого фуршета мне хватило бы только на один зуб, вместе с подносом и посудой, однако приходилось только облизываться. Наконец ее сиятельство вспомнила о муже и бросило на меня свой скучающий взгляд. Вид моей кольчуги, залитой слюнями, вернул принцессу с небес на землю.

— Ингар, ты ведь тоже голоден, — виновато произнесла Викана, тыкая в меня крылышком какого-то воробья.

— Принцесса, не стоит беспокоиться за вашего телохранителя, его обязательно покормят вместе с прислугой, — вежливо заметил Мистир.

Недоеденный воробей выпал из прелестной ручки Виканы на пол, и она, захлопав своими обворожительными глазками, произнесла:

— Лэр Мистир, прошу извинить меня, но я не представила вам своего мужа князя Ингара.

Мало сказать, что это заявление Виканы повергло в шок Мистира и остальных присутствующих в кабинете гвельфов, перворожденных просто заклинило с вылупленными глазами. Первым пришел в себя Мистир, который, криво улыбаясь, кивнул мне и заявил:

— Ваше высочество, вы очень устали после столь продолжительного путешествия, и вам необходимо отдохнуть. Отложим все проблемы на завтра, а сейчас разрешите проводить вас в ваши покои.

Викана, видя замешательство окружающих, решила не усугублять ситуацию и встала с кресла. Еще на дракаре мы договорились с принцессой придерживаться режима секретности и не афишировать наличие еще одного Дерева Жизни на Геоне, а также не раскрывать перед гвельфами происхождение Тузика.

— Милый, я действительно очень устала и буквально валюсь с ног. Мне, наверное, лучше лечь спать? — спросила меня Викана, поняв, что сморозила глупость, не подготовив окружающих к новости о ее замужестве.

— Конечно, Викана, тебе нужно отдохнуть. Я приду к тебе завтра утром. Не беспокойся обо мне, я все равно собирался идти в город, необходимо подыскать место для размещения воинов и решить пару проблем. Тузик останется с тобой, он защитит свою хозяйку в случае необходимости. Здесь, я надеюсь, тебя не станут обижать?

После этих слов лицо Мистира пошло синими пятнами, и он заявил:

— Как вы могли подумать такое! Принцесса Викана в этом доме в абсолютной безопасности, наш долг — служить ее сиятельству даже ценой собственной жизни.

Я не стал вступать в полемику с Мистиром, а, проводив принцессу до дверей ее нынешних покоев, распрощался и вышел на улицу. Мой отряд уже заждался моего возвращения и готовился вышибать ворота замка при помощи метателя, потому что охрана представительства не отвечала на вопросы о нашей с Виканой судьбе. Хреновый я все-таки полководец, если не смог просчитать реакцию своих бойцов на долгое отсутствие командира.

Остаток дня мы потратили на поиски места, куда можно перебазировать отряд на время подготовки к уходу в джунгли. Вопрос оказался довольно сложным, потому что база должна была отвечать многим зачастую противоречивым условиям. Я готовился уже плюнуть на это дело, но нам снова повезло. Попавшийся на дороге мальчишка на наши вопросы за пару медных монет привел нас на окраину города к старому загону для скота, который сейчас пустовал, потому что скот на продажу должны пригнать не раньше чем через месяц. За десять империалов я договорился с поддатым хозяином об аренде, затем, оставив пятерых воинов под навесом загона, отправился на дракар.

Ситуация в Кайтоне сложилась взрывоопасная: беженцев из халифата пока было не очень много, но трудности с продовольствием в полуразрушенном городе уже ощущались. На местном рынке цены еще не поднялись до небес, но дело шло к тому. Я решил перестраховаться и купил три телеги с зерном, применяемым для приготовления походной каши, и трех старых быков на мясо, остальную мелочовку можно было докупить позже. До невольничьего рынка мы так и не добрались и вернулись на корабль практически в темноте. После ужина я сразу завалился спать.

Глава 25 НЕОЖИДАННЫЕ РАЗБОРКИ С РОДСТВЕННИКАМИ

С рассветом меня разбудил топот ног на палубе, и я, продрав глаза, вылез из трюма. Воины радостно готовились к перебазированию на твердую землю и собирали необходимые в походе вещи.

Хорошее настроение воинов меня поначалу удивило, но после некоторых раздумий и у этого факта появилось оправдание. Молодые ребята, перенесшие личную трагедию и чудовищный по трудности морской переход, не потеряли интереса к жизни. Случаев самоубийств больше не наблюдалось, даже ушедших в себя и опустивших руки не было. В принципе этому имелись логические объяснения. В экипаже дракара были в основном только молодые и неженатые воины, ветераны во время землетрясения находились в горах или в ближайших поселках со своими семьями. Две галеры патрулировали побережье и отсутствовали в порту, а их экипажи состояли из наиболее опытных бойцов, поэтому в порту осталась в основном молодежь, не связанная семейными узами.

Женились хуманы не раньше, чем мужчине исполнится двадцать шесть лет и он послужит в княжеской дружине или наемником на континенте. Молодой воин покидал клан в двадцать лет, для того чтобы встать на ноги и заработать денег на создание семьи. Стандартный контракт наемника длится пять лет, но даже за эти годы не всегда удается скопить необходимую сумму, и многие женятся не раньше тридцати.

Средневековый и клановый уклад жизни не способствовал любовным интрижкам среди хуманов. Жен для сыновей практически всегда выбирали главы семей, то есть отцы и деды воинов, и зачастую жених впервые видел невесту только на свадьбе. Вся любовь для молодого хумана проходила или в публичных домах Меранской империи, или с захваченными в походах пленницами. То, что гибель родственников на Таноле являлась для ребят большой трагедией, сомнения не вызывало, но жизнь на этом не закончилась, и многие воспринимали свое спасение как подарок богов. Мое решение о покупке жен для всего экипажа и то, что они будут сами участвовать в выборе невест, неожиданно подняло настроение дружины. Хуманы на Таноле тоже платили за невесту нехилый выкуп и зачастую получали за свою многолетнюю военную добычу кота в мешке, а здесь за невест платит князь и у бойцов есть возможность выбора.

Обсудив с Ингуром за завтраком ближайшие планы, мы наметили задачи на день, и колонна бойцов, позванивая кольчугами, сошла на берег.

Неотложные дела закрутили нас, как в водовороте, я рассылал посыльных по городу, торговался на рынке за еду и лошадей, вправлял мозги нерадивым бойцам. К обеду мы с Ингуром и десятком бойцов охраны прочесывали невольничий рынок в поисках кандидаток в невесты для своих людей. Ингур в том вопросе мог дать мне сотню очков форы, потому что его любовные подвиги среди гвельфиек на Тароне могли впечатлить любого. Даже в этот тяжелейший момент он не прочь был позабавиться с девушками, спасенными им с Танола. У меня с ним был даже разговор на повышенных тонах по этому поводу, который утихомирил брата на некоторое время. Сейчас же я дал брату полный карт-бланш, и он приступил к делу с завидным рвением. Через час Ингур уже выбрал восемь девушек, удовлетворяющих его критериям, и теперь он отчаянно торговался с продавцом о цене, а я магически слегка поддавливал купцов, стараясь скинуть расценки. Мы настолько увлеклись этим приятным занятием, что не сразу заметили крутящегося под ногами Тузика, который жалобно скулил.

«Господи, как же я мог забыть про Викану и распустить слюни, увлекшись кастингом красоток для гарема Ингура? Викана мне голову оторвет к чертовой матери вместе с остальными мужскими причиндалами!» — с ужасом подумал я и, оставив кошелек брату, опрометью помчался за Тузиком.

Замок гвельфов встретил нас закрытыми воротами, в которые я начал долбиться, как бабочка о стекло. Минут пять никто не открывал, и у меня уже начало портиться настроение. Наконец открылась калитка в стене, и нас с Тузиком впустили во двор. Малхус куда-то сразу убежал, а меня обступила охрана замка.

— Князь Ингар? — задал вопрос высоченный полукровка, окруженный пятерыми нехилыми бойцами.

— Да, это я.

— Прошу вас пройти за мной, — с непроницаемым лицом заявил закованный в броню воин, и меня повели в усадьбу, словно под конвоем.

Такого поворота событий я, откровенно говоря, не ожидал и пошел за ними, как щенок на веревочке. Меня завели в какую-то комнатушку с решетками на окнах и усадили в кресло. Первый шок прошел, и растерянность начала перерастать в злобу.

— Ребята, объясните мне толком, в чем дело, а то я в полном недоумении от такого приема, — попытался я вежливо договориться с воинами.

— Парень, тебе лучше заткнуться и помалкивать. Когда придет время, тебя вызовут и разъяснят твое незавидное положение, — процедил сквозь зубы здоровяк.

Видимо, я окончательный тормоз, потому что все еще скрипел мозгами, а не действовал.

— Ребята, проводите-ка меня к принцессе Викане, мне нужно с ней поговорить! — заявил я, поднимаясь на ноги.

— Сидеть! — приказал полукровка и, надавив на мое плечо железной лапой, усадил обратно в кресло.

— Да как ты разговариваешь с князем! — начал я ерепениться.

— Заткнись, тебе сказали! Говно ты, а не князь! Как ты, паршивый человечишка, можешь своим поганым языком касаться имени гвельфийской принцессы! — сверкнув глазами, проревел громила.

Полукровка явно переборщил со своими заявками, потому что свет у меня в глазах померк и наружу вылезла звериная злоба. Тело заработало без подсказки головы, словно по заложенной программе.

Мордоворот после подсечки перевернулся в воздухе и улетел в угол комнаты, где и завис вверх ногами, ударившись башкой об пол. Я, оттолкнувшись руками от подлокотников кресла, прыгнул вперед ногами и сбил с ног второго охранника. Грудь несчастного я использовал как батут и, сделав кувырок назад, сломал локтем нос третьему воину. Четвертого бойца расклинило от такой моей прыти, и удар головой в переносицу погасил свет в его поросячьих глазках, отправив его в глубокий нокаут. Противники в комнате закончились, но снаружи в дверь вломились еще два воина с обнаженными мечами в руках. Первому я сломал руку, ударив по ней ребром ладони, а второго, схватив за ворот кольчуги, впечатал лбом в косяк двери. Вся свалка продолжалась не более пяти секунд, и теперь в комнате раздавался только скулеж полукровки со сломанной рукой.

— Заткнись, сука! — сказал я раненому и от всей души заехал ему в ухо.

Ситуация явно вышла из-под моего контроля, и родственники со стороны жены грозили превратиться в непримиримых врагов. На счастье, ребята под руку попались крепкие, и мне не удалось никого зашибить до смерти. Чтобы не заморачиваться с веревками, я погрузил бедолаг в гипнотический сон и огляделся. За этой процедурой меня застал Тузик, просунувший лохматую голову в дверь комнаты.

— Ну что, друг, натворил я здесь дел? Веди меня, охламон, к Викане, кажется мне, что это не последний сабантуй сегодня. Нужно по-быстрому сваливать из замка, а то родня набежит, мало не покажется, — сказал я, потрепав малхуса по загривку.

Мы с Тузиком крались по закоулкамусадьбы, пока тот не нырнул в нишу, закрытую плотной портьерой от посторонних глаз. За стеной послышались голоса, и я прижался ухом к деревянной перегородке.

— Немедленно выпустите меня отсюда! — раздался за стеной голос Виканы. — Как вы смеете удерживать меня здесь силой! Я ухожу жить на дракар к своему мужу, раз здесь мне не оказывают должного уважения!

— Принцесса, умоляю вас не гневаться, но вы еще очень молоды и не отдаете себе отчет в тех словах, которые произносите! Жалкий человечишка, грязный князек из племени дикарей не может быть мужем наследницы гвельфийского престола! Ваш отец просто не переживет такого позора! Я понимаю ваши девичьи иллюзии и мечты о возвышенной любви, но поверьте, пройдет совсем немного времени, и вы забудете о нем как о страшном сне. Хуман случайно спас ваше высочество из лап арбского принца Юсуфа после похищения, поэтому вы и возомнили бог знает что про этого кабацкого вышибалу! Уж лучше бы на месте хумана был Юсуф, он хотя бы принц, а этот Ингар вообще неизвестно кто! Моя обязанность удержать ваше высочество от опрометчивого поступка и отправить на Тарон к отцу, даже помимо вашей воли! — распекал Викану голос Мистира.

— Какой же ты идиот, Мистир! По-моему, у тебя в голове только одна извилина и та от удара дубиной! Ты плохо знаешь моего мужа, он придет за мной и даже в одиночку перебьет здесь всех, как мух! Я ношу под сердцем его детей, и он никого за них не пощадит!

— О боги, неужели и до этого дошло? Теперь я просто обязан немедленно отправить ваше высочество на Тарон, пока не поздно! — произнес Мистир срывающимся голосом.

— Никуда вы меня не отправите! Я пытаюсь вам объяснить, что вы затеяли смертельную игру с моим мужем. Пока вы меня здесь обвиняете в распутстве, он наверняка уже развешивает ваших воинов на крюках для факелов по всему замку!

— Ну, это вы зря говорите, ваше высочество, — зазвучал за стеной другой мужской голос. — Я, конечно, не лучший воин среди гвельфов, но сам Арима Летящая Смерть только на одну стрелу опередил меня на турнире в Илирии, а на мечах нам засчитали ничью. Я сто двадцать лет живу на этом свете, и ни один человечишка не может и мечтать победить «приносящего смерть», даже имея десяток воинов за спиной. Если бы этот Ингар явился в замок со всеми своими воинами, то и тогда нам было чем встретить незваных гостей, но этот глупец и пришел в одиночку…

— Где он? Отвечай, мразь, что вы с ним сделали! — закричала Викана.

— Принцесса, ваш любовник жив и сидит под арестом в одной из комнат усадьбы. Если вы подчинитесь и будете вести себя разумно, то я даю слово, что хумана сразу отпустят, как только вы уплывете на Тарон.

— Лаэр, я никогда не прощу тебе этого!

— Не вам, опозорившей своего деда и отца, угрожать мне. Лучше подумайте, что вы будете отвечать на суде вашего дома, — спокойно ответил мужской голос.

Из-за стены послышался плач Виканы, и я решил больше не тянуть со своим торжественным выходом. Все точки над «i» были расставлены, и настало время сшибать спесь с ушастых уродов.

«Ребята, вы явно обкурились какой-то стремной травки, самомнения и гонору на свой счет у вас немерено, что же, будем играть по вашим правилам. Если вы решили мериться мужскими достоинствами, то на ваш обломанный карандаш найдется десятиметровая рулетка! К чертовой матери демократию и разговоры про равенство. Вы кичитесь званием перворожденных, ну а я вывалю вам все свои понты, еще посмотрим, у кого они круче. Будете у меня, козлы лопоухие, ушами пол подметать!» — решил я, и кровь в жилах вспенилась, как теплая пепси-кола.

После прибытия в Кайтон мне постоянно приходилось приглушать свою ауру, придавая ей вид ауры обычного человека, чтобы не выдать свои магические возможности, если столкнусь с видящим или магом, поэтому я снова просканировал ее состояние и только после этого начал действовать.

— Пошли, Тузик, ушастых строить, только превращайся в малхуса по моей команде! — шепнул я лохматому другу и вытащил из-под кольчуги медальон хранителя.

Мы вышли в коридор и направились к двери в комнату, из которой доносился подслушанный мною разговор. Я вежливо постучал и, не дождавшись ответа, вошел в покои Виканы. Нашего появления явно никто не ожидал, и в комнате повисла гробовая тишина. В помещении кроме Виканы находились еще три гвельфа. Одним из них был знакомый мне Мистир, а двух других я видел впервые. Эта сладкая парочка была одета в черные костюмы, отделанные серебряными галунами, а на указательном пальце левой руки у каждого из них сиял рубиновыми глазами перстень в виде человеческого черепа.

— Ингар! — крикнула принцесса и повисла у меня на шее.

Слезы у принцессы мгновенно высохли, и она заулыбалась, как девочка, получившая в подарок новую куклу.

— Викана, ты плакала? Тебя обидели эти нехорошие дяди? — начал я ломать комедию, однако держа обстановку под полным контролем.

Тузик умело подыгрывал мне, он уселся возле моих ног и начал чесать задней лапой у себя за ухом. Картина со стороны выглядела, как будто лох и дворняга по ошибке забрели на разборку к крутым перцам. Викану очень удивили мои слова и поведение. Наученная горьким опытом, она сразу заподозрила неладное и рухнула на колени и, обхватив меня руками за ноги, запричитала:

— Ингар, миленький, не убивай этих дураков, они не понимают, что творят!

В этот момент в разговор вмешался Мистир:

— Князь, не усугубляйте свое положение, давайте договоримся по-хорошему. Принцесса должна уплыть на Тарон к своему отцу, а я даю вам слово, что с вами ничего не случится, вам даже денег дадут за молчание, много денег! Поймите, этот мезальянс до добра вас не доведет!

Предложение денег за молчание и упоминание мезальянса только подогрело мой игривый настрой, и снова из моей души вылезла оскалившаяся морда зверя. Я поднял с колен Викану и усадил ее в кресло, а затем медленно подошел к Мистиру.

«Остапа понесло», — мелькнула в голове идиотская присказка.

Я сделал удрученный вид и с надрывом заявил:

— Лэр Мистир, вы даже не представляете, насколько вы правы! Если бы мои родители знали, на какой мезальянс заставила меня пойти любовь к самой обычной принцессе из захолустного мирка под названием Геон, то до конца поняли мои страдания! Любовь — страшная сила, перед которой рушатся все сословные преграды, заставляя высокорожденных опускаться даже до гвельфов с какого-то Геона! Я, сиятельный Ингар Черный Дракон, скользящий между мирами, истинный высокородный, в жилах которого течет кровь древних, я, хранитель Нордрассила и повелитель малхусов, влюбился в Викану и отдал ей свое сердце и титулы. Друг мой, вы буквально рвете на части мое израненное сердце!

— Не паясничай, грязный дикарь, или я отрежу твой поганый язык! — заявил Лаэр.

Гвельф сделал шаг мне навстречу и вытащил меч из ножен.

«Тузик, пора!» — приказал я внутренним голосом малхусу, и спектакль подошел к своей кульминации.

Тузик, утробно зарычав, перетек из образа дворняги в сверкающего сполохами молний голубого малхуса и преградил дорогу «приносящему смерть». Гвельфов от страха буквально размазало по стенам, и они, одновременно выдохнув слово «малхус», застыли, как парализованные. Я снял защиту со своей ауры и разогнал потоки Силы вокруг тела до голубого свечения. Гвельфов начала колотить мелкая дрожь, а Мистир стал икать с перепугу. Для пущего эффекта я снял с шеи медальон хранителя и поочередно ткнул им в рожу каждому из перворожденных. Эффект превзошел все ожидания: Мистир сполз по стене на пол, младший «приносящий смерть» грохнулся в обморок, но, разбив себе нос об стул, очухался и уполз в угол. Только Лаэр героически стоял на трясущихся ногах и пытался сохранить остатки собственного достоинства.

— Мне кажется, все из присутствующих догадались, кто перед ними находится, но мне непонятно, почему вы так нагло себя ведете? — продолжил я издеваться над гвельфами. — Кто позволил столь низкорожденным поднимать глаза на сиятельную особу древней крови? А ну быстро все мордой в пол!

Гвельфы рухнули на пол лицом вниз, словно им отрубили ноги. Викана тоже начала потихоньку сползать с кресла на ковер.

— Виканочка, тебя это не касается. Ты моя жена! — остановил я принцессу и продолжил — Слушайте внимательно и запоминайте! Викана — моя жена и мать моих будущих детей. Ваша задача — оберегать ее ценой собственной паршивой жизни, если она попросит даже лизать ей пятки. Вы поняли?

— Да, сиятельный, — хором ответили ушастые.

— Я немножко обиделся на ваших бойцов, попытавшихся арестовать меня, и слегка их поколотил. Все шестеро валяются в комнате, где они добросовестно пытались выполнить ваш приказ. Подчиненные не виноваты в том, что их командиры идиоты, поэтому, Мистир, бегом вниз и окажи помощь своим людям, пока никто из них не загнулся. А ты, Лаэр, вытри рожу этому молокососу и бегом за дверь: ваша задача — охранять принцессу. Даже в сортир ходить будете по очереди, замечу хоть одно нарушение — побрею уши! Вперед, время пошло!

Через пару секунд мы с Виканой остались наедине, и я опустился на колени перед креслом, в котором она сидела.

— Милая, эти уроды сильно тебя напугали? — спросил я, целуя ей руки.

— Любимый, ты такой смешной, я сначала действительно поверила, что ты их всех поубиваешь. Как ты лихо воспитал этих спесивых дураков, — захихикала Викана и поцеловала меня в лысину.

— А что, их нужно было поубивать? Подожди минуту, любимая, я быстро, — притворно удивился я и сделал вид, что встаю с пола.

— Ингар, хватит меня пугать, я и так вся испуганная! Давай лучше обед закажем, а то Тузик уже свой хвост грызет.

Через час я сидел распустив ремень на набитом деликатесами брюхе и, как волк из мультфильма, мог сказать только: «Щас спою». Организм, отвыкший от подобного изобилия, надорвался, и сон сморил меня прямо за столом. Поспать больше часа мне не удалось, потому что в замок заявился Ингур. Этот ловелас решил похвастаться своими приобретениями и притащил с собой весь гарем из семнадцати красоток. В результате этого «явления дурака народу» мы оба получили от Виканы здоровенных люлей для профилактики, и гарем перекочевал в гвельфийский замок под ее очаровательную ручку.

Мы решили больше не испытывать судьбу, находясь рядом с разъяренной принцессой, и удрали в город под предлогом неотложных дел. Ингур по дороге шипел, как змея, ощупывая распухшее после оплеухи ухо, и жаловался мне на Викану:

— Ингар, ты дурак, что взял в жены эту сумасшедшую! Она с детства меня постоянно лупила просто для развлечения. Викана всю кровь мою выпила и ребра пересчитала. Зря ты лыбишься, ручка у нее ох какая тяжелая. Ты знаешь, что она из мужского гвельфийского лука стреляет? На этот лук не каждый мужик тетиву натянет, а она из него птиц сшибает на лету. Попомни мои слова, проснешься как-нибудь утром, а ты мертвый!

— Брат, прекрати ныть, сам виноват, что схлопотал от Виканы, да еще и меня подставил. На кой черт ты вместе с гаремом к гвельфам приперся?

— Ингар, я хотел, чтобы ты сам проверил девушек, которых я купил, денег за них много заплачено, вдруг что-нибудь не так.

— Ты полный идиот или придуриваешься? По каким критериям, по-твоему, я девушек проверять должен? Викана нам свечку держать будет, а я проверкой займусь? Мало она тебе еще навешала, любвеобильный ты наш. Все, кончилась твоя сладкая жизнь, завтра же попрошу Викану подобрать тебе подходящую невесту, чтобы та твое мужское достоинство на бантик завязала!

Ингур сразу заткнулся, услышав эту благую весть, и дальше мы пошли молча. Снова завертелся водоворот неотложных дел, продлившийся до позднего вечера. Я собрался уже ложиться спать на дракаре, когда из замка прибежал в качестве посыльного молодой «приносящий смерть». Принцесса требовала, чтобы я немедленно явился к ней, опасаясь за мою верность супружескому долгу. Мне снова пришлось тащиться в темноте через весь город, в котором и днем-то было не очень безопасно. Я решил не дергать измученных бойцов и отправился в дорогу только в сопровождении «приносящего смерть».

На этот раз неприятности стали слетаться ко мне как мухи на дерьмо. Первый раз нас попытались ограбить сразу на выходе из порта, но очень неудачно для нападающих. Мы быстро прикончили пятерых придурков и отправились дальше. Молодой гвельф показал себя с лучшей стороны и зарубил троих налетчиков. На этом наши приключения не закончились, и дорога в замок стала похожа ни компьютерную игру DOOM. Практически за каждым углом нас поджидали какие-нибудь уроды, жаждущие наших денег и крови. По-моему, нас пытались убить еще пять или шесть раз. Правда, третье нападение нельзя считать таковым, потому что гвельф с перепугу зарезал случайного прохожего. Так, размахивая всю дорогу мечами, мы добрались до замка, однако «приносящий смерть» проделал последнюю треть пути без сознания, повиснув у меня на плече.

Молодость зачастую синоним глупости, об этом мне известно из собственного печального опыта. Парень, оказывается, в предпоследней схватке заработал удар кинжалом в бок и по дурости промолчал об этом, через пару минут он вырубился от потери крови. Если бы я знал о ранении гвельфа, то такого безобразия не случилось бы. В результате перворожденного мне пришлось тащить на себе, а в последнем бою брыкаться, как лошадь, чтобы отбиться от нападения с левого бока.

Как бы то ни было, но до замка мы добрались все-таки живыми, однако, как мне кажется, ненадолго. Сразу за воротами нас поджидала разъяренная Викана с какой-то железякой в руке. От смерти меня спасло только то, что я был с ног до головы вымазан кровью и нес на плече раненого юнца. Принцесса отложила казнь на некоторое время и решила сначала отмыть и покормить приговоренного к смерти. Процедуру помывки супруга ревнивица не доверила никому и собственноручно терла меня мочалкой, а я клевал носом в деревянной бадье с теплой водой. Накормить спящего мужа принцессе не удалось, так как я рухнул поперек кровати, завернутый в мокрое полотенце.

Глава 26 СПАСЕНИЕ МИРА, ПОПЫТКА НОМЕР ДВА

Викана пожалела измученного супруга и хотела дать мне выспаться, несмотря на мою просьбу разбудить меня пораньше, и запретила прислуге даже приближаться к ее покоям. Однако внутренний будильник все равно сработал, правда с некоторым опозданием. Я проснулся как по команде «Подъем!» и рывком сел на кровати. Если судить по лучам солнца, льющимся через окно в комнату, то я переспал около часа такого дорогого нынче времени. Несмотря на хорошую погоду за окном, настроение было муторное. Наши вчерашние подвиги на ночных улицах Кайтона вызывали смутные подозрения в том, что все произошло далеко не случайно, слишком уж много было нападений.

Я быстро умылся и потребовал завтрак прямо в покои принцессы. Викана, заметив мое настроение, не стала донимать ненужными вопросами и молча прислуживала, подкладывая в тарелку лучшие куски. Я с угрюмым видом крутил в голове обстоятельства вчерашнего приключения и пытался вычислить, откуда растут ноги у произошедшего.

Народная мудрость редко дает сбои, так произошло и на этот раз. Поговорка, гласящая, что беда никогда не приходит одна, подтвердилась даже не на сто, а на все двести процентов. Первым меня обрадовал Лаэр, доложивший, что у ворот стоит посыльный из городского совета, который срочно требует меня для объяснений в администрацию города по поводу ночного убийства сорока трех добропорядочных граждан Кайтона. Вторую радостную весть принес Мистир, ворвавшийся в покои принцессы с залитым слезами лицом и листком бумаги в руке.

Судя по лицу Мистира, главная новость была у него, поэтому я выгнал из комнаты прислугу и усадил гвельфа в кресло.

— Рассказывайте, что произошло, только без слез и истерики, — приказал я, облизнув сразу ставшие сухими губы.

— Только что прилетела почтовая птица из посольства в империи Чинсу, вот письмо от посла Элиндара в Чинае. В нем написано, что на Тарон обрушилась гигантская волна, затопившая половину острова, а затем пришла туча, из которой на землю пролился огненный дождь, сжегший Нордрассил, — ответил дрожащим голосом гвельф.

В комнате наступила гробовая тишина. Викана, закусив губу, заплакала, а Лаэр, пошатнувшись, ухватился за спинку кресла и посинел, наверное, как гвельфийская смерть. Я понимал, что утрата Нордрассила обозначала для народа гвельфов неминуемую гибель. Взрыв Танола не обошел стороной и Тарон, обрушившись на него гигантским цунами и пролившись огненным дождем.

— Насколько можно верить этим сведениям?

— Элиндар пишет, что в Шайхин пришел корабль чинсу, подобравший в море пятнадцать гвельфов с полузатопленного корабля. Сейчас все спасенные находятся в посольстве и рассказывают ужасные вещи о катастрофе на Тароне.

К чему-то подобному я был морально готов, но то, что события станут развиваться по самому жесткому сценарию, не ожидал. Меня будто окатили ледяной водой, и сердце в груди сдавили стальные тиски. Неизвестный кукловод, забросивший Игоря Столярова из уютной подмосковной дачки на Геон, снова от души посмеялся над ним. С моих глаз словно сняли повязку, и я увидел огромный крест с вбитыми в него ржавыми гвоздями, который мне предстояло тащить на высокую гору, где меня же на этом кресте и распнут. На Христа я явно не тянул, и меня ожидала судьба Вараввы, которого все-таки приколотят к кресту.

В душе раздался крик отчаяния: «Господи, за что?! Почему Ты не дал мне умереть в пустоши и не сжег на Таноле? Я не справлюсь с таким грузом, он раздавит меня, как муху. Мне с трудом удается спасать собственную шкуру, а Ты на меня взваливаешь судьбу двух народов. Я слаб, глуп и труслив! Я не справлюсь!!!»

Мой немой вопрос не получил ответа, но это молчание звучало как приказ и не оставляло даже намека на сомнение. Не знаю почему, но уверенность в полной личной ответственности за происходящее вокруг заставляла действовать, а не размазывать сопли по щекам.

— Я не знаю, кто Ты, и мне неизвестны Твои планы, но Ты сделал свой выбор, теперь отойди в сторону и пеняй на себя! Игорь Столяров идет, он дел наворотит, мало никому не покажется! — крикнул я в небо и потряс кулаком перед лицом невидимого кукловода.

— Ингар, Ингар, очнись! — трясла меня за плечо Викана.

Я покрутил головой, и перед моими глазами стало проступать из тумана лицо жены.

— Викана, что со мной произошло?

— О боги, ты очнулся, не пугай меня больше. Ингар, ты весь светился, и от тебя в потолок били молнии. Ты так кричал и грозил кулаком кому-то, я думала, что мы все здесь умрем.

Мне с трудом удалось собрать в кучку разбегающиеся в разные стороны мысли и полностью вернуться к реальности. Лаэр с Мистиром забились в угол, но вели себя достойно и не впали в истерику от увиденного. Известие о гибели Дерева Жизни уничтожило все эмоции в душах гвельфов, и произошедший на их глазах аттракцион с метанием молний не очень-то их впечатлил.

— Лаэр, ты — «приносящий смерть», и тебе не привыкать смотреть ей в глаза. Ответь мне без прикрас, как поступят гвельфы, убедившись, что Нордрассил погиб?

— Сиятельный, для нашего народа гибель Нордрассила означает неминуемую смерть, растянутую на годы. Мы не сможем больше рожать детей, и смысл существования будет потерян. Я думаю, сильные добровольно уйдут за последнюю черту, а слабые станут вести недостойную жизнь живых мертвецов, цепляясь за сам факт своего жалкого существования, — с достоинством ответил «приносящий смерть».

— А каково ваше мнение, лэр Мистир?

— Я полностью согласен с Лаэром. Смысл жизни для гвельфов утерян, мы уйдем в небытие, и чем раньше это произойдет, тем лучше.

Я ненадолго задумался, проигрывая в голове варианты развития событий. Гвельфы тоже понесли огромные потери в результате катастрофы, и время играло против них. Весть о гибели Нордрассила в скором времени должна разнестись по Геону, и начнутся массовые самоубийства среди этого гордого народа, потерявшего смысл своего существования. Каждая минута промедления могла унести жизни последних оставшихся в живых гвельфов. Деваться мне было некуда, и я принял решение:

— Мистир, я приказываю немедленно собрать всех чистокровных гвельфов. Полукровок и квартеронов не должно и близко быть от этой комнаты. У меня есть очень срочное и важное заявление для вас.

Гвельф с достоинством поклонился и вышел из комнаты. После того как дверь за Мистиром закрылась, я заговорил с «приносящим смерть»:

— Лаэр, вы, возможно, самый опытный и решительный гвельф, оставшийся в живых на Геоне. Не знаю почему, но Провидение решило, что я должен попытаться спасти жизни двух народов Геона, практически уничтоженных страшным катаклизмом, произошедшим на Таноле. До Кайтона еще не дошли известия о том, что Танол уничтожен чудовищным взрывом вулкана и все его жители погибли. Этот взрыв поднял гигантскую волну, смывшую в море западное побережье Меранской империи и поглотившую вашу родину Тарон. Тучи раскаленного пепла достигли Тарона и сожгли все живое, что осталось после наводнения. Самой тяжелой утратой стала гибель Дерева Жизни.

— О боги, это чудовищно, — прервал меня гвельф.

— Лаэр, не перебивайте меня, я и так с трудом держу свои мысли под контролем, — отчитал я Лаэра. — Для вас есть радостная весть и одновременно очень тяжелая и ответственная задача, которой вы посвятите остаток своей жизни и все силы. Вы готовы меня выслушать и безоговорочно мне подчиниться?

— Да, сиятельный, но только если это не будет противоречить моей чести! — ответил гвельф.

— Нет, Лаэр, вы должны будете подчиниться без всяких оговорок, в противном случае я вынужден буду убить вас!

— Говорите же свое известие, если же я с вами не соглашусь, то сам перережу себе глотку. Моя жизнь и так закончена, к чему затягивать бессмысленное существование?

— Лаэр, вы видели у меня медальон хранителя Нордрассила, а малхус является подтверждением моего статуса. Если Дерево Жизни гибнет, то умирает и его хранитель, но, как видите, я жив и здоров. Как вы думаете, что это означает?

— О боги, значит, Нордрассил выжил и у нас есть надежда?

— Нет, Нордрассил на Тароне погиб, но на Геоне есть второе, взрослое Дерево Жизни. Я хранитель этого Дерева, и мы с вами должны привести выживших гвельфов к нему!

«Приносящий смерть» рухнул на колени и срывающимся голосом заявил:

— Сиятельный, я весь ваш и душой и телом. Приказывайте, и я выполню любой приказ, даже если мне придется собственными ногами втоптать в грязь свою честь и навсегда покрыть позором свое имя!

— До этого, я думаю, не дойдет, но вы сейчас разделили со мной весь груз ответственности за судьбу своего народа, и вам теперь отвечать перед своей совестью за все происходящее.

Договорить мне не позволил стук в дверь, в которую после разрешения вошли десять гвельфов и семь гвельфиек во главе с Мистиром.

— Здесь все гвельфы? — спросил я.

— Да, сиятельный, — ответил Мистир.

— Мистир, все присутствующие знают о произошедшем на Тароне?

— Да, сиятельный, я не имею права скрывать от гвельфов подобное известие.

— Мистир, ты очень поторопился! В дальнейшем я требую от тебя полного повиновения и приказываю держать язык за зубами. В следующий раз Лаэр отрежет тебе язык, предварительно вытащив его через задницу. Ты меня понял, старый идиот? Кстати, это касается всех присутствующих! А теперь перейдем к главному: на Геоне есть еще одно Дерево Жизни. Мы с Лаэром и принцессой Виканой приведем народ гвельфов к Нордрассилу!

Что тут началось, я даже не могу описать. Слава богам, что меня не разорвали на куски и не задушили в объятиях. Ревнивая Викана с трудом оттаскивала рыдающих гвельфиек, поочередно повисающих на моей шее и пытающихся поцеловать. Парочка из них была даже очень ничего. Но все хорошее быстро кончается. Минут через десять Лаэр утихомирил соплеменников, и мне удалось перейти к инструктажу.

Первым делом я приказал всем под страхом смерти держать язык за зубами, пока у нас не появятся силы, чтобы удержать Дерево за собой. Желающих захватить Нордрассил будет море, и кровушки за него прольется немерено. Полукровки в создавшейся ситуации могут выйти из-под контроля, а про квартеронов я и вообще молчу. Первой задачей была отправка приказа всем гвельфам собираться в Кайтоне, а для этого необходимо было договориться с пиратами или захватить в городе власть. Следующим пунктом моей программы была незамедлительная отправка экспедиции в джунгли к Нордрассилу.

Закончить совещание нам не дали, потому что к замку подошел большой отряд воинов городской администрации с требованием выдать преступников. Деваться было некуда, и я решил, не дожидаясь штурма, идти на стрелку с капитанами пиратов. Лаэр категорически отказался отпускать меня одного и увязался следом.

То, что я решил выйти к пиратам в одиночку, не было очередной моей глупостью, а являлось четко просчитанным действием. Появление отряда перед воротами было мерой устрашения и попыткой показать, кто в городе хозяин. Штурм замка — дело очень непростое и требует серьезных сил и тщательной подготовки, поэтому я не особенно боялся за свою жизнь. Полсотни хуманов легко поставят весь Кайтон на уши, если со мною что-то случится, не идиоты же управляют городом.

Для начала я выяснил, кто вызывает меня на разборки, и, поняв, что командир отряда думает только о том, чтобы не обострять ситуацию и не попасть под раздачу, вышел из замка через калитку в стене. Лаэр в полной боевой готовности прикрывал мне спину, и процессия направилась в город.

Идти пришлось довольно далеко, потому что мэрия, или как там у пиратов называется здание администрации, находилась на другом конце города, около бухты. Через полчаса мы подошли к зданию, больше похожему на форт, нежели на мэрию, и вошли внутрь по подъемному мосту.

Мэрия по размеру оказалась вдвое больше эльфийского замка и была защищена намного надежнее. По внутреннему двору слонялись не менее десятка охранников в полной броне, а на стенах мы насчитали два десятка лучников. Я, конечно, понимал, что Кайтон город пиратов, но такая высокая боевая готовность среди бела дня вызывала удивление.

Нас с Лаэром провели на второй этаж донжона, в комнату, похожую на приемную какого-то большого начальника, даже секретарь сидел за столом перед дверью. Командир отряда доложил о нашем прибытии, и секретарь степенно удалился на доклад. Через минуту он вернулся и пригласил нас войти.

В огромном кабинете возле окна стоял большой резной стол, заваленный бумагами, и над всем этим хозяйством возвышалась лысая голова невысокого мужчины лет пятидесяти в потертом зеленом камзоле. Возле левой стены кабинета шестеро пиратов зверского вида прямо на полу резались в кости, не обращая никакого внимания ни на нас, ни на начальство. Мужчина заметил, что мы вошли, и, махнув рукой, попросил нас приблизиться. Я ожидал увидеть кого угодно: Флинта, капитана Блада, одноногого Джона Сильвера, а перед нами сидел невысокий толстяк с лицом хозяина чебуречной.

— Господа, как это понимать? — заговорил толстяк, не поднимая головы от листа бумаги, на котором что-то писал. — Стоило появиться в Кайтоне вашему дракару, как на вас потоком пошли жалобы. Бог с ним, что хуманы ввязываются во все драки, происходящие в городе, так еще и их командир устраивает резню на его улицах.

Я не стал реагировать на столь оскорбительное поведение пирата, а взял у стены стул и молча уселся, закинув ногу на ногу. Толстяк, не услышав ответа, оторвал взгляд от бумаг и, пристально посмотрев на меня, продолжил:

— И чего это мы молчим, или вам помочь развязать языки, а это у нас быстро делается?

— Я вообще-то человек вежливый и неконфликтный, но мне неизвестно, с кем я имею честь беседовать? У нас, хуманов, принято сначала представляться, а потом задавать вопросы.

— Ах да, я не представился. Меня зовут капитан Кид, я глава совета капитанов города Кайтона. Если вам это ни о чем не говорит, то, возможно, вы слышали о Киде Кровавом, грозе северного моря? — оскалился змеиной улыбкой пират.

«Господи, до чего задолбали все эти понты и угрозы, неужели людям больше нечего делать, как только гнуть пальцы и выяснять, кто круче?» — подумал я.

Однако вызов был брошен, и ситуацию нужно было разруливать.

— Капитан Кид, я князь хуманов Ингар, человек далекий от мореплавания и мало знакомый с легендарными личностями, бороздящими морские просторы, поэтому давайте перейдем к существу вопроса и попробуем решить возникшие проблемы. Будьте добры, объясните, какие у вас претензии лично ко мне?

— Вот, значит, как? Оказывается, вы не в курсе того, что произошло в Кайтоне нынешней ночью? Оказывается, это не вы с отрядом своих воинов мародерствовали на его улицах и не вы зарубили сорок три человека, попавшихся вам под руку?

— Уважаемый капитан Кид, вас неправильно информировали! Никакого отряда хуманов прошлой ночью в городе не было. Да, я с молодым гвельфом возвращался из порта в гвельфийское торговое представительство, и на нас напали какие-то бандиты, поэтому мне пришлось защищать свою жизнь, но отряда хуманов и мародерства не было. К тому же мой попутчик был тяжело ранен грабителями, и я вынужден был отбиваться, неся его бездыханное тело на своем плече.

— Не смешите меня, князь, вы хотите сказать, что зарубили в одиночку всего-навсего сорок три человека? — ехидно заметил капитан.

Я решил поддержать предложенную игру и, сделав скорбный вид, ответил:

— Увы, капитан Кид, но нас было двое. Мальчишку, который был со мной, как я уже сказал, ранили, и я с такой ношей на плече просто не смог догнать всех разбежавшихся, что, конечно, недостойно князя хуманов.

— Не ерничайте, князь, здесь не место для шуток и лживых баек.

— Ну, если вы, капитан, ставите вопрос ребром, то я тоже считаю, что шутки нужно оставить в стороне. Я пришел сюда не для того, чтобы отчитываться за смерть наемных убийц, которые расстались с жизнью по собственной глупости, выбрав цель, которая им не по зубам! У меня к вам деловое предложение, от которого зависит жизнь многих жителей Кайтона и ваша власть над городом.

— Князь, вы не в том положении, чтобы крутить мне мозги! Стоит мне только щелкнуть пальцами… — произнес пират.

— И вы умрете, а я спокойно уйду отсюда, как и вошел, — продолжил я его фразу. — Посмотрите мне в глаза, и вам все станет ясно.

Капитан Кид усмехнулся и поднял на меня глаза. В то же мгновение я погрузился в транс и начал магическую атаку, стараясь захватить контроль над его разумом. Пират был не так прост, как могло показаться с первого взгляда, на его груди сработал защитный амулет, и ауру накрыл защитный кокон. От геонского мага такая защита, может быть, и помогла бы, но мои ресурсы Силы были на порядок больше, чем в камне защитного амулета. Не заморачиваясь магическими изысками, я просто выкачал энергию из амулета и вломился в мозг пирата. Капитан Кид был нужен мне живым и здоровым, поэтому я не стал рыться в его подсознании, а ограничился только демонстрацией силы.

Магическая атака до смерти перепугала капитана, и он, побелев, как лист бумаги, откинулся на спинку кресла. Пираты, игравшие до этого в кости, сразу заметили изменения, произошедшие в настроении своего начальства, и, мгновенно выхватив сабли, вскочили на ноги. Ментальный удар сбил их с ног, и все шестеро засучили ногами на полу, схватившись руками за горло. Добивать пиратов я не стал, а просто погрузил их в гипнотический сон. Наверное, перенесенный после катастрофы стресс раскрыл мои магические таланты, и теперь я действовал, руководствуясь только интуицией, не выстраивая никаких схем.

— Мне кажется, ваши люди успокоились и можно переходить к делу, — сказал я Киду и внимательно осмотрел комнату, страхуясь от возможных сюрпризов. — Капитан, похоже, я прошел проверку на вшивость и больше сюрпризов с вашей стороны не будет?

— Вы правы, князь, я вынужден согласиться с вашими доводами.

— Тогда вернемся к прерванному разговору. Капитан, вы в курсе событий, произошедших на Геоне за последние полтора месяца?

Кид не ответил и подозрительно посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей:

— Князь, я не до конца понимаю, о чем вы говорите?

— Эх, капитан, капитан, зря вы ломаете комедию и пытаетесь уйти от прямого разговора! Если вы не идете на откровенность и опасаетесь подвоха, тогда разговор начну я. Полтора месяца назад на Геоне произошла глобальная катастрофа, в результате которой гигантская волна уничтожила все западное побережье Меранской империи. Я лично видел результат этой катастрофы, проплывая вдоль побережья. Все снесено с лица земли, волна далеко ушла на сушу, уничтожая все на своем пути. От имперского города Карса остались одни фундаменты, даже крепостную стену снесло, как деревенский плетень. Императорский флот уничтожен, а на побережье нет даже следов жизни. Проснулись спящие вулканы, и страшные землетрясения разрушили города. В империи сейчас наверняка хаос и безвластие. Слабые отголоски катастрофы докатились и сюда, разрушив на треть Кайтон. Извержение вулкана стерло с лица земли Медину в Арбском халифате, и первые беженцы уже пришли в Кайтон. Единственная, кто пока серьезно не пострадал, — это империя Чинсу. Катастрофа в Меранской империи развязала Чинсу руки, и скоро начнется полномасштабная война. Мне нужен Кайтон как место, куда будут стекаться выжившие после катастрофы хуманы и гвельфы. Вы ждете свои корабли, которые ушли в море, но они не вернутся. В Кайтоне начнется война за власть, и вас раздавят, как муху, или вы разоритесь дотла. Я предлагаю объединить наши силы и взять власть в городе в свои руки.

Капитан выслушал меня и, покачав головой, сказал:

— И как вы себе представляете все это, князь? У меня в Кайтоне только сто двадцать воинов, а у капитанов Лонга и Стюарта вместе будет больше ста пятидесяти! Даже если прибавить ваших хуманов к моим ребятам, то и тогда у нас не будет подавляющего преимущества. Мы просто зальем весь город кровью, а сами останемся без войск. Ассасины Фархада получат Кайтон на блюдечке без боя и потерь. Сейчас он боится нас и действует исподтишка с помощью золота и хитрости через городское отребье.

— Фархад — это не бывший ли визирь халифа Саадина?

— Да, это он, — ответил капитан. — Фархад попал в немилость и удрал в Кайтон из халифата. Его сынишка умыкнул гвельфийскую принцессу и был убит каким-то Ингаром в пустоши. Послушай, князь, а уж не ты ли тот Ингар, который покрошил ассасинов в пустоши и прирезал сына Фархада?

— Капитан, не задавай вопросов, на которые не получишь ответов, у меня есть более важные дела, чем выслушивать разные небылицы. Ответь мне лучше: если я уберу с твоей дороги Лонга со Стюартом, ты сможешь взять город под контроль?

— Это я сделаю без проблем, но эти ребята сами вешаться не пойдут, — ответил Кид.

— Это не должно тебя волновать, мне нужно знать, где их искать, а остальное не твоя забота, — сказал я.

— Ну, если за этим стало, то сегодня вечером мы собираемся в «Старом якоре» возле маяка. Я уйду около полуночи, тогда они твои! Только если промахнешься, я ни при чем!

— Договорились, только ты не пытайся меня обмануть. После того как я разделаюсь с твоими корешами, то приду к тебе и покопаюсь в твоих мозгах, и если что не так, то убивать тебя не стану, а просто сделаю идиотом!

Пират испуганно заморгал и сглотнул комок в горле.

— Князь, не будем портить друг другу настроение. Мое слово кремень, и ты можешь не опасаться за свою спину.

— Тогда до завтра, капитан Кид, тебя ждут великие дела, — ответил я пирату словами Остапа Бендера и встал со стула.

Глава 27 ВОЙНА ЗА ВЛАСТЬ В КАЙТОНЕ

Закончив разговор, мы с Лаэром вышли из мэрии и в сопровождении секретаря беспрепятственно дошли до ворот. Чтобы не терять времени даром, я решил сразу идти в порт на дракар, а затем на рекогносцировку к «Старому якорю». На корабле мы застали Ингура и рассказали ему о последних событиях, затем, выслушав его доклад и перекусив на скорую руку, я отправил посыльного к гвельфам, чтобы успокоить Викану, а Ингура — в лагерь на окраине Кайтона с заданием подготовить отряд к бою и потом явиться в замок на совет.

Таверна «Старый якорь» находилась всего в десяти минутах ходьбы от порта и выходила своим фасадом к морю. Двухэтажное каменное здание выстояло после землетрясения и выглядело совершенно не пострадавшим, хотя все дома вокруг были сильно разрушены, даже в сторожевой башне, возвышавшейся на берегу бухты, зияли оконные провалы и рухнувшие перекрытия. От башни до таверны было не больше двухсот метров, и ее развалины представляли идеальную позицию для метателя. Чем проще план, тем легче его выполнить, поэтому я принял решение расстрелять таверну из легкого метателя, а затем на лодке вернуться на дракар. Лодка у нас имелась, а веревку, по которой мы с Лаэром должны будем удирать из башни, на корабле найти не проблема.

До вечера времени оставалось еще много, и мы решили вернуться в замок. Первым делом я должен показаться Викане, а затем предстояло собрать совет, на котором надо было обсудить неотложные проблемы. Лаэр ушел разыскивать Мистира, а ваш покорный слуга направился в покои Виканы, в коих застал довольно двусмысленную сцену. Недорезанный «приносящий смерть» лежал с голым торсом на кушетке и признавался в любви моей супруге. Викана осматривала заживающую рану сопляка, млела от удовольствия и только робко возражала на его слезливые излияния.

«О, женщины! Вам имя — вероломство!» — снова выдало подсознание цитату из «Гамлета», в который раз подтвержденную жизнью.

Я молча стоял, оперевшись плечом о косяк двери, и слушал воркование этих голубков, вычищая кончиком кинжала грязь из-под ногтей. Тузик первым заметил хозяина и потихоньку уполз под кровать, решив не испытывать судьбу в семейных разборках. Конечно, я понимал, что никаких намеков на измену в данной ситуации не было, а Викане просто приятно выслушивать славословие своей красоте и женственности от смазливого юноши, но ревность все-таки начала грызть меня изнутри. В происходящем была и моя вина, потому что Викана в ее положении требовала к себе повышенного внимания, ласки и заботы, а законный супруг постоянно появляется только за полночь, весь избитый и измочаленный, от которого не только ласки — даже доброго слова не услышишь.

Наконец мое присутствие было замечено, и сладкая парочка шарахнулась друг от друга, как ошпаренные коты. Первым попытался смыться из комнаты гвельф, юноша схватил в охапку свои вещи и пулей бросился на выход, чуть не сбив меня с ног. Я благоразумно посторонился, но в последний момент подставил искусителю Виканы подножку и, пока тот был в полете, добавил пинка для скорости. Раньше я не замечал за собой особых футбольных талантов, но в этот раз мне удалось пробить пенальти по заднице гвельфа не хуже Пеле или Марадонны. Юноша улетел с воплем в коридор, а я снова облокотился о косяк и продолжил чистить ногти.

— Ингар, это совсем не то, о чем ты подумал, я просто перевязывала Антилу рану, а он благодарил меня за лечение, — начала оправдываться Викана.

— Ты абсолютно свободная женщина и к тому же гвельфийская принцесса, удержать тебя силой рядом с собой я не могу. Зачем мне устраивать сцены ревности и прыгать как козлу, брызгая слюной? — начал я подленький разговор, понимая, что такая месть не соответствует ситуации, но уязвленное самолюбие победило здравый смысл.

— Прекрати немедленно, как ты мог только подумать о таком? — вспыхнула Викана.

— А зачем мне думать? Я все видел своими глазами и слышал своими ушами, как этот красавчик объяснялся тебе в любви, а ты даже не пыталась его отшить, — продолжил я экзекуцию.

— Да ты, да я… — переклинило принцессу, и она задохнулась, не в состоянии произнести ни слова.

«Ну что, проняло тебя, красавица, будешь знать, как шашни с другими мужиками крутить! — прозвучал внутри злорадный голосок, и я, развернувшись, сделал шаг к выходу из комнаты. За спиной послышались всхлипывания Виканы, и меня словно током ударило: — Ну что, идиот, добился своего, довел до истерики любимую женщину? Ревность взыграла, остроты чувств не хватает? Чего добиваешься, устроить из-за ерунды разрыв с женой? Немедленно назад и проси прощения, придурок, пока дело до серьезного не дошло!»

Резко развернувшись, я вернулся в комнату, обнял плачущую принцессу и зашептал, целуя ее в заплаканные глаза:

— Прости меня, ревнивого дурака, я сам не знаю, как это у меня получилось. Увидел, как этот сопляк перед тобой распинается, даже свет в глазах от злобы погас. Даю слово, что больше такого не случится.

— Милый, и ты тоже прости меня, глупую, тебя постоянно нет рядом, вот я от скуки и позволила себе маленькое развлечение, слушая Антила.

— Любимая, я приложу все силы, чтобы быть с тобой как можно чаще, дороже тебя у меня никого нет. Господи, мне так хорошо и тепло рядом с тобой, а я бездарно упускаю время, которое можно провести вместе. У меня от запаха твоих волос голова кружится, а от прикосновений к твоей коже мурашки по всему телу. Тебя можно оторвать от меня только вместе с моей жизнью. Вот говорю тебе такие слова, а самому опять нужно бежать решать чужие проблемы, прости меня за это.

— Милый, я понимаю, как тебе тяжело, но мне плохо, когда тебя нет рядом. Иди, тебя ждут дела, только прошу, береги себя, без тебя мы умрем.

— Викана, я буду стараться быть осторожным и не лезть сломя голову в пекло. Будем надеяться, что боги нас не оставят. Да, вот еще, я сейчас уйду на совет, а ты найди этого Антила и успокой, а то как бы мальчишка с перепугу дел не натворил, — сказал я и, поцеловав жену, вышел из ее покоев.

Пока ваш покорный слуга устраивал сцену ревности жене, Лаэр нашел Мистира, и они дожидались меня в его кабинете. Повестка дня обещала быть очень насыщенной, и разговор предстоял сложный. Ингур еще не подошел в замок, и мы решили начать без него.

Первым пунктом в повестке стоял вопрос об отправке почтовых птиц по всем возможным адресам с известием о том, что Нордрассил жив, а также приказом гвельфам и хуманам немедленно отправляться в Кайтон.

Вторым вопросом, который требовал особого внимания, являлась подготовка похода в джунгли. На этом фронте дела двигались довольно успешно. Ингур с помощью гвельфов закупил достаточно продовольствия и материалов для обустройства на новом месте. Удалось купить походную кузницу и семена для посева зерновых и овощных культур, скотину на развод и недостающие оружие и доспехи. В принципе можно было отправляться хоть завтра, но нужно сначала определиться с составомэкспедиции.

Уводить всех хуманов и гвельфов из Кайтона было нельзя, и поэтому мы почти час спорили о том, кто должен уйти, а кто остаться. В конце концов мы пришли к устроившему всех компромиссу. К Нордрассилу уйдут все женщины и дети гвельфов и семеро гвельфийских мужчин.

Тридцать пять хуманов и двадцать две будущие невесты тоже уходят из города. Ингур с двадцатью воинами переберется в замок и до особого распоряжения подчиняется более опытному Мистиру. Все оставшиеся в Кайтоне хуманы и прислуга гвельфов объединяются в один сводный отряд. Связь с Кайтоном будет поддерживаться с помощью почтовых птиц, которые уже были закуплены Мистиром. Выход каравана из города предварительно был намечен на послезавтра, через день после операции в «Старом якоре».

Самым сложным вопросом, поднятым мной на совещании, оказалось предложение подключить к охране Нордрассила темных эльфов. Мое заявление сразу было встречено в штыки как Лаэром, так и Мистиром. Выдержав первую бурю гнева, я начал давить на гвельфов фактами.

— Мистир, сколько гвельфов находятся вне Тарона и пережили катастрофу? — спросил я.

— Я точно не знаю, но по моим прикидкам, от ста пятидесяти до трехсот.

— Значит, будем считать — двести. А сколько темных эльфов на Геоне, вы знаете?

— Насколько мне известно, год назад у них было около трехсот воинов, три с половиной сотни женщин и шесть десятков детей, — ответил вместо Мистира Лаэр.

— Будем считать, что и хуманов будет две сотни. Итого мы имеем вместе с темными эльфами семьсот — восемьсот воинов. В ближайшие два месяца на юг в не пострадавшие от катаклизма и войны районы ринутся тысячи беженцев, готовых убивать за кусок хлеба и возможность обосноваться на новом месте. Начнется война всех против всех. Джунгли вокруг Нордрассила нужно будет защищать от пришельцев и чернокожих людоедов. Эту братию нашествие беженцев просто выдавит в район Дерева Жизни. Гвельфы и темные эльфы — один народ, и они должны оставить старые распри ради выживания! Сколько у гвельфов женщин, кто будет рожать детей? Вы можете ответить на этот вопрос, Мистир?

— Сиятельный, практически все женщины и дети гвельфов жили на Тароне, а на континенте находились только жены и дети служащих посольств и торговых представительств. По самым оптимистическим прогнозам, это не более полусотни женщин и полтора десятка детей, а скольким реально удалось выжить, мне неизвестно.

— Темных нужно привлечь на свою сторону, но все-таки нужно прислушаться к голосу разума и проявить осторожность. Давайте сделаем так: напишем, что в плен попал князь темных эльфов Алатерн, и потребуем прибытия в Кайтон высокопоставленных представители эльфов для переговоров о выкупе, а там решим по обстоятельствам, — решил я охладить страсти.

— А темные поверят в эту сказку? — спросил с недоверием Лаэр.

— Поверят, они сейчас во что угодно поверят, главное, правильно преподнести эту информацию.

Это предложение никаких возражений не встретило, и на этом мы закончили совещание, потому что Мистир должен был писать письма для отправки с почтовыми птицами, а мы с Лаэром начали готовиться к ночному бою.

Последние месяцы я жил словно на передовой, времени на отдых не было, а постоянная резня превратила Игоря Столярова в труженика забойного цеха на мясокомбинате. Очередная перерезанная глотка уже не вызывала никаких эмоций, словно я не убивал людей, а играл в надоевшую компьютерную игру. Вот и сейчас, готовясь к очередным убийствам незнакомых мне людей, я думал только о том, чтобы сделать это как можно эффективней и не дать никому шансов выжить.

В данный момент меня беспокоила вышедшая из строя магическая защита кольчуги. Во время ночного боя, в котором чуть не был убит воздыхатель Виканы, мне тоже изрядно досталось, и хотя мифриловая кольчуга выдержала все достигшие цели удары и спасла от смерти, но синяки размером с кулак по всему телу удовольствия не доставляли. Внимания на такие мелочи я давно уже не обращал, считая, что мелкие травмы и сами заживут. Вздохнув, я снова пожалел, что моя кольчуга лишилась камня Силы и ее магическая защита не работает. Все попытки купить в Кайтоне подходящий камень не увенчались успехом, в ответ на расспросы по этому поводу торговцы делали квадратные глаза и разводили руками. Подобный товар был эксклюзивным и в открытой продаже в принципе отсутствовал. Заметив мой озабоченный вид, Лаэр поинтересовался его причиной, а услышав ответ, заявил:

— Ингар, почему ты раньше молчал? У Мистира есть десяток первоклассных камней Силы, купленных у пиратов. Одной из основных задач торгового представительства в Кайтоне являлась именно скупка этих камней, а остальная торговая деятельность — только прикрытием этого. Мистир как раз три месяца назад выкупил большую партию камней, и нас прислали в Кайтон для их охраны и доставки их в Илирию. Только подобное задание могло привести «приносящих смерть» в такое захолустье. Пойдем, я покажу тебе камни, и ты сам выберешь подходящий.

У Мистира в шкатулке я обнаружил одиннадцать крупных камней Силы, четыре из которых были оранжевыми, один желтым, а остальные красными. Оранжевые и желтые камни имели в разы большую емкость, и два из них идеально подошли к установочному гнезду в кольчуге. Моей радости не было предела, и я, вставив камень на свое место, начал искать место для подзарядки. Через полчаса мне удалось найти под лестницей на второй этаж подходящий луч Силы и полностью зарядить камень. Защита кольчуги снова заработала, и теперь можно было не опасаться даже выстрела из арбалета в спину.

Пока я занимался кольчугой, в замок наконец заявился Ингур с тремя воинами охраны. После памятной ночи я запретил брату появляться в городе в одиночку, и он, один раз получив нагоняй за беспечность, взялся за ум. Ознакомив брата с принятыми на совете решениями и приказав держать отряд в полной боевой готовности, я отправил его обратно в лагерь.

Закончив подготовку к бою, мы с Лаэром тоже вышли из замка и отправились в порт. На улице стемнело, и начал моросить противный мелкий дождь, мы закутались в эльфийские плащи и, перепрыгивая лужи, углубились в лабиринт улиц. Я сканировал округу внутренним взглядом и постоянно был настороже. Засад и больших скоплений людей на нашем пути не попалось, однако я сразу по выходе из замка обнаружил слежку. Соглядатаев оказалось двое, и они довольно профессионально крались по нашим следам. Я уведомил Лаэра о шпионах и предложил захватить их поближе к порту, чтобы выяснить, для кого они стараются.

Когда до дракара оставалось десять минут хода, пришло время действовать. Свернув за угол, мы дождались, когда шпионы подойдут поближе, и я оглушил их ментальным ударом. Лаэр больше доверял проверенным способам и добавил каждому пленнику рукояткой меча по голове. Спеленав добычу, как младенцев, мы потащили ее, взвалив на свои плечи, словно мешки с картошкой. Лаэру достался худенький трофей, а мне, как всегда, неподъемный бугай. Как бы то ни было, но мы добрались до дракара и, передохнув минут десять, приступили к допросу. «Приносящий смерть» подошел к этому вопросу достаточно серьезно и разложил на столе походный набор гестаповца, вынув его из своего пояса.

Я, конечно, человек, привыкший ко всему, но и у меня побежал мороз по коже от вида всяких щипчиков для вырывания ногтей, кривых иголок и напильников для зубов. Однако пленники оказались крепкими ребятами, которые, по-моему, решили изображать немых партизан на допросе у фашистов. Лаэр наверняка все равно бы справился со своей задачей, но потом экипажу неделю пришлось бы отмывать трюм от дерьма и кровищи.

— Лаэр, погоди со своими садистскими штучками, давай сначала я попытаюсь их разговорить, ну а если не получится, тогда флаг тебе в руки.

— Какими штучками? — переспросил гвельф.

— Садистскими. Был у нас на Земле один маркиз по имени де Сад, большой спец в этом вопросе.

Лаэр усмехнулся и уступил мне пальму первенства. При свете лампы мне удалось более подробно рассмотреть наши с Лаэром трофеи. Бугай, которого я еле дотащил до дракара, оказался таргом, а второй пленник арбским ассасином.

Пленники немного успокоились, поняв, что «приносящий смерть» ими заниматься не будет, и, набычившись, смотрели на меня. Я сосредоточился и, войдя в транс, приступил к делу. Сканирование подсознания пленников не обнаружило никаких магических блокировок, и я с легкостью вошел в мозг тарга. Через пять минут мне уже было известно, как его зовут, где он родился, где крестился, и о том, что у него проблемы с девочками. Наняли этого дуболома всего неделю назад в помощь ассасину по имени Абу Саид, которого я должен был допрашивать следующим. Я копался в мозгах тарга демонстративно, не погружая его в гипнотический сон, транслируя в сознание пленника все этапы этой процедуры. Мой подопечный не вынес допроса и героически съехал с катушек, распустил сопли и начал пускать пузыри, словно грудной ребенок. Правда, стоит отдать таргу должное, он даже не описался. Однако ассасин, наблюдавший за допросом, оказался пожиже своего подельника и навалил полные шаровары, поэтому его рассказ пришлось слушать заткнув нос.

Перепуганный арб сразу ответил на все заданные вопросы. Послал следить за нами Фархад, бывший визирь халифа. Ночное нападение на меня тоже оказалось делом его рук. Решив не привлекать к покушению своих людей, он объявил награду в сто золотых империалов за мою голову, и все кому не лень бросились за легким заработком. После ночного побоища Фархад увеличил награду втрое, но идиоты в Кайтоне закончились, и больше желающих умереть не оказалось. После анализа полученных от пленника сведений у меня возникли серьезные подозрения о том, что Фархад знает, кто убил его сына.

Если верить словам пленного, под началом Фархада находилось сорок два ассасина и два десятка головорезов, нанятых уже в Кайтоне. У визиря даже имелся в наличии легкий метатель, но о количестве зарядов к нему ассасину было неизвестно. Получив от пленного необходимые сведения, я передал его на попечение Лаэра и поднялся на палубу проветриться. Через несколько минут ко мне присоединился и «приносящий смерть».

— Ингар, как звали того маркиза, который славился своим умением развязывать языки?

— Маркиз де Сад, только он не развязывал языки, а получал чувственное наслаждение, измываясь над людьми, — ответил я.

— Ты, случайно, не его родственник?

— С чего ты это взял?

— Воины, которых мы захватили в плен, далеко не из робкого десятка. У меня были большие сомнения, сумею ли я развязать им языки. Тарг — член братства «Охотников за головами», а ассасин из «Теней пустыни». «Охотники за головами» — это что-то наподобие «приносящих смерть», а «Тени пустыни» — смертники халифа. Если с таргом я, может быть, и управился, то ассасин был мне не по зубам, а ты их в пять минут расколол, да так, что тарг сошел с ума, а ассасин обгадился и рассказал все, что знал. У меня мороз по коже идет, когда я представляю, каким мукам ты их подверг, чтобы бесстрашные воины превратились в запуганных детей. Ингар, твоим врагом быть страшно!

— Лаэр, эта проблема решается просто: будь моим другом, и бояться не придется. Кстати, что с пленными?

— Я отправил их в лучший мир. Даже враги не заслуживают таких страданий!

— Прикажи бойцам утопить трупы, нам нельзя оставлять следов, а пока я пойду проверю метатель.

Время приближалось к полуночи, и мы с Лаэром, забрав метатель и веревку, сели в лодку и поплыли в сторону разрушенной башни. Темень стояла хоть глаз выколи, и я перешел на магическое зрение. Минут через двадцать мы были на месте, и я, матерясь, полез по скользким развалинам наверх. Дождь практически прекратился, но камни все равно были словно намазанные маслом. Пару раз я чудом не свалился, но все-таки добрался до верхней площадки. Усевшись верхом на балке перекрытия, я сбросил вниз конец веревки, и гвельф привязал к ней метатель. Мне осталось только поднять его наверх и установить между зубцами башни. Лаэр занял позицию на первом этаже и страховал меня от внезапного нападения.

Время шло, дождь моросил, а из таверны раздавалась музыка, в окнах горел яркий свет, и очень вкусно пахло. Через полчаса из дверей «Старого якоря» вышла группа людей, которая села на лошадей, выведенных прислугой из конюшни, и ускакала в темноту. Подождав десять минут, я приготовил метатель и начал выцеливать большое окно на втором этаже.

Первый выстрел не достиг своей цели, и файербол взорвался на стене немного левее окна, я внес поправку в прицел и продолжил огонь, методично всаживая файерболы в здание таверны. После пятого выстрела стены рухнули, а таверна превратилась в огромный пылающий костер. Выживших не было, по крайней мере я не заметил, чтобы из огня кто-нибудь спасся. Выпустив для страховки еще один огненный шар в сарай на въезде во двор «Старого якоря», я завернул метатель в кусок парусины и спустился с ним по веревке вниз. Лаэр отвязал конец веревки и сдернул ее на землю.

Через полчаса мы уже стояли на палубе дракара и смотрели за начавшейся в городе суетой. Операция прошла как по нотам, и можно было ложиться спать со спокойной совестью, если она у меня осталась, эта совесть.

Глава 28 СМЕРТЬ ФАРХАДА

Утро встретило нас хорошей погодой, и после водных процедур мы с Лаэром сели завтракать. Ветер дул со стороны сгоревшей таверны, и в воздухе стоял сильный запах гари, смешанный со сладковатой вонью горелого человеческого жира. Скорее всего, подсознание просто примешивало этот запах к запахам пожара, но еда все равно не лезла в горло. Лаэр с пониманием смотрел на мои мучения и не приставал с ненужными вопросами. Так и не закончив есть, я бросил ложку в недоеденную кашу и поднялся из-за стола. Лаэр тоже отставил завтрак, и мы, озадачив экипаж работами на день, сошли на берег.

По дороге к замку нас перехватил посыльный из мэрии и передал письмо от капитана Кида. В этом послании пират уведомлял меня о том, что прошедшей ночью люди Фархада расстреляли из метателя файерболов таверну «Старый якорь», в которой погибли капитаны, входившие в городской совет Кайтона, а он спасся только чудом. В «Старом якоре» погибла практически вся верхушка пиратской вольницы и более шестидесяти пиратов, проводивших в таверне время. В данный момент усадьба Фархада окружена отрядами пиратов, но сил для штурма не хватает, потому что Фархад, отстреливаясь из метателя, сжег еще около тридцати бойцов. Капитан Кид просил меня помочь — поучаствовать в штурме усадьбы и разделаться с Фархадом.

Я ответил посыльному, что мы согласны помочь капитану и мои воины примут участие в штурме. Еще раз, уточнив место сбора, я отправил Лаэра в замок, а сам направился на окраину Кайтона в лагерь хуманов. Через час мои бойцы, построившись в боевую колонну, вошли в город. Впереди отряда двигалась разведка, а я сканировал окрестности на предмет засады или какой-нибудь другой пакости. Ингур, радостный, как дорвавшийся до сладкого пацан, шел рядом со мной и задавал идиотские вопросы. В его крови бурлил юношеский задор, парень еще не наигрался в кровавые игры.

Разведка доложила о встрече с дозором пиратов, и я выдвинулся в голову колонны. Капитан Кид устроил себе наблюдательный пост на чердаке каменного сарая, одна из стен которого выходила к усадьбе, в которой занял оборону Фархад. Я поздоровался с капитаном и расспросил его о сложившейся обстановке. Кид сразу ввел меня в курс дела и начал обрисовывать ситуацию:

— Фархад забаррикадировался в усадьбе арбского торгового представительства. Здание крепкое, не хуже гвельфийского замка. За стенами с полсотни воинов и человек тридцать прислуги, вооружены очень хорошо, и на нашу беду у Фархада есть метатель файерболов. Сколько у него зарядов к метателю, нам неизвестно, но ребята, без разведки бросившиеся на штурм, напоролись на два файербола и легли почти все. Что делать будем?

— Пока не знаю, нужно осмотреться, — ответил я.

Обзор с чердака сарая открывался отличный, до стены усадьбы было не более двухсот метров, и поле боя просматривалось как на ладони. Торговое представительство арбов располагалось сразу за чертой города, в котловине, окруженной с трех сторон скалами. От стены усадьбы до скал было метров сто свободного пространства, но скалы были невысокими, на пару метров ниже стены, окружающей усадьбу. Единственная подходящая скала, с которой можно заглянуть за стену, возвышалась метров на триста пятьдесят левее усадьбы. Всю площадь перед воротами усадьбы устилали обугленные трупы людей и куски горелого человеческого мяса. Запашок стоял еще тот, и меня чуть не вывернуло наизнанку, но я с огромным трудом удержался.

— Что, князь, не нравится аромат жареного мяса? — ехидно спросил Кид, увидев мое перекошенное лицо. — Повар, который жарил человечину, похоже, перестарался?

— Кид, мне здешние ароматы стоят поперек горла, давай лучше займемся делом, а шутки оставим на потом!

— И что ты предлагаешь, князь?

— Скалу видишь? Оттуда открывается хороший обзор во внутренний двор усадьбы и на стену. Я залезу на скалу и оттуда выбью прислугу метателя и бойцов на стенах. Когда подам сигнал, вы пойдете на штурм.

— Князь, а ты, оказывается, клоун! — прорычал разозленный капитан. — Ты и на скалу-то хрен залезешь, а из лука сможешь только до стены добить, да и то от натуги в портки наложишь! Власть он в городе захватить собрался! Чеши отсюда, балабол, сами без тебя разберемся!

Этот пассаж капитана очень меня расстроил, и я от обиды легонько придавил пирата магически. Через минуту обмочившийся капитан тихонько скулил в углу и с ужасом смотрел на меня.

— Кид, я сделал тебе предложение возглавить Кайтон не потому, что ты единственный такой на свете, любой другой на твоем месте повел бы себя точно так же, как и ты. Просто ты контролируешь Кайтон, а мне некогда менять власть в городе. Мне плевать на то, веришь ли ты мне или нет, но заруби себе на носу: если я сказал, что залезу на скалу и перестреляю оттуда всех, кто появится во дворе усадьбы, так оно и будет! Я не желаю портить с тобой отношения и постоянно демонстрировать свои магические возможности. Единственное, чего я от тебя добиваюсь, — это чтобы ты доверял своему партнеру, а не устраивал постоянно истерики и проверки на вшивость! А сейчас иди замени штаны и прикажи своим людям готовиться к штурму. Соберите все лестницы, что есть в округе, и подготовь бойцов с абордажными кошками. Выдели десяток самых опытных, они должны будут открыть ворота изнутри. Успокой людей, обстрела из метателя не будет. Сигналом к штурму станет моя стрела, воткнувшаяся вот в это бревно над окном, — закончил я и спустился вниз с чердака.

Инструктаж Ингура и расстановка бойцов заняли еще полчаса, за которые капитан Кид успел привести себя и свои нервы в порядок. Мой урок явно пошел ему на пользу, и он больше не стал возникать. Правда, чтобы выпустить пар, капитан прирезал попавшего под горячую руку пирата, решившего сдуру качать права. Диспозиция на предстоящий бой была простой как три копейки: по моему сигналу пираты бросаются на штурм, а наши воины их подгоняют с тыла и в случае чего рубят на куски к чертовой матери, главное — захватить метатель. Ингур меня понял с полуслова, а Кида в свои планы мы посвящать не стали.

Я уже собирался идти в сторону скал в одиночку, но в это время из замка подошел Лаэр с десятком полукровок.

Я быстро объяснил ему диспозицию, и он расставил своих лучников на удобные для стрельбы позиции. Помощь «приносящего смерть» оказалась как нельзя кстати, и мы, захватив бечевку и канат, направились к скале.

Языком молотить просто, но, когда мы с Лаэром добрались до скалы, я невольно присвистнул. Скала оказалась высотой с девятиэтажку, и залезть на нее было очень непросто. Единственным путем наверх оказалась узкая трещина, раскалывающая скалу надвое до самой вершины. Язык, в конце концов, меня погубит, но отступать было некуда.

Через двадцать минут я, мокрый как мышь, лежал на вершине скалы и ругал свою дурость последними словами. Сбросив вниз конец бечевки, я затащил на вершину канат и лук с двумя полными стрел колчанами. Следом за мной залез Лаэр, которого я обматерил за идиотскую самодеятельность, потому что места на вершине и так было в обрез, а тут еще и он приперся. В отместку я снял с него куртку, пристроил ее себе под левое колено, чтобы было удобнее стрелять из лука, и приказал подавать стрелы.

Усадьба Фархада была видна лучше некуда и простреливалась почти полностью. Мы отлично видели воинов, стоящих на стенах, и расчет метателя на площадке над воротами. Дистанция для меня была самая убойная: не слишком далеко до цели, и одновременно расстояние позволяло с помощью магии корректировать полет стрелы. Лаэр с сомнением следил за моими приготовлениями, однако благоразумно помалкивал. Я хотел взять свой лук, но гвельф неожиданно предложил мне воспользоваться его оружием. Подобная щедрость меня очень удивила. Лук из древесины Нордрассила являлся семейной реликвией и передавался от отца к сыну. Подобных луков на Геоне были единицы, и ни один гвельф даже прикоснуться к нему не позволит. Поблагодарив Лаэра за оказанную честь, я взял гвельфийскую святыню в руки.

Да, гвельфийский лук — это нечто! Рукоятка лука легла в руку как влитая, и у меня сразу появилось ощущение, что лук стал частью моего тела. Нагрузка на тетиве нарастала плавно, по какому-то неизвестному закону, что позволяло не напрягать чрезмерно руку, прицеливаясь перед выстрелом. Тетива была сделана из мифрилового тросика и считалась практически вечной. Лук имел фигурный выступ на рукоятке, выполняющий функцию прицела, с помощью которого легко держать цель на линии выстрела. Из такого лука даже косой на оба глаза в комара попадет!

Придавив проснувшуюся в душе зависть, я перешел к делу. Главной моей целью являлся расчет метателя, и первые стрелы достались ему. Воины Фархада даже не поняли, откуда прилетела смерть, забравшая их души в потусторонний мир. Я давно не стрелял из лука, но, как говорится, нучившись плавать, не разучишься. Когда десятый труп свалился со стены, в усадьбе началась паника, воины заметались в поисках спасения, но стрелы доставали их повсюду. Через минуту на стене остался только один защитник, у которого от страха съехала крыша, и он, как заяц, просто бегал по стене взад-вперед. Другие защитники усадьбы время от времени пытались затащить его в дверь башни, но он вырывался и бежал дальше.

Ингар Великолепный решил повыпендриваться и взял у Лаэра сразу две стрелы. Я хотел поразить одним выстрелом сразу две цели, когда ассасина снова потащат в башню, но облажался. Выстрел оказался так себе: одна стрела попала ассасину в голову, а вторая ниже пояса, но Лаэр решил, что так было задумано, и заорал от восторга. Воины на стене усадьбы закончились, и я послал в цель сигнальную стрелу, но, видимо, переборщил на радостях, потому что с чердака на улицу вывалился убитый пират. Однако через несколько секунд из-за укрытий выскочил штурмовой отряд и с воплями побежал к усадьбе. Я дождался, когда атакующие залезут на стену и откроют ворота, а затем мы с Лаэром спустились со скалы. Нам необходимо было захватить метатель, пока Кид не наложил на него свою волосатую лапу.

Хитромудрый капитан тоже не дремал, и у метателя уже стояли три здоровенных пирата и наотрез отказывались отдавать трофей. Как ни странно, но есть известный закон природы, который гласит, что чем сильнее человек физически, тем слабее он на голову. Так было и в этом случае: стоило только слегка прижать мордоворотов магией, и они сразу разбежались в разные стороны. Я осмотрел метатель, который оказался точной копией стандартной модели, и выяснил, что в магазине остались всего два заряженных камня, а остальные восемь были пусты. По приказу Ингура меня плотным кольцом обступили наши воины, стоявшие поодаль, чтобы не обострять ситуацию до поры. Я снял метатель с треноги и взвалил законный трофей на плече.

Бой в здании усадьбы подходил к концу, и пираты приступили к мародерству. Тело убитого Фархада выкинули во двор из окна второго этажа, и я пошел посмотреть на своего врага. Если судить по обломку сабли, зажатой в руке покойника, бывший визирь принял свою смерть достойно, с оружием в руках.

Жизнь — странная штука, и зигзаги судьбы бывают очень замысловаты. Я сомневаюсь, что Фархад подозревал о том, что его самого, его карьеру и сына погубит обычное женское кокетство. Викана, из простого желания испытать на практике силу своей красоты, устроила стрельбу глазами на балу у императора, чем поставила весь Геон на уши. Если подходить к этому вопросу серьезно, то за игривый взгляд моей жены уже погибла туча невинного народа и сколько еще погибнет, неизвестно!

«Да, Игорь Столяров, угораздило тебя выбрать себе в жены Елену Прекрасную. Почему-то мне кажется, еще не одна Троя сгорит дотла за ее улыбку!» — подумал я, глядя на мертвого Фархада.

Мои высокопарные раздумья прервал заявившийся в усадьбу капитан Кид, который сразу начал наезжать на меня по поводу трофейного метателя. Я был не в том настроении, чтобы ввязываться в перепалку с пиратом, и поэтому просто спросил:

— Кид, как я вижу, штаны у тебя уже высохли, решил во второй раз обгадиться?

Этот вопрос мгновенно поставил капитана на место, и он ретировался в здание усадьбы разбираться с другими трофеями, доставшимися пиратам.

Постоянные заморочки с Кидом меня стали очень напрягать, пират в любую минуту мог выйти из-под контроля и ударить нам в спину. Эту проблему требовалось срочно решать, но я не знал, каким образом. Убивать Кида мне не хотелось, потому что замены ему все равно не было. На уровне подсознания у меня всплыли воспоминания о магическом зомбировании, которым занимался в Шателье покойный Алой Темный. Снимать такое зомбирование я научился, но вонищи было много. Может быть, Викана подскажет, как проделать процедуру зомбирования с капитаном, и Кид станет самым верным другом нашей семьи? Чтобы не откладывать этот вопрос в долгий ящик, я вызвал Кида во двор и приказал ему явиться вечером в гвельфийский замок на дружеский ужин и совещание. Кид нехотя согласился, да и куда на хрен он мог деться с нашей подводной лодки?

Ингур доложил мне о потерях, и я приказал возвращаться в лагерь. Раненых у нас оказалось всего трое, и только один серьезно. Мне удалось вытащить наконечник стрелы у воина из раны и остановить кровотечение, а более тонкая работа требовала рук Виканы и магии Тузика.

По дороге в замок я мысленно подвел итоги сражения. Фархад, покушавшийся на меня, убит, а его ассасины уничтожены, и теперь с этой стороны нам больше ничего не угрожало. Власть в городе фактически перешла под мой контроль, а капитан Кид являлся только ширмой. Если удастся зомбировать капитана, то можно будет уводить людей к Нордрассилу, не опасаясь за судьбу остающихся в Кайтоне.

— Ингар, — прервал мои размышления Лаэр, — какие у нас планы на сегодня?

— Сначала поесть как следует, а потом отдохнуть пару часов. Вечером должен прийти капитан Кид, у меня к нему есть одно дельце. Если все пройдет как я наметил, то послезавтра отправляемся к Нордрассилу, уйти завтра мы просто не успеем.

— Ингар, Викана мне говорила, что ты убил Ариму Летящая Смерть, я поначалу не поверил, а теперь понял, что у него просто не было шансов.

— О боги! Дался вам всем этот Арима. Стоит встретить гвельфа, как он тут же начинает меня этим Аримой доставать! Нет Аримы, забудь, и давай не будем к нему возвращаться. Я на Геоне столько уже народа перебил, что скоро по ночам спать перестану, даже если только каждый десятый сниться станет!

Лаэр извинился и прекратил неприятный разговор. Мы молча дошли до замка, думая каждый о своем. Не обращая внимания на суету во дворе, я поднялся в покои жены и сгрузил трофейный метатель под охрану Тузика. Викана заранее позаботилась о своем блудном муже, и меня уже ждала бадья с теплой водой и чистая одежда. После принятия ванны я переоделся и сел за стол. Обедать мы решили только вдвоем, и принцесса распорядилась, чтобы нас не беспокоили.

— Милый, как все прошло? Много у нас убитых и раненых?

— Все хорошо, дорогая, — ответил я, — раненых только трое. Одному только воину серьезно досталось, но стрелу я вытащил и остановил кровотечение. Вечером выбери время и навести его вместе с Тузиком, для страховки.

— Обязательно сходим, любимый. Если все хорошо, то почему у тебя такое плохое настроение? Ты сильно устал, дорогой?

— Да не сказать, чтобы очень, просто людей сегодня погибло много. Кровь кругом, и я в ней буквально плаваю.

— Ингар, но ты ведь сражался с нашими врагами. Если мы их не убьем, то они нас не пожалеют.

— Викана, я все понимаю, но никак не могу привыкнуть. На Земле мне приходилось заниматься очень мирными делами, и в войну я только играл. Викана, мне нужна твоя помощь. Ты помнишь, я тебя спрашивал про магическую блокировку в мозгу людей, которую умеют устанавливать маги высших посвящений?

— Да, дорогой, помню.

— Ты знаешь, как поставить такую блокировку?

— Теоретически, конечно, знаю, но сама ни разу не ставила. Я всего два раза присутствовала при этом ритуале и наблюдала за матерью настоятельницей. А зачем тебе это нужно?

— Сегодня хозяином Кайтона стал капитан Кид, я убил всех его конкурентов. У меня есть договор с этой сволочью, он до смерти меня боится и пока находится под контролем. Послезавтра мы уйдем к Нордрассилу, и в городе останется намного меньше наших воинов. Боюсь, Кид выкинет какую-нибудь пакость, а это может спутать все намеченные планы. В Кайтоне останется Ингур, и я боюсь за брата. Если зомбировать капитана, то он будет полностью под контролем Мистира и Ингура.

— Ингар, я могу попробовать, ничего особенно сложного в этом нет, просто нужно грамотно составить текст кодировки и аккуратно расставить магические блоки. Когда ты решил провести ритуал?

— Я вызвал Кида на совет сегодня вечером. Ты успеешь управиться за пару часов?

— Сам ритуал займет меньше часа, но мне необходимо подготовится и составить текст магического кода. Любимый, отдохни, пока я буду выписывать руны. Это занятие требует аккуратности и внимания, а ты будешь меня отвлекать.

Я поцеловал Викану в щеку и ушел в спальню. Через пару минут мне уже снился первый сон.

Глава 29 У МЕНЯ ПОЯВИЛАСЬ ПЛЕМЯННИЦА

Впервые за последние месяцы мне снился хороший, добрый сон, в котором я ни от кого не бегал и никто не хотел меня убить. Мы с Виканой сидели на ковре в тени Нордрассила, а наши дети играли в салочки, бегая по траве вокруг нас. Состояние неописуемого счастья и покоя наполняло душу, и только осознание того, что это сон, омрачало это блаженство.

— Ингар, просыпайся, тебе пора на совет, — разбудил меня голос Виканы.

Просыпаться абсолютно не хотелось, но, как говорится, «труба зовет». Я быстро оделся и ополоснул лицо водой из умывальника. Викана была уже при полном параде и блистала своей ослепительной красотой. Желание куда-то идти мгновенно пропало, оно сменилось намерением всю эту красоту порушить и затащить жену в еще теплую постель.

— Но-но! Губы обратно закатал! — обломала меня Викана, глядя на мою сальную рожу. — Нужно вечером в нормальном состоянии приходить, а не на четвереньках приползать с разбитой физиономией. Я мучаюсь по ночам, вот и ты потерпишь! Мне пятиминутные ласки не нужны, с тебя намного больше причитается, муженек-заочник!

Я жалостно вздохнул, но Викана была абсолютно права, и мне ничего не оставалась, как с ней согласиться. Мы вышли из ее покоев и направились в кабинет Мистира.

«Нужно себе приличную одежду заказать, а то выгляжу, как бомж рядом с богиней», — подумал я, глядя на переливающийся перламутром наряд принцессы.

В кабинете Мистира все было готово к званому ужину, но капитана Кида я среди присутствующих не увидел.

— Где капитан? — спросил я Мистира.

— Капитан ждет перед воротами замка. Он привел с собой двадцать человек охраны и какого-то чернокожего колдуна. Я не решился впускать всю эту толпу в замок, а он отказывается входить без охраны и требует вас, сиятельный.

— Ладно, сейчас разберемся, — ответил я и пошел во двор.

Кид действительно стоял перед воротами в окружении толпы охранников и в сопровождении высокого афра. Это чернокожее пугало было одето только в набедренную повязку и замотано в шкуру какого-то страхолюдного зверя. Даже кольцо в носу присутствовало для полноты картины.

— Кид, что это за концерт ты здесь устраиваешь? Я тебя пригласил в гости как друга, а ты толпу головорезов с собой приволок, словно замок штурмовать собрался. В общем, делаем так: ты берешь с собой троих мордоворотов и этого людоеда в шкуре, на них места и жратвы у нас хватит, а всю оставшуюся шоблу отправляешь в ближайший кабак, но уже за свой счет. Если тебя не устраивают такие условия, то можешь проваливать. Свято место пусто не бывает, и я думаю, что найти тебе замену будет не трудно, — разъяснил я ситуацию пирату.

Капитан задумался на несколько секунд и согласился на мои условия. Толпа пиратов ушла в сторону кабака, который находился на соседней улице, а Кид в сопровождении охраны и колдуна вошел во двор замка. После шоу с охраной, устроенного капитаном, пускать его в кабинет Мистира я не собирался, тем более кормить этого урода халявными деликатесами. Ментальный удар отправил Кида вместе с охранниками в нокаут, а чернокожий колдун начал с воплями выплясывать гопака. Причину его столь странного поведения я понял не сразу, а разобравшись в этом вопросе, чуть не помер со смеху. Оказалось, что этот придурок засунул защитный амулет себе в набедренную повязку, который, как только сработал и загорелся, чуть не поджарил его мужское достоинство. Дикие пляски закончились стриптизом, и колдун, сорвав с себя шкуру и набедренную повязку, запрыгнул в бочку с водой возле коновязи. Насмеявшись до икоты, я вытащил колдуна из бочки за ухо и спросил:

— Ты кто, чудо в перьях?

— Я Великий Матомбо, черный колдун племени аромеев, — заявил трясущийся негр на чудовищном меранском.

В это время во двор вышел Ингур в сопровождении Лаэра.

— Что случилось? — озадаченно спросил Лаэр.

— Да вот, нашел Ингуру мага-телохранителя. Прошу любить и жаловать, Великий Матомбо из племени аромеев!

— А эти чего здесь валяются?

— Капитан Кид сейчас отправится на прием к Викане, а остальные пусть поспят, пока капитан не вернется. Ингур, отнесите Кида к Викане, а этого я сам к ней отведу, только заверните его во что-нибудь, не голым же ему предстать перед принцессой.

Обоих пациентов мы доставили в лазарет, устроенный принцессой на первом этаже усадьбы, после чего я, проломив сопротивление колдуна, погрузил его в гипнотический сон и предоставил поле деятельности спустившейся Викане. Для страховки мы решили в качестве подопытного кролика первым кодировать колдуна, а потом перейти к зомбированию капитана.

Викана разложила на столе возле кровати Матомбо заготовленные конспекты с записями формулы кодирования и приступила к работе. Я настроился на сканирование мозга колдуна и погрузился в транс. Описывать процесс кодирования я не стану, потому что и сам понял только основные принципы, а нюансы, на которых и держится кодировка, от меня ускользнули. Единственное, чем я смог помочь Викане, — это пополнять ее энергетические запасы, тратящиеся в процессе кодирования.

Первый опыт, хотя и с небольшими огрехами, закончился вполне успешно, и мы, передохнув с полчаса, приступили к обработке капитана Кида. На этот раз работа пошла веселее, потому что Викана внесла поправки в свои формулы, учтя предыдущие ошибки. На все про все у принцессы ушло чуть более полутора часов, и мы решили пока не будить капитана и колдуна, а отправились ужинать.

Во время ужина мы обсудили с Мистиром и Ингуром схему, по которой они будут управлять Кайтоном в наше отсутствие, и, проспорив до хрипоты по различным скользким вопросам, все же пришли к общему знаменателю.

Как бы ни было обидно Ингуру, но управление городом я поручил более опытному руководителю с многолетним стажем, Мистиру. Повесив на шею гвельфа этот тяжкий груз, я предупредил его о том, что советов и указаний ему ждать неоткуда и придется все вопросы решать самостоятельно, как и отвечать за просчеты.

Закончив совет на этой радостной для Мистира новости, мы с Виканой спустились в лазарет для проверки качества зомбирования. По дороге супруга ошарашила меня неожиданным вопросом:

— Ингар, ты знаешь, что у капитана Кида есть жена и маленькая тяжелобольная дочь? Он в девочке души не чает и очень страдает по этому поводу.

— Нет, дорогая. Когда ты кодировала капитана, я только следил за твоими действиями и не лазил в его подсознание. У меня плохо получается тонкая работа с психикой человека. Сломать что-нибудь в мозгах — это всегда пожалуйста, а тонкой работе нужно учиться у специалиста. Мои опыты в этой области очень часто кончаются плачевно, вспомни матроса, которого я дураком сделал.

— Да, это была вершина искусства видящего, парень только увидит тебя, так сразу в штаны гадит, — рассмеялась Викана. — Я ему еле-еле мозги на место поставила, правда не до конца, времени не хватило.

Новость, озвученная женой, подтолкнула меня к мысли попробовать сыграть на этой струнке в душе Кида.

Викана разбудила наших подопытных и начала проверять качество зомбирования. Процедура была очень неприятной для колдуна и капитана, но других способов проверки не существовало. Викана произносила кодовые слова и транслировала в мозг проверяемого кодовые образы или создавала иллюзию кодовой ситуации. В результате этих действий мы едва не лишились колдуна, но, к счастью, все обошлось малой кровью и нам удалось вытащить его с того света. С капитаном проверка прошла хоть и болезненно для него, но без смертельных эксцессов. Через час Викана закончила и устало вытерла платком вспотевший от напряжения лоб.

— Ингар, я все проверила, блокада в мозгу установлена правильно, все коды работают. Если они попытаются нам навредить, то умрут в чудовищных муках. Большего я сделать не в состоянии.

— Дорогая, иди отдыхать, а я поставлю последние штрихи и отпущу наших друзей на свободу.

Дождавшись, когда Викана вышла из лазарета, я приступил к осуществлению своих планов. Первым на очереди был колдун, я снял блокировку со своей ауры и заставил ее светиться. От такого зрелища глаза у негра вылезли на лоб, и он, рухнув на колени, стал колотиться лбом об пол, при этом завывая:

— Мардук, великий Мардук, не ешь мою душу! Я твой раб навсегда, только не ешь мою душу, я буду служить тебе даже ценой жизни, но прошу, не ешь мою душу.

«Кажется, клиент готов», — решил я и жестом приказал колдуну подняться.

Большого желания возиться с Матомбо у меня не было, и я, приказав ему беречь Ингура, выгнал этого сына джунглей из лазарета во двор.

— Теперь поговорим с тобой, Кид, — начал я претворять в жизнь свой план еще большего закабаления капитана. — Мне известно, что у тебя есть жена и больная дочка. Пока ты не был под моим контролем, я не мог сделать тебе этого предложения…

— Не трогайте жену и дочь, я и так все для вас сделаю! Умоляю, не трогайте мою дочь! — неожиданно зарыдал Кид Кровавый, прервав мою тираду.

Вид у капитана стал таким, словно из него выпустили воздух, и мне на секунду стало жалко этого пропащего человека, пролившего море безвинной крови.

— Кид, ты меня не понял! Я не собираюсь тебя шантажировать дочерью или женой, им не угрожает никакая опасность с моей стороны. Просто у меня есть предложение для тебя. Ты уже знаешь, что я не совсем обычный человек и у меня есть большие магические возможности. Послезавтра я ухожу из Кайтона, и, когда вернусь в него, неизвестно. Ты можешь завтра привести в замок свою дочь, и мы с Виканой попытаемся ей помочь. Моя жена — видящая высокого уровня посвящения, а я сильный маг, и мы вдвоем способны на многое!

— Ингар, у меня нет надежды, и я не верю тебе. Четыре года мы с женой не спим по ночам и смотрим, как угасает наша кровиночка. Все золото, добытое кровью и потом, я трачу на врачей и чудодейственные эликсиры, но толку мало. Лучшие врачи Геона осматривали мою дочь, но никто не смог ее вылечить. Единственное, что им удалось, — это отсрочить смерть дочери.

— Как знаешь, но я тебе предложил помощь, и моя совесть чиста. У тебя есть время до полудня, потом у меня и Виканы просто не будет времени. Теперь поговорим о твоих задачах и действиях. Мистир не будет вмешиваться в твое правление в Кайтоне. Твоя задача — держать город под контролем и обеспечивать безопасность прибывающим в Кайтон хуманам и гвельфам. Понадобится военная помощь — обратись к Мистиру или моему брату Ингуру. Мистир будет приказывать тебе только в чрезвычайных обстоятельствах, тогда подчиняйся беспрекословно. Постоянно будь с ним на связи и не утаивай от него информацию. Пойми, это в твоих интересах, без нас тебе не удержать Кайтон в своей власти! Я не монстр и не чудовище, пьющее человеческую кровь, просто у нас нет другого выхода. Магическая обработка, которой ты подвергся, это обычная страховка от предательства. Прости, конечно, но очень многое на тебя завязано. Никто ломать капитана Кида через колено не собирается, ты нам нужен живой и здоровый, потому что друг намного полезнее запуганного раба. А теперь прощай и помни: у тебя есть время только до завтрашнего полудня, дай шанс своей дочери.

Мне осталось только разбудить троих спящих охранников и выпустить эту компанию из замка. На Кайтон спустилась ночь, и заморосил мелкий дождик. Я поднялся в покои Виканы, разделся и, не зажигая света, лег в постель под теплый бок жены. Принцесса спала, измученная дневными заботами, и даже не почувствовала моего появления. Пришлось снова применить губозакаточную машинку и оставить воплощение эротических фантазий до лучших времен. Попытки заснуть результата не дали, и я решил не считать овец, а заняться планированием завтрашнего дня. Если мысли о прелестях супруги не давали мне заснуть, то попытка напрячь мозги усыпила мгновенно. В который раз подтвердилась поговорка «Если хочешь поработать, ляг, поспи, и все пройдет!».

* * *

С первыми лучами солнца я вылез из постели и, решив не будить Викану, отправился умываться. Так начался, наверное, самый суматошный день за все время, проведенное мной на Геоне. Если вы когда-нибудь переезжали жить из одного города в другой, то имеете представление, о чем я говорю.

Подготовка к переселению из Кайтона в долину Нордрассила велась с первогодня нашего прибытия в порт, но, как всегда, в последний момент выяснилось, что что-то забыли взять или чего-то не хватает. Я мотался по городу в сопровождении охраны, как мастер спортивного ориентирования, заблудившийся в лесу. К полудню мои силы и нервы иссякли, и я вернулся в замок с головой, гудящей как колокол.

Гвельфы, в отличие от меня, народ, поживший на свете и многое повидавший, поэтому проблем с переездом у них было в разы меньше. Стоило только мне с женой сесть за стол, чтобы перекусить, как в замок заявился капитан Кид с женой и дочерью. Пират все-таки решил воспользоваться моим предложением. Я поначалу хотел заставить его подождать до окончания обеда, но Викана, повинуясь долгу видящей, перестала есть и вышла из-за стола. Я, проклиная все на свете, схватил кусок жареного мяса и пошел следом.

Кид с семьей ожидал нас во дворе и нервно мял в руках свою шляпу. Похоже, хождения по врачам и неоправдавшиеся надежды на излечение дочери давно уже являлись для него настоящей пыткой. Рядом с капитаном стояла высокая, в прошлом очень красивая женщина с изможденным лицом и держала за руку тонкую, как былинка, девочку лет десяти — двенадцати. Жена у старого пирата оказалась гвельфийкой-полукровкой, если судить по форме ее ушей. На лице дочери Кида сияли огромные голубые глаза, наполненные неописуемой тоской и отчаянием.

— Князь, это моя жена Элата и дочь Лаура, я привел их к вам, как вы говорили. Может быть, боги на этот раз сжалятся над моей дочкой.

Болезнь уже увела девочку за грань жизни, и она держалась на этом свете только мольбами своих родителей. Мое раздражение моментально улетучилось, и я, подняв малышку на руки, понес ее в лазарет следом за озабоченной Виканой. Жена Кида пыталась что-то мне говорить, но я не слышал, раздавленный страданием, запечатленным в глазах ее дочери.

Следующие два часа пролетели как одно мгновение. Викана, осмотрев девочку, покачала головой и скорбно объявила, что она не в силах помочь дочери капитана. Болезнь оказалась сильно запущенной и к тому же практически неизлечимой, потому что носила инфекционный характер. По ее словам, эта болезнь переносится тропическими комарами, и в крови девочки поселились паразиты, с которыми геонская медицина справиться не могла. Успешное лечение возможно только на ранней стадии заражения, но первые симптомы проявлялись лишь тогда, когда уже слишком поздно. То, что девочка прожила четыре года после заражения, само по себе являлось чудом.

Кид зарыдал как ребенок и хотел забрать дочь из лазарета, но я не позволил ему этого сделать и попросил выйти из комнаты, для того чтобы мы с женой могли поговорить наедине. Капитан и мать девочки вышли в коридор, и мы с супругой остались вдвоем.

— Викана, ты абсолютно уверена, что сделать ничего невозможно? — спросил я.

— Ингар, я видящая, и не последняя на Геоне. Мне уже приходилось сталкиваться с этой болезнью, и ни один пациент не выжил. Лекарства, которые эффективны на ранней стадии болезни, сами по себе являются сильным ядом, и длительное их употребление убивает больного не хуже самой болезни. Есть несколько способов продлить жизнь пациента, но здесь эти способы себя уже исчерпали, и девочке осталось жить не более месяца.

— Дорогая, я все-таки попытаюсь спасти ребенка, может быть, ей повезет? Только помоги мне, пожалуйста, и проконтролируй ход лечения, чтобы мои манипуляции не убили ее из-за глупой ошибки.

— Ингар, малышка сильно страдает и сейчас находится под воздействием одурманивающего эликсира, любое ментальное воздействие не даст никакого эффекта.

— Я не буду манипулировать сознанием девочки, а попробую уничтожить паразитов в ее крови.

Викана с сомнением покачала головой, но согласилась на эксперимент. Собрав всю свою волю в кулак, я сосредоточился и, войдя в транс, начал сканировать организм девочки.

Картина, возникшая передо мной, была удручающей. Кровь Лауры представляла собой коктейль из мелких зеленых паразитов и ядовитых отходов их жизнедеятельности. Печень и почки девочки оказались сильно поражены болезнью и едва функционировали. Единственной силой, удерживающей девочку на этом свете, являлась большая, но практически полностью истощенная аура. Лаура обладала очень большим магическим потенциалом и, сама не осознавая этого, самостоятельно боролась с болезнью. Это наблюдение натолкнуло меня на мысль зарядить ауру пациентки и посмотреть, что из этого получится.

Стоило мне только начать закачку Силы в энергетическую сущность Лауры, как ее организм сразу ожил. Паразиты в крови начали дохнуть тысячами, но трупный яд хлынул в печень, и девочку согнуло от дикой боли. Я растерялся, но Викана не потеряла самообладания и стала активизировать процессы в почках и печени девочки, которые начала очищать кровь от токсинов. Мне удалось блокировать импульсы боли, поступающие в мозг несчастной малышки, и погрузить ее в сон.

— Ингар, нужно много сока аурии, это фрукт такой, он похож на яблоки. У меня есть только половина кувшина этого сока, он помогает при отравлении. Прикажи, чтобы принесли еще, и как можно быстрей!

Я пулей бросился на кухню и приказал кухарке приготовить как можно больше сока.

По дороге обратно в лазарет мне под ноги попалось корыто для стирки с комплектом грязного белья. В мою голову пришла идея использовать его для того, чтобы положить в него больную девочку, которая после обильного питья бессознательно может затопить весь лазарет продуктами жизнедеятельности.

Так в течение трех часов мы совместными усилиями уничтожали паразитов и очищали организм Лауры. Девочка в полубреду непрерывно пила сок, и яд из организма постепенно вымывался. У девочки поднялась температура, и отрава из организма начала выходить вместе с липким потом. Вокруг Лауры суетилась прислуга, меняя мокрые простыни и обтирая ее тело водой с каким-то настоем. Моя помощь в основном сводилась к подкачке энергетики Виканы и Лауры и контролю процесса лечения.

Еще через пару часов, когда напряжение несколько спало, жена выгнала меня в коридор, чтобы очистить девочке кишечник, а это зрелище не для мужских глаз. Минут через двадцать мне разрешили вернуться, и я снова погрузился в транс, чтобы помочь Викане. В конце концов моя энергетика истощилась почти до основания, и нам пришлось прекратить лечебные процедуры. Я не сказал, чтобы результаты лечения сильно меня впечатлили, но оттащить девочку от края пропасти нам все-таки удалось, и на данный момент самочувствие пациентки значительно улучшилось. Выйдя из транса, я попытался встать на ноги, но меня штормило, как пьяного матроса в кабаке.

— Викана, я пошел на подзарядку, толку от меня сейчас никакого, заканчивай сама, — заявил я и вышел из лазарета.

Стоило мне выйти за дверь, как ко мне бросились заплаканные родители Лауры.

— Как моя девочка? — спросила Элата, заламывая руки.

— Сейчас Лаура спит, и ей стало значительно легче. Викана закончит лечение и пустит вас к дочери. Извините меня, но я еле ноги таскаю, и мне необходимо восстановить свои силы, обо всем вам расскажет моя жена, — ответил я и похромал под лестницу на подзарядку.

Через час я пришел в себя и встал из кресла, в котором сидел, подзаряжая свою ауру. За последние месяцы в результате огромных нагрузок и постоянного использования своего магического потенциала мой организм научился хранить очень большой запас магической Силы. Искусства владения магией особенно не прибавилось, но до использования некоторых своих возможностей я дошел интуитивно. Мне была недоступна ментальная вязь магического манипулирования, которой владела Викана, но проявилась возможность прямого воздействия на жизненную силу живых существ. Я мог очень долго держать на этом свете практически мертвого человека или животное, подкачивая его ауру, и мне удалось научиться высасывать жизненную энергию из живого организма, обессиливая его или убивая.

С помощью энергетического удара я мог оглушить человека или вскипятить его мозг, как в микроволновке. Ментальный удар мощным потоком Силы превращал мозг живых существ в кипящий кисель, и даже лопались глаза у моих врагов, только управлять этим потоком энергии получалось через раз. Для меня являлось большой проблемой направить Силу в цель и контролировать мощность удара. Когда выброс магической энергии происходил спонтанно, то страдали все окружающие, доставалось всем без разбора, правым и виноватым.

Вломиться в мозг любого живого существа для меня не представляло никакой сложности, и я проделывал это легко, однако скачивание информации из подсознания представляло серьезную проблему. В половине случаев мой клиент сходил с ума, а я мучился дикой головной болью. Более или менее удачно обмен информацией происходил только тогда, когда человек сам открывал мне свое подсознание, и я считывал информацию из верхних слоев памяти, которую он самостоятельно отдавал. В случае с Лаурой нам просто повезло, и мои способности, дополненные искусством Виканы, помогли ей самостоятельно бороться с недугом.

Я вернулся в лазарет к Викане, чтобы посмотреть на результат наших трудов. Лаура спала, положив руки под щеку, и тихо посапывала во сне.

— Как она? — спросил я Викану.

— Ингар, я даже не знаю, что тебе ответить. Как только ты ушел, Лаура проснулась и попросила есть. Элата говорит, что Лауру уже год кормят едва ли не насильно, вся пища почти сразу выходит назад с рвотой. Единственное, что удается ей скормить, — это жиденький бульон и сок, а сейчас она съела тарелку супа и попросила добавки. Я не стала рисковать и дала только сок. Самое удивительное заключается в том, что девочка требует, чтобы ее привели к дяде, который сделал ей хорошо.

— И кто этот дядя?

— Мы не знаем, Элата говорит, что девочка почти ни с кем не общается и про этого дядю ей ничего не известно.

— Бог с ним, с этим дядей, давай я лучше посмотрю, что нам удалось сделать, — ответил я и вошел в транс.

Осмотр организма Лауры обрадовал меня и дал надежду на выздоровление девочки. Паразиты в ее крови выглядели вялыми и угнетенными, по крайней мере, увеличения их численности не наблюдалось. Меня только расстроило, что аура девочки опять сильно поблекла и требовала подкачки. Завтра мы с Виканой покинем город, и местные эскулапы не смогут оказать Лауре помощь в неравной борьбе с болезнью. Я тягостно вздохнул и начал наполнять энергетическую оболочку девочки Силой.

Закончив подкачку, я вышел из транса и встретился с взглядом огромных голубых глаз Лауры. Девочка проснулась и пристально смотрела на меня, затем она скривила губу и, обхватив мою шею руками, заявила:

— Дядя, зачем ты ушел? Мне с тобой хорошо, и ничуточки ничего не болит. Ты от меня не уйдешь?

Это заявление Лауры буквально убило всех присутствующих в лазарете, мне же сразу стало ясно, что у меня появилась новая подопечная, которую придется брать с собой к Нордрассилу. Бросить больную малышку в Кайтоне на неминуемую смерть я не мог: если совершить подлость, которой просто не может быть оправдания, то можно сразу ставить крест на себе как человеке.

— Лаура, я тебя не брошу, и ты поедешь со мной в далекую страну, где ты выздоровеешь и станешь красивее всех на свете.

— Даже красивее моей мамы? — с недоверием спросила Лаура.

— Красивее, намного красивее! — ответила за меня Элата. — А если будешь слушаться дядю Ингара, то станешь красивой, как принцесса Викана.

Лаура скосила глаза на Викану и, выпятив губу, обиженно заявила:

— Мама, ты меня обманываешь, таких красивых не бывает! Принцесса Викана красивая, как фея из сказки!

Мы все невольно рассмеялись, выслушав реплику девочки, и напряжение момента сразу спало. Я встал со стула и, взяв Кида под руку, вышел с ним в коридор для разговора.

— Капитан, мы завтра уходим из Кайтона, и твоя дочь и жена поедут с нами. Можешь думать, что я взял их в заложники, но умирать ее в Кайтоне я не оставлю!

— Князь, у меня даже мысли не было на этот счет. То, что произошло с Лаурой, просто чудо. Я первый раз за четыре года вижу дочь улыбающейся, она будет жить, а это для меня главное. Капитан Кид будет последним на Геоне, кто вас предаст, и плевать на вашу магию, смерть всех равняет. Без дочери моя жизнь не имеет смысла, и на этом свете я живу только ради нее.

— Кид, девочка пока останется в замке под контролем Виканы, а вы с женой должны собрать необходимые в дороге вещи. Поторопитесь, времени осталось мало, а у меня еще очень много дел.

Снова меня захлестнул круговорот неотложных дел по подготовке к походу, но, как ни старайся, все равно всего не учтешь. Когда время перевалило за полночь, я стукнул кулаком по столу и приказал всем спать, потому что мы с рассветом уходим.

Глава 30 ПОБОИЩЕ В АФРСКОЙ ДЕРЕВНЕ

Хотя мы с Виканой встали с первыми лучами солнца, караван вышел из Кайтона только через два часа. Нашей целью была разрушенная башня на краю пустоши, где Первый спрятал метатель, когда преследовал ассасинов, захвативших меня, раненного, в плен. Переход, по моим прикидкам, получался очень длинным, и, чтобы не заночевать в пустоши, я приказал двигаться с максимально возможной скоростью. Лошадей на всех не хватало, поэтому пришлось усадить женщин на заводных лошадей, а воинам бежать рядом, ухватившись за стремя.

Еще за день до начала похода я мысленно поговорил с Тузиком и объяснил ему свои планы. Малхус понял мою просьбу и сейчас бежал впереди каравана, указывая кратчайшую дорогу. До Дерева Жизни было относительно недалеко, и Тузик прекрасно ориентировался на местности. В прошлый раз мы с Первым добирались от Нордрассила до пустоши около двух недель, не зная толком дороги, но тогда нас было всего двое, не считая Тузика, а сейчас я вел караван из семидесяти шести человек. Мне было бы значительно легче, если бы караван состоял из одних только воинов, однако в караване ехали двадцать девять женщин и четверо детей, для надежной охраны которых сорока двух воинов явно не хватало, но дожидаться, когда округу заполонят толпы беженцев, я не мог.

Колонна растянулась по петлявшей между холмов дороге на полкилометра, и хвост каравана постоянно пропадал из вида. Эти холмы являлись прекрасным местом для засады, и мне приходилось напрягать все свои магические способности для сканирования округи. Холмы и близость пустоши резко ограничивали дальность сканирования, поэтому я постоянно нарезал круги вокруг каравана. На наше счастье, засады в холмах не оказалось, и колонна вышла в раскинувшуюся до горизонта черную пустыню. Я приказал надеть лицевые платки для защиты от пыли и ускорить движение.

До полудня мы шли по караванной дороге, ведущей в Тадмур, а затем резко повернули на юг. Погода нам благоприятствовала, и жары, которая обычно стояла в пустоши, не было. Небо закрывали плотные облака, но дождем пока не пахло. За спиной осталось меньше половины намеченного дневного перехода, однако люди начали уставать, и скорость передвижения упала. На черном песке четко отпечатывались наши следы, и возможной погоне найти караван не представляло никакого труда. В том, что за караваном будет слежка, у меня не было никаких сомнений. Вся наша секретность при подготовке к походу была шита белыми нитками, и желающих выяснить, куда это направились хуманы и гвельфы, будет много. Чтобы отбить охоту у любопытных идти по нашим следам, мы с Лаэром решили устроить засаду в холмах, встретившихся на нашем пути, и попытаться перехватить преследователей.

Прождав два с половиной часа, мы уже хотели садиться на лошадей и догонять караван, но предчувствия меня не обманули. На горизонте показались всадники, резво скакавшие в нашу сторону. Вскоре трое из пятерых преследователей уже разговаривали с богами, а с оставшимися в живых беседовал «приносящий смерть». Пленники рассказали, что их разношерстную компанию нанял какой-то имперец, пожелавший выяснить, куда направляется караван хуманов, и заплативший за эти сведения пятьдесят золотых империалов. Они планировали догнать караван и на ночной стоянке выкрасть кого-нибудь из наших людей в качестве языка.

Я проверил полученные сведения, просканировав подсознание пленников, и убедился, что они не лгут, и Лаэр ударом кинжала отправил любителей легкой наживы к праотцам.

Караван мы догнали всего за час, потому что он еле плелся, оставшись без жесткого руководства. Мне понадобилось минут десять для восстановления порядка среди подчиненных, после чего все снова набрали скорость. Башня на краю пустоши, которую я выбрал ориентиром для первой стоянки каравана, уже была видна на фоне красных облаков на горизонте, однако до нее еще надо было дойти. Как я ни подгонял караван, обещая скорый отдых, но к месту привала мы добрались практически в темноте.

Люди и гвельфы были измотаны дорогой через пустошь и еще не успели втянуться в ритм тяжелого перехода, поэтому я приказал всем отдыхать, а ужин перенести на утро, чтобы все успели хорошо выспаться. У всех караванщиков были запасы пищи, приготовленные еще в Кайтоне, и в первый день смерть от голода никому не грозила. Мы с Лаэром расставили караулы и отправились раздавать в лагере цеу, потому что завтра предстояло идти через джунгли.

Поход через лес требовал другого построения каравана, нежели на открытой местности. Верхом под кронами деревьев не проедешь, поэтому всем придется спешиться. Хуманы — отличные бойцы на открытой местности и в горах, а лес — это епархия гвельфов и дикарей. Внезапного нападения я не особенно опасался, потому что именно под этот вид боя затачивалось обучение хуманов, меня беспокоили женщины и дети. Купленные в Кайтоне невольницы уже смирились со своей судьбой и не очень переживали по этому поводу, тем более молодые воины прикладывали все силы, чтобы им понравиться. Для многих девушек перспектива стать женой могучего воина являлась скорее подарком судьбы, нежели несчастьем. Однако большое число женщин в караване гарантировало панику в случае нападения, и я очень опасался, что красотки разбегутся по лесу, как перепуганные куры.

Своими страхами на этот счет я хотел поделиться с женой, но она уже решила большинство волновавших меня проблем, это стало для меня еще одним наглядным уроком. Проза жизни сама расставляла все на свои места, без участия Ингара Сиятельного. Люди самостоятельно решали бытовые проблемы. Мне, дураку, не нужно было лезть во все дела без разбора, а требовалось правильно назначить и расставить руководителей. Раньше в отряде хуманов командовал Ингур, но он остался в Кайтоне, а я закрутился перед походом и забыл назначить его заместителя. Ломать отлаженную структуру руководства я не решился, а, собрав командиров десятков, предложил выбрать командующего им самим, потому что у меня подходящего кандидата просто не было.

Маркус, мой начальник охраны, остался с Ингуром в Кайтоне, а его заместитель Курт после катастрофы и гибели семьи никак не мог прийти в себя, и доверять ему командование было опасно. Костяком отряда стали «проклятые», но они являлись моим личным резервом, который обеспечивал безопасность Виканы.

Несмотря на донимавшие меня страхи, вопрос решился очень быстро. Все присутствующие на совете в один голос назвали кандидатуру Дарта, который попал на дракар чисто случайно. Дарт командовал гребцами на флагманской галере и просто попался мне под руку во время бегства с Танола. О нем мне почти ничего не было известно, я только пару раз видел его на галере до катастрофы.

Один из десятников вызвал Дарта на совет, и я попросил его рассказать о себе. С виду будущему командиру хуманов было около сорока, внешне он не сильно выделялся среди воинов — та же физическая мощь и уверенность в себе человека, привыкшего к воинской жизни. Дарт много лет прослужил наемником в империи, а по окончании контракта занимался охотой на пиратов и морским разбоем в эскадре имперских каперов. Заработав достаточно денег, он выкупил каперскую лицензию капитана и продолжил карьеру наемника. Семьи у Дарта не было, и катастрофа не выбила почву у него из-под ног. Я не стал устраивать церемоний, а просто приказал ему принять командование отрядом хуманов и пожелал успехов на этом поприще. Воин, по-моему, ожидал такого развития событий и не стал устраивать спектакля с показной скромностью, и мы с ним направились к палатке Виканы.

Пока я решал вопрос с командиром хуманов, всю женскую половину каравана взяла под свой контроль Викана, четко распределив обязанности в этом очень непростом коллективе. Принцесса создала вокруг себя своеобразную придворную свиту, в которой жены гвельфов играли роль фрейлин ее величества, а Элата стала камеристкой. К моему огромному удивлению, в детской иерархии каравана первое место заняла Лаура. Еще вчера она находилась на краю гибели, а сегодня, едва живая после тяжелого перехода, раздавала команды гвельфийским детям. Элата с огромным трудом сдерживала дочь, порывавшуюся принять участие в игре в салочки, и мне пришлось применить власть, чтобы Лаура выполняла указания матери. Моя названая племянница мгновенно прекратила проказничать и снова превратилась в ангела. Я просканировал организм девочки и, подкачав ее ауру до максимального уровня, уложил спать. После того как я представил Дарта Викане и пообещал скоро вернуться, мы отправились проверять посты.

Часовые бдительно несли службу, и замечаний у меня не возникло. Однако Дарт переставил два поста на более удачное место, и мы вернулись в лагерь. Викана, измученная дневными заботами, спала беспробудным сном, и, чтобы ее не беспокоить, я тихо нырнул под одеяло.

Ночь пролетела как одно мгновение, и наступил первый день похода через джунгли. После завтрака Викана нарядила меня в гвельфийский маскхалат, сшитый лично ею еще в Кайтоне, и я приказал отправляться.

Теперь выбор пути для каравана полностью лежал на малхусе, который прекрасно ориентировался и четко выдерживал направление, интуитивно выбирая самый удобный путь. Мне оставалось только контролировать четвероногого Сусанина, чтобы он не завел нас в какое-нибудь непролазное болото, однако мои сомнения были быстро развеяны.

Через пару часов Тузик вывел караван к заросшей проселочной дороге, которая уводила нас под кроны девственного леса. Я вошел в транс и в очередной раз сориентировался по сторонам света, убедившись по силовым потокам, что мы движемся в правильном направлении. Идти по дороге было намного легче, чем продираться через кусты подлеска, и караван, растянувшийся поначалу, выстроился в походную колонну.

Дарт железной рукой поддерживал дисциплину и подгонял отстающих, Викана шла в середине колонны женщин с луком за плечами и в маскхалате, ее охраняли «проклятые», а вновь испеченные фрейлины окружили детей. Гвельфийки тоже были при оружии и скользили едва различимыми тенями вдоль кустов на обочине. Лаэр с напарником растворились в лесу позади колонны, а две другие группы гвельфов страховали колонну от нападения, прочесывая лес по обеим сторонам дороги. Пробежав трусцой вдоль каравана, я догнал Тузика, бегущего в ста метрах впереди головного дозора, и присоединился к нему, сканируя ауру леса в поисках враждебного присутствия.

Первый день прошел без каких-либо эксцессов, и люди начали втягиваться в ритм походной жизни. Тузик уверенно выбирал удобную дорогу, поэтому на нашем пути не встретилось никаких непреодолимых препятствий. Первый привал я объявил после полудня на берегу лесного ручья и вызвал командиров к себе. Лаэр доложил о том, что преследователей он не обнаружил, остальные доклады тоже меня успокоили. Пока мы отдыхали и обедали, Тузик притащил в лагерь тушу оленя, которая тут же была разделана и убрана в запас до вечера. Это натолкнуло меня на мысль совместить головной дозор с охотой, а добычу оставлять на дороге, чтобы ее подбирал идущий позади караван.

* * *

Первые осложнения случились на третий день похода по джунглям. Гвельфийский дозор наткнулся на пятерых афрских охотников и перебил их в короткой схватке. Одного из негров они приволокли ко мне для допроса, но язык дикаря никому в караване не был известен. Попытка ментального сканирования закончилась полной неудачей, и мне ничего не удалось выяснить. Дикарь в результате моих действий умер в страшных мучениях, что окончательно испортило мое настроение. Все бы было ничего, но на шее афра висел камень, маскирующий его ауру, и двигаться дальше без разведки стало опасно, потому что я мог запросто прозевать засаду. После короткого совещания Дарт получил приказ занять оборону на холме возле дороги, а мы с гвельфами отправились по следам охотников. Тузик замечательно выполнял функцию ищейки, и через два часа мы вышли к афрской деревне. Деревня выглядела построенной недавно и состояла из десятка тростниковых хижин, около которых я насчитал с полсотни афров, в основном женщин и детей.

Я уже хотел отдать команду возвращаться в лагерь, но тут в деревню вбежали десять воинов во главе с молодым шаманом. Из самой большой хижины вышел старый шаман и начал выслушивать доклад молодого коллеги. Разговор сопровождался криками, и в деревне начался переполох. Молодой шаман указывал рукой в сторону нашего лагеря и что-то доказывал своему начальнику. Через некоторое время старик прокричал какой-то приказ, и к первому десятку воинов присоединились еще пятнадцать.

Выбора у нас не оставалось, и я отдал приказ стрелять. Афры оказались не так просты, как нам этого хотелось, и после первого залпа мгновенно разбежались между хижин и начали в ответ засыпать нас стрелами. Я включил защиту кольчуги, но не тут-то было — наконечники у стрел оказались каменными и беспрепятственно проходили сквозь защиту. Мне повезло, и я отделался только синяками от ударов стрелами в грудь и сразу же спрятался за ствол ближайшего дерева. Афры, потеряв убитыми и ранеными семерых, быстро пришли в себя, и над лесом разнесся грохот боевого барабана, подающего сигнал о нападении на деревню. Я отдал приказ гвельфам рассыпаться по лесу и начал собственную войну.

Нас было слишком мало, чтобы противостоять афрам в открытом бою, но гвельфы являлись великими мастерами боя в лесу, и мои приказы стали бы им только мешать. Мы с Тузиком бросились бежать по кустам, словно стадо кабанов, поднимая как можно больше шума и стараясь увести с собой побольше преследователей. Эта затея едва не стоила мне жизни, потому что нас услышал афрский дозор, спешащий на зов барабана. Тузик в невероятном прыжке закрыл меня от стрелы, летящей в мою голову, и с визгом укатился в кусты. Поняв, что не успеваю выстрелить, я отбросил лук и взялся за меч.

Время замедлило свой бег, и бой стал похож на пантомиму. Трое афров умерли за пару секунд, пятеро преследователей немногим позже. Выйдя из транса, я огляделся и, не обнаружив рядом противника, бросился к Тузику. Малхус, поскуливая, лежал в кустах со стрелой в левом боку. Рана оказалась очень неприятной, потому что каменный наконечник был пропитан магией и пробил не только тело Тузика, но и его магическую оболочку. Магическая энергия вытекала из малхуса ручьем, и у меня в запасе была лишь пара минут. Наконечник стрелы застрял глубоко в ране, и вытащить его назад было невозможно. Время таяло, и я просто проткнул стрелу в рану, чтобы наконечник вышел с противоположной стороны. Малхус взвизгнул от боли и потерял сознание. Я обрезал наконечник кинжалом и отбросил в сторону, а затем вытащил и древко стрелы. Из раны сразу хлынула кровь, и мне пришлось погрузиться в транс, чтобы остановить кровотечение. Утечка энергии из ауры Тузика прекратилась, и лечение пошло намного быстрее. Минут через пять малхус пришел в себя и лизнул мою руку. После подкачки ауры до нормального состояния Тузик встал на ноги, и я приказал ему отправляться к Викане для дальнейшего лечения. Тузик сделал хитрую морду, но, после того как я показал ему кулак, скрылся в кустах.

В лесу раздавались крики и шум боя, удаляясь от меня, а над лесом стоял призывный грохот барабана. Гоняться за афрами по лесу я не стал, а прокрался по кустам обратно к деревне, подобрав по дороге свой лук со стрелами и пополнив запас трофеями. Устроив себе наблюдательный пункт за стволом дерева, я начал рассматривать деревню. Старый шаман сидел возле своей хижины и колотил в барабан. Его охраняли два воина, женщин и детей на улице видно не было.

Я решил застрелить шамана из лука, но стрелы, встретив магическую защиту, вспыхивали, как спички, и уходили в сторону. Похожая защита от стрел была у Алоя Темного. С воинами охраны получилась та же петрушка. Пока я терял время, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации, шаман юркнул в свою хижину, а воины бросились в мою сторону. На счастье, мне под руку попалась трофейная стрела с каменным наконечником, и один из воинов покатился по земле, воя, как пароходная сирена. Второй раз я выстрелить не успел, и со следующим противником мы сошлись врукопашную. Меч намного опаснее дубины с каменными вставками, и через мгновение дикарь лишился своего оружия и руки по локоть. Я не стал добивать раненого, потому что главной целью являлся шаман, а время в бою дороже золота.

Жизнь все-таки учит даже дураков, и я не стал врываться в темноту призывно распахнутой двери жилища шамана, а мечом прорубил дыру в камышовой стене и рыбкой нырнул вовнутрь. Шаман ждал моего появления у двери с арбалетом в руках и не успел повернуться на шум. Арбалет зацепился за какую-то палку, и стрела ушла в потолок, а шаман стал короче на полметра и с воплями катался по полу, пытаясь зажать раны на отрубленных ногах. Противник, владеющий магией, всегда вдвойне опасен, и я сразу попытался отрубить шаману и голову, но не успел.

На груди негра полыхнул какой-то амулет, и взрыв выбросил меня на улицу прямо со стеной хижины. На этот раз меня спасла защита кольчуги, но ребра мне все-таки поломало. Дух из меня выбило напрочь, и, превозмогая дикую боль в легких, разорванных обломками ребер, я с огромным трудом вздохнул. Организм пытался лечить повреждения, но запас Силы был истрачен сначала в бою на замедление времени, а потом на лечение Тузика. Оставшихся ресурсов магической энергии хватило только на то, чтобы не дать мне умереть сразу. Моей ауре требовалась подзарядка, но где взять источник Силы, вот в чем вопрос. Я закашлялся, и горлом пошла кровь. В таком состоянии я мог едва ползать, а источник Силы должен находиться где-то рядом.

«Может, в доме шамана найдется какой-нибудь амулет, из которого можно скачать энергию?» — подумал я и пополз к развалинам хижины.

Защитный амулет дикаря рванул знатно, и на месте шаманского жилища остались только обломки палок каркаса, торчащие из земли. Я подполз к ним и попытался начать сканирование пространства. Вся энергия ушла на лечение повреждений организма, и мое магическое зрение работало только на расстоянии вытянутой руки. Передохнув пару минут, я стиснул зубы и пополз по полу бывшей хижины, надеясь найти хоть что-нибудь. Первым мне попался магический наконечник от болта арбалета, из которого шаман собирался меня убить. Энергии в наконечнике оказалось немного, но и это хлеб. Ползая по хижине, я нашел еще два наконечника, и мое самочувствие немного улучшилось. В развалинах мне попались несколько камней, скрывающих ауру магических предметов, и я решил покопаться в обломках. В центре хижины находилось возвышение, укрытое кожаным чехлом, и я, перерезав веревку, стащил чехол на землю. Сразу же в небо унесся луч Силы, выходящий из центра круглой плиты, покрытой надписями.

Мне было не до рассуждений, откуда здесь эта плита, я сразу приник к лучу, как путник к источнику воды в пустыне. Через десять минут у меня уже появилась возможность сидеть и, погрузившись в транс, латать внутренние повреждения организма.

Сколько жизнь меня ни учит, но, видимо, не всегда эти уроки дают положительные результаты. Пока я наслаждался потоком Силы, вливающимся в мою ауру, так сразу же перестал смотреть по сторонам. У летчиков-истребителей Второй мировой было мудрое правило, которое гласило, что в бою выживает тот, кто непрерывно крутит головой на триста шестьдесят градусов, а я дал промашку.

Кайф мне обломал удар копья в спину. Копье кольчугу не пробило, но удар отозвался дикой болью в еще не сросшихся ребрах. Я взвыл и покатился по земле, а подсознание, разбуженное болью, взяло контроль над телом. Вся накопленная энергия ауры ушла в ментальный удар, убивающий все живое вокруг.

Через полчаса я снова смог прийти в себя и осмотреться. Возле развалин хижины шамана лежали с десяток женских тел с вытекшими глазами, а на окраине деревни кто-то ползал и выл истошным голосом. Мне было не до покойников, моей ауре снова требовалась энергия. В этот раз я не развешивал уши, а, качая энергию, смотрел по сторонам магическим взглядом.

Ауры гвельфов я заметил раньше, чем они сами подползли к кустам на границе деревни. Мне с трудом удалось встать на ноги и крикнуть, что опасности нет, однако ко мне подошел только Лаэр, а остальные остались в засаде.

— Как дела, потери есть? — спросил я.

— Всех воинов, что бросились за нами и прибежали на зов барабана, мы перебили. У нас двое легкораненых, только Арнил получил стрелу в живот и скоро умрет, — доложил гвельф. — Ингар, с тобой все в порядке, а то вид у тебя как у покойника?

— Со мной все будет хорошо, несите Арнила сюда, я попытаюсь ему помочь.

Лаэр с недоверием посмотрел на меня, но приказ выполнил. С гвельфом произошла похожая история, что и с Тузиком. Стрела пробила кольчугу и застряла в животе. Силы раненого были на исходе, и он бредил, не приходя в сознание. Я погрузил Арнила в гипнотический сон и перекрыл поврежденные сосуды, остановив кровотечение. Затем протолкнул стрелу внутрь, пока она не вышла из спины. После подкачки ауры раненого я срезал наконечник и вытащил древко стрелы из раны, затем снова остановил кровотечение и подкачал ауру Арнила.

— Все, можно нести раненого в лагерь, там Викана в два счета поставит его на ноги.

— С ума сойти! Как ты это делаешь? — заявил обалдевший Лаэр.

— Не до рассказов мне пока. Прочешите деревню, добейте раненых и отрубите всем трупам головы, потом сложите в кучу возле барабана.

— Зачем такие зверства над покойниками? Это недостойно воина! — заявил гвельф.

— Лаэр, у местных людоедов из племени караев есть такой способ запугивания других племен. Я хочу, чтобы афры, которые придут в деревню на зов барабана, думали, что побоище в деревне — их работа! Выполняй приказ, ты мне поклялся в верности!

— Детские головы тоже? — спросил Лаэр.

— Я сказал — все головы, или ты не понял?! — взревел я от злобы и обиды.

Через час возле развалин хижины возвышалась гора отрубленных голов, а все хижины деревни были подожжены. Наш отряд уходил в джунгли, неся с собой спящего Арнила, который уже чувствовал себя намного лучше. В этот момент из кустов вылез Тузик и, поджав хвост, подошел ко мне. Этот засранец все-таки не ушел в лагерь к Викане, а спрятался недалеко от деревни. Моральных сил на кого-либо злиться у меня уже не было, поэтому я молча подкачал ауру малхуса и потрепал его по загривку.

К лагерю мы вышли под вечер, и я отдал себя в заботливые руки жены. Викана плакала, стирая кровь с моего избитого тела, и тихо выговаривала мне за те страхи, которых натерпелась, дожидаясь непутевого мужа:

— Ингар, ну почему ты всегда сам в пекло лезешь? У тебя скоро будут дети, что я им скажу, если тебя убьют? Снова ты весь избит и ребра у тебя переломаны!

— Виканочка, я не могу по-другому. Я смылся с Танола, спасая тебя и детей, а люди на острове погибли, и я не сделал всего, что возможно, для их спасения! Если я снова стану прятаться за чужие спины, то не будет мне прощения!

— Ингар, любимый, ты ничего не мог сделать на Таноле! Боги решили судьбу острова, а богам никто противостоять из смертных не может. Все спасшиеся на дракаре молятся на тебя и готовы идти за тобой даже в ад. Ты дал людям жизнь и надежду на возрождение своего народа, ты зря коришь себя! Любой людской суд тебя оправдает, а боги сказали свое слово, позволив тебе выжить и спасти людей!

— Викана я не боюсь ни людского суда, ни суда богов. Самый суровый суд — это суд собственной совести, а здесь душа у меня не на месте!

— Ты поспи, любимый, утром у тебя много дел, а я полечу твои раны, — сказала жена, и я словно провалился в черную яму.

Глава 31 ПОЛЕТ ВО СНЕ И НАЯВУ

Караван отправился в путь, едва взошло солнце: нам необходимо было уйти как можно дальше от уничтоженной деревни и оторваться от возможной погони. По своему физическому состоянию я не мог занять свое место в авангарде, да и Тузик, еще не оправившийся от раны, бежал в середине каравана. Основная нагрузка выпала на гвельфов Лаэра, которые растворились под кронами деревьев, словно призраки. Я шел рядом с заводной лошадью Виканы, держась за подпругу седла, и старался залечить последствия вчерашнего боя. Жена отлично поработала с моими внутренними повреждениями, но поломанные ребра едва срослись, и для полного излечения требовались как минимум сутки и море магической энергии. Мои запасы Силы не превышали половины потребностей, да и следовало их экономить для боя, поэтому я постоянно сканировал окружающее пространство не только в поисках враждебного присутствия, а также старался найти источник магической энергии.

— Дядя Ингар, можно я пойду рядом с тобой? — раздался рядом детский голосок.

— Лаура, тебе будет тяжело бежать рядом со мной, лучше возвращайся к маме, она тебя на лошадку посадит.

— Нет, дядя Ингар, я с тобой останусь, а если устану, то к маме вернусь. Я вижу, как тебе плохо, ты меня вылечил, и я тебя лечить буду! — заявила девочка.

Это заявление рассмешило и одновременно обрадовало меня. Взрослые, как бы они ни были искренни в своих словах, всегда прячут за ними второй, а то и третий смысл, а здесь Лаура была как на ладони. Оказывается, появилось еще оно любящее меня существо, которому дорог просто Ингар, а не Ингар Сиятельный.

— Лаура, ты еще не до конца выздоровела, и тебе нужно беречь свои силы. Ты все делаешь, как тебе велит принцесса Викана?

— Да, я все делаю, как она говорит, пью много сока аурии и ем через каждые два часа. Я, наверное, скоро лопну! Принцесса мне каждый день клизму какую-то делает, это так противно, но я терплю и слушаюсь, — обиженно скривилась девочка.

— Лаура, Викана тебя лечит, а лекарства почти всегда бывают горькими. Потерпи, пройдет немного времени, и лекарства не понадобятся.

— Скорее бы, а то я столько горьких лекарств за свою жизнь выпила, что смотреть на них не могу. Только рядом с тобой, дядя Ингар, мне хорошо и тепло.

— Лаура, цепляйся за мой ремень, так тебе бежать будет легче, а я посмотрю, как проходит твое лечение.

Сканирование организма девочки показало значительное улучшение ее самочувствия. Паразиты в крови были практически уничтожены, и только несколько очагов болезни еще гнездились в ее теле. В принципе можно было добить последних паразитов с помощью Силы, но для этого требовались спокойная обстановка и как минимум трехдневный привал, а не походная суета. Викана старалась очистить организм Лауры от накопившихся токсинов и с помощью усиленного питания поднять жизненный тонус девочки, а решительные меры оставить до благоприятной обстановки. Пока я был в трансе, не сразу заметил, как аура Лауры незаметно слилась с моей аурой и по телу начало разливаться странное блаженство. Я пресек этот альтруизм больной девочки и сразу сделал выговор:

— Лаура, ты должна спрашивать разрешения, когда хочешь мне помочь. Ты еще маленькая девочка и многого не знаешь. Боги одарили тебя великим даром исцеления, но всему нужно учиться. Ты можешь навредить себе и человеку, которого стараешься вылечить.

Девочка опустила взгляд в землю и, зашмыгав носом, ответила:

— Дядя Ингар, я тебе не могу навредить, потому что я тебя люблю! Я вижу, как тебе плохо, у тебя ребра поломаны и все внутри отбито. Мальчишки говорят, что ты один сражался с сотнями врагов и чудом выжил, когда тебя афрские маги убить хотели. Ты спас от смерти Арнила, отца Тамиора, все гвельфы тебе очень благодарны за это. Можно я тебя еще чуточку полечу, мне это очень приятно, и в животе тепло становится!

Не устояв перед напором Лауры, я разрешил ей помочь мне, но под строжайшим контролем. Был у меня в этой процедуре и шкурный интерес: я не совсем понимал механизм взаимного воздействия наших аур и причину странного наслаждения.

Слияние аур прошло легко и незаметно, по телу разлилось мягкое тепло, вибрации энергии синхронизировались, и в животе появилось чуть ли не эротическое возбуждение. Это ощущение поставило меня в тупик и отвлекло от контроля над процессом слияния.

«Это что за хрень такая?» — подумал я.

Игорь Столяров во многом грешен, но педофильских наклонностей за собой не замечал. Пока я находился в ступоре, волна наслаждения накрыла меня с головой и небо обрушилось. Яркий луч света ударил в глаза, и душа отделилась от тела. Луч словно звал меня за собою, и сил сопротивляться этому зову не было. Неожиданно кто-то взял мое астральное тело за руку, и я увидел рядом душу Лауры, буквально сияющую от счастья. Луч подхватил нас и унес в заоблачную даль, все выше и выше поднимая над Геоном.

Мы летели, словно два ангела, не чувствуя ни сопротивления воздуха, ни жары и ни холода. Постепенно я начал узнавать проносящуюся под нами местность. Неведомая сила несла нас на север в сторону Шателье. Внизу простирались афрские джунгли, разрезанные ниточками дорог, по которым потоком двигались караваны людей. Вдоль дорог горели костры беженцев, а кое-где и деревни афров, подожженные незваными пришельцами. Одним огромным костром пылал афрский город Гедеон, под стенами которого шла битва и тысячи воинов волна за волной накатывались друг на друга. Через некоторое время справа от направления нашего полета я увидел развалины Шателье, и мы полетели над озером Вортекс в сторону видневшегося на горизонте острова Форос. Сделав гигантскую дугу над островом, наши души начали спускаться к небольшому озерцу в середине острова и, зависнув над его поверхностью, поплыли к треснувшей пополам скале на его берегу.

Трещина привела нас к массивной металлической двери с надписью «Склад», и наши души прошли сквозь десятисантиметровую толщу металла словно нож сквозь масло. Дальше все завертелось как в калейдоскопе: туннели, лестницы, подземные залы, и остановились мы возле агрегата, похожего на портал в подземелье секты «Исход», который я расстрелял из метателя. Портал по своим габаритам был значительно меньше и не превышал в высоту двачеловеческих роста. В центре механизма находилось окно, похожее на огромную шестерню, внутри которой колебалась голубая субстанция, напоминающая кисель.

«Ну, прямо декорации из фильма «Звездные врата»», — мелькнуло воспоминание из прошлой жизни.

Та же неведомая сила увлекла нас с Лаурой дальше, в портал, и мы понеслись по сияющему туннелю. Полет закончился на краю скальной площадки, возвышавшейся над огромной горной долиной, заросшей до горизонта девственным лесом. Воздух, окружающий нас, был пропитан потоками Силы, вливающимися в душу бодрящими струями, приносящими неизъяснимое наслаждение.

«Я умер, и это, наверное, Рай», — возникла в голове бредовая идея.

— Дядя Ингар, мы будем здесь жить? — привел меня в чувство голос Лауры.

— Я не знаю, девочка моя. Я вообще не знаю, где мы.

Вопрос Лауры заставил меня приступить к анализу окружающей обстановки, и первое, что мне бросилось в глаза, — это то, что странный лес в долине состоял практически из одних Нордрассилов. Мой взгляд не обнаружил следов человеческого присутствия в долине, да и с высоты скальной площадки это сделать было практически невозможно.

«Вот ты какой, северный олень!» — всплыла в голове идиотская присказка.

Мы с Лаурой пошли в направлении края скалы, но были остановлены мелодичным звоном, шедшим, как мне показалось, со всех сторон. Затем впереди разлилось голубое свечение и в воздухе возникли три призрачные фигуры.

«Дети мои! — прозвучал во мне странный голос. — Вы нашли путь домой, и мы рады принять вас на родной земле. Здесь вы исполните свое предназначение и возродите древнюю кровь, текущую в ваших жилах. А сейчас вы должны вернуться в свою телесную оболочку и исполнить то, что предначертано вам судьбой. Идите и будьте достойны своей крови! Мы ждем вас!»

Призрачные фигуры растаяли в воздухе, и нас снова увлек за собой странный луч света. Обратный полет я толком не помню, помню только расширенные от ужаса глаза Виканы, приводившей меня в сознание ударами по щекам.

— Хватит, дорогая, лупить меня, я уже в порядке. А где Лаура, что с ней?

— Слава богам, ты вернулся! Любимый, ты меня в гроб загонишь своими магическими трюками! Ты хотя бы предупреждай, когда отправляешься с богами разговаривать, а то я с ума сойду! Лаура, как только очнулась, убежала искать свою маму. Вы такое здесь на пару устроили, что люди от страха, как тараканы, по кустам разбежались.

— Что произошло? — спросил я, вставая на ноги.

— А ты не помнишь? — с сомнением посмотрела на меня жена.

— Не помню, дорогая, не помню!

— С неба вас с Лаурой осветил ослепительный луч света, и вы упали на землю. Караван остановился, потому что все мы были напуганы этим зрелищем. Затем сверху раздался призывный голос, и ваши души вознеслись по лучу. Народ, услышав этот призыв, сразу разбежался кто куда, остались только Тузик и я. Ваши тела окутал сверкающий кокон, через который, как я ни старалась, невозможно было пробиться. Час прошел, пока я увидела, что ваши души вернулись и кокон исчез. Лаура сразу пришла в себя и убежала с Тузиком искать Элату, а я начала приводить тебя в чувство. Ингар, где вы были?

— Любимая, я тебе все расскажу, правда, я сам толком ничего не понял. Мне нужно мысли в кучку собрать и Лауре хвост накрутить, чтобы лишнего не болтала. Давай караван собирать, время дорого!

Караван собирать не пришлось, весь личный состав находился в двухстах метрах дальше по дороге. Во время паники, начавшейся в результате моего отбытия на беседу с богами, Дарт не растерялся и сразу взял ситуацию под свой контроль, железной рукой наведя порядок. Наше с Виканой появление было встречено настороженно, но воины мгновенно расступились, пропустив нас внутрь оцепления каравана.

— Дарт, все люди на месте? — задал я вопрос подбежавшему заместителю с абсолютно невозмутимым видом.

— Все в сборе, полчаса назад последнюю сбежавшую девушку нашли. Ну и устроили вы здесь аттракцион. На что я человек бывалый и то драпал во все лопатки. Что это было, Ингар?

— Боги на доклад вызывали, спрашивали, как я справляюсь с полученными заданиями, — решил я врать, придерживаясь озвученной Виканой версии.

— С чего это так? — усомнился Дарт.

— Да грохнул я вчера посланника одного из богов в афрской деревне, вот и потащили на ковер для отчета.

Дарт с недоверием посмотрел в мое отрешенное лицо, пытаясь понять, шучу я или говорю правду, но, видимо, ничего на нем не высмотрел и решил удовлетвориться моим ответом. Такое простое объяснение чуда, произошедшего на глазах всего каравана, возможно, убедило Дарта в моей правдивости, потому что более подходящей версии его мозг найти не смог. Человек верит в любую доходчиво преподнесенную ахинею, это как в рекламе — чем проще ложь, тем быстрее в нее верят.

— А какие они, боги?

— Сложно объяснить, какие они, каждый, наверное, видит их по-своему. Я вижу богов как воинов и женщин неописуемой красоты.

— И о чем ты с богами разговариваешь?

— Ну, ты губы и раскатал. С богами не разговаривают, им докладывают и отвечают на вопросы. Это как на приеме у императора: стоишь, руки по швам и ешь взглядом сиятельную особу.

— С ума сойти, значит, и там все как у людей!

— Как у людей или нет, мне об этом неизвестно, только сказано в Писании, что люди созданы по образу и подобию Господа! Что-то я начал лишнего тебе болтать, ты, Дарт, держи язык за зубами. Мне перед богами не впервой ответ держать, а тебя могут и прихлопнуть, как муху! Ты меня понял?

— Князь, я буду нем как рыба. С богами шутки плохи.

На этом наш содержательный разговор был окончен, и караван после моей команды снова отправился в путь. Лауру я нашел в середине каравана, где она взахлеб что-то доказывала смеющимся гвельфийским детям.

— Так, красавица, что ты здесь пытаешься доказать своим друзьям? — остановил я словесные излияния Лауры.

— Дядя Ингар, они мне не верят, что я вместе с тобой была в Раю и разговаривала с богами!

— И правильно делают, что не верят. Ты же спала все время, как кошка на печи, и все, что ты здесь рассказываешь, тебе просто приснилось.

Подобное объяснение того, что она видела во время полета через портал, поставило Лауру в тупик, и она осеклась на полуслове. Мой авторитет для нее был непререкаем, и если я сказал, что все ей приснилось, значит, так оно и есть. Сделанным мной заявлением сразу воспользовались гвельфийские дети, они начали еще громче смеяться, указывая на Лауру пальцами и добавляя едкие замечания. Дети бывают очень жестоки, когда сбиваются в стадо. Девочка сразу захлюпала носом и прижалась ко мне, ища защиты.

— А ну, цыц, озорники! — осадил я гвельфов. — Лаура от смертельной болезни еще не оправилась. Лекарства, которые она принимает, очень сложные и сами по себе имеют побочные эффекты, от них и не такое привидится, даже могучему воину. Лаура — ваша подруга, а вы над ней издеваетесь. Как вам не стыдно! Просите прощения немедленно!

Ребятишек словно окатили холодной водой, и они, осознав свою вину, обступили Лауру и начали ее утешать. Дождавшись, пока девочка успокоится, я взял ее за руку и увел к обочине дороги, пропуская мимо себя караван.

— Дядя Ингар, это правда, что мне все приснилось от лекарств и мы с тобой не летали в Рай и не разговаривали с богами? — с затаенной надеждой в голосе спросила Лаура.

— Конечно, летали, и все, что ты рассказывала своим друзьям, абсолютная правда! Только это страшная тайна, и о ней нельзя никому рассказывать! — грозно заявил я.

— И даже маме?

— И даже маме! Без моего разрешения нельзя ничего никому рассказывать! Божественные тайны очень опасны и могут принести гибель очень многим людям. Боги не любят, когда их тайны становятся известны смертным, и могут убить даже тех, кто случайно узнал о них.

— Ой, дядя Ингар, боги теперь могут убить моих друзей? — испугалась малышка.

— Могут и убить, если ты снова начнешь распускать свой язычок. Боги могут убить и меня за то, что я взял тебя с собой, а ты выдала их тайну!

Лауру затрясло от испуга, и мне с трудом удалось ее успокоить.

— Я буду молчать как рыба, и даже если меня будут пытать, ничего никому не расскажу! — заявила девочка, стуча зубами от страха.

— И это будет неправильно! — ответил я. — Если ты будешь молчать и не отвечать на вопросы друзей, то они решат, что ты что-то скрываешь, и тогда поверят в нашу с тобой тайну. А ты должна сделать хитрую хитрость и вместе с друзьями посмеяться над собой. Ты даже можешь еще что-нибудь нафантазировать про то, что видела во сне, который якобы произошел от лекарств.

— Дядя Ингар, но мама говорит, что врать нехорошо!

— Мама говорит правильно, но ты сама виновата в том, что случилось, поэтому и придется как-то выкручиваться, хотя это и стыдно. Ты все поняла?

— Да, я все поняла, — ответила пристыженная Лаура.

— Тогда я сейчас посмотрю, как у тебя со здоровьем после наших приключений, и пойдем к принцессе Викане.

Магическое сканирование сразу поставило меня в тупик. Никаких следов болезни в организме девочки я не обнаружил, мало того, аура Лауры стала полной, точно такой же, как у меня. Даже оттенок у наших аур невозможно было отличить, и частота колебаний потоков Силы едва различалась. Викана после слияния со мной тоже приобрела полную ауру, но ее цвет заметно отличался от цвета моей магической оболочки. Причины такой метаморфозы, произошедшей с девочкой, мне были неизвестны, но некоторые догадки в мозгу появились.

Я вышел из транса и отправил малышку к Викане, а сам уцепился за подпругу ближайшей лошади и зашагал, погрузившись в растрепанные мысли, от которых пухла голова. В моей башке царил абсолютный бедлам, и требовалось срочно привести новые сведения к общему знаменателю и хотя бы рассортировать.

«Что мы имеем в сухом остатке? — начал я анализировать произошедшие чудеса. — То, что боги снизошли до Ингара и призвали его на доклад, оставим для наружного употребления. За время моего пребывания на Геоне никаких материальных доказательств Божественного провидения я не наблюдал. Все чудеса имели под собой конкретную природную основу, в том числе и геонская магия.

Сегодняшний полет под небесами тоже имел много странностей. Если отбросить всякую метафизику и руководствоваться знаниями, полученными на Земле, то чудеса сразу теряли божественный окрас и поддавались инженерному анализу. Не знаю почему, но мой разум изо всех сил сопротивлялся объяснению событий божественным воздействием. Я чувствовал, что если пойду по этой дорожке, то в скором времени совсем потеряю последнюю опору для своей и так потрепанной психики, а затем сойду с ума.

Луч света, спустившийся с небес, как только наши с Лаурой ауры слились в одно целое, очень походил на создание информационного канала, направленного со спутника, вращающегося на орбите вокруг Геона. Допустим, что поисковый спутник засек источник сигнала, отвечающего требуемым параметрам, и в тот момент, когда был превышен определенный энергетический порог, сработала заложенная программа, которая устроила нашим астральным телам красочное путешествие к аварийному порталу и затем в другой мир, в который нас призывали вернуться.

Если судить по театральным эффектам и напыщенному слогу послания, то программа являлась аварийной и была предназначена для поиска оставшихся в живых особей, имеющих определенную энергетическую структуру и мощность ауры. Эти особи могли после катастрофы сильно одичать и не понять призыва, поданного на языке науки, а религия вечна и не требует объяснений от своих последователей. Если судить по древности развалин на Геоне, то этот гипотетический спутник болтался на орбите бог знает сколько веков, дожидаясь сигнала. Викана мне талдычила, что в моих жилах течет кровь древних, возможно, и Лаура — моя тысячеюродная родственница по крови».

Чем дальше я продвигался в своих умозаключениях, тем меньше оставалось в них божественного, но к разгадке тайны эти рассуждения не приблизили меня ни на шаг. Однако по первости подобная гипотеза имела под собой вполне реальнее основание, чтобы быть взятой за основу, и поэтому Игоря Столярова в будущем ждала дальняя дорога на остров Форос к аварийному порталу, на который мы с Первым наткнулись во время своих путешествий по подземельям Шателье. Но эти планы приходилось отложить на будущее, пока мы не укрепимся в долине Нордрассила и не сумеем построить новый дельтаплан.

Глава 32 ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

Следующие три дня после полета к порталу прошли относительно спокойно, за исключением одного недоразумения. Я постоянно сверял путь каравана по силовым линиям в небе Геона, хотя полностью доверял Тузику, но, как говорится, доверяй, но проверяй. По моим расчетам, мы уже должны были сверуть с лесной дороги в сторону озера, где начинался туннель в долину Нордрассила, через который мы с Первым и Тузиком выбрались в прошлый раз. Я допросил с пристрастием своего лохматого друга по этому поводу, но Тузик с помощью зрительных образов разъяснил, что после нашего ухода этот туннель был заблокирован Старым Вожаком и наш караван идет к другому туннелю, через который из долины вытекает река. Эта дорога намного длиннее, но проход позволяет провести караван вместе с лошадьми и припасами. Мысленные образы не одно и то же, что и человеческая речь, из-за чего нам с Тузиком не всегда удавалось достичь полного взаимопонимания. Поэтому я не до конца понял, как открывается вход в туннель, но решил довериться Тузику, в голову которого вложил информацию Старый Вожак.

После уточнения маршрута особых препятствий караван на своем пути не встретил, и мы продвигались к намеченной цели с максимально возможной скоростью. Мне удалось полностью залечить рану Тузика, и малхус, заняв свое место в головном дозоре каравана, с утроенной энергией нарезал круги по джунглям в поисках наиболее удобного маршрута. Я же подчинился уговорам испугавшейся за меня жены и шел рядом с нею в середине каравана, чтобы она смогла прийти в себя после полученного стресса. Мнимая безопасность расслабляла расшатанные нервы, да и подумать в спокойной обстановке было необходимо.

Очередной серьезной проблемой стал мой разговор с Лаэром. «Приносящий смерть», вернувшись из арьергарда для того, чтобы доложить обстановку, сразу попал в объятия гвельфийской части каравана, где ему бог весть чего нагородили по поводу моего отбытия к богам. Лаэр прожил на свете значительно больше всех идущих в караване, да и образование у него было, по геонским понятиям, выше высшего. Отбрехаться, как в случае с Дартом, здесь явно не получится, и я решил просто напустить побольше тумана, сославшись на секретность.

— Ингар, мне тут доложили о чудесах, которые произошли во время моего отсутствия, я в шоке! Может быть, расскажешь, что здесь произошло, а то, если верить тому, что мне наплели, то можно рехнуться.

— Лаэр, я даже не знаю, как и начать, — попытался я уйти от прямого разговора.

— А ты говори как есть, меня уже ничто не удивит, если это связано с тобой.

— Я был на докладе у своего начальства, которое потребовало отчета за происходящее на Геоне, — выдал я первоначальную версию, адаптированную под Лаэра.

— Ты хочешь сказать, что тебя вызывали для доклада боги? Очень прошу тебя, не ври мне, я гвельф религиозный и в богов верю, но также знаю, что богам до нас дела нет. Все, что происходит на Геоне, — дело наших кривых ручек, и нам самим разбираться с проблемами.

— Лаэр, ты гвельф грамотный и тебе известно, что Геон не единственный мир во вселенной?

— Это известно даже самому последнему крестьянину, мы все потомки выходцев из других миров, поэтому переходи сразу к сути.

— Ты знаешь, что я носитель древней крови и могу перемещаться между мирами?

— Да, мне это известно.

— На Геон я попал, чтобы отомстить за смерть своего родственника, князя Стаса. Пройти в другой мир официально очень непросто, потому что власть имущие моего мира не одобряют подобные вещи, но честь превыше всего! — стал я врать, подстраиваясь под мировоззрение гвельфа. — Одиночка с определенными способностями может пройти в другой мир без особых энергозатрат, но это билет в один конец и шанс выжить пятьдесят на пятьдесят. Обратной дороги для меня нет, но это не значит, что в моем мире не интересуются моей судьбой и происходящим на Геоне. Все миры взаимосвязаны, и катастрофа, произошедшая здесь, аукнулась и в моем мире. Это событие дало законный повод моей родне обратиться с запросом в совет кланов, чтобы выйти на связь с этим миром. Вчера глава моего клана получил разрешение пробить астральный канал на Геон, и родня связалась со мной, вызвав мое астральное тело на беседу. Удовольствие это очень дорогое и требует колоссального расхода магической энергии, так что я сильно опустошил денежные и энергетические запасы своей родни.

— С ума сойти! — заявил Лаэр. — Я читал что-то подобное в древних манускриптах, когда учился, но воспринимал это как сказки и мифы! И зачем тебя вызывали?

— Спрашивали меня, не приложил ли я руку к катастрофе, и поговорили о делах семейных.

— Ингар, а разве ты мог устроить катастрофу на Геоне?

— Лаэр, ты эльфийской пыли нанюхался или как? То, что произошло на Таноле, дело рук имперских магов, которые залезли своими кривыми руками туда, куда дуракам вход запрещен. Я слишком поздно узнал о планах имперцев, да и не поверил в полученные от друзей сведения, а потом стало уже поздно. Мы расхлебываем последствия тупорылости и безграмотности имперских магов, приведшей к чудовищной катастрофе! Дайте только время, я эту шоблу кастрирую собственными руками!

— Магам такие угрозы не страшны, у них половина адептов выхолощена, чтобы не отвлекаться от изучения магических наук на разные мелочи! — рассмеялся Лаэр.

— Ничего, все, что осталось, отрежу на хрен!

— Ингар, мне говорили, что с тобой летала Лаура. Она-то каким боком к этому привязана?

— Сам толком не пойму. Лаура тоже носитель древней крови, но как девочку занесло на Геон, непонятно. Я ее взял с собой, чтобы показать родне и попросить помочь вылечить ее.

— Ингар, у вас даже дети могут перемещаться между мирами?

— Дети не могут самостоятельно этого делать, но какая-нибудь тварь могла в этом посодействовать. Тут, скорее всего, дело связано с наследством. Лаура кому-то мешала своим существованием, и ее перебросили на Геон, чтобы не убивать и не навлечь на себя кровную месть. У нас с этим строго, могут и весь клан уничтожить, а пока Лаура жива, повода для мести нет. Сволочи заразили девочку смертельной болезнью, чтобы она умерла от естественных причин, и сигнал о ее смерти будет особым.

— В вашем мире сразу узнают, что и ты умер?

— Конечно, и даже была ли эта смерть насильственной. Так мы узнали о смерти Стаса, и я поклялся отомстить! Если Геон к этому времени будет существовать, то за меня отомстят даже через века.

— Ингар, ты говоришь страшные вещи! Кому же будут мстить через века?

— Найдут, и мало никому не покажется. Это нужно в нашем мире, а не на Геоне. Мой клан не самый большой и могущественный, но такое поведение остужает горячие головы, и к нам относятся с должным уважением.

— А если член вашего клана сам поведет себя недостойно и будет вызван на дуэль?

— Значит, будет драться на дуэли, а если выживет, то его отец или брат отрубит ему дурную голову. Кстати, гибель на дуэли покрывает позором семью, так что идиот прикладывает все силы к тому, чтобы не умереть от чужого меча, а положить голову на семейную плаху.

— О боги! Ваш мир куда страшнее Геона, я не хотел бы там жить!

— Лаэр, это ты зря. Все не так страшно, и суровые законы гарантируют безопасность любого гражданина, а количество идиотов на квадратный метр значительно меньше. У нас в отношении личной безопасности тишь да гладь и Божья благодать, игры высокородных простых людей практически не касаются.

— Тогда почему ты так легко покинул свой мир? — со скрытым подтекстом спросил меня гвельф.

— Лаэр, тебе известно слово «честь»?

— Конечно.

— Тогда не задавай идиотских вопросов! — закончил я разговор и ушел к Викане.

Мое живописное вранье окончательно пресекло всякие дальнейшие расспросы «приносящего смерть», но слухов наплодило немерено. Ваш покорный слуга во время развешивания лапши на уши Лаэра допустил промашку и не обратил внимания на копошившуюся в двадцати шагах от места беседы девочку-гвельфийку. Заостренные ушки красотки ловили каждое мое слово, а слух детей леса превосходит человеческий в разы. Примером народного творчества на тему Ингара Сиятельного может служить разговор двух гвельфиек, случайно подслушанный мной через пару дней:

— Альфия, ну почему дому Анхеля всегда так везет? Мало того что Викана самая сильная видящая среди гвельфов, так еще она беременна двойней! Мне с мужем никак не удается забеременеть, а здесь сразу двойня! Даже мужа Викана отхватила себе такого, что слюнки у всех текут, почему такая несправедливость! Принц из другого мира, говорящий с богами, в котором течет древняя кровь, это же с ума сойти!

— О боги! Лария, когда ты перестанешь молотить языком всякую ерунду? Ты забыла, что говорила, когда Ингар первый раз в замок пришел?

— Ну и что? Я же не знала что он сиятельный, я думала, что он простой хуман, хотя и красавчик!

— Ой, дотреплешься ты своим языком, узнает твой Арнил о твоих разговорах, месяц на попку не сядешь.

— Арнил никогда меня и пальцем не тронет, потому что знает, что я его люблю! Вредная ты, Альфия, не позволяешь себе даже помечтать, а без мечты жить скучно! Я вижу, какими ты глазами на Ингара смотришь, сама бы всухомятку его съела.

— Все-то ты видишь, глазастая ты моя! За взгляд спроса нет, а за язык можно поплатиться. В нашем караване любая бегом к Ингару в шатер побежит, стоит ему пальцами щелкнуть, только Викана мигом эту дуру голую гулять отправит. Принцесса за Ингара любого на куски порвет, самка зорга по сравнению с ней ласковый котенок! Хватит ерунду молотить, делом лучше займись. Работы море, а она мечтает.

Треп всегда приносит одни неприятности, вот и теперь в результате красиво выдуманной сказки придется соответствовать созданному образу, да и будущих детей воспитывать в традициях, придуманных ради красивого словца. Нежелательные слухи и вздохи женщин каравана дошли до ушей моей второй половины, поэтому любой, даже невинный мой взгляд в сторону существа противоположного пола пресекался ударом в бок, болезненным даже через кольчугу. Мало того, Викана, наслушавшись сплетен, требовала немедленного доказательства моей страстной любви, а я боялся навредить ее здоровью, к тому же крови Виканы уже необходима была очистка. Без этой процедуры здоровье жены и детей находилось под угрозой, но Тузик, как назло, где-то шлялся! Я с трудом уговорил Викану отложить доказательства моей любви до вечера и отправился на поиски лохматого прохиндея.

Тузик попался мне в полукилометре от каравана на небольшой полянке, где это чудо природы доедало тушку олененка и рыгало от счастья. Мое появление поломало малхусу весь кайф, и он поплелся за мной на медицинские процедуры. Я разъяснил Тузику его задачу, и он мысленно попрощался с нежной олениной, пока еще находящейся в его желудке.

Лечебная процедура закончилась через час, Тузик, поджав хвост, поплелся в кусты с сожалением избавляться от обеда, а я, залечив ранки на бедре Виканы, залез под одеяло, изображая из себя замученного жизнью. Это не значит, что я пытался откосить от выполнения супружеского долга, просто я боялся навредить Викане и детям. Бугай я здоровенный, в данный момент тестостерона во мне было выше нормы, и я очень опасался за способность контролировать свои эмоции. Однако я зря за себя опасался, мне нужно было опасаться Виканы.

Одеяло улетело в сторону, словно его и не было, а передо мной предстала обнаженная гвельфийская богиня, плотоядно поглядывающая на свою жертву. Через несколько мгновений меня вытряхнули из штанов и голова пошла кругом. В мозгу навсегда отпечатались бездонные озера глаз Виканы, в которых я начал тонуть, наполненный сладкой истомой, захлебываясь в потоках счастья и вожделения. Это чувство чем-то напоминало смерть, потому что душа отделилась от тела и видела наши сплетенные тела со стороны. Где-то в подсознании возникло чувство удивления, ибо я не ожидал от себя таких акробатических способностей. Движения наших переплетенных тел напоминали странный сюреалистический танец, исполняемый под музыку любви.

Возбуждение все нарастало, и последние ниточки контроля лопнули, разум растворился в чувствах, уступив место любви и наслаждению. Сердце рвалось из груди на волю, стараясь пробить грудную клетку и соединиться с сердцем любимой, рвущимся из ее груди мне навстречу. Мои губы в полукрике слились в полупоцелуе с губами Виканы, и волна за волной нас захлестывало наслаждение. Наши тела расплетались на некоторое время, не в силах продолжать этот безумный полет, и снова соединялись, едва в них появлялись силы коснуться друг друга. Когда закончился этот праздник наслаждения, мне неизвестно, потому что разум вернулся в мою черепную коробку только утром.

Я проснулся и попытался перевернуться с живота на бок, но был остановлен окриком жены:

— Лежать и не шевелиться, пока я царапки у тебя на спине не замажу мазью! О боги, и почему я такая буйная, опять с тебя всю шкуру спустила! Это ты во всем виноват, жену нужно любить каждый день, а не раз в год на Новый год!

— Виканочка, каждый день я так тебя любить не смогу, я сдохну! — жалобно произнес я, подстроившись под шутливый тон супруги.

— Вот все вы такие, мужчины! Обещаете любить вечно, а как до дела доходит, вас и на раз в месяц не хватает. Все, можешь одеваться и умываться, я закончила, — заявила жена и слезла с меня.

Я погрузился в транс и осмотрел себя магическим взглядом. Серьезных повреждений ночь любви моему организму не нанесла, а остатки царапин на спине я залечу за пять минут.

Солнце уже встало над лесом, и я вышел из палатки. Ко мне подбежала Элата с ведром воды и стала помогать умываться, странно поглядывая исподлобья. Когда я стал вытираться полотенцем, ко мне подошел хихикающий Дарт и доложил обстановку. Я выслушал доклад и собирался идти одеваться, но хитрая рожа Дарта заставила меня начать допрос с пристрастием командира хуманов.

— Чему это мы так веселимся, у тебя в заднице свербит? Может, ее тебе почесать, проси, я смогу, год чесаться не будет.

Однако моя ироническая угроза только довела Дарта буквально до истерики, и он присел на корточки, схватившись за живот. Мне пришлось взять его за шкирку и потрясти, как грушу.

— Все, все! — взмолился хуман и с трудом прекратил ржать.

— Рассказывай! — приказал я и отпустил Дарта.

— Ингар, прости, я не смог сдержаться! Вы с Виканой весь лагерь ночью на уши поставили, я много на своем веку повидал, но про такое не слышал. Как ты про чесало сказал, так я и не выдержал.

— Не ходи вокруг да около, а говори толком!

— Князь, а ты меня не зашибешь ненароком? С тебя станется.

— Говори, не бойся.

— Ну, значит, когда вы с супругой уединились в шатре, оттуда такие «песни» раздались, что весь лагерь сбежался, думая, что ты жену убиваешь. Потом гвельфийки разобрались, что к чему, и разогнали всех к чертовой матери. Я тоже мужчина не последний, и у меня бывает иногда шумно в шатре, но чтобы всю ночь — тут уж я пас. Да ладно бы просто шумно у вас было, так вы ухитрялись такие рулады выводить, что все наши девушки этой ночью скопом замуж вышли. Я даже не смог найти бойцов, чтобы караулы сменить. Так всю ночь сам круги вокруг лагеря и нарезал. Две красавицы к своим суженым даже на посты добрались, хотя я расположение секретов в тайне держал.

Я понял, что мы с Виканой попали по полной, и сложившаяся ситуация требовала немедленного разрешения. Говорят, что наглость города берет, поэтому я сделал морду ящиком и спросил:

— Какое сегодня число и месяц?

— Если по имперскому календарю, то седьмое число третьего месяца после дня возрождения Геона. А что такое?

— Запиши себе где-нибудь: теперь это День святого Валентина, или День всех влюбленных. Праздник теперь будет такой, государственный. Понял?

— А чем славен этот святой Валентин?

— А ты не догадываешься?

— Это же надо, а у нас такого праздника нет. Пойду всем расскажу, а то девки плачут, что позволили себе лишнего, а так — государственный праздник, вроде так и положено.

Я пошел к лошадям, на которых грузили шатер принцессы, и обнял синюю, как слива, жену. Элата уже доложила о ночном происшествии в лагере, и Викана буквально сгорала от стыда.

— Ты чего это так раскисла, любимая?

— Ингар, мне так стыдно, что я боюсь глаза поднять! — прошипела в ответ Викана.

— А чего это ты должна стыдиться? — сделал я удивленные глаза. — В День святого Валентина грех себя вести по-другому. Если жена в этот день себя ведет с мужем как колода, то боги ей здоровых детей не дадут, муж бросит и любить не будет. У нас на Земле даже окна в этот день не закрывают, чтобы все слышали, какая любовь в семье и счастье!

— Ингар, это правда? — с сомнением спросила Викана.

— Дорогая, а чего это я так старался? С богами не шутят, здесь один раз промахнешься, и, считай, все пропало, можешь в евнухи записываться.

Элата, выслушав мои слова, отпросилась у хозяйки и побежала разносить весть про праздник святого Валентина. Я обнял оттаявшую жену и поцеловал в губы на глазах у окружающих.

Это забавное происшествие, несмотря на всю свою несерьезность, навело меня на мысль о том, что необходимо создавать новую мифологию и традиции для моего народа. Реально мы могли выжить, если будем все заодно, и для нового мироустройства нужны новые законы и традиции, которые будут объединять будущие поколения.

Глава 33 МЫ ПРОРВАЛИСЬ

С каждым днем мы все ближе подходили к своей цели, и Тузик обещал, что караван подойдет к долине Нордрассила через пару дней. Чем ближе цель, тем неспокойнее становилось на душе. За последние сутки арьергард два раза сталкивался с афрами, и два гвельфа-бойца были ранены. Раны им мы залечили, но сам факт, что на след каравана вышли враги, оптимизма не прибавлял. Портило настроение и то, что гвельфам не удалось захватить пленных, хотя в скоротечном бою участвовали всего с десяток афров. Пятеро гвельфов против десяти афров — расклад обычный, но двое раненых гвельфов против двух убитых афров указывало на то, что за нами охотятся очень непростые противники. Мы с Лаэром и Тузиком переместились в арьергард каравана и попытались войти в соприкосновение с преследователями, но они словно растворились в лесу. Единственное, чем выдавали свое присутствие афры, был грохот барабанов, раздававшийся в ночных джунглях.

На следующий день после стычки я бегал по лесу, как борзая собака, но все без толку, никаких следов присутствия противника мне обнаружить не удалось. К вечеру караван вышел к спуску в болотистую низину, которая упиралась в горную гряду, отделявшую долину Дерева Жизни от остального мира. Я сразу узнал белесую дымку над лесом, в которой терялись вершины невысоких гор, словно бы они растворялись в воздухе. Мы с Лаэром и Дартом выбрали удобную от нападения стоянку и, оставив Дарта командовать обороной, вдвоем с «приносящим смерть» спустились в низину. Прочесав болото до самых гор, мы не обнаружили противника, а под утро, грязные как свиньи и едва живые от усталости, вернулись в лагерь.

С первыми лучами солнца караван отправился в путь, и мы с Лаэром поплелись следом, едва переставляя ноги. К полудню колонна миновала болотистую низину и вышла в предгорья, двигаясь по берегу реки. Здесь нас догнал гвельф из арьергарда и доложил, что по нашим следам идет отряд афров в полторы сотни воинов. Не успел я выслушать его доклад, как прибежали воины из боковых дозоров с сообщением, что с обеих сторон к нам движутся еще два отряда по сотне афров. Я приказал ускорить движение и начал мысленную беседу с Тузиком, стараясь понять, что нас ждет в горах и как нам удастся пройти сквозь каменную гряду. Тузик передал мне образ скального обрыва, из которого, словно из трубы, вытекала река, по берегу которой мы сейчас шли. Затем картинка изменилась, и я увидел, как поток воды иссяк, открыв туннель, уходящий в глубину скалы. Мне стало понятно, что по этому туннелю караван сможет попасть в долину Нордрассила, и я немного успокоился, убедившись в том, что дорога не ведет в тупик, из которого нет выхода.

Через час караван втянулся в котловину, окруженную скалами. На дне ее плескалось озеро, в которое из большого пролома в скале вытекала река. Тузик выбежал на берег озера и уселся у края воды, уставившись на скалу. Я спросил его про то, через какое время откроется проход, но Тузик ответил, что он сам этого не знает и нужно просто ждать. Такой расклад мне не очень понравился, и я уже было приказал готовиться к долговременной обороне, но вдруг поток воды, наполнявший озеро, стал уменьшаться, и в стене показался туннель. Тузик начал скакать по берегу и призывно лаять, показывая всем своим видом, что надо торопиться. Я приказал Дарту срочно уводить караван в туннель, а сам, схватив метатель, залез на ближайшую скалу, прикрывая отход.

Афры тоже заметили, что река, вытекающая из озера, начала мелеть, и толпой ринулись по пересохшему руслу в сторону прохода в горе. Я в течение полуминуты выпустил весь боезапас в толпу негров, пытаясь остановить противника, но афры, понеся чудовищные потери, прорвались к входу в туннель. Началась страшная мясорубка, в которой я полностью упустил командование из своих рук и превратился в рядового бойца, сражающегося только за свою жизнь.

В том, что нас не изрубили на куски перед входом, была заслуга одного лишь Дарта, принявшего в этот критический момент командование на себя, пока я, как идиот, показывал чудеса храбрости и глупости. Железная стена из щитов хуманов, ощетинившаяся копьями, сдержала удар толпы афров и не дала ей ворваться в туннель вслед за женщинами и детьми. Я чудом сумел прорубиться к своим воинам и даже дотащить с собой разряженный метатель, поймав лишь стрелу в бедро правой ноги. Как только за спиной сомкнулись щиты, меня сразу подхватил на руки Лаэр и с помощью двух гвельфов поволок в глубину туннеля.

Через пару минут дурь из моей головы выветрилась, и я, вырвавшись из рук охраны, приказал Лаэру принести заряженный метатель. Гвельф, поняв, что я очухался и отдаю себе отчет в своих действиях, выполнил приказ. Хуманы под руководством Дарта перекрыли туннель, словно крепостной стеной, и медленно отступали в глубину горы, отбивая отчаянные атаки афров. Я дождался, когда строй воинов поравняется со мной, и, отдав приказ расступиться, сделал три выстрела в сторону входа. Афров как корова языком слизала, и мы побежали следом за караваном. Правда, ваш покорный слуга сумел сделать только несколько шагов и завалился на пол туннеля, оступившись на раненой ноге. Меня снова подхватили на руки и понесли, как мешок.

Через полчаса туннель вывел нас в каньон, в левой стене которого была вырублена длинная лестница, ведущая наверх. Тузик призывно лаял, указывая, что нужно как можно быстрее подниматься по этой лестнице. Караван уже растянулся по всему подъему, и женщины буквально на себе тащили упирающихся лошадей, и воины из арьергарда бегом рванули вверх по полуразрушенным ступеням. Меня успели затащить только на два пролета лестницы, когда в каньоне забурлила вода и туннель скрылся в водовороте. Подъем закончился площадкой размером с футбольное поле, окруженной поросшими кустарником развалинами. Дарт отдал приказ о привале и выставил дозоры вокруг лагеря.

Обессиленные адской гонкой люди валились с ног, и только самые сильные воины были в состоянии хоть что-то делать. Меня усадили в тени разрушенной стены, украшенной барельефом, после чего я отдышался и занялся своей раной. На этот раз везение мне изменило, наконечник стрелы воткнулся в кость и наглухо застрял в ней. К тому же он оказался пропитан магией и пробил приличную дыру в моей ауре. Магическая энергия довольно быстро вытекала из пробоины, и через пару часов я мог окончательно загнуться, если не принять решительных мер. Требовалась срочная операция, но самостоятельно я ее произвести не мог, потому что стрела вошла сзади, а я не акробат, чтобы так извернуться. Зато мне удалось остановить кровотечение и вытащить древко стрелы из раны, предварительно приглушив боль с помощью силы воли и магии.

Дав командирам немного времени разобраться в обстановке, я вызвал Дарта и Лаэра на доклад.

— Дарт, какие у нас потери? — спросил я.

— Четверо убитых и двое пропавших без вести, двенадцать легкораненых, и шесть лошадей пришлось бросить.

— Лаэр, а как у тебя дела?

— У меня двое раненых, ими занимается Викана.

— Будем считать, что нам удалось легко отделаться, хотя ребят очень жалко!

— Да, командир, проскочили мы чудом. Если бы ты не завалил шамана с вождем, то нас всех положили бы перед туннелем! — добавил Дарт.

«Ни хрена себе, оказывается, я с перепугу еще подвигов насовершал. Значит, будем делать вид, что все так и было задумано», — ухмыльнулся я и тут же скривился от боли в раненой ноге.

— Да не расстраивайся ты так, Ингар. Провести толпу женщин и детей через джунгли без потерь невозможно, а тебе это удалось. Если сказать по совести, то я думал, что мы в лучшем случае с половиной воинов прорвемся, а обоз и женщин потеряем в джунглях.

— Да я не от этого в расстройстве, просто нога сильно болит, наконечник в кости застрял, — пожаловался я.

— Ингар, а чего ты молчишь? Мы тут распинаемся, а ты терпишь? Арнил, — позвал Лаэр, — бегом за принцессой Виканой, скажи, что Ингар ранен!

Викана прибежала как угорелая и, разогнав мое окружение, испуганно спросила:

— Дорогой, куда тебя ранило, показывай!

— Мне стрела сзади в ногу попала, древко я вытащил, а наконечник в кости застрял. Наконечник магический, и он сильно повредил ауру, нужно срочно вытаскивать его.

Жена приказала расстелить на земле ковер и принести чистую воду и ее походный набор видящей, затем стащила с меня штаны и, уложив лицом вниз, начала осмотр. Судя по причитаниям и вздохам, рана ей очень не понравилась. Минут через десять приготовления к операции были закончены, и экзекуция началась. Викана налила мне кружку какой-то настойки, после которой все поплыло перед глазами, и я провалился в темноту.

— …Принцесса Викана, пустите меня в шатер к дяде Ингару, я знаю, что ему очень плохо, — вывел меня из забытья голосок Лауры. — Я вылечу его, у меня получится.

— Лаура, иди к маме, она тебя ищет, а дядя Ингар спит, его нельзя беспокоить.

— Ну, тетя Виканочка, пустите меня к Ингару, а то ему очень плохо, — канючила девочка.

— Викана, пропусти Лауру ко мне, я уже проснулся, и она мне не навредит, — попросил я, пытаясь сесть, но, громко охнув, снова опрокинулся на спину.

Я лежал в шатре, в который меня перенесли после операции, раненая нога распухла и стала напоминать деревянную колоду, любое движение приносило сильную боль, от которой из глаз буквально сыпались искры. Мне с трудом удалось просканировать свою телесную оболочку, и я понял, что нахожусь довольно близко к царству Аида. Моя аура практически истощилась, а в раненой ноге полностью прекратилось движение магической энергии, и плоть в ране начала разлагаться — там скопился гной, а пробитая кость почернела. Викана сумела вытащить наконечник стрелы, но в кости остался маленький обломок, который и вызвал обширное воспаление, отравляя рану.

— Дорогой, как ты себя чувствуешь? — спросила жена.

— Спасибо, хреново. Викана, позови Тузика и прикажи принести сюда метатель, в котором остались заряды. И подготовь инструменты для повторной операции.

— Ингар, что произошло? Я вчера вытащила наконечник и промыла рану заживляющим отваром. Зачем снова ее бередить?

— В ране остался обломок наконечника, и эта магическая гадость вызвала заражение. Я во время операции спал под воздействием обезболивающего эликсира и не контролировал операцию, вот и прозевал оставшийся осколок.

— О боги! Любимый, я практически пустая и не смогу оказать помощь. Что же я, дура, наделала, я убила тебя собственными руками!

— Викана, хватит истерить! Делай что я говорю и подбери сопли! — одернул я жену.

Мой окрик привел супругу в чувство, и она начала готовиться к операции. Пока я дожидался, когда Лаэр принесет метатель, в шатер прокралась Лаура и начала подкачивать мою истощенную ауру. Она успела залить в меня половину своей энергии, но я случайно заметил ее альтруизм и вытурил обиженную девочку на улицу. Лаура очень мне помогла, но тормоза у девчушки отсутствовали, и она запросто могла отдать всю энергию своей ауры, и тогда пришлось бы спасать еще и ее.

Лаэр принес в шатер долгожданный метатель и доложил, что Тузик убежал из лагеря и его никак не могут найти. Я вытащил из метателя заряженные камни Силы и сразу же начал перекачивать в себя магическую энергию. Семи камней хватило лишь для того, чтобы зарядить ауру наполовину, таким неожиданным способом мне удалось оценить примерную емкость своих магических аккумуляторов. Медлить с операцией становилось опасно, и я приказал Викане начинать экзекуцию. Чтобы иметь возможность контролировать ход операции, мне было нельзя принимать обезболивающее, поэтому я зажал в зубах кусок палки, чтобы не откусить что-нибудь нужное.

Через час мокрый как мышь Ингар Великий лежал, завернутый в простыню, и тихо поскуливал от боли, словно побитая собака. Операция прошла более или менее успешно, но до полного восстановления было еще очень далеко. Хорошо, что я догадался подстраховаться и зажал в зубах полуметровую палку, от которой к концу операции остался огрызок чуть длиннее карандаша, иначе на мои вопли сбежался бы весь Геон. Поддержание имиджа сверхчеловека постоянно выходило мне боком и плохо отражалось на здоровье и нервах, но иного выбора у ходячей легенды не было.

Викана нежно вытирала с моего лица слезы и сопли, которые потоком лились из ее муженька в процессе операции, и баюкала мою голову у себя на коленях. К своему стыду, у легендарного героя возникли очень серьезные подозрения, что простыня, в которую он завернут, мокрая не только от слез и пота. Хирургия без анестезии и при разряженной ауре — удовольствие малоприятное и очень вредное для имиджа супермена. На повторение подобного подвига я никогда больше не осмелюсь, уж лучше помереть к чертовой матери!

Постепенно мой воспаленный мозгперестал вопить от боли и ужаса, и Викане удалось меня усыпить. К полудню я проснулся от голода, что послужило веским доказательством улучшения моего самочувствия. Викана накормила меня жирным бульоном и напоила соком аурии, после чего я окончательно ожил. Караван уже вторые сутки стоял лагерем на площадке у лестницы, дожидаясь, когда моя рана позволит двигаться дальше. Процесс заживления проходил успешно, но перебитая кость еще не позволяла встать на ноги. Викана запаковала мою ногу в лубки от бедра до щиколотки и требовала, чтобы я лежал еще хотя бы пару суток. Так долго я лежать не собирался, однако для вида был вынужден уступить напору жены.

Чтобы не терять времени даром, я вызвал Лаэра с Дартом и потребовал доклада об обстановке в лагере и вокруг него. Лаэр доложил, что разведчики уходили от лагеря на расстояние трети дневного перехода, но ничего опасного в лесу не обнаружили, однако их удивило полное отсутствие диких животных и птиц, которые словно вымерли в округе. Лаэр решил не рисковать в подозрительной обстановке и приказал разведчикам вернуться в лагерь до особых распоряжений. Доклад Дарта не принес никаких неожиданностей: в лагере все было спокойно, и люди приходили в себя после трехнедельного путешествия по джунглям и прорыва в долину Нордрассила. Вынужденный отдых пошел на пользу, и раненные в последнем бою уже могли продолжать путь, только я задерживал караван. Тузик так и не вернулся в лагерь, и где шляется малхус, было неизвестно. У меня имелись подозрения по поводу причин его отсутствия, но полной уверенности в том, что он убежал разыскивать свою родню, у меня не было. Отдав пару малозначительных приказов, в основном для того, чтобы отцы-командиры не забыли, кто в доме хозяин, я снова попал в заботливые руки жены.

В этой жизни все хорошо в меру. Даже безумная любовь подчас может быть опаснее злобной ненависти. Викана, прозевавшая в моей ране обломок магического наконечника, едва не отправившего ее мужа в могилу, впала в другую крайность и, похоже, собиралась залечить меня до смерти. На первых порах мне очень нравилось, что меня буквально облизывают, но после того, как облизывание пошло по пятому кругу, такое поведение супруги начало раздражать. Дело чуть не дошло до драки, когда Викана решила для профилактики поставить мне лечебную клизму, в которой я совершенно не нуждался. Жена обиженно фыркнула и вышла из шатра, в который тут же на четвереньках заползла Лаура, приподняв полог возле моего ложа. Девочка предложила мне свои услуги в излечении, но пулей вылетела из шатра, услышав мое мнение на этот счет.

Как я ни пытался перейти к планированию своих дальнейших действий, раздражение постоянно сбивало меня с мысли, поэтому я плюнул на эти жалкие потуги и просто завалился спать, даже не поужинав. Мне снова стали сниться странные сны, связанные с недавним полетом через портал в страну Нордрассилов, однако выспаться мне так и не удалось.

Глава 34 ВСТРЕЧА С МАЛХУСАМИ

Разбудил меня испуганный крик Виканы, выдернувший сознание из глубин сладкого сна. Я выхватил из ножен меч, вскочил на ноги и, чтобы не упасть, схватился за шест, поддерживающий полог шатра, затем мгновенно вошел в транс. Однако тревога оказалась ложной: причиной суматохи являлся наш лохматый друг, который залез в шатер и решил от избытка чувств облизать лицо спящей Виканы.

Отругав Тузика последними словами, я успокоил сбежавшуюся к шатру охрану и стал выяснять причину столь раннего визита малхуса в шатер. Тузик при помощи зрительных образов и мысленного контакта рассказал, что нашел Старого Вожака, который вместе с остальными малхусами ждет меня и Викану в полукилометре от лагеря. Уяснив ситуацию, я повернулся к разъяренной супруге, которая, придя в себя от испуга, готовила Тузику страшную смерть посредством сковородки, и постарался разрядить обстановку:

— Дорогая, успокойся, приведи себя в порядок и оденься, как подобает гвельфийской принцессе! Мы идем на очень важную встречу. Если хочешь взять с собой оружие, то возьми свой кинжал, а сковородку оставь для более опасного противника, нежели Тузик.

— Ингар, я когда-нибудь пришибу этого лохматого урода! Он так меня напугал, что я чуть не родила от страха! И зачем мне надевать на себя парадное платье? По-моему, чтобы продираться сквозь джунгли, нужна более подходящая одежда.

— Викана, ты должна надеть не только лучшее платье, но и все свои драгоценности. Мы идем на встречу к главе малхусов, который должен увидеть тебя при полном параде! Королева Нордрассила должна быть во всеоружии своей божественной красоты! Кстати, у тебя на все про все только один час.

— Ингар, ты с ума сошел, я за час не успею одеться! Еще у меня проблема с драгоценностями: того, что ты купил мне в Кайтоне, не хватит, а что делать, я просто ума не приложу!

— Любимая, ты прямо как маленькая! Потряси своих фрейлин, я думаю, что ты найдешь у них вполне приличные украшения. Скажи им, что это всего на один вечер, со временем я добуду достойные тебя драгоценности, которые не стыдно будет надеть даже на встречу с богами.

— Дорогой, ты тоже приведи себя в порядок и помойся, а то от тебя Тузиком воняет, — отомстила мне Викана. — Новую одежду тебе принесет Элата, я еще в Кайтоне ее заказала для тебя, а сейчас — вон отсюда, у меня мало времени.

Я похромал к выходу из шатра, а следом поплелся, поджав хвост, Тузик, до которого дошло, что он находился на волосок от страшной мести Виканы. Возле шатра меня встретили Лаэр с Дартом, дожидающиеся разъяснения причин случившейся тревоги. Я успокоил гвельфа и хумана, обрисовав им в общих чертах ситуацию, и приказал Дарту усилить охрану. Дарт убежал выполнять приказ, а Лаэр получил указание приготовить гвельфов для сопровождения Виканы на встречу с малхусами. Это сообщение вогнало «приносящего смерть» в настоящую панику. Гвельф стал издавать нечленораздельные звуки и заметался, как курица в курятнике, не зная, с чего начать подготовку к столь великому событию. Я наорал на Лаэра, как на мальчишку, после чего его глаза приняли осмысленный вид и он унесся как угорелый куда-то в темноту.

Как только гвельф ускакал за горизонт, я сразу попал в руки Элаты и вездесущей Лауры. Меня отвели за занавеску возле развалин и, раздев догола, начали тереть мочалкой, словно джип на автомойке. Отношения между местным дворянством и прислугой мало отличались от отношений в нашем Средневековье. Дама стеснялась показать даже пятку из-под своей юбки, но рыцарь свободно шастал в голом виде перед служанками. Я плюнул на стеснительность и, срезав лубки с раненой ноги, полностью отдался в умелые руки Элаты. Через час я, чистый как после настоящей бани, надел на себя новый костюм и вычищенные до блеска сапоги, затем облачился в кольчугу и направился к шатру за Виканой.

Возле шатра меня встретили все гвельфы нашего каравана, которые лихорадочно готовились к торжественному моменту встречи с малхусами. К Викане меня не пустили, и я уселся в стороне на обломок разрушенной колонны в ожидании моей богини. Давая Викане час на сборы, я не надеялся, что она уложится в отпущенное время, однако в то, что процесс займет не более двух часов, верил. Мои надежды оправдались, и жена вышла из шатра даже немного раньше двух часов с момента начала приготовлений. Солнце уже встало над горизонтом, и погода обещала быть великолепной. Сначала из шатра вышли две фрейлины Виканы при полном параде, а затем появилась и моя супруга. Здесь со мной произошел маленький облом, потому что лицо принцессы скрывала вуаль, из-под которой были видны только ее шикарные волосы.

Моя попытка потешить свое любопытство была мгновенно пресечена, и мне было приказано взять супругу под руку, после чего процессия направилась к выходу из лагеря. Я заставил себя привести все чувства в порядок и, погрузившись в транс, начал сканировать обстановку вокруг лагеря. За рогатками, установленными на дороге, к нам присоединился Тузик, и мы пошли в сторону места предстоящей встречи со Старым Вожаком. Дорога сделала несколько поворотов и вывела на поляну перед сплошной стеной леса, в котором и скрывалась. Я сразу обнаружил ауры малхусов, скрывавшихся в кустах, приказал гвельфам остановиться, и мы с Виканой пошли в сторону леса.

Как только до леса осталась половина пути, из кустов вышел Старый Вожак и побежал нам навстречу. За несколько шагов до нас малхус остановился, и его глаза проникли мне в душу.

«Хранитель, ты вернулся в долину Нордрассила! Кто эта женщина, рядом с тобой?»

— Старый Вожак, это та, которую я тебе мысленно показывал во время нашей первой встречи, ее зовут принцесса Викана. Я выполнил свое обещание и привел эльфов к Дереву Жизни, — ответил я и поднял вуаль с лица жены, после чего остолбенел от изумления, настолько была прекрасна Викана.

Красота принцессы поразила малхуса куда больше, чем меня, имевшего возможность морально подготовиться к чему-то подобному. Эльфийского волка словно кувалдой ударили по голове, и он, поскуливая, пополз на брюхе к ногам Виканы. После процедуры вылизывания туфель и рук принцессы малхус отполз на пару метров назад, и в голове раздался его голос:

«Королева Викана, мы счастливы, что ты удостоила нас чести лицезреть свой божественный образ. Дерево Жизни ждет тебя, а мы, твои рабы, готовы выполнить любое твое приказание. Я вижу в тебе новую зарождающуюся жизнь, и я счастлив, что знак, посланный свыше, оказался правдой. Волчица Волара понесла волчат сразу после того, как хранитель ушел из долины, недавно она родила двух щенков, это будущие защитники твоих детей, королева Викана! Прошу тебя принять клятву Волары и напоить ее своей царственной кровью.

— Старый Вожак, я приму клятву Волары. Пусть она выйдет ко мне, — ответила жена и лукаво посмотрела на меня.

Я сразу понял ехидный намек Виканы и покраснел, как помидор. Викана взяла меня за руку и шепнула на ухо, при этом укусив за мочку:

— Ингар, а от кого это понесла Волара после того, как ты покинул долину, и почему ты так сильно покраснел?

— Дорогая, не отвлекайся, у нас еще будет время побеседовать об этом, и я тебе все объясню по полной программе, что мало не покажется, а пока займись делом, Волара уже вышла из леса со своими щенками и ползет к тебе.

Викана отстранилась от меня и стала дожидаться, пока Волара доползет до нее. Молодая волчица ползла по траве, как спецназовец по полосе препятствий, а за ней бежали два волчонка, не понимая, в какую игру с ними играет их мать. Волара доползла до ног Виканы, и повторилась процедура вылизывания ее ног и рук, затем Викана разрезала кинжалом свое запястье и дала волчице вылизать кровь. Прошла пара минут, и с волчицей начались непонятные метаморфозы. Сначала по ее шерсти пробежали голубые молнии, затем шерсть изменила свой цвет на серо-голубой, грудь расширилась, а клыки удлинились на пару сантиметров. Хвост у Волары вытянулся и потерял свой изгиб, и мне показалось, что она увеличилась в размерах. Вместо волчицы рядом с Виканой стояла крупная самка малхуса с глазами, горящими красным светом исчадия ада. Тузик тоже принимал очень похожий образ в экстремальной ситуации, но Волара выглядела несколько по-другому, в ней появилось какое-то странное сходство с Виканой. На этом процедура клятвы закончилась.

«Королева, пригласи своих подданных приблизиться, малхусы принесут клятву верности твоим эльфам», — попросил старый малхус.

Викана махнула рукой Лаэру, и гвельфы подошли к нам. На их лицах застыл религиозный экстаз, который меня немного напугал. В этот момент я понял, насколько важен Нордрассил для этого народа. Затем последовала процедура присяги малхусов гвельфам. Все семеро гвельфов приняли присягу у малхусов, и лишь одна Альфия получила свою хранительницу, потому что только волчица могла дать присягу гвельфийке, а самок у эльфийских волков было всего две. Закончив братание с малхусами, мы вернулись на стоянку, и я отдал приказ сворачивать лагерь.

Дорога к Дереву Жизни заняла почти сутки, и к полудню следующего дня мы, наконец, вышли к Нордрассилу. Вершина гигантского дерева терялась в магической дымке и с земли была не видна, хотя погода стояла абсолютно безоблачная. Гвельфы забыли обо всем на свете и бросились к стволу Дерева Жизни, словно потерявшиеся дети к своей матери. Умудренные жизнью бесстрашные воины и прекрасные женщины рыдали от счастья, прижимаясь к коре Нордрассила. Викана вместе со своими соплеменниками полностью отдалась этому безудержному чувству и абсолютно забыла обо всем, в том числе и обо мне. Я стоял в стороне и смотрел на гвельфийское счастье с плохо скрываемой завистью, потому что оно самым ярким образом напоминало о моем одиночестве на этом празднике жизни.

«Теперь я выполнил свою миссию и могу уйти в долину смерти со спокойной совестью и легкой душой», — раздался у меня в голове голос Старого Вожака.

Меня почему-то разозлило это заявление малхуса. Получается, он выполнил свою миссию, а мне расхлебывать навалившиеся проблемы в одиночку. В груди закипела безудержная злоба на весь мир, и я выдал:

— Псина ты драная! Кто это тебе разрешит уйти в долину смерти? Значит, скинул на меня все беды и заботы, а сам на покой? Ты у меня, как шак в каменоломнях, еще сто лет пахать будешь, возрождая народ эльфов и племя малхусов. Кто будет учить молодняк и передавать им знания предков? Я хранитель только по должности и ничего не смыслю в своих обязанностях, кто научит меня, кто даст дельный совет и убережет от ошибок? Умирать он собрался!

От злости меня окончательно переклинило, и я, подобрав с земли подвернувшийся под руку дрын, погнал малхуса вокруг Нордрассила. Старый Вожак улепетывал, поджав хвост, но защищаться даже и не пытался. Меня буквально трясло от отчаяния и полного бессилия перед вставшими передо мной неподъемными задачами и проблемами. Осознание того, что тяжелейший поход по джунглям и смертельные бои прошедших дней — только легкая разминка перед предстоящими мне сражениями, привело к психологическому срыву и почти детской истерике, а малхус стал тем громоотводом, который спас меня от помешательства.

КАРТА ГЕОНА

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Игорь Чужин И НЕБЕСА РАЗВЕРЗЛИСЬ

Пролог

— Верховному магу Меранской империи, лично в руки, срочно! — раздался за дверью громкий голос, прервавший размышления пожилого мужчины, сидящего в кресле возле камина.

Мужчина повернул лицо к двери и зябко поёжился, хотя в комнате было довольно тепло. Раздался стук в дверь, и в кабинет вошёл Валор, главный Защитник веры магической академии, а теперь и всей службы безопасности империи, вернее, того, что осталось от неё после катастрофы.

— Ваше могущество, приехал гвардеец из Мерана и требует, чтобы вы лично приняли его.

— Пропусти гвардейца, Валор, эти вояки упрямы как бараны, и он будет до вечера тебе голову морочить, но письмо не отдаст.

— Но, ваше могущество, вы нездоровы, и видящие прописали вам полный покой, — возразил вошедший маг.

— Валор, какой может быть покой после тех бед, которые по воле Создателя обрушились на нас. Покой нас ждёт только в могиле.

Маг повернулся к двери и впустил в комнату центуриона в доспехах преторианца.

— Ваше могущество, я доставил письмо от командующего легионами на границе с Чинсу Тита Флавия. Прошу вас лично его прочитать и к вечеру дать ответ, в ставке меня ждут срочные дела.

— Давайте ваше письмо, центурион, и можете быть свободны; когда будет готов ответ, вас вызовут.

Преторианец кивнул и, повернувшись через левое плечо, вышел из кабинета. Агрипа, так звали Верховного мага, бросил письмо на стол и подошёл к окну. Погода за окном не радовала — моросил мелкий дождь и сильный ветер раскачивал кроны деревьев в дворцовом парке. За спиной раздался голос Валора:

— Ваше могущество, прибыл начальник внешней разведки империи Зеуф, пригласить его в кабинет или накрыть стол в зале приёмов?

— Зови Зеуфа сюда и распорядись, чтобы принесли обед на три персоны, ты тоже должен послушать свежие новости от имперской разведки.

Агрипа взял со стола конверт, доставленный центурионом, и взломал печать. Ничего нового из этого письма Верховный маг не узнал, в депеше содержались очередные требования зарядов к метателям и золота для выплаты жалованья солдатам, дополненные длинным списком необходимых припасов и амуниции. Деньги Титу Флавию конечно же пошлют, но с зарядами для метателей и продовольствием были огромные проблемы.

Катастрофа, разразившаяся на Геоне три месяца назад, спутала все карты Верховному магу, и обстановка в империи стремительно выходила из-под контроля. Отрывочные сведения, которые поступали из различных, но не всегда надёжных источников, не внушали доверия, однако при чудовищном информационном голоде приходилось пользоваться даже слухами. Правда, слухи ходили просто фантастические, и если они были верны хотя бы процентов на десять, то Меранская империя больше не существует. Забот у Агрипы в столице и так было выше крыши, а тут ещё назревала война с Чинсу. Узкоглазые соседи решили воспользоваться моментом и оторвать свой кусок мяса у умирающей империи.

Столица империи Меран в результате страшного землетрясения оказалась сильно разрушена, в городе погибло больше половины населения и царил полный хаос. Развалины столицы до сих пор ещё дымились, и если ветер дул со стороны города, то от смрада в замке магической академии становилось нечем дышать. Выжившие жители старались как можно быстрее уйти из города, опасаясь эпидемии и голода. Из других городов империи потоком шли панические донесения, в которых говорилось о страшных разрушениях и начавшейся анархии. Десятки тысяч людей лишились средств к существованию, в результате чего по дорогам потянулись толпы беженцев. Люди устремились на юг и запад континента, в менее пострадавшие районы.

Беда не приходит одна — гласит пословица. В дополнение ко всем напастям во время землетрясения погиб в рухнувшей Башне любви император Антор Второй вместе со своим гаремом, а это прекрасный повод к междоусобной войне за престол. Для того чтобы на первых порах предотвратить грызню за власть, регентский совет срочно посадил на трон слабоумного сына Антора Второго принца Филиппа. Мальчишке было всего десять лет, и он всю свою жизнь провёл в монастыре вместе с матерью. В результате этого скоропалительного решения местоблюстительницей престола стала королева Арния, сосланная императором в монастырь за то, что родила неполноценного наследника. Официально развод не был оформлен, и власть свалилась на плечи религиозной фанатичке, проводившей практически всё время в молитвах.

Сегодня в Меран вернулся Зеуф, начальник внешней разведки империи и двоюродный брат Агрипы. Верховный маг надеялся, что он привёз более достоверные сведения о ситуации, на основании которых можно будет принимать обдуманные решения, а не латать внезапно возникающие дыры.

— Здравствуй, брат, — произнёс радостно Агрипа и пошёл, раскрыв объятия, навстречу вошедшему в дверь мужчине в мокром плаще.

— Здравствуй, Агрипа, — ответил Зеуф.

— Садись, брат, к огню и согрейся, сейчас принесут обед.

— Спасибо за гостеприимство, но после регентского совета кусок в горло не лезет, — криво усмехнулся Зеуф.

— Нет, брат, ты сначала поешь, а дела подождут. Здоровье не купишь!

Прислуга быстро накрыла на стол. Агрипа пригласил за стол Валора, и все приступили к трапезе. Имперский советник искоса поглядывал на нового человека и молчал. Дождавшись, когда Зеуф утолит голод, Агрипа начал разговор:

— Зеуф, ты можешь говорить абсолютно свободно, Валор в курсе всех наших дел, и ему ты можешь полностью доверять.

— Брат, ты полностью в этом уверен?

— Мы в одной лодке с Валором, и если мы хотим выплыть, то нам нужно держаться вместе, поэтому рассказывай всё без утайки!

Зеуф прокашлялся и начал рассказ:

— Сегодня утром прошёл регентский совет, на котором обсуждалась обстановка в империи. На совете была озвучена вся имеющаяся на данный момент информация. Я, как начальник имперской разведки, знал, что дела плохи, но не думал, что настолько! Вчера вечером вернулись две экспедиции, отправленные регентским советом на западное побережье, в их составе были мои люди. Брат, у империи больше нет флота, о легионах на Таноле можно забыть! Карс, Керинар, Латор снесены с лица Геона, выживших нет! На расстоянии двух дневных переходов от моря только вонючее болото, заваленное обломками деревьев и грязью. Повсюду смерть и тлен, солёная морская вода превратила плодородные поля в гниющие отстойники. Всё живое пытается уйти на юг или юго-восток. Шателье на побережье озера Вортекс разрушено землетрясением, голод гонит население на территорию афров. Беженцы и гарнизон Шателье захватили Санпул и попытались взять Гедеон, но афры отбили штурм. В результате Гедеон сожжён дотла, и афры начали партизанскую войну, в джунглях идёт настоящая резня. В Арбском халифате в результате извержения вулкана разрушена столица Медина, в стране царит хаос. Местное население, чтобы спастись, уходит на север. Халиф Саадин направил войска к нашей границе, и там сейчас идут тяжёлые бои. Арбы пытаются захватить Мэлор, чтобы сделать его своей новой столицей. Чинсу, воспользовавшись ситуацией, снова пытаются прорваться к Латру и Арису, и стычки уже идут на побережье Темерианского озера. Нам повезло, что легионы Меранского гарнизона за три дня до землетрясения были выведены из города на учения и поэтому уцелели. Тит Флавий успел перебросить войска к границе и пока успешно отражает все атаки, но без зарядов к метателям ему границу не удержать, чинсу просто превратят наши легионы в пепел. Что скажешь, Агрипа?

— Брат, мы можем в течение месяца заряжать не более трёх десятков камней Силы для метателей. Все ресурсы магической академии брошены на решение этой проблемы, однако мы не в состоянии решить этот вопрос. У меня была надежда на секретную миссию на Таноле, и я получил от Алатерна обнадеживающее послание, в котором он сообщал, что Амулет согласия у него в руках, но затем произошла катастрофа, и от эльфа больше не поступало никаких известий. Зеуф, у меня ещё утром были призрачные надежды на то, что Алатерн сумеет выкрутиться, но после твоих слов и они испарились!

— Агрипа, это значит, что Меранской империи конец и через полгода чинсу захватят южные и западные районы страны. Нам остаётся только бежать, но куда, ума не приложу. У нас с тобой много врагов в империи, и все они жаждут нашей крови. Дорога в Поднебесную империю для нас заказана, мы всю свою жизнь сражались с узкоглазыми, и они повесят нас на первом же суку!

После этих слов в кабинете наступила тягостная тишина, нарушаемая только треском поленьев в камине.

— Господа, я рискую навлечь на себя ваше недовольство, но у меня есть предложение, которое может помочь решить проблему с зарядкой камней Силы, — неожиданно прервал затянувшуюся паузу Валор.

— Говори, Валор, не томи душу, сейчас не до сантиментов, — заявил раздраженно Агрипа.

— Ваше могущество, вы помните о камнях крови, эксперименты с которыми были запрещены двести лет назад?

— Ты говоришь о Золтане, который руководил кафедрой магии жизни и смерти и был казнён за эксперименты с камнями крови?

— Да, ваше могущество.

— И чем же это нам поможет? Золтан не закончил свою работу, а установка, на которой он проводил свои эксперименты, была разрушена по приказу совета магов.

— Это не совсем так, ваше могущество. Золтан полностью закончил свою работу, и установка цела, просто никто об этом не знает. Я сам случайно обнаружил документы трибунала в секретном архиве, где сохранилось решение о сохранении установки и материалов о камнях крови.

— Агрипа, что это за камни крови и как они могут нас спасти? — спросил Зеуф.

— Это старая и малоизвестная история. Двести лет назад в магической академии была кафедра магии жизни и смерти, этой кафедрой руководил тёмный эльф Золтан. Он был очень знаменитым магом и знатоком различных ядов и эликсиров. Кафедра занималась исследованиями магии жизни и таинствами смерти, а также поиском способов воскрешения из мёртвых. Воскрешать покойников Золтан так и не научился, но в вопросах убийства всего живого равных ему не было. Одним из побочных результатов его исследований стала установка, с помощью которой он якобы научился заряжать редкие магические камни ярко-красного цвета, черпая энергию из крови только что убитых в страшных муках людей или эльфов. Эти камни за их цвет называют камнями крови. В конце концов Золтан заигрался и начал убивать для своих опытов не только приговорённых к смерти преступников, но и законопослушных граждан империи. Службе Защитников веры стало известно о незаконной деятельности Золтана, и его казнили, а кафедру магии жизни и смерти разогнали. Больше мне ничего толком не известно.

— Можно я расскажу о том, что мне удалось узнать о работах Золтана? — спросил Валор.

— Конечно, мы тебя очень внимательно слушаем. Сейчас я готов как утопающий схватиться даже за соломинку! — ответил Агрипа.

— Не буду забивать вашу голову лишними подробностями, а перейду сразу к делу, — заявил Валор. — Бумаги, в которых упоминались камни крови, попались мне на глаза пару лет назад, но я не придал им большого значения и вообще забыл о них. После уничтожения сектой «Исход» зарядной станции камней Силы, я вспомнил об этих документах и изучил их. С большим трудом я нашёл лежащие на разных складах детали установки, изготовленной Золтаном, и собрал её заново. За прошедший месяц мне удалось повторить эксперименты, проведённые тёмным эльфом, и я готов огласить вам результаты проделанной работы.

Валор достал из кармана мантии лист бумаги и начал читать:

— Камней крови найдено одиннадцать штук. Полностью заполненный камень позволяет зарядить десять лёгких метателей или два крепостных. На зарядку одного камня крови уходит от трёхсот до пятисот человеческих жизней, это зависит от силы ауры подопытного. Камень заряжается в течение трёх дней работы установки Золтана. Жизней четырёх тысяч преступников достаточно для полной зарядки всех одиннадцати камней крови, а это более ста боекомплектов камней Силы для метателей. Проблем с подзарядкой камней Силы от камней крови нет, нужна только перенастройка стандартной распределительной станции, которая есть в любом крупном городе империи.

— Валор, ты уверен в этом? — прохрипел Агрипа.

— Полностью, ваше могущество. Я сумел зарядить два камня крови, использовав для этого жизни шестисот преступников из Меранской тюрьмы, а затем зарядил от них двадцать камней Силы для метателей.

— Мой друг, ты просто гений! Теперь у нас появился реальный шанс спасти империю и поставить на место распоясавшуюся чернь, а заодно и узкоглазых на границе! — воскликнул Агрипа.

Глава 1 История эльфов Геона

Я сидел под Деревом Жизни и пытался унять пульсирующую в голове боль. Нервный срыв аукнулся звоном в ушах и ручьём крови из лопнувших в носу сосудов. Всё моё окружение разбежалось в разные стороны, когда я погнался за Старым Вожаком с поленом в руке. Кровотечение из носа спасло меня от более серьёзных неприятностей, чем потеря стакана дурной крови. За нервный срыв я мог поплатиться кровоизлиянием в мозг или спонтанным выбросом всего запаса магической энергии в ментальном ударе. Ментальный удар по мощности равнялся взрыву двух десятков камней Силы и мог убить всё живое в радиусе пятидесяти шагов, так что народ очень вовремя разбежался. Адреналиновый всплеск миновал, и дрожь в конечностях затихла, но кровь никак не хотела останавливаться. Я встал на ноги и побрёл в сторону ручья в надежде остановить кровотечение при помощи холодного компресса.

Минут через десять мне удалось справиться с этой проблемой, и я снял с себя залитую кровью парадную куртку, чтобы застирать кровь, и остался голым по пояс. Мой взгляд наткнулся на снова проявившийся след от удара молнии, а клановые татуировки словно приобрели объём. Это происшествие меня удивило и озадачило. Перейдя на магическое зрение, я просканировал своё тело и обалдел. Под кожей словно появилась вторая кровеносная система, объединившая в себе след от молнии, шар Силы в солнечном сплетении и пульсирующие энергетические сгустки в плечах.

«Игоряша, ты в конце концов доиграешься в старика Хоттабыча и превратишься в какого-нибудь урода», — ехидно заявило моё второе «я».

«Да заткнись ты, критикан хренов! Где ты был, когда я чуть не подох от инсульта? Лучше бы подсказал что-нибудь дельное», — подумал я, но ответа не последовало.

От внутренней склоки меня отвлёк скулёж Тузика, выползшего на брюхе из кустов.

— Ну что, бродяга, перепугал я вас всех? Не бойся, дурь из меня уже выветрилась, и я снова стал паинькой. Позови Лаэра и этого старого дурня, которого я поленом гонял. Скажи им, что Ингар успокоился и никого не тронет.

Тузик подполз ко мне, лизнул руку и шустро убежал выполнять приказ. Я, чтобы принять более пристойный вид, облился водой по пояс и прополоскал окровавленную одежду. За этим занятием меня застали Лаэр и спрятавшийся за его спиной старый малхус.

— Ингар, ты в порядке? — настороженно спросил гвельф.

— Всё нормально, дурная кровь из меня вся вышла и теперь можно заниматься делами. Вожак, подойди сюда, у меня к тебе море вопросов.

— Ингар, там к тебе Викана рвётся, женщины её с трудом удерживают. Можно её сюда позвать, а то я боюсь, что она может дел натворить?

— Да, можешь позвать Викану, ей волноваться вредно, а я такое учудил, что мама не горюй!

Лаэр ушёл за принцессой, а я приступил к выяснению отношений с малхусом:

— Старый, ты догадался, почему я вышел из себя?

— Да, сиятельный, но я не думал, что моё желание уйти в долину смерти вызовет такую реакцию! — ответил эльфийский волк.

— Я больше не желаю слышать ни о каких долинах смерти, у меня и так от проблем голова лопается, давай лучше мы ими с тобой займёмся. Первым делом необходимо определиться с местом жительства для моих людей. Возле Нордрассила, как я понимаю, их оставлять нельзя?

— Да, сиятельный, рядом с Нордрассилом могут жить только эльфы, а для твоих подданных есть прекрасное горное плато на северо-востоке долины. В горах не так жарко, как в долине Нордрассила, и есть чудесное озеро. В развалинах много камней, пригодных для постройки жилищ, а вокруг озера пастбища для лошадей с хорошей травой. Много веков назад на этом горном плато находился курорт для членов правящего эльфийского дома, раньше оно называлось Горным убежищем. Эльфы помогут твоим людям возродить заросший сад и огороды. С плато спускается удобная тропа, по которой можно легко попасть в долину Дерева Жизни. Дорога на плато займёт около суток, рядом нет более подходящего места для посёлка людей.

Мой разговор с малхусом был прерван голосом Виканы, раздавшимся на берегу ручья.

— Ингар, как ты себя чувствуешь? — сразу бросилась ко мне жена. — Любимый, тебе нельзя так волноваться, твой организм ещё не оправился от ран, а такие нервные перегрузки опасны для мага твоей мощи! Твой магический дар может выйти из-под контроля, и ты сам не заметишь, как погубишь себя или окружающих. Тебе необходимо отдохнуть несколько дней, чтобы снять последствия психологического срыва.

— Викана, мне некогда отдыхать. Времени на то, чтобы выстроить оборону и укрепиться, у нас практически нет. Я через пару дней уйду из долины Нордрассила за необходимым оборудованием для дракона, а ты должна за это время приступить к лечению Дерева Жизни.

— Но, Ингар, так нельзя издеваться над своим здоровьем, ты убиваешь себя!

— Викана, вопрос закрыт, мне пора уводить караван в Горное убежище, где будут жить хуманы. Лаэр, ты должен подготовиться к месячному походу по джунглям, через пару дней мы с тобой уходим, — заявил я и пошёл в сторону стоянки каравана, оставив на берегу ручья расстроенную Викану и озадаченного Лаэра.

Я корил себя за резкость по отношению к жене, да и тон моих речей был не очень-то любезным. Причиной странного поведения вашего покорного слуги являлся животный страх, закравшийся в душу после последних событий. В моём организме происходили непонятные для меня изменения, и я очень опасался потерять над собой контроль. Существовала реальная опасность поубивать родных и близких мне людей в очередном приступе бешенства. Мне показалось, что лучший выход из создавшейся ситуации — это как можно быстрее убраться из долины, пока я не разберусь со своими проблемами.

Сборы каравана заняли около часа, за это время я успел написать письмо Ингуру в Кайтон с известием, что караван дошёл до места назначения и у нас всё в порядке. Почтовыми птицами в караване занималась гвельфийка Альфия, и я отдал ей своё послание, попросив срочно отправить письмо. Альфия забрала конверт и пообещала, что через час птица улетит к Мистиру в эльфийский замок.

После того как сборы были окончены, я переоделся в походную одежду и надел кольчугу. Старый Вожак дождался моей команды и повёл караван по заросшей травой дороге на север. Чтобы не терять времени даром, я начал обдумывать свои дальнейшие действия. То, что мне удалось привести караван в долину Нордрассила, конечно, большой успех, но горстка бойцов, даже вооруженных тремя метателями, не может защитить долину от вторжения больших сил противника. Метатели есть у имперцев, чинсу и арбов, и как только станет известно о Дереве Жизни, нам следует ждать незваных гостей. Единственное, что мы можем противопоставить неприятелю, — это технологическое превосходство и психологическое воздействие. Нам необходимо как можно быстрее построить нового дракона, и по возможности не одного.

Мифриловые трубы у нас есть, поплавки и обшивку крыла сделают «проклятые», которым это уже не в новинку, остаётся только добыть двигатель. В подземелье Шателье сейчас не пробиться, остаются двигатели в подземелье холма, рядом с замком Самбулат. Я забрал оттуда только один электромотор, а внизу остались ещё два. Двигатель от дрезины, установленный на разбившемся дельтаплане, был меньше по размеру, и, возможно, электромоторы в подземелье обладали большей мощностью, однако это можно будет выяснить только на практике. Во время спуска в подземелье нам не удалось обследовать его полностью, потому что я не решился спуститься вниз по лестнице в задней комнате. Необходимо будет обследовать нижние этажи бункера, до которых мы не добрались в прошлый раз. Я надеялся, что там найдётся ещё много интересного.

Если верить карте, то от долины Нордрассила до подземелья около пятисот километров. В оба конца это расстояние можно преодолеть где-то за месяц, если идти только с Лаэром и малхусами. Гвельф в лесу — как у себя дома, да и я имею уже неплохой опыт и физические кондиции. Припасы нам не нужны, малхусы обеспечат едой, а налегке пробежать за день шестьдесят километров нам вполне по силам. Вариант возвращения выберем по обстановке. Двигатель весит около сотни килограммов; если его разобрать на запчасти, то дотащим без проблем. За вторым двигателем можно слетать уже на дельтаплане.

За напряжёнными раздумьями и строительством наполеоновских планов время летело как на крыльях, и я сам не заметил, как в лесу начало темнеть. Пора было останавливать караван на отдых до утра и разбивать временный лагерь.

Попытка лечь спать после ужина провалилась полностью: нервное возбуждение и голова, забитая мыслями, не давали заснуть, поэтому я решил уединиться со старым малхусом.

— Вожак, у нас осталось мало времени до моего ухода из долины, а проблем нужно решить много. Я мало что знаю о Дереве Жизни и устройстве эльфийского общества, ты должен мне помочь разобраться в ситуации. Возможно, я буду задавать тебе странные вопросы, но ты не удивляйся этому, многое для меня на Геоне в новинку.

— Хранитель, я с радостью отвечу на любые твои вопросы, конечно, в меру своего опыта и знаний. Я весь внимание.

— Вожак, как связаны эльфы с Деревом Жизни?

— В этом нет особых тайн, и многое является общеизвестным. Если я тебя правильно понял, то ты хочешь услышать всю историю заново?

— Да, Вожак, рассказывай всё по порядку, если я не пойму тебя, то переспрошу.

— Тогда начну с самого начала, — произнёс малхус. — Каждый малхус знает, что все известные миры и населяющие их народы произошли от Древних или созданы этим народом. Другие племена, населяющие Геон, часто называют их этросками, что на языке древних эльфов означает Дети леопарда. Такое название они получили, потому что в дошедших до нас книгах Древние очень часто изображены под флагами с изображением этого зверя. И первый король эльфов, основавший правящую династию, всегда называл себя этроском, а на его штандарте был изображён леопард.

Ингар, в тебе течёт большая доля крови этого загадочного народа. Откуда пришли этроски, никому не известно, однако легенды гласят, что в их родном мире произошла катастрофа, вынудившая Древних спасаться в других мирах. Древние покинули свою родину в большой спешке и не успели подготовиться к переселению. Природные условия в новых мирах сильно отличались от условий в их родном мире, поэтому они были вынуждены жить в закрытых убежищах, с ограниченными ресурсами.

Шли годы, запасы в убежищах истощались, и Древние начали вымирать, но их учёные всё время искали способ спасти свой народ, приспособив его к жизни в новых условиях. В результате многовековых поисков и экспериментов появились эльфы. Однако этот план спасения оказался не совсем удачным. Эльфы кровно не связаны с Древними, они — искусственно созданный новый вид живых существ, который обязан своим рождением знаниям магов и учёных древнего народа. Легенды гласят, что этроски создали тела эльфов в своих лабораториях и вдохнули в эльфов только душу. Древние оставили эльфам свой язык и знания. Главной бедой народа эльфов стало то, что они являются симбиотами и не могут жить без Дерева Жизни. Этроски создали два племени эльфов: это светлые эльфы, которые ухаживают непосредственно за Нордрассилом, и тёмные эльфы, которых ещё называют дроу, этот народ создает условия для комфортного роста Нордрассила. Дроу высаживают вокруг Дерева Жизни лес из специально подобранных растений, выращивают особые грибы, которые удобряют почву редкими веществами, питающими корни дерева. Они изготавливают отвары и эликсиры, необходимые для борьбы с вредителями и болезнями Дерева Жизни. Дроу также выполняют обязанности ночной стражи, потому что очень хорошо видят в темноте. Этой способностью Древние наделили дроу потому, что колонии грибов, необходимые Нордрассилу, светятся в темноте и за ними легче всего ухаживать ночью. Тёмный цвет кожи помогает дроу прятаться в ночном лесу и защищать Дерево Жизни от врагов.

Существуют ещё лунные эльфы. Это помесь светлых эльфов и дроу, но у лунных эльфов не бывает потомства, они бесплодны. Нордрассил живёт многие тысячелетия, но только в том случае, если за ним ухаживают оба эльфийских народа. Молодое Дерево Жизни без ухода эльфов живёт лет пятьсот и за это время вырождается и перестаёт приносить плоды, из которых можно изготавливать эликсир жизни. Если взрослое дерево остаётся без ухода эльфов, то оно может жить ещё несколько тысячелетий, но начинает болеть и постепенно теряет способность к плодоношению. Наш Нордрассил очень долго жил без надлежащего ухода эльфов и уже тяжело болен; понадобятся века, чтобы он восстановился. Мне очень жаль, что ты смог найти только светлых эльфов, которым будет крайне тяжело возродить Дерево Жизни без помощи дроу.

— Вожак, я нашёл народ дроу, но у них с гвельфами очень старая вражда, которая грозит перерасти в открытую войну.

— Ингар, ты пролил в мою душу эликсир жизни! Правильно ты гонял меня поленом вокруг Нордрассила, так мне старому дураку и надо. Хранитель, ты должен привести дроу в долину Дерева Жизни. Дроу спасут Нордрассил, а вместе с ним и оба эльфийских народа.

— Вожак, на Геоне произошла страшная катастрофа, в которой погибло много светлых эльфов, я привёл в долину половину выживших. Сколько ещё осталось в живых представителей этого народа, мне неизвестно. Тёмные эльфы во время катастрофы, скорее всего, не пострадали, и их сейчас около восьми сотен. Я очень боюсь, что они попытаются захватить власть в долине и запросто могут вырезать светлых эльфов.

— Хранитель, ты обязан не допустить такого чудовищного развития событий! Катастрофа, уничтожившая древнюю эльфийскую цивилизацию на Геоне, как раз и произошла из-за борьбы за власть между дроу и светлыми эльфами. Легенды говорят, что дроу построили новый портал между мирами по книгам и чертежам, оставшимся от этросков. Светлые эльфы выступили против экспериментов с опасными знаниями, но дроу были в большинстве и не прислушались к предупреждениям. В результате какой-то технической ошибки разразилась катастрофа, а затем началась война магов, уничтожившая почти все живое.

Маги светлых эльфов применяли в этой войне чудовищные по силе ментальные заклинания, а дроу отвечали на это ударами из магического оружия и травили светлых эльфов страшными ядами. Война шла много лет с переменным успехом, пока противники не решились применить магические бомбы огромной силы, доставшиеся эльфам от Древних. В результате мощных взрывов магическая и энергетическая стабильность Геона оказалась нарушена, а границы между мирами истончились. Это привело к тому, что в различных местах Геона начали появляться проходы из других миров, а вместе с ними — новые разумные обитатели, животные и растения. Через открывшиеся проходы на Геон попали люди и орки, которых ты называешь таргами. Эльфы, практически уничтоженные междоусобицей, не смогли противостоять пришельцам, которые начали быстро расселяться по Геону и вытеснять выживших эльфов в леса. Со временем магическое поле Геона стабилизировалось и проходы в другие миры закрылись. Теперь пришельцев из других миров забрасывает на Геон очень редко.

Во времена войны магов светлые эльфы защитили долину Дерева Жизни от внешнего мира при помощи магического барьера, но кто-то отключил защиту — и в долину прорвались орки, которые перебили почти всех светлых эльфов. Что происходило потом за пределами долины, мне неизвестно, потому что хранители включили аварийную защиту и закрыли долину от внешнегомира непроницаемой магической стеной. Столетия хранители искали способ отключить защиту и выйти из долины, чтобы найти эльфов, но безрезультатно. Со временем защита сама начала слабеть и появился проход, по которому ушёл первый хранитель, а я вывел тебя из долины. Хранители один за другим отправлялись на поиски эльфов, но ни один из них так и не вернулся. Когда долину покинул последний эльф, магическая защита ослабла настолько, что в ней появились большие дыры, через которые в долину начали проникать посторонние. Мы, малхусы, столетия вели войну с чернокожими бестиями и их шаманами, защищая Дерево Жизни, пока не появился ты. Теперь судьба долины в твоих руках!

— Вожак, спасибо за рассказ, но ты не объяснил, как мне предотвратить бойню между эльфами и дроу?

— Ингар, есть такой способ, но я боюсь, что он тебе не понравится!

— Не тебе, Вожак, это решать, ты говори, а я подумаю! — разозлился я.

— Хранитель, ты носитель древней крови и для эльфов практически полубог. До глобальной катастрофы на Геоне эту проблему решали просто. В легендах говорится, что в наш мир перенёсся носитель древней крови, и он стал первым королем Геона, который создал правящую династию эльфов. Хранитель, в тебе течёт королевская кровь.

— Ты ещё скажи, что Ингар сиятельный должен стать императором Геона, — ехидно заметил я, наученный горьким опытом. — Значит, план такой: Ингар Великий тырит корону и его сразу же сажают на кол благодарные подданные! У тебя нет менее экстремальных предложений, а то у меня от слова «корона» сразу начинает чесаться пятая точка?

— Хранитель, король не правил Геоном, он был основателем правящего дома. Король взял в жёны принцесс от каждого из эльфийских народов. Дети, рождённые от этих браков, в дальнейшем, поженившись, основали династию, которая правила Геоном тысячелетия. В представителях правящей династии текла древняя кровь и кровь обоих эльфийских народов, поэтому на Геоне царили мир и согласие. Проблема была только в одном: постепенно в представителях правящей династии падала доля древней крови и династия выродилась, после чего началась борьба за власть между дроу и эльфами, закончившаяся глобальной катастрофой.

— Вожак, а куда делся основатель правящей династии?

— Легенды говорят, что он вернулся в свой мир!

— Грохнули, значит, папашу благодарные детишки, и вознёсся он на небеса. Нет уж, спасибо, я ещё жить хочу!

— Хранитель, как ты мог подумать такое? Король после основания династии жил на Геоне ещё семьсот лет и ушёл в свой мир через аварийный портал, который ему удалось восстановить, он не был убит! Ни один эльф не может даже подумать, чтобы поднять руку на своего короля!

— Ну, в этом ты сильно заблуждаешься! Один тёмный эльф, по имени Алой, знал, что я хранитель, и пытался меня убить. Викана, так та вообще лупит носителя древней крови через день!

— Ингар, такого просто не может быть! Этот Алой наверняка был полукровкой, если пошёл на такое преступление! Полукровки, зная свою ущербность по отношению к истинным эльфам, часто вырастают порочными и злобными детьми, в результате чего совершают чудовищные поступки. Родители их балуют, потому что у эльфов редко рождаются дети, а это отдушина для отцовских и материнских чувств, однако по закону они не являются ровней эльфам, да и живут они не намного дольше людей.

— Значит, ты предлагаешь мне взять вторую жену из народа дроу и создать новую династию? Вожак, ты не знаешь Викану! Она меня сразу зарежет к чёртовой матери, стоит только намекнуть на свадьбу с принцессой тёмных эльфов!

— Хранитель, у тебя нет выбора, ты обязан жениться на женщине из племени дроу! Волчица тоже кусает меня во время любовной игры, но у неё всегда на первом месте щенки и логово, а уж потом любовь и всё остальное. Викана будет просто счастлива, узнав, что её дети станут основателями правящей династии эльфов Геона, ну, может быть, для вида устроит тебе пару сцен ревности. Поверь мне, у неё не будет лучше подруги, чем твоя вторая жена. Самки всегда договорятся за нашей спиной, если это касается интересов их детей. Я живу на свете не одно столетие и знаю по собственному опыту, так происходит всегда! Викане известно, что ты нашёл дроу?

— Конечно, эльфы всегда знали о дроу и снабжали их эликсиром жизни в обмен на какие-то услуги. У эльфов из-за этого эликсира идёт постоянная грызня, которая временами доходит до кровопролития. Викана давно в курсе того, что я хочу привести дроу в долину Нордрассила.

— Ингар, тогда ты зря беспокоишься, Викана сама подберёт тебе достойную жену среди дроу и твоего мнения не спросит.

Это заявление Вожака больно кольнуло меня в самое сердце. Перед глазами сразу всплыла полузабытая сцена, когда Викана упала передо мной на колени и назвала сиятельным. Значит, мои подозрения имели под собой материальную основу и Викана видит во мне не только возлюбленного, но и быка-производителя для создания правящей династии. Возможно, она пока сама не осознаёт этого, но доброжелатели ей подскажут.

«Ладно, дорогая, посмотрим, как ты себя поведёшь в ситуации с дроу. Лили из тебя не получится, и крутить себе мозги я не позволю!» — решил я.

— Ингар, лагерь разбит, караулы выставлены, можешь ложиться спать! — вывел меня из задумчивости голос Дарта.

Наш разговор с Вожаком проходил на ментальном уровне, и со стороны всё выглядело так, будто мы с малхусом просто сидим рядом.

— Спасибо, Дарт, я без тебя как без рук. Можешь отдыхать, я тоже скоро пойду спать, — поблагодарил я хумана и пошёл к шатру, установленному для меня.

Следом за мной в шатёр юркнул Тузик и лёг в ногах, ревниво поглядывая в сторону Вожака, свернувшегося калачиком у входа.

(обратно)

Глава 2 У Лауры появился могучий защитник

Утро порадовало нас бодрящей свежестью и солнечной погодой. Караван быстро продвигался по лесной дороге, уходящей серпантином в невысокие горы. Вожак бежал впереди каравана, указывая дорогу, а Тузик тёрся у моих ног, всем видом показывая, что я его собственность. Похоже, он приревновал меня к Вожаку и боялся, что я могу завести себе другого лохматого друга. Такое поведение Тузика меня забавляло, но в голове крутились совсем другие мысли. Новая информация, почерпнутая из беседы с Вожаком, во многом прояснила расклад сил на Геоне, но в чём-то и окончательно его запутала. Помимо прежних игроков на политическом поле Геона появились новые фигуранты, и мне было абсолютно непонятно, какую позицию занимать в сложившейся ситуации.

Если раньше у меня был достаточно простой и понятный план действий, то теперь приходилось вносить в него серьёзные коррективы. Если до разговора с малхусом я планировал построить оборону в долине Дерева Жизни, основываясь на земных технологиях, а затем собирать в ней выживших гвельфов и хуманов, то теперь я должен принимать неоднозначные решения, результатом которых могла стать катастрофа похлеще взрыва Танола. Постепенно в голове начала вырисовываться новая стратегия действий в создавшейся ситуации.

Если верить Вожаку, то эльфы видят во мне «свадебного генерала», который должен восстановить правящую династию и уйти на покой. Однако в эльфийском раскладе абсолютно не учитываются интересы хуманов, которым без меня просто не выжить. Я не собирался играть по эльфийским правилам, потому что с перворождёнными меня связывала только Викана. Моя душа всегда была вместе с хуманами, перед которыми я в неоплатном долгу. Мир перворождённых был во многом мне чужд и непонятен, я никогда не чувствовал себя среди них своим.

«Если я не могу стать своим для эльфов, то я должен стать над ними и проводить политику в собственных интересах. Возможно, я и стану королём на Геоне, но „свадебным генералом“ не буду никогда, и того, кто в этом сомневается, я постараюсь сильно огорчить!» — созрело внутри окончательное решение.

Пока Ингар Великий строил грандиозные планы и принимал судьбоносные решения, караван вышел на ровное, как стол, горное плато, покрытое рощами деревьев и живописными развалинами. В центре плато раскинулось синее озеро с закованными в гранит берегами. Вожак вывел караван на круглую площадь, выложенную шестигранными плитами, и сел в тени дерева. В середине площади находился разрушившийся от времени фонтан, возле которого было удобное место для стоянки. Я отдал Дарту команду о привале, и караван остановился, затем началась привычная суета организации временного лагеря. Я подошёл к Вожаку и поинтересовался, как долго нам ещё идти до места. Вожак, задумавшись на пару секунд, ответил:

— Хранитель, я привёл караван в Горное убежище, здесь вы можете построить посёлок и жить в безопасности. Дальше идти нет смысла, а где строить свои жилища, вы решите сами. Магический барьер рядом с плато не имеет разрывов, поэтому вторжения со стороны гор можно не опасаться. Единственное место, где нет магической защиты, находится в половине дневного перехода, левее Горного убежища. К разрыву в защитном барьере ведёт тропа, уходящая в сторону от дороги, по которой мы пришли из долины Нордрассила. Мои малхусы регулярно проверяют этот район, а вдоль тропы установлено несколько магических меток и ловушек на случай вторжения чужаков. Однако разрыв в магическом барьере находится на большой высоте над поверхностью земли и забраться туда очень сложно, поэтому угрозы для твоих людей практически нет. А сейчас, хранитель, я должен покинуть тебя, у меня много дел возле Дерева Жизни, — распрощался со мной малхус и растворился в придорожных кустах.

Я махнул рукой вслед Вожаку и отдал команду о привале. Ко мне подошёл Дарт, и мы отошли с солнцепёка в тень дерева у дороги. За время путешествия по джунглям процедура строительства временного лагеря была доведена до автоматизма, и мы не стали мешать воинам ненужными командами.

— Дарт, мы пришли на место, которое станет новым домом народа хуманов, поэтому нужно устраиваться на века. Я завтра с утра возьму лошадь и уеду к Дереву Жизни, а затем уйду на месяц из долины за сердцем для нового дракона. Ты остаёшься главой клана, и на тебе решение проблем и вся ответственность. Ты подчиняешься только мне, и над тобой не будет начальников. Относись с уважением к гвельфам, но главная твоя задача — это выживание хуманов. Поэтому ты должен построить на дороге в долину Дерева Жизни надёжное укрепление с позициями для метателей, чтобы суметь продержаться до моего возвращения в случае вторжения. Лаэр уходит вместе со мной, и главной у гвельфов останется Викана. По срочным проблемам будешь обращаться к Вожаку, он тебе поможет по мере сил. Да не делай ты квадратные глаза и не удивляйся так! Малхус правит долиной Дерева Жизни много веков и куда умнее любого гвельфа или человека. Проблем с общением у тебя не должно возникнуть — волк будет разговаривать с тобой внутренним голосом, я попрошу его об этом. Вожак — это Синий волк, о котором ты слышал из легенд о первом хумане Аргайле и его Синем волке — малхусе.

— С ума сойти! Значит, это не детские сказки, которые рассказывают малышам на ночь, а реальная история? — удивился Дарт.

— Я не знаю, что тебе рассказывала на ночь твоя мать, но в основе этих сказок лежат реальные события. Аргайл, как и я, выходец из мира под названием Земля, так что мы с тобой люди одного племени.

— Ингар, я в шоке от таких новостей. Тебе, конечно, известно, что я случайно попал на дракар, на котором нам удалось спастись с погибшего Танола. За время плавания мне рассказывали много небылиц о тебе, но я не очень-то в них верил. Теперь же я готов поверить в любые чудеса, связанные с тобой.

— Дарт, не отвлекайся на ерунду и не верь в рассказы о чудесах. Любому чуду есть объяснение, не связанное с божественным провидением. Меня не будет здесь около месяца, и твоей главной задачей является обустройство нормальной жизни людей. Вы должны за месяц построить укрепления, временное жильё, установить походную кузницу и составить подробную карту окрестностей. Не расслабляйся, решив, что здесь безопасно, обязательно выставляй караулы и имей резерв бойцов в полных доспехах. Я оставляю тебе все метатели с полным боекомплектом. Передашь метатели командиру «проклятых» Акаиру, он знает, как с ними обращаться. Затем…

Я не закончил фразу, потому что услышал голосок Лауры:

— Дядя Ингар, смотри, кто у меня! Правда, он хорошенький?

Я чуть не подавился собственным языком и заорал как сумасшедший:

— К бою!!! Все в круг!!! Женщин в середину!!!

На площади началась страшная суматоха, но через минуту стена щитов окружила фонтан, в котором спрятались будущие жёны воинов. Лаура, испугавшись моего дикого крика, села на попку и громко заплакала, выпустив из рук свою живую игрушку. Маленький, ещё слепой детёныш зорга, жалобно запищав, подполз к Лауре и, обнюхав руку девочки, начал сосать её палец. Если бы у меня на голове были волосы, то они, наверное, встали бы дыбом. Не надо быть гением, чтобы понять, что если есть детёныш, то, значит, где-то рядом его мамаша. Разъярённая самка зорга за своё чадо запросто порвёт весь караван, как Тузик грелку!

— Дарт, забери Лауру и уведи её в круг, пока не заявилась мамаша зорга! — приказал я и попытался отобрать детёныша у девочки.

Но не тут-то было! Лаура схватила в охапку кутёнка и, словно гончая собака, припустилась с ним в кусты. Мы с Дартом бросились вдогонку, но отловили Лауру только в двухстах метрах от площади на большой поляне. Детёныш зорга хоть и был совсем маленьким, но весил не намного меньше Лауры, и девочка просто не смогла долго тащить такую тяжесть. Я выскочил на поляну и сразу получил от девочки сильнейший ментальный удар. Воздух у меня из груди выбило на раз, и я сел на задницу. В ушах раздался звон колоколов, а из глаз посыпались искры.

— Ты злой! Не подходи ко мне! — кричала Лаура, прижимая к себе кроху. — Я не дам тебе его убить!

Я пришёл в себя и, пошатываясь, встал на ноги. Маленькая магиня, сама не осознавая того, атаковала меня огромной магической Силой. Обычного человека таким ударом прибило бы как муху, а у меня сработало подсознание, и аура успела поглотить большую часть энергетического выброса.

— Лаура, мы не собираемся убивать детёныша, — попытался я успокоить девочку. — Мне нужно знать, где ты его нашла, потому что там должна быть его мама, и она его ищет.

— Я нашла Царапку сегодня утром, когда мы в гору шли. Я в кустики побежала, а он там плачет. Мне стало его жалко, и я его с собой взяла. Дядя Ингар, не убивай Царапку, он хороший, и я его люблю! — захныкала девочка, приготовившись снова заплакать.

В этот момент из кустов выскочил Тузик и, грозно рыча, бросился на зверёныша. Где до сих пор носило этого раздолбая, мне неизвестно, но он, видимо, решил таким способом реабилитироваться за свою промашку. Лучше бы он этого не делал, потому что Лаура, испугавшись за найдёныша, нанесла второй ментальный удар. Тузик словно наткнулся на бетонную стену и с визгом покатился по траве, а меня снова шарахнуло краем луча Силы. Тузику очень повезло, что Лаура израсходовала в первом ударе две трети запасов своей магической энергии, но и ослабленный выброс Силы врезал по Тузику словно кувалдой. Лаура, истратив почти всю энергию ауры, села на землю и горько заплакала. Мне стало невыносимо жалко несчастную и очень одинокую в этом страшном мире девчурку. Для меня уже давно было ясно, что Лаура — не дочь Элаты и капитана Кида. В её появлении на Геоне скрывалась какая-то тайна, и моё с Лаурой «кровное родство» ясно говорило об этом. Я подошёл к девочке и, присев на корточки, погладил её по голове. Царапка почуял моё присутствие и решил, что я угрожаю Лауре. Слепой ещё детёныш открыл пасть, усеянную острыми как бритва зубами, и грозно зашипел по-змеиному, защищая свою хозяйку. Я убрал руку, и малыш стал успокаиваться.

Разум кричал, что зорг — очень опасное животное и для ребенка не игрушка, но душа чувствовала, что Царапка никогда не обидит Лауру, а будет её защищать даже ценой своей крохотной жизни. Я перешёл на магическое зрение и просканировал округу. Следов ауры взрослого зорга я не обнаружил, но увидел в двадцати шагах от поляны слабеющую ауру Дарта. Хуман тоже попал под ментальный удар Лауры, и ему, похоже, досталось по полной программе. Я, как лось, бросился к Дарту на помощь и через несколько секунд уже приводил хумана в чувство. Слава богам, что Дарт отстал от меня, когда Лаура нанесла магический удар, поэтому хумана только оглушило, а не переломало ему все кости, как в бетономешалке. Ментальный выброс маленькой магини отличался от моего ментального удара. После моего удара у врага закипала кровь, и она разрывала сосуды внутри его тела. Ментальный выброс Лауры наносил в основном физическое воздействие, похожее на удар мощной струей воздуха. Вдоль луча Силы, выброшенного девочкой, с деревьев сорвало листву и переломало даже толстые ветки.

После того как я подкачал ауру Дарта до нормального состояния, хуман пришёл в себя и сел, облокотившись на ствол дерева, под которым его сбило с ног.

— Ингар, кто это меня так? — спросил хуман, ощупывая свою голову.

— Это Лаура разнервничалась, защищая детёныша.

— Ты шутишь? Разве может девочка так шарахнуть магией по мозгам?

— Ещё как может! Лаура хоть и маленькая ещё, но магиня очень большой силы. Её нужно учить контролировать себя, иначе она может натворить много бед. Я её приструню, и она больше не будет баловаться с магией. Идти сможешь?

— Да, командир.

— Тогда пошли к каравану, а то там уже все с ума, наверное, сходят.

Через несколько минут мы вернулись на площадь к фонтану, где заняли оборону хуманы. Я приказал Лауре сидеть за стеной щитов, словно мышка, и отправился с Тузиком искать место, где, по словам девочки, она нашла Царапку. Через час мы подошли к развилке, в сторону от которой уходила едва заметная тропа. Тузик сразу взял след и побежал по тропе. Через сотню шагов мы наткнулись на труп самки зорга, убитой дротиком с каменным магическим наконечником. Небольшое копьё очень смахивало на изделие афров. Дротик воткнулся в горло зверя и перебил сонную артерию, но, несмотря на ужасную рану, зверь умирал долго. Об этом ясно говорили переломанные кусты и залитая спёкшейся кровью земля. Похоже, зорг попал в одну из ловушек, про которые мне рассказывал Вожак. Я просканировал окрестности и не нашёл ничего опасного, однако решил не искушать судьбу и вернуться в лагерь. Без малхусов на тропе легко можно попасть в другую ловушку и распрощаться с жизнью.

— Отбой тревоге! — приказал я и подошёл к Дарту. — Продолжайте заниматься лагерем, самка зорга мертва, она попала в ловушку и подохла пару дней назад. Где Лаура?

— Она вон за теми камнями Царапку кормит и никого к нему не подпускает, — ответил Дарт.

Я обошёл кучу камней и увидел Лауру, возящуюся с кутёнком. Маленький зорг, радостно попискивая, глотал куски сырого мяса, которыми его кормила девочка.

— Ешь, мой маленький, мама тебя не бросит, она любит Царапку и никому не позволит его обидеть.

Тузик, увидев зорга, утробно зарычал. Девочка услышала за спиной рычание, обернулась и вскрикнула от неожиданности.

— Не бойся, Лаура, мы не тронем Царапку. Мама Царапки умерла, и нам пока не угрожает опасность.

— Дядя Ингар, ты убил маму Царапки?

— Нет, она попала в ловушку и умерла два дня назад, мы только поэтому и остались в живых. Лаура, зорг — очень опасный зверь и запросто мог убить всех в караване, спасая своего детёныша. Ты уже взрослая девочка и должна вести себя по-взрослому. Лаура, боги наделили тебя великим даром магини, но это очень большая ответственность, а ты сегодня едва не убила меня, Тузика и дядю Дарта.

— Дядя Ингар, я совсем не хотела никому навредить, всё получилось от испуга. Я боялась, что вы убьёте Царапку, а он совсем маленький и даже слепой.

— Лаура, а почему ты назвала зорга Царапкой?

— Когда я его нашла и взяла на руки, он сильно испугался и оцарапал мне руку. Из руки сильно потекла кровь, но Царапка сразу зализал ранку, и она зажила.

У меня неожиданно возникла догадка, проливающая свет на причину странной любви маленького зорга к Лауре. Я похожим способом привязал к себе Тузика, дав ему полизать своей крови. Зорг — существо полумагическое и результат магической селекции древних магов. Видимо, механизм привязки магических зверей с помощью крови хозяина заложен в них специально. Хозяин даёт детёнышу попробовать своей крови, и тот становится навсегда связанным со своим повелителем. У малхусов, скорее всего, этот механизм настроен только на эльфов, и они могут добровольно связывать себя с будущим хозяином.

— Девочка моя, Царапка останется с тобой, но он скоро превратится в огромного страшного зверя. Если ты не будешь его воспитывать и держать под контролем, он может напасть и убить кого-нибудь из людей. Если такое случится, то я убью Царапку и строго накажу тебя. Ты меня поняла?

— Да, дядя Ингар, — тихо ответила девчушка.

— Лаура, а ты вообще как оказалась в караване? — вдруг осенило меня. — Твоя мама осталась вместе с принцессой Виканой возле Дерева Жизни. Элата, наверное, уже с ума сходит в поисках тебя, а ты с зоргом играешь.

— Мама с ума не сходит, я мальчишкам рассказала, что вместе с тобой уехала, — насупившись, заявила Лаура.

— Значит, ты наврала, что я тебя с собой взял? Завтра вместе со мной поедешь назад к маме, и она тебе всыплет ремня за враньё. Если окажется мало, то я ещё добавлю! Лаура, ты магиня и должна вести себя соответственно! На тебя люди смотрят, а ты врёшь на каждом шагу! Стыд и позор!

Лаура зашмыгала носом и заплакала, используя исконное женское оружие. Эта женская хитрость довольно сильно меня разозлила, и я жёстко пресёк маленький спектакль:

— Натворила дел, а теперь плачешь? Сиди здесь, а ночевать будешь со мной, и ни шагу отсюда!

Я ушёл искать Дарта, чтобы заняться вместе с ним неотложными делами. Для начала я вызвал командира «проклятых» Акаира и отправился вместе с ним искать источник Силы для зарядки метателей. Долго искать его не пришлось, потому что подходящий луч выходил из земли в двух шагах от фонтана, рядом с постаментом, на котором раньше стояла какая-то статуя. Через час камни были заряжены, и мы с Акаиром и его подчинёнными занялись чисткой метателей. Затем, забрав вычищенное и смазанное оружие, мы ушли подальше от лагеря и провели учебные стрельбы, разнеся на куски подвернувшуюся под руку скалу.

На грохот взрывов прибежала тревожная группа из лагеря, хотя я предупредил Дарта о стрельбах, но тот решил на всякий случай подстраховаться. После стрельб я снова зарядил камни Силы и со спокойной душой отправился ужинать. У костра мы снова обсудили с Дартом первоочередные задачи, и я удалился в свой шатёр спать. В шатре в обнимку с зоргом на моей лежанке уже спала измученная за день Лаура. Я тихо разделся и, чтобы не будить девочку, лёг рядом с Тузиком у входа, сразу провалившись в сон.

(обратно)

Глава 3 Сказочный дом эльфов

День для меня начался суетой подготовки к отъезду. Я собрал снаряжение, которое пригодится в дальнем походе, и оседлал коня, на котором мы с Лаурой поскачем к Дереву Жизни. Связав Царапке лапы верёвкой, мы с Дартом безжалостно засунули зорга в мешок, который вместе с амуницией привязали к седлу заводной лошади. Лаура сначала противилась такому издевательству над своим другом, но после моего окрика притихла.

Знакомая дорога всегда короче той, по которой ты идёшь в первый раз, поэтому мы доскакали к Нордрассилу уже к вечеру, сделав всего один короткий привал.

Возле Дерева Жизни я застал всего одного гвельфа и его малхуса, которые стояли в карауле. Гвельф рассказал мне, что Викана и все её подданные находятся сейчас на дереве, где расчищают резиденцию Виканы от скопившегося за века мусора. Я слегка обалдел, глядя на верёвочную лестницу, спускающуюся из кроны Нордрассила с высоты в сотню метров. Мне из наших сказок было известно, что эльфы живут на деревьях, но действительность превзошла все мои представления.

За время, проведённое на Геоне, я много лазил по горам и скалам, рискуя сломать себе шею, но это были вынужденные подвиги, а здесь предстояло лезть на огромную высоту по очень хлипкой на вид лесенке. Если лезть на Нордрассил меня заставляла злодейка судьба и семейный долг, то тащить за собой Лауру я не собирался. Я поинтересовался у гвельфа, как мне найти мать Лауры Элату, и получил несказанно обрадовавший меня ответ. Гвельф сказал, что Элата очень боится высоты и наотрез отказывается лезть на Нордрассил, поэтому она живёт в походном шатре Виканы, который стоит на берегу ручья.

Пока я беседовал с гвельфом на интересующие меня темы, его малхус учуял Царапку и с интересом начал обнюхивать мешок, притороченный к седлу лошади. Волк узнал запах зорга, шерсть на его спине встала дыбом, и он утробно зарычал. Это очень не понравилось Лауре, которая грудью встала на защиту своего питомца, подобрав с земли увесистую палку. Тузик, наученный горьким опытом, быстро сообразил, чем закончится противостояние Лауры и его собрата, поэтому ломанулся в кусты, поджав хвост. Я не сразу въехал в ситуацию; и пока мои мозги со скрипом принимали решение, Лаура храбро огрела малхуса поленом по спине. Волк не ожидал от девочки такой наглости и, отскочив на пару прыжков, угрожающе зарычал. Лаура, по-моему, только этого и ждала, малхус мгновенно получил ментальный удар от магини и с визгом улетел в кусты. Я не пострадал, потому что был подсознательно готов к защите, а гвельфа крепко припечатало спиной о дерево.

Следующий час мне пришлось потратить на откачивание лежавшего без сознания часового и порку малолетней киллерши. Это происшествие полностью убедило меня в том, что Лауру оставлять одну, без надлежащего надзора, очень опасно, поэтому я решил сначала сдать девочку на попечение матери, а уж потом лезть на Нордрассил.

Через полчаса мы выехали на берег ручья, где я с облегчением увидел Элату. День у Лауры явно не задался, потому что после материнских слёз и объятий она получила повторную порку, уже за самовольный уход с караваном. Однако Лаура и здесь показала свой непростой характер. Когда я проводил с ней воспитательную работу, девочка стоически терпела шлепки по своей попке и только тихонько попискивала, однако сейчас она орала как резаная, давя на материнскую жалость Элаты.

Получив положенную порцию шлепков и утерев рукавом платья слёзы, Лаура пошла выручать из мешка Царапку. Маленький зорг безболезненно перенёс путешествие и дрых в мешке без задних ног, не подозревая, какие баталии развернулись из-за него. Лаура развязала своему питомцу лапы и приступила к его кормлению.

— Мама, мама, правда, мой Царапка хорошенький? Смотри, как его шкурка переливается на солнце. Я ему ошейник сделаю и буду с ним на поводке гулять!

— Сиятельный, что это за зверь, которого притащила с собой Лаура, я такого в жизни не видела? — удивлённо спросила Элата.

— Это детёныш зорга, — ответил я. Элату от такого известия чуть не хватил удар, но я поспешил её успокоить: — Элата, детёныш зорга не опасен для вашей дочери. Лаура и зорг имеют между собой кровную и магическую связь, поэтому, когда зверь вырастет, у девочки будет могучий защитник. Зорг будет защищать и вас, потому что вы мать Лауры.

Услышав эти слова, Элата побледнела и отвела глаза. Я сделал вид, что ничего не заметил, но такое поведение Элаты стало ещё одним косвенным доказательством моих подозрений, что Элата не мать девочки.

Оставив Лауру на попечении матери, я вернулся к подножию Дерева Жизни и, убедившись, что с гвельфом всё в порядке, полез наверх.

Если вам доводилось лазить по верёвочным лестницам, то вы знаете, что без специальных навыков это очень непростая задача. Через полчаса мне удалось преодолеть подъём и выбраться на площадку, сплетённую из лиан и ветвей Нордрассила. Лестница, по которой я забрался наверх, тоже оказалась не верёвочной, а свитой из напоминавших канаты живых лиан. На площадке никого из гвельфов я не обнаружил; и мне ничего не оставалось, как идти наугад по подвесной дороге, завивающейся спиралью вокруг ствола дерева. Эта удивительная тропа также была сооружена из ветвей дерева и лиан, пронизывающих всё вокруг, словно ванты, поддерживающие мачты парусного корабля.

От дороги время от времени отходили ответвления, теряющиеся в кроне дерева, но я решил идти вокруг ствола, чтобы не заблудиться в зелёном лабиринте. За полчаса мне удалось подняться ещё метров на двести над землёй. Тропа вывела меня на самую настоящую площадь, мостовая которой оказалась сплетённой из тех же лиан, словно огромная циновка. Площадь была круглой и в диаметре — метров двести. Ничего подобного я в жизни не видел, даже во сне. Ствол дерева, вокруг которого раскинулась площадь, представлял собой огромное живое здание с красивыми вычурными окнами, балконами, подвесными мостиками и дверьми, украшенными искусным плетением. Всё это великолепие не было вырублено в стволе дерева, а являлось результатом какой-то удивительной селекционной работы эльфов, сумевших вырастить это здание искусственно. На площади я увидел Викану, которая руководила работой по приведению этого здания в жилое состояние. Вокруг меня сновали малхусы в образе оборотней, таскавшие на себе какие-то ветки, мотки лиан и пучки неизвестных растений. С нескольких балконов гвельфийки выбрасывали мусор и охапки листьев, а мужчины связывали всё это добро в тюки и уносили куда-то по подвесной дороге.

— Викана! — окликнул я жену.

Принцесса повернулась на мой голос и со счастливой улыбкой подошла ко мне. Жена, радостно улыбаясь, повисла на моей шее и расцеловала меня. Её лицо светилось от счастья каким-то божественным светом, что в первый момент я даже засомневался, Викана ли это.

— Любимый, я так рада, что ты вернулся! Ты не представляешь, что значит для меня Дерево Жизни. Я только в легендах читала о подобном великолепии! Нордрассил на Тароне — жалкий кустик в сравнении с этим божественным даром. Я даже не могу себе представить, сколько гвельфов могут поселиться в его ветвях. Только в этом гостевом дворце смогут жить более тысячи моих соплеменников, а мы ещё не поднимались на уровни дворца царствующей династии. Я так счастлива, и если бы это было возможно, то никогда не спускалась бы вниз из этого рая. Как жаль, что нас так мало, а работы непочатый край.

— Викана, я очень рад за тебя и тоже потрясён Деревом Жизни. До сегодняшнего дня я видел Нордрассил только с земли, поэтому у меня масса новых впечатлений, которые нужно ещё переварить. Прости меня, дорогая, за торопливость, но мне нужен Лаэр, ты знаешь, как его найти?

— Лаэр сейчас в оружейной комнате, он разбирается с оружием, которое там осталось от прежних хозяев. Пойдём, я тебя провожу, сам ты дорогу не найдёшь. — И Викана повела меня внутрь ствола дерева.

Нордрассил изнутри оказался ещё удивительнее, чем живая площадь снаружи. Внутренние помещения и коридоры освещались какими-то светящимися грибами, растущими на потолке. Свет, исходящий от грибов, был ярким, но не резал глаза, как свет электрических ламп. Больше всего меня удивили живые двери, которые открывались от прикосновения руки, словно диафрагма в фотоаппарате. Хотя Нордрассил уже столетия не имел хозяев, в коридорах было очень чисто и воздух оказался на удивление свежим.

— Викана, я поражён вашим трудолюбием, вы за два дня проделали просто гигантскую работу! Здесь, наверное, были горы мусора, скопившиеся за века?

— Дорогой, Нордрассил сам очищает себя от мусора и грязи. В стенах коридоров живут различные насекомые, которые питаются мусором и другими отходами. Мусор, который выбрасывали с балконов, — это рассыпавшиеся от ветхости остатки мебели и другие неживые предметы, которые не могут быть переработаны насекомыми. Эти вещи несут на себе метки из особых веществ, чтобы насекомые чистильщики не съели их по ошибке. В Нордрассиле есть водопровод и канализация, в помещениях поддерживается комфортная температура, воздух всегда свежий. Ты не представляешь себе, но мы нашли даже подъёмные площадки, которые поднимаются вверх особыми лианами, сворачивающимися в пружины. В дереве на Тароне таких площадок не было, и приходилось пешком подниматься на большую высоту. Правда, эти площадки пока не работают, но мы их восстановим, когда у нас будет больше народу, — просвещала меня супруга.

Наконец мы вошли в большой зал, где Лаэр и Арнил перебирали оружие, разложенное на живых стеллажах.

— Здравствуй, Лаэр, — поприветствовал я гвельфа. — Чем занимаешься?

— Здравствуй, Ингар. Мы с Арнилом сортируем оружие, доставшееся нам в наследство от предков.

— И как успехи?

— Сиятельный, по-моему, мы нашли арсенал гарнизона Нордрассила, здесь вооружения и доспехов хватит на тысячу воинов, правда, многое пришло в негодность, но мечи, кольчуги и шлемы в хорошем состоянии. Много наконечников для стрел и копий, но всё требует серьёзного ремонта. Кожаные детали на доспехах необходимо менять на новые, заново нужно изготавливать стрелы и копья, потому что дерево на древках полностью сгнило.

— Мифриловое оружие и доспехи не попадались? — спросил я с надеждой.

— Нет, Ингар, если судить по гербам на доспехах, мы нашли оружейный склад гвардейского полка охраны. Охранный полк Нордрассила — это элита эльфийской гвардии, но мифриловое вооружение слишком дорогое даже для неё. Если мы и найдём мифриловые мечи и доспехи, то только во дворце царствующей династии, но мы туда пока ещё не добрались.

— Лаэр, ты подготовился к походу, о котором я тебе говорил?

— Да, сиятельный, я всё подготовил, и можно отправляться хоть сейчас.

— Тогда заканчивай здесь свои дела, бери карту, и пойдём, обсудим план экспедиции.

Обсуждение всех нюансов нашего похода и планов для тех, кто остаётся в долине, затянулось за полночь. Много времени занял анализ изменившейся обстановки и определение первоочередных задач с учётом сведений, которые мы получили с письмами из Кайтона. Почтовая птица прилетела всего пару часов назад, и я был вторым после Виканы, кто прочитал доставленные ей сообщения.

Первым я прочитал письмо от брата, в котором Ингур писал, что он жив, здоров и у него всё хорошо. За время, прошедшее с момента ухода каравана из города, в Кайтон через пустошь пробились три отряда наёмников, состоящие в основном из хуманов. В результате воинство Ингура увеличилось на пятьдесят шесть бойцов. Брат рассказал пополнению о гибели Танола, после чего принял у воинов присягу на верность. Теперь отряд Ингура вместе с его двадцатью бойцами насчитывал семьдесят шесть бойцов, а это по меркам Кайтона очень большая сила. После прибытия гвельфов из Басры хуманы перебазировались из эльфийского замка в форт капитана Кида и вместе с сотней его пиратов контролируют Кайтон. Брат просил меня написать о себе и ждал дальнейших указаний.

Мистир в своём послании поздравлял нас с прибытием в долину Дерева Жизни и сообщал, что в Кайтоне всё под жёстким контролем капитана Кида и Ингура. Кид на вершине счастья от известия о выздоровлении своей дочери и передаёт привет Элате и Лауре. Дальше Мистир писал, что в Кайтон неожиданно прибыло посольство гвельфов в Арбском халифате во главе с послом Арантом. Связи с этим посольством у Мистира не было, поэтому это событие его несказанно обрадовало. Оказалось, что Арант получил письмо с приказом плыть в Кайтон от Элиндара, посла в империи Чинсу, и гвельфы сразу же отправились в путь. В Кайтон приплыли сорок шесть гвельфов из посольства в Медине и торгового представительства в Басре, двенадцать гвельфиек и два ребёнка. Двое гвельфов с двадцатью пятью полукровками остались в торговом представительстве в Басре. Вновь прибывшие, узнав о том, что Нордрассил выжил, рвались немедленно отправиться по следам нашего каравана. Мистир в письме спрашивал, как ему поступить в этой щекотливой ситуации?

Мы с Лаэром обсудили создавшееся положение со всех сторон и пришли к совместному выводу, что гвельфы прорваться к нам не смогут. Афры давно готовы к такому развитию событий, и второй караван не сможет проскочить незамеченным, тем более не имея проводника и надёжной карты. Гвельфов и так осталось очень мало, и потеря любого из выживших перворождённых недопустима. Поэтому в ответном письме я приказал Мистиру готовить морскую экспедицию на Тарон для поиска выживших гвельфов. Подготовка такой экспедиции займёт не менее месяца, а к этому времени мы с Лаэром должны вернуться из похода. Если наша экспедиция увенчается успехом, то при наличии дракона у нас появлялись новые варианты возможных действий. Мы могли создать воздушный мост, по которому вывезем женщин и детей, а потом при поддержке с воздуха воины гвельфов и хуманов смогут прорываться силой.

Закончив на этом обсуждение насущных проблем, мы написали совместное послание Ингуру и Мистиру с подробными инструкциями, а затем разошлись спать по своим комнатам. Глядя в горящие глаза Виканы, я понял, что мне не удастся избежать выполнения супружеского долга и меня ждёт незабываемая ночь. Эти предчувствия меня только обрадовали, я и сам рвался на поле любовной битвы как новобрачный.

Викана увела меня в глубину живого лабиринта к покоям, которые она выбрала для нас. К моему удивлению, нас ожидали не наспех убранные комнаты, а самый настоящий будуар королевы, по крайней мере, такой мне показалась резиденция Виканы. Фрейлины моей жены приготовили к нашему приходу шикарный ужин и удивительную живую ванну, размером с небольшой бассейн, наполненный не обычной водой, а ароматным соком Нордрассила. В бассейне плавали лепестки экзотических цветов, которые наполняли воздух изысканными ароматами. На столике рядом с бассейном стояли кувшины с вином и лёгкими закусками, а на стене висели халаты и полотенца из неизвестного мне материала. Желание залезть в ванну пересилило голод, и я, быстро раздевшись, нырнул с головой в тёплую воду. По телу разлилось ощущение блаженства, и глаза сами закрылись. Неожиданно я почувствовал, как моё тело стали обволакивать тончайшие щупальца, и вода в ванне забурлила, словно газировка. Этот массаж меня напугал, я открыл глаза и попытался выскочить из ванны.

— Любимый, не бойся, тебя не съедят, — остановил меня смеющийся голос Виканы, залезающей в этот момент в ванну. — Щупальца, которые касаются твоего тела, — обычная живая мочалка, она смывает с тебя грязь, а пузырьки — это реакция моющего эликсира с твоим телом. Лежи спокойно и наслаждайся, у нас целая ночь впереди.

Вид обнажённой супруги вернул меня к реальности, и я, чтобы приглушить нахлынувшее на меня возбуждение, погрузился с головой в воду. Живот Виканы немного округлился, напоминая мне о положении, в котором она находится, но это только придавало шарма её ослепительной красоте.

— Любимая, занятия любовью в твоём положении не могут навредить тебе и детям? — задал я волновавший меня вопрос после того, как заметил изменения в фигуре супруги.

— Нет, дорогой, тебе не удастся открутиться от исполнения своих супружеских обязанностей! Когда нам будет нельзя заниматься любовью, то я тебя и на полёт стрелы к себе не подпущу! Ты забыл, что я видящая? Сейчас твоя любовь мне только на пользу, и тебе надо очень постараться, чтобы угодить своей законной супруге! — улыбнувшись, рассеяла мои страхи Викана.

Мои страдания по поводу того, что придётся отложить ужин, очень уж волшебными были водные процедуры, были развеяны самым неожиданным образом. По приказу Виканы в ванную комнату вошли фрейлины и опустили в воду бассейна три плавучих подноса с различными яствами. Принцесса кивком выпроводила за дверь вылупившихся на нас гвельфиек и начала со мной заигрывать, щекоча под водой пальцами ног. Постепенно купание и экзотический ужин переросли в эротическую игру, чем-то похожую на сцены из фильма «Девять с половиной недель», где Микки Рурк и Ким Бейсингер мазали друг друга различными продуктами питания.

Если Викана убила меня наповал удивительным бассейном, потрясающим ужином и своей божественной красотой, то я тоже решил не оставаться в долгу. Игривое настроение супруги передалось и мне, и я вылил на неё водопад эротических фантазий изголодавшегося по любви уроженца планеты Земля. Я не читал эльфийских любовных романов и не знал способов, какими гвельфы возбуждают своих возлюбленных, поэтому напряг свою память и воспользовался наставлениями земных гуру в этом вопросе. Моё странное поведение поначалу испугало Викану, но страстные поцелуи и ласковые уговоры расслабиться сломили гвельфийскую застенчивость. Мне удалось уговорить супругу принимать чувства такими, какие они есть, и просто плыть по течению. Наконец любимая расслабилась, закрыла глаза и полностью отдала своё тело в мои руки.

Поначалу я немного растерялся, но после первого осторожного прикосновения к вздрагивающей коже жены отдался на волю чувств. Не знаю, смогу ли я повторить в будущем что-то подобное, потому что память сохранила только самые яркие моменты этого эротического фристайла. Руки и губы, руководимые любовным экстазом, сами находили наиболее чувствительные точки на теле любимой и выполняли нужные движения, дарящие ей чувственное наслаждение. Я рисовал странные картины на теле Виканы, обводя контуры возникавших фигур соусами из блюд, и расцвечивал их лепестками цветов, плавающих в воде. Затем мои руки кормили любимую кусочками фруктов, смешивая их с различными приправами, запрещая при этом открывать глаза. Мои губы подсознательно находили нужные слова и ласки. Викана с детской улыбкой купалась в водовороте неизведанных до этого чувств и дрожала от каждого прикосновения. В конце концов я добился своего и довёл супругу до полубессознательного состояния. Любимая, не выдержав сладкой истомы, часто задышала, затем её тело выгнулось дугой и забилось в сладострастных конвульсиях. Викана издала жалобный пронзительный стон и, ухватившись за мою шею, словно за спасательный круг, затихла.

«Облом, Игоряша, ты перестарался!» — подумал я, понимая, что теперь любимой не до доморощенного Микки Рурка и, скорее всего, мне придётся провести остаток ночи, уткнувшись мордой в стенку.

Через некоторое время Викана начала проявлять признаки жизни и открыла свои огромные глаза, в глубине которых сверкали магические искорки. Она вывернулась из моих рук, встала на дно бассейна и нажала на какие-то выступы на его бортике.

— Любимый, убери, пожалуйста, подносы из ванны, а то сейчас вода уйдёт, — попросила принцесса.

Я поймал плавающие в воде подносы и поставил их на стоящий рядом столик. Вода начала стремительноуходить в открывшуюся на дне мембрану, и ванна быстро опустела. Викана снова нажала на какой-то выступ, и с потолка полились струи воды, словно в душе. Смыв с тела следы наших эротических игр, мы выбрались из ванны и вытерлись полотенцами, которые сами прижимались к коже, впитывая воду.

— Дорогой, эти полотенца живые и сами всасывают в себя воду, — пояснила жена, заметив моё недоумение.

— Надеюсь, халаты обычные и не будут из меня сосать кровь? — съехидничал я.

— Конечно же халаты тоже живые, — удивлённо ответила Викана, — они поддерживают комфортную температуру, согревая в холод и охлаждая кожу в жару.

После этого замечания жены я окончательно выпал в осадок и с опаской надел живую одёжку. На моё счастье, передовое достижение эльфийских технологий вело себя как обычный халат, и я постепенно успокоился. Глаза начали искать комнатные тапочки, но мой взгляд ничего похожего не обнаружил. Заметив мои тщетные поиски, Викана улыбнулась и нажала на очередной выступ в стене, после чего из пола вырос мягкий травяной ковёр, по которому мы вышли из ванной комнаты. Живая ковровая дорожка привела нас в спальню, где под полупрозрачным балдахином стояла огромная кровать. Жена сбросила со своих плеч на зелёный ковёр халат и скрылась за пологом балдахина. Я поискал глазами вешалку, но, не найдя ничего на неё похожего, тоже бросил халат на траву и с ужасом увидел, как халат супруги медленно ползёт по полу в сторону прикроватного столика. Этого зрелища мои нер вы уже не выдержали, и я запрыгнул на кровать как ошпаренный. Чудеса эльфийских биотехнологий, конечно, потрясают, но так и заикой можно остаться! Представьте себе унитаз, который самостоятельно будет вытирать вам задницу.

— Любимый, что с тобой, на тебе лица нет? — спросила меня супруга.

— Виканочка, ваш живой дом очень меня впечатляет, но временами пугает до смерти. Живые полотенца и халаты у нас на Земле встречаются только в фильмах ужасов и рассказах сумасшедших. Я со временем смогу привыкнуть к подобным изыскам, если раньше не умру от разрыва сердца!

Викана нежно поцеловала меня в щёку и обняла, прижавшись ко мне обнажённым телом. Как ни странно, но заснул я очень быстро, видимо из-за стрессового состояния после обрушившихся на меня чудес и возбуждения от эротических игр. Однако выспаться мне так и не удалось. Сквозь сон я почувствовал на лице влажные губы Виканы, щекочущие меня за ухом, и её нежные руки, ласкающие моё тело. Сон мгновенно улетучился, и мои глаза открылись в голубом полумраке спальни. Любимая восстановила свои силы, истраченные в любовном заплыве, и теперь настойчиво требовала продолжения банкета. Долго упрашивать меня не пришлось, наши тела переплелись в любовной битве за наслаждение, победителями в которой будут двое. Сердце рухнуло куда-то в глубину, и душа отделилась от тела, а в ушах зазвучала чарующая симфония любви.

(обратно)

Глава 4 Самомнение всегда выходит боком

Под ноги извилистой лентой ложилась лесная тропа, по которой мы с Лаэром всё дальше уходили от долины Нордрассила. Шли вторые сутки нашей экспедиции за двигателем для дельтаплана. Как ни странно, но длительный бег по джунглям не утомлял, а дарил странное мышечное наслаждение. Душа освободилась от груза повседневных забот о людях и гвельфах, доверивших мне свою судьбу. В голове осталась только магическая картина окружающих джунглей, в которых могла скрываться опасность, но такое состояние для меня давно уже стало привычным. За первый день мы с Лаэром преодолели больше сотни километров вдоль горного склона, тянущегося в сторону Тадмура. Возможно, мы могли бежать и с большей скоростью, но силы «приносящего смерть» были не беспредельны. Я подпитывал себя при помощи Силы, а гвельф бежал только на внутренних ресурсах и подпитке какого-то эликсира, изготовленного Виканой из плодов Нордрассила. Тузик с Джадом, малхусом Лаэра, бежали впереди, выбирая наиболее удобную дорогу и одновременно производя разведку. Если верить имеющейся у нас сомнительной карте, то до Тадмура мы должны добежать к вечеру. Всё вроде бы было хорошо, но полное отсутствие человеческих следов меня настораживало. Джунгли вокруг нас кишели живностью, которая являлась завидной добычей, и отсутствие охотников очень меня удивляло, тем более до Тадмура и афрских посёлков было недалеко. Причина отсутствия охотников в этом охотничьем рае разъяснилась на полуденном привале.

Пока я разводил костёр, чтобы зажарить пойманного Тузиком зверька, похожего на зайца, Лаэр со своим малхусом удалились в кусты. Ароматный шашлык с гвельфийскими приправами, зажаренный по рецепту Виканы, был уже почти готов, когда из кустов пулей вылетел «приносящий смерть».

— Зорги! Уходим! — выдохнул Лаэр, на ходу поднимая свой дорожный мешок.

Я мгновенно перешёл на магическое зрение и понял, что уйти нам не успеть. Поляну, на которой мы устроили привал, окружали бледные ауры шести исчадий ада, от которых у нас практически не было шансов отбиться. Из кустов выскочили малхусы и рыча перетекли в образы Синих волков. По их вздыбленной шерсти и горящим глазам мне стало ясно, что они приготовились умереть, защищая своих хозяев. Лаэр тоже понял, что спастись не удастся, достал меч и встал со мной плечом к плечу, приготовившись продать жизнь как можно дороже. Страха не было, в душе образовалась тревожная пустота, и мои глаза стали видеть одновременно в обычном и магическом диапазоне.

Через минуту на поляну вышел прайд из шести огромных зоргов, мистического кошмара всех обитателей Геона. Другие представители биологического вида зоргов, с которыми мне ранее доводилось сталкиваться, выглядели котятами по сравнению с этими чудовищами. Мало того что эти звери были вдвое крупнее обычных зоргов, так ещё вокруг их тел светился ореол магической защиты. Чешуйчатую шкуру зверей покрывал странный зелёный камуфляж, меняющий свой цвет в зависимости от окраски окружающей местности.

— Это баркуды! Нам конец! — выдохнул Лаэр и попятился.

Кто такие баркуды, я не знал, но вид чудовищ не позволял усомниться в словах «приносящего смерть».

— Лаэр, Тузик, Джад, прячьтесь за меня! — прохрипел я и начал накачивать свою ауру для ментального удара.

Воздух вокруг меня засветился, и между пальцами рук стали щелкать разряды магической Силы.

— Странник, остановись! Не нужно нас убивать, мы не причиним вреда твоим слугам! — прозвучал в голове голос вожака баркудов.

Я не уловил смысла реплики баркуда, но понял, что чудовища не собираются на нас нападать и сами почему-то боятся меня. Если побоище отменяется, значит, нужно выяснить, чего от нас хотят баркуды.

— Кто ты и зачем встал на моём пути? — спросил я в ответ.

— Меня зовут Лупус, я последний из истинных баркудов в этой реальности. Мой хозяин ушёл в небытие в битве с твоим соплеменником. Он был злым и глупым, решив, что сможет с нашей помощью убить Странника. Он повёл в битву тридцать баркудов, а выжили только Алга и я. Мы были молоды, и Алга ждала детёнышей. Странник пожалел Алгу, снял наши рабские ошейники и позволил уйти в эту реальность. У меня теперь нет хозяина, и я свободен как ветер. Когда нас станет десять, мы сможем пробить дорогу в свой мир, но Алга попала в ловушку, из которой мы не можем её спасти. Баркуды никогда бы не встали на пути Странника, если бы не беда, произошедшая с моей подругой. Умоляю тебя, спаси её!

О чём говорил вожак баркудов, я понимал с большим трудом. Единственное, что до меня дошло, так это то, что у меня просят помощи. Я решил воспользоваться создавшейся ситуацией и спасти хотя бы Лаэра.

— Лаэр, забирай малхусов, и ждите меня возле Тадмура. Если меня не будет пять дней, уходите в долину Нордрассила.

— Ингар, я останусь с тобой и никуда не уйду!

— Заткнись и выполняй приказ! У меня свои дела с баркудами, и гвельфов они не касаются!

Лаэр, понурив голову, подобрал свой походный мешок и в сопровождении малхуса скрылся в лесу. Тузик очень не хотел уходить, но после мысленного внушения и пинка под зад убежал следом за Лаэром. Я подождал несколько минут, чтобы убедиться, что гвельф действительно отправился в сторону Тадмура, и сказал, обернувшись к Лупусу:

— Веди меня к Алге.

Мы молча бежали по разрушенной временем старой дороге, ведущей в горы. Сумасшедший бег продолжался до самой полуночи, пока мы не оказались у полуобвалившегося туннеля, пробитого в скале. Мы ещё около двух часов пробирались по тропе, протоптанной баркудами, пока не упёрлись в решётку из мифриловых прутьев, перегораживающих туннель.

— Мы пришли, Странник, Алга за этой решёткой, — произнёс Лупус.

Площадка перед решёткой носила на себе следы многочисленных безуспешных попыток взлома. Камень на полу туннеля возле решётки был прорыт метра на полтора, но прутья решётки уходили в металлическую плиту под слоем камня. Та же история была и с камнем на стенах. Лупус призывно зарычал, но в ответ из-за решётки не раздалось ни звука.

— Давно она там? — спросил я вожака.

— Семьдесят шесть лет, — ответил Лупус. — Мы приносим к решётке еду и воду, чтобы Алга не умерла от голода и жажды.

— Где же твоя подруга прячется? Почему Алга не пришла на твой зов?

— Мы позавчера поругались, и она на меня обиделась. Она, наверное, убежала в конец туннеля, ко второй решётке. Самки временами себя очень странно ведут, и нам не понять, чем они руководствуются в своих поступках. Странник, ты сможешь взломать решётку?

— Лупус, я постараюсь, но смогу ответить, только когда попробую.

Более внимательный осмотр подтвердил, что решётка изготовлена из мифрила. Сломать подобную преграду когтями и зубами невозможно, поэтому Алга могла сидеть за решёткой до скончания века. Способ срезания мифриловых труб мне был известен, и я приступил к делу. Через час все шестнадцать прутьев были срезаны лучом Силы у самого пола, и я попросил баркудов сделать живую пирамиду, чтобы срезать прутья под потолком. Закончить свою работу мне не удалось, потому что стоило мне срезать только четыре прута, как пирамида развалилась и баркуды, протиснувшись в открывшийся проход, скрылись в глубине туннеля. Я чуть не грохнулся на пол, но вовремя повис на руках, зацепившись за решётку.

Я решил не искушать судьбу и просто смыться, пока баркуды на радостях забыли про меня. Однако Лупус догнал меня в километре от входа в туннель, когда я во все лопатки наяривал подальше от благодарных чудовищ. Вожак баркудов некоторое время молча бежал рядом со мной, но потом решил заговорить.

— Странник, я не нахожу слов, как мне оправдаться перед тобой за свой проступок. Ты не прошёл мимо нашей беды и спас Алгу, а мы как неблагодарные этроски бросили тебя и убежали. Прости нас, если сможешь. Мои сыновья молоды и глупы, они очень любят свою мать и поэтому не смогли удержаться, но я прожил на свете больше трёх тысяч лет и всё равно повёл себя как маленький щенок! Мы перед тобой в неоплатном долгу, и если ты прикажешь, то я снова надену рабский ошейник, — заявил Лупус.

Я, понимая, что убежать не удалось, перешёл на шаг и вскоре сел на камень на берегу ручья, вьющегося вдоль дороги. Если мне не удалось убежать, то, может быть, я смогу получить у баркуда ответы на волнующие меня вопросы. Чувство самосохранения подсказывало мне, что лучше не раскрываться, а делать вид, что мне известно всё и я просто пробегал мимо. Страх холодил душу, но я всё-таки решился идти ва-банк.

— Лупус, я в этом мире недавно, и как меня здесь только не называли. Я окончательно запутался и не знаю, что мне делать. Одни говорят, что я истинный высокородный, носитель крови Древних, другие говорят, что я этроск и представитель расы Древних. Ты самое древнее разумное существо, встреченное мной на Геоне, помоги мне разобраться в себе и понять, кто я такой!

— Странник, сколько тебе лет? — удивлённо спросил вожак баркудов.

— Около тридцати, точно сказать не могу, потому что в моём мире и на Геоне продолжительность года разная.

— Тогда понятно, ты ещё очень молодой, Странник, и в тебе ещё не проснулось древнее знание твоего народа.

— А когда это знание должно во мне проснуться?

— Очень скоро, лет через сто — сто пятьдесят, это если ты раньше не найдёшь дорогу в свой мир.

— Лупус, люди столько не живут!

— Ты не человек, а Странник. Странники живут столько, сколько захотят, — ошарашил меня вожак.

— Я не верю тебе, Лупус! Мне приходилось слышать много славословий в свой адрес и сладкоголосых сказок о своей мощи и неуязвимости. Стоило мне только на минуту поверить в эти россказни, как я сразу оказывался на краю могилы.

— Ты можешь верить или не верить в мои слова, но это так. Ты Странник, и в этом не может быть сомнений. Если хочешь, то я легко тебе это докажу.

— Докажи, — с сомнением попросил я.

— Ты видишь скалу возле одинокого дерева? — спросил Лупус.

— Вижу, и что?

— Ты помнишь своё состояние в тот момент, когда мы встретились на поляне? Собери свою Силу в комок и толкни скалу.

Я усмехнулся и запустил в скалу, словно снежком, сгустком Силы, пульсирующим в моём кулаке. И ничего не произошло. Я повернул голову в сторону Лупуса и ехидно спросил:

— Ну что, фокус не удался, факир был пьян?

За моей спиной неожиданно послышался шорох, я повернул голову и увидел на месте скалы большую гору осыпавшегося песка.

— Странник, в такую же кучу, но только кровавого фарша, ты превратил бы нас, стоило тебе этого захотеть! Правда, тебе не стоит обольщаться, такой мощью ты обладаешь только здесь, в сосредоточении изначальной Силы. В этом месте самая тонкая грань между мирами, и ты черпаешь свою Силу прямо из астрала.

Я сидел словно пришибленный, окончательно запутавшись в своих ощущениях окружающего мира. Мой разум с каждой секундой терял зыбкую связь с реальностью и уверенность в том, что я Игорь Столяров. Вся прошлая жизнь казалась сном, и меня в данный момент волновали только два вопроса: кто я такой и откуда? Баркуд стал той соломинкой, за которую я ухватился, теряя под собой опору здравого смысла.

— Лупус, расскажи мне обо мне, — выдал я странную просьбу сумасшедшего.

Баркуд пристально посмотрел на меня и начал рассказ.

— Никто толком не знает ничего о Странниках, даже неизвестно, единый это народ или отдельные люди, рождённые в разных мирах. Сколько Странников, тоже никому не известно, возможно, их сотни, а может быть, и миллионы! Время от времени они в одиночку или небольшими группами появляются в той или иной реальности с известными только им целями. Говорят, что у них есть собственный мир, в котором они живут какое-то время, отдыхая от путешествий между различными реальностями. Очень давно этроски, которых на Геоне зовут Древними, вступили в войну со Странниками. Причины, приведшие к войне, давно забыты, потому что война шла во многих реальностях и многие тысячелетия.

Время не однородно, оно течёт в разных мирах с различной скоростью, поэтому точно сказать, как давно началась эта война, невозможно. Есть несколько версий событий, приведших к конфликту. Я склоняюсь к той, по которой в одном из миров этроски убили семью Странника, который начал мстить за смерть близких. Ответный удар Странников был настолько мощным и неожиданным, что уничтожил мир этросков, от которого остались только несколько исследовательских станций в разных реальностях. Природные условия мира этросков являлись уникальными в магическом и энергетическом плане. Этроски были связаны со своей реальностью, как эльфы с Деревом Жизни. Древние постепенно гибли и вырождались в замкнутых мирках исследовательских станций, но постоянно искали пути спасения. В результате огромных усилий им удалось в реальности, которую называют Срединным миром, создать искусственный мир эльфов, используя принципы устройства своей погибшей родины. Этот мир был гигантской генетической и магической лабораторией, где создавались различные формы разумной жизни, от орков до хоббитов. Впоследствии в Срединном мире этроски организовали даже колонию людей. Создавая порталы между мирами, Древние попали в мой мир, откуда они стали забирать разумных животных для создания живых боевых машин. Оттуда они привезли зоргов и малхусов. Из зоргов этроски вывели баркудов, а из малхусов — эльфийских волков. Много других животных было привезено из нашего мира для экспериментов. Сотни тысяч разумных существ закончили свою жизнь в чудовищных муках на потребу этросков. После того как создание расы эльфов было закончено, Древние создали несколько порталов на Геон и отдали этот мир эльфам.

Наступило время, когда этроски практически вымерли и поэтому решили нанести смертельный удар с того света, используя в качестве бойцов баркудов, орков и гоблинов, выведенных для войны со Странниками. Через порталы в миры, где были обнаружены Странники, ринулись полчища орков и гоблинов при поддержке баркудов. Однако война продлилась недолго, твои соплеменники легко отбили нападения и перенесли войну в Срединный мир. Уничтожив всех этросков в Срединном мире, Странники ушли, и началась война между эльфами, орками, гоблинами и людьми. Порталы на Геон были разрушены, и мир Геона стал существовать отдельно от своей прародины. Я попал на Геон тысячу лет назад, уже после глобальной катастрофы и войны магов. Я помню все зверства, которые творили со мной этроски, превращая меня в машину смерти. На моей памяти было четыре восстания моих соплеменников в Срединном мире и на Геоне против этросков, в которых пролилось море нашей крови и крови магов врага, но только Странник освободил нас с Алгой от рабства и дал возможность уйти на Геон.

Мы с Алгой все эти годы мечтали вернуться в свой мир, но чтобы пробить проход между реальностями, необходима магическая Сила десяти баркудов, а нас только семеро. Мы сто лет назад нашли в горах туннель, в котором устроили логово, однако семьдесят шесть лет назад произошло землетрясение и сработала ловушка, в которую попала Алга. Если бы не ты, то мы остались бы на Геоне навсегда!

Лупус закончил свой рассказ, и я молча сидел ещё несколько минут, переваривая рассказанное баркудом. Мне было искренне жалко это могучее разумное животное, которое, как и я, было оторвано от своего родного мира. История Лупуса и Алги напомнила мне забытый душещипательный роман из прошлой жизни.

— Лупус, я очень рад, что сумел помочь тебе и Алге, но мне пора идти. Близкие мне люди тоже находятся в большой опасности, и я должен позаботиться о них. Прощай, Лупус, — сказал я и побежал по дороге в сторону Тадмура, где меня должны были ждать Лаэр и малхусы.

Пробежав около сотни метров, я обернулся назад, чтобы помахать на прощание Лупусу, и, оступившись на камне, улетел в канаву. Видимо, судьба решила в очередной раз посмеяться надо мной и не дать помереть со спокойной душой, наслаждаясь очередным подвигом по спасению страждущих.

Лупус чёрной тенью пролетел над дорогой и промахнулся только на какие-то сантиметры. Инерция унесла его тяжёлое тело дальше по дороге, и он не сумел сразу развернуться для повторного прыжка. Левая рука сама включила защиту кольчуги, а в груди запульсировал шар Силы, от которого магические потоки ушли к плечам.

Первый ментальный удар сбил Лупуса с ног и отбросил по дороге на несколько шагов. Я выскочил из канавы и пошёл ему навстречу, нанося магические удары до тех пор, пока из головы баркуда не пошёл чёрный дым, воняющий горелой электропроводкой. Мне понадобилось два прыжка, чтобы оказаться рядом с бьющимся в агонии телом чудовища и нанести мощный удар мечом по его загривку в попытке отрубить ему голову. Однако фокус не удался, и мой меч только выбил искру из мифриловой чешуи, которая покрывала тело Лупуса. Я отбросил меч и начал судорожно кромсать шею баркуда лучом Силы. Через минуту голова Лупуса отвалилась, и я понял, что меня разводило как лоха не живое существо, а киборг.

Минут через десять мне удалось разделать баркуда как свинью на бойне и ознакомиться с его внутренним устройством. Агрегат оказался сложным гибридом живой плоти и различных механизмов и сервоприводов. В брюхе киборга я обнаружил круглую прозрачную колбу, в которой была заключена отрезанная голова эльфа. Магическое сканирование показало, что клиент ещё жив и пытается восстановить управление над механическим телом Лупуса.

Заниматься научными исследованиями я не рискнул и решил просто расколотить колбу ударом рукояти меча. Материал колбы оказался очень прочным, поэтому мне не сразу удалось её разбить. После первого удара эльф открыл глаза и пристально уставился на меня. От этого взгляда у вашего покорного слуги побежал мороз по коже, и я прочувствовал мощное магическое давление на своё сознание. От испуга рука сама со всей дури врезала по колбе, и шар рассыпался на мелкие осколки, окатив меня вонючей жидкостью, в которой плавала отрезанная голова. Чтобы окончательно удостовериться в смерти монстра, я перерубил трубки и провода, соединяющие голову с телом киборга, и тяжело дыша отошёл в сторону от раскуроченного агрегата.

Кровавые сцены уже давно меня не впечатляли, но это жуткое зрелище заставило желудок освободиться от содержимого. Первое, что пришло в голову после того, как я очухался, была идея как можно быстрее бежать с поля боя, но здравый смысл подсказывал, что это плохая идея. Лупус догнал меня в два притопа, хотя я имел получасовую фору, поэтому бегство станет простой отсрочкой моей смерти, когда баркуды кинутся в погоню. Если невозможно удрать, значит, нужно вступить в бой на своих условиях и попытаться как можно дороже продать свою жизнь.

Основной моей задачей на данный момент являлось пополнение растраченного в бою резерва магической энергии. Источника Силы поблизости не наблюдалось, но в обломках киборга я обнаружил два контейнера с камнями Силы. Один из камней оказался наполовину пустым, а второй был заполнен только на треть, но и этого для подзарядки хватило с запасом.

Уже через двадцать минут я бодро бежал по дороге к туннелю, где остались шестеро киборгов, чтобы на все сто процентов использовать момент внезапности. После подзарядки ауры Сила только из ушей у меня не лилась, так что баркудам мало не покажется. Первобытная злоба переполняла всё моё существо, и бой обещал стать весёлым. Откуда в моей голове появилась надежда победить киборгов, я не знал, но это лучше, чем ждать смерти, наложив в штаны. Почти всю дорогу меня мучил стыд за свою наивность и доверчивость. Самое обидное для меня состояло в том, что это не первый прокол, такие случаи стали уже входить в правила.

«Игоряша, у тебя, наверное, на лбу написано, что ты идиот, если каждый встречный пытается тебя развести на жалость. Мир он спасать собрался, а сам, как Буратино, готов закапывать свои сольдо на Поле чудес. Главное, чтобы лиса Алиса и кот Базилио вовремя рядом оказались!» — ругал я себя последними словами.

Туннель встретил меня зловещей темнотой и шорохами осыпающихся камней где-то в глубине. Магическое зрение противника не обнаружило, и я не задерживаясь полез по лабиринту между завалами. Баркудов не оказалось и перед проходом в решётке, поэтому, чтобы не дать страху парализовать свою решимость, я сразу же пошёл по следам от лап киборгов. Туннель сделал поворот на девяносто градусов под прямым углом, и я через двадцать шагов упёрся в металлическую дверь. Дверь запиралась штурвалом, как на дверях в бомбоубежищах, но пробивающийся в щёлку свет указывал на то, что она не закрыта.

Здравый смысл подсказывал мне, что нужно закрыть дверь, заклинить штурвал прутом от решётки, а затем как можно быстрее уматывать из туннеля, но я как идиот из фильма ужасов потянул дверь на себя. Металлическая конструкция со скрипом поддалась, и я просунул голову в щель. Сразу же у двери я увидел труп киборга с вывернутой головой и обгорелым правым боком. В коридоре сильно воняло горелым пластиком и гниющей плотью. Сканирование не обнаружило в теле монстра признаков жизни, и я протиснулся в коридор. Если судить по положению тела, баркуд пытался убежать из коридора в туннель, но его догнали и добили. Если судить по ране в боку, то убили киборга из метателя или подобного оружия, а голову свернули добивая. Второй труп я нашёл через двадцать шагов за поворотом коридора. Баркуд также был убит из метателя, только стреляли по нему раз пять, потому что от него остались только горелые обломки и кучка пепла.

На этот раз я решил не торопиться, а прокачать создавшуюся ситуацию. Сканирование ни живых объектов, ни магической деятельности поблизости не обнаруживало, но тревожные чувства не оставляли меня. Я для страховки бросил за угол несколько камней, пытаясь активизировать возможные ловушки, но безуспешно. Миновав коридор со вторым трупом, я пробежал до следующего поворота и выглянул за угол. За поворотом находился ещё один короткий коридор, заканчивающийся квадратной комнатой с металлической дверью, как и на входе в бункер. Помещение носило следы взрыва и сильного пожара, произошедшего совсем недавно, от стен ещё веяло теплом, и запах гари был невыносимый. Мне с трудом удалось разглядеть в тусклом свете единственного уцелевшего светильника, что две кучи горелых обломков, валяющихся на полу, — это тела киборгов, а третьего, похоже, взрывом разорвало на куски. Я снова бросил в комнату несколько обломков, чтобы проверить её на наличие ловушек, и на этот раз сработало. Под потолком комнаты послышался звук работающего сервомотора, и за углом раздался грохот взрыва файербола. Меня сбило на землю ударной волной, я грохнулся на спину. Снова раздался звук работы сервомотора, и мои глаза упёрлись в турель со стволом метателя, которая судорожно дёргалась под потолком коридора, пытаясь нащупать цель. На моё счастье, турель была повреждена и её ствол смотрел в стену, а не на меня.

Героизм высокородного мгновенно улетучился, и я на карачках с бешеной скоростью поскакал к выходу. Позади раздалась серия выстрелов из метателя, а затем грохнул мощный взрыв. Меня швырнуло на стену, и свет в глазах померк.

(обратно)

Глава 5 Наследие войны магов

Я очнулся от жуткого кашля, раздирающего грудь. Каким чудом мне повезло не задохнуться, я до сих пор не понимаю. Моё тело на автопилоте поползло к выходу из бункера сквозь клубы ядовитого дыма, подчиняясь только инстинкту самосохранения. Гарь разъедала глаза, словно кислота, и слёзы текли ручьём, поэтому выход из бункера мне удалось найти только на ощупь. Протиснувшись наружу, я первым делом закрыл дверь, чтобы дым не попадал в туннель, и, шатаясь, поплёлся по лабиринту туннеля на выход. Через сотню шагов проход перегородил каменный завал, полностью перекрывающий выход наружу, и я обессиленно опустился на пол, привалившись спиной к стене.

«Ну что, Игоряша, добегался? Как выбираться отсюда будешь?» — спросил я себя, обхватив руками раскалывающуюся от боли голову.

На мое счастье, завал оказался не сплошным, и между камней пробивались струйки чистого воздуха. Предпринимать какие-либо действия я был не в состоянии, поэтому мне ничего не оставалось, как дожидаться, пока пожар в бункере не прекратится, а дым рассеется. В любом бункере обязательно должна быть вытяжная вентиляция и время ожидания теперь зависело только от её эффективности. Стрессовое состояние незаметно перешло в беспокойный сон, сопровождающийся бредовыми видениями, которые едва не довели меня до помешательства. Сколько времени продолжался этот кошмар, неизвестно, но организм сумел справиться с последствиями отравления дымом и угарным газом.

Я очнулся в холодном поту, страдая от жажды и голода, с единственным желанием — напиться воды. Дорога наружу была перекрыта завалом, и для меня оставался только единственный путь — обратно в бункер. Мне с трудом удалось приоткрыть дверь, воспользовавшись мифриловым прутом в качестве лома, и я начал принюхиваться к воздуху, который вырвался из щели. Вонь стояла кошмарная, но дышать этим воздухом было уже возможно. Я открыл дверь в бункер настежь, а сам вернулся к завалу, чтобы дать возможность воздуху в туннеле смешаться с атмосферой бункера. Подождав пару часов, я снова вернулся к бункеру и вошёл в него.

Чёрно-белая картина магического зрения едва помогала ориентироваться в коридоре и позволяла рассмотреть предметы только размером с кулак, а детали терялись в серой пелене. Я дошёл до первого поворота и кинул за угол несколько камней, чтобы обезопасить себя от случайностей. После взрыва и пожара мало что могло уцелеть в коридорах, но чем чёрт не шутит? Никакой реакции со стороны защиты бункера не последовало, и я продолжил свой путь. Перекресток, где под потолком я обнаружил турель с метателем, был завален обломками камня и разорванными кусками металла, а в потолке зияла дыра метра полтора в поперечнике. Скорее всего, потолок пробило после того, как рванул боекомплект метателя.

Комната перед бронированной дверью тоже сильно пострадала от взрыва и пожара, но дверь стояла на своем месте как влитая. На стене я обнаружил остатки пульта, с помощью которого включался механизм, открывающий дверь, однако от него остались только обгоревшие обломки. Поковыряв дверь мифриловым прутом для очистки совести, я понял, что открыть её не удастся.

«Выход из туннеля завален, дверь открыть невозможно, а это значит, что ты, Игоряша, приплыл к финишу», — подумал я.

Однако этот печальный вывод меня успокоил, и в голове стали появляться здравые на первый взгляд идеи.

«Если нельзя открыть дверь, а на разборку завала не хватит ни сил, ни времени, значит, нужно искать другой выход», — подумал я.

Мысль, конечно, была разумной, но от неё попахивало идиотизмом. Это обстоятельство меня рассмешило, и я решил посмотреть, что скрывается за дырой в потолке.

Взрыв уничтожил турель метателя полностью, от неё остались только концы обгоревших проводов, уходившие в кабельный канал диаметром десять сантиметров. Пролезть в эту трубу было невозможно, и я продолжил осмотр. Верх турельной шахты выгнуло взрывом и сплющило прорези вентиляционных отверстий на её поверхности. Это обстоятельство привлекло моё внимание, а сканирование показало, что толщина металла в этом месте не более сантиметра. Через двадцать минут мне удалось вырезать в металле достаточную по размеру дыру, чтобы в неё пролезть, и я заглянул внутрь. Перед магическим взглядом предстала вентиляционная шахта диаметром метр на метр и длиной метров двадцать.

Я решил не откладывать дело в долгий ящик и полез по трубе в сторону закрытой двери. Долго ползти мне не пришлось — через пару минут я добрался до поворота, сразу за которым в полу вентиляционного короба находилась вентиляционная решётка. Через неё из помещения внизу пробивался тусклый свет. Срезать четыре болта и снять решётку труда не составляло, после чего я спрыгнул на пол коридора. В пяти шагах от дыры в потолке я обнаружил дверь, которую безуспешно пытался открыть.

* * *

Прошло двое суток с того момента, как я попал внутрь подземного бункера, построенного в самом конце войны магов. За прошедшие годы от обширного комплекса уцелела только небольшая часть, находящаяся возле входного тамбура. Здесь располагались помещения охраны, ремонтные мастерские с холодильником для киборгов. Путь на нижние ярусы древнего комплекса был полностью разрушен, а в колодцах лифта и шахте аварийного выхода плескалась вода. Бункер уже давно находился в заброшенном состоянии, хозяева или погибли, или просто покинули его. Однако мне удалось обнаружить останки одного обитателя бункера, причём их владелец умер совсем недавно. Что произошло в подземелье, я, естественно, не знаю, но некоторые догадки после обследования помещений у меня появились.

Бункер, похоже, не имел автономного энергоснабжения, и энергия поступала извне, а сам комплекс находился в законсервированном состоянии многие столетия. В криогенной камере большого холодильника в замороженном виде хранились пятьдесят шесть контейнеров с телами эльфов, а на оружейном складе по соседству — четырнадцать механических тел киборгов. В боксе с киборгами я обнаружил шесть пустующих контейнеров, вскрытых совсем недавно. Между холодильником и складом располагалась лаборатория, в которой размороженным эльфам отрезали голову, а затем встраивали ее в тела киборгов в качестве компьютеров управления. Оборудование лаборатории было расконсервировано, и им пользовались совсем недавно. При беглом осмотре мне попались на глаза три контейнера с обезглавленными телами, которые были залиты каким-то раствором. На одном из столов стояли две прозрачные сферы с мёртвой головой эльфов, погибших явно во время неудачной попытки пересадки.

Более тщательный осмотр помещений комплекса навёл меня на мысль, что после катастрофы на Таноле внешнее энергоснабжение бункера вышло из строя и он перешёл на резервное питание. Об этом обстоятельстве ясно говорили таблички со светящимися надписями в комнате, где находился распределительный электрощит и установка с разряженным камнем Силы аварийного питания. Скорее всего, после сбоя энергоснабжения сработала аварийная программа и в холодильнике автоматически встали на разморозку четыре контейнера с телами эльфов обслуживающего персонала, находившиеся в отдельной морозильной камере.

После разморозки двое проснувшихся эльфов попытались привести оборудование бункера в рабочее состояние, но не сумели восстановить подачу энергии и в спешке занялись изготовлением разумных киборгов. Однако за прошедшие века все тела в основной криогенной камере погибли, выжили только четыре эльфа, замороженные отдельно от остальных. Проснувшиеся первыми попытались использовать для создания киборгов голову своих спящих товарищей, но пересадка закончилась неудачей. Похоже, между оставшимися в живых эльфами произошёл какой-то конфликт, в результате которого один из эльфов стал киборгом, а второй, получив тяжёлую травму или отравление, умер в бункере. Каким-то образом ему перед смертью удалось выгнать второго выжившего из подземелья, опустить мифриловую решётку и включить защитные турели.

К таким выводам я пришёл после того, как недалеко от выхода из бункера обнаружил обесточенную зарядную станцию для камней Силы, обеспечивающих энергией механическую начинку баркудов и кабину с пультом управления. В кресле за пультом сидел разложившийся труп эльфа со шлемом на голове, похожим на парикмахерский фен для сушки волос. Тело эльфа сильно пострадало от разложения, и определить причину смерти стало невозможно. Рядом с кабиной управления в отдельном боксе находился сложный агрегат, с помощью которого, похоже, приготавливался питательный раствор для поддержания жизнедеятельности биологической начинки киборгов. Агрегат был выключен, а его содержимое протухло и воняло неимоверно.

После того как я покопался на складе и вскрыл пару контейнеров, то понял, что не все баркуды-киборги предназначены для трансплантации живых компьютеров. Большая их часть несла в своих телах только механическую начинку. Они оказались обычными роботами, получающими команды по радио или, если выразиться точнее, с помощью устройств, похожих на радиостанции, но использующих другие физические принципы. В тела этих машин смерти были встроены метатели файерболов, а управляли ими киборги с живой головой внутри.

Если исходить из вероятных вариантов развития событий, то можно воссоздать хронологию произошедшего. Скорее всего, мы с Лаэром случайно попали в поле зрения Лупуса, которому срочно требовалось пробиться в бункер. Просканировав за пару минут мозги пробегавшего мимо дикаря, он решил использовать его способности для вскрытия мифриловой решётки, перекрывающей подход к бункеру. В дальнейшем моя жизнь зависела только от сложившихся обстоятельств и её ценности для эльфа. Лупус мог просто убить меня или разобрать на запчасти для киборгов. После того как я срезал решётку, Лупус приказал баркудам прорваться в бункер, но все они были уничтожены автоматическими турелями.

Причиной провала штурма являлась спешка и полная неподготовленность атаки на бункер. Вполне возможно, что это было связано с тем, что у Лупуса начались проблемы с питательным раствором для живой начинки киборга. Любые биологические объекты требуют регулярного питания и очистки крови от отходов жизнедеятельности. Если судить по следам, оставшимся после попыток вскрыть решётку, то Лупус уже давно находился вне бункера и не менял питательный раствор. В результате чего в организме киборга началось отравление продуктами распада. Похоже, в этом крылась основная причина его неадекватных поступков и моей лёгкой победы над древней машиной смерти.

Что произошло в бункере на самом деле, уже не удастся узнать никогда, но мои предположения базируются на той скудной информации, которую удалось получить после осмотра помещений. Детектив из меня аховый, я не Шерлок Холмс, поэтому достоверность сделанных выводов довольно сомнительна.

Одной из самых важных находок, обнаруженных в бункере, оказалась потрёпанная книга, лежавшая на столе в одной из комнат. Книга была написана на эльфийском языке и выглядела очень старой. К такому выводу я пришёл, потому что она была напечатана на каком-то пластике, а не на бумаге современного производства. На обложке книги красовалось название, которое после перевода на русский звучало как «Странник». Я из любопытства перелистал книгу и прочитал несколько страниц. Меня очень удивило то, как мало изменился эльфийский язык за прошедшие столетия. Эльфы живут очень долго, и если бы не катастрофа, то автор книги вполне мог бы поставить автограф на своём романе.

В тексте книги меня заинтересовало имя одного из героев романа — этого персонажа звали Лупус. С каждым прочитанным абзацем моя физиономия всё сильнее вытягивалась и краснела от стыда, когда я начал понимать, что текст этого опуса стал основой для охмурения лоха по имени Ингар. Лупус даже имечко себе выбрал из этой книги и, не напрягая мозги, просто пересказал мне содержание романа, прочитанного, когда он жил в этой комнате. Говорящая голова, наверное, умирала со смеху в своей стеклянной колбе, издеваясь над напыщенным дикарём в кольчуге и заточенной железкой за спиной, возомнившим себя хозяином мира. Похоже, я от души повеселил Лупуса, когда закатывал глазки и заламывал руки от переизбытка чувств.

Придя в себя после сеанса самобичевания, я забросил книгу в дальний угол и занялся более важными делами. За прошедшие трое суток у меня во рту маковой росинки не было, и живот начал прилипать к позвоночнику. Чистой воды в бункере оказалось с избытком, но найденные в холодильнике древние сухие пайки доверия не вызывали. Чтобы не помереть от голода или не отравиться просроченной едой, необходимо срочно выбраться из подземелья.

Я решил выбираться на свободу через систему вентиляции, которая обязательно должна выходить наружу, потому что путь на поверхность через туннель был отрезан завалом. Конечно, в бункере имелся аварийный выход, обозначенный соответствующей надписью, но он оказался наглухо закрыт. Люки, через которые можно попасть в систему вентиляции, также были заперты, а открыть их без ключей оказалось невозможно. Прорезать толстенный металл дверей я даже не пытался и поэтому снова полез в вентиляционный короб, по которому пробрался в бункер.

Подготовка к путешествию не заняла много времени, я захватил с собой только моток верёвки и головной аварийный фонарик, найденный в одной из комнат. Содрав кожу на коленях до крови, я, наконец, наткнулся на люк в стенке вентиляционного короба и, срезав болты крепления, вытолкнул его наружу.

Мои блуждания по пыльному лабиринту закончились в вентиляционной камере, занятой тремя мощными вентиляторами. На этот раз мне повезло, и люк в основной вентиляционный канал был закрыт только на задвижку. Чтобы не попасть под лопасти работающих вентиляторов в случае их неожиданного включения, я отключил рубильники в щите управления и вытащил плавкие предохранители из своих гнёзд. Законы физики одинаковы во вселенной, однотипны и принципы защиты электрических цепей от перегрузки — колесо везде круглое.

Основная труба вентиляции имела в диаметре около трёх метров и уходила вертикально вверх. Сразу за люком трубу перекрывала толстая решётка, которая могла служить надёжным полом. Я бросил вниз кусок железа и через пару секунд услышал плеск воды.

«Значит, подземные уровни полностью залиты водой, может, даже и в вентиляции вода», — подумал я и осмотрелся.

Из стенки трубы торчали скобы металлической лестницы, по которой можно было подняться наверх. На высоте двадцати метров труба плавно изгибалась и уходила в сторону. Я, перекинув верёвку через плечо, полез по лесенке наверх. Вентиляционная труба закончилась такой же точно, как и в туннеле, мифриловой решёткой, за которой была видна площадка, освещённая ярким солнечным светом. Вырезать кусок решётки было делом техники, и я, облегчённо вздохнув, выбрался из трубы на свободу. Сверху вход в вентиляцию закрывал скальный козырёк, и обнаружить его было невозможно. От площадки до поверхности земли было около тридцати метров, но скала вертикально обрывалась прямо в воду небольшого озера, плескавшегося у её подножия. Другого пути вниз не было, и я, понимая, что придётся искупаться, привязав верёвку к скале, сбросил её вниз.

(обратно)

Глава 6 Бункер древних эльфов

Мы ужинали с Лаэром, сидя у костра, и обсуждали события прошедших трёх дней. Утолив зверский голод, я для начала устроил гвельфу выволочку за то, что он не ушёл к Тадмуру, а на следующее утро вернулся на место встречи с баркудами. Первым меня обнаружил Тузик, когда я увлечённо копался во внутренностях мёртвого Лупуса, пытаясь разобраться в его устройстве. Любопытство было нетерпеливо, и, пока на костре запекалась обмазанная глиной утка, я потрошил внутренности киборга.

Всё-таки мне не идут впрок постоянные оплеухи судьбы — и на этот раз я настолько увлёкся исследованиями, что обнаружил постороннее присутствие почти случайно. Тузик вылетел из кустов как сумасшедший, и если бы я не заметил его ауру за несколько секунд до встречи, то вполне мог остаться заикой, а Тузик покойником. Малхус, очумевший от счастья, зализал меня чуть не до смерти, но прибежавший через несколько минут Лаэр спас своего командира от неминуемой гибели. Не склонный к сантиментам «приносящий смерть» даже прослезился, увидев меня живым и здоровым. Эйфория после дружеских объятий постепенно сошла на нет, и обалдевший Лаэрзасыпал меня вопросами, вытаращив глаза на выпотрошенного баркуда. Я пообещал рассказать всё после ужина и пригласил Лаэра к костру. Однако пока я занимался вскрытием Лупуса и отбивался от счастливого Тузика, утка, запекаемая на костре, благополучно сгорела. Поэтому Лаэру пришлось, забрав с собой своего малхуса, удалиться на охоту. Тузик не отходил от меня ни на шаг и ничего не давал делать, постоянно тыкаясь мордой в руки и преданно заглядывая в глаза. Поняв, что мои исследования на сегодня закончились, я отправился к ручью смывать с себя грязь и стирать одежду под охраной малхуса.

Лаэр вернулся через час с выпотрошенной тушей молодого оленя и сразу приступил к приготовлению гвельфийских шашлыков. Кулинарное искусство гвельфов обогнало кулинарию других народов на тысячелетия, и Лаэр мог приготовить изысканное блюдо буквально на коленке и практически изо всего, что бегает или ползает по Геону. Ужин и мой рассказ о бое с Лупусом и в подземном бункере заняли около двух часов, после чего мы легли спать, доверив охрану малхусам.

Утром мы с Лаэром перекусили на скорую руку и коротко обсудили наши ближайшие планы. Бежать за тридевять земель ради двигателей для дельтаплана уже не имело смысла, потому что в бункере этого добра было навалом, причём в идеальном состоянии. Механические тела киборгов приводились в движение гидравлическими цилиндрами, а основной гидромотор вращался мощным электродвигателем. В теле Лупуса я обнаружил ещё много полезных запчастей, которым наверняка найдётся применение.

Обсудив все нюансы, мы приняли решение, что Лаэр должен вернуться в долину Нордрассила, привести в бункер всех «проклятых» и принести клетку с почтовыми птицами для связи. Метатели должны остаться в Горном убежище у Дарта, потому что я надеялся воспользоваться метателями, встроенными в киборгов. По нашим прикидкам, Лаэр должен был вернуться не позднее чем через неделю, в случае задержки я самостоятельно отправлюсь в долину Нордрассила.

Мы тепло попрощались с Лаэром, и он скрылся за поворотом дороги, помахав на прощание рукой. Я, просканировав окружающую территорию, убедился в нашей с Тузиком безопасности и продолжил разборку киборга на запчасти. Вырезав наиболее ценные детали и механизмы из Лупуса, мы с малхусом оттащили останки в сторону от дороги и засыпали их камнями. К полудню нам удалось перетаскать все запчасти на площадку перед входом в трубу вентиляции и пообедать. Потом мы с Тузиком занялись охотой, чтобы сделать запас продуктов на неделю в холодильнике бункера. Охотился в основном малхус, а я только разделывал туши убитых оленей, которые попались ему неподалеку. Вся эпопея продолжалась где-то до полуночи, и я, вымотавшись как собака, завалился спать не раздеваясь.

Так началась новая страница моей жизни на Геоне.

* * *

Основной проблемой, требующей срочного разрешения, являлось отсутствие электричества в бункере. Резервное электроснабжение практически исчерпало свои ресурсы, и в любой момент могли погаснуть даже лампы аварийного освещения, которые и так едва светили. Многие помещения комплекса были мне недоступны, потому что двери в них оказались запертыми на ключ. Чтобы открыть их, сначала нужно найти ключи, которые могли находиться у мёртвого эльфа, сидевшего за пультом управления в зарядном боксе для киборгов.

Один только вид трупа приводил меня в содрогание, не говоря о вони, исходившей от разложившейся плоти. Я сумел найти в лаборатории хирургические перчатки и пластиковый чехол, снятый с тела замороженного эльфа, и направился обыскивать покойника. Тузик, сопровождавший меня как хвостик до этого момента, сразу смылся, поняв, какими делами я собираюсь заниматься.

Обыскивать разложившийся труп — удовольствие ниже среднего, но мне удалось справиться с этой работой за час, всего два раза очистив желудок в заранее приготовленное ведро. Моей добычей стали две связки ключей, карманная инструкция по эксплуатации баркудов и агрегат, смахивающий на пистолет. Закончив обыск, я засунул покойника в пластиковый чехол и выкинул его в шахту лифта.

После обнаружения ключей освоение бункера значительно ускорилось. Мне удалось открыть почти все его помещения и даже мифриловый сейф в кабинете командира, в котором лежала документация по бункеру и материалы по киборгам. Изучив схему комплекса и его затопленных нижних ярусов, я понял, что нашёл секретную лабораторию, в которой светлые эльфы готовили оружие возмездия наподобие того, как немцы в конце войны пытались изобрести сверхоружие. Похоже, эта попытка закончилась полным провалом и киборги не оправдали возлагаемых на них надежд. Если судить по грозным приказам командования срочно довести киборгов до ума и отправить в действующую армию, то дела у эльфов в те времена обстояли очень паршиво.

Окончательно прояснила ситуацию тощая папка с грифом «Секретно», в которой я обнаружил всего несколько важных документов. Сверху в папке лежала коротенькая записка, написанная заведующим лабораторией по имени Занг. В этой записке Занг докладывал о том, что пересадка живой головы в тело киборга удаётся только в одном случае из пяти, и требовал срочно доставить пятьдесят новых доноров для пересадки. В конверте, рядом с этой запиской, лежал донос, в котором один из лаборантов докладывал начальнику комплекса о низком качестве трансплантации и о том, что киборг жизнеспособен не более двух-трёх месяцев.

Самым интересным для меня оказался доклад командира технической группы Тулара о доработках, произведённых в механизмах киборгов, и возможности перевода их на ручное управление. Тулар докладывал, что его группа изготовила восемь комплектов ручного управления баркудами и полигонные испытания прошли успешно. Здесь же было написано, что киборги находятся в выходном шлюзе и готовы к использованию. В сейфе также лежала папка с документацией по доработке киборгов и схемами подключения комплектов ручного управления на штатные места. Я быстро нашёл на схеме выходной шлюз и понял, что без восстановления энергоснабжения не смогу открыть ворота, ведущие в него.

Последующие два дня я ломал голову над вопросом, как добыть энергию, и лазил по всем закоулкам, пытаясь найти питающий кабель. На схеме этот кабель почему-то не был обозначен, и я в результате безуспешных поисков чуть не вывихнул себе мозги. Проблема решилась случайно, и способ её решения лежал, как обычно, на поверхности. Оказывается, не было никакого питающего кабеля, а бункер имел всё-таки автономное электроснабжение. Установка, которую я принял за аварийную аккумуляторную батарею, являлась одновременно и энергостанцией. Скорее всего, в результате землетрясения луч Силы, проходивший ранее через центральный токосъёмник установки, сместился на метр в сторону и отклонился от вертикального положения градусов на десять. На эту догадку меня натолкнула схема, расположенная на внутренней стороне дверцы шкафа управления. Энергостанция весила более двух тонн, это я определил по собственным ощущениям, едва не надорвав себе пупок, но русские инженеры при помощи лома, кувалды и «такой-то матери» решали проблемы и посложнее.

К началу четвертых суток работы были закончены и энергоснабжение бункера восстановлено. Я, замотавшись до последней степени, решил бросить все дела и просто выспаться и уже на свежую голову строить новые планы.

Проснувшись, мы с Тузиком плотно позавтракали и направились к выходному шлюзу, где должны были находиться баркуды, переведённые на ручное управление. Как обычно, вместо того, чтобы поостеречься и проверить всё ещё раз, я бодро дёрнул рукоятку открывания дверей и смело шагнул в неизвестность. Боевая турель, висевшая под потолком коридора, ведущего к шлюзу, весело загудела своими сервомоторами и только чудом не отстрелила мне задницу. К полудню мне удалось разобраться с управлением боевыми турелями и поставить заплатку на прожженные штаны.

Я с замиранием сердца снова открыл дверь в коридор и пошёл по направлению к шлюзу. На этот раз никаких осложнений не произошло и мы с Тузиком добрались до шлюза живыми. Все восемь баркудов оказались на месте и стояли, накрытые металлическими колпаками с прозрачными смотровыми окошками. Сверившись с инструкцией по эксплуатации, я открыл вентиль и сбросил инертный газ из ближайшего контейнера с баркудом, а затем открыл защёлки и поднял колпак. Внешне баркуд с ручным управлением ничем не отличался от стандартного, если не считать седла, как на мотоцикле, и такого же руля управления, окружённых защитой из мифриловой брони, закрывающей седока до подбородка.

Меня очень порадовала инструкция, написанная древними эльфами для армейских водителей баркудов. Похоже, у древних военных были похожие проблемы с интеллектом, что и в нашей армии, поэтому всё было разжёвано до уровня понимания среднестатистического дебила. Никаких заумных выражений в инструкции не наблюдалось, и всё сводилось к фразам типа «Дёрни за веревочку — дверь откроется».

Чтобы освоиться с управлением, мне потребовалось около часа. Гироскопы, установленные внутри баркуда, обеспечивали устойчивость агрегата и удовлетворительную плавность хода, поэтому я, немного потоптавшись по шлюзовой камере, решил выехать наружу. Открытие ворот шлюза осуществлялось с пульта управления киборгом, и я нажал соответствующую кнопку. Где-то за стеной зарычали гидромоторы, и входной люк уехал назад и в сторону. Под потолком шлюза задергались стволы боевых турелей, но выстрелов не последовало. Через несколько секунд на землю перед люком опустился металлический пандус, и я медленно направил баркуда к выходу.

Шлюзовой люк находился рядом с вентиляционной шахтой немного выше уровня озера, и пандус опустился прямо на песок пляжа. Я закрыл шлюз и отправился в первое своё путешествие за рулём боевого киборга. Мы с Тузиком в течение нескольких часов бегали по окрестностям, выявляя ходовые и боевые качества баркуда. Если сказать честно, то эти качества оказались не особенно высоки. Максимальная скорость баркуда не превышала тридцати километров в час. Даже на этой скорости из меня буквально вытряхивало душу, поэтому реальной являлась крейсерская скорость — не более двадцати километров в час. Метатель файерболов у баркуда имел боекомплект из двадцати выстрелов, но прицельно стрелять было возможно только стоя на месте. Я расстрелял боекомплект по ближайшим скалам и остался доволен результатами. Метатель баркуда оказался совершеннее, чем более поздние поделки, которые использовались на Геоне и сейчас.

Если судить по индикатору расхода энергии, то запаса хода у киборга должно хватить километров на пятьсот по ровной дороге. Проходимость же у баркуда оказалась из рук вон плохой: мало того что он легко мог завязнуть в любой топкой луже, так ещё, чтобы перебраться через россыпь обычных камней, требовался отточенный навык и длительные тренировки. Солнце уже почти скрылось за горизонт, когда мы с Тузиком вернулись в бункер и сели ужинать. Правда, сидел, грызя оленью ногу, только малхус, а я ужинал лежа, почесывая отбитую пятую точку.

Весь следующий день я посвятил ревизии запчастей и материалов, находящихся на складе и в механической мастерской бункера. Оборудование ремонтного цеха позволяло изготовить хоть чёрта лысого, лишь бы руки росли у тебя из нужного места. Здесь было всё: заготовки из разных металлов, инструмент на любой вкус и даже мерительный инструмент с десятичными шкалами. Конечно, эльфийские миллиметры отличались от земных, но это не имело принципиального значения. Наличие такого сказочного богатства натолкнуло меня на мысль построить не простой дельтаплан, а настоящую двухмоторную летающую лодку, благо на складе я нашел ЗИПы с двадцатью новенькими электромоторами для киборгов, мифриловые трубы и тонкий мифриловый лист.

Эйфория от обладания такими ресурсами сопровождалась творческим подъёмом и бессонницей, в результате которой к утру на стене мастерской красовался эскиз двухмоторной летающей лодки, похожей на знаменитую «Каталину», только более скромной по своим размерам.

Проспав почти до полудня, я выгнал Тузика за добычей и на поиски каравана Лаэра, а сам приступил к осуществлению своих замыслов. К вечеру у меня уже были нарезаны заготовки под лонжероны и нервюры крыла, и можно было начинать сборку. Я настолько увлёкся работой, что едва не забыл запустить в бункер Тузика, вернувшегося с охоты. Следующий день также был посвящён работе в мастерской в ожидании каравана, но Лаэр и «проклятые» так и не появились. Минуло ещё двое суток, загруженных до предела трудовым энтузиазмом с небольшими перерывами на сон и еду. За прошедшие дни мне удалось практически завершить работу над каркасом крыла и стапелем для сварки фюзеляжа. Однако в душе постепенно росла тревога из-за долгого ожидания каравана Лаэра.

В конце концов эти мысли начали мешать работе, и я решил утром следующего дня отправиться навстречу каравану верхом на баркуде.

(обратно)

Глава 7 Все планы идут прахом

Если быть самокритичными, то каждый из нас в глубине души уверен в собственной гениальности, поэтому мы запросто строим наполеоновские планы. Однако эти планы практически всегда вязнут в мелочах, до которых не доходят наши царственные руки. Так произошло и на этот раз. Утро вечера мудренее, поэтому выехать спозаранку не получилось, так как сборы затянулись до полудня. За прошедшую ночь в голове просветлело, и до меня начало доходить, что грозный вид баркуда абсолютно не гарантирует безопасности своего седока. Мифриловая броня защищает водителя со всех сторон, но только до подбородка. Управление киборгом требует хорошего обзора, поэтому голова седока практически открыта. Хороших стрелков из лука на Геоне много, я даже не говорю о гвельфах, любой афр запросто воткнёт мне между глаз магическую стрелу, на которую не действует магическая защита. Сидя за рулём баркуда, невозможно стрелять из лука или рубить мечом, поэтому противник без проблем может подобраться ко мне сзади или сбоку. Вооружённый метателем, четвероногий танк, как и его гусеничный собрат на Земле, требует надёжного прикрытия пехоты, а в одиночку может стать лёгкой добычей смелого воина. Для защиты головы мне необходим надёжный шлем, а против нападения с флангов и тыла — оружие ближнего боя.

Проблема со шлемом разрешилась довольно просто — во время обыска раздевалки рядом с выходным шлюзом я отыскал на шкафу потрёпанный шлем с прозрачным забралом. Краска на шлеме облезла от времени, а начинка подшлемника рассыпалась в пыль, однако мифриловый корпус не пострадал. Новый подшлемник нашёлся в лаборатории трансплантации, где на отрезанную голову киборга надевали защитную шапочку, чтобы она не билась о стенки стеклянной колбы. Одна из таких шапочек после небольшой доработки идеально подошла к шлему.

Главной проблемой обеспечения безопасности меня, любимого, стали поиски современного оружия ближнего боя. Мечи и луки хороши, когда ты имеешь свободу манёвра и можешь в любой момент смыться, а сидя верхом на неповоротливом киборге это сделать проблематично. Несмотря на все мои старания и очередное прочёсывание помещений, ничего подходящего обнаружить не удавалось. Я уже собирался махнуть рукой на технический прогресс и отправиться навстречу каравану пешком, но вспомнил о находке, сделанной, когда я только начал обживаться в бункере. В кармане штанов мёртвого эльфа я обнаружил прибор, похожий на пистолет, который наотрез отказывался стрелять. Разобраться с его устройством тогда мне не удалось. Поломав голову около часа, я плюнул на это дело и засунул бесполезную железку в сейф. В тот раз я решил, что это не оружие, а что-то другое, но ассоциация с пистолетом в памяти осталась.

Сейчас во время повторного, более тщательного обыска комнаты эльфа я нашёл пластиковую коробку из-под пистолета, в которой лежала инструкция по эксплуатации и две запасные обоймы. Пролистав инструкцию, я понял, что пистолет этот — обычная пневматика, подобная продаётся у нас на каждом углу. Основным отличием являлись высокотехнологические боеприпасы пистолета. Обойма зелёного цвета была заряжена сотней шариков с электрошоком, а в красной обойме оказались разрывные пули. Вместо баллона со сжатым воздухом в рукоятку пистолета заливалась обыкновенная вода, превращаемая в пар энергией камня Силы, и если быть технически точным, то пистолет был паровым, а не пневматическим.

Разобравшись с устройством пистолета, я решил испытать чудо эльфийской техники. Стрелять в бункере было глупо, поэтому я вышел наружу и, выбрав целью ближайшее дерево, сделал два выстрела. Попасть в ствол дерева мне удалось только один раз, вторая пуля «ушла за молоком». Магический шарик, попав в дерево, вспыхнул целым пучком электрических разрядов, и в воздухе запахло озоном. Похоже, электрические пули предназначались для того, чтобы вывести противника из строя, а не убить, но голубые молнии, ударившие в землю, внушали уважение.

Удовлетворившись результатами, я заменил обойму и продолжил стрельбы. Прицельная дальность выстрела из пистолета не превышала тридцати метров, но это полностью меня устраивало. Пара выстрелов разрывными пулями легко срубила дерево толщиной в руку, после чего я решил поберечь патроны.

После плотного обеда мы с Тузиком покинули бункер и направились к дороге, ведущей к долине Нордрассила. Я вёл баркуда почти шагом, потому что управление требовало повышенного внимания и привычки. Несмотря на проявленную осторожность, мне с огромным трудом удалось провести киборга по пересечённой местности к нормальной дороге, не сломав при этом баркуда и собственную шею. Тузик с опаской поглядывал на киборга, больше похожего на пьяную корову, чем на ужасную машину смерти, и предпочитал бежать впереди на почтительном расстоянии. Управлять баркудом и одновременно сканировать окружающую обстановку было абсолютно невозможно. Стоило мне на минуту перейти на магическое зрение, как я сразу же терял контроль над киборгом, который норовил ускакать с дороги в кусты или завалиться в канаву.

После очередной потери контроля над баркудом я едва не кувыркнулся через голову, система стабилизации чудом спасла меня от аварии. Чтобы больше не искушать судьбу, я прекратил изображать из себя Юлия Цезаря, который мог заниматься тремя делами одновременно, и полностью переключился на управление железным конём. Постепенно дела начали налаживаться, и киборг уже не спотыкался на каждом шагу. Сознание подстроилось под алгоритм управления, и поездка стала похожей на езду на мотоцикле. Ноги автоматически нажимали на нужные педали, а руки сами поворачивали руль в правильном направлении, поэтому скорость значительно увеличилась.

Через четыре часа я настолько освоился за рулём, что начал оглядываться по сторонам и замечать не только препятствия под ногами киборга. Заросшая травой древняя дорога, петлявшая между деревьями, вывела меня на макушку холма, с которого открывался хороший обзор на окрестности. Я остановил киборга, чтобы осмотреться и просканировать обстановку вокруг. Мой магический взгляд обнаружил в паре километров дальше по дороге скопление человеческих аур, которые кружились словно мотыльки вокруг настольной лампы. У меня сразу возникло подозрение, что это не хоровод молодых девушек, а бой между моими людьми и афрами, напавшими на караван Лаэра. Я приказывал гвельфу привести в бункер только шестерых «проклятых», а сканирование обнаружило толпу человек в тридцать. Значит, на семерых моих людей напало более двух десятков врагов, поэтому медлить было нельзя. После короткой команды Тузик унёсся вперёд, а я пришпорил баркуда и на предельной скорости рванул следом.

Я выскочил на большую поляну и ударил по тормозам, чтобы оценить обстановку и не напороться на засаду. К несчастью, мои тревожные предчувствия полностью оправдались. Три десятка ассасинов прижали караван Лаэра к каменной гряде и неторопливо расстреливали его из луков. С полуголыми дикарями гвельфу, возможно, и удалось бы справиться, но ассасины были в полной броне, и гибель каравана являлась только делом времени. На непрерывный поток стрел ассасинов отвечали только три лука, а это указывало на то, что среди моих людей есть раненые или, не дай бог, убитые.

Дорога вывела меня в тыл к вражескому отряду, оказавшемуся между мной и караваном, из-за чего было невозможно стрелять из метателя, не опасаясь попасть в своих людей. Хуже всего было то, что ассасины рассыпались по полю и прятались за камнями. Стрелять по одиночному воину из метателя глупо, поэтому я решил обнаружить себя, нажав кнопку с надписью «Сирена». Внутри корпуса баркуда что-то ухнуло, и над полем боя разнёсся чудовищный вой, от которого у меня едва не лопнули перепонки. Бой мгновенно прекратился, и несколько ассасинов бросились бежать в сторону леса со скоростью курьерского поезда. Несчастный Тузик визжа начал закапываться в землю, только песок и камни летели во все стороны, потом я его только и видел, а у вашего покорного слуги сразу появились сомнения по поводу сухости собственных штанов. Через несколько секунд ко мне вернулся слух, и я шагом направил киборга в сторону своих людей, крутя головой по сторонам.

По пути я наткнулся на бездыханное тело ассасина с вылезшими на лоб глазами, похоже, бедняга умер от ужаса. Затем мне попались ещё два воина, находящиеся в невменяемом состоянии, — несчастные полностью потеряли контакт с реальностью и пускали пузыри, словно маленькие дети. После звуковой атаки воевать стало не с кем, и я решительно прибавил скорости.

Первая стрела с визгом ушла в небо, отброшенная защитой кольчуги, а вторая точно врезала меня по лбу. Похоже, в меня попала афрская стрела с каменным наконечником, — если бы не шлем, мои мозги вылетели бы на дорогу. Я нажал на тормоза и спрятался за лобовой бронёй, закрывающей сиденье. Ещё две стрелы со звоном ударили в броню, и обстрел прекратился. Вытащив пистолет из самодельной кобуры, я опасливо выглянул из-за щитка и разразился отборной бранью. Меня, любимого, пытался пристрелить Лаэр, который залез на большой камень и с синим лицом покойника вступил в последний бой с чудовищем из своих кошмарных снов.

— Придурок ушастый, я сейчас вылезу и налысо тебя побрею! Ты меня чуть не пристрелил, идиот! Это я, Ингар, прекрати стрелять немедленно! — заорал я как сумасшедший.

Мои вопли вывели гвельфа из прострации, и он, выронив лук, мешком свалился с камня.

— Ингар, это ты? — донёсся из-за валуна голос Лаэра.

— Конечно я. Кто ещё может по Геону на баркудах разъезжать?

— А я, когда услышал этот ужасный рёв, подумал, что баркуды тебя сожрали и прибежали по наши души.

— Хрен ты угадал! Это я баркудов сожрал, а тех, кого не доел, под седлом бегать заставил. Всё, я вылезаю, и не вздумай стрелять! — Я снял с головы шлем и высунул из-за брони голову, чтобы Лаэр смог меня опознать, а затем спустился на землю. — Ну что тут у вас? — спросил я, зайдя за гряду валунов, служивших укрытием каравану.

— Ингар, у нас двое тяжелораненых, остальные в обмороке. После того как заревел баркуд, воины, словно женщины, в обморок попадали. Я просто не знаю, что теперь делать, — ответил Лаэр.

— Бери своего малхуса и добей ассасинов, пока они в себя не пришли, а я ранеными займусь.

— Мой малхус удрал, как только баркуда увидел, и где этого труса носит, неизвестно, — буркнул гвельф и скрылся за камнями.

До самой ночи мне пришлось заниматься лечением раненых и испуганных «проклятых». Если с первым тяжелораненым проблем не возникло, то второй воин находился уже за гранью жизни и смерти, поэтому мне даже пришлось влить в него стакан собственной крови, чтобы вытащить с того света. Поначалу я решил, что воины попадали в обморок от испуга, но оказалось, что я зря подозревал «проклятых» в трусости. Все четверо бойцов потеряли сознание в основном от большой кровопотери и нервного истощения после многочасового боя, который длился с самого утра. Хотя у воинов не было серьёзных ран, но в каждого из них попало как минимум по паре стрел. После таких перегрузок и стресса не только в обморок упадешь, запросто отдашь Богу душу.

Лаэр вернулся часа через полтора и доложил, что прирезал одиннадцать человек, четверо сами умерли от страха, а остальные разбежались. Взять пленного гвельфу не удалось, потому что раненый командир ассасинов покончил с собой, поняв, что не сможет отбиться. К полуночи в лагерь приплелись оба перетрусивших малхуса. Грозные эльфийские волки, поджав хвосты, жалобно скулили и всячески подлизывались к нам с Лаэром. «Приносящий смерть» отходил своего Джада поленом, а я решил простить Тузика, вспомнив, что сам едва в штаны не наложил, услышав рёв баркуда.

Нам пришлось задержаться на поле боя на сутки, чтобы дать людям возможность залечить раны и встать на ноги. Моё лекарское искусство за последнее время значительно возросло, а запасы Силы намного увеличились, что позволяло не экономить магическую энергию. Однако заживление ран требовало усиленного питания, чтобы компенсировать потери биологических ресурсов в результате ускоренного метаболизма. После успешного лечения тяжелораненых я понял, что изменения в организме, заставившие меня уйти из долины Нордрассила, закончились, и теперь я полностью контролировал своё тело и эмоции.

Нам очень повезло, что мы отбили атаку ассасинов без потерь, однако это не решило всех наших проблем, просто одни проблемы сменились другими. Задержка каравана на трое суток оказалась связана не только с нападением ассасинов. Основной её причиной явилось то, что Лаэр и «проклятые» везли с собой много груза. Дарт отправил с караваном обшивку крыла для двух дельтапланов, два комплекта поплавков, заготовки для шести пропеллеров, все мифриловые трубы и разную мелочовку. Весь этот груз был навьючен на лошадей, поэтому пришлось выбираться из долины Нордрассила более длинным маршрутом. На этот раз вожак малхусов решил вывести караван через разрыв в магической защите на восточной стороне долины, а это удлинило путь на два дневных перехода.

К нашему несчастью, ассасины перестреляли почти всех лошадей в караване, а на трёх оставшихся в живых подранках перевезти груз было невозможно. Однако из этого тупика нас вывели малхусы, которые полностью взяли на себя охрану лагеря и за ночь прочесали всю округу. Около полудня Тузик с Джадом пригнали в лагерь двух сильно искусанных ассасинов и полтора десятка лошадей, которых те сторожили в лесу недалеко от дороги. Ассасины оказались совсем молодыми ребятами и являлись только учениками рыцарей пустыни, выполняя в разгромленном отряде обязанности коноводов. Обрадованный тем, что малхусы захватили пленных, я сразу приступил к допросу, результаты которого привели меня в полное замешательство.

Никаких проблем с допросом пленных у меня не возникло: мальчишки, запуганные малхусами до икоты, отвечали на все вопросы наперегонки. После появления на поле боя баркуда и разгрома ассасинов шестеро спасшихся из них смогли добежать до спрятанных в лесу лошадей и ускакать на север, даже не объяснив конюхам причину своего бегства. Молодые воины слышали рёв баркуда, но, дрожа от страха, остались на боевом посту, где и были захвачены в плен малхусами. Испуганные юнцы рассказали, что отряд, напавший на караван, являлся разведкой, высланной лично халифом Саадином проверить древнюю дорогу, идущую вдоль горного хребта на юг. За то время, пока мы с караваном хуманов и гвельфов пробивались к Нордрассилу из Кайтона, на Геоне произошли грандиозные события, в очередной раз повергшие в прах все мои планы на будущее.

Две недели назад недалеко от Латра легионы имперцев наголову разбили армию Чинсу и теперь преследуют остатки разбитых войск в направлении границы. Потери у Чинсу огромны, и, по слухам, в бою погиб даже главнокомандующий армией вторжения князь Охэй. Это ещё полбеды, но к имперцам, обороняющим Мэлор, подошли подкрепления магов, которые выжгли из метателей более пяти тысяч воинов халифата, а выжившие в огненном аду воины отброшены от города и в панике бегут. В Арбском халифате, ещё не оправившемся от последствий извержения вулкана и гибели столицы Медины, царит полный хаос. Толпы беженцев в поисках спасения движутся на юг от имперской границы. Халиф Саадин с пятью сотнями ассасинов и отрядом наёмников в двести бойцов захватил плацдарм на территории афров в районе Тадмура и пытается всеми силами расширить его до подхода беженцев. Афры отчаянно сражаются за каждый метр своей земли, и в ассасинов из-за каждого куста летят отравленные стрелы, не давая углубиться в джунгли.

Единственным направлением, на котором войска халифа не встретили сопротивления, оказался южный берег реки Нигер. Пленные афры называют этот район запретным и грозят любому, кто переправится на южный берег Нигера, страшными карами. Саадин сосредоточил возле реки отряд из сотни ассасинов и двух сотен наёмников и ждёт результатов разведки, после чего войска переправятся через реку и поток беженцев направят по древней дороге на юг.

После допроса пленных я долго сидел, обхватив голову руками, в поисках выхода из создавшейся ситуации. Мне было абсолютно ясно, что триста бойцов халифа прихлопнут нас, как мух, даже при наличии баркуда. Я не обольщался трусостью напавших на караван ассасинов, понимая, что под руководством Саадина воины пойдут на смерть не задумываясь и будут сражаться до последнего вздоха. В голове возникали планы один фантастичнее другого, но все они отметались сразу, не выдерживая никакой критики. Даже если вернуться в долину Нордрассила или запереться в бункере, это только отсрочит нашу гибель. Следом за арбами придут имперцы, которые с помощью магов прорвут защиту долины и вырежут нас, как кроликов.

Выбора у меня не было, и я решил идти ва-банк, надеясь на свою наглость и помощь богов. Если мне суждено умереть, то пусть это случится сейчас, а не возле Дерева Жизни, когда враги на моих глазах будут убивать Викану и наших ещё не рождённых детей. После принятия решения все сомнения были отброшены, и я дал команду седлать лошадей.

Только под утро мы добрались до входа в шлюз бункера. Разгрузив лошадей в помещении шлюза, я перезарядил киборга и закрыл ворота. Затем мы на скорую руку позавтракали, привели оружие в порядок и отдохнули пару часов. Я приказал бойцу, ещё не оправившемуся от ран, остаться с лишними лошадьми и почтовыми птицами возле озера, а сам забрался в седло баркуда. Просканировав напоследок район перед бункером магическим зрением и убедившись в отсутствии опасности, я повёл отряд навстречу войскам Саадина.

(обратно)

Глава 8 Клятва

День начал клониться к вечеру, когда мой отряд добрался до холма, с которого открывалась величественная панорама долины Нигера. До берега реки оставалось не более трёхсот метров, и сверху хорошо было видно, как на противоположном берегу сотни людей таскают брёвна и строят из них плоты, готовясь к переправе. Река в этом месте имела в ширину около двухсот метров, и из воды торчали опоры рухнувшего древнего моста. На наш берег уже переправился конный отряд ассасинов, который медленно ехал по дороге в сторону холма. Заметив наше появление, воины пришпорили коней и с криками ринулись в атаку. Расстояние между нами быстро сокращалось, и требовалось принимать срочные меры, чтобы нас не перебили в лобовой атаке.

— Заткните уши и держите коней, сейчас баркуд зарычит! — крикнул я и, подождав пару секунд, включил сирену.

Раздался чудовищный рёв механического монстра, и ассасины устроили кучу-малу, кувыркаясь через голову своих коней. Освободившиеся от седоков лошади гигантскими скачками унеслись в разные стороны, таща за собой тела воинов, которым не удалось освободить ноги из стремени. Несколько лошадей упали замертво, а другие, переломав себе ноги, бились в конвульсиях на земле. Я морально был готов к звукам, издаваемым баркудом, но и у меня пробежал мороз по коже. Лошади нашего отряда тоже разбежались, скинув своих седоков, но мои люди были готовы к такому повороту событий и хотя бы не переломали себе шею. На этот раз малхусы оказались на высоте и не праздновали труса, а только прижались к земле, прикрыв голову лапами.

«Тузик, вперёд, ловить лошадей!» — мысленно приказал я.

Оба малхуса сорвались с места выполнять приказ.

Воины на противоположном берегу реки бросили работу и толпой ломанули подальше от берега. Однако через минуту в лагере ассасинов раздался грохот боевых барабанов, и беглецы начали подтягиваться к лагерю и строиться в ряды, готовясь к бою.

— Все живы? — спросил я поднимающихся с земли «проклятых».

— Все вроде, — ответил Лаэр. — Ингар, хорошо, что ты нас предупредил, а то я точно в штаны наложил бы, хотя за сотню лет не раз смотрел в глаза смерти.

— Лаэр, как там пленные?

— В обмороке лежат, но вроде дышат, — ответил гвельф.

— Акаир, приведите мальчишек в чувство, затем возьми своих бойцов и спустись к ассасинам, что под холмом валяются, может, кто выжил и не сошел с ума от страха. Нужно парламентеров к Саадину послать, пока на том берегу не очухались и не начали переправу. Нам только мясорубки здесь не хватало, — приказал я командиру «проклятых».

Через двадцать минут «проклятые» вернулись на холм и притащили с собой троих связанных воинов. Я с изумлением узнал в пленниках хуманов и слез со спины баркуда. Сняв с головы шлем, я спросил высокого воина со шрамом на щеке:

— Назови себя, боец. Кто ты такой и из какого клана?

— Я Нолан из клана «Синий волк».

— Как ты здесь оказался?

— Я со своими ребятами пробивался в Кайтон из халифата после того, как прошёл слух, что князь Ингар приказал всем хуманам собираться в Кайтоне.

— Сколько у тебя бойцов в отряде?

— Вчера было двести пятнадцать человек. Из них сто сорок два хумана, остальные разный сброд.

— Хочу тебя обрадовать, Нолан, ваш путь закончен. Я князь Ингар, и ты с этой минуты поступаешь под мою руку вместе со своими людьми. Ты понял меня?

— Да, мой князь, — ответил ошарашенный Нолан.

В словах Нолана я почувствовал растерянность и скрытое недоверие. Чтобы не заморачиваться с объяснениями и доказательствами своих полномочий, я просто влез в мозг хумана и заставил его безоговорочно поверить в мои слова. Процедура охмурения других пленников также не стала проблемой, заняв у меня не более минуты.

— Вот тебе первый приказ, — продолжил я строить Нолана. — Сейчас ты вернёшься к своим людям и переправишь отряд на этот берег. Отправь своего заместителя к Саадину со словами, что князь Ингар вызывает его на переговоры. Сам к халифу не ходи, твоя задача переправить отряд на этот берег без боя и потерь. Хуманов и так мало осталось, у нас каждый воин на счету!

— Князь, что это за чудовище, которое так страшно ревёт, что люди замертво падают?

— Это обычный верховой баркуд. Нолан, если ты будешь верно служить народу хуманов и своему князю, то, возможно, и у тебя такой же появится. Про баркудов я тебе расскажу позже, а сейчас забирай бойцов и иди выполнять приказ. Когда будете переправляться на этот берег, я прикрою вас на баркуде. Предупреди своих людей, что если начнётся заварушка, то баркуд будет жечь ассасинов Саадина огнём — пусть не пугаются и не прыгают с плотов в воду.

Нолан, ошалев от обрушившихся на него событий, не потерялся, быстро привёл в чувство своих товарищей и побежал в сторону реки. Я приказал «проклятым» оставаться на холме и заняться ранеными ассасинами, а сам, посадив Лаэра на спину баркуда позади защиты водительского сиденья, направил киборга к реке. Некоторое время я вёл баркуда шагом, чтобы дать гвельфу освоиться, а затем увеличил скорость. Мы подъехали к берегу через минуту после того, как Нолан отчалил на рыбацкой лодке, и я помахал ему рукой. Хуман ответил на приветствие, и его воины налегли на вёсла.

Чтобы не терять времени даром, я решил выбрать позицию для стрельбы из метателя, чтобы в случае провала моих задумок не дать арбам переправиться на наш берег. Я проехал пару кругов вдоль берега и выбрал позицию на пандусе разрушенного моста. Позиция оказалась не идеальной, но лучшей поблизости просто не было. К этому времени Нолан и его бойцы переправились на другой берег и побежали в сторону лагеря Саадина.

— Как ты? — спросил я вцепившегося в броню и посиневшего от страха гвельфа.

— Ингар, ты действительно сын бога, если спокойно скачешь на этом чудовище. Я еле живой от ужаса, и мне постоянно кажется, что баркуд меня сожрёт!

— Лаэр, не дури! Не пройдет и месяца, как ты будешь скакать на баркуде лучше меня.

— Да я и близко к баркуду не подойду! — заявил гвельф.

— А кто тебя спрашивать будет? Прикажу, и поскачешь как миленький! Нет у меня друзей среди гвельфов, которым можно доверить баркуда. Ты у меня и на драконе летать научишься, так что готовь запасные штаны, — обрезал я Лаэра.

Гвельф вытаращил на меня свои огромные глаза, но поняв, что я не шучу и ему действительно скоро предстоит скакать на баркуде и летать на драконе, молча сглотнул комок в горле.

В это время в лагере арбов началась какая-то суета, и от строя ассасинов отделилась колонна бойцов, которая быстрым шагом направилась к берегу, прикрывая свои спины щитами. Скорее всего, это Нолан повёл свой отряд к переправе, и для меня настало время готовить баркуда к бою. Прикинув возможный сектор обстрела, я перевёл рычаги управления в боевое положение и навёл прицел на противоположный берег.

— Лаэр, слезай с баркуда и прикрывай мою спину. Сейчас здесь может стать горячо, и мне некогда будет смотреть по сторонам, — приказал я гвельфу.

Ствол метателя выдвинулся из груди баркуда в отверстие, прикрытое круглым щитком, и теперь торчал из него сантиметров на двадцать. Угол прицела по фронту не превышал сорока пяти градусов, и поэтому, чтобы выбрать цель в стороне, приходилось поворачивать всего баркуда. По высоте угол прицела тоже изменялся на сорок пять градусов, но если требовалось, то баркуд приседал на задние или передние ноги. Прицел метателя мало отличался от прицела зенитного пулемёта и имел механическую связь со стволом, скрытым в теле киборга. Конечно, попасть в глаз комару из такого оружия невозможно, но это и не требовалось, файербол баркуда сжигал всё в радиусе тридцати метров. Это вам не более поздние подделки выродившихся потомков, а оружие древней цивилизации.

Пока я готовился к стрельбе и поворачивал баркуда в нужную сторону, ситуация на противоположном берегу стала быстро меняться в худшую сторону. Воины Нолана вышли к берегу и окружили себя стеной щитов, а два десятка хуманов начали подтягивать к берегу уже готовые плоты. На всех бойцов плотов явно не хватало, и, похоже, Нолану придётся сделать две или три ходки. Как только от берега отчалила первая группа плотов, строй ассасинов, до этого стоящий перед лагерем, сдвинулся с места и быстрым шагом направился в сторону реки. Мне сразу стала понятна задумка Саадина. У хуманов было двойное преимущество в численности перед ассасинами, но по мере того, как бойцы Нолана станут переправляться на другой берег, это преимущество начнёт таять, вот тогда ассасины и ударят по хуманам и постараются уничтожить их на берегу и плотах по отдельности. Такого развития событий я не мог допустить и решил обстрелять ничейную полосу между хуманами и арбами, давая понять Саадину, что лучше попридержать своих людей.

Когда строй ассасинов остановился и они начали готовить к бою свои луки, я прицелился и выстрелил из метателя. Шар файербола огненным росчерком пронёсся над рекой и с грохотом разорвался на нейтральной полосе, залив всё вокруг морем огня. К счастью, прицел оказался верным, и, похоже, на том берегу никто не пострадал. После взрыва файербола ассасины сразу же начали отступление к лагерю, а среди хуманов раздались восторженные крики и улюлюканье в сторону отступающего противника.

Переправа заняла около трёх часов, и на плоты начали грузиться последние воины. В это время из лагеря Саадина выехали два всадника и, размахивая флагом, поскакали к переправе. Скорее всего, это были парламентёры халифа, решившего вступить в переговоры с неведомым противником. Я дождался, когда последний плот причалит к берегу, и только тогда, забрав Лаэра, направил баркуда к воинам Нолана. Хуманы выстроились в три шеренги на берегу реки и с трепетом ждали, когда баркуд приблизится к ним. Я решил не пугать воинов и остановил киборга, не доехав пятидесяти метров до строя. Затем я спешился, и мы с Лаэром пошли навстречу Нолану.

К моему удивлению, перед строем хуманов, задрав хвосты, бегали малхусы в образе Синих волков, а «проклятые» уже нашли знакомых среди бойцов Нолана.

«Это же надо, пока я прикрывал переправу, Тузик и „проклятые“ уже устроили пиар-акцию для князя Ингара», — с удивлением отметил я.

Нолан, увидев, что я спешился, отдал команду «Смирно!» и подошёл ко мне с докладом.

— Мой князь, воины всех кланов построены для принятия присяги на верность. Все готовы идти за тобой даже в ад. Твои бойцы рассказали нам о гибели Танола и о том, что ты собираешь наш народ под свою руку, чтобы возродить хуманов. Распоряжайся нашей жизнью как своей. Моя душа плачет, но ты дал нам надежду.

По щеке Нолана скатилась одинокая слеза, и он склонил голову, чтобы мне не была заметна его слабость. Я обнял хумана за плечи и сказал:

— Нолан, я понимаю тебя, и не надо стыдиться своих слёз. Мы все рыдали, как дети, когда смотрели, как гибнет в адском огне Танол, а вместе с ним наши родные и близкие. Самый простой путь — это уйти из жизни вслед за ними, но боги дали нам шанс. Хуманы будут жить, и наша родина теперь здесь. Готовь людей к присяге.

Нолан смахнул слезу и повернулся к строю.

— Раздеться по пояс! — приказал хуман и первым стал снимать с себя броню и оружие.

Я последовал его примеру, снял перевязь с мечом и пристально посмотрел на воинов, готовящихся к ритуалу. Представшая перед глазами картина почему-то вызвала странное ощущение дежавю. Мне показалось, что я вернулся назад во времени и принимаю присягу у клана «Зорг» на Теребе перед замком Аммалаэль. Всматриваясь в лица стоящих передо мной бойцов, я неожиданно начал узнавать среди них давно погибших друзей. Вон стоит Арчер, повернувшись ко мне боком, и снимает кольчугу, а это Ловкай и Имар помогают друг другу расстегнуть застёжки на броне. Меня прошиб холодный пот, и я, встряхнув головой, отогнал нахлынувшее на меня видение. Знакомые лица среди строя воинов исчезли, и я,чертыхнувшись про себя, скинул кольчугу.

Мне вдруг стало нестерпимо стыдно за себя, человека с моралью двадцатого века, перед людьми, для которых слова «честь» и «совесть» не пустой звук, а реально осязаемые вещи, цена которым — жизнь. Любой воин, стоящий в строю, выполнит данную им клятву, потому что иначе и быть не может, а готов ли я, задавив в душе подленькие рассуждения о выгоде, поступить так же?

«Господи! Неужели я снова развожу лохов на бабки, встав во главе доверившихся мне людей, и снова приведу их всех в могилу», — резанула меня, словно ножом, вылезшая из дальнего уголка подсознания совесть.

Однако отступать было некуда, я слишком заигрался в героя и вершителя судеб, словно мальчишка в компьютерной стрелялке. Теперь у меня только два пути: первый путь ведёт Игоря Столярова только в могилу, а второй — через кровь, боль и стыд к призрачной цели, до которой далеко, как до звёзд над головой.

«Поэтому придётся тебе, Игоряша, идти по второй дороге и изо всех сил стараться соответствовать образу мессира, который ты из себя так бездарно корчишь!» — обречённо подумал я, осознав своё положение.

Торжественность обстановки и важность происходящего окружили необычной аурой импровизированный плац и стоящих на нём людей. В груди стала подниматься уже изведанная волна, и воздух вокруг начал светиться. След от удара молнии заструился потоками Силы, а татуировки на руках приобрели объём и словно ожили.

Нолан, увидев произошедшую со мной метаморфозу, сделал шаг назад и опустился на колени, следом за ним на колени встали все воины. Чаши с вином, в которую нужно налить своей крови, у меня не было, и поэтому я решил использовать в качестве чаши свой шлем. Одно движение кинжалом — и в шлем потекла струйка моей крови, вид этого ручейка поверг меня в шок. Это была уже не кровь человека, а кроваво-красная светящаяся субстанция другого существа. Ошарашенный этим открытием, я нацедил в шлем почти полтора литра крови и остановился только тогда, когда у меня началось головокружение от кровопотери.

— Нолан, вот моя кровь, я даю клятву верности хуманам, обойди строй, и пусть воины смешают собственную кровь с моей кровью и выпьют по глотку.

Командир наёмников встал с колен и с поклоном принял шлем из моих рук. Я сделал надрез на его груди, и капли крови потекли в импровизированную чашу. Нолан поднял шлем, отпил глоток кровавого напитка и сказал:

— Я, Нолан из клана «Синий волк», присягаю князю Ингару, и моя жизнь принадлежит ему!

Нолан медленно двигался между рядами стоящих на коленях воинов, а Тузик шёл рядом с ним и зализывал раны на груди присягнувших. Когда ритуал закончился, Нолан подошёл ко мне и вернул кровавую чашу. Я большими глотками выпил содержимое и перевернул шлем, чтобы показать, что в нём ничего не осталось, затем приказал Тузику вылизать его.

Ритуал присяги подошёл к своему финалу, и я облегчённо вздохнул. Я не поп-звезда, и выступления на публике были мне в тягость. Легко изображать Гамлета на сцене театра, понимая, что в зале сидят зрители, которые понимают условность происходящего и просто оценивают твоё актёрское искусство. Здесь же всё происходит по-настоящему, и в мои слова верят, поэтому даже простое осознание этого факта делает из меня обычного мошенника.

На этой тягостной ноте я решил закончить процесс самобичевания, понимая, что мосты сожжены и обратной дороги нет.

День клонился к ночи, и я, отдав приказ разбить лагерь и выставить часовых, собрал командиров на совет, чтобы понять, что за люди доверили мне свою жизнь. «Проклятые» встали в круг, отгородив нас с Ноланом и Лаэром от посторонних ушей, и я спросил хумана:

— Что передали парламентёры Саадина?

— Мой князь, один из парламентёров сидит на плоту под охраной и ждёт, когда ты примешь его.

— Ведите его сюда, нужно выяснить, чего от нас хочет халиф.

Разговор с парламентёром не занял много времени. Халиф передал через гонца предложение встретиться завтра утром на середине реки для переговоров. Я согласился на переговоры, но попросил перенести встречу на полдень. Со своей стороны я предложил Саадину встречу один на один на плоту и без охраны. Если этот вариант халифа не устроит, то пусть возьмёт с собой двух воинов. По окончании переговоров мои бойцы перевезли парламентёра на другой берег на лодке.

После того как лодка с парламентёром отчалила от берега, Нолан представил мне троих своих заместителей, и я решил закончить на сегодня все дела, сославшись на усталость. Мне даже не пришлось изображать из себя замученного жизнью. Потому что меня и так шатало, словно с перепоя. После незатейливого ужина я расстелил возле баркуда снятую с лошади попону и завалился спать под охраной Тузика и «проклятых».

Забытьё, в которое я провалился, трудно назвать сном, меня начали мучить кошмары, и я метался во сне, словно приговорённый к смерти узник. Мне снилось, что я стою посреди чёрной пустыни и со страхом оглядываюсь по сторонам. Вдруг моё сердце пронзила чудовищная боль, словно тысячи молний стали рвать его на куски, голова закружилась, и колени сами подогнулись. С небес опустился ослепительный луч, и перед глазами появилась страшная картина. Свет померк, и всю чёрную пустыню заполнили призрачные фигуры воинов, стариков, женщин и детей, погибших на Таноле. Лиц не было видно, только горящие глаза смотрели мне в душу. От этой чудовищной толпы отделился один из призраков и подошёл ко мне. В этой призрачной фигуре я с ужасом узнал Колина. Взгляд мертвеца превратил меня в каменный столб, и в голове зазвучал голос:

— Ингар, посмотри вокруг! Это души людей, присягнувших тебе на верность. Теперь мы все мертвы, а ты снова принимаешь присягу у живых. Не обмани нас во второй раз, иначе не будет тебе прощения и пощады. Суд мёртвых ничто перед судом собственной совести, и нет достойной кары за клятвопреступление. Ты не имеешь права умереть и снова предать нас. Живи и помни о присяге, которую ты дал нам!

Мир начал рассыпаться на осколки, и я понял, что умираю. Луч над головой погас, и неведомая сила потащила меня в чёрную бездну.

(обратно)

Глава 9 Союз с Саадином

Пробуждение было тяжёлым, сознание возвращалось постепенно, словно талая вода подтачивала глыбу льда, в которую превратилась моя душа. Сначала я начал чувствовать своё тело, а затем пришло осознание того, что я не умер, а всё-таки остался в живых. Неожиданно за чёрной пеленой, окутывающей меня, послышались тихие голоса.

— Акаир, завтрак готов, можешь будить Ингара, — услышал я голос Нолана.

— Завтрак подождёт, пусть Ингар сам проснётся. Я и не знаю, как он ещё держится, всё сам да сам, как будто некого вместо себя запрячь.

— Акаир, расскажи, какой он, Ингар. Я понимаю, что он последний князь среди хуманов и выбора у нас нет, только хочется знать, как себя с ним вести, чтобы не попасть под горячую руку.

— Нолан, я бы не советовал никому и под холодную руку Ингару попадать. Все, кто ему под руку попал, давно червей кормят!

— Ты хочешь сказать, что Ингар — человек жестокий и любитель рубить головы?

— Да нет, Ингар, по-моему, даже слишком добрый. Если бы я был на его месте, то многие из тех, кого он пощадил, лишились бы головы на раз.

— Давно ты с ним?

— Я с Ингаром ещё с Тереба, когда Сигурд привёл клан «Зорг» штурмовать замок Аммалаэль. Имперцы отправили Сигурда на Тереб, чтобы им легче было захватить Танол в отсутствие великого князя хуманов. Ингар в то время был князем только клана «Жёлтая змея», который Сигурд и его жёнушка Киона почти уничтожили. Ты знаешь историю Стаса и Дэи?

— А кто из клана «Синий волк» не знает Стаса? Это же Стас прирезал Мармута и его семейку. Хотя Мармут и был князем моего клана, но получил он по заслугам, скотом этот урод был первостатейным!

— Тогда, Нолан, я начну по порядку. Ингар — истинный высокородный и племянник Стаса, его прислали на Геон, чтобы отомстить убийцам дяди.

— Как это прислали?

— А ты не знаешь, как это у нас делается? Глава рода даёт свой меч младшему сыну и приказ убить кровника. Если сумеет парень отомстить, честь и слава, а погибнет, так и лишнего наследника не станет.

— Значит, его отец послал на Геон Сигурду отомстить? — переспросил Нолан.

— Я этого не говорил, но похоже, что так. Побратим Ингара Колин, наказующий клана «Зорг», мне рассказывал, что Ингар, когда его переправили на Геон, сразу начал искать убийц Стаса. Мне неизвестно как, но он нашёл в Мэлоре сыновей Сигурда: Улиса и Тулпара, дядьку Зана и гвельфа Ариму Летящая Смерть, а потом зарезал всю эту компанию, как собак.

— Я, конечно, человек доверчивый, но ты, Акаир, похоже, заливаешь. Я лично знал сыновей Сигурда, и воины они были неслабые, а про Ариму Летящая Смерть вообще молчу. На моих глазах Арима тридцать воинов чинсу перещёлкал из лука всего за пару минут, даже не целясь. Не может человек стрелять как гвельф, сказки всё это!

— Нолан, твой Арима Ингару даже в подмётки не годится. Князь стреляет из лука лучше любого гвельфа, сам видел. Кстати, Ингар Ариму как раз из лука пристрелил. Бойца сильнее нашего князя на Геоне просто нет. Он Сигурда в бою один на один зарубил как мальчишку! Ты Сигурда знаешь, боец был сильнейший, да и хитрец первостатейный. Ингар на поединок честь по чести вышел, а Сигурд поперёк воинской чести — с магическим мечом! Только не помогла Сигурду магия, Ингар башку ему с плеч смахнул в два счёта.

— Ладно, оставим Сигурда и Ариму, рассказывай дальше, — недоверчиво попросил Нолан.

— После того как Ингар убил сыновей Сигурда, он случайно встретился с Колином и вместе с ним захватил замок Самбулат. В замке они освободили из темницы похищенную гвельфийскую принцессу Викану, дочь Великого князя Анхеля. Ингар отвёз принцессу в Кайтон и передал гвельфам. Викана влюбилась в Ингара как кошка и послала куда подальше всех женихов, которых ей отец приготовил, даже императора Кантора.

— Совсем ты заврался, Акаир! Я принцессу Викану в Меране на балу у императора видел, когда охранником у одного высокородного козла служил. Красоты такой на свете просто не бывает! Гвельфийки все красавицы как на подбор, а Викана среди них как богиня среди уродин! Бал три дня продолжался, и за это время за Викану больше двух десятков дуэлей произошло, арбского принца чуть ли не в кандалах отец домой увёз, у парня все мозги отшибло от любви! Конечно, Ингар — мужчина очень видный, но хуманы для гвельфов всё равно что грязь под ногтями! Я в жизни не поверю в то, что гвельфийская принцесса за хумана вышла, пусть даже и за князя!

— Да будет тебе известно, что наш князь таких кровей, о которых любой высокородный на Геоне только мечтать может! Это гвельфийские князья у Ингара — грязь под ногтями, он гвельфам одолжение сделал, когда на Викане женился!

— Как женился? — удивился ошарашенный Нолан.

— А вот так и женился! Викана сейчас беременная сидит в своём дворце на Нордрассиле и плачет, дожидаясь любимого мужа! Для гвельфов Ингар чуть ли не полубог!

— С ума сойти, как это?

— Ты с гвельфом Лаэром уже познакомился? Лаэр — гвельф из высокородных, он сейчас главный у «приносящих смерть», так вот он у Ингара на посылках! Ты видел, как Ингар на баркуде разъезжает? От рёва этого зверя нехилые бойцы разума лишаются, а некоторые даже мрут от страха! Это для Ингара так, мелкие шалости. Вот когда Ингар сюда на драконе прилетит, Саадин со своими ассасинами портки полгода отстирывать будет!

— На каком драконе?

— На обычном, на чёрном. Совет князей на Таноле Ингара Чёрным Драконом назвал после того, как он имперский флот в Лизаре сжёг и снял осаду с Танориса. Наш князь и Танол сумел бы спасти от гибели, да только имперские маги дракона убили. Ингар просто не успел вернуться в замок Кронос.

— Акаир, ты меня за идиота считаешь? Какие драконы? Бабских сказок наслушался?

— Да я за этим драконом с самого Тарона ухаживал, своими руками чистил его, лечил, сторожил, пока он спал. Слушай, Нолан, если бы мы с тобой три года в одном десятке спину друг другу не прикрывали, то ты за свои слова сразу без языка остался бы! Ответь, я врал тебе хотя бы раз?

— Да нет вроде. Раньше я за тобой подобных грехов не замечал.

— Я и сейчас не вру! Когда мы с Танола уходили на дракаре, Ингар чернее смерти стоял у руля, я думал, что он рехнётся! Мало того что он нам сгинуть не дал, так ещё поклялся хуманов возродить. Кстати, Нолан, ты холостой или женился, наконец?

— Да нет, мне за бабскую юбку держаться не хочется, я и так неплохо живу.

— А теперь женишься и детей нарожаешь! Ингар, как мы только в Кайтон приплыли, каждому воину на невольничьем рынке жену купил и приказал жениться.

— Как это, жену купил?

— Да очень просто, привёл бойцов на рынок и купил каждому девушку, которая понравилась. Вы присягу на верность приняли, значит, и вам князь невест купит.

Я отлежал весь левый бок, притворяясь спящим и выслушивая весь этот бред. Оказывается, народное мифотворчество достигло невероятных высот и любым моим, даже идиотским, поступкам находило выгодное для меня оправдание. Сначала я просто разозлился, но потом начал понимать, что миф о князе Ингаре — это та соломинка, за которую хватается утопающий: отбери её — и у людей исчезнет последняя призрачная надежда на будущее.

Собеседники заметили, что я зашевелился, и благоразумно умолкли, перестав перемывать кости своему князю. Я сделал вид, что ничего не слышал, потянулся спросонья и встал на ноги. Затем, выслушав доклад Нолана, я направился приводить себя в порядок и завтракать.

После завтрака на меня сразу обрушился целый ворох неотложных дел. Нужно было обсудить с командирами диспозицию на случай провала переговоров, отправить охотничью партию за добычей для полутора сотен голодных желудков, определить порядок движения к озеру возле бункера, где я решил построить второй посёлок для хуманов. Место казалось мне удобным, да и бункеру была нужна надёжная защита. Лагерь превратился в настоящий муравейник, в котором каждый воин оказался занят работой, которая не давала времени забивать себе голову дурными мыслями и сомнениями.

Сразу после полудня из лагеря Саадина выехали три всадника и поскакали к берегу. Нолан, всмотревшись в лица арбов, доложил, что это халиф Саадин и двое «бессмертных» из его личной охраны. Наступил момент, который решал очень многое в нашей судьбе, потому что от переговоров зависела не только моя жизнь, но и, возможно, судьба всего Геона. Плот для переговоров ещё с утра был поставлен посреди реки на якорь и теперь дожидался только нас с Саадином. Нолан хотел сесть вместе со мной в лодку, но я приказал ему остаться на берегу. Саадин всё-таки решил подстраховаться, приведя с собой охрану, но и я не стал полностью доверять халифу. На берегу стоял баркуд, метатель которого был направлен на плот, а в водительском кресле сидел Лаэр. Я подробно проинструктировал «приносящего смерть» и показал ему две кнопки, на которые он должен нажать в случае форс-мажора. Первая кнопка — это сигнал сирены, а вторая — спусковой курок метателя. Если Саадин решит прирезать меня на плоту, то Лаэр должен будет пугануть ассасинов рёвом баркуда, а после того, как я прыгну в воду, сжечь плот файерболом. Однако халиф оказался человеком чести и, увидав, что я в одиночестве сел в лодку, тоже оставил охрану на берегу.

Я должен отдать должное сообразительности и расторопности Нолана. Плот для переговоров оказался отлично подготовлен. За ночь его воины успели положить на брёвна плота дощатый настил, сколотить стол и две лавки. На столе даже стоял кувшин с вином и два кубка, а рядом лежала стопка бумаги и письменные принадлежности. Мы с Саадином причалили к плоту почти одновременно и, привязав лодки, начали изучать друг друга, присматриваясь.

К моему удивлению, халиф оказался не намного старше меня, на вид я не дал бы ему больше тридцати пяти лет. Это был высокий сухощавый воин, казалось свитый из одних жил. Пристальный взгляд чёрных глаз Саадина будто прожигал меня насквозь, но ментального давления на свою ауру я не чувствовал. Сканирование ауры халифа обнаружило мощную магическую защиту, создаваемую тремя амулетами, которые были спрятаны под мифриловой бронёй, скрытой обычным костюмом ассасина. Никаких особых украшений я не заметил, кроме серьги в ухе, массивного перстня и великолепной сабли в комплекте с кинжалом. Я не стал играть в молчанку и представился первым.

— Я князь хуманов Ингар, с кем имею честь беседовать?

— Я халиф арбов Саадин, — представился воин.

— Очень рад нашей встрече. «В ногах правды нет» — так говорят на моей родине, давайте присядем за стол, нам нужно обсудить много вопросов, — предложил я, и мы сели с халифом напротив друг друга.

К счастью, Саадин оказался лёгким в общении человеком, все ритуалы были оставлены на берегу, и мы сразу приступили к обсуждению существа дела.

— Халиф, я не буду морочить вам голову дипломатическими ребусами, а сразу предложу вам союз против имперцев, — заявил я. — Мне известно, что ваши войска разбиты под Мэлором и отступают на юг. У хуманов с имперцами особые счёты. Маги имперцев приложили свою руку к гибели Танола и глобальной катастрофе на Геоне. Я не кровожаден и к простому народу Меранской империи у меня претензий нет, но имперские маги у меня в особом списке. Это дьявольское отродье заслуживает только смерти!

— Откуда вам известно, что катастрофу на Таноле устроили имперские маги? — спросил Саадин.

— Я был участником событий, произошедших на Таноле, но не сумел помешать планам имперцев.

— Князь, вы сумели спастись с Танола?

— Да, я спасся, на моих глазах взорвался остров и погибли все его жители. Боги пощадили меня, чтобы дать шанс отомстить за это чудовищное преступление. Теперь и вы знаете причину катастрофы и виновников гибели тысяч и тысяч людей, поэтому я надеюсь на союз с вами.

— Князь, мои люди доносили, что Верховный маг Меранской империи Агрипа затевает какую-то авантюру на Таноле, но я не подозревал, во что это выльется. Мне стало известно, что имперцы хотят украсть из замка Кронос какой-то Амулет согласия, но я не маг и не придал этому особого значения, тем более князь Сигурд находился в союзе с империей. Кстати, Великий князь Сигурд тоже погиб на Таноле?

— Нет, князя Сигурда убил я, собственными руками.

— Извините меня, но мне хотелось бы узнать причину столь решительного поступка. Сигурд был законным Великим князем хуманов, и его убийство очень тяжёлое преступление!

— Причина проста как мир — это кровная месть. Сигурд подло убил моего родного дядю князя Стаса и его жену Дэю. Поэтому моя семья послала меня на Геон отомстить за его смерть. В мире, который называется Земля, подобных вещей не прощают, и мститель придёт даже через века!

— О, князь, значит, вы истинный высокородный и пришли из мира моих предков, чтобы отомстить за смерть родственника. Я склоняю перед вами голову, вы в своём праве! Если вам удалось оказаться на этом плоту, значит, открылся проход в мир всемогущего Аллаха?

— Нет, халиф, это была дорога только в один конец, я не смогу вернуться назад, — погасил я надежду, зажёгшуюся в глазах Саадина.

— Очень жаль, правоверные очень страдают, не имея возможности совершить хадж в истинную Медину. Геонская Медина разрушена извержением вулкана, а это тяжёлая потеря для каждого мусульманина.

— Причиной гибели Медины стал взрыв на Таноле, устроенный меранскими магами, так что и у вас есть основания для мщения! — расставил я акценты, подталкивая мысли халифа в нужную мне сторону.

— Всё в руках Всевышнего, а мы только слуги его! Подлые имперские маги заплатят кровью за свои преступления! Князь, я готов вступить с хуманами в военный союз, и вот вам моя рука. Аллах свидетель, что я до конца выполню все обязательства по договору, — заявил Саадин.

Я знал, что восточные народы славятся своим темпераментом, но слова к делу не пришьёшь, и предложил скрепить наш договор на бумаге. Саадин тоже оказался дотошным правителем, и оформление договора продлилось до самой ночи и закончилось уже в темноте при свете настольной лампы. Документ получился довольно объёмным и оброс различными мелочами, вплоть до компенсации за пленниц и рабынь, предназначенных в жёны моим воинам.

Мне не хочется тратить время на перечисление всех малозначимых пунктов документа, поэтому остановлюсь на наиболее важных договорённостях. Основным пунктом в договоре была моя материально-техническая и огневая поддержка армии халифа. Главной причиной разгрома арбов под Мэлором и чинсу возле Латра стало отсутствие в войсках боеприпасов для метателей. После катастрофы обе маломощные зарядные станции в империи Чинсу вышли из строя, а у имперцев неожиданно появилась возможность заряжать камни Силы прямо в войсках. Подавляющее превосходство имперцев в огневой поддержке и решило исход обоих сражений.

Разведка Саадина доносила о какой-то чудовищной установке, заряжающей камни Силы с помощью кровавых жертв, и о многотысячных колоннах смертников, идущих к замку магической академии. В донесениях было написано про огромные костры, на которых сжигаются обескровленные тела несчастных. Дым от этих костров и запах горелой человечины разносится по всей округе. Мне не хотелось верить в эти ужасы, но люди ради власти могут пойти и не на такое, история Земли тоже имеет много подобных страниц.

Чтобы ликвидировать превосходство имперцев в огневой поддержке, я обязался в течение двух недель обеспечить боекомплектом все двенадцать метателей, оставшихся у халифа, и пополнять расход боеприпасов по мере надобности. Оплата моих услуг должна производиться по довоенным тарифам, а это оказались очень неплохие деньги. Однако Саадин попросил у меня рассрочку платежей в связи с военными действиями. Мне пришлось согласиться на эту просьбу, но в ответ я потребовал оплачивать половину стоимости боеприпасов вперёд. По договору хуманы через три недели должны предоставить в распоряжение Саадина одного баркуда, чтобы с его помощью расширить плацдарм на территории афров.

Настоятельная просьба халифа предоставить временное убежище для беженцев на нашем берегу реки Нигер была мной категорически отвергнута. Я заявил, что земля на правом берегу является запретной для посторонних и об этом испокон веков известно даже афрам. Любые передвижения по этой территории или появление войск союзника, в том числе и беженцев из халифата, карается смертью. Столь категорические требования я объяснил религиозными мотивами и нежеланием, чтобы посторонние осквернили могилы наших предков. Саадин не очень-то мне поверил, но вынужден был согласиться. Мы, скрепив договор своими подписями и отпечатками пальцев, распрощались и после дружеских рукопожатий вернулись каждый на свой берег.

(обратно)

Глава 10 Побоище у Тадмура

На следующее утро, оставив на холме возле реки конный дозор из четверых бойцов, я оседлал баркуда и повёл отряд Нолана к бункеру. Ничего существенного по дороге не произошло, и через сутки бойцы разбили лагерь у озера, недалеко от входа в бункер. «Проклятый», которого мы оставили сторожить лошадей, уже поправился и приветствовал нас радостными криками. Первым делом я написал письмо Викане, в котором рассказал о произошедших событиях, и выпустил почтовую птицу в небо.

Дни замелькали, словно в калейдоскопе, спрессовавшись в непрерывный конвейер авральной работы и непрерывных забот о дне насущном. С утра до полудня я занимался обучением наездников для баркудов, а после полудня вместе с «проклятыми» строил сразу два дельтаплана, конструкцию которых проработал ещё на Таноле. Первыми начали учиться управлять киборгами Лаэр и Нолан. Гвельфу я доверял безоговорочно, а Нолан являлся командиром отряда хуманов, и другой кандидатуры у меня просто не было. Задействовать «проклятых» я не мог, потому что они строили вместе со мной дельтапланы и заодно обучались теории пилотирования. Работу над летающей лодкой мне пришлось забросить до лучших времен. Сил, а главное — времени, чтобы довести конструкцию до ума, у меня катастрофически не хватало, и поэтому пришлось переключиться на уже отработанные дельтапланы. Спал я только урывками и питался, перехватывая на ходу кусок-другой, но организм, прошедший трансформацию, на удивление легко справлялся с усталостью. Мне достаточно было поспать буквально пару часов, и я снова был свеж как огурчик. Рутину суматошных дней скрашивали регулярно доставляемые голубиной почтой письма от Виканы. Эти послания были пропитаны любовью и заботой обо мне, которую излучала каждая строчка. Я отвечал на каждое письмо, но, к сожалению, времени на обширные послания мне не хватало.

На десятый день мы спустили первый дельтаплан на воду, и я провёл лётные испытания, которые прошли довольно успешно. После небольшого изменения центровки аппарат можно было допускать к обычной эксплуатации. Однако я решил не спешить и сначала установить на дракона метатель и сирену от киборга, благо этого добра на складе мы нашли двадцать комплектов. Идея вооружить дракона сиреной пришла мне в голову, когда я случайно вспомнил, что немецкие летчики во время войны наводили панику среди наших бойцов подобным способом. Я надеялся на то, что рёв дракона с небес деморализует противника похлеще рычания баркуда.

Электродвигатель от основного гидронасоса киборга оказался легче и вдвое мощнее двигателя от дрезины, который использовался на первом дельтаплане, к тому же он имел плавную регулировку числа оборотов и индикатор заряда камня Силы. Поэтому тяговооружённость дельтаплана новой конструкции оказалась намного выше, чем у его предшественника, и если снять с аппарата метатель, то он вполне мог поднять трёх пассажиров. Пропеллеры, обработанные на хорошем оборудовании, после проклейки тканью и пропитки лаком оказались намного прочнее и мало отличались от образцов, изготовленных в заводских условиях. Только сейчас до меня стало доходить, как мне повезло, что первый дельтаплан, изготовленный на коленке, не развалился в первом же полёте.

За прошедшие десять дней Лаэр и Нолан, буквально не вылезавшие из сёдел баркуда, далеко обогнали меня в искусстве управления этим механическим чудовищем. Гвельф и хуман, абсолютно не похожие по характеру представители разных народов, сдружились настолько, что только что не спали в одной постели. Инструкция по управлению киборгом была ими зачитана до дыр, и механические монстры перерыли своими лапами всю округу. У друзей-соперников возникали постоянные споры на повышенных тонах, и временами мне казалось, что они в конце концов передерутся, но выяснения отношений всегда заканчивались мирно. Однажды я увидел игру в догонялки, устроенную Лаэром и Ноланом на баркудах, и только тогда понял, какое грозное оружие оказалось у меня в руках.

От наездников баркудов не отставали и «проклятые», после дооборудования второго дельтаплана они приступили к первым полётам. У меня уже начала кружиться голова от бесконечных взлётов и посадок и маневрирования змейкой над озером. Не у всех «проклятых» прорезались таланты пилотов, но упорство и труд всё перетрут. После первого дня учебных полётов наибольшие успехи показал Акаир, поэтому я решил на первых порах обучать только его. Конечно, это вызвало скрытую зависть у его подчинённых, но после разъяснения ситуации и командного окрика народ успокоился. На третий день Акаир начал самостоятельные вылеты уже без моего участия.

Неумолимое время, как мне показалось, пустилось вскачь, и подошёл срок выполнения первого пункта договора, в котором я обещал зарядить метатели Саадина. Лаэр ещё вчера утром ускакал к переправе на своём баркуде и уже должен дожидаться моего прилёта на берегу Нигера. Гвельфа сопровождали десять конных хуманов, которые обязаны были прикрывать его четвероногий танк от внезапных нападений. Мне оставалось только зарядить пару жёлтых камней Силы из своих запасов и подготовить дельтаплан к вылету. Закончив приготовления, я посадил Акаира в переднюю кабину дракона, и он запустил двигатель. Я решил увеличить лётный опыт командира «проклятых», доверив ему перелёт до переправы на Нигере. Акаир уверенно взлетел, мне даже не пришлось брать управление на себя.

Уже через три часа наш дельтаплан кружил над баркудом Лаэра, а мы с Акаиром пытались понять, можно ли идти на посадку. Гвельф стоял в окружении воинов охраны и приветственно махал нам руками, давая понять, что у него всё в порядке. На противоположном берегу Нигера выстроился отряд ассасинов. Однако узнать среди них Саадина оказалось невозможно, не подлетев поближе. Чтобы не распугать союзников, мы решили не делать круг почёта над их головой, а сразу пошли на посадку. Акаир идеально посадил дракона на воду и причалил к берегу, где нас дожидался Лаэр. Увы, но наша предосторожность не сработала, и я увидел, как перепуганные до смерти ассасины во все лопатки удирают в сторону своего лагеря. Воины вытащили дракона на берег, и мы выбрались из аппарата. Мне пришлось для проформы сделать несколько замечаний счастливому Акаиру, после чего мы подошли к Лаэру. Я дружески поздоровался с гвельфом и приступил к расспросам:

— Лаэр, ты предупредил союзников, что мы прилетим на драконе?

— Конечно, Ингар. Я лично беседовал с Саадином, когда подготавливал переговоры.

— А почему тогда они удрали, как будто за ними черти гонятся?

— Ингар, это твои хуманы такие же отмороженные, как и их князь. Я давно уже привык к твоим чудесам, сам на баркуде, как на лошади, разъезжаю, и то боюсь этих монстров до смерти, а здесь простые люди, ни разу не видавшие дракона. Древнее арбское пророчество гласит, что дракон — это вестник смерти, и если воин увидит дракона, то непременно погибнет в ближайшем бою.

— Такое пророчество, конечно, нам на пользу, но как теперь вернуть Саадина на переговоры? — озадаченно спросил я гвельфа.

К счастью, возникшая проблема решилась сама собой. Через полчаса со стороны лагеря халифа показались трое всадников, среди которых мне удалось рассмотреть Саадина. Обрадованный таким развитием событий, я сел в лодку и поплыл на середину реки к плоту.

Саадин тоже приплыл на плот один, и после недолгих приветствий мы уселись за стол переговоров.

— Князь, вы с каждой встречей всё больше меня удивляете. В прошлый раз вы появились верхом на чудовище, которое называете баркудом, а сегодня прилетели на драконе. В следующий раз вы, наверное, прискачете верхом на Иблисе! Мои воины как последние трусы разбежались в разные стороны, бросив своего повелителя. Мне пришлось лично отрубить голову троим опозорившим меня «бессмертным», — раздраженно заявил Саадин.

— Халиф, прошу меня простить за это недоразумение, но я не хотел пугать ваших воинов и наносить ущерб достоинству повелителя правоверных. Давайте оставим в стороне разные мелочи и приступим к более важным делам. Я привёз камни Силы для метателей, прикажите своим людям принести метатели на берег, и приступим к их перезарядке.

— Уважаемый князь, но мы не заряжаем метатели, у нас есть зарядная станция, в которой от большого камня Силы заряжаются камни, извлечённые из метателей. Установка находится в лагере, и, чтобы перенести её на берег, потребуется много времени. Князь, вы не могли бы показать ваши камни Силы, я боюсь, что они могут не подойти к нашей зарядной станции.

Я достал камни Силы из контейнера, в котором они хранились, и выложил на стол. Саадин, увидев камни, сокрушённо покачал головой и сказал:

— Эти камни значительно больше по размеру, чем наши, и в зарядную станцию просто не влезут. Князь, мне кажется, что мы ошиблись и зарядить метатели у нас не получится.

Над столом переговоров повисла напряжённая тишина, и союз между мной и Саадином, на который я возлагал большие надежды, мог рухнуть в один момент из-за моей торопливости и самонадеянности. Требовалось срочно предпринять решительные шаги для разруливания сложившейся ситуации.

— Халиф, не нужно так сразу отчаиваться и посыпать голову пеплом. Проблем с зарядкой камней Силы у нас нет, и это небольшое недоразумение можно решить очень быстро. Между нами произошло обычное недопонимание, которое легко разрешить. Будьте добры, объясните мне, в каком виде вы хотели получить от меня помощь в зарядке метателей?

— Я думал, что произойдёт обычный обмен, мы обменяем пустые камни на заряженные, а я заплачу вам стоимость зарядки, — пожал плечами Саадин.

— Халиф, вы привезли с собой камни?

— Да, конечно, со мной четыре камня, — ответил Саадин и выложил на стол красные камни размером с грецкий орех в металлической оправе.

В стрессовой ситуации мозги у меня начинают работать с удвоенной скоростью, и если решение лежит на поверхности, то в большинстве случаев мне удается решить проблему. Так произошло и на этот раз. Похожие камни уже попадали мне в руки, просто я не знал, что они предназначены для зарядных станций. Покрутив камень в руке пару минут, я решил попытаться зарядить его из запасов Силы, сосредоточенных у меня в солнечном сплетении. Настройка на камень прошла быстро, всего за несколько секунд мне удалось нащупать нужный ритм колебаний. После настройки осталось только зажать камень в кулаке и закрыть глаза. Поток Силы устремился в магический аккумулятор, и камень через некоторое время стал горячим, вспыхнул голубыми сполохами и ударил меня током. Я выронил камень и непроизвольно замахал рукой, дуя на обожжённую ладонь.

Саадин, сидевший до этого тихо, как мышь в мышеловке, увидев заряженный камень, вскочил из-за стола. В какой-то момент я подумал, что испуганный халиф бросится в воду, однако нужно отдать должное мужеству Саадина — он переборол страх и, побелев как смерть, сел на своё место. Я налил в кубок вина и вложил его в трясущуюся руку арба. Халиф одним глотком опустошил кубок и кивком поблагодарил меня. Затем Саадин взял себя в руки и выдавил:

— Князь, похоже, я совершил большой грех перед Всевышним, казнив сегодня своих воинов. Я прошу простить меня за то, что я потерял лицо и проявил слабость.

— Это вы должны простить меня, халиф, за то, что я показал свою гордыню и, увлёкшись магической задачей, не предупредил вас, а продемонстрировал балаганный фокус, недостойный мага моего уровня.

— Князь, уж лучше бы вы прискакали верхом на Иблисе. В этом случае у меня были бы оправдания моему страху! — горестно заявил расстроенный Саадин.

— Халиф, да не расстраивайтесь вы так, — улыбнувшись, ответил я, — у меня в рукаве ещё много сюрпризов, поэтому давайте займёмся вашими камнями.

Через полчаса Саадин стал счастливым обладателем четырёх заряженных камней Силы, а я стал богаче на увесистый мешок золотых монет и драгоценных камней. Расход магической Силы составил чуть больше половины моего запаса, и даже без его пополнения я мог бы зарядить ещё пару-тройку камней. Пора уже было прощаться, но из лагеря Саадина прискакал гонец, который, соскочив с лошади, прямо в одежде бросился в воду и быстро поплыл к плоту.

— Повелитель, беда! — давясь словами, затараторил гонец. — Нас предал командир эскадры галер Фарух, этот сын свиньи переметнулся к имперцам и высадил десант в тылу наших войск. Имперский легион перерезал дорогу к Тадмуру, и войска неверных уже в половине дневного перехода от замка!

Мне показалось, что Саадина хватит удар, но он справился с собой. Правда, пострадал кубок для вина, который он превратил в комок металла, сжав его в могучей руке.

— Прошу извинить меня, князь, но я должен удалиться и принять команду над войсками в Тадмуре. Похоже, пришло моё время уйти на суд Всевышнего. Жаль, что мы не успели претворить в жизнь наши планы. Вам тоже пора идти, князь, скоро сюда придут имперские войска и их маги, а у вас мало времени на подготовку к обороне.

Мои мозги заработали в бешеном темпе, ища выход из проигрышного положения, и почти мгновенно нашли ответ на ход имперцев.

— Халиф, не нужно отчаиваться! — заявил я. — Вы готовы полететь со мной на драконе и оценить обстановку с воздуха?

— Да, я готов лететь даже на помеле, лишь бы спасти свой народ!

— Тогда садитесь в лодку, мой друг, нас ждут великие дела! — выдал я цитату из какой-то книги.

Дельтаплан быстро набирал высоту, и люди на земле превратились в муравьёв. Я положил аппарат на крыло и решил облететь лагерь ассасинов по большой дуге, чтобы не оставить Саадина совсем без армии. Халиф, как маленький ребёнок, радовался ощущению полёта и оглашал воздух восторженными воплями. Я мысленно поблагодарил Акаира за то, что он помимо привязных ремней примотал Саадина к сиденью ещё и верёвкой, а то расшалившийся повелитель правоверных мог запросто вывалиться из кабины. Минут через двадцать ошалевший от восторга халиф вернулся к реальности и начал откликаться на мои вопросы. Я, чтобы занять его делом, попросил указывать мне направление полёта, хотя по большому счёту это не требовалось. Через час мы уже пролетали над горным ущельем на границе халифата и территории афров, затем внизу показались полуразвалившиеся стены Тадмура. Я решил не снижаться и перевёл дельтаплан в набор высоты, чтобы увеличить обзор.

Войска имперцев разбили лагерь в двухчасовом переходе от ущелья и готовились к ночлегу, но во мне почему-то росла уверенность, что многие из них проснутся уже на том свете. Я предупредил Саадина, что мы идём в атаку, и приказал ему заткнуть уши, потому что дракон будет страшно кричать. Саадин повернулся ко мне и скроил такую зверскую рожу, что я понял: на этот раз халиф в штаны не наложит.

Решив атаковать со стороны солнца, я перевёл дракона в пологое снижение. На высоте пятисот метров я включил сирену и открыл огонь. Мы делали заход за заходом и выпускали по цели серии из двух файерболов. Рёв дракона, доносившийся с небес, полностью парализовал противника и лишил его воли к сопротивлению. После четвёртого захода лагерь имперцев перестал существовать, залитый морем огня. Неожиданно в огненном аду, бушевавшем под нами, грохнул взрыв боекомплекта одного из имперских метателей. Это событие стало намёком на то, что нельзя зарываться, поэтому я набрал высоту и повёл дракона в сторону озера, где должны были стоять на якоре галеры халифа.

Саадин во время боя совсем съехал с катушек, он орал как сумасшедший, ругался, словно пьяный матрос, плевался, как верблюд, и посылал проклятия горящим в огне имперцам. Через полчаса под нами заблестела голубая гладь Атлаского озера, и мы увидели эскадру галер, стоящую на якоре у рыбацкой деревушки, в которую меня уже забрасывала судьба. Халиф умолял меня снизиться над флагманской галерой и пролететь вдоль её борта. Эйфория от успехов взяла верх над разумом, и я выполнил просьбу Саадина.

Моё знание арбского языка находилось на уровне обмена жестами, поэтому я не понял, что орал своим подданным халиф, но его жесты рукой поперёк горла перевода не требовали. По-моему, матросы на галере узнали своего повелителя, и на палубе начался ожесточённый бой. Нам тоже досталось на орехи, когда с кормовой надстройки корабля вылетел рой стрел, две из которых пробили обшивку крыла. Я в испуге набрал высоту, но, на наше счастье, стрелы оказались простыми и не несли магической начинки. Саадин снова начал умолять меня снизиться и пролететь вдоль борта галеры, но я красочно объяснил зарвавшемуся халифу, что об этом думаю, и направил дельтаплан в сторону переправы на Нигере.

Когда мы заходили на посадку, на переправе вовсю шёл бой между воинами халифа и баркудом Лаэра. К счастью, гвельф не сжёг всё столпившееся на противоположном берегу воинство, а только разнёс в щепки плот с десятком отморозков, решивших переправиться. Я разогнал ассасинов рёвом сирены и посадил дельтаплан на воду. Мы причалили к берегу, после чего я пулей выскочил из кабины и бросился к гвельфу за разъяснениями. Лаэр в двух словах рассказал мне, что полчаса назад из лагеря ассасинов вывалила возбуждённая толпа с бородатым стариканом во главе, который что-то орал как бешеный. Потом на наш берег переплыл парламентёр, который потребовал вернуть похищенного Иблисом Саадина, а затем в ход пошли стрелы и началась переправа. Лаэр сделал предупредительный выстрел вдоль реки, но это ассасинов не остановило, и пришлось стрелять на поражение.

Я высказал халифу всё, что о нём думаю, и отправил рассыпающегося в извинениях повелителя правоверных на противоположный берег, а заодно и к чёртовой матери. Халиф переправился на свой берег со скоростью чемпиона по академической гребле и понёсся в сторону лагеря, как опытный спринтер. Мне с трудом удалось успокоить свои нервы, после чего, плюнув на все заморочки, я отправился к костру ужинать. Сытная еда поспособствовала восстановлению душевного равновесия, и ко мне вернулась способность мыслить адекватно сложившейся обстановке.

Беглый анализ показал, что мне всё-таки удалось совершить несколько глупостей за прошедшие сутки. Однако, несмотря на конфликт с арбами, день закончился в основном удачно. Я приказал Лаэру выставить караулы и завалился спать до утра, в надежде хорошо выспаться. Две последние, практически бессонные недели вымотали меня до дрожи в ногах, и это стало сказываться на моих мыслительных способностях.

(обратно)

Глава 11 Посольство тёмных эльфов

Утро встретило меня пасмурной погодой и паршивым настроением. В последнее время у меня, похоже, вошло в традицию видеть по ночам кошмары. Всю ночь я воевал с имперцами, расстреливая их легионы из метателя, рубился в джунглях с толпами афров и висел на дыбе в подземелье, где имперский маг в чёрной хламиде резал мне вены, сливая кровь в помойное ведро. Вчерашний конфликт с ассасинами добавил ещё одну ложку дёгтя в бочку моего паршивого настроения, и завтракал я уже злой как собака.

— Мой князь, ассасины на том берегу подают сигналы и, похоже, просятся на переговоры, — прервал мой завтрак голос дозорного воина.

— Пошли их к чёртовой матери! — в сердцах приказал я, но вовремя одумался. — Ладно, просигналь, чтобы они переправлялись на наш берег, на плот я больше не поплыву!

Минут через двадцать к костру подошёл Саадин с двумя охранниками и молча вывалил мне под ноги отрубленную голову какого-то старика. От такого пассажа меня едва не вырвало, но мне удалось сдержаться. Саадин, глядя на моё недовольное лицо, понял, что перестарался со своим подарком, и рассыпался в извинениях:

— Князь, я нижайше прошу вас извинить меня за бестактность, но я вне себя от ярости и принёс с собой голову виновника вчерашнего конфликта. Этоголова моего визиря, который вопреки моему приказу устроил панику и напал на наших союзников. Я не знаю, как загладить свою вину перед вами. Князь, если хотите, то отрубите мою опозоренную голову. Вы, рискуя жизнью, спасли халифат от гибели, а мы отплатили вам такой ценой!

Саадин так искренне каялся передо мной в своих грехах, что я едва не поверил в сделанные им заявления. Однако здравый смысл подсказывал, что театральные эффекты очень часто не имеют никакой связи с реальной жизнью.

— Халиф, я возмущён вчерашним происшествием, но интересы наших народов требуют, чтобы мы оставили все распри в стороне. Конфликт между нами на руку только нашим врагам. Я со своей стороны продолжу выполнение нашего договора, и обещанный мной баркуд вместе с охраной поступает в ваше распоряжение, однако вы должны обеспечить моим людям полную безопасность со стороны ваших воинов! — заявил я.

— Князь, это первое и последнее недоразумение между нами! Я клянусь честью, что такое больше не повторится! В знак уважения и нашей дружбы я прошу вас принять этот скромный подарок, — ответил Саадин и выложил на стол шкатулку, украшенную драгоценными камнями.

— Что это такое?

— Прошу меня простить, князь, но я только вчера узнал, что вы недавно женились на гвельфийской принцессе Викане, и это мой подарок к свадьбе. Время сейчас военное, и у меня нет возможности преподнести принцессе более достойный её красоты подарок, однако я надеюсь после нашей победы сделать это лично, — закончил свою витиеватую фразу халиф.

Я открыл шкатулку и невольно присвистнул: на бархатной голубой подложке лежали потрясающей красоты драгоценности, о которых многие венценосные особы могли только мечтать. В гарнитур входили выполненные в едином стиле два браслета с рубинами и сапфирами, серьги со сверкающими всеми цветами радуги неизвестными мне камнями, четыре перстня с разноцветными бриллиантами, диадема и потрясающей красоты колье. Я не уверен в том, что назвал драгоценные камни своими именами, но в том, что подобные украшения стоят гигантских денег, абсолютно уверен.

Халиф, увидев мой восторг, попросил слетать с ним на драконе на север от Тадмура. Там ассасины завязли в мелких стычках, и требовалась моя помощь, чтобы разогнать афров, скрывающихся в джунглях. После такого подарка я был готов лететь хоть к чёрту на рога, и после десятиминутной подготовки мы сели в дельтаплан. На этот раз я не пошёл сразу на взлёт, а подплыл к противоположному берегу, на котором столпились «бессмертные» из личной охраны халифа. Саадин, стоя в передней кабине, сказал пламенную речь на арбском языке, из которой я понял только слова «Аллах», «шайтан», «Иблис» и десяток матерных выражений на меранском. Затем я помог халифу застегнуть привязные ремни, и мы взлетели.

Повторилась прежняя история — Саадин радовался, как ребёнок на американских горках, а я постоянно боялся, что он вывалится из кабины дельтаплана. Наш полёт закончился успешно только наполовину, потому что после крика дракона из джунглей разбежались не только афры, но и воины халифа драпанули со скоростью звука в сторону своего лагеря. Я для острастки сделал несколько выстрелов по джунглям из метателя, однако, кроме широкой просеки и начавшегося пожара, никакого ущерба дикарям, похоже, не нанёс. На этот раз на вылет и штурмовку «зелёнки» ушло не более часа, и мы приводнились у переправы. После бурного прощания с халифом и заверений в вечной дружбе я сдал повелителя правоверных на руки «бессмертным» и перегнал дельтаплан к своему берегу.

Коротко посовещавшись с Лаэром, мы решили, что он задержится на берегу Нигера ещё на день, а затем вернётся в долину к бункеру.

На обратном пути дельтапланом снова управлял Акаир, а я только следил, чтобы он не допускал грубых ошибок в пилотировании. Опыта у командира «проклятых» за время полёта прибавилось, и после посадки у меня никаких замечаний к Акаиру не было.

Пока мы воевали с имперцами и афрами, прилетели почтовые птицы. Сначала я прочитал письмо жены, а потом перешёл к депешам из Кайтона.

Мой брат Ингур писал, что обстановка в Кайтоне спокойная и город находится полностью под его и капитана Кида контролем, в город на потрёпанном пиратском корабле приплыли ещё семеро хуманов, и теперь под его командой уже восемьдесят три бойца. Со стороны пустоши время от времени прорываются небольшие караваны беженцев, но все прорвавшиеся говорят о том, что афры лютуют на дорогах и режут беженцев, как скот. Поэтому большого притока хуманов ожидать не приходится. Капитан Кид по просьбе Мистира начал ремонт двух быстроходных пиратских кораблей и готовит экспедицию на Тарон для поиска выживших в катастрофе гвельфов.

В письме от Мистира содержалась очень важная информация. Гвельф сообщал, что в Кайтон на быстроходной шхуне приплыл князь тёмных эльфов Амрилор, родной брат Алатерна, для переговоров о выкупе брата из плена. Вместе с Амрилором прибыли двенадцать «приносящих смерть», и требовалось срочное моё присутствие, потому что ситуация грозила выйти из-под контроля. Двенадцать самых отмороженных эльфийских бойцов могли устроить мясорубку в Кайтоне, а, по некоторым слухам, у тёмных эльфов имеются два метателя. В конце своего послания Мистир написал, что из посольства в Чинсу прилетела почтовая птица с очень важными известиями, которые он не решился доверить голубиной почте и может передать только при личной встрече.

Прочитав послание Мистира, я понял, что снова нужно бросать все неотложные дела и срочно лететь в Кайтон для разруливания накопившихся проблем. Мне пришлось собирать очередной экстренный совет и озадачивать подчинённых. После того как все вопросы были обсуждены и задания розданы, я заменил камни Силы в метателе и двигателе дельтаплана, залез в кабину и пошёл на взлёт.

Дракон быстро набрал высоту, после чего мне без проблем удалось сориентироваться по силовым линиям в небе Геона и направить дельтаплан в сторону Кайтона. Через два часа полёта показалась дымка магического тумана, за которой скрывалась долина Нордрассила. Рисковать дельтапланом я не собирался и набрал высоту около трёх километров, чтобы рассмотреть купол магической защиты сверху. С большой высоты были хорошо заметны разрывы в защитном куполе, через которые можно попасть в долину. Мне удалось рассмотреть четыре таких дыры, но только через две из них мог пролететь дельтаплан. Я направил аппарат в самую большую по размерам брешь и пошёл на снижение. Никаких препятствий на моём пути не встретилось, и я, облегчённо вздохнув, сделал круг над лесом внутри долины. День уже клонился к вечеру, и мне катастрофически не хватало времени на поиск места для посадки, поэтому я решил приземлиться в долине, когда буду возвращаться из Кайтона.

Обратный путь через разрыв в защите не встретил препятствий, и дельтаплан со снижением полетел в направлении бухты Кайтона. Город я увидел издалека и, чтобы не пугать жителей, пошёл на посадку со стороны моря. Солнце как по заказу светило мне в спину, и дельтаплан, перевалив через скалы на высоте пары метров, плавно коснулся поверхности кайтонской бухты. Появления дракона в бухте никто не ожидал, поэтому мне удалось беспрепятственно причалить к борту дракара. Часовой, несший службу на палубе корабля, слегка обалдел от такого пассажа, но сразу узнал меня, как только я снял шлем.

Встреча с экипажем дракара оказалась бурной: все двадцать воинов вывалили на палубу и восторженными криками приветствовали меня и безмерно радовались прилёту дракона. Мне кажется, что дракон намного больше радовал моих подчинённых, чем внезапное появление высокого начальства. По их хитрым рожам можно было догадаться, что сегодня будет выиграно не одно пари, в котором фигурировал дракон князя Ингара. К дракару начала стекаться толпа любопытных, и моим воинам пришлось оттеснить её подальше. Старшим офицером на дракаре оказался начальник моей охраны Маркус. Первым делом я услал гонца к брату и капитану Киду с требованием прислать в порт ещё бойцов и стал дожидаться их прибытия.

Маркус вкратце обрисовал мне обстановку в городе и указал корабль, на котором приплыли тёмные эльфы во главе со своим князем Амрилором. Кораблик оказался очень интересным и невероятно меня удивил. В самом дальнем углу бухты качался на волнах необычный дракар, напоминавший своими очертаниями настоящую яхту с высоченной мачтой. Парусная оснастка дракара сильно отличалась от оснастки привычных для меня геонских кораблей, потому что технически опережала их на века. Подобные яхты плавали по морям Земли в конце двадцатого века, и это меня сильно настораживало. Похоже, тёмные эльфы обладали знаниями, значительно опережающими уровень знаний других народов Геона. Такие новости меня не порадовали, потому что сражаться с врагом, вооружённым технологически сложным оружием, намного труднее, чем гонять воинов с мечами и копьями.

Пока я разглядывал корабль эльфов и пытался оценить степень возможной угрозы, в порт вошла колонна бойцов во главе с моим братом Ингуром и капитаном Кидом. После братских объятий и дружеских приветствий мы уединились в каюте от посторонних глаз. Ингур и Кид мало добавили нового к доложенному мне Маркусом, и я перешёл к разговору о цели моего визита. Ингур доложил мне, что князь Амрилор находится сейчас в эльфийском замке под присмотром Мистира и третий день дожидается моего прибытия. Ничего более существенного мне не удалось выяснить, и я, приказав беречь дракона как зеницу ока, сел на лошадь Кида и в сопровождении Ингура поскакал в замок.

Мистир был уже в курсе моего прилёта, и ворота в замок открылись, как только мы подъехали к ним. Гвельф с озабоченным лицом ждал нас во дворе и, не тратя лишних слов на приветствия, сразу же повёл в свой кабинет.

— Мой князь, прошу меня извинить за бестактность, но эти сведения очень важны, и все ритуалы я вынужден оставить на потом, сначала вы должны прочитать послание из Чинсу, — заявил Мистир и отдал мне в руки лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком. — Князь, это текст после расшифровки, само послание, которое принесла птица, было в зашифрованном виде.

Я сел за стол и погрузился в чтение депеши. От первой же строки послания повеяло бедой.

«Мистир, срочно передай князю Ингару это письмо. В Чинсу грядут большие перемены, которые несут огромную угрозу существованию гвельфов и хуманов. Мои агенты донесли, что император Поднебесной империи после разгрома своей армии под Латром и гибели князя Охэя заключил тайный союз с имперцами. По этому договору все гвельфы, хуманы и тёмные эльфы должны быть арестованы, а затем выданы имперским войскам. Я чудом избежал ареста и сейчас нахожусь на конспиративной квартире, но тайная полиция прочёсывает Чинай, и мой арест — дело нескольких часов. Здание гвельфийского посольства взято штурмом, весь персонал посольства находится в тюрьме, и об их судьбе мне ничего не известно. Узкоглазые опустились до того, что предали даже тёмных эльфов, которые веками сражались на стороне имперцев. Император вызвал на совет всю верхушку тёмных эльфов и арестовал, чтобы затем выдать на растерзание в Меран. Замок Каре-Рояль захвачен войсками Чинсу и предавшими своих господ полукровками. Завтра в Чинай прибудут имперцы и арестованных погонят в Меран. К несчастью, сведения по поводу машины смерти, на которой с помощью кровавых жертв заряжают камни Силы, подтверждаются. Всех пленников ждёт ужасная смерть под ножом меранских магов. Да будет проклят Агрипа, этот кровожадный зверь в человеческом обличье! Прощайте, да помогут боги нашему народу! Отомстите за нашу смерть!

Посол в Чинсу Элиндар».

Я сидел как пришибленный. Все мои прежние успехи пошли насмарку, потому что практически весь Геон ополчился против нас. Развал союза с арбами — дело нескольких дней. Как только до Саадина дойдут известия о союзе Чинсу и Мерана, он сразу переметнётся на их сторону. Это произойдёт не потому, что Саадин предатель по своей сути, а потому, что за его спиной целый народ, за который он несёт ответственность перед Аллахом. Как ни странно, но на данный момент надёжными союзниками хуманов могли стать только тёмные эльфы. Злой рок распорядился так, что я оказался последней надеждой на спасение женщин и детей тёмных эльфов. Если смотреть на сложившуюся ситуацию трезво, то даже гвельфы предадут хуманов, если имперцы пообещают им жизнь и автономию в долине Нордрассила в обмен на мою жизнь. Женитьба на Викане не является серьёзным препятствием в этом вопросе, меня просто грохнут по-тихому, а жене доложат, что я грибов объелся.

«Что мы имеем в сухом остатке и как использовать те плюсы и наработки, которые у меня имеются? — приступил я к анализу обстановки. — После катастрофы на Геоне творится полный бардак. У меня есть серьёзное техническое преимущество и мощное оружие, но катастрофически не хватает людей. Мало того, у меня нет людей, обученных владеть технологичным оружием. Чтобы закрыть эти бреши, необходимо время, а его у нас как раз и нет. У дроу около трёхсот воинов, и если они возьмут на себя охрану долины Нордрассила, то при моей огневой поддержке и с хуманами за спиной они в джунглях любую армию порежут на куски. Поэтому нам кровь из носа необходимо заключить союз с тёмными эльфами — вот главная задача на сегодня. Значит, начнём анализ со слабых сторон дроу. Человек для эльфа — существо низшего порядка, это примерно как шак для людей. Князь Амрилор приплыл в пиратский Кайтон, чтобы любой ценой спасти брата из плена. Его ресурсы — это двенадцать „приносящих смерть“ и два метателя. В бою один „приносящий смерть“ стоит десятка обычных воинов, а с двумя метателями дроу разнесут Кайтон в пыль, поэтому воевать с ними бессмысленно. Хуже всего, что среди тёмных эльфов полно сильных магов, которые в прямом противостоянии могут оказаться мне не по зубам. Алой Тёмный был полукровкой и то едва меня не прибил, а голову задурил в два притопа. Что знают обо мне дроу? Они не знают обо мне ничего, для них я очередной бандит из племени дикарей, возомнивший себя князем, который пытается срубить денег по-лёгкому. Амрилор меня не боится и попытается обмануть или задавить магически. Значит, эльфа нужно сбить с толку и по возможности спутать его планы. Для эльфов кровь Древних священна, и, увидев мою ауру, Амрилор наверняка растеряется. Нужно на этом сыграть и увезти его из Кайтона в долину Нордрассила, а там попытаться додавить, предложив союз и место для его народа на Дереве Жизни. О том, что чинсу предали дроу, пока сообщать нельзя, иначе Амрилор сразу уплывёт спасать своих людей и я останусь на бобах. Господи, похоже, снова придётся играть в спасителя нации и лететь с Амрилором в Чинсу, чтобы лично махать шашкой, спасая женщин и детей дроу».

Все эти рассуждения на первый взгляд выглядели логично, однако в реальности возникало столько разных вариантов развития событий, что я запутался в них окончательно. Моя голова буквально дымилась от напряжённой работы, но любые глубокомысленные рассуждения заводили в такие дебри, что выбраться из них было нереально. Я и раньше догадывался, что мне далеко до Эйнштейна, а сейчас эта догадка стала подтвердившимся фактом. Обматерив свою дурость последними словами, я решил сначала ввязаться в бой, а дальше действовать по обстановке.

«Игоряша, ты опять прячешься за красивыми фразами. Не „дальше действовать по обстановке“, а „куда кривая вывезет“», — внёс поправку в мою терминологию ехидный голосок внутри.

«Да пошёл ты к чёрту!» — зло огрызнулся я на эту реплику.

Внутренние споры не добавляли мне уверенности, но где-то за гранью бытия есть песочные часы, из которых струйкой вытекает песок времени, а вместе с ним и моя жизнь. Сидя на стуле, не решишь проблем, обрушившихся на меня, и делать первый шаг придётся в любом случае.

— Где князь Амрилор? — спросил я Мистира.

— Он в гостевых покоях со своими охранниками, — ответил гвельф.

— Позовите князя Амрилора сюда, я хочу поговорить с ним наедине.

Не теряя времени даром, я занялся подготовкой к встрече. Чтобы не выделяться среди присутствующих, мне пришлось приглушить свою ауру до уровня обычного человека и отойти в дальний угол кабинета. План у меня был простой, как три копейки, — я решил оглушить Амрилора ментальным ударом, а затем связать и отвезти к Нордрассилу на драконе, где и выложить свои козыри.

Мистир вышел из кабинета и через несколько минут вернулся в сопровождении трёх тёмных эльфов. Амрилора я узнал сразу, его выдавала мощная магическая аура и надменное выражение лица высокородного, привыкшего повелевать. Князь был одет в вышитый золотом чёрный костюм, подчёркивающий его высокое положение. Амрилора сопровождали двое эльфов, державшихся немного позади и контролировавших обстановку бегающими взглядами профессиональных охранников. Вся троица оказалась увешана защитными амулетами, от которых исходили мощные потоки Силы. Раньше я не сталкивался с сильными магами и не представлял себе реальную силу боевых защитных артефактов. Возможно, мне и удалось бы пробить магическую защиту, но как это сделать сейчас, я просто не знал. Любая попытка магического нападения на эльфов была обречена на провал, поэтому мне пришлось на ходу менять планы по захвату Амрилора в плен.

— Я — князь Амрилор, — представился эльф. — Кто здесь князь Ингар?

— Князь Ингар перед вами, — ответил я на вопрос.

— Где мой брат, князь Алатерн? Мы готовы заплатить за его жизнь любую цену! Единственное условие — я должен быть уверен в том, что он жив.

— Вы в своём праве, князь, и мы не собираемся дурить вам голову. Я готов сегодня же отвезти вас к брату, но Алатерна нет в Кайтоне, поэтому вам придётся лететь к нему вместе со мной на драконе.

— Князь, вы сумасшедший? — возмущённо заявил Амрилор. — Я приплыл сюда обсуждать выкуп за брата, а не слушать детские сказки о драконах!

— Князь, мне понятно ваше негодование, и поэтому я не отрежу вам язык за подобные слова! — осадил я зарвавшегося эльфа.

— Человечек, ты уверен в том, что можешь привести в исполнение свои угрозы в отношении князя перворождённых? — надменно ухмыльнулся эльф и слегка придавил мою ауру с помощью Силы.

— Если я сказал, что могу отрезать тебе язык, то, значит, так оно и есть, лопоухий! — зло ответил я эльфу, открывая полностью свою ауру и готовясь к ментальному удару. — Твои предки у моих предков на конюшне навоз убирали, не тебе кичиться передо мной происхождением!

Амрилора словно ударили под дых, и он отшатнулся к двери. Его охранники потянули свои мечи из ножен, но князь ударил по рукам воинов и загнал клинки обратно в ножны. В кабинете повисла тревожная тишина, готовая в любую секунду взорваться звоном мечей и сполохами магического поединка. Однако Амрилор правильно оценил ситуацию и с глубоким поклоном заявил:

— Сиятельный, нижайше прошу простить меня за дерзость, но вы скрывали своё происхождение за магической завесой, и я не смог сразу увидеть печать крови Древних на вашей ауре.

— Амрилор, давайте оставим в стороне мелочи и перейдём к сути вопроса. Ответьте, вы готовы лететь со мной к брату на драконе?

— Сиятельный, я готов идти за братом даже в ад, но про полёты на драконах я слышал только в детских сказках.

— Тогда не будем терять времени и поедем в порт, где ждёт нас дракон, — сказал я и пошёл к двери.

Через полчаса мы с Амрилором прискакали в порт в сопровождении Ингура и Мистира. Охранники эльфа бежали, держась за стремена лошади своего повелителя, хотя им предлагали сесть на лошадей. По дороге я отдал приказ Мистиру ждать нашего возвращения утром и не предпринимать никаких опрометчивых действий в отношении тёмных эльфов. Амрилор потерял дар речи, увидев качающийся на волнах дельтаплан, привязанный к борту дракара. Мне до сих пор непонятно, почему жители Геона сразу определяют в дельтаплане дракона, хотя, на мой взгляд, сходство между ними довольно сомнительное.

Мне с трудом удалось усадить ошалевшего эльфа в кабину дельтаплана и застегнуть на нём привязные ремни, хотя следовало бы спеленать его, как ребёнка, но времени на это не было. Я сдуру ляпнул языком, что привезу Амрилора к брату уже сегодня, но, похоже, перестарался. День клонился к вечеру, и у меня не было уверенности в том, что не стемнеет раньше, чем мы долетим до долины Нордрассила. Взлёт прошёл без проблем, и я направил аппарат в сторону Дерева Жизни.

(обратно)

Глава 12 Над нами снова сгущаются тучи

За большим столом в красиво обставленном зале пировали трое мужчин и весело переговаривались между собой. Это отмечали свои победы фактические властители Меранской империи и всего Геона: Верховный маг Агрипа, начальник внешней разведки Зеуф и Защитник веры Валор. Кроме этой троицы, в зале не было даже слуг, потому что всё произносимое за этим столом являлось строжайшей тайной и не предназначалось для посторонних ушей.

Зеуф встал из-за стола, налил вина в хрустальный кубок и произнёс тост:

— Агрипа, я поднимаю этот бокал за тебя, моего брата и самого великого мага за всю историю Геона. Брат, ты величайший маг не по должности, а по своей сути. Империя существует более четырёхсот лет, но никогда она не была так близка к тому, чтобы властвовать на всём Геоне! За тебя, Агрипа!

— Я присоединяюсь к этим словам, — заявил, тоже встав, Валор. — За великого Агрипу, Верховного мага Геона, нужно пить только стоя! Ещё совсем недавно мы решали вопрос о том, как нам выжить, а сегодня Меранская империя властвует над всем Геоном. Это всё благодаря прозорливости и мудрому руководству нашего духовного вождя Агрипы.

— Спасибо, друзья, за тёплые слова в мой адрес. Я рад, что мы собрались за этим столом и отмечаем победу над Чинсу. Император Сы Шао-кан позавчера фактически подписал капитуляцию и является теперь вассалом Меранской империи. Дело осталось за малым — склонить на свою сторону Саадина и сделать халифат провинцией империи. Как только мы подавим последние очаги сопротивления, то можно будет заняться таргами, которые после катастрофы на Таноле совсем отбились от рук и не хотят присылать своих воинов на помощь империи. Этот их новый царёк Арданай и его мамаша Нара заслуживают того, чтобы послужить империи, отдав свою кровь на жертвенном алтаре машины смерти. Кстати, Валор, как там дела с зарядкой камней крови?

— Ваше могущество… — начал Валор.

— Прекрати эти церемонии, Валор! Мы же договорились, что за этим столом нет титулов, здесь друзья и единомышленники! Обращайся ко мне по имени, — остановил Защитника веры Агрипа.

— Агрипа, прошу меня извинить, но язык не поворачивается называть по имени такого великого мага! — потупил глаза Валор. — Машина смерти работает как часы, и камни крови заряжаются по графику. Все имеющиеся в наличии метатели обеспечены тройным боекомплектом, единственной проблемой становится доставка человеческого материала. Слухи о машине смерти распространились по всему Геону, и, как ни странно, это нам на руку, потому что страх парализует врага. Однако даже законопослушные граждане разбегаются, словно тараканы по щелям, едва услышат о появлении магов из отрядов по отлову преступников для машины смерти. С этим нужно что-то делать, а то все наши подданные разбегутся по лесам и оврагам.

— Валор, как ты предлагаешь решать эту проблему?

— Я считаю, что нужно объявить о том, что граждан Меранской империи запрещено отправлять на алтарь машины смерти и вообще отменить для них смертную казнь. Мы построим тюрьмы, где преступники будут трудиться на благо империи, а в случае необходимости мы эту шваль пустим под нож и быстро пополним боезапас метателей.

— Ты не торопишься со своим предложением, Валор? Война пока не закончена, и расход боезапаса для метателей огромный, так мы быстро останемся без огневой поддержки, — сказал Зеуф.

— У нас пока хватает военнопленных, и скоро должны прибыть тёмные эльфы из Чинсу и гвельфы из посольства в Чинае. Последние исследования показали, что один гвельф или тёмный эльф заменяет в машине смерти до десяти обычных людей. С чем это связано, нам пока непонятно, но после прибытия свежего материала для исследований мы должны разобраться в этом вопросе.

— А как обстоят дела с постройкой второй машины смерти? Пока зарядка камней крови завязана только на единственную машину, мы уязвимы, как и в случае с Амулетом согласия.

— Здесь наши успехи пока ещё очень скромны. Чертежи машины сохранились не полностью. Разбирать рабочую машину я запретил, чтобы не наломать дров. Пока мы собираем древние артефакты для изготовления магической схемы, но очень многих деталей пока не хватает. Послушники роются в старых запасах на складах академии, но работы ещё непочатый край. Охрана машины под моим личным контролем, и посторонние к ней даже приблизиться не могут.

— Валор, выдели дополнительно людей на поиски деталей, вторая машина нужна нам как воздух!

— Агрипа, я всё это прекрасно понимаю, но грамотных людей не хватает, а идиотам такое дело не доверишь.

В этот момент раздался осторожный стук в дверь и тихое покашливание.

— Я же приказал нас не беспокоить! — крикнул Агрипа.

— Ваше могущество, из халифата только что прилетела почтовая птица, она принесла очень важное сообщение, которое требует вашего внимания.

— Ладно, Комус, неси своё послание, но если ты зря нас побеспокоил, то я тебе уши надеру, — проворчал Агрипа.

В зал прошмыгнул молодой послушник с подобострастным выражением лица и, отдав послание в руки Верховного мага, тут же ретировался за дверь. Агрипа развернул свиток и, прочитав послание, помрачнел. После минутной паузы он скомкал лист бумаги и зло заявил:

— Саадин уничтожил легионы Атилия Суллы, погибли две с половиной тысячи воинов, все двадцать восемь боевых магов, и мы потеряли четырнадцать метателей. Этот старый придурок Гней Мерула отдал приказ к общему отступлению из халифата, легионы бегут, как олени от зорга. Фарух, которому мы заплатили гору золота за предательство, убит взбунтовавшейся командой, и галерный флот снова перешёл под контроль Саадина. Линий, командир боевых магов, пишет о каких-то драконах и князе хуманов Ингаре, который напустил на легионы этих драконов. Якобы на драконе летает сам Саадин и жжёт наших воинов жидким огнём с небес. Бред какой-то. Валор, у тебя есть сведения об этом Ингаре? Что-то это имечко стало слишком часто встречаться в тревожных для нас донесениях.

— Практически ничего нового, — ответил Защитник веры. — Приходила пара донесений, в которых говорилось о том, что какой-то князь Ингар приказывает всем хуманам и гвельфам собираться под его руку в Кайтоне, но всё это на уровне слухов, и подобных миссий после катастрофы развелось как собак нерезаных. Мы этих шарлатанов отлавливаем, но они плодятся как тараканы.

— Валор, пошли в Кайтон своих людей, пусть соберут информацию о князе Ингаре. Боюсь, это не обычный самозванец, а более серьёзная фигура. Сдаётся мне, что именно этот Ингар убил князя Сигурда на Теребе и разгромил когорты Луция Корнелия Кара.

— Будет исполнено, ваше могущество, мы уже посылали людей в Кайтон, но ни одному отряду не удалось пробиться через территорию афров. В афрских джунглях творится чёрт знает что, кровь льётся рекой, и мы теряем очень много людей. Черномазые людоеды скоро начнут от жира лопаться!

— Друзья, спасибо, что разделили со мной эту скромную трапезу, но дела не терпят отлагательства, и мне нужно заняться свалившимися на нашу голову проблемами, — заявил Агрипа и встал из-за стола.

Зеуф и Валор вежливо попрощались и с угрюмыми лицами покинули зал, в котором ещё полчаса назад царило веселье.

«Князь Ингар — истинный высокородный, племянник покойного князя хуманов Стаса, — вытаскивала информацию из подсознания цепкая память Верховного мага. — Кто ты и чем опасен? Если меня не обманывают тревожные предчувствия, то мы с тобой ещё хлебнём горя, слишком ты живучий и изворотливый».

* * *

Попутный ветер увеличивал скорость полёта дельтаплана и помогал нам долететь до долины Нордрассила ещё засветло. Амрилор уже пришёл в себя от шока, поразившего его после взлёта дракона, и подавал признаки жизни, хотя я поначалу боялся, что он помер от страха. Эльф уже не сидел каменным истуканом, вцепившись в ограждение кабины, а крутил головой и с любопытством смотрел по сторонам. Мы набрали высоту, чтобы миновать купол магической защиты долины, и пошли на снижение через его дыру. Дельтаплан прошёл сквозь магическую дымку, и я направил аппарат к подножию Нордрассила, выискивая место для посадки. Мне пришлось сделать пару кругов вокруг Дерева Жизни, прежде чем я решил садиться на небольшое озерцо, попавшееся мне на глаза. Из этого озера вытекал ручей, по руслу которого можно было доплыть до палатки, в которой жила маленькая проказница Лаура со своей матерью Элатой. Место для посадки не идеальное, но другого подходящего аэродрома рядом не было.

Сели мы удачно, и я, чтобы не терять времени даром, направил дельтаплан в русло ручья. Аппарат уткнулся поплавками в песок небольшого пляжа в двадцати шагах от палаток, но навстречу нам никто не вышел, поэтому мне пришлось в одиночку вытаскивать дельтаплан на берег. Амрилор снова находился в ступоре, но уже от лицезрения взрослого Нордрассила.

— Князь, ты живой? — спросил я эльфа, расстёгивая на нём привязные ремни.

— Это Нордрассил? — хрипло откликнулся Амрилор.

— А ты его не узнал? Тогда вылезай из кабины, и пойдём, посмотришь поближе.

— А гвельфы мне разве позволят приблизиться к дереву? Меня же просто убьют!

— Позволяю и запрещаю здесь только я. Если здесь кого-то и убивают, то только по моему приказу! — отмёл я все сомнения эльфа.

— Дядя Ингар, это ты на драконе прилетел? — раздался из кустов голосок Лауры.

— А кто у нас ещё на драконах летает? — ответил я вопросом на вопрос. — Лаура, а где мама?

— Мама к тете Викане на дерево ушла, а я здесь с Царапкой гуляю, — ответила девочка, выходя из кустов.

Лаура тащила за собой на поводке упирающегося детёныша зорга, который уже вымахал с большую собаку. Амрилор, увидев зорга, подскочил как ошпаренный и схватился за меч. Лаура тут же отправила эльфа в нокаут ментальным ударом, и тот кубарем улетел в ручей. На князе тёмных эльфов захлопали взрывы сработавших магических амулетов и во все стороны полетели нехилые молнии. Фейерверк закончился через несколько секунд, и Амрилор сел в ручье на пятую точку, мотая головой, как лошадь на конюшне.

— Лаура, что я тебе говорил? Зачем ты всех подряд магией глушишь, ты же запросто можешь убить человека!

— А зачем они все на Царапку с ножиками кидаются? Царапка совсем маленький, он и мухи не обидит! У него из-за них характер портиться стал. Вчера, после того как на него с ножиком кинулся Арнил, отец придурочного Тамиора, я даже с Царапкой ночевать осталась, чтобы ему страшно не было. Подумаешь, укусил он Тамиора за попку, так нечего было ко мне приставать.

— Ты тоже Арнила магией ударила?

— Да, дядя Ингар, — зашмыгала носом девочка, — но я Арнила не убила, он живой остался, его тетя Викана откачала.

После такого заявления маленькой магини я окончательно выпал в осадок, ни о каком наказании не могло быть и речи.

— Князь Амрилор, вы живы?! — крикнул я сидящему в ручье эльфу.

— Да вроде живой, — отозвался дроу. — Чем это она по мне так врезала? Все защитные амулеты в пыль, и если бы не ручей, то я мог сгореть заживо!

— В этом недоразумении виновата ваша эльфийская спесь. Вы, князь, считаете себя венцом творения, а по сторонам не смотрите! Это моя племянница Лаура со своим ручным зоргом, прошу любить и жаловать. Если бы вы удосужились посмотреть на неё с уважением, а не как на грязь под ногтями, то легко заметили бы печать крови Древних. Держите себя в руках и не делайте опрометчивых поступков, иначе по собственной глупости в два счёта останетесь без головы!

Эльф, пошатываясь, вышел на берег и преклонил колено перед Лаурой.

— Сиятельная Лаура, нижайше прошу простить мне мою дерзость, вы можете наказать меня за неё. Я жду только вашего приказа!

— Я прощаю вас, князь, — надменно заявила девочка и протянула Амрилору руку для поцелуя.

Эльф бережно прикоснулся губами к руке маленькой магини и с низким поклоном встал.

«И где эта кроха нахваталась таких манер? — подумал я. — Хотя Викана со своими фрейлинами дадут сто очков вперёд любой коронованной кокетке».

Солнце скрылось за горизонтом, и в долине начало быстро темнеть. Пора было забираться на Нордрассил и идти на встречу с Виканой. Я сильно соскучился по жене и от нетерпения только ногами не сучил.

— Князь, пойдёмте к дереву, а то уже темнеет, и нам придётся лезть по верёвочной лестнице в темноте, — сказал я эльфу.

— Дядя Ингар, гвельфы починили подъёмник, и по лестнице больше лазить не надо. Можно я с вами пойду, а то меня мама выпорет за то, что я здесь с Царапкой ночевала.

— А куда Царапку денем? — спросил я.

— Я Царапку на охоту отпущу, он уже такой сильный, что с ним никто не справится! Он вчера такого, не знаю какого, зверя убил, прямо в два раза больше, чем он! Вот! — гордо заявила девочка.

— Лаура, а малхусы Царапку не обидят?

— Дядя Ингар, они Царапку как огня боятся. Я им сказала, что если мне Царапка пожалуется, то я им голову пооткручиваю!

— Тогда отпускай Царапку, и пойдём с нами.

Зорг, отпущенный с поводка, пулей унёсся в кусты и скрылся из вида. Я взял Лауру за руку и хотел уже идти к подножию дерева, но вспомнил о подарке Саадина для Виканы. Драгоценный гарнитур мирно лежал под пилотским сиденьем дельтаплана и мог там лежать ещё очень долго, потому что навалившиеся на меня дела совсем отбили память. И я вернулся к дельтаплану, чтобы забрать драгоценности.

Когда мы подошли к дереву, уже почти стемнело. Часовой, завидев меня с Лаурой, вытянулся в струнку, но, разглядев дроу, сразу выхватил меч.

— Отставить! — громко скомандовал я. — Это мой гость, и его жизнь неприкосновенна!

Гвельф злобно зыркнул глазами на Амрилора и неохотно подчинился. Только в этот момент до меня дошло, какой глубины пропасть лежит между этими родственными народами.

«Похоже, мне предстоит тяжёлый разговор с Виканой», — подумал я, но обратной дороги не было.

Подъёмник, вызванный часовым за пару минут, поднял нас на огромную высоту, и мы вышли на площадку перед дорожкой, ведущей вокруг ствола Нордрассила.

(обратно)

Глава 13 И снова бой! Покой нам только снится…

Через полчаса нам удалось добраться до покоев Виканы, где я передал Лауру на руки Элате, случайно встретившейся нам по дороге. Весть о том, что на Нордрассил забрался дроу, уже разнеслась по округе, и нас по пятам преследовали все гвельфы, находившиеся неподалёку. Амрилора от смерти спасало только моё присутствие, и поэтому я старался как можно быстрее увести его в покои супруги.

Наконец дверь приёмной Виканы закрылась за нашей спиной, и я, облегчённо вздохнув, вошёл в залу. За время моего отсутствия помещения, которые служили временным пристанищем Виканы, превратились в самый настоящий дворец, и я с разинутым ртом смотрел по сторонам. Амрилора вообще заклинило от такого зрелища, и он шёл за мной как ребёнок, попавший в сказку. Викана сидела в роскошном кресле, похожем на королевский трон, и, смеясь, слушала рассказ одной из своих фрейлин.

— Викана! — окликнул я супругу.

Жена, увидев меня, вскочила, и я закружил её по залу, подхватив на руки. После череды бурных объятий и жарких поцелуев мы с трудом оторвались друг от друга, и я сумел наконец вручить супруге подарок Саадина, который предусмотрительно положил на столик возле кресла. Вид великолепных драгоценностей вскружит голову любой женщине, и ваш покорный слуга мгновенно ушёл на второй план, а всё женское сообщество переключилось на обсуждение подарка халифа. Викана и так обладала ослепительной красотой, а надев на себя драгоценный гарнитур, засияла, словно звезда на небосклоне. Я буквально задохнулся от такого зрелища и не мог оторвать глаз от счастливого лица жены. Однако идиллия продолжалась недолго.

— Дроу! — дико завизжала одна из женщин.

В одно мгновение меня отделила от Виканы стена из фрейлин, ощетинившаяся клинками кинжалов. Лица у гвельфиек приняли зверское выражение, от которого у меня по спине пробежал холодок. Фрейлины Виканы как на подбор были непревзойдёнными красавицами, но нет ничего страшнее прекрасного женского лица, обезображенного злобой. Я опешил от неожиданности, но через секунду испуг превратился в ответную злость. Наверное, моё лицо тоже приняло не менее «ласковое» выражение, чем у охранниц Виканы, потому что красотки начали пятиться и забились в угол, словно овцы, увидевшие волка.

— «Зубочистки» на пол! Руки по швам и лицом в пол! — рявкнул я.

Кинжалы фрейлин со звоном полетели мне под ноги, но приказ лечь на пол гвельфийки выполнили с явной неохотой. Две из них дернулись поначалу, но всё-таки остались на ногах. Здравый смысл уже покинул мою голову, и я сшиб обеих красоток на пол ментальной подсечкой.

— Зубки спрятали! Это что за бабий бунт? Как в вашу куриную голову пришла мысль на своего князя с кинжалами бросаться? Спесь гвельфийская взыграла? Так я вам быстро уши сбрею! — включил я дурку, понимая, что переборщил.

Если бы я знал, чем мне в будущем аукнется этот поступок, то тысячу раз подумал, прежде чем играть с женским самолюбием и мстительностью.

— Ингар, ты не понял! Мои фрейлины не на тебя оружие обнажили, они меня от дроу защищали! — срывающимся голосом произнесла задвинутая гвельфийками в угол Викана.

Я обернулся на Амрилора. Дроу, скрестив руки, стоял у двери с лицом покойника и, похоже, прощался с жизнью.

— Любимая, ты считаешь, что я могу поставить под угрозу твою жизнь и жизнь наших детей?

— Нет, Ингар, ты меня не понял! Но это же дроу!!!

— И что в этом такого? Князь Амрилор правитель народа тёмных эльфов и мой гость! Я пригласил его, чтобы обсудить судьбоносные вопросы сотрудничества наших народов, от которых зависит жизнь или смерть. Викана, я хранитель Нордрассила и твой муж! Я думал, что это и мой дом тоже, а здесь на меня с кинжалами бросаются, как на вора!

— Да, Ингар, ты наш повелитель и мой муж, и я же говорю, ни у кого и в мыслях не было нападать на тебя! Ты просто не знаешь, что дроу запрещено приближаться к Нордрассилу, за это полагается смерть! Дорогой, ты по неведению нарушил древний закон гвельфов, поэтому мои фрейлины и обнажили оружие, но не на тебя, а на дроу, который набрался наглости и нарушил этот запрет! — возмущённо заявила супруга.

— Викана, повторяю, ты, похоже, забыла, что я хранитель Дерева Жизни и несу полную ответственность за его жизнь и здоровье! Я буду делать всё, что считаю нужным, для того, чтобы оно в полном здравии перешло в руки наших потомков. Законы вражды между гвельфами и дроу не являются для меня основополагающими, и я буду руководствоваться здравым смыслом и законами Древних, которые намного выше законов, написанных под влиянием ненависти.

В зале повисла напряжённая тишина, прерываемая только шелестом листьев Нордрассила за окном, который таким способом словно бы одобрял сказанное мной.

— Ингар, я твоя жена и одновременно подданная. Твои решения для меня закон, хотя я и не со всеми согласна. Ты хранитель, и тебе решать, как поступать с Нордрассилом, — склонила голову Викана.

Обстановка несколько разрядилась, и я не имел права упускать удобный момент, чтобы закрепить наметившийся успех.

— Дамы, прошу меня извинить за грубость, с которой я отнёсся к вашей попытке защитить мою жену, не разобравшись в ситуации. Я надеюсь, что это недоразумение не ляжет чёрным пятном на наши взаимоотношения. Прошу вас покинуть зал, мы с Виканой и князем эльфов должны обсудить важные вопросы наедине. Предупредите своих мужчин, которые столпились за дверью, что Викане и Нордрассилу ничего не угрожает. Когда мы закончим переговоры с князем Амрилором, я приглашу всех гвельфов, чтобы огласить наше решение. Кстати, пусть они найдут вожака малхусов и приведут его ко мне, — примирительно сказал я, обращаясь к лежащим на полу фрейлинам.

Зала быстро опустела, и я пригласил Амрилора сесть за стол напротив меня и Виканы. Дроу ещё не полностью пришёл в себя после обрушившихся на него событий, но держался молодцом.

— Князь, прошу меня простить, что я обманул вас и заманил в Кайтон, заявив, что требую выкуп за вашего брата, князя Алатерна. На карту поставлено выживание наших народов, и эта хитрость была единственным способом, чтобы добиться немедленной встречи с вами.

— Мой брат жив? Вам что-нибудь известно о его судьбе? — спросил угрюмо Амрилор.

— Нет, князь Алатерн погиб на Таноле во время взрыва острова, там никто не выжил.

— Откуда вам это известно?

— Я видел князя на Таноле незадолго до взрыва, — ответил я.

Амрилор, понурив голову, упёрся взглядом в стол, и из его глаза скатилась одинокая слеза. Смерть брата явно была не безразлична ему, если такой суровый воин не смог сдержаться. Я подождал несколько минут, давая князю время успокоиться. В это время дверь в залу открылась, и в неё вошёл вожак малхусов.

«Ты звал меня, хранитель?» — мысленно спросил малхус и подошёл к столу.

— Вожак, я, как и обещал, привёл к тебе дроу, познакомься с князем Амрилором.

Малхус обнюхал взволнованного эльфа и повернулся ко мне.

«Хранитель, теперь у Нордрассила есть надёжная защита, дроу вылечат дерево от болезней и вернут ему здоровье. Когда ждать прихода народа дроу?»

— Вожак, тебя слышат все в зале или только я?

«Нет, меня слышишь только ты, хранитель, но я могу говорить и для всех собравшихся».

«Я прошу тебя, Вожак, помочь мне уговорить светлых эльфов прекратить вражду с дроу, иначе нас ждут большие проблемы», — попросил я малхуса внутренним голосом.

После этого я, внутренне перекрестившись, вернулся к важному разговору с Амрилором, от которого зависело практически будущее хуманов, гвельфов и дроу.

— Князь Амрилор, я понимаю, что вы удивлены и поражены событиями сегодняшнего дня, но время не ждёт, и вам придётся сегодня принимать очень важные решения, которые требуют трезвого ума. Очень прошу вас успокоиться и взять себя в руки, — попросил я дроу и передал ему письмо от посла гвельфов в Чинсу.

Амрилор удивлённо посмотрел на меня и спросил:

— Что это, сиятельный?

— Это прислал посол гвельфов в Чинсу,здесь говорится, что император Сы Шао-кан предал дроу и заключил тайный договор с имперцами. Всё руководство вашего народа было вызвано в Чинай для переговоров и арестовано. Чинсу обманом захватили замок Каре-Рояль и взяли в плен всех женщин и детей народа дроу. Сейчас имперцы гонят пленников в замок магической академии Мерана, чтобы зарезать их на жертвеннике машины смерти, с помощью которой заряжают камни Силы для метателей.

Викана невольно вскрикнула, услышав эти чудовищные известия, а на Амрилора было вообще страшно смотреть. Дроу развернул бумагу и стал читать, не веря моим словам, но с каждой строчкой всё больше убеждался, что я не ввожу его в заблуждение. Губы Амрилора дрожали, повторяя текст послания, а в глазах застыла смертельная тоска и отчаяние. Закончив чтение, дроу встал из-за стола и обратился ко мне:

— Сиятельный, я прошу вас немедленно отвезти меня в Кайтон. Мой народ гибнет, и я обязан быть вместе с ним. Не думаю, что узкоглазые сумели захватить всех наших воинов, и я должен возглавить мстителей. Сы Шао-кан дорого заплатит за своё предательство; прежде чем умрёт последний дроу, имперцы и чинсу захлебнутся в крови и яде!

— Амрилор, я прошу не торопиться с вашим решением погибнуть во имя мщения. Красиво умереть просто, но нужно спасти ваш народ и остаться в живых. Я привёз вас на Нордрассил, чтобы предложить свою дружбу и союз. Гибель народа дроу означает также гибель и гвельфов, только растянутую во времени. У меня есть в распоряжении два дракона, на которых мы можем успеть перехватить караван с пленниками и отбить их у имперцев. Правда, нас будет только четверо, но шанс всё-таки есть. Давайте займёмся планированием операции и оставим в стороне эмоции.

— Ингар, ты снова улетишь в одиночку на верную смерть? А как же я с детьми? Почему ты всегда делаешь всё сам? Ты совсем о нас не думаешь! — неожиданно заявила Викана, обливаясь слезами.

Она прекрасно понимала, что я не изменю своего решения и всё равно улечу. Слёзы Виканы рвали мне душу и наполняли смертельной тоской. Я погладил волосы жены и, заглянув в её бездонные глаза, произнёс внутренним голосом, донося до неё свои мысли с помощью магии.

«Любимая, я не знаю, что тебе ответить. Ты знаешь, что я делаю это, потому что обязан так поступить. „Сиятельный“ и „высокородный“ — не простые слова, это ещё и обязанности. Разве ты сможешь меня любить, если я струшу и попытаюсь спрятаться от смерти за твоей юбкой? Я понимаю, что это выглядит бравадой и самохвальством, мне до дрожи в коленках страшно, но я завтра утром покину тебя. Смерть и так кружит вокруг нас и ждёт только удобного момента, невозможно жить в постоянном страхе. Я сделаю всё, чтобы победить и вернуться живым».

Я сомневаюсь, что мой мысленный разговор с женой был услышан Амрилором и Вожаком, но, по всей видимости, наши лица говорили о многом, и это стало переломным моментом в моих отношениях с дроу.

— Сиятельный, я полностью вверяю в ваши руки свою жизнь и судьбу своего народа. Приказывайте, я выполню всё, как солдат на поле битвы, — неожиданно заявил Амрилор.

Бывают такие моменты в жизни, когда невозможно объяснить словами свои действия, между людьми создается какая-то общность на уровне подсознания, и слова уходят на второй план. Так произошло и на этот раз. Слова кончились, и начались дела.

Я подошёл к двери и пригласил войти в зал столпившихся у двери гвельфов и фрейлин Виканы, и мы приступили к обсуждению наших планов.

Только к утру мы закончили обсуждение и уточнение основных нюансов в планах по защите долины Нордрассила и спасению дроу, которые, как мы надеялись, могли выжить на Тароне.

Первым на повестке дня стоял вопрос отправки максимального количества гвельфов в долину Нордрассила. Для этого Арант, бывший посол гвельфов в халифате, совместно с капитаном Кидом должны сформировать второй караван, обеспечить его припасами и лошадьми, а затем при огневой поддержке баркуда провести гвельфов к Дереву Жизни. Баркуда из бункера должен был перегнать Лаэр или кто-нибудь из обученных мной хуманов. Обеспечение охраны каравана я возложил на Ингура, который для этой цели заберёт всех хуманов из Кайтона. В качестве проводников я решил отправить в Кайтон двух малхусов, но только после того, как в долину Нордрассила прибудет баркуд.

Обговорив основные нюансы первого вопроса, мы сразу перешли к обсуждению экспедиции на Тарон для поиска выживших гвельфов. Надежды на то, что в Кайтон смогут пробиться гвельфы из империи, практически не было, потому что на перворождённых началась охота по всему континенту, и я решил собрать всех эльфов в долине Нордрассила, оставив в Кайтоне только троих гвельфов и всех полукровок.

Мы не могли выделить большие силы для спасательной экспедиции и поэтому решили отправить на Тарон только два корабля. Зная, что гвельфы и дроу дружат между собой как кошка с собакой, я приказал возглавить экспедицию начальнику моей охраны Маркусу, усилив его десятью опытными воинами. Чтобы контролировать в походе «приносящих смерть» Амрилора и пресекать возможные конфликты, хуманы должны были плыть на дракаре дроу. Экипаж второго корабля состоял в основном из пиратов капитана Кида и пяти гвельфов, хорошо знающих Тарон. Подбор кандидатур для отряда гвельфов я повесил на Лаэра, потому что он намного лучше меня знает своих воинов. Князь Амрилор назначил командиром дракара своего заместителя, Айгона, что очень не понравилось Лаэру. Князь, опасаясь «приносящего смерть», приказал Аранту возглавить отряд гвельфов в надежде, что бывший посол в халифате не уступит многоопытному командиру дроу. Я провёл разъяснительную работу среди вновь назначенных командиров и пообещал, что за любые внутренние разборки во время экспедиции они ответят головой, и на этой радостной ноте закончил совещание.

Часовой разбудил меня с Амрилором с первыми лучами солнца, после чего мы плотно позавтракали и, напившись стимулирующих настоек Виканы, спустились к дельтаплану. Я усадил князя в пассажирскую кабину и застегнул на нём привязные ремни. Викана с красными от слёз глазами проводила меня до самого ручья, где мы простились, словно в последний раз, и я запустил двигатель.

(обратно)

Глава 14 Я лечу спасать тёмных эльфов

На этот раз из-за встречного ветра полёт занял около трёх часов. Я, как и в прошлый раз, зашёл на посадку со стороны моря и, посадив дельтаплан на воду, подрулил к борту дракара. Нас с Амрилором уже ждали, и мы, оставив аппарат на попечение бойцов Маркуса, сразу отправились к кораблю, на котором приплыли дроу. По дороге я приказал Маркусу собрать большой совет в гвельфийском замке и вызвать на него весь командный состав. «Приносящие смерть», завидев своего князя, бросились нам навстречу, подозрительно поглядывая на мою охрану. Амрилор сразу пресёк любые необдуманные поступки своих воинов, приказав им вернуться на корабль. Мы с князем эльфов поднялись на палубу, а Маркус и охрана остались на причале.

Тяжёлый разговор Амрилора и его подданных продлился около часа. Известие о предательстве чинсу и захвате в плен женщин и детей дроу вызвало настоящую бурю эмоций. Все эльфы требовали от князя немедленного отплытия в Поднебесную империю для мщения Сы Шаокану. Амрилор с трудом взял ситуацию под контроль и рассказал о нашем с ним договоре и планах действий. После того как эмоции улеглись, я достал карту долины Нордрассила и рассказал, какие задачи стоят перед «приносящими смерть» по проведению каравана в долину и поиску наилучшего места для размещения посёлка дроу. Переход от произнесения речей к конкретному плану действий остудил горячие головы, и мы приступили к выработке способов решения стоящих перед нами проблем.

Дроу быстро уяснили, что от них требуется, и мы перешли к обсуждению деталей. В это время из гвельфийского замка прискакал посыльный и доложил, что вызванные на совет командиры собрались и ждут моего прихода. Все нюансы учесть всё равно невозможно, поэтому Амрилор закончил совещание и приказал своему заместителю Айгону следовать за нами. Мы сели на лошадей, ожидавших нас на причале, и в сопровождении Маркуса и охраны поскакали в замок.

В зале приёмов гвельфийского замка собралось всё руководство Кайтона. Я тепло поздоровался со своими соратниками и обнялся с братом, после чего мы перешли к делам насущным. За время моего отсутствия в городе ничего примечательного не произошло, поэтому после доклада Мистира я первым делом представил присутствующим князя Амрилора и его заместителя. Чтобы не увязнуть в новой череде обсуждений, я изложил план по переселению в долину Нордрассила и экспедиции на Тарон как свершившийся факт. Попытку бывшего посла в халифате Аранта вставить свои три копейки я мгновенно пресёк и приказал ему снова готовиться занять пост посла при халифе Саадине. Мистир по ходу совещания конспектировал мои приказы и изредка задавал уточняющие вопросы. После завершения дебатов он передал мне стопку исписанных листов на подпись. Я поначалу возмутился такой бюрократией, но быстро понял, что Мистир тысячу раз прав, фиксируя мои приказы на бумаге, потому что «слова к делу не пришьёшь» и моя дурь должна получить документальное оформление. После изучения сего опуса мне пришлось внести несколько серьёзных поправок в свои решения. Мы с Мистиром заново перечитали получившийся план действий, после чего я озвучил изменения и подписал документ.

В конце совещания я предупредил командиров, что всё сказанное мной является только общим планом действий, а ответственность за конечный результат несут они. После этих слов в зале раздался приглушённый ропот недовольства. Чтобы положить ему конец, я заявил, что сниму с любого командира голову, если он не будет пользоваться собственными мозгами, а будет ссылаться на приказы начальства. Вся власть в Кайтоне на время моего отсутствия переходила в руки Мистира, а Ингур, Кид и Айгон становились его заместителями. Мистир, облечённый всей полнотой власти, собрал у присутствующих подписи под приказами и отправил подчинённых выполнять задуманное.

Улететь из Кайтона мы смогли только под вечер, потому что мелочовка, как всегда, заняла много времени. Оказалось, что метатели тёмных эльфов, которых я так опасался, были разряжены и использовались Амрилором только для психологического давления на пиратов. Мысленно отругав себя за доверчивость, я зарядил камни Силы в метателях и проверил их исправность, сделав пару выстрелов по развалинам какой-то хибары прямо со стены замка. Затем Кид начал морочить мне голову предложением лично выбрать корабль для экспедиции на Тарон. За это словоблудие капитан получил по шее и ускакал заниматься выбором корабля и подготовкой команды самостоятельно. После всей этой чехарды голова гудела как колокол, но нам с князем Амрилором предстояла дальняя дорога под небесами в долину Нордрассила, а затем в Горное убежище к Дарту.

* * *

Если моя жизнь будет продолжаться в том же ключе, что и сейчас, то, похоже, у меня скоро вырастут крылья. За последние несколько месяцев мне приходилось чаще летать, чем ходить по земле, и перекладина управления уже натёрла мозоли на ладонях. Постоянные перелёты на дельтаплане стали настолько обыденными, что я полностью потерял остроту ощущений от полёта. Амрилор, как ребёнок, радовался очередному приключению, а у меня была только одна мечта — забиться в тёмный угол и выспаться, но вместо этого я до полуночи давал ценные указания Дарту и жевал кусок мяса, завёрнутый в пресную лепёшку.

Спать мы завалились прямо на берегу озера возле дельтаплана, чтобы утром не терять времени на дорогу из посёлка. Воины Дарта за время моего отсутствия трудились не покладая рук, и на месте походных палаток уже красовались три десятка каменных домов, подведённых под крышу. Жизнь в Горном убежище явно налаживалась, и среди жителей посёлка наметились семейные пары, которые ждали только моего благословения, чтобы пожениться. Эти известия меня радовали, но голова была забита совсем другими мыслями. Я пообещал Дарту, что выберу время и лично спляшу на свадьбе каждого воина, но до поры взвалил полномочия по оформлению браков на его шею.

С первыми лучами солнца мы с Амрилором залезли в кабину дельтаплана и, нарушив утреннюю тишину шумом пропеллера, пошли на взлёт. Я вывел аппарат через разрыв в магической защите долины и повернул на север. Ещё на земле я попросил князя дроу внимательно следить за местностью, чтобы он мог запомнить дорогу от бункера к долине Нордрассила. Амрилор очень ответственно отнёсся к этому заданию и засыпал меня кучей вопросов, мешая сосредоточиться на пилотировании. Как бы то ни было, но мы долетели до бункера живыми и, сделав круг над озером, благополучно приводнились.

Стоило нам покинуть кабину, как я сразу же попал в объятия Акаира и Нолана. Пока мы обнимались, Амрилора едва не зарубил наткнувшийся на дроу Лаэр. К счастью, князь тёмных эльфов оказался крепким орешком. Он сумел хитрым приёмом обезоружить разъярённого гвельфа и подбить ему левый глаз, а тут и я подоспел. После небольшого собеседования мне удалось выяснить, что встретились два «старинных приятеля», которые вот уже сорок лет гоняются друг за дружкой по Геону и пытаются прирезать оппонента. У обоих «приносящих смерть» были кровные счёты и приличные ожерелья из ушей, отрезанных у подчинённых противника. У Амрилора список побед оказался более длинным, и данное обстоятельство страшно бесило Лаэра.

Эта стычка меня серьёзно разозлила, но после того, как я пообещал сделать себе ожерелье из ушей подравшихся эльфов, страсти несколько поутихли. Однако это происшествие помогло мне понять, что моё намерение взять Лаэра с собой в Чинсу означает в действительности отправить его на верную смерть. Поэтому я приказал гвельфу забирать баркуда и с десятком конной охраны отправляться в долину Нордрассила, где он должен организовать защиту караванов из Кайтона и оборону восточного прохода в долину. Передо мной в полный рост встала проблема, кого взять с собой в Чинсу вместо Лаэра. Этот вопрос решился просто и непринуждённо, потому что на меня набросился взбесившийся от счастья Тузик, который костерил меня последними словами за то, что я в очередной раз улетел без него.

«Тузик, ты начал разговаривать?» — удивлённо спросил я малхуса внутренним голосом.

— Да, хозяин, я раньше мог только мысленные образы тебе показывать, а теперь научился превращать мысли в слова. Пока тебя не было, я так намучился с хуманами, что чуть не загрыз самого тупого! Пару дней назад я обходил дозором берег реки и обнаружил отряд афров, которые переплыли на нашу сторону, и хотел рассказать об этом часовому. Этот дурак увидел у себя в голове мой мысленный образ и удрал с поста от страха, его до вечера ловили. Хорошо, что рядом был Лаэр, я ему доложил о лазутчиках, и мы их вовремя перехватили. С тех пор я и начал тренироваться говорить словами, а не образами.

— Молодец, у тебя очень хорошо получается, — похвалил я малхуса.

— Хозяин, не оставляй меня опять одного, — стал канючить Тузик, — я тоже хочу летать на драконе.

— Тузик, а ты с перепугу из кабины не выскочишь?

— Нет, хозяин, я в оборотня превращусь, и ты меня, как человека, пристегнёшь.

Таким странным образом решился вопрос со вторым пассажиром дракона. Лететь на помощь дроу я решил двумя дельтапланами. Акаиру требовался опыт длительных перелётов, и мне хотелось, чтобы он знал, где меня искать в случае форс-мажора. Поначалу я хотел оставить один дельтаплан возле бункера, но Акаир не умел заряжать камни Силы, а чтобы научить его этому, требовалось время, которого у меня просто не было. В данное время без моей помощи от неопытного пилота всё равно большого толку не было, а так я надеялся натаскать Акаира в боевой обстановке и сделать из командира «проклятых» настоящего пилота. После небольшого препирательства мы решили, что Амрилор полетит пассажиром у Акаира, а Тузик — вместе со мной. В ЗИПах на складе находилось двадцать незаряженных камней Силы, а заряженных оказалось только шестнадцать.

Имеющиеся в наличии заряженные камни были распределены мною таким образом: три камня забирал Лаэр для своего баркуда, три камня оставались для баркуда Нолана, а четыре мы с Акаиром забирали с собой в Чинсу. Остальные камни подпитывали систему аварийного электроснабжения бункера. Я закрыл ворота переходного тамбура бункера и активизировал систему защиты, чтобы никто посторонний не мог в него пробраться. Для обороны лагеря перед бункером должно было хватить баркуда Нолана с тремя запасными камнями Силы, а долину Нордрассила будет защищать баркуд Лаэра. Я приказал наездникам баркудов экономить заряд в камнях Силы и пользоваться ими только в опасных ситуациях, а не раскатывать по округе ради развлечения.

Следующим пунктом в моём плане стоял перелёт к лагерю Саадина для выяснения обстановки и переговоров о совместных действиях. После подзарядки камней Силы в дельтапланах и раздачи ценных указаний я усадил Тузика на пассажирское сиденье и пристегнул его ремнями. Затем я дал последние наставления Акаиру и дождался, когда он взлетит. Убедившись, что у моих напарников всё в порядке, я проверил привязные ремни Тузика и взлетел следом.

Через два часа драконы сделали круг над дозорным постом на берегу Нигера и пошли на посадку. Появление драконов в небе на этот раз паники среди ассасинов не вызвало, и вскоре я уже обнимался с Саадином, который сломя голову прискакал из своего лагеря.

Мы около часа провели над картой, разложенной на столе, обсуждая план совместных боевых действий. Известие о предательстве Чинсу особого удивления у халифа не вызвало, оказывается, он прекрасно знал эту подленькую черту характера Сы Шао-кана. Союз халифата и Поднебесной империи был вынужденным, потому что в одиночку противостоять Мерану они физически не могли, но этот союз мог распасться в любой момент. Саадин искренне убеждал меня в том, что сомнения в его верности нашему договору не имеют под собой никакой почвы, и он будет выполнять свои обязательства до конца. По словам халифа, наш с ним договор скреплён кровью в бою, а не чернилами на бумаге, и поэтому он более ценен для него.

Саадин с довольной миной на лице рассказал мне, что после нашего авианалёта и уничтожения имперских легионов галерная эскадра снова перешла на сторону Саадина, а войска имперцев в панике покинули халифат. Афры из окрестных лесов также разбежались, и беженцы уже осваивали отвоёванную территорию на севере от Тадмура. Отряды ассасинов вышли на государственную границу с имперцами и заняли ключевые пункты обороны. В данный момент шла перегруппировка войск и к границе подтягивались резервы ассасинов и ополчение, но почтовая птица принесла и не очень радостные вести. Имперцы ускоренным маршем перебрасывали войска к границе с халифатом, и не позже как через неделю ударная группировка из пяти легионов Тита Флавия будет под Мэлором. Я пообещал Саадину, что нанесу удар по войскам имперцев на границе и по возможности уничтожу их. Мы решили, что через четыре дня я прилечу в замок Триумфалер для дальнейшей координации действий.

Дружески простившись с «повелителем правоверных», мы с Амрилором продолжили свой путь под небесами. Дельтаплан Акаира пристроился в хвост нашему дракону и летел как привязанный в сотне метров позади. Расстояние до острова на болоте, где, по словам дроу, находилась одна из тайных баз «приносящих смерть», преодолеть за один перелёт было невозможно, и поэтому я решил сделать промежуточную посадку в районе Кераны. Местность вокруг города была мне знакома ещё со времён прорыва через Атлаское озеро, и проблем с посадкой не должно было возникнуть, а решение о дальнейшем маршруте можно принять и на месте. Вскоре за спиной остался Тадмур, и под нами заблестела голубая гладь раскинувшегося до горизонта озера.

Чтобы не подвергаться неоправданному риску, я решил лететь вдоль западного берега озера, чтобы в случае вынужденной посадки мы могли вытащить аппарат на сушу, а не утонуть, приводнившись далеко от неё. Конечно, у меня было желание произвести воздушную разведку восточного побережья, где проходила дорога на Мэлор и велись основные боевые действия, но у Акаира ещё недостаточно опыта, чтобы заниматься сложным пилотажем с пассажиром на борту. Сейчас наша главная задача — долететь до места назначения живыми. К моей радости, Тузик оказался очень дисциплинированным пассажиром и вёл себя идеально. Единственное, что меня слегка напрягало, — это кошмарный вид оборотня на пассажирском сиденье.

Через три часа полёта внизу показался замок Триумфалер, в котором у меня через четыре дня была назначена встреча с Саадином. Я снизился до высоты трёхсот метров и прикинул место для будущей посадки. Появление двух драконов над замком вызвало панику среди воинов гарнизона, которые, как крысы, разбежались со стен и попрятались по щелям. Правда, несколько воинов сумели преодолеть свой страх, и в нас полетели редкие стрелы. Стрелков было всего трое или четверо, и поэтому обстрел не представлял для нас никакой опасности, но я от греха подальше быстро набрал высоту и направил дракона на север.

До захода солнца оставалось около двух часов, когда внизу показались камышовые плавни, где мы с Первым воевали с озёрными пиратами. На меня сразу нахлынули грустные воспоминания о тех далёких днях. У меня создалось странное ощущение, что всё это произошло не со мной, а в какой-то чужой жизни. Здесь я сделал свой первый лодочный мотор для «Варяга» и впервые сжёг живых людей из метателя файерболов. Там где-то в камышах спрятался островок, на котором я влюбился в Викану и понял, что всё происходящее — не фантастический сон, а жестокая реальность. Уже нет в живых Колина, где-то далеко отсюда, на просторах Таргании, затерялся Первый. Уцелел ли он после взрыва Танола — мне неизвестно. Предатель Торвин, которого я считал своим другом, гниёт в подземелье Шателье. Однако жизнь продолжается, и я, отбросив в сторону грустные мысли, повёл дельтаплан на снижение.

Островок, служивший убежищем покойному капитану Бургасу, был хорошо виден с воздуха. Я сделал пару кругов над развалинами бараков и не заметил никаких признаков жизни. Кругом царило запустение, у всех строений на острове провалились крыши, и они заросли травой. К счастью, бухта у полуразвалившегося причала не заросла камышом и позволяла безопасно приводниться. Я лихо заложил вираж и, как по нотам, посадил дельтаплан на воду. После посадки мы подрулили к берегу, и я выпустил из кабины Тузика, который сразу перетёк из оборотня в малхуса и убежал инспектировать остров.

Акаир с первого захода промахнулся на глиссаде и увёл дельтаплан на второй круг. В мою душу закрался страх за судьбу друзей, но, к счастью, всё закончилось благополучно. Дельтаплан Акаира со второй попытки всё-таки приводнился, сделав здоровенного «козла», и чудом не развалился на куски. Горе-пилот подогнал аппарат к берегу и с виноватым видом вылез из кабины. Я, вопреки ожиданиям Акаира, не стал устраивать ему разнос за безобразную посадку, а похвалил за правильно принятое решение уйти на второй круг и дал пару советов на будущее, чтобы он мог избежать сделанных сегодня ошибок.

Мы отстегнули привязные ремни на вцепившемся в ограждение кабины Амрилоре и вытащили его из кабины на руках. После длительного перелёта и экстремальной посадки тело князя превратилось в статую, и нам пришлось буквально распрямлять скрюченного эльфа. После энергичного массажа Амрилор пришёл в себя, и его глаза приняли осмысленное выражение. Дроу вместе с нами посмеялся над своими страхами, а потом отправился разбивать лагерь и устраиваться на ночлег. Пока мы разжигали костёр и кипятили в котелке воду для аналога местного чая, Тузик притащил пойманного где-то геонского гуся, и Амрилор, как большой специалист в кулинарии, занялся его приготовлением.

После ужина мы ещё около часа поколдовали над картой, на которой эльф нарисовал болото, где находится тайная база «приносящих смерть». Геонские карты сильно отличаются от земных аналогов в худшую сторону. В основном это рукописные кроки без строгого соблюдения масштаба, на которых расстояния зачастую указываются в днях пути и с достаточно приблизительной привязкой к сторонам света. Особенно эта разница бросается в глаза с высоты полёта дельтаплана, поэтому поиски тайной базы могли затянуться на неопределённое время. Правда, Амрилор божился, что он легко обнаружит её с воздуха, но у меня на этот счёт были большие сомнения. Решив уточнить планы утром, я приказал всем спать, доверив нашу безопасность Тузику, которого назначил бессменным часовым.

(обратно)

Глава 15 Бой на болоте

Дельтаплан ровно гудел пропеллером у меня за спиной и этим монотонным гулом выводил из себя. Мои вчерашние подозрения, что нам не удастся найти убежище «приносящих смерть», полностью подтвердились. Мы три часа прочёсывали огромное болото на левом берегу реки Диома, но так и не смогли обнаружить среди зелёного моря тайную базу дроу. Амрилор только удручённо разводил руками, но это не облегчило нашу жизнь. Я покачал крылом Акаиру и повернул дельтаплан в сторону Кераны. На этот раз я решил не возвращаться вдоль русла Диомы, а сократить путь и лететь через горный хребет, отделяющий халифат от Чинсу. Это решение принесло первую за сегодняшний день удачу, потому что в горах мы обнаружили глубокое ущелье, на дне которого плескалось длинное озеро. С северной стороны ущелья был очень удобный подход для захода на посадку, и в голове сразу всплыла аналогия с горным озером на Таноле, где мы с Виканой провели невероятно счастливые дни в своей жизни. После пробного захода я сделал круг над поверхностью воды и убедился в отсутствии поблизости аур опасных живых существ, после чего приводнился и подрулил к песчаному пляжу на южной оконечности ущелья. Акаир на этот раз справился с посадкой на «отлично» и причалил к берегу в десяти шагах от моего дельтаплана. Тузик сразу убежал на разведку, а Амрилор с убитым видом начал извиняться за то, что не смог найти островок с базой, но я пресёк его самобичевание и заявил, что базу мы обязательно найдём, просто нужно подойти к решению проблемы с другой стороны, а не тупо посыпать голову пеплом.

Мы развели на берегу озера костёр, и дроу занялся приготовлением обеда из наших скудеющих запасов. Пока готовилась еда, я разложил на песке карту и начал ломать голову над решением возникшей проблемы. Решение этой головоломки нашлось довольно быстро. Амрилор не смог сориентироваться на болоте с воздуха, но наземный путь к базе должен был знать хорошо. Если верить карте, то самым заметным ориентиром на местности являлось место слияния рек Диома и Фушуй. После анализа имеющейся информации у меня возникла идея высадить Амрилора в знакомой ему точке на дороге к тайному убежищу. Затем князь должен добраться до базы по земле и подать сигнал дымом костра, который хорошо заметен с воздуха. Мы обсудили это предложение со всех сторон и пришли к полному согласию. Амрилор попросил высадить его возле одинокой скалы на правом берегу Диомы и по возможности сделать это ближе к вечеру, потому что ночью у него будет большое преимущество перед чинсу благодаря ночному зрению. Князь обещал, что к утру следующего дня он будет уже на базе и сможет подать условный сигнал. Мы договорились, что Амрилор станет подавать сигналы только после того, как лично увидит дракона, чтобы до поры не привлекать внимания противника.

После обеда я отправился на поиски источника Силы для зарядки камней, приказав Акаиру сделать предполётную подготовку дельтапланам и проверить смазку в подшипниках двигателей. Ущелье, в котором находилось озеро, представляло собой трещину в горе шириной метров двести и длиной около километра. Стены ущелья были высотой метров триста и практически вертикально обрывались в воду озера. Пляж, шириной в полсотни метров, на котором мы устроили стоянку, являлся единственным местом, где можно было причалить к берегу и выйти на сушу. Я не обнаружил источника Силы на берегу озера и поэтому направился к скалам, среди которых затерялся Тузик.

Завал возле восточной стены ущелья оказался довольно свежим, и, скорее всего, обломки скал обрушились в ущелье во время недавней катастрофы. Я громко позвал Тузика и услышал его призывный лай из-за ближайшей скалы. Пробравшись между камнями на ровную площадку под скальным карнизом, я нашёл малхуса перед входом в пещеру. Тузик мне доложил, что пещера имеет искусственное происхождение, но давно покинута своими обитателями. Я поначалу обрадовался, что опять наткнулся на остатки эльфийской цивилизации и смогу разжиться трофеями, но более тщательный осмотр помещений охладил мой пыл. Пещера действительно была очень древней, но в ней жили не высокообразованные эльфы, а, скорее всего, одичавшие после войны магов тарги. К такому выводу я пришёл, осмотрев три скелета с характерными таргскими черепами и остатками примитивного оружия и утвари, найденными рядом с ними. Пещера изначально была естественного происхождения, но тарги расширили туннели и облагородили природные гроты.

Лестница, вырубленная в скале, вывела нас с Тузиком на второй этаж этого подземного посёлка, где мы обнаружили анфиладу из двух десятков комнат с пробитыми в скале окнами, выходящими на озеро. Длинный коридор закончился новой лестницей, которая оказалась перекрытой древним завалом. Похоже, этот завал и стал причиной изоляции долины от окружающего мира.

Поиски источника Силы увенчались успехом прямо у входа на лестницу, ведущую к завалу. Я вздохнул с облегчением и приступил к зарядке камней. Через пару часов мы с Тузиком вернулись на берег озера с заряженными камнями Силы и восстановленной энергетикой ауры. Акаир доложил мне, что драконы готовы к полёту и никаких неисправностей не обнаружено. Я похвалил его за труды и бегло перепроверил исправность своего дельтаплана. Мы с князем в последний раз уточнили наши договоренности, после чего спустили аппарат на воду.

Амрилор, загрузив в кабину мешок с припасами и оружие, занял пассажирское сиденье и уже самостоятельно застегнул ремни, а я занял пилотское сиденье. Взлёт прошёл без проблем, и мы, набрав высоту, полетели на поиски скалы на берегу Диомы. Через час полёта князь указал рукой на излучину реки, на берегу которой возвышалась одинокая скала, которую мы искали. Магическое сканирование ничего опасного не обнаружило, и я с ходу посадил дельтаплан на воду. Близко подойти к берегу не позволяли камыши, поэтому дроу пришлось прыгать из кабины в воду. К счастью, у берега было неглубоко, вода доходила князю только до пояса. Амрилор поднял оружие и мешок с припасами над головой и, чертыхаясь, скрылся в камышах. Я убедился, что высадка на берег прошла успешно, прибавил обороты двигателя и взлетел после короткого разбега. Обратный перелёт много времени не занял, посадка также прошла без проблем. Акаир помог мне вытащить аппарат на берег, и мы направились к костру, у которого спал разомлевший Тузик. В горах темнеет быстро, и уже через час ущелье накрыло чёрным пологом ночи. Только далекие звёзды в небе и огонёк нашего костра мерцали в этом царстве кромешной тьмы.

Я, как загипнотизированный, смотрел на огонь, и впервые за прошедшие месяцы моё сознание заполнилось спокойствием и негой. Вокруг меня была только тишина ночи и мерцание далёких звёзд в небесах. Напряжение свалившейся на мои плечи чудовищной ответственности спало, и я снова стал Игорем Столяровым, сисадмином из Москвы. Мне до зубной боли захотелось вернуться к той, прежней незатейливой жизни, в которой не нужно было вершить судьбы людей, убивать или посылать кого-то на смерть. Я снова захотел пить пиво в спорт-баре, прогуливать лекции в институте и опаздывать на работу, придумывая себе идиотские оправдания. Тихая грусть переполняла меня, и щемящее чувство ностальгии заполонило душу, но долго так продолжаться не могло. Рука Акаира легла на моё плечо, и я вернулся к реальности.

— Ингар, с тобой всё в порядке? — спросил «проклятый».

— Всё в порядке, я просто задумался и вспомнил о прошлом, — ответил я Акаиру. — Ложись спать, завтра будет тяжёлый день и тебе понадобятся силы, а я ещё немного посижу у костра.

Хуман молча завернулся в походное одеяло и лёг, положив под голову какой-то мешок. Я ещё с полчаса смотрел на огонь, но сладкая грусть растворилась в ночи, и Игорь Столяров опять стал Ингаром. Снова навалилась моральная усталость, и я последовал примеру Акаира. Сознание мгновенно выключилось, и на меня обрушилось забытьё без сновидений.

Запах подгоревшего завтрака и ругань спалившего его кулинара разбудили меня на рассвете. Я сел у костра и осмотрелся по сторонам, пытаясь пробиться взглядом сквозь утренний туман, стелившийся над озером. Тузик уже куда-то смылся, и я в одиночестве пошёл к воде приводить себя в порядок. Акаир виновато прятал глаза, подавая мне кусок подгоревшего мяса, завернутого в чёрствую лепёшку, но сейчас было не до кулинарных изысков. Я быстро сжевал свою долю пережаренной оленины и занялся предполётной подготовкой дельтаплана. К тому моменту, когда я закончил проверку механизма метателя, туман над озером рассеялся и появилась возможность взлететь.

Мы с Акаиром заново обговорили наши действия и уточнили порядок совместного полёта драконов. Согласно плану, Акаир во время полёта должен был прикрывать мою посадку и в случае необходимости разогнать возможную засаду огнём из метателя, но только после того, как я подам условный сигнал. Я строго-настрого приказал «проклятому» в случае катастрофы моего дракона не ввязываться в заваруху, а возвращаться на горное озеро и вылетать на мои поиски только через день. Этот приказ вызвал яростное сопротивление Акаира, но после того, как я пригрозил оторвать ему голову за пререкания, он вынужден был согласиться. Я загнал в кабину дельтаплана вернувшегося к костру Тузика и пристегнул оборотня, в которого он перетёк, привязными ремнями.

Акаир взлетел первым и начал кружить над ущельем, дожидаясь, пока мой дельтаплан поднимется в небо. Мы взлетели через несколько минут и, набрав высоту, присоединились к дракону хумана. Я помахал Акаиру крылом и направил дельтаплан в сторону болота, в зелёном море которого растворился Амрилор. После первого же круга над болотом я заметил дымок костра среди ветвей небольшого леска на его северо-востоке. Мы снизились над местом, откуда подавались условные сигналы, и я приступил к магическому сканированию пространства. То, что мне удалось рассмотреть внизу магическим взглядом, не обрадовало. На заросшем лесом островке, с которого подавались сигналы, я разглядел только ауру Амрилора, который, по договоренности со мной, включал и выключал амулет, скрывающий его ауру, остальной магический фон островка был сильно размыт и практически не читался. На расстоянии трёхсот метров от острова я заметил три скопления человеческих аур, прикрытых магическим пологом, но эта защита была явно недостаточной.

Ауры эльфов отличаются по цвету от аур людей, и в том, что вокруг островка собрались враги, сомнений у меня практически не было. Однако, чтобы не совершить непоправимой ошибки, я, набрав безопасную высоту, включил сирену и с рёвом начал пикировать на одно из обнаруженных скоплений людей. Магический туман, скрывающий противника, сразу погас, и я отчётливо рассмотрел несколько плоскодонок, в которых сидели лысые воины чинсу. Рёв дракона сильно перепугал вражеских бойцов, и они как горох посыпались за борт своих джонок. К несчастью, рёв перепугал и Тузика, который как сумасшедший начал дёргаться в своей кабине и, разорвав привязные ремни, выпрыгнул за борт. Мне чудом удалось удержать дельтаплан в воздухе и не рухнуть в воду. Аппарат болтало из стороны в сторону, словно лист на ветру, и я выделывал акробатические кренделя над болотом, словно ковбой на взбесившейся лошади.

Но везение и на этот раз не покинуло меня, аппарат не развалился, а тряска через минуту прекратилась. Я развернул дельтаплан к месту падения Тузика, но на воде виднелось только пузырящееся грязное пятно. Злоба за гибель друга помутила сознание, и я, заложив крутой вираж, начал расстреливать лодки чинсу из метателя. Узкоглазые гребли как сумасшедшие, пытаясь спастись от огненных шаров, но это только отсрочило их ужасную смерть. Взрывы следовали один за другим, и по болоту разлилось море огня. В этом аду выжить было невозможно, но я словно маньяк выискивал магическим взглядом очередную жертву. После седьмого захода на воде плавали только обгоревшие обломки, а человеческие ауры исчезли из окружающего энергетического мира. Вонючий дым заполонил всю округу, но свежий ветер относил его на северо-запад, расчищая обзор. Я сделал последний круг над дымящимися обломками и посадил дельтаплан на свободную от камышей поверхность воды, после чего подрулил к островку, с которого Амрилор подавал сигналы. Слёзы душили меня, и мне пришлось прокусить губу до крови, чтобы удержать себя в руках и не разрыдаться. Какова же была моя радость, когда из кустов на берег выполз грязный как свинья Тузик и, поскуливая, направился в сторону дельтаплана. Я пробкой выскочил из кабины и едва не задушил в объятиях своего четвероногого друга.

Наши «собачьи нежности» были прерваны бесшумно вынырнувшим из кустов князем Амрилором. Мы обменялись приветствиями, но обниматься не стали, потому что я весь перемазался в грязи, радуясь спасению малхуса. Это обстоятельство вернуло меня в реальный мир, и Тузик, получив пинка за прыжок в воду без парашюта, убежал в кусты зализывать отбитый зад.

— Ингар, за что ты его так? — удивился эльф.

— За всё хорошее! Этот раздолбай в воздухе из кабины дракона выскочил. Я чуть с ума не сошёл, думая, что он разбился. Приземляюсь весь в соплях от горя, а тут Тузик из кустов живой выползает, вот и схлопотал! — разъяснил я своё странное поведение. — Амрилор, у тебя всё в порядке? Акаир может сажать своего дракона?

— Сиятельный, остров окружён чёрными монахами чинсу, и с минуты на минуту может начаться штурм. У меня всего четверо бойцов в строю, ещё десять тяжело ранены. Нам не удержаться и получаса. Я прошу тебя забрать с острова Эланриль, она единственная видящая среди нашего народа. Спаси её, Ингар, и отомсти за нас, если сможешь!

— Амрилор, ты глухой?

— Сиятельный, я не понял вопроса, — удивлённо ответил князь.

— Ты слышал взрывы файерболов?

— Да, слышал, это имперские маги защиту острова проламывают, чтобы сжечь нас заживо. Они с самого утра стараются, час назад сделали перерыв, а теперь снова начали обстрел. Магический периметр убежища еле держится, нельзя терять ни минуты, забирай Эланриль и улетай!

— Слава богам! — облегчённо выдохнул я. — Это не имперцы, а я стрелял из метателя. Чинсу уже в аду за свои грехи отчитываются! Спалил я их всех к чёртовой матери! Кстати, а где эта твоя Эланриль?

— Она рядом, в кустах связанная сидит. Девчонка раненых бросать наотрез отказалась, царапалась и кусалась, как зорг, пришлось силу применить.

— Амрилор, можешь развязывать свою зоргиню, а я пока подам сигнал Акаиру, чтобы он шёл на посадку.

Дроу растворился среди деревьев, а я вышел на берег и начал размахивать руками, подавая сигналы Акаиру. Через пару минут дракон «проклятого» пошёл на снижение и, погасив скорость, приводнился в ста метрах от острова. Пока дельтаплан заходил на посадку и причаливал к берегу, я кое-как привёл свой внешний вид в порядок, смыл грязь с рук и одежды. После чего мы с Акаиром вытащили оба аппарата из воды и для страховки привязали к деревьям на берегу. Через некоторое время вернулся Амрилор в сопровождении высокой смуглой девушки в камуфлированном эльфийском комбинезоне.

Все эльфийки очень красивы по своей природе, но внешность этой представительницы слабого пола вызывала у меня какие-то странные ощущения. Моя жена Викана была потрясающе красива классической женской красотой, можно сказать, что она сияла, как утреннее солнце, а Эланриль оказалась полной противоположностью Викане, об этом говорило даже её имя — «Цветок ночи». Она тоже была очень красива, но отличалась от Виканы, как луна от солнца. На смуглом тёмно-оливковом лице сияли огромные глаза инопланетянки с голубыми белками и словно наклеенными ресницами нереальной длины. Изящные заострённые уши девушки имели более вытянутую форму, чем у Виканы, и этим только подчёркивали инопланетный образ эльфийки. Эланриль, заметив мой пристальный, изучающий взгляд, презрительно скривила губы и обнажила два ряда идеально ровных, словно искусственных зубов жемчужного цвета. От этой кривой улыбки у меня по спине пробежал холодок. Из-за алых губ красавицы на моё горло прицелились четыре острых вампирских клыка. Я словно попал на съёмки фильма про Дракулу.

«Только вампиров для полного счастья мне не хватало!» — подумал я, с опаской глядя на это чудо природы.

— И где этот твой сиятельный Ингар? — возмущённо спросила инопланетянка у Амрилора. — Я вижу только наглого чумазого хумана, от которого воняет, как от шака!

Амрилор поперхнулся, услышав это презрительное заявление в мой адрес, но быстро пришёл в себя и попытался приструнить девушку:

— Эланриль, у тебя, как всегда, язык впереди мозгов бежит! Это может повредить твоему огромному самолюбию и той части тела, на которой сидишь! Мне долго приходилось прощать твои выходки, но, похоже, на этот раз ты своего добьёшься, я выпорю тебя как зарвавшуюся квартеронку! Немедленно проси прощения у князя Ингара!

— Чтобы хранительница магии жизни Нордрассила просила прощения у грязного дикаря, нахватавшегося где-то основ магии, — не бывать этому! Где ты здесь увидел сиятельного? Я видящая, мне голову задурить сложно, ты сам сейчас в этом убедишься! — огрызнулась разъярённая магиня.

Возмущение эльфийки было так искренне, что я невольно испугался и инстинктивно приготовился к обороне. Мощнейший ментальный удар обрушился на мою ауру, ломая магическую защиту. Таким простым способом Эланриль попыталась взять под контроль моё сознание. Я впервые сталкивался с такой сильной ментальной атакой, даже удар таргини Нары, едва не убивший меня, был намного слабее. Правда, и я был далеко не прежним наивным Ингаром, знакомым с магией только по сказкам.

Два потока Силы столкнулись в магическом измерении пространства, и нас с Эланриль окружила светящаяся сфера наэлектризованного воздуха.

— Значит, решила проверить меня на вшивость? Ну, тогда, ушастая,пеняй на себя! — злобно прохрипел я и ответил ударом на удар.

Во все стороны полетели голубые искры, а затем в землю ударила ветвистая молния. Раздался громовой раскат, и Амрилор улетел в кусты, отброшенный ударной волной. Кусты и деревья в радиусе тридцати метров остались без листьев, а оба наших дельтаплана перевернуло на бок и отбросило от берега метров на десять. К счастью, мы с Акаиром привязали аппараты к деревьям, и их не утопило в болоте. Расход магической энергии был колоссальным, и я, чтобы не совсем остаться без запасов Силы, начал выкачивать её прямо из защитной оболочки Эланриль. Такого поворота событий девушка явно не ожидала и потеряла контроль над ситуацией. Я быстро восстановил истраченный запас Силы и легко проломил истощённую ментальную защиту эльфийки. В результате этого трюка поражение Эланриль стало только делом времени. Мне удалось высосать остатки энергии из амулета, которым меня едва не прибила девчонка, и я прекратил ментальную атаку, посчитав, что всё кончилось.

Самодовольно улыбнувшись, я надменно посмотрел на «побеждённую» эльфийку, и тут же получил удар ногой в правое ухо. Кажется, в карате этот удар называется «маваши-гири», но осознание этого факта не уменьшило звон у меня в голове. От этой оплеухи вашего покорного слугу повело, как пьяного, а из глаз полетели нехилые искры.

Однако за время скитаний по Геону я накачал немерено физического здоровья, и далеко не каждый мужик мог сбить меня с ног ударом кулака. Несмотря на неожиданность атаки и хорошо поставленный удар, эльфийка в конце концов получила бы своё, правда, могла успеть наставить мне синяков и шишек. Пока сиятельного Ингара штормило, девчонка нагло прицеливалась врезать мне ногой с разворота в правый глаз. Спас хозяина от позора Тузик, который в прыжке сшиб эльфийку с ног и придавил лапами к земле, но Эланриль извернулась как кошка и тяпнула Тузика своими вампирскими зубами за нос. Раздался одновременный визг девчонки и Тузика, после чего вояки бросились бежать в разные стороны. Малхус опомнился первым и ринулся следом за Эланриль, удравшей в кусты на четвереньках.

Что происходило в кустах, я не видел, но вопли и треск ломаемых веток говорили о происходящем там нешуточном сражении. Наконец бой завершился, и Тузик выволок за шкирку на берег практически голую эльфийку, пытающуюся спрятать свои прелести в жалких обрывках комбинезона. Девушка представляла собой жалкое зрелище, она икала, сидя на земле, и с ужасом смотрела на малхуса, который, оскалив пасть, стоял рядом с ней.

— Фу, Тузик, не трогай её! — приказал я малхусу, оттаскивая его от испуганной девчонки, ухватив за холку.

Эльфийский волк был вне себя от злости и упирался всеми четырьмя лапами, шерсть на его спине стояла дыбом, и по ней скользили голубые сполохи магической Силы. Я понял, что ещё секунда, и малхус порвёт Эланриль на портянки, и поэтому заорал:

— Тузик, прекрати! Девчонка сейчас помрёт от страха, я запрещаю её тебе трогать! Ты её и так сильно покусал!

«Хранитель, я её даже не поцарапал, только одежду порвал и отгрыз амулет посмертной мести. А чего она кусается как дура? Чуть нос мне не отгрызла, знаешь, как больно!» — ответил Тузик внутренним голосом и залаял, подвывая.

Из кустов выбрался Амрилор и, прихрамывая, подошёл к нам, виновато понурив голову.

— Князь, ты зря развязал эту больную на всю голову дуру! Если все дроу от спеси лопаются и на союзников кидаются даже не поздоровавшись, тогда как мы ваших женщин и детей спасать будем?

— Ингар, прости меня за поступок Эланриль, это моя вина. Девчонка всего год назад стала хранительницей Амулета магии жизни Нордрассила. Это огромная власть и ответственность, вот у неё от самомнения головка и закружилась. На Геоне нет равных Эланриль по магической Силе, а с амулетом хранительницы и подавно. Спасибо, сиятельный, что не прибил нахалку, как муху! Эланриль, как только тебя угораздило на носителя древней крови с каким-то амулетом кидаться? Я же тебе говорил, чтобы вела себя подобающим образом, а не Силу свою демонстрировала! — раздражённо отчитал юную магиню князь, но, по-моему, эта речь в основном предназначалась для моих ушей.

— Дядя, я не знала, что Ингар носитель древней крови, по ауре он был как обычный человек, почти без магических способностей! — начала оправдываться девушка.

— Амрилор, вы тут побеседуйте, а я пойду драконов на берег вытаскивать, пока их в трясину не засосало, — прервал я перепалку эльфов и побежал помогать Акаиру, который пытался в одиночку поставить дельтаплан на поплавки.

Минут через десять мы вытащили драконов на берег, и я приказал Акаиру отмыть от грязи обшивку крыла и проверить исправность двигателей, а сам вернулся к Амрилору и Эланриль. Тузик, оскалив зубы, по-прежнему сторожил полуголую эльфийку, которая рыдала навзрыд, распекаемая князем. Увидев меня, Эланриль, покорно склонив голову, встала на колени и начала просить прощения у сиятельного Ингара, при этом демонстративно хлюпая носом. Этот «детский сад», кроме раздражения, у меня никаких чувств не вызывал, и я прекратил примитивную театральную сцену, официально простив эльфийку. Слёзы у Эланриль мгновенно высохли, и ходячая бомба мгновенно скрылась в лесу, сославшись на то, что её ждут раненые. Мы с Амрилором отправились следом за ней.

(обратно)

Глава 16 «Инопланетянка» Эланриль

Секретная база дроу была построена со знанием дела, и преодолеть живую стену, окружающую жилую зону, оказалось невозможно, не зная прохода в колючем лабиринте. Амрилор нырнул в какую-то щель между деревьями и исчез из вида, я хотел последовать за ним, но сразу застрял, запутавшись в ветвях колючего кустарника. Если бы князь не пришёл мне на помощь, то я ещё долго выпутывался бы из зелёной западни. Под руководством дроу я протиснулся через лабиринт живой изгороди и выбрался на лужайку, покрытую травяным газоном. Следом за нами из кустов вылез Тузик и с видом хозяина начал обследовать территорию. В центре лужайки располагалась каменная площадка, похожая на фундамент недостроенного дома, над которой клубился магический туман. С правой стороны лужайку опоясывал навес, под которым лежали раненые воины, рядом с ними суетилась Эланриль, уже успевшая переодеть порванный Тузиком комбинезон.

— Амрилор, здесь все твои воины? — задал я вопрос князю.

— Нет, здесь только тяжелораненые. Четверо бойцов, которые в состоянии стрелять из лука, находятся на боевых постах.

— Раненые смогут перенести полёт на драконе?

— Я не знаю, об этом нужно спросить Эланриль.

Я зашёл под навес и положил руку на плечо девушки, склонившейся над эльфом, из груди которого торчала стрела.

— Ой! — вскрикнула от неожиданности Эланриль и обернулась ко мне.

— Что с раненым?

— Алдар умирает, я ничего не могу поделать. Стрела пробила лёгкое и застряла в кости лопатки, и вытащить её в этих условиях невозможно. Я дала ему снотворное, чтобы он не страдал от боли, — грустно ответила девушка.

Я погрузился в транс и начал сканировать тело раненого. Диагноз, поставленный Эланриль, оказался точным, стрела пробила лёгкое, и её наконечник застрял в лопатке. Если не принять срочных мер, то раненый скоро захлебнётся в собственной крови. Мне в голову пришла идея, как извлечь стрелу, но вариант не гарантировал стопроцентного успеха. Для меня было очень важно не облажаться и суметь вытащить эльфа с того света, чтобы поднять авторитет среди дроу и преодолеть недоверие Эланриль. Я подкачал истощённую ауру раненого и перекрыл сильно кровоточащий сосуд в пробитом лёгком, но это являлось только отсрочкой неизбежного конца. Эльфийка подглядывала магическим взглядом за моими действиями и, увидев, как лучик Силы, проникнув в грудь Алдара, прижёг перерезанный сосуд, разинула от удивления рот.

— Сиятельный, как вы это делаете, мне никто об этом даже не рассказывал? — спросила девушка.

— Эланриль, я не смогу тебе этого объяснить, а нам не стоит тратить время на пустые разговоры. Я попытаюсь спасти раненого, но мне нужна твоя помощь.

— Я с радостью помогу вам, но что я должна делать?

— Чтобы вынуть стрелу, нужно посадить Алдара и держать его за плечи. Я сделаю разрез на спине, прорежу отверстие в кости и протолкну стрелу наружу, но раненый может умереть.

— Делайте всё, что считаете нужным, Алдар скоро умрёт, а так у него есть надежда! — ответила Эланриль.

Через пять минут всё было готово к операции. Эльфийка разложила на чистой тряпице походный набор целительницы и обработала руки каким-то раствором. Я последовал её примеру и объяснил девушке план операции. Видящая не задавала лишних вопросов и только уточнила, какие инструменты мне понадобятся.

Мы раздели раненого по пояс и посадили, привалив плечом к дереву. Эланриль не давала Алдару упасть, а я, примерившись, сделал разрез на спине. Луч Силы резал кожу, словно лазер, и одновременно прижигал мелкие сосуды, поэтому кровотечения практически не было. Разрезав мышцу, я оголил кость лопатки и увидел кончик наконечника стрелы, вылезший сквозь неё. Эланриль специальными крючками раздвинула кожу и мышцы, после чего я вырезал наконечник вместе с куском кости. Затем Эланриль обрезала оперение стрелы возле раны на груди Алдара, и мне удалось вытащить стрелу через разрез на спине. На этом моя миссия была закончена и операцию завершала Эланриль. Она обработала рану каким-то эликсиром, а затем ловко её зашила изогнутой иголкой. Бинтовать Алдара девушка не стала, а заклеила своеобразным пластырем, который словно присоска прилип к швам на груди и спине раненого. Я снова просканировал организм Алдара и подкачал его ауру. С моих плеч словно свалилась бетонная плита, и я облегчённо вздохнул, убедившись, что жизни воина ничего не угрожает. Начался адреналиновый отходняк, и руки у меня задрожали, как у алкаша. Я, чтобы успокоиться, закрыл глаза, но неожиданно почувствовал, как рука эльфийки коснулась моего плеча.

— Повелитель, я в неоплатном долгу перед вами. Вы спасли моего единственного брата, теперь наш род не прервётся, простите надутую дуру, которой застили глаза гордость и самомнение. Я готова понести любое наказание, моя жизнь принадлежит вам, — срывающимся голосом произнесла Эланриль.

«Есть контакт! Этого я и добивался, дорогуша!» — удовлетворённо подумал я, понимая, что, имея такую союзницу среди дроу, мне будет намного легче подчинить их себе.

— Эланриль, я намеренно скрывал свою ауру, и ты обоснованно подозревала во мне самозванца. Весь Геон залит кровью, а на войне доверчивость равноценна самоубийству. Давай для простоты общения перейдем на «ты» и займёмся другими ранеными, им предстоит завтра полёт на драконе, и я не хочу, чтобы кто-то из них умер по дороге.

— Сиятельный…

— Ингар! — поправил я девушку.

— Ингар, остальным раненым не требуется экстренной помощи, они спят и к утру смогут ходить самостоятельно. Лучше их не тревожить и дать отдохнуть.

— Тебе виднее, Эланриль, ты же видящая, а я просто могучий маг, и лекарское искусство не самая сильная моя сторона.

— Ингар, Амрилор говорил мне, что ты летаешь на драконах. Когда драконы прилетят за нами? — сгорая от любопытства, спросила девушка.

— Драконы уже на острове, ты же их видела, когда я с Акаиром вытаскивал их на берег из болота.

— Эти штуковины с парусом на спине и есть драконы? — удивилась Эланриль. — Я по-другому представляла себе драконов. В книгах пишут, что они ужасные и плюются огнём.

— Они такие и есть, только моя магия скрывает кошмарный вид драконов, чтобы не напугать друзей до смерти. Враги перед смертью видят дракона в истинном обличье и некоторые даже умирают от страха. А ты разве не видела, как я летал на драконе и жёг чёрных монахов адским огнём?

— Нет, через защитный купол невозможно ничего рассмотреть, даже солнце как жёлтое размазанное пятно выглядит.

— Эланриль, защитный купол создали дроу? — заинтересовался я.

— Нет, это древнее знание, и оно недоступно нашим магам. Восемьдесят лет назад это убежище случайно обнаружили «приносящие смерть», когда охотились на болоте за лазутчиками имперцев, и только через десять лет безуспешных попыток смогли проникнуть внутрь купола. Механизм, создающий купол, находится под каменными плитами в центре лужайки и полностью защищает от стрел и копий, но не от метателя файерболов. Если сделать по куполу более двадцати выстрелов из метателя, то защита истощается и полностью пропадает, а для восстановления купола требуется больше месяца. Чинсу обстреливали купол уже третий день, и им оставалось сделать только четыре выстрела, и нас сожгли бы заживо.

Наш разговор прервал подошедший Амрилор и поинтересовался самочувствием раненого.

— Девочка моя, как дела у Алдара, твой брат ещё борется за жизнь? Он сможет перенести полёт на драконе?

— Амрилор, спасибо за твою заботу о моём брате. У Алдара всё хорошо, сиятельный вернул его к жизни, и завтра он сможет встать на ноги, но сейчас он спит и его лучше не беспокоить.

— Ингар, я пойду проверю посты, и если появится опасность, то дам знать об этом, а вы отдыхайте, завтра будет тяжёлый день.

— Амрилор, я, наверное, пойду на берег к драконам, Акаиру тоже нужно выспаться.

— Сиятельный, я проверю посты и останусь возле драконов с Акаиром, там удобное место для наблюдения за округой. Тебе лучше остаться с Эланриль и ранеными.

Мне пришлось согласиться с доводами князя, и я стал устраиваться на ночлег. В этот момент прибежала моя лохматая подушка и в очередной раз напугала эльфийку.

— Тузик, фу! — пресёк я попытку малхуса тяпнуть девушку за ногу и удобно устроился на его мягком боку. — Эланриль, не бойся, малхус эльфа не тронет. Он так издевается над тобой за то, что ты укусила его за нос.

— С ума сойти! Я вижу настоящего эльфийского волка, прямо сказка какая-то! Ингар, а почему тебе малхус подчиняется, ты же не эльф?

— Я хранитель Нордрассила, и все малхусы подчиняются мне.

— О боги, я подняла руку на хранителя, что же теперь будет? — испуганно заверещала эльфийка.

— Ну, во-первых, не руку, а ногу, а во-вторых, ничего тебе не будет, потому что я сам виноват. Увидел красивую «инопланетянку» и рот разинул.

— А кто такая «инопланетянка»? — спросила Эланриль.

— Это девушка с другой планеты, которая вращается вокруг далёкой звезды.

— Ингар, а правда, что ты женат на принцессе Викане?

— Да, Викана моя жена.

— Алдар рассказывал мне, что она очень красивая, просто глаз не оторвать. Расскажи мне о ней.

— Я не знаю, что рассказывать, давай я просто покажу её тебе, и ты сама решишь, прав ли Алдар. Открой своё сознание, и я передам тебе мысленный образ Виканы.

Эланриль села по-турецки и, сосредоточившись, закрыла глаза. Я вошёл в транс и начал передавать мысленный образ Виканы в её мозг. У меня получился своеобразный рекламный клип о моей любимой. Сначала я продемонстрировал свою жену во всей красе в приёмной зале Нордрассила, когда она, сияя от счастья, примеряла подарок Саадина. Затем показал её смеющееся лицо, вспомнив момент в ванне с лепестками цветов на воде и ещё несколько выигрышных эпизодов из жизни принцессы. В этом «фильме» были подобраны самые красивые позы и ракурсы. Меня буквально распирало от гордости, от простого осознания того, что я муж Виканы.

Закончив рекламный показ, я вышел из транса и увидел разъярённое лицо Эланриль, от которого бросало в дрожь. Из огромных глаз «инопланетянки» ручьём текли слёзы, а рот ощерился вампирскими клыками. Тузик подо мной утробно зарычал, и я активизировал защиту кольчуги, опасаясь непонятной вспышки гнева эльфийки.

— Эланриль, что с тобой? Я не хотел тебя обидеть! — примирительно просипел я и начал отодвигаться подальше от взбешённой «вампирши».

— Все мужчины гнусные лжецы и предатели! Вы стараетесь отравить душу женщины сладким ядом красивых слов только ради того, чтобы выиграть драгоценный приз, получить плотское удовольствие и потешить собственное самолюбие, — прожигая меня взглядом, заявила эльфийка.

— А я-то каким боком к этому причастен? Мы видимся с тобою только первый раз! — попытался я остудить ярость Эланриль.

— Сиятельный, разговор не о вас, я говорю о своих женихах — Аларде, Дэмиэне и Барлоте! Все эти уроды видели Викану на балу в Меране, а мне клялись, что на свете нет прекрасней меня. Даже мой брат играл на той же дудке! «Эланриль, ты богиня, звёзды на небе меркнут, стоит им тебя увидеть! В мире нет равных тебе по красоте и благородству! Если бы Странник вернулся, чтобы возродить королевский дом Геона, то только он достоин твоей руки!» Завтра братик очухается, и я вырву его лживый язык! Ой! — неожиданно поперхнулась Эланриль и как-то странно посмотрела на меня.

В первое мгновение до меня не дошёл тайный смысл, скрытый во взгляде принцессы дроу, но затем я перепугался не на шутку. Нет ничего страшнее для мужчины, чем соперничество двух женщин за обладание им. Мужчина мгновенно уходит на десятый план и становится игрушкой в руках разъярённых соперниц. Если в подобной борьбе схлестнутся Викана и Эланриль, то взрыв Танола покажется мне праздничным фейерверком.

— Эланриль, ты зря гневаешься на своих женихов и брата, ты потрясающая красавица. Вы просто с Виканой разные, как солнце и луна, а женскую красоту такого уровня, как ваша, невозможно взвесить на весах — это уже решает вкус мужчины. Один мужчина любит солнце, а другой — луну, — попытался я разрядить обстановку и, похоже, сделал очередную глупость.

— Ингар, а тебе что больше нравится — луна или солнце?

— Эланриль, не говори глупостей. Я женат на Викане, и это лучший ответ на твой вопрос.

— Но ты же не видел меня раньше…

— Прекрати молоть языком и ложись спать! — прервал я разговор на опасную тему и демонстративно повернулся спиной к Эланриль.

Эльфийка что-то обиженно пробормотала и щёлкнула пальцами, после чего светлячки, освещавшие убежище, начали гаснуть и нас окутала темнота. Постепенно возбуждённое состояние, вызванное разговором с эльфийкой, спало, и я заснул. Во сне мне мерещилось, что за мной по Нордрассилу гоняются Эланриль с Виканой и каждая пытается утащить меня за собой. В результате этой борьбы они едва не разорвали меня пополам и загнали на самую верхушку Дерева Жизни и начали сшибать оттуда палками, при этом крича, что будут любить меня до гроба. У вашего покорного слуги сразу появилась полная уверенность в том, что они не обманывают, но этот гроб будет явно моим.

(обратно)

Глава 17 Эланриль строит планы

Весь следующий день заняло перебазирование на горное озеро. С самого рассвета я с Акаиром готовил дельтапланы к полёту и заряжал камни Силы для двигателей. Эланриль занималась ранеными бойцами, меняя повязки и заклеивая царапины пластырем. Вернулся из дозора Амрилор, и мы обсудили порядок перелёта на новую базу. Эланриль доложила, что все раненые смогут перенести перелёт, но желательно их усыпить и только после этого сажать в кабину дракона, чтобы исключить неадекватную реакцию на полёт. Помимо воинов требовалось перевезти ещё довольно большие запасы продуктов, стрел и личных вещей дроу. Чтобы не начудить с весом груза, я сделал примитивные весы из бревна и мешка с песком, с помощью которого определялся вес пассажира и его багажа. Пассажир должен был сесть на конец бревна со своим грузом, и если он перевешивал мешок с песком, то должен был облегчить свою котомку.

Поначалу Эланриль собиралась усыплять пассажиров с помощью сонного зелья, но после приёма эликсира пациент ещё сутки будет словно варёный рак, что было крайне нежелательно. Поэтому я решил применить для этой цели магию и усыплять эльфов с помощью гипноза. Закончив все приготовления, я отправил Амрилора за первыми пассажирами, а сам в очередной раз просканировал окружающий мир, чтобы не попасть под огонь противника на взлёте. В энергетическом мире царила тишина, и мне не удалось обнаружить аур противника и следов магической деятельности.

Через несколько минут князь вернулся в сопровождении двух первых пассажиров. Это были молодые эльфы, которые с опаской и недоверием смотрели на нас с Акаиром, а малхус вообще вызывал у них священный трепет. Похоже, Эланриль провела серьёзную психологическую обработку соплеменников, после которой они, наверное, ожидали увидеть на берегу ужасных драконов, управляемых посланцами богов. Я постарался успокоить эльфов, объясняя им все свои действия, но облегчённо вздохнул только после того, как застегнул привязные ремни на спящих пассажирах. Попрощавшись с Амрилором, я занял место в кабине и после недолгой рулёжки к свободной от тины воде пошёл на взлёт. Набрав высоту около пятисот метров, мне пришлось дожидаться взлёта Акаира, после чего мы взяли курс на запад.

Последний вылет на болото завершился уже практически в темноте. Я вылез из дельтаплана и отстегнул Тузика, который был последним пассажиром, и побрёл к костру, возле которого собрался весь наш небольшой отряд. Амрилор, похоже, хотел созвать военный совет, но, увидев мою кислую рожу, решил отложить это мероприятие на завтра. Мы на скорую руку поужинали, после чего я подозвал Тузика и завалился спать на разложенный на куче сухих водорослей плащ. Стоило мне только закрыть глаза, как я почувствовал, что кто-то залез под одеяло и пристроился мне под бочок. Я подумал, что это Амрилор решил лечь спать со мной, не желая мерзнуть в одиночестве, и подвинулся, освобождая ему место.

Ночь пролетела как одно мгновение, и лучи солнца ворвались в ущелье, разогнав над озером утренний туман. Вставать не хотелось, но Амрилор отлежал мне руку и к тому же практически оседлал, закинув на меня правую ногу. Со стороны наша парочка могла произвести на окружающих нежелательное впечатление, поэтому я спихнул эльфа с себя и, потянувшись, встал. К моему удивлению, из-под одеяла выкатилась спящая Эланриль, которая всю ночь провела на моей груди, словно в постели с законным супругом.

«Вот это финт ушами!» — подумал я, представляя себе все опасности данного происшествия.

Девчонка явно положила на меня глаз и решила прибрать к рукам высокородного древней крови, который был, по её понятиям, единственным достойным кандидатом на руку принцессы дроу. То обстоятельство, что я уже женат, Эланриль, похоже, нисколько не волновало, а то, что моей женой является первая красавица Геона Викана, только раззадоривало эльфийку.

— Если Викана узнает о тёплой ночи, проведённой в объятиях Эланриль, то мне оторвут не только голову. Блин, сон в руку! — выругался я по-русски и отправился умываться.

Чтобы спрятаться от посторонних глаз, я отошёл подальше от лагеря и, раздевшись за камнями, нырнул в воду. Бодрящая прохлада мгновенно смахнула остатки сна, и я поплыл кролем вдоль стены ущелья. Минут через десять, вдоволь наплескавшись, я поплыл в обратную сторону и нос к носу столкнулся с плывущей мне навстречу Эланриль.

— Ингар, ты почему не разбудил меня, а отправился плавать в одиночку? Я еле тебя нашла за этими камнями, — заявила обнажённая девица.

Я едва не утонул, услышав это заявление и увидев, в каком виде приплыла эльфийка, и с трудом прокашлялся, после того как по самые уши нахлебался воды. Эланриль, увидев, что её избранник пускает пузыри, ринулась спасать утопающего, при этом она прижималась ко мне всеми своими прелестями. В общем, обстановка сложилась «мама не горюй», потому что от этих прикосновений мои мужские инстинкты сработали по полной программе, демонстрируя себя самым предательским образом. Мне с трудом удалось отбиться от обнажённой спасительницы, после чего я пулей выскочил из воды и поскакал за камни, тщетно пытаясь прикрыть руками своё мужское достоинство. Впоследствии мне рассказали, что эльфы, как истинные дети природы, не стеснялись своей наготы перед соплеменниками и совместные купания были у них нормой, это как в Древней Руси мужчины и женщины мылись в одной бане. Эланриль очень удивило моё поведение, но, к счастью, она не последовала за мной. Правда, на этом двусмысленная ситуация не разрешилась, потому что «дитя леса», которое, кроме замка Каре-Рояль и столицы Чинсу, нигде не была, со смехом рассказала о моём странном поведении Амрилору. Князь с интересом выслушал рассказ, а затем подробно разъяснил девушке ситуацию с точки зрения мужчины-человека, которого домогается голая эльфийка, после чего Эланриль сама едва не грохнулась в обморок и начала синеть, как слива, едва завидев меня.

После завтрака я решил как можно быстрее убраться из ущелья, чтобы не натворить бед на сексуальном фронте, к тому же пора было лететь на разведку. Карты Геона, созданные местными картографами, плохо соответствовали реальному ландшафту, поэтому я решил захватить Амрилора в качестве пассажира, чтобы он помог мне сориентироваться на местности.

К сожалению, дроу, которые укрылись на секретной базе после предательства Чинсу, практически никакой информацией о захваченных в плен женщинах и детях не обладали. Все они находились на момент предательства в небольшом замке под названием «Орлиный перевал», перекрывающем горный проход из Меранской империи в Чинсу. Всё произошло абсолютно неожиданно для гарнизона замка, и они только случайно не были вырезаны чёрными монахами. Часовой на воротах успел, перед тем как его убили, поднять тревогу, и монахи не смогли застать дроу врасплох. После ожесточённого боя из западни вырвались только десять «приносящих смерть», сумевших спуститься по отвесной стене в горную реку, остальные сорок два воина, скорее всего, погибли. Выжившие бойцы пробились в убежище на болоте, где застали Алдара с тремя воинами и Эланриль.

Алдар рассказал свою историю спасения от гибели. Во время бунта полукровок он находился в замке Каре-Рояль и как только узнал, что за стену прорвались чёрные монахи, увёл Эланриль — хранительницу Амулета магии жизни Нордрассила из замка по подземному ходу. Подобные ситуации заранее прорабатывались «приносящими смерть», поэтому они легко оторвались от преследования и через двое суток были уже в убежище. На следующий день на базу пробились воины, спасшиеся после резни на Орлином перевале. Половина из прорвавшихся бойцов были серьёзно ранены и сразу попали в руки Эланриль. Выждав неделю, Алдар с пятью воинами решил выйти на разведку, но попал в засаду. После ожесточённого боя дроу вернулись на базу, которая фактически превратилась в лазарет. Алдар, прикрывая отход, получил стрелу в грудь и на последнем издыхании сумел вернуться за защитный купол. Чёрные монахи сделали две попытки штурма, но были отбиты с большими потерями, после чего в ход пошли метатели файерболов. Когда дело стало совсем плохо, в убежище пробился Амрилор, а наутро мой дракон сжёг чёрных монахов.

Эти рассказы ситуацию не прояснили, поэтому я решил попытаться обнаружить колонну пленников с воздуха. По моему разумению, полтысячи пленников, среди которых в основном были женщины и дети, далеко уйти не могли, и у нас был неплохой шанс обнаружить их на дороге в Латр. Закончив обсуждение плана полёта, я приказал Акаиру оставаться в ущелье, потому что горное озеро фактически являлось западнёй и выбраться из ущелья можно только на дельтаплане. Амрилор занял своё место в кабине дракона, и мы взлетели на поиски.

Погода в этот день установилась тихая и безоблачная, что облегчало нашу задачу в обнаружении колонны пленников. Видимость была отличная, и я набрал высоту около километра, чтобы увеличить обзор и не тревожить противника видом дракона, который на этой высоте выглядел маленькой птичкой. Наш маршрут пролегал сначала к замку Каре-Рояль, а затем через Орлиный перевал и вдоль дороги на Латр. Замка тёмных эльфов мы достигли часа через полтора и, спустившись до трёхсот метров, сделали несколько кругов над его стенами. Часовые сразу же подняли тревогу, и из донжона высыпала толпа полукровок и квартеронов, вооружённых луками. Амрилор от ярости только что не дымился и сыпал на голову предателей страшные проклятия. Я решил не будоражить противника и отказался стрелять по замку из метателя, сославшись на то, что всему своё время. Мы снова набрали высоту и полетели вдоль дороги, ведущей из Чинсу в Меранскую империю.

В скором времени лес закончился, и начались предгорья хребта, отделяющего чинсу от имперцев. Дорога петляла между скал, и нас начало чувствительно потряхивать на воздушных ямах. Орлиный перевал оказался самой настоящей аэродинамической трубой, в которой постоянно дует довольно сильный ветер. На горной дороге практически не было никакого движения, и только небольшие караваны из вьючных лошадей изредка появлялись внизу. Ещё через полчаса мы подлетели к небольшому замку на самой вершине перевала, и я заложил вираж, снизившись над его внутренним двором.

— Это Орлиный перевал, — крикнул мне Амрилор.

Во дворе за стеной замка сидела на земле большая группа закованных в цепи пленников. Я снизился до высоты в сотню метров и просканировал пространство внизу. Магическое зрение сразу поделило ауры людей и эльфов. Гарнизон Орлиного перевала состоял из двадцати чинсу, а во дворе я насчитал тридцать шесть эльфийских аур. Похоже, это были гвельфы из посольства в Чинае и руководство тёмных эльфов, предательски захваченное Сы Шао-каном. На втором вираже нас обстреляли из луков, и я увёл дельтаплан в сторону от замка. То, что пленники сидели скованными во дворе замка, а не в подвале донжона, могло указывать на то, что их готовились отправить дальше по этапу и Орлиный перевал только место привала. Я поделился своими мыслями с Амрилором, и он со мной согласился. В замке отбить пленников было невозможно, поэтому засаду нужно было устраивать по дороге. В принципе нужно было возвращаться назад на горное озеро, чтобы на двух дельтапланах перебросить к дороге на Латр группу захвата, но мы с Амрилором решили подыскать подходящее место для посадки и продолжили полёт вдоль горной дороги. Дорога серпантином спускалась на равнину, и километрах в десяти от перевала мы увидели колонну имперцев, движущуюся в сторону Орлиного перевала. Амрилор крикнул, что это имперский конвой, которому чинсу передадут пленников, и нам нужно поторопиться с засадой.

Место для посадки мы нашли через полчаса полёта на реке Нерей, рядом с которой дорога на Пельтье делала петлю. Расстояние до предполагаемого места засады было не больше километра, а в камышах можно было спрятать дельтапланы. План нападения изобиловал неясными моментами, но на более тщательную проработку просто не было времени. После пробной посадки и короткого обследования Амрилором берега реки мы взлетели, и я направил дельтаплан по кратчайшему пути в сторону горного озера.

(обратно)

Глава 18 Неожиданное прозрение

Перебазирование дроу к месту засады нам удалось завершить до восхода солнца. Акаир до темноты успел сделать только два перелёта, и мне пришлось в одиночку всю ночь перевозить оставшихся бойцов. Последним пассажиром снова оказался Тузик, который после происшествия на болоте вёл себя идеально, хотя дельтаплан довольно сильно потрепало на воздушных ямах над горами. В принципе мне были под силу и более тяжёлые физические нагрузки, но морально ночные полёты вымотали вашего покорного слугу до основания. Подрулив к берегу, я передал дельтаплан Акаиру и, перекусив всухомятку, заснул прямо с куском лепёшки в руке. До полудня меня никто не тревожил, и я проснулся от урчания в животе. Рядом, в тени дерева с луком в руках сидела Эланриль и стерегла мой сон. Девушка в эльфийском камуфляже практически растворилась на фоне деревьев, и если бы не мои магические способности, то её практически невозможно было заметить. Я просканировал округу на предмет посторонних аур и никого поблизости не обнаружил.

— Эланриль, где все? — спросил я девушку.

Эльфийка вздрогнула от моего голоса и, захлопав глазами, удивлённо спросила:

— Ингар, а как ты меня заметил? Даже Амрилор не мог меня найти, пока я его не окликнула.

— У тебя слишком красивые глаза, чтобы не заметить их сияние в лесном полумраке, — пошутил я.

— Тебе всё шуточки шутить, а я спрашиваю по делу. Вдруг имперцы меня первыми заметят из-за моей глупой ошибки?

— Не расстраивайся, ты отлично спряталась. Я обнаружил тебя с помощью магии.

— Как это, я ведь надела амулет, скрывающий ауру?

— На небольшом расстоянии такой амулет не может скрыть от меня ауру живого существа.

— Ингар, а ты меня научишь видеть ауру, скрытую амулетом?

— Эланриль, этому научить нельзя, это врождённая способность. Не забивай себе голову. Кстати, где Амрилор?

— Он с двумя воинами ушёл на разведку вверх по дороге к Орлиному перевалу. Алдар и ещё пятеро «приносящих смерть» сидят в засаде на болоте, а остальные караулят подходы к драконам.

— А Тузик где?

— Я не знаю, он убежал куда-то, и вообще не любит он меня, даже погладить себя не позволяет, рычит постоянно.

— Не нужно было его за нос кусать, у собак и волков это самое больное место.

— Я знаю, меня брат так и учил поступать, если волк в лесу нападёт.

— Что-нибудь о караване с пленниками стало известно?

— Нет, разведчики ещё не вернулись.

— Эланриль, я пойду к драконам, заодно проведаю Акаира и поищу источник Силы для подзарядки камней. Если Амрилор вернётся, дай знать.

— Я с тобой пойду, Амрилор приказал тебя охранять.

Это заявление эльфийки рассмешило меня, но я придавил эмоции, чтобы не злить девушку. Акаир и дроу потрудились на славу, отлично замаскировав драконов. Подход к берегу, откуда можно было обнаружить аппараты, контролировали два эльфа, скрывающиеся в кронах деревьев. Визуально эту сладкую парочку обнаружить было невозможно, но магическое сканирование легко справилось с этой задачей. Я окликнул часовых и помахал им рукой, чтобы они не пристрелили нас с Эланриль по ошибке, чем очень удивил эльфов. Засевшие на деревьях воины не без основания считали, что человек в лесу не может обнаружить дроу.

Мы вышли на берег реки, где я, коротко переговорив с Акаиром, забрал камни Силы из двигателей и отправился на поиски источника магической энергии. Источник нашёлся довольно быстро, но оказался слабым, и на подзарядку разряженных только на треть камней ушло почти три часа. Эльфийка наблюдала за процессом зарядки с разинутым ртом и сидела все три часа затаив дыхание, словно присутствовала на сложнейшей хирургической операции. Закончив зарядку камней, я размял затёкшие мышцы, вернулся к стоянке дельтапланов и установил заряженные камни в двигатели.

— Сиятельный, вы можете заряжать камни Силы в любом месте? — спросила с придыханием Эланриль.

— Если есть подходящий источник, то без проблем.

— А заряжать камни можно научиться?

— Я думаю, что нет, слишком большой поток энергии проходит через организм. Если у тебя нет врождённых способностей, то он просто сожжёт всё внутри и ты превратишься в головешку. К тому же нужно суметь увидеть магическим взглядом очень слабый поток Силы, пригодный для зарядки камня. Ты видела у меня на груди синий след от удара молнии?

— Да, видела.

— Через моё тело прошёл гигантский поток энергии, я сильно поджарился, но выжил. После удара молнии в обычного человека от него осталась бы только кучка пепла.

— Ингар, я думала, что это татуировка, а оказывается, это след от молнии, как в пророчестве! А я дура сомневалась, что вы Странник.

— Эланриль, не городи всякую ерунду! Я наслушался много пророчеств, и пока ничего, кроме бед, они мне не приносили. Хватит называть меня сиятельным, мы же договорились обращаться друг к другу по имени. Давай поговорим о чём-нибудь приятном, о погоде например, — прекратил я опасный разговор.

К тому моменту, когда вернулся из разведки отряд Амрилора, солнце уже давно перевалило за полдень. Князь был чернее тучи, и мне пришлось буквально щипцами вытягивать из него информацию. Амрилор с ходу заявил, что спасти пленников невозможно и наша затея с засадой абсолютно бессмысленна. Такой ответ меня не устроил, и я попытался разговорить эльфа.

— Амрилор, докладывай, что произошло, а не устраивай здесь истерику! Потом будем рыдать, что всё пропало!

Мои слова немного встряхнули князя, и он с лицом покойника обрисовал обстановку:

— Ингар, имперцы в полутора часах от нас выше по дороге. В колонне два мага, у одного из них полевой метатель, а у другого — жезл контроля рабских ошейников, который привязан к его ауре. На всех пленниках рабские магические ошейники, снять которые невозможно! Даже если мы перебьём охрану и магов, то всё равно не сможем отключить ошейники, и к следующему утру пленникам отрежет голову! К магу с жезлом контроля даже подобраться невозможно, его со всех сторон окружает охрана, а на шее висит защитный амулет от стрел. Один выстрел из лука — и эта сволочь сразу активизирует ошейники. Мы ничего не можем поделать, нам остаётся только отомстить за смерть нашего народа и достойно погибнуть в бою!

Этот доклад Амрилора мгновенно развалил все мои планы по созданию собственного государства из гвельфов, дроу и хуманов. Если не удастся спасти тёмных эльфов, то защитить долину Нордрассила станет практически невозможно. К тому же Дерево Жизни без дроу начнёт болеть, что только отсрочит гибель гвельфов, а вместе с ними и моих потомков. Я понимал, что тёмных эльфов нужно спасать по-любому, и мои мозги практически закипели в поисках выхода из создавшейся ситуации.

Через несколько минут в голове появились первые намётки плана, опираясь на которые можно было попытаться спасти пленников. Правда, этот план в очередной раз заставлял Игоря Столярова совать голову в петлю, но такой способ решения проблем давно вошёл у меня в привычку. Мой разум никогда не понимал адреналинщиков, рискующих жизнью, чтобы пощекотать себе нервы, но кажется, я сам становился одним из этих придурков. Шансов выжить в намечавшейся авантюре у меня было не больше, чем играя в «русскую рулетку», но принимать решение требовалось немедленно.

— Амрилор, сколько воинов охраны в караване?

— Всего тридцать два человека. Двадцать легионеров и двенадцать «Зелёных призраков» из пограничной стражи. И чем, человечек, тебе помогут эти сведения? — презрительно глядя на меня, процедил сквозь зубы эльф.

Я растерялся, услышав слово «человечек» от Амрилора, который до этого момента всегда отличался изысканной вежливостью и почтительно величал меня сиятельным, но больше всего настораживал изменившийся тон эльфа. Сквозь театральную маску, изображавшую уважение и притворное подчинение, отчётливо проступило презрительное отношение перворождённого ко мне как к существу низшего порядка.

— Князь, ты не юродствуй, а отвечай на вопросы! Какой порядок движения у каравана?

— В ста шагах впереди каравана идёт дозор из троих «Зелёных призраков». Легионеры с двух сторон охраняют пленников, растянувшись вдоль колонны. В пятидесяти шагах позади них едут на лошадях маги под охраной остальных «Зелёных призраков». Вот такая диспозиция. Я уже говорил тебе, что бессмысленно нападать на караван. Ещё раз повторю для непонятливых: стоит нам напасть на легионеров, маги сразу начнут жечь всё вокруг из метателя и нас перебьют за минуту. Обстреляем магов из луков, сработает защита от стрел, и нас или сожгут из метателя, или пленникам отрежут голову ошейники. Ингар, какой способ самоубийства тебе больше подходит? Человечек, в этом караване элита моего народа: принцы правящих домов Алард, Дэмиэн и Барлот, магиня Аладриель! Кстати, одной цепью с ними скованы соплеменники твоей жены Виканы: восемь гвельфиек и семь их детей, а также шесть гвельфов из посольства в Чинае, — зло ответил Амрилор.

— Хватит посыпать голову пеплом и заламывать ручонки! Способ спасти пленников есть, я смогу убить магов, но мне требуется ваша помощь! — сорвался я на крик. — Мне нужна полная информация о караване, а не твои причитания!

— Ну конечно! Ты убьёшь магов, а потом мы будем смотреть, как пленникам отрезает голову? Человечек, ты хотя бы раз видел, как это происходит? Твой прадедушка твоей прабабушке ещё юбку не задрал, когда я стал главой «приносящих смерть», и не с твоими куриными мозгами указывать мне, что делать, — прошипел эльф, у которого от отчаяния явно снесло крышу.

Этот выпад Амрилора окончательно развеял мои иллюзии в отношении искренности дроу, и мне стало абсолютно понятно, что Ингара сиятельного в очередной раз пытаются использовать втёмную.

— Слушай, лопоухий, ты опять за старое взялся? Кажется, тебе уже объясняли, что твои предки у моих предков на конюшне прислуживали! Я сам, когда на Геон перенёсся и в силу ещё не вошёл, такой же ошейник носил на своей шее и снял, когда это потребовалось! Закрой рот и слушай, что тебе говорит сиятельный, пока я не поставил тебя на место!

— А ты попробуй! — оскалился эльф и схватился за меч.

Воины Амрилора последовали примеру своего князя и мгновенно вытащили мечи из ножен. Время толчком замедлило свой бег, и потоки Силы хлынули к рукам. Последние остатки здравого смысла, спрятавшиеся в глубине сознания, не дали мне применить против дроу магию, и я просто вырубил их ударами кулака. Эльфы даже не успели понять, что произошло, прежде чем я отправил их в бессознательное состояние. Весь процесс занял всего пару секунд, после чего я, экономя запас Силы, вышел из транса.

Из ушей словно вынули пробки, и я услышал визг Эланриль, которая, бросившись мне в ноги, истерично причитала:

— Сиятельный, не убивай этих дураков, они не понимают, что творят! Горе застит им глаза, и они ищут смерти!

У меня начался адреналиновый отходняк, и руки затряслись, как у припадочного. Дурь из головы постепенно выветрилась, и ко мне вернулась способность адекватно реагировать на обстановку.

— Эланриль, хватит меня лапать, я уже успокоился. Посмотри лучше, что там с этими героями. Блин, идиоты, с голой пяткой на саблю кидаются! — вырвалась у меня фраза из анекдота про Чапаева.

Эланриль от удивления раскрыла рот, но лишних вопросов задавать не стала, а бросилась оказывать помощь лежащим на земле воинам. Наверное, только провидение сдержало мою руку и не позволило убить эльфов, но ребятам досталось нехило. Я, кажется, свернул Амрилору челюсть, а его бойцам поломал ребра, но, к счастью, все трое остались живы и после вмешательства Эланриль начали приходить в себя. Первым очнулся Амрилор и взглядом затравленного волка прожигал меня исподлобья.

— Вставай, князь, сделай личико попроще и иди за мной. Кажется, у насвозникли проблемы, о которых нужно поговорить наедине, — приказал я и направился в сторону реки, где были замаскированы дельтапланы.

Эльф с трудом поднялся и угрюмо побрёл следом за мной. К нам тут же подбежала Эланриль и заявила:

— Сиятельный, у Амрилора челюсть выбита, он не может разговаривать!

— Так вправь ему челюсть, ты же видящая.

— Я ни разу этого не делала и боюсь навредить Амрилору.

— Ладно, князь, иди сюда, я тебе челюсть на место поставлю, — подозвал я эльфа.

Тот, услышав мои слова, отшатнулся, похоже решив, что челюсть ему снова будут вправлять ударом кулака.

— Не стискивай зубы и открой рот! — приказал я, засовывая два пальца между зубами Амрилора, после чего резко дернул челюсть вниз.

Раздался характерный хруст, и эльф снова грохнулся в обморок от боли. Мне уже как-то раз приходилось вправлять выбитую челюсть, и небольшой опыт у меня имелся, да и о процессе излечения я был наслышан. Однако если бы не экстремальная ситуация и злоба, переполнявшая душу, то мне даже в голову не пришло бы ставить медицинские эксперименты. Эланриль снова разложила свои склянки рядом с князем и начала приводить его в чувство.

— Ингар, ну зачем же так! Я могла бы дать Амрилору обезболивающее, и он бы остался в сознании! Вечно вы, мужчины, одно лечите, другое калечите! — отчитывала меня девушка.

— Ничего с ним не случится, сам виноват, что получил по зубам. Длинный язык всегда вредит здоровью его владельца, — отбрёхивался я, понимая, что в очередной раз перестарался.

Прошло несколько минут, и Амрилор открыл глаза. Я поманил его пальцем и пошёл на берег реки, подальше от посторонних ушей, там сел на ствол поваленного дерева. Через минуту появился князь и, опасливо глядя на меня, устроился в двух шагах на заросшем мхом валуне. Я пристально посмотрел на эльфа и, убедившись, что он полностью пришёл в себя, начал разговор:

— Амрилор, извиняться я не буду, потому что ты получил по зубам за дело! Ты мне не сват, не брат, а союзник, которому после сегодняшнего происшествия я уже не могу полностью доверять. Ты принадлежишь к перворождённым, а меня считаешь грязным человечком, тебе даже не приходит в голову, насколько ты прав. Да, я почти человек, или, по крайней мере, долго считал себя таковым. Геон — не моя родина, а чужой мир, куда меня закинула жестокая судьба. По долгу крови на мне лежит ответственность за народ хуманов, и я сделаю всё, чтобы он выжил. Со светлыми эльфами и дроу меня связывает только Викана и наши будущие дети. Если бы была возможность спасти Нордрассил без помощи дроу, то я и палец о палец не ударил бы ради спасения вашего народа, который и так мне нагадил «мама не горюй». Однако я в очередной раз наступлю на горло собственной гордости и попытаюсь спасти дроу от гибели. У меня к тебе только один вопрос: ты со мной или снова начнёшь плести интриги против грязного человечка? Врать не советую, мне ничего не стоит покопаться у тебя в мозгах и узнать правду. Ты не пострадаешь при любом ответе, я даю слово, что отпущу тебя и твоих воинов с миром и не буду преследовать до тех пор, пока вы не выступите против меня.

— А как быть с караваном пленников? — спросил князь.

— Я освобожу их без вашей помощи, хотя потери среди пленников будут выше, чем я рассчитывал.

Амрилор задумался на несколько минут, но его глаза постоянно бегали, хотя он изо всех сил старался скрыть свои чувства. Чем дольше молчал Амрилор, тем яснее мне становилась видна та незавидная участь, которую мне приготовил «приносящий смерть». Если бы князь не был в подавленном состоянии и не сорвался на конфликт, закончившийся дракой, то меня в очередной раз развели бы как младенца.

— Ингар, я готов следовать за тобой и забыть все обиды, которые встали между нами, — неожиданно произнёс эльф, — но я не позволю тебе копаться у себя в голове, а тем более в голове у своих людей.

— Тогда нам не о чем говорить! Даю тебе полчаса на то, чтобы убраться на другую сторону реки, и постарайтесь уйти как можно дальше от дороги, чтобы я не заметил вас с помощью магии.

— Человек, в караване — пленники из народа дроу, и я должен их спасти!

— Ты никого не спасёшь, а только угробишь своих соплеменников, а заодно и гвельфов. Убирайся за реку! Время пошло! Через полчаса я убью любого, кого замечу на этом берегу! — злобно заявил я.

Князь криво усмехнулся, и наши взгляды встретились, не обещая противнику ничего хорошего. Это молчаливое противостояние стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Не отдавая себе отчета, я проломил ментальную защиту эльфа и буквально вбил в его голову приказ: «Убирайся за реку!»

Амрилор рухнул на колени и, схватившись руками за голову, заскулил, как избитая собака. Убедившись, что князь не сможет оказать сопротивления, я прекратил ментальную атаку, встал и направился в сторону стоянки драконов.

Возле замаскированных дельтапланов меня встретил Акаир, которого я поставил в известность о произошедших событиях. У хумана от таких известий едва не отвалилась челюсть, но он не стал задавать лишних вопросов. Я отдал Акаиру все запасные камни Силы и приказал улететь на горное озеро, а завтра утром вернуться за мной. Однако если он не увидит моего сигнала, то должен сразу улететь к бункеру и там дожидаться моего возвращения. Я на скорую руку написал записку Викане, в которой предупредил о своей возможной задержке, и передал её Акаиру. Хуман молча выслушал приказ, затем снял маскировку со своего дракона и через несколько минут взлетел, сделав на прощание круг над лесом.

Помахав Акаиру рукой, я остался на берегу реки наедине со своими невесёлыми мыслями, в голове звучал рассудочный голос совести, вколачивающий в сознание горькую правду жизни: «Игоряша, ты на Геоне почти три года, но никак не поймёшь, что это не сказка, а реальная жизнь! Ты всё ещё изображаешь из себя книжного героя, а для остальных обитателей Геона это обычная повседневная жизнь. На твоих глазах погибло море людей, и ты сам по уши в крови. В том, что тебя постоянно обманывают или хотят использовать в своих интересах, виноват только ты. То, что в тебе течёт древняя кровь, не делает тебя родней эльфам и дроу, ты для них как хозяин для раба, случайно забредший к ним в барак. Они могут только бояться или в лучшем случае уважать сиятельного Ингара, но в свой мир не пустят. Заруби себе на носу, что ты можешь иметь среди перворождённых друзей и приятелей, но никто из них не пойдёт против собственного народа, даже Викана. Если хочешь выжить, то крути головой по сторонам и верь только себе!»

Жестокие реалии жизни разбили вдребезги розовые очки, за которыми я до сих пор пытался спрятаться, обманывая себя. Высказав себе всю правду-матку, я сплюнул под ноги и погрузился в транс, выискивая ауры эльфов, которые должны были начать выполнять мой приказ. Магическое сканирование почти сразу обнаружило цепочку эльфийских аур, двигающихся на противоположный берег реки Нерей метрах в двухстах выше по течению. Амрилор, похоже, проникся ответственностью момента и решил не обострять ситуацию, а выждать более удобного случая. В то, что эльфы так просто оставят меня в покое, я не верил и начал пересчитывать удаляющиеся ауры. Аур оказалось только двенадцать, значит, на этом берегу остался соглядатай, который надеялся укрыться от магического сканирования.

— Ну что ж, этот дроу сам выбрал свою судьбу, если надеется, что я его не найду, — произнёс я и решительно направился в сторону слабой энергетической засветки, похожей на ауру дроу, скрытую магическим амулетом.

Поступок Амрилора, оставившего разведчика на этом берегу, наполнил меня решимостью оторвать башку этому храбрецу.

«Значит, князёк лопоухий, снова меня на вшивость решил проверить? Думаешь, что у меня кишка тонка выполнить своё обещание? Ты сам приговорил придурка, нарушив мой приказ, теперь пиши похоронку его родственникам», — крутились в голове злобные мысли.

Я решил не прятаться от эльфа, засевшего на дереве в пятистах метрах от берега, и направился к нему напрямую через лес. Чтобы заставить проявить себя возможных напарников разведчика, я с треском ломал ветки кустов и топал словно слон. В том, что ушастый обречён, у меня не было никаких сомнений, поэтому единственной предосторожностью стала включенная защита кольчуги, являвшаяся страховкой от случайной стрелы. Когда до цели оставалась сотня шагов, я услышал лай Тузика и разглядел его ауру, скачущую вокруг дерева, на котором засел дроу.

У эльфийского волка была одна странная особенность, с которой я до сих пор так и не сумел разобраться. Обычно аура Тузика была для меня заметна на очень большом расстоянии, но иногда мне не удавалось разглядеть её даже на расстоянии нескольких шагов. Малхус словно выключал магическую оболочку, исчезая из энергетического мира. Я тоже научился подавлять засветку своей ауры, но это требовало постоянного напряжения, не говоря о довольно больших затратах магической энергии, поэтому я предпочитал пользоваться амулетами, доставшимися мне от афров. Из-за тучи выглянул серебристый серп луны, разорвавший пугающую черноту ночного леса.

«Хоть бы какая-нибудь ворона каркнула», — угрюмо подумал я, сканируя округу в поисках засады.

(обратно)

Глава 19 Нападение на караван

Чем ближе я подходил к своей цели, тем тревожней становилось на душе. Ситуация выглядела очень странной, потому что Тузик легко мог перетечь в оборотня и ссадить дроу даже с верхушки Нордрассила, однако он этого не делал. У меня даже возникло подозрение, что малхус ранен. Я, испугавшись за своего лохматого друга, как угорелый выскочил из кустов на поляну и с облегчением увидел, что Тузик жив и здоров. Оказалось, что этот разгильдяй просто устроил своеобразную охоту на кошку. Правда, в качестве кошки выступала Эланриль, которую малхус загнал на дерево, одиноко стоящее посреди поляны. Зрелище было довольно комичным, потому что дерево было невысоким и Тузик легко мог стащить девушку вниз. Однако он только клацал зубами, делая вид, что никак не может дотянуться до попки Эланриль, виднеющейся из разорванного комбинезона. Эльфийка жалобно верещала, а малхус, млея от счастья, мстил ей за укушенный нос.

— Тузик, фу! — крикнул я, отгоняя малхуса от дерева. — Эланриль, слезай вниз, Тузик тебя только пугает!

Эльфийка, всхлипывая, слезла с дерева и, спрятавшись у меня за спиной, показала малхусу кулак и заявила:

— Я тебе это припомню, зараза! В следующий раз не только нос, но и уши откушу!

Тузик в ответ беззлобно облаял Эланриль, давая понять, что теперь инцидент с укушенным носом исчерпан.

— Эланриль, хватит собачиться, Тузик простил тебя за укушенный нос, теперь вы в расчёте, — объяснил я ситуацию девушке.

— А погладить его можно?

— Попробуй.

— Тузик, Тузик, иди ко мне, — позвала малхуса эльфийка.

Тузик нехотя подошёл и позволил себя погладить по холке.

— Ой! — отдёрнула руку Эланриль. — Тузик весь пропитан магией, его шерсть даже колется искорками Силы.

— А чего ты хотела? Это же эльфийский волк, а они звери магические.

— Какой же ты хороший, Тузик, дай я тебя поцелую! — пропела эльфийка и чмокнула Тузика в нос.

Малхус от неожиданности отпрыгнул метра на три и с подозрением скосил глаза на свой нос, но, убедившись, что с ним всё в порядке, успокоился. Я облегчённо вздохнул, отойдя от напряжения перед несостоявшимся боем, и, обернувшись к эльфийке, спросил:

— Эланриль, ты в курсе, что я приказал Амрилору забрать своих бойцов и уматывать с этого берега реки?

— Да, сиятельный, он требовал, чтобы я тоже ушла с ними, но я послала его куда подальше!

— И почему ты здесь? Ты, похоже, решила, что я пошутил, заявив, что убью любого, кто останется на этом берегу?

— Нет, сиятельный, у меня и в мыслях такого не было. Просто я хочу тебе помочь освободить пленников. После боя будут раненые, а я, как видящая, смогу многим помочь выжить.

— А с какой стати я должен тебе верить? Амрилор тоже клялся мне в дружбе и верности, а за спиной обделывал свои делишки, пытаясь использовать глупого человечка в своих шкурных интересах.

— Амрилор спесивый дурак! Вся его семейка с душком, и он постоянно плетёт интриги в борьбе за власть среди правящих домов дроу. Брат мне рассказывал, что это он втравил Алатерна в какую-то интригу с имперцами, после чего князь пропал. Амрилор только номинально Великий князь тёмных эльфов, и его претензии на власть должен подтвердить совет правящих домов. Мне сдаётся, что не очень-то он и стремился освобождать пленников, среди которых три принца крови и верховная магиня Аладриель! Принцы хоть и молоды, но по праву рождения имеют намного больше прав на власть. Аладриель просто ненавидит Амрилора за то, что тот почти насильно выдал её замуж за своего брата-ублюдка, Алоя Тёмного, который попался на изготовлении эльфийской пыли и сбежал из-под ареста с его помощью. Он специально тебя спровоцировал, чтобы ты напал на караван в одиночку и устранил его конкурентов на корону Великого князя дроу! — словно пулемёт протарахтела Эланриль.

Это заявление эльфийки в очередной раз показало мне, насколько я наивен и доверчив, надеясь на искренность перворождённых в отношении собственной персоны. Эльфы даже на Геоне живут до трёхсот лет, и я для любого из них сопляк из детского сада. Эта мысль спровоцировала меня задать эльфийке вопрос, на который женщины обычно не отвечают.

— Эланриль, тебе сколько лет?

Девушка растерялась от моего нескромного вопроса и, потупив глаза, ответила:

— Двадцать пять, но не нужно меня считать маленькой девочкой! Я видящая и хранительница Амулета магии жизни Нордрассила. Только мне удалось пройти обряд пробуждения памяти предков и настроиться на Амулет магии жизни Нордрассила. Через пять лет я полностью войду в силу и смогу потягаться с любым магом Геона! Мои дети будут принцами крови по праву рождения и со временем возглавят народ дроу!

Произнеся эту фразу, Эланриль неожиданно горько разрыдалась, уткнувшись лицом в мою грудь. Женские слёзы — страшное оружие, но девушка рыдала абсолютно искренне, вспомнив о какой-то своей непоправимой беде. Чем больше я прикладывал усилий, чтобы успокоить эльфийку, тем сильнее она рыдала, и в конце концов её слезы переросли в настоящую истерику, закончившуюся глубоким обмороком. Эланриль не притворялась, а действительно потеряла сознание, растратив последние душевные силы в борьбе с обрушившимися на неё несчастиями. Даже я, здоровенный мужик, и то чудом держался на грани разума под жесточайшими ударами судьбы, а тут хрупкая девочка, выросшая в тепличных условиях, попала в жернова войны и интриг власть предержащих.

Я сел под деревом, опустил голову обмякшей в моих руках Эланриль себе на колени и начал гладить её волосы, не понимая, что делать дальше. Неожиданно ко мне на помощь пришёл Тузик, который начал, жалобно скуля, облизывать руки и лицо девушки. От этой лечебной процедуры эльфийка быстро пришла в себя и открыла глаза. Я наговорил девчонке кучу ласковых слов, пытаясь восстановить её душевное равновесие, в чём, как мне показалось, преуспел. Окунувшись в сладкий словесный фонтан, Эланриль улыбнулась и поднялась на ноги. Тузик заскакал козлом вокруг ожившей эльфийки, пытаясь лизнуть её в лицо, а она притворно уворачивалась и трепала его за уши.

Эта идиллическая картина пролила бальзам на мою истерзанную бедами душу и помогла ненадолго забыть о навалившихся проблемах. Однако долго так продолжаться не могло, и проза жизни вернула меня к реальности огоньками человеческих и эльфийских аур, замерцавших на пределе видимости моего магического зрения. Благостное состояние мгновенно перешло в тревожное ожидание надвигающейся беды, приближающейся к нам по дороге на Латр вместе с караваном эльфийских пленников, за жизнь которых мне скоро предстояло вступить в смертельный бой.

— Тузик, ко мне! — приказал я малхусу и перешёл на внутренний голос: — «Ты видишь караван пленных эльфов на дороге?»

«Нет, хозяин, я так далеко не могу видеть ауры живых существ».

— Ингар, что случилось? — вмешалась в разговор Эланриль.

— Через час сюда подойдёт караван с пленниками, — ответил я, — они только что появились в пределах моего магического зрения. Тузик, ты перейди на противоположную сторону дороги, затаись в кустах и жди, когда я вступлю в бой. Эланриль, ты топай на берег реки к замаскированному дракону и жди меня там.

— Нет, Ингар, я никуда не уйду, а буду вместе с тобой сражаться за жизнь своих соплеменников. Ты не смеешь мне это запретить, к тому же я неплохо стреляю из лука и пригожусь тебе в бою.

Эланриль заявила это с такой решимостью, что я понял — отговаривать её бесполезно.

— Тогда идёмте к дороге выбирать позицию для засады, — махнул я рукой и повёл свой маленький отряд к месту предстоящего боя.

Времени на выбор позиции было в обрез, поэтому я приказал Эланриль залезть на высокое дерево, росшее в пятидесяти шагах от дороги, сразу за руслом заболоченного ручья. Позиция для стрельбы из лука не идеальная, но в случае моей гибели у девушки был шанс оторваться от преследования и скрыться в лесу, пока противник будет форсировать ручей. Эльфийка поняла мою задумку и попыталась доказать мне, что скала на этой стороне ручья намного удобнее для стрельбы, но я решительно отмёл её возражения, скорчив злобную рожу. Для Тузика у меня была приготовлена другая задача: он должен был засесть в кустах с той стороны дороги и вступить в бой с легионерами, не позволяя им убивать пленников.

Через пару минут мои помощники скрылись в кустах, отправившись занимать боевые позиции, а я остался на дороге дожидаться появления каравана. Ауры головного дозора имперцев были видны уже за ближайшим поворотом, и наступило время для выполнения первой фазы моего плана. Я взял в руку стрелу, которую позаимствовал из колчана Эланриль, и, оттянув кожу на правом бедре, проткнул её прямо через штаны. Рана была плёвая, но выглядела со стороны серьёзной. Для того чтобы штаны пропитались кровью, я начал выдавливать её из раны, усевшись прямо на дорогу. Результат не заставил себя долго ждать, и через минуту вокруг торчащей из ноги стрелы растеклось большое кровавое пятно.

Первым на дороге показался дозор из трёх «Зелёных призраков», которые, увидев меня, мгновенно растворились в придорожных кустах. Я призывно помахал воинам рукой и крикнул, что не могу подойти, потому что ранен в ногу. Через некоторое время один из бойцов выбрался из кустов и, пригнувшись, подбежал ко мне.

— Медленно вытащил меч из ножен и положил на землю! — заявил воин, держа короткий меч прямо у моего горла. — Кто такой?

— Валлин Бартолин, резервист из Шателье. Я шёл на Орлиный перевал с посланием, — по-военному ответил я.

— Чего расселся на дороге?

— А ты не видишь? Эльфы мне ногу прострелили, еле оторвался от них. Слава богам, вы появились, а то я уже решил, что мне конец.

— Ой, врёшь ты, парень, рана у тебя плёвая, только крови натекло много. С такой раной ты, как олень, можешь ещё сутки скакать! — заявил воин, поднимая с земли мой меч.

— Я и скакал, как олень, пока ногу не свело судорогой. Похоже, эльфы наконечник какой-то дрянью смазали. Кстати, у тебя нет противоядия от эльфийского яда? Когда я служил в «Зелёных призраках», нам лекари выдавали такое противоядие, — попросил я, придавливая магией сознание имперца.

— Чего нет, того нет, приятель. После катастрофы здесь всё пошло наперекосяк, снабжение стало хуже некуда. Мы сами уже второй месяц сидим на подножном корму, а раньше как сыр в масле катались, — дружелюбно ответил воин и махнул рукой своим напарникам.

После этого сигнала к нам присоединились остальные «Зелёные призраки», которые, соблюдая осторожность, перебегали от дерева к дереву, держа меня на прицеле.

— Кирк, кто это такой? — спросил командир головного дозора.

— Командир, это Валлин Бартолин, гонец из Латра на Орлиный перевал. Он говорит, что напоролся на тёмных эльфов и со стрелой в ноге еле ушёл от погони.

— Парень, тебя одного из Латра в горы отправили? — удивился имперец.

— Да нет, трое нас было. Двоих ушастые убили, а мне повезло уйти от погони, — продолжил я свое враньё, придавливая сознание воина с помощью магии.

— Что-то ты легко от них оторвался? Дроу так просто добычу не отпускают.

— Я сам этому удивился, но, похоже, ушастым просто было не до меня, иначе они быстро меня в болото загнали бы и добили.

— Странно всё это выглядит, парень. Ты один, без припасов и даже лука, посреди дороги сидишь. Может, твои вещички кто-то в кустах сторожит и держит нас на прицеле, а ты мне здесь глаза отводишь?

— Да бросил я всё, когда, спасаясь от дроу, в лес сиганул. Возможно, потому меня сразу не убили, что в плен хотели взять. Если бы эльф немного не промазал, только шкуру на ноге попортив, то меня уже мухи бы ели.

— А лук зачем бросил? В лесу без лука не выжить, — покачал головой командир дозора.

— Я что, похож на больного на всю голову, чтобы с дроу в стрельбе из лука соревноваться? Мне даже налегке чудом от них уйти удалось! — огрызнулся я.

— Ладно, парень, живи пока! Сейчас господа маги подъедут, им свои сказки рассказывать будешь, — заявил воин и, оставив со мной Кирка, ушёл вниз по дороге вместе со вторым воином.

Я облегчённо вздохнул и перебрался с помощью Кирка к камню на обочине дороги. Кирк помог мне вытащить стрелу из раны на ноге и, обработав её каким-то эликсиром, замотал куском застиранного бинта. Я отхлебнул глоток вина из его фляги, и мы стали дожидаться, когда мимо нас пройдёт колонна пленников.

«Как жесток этот мир, — подумал я, глядя на Кирка. — Парень только что обрабатывал мою рану и поделился последним глотком вина, а через несколько минут он станет трупом, приняв смерть от моей руки».

Амрилор не обманул меня, рассказывая о порядке движения каравана; вскоре мимо нас потянулась колонна пленных эльфов, прикованных к единой цепи рабскими ошейниками. Мне удалось насчитать десять пленных дроу и шесть гвельфов. По обеим сторонам скорбной процессии шли легионеры имперской гвардии, подгоняя древками копий измождённых пленников в грязной одежде. Похоже, имперцы замордовали эльфов до скотского состояния, чтобы подавить в них даже мысль о сопротивлении. Замыкала процессию группа эльфиек с детьми, на которых было страшно смотреть. От сказочной красоты богинь леса не осталось и следа, одежда женщин была изорвана в клочья, и если судить по их странной походке, то все они были жестоко изнасилованы, и не по одному разу. После такого чудовищного надругательства женщин на этом свете держали только дети, которые цеплялись за лохмотья матерей и молча шагали, уже выплакав все слёзы за прошедшие дни нескончаемого ужаса.

— Ну что скажешь, Валлин, как тебе ушастые красотки? Жалко, что эти сучки достались нам уже в таком виде, а то я поразвлёкся бы вон с той высокой тёмной эльфийкой, которая идёт без ребёнка, — хлопнув меня по плечу, весело заявил Кирк.

Жалость, которая до этого шевельнулась в моей душе к этому молодому парню, мгновенно улетучилась, и я погрузился в транс, готовясь к бою.

— Валлин, ты что, заснул? — окликнул меня Кирк. — Пошли к господам магам, нас зовут!

Я поднялся с камня и, хромая, направился следом за Кирком. В двадцати шагах от нас остановилась группа из десяти «Зелёных призраков», окружившая кольцом двух конных магов, вольготно устроившихся в глубоких рыцарских сёдлах. Я остановился, сделав вид, что не могу наступить на раненую ногу, и начал накачивать Силу в свою ауру, готовясь нанести ментальный удар.

— Ты чего там застрял? — спросил Кирк, обернувшись ко мне.

Воин, наверное, прочитал на моём лице свой смертный приговор, и его рука инстинктивно дёрнулась к мечу, висевшему на поясе, но вытащить его он не успел. Поток магической энергии ментального удара вырвался на свободу и мгновенно прикончил имперских магов вместе с охраной, разметав мёртвые тела по дороге. Я пару секунд смотрел на Кирка, который размазывал по лицу кровавые ошмётки вытекших глаз, и ударом ноги в висок прекратил мучения парня. Тело имперца выгнулось дугой в предсмертной судороге, и душа покинула тело. Я молча снял с трупа колчан со стрелами и саадак с луком и повернулся в сторону легионеров, которые ещё не поняли, что произошло за их спиной. Кажется, я перестарался, истратив сразу половину запаса магической энергии, но жалеть об этой ошибке было уже поздно.

Мои руки работали автоматически, как у робота, посылая стрелу за стрелой в спину имперцев, не ожидавших нападения с тыла. Караван остановился только после смерти двух ближайших ко мне легионеров, рухнувших на землю со стрелой в спине. Центурион, шедший в середине колонны, опомнился и попытался отдать какой-то приказ, но сразу рухнул со стрелой, пробившей горло. На этот раз постаралась Эланриль, следом за мной вступив в бой.

— Всем пленникам лечь на землю! — заорал я, чтобы имперцы не могли прикрываться их телами.

На мой крик сначала отреагировали мужчины, которым была знакома военная дисциплина. Многие из них уже поняли, что кто-то напал на караван и убивает охрану. Пленники как подкошенные стали валиться на землю, утаскивая за собой тех, кто ещё не разобрался в ситуации. Сектор обстрела передо мной очистился от пленников, и дело пошло веселее. Имперцы, подчиняясь вбитым в них рефлексам, прикрылись щитами и попытались построиться в «черепаху», но это было только мне на руку. Стрелы, разогнанные магией, пробивали щиты насквозь, сея смерть среди легионеров, сбившихся в кучу. Через пару минут стрелы в колчане закончились, и я, бросив лук на землю, бросился к мёртвому Кирку, высматривая свой меч, который должен был валяться где-то поблизости. В этот момент ко мне бросились трое легионеров, решивших воспользоваться тем, что я остался безоружным. От гибели меня спас Тузик, выскочивший из свалки, начавшейся на дороге, и одним прыжком сбивший с ног двоих нападавших. Пока имперцы отмахивались от малхуса, я успел подобрать меч и прийти на помощь Тузику. Вдвоём мы быстро расправились с противниками, и я даже сумел удержаться и не добил одного из них.

— Тузик, сторожить! — приказал я малхусу и побежал на помощь пленникам, которые свалили троих имперцев на землю и пытались придушить их своими цепями. Однако моя помощь не понадобилась, потому что через минуту всё было кончено и все легионеры отправились на тот свет.

— Эланриль, ты где?! — крикнул я, разыскивая взглядом эльфийку.

— Я здесь, сиятельный, — отозвалась девушка, выскочив у меня из-за спины.

— Ты цела?

— У меня всё в порядке.

— Тогда займись ранеными, пока я буду срезать цепи.

Эланриль кивнула и побежала вдоль колонны разыскивать раненых.

— Кто из вас главный? — обратился я к гвельфу, держащему в скованных руках меч убитого легионера.

— Я Элиндар, бывший посол гвельфов в Чинсу, а вы кто такой?

— Я князь Ингар, вам должно быть известно обо мне из писем Мистира.

— Да, я получил от него ваш приказ перебираться в Кайтон, но, как видите, мы не успели этого сделать.

— Давайте руки, я освобожу вас от цепей.

Гвельф подставил мне наручники, и я срезал лучом Силы заклёпки на браслетах.

— Элиндар, идите вверх по дороге и осмотрите трупы магов. Там должен быть метатель файерболов. Кстати, вы умеете им пользоваться?

— Нет, я даже ни разу его в руках не держал, — сказал, отрицательно помотав головой, гвельф.

— Тогда принесите метатель сюда, я позже разберусь, что с ним делать. Соберите всё оружие, что найдёте, снимите амулеты с покойников и походные сумки.

— Будет исполнено, князь, — ответил гвельф и ушёл выполнять приказ.

— Следующий! — скомандовал я ближайшему эльфу и начал срезать оковы с его рук.

Процедура освобождения пленников заняла около часа. Эльфы на удивление дисциплинированно вели себя всё это время, даже дети не плакали, а молча дожидались своей очереди. Срезая наручники с мужчин, я попутно отдавал им приказы занимать оборону по обе стороны каравана и ждать дальнейших распоряжений. К тому моменту, когда последняя цепь упала на землю, я практически полностью израсходовал запас магической Силы. День клонился к вечеру, солнце уже скрылось за верхушками деревьев, и начало быстро темнеть. До утра оставалось меньше восьми часов, и требовалось срочно дезактивировать рабские ошейники, пока они не начали убивать пленников. Вернулся Элиндар и принёс вместе с метателем жезл контроля ошейников, но он был настроен на ауру покойного мага, поэтому толку от него не было никакого. Я взвалил на плечо трофейный метатель и приказал эльфам строиться, а затем повёл колонну в глубь леса к стоянке дельтаплана.

Через два с половиной часа блужданий в кромешной тьме мне удалось вывести выбившихся из сил освобождённых на берег реки. Поначалу мы хотели перебраться на противоположный берег и там разбить временный лагерь, но состояние женщин и детей не позволяло даже подумать о ночной переправе. В сложившейся ситуации у меня не было выбора, и я приказал устраиваться на ночлег. Измученные эльфы просто падали на землю не в силах сдвинуться с места и хоть как-то обустроить стоянку. Я подозвал Тузика и отправил его в дозор, понимая, что пленники просто не в состоянии стоять в карауле, а сам пошёл искать Эланриль. Эльфийка нашлась рядом с ранеными, которых она перевязывала возле поваленного дерева.

— Как дела? — спросил я девушку.

— Могло быть и хуже. Тяжелораненых только двое, но они должны выкарабкаться. У остальных пленников раны не очень серьёзные, в основном побои и несколько переломов рук и рёбер.

— Князь, — прервал наш разговор подошедший Элиндар, — мы очень благодарны за то, что вы отбили нас у имперцев и дали возможность умереть свободными. Я был уже на грани помешательства, глядя на то, как унижают мою жену и сына, а вы дали возможность мне отомстить за эти мучения. Пусть мы все утром умрём, но эти руки удавили негодяя, надругавшегося над моей Делией.

— Элиндар, почему вы торопитесь умереть? — спросил я.

— Вы пришелец из другого мира и, наверное, не знаете, что рабский ошейник на моей шее утром перережет мне горло. Маг, к которому был магически привязан жезл контроля, убит, и теперь невозможно снять ошейники.

— Вы ошибаетесь, — возразил я гвельфу. — Я как раз собирался дезактивировать ошейники у раненых, но теперь начну с вас, чтобы вы не волновались. Садитесь на землю и не двигайтесь, я сниму этот хомут с вашей шеи.

Конструкция рабского ошейника была мне хорошо знакома ещё по первым шагам в мире Геона. Во время кораблекрушения я чисто случайно сумел избавиться от подобного ошейника и остаться в живых, но теперь Игорь Столяров был во всеоружии магических знаний и мог решить эту проблему без труда. Хитроумный механизм не позволял отключить защиту без помощи жезла контроля, настроенного на ауру хозяина рабов, но была возможность просто скачать энергию из камней Силы в ошейнике, после чего он становился обычной железкой.

Я разрядил ошейник Элиндара буквально за минуту, после чего срезал заклёпку замка и отдал ошейник гвельфу. Вокруг нас мгновенно собралась толпа жаждущих избавиться от магической удавки, но я в первую очередь освободил детей и раненых. К полуночи в лагере не осталось ни одного эльфа с рабским ошейником на шее, и я, оставив Элиндара за командира, лёг спать, закутавшись в трофейный плащ.

(обратно)

Глава 20 Расправа с Амрилором

— Ингар, вставай! Над нами кружит дракон Акаира, — разбудил меня голос Эланриль.

Я потянулся и открыл глаза. Передо мной, словно в тумане, показалось смеющееся лицо эльфийки, и я нехотя сел, заспанно зевая.

— Давно Акаир кружит над нами? — спросил я, выискивая в небе знакомый силуэт.

— Нет, он только что прилетел, и я сразу же тебя разбудила.

Широко зевнув, я встал, поднял с земли плащ, который служил мне одеялом, и вышел из-под кроны дерева на свободное пространство. Дельтаплан Акаира заканчивал очередной круг над рекой, и я начал размахивать плащом, давая знать пилоту, что можно идти на посадку. Акаир в ответ покачал крылом и приводнился, словно на тренировке. Лётное мастерство «проклятого» значительно выросло, многочасовые перелёты дали необходимый опыт, и он превратился в настоящего лётчика. Пока дельтаплан подруливал к берегу, я приводил себя в порядок, ополоснувшись до пояса, чтобы смыть остатки сна. Эльфы, увидев в небе дракона, мгновенно растворились в лесу и только после того, как Акаир причалил к берегу, с опаской начали возвращаться на поляну. Я коротко переговорил с хуманом и, убедившись, что всё в порядке, направился к группе гвельфиек, о чём-то темпераментно спорящих с Элиндаром.

— Что за шум, а драки нету? — поинтересовался я у посла, отбивавшего наскоки Эланриль и гвельфиек.

— Князь, женщины требуют, чтобы вы отменили приказ осмотреть их детей видящей дроу.

— Я никогда не позволю дроу касаться руками своего сына! — грозно заявила разъярённая красотка, пряча за спиной мальчика лет семи.

— Красавицы, Эланриль очень сильная видящая и не причинит детям вреда. Нам предстоит очень длинный переход, и возможна погоня имперцев. Дети должны перенести все трудности продолжительного похода, поэтому я приказал Эланриль осмотреть детей. Вместо того чтобы поднимать крик, вы должны помочь целительнице подготовить малышей к трудностям.

— Но она же дроу! — возразила женщина.

— А я князь хуманов и муж принцессы Виканы! Хватит пререкаться, ведите детей на осмотр.

Разрулив назревавший конфликт, я направился к группе воинов дроу, стоящих неподалёку. Мне пора было познакомиться с принцами эльфов, которых вчера удалось спасти от смерти. Воины собрались возле высокой тёмной эльфийки, которая заслоняла от меня своего собеседника. Я пару раз кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, и остолбенел, увидев, с кем беседовала эльфийка. Передо мной стоял Амрилор собственной персоной и нахально улыбался. Кровь сразу бросилась мне в голову, и я, сделав шаг навстречу князю, зло заявил:

— Лопоухий, ты помнишь, что я тебе вчера сказал, или у тебя память короткая?

— Ингар, давайте забудем все обиды, мы же с вами союзники! — примирительно заявил Амрилор, испуганно забегав глазами.

— Князь Ингар слов на ветер не бросает, — холодно ответил я.

Всё свершилось за долю секунды, на одних инстинктах и без каких-либо рассуждений. Моя рука выхватила кинжал, висевший на поясе князя, и воткнула ему в подбородок по самую рукоятку.

Дроу отшатнулись от меня и схватились за оружие, но вытаскивать мечи из ножен не решились. Мёртвый Амрилор, простояв пару секунд столбом, рухнул под ноги эльфийке. Над поляной повисла напряжённая тишина, готовая взорваться звоном мечей. Не знаю почему, но страха у меня не было абсолютно, и я продолжил прогибать эльфов под себя.

— Приберите эту падаль! — приказал я двум дроу, застывшим в ступоре в стороне от князей и эльфийской магини.

Приказ был отдан таким тоном, словно я зарезал не Великого князя, а прихлопнул надоедливую муху.

Воины, ошарашенные убийством Амрилора, недоумённо переводили глаза то на меня, то на магиню. Неожиданно рядом со мной нарисовался Тузик, который, как павлин, распушил свои перья, демонстрируя дроу всю магическую красоту эльфийского волка, готового вступить в смертельный бой.

— Немедленно исполняйте приказ сиятельного! — подтвердила мой приказ эльфийка, с ужасом глядя на малхуса.

Воины очнулись от шока и быстро уволокли тело Амрилора с глаз долой.

— Хранитель, я Аладриель — Верховная магиня дроу! Извините меня за невольное замешательство, но я до этого никогда не встречала столь высокородную особу древней крови!

«Опять начинается разведение лохов на бабки! Ты видела, чем кончаются такие игры, значит, понимаешь, какие ставки на кону!» — зло подумал я, а вслух вежливо произнёс:

— Мне очень приятно познакомится с такой могучей магиней. Я наслышан о вас, госпожа Аладриель.

Это заявление озадачило эльфийку, и она начала изучать моё лицо, пытаясь понять, не лгу ли я из вежливости или у меня среди дроу есть информаторы.

— Князь, я только сегодня узнала о вашем существовании и не подозревала, что моё имя известно среди хуманов.

— Аладриель, вы зря прибедняетесь. Маг, если он хочет выжить в наше непростое время, должен знать как можно больше о возможных сильных противниках. Вы далеко не последний маг на Геоне, так что прошу извинить за мою бестактность и давайте перейдём к делам, — продолжил я наводить тень на плетень.

Магиня, прожившая всю сознательную жизнь в обстановке интриг и борьбы за власть, похоже, приняла мои слова за чистую монету и понимающе улыбнулась в ответ.

— Князь, вы спасли нашу жизнь, и все дроу у вас в неоплатном долгу. Мы готовы выполнить любой ваш приказ!

— Аладриель, давайте оставим слова вежливости для светских приёмов. Я жду вас через полчаса на берегу у прилетевшего дракона. Приведите с собой своих соплеменников, обладающих реальной властью среди дроу, там мы обсудим дальнейшие действия, — заявил я и направился к гвельфам, столпившимся вокруг посла Элиндара.

Тузик, гордо задрав хвост, увязался за мной, прикрывая хозяина со спины. Мы подошли к гвельфам, сгрудившимся вокруг посла, и я понял, что это не простая толпа, а строй воинов, подготовившихся к обороне. Женщины и дети находились за спиной бойцов, готовых в любую секунду вступить в бой не на жизнь, а на смерть. В центре живой крепости заняли позиции гвельфийки с луками в руках, прикрывая детей своими телами. Эланриль тоже находилась среди женщин, две из которых держали кинжалы у её горла.

— Элиндар, отставить! — приказал я. — Отпустите Эланриль, она не опасна.

— Почему это я не опасна? — обиженно заявила девушка, инстинктивно ощупывая шею, которой только что касались кинжалы гвельфиек.

— Потому что ты не такая дура, как покойный Амрилор!

— Элиндар, где пленный легионер, которого я захватил на дороге?

— Он умер от ран, ему в свалке сломали позвоночник.

— Удалось что-нибудь узнать о других пленниках?

— Нет, сиятельный, он умер сразу, как только мы попытались его унести с собой. Князь, что произошло? Почему вы убили Великого князя дроу? — спросил удивлённый посол.

— Амрилор не был Великим князем, а только кандидатом на этот пост. Он решил заняться интригами и посчитал, что власть важнее выживания народа дроу. Я предупредил его, а он подумал, что грязный человечек ему не указ. Кстати, это и вас касается, один неверный шаг — и вы покойник!

— Князь, как только вы могли подумать, что я стану интриговать против хранителя Нордрассила!

— Вот и продолжайте в том же духе! У вас есть заместители среди гвельфов?

— Нет, князь, со мной только воины из охраны посольства и женщины с детьми. Мой заместитель погиб, прикрывая отход из посольства.

— Тогда оставьте за себя старшего и пойдёмте со мной на совет. Эланриль, это и тебя касается! — приказал я и направился к дельтапланам.

— Сиятельный, разрешите моему брату Алдару вернуться в лагерь. Он не участвовал в интригах Амрилора и отговаривал его от глупых поступков. Амрилор замещал Великого князя дроу, и брат вынужден был подчиняться ему, — затараторила Эланриль, догнав нас с Тузиком.

— Среди изгнанных дроу много людей Амрилора?

— Нет, сиятельный, Амрилор только номинально глава «приносящих смерть» нашего народа. До исчезновения Ала терна он был главой разведки правящего дома и командиром личной охраны Великого князя. Все его люди вместе с ним уплыли в Кайтон. Мне не известны все расклады, но «приносящие смерть» не очень жаловали Амрилора.

— Пусть будет по-твоему, Эланриль. Я разрешаю твоему брату и другим воинам вернуться в лагерь, но учти, любая интрига — и за предателя головой ответит Алдар. Если он в ком-то не уверен, то пусть решает проблему самостоятельно.

— Спасибо, сиятельный, можно я сбегаю за братом?

— Он на этом берегу реки? — зло спросил я, приходя в ярость.

Эланриль сразу заметила перемену в моём настроении и со страхом в голосе залопотала:

— Сиятельный, Алдар на другом берегу реки, и я только подам ему сигнал, что он может вернуться.

Я кивнул и подошёл к Акаиру расспросить о перелёте и замеченных им с воздуха перемещениях. «Проклятый» не обнаружил никакого движения имперцев вдоль трассы полёта, что, впрочем, не говорило ни о чём. Имперцы, скорее всего, были ещё не в курсе разгрома каравана и должны были начать суетиться только сегодня к вечеру, выслав разведку. События прошлых дней закрутили меня, как в водовороте, — на сегодня была назначена встреча с Саадином в замке Триумфалер, а время утекало, как вода сквозь пальцы. Мы обговорили с Акаиром порядок перелёта, и он отправился заниматься предполётной подготовкой.

Закончив инструктаж, я подозвал дроу, уже собравшихся на берегу, где они дожидались, когда я обращу на них внимание. Эльфов не зря называют ушастыми, все собравшиеся с огромным любопытством подслушивали мои разговоры, ловя каждое слово своими природными локаторами.

— Господа, прошу извинить меня за задержку, но дел очень много, а времени катастрофически не хватает. Госпожа Аладриель, представьте мне своих спутников.

— Сиятельный, со мной пришли принцы правящих домов дроу. Принцы — самые высокородные представители нашего народа, среди которых будет выбран будущий Великий князь. Перед вами принцы Алард, Дэмиэн и Барлот, — представила своих спутников Аладриель.

Эльфы вежливо поклонились мне, но не произнесли ни звука. Как мне показалось, они были напуганы скорой расправой над Амрилором и молчали, чтобы не ляпнуть лишнего и не лишиться головы. На первый взгляд принцы выглядели очень молодо, но эльфы живут долго, и двадцатилетний юнец мог запросто оказаться столетним патриархом.

— Господа, я очень рад нашему знакомству и прошу извинить меня за произошедший кровавый инцидент. Увы, но идёт война, и за предательство одно наказание — смерть. Чтобы у нас больше не было никакого недопонимания и вы не пользовались слухами и сплетнями, я представлюсь. Перед вами князь хуманов Ингар, хранитель Нордрассила и истинный высокородный. Вы не ослышались, на Геоне есть взрослый Нордрассил, хранителем которого я являюсь.

Это заявление вызвало бурю эмоций у принцев, которые едва не запрыгали от радости, но, похоже, не до конца поверили в сказанное мной.

— Тузик, иди сюда! — подозвал я малхуса и продолжил: — Чтобы снять последние сомнения, я представляю вам эльфийского волка, который сопровождает меня в странствиях поГеону.

Тузик в очередной раз перетёк из собаки в малхуса и устроил настоящее шоу с изменением цвета шерсти и магическими искрами вокруг себя. Это превращение произвело огромное впечатление на принцев, но самой благодарной зрительницей стала магиня Аладриель. Дроу уже видели малхуса во всей красе, но только сейчас поняли, что перед ними легендарный эльфийский волк.

— Продолжу рассказ о себе, — заговорил я вновь после небольшой паузы. — Помимо всего вышеперечисленного, я — муж принцессы Виканы и, по мнению гвельфов, Странник, хотя мне было ранее неизвестно, что мой народ так называют на Геоне. Я хранитель, и главное для меня — выживание Нордрассила. Без народа дроу Дерево Жизни погибнет, а вместе с ним и оба эльфийских народа. Тысячелетняя война между вами закончена, а кто попытается её продолжить, закончит как Амрилор! Ваша задача выжить, а не грызть друг другу глотки!

— Что я вам говорила? — произнесла эльфийка, грозно глядя на принцев, которые старались не встречаться с ней взглядом.

— Прошу простить меня, уважаемая Аладриель, что прерываю вас, но время не терпит! Я собрал вас сюда для того, чтобы согласовать наши дальнейшие действия. Времени на споры нет, поэтому приказываю: командовать сводным отрядом гвельфов и дроу будет Элиндар, его заместителем назначается магиня Аладриель. Принцы дроу Алард, Дэмиэн и Барлот назначаются десятниками. Алард отвечает за жизнь всех женщин и детей, Дэмиэн возглавит разведку, Барлот руководит резервом и обороной лагеря, а в случае нападения имперцев обеспечивает отход. Эланриль отвечает за жизнь детей и раненых. Мы с Акаиром через полчаса улетаем на разведку и вернёмся только через сутки. Элиндар, вы должны переправить отряд на противоположный берег реки и, растворившись в лесу, ждать нашего возвращения. Когда заметите в небе дракона, подайте сигнал моим плащом. Кто-нибудь из вас умеет обращаться с метателем?

— Я умею, — отозвался Барлот.

— Принц, возьмите метатель у Элиндара, он полностью заряжен и исправен. Берегите заряды и используйте метатель только в самом крайнем случае. Приказываю немедленно свернуть лагерь и начать переправу.

— Сиятельный, а если вы не вернётесь, что нам делать? — спросил Элиндар.

— Мы обязательно вернёмся. В крайнем случае ждите нас неделю, после чего уходите к Саадину в халифат. Саадин наш союзник, он переправит вас в Тадмур, оттуда рукой подать до сторожевого поста хуманов на реке Нигер. Ещё вопросы есть?

— Нет! — хором ответили эльфы.

— Тогда выполняйте приказ, когда вернусь, проверю! Ещё раз повторяю для непонятливых: тот, кто будет сеять раздоры, расстанется с жизнью! — закончил я заседание ставки на этой радостной ноте.

«Ну, ты прямо Жуков!» — раздался ехидный голосок совести.

«Да пошла ты! — огрызнулся я. — И так тебе плохо, и так не нравится, помощи от тебя не дождёшься, а приговоры подписываешь, как прокурор!»

Эльфы отправились выполнять мои гениальные приказы, а я стал готовиться к полёту. Тузик постоянно крутился возле моих ног и просил взять его с собой. Я для виду немного поломался и разрешил малхусу залезть в кабину дельтаплана, затем повторил приказ Акаиру: не ввязываться в бой без команды — и вырулил на середину реки. Взлёт прошёл без проблем, и мы с Акаиром полетели вдоль дороги на Латр. Я сканировал пространство внизу магическим зрением, но ничего подозрительного не заметил. Чтобы не терять времени даром, мы набрали высоту около километра и прибавили скорости.

(обратно)

Глава 21 Меня снова сбили

Стены Латра показались на горизонте уже через час полёта. Оглядевшись по сторонам, я помахал ведомому крылом и пошёл на снижение. Акаир, следуя предварительной договорённости, остался контролировать обстановку на километровой высоте, летая по кругу.

Латр оказался довольно большим городом, окружённым сильно потрёпанной крепостной стеной, несущей на себе следы недавних сражений. Сам город зиял проломленными крышами домов и чёрными кляксами пожарищ. Недалеко от Латра, в излучине реки Нерей, расположился порт с длинными причалами, возле которых пришвартовались полтора десятка кораблей. За стенами города, вдоль реки, раскинулся палаточный городок беженцев, напоминавший огромный цыганский табор, а перед городскими воротами разбили лагерь имперские легионеры. Если судить по количеству палаток, в этом лагере могли разместиться до пяти тысяч бойцов, однако палатки оказались пустыми.

Я снизился до трёхсот метров и начал барражировать над городом, пытаясь разглядеть пленных дроу, которых должны были пригнать в Латр. Через некоторое время мне удалось обнаружить несчастных в загоне для скота недалеко от дороги к порту. Если бы не магическое зрение, то эту толпу оборванцев невозможно было бы распознать среди пёстрого моря беженцев. По грубым прикидкам, в загоне находилось более двухсот женщин и детей, а мужчин, которых содержали отдельно, — не более полусотни. По рассказам Амрилора, народ дроу насчитывал около семисот человек, а в загоне находилось меньше трети этой цифры. Куда делись остальные пленники, можно было только гадать, однако, пролетев дальше в направлении реки, я снова обнаружил эльфийские ауры. Имперцы гнали в сторону порта почти сотню мужчин дроу, скованных единой цепью.

Планы имперских магов разгадать было несложно. Саадин обозначил на моей карте примерное расположение магической академии, где, по слухам, находилась машина смерти. Похоже, эльфов решили переправить в Меран по воде, а там и до логова магов недалеко. В создавшейся ситуации мне требовалось как можно дольше задержать пленников в Латре и не дать увезти их в Меран, а потом уже искать варианты спасения. Самым простым способом разрушить планы имперских магов было уничтожение кораблей в порту. Когда приплывут другие корабли, неизвестно, но минимум неделю это позволит выиграть.

Чтобы не сжечь вместе с кораблями других пленников, я включил сирену и сделал несколько кругов над портом на небольшой высоте. В порту началась паника, и толпы народа заметались по причалу в поисках спасения. Убедившись в отсутствии эльфийских аур, я вывел дракона на боевой курс. К этому моменту народ, перепуганный рёвом дракона, разбегался из порта как угорелый, что должно было значительно сократить ненужные жертвы. Для начала я выпустил по кораблям в порту три файербола и ушёл на разворот, чтобы самому не попасть под взрывы. После второго захода порт и корабли заполыхали единым огромным факелом, и у меня появилась твёрдая уверенность, что в ближайший месяц отсюда не выйдет ни один корабль. С чувством полного удовлетворения я набрал высоту и направил нос дельтаплана на запад. Дракон Акаира пристроился ко мне в хвост, и мы продолжили свой полёт вдоль дороги на Мэлор. Пролетая над портом с включённой сиреной, я очень боялся, что Тузик снова выкинет какой-нибудь фортель, но малхус стойко перенёс это испытание.

После штурмового удара по порту имперцам будет не до поисков задержавшегося каравана с Орлиного перевала, а это давало возможность освобождённым пленникам замаскироваться в лесу и обезопасить себя от преследования на некоторое время. Настроение после впечатляющих успехов в боях с имперцами у меня поднялось выше некуда. Переполненный радостными эмоциями, я, дико фальшивя, запел любимую песню поддатых русских мужиков: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня». Жара в тот солнечный день стояла под тридцать, так что идиотизм ситуации был виден невооружённым глазом. Слава богу, никто не мог наблюдать за мной в этот исторический момент, а главное, слышать моё козлиное блеяние. Как бы удивилась Викана, глядя на своего муженька, очень похожего сейчас на сбежавшего из дурдома идиота, а не на великого воина и полководца. Однако осознание этого факта не портило удовольствия от моих вокальных экзерсисов, и я продолжал орать во всю глотку.

Дорога на Мэлор с воздуха просматривалась километров на десять, поэтому мне скоро бросился в глаза столб пыли, поднимаемый идущей по дороге колонной легионеров. Я помахал крылом Акаиру и, подлетев поближе к его дельтаплану, прокричал, что он тоже может поучаствовать в штурме. Электромотор создавал намного меньше шума, чем обычный двигатель внутреннего сгорания, но ветер и дребезжащий звук пропеллера всё-таки заставляли надрывать горло. Акаир крикнул в ответ, что понял мой приказ, и разорвал дистанцию, чтобы не помешать мне нанести первый удар по колонне.

Дельтаплан, управляемый твёрдой рукой, плавно заскользил к земле, выходя на боевой курс. Я сбросил обороты двигателя, чтобы до поры не выдать себя звуком пропеллера. Прямоугольник ближайшей когорты легионеров занял практически весь прицел, и я нажал на спуск метателя. Огненный шар файербола ушёл к цели, аппарат качнуло силой отдачи, и я, заложив вираж, отвернул в сторону. Акаир начал свою атаку следом за мной и сделал один за другим два выстрела. Первый файербол улетел параллельно дороге и разорвался над головной когортой, окатив легионеров огненным дождём. Отдача первого выстрела сбила прицел метателя, и огненный шар второго файербола лопнул далеко в лесу, устроив при этом нехилый пожар. Я покачал крылом своему напарнику и пошёл на второй заход, расстреливая мечущихся по дороге воинов. После третьей атаки клубы дыма окончательно закрыли видимость, не давая прицелиться, а стрелять, не видя цели, было глупо. Нам ничего не оставалось, как прекратить штурмовку и продолжить полёт к Мэлору.

Мы в очередной раз начали набирать высоту, но магическое сканирование обнаружило новую цель за ближайшим поворотом дороги. В трёх километрах впереди разгромленной колонны двигался конный отряд численностью не менее двух сотен всадников, среди которых были отчётливо видны отблески амулетов магической защиты. Таких аур оказалось почти три десятка, и мне стало понятно, что впереди скачет какое-то высокое начальство под охраной целого взвода магов. Грохот взрывов и дым пожара донёсся до всадников, и они старались ускакать как можно дальше от места побоища. У нас с Акаиром появилась реальная возможность одним ударом нанести имперцам невосполнимый ущерб и после сокрушительного разгрома заставить подписать мирное соглашение на выгодных для нас условиях.

Моя душа буквально запела от такой перспективы, и я, снизившись до высоты пятидесяти метров, заложил вираж над кронами деревьев. Неожиданно мне в голову пришла очередная мудрая идея. Я решил: для того чтобы не попасть на глаза имперским магам, сначала снизиться над лесом, а уже затем сделать горку над головой противника и расстрелять отряд в упор. Первым делом я просигналил Акаиру, чтобы он пристраивался ко мне в хвост, и мы приступили к выполнению моего плана.

Разогнавшись над лесом до максимальной скорости, я резко направил аппарат в набор высоты, но тут судьба сыграла со мной очередную злую шутку. Шум пропеллера поднял в воздух стаю птиц, сидевшую до этого в кронах деревьев, и вокруг меня замелькали пёстрые комки перьев размером с курицу. Пара тушек врезалась в ограждение кабины, а одна ударила меня по шлему. Если бы на этом всё и закончилось, то я был бы несказанно счастлив, но одна из птиц угодила под пропеллер. Раздался громкий треск, и дельтаплан затрясся, как в лихорадке. Левая рука мгновенно выключила двигатель, и тряска прекратилась. Я обернулся через плечо и увидел на двигателе только половину пропеллера, вторая лопасть оказалась обломанной у основания. Дерево, из которого был сделан пропеллер, не выдержало столкновения с птицей, и лопасть обломилась. Высота полёта была небольшой, и мне с трудом пришлось перевести дельтаплан в пологое планирование, чтобы не рухнуть в лес. Мои глаза лихорадочно искали место для посадки, но водоёма поблизости не наблюдалось, поэтому пришлось садиться прямо на дорогу. Я изо всех сил старался как можно дальше улететь от имперцев, головы которых только что промелькнули подо мной. Мне удалось продержаться в воздухе всего с полкилометра, и аппарат рухнул на землю, скапотировав через нос. После сильного удара дельтаплан перевернулся вверх поплавками и завалился на бок.

Удар о землю оглушил меня, но через несколько секунд ко мне вернулась способность соображать. Расстегнуть привязные ремни, повиснув вниз головой, мне никак не удавалось, и я решил разрезать их кинжалом. В кабине за мной, громко скуля, барахтался несчастный Тузик, который не мог освободиться самостоятельно, поэтому сначала я обрезал его привязные ремни. Оборотень вывалился из кабины на землю, быстро перетёк в малхуса и с диким воем куда-то умчался. Я срезал ремни возле пряжки и тоже грохнулся на землю, при этом больно ударившись коленкой об камень. От дикой боли из глаз полетели искры, и мне с трудом удалось встать на ноги. В двухстах метрах от себя я увидел двух всадников, один из которых выстрелил в мою сторону из метателя. Огненный шар пролетел всего в метре от моей головы и взорвался где-то в лесу. Волна горячего воздуха ударила в спину, заставляя прыгнуть вперёд, но раненая нога подвернулась, и моё тело покатилось по земле. Время толчком замедлило свой бег, растягивая мгновения в секунды. Я в очередной раз попытался встать на ноги, но застыл, как парализованный, увидев, что в мою грудь летит второй файербол. Мгновенно пришло осознание того, что я не успеваю увернуться, и в голове прозвучал обречённый голос: «Вот и пришёл твой конец, Игоряша!»

В это мгновение в воздухе промелькнула размазанная тень, которая бросилась навстречу моей неминуемой смерти и растворилась в огненной вспышке файербола.

— Тузик!!! — дико заорал я и, хромая, побежал навстречу огненному шару, который в это мгновение пожирал тело малхуса.

Взрывная волна сбила меня с ног и отбросила в сторону дельтаплана. Я снова вскочил на ноги и воя, как раненый зверь, бросился вперёд, пытаясь добраться до убийц Тузика. Третий огненный шар пролетел рядом со мной, опалив лицо своим жаром, и сзади раздался оглушительный взрыв. Взрывная волна ударила меня в спину и закрутила в пыльном водовороте.

«Это метатель дельтаплана сдетонировал», — мелькнула в голове отстранённая мысль, и удар о землю погасил моё сознание, словно свечу.

Возвращение в мир живых проходило медленно, словно мозг не хотел возврата к страшной действительности, прячась в тихой темноте забытья, но организм на автомате восстанавливал повреждения и выталкивал сознание из умиротворяющей черноты.

— Дурак ты, Дирак, наездник дракона — это наше спасение! Зачем ты выстрелил в дракона из метателя? Если господин Валор узнает, что мы уничтожили дохлого дракона, с нас живых шкуру спустят! — словно из тумана донёсся до меня разгневанный голос.

— Ну да, дохлого! Дракон уже на ноги поднялся бы и зажарил бы нас в одно мгновение!

— Я же говорил тебе, что ты идиот! Дракона взрывом файербола перевернуло, а сам он дохлый уже был! Теперь если об этом узнают, то нам хана!

— И что нам теперь делать, Мартэл?

— Что делать, что делать? Наездника дракона живым довезти к господину Валору, а там, глядишь, и пронесёт. Скажем, что мы из метателя дракона в воздухе сбили, а он, после того как упал, сам взорвался.

— А если этот мордоворот очнётся и нам головы пооткручивает? На драконе, наверное, только сильные маги летать могут!

— Я наезднику яд зелёного паука вколол, он теперь только через сутки пошевелиться сможет. Да не бойся ты, без противоядия пока никому из паралича выйти не удавалось, а для страховки мы ему ещё руки и ноги связали. Как ты думаешь, второй дракон улетел?

— Да вроде уже час как взрывов не слышно и совсем тихо стало.

— Сходи к дороге и посмотри, что там творится. Если всё нормально будет, то поедем своих искать.

— Ладно, жди здесь, Мартэл, а я пойду всё проверю.

Услышав разговор имперцев, я просканировал своё тело и заметил зелёное пятно возле левой ключицы, которое постепенно исчезало, уничтожаемое защитными силами организма. Кроме шишки на лбу и отёка на колене, серьёзных повреждений у меня не было. Закончив медосмотр, я попробовал пошевелить пальцами на связанных за спиной руках и понял, что мне не составит труда освободиться в любой момент.

Не знаю почему, но после гибели Тузика во мне будто что-то сломалось. Эмоции совершенно куда-то исчезли, и мной стал управлять голый рассудок, направленный только на одну цель — мести за друга. Я не стал рвать верёвки или убивать имперца ментальным ударом.

«Зачем торопиться, эти сволочи должны привезти меня к своему начальству, а там намного больше будет трупов моих врагов, а может, ещё и важной информацией разживусь?» — холодно раскладывал по полочкам план дальнейших действий мой мозг.

Второй имперец вернулся через полчаса. Он заявил, что вокруг всё спокойно и можно выходить на дорогу.

— Ну и здоровый облом этот наездник, и как только дракон такую тушу на себе таскает? — ругался один из имперцев, затаскивая меня на спину своей лошади.

— Это точно! Чтобы управлять летающим исчадием ада, здоровья, наверное, нужно немерено, вот таких громил и подбирают, — вторил ему другой голос.

«Хватит трепаться, уроды, пора к начальству ехать, а то вас на кладбище заждались», — зло подумал я, изображая парализованного.

Мне пришлось трястись на спине лошади около часа, пока нас не остановил громкий окрик:

— Стоять на месте! Кто такие?

— Дилан, ты совсем рехнулся? Это я, Дирак, а это Мартэл, веди нас немедленно к господину Валору, мы дракона сбили и его наездника поймали!

— Врёшь!

— Сам посмотри, он за спиной у Мартэла поперёк седла лежит связанный.

— Много наших дракон пожёг?

— Меньше трети от отряда осталось. Ящик с камнями крови рванул так, что второго дракона в воздухе перевернуло, но та тварь всё-таки выправилась и улетела. Зарядная станция для метателей сгорела дотла. Господин Валор сумел из огня меньше полусотни вывести, да и те сильно обгорели. Защитных амулетов только на пару минут хватило, так что из магов только четверо прорвались и сорок легионеров личной охраны господина главного Защитника веры.

— Где господин Валор?

— Он вон за теми скалами на поляне, раненых, которые смогут выжить, лечит.

Лошадь снова сдвинулась с места, и мы свернули с дороги в лес. Через несколько минут послышались голоса, и лошадь остановилась.

— Куда прёшь? Стой на месте! — раздался грубый окрик.

— Я к господину Валору со срочным донесением. Мы дракона сбили и захватили в плен его наездника!

— Пропусти их, Мармут. Где пленник? — раздался властный голос.

— Вот он, господин Валор, — указал имперец.

Меня стащили с лошади и положили на землю.

— С чего это вы решили, что этот хуман — наездник дракона?

— Мы дракона из метателя подбили, а когда дракон упал, он с него слез и убежать хотел, но дракон взорвался, а его взрывом оглушило.

— Как тебя зовут, герой?

— Послушник третьего курса отделения боевой магии академии Дирак, господин главный Защитник веры.

— Как вам удалось сбить дракона?

— Случайно, господин главный Защитник веры. Мы ему крыло файерболом задели, когда дракон низко летел, вот он и упал.

— Это хорошо, что ты не врёшь, Дирак, и не пытаешься лишнего наплести о своих подвигах. Ступай, ты будешь щедро награждён за сбитого дракона! Кстати, а почему хуман не шевелится, он не умер, случайно?

— Никак нет, господин главный Защитник веры, я вколол наезднику дракона яд зелёного паука, и он просто парализован.

— Ну-ка, дайте мне флягу с водой. Если он жив, то у него должны глаза двигаться, паралич от яда зелёного паука на зрение и слух не действует.

Моё лицо облили водой и влили в горло пару глотков. Я открыл глаза и начал оглядываться. Надо мной склонилось лицо худощавого мужчины средних лет, который с интересом меня разглядывал.

— Ты смотри, и правда живой. Сейчас, парень, мы покопаемся у тебя в мозгах и узнаем, кто ты и откуда, — усмехнулся маг, и я почувствовал сильное ментальное давление.

Подобные попытки порыться в моей голове уже давно стали привычными, и я, не заморачиваясь, выставил обычную блокаду, не позволяющую магу проникнуть в мой мозг. Давление усилилось, и на лбу Валора показались капельки пота. Маг оказался довольно сильным и, по геонским меркам, хорошо обученным, но Викана и Эланриль могли дать этому напыщенному индюку сто очков вперёд. Через пару минут в глазах Валора появилось недоумение, и я решил, что зря делаю вид, что ментальная атака для меня как слону дробина. Маг начал в ярости раздувать ноздри и довёл ментальное давление до своего энергетического предела. Чтобы подыграть Валору, я притворно закатил глаза и, пустив слюну, затрясся как припадочный, после чего врезал по ауре мага ответным ударом. Имперец отлетел от меня, как пацан от оплеухи папаши, и даже завалился на спину. Удар был не особенно сильным, но мне показалось, что я перестарался, потому что охранник Валора выхватил меч и бросился ко мне.

— Стоять!!! — взревел маг. — Убери меч, идиот, и отойди в сторону. С наездника дракона не должен упасть ни один волос!

— Господин Валор, я отвечаю за вашу жизнь и не могу позволить, чтобы этот урод подвергал её опасности!

— Ты считаешь, что какой-то грязный хуман, к тому же связанный и парализованный, может угрожать жизни главного Защитника веры империи? Просто на этом ублюдке стоит магическая защита, которую невозможно сломать, не убив его! Здесь нет условий для тонкой работы, а в магической академии он всё расскажет и будет лизать мне пятки!

— Простите, господин Валор, но у меня чёткие инструкции на этот счёт от Верховного мага империи его могущества Агрипы. Ваша жизнь неприкосновенна и не стоит жизни какого-то хумана, — возразил охранник.

Пока имперцы выясняли, «кто в доме хозяин?», я добросовестно изображал эпилептика и затих, только когда разборки закончились.

— Талер, ты слишком много себе позволяешь, пререкаясь со мной. Поэтому я отстраняю тебя от охраны моей персоны и приказываю охранять этого хумана. Если он умрёт, то я лично повешу тебя за яйца или посажу на кол! Надень на него рабский ошейник, а амулет контроля повесь себе на шею и ни на шаг не отходи от пленника! Понял?

— Да, ваше могущество, — покорно ответил Талер, сообразив, что зарвался.

Валор отправился к раненым, а Талер и пара его подчинённых занялись мной. Через полчаса вашего покорного слугу нарядили в новенькие кандалы, а на шею повесили магический рабский ошейник. Вся эта бижутерия смотрелась грозно, но препятствием для меня не являлась, и снять ошейник и кандалы я мог за минуту. Имперцы не подозревали, что все они уже фактически покойники, и с любопытством подходили посмотреть на пленного наездника дракона, который несколько часов назад вселял в них ужас, поливая огнём с небес. Единственной причиной, почему они были до сих пор живы, являлось моё решение грохнуть всю эту шайку ночью, чтобы не пришлось потом бегать по округе за каждым из них в отдельности. Пока я строил планы мести и придумывал способ не убить ментальным ударом Валора, чтобы потом потрясти этого козла как грушу, в лагере началась какая-то суета. Я добросовестно изображал парализованного инвалида, но не забывал смотреть по сторонам и сканировать округу магическим зрением.

После авианалёта и штурмовки астрал был сильно взбаламучен взрывами файерболов, и сканирование не давало чёткой картины, поэтому приближение большого отряда имперцев я заметил, только когда он подошёл к лагерю метров на сто. Я внутренне порадовался, что на могилу Тузика ляжет ещё пара сотен дохлых имперцев, и стал внимательно разглядывать вновь прибывших. Это оказались легионеры, попавшие первыми под удар с воздуха. Вид у этого воинства был затрапезный, и если их посадить на паперти у храма, то они могли выклянчить много бабла. Легионеры все поголовно были ранены или обожжены и напоминали инвалидную команду, а не карающую длань Меранской империи.

Прошло ещё около часа, пока новички не обосновались в лагере и мной вновь не заинтересовались. Ко мне подошёл в сопровождении Валора высокий седой легионер в дорогих, но очень грязных доспехах и начал с интересом рассматривать.

— Уважаемый легат, вы постоянно называете магов лентяями и трусами, но мы не заслуживаем подобных слов! Перед вашими глазами взятый в плен моими магами наездник дракона, сбитого ими сегодня, — с гордостью заявил маг.

— Валор, чем вы хвалитесь? От моего пятитысячного легиона в живых осталось меньше двух сотен бойцов. Гней Мерула с остатками третьего легиона и тремя метателями без боезапаса едва сдерживает Саадина, который через пару недель захватит Мэлор, а вы хвалитесь одним сбитым драконом! Вы давно должны были уничтожить всех этих летающих тварей, а не хвалиться своими мнимыми заслугами. Мы вынуждены срочно возвращаться в Латр и готовить город к обороне, а обороняться не с кем. У меня в распоряжении будет только пять сотен легионеров, из которых половина — вот эта инвалидная команда. Я приказываю вам, как главнокомандующий войсками империи, срочно направить своих магов в Мэлор с зарядами для метателей, иначе всё погибло!

— Я не могу выполнить ваш приказ, — тихо ответил Валор.

— Это почему же?

— Во время налёта драконов на мой отряд магическая распределительная установка и все пять камней крови были уничтожены и более двадцати магов погибли. Легат, мне просто нечего отправить в Мэлор к Гнею Меруле.

В лагере наступила тягостная тишина, потому что все его обитатели прекрасно слышали разговор своих командиров.

— И что мы теперь будем делать? — холодно произнёс главнокомандующий.

— Выход один, стягивать все силы на оборону Латра и срочно переправить наездника дракона в академию для допроса. Мы вытрясем из этого ублюдка все сведения о драконах и уничтожим их гнездовье. Нужно срочно отправлять в академию всех гвельфов и дроу, предназначенных для зарядки камней крови, тогда у нас будет шанс победить. Нужно отправить почтовую птицу к Гнею Меруле с приказом оставить Мэлор и перебазироваться в Латр.

— О боги! Почему мне, Титу Флавию, наследнику славного рода, выпала доля командовать войсками гибнущей империи? Если мы не удержим Латр, то такого позора я не переживу!

— Тит, ты не имеешь права на такие мысли, ты легат империи и главнокомандующий её последними легионами. Твоя жизнь тебе не принадлежит, как и моя мне. Агрипа за потерю половины из имеющихся камней крови меня, наверное, казнит, но я всё равно поеду в академию даже на смерть, сопровождая наездника дракона. Давай ложиться спать, завтра у нас очень тяжёлый день.

(обратно)

Глава 22 Добровольный плен

Весь следующий день мне пришлось трястись в седле какой-то клячи со связанными под седлом ногами и под бдительным контролем Талера. Ещё утром, чтобы меня не таскали как бревно и не уложили на лошадь поперёк седла, я сделал вид, что мой паралич прошёл, и начал шевелиться. За прошедшую ночь мой организм окончательно залечил травмы, но морального выздоровления не наступило. Я не занимался самобичеванием, вспоминая погибшего Тузика, а угрюмо просчитывал варианты мести. После того как лагерь имперцев затих и погрузился в тревожный сон, нарушаемый только позвякиванием доспехов бродящих по нему часовых, я передумал устраивать бойню, а решил позволить Валору доставить меня в магическую академию Мерана. С гибелью Тузика и потерей дельтаплана моя мобильность значительно снизилась, и я мог месяцами бегать по лесам, вырезая имперцев из засад, а мне требовалась скорая и беспощадная месть. Пару дней назад я бы не утерпел и перерезал спящих имперцев, как баранов, а сейчас этого было слишком мало.

Перед выходом из лагеря меня накормили с ложечки, словно ребёнка, а затем, позволив справить естественные надобности, усадили в седло и привязали к лошади. О моём самочувствии пришёл справиться сам Валор и, выяснив, что я пришёл в себя, приказал Талеру ехать вместе с его охраной, не отставая ни на шаг. На вопросы мага я не ответил, сделав вид, что не понимаю меранского языка. Валор не очень-то мне поверил, но дальнейшими расспросами донимать не стал.

Колонна имперцев вышла из лагеря и форсированным маршем направилась в сторону Латра. Чтобы раненые воины не тормозили колонну в пути, их оставили под небольшой охраной в лагере. Легионеров, способных к быстрому маршу, осталось немного больше сотни, так что наш с Акаиром вчерашний налёт можно считать очень успешным. Когда мы проезжали место гибели легиона Тита Флавия, мне впервые удалось воочию увидеть результат работы метателя дракона по реальной цели. Зрелище оказалось не для слабонервных. Кучи горелого мяса вдоль дороги и страшная вонь трупов ласкали мою душу, и я одними губами тихо повторял:

— Это вам, мрази, за Тузика! Это только маленький аванс за его смерть!

Имперцы, глядя на мою довольную рожу, готовы были разорвать меня на куски, но Талер отгонял особо ретивых древком копья, хотя и сам с трудом сдерживался, чтобы не порубить меня на шашлык. После того как легионеры миновали пожарище, конная часть отряда оторвалась от пешей колонны, и мы на рысях ускакали к Латру. Через некоторое время к нам присоединился Тит Флавий со своей охраной, и я навострил уши, пытаясь подслушать его разговор с Валором. Однако топот копыт заглушал слова собеседников, и мне удалось разобрать только некоторые фразы.

К вечеру отряд доскакал до лагеря легионеров у ворот Латра. Валор приказал Талеру отвести меня к нему в палатку, чтобы кто-нибудь не пришиб наездника дракона из мести. Такое распоряжение меня порадовало, потому что могло дать информацию о планах противника из первых рук. Меня приковали к дальнему столбу, поддерживающему крышу прямоугольной палатки, и оставили на некоторое время в покое. Я решил немного поспать и погрузился в дремоту без сновидений.

Через час в палатку вернулся угрюмый Валор и сел ужинать. Меня тоже покормили какой-то баландой, но мне было наплевать на кулинарные изыски, главным было восстановить потраченные силы. После ужина Валор снова попытался разговорить меня, но я опять изобразил непонимание меранского языка. Маг на этот раз оказался более настойчивым и продолжил свой допрос на всех языках народов, населяющих Геон, но я всё время отрицательно мотал головой, изображая полное непонимание. Потерпев поражение на лингвистическом фронте, Валор повторил попытку ментального сканирования моего мозга, но я, поставив защиту, сразу заколотился в эпилептическом припадке. Похоже, во мне погиб великий актёр, потому что, увидев мои «страдания», имперцы запрыгали по палатке козлами, изо всех сил стараясь привести умирающего пленника в чувство. Моё выступление на бис продолжалось минут десять и было прервано вошедшим в палатку Титом Флавием. Увидев нового визитёра, я последний раз выгнулся мостиком и затих на земле, закатив глаза и высунув язык.

— Валор, ты совсем из ума выжил?! — заорал на мага легат. — Я лично посажу тебя на кол и отправлю в подарок Агрипе, если пленник из-за твоей дурости умрёт! Ты же сам говорил, что на мозгах наездника стоит магическая блокировка, оставь эту работу специалистам! Ты уже давно не маг, а кабинетная крыса, так что незачем изображать из себя чёрт знает кого!

— Тит, я ничего особенного не делал, только попытался начать сканирование. Мне абсолютно непонятно, почему это привело к такому результату.

— А ты раскинь своими куриными мозгами. Если бы у тебя были драконы, какую блокировку на их наездников поставил бы ты?

— У меня наездник сразу бы умер вместе с драконом, — ответил перепуганный Валор.

— И кто бы мог подумать, мы одни такие гениальные, а хозяева драконов идиоты! Нам несказанно повезло, что пленник остался жив после твоих экспериментов. Наверняка он должен был погибнуть вместе со своим драконом, но у магов, которые заправляют драконами, что-то не срослось, и блокировка не сработала до конца. Талер, немедленно перенеси пленника в мою палатку, и чтобы с его головы волос не упал! Корми его деликатесами, пляши перед ним, пой колыбельную на ночь, девок подкладывай, но он не должен умереть! Ещё приказываю и близко не подпускать ни одного мага к пленнику! Эти дармоеды кого угодно в могилу спровадят!

— Тит, но наездник дракона — мой пленник, и я хотел лично…

— Чего ты хотел, я только что видел! — прервал мага легат. — Поэтому я забираю пленника у тебя. Я главнокомандующий войсками империи и не желаю положить голову на плаху из-за твоей дури. Через полчаса жду тебя в своём шатре — прилетела почтовая птица из Мерана, ты должен снять с письма магическую защиту.

Меня нежно подняли на руки и понесли следом за разъярённым Титом Флавием к его шатру через весь лагерь. На этот раз меня не приковывали к столбу, а уложили на ковёр, позади какого-то сундука, предусмотрительно положив подушку под голову. Я сделал вид, что пришёл в себя, и попросил жестами воды. Талер, как родного, напоил меня из своей фляги и протёр лицо от грязи мокрым платком. Такой плен стал мне даже очень нравиться, и я, закрыв глаза, притворился спящим.

В скором времени в шатёр пришёл Валор и занялся посланием из Мерана. Процедура снятия магической защиты и дешифровка послания заняли около получаса, и я услышал голос Валора, читающего послание:

— «Приказ номер двести шестнадцать восьмое число шестого месяца. Я, Император Филипп Первый, приказываю легату Титу Флавию срочно выслать три когорты легионеров для защиты города Арис, подвергшегося нападению таргов, изменивших империи и предательски захвативших замок Фьер». Дальше подпись и печать императора.

— Это всё? — спросил легат.

— Да, приказ только один. Есть ещё письмо от Агрипы лично для меня.

— Читай!

— Но это личное послание, и я…

— Читай вслух, и не дай бог тебе пропустить хоть одну запятую! — рыкнул на мага Тит Флавий.

Поперхнувшись от такого наезда, Валор начал читать второе послание:

«Валор, отправляю тебе это письмо, чтобы ты был в курсе последних событий в империи. Беды валятся на нашу голову словно из рога изобилия. Мало того что Саадин осадил Мэлор и Гней Мерула пишет, что у него нет сил удержать город, так ещё тарги отказались прислать воинов на помощь империи. Таргиня Нара, нашедшая своего ублюдочного сынка Арданая, казнила имперских послов и прислала их головы мне в подарок. Затем эта сучка подняла восстание и захватила замок Таунод, где мы делали шаков для империи. Хуже всего, что к ним в руки попали двенадцать метателей, а в замке есть небольшая зарядная станция для камней Силы. Похоже, старая ведьма разобралась с её устройством и начала заряжать камни Силы. Это косвенно подтверждается тем, что при штурме Фьера тарги зарядов для метателя не жалели. Сейчас Арданай во главе пятитысячного войска медленно двигается в направлении Ариса, и империя может лишиться единственного не пострадавшего в катастрофе города, в котором находятся стратегические запасы продовольствия. Я приказал Гнею Меруле сдать Мэлор Саадину и заключить мир на любых условиях. Все наличные войска должны быть стянуты к Латру для отражения восставших таргов. Немедленно отправляйте всех пленных дроу в академию, материал для зарядки камней крови на исходе. Мы не можем использовать в машине смерти даже кровь имперских преступников, чтобы не спровоцировать быдло на бунт. Наша власть в империи висит на волоске, и восстание может начаться в любой момент. Сейчас вся надежда только на вас с Титом Флавием, да помогут вам боги!

Твой друг Агрипа».

— Что ответим Верховному магу империи? — ехидно спросил Валора Тит Флавий. — Напишем, что мы всё просрали и не в состоянии защитить даже свою задницу?

— Ответим как есть, ложь только усугубит наше положение, — холодно возразил Валор. — Я завтра же отправляюсь в Меран на корабле с пленником и на месте разъясню положение Агрипе.

— На каком корабле ты собрался плыть в Меран? Пока мы с тобой по кустам от драконов прятались, эти чудовища сожгли все корабли в порту вместе с готовым к отправке в столицу продовольствием из Ариса. Хорошо, что эти бездельники успели погрузить только треть груза, и нам пока не грозит голод.

— О боги, что же теперь делать?! — воскликнул Валор.

— Успокойся, мои люди ищут сейчас лодку, и завтра утром Талер поплывёт в Меран вместе с пленником. Ты останешься здесь и будешь командовать магической обороной Латра. Мне для полного счастья ещё не хватало, чтобы Агрипа казнил тебя, услышав радостные вести. Валор, ты со мной в одной лодке, и выживем или погибнем мы только вместе. Агрипа и сам на волосок от петли, и если его скинут с поста Верховного мага, я хочу, чтобы ты занял этот пост! Иди и наведи порядок среди своих людей, а то они совсем руки опустили и готовятся к собственным похоронам.

— Тит, я в большом долгу перед тобой! Ты дал мне надежду, и я всецело на твоей стороне! — ответил маг и вышел из шатра.

— Талер, подбери себе два десятка надёжных парней, а Валор даст двух магов с метателем. Завтра с утра вы отплываете вместе с наездником дракона в Пельтье. В Меран не заезжай, а сразу галопом в академию к Агрипе. Я напишу ему письмо, которое ты отдашь Верховному магу лично в руки. Ты всё понял?

— Да, господин легат, — ответил легионер.

— Тогда выполняй приказ и подготовь пленника к дороге.

Тит Флавий сел за стол и зашелестел бумагами, а я начал анализировать полученную информацию. Меня очень обрадовало известие о том, что Первый выжил в катастрофе и сумел захватить власть в Таргании. Кажется, Нара решила воспользоваться ситуацией и организовать независимое от империи государство таргов с Арданаем в качестве Верховного вождя. В Таргании, похоже, плохо с продовольствием, поэтому Нара решила разжиться им в Арисе. Таргине ума не занимать, и имперцев ждёт много сюрпризов в этой войне. Конечно, тарги не пойдут в глубь империи, а постараются заключить мир на выгодных для себя условиях. Этот Агрипа хитёр, как змей, если решил пожертвовать многим, чтобы сохранить свою власть. Если не отрубить этому змею голову, то гамбит может сработать. У меня не было сомнений в том, что Саадин, получив в подарок Мэлор, сразу пойдёт на мировую с Агрипой, потому что у него самого халифат разваливается на куски. Ещё неизвестно, как он поступит, узнав о моей гибели; если халифу моча в голову ударит, он может напасть и на бункер, и на долину Нордрассила. Эту войну нужно кончать мне самому, а не дожидаться, когда Агрипа заключит сепаратный мир со всеми своими врагами, после которого я сразу стану «никто и звать никак». Сиятельный Ингар должен стать победителем в этой войне и диктовать условия своим врагам и союзникам, а не бегать по кустам, размахивая мечом.

— Значит, решено, Игоряша, — сказал я самому себе по-русски. — Талер отвозит тебя в магическую академию, а ты устраиваешь там Варфоломеевскую ночь и режешь магов, как свиней. Чтобы духа этого дьявольского отродья на Геоне не осталось, а потом решим, что делать дальше. Твоя основная цель — Агрипа и машина смерти.

На этой весёлой ноте я закончил построение планов на будущее и заснул сном младенца.

На рассвете меня разбудил Талер и после сытного завтрака с помощью двух легионеров водрузил на лошадь, и мы куда-то поскакали сквозь утренний туман. Через час бешеной скачки наш маленький отряд выехал на берег реки, где нас дожидался небольшой дракар с командой, готовой к отплытию. Меня быстро стащили с лошади и перенесли на руках на корабль. Талер приказал отчаливать, и вёсла дружно опустились в воду. Так начался мой крестовый поход в логово врага, чтобы победить или погибнуть в неравной борьбе с имперскими магами. Ну а если план мой провалится, то я хотя бы отомщу за гибель Тузика.

(обратно)

Глава 23 Дорога в академию

Прошло уже трое суток с того момента, как мы отплыли из Латра. Дракар быстро скользил вниз по течению реки, и временами этот водный круиз ничем не напоминал мне о плене. Если бы не кандалы и ошейник раба у меня на шее, то это путешествие можно было бы считать приятной прогулкой. Талер оказался человеком незлобивым и не донимал меня своими придирками, шпыняя по поводу и без. Я тоже старался быть идеальным пленником и всем своим видом демонстрировал покорность судьбе. Со стороны легионеров было несколько попыток навешать мне люлей в отместку за погибших товарищей, но Талер жёстко пресекал подобные эксцессы. Единственный случай, когда меня прилично попинали, произошёл в первый день путешествия. Среди команды дракара оказался воин, брат которого сгорел заживо во время налёта дракона на порт. Талер в этот момент находился на носу дракара, а маги не сумели удержать разъярённого мстителя. Я, стиснув зубы, забился под лавку и, закрыв голову руками, молил богов, чтобы они не позволили мне грохнуть экипаж дракара. К счастью, Талер успел отбить меня у нападавшего и план мести не провалился в самом начале пути.

После этого случая меня постоянно охраняли два мага, захватившие меня в плен, которые старались оградить свою добычу от озверевших членов экипажа. В основном я тихо дремал на корме и подслушивал разговоры экипажа, которые являлись источником ценной информации. Из этих разговоров я узнал, что дроу не повезут на кораблях, а погонят вдоль правого берега реки Нерей до какой-то деревушки, в которой есть причал, пригодный для погрузки на корабли. Там пленники будут дожидаться, когда приплывут лодки, на которых их доставят в Пельтье. Причиной такого решения имперцев стал налёт драконов на порт Латра. После него в акватории реки Нерей не осталось крупных кораблей, и дроу придётся перевозить на чём попало, потому что хорошей дороги вдоль берега нет и пеший переход может затянуться на месяц, а то и дольше. Первыми должны отправить мужчин, которые расчистят дорогу, а затем уже погонят женщин и детей. Я тщательно раскладывал полученную информацию по полочкам и замечал ориентиры на берегах реки, надеясь, что она мне пригодится для освобождения пленных. У меня не было никаких иллюзий по поводу шансов остаться в живых после нападения на магическую академию, но чем чёрт не шутит?

За эти три дня дракар ещё два раза обстреливали из луков какие-то отморозки, но попытки захвата предпринято не было. В результате у легионеров Талера появилось трое раненых, которые уже не могли грести веслами и стали обузой. Виной этому было обычное раздолбайство экипажа, который поснимал кольчуги, понадеявшись на авось. Талер, коривший себя за то, что не пресёк вольности подчинённых, приказал снова надеть броню, а заодно вернул мне мою кольчугу, которую вёз в магическую академию для исследования вместе с другимитрофеями, найденными у меня.

Перед самым заходом солнца дракар вошёл в большой затон, на берегу которого стояла деревушка, предназначенная в качестве конечного пункта пешего каравана дроу. Ранее эта деревня была довольно большим посёлком, но затем захирела по неизвестным мне причинам. От былого расцвета на берегу остались только причалы для больших кораблей и полуразрушенный частокол лагеря легионеров на холме. Деревню окружал лес, тянувшийся до самых гор, вершины которых были видны на горизонте. План имперцев по перебазированию эльфийских пленников в эту деревню из Латра по большому счёту являлся откровенной глупостью, потому что дорога вдоль берега сильно заросла и требовала расчистки. Если мы доплыли сюда за трое суток, то по берегу придётся прорубаться не меньше двух недель.

Наш дракар пришвартовался у центрального причала, после чего Талер отправился в деревню наводить контакты с местным руководством. Экипаж начал готовиться к ночлегу и варить еду для ужина. Я свернулся калачиком на корме дракара под надзором одного из магов и заснул сном праведника. После смерти Тузика в душе образовалась незаживающая рана, которая не то чтобы постоянно ныла, но мне стало наплевать абсолютно на всё, что происходило вокруг. Даже когда меня избил один из легионеров, я отнёсся к этому даже без раздражения, просто передвинув воина на первое место в списке покойников. Я стал безразличен к тому, сыт я или голоден, болен или здоров, главное было выполнить свой план, который обрастал подробностями и параллельными ходами по мере того, как я обдумывал нюансы.

Талер заявился под утро злой как собака и приказал готовиться к отплытию. Из его разговора с магами мне стало известно, что в посёлке всего около тридцати жителей и ни грамма продовольствия для пленников. Развалины лагеря на холме требовали серьёзного ремонта, а за этот бардак даже ответить было некому, потому что староста сбежал. После небольшой перепалки он приказал раненым легионерам сойти на берег и заняться наведением порядка в деревне. Ранения у всей троицы были несерьёзными, но для выздоровления требовалась как минимум неделя. Меня наконец покормили, и дракар продолжил свой путь в Пельтье. За следующие четыре дня корабль трижды обстреляли с берега, но на этот раз всё обошлось без потерь.

Пельтье показался на берегу к полудню седьмого дня нашего путешествия. Город занимал очень выгодное положение на берегу залива озера Вортекс, в который впадала река Нерей. Порт был забит разномастными лодками, но крупных судов в порту пришвартовалось только три. Если судить по внешнему виду, то эти суда предназначались для плавания по озеру и для извилистого русла реки не подходили. Талер, оставив в дракаре четырёх воинов и обоих магов, с остальными отправился в город. Через час он вернулся с каким-то начальством, которое внимательно рассматривало наездника дракона и попыталось задать мне вопросы. Я в очередной раз сделал морду ящиком и отказался отвечать. Меня отконвоировали в здание городской префектуры, где моей персоной вплотную занялись местные маги. После неудачных попыток сканирования и концерта с эпилептическим припадком меня просто избили, в надежде, что это поможет разговорить лысого хумана. В конце концов дело дошло даже до драки между магами префектуры и моими сопровождающими. Талер даже выхватил меч и заехал его рукояткой в рожу главного мага префектуры и потребовал от него расписку в том, что передал наездника дракона в руки префекта Пельтье в целости и сохранности, а там пусть Агрипа сажает на кол тех, кто забил до смерти столь ценного пленника.

В произошедший скандал вмешался лично префект Пельтье, который быстро въехал в создавшуюся ситуацию и чуть лично не оторвал голову своим ретивым магам. Меня даже осмотрел личный врач префекта, который заявил, что в мозгу пленника стоит магическая блокировка и если бы не вмешательство Талера, то префектура в полном составе отправилась бы в машину смерти магической академии. Маги после такого заявления реально обмочили штаны, а от главного мага, упавшего в обморок, завоняло, как из сортира. После того как инцидент был исчерпан, меня перенесли в кабинет префекта, где врач битых два часа латал мои болячки. После санобработки мои ссадины были замазаны какими-то мазями, а разорванная одежда заменена на новую. Талер также настоял, чтобы меня снова нарядили в кольчугу, которая спасла мои рёбра от перестаравшихся магов. Камень Силы в кольчуге был разряжен ещё во время взрыва дельтаплана, а то, что самодельная кольчуга мифриловая, никому в голову не пришло из-за тяжёлого поддоспешника и невысокого качества отделки. Стандартные доспехи легионера отличались в лучшую сторону качеством своей выделки, и на мою самоделку никто не обратил должного внимания. Из-за моего плохого самочувствия отъезд в логово Агрипы откладывался до завтра, и я со спокойной совестью продрых до утра.

Путешествие в магическую академию превратилось в двухдневную непрерывную скачку с короткими привалами, предназначенными скорее для отдыха лошадей, нежели их всадников. К полудню вторых суток дорога начала подниматься по горному серпантину и упёрлась в ворота стены, перегораживающей узкое ущелье. Талер с командиром эскорта, выделенного префектом Пельтье, вошли в калитку надвратной башни и вернулись только через час в сопровождении двух боевых магов огромного роста. Если бы не форменная одежда боевых магов Меранской империи, то я никогда бы не поверил, что эти мордовороты могут быть магами. Сканирование аур этой сладкой парочки тоже не обнаружило выдающихся магических способностей, однако защитных амулетов я насчитал на каждом с полдюжины.

Маги спустили меня с лошади на землю и под белые ручки отконвоировали в надвратную башню. Эскорт легионеров из Пельтье и воинов Талера за стену не пустили, а самого Талера и магов моей охраны после обыска разоружили. После чего началась очередная проверка наездника дракона на вшивость. Вашего покорного слугу усадили в кресло, похожее на кресло в городской префектуре Ариса, где маги анализировали мою ауру и заряжали амулеты иностранца. Потом они зафиксировали мои руки и ноги специальными зажимами, а затем нахлобучили на голову шлем, напоминающий фен в парикмахерской. Магическое сканирование показало, что этот агрегат по конструкции мало отличался от того, с чем мне приходилось сталкиваться прежде, и я сразу начал изображать из себя припадочного. Однако мои выкрутасы мало впечатлили дежурного мага, который включил свой электрический стул на полную мощность. Для начала меня хорошенько тряхнули током, и магическая энергия из фена начала давить на ауру, проламывая защиту. Я в первый момент реально перепугался, столкнувшись с новым методом магического воздействия, но быстро убедился в маломощности агрегата, работающего от небольшого камня Силы, к тому же наполовину разряженного.

Усилив оборону, я ещё несколько минут закатывал глаза и пускал изо рта пену, трясясь в диких конвульсиях, а затем ментальным ударом спалил электрическую схему установки. Мои театральные таланты ни на кого впечатления не произвели, но дым, поваливший клубами из агрегата, устроил настоящую панику среди зрителей. Мысль, что агрегат мог спалить я, никому даже в голову не пришла, маги с воплями бросились тушить пожар, стараясь спасти аппарат от полного уничтожения. Затем начался грандиозный скандал вокруг вопроса ответственности за гибель единственного в академии мобильного детектора лжи. В основном разговор сводился к тому, что кто-то, вопреки инструкции, неправильно включил установку, отчего и произошли все беды. Дежурный маг буквально визжал, что делал всё по инструкции, но окружающие, похоже, его уже похоронили, зная, что за уничтожение агрегата в лучшем случае отрубят голову. Под шумок Талер с помощью магов извлёк моё бренное тело из кресла и вытащил во двор. Я решил пожалеть легионера и сделал вид, что прихожу в сознание, показывая жестами, что хочу пить. Моё возвращение в мир живых было воспринято с энтузиазмом, и перед моим лицом мгновенно оказались три фляги. Я выбрал флягу Талера и, утолив жажду, снова закрыл глаза.

— Господа маги, я не знаю, как к вам правильно обращаться, но прошу выслушать меня, — заговорил Талер.

— Так и обращайся — господа маги, — раздался ответ мага.

— Меня зовут Талер, я тиарий третьего легиона и личный порученец Тита Флавия. Я исполняю личный приказ Верховного главнокомандующего и главного Защитника веры Валора. У меня личное письмо к его могуществу Агрипе. Этот хуман, которого только что едва не угробили ваши коллеги, — захваченный в плен наездник дракона. Если его могущество Верховный маг не увидит пленника живым, то мы все закончим жизнь в машине смерти. Всё начальство, встреченное мной по дороге, проявляет дурную инициативу и пытается примазаться к славе. Каким чудом пленник остался жив после их вмешательства, мне неизвестно. У меня создалось впечатление, что здесь не всё чисто и наездника пытаются убрать чужими руками. Вот и ваша магическая машина неожиданно сломалась именно при проверке наездника дракона. Не нравится мне всё это. Начальство всегда найдёт способ отмазаться, а виновными назначат подчинённых. Господа маги, подскажите, как попасть к начальству, которое доложит о пленнике Верховному магу?

На пару минут наступила тишина, но потом снова заговорил мордоворот:

— Да, попали мы с тобой, Талер, в переплёт. Академия погрязла в интригах, как картёжник в долгах. Каждый пытается подсидеть соседа и продвинуться наверх. Нам действительно нужно спихнуть этого хумана на попечение кто повыше рангом. Урул, что предложишь?

— Крол, может, отнесём его к секретарю Агрипы Комусу? Я видел, как он пошёл в здание канцелярии на обед. Мы должны успеть там его перехватить. Вы заберите носилки из допросной комнаты, погрузите на них пленника и направляйтесь за мной, а я попробую задержать Комуса до вашего прихода, — ответил второй громила.

Через пару минут меня положили на носилки и понесли к зданию на левой стороне котловины, в которой располагался комплекс магической академии. Я открыл глаза и с любопытством оглядывался по сторонам.

— Талер, пленник очнулся. Может, пусть он сам ноги переставляет, а то такого громилу долго не потаскаешь? — спросил один из носильщиков, заметив, что я начал подавать признаки жизни.

Талер подошёл к носилкам и, посмотрев мне в лицо, спросил:

— Парень, сможешь сам идти?

Я снова сделал вид, что не понял вопроса, но попытался сесть на носилках. Эту мою инициативу с радостью поддержали, и я, опираясь на плечо одного из магов, пошёл самостоятельно, крутя головой во все стороны.

Академия располагалась в горной котловине, окружённой со всех сторон отвесными скалами. По гребню скального периметра котловины шла десятиметровая стена с шестью высокими башнями древней постройки. Мне показалось, что академия стоит на основании какого-то древнего сооружения. Подобное использование наследия прошедших эпох мне не раз встречалось на Геоне, где и шагу нельзя было ступить, чтобы не столкнуться с развалинами древних цивилизаций. Котловина была метров пятьсот в диаметре, и дорога, по которой мы шли, спускалась вниз вдоль правой стороны котловины к высокой башне в её центре. Архитектура башни словно была скопирована из фильма «Властелин колец» и напоминала башню Саурона. Вокруг башни располагался целый комплекс зданий поменьше, рядом с которыми суетились десятки людей в одежде меранских магов.

— Крол, если не секрет, где находится машина смерти? — спросил Талер.

— Торопишься отдать свою кровь на алтарь победы? — ехидно переспросил маг.

— Если это секрет, то не отвечай. У вас, у магов, кругом одни тайны, только толку от них никакого, — огрызнулся Талер.

— Не обижайся, нет здесь никакого секрета. Видишь загон возле подножия центральной башни? В нём содержат пленников для машины смерти, а сама машина — на первом уровне башни, рядом с загоном.

Я делал вид, что постепенно прихожу в себя, и скорость нашего передвижения увеличилась. Минут через пятнадцать мы подошли к подножию башни, где нам навстречу попался маг, отправленный на поиски секретаря Агрипы.

— Крол, Комус сейчас находится в канцелярии возле машины смерти, он там какие-то отчёты проверяет. По его словам, на это уйдёт не менее часа, но я уговорил его взглянуть на наездника дракона. Там внизу охраны навалом, так что сдадим пленника им на руки — и гора с плеч.

— Господа маги, мне нужна бумага, что я сдал пленника в магическую академию, и мне ещё нужно письма легата Агрипе передать, — засуетился Талер.

— Ладно, идём с нами, я думаю, Комус решит твои проблемы. Только держитесь позади меня, чтобы все видели, что вы со мной. Кстати, что у вас в мешке? — обратился Крол к магам, которые сопровождали меня от самого Латра.

— У нас там лёгкий метатель.

— Вы что, охренели? Притащиться в академию с метателем, да вас в порошок сотрут!

— А нас никто не спрашивал про метатель. Мы за него отвечаем головой и даже спим в обнимку.

— Ладно, пойдёте с нами, Комус решит, что с вами делать. Ох, и навязались же вы на нашу голову, я уже пожалел, что с вами связался.

«Это ты правильно решил, скоро у тебя проблем прибавится! А метатель мне как раз пригодится», — злорадно подумал я.

Планы нападения на магическую академию в очередной раз кардинально изменились. По предварительным раскладам, наездника дракона должны были сразу отправить к Агрипе на допрос, но оказалось, что я придавал слишком много значения собственной персоне. То, что меня ведут к секретарю Агрипы, являлось большой удачей, а так мне светило в лучшем случае оказаться где-то в подземелье башни, и неизвестно, сколько времени ждать допроса, которого могло просто не быть.

Я, конечно, мечтал лично выпустить кишки Верховному магу и рассчитаться с ним за все свои беды. Агрипа нёс личную ответственность за взрыв Танола и гибель хуманов, по его вине погиб Тузик и тысячи людей и эльфов были зарезаны на алтаре машины смерти. Однако уничтожение машины смерти являлось более важной задачей, чем личная месть. Взорвав чудовищный агрегат, я вырывал ядовитые зубы у имперских магов, которые без своих метателей не могли удержаться у власти. В этом случае гибель этой своры убийц становилась только делом времени, а моя возможная смерть уже не имела никакого значения. Поэтому я решил начать с уничтожения машины смерти, а если выживу, то убью Агрипу.

(обратно)

Глава 24 Месть за смерть Тузика

Крол показал охранникам при входе в башню какой-то жетон, и после короткого разговора нас впустили под своды большого круглого зала на первом этаже. Это был своеобразный холл небоскрёба, которым фактически являлась башня. По залу сновали местные клерки в тёмных одеяниях магов, и на нас никто не обращал внимания. В центре зала находилась огромная колонна, в которой время от времени открывались двери четырёх лифтов. Кабины лифтов были с комнату средних размеров, и в них мог поместиться даже танк. Мы вошли в лифт, рядом с которым была нарисована стрелка, указывающая остриём вниз. Мне с трудом верилось, что такое технически сложное сооружение создано имперцами, и я решил, что башня досталась магам в наследство от технически продвинутых предшественников. Я с удовольствием полазил бы по этажам башни и покопался в её внутренностях, но в данный момент мне предстояло устроить погром и перебить тучу народу.

Прошла пара минут, за которые в кабину набилось много людей, и она начала опускаться вниз. Никаких рычагов управления на стенах лифта я не обнаружил, из чего сделал вывод, что лифт автоматический и останавливается на каждом этаже, откуда пассажиры расходятся по лабиринтам башни. Правильность своих умозаключений мне подтвердить не удалось, потому что Крол вывел нас из кабины лифта на первой же остановке. Я использовал свои магические способности на всю катушку, сканируя обстановку, но толку от этого было немного. Максимум, что мне удавалось разглядеть в хаосе потоков Силы, пронизывающих всё вокруг, — это человеческие ауры на расстоянии двадцати шагов, и то, если стены были не толще полуметра.

После пятиминутного похода по коридорам подземелья, освещаемого магическими фонарями, мы подошли к двери, охраняемой двумя воинами в доспехах легионеров, надетых поверх форменных курток магической академии. Человек, одетый в другую одежду, выглядел на территории академии как белая ворона среди чёрных представителей своего вида. Я сделал себе заметку на память, что после начала боя мне необходимо сменить гардероб, и, мысленно примерив на себя одёжку магов, выбрал одеяние второго мага, который представился Урулом.

«Вот идёшь ты, парень, рядом со мной и не подозреваешь, что носишь мой костюмчик», — возникла в голове идиотская мысль.

Пока я старался унять начинающуюся адреналиновую дрожь раздумьями на отвлечённые темы, Крол договорился с охраной, и нас пропустили внутрь канцелярии, которая занималась учётом эффективности машины смерти. Странная мысль посетила мою голову, когда мы вошли в большую комнату, где полтора десятка клерков что-то писали, сидя за столами, заваленными бумагами.

«Наверное, и в концлагере Бухенвальд была своя бухгалтерия, в которой такие же клерки вели учёт трупов и топлива, необходимого для работы крематория, и заказывали расходные материалы для газовых камер», — подумал я.

В первый момент, где-то на дне подсознания, во мне шевельнулась жалость к этим замученным бумажной работой людям, но понимание того, чем они занимаются, погасило эту искорку слабости.

— Господин Комус, мы привели пленного наездника дракона, — обратился Крол к довольно молодому магу, с озабоченным видом читавшему какую-то бумагу.

Эта реплика заставила всех находящихся в комнате обратить на меня внимание и повернуть голову в нашу сторону.

«Пора!» — решил я и погрузился в транс.

Магическая энергия потекла из моей груди к плечам, и замершее время превратило воздух в кисель. Комус, наверное, догадался, что пленник творит что-то ужасное, и открыл рот в беззвучном крике, но ментальный удар в одно мгновение вскипятил мозги всем находящимся в комнате. Я выглянул в коридор и затащил внутрь мёртвых охранников, а затем запер дверь на засов. Мозг работал, как компьютер, считая варианты моих дальнейших действий и одновременно сканируя обстановку. На то, чтобы избавиться от кандалов и ошейника, ушла всего пара минут, и Ингар снова стал свободен как ветер. К моей радости, сработавшие на мертвецах защитные амулеты не устроили пожар, и я, убедившись в том, что окружён покойниками, начал быстро раздевать Урула.

Его одежда подошла мне идеально, и через пять минут из канцелярии вышел лысый имперский маг с мешком за спиной и спокойно зашагал по коридору. Моя кольчуга была скрыта форменной курткой мага, а за спиной висел завёрнутый в холстину метатель, в котором оказалось всего три заряда. Мне также удалось разжиться у одного из охранников приличным кинжалом, а короткую легионерскую спату я брать не стал, не по руке оказалась. Дверь в канцелярию я закрыл висевшим рядом с ней на гвозде ключом — его и искать не надо было, ключи почти всегда находятся рядом с дверью, которую открывают, потому что лень — это отличительная черта всех разумных существ во вселенной. После того как щёлкнул дверной замок, у меня появилось предостаточно времени до того, как кто-нибудь не догадается взломать дверь в канцелярию.

В данный момент мне было необходимо найти машину смерти и разобрать агрегат на запчасти, а ещё лучше — спалить его из метателя. Чтобы узнать дорогу к нему, я зашёл в ближайшую комнату, где застал двух магов, устроивших чаепитие. Вежливо поздоровавшись, я закрыл за собой дверь на засов и подошёл к столу, за которым они чаёвничали. Хозяева комнаты были очень удивлены моим поведением, но я, чтобы напрасно не нервировать публику, сразу прирезал старшего по возрасту. Молодой маг, почувствовав острие кинжала у своего горла, объяснил мне дорогу со всеми подробностями, а также рассказал о системе охраны. Я душевно поблагодарил парня за информацию и воткнул кинжал в его подбородок.

Машина смерти находилась дальше по коридору и была отделена от него тамбуром с металлической дверью, за которой находился пост охраны из пяти воинов. Я выглянул в коридор и убедился, что до двери около тридцати шагов, после чего расчехлил метатель и, высунув его ствол в коридор, выстрелил в дверь. Нажав на спуск, я сразу же заскочил обратно в комнату и лёг на пол. Грохнуло не по-детски, и ударная волна огненным смерчем пронеслась по подземелью. Свет в коридоре погас, и всё вокруг затянуло пылью и дымом горящих обломков мебели. Я перешёл на магическое зрение и выскочил из комнаты. Металлическую дверь тамбура вынесло внутрь, и я побежал вперёд, опасаясь, что пожар разгорится и я не успею закончить свою работу.

Проскакав козлом через горящий тамбур, я с трудом открыл вторую дверь тамбура и заглянул внутрь. За ней находилось помещение с какими-то металлическими ёмкостями, опутанными паутиной труб и кабелей. На первый взгляд машина смерти напоминала цех небольшой пивоварни.

— Что здесь происходит? — бросился ко мне очумевший от испуга маг.

— Это машина смерти? — ответил я вопросом на вопрос.

— Да, это машина смерти, — ответил маг, похоже решивший, что я сбрендил.

Имперец хотел задать мне ещё какой-то вопрос, но, увидев в моих руках метатель, попятился обратно в комнату, догадавшись, что я причастен к разгрому в тамбуре. Я не стал вступать в дебаты с оператором машины смерти, а бросился назад в комнату, откуда произвёл первый выстрел. По коридору уже бежала местная пожарная команда, гремя вёдрами и таща за собой тележку, на которой стояла бочка с водой. Я прижался к стене и пропустил огнеборцев к горящему тамбуру, а затем выстрелил им в спину, целясь во вторую дверь тамбура. По коридору снова пронёсся огненный вихрь, и я, дождавшись, когда он утихнет, выпустил последний файербол в огонь пожара, бушевавший в помещении, где находилась машина смерти. После взрыва файербола грохнул второй, более мощный взрыв, и всё вокруг начало ходить ходуном, как при землетрясении. С потолка комнаты посыпалась штукатурка и вывалились два здоровых камня. Я выглянул в коридор и увидел сплошное море огня, текущее по полу. Мне едва удалось захлопнуть дверь, чтобы не сгореть заживо в этом потоке.

«Кажется, мне кранты», — подумал я, лихорадочно ища пути спасения.

Выход из комнаты был только один, а сканирование стен не дало никакого результата. Пол тоже представлял собой каменную плиту толщиной более метра, через которую невозможно было пробиться. Единственной надеждой остались дыры в потолке, образовавшиеся после землетрясения, вызванного взрывом. Я быстро соорудил пирамиду из столов, стоявших в комнате, и залез на неё. Одна из дыр оказалась глухой, а вторая вела в тёмный коридор размером метр на метр. Дверь в комнату вовсю уже дымилась, и до того момента, когда огонь ворвётся внутрь, оставались считаные секунды. Я мысленно перекрестился и забрался в дыру на потолке, а затем быстро пополз на четвереньках в противоположную от пожара сторону. Для какой цели предназначался туннель, было непонятно, передо мной стояла единственная задача — как можно дальше убраться от бушевавшего пожара. Метров через пятьдесят туннель под прямым углом свернул в сторону и закончился вертикальной шахтой, ведущей наверх. Никакой лестницы на стенах шахты мне обнаружить не удалось, и я понял, что выбраться из этого тупика будет очень сложно. Пожар, похоже, набирал силу, и едкий дым стал заполнять пространство вокруг меня. Никакого выбора не оставалось, и я полез наверх, упираясь руками и ногами в стены шахты. Мне много раз доводилось видеть по телевизору, что таким способом лазят по стенам поклонники паркура, но смотреть со стороны и уметь лазить самому — не одно и то же. Поначалу руки и ноги отчаянно скользили, и я едва не сорвался вниз с высоты десяти метров, но постепенно тело начало приспосабливаться. Физического здоровья мне было не занимать, а остальное являлось только делом привычки.

Мне удалось залезть уже на высоту пятидесяти метров, а шахта всё не кончалась и постепенно превращалась в дымоход, по которому дым из подземелья поднимался вверх. Ядовитые продукты горения начали заполнять шахту, и мне стало трудно дышать. Я изо всех сил старался ускорить подъём, чтобы не грохнуться вниз, наглотавшись дыма. Перед глазами уже появились красные круги, когда правая рука провалилась в отверстие в стене шахты. От неожиданности я едва не сорвался, но каким-то чудом сумел затащить измученное тело в эту дыру. После изнурительного подъёма, завершившегося успехом только на одном желании выжить, я с трудом прокашлялся и пришёл в себя. Дым в коридор из вертикальной шахты не попадал, потому что в ней создалась приличная тяга и воздух из коридора тянуло, как пылесосом. На этот раз я попал не в низкий туннель, а в настоящий коридор высотой в два метра. Пыли на полу было по щиколотку, это говорило о том, что коридор очень давно никто не посещал. Магическое зрение позволяло хорошо ориентироваться в темноте, и я продолжил путь в поисках выхода. Через десяток шагов коридор повернул направо, и я увидел лучик света, выбивающийся из стены. Там оказалась массивная дверь со смотровым глазком, через который я увидел кладовку, освещённую тусклым светом магического фонаря и заваленную каким-то барахлом. Внутри комнаты никого не было, и я попытался открыть дверь, потянув рычаг на стене. Дверь поддалась только с третьей попытки, для этого мне пришлось упереться ногой в стену. К счастью, ручка не оторвалась, и дверь со скрипом приоткрылась на полметра. Я протиснулся в щель и подошёл к противоположной двери кладовки, которая оказалась запертой снаружи. Сканирование человеческих аур поблизости не обнаружило, и я решил срезать петли на двери, потому что до замка добраться оказалось ещё сложнее.

К счастью, мне удалось выбраться из заброшенных лабиринтов в обитаемую зону, и я начал искать способ выбраться из горящей башни. Мне пришлось минут двадцать блуждать по тускло освещённым коридором, пока поблизости не раздались человеческие голоса. Выглянув из-за угла, я обнаружил, что за ним начинается широкий коридор, по которому хаотически бегали имперцы, и мне показалось, что я попал в растревоженный улей. Чтобы не привлекать к себе внимания, я присоединился к толпе таких же чумазых магов, которые успели сильно прокоптиться в огне пожара. Вокруг царила настоящая паника, и толпа, наконец, вынесла меня из башни на свет божий. Отбежав в сторону от входа, я спрятался за колонну какой-то постройки и стал осматриваться по сторонам. Взрыв машины смерти натворил много дел, и башне досталось по полной программе. На месте загона, в котором содержался живой материал для зарядки камней крови, зиял провал размером с баскетбольную площадку, из которого вырывались клубы дыма и языки пламени. Несколько этажей башни, соседствующих с провалом, пылали ярким огнём, словно кто-то подливал в огонь горючую смесь, а над её верхушкой поднимались чёрные клубы дыма. Я, конечно, надеялся на то, что мне удалось полностью уничтожить машину смерти, но таких последствий я не ожидал. Если пожар не будет потушен, то башня реально могла развалиться и уничтожить под своими обломками всех, кто не успеет вовремя смыться.

«Пора рвать отсюда когти», — злорадно подумал я и занялся поисками пути отхода.

К воротам, через которые меня привезли в магическую академию, было невозможно пробиться, потому что мысль о спасении своей шкуры пришла в голову не только мне одному. Огромная толпа имперских магов забила дорогу к воротам, и некоторые из них даже пытались пролезть по головам стоящих впереди. Лезть в эту мясорубку не было никакого смысла, и я, подавив в себе панические настроения, решил продолжить дело, ради которого рвался сюда.

«Что, Игоряша, коленки затряслись? Пожить захотелось дольше, чем остальным, а как же Колин и Тузик, которые не меньше тебя жить хотели, или твоя поганая шкура стоит дороже жизни людей, погибших на Таноле?!» — гремел в голове голос совести.

Я сплюнул себе под ноги, и в груди заклокотала жажда мщения и нестерпимое желание лично поквитаться с главным виновником бед — Агрипой. План действий созрел в голове в одно мгновение, и глаза быстро отыскали кучку людей, которые пытались навести хоть какой-то порядок в царившем повсюду хаосе. Я, как ледокол, ринулся сквозь толпу, разбрасывая ударами кулаков попадавшихся под руку.

— Где его могущество Верховный маг Агрипа?! — заорал я, выкатив глаза, подобравшись к группе магов, пытающихся бороться с паникой.

— Ты кто такой? — зло осадил меня маг, который командовал в этой группе.

— Я боевой маг Урул, меня послал секретарь его могущества Комус. У меня донесение к Верховному магу Агрипе, это вопрос жизни или смерти империи!!!

Маг внимательно посмотрел на мою зверскую закопчённую рожу и приказал одному из своих охранников:

— Проводите этого горлопана в приёмную Агрипы. Если он городит ерунду, то срубите его тупую башку, чтобы не беспокоил Верховного мага всякой ахинеей.

Двое охранников в полных доспехах схватили меня за руки и буквально поволокли к трёхэтажному зданию, видневшемуся за деревьями небольшого парка в стороне от горящей башни. Через несколько минут мы вбежали в резиденцию Агрипы через парадный вход, и я попал в руки начальника охраны Верховного мага.

— Кто такой? — услышал я надоевший уже вопрос.

— Я боевой маг Урул, с личным посланием от господина Комуса к его могуществу Агрипе!

— Что за послание? Передай его мне! — потребовал маг.

— Послание устное, я могу передать его только лично Верховному магу!

— Не крути мне мозги, а говори, что передал Комус!

На этот вопрос у меня уже был заготовлен ответ, который должен был привести меня к Агрипе.

— Господин Комус знает имена предателей, которые устроили взрыв в башне и готовят переворот в империи!!!

— Говори имена предателей мне, иначе лишишься головы! — заорал начальник охраны.

— Нет, среди охраны могут быть сообщники заговорщиков, я передам их имена только Верховному магу! — возразил я.

— Чёрт с тобой! Но учти, если ты врёшь, твоя смерть будет долгой! — зыркнув на меня глазами зорга, прорычал маг.

Меня для порядка обыскали и разоружили, а затем окружили кольцом из десятка вооружённых до зубов воинов и повели по коридорам резиденции Агрипы. На втором этаже мы подошли к дверям какого-то помещения, возле которых стояли на часах четверо охранников. Начальник охраны скрылся за дверью и через минуту выскочил в коридор как ошпаренный.

— Ломайте дверь! Господин Верховный маг не откликается на тревожный звонок, заговорщики могли напасть на Агрипу!!! — буквально визжал охранник.

Воины охраны вытащили из приёмной массивный стол и с третьего удара вынесли им дверь в покои Агрипы, сорвав их с петель. Мы всей толпой вбежали в большой зал, в котором не было ни одной души.

— Осмотреть всё вокруг! — приказал начальник охраны, и его бойцы рассыпались по помещению, заглядывая во все дыры.

— Господин Плиний, здесь открытая потайная дверь, — заявил один из воинов, высунувшись из-за портьеры. — Что мне делать?

— Ничего не трогай и оставайся на месте! — приказал маг и повернулся ко мне.

Я понял, что сейчас меня начнут крутить по полной программе, и стал погружаться в транс, готовясь к бою.

— Слушай, Урул, его могущества Агрипы нет на месте, так что придётся тебе назвать имена заговорщиков мне, иначе я вытащу их из тебя вместе с твоими кишками, — ухмыляясь, сказал имперец.

Это заявление начальника охраны меня не напугало, а только раззадорило. Я сделал испуганный вид и срывающимся голосом ответил:

— Господин Плиний, мне не известны имена всех заговорщиков, я знаю только имя человека, который взорвал машину смерти и убил господина Комуса.

— Хватит крутить мне мозги! Немедленно назови имя предателя!

Вопли Плиния стали мне надоедать, но я решил поиздеваться над имперцем, возомнившим себя Богом.

— Взорвал машину смерти и поджёг башню князь хуманов Ингар.

— И кто это такой? — удивлённо вытаращил на меня глаза маг.

— Это я! — эхом разнёсся мой ответ под сводами кабинета Агрипы.

Плиний среагировал моментально и отпрыгнул за спину ближайшего воина, но ментальный удар достал его и там, разбросав изломанные трупы имперцев по всей комнате. По полу растеклись лужи из лопнувших голов тех, кто был ближе всего ко мне, а из коридора доносились предсмертные хрипы охранников, до которых докатилась волна ментального удара, ослабленная кирпичными стенами. Я брезгливо поднял из кровавой лужи меч ближайшего покойника и вышел в коридор добивать выживших, но те самостоятельно отдали богу душу, и моя помощь не потребовалась.

Неожиданно на меня накатило неосознанное чувство опасности. Инстинкт самосохранения бил в набат, приказывая бежать с места побоища. Я сразу перешёл на магическое зрение и увидел, как на груди покойного Плиния разгорается зелёный огонёк амулета посмертной мести. Времени на раздумья не было, и я опрометью бросился к потайной двери за портьерой. Взрыв грохнул раньше, чем я успел закрыть дверь, и кабинет Агрипы стал наполняться клубами ядовитого зелёного тумана. Наконец замок на двери щёлкнул, и у меня появилось время на то, чтобы убежать от расползающегося ядовитого тумана. Агрипа, удирая из своего кабинета, забрал с собой светильник, кронштейн от которого я обнаружил на стене, и мне приходилось надеяться только на магическое зрение. Хотя магия не могла полностью заменить мне глаза, но нет худа без добра. На полу потайного туннеля я неожиданно обнаружил светящиеся магией следы, оставленные Агрипой. Мне была непонятна природа этого явления, но, возможно, это был побочный эффект какого-нибудь защитного амулета. Постепенно магический след истончался и мог в любое мгновение исчезнуть, поэтому я, как гончая, бросился в погоню за Агрипой.

Бежал я быстро, но внимательно сканируя пространство на предмет засады или ловушек. К счастью, ничего экстраординарного, кроме двух колодцев в полу, прикрытых хлипкими досками, мне на пути не попалось. Неожиданно магический след исчез, и я в замешательстве остановился, ища его продолжение, но Агрипа словно растворился в воздухе. Осмотр пола и стен никакого результата не дал, кругом был только скальный монолит и никакого следа двери или люка. Хотя я и сам был в какой-то степени магом, но в то, что Агрипа растворился в воздухе, не верил. После некоторого раздумья я обратил внимание на потолок коридора, на котором заметил большое металлическое кольцо. Стоило мне повиснуть на нём всем своим весом, и в потолке открылось отверстие, из которого выпал конец толстого каната, я ухватился за него и полез наверх. Через несколько секунд мне удалось забраться в другой коридор, который вёл в глубину скалы, где я снова обнаружил след Верховного мага. Закрыв за собой люк, я продолжил погоню за виновником моих бед. След, похоже, был совсем свежим, и я ускорил бег по пыльному извилистому коридору. Через полчаса впереди показались отблески света, и я выполз на четвереньках на скальный карниз над заросшей лесом долиной. Крутой склон горы сплошь покрывал кустарник, и случайно обнаружить тайный ход в логово Агрипы было нереально.

Я прокашлялся, очистив лёгкие от пыли, которой наглотался в подземелье, и начал искать следы беглеца. След, который был хорошо различим в темноте туннеля, при свете дня растворился среди аур деревьев, и мне пришлось напрягать все свои способности, чтобы попытаться обнаружить Агрипу. Поначалу мне это не удалось, но через пару минут из-за скалы ниже по склону вынырнула яркая светящаяся точка мощного защитного амулета.

— Ну вот и ты, дружок. Хватит играть в прятки, пора на кладбище! — злобно прошептал я и, как выслеживающий добычу зверь, заскользил по склону, стараясь обогнать свою жертву.

Агрипа передвигался очень медленно, похоже, сказывалась плохая физическая форма Верховного мага, которого даже в сортир, наверное, носили на руках. Молодость давала мне большую фору перед пожилым имперцем, поэтому не прошло и часа, как я уже устроил засаду на верхушке скалы, стоящей на пути беглеца. Мозг холодно просчитывал варианты действий, выбирая момент для атаки. Я дождался, когда маг пройдёт мимо засады, и бросил ему в спину кинжал, который срикошетил о магическую защиту и со свистом улетел в кусты. Я ожидал чего-то подобного и сразу нанёс ментальный удар, истратив на него все запасы Силы. Агрипу сбило с ног, и он кубарем покатился вниз по склону, однако остался жив. Магическое зрение показывало, что защитный амулет Агрипы находится на последнем издыхании, но я был уже практически пуст. Мне ничего не оставалось, как броситься на противника с мечом в руках, рассчитывая только на молодость и физическую силу. Из защитного амулета вылетела молния и ударила в мой меч, и на этот раз уже я начал считать рёбрами камни на склоне. Досталось мне крепко, но сдаваться или бежать я не собирался. Пока ваш покорный слуга приходил в себя, Агрипа подобрал мой меч и, цепляясь за кусты, спустился вниз. Я, пошатываясь, встал на ноги и поднял над головой булыжник, потому что отбиваться мне стало нечем.

— Ну, парень, ты и герой! — ехидно заметил маг. — У тебя был ещё шанс сбежать, а ты камнями решил кидаться. Ну-ну… Как тебя, кстати, зовут, придурок, поделись со мной перед смертью.

— Здесь нет никакого секрета. Меня зовут Ингар, перед тобой князь хуманов и твоя неминуемая смерть! — зло ответил я, выигрывая время для восстановления сил.

— Тот самый Ингар? — удивлённо спросил маг и застыл на мгновение.

Я вложил в бросок камня все имеющиеся у меня силы и чудовищную ненависть к Агрипе. В глазах потемнело от напряжения, и магический взрыв отбросил меня в кусты, словно тряпичную куклу.

В лесу уже начало темнеть, когда сознание вернулось ко мне. Магическое сканирование организма обнаружило, что у меня сломана левая рука и четыре ребра, а в остальном всё было более или менее в порядке. Я поднялся на ноги и, скособочившись, пошёл проведать своего противника. Труп мага я обнаружил по обуглившимся кустам на месте поединка. Тело Агрипы сильно обгорело в результате взрыва амулета, а размозжённая ударом булыжника голова полностью отсутствовала. Из меня словно выпустили воздух, и я опустился на камень рядом с покойником.

— Ну вот, Игоряша, и рассчитался ты за смерть Тузика, — прошептал я, облизывая сухие губы.

Однако осознание этого факта не принесло мне облегчения. Перед глазами всплыла лохматая голова моего закадычного друга, и по щеке скатилась горючая слеза. Я понимал, что у меня нет в целом свете существа, которому я дорог только одним фактом своего существования. Тузику не нужны были причины, чтобы беззаветно любить меня, и он не раздумывая бросил свою душу в огненный шар файербола просто для того, чтобы я жил дальше.

— Ладно, Игоряша, хватит сопли разводить и жалеть себя. Тузик умер, чтобы ты жил, а жизнь — это не ползанье на коленях, а непрерывная битва с самим собой и врагами всего, что тебе дорого. Вставай, пора искать источник Силы, чтобы залечить раны, — шёпотом командовал я себе, стараясь победить апатию и заставить себя действовать.

Поиски источника Силы заняли около часа. Моя аура была практически пуста, и те крохи, что остались, уходили на ремонт изломанного тела, поэтому я мог разглядеть луч энергии не далее чем на расстоянии трёх шагов. Наконец мне повезло, и я устроился на земле рядом с валуном, из-под которого выходил луч Силы. Я настроился на вибрацию луча, и поток энергии начал наполнять мою поблёкшую ауру.

Полностью подзарядиться мне не удалось, краем глаза я уловил какое-то движение в кустах, но среагировать не успел. От сильного удара у меня в голове загудели колокола и в глазах вспыхнул звёздный фейерверк. Земля поменялась местами с небом, и я упал на бок, проваливаясь в небытие.

(обратно)

Глава 25 Нежданные союзники

Резкая боль в сломанной руке выдернула меня из забытья.

— Ну что, падаль имперская, очухался? — произнесла зелёная рожа тарга, склонившегося надо мной. — Чего разлёгся? Думаешь, что я такого бугая на своём горбу потащу? Вставайте, ваше вшивое могущество, и топайте ножками, пока я вам вторую руку не сломал!

Я сел на землю и осмотрелся по сторонам. Рядом со мной стояли три тарга в полной боевой готовности, двое из которых прислушивались к голосам леса, стараясь уловить посторонние звуки, а третий занимался моей персоной. Всё это указывало на то, что я попал в руки отряда разведчиков Арданая, которые искали подходы к магической академии. По всей видимости, мне не позволили долго прохлаждаться без сознания, потому что в лесу едва наступили сумерки. Чтобы в очередной раз не схлопотать по шее, я попытался подняться на ноги, но от слабости меня повело в сторону. Однако тарг не позволил своей добыче упасть. Огромная когтистая лапа схватила меня за шкирку и поставила на ноги. Из глаз снова полетели искры, и я, застонав от боли, схватился за сломанную руку. На этот раз сознание не покинуло вашего покорного слугу, и мне удалось удержаться на ногах.

«Господи, и почему все подряд меня лупят по башке? Разве у меня нет других мест на теле? Хотя если судить по умственным способностям, то голова у меня — самое крепкое место, потому что там вместо мозгов сплошная кость!» — отругал я себя за раздолбайство, ощупывая очередную шишку на голове.

— Улухай, маг очухался! Можно идти к лошадям, — сказал тарг своему напарнику и, убедившись, что я полностью пришёл в себя, обратился ко мне: — Слушай, имперец, сейчас ты побежишь впереди меня, куда тебе укажут, и не дай бог сделаешь какую-нибудь глупость. Я тарг незлобливый, но оторву твои яйца на раз! Ты меня понял?

Я утвердительно кивнул и побежал следом за двумя разведчиками, спины которых уже скрылись в кустах. Забег по склону горы продлился около часа, за это время окончательно стемнело. Тарги от природы имели отличное ночное зрение, а я ориентировался с помощью магии, поэтому отряд передвигался довольно быстро. Спринт закончился на поляне, где разведчиков дожидались лошади под охраной молодого воина. Меня усадили верхом на заморенную заводную лошадь, и отряд поскакал по лесной тропе на северо-восток. Моя кляча была привязана к седлу лошади тарга, захватившего меня в плен, и мне не приходилось заморачиваться выбором дороги. Поэтому я полностью переключился на собственные болячки,стараясь зарастить хотя бы перелом на руке. К счастью, перед тем, как мне врезали по башке, я успел немного пополнить запас Силы, который теперь стремительно таял, расходуясь на лечение.

Скачка по горному серпантину закончилась только под утро. С первыми лучами солнца мы миновали перевал и спустились в долину, заросшую лесом. На берегу небольшой реки отряд свернул с тропы прямо в реку и по её руслу углубился в лес. Через полчаса нас окликнул часовой и после короткого разговора мы въехали в замаскированный лагерь.

— Барак, где Марул? — спросил тарг у коновода, принимавшего наших лошадей.

— Он в своём шатре, а ты, Улухай, и на этот раз с добычей, только пленник у тебя опять какой-то потрёпанный, на какой помойке ты поймал этого урода? Как бы, приятель, тебе не схлопотать по шее, как в прошлый раз? — язвительно заявил Барак.

— Тебе и такого не поймать. Ты можешь только лошадям хвосты крутить и отираться возле кухни, — огрызнулся Улухай.

Меня стащили с лошади и, подталкивая в спину, повели к шатру на краю поляны. Пока мы с Улухаем петляли по лагерю, я пытался привести разбегающиеся мысли в порядок и анализировал обстановку.

«Если разведчики — воины Арданая, то, возможно, Марул — это знакомый мне дядя Арданая, тогда многие вопросы удастся решить без мордобоя и трупов», — с надеждой подумал я, поглаживая начавшую срастаться руку.

Пока я шевелил мозгами, мы подошли к шатру, возле которого дремал часовой, в полной броне опёршийся на копьё.

— Грым, ты собственные штаны проспишь! — разбудил воина Улухай. — Можно войти? Я пленного мага привёл.

— Ты язык свой прикуси, а то тебе его подрежут! — огрызнулся часовой и скрылся в шатре.

Через пару минут воин вернулся и впустил нас внутрь. В шатре нас встретил заспанный тарг, который пытался продрать глаза, сидя на ковре, служившем ему постелью.

— Показывай свою добычу, Улухай, но если ты снова притащил какого-нибудь тупого крестьянина, то пеняй на себя! — недовольно заявил хозяин шатра, которого, похоже, оторвали от сладкого сна.

— Марул, да ты посмотри на пленника, это целый имперский маг из академии! С тебя бочонок пива! — ответил разведчик, выталкивая меня вперёд.

— Кто такой? — зевая, спросил тарг.

— Здравствуй, Марул, это я, князь Ингар, побратим Арданая, — радостно заявил я, узнав дядю Первого.

— Какой Ингар? — удивлённо переспросил Марул.

— Тот, с которым ты плыл на самоходной лодке по озеру Вортекс из Лира в Карс.

— Не может быть, ты же погиб во время катастрофы на Таноле? — удивлённо спросил Марул, всматриваясь в моё лицо.

— Как видишь, я сумел выжить. Где Арданай?

— С ума сойти! Ингар, у тебя, наверное, сотня жизней, если ты сумел выжить в этом аду! А где твой удивительный пёс?

— Тузика имперцы убили, я как раз в академию и наведался, чтобы рассчитаться за его смерть.

— Ингар, это не ты, случайно, пожар там устроил, дым даже отсюда видно?

— Да, это моя работа. Мне удалось взорвать машину смерти и поджечь башню в академии.

— А здесь ты как оказался? До входа в академию двое суток по горам добираться нужно, — недоверчиво спросил Марул.

— Я через подземный ход выбрался, когда гонялся за Верховным магом Агрипой.

— Значит, сбежала эта тварь. Скользкий этот Агрипа, как змея, много мы ещё горя с ним хлебнём, — расстроился тарг.

— Почему это сбежал? Я этой змее булыжником голову размозжил и поджарил, как головешку. Нет больше Агрипы, спёкся!

В шатре наступила пронзительная тишина, и я даже услышал, как жужжит большая муха, выбирая место для посадки на моей лысине.

— Ингар, ты уверен, что Агрипа мёртв? — наконец ожил тарг.

— Мертвее не бывает.

— Это значит, война закончилась и мы победили?

— Нет, Марул, война ещё не закончилась. У имперцев ещё остались легионы Тита Флавия, которые стоят в Латре. Мне удалось разгромить колонну легионеров, которых имперцы отправили в Мэлор на помощь к Гнею Меруле. Мой союзник халиф Саадин осадил Мэлор и должен на днях захватить город, однако есть одно но. Халиф, скорее всего, думает, что я погиб, когда имперцы сбили моего дракона. Поэтому как Саадин поведёт себя в этой ситуации, мне неизвестно. В большой политике сам чёрт ногу сломит, и сегодняшние союзники на следующее утро легко могут стать врагами. Имперцы решили подписать с халифатом мир на любых условиях, чтобы перебросить войска из Мэлора на защиту Латра. Титу Флавию известно, что Арданай осадил Арис, в городе большие запасы продовольствия, которого катастрофически не хватает в Меране, поэтому драка предстоит яростная. Кстати, у тебя есть связь с Арданаем?

— Да, есть, но связь односторонняя, через почтовую птицу. Арданай и Нара сейчас Арис осаждают, и я могу послать к ним письмо. Правда, у меня всего три птицы осталось, а когда новых привезут, неизвестно.

— Марул, сколько бойцов в твоём отряде?

— В отряде сто шесть воинов. Из них тридцать «охотников за головами» и один метатель с двумя зарядами.

— Заряды к метателю для меня не проблема. Я сейчас напишу письмо Арданаю и Наре, затем ты со своим отрядом поступаешь в моё распоряжение. У тебя есть карта?

— Ингар, карта у меня есть, но Арданай приказал мне разведать подходы к магической академии и захватить пленных, я не могу ослушаться своего князя.

— Все вопросы с Арданаем и Нарой я решу, нам нельзя терять времени. Давай-ка лучше сюда свою карту.

Тарг достал из седельной сумки свернутую в трубочку карту и расстелил её на ковре. Я быстро сориентировался на местности и указал на точку на берегу реки Нерей.

— Сейчас к этому посёлку на берегу реки имперцы гонят колонну пленных тёмных эльфов. Эльфы — мои союзники, и я поклялся спасти их народ от гибели. Среди пленников много женщин и детей, которые могут не перенести дороги, и шансы на их спасение тают с каждой минутой. Если станет известно об уничтожении машины смерти, то эльфов просто вырежут. Как ты считаешь, где нам будет удобнее перехватить караван с пленными?

Марул внимательно посмотрел на карту, и мы приступили к обсуждению маршрута, взвешивая все за и против. После получасового обсуждения нам удалось утрясти все разногласия. Мы решили пройти через горный перевал к магической академии, благо дорога была хорошо знакома разведчикам таргов, а затем повернуть вдоль предгорий в сторону реки Нерей. После разгрома легионов на дороге к Мэлору у Тита Флавия каждый солдат был на счету, и, скорее всего, мы не должны встретить серьёзного сопротивления по дороге. Сведения о пожаре в академии и смерти Верховного мага имперцы до поры будут держать в секрете, чтобы не создавать паники, тем более Агрипу, кроме меня, никто мёртвым не видел.

Закончив обсуждение планов по спасению эльфов, я сел писать письмо Арданаю и Наре. Послание получилось коротким, потому что навыка в написании текстов мелким шрифтом у меня не было, а почтовая птица могла перевозить только письма стандартного размера. В письме я отразил самые важные, на мой взгляд, события и написал, что забираю отряд Марула в своё подчинение. Сложив послание, я отдал его Марулу и отправился в сопровождении Улухая искать источник Силы. Марул сразу после этого приказал сворачивать лагерь и готовиться к форсированному маршу. Тарги — народ самолюбивый, и дисциплина среди воинов поддерживалась в основном с помощью кулаков командиров, поэтому Марулу пришлось лично следить за процессом подготовки к маршу.

Источник Силы нашёлся рядом с лагерем на берегу реки, и через два часа я закончил зарядку своей ауры и камней для метателя. Кроме того, мне даже удалось по-быстрому искупаться и прополоскать грязную одежду, которую я решил высушить прямо на себе. К полудню тарги свернули лагерь, и, перекусив на скорую руку, наш отряд отправился в путь.

Часа через три горный перевал остался позади, и дорога пошла под уклон вдоль горного ручья, текущего по дну ущелья. Погода с утра была пасмурной, но к вечеру небо очистилось от туч, и я увидел впереди огромный столб чёрного дыма.

— Хорошо горит! — сказал ехавший рядом со мной Марул. — Если так дальше пойдёт, то башня обязательно завалится.

Поначалу я обрадовался похвале тарга, но затем на спине выступил холодный пот, и я громко скомандовал:

— Всем ускорить движение, привал отменяется!

— Ингар, что случилось? Зачем ты приказал ускорить движение, разве за нами кто-то гонится? — удивился Марул.

— Нет, никто за нами не гонится, но если рухнет башня, то произойдёт сильное землетрясение и в горах начнутся обвалы. Нас может запросто завалить камнями в этом ущелье!

Марул проникся высказанной мною мыслью, и отряд перешёл в галоп. Каким образом никто из таргов не сломал себе шею на горном серпантине, мне до сих пор неизвестно, но через два часа бешеной скачки мы вырвались из ущелья на более безопасный склон. Сил ни у кого уже не осталось, и Марул на первой же поляне скомандовал привал. Мы буквально вывалились из сёдел на землю, с трудом переводя дух и рассёдлывая загнанных лошадей. Толком отдышаться мы не успели, когда раздался подземный гул и земля заходила ходуном. Тарги и лошади бросились врассыпную, спасая свою жизнь, а я обхватил ближайшее дерево руками, дожидаясь, когда закончится эта свистопляска.

Через полчаса землетрясение закончилось, и мне с трудом удалось оторвать руки от дерева, в которое я вцепился как клещ. В последнее время меня очень трудно было чем-нибудь напугать, но животный инстинкт самосохранения, вбитый в спинной мозг тысячелетиями эволюции, временами прорывался сквозь запреты разума. Размяв одеревеневшие мышцы, я пошёл искать Марула, а заодно и свою удравшую лошадь.

Собрать разбежавшийся отряд удалось только к вечеру. У нас появилось пятнадцать раненых бойцов и три десятка лошадей, которые переломали себе ноги. Лошадей пришлось прирезать, чтобы не мучились, но отряд потерял мобильность. Продолжать марш по ночным предгорьям стало невозможно, и я решил отложить его до утра. Пока Марул раздавал оплеухи подчинённым, я занялся лечением раненых. В основном это были переломы рук и ног, поэтому никакой сложности для меня они не представляли. Раны у таргов вообще заживали как на собаках, а с моей помощью через неделю самый тяжелораненый скакал бы по скалам, как горный козёл. Однако времени у меня на это не было, и для разруливания проблем требовалось командирское решение. Исходя из создавшейся обстановки, я решил разделить отряд на две части и ускакать налегке с двумя десятками воинов навстречу каравану пленных эльфов, а затем уже связаться с основным отрядом. Такой расклад таргов не устроил, и разговор пошёл на повышенных тонах. Обстановка стала накаляться, и я решил прогнуть Марула под себя. Война диктовала свои законы, и командир должен быть только один, да и отступать мне было уже некуда.

Ночной совет с командирами таргов незаметно перерос в скандал, и мне даже пришлось доказывать свои полномочия с помощью мордобоя. Моя расшатанная непрерывным стрессом нервная система не вынесла препирательств с Марулом, и я, взяв командира таргов за грудки, начал трясти его как грушу. Улухай увидел, что с его начальством обходятся непочтительно, бросился на подмогу, а к нему присоединились остальные десятники, присутствовавшие на совете. Короче, совет перерос в банальную драку, в результате которой в отряде появилось ещё шесть раненых, а избитых подсчитать было трудно. Марул имел некоторое представление о моих боевых возможностях, а после того, как я взорвал башню магической академии и убил Агрипу, проникся ко мне ещё большим пиететом, поэтому он изо всех сил старался не допустить смертоубийства, пресекая попытки подчинённых схватиться за мечи. Наконец все желающие получить по морде закончились, и я, злобно оскалив зубы, с удовлетворением созерцал одним глазом устроенную мной кучу-малу из стонущих воинов. Второй глаз у меня заплыл от могучего удара кулаком одного из оппонентов, не согласных с моей точкой зрения на вопрос о единоначалии, и вокруг него образовался огромный синяк. В общем, с такой рожей только таргов пугать, что у меня прекрасно получалось.

Адреналин кипел в крови, и победоносная драка значительно улучшила моё моральное состояние. Однако здравый смысл подсказывал, что теперь мне снова придётся разбираться со своими проблемами в одиночку. К моему удивлению, конфликт с таргами закончился для меня как нельзя лучше. Из кучи избитых воинов выполз Улухай и восторженно заявил:

— Меня с детства никто так сильно не лупил! Бывало, ввяжешься в драку, и даже по уху никто толком не заедет, а тут сразу два зуба выплюнул! Лихо ты нам навешал! Правда, мне рассказывали про одного хумана, который якобы измордовал шестерых таргов, но я не поверил в эти сказки.

— Тебе, случайно, не Барт рассказывал об этом хумане? — поинтересовался я.

— Нет, это ему с приятелями навешали где-то на границе с афрами. Так это ты его уделал? Ну, тогда верю, — согласился со мной воин.

После этого заявления Улухая напряжение разрядилось, и тарги безоговорочно признали моё старшинство, тем более Марул был на моей стороне.

— Улухай, отбери двадцать воинов, у которых не все мозги отбиты, и приготовьтесь выступать. Ты старший, и я лично с тебя спрошу за каждого раздолбая, — приказал я и обратился к Марулу: — Ты извини меня за драку, но нервы просто не выдержали. Столько навалилось за последнее время, что не смог удержать себя в руках.

— Ингар, не нужно извиняться. То, что произошло, даже к лучшему. Я набрал себе в отряд одних отморозков, которые уважают только силу. Пока мы стояли лагерем, многие просто распоясались от безделья, а ты показал им, кто в доме хозяин. Князь, делай, что считаешь нужным, а я, как только раненые смогут сидеть в седле, отправлюсь за тобой.

Пока Улухай собирал летучий отряд, я вправлял выбитые челюсти и вывихнутые руки пострадавшим в драке. К счастью, сложных случаев не было, а выбитые зубы у таргов вырастут через пару месяцев.

Снова под копыта лошадей ложится едва заметная тропа, и топот копыт далеко разносится по округе, но мне на это было наплевать. Магическое зрение контролировало обстановку впереди, а лошадь, почувствовав на себе твёрдую руку седока, уверенно выбирала дорогу среди камней. Небо на западе начало светлеть, и темнота ночи стала таять. Лошади устали от многочасовой скачки, и пора было сделать привал. Я выбрал место на берегу ручья и остановил коня.

— Улухай, выстави дозорных и командуй привал. Костров не разводить, дым будет заметен издалека.

— Ясно, командир, — ответил воин и убежал выполнять приказ.

Быстро светало. Я спешился и достал карту, подаренную Марулом, мне требовалось определиться на местности. Точное наше местонахождение установить было невозможно, но примерный район я выяснил, привязавшись к пикам гор. По моим расчётам, до реки Диома мы должны добраться к вечеру, а до посёлка, куда гнали пленных дроу, было ещё два дня пути. Пока лошади паслись и пили воду из ручья, мы тоже перекусили всухомятку и через час продолжили свой путь. Дорога всё дальше уходила на равнину, поросшую лесом, и нам стали попадаться местные жители, которые сломя голову улепётывали в кусты, едва поняв, что встретили таргов. Я пресекал любые попытки догнать сбежавших имперцев и гнал отряд только вперёд. Единственный раз мы задержались на полчаса, когда наткнулись на купеческий караван, охрана которого попыталась вступить в бой. Всё закончилось за пару минут, остальное время ушло на мародёрство.

Пока тарги выпрягали лошадей из телег и чистили карманы убитых, я обозревал округу магическим взглядом, страхуясь от неожиданностей. Эта предусмотрительность спасла нас от больших неприятностей. Магическое сканирование обнаружило большой пеший отряд, движущийся нам навстречу по дороге, в котором я насчитал больше сотни аур. Прятаться было поздно, да и разгромленный караван выдал бы наше присутствие, поэтому я приказал Улухаю устроить засаду в ближайших кустах, а сам спешился и разлёгся между трупами, притворившись покойником. Через полчаса авангард отряда легионеров поравнялся с засадой, и я сделал вид, что прихожу в себя. Форменная одежда мага из академии сделала своё дело, и меня, поддерживая под руки, повели к командиру легионеров.

— Кто такой? — задал вопрос пожилой центурион в потёртых доспехах.

— Я Урул, порученец господина Комуса, секретаря Верховного мага Агрипы, ехал в караване купцов, на который напали разбойники. А вы кто такие?

— Я Корнелий Сулла, центурион резервного легиона Пельтье.

— Центурион, раскрыт заговор против императора. Заговорщики напали на магическую академию, Верховный маг Агрипа убит. Срочно постройте своих легионеров, есть очень важное сообщение! — решительно потребовал я.

Центурион вылупил глаза от таких известий и приказал воинам строиться. Через несколько минут мы вместе с Суллой вышли на середину строя легионеров, и я без сожаления нанёс ментальный удар. Учитывая свои прошлые ошибки, я экономно расходовал магическую энергию и у меня остался запас ещё на десяток таких же ударов. Сразу погибли только легионеры в радиусе пяти метров, а те, кто находился дальше от меня, потеряли сознание или ползали на карачках, воя от боли. В душе не шевельнулась даже тень жалости, и я, чтобы не дать выжившим возможности прийти в себя, вынул меч из ножен мёртвого центуриона и начал добивать оглушённых имперцев. В скором времени к резне присоединились сидевшие в засаде тарги, и на дороге образовалось кровавое месиво из человеческой крови и придорожной пыли. Когда в живых не осталось ни одного имперца, я приказал садиться на коней и двигаться дальше. Приказ был выполнен в мгновение ока, и ни один воин даже не заикнулся о богатой добыче, брошенной на дороге. Отряд с полчаса скакал в полном молчании, пока меня не догнал Улухай.

— Князь Ингар, — робко обратился ко мне тарг, — ты только что одним махом убил сотню воинов. Чем ты их так?

— Это магия, Улухай, но если потребуется, то могу и вручную, только времени уйдёт больше, — начал я поднимать свой авторитет в глазах подчинённых.

— А почему ты нас не убил, когда мы тебя в плен взяли?

— Причин было несколько. Перед вашим нападением я убил Верховного мага Агрипу, и бой с ним дался мне очень нелегко. Агрипа меня серьёзно ранил, и я просто не успел прийти в себя после боя. Другой причиной стало моё человеческое разгильдяйство. Вместо того чтобы осмотреться и принять меры предосторожности, я начал жалеть себя и расслабился, а когда очнулся и разобрался в ситуации, то просто дождался приезда в ваш лагерь. Если бы вы оказались врагами, то ваши трупы уже протухли бы на солнышке.

— Права была Нара, когда говорила, что дураков боги берегут. Я думал, что выиграл у Марула всего лишь бочонок пива, а на самом деле призом оказалась моя собственная жизнь. А правда, князь, что вы с Арданаем побратимы?

— Это истинная правда. Арданай не раз мне жизнь спасал, а я ему. Мы вместе с вашим вождём по ведру крови пролили, так что если ему понадобится помощь, то он её всегда от меня получит.

Улухай, кажется, решил, что донимать начальство расспросами больше не стоит, и немного приотстал. Я вошёл в ритм аллюра своей лошади и постепенно отстранился от окружающего мира, погрузившись в свои мысли, однако не забывая контролировать обстановку магическим взглядом.

«Ну вот и стал ты, Игоряша, великим и ужасным Ингаром. Людей убиваешь сотнями, кровь льёшь реками, но почему-то радости тебе это не приносит. Месть — горькое лекарство, душу лечит, а совесть калечит. Вот кажется, что ты полностью в своём праве, и не только льёшь чужую кровь, но и своей не жалеешь, а пустота внутри, как будто всё выгорело. И цели у тебя великие, и не за свою шкуру ты беспокоишься. Смотри, придёшь к победе трупом ходячим, которому на всё наплевать, в том числе и на себя самого», — непонятно откуда всплывали в мозгу невесёлые слова отголосками дикой тоски и одиночества.

Неожиданно пришло осознание произошедших во мне перемен. Я понял, что повзрослел, и детство, которое ещё временами играло в пятой точке, растаяло за горизонтом. В мир Геона пришёл взрослый мужчина, осознающий полную меру своей ответственности и полностью избавившийся от иллюзий. Однако то место в душе, где был уголок детства, в котором можно было спрятаться от бурь окружающего мира, стало пустым и холодным, словно из него ушла жизнь.

(обратно)

Глава 26 Эланриль снова со мной

Вторые сутки мой отряд скакал вдоль берега реки, громя встречные караваны и подавляя любые намёки на сопротивление. Мои приказы выполнялись беспрекословно, а Улухай стал моей тенью. Время от времени мы брали пленных, от которых узнавали, что происходит на нашем пути, чтобы не нарваться на крупные силы имперцев или засаду. Известия об уничтожении магической академии и смерти Агрипы сюда ещё не дошли, а о караване с пленными дроу никто ничего не знал. К посёлку, где пленники должны были дожидаться прибытия кораблей, мы добрались только к ночи второго дня. Головной дозор наткнулся на удобное место для стоянки, и я приказал устроить привал до утра, предварительно выслав разведку к деревне. Улухай с двумя воинами растворился в лесу, а я, сдав лошадь на руки коноводам, пошёл искать место для подзарядки.

За мною уже второй день повсюду таскались два здоровенных тарга личной охраны, которым даже я, при своём внушительном телосложении, был немного ниже плеч. Однако охранники, запуганные моей жестокостью во время резни на дороге и рассказами Улухая, боялись меня до ужаса и старались держаться на отдалении. Толку от такой охраны не было никакого, но статус требовал наличия этого атрибута власти. Пока готовился ужин, я искупался в реке и прополоскал одежду. После дневной жары купание и вечерняя прохлада быстро привели разгорячённое тело в рабочее состояние, и звериный голод засосал под ложечкой. Я приказал охране принести еду прямо на берег, а сам вошёл в транс и начал сканировать округу.

Посёлок, который был целью нашего похода, находился за холмом и сканированию не поддавался, ничего опасного поблизости мне обнаружить не удалось, и я просто стал наслаждаться тишиной и покоем, так редко выпадавшим на мою долю за последнее время. Охранник принёс котелок с кашей и миску с жареным мясом, и мне впервые удалось наесться до отвала. Сон почему-то не шёл, и я, лёжа на спине, смотрел в звёздное небо, раскинувшееся над головой. Мне до зубной боли хотелось представить себе лицо жены, но сознание никак не могло зацепиться за воспоминания, и образ любимой ускользал от меня, словно прячась в тумане. Мысли в голове сложились в неспешный разговор с самим собою, и сознание устремилось к звёздам, сбросив груз повседневных забот.

«Господи, как прекрасен мир, созданный тобой, а мы вместо того, чтобы радоваться выпавшему нам счастью и мирно жить под этим небом, рвём друг другу глотки! Взять хотя бы меня, я ведь сам всё понимаю, а жду момента, когда вернётся разведка, и снова пойду резать незнакомых людей, о существовании которых даже не подозреваю. Где-то далеко, за сотни вёрст от этого берега, в кроне Нордрассила меня ждёт Викана, которой подходит срок рожать. Как у неё обстоят дела? Долетел ли Акаир до бункера и донёс весть о моей гибели до Виканы, или он тоже погиб по дороге, как и Тузик? Это уравнение со многими неизвестными, решить которое сейчас невозможно, и поэтому нужно делать, что должно, и будь, что будет. Эта истина стара как мир, но каждый приходит к её осознанию своим путём», — неспешно бродили в голове отстранённые мысли, словно это происходит не со мной.

Я не рвал себе душу сомнениями, а просто констатировал факты бытия, наслаждаясь выпавшими минутами покоя. Пока я лежал на траве с закинутыми за голову руками, сладкая истома охватила уставшее тело, и я начал проваливаться в сон, но голос охранника вернул меня к действительности:

— Князь, вернулась разведка, Улухай просится к вам с докладом.

— Пропусти его! — приказал я, надевая на себя почти высохшую одежду.

Вокруг стояла темень, хоть глаз выколи, оказывается, пока я летал в облаках и мечтал о встрече с любимой, время перевалило за полночь.

Улухай, прихрамывая, вынырнул из кустов и с убитым видом начал доклад:

— Князь, мы разведали посёлок. Пленные дроу сидят за частоколом в старом легионерском лагере. Мы захватили пацана, который с девкой на лугу развлекался. Так вот он рассказал, что в лагере полсотни легионеров и сотни полторы пленных мужчин дроу. У имперцев два мага с метателем, но есть ли у них заряды к нему, неизвестно. Когда мы допрашивали пленников, то нарвались на засаду. Обоих моих бойцов убили, а я чудом вырвался со стрелою в ноге.

— Ты тревогу объявил?

— Да, князь! Как только вернулся, сразу приказал занимать круговую оборону. Только засада странная какая-то была. Похоже, только один человек стрелял, да ещё в полной темноте. Я оперение стрелы обломал, чтобы не мешало, когда в кусты бросился, а наконечник остался в ноге торчать. Странный наконечник какой-то, мне такие до сих пор не попадались. Я не большой искусник из лука стрелять, но имперский или гвельфийский наконечники даже на ощупь опознаю.

— Покажи наконечник, — потребовал я, — есть у меня одна мыслишка по этому поводу, но если я прав, то наши дела плохи.

Улухай быстро размотал тряпку на раненой ноге, и я увидел торчащее из нее металлическое жало. Это оказался наконечник стрелы дроу с желобком для стока яда. Такие наконечники я видел у «приносящих смерть» во время боя в убежище на болоте, и моя догадка стала находить материальное подтверждение. Мозг мгновенно начал анализ сложившейся ситуации, делая очевидные выводы. «Значит, по округе бегает одинокий тёмный эльф, у которого ещё остались стрелы своего народа. У дроу, которых я освободил, всё оружие было трофейное и собственных стрел быть не могло. Бойцы покойного Амрилора тоже расстреляли практически весь боезапас, поэтому стрела выглядит ещё более подозрительно. Этот одинокий мститель, похоже, тоже крутится вокруг лагеря с пленниками и может запросто испоганить нам всю операцию. Ночь для дроу — лучшее время для боя, и если не отловить этого снайпера, то он до утра перестреляет всех моих бойцов, двое из которых уже беседуют с предками на том свете».

— Улухай, как ты думаешь, за тобою была погоня?

— Не знаю, по мне ещё один раз стреляли, но уже в лесу. Стрела попала мне в спину на излёте и не пробила кольчугу. Я думаю, что стрелял всё тот же лучник.

В голове словно что-то щёлкнуло, и мозг, закончив свою работу, выдал окончательный план действий: «В создавшейся обстановке нельзя уходить в глухую оборону и отдавать инициативу противнику. Если эльф станет навязывать нам свои условия боя, то мы в однозначном проигрыше. Поэтому нужно действовать на опережение».

Обдумав ещё раз слова Улухая, я убедился, что выбора у меня нет, и озвучил своё решение:

— Улухай, остаёшься за старшего, а я пойду ловить этого лучника в одиночку. Если его не прикончить, то он нас к утру всех перещёлкает, как на тренировке.

— Но, князь… — начал Улухай.

— Никаких но, помощники мне будут только мешать. Вы свои шкуры уберегите, а то мне снова в одиночку воевать придётся, — отрезал я и направился вдоль берега в сторону посёлка.

Отойдя метров на триста, я погрузился в транс и задавил отметку своей ауры на фоне ауры леса, затем минут десять пытался обнаружить дроу с помощью магии, но все попытки закончились безрезультатно. Молотить языком оказалось намного легче, чем выполнить обещанное. В душе, как обычно, закипела злоба на себя, любимого, явившаяся результатом собственной беспомощности. Мозг после подкачки адреналином заработал с удвоенной скоростью, и решение проблемы было найдено за секунды. Дроу, чтобы растворить свою ауру среди ауры леса, пользовались защитным амулетом, скрывающим её. То есть там, где должна быть аура эльфа, образовывалось тёмное пятно, прячущее энергетическую засветку от неё. Если сменить в мозгу энергетическую картинку мира с позитива на негатив, то засветка защитного амулета должна стать видна на тёмном фоне.

На эксперименты с изменением картинки энергетического мира мне потребовалось ещё минут пятнадцать, после чего я легко обнаружил огонёк защитного амулета в трёхстах метрах от своего убежища. Дроу сидел на верхушке дерева и следил за лагерем таргов, выискивая удобную цель. Я не мог позволить эльфу спокойно расстреливать своих воинов, но лука у меня с собой не было. Тарги в моём отряде были все как на подбор под два метра ростом, и луки у них имелись под стать их габаритам, а бегать по ночному лесу с двухметровой дубиной было проблематично.

Я от безысходности подобрал с земли увесистый булыжник и со всей дури запулил его в сторону дерева, на котором сидел дроу. В лучника я конечно же не попал, но разогнанный магией камень, пролетев сквозь крону дерева, наделал много шума, и эльф, словно кошка, начал спускаться вниз, поняв, что его обнаружили.

Магический взгляд отлично видел беглеца, петлявшего среди деревьев и почему-то направляющегося в мою сторону. Я не стал мешать эльфу в выборе следующей позиции и дожидался, когда он снова залезет на дерево. Наконец беглец успокоился и спрятался в кроне лесного патриарха в ста метрах от меня. Подождав, когда дроу займёт место на верхушке, я снова бросил камень в крону дерева и опрометью бросился на перехват, включив защиту кольчуги. На этот раз эльф не стал праздновать труса и не сразу спустился вниз, а выпустил в меня три стрелы подряд, ориентируясь по шуму, который я создавал, ломясь через кусты как танк.

Эльф промахнулся только первой стрелой, а две других ушли в сторону рикошетом от магической защиты кольчуги. Поняв, что стрелой меня не достать, дроу шустро начал спускаться вниз, но торопливость его подвела, и он сорвался, наступив на сухую ветку. Сук с треском обломился, и эльф, пересчитав рёбрами все ветки, грохнулся спиной на землю. Падение было явно неудачным, и тело дроу лежало под деревом словно изломанная кукла.

— Мать твою! Ещё не хватало, чтобы этот придурок убился! — выругался я и в три прыжка оказался под деревом.

Однако эльф уже начал приходить в себя и попытался лягнуть меня в промежность. Такие трюки могли пройти у знакомой женщины, которой я безоговорочно доверял, а в реальном бою с этими приёмчиками не ко мне. Я быстро заломал противника, которым оказался хрупкий мальчишка, и связал ему руки за спиной поясом от его собственных штанов.

Пока продолжались мои ночные гонки за эльфом по окутанному кромешной тьмой лесу, из-за гор взошла луна и осветила округу мертвенным светом. Я рывком перевернул свою добычу на спину и разинул рот от удивления. На меня смотрело искривлённое болью лицо Эланриль, по которому текли слёзы бессильной злобы. Это зрелище на мгновение вогнало меня в ступор, и девушка попыталась ударить меня головой в лицо, но я успел подставить лоб под этот удар отчаяния. Голова великого Ингара оказалась значительно крепче лба хрупкой эльфийки, и она потеряла сознание, оглушив саму себя.

«Час от часу не легче, красотка совсем охренела! — выругался я. — Так Эланриль себя убьёт или искалечит, нужно быть с ней настороже. Девчонка с характером, а дури в женской головке бывает подчас даже больше, чем в моей собственной. — Я аккуратно положил девушку на траву и засунул под её голову колчан, в котором сиротливо лежало всего три стрелы. — Это надо же дойти до такой степени отчаяния, что с шестью стрелами кинуться на отряд таргов в двадцать рыл. Хотя женщины живут на эмоциях и кошка даже на волкодава бросается, защищая котят», — удивлялся я поступку эльфийки.

Пока в голове крутились мысли о таинствах женской души, на моём лбу выросла нехилая шишка, после чего мне пришлось кардинально изменить своё мнение о необдуманных действиях Эланриль. Это у могучего Ингара башка чугунная, по которой тарги даже дубиной лупили, но если бы я не подставил лоб под удар, то Эланриль запросто могла сломать мне нос, а менее дубоголового противника и вообще отправить на тот свет. Придя к этому здравому выводу, я не стал развязывать руки эльфийке, а приступил к лечению пострадавшей, не подвергая себя опасности.

К счастью, падение с дерева не нанесло тяжёлых травм Эланриль. Если не считать десятка синяков и выбитой в плече руки, то можно считать, что эльфийка легко отделалась. Чтобы не мучить болью девушку, я не стал приводить её в чувство и вправил выбитое плечо, пока она находилась в забытьи. От этой процедуры Эланриль мгновенно очнулась и начала извиваться, как змея на сковородке. Мне с трудом удавалось удерживать в руках это брыкающееся чудо природы, стараясь при этом не отломать ему что-нибудь нужное. В конце концов мне до чёртиков это надоело и я, придавив девушку коленом к земле, сунул свой увесистый кулак ей под нос. Лучше бы я этого не делал, Эланриль мгновенно вцепилась в мою руку своими вампирскими клыками. Я взвыл от боли и снова отвесил оплеуху эльфийке. От этой затрещины девушка поплыла, и её огромные бездонные глаза собрались в кучку.

— Эланриль, ты совсем сдурела!!! Это я, Ингар, немедленно прекрати брыкаться! — зарычал я, подтащив к себе лицо девушки за ворот куртки.

— Ингар? — удивлённо произнесла оглушённая эльфийка и потихоньку начала адекватно воспринимать окружающий мир.

— Разуй глаза и посмотри на меня внимательно! Перед тобой князь Ингар собственной персоной, которого ты в очередной раз пытаешься убить!

— Ы-ы-ы!.. Ингар! — вдруг завыла Эланриль и забилась в припадке дикой истерики.

Чтобы хоть как-то успокоить девушку, мне понадобилось более получаса. Чего больше пролилось на мою грудь за это время, слёз или соплей, осталось тайной. Стоило мне разрезать ремни на запястьях эльфийки, как моё лицо мгновенно стало мокрым, как будто я попал под тропический ливень. Эланриль набросилась на меня как ураган, завалила на спину и начала облизывать, как сексуальный маньяк малолетку. При этом она заливалась горючими слезами и бормотала какие-то слова.

«Ну и темперамент у принцессы ночи! Викана в гневе запросто порвёт на куски кого угодно, но Эланриль вообще какой-то караул!» — думал я, стараясь не захлебнуться в потоках эмоций, захлестнувших эльфийку.

Однако всему приходит конец, и сверхэмоциональная принцесса успокоилась, сдувшись словно воздушный шарик.

— С тобой всё в порядке? — спросил я, с надеждой вглядываясь в заплаканные глаза девушки.

— Да, — ответила Эланриль, хлюпая носом.

— Тогда рассказывай, что произошло со времени моего отлёта и как ты здесь оказалась.

Принцесса дроу глубоко вздохнула, утёрла слёзы и начала свой рассказ.

— Когда вы с Акаиром улетели на драконах, мы переправились на другой берег реки и ушли за болото в глубь леса. Мой брат нашёл удобное место для лагеря, где можно было вылечить раненых и спокойно дождаться вашего возвращения. Пока мы устраивались на новом месте, прибежал дозорный и доложил, что вернулся дракон Акаира, у которого сильно поранены крылья. Он также рассказал, что имперцы убили твоего дракона и вы с Тузиком погибли после того, как взорвалось сердце твоего летающего зверя. Мы с братом сразу побежали на берег, чтобы узнать подробности из первых рук.

Однако Акаир был в невменяемом состоянии, и нам толком ничего добиться от него не удалось. Он только требовал от нас помощи в лечении своего дракона и ни на какие вопросы не отвечал. Всю ночь Акаир вместе со мной зашивал раны на крыльях дракона и только под утро рассказал мне, что не знает, почему твой летающий зверь упал на землю. Он также рассказал, что видел, как после падения твой дракон перевернулся и имперцы начали стрелять в него из метателей. Акаир не успел развернуться, чтобы прийти тебе на помощь, и твой дракон взорвался. Затем он рассказал, что решил отомстить за твою смерть и стал расстреливать имперцев из метателя, пока не кончились заряды. После обстрела на земле начался сильный пожар и всё заволокло дымом. Акаир хотел снизиться над местом твоей гибели, но тут раздался ещё один сильный взрыв, и осколки посекли крылья дракона, а его самого ранило в ногу. Как ему удалось долететь до реки и удачно сесть на воду, Акаир, кажется, и сам толком не понял. К счастью, рана на ноге оказалась неопасной, и утром твой друг улетел в халифат к Саадину. До Дерева Жизни дракон долететь не мог, потому что у него кончался заряд магической Силы, поэтому Акаир намеревался долететь до Кераны, а оттуда добраться на корабле до какого-то бункера. Это всё, что мне известно об Акаире.

После того как дракон улетел, мы собрали совет гвельфов и дроу, чтобы решить, как быть дальше. После освобождения из плена среди эльфов практически не осталось здоровых воинов, многие были ранены или сильно избиты. Я уже не говорю о том, что женщины и дети находились на грани морального и физического истощения. Реальных бойцов мы насчитали едва полтора десятка, а оборона лагеря требовала более значительных сил. Оружия тоже не хватало, а стрел к лукам осталось всего около сотни. На совете было решено отправить разведку в сторону Латра, чтобы прояснить обстановку и узнать о судьбе наших соплеменников. В разведку послали принцев Дэмиэна и Барлота. Я тоже хотела пойти вместе с ними, но мне не разрешили, тогда я дождалась темноты и убежала из лагеря. Следующим утром я догнала разведчиков, и возвращать меня в лагерь стало уже поздно.

Мы почти двое суток крутились вокруг Латра, когда в лагерь легионеров, который стоит возле ворот города, стали возвращаться остатки разбитых вами с Акаиром легионов. Имперцам сильно досталось от огня драконов, и мы очень радовались, глядя на этих недожаренных вояк. Вечером Дэмиэн наконец сумел захватить языка, от которого мы узнали, где содержат женщин и детей моего народа. Ночью ему удалось пробраться к стене загона для скота, в котором держали пленников, и даже поговорить с одной из женщин. Она рассказала, что драконы сожгли порт Латра и поэтому их погонят в магическую академию пешком, а не повезут на кораблях. Всех мужчин дроу угнали ещё утром, а женщин и детей собирались отправить через пару дней. Времени, чтобы бежать за подмогой в лесной лагерь, у нас не было, и поэтому мы решили догнать караван с мужчинами и отбить хотя бы тех, у кого нет магических ошейников, а затем попытаться спасти женщин и детей. Конечно, это был практически невыполнимый план, но времени на разработку другого у нас просто не было, и нам оставалось действовать по обстановке. Мы несколько дней шли по пятам за караваном и выбирали удобный момент для атаки, но нападать на охрану из пятидесяти легионеров без тщательной подготовки было безумием, и мы старались найти место для засады, которое давало хотя бы призрачные шансы на успех.

Позавчера вечером ситуация сложилась так, что медлить стало нельзя, и мы решили атаковать караван, пока он не пришёл в посёлок. Барлот разведал возле моста через ручей очень удобную позицию для засады, но там нас уже поджидали «Зелёные призраки». Я думаю, что имперцы давно обнаружили нашу группу и ждали только удобного случая, чтобы разделаться с нами. Дэмиэна убили сразу, а нам с Барлотом удалось оторваться от погони. «Зелёные призраки» гоняли нас по лесу почти всю ночь, но нам удалось подстрелить пятерых преследователей, а остальные решили больше с нами не связываться. Я уже подумала, что всё закончилось, но Барлот, решив проследить за имперцами, поймал в грудь стрелу и истёк кровью у меня на руках. Так я осталась одна, и мне ничего не оставалось, как в одиночку попытаться отбить пленников.

Чтобы не идти в бой с завязанными глазами, мне нужны были сведения об охране лагеря легионеров, в который загнали наших мужчин. Недалеко от посёлка мне на глаза попалась парочка влюблённых, идеально подходящая в качестве языков, но меня опередили тарги. Зеленорожие скрутили паренька и девушку, а затем утащили в лес. Поначалу я не хотела вмешиваться, но тарги, убив парня, стали насиловать девушку. Я не выдержала и застрелила двух уродов, а третий удрал с простреленной ногой. Чтобы снова не попасть в засаду, мне пришлось идти по следам недобитого тарга, но меня заметили и обстреляли из пращи. Я сменила позицию, но, похоже, наделала много шума и снова попала под обстрел. На этом моё везение закончилось, и я три раза подряд промазала в тарга, который ломился через лес, словно бешеный зорг. Вдовесок ко всем несчастьям подо мной обломилась ветка, и я сорвалась с дерева. Ингар, какое счастье, что ты нашёл меня и спас от этих зеленорожих чудовищ! Как представлю себе, что меня насилует безобразный тарг, так мороз по коже. Кстати, а куда он подевался? Ты убил его?

Закончив свой монолог, Эланриль вылупила на меня свои бездонные глаза, и до неё понемногу стало доходить, что зеленорожее чудовище — это я.

— Чего уставилась? Ты угадала, это я ломился, как зорг, через лес. К тому же ты промахнулась только первой стрелой, а две других отвела в сторону магическая защита. Господи, навязалась ты на мою голову! Тарги, которых ты убила, разведчики из моего отряда. Я послал их разведать посёлок и подходы к легионерскому лагерю, а тут ты со своей женской солидарностью!

— А зачем они девчонку насиловали?

— Эланриль, идёт война, а у неё свои законы! Кстати, что твоя девчонка делала ночью в кустах возле посёлка?

— Она со своим парнем любовью занималась, — смущённо ответила эльфийка.

— Значит, не такая уж она и девочка! Ты сама что собиралась делать с пленниками после допроса?

— Я бы их убила, но насиловать не стала бы! — огрызнулась девушка.

— Представляю себе эту сцену! Богоподобная принцесса Эланриль насилует в извращённой форме деревенского мальчишку! С ума сойти! — разъяснил я свою точку зрения принцессе.

— О боги, только в похотливую мужскую башку могут прийти такие мысли! — задохнулась от возмущения девушка.

— Не нравится? Тогда нечего ерунду городить и искать среди других сволочей и извращенцев. Война — дело мужское, и женщинам на ней не место. Ты только что о своём благородстве заикнулась, словно мне неизвестно, как дроу с пленниками обходятся. От одних рассказов про ваши «шалости» волосы по всему телу дыбом становятся!

— Да как ты смеешь так говорить? Мы перворождённые, и человек не имеет права даже подумать поднять руку на эльфа, и такая наглость никогда не останется без наказания!

— Надо же, наконец-то пробило перворождённую на правду. Я, кстати, тоже человек или почти человек. Если предками мериться, то эльфы для меня — грязь под ногтями, а не властители мира! Так что закрой рот, девочка, и слушай, что тебе старшие приказывают! Я должен спасти народ дроу, потому что без него Нордрассилу не жить. Мы сейчас пойдём в лагерь моего отряда, иты будешь всем ласково улыбаться, а врать за тебя буду я. Если тарги узнают, что ты убила их братьев, то они порвут тебя на лоскуты, или мне придётся вырезать весь отряд. Ты поняла меня?

— Да, — испуганно прошептала Эланриль.

— Тогда иди за мной и помалкивай.

Самомнение перворождённой задело меня за живое и разозлило до крайности. Спесь ушастой красавицы сидела у меня уже в печёнках, так что романтическая встреча спасителя и спасённой принцессы закончилась полным фиаско. Меня буквально трясло от негодования, и я реально готов был отшлёпать Эланриль по попке, но воспитание не позволяло. Злоба — плохой командир, и мы едва не получили по башке от часового, которого я благополучно прозевал, находясь в разобранном состоянии. К счастью, воин узнал князя Ингара и окликнул, прежде чем начать орудовать своей увесистой дубиной, а то моя больная голова могла и не выдержать очередного удара судьбы по затылку.

Поблагодарив часового за службу, я направился к центру лагеря, где надеялся найти Улухая. Когда мы проходили мимо, часовой разинул рот от удивления, увидев за моей спиной невинное личико Эланриль, которая вела себя тихо, как мышка. Улухай сладко спал под деревом в центре лагеря, завернувшись в лошадиную попону, но жестокая длань судьбы вытащила его из этого блаженного состояния. Мне с трудом удалось втолковать заспанному таргу, кто такая Эланриль и что я вырвал это хрупкое создание из рук кровожадных «Зелёных призраков», убивших, кстати, и его воинов. Закончив сыпать лапшу на уши Улухая, я вкратце разъяснил ему диспозицию на завтра и завалился спать, закрыв своим телом от плотоядных взглядов подчинённых трясущуюся от страха принцессу.

(обратно)

Глава 27 Пиррова победа

Утренний туман ещё стелился над рекой, а я уже сидел на дереве, рассматривая зияющий прорехами частокол лагеря легионеров. До имперцев было всего три сотни метров, но луг, отделявший частокол от леса, был сильно заболочен. По периметру вала лениво бродили четверо часовых, изредка перекликаясь между собой. Отряд таргов занял позицию в глубине леса, дожидаясь только моей команды начать штурм. Однако в конном строю атаковать было практически невозможно, а на дороге через посёлок стояла сторожевая вышка, с которой нас сразу бы заметили и подняли тревогу. Магическое сканирование обнаружило в имперском лагере двух магов, увешанных защитными амулетами, и ауру камня Силы, с помощью которого контролировались рабские ошейники. Если просто пойти на штурм частокола, то имперцы постараются в первую очередь уничтожить пленных, да и потери у таргов при встречном бое будут большими. Как назло, легионеров в лагере оказалось больше сотни, хотя Эланриль рассказывала только о пятидесяти охранниках каравана. Похоже, к имперцам подошла подмога, что сильно усложнило нашу задачу. Судьба словно издевалась надо мной, заставляя лезть на рожон и подставлять собственную шкуру под мечи легионеров. Время утекало, как вода сквозь пальцы, и обстановка требовала немедленных действий, пока имперцы толком не проснулись.

Проклиная судьбу, я слез с дерева и начал отдавать приказы Улухаю, стоящему под деревом вместе с Эланриль.

— Значит, расклад такой: я поеду в лагерь имперцев в одиночку и постараюсь перебить с помощью магии охрану лагеря. Для этого мне нужно собрать имперцев в кучу вокруг себя и разозлить до невозможности. Скорее всего, достать всех сразу не удастся, поэтому моя главная задача — это уничтожить магов, контролирующих рабские ошейники. Улухай, как только начнётся заваруха, ты со своими людьми атакуешь частокол через луг. Если кони завязнут, то сразу спешивайтесь и атакуйте на своих двоих. Я постараюсь увести легионеров за собой в сторону посёлка, и у вас будет несколько минут, чтобы ворваться в лагерь. Чтобы дроу с перепугу не сцепились с вами, орите во все глотки, что вы пришли спасти пленников от машины смерти. Держи Эланриль при себе, ты думаешь, что я не вижу, как бойцы, глядя на неё, слюнями захлебываются? Если с головы ушастой упадёт хотя бы волос, я лично всех кастрирую! Ты всё понял?

— Да, мой князь, — ответил Улухай, кося глазом на эльфийку.

Неожиданно в разговор вмешалась скромно молчавшая до этого Эланриль.

— Я не останусь с таргами и пойду с тобой, — решительно заявила девушка.

— Ты снова решила в войнушку поиграть? Я уже сказал, что ты остаёшься!

— Я не останусь с таргами и пойду с тобой, — повторила Эланриль. — Если тебя убьют, я хочу погибнуть в бою, а не подохнуть изорванным куском мяса под тушами таргов!

— Да ты понимаешь… — начал я свою отповедь и тут же осёкся, глядя в наполненные смертельной тоской глаза девушки.

Во взгляде Эланриль застыла безмолвная мольба женщины, для которой поругание — страшнее смерти. Моя решимость мгновенно растаяла, и я хрипло ответил:

— Ладно, будешь изображать пленницу, и ни слова поперёк!

Эланриль, услышав эти слова, расцвела, словно она идёт не на возможную смерть, а выиграла путёвку на Канары.

— Вот и пойми после этого женщин. Не так взглянешь — и слёзы в три ручья, а посылаешь под топор — радуется, как ребёнок шоколадке, — тихо пробурчал я себе под нос.

Подозвав коноводов, я приказал привести двух коней и занялся инструктажем эльфийки:

— Слушай внимательно. Я веду твоего коня в поводу, а ты изображаешь пленницу. Когда подъедем к сторожевой вышке, я прикажу часовому вызвать начальство. Ты осматриваешься и изучаешь обстановку. На вышке должен быть лучник, твоя задача убить его и занять позицию на вышке. Не удивляйся, если мне придётся потаскать тебя за волосы и попинать для вида, главное — ори погромче и соплей побольше. Как только я начну бой, вытаскиваешь лук из седельной сумки на моей лошади и валишь лучника. Твоя главная задача убить магов, а не прикрывать мою драгоценную задницу. Вот когда маги умрут, тогда можешь выбирать цели на своё усмотрение. Всё поняла?

Эланриль кивнула, и мы повели лошадей к дороге.

* * *

Поначалу ситуация развивалась по нашему сценарию. Как только мы повернули с дороги в сторону лагеря, дозорный на вышке окликнул нас:

— Стоять! Кто такие?

И я сразу разразился возмущённой тирадой:

— Кто такие? Да ты что, урод, совсем ослеп и не видишь форму имперского мага? Зови срочно своего командира!

Из шалаша рядом с вышкой высунулась заспанная рожа легионера, которая спросила:

— И кто тут такой горластый? Я сейчас вылезу, и если ты зря меня разбудил, то очень пожалеешь об этом! — Однако продрав глаза и увидев лысого мага в форме охранника имперской академии, он поумерил свой пыл. — Господин маг, прошу вас представиться и показать свою именную бляху, таков порядок.

Ни о какой именной бляхе я раньше даже не подозревал и поэтому обрушился на службиста, как орёл на ягнёнка:

— Мою бляху увидит твой командир, вы здесь совсем распоясались! Вокруг лагеря толпами бегают дроу, и с минуты на минуту может начаться штурм, а ты тут свой гонор показываешь? Бегом к командиру и господ магов пригласи, у меня приказ Верховного мага Агрипы!

Услышав имя Агрипы, имперец пулей вылетел из шалаша и побежал к воротам в частоколе лагеря. Я спешился и привязал обоих коней к опорам вышки, затем стащил Эланриль с коня, словно мешок с картошкой. Девушка очень убедительно изображала жертву моей жестокости и, заливаясь слезами, скулила как побитая собака, но при этом не забывала крутить головой во все стороны.

Минут через десять из ворот лагеря вышла группа из десятка имперцев, среди которых я увидел только одного мага. Такой расклад меня не устраивал, и я, сразу повысив голос, возмущённо заорал на легионера, которого послал за начальством:

— Ты совсем тупой? Я тебе приказывал пригласить обоих магов, бегом за ним! — и выписал легионеру пинка для скорости.

Мое поведение очень удивило подошедшее начальство, и разряженный, как павлин, центурион вежливо спросил:

— Господин маг, прошу вас представиться и подтвердить свои полномочия.

— Я Урул, порученец господина Комуса, секретаря Верховного мага Агрипы, — представился я именем покойника. — У меня срочный приказ Верховного мага Агрипы.

— Я командир четвертой центурии второй эскадры императорского флота Меандр Цисский. Можете передать приказ мне.

— Центурион, первыми приказ прочитают маги, а вам я советую срочно построить своих бойцов, — надменно произнёс я.

Наглость — второе счастье, а паркетные вояки всегда боялись начальства больше, чем противника, поэтому Меандр приказал построить легионеров перед воротами. В лагере началась суета, и из ворот стали выбегать воины, подгоняемые окриками начальства. Пока легионеры строились, центурион, наконец, заметил рыдающую эльфийку и обратился ко мне:

— Господин Урул, откуда у вас эта ушастая красотка? В моём лагере сто сорок восемь пленных мужчин дроу и ни одной женщины. По моим сведениям, караван с женщинами и детьми должен подойти только через три дня. Вы привезли пленницу, чтобы передать мне под охрану?

— Обойдётесь! Я по дороге сюда попал в засаду, устроенную дроу, и только защитный амулет спас меня от смерти! Троих я убил, а эту ушастую взял живьём. У вас, центурион, только бабы на уме, а по окрестным лесам шатается банда «приносящих смерть», которая в любой момент может прихлопнуть ваших людей как мух! Дроу ждут только прибытия своего мага, который должен отключить рабские ошейники на пленниках.

После этого заявления имперец побелел как мел и едва не лишился дара речи.

— И что же нам теперь делать? — прохрипел испуганно центурион.

Я уже открыл рот, но ответить на этот идиотский вопрос не успел, потому что сквозь окружавшую меня толпу начальства протиснулся второй маг.

— Ну и где здесь Урул? — обратился маг к центуриону.

— Да вот он, перед вами, — удивлённо ответил Меандр.

— Это не Урул! Урула я хорошо знаю, это самозванец! — заявил маг и выхватил из-за пояса кинжал.

— Эланриль, начали! — заорал я, и сердце в груди словно оборвалось.

Нанести ментальный удар и при этом не убить эльфийку я не мог, а потому сразу схватился за меч. Маг, опознавший во мне самозванца, умер первым, но второй маг, словно уж, выскользнул из толпы и бросился бежать к воротам лагеря. Пока я прорубал себе дорогу, этот урод успел отбежать метров на тридцать, а мне никак не удавалось прорваться сквозь строй легионеров, закрывшихся щитами. Чтобы расчистить себе дорогу, я со всей силы рубанул по щиту одного из противников, и мой меч сломался, словно спичка. Так в результате собственной глупости ваш покорный слуга остался безоружным. Как ни странно, но это обстоятельство только сыграло мне на руку, потому что я не стал отвлекаться на фехтование клинком, а просто со всей дури ударил в щит ногой. От удара, усиленного магией, легионера вынесло из строя, и он кубарем покатился по земле. Воспользовавшись этим удачным приёмом, я стал молотить ногами в щиты других имперцев и вскоре вырвался из кольца врагов. Однако маг уже смешался с толпой легионеров, бегущих на помощь своим командирам, и я с тоской подумал, что мой план провалился.

Взревев как раненый зверь, я огромными прыжками помчался вперёд, стараясь разорвать дистанцию между мной и Эланриль и догнать беглеца. Как только мне удалось поравняться с толпой легионеров, я нанёс мощный ментальный удар. В глазах сразу потемнело от напряжения, и впереди меня образовалась просека из изломанных человеческих тел. Выжившие в этой мясорубке выли нечеловеческим голосом и размазывали по лицу кровавые ошмётки вытекших глаз. Перенапряжение на некоторое время выбило из меня дух, но я, шатаясь как пьяный, упорно шёл за ползущим на четвереньках имперским магом, на шее которого светился огонёк амулета, контролирующего рабские ошейники эльфов.

Маг уже почти добрался до ворот лагеря, и я понял, что не успеваю его перехватить, когда в его спине расцвели, словно цветы, оперения трёх стрел, выпущенных Эланриль.

— Молодец, девочка! — похвалил я эльфийку и сел прямо на землю, пытаясь прийти в себя.

В этот момент великого Ингара можно было брать голыми руками, но легионеры, спасая свою жизнь, разбегались в разные стороны, как тараканы от дихлофоса. Через пару минут мне удалось восстановить контроль над своим организмом и снова стать бойцом, а не мальчиком для битья. Я подобрал с земли меч какого-то легионера и побежал к воротам лагеря, из-за которых слышался рёв таргов, прорвавшихся за частокол со стороны луга. Мне пришлось скакать, как зайцу, то и дело перепрыгивая через трупы и вопящих раненых, однако вступить в бой не удалось. Задержавшись на несколько секунд у ворот, я сорвал с шеи мёртвого мага амулет контроля и для верности отрубил ему голову, чтобы покойник случайно не воскрес.

Тарги в мгновение ока вырезали мечущихся по лагерю легионеров, практически не оказывающих никакого сопротивления. Мне с трудом удалось разыскать в этом хаосе Улухая, который вместо того, чтобы командовать, присоединился к резне.

— Улухай, ты совсем сдурел? — заорал я в лицо тарга, вытащенного мною за шкирку из кучи воинов, пинающих какого-то имперца. — Ты командовать должен, а не бегать по лагерю вылупив глаза в поисках, кого бы ещё прирезать! Немедленно выстави охрану на ворота и прикажи собрать всё трофейное оружие, особенно луки. Имперцы могут очухаться и попробовать отбить лагерь. Нас меньше двух десятков, а легионеров было больше сотни, и бог знает сколько ещё их в посёлке. Я сейчас займусь освобождением пленников, пока ошейники им голову не отрезали, а ты организуй оборону.

Безумные глаза Улухая приняли осмысленное выражение, и он в ответ кивнул, поняв, что от него требуется. Получив нагоняй, мой заместитель начал наводить порядок среди своих воинов, раздавая направо и налево пинки и оплеухи, и его рёв разносился над лагерем, словно пароходная сирена.

— Ингар, с тобой всё в порядке? На тебе лица нет! — раздался за спиной озабоченный голос Эланриль.

— Со мной всё в порядке, просто я вымотался за последние дни, да и проблем по горло, от которых голова идёт кругом. Пойдём лучше к пленникам, нужно снять ошейники, пока не поздно, и оказать помощь раненым.

— Я видела, как ты убитого мною мага обыскивал. Разве тебе не удалось найти амулет контроля?

— Амулет я с покойника снял, просто он привязан к ауре мага, а на опасные эксперименты нет времени. Мне придётся снимать ошейники способом, которым я это уже делал. Твоя задача — успокоить соплеменников, чтобы они не наделали глупостей от отчаяния и не полезли в драку.

Только после разговора с Эланриль с меня начало спадать возбуждение боя, и я смог спокойно осмотреться вокруг. Имперцы не стали заморачиваться с размещением пленников и просто согнали их в кучу в центре лагеря, приковав к двум десяткам столбов, к тому же на самом солнцепёке. Вонь в этом концлагере стояла ужасная, потому что несчастные практически не могли двигаться и справляли нужду прямо под себя. Многие пленники висели на цепях без движения, и у меня возникли подозрения, что не все они живы. Бой в лагере, похоже, не произвёл на дроу никакого впечатления, эльфов мало беспокоило, кто их убьёт — имперцы или тарги.

После осмотра лагеря я только утвердился во мнении, что покойный Меандр Цисский был полным придурком. Каким только местом думала эта сволочь, решившая, что пленники смогут протянуть в таких условиях хотя бы неделю? Если бы его не убил я, то за гибель ценного материала для машины смерти ему открутило бы голову собственное начальство.

Мы с Эланриль подошли к толпе закованных в цепи рабов и забрались на телегу, стоявшую неподалёку.

— Эланриль, ты должна привлечь к себе внимание и успокоить пленников. Ты принцесса дроу, и тебе они должны поверить, — сказал я, успокаивая трясущуюся от волнения девушку.

— Я принцесса Эланриль, со мною князь хуманов Ингар! Мы пришли освободить вас из плена, а сейчас с вами будет говорить князь! — срывающимся голосом прокричала принцесса.

— Прошу внимания! Чтобы не возникало паники, мы первыми освободим тех, на ком надеты магические ошейники. Поднимите, пожалуйста, руки, чтобы я мог вас заметить. Если не возникнет паники, то все останутся в живых, мне уже доводилось снимать магические ошейники! — продолжил я.

Наши речи произвели на дроу должное впечатление, в толпе рабов началось шевеление, а затем вверх потянулись руки, скованные цепями. Мы с Эланриль насчитали всего два десятка пленников с ошейниками. Похоже, у имперцев начались серьёзные проблемы с этими магическими девайсами. Чтобы не терять времени даром, мы слезли с телеги и сразу же приступили к делу.

С ошейниками мне удалось справиться за полчаса. Процедура была знакомая, поэтому проблем не возникло, но, чтобы снять кандалы со всех дроу, мне потребовалось больше двух часов и много магической энергии. Я поначалу хотел срезать на кандалах только заклёпки, но это требовало слишком много времени, и мне пришлось резать сами браслеты. Когда был освобождён последний дроу, меня уже шатало, как пьяного, а голова гудела, словно церковный колокол.

Эланриль, увидев, в каком состоянии я нахожусь, бросила оказывать помощь раненым и занялась мною. Ласковые руки эльфийской видящей быстро привели мою голову в порядок, и я вернулся в мир живых. Однако теперь помощь понадобилась уже принцессе, которая, занимаясь моим лечением, истратила все силы без остатка. Моя аура тоже была истощена, и мне пришлось выкачивать магическую Силу из камня в амулете контроля, доставшегося мне от мага имперцев. Камень в амулете был слабенький, и энергии едва хватило на зарядку ауры эльфийки, но времени на поиски магического источника пока не было.

За то время, пока мы с Эланриль освобождали пленников, Улухай успел организовать дозоры по периметру лагеря и даже перегнать лошадей из леса за частокол. По мере того как дроу избавлялись от кандалов, у нас начали появляться первые помощники. Среди пленников были в основном воины, попавшие в плен в замке Каре-Рояль, они хорошо знали принцессу и сразу начали нам помогать. У меня практически не было времени, чтобы командовать дроу, и я переложил бремя ответственности за выбор командира для них на Эланриль. Принцесса недолго думая представила мне странного эльфа с абсолютно седыми волосами, который раньше командовал гарнизоном замка Каре-Рояль. Эльфа звали Милорн, и внешне он абсолютно не походил на обычного дроу. Мне не очень понравилась эта кандидатура, потому что командир, прозевавший восстание, вызывал подозрения в собственной компетентности, но я и сам много раз совершал ошибки и похуже. Как бы то ни было, но Милорн, получив от меня приказ организовать боеспособный отряд из бывших пленников, быстро нашёл общий язык с Улухаем, и в хаосе, до этого царившем в захваченном лагере, постепенно начал наводиться элементарный порядок. В скором времени к таргам Улухая присоединились сорок эльфийских лучников, а в посёлок была направлена смешанная разведка из десяти воинов.

Эланриль тоже не теряла времени даром и успела отсортировать больных и раненых по тяжести их состояния, которых уже успели перенести под навес, где им оказывали первую помощь воины, имеющие навыки врачевания. Принцесса также припахала всех безоружных эльфов и заставила их заниматься приготовлением пищи и другими хозяйственными делами. К вечеру нам удалось совместными усилиями разрулить самые неотложные проблемы, и настало время решать, что делать дальше. После ужина я собрал командиров на совет, чтобы обсудить положение, в котором мы оказались в результате моего мудрого руководства.

Для начала я, как заботливый командир, потребовал от Улухая и Милорна отчёт о потерях. У таргов оказалось всего двое убитых и четверо раненых, у дроу положение выглядело куда более удручающе. От покойного центуриона имперцев я слышал, что в лагере находится сто сорок восемь пленных дроу, а после освобождения в живых осталось только сто одиннадцать, остальные погибли во время штурма или умерли от истощения и издевательств. Милорн доложил, что у него под началом меньше полусотни бойцов, способных держать в руках оружие, а остальные дроу лежат в лазарете или в состоянии только помогать по хозяйству. Я выяснил у Эланриль, что для того, чтобы раненые смогли самостоятельно передвигаться, необходимо не менее пяти дней при условии усиленного питания и моей магической помощи в лечении. Захваченных у имперцев запасов еды должно было хватить только на трое суток, так что мы снова оказались в цейтноте, и от меня потребовалось очередное волевое командирское решение. Поражение имперцам мы нанесли сокрушительное, но сами застряли в лагере практически без оружия, запасов продовольствия и кучей беспомощных раненых на шее. Анализ ситуации ясно показывал, что мы одержали пиррову победу, которая в два счёта могла превратиться в тяжелейшее поражение. Однако маховик судьбы был запущен, и мне оставалось только подчиниться сложившимся обстоятельствам.

Самой большой головной болью теперь стал караван с женщинами и детьми, который был уже на подходе, и я опасался, что сбежавшие легионеры могут донести до его охраны известия о захвате лагеря. Промедление было смерти подобно, и поэтому мои надежды на отдых растаяли словно дым. Обмозговав все за и против, я принял решение посадить два десятка бойцов Милорна на лошадей и немедленно отправляться на перехват второго каравана, пока имперцы не вырезали пленников, узнав о захвате лагеря. Хотя тарги были намного свежее дроу, только что освобождённых из плена, но бой в ночном лесу или засада на дороге имеют свою специфику. Эти соображения и стали главным аргументом в пользу эльфов, являвшихся экспертами в подобных делах.

Улухай, услышав приказ о конфискации его коней, мгновенно встал на дыбы, но, увидев мой кулак у себя под носом, быстро успокоился. В принципе я не собирался забирать у таргов всех коней, но у имперцев мы отбили всего десяток лошадей, из которых верховыми оказались только четыре. В данный момент началась гонка со временем, и поэтому я приказал Улухаю немедленно отправить пятерых самых шустрых бойцов навстречу отряду Марула с приказом как можно быстрее идти на соединение с нами. За время моего отсутствия оставшиеся в лагере воины должны были восстановить частокол и прочесать посёлок в поисках продовольствия. Чтобы Улухай по недомыслию не устроил разборок с эльфами, я в красочных выражениях предсказал его судьбу на этот случай, после чего отправил икающего тарга за лошадьми.

К полуночи отряд Милорна уже находился в сёдлах, и дроу ждал только меня, а ваш покорный слуга отбивался от разъярённой Эланриль, которая собралась ехать вместе со мной. Мне было легче голыми руками задушить зорга, нежели убедить принцессу, и я в очередной раз потерпел поражение. Крайним в этом противостоянии оказался Улухай, решивший задать мне несколько вопросов перед отъездом. Я вылил на его голову все матерные слова, которые предназначались Эланриль, после чего тарг по гроб жизни зарёкся лезть ко мне с вопросами под горячую руку.

Закончив разнос Улухая, я огрел плетью своего коня и галопом выскочил за ворота лагеря, за мной поскакали дроу, стараясь не отставать от своего злющего командира, которого даже тарги боялись до икоты.

(обратно)

Глава 28 Мы опоздали

Бешеная скачка закончилась только к полудню следующего дня, потому что лошадям требовался отдых. Кавалерист из меня был аховый, и я, вывалившись из седла и рухнув на землю, направил все свои магические таланты на лечение отбитого седалища. Дроу перенесли бессонную ночь и многочасовой конкур по лесным дорогам значительно лучше меня, поэтому я почувствовал себя ущербным по сравнению с истинными детьми природы. Но ларчик эльфийской неутомимости открывался просто: пока я охал, почесывая отбитую пятую точку, Эланриль бродила по поляне и скармливала эльфам какую-то подозрительную травку. На мою просьбу поделиться чудодейственным зельем принцесса ответила категорическим отказом, заявив, что этот наркотик плохо влияет на мужскую потенцию и после его употребления мужчина ни на что не способен в течение трёх месяцев. Похоже, эльфов этот побочный эффект волновал мало, а я всё-таки надеялся вернуться к Викане раньше трёхмесячного срока и по возможности во всеоружии. Однако резкий отказ эльфийки заронил в мою душу смутные подозрения об истинной причине её поведения. Такая странная забота о моей мужской силе наталкивала на мысль, что Эланриль в ближайшие три месяца намеревалась использовать меня в личных сексуальных целях. С одной стороны, такие намёки радовали душу и наполняли её гордостью за себя, любимого, но с другой стороны, на горизонте маячила разъярённая Викана с большими садовыми ножницами.

«Ох и допрыгаешься ты, Игоряша! — бродили в голове тоскливые мысли. — Если тебя в этой войне не убьют, то бабы кастрируют обязательно. Господи, и почему у меня так всё запутано в отношениях с женским полом?!»

За пару часов вынужденного привала лошади успели отдохнуть и немного попастись, после чего снова могли нести на себе седоков. Мы тоже не теряли времени даром и подкрепились сухим пайком, а я даже сумел подзарядить свою ауру. Восстановив силы, отряд снова оседлал лошадей, и мы продолжили безумную скачку. Номинально отрядом дроу командовал я, но Милорн как-то незаметно оградил меня от забот о подчинённых, оставив за князем Ингаром только стратегическое руководство. Я понимал, что отряд полностью находится под контролем седого эльфа и безоговорочно моим приказам подчиняется только Эланриль, но возникать по этому поводу не стал и оставил всё как есть. Все эти косые взгляды и перемигивания дроу были мне по барабану, потому что, когда дойдёт до дела, у меня есть способы построить ушастых в колонну по трое.

По прикидкам Милорна, до каравана с пленниками мы должны были доскакать где-то к утру следующего дня, но судьба распорядилась по-другому. Наш отряд нёсся по дороге фактически без разведки, выслав вперёд только головной дозор из трёх воинов, а на полноценную разведку у нас не было ни времени, ни сил. Мы планировали организовать поиск каравана только следующей ночью и по его результатам выбрать момент для нападения. В последние несколько часов отряд медленно петлял по заросшей лесной дороге, и мы даже догнали головной дозор, который был не в состоянии вырваться вперёд. Наконец дорога улучшилась, и мы, снова разогнавшись, выскочили из леса на большой заливной луг, раскинувшийся на берегу реки.

В этот момент все наши планы рухнули, потому что на лугу развернулось самое настоящее побоище. Караван, который мы пытались спасти от гибели, был атакован конным отрядом, отрезавшим основную часть охраны от пленников. Нападавшие связали боем полсотни легионеров, построившихся черепахой, но в открытый бой не вступали, расстреливая имперцев из луков и забрасывая их дротиками. Я поначалу решил, что у нас появились неизвестные помощники, но быстро понял, что это не так.

Пока конница связывала охрану боем, караван был обойдён вторым отрядом по берегу реки. Три десятка пеших воинов, изрубив непосредственную охрану, напали на женщин, оттесняя их к лесу. Воины с радостными воплями тащили за собой визжавших эльфиек, прорубая себе дорогу сквозь толпу детей, цепляющихся за юбки матерей. Чтобы не дать пленницам возможности убежать, оказывающих малейшее сопротивление женщин безжалостно рубили мечами. В результате этой чудовищной вакханалии по всему лугу были разбросаны окровавленные тела пленниц и изломанные фигурки мёртвых детей.

«Мы опоздали!!!» — раздался в голове вопль отчаяния, и я, пришпорив коня, бросился в водоворот боя.

Меч сам скользнул в мою руку и на полном скаку срубил голову ближайшего негодяя. Всего за несколько секунд мне удалось зарубить ещё двоих противников, но главной моей целью были строй легионеров и конный отряд, который его блокировал.

Конь в несколько гигантских прыжков донёс меня до намеченной цели, и из моей груди вырвался смертоносный поток магии. Над землёй растеклось марево перегретого воздуха, и волна ментального удара пригнула к земле траву. Будто огромная секира вонзилась в строй имперцев, мгновенно развалив построенную ими черепаху. Над полем боя, казалось, раздался вздох невидимого великана, от магического дыхания которого закипали мозги у всего живого. В то же мгновение, словно перезрелый арбуз, лопнула голова моего коня, и я вылетел из седла. Меня ударило о землю и покатило, словно мячик, однако я успел сгруппироваться и не потерять контроль над своим телом. Струя крови, бившая фонтаном из шеи агонизирующей лошади, окатила меня с ног до головы, а траву превратила в скользкий каток. Мне с трудом удалось подняться на ноги и выпрямиться во весь рост, выбирая новую цель для магической атаки.

Запаса магической энергии хватило ещё на два ментальных удара, разметавшие конный отряд, напавший на караван. Я приложил все силы, чтобы магия не задела пленных, но несколько женщин и детей всё-таки попали под удар и разделили судьбу бандитов. Магическая Сила практически иссякла, но безумная жажда мести кипела в груди, требуя крови убийц. После падения с лошади мой меч улетел куда-то в траву, но я поднял с земли клинок ближайшего покойника и бросился на выживших врагов, словно голодный зорг на добычу. Перед глазами замелькали перекошенные от ужаса лица, а рукоятка меча мгновенно стала липкой от крови.

Враги закончились на легионере, разрубленном мною надвое, от ключицы до паха. Мой безумный взгляд сразу начал искать новую жертву, но звериная жажда крови неожиданно угасла, и я, шатаясь, побрёл к реке.

Меня уже давно не тошнило от вида крови, и смерть постоянно спала со мной в одной постели. Я спокойно смотрел на кровавые обрубки человеческих тел и без содрогания слушал стоны умирающих воинов, но на этом поле нашли ужасную смерть десятки безвинных женщин и детей, а этого зрелища психика человека с Земли не выдержала. Мои глаза заволокло красным туманом, и из груди раздался полукрик-полуплач истерзанной души. Под ногами хлюпало кровавое болото, в котором плавали крохотные истерзанные детские тела, цеплявшиеся за мёртвые руки своих матерей. Я тащился по полю в надежде спасти хоть кого-то из них, но касался только безжизненных тел. Дойдя до реки, я сел на корточки на белый песок узкого пляжа и бессильно опустил руки в воду, пытаясь смыть с них следы кровавой жатвы.

За спиной послышались осторожные шаги по воде, кажется, кто-то пытался подкрасться ко мне.

— Кто? — спросил я безжизненным голосом не оборачиваясь.

— Ингар, это я, Эланриль, — раздался дрожащий голосок принцессы.

— Сколько? — произнёс я почти шёпотом.

— Что «сколько»?

— Сколько погибло женщин и детей?

— Сто семнадцать женщин и пятьдесят три ребёнка, — хрипло ответила девушка.

— Раненых много?

— Раненых почти нет, их убивали твёрдой рукой, и выжили только четверо.

— Скольких удалось спасти?

— Сто пятьдесят восемь женщин и четырнадцать детей.

— Всего четырнадцать детей? — переспросил я.

— Да, остальные погибли, — ответила Эланриль.

— Где Милорн?

— Он рядом, на берегу, просто боится подойти к тебе.

— Эланриль, я такой страшный?

— Ингар, ты в ярости зарубил Риэла, когда он попытался тебя остановить, чтобы ты оставил хотя бы одного имперца в живых.

— Мне очень жаль, но я этого не помню, — холодно ответил я, и меня взяла оторопь от одной мысли о содеянном.

«Вот ещё одна твоя безвинная жертва, Игоряша. Всё-таки хорошо, что в такие моменты память не сохраняет картин собственных преступлений», — появилась в голове трусливая мысль.

Мои глаза непроизвольно посмотрели на изорванную куртку имперского мага и заляпанную кровью кольчугу, словно ища подтверждение этим невесёлым мыслям. В нос ударил запах свежей человеческой крови, и меня вырвало одной желчью. Я стащил через голову кольчугу и, прополоскав в воде, выбросил её на берег. Затем прямо в оставшейся одежде я нырнул в реку и поплыл кролем к противоположному берегу. Минут через двадцать ко мне вернулось самообладание, и я повернул обратно. Водные процедуры избавили тело от напряжения и смыли кровь, а главное — её тошнотворный сладковатый запах.

Эланриль все так же стояла по колено в воде, дожидаясь моего возвращения. Я молча прошёл мимо девушки и выбрался на берег, где меня дожидался Милорн.

— Докладывай, какие у нас потери, — потребовал я, натягивая на себя мокрую кольчугу.

— У нас двое убитых. Элнара убили имперцы, а Риэла зарубил ты, — процедил сквозь зубы эльф.

— Мне очень жаль, — повторил я фразу, сказанную Эланриль. — Если среди вас есть желающие отомстить, то я к вашим услугам. Готов драться на мечах, луках или на кулаках. Гарантирую, что магию применять не буду, но если кто-то решит мстить исподтишка, то вырежу всю семью, включая кошек и собак. Так и передай своим воинам.

Милорн открыл было рот, чтобы дать отпор зарвавшемуся человечку, но, встретившись со мной взглядом, прикусил язык.

— Эланриль, ты рассказывала Милорну, кто я такой?

— Нет, сиятельный, я не решилась рассказывать о вас без разрешения.

— Милорн, чтобы между нами больше не было недопонимания, мне придётся представиться. Я князь хуманов Ингар, хранитель Нордрассила, истинный высокородный, муж принцессы гвельфов Виканы и прочая, прочая и прочая, — слово в слово повторил я своё представление эльфам. — Если перечислять все титулы, то и часа не хватит. На Геоне есть взрослый Нордрассил, к которому я должен привести народ дроу, чтобы дерево продолжало жить и процветать. У меня сложные отношения с тёмными эльфами, которые принесли мне и моему народу одни только беды, но я дал клятву спасти Нордрассил. Эта клятва уже дорого мне обошлась, но я не отступлю от неё. Я потерял своего малхуса, вместе с которым умерла половина моей души. Имперцы убили моего дракона, на котором я прилетел спасать дроу. За смерть Тузика я уже отомстил имперским магам, убив Верховного мага Агрипу и взорвав башню магической академии. Если я выживу, то выполню свою клятву до конца и вожди дроу займут своё законное место во дворце защитников Дерева Жизни, выращенного вашими предками в его кроне.

— Это какие же беды принесли тебе, человек, перворождённые? Князь, я даже и не подозревал о твоём существовании всего несколько дней назад! — возмущённо заявил пришедший в себя эльф.

— Милорн, прекрати! Ингар спас всех нас от смерти! — попыталась смягчить тон Милорна вмешавшаяся в разговор принцесса.

— Эланриль, я не давал тебе слова! Здесь разговаривают мужчины, и твоё дело пятое! — отчитал я свою защитницу. Чудовищный стресс, вызванный страшными событиями, произошедшими на моих глазах, лишил меня остатков самообладания, и я, оскалившись, как зверь, процедил эльфу: — Ты спрашиваешь, какие беды принесли мне дроу? Слушай и делай себе зарубки на память! Когда я первый раз повстречал дроу, то Алой Тёмный, сын князя Алатерна, обманул меня и вместе со своей любовницей попытался убить! За это я снёс мерзавцу его ушастую башку! Ваш Великий князь Алатерн снюхался с Верховным магом Агрипой и похитил из замка Кронос на Таноле Амулет согласия, в результате чего произошла страшная катастрофа, уничтожившая почти весь народ хуманов и сам остров Танол! Я чудом выжил, бросив погибать на острове близких мне людей, и в моём сердце осталась незаживающая рана от этого позорного поступка! Весь кошмар, который происходит вокруг нас, в том числе и трупы женщин и детей на этом лугу, — плоды чудовищного преступления, совершённого Алатерном и Агрипой! За гибель Танола и народа хуманов я собственной рукой казнил Алатерна, но это лишь малая плата за такую вину! После всего случившегося мне бы век не слышать о тёмных эльфах, но когда я узнал, что чинсу продали твой народ имперцам, то наступил на горло собственной гордости и сразу полетел на помощь. Мне удалось спасти от смерти вождей народа дроу, которых чинсу обманом захватили в плен в Чинае, и Эланриль этому свидетель! И что я получил в благодарность? Князь Амрилор, поклявшийся мне в верности, сразу начал плести за моей спиной интриги. Я простил это предательство и просто изгнал его из лагеря, но он не выполнил мой приказ, посчитав, что жалкий человечек не указ перворождённому! За это я зарезал Амрилора, как собаку, на глазах ваших князей и Верховной магини Аладриель! Всего несколько дней назад мне удалось, рискуя собственной жизнью, спасти мужчин дроу, которых имперцы гнали на алтарь машины смерти, а заодно и тебя, Милорн. Сегодня произошла страшная трагедия, в которой погибли женщины и дети народа дроу, но видят боги, что я сделал всё, что было в моих силах, чтобы спасти их от смерти! И что же я слышу в ответ? Я слышу, как злобно скрипят твои зубы, и вижу твою надменную ушастую рожу, осуждающую никчёмного человечка, поднявшего руку на перворождённого. Тебе плевать на то, что беда случилась, когда мой разум помрачился от зрелища безвинно погибших детей! Мне тоже абсолютно наплевать на твоё мнение обо мне, а главное — на эльфийскую спесь перворождённого. Я даже разрешаю тебе скрипеть зубами и злобно вращать глазами за моей спиной, но если ты не будешь беспрекословно выполнять мои приказы, то закончишь как Амрилор! Всего одна ошибка — и моя рука не дрогнет, перерезая тебе глотку! Ты понял меня, ушастый?

— Да, — хрипло ответил Милорн, пряча глаза.

В этот момент за спиной послышался жалобный стон, и я, обернувшись, увидел, как валится на землю Эланриль. Похоже, нервы у эльфийки не выдержали, и она потеряла сознание, выслушивая мой жестокий монолог. Я чудом успел подхватить безвольное тело девушки, не дав ей упасть. Это происшествие меня расстроило. Я отнёс её под крону ближайшего дерева и погрузил в гипнотический сон. Магическое сканирование никаких травм в организме девушки не обнаружило, просто у каждого живого существа есть свой предел, вот принцесса и не выдержала перегрузки. Убедившись, что Эланриль здорова, я вернулся к Милорну и продолжил разговор:

— Нравится тебе или нет, но в данный момент ты мой первый заместитель, и я приказываю тебе держать язык за зубами. Сказанное мной не для посторонних ушей, и эти знания не помогут дроу выжить. Женщины и дети не виноваты в том, что у власти находились преступники и негодяи, поставившие ваш народ на край пропасти. Я понимаю, что тебе необходимо переварить услышанное от меня, но время не терпит. Женщины и дети не вынесут дороги в лагерь, отбитый у имперцев. Я должен вернуться назад в посёлок и привести сюда воинов дроу. Ты выделишь мне двух самых крепких воинов и запасных лошадей, через час мы поскачем назад в лагерь. Твоя главная задача — увести женщин и детей как можно дальше в лес и найти для них надёжное убежище. Оставь пару дозорных недалеко от этого луга; когда я приведу сюда воинов, дозорные покажут нам дорогу к вашему убежищу. Ты всё понял?

— Да, князь, — коротко ответил эльф.

— Милорн, я тут начудил с имперцами и не дал захватить пленного. Возможно, кто-то из них успел убежать в лес и спас свою шкуру. Дай команду прочесать окрестности, может быть, кого-то и удастся перехватить.

— Ингар, мои воины подобрали в кустах двух раненых имперцев, но они потеряли много крови и пыток не вынесут.

— Веди меня к ним, я знаю способы, как вытащить информацию из их головы, — приказал я и пошёл следом за эльфом.

За то время, пока я плавал в реке и отходил от стресса после побоища, воины дроу организовали временный лагерь у кромки леса, где пытались оказать хоть какую-то помощь бывшим пленницам, вырванным из лап смерти. Женщины, видимо, сильно натерпелись за время плена и сейчас в основном лежали на траве без сил, и только вокруг уцелевших детей собралась небольшая группа эльфиек. Дроу, завидев меня, шарахались в сторону, как от прокажённого, но агрессии в них я не почувствовал. Моё появление вызвало у окружающих только животный страх и желание держаться подальше от непонятного хумана, убившего на их глазах десятки людей.

Милорн привёл меня на поляну, находящуюся в десяти шагах от кромки леса, где под охраной одного из воинов лежали пленники, наспех перевязанные окровавленными тряпками. Один имперец был без памяти и готовился отдать богу душу, а другой находился в сознании, хотя его правая рука была отрублена по локоть. Синюшный цвет лица раненого указывал на большую кровопотерю, но допросить его было возможно. Увидев меня, пленник заверещал от ужаса и попытался уползти, но я пресёк эту попытку, придавив имперца ногой к земле.

— Узнал меня, тварь? — спросил я имперца, скорчив зверскую рожу.

Пленник, икая, закивал, глядя в мои глаза, как мышь на удава.

— Рассказывай, кто ты и зачем вы напали на караван, у меня мало времени, — начал я допрос.

— Меня зовут Карзай, я простой приказчик из Латра. Это всё Лотрак, это он набрал людей, чтобы напасть на караван с эльфийками. Он говорил, что мы получим за женщин кучу денег, если продадим их в бордели.

— Кто такой Лотрак?

— Это торговец рабами из Латра. Он пытался выкупить эльфиек у легата Тита Флавия, но тот отказал ему. Тогда Лотрак собрал бандитов, которых за последнее время развелось как крыс на помойке, и даже нанял отряд конных наёмников из Фьера, у которых закончился контракт с Мераном.

— Почему вы устроили резню и не пощадили даже детей?

— Лотрак пообещал заплатить только за пятьдесят женщин, а дети были ему не нужны.

— Зачем же вы просто не разогнали лишних пленниц и детей?

— Дети мешали увести эльфиек в лес, а женщины бросались на нас, как дикие кошки, у которых уводят котят. Я никого не убивал, я просто должен был отвести пленниц в условленное место!

— А почему же ты остался без руки, если не участвовал в убийствах?

— Когда на нас как ураган налетели дроу, я только защищал свою жизнь. Это вы отрубили мне руку, — заскулил имперец.

— Лотрак будет ждать вас в условленном месте?

— Нет, господин, он сейчас в Латре. Я должен был передать пленниц людям Лотрака и рассчитаться с наёмниками.

Я на минуту задумался, не отбить ли у людей купца деньги, предназначенные в уплату наёмникам, но сразу отмёл эти мысли.

«Жадность фраера сгубила», — вспомнилась старая присказка.

Дальше допрашивать раненую мразь у меня желания не было, и я обратился к Милорну:

— Этот урод твой, хочешь, допрашивай, а хочешь, сдери с него шкуру, мне он больше не нужен.

На поляне меня больше ничего не держало, и я пошёл в сторону дерева, под которым оставил Эланриль. Эльфийка всё ещё спала, хотя гипноз перестал действовать и сон из магического превратился в обычный сон измученного человека. Я не стал будить девушку,а просто сел рядом с ней, тупо уставившись в землю. У меня не осталось моральных сил, чтобы о чём-то думать, и в голове было абсолютно пусто.

— Ингар, всё готово к отъезду. Воины и лошади ждут тебя, будут ещё какие-нибудь приказания? — услышал я голос Милорна, вернувший меня к действительности.

— Нет, я думаю, что ты сейчас лучше меня соображаешь и справишься без моих указаний. Не буди Эланриль, пока мы не уедем, а то она увяжется за мной, а её помощь нужна здесь. Где лошади?

Милорн махнул рукой, и к нам подъехали двое воинов, ведущих в поводу заводных лошадей. Я подтянул подпругу, подогнал длину стремян под свои ноги и вскочил в седло. Все эти действия мои руки проделали автоматически, без участия разума. Видимо, у меня появился опыт, и тело само начало выполнять рутинную работу только на одних инстинктах.

«Кажется, Игоряша, ты становишься настоящим кавалеристом», — подумал я, осматривая коня, которого мне приготовили дроу.

Позади седла висел саадак с луком и колчан со стрелами. Эльфы позаботились даже о мече, богато украшенные ножны которого были приторочены рядом с луком. Я вытащил клинок и проверил, как он ложится в руку. Меч был предназначен для кавалериста и по форме смахивал на катану, но имел закрытую гарду. Убедившись, что всё готово к отъезду, я пришпорил коня и выехал на дорогу. Дроу молча поскакали следом, ведя за собой заводных коней.

(обратно)

Глава 29 Меня снова хотят женить

Обратный путь в захваченный лагерь легионеров занял немногим более суток. Лошади быстро несли нас по уже известной дороге практически без остановок. Каждые два часа мы меняли коней для их отдыха. За всё время мы сделали только один четырёхчасовой привал на берегу лесного ручья. Пока рассёдланные кони паслись, а воины готовили немудрёный обед из сухого пайка, я нашёл поблизости слабый источник Силы и подкачал свою потрёпанную ауру. Дроу поддерживали свои силы наркотической травой, а я полностью держался на внутренних ресурсах организма, и подзарядка вернула меня в боевое состояние.

Мы не знали, что происходило в посёлке за время нашего отсутствия, поэтому я выслал одного из воинов на разведку. Он вернулся через час и доложил, что обнаружил на краю посёлка конный разъезд из десяти таргов. Среди них эльф не узнал никого из тех, кто оставался в лагере. По его словам, это были тарги из другого отряда. Я решил, что это воины Марула, добравшиеся наконец до посёлка, но торопиться не стал, а отправился к таргам в одиночестве, приказав дроу прикрывать меня на случай отхода.

К счастью, мои предположения оправдались, и через полчаса я уже беседовал с Марулом в легионерском лагере. Наша встреча была по-настоящему тёплой, и мы по-братски обнялись с командиром таргов. Особую радость проявил Улухай, которого я оставил старшим на время моего отсутствия, и теперь с его плеч свалилась эта обуза. Отряд Марула добрался до посёлка только вчерашним вечером, и воины ещё толком не устроились на новом месте, но тарги уже успели поцапаться с дроу, которые занимали лучшие места в лагере. За всю историю Геона братской любви между этими двумя народами никогда не было, дроу считали таргов полуживотными и относились к ним соответственно. Тарги отвечали дроу той же монетой.

После ухода отряда Милорна в лагере осталось девяносто эльфов, двадцать из которых ещё не оправились от ран и не могли взяться за оружие. Улухай имел в своём распоряжении всего восемнадцать бойцов, и мир держался только на страхе передо мною и плохим физическим состоянием эльфов. Однако многие дроу за последние дни залечили раны, а их охотничьи партии быстро обеспечили лагерь свежим мясом, которым они с большой неохотой делились с таргами. Постепенно атмосфера в лагере стала накаляться, и Улухаю только чудом удавалось избежать кровопролития. Прибытие отряда Марула кардинально поменяло расклад сил в лагере, и в случае конфликта сотне таргов могли противостоять только семьдесят дроу, которые ещё не до конца восстановили свои силы после плена.

Моё возвращение оказалось очень своевременным, и я, выяснив обстановку, приказал дроу приготовиться утром покинуть лагерь, хотя среди эльфов было восемь лежачих раненых, не способных передвигаться самостоятельно, но я дал команду соорудить для них носилки.

Всю ночь лагерь гудел как растревоженный улей, а я вместо того, чтобы выспаться, писал письма Наре и Арданаю, параллельно рассказывая Марулу о бойне, устроенной бандитами на злосчастном лугу, где нам чудом удалось спасти часть женщин и детей эльфов от полного уничтожения. Марул только качал головой, слушая мой рассказ, но особого горя по этому поводу на его лице я не заметил. Затем мы обсуждали маршрут, по которому ему предстояло вести свой отряд на соединение с основными силами таргов.

После землетрясения, вызванного разрушением башни магической академии, проход в горах, по которому мы спустились в долину реки Нерей, скорее всего, был завален, и у отряда Марула просто не стало выбора. В сложившейся ситуации тарги могли идти только вдоль реки по дороге на Латр и, не доходя до города, свернуть на север, к Арису. Половину пути до Латра я уже проходил с эльфами Милорна и уточнил для командира таргов некоторые ориентиры.

Мои разговоры с Марулом закончились далеко за полночь, после чего я отправился проверять, как дроу готовятся к походу. Воины, с которыми я вернулся в лагерь, похоже, уже во всех красках рассказали о побоище на лугу, и я постоянно ощущал спиной недружелюбные взгляды, хотя мои приказы выполнялись с космической скоростью, и мне не приходилось повторять их дважды. С первыми лучами солнца я приказал дроу покинуть лагерь и, простившись с Марулом и Улухаем, догнал колонну, уходящую в лес.

Дорога до места встречи с дозорными Милорна заняла у нас почти неделю. Поначалу наш отряд сковывали раненые, которых мы несли на носилках, но на четвёртые сутки мне удалось поставить их на ноги, и скорость передвижения значительно увеличилась. К концу шестого дня наши разведчики встретили дозорных Милорна, а ещё через сутки мы были уже в основном лагере, который дроу устроили в небольшой долине между заросшими лесом холмами. Милорн выбрал отличное место для того, чтобы укрыться от посторонних взглядов, и, не зная дороги, которая проходила по дну ручья, текущего из родника на холме, пройти в лагерь было практически невозможно.

Первые три дня, проведённые в долине, я помню смутно, наверное, включились защитные механизмы организма, который до этого работал на пределе своих возможностей. Весь первый день я, как зомби, бродил по лагерю, отдавая какие-то приказания и выслушивая доклады, а следующие двое суток в основном ел и спал, как сурок. Милорн и Эланриль быстро поняли, что толку от Великого Ингара сейчас никакого, поэтому перестали донимать меня повседневной рутиной. Только на четвёртый день моя голова стала что-то соображать и смогла анализировать сложившуюся обстановку. Осмотревшись, я быстро понял, что моё вмешательство в повседневную жизнь дроу не требуется, и, подавив командный зуд, занялся собой, любимым.

Воины Милорна охраняли долину и обеспечивали дроу пищей, а в самом лагере безраздельно властвовала Эланриль. К нашему приходу принцесса поставила на ноги всех женщин и детей, за исключением трёх особо тяжёлых случаев, связанных с психическими расстройствами у матерей, которые потеряли своих детей. Справиться с лечением психических болезней мог только Господь Бог и время, которое, говорят, лечит даже душевные раны.

Вечером третьего дня Эланриль решила, что я пришёл в надлежащую форму, и увела в свой шалаш якобы на медицинское обследование. Раздев пациента практически догола, эльфийка начала ласкать моё тело, пытаясь разбудить во мне инстинкт продолжения рода, но я позорно заснул непробудным сном, едва улёгся на ворох травы, заменявшей девушке постель. Проспал я до глубокой ночи, и разбудили меня не нежные руки спящей Эланриль, которыми она обнимала меня, а зверский голод. Я осторожно выбрался из объятий девушки и вылез из шалаша. На дворе стояла кромешная тьма, и я отправился на поиски еды, ориентируясь только по запаху. Часовые, ходившие по лагерю, сразу узнали высокое начальство, и один из них проводил меня к импровизированной кухне, на которой дежурили две симпатичные эльфийки. Женщины быстро разогрели на углях оленью ногу и настрогали пахучий салат из даров леса, который я запил родниковой водой. Настроение мгновенно улучшилось, и в голове появились игривые мысли насчёт прелестей лучшей половины человечества.

«А ты, Игоряша, кажется, на поправку пошёл, если начал реагировать на женскую красоту. Сейчас наешься до отвала и снова потянет тебя на приключения для своей пятой точки», — постарался меня вразумить голос совести, но я не реагировал на эти нравоучения.

Повинуясь основному инстинкту, я начал заигрывать с эльфийками, рассказывая им анекдоты двусмысленного содержания, на которые женщины реагировали смущённым хихиканьем и, как показалось, начали строить мне глазки. Однако эта ночная пастораль закончилась полным обломом, потому что прибежала взбешённая Эланриль и чуть ли не пинками загнала меня обратно в шалаш. Минут десять я слушал возмущенный монолог девушки по поводу того, какие мы все, мужики, козлы и сволочи, а затем отбрил её единственным вопросом:

— Эланриль, ты не напомнишь мне, когда это мы с тобой поженились, чтобы ты получила право читать мне такие нотации?

Но лучше бы я помалкивал. Эльфийку словно током ударило, и из её бездонных глаз обрушился водопад горьких слёз. Битый час я успокаивал девушку, говоря ей ласковые слова, и каялся во всех мыслимых и немыслимых грехах. В конце концов я добился результата, но не совсем того, какой предполагал. Эланриль, обманутая моим словесным поносом, перестала плакать и накинулась на меня со страстными поцелуями. Если бы она проявила поменьше страсти и действовала не с такой поспешностью, то ей, возможно, и удалось бы меня изнасиловать, но в данном случае я реально перепугался и сказал, что во время похода объелся эльфийской травы, повышающей выносливость, и стал на три месяца импотентом. Как только я сделал это заявление, начался второй акт вселенского потопа. Я с удивлением смотрел на Эланриль, из которой слёзы лились бесконечным потоком, гадая, откуда в хрупкой девушке берётся столько воды. К утру заплаканная принцесса наконец заснула, а я отправился искать Милорна, чтобы обсудить с ним свои очередные наполеоновские планы.

Наш разговор с командиром дроу проходил в тёплой дружественной атмосфере. Я скромно поинтересовался, до всех ли его подчинённых доведена информация обо мне и не требуется ли вылечить какого-нибудь наглеца, страдающего тяжёлой формой эльфийской спеси. Милорн, испугавшись не на шутку, убедил меня, что все дроу в курсе моих званий и полномочий и никого в лагере резать не нужно, все и так боятся меня пуще смерти. На этой радостной ноте мы закончили обмен любезностями и приступили к решению более важных проблем.

Первым пунктом в повестке дня стояла задача поиска эльфов, которые остались в лагере на болоте, из которого Эланриль, увязавшись за принцами Барлотом и Дэмиэном, сбежала на разведку. Как я уже говорил, карты Геона напоминали красивые картинки и грешили несоблюдением масштаба, а зачастую просто подгонялись под размер бумаги или пергамента, на которых были нарисованы, поэтому нам пришлось будить принцессу для уточнения района поисков. С помощью Эланриль мы определили на карте место, где должен находиться лагерь, и решили отправить на поиски пятерых воинов, дав им на всё про всё десять дней. Вторую группу из трёх разведчиков я приказал послать в сторону Ариса для установления контактов с вождём таргов Арданаем. Милорн уверил меня, что к вечеру обе группы будут готовы выйти из лагеря и он позовёт меня для последнего инструктажа. Неотложных дел на ближайшие часы у меня не планировалось, поэтому я решил устроить себе банный день и отправился смывать грязь, накопившуюся за время походов по лесам и весям Геона.

Погода была просто замечательная, солнце только поднималось над горизонтом, и утренняя прохлада ещё не сменилась полуденной жарой. Я нашёл небольшой затон в русле ручья в самом дальнем конце долины и, раздевшись догола, залез в воду. Для начала мне пришлось с полчаса отмокать, а затем уже усиленно тереть тело травяной мочалкой, конфискованной у Милорна, иначе въевшуюся грязь невозможно было отмыть. К мочалке прилагалось эльфийское жидкое мыло, приятно пахнущее лесными цветами, стыренное уже у Эланриль. Через час мне удалось соскоблить с себя грязь, и, пока замачивались мои вещи, я задремал, лежа в тёплой воде затона. Из блаженного забытья меня вывели тихие голоса, доносившиеся из соседних кустов.

— Ларин, не толкайся, мне и так почти ничего не видно.

— Мирна, говори потише, а то хуман проснётся и накостыляет нам по шее, — раздался в кустах второй голос.

— Не проснётся, я на него сонное заклятие наложила.

— Тоже мне магиня, ты прыщик на своём лице залечить не можешь, а про сонное заклятие рассказываешь. Ингар могучий маг, и твои заклятия для него как комариный укус.

Притворяясь спящим, я активизировал своё восприятие и обнаружил в кустах ауры двух эльфийских девушек, скорее даже детей, лет тринадцати, которые с любопытством подсматривали за мной.

— И никакой он не страшный, а, наоборот, очень даже симпатичный. Ты посмотри на его мышцы и шрамы от ран, это настоящий герой из легенд, а не твой задохлик Алиандр.

— Зато Ингар лысый, а у Алиандра красивые волосы, и поёт он как бог!

— Твоего Алиандра в юбку наряди — и от девушки не отличишь. Поёт, видишь ли, как бог! Да стоит Ингару только пальцами щёлкнуть, так твой Алиандр не только споёт, а ещё и спляшет! Ну и что, что он лысый? Герою некогда косы заплетать, он сражаться должен! Милорн — великий воин и тот на Ингара глаза поднять боится!

— Мирна, ты совсем дура? Храбрее Милорна среди дроу нет! Ингар — хранитель Нордрассила, и каждый эльф обязан оказывать ему уважение!

— Я, конечно, понимаю, что Милорн твой дедушка, но он всё равно боится Ингара!

— А кто у нас Ингара не боится? Ты в обмороке валялась, а я видела, как Ингар имперцев убивал — кровь до неба летела! Он как глянет, сразу мороз по коже! Воины говорят, что Ингар и Риэла в гневе зарубил, когда тот за имперцев стал заступаться.

— А я Ингара ни капельки не боюсь, он мне очень даже нравится! Ларин, что-то ты быстро забыла, что с нами имперцы делали, когда мы в плену были! Я бы их всех на кусочки зубами рвала! Риэла, конечно, жалко, но он сам виноват, что без головы остался, незачем было у Ингара на руках виснуть.

— Ещё скажи, что ты в него влюбилась!

— Ну и влюбилась! В такого, как Ингар, только такая дура, как ты, не влюбится! Зачем ты тогда со мной сюда притащилась, если тебе Ингар не нравится, шла бы к своему Алиандру блох из кудрей вычёсывать!

— Нет у Алиандра блох! А Ингар на такую соплю, как ты, даже не взглянет, он женат на принцессе Викане, все говорят, что она первая красавица на Геоне.

— Неправда! Самая красивая на Геоне наша Эланриль!

— Мирна, даже если ты и права, Эланриль тоже как хвостик за Ингаром бегает и глаз с него не сводит. Только зря она ему глазки строит, Ингар женат, и Эланриль ничего не светит!

— А вот и не зря! Ингару, как хранителю Нордрассила, по закону положено двух жён иметь, чтобы создать новую королевскую династию! Принцесса Викана жена Ингара от светлых эльфов, а вторая жена должна быть из народа дроу!

— И кто тебе это сказал?

— Ларин, ты забыла, что моя мать — предсказательница Кассандра?

— Это она напророчила, что Ингар на Эланриль женится?

— Нет, моя мама только сказала, что вторая жена у Ингара будет из народа дроу!

— Значит, Мирна, ты за Ингара замуж собралась? Да ты на себя в зеркало посмотри, подумаешь, глаза красивые, а сама длинная и тощая, кругом одни рёбра да коленки! Вот!

— Ах ты, лахудра рыжая! Думаешь, если ты с красавчиком Алиандром по ночам тискаешься, то ты красивее меня? Да через три года я даже красивее Эланриль стану и передо мной взрослые воины будут на коленках ползать, а ты своему задохлику Алиандру всё ещё будешь за ушами чесать!

— Ах ты, стерва! Да я тебя…

— Да сама ты стерва! Отпусти мои волосы… Ай, ай! — раздались вопли дерущихся девчонок, и из кустов на берег выкатилась визжащая парочка.

Девочки мутузили друг друга с таким остервенением, что я на несколько секунд застыл от неожиданности. Наконец мне удалось взять себя в руки и рявкнуть:

— А ну, прекратить драку! Кто такие?

Визжащий комок распался, и передо мной предстали две заплаканные девчушки с всклокоченными волосами.

— Ещё раз спрашиваю, кто вы такие и что тут делаете?

— Я Мирна, а это Ларин, мы за травами для кухни в лес ходили и случайно увидели, как вы купаетесь, — захныкала одна из девочек, размазывая слёзы по щекам.

— Значит, вы решили подсматривать за голым мужчиной, вместо того чтобы делом заниматься? И что мне с вами, проказницами, делать? — задумчиво произнёс я, глядя на испуганных подружек.

— Сиятельный Ингар, делайте с нами что хотите, только не убивайте! — взмолилась та, что назвалась Мирна, и рухнула на колени, заламывая руки.

От этого зрелища на меня напал безудержный смех, и мне с огромным трудом удалось успокоиться. Девчушки удивлённо глядели на меня своими огромными глазами, перестав плакать. Отсмеявшись, я выбрался на берег и строгим голосом сказал, поднимая на ноги Ларин:

— Глупенькая, разве я могу убить свою невесту? Вот заставить её постирать жениху одежду могу. Так что берите мыло — и вперёд, а то женишься на вас, а вы даже стирать не умеете. Одежда вон под тем камнем замачивается, забирайте и за теми кустами стирайте. Невесты, блин!

Девчонки опрометью бросились выполнять приказ, а я снова улёгся в воду и только тут сообразил, что вылез из воды абсолютно голый, продемонстрировав эльфийкам своё мужское достоинство. Тихо выругавшись про себя, я закрыл глаза и вновь заснул.

Разбудило меня сильное желание пообедать, но если судить по солнцу, то обед я благополучно проспал. Мои новоявленные невесты тихо сидели в тени дерева на берегу и сторожили мои сохнущие вещи.

— Ларин, почему вы меня не разбудили? — обратился я к девочкам. — Из-за вашего разгильдяйства ваш жених остался без обеда! Штаны постирали, но голодным оставили. Невесты называется!

— Сиятельный, мы сейчас всё устроим! У меня мама на кухне командует, она нас всех покормит! — вскочив на ноги, обрадованно заявила Мирна.

— Тогда бегите на кухню, а я оденусь и догоню вас.

Девочки мгновенно упорхнули, словно испуганные куропатки, а я вылез на берег и стал одеваться. Мои вещи были выстираны идеально, и я впервые за последний месяц стал похож на приличного человека, а не на бандита с большой дороги. Настроение соответствовало моему внешнему виду, и я, застегнув пряжку на поясе с оружием, неспешно направился к кухне, вспоминая забавное происшествие на берегу ручья.

«Как всё-таки сложна и удивительна жизнь, — думал я, петляя по тропе среди цветущих кустов и деревьев. — Всего две недели назад эти девочки чудом спаслись от смерти и непрекращающегося кошмара насилия и издевательств, а сегодня уже мечтают о любви и замужестве. Хорошо, что они думают только о будущем, а не сжигают свои души в огне ужасных воспоминаний, и твоя задача сделать всё, чтобы это будущее у них состоялось».

К моему приходу девочки под руководством матери Мирны приготовили целый пир. Я не стал разводить церемоний, а просто сел за стол и устроил настоящий праздник своему желудку, в течение двух часов набивая его произведениями эльфийского кулинарного искусства. Мирна и Ларин, сияя от счастья, прислуживали мне, стараясь изо всех сил предугадать все мои желания. Однако любому празднику приходит конец, и появление Милорна чётко указывало на его окончание.

Я пригласил старого воина за стол и предложил ему присоединиться к трапезе, но Милорн отказался, сославшись на занятость. Мне пришлось вылезать из-за стола и идти следом за ним к группе воинов, выстроившихся для последнего инструктажа перед выходом из лагеря. Я для проформы проверил, как поняли своё задание командиры разведывательных групп, и снова сел за стол, чтобы написать письмо Арданаю. Письмо было коротким и представляло собой скорее пропуск для моих разведчиков, нежели послание, остальное воины должны были передать на словах. Проводив разведчиков к выходу из долины, мы проверили караулы и вернулись в лагерь. Милорн снова принялся докладывать о происшествиях, произошедших за день, но я поблагодарил его за службу и отпустил ужинать. Великих подвигов у меня на этот вечер намечено не было, и я направился к шалашу Эланриль, чтобы привести в порядок оружие и подремонтировать одежду, пока она не начала разъезжаться по швам. Эта нехитрая работа прекрасно успокаивала нервы и помогала скоротать время перед сном. За этим занятием меня и застала сумасшедшая принцесса с красивым именем «Цветок ночи».

Кулак Эланриль, летевший мне в ухо, я легко перехватил и, сделав подсечку, повалил девушку на траву.

«Ты смотри, стало получаться. Неделю назад Эланриль запросто заехала бы мне в ухо, а сейчас даже готовиться к отпору не пришлось! Растёшь, Игоряша, не пройдёт и года, как ты станешь абсолютно готов к семейной жизни на два фронта с минимальным ущербом для собственного здоровья», — подумал я, прижимая коленом к земле извивающуюся эльфийку.

— Отпусти меня, сволочь! Я тебя убью! — зашипела принцесса, поняв, что ей не вырваться.

— И я тебя тоже люблю! И какая муха тебя на этот раз укусила? — ехидно спросил я.

— Ты, гад, импотентом прикинулся, а сам голый с девками в ручье купался!

— Ну всё, приехали! И кто это тебе этих сказок нарассказывал?

— Не отпирайся, кобель! Весь лагерь гудит о том, что ты с Ларин и Мирной развлекался, а потом пообещал на них жениться, паскудник!

— Ох, как у вас всё запущено! — заявил я, отпустив девушку. — Эланриль, ты какую траву куришь, чтобы такую ахинею придумать? Ларин и Мирна — дети! Девчонки из кустов подглядывали за мной, когда я в ручье купался, и даже подрались, выясняя, кто из них за меня замуж выйдет. Я их за это заставил мою одежду постирать и в шутку пообещал жениться, если они это хорошо сделают!

— Не ври мне! Я видящая, к тому же эльфийка, мне соврать невозможно. Я лично расспрашивала Ларин и Мирну — девочки говорили правду!

— Девчонки нафантазировали себе чёрт знает что и сами в это поверили, а я крайним оказался! Я от первой красавицы дроу едва отбиваюсь, а ты мне любовь к малолеткам приписываешь! Ты пойми, у меня жена есть, она, наверное, уже родила и нянчит моих детей. Я же не сволочь последняя, чтобы её так просто предать. Не по закону это и не по совести!

— Почему это не по закону? Как раз и по закону! Ингар, ты хранитель Нордрассила, и тебе две жены положено: одна от светлых эльфов, а вторая от дроу! Тебе богами предначертано возродить королевскую династию эльфов! Наши с тобой дети будут править Геоном! — в который раз услышал я своё предназначение.

«Блин! Опять без меня меня женили!» — всплыла в голове злая мысль.

Я посмотрел на распалившуюся эльфийку и понял, что она сама полностью уверена в своих словах. Снова мнение сиятельного Ингара никого не интересовало, для эльфов я был обычным быком-производителем, под которого какую тёлку ни подведут, на такую он и запрыгнет.

— Значит, вы, ушастые, уже всё решили — с кем мне спать, на ком жениться и с кем детей делать! А вот хрен вам! Сами играйте в эти игры, а мою душу грязными руками не лапайте! На ней и так живого места нет, чтобы я позволил в неё плевать! — прорычал я в лицо Эланриль и, схватив в охапку свои вещи, выскочил из шалаша.

— Ингар, ты куда? — раздался за спиной сдавленный писк эльфийки.

— Я буду спать у Милорна, и не вздумай туда заявиться, поганой метлой выгоню!

Командира дроу очень удивило моё появление в его шалаше, но он не стал задавать дурацких вопросов и молча выделил мне место на лежащей в углу шкуре какого-то зверя. Заснуть мне удалось только часа через полтора, а до этого момента я крутился как волчок с боку на бок, проклиная свою судьбу и женский пол в придачу.

(обратно)

Глава 30 Когда коту делать нечего, он…

Проснулся я поздно и конечно же проспал завтрак. Милорна в шалаше уже не было, и я отправился к ручью умываться. За этим занятием меня застали мои новоиспечённые невесты, которых я так шуганул, что девчонки ломанулись от меня прямо через кусты, только пятки засверкали. Затем я злой как собака заявился на кухню, где перекусил на скорую руку и отправился искать Милорна. Делать в принципе мне было нечего, потому что делами в лагере заправляли Милорн и Эланриль, однако командный зуд не давал мне покоя, и я отправился на поиски приключений.

Эльф нашёлся в дальнем конце лагеря, где тренировал молодых воинов в стрельбе из лука, показывая чудеса владения этим оружием. Я скромно уселся в сторонке, наблюдая за тем, как Милорн стреляет. В принципе мне нужен был только лук и колчан со стрелами, а ввязываться в разборки я совсем не собирался. Однако эльф, по-видимому, решил показать человеку своё превосходство и приказал ученикам отодвинуть пять мишеней на расстояние трёхсот шагов и начал расстреливать их, как из пулемёта. Колчан Милорна опустел за несколько секунд, и все стрелы поразили цели, которые невооружённым взглядом и разглядеть-то было трудно. Молодые воины восхищённо смотрели на своего учителя, хотя и сами на свет появились с луком в руках.

Все эти понты были предназначены только для меня, любимого, а я с утра находился в плохом настроении, и этот наезд серьёзно меня разозлил.

«Видят боги, я не хотел никого трогать, но ушастые сами захотели гнуть передо мной пальцы, значит, мне придётся их разгибать, а возможно, и переломать, если будут упираться», — решил я и скроил восхищённую рожу.

Шоу невероятной меткости у меня уже давно было отработано до автоматизма и демонстрировалось не в первый раз, просто в этот аттракцион нужно было внести некоторые коррективы, сообразно обстановке.

Я бодро зааплодировал, отдавая дань столь высокому искусству владения луком, и подошёл к Милорну, якобы для того, чтобы предупредить его о том, что ухожу на пару дней побродить по окрестностям.

— Милорн, у меня просто нет слов! Я не знаю ни одного эльфа, который бы так хорошо стрелял из лука.

— Сиятельный, вы перехваливаете меня. Пять лет назад на императорском турнире в Меране я видел, как стреляет из лука Арима Летящая Смерть, вот это действительно непревзойдённый мастер среди ныне живущих на Геоне. Если бы вы видели, как он стреляет, то не стали бы меня так нахваливать, — с показной скромностью заявил Милорн.

«Вот ты и попался, ушастый», — подумал я, а вслух заявил:

— Да, ты прав, Милорн, Арима был хорошим лучником.

— Ингар, вы знали великого Ариму?

— Да, пришлось один раз встретиться.

— Вы сказали, что он «был хорошим лучником»? Это значит, что Арима умер?

— Да, вы абсолютно правы, он мёртв, — со скучающим видом ответил я.

— И вам известно, как погиб этот великий воин? — недоверчиво спросил Милорн.

— Увы, судьба сделала меня свидетелем его смерти, — продолжил я придуриваться.

— Вы участвовали в битве, в которой погиб Арима?

— Не было там никакой битвы. Арима со своими дружками напал на лесной дороге на одинокого путника и был убит.

— А откуда вам это известно, ведь путник был одиноким? — с усмешкой спросил эльф.

— К несчастью для Аримы, этим путником был я.

— Сиятельный, вы убили Ариму? Как вам это удалось? — спросил обалдевший Милорн.

— Очень просто, я застрелил его из лука.

После этого заявления на тренировочной площадке наступила гробовая тишина, продлившаяся пару минут. Похоже, Арима был легендарной личностью не только среди гвельфов. Первым обрёл дар речи Милорн. Эльфийская гордость не позволяла ему поверить в то, что хуман может стрелять из лука лучше, чем знаменитый эльф.

— Сиятельный, вы можете покарать меня за дерзость, но и тогда я не поверю вашим словам! Человек не может стрелять из лука лучше эльфа!

— Милорн, а кто тебе сказал, что я человек? Правда, я раньше и сам так думал, а сейчас в этом сильно сомневаюсь. Мне знакомы приступы эльфийской спеси, но обвинять себя во лжи я не позволю никому! Одолжи мне свой лук, и я попытаюсь доказать тебе, что ты не прав, правда, с одним условием…

— Каким? — не дал мне договорить Милорн.

— Проигравший будет голым бегать по лагерю и кукарекать! — почему-то сказал я, но менять это идиотское условие было уже поздно.

— Я согласен, сиятельный, выбирайте цель! — решительно заявил эльф.

Первым делом я посмотрел на небо, но харуха или хотя бы воробья поблизости не наблюдалось, и поэтому мне пришлось несколько минут ломать голову в поисках достойной цели под насмешливыми взглядами Милорна и его воинов. Наконец мой взгляд зацепился за одинокую сосну, растущую на скале почти в километре от нас. Я поманил пальцем ближайшего воина и приказал ему привязать мишень к стволу того дерева. Эльф удивлённо посмотрел на меня, но побежал выполнять приказание. Минут через двадцать запыхавшийся воин вернулся и доложил, что всё готово.

— Милорн, прошу вас начать, а я буду стрелять за вами, — подбодрил я растерянного эльфа.

— Сиятельный, что вы собираетесь делать? — удивлённо спросил Милорн. — С такого расстояния мишени даже не видно. Мне, возможно, удастся попасть в крону дерева, но в мишень — никогда!

— Значит, если я попаду в мишень, то я выиграл?

— Конечно, но чудес на свете не бывает. Сиятельный, вы очень сильный маг и легко можете убить магией сотню человек, но стрельба из лука — это искусство и плод многолетних тренировок. Каждый эльф рождается с луком в руках и всю жизнь не расстаётся с ним. Я стреляю из лука больше ста пятидесяти лет и знаю, о чём говорю. На такое большое расстояние даже выстрелить не каждый сможет, а попасть — и подавно! — отбрил меня Милорн.

— Тем лучше, значит, никто не скажет, что я мухлюю с помощью магии, — закончил я монолог за эльфа.

Чтобы добавить моменту торжественности, я с серьёзным видом начал выбирать для себя лук, качество которого на самом деле не имело никакого значения, потому что стрела разгонялась и управлялась магией. Настоящих эльфийских луков у дроу не было, и мне приходилось выбирать из трофейных образцов. По мнению эльфов, я сделал самый идиотский выбор, остановив свой взгляд на огромном таргском луке, больше похожем на кривую дубину, нежели на эльфийское оружие. Дроу использовали этого монстра не для стрельбы по мишени, а для тренировки силы натяжения тетивы. Рядом с луком стоял колчан со стрелами, похожими на дротики, и выстрелить из такого лука мог только тарг.

Дальше всё происходило по отработанному сценарию. Эльфы ехидно посмеивались, глядя на то, как я прилаживаю стрелу к таргской оглобле, а ваш покорный слуга, воткнув десяток стрел в землю, настраивался и погружался в транс.

Душа, кажется, отделилась от тела, мои уши словно заложили ватой, а время практически остановилось. Чтобы натянуть чудовищно тугой лук, я помогал себе магией, и оглобля изогнулась, как тоненький прутик. Прицелившись, я выпустил первую стрелу, и мой взгляд понёсся к цели вместе с её наконечником. Магическая Сила разогнала стрелу до огромной скорости, и мне с трудом удалось скорректировать её полет, чтобы она не ушла мимо цели. Убедившись, что мною не утеряны наработанные навыки, я продолжил стрельбу, но на седьмом выстреле таргская оглобля сломалась пополам и крепко врезала мне по лбу. Время сразу вернулось к своему обычному течению, а на лбу у меня выросла большая шишка.

В первый момент меня испугала комичность ситуации, но через пару секунд я понял, что дроу в шоке от исполненного мной циркового аттракциона. Оказывается, пока я тёр шишку и матерился по этому поводу, дерево, в которое я стрелял, переломилось пополам и рухнуло со скалы вниз. Возможно, дроу подсознательно и могли предположить, что мне удастся попасть в дерево, но того, что я сумею несколькими выстрелами перерубить его пополам, не ожидал никто. Последней горстью земли, брошенной на могилку эльфийского самомнения, стал сломанный таргский лук, набивший мне огромную шишку.

Обалдевший Милорн во главе своих воинов опрометью бросился к сломанному дереву, а я уселся на камень и занялся самолечением. К тому моменту, когда эльфы вернулись назад, шишку я почти ликвидировал, но синяк должен был сойти только через сутки.

— Сиятельный, у меня нет слов! — развёл руками потрясённый Милорн. — Все ваши стрелы попали в цель и перерубили дерево пополам. Я не обнаружил в стрелах никакой магии и если бы не видел всё своими глазами, то не поверил бы, что такое возможно!

— Вот и Арима не поверил, пока не умер. Милорн, я пришелец из другого мира, и то, что ты сейчас увидел, для меня норма, а не чудо. Я не последний стрелок среди наших лучников, но у нас есть воины, которые с такого расстояния пробивают копьями стальную броню толщиной в торс человека, и поверьте, я не вру.

После такого заявления эльф потерял дар речи и начал раздеваться. В принципе я не особо и врал, потому что рассказал Милорну про противотанковый гранатомёт, для которого и полуметровая броня не преграда. У многих эльфов природный иммунитет на враньё, и если врать без оглядки, им довольно сложно повесить лапшу на уши. Однако даже Милорн не заметил в моих словах подвоха, просто полуправда не является ложью, вот на этом я и сыграл. Кстати, совесть меня абсолютно не мучила, потому что эльфы сами врут людям на каждом шагу и не видят в этом никакого давления на свою совесть.

Я дождался, когда Милорн снимет с себя штаны и отправится в нудистский пробег по лагерю, и только тогда его остановил. Вид у эльфа был таким, что краше в гроб кладут, а мне не нужен был очередной смертельный враг или самоубийца с перерезанным горлом. Поэтому я решил разрядить ситуацию и не доводить её до абсурда.

— Милорн, простите меня за то, что я так жестоко подшутил над вами. Прошу вас одеться, и пойдёмте обедать. Вы же не знали о способностях выходца из другого мира, а я уже не в первый раз выигрываю похожие споры. Давайте выпьем по бокалу вина и забудем об этом недоразумении.

Произнеся примирительную речь, я подождал, пока эльф оденется, и мы не спеша пошли в сторону лагеря. За нами восторженной толпой увязались молодые воины, ставшие свидетелями нашего с Милорном поединка.

— А вы куда собрались? — сердито спросил я, обернувшись через плечо. — Милорн — великий воин, а вы — недоразвитые юнцы, которым до него как до неба. Немедленно взяли луки, и тренироваться до солёного пота! Я через два дня вернусь и проверю ваши успехи, а если толку не будет, то вы у меня точно будете бегать голыми по лагерю и кукарекать! Меня так учили, а вас, криворуких, и подавно нужно дрессировать до потери пульса!

Молодёжь мгновенно повернула назад, и через минуту со стрельбища послышались голоса командиров и защёлкали луки.

— Ингар, наставники действительно тебя заставляли голышом бегать и кукарекать? — неожиданно спросил седой эльф.

— Милорн, и не напоминай мне об этом. Ты эльф по натуре мягкий и жалеешь своих бойцов, а нас гоняли куда строже, — отмахнулся я, стараясь повернуть опасный разговор в более спокойное русло.

— Ты считаешь, что я недостаточно строг?

— Нет, ты просто меня неправильно понял. Милорн, ты намного старше и опытнее меня и не мне тебе указывать, как учить молодёжь. У каждого народа свои традиции и свои правила, и не всегда они подходят для других народов. У нас есть поговорка: «Что хуману хорошо, то эльфу смерть», так как не бывает универсальных рецептов. Я шуганул молодых воинов потому, что они должны тренировать своё умение стрелять, а не восхищаться чужими трюками. Вскоре им предстоит длинная дорога к Нордрассилу, которую они должны пройти живыми и защитить женщин и детей. Если отбросить в сторону нынешнюю тяжёлую ситуацию, то в этой долине пишется новая история народа дроу, и сегодняшние мальчишки через пару столетий станут историческими личностями, о которых будут слагать легенды. Кстати, ты, Милорн, вообще станешь живым памятником, на который будут показывать пальцем и рассказывать всякие небылицы.

Эльф удивлённо посмотрел на меня и надолго задумался, а затем выдал неожиданный ответ на мою глубокомысленную тираду:

— Ты знаешь, Ингар, я как-то не думал на эту тему и пока не строил планов на будущее, но, похоже, ты во многом прав. Тысячелетия дроу были отлучены от Нордрассила, а теперь у нас появился шанс вернуться к изначальному своему предназначению. Тяготы прошедших дней застили мне глаза, и я думал только о том, чтобы просто выжить и спасти своих соплеменников от гибели. Я ещё не до конца осмыслил твои слова, но мне почему-то кажется, что правда на твоей стороне, поэтому ты можешь на меня положиться. Обещаю, что буду всемерно тебе помогать, а не бороться за власть над дроу.

Эти слова были сказаны Милорном очень искренне, хотя эльфы мастера морочить голову, но я отбросил сомнения в сторону и ответил ему в том же духе.

— Спасибо тебе за поддержку, — поблагодарил я эльфа. — У меня давно хребет трещит от накопившихся проблем, а даже посоветоваться не с кем. Сейчас ситуация на Геоне сложилась такая, что сам чёрт ногу сломит. Информации никакой, одни догадки и предположения, поэтому приходится действовать вслепую. Всё тащить на своих плечах я не в состоянии, а помощники норовят подножку подставить. Каждый прыщ одеяло на себя тащит и хочет быть главным начальником на кладбище или тамадой на поминках. Дай бог, чтобы у нас с тобой всё получилось! Если мы угробим народ дроу, то не будет нам прощения.

Милорн молча кивнул, и дальше мы пошли, думая каждый о своём. Наконец тропа привела нас в лагерь, а затем и на кухню. Моя «будущая тёща» Кассандра быстро организовала обед для высокого начальства и по приказу Милорна выставила на стол большой кувшин трофейного вина, которое было захвачено у бандитов, напавших на эльфийских женщин. Вино оказалось паршивым, но дури в нём было немерено. Мы очень скоро уговорили эту бормотуху, и Кассандре пришлось выставить на стол второй сосуд отравы. Вино быстро ударило в голову, и Милорн завёл светскую беседу на тему «Ты меня уважаешь?». Нам так и не удалось до конца выяснить этот вопрос, и я решил перейти к культурной программе застолья, запев эльфийскую народную песню «Ой, мороз, мороз, не морозь меня». Милорн долго не мог попасть в такт моим завываниям, но, допив последнюю кружку вина, всё-таки сумел подстроиться, вот что значит абсолютный музыкальный слух и вековой опыт!

Наши вопли взбудоражили весь лагерь, и поглазеть на пьяное начальство сбежались все от мала до велика, но зрители держались в отдалении, опасаясь попасть под пьяную руку. Нас с Милорном окончательно развезло, и эльф начал мне клясться в вечной любви и преданности. Эти излияния настолько меня растрогали, что если бы у нас был ещё хотя бы литр вина, то я обязательно на дроу женился, потому что всегда тяготел к блондинкам, а Милорн был абсолютно седым.

Что было дальше, вспомнить я не могу до сих пор, потому что очнулся утром в шалаше Милорна от адской головной боли. Применить магические способности для излечения я не мог, потому что для этого нужно было сосредоточиться, а в таком состоянии это было за гранью моих возможностей. «Трубы горели» со страшной силой, и жажда погнала меня к ручью на водопой. На берегу я споткнулся о ногу спящего Милорна и свалился в воду, подняв тучу брызг. Вылезать на берег я не стал, а погрузился с головой в прохладную воду и пролежал так, пока у меня не кончился воздух и место в желудке. Водные процедуры вернули истерзанную душу к жизни, и я смог прибегнуть к магическому лечению. Через полчаса мне удалось в основном ликвидировать последствия вчерашней попойки и прийти на помощь своему собутыльнику. Несмотря на дрожь в руках и ужасный запах изо рта, моя магия всё-таки спасла Милорна от чудовищных страданий, а не отправила на тот свет. Эльф открыл осоловевшие глаза и тоже залез в ручей прямо в одежде.

Когда нам несколько полегчало, наша возвышенная медитация была грубо прервана появившейся на берегу Эланриль, которая доходчиво нам объяснила, кто мы такие и как нас зовут. Если бы девушка пришла на полчаса позже, может быть, мы и отделались только лёгким испугом, но головная боль у Милорна ещё не прошла, и он в сердцах послал Эланриль по известному всем адресу. Темперамент у эльфийки был экстремальный, и она очень быстро вернулась из того места, куда её послали, но уже с дрыном, и погнала нас вдоль ручья, как зорг оленей. Мне пару раз нехило досталось по горбу, но основные потери понёс Милорн, с воплями подскакивающий метра на полтора после каждого удара. К счастью, я споткнулся о корягу и упал в воду, а Эланриль погналась за своим обидчиком. Стоило мне оказаться в относительной безопасности, как я со скоростью ветра рванул к палатке Милорна, где впопыхах схватил своё оружие и лук со стрелами и побежал к выходу из долины, решив не затягивать с походом по окрестным лесам. Дозорные удивлённо смотрели мне вслед, гадая, что же такое произошло в лагере, если Великий Ингар драпает из него как угорелый, да ещё в мокром виде.

Выбравшись из долины, я пробежал ещё с километр и рухнул в траву, корчась от хохота. Хорошо, что меня никто не видел в этот момент, а то зрители решили бы, что я сбежал из дурдома. Мне ещё около часа пришлось успокаивать нервы и приводить в порядок оружие и амуницию, прежде чем я стал готов к походу по лесным тропам.

Сканирование окружающего пространства опасности не обнаружило, и я решил первым делом найти источник Силы для подзарядки, а затем уже нарезать круги по окрестностям.

(обратно)

Глава 31 Долгожданная встреча с дроу

Засыпанная опавшими листьями звериная тропа мягко ложилась под ноги, и бежать удавалось практически бесшумно. Вторые сутки похода по лесам уже подходили к концу, и мне уже было пора возвращаться в лагерь, но, сканируя местность с верхушки высокого дерева, я обнаружил слабую засветку от аур, принадлежащих разумным существам. Разобрать с такого расстояния, люди это или эльфы, было невозможно, поэтому я решил подобраться поближе. Через час я понял, что владельцами восьми аур являются эльфы. Мы отправили в разведку как раз восемь дроу, но разделив их на два отряда — три и пять человек. Чтобы выяснить, кто эти эльфы, их необходимо было опознать визуально,что я и собирался сделать, подкрадываясь к ним на расстояние прямой видимости.

Тропа вывела меня на обрывистый берег небольшой речки, через которую было не так просто перебраться. Если двигаться по прямой, то до эльфов мне оставалось всего метров пятьсот, но неожиданное препятствие заставляло идти в обход.

Меня настораживало странное поведение дроу. Лес для эльфов — дом родной, и они передвигаются даже по бурелому словно по тротуару, а этот отряд плёлся еле-еле и то и дело останавливался на короткие привалы. Похоже, у эльфов что-то случилось и среди них есть раненые, которые тормозят их передвижение.

Мне пришлось бежать вверх по течению реки около километра, прежде чем удалось перебраться на другой берег по сломанному дереву. Ауры дроу скрылись за холмом, и теперь, чтобы разглядеть магические огоньки, я начал обходить очередное препятствие по берегу реки. Когда мне снова удалось обнаружить эльфов, я понял, что они ведут бой с двумя десятками имперцев, окруживших позицию дроу полукольцом, и прижимают их к реке. Долго раздумывать у меня возможности не было, поэтому я быстро залез на дерево и вступил в бой, выщёлкивая из лука ближайших врагов, ориентируясь только по аурам. Стрелять в дремучем лесу, целясь в ауру противника, — задача довольно сложная, только каждая вторая или третья стрела находила свою цель, а остальные застревали по дороге. Однако через несколько минут у меня на счету было уже восемь покойников, но стрелы закончились. Просто сидеть на дереве и смотреть, как убивают дроу, я не мог, совесть не позволяла. Поэтому, достав меч из ножен и включив защиту кольчуги, я начал обходить имперцев с тыла. Мне удалось по-тихому прирезать ещё четверых имперцев, пока «Зелёные призраки» не поняли, что сами из охотников превратились в добычу, но спохватились они слишком поздно. Дроу за время боя тоже сумели подстрелить четверых противников, а двоих бросившихся наутёк я быстро догнал и оглушил с помощью слабого ментального удара. Окинув поле боя магическим взглядом и убедившись, что опасность миновала, я связал пленных и заорал во всю глотку:

— Не стреляйте, я князь Ингар! Все имперцы мертвы. Отзовитесь, кто вы такие?

Через минуту из кустов крикнули в ответ:

— Покажись, чтобы тебя было видно, стрелять не будем.

Я встал на ноги и выглянул из-за ствола дерева, за которым прятался, но готов был мгновенно юркнуть обратно. Через некоторое время кусты зашевелились, и из них выбрался один из воинов, которых мы с Милорном отправили на разведку. Напряжение сразу спало, и я, махнув рукой, подозвал его к себе.

— Сиятельный, это вы? Слава богам, а то я уже решил, что нам конец, — обрадованно заявил эльф.

— Как тебя зовут, воин? — спросил я.

— Тамилор, сиятельный.

— Почему с тобой ещё семеро бойцов? В твоей группе было только трое.

— Это дроу из лагеря на болоте, которых отправилась искать вторая группа. Мы нарвались на засаду «Зелёных призраков», и двоих из нас ранили. Поначалу нам удалось оторваться от погони, но раненые потеряли много крови, и имперцы снова нас догнали. «Призраки» отрезали нам пути отхода и начали выдавливать нашу группу из леса в сторону Латра. Когда дела стали совсем плохи, нам повезло — мы наткнулись на отряд Алдара, который искал следы Эланриль, убежавшей из лагеря. Они ненадолго отогнали имперцев и помогли нам вынести раненых. Я хотел привести воинов Алдара в наш лагерь, однако нам не удалось сбить «призраков» со следа, и нас прижали к реке. Во время боя имперцы ранили ещё троих наших бойцов, а стрелы у нас практически кончились. Если бы имперцы подобрались поближе и пошли врукопашную, то шансов у нас не осталось бы совсем, но тут вы подоспели и вытащили нас буквально с того света.

— Тамилор, радоваться будем, когда вернёмся живыми в лагерь. Лучше помоги мне дотащить пленных, они должны знать, сколько ещё имперцев по лесу бродит, и пойдём к раненым.

Эльф кивнул и схватил за шкирку связанного имперца, а я пинком поднял на ноги второго очухавшегося пленника. Мы подошли к кустам, за которыми прятались ещё двое лучников, и сдали пленных им под охрану. Затем Тамилор отвёл меня к раненым, которые лежали за поваленным деревом. К счастью, раны у эльфов оказались не смертельными, троим стрелы попали в ноги, а у одного бойца была пробита рука. Единственным, кому сильно не повезло, оказался Алдар, им-то я и занялся в первую очередь. Если в прошлый раз мне пришлось вытаскивать брата Эланриль практически с того света, то на этот раз ранение было не таким тяжёлым — бронебойная стрела пробила кольчугу и застряла в животе Алдара. Сканирование показало, что жизненно важные органы не задеты, но зазубренный наконечник нужно было вырезать из тела, потому что протолкнуть его наружу, не повредив почки, было невозможно. Алдара ранили всего несколько минут назад, и он находился в сознании, скрипя зубами от боли. Эльф понимал, что для извлечения стрелы требуется срочная операция, но он также знал, что сделать её никто из воинов не может и его смерть будет долгой и мучительной. Моё неожиданное появление давало Алдару надежду, и смертельная тоска ушла с лица эльфа, сменившись кривой улыбкой.

— Привет, Алдар, — поздоровался я с братом Эланриль. — Опять тебя угораздило подставиться под стрелу. Вернёмся в лагерь, отправлю тебя к Милорну на дрессировку, чтобы он научил ещё одного раздолбая ценить свою шкуру, а то Эланриль поседеет из-за дурости своего брата.

— Ингар, ты, как всегда, вовремя, если тебе удастся спасти меня от смерти и в этот раз, то я должен буду тебе уже две жизни.

— С долгами потом разберёмся, а сейчас будем тебе делать больно. Ты сам виноват, не будешь в следующий раз рот разевать, — ответил я Алдару и погрузил его в гипнотический сон.

Сама по себе операция была несложной, но требовала максимальной концентрации и аккуратности. Обрезав древко стрелы у самой кольчуги, я осторожно оголил живот раненого и промыл кожу вокруг раны из своей фляги. Конечно, подобная дезинфекция не выдерживала никакой критики, и мне оставалось только надеяться на свои магические способности в заживлении ран. Остатками воды я смыл грязь со своих рук и погрузился в транс. Скальпелем мне служил тоненький луч Силы, которым я, как лазером, разрезал кожу и мышцы на животе раненого, одновременно прижигая им мелкие сосуды. Через несколько минут мне удалось вытащить наконечник стрелы из раны и приступить к её заживлению. У меня уже имелся довольно большой опыт лечения боевых повреждений, и магические методики были отработаны до автоматизма, причём на себе, любимом, поэтому через полчаса рана на животе Алдара начала затягиваться и его жизни уже ничего не угрожало.

Лечение других раненых заняло ещё около часа, и если имперцы до завтрашнего утра снова не выйдут на наш след, то мы сможем не спеша двигаться в сторону лагеря. Закончив заниматься медициной, я приказал Тамилору прочесать окрестности и собрать трофеи, а сам решил приступить к допросу пленных. Имперские «Зелёные призраки» оказались крепкими ребятами, и отвечать на вопросы отказались наотрез, но «против лома нет приёма», и ментальная обработка легко сломила сопротивление воинов. Времени на тонкую работу с подсознанием пленников у меня не было, поэтому я грубо выпотрошил их память в поисках необходимых сведений, но, похоже, перестарался. Поспешный допрос дал необходимые сведения, но к ним прилагались два живых трупа с выжженными мозгами и дикая головная боль. Воспалённый мозг буквально рвал череп на части, и я не знал, как избавиться от мучений.

«Игоряша, ты закончишь свою „геройскую“ жизнь не на поле брани, а в дурдоме! Не учит тебя, дурака, жизнь! Снова возомнил себя богом и полез в чужие мозги, толком не понимая, что делаешь!» — пульсировала в воспалённом мозгу запоздалая умная мысль.

Спасая свою больную голову, я спустился к реке и попытался облегчить страдания, поливая голову холодной водой из фляги, но это мало помогало. В этот момент Тамилор попытался доложить о выполнении моего приказа, но я так шикнул на него, что он сразу пожалел об этом. Только к утру бессонной ночи головная боль немного утихла, и мы, свернув лагерь, отправились в дорогу. Весь день я словно зомби шагал следом за Алдаром, толком не понимая, куда мы идём и что происходит вокруг. До долины, где располагался лагерь, оставалось меньше половины дневного перехода, но сил на последний рывок у меня не осталось, и нам пришлось заночевать буквально в двух шагах от цели. Всю ночь мне снились какие-то кошмары, и утром я проснулся, чувствуя себя выжатым как лимон. Единственным утешением стало отсутствие головной боли и способность адекватно мыслить.

К полудню наш отряд добрался до лагеря, где я сразу попал в заботливые руки Эланриль. Принцесса жёстко пресекла все мои попытки заняться делами и заставила выпить кружку какой-то страшно горькой гадости, после чего я заснул как убитый. К вечеру мне с трудом удалось продрать слипающиеся глаза и заставить Эланриль напоить меня чем-нибудь бодрящим. Как ни странно, но за время непродолжительного сна мой мозг проделал огромную работу и рассортировал сведения, выкачанные из подсознания пленных.

Оказалось, что «Зелёные призраки», на которых наткнулись мои разведчики и отряд Алдара, — часть разгромленного легиона имперских войск, направленных Титом Флавием на помощь осаждённому таргами Арису. Почти две недели назад на дороге из Латра в Арис состоялось сражение, в котором имперцы потерпели поражение и были отброшены к мосту через реку Нерей, где надеялись закрепиться, но неожиданно в тыл имперским войскам ударил отряд конных таргов. Нападение произошло настолько неожиданно, что тарги практически не встретили сопротивления и полностью вырубили охрану предмостных укреплений, а затем захватили и сам мост. Попытка имперцев вернуть назад стратегически важную переправу была отбита таргами огнём из метателей файерболов. Имперцы не ожидали такого отпора и в панике отошли к Латру, понеся большие потери. Тарги форсировали реку на плечах бегущих легионеров, а их конные отряды рассеялись по окрестностям, неся панику и уничтожая мелкие группы беглецов.

Во время этого боя отряд «Зелёных призраков» оказался отрезанным на правом берегу реки Нерей и, чтобы не погибнуть под копытами конницы, прорвался в лес, теряя бойцов и бросая раненых. До леса смогли добраться всего двадцать два бойца из пятидесяти, но и это можно было считать очень большим везением. Командир «призраков», подсчитав потери, принял решение пробиваться в сторону Пельтье, но по дороге наткнулся на моих разведчиков. В скоротечном бою дроу убили двоих «призраков» и, как назло, отступили на запад, загораживая дорогу имперцам. Это обстоятельство сыграло злую шутку с моими воинами, потому что командир «призраков» подумал, что дроу — союзники таргов и охотятся в лесу за его отрядом, а появление воинов Алдара только подтвердило это предположение. Череда случайных совпадений привела к тому, что в лесу завязался бой не на жизнь, а на смерть, хотя ни дроу, ни «призраки» не собирались ввязываться в эту мясорубку.

Разложив по полочкам полученные сведения, я понял, что наступил самый подходящий момент, чтобы прорваться на соединение со вторым отрядом дроу. Похоже, имперцы стягивают все силы на оборону Латра и им не до эльфов, которые скрываются в окрестных лесах. Тарги тоже не большие любители сражений в лесу, их стихия — безлесная холмистая равнина, где ордам таргов практически нет равных, и вероятность случайного столкновения с ними в лесу была невелика. Если исходить из этих соображений, то серьёзных сил противника на нашем пути быть не должно, и теперь главное — не терять времени даром.

Ещё раз прикинув все за и против, я отправился искать Милорна, чтобы отдать приказ сворачивать лагерь и готовиться к выходу из долины. Седой эльф был у себя в шалаше, где беседовал с Алдаром и принимал доклады подчинённых об обстановке в лагере. Это обстоятельство оказалось как нельзя кстати, потому что не пришлось собирать младших командиров на совет, разыскивая их по всей долине. Через час основные проблемы были решены и все приказы отданы, после чего лагерь загудел, словно растревоженный улей. Дроу провели в этой гостеприимной долине больше двадцати дней, и она стала для них практически родным домом, но спокойная жизнь закончилась, и снова нас ждала дальняя дорога, которую не всем суждено пройти.

(обратно)

Глава 32 Мы прорвались

Провести без потерь по дремучему лесу караван из ста восьмидесяти эльфов, среди которых треть женщины и дети, — очень непростая задача, однако Милорн и Алдар справлялись с нею на «отлично». Эланриль взяла на себя командование женской частью отряда, а также все хозяйственные и медицинские дела. Наверное, только поэтому за всё время похода проблем со слабым полом у нас ни разу не возникло. Чтобы не мешаться под ногами у более опытного Милорна, я возложил на себя моральное руководство и магический контроль обстановки вдоль намеченного маршрута. Кроме непрерывной беготни по бурелому и лазания по деревьям, эти обязанности ничем меня не напрягали, а магические способности помогали быстро восстанавливать силы. Милорн поначалу навязал мне двух бойцов в качестве охраны, но дроу к концу первого дня буквально валились с ног, стараясь успеть за своим сумасшедшим командиром. На этом эксперименты с охраной закончились, и я продолжил нарезать круги по лесу в одиночку.

На наше счастье, за всю дорогу не произошло ни одного боя или хотя бы мелкой стычки с имперцами. Возможно, боги сжалились над Игорем Столяровым и решили дать ему возможность оправиться от навалившихся бед и несчастий, но мне почему-то с большим трудом в это верилось. Если судить по прошлому опыту, то обычно судьба давала мне короткую передышку, подготавливая новый удар по башке, который вколачивал Великого Ингара в землю по самые уши. Насколько верны мои подозрения, можно было только гадать, однако на четвёртый день нашего похода разведчики встретились с конным разъездом таргов, которые были уже предупреждены о возможном появлении большого отряда дроу.

У меня словно гора свалилась с плеч, и через пару часов я уже обнимался с Марулом, который обрадовался мне, как родному брату, и затарахтел без передышки, не давая даже слова вставить:

— Ингар, слава богам, что я снова тебя встретил, ты даже себе не представляешь, как вовремя вы появились! Мы недавно разнесли имперцев в пух и прах и едва не ворвались в Латр. Сначала Арданай наголову разгромил легион Тита Флавия, который шёл на выручку гарнизону Ариса. После сражения полторы тысячи имперцев удирали от двухсот конных таргов, как зайцы от волка, и остановились только у моста через реку Нерей. Эти придурки уже решили, что спасли свои шкуры, а тут я со своим отрядом ударил им в спину и подчистую вырубил охрану моста. На следующий день Тит Флавий приказал отбить мост обратно и бросил на нас всех легионеров, которые не успели разбежаться. Вот тогда я и вспомнил тебя добрым словом: если бы ты не зарядил мой метатель, то нас сбросили бы в реку одним ударом. Легионеры пёрли, как бараны на бойню, и все десять зарядов попали в цель, мясорубка была страшная. Я не знаю, сколько имперцев погибло от файерболов, а скольких они сами передавили, удирая в панике. Сотня моих бойцов едва не ворвалась в город на плечах бегущих легионеров, и мне с огромным трудом удалось их остановить. Ингар, мне кажется, что империя окончательно развалилась и наступают совсем другие времена! Сейчас под моей командой всего триста бойцов, а у Тита Флавия тысяч пять вместе с городским ополчением, но легионеры разбегаются, только завидев тарга. Ты представляешь, эти трусы даже нос из Латра высунуть боятся, закрыли ворота и трясутся от страха. Сейчас инициатива полностью в наших руках, но если имперцы узнают, что у меня мало бойцов, то всё пойдет насмарку. Метатель у меня разряжен, и без него нам не удержаться, а Арданай с пехотой подойдёт только через неделю. Я уже собирался отводить бойцов на правый берег реки и приготовился сжечь за собой мост, если не будет другого выхода. К счастью, боги не забыли народ таргов, теперь имперцам мост у нас не отбить, а когда подойдёт Арданай, мы повесим Тита Флавия прямо на воротах Латра!

На этой жизнеутверждающей фразе тарг закончил свою пламенную речь и дал мне возможность задать интересующие меня вопросы:

— Марул, я тоже очень рад нашей встрече и тому, что тарги хорошо пощипали имперцев. Я, конечно, заряжу твой метатель и выделю тебе на подмогу полсотни дроу, но в моём отряде много женщин и детей, которых нужно доставить в безопасное место. Прости меня за торопливость, но времени у нас мало, поэтому привози метатель для зарядки, а я подготовлю тебе полсотни бойцов в помощь.

Марул в ответ на моё извинение рассмеялся и ускакал со своими бойцами за метателем, мне же предстояло найти источник Силы и обговорить с Милорном, кого из воинов оставить у моста. После непродолжительных дебатов мы решили, что с таргами останется Алдар и пятьдесят наиболее опытных бойцов, которые должны будут дождаться моего возвращения из лагеря на болоте. Чтобы у Алдара не было никаких колебаний в угрожающей большими потерями ситуации, я прямым текстом приказал ему в случае чего уводить бойцов в лес, не подвергая их жизни опасности. Я категорически запретил ему показывать чудеса храбрости, расплачиваясь жизнью подчинённых, даже если таргам будет грозить полный разгром. Главным для меня было спасти жизнь дроу, а для таргов потеря трёхсот воинов Марула не является критическим ущербом. Конечно, мои указания Алдару были насквозь пропитаны цинизмом, но проза жизни диктовала свои условия, а мне было не до сантиментов.

Поиски источника магической энергии заняли примерно полчаса, и я, чтобы не терять времени даром, подкачал свою ауру, хотя она была разряжена всего на треть. Через некоторое время прискакал Марул и привёз метатель, внешний вид которого производил удручающее впечатление. Первым делом мне пришлось очистить механизм метателя от пыли и грязи и только потом зарядить камни Силы. Для проверки работоспособности метателя я спалил файерболом одинокую сосну на краю леса и, удовлетворившись результатом, отдал метатель таргам. Затем мы с Милорном представили Марулу Алдара, который будет командовать остающимся у моста отрядом дроу, и обговорили порядок взаимодействия.

Для того чтобы добраться до лагеря, нам требовалось ещё около дня пути. Если прибавить к этому сроку двое суток на размещение женщин и детей, а также день на обратную дорогу, то я смогу вернуться к мосту только через четыре или пять дней. Этот срок моего возвращения был согласован как окончательный, и мы, тепло попрощавшись с Марулом, продолжили свой путь. Проводником вместо Алдара стал один из его воинов, и нам не пришлось плутать по лесу. На закате солнца разведчики, идущие в авангарде колонны, встретили дозорных, которые охраняли тайную тропу, ведущую к лагерю, и через пару часов наш отряд переправился на остров, спрятавшийся в лабиринте камышей большого заболоченного озера.

Обитатели острова, словно громом с ясного неба, были поражены неожиданным появлением своих родственников, которых уже давно похоронили. Сонный лагерь, готовившийся к ночи, в одно мгновение был взбудоражен этим событием. Вокруг раздавались радостные крики дроу, которые сумели найти своих близких, и рыдания тех, кому не повезло. До моей сиятельной персоны никому дела не было, и я направился на поиски местного начальства. Мне с трудом удалось разыскать в этом гудящем муравейнике Верховную магиню Аладриель, взявшую на себя командование над эльфами после моей «гибели». Магиня тоже участвовала в этом радостном столпотворении, она отыскала среди спасённых дроу свою родную сестру и племянницу, которые вдвоём висели у неё на шее, заливаясь слезами. Добиться толку от рыдающих женщин было невозможно, и поэтому я отправился разыскивать посла Элиндара и других гвельфов.

Прочесав остров вдоль и поперёк, я не нашёл никаких следов светлых эльфов и начал подозревать худшее. В моё отсутствие старая вражда между дроу и гвельфами могла вспыхнуть с новой силой, и тёмным ничего не стоило перерезать светлых из-за какого-нибудь случайного конфликта. Накрутив себя этими мыслями до белого каления, я вытащил из радостной толпы Милорна и едва не вытряс из него душу, хотя понимал, что он тоже не в курсе этого вопроса. Увидев мою злую рожу, седой эльф сразу проникся серьёзностью момента и послал одного из своих воинов прояснить сложившуюся ситуацию. Минут через десять посыльный вернулся с другим дроу, который объяснил мне, что гвельфы из посольства в Чинсу обосновались на соседнем островке, до которого можно доплыть на лодке всего за полчаса. Моё настроение сразу пришло в норму, и я решил немедля плыть в гости к соплеменникам Виканы, чтобы не мешаться под ногами радующихся дроу.

На прощание я приказал Милорну к полудню следующего дня собрать командиров на совет, и воин, который рассказал нам об острове, повёл меня на берег к плетённой из лозы лодке, на которой мы и отплыли в темноту ночи. Хотя магическое зрение позволяло мне хорошо видеть в темноте, но я никак не мог понять, каким образом эльф ориентируется в этом камышовом лабиринте. В первый момент лодка показалась мне весьма ненадёжной, но странное произведение эльфийской технологии держалось на воде очень уверенно, а на её дне не плескалось даже кружки воды. Слова воина не разошлись с делом; и вскоре мы причалили к островку, на берегу которого нас сразу же окликнул часовой. Увидев перед собой воскресшего из мёртвых князя Ингара, гвельф очень растерялся, и мне стоило больших усилий привести его в адекватное состояние. В конце концов мне удалось убедить его в том, что я не привидение, и мы отправились в глубь островка к шалашу Элиндара.

Бывший посол гвельфов в Чинсу вышел из ступора значительно быстрее своего подчинённого, и уже через пару минут с ним можно было нормально разговаривать. Убедившись, что перед ним живой человек, а не призрак, гвельф наконец заговорил:

— Князь, простите меня за то удивление, с которым я встретил ваше появление. Мы все были полностью уверены, что вы погибли! Акаир, когда вернулся из того злосчастного полёта, абсолютно твёрдо заявил, что собственными глазами видел, как ваш дракон упал на землю и взорвался. По его словам, в этом взрыве выжить было невозможно, и вдруг вы среди ночи приходите в мой шалаш. В первый момент мне показалось, что у меня начались галлюцинации и что я сошёл с ума! Значит, Акаир обманул нас и только поэтому он так торопился улететь к Саадину?

— Элиндар, не нужно искать предательства там, где его нет. Акаир не обманул вас и рассказал ту правду, которую видел собственными глазами, — возразил я гвельфу. — Действительно, маги сбили моего дракона, и он упал на землю, но мне чудом удалось выбраться из него ещё до взрыва, просто Акаир не видел этого момента. Меня оглушило взрывом, и мой малхус пожертвовал собой, спасая жизнь своему хозяину. После гибели дракона и смерти Тузика произошло много событий, но сначала расскажите мне, как обстоят дела у вас.

— Сиятельный, вы улетели почти два месяца назад, и от вас не было никаких известий. Всё это время мы были абсолютно оторваны от мира и толком не знаем, что происходит вокруг. У меня всего пятеро бойцов, их даже для охраны этого островка слишком мало. Наши патрули с трудом контролируют территорию рядом с болотом, а на дальние разведывательные рейды ни у нас, ни у тёмных не хватает воинов. Дроу посылали два отряда разведчиков в сторону Латра, но назад воины не вернулись. К несчастью, вместе с ними пропала принцесса Эланриль, и мы остались без единственной видящей. По большому счёту, нам давно пора уходить из этого проклятого болота, вокруг которого постоянно крутятся патрули «Зелёных призраков», а позавчера мои воины наткнулись на трёх чёрных монахов-чинсу. Однако дроу наотрез отказываются уходить к Нордрассилу, пока не выяснят судьбу своих соплеменников. После того как Акаир принёс известие о вашей гибели, нам пришлось перенести лагерь гвельфов на этот островок. У дроу своих проблем хватает, а когда вы погибли, у нас начались трения с воинами казнённого вами князя Амрилора. Правда, до открытого столкновения дело не дошло, но Верховная магиня Аладриель попросила меня перенести лагерь. Надо отдать Аладриель должное, более мудрой и властной женщины я за свою жизнь не встречал. Она держит дроу в железном кулаке, и мы избежали многих бед благодаря её прозорливости. Я поддерживаю с магиней постоянный контакт и делюсь данными разведки. Мы регулярно обсуждаем текущие проблемы, но договориться о дате выхода к Нордрассилу никак не можем. Слава богам, что вы вернулись, теперь намного легче будет решить эту проблему. Все гвельфы в лагере живы и практически здоровы, женщины и дети отошли от ужасов плена и способны перенести дорогу к Дереву Жизни. Больше ничего существенного за время вашего отсутствия не произошло. Князь, я с нетерпением жду рассказа о том, как вам удалось спастись и найти наш лагерь, — закончил доклад Элиндар.

Теперь наступила моя очередь рассказывать о своих приключениях. За последнее время от этих рассказов у меня опух язык, и я постарался как можно сильнее сократить текст своего повествования, оставив только самую суть.

— Как я уже рассказывал, после того, как нас сбили, маги убили Тузика. Затем взорвалось сердце дракона и меня оглушило. Я потерял сознание, а очнулся уже в плену у имперцев. Тит Флавий, командующий имперскими войсками в Латре, и главный Защитник веры магической академии Валор приказали отвезти меня на допрос в магическую академию Мерана и передать лично в руки Верховному магу Агрипе. Сначала я хотел убить Валора и Тита Флавия прямо в штабе, но потом передумал и решил с их помощью попасть в магическую академию и прикончить Агрипу. Однако главной целью являлась машина смерти, без которой имперцы не смогут заряжать свои метатели. Чтобы не тратить время попусту и не забивать вам голову лишней информацией, я сразу расскажу о результатах этой авантюры. Агрипа мертв, а машина смерти уничтожена. После взрыва камней Силы в подвале башни, где располагалась машина смерти, начался сильный пожар. Имперцам не удалось погасить огонь, и башня магической академии выгорела изнутри, а затем рухнула. Я очень надеюсь, что под её обломками нашли свою смерть самые сильные имперские маги. Мне удалось выбраться из горящей академии через подземный ход. Сразу после выхода на поверхность я встретил отряд таргов под командованием моего старого друга Марула, который проводил разведку горного прохода к академии. Мы вместе с воинами Марула отбили у имперцев караван с пленными дроу. Мне случайно удалось узнать, что из Латра в Меран ведут ещё один караван с пленниками, в котором только женщины и дети. Я с двадцатью воинами эльфов сразу бросился на перехват этого каравана, но мы опоздали, и работорговцы, напавшие на караван, убили многих пленниц и детей. После этого кошмара боги над нами сжалились, и нам удалось пройти к вашему лагерю без потерь. Всего пару часов назад колонна дроу переправилась на остров, где командует магиня Аладриель, и там сейчас не то праздник, не то поминки. Тёмным эльфам сейчас не до нас, и я решил переправиться к вам в лагерь. Не прогоните?

— Ингар, как вы можете такое говорить? — возразил Элиндар. — Вы можете располагать всем, что я имею, и моей жизнью в придачу! Я и моя семья обязана вам жизнью!

— Элиндар, простите меня, пожалуйста, я очень неудачно пошутил и не хотел вас обидеть. Мне просто нужно выспаться и привести себя в порядок, а то по мне уже блохи скачут, как по шелудивой собаке.

— Князь, ни о чём не беспокойтесь. Я разбужу жену, она разогреет воду и приготовит всё, что необходимо. Снимайте с себя грязную одежду и ложитесь спать, когда всё будет готово, я разбужу вас.

Сил для соревнования в вежливости с гвельфом у меня не было, и я последовал его совету. А через час я сидел на берегу островка, опустив ноги в воду, и меня тёрли мочалкой заботливые женские руки, смывая накопившуюся грязь и пот. Время от времени я проваливался в блаженную дремоту, и мне казалось, что меня моет Викана, а я сижу в бассейне её покоев и наслаждаюсь этими мгновениями. Неожиданно сердце защемила печаль, и из глаз потекли слёзы, настолько мне стало горестно в этот момент. Я снова почувствовал себя абсолютно одиноким в этом мире, словно маленький ребёнок, потерявший родную мать. Сопротивляться этому чувству у меня не было сил, и я не мог унять текущие слёзы. Всё моё существо заполнило предчувствие какой-то страшной беды, нависшей над нами. Я никак не мог понять, что происходит, эта беда не угрожала смертью мне или моим близким, но сам воздух, казалось, пропитывал смертельный ужас и страх неминуемой гибели. Я почему-то знал, что эта беда сгущается именно вокруг меня и я являюсь первопричиной этого ужаса. Не знаю, заметила ли Делия моё состояние, но она не произнесла ни одного звука, просто её руки стали ещё нежнее касаться моего измученного тела.

Была бы моя воля, я всю оставшуюся жизнь просидел на этом берегу, но жизнь диктует свои законы. Как бы мне ни хотелось всё бросить и забиться в какой-нибудь тёмный угол, долг вытащит меня за шкирку и заставит снова изображать Великого Ингара, которому и море по колено, и боги не указ. Завтра мне снова предстоит решать, кому жить, а кому умереть, и опять по рукам потечёт чужая кровь, а возможно, и моя собственная.

Пока я занимался духовным самоедством, Делия отмыла моё тело от грязи и вытерла полотенцем и отвела меня в шалаш, где я заснул на мягком ковре из листьев. Сквозь сон я услышал тихий женский шёпот:

— Элиндар, ты не представляешь, какой же Ингар, в сущности, ещё мальчик. Он немного старше Виканы, а тащит на себе такой груз, который не под силу и древнему старцу. Его душа ещё не очерствела от потоков крови, и она страдает за каждую отнятую им жизнь. Ингар пропускает чужие страдания через себя, не понимая, что губит свою душу. Я не представляю, как он со всем этим справляется, не повредившись разумом и не превратившись в кровавого монстра.

— Делия, ну вот опять ты за своё. Ингар почти бог, и он выдержит любые испытания. Ты же знаешь, что каждое слияние твоей души с душою, которая страдает, отнимает у тебя несколько лет жизни. Твой дар губителен для тебя, и я не хочу похоронить свою любимую жену во цвете лет, ты нужна нашей дочери и мне!

— Любимый, я не могу по-другому. Ингар спас нас от смерти, и я обязана ему помочь, пусть даже проживу на сто лет меньше, чем мне отпущено. Вот ты говоришь, что он бог и сам справится со всеми бедами. Может быть, ты и прав, но я чувствую, как он одинок и как больно его душе. У меня странное раздвоенное ощущение, когда я сливаюсь с ним. В Ингаре сочетается чудовищная магическая мощь и одновременно странная детская беззащитность. Он готов сражаться в одиночку со всем светом и в то же время плачет, как ребёнок, вспоминая свою жену.

— Делия, мне уже почти двести лет, и я тоже готов плакать, как ребёнок, вспоминая о тебе. Умоляю, не убивай себя, растрачивая последние душевные силы, помогая другим, оставь и для нас с дочкой немного.

Сон окончательно поглотил меня, и тихий разговор постепенно растаял в шуме дождя, начавшегося за стенами шалаша.

(обратно)

Глава 33 Меня снова пробуют на прочность

Гвельфы утром будить меня не стали, а дождались, когда я проснусь самостоятельно. Погода была довольно тёплая, но сырость, проникавшая во все щели, разбудила меня. Я выглянул из шалаша и осмотрелся. Дождь, начавшийся ночью, уже закончился, но над болотом ещё стоял довольно плотный туман. В лагере происходила обычная бытовая суета: женщины наводили порядок около шалашей, вытряхивая какие-то коврики. Дети стайкой бегали возле навеса, служившего, по-видимому, столовой, и дожидались, пока их накормят. Мою одежду ещё не принесли, и поэтому я обернул вокруг пояса кусок ткани, служившей мне простынёй, и выбрался наружу. Для начала я решил разыскать Элиндара, к которому у меня были вопросы, главным из которых являлся «Когда мне дадут пожрать?». Далеко ходить не пришлось, потому что гвельф разговаривал с двумя воинами позади шалаша, в котором я ночевал.

— Доброе утро, — поздоровался я с гвельфами. — Прошу меня извинить за столь непотребный вид, но мою одежду ещё не принесли. Элиндар, что нового произошло за прошедшую ночь?

— Сиятельный, я только что выслушал доклад дозорных, которые недавно обнаружили недалеко от болота трёх чёрных монахов. Они говорят, что разведчики чинсу ушли в сторону Орлиного перевала, других следов они не обнаружили. Правда, у меня есть подозрение, что чёрные монахи ещё сюда заявятся, а они намного опаснее имперских «Зелёных призраков». Если мы столкнёмся с отрядом хотя бы из двадцати воинов, то это станет большой угрозой для нашего лагеря.

— Элиндар, вчера мы толком не поговорили, и вы пока не в курсе всех событий. Я привёл отряд дроу, и сейчас на соседнем острове находится около семидесяти бойцов. У моста через реку Нерей остался ещё один отряд из пятидесяти воинов дроу и более трёх сотен конных таргов, которые являются нашими союзниками. Сегодня мы уже не так уязвимы, как это было совсем недавно, и теперь с нами довольно сложно справиться. Заканчивайте свои дела и пойдёмте завтракать. Я голоден, как дикий зверь, а нам с вами предстоит трудный день. Кстати, найдите мне какие-нибудь штаны, а то князь без штанов выглядит глупо.

Гвельфы заулыбались на мою шутку, и их настороженность, проявившаяся при появлении полуголого высокого начальства, исчезла. Элиндар сразу бросился искать для меня штаны, но его поиски закончились полной неудачей, слишком сильно я превосходил своими габаритами стройных гвельфов. К этой суете вскоре присоединилась Делия, которая «обрадовала» меня известием, что моя одежда будет готова только через час, потому что женщины ещё не зашили все дыры на моём походном костюме. Делать было нечего, и я, удручённо вздохнув, отправился завтракать в образе Юлия Цезаря, соорудив из простыни подобие римской тоги. Чтобы полностью завершить превращение в римского императора, мне не хватало единственного атрибута — лаврового венка на лысую голову.

Завтракать «Юлию Цезарю» пришлось в одиночестве, так как гвельфы уже поели, пока моё величество соизволило почивать. Утренняя трапеза Великого Ингара сразу превратилась в цирковой аттракцион, потому что всего за час я сожрал недельный запас продуктов, предназначенных для всех гвельфов, живущих на островке. Поначалу обитатели лагеря, собравшиеся вокруг столовой, просто изучали своего новоявленного князя, но потом мне показалось, что они стали ждать, когда я лопну. Дождаться этого радостного момента гвельфам не удалось, и, похоже, в их лопоухих головах появились серьёзные сомнения насчёт того, а смогут ли они прокормить столь прожорливого вождя.

Всё хорошее когда-то кончается, вот и изысканный завтрак на природе, проходивший под любопытными взглядами подданных, закончился, и мне снова предстояло с головой окунуться в прозу жизни. Стоило мне встать из-за стола, как Делия принесла мою многострадальную одежду, которую стало невозможно узнать. Я по своей наивности думал, что мне просто нашьют заплаток на дыры и стянут разошедшиеся швы, но искусные руки гвельфийских женщин превратили рваные обноски в изысканный костюм высокородного гвельфа. Мало того что всё было пошито с удивительным искусством, так ещё каждый предмет одежды сидел на мне как влитой, словно я месяц бегал на примерку в лучшее столичное ателье. Мне неизвестно, с помощью какой магии эльфийкам удалось превратить мою рванину в шедевр, достойный модного салона, но я реально обалдел, увидев результат их работы. Моему удивлению не было предела, и я выплеснул на Делию целый поток восхищённых слов благодарности, чем явно польстил её самолюбию.

В это время с соседнего острова приплыли две лодки, посланные за мной магиней Аладриель. Посыльный прибыл с сообщением, в котором говорилось, что сиятельного Ингара уже больше двух часов ждут командиры дроу, собранные на совет по его же приказу, а принцесса Эланриль очень беспокоится о моём самочувствии. Я сразу прекратил светские беседы и вместе с Элиндаром уплыл на остров к тёмным эльфам.

Солнце уже давно перевалило за полдень, когда мы с Элиндаром высадились на берег, где нас встречала целая делегация во главе с магиней Аладриель. По лицам дроу было хорошо заметно, что они сильно раздражены тем, что им пришлось долго ждать какого-то хумана, даже Эланриль надула щёки, завидев меня. Великий Ингар наивно возомнил, что все проблемы в отношениях с дроу уже решены, но всё оказалось не так радужно, как мне казалось ещё вчера вечером. Эльфийская спесь в очередной раз вылезла из-под маски притворного послушания, и руководство дроу смотрело на меня как солдат на вошь. Если бы я был князем дроу, то моему отсутствию мгновенно нашлось бы оправдание, но человечку подобного поведения эльфы простить были не готовы. В первый момент я хотел вежливо извиниться за своё опоздание, но, увидев надменные ушастые физиономии, сильно разозлился. Сложившаяся обстановка диктовала другие правила поведения, и теперь, чтобы не начинать новую борьбу за власть, приходилось строить дроу в колонну по три.

Магиня Аладриель, не дождавшись от меня вежливых извинений, возмущённо сверкнула глазами и хотела что-то сказать, но я остановил её, подняв руку.

— Все возмущённые реплики потом! — нахмурившись, произнёс я. — Магиня Аладриель, Милорн, Элиндар и принцесса Эланриль остаются здесь, а остальные свободны. Вас вызовут, когда придёт время.

Эльфы ожидали от меня чего угодно, но только не таких слов. В первый момент среди дроу началось какое-то брожение, однако Милорн мгновенно пресёк недовольство, и полтора десятка младших командиров удалились в сторону шалашей, возбуждённо переговариваясь между собой.

После того как воины отошли за пределы прямой видимости, я начал воспитательную работу среди командного состава.

— Милорн, от кого я не ожидал такого поведения, так это от тебя! Магиня Аладриель со мною почти незнакома, а Эланриль ещё маленькая девочка, у которой ветер в голове, и ей простительно! Что это за митинг вы здесь организовали? Мне что, каждый день показательную порку устраивать, чтобы вы перестали меня на прочность проверять? Если кто-то из вас по собственной глупости решил, что всё закончилось, то я вынужден вас огорчить — всё только начинается! Неужели вы так быстро забыли недавнюю мясорубку, в которой едва не погибли все женщины и дети? Милорн, тебе много в жизни пришлось пережить и повидать, ты должен был сразу пресечь этот балаган, а не дожидаться, когда я начну головы рубить! Обращаюсь ко всем присутствующим и второй раз повторять не буду! Моя задача привести народ дроу к Нордрассилу, и борьбы за власть я не допущу, и если потребуется, то прирежу любого несогласного с моими приказами. А сейчас даю вам полчаса на то, чтобы выбить дурь из голов, сомневающихся в моих правах на власть. Время пошло!

— Князь, я… — попытался начать оправдываться Милорн, но это меня ещё больше разозлило.

— Милорн, вам сказали: время пошло!!! — зарычал я, окончательно съехав с катушек.

После этого рыка эльфы рысью побежали в сторону лагеря, поняв, что шутки закончились. Меня затрясло от злобы, и даже Элиндар втянул голову в плечи, впервые увидев взбесившегося хранителя Нордрассила. Сердце паровым молотом бухало в груди, адреналин ручьями тёк по жилам, а поток магической Силы переполнял всё моё существо, готовясь вырваться на свободу ментальным ударом. Я понимал, что если мне не удастся взять себя в руки, то выброс магической энергии убьёт всё живое в радиусе сотни шагов. Запоздалые попытки разума справиться с этим состоянием не приносили никакого результата, и я с ужасом представлял последствия своего психологического срыва. Только богам известно, чем закончилась бы эта история, если бы Эланриль не переборола свой страх и не вернулась с полдороги, чтобы успокоить озверевшего Ингара.

Эльфийка с первого взгляда поняла, что со мною не всё ладно, и с криком «нет!» бросилась мне на шею. К этому моменту я уже почти потерял связь с окружающим миром и практически не контролировал свои действия. Отчаянный прыжок эльфийки столкнул меня с берега в болото, мои ноги заплелись, и я, потеряв равновесие, свалился в воду. Как только моя голова скрылась под водой, произошёл спонтанный выброс магической энергии, и болото вокруг меня забурлило. Только через несколько секунд мне удалось вынырнуть на поверхность и, цепляясь за ветки кустов, выбраться на берег. От моей одежды шёл пар, словно она побывала в раскалённой печи, но ожогов на своём теле я не почувствовал. Неожиданное купание явно было мне на пользу, и приступ бешенства быстро проходил. Однако ноги меня ещё не держали, и, чтобы унять дрожь в трясущихся конечностях, я лёг на землю. Через несколько минут я отдышался и осмотрелся по сторонам. В нескольких шагах от берега я увидел сидящую на земле Эланриль, которая смотрела на меня квадратными от ужаса глазами.

— Ингар, ты в порядке? — спросила срывающимся голосом девушка.

— Пока не знаю. А куда подевался Элиндар? — задал вопрос я, испугавшись, что убил гвельфа.

— Он убежал куда-то, когда вода в болоте закипела. Ингар, умоляю тебя, не делай так больше, я очень боюсь, когда ты злишься.

— Я постараюсь, но мне очень трудно сдерживаться, когда сталкиваюсь с эльфийской спесью. Эланриль, ответь, почему эльфы даже на краю могилы кичатся своей исключительностью и готовы вцепиться зубами даже в протянутую руку помощи?

— Ингар, я этого не знаю, но так было всегда. Наш народ живёт на Геоне намного дольше людей, и, наверное, причина в этом. Этот мир тысячелетия принадлежал эльфам, а другие народы только незваные гости, которые заняли наше место под солнцем. Этот мир был прекрасен, пока здесь не появились пришельцы.

— Эланриль, мир Геона превратился в руины после эльфийских войн на уничтожение, а пришельцы появились в результате вашей же глупости. Эльфам пора прекратить жить мифами о былом величии; чтобы выжить, необходимо меняться и приспосабливаться к новым реалиям. Человеческая природа податлива, как глина, а эльфы — словно застывшие памятники давно ушедшим предкам. Не нужно пытаться вернуть красивую сказку о прошлом, нужно создавать прекрасное настоящее! Любой, кто тянет дроу в прошлое, — враг, и я буду беспощадно с ним бороться! Другого пути у нас нет; если мы пойдём разными дорогами, то впереди нас ждёт только могила! Ты поняла меня?

— Да,любимый! — выдохнула Эланриль.

«Ну вот, кто о чём, а голый о бане! Я тут распинаюсь о прекрасном будущем, а девушка только о любви думать способна. А может быть, в её словах и есть главная правда жизни? Нам, мужикам, только бы бегать с мечом в руке, срубая головы направо и налево, а женщины обязаны сдерживать нашу дурь и не дать окончательно перерезать друг друга ради сомнительной славы, — обречённо подумал я, поняв, что мои возвышенные речи мало волнуют душу влюблённой девушки. — И за какие только грехи на меня свалились все эти любовные проблемы?»

Пока мы с Эланриль беседовали на философские темы, к нам осторожно подошёл Элиндар и тихо встал в сторонке. Наконец я обратил на него внимание. Мой философский зуд уже прошёл, и я отправил гвельфа созывать дроу на совет, который мы так и не смогли провести.

После приступа бешенства, который чудом не отправил к праотцам руководство эльфов, ушастые стали тихими, как мыши, и покорно выслушивали мои приказы. Сначала я решил, что на дроу положительно подействовала разъяснительная работа Милорна, но некоторые из присутствующих очень часто бросали взгляды куда-то мне за спину. Как я ни сдерживал себя, стараясь сохранить серьёзный вид, но всё-таки не выдержал и обернулся, после чего буквально обомлел. Вся поверхность озера, затянутого болотной тиной, была покрыта сплошным ковром мёртвой рыбы и другой живности, которая раньше водилась в воде. Это зрелище являлось лучшей иллюстрацией моей магической силы и предупреждением тем, кто вздумает конфликтовать с князем Ингаром.

Созывая эльфов на совет, я собирался обсудить с ними свои планы и выслушать критические замечания, но после приступа бешенства и неконтролируемого ментального выброса мои планы пошли прахом. Перепуганные дроу смотрели мне в рот и были готовы выполнить любой, даже самый идиотский приказ. Смысла в таком совещании не было никакого, и я просто приказал Милорну подготовить к вечеру двадцать воинов для похода к мосту, куда должны были подойти войска Арданая.

После неожиданного купания моя одежда снова потребовала стирки, и я снова нарядился в тогу римского императора, соорудив её из конфискованной у дроу простыни. Командный зуд не давал мне покоя, и я не смог усидеть на берегу, отправившись инспектировать лагерь в сопровождении Милорна и магини Аладриель, которая пыталась исподволь прощупать меня магией. Суета эльфийки начала меня напрягать, и я, чтобы прекратить неуклюжие попытки магини залезть мне в голову, сказал:

— Госпожа Аладриель, я понимаю вашу заботу о народе дроу, но если у вас есть ко мне вопросы, то просто задайте их, а не пытайтесь залезть в моё сознание. Я со всей откровенностью отвечу вам, а если будут темы, которые я не захочу обсуждать, то скажу об этом прямо.

Услышав мою реплику, эльфийка, полностью уверенная в том, что действует незаметно, споткнулась и едва не упала. Элиндар, идущий рядом с Аладриель, едва успел поддержать её под руку и спасти от конфуза. Лица у гвельфов в подобных случаях синеют, а кожа у магини потемнела и стала почти как у негритянки, наверное, так краснеют тёмные эльфы. Эльфийка только через минуту смогла взять себя в руки и попыталась оправдаться:

— Сиятельный, вы неправильно поняли мои действия, я пыталась понять, насколько вы раздражены и не грозит ли нам новый всплеск вашей ярости. После того как вы едва не убили всех нас, это была попытка просто обезопасить себя.

— Госпожа Аладриель, простите меня за несдержанность, но слишком тяжёлыми выдались последние два месяца. Я постараюсь контролировать свои эмоции, но и вы со своей стороны постарайтесь не доводить меня своим поведением до белого каления, и тогда у нас не будет возникать проблем.

— Сиятельный, но мы совсем не собирались ставить под сомнение ваше главенство над нами, просто у дроу есть собственная гордость.

— Госпожа Аладриель, похоже, это вы не до конца меня поняли. Моя задача довести народ дроу к Дереву Жизни. У меня нет никакого желания договариваться с вашей элитой о разделении власти или каждый раз разжёвывать свои приказы! На это у меня просто нет времени, да и многие приказы диктует быстро меняющаяся обстановка. К тому же я просто могу ошибаться, но лучше выполнять ошибочный приказ, нежели обсуждать каждый из них. Если вы боитесь потерять свой статус среди соплеменников и попытаетесь стать руководящей прослойкой между мной и простыми дроу, то я этого не позволю. Командиров назначаю только я, руководствуясь их компетенцией, а не званиями. Все внутренние разборки — в долине Дерева Жизни, а сейчас — беспрекословное подчинение. Вопросы можете задавать, только если что-то непонятно или вы увидели, что я совершаю какую-нибудь откровенную глупость. Я надеюсь, что до вас дошли мои требования?

— Да, князь, я поняла вас! — с плохо скрываемым раздражением ответила магиня.

— Тогда выслушайте мой приказ, — обратился я к Аладриель и Элиндару. — Когда я с воинами уйду к мосту через реку Нерей, то вся власть в лагере перейдёт лично к вам. В случае непредвиденных обстоятельств вы вместе с Элиндаром уводите эльфов в долину Нордрассила. Карту с маршрутом движения и письмо принцессе Викане я оставлю. На карте два варианта пути: один через халифат, а второй через афрские джунгли. Халиф Саадин — мой союзник, но если он решит, что я погиб, то сразу превратится во врага эльфов, в этом случае вам придётся идти не через халифат, а через территорию афров. До вас тоже могут дойти известия о моей смерти, но доверять им особенно не стоит, потому что мне доводилось попадать в разные передряги, а я пока жив и постараюсь, чтобы так было и дальше. Если посчитать все могилы, в которых меня уже похоронили, то получится целое кладбище, и, как говорят у нас на Земле: «Не дождётесь!» После моего ухода ждите десять дней, и если не будет известий, то в любом случае уходите к Нордрассилу, а я постараюсь нагнать вас по дороге.

Зачем я готовил эльфов к самому худшему сценарию развития событий, мне и самому было непонятно, наверное, на меня повлияли ночные кошмары и ощущение беды, гнездившееся в моём подсознании.

День постепенно клонился к вечеру, и после ужина Милорн построил отряд воинов перед тропой через заболоченное лесное озеро, и мы отправились в путь. Через полтора часа окончательно стемнело, но мы уже выбрались из болота и побежали по лесу. Я погрузился в транс и начал сканировать округу на предмет засады или другой опасности. Ничего примечательного я не обнаружил. Но сознание зацепилось за одну странность: дроу в отряде оказалось не двадцать, а двадцать один. На расстоянии полёта стрелы по нашим следам двигалась аура ещё одного эльфа, приглушённая магией.

— Милорн, сколько бойцов в отряде? — обратился я к седому эльфу.

— Со мной двадцать, князь. Вы же сами проверяли на острове, — удивлённо ответил Милорн.

— Тогда кто это крадётся по нашим следам?

— Чёрт его знает, может быть, мы прозевали разведчика имперцев?

— Да нет, это какой-то дроу за нами увязался, и у меня есть подозрение на этот счёт! — ответил я, догадавшись, что это Эланриль, решившая идти с нами и дожидавшаяся момента, когда мы отойдём подальше от болота.

Моя догадка подтвердилась через десять минут, когда трое воинов, отправленные мной в засаду, привели ко мне принцессу со связанными за спиной руками. Бойцы чётко выполнили мой приказ и связали Эланриль, несмотря на то что отлично её знали. Принцесса шипела, как кошка, и лягалась, как взбесившаяся лошадь, обещая убить воинов, захвативших её в плен. Я посмотрел на разбушевавшуюся Эланриль и, махнув рукой на заготовленную речь, приказал развязать эту взбалмошную козу, для которой все мои аргументы — простое сотрясение воздуха. Как только девушке освободили руки, она сразу же набросилась на своих обидчиков с кулаками и начала мутузить их почём зря. Я прекратил это безобразие, вытащив принцессу из кучи-малы за шкирку, и попытался успокоить. Мне пришлось трясти эльфийку, как грушу, но результата это не принесло. После неудачной попытки остановить побоище, я обхватил Эланриль руками со спины и оторвал от земли эту сумасшедшую.

— Хватит буянить! Это я приказал тебя связать, а воины ни в чём не виноваты, они только исполняли мой приказ! — заявил я, прижав вырывающуюся девушку к своей груди.

— А лапать меня тоже ты приказал?

Один из наиболее пострадавших воинов, испугавшись моего гнева, сразу начал оправдываться:

— Не лапали мы принцессу! Она как бешеная начала отбиваться и выхватила кинжал, вот и пришлось её держать, как вы сейчас держите, чтобы она не поранилась и никого из нас не порезала.

— Эланриль, это правда? Значит, я тебя тоже лапаю?

— Тебе можно меня лапать, а они рылом не вышли, чтобы касаться своими грязными руками тела принцессы, — гневно заявила эльфийка.

После этой реплики я заржал как сумасшедший и выпустил из рук Эланриль. Воины отряда, ставшие свидетелями этой сцены, смеяться над принцессой не могли по статусу и с трудом прятали улыбки, прикрывая лицо руками. Милорн даже отвернулся, но его плечи тряслись от беззвучного смеха.

Через несколько секунд до Эланриль дошёл смысл вырвавшейся у неё фразы, и она застыла с разинутым ртом, глядя на вашего покорного слугу. Чёрно-белое магическое зрение не позволяло видеть всех красок на лице принцессы, но мне кажется, оно стало чернее тучи. Однако очень быстро первый шок у Эланриль прошёл, и она свинтила в лес со скоростью звука. На ловлю скачущей по кустам козы в эльфийском обличье потребовалось где-то около часа, и только мои магические способности позволили обнаружить беглянку. Для успокоения бившейся в истерике Эланриль мне пришлось долго гладить её по волосам и даже пару раз поцеловать в огромные заплаканные глаза, бормоча какую-то нежную околесицу, в которой не было ни капли смысла. Проделывая все эти действия, я отлично понимал, что окончательно увяз в любовном треугольнике, и если Викана только догадается о том, что произошло в этом лесу, то смерть моя будет ужасной, но другого способа успокоить рыдающую принцессу у меня просто не было.

Все эти незапланированные забеги по лесу довольно сильно задержали наш отряд, и к мосту через реку Нерей мы вышли только к полудню следующего дня. Эланриль отправлять обратно в лагерь было опасно, мало ли что взбредёт принцессе в голову, и я скрепя сердце оставил её в отряде. После этого слёзы на личике Эланриль мгновенно высохли, и у меня возникли обоснованные подозрения, что я в очередной раз стал жертвой женской хитрости.

(обратно)

Глава 34 Пьяные разборки с таргами

Марул встретил меня с распростёртыми объятиями, и эта встреча незаметно переросла в банальную пьянку. Не то чтобы у меня была особая необходимость нажраться, но русская душа не знает лучшего способа для снятия стресса. Смутные предчувствия надвигающейся беды окончательно подорвали мою психику, и я просто сорвался. Милорн, тоже поначалу принимавший участие в этом мероприятии, сумел удержать себя в руках и вовремя смыться из-за стола. Эльф сослался на устав караульной службы и оставил нас вдвоём с Марулом и целой батареей кувшинов с трофейной бормотухой, которой у тарга оказалось немерено. Сначала мы пили только душевно беседуя, но, дойдя со временем до надлежащей кондиции, перешли к исполнению таргских народных песен, а затем и к зажигательным пляскам под бубен. Наплясавшись до упада, я зачем-то поспорил с Марулом, что выпью одним махом трёхлитровый кувшин вина, и на свою голову выиграл этот спор. По старой русской традиции призом в этом споре стал ещё один кувшин с бормотухой.

Дальнейшие наши приключения я помню урывками. Допившись до зелёных чертей, мы вышли из шатра Марула и отправились к загону с быками, чтобы помериться силой с каким-то Гарданаем, считавшимся самым авторитетным бойцом среди всех таргских кланов. Могучий Гарданай тоже оказался пьяным в лоскуты и сдуру принял мой вызов. Я наивно думал, что мы просто помашем кулаками и вернёмся допивать оставшееся вино, но Марул почему-то предложил мериться силой на быках. То ли он пожалел меня, то ли трёхметрового Гарданая, но вместо банального мордобоя мы должны были убивать быков ударом голого кулака в лоб.

Если пользоваться футбольной терминологией, первым в качестве хозяина поля выступал тарг, и ему вывели крепкого быка-трёхлетку, которого Гарданай завалил с четвёртого удара. Публика, сбежавшаяся со всего лагеря, орала, как спартаковские фанаты в Лужниках на матче с «Зенитом». Мне под рёв толпы вывели рогатое чудовище ростом выше двух метров в холке. Самым правильным решением было бы смыться из загона, но «храбрин», булькающий в животе, сделал своё чёрное дело, и Великого Ингара понесло. Быка вывели из загона десять здоровенных воинов, которые с помощью двух канатов пытались удержать его на месте, однако зверюга таскала таргов по арене как детей. Как я ни старался, но мне, косому на оба глаза, попасть в лоб брыкающемуся монстру никак не удавалось. Вскоре публике всё это надоело, и над загоном раздались возмущённые вопли. Вдоволь наслушавшись ехидных выкриков в свой адрес, я разозлился и заявил Гарданаю:

— Если ты такой хитрожопый и вывел мне быка, которого вы вдесятером не в состоянии даже удержать, то сам хватай это чудище за хвост, чтобы оно не крутило башкой, а то я никак не могу прицелиться!

В ответ на мою реплику Гарданай заржал как лошадь и схватил быка за хвост. Рогатый монстр ещё несколько секунд сопротивлялся, но вынужден был остановиться. Огромные мышцы на теле тарга натянулись как канаты, и он крикнул мне:

— Хуман, ты решил, что я буду держать быка за хвост до следующего утра? Бей давай или тащи проигранную выпивку!

Слова Гарданая сильно задели мою поддатую гордость, и я от всей души врезал в лоб рогатому монстру. После моего могучего удара в черепе быка что-то хрустнуло и копыта несчастной животины разъехались в разные стороны, а потерявшее опору тело рухнуло на землю. Глаза у монстра закатились, изо рта вывалился язык, после чего жертва пьяного спора издохла. Я победно вскинул над головой кулаки и обернулся к зрителям, ожидая восторженных криков, но над загоном стояла мёртвая тишина. Такого развития событий я не ожидал и даже слегка протрезвел от возмущения. Вдруг за моей спиной раздался дикий рёв Гарданая, который вывел меня из замешательства. Я мгновенно повернулся в сторону надвигающейся угрозы и едва не помер от смеха, глядя на таргского богатыря. Оказалось, что перед тем, как помереть, бык выдал из-под своего хвоста мощную струю навоза, которая окатила тарга с ног до головы. Гарданай стоял весь в навозе и ревел, протирая залепленные глаза.

Посмеяться от души я так и не успел, тарг быстро протёр глаза и сразу бросился на меня с явным намерением оторвать голову. Возможно, у Гарданая имелся небольшой шанс выполнить свои кровожадные планы, но бешенство не позволяло таргу адекватно оценивать ситуацию, и он надеялся только на свою звериную силу. К несчастью для противника, у меня и собственной дури хватало на двоих Гарданаев, поэтому ему сильно не повезло. На стороне тарга была огромная физическая сила, но я тоже уродился не хилым, к тому же неплохо владел магией, это и предрешило исход драки. Бой проходил по испытанному временем сценарию: Великий Ингар погрузился в транс и, замедлив течение времени, быстро навалял люлей неуклюжему Гарданаю, отправив его в нокаут серией ударов в голову. Правда, на этом веселье не закончилось, так как через забор на арену выскочили несколько дружков Гарданая, но до них я добраться уже не успел — их быстро затоптали воины из отряда Марула, которые считали меня за своего. Тарги вообще любители подраться, а тут появился такой замечательный повод.

После оглушительной победы в моей памяти образовался провал, и я очнулся в лагере эльфов, устроенном в роще недалеко от моста. Моя трещавшая с похмелья голова лежала на коленях Эланриль, которая пыталась влить в мой рот какую-то отраву. Я спросонья попытался отбрыкиваться, но безуспешно.

— Проснулся, алкаш? — грозным тоном законной жены прошипела эльфийка. — Ты только вчера мне голову морочил философскими опусами о смысле жизни, а сам нажрался как свинья, добравшись до первого кувшина с вином. Ты зачем лагерь таргов разгромил и избил всех, кто тебе под руку подвернулся? Я с трудом удержала Милорна, чтобы он не увёл наших воинов обратно в лагерь на болоте. После твоих выкрутасов половина таргов еле живыми валяются, а какому-то богатырю ты все зубы выбил и челюсть сломал, он теперь полгода только жидкую кашку есть сможет! И чем тебе священный молосский бык помешал? Зачем ты убил несчастное животное, которое являлось символом мужской силы у имперцев?

Я попытался вспомнить события прошлого вечера, но в голове было пусто, как в кармане пьяницы после посещения вытрезвителя.

— Эланриль, не мучай меня, я всё равно ничего не помню! Дай лучше похмелиться, а то вы меня скоро похороните!

— Щас, размечтался! Я тебе уже настойку чернильного корня дала, так что не помрёшь. Ты лучше воды выпей, и через полчаса тебе легче станет, — ответила принцесса, сунув мне в руки кувшин с водой.

— Эланриль, а где Милорн?

— Нет его в лагере, он с воинами у моста усиленные посты выставил на случай нападения имперцев. Должен же кто-то воевать, пока вы тут пьянствуете!

Через некоторое время головная боль прошла, и в мозгу у меня стало проясняться. С трудом поддерживая равновесие, я выполз из шалаша на свежий воздух и снова попытался вспомнить прошедшие события, но безуспешно.

— Ингар, вот ты где спрятался, а мне говорили — помер! Сейчас мы тебя подлечим, и ты снова станешь бодр и свеж! — раздался за спиной голос Марула.

Я обернулся на голос вчерашнего собутыльника и понял, что он уже слегка навеселе.

— Ах ты, старый козёл! — вмешалась в разговор Эланриль. — Мало вам Ингар вчера накостылял, за добавкой явился?

— Красавица, я друга от смерти спасать пришёл. Откуда красивой девушке знать, как у настоящего мужчины с похмелья трубы горят, а я ему вина принёс!

— Я сейчас вас обоих так опохмелю, что мало не покажется! Ингару вообще пить нельзя, я его настойкой чернильного корня напоила!

— Ну ты и стерва, Эланриль, а я наивно думал, что лесная фея! Ему же теперь целую неделю ни капли в рот брать нельзя, иначе на понос весь изойдёт!

— Ничего, потерпит! Лекарство всегда бывает горьким, — ехидно ответила принцесса. — Вам только дай повод, и вы снова напьётесь, а если имперцы нападут?

— Типун тебе на язык! Я не только Ингара похмелять пришёл, а позвать тебя к Гарданаю, чтобы ты ему челюсть на место поставила, страдает парень.

— Не дождётесь, чтобы я алкашей лечила! Ингар ему челюсть свернул, пусть сам и вправляет! — заявила эльфийка и скрылась в шалаше.

— Ну и невеста у тебя, брат! — заявил тарг. — Я лучше на самке зорга женюсь, чем на такой вот стерве!

— Ты что, совсем сдурел? Какая мне Эланриль невеста? Я женат на принцессе Викане!

— Это ты так думаешь, а я не первый год землю топчу и много чего повидал. Если принцесса дроу на тебя глаз положила, то ты теперь не отвертишься! Будешь сильно брыкаться, опоит какой-нибудь дрянью, и всё равно женишься. Эланриль видящая, и даже из навоза любовный напиток сделать сможет.

— Ладно, хватит трепаться, пошли в лагерь делами займёмся, а то мне уже нарассказывали, что я вчера там всех поубивал.

— Ингар, не верь ты бабским сплетням, враньё всё это! Ну, повалили два десятка палаток, зубов повыбивали сотни две, но никого же не убили, правда, десяток рук и ног поломали, не без этого. Однако лекари говорят, что никто серьёзно не покалечился и через две недели все раненые будут в строю. Ингар, очнись, война идёт, когда мы ещё так повеселимся? Может быть, завтра на штурм Латра пойдём, вот где крови будет много!

— С чего это ты завтра Латр штурмовать собрался, головка с перепоя опухла? — удивился я словам Марула.

— Гонец утром прискакал. Арданай с войском к вечеру должен подойти, в крайнем случае к утру.

— Вот с этого и нужно было начинать, а то — «спасу, похмелю»! — разозлился я.

— Не для женских ушей эти сведения, чем позже по лагерю разойдётся эта весть, тем позже имперцы об Арданае узнают. Я позавчера от него письмо получил с планом штурма Латра. Насколько я знаю племянника, он медлить не будет и сразу навяжет бой имперцам, чтобы они не успели подготовиться.

— Мать Арданая, госпожа Нара, вместе с ним приедет?

— Нет, Нара осталась с войсками, осаждающими Арис. Если мы захватим Латр, то Арис сдастся без штурма, резня в Арисе нам не нужна. В Таргании очень плохо с продовольствием, женщины и дети голодают. Если начнём штурм, имперцы сожгут склады или отравят зерно, тогда все жертвы станут напрасными.

Чтобы не терять времени даром, мы решили проведать Милорна, который со своими воинами прикрывал подходы к мосту, пока мы пьянствовали. Душа у меня была не на месте, и я толком не представлял, как буду смотреть в глаза седому эльфу. Однако дела оказались не так уж плохи, как я себе напридумывал. Марул хоть и не дурак выпить, но перед тем, как устроить торжественный банкет с мордобоем, утроил посты за рекой и выделил на охрану моста резервную полусотню. Командовал отрядом хорошо знакомый мне Улухай, который отсутствовал на вчерашней пьянке. Улухай доложил, что имперцы ночью вели себя тихо и активности не проявляли, а разведка дроу, отправленная к Латру, кроме обычных дозоров имперцев, ничего не обнаружила. Улухай отправил посыльного разыскивать Милорна, а мы сели перекусить, дожидаясь эльфа. Пока я уплетал кашу с мясом, между Улухаем и Марулом произошёл примечательный разговор:

— Марул, сколько мне причитается по вчерашним ставкам?

— Ну и жаден же ты, друг, я только в себя пришёл после пьянки, ты уже свою долю требуешь.

— Ты не крути мне мозги, а говори конкретно. Если бы я в лагере остался вместо тебя и принимал ставки, то ты уже ночью знал бы результат. Я ещё раз спрашиваю, сколько мне причитается?

— Ладно, уломал! — ответил Марул. — Общий доход где-то тысяча двести золотых империалов, но это не окончательная цифра, значит, нам причитается по четыре сотни на брата.

Странный разговор меня заинтересовал, и у меня появились смутные подозрения, что это связано и со мной, любимым.

— С этого места поподробнее, пожалуйста! — подал я голос.

— Ингар, мы же вчера уже всё обговорили? — удивлённо ответил Марул.

— Что-то я не помню, чтобы мы о чём-то договаривались. Драку помню, а про деньги подзабыл.

— Ну как же? Мы с Улухаем устроили тотализатор на твою победу над Гарданаем. Среди таргов тебя мало кто близко знает, вот мы и решили подзаработать. Улухай замутил всё это дело и пустил слухи по лагерю, а я тебя уговорил. Правда, не всё пошло гладко, когда бык Гарданая навозом окатил, но, слава богам, всё обошлось, и ты его до смерти не прибил. Гарданай — парень вообще-то неплохой, но небитый. Ему скоро тридцать стукнет, а он ни разу по рогам не получал и поэтому ничего не боится и лезет напролом, словно он бессмертный. Я ему давно говорил, что на любого Гарданая свой Ингар найдётся, вот он и схлопотал по роже. Жаль, конечно, что ты ему челюсть сломал, но тут уже судьба так распорядилась.

— Молодцы вы, ребята, напоили меня и решили денег по-лёгкому срубить. Главное, обязанности поделили по-братски. Мне, значит, морду бить будут, а вам империалы в кошель посыпятся?

— Ингар, мы никакой драки не планировали. Если бы не бык, то всё обошлось бы без драки, но — судьба!

— Я с вами полностью согласен, и та же судьба мне подсказывает, что деньги поделим по справедливости. Мне половину, и вам половину, а Гарданаю сотню империалов дадим в качестве компенсации морального и физического ущерба.

Это заявление явно испортило настроение таргам, но спорить со мной они не решились. Вскоре к нам присоединился Милорн, который принёс последние данные от разведчиков, прочесавших местность вокруг моста. По его словам, имперцы активности не проявляют и нападения на мост не планируют. Доклад Милорна вызвал у меня противоречивые чувства: с одной стороны, всё спокойно, а с другой — такая вызывающая пассивность противника указывала на возможность ловушки, в которую нас заманивают. Я озвучил свои подозрения, но реальных фактов, подтверждающих своё беспокойство, привести не смог, а тревожные сны и предчувствия к делу не пришьёшь. Долго рассиживаться в гостях у Улухая мы не стали и, попрощавшись, отправились в основной лагерь.

Первым делом мы направились проведать Гарданая, ставшего жертвой финансовых интриг Марула и моих кулаков. Воин лежал в палатке лазарета с распухшим лицом и перевязанной челюстью. Тарг тихо стонал от боли, натужно дыша через рот, а между его разбитыми в кровь губами были видны обломки выбитых зубов. Вид измордованного богатыря отозвался болезненным уколом совести в моей душе, и я, наклонившись над Гарданаем, потряс его за плечо, стараясь привести в чувство. Раненый открыл глаза, уставился на меня полным ужаса взглядом и заорал, как будто его режут. Через мгновение Гарданай испарился со своего ложа, выскочив из палатки прямо через стену. Палатка не выдержала такого напора и обрушилась нам с Марулом на голову.

В лагере опять началась всеобщая суматоха, но раненого тарга поймали, правда только через полчаса. Я в этом мероприятии участия не принимал, чтобы парень от испуга окончательно не съехал с катушек. Пока ловили беглеца, мы с Марулом и лекарями восстановили палатку и подготовили её к планируемым медицинским процедурам. Наконец Гарданая привели ко мне. Я сразу взял под контроль сознание раненого и приступил к магическому сканированию травм, которые сам же и нанёс. Мои кулаки причинили много бед организму Гарданая. Челюсть у тарга была сломана в двух местах, и к тому же со смещением. Зубов я выбил аж одиннадцать штук, передние резцы и клыки были сломаны. В дополнение мой кулак свернул ему ещё и нос набок. Несчастный испытывал сильную боль, от которой обезболивающие эликсиры таргских лекарей мало помогали. С помощью магии мне удалось облегчить страдания несчастного, погрузив его в глубокий гипнотический сон, но это стало только началом многочасовых трудов по излечению Гарданая.

Передо мной встала целая куча проблем, с которыми до этого сталкиваться не приходилось, и самой сложной из них являлся перелом челюсти. По большому счёту, здесь нужен был специалист, которого отыскать в наших условиях было невозможно. Медициной в отряде таргов заведовали два лекаря, являвшиеся на самом деле обычными коновалами, знания которых дальше наложения лубков и грязных повязок не распространялись. На моё счастье, у одного из них оказалась трофейная сумка имперского лекаря, в которой я обнаружил примитивный хирургический набор. Мне пришлось затратить около часа на приведение покрытых грязью инструментов в надлежащее состояние, после чего можно было приступать к работе.

Чтобы не оставлять свидетелей своих медицинских экспериментов, я выгнал всех любопытных из палатки на улицу и приступил к экзекуции. Перед тем как лечить перелом, я решил удалить корни сломанных зубов, чтобы войти в ритм кровавой работы. В медицинском наборе имелись клещи страхолюдного вида для выдирания зубов, что значительно облегчило процедуру. Справившись с первой задачей, я остановил кровотечение с помощью магии и вымыл руки от кровавых следов своей работы.

Следующим на очереди был свёрнутый нос, который у таргов был очень похож на бульдожий и сломать его было практически невозможно, но я как-то справился с этой задачей. В принципе я не сломал нос Гарданаю, а проломил кость рядом с носовым отверстием на черепе. Осколок кости был вдавлен внутрь черепа и грозил натворить бед, если его не вытащить. Я сделал надрез с левой стороны от свёрнутого носа и вытащил осколок с помощью щипцов, которыми до этого выдирал изо рта раненого обломки зубов, а затем зашил разрез тремя стежками ниток, позаимствованных из того же набора. Удовлетворённый результатом своих трудов, я набрался решимости и вскрыл лучом Силы щёку тарга напротив сломанной челюсти. На этот раз всё пошло не так, как я рассчитывал. Из челюсти был выломан кусок кости длиной сантиметров пять, и, как его установить на место и зафиксировать, я никак не мог придумать. Никаких скоб или штифтов у меня не было и в помине, поэтому я прожёг несколько отверстий в кости сломанной челюсти и сшил кости нитками в местах перелома. Конструкция была хлипкая и ненадёжная, но ничего другого я придумать не мог.

Аккуратно установив подлатанную челюсть на место, я зашил разрез на щеке. Магическое сканирование показало, что в принципе я успешно справился с работой, но раненый, очнувшись, мог свести всю мою работу на нет. Чтобы как-то подстраховаться, я засунул между зубами Гарданая кусок палки и зафиксировал сломанную челюсть плотной повязкой.

Немного передохнув и сбросив с себя психологическое напряжение, я ещё около двух часов залечивал оставшиеся после операции внутренние травмы, сращивая обломки костей и восстанавливая кровоток в повреждённых сосудах. Конечно, чуда не произошло и кости только начали процесс восстановления, однако и это было огромным успехом.

Сил у меня практически не осталось, и я еле выполз из палатки на свежий воздух. Вокруг лазарета собралась огромная толпа, с нетерпением дожидавшаяся результата моих трудов. Перед входом в палатку я увидел смеющееся лицо Первого, который стал вождём таргских кланов и получил имя Арданай. От неожиданной встречи я растерялся и потерял дар речи.

— Ингар, ты закончил лечение этого придурка Гарданая и я смогу, наконец, обнять тебя? — спросил Арданай, увидев моё замешательство.

— Конечно, Первый, я ужасно рад, что мы снова вместе. Ты не представляешь, как я много пережил после того, как мы расстались. Ты пришёл вместе со всем своим войском или ускакал вперёд?

— Конечно, я ускакал вперёд, как только узнал, что ты в лагере Марула. Мои ребята подойдут только ночью, а завтра мы выбьем Тита Флавия из Латра и покончим с имперцами.

— Первый, я сильно устал и проголодался. Гарданай проспит до утра, его лучше не беспокоить, поэтому пойдём ужинать и поговорим обо всём в спокойной обстановке.

В шатре Марула всё уже было готово к торжественной встрече Арданая, и мы сразу приступили к трапезе. Арданай очень сильно изменился за время, пока мы с ним не виделись. Забитый шак, боящийся даже собственной тени, превратился в уверенного в своей силе вождя, под взглядом которого соплеменники пригибали голову и отводили в сторону глаза, а у врагов тряслись коленки. После окончания официальной части и докладов своих приближённых Арданай отдал несколько приказов о подготовке лагеря для прибывающих войск, а затем вытурил всех из шатра, и мы остались с ним вдвоём.

Поначалу разговор не клеился, потому что эмоции переполняли нас и мы заново узнавали друг друга, опасаясь открыться. Однако очень скоро психологический барьер рухнул, и меня словно прорвало. Мы проговорили всю ночь до рассвета, делясь самыми сокровенными душевными тайнами и страхами. Я, ничего не приукрашивая, рассказал Первому о гибели Танола и практически всего народа хуманов и о том, что я во многом виноват в произошедшем несчастье. Рассказал об ужасном походе вдоль уничтоженного катастрофой побережья империи и о прорыве через джунгли в долину Нордрассила. Мне необходимо было выговориться, потому что все эти события прошли через меня и мне была необходима поддержка Арданая, бывшего самым моим преданным другом и фактически братом, с которым мы были связаны на ментальном уровне. Я рассказал о наших непростых отношениях с Виканой и о том, что у меня уже, наверное, родились двое детей. Рассказал о героической смерти Тузика, спасшего меня от смерти ценой собственной жизни.

Выслушав мой рассказ, Арданай обнял меня и неожиданно заплакал, потому что и его связывали очень личные отношения с малхусом, а душа у свирепого вождя таргов была очень нежной и ранимой. Слова непрерывным потоком лились из меня, и я никак не мог остановиться. Я рассказал о том, как отомстил за смерть Тузика, про казнь Агрипы и про то, как я сжёг башню магической академии. Затем я перешёл к рассказу о спасении народа дроу и чудовищной машине смерти. Я не скрывал ничего, рассказывая о бое на берегу реки Нерей, где погибли женщины и дети дроу, в том числе и о вспышках неконтролируемой ярости, ставшей причиной гибели одного из воинов. Наконец словесный поток иссяк, и на месте ужасного склада бед и несчастий, лжи и грехов, накопившихся в душе, образовалась пустота. Я был абсолютно беззащитен, отдавая себя на суд Арданая. Мне предстояло выслушать самый суровый приговор своим деяниям, ибо я всё рассказывал без прикрас, не скрывая самых чёрных сторон событий.

Первый положил мне руку на плечо и, пристально посмотрев в глаза, сказал:

— Ингар, ты хочешь, чтобы я стал тебе судьёй и дал оценку твоим действиям, но ты этого от меня не дождёшься. Ингар, наша жизнь связана неразрывной нитью, и твоя боль отдаётся и у меня в душе. Безгрешны только младенцы, но они вырастают и зачастую творят страшные преступления. Твоя душа чиста, и все твои мнимые преступления — следствие ошибок и непреодолимых обстоятельств. Ты никогда не совершал обдуманных жестокостей по отношению к безвинным людям, таргам или эльфам. Тебе не за что корить себя и посыпать голову пеплом. Вождь ведёт за собой народ, и ему приходится убивать несогласных с ним, это наша с тобой судьба. Я раньше не мог даже мухи обидеть, а сейчас каждый день отправляю бойцов на смерть и лично рублю голову предателям и преступникам. Мне приходится совершать ужасные вещи, но я спокойно сплю по ночам. Ингар, ты взвалил на свои плечи заботу о будущем Геона, и такая ноша только тебе под силу. Иди вперёд без страха, а я всегда прикрою тебя со спины.

Теперь наступила очередь Первого рассказывать о себе. Оказывается, Нара сразу женила Арданая, как только они приплыли в Тарганию. Теперь у него уже три жены и с десяток наложниц. Нара, потерявшая сыновей в младенчестве и оставшаяся без наследников, теперь требовала от Арданая внуков, и в большом количестве. Две жены Первого были уже беременны, да и наложницы от них тоже не отставали.

С возвращением в Тарганию Нары и Арданая начались межклановые разборки и борьба за власть, которая шла с переменным успехом, но катастрофа на Таноле смешала все карты. Огромная приливная волна практически уничтожила прибрежные посёлки, а они кормили население Таргании. Охота на морского зверя и рыболовство являлись основной статьёй дохода в каменистых степях северного Териона. Перед самой катастрофой противники Арданая объединили силы и вытеснили воинов Нары из Таргвила — наследственной вотчины её клана. Арданай увёл клан в горы, а разразившаяся катастрофа уничтожила врагов. Нара, воспользовавшись обстоятельствами, распустила слухи, что это боги покарали предателей, покусившихся на права Арданая. В результате этого хитрого политического хода другие кланы присягнули Арданаю.

Однако в Таргании разразился голод, и Нара приказала штурмовать замок Таунод, в котором Арданая воспитали как шака. В замке находились большие запасы продовольствия и небольшая зарядная станция камней Силы. Арданай знал в замке все закоулки, и штурм неприступной цитадели прошёл почти без потерь. Замок Таунод стал резиденцией Арданая и новой столицей Таргании, однако продовольствие быстро подошло к концу, и тарги были вынуждены осадить Арис, чтобы пополнить запасы. Нападение на Арис привело к полномасштабной войне с имперцами, которую нужно было срочно заканчивать, потому что голод не позволял затягивать кампанию. Войска таргов сильны в чистом поле, а Арис нужно было брать штурмом без осадных орудий.

Арданай оставил возле Ариса всего пятьсот воинов и с трёхтысячной армией двинулся к Латру. По дороге тарги разбили легионы, отправленные на помощь Арису, и теперь у таргов был хороший шанс закончить войну одним сражением. Сложившаяся обстановка указывала на то, что тарги легко разобьют имперцев, а с потерей магической академии эта задача стала намного проще. Чтобы застать противника врасплох, Арданай решил завтра дать генеральное сражение, а моё появление с почти сотней лучников дроу — как знак небес. Возразить на планы друга мне было нечего, хотя плохие предчувствия меня не оставляли.

* * *

Солнце висело прямо над головой, и на небе не было видно ни одного облачка, а утренняя свежесть давно сменилась полуденной жарой. Мы с Арданаем и его охраной стояли на невысоком холме рядом с дорогой к Латру и наблюдали за войсками таргов, движущимися к городу. Колонна наших войск уже вытягивалась из леса на большое поле под стенами Латра, когда к нам подскакал разведчик:

— Мой повелитель, имперские войска выходят из города и идут нам навстречу. Передовой легион уже строится в боевую линию, а из города ещё выходят войска.

— Тем лучше, — усмехнулся Первый, — теперь не придётся лезть на стену.

Странное поведение противника ещё больше насторожило меня, но пока храбрость имперцев играла нам на руку. Арданай отдал приказ своим командирам построить войска боевым клином и вывести все шесть метателей на фланги. Через час наши войска приблизились к легионам имперцев на дистанцию атаки и застыли в ожидании приказа. Тит Флавий бросил в бой всё, что у него было, и нам сейчас противостояли около пяти тысяч легионеров и сотня лёгкой конницы. Нас было меньше, но это были могучие тарги, которым отступать было некуда, а среди имперцев я заметил только три ауры магов с заряженными метателями, поэтому преимущество было на нашей стороне. Тысяча двести конных таргов выстроились закованным в броню клином в направлении левого фланга имперцев, а две тысячи пехотинцев готовили удар в центр. Лучники дроу стали нашим резервом, готовым отразить любое неожиданное нападение. Я держал в руках полевой метатель и медленно погружался в транс в ожидании начала сражения.

Моё астральное тело покинуло телесную оболочку и поднялось метров на сто над полем будущей битвы. Магическая картина мира выглядела странно, над землёй стелился чёрный туман, и обрывки таких же чёрных теней, словно вороны, кружили над головой таргов и людей. Из глубины подсознания стала подниматься волна животного страха, и я услышал разносящиеся над полем жалобные стенания тысяч душ, которым предстояло сегодня уйти в небытие. Во мне стало расти чувство какой-то несправедливости, творящейся сейчас внизу; ни люди, ни тарги не хотели умирать, но сотни и сотни из них погибнут сегодня в чудовищной мясорубке, а их души будут пожраны магическим вороньём, слетевшимся сюда со всего Геона. Во мне исподволь росла уверенность в том, что я должен не допустить этого побоища, которое перерастёт в войну людей с другими расами на истребление. Даже если мы победим, то это будет пиррова победа, которая приведёт только ко всеобщей резне. Мне необходимо срочно принимать решение, идущее наперекор всем прежним планам, а время для этого уходило, как вода сквозь пальцы.

Окончательно осознав весь ужас происходящего, я вернулся в реальный мир и открыл глаза.

— Ингар, ты готов к битве, на тебе лица нет? — спросил Арданай, с удивлением глядя на меня.

— Арданай, мы должны остановить это безумие, пока не поздно! Давай приказ к отходу, нужно идти на переговоры!

— Ингар, ты сошёл с ума! Мы не можем так уйти, наши женщины и дети голодают, мы победим!

— Давай сигнал к отходу, я тебе сказал! Здесь нет победы, здесь только кровь и смерть! Шак, я приказываю тебе, я твой хозяин! — заорал я на Арданая.

Первого словно ударили плетью, и грозный вождь таргов на мгновение превратился в испуганного раба, на которого рассердился хозяин, однако он сумел взять себя в руки и перебороть животный страх.

— Улухай, скачи к Марулу и передай мой приказ отходить, если будет артачиться, руби голову! Ты меня понял?!!

— Да, мой повелитель! — ответил удивлённый тарг и послал своего коня в галоп.

Шестеро воинов личной охраны Арданая были шокированы разговором, произошедшим между мной и их вождём. Никто из таргов даже представить себе не мог, что человек назовёт их повелителя шаком и останется при этом в живых. После того как прошло первое замешательство, я услышал за спиной звук вынимаемых из ножен мечей. Страха у меня не было абсолютно, его заменили раздражение и досада.

— Первый, уйми своих идиотов, пока я их в фарш не превратил! — процедил я сквозь зубы.

— Да, хозяин, — ответил тарг и, повернувшись к охране, рыкнул: — Мечи в ножны! Без приказа даже дышать запрещаю!

— Но, мой повелитель, этот хуман нанёс вам смертельное оскорбление! Ваша честь запятнана! — возмутился один из воинов.

— Заткни свою пасть! Со своей честью я сам разберусь, не тебе, тупорылому ублюдку, делать мне замечания! Если ты уродился дураком, то это не значит, что вокруг одни идиоты! Твоё дело выполнять приказы и беречь мою спину, а не судить о том, чего ты не понимаешь! — осадил охранника Арданай.

Это злобное заявление Первого охладило пыл воинов, уже готовых броситься на меня. Они поняли, что разговор, произошедший между мной и их повелителем, выходит за рамки их разумения и наполнен какой-то тайной, доступной только избранным.

— Хозяин, если вы ошиблись в своём решении, то я не смогу вас защитить и нас убьют, — тихо прошептал Арданай, склонив ко мне голову.

— Арданай, только боги знают, какое сейчас решение правильное, а где ошибка. Единственное, в чём я полностью уверен, так это в том, что нельзя допустить резни, которую мы с тобой едва не устроили на этом поле! Я сейчас не смогу тебе всего объяснить, но если мы выживем, то ты и сам это поймёшь.

Минуты тянулись, словно часы, но ничего не происходило, и только через полчаса строй наших войск зашевелился и стал перестраиваться в походную колонну, а затем под прикрытием конницы начал отходить к дороге, ведущей к мосту через реку Нерей. Имперцы поначалу никак не отреагировали, но как только наши войска покинули поле перед Латром, ворота города открылись и из них непрерывным потоком начали выезжать конные ассасины.

— Хозяин, ты знал об арбах? — спросил меня встревоженный Арданай.

— Нет, но догадывался о ловушке.

— И что нам теперь делать?

— Пока как можно быстрее отступать к реке и закрепиться на другом берегу, а затем вступить в переговоры с имперцами, — ответил я.

Арданай отослал к Марулу гонца с приказом ускорить движение, и мы стали спускаться с холма, чтобы влиться в колонну отступающей пехоты, но сделать этого не успели. На холм на взмыленной лошади влетел тарг, из груди которого торчала стрела, и, захлёбываясь кровавойпеной, прохрипел:

— Мой повелитель, чёрные монахи-чинсу захватили мост через реку, там их больше тысячи! Нам не удалось сжечь мост.

— Повтори, что ты сказал?! — крикнул Арданай, но тело уже мёртвого воина упало мешком под ноги своего коня. Гонец доставил донесение и умер, выполнив свой долг.

Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, что мы попали в огненное кольцо, выхода из которого нет, и осознание этой безысходной ситуации лишило уверенности Арданая, он как-то сразу сгорбился и втянул голову в плечи, снова превращаясь в трусливого шака. Охранники с удивлением смотрели на своего повелителя и не понимали, что происходит.

— Первый, очнись! — крикнул я растерявшемуся другу. — Пока мы живы, ещё не всё потеряно, а убить нас сложно. Занимай круговую оборону, а я разберусь с ассасинами!

Взгляд Арданая просветлел, и маска шака с его лица испарилась, он выпрямил спину и грозно рявкнул на своих бойцов, совсем обалдевших от происходящих с их вождём изменений:

— Что рты разинули? Галопом выполнять приказ, и чтобы через полчаса войска заняли круговую оборону вокруг холма! Вперёд, ослиные дети!

Через мгновение мы остались на холме только вдвоём с Арданаем. Я посмотрел в сторону ворот Латра и увидел, что они уже закрыты, а на поле выстроилось около двух тысяч конных ассасинов.

— Арданай, не теряй мужества и командуй войсками со всей жёсткостью. Если я не вернусь, то прорывайся через леса в сторону Мерана, этого имперцы не ожидают. Марул и Улухай знают проход в горах, и вы сумеете прорваться. Сразу отпусти дроу, они должны позаботиться о своих семьях. Я или договорюсь с арбами, или задержу их хотя бы на час. Да помогут нам боги! — сказал я и поскакал галопом в сторону ассасинов, уже готовых к атаке.

(обратно)

Карта Геона

(обратно)

Карта Нордрассила

(обратно) (обратно)

Игорь Анатольевич Чужин Долгая дорога домой

Пролог

– Викана, ты должна взять себя в руки. У тебя двое детей, которым нужна мать, ты Великая княгиня гвельфов, от которой зависит будущее нашего народа.

– Лаэр, о каком будущем ты говоришь? Ингар умер, и у меня теперь нет будущего! – ответила гвельфийка, глядя на собеседника мутным взглядом.

– Никто не видел Ингара мёртвым, возможно, он жив, и не нужно впадать в панику.

– Ты сам-то в это веришь? Вожак малхусов сказал, что Тузик мёртв, а малхус умирает только вместе с Хранителем. Саадин прислал письмо от Акаира, в котором тот пишет, что дракон Ингара упал на землю и взорвался. Прошло уже почти четыре месяца, как он улетел, и ни одной весточки!

– Даже если это и так, то у тебя есть обязанности княгини, и ты должна вырастить детей!

– Не тебе мне указывать на долги! Все свои долги я уже отдала, а те, которые не смогла, отдал мой муж Ингар! Я на этом свете только потому, что мне нужно кормить детей грудью. Убирайся из моих покоев, я не желаю тебя видеть! – закричала Викана и, покачиваясь, вышла из приёмной в спальню.

Фрейлины отправились следом за своей госпожой, но одна из них задержалась и подошла к Лаэру. Убедившись, что поблизости нет посторонних, гвельфийка тихо зашептала ему на ухо:

– Князь, Викана совсем потеряла голову, мне больно смотреть, как она изводит себя. Я боюсь за её жизнь, ещё немного, и она покончит с собой.

– Лария, этого нельзя допустить! Смерть Виканы разрушит всё, что мы сумели создать после катастрофы. Нам ещё не хватало войны домов за власть, – тихим голосом ответил гвельф.

– Лаэр, я младшая фрейлина и мало что могу изменить, Альфия потакает слабостям княгини. Её слепая любовь к Викане сведёт княгиню в могилу. Викана начала прикладываться к бутылке и постоянно принимает успокоительные эликсиры, а Альфия смотрит на это снисходительно.

– Делай, что считаешь нужным, а я постараюсь удалить Альфию от Виканы.

– Лаэр, Викану можно отвлечь с помощью Антила. Юноша безумно любит княгиню и готов ради неё на смерть.

– Ты с ума сошла! Антил хороший юноша, но он не ровня Викане, она даже не взглянет на него!

– Вот и хорошо, значит, с этой стороны нет никакой опасности, а если что и произойдёт, то это останется в тайне. Может быть, любовь Антила поможет вернуть Викану к жизни.

– И чего ты хочешь от меня?

– Приставьте Антила в качестве охранника к личным покоям княгини, а об остальном я позабочусь. Главное, уберите от Виканы Альфию, эту ходячую добродетель.

– Лария, я не забуду твоей преданности и со временем отблагодарю тебя. Держи меня в курсе всего происходящего вокруг Виканы, нужно уберечь княгиню. Прости, но меня ждут дела, подробно обсудим создавшиеся проблемы позже.

– Я всё понимаю, князь, на вас сейчас свалились все заботы о нашем народе, а Викана только добавляет проблем.

Лаэр кивнул и вышел из приёмной княгини, он за последний месяц практически не спал и крутился как белка в колесе, а тут ещё эта проблема.

Как только за Лаэром закрылась дверь, лицо фрейлины исказила гримаса злорадства. Лария подошла к столу и налила себе бокал вина из кубка Виканы, которого княгиня даже не пригубила.

– За тебя, Викана! – прошептала гвельфийка и выпила залпом. – Чтоб ты сдохла, тварь!

(обратно)

Глава 1 Победа в битве, которой не было

Легат Тит Флавий сидел на коне в окружении преторианцев и, прищурившись, смотрел на колонну таргской конницы, направляющейся по дороге к городу. Всё шло по плану, который он вынашивал весь прошедший месяц. Трудные переговоры с Саадином и императором Чинсу закончились успешно, теперь оставалось только разбить таргов – и у империи появится время залечить раны. Главное, чтобы таргская конница увязла в бою с имперскими легионами, и тогда им в тыл ударят ассасины Саадина.

– Валор, есть известия от чинсу? Как ты думаешь, сумели они захватить мост? – спросил легат стоящего рядом с ним Защитника веры.

– Пока нет никаких известий, но как только прилетит почтовая птица, я сразу доложу.

Легат понимал, что о любых изменениях в обстановке ему доложат без задержек, и задал вопрос Валору по инерции, чтобы хоть как-то успокоить своё волнение. Однако тревога, охватившая всё его существо, не проходила, хотя все события разворачивались по плану.

Следом за конницей на поле перед имперскими легионами вышла пехота таргов и перестроилась фалангой в пяти сотнях шагов от левого крыла его войск, а конная лава таргов превратилась в стальной клин, нацеленный на правый фланг. Ни о каких хитростях построение таргов не говорило, всё было как обычно. Закованный в броню конный клин должен врезаться в правый фланг, а затем пехота врубится в расстроенные ряды легионов и начнётся резня. Зачем таргам менять испытанную в боях тактику, если она приносит победу? Легат надеялся, что Арданай и на этот раз не изменит себе и попадётся в расставленную ловушку.

Тит Флавий был опытным полководцем и участвовал во многих битвах, поэтому он приложил все силы к тому, чтобы появление ассасинов на поле боя стало для таргов полной неожиданностью. Секретность была строжайшая, и даже командиры легионов не знали о планах легата. Ассасины Саадина только под утро вошли в Латр через пролом в западной стене, который был специально пробит для этого случая. Теперь главное, чтобы тарги хотя бы на полчаса увязли в бою, и тогда никто из них живым не уйдёт.

Однако время шло, но тарги всё не начинали атаку, а затем стало твориться совсем непонятное. Неожиданно в строю таргов началась какая-то сумятица, и пехота, свернув боевое построение, практически бегом покинула поле боя. Конница таргов, прикрывшись арьергардом из двухсот воинов, ушла следом за пехотой.

План Тита Флавия, который он лелеял, как родное дитя, рухнул в одно мгновение, и победа грозила перерасти в тяжёлое поражение. Если тарги успеют переправиться на другой берег реки Нерей и сожгут за собой мост, то всё пропало. Халиф Саадин сразу уведёт своих ассасинов в Мэлор, а чёрные монахи растворятся в окрестных лесах. На узкоглазых надежда слабая, стоит только появиться угрозе поражения, и они уйдут на территорию Поднебесной империи. Голод и внутренние распри уже через пару месяцев разорвут империю на части, и наступит хаос, а бывшие союзники превратятся в стервятников, которые станут рвать от обескровленного тела империи куски пожирнее.

– Легат, прибыла почтовая птица от чинсу. Чёрные монахи захватили мост, путь отступления таргам отрезан, – оторвал главнокомандующего от тяжёлых мыслей голос Валора.

– Слава богам, ещё не всё потеряно! Подайте сигнал Саадину, чтобы он выводил ассасинов!

Через мгновение над полем разнёсся рёв сигнальной трубы, а ещё через пару минут из раскрывшихся ворот Латра выехал передовой отряд арбов во главе с Саадином. Пока ассасины выходили из города и выстраивались перед воротами, гонец доставил халифу приказ атаковать отступающих таргов. Однако Саадин сразу заметил, что сражение развивается не по плану, и приказал преследовать противника, но в бой до особого приказа не вступать. Сумятица в рядах имперцев позволила воинам Арданая занять круговую оборону на холме и приготовиться к отражению атаки ассасинов.

Халиф был человеком осторожным и, увидев резкое изменение обстановки, не стал пороть горячку. Пехота таргов уже успела приготовиться к отражению конной атаки, и потери могли оказаться очень большими. Саадин не собирался использовать воинов Аллаха в качестве пушечного мяса в интересах империи. Поэтому он решил сначала изучить обстановку и дождаться, когда легионы Флавия первыми пойдут в атаку. Пока халиф обдумывал свои дальнейшие действия, со стороны холма, на котором закрепился противник, выехал одинокий всадник и, размахивая веткой дерева, поскакал к передовому отряду ассасинов.

«Похоже, это парламентёр таргов, послушаем, чего хочет этот Арданай», – подумал Саадин и приказал двоим воинам из своей охраны выехать навстречу парламентёру.

Я спустился с холма и поскакал навстречу авангарду ассасинов, который остановился в полукилометре от позиций нашей пехоты. Меня сейчас заботила только одна проблема: у меня не было никакой белой тряпки, чтобы обозначить себя как парламентёра, и арбы могли принять меня за полоумного отморозка, решившего красиво умереть. Ничего путного мне в голову не приходило, поэтому я просто срубил ветку дерева и стал ею размахивать, привлекая к себе внимание воинов Аллаха. До строя арбской конницы оставалось метров двести, и я пустил коня шагом, ожидая реакции воинов халифа. Вскоре от авангарда ассасинов отделились два всадника и галопом поскакали ко мне. Я ждал любого развития событий и приготовился к ментальному удару. Однако воины не проявляли агрессии и даже не вынули сабель из ножен.

– Кто ты такой и зачем сюда прискакал? – грозно насупив брови, спросил один из ассасинов.

– Я князь хуманов Ингар, и мне нужно поговорить с вашим командиром, – представился я.

– Князь Ингар? Но вы же погибли, – произнёс второй воин, вылупив на меня глаза.

– Как видишь, я жив.

– Сиятельный, я очень рад, что вы живы! Прошу ехать за нами, халиф Саадин будет рад увидеть вас живым и в полном здравии, – приложив руку к сердцу, ответил воин.

Я пришпорил коня и рысью поскакал вперёд, а арбы поехали следом. Мои чувства были обострены до предела, и я сумел разобрать слова тихого разговора у себя за спиной:

– Ты чего это распинаешься перед этим хуманом, словно он император?

– Дурак, это князь Ингар, повелитель драконов и друг Саадина. Если он разозлится, то прихлопнет нас как мух. Мага такой силы на Геоне нет.

– Но я слышал, что он погиб.

– Как видишь, он жив и здоров, такого мага убить не так-то просто, если вообще возможно.

Подслушанный разговор подсказал мне манеру поведения и предопределил дальнейшие действия. Вскоре мы подъехали к авангарду арбов, и нас пропустили к группе командиров в глубине строя. Я сразу узнал воинов личной охраны халифа, среди которых на чёрном коне возвышалась фигура повелителя правоверных, и молча стал дожидаться, когда меня узнают.

– Хуман, почему ты молчишь, словно немой? Может, у тебя язык… – возмутился моим молчанием халиф. Однако через секунду глаза у Саадина вылезли на лоб, и он прохрипел: – Князь Ингар?

– Да, это я. Саадин, неужели я так сильно изменился, что меня невозможно узнать?

– Нет, но Акаир сказал, что ты погиб!

– Слухи о моей смерти сильно преувеличены, хотя я сделал всё, чтобы они походили на правду. Жалко, что ты меня сразу узнал, а то я надеялся стать богатым – есть у нас такая примета.

– Слава Всевышнему, что ты жив. Расскажи, где ты пропадал все эти месяцы и что с тобой произошло.

– Об этом потом. Сейчас я приехал выяснить один вопрос. Однако я не знаю, можно ли его тебе задать.

– Ингар, ты меня удивляешь, я всегда готов ответить на любые твои вопросы!

– Саадин, вопрос у меня всего один, он довольно щекотливый, но мне нужен на него откровенный ответ. Ты всё ещё мой союзник или нет?

– Ингар, как ты можешь сомневаться в моей верности нашему договору? Конечно же мы союзники, и я готов выполнить свой долг по первому требованию!

– Я очень рад тому, что ты верен нашему договору, но есть одна маленькая проблема. Армия таргов, с которыми ты собрался сражаться, – моя. Я узнал, что ассасины вместе с имперцами обороняют Латр, и отвёл свои войска, чтобы выяснить, с кем ты, халиф, прежде чем вступить в бой.

На Саадина стало страшно смотреть, и я реально боялся, что его хватит кондрашка, настолько его удивили мои слова. Наконец он преодолел своё замешательство и заговорил:

– Ингар, я не знал, что армия таргов находится под твоим командованием. Я вступил в союз с Титом Флавием и чинсу против нелюдей, которые начали войну, чтобы уничтожить род человеческий, а не против тебя.

– Ну, это вы загнули! С какой стати я стану уничтожать род человеческий, к которому сам принадлежу. Мне кажется, что имперцы тебя просто обманули. Ты в курсе того, что произошло с магической академией и Верховным магом Агрипой?

– Мне неизвестны все подробности, но Валор меня убеждал, что тарги напали на академию и нанесли некоторый урон зарядной станции камней Силы, но были отбиты боевыми магами с большими потерями для зеленорожих. Мне рассказали, что Агрипа был ранен во время штурма, но сейчас он поправился и лично руководит восстановлением зарядной машины, мобилизовав все ресурсы империи. Если верить Валору, то зарядная станция войдёт в строй в течение ближайших двух месяцев, но тарги, воспользовавшись удобным моментом, напали на Арис и Латр и режут всех подряд, не щадя ни женщин, ни детей. Имперцы за моё согласие вступить с ними в союз отдали халифату половину Мэлора и двенадцать метателей файерболов, правда, с разряженными камнями Силы. Я не очень-то верю в россказни про диких таргов, но решил поддержать людей в войне против нелюдей. Тем более меня убедили, что тарги напали на империю, чтобы уничтожить весь человеческий род и захватить власть на Таноле, а командует таргами взбесившийся шак Арданай.

– Имперские маги умеют пудрить мозги своим оппонентам. Они, конечно, тебя обманули, но мешали ложь с полуправдой, поэтому ты им и поверил, однако дела обстоят совсем по-другому. Ты знаешь, что я улетел в Чинсу, чтобы выручить из плена дроу и посольство гвельфов, предательски захваченное императором Сы Шао-каном. Моя миссия в Чинсу удалась только наполовину, и часть пленников мне удалось отбить. Однако большинство пленных дроу увели в магическую академию, чтобы зарезать на алтаре машины смерти. Времени у меня было в обрез, и я решил сдаться имперцам в плен под видом наездника дракона, сбитого магами в бою. Чтобы всё выглядело правдоподобно, я приказал Акаиру распустить слух о том, что я погиб, а сам сделал вид, что меня подбили из метателя, и взорвал сердце дракона, когда тот притворно упал на землю. Однако не всё прошло гладко, и магам удалось убить моего Тузика, который закрыл меня своим телом от файербола, когда я запутался в привязных ремнях. В дальнейшем мой план сработал на все сто. Имперцы отвезли меня в академию, где я взорвал машину смерти и разрушил башню академии, а затем казнил Агрипу, оторвав ему голову. После разрушения академии мне удалось вместе с отрядом таргов отбить пленных дроу. Основная цель моей экспедиции была выполнена, и мы решил идти на прорыв в сторону Мэлора, чтобы соединиться с твоими войсками. Да, чуть не забыл, перед тем как сдаться в плен, я разгромил два имперских легиона, которые шли на выручку гарнизону Мэлора, так что и здесь тебя обманули. Мэлор через несколько дней и так бы сдался на твою милость, а метатели файерболов без заряженных камней Силы – кусок бесполезного железа. Тит Флавий прекрасно знает о том, что мы не собираемся штурмовать Латр, нам нужно просто обезопасить себя от преследования, когда по дороге в Мэлор будет идти колонна дроу с женщинами и детьми. Тебя и твоих воинов имперцы отправили на бойню, зная, что наши метатели – с полным боекомплектом и мало кто из твоих ассасинов выживет. После того как я покрошил бы тебя в мелкую капусту, легионеры просто ушли бы в город, а мои ослабленные войска однозначно не пошли бы на опасный штурм. Имперцы этой битвой хотели убить сразу двух зайцев – уничтожить армию халифата и ослабить таргов, чтобы выиграть время. Вот такую судьбу на самом деле планировал для нас Тит Флавий.

Саадин выслушал мою брехню с широко открытым ртом, и до него, кажется, стало доходить, что такое развитие событий очень похоже на правду. Осознание того, что имперцы его реально подставили, разозлило халифа не на шутку, и он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Я посажу эту тварь на кол! Никто не может так обходиться с повелителем правоверных. Я сожгу Латр дотла и вырежу даже кошек и собак!

– Ну вот и ты туда же. Я же говорил, что не собираюсь уничтожать род человеческий из-за пары придурков. Саадин, умерь свой пыл и выслушай меня! Сейчас мы вернёмся к мосту через реку Нерей и вырежем чёрных монахов Сы Шао-кана, а затем тарги вернутся к себе в Тарганию, а мы с тобой направимся в Мэлор и вышвырнем из города имперцев. Мне необходимо как можно быстрее вернуться домой к жене, которая уже должна родить мне сына и дочь. Кстати, у тебя есть почтовая птица, чтобы дать весточку в халифат, а то Викана, наверное, с ума сошла, считая меня мёртвым.

– Ингар, мои птицы сдохли позавчера от какой-то болезни. Теперь я знаю, что это имперцы их отравили, чтобы я не смог связаться со своими людьми. Ингар, Всевышний послал тебя мне во спасение. Я теперь твой вечный должник и должен тебе уже две свои жизни!

В этот момент к халифу подошёл воин охраны и доложил, что прибыл Защитник веры Валор и требует срочной встречи с Саадином. Халиф посмотрел на меня и спросил:

– Ингар, что будем делать?

– Зови этого напыщенного мерзавца, наша встреча будет для него большим сюрпризом, – ответил я.

Через пару минут охрана халифа привела Валора, надменно восседающего на коне, в сопровождении двух преторианцев под светлые очи Саадина. Спеси имперцу было не занимать, и он вместо того, чтобы поздороваться, сразу набросился на халифа с обвинениями:

– Саадин, почему вы не ударили в тыл таргам, пока они не заняли оборону на холме? Как теперь прикажешь их оттуда выковыривать?

От такого наскока халиф, уже накрученный мною до белого каления, остолбенел и схватился за рукоятку сабли. Но Защитник веры, похоже, совсем потерял чувство меры или понадеялся на магические амулеты, которыми был увешан, как стареющая примадонна на фотосессии. Валор нужен был мне живым в качестве источника ценной информации, поэтому я вмешался в обострившуюся ситуацию, грозившую перейти в побоище.

– Ваше могущество! – громко крикнул я. – У меня послание от Верховного мага Агрипы, которое я должен передать вам лично в руки.

Моя психологическая ловушка сработала, и имперец потерял концентрацию.

– Давай сюда! – ответил маг и протянул ко мне руку.

Я схватил его руку и врезал ему в ухо, стараясь не прибить до смерти столь ценного языка. Валор вылетел из седла и едва не свалился с лошади, но я попридержал имперца, чтобы он, не дай бог, не сломал себе шею. Пока я разбирался с Валором, охрана Саадина разоружила преторианцев и спеленала их, как младенцев. Всё произошло в считаные мгновения, халиф даже не успел вынуть из ножен свою саблю. Я соскочил с коня и срезал висящие на шее Валора магические амулеты, а затем приказал охранникам раздеть пленника догола, пока он не пришёл в сознание.

– Ингар, зачем ты вмешался? – удивлённо спросил халиф. – Я и сам бы прирезал имперскую собаку!

– Саадин, я не ожидал от тебя таких необдуманных поступков. Зачем ты схватился за оружие? Валор – имперский маг и обвешан амулетами, как дикарь бусами. Если бы ты достал свою саблю, то он всех угрохал бы за секунду. Мне его магия – как зоргу укус комара, а вас он убил бы наверняка. Времени на тщательный обыск у нас нет, а мне неизвестно, какие ещё сюрпризы зашиты у Валора в одежде, поэтому пусть пока побегает голым, – ответил я халифу.

– Это значит, что я тебе уже третью жизнь должен?

– Саадин, мы же друзья, и какие могут быть между нами счёты, бабами потом отдашь! – рассмеялся я.

Халиф, оценив мою шутку, тоже рассмеялся и ответил в том же ключе:

– Ингар, я слов на ветер не бросаю. Как только прибудем в халифат, готовься принимать гарем из пятидесяти самых красивых невольниц!

Это заявление Саадина мгновенно испортило моё весёлое настроение.

– Ты что, охренел? Викана меня за этот гарем сразу кастрирует и на кол посадит! Не вздумай! – испуганно заявил я.

– Ну, это уже твои проблемы. Слово вылетело, не поймаешь, а я своё слово держу! – заржал как лошадь халиф.

Хотя эти слова Саадина были сказаны в шутку, но я сразу понял, что у меня появилась очередная проблема с женским полом. По большому счёту, я могу и не дожить до встречи с Виканой, потому что меня зарежет ревнивая Эланриль, назначившая князя Ингара в будущие супруги. Хотя я и не давал принцессе никаких надежд и обещаний, но гарема она мне точно не простит. Отгоняя от себя эти невесёлые мысли, я едва не прозевал ауры двух магических амулетов, которые были зашиты под кожу в предплечьях Валора. Резонно решив, что под кожу прячут что-то особо важное, я вогнал имперца в глубокий гипнотический сон, а затем вырезал амулеты из-под кожи мага его же кинжалом.

На вид амулеты оказались очень похожи на древние золотые монеты, а не на изделия современных магов, и с наскока понять, для чего они предназначены, было невозможно. Времени на изучение магических девайсов не было, и я просто разрядил камни Силы, которые питали их магическую начинку, после чего ссыпал всё в седельную сумку и оставил до лучших времён. Валор больше не представлял видимой угрозы, но я всё-таки приказал упаковать мага в попону, заткнуть ему рот и связать как следует. Пока я занимался магом, Саадин с любопытством следил за моими манипуляциями, а потом вопросы посыпались как из рога изобилия. Чтобы не пускаться в пространное словоблудие, я на все вопросы давал стандартный ответ, что сам ещё не разобрался, потому что на изучение трофеев нужно время. Отбившись от любопытства Саадина, я перешёл к более насущным проблемам, так как всю ответственность халиф возложил на мои плечи.

Первым делом я приказал отпустить преторианцев к Титу Флавию с известием, что войска Саадина переходят на сторону князя Ингара, который командует армией таргов, и что побоище откладывается, и люлей ему навешают немного позднее. Чтобы между нами не было кровавых недоразумений, я предложил легату дождаться вызова на переговоры за стенами Латра.

Преторианцы во весь опор умчались с докладом к Флавию, а мы с Саадином стали ждать результатов нашего предложения. Долго маяться нам не пришлось, через полчаса имперские легионы начали покидать свои позиции и уходить в Латр. Удовлетворившись увиденным, я послал гонца к Арданаю с сообщением, что войска Саадина перешли на нашу сторону и бойни не будет. Адское напряжение спало, и я позволил себе немного расслабиться.

Пыльная дорога быстро уходила под копыта моего коня, и из-за поворота уже показалась водная гладь реки, через которую была перекинута арка моста. Пехота чинсу заняла оборону в предмостных укреплениях и не ожидала нападения ассасинов. Кажется, наш план удался и чинсу ещё не в курсе перехода Саадина на нашу сторону. Час назад мы с халифом отправили к командиру узкоглазых гонца с посланием, в котором говорилось, что тарги под Латром разбиты и ассасины скоро прибудут к мосту, чтобы не дать остаткам зеленорожих переправиться через реку. Известия о победе расслабило воинов-чинсу, и появление воинов Аллаха не вызвало никаких подозрений. По всей видимости, Тит Флавий решил не осложнять себе жизнь и не уведомил союзника о произошедших переменах.

Удар конной лавы был страшен, и через полчаса всё было кончено. Ассасины изрубили в капусту не ожидающих нападения чинсу, и убежать в лес смогли не более полусотни чёрных монахов, которых в полуторатысячной армии Поднебесной империи оказалось всего две сотни. Однако элитные воины даже в такой ситуации не потеряли самообладания и дорого продали свои жизни, убив и ранив около двухсот ассасинов. Побоище закончилось настолько быстро, что мне не удалось поучаствовать в схватке, и я очередной раз не замарал свои руки в крови, чему был несказанно рад.

Под вечер к реке подошли отряды Арданая, и на обоих берегах зажглись сотни костров, у которых расположилась на отдых моя армия. Такого количества воинов под моей командой никогда не было, и я немного трусил, сомневаясь в своих талантах полководца. Однако отступать было некуда, и мне пришлось с головой окунуться в водоворот новых обязанностей. Первым делом я отправил отряд Милорна в лагерь на болоте, приказав привести всех дроу к мосту, не ввязываясь в бои с разбежавшимися по лесу чёрными монахами. Седой эльф, кажется, проникся моими словами, и дроу растворились в темноте наступившей ночи.

Сумасшедший день подошёл к концу, и к полуночи мы определились с планами на завтрашние переговоры с Титом Флавием. Свои предложения мы зафиксировали на бумаге и отправили к имперцам гонца, несмотря на то что уже наступила ночь. После завершения экстренных дел я сразу завалился спать, отложив более мелкие вопросы до завтра.

(обратно)

Глава 2 Переговоры провалились

Ночь я провёл в шатре, ранее принадлежавшем генералу армии чинсу, которого в скоротечной схватке у моста лично зарубил Саадин. Конечно, следовало захватить генерала в плен, но тот оказался слишком шустрым и сумел убить двух охранников халифа. Саадин сильно расстроился по этому поводу, и я не успел спасти жизнь отважному вояке.

«Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом…» – крутилась в голове старая земная песенка, пока я блаженствовал на мягких подушках.

«Однако делу время, а потехе час», – подумал я и потянулся.

Долго валяться в постели мне не позволял мой нынешний статус, и я, вздохнув, с сожалением скинул с себя одеяло и в одних подштанниках вышел из шатра. Ко мне сразу же подбежал Улухай, назначенный Арданаем моим личным телохранителем. Я поздоровался с таргом, и мы пошли купаться к мосту. Правда, плавал в реке я один, а Улухай сидел на берегу и бдительно охранял моё бесценное тело. После водных процедур моё величество соизволило завтракать, а затем я у себя в шатре выслушивал доклады подчинённых. Разведчики за ночь прочесали всю округу и не обнаружили поблизости даже следов противника. Разрабатывать стратегические планы до переговоров с имперцами было бессмысленно, и я стал дожидаться ответа от Тита Флавия. Наш гонец вернулся от имперцев около полудня и доложил, что Флавий готов к переговорам. Я прочитал послание легата и приказал подавать обед, потому что отправляться голодным на встречу не собирался.

Праздник обжорства закончился только часа через полтора, когда моё брюхо оказалось набитым под завязку. Передохнув ещё с полчасика, я, горестно вздыхая, с трудом влез на лошадь и во главе отряда из сотни воинов поскакал в сторону Латра, обдумывая план переговоров. Всем известна простая истина, что встречают по одёжке, а провожают по уму, поэтому для поднятия собственного статуса я приказал, чтобы мой эскорт состоял из пятидесяти таргов и стольких же ассасинов. Арданай с Саадином решили перещеголять друг друга и выделили мне по десятку воинов из личной охраны, а остальных отобрали среди лучших бойцов, которые только одним своим видом внушали уважение. Отряд таргов состоял только из мордоворотов под два с половиной метра ростом, а на злобных рожах ассасинов халифа было написано, что они по приказу зарежут даже родную мать. С такой охраной можно было отправляться даже на переговоры с самим дьяволом, я и сам слегка побаивался банды головорезов, скакавшей за моей спиной.

Переговоры с Титом Флавием были назначены на холме, с которого мы с Арданаем осматривали поле боя перед Латром, и дорога была знакомой. Я опасался, что имперцы могут выкинуть какой-нибудь фортель, и захватил с собой метатель, но мои страхи не оправдались. Возле холма нас уже поджидала сотня преторианцев Тита Флавия, на которых мой эскорт явно произвёл впечатление, и имперцы, кажется, струхнули. По всей видимости, моральный дух имперских легионов опустился уже ниже плинтуса, и особого желания умирать за империю я в глазах преторианцев не заметил. Эти наблюдения согрели мне душу, и я в сопровождении двух воинов поднялся на холм. Имперцы основательно подготовились к переговорам – на вершине холма уже стоял стол и два кресла, в одном из которых сидел легат.

Я спешился, уселся в кресло напротив главнокомандующего имперцев и молча стал рассматривать лицо Тита Флавия. Грозный вид маститого полководца сбил меня с мысли, и в воздухе повисла неловкая пауза. Почему-то все домашние заготовки сразу вылетели из головы, и я неожиданно для себя сказал:

– Легат, ваш сын Луций был очень похож на вас.

Глаза имперца мгновенно вспыхнули, и он, вцепившись в подлокотники кресла, спросил трясущимися от возбуждения губами:

– Хуман, что тебе известно о моём сыне?!

Эта грубая реплика сразу привела меня в чувство, и я взял свои эмоции под контроль.

– Прошу извинить меня за то, что я сразу не представился, а завёл разговор о вашем сыне, просто меня поразило ваше сходство. Я князь Ингар, главнокомандующий армией таргов и союзными войсками халифа Саадина, – представился я и сразу продолжил: – Мне неизвестна до конца судьба вашего сына, но он, скорее всего, погиб на Таноле вовремя катастрофы. Как это произошло, я не видел, но точно знаю, что Луций был на острове в это время. Мне самому чудом удалось спастись с горсткой моих воинов, но я думаю, что после взрыва на Таноле никто не выжил.

– Князь, откуда вы знаете моего сына? – перешёл на официальный тон легат.

– Я взял Луция в плен на Теребе, после того как захватил его корабли. Ваш сын находился в бухте Плача на Таноле, куда он был препровождён на моей эскадре в качестве пленника. Я собирался обменять его на переговорах с Меранской империей, но катастрофа нарушила эти планы. Легат, я приношу вам свои соболезнования.

После моих слов Тит Флавий сразу осунулся и, как мне показалось, постарел на пару десятков лет. Напротив меня сидел уже не могучий воин, умудрённый опытом десятков сражений, а раздавленный горем старик с изборождённым морщинами лицом. Однако легат быстро сумел взять себя в руки и, выпрямив сгорбленную спину, заговорил:

– Князь, давайте оставим в стороне мои семейные проблемы и перейдём к сути переговоров. Я надеюсь, что вы попросили меня о встрече по более важным вопросам, нежели гибель одного из воинов империи.

– Вы абсолютно правы, легат, мы должны вместе с вами решить дальнейшую судьбу Меранской империи, а возможно, и всего Геона, – ответил я.

Такого поворота Флавий явно не ожидал и с усмешкой спросил:

– Молодой человек, а не рановато ли вам вершить судьбы Меранской империи и всего Геона? Если вам удалось ценой предательства выиграть всего одну битву, то это не значит, что вам будет везти и дальше. Фортуна – дама ветреная.

– Я вижу, легат, что вы не воспринимаете меня всерьёз и судите обо мне только по внешнему виду. Однако не стоит доверять первому впечатлению, оно часто бывает ошибочным. Мы ведь с вами уже довольно близко знакомы, и я даже ночевал в вашей палатке.

– Вы удивляете меня, князь. Я не помню, чтобы мы с вами раньше встречались.

– Легат, вы помните наездника дракона, который попал к вам в плен? Так вот, это был я.

Если бы я сплясал голышом на столе, то и это не так сильно удивило бы имперца. Тит Флавий впился своим взглядом в моё лицо и, кажется, начал узнавать бывшего пленника.

– Значит, это были вы, князь? Всё-таки вы слишком молоды и неопытны, вам не следовало мне напоминать об этом происшествии. То, что мы убили вашего дракона и захватили вас в плен, доказывает, что и вы не всемогущи, а драконы тоже смертны. Эти знания значительно ослабляют ваши позиции на переговорах! – криво усмехнувшись, сказал имперец.

– Ваши аргументы, легат, довольно вески, но ошибочны. Моего дракона никто не сбивал, и я сдался вам в плен намеренно, чтобы с вашей помощью попасть в магическую академию и уничтожить это змеиное гнездо. Для меня не составило бы большого труда убить вас вместе с Валором при первой встрече, но я решил пожертвовать малым, чтобы добраться до Агрипы. Вам известно, что произошло в магической академии, или Валор держал вас в неведении?

– Я предпочту услышать вашу версию событий и сравнить её с докладами Валора. Кстати, он ещё жив? – спросил Флавий.

– Да, конечно, но я его судьбе не завидую. У Защитника веры много неоплаченных долгов, и умирать он будет мучительно и долго. Однако оставим Валора в покое и перейдём к сути дела. Если быть кратким, то я, попав с вашей помощью в магическую академию, взорвал машину смерти, сжёг и разрушил башню академии, а затем лично размозжил голову Агрипе. Я очень сомневаюсь, что в империи остались зарядные станции для камней Силы, а это означает, что ваши метатели файерболов остались без зарядов. Империя была сильна своими боевыми магами, вооружёнными метателями, а теперь она практически беззащитна.

От этих слов легата буквально перекосило, и он злобно произнёс:

– Надеюсь, что Валор подохнет в страшных муках! Он мне врал, что восстановит зарядную машину в течение полугода, а сейчас нужно просто потянуть время. Князь, я не знаю, что вы решили, но империя так просто не сдастся, у вас под ногами станет гореть земля, а из-за каждого куста будут лететь стрелы. Нелюди не захватят Геон, как бы им этого ни хотелось! Юноша, ты решил нацепить на свою голову императорскую корону, но сам останешься без головы!

– Легат, не нужно считать меня идиотом, который готов даже сесть на кол ради иллюзорной власти над Геоном! Меня не прельщает титул императора геонского кладбища, у меня и так проблем выше крыши! Моя задача – не допустить кровавой мясорубки в империи. Геону сейчас нужен мир, а не война всех со всеми. Сейчас главная опасность не тарги Арданая, а император Сы Шао-кан. Поднебесная империя практически не пострадала в катастрофе, и максимум через полгода её войска вторгнутся в Меранскую империю. У вас есть силы и средства, чтобы остановить Сы Шао-кана? Нет? Узкоглазые легко раздавят вас за месяц!

Флавий не ожидал от меня таких слов и задумался. По лицу имперца было заметно, что в нём борются противоречивые чувства и он не знает, что мне ответить. Однако легат справился со своими эмоциями и спросил:

– И что вы предлагаете, князь?

– Пока не поздно, вам нужно договариваться с Саадином и Арданаем и заключать с ними военный союз против чинсу. Я же со своей стороны обеспечу империи огневую поддержку с воздуха и зарядку камней Силы для метателей.

– Князь, вы по молодости очень переоцениваете свои возможности. Ваших драконов никто не видел уже два месяца, и есть ли они у вас сейчас, мне неизвестно. Что на данный момент у вас за плечами – орда зеленорожих дикарей и союз с арбами? Тарги ограбят округу и уберутся в свои степи, а Саадин вернётся в халифат, и с кем вы тогда останетесь? Мне намного проще договориться с Сы Шао-каном и раздавить тебя и твоих таргов, как мух!

– Ну, это навряд ли. Вы, конечно, просчитали расклад сил на данный момент и во многом правы, однако через полгода ситуация кардинально изменится. Мои «драконы» сейчас заняты другими задачами, но если потребуется, то они сожгут имперские легионы, как стог соломы, и мы снова вернёмся к нынешнему положению вещей. Однако тогда погибнут десятки тысяч людей, а это меня категорически не устраивает. Легат, я не призываю вас вступать в войну с чинсу на их территории, с Сы Шао-каном я сам разберусь. Ваша задача – твёрдо взять империю под контроль и не дать ей развалиться на части!

– Извините, князь, но я никак не пойму, какая для вас выгода в спасении Меранской империи? Что вы хотите в результате получить от наших переговоров?

– Легат, все ясно как божий день. Мне нужно сохранить статус-кво и остановить войну. Через пару дней я уйду с войсками Саадина в Мэлор, и мне не хочется прорубаться через засады имперских воинов или возвращаться в Латр, чтобы отрезать вам голову. Мне в любом случае придётся договариваться с правителем Меранской империи, а вы лучший кандидат на этот пост, поэтому я и приехал сюда договариваться.

– А если я не соглашусь на ваши условия? – прищурившись, спросил Тит Флавий.

– Я просто убью тебя, легат, и буду договариваться с тем, у кого мозгов больше, чем в твоей голове! – разозлился я. – Завтра с утра я жду гонца с ответом на свои предложения. Если ты решишь начать войну, то кровь ляжет на тебя. Боги видят, я сделал всё, что в моих силах, чтобы прекратить эту бойню!

Я встал и вскочил на коня. Злоба рвалась наружу, и мне с большим трудом удавалось держать себя в руках. В таком состоянии мне было не до политических игр, и поэтому я решил вернуться в лагерь, пока не наломал дров.

Встречный ветер приятно холодил моё разгорячённое лицо, а топот копыт далеко разносился по округе, распугивая лесную живность. Я гнал своего коня во весь опор, и воины эскорта едва поспевали за мной. Постепенно нервное возбуждение спало, и, чтобы не загнать коня в бешеной скачке, мне пришлось пустить его рысью. К тому моменту, когда мы въехали в лагерь, в моей голове уже сложился план дальнейших действий, и я вызвал на совет Саадина и Арданая.

Чтобы не создавать у союзников ненужных иллюзий, я сразу сообщил о провале переговоров. Затем рассказал, что предъявил имперцам ультиматум и дал время до утра, чтобы ответить на него. Обсудив сложившуюся ситуацию, мы решили, что если Флавий не согласится на наши требования, то ввязываться в бой с имперцами мы всё равно не можем, потому что должны сначала дождаться возвращения Милорна. Сегодня наша армия значительно сильнее имперских войск, но она скоро разделится на две части. Тарги должны будут вернуться к Арису, а Саадин – в халифат. Тит Флавий не осмелится атаковать нас первым и будет сидеть за стенами Латра, опасаясь штурма города. Это даст нам некоторое время на подготовку прорыва к Мэлору, но, узнав, что наша армия разделилась, Тит Флавий может решиться дать бой. Дорога до границы Арбского халифата займёт около месяца, а если придётся постоянно отбиваться от наскоков имперцев, то и больше. Поэтому нужно хорошо подготовиться к походу, чтобы дойти без лишних потерь.

Ассасины Саадина могут передвигаться намного быстрее имперских легионов, но женщины и дети дроу будут нас сильно тормозить. Чтобы как-то разрешить эту проблему, я попросил Арданая выделить эльфам десять повозок из обоза с лучшими лошадьми и небольшой запас еды. Я приказал Арданаю, после того как мы разделимся и дроу с ассасинами уйдут к Латру, сжечь мост через реку Нерей и, оставив заслон на противоположном берегу, вернуться к Арису. Тит Флавий сразу не решится выходить из Латра и, скорее всего, займёт выжидательную позицию, пока не получит данные разведки. За это время мы постараемся оторваться от возможного преследования и заставим Флавия раздробить свои силы, устроив как можно больше шума вдоль дороги на Мэлор. Если всё пойдёт как задумано, то у нас есть хороший шанс прорваться.

Закончив совещание, я попытался лечь спать, но так и не смог уснуть. Поэтому, чтобы не мучиться попусту, я занялся зарядкой камней Силы для метателей, а затем провёл ревизию своего организма и залечил мелкие травмы. Эта монотонная работа меня успокоила, и перед самым рассветом я всё-таки задремал.

(обратно)

Глава 3 Тайны Эланриль

Снившееся мне было похоже скорее на горячечный бред больного, отметая состояние нормального ночного отдыха. В воспалённом мозгу возникали странные видения и непонятные образы, но память никак не могла за них зацепиться, и эти видения мелькали, как в калейдоскопе. Несколько раз мне казалось, что ко мне тянутся руки Виканы, но знакомый образ никак не мог прорваться сквозь пелену серого тумана и таял в глубине сознания. Постепенно горячка ушла, и я стал успокаиваться, но выспаться мне так и не дали. Из забытья меня вывел голос Улухая, который доложил, что в лагерь вернулся Милорн и просится ко мне с докладом.

Я с трудом продрал глаза и, ополоснув лицо водой из фляги, разрешил эльфу войти. Милорн вошёл в шатёр и поздоровался со мной. Я ответил на приветствие и, предложив ему присесть, начал задавать вопросы:

– Милорн, как успехи? Вам удалось добраться без приключений?

– В основном всё прошло хорошо, но у нас двое раненых, и один из них тяжёлый. Эланриль сказала, что без тебя она не справится, поэтому я тебя и разбудил, – ответил эльф.

– Кого ранили?

– Магиню Аладриель, она закрыла собой девочку от стрелы чёрного монаха. Как мы прозевали этого урода, я даже ума не приложу. Эта сволочь сидела на дереве, а когда его случайно обнаружили, начал стрелять. Чинсу успел выпустить всего две стрелы, и оба раза попал.

– Милорн, веди меня к раненой, я думаю, что время слишком дорого. Расскажешь всё потом.

Эльф кивнул, и мы вышли из шатра. Улухай следовал за мной, как хвост за собакой, и, похоже, превратился в мою тень. Дроу разбили свой лагерь у моста, и мы добрались до места минут за десять. Эланриль устроила свой лазарет в тенираскидистого дерева, отгородив раненых занавесом из ветвей кустарника. Принцесса стояла на коленях у тела Аладриель, погрузившись в транс, и из последних сил поддерживала жизнь в умирающей магине. Я сразу же подключился к ауре Эланриль и закачал в неё приличную порцию Силы. Принцесса открыла глаза и с благодарностью посмотрела на меня, но сразу потеряла сознание от слабости. Мне удалось восстановить магическую ауру девушки, но физически она была истощена до предела, и организм не выдержал перегрузки.

Теперь пришло время заниматься лечением магини Аладриель. Рана у эльфийки была не очень серьёзной, и если бы я смог оказать ей помощь сразу после ранения, то особых проблем не возникло бы. Стрела чёрного монаха попала эльфийке в живот и прошла насквозь, зацепив селезёнку, и началось внутреннее кровотечение. С момента ранения прошло уже довольно много времени, и Аладриель практически истекла кровью, которая скопилась в её брюшной полости. Эланриль извлекла из раны древко стрелы и погрузила магиню в кому, чем уменьшила кровопотерю, но эти действия только отдалили смерть раненой.

Тяжёлое состояние пациентки требовало срочных действий, поэтому я сразу подключил ауру магини к своей энергетической оболочке и закупорил кровоточащие сосуды, как это делал при лечении собственных ранений. Мозг эльфийки находился в заторможенном состоянии, и мне полностью удавалось контролировать энергетику раненой. Избыточная кровопотеря у Аладриель требовала срочного восстановления объёма крови, а ближайшая станция переливания находилась на Земле. У меня не было возможности поставить даже простейшую капельницу с физраствором, не говоря о более сложных реанимационных процедурах. Правда, в прошлом я имел опыт лечения большой кровопотери у Первого, но тогда всё произошло спонтанно, и у меня не было уверенности в том, что это сработает и сейчас. Однако времени на раздумья у меня практически не было, и я решил попытаться спасти эльфийку.

Сначала нужно было избавиться от крови, скопившейся в брюшной полости пациентки, которая, загноившись, могла вызвать перитонит. Для этого я сделал надрез на левой стороне живота раненой и повернул её на бок. Из отверстия хлынул настоящий кровавый поток, и простыня, на которой лежала эльфийка, мгновенно пропиталась кровью. В этот момент я услышал за спиной жалобный стон и шум упавшего тела, это грохнулся в обморок Улухай, не выдержавший кровавого зрелища.

– Унесите этого идиота, и брысь все отсюда, пока я не разозлился! – приказал я Милорну, который и сам едва держался на ногах.

Мой приказ был мгновенно выполнен, и я снова сосредоточился на операции. Чтобы зафиксировать голову пациентки, мне пришлось зажать её между своих колен. После чего я и вскрыл кинжалом вену на своей левой руке и направил ручеек крови в рот Аладриель. В первую минуту ничего не происходило, и у меня появились сомнения в выбранном методе лечения, но неожиданно эльфийка сделала первый глоток и стала подавать признаки жизни. Через некоторое время у меня начала кружиться голова, и я прекратил процедуру, чтобы не потерять сознание и самому не истечь кровью. Мне без проблем удалось остановить кровотечение из вены, после чего я привалился к стволу дерева и закрыл глаза. По моим прикидкам, я скормил магине литра полтора собственной крови, и, похоже, перестарался. Сил бороться с навалившейся на меня усталостью не было, и я провалился в черноту.

* * *

– Ингар, очнись, пожалуйста! – донёсся издалека жалобный голос Эланриль. – Выпей эту настойку, и тебе станет легче.

Сон не хотел выпускать меня из своих объятий, но подсознание требовало, чтобы я проснулся. После непродолжительной борьбы я сумел открыть один глаз и словно через мутное стекло увидел заплаканное лицо Эланриль. Это зрелище мгновенно привело меня в чувство, и я встряхнул головой, отгоняя сон.

– Милый, слава богам, ты жив! – радостно пропищала принцесса и стала тыкать мне в губы кружку с какой-то гадостью.

Я неловко отмахнулся от назойливой лекарки и облил себя вонючим отваром.

– Эланриль, мне надоели ежедневные собственные поминки! Я постоянно вижу тебя рыдающей над моим трупом, и это меня окончательно достало. У меня возникли серьёзные подозрения, что ты набиваешься мне в жёны, для того чтобы стать безутешной вдовой! – заявил я, отряхивая с груди прилипшие листья какой-то травы.

– Дурак! – взвизгнула эльфийка и врезала мне кружкой по голове.

На лбу сразу образовалась приличная шишка, которая стала наливаться кровью.

– Это я дурак? Ты на себя посмотри, красавица! От общения с тобой у меня одни шишки и синяки! – зарычал я, ощупывая лоб.

– Ой, миленький, я не хотела тебя ударить, кружка сама вырвалась. Давай я тебя поцелую!

– Ща-ас! Ты лучше делом займись, а целоваться будем потом. Аладриель жива?

– Да, Ингар, с ней всё будет хорошо. Мы перенесли госпожу магиню в шалаш, и она сейчас спит.

– Ещё есть какие-нибудь проблемы?

– Нет, сиятельный. Но здоровенный тарг из твоей охраны всё время рвется к вам, я еле-еле его спровадила.

«Господи, вот и пойми этих женщин! То ты лапочка и сиятельный, а через секунду кружкой по лбу», – подумал я, выходя из-за занавески.

В двадцати шагах от лазарета я увидел Улухая, который сидел в тени дерева под охраной двух дроу. Тарг заметил меня и, вскочив на ноги, закричал:

– Ингар, приехали парламентёры из Латра, с ними сам Тит Флавий. Они тебя уже целый час дожидаются. Арданай с Саадином с ними всякие светские беседы ведут, но без тебя вопросы не решаются. Меня за тобой послали, а эта эльфийка к тебе не пустила и даже охрану приставила. С тобой всё в порядке, ты весь в крови, она тебя не загрызла?

– Улухай, я живой, хотя и сильно вымотался. Проводи меня к моему шатру, а то голова совсем ничего не соображает, – попросил я тарга.

Поддерживаемый под руку Улухаем, я направился к своему шатру, чтобы сменить одежду и смыть кровь с тела, которая запеклась на руках и уже начала пованивать. В таком виде являться на переговоры с Титом Флавием было нежелательно, а то имперцы решат, что я лично резал глотки пленным или пил кровь эльфийских младенцев.

Откинув полог шатра, я вошёл внутрь и сразу понял, что попал в переплёт. За моим столом расположилась компания переговорщиков во главе с Титом Флавием. Усмотрев, в каком я виде, легат остолбенел от удивления. В воздухе повисла неловкая пауза, и я ничего умнее не выдумал, как начать стебаться над имперцами.

– Господа, прошу меня извинить за опоздание, но вам хорошо известно, как трудно сейчас найти хорошего специалиста по допросам. Всё приходится делать самому, чтобы получить нужные сведения, а не безмолвный труп. Я думаю, что наши переговоры много времени не займут и мы быстро решим все вопросы, а то у меня ещё шестеро пленных монахов на очереди, которым нужно развязать язык, – заявил я.

Наверное, я очень неудачно пошутил, потому что все присутствующие в шатре приняли мои слова за чистую монету, но я не стал никого разубеждать.

– Князь, я хотел подробно обсудить условия нашего союза, прежде чем подписать документы, – пролепетал Тит Флавий.

– Легат, мы всё равно не учтём все нюансы договора, это дело специалистов. Будет правильным закрепить основные положения, а дополнительный протокол мы подпишем позже, в более спокойной обстановке.

– И каковы ваши условия? – спросил имперец.

– Во-первых, мы заканчиваем все боевые действия между собой и выводим войска на территорию собственных государств. Во-вторых, закрепляем сложившееся положение до следующих переговоров, которые должны состояться в Мэлоре через полгода. В-третьих, Мэлор полностью переходит под контроль халифа Саадина до следующих переговоров. В-четвёртых, Арис становится свободным городом и переходит под контроль совместной администрации Таргании и Мерана. Это основные требования, от которых мы не отступим, – озвучил я свои намётки договора.

– Князь, из ваших слов следует, что империя теряет контроль над двумя своими городами, а это абсолютно неприемлемо! – задохнулся от возмущения легат.

– Легат, давайте разговаривать как ответственные люди и обойдёмся без эмоций. Эти города вы и так уже потеряли в результате боевых действий, и выторговать какие-то более выгодные условия вы сможете только на следующих переговорах. Сейчас у вас много забот в империи, и прекращение войны вам на руку. Вместо того чтобы гробить свои легионы, которых и так почти не осталось, в заранее проигранной бойне, вам следует укрепить свою власть и навести хоть какой-то порядок в империи. Мы готовы обсуждать любые ваши предложения, кроме тех, которые уже озвучены. Вам лучше определиться с тем, какая помощь вам потребуется от нас в сложившейся обстановке.

Тит Флавий, кажется, понял, что его попытка обыграть молодого хумана на дипломатическом фронте не удалась, быстро сменил манеру поведения, и переговоры пошли в более конструктивном русле. Через пару часов дебаты, которые временами шли на повышенных тонах, были завершены, и мы подписали текст договора, который устраивал все стороны. В этот документ без изменений вошли все мои требования, но и Флавий добился от нас нескольких довольно серьёзных уступок, главной из которых была тысяча воинов, остающаяся в Латре. У имперцев практически не было кавалерии, и мне скрепя сердце пришлось передать под командование легата пятьсот таргов Арданая и столько же ассасинов Саадина. Без этой конницы Флавий не мог противостоять войскам чинсу и конным бандам, наводнившим окрестности Латра, поэтому мы вынуждены были пойти на уступки. Однако я сумел выторговать у легата десять метателей для усиления огневой мощи этих войск. Поначалу имперец предложил метатели вместе со своими магами, но я отказался от такого подарка, заявив, что у меня своих специалистов достаточно.

После подписания договора состоялся небольшой фуршет, грозивший перерасти в пьянку, но я находился не в лучшем состоянии и, выпив пару бокалов вина, покинул шатёр, сославшись на неотложные дела. Чтобы привести себя в порядок, мне необходима была тёплая ванна, но за неимением оной я отправился к реке. Пока я отмокал, блаженствуя в прохладной воде, Улухай пытался отстирать мою одежду, но это у него плохо получалось. Однако его мучениям скоро наступил конец, потому что на берег заявилась Эланриль. Я лежал в воде абсолютно голый, но это принцессу нисколько не смутило, и она по привычке начала читать мне нотации по поводу моего преступного отношения к собственному здоровью и моральной распущенности. Долго слушать причитания эльфийки я не стал и решил заставить её в отместку за длинный язык перестирать мою одежду. Девушка возмутилась моим приказом и гордо заявила:

– Ингар, я принцесса дроу и стирать мужские подштанники не намерена!

В принципе гонор принцессы был мне по барабану, но тут дело пошло на принцип и я решил позлить Эланриль.

– А как же любовь до гроба? Значит, ты намылилась сидеть на троне рядом со мной, а я должен ходить в грязных штанах? Улухай, как тебе такая невеста?

– У нас такую невесту лупят оглоблей по заднице, только с эльфийкой этот номер не пройдёт, уж больно тощая она, зашибить можно! – рассмеялся тарг, продолжая тереть в реке мои штаны.

– Ах ты, гад зеленорожий, да я тебя за такие слова кастрирую и самого по заднице оглоблей огрею! – буквально взвыла Эланриль и заехала таргу ногой в ухо.

Улухай не ожидал от эльфийки такой прыти и плюхнулся в воду, выпустив из рук мои штаны, которые тут же поплыли вниз по течению. Чтобы не остаться с голым задом, я бросился спасать их, оставив сладкую парочку разбираться между собой. Минут через пять мне удалось поймать штаны и вернуться к берегу, где бой между Улухаем и Эланриль был в самом разгаре. Я некоторое время понаблюдал за поединком и понял, что Улухая нужно срочно спасать. Тарг находился в очень невыгодном положении, не имея возможности наносить удары в полную силу, чтобы не навредить эльфийке, а Эланриль этим вовсю пользовалась. Ноги и кулаки принцессы мелькали, как лопасти вентилятора, и Улухай уже наелся оплеух по самое не балуйся. Я вмешался в поединок, только когда тарг откровенно поплыл, пропустив удар ногой в пах, и начал звереть. Этот бесчестный удар разбудил во мне мужскую солидарность, и я закрыл Улухая своей грудью. Стоило появиться на поле боя новому противнику, как Эланриль мгновенно переключила на него свою злобу, и мне с трудом удавалось блокировать хлёсткие удары доморощенной ниндзя. Однако принцесса совсем потеряла голову от бешенства, и поэтому я легко подловил её на ошибке и забросил в реку охладиться.

Пока ваш покорный слуга ловил свои штаны и воевал с принцессой, на берег сбежалось половина лагеря дроу посмотреть, как Эланриль лупит тарга и дерётся с голым князем Ингаром. Когда принцесса навешивала люлей Улухаю, публика была в восторге и подбадривала её восторженными возгласами, но стоило мне закинуть принцессу в воду, как зрители покинули свои места и молча рассосались по лагерю.

– Справился бугай с девушкой, да? – заскулила принцесса, вылезая на берег. – Сила есть, ума не надо, а ещё высокородный! Ты штаны хотя бы надел, а то сверкаешь своими причиндалами, смотреть тошно!

– А ты не смотри куда не положено! Лучше бы простыню какую-нибудь принесла, чтобы я мог прикрыться, пока одежда сохнет, – огрызнулся я и снова залез в воду.

Улухай начал собирать по берегу мою разбросанную одежду и хотел продолжить стирку, но Эланриль отобрала её у него и ехидно заметила:

– Давай сюда, прачка косорукая, ты стираешь так же плохо, как и дерёшься, лучше разбитую рожу умой, смотреть на тебя противно!

Эланриль завернула вещи в рубаху и ушла вниз по течению.

– Слушай, Ингар, а эта эльфийка – девка прямо огонь, да и красавица – глаз не оторвать! Гибкая, как лоза, а сила, как у самки зорга. Она мне всю рожу размолотила, даже пара зубов качается! С такой зимой в постели холодно не будет. Эх, жалко, что принцесса не про мою честь, а то бы женился не раздумывая. Не зевай, князь, пока она на тебя глаз положила, второй такой нет, – заявил, вздохнув, тарг.

– Улухай, ты ещё мою Викану не видел, там такой вулкан страстей, что я временами сам её боюсь до ужаса. Гвельфы и дроу и так живут как кошка с собакой, а если я надумаю жениться на Эланриль, меня сразу разорвут напополам и похоронят в двух могилах сразу. Поэтому вместо двух жён у меня будут две безутешных вдовы, которые станут поливать цветочки на моих холмиках!

– Не завидую я тебе, Ингар. Если твоя Викана такая же шустрая, то вдвоём они тебя точно грохнут! – заржал тарг.

День незаметно начал клониться к вечеру, и я, надев на себя выстиранную Эланриль одежду, направился проведать раненых. Магиня Аладриель спала как младенец под воздействием эликсиров, приготовленных принцессой, и явно шла на поправку. Моего вмешательства в процесс исцеления в принципе не требовалось, но я для пущей важности исправил последствия двух старых травм в организме эльфийки, связанных с проблемами по женской части. Эланриль в это время тоже находилась в трансе и контролировала мои действия. Закончив лечебные манипуляции, я вышел из транса и увидел, что Эланриль буквально сверлит меня своим взглядом.

– Ингар, ты понимаешь, что сейчас сделал? – спросила принцесса.

– Да вроде ничего особенного. У Аладриель был когда-то недолеченный воспалительный процесс в женских органах, и я просто исправил его последствия. Я что-то напутал и совершил какую-то ошибку?

– Нет, Ингар, ты сделал всё идеально и не совершил ошибок. Просто ты устроил огромную головную боль правящим домам дроу. Верховная магиня Аладриель теперь сможет иметь детей, которые по статусу будут выше, чем дети других домов!

– Ну и флаг ей в руки! Только не надейтесь, что этих детей буду делать я, вы совсем охренели со своими династическими играми! Я вам что, бык-производитель?

– Нет, Ингар, ты не понял меня. У народа эльфов вообще большие проблемы с деторождением, и многие женщины не могут иметь детей по не зависящим от них причинам, а ты мог бы помочь им в этом.

– Эланриль, я не врач-гинеколог и не собираюсь им становиться, по крайней мере пока мы не придём в долину Нордрассила. У меня только поверхностные знания в этом вопросе, и ждать от меня чудес просто наивно.

– Значит, ты меня не посмотришь? – выдохнула Эланриль и мгновенно закрыла рот рукой, поняв, что сказала лишнее.

Однако уже было поздно, я зацепился за сказанные принцессой слова и начал наседать с расспросами:

– Эланриль, не морочь мне голову, рассказывай, что у тебя за проблемы?

Принцесса долго отнекивалась и пыталась увести разговор в сторону, но я был неумолим. В конце концов я окончательно достал девушку, и она залилась горючими слезами. Следующие минут десять мне пришлось успокаивать принцессу, чтобы остановить начавшийся потоп.

Наконец мне удалось уговорить Эланриль рассказать о своих проблемах, и она поведала мне свою тайну:

– Ингар, мне об это стыдно тебе говорить, но у меня точно такая же проблема, что и у Аладриель, – я не могу иметь детей. В детстве, когда во мне проявились способности видящей, меня отравили растительным ядом, который сильно повредил мои детородные органы. Полукровка, служивший у нас в доме садовником, затащил меня в дальний угол сада и насильно влил эту гадость, ну ты знаешь куда. Преступник сразу покончил с собой, чем обрубил нити, ведущие к своим хозяевам. Моим лечением занимались лучшие целители нашего народа, и я осталась жива, но им не удалось вернуть мне способность к деторождению. У моих родителей были подозрения, что к этому преступлению причастен дом князя Алатерна и его ублюдочный сынок Алой, но прямых доказательств найти не удалось. К тому же то, что я осталась бесплодной, было выгодно многим из правящих домов, и мы могли ошибаться насчёт причастности Алатерна к этой мерзости. Мне пришлось очень долго лечиться, и я сумела добиться большого прогресса, но забеременеть до сих пор неспособна. Ты не подумай, я не экспериментировала на эту тему, и у меня не было мужчин до тебя.

– Стоп, с этого места поподробнее, я что-то не припомню, чтобы мы были с тобой близки, – остановил я рассказ принцессы, слегка напуганный её словами.

– Ингар, ты не так меня понял. Я никогда не отдамся мужчине без любви, но с тобой я готова на всё! Пусть у меня не будет детей, но я хочу быть с тобой даже на положении наложницы!

– Эланриль, прости меня, если я скажу что-то обидное, но мне трудно тебя понять. Я хорошо помню, как ты говорила, что наши дети будут править Геоном или что-то в этом роде, а теперь заявляешь, что не можешь иметь детей.

– Прости меня, любимый, я врала! Я врала тебе, я врала себе, надеясь хотя бы на призрачное счастье обычной женщины. Ты не представляешь, как бывает страшно осознавать, что тебя ждут столетия жизни в полном одиночестве. Одна только мысль о том, что ты уйдешь в небытие, не оставив за собой даже искорки новой жизни, рвёт душу на части! Я единственная видящая народа дроу, и только долг держит меня на этом свете, это мой крест, и я не имею права прекратить свои мучения, – прошептала Эланриль сухими губами.

«Господи, прямо какой-то бразильский сериал, а не реальная жизнь! – подумал я, прокручивая в голове сложившуюся ситуацию. – Несчастная девочка, вот, оказывается, на чём основывается её внезапная любовь к залётному князю. Наверное, всё началось, когда я вытащил с того света её брата, в тот момент, видимо, и появилась в душе Эланриль надежда на исцеление. Мечты о детях привязали ко мне принцессу невидимыми оковами, которые невозможно разорвать, не разрушив психику девушки. Чем больше я совершал медицинских чудес у неё на глазах, тем сильнее становилась надежда на возможность её исцеления, и любое моё необдуманное слово может стать причиной трагедии. Попал ты, Игоряша, капитально. Отказать в помощи принцессе ты не можешь, а если сумеешь решить её проблемы, то вообще утонешь с головой».

– Ингар, очнись, – затрясла меня за плечо эльфийка. – Прости меня, что я загружаю тебя своими проблемами. Ты и так тащишь на своих плечах груз ответственности за народы гвельфов и дроу, а я лезу со своими мелочами.

– Эланриль, не говори глупостей! Я конечно же приложу все силы, чтобы помочь тебе. Просто я задумался о том, как правильно подойти к твоему лечению. Давай не будем пороть горячку, а отложим этот вопрос до того момента, когда отправимся в Мэлор. Сейчас нужно подготовиться к походу, и пару дней я буду загружен выше крыши. Дорога нам предстоит длинная, и у нас будет время спокойно заняться твоим обследованием на привалах. Чтобы исключить ошибки, мне нужно выбрать правильную тактику лечения. Ты согласна?

– Да, Ингар, ты абсолютно прав. Я действительно веду себя как дура и устроила здесь глупую истерику. Конечно, нужно всё делать со спокойной головой, да и случай у меня сложный. Я не питаю никаких иллюзий, но если у тебя получится, то я буду молиться на тебя, как на Бога.

Чтобы не бередить ей душу пустыми обещаниями, я не стал ничего говорить в ответ на слова Эланриль, но похоже, у меня может появиться очередной религиозный фанатик.

Попрощавшись с Эланриль, я отправился в свой шатёр, чтобы обсудить с Саадином и Арданаем подготовку к выходу в поход.

В последующие дни на меня буквально обрушились заботы о подготовке похода, и сотни мелких проблем вытеснили из сознания думы о несчастной принцессе.

(обратно)

Глава 4 Интриги гвельфийского двора

Лаэр стоял у окна и смотрел вдаль, сквозь просвет в ветвях Нордрассила. Вид из окна открывался волшебный, но это не поднимало настроения хмурому гвельфу. Проблемы множились с каждым часом и буквально закрутили его в своём водовороте. После того как пропал Ингар, Лаэр с удивлением понял, что этот мальчишка нёс на своих плечах огромный груз, который теперь давил чудовищной тяжестью на плечи гвельфа. Ингар решал возникающие проблемы легко и как-то походя, поэтому Лаэр очень часто критиковал про себя его поступки. Но когда его не стало, наступил момент истины, показавший Лаэру, что он часто был несправедлив к своему другу. Оказалось, что Ингар учитывал многие факторы, которые не бросались на глаза гвельфу, и поэтому принимал правильные решения, казавшиеся на первый взгляд ошибочными.

Сейчас Лаэр с раздражением ждал визита Ингура – брата Ингара, с которым должен состояться нелицеприятный разговор о вчерашней стычке в лесу. Проблема оказалась очень запущенной, и, пока Лаэр ездил в Кайтон, чтобы встретить корабли, вернувшиеся из плавания на Тарон, дело дошло до кровопролития. Слава богам, что никого не убили, но трое раненых гвельфов и пятеро раненых хуманов дружбу между народами не укрепляли. Двум вождям предстояло решить проблему взаимоотношений в долине Нордрассила, наказать виновных и выработать новые договорённости, чтобы исключить подобные стычки в дальнейшем.

От этих неприятных раздумий Лаэра отвлекло покашливание Мистира за спиной. Гвельф повернулся:

– Что случилось, Мистир?

– Высокородный, пришёл князь хуманов Ингур, с которым вы договаривались о встрече, что ему ответить? – спросил гвельф, взваливший на свои плечи все бытовые заботы на Нордрассиле.

– Пусть войдёт, я его уже давно жду.

Мистир выглянул за дверь и попросил посетителя войти.

– Здравствуй, Лаэр, я рад тебя видеть, хотя повод для встречи у нас весьма неприятный, – заявил с порога Ингур.

Хуман был очень похож на своего старшего брата, а за последние месяцы это сходство ещё больше усилилось. Молодой князь заматерел, и его юношеская беззаботность растворилась в заботах о своём клане, а лоб прорезали полоски морщин – результат напряжённых раздумий.

– Я тоже рад тебя видеть, присаживайся к столу, разговор у нас будет непростой.

Хуман кивнул и сел в кресло напротив Лаэра.

– Ингур, как чувствуют себя раненые? Я посылал к тебе Ларию с заживляющими эликсирами, она наша лучшая целительница после Виканы, но твои часовые прогнали её.

– Слава богам, мои воины живы, но кровь пролилась, и нам нужно решить этот вопрос. Гвельфы начали стрелять без предупреждения, и у троих моих воинов раны в спине. Я мог ожидать от гвельфов чего угодно, но только не выстрелов в спину!

– Князь, твои люди нарушили оговоренную границу Дерева Жизни, за это и поплатились. Мои дозорные стреляли не в спины, а в задницы твоих бойцов, в ином случае они были бы уже трупами.

– Лаэр, не нужно выгораживать своих соплеменников, мы должны разобраться объективно. Мои охотники гнались за подранком оленя и просто заблудились, а гвельфы начали стрелять без предупреждения!

– Ингур, у меня другая версия событий. Мои воины говорят, что твои охотники хорошо видели пограничные засечки на деревьях и стрелы, которые были выпущены в качестве предупреждения. Однако они наплевали на эти знаки и продолжили гоняться за оленем в подлеске Дерева Жизни, вытаптывая магические грибы, которые удобряют его корни. Хуманы своими действиями могли причинить непоправимый ущерб плантации грибов, и только после этого мои бойцы начали стрелять. В результате произошедшей стычки у нас тоже трое раненых, и один из них в очень тяжёлом состоянии.

– Лаэр, не нужно выдумывать, среди твоих воинов нет раненных оружием. Мои ребята просто набили им морды и оставили отдыхать на травке!

– Ингур, как же с тобой трудно разговаривать! Избить кулаками гвельфа – значит нанести ему смертельное оскорбление, которое смывается только кровью!

– Значит, гвельфы объявляют нам войну? – процедил сквозь зубы Ингур.

– Ты сошёл с ума, какая война?! Я своим уже накостылял за дурость, и никаких последствий не будет. Ты тоже должен наказать своих людей, чтобы такое больше не повторилось, – заявил Лаэр.

Ингур хотел что-то возразить, но не успел, потому что в дверь вбежала старшая фрейлина Виканы Альфия и с порога заголосила:

– Князь, беда! У Виканы пропало молоко, и нам нечем кормить детей! Срочно нужна кормилица, но среди гвельфиек нет ни одной кормящей матери!

Услышав это известие, Лаэр едва не вывалился из кресла и заорал на Альфию:

– Вы там совсем с ума посходили?! Где Викана?

– Она спит, и мы не можем её добудиться! Она в последнее время находится в удручённом состоянии и принимает какие-то эликсиры, а прошедшие два дня почти не просыпается.

– А ты куда, старая дура, смотрела? Тебя назначили старшей фрейлиной, и на тебе вся ответственность за свою госпожу!

– Я делала всё, что в моих силах, но после смерти Ингара Викана сама не своя. Я давала ей безвредное успокоительное, и только! Викана видящая и намного лучше меня разбирается в медицине. Все эликсиры, которые она принимала, были изготовлены ею лично, и я не думаю, что она хотела навредить детям.

– Мистир, срочно вызови сюда Ларию, мне нужно с ней поговорить!

– Лария ждёт в коридоре.

– Тогда пусть зайдёт.

Дверь открылась, и в кабинет вошла гвельфийка.

– Лария, я назначаю тебя старшей фрейлиной вместо Альфии. Мистир, вызови Антила, он мне срочно нужен.

– Я здесь, мой князь! – раздался голос из коридора, и в кабинет вбежал молодой гвельф.

– Антил, я назначаю тебя личным охранником Виканы. В её покои не должен проникнуть никто посторонний. Спи и ешь на её пороге, но Викана должна быть жива!

Произнеся эти слова, Лаэр схватил со стола кубок с вином и осушил его одним глотком. Голову гвельфа словно стянули стальным обручем, и из его носа потекла кровь. Первой это заметила Лария и попыталась остановить кровавый ручеек своим платком, но гвельф оттолкнул её руку и прорычал:

– Лария, ты что здесь делаешь? Бегом в покои Виканы и захвати с собой своего протеже! Если с Виканой что-то случится, оба ответите головой!

Антил и Лария пробкой выскочили в коридор и побежали к покоям Виканы. Не успела за ними закрыться дверь, как голос подала разжалованная Альфия:

– Лаэр, я не держусь за должности при дворе, и, возможно, ты прав, отстранив меня, но сейчас на первом месте жизнь детей. Им срочно нужна кормилица, иначе они через несколько дней умрут!

– Альфия, у меня в клане недавно две женщины родили детей, молоко наших женщин подойдёт? – вмешался в разговор Ингур.

– Я этого не знаю. У гвельфов кормилицами были полукровки, а человеческим молоком гвельфийских детей никогда не кормили. Однако у нас нет выхода, и придётся попробовать. Дети Ингара только наполовину гвельфы, и есть надежда, что мы сможем их спасти.

– Альфия, собирай детей, ты едешь со мной! – безапелляционно заявил Ингур и встал из-за стола.

– Ингур, никуда дети Виканы не поедут, а останутся с матерью! Принц и принцесса принадлежат правящему дому народа гвельфов, и только мы вправе распоряжаться их судьбой! – просипел Лаэр, захлебываясь текущей из носа кровью.

– Послушай, князь! Я брат Ингара, и если он погиб, то теперь эти дети – мои дети, таков закон хуманов! Вы уже распоряжались судьбой детей Ингара и практически загнали их в могилу! Если сейчас ты встанешь на моём пути, то я зарублю тебя как собаку! Я знаю, что могу погибнуть в этом бою, но мой клан отомстит за мою смерть, и мало вам не покажется! Уйди с дороги!

В кабинет ворвались четверо гвельфов с обнажёнными мечами, но Лаэр остановил их взмахом руки и потерянно произнёс:

– Пропустите их, пусть уходят! Альфия, ты поедешь с Ингуром и будешь заботиться о детях. Викана приедет к вам, как только придёт в себя и сможет перенести дорогу. А ты, Ингур, умерь свой пыл, здесь у тебя нет врагов.

Лаэр опустился в кресло и, сгорбившись, словно древний старик, уставился потухшим взглядом в крышку стола, зажав платком кровоточащий нос. Через минуту кабинет опустел, и Мистир, закрыв за собой дверь, приказал охране, чтобы князя не беспокоили.

Лария в сопровождении Антила буквально ворвалась в покои Виканы и подошла к фрейлинам, столпившимся вокруг её кровати.

– Как она? – спросила гвельфийка.

– Всё так же спит, и мы никак не можем её разбудить, – ответила одна из фрейлин.

– Идите отдыхать, я подежурю рядом с Виканой, и если понадобится помощь, то позову кого-нибудь из вас.

– Альфия будет ругаться, если мы уйдём без разрешения.

– Вы зря боитесь, Лаэр отстранил Альфию от должности старшей фрейлины и назначил вместо неё меня. Я сама не напрашивалась, но князь отдал приказ, и я обязана повиноваться.

– О боги, и что же будет теперь с детьми? – запричитала одна из фрейлин.

– Сейчас Лаэр с Ингуром решают их судьбу, а мы должны повиноваться воле высокородных. Не забивайте себе голову проблемами, которые не в состоянии разрешить, а идите лучше отдыхать и не пускайте никого в спальню княгини.

Фрейлины не стали возражать новой начальнице и вышли из спальни, прикрыв за собой дверь. Лария глубоко вздохнула и, закрыв глаза, попыталась сосредоточиться. Только что она заняла один из важнейших постов в окружении Великой княгини гвельфов и стала как никогда близка к своей цели.

«Сейчас главное не наделать глупых ошибок, радуясь первому успеху, поэтому первым делом необходимо скрыть следы отравления Виканы», – подумала Лария и начала действовать.

Женщина взяла с прикроватного столика один из флаконов с эликсиром и спрятала его за корсаж своего платья. Теперь даже самая строгая экспертиза не установит причину неестественного сна Виканы, а тем более не свяжет её с именем Ларин. Фрейлина хотела убрать также и полотенце, которым вытирали пот с лица спящей Виканы, потому что оно слегка пахло настойкой дурманящих грибов, но за дверью раздались громкие голоса.

– Принцесса Викана сейчас спит, и я не пущу вас в её спальню. Старшая фрейлина сказала, что ей нужен покой! Если вы пришли за детьми, то дверь детской комнаты на другой стороне коридора! – послышался за дверью голос Антила.

Лария вышла из спальни и лицом к лицу столкнулась с Альфией.

– Ты меня пустишь к княгине попрощаться? – спросила бывшая старшая фрейлина.

– Альфия, Викана спит и не увидит тебя. Лаэр и так недоволен фрейлинами, и я думаю, что лучше его не злить.

– Лария, мне необходимо срочно уехать, и мы долго не увидимся с княгиней. Я, как только соберу детей в дорогу, сразу отправлюсь с Ингуром в посёлок хуманов. У них в Горном убежище есть две кормящие матери, и, возможно, нам удастся спасти жизнь детей.

– Я очень рада, что у нас появилась надежда, но на мне лежат заботы о Викане. Альфия, княгине ты не поможешь, и тебе необходимо как можно быстрее добраться в Горное убежище. Дети постоянно плачут от голода, а вода и эликсиры не заменят материнское молоко. Возьми себе в помощь кого-нибудь из фрейлин, они соберут детей в дорогу. Прощай, подруга, и пусть помогут тебе боги!

Женщины расцеловались, после чего Лария вернулась в спальню к Викане и закрыла за собой дверь. Убедившись, что рядом нет посторонних ушей, старшая фрейлина ущипнула Викану за руку, но та не почувствовала боли и продолжала спать. Фрейлина поняла, что сонное зелье действует, как задумано, и Викана не реагирует даже на боль. Лария зло улыбнулась и, нагнувшись к изголовью кровати, зашептала:

– Викана, я хочу тебя обрадовать, твои ублюдки скоро сдохнут, а потом мы займёмся тобой, милочка. Из плаванья вернулись дроу Амрилора, и скоро у меня появится эльфийская пыль. Твоя мачеха была большой любительницей этого зелья, и я надеюсь, тебе оно тоже понравится. Я думаю, что ты хорошо знаешь, какое наказание ждёт любителя эльфийской пыли по законам гвельфов. Тебя мало убить, ты должна сдохнуть в позоре и мерзости, проклинаемая всеми перворождёнными на Геоне. Твой род должен пресечься, а место на княжеском троне займёт более достойный представитель народа гвельфов. Подстилка грязного хумана не может быть Великой княгиней перворождённых! Жалко, что твой папаша не увидит позора своей дочери и не испытает той боли и стыда, которые испытала я, когда он, вдоволь натешившись любовью наивной девочки, вышвырнул меня на улицу, словно последнюю шлюху!

(обратно)

Глава 5 Дорога в Мэлор

Двухдневный бардак, сопровождавший сборы в поход, наконец, закончился, и колонна ассасинов выдвинулась по дороге в сторону Мэлора. Воины Арданая покинули лагерь ещё вечером, потому что при хорошем ночном зрении таргов им намного легче передвигаться в прохладе ночи, нежели по солнцепёку. Прощаясь с другом, я пообещал Арданаю, что прилечу к нему в гости ещё до переговоров в Мэлоре и погощу в Таргании минимум неделю.

Колонна ассасинов переправилась на левый берег реки Нерей, и я постепенно втянулся в походный ритм, привычно контролируя окрестности магическим зрением. Когда караван миновал перекрёсток недалеко от Латра, нас догнали гонцы из отрядов, оставленных в помощь Титу Флавию. Воины доложили, что у них всё в порядке и имперцы полностью выполняют пункты договора. Я отдал гонцам несколько мелких поручений и отправил их обратно в Латр.

Темп, заданный ассасинами, оказался под силу лошадям, тянущим повозки с припасами, а дети дроу ехали на лошадях вместе со своими матерями. Оказалось, что я зря беспокоился за женщин и детей лесного народа, потому что каждый эльф с малых лет обучался верховой езде. Это обстоятельство позволяло нам в случае серьёзной опасности бросить обоз и прорываться к Мэлору в конном строю. Лошади ассасинов хорошо отдохнули перед походом, и поэтому мы решили не делать дневную остановку, а постарались в первый же день как можно дальше уйти от Латра.

Мой конь скакал рядом с иноходцем Саадина, и я решился на разговор, которого очень боялся.

– Саадин, я давно хотел тебя спросить, Акаир жив или твои специалисты по развязыванию языков запытали его до смерти, стараясь узнать тайну драконов?

Услышав вопрос, Саадин едва не свалился с лошади, но я поддержал его за плечо. Похоже, халиф давно ждал этого разговора, но вопрос был задан неожиданно, и толкового ответа на него Саадин не успел приготовить.

– Ингар, я не знаю, что ответить. Я не предавал тебя, но Акаир сказал, что ты мёртв, и… – замялся халиф.

– Саадин, ты не юли, а говори правду, – прервал я оправдания халифа. – Любой в твоём положении приложил бы все силы, чтобы узнать тайну драконов. Ни один разумный правитель не имеет права упустить такую возможность, тем более халифат находится в окружении враждебных государств и ведёт войну. Я задал тебе прямой вопрос и жду такого же прямого ответа.

– Ингар, ты можешь мне не поверить, но я действительно не знаю, жив ли Акаир. Когда я видел его в последний раз, он был в очень плохом состоянии. Перед отъездом я приказал больше не подвергать его пыткам и сделать всё, чтобы он остался в живых до моего возвращения. Однако мои люди добросовестно выполняют свою работу, и я сомневаюсь, что после месяца непрерывных допросов Акаиру удастся выжить. Князь, у тебя очень верные подданные, и я хотел бы иметь таких же. Мои палачи вынут душу даже из покойника, и он расскажет всё, что знал умерший, но Акаир сумел обмануть моих людей, и все раскрытые им секреты оказались ложью. Лучшие учёные и маги халифата дотошно следовали советам Акаира, но твой дракон так и не сдвинулся с места.

– Спасибо за откровенность. Если Акаир умер, то я не буду винить тебя в его смерти, потому что так решили боги. У меня есть к тебе только одна просьба: ты должен отдать мне человека, которому приказал сделать всё, чтобы Акаир выжил, и на этом инцидент будет исчерпан.

– Но мой визирь пытал Акаира по моему приказу, и вся вина лежит на мне. Давлет-паша принадлежит к очень древнему и влиятельному роду! Я повелитель правоверных, но главы древних родов халифата не одобрят выдачи визиря чужаку, и могут начаться волнения и интриги.

– Саадин, если Акаир умер, то это значит, что визирь не выполнил приказ своего повелителя, а это тяжкое преступление! На тебе не будет его крови, ты просто отдашь его мне, и он исчезнет! Если же начнутся интриги, то это выявит твоих потенциальных врагов, а подавить любе восстание я тебе помогу. Ты согласен выдать визиря?

Саадин на некоторое время погрузился в раздумья и наконец ответил:

– Князь, я отдам тебе Давлет-пашу, но я хочу знать, что его ждёт.

– Я не хочу тебя успокаивать лживыми обещаниями и сразу заявляю, что визирь умрёт. Акаир не только мой подданный – он мой друг, а смерть моих друзей не может остаться безнаказанной, иначе я перестану себя уважать.

– Ингар, ты не до конца меня понял – я хотел спросить тебя, какая смерть ждёт моего подданного?

– Давай отложим этот разговор до Мэлора. Мы с тобой не знаем, жив Акаир или умер, и, возможно, ты слишком рано хоронишь своего визиря.

– Ты прав, но Акаир сильно искалечен, и я боюсь, что ты захочешь поквитаться за его раны, – сказал халиф, пристально посмотрев на меня.

– Если мой друг жив, то никаких последствий для твоего визиря не будет. Я постараюсь излечить раны Акаира, а визирь просто заплатит компенсацию за моральный ущерб.

На этом мы решили оставить этот неприятный разговор, и Саадин ускакал в голову колонны вместе со своей охраной, а я дождался, когда меня догонит обоз, в котором ехала Эланриль. Поравнявшись с принцессой, я сразу понял, что она чем-то очень взволнована. Привыкший к тому, что судьба преподносит мне приятные подарки только по большим праздникам, я стал выяснять причину этой озабоченности.

– Эланриль, что у тебя опять стряслось? Снова на тебе лица нет, с тобой все в порядке? – поинтересовался я у девушки.

– Со мной всё хорошо, но мы поругались с Аладриель, и я не знаю, что мне теперь делать. Очень давно, когда… – начала рассказ принцесса, но я её остановил:

– Эланриль, говори внятно и не начинай рассказ от сотворения мира, просто объясни суть проблемы.

– Проблема в том, что Аладриель, как только пришла в себя после лечения, сразу поняла, что в её организме произошли странные изменения, причину которых она не смогла объяснить. Магиня хорошо помнит, что практически умерла от кровопотери, и вдруг через день проснулась живой и целёхонькой. К тому же она сразу заметила, что её аура стала полной, как у истинной высокородной, а запас магической энергии значительно увеличился. Я рассказала Аладриель, что это ты спас ей жизнь, напоив собственной кровью, и она теперь вне себя от возмущения. Каких только оскорблений я от неё не наслушалась, а ведь она моя духовная мать, и я ей многим обязана в своей жизни. Я ума не приложу, что мне делать.

– Где госпожа Аладриель? – спросил я принцессу.

– Она едет на третьей телеге в начале обоза, но я боюсь к ней даже приблизиться, настолько она зла на меня.

– Оставайся здесь, я сам поговорю с Аладриель, у меня есть аргументы, чтобы убедить её в том, что она не права, – заявил я и поскакал догонять голову обоза.

Стоило мне только подъехать к повозке, на которой ехала магиня, как на меня обрушился поток язвительных реплик:

– Ну, наконец-то заявился мой спаситель! Великий Ингар приехал получить заслуженную награду от спасённой от смерти эльфийки! Сиятельный, вы как предпочитаете получить награду, золотом или натурой?

Я был готов практически ко всему: к слезам или женской истерике, даже к тому, что магиня попытается меня убить, но только не к площадной брани. В ответ на оскорбления во мне мгновенно взыграло мужское самолюбие, и я процедил сквозь зубы:

– Заткнись, дура, пока я не огрел тебя плетью! Похоже, тебя не только стрелой ранили, а ещё по голове крепко стукнули. Что за концерт ты здесь устраиваешь?

– А ты не догадываешься, о, сиятельный? Думаешь, что привязал меня к себе узами крови и я теперь твоя раба по гроб жизни? Да я горло себе перережу, но не буду на побегушках у хумана! Если ты решил, что я ради рабского существования предам свой народ, то ты глубоко ошибаешься!

Вопли магини далеко разносились по округе, и к нам стали подтягиваться любопытные. Я, заметив такой расклад, быстро разогнал особо наглых злобным окриком:

– Что, ушастые, любопытство взыграло? Князь с магиней что-то не поделили, а вам это душу греет? Чтобы через минуту я ближе ста шагов ни одной ушастой рожи не видел, или укорочу уши особо любопытным!

После моего грозного заявления народ быстро рассосался, и я, подъехав к магине вплотную, тихо заговорил:

– Госпожа Аладриель, спасая вашу жизнь, я не строил никаких низменных планов на ваш счёт, на это у меня просто не было времени. Я всегда относился к вам с большим уважением и пиететом, но если мне потребуется, то вы будете выносить за мной ночные горшки, а также вытворять чудеса в постели, причём без всяких уз крови. Поэтому умерьте свой гонор и внятно озвучьте претензии ко мне!

– Да как ты смеешь, мальчишка, так со мной разговаривать? Ты мне в сыновья годишься!!! –возмутилась магиня.

– Вот именно! Позавчера эта фраза была пустым звуком, а сейчас она полностью соответствует истине! Все изменения в вашем организме связаны не с желанием связать вас со мной узами крови, а с попыткой вернуть вам способность рожать детей! Народ дроу на грани выживания, а главный долг женщины дроу – оставить потомство.

Аладриель, услышав эти слова, так и застыла с разинутым ртом, не в состоянии поверить в сказанное мной. Одного взгляда на магиню было достаточно, чтобы понять, что она не в себе, и мне пришлось ждать несколько минут, пока её глаза примут осмысленное выражение. На данный момент лучшим решением было не трогать магиню, но я не смог отказать себе в удовольствии съязвить:

– Госпожа Аладриель, я понимаю ваше замешательство, но на вечерней стоянке жду вас с извинениями. Можете не нервничать по поводу накопившихся за вами долгов, все долги я вам прощаю, в том числе и те, которые вы собрались отдавать натурой.

Небрежно бросив эту фразу, я пришпорил коня и поскакал в голову колонны, любуясь собой, таким красивым, и собственным изысканным остроумием. Однако через пару минут моё игривое настроение испарилось, и я осознал, что сделал очередную глупость. Сколько раз я клял себя за невоздержанность в словах, но всё напрасно, и острый язык когда-нибудь отрицательно скажется на состоянии моего здоровья.

Поравнявшись с головой колонны, я стал обдумывать планы на вечер и готовить покаянную речь, чтобы как-то сгладить последствия моего словоблудия. Вскоре ко мне присоединилась Эланриль и принялась допытываться, чем закончился мой разговор с Аладриель. Я вкратце описал нашу беседу, но умолчал о своих глупых речах и напустил глубокомысленного тумана, а затем отправил принцессу на разведку к магине. Девушка так и не поняла, чем закончилась моя попытка договориться с Аладриель, но просьбу выполнила.

Примерно через час Эланриль вернулась с заплаканными глазами и официальным тоном попросила следовать за собой, чтобы снова встретиться с Аладриель. Я решил, что ничего хорошего меня на этой встрече не ждёт, и попытался свалить, сославшись на неотложные дела, но принцесса была очень настойчива, и мне пришлось ехать на казнь. По дороге я пытался выдумывать для себя оправдания, но в голову толком ничего не приходило, кроме детских отмазок типа «Мама, я больше не буду». Все мои старания выяснить причину слёз принцессы закончились провалом – девушка в ответ только шмыгала носом и вытирала платком покрасневшие глаза. Молчание Эланриль только подтверждало мои самые худшие опасения, и я подсознательно готовился чуть ли не к ядерной войне с магиней.

В конце концов мне всё-таки удалось добиться от принцессы сбивчивого рассказа сквозь слёзы об их конфликте с Аладриель. Всё оказалось намного проще и прозаичнее, чем я себе навыдумывал. Аладриель была не только Верховной магиней, но и обычной женщиной, которая никогда не признает своих ошибок. Поэтому она сразу перевела все стрелки на несчастную Эланриль, обвинив её в том, что принцесса неправильно информировала её о моих действиях, что и стало причиной нашей с магиней размолвки. Вся желчь и обида, которые предназначались мне, были вылиты на головку несчастной девушки, и та находилась в очень расстроенных чувствах, граничащих чуть ли не с суицидом.

Участвовать в женских разборках я не собирался, тем более становиться в них арбитром, но увиливать было поздно. Мне очень не хотелось снова попадать под раздачу, и я опять начал злиться, готовясь к скандалу.

К тому моменту, когда мы подъехали к повозке, на которой ехала магиня, настроение у меня окончательно испортилось и я морально готовился к обороне, но Аладриель меня встретила покаянными речами:

– Князь, я очень рада, что вы откликнулись на мою просьбу и снова подъехали ко мне. Если бы я была полностью здорова, то сама поехала к вам, чтобы извиниться за свои резкие слова. Наша размолвка на самом деле оказалась простым недоразумением, спровоцированным россказнями глупой девчонки, которая сейчас прячется у вас за спиной. Сиятельный, я приношу вам свои официальные извинения и готова на любое наказание, в том числе и на то, на которое я намекнула в нашем разговоре, – заявила эльфийка, покорно склонив голову.

«О боги, и эта туда же!» – подумал я, глядя на красивую грудь, которая неожиданно стала выглядывать из декольте склонившейся передо мной магини.

– Госпожа Аладриель, оставим в стороне наш неприятный разговор и обсудим сложившуюся ситуацию. Я собирался обговорить с вами на привале важные вопросы, которыми вы будете заниматься как Верховная магиня дроу, но уж если мы с вами снова встретились, давайте не будем терять времени. Кстати, Эланриль не виновата в произошедшей между нами размолвке, основная вина лежит на мне. Принцесса просто не знала всех тонкостей вашего излечения, а я ей не разъяснил произошедшие в вашем организме перемены. Госпожа, вы готовы к разговору или вам необходимо время отдохнуть?

– Князь, благодаря вашим трудам я практически здорова и готова обсуждать любые темы, – ответила эльфийка.

– Тогда начнём с главного. Все дроу побывали в плену, где с вами очень жестоко обращались, поэтому многие из вас имеют не залеченные до конца раны и травмы. Чинсу с пленниками не церемонились, и женщины дроу подверглись жестокому физическому насилию, что не могло не сказаться на их здоровье и способности рожать детей. Рождение потомства для эльфов и так очень нелёгкая задача, а теперь она стала намного сложнее. На данный момент вы фактически глава народа дроу и без вас невозможно решить ни одного вопроса. Чтобы род дроу продолжился, нужно сделать всё, чтобы в эльфийских семьях начали рождаться дети. Нам предстоит большая работа, и вы лично должны определить уже сложившиеся семейные пары, которые пройдут обследование и лечение у меня и Эланриль. Через два месяца наш караван придёт в долину Нордрассила, и желательно, чтобы все эльфийки к этому моменту были готовы забеременеть и выносить ребёнка. Давайте отставим в сторону романтику любви и дружбы, а остановимся на проблеме выживания. Вы поняли меня?

– Да, князь. О боги, какая же я действительно дура! Этими проблемами должна в первую очередь озаботиться я, а не ждать, когда вы ткнёте меня в них носом, как слепого котёнка. Навыдумывала себе всякой ерунды, вместо того чтобы всемерно помогать вам, – произнесла, покачав головой, магиня.

– Госпожа Аладриель, не нужно себя корить за ошибки, это дело пятое. У вас много работы, и не следует тратить время на самоедство. В первую очередь вы должны присылать на обследование семейные пары, а затем готовых вступить в брак влюблённых. Я думаю, с ними проблем не возникнет, а вот с остальными будет сложнее. Подключите к этой работе Милорна, он лучше всех знает своих воинов, и ему будет не сложно выяснить, кто по ком вздыхает. К вечеру должны быть готовы первые списки.

– Сиятельный, я постараюсь выполнить ваш приказ, но до вечера я, боюсь, не успею закончить список.

– Полный список мне и не нужен, просто я хочу рассмотреть те пары, у которых уже сложились семейные отношения, и обсудить с вами нюансы, необходимые для лечения.

Магиня кивнула и начала копаться в сумках, лежащих на повозке, в поисках бумаги для записей и ручки или карандаша.

Нагрузив работой Аладриель, я решил озадачить и принцессу.

– Эланриль, тебе предстоит проделать очень важную работу, в которой ты не имеешь права ошибиться. У меня большие магические возможности в излечении ранений и травм, но я очень плохо знаю строение женского организма, а времени на углубленное изучение женской анатомии у меня нет. Поэтому мы вынуждены проводить обследование и лечение пациентов по эталонному образцу. Ты должна найти среди эльфиек тех, кто, по твоему мнению, абсолютно здоров в женском смысле, а я буду лечить женщин, стараясь исправить отличия в организме пациенток, появившиеся в результате травм и болезней. Желательно, чтобы ты выбрала эталон среди женщин, уже имеющих детей, и чтобы эти дети не имели никаких патологий.

– Ингар, я думаю, что тебе необходимо обследовать и наших мужчин и выбрать среди них эталон. Проблемы с зачатием есть не только у женщин.

– Вообще-то я собирался взять за эталон свой организм, но ты, скорее всего, права, и мой организм нельзя считать эталоном для эльфа.

Мы ещё долго обсуждали различные организационные вопросы, без решения, которых нельзя было обойтись. Упущенные мелочи очень часто вырастают в серьёзные проблемы, на решение которых приходится тратить и так не бесконечные силы и ресурсы.

Время за работой летит незаметно, и солнце уже близко склонилось к горизонту. Поэтому я отправился разыскивать Саадина, чтобы выяснить у него, когда он наметил устраивать привал.

Мне удалось довольно быстро догнать халифа. Саадин как раз выслушивал доклад разведчиков, обследовавших намеченную для привала стоянку, и все вопросы отпали сами собой. Через час наш караван выехал к большой опушке леса на берегу ручья, и караван стал устраиваться на ночлег. После ужина меня нашла принцесса, и мы отправились к повозке магини, чтобы начать обследование эльфийских женщин.

Там уже был установлен шатёр и нас ожидали две эльфийки, выбранные Эланриль в качестве эталона. Одну из пациенток магиня пригласила в шатёр и приказала ей раздеться, затем Эланриль усыпила женщину, чтобы она не смущалась постороннего мужчины и не мешала нашей работе. После того как эльфийка заснула, меня позвали в шатёр, чтобы начать работу. Я привёл свои мысли в порядок и погрузился в транс.

Обследование первой пациентки продлилось почти до полуночи. У меня возникло много вопросов по особенностям строения женского организма, на которые отвечала Эланриль. Мы обсуждали с принцессой отклонения, которые я обнаружил в организме женщины, и спрашивал совета, как их исправить. Неожиданно к нашей работе подключилась Аладриель. Оказалось, что магиня после излечения от ранения начала видеть не только строение магической оболочки обследуемой эльфийки, но и внутреннее строение её тела. Похоже, у Аладриель в результате магического воздействия моей крови прорезались способности видящей. Конечно, этот дар у эльфийки только начал развиваться, но советы опытной магини нам очень помогали.

Закончив работу с первой пациенткой, мы сразу приступили к обследованию второй женщины. На этот раз работа пошла значительно быстрее, и нам удалось справиться с ней минут за сорок. После того как Эланриль отпустила пациенток, мы ещё с полчаса посовещались и я, вымотанный дневными заботами, незаметно заснул без сновидений.

(обратно)

Глава 6 Тучи сгущаются

Торжественную тишину, обычно царящую под кроной Дерева Жизни, неожиданно нарушили громкие крики людей, и из подлеска мгновенно вынырнул гвельфийский патруль, чтобы выяснить, кто стал причиной шума.

Тревога быстро улеглась, как только стало понятно, что это хуманы ловят и седлают лошадей, отпущенных пастись, пока их князь Ингур находился на переговорах с Лаэром.

Хуманы планировали отправиться в обратную дорогу только следующим утром и немного расслабились, надеясь, что князь вернется не скоро. Поэтому задремавший боец прозевал момент, когда с Нордрассила бесшумно спустился подъёмник, а из его кабины вышел Ингур в сопровождении высокой гвельфийки. Женщина несла на руках двух плачущих младенцев, завёрнутых в расшитые золотом пелёнки, и пыталась их успокоить.

Ингур был чернее тучи и приказал немедленно седлать коней. Заводных лошадей хуманы с собой не брали, поэтому одному из воинов пришлось уступить своего скакуна эльфийке с детьми. Прошло всего несколько минут, и отряд был готов отправиться в путь, но князь чего-то ждал и не давал команды выступать. Через некоторое время с Дерева снова спустился подъёмник, и из него вышли три гвельфийки с плетёными люльками, похожими на корзины. Женщины привязали две люльки перед седлом лошади, на которой должна ехать спутница Ингура, и уложили в них младенцев. В третьей корзине были какие-то припасы, и её передали одному из воинов. Женщины обнялись на прощание, и Ингур приказал трогаться.

Поначалу кони шли шагом, но, убедившись, что с детьми всё в порядке, гвельфийка пришпорила коня и перешла на рысь. Неожиданно из кустов выкатились два пушистых комочка, которые со звонким лаем бросились в погоню за отрядом хуманов.

– Это ещё что за чудо природы? – удивлённо спросил Ингур.

– Это малхусы Стасика и Дэи. Они умрут, но от нас не отстанут, придётся брать их с собой, – ответила Альфия, глядя на скачущих вокруг её лошади щенков.

Ингур покачал головой и приказал одному из воинов посадить малхусов в седельные сумки. Волчата на удивление легко дали себя поймать и не оказывали никакого сопротивления, когда их засовывали в сумки. Они словно поняли, что их повезут вместе с их хозяевами и нужно вести себя смирно.

Ингур махнул рукой, и отряд снова двинулся в путь. А вскоре их догнала самка малхуса, которая на протяжении часа бежала рядом с лошадью, в седельных сумках которой везли волчат. Постепенно эльфийская волчица замедлила бег и начала отставать, а затем и вовсе села посреди дороги, задрав морду к небу, и над лесом разнёсся пронзительный, наполненный щемящей тоской вой, от которого у хуманов прошёл мороз по коже. Волчица словно оплакивала какую-то свою непоправимую беду и прощалась с кем-то навсегда. Отряд остановился, и в ответ на леденящий душу вой самки малхуса раздалось похожее на плач поскуливание волчат. Маленькие малхусы тоже прощались со своей матерью, но даже не попытались выбраться на свободу.

– Это Волара, волчица Виканы, – тихо произнесла Альфия, смахивая платком незваные слёзы. – Мы увозим её детей, а она не вправе нам помешать. Волара должна остаться возле Нордрассила, рядом с Виканой.

У Ингура тоже начало пощипывать глаза, и он, чтобы взять себя в руки, пришпорил коня и поскакал галопом в сторону Горного убежища. Отряд поспешил за своим командиром.

Младенцев очень быстро укачало, и они перестали плакать, а затем и вовсе уснули. Волчата тоже перестали скулить и затихли в седельных сумках. Лошади, подгоняемые всадниками, перешли на галоп и помчались на север долины, где на плоскогорье находился посёлок хуманов. Перед самым заходом солнца отряд миновал заставу на дороге, ведущей на горное плато, и теперь до посёлка осталось чуть меньше часа хода.

Неожиданно из кустов выскочил молодой зорг и огромными прыжками помчался за отрядом хуманов. Чудовищный монстр в несколько прыжков догнал коня Ингура и побежал рядом с ним. Заметив зорга, конь князя захрапел и, напуганный таким соседством, сбился с шага.

– Лаура, я тебя в конце концов выпорю! Ты окончательно достала меня своими выходками! – грозно обратился Ингур к молоденькой девушке, скачущей на спине зорга в самодельном седле.

– А вот и фигушки! Меня только Ингар выпороть может, а у тебя руки коротки! Вот! – огрызнулась девушка.

– Слушай, маленькая нахалка, ты напугала лошадей, а на одной из них Альфия везёт детей Ингара. Что будет, если лошадь с перепугу понесёт?

– Ой, Ингур, к нам в гости маленький Стасик и Дэя едут? А где Викана, почему она не приехала?

– Викана заболела, и у неё пропало молоко. Мы везём детей к кормилице, чтобы они не голодали.

– Ингур, а что случилось с Виканой, чем она заболела, может быть, я смогу ей помочь? Я видела, как Ингар лечит людей, и он говорил, что я очень сильная магиня! – заявила Лаура.

– Болтушка ты сильная, а не магиня! – осадил Ингур девушку. – Викана заболела после того, как Старый вожак рассказал ей о гибели Тузика, а малхус умирает только вместе со своим хозяином. К тому же арбы переслали письмо Акаира, который пишет, что Ингар погиб вместе со своим драконом. Она ужасно переживает смерть Ингара, ей сейчас очень плохо.

– Вы все дураки, и я вас ненавижу! Ингар жив и скоро вернётся. Мы с ним магически связаны, и если бы он погиб, то я об этом первая узнала бы! – обливаясь слезами, закричала девушка.

– Ты забываешься, Лаура! Ингар мой брат, и его смерть для меня страшное горе! Он много раз спасал мою жизнь и прибыл на Геон, чтобы отомстить за смерть моих родителей. Я обязан ему всем, что имею, и готов заплатить любую цену, чтобы он вернулся! Но мне нельзя плакать, потому что я его брат и должен продолжить дело, за которое он отдал свою жизнь. Сейчас случилась беда с Виканой, и я должен спасти Стасика и Дэю, а не размазывать сопли по щекам!

Лаура втянула голову и сразу поникла, но собралась с силами и ответила на отповедь:

– Ингур, прости меня за грубые слова, но мне никто не верит, что Ингар жив, поэтому я и сорвалась. Пожалуйста, не держи на меня зла.

Махнув рукой, Лаура пришпорила своего зорга и ускакала в сторону поселка.

Вскоре отряд Ингура въехал в посёлок, где его уже ждали – встречать своего князя собралась целая толпа народу. Мужчины сразу взяли лошадей под уздцы и помогли воинам спешиться. Две женщины буквально вынули из седла уставшую от многочасовой скачки Альфию и увели её в княжеские палаты, в которых Ингур совсем недавно отпраздновал новоселье. Другие женщины забрали корзины с детьми и унесли их следом за гвельфийкой. Ингура сразу окружили несколько командиров с докладами о положении дел, и вырваться ему удалось только через полчаса.

Выслушав подчинённых, князь отдал несколько приказов и направился к себе домой, чтобы узнать, как обстоят дела с детьми. Перед княжескими палатами собралась толпа любопытных, но в дом войти почему-то никто не решался. Ингур прошёл сквозь толпу, словно ледокол, расталкивая людей плечами, но стоило ему переступить порог, как он едва не споткнулся о лежащего поперёк порога зорга Лауры. Ингур хотел обойти зверя, но тот тихо зарычал, преграждая ему дорогу.

– Лаура! – закричал князь. – Убери отсюда своё чудовище, или я за себя не отвечаю!

Из одной из дверей высунулась головка Лауры, и девушка буквально зашипела на Ингура:

– Чего разорался? Дети едят, а ты их пугаешь!

– Зорга убери, а то я сейчас его зарублю к чёртовой матери! – снизил тон Ингур и взялся за рукоять меча.

– Ща-ас, зарубит он Царапку! – огрызнулась девушка. – Я ему только глазом моргну, и от тебя одни подмётки останутся! Не бесись, я сейчас дам ему понюхать пелёнки Стасика и Дэи, чтобы он их запомнил, и отпущу на охоту.

И девушка скрылась за дверью, но через минуту снова вышла в холл и подошла к зоргу. Следом за ней из комнаты выскочили малхусы и устроили весёлую кутерьму, играя в догонялки.

– Нюхай, Царапка! – приказала Лаура, тыкая в нос зорга пелёнкой. – Это запах Стасика, он мой братик, и ты должен его защищать, а это запах маленькой Дэи, моей сестрёнки. Я их люблю больше жизни, и если с ними что-то случится, то я умру от горя! Ты меня понял?

Зорг наклонил голову набок и внимательно посмотрел в глаза Лауры, затем обнюхал мокрые пелёнки и громко чихнул.

– Ну вот и хорошо, что ты всё понял, а теперь иди на охоту и чтобы никто чужой даже близко к посёлку не смог подкрасться! После охоты приходи на наше место, только никого не пугай.

Внимательно выслушав слова Лауры, Царапка обошёл Ингура и выскользнул за дверь. Во дворе раздались испуганные крики, но они быстро стихли.

– И за что же, Лаура, ты меня так не любишь? Я к тебе и так и эдак, а ты всё время злая, как твой зорг, – спросил девушку Ингур.

– А ты больше по девкам шастай и дома не ночуй. Князь называется, а у самого только одно в голове. Добегаешься, я лично тебе все причиндалы поотрываю!

Ингар удивлённо посмотрел на Лауру:

– А какое тебе до этого дело? Ты мне не жена и не невеста, чтобы указывать, где мне ночевать! Ты ещё маленькая, и тебе рано в такие вопросы вмешиваться.

– Быть Верховной магиней хуманов – не маленькая, афров в одиночку по лесам гонять – не маленькая, а в невесты – маленькая. Я уже через полтора года смогу себе жениха выбрать и выйти замуж, а тебе подождать трудно? – всплеснула руками Лаура и осеклась.

Ингур, услышав эти слова, даже задохнулся от неожиданности. Для него Лаура была любимой младшей сестрой, и он впервые взглянул на неё как на молоденькую девушку. Ингур хорошо помнил измученное смертельной болезнью маленькое существо с огромными глазами, которое вызывало в нём только жалость и сострадание. После того как Лаура выздоровела и Ингар улетел спасать тёмных эльфов, на Ингура обрушилась целая гора новых обязанностей и забот. Праздный юноша сразу превратился в князя целого народа, и об отдыхе пришлось практически забыть. Непрерывная стройка, походы к бункеру и заботы о новых членах клана хуманов, совместные с гвельфами вылазки в деревни афров, чтобы обезопасить дорогу в Кайтон, полностью поглотили его время. Ему толком и выспаться было некогда, но природа брала своё, и он изредка наведывался к двум вдовушкам, которые с удовольствием отдавали свои ласки молодому князю.

Сейчас у Ингура словно открылись глаза, и он увидел, как сильно изменилась Лаура. За прошедшие месяцы она выросла почти на целую голову, и её формы соблазнительно округлились. Из угловатого ребёнка она превратилась в очень красивую молодую девушку с огромными глазами и чёрной как смоль косой, которую одной рукой и обхватить было сложно. Эльфийская кровь явно давала о себе знать вытянутым овалом лица и слегка заострёнными ушами, но кожа у девушки была абсолютно белой. Ей было всего четырнадцать лет, но она уже обогнала по развитию многих своих ровесниц, которых Ингур встречал, бывая в Кайтоне.

Эталоном женской красоты для Ингура конечно же была Викана, но у него не лежала душа к эльфийкам, которые подавляли его своей холодной красотой и чопорностью. Он воспитывался на Тароне у отца Виканы князя Анхеля и знал гвельфов очень хорошо, поэтому временами сочувствовал брату, женившемуся на Викане. Ингур, став князем хуманов, прекрасно понимал, что холостой князь – это большая проблема для клана. Отсутствие наследника делало княжескую власть уязвимой, и он осознавал, что ему необходимо жениться, а после смерти брата проблема выбора невесты стала одной из первостепенных.

Ингур подспудно пытался найти себе невесту и поглядывал на девушек в Кайтоне или у арбов в Тадмуре, куда он ездил на переговоры с визирем Саадина, но всё безуспешно. Ни одна из встреченных красавиц не задела его сердца, а тем более не годилась в невесты князю. Сейчас же его словно дубиной по голове ударили, и он понял, насколько же был слеп и глуп.

Лаура, находившаяся постоянно рядом с ним, расцвела и через пару лет грозилась стать потрясающей красавицей, с которой на Геоне мало кто сможет соперничать в этом вопросе. Даже надменные гвельфийки выглядели рядом с ней как фарфоровые куклы. Хотя настоящие родители девушки были неизвестны, но явно по крови она была истинной высокородной, как и его брат Ингар. Юной Лауре, выходило, не было равных на Геоне по благородству происхождения, и любой из властителей мог только мечтать о такой жене. Оказалось, что у Ингура под боком растёт невеста, за которую скоро не одна голова слетит с плеч, а он как баран бегает по безотказным вдовушкам. Неожиданное признание Лауры мгновенно повернуло мысли Ингура в нужную сторону, и он хриплым голосом произнёс:

– Прости меня, пожалуйста, я дурак и слепец! Теперь, чтобы не расстраивать тебя, я буду ночевать только дома и ждать, сколько ты скажешь.

Лаура, услышав эти заверения, покраснела как рак и, чмокнув Ингура в щёку, убежала в комнату, где женщины устроили детскую комнату для детей Виканы. Князь хотел войти следом за ней, но маленькие малхусы с громким лаем буквально повисли на его штанах и не позволили это сделать. На лай из комнаты снова выглянула Лаура и сказала, что дети спят и лучше их не беспокоить. Ингур глубоко вздохнул и отправился на второй этаж своего дома, в котором неожиданно перестал быть хозяином.

Прошло больше суток после отъезда Ингура, а сердце у Лаэра было не на месте. Викана наконец пришла в себя, но была очень слаба и не могла вставать с постели. Фрейлины вынуждены были рассказать княгине о том, что детей увезли в Горное убежище к Ингуру и сейчас о них заботится Альфия. Викана немного поплакала, но согласилась с этим решением, понимая, что детям нужна кормилица. Лаэр собирался навестить Викану, но Лария убедила его, что лучше княгиню не беспокоить и дать ей возможность окрепнуть и успокоиться. Не допуская князя к Викане, фрейлина ссылалась на то, что княгиня, узнав об отъезде детей, едва смирилась с этим обстоятельством и не стоит бередить ей душу.

Князь попытался заняться делами и разобраться с накопившейся корреспонденцией, но никак не мог сосредоточиться и бездумно смотрел в окно. От этого занятия его отвлекло покашливание за спиной.

– Князь, к туннелю пришёл караван из Кайтона, и вместе с ним прибыли тёмные эльфы во главе с Айгоном. Командир дозора прислал гонца и спрашивает, можно ли впустить дроу в долину или пусть они остаются снаружи? – спросил Мистир, незаметно вошедший в кабинет.

– Мистир, а почему не было почтовой птицы?

– Я этого не знаю, князь. Охрана каравана сказала, что птицу из Кайтона отправляли, но она не долетела.

– Передай гонцу, что дроу можно впустить в долину и лагерь обустроят у ручья, и пусть за ними присматривают. Когда караван подойдёт к Нордрассилу, доложите мне, я спущусь для переговоров с Айгоном. Есть ещё какие-нибудь известия?

– Нет, гонец доложил только это, – ответил Мистир. – Князь, к вам просится на приём Лария. Впустить её?

– Да, пусть заходит, – ответил Лаэр и подошёл к столу.

В кабинет вошла старшая фрейлина и, поздоровавшись с князем, спросила:

– Лаэр, это правда, что в долину пришли дроу?

– Да, я разрешил их пропустить, а почему ты об этом спрашиваешь?

– Раньше тёмных на Тароне и близко к Нордрассилу не подпускали, а теперь такая милость этим уродам.

– Лария, Нордрассил без дроу со временем угаснет. Нам нужны удобрения для его корней и магические грибы, а также различные эликсиры для борьбы с вредителями. Ингар только поэтому и улетел спасать дроу, он отлично знал, что без их помощи нам не обойтись. Тёмные наверняка захотят узнать, что случилось с их князем, а я не знаю, что им ответить. Ингар с Амрилором пропали, и что случилось в Чинсу, нам неизвестно, я должен встретиться и поговорить с Айгоном и понять, как нам быть дальше.

– Лаэр, когда отправишься на переговоры с дроу, возьми меня с собой. Для лечения Виканы нужны травы, которых нет в долине, а тёмные большие специалисты в этом вопросе, и, может быть, они нам помогут.

Князь удивлённо посмотрел на Ларию и спросил:

– Что-то случилось с Виканой? Почему тебе понадобилась помощь дроу?

– Нет, ничего экстренного не произошло, просто Викана потеряла интерес к жизни. Мне попался на глаза старый рецепт эликсира для похожих случаев, но у меня нет всех трав для его приготовления. Я услышала от Мистира про дроу и решила воспользоваться моментом.

– Ну, если так обстоят дела, то я позову тебя, когда придёт караван. Единственная просьба, не вмешивайся в разговор и соблюдай секретность. Дроу не обязательно знать, что происходит на Нордрассиле. Ты поняла меня?

Лария утвердительно кивнула и вышла из кабинета. Лаэр сел за стол и начал разбирать бумаги, лежащие на столе. На этот раз ему удалось сосредоточиться на работе, и дела сдвинулись с мёртвой точки.

(обратно)

Глава 7 Медицинская практика

Я, словно падишах, валялся на подушках в повозке, которую мне уступила магиня Аладриель, и с аппетитом грыз пережаренную оленью ногу. Шла всего вторая неделя похода к Мэлору, а мне уже понадобилось санаторно-курортное лечение. Первые три дня мне показались лёгкой поездкой на пикник, но постепенно нагрузка увеличивалась, и на седьмой день я свалился с лошади от усталости. Поначалу наш караван не встречал препятствий на своём пути, и запасы пищи позволяли обходиться без охотничьих вылазок по окрестным лесам, но всему когда-то приходит конец. Первая попытка ассасинов поохотиться закончилась тяжёлым боем, в котором мы понесли серьёзные потери. Правоверные привыкли охотиться в степях и пустынях, и лес для них оставался загадкой. На одном из привалов воины дроу выгнали из леса стадо оленей прямо под стрелы ассасинов, но нескольким животным удалось вырваться, и арбы погнались за ними очертя голову. В результате охотничий азарт завёл их в засаду, и мы потеряли в скоротечном бою сорок шесть воинов убитыми и ранеными против девятерых бандитов.

Саадин буквально взбесился, раздосадованный потерями, поэтому он был глух к голосу разума и приказал прочесать лес практически без разведки. Ночная облава закончилась окружением укреплённого лагеря бандитов и ещё одним неудачным боем. Разбойники дрались за свою жизнь отчаянно, и мы разменяли жизнь ещё двадцати трёх ассасинов на трупы пятидесяти двух оборванцев, к тому же наш караван превратился в походный лазарет. Я почти трое суток провёл без сна, вытаскивая раненых с того света, и в результате такой нагрузки от меня остались только глаза и уши.

Чтобы не помереть от истощения, мне пришлось переселиться в повозку магини и усиленно питаться. На вторые сутки я пришёл в форму, но с этого момента стал с огромным уважением относиться к врачебной профессии. В прошлой жизни меня комиссовали из армии по болезни, и я провёл много времени в госпиталях. В результате этих мытарств во мне выработалась стойкая аллергия на земных эскулапов, и я без должного уважения относился к их профессии. Однако, побывав в шкуре полевого хирурга, я кардинально изменил своё мнение. Конечно, врачи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо, но чтобы постоянно жить в окружении чужой боли и несчастий, при этом добросовестно выполнять свою работу за гроши, нужно быть фанатиком.

Ещё одним важным открытием для меня стало то, что Великий Ингар, оказывается, не всесилен. Моя жизнь на Геоне была полна приключений, которых я даже врагу не пожелал бы, и они сильно изменили мой организм. Временами у меня начали появляться сомнения: а человек ли я или превратился в монстра в человеческом обличье. Однозначного ответа на этот вопрос у меня не было, поэтому я не любил возвращаться к этой теме. Мои новые магические возможности пугали меня, но биологически я всё-таки остался человеком. Конечно, я изменился физически, и могу набить морду любому желающему, но без применения магии четверо или пятеро хороших бойцов могут запросто накостылять мне по шее. Для меня не было особой проблемой отправить на тот свет с помощью магии пару сотен врагов, но, спасая жизнь раненых, я буквально съедал своё биологическое тело и растрачивал жизненные силы до опасного предела.

Опыт спасения раненых ассасинов чётко определил границу моих физических возможностей. Дать толчок заживлению ранений средней и лёгкой тяжести я мог примерно у сотни человек, и при хорошем уходе они выздоравливали вдвое быстрее, чем обычно. Однако, если нужно было форсировать лечение и поставить раненого на ноги за пару дней, моего здоровья хватало только человек на двадцать. В особо тяжёлых случаях, когда раненый уходил за грань жизни, я мог спасти максимум пятерых, и сам после этого мало чем отличался от трупа. Для полного восстановления мне было необходимо отъедаться неделю, а к лечению несложных ранений я мог приступить только на третьи сутки.

Мой самоотверженный труд на поприще медицины не пропал даром и неожиданно нашёл горячий отклик в душе магини Аладриель. Когда после бессонных ночей я, обессиленный, свалился с лошади и очнулся в её повозке, то сразу понял, что меня усыновили. Эльфийка носилась со мной как с грудным ребёнком и даже пыталась кормить с ложечки. Удивлённый такой заботой, я начал подозревать, что, если потребуется, магиня будет кормить меня даже грудью. Аладриель сдувала с меня пылинки, укутывала от ветра, протирала влажным полотенцем, делала массаж и даже под ручки водила до ветра, потому что я отказался оправляться в ночной горшок прямо в её повозке.

Принцесса Эланриль тоже попыталась активно поучаствовать в ритуальных плясках вокруг меня, любимого, но была сослана магиней в лазарет. Пару дней такая жизнь мне нравилась, но потом навязчивая забота стала доставать, и я попытался вырваться на свободу. Попытка побега из-под женской опеки закончилась потоком слёз из глаз Аладриель, и мне пришлось провести ещё одну ночь под её надзором.

Непредвиденные боевые действия и большое количество раненых поломали все мои планы по занятию эльфийской гинекологией, и поэтому нам пришлось начинать всё сначала. После потока раненых и десятков операций, проведённых в полевых условиях, я поднабрался бесценного опыта и внёс существенные коррективы в планы лечения пациенток.

Сначала я занялся самыми простыми травмами, для излечения которых требовалось только небольшое вмешательство в женский организм, а затем перешёл к более сложным случаям. Пациенток сортировала Эланриль, а морально готовила к операции магиня Аладриель. Такое распределение обязанностей сразу дало положительный результат, и мы начали довольно быстро продвигаться к цели.

К концу пятой недели похода нам удалось вылечить практически всех эльфиек нашего отряда, за исключением трёх сложных случаев, и только тогда я решил заняться лечением Эланриль. Мне ранее доводилось обследовать принцессу, и я знал, что ей требуется не простое лечение, а восстановление внутренних органов и полостная операция, для которой просто не было условий. Чтобы обнадёжить девушку, я занялся устранением тех повреждений, с которыми мог справиться сейчас, но работа нам предстояла ещё очень большая.

После кровавой стычки с бандитами Саадин значительно усилил дозоры и договорился с Милорном о совместных с дроу разведывательных патрулях, и больше в засады мы не попадали. Правда, это значительно замедлило скорость передвижения каравана, но лучше медленно дойти до цели, нежели быстро улечься в гроб. В связи с огромным объёмом медицинских забот я практически не участвовал в обеспечении безопасности каравана, но дроу и ассасины отлично справлялись и без моей помощи.

Мэлор показался на горизонте на тридцать восьмой день похода, и у меня словно гора свалилась с плеч. В городе нам пришлось задержаться на двое суток для решения всех организационных вопросов с доставкой народа дроу в Тадмур. Сухопутная дорога была очень длинной и могла занять более двух месяцев, а по воде в Тадмур можно было доплыть за полторы-две недели. Чтобы уплыть одним рейсом, требовались три галеры, а в Керане в данный момент была только одна. Саадин сразу по прибытии в Мэлор отдал приказ, чтобы из замка Триумфалер выслали два недостающих корабля, отослав его с почтовой птицей. В разрушенной войной Керане не было условий для размещения такой толпы народу, как наша, поэтому эльфы остановились рядом с Мэлором.

Дроу категорически отказались ночевать в стенах города и разбили лагерь в лесу рядом с дорогой в Керану. В результате этого решения я, как бешеный кобель, для которого семь вёрст не крюк, носился с высунутым языком между лагерем дроу и ставкой Саадина в Мэлоре. Дел по организации круиза по Атласкому озеру было выше крыши, но за два дня мне удалось разрулить основные проблемы. Труднее всего было с продовольствием, лошадьми и телегами для увеличившегося обоза, но с помощью угроз, золота и кулаков всё разрешилось в нашу пользу. В конце концов пришёл ответ из замка Триумфалер, в котором говорилось, что галеры прибудут через двое суток, поэтому нам было пора отправляться в путь.

Халиф, видимо, наивно думал, что я забыл о своём требовании выдать мне Давлет-пашу и раскуроченный его умельцами дельтаплан, но он зря надеялся на мою забывчивость. Перед самым отъездом из города я вежливо попросил повелителя правоверных написать приказ о выдаче визиря и выделить мне в помощь десяток воинов из личной охраны, которые способны этот приказ выполнить. Саадин с недовольным видом написал требуемую бумагу и, скрепив её своей печатью, вызвал начальника охраны. Убелённый сединами воин выслушал приказ с каменным лицом и, поклонившись, вышел из комнаты.

– Ингар, я надеюсь, что ты выполнишь своё обещание и не убьёшь моего визиря. В письме из замка Триумфалер написано, что Акаир жив и ему обеспечен надлежащий уход, – попросил халиф.

– Саадин, я человек слова, и, если Акаир будет жив к моему приезду в замок, твой визирь не пострадает.

С этим уверением я попрощался с халифом и вышел из кабинета. В коридоре меня уже дожидался начальник охраны и десяток ассасинов, которые должны были сопровождать меня в замок Триумфалер. Помимо охраны в коридоре находились ещё двое арбов с почтовыми птицами. Мы с Саадином договорились, что они поплывут со мной до Тадмура, а по прибытии в бункер я пошлю халифу весточку. Я спросил у командира десятка, в курсе ли он приказа халифа, и тот ответил, что его проинструктировали, после чего мы, оседлав коней, выехали из города к лагерю эльфов. По дороге я поинтересовался у ассасина маршрутом движения к Керане, но он сказал мне, что наш караван дойдёт только до моста через Диому, где нас будут ждать корабли.

Сборы в дорогу заняли весь день и половину ночи, но с первыми лучами солнца мы выехали в путь. Наш обоз значительно увеличился, потому что он был загружен запасами продовольствия не только для дроу, но и для экипажей галер. Караван добрался до пристани у моста, где нас ждали корабли, уже в темноте, но у меня не было желания разбивать лагерь и задерживаться ещё на сутки. Посовещавшись с Милорном, мы решили сразу приступить к погрузке на корабли, чтобы с утра отплыть к замку Триумфалер и отдохнуть в дороге. Работа продолжалась до самого утра, но с рассветом галеры всё-таки отошли от причала и пошли вниз по течению реки к Атласкому озеру. Я сразу завалился спать и проснулся только к ужину. Наскоро поужинав, я вполуха прослушал доклад Милорна и снова решил лечь, в надежде выспаться за все бессонные ночи, выпавшие на мою долю за последние месяцы.

Погода благоприятствовала нашему путешествию, и, когда мы вышли в озеро, его поверхность напоминала зеркало. Было жарко и безветренно, поэтому галеры шли на вёслах. Дроу расположились на верхней палубе и занимались своими делами. Командный зуд меня оставил, и я нежился под лучами солнца, раздевшись по пояс. В принципе я мог бы раздеться и до трусов, но их на Геоне не носили, а загорать в подштанниках мне не хотелось.

– Ингар, чем ты здесь занимаешься? Я тебе не помешала? – вывела меня из блаженного забытья подкравшаяся Эланриль.

– Я бездельничаю, если хочешь, присоединяйся.

– Нет, я не могу, хотя и очень хочется. Ингар, заболела племянница магини Аладриель, ты её не посмотришь?

– Конечно посмотрю. Где она?

– Она лежит под навесом рядом с капитанской каютой, – ответила принцесса, и мы отправились к больной.

Магический осмотр выявил у девочки острый аппендицит, требующий срочной операции. Я приказал Эланриль приготовить всё необходимое и, погрузившись в транс, начал приводить свои мысли в порядок, чтобы не начудить чего-нибудь по недосмотру. Через полчаса всё было готово, и я приступил к операции. Наработанный мной опыт начал положительно сказываться на качестве хирургических манипуляций, и повреждения организма пациентки оказались минимальными, а магическая стимуляция в несколько раз увеличила скорость регенерации. Несмотря на то что меня поначалу пробил лёгкий мандраж, операция прошла без осложнений, и девочка к следующему утру должна уже полностью выздороветь.

После излечения племянницы магини я почувствовал себя чуть ли не богом и сразу переключился на проблемы Эланриль. Принцесса несколько минут отнекивалась от осмотра, но мне удалось её уговорить. Сначала я хотел заняться мелкими проблемами, но неожиданно в мою голову пришла плодотворная идея, благодаря которой я сумел запустить процесс регенерации в наиболее повреждённой части детородных органов девушки. После вызванного ядом химического ожога в теле принцессы появились шрамы и рубцы соединительной ткани, являющиеся основным препятствием на пути к излечению. С помощью магического воздействия на них мне удалось заменить их здоровыми клетками из небольших островков, не пострадавших от отравления. В результате магической стимуляции уцелевшие клетки регенерировали, возрождая повреждённые органы. Восстановленный участок рубцовой ткани был немногим больше почтовой марки, но давал серьёзную надежу на исцеление Эланриль. Даже при такой низкой скорости восстановления через пару месяцев интенсивной работы принцесса будет здорова. На всё про всё у меня ушло около пяти часов, но я надеялся в будущем значительно ускорить этот процесс.

Настроение у меня было отличное, и я проболтал с принцессой о всяких пустяках почти до полуночи. Чем темнее становилось вокруг, тем подозрительнее вела себя Эланриль, и я, чтобы сохранить верность Викане, трусливо удрал в кубрик Милорна. Эланриль обречённо вздохнула, но насиловать меня не решилась и тоже отправилась спать в каюту, занятую Аладриель.

Ночь прошла без приключений, и к полудню на горизонте показались башни замка Триумфалер. Ветер был попутным, и галеры шли под парусами. Через пару часов мы практически подошли к пристани, и на палубе началась суета. Матросы быстро свернули парус, и галеры на вёслах причалили к пирсу, на котором нас ждала целая делегация арбов во главе с богато одетым чиновником. Я приказал Милорну оставаться на корабле и быть готовым к любому развитию событий, уж больно мне не понравились надменные рожи встречающих, и спустился на пирс под конвоем выделенных мне Саадином воинов охраны, направившись к встречающим нас арбам.

Всем известна старая истина, что встречают по одёжке, – так произошло и на этот раз. Мой прикид хотя и был в приличном состоянии, но явно проигрывал роскошным одеяниям встречающих, поэтому арбы не опознали во мне Великого Ингара и решили, что я простой хуман, спустившийся с корабля по какой-то надобности.

– Воин, – обратился ко мне самый разряженный арбский петух, – на каком корабле приплыл князь Ингар?

– Князь Ингар приплыл на этой галере, – скромно ответил я и стал дожидаться, что произойдёт дальше.

– Хуман, вернись на корабль и доложи своему повелителю, что его ждёт Давлет-паша, первый визирь повелителя правоверных халифа Саадина!

Подобная наглость мгновенно меня разозлила, и я холодно заявил:

– Зачем же так далеко бегать? Князь Ингар перед тобой, и ты можешь задать любые интересующие тебя вопросы лично ему. Я вижу, что спеси тебе не занимать, но боюсь, что она скоро повредит твоей шее!

– Дакак ты смеешь!.. – задохнулся визирь, но командир сопровождающих меня ассасинов прыгнул вперёд и буквально заткнул рот Давлет-паше, сунув ему под нос приказ халифа.

Визирь скорчил недовольную рожу, но начал читать послание Саадина. Дочитав свиток до конца, визирь переменился в лице и, рухнув на колени, пополз ко мне. Чинуша обхватил мои ноги и завопил:

– Сиятельный, пощади мою седую голову, я подслеповат и не узнал повелителя драконов!

По лоснящемуся лицу визиря ручьём текли слёзы и сопли, которыми он перемазал мне все штаны. Я брезгливо отпихнул жирного урода ногой и приказал ему отвести меня к Акаиру. Мне почему-то казалось, что тюремная камера Акаира находится в подземелье, но меня повели на верхние этажи замка. Через полчаса мы поднялись на третий этаж донжона и вошли в небольшую светлую комнату, в которой стояла одинокая кровать. На кровати в беспамятстве лежал измождённый старик, накрытый по грудь лоскутным одеялом. Руки его по локоть были замотаны бинтами, он хрипло дышал, словно находился на грани смерти.

Я не хотел верить в то, что этот умирающий старик мой друг, и спросил визиря:

– А где Акаир?

– Сиятельный, этот человек прилетел на драконе и назвался Акаиром, другого Акаира в замке нет, – согнувшись пополам, униженно заскулил визирь.

В этот момент мои нервы не выдержали, и я от всей души врезал в сальную рожу высокопоставленного негодяя. Арб ждал чего-то подобного и почти успел увернуться, но даже скользящий удар отбросил его в угол комнаты, где он и затих, поливая пол кровью из сломанного носа. Мне было не до разборок с этой жирной сволочью, и я бросился к постели умирающего друга.

(обратно)

Глава 8 Нордрассил в опасности

Лария закрыла на ключ спальню Виканы и, убедившись, что ей никто не помешает, начала писать на куске кожи записку для Айгона.

«Высокородный, всё развивается по плану, который мы согласовали с Вашим повелителем. Мне удалось близко подобраться к объекту наших взаимных интересов и занять удобную позицию для выполнения плана. Если всё пойдёт, как нами задумано, то через полгода мы добьёмся нашей цели и получим то, чего так долго добивались. Для второго этапа плана мне срочно необходим известный Вам порошок. Оставьте все запасы, которые у Вас при себе, в дупле расколотого молнией дерева, стоящего у тропы, ведущей к туннелю из долины. Это дерево не сложно заметить, но будьте бдительны и не забудьте установить опознавательные знаки. Напишите сопроводительную записку с Вашими пожеланиями, только прошу Вас – никаких имён, иначе план может сорваться и наши головы полетят с плеч».

Закончив послание, Лария зажгла свечу и подержала кожу над пламенем. Буквы на кожаном лоскуте исчезли, и он потерял форму, а затем свернулся в бесформенный комок. Гвельфийка засунула его в потайной карман платья и, отперев дверь, стала ждать известий о прибытии каравана.

Лаэр почти завершил разбирать бумаги, когда вошёл Мистир – на нём лица не было – и с порога заявил:

– Лаэр, беда! На Кайтон напала эскадра боевых галер Чинсу. Узкоглазые сожгли из метателей корабли в порту и высадили десант. Город горит, и наши гвельфы вместе с людьми Ингара пробиваются в джунгли из города.

– Говори толком, что произошло и откуда у тебя эти сведения?

– Только что прилетела почтовая птица, и вот расшифровка послания, – ответил Мистир и передал Лаэру лист бумаги.

Князь пробежал глазами текст и, стукнув кулаком по столу, приказал:

– Объявляй общую тревогу и отправь гонца к Ингуру, пусть занимает оборону у восточного прохода в долину и отправит гонца к бункеру за помощью. Мистир, когда подойдёт караван, который я приказал впустить в долину?

– Караван уже на стоянке возле Нордрассила, и Айгон ждёт, когда вы выйдете к нему для переговоров, – ответил Мистир.

– Хорошо, я сейчас к ним спущусь. Кстати, найди Ларию, она просила взять её с собой на встречу с дроу, ей нужны какие-то травы, – приказал Лаэр и вышел из кабинета.

Мистир последовал за князем, и через минуту над Деревом Жизни раздался пронзительный звук эльфийского горна, подающего сигнал тревоги. В мгновение ока благостная тишина, царившая в долине, была разорвана сигналами рожков дозорных отрядов и перекличкой часовых. Топот десятков ног и крики гвельфов заполнили пространство в кроне Нордрассила, готовящегося к обороне.

Лаэр спустился к площадке главного подъёмника, на которой уже стояли первые воины, прибежавшие сюда по тревоге. Гвельфы были облачены в доспехи. Князь приказал командиру разведчиков Арнилу выдвинуться с двумя десятками воинов за пределы долины и прочесать дорогу, ведущую в Кайтон. Лаэр поставил разведке задачу в бой не вступать, а собирать сведения о противнике. Сейчас Лаэру как воздух нужна была информация о том, что происходит вокруг долины, так как, только разобравшись в обстановке, можно будет решать, что делать дальше.

Пока князь отдавал приказы воинам, к подъёмнику подошла Лария, и они вместе спустились к подножию Нордрассила. Стоило кабине подъёмника коснуться земли, как к ней подбежали два воина охраны и проводили Лаэра к стоянке каравана, пришедшего из Кайтона. Караван оказался небольшим, в нём было всего два десятка вьючных лошадей и два с половиной десятка воинов, среди которых Лаэр увидел пятерых дроу под командой Айгона.

Князь подошёл к каравану и заметил ещё шестерых незнакомых ему гвельфов и гвельфийку, которые сидели недалеко от вьючных лошадей.

– Кто это такие? – спросил Лаэр у подбежавшего к нему командира каравана.

– Это гвельфы, спасённые с Тарона, они приплыли вместе с дроу. Айгон рассказал, что он их нашёл в развалинах замка Эрмор. Главный у них Элинир, секретарь князя Алакдара, а с ним пятеро воинов из охраны замка и экономка. Похоже, они не в себе после ужасов, которых натерпелись во время катастрофы, и мне не удалось никого из них вызвать на разговор, – ответил воин.

– В Кайтон вернулись оба корабля, уплывшие к Тарону?

– Нет, вернулся только дракар дроу. Айгон рассказал, что они потеряли второй корабль во время ночного шторма и больше его не видели. Что произошло с кораблём, им неизвестно.

В этот момент в караване раздалось громкое конское ржание, и началась какая-то суматоха. Затем из-за строя навьюченных лошадей выскочил огромный чёрный конь, волочивший двоих гвельфов, вцепившихся в его гриву. Конь резко тряхнул головой, и пытавшиеся его удержать воины улетели в кусты, а конь огромными скачками унёсся в лес.

– Опять вырвался этот дьявол, совсем сладу с ним нет, и как с ним Ингар справлялся? – всплеснув руками, заявил командир каравана.

– Какой Ингар? – переспросил Лаэр.

– Князь Ингар, это его конь Шалар. Айгон рассказал, что этот разбойник сам прибежал на берег, когда они причалили к Тарону, и привёл его отряд в замок Эрмор к выжившим гвельфам. Элинир в благодарность за спасение уговорил Айгона взять Шалара на корабль. Дроу рассказывали, что всё плавание конь вёл себя как мышка, но стоило сойти на берег, как он словно взбесился, вырвался и убежал. Мы думали, что больше его не увидим, но Шалар снова появился прямо у входа в туннель и дал себя взнуздать, а сейчас снова удрал.

– Бог с ним, с Шаларом, из долины он никуда не денется, будет нужно, поймаем. Что вам известно о нападении чинсу на Кайтон? – спросил Лаэр.

– Князь, мне ничего об этом не известно. Мы пробыли в дороге больше двух недель, и за это время у нас не было ни одной стычки с афрами, а о чинсу я впервые слышу от вас.

Закончив разговор, Лаэр отпустил командира каравана и подошёл к группе дроу, стоящей в стороне и с восхищением разглядывающей Нордрассил. Тёмные эльфы были настолько поражены этим зрелищем, что не обратили внимания на князя гвельфов.

– Здравствуй, Айгон, – поприветствовал Лаэр одного из дроу. – Как тебе Нордрассил?

Айгон не сразу понял, что к нему обращаются, настолько был захвачен зрелищем, но через несколько секунд пришёл в себя и ответил:

– Я потрясён до глубины души! Я видел молодой Нордрассил на Тароне, и то издалека, а это Дерево – настоящий исполин. У меня даже дух захватывает, стоит только представить, сколько эльфов он сможет обеспечить эликсиром жизни. Лаэр, у нас снова будут рождаться дети, и мы не исчезнем с лица Геона.

– Ты абсолютно прав, но не всё так просто, Айгон. Я как раз и хотел с тобой поговорить о наших проблемах.

– Что случилось? Я пытался выяснить в Кайтоне, как обстоят дела, но капитан Кид направил меня со всеми вопросами к тебе.

– Кид абсолютно прав, потому что у него нет полной информации о происходящем, нет её и у меня.

– Не томи душу, рассказывай! – потребовал дроу.

– Ты знаешь, что Амрилор и князь Ингар улетели на драконе в Чинсу. За первый месяц мы получили два письма от Саадина, из которых стало известно, что князь Ингар вместе с ассасинами халифа выбили войска имперцев из Арбского халифата, но после этого от них за три месяца не пришло никаких известий. Мы не особенно беспокоились, потому что дать о себе весточку на таком расстоянии даже при наличии почтовых птиц сложно, а у Ингара их не было. Два месяца назад ко мне пришёл Старый вожак малхусов и рассказал, что погиб Тузик. Между эльфийскими волками есть какая-то магическая связь, они чувствуют смерть своих сородичей. Я хотел сохранить это в тайне, но кто-то разболтал о гибели Тузика Викане. Есть поверье, что малхус погибает только вместе со своим хозяином. Полтора месяца назад из халифата пришло новое письмо, в котором сообщалось что князь Ингар погиб вместе со своим драконом недалеко от Латра. Письмо написал наездник дракона Акаир, который сам видел гибель дракона Ингара. Письмо было коротким и сбивчивым, словно написано тяжелобольным человеком. В сопроводительном письме Саадин написал, что Акаир умер от ран, полученных в бою с имперцами, а его дракон сгорел при неудачной посадке. О князе Амрилоре у меня нет никаких сведений, как и о том, что происходит в Чинсу. В придачу к этим проблемам у нас появились новые: только что прилетела птица из Кайтона и привезла известие, что Кайтон захвачен войсками чинсу, а наши бойцы прорываются из города в джунгли. Через пару недель узкоглазые подойдут к долине Нордрассила и начнут штурм. У нас мало воинов, и я рассчитываю на тебя.

Айгон, услышав эти известия, буквально почернел лицом, но вскоре взял себя в руки и ответил гвельфу:

– Лаэр, дроу и гвельфы в одной лодке, и если мы погибнем, то вместе. Я не буду давать тебе никаких клятв, но чинсу захлебнутся в крови за своё предательство. Нас всего шестеро, остальные воины остались на дракаре в порту Кайтона, поэтому я должен попытаться выяснить их судьбу. Сегодня мы переночуем возле Нордрассила, а завтра уйдём из долины.

– Я не имею права вас задерживать, и вы вправе выбирать свой путь. Айгон, у меня к тебе просьба. Принцесса после гибели князя Ингара заболела, ей требуется лечение. Я не большой специалист в душевных болезнях, но старшая фрейлина княгини Лария хочет с тобой поговорить по поводу каких-то трав или эликсиров. Прошу тебя, поговори с ней и помоги, если сможешь.

– Конечно, я сделаю всё, что в моих силах. Присылай свою фрейлину, я буду ночевать у ручья вместе со своими воинами, – ответил дроу и ушёл к своим бойцам.

Лаэр отдал приказ одному из охранников привести Ларию к дроу, а сам направился к сидевшим на земле незнакомым гвельфам.

– Здравствуйте, я князь Лаэр. Кто у вас старший? – спросил Лаэр.

– Я Элинир, бывший секретарь князя Алакдара, а это воины из охраны замка Эрмор, – представился гвельф с измождённым лицом.

– Как вы себя чувствуете? Я хотел побеседовать с вами, но если вам нужно отдохнуть, то мы можем отложить наш разговор.

– Князь, задавайте мне ваши вопросы, пока я в состоянии на них ответить. Во время катастрофы в подвал, где мы прятались от пожара, просочились ядовитые газы, и выжили только мы. Правда, я не в очень хорошем состоянии, и меня мучают сильные головные боли. Прошу вас простить меня, если я не смогу связно ответить на ваши вопросы. Однако мои воины пострадали намного сильнее, их мозг находится в сумеречном состоянии. Я боюсь, что судьба оставила нам очень мало времени и скоро мы все умрём или окончательно сойдём с ума.

– Элинир, не стоит отчаиваться. Вы пришли к Нордрассилу, и у нас в достатке эликсира жизни, а это лучшее лекарство.

– Высокородный, я в прошлом неплохой маг и владею некоторыми навыками видящих. Если бы не это обстоятельство, то мы так и остались бы в подвале замка. Эликсир жизни излечивает многие телесные болезни, но душу с его помощью вылечить невозможно. У меня и моих воинов поражён мозг, и болезнь прогрессирует, эликсир жизни только продлит наши мучения. Князь, задавайте ваши вопросы, и я постараюсь на них ответить, но я хочу вас предупредить, что известно мне немного, – произнёс Элинир, кривясь от боли.

– Лэр, расскажите, что вам известно о катастрофе на Тароне, – уважительно спросил Лаэр Элинира.

– Князь, я боюсь, что разочарую вас. Всё произошло настолько быстро и неожиданно, что и рассказывать практически нечего. Когда начались первые толчки землетрясения, я был в кабинете князя Алакдара и писал под его диктовку какое-то письмо. Князь приказал мне покинуть помещения замка, и я вместе со всеми выбежал в парк. Земля ходила ходуном, и раздавался сильный подземный гул, но постепенно толчки прекратились. На горизонте показалась чёрная туча, которая с каждым часом становилась всё больше и к утру следующего дня закрыла весь горизонт. Всё население замка провело ночь в парке, но никто так и не заснул. К утру небо стало кровавым, и этот цвет, расползаясь, начал приближаться к Тарону. Князь Алатерн и князь Анхель приказали седлать лошадей и с двадцатью бойцами ближней охраны ускакали в Илирию, а я остался в замке со всей прислугой из полукровок и тридцатью ветеранами. К полудню облако вулканических газов закрыло солнце и пошёл дождь пополам с пеплом, затем снова раздался подземный гул, и началось второе землетрясение. Я плохо помню, что произошло дальше, потому что упал и разбил голову о камень, отчего потерял сознание. Очнулся я, когда всё было кончено, замок превратился в руины, а с неба сыпался раскалённый пепел. Мне вместе с оставшимися в живых жителями замка удалось спуститься в подвал разрушенного донжона. Чтобы не сгореть в огненном дожде и не задохнуться в дыму начавшегося пожара, мы забаррикадировали дверь. В подвале донжона находились запасы воды и пищи на случай осады, и мы надеялись пересидеть в нём катастрофу. Подвалы замка были огромными, и воздуха должно было хватить надолго, но мы плохо осмотрели помещения и не заметили небольшое вентиляционное окно, через которое в подвал проник ядовитый газ. К утру следующего дня нас осталось в живых только шестеро, остальные спустившиеся в подвал задохнулись. Мы попытались выбраться на поверхность, но тамбур за входной дверью оказался заполнен дымом. Я приказал воинам сделать повязки, смоченные водой, и дышать через них, но это мало помогало. Мы законопатили все щели в подвале, откуда к нам проникал отравленный воздух с поверхности, но яд уже проник в наши организмы и начал медленно убивать. Прежде чем нам удалось выбраться из подвала на поверхность, мы провели в отравленной атмосфере почти целый месяц. Пожар наверху наконец закончился, а вулканический пепел, смоченный дождём, высох и затвердел. Мы прокопали туннель на свободу и выбрались из подвала. Вокруг нас была только заваленная пеплом мёртвая пустыня, на которой не было ни одной живой травинки. Однажды ночью я увидел призрак коня, который бродил по развалинам замка, и узнал в этом призраке Шалара, на котором ускакал князь Анхель. Я решил, что у меня начались галлюцинации, и снова лёг спать, но наутро мы обнаружили конские следы. На следующую ночь конь пришёл снова, и мы попытались его поймать, но он вырвался и убежал. Больше Шалар к нам не приходил, а состояние здоровья выживших в катастрофе начало ухудшаться. Последние дни перед спасением я провёл в полубреду и очнулся только на корабле. Морской воздух принёс нам облегчение, и я пришёл в себя. Айгон рассказал мне, что своим спасением мы обязаны Шалару, который выбежал на берег, куда причалил дракар, и провёл поисковый отряд от побережья к развалинам замка. Мне неизвестно, каким чудом выжил конь в кошмаре катастрофы, но он больше не пытался показать нам выживших, и после недельных поисков вдоль уничтоженного катастрофой побережья мы решили плыть в Кайтон. Я упросил Айгона взять с собой Шалара, которому мы были обязаны своим спасением, тем более запасов воды и зерна, рассчитанных на длительное путешествие на дракаре, было много. Это всё, что я могу вам рассказать, а остальное вы уже, наверное, узнали от Айгона, – закончил свой рассказ гвельф.

– Элинир, может быть, не всё так плохо и вам удастся выкарабкаться? – с сочувствием спросил Лаэр.

– Нет, князь, всё кончено, и нам отпущено богами не более месяца. Простите, но у меня буквально раскалывается голова, и я не в состоянии больше говорить.

– Конечно, Элинир, идите отдыхать. Я прикажу, чтобы вас подняли на Нордрассил и выделили комнаты для отдыха на гостевом ярусе.

Лаэр подозвал охранника, приказал, чтобы Элинира с его гвельфами разместили в гостевых покоях, и направился к подъёмнику. Проходя мимо каравана, он краем глаза заметил, что Лария о чём-то оживлённо беседует с Айгоном. На мгновение у него возникло впечатление, что это беседуют двое старых знакомых, но он не придал значения своим подозрениям и пошёл дальше. Однако Лаэр не успел подойти к подъёмнику, как со стороны дороги к Горному убежищу раздался конский топот и свист плети, которой всадник подгонял коня. Через минуту к Лаэру подскакал хуман на взмыленной лошади и буквально вывалился из седла на землю. Воин с трудом восстановил дыхание и заговорил:

– Князь Лаэр, восточный проход штурмуют более тысячи воинов чинсу, среди которых много чёрных монахов. У князя Ингура осталось только четыре заряда для метателя, и нам скоро нечем будет их остановить. Бой идёт с самого утра, и у нас много раненых. Мы не удержим чинсу без вашей помощи, нужны заряды для метателя и подкрепление.

– Срочно все патрули – к восточному проходу в долину! На Дереве оставить только женщин и детей с охраной, остальные по коням – ив бой! – приказал Лаэр стоящему рядом Мистиру и вошёл на подъёмник.

Через пару минут Лаэр вбежал в оружейную комнату на первом ярусе Нордрассила и открыл потайную нишу, где лежали два заряженных метателя и двадцать шесть запасных камней Силы. Он в два приёма вынес оружие и боеприпасы из оружейной комнаты и приказал часовому, чтобы тот перенёс метатели и боеприпасы на подъёмник и спустил вниз. Убедившись, что его приказ выполнен, гвельф снова вернулся в оружейную комнату и прошёл по широкому коридору к дальней стене с большими двухстворчатыми дверями. Лаэру пришлось провозиться несколько минут с отключением охранной сигнализации и магических ловушек, прежде чем удалось открыть дверь комнаты, служившей ангаром для баркуда. Гвельф достал со стеллажа контейнер с запасными камнями Силы для механического монстра, уложил его в багажный отсек и залез в седло. Ещё несколько минут он потратил на то, чтобы запустить механизмы баркуда, и осторожно вывел его из ангара. Часовые, увидев перед собой монстра из ночных кошмаров, едва не сиганули с Дерева вниз, но грозный окрик Лаэра быстро прекратил панику. Князь завёл баркуда на платформу главного подъёмника и приказал спускаться.

Возле подножия Дерева Жизни уже построился в колонну конный отряд из полусотни гвельфов, которые ждали только приказа своего князя. Лаэр махнул рукой и погнал баркуда в направлении Горного убежища, где две сотни хуманов вели неравный бой с тысячной армией чинсу.

(обратно)

Глава 9 Ещё немного, ещё чуть-чуть…

Я вышел из транса и, обессиленный, откинулся на спинку стула. Три часа массированной магической подпитки и устранения самых опасных травм в организме Акаира принесли свои положительные плоды, и мне удалось стабилизировать состояние изувеченного друга. Непосредственная угроза его жизни была устранена, но восстановление размозжённых костей в пальцах на руках и сожжённых ступней требовало кропотливого труда, а главное – большого количества времени. Акаир побывал в руках мастеров своего дела, и я боялся даже представить, какие муки он перенёс.

Немного отдышавшись, я встал со стула и направился в угол комнаты, где лежал притворившийся дохлым визирь. Этот придурок таким немудрёным способом надеялся спасти свою подленькую жизнь. Я подошёл вплотную к валяющемуся на полу уроду и врезал ему сапогом под рёбра. Визирь завизжал, как недорезанный поросёнок, но я, услышав этот визг, только ещё больше разозлился и пнул сапогом уже в его рожу и громко сказал:

– Заткнись, урод, и прикажи своим людям отнести Акаира на мою галеру. Тебе сегодня сказочно повезло, что мой друг не умер и есть надежда излечить его раны. За жизнь Акаира я живьём содрал бы с тебя шкуру и прогнал твою душу через все круги ада. Ты молил бы меня о смерти, захлебываясь в собственных нечистотах, и смотрел, как твои вонючие потроха жрут черви.

Визирь понял, что его сейчас никто не собирается убивать, и, обхватив мои ноги, заскулил:

– Сиятельный, я сделаю всё, что вы прикажете, только не убивайте меня!

– Мне нужен дракон, на котором прилетел Акаир, и не дай бог, если от него пропала самая маленькая часть. Доставите дракона на ту же галеру, что и Акаира. Ты понял меня, урод? Время пошло! – процедил я сквозь зубы.

– Сиятельный, я понял вас! Всё будет исполнено в лучшем виде. – Визирь, прихрамывая, выкатился из комнаты.

После тяжёлых медицинских манипуляций у меня прорезался жуткий аппетит, и я решил подкрепиться. Хитрая рожа визиря вызывала у меня серьёзные опасения, что его слуги могут попытаться меня отравить, поэтому я решил сам выбрать для себя еду. Выйдя в коридор, я приказал охране провести меня на кухню замка, где наверняка было чем поживиться. Поблуждав несколько минут по коридорам, мы добрались до кухни, здесь я забрал жареную оленью ногу и несколько лепёшек и отправился на галеру.

На наши корабли уже доставили запасы еды и свежую пресную воду. Моего друга тоже принесли на галеру и разместили в каюте капитана. Я попросил магиню Аладриель и принцессу проверить продукты на наличие яда, а сам уселся в тенёчке и принялся грызть добытые на кухне трофеи. Пока я подкреплялся, толпа арбов затащила на палубу каркас дельтаплана без обшивки крыла и два сундука. В первом сундуке лежал снятый с дельтаплана разряженный метатель и контейнер с камнями Силы от него. На первый взгляд метатель был в исправном состоянии, и только боеприпасы требовали перезарядки. Во втором сундуке находился разобранный на запчасти электромотор и футляр с тремя камнями Силы от него. Один из камней был разряжен наполовину, а остальные оказались полностью пустыми.

С первого взгляда мне стало понятно, что восстановить раскуроченный двигатель в походных условиях невозможно, уж больно кривые ручки оказались у умельцев Саадина, поэтому я, тяжело вздохнув, закрыл крышку сундука. Возглавлял толпу авиамехаников местного разлива визирь с разбитой рожей. Давлет-паша, наученный горьким опытом, постоянно подобострастно кланялся и заглядывал мне в глаза, чем жутко выводил меня из себя.

– Урод, где шкура дракона? – спросил я о не хватающей в комплекте раскуроченного дракона обшивке крыла. – Или ты надеешься, что я подарю тебе столь ценную вещь?

– Сиятельный, шкура дракона вся в дырах, там заплата на заплате. Я думал, что кусок рваного паучьего шёлка не стоит тащить на галеру, и оставил его в кладовой.

– Сын свиньи! Ты не должен думать, ты должен точно выполнять приказы! Я приказываю принести на галеру шкуру моего дракона и десять рулонов лучшего паучьего шёлка, а также иглы и нити для пошива парусов. Бегом!

Визиря и его помощников с палубы словно ветром сдуло, после чего мне пришла в голову мысль заняться поисками источника Силы для подзарядки. Поиски не заняли много времени, потому что источник Силы нашёлся всего в сотне шагов от пристани под навесом какого-то склада. Я приказал ассасинам принести ковёр и пару подушек под этот навес и, удобно устроившись на них, стал делать вид, что медитирую. Оранжевый луч Силы оказался толщиной в мизинец и отлично подходил для моих целей. Приказав охране, чтобы меня во время медитации не беспокоили, я погрузился в транс и настроился на луч. Через полтора часа моя аура и все наличные камни Силы были заряжены под завязку, и я вернулся на галеру.

На корабле меня уже дожидались визирь, корзина с нитками и иглами для шитья парусов и десять больших рулонов паучьего шёлка. Я критически осмотрел трофеи и, скроив недовольную рожу, небрежно кивнул Давлет-паше. В центре палубы также лежала старая обшивка крыла, на которую без слёз было невозможно смотреть. То, что Акаир сумел долететь до замка Триумфалер на этом рванье от самого Латра, было настоящим чудом. После осмотра повреждений, нанесённых дракону имперцами и криворукими умельцами Саадина, я вытурил визиря с его шайкой на берег и, приказав раскатать рулон шёлка, занялся разметкой выкройки для новой обшивки крыла.

Загруженный неотложными делами по самое горло, я не заметил, что время перевалило за полночь, и пора было ложиться спать. Чтобы обезопасить наши корабли от дурной инициативы визиря, я приказал Милорну выставить усиленные караулы, а с первыми лучами солнца отчаливать и, широко зевая, спустился на нижнюю палубу, где и заснул как убитый.

Разбудила меня усилившаяся бортовая качка, в результате которой я больно приложился головой о стенку пассажирской каюты. Потирая образовавшуюся на лбу шишку, я выбрался на палубу и осмотрелся. Башни замка Триумфалер были едва заметны на горизонте, а наши галеры бодро резали воды озера, подгоняемые довольно сильным попутным ветром. Я направился в каюту капитана проверить самочувствие Акаира и попросить Аладриель, чтобы меня покормили.

Отловив на палубе одного из матросов, я приказал ему принести мне воды для умывания, и пока он бегал за ведром, вошёл в каюту к Акаиру. Мой друг уже пришёл в себя и, сидя на кровати, ел с ложечки какой-то супчик, которым его кормила Эланриль.

– Здравствуй, Акаир! Я очень рад, что ты выжил после тех пыток, которым тебя подвергли наши «союзнички». Похоже, лечение пошло тебе на пользу, – сказал я бодрым голосом прямо с порога.

Хуман был уже в курсе того, что я остался жив после взрыва дракона, и поэтому не перепугался, увидев дух погибшего князя Ингара. Однако услышав мои слова, он неожиданно расплакался, как ребёнок. Нам с Эланриль с трудом удалось успокоить Акаира, который прерывающимся голосом неожиданно заявил:

– Ингар, убей меня! Я предал тебя и рассказал всё, что знаю о драконах, палачам Саадина. Мне нет прощения, я струсил и не выдержал пыток!

– Акаир, прекрати истерику! Ты настоящий герой, который перенёс нечеловеческие страдания и не предал меня. Я горжусь, что у меня есть такой друг, как ты! Саадин не узнал от тебя ничего нового, а его учёные только запутались после твоих рассказов и привели сердце дракона в негодность. Твой дракон стоит на палубе, а когда мы вернёмся в бункер, я поставлю на него новое сердце, и ты будешь летать на нём, пока не состаришься.

Акаир криво улыбнулся и ответил:

– Ингар, не нужно меня успокаивать, я знаю, что после пыток стал инвалидом и навряд ли смогу ходить даже на костылях, а не то что летать на драконе.

– Акаир, ты зря так думаешь! – возразил я хуману. – Да, тебе сильно досталось в зиндане Саадина, но твои раны излечимы, и ты сможешь летать, если не будешь отчаиваться, а поможешь мне тебя вылечить. Я не собираюсь тебя обманывать и дурить голову напрасными надеждами. Полное излечение твоих ран займёт много времени, но я обещаю, что ходить ты будешь через неделю, и без костылей!

Я надеялся, что эти слова вернут Акаира из той душевной ямы, куда его загнали пытки, но, видимо, не всё так просто и душевные раны лечатся намного дольше, чем телесные. Акаир всё так же сидел понурив голову и не проявляя улучшения своего состояния. В воздухе повисла продолжительная неловкая пауза, после которой хуман снова заговорил:

– Сиятельный, они заставили меня подписать какое-то письмо, я не знаю, что в нём было написано, но похоже, оно было использовано против тебя.

– Саадин присутствовал на твоих допросах?

– Мне это неизвестно. Я лично его не видел, но в зиндане, где меня пытали, стояла ширма, за которой постоянно кто-то находился. Возможно, это был Саадин, но я не видел лица этого человека.

У меня были большие сомнения в том, что Саадин не принимал участия в допросах Акаира, однако халиф озаботился тем, чтобы не оставлять следов своего присутствия. Поэтому у меня не было формального повода мстить ему за жестокость, проявленную к моему подданному. До выяснения всех обстоятельств я решил оставить эти подозрения без последствий, так сказать, для служебного пользования.

Закончив беседу с Акаиром, я погрузил его в гипнотический сон и попросил Эланриль снять повязки с ног раненого. От зрелища едва начавших подживать ран хумана меня едва не стошнило, но мой разум уже стал привыкать к виду гниющей человеческой плоти. Поэтому мне удалось удержать себя в руках, а затем началась напряжённая работа.

За три часа упорного труда мне удалось ликвидировать все очаги инфекции в изуродованных огнём ступнях Акаира и восстановить кровоток в закупоренных спекшейся кровью сосудах. По аналогии с лечением принцессы Эланриль я дал толчок процессу регенерации клеток в повреждённых ногах раненого и, напитав магией его ауру, вышел из транса. Хотя меня и пошатывало от напряжения, я полностью был удовлетворён результатом своих действий и попросил обед, ибо буквально помирал от голода. После сытного обеда я устроил себе тихий час, а проснувшись, занялся вместе с эльфийскими женщинами пошивом новой обшивки крыла дельтаплана.

Так за непрерывными заботами незаметно пролетели ещё одиннадцать дней нашего путешествия. После извержения вулкана на острове Патрос, где раньше находилась погибшая столица халифата Медина, побережье озера стало напоминать лунный пейзаж, и повсюду из воды торчали обломки рухнувших в озеро скал, поэтому навигация усложнилась, а скорость кораблей значительно снизилась. Однако ветер нам благоприятствовал, и галеры практически всё время шли под парусами, вставая ночью на якорь недалеко от берега. С утра я занимался лечением Акаира и принцессы Эланриль, а после обеда и двухчасового тихого часа – ремонтом дельтаплана. Работы было много, потому что я решил изготовить запасные поплавки и пропеллер, благо подходящие деревянные заготовки нашлись на борту нашей галеры. На двенадцатый день на палубе галеры началась суета, и матросы спустили парус. Капитан, старавшийся всё путешествие как можно реже попадаться мне на глаза, заявил, что мы к полудню должны подойти к пристани рыбацкой деревушки, от которой начинается дорога к Тадмуру.

По моим прикидкам, если не случится ничего непредвиденного, через неделю мы должны подойти к бункеру, а оттуда до долины Нордрассила всего трое суток пути. Обрадованный такими перспективами, я приказал Милорну готовиться к высадке и подать сигнал об этом на другие галеры. Рыбацкая деревушка, которую я раньше уже посещал, сильно разрослась и, похоже, стала самым крупным портом на берегу Атлаского озера. Вдоль левого берега камышовой бухты появился ещё один причал, который смог принять одну из наших галер, остальные галеры пришвартовались к старому пирсу.

До самой темноты продолжалась выгрузка эльфов с накопившимся скарбом на берег и устройство недалеко от пристани временного лагеря. Милорн занимался вопросами размещения личного состава, а я отправился выбивать из местной администрации вьючных лошадей, а если повезёт, то и телеги. Эта процедура вымотала мне все нервы и сильно опустошила кошелёк, но к утру мы оказались счастливыми владельцами тридцати шести замученных кляч, запряжённых в раздолбанные телеги. Похоже, всё местное население, прослышав, что сумасшедший князь хуманов покупает полудохлую скотину по цене арабских скакунов, решило сбагрить мне весь завалявшийся материал для скотобойни.

Как бы то ни было, но ещё до полудня следующего дня наша колонна выдвинулась в направлении Тадмура, а к полуночи мы разбили лагерь недалеко от его стен. Если кому-то из вас выпало несчастье общаться с таможней по своим коммерческим делам, то он наверняка знает ненасытность чинуш, трудящихся на поприще обирания проходящего через границу народа. Нет, я не поборник всеобщей трезвости и не борец с коррупцией, мне хорошо известно, что каждому живущему на этом свете хочется вкусно есть и мягко спать, но не до такой же степени. Капитан пограничной стражи, наверное, не был в курсе, кто такой князь Ингар, и в ответ на предложенную ему мзду в сто серебряных империалов нагло потребовал с меня точно такую же сумму, но только золотом.

Я офигел от такой наглости, и моя нервная система, подорванная неравной борьбой с «всемирным злом», дала сбой. Поэтому я плохо помню, как самолично повесил таможенника прямо на воротах Тадмура, предварительно измордовав до полусмерти. Повесить оставшийся личный состав таможни Тадмура мне не позволили, потому что набежали ассасины моей охраны и порубили взяточников в капусту. Я думаю, что моё посещение таможни в Тадмуре войдёт в народный эпос, но меня уже мало интересовали такие мелочи.

Пограничной реки Нигер наш караван достиг к исходу третьих суток. Переправиться до темноты мы не успевали, и я приказал Милорну разбивать лагерь и устраиваться на ночлег. На берегу реки у арбов находился сторожевой пост, на котором мы застали трёх зевающих ветеранов геонских войн, от которых я узнал, что они уже более двух недель не видели на противоположном берегу разъездов хуманов, появлявшихся до этого практически каждый день. Это обстоятельство меня сильно обеспокоило, и я лёг спать с тяжёлым сердцем.

(обратно)

Глава 10 Осада

Лаэр остановил своего баркуда и с трудом выбрался из седла. На дрожащих от усталости ногах он спустился на землю, привалился спиной к камню, лежащему возле костра, и попытался проанализировать сложившуюся обстановку. В голове князя мелькали сцены боёв прошедшего дня, едва не закончившегося полным разгромом его малочисленного войска. Сегодня он уже успел попрощаться с жизнью, когда чёрные монахи просочились по карнизу ущелья и ударили в тыл его воинам. Вымотанный непрерывными боями дозор прозевал этот манёвр и поплатился за беспечность собственными жизнями. Лаэра от полного разгрома спас отряд хуманов, неожиданно подошедший со стороны Горного убежища. Этой подмоги в принципе не должно было быть, потому что чинсу блокировали все проходы в долину, а чудом вернувшийся разведчик из отряда Арнила рассказал, что узкоглазых в окрестных лесах как Муравьёв в муравейнике. Восстановили рухнувшую оборону воины Нолана, прорвавшиеся на выручку из бункера Ингара. Отряд хуманов быстро выбил узкоглазых из ущелья за пределы долины и вернул позиции, захваченные чинсу ещё утром.

Автором этого рукотворного чуда стала Лаура, племянница Ингара. Отчаянная девушка верхом на своём зорге вырезала отряд чёрных монахов, блокировавших подходы к западной стене долины, и провела в образовавшуюся брешь воинов Нолана. Узкий проход в магической защите находился на большой высоте, и забраться из долины на отвесную стену без помощи было практически невозможно. Про щель в защитном куполе на западной стене долины мало кто знал, и пользовалась этим проходом только Лаура со своим зоргом, который лазил по скалам не хуже паука. Отряд Нолана забрался на отвесную стену по верёвкам, сброшенным Лаурой, и очень вовремя оказался в долине Нордрассила.

Девушка тоже участвовала в спасительной атаке, и её зорг рвал врагов в первых рядах воинов. В самый критический момент, когда Лаэр подумал, что атака захлебнулась, а чинсу сумели выстроить оборону в самом узком месте ущелья, Лаура проломила стену из щитов чёрных монахов мощным ментальным ударом. Юная магиня не рассчитала своих сил и рухнула замертво под ноги своего зорга. Трижды раненный в этом бою Ингур прорубился сквозь толпу окруживших девушку врагов и вынес её с поля боя на руках. Воины, разъярённые гибелью Лауры, изрубили на куски даже сдавшихся в плен чёрных монахов, и Нолану не удалось остановить их жажду мести, чтобы заполучить хотя бы одного языка.

Контратаки чинсу прекратились только с наступлением темноты, и Лаэр, передав командование обороной Нолану, решил впервые выспаться за неделю непрерывных боёв, но сон почему-то не шёл. Наверное, гвельф переборщил с возбуждающими эликсирами, и теперь истощённый организм никак не мог справиться с их наркотическим воздействием. В голове Лаэра было абсолютно пусто, и он, словно зомби, смотрел на огонь костра, полностью отрешившись от окружающего мира. Воины не тревожили покой своего князя, понимая, что он и так держится только на одном характере. Гвельфы молча приводили в порядок оружие и доспехи, а женщины перевязывали раненых и с помощью нескольких наименее пострадавших бойцов складывали тела погибших на берегу ручья.

В двухстах шагах от лагеря Лаэра горели костры отряда хуманов, в котором шла такая же скорбная работа, что и у гвельфов. Рядом с одним из костров в окружении воинов охраны баюкал раненую руку Ингур. Доспехи князя оказались пробиты в нескольких местах, а сам он был залит своей и чужой кровью. Ингуру в мясорубке последнего боя очень повезло, и единственной серьёзной раной оказалась рана на левой руке. Стрела, выпущенная чёрным монахом, пробила бицепс и застряла в кости. В горячке сражения Ингур не обратил на рану особого внимания, он просто обломал древко стрелы и продолжил бой, а сейчас на него навалилась дикая боль. Но самые сильные страдания ему приносили не раны, а вид безжизненного тела Лауры, рядом с которым суетились две гвельфийки, пытающиеся вернуть её к жизни. Немного в стороне от Лауры лежал её Царапка. Глаза у чудовища были закрыты, и он тяжело и хрипло дышал, а из уголка его ужасной пасти стекала на землю струйка крови. Могучий зверь был тяжело ранен в бою и находился в беспамятстве. Из огромного тела зорга торчали обломки нескольких стрел, приносивших зверю мучительную боль, от которой его мышцы временами сводила судорога.

– Как она? – спросил Ингур повернувшуюся к нему лекарку.

Женщина отрицательно покачала головой и отвернулась, пряча слёзы. Этот жест в мгновение ока поднял Ингура на ноги, и он, оттолкнув в сторону женщин и подхватив на руки безжизненное тело, закричал, целуя лицо девушки:

– Лаура, не уходи! Не оставляй меня одного! Я не выживу без тебя! Вернись!

Воины, потрясённые звериным криком своего вождя, шарахнулись в темноту от костра. Они знали, как страшен в бою их князь, и теперь вид воина, сошедшего с ума от горя, напугал до глубины души даже многое повидавших ветеранов. Ингур выл как зверь, целуя закрытые глаза Лауры, и качал её на руках, как младенца. Вид окровавленного богатыря с мёртвой девушкой на руках, освещённого кроваво-красным пламенем костра, ужасал. Не выдержав чудовищного нервного напряжения, Ингур рухнул на колени и медленно повалился на грудь Лауры. Неожиданно тело девушки выгнулось дугой, и она громко закашлялась, словно надышавшаяся ядовитого дыма. Это происшествие мгновенно развеяло атмосферу смерти, повисшую в воздухе, и сразу несколько человек бросились на помощь Лауре и Ингуру. Через несколько секунд женщины уже отпаивали кашлявшую девушку каким-то эликсиром, а трое воинов снимали окровавленные доспехи с потерявшего сознание вождя, чтобы перевязать его раны.

Первая ночь после сражения была пропитана болью и ужасом, стоны раненых и стенания выживших над телами мёртвых друзей заполнили монотонным гулом оба лагеря защитников долины. Смерть собирала кровавую дань. Первые лучи солнца, поднимающегося над горизонтом, отразились от магического купола долины Нордрассила и рассыпались яркими искорками по его поверхности. Кажется, сам воздух вспыхнул голубыми всполохами, и могильная тьма, окутавшая долину, стремительно начала рассеиваться. Этот магический фейерверк продлился чуть дольше минуты, и сказочное сияние погасло. Измученным защитникам долины ненадолго показалось, что в такое прекрасное утро не может происходить ничего плохого, но проза жизни быстро сменила красивую сказку. Десятки людей и гвельфов вместо того, чтобы радоваться тому, что им удалось выжить, готовились к новому сражению, в котором многие из них погибнут, но враг тоже захлёбывался в собственной крови, и штурма не последовало. Потянулись казавшиеся бесконечными дни ожидания смертельной битвы, которая окончательно решит судьбу гвельфов и хуманов.

После штурма долины прошла всего одна неделя, которая показалась Лаэру вечностью. Тогда только чудо помогло удержать оборону, но потери оказались огромными. Более половины гвельфов и хуманов были убиты или ранены в том страшном бою, а берег ручья недалеко от их лагерей превратился в кладбище с десятками могил. Чинсу тоже понесли огромные потери, заплатив десятком жизней своих воинов за смерть каждого защитника долины. В душе у Лаэра теплилась слабая надежда на то, что узкоглазые уйдут, но разведка донесла, что чинсу проложили широкую гать через болото и перебрасывают по ней подкрепления. Защитники долины тоже не теряли времени даром, и поперёк ущелья выросла каменная стена в два человеческих роста. Однако стена могла только ненадолго задержать врага, несколько выстрелов из метателя легко пробьют баррикаду и откроют путь в долину. В последние сутки наступило томительное затишье и не происходило даже стычек разведывательных дозоров, а это указывало на скорый штурм.

Сознание Виканы с трудом пробилось из наркотического забытья к ужасной действительности. Истощённая психика княгини не выдержала, и её сознание спряталось за призрачную ширму самообмана. Сознание не хотело мириться с жестокой реальностью, и Викана убедила себя, что всё происходящее вокруг неё – странный сон. Ей казалось, что она уже умерла, а её душа, отделившись от тела, не улетела в небесные чертоги, а бродит по лабиринтам княжеского дворца Нордрассила. Лаэр увёл на защиту восточного прохода практически всех обитателей Нордрассила, и крона Дерева Жизни опустела. Дворец был тоже абсолютно пуст, и только возле ворот дремал, прислонившись кстене, часовой. Викана тихо проскользнула мимо спящего воина и побежала по извилистой тропинке, прячущейся в кроне Дерева. Княгиня больше часа бродила по окрестностям дворца, но нигде не встретила ни одной живой души. В испуге она повернула назад и натолкнулась на свою старшую фрейлину.

– Викана, вот ты где! Ты меня очень напугала! Когда я увидела, что тебя нет в спальне, то уже не знала, о чём и подумать, – заявила Лария и взяла княгиню за руку. – Пойдём со мной, тебе необходимо поесть и принять ванну.

– Зачем мёртвой еда? – удивилась Викана. – Душа бессмертна и не нуждается в плотской пище.

– Княгиня, вы абсолютно правы! – не стала перечить фрейлина. – Сиятельная, твои подданные приглашают тебя на скромную вечеринку прощания с жизнью.

– Лария, а разве вы тоже умерли? – снова удивилась девушка.

– Нет, сиятельная, мы ещё живы, но враги штурмуют долину Нордрассила, и нам осталось недолго ждать смерти. Ваши верные слуги просят свою повелительницу присоединиться к ним и провести последние часы вместе!

– Ну что же, Ингар умер, детей у меня отобрали, и моя жизнь закончилась в горе и печали. Боги жестоко покарали меня, и моя неуспокоенная душа бродит среди живых. Пусть хотя бы ваша смерть будет радостной и беззаботной! Идём, Лария, устроим праздник, и пусть ваши души уйдут в мир иной без печали! – ответила Викана и пошла следом за фрейлиной.

Женщины миновали спящего у ворот дворца воина и поднялись в покои княгини. Лария открыла двери, и Викана услышала тихую музыку, доносящуюся из полумрака. Дверь за спинами женщин закрылась, и прозвенел колокольчик замка, сигнализирующий о том, что дверь заперта. Фрейлина провела княгиню в приёмную залу её покоев, где перед глазами Виканы предстала странная картина. На полу зала лежал большой ковёр, который был уставлен различными яствами, кувшинами с вином и вазами с фруктами. Вокруг этого импровизированного стола лежали полуобнажённые гвельфы и гвельфийки, которые весело смеялись и ласкали друг друга. Глаза Виканы привыкли к полумраку, и она с удивлением узнала в целующихся парочках своих фрейлин и воинов охраны дворца. В первый момент княгиня испугалась этого зрелища и отпрянула назад, но над её ухом раздался тихий шёпот Ларин:

– Викана, не нужно бояться, они тебя не видят, твоя душа бесплотна, а они ещё живы. Выпей вина, и тебе тоже станет хорошо!

«А почему бы и нет? – подумала княгиня. – Помирать, так с музыкой! Так, кажется, говорил Ингар?»

Изысканное вино тонким ручейком потекло в иссушённое горло Виканы, и через минуту в её голове словно вспыхнуло солнце. Под кожей пробежала горячая волна, и тело выгнулось в сладкой истоме. Все беды и печали сразу показались мелкими и недостойными внимания, Викана словно взлетела над землёй.

– Лария, проводи меня в ванную, и пусть юноша, который играет на лютне, придёт туда. Я буду смывать с себя грязь несчастий и слушать эту чарующую музыку.

Уже через полчаса обнажённая Викана нежилась на поверхности бассейна, усыпанного лепестками роз, и слушала пронзительную песню о любви, которую пел Антил, сидя на краю бассейна. Влюблённый юноша был за гранью реальности, и слова его песни превращались в реальные образы в одурманенной наркотиком голове. Образ Антила дрожал в струящейся дымке благовоний, и неожиданно Викана увидела перед собой Ингара. Счастливые слёзы текли по щекам девушки, и её душа, кажется, улетела в чертоги богов.

Лария тихо выскользнула из ванной комнаты и прокралась мимо занимающихся любовью гвельфов в спальню Виканы. На лице женщины играла довольная улыбка, и она залпом выпила бокал вина, прихваченный по дороге.

– Ну вот, милочка, ты и подписала себе смертный приговор. Я не ожидала, что ты так слаба на эльфийскую пыль. Тоже мне видящая, всего две недели прошло, а ты уже полностью во власти наркотика и даже не понимаешь, что с тобой происходит. Придумала себе сказку о том, что уже умерла, и решила спрятаться за ней от своей похоти? Однако Антила в ванную к себе позвала и демонстрируешь ему свои прелести. Жаль, что Лаэр тебя сейчас не видит, он бы очень обрадовался тому, что здесь происходит. Нужно послать к нему гонца, пока чинсу в долину не прорвались, пусть князь собственной рукой прирежет княгиню, а то погибнет эта потаскуха от меча узкоглазого и станет жертвой, а не преступницей, – злобно прошипела гвельфийка.

В коридоре тихо зазвонил колокольчик у входной двери. Этот звук оборвал мысли Ларин, и она тихо выругалась:

– Какого ещё идиота сюда принесло? Я же чётко приказала охране никого во дворец не пускать!

Фрейлина, с трудом лавируя между переплетённых тел, прошла через приёмную Виканы, в которой происходила самая настоящая оргия. Гвельфы и гвельфийки извивались на полу в эротичных позах, и зал наполняли сладострастные стоны и крики. Тело Ларин неожиданно охватила сладкая истома, и низ живота запульсировал горячими спазмами вожделения.

«О боги, какая же я всё-таки дура! Зачем я выпила это вино с эльфийской пылью? Теперь придётся искать себе мужчину, чтобы не сдохнуть от желания», – подумала Лария, едва удерживая себя от соблазна присоединиться к празднику сексуального безумия.

Подойдя к двери, фрейлина громко спросила:

– Кто там? – но ответ, который она услышала, лишил её дара речи.

(обратно)

Глава 11 Тревожная неизвестность

Переправа через Нигер заняла практически весь день, потому что я не хотел бросать повозки и лошадей, на которых мы везли припасы и разобранный дельтаплан. Строительство примитивного парома и трёх плотов закончилось только после полудня, а сама переправа заняла ещё пять часов. Первый отряд дроу, переправившийся на противоположный берег, был сразу отправлен на разведку и вернулся только вечером. Воины прочесали окрестности на два часа пути от берега реки, но не обнаружили ни одной живой души. Сторожевой пост хуманов тоже оказался давно заброшенным, и мне даже с помощью магического сканирования не удалось обнаружить никаких намёков на причину произошедшего. Нет ничего хуже неизвестности, поэтому тревога в душе постепенно нарастала и начала понемногу переходить в паранойю. Я приказал Милорну выставить усиленные посты, а воинам спать, не снимая доспехов. Ночью я спал урывками, постоянно находясь настороже, словно начальник караула в наряде, и два раза обошёл посты с проверкой. К счастью, часовые несли службу бдительно, и мне не пришлось никого наказывать, а то при моём ужасном настроении сон на посту мог закончиться для разгильдяев очень печально.

Сразу после завтрака мы свернули лагерь и, выстроившись в походную колонну, вышли на древнюю дорогу, ведущую в сторону бункера и долины Нордрассила. Я возглавил головной дозор из десяти конных воинов и оторвался от каравана где-то на километр, но при этом старался постоянно поддерживать визуальную связь с колонной. На нашем пути несколько раз встречались удобные места для засады, однако магическое сканирование ничего опасного не обнаруживало, и я начал понемногу успокаиваться. К четырём часам пополудни головной дозор подошёл к перекрёстку, и караван повернул на заросший травой просёлок, проложенный к бункеру. Дорога пошла в гору, и через час мы миновали место, где я убил Лупуса. В голове сразу всплыли воспоминания о том, как я едва не лишился жизни, доверившись киборгу. До бункера оставалось всего два часа пути, когда я увидел высокую каменную стену, перегораживающую ущелье. Когда мы с Акаиром улетали на помощь дроу, то в этом месте стоял только хлипкий частокол, а теперь возвышалась самая настоящая крепостная стена. Оказалось, что, пока я бегал по имперским лесам, люди Нолана не прохлаждались, а трудились в поте лица.

Массивные ворота крепости были закрыты, но магия не обнаружила живых существ за стеной. Трое разведчиков перебрались по верёвкам через пятиметровую преграду, и через полчаса ворота со скрипом открылись. Внутри крепость выглядела не так грозно, как снаружи, каменной была только не особо толстая стена, а все остальные постройки оказались деревянными. Кругом царило запустение, и было видно, что хозяева покинули крепость в спешке, но следов штурма мы не обнаружили.

В душе снова начала расти смутная тревога, и я приказал Милорну занять оборону возле стены, а сам отправился вместе с головным дозором к лагерю на берегу озера. Этот лагерь тоже разительно изменился за время моего отсутствия. Бывший походный бивуак, построенный как временное убежище, превратился в самый настоящий посёлок из двух десятков каменных домов с тремя мощёными улицами и площадью посередине. Посёлок окружал частокол, обложенный на полтора метра в высоту каменными блоками, а по углам квадратного периметра возвышались четыре массивные каменные башни.

Магическое сканирование и здесь не обнаружило даже признаков присутствия людей, а непосредственный обыск домов только подтвердил это на практике. Я отослал гонца к Милорну с приказом оставить для охраны стены два десятка воинов, а с остальным караваном двигаться к брошенному посёлку.

К вечеру дроу с комфортом разместились в посёлке и даже успели наладить элементарный быт. Караван разгрузили, а лошадей выпрягли из телег и выгнали на пастбище. Женщины быстро навели порядок в домах и начали готовить еду на обнаруженной в одном из домов большой кухне. Милорн добровольно взвалил на себя обязанности коменданта посёлка, чем меня очень обрадовал. Он чётко распределил обязанности среди подчинённых и разослал разведчиков по округе, а на башнях и стенах периметра появились часовые. За ужином мы с командирами эльфов подробно обговорили планы на следующий день, а затем я забрал двух воинов и отправился проверить подходы к скале, на вершине которой находился вход в вентиляционную систему бункера.

Именно этим путём я собирался попасть внутрь законсервированного комплекса. Есть старая истина, которая гласит: «Подальше положишь, поближе возьмёшь». Поэтому, улетая на помощь дроу, я закрыл ворота в выходной шлюз бункера и активизировал защитные турели с метателями файерболов, чтобы не позволить не в меру любопытным личностям «прихватизировать» мою собственность. Способ отключить защиту снаружи я в принципе знал, но древняя техника могла дать сбой, а превращаться в горелую головешку у меня желания не было никакого. Чтобы не рисковать головой, я решил пробраться в бункер уже проверенным путём. Для этого мне сначала требовалось подняться на скалу и срезать мифриловую решётку, закрывающую вход в шахту воздуховода, а затем спуститься к люку вентиляционной камеры. Однако моим планам не суждено было сбыться, потому что магическое сканирование обнаружило на скале две человеческие ауры.

Бесшумно подняться по отвесной стене было нереально, и нам пришлось устроить засаду у подножия скалы. Вечно сидеть на скале невозможно, и спрятавшиеся на ней люди должны будут спуститься хотя бы за водой. Правда, засада могла затянуться, но у меня будет время обдумать, как разрешить эту проблему. Я отослал одного из воинов к Милорну с донесением о своих планах, чтобы он не раскрыл нашу засаду, отправившись на поиски пропавшего князя Ингара. Затем мы устроили себе логово под скальным карнизом, и я завалился спать, приказав охранять сон князя Ингара второму эльфу. По моему разумению, люди, засевшие на скале, вряд ли решатся спуститься вниз ночью, рискуя сломать себе шею, а мне необходимо было хорошо выспаться.

Эльф разбудил меня на рассвете и шёпотом доложил, что со скалы кто-то спускается. Я продрал глаза и увидел, как по верёвке, сброшенной со скалы, медленно спускается человек. Народ на Геоне альпинистским приёмам обучен не был, и смельчаки пользовались для лазания по скалам в основном верёвками с завязанными на них узлами или собственной ловкостью. Верхушка скалы скрывалась в предрассветном тумане, и второй человек, сидящий на скале, не мог видеть, что творится внизу, поэтому я решил брать языка.

Хуман не ожидал нападения, и захват произошёл без сучка и задоринки. К нашей радости, пленником оказался хорошо мне знакомый Басард из отряда «проклятых». Обрадованный встречей со старым знакомым, я не стал связывать пленнику руки, о чём быстро пожалел мой напарник. Чтобы не изувечить ценного языка, я оглушил хумана магией, и поэтому тот сразу меня не узнал. Очнувшийся пленник мгновенно решил вернуть себе свободу и недолго думая крепко заехал эльфу в правый глаз, отчего тот птицей улетел в кусты. Со мной, любимым, такой же номер у Басарда не прошёл, и после непродолжительной борьбы я заломал разбушевавшегося воина. На этот раз хуман признал крепкую руку своего князя и радостно заулыбался, хотя я едва не выломал ему плечевой сустав.

– Ингар, живой!!! Я знал, что ты вернёшься! Эти идиоты всё твердили: письмо, письмо! Нашего князя хрен убьёшь! – заорал обрадованный Басард и попытался меня обнять, но вывихнутая рука не позволила ему этого сделать.

Я вправил выбитое плечо воина. «Проклятый» только скрипнул зубами от боли, но сознания не потерял. Всё-таки крепкий народ хуманы, и выбитая из сустава рука для хумана мелкая неприятность, а не серьёзное ранение.

– Басард, кто ещё сидит на скале? – спросил я воина.

– Наверху остался Парлан. Нолан только нас двоих оставил сторожить своего баркуда.

– Крикни ему, чтобы он спускался вниз, а то ещё начнёт камнями швыряться, выручая тебя.

Хуман кивнул в знак согласия и, улыбаясь во весь рот, задорно заорал:

– Парлан, спускайся, у меня для тебя большой сюрприз!

– Придурок, ты чего разорался? По лесу толпами шастают дроу, не дай бог они твои вопли услышат! Ушастые вмиг тебе язык укоротят вместе с головой! Что у тебя стряслось?

– Спускайся, тебе говорю! С дроу проблем не будет, а сюрприз у меня – закачаешься! – ответил Басард.

Через пару минут верёвка, спускающаяся со скалы, задёргалась, и на землю спустился второй «проклятый». Увидев меня, хуман выпучил глаза и удивлённо спросил:

– Ингар?

– Нет, это твоя толстозадая Гладия! Ты, старый, совсем ослеп? – ответил за меня Басард.

Ошарашенный воин осторожно подошёл ко мне и дотронулся пальцем до моей груди. Убедившись, что перед ним не призрак, Парлан громко выдохнул, а затем сел на камень и обхватил голову руками.

– Что с ним? – спросил я Басарда.

– Он мне сто золотых проспорил, а теперь горюет, что без штанов остался!

– Басард, тебе никто не говорил, что ты придурок, а не наездник драконов? – откликнулся Парлан. – Мне на эти сто золотых наплевать и растереть! Главное, что у нас теперь есть надежда выжить, а не подохнуть под мечами чинсу!

– Стоп! С этого места рассказывай подробно! Я абсолютно не в курсе того, что здесь произошло в моё отсутствие! – пресёк я начавшуюся было перепалку.

– Да мы и сами толком ничего не знаем, – ответил Парлан. – Три с лишним недели назад прискакал гонец из гвельфийской долины и рассказал, что на долину напало многотысячное войско узкоглазых. Гонец привёз приказ князя Ингура срочно идти на выручку гвельфам. Нолан приказал немедленно выступать, но за сутки до этого сломался его баркуд, а перетащить эту махину в посёлок не успели. Поэтому нас с Басардом решили оставить рядом с бункером, чтобы мы закопали баркуда в землю, а затем охраняли проход на скале до возвращения наших людей. С тех пор от Нолана не было никаких известий, и мы сами не знаем, как обстоят дела в гвельфийской долине.

– За это время кто-нибудь в долине появлялся?

– Неделю назад через стену перелезли трое афров и стали шариться по посёлку, но мы их быстро отловили, а трупы закопали в лесу. Больше мы никого не видели.

Рассказ Парлана подтвердил мои самые худшие предчувствия, и я понял, что времени на раздумья у меня нет. Отправляться к долине Нордрассила без разведки было глупо, да и мой отряд дроу без огневой поддержки с воздуха не являлся серьёзной военной силой. Даже конная разведка займёт не менее трёх суток, а такая задержка была недопустимой. По всем раскладам, получалось, что к эльфийской долине мы сможем подойти только через пять дней. Единственным реальным способом выяснить обстановку являлся полёт на дельтаплане.

Все эти рассуждения промелькнули в моей голове всего за несколько секунд, и я начал действовать. Оставив эльфа у подножия скалы дожидаться воинов Милорна, я вместе с Парланом и Басардом залез по верёвке наверх, а ещё через час мы были уже внутри бункера. Я включил электроснабжение основных механизмов подземного комплекса, освещение и вентиляцию. За время моего отсутствия воздух в бункере застоялся и основательно провонял. Около часа у меня ушло на отключение защитных турелей в переходном шлюзе и приведение в боевую готовность одного из баркудов, в седло которого забрался Басард, уже обученный управлению этим механическим монстром. Пока проходила самодиагностика механизмов баркуда и насосы системы смазки разносили масло по шарнирам и сочленениям, мы с Парланом отправились на склад за новым мотором для дельтаплана. Перед полётом в империю Чинсу я расконсервировал два двигателя для недостроенной летающей лодки, и теперь нам оставалось только перепроверить сделанную ранее работу. Я установил в двигатель контейнер с заряженным камнем Силы и минут десять погонял его на всех режимах. Двигатель работал как швейцарские часы, и у меня не было сомнений в его полной исправности. Затем мы с Парланом перетащили двигатель и необходимый для ремонта дельтаплана инструмент в шлюз, после чего загрузили всё это в транспортный отсек баркуда. Закончив сборы, я проверил, не забыл ли что-нибудь важное, и решил, что можно выезжать из бункера.

Выглянув в смотровое окошко на воротах шлюза, я убедился, что поблизости никого нет, и потянул на себя рычаг управления воротами. Глухо загудели электроприводы, и ворота начали медленно открываться. После того как выход полностью открылся, я опустил аппарель и приказал Басарду выводить баркуда из шлюза. Хуман отлично справился с этой задачей, и баркуд резво выбежал наружу. Я показал Парлану, как открывать и закрывать ворота шлюза, и оставил его охранять бункер.

От ворот бункера до посёлка было меньше получаса пути пешком, а баркуд пробежал это расстояние минут за пять. Первый же встретившийся нам по дороге перворождённый, увидев механическое чудовище, упал в обморок, и я только тогда понял, что дроу пока не готовы к подобному зрелищу. Мне пришлось повозиться, чтобы привести перепуганного воина в чувство, и дроу, едва придя в сознание, удрал в кусты со скоростью пули. Наученный горьким опытом, я вынужден был оставить баркуда на дороге и отправиться к воротам посёлка пешком.

Дозорные на башнях, похоже, давно уже заметили баркуда, и на стене посёлка заняли оборону все имевшиеся в наличии воины эльфов. Похоже, дроу решили ценой собственной жизни задержать чудовище, пока из ворот, обращённых к лесу, шла эвакуация женщин и детей. Паника была в самом разгаре, и мне с трудом удалось убедить Милорна, что это исчадие ада всего лишь моя маленькая лошадка. Ну все у меня в роду ездят на железных монстрах и летают на драконах, даже за пивом, что было не очень далеко от истины. Успокоив кое-как князя эльфов, я загнал баркуда на центральную площадь посёлка, где уже стоял остов дельтаплана.

Мы с Басардом разгрузили баркуда, и я попросил Милорна организовать для нас обед. Седой эльф был единственным, кто остался на площади возле механического монстра, остальные дроу попрятались кто куда. Пока Милорн занимался организацией банкета, мы с Басардом приступили к монтажу двигателя на раму дельтаплана. Через час к нам подошла трясущаяся от страха принцесса Эланриль и принесла корзину с едой. Мы отвлеклись от работы и по-быстрому перекусили, а затем снова занялись дельтапланом. Принцесса немного освоилась, и любопытство пересилило страх. Эланриль сделала пару кругов вокруг баркуда и попросила разрешения его потрогать. В этот момент я устанавливал пропеллер на вал двигателя и, чтобы принцесса не доставала меня своими расспросами, разрешил девушке залезть в седло на спине чудища.

По-моему, Великому Ингару реально показано лечение в психиатрическом стационаре, если у него не хватило ума догадаться, что подпускать любопытную принцессу к сложной технике смертельно опасно. Я понадеялся на то, что механизмы баркуда выключены, а без ключа, который висит на шее Басарда, его запустить невозможно, но забыл о сирене.

Принцесса замолкла в кабине баркуда и не докучала мне своими вопросами, а я, дурак, этому обрадовался. Мы с Басардом натягивали обшивку на крыло, когда за моей спиной раздался чудовищный рёв. От неожиданности я подпрыгнул метра на полтора, а хуман разбил себе лоб о каркас дельтаплана. Женщины повыскакивали из домов и визжащей толпой бросились к воротам посёлка и скрылись в ближайшем лесу. Эланриль лежала на сиденье баркуда бездыханным трупом, и я реально испугался, что она умерла от разрыва сердца. В ближайшие два часа вместо того, чтобы готовиться к вылету, мне пришлось откачивать перепуганную принцессу и других жертв любопытства этой черноволосой «блондинки». В результате этих заморочек нам удалось собрать дельтаплан только к полуночи, пользуясь для освещения дельтаплана фарой баркуда. Сил и нервов для проверки качества сборки у нас уже не осталось, и мы отправились спать в ближайший дом.

Вымотанный вчерашними приключениями, я заснул как убитый, но, несмотря на это, проснулся с первыми лучами солнца. Как ни странно, но мне удалось выспаться, и я вышел на улицу в поисках кухни, откуда доносились чарующие запахи жареного мяса. На площади мне встретился Милорн, вот он явно не выспался и был зол как собака. Я хотел извиниться перед ним за вчерашний переполох, но эльф посмотрел на меня, как Сталин на врага народа, и у меня резко пропало желание приставать к нему.

Однако налаживать отношения было необходимо, и я вежливо поздоровался и спросил у Милорна, чем вызвано столь сильное его недовольство. Эльф с раздражением поведал мне, что его воины всю ночь отлавливали разбежавшихся по лесу соплеменников, а двух женщин до сих пор не могут найти. Я понимал, что во вчерашних бедах есть большая доля моей вины, и поэтому больше не стал донимать расспросами седого эльфа. Однако у меня появились серьёзные подозрения, что вчера седых волос у него прибавилось.

Поблуждав несколько минут среди домов, я нашёл кухню и попросил повариху накормить меня. Пока я уплетал надоевшую походную кашу, ко мне присоединился заспанный Басард, и мы продолжили завтракать вдвоём, обсуждая планы на день. Неожиданно к нам присоединились принцесса Эланриль и магиня Аладриель. После чего мой аппетит был испорчен длинной лекцией магини о недопустимости запугивания мирного населения рёвом магических чудовищ. Выслушав нотации, я покорно начал каяться, но в разговор неожиданно вмешался Басард:

– Госпожа, я, конечно, отношусь к вам со всем уважением, но вы обратились не по адресу. Мой князь никаким боком не причастен к вчерашней панике в посёлке! Переполох устроила красавица, которая прячется за вашей спиной! Это её шаловливые ручки включили сирену, и я едва не наложил в штаны от испуга!

Магиня удивлённо посмотрела на принцессу, втянувшую голову в плечи, и по испуганному виду девушки поняла, что хуман не врёт.

– Эланриль, это правда? – грозно спросила Аладриель.

– Да, госпожа, но я не хотела. Всё произошло случайно, я только на рычажок нажала, а он как закричит… – попыталась оправдаться девушка.

– О боги! Да ты хотя бы понимаешь, что натворила? Этот хуман только говорит, что чуть не наложил в штаны от испуга, а троих наших воинов, с которыми такое действительно произошло, ночью чудом из петли вынули! Ты себе представляешь, какой это позор для воина? Пойдём, красавица, со мной, я наставлю тебя на путь истинный, чтобы ты головой думала, прежде чем давать волю рукам! – приказала магиня и увела принцессу с кухни.

После такого поворота событий аппетит у меня окончательно пропал, и мы с Басардом, поблагодарив повариху за завтрак, направились на площадь к дельтаплану.

По дороге я почему-то ударился в философию, размышляя о смысле бытия. На Геоне мне довелось насмотреться различных ужасов, но попытка самоубийства эльфийских воинов потрясла меня до глубины души и заставила задуматься над собственным поведением и поступками. Даже поверхностный анализ всего, что я натворил за последнее время, привёл меня к не очень лестным для себя выводам. Оказалось, что я снова решил, что «поймал Бога за бороду» и почти все мои действия происходят спонтанно, по принципу «куда кривая вывезет». По большому счёту, мне просто везёт, как облупленному, и мои «великие подвиги» – результат собственной же глупости. Такое разгильдяйство в конце концов аукнется большими проблемами, а за мои ошибки обычно расплачиваются совсем другие люди. Каким бы великим героем я себя ни возомнил, но мои планы писаны вилами по воде и пахнут чужой кровью. Беспощадная судьба порой преподносит очень кровавые сюрпризы, и даже самое незначительное на первый взгляд происшествие может закончиться для кого-то могилой, как чуть не произошло в случае с сиреной баркуда.

Сеанс самоанализа явно пошёл мне на пользу, и при проверке дельтаплана я обнаружил кучу мелких недоделок, которые грозили катастрофой. Вчерашняя спешка проявила себя во всей красе, поэтому нам с Басардом многое пришлось переделывать и исправлять. Однако к полудню работа была закончена, и мы с помощью воинов Милорна отвезли дельтаплан к озеру. Выполнив два непродолжительных полёта, я решил, что аппарат меня не подведёт и можно отправляться на разведку.

Однако сразу вылететь не удалось, меня задержала всё та же мелочовка, всегда отнимающая массу времени. Сначала я написал письмо Саадину, уведомив халифа о благополучном завершении похода, а затем собрал командиров на совет. После совещания с Милорном, на котором мы обсудили различные варианты развития событий, вплоть до моей гибели, я попрощался с седым эльфом и поднял дельтаплан в воздух.

(обратно)

Глава 12 Битва за Нордрассил

Лаэр в последний раз проверил своего баркуда и забрался в седло. Грозная машина хорошо послужила гвельфу, но запас магической энергии в основном камне Силы подходил к концу и уже мигал красным огоньком – сигнал аварийного запаса. Если верить инструкции, то баркуд сможет двигаться ещё где-то с полчаса или сделать два выстрела из метателя, после чего он превратится в бесполезную кучу мифрила и стали.

– Князь, они идут! – крикнул с вершины скалы дозорный и скрылся за каменным козырьком.

– Всем занять позиции и отойти от стены! Сейчас маги чинсу начнут обстрел из метателей, не стоит гибнуть по глупости, – приказал Лаэр.

Над ущельем перекатами раздавались голоса воинов, передававших приказ князя, а затем наступила томительная тишина. Лаэр понимал, что на этот раз отстоять восточный проход им не удастся, уж слишком мало осталось защитников у долины Нордрассила, но он собирался нанести противнику максимальный урон. В распоряжении Лаэра находились всего полторы сотни гвельфов и хуманов, остальные воины были убиты или серьёзно ранены. Все, кто мог держать в руках оружие, уже готовились к последнему бою, и защитникам долины оставалось рассчитывать только на чудо. План у князя был незатейливый, но при нынешнем раскладе для стратегических изысков просто не было сил. Лаэр рассчитывал заманить чинсу в огненный мешок и расстрелять передовой отряд файерболами. Кроме его двух выстрелов из баркуда, два выстрела мог сделать Ингур из своего метателя.

В ущелье один за другим грохнули два взрыва, и над головой Лаэра пронеслись обломки камней, выбитые из стены.

– Началось! – прошептал гвельф и включил механизмы баркуда.

К счастью для гвельфов, у чинсу тоже были проблемы с зарядами для метателей, и за всё время осады они применяли магическое оружие только три раза, но эти попытки закончились неудачно. Метатель баркуда был в разы мощнее и дальнобойнее, поэтому Лаэр легко уничтожил магов чинсу, проникших через проход в ущелье, в противном случае узкоглазые без проблем захватили бы долину ещё в первую неделю боёв. На этот раз противник на огневой поддержке решил не экономить, и метатели чинсу не замолкали. Грохот взрывов раздавался один за другим, и князю показалось, что началось землетрясение. Однако только первые два взрыва произошли в долине, а остальные файерболы взрывались за пределами магического купола. Лаэра это обстоятельство удивило, и он встал ногами на седло баркуда, чтобы лучше рассмотреть, что происходит впереди, и увидел, как по ущелью катится огненный вал. Через мгновение раздался чудовищный грохот, и взрывная волна выбросила князя из седла. Удар о землю выбил дыхание из груди Лаэра, и он потерял сознание.

Погода благоприятствовала моему полёту, облачности почти не было, да и ветер оказался попутным. С высоты пятисот метров я внимательно сканировал заросшие лесом предгорья, но первые человеческие ауры обнаружил, только когда отчётливо увидел магическую дымку вокруг защитного купола долины Нордрассила. Я перевёл дельтаплан в режим набора высоты и направил его в сторону гор, чтобы осмотреть восточный проход в долину. С километровой высоты было хорошо видно огромное скопление человеческих аур, выстроившихся на дороге, ведущей в ущелье, в котором начинался разрыв в магическом куполе. Неожиданно в энергетическом мире Геона появились мощные вспышки от взрывающихся файерболов, и я понял, что чинсу штурмуют проход в долину.

Времени на раздумья не оставалось, и я пошёл на снижение, выцеливая амулеты магов, звёздочки которых были хорошо заметны на фоне человеческих аур.

Отдача метателя сотрясала каркас дельтаплана, сбивая прицел, но мне пока удавалось корректировать полёт огненных шаров к цели. После шестого выстрела внизу разлилось огненное море, и я снова начал набирать высоту, чтобы не сгореть в огненном смерче. Человеческие ауры растворились в этом огненном потоке, словно сахар в стакане кипятка, и я решил поискать себе другую цель, пока у меня не кончились боеприпасы. Чинсу, которым повезло выжить в огненном аду, расползались по округе, как тараканы, а тратить заряды метателя на мелкие отряды в три или пять человек было глупо. Поэтому я перевёл дракона в горизонтальный полёт и направил его на юг, в сторону моря.

Через полчаса под крылом дельтаплана потянулось огромное болото, на поверхности которого я разглядел тонкую полоску тропы. Работа, проделанная чинсу, была просто огромной, и, похоже, она велась уже давно. Чтобы проложить через тридцатикилометровое болото гать шириной около двух метров, требовались титанические усилия. Вот на этой тропе я и обнаружил следующую достойную файербола цель. Длинная цепочка воинов двигалась в сторону долины Нордрассила навстречу своей смерти. Мне пришлось сделать четыре захода, чтобы нанести противнику максимальный урон, и рукотворный мост через болото практически перестал существовать, превратившись в огненную полоску горящего камыша. Воины, попавшие под огонь дракона, в ужасе прыгали с тропы в болото, из которого им было не суждено спастись. Я сделал прощальный круг над болотом, где ауры сотен людей гасли, погружаясь в трясину, но жалости к ним я не испытывал. Два последних заряда мне необходимо было оставить про запас – я ещё не знал, что ждёт меня в долине, и необходимо было подстраховаться, – и это дало возможность большому отряду узкоглазых спастись от неминуемой гибели и разбежаться по лесу на южном берегу болота.

Никаких видимых изменений в защитном барьере долины Нордрассила не произошло, и мне без проблем удалось пролететь через разрыв в куполе. Меня так и подмывало приземлиться рядом с Деревом Жизни, но обстановка требовала, чтобы я летел к восточному проходу, где мог продолжаться бой с прорвавшимися в долину чинсу. Я скрепя сердце повернул на северо-восток, и уже через полчаса внизу показался посёлок хуманов в Горном убежище. Я сделал пару кругов над площадью и, покачав крылом десятку выбежавших из домов женщин, полетел в направлении восточного прохода.

Древняя дорога, ведущая к проходу, временами скрывалась под кронами деревьев, и мне пришлось снизиться до высоты в сотню метров, чтобы не сбиться с пути. Я проходил через восточный проход всего два раза, да и то по земле, поэтому, находясь в воздухе, боялся потерять ориентировку. Наконец магическое сканирование обнаружило на дороге человеческие и гвельфийские ауры, и я, заложив вираж, пролетел над караваном телег, загруженных ранеными. Появление дракона оказалось для каравана совершенно неожиданным, и возницы, напуганные драконом, дружно повернули телеги под кроны деревьев, и только когда я сделал второй заход над телегами, то увидел, что паника прекратилась и мне приветственно машут руками. Однако я решил проверить, что происходит возле ущелья, в котором находился разрыв в защитном куполе, и полетел дальше. Вскоре показалось небольшое плато перед ущельем, на котором были видны многочисленные следы недавней битвы. Повсюду лежали обгоревшие трупы людей и гвельфов, а сам вход в ущелье оказался завален обломками крепостной стены, за которыми на земле зияла закопчённая проплешина. Ветер из ущелья нёс чудовищную вонь горелого человеческого мяса, словно там живьём зажарили не одну сотню людей. По полю боя бродили два десятка людей и гвельфов, которые то ли искали выживших, то ли собирали трофеи. От этого смрада меня едва не вырвало, и я повернул обратно. Выше, по дороге к Горному убежищу, на большой поляне на берегу ручья расположился лагерь дроу, а в двухстах шагах от него – лагерь хуманов. Воины уже заметили пролетевший в стороне дельтаплан и приветственно махали мне. Я хотел приземлиться где-нибудь поблизости, но ручей оказался слишком узким, и мне пришлось повернуть назад, к Горному убежищу.

Удачно посадив дельтаплан на озеро, я подогнал его к берегу и вытащил на песок пляжа. Делегации по встрече любимого князя ещё не появились, и я спокойно занялся перезарядкой метателя и заменой камня Силы в двигателе, чтобы в случае необходимости иметь возможность сразу взлететь. Закончив эту работу, я неспешно направился к посёлку хуманов, решив по дороге привести в порядок расстроенные мысли и хоть как-то подготовиться к встрече со своими подданными. Если реально смотреть на вещи, то я улетел спасать дроу, а хуманов и гвельфов бросил на произвол судьбы, и подданные имели полное право выставить серьёзный счёт своему князю.

Возвращаясь от восточного прохода, я решил лететь севернее посёлка и заходил на посадку со стороны гор, поэтому садящегося дракона никто не заметил. Когда я вошёл в посёлок, то первой, кто мне встретился на пути, оказалась симпатичная девушка, набиравшая воду из колодца. Я вежливо поздоровался и помог ей вытащить ведро, девушка кокетливо улыбнулась в ответ и только после этого узнала меня. Ведро сразу полетело на землю, и красотка, как курица, заметалась по площади, громко вопя:

– Князь Ингар вернулся! Князь Ингар вернулся!

От этого крика у меня зазвенело в ушах, а в домах захлопали окна и двери, потому что люди решили посмотреть, кого это на улице режут. Через несколько минут я оказался в толпе возбуждённых женщин, едва не задушивших меня в своих объятиях. Из этого рыдающего хора я с трудом выуживал крупицы информации и понял, что, пока я наслаждаюсь любовью подданных, рядом умирают десятки раненых.

Последующие трое суток слились в один бесконечный день, который мне не забыть весь остаток своей жизни. В двух домах посёлка хуманов расположился лазарет, забитый до отказа ранеными бойцами, пострадавшими во время штурма долины. Раны у многих из воинов оказались сильно запущенными, запах гниения буквально висел в воздухе. Поэтому я немедленно занялся наиболее тяжёлыми случаями, стараясь спасти от смерти тех, у кого был хотя бы призрачный шанс выжить. До моего прилёта в лазарете трудились несколько гвельфиек, больше походивших на египетские мумии, нежели на первых красавиц Геона. Уже больше месяца женщины вытаскивали с того света раненых, и бессонные ночи высосали из них последние силы. Моё появление гвельфийки восприняли с каким-то безразличием и дружно попадали в обморок от истощения сил. Чтобы как-то поддержать жизненные силы измученных гвельфиек, я подкачал их ауры и переключился на лечение раненых. Женщины через некоторое время пришли в себя и попытались приступить к работе, но я их прогнал из лазарета, опасаясь, что они могут пополнить список пациентов.

За время длительного перехода от Латра до долины Нордрассила мне удалось накопить немалый опыт по организации лечения большого количества раненых, а поэтому удалось избежать и многих типичных ошибок. Я не старался излечить всех и сразу, а занялся теми, кому ещё был в состоянии помочь. В первый же день моего присутствия в лазарете умерло трое тяжелораненых, но в последующем смертей удалось избежать. Утром второго дня пришёл караван с ранеными, который мне повстречался по дороге к восточному проходу, и работы значительно прибавилось, но я уже вошёл в ритм, а добровольные помощницы избавили меня от рутины.

Вместе с новыми ранеными в лазарет привезли Лауру и Ингура, а к вечеру к ним присоединился контуженный Лаэр. С лечением Лауры у меня проблем не возникло, и после подзарядки истощённой ауры юной магини она быстро пришла в себя, а с Ингуром пришлось повозиться. Операция по извлечению наконечника стрелы заняла всего минут двадцать и закончилась удачно. Однако основные проблемы создала не сама рана, а заражение, которое уже начало распространяться по организму брата. К счастью, дело не зашло слишком далеко, и мне за пару часов удалось остановить заражение крови и поддержать ослабленный организм раненого, а дальнейшее выздоровление зависело только от надлежащего ухода. Едва очнувшаяся Лаура тут же заняла место сиделки у постели Ингура, и мне показалось, что юная девушка не просто жалела раненого, а проявляла к нему намного более нежные чувства. Последним из высокопоставленных пациентов оказался Лаэр, который тоже пострадал не столько от ранений, полученных за время боев, а от последствий сильной контузии и истощения моральных и физических сил организма. Этот случай также не вызвал у меня особых опасений, и князь после непродолжительного отдыха должен был встать на ноги.

За эти сумасшедшие трое суток я спал не более четырёх часов, но мне каким-то чудом удалось оттащить от могилы всех раненых. К тому моменту, когда в лазарет вернулись пришедшие в себя гвельфийки, я сумел перевести в разряд выздоравливающих всех тяжелораненых и, только передав пациентов в надёжные руки, отправился в резиденцию Ингура в надежде выспаться.

Заснул я как убитый, и только через сутки меня разбудили дикий голод и жажда. Я сел на кровати и собирался идти разыскивать кухню, но обо мне уже позаботились. Мой заспанный взгляд сразу наткнулся на стоящий рядом с кроватью стол, на котором был накрыт шикарный обед и стояли два кувшина с вином и родниковой водой. Я вежливо поблагодарил за заботу скромно сидевшую у двери девушку и накинулся на еду, как зорг на добычу. Наевшись до отвала, я не смог себя заставить встать с постели и снова заснул до полудня.

Прервал мой сон внутренний будильник, который есть в организме любого человека. В подсознании начала пульсировать занудная мысль, что впереди у меня ещё много дел, заставляя проснуться. Очнувшись от сладкой истомы, я сразу направился к озеру, чтобы проверить дельтаплан, а заодно и искупаться. Возле дракона был выставлен караул из двух воинов, которые, завидев своего князя, вытянулись в струнку и смотрели на меня, словно я не живой человек, а мифическое существо. После стандартного предполётного осмотра и проверки работы двигателя я нырнул в воду и устроил получасовой заплыв по озеру. Купание в прохладной воде окончательно привело меня в форму и смыло остатки сна. После водных процедур я сделал небольшую разминку и решил, что нахожусь в полной боевой готовности.

После сумасшедшей недели всё моё существо буквально вопило о более продолжительном отдыхе, но настало время возвращаться в посёлок, чтобы разобраться в сложившейся обстановке, а также проведать раненых.

Первым делом я наведался в лазарет и проверил итоги своей работы. Как ни странно, но мне даже в разобранном от усталости состоянии удалось избежать серьёзных ошибок, и все мои пациенты оказались живы и шли на поправку. Исправив несколько своих не особо серьёзных ляпов, я закончил осмотр и направился разыскивать Лаэра. Князь уже удрал из лазарета и занимался проблемами, накопившимися в долине за время обороны. Неугомонного гвельфа я нашёл в резиденции Ингура, где он с моим едва оправившимся от раны братом устроил какое-то совещание. Я вошёл в кабинет Ингура как раз в тот момент, когда разгневанная Лаура пыталась заставить двух едва оживших трудоголиков хотя бы пообедать. Моё внезапное появление было встречено Лаурой как глас Божий, и мы спустились в столовую, где нас ждал уже почти остывший обед.

Я обнял и расцеловал брата, а затем спросил, как он себя чувствует. Ингур ответил, что с ним всё в порядке благодаря моим стараниям и рана его почти не беспокоит. Только в этот момент я понял, что наконец-то вернулся домой и вокруг меня действительно родные люди, а не благодарные подданные. У меня накопилось много вопросов к единственному родному мне по крови человеку и очень хотелось поговорить с братом на простые семейные темы, но, как всегда, именно на это не хватало времени. Выпустив Ингура из своих объятий, я тепло поздоровался с Лаэром, и мы уселись за обеденный стол. Есть мне не хотелось, но я, чтобы поддержать компанию, стал жевать кусок жареного мяса, запивая его какой-то травяной настойкой. Меня буквально разрывало на части от накопившихся вопросов, но я почему-то боялся начать разговор. Лаэр и Ингур соблюдали субординацию и дожидались, когда первым заговорю я. В столовой воцарилась неловкая тишина, и я решился наконец задать вопросы, ответы на которые меня откровенно пугали.

– Лаэр, у тебя потери большие? – задал я первый вопрос гвельфу.

– Убитых тридцать два и сорок шесть раненых, – нахмурившись, ответил князь.

– Брат, а у тебя как обстоят дела?

– Убиты двадцать два воина из моего отряда и ещё одиннадцать у Нолана. Раненых пятьдесят четыре, но все выживут.

– Лаэр, у тебя есть какие-нибудь данные разведки?

– Утром прискакал гонец от Нолана. Его люди сумели выбраться из долины через восточный проход, но сразу за защитным куполом натолкнулись на целые горы горелого человеческого мяса. Разведчики не решилисьидти по трупам из-за чудовищного смрада и вернулись. Я отдал приказ своим воинам попытаться пройти через завал на старой дороге, выходящей к болоту. Правда, там сам чёрт ногу сломит, но, возможно, разведчикам удастся спуститься вниз на верёвках, однако, даже если всё сложится удачно, они вернутся в лучшем случае только через три дня.

– Лаура, как ты себя чувствуешь? Тебе нужна моя помощь? – спросил я девушку, которая заботливо подкладывала в тарелку Ингура самые лучшие куски.

– Дядя Ингар, я полностью здорова. Просто я слишком устала, когда применила магию против чинсу, а теперь со мной всё в порядке. Прикажите лучше Ингуру пару дней полежать, а то его уже ветром шатает. Я боюсь, что у него рана снова может открыться.

– Лаура, прекрати! – возмутился брат. – Некогда мне лежать, дел по горло! Окончательно разберёмся с чинсу, вот тогда и будешь меня тиранить.

Лаура, услышав эти слова, буквально задохнулась от возмущения, но я сразу пресёк развитие семейного скандала:

– Хватит ругаться, как дети! Все разборки вечером и наедине! Я толком не знаю, что вокруг творится, а вы здесь склоку устроили.

Скандалисты затихли и, надувшись друг на друга, умолкли. Сейчас мне было не до детских обид Лауры и Ингура, потому что я собирался задать главный вопрос, тяготивший меня все последние месяцы. Когда я прилетел в посёлок, то хотел расспросить о Викане первую же встретившуюся мне женщину, но не сумел этого сделать, а потом меня закрутило в водовороте дел. Я ещё пару раз попытался расспросить о Викане гвельфиек, помогающих раненым в лазарете, но они ничего мне не рассказали, старательно избегая этой темы. У меня в душе стала расти смутная тревога, но я отгонял дурные мысли и с головой ушёл в работу. Однако прятаться от своих страхов до бесконечности я не мог, и пришло время узнать правду.

– Лаэр, что с Виканой, как прошли роды? Как она и дети себя чувствуют? – с замиранием сердца спросил я гвельфа.

Лаэр, по-видимому, тоже ждал от меня этого вопроса и, опустив глаза, ответил:

– Ингар, ты, главное, не волнуйся! Твоя жена и дети живы, но не всё хорошо, как нам бы этого хотелось. Викана родила детей три месяца назад, и роды прошли удачно, хотя и немного преждевременно. У тебя родились мальчик и девочка. Викана назвала мальчика Стасом, а девочку Дэей, в честь отца и матери Ингура. Всё было хорошо, пока не пришло письмо от Акаира, в котором он сообщал, что ты погиб. Мы не хотели верить в твою смерть, но за пару недель до этого Старый вожак сообщил, что умер Тузик, а малхусы гибнут только вместе со своими хозяевами. Викану, которая до этого держала себя в руках, словно подменили, и она едва не сошла с ума от горя. Мы все старались поддержать её в эту трудную минуту, но княгиня стала угасать буквально на глазах, а затем тяжело заболела. Во время болезни у Виканы пропало молоко, и она не могла кормить детей грудью. Среди гвельфиек кормилицу найти было невозможно, и Ингур забрал детей к себе в Горное убежище, потому что здесь были женщины с грудными детьми. Я последний месяц сражался у восточного прохода и всех подробностей не знаю, но всего час назад я разговаривал с Альфией, которая заботится о Стасике и Дэе, и она мне рассказала, что с детьми всё в порядке. За всё время обороны долины я ни разу не был на Нордрассиле, там вообще осталось всего несколько воинов охраны и фрейлины Виканы. О здоровье княгини заботится лучшая наша травница Лария, которую я назначил старшей фрейлиной, а ей помогают остальные приближённые к княгине дамы. Постоянной связи с Деревом Жизни у меня нет, потому что каждый боец сейчас на счету, но в моменты затишья я старался посылать гонцов. Последний посыльный вернулся неделю назад и привёз письмо от Ларин. Фрейлина пишет, что княгиня ещё слаба после болезни, но медленно идёт на поправку и есть надежда на её выздоровление. Это всё, что мне известно о Викане на данный момент.

– Лаэр, ты сможешь лететь со мной на драконе? – спросил я гвельфа.

– Да, я в порядке, да и лететь недалеко.

– Тогда собирайся и назначь кого-нибудь вместо себя. Я схожу к детям, и мы сразу вылетаем.

Лаэр кивнул и вышел из столовой, я тоже встал из-за стола и повернулся к Ингуру:

– Брат, где мои дети?

– Они на первом этаже. Лаура тебя проводит, меня к племянникам не пускают, говорят, что детям нужен покой, – обиженно ответил Ингур.

– И правильно, что не пускают! – вмешалась в разговор Лаура. – Ты вечно в крови и пылище, ещё заразу какую-нибудь притащишь. Ты на Ингара посмотри, он регулярно моется и одежду стирает, а ты в кольчуге и грязных сапожищах постоянно ходишь!

– Лаура, хватит нападать на Ингура, он едва оправился от ран, а воин без кольчуги – труп. Отведи меня к детям, я должен их видеть.

Девушка угомонилась и повела меня на первый этаж дома. Мы подошли к одной из дверей, выходящей в прихожую, и Лаура постучала. Через несколько секунд за дверью послышались шаги, и она приоткрылась.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Это я, Лаура и князь Ингар. Мы пришли посмотреть на детей, – ответила девушка.

Мы прошли по коридору в следующую комнату, в которую выходили ещё две двери, возле одной из которых на полу лежали двое щенков малхуса. Увидев, что в комнату вошли посторонние, малхусы мгновенно вскочили на ноги, их шерсть на загривках встала дыбом.

– Хитрец, Кнопка, фу! Прекратите рычать! Это князь Ингар, отец Стасика и Дэи! – отругала малхусов Лаура.

Щенки виновато поджали хвосты и отошли от двери, словно поняли слова девушки. Лаура открыла дверь и жестом пригласила меня войти. Я на дрожащих от волнения ногах вошёл в комнату и увидел две детские кроватки, рядом с которыми в кресле сидела гвельфийка, вязавшая крючком детскую шапочку. Я сразу узнал Альфию, ближайшую подругу Виканы. Альфия практически всегда была рядом с моей женой, и временами я даже ревновал к ней Викану. Женщина услышала скрип двери и улыбнулась, увидев нас с Лаурой, она поднесла палец к губам и встала с кресла, отложив на столик вязанье.

– Ну, наконец-то ты пришёл, Ингар, – тихо сказала эльфийка. – Я уже подумала, что ты не хочешь видеть своих детей.

– Альфия, я только несколько минут назад узнал, что дети здесь, а не на Нордрассиле вместе с Виканой. Можно мне на них посмотреть?

– Конечно можно, но только, пожалуйста, не шумите. Дети недавно поели и спят. У Стасика вчера болел животик, и он ночью капризничал, а Дэя без братика не засыпает.

Я подкрался на цыпочках к кроваткам и посмотрел на лица своих детей. Два очень похожих друг на друга толстощёких бутуза мирно пускали во сне пузыри, и им не было никакого дела до того, что их пришёл навестить родной отец. Мне сложно описать свои чувства, потому что я толком не понял, что произошло в тот момент, когда я увидел своих наследников, но осознание того, что теперь это самая важная часть меня самого, уже не подлежало сомнению. Мне очень захотелось взять детей на руки и поцеловать, но я побоялся касаться их своими грубыми руками. Мне пришлось молча стоять рядом с кроватками и смотреть на то, как спят мои малыши. Стасик почувствовал на себе посторонний взгляд и капризно выгнул губы, поэтому я, чтобы не разбудить детей, тихо вышел в коридор.

Кажется, что особенного в том, что отец впервые увидел своих отпрысков? Однако я вышел из комнаты малышей мокрый от пота, словно на мне пахали целый день. Наверное, для каждого мужчины первая встреча со своими детьми проходит по-разному. Кого-то, как меня, буквально колотит от волнения, а есть уроды, которым на своих детей абсолютно наплевать и это просто очередной повод нажраться. Но в любом случае рождение детей – это переломная веха в судьбе мужчины, которая указывает на то, что он выполнил самую главную функцию в жизни – оставил потомство.

– Ну как они там? – вывел меня из задумчивости голос брата.

– На первый взгляд всё хорошо, но Альфия говорит, что у Стасика вчера болел животик. Мне кажется, что у меня очень симпатичные ребята родились.

– Симпатичные, говоришь? Да у тебя золотые дети! – вставила свои три копейки Лаура. – Стасик такой же богатырь, как папа, а Дэя первой красавицей на Геоне вырастет! Вот!

Слова Лауры согрели мне душу, хотя я не заметил внешней разницы между близнецами, наверное, ещё не присмотрелся.

– Ингур, сколько бойцов охраняют детей? – спросил я.

– Постоянно под окнами находятся двое, а ночью ещё парный патруль вокруг дома ходит.

– Брат, выстави ещё один караул в приёмной на первом этаже. Осада с долины, кажется, снята, и у тебя освободились воины. Для меня нет ничего дороже Стасика и Дэи, поэтому я хочу быть уверен, что они в безопасности.

– Я понял тебя, брат. Если с детьми что-то случится, то это значит, что я уже мёртв, – ответил Ингур.

– Ингар, не беспокойся за детей. Я вместе с Царапкой всегда поблизости, а он никого и близко к детям не подпустит, – снова вмешалась в разговор Лаура. – Сейчас мой зорг раны зализывает и охотится, а через пару дней снова начнёт охранять посёлок.

Я невольно улыбнулся, услышав слова «грозной» воительницы, но отнёсся к ним с полным уважением. Лаура очень повзрослела за последнее время и, несмотря на свой огненный темперамент, слов на ветер не бросает. Характер у девушки был стальной, и если у неё с Ингуром намечаются серьёзные отношения, а не простая детская влюблённость, то я рад за брата. Из Лауры получится княгиня куда круче, чем из меня князь, и Геон очень скоро выучит наизусть имя юной магини хуманов.

Дорога к озеру не заняла много времени, и я начал разыскивать глазами Лаэра. Князь сидел в тени крыла дельтаплана и дремал. Я разбудил гвельфа, и мы с помощью воинов охраны столкнули аппарат на воду. Лаэр занял место на переднем сиденье и застегнул привязные ремни, а я залез в пилотскую кабину. После небольшого разбега мы взлетели, и после круга над озером я направил дракона в сторону Нордрассила. Полёт и посадка прошли без осложнений, и мы, вытащив дельтаплан на берег ручья, направились к подножию Дерева. Часовой, завидев Лаэра, сразу вызвал подъёмник, и мы поднялись в крону Нордрассила.

(обратно)

Глава 13 Анекдот «Вернулся муж из командировки…»

Сердце бухало в груди, как паровой молот, будто пыталось вырваться на свободу из опостылевшего плена. Я вместе с Лаэром быстро шёл к княжескому дворцу по пустынной, усыпанной опавшими листьями дорожке, петляющей в кроне Нордрассила. Вокруг царило запустение и стояла странная тишина, которую не нарушали даже голоса птиц, что ещё больше нагнетало тревожные предчувствия. Скорее всего, тягостная обстановка была связана с тем, что обитатели Дерева Жизни ушли на войну с чинсу, и сейчас просто некому было ухаживать за этим огромным живым домом, а птицы, которых постоянно подкармливали гвельфы, просто улетели туда, где могут найти себе пищу. Мне с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не пуститься бегом к покоям Виканы, но положение обязывало – князь Ингар не мог бежать сломя голову к любимой, как это бы сделал Игорь Столяров. Наконец мы вышли на площадь перед дворцом и подошли к воротам, оказавшимся открытыми. Охрана дворца отсутствовала, даже не было видно привычных часовых, постоянно находившихся при входе и ставших практически частью интерьера. Я хотел войти в тёмный коридор, начинавшийся сразу за воротами, но Лаэр не дал мне этого сделать, преградив дорогу рукой.

– Ингар, здесь что-то нечисто, нет часового и коридор не освещён. Я пойду вперёд, а ты прикрой меня сзади, мало ли что? – сказал гвельф, доставая меч.

Я тоже потянулся к ножнам, обычно висевшим у меня за спиной, но рука не нашла рукоять клинка. Мой меч остался в дельтаплане за спинкой пилотского сиденья, я просто забыл его там, думая только о встрече с любимой.

– Лаэр, стой! Я проверю округу магией, вдруг чинсу каким-то образом смогли пробраться на Нордрассил, – остановил я князя и погрузился в транс.

Моя магия плохо работала в кроне Нордрассила, Дерево само по себе являлось магическим существом, во многом недоступным моему пониманию и жившее по своим собственным законам. Если верить словам Старого вожака, то я являюсь Хранителем Нордрассила и поэтому постоянно чувствую непонятную подсознательную связь с этим древним великаном. Однако я также прекрасно осознавал, что нахожусь в полной власти Дерева и любая попытка магического противостояния будет задавлена в зародыше, каким бы могучим магом я себя ни возомнил.

Сознание плавно перешло на магический уровень отображения мира, и меня сразу окутала пульсирующая зелёная дымка. Как я ни старался, но сумел просканировать пространство вокруг себя всего лишь на пару десятков шагов. Сквозь толщу ствола Дерева мой магический взгляд проник всего на полметра, а картинка оказалась настолько смазанной, что толку от такого сканирования не было никакого. Однако это было лучше, чем ничего, и я, взвинтив своё восприятие, приготовился к любым неожиданностям.

На мои попытки войти в контакт с Нордрассилом ответа не последовало, и мой отчаянный призыв словно натолкнулся на глухую стену.

– Лаэр, рядом никакой опасности, похоже, нет, – сказал я гвельфу. – Можно двигаться вперёд, но будь настороже!

Через десять минут блужданий по полутёмным коридорам дворца мы подошли к закрытым воротам в княжеские покои. Лаэр нажал на рычажок, служивший приводом звонка, и за дверью послышался мелодичный звон колокольчика. Через пару минут ожидания мы услышали шаги и раздался рассерженный женский голос:

– Кто там?

– Лария, это я, Лаэр, открой дверь! Вернулся князь Ингар, и он хочет видеть свою жену!

За дверью кто-то вскрикнул, и наступила тишина. Прошло ещё около минуты, показавшиеся мне вечностью, и срывающийся женский голос заявил:

– Княгиня очень больна и не может вас принять, приходите завтра утром, когда она проснётся.

– Лария, ты сошла с ума? Немедленно открой! – удивлённо ответил Лаэр.

– Викана запретила мне открывать дверь, приходите завтра! – ответил женский голос.

Ваш покорный слуга, наверное, параноик, но мучиться неизвестностью я был больше не в состоянии и громко крикнул Лаэру:

– Руби дверь!

Гвельф отступил на шаг и взмахнул своим мечом, но внутри двери что-то щёлкнуло, и она распахнулась настежь. Сразу за дверью я увидел фрейлину Виканы с искажённым странной гримасой лицом, которая сжимала в руке изогнутый кинжал, аура которого светилась ядовито-зелёным цветом.

– Яд!!! – успел крикнуть я и оттолкнул Лаэра в сторону.

Эльфийка буквально распласталась в воздухе, целясь мне в ногу отравленным кинжалом, но Ингар уже давно не ловился на такие трюки. Ударом ноги, в которую хотела нанести удар гвельфийка, я выбил оружие из её руки, а затем включились мои боевые инстинкты, и воздух стал тягучим, как кисель.

Всё закончилось за пару секунд, и Лария с заломанными за спину руками извивалась на полу, шипя, как пойманная за хвост гадюка.

– Сиятельный, я ни в чём не виновата! Это всё Викана, она принесла эльфийскую пыль и заставляла меня добавлять её в вино. Раньше она боялась вас, а после известий о вашей смерти распоясалась, как её покойная мачеха! Не верьте ей, она притворилась больной и, чтобы не портить фигуру, отказалась кормить ваших детей грудью. Княгиня давно изменяет вам с Антилом, они и сейчас занимаются любовью в ванной комнате! Отпустите меня, мне больно! Вы сломали мне руку! – непрерывно вопила фрейлина, словно старалась выговориться до конца, перед тем как ей сломают шею.

Этот бред, с помощью которого пленница пыталась сбить меня с толку, пролетал мимо ушей, но яд подозрений всё-таки оставил след в подсознании.

– Лаэр, держи эту суку покрепче и смотри, чтобы она тебя не зацепила своими отравленными когтями или спрятанными иголками. Бабы на всякие трюки способны, когда пытаются кого-нибудь убить, а я посмотрю, что там с Виканой!

Лаэр принял у меня извивающуюся на полу пленницу и, придавив Ларию коленом к полу, стал связывать ей руки её же пояском. Я направился по коридору в сторону приёмных покоев, откуда доносились странные звуки. Дверь в зал, где Викана обычно принимала гостей и давала званые обеды, оказалась открыта, но от коридора его отделяла полупрозрачный занавес. В княжеских покоях царил полумрак и толком рассмотреть, что творится в зале, через занавеску было невозможно. Я осторожно отодвинул занавес в сторону и, готовый к нападению, шагнул в приёмную…

Мало сказать, что действо, происходящее внутри зала, повергло меня в шок, я просто остолбенел и лишился способности адекватно реагировать на обстановку. В эти мгновения даже трёхлетний ребёнок мог делать со мной всё, что ему угодно, даже закопать в песочнице в могилу лопаточкой для куличиков.

В нос ударил приторный запах каких-то благовоний, и мозг постепенно оттаял от первого шока. В колеблющемся свете масляных светильников, из которых как раз и исходила эта приторная вонь, подобно клубку змей извивались полтора десятка обнажённых тел. Из моих ушей словно вынули пробки, и я услышал сладострастные женские стоны и звериное рычание мужчин на грани экстаза. Одна из женщин задела меня рукой, и её мутный наркотический взгляд наткнулся на новый объект для удовлетворения своей похоти.

– Милый, иди ко мне, я сделаю тебе хорошо, а то эти уже совсем пустые! – простонала красотка, отпихивая ногой гвельфа, облизывающего её бедра.

Эти слова перепугали меня больше, чем если бы я услышал рычание зорга за спиной. По телу мгновенно побежали мурашки, и я, отталкивая от себя ногами обдолбавшихся эльфийской пылью извращенцев, стал пробираться к двери в ванную комнату.

Если вам доводилось смотреть фильм «Калигула», то вы можете себе представить оргию, происходившую вокруг меня. Разглядывание подобного действа в одиночестве на экране телевизора, конечно, может доставить эротическое удовольствие, а иногда даже сработать как лекарство от импотенции, но в данной ситуации эльфийская оргия вызывала у меня только рвотные позывы. Я сумел пробиться к двери в ванную и нырнул в неё, словно в последнее убежище от творившегося за спиной порнографического кошмара.

Ванная комната была значительно лучше освещена, чем приёмный зал, и мои глаза несколько мгновений привыкали к свету, а затем из Ингара вынули душу…

Игорь Столяров исчез из этого мира, и от него осталась только телесная оболочка, неспособная чувствовать и переживать. Весь мой внутренний мир, который человек хранит в себе и лелеет, как последнее убежище для души, в одно мгновение был смыт потоками грязи, хлынувших в него. Я стоял в тёмной нише рядом с дверью и молча смотрел и слушал. Мои глаза смотрели на обнажённую Викану, плавающую в бассейне, засыпанном лепестками цветов, и фиксировали происходящее, как кинокамера, без посторонних мыслей и эмоций. Жена громко смеялась, отталкивая от себя руки обнажённого гвельфа, сидящего на краю бассейна.

– Какой же ты глупый, Антил, я мёртвая, а ты просишь у меня близости. Тебе понравится близость с хладным трупом?

– Викана, я люблю тебя и готов умереть ради того, чтобы обладать тобой! Позволь мне насладиться твоей любовью, и я убью себя прямо на твоих глазах! – заявил юноша, гладя ногу Виканы.

– Антил, ты же знаешь, что это невозможно! Спой лучше какую-нибудь песню, мне нравится, как ты поёшь.

Юноша горестно вздохнул и взял в руки эльфийское подобие гитары, которая лежала рядом на столике, а затем запел, искусно перебирая струны. Антил пел какую-то жалобную эльфийскую песню о неразделённой любви, и по его щекам потоком текли слёзы. Парню нельзя было отказать в искренности и умении петь, поэтому Викана тоже расчувствовалась и стала подпевать своему любовнику. Когда песня закончилась, Антил отбросил гитару и нырнул в бассейн, с головой скрывшись в воде, а вынырнул на поверхность, уже держа Викану на руках. Викана игриво смеялась, запрокинув голову и дрыгая ногами, и пыталась вырваться из объятий юноши. Я не испытывал никаких эмоций, даже брезгливости, но ноги сами вынесли меня из полумрака ниши, до этого скрывавшей моё присутствие от глаз сладкой парочки.

Викана сразу заметила меня, но её игривое настроение никак не изменилось, и она громко заявила:

– Антил, я предупреждала тебя, что домогаться любви мёртвой женщины очень опасно? Вот посмотри, пришёл мой покойный муж, и он сейчас задаст тебе трёпку!

Антил, увидев меня, остолбенел, но надо отдать ему должное – не грохнулся в обморок и не убежал, а громко спросил:

– Ингар, ты пришёл из преисподней, чтобы забрать мою душу? Я не боюсь тебя, мерзкий колдун, и готов сражаться за свою любовь!

От этой напыщенной фразы меня буквально перекосило, и я ответил ушастому наглецу:

– Сопляк, не тешь себя иллюзиями! Не будет битвы за любовь с гнусным колдуном, пришедшим за тобой с того света! Князь Ингар живее тебя в сто раз, а ты сейчас издохнешь, как собака. Мне плевать на то, что ты развлекался в моё отсутствие с моей неверной женой, этот грех на ней. Ты издохнешь, как щенок, нагадивший в любимые тапки своего хозяина, и только по этой причине! Дай вашей ушастой сволочи только повод, и вы начнёте гадить на всё, что мне принадлежит.

После этой фразы до юного ловеласа наконец дошло, что перед ним не привидение, а живой муж, вернувшейся из командировки и заставший его в постели со своей законной женой. В дальнейшем всё пошло по стандартному сценарию: Антил завопил, как потерпевший, и выскочил из бассейна, словно ошпаренный. Через мгновение это голозадое чудо неслось на меня уже с мечом в руках. Откуда гвельф успел вытащить клинок, я не заметил, парень явно не терял времени в моё отсутствие, и уроки Лаэра не прошли для молодого приносящего смерть даром.

Однако наши весовые категории оказались слишком неравны, и я, пропустив под левой рукой выпад клинка Антил а, выломал наносившую удар руку в локте. Парень сразу потерял сознание от чудовищной боли и обмяк в моих объятиях. Мозг не руководил боем, всё сделали инстинкты, а я наблюдал за происходящим как бы со стороны. Мои руки подбросили безвольное тело в воздух, и через мгновение позвоночник Антила с хрустом сломался о моё колено. Я швырнул труп гвельфа, как ненужную тряпку, к бассейну, что стало финальным аккордом в расправе над неудачным любовником Виканы.

В этот момент мои глаза встретились со взглядом Виканы, в котором застыли ужас и смертельная мука, но мне было абсолютно наплевать на чужие чувства, ибо у меня даже свои абсолютно отсутствовали. Я повернулся к двери, чтобы выйти из проклятого богами места, и столкнулся с памятником Лаэру. Гвельф стоял, кажется, даже не дыша, с поднятым в руке мечом и широко разинутым ртом.

– Меч убери и рот закрой, воняет! – грубо сказал я бывшему другу, в одночасье превратившегося в абсолютно постороннего гвельфа.

Мои слова вывели Лаэра из ступора, и он сбивчиво заговорил, пряча глаза:

– Ингар, я ничего не знал. Я виноват, потому что слишком доверился Ларин, но я тебя не предавал. Можешь меня убить, но видят боги, я чист перед тобой. Ты знаешь, что по нашим законам за эльфийскую пыль преступника наказывают только смертью. Завтра же все замешанные в этом чудовищном преступлении будут висеть на собственных кишках и у них будет достаточно времени, чтобы пожалеть о том, что они родились на свет!

Свет в глазах померк, и моё сознание на мгновение помутилось. Затем в груди колыхнулась какая-то чернота, но это не было злобой или мстительной эмоцией, то, что копилось внутри меня, было намного страшнее. Я схватил Лаэра за ворот кольчуги и подтянул к себе, моя рука мгновенно наполнилась магией. Всё тело напряглось, и я почувствовал, как трещат мифриловые кольца, словно они попали под многотонный пресс.

– Слушай, ушастый, ты был мне другом, и я доверил тебе самое дорогое, что у меня было, – свою честь и семью, а ты всё просрал! Ты вышел у меня из доверия, но я не убью тебя, как этого мелкого выродка Антила! Вся шайка, которая сегодня участвовала в мерзкой оргии, будет жить, а ты сохранишь случившееся в тайне, и не дай бог, если кто-то из них хотя бы порежется или начнет страдать поносом. Я ещё не решил, что буду с ними делать, а поэтому ты будешь их беречь как собственную честь. Не вздумай устраивать каких-либо заговоров, себе выйдет дороже. Я не пугаю тебя смертью, ты её не боишься, но если гвельфы меня предадут, то я тогда срублю Нордрассил к чёртовой матери. Мне сейчас не до шуток, а ты меня знаешь! Викану беречь как зеницу ока, мать моих детей должна жить! Ты понял меня?

Лаэр ничего не ответил, а только кивнул в знак согласия. Гвельф не решился посмотреть мне в глаза, понимая, что любое его возражение закончится весьма плачевно. Похоже, он и сам был потрясён увиденным в покоях Виканы и в данный момент был не в состоянии переварить произошедшие события.

Закончив разговор с Лаэром на этой «весёлой» ноте, я вышел из ванной комнаты в приёмную, где корчились на полу связанные Лаэром извращенцы. Мыслей в моей голове не было, и я, брезгливо перешагивая через обнажённые тела, вышел из покоев своей бывшей жены. После обрушившегося на меня тяжелейшего стресса пошёл адреналиновый откат, и тело затрясло, как в малярийной лихорадке. Разум покинул меня, и я словно зомби спустился к подножию Нордрассила, не осознавая, что происходит вокруг. Проблески разума появились в моей голове только на берегу ручья, рядом с дельтапланом. Я огляделся по сторонам, как тяжелобольной, вынырнувший из могильного забытья, а мозг начал осознавать себя и мучительно пытаться понять, кто я и что происходит вокруг.

Если судить по звёздам на небе, то время давно перевалило за полночь, но сон не шёл. Я так и просидел на берегу до самого утра, со свободной от мыслей головой и чёрной пустотой в груди.

(обратно)

Глава 14 Горькие плоды победы

Небо на востоке постепенно стало светлеть, и с первыми лучами солнца начался новый день. Лес проснулся ото сна и наполнился щебетом птиц, а в кронах деревьев замелькали пушистые хвосты белок и других обитателей этого зелёного мира. Солнечные лучи разогнали ночную тьму, а вместе с ней и моё мерзкое настроение. В результате этой перемены мне удалось более трезво взглянуть на ситуацию, и желание повеситься на ближайшем суку исчезло. Это не значит, что душевная боль ушла, я просто загнал её в самый дальний угол подсознания, чтобы она не заставила меня пойти по пути мести. Древняя мудрость гласит, что если ты решил мстить, то рой сразу две могилы.

Я по характеру человек вспыльчивый, но отходчивый и не злопамятный. Мне не свойственны длительные стенания о своей несчастной судьбе и посыпание головы пеплом. Судьба в очередной раз приложила меня мордой об стол, но жизнь продолжается, а житейский опыт подсказывает, что измена любимой женщины – ещё не конец света. В подобную ситуацию я уже попадал, хотя и не особо переживал по поводу развода с первой женой. Однако цепляться ветвистыми рогами за предметы домашнего обихода мне и тогда было не очень комфортно, но я не единственный мужчина на свете, которому изменила жена. Понимая эти прописные истины разумом, я не воспринимал их душой, и любые напоминания о произошедшем отдавались в сердце пронзительной болью.

Чтобы смыть с себя грязь, а заодно и вчерашние неприятности, я разделся и нырнул в ручей. Холодная вода быстро привела организм в надлежащую форму, и мои мысли приняли более конструктивную направленность. Отгородившись ширмой показного безразличия от дум о предательстве Виканы, я решил слетать в Горное убежище и переговорить с братом, а уже затем вернуться в бункер, где меня ждали дроу. Обязанности Хранителя Нордрассила с князя Ингара никто не снимал, а бросать на полпути начатое дело только потому, что мне наставили рога, было как-то не по-мужски.

Я вылез на берег и оделся, однако сразу улететь мне не удалось, потому что из леса, хромая на трёх лапах, вышел Старый вожак. Древнего малхуса сопровождали два серьёзно потрепанных молодых волка, которые подпирали его своими боками, не давая упасть. На раненого вожака было страшно смотреть, и я сразу его не узнал. В первый момент мне показалось, что эльфийский волк попал в гигантскую мясорубку, в которой ему оторвало правую переднюю лапу, а шкуру на холке содрали чудовищные когти. Малхусы сумели отойти от кромки леса всего на десяток шагов, когда силы оставили вожака и он всё же рухнул на землю.

Моё замешательство продолжалось несколько секунд, и я бросился навстречу израненному другу. Однако магическое сканирование показало, что жизнь уже практически оставила малхуса, и в моей голове послышался только хриплый стон: «Ингар, прости меня, я не сумел…» По телу волка пробежала судорога, и жизнь покинула Старого вожака.

Я минут десять отчаянно пытался воскресить малхуса с помощью магии, но все попытки окончились безрезультатно. Мне не хотелось верить в гибель своего четвероногого друга, но воскрешать мёртвых могут только боги.

– Как это случилось? – спросил я молодых волков.

«В долину через завал на старой дороге пробрались два десятка разведчиков чинсу. Мы их перехватили у разрушенного храма, но у них был маг с дрессированным зоргом. Мы быстро разобрались с чёрными монахами, но мага и зорга нам быстро убить не удалось. Маг убил троих наших огненными шарами, а зорг смертельно ранил Старого вожака», – мысленно ответил один из малхусов.

– Где сейчас зорг? Он в долине?

«Нет, вожак разорвал ему горло, а мы с братом убили мага».

– Сколько малхусов выжило?

«Четыре самца, одна самка и два щенка, которые привязаны к твоим детям», – ответил волк.

– Выжившая самка – это Волара?

«Нет, Волара погибла на второй день осады».

– Почему Волара не осталась защищать Викану, а бросилась в битву? – удивился я.

«У Волары были маленькие щенки, которые ещё не умеют обращаться в оборотней, и княгиня разрешила ей жить вместе с ними у подножия Дерева. Когда Ингур увёз твоих детей в Горное убежище, щенки уехали вместе с ним. Волара не могла уйти вместе со своими щенками и осталась рядом с Деревом. Она пыталась подняться в покои Виканы, чтобы быть вместе со своей хозяйкой, но фрейлина Лария запретила пускать малхусов на Нордрассил, сославшись на приказ княгини. Старый вожак собирался поговорить с Лаэром по этому поводу, но на долину напали чинсу, и этот вопрос отошёл на второй план».

– Кто сейчас стал вожаком стаи малхусов?

«Старый вожак не оставил преемника. Все достойные кандидаты на его место погибли в боях. Я старший по возрасту среди выживших, но нового вожака должен назначить Хранитель».

– Как тебя зовут?

«Мать называла меня Аргилом, но потом Старый вожак дал мне кличку Палач».

– За что ты удостоился такой чести? – удивлённо спросил я.

«Наверное, за то, что я быстрее всех убиваю и от меня не удалось уйти живым ни одному нарушителю, проникшему в долину», – ответил Палач.

– Много времени нужно, чтобы собрать совет стаи?

«Нет, все малхусы недалеко от Нордрассила и быстро прибегут на мой зов».

– Созывай малхусов на совет, – приказал я и стал ждать.

Палач сел на задние лапы и, задрав морду к небу, пронзительно завыл. Через несколько секунд из леса донёсся ответный вой, и через полчаса все малхусы собрались на берегу ручья.

– Все из вас знают, кто я такой? – задал я вопрос малхусам.

«Да, Хранитель», – прозвучал в голове хор волчьих голосов.

– У всех из вас есть хозяева?

«Все наши хозяева погибли в боях с чинсу. Мы выжили только потому, что нас отпустили на зов Старого вожака, когда в долину проникли чёрные монахи и маг с зоргом», – ответил за всех Палач.

– Если я правильно понял тебя, то это означает, что вы свободны от клятвы крови?

«И да и нет, – снова за всех ответил Палач. – Мы должны оставить потомство, а по истечении месяца со дня гибели хозяина уйдём в ущелье смерти. У нас всего одна взрослая самка, и потомство сможет оставить только один из нас. Малхус не имеет права жить, если погиб его хозяин, так гласят законы чести».

После смерти Тузика я не хотел заводить себе другого малхуса, но Нордрассилу нужна защита, а исчезновение эльфийских волков могло стать большой бедой. Не знаю, почему я так поступил, но решение этой проблемы созрело в моей голове за мгновение.

– Я Хранитель, и вы все принесёте клятву крови лично мне, – громко заявил я.

«Мы о таком даже не слышали», – неожиданно возразил Палач.

– Ты хочешь со мной спорить?

«Нет, повелитель, я просто считаю себя недостойным такой чести!»

– Кто достоин, а кто нет – решать мне, поэтому подходите по одному и приносите клятву, – отмёл я все возражения и разрезал руку кинжалом.

Процедура привязывания к себе малхусов с помощью крови прошла быстро и обыденно, правда, она сопровождалась странными магическими эффектами, которых я до этого не видел. Фейерверков, правда, не было, но электрических разрядов и голубого свечения вокруг эльфийских волков и меня, любимого, было с избытком. Больше всего меня удивило то, что потрёпанные в боях малхусы в процессе клятвы буквально за мгновения излечили свои раны, а я даже не почувствовал убыли магической энергии, как это обычно происходило при лечении раненых людей.

После принятия клятвы я назначил Палача новым вожаком и запретил малхусам уходить в ущелье смерти, не оставив потомства, даже в случае моей гибели. Каждый эльфийский волк теперь обязан сначала дождаться рождения своих щенков и только после этого исполнять долг чести. Самка у малхусов осталась всего одна, и рождение потомства растянется на годы, а это хоть какая-то гарантия того, что не будет ритуальных самоубийств и эльфийские волки выживут. Объяснив малхусам новые правила, я отправил их к подъёмнику, решив переговорить с Палачом наедине.

Убедившись, что вокруг нас нет посторонних глаз и ушей, я начал мысленный разговор с вожаком малхусов:

«Палач, за время моего отсутствия в долине произошло много неприятных для меня событий, и сейчас я не могу доверять гвельфам. Ты единственный, на кого я могу положиться в создавшейся ситуации. Мне неизвестно, что произошло в моё отсутствие, но княгиня Викана предала меня и вступила в связь с другим мужчиной. У меня есть подозрения, что княгиня стала жертвой какого-то заговора или предательства, но это не снимает с неё вины за измену. Всё очень сложно и запутано, и мне с трудом удалось удержаться, чтобы не покарать изменницу на месте преступления. Как бы мне ни хотелось отомстить за свой позор, но Викана – мать моих детей, и я не смогу смотреть им в глаза, если нанесу вред их матери. Ты сможешь защитить княгиню от покушения и не дать ей покончить с собой?»

«В одиночку сделать это я не смогу, потому что малхус не может долго находиться в образе оборотня. Мне нужна помощь всей стаи, тогда мы полностью сможем контролировать княжеские покои, но кто будет патрулировать долину?»

«Этим займутся гвельфы, а через пару недель в долину придут дроу и долина перейдёт под их контроль. Мне нужно выиграть время до их прихода в долину, а к этому моменту, возможно, обстановка прояснится. Действуйте решительно и без оглядки на авторитеты, вы подчиняетесь только мне. Гвельфы могут попытаться создать вам проблемы, тогда поступайте по обстановке, если потребуется, убивайте. Ты меня понял?»

«Да, Хранитель, малхусы выполнят свой долг», – ответил Палач.

Закончив разговор, мы направились к подъёмнику, рядом с которым нас ждали остальные малхусы. Часовой был явно напуган странным нашествием эльфийских волков и, похоже, уже знал о произошедших событиях на Нордрассиле. Лицо воина стало почти чёрным, и я едва не принял гвельфа за дроу.

– Где Лаэр? – спросил я воина.

– Он с десятью воинами поднялся в покои княгини и приказал никого не пускать на Нордрассил.

– Вызывай подъёмник, – приказал я.

– Но князь Лаэр запретил… – попытался возразить воин и сразу получил от меня в ухо.

После того как воин поднялся, я взял его за грудки и процедил сквозь зубы:

– Ты заблудился, парень, и забыл, кто в доме хозяин! Вызывай подъёмник и прикуси язык!

Обалдевший от оплеухи гвельф свистнул в какой-то свисток, и через пару минут я был уже в корзине подъёмника вместе с малхусами. Пока мы поднимались, волки успели перекинуться в оборотней и из площадки подъёмника вышли в полной боевой готовности. Трое часовых очень удивились таким гостям, но глупостей делать не стали и почтительно склонили передо мной голову.

Минут через десять мы подошли к княжеским покоям возле дверей, у которых была выставлена ещё пара часовых.

– Где Лаэр? – спросил я старшего из гвельфов.

– Князь у себя в кабинете допрашивает преступников, а в покоях только княгиня и две фрейлины.

– Вы свободны. Покои княгини будут охранять малхусы. Позовите ко мне Лаэра, – заявил я, открывая дверь.

Гвельфы покорно отошли в сторону, а их место заняли малхусы. В покоях Виканы уже был наведён порядок, и ничто не напоминало о вчерашней оргии, которая кардинально изменила нашу жизнь. Викану я обнаружил в спальне, где она сидела в кресле, упакованная в подобие смирительной рубашки, а две запуганные до смерти фрейлины пытались её накормить какой-то кашей.

– Вон отсюда! Ждите в приёмной, пока я вас не позову, – приказал я женщинам.

Фрейлины мгновенно испарились из спальни, а я подошёл к жене и посмотрел в её безумные глаза. Мне никак не удавалось понять, видит ли меня Викана или до сих пор находится в наркотическом угаре. Однако через минуту пустые глаза жены сосредоточились на мне, и я услышал тихий вопрос:

– Ингар?

– Да, это я.

– Значит, это был не бред, а всё происходило на самом деле. Ты сразу убьёшь меня или позволишь увидеться с детьми? – спросила Викана.

– Нет, я не могу убить мать своих детей, и ты сможешь с ними видеться, когда выздоровеешь. Ты нужна Стасику и Дэе, а то, что ты мне изменила, вопрос пятый и касается только нас с тобой. Наши проблемы не должны отражаться на детях, они самая пострадавшая сторона в наших разборках, хотя ни в чём не виноваты.

– Ингар, я думала, что ты погиб и…

– Викана, не нужно оправдываться, ты сделала свой выбор. Я приду в себя и спокойно разберусь в произошедшем, а затем накажу виновных.

– Какое наказание ждёт меня?

– Никакого. Ты княгиня гвельфов и единственная видящая. Твой народ полностью зависит от тебя. Ты одна знаешь, как готовить эликсир жизни и ухаживать за Деревом. Я Хранитель, и на мне лежит ответственность за Нордрассил. Экспедиция в Чинсу завершилась успешно, и мне удалось спасти народ тёмных эльфов от гибели. Скоро дроу придут в долину, а среди них много знающих специалистов, которые помогут тебе излечить Дерево от болезней. У тебя появится много помощников, и всё со временем войдёт в норму.

– Когда я смогу повидаться с детьми?

– Дети в Горном убежище у Ингура, там они в безопасности. Брат был вынужден забрать детей, потому что у тебя пропало молоко. За ними ухаживает Альфия, а две кормилицы кормят их своим молоком. Тебе нужно вылечиться от наркотической зависимости, но я плохой специалист в этих вопросах. Ты в курсе того, что на долину напали чинсу и нам с огромным трудом удалось отбить нападение?

– Лария говорила мне, что кто-то напал на долину, но меня травили наркотиками, и я жила как во сне.

– Осада длилась больше месяца, и у нас огромные потери. Гвельфы и хуманы потеряли почти половину воинов. В Горном убежище много раненых, а я на сегодня единственный маг, который может им помочь, но меня на всех просто не хватает.

– О боги, что же я натворила! – тихо заплакала Викана.

Я подошёл к ней и освободил её руки от пут, а затем подал бокал с водой. Жена выпила воду, но не перестала всхлипывать.

– Викана, я сейчас улетаю в Горное убежище, и охранять тебя будут только малхусы. После того что здесь произошло, я не доверяю гвельфам, и тебе придётся потерпеть до моего возвращения. Прошу тебя не делать глупостей хотя бы ради детей. Время лечит раны, и у нас ещё будет возможность поговорить.

Викана кивнула в знак согласия, и я вышел из спальни. За дверью меня ждали, стоя на коленях, скулящие фрейлины, которые сразу бросились ко мне в ноги, умоляя их не убивать. Я отшвырнул ногой этот скулящий комок и сказал:

– Хватит выть, ваша жизнь в ваших руках! Выздоровеет княгиня, останетесь жить и вы, а нет, то отправитесь следом за ней. Покои княгини будут охранять малхусы, даже дышать будете с их разрешения, а сейчас помогите княгине привести себя в порядок, – рявкнул я на гвельфиек и пошёл к выходу.

Подойдя к двери в коридор, я услышал какие-то крики и рычание малхуса и остановился. В первый момент мне показалось, что произошло нападение на княжеский замок, но потом понял по голосам, что это Лаэр сцепился с Палачом, пытаясь войти в покои Виканы.

– Что за шум? – спросил я, выйдя в коридор.

Перед дверями в княжеские покои моим глазам предстала забавная картина. Оказалось, что, пока я беседовал с женой, ко мне попытался пробиться Лаэр с двумя воинами охраны, которых я снял с поста, заменив на малхусов. Малхусы, выполняя мой приказ, не пропустили князя и его воинов внутрь помещения, а когда Лаэр начал возмущаться, сбили гвельфов с ног и прижали к полу, угрожая перегрызть горло в случае сопротивления.

– Ингар, малхусы взбесились и не пускают меня в покои Виканы! – взволнованно заявил Лаэр, лежа на полу под оскалившим зубы Палачом.

– Палач, отпусти князя, – приказал я.

Малхусы отошли к дверям, которые они охраняли, а я обратился к Лаэру:

– Волки исполняли мой приказ, не пустив вас к Викане, а я забыл им отдать приказ пропускать только вас. С этой минуты охрана моей жены лежит на малхусах. В покоях останутся две фрейлины, которые будут помогать княгине.

– Ингар, я тебя, конечно, понимаю, но Викана – княгиня гвельфов, и мы сами сможем позаботиться о её безопасности! – возмущенно заявил князь.

– Лаэр, давай пройдём к тебе в кабинет и там поговорим, коридор не лучшее место для серьёзных разговоров.

Мы спустились на первый этаж замка, созданного древними эльфами в стволе Нордрассила, и вошли в кабинет Лаэра. В приёмной нас встретил Мистир, нагруженный какими-то бумагами, но он сразу понял, что нам не до него, и молча ретировался.

Я не стал тянуть кота за хвост и сразу поставил все точки над «i»:

– Лаэр, мне сейчас не до дискуссий о том, кто здесь главный, и вы будете выполнять мои приказы, а не устраивать фейерверки гордости!

– Ингар, я не оспариваю твою власть, но Нордрассил – дом гвельфов, и никто не имеет права запрещать нам охранять нашу княгиню!

– Лаэр, ты заблуждаешься и выдаёшь желаемое за действительное! Нордрассил – дом для всех эльфов, как светлых, так и тёмных, а малхусы охраняют Дерево и подчиняются Хранителю. То положение, вкотором оказался народ эльфов, во многом его же вина. Ваши разборки с дроу едва не уничтожили Геон, и нынешний бардак в долине тоже на вашей совести! Пока ты хлопал ушами, в покоях княгини развлекались нанюхавшиеся эльфийской пыли извращенцы, а твои разведчики прозевали нападение чинсу. Вы чудом остались в живых, потеряв половину воинов. Я не имею права пускать всё на самотёк и обязан обеспечить безопасность Дерева. Гвельфы не справились со своей задачей и вышли у меня из доверия.

После сказанных мной слов Лаэр вспыхнул, как спичка, и заявил:

– Если вопрос стоит так, то я снимаю с себя все полномочия, и ты можешь назначить другого князя для гвельфов!

– Ну, это ты зря размечтался! Запрячь свою гордость поглубже, в какое место, тебе известно, ты давно перерос покойного Антила! Сам прошлёпал ушами, сам и будешь исправлять ошибки! Вместо того чтобы устраивать здесь истерики, организуй лучше разведку и верни женщин и детей на Нордрассил, а затем начните подготовку верхнего замка для своих нужд. Через две недели в долину придут дроу, и всё должно быть готово к их расселению в нижнем замке.

– Дроу будут жить на Нордрассиле? Но это же против всех наших законов, так нельзя! – возмутился Лаэр.

– Не делай удивлённые глаза. Раньше дроу всегда жили на Дереве Жизни, это после войны магов молодой Нордрассил достался гвельфам, а дроу получали эликсир жизни только потому, что вы без них не могли обойтись. Так больше продолжаться не может, потому что это приведёт к гибели обоих народов. У меня нет времени с тобой пререкаться, поэтому иди выполнять свой долг, а я улетаю на пару недель к бункеру.

Закончив на этом разговор с Лаэром, я вышел из его кабинета и направился к подъёмнику. Я понимал, что разговор с князем не получился, и не был полностью уверен, что гвельф станет выполнять мои приказы, но в этот момент я едва удерживал себя в руках и мог натворить много бед.

Взлет прошёл как по нотам, а через час мой дельтаплан уже подруливал к берегу озера в Горном убежище. Я вытащил аппарат на берег и пошёл разыскивать брата.

(обратно)

Глава 15 Любовный капкан

Сразу после прилёта в Горное убежище на меня навалилась куча неотложных дел, которые не терпели отлагательства, и только к вечеру я сумел разрулить основные проблемы. Посещение лазарета и совещание с командирами хуманов и гвельфов отняло много времени, и вскоре мне стало понятно, что сегодня улететь из долины не удастся. На данный момент одной из основных задач являлись усиление обороны долины и разведка. Для её решения нам требовалось как можно быстрей перебросить тёмных эльфов к Нордрассилу, однако бункер тоже нельзя было оставлять без прикрытия.

В отсутствие Лаэра гвельфами возле восточного прохода в долину командовал Арнил, который был обязан мне жизнью, и поэтому известие о переселении тёмных эльфов в долину Нордрассила было встречено относительно спокойно. Правда, особой радости на лицах перворождённых мне заметить не удалось, но это являлось уже их проблемой. На совете я увидел много новых лиц и расспросил Ингура и Арнила о потерях среди командиров.

Война всегда забирает лучших, так произошло и в этом случае. Ингур доложил, что погибли мои охранники Маркус и Курт, которые всегда надёжно прикрывали мне спину, и нет вестей от Дарта, пропавшего со своими бойцами в Кайтоне. Так же умер от ран Мор – один из «проклятых», не доживший до моего возвращения из Чинсу. Среди гвельфов тоже оказалось мало знакомых лиц, но с перворождёнными у меня близкие отношения не сложились, однако и эти потери меня сильно расстроили.

Ознакомив подчинённых с планами на ближайшее время, я приказал Нолану с отрядом из тридцати воинов форсированным маршем выдвигаться к бункеру и отправил его готовить людей к походу. Ещё с полчаса я отвечал на различные вопросы, но, когда стал тонуть в мелочовке, завершил совещание, резонно решив, что командиры и без меня разберутся, кому ковать лошадей или вырезать из трупов наконечники для стрел. Распустив совет, я всё-таки решился поговорить с Ингуром о делах семейных.

Разговор оказался долгим, и мы засиделись с братом допоздна, поглощая кувшин за кувшином трофейное вино, однако напиться мне никак не удавалось. С момента катастрофы на Таноле я постоянно жил в образе Великого Ингара, который твёрд, как камень, и могуч, как полубог, а полубогу несвойственны человеческие эмоции. Долго находиться в этом образе было невозможно, и меня словно прорвало. Вино медленно делало свою работу, снимая нервное напряжение, и я обнажил душевные раны перед единственным родным мне человеком. Я не напрашивался на сочувствие и не требовал понимания своих проблем, мне просто нужно было выговориться. Ингур оказался настоящим мужчиной и не сюсюкал, жалея меня, а главное, не поддакивал невпопад, как это обычно бывает, когда ты изливаешь душу постороннему человеку. Брат просто слушал и только качал головой, поняв, какие беды обрушилась на меня.

За столом нам прислуживали Лаура со своей матерью Элатой, которой так и не удалось побороть страх высоты и поселиться в княжеских покоях. После очередной неудачной попытки подняться на Нордрассил и последовавшим за этим обмороком Элата была отпущена Виканой в Горное убежище к дочери. Возможно, если бы не это обстоятельство, то Элата не допустила бы опасного развития событий и оградила Викану от пагубного влияния Ларин или, по крайней мере, вовремя подняла тревогу, но судьба распорядилась по-другому.

У женщины хватило ума и такта не лезть в мужской разговор со своими комментариями, а также удержать от этого свою не в меру эмоциональную дочь. Лаура усердно помогала матери, молча меняла посуду и накладывала в тарелки закуску, изредка охая во время наиболее тяжёлых моментов моего рассказа. В конце концов она расплакалась и убежала из комнаты, взвалив заботу о двух пьяных мужиках на плечи матери.

– Вот такие дела, брат. Может быть, ты мне подскажешь, что теперь делать? – закончил я свою повесть, наливая очередной бокал вина.

Ингур, немного смутившись, несколько секунд помолчал и ответил:

– Ингар, я не знаю, как бы поступил на твоём месте. Мне ещё не доводилось попадать в подобную ситуацию, и не дай бог оказаться на твоём месте. Поэтому толку от моих советов мало, но отец мне говорил, что нет безвыходных ситуаций и если не знаешь, как поступить, то не пори горячку, а дай обстановке проясниться. Если я тебя правильно понял, то многое в этой истории тебе самому не ясно. Я думаю, не следует принимать скоропалительных решений, о которых ты будешь потом жалеть. Ты мой брат, и мы одно целое, и поэтому можешь не беспокоиться о Стасике и Дэе. Сейчас тебе лучше улететь в бункер и заняться делами, а я по своим каналам разузнаю, что произошло на самом деле. Брат, почти вся моя сознательная жизнь прошла среди гвельфов, и я знаю, что эльфийская пыль для гвельфов страшная отрава. В наркотическом опьянении перворождённые творят такие вещи, что в человеческой голове и поместиться не могут. Гвельфы от природы очень телесно красивы и не стесняются своей наготы. Женщины и мужчины часто посещают общественные купальни, как говорится, «чтобы себя показать и других посмотреть». Правда, для замужней гвельфийки принимать голого мужчину в своей ванне явный перебор.

Беседа с братом за жизнь постепенно переросла в банальную пьянку, не принёсшую облегчения. Ингур заснул прямо за столом, положив голову на руки, а я решил выйти на воздух, чтобы освежиться. Однако вино, которое мы пили как воду, ударило в ноги. Меня сильно болтануло, и Великий Ингар вывалился из столовой в прихожую, где его подхватила под руки Лаура. Что произошло дальше, покрыто мраком. Очнулся ваш покорный слуга только на следующее утро от страшной жажды, с больной головой и дрожащими руками.

С трудом открыв глаза, я осмотрелся и увидел сидящую у окна Лауру. Девушка заметила, что я проснулся, и спросила:

– Ожил, пьяница несчастный?

– Цыц, малявка! Принеси лучше воды, а то я сейчас помру от жажды! – зло ответил я.

– На столе стоит кружка с настойкой от похмелья, мама специально для вас с Ингуром приготовила. Ты лучше её выпей, тебе и станет легче. Будь моя воля, я бы вам с братом ни капли воды не дала, чтобы вы подольше помучились. Вы вчера напились как свиньи, смотреть тошно!

– Ингур где?

– Он в столовой спит. Ты хоть и пьяный, но сюда своими ногами дошёл, а твой братик так и заснул за столом. Мы хотели его тоже сюда притащить, но такого бугая нам даже из-за стола вытащить с трудом удалось, так и положили его на пол, только подушку подсунули под голову и одеялом укрыли.

Настойка Элаты за несколько минут облегчила головную боль, да и жажда почти утихла. Получив возможность хоть что-то соображать, я погрузился в транс и занялся очисткои организма от последствии вчерашних посиделок. Через полчаса моё самочувствие пришло в относительную норму, и я отправился в детскую комнату, чтобы посмотреть на Стасика и Дэю. Однако Альфия меня в детскую не пустила на том основании, что от их папаши разит перегаром, и мне пришлось отправиться к дельтаплану, так и не повидав детей.

После беглого предполётного осмотра я поднял аппарат в воздух и, быстро набрав высоту, вылетел за пределы магического купола долины. Главной задачей на данный момент являлась разведка окрестностей долины. Основные силы противника мне удалось уничтожить у восточного прохода и на тропе через болото, но недобитые чинсу разбежались по окрестностям и могли собраться в крупные отряды. Летая змейкой по периметру долины, я внимательно сканировал зелёное море под крылом дельтаплана, но мне удалось обнаружить только несколько небольших групп человеческих аур, которые не представляли серьёзной угрозы. Похоже, выжившие воины чинсу постарались убраться подальше от места разгрома своих войск, что меня вполне устраивало. Недалеко от ведущего в долину туннеля я обнаружил слабые ауры небольшого отряда дроу. Сигнал был настолько слаб, что мне пришлось снизиться и сделать над лесом пару дополнительных кругов. Эльфы явно пытались скрыть ауры с помощью магии, но я всё-таки сумел их обнаружить. Меня эта находка очень удивила, но обычный взгляд сквозь кроны деревьев проникнуть не мог, и мне пришлось отложить эту загадку на будущее. Убедившись, что больших сил противника в окрестностях долины нет, я повернул на север и через три часа, сделав пару кругов над посёлком, посадил дельтаплан на озеро возле бункера.

Пока я сажал дельтаплан на воду и выруливал к стоянке, на берегу появилась группа встречающих во главе с Милорном. Седого эльфа сопровождали три воина, которые помогли мне вытащить дракона на берег и сразу взяли под охрану. Вместе с Милорном меня пришли встречать: посол гвельфов в Чинсу Элиндар, магиня Аладриель и конечно же Эланриль. Все присутствующие были искренне рады моему возвращению, а Эланриль сразу повисла у меня на шее, словно я был её законным мужем или женихом. Это обстоятельство резануло ножом по сердцу, и настроение сразу испортилось, но я постарался не подавать виду, что мне такое обращение неприятно.

После бурных объятий и похлопываний друг друга по плечам мы отправились в посёлок. Я решил не откладывать дела в долгий ящик и сразу устроил совещание, на котором рассказал об осаде долины Нордрассила и огромных потерях среди гвельфов и хуманов. Распространяться о неудачах в личной жизни я не стал, резонно полагая, что это не касается посторонних, а слухи со временем и так дойдут до любопытных.

По моим расчётам, отряд Нолана подойдёт к бункеру через пять дней, а к этому моменту дроу должны быть готовы к выходу из посёлка. Отдав приказ готовиться к походу, я отправился в бункер, чтобы проверить, всё ли там в порядке. За мной тут же увязалась Эланриль, которая тряслась от любопытства, желая увидеть, что находится внутри подземного комплекса. Я расспросил девушку о состоянии здоровья своих бывших пациентов и о том, как идёт заживление ран Акаира. Принцесса ответила, что всё хорошо и особых проблем нет.

Выслушав доклад Эланриль, я отправил её обратно в посёлок, сославшись на то, что мне будет некогда следить за ней в бункере, а это чревато многими опасностями. Принцесса обиженно надула губы, но я пообещал показать ей бункер, когда мне удастся разобраться с неотложными делами. На моё счастье, она долго дуться не стала и повернула обратно к посёлку, а я прибавил шагу, чтобы как можно быстрее добраться до своей цели.

Парлан и Басард несли службу бдительно и заметили садящийся дельтаплан, поэтому ждали моего появления. Как только я подошёл к бункеру, ворота сразу открылись, впустив меня внутрь шлюза. Выслушав доклад о происшествиях, а точнее, об их отсутствии, я приказал воинам отвезти меня к зарытому в лесу неисправному баркуду.

Парлан выгнал из шлюза одного из механических монстров, а мы с Басардом погрузили на него контейнер с заряженным камнем Силы, топор и две лопаты. Дорога заняла меньше часа, и мы остановились на засыпанном камнями склоне холма. Обнаружить тайник, не зная о его существовании, было абсолютно невозможно, и я не сразу понял, что мы уже на месте. Хуманы с моей помощью откопали вход в яму, после чего я спустился и приступил к ремонту.

В электротехнике есть только две основные неисправности: это когда есть контакт, где его не должно быть, или нет контакта, где он нужен. Ничего серьёзного с древним механизмом не произошло, поэтому устранение поломки заняло всего несколько минут. Для приведения баркуда в чувство мне потребовалось всего лишь зачистить контактную группу в блоке предохранителей, после чего механический монстр заработал как новый. Запаса энергии в магическом аккумуляторе оставалось достаточно для возвращения к бункеру, и я решил его не менять на запасной. В бункер мы вернулись уже на двух баркудах, а после обеда занялись подготовкой к постройке двух новых дельтапланов.

Время, когда ты занят работой, а не страдаешь бездельем, летит незаметно, и дни спрессовались в часы, а часы в минуты. Каркасы обоих аппаратов мы собрали за четверо суток практически непрерывной работы. Чертежи и шаблоны для изготовления деталей были заготовлены мной заранее, поэтому нам оставалось только скомплектовать необходимые материалы и разрезать их на заготовки. В мастерских бункера имелся отличный станочный парк, а конструкция аппарата была уже хорошо отработана, что значительно ускорило и упростило работу. Труднее всего было выгнать помощников из мастерской отдыхать, чтобы ночью выточить детали на станках, не отвлекаясь на вопросы, которыми меня завалили Парлан и Басард.

Работа над дельтапланами для меня стала настоящим наркотиком, который отвлекал от тяжёлых дум и переживаний. Последний год я практически непрерывно воевал, ежедневно рискуя жизнью, убивая врагов и разрушая всё вокруг себя, а теперь мне удалось заняться действительно любимым делом, которое приносило моральное удовлетворение. Чтобы дать отдохнуть голове, забитой техническими выкладками и расчётами, мы с Парланом часто наведывались в посёлок, чтобы запастись едой и проконтролировать, как продвигаются дела с изготовлением обшивки крыла и поплавков для дельтапланов.

Дроу оказались прекрасными мастерами по дереву, и поплавки у них получились на загляденье, словно их изготовили на фабрике элитной мебели. Эльфийки тоже не отставали от своих мужчин и выполняли свою работу с удивительным искусством и качеством. К исходу шестых суток основные работы были закончены, нам осталось только установить двигатели и метатели на готовые аппараты, а затем испытать их в деле. Мне с трудом удалось подавить в себе зуд нетерпения, и я в приказном порядке отправил всех спать, чтобы наутро со свежей головой перепроверить сделанную работу. Однако выспаться мне не удалось, потому что прискакал гонец из посёлка с известием, что пришел отряд Нолана. Я тут же оседлал баркуда и отправился на нём в поселок.

К утру хуманы заменили дроу на сторожевых постах и взяли под охрану все оборонительные сооружения посёлка, после чего дроу начали формировать караван и грузить телеги припасами. Тридцати воинов Нолана явно не хватало для надёжной обороны посёлка, и я решил не отправлять всех дроу в долину Нордрассила, а оставить отряд из двадцати воинов, чтобы быть уверенным в надёжной защите бункера. Командиром этого отряда Милорн назначил брата Эланриль Алдара, а принцесса, воспользовавшись этим, тоже осталась в посёлке. Часам к десяти сборы закончились, и караван отправился в путь. Я пообещал Милорну регулярно проводить разведку с воздуха и отправил вместе с караваном двух воинов Нолана в качестве проводников.

В посёлке закипела новая жизнь и появились новые проблемы. Поначалу хуманы отнеслись к новым союзникам с некоторым подозрением, потому что дроу веками воевали на стороне чинсу и о жестокости тёмных эльфов ходили легенды. Чтобы снять возникшие опасения, я приказал Милорну и Нолану выставлять смешанные дозоры из дроу и хуманов, чтобы совместная служба объединила бойцов. Со временем воины перезнакомились друг с другом, и напряжение постепенно спало. Мне даже показалось, что хуманы отнеслись к тёмным эльфам с большим доверием, чем к гвельфам, а Нолан и Алдар стали закадычными друзьями.

Караван дроу добирался до долины Нордрассила почти две недели. Я через день летал на разведку, но кроме нескольких мелких стычек с охотниками афров никаких проблем на пути каравана не встретилось. Дроу легко расправились с неграми и даже вырезали охотничий посёлок на берегу Нигера, сделав ночную вылазку. Через двое суток после ухода каравана я ненадолго слетал к брату в Горное убежище, а заодно навестил и Лаэра, который развернул бурную деятельность по поискам организаторов оргии в покоях Виканы. У князя появились первые результаты расследования, и он попытался мне доложить о проделанной работе, но я не стал его выслушивать, а только расспросил о самочувствии жены и предупредил о том, что караван дроу уже вышел из бункера.

Лаэр рассказал мне, что Викана начала избавляться от наркотической зависимости, но процесс излечения идёт очень тяжело. Несмотря на это, она через неделю намеревается навестить детей в Горном убежище. Такой расклад меня не устраивал, и я приказал князю дождаться моего возвращения и прихода каравана дроу. Лаэр, выслушав приказ, заявил, что сам не сможет удержать княгиню, и попросил меня переговорить с женой. Чтобы предупредить бунт Виканы, которая наверняка не послушается Лаэра, я поднялся в её покои и лично уведомил о своём решении. Беседа, начавшаяся довольно мирно, переросла в скандал, едва не дошедший до рукоприкладства, но в разборки вмешался Палач, занявший мою сторону, после чего Викана умерила свой пыл, но устроила форменную истерику. Это меня только разозлило, и я, наорав на бывшую жену, покинул княжеские покои в расстроенных чувствах. После стычки с Виканой разговора с Лаэром у меня не получилось, я просто надавал князю «ценных указаний», проигнорировав его возражения, и улетел из долины.

Помимо разрешения очередных проблем в семейной жизни, на первый план вышла забота о безопасности окрестностей долины Нордрассила. Чинсу после разгрома их войск сняли осаду, но это не означало, что они не попытаются взять реванш за поражение. Лаэр выслал мобильные патрули на особо угрожаемые направления, но они были малочисленны и не могли оказать серьёзного сопротивления новому вторжению, а занимались только разведкой и отловом мелких групп противника. Моя же задача состояла в том, чтобы прикрывать с воздуха эти патрули и в случае появления крупных отрядов противника уничтожать их штурмовыми ударами. Конечно, всё это были полумеры, и угроза нового штурма не исчезла, но на большее у нас просто не хватало сил. В душе кипела дикая злоба на императора Сы Шао-кана, однако пришлось отложить удар возмездия до лучших времен. Чтобы иметь хотя бы какую-то гарантию безопасности, я взял за правило при каждом полёте из бункера в долину и обратно проводить воздушную разведку. Так я поступил и на этот раз, облетев вокруг защитного купола долины, сканируя окрестности магией.

Противника мне обнаружить не удалось, но длительный перелёт сильно измотал меня физически и морально. Поэтому, возвращаясь в бункер, я чудом избежал катастрофы, когда потерял ориентировку в тумане и едва не врезался в скалу. К счастью, всё закончилось благополучно, и мне удалось завершить полёт без осложнений. Скандал с Виканой отдавался в душе тянущей болью, снова разбередив старые раны. Я корил себя за несдержанность и сказанные в запале грубые слова, но вернуть их назад было невозможно. Ничего более умного, чем в очередной раз напиться, мне в голову не пришло, за что ваш покорный слуга после поплатился.

Пьянствовал я в бункере в гордом одиночестве, при этом Великий Ингар громко орал и буянил, ломая мебель. Наблюдавшие за моими выкрутасами «проклятые» испугались за душевное здоровье своего князя и по-быстрому сгоняли на баркуде за Эланриль, которая заведовала медициной в посёлке. К тому моменту, когда приехала принцесса, я уже основательно набрался и из буйной стадии опьянения перешёл к процедуре жалостливых стенаний о своей горькой судьбе.

Эланриль застала меня как раз в этот неудачный момент, и я с пьяных глаз выложил ей всё, что произошло между мной и Виканой. Я излил девушке свою пьяную душу и, кажется, даже заплакал от избытка чувств. Принцесса прониклась моими переживаниями, в результате чего несчастного Ингара немедленно пожалели. Процесс сострадания моим несчастьям постепенно перешёл из вертикального положения в горизонтальное и занял практически всю ночь.

К своему ужасу, я проснулся утром абсолютно голый и в объятиях обнаженной Эланриль. Девушка сладко посапывала на моей груди, а я боялся даже пошевелиться, осознавая себя последней сволочью и негодяем. Обычно человек после пьянки мало что помнит, но подлая память услужливо предоставила мне красочные картины моего грехопадения. После вынужденного многомесячного воздержания я оторвался на наивной девушке по полной программе, решив в пьяном угаре отомстить таким способом Викане за измену.

Похоже, вчера я допился до состояния полного дебилизма, потому что вытворял с Эланриль такое, о чем и вспомнить-то было стыдно. Как только невинная девушка всё это терпела и не прибила окончательно распоясавшегося алкаша? Я лежал и боялся даже дышать, чтобы не разбудить Эланриль и хоть как-то оттянуть момент неминуемой расплаты. Однако ожидание продлилось совсем недолго, и я с ужасом почувствовал, как просыпается принцесса, а затем услышал её голос:

– Любимый, ты проснулся?

– Да, – прохрипел я в ответ.

– Ты знаешь, мне даже в мечтах не грезилось, что так хорошо бывает с мужчиной! Меня всю трясло от наслаждения, и я чуть с ума не сошла! Любимый, я так благодарна тебе за эту ночь!

После этих слов, сказанных принцессой с придыханием, я буквально выпал в осадок и только промычал в ответ что-то нечленораздельное, однако мои странный ответ не остановил Эланриль. Выгнув спину, как объевшаяся сметаны кошка, принцесса полностью отбросила свою природную стеснительность и продолжила:

– Ингар, ты знаешь, я очень боялась нашей с тобой близости. После того, что со мной сотворил «проклятый» полукровка, у меня появился болезненный интерес к отношениям между мужчиной и женщиной. Я с детства читала книги о любви и даже подсматривала в глазок из потайного коридора за тем, как занимается любовью прислуга. Наши мужчины изнежены и холодны, они стараются получить от близости с женщиной утончённое чувственное наслаждение, уделяя внимание только своим ощущениям. Они занимаются любовью, словно пьют дорогое вино на званом обеде у императора, маленькими глотками, боясь расплескать даже каплю. Это всё, конечно, красиво и изысканно, но в такой любви нет обжигающей душу страсти, а чувства женщины уходят на второй план. Многим из эльфийских женщин хочется страстной любви. Они мечтают сгореть в пламени наслаждения и пытаются расшевелить себя и своего мужчину различными эликсирами, а порой даже эльфийской пылью.

Ты представить себе не можешь, как я страдала, когда превратилась из девочки в девушку и эротические сны начали терзать мою душу почти каждую ночь. Меня долго и безуспешно лечили, поэтому мне практически всё известно о строении женского организма, но только с твоей помощью я получила возможность интимной близости с мужчиной. Конечно, детей пока у меня быть не может, но твоя магия совершила чудо, и процесс восстановления моего организма идёт очень быстро.

Вчера, когда я оказалась в твоих объятиях, испугалась, что не получу того, о чём мечтала и видела в своих снах, и разочаруюсь в ожиданиях, но ты подарил мне такое наслаждение, что у меня до сих пор кружится голова и я не могу контролировать свои чувства.

Ты набросился на меня, словно голодный зорг на добычу, и я на мгновение испугалась, что твои руки разорвут меня на части. Твоё тело как будто было сделано из расплавленной стали, и я почувствовала, как эта огненная жидкость течёт под твоей кожей. Мне стало страшно и приятно одновременно, а потом я словно утонула в огненном вихре страсти и побывала в раю! Ингар, если в твоём мире все мужчины такие страстные, то вашим женщинам несказанно повезло! Скажи мне, ваши женщины такие же темпераментные, как и мужчины?

Я обалдел, выслушав эту тираду, и на секунду представил себе нашего страстного мужчину, который в восьми случаях из десяти предпочтёт хорошую выпивку страстной ночи с женщиной, и невольно улыбнулся.

– Ингар, почему ты так хитро улыбаешься, я сказала что-то не то?

– Да нет, всё в порядке, – ответил я односложно, не желая продолжать разговор на эту скользкую тему.

– Я не понимаю Викану, которая предпочла тебе гвельфа. Она должна была вцепиться в тебя, как кошка, а не искать утех на стороне! – продолжила свой монолог принцесса.

– Эланриль, не нужно так говорить о Викане. В том, что произошло в её покоях, много неясного, и, возможно, её вина не так велика. Давай оставим эту неприятную для меня тему, – заступился я за бывшую жену.

Эланриль отстранилась от меня и села на кровати. Её огромные глаза метали молнии, а растрёпанные волосы спадали на обнажённую грудь, словно змеи у Медузы горгоны. В это мгновение она была безумно красива в своей ярости, но эта ярость была направлена на меня, и я реально струхнул, что дело может дойти до рукоприкладства. Чтобы успокоить разъярённую девушку, я попытался её обнять, но сразу получил локтем в бок. Удара я не ожидал и задохнулся от боли, а затем очутился на полу, сброшенный с кровати пинком прелестной ножки.

– Негодяй! Да как ты смеешь заступаться за эту гвельфийку! Ты провёл ночь со мной, а думаешь о Викане! Признайся, мерзавец, ты любишь её? – закричала Эланриль, спрыгивая с кровати.

Я понял, что меня сейчас будут бить, и в душе закипела дикая злоба на весь мир. В долю секунды я оказался на ногах и как нашкодившую кошку швырнул на кровать бросившуюся на меня принцессу. В голове помутилось, и я заорал:

– Ушастые, вы меня достали со своей любовью! Чего вам всем от меня надо? Я не безродная дворняга, чтобы меня мог шпынять любой, кому захочется! Нашли себе быка-производителя, а на меня вам наплевать. Я не продаюсь и не покупаюсь за ночные ласки эльфийских красавиц. Мне надоели ваши лживые клятвы в вечной любви и сказки о божественном наслаждении, которое вы от меня получили. Я лучше займусь любовью с проституткой, чем лягу в постель с одной из вас! Одевайся и уматывай в посёлок к брату!

Эланриль рыдала на кровати, свернувшись калачиком, пустив в ход главное женское оружие – слёзы. Но мне впервые в жизни было наплевать на женские слёзы и стенания. Единственное, чего я хотел, так это того, чтобы Эланриль как можно скорее уехала из бункера.

– Парлан! – заорал я, как пароходная сирена.

– Я здесь, мой князь! – ответил хуман, через несколько секунд вбежавший в комнату.

Воин явно обалдел, увидев голого князя, а ещё больше его поразила обнажённая Эланриль, рыдающая на кровати.

– Выводи баркуда и отвези принцессу в посёлок. Язык держи за зубами, или потеряешь его вместе с головой. Здесь дело личное, и оно никого не касается, кроме нас с принцессой. Ты меня понял?

– Да, мой князь, я буду нем, как могила!

– Эланриль, одевайся. Парлан отвезёт тебя в посёлок и сдаст на руки брату. Если у Алдара будут ко мне претензии, то он знает, где меня найти, – сказал я и сам начал одеваться.

До разбушевавшейся принцессы наконец-то дошло, во что может вылиться наша бурная ночь любви. Эланриль испугалась, что Алдар узнает о бесчестье своей сестры и вызовет меня на поединок, и в лесу появится ещё одна эльфийская могилка. Эта мысль поразила девушку, словно молния, и она бросилась мне в ноги с криком:

– Ингар, прости меня, дуру! Умоляю тебя, не убивай моего брата, он не виноват, что у него такая сестра!

Эта сцена заняла бы на любом театральном конкурсе первое место, но мне было абсолютно наплевать на все эти заморочки, у меня появилась новая великая цель – убраться с Геона куда подальше. Чтобы прекратить истерику принцессы, я спокойным голосом ответил:

– Эланриль, у меня нет желания убивать Алдара, но у вас, ушастых, спеси немерено, и он обязательно вступится за якобы поруганную честь сестры. Но есть способ на время пресечь сплетни: это отвезти тебя в долину Нордрассила, чтобы ты помогла в лечении Виканы. Ты единственная видящая среди эльфов, и подозрений твой отъезд не должен вызвать. Покои княгини охраняют малхусы, и наши с тобой разборки останутся в тайне.

– Я никогда не пойду на это! Принцесса дроу не будет лечить княгиню гвельфов! – возмущенно заявила Эланриль.

– Тогда флаг тебе в руки! Парлан, забирай принцессу, она немедленно уезжает в посёлок к брату, – приказал я ошарашенному воину, который стоял в дверях с разинутым от удивления ртом.

– Нет! – закричала Эланриль, а затем продолжила тихим голосом: – Я согласна на всё, только не убивай брата.

– Оставайся здесь, пока я не переговорю со своими людьми, чтобы не было лишних сплетен, – сказал я и вышел из комнаты.

Второго свидетеля моих разборок с принцессой долго искать не пришлось. Басард стоял за поворотом коридора, где ожидал возвращения Парлана с новостями. Наш разговор оказался недолгим, и оба «проклятых» прониклись серьёзностью момента. Моё предупреждение о том, что в случае, если слухи выйдут за пределы бункера, я искать виновных не буду, а просто порву свидетелей, поставило жирную точку в нашей беседе.

Через полчаса Парлан отвёз нас принцессой в посёлок, где мы сразу пошли искать брата Эланриль. К нашему счастью, Алдара в посёлке не оказалось, он ушёл с разведчиками отлавливать отряд афров, переправившийся на наш берег Нигера. Я уведомил Нолана, что должен отвезти Эланриль в долину Нордрассила для лечения раненых, которым срочно потребовалась помощь видящей, и отправился к озеру. Пока я готовил дельтаплан к полёту, принцесса собрала свои вещи и присоединилась ко мне. После того как я упаковал багаж принцессы, Эланриль уверенно заняла место в пассажирской кабине, и мы взлетели.

(обратно)

Глава 16 Заговор раскрыт

Полёт в долину Нордрассила прошёл без проблем и эксцессов. Эланриль вела себя спокойно, и мы с ней почти не разговаривали, ограничившись односложными предупреждающими фразами на взлёте и посадке. Я посадил дельтаплан на ручей у подножия Дерева Жизни. Мы выгрузили вещи Эланриль и направились к подъёмнику. Однако сразу подняться в крону Дерева нам не удалось, потому что принцесса снова ударилась в истерику, впервые увидев Нордрассил. Эланриль с полчаса ползала на коленях под Деревом, произнося какие-то молитвы и поливая его корни горючими слезами, и мне пришлось буквально за шкирку тащить ополоумевшую от счастья девушку к подъёмнику. Эта забавная сцена в очередной раз убедила меня в том, что женщины живут эмоциями и мечтами, причём в каком-то своём особенном мире, зачастую оставляя здравый смысл в стороне. Игорь Столяров и сам товарищ довольно эмоциональный и невыдержанный, но не до такой же степени, господа!

Часовой гвельф, узрев князя Ингара в сопровождении принцессы дроу, заметался, как тигр в клетке, не понимая, что же ему делать, а затем начал хвататься трясущимися руками за меч. Ваш покорный слуга сильно удивился, глядя на эти странные пляски часового, а затем испугался, что ушастого хватит кондрашка. После моего строгого окрика гвельф немного остыл и вызвал подъёмник, однако злобно смотрел на принцессу, словно она у него что-то стырила. Я быстро затащил Эланриль с вещами в кабину, и мы начали подниматься.

Однако на этом мои приключения не закончились, потому что возбуждённая принцесса перемазала меня с ног до головы слезами счастья и слюнями поцелуев, при этом она несла какую-то ласковую ахинею о божественном провидении и каких-то сбывшихся пророчествах. Такая быстрая перемена в поведении девушки поставила меня в тупик, потому что Эланриль вела себя так, будто между нами не произошло чудовищного скандала, практически уничтожившего наши отношения и грозившего смертью её брату. Возможно, это у женщин от любви до ненависти один шаг, но я так не могу. Страстные поцелуи принцессы только разозлили меня, и я буквально отодрал от себя повисшую на моей шее девушку. Появляться в замке княгини гвельфов с висящей на шее принцессой дроу являлось верхом наглости и неприличия, поэтому я остановил подъёмник на полпути, чтобы привести принцессу в чувство.

– Немедленно прекрати свои выкрутасы и приведи себя в порядок! Мы не развлекаться едем, а с визитом к Великой княгине гвельфов. Светлые и так смотрят на тебя, как на забравшуюся в дом ядовитую змею, а ты повисла на шее у законного мужа княгини и мажешь его соплями. Мне мясорубки на Нордрассиле ещё не хватало, в довесок ко всем проблемам с тобой! – зарычал я на принцессу.

– Ингар, но жена тебе изменила, и ты с ней больше не живёшь, – удивлённо ответила Эланриль.

– У тебя совсем мозги вытекли после вчерашней ночи? Об измене Виканы известно только единицам, мне самому не всё ещё ясно в этой истории. Так что прикуси язык и делай то, что должна делать видящая, помогающая страждущим, а не лезь в дворцовые интриги, которые могут выйти тебе боком. Я должен сделать всё, чтобы твой народ жил на Нордрассиле в любви и согласии с гвельфами, а ты своим дурацким поведением всё испортишь! Ты меня поняла?

– Да, – ответила девушка и начала лихорадочно приводить свой внешний вид в надлежащее для принцессы состояние.

Мы провисели в остановившемся подъёмнике минут двадцать, пока Эланриль прихорашивалась с помощью косметички, занимавшие половину ее походной сумки, но результат того стоил. За время вынужденной остановки заплаканная и растрёпанная девчонка снова превратилась в настоящий Цветок ночи, и я даже пожалел о том, что не оставил её в прежнем виде, потому что такая красота могла оказаться очень болезненным ударом по самомнению гвельфов. Как бы то ни было, но нам пора было подниматься наверх, где, скорее всего, уже началась паника в связи с неожиданно застрявшим подъёмником. Я дернул за рычаг управления, и кабина, покачнувшись, медленно поехала вверх, ускоряясь с каждой секундой.

Наконец, кабина остановилась, и мы вышли на площадку перед подъёмником, где нас ожидала радушная встреча. Десять воинов с натянутыми луками в руках целились мне прямо в грудь, а Лаэр готовился нанести удар обнажённым мечом по моей многострадальной шее. Я сделал шаг вперёд и, заслонив собой Эланриль, грозно спросил:

– По какому поводу этот бардак? Лаэр, это что, бунт на корабле, и мне следует поотрывать твоей банде уши?

– Опустить оружие! – крикнул князь. – Ингар, прошу меня извинить за такой приём, но часовой внизу поднял тревогу и нёс какую-то ерунду о нападении ведьмы дроу на Нордрассил. Мне толком ничего не удалось понять из его странного доклада. К тому же кабина подъёмника застряла, и поэтому я решил перестраховаться.

Неожиданно из-за моей спины вынырнула принцесса и, улыбнувшись своей обворожительной улыбкой, заявила:

– Князь, ведьма дроу – это, наверное, я. Однако я здесь по приглашению князя Ингара, чтобы помочь в лечении Великой княгини и ни на кого пока не нападала. Князь, представьте меня, пожалуйста, мне неудобно делать это самой.

Глядя на эту надменную и одновременно ослепительную красавицу, гвельфы сразу поняли, что перед ними стоит представительница правящей элиты Геона, которая родилась, чтобы властвовать. Несмотря на все мои громкие титулы и звания, я заставлял себя уважать силой и жестокостью, поэтому гвельфы меня боялись до икоты, а Эланриль вызвала у них искреннее восхищение. Принцесса подавляла окружающих своим величием, в котором чувствовалась взлелеянная столетиями порода. Я и сам на мгновение попал под влияние чар эльфийки, но быстро взял себя в руки и заговорил:

– Князь Лаэр, разрешите вам представить наследную принцессу дроу Эланриль, верховную видящую правящих домов, хранительницу Амулета магии жизни Нордрассила и прочая, прочая и прочая.

Я, конечно, сильно переврал титулы принцессы, но после моих слов глаза у гвельфов полезли на лоб, и они стали оживлённо шептаться между собой. Мои уши ловили обрывки восхищённых фраз, которые указывали на то, что имя Эланриль хорошо знакомо присутствующим. Всем известно, что блондинам нравятся брюнетки, а брюнетам блондинки, так произошло и в этом случае. Гвельфы – природные эстеты, и им приелась красота светловолосых соплеменниц, а красота принцессы дроу была непривычна их взглядам, поэтому результат оказался убийственным. Первым пришёл в себя Лаэр, который засунул меч в ножны и вихляющей походкой придворного шаркуна подошёл к принцессе.

– Ваше сиятельство, я рад приветствовать у себя в гостях такую высокородную особу, о красоте которой на Геоне слагают легенды. Я не доверял этим рассказам, считая их преувеличением, но сейчас я не верю уже своим глазам, которые ослепила ваша красота.

«Ничего себе заявочки! – подумал я. – Этот ушастый старый хрен ещё минуту назад собирался изрубить на куски ведьму дроу, а сейчас слюнями захлёбывается и смотрит на принцессу, как кот на сметану».

Эланриль протянула гвельфу свою прелестную ручку для поцелуя и сказала:

– Ах, оставьте князь, я выгляжу ужасно, и у меня не было возможности привести себя в надлежащий вид. Вы просто льстите мне по законам вежливости, как и подобает воспитанному эльфу. Однако я прибыла к вам не на бал или званый ужин, а в качестве видящей, чтобы помочь в лечении княгини Виканы, поэтому давайте закончим церемонии и прошу отвести меня к больной.

На этом китайские церемонии закончились, и нас проводили к покоям княгини. Перед дверью нас встретил один из малхусов в образе оборотня, который, узнав Хранителя, пропустил меня и Эланриль внутрь помещения. Лаэр тоже попытался войти следом за нами, но оборотень заступил ему дорогу. Чтобы, не обостряя обстановку, выйти из создавшегося неудобного положения, я попросил Лаэра дождаться меня в своём кабинете и подготовить доклад о расследовании заговора. Гвельф злобно сверкнул глазами, но на рожон не полез и ретировался в сопровождении своих воинов. За дверью нас уже поджидал Палач с двумя оборотнями, готовыми вступить в бой. Меня удивила столь высокая боеготовность, и я спросил малхуса:

– Палач, были проблемы с гвельфами?

«Нет, Хранитель, но началась какая-то суета вокруг покоев княгини. Постоянно находиться в образе оборотней малхусы не могут, к тому же нам нужна пища. Поэтому я вынужден по очереди отправлять своих бойцов к подножию Нордрассила на охоту и для восстановления магических сил, растрачиваемых на поддержание образа оборотня».

– Что за суета началась вокруг княгини?

«Пару раз Лаэр просил аудиенции у Виканы, но она не захотела его видеть, и я не пустил князя в покои. Затем гвельфы захотели выставить совместный пост у входной двери, но мы прогнали воинов. Усилилась слежка за моими часовыми, и я решил оставлять перед дверью только одного малхуса, чтобы в случае штурма не понести больших потерь от внезапного нападения. У меня создалось впечатление, что Лаэр хочет отбить княгиню и готовится к штурму её покоев, правда прямых доказательств у нас нет».

– Молодец! Дальше действуй в таком же духе. Я привёл к тебе на помощь принцессу дроу, её зовут Эланриль. Принцесса будет лечить Викану от наркотической зависимости и руководить фрейлинами. Девушка она славная, но следи за ней внимательно, потому что её язык и руки живут отдельно от мозгов, поэтому она может начудить такого, что потом за сто лет не разгребёшь!

– Ингар, как ты можешь так говорить обо мне! Я, по-моему, не давала тебе повода так думать! – возмутилась принцесса.

– Ты забыла, как здесь оказалась, или мне напомнить?

– Не нужно, – сразу сдулась Эланриль и опустила глаза.

Закончив этот неприятный разговор, мы вошли в приёмную, где фрейлины Виканы накрывали стол к обеду. Я представил гвельфийкам Эланриль и объяснил её статус. Фрейлинам явно не понравился новый начальник, но у них не было выбора, особенно после того, как я напомнил им об их положении. Во время этой «задушевной» беседы из спальни вышла Викана, которая грозно спросила:

– Что здесь происходит и почему шум? У меня болит голова, и я просила вас вести себя потише!

– Здравствуй, Викана, – обратил я внимание жены на себя. – Это я здесь шумлю, а твои фрейлины не виноваты.

– Чем скромная узница заслужила визит столь высокого гостя? Или ты прилетел, чтобы заковать свою неверную жену в кандалы? – ехидно спросила Викана.

– Викана, не дури! Ты прекрасно знаешь, что я не нанесу тебе вреда, а то, что я ограничил твою свободу, служит для твоей же безопасности! Мне пока не всё ясно, но очень похоже, что вокруг нас существует заговор, первой жертвой которого стала ты.

– Кто бы мог подумать? Великий Ингар открыл глаза и начал догадываться, что его жена ни в чём не виновата!

– Викана, хватит ёрничать! Даже если ты права на все сто процентов, то это не снимает с тебя всей вины. Я застал свою законную жену в объятиях голого мужика, что к заговору имеет мало отношения. Мне плохо верится, что целью заговора было поиметь мою жену в ванне. В результате этого происшествия у меня сильно чешутся рога, и не тебе читать мне мораль.

– Какие рога? – удивилась Викана.

– В моём мире, когда мужу изменяет жена, говорят, что у него выросли рога! У меня рога такого размера, что я уже в дверь не прохожу!

– Ингар, я тебе не изменяла! Меня травили эльфийской пылью, и я думала, что всё происходит во сне!

– Только почему-то в твоих снах был не любимый супруг, а этот сопливый мальчишка! Ты и раньше проявляла удивительную заботу об Антиле! Ты думаешь, что я забыл случай в Кайтоне? Мне ещё тогда нужно было кастрировать этого ублюдка, но вмешалась добренькая Викана, а теперь я расхлёбываю последствия своей глупости!

– Антил глупый влюблённый мальчишка, и он не заслуживал такой ужасной смерти! Его достаточно было просто отшлёпать, а не ломать ему хребет! Между нами ничего не было!

– Я не отшлёпываю тех, кто бросается на меня с мечом, я их убиваю! Мне почему-то кажется, что если бы этому щенку удалось меня убить, то ты недолго убивалась по мне!

– Ингар, ты дурак! Для тебя убить Антила было не сложнее, чем пришибить муху! Тебя даже пьяного сотня Антилов не убьёт!

Обстановка снова начала накаляться, и я почувствовал, что наш разговор постепенно перерастает в очередной скандал. Самое паршивое было в том, что я тоже начал заводиться и злоба уже подкатила к моему горлу, готовясь вырваться наружу. Маленький островок здравого смысла кричал о том, что Викана больна и в ней говорит не ненависть или злоба, а её болезнь, но это мне мало помогало. Спасло ситуацию от разрушительных последствий моего нервного срыва вмешательство Эланриль, которая схватила меня за плечи и начала успокаивать, как маленького ребёнка.

– Это ещё кто такая? – наконец заметила принцессу Викана.

К этому моменту мне уже удалось взять себя в руки, но раздражение ещё не прошло, и я зло ответил:

– Странно, что ты ещё не узнала принцессу Эланриль. Если верить Лаэру, о красоте принцессы слагают легенды, такие же, как и о тебе! Твои соплеменники едва слюнями не захлебнулись, глядя на неё. Кстати, она тоже меня достала по самое не могу, поэтому я думаю, что вы быстро найдёте общий язык. Мне почему-то кажется, что ненависть к князю Ингару вас объединит и двум красоткам будет о чём поговорить, перемывая мои кости. Проклинайте меня хором, я не в претензии, но она здесь не для этого. Принцесса Эланриль – видящая, а дроу отлично разбираются в различных ядах и противоядиях. Надеюсь, что она поможет тебе избавиться от пагубных привычек и ты сможешь видеться с детьми. А теперь разрешите откланяться, у меня дел по горло!

Как мне показалось, Викана и Эланриль уже не слышали концовку моего красочного выступления, а с интересом разглядывали друг друга. Я оказался абсолютно прав, и обе красавицы явно были заочно знакомы друг с другом. Перед моими глазами происходила безмолвная дуэль, в которой обе эльфийки пытались решить для себя, кто из них красивее. Викана после болезни оказалась в проигрышном положении, но и сейчас её красота была ослепительной. Эланриль хотя и не имела возможности появиться в покоях княгини при полном параде, но могла поспорить с Виканой на равных.

По большому счёту сравнивать красавиц было бессмысленно, потому что они являлись истинными эталонами женской красоты, и только вкус ценителя мог решить этот вопрос в чью-то пользу. Однако мне было не до конкурса «мисс Геон», происходящего перед моими глазами, поэтому я быстро ретировался из покоев Виканы.

В прихожей мне пришлось ненадолго задержаться, чтобы дать Палачу короткие инструкции по поводу охраны покоев княгини, после чего я с чувством выполненного долга отправился разыскивать Лаэра. Князь был в своём кабинете, где обсуждал с Мистиром какие-то дела. Стоило мне войти в кабинет, как разговор прекратился, и Мистир, ставший «серым кардиналом» при князе гвельфов, мгновенно испарился из помещения. Я сел в кресло напротив Лаэра и сказал:

– Рассказывай, князь, о наших с тобой проблемах, только не грузи меня своими обидами. Пойми, Лаэр, у меня и так башка трещит от забот, и я не в состоянии с тобой ругаться. Давай лучше оставим взаимные обиды до хорошей пьянки, где ты выскажешь мне в лицо всю правду-матку, а затем мы помиримся.

Эта эмоциональная тирада сбила боевой настрой князя, которого гвельфийская спесь могла подвигнуть на необдуманные слова и поступки. Лаэр удивлённо посмотрел на меня и тоже сел в кресло. После некоторого раздумья он заговорил усталым голосом:

– Ингар, я практически не сплю с того момента, когда увидел, что творилось в покоях Виканы. Если бы не твой приказ, я всех этих свиней лично прирезал на месте, и рука бы не дрогнула. Это не потому, что они нанюхались эльфийской пыли и устроили безобразную оргию, а потому, что много достойных бойцов погибло в боях с чинсу, пока эти твари тешили свою плоть. Они не просто нарушили запрет на эльфийскую пыль, они в душу мне наплевали! Слава богам, что ты не позволил покарать предателей, и мы с Мистиром смогли их спокойно допросить. Проблем с допросами у нас не возникло, никто из преступников не отпирался, поэтому картина произошедшего стала сразу ясна.

Меня убило то, что это была уже третья оргия в покоях принцессы, хотя и первая с участием Виканы. Альфия пичкала княгиню различными зельями, и она во время первых двух оргий спала. Организовала эти оргии Лария с помощью выродка Антила, которого я считал чуть ли не сыном.

Лария, как мальчишку, обвела меня вокруг пальца, и я по собственной глупости назначил её старшей фрейлиной. В том, что эта змея попала в окружение Виканы, есть и моя вина. Ещё на Тароне мы с Ларией были любовниками, и я ей безоговорочно доверял. Она входила в свиту мачехи Виканы и хорошо знала придворную жизнь. Другие участники оргии были вовлечены в этот заговор Ларией. Это с её подачи я удалил от Виканы прежнюю старшую фрейлину Альфию, которая сильно мешала планам заговорщицы. Эта тварь подмешивала эльфийскую пыль в вино и с помощью Антила опоила воинов охраны и других фрейлин.

Эльфийская пыль очень дорогой и опасный наркотик, а все участники оргии до катастрофы не принадлежали к высшему обществу. Раньше они не могли даже мечтать о подобных развлечениях потому, что это далеко не каждому по карману. У гвельфов за употребление эльфийской пыли полагается смертная казнь, но власть имущие всегда были выше закона. Селия, мачеха Виканы, почти в открытую предавалась этому пороку, и ей всё сходило с рук. Лария входила в ближний круг Великой княгини, и мне кажется, что она тоже участвовала в оргиях Селии и эльфийская пыль осталась у неё ещё с тех времён.

Ты запретил применять к заговорщикам физические меры воздействия, и мне не удалось получить от Ларин ответы на многие вопросы. Эта тварь или врёт напропалую, или молчит как рыба, поэтому тебе следует допросить её самому, и лучше сделать это как можно быстрее. Лария уже несколько раз пыталась покончить с собой, но охране пока удавалось ей помешать, однако в конце концов она своего добьётся. Преступнице хорошо известно, какая смерть ждёт её за преступление против Великой княгини, а умирать целую неделю с содранной шкурой и выпущенными кишками никто не хочет.

Я выслушал рассказ Лаэра и решил не откладывать допрос Ларин в долгий ящик. Настрой у меня был соответствующий, и изменнице лучше рассказать всё без утайки, нежели попасть под мою горячую руку. Князь позвал Мистира, и мы уже втроём вышли через потайную дверь из кабинета. После получасового блуждания по живому лабиринту в стволе Нордрассила, наша компания оказалась в странном помещении, освещённом голубоватым светом светлячков, устроившихся колонией на потолке. Здесь нас встретили два воина, которые охраняли двери в камеры, расположенные по периметру этого зала.

Часовые в присутствии начальства подтянулись и встали по стойке «смирно». Лаэр махнул воинам рукой, давая знать, что можно расслабиться, и мы вошли в крайнюю слева дверь. Камера освещалась всё теми же светлячками, и внутри было довольно темно, поэтому я не сразу рассмотрел лежащую в дальнем углу женщину. Пленница была связана хитрыми эльфийскими узлами, которые без специальной подготовки и специального инструмента развязать невозможно. В помещении сильно воняло отходами жизнедеятельности, что указывало на то, что пленницу давно не развязывали и не выводили в туалет, поэтому она ходила под себя.

– Лаэр, прикажи своим бойцам проветрить помещение и вылейте на эту тварь хотя бы пару вёдер воды, чтобы от неё не так сильно воняло, – попросил я и вышел из камеры.

Через полчаса мой приказ был выполнен, и появилась возможность приступить к допросу. Несколько вёдер холодной воды привели Ларию в чувство, и она с дикой ненавистью смотрела на меня исподлобья.

– Вот мы и снова встретились, – сказал я, глядя на гвельфийку. – По-моему, ты созрела, чтобы ответить на мои вопросы, или нет?

– Ты не услышишь от меня ни слова, грязный дикарь! Перворожденная никогда не унизится перед грязным хуманом! Можешь резать меня на куски, можешь тянуть из меня жилы, но ты не услышишь ни слова правды, – как змея, зашипела Лария.

– Ну что же, это твой выбор, – ответил я, погружаясь в транс и готовясь взломать ментальную защиту гвельфийки.

Дикий визг женщины, понявшей, что я собираюсь с ней сделать, не остановил моей решимости. Я легко преодолел сопротивление пленницы и вломился в её сознание, словно проткнул иголкой воздушный шарик. Мне давно не доводилось копаться в мозгах своих врагов, и то, с какой лёгкостью я преодолел сопротивление не слабой магини, меня несколько удивило. Лария пыталась поставить блокаду на своё сознание, свернув ауру в кокон, наносила магией ментальные удары, но, несмотря на все ухищрения, мне легко удалось взломать память гвельфийки. Я листал сознание гвельфийки, как книгу, абсолютно не заботясь о последствиях для её психики. Все потаённые желания и тайны женщины были видны как на ладони, и мне даже стало немного стыдно, что я копаюсь в самых интимных подробностях чужой жизни.

Сканирование мозга гвельфийки не выявило магической блокады памяти, и мне не пришлось заниматься неприятной процедурой взлома такой защиты. Чтобы вытащить из подсознания Ларин нужную мне информацию, понадобилось всего около часа. Я не церемонился с пленницей и вытряхнул из неё нужные сведения, как кот Базилио сольдо из Буратино.

Когда я вышел из транса, передо мной лежала уже не гордая гвельфийка, а существо, раздавленное морально и физически, взгляд которого молил о смерти, как об избавлении от чудовищных мук. Я смотрел в безумные глаза Ларин, и у меня по спине пробежал холодок. Игорь Столяров испугался того, что сотворил с этой несчастной женщиной, ставшей жертвой обстоятельств и изощрённой гвельфийской жестокости.

История грехопадения Ларин мало отличалась от историй многих юных девушек, которые стали жертвами куртуазных романов и стихов о возвышенной любви. Она родилась в семье главы довольно знатного, но уже захиревшего гвельфийского дома, имевшего призрачные права на гвельфийский престол. Её отец погиб на дуэли из-за какого-то пустяка, и девочка осталась на попечении матери, мечтавшей как можно быстрее сплавить с рук свою дочь.

После дня совершеннолетия мамаша пристроила Ларию в свиту Великой княгини и надолго забыла о её существовании. Девушка была юна и красива, к тому же полагала, что на этом основании ей открыта дорога на самый верх гвельфийского общества. Нет, она не была глупышкой, но наивно думала, что через постель можно решить любые вопросы. Правда, Лария не ложилась под кого попало, а, набравшись опыта и выучив несколько женских уловок, затащила в постель Великого князя Анхеля, большого любителя женских прелестей.

Брак князя Анхеля с княгиней Селией был политическим союзом, супруги не питали друг к другу никаких нежных чувств, а поэтому каждый решал свои половые проблемы самостоятельно. Уложив в свою постель Великого князя, Лария решила забраться на вершину власти, родив Анхелю ещё одного наследника. Для гвельфийки всегда было сложно забеременеть, а без доступа к эликсиру жизни и вовсе невозможно. Однако Лария сумела войти в доверие к Великой княгине, которая лично занималась его приготовлением. Чтобы добиться своих целей, девушка была готова даже на преступление и стала наркокурьером, доставляя эльфийскую пыль из посольства Меранской империи во дворец. Играя на слабостях княгини, Лария получила доступ в святая святых Нордрассила – хранилище эликсира жизни, чем сразу и воспользовалась.

Через полгода упорных трудов в княжеской постели девушка наконец забеременела и открылась Анхелю. Лария наивно считала, что её план удался и теперь она станет матерью наследника престола, но её ждало горькое разочарование. Анхель плодил бастардов, как бык-производитель, но все эти дети были рождены от полукровок и никаких прав на гвельфийский престол не имели. Поэтому известие о том, что у него может родиться законный наследник, Великого князя не впечатлило, и он разорвал все отношения с любовницей. Девушка прилагала огромные усилия для того, чтобы встретиться и поговорить с Анхелем, но её даже близко не подпускали к князю. Самым страшным в этой истории было то, что её лишили доступа к эликсиру жизни, и через месяц у Ларин случился выкидыш. Несчастная девушка впала в тяжёлую депрессию и покатилась по наклонной плоскости. Как ни странно, но от падения на самое дно жизни её спасла Селия, недолюбливающая своего мужа.

Альтруизмом княгиня не страдала, Лария была нужна Селии только как надёжный наркокурьер, к тому же преданный ей лично. Девушка стала участвовать в сексуальных оргиях княгини и плотно подсела на эльфийскую пыль. Со временем наркотическая ломка стала доводить Ларию почти до безумия, и несчастную девушку ждала скорая смерть от передозировки. Однако судьба распорядилась по-другому, и Лария попала в поле зрения разведки тёмных эльфов. Дроу не имели хорошо осведомлённого резидента на Тароне и постоянно искали прямой доступ к информации из княжеского дворца. В те времена разведкой тёмных эльфов командовал достопамятный князь Амрилор, которого я зарубил за предательство на берегу реки Нерей.

О лучшем резиденте, чем Лария, дроу даже и мечтать не могли, поэтому завербовали девушку, не стесняясь в методах и средствах. Маги тёмных эльфов сумели разработать эффективную технологию избавления от наркотической зависимости, и их эликсиры помогли Ларии побороть этот ужасный недуг. Теперь девушка стала послушной игрушкой в руках «рыцарей плаща и кинжала» и принимала активное участие во всех интригах гвельфийского двора.

Лария являлась одной из ключевых фигур в заговоре против Великого князя Анхеля и участвовала в убийстве Великой княгини Селии. Совесть не мучила шпионку, и она искренне радовалась возможности отомстить за свои страдания и гибель неродившегося ребёнка. Заговор удался и привёл к смещению Анхеля с поста Великого князя. Селия, попавшись на употреблении эльфийской пыли, сбежала в Меран, а Лария сопровождала опальную княгиню. После убийства Селии, опасаясь преследования приносящих смерть, девушка перебралась в Кайтон, где собиралась лечь на дно и дождаться лучших времён. По этой причине она не погибла в катастрофе и оказалась в долине Нордрассила.

Лария случайно столкнулась с Амрилором в Кайтоне, когда тот приплыл на переговоры со мной, и снова попала в поле зрения разведки дроу. Князь приказал ей внедриться в окружении Виканы и назначил её куратором своего заместителя Айгона, однако после нашего отлёта в Чинсу связь прервалась.

Поначалу заговор против Виканы развития не получил, потому что должность старшей фрейлины занимала Альфия, которая почему-то недолюбливала Ларию. Однако шпионке удалось подмешивать небольшие порции ядовитого зелья в пищу Виканы, в результате чего у княгини пропало молоко. Лаэр, возмущённый этим происшествием, отстранил от должности Альфию и назначил старшей фрейлиной свою бывшую любовницу. Вскоре в долину Нордрассила пришёл отряд Айгона, вернувшегося из плавания к Тарону, и Лария получила от него новую порцию эльфийской пыли.

Жажда мести стала маниакальной целью Ларии, снова пристрастившейся к наркотику. Заговорщица решила с помощью эльфийской пыли подвести Викану под топор правосудия, но все её планы нарушило моё внезапное воскрешение из мёртвых. Огромным разочарованием для Ларин оказалось то, что я не убил Викану, застав её с Антилом, а только посадил под арест.

Переварив информацию, полученную из памяти преступницы, сдобренную её эмоциями и страхами, я не знал, как мне поступить с духовно раздавленной жертвой обстоятельств и собственной глупости. Лария не была монстром и выродком, она просто попала в мясорубку придворных интриг и стала игрушкой в грязных руках хозяев жизни. Сколько в моём прежнем мире наивных девчонок из провинции стремятся в Москву в надежде стать богатыми и знаменитыми, а в результате оказываются на панели или умирают в канаве от передозировки наркотиков. Безумная Лария оказалась из числа подобных им соискательниц денег и славы.

Эта падшая женщина заслуживала смерти за своё предательство, но на мне было на порядок больше чужой крови, в том числе и безвинной, поэтому у меня не поднималась рука её убить.

Я сидел в глубокой задумчивости, глядя в глаза своей жертве, и никак не мог решиться на смертельный удар, когда услышал голос Лаэра:

– Ингар, тебе удалось допросить эту тварь?

– Да, я узнал всё, что мне нужно.

– И что ты решил?

– Лаэр, все преступники – гвельфы, а мне не хочется запятнать себя гвельфийской кровью. Поэтому тебе решать, как поступить с наркоманами, я не стану оспаривать твой приговор, каким бы он ни был.

Лаэр пристально посмотрел мне в глаза и кивнул. Мы вышли из камеры и вернулись в кабинет Лаэра, где стали обсуждать вопросы, не имеющие отношения к заговору против Виканы.

(обратно)

Глава 17 Встреча с Шаларом

Основным вопросом, который я собирался решить с Лаэром, было расселение дроу на Нордрассиле. Древняя вражда между двумя эльфийскими народами снова вышла на передний план, и Лаэр с Мистиром прилагали все силы, чтобы свести присутствие дроу на Дереве Жизни к чисто формальному виду. Такая постановка вопроса меня категорически не устраивала, потому что вела к новой войне между эльфами. Если раньше гвельфы на порядок превосходили дроу своей численностью, то теперь ситуация стала обратной. В случае вооружённого конфликта у гвельфов не было никаких шансов победить, но Лаэр никак не хотел этого понимать.

После трёхчасового спора в поисках возможного компромисса первым сломался Мистир, который с оговорками принял мою точку зрения. Вдвоём мы довольно быстро убедили Лаэра в своей правоте и перешли к чисто организационным вопросам. После препирательств, продлившихся ещё около часа, мы решили, что нижний дворец, где в древности размещался гарнизон Нордрассила, займут дроу, а гвельфы переселятся в средний дворец, который сейчас занимает Викана со своим окружением, благо места там было предостаточно и большинство помещений пустовало.

Для себя, любимого, я зарезервировал королевский замок, располагавшийся на верхних ярусах Дерева Жизни. Мне уже удавалось добираться до этого замка, но обследовать его я не успел, потому что пеший подъём занял много времени и сил, а затем стало темнеть, и мне пришлось спуститься вниз.

За время моего почти полугодового похода в Чинсу гвельфы провели полное обследование королевского замка, но переселять туда княжеский двор до восстановления работоспособности подъёмников было бессмысленно. Эти подъёмники находились внутри ствола Нордрассила, и их механизмы требовали серьёзного ремонта. Перед нападением Чинсу гвельфам удалось восстановить один подъёмник, но затем начались бои и дело застопорилось.

Конечно, помещения королевского дворца требовали очистки от мусора, скопившегося за века, и наведения элементарного порядка, хотя Нордрассил даже без помощи эльфов каким-то образом ухитрялся поддерживать дворцовый комплекс в работоспособном состоянии.

* * *

Рассказывая о жилых помещениях, находящихся в кроне Дерева Жизни, как о замках или дворцах, я должен уточнить, что они мало напоминают строения с такими названиями, возведённые людьми. Нордрассил – это огромный живой город, выращенный в виде гигантского дерева. Крону Дерева от корней до вершины пронизывают настоящие дороги и тропы, здесь есть целые парки и даже небольшие озёра с чистейшей водой.

О парках мне хочется рассказать отдельно. Ничего подобного человеческая фантазия не в состоянии изобразить, настолько поражает взгляд нереальная красота этих рукотворных райских кущ. Переплетения ветвей и листьев создают живописные беседки и скамьи, а также целые коттеджи и роскошные виллы с садами и цветниками. Вся эта нереальная симфония красок – живая и находится в постоянном движении, изменяясь в течение дня и ночи. Ночью Нордрассил не погружается в непроглядный мрак, а освещается светом насекомых, похожих на наших светлячков. Если в тёмное время суток кто-то идёт по дороге в кроне Дерева, то светлячки усиливают своё свечение, помогая путнику не сбиться с пути, и стороннему наблюдателю кажется, что Дерево опутано мерцающими новогодними гирляндами.

Условно крону Нордрассила можно разделить на три яруса, на которых расположились большие дворцовые комплексы. Основные помещения этих дворцов спрятаны в стволе Дерева и окружены вспомогательными постройками, а также парками и садами. По сложности устройства Дерево Жизни может дать сто очков вперёд любому самому навороченному небоскрёбу Земли. Жить в его дворцах очень комфортно и удобно, к тому же не нужно держать целую армию обслуживающего персонала. Эльфы находятся в неразрывном симбиозе с Нордрассилом и подсознательно могут общаться с ним, управляя его живыми механизмами и устройствами. Чтобы подробно рассказать об этом пропитанном магией живом существе, не хватит и целой эльфийской жизни, а человеку это и подавно не под силу.

* * *

После разрешения всех проблем с переселением дроу мы плотно поужинали в узком кругу, и меня уложили спать в гостевых покоях. Наверное, это была самая спокойная ночь за последнее время, и мне удалось хорошо выспаться. Утром меня сытно покормили, но Лаэр к этому времени куда-то убежал по своим делам, и я покинул Нордрассил, так и не простившись с гвельфом.

Перелёт в Горное убежище прошёл обыденно, словно это была лёгкая прогулка после завтрака, и я успел перехватить брата, который собирался куда-то отъехать. Мы быстро обсудили последние события, и я приказал выслать навстречу каравану Милорна разведку, чтобы помочь войти в долину без проблем. В дальнейших моих планах было посещение лазарета, где оставалось ещё много раненых, которым могла понадобиться моя помощь.

Здесь я встретил Лауру, помогающую своей матери делать перевязки трём хуманам, лежащим на кроватях. Больше пациентов в лазарете не было, и я спросил, куда они подевались. Оказалось, что гвельфы ещё вчера утром погрузили своих раненых на повозки и увезли в сторону Нордрассила. Вместе с ними ушли все гвельфийские женщины и дети, которые помогали своим матерям во время осады долины. Элата рассказала, что за последнее время в лазарете никто из раненых не умер, а трое лежачих больных – это жертвы нарушения режима, у которых воспалились раны.

Я отругал за легкомыслие пострадавших от собственной глупости бойцов и залечил их раны, подробно рассказывая Лауре, как это делается. Девушка наблюдала за моими действиями магическим взглядом и внимательно слушала пояснения. Лечение ран последнего пациента я доверил молодой магине, и она отлично проделала эту работу. Воины с удивлением смотрели на свои затянувшиеся раны и принялись меня благодарить, но Элата пресекла этот словесный поток и вытурила пациентов на улицу.

Всё оставшееся до полудня время я провёл в детской комнате, общаясь со своими детьми. На этот раз Альфия допустила меня к наследникам, заставив предварительно вымыть руки и вытрясти одежду от пыли. Я беспрекословно повиновался и выполнил все приказы гвельфийки. Стасик и Дэя шустро ползали в своих кроватках и с удивлением смотрели на незнакомого дядю, который появился в их комнате. Дети были очень похожи друг на друга, но Дэя оказалась значительно активней Стасика. Девочка вертелась, словно юла, и норовила вылезти из кроватки, однако пока ей это было не по силам, хотя она усердно тужилась и кряхтела. Стасик был по-мужски спокоен и сосредоточенно пытался проковырять дырку в стенке кроватки, и, похоже, это у него начало получаться. Сначала я хотел взять детей на руки и понянчиться с ними, но испугался, что своими грубыми руками могу повредить их крохотные тела. Мне очень понравилось наблюдать за своими потомками, и, если бы их не унесли кормить, я так бы и сидел до вечера, наблюдая за их проделками.

Как бы мне ни хотелось продолжить общение, но у детей был строгий режим, а мне пора было улетать к бункеру. Попрощавшись с Альфией и Лаурой, я отправился к стоянке дельтаплана и улетел из долины Нордрассила.

Сейчас мне было необходимо разыскать караван дроу и выяснить, всё ли у Милорна в порядке. Колонна дроу обнаружилась в трёх днях пути от прохода в долину и, похоже, не встречала никаких препятствий. Посадить дельтаплан мне было негде, и поэтому я сбросил Милорну заготовленную заранее записку и полетел дальше. Подлетая к бункеру, я неожиданно увидел в воздухе ещё один дельтаплан и в первый момент даже немного испугался, но потом понял, что это летают «проклятые» на новых драконах. Я подлетел поближе ко второму дельтаплану и с удивлением узнал Акаира, сидящего в пассажирской кабине. Хуман помахал мне рукой, показывая, что сейчас они пойдут на посадку, и его дракон действительно начал снижаться.

Через несколько минут мы приводнились, а затем вырулили к стоянке на берегу озера. Оказалось, что, пока я летал в долину, Акаир не удержался и решил облетать новые машины, а заодно потренировать пилотов. Самозваному инструктору было ещё далеко до полного выздоровления, и пока он не мог сам управлять дельтапланом, но командовать пилотом из пассажирской кабины у него получалось отлично. В результате этой самодеятельности оба новых аппарата были облётаны, а пилоты летали практически с утра до вечера. Я похвалил своего друга за усердие и отправился в посёлок разыскивать Нолана.

И снова время полетело, как стрела из лука. Любимая работа отвлекала от неприятных мыслей, и мне удалось выйти из затянувшегося стресса. По моим подсчётам, караван Милорна уже должен подойти к восточному проходу в долину, поэтому настало время снова лететь в Горное убежище.

Работа над большой летающей лодкой заставляла меня не только творить руками, но и включать мозги, а это помогало критически оценивать свои действия. За последнее время я столкнулся с печальными последствиями многих своих ошибок и заблуждений. Если бы мне кто-то со стороны указал на мои ляпы, то я, возможно, и не натворил бы столько бед, но мне приходилось доходить до всего своим невеликим умом, набивая шишки и теряя друзей. Одним из главных моих просчётов являлось то, что я заигрался в секретность и завязал на себя, любимого, все технологические новинки бункера. Правда, я научил нескольких преданных мне людей и гвельфов летать на драконах и управлять баркудами, но до последнего времени заряжать камни Силы на зарядной станции бункера не умел никто. Однако жизнь заставила меня в спешном порядке обучить Парлана и Басарда пользоваться зарядной станцией, чтобы дать им возможность самим подзаряжать камни Силы, но делали они это, как дрессированные собачки, не понимая смысла своих действий.

После критического анализа своих многочисленных ошибок я решил заняться техническим образованием брата, чтобы даже в случае моей гибели он мог управлять механизмами древнего комплекса. Поэтому было необходимо переселить Ингура из Горного убежища в бункер, чтобы брат постоянно находился рядом со мной и учился на моём примере.

Постепенно ко мне пришло осознание того, что возле бункера нужно строить полноценную крепость, которая в будущем станет столицей государства хуманов. Чтобы превратить военную базу в нормальный посёлок, необходимо перевезти сюда женщин. В Горном убежище осталось много вдов погибших воинов, и я решил подыскать им новых мужей в посёлке у бункера. Горное убежище, конечно, более безопасно и комфортно для проживания, но бункер для хуманов важнее, да и не следует складывать все яйца в одну корзину.

Единственный недостаток моего плана заключался в том, что Ингур был наделён слабыми магическими способностями и я не мог передать ему свой магический опыт. Вся надежда на решение этой проблемы была на Лауру, которую я хотел уговорить переехать в бункер вместе со своей матерью. Девушка обладала гигантским магическим потенциалом и со временем могла заменить Великого Ингара во многих магических вопросах. Для того чтобы начать обучение Ингура, я решил перебазировать одного дракона в Горное убежище, а инструктором к брату приставить Акаира. За пару недель, пока я буду расселять тёмных эльфов на Нордрассиле и обживать королевский замок, Ингур должен освоить дельтаплан до уровня «взлёт – посадка» и научиться управлять баркудом на ровной дороге. Перед отлётом в бункер я попросил Лаэра перегнать своего механического монстра в Горное убежище, потому что князь из-за отсутствия времени редко на нём ездил, а Ингуру не помешает практика.

Трое суток пролетели незаметно, и нам было пора лететь в Горное убежище. Вылет был назначен на утро четвертого дня, и я лёг спать пораньше. Как только рассвело, Парлан с Акаиром сели в кабину своего дракона и пошли на взлёт. Я дождался, когда они сделают круг над озером и просигналят, что у них всё в порядке, и взлетел следом за ними. Поначалу нам немного не повезло, потому что мешал сильный встречный ветер, скорость полёта упала, и началась сильная болтанка. Однако Парлан надёжно управлял своим драконом и уверенно держался за мной. Когда мы наконец долетели до восточного прохода, то увидели только хвост колонны, втягивающейся в ущелье. Я снизился до высоты пятидесяти метров, и командир арьергарда просигналил мне руками, что у них всё в порядке.

В Горное убежище колонна Милорна должна добраться только к вечеру, поэтому я решил провести воздушную разведку, а заодно и ознакомить Парлана с окрестностями. Мы облетели магический купол долины по часовой стрелке и, убедившись, что вокруг всё спокойно, набрали высоту. Ещё в бункере я проинструктировал Парлана, что в долину можно пролететь только через брешь в магическом куполе, и он как привязанный держался за мной, запоминая маршрут полёта. Нам без происшествий удалось пролететь через разрыв в куполе и приводниться на озере рядом с посёлком хуманов. После посадки я выслушал доклад Парлана о полёте и, сделав несколько замечаний, отправился разыскивать Ингура.

Брат, которого не оказалось у себя дома, нашёлся совершенно случайно. Проходя мимо лазарета, я услышал возмущённый голос Лауры, доносящийся из распахнутого окна. Брат получал очередной нагоняй от своей невесты:

– Ингур, ты как маленький ребёнок! Ну зачем ты полез на эту бешеную лошадь? Ведь знающие люди тебя предупреждали, что с этим чёртом невозможно совладать, и конь запросто мог тебя убить!

– Лаура, прекрати кричать на меня! Да, я дурак, что позволил себя сбросить, но это произошло случайно! У меня нога из стремени выскочила, а так бы я с коня не свалился. Кроме меня, никто здесь с эльфийским конём не справится, а чтобы отдать такого красавца в чужие руки, нужно быть полным идиотом.

– Вот и дождался бы Ингара и вместе с ним объездил эту лошадь, а то – я сам, я сам!

Услышав этот разговор, я вошёл в лазарет и увидел обнаженного по пояс брата, который сидел посреди комнаты на табуретке. Правая рука Ингура была уложена в лубки, и Лаура подвязывала её бинтом к шее пациента. Вся левая сторона его лица представляла собой сплошной синяк, а глаз заплыл и не открывался. Завершал эту художественную композицию замазанный эльфийской зелёнкой левый бок Ингура, который был ободран почти до рёбер. В первый момент у меня создалось впечатление, что брат попал под грузовик, но на Геоне такого транспорта ещё не придумали.

– Привет, Ингур. Кто это тебя так отделал? – поинтересовался я.

– Ой! – взвизгнула Лаура. – Ингар, ты меня напугал. Не подкрадывайся ко мне со спины, а то магией по башке получишь!

– Значит, Ингур к тебе со спины подкрался, и ты его магией по башке?

– Да нет, это он сам себя чуть не убил. Решил на лошади покататься, а та не захотела катать на себе такого придурка.

– Какая лошадь? – переспросил я.

– Ингар! Ты не поверишь, но мои воины поймали в лесу настоящего эльфийского коня! Я такого только один раз в жизни видел, и то когда жил на Тароне. Это просто чудо какое-то, а не конь!

– Вот это чудо Ингура с себя сбросило и так наподдало, что сломало руку, ободрало весь бок и глаз подбило. Твой братец два часа без сознания валялся, я даже перепугалась, что он умер! – вмешалась в разговор девушка.

– Но не умер же. Со мной всё в порядке, а царапины заживут, – примирительно сказал Ингур и положил голову на грудь Лауры.

– Ладно, горе моё, на первый раз прощаю, но если снова на это чудовище залезешь, сама убью, – ответила девушка и погладила брата по голове.

– Голубки, хватит ворковать! Лаура, уступи мне пациента, я сейчас попробую привести его в норму, а ты смотри, как я буду лечить переломы и рваные раны, тебе это пригодится.

Следующий час я посвятил травмам Ингура, а Лаура внимательно следила за моими действиями и задавала вопросы. Полностью вылечить брата мне не удалось, но при хорошем уходе его перелом должен срастись за пару дней, а синяки и царапины пройдут к утру.

Закончив лечебные процедуры, я рассказал Ингуру, что караван дроу уже на подходе к Горному убежищу, и приказал ему готовиться к встрече. Брат быстро оделся и отправился заниматься размещением дроу. Ингур отдал несколько команд воинам, дожидавшимся его на улице, и через несколько минут в посёлке началась суета.

Покинув опустевший лазарет, мы с Лаурой решили навестить Стасика и Дэю, но дети спали, и мне не захотелось им мешать. Я коротко поговорил с Альфией о самочувствии своих наследников и, убедившись, что с детьми всё в порядке, вышел на улицу. На ступенях дома Ингура меня поджидали Акаир с Парланом, которые смотрели на меня голодными глазами, и я попросил Лауру позаботиться о пилотах драконов.

Девушка увела «проклятых» в столовую, а я решил прогуляться по посёлку. Жители Горного убежища, завидев Великого князя, почтительно кланялись и уступали дорогу, а я раздавал ответные поклоны. В какой-то момент моё внимание привлекли громкое конское ржание и испуганные крики людей. Я направился на шум и, повернув за угол какого-то сарая, вышел к загону, по которому огромными прыжками скакал чёрный эльфийский конь. Четверо хуманов пытались удержать коня за верёвку, привязанную к его шее, но тонконогий красавец легко таскал конюхов по загону. Я несколько мгновений с интересом смотрел на это зрелище, и меня словно ударило молнией.

– Шалар!!! – заорал я и бросился к изгороди загона.

Мои инстинкты завладели разумом, я одним движением преодолел двухметровую изгородь, лишь слегка оперевшись рукой о верхнюю жердь, и побежал к коню. Услышав мой крик, Шалар встал как вкопанный и повернул голову в мою сторону. Через мгновение конюхи полетели в разные стороны, как кегли в кегельбане, и конь понёсся мне навстречу.

Время остановилось, и окружающий мир растворился в тумане. Я долго стоял, обнимая Шалара за шею, и чувствовал, как дрожит его могучее тело. По моей спине ручьем текли слёзы коня, насквозь промочившие мою рубаху. Только полностью бесчувственное бревно могло сдержать эмоции в такой момент, и я не отставал от своего четвероногого друга. Мне было абсолютно наплевать, как это выглядит со стороны и что подумают обо мне наблюдавшие за этой сценой воины.

Главным в этот момент являлось то, что ко мне вернулся друг, которого я считал погибшим, и в мою оледеневшую душу пробился первый луч солнца. Неожиданно перед глазами всплыла улыбающаяся морда Тузика, который тоже радовался возвращению Шалара, и я решил, что у меня окончательно съехала крыша. Однако странное видение растворилось, словно утренний туман, и я осмотрелся по сторонам. Пока мы с Шаларом обнимались и переживали нашу неожиданную встречу, вокруг загона собралась большая толпа любопытных, с интересом наблюдавших за расчувствовавшейся парочкой.

Постороннее любопытство разрушало интимную обстановку, и я, обрезав кинжалом верёвку на шее коня, вскочил ему на спину. Шалар мгновенно понял моё желание убраться подальше от посторонних глаз и одним прыжком вынес меня за пределы загона. Конь скакал быстрее ветра по лесным тропам, полянам и лугам, переносясь, словно на крыльях, через ямы и ручьи. Закончилась эта сумасшедшая скачка на вершине холма, откуда открывался великолепный вид на долину Нордрассила.

Я мешком свалился под ноги Шалара, потому что скачка без седла – ещё то удовольствие, и с непривычки у меня болела вся нижняя часть моего помятого организма. Место было мне незнакомо, и я с удивлением рассматривал развалины какого-то алтаря, рядом с которыми бил родник, давая начало маленькому ручейку. Я напился воды и уселся на торчащий из земли камень, чтобы перевести дух. Конь подошёл ко мне и ткнулся мордой в мою руку, словно приглашая к разговору. Погрузившись в транс, я попытался установить мысленный контакт с Шаларом, и через некоторое время мне это удалось. Конь не мог говорить, как это умели малхусы, но обмен мысленными образами мне удалось наладить.

На меня обрушился поток эмоций Шалара, который рассказывал мне о том, как он страдал, решив, что я его бросил. Перед моим внутренним взором пронёсся целый фильм о гибели Тарона, от обрушившегося на остров огненного дождя. Я видел горящие леса и гибнувших в огне гвельфов. Огненные смерчи чудовищными водоворотами висели над землёй, пожирая всё живое. В моём сознании острой болью отзывался ужас коня, когда он, потеряв счёт времени, блуждал по подземным лабиринтам огромной пещеры, в которую провалился во время землетрясения.

Мой желудок сжимали спазмы голода и жажды, словно это я питался светящимся мхом, от которого постоянно болела голова и появлялись кошмарные видения. Затем я почувствовал, как грудь Шалара разрывается от удушья в пучине подземной реки, в которую он сорвался, поскользнувшись на скользком берегу. Боль и ужас заполнили сознание коня, а перед глазами появился предсмертный туман. Потом неожиданно накатила радость спасения, и подземный поток вынес меня в море недалеко от берега.

Чередой потянулись серые дни скитаний по засыпанным пеплом пустошам Тарона и безуспешные поиски выживших в кошмаре катастрофы. После многодневных скитаний он наткнулся на нескольких живых гвельфов и привёл к ним на помощь экипаж причалившего к берегу Тарона корабля. Шалар случайно услышал от одного из дроу имя князя Ингара и страстно захотел, чтобы его увезли из окружавшего его кошмара в долину Нордрассила, о которой постоянно говорили эльфы и хуманы. Перед моими глазами промелькнули картины морского путешествия и побега Шалара в джунгли после прибытия в Кайтон. Меня переполняла радость свободного, как ветер, коня, скачущего по лесным дорогам. Я купался вместе с ним в чистых водах рек и озер и гонялся за дикими кобылицами, но эта радость была омрачена отсутствием хозяина и друга. Я видел глазами Шалара, как он, подгоняемый тоской, настиг караван эльфов и снова позволил себя взнуздать, а затем был новый побег, уже в долине Нордрассила, где воздух был пропитан запахом человека, ставшего навеки родным.

У животных все чувства искренни и честны, им незачем лгать и изворачиваться, как это делают люди. Если Шалар и Тузик любили меня, то любили за то, что я есть, а не за какую-то особую выгоду для себя. Рассказ Шалара был полностью правдив, и мне довелось удостовериться в этом, лично переживая его воспоминания. Чтобы между нами не было никакой недосказанности, я открыл Шалару свою душу и показал, что я пережил с того дня, когда оставил его в замке Эрмор на Тароне.

Погрузившись в воспоминания, я вытащил на поверхность всё, что пережил за это время, не приукрашивая свои мысли и поступки. Я снова летел на драконе, унося Викану на Танол, сражался с имперцами в бухте Плача и сжигал корабли в Лизаре. Опять меня трясло от страха, когда мой дракон рухнул вниз, сбитый эльфийской стрелой. Совесть не позволила мне солгать, и я рассказал о том, как бросил на верную гибель друзей ради призрачной надежды на спасение народа хуманов и гвельфов. Затем из глубины души вырвался животный ужас, раздавивший меня, когда я снова пережил взрыв Танол а и чудовищное плавание в обнимку со смертью. Все мои переживания и беды обрушились на Шалара, и конь с нескрываемой душевной болью переживал мои воспоминания. Он вместе со мной падал на землю с драконом и плакал над гибелью Тузика. Шалар был рядом со мной во всех боях, убивая врагов и теряя друзей. Переживая свои злоключения в башне магической академии, я не верил собственной памяти, восстанавливая, как сумел выжить и победить. Мы вместе ползли по болотам и умирали от ран, спасая пленных дроу, и вместе плакали над трупами безвинно погибших детей. Потом перед глазами возникли сцена в покоях Виканы и звонкий смех жены в тот момент, когда Антил пытался её обнять, а затем была огромная злоба на весь мир за это предательство.

Наверное, мне не стоило показывать Шалару всё, что скопилось в моих воспоминаниях, потому что для его чистой души это стало слишком сильным потрясением. Меня неожиданно выбросило из транса, и я увидел, как огромные глаза коня подёрнулись пеленой, и он с тихим хрипом упал без сознания.

Я с полчаса пытался привести Шалара в чувство, бегая к ручью за водой и поливая находившегося без сознания друга. Обморок Шалара абсолютно сбил меня с толку, и я вместо того, чтобы помочь ему с помощью магии, как дурак нарезал круги, выжимая воду из рубахи, которую мочил в ручье. К счастью, боги надо мной сжалились, и Шалар открыл глаза. Через несколько минут конь встал на ноги, и я облегчённо вздохнул. Мы медленно спустились с холма и пошли в сторону Горного убежища, но постепенно стало темнеть, и нам пришлось заночевать в лесу.

(обратно)

Глава 18 Конец пути длиной в тысячелетия

Ночью я спал без сновидений, провалившись в бездонную чёрную яму. После вчерашнего общения с Шаларом в душе было пусто, словно в кармане у бомжа, и абсолютно не хотелось просыпаться, чтобы опять вернуться в этот жестокий мир. Однако Шалар испугался за здоровье долго не просыпающегося хозяина и настойчиво теребил меня губами за ухо. Тяжело вздохнув, я открыл глаза и встал на ноги. Животсразу подвело от голода, но ничего съестного у меня с собой не было, поэтому я залез на коня и мы поскакали в Горное убежище.

На этот раз мы решили не устраивать гонки на Кубок наций, и Шалар скакал размеренным галопом, стараясь не растрясти своего седока. Подъезжая к Горному убежищу, мы повстречали нескольких воинов, которые, растянувшись цепью, прочёсывали окружающий лес. Увидев меня верхом на Шаларе, они радостно закричали, и через минуту нас окружила целая толпа. Оказалось, что после того, как я ускакал из посёлка и к вечеру не вернулся, Ингур решил, что конь сбросил меня где-то в лесу и я, раненный, валяюсь без сознания. Сразу была организована спасательная экспедиция, и воины всю ночь безуспешно прочёсывали окрестные леса. Я уверил бойцов, что с их князем всё в порядке, и глубокомысленно заявил, что мне пришлось заночевать в лесу по служебной необходимости, хотя и сам не знал, что такое «служебная необходимость».

В посёлке меня встретил Ингур с запавшими от бессонницы глазами и Лаура с мокрым от слёз лицом. Девушка всыпала мне по первое число за свои переживания и повела завтракать. Я отпустил Шалара, мысленно объяснив ему, что до полудня он мне не понадобится, а потом мы поедем к Нордрассилу, и отправился следом за Лаурой.

За завтраком Ингур доложил мне, что караван дроу успешно добрался до Горного убежища и эльфы разбили лагерь рядом с дорогой к Дереву Жизни. Я поведал брату о своих приключениях и рассказал, что Шалар – это эльфийский конь, которого он видел в замке Эрмор на Тароне. Ингур расстроился, уяснив, что теперь он не станет обладателем четвероногого сокровища. В отличие от брата Лаура облегчённо вздохнула, обрадовавшись, что её любимый не сломает себе шею, свалившись с Шалара. Я успокоил Ингура, пообещав ему, что поговорю с конём и он сможет ездить на Шал аре в моё отсутствие. Лаура, услышав эти слова, отругала меня за дурную инициативу и, надувшись, вышла из комнаты.

У меня самого большие проблемы с женой, и Викана по характеру далеко не подарок, но брата, похоже, ждёт куда более весёлая семейная жизнь.

После завтрака мы с Ингуром направились на берег озера к стоянке дельтапланов. По дороге я рассказал брату, что решил обучить его управлять драконом и баркудом, а затем передать под его контроль бункер. Брат от радости едва не лишился дара речи, и мне пришлось за шкирку оттаскивать его от дельтаплана. Дождавшись, когда Ингур успокоится, я представил ему Акаира в качестве инструктора и начальника в вопросах обучения лётному делу. Мы с Акаиром обсудили учебный план для нового курсанта, и я предупредил Ингура, что обучение начнётся уже с завтрашнего утра. После решения основных вопросов, связанных с обучением, мы с братом отправились в лагерь дроу.

Тёмные эльфы уже позавтракали и готовили караван в дорогу. Я выслушал доклад Милорна о происшествиях и уведомил его, что поеду вместе с караваном. До Нордрассила оставалось около дня пути, и сбиться с дороги было невозможно, но, чтобы избежать проблем с гвельфами, я решил лично сопровождать караван. Пока дроу запрягали лошадей и выстраивали телеги в колонну, я нашёл Верховную магиню Аладриель. На ней лежала ответственность за безопасность женщин и детей, едущих в караване, и она инструктировала свою свиту перед дорогой. Я дождался, пока Аладриель закончит дела, и подошёл к ней для разговора.

После прихода каравана дроу в бункер мы встречались с магиней всего пару раз, а нам было необходимо обсудить массу важных вопросов. Я вежливо поздоровался с Аладриель и попросил разрешения сопровождать её в дороге. Магиня, улыбнувшись, дала на это своё согласие, и мы завели ничего не значащую светскую беседу. Конечно, я имел полное право приказывать любому эльфу в караване, но уважение и вежливость помогали наладить дружеские отношения с Аладриель, а мне жизненно был необходим могучий союзник среди дроу. Пока я беседовал с магиней, к каравану прискакал Шалар и начал тыкаться мне в плечо своей мордой. Я извинился перед Аладриель и стал мысленно выяснять, что случилось.

Шалар передал мне с помощью зрительных образов, что в окрестностях посёлка на него напал огромный зорг, от которого ему чудом удалось отбиться. У меня сразу появились подозрения, что конь повстречался с Царапкой Лауры и это происшествие так просто не закончится. К несчастью, я оказался прав, и через несколько минут из посёлка прибежала разъярённая Лаура со здоровенным дрыном в руках.

– Я убью эту скотину! – кричала девушка, бросившись на спрятавшегося за мою спину коня. – Мало того что эта тварь чуть Ингура не убила, так она ещё моему Царапке все зубы выбила! Ингар, не защищай этого дьявола, я всё равно его грохну!

– А ну, стой! – крикнул я на Лауру, выворачивая дубину из её рук. – Ты где это таких словечек нахваталась? Прямо не девушка, а наёмный убийца! Говори толком, что случилось?

– Ингар, только что прибежал мой Царапка и плачет. Он увидел в лесу эту чёрную скотину и хотел с нею поиграть, а Шалар как даст ему копытом по морде и выбил левый клык и ещё два зуба!

Я повернулся к Шалару и мысленно спросил:

«Так все было?»

Моя голова сразу наполнилась калейдоскопом образов, которые, если их перевести на нормальный язык, звучали бы так: «Нет, зорг хотел меня сожрать, а я не дался. В следующий раз я зоргу остальные зубы вышибу, чтобы не врал!»

– Лаура, Шалар говорит, что Царапка напал первым и получил по заслугам. Ты должна следить за своим зоргом, или я лично займусь его воспитанием. Лучше иди и потренируйся в лечении зубов на своём хулигане, а я потом проверю, что у тебя получилось. Сейчас я занят, и мне не до ваших разборок, а ты мешаешь беседовать с Верховной магиней Аладриель.

Услышав эти слова, Лаура мгновенно преобразилась из разъяренной фурии в невинную и воспитанную девушку и, склонив голову, извинилась:

– Госпожа Аладриель, прошу вас простить мне мою непочтительность, но я не знала, что нахожусь рядом со столь высокородной особой.

– Ингар, кто эта девочка? Такой мощной магической ауры я не видела ни у кого на Геоне, конечно, кроме вас, сиятельный, но вы случай особый.

– Это моя племянница Лаура. Разгильдяйка и хулиганка, каких свет ни видывал, но у неё огромный магический потенциал. Я хотел просить вас заняться её обучением, но теперь не знаю, возьмётесь ли вы за этот неблагодарный труд.

– Госпожа, не верьте Ингару! Я буду вести себя хорошо и слушаться вас, как родную мать! Ингар вечно где-то воюет и только время от времени обучает меня магии, а я хочу стать Верховной магиней хуманов, у меня даже ручной зорг есть! – затараторила девушка, услышав мою отповедь.

– Ручной зорг? Я о таком читала только в легендах, – удивилась Аладриель. – Лаура, я возьмусь за твоё обучение, а ты мне расскажешь, как тебе удалось приручить зорга?

– Госпожа, я сама не знаю, как это получилось. Я думаю, что это Ингар чего-то намагичил и привязал ко мне Царапку, когда тот был ещё маленький.

– Ингар, мне казалось, что способ приручения зоргов утерян. Если верить легендам, то в древности зорги служили дроу, как малхусы гвельфам, и если ты поможешь нам снова приручить этих чудовищ, то Нордрассил будет надёжно защищён!

– Я сделаю всё, что от меня зависит, но Лаура не простая девушка, хотя в ней есть толика эльфийской крови. Она тоже гостья в этом мире, а магия моего мира отличается от магии Геона. Поэтому не всё так просто, и способ приручения зоргов, который я применил, может не подойти для дроу, – напустил я дыма вокруг этой темы.

Пока мы беседовали с Аладриель, сборы в дорогу закончились, и прозвучала команда Милорна, после чего караван отправился в путь. Мне не улыбалось скакать целый день на лошади без седла, поэтому я простился с магиней и ускакал в конюшню за упряжью для Шалара. Ингур уже пытался объездить коня, и сбрую для него подбирать не пришлось, обо всём уже позаботился брат. Конюхи быстро оседлали Шалара, и я, простившись с Ингуром, поскакал догонять караван.

Вопреки моим опасениям, дорога к Нордрассилу оказалась приятной прогулкой, а не боевым походом по вражеской территории. Наверное, я становлюсь параноиком, и за каждым кустом мне мерещатся злобные враги и заговорщики. Однако бережёного Бог бережёт, и, как подсказывает опыт, проблемы как раз и начинаются, когда ты чувствуешь себя в безопасности. Единственным тревожным моментом оказалось повышенное внимание патрулей гвельфов, буквально рыскавших вокруг каравана, но никаких эксцессов не случилось.

Мне хватило ума не напрягать Милорна и позволить седому эльфу вести караван без мелочной опёки Великого Ингара. Практически всю дорогу я проговорил с магиней Аладриель, от которой узнал много нового о симбиозе дроу и Нордрассила. К нашим разговорам присоединилась Делия, жена бывшего посла гвельфов в Чинсу Элиндара. За навалившимися на меня заботами я фактически забыл, что вместе с караваном дроу идёт группа гвельфов, выживших после штурма посольства в столице Чинсу. К моему удивлению, Делия и Аладриель подружились и проводили вместе много времени.

Боги наделили Делию очень редким магическим даром, позволяющим ей врачевать психические и душевные травмы эльфов и людей, сливаясь с ними своим сознанием. Правда, плата за этот дар была огромной – за каждого излеченного пациента женщина расплачивалась собственной жизнью. Средняя продолжительность жизни эльфов на Геоне была около трёхсот лет, а при наличии достаточного количества эликсира жизни перворождённые могли жить и намного дольше. Делия, врачуя душевные болезни, не жалела себя и уже сократила отпущенный ей природой срок жизни наполовину.

Подруги вместе лечили душевные травмы у женщин и детей, полученные ими во время плена, что многих спасло от помешательства или самоубийства. Узнав об этой способности Делии, я хотел попросить её заняться лечением Виканы, но не решился, понимая, что заплачу за свои проблемы чужой жизнью. Однако женщина заметила моё состояние и начала разговор сама:

– Ингар, я вижу, что ты хочешь попросить меня о чём-то, но не решаешься об этом заговорить. Ко мне часто обращаются за помощью, и я, если это в моих силах, никому не отказываю. Мой дар – это тяжёлая ноша, возложенная на меня богами, и я с радостью помогу тебе.

– Госпожа Делия, у каждого из нас есть проблемы, которые тяготят душу, но платить за их решение чужими жизнями – верх подлости и неуважения к себе. На мне и так грехов как блох на бездомной дворняге, и отбирать часть вашей жизни мне не позволяет совесть. Я постараюсь решить проблемы собственными силами, единственное, что я у вас попрошу, – это совет специалиста.

– Ингар, расскажи о своих бедах, а я постараюсь тебе помочь. Мой совет дорогого не стоит, и ты не можешь мне навредить, задавая вопросы.

Мои колебания продлились пару секунд. Шила в мешке не утаишь, и о болезни Виканы всё равно станет известно. Чем быстрее удастся избавить её от наркотической зависимости, тем проще будет бороться с расползающимися слухами.

– Госпожа, я надеюсь на вашу скромность, помощь и совет. Это не только моя тайна, но и тайна народа гвельфов, которая не должна выйти за пределы княжеских покоев… – начал я лекцию по безопасности, но Делия меня остановила:

– Ингар, я жена посла, долго прожила во враждебном окружении и хорошо знаю, что такое государственная тайна. Поэтому не трать слов понапрасну, всё, что ты мне расскажешь, умрёт вместе со мной.

Я смущённо кивнул и начал рассказ о беде, которая случилась со мной и Виканой. Делия слушала меня внимательно и время от времени задавала уточняющие вопросы. Чем дальше продолжался наш разговор, тем серьёзнее становилось лицо женщины. Рассказ постепенно перерос в обсуждение тактики лечения Виканы, и Делия заявила, что к решению этой проблемы необходимо подключить магиню Аладриель, имеющую опыт в лечении наркотической зависимости. Я окончательно махнул рукой на секретность, и дальнейшее обсуждение этой темы мы продолжили втроём.

Солнце перевалило за полдень, и Милорн приказал сделать привал, чтобы дать отдохнуть лошадям, а также пообедать. Я отпустил Шалара пастись, а сам отправился к ручью смыть с себя дорожную пыль, пока женщины готовят еду. Неожиданно ко мне присоединилась магиня Аладриель, решившая поговорить со мной наедине.

– Ингар, необходимо поговорить с тобой о заговоре против тебя и твоей жены, – первой начала разговор магиня. – Этот заговор готовился нашей разведкой многие годы и был направлен на то, чтобы дроу смогли получить доступ к Нордрассилу на Тароне. К тебе это не имеет никакого отношения, но Викана – дочь Великого князя Анхеля и тоже была целью этого заговора. Я сделала большую глупость, не предупредив тебя, после казни Амрилора, что Айгон верен своему сюзерену, как собака, и пойдёт до конца. Лария – агент Айгона и действовала по его указке. Мне довелось играть не последнюю роль в отстранении князя Анхеля от власти, и на мне лежала магическая подготовка всей операции. Среди нас есть родственники Амрилора и Айгона, и я не уверена, что они не попытаются отомстить.

– Зачем вы мне всё это говорите? Заговорщики уже нанесли свой удар, и мне известны имена исполнителей и вдохновителей этого преступления. Запоздалые раскаяния не помогут вылечить Викану и восстановить наши разрушенные семейные отношения.

– Князь, я боюсь! Моя нерешительность уже сыграла со мной злую шутку и едва не привела к катастрофе! Эти идиоты не понимают, что творят и чем это может закончиться. Вы Хранитель, и ваши действия направлены на благо гвельфов и дроу, а мы отвечаем вам чёрной неблагодарностью!

– Госпожа Аладриель, не стоит так убиваться, я не беззащитный ребёнок и могу за себя постоять. Если дроу не понимают, что я им не враг, и вместо того, чтобы сотрудничать с Хранителем, решат побороться за власть, то всё вернётся к тем временам, когда вы полностью зависели от гвельфов.

– Именно этого я и боюсь! Мы в двух шагах от нашей многовековой мечты, но всё может в одночасье рухнуть!

– Аладриель, мне ничего путного не приходит в голову, чтобы ответить вам. Верховной магине в первую очередь должно быть понятно, что судьба дроу в ваших руках, и я не могу решить за вас все проблемы. Вы Верховная магиня и наделены огромной моральной властью, а власть требует ответственности, и править целым народом, не замарав рук, невозможно. Милорн – воин, и на нём лежит забота о защите долины от внешних врагов, а обеспечение внутренней безопасности я возлагаю на ваши плечи. Я не в состоянии гоняться за каждым заговорщиком лично, и мне необходима помощь Верховной магини, чтобы обезопасить Нордрассил и княжескую семью. Следите, изворачивайтесь, рубите головы, главное, чтобы был результат! Вы можете рассчитывать на мою помощь и поддержку, но ответственность за действия любого из дроу лежит на вас с Милорном. Вы поняли меня?

– Да, мой князь, – ответила Аладриель, показывая всем видом, что приняла мои условия.

После непродолжительного отдыха караван снова отправился в путь. Я распрощался с Аладриель и Делией и догнал Милорна, ехавшего во главе каравана. Мы обсудили организационные вопросы и порядок заселения дроу на Нордрассил. Однако нашим планам не суждено было воплотиться в жизнь, потому что караван подошёл к Нордрассилу уже в темноте. Мне почему-то показалось, что дроу боятся встречи с Деревом Жизни и невольно тормозят лошадей, хотя они мечтали об этом событии всю свою жизнь.

У подножия Нордрассила караван уже ждали гвельфы, которые подготовили место для лагеря и приготовили горячую пищу для дроу. Я поблагодарил Лаэра за предусмотрительность и познакомил его с Милорном и магиней Аладриель. Время было позднее, и мы решили оставить серьёзные дела до утра, чтобы не пороть горячку. Простившись с дроу, я поднялся вместе с Лаэром в его покои и сразу завалился спать.

(обратно)

Глава 19 Чинсу платят по кровавым долгам

Император Сы Шао-кан вышел на балкон тронного зала и вцепился руками в перила ограждения. Он должен держать себя в руках и не показывать подданным своих эмоций, но сегодня это ему удавалось с огромным трудом. Двадцать пять лет правления Поднебесной империей закончились грандиозным провалом его многолетних трудов по возвышению Чинсу среди государств Геона. Сейчас Сы Шао-кан оказался в значительно худшем положении, чем находился в день своего восхождения на императорский престол. Да, тогда империя была разрушена десятилетней междоусобицей и эпидемией жёлтой лихорадки, унёсшей тысячи жизней его подданных, но он был молод и полон сил. Несмотря на то что императору всего сорок три года, он ощущал себя древним стариком, который стоит на пороге смерти. Сахарная болезнь съедала изнутри организм императора и причиняла сильные страдания. Каким же нужно было быть идиотом, чтобы поддаться соблазну и ввязаться в эту ненужную империи войну, выдать имперцам народ дроу и разорвать отношения с гвельфами.

Сы Шао-кан слишком поздно понял, что конфликт с дроу и гвельфами был частью хорошо спланированного заговора по отстранению его от власти. Теперь наследственная болезнь, являвшаяся проклятием для всего императорского рода, начала прогрессировать, а без эльфийских эликсиров лечить этот недуг стало невозможно. Лекари из горных монастырей и лучшие маги империи только разводили руками, расписываясь в собственном бессилии. В принципе рецепт эликсира был известен придворным лекарям, но наиболее важные ингредиенты им поставляли дроу и гвельфы. Конечно, наилучшим лекарством являлся эликсир жизни из плодов Нордрассила, но после катастрофы и гибели гвельфов на Тароне его невозможно было достать ни за какие деньги. Тёмные эльфы многие века являлись союзниками Поднебесной империи, и их маги и целители сумели создать подобное эликсиру жизни лекарство, пусть и не такое эффективное, но оно значительно облегчало течение болезни. Сы Шао-кан не любил эти болезненные инъекции, но без них его жизнь превратилась в настоящий кошмар.

Поначалу у придворных лекарей имелся небольшой запас эльфийских лекарств, но после выдачи народа дроу имперцам они быстро закончились, а взять новые стало негде. Чиновники, присоветовавшие Сы Шао-кану выдать дроу имперцам, давно уже гнили в земле, но проблему это не решило. Имперская разведка под началом племянника Сы Шао-кана Фу Дженя буквально рыла землю, чтобы найти способ добыть нужные ингредиенты для спасительных эликсиров, и напала на след какого-то князя Ингара, сумевшего отбить у имперцев пленных дроу.

Командующий пограничной стражей Люнуй, назначенный на этот пост после казни своего предшественника, сумел убедить имперский совет в том, что легко сможет разгромить войска самозваного князя и снова захватить дроу в плен. Поначалу всё развивалось по плану, согласованному с главнокомандующим имперцев Титом Флавием, но затем имперцы предали чинсу, и сражение закончилось тяжёлым поражением. В очередной раз разведчики сумели не упустить караван дроу из виду, а агенты в окружении халифа Саадина донесли, что у князя Ингара в джунглях есть тайное убежище, находящееся в районе пиратского города Кайтона.

Однако и на этот раз заговорщики обвели императора вокруг пальца, заставив совершить ещё одну непоправимую ошибку. Вместо того чтобы выйти на контакт с Ингаром и попытаться заключить с ним мирный договор, Сы Шао-кан, как глупый мальчишка, воспылал жаждой мести и приказал найти и захватить логово Ингара, где, по некоторым данным, мог находиться ещё один Нордрассил. Пока караван дроу медленно двигался через Меранскую империю и халифат, Сы Шао-кан сумел организовать захват Кайтона с моря и перебросить отряды чёрных монахов и имперскую гвардию на афрское побережье. Фу Дженю и на этот раз удалось сделать почти невозможное – его воины построили камышовую гать через огромное болото, по которой войска чинсу сумели незаметно пройти к тайному проходу в магической защите долины, окружённой неприступными горами. Больше месяца продолжалась тяжёлая битва, и, когда победа была совсем рядом, на войска чинсу напала стая ужасных драконов, уничтожившая армию императора. Погибло более десяти тысяч лучших бойцов, включая и личную гвардию императора, спаслась всего пара сотен обгоревших чёрных монахов, которые и принесли эту скорбную весть. Только после этого чудовищного разгрома у Сы Шао-кана открылись глаза, и он понял, что стал жертвой заговора.

Сегодня император лично вручил десяти инициаторам этой авантюры шёлковые шнурки, и те удавились прямо в тронном зале, но главным предателям удалось бежать и поднять мятеж на границе с халифатом. Ещё утром прилетела почтовая птица с этим неприятным известием, и Сы Шао-кан понял, что может потерять власть, а с ней и жизнь. Однако не в характере императора было сдаваться, и он решил дать решительный бой заговорщикам. Сы Шао-кан сделал знак рукой, и к нему сразу подбежал Фу Джень, ставший практически тенью императора.

– Прикажи дворцовой страже собираться в поход, я лично возглавлю войска, – произнёс Сы Шао-кан.

– Но, мой император, дворец останется без охраны, и на него могут напасть мародёры. В Чинае неспокойно и может начаться мятеж, – возразил начальник разведки.

– Фу Джень, если мы не разобьём мятежников, захвативших Шайхин, то дворец мне больше не понадобится. Ты послал почтовую птицу в халифат с нашим предложением о мире?

– Да, мой император.

– Твои люди вышли на связь с князем Ингаром?

– Пока я не получил известий от моих агентов, но отряд уже две недели как вышел из Кайтона к эльфийской долине. Я жду от них послание со дня на день.

– Ступай! Я назначаю тебя комендантом Чиная. Не подведи меня, – сказал Сы Шао-кан и направился в оружейную комнату надевать доспехи.

Выспаться мне в очередной раз не дали. Голова даже во сне была забита разными мыслями.

– Ингар, проснись! – услышал я сквозь сон голос Лаэра.

– Что случилось? – спросил я, продирая глаза.

– Посыльный принёс донесение, что к входу в туннель подошли парламентёры чинсу и просят встречи с тобой. Мало того, у восточного прохода дозор захватил другую группу чинсу, которые тоже объявили себя парламентёрами. Что будем делать?

Немного подумав, я ответил:

– Объявляй общую тревогу. Воинов дроу сразу направь на позиции возле восточного прохода и на усиление обороны туннеля. Я поскачу в Горное убежище и вылечу на разведку, а ты прими парламентёров, но так, чтобы они не знали друг о друге. После разведки я поговорю с ними, и решим, что делать дальше. Договорись с Милорном, он поможет тебе организовать оборону.

Лаэр, кивнув в ответ, растворился в темноте, а я быстро оделся и пошёл седлать Шалара.

Конь нёс меня по ночной дороге, как ветер, и мне удалось вернуться в Горное убежище к рассвету. Я разбудил брата и, рассказав ему о ночном происшествии, ускакал к озеру готовить дельтаплан к полёту. На берегу я застал Акаира, который помог мне сделать предполётный осмотр и столкнуть аппарат на воду. После короткого разбега мой дракон оторвался от поверхности озера, и я стал набирать высоту, направляясь к бреши в куполе долины.

Разведывательный полёт продлился около трёх часов, но присутствия противника в окрестностях долины Нордрассила мне обнаружить не удалось. Ничто так сильно не тревожит душу, как неизвестность, и, возвращаясь из полёта, я сломал голову, пытаясь угадать, какие известия меня ожидают. Посадив дельтаплан у подножия Дерева Жизни, я отправился искать Лаэра, чтобы прояснить ситуацию. Часовой у подъёмника доложил мне, что князь уехал к туннелю, и я, не теряя времени, отправился следом за ним верхом на Шаларе. За последние сутки мне снова пришлось превратиться в заправского кавалериста, практически восстановив утраченные навыки верховой езды, но многочасовые скачки всё-таки сказались на самочувствии моей пятой точки, и я буквально свалился с лошади возле сторожевого поста. Парламентёра чинсу уже провели через туннель, но переговоры ещё не начались, потому что Лаэр ждал моего приезда.

Я вошёл в здание поста враскоряку и, охая, уселся на скамью возле двери. Лаэр, увидев меня в столь неприглядном виде, забеспокоился и спросил:

– Ингар, ты ранен?

– Со мной всё в порядке, просто всю пятую точку себе отбил. Давно верхом не ездил, а тут почти сутки в седле, да и на Шаларе усидеть не так-то просто. Этот, что ли, парламентёр? – кивнул я в сторону воина в обгоревшей одежде чёрного монаха, который сидел за столом спиной ко мне.

– Да, мой князь. Это парламентёр чинсу. С ним были ещё пятеро, но я их оставил перед туннелем.

– Правильно сделал, – одобрил я решение Лаэра.

Чёрный монах обернулся и впился в моё лицо пронзительным взглядом своих узких глаз. Я сразу почувствовал сильное магическое давление на свою ауру и ответил ментальным ударом. Монаха снесло со стула и впечатало в стену, словно тряпичную куклу, но нужно отдать воину должное – он не потерял сознания, хотя и сполз по стене на пол.

– Ну вот и познакомились, – произнёс я и подошёл к неудачливому сопернику. Желания миндальничать с нахалом у меня не было, и я, подняв воина за шкирку и встряхнув, усадил на прежнее место. – Ты кто такой и что тебе от меня нужно?

– Я Го Можо, заместитель настоятеля южного монастыря Шаолинь. А ты повелитель драконов князь Ингар?

– Да, это я.

– Я пришёл предложить тебе мир от лица народа Поднебесной империи.

– Монах, ты выбрал странный способ, чтобы предложить мир. Зачем баловаться магией и пытаться убить того, с кем пришёл договариваться о мире?

– Прости меня, князь, но я должен был убедиться, что ты тот, за кого себя выдаёшь, – ответил монах.

– Убедился?

– Да.

– Теперь рассказывай, что ты хочешь, но только коротко. Я ценю своё время, и мне не до пустой болтовни. Кто тебя послал?

– Я представляю высший совет чёрных монахов северного и южного Шаолиня. Меня прислали, чтобы договориться с тобой о совместных действиях против Сы Шао-кана.

Меня несколько удивили слова монаха. Я, конечно, знал, что чинсу – потомки китайцев, заброшенные на Геон, но того, что в Поднебесной империи существуют два монастыря Шаолинь, не ожидал.

– Почему ты решил, что я поверю тебе и твоё предложение меня заинтересует? Вот смотрю я на твою подгоревшую рожу, и у меня есть большие основания считать, что ты участвовал в штурме долины и убивал моих воинов.

– Да, князь, я участвовал в штурме и убил в бою двух хуманов и одного гвельфа, но я воин и должен сражаться, как подобает мужчине. Эта война – не моя война, и я выполнял приказы скрепя сердце, понимая, что всё идёт к нашему разгрому. Сы Шао-кан привёл народ чинсу на край пропасти, и лучшие сыны моего народа объединились, чтобы свергнуть тирана, но война с внешним врагом поломала все наши планы. Теперь мы пожинаем плоды своей нерешительности и вынуждены обратиться к тебе за помощью.

– А почему я должен вам помогать? Мне проще стоять в стороне и наблюдать, как грызутся мои враги, а потом добить победителя.

– Князь, я шёл на переговоры не с пустыми руками, и мне известно, что ты пришёл из другого мира, чтобы спасти народы Геона от гибели. Тебе не нужно уничтожение народа чинсу, ты хочешь мира.

– Надо же, и с какой же стати это взбрело тебе в голову? Я, кажется, в особой доброте к своим врагам не замечен и перебил твоих соплеменников не одну тысячу, откуда такие умозаключения?

– Ингар, прежде чем отправить меня на переговоры, наша разведка собрала о тебе все сведения, которые смогла найти. Мне известно, что князь Ингар – великий воин, но не маньяк-убийца. Ты никогда не убивал ради удовольствия, а то, как ты в одиночку отбил у имперцев пленных дроу и разрушил магическую академию, уже стало легендой. Один из наших воинов был внедрён в банду, которая напала на караван с пленными женщинами и детьми дроу, и он своими глазами видел, как ты плакал над трупами невинных жертв работорговцев. Поэтому я и рискнул прийти сюда, чтобы попытаться спасти свой народ. Сейчас Сы Шао-кан осаждает южный Шаолинь, и мои братья гибнут на его стенах. Северный Шаолинь уже в руинах, а головы погибших монахов насажены на колья. Если ты нам не поможешь, то через несколько дней всё будет кончено и чёрные монахи уйдут в историю, а с ними и знания народа чинсу, накопленные за столетия. Помоги нам! – взмолился Го Можо и упал передо мной на колени.

Такое поведение в первый момент сбило меня с толку, но я быстро пришёл в себя и спросил:

– Видимо, сильно вас припекло, если чёрный монах встал передо мной на колени! Ваши воины умирают, но редко показывают врагу спину без приказа. Почему ты решил, что если падёт твой монастырь, то небо упадет на Геон и для чинсу наступит конец света?

– Всё очень просто! Сы Шао-кан ввязался в ненужную нашей стране войну, напав на гвельфийскую долину и продав имперцам народ дроу. Ты не пойдёшь на мирный договор с императором Сы Шао-каном, потому что на нём кровь народов, вверивших тебе свою судьбу, и ты будешь мстить. Весь Геон у тебя в союзниках. Саадин даже не хочет слышать ни о каких переговорах за твоей спиной, Тит Флавий тоже на твоей стороне и блокировал Орлиный перевал своими легионами. Верховный вождь таргов Арданай – твой побратим и готов умереть по первому твоему слову. Чинсу не могут воевать со всем Геоном, твои союзники разорвут нашу страну на куски, а драконы дотла сожгут наши города. Помоги нам, и я лично принесу тебе голову Сы Шао-кана.

– Я подумаю над твоей просьбой, – ответил я монаху, – но мне нужно взвесить все за и против. Возможно, к утру ты получишь мой ответ. Лаэр, запри нашего гостя в надёжном месте, свяжи покрепче и выставь посильнее охрану до моего возвращения, – сказал я и направился к выходу из здания поста.

В дверях меня едва не сбил гвельф, вбежавший в комнату, словно где горит.

– Лаэр, там к тебе рвётся ещё один парламентёр чинсу. Мы его не пустили в туннель, но он передал записку для тебя.

– Давай сюда, – ответил Лаэр и взял послание из рук гонца.

Князь пробежал глазами записку и протянул её Го Можо. Монах прочитал записку и бессильно опустился на скамью.

– Прилетела почтовая птица. Всё пропало, мы опоздали. Сы Шао-кан подтянул к ущелью тяжёлые катапульты. К утру имперская гвардия разрушит стену западного форта и ворвётся в монастырь.

В комнате наступила гробовая тишина, и я даже услышал, как жужжит муха под потолком. Молчание затянулось, но какое-то решение всё равно нужно было принимать. Я выдохнул и крикнул Лаэру:

– Карту!

Гвельф открыл стоящий у стены сундук и вытащил из него копию моей старой карты, правда, с многочисленными поправками и дополнениями. Я подозвал Го Можо и спросил:

– Показывай, где находится твой монастырь?

Монах на несколько секунд задумался, а потом, решительно ткнув пальцем в горный хребет, разделяющий Чинсу и халифат, сказал:

– Карта не совсем точная, но монастырь где-то в этом районе. Но что это нам даст? До монастыря три недели пути по горным тропам, и то если лошади выдержат такую бешеную скачку.

Я прикинул расстояние до цели и решил, что полёт займет около пяти или шести часов.

– Го Можо, ты сам дорогу к монастырю знаешь? – спросил я монаха.

– Да, я ходил по ней два раза и думаю, что не заблужусь, но каким способом мы доберёмся до монастыря к завтрашнему утру?

– Мы с тобой полетим на драконе, и если ты не соврал, то это займёт около шести часов. Ты готов лететь со мной или кишка тонка?

– Я готов лететь хоть на файерболе, лишь бы успеть на помощь к своим братьям, – гордо ответил Го Можо.

– Тогда открой мне свой разум, я должен удостовериться, не заведёшь ли ты меня в ловушку.

Монах отшатнулся от меня, словно от прокажённого, но быстро взял себя в руки и ответил:

– Ингар, я готов. Делай всё, что необходимо, но если я умру или сойду с ума, то меня заменит Лиу Чиа-Лянг, он тоже знает дорогу.

Я кивнул и погрузился в транс. Во время сканирования памяти монаха мне удалось многое узнать об этом человеке. В его мозгу было много чего намешано, но намерений предать меня я не обнаружил. Правда, в подсознании Го Можо я наткнулся на несколько областей, куда меня отчаянно не хотели пускать, но магия сломила защиту. К своему стыду, в этих потаенных уголках памяти хранились воспоминания о событиях, которые любой человек мечтает забыть, а не какая-то опасная для нас информация.

Го Можо стал послушником монастыря в возрасте семи лет и прошёл все круги монастырской «дедовщины», которая зачастую процветает в закрытых мужских заведениях. Маленький мальчик натерпелся всякого, удовлетворяя запросы старших товарищей, в том числе и сексуальные. Юный послушник попал в сексуальное рабство к одному из монахов и сумел избавиться от него только через три года, отравив насильника. Вот эти воспоминания и пытался скрыть Го Можо от постороннего. Закончив сканирование, я вышел из транса и привёл в чувство потерявшего сознание монаха. Мы встретились взглядами, и я понял, что Го Можо знает о том, что мне удалось добраться до самых его сокровенных тайн, и этот мимолётный взгляд не обещал мне ничего хорошего. Я не придал этому взгляду особого значения и приказал дать монаху лошадь. Го Можо вышел из здания поста на улицу, а я обратился к Лаэру:

– Я улетаю в Чинсу и помогу монахам отбить нападение на монастырь. Ты должен задержать до моего возвращения другую группу парламентёров. Я постараюсь вернуться назад завтра вечером или на следующее утро, тогда и решим, что делать дальше.

– Ингар, ты сильно рискуешь. Мне не нравится рожа этого монаха, он тебя может завести в ловушку!

– Лаэр, я не настолько наивен, и мне это хорошо известно, но в процессе сканирования памяти монаха я не нашёл в его мозгу прямой угрозы своей жизни. Сейчас есть неплохой шанс нанести чинсу серьёзный урон, от которого они долго не смогут оправиться, и заполучить среди них союзников. Нас слишком мало, чтобы жить под постоянной угрозой нападения армии Поднебесной империи. Поэтому если я уничтожу армию Сы Шао-кана, то междоусобица надолго затянется и мы выиграем драгоценное время.

Я вышел на улицу и вскочил в седло Шалара, которого с трудом держали под уздцы два воина. Го Можо тоже уже был в седле другого коня и с плохо скрываемой завистью смотрел на Шалара.

Когда мы прискакали к стоянке дельтаплана, уже начало темнеть, и я торопился побыстрее взлететь, чтобы вылететь из долины ещё засветло. Заменив камень Силы в двигателе на полностью заряженный, я усадил монаха в пассажирскую кабину и крепко привязал, чтобы предотвратить любые неожиданности. Взлёт прошёл без осложнений, и Го Можо вёл себя спокойно. Вылетев за пределы купола, мы набрали высоту около километра, и я направил нос дельтаплана на восток.

Через час полёта солнце скрылось за горизонтом, и мне, чтобы не сбиться с пути, пришлось перейти на магическое зрение. Ещё через час мы перелетели через горный хребет на территорию халифата, и слева по курсу я увидел отблески звёзд в воде Атлаского озера. Полёт проходил без приключений, и Го Можо, молчавший в первые часы полёта, наконец заговорил:

– Князь, скоро начнутся горы, и нам нужно подняться на большую высоту, чтобы не врезаться в скалы. Направление полёта вы держите правильное; если я не ошибся, то через час мы увидим двуглавую гору. Нам нужно лететь правее этой горы.

Я последовал указаниям монаха и набрал высоту примерно три километра, однако горы оказались ещё выше. Двигатель дельтаплана работал на пределе своих возможностей, но мне всё равно пришлось искать перевал или седловину, чтобы преодолеть горный хребет. Слава богу, такой перевал нашёлся поблизости, однако поплавки аппарата буквально скребли по верхушкам скал. Несмотря на то что на большой высоте было довольно холодно, я весь вспотел от напряжения. Го Можо тоже было несладко, потому что он не обладал магическим зрением, а устроенные мной американские горки в полной темноте могли перепугать до смерти кого угодно. Однако монах не подавал виду, что испугался, и не визжал от страха.

Наконец наши мучения подошли к концу, и высокогорье осталось позади. Небо на востоке начало быстро светлеть, и над горизонтом поднялось солнце.

– Князь, я узнал это место. Держись русла реки. Она приведёт нас к Шаолиню! – закричал Го Можо, показывая рукой вниз.

Я опустил нос дельтаплана и пошёл на снижение. Через полчаса полёта внизу показалась узкая горная долина, заполненная войсками.

– Это войска Сы Шао-кана! – крикнул Го Можо.

Я сделал боевой разворот и начал ловить в прицел колонну пехоты.

(обратно)

Глава 20 Визит к Саадину

Я сделал всего два захода на штурмовку и выпустил по врагу восемь файерболов. Долина в течение нескольких минут утонула в море огня, и её заволокло дымом. Раскалённый воздух создал сильные восходящие потоки, и дельтаплан начало болтать, как лодку в бушующем море. Мне с трудом удавалось удерживать дракона под контролем, поэтому я решил поберечь боезапас и не устраивать опасный фейерверк ради сомнительного результата. Заряд в камне Силы двигателя уже подходил к концу, и мне срочно требовалось искать место для посадки. В Шаолине приводниться было негде, поэтому я взял курс на восток, в надежде найти в предгорьях реку или озеро. Однако обнаружить поблизости подходящий для посадки водоём не удалось, и мне пришлось сажать дельтаплан на залитое водой рисовое поле.

Совсем рядом в горах тысячи людей сгорали живьём в адском пламени файерболов, а здесь светило солнце и царила сельская идиллия. Крестьяне, выстроившись цепочкой, обрабатывали залитые водой рисовые поля, и им не было никакого дела до разборок власть имущих. Появление в небе дракона мгновенно разрушило эту благостную картину, и крестьяне сломя голову побежали в разные стороны, спасаясь от летающего чудовища. К счастью, посадка на рисовое поле прошла без происшествий, и я подогнал дельтаплан к опустевшему берегу.

В конце полета Го Можо начал себя вести довольно странно, не выказывая особой радости по поводу разгрома армии Сы Шао-кана, хотя несколько часов назад умолял меня сделать это, практически стоя на коленях. Чужая душа потёмки, и я подсознательно готовился к какой-нибудь подлянке со стороны монаха. За последние полгода мне вдоволь пришлось нахлебаться человеческой и эльфийской подлости, так что особых иллюзий в отношении чинсу я также не испытывал. Тревожные предчувствия в очередной раз меня не обманули.

Как только Го Можо выбрался из кабины дельтаплана и размял затёкшее за время полёта тело, так сразу же бросился на меня, едва я повернулся к нему спиной. Нападение монаха не застало меня врасплох, и я встретил атаку даже с некоторым облегчением, понимая, что он просто обязан попытаться меня убить. Го Можо, уговаривая князя Ингара помочь чёрным монахам, по-видимому, не отдавал себе отчёта, во что выльется эта затея.

Заговорщики ставили перед собой цель свержение Сы Шао-кана с имперского трона и захват власти в стране, однако полное уничтожение вооруженных сил Чинсу не входило в их планы. В результате моей «медвежьей услуги» в Поднебесной империи фактически не осталось регулярных войск, а горстка чёрных монахов Шаолиня погоды не делала.

Го Можо прекрасно понимал, что только что собственными руками уничтожил собственную страну и за это ему придётся отвечать перед своими соратниками. В создавшейся ситуации ему оставалось только повторить подвиг Иуды и повеситься на осине. Однако монах не покончил с собой, а решил убрать человека, посвящённого в его тайны, и в качестве приза захватить дракона.

Ожидая развития опасного для себя сценария, я постоянно следил за Го Можо магическим зрением, а когда он прыгнул мне на спину, время толчком замедлило свой бег. Монах использовал в качестве оружия отравленную шпильку, которую прятал в волосах, но восточная хитрость на этот раз не сработала. Я не стал демонстрировать шаолиньские трюки, а просто сломал Го Можо руку, в которой он держал орудие смерти. От удара монаха унесло в сторону, и я едва успел поймать его за шкирку, чтобы он не плюхнулся в воду. Упаковать потерявшего сознание мастера кун-фу не составляло большого труда, и через пару минут я уже шлёпал его по щекам, приводя в чувство.

Дождавшись, когда Го Можо очухается и его взгляд станет осмысленным, я спросил:

– И зачем ты это сделал, идиот?

Монах явно не ожидал такого развития событий и некоторое время пытался понять смысл сказанных мной слов, но вскоре уяснил суть вопроса и ответил:

– Я сделал попытку и проиграл. Всё равно мне не жить, а твоя смерть стала бы искуплением моего позора.

Поначалу, взвинченный приливом адреналина, я хотел поиздеваться над поверженным врагом, но вовремя сдержался. Го Можо заслуживал наказания за предательство, однако я тоже тот ещё девственник. Просто на этот раз моя ложь оказалась более изощрённой, а противник попался в ловушку, соблазнившись моей мнимой наивностью. Поэтому я не стал тешить своё самолюбие и молча свернул пленнику голову. К моему удивлению, хруст шейных позвонков не вызвал у меня никаких эмоций, и я, обыскав труп, занялся поисками источника Силы для подзарядки двигателя и метателя.

Убивая Го Можо, я не искал себе моральных оправданий и не испытывал душевного дискомфорта, на этот раз я убил человека потому, что так было проще поступить. Эта смерть стала значимой вехой в моей жизни, с этого момента убийство превратилось в обыденную работу без мук совести и ночных кошмаров.

Ещё в долине Нордрассила я принял решение играть с чинсу по-взрослому и рассчитаться с ними по полной программе. Уничтожение армии Сы Шао-кана являлось только первым этапом моего плана, на очереди был монастырь Шаолинь.

Обратная дорога к монастырю была мне знакома. За прошедшие часы с момента разгрома армии Сы Шао-кана дым в долине практически рассеялся, и сверху было хорошо видно, как из неё тянется тоненькая цепочка выживших воинов. Обгорелые калеки не представляли собой значимой цели для дракона, и я, набрав высоту, сделал круг над крышами Шаолиня. В воздухе сильно воняло горелой человечиной, но этот запах стал для меня уже привычным и воспринимался как неизбежное зло. Сотни монахов монастыря приветствовали моего дракона, размахивая руками, и не подозревали, что все они скоро будут мертвы. В данный момент меня мало волновали вопросы морали, я бесстрастно выбирал цель для метателя и выводил дракона на боевой курс. Мощные взрывы десяти огненных шаров стёрли древний монастырь с лица Геона вместе с его обитателями. Я заложил ещё один вираж над горящими развалинами монастыря и, убедившись, что цель полностью уничтожена, направил дракона на запад.

Да, мне пришлось совершить чудовищный поступок, который многиеназовут бесчеловечным, но логика войны не оставляла другого выхода. До сегодняшнего дня все мои попытки поступать по канонам морали оплачивались кровью моих воинов и приводили к плачевным результатам. Великий Ингар совершал подвиги, но побеждал, стоя на горе трупов доверившихся ему людей и гвельфов. Сейчас такой роскоши я не мог себе позволить и разменял мораль на целесообразность.

Как бы мне этого ни хотелось, но долго блефовать и пугать чинсу несуществующими армиями стало невозможно. Моего дракона уже дважды сбивали, поэтому у меня не было уверенности в том, что это не случится и в третий раз. Появление армии чинсу возле долины ясно указывало на то, что наше убежище раскрыто и теперь только страх мог удержать врагов на почтительном от нас расстоянии. Прописная истинна, гласящая, что в первую очередь нужно заботиться о собственном народе, наконец пересилила угрызения совести, и я поступил, руководствуясь разумом, а не заботой о собственном имидже. В глубине души меня грыз подлый червячок самолюбия, который тихонько нашёптывал, что если бы я вывел своих воинов в чисто поле и устроил классическое побоище с кучей трупов, то это сражение вошло бы в историю Геона, а на моей репутации не осталось даже маленького пятнышка. Правда, в этом случае эльфийское кладбище и кладбище хуманов увеличилось бы в разы, а все мои труды пошли прахом. Для чинсу результат оказался бы прежним, а возможно, и более кровавым, но никто бы тогда не посмел назвать князя Ингара кровожадным зверем.

Мне катастрофически не хватало времени для решения самых неотложных дел, и я стал заложником хронического цейтнота, который постоянно разрушал мои наполеоновские планы. Вот и сейчас в голове никак не складывался пасьянс из намерений и возможностей. После уничтожения армии Сы Шао-кана мне необходимо было связаться с Саадином и поставить его в известность о случившемся. Связь с халифом мне была нужна как воздух, но одна из почтовых птиц, подаренных мне Саадином, издохла по дороге в бункер, а вторая птица, отправленная с посланием в халифат, назад так и не вернулась.

Ближайшей точкой, с которой у халифа наверняка была надёжная связь, являлся замок Триумфалер. Чтобы сэкономить время, я решил сделать небольшой крюк и навестить Давлет-пашу, с которым у меня сложились почти родственные отношения. Визирь после нашего знакомства, наверное, до сих пор отстирывает штаны, но чего не сделаешь ради лучшего друга. Поэтому, перелетев горный хребет, я взял курс на северо-запад в направлении замка. Уже через час мой дракон летел над водами Атлаского озера, и впереди показался остров Патрос, где над развалинами Медины дымил кратер ещё не потухшего вулкана. Чтобы не попасть в тучу вулканического пепла, я решил облететь остров с севера и практически сразу увидел внизу эскадру из десятка галер. Снизившись до высоты двухсот метров, я направил дельтаплан к самой большой галере и увидел на её мачте флаг Саадина.

Сделав пару кругов над эскадрой, я убедился в отсутствии опасности и пошёл на посадку. Снижаясь вдоль борта флагманской галеры, я заметил халифа, стоящего у борта и махавшего мне рукой. Погода была практически безветренной, и проблем с посадкой и швартовкой у меня не возникло, поэтому через несколько минут я был уже на борту корабля.

Халиф встретил меня с распростёртыми объятиями, и мы по-братски обнялись.

– Слава Аллаху, что с тобой всё в порядке, а то я уже хотел лично ехать к тебе в гости. Ингар, почему ты не ответил на моё письмо?

– Саадин, я не получал от тебя писем, вот и решил тебя навестить. Ты сам-то получил моё письмо?

– Да, Ингар. Как только от тебя прилетела почтовая птица, так я сразу отослал её обратно со своим посланием.

– Не долетела, Саадин, твоя птица. Нам нужно что-то придумать и наладить более надёжную связь. У моих людей нет почтовых птиц, а дроу ещё не устроились на новом месте и пока не могут мне в этом помочь.

– А чего тут думать? Я направлю к тебе своих людей с почтовыми птицами, пусть организуют постоянную почтовую станцию на берегу Нигера, а пока захватишь пару птиц с собой.

Халиф подозвал одного из приближённых, которые толпились на палубе, и отдал приказ о создании почтовой станции. После того как чиновник убежал куда-то в трюм, я спросил халифа:

– Саадин, ты вроде должен быть в Мэлоре, а тебя занесло чёрт-те куда. Что случилось?

– Это всё из-за проклятых чинсу. В Поднебесной империи началось восстание, и чёрные монахи обратились ко мне за помощью. Я решил не вмешиваться во внутренние разборки соседей и отклонил их предложение. Однако вскоре разведка донесла, что Сы Шао-кан вышел из столицы с большим войском и движется по направлению к границе халифата. Единственная дорога из Чинсу проходит через пограничный городок Герат. Гарнизон в Герате у меня слабый, и чинсу могут попытаться его захватить, поэтому я решил перебросить войска из Кераны поближе к границе. Всё это очень не ко времени, и я вынужден буквально разрываться на части. В Мэлор из империи потоком идут беженцы, мне и своих людей нечем кормить, а тут целая орда нагрянула. Сейчас в городе на одного правоверного двое имперцев, хорошо, что в основном это женщины и мастеровые. Тит Флавий остановить этот поток не может, и вокруг города стало неспокойно. Бандиты в окрестностях хозяйничают как у себя дома, а я связан по рукам и ногам проблемами на границе. У меня, конечно, остался в Мэлоре гарнизон, но боюсь, что если чинсу захватят Герат, то мне придётся покинуть новую столицу.

– Саадин, не всё так плохо в подлунном мире, как тебе кажется. Поднебесная империя сейчас не в состоянии вести войну с халифатом. У Сы Шао-кана уже практически не осталось войск, и я думаю, что если он выжил, то набрать новую армию ему будет очень сложно.

– Значит, монахи разбили войска Сы Шао-кана, а я отказался им помочь. Теперь дела станут ещё хуже. Чёрные монахи – религиозные фанатики и быстро наберут новую армию из крестьян. У шаолиньских старцев огромный опыт в подготовке воинов, и через полгода их армия будет сильнее войск Сы Шао-кана. О, Аллах, за что мне такое наказание! Кстати, Ингар, откуда у тебя сведения о разгроме войск императора Чинсу?

– Я прилетел сюда из долины южного Шаолиня, где немного повоевал с Сы Шао-каном и дотла спалил монастырь чёрных монахов.

Это моё заявление очень удивило халифа, и он недоверчиво переспросил:

– Ингар, ты уверен в том, что армия Сы Шао-кана разгромлена? Чинсу хитры, как Иблис, и могли притворно отступить, чтобы заманить тебя в капкан.

– Саадин, мой дракон атаковал войска Сы Шао-кана прямо под стенами монастыря, и я видел всё собственными глазами. Ущелье возле Шаолиня – природная ловушка, и мало кто из него выбрался живым. Сам же монастырь стоит на высокой скале, и после атаки дракона от него остались только обгоревшие развалины.

– Ингар, ты снял тяжёлый камень с моей души! Разгром чинсу нужно срочно отметить, и я не отпущу тебя без достойного пира! – заявил халиф и почти насильно потащил меня в свою каюту.

Через час я уже не мог и помышлять о продолжении полёта, потому что основательно набрался превосходного вина из запасов халифа. До этого дня я не пил на Геоне настоящего виноградного вина, а у Саадина оказалась целая коллекция янтарного напитка. Виноградная лоза почему-то в этом мире не прижилась, и все вина изготовлялись из плодов геонских растений. Эти «плодововыгодные» плохо ложились мне на душу, и я в основном употреблял местное пиво. Правоверным запрещено пить вино, но Бахус довольно часто побеждает заповеди других богов, и поэтому среди мусульман тоже встречаются любители выпить. Единственное, на что у меня хватило ума и сил, – так это проследить за погрузкой дракона на палубу галеры, после чего я ударился во все тяжкие.

На следующий день мне снова не удалось завершить затянувшийся морской круиз и продолжить полёт к бункеру. С самого утра поднялся сильный ветер и начался шторм, поэтому взлететь стало невозможно. Похоже, халиф не меньше моего страдал от одиночества на вершине власти и, встретив равного себе по рангу собутыльника, решил ни в чём себе не отказывать. Если я родился в обычной семье и ещё не успел окончательно превратиться в особу королевских кровей, то Саадин с детства ел на золоте и перед ним все лебезили. Вино развязало халифу язык, и он излил мне свою пьяную душу. Затянувшийся банкет закончился клятвами Саадина в вечной любви и дружбе, а затем халиф окончательно съехал с катушек и предложил мне в качестве подарка личный гарем.

После зажигательных эротических танцев, устроенных восточными красотками, мне с трудом удалось удержаться от соблазна воспользоваться щедростью Саадина и устроить себе ещё одну головную боль на семейном фронте. Однако у меня хватило здравого смысла понять, что если слухи о моих развлечениях дойдут до Виканы, то у меня не останется никакого морального права обвинять жену в измене, которой, скорее всего, не было.

Сославшись на то, что физически не в состоянии продолжать затянувшийся банкет, я удрал в гостевую каюту, любезно предоставленную мне халифом, и завалился спать. Но мне не удалось даже сомкнуть глаз! Возбуждённый прелестями наложниц Саадина, я долго крутился с боку на бок, проклиная щедрость халифа. В моём отравленном тестостероном мозгу всплыл ослепительный образ Виканы, от которого меня бросало то в жар, то в холод. Чтобы не завыть, как волк на луну, мне пришлось вцепиться зубами в подушку, настолько я соскучился по собственной жене. Глупая ревность, точившая мою душу, куда-то испарилась, и я отчётливо осознал лежащую на поверхности простую истину. Оказалось, что все мои душевные муки результат собственной дурости и я стал жертвой мужского эгоизма, а измену жены просто выдумал. Несчастная Викана стала жертвой изощрённого заговора и, отравленная наркотиками, находилась на грани безумия, а я вместо того, чтобы помочь, толкал её своими идиотскими подозрениями в могилу.

Запоздалое прозрение ножом резануло по сердцу, и я заснул с твёрдым намерением, вернувшись в долину Нордрассила, броситься Викане в ноги и вымолить прощение за свои беспочвенные подозрения.

Проснувшись утром, я намеревался сразу улететь домой, но шторм только усилился, и мне пришлось остаться в гостях у халифа. Весь следующий день я нарезал круги по палубе, словно тигр в клетке, пугая своим злобным видом экипаж галеры. Саадин в это время лежал пластом в своей каюте, страдая от морской болезни и дикого похмелья, поэтому ему было не до меня. Погода наладилась только к утру третьих суток, и я, распрощавшись с халифом, поднял дракона в воздух.

В этот день долететь до бункера мне так и не удалось. Хотя ветер и стих, но начался проливной дождь, и мне пришлось совершить посадку недалеко от рыбацкой деревушки, от которой начиналась дорога к Тадмуру. Дождь лил всю ночь и закончился только к полудню следующего дня. Я с трудом оторвал промокший дельтаплан от поверхности воды, к тому же полёту мешал сильный встречный ветер и мелкий моросящий дождь. Поэтому я добрался до бункера только под вечер, промокнув до нитки и злой как собака.

В посёлке у бункера моего прилёта никто не ожидал, тем более в такую погоду, и мне пришлось вытаскивать дельтаплан на берег в гордом одиночестве. Ещё около часа я боролся с ветром под проливным дождём, привязывая крыло аппарата страховочными тросами. Наконец мои мучения закончились, и можно было идти в посёлок. Я забрал из пассажирской кабины клетку с почтовыми птицами, которые тоже выглядели не лучшим образом, и пошлёпал по лужам к воротам посёлка.

Часовой у ворот не узнал меня в темноте и грубо обматерил. Этот ушастый урод хотел положить своего князя мордой в грязь, а когда я послал его в известном направлении, начал стрелять из лука. От первых двух стрел мне удалось увернуться, но третья пробила штаны и содрала большой кусок кожи на ноге. Я каким-то чудом заскочил на крепостную стену и заехал часовому в ухо, но сразу не вырубил, и дроу заорал как резаный. Из караулки по тревоге выскочили пять воинов, и мне пришлось бить морды уже пятерым. На их счастье, один из хуманов признал тяжёлую руку князя Ингара, и мне не пришлось никого убивать.

Вопли у ворот всполошили весь посёлок, и через пару минут я уже вытряхивал душу из Алдара, который первым примчался на место драки. Затем с отрядом хуманов прибежал Нолан и тоже попал под раздачу пряников. В общем, спокойной ночи отцам-командирам я в этот вечер не пожелал. Алдар и Нолан до самого утра носились как угорелые, проверяя часовых и наводя порядок среди расслабившегося личного состава. Я отвёл душу и успокоился, а затем с парой воинов вернулся к дельтаплану и, забрав камни Силы, отправился в бункер. Здесь меня встретили без недоразумений, и Басард открыл ворота шлюза, как только я нажал кнопку сигнализации. Увидев недовольную рожу князя, воин не стал напрягать меня расспросами и по-тихому скрылся с глаз долой. Установив камни Силы на зарядку, я отправился в свою комнату и завалился спать, даже не поужинав. На этот раз я сразу провалился словно в бездонную яму, но эротические фантазии не оставили меня в покое.

Утром в бункер заявились с докладом Нолан с Алдаром и доложили о проделанной работе по устранению разгильдяйства среди подчинённых. Я хмуро выслушал проштрафившихся командиров и поехал в посёлок на баркуде, чтобы лично проверить проделанную работу, а если сказать честно, то просто очень хотелось есть. После сытного завтрака ваш покорный слуга немного осоловел, и мой начальственный зуд окончательно испарился. Проштрафившимся бойцам не пришлось красить траву и белить бордюры, потому что грозный князь Ингар задремал прямо за столом.

К полудню дождь закончился и из-за туч выглянуло солнце. Луч его, отразившись в луже, прогнал дремоту, и я, зевая, вышел на улицу. Моё настроение мгновенно улучшилось, и я решил не откладывать вылет до завтра. Предполётный осмотр неисправностей не выявил, камни Силы были полностью заряжены, и в принципе можно было взлетать, несмотря на переменчивую погоду. На этот раз князя Ингара провожали как падишаха, а на берегу озера собралась половина посёлка. Я отдал Нолану последние руководящие указания и повёл дельтаплан на взлёт.

* * *

Перелёт в долину Нордрассила прошёл без происшествий. Ветер был попутным, поэтому через три часа мой дракон приводнился у подножия Дерева Жизни. Караул рядом с подъёмником несли двое воинов, одним из которых оказался дроу. Увидев выруливающий к берегу дельтаплан, часовые помогли вытащить аппарат на песок пляжа и забрали из пассажирской кабины мои нехитрые пожитки. Я приказал дроу охранять дракона и вместе с гвельфом направился к подъёмнику.

По дороге я поинтересовался у часового, где мне найти Лаэра. Гвельф доложил, что князь уехал знакомить Милорна с долиной и его сейчас нет на Нордрассиле. Я также узнал, что серьёзных происшествий за время моего отсутствия в долине не произошло и заселение Дерева Жизни идёт полным ходом. Тёмные эльфы уже заняли замок на нижнем ярусе, а гвельфы переселились на ярус повыше, в бывший замок княгини. Я спросил часового о Викане, и тот мне рассказал, что княгиня сейчас обустраивается в княжеском дворце на самой верхушке Нордрассила и выглядит прекрасно.

Через несколько минут кабина подъёмника вознесла меня на первый ярус Дерева, где караул несли четверо воинов дроу. Бойцы были одеты в доспехи, обнаруженные мной на складе нижнего замка, и смотрелись очень грозно. Правда, в тяжёлой броне по лесу не побегаешь, но для защиты Нордрассила доспехи подходили идеально. Начальник караула чётко доложил мне об отсутствии происшествий и проводил к подъёмнику в стволе Дерева, который вскоре доставил меня в княжеские покои.

Возле выхода из подъёмника меня встретил Палач в сопровождении ещё двух малхусов. Я погладил вожака малхуса по холке и мысленно расспросил об обстановке, и он коротко ввёл меня в курс дела. Палач рассказал, что переезд княгини и её фрейлин в княжеский дворец завершился всего два дня назад. Викана поселилась в голубых покоях в южном крыле дворца, а северное крыло заняла Эланриль со своей свитой.

Я поинтересовался, как ладят между собой княгиня и принцесса, и с радостью узнал, что никаких трений между Виканой и Эланриль малхусы не заметили. Молодые женщины, несмотря на давнюю вражду гвельфов и дроу, быстро нашли общий язык и проводят вместе много времени, словно они лучшие подруги с детства.

От Палача я также узнал, что всеми делами в княжеском дворце управляют магиня дроу Аладриель и жена Элиндара Делия. Женщины вместе занимаются лечением Виканы, и в результате их трудов княгиня быстро пошла на поправку.

Я попросил малхуса проводить меня в покои Виканы и направился вслед за ним. По дороге нам часто попадались гвельфийки и дроу, наводившие порядок в помещениях дворца, и у меня создалось впечатление, что многовековая вражда осталась далеко за пределами долины Дерева Жизни. Женщины, увидев своего князя, вежливо кланялись и приседали наподобие реверанса, что ясно указывало на то, что во дворце началась настоящая придворная жизнь. Мне пришлось войти в образ Великого князя и надменно кивать фрейлинам в ответ.

Наконец мы вошли в просторный зал, где в креслах за круглым столом сидели Викана и Эланриль. Княгиня с принцессой, задорно смеясь, обсуждали какую-то женскую тему. Зрелище было удивительное и достойное кисти знаменитого живописца. Если говорить образно, то за столом беседовали Солнце и Луна, настолько они были прекрасны и одновременно отличались друг от друга своей красотой. Я невольно залюбовался этой парой и даже ненадолго остановился, чтобы не мешать эльфийским красавицам беседовать. Женщины так увлеклись своим разговором, что заметили меня, только когда я подошёл вплотную к столу, за которым они сидели.

Реакция Виканы и Эланриль на моё появление оказалась бурной, но абсолютно различной. Эланриль вскочила и сделала пару шагов мне навстречу, но из её огромных глаз брызнули слёзы, и она убежала из зала как оглашенная. Викана же, напротив, медленно встала со своего кресла и с лицом разгневанной богини отвесила мне звонкую пощёчину, от которой у меня едва не отлетела голова и зазвенело в ушах. Затем супруга с презрением посмотрела на меня и заявила:

– Я догадывалась, что ты лжец и мерзавец, но не думала, что до такой степени! Ты и Эланриль бросишь с детьми, так же как и меня?

Хлестанув меня этой фразой, словно плетью, Викана с гордо поднятой головой удалилась следом за Эланриль, оставив меня в полном замешательстве. Я стоял столбом посередине зала, будто оплёванный, не понимая, за что мне выпало такое счастье. Из ступора меня вывел тихий женский голос:

– Ингар, сядь в кресло и выслушай нас.

Я повернулся на голос и узнал магиню Аладриель. Рядом с магиней стояла Делия с бокалом в руке.

– Ингар, выпей, пожалуйста, эту настойку, она поможет тебе успокоиться, – попросила гвельфийка.

Горький напиток резанул горло, но ступор стал проходить, и я опустился в кресло. Пытаясь понять причину гнева жены, я решил обратиться за помощью к Делии и спросил гвельфийку:

– Делия, за что она меня так? Я всем сердцем люблю Викану и не заслужил таких слов. Что произошло?

– А ты не догадываешься? – вмешалась в разговор Аладриель.

– Ни сном ни духом! – ответил я.

– Эх, мужчины, мужчины! Вечно вы ни о чём не догадываетесь! Пророчество сбылось! Эланриль беременна, и у тебя будет ещё двое детей! – торжественно произнесла магиня.

Эти слова ударили меня словно обухом по голове, и я, обхватив голову руками, только чудом не завыл от отчаяния.

(обратно)

Глава 21 Ингар становится Великим князем

Я сидел, закрыв глаза, и пытался хоть как-то осознать произошедшие события. Как и следовало ожидать, раздолбайство привело меня к закономерному финалу.

Великий Ингар в очередной раз обгадился по полной программе, и мне самому стало противно на себя смотреть. Теперь я даже не мог себе представить, как выходить из создавшегося положения – «куда ни кинь, всюду клин». В голове царил полный сумбур, и она гудела, как растревоженный улей, но даже через этот гул пробивались жестокие мысли: «Чего же ты натворил, урод? Боги подарили тебе любовь удивительной девушки, о которой Игорь Столяров не мог даже мечтать! Гвельфийская принцесса пожертвовала всем ради тебя, отвергла женихов, рядом с которыми безродный хуман просто грязь под ногтями, пошла наперекор отцу и сменила княжеские покои на монашескую келью. Пока ты как угорелый носился по Геону в поисках призрачной славы и совершал сомнительные подвиги, Викана, рискуя жизнью, в муках выносила и родила тебе двоих замечательных детей. Она с ужасом выслушивала известия о том, что ты пропал или тебя убили. Викану травили наркотиками, целенаправленно сводили с ума. Каково же ей сейчас? Любимый муженёк, вернувшись из очередного похода к чёрту на рога, вместо того чтобы помочь и защитить любимую женщину, обвиняет её в чудовищной измене, а сам из чужих постелей не вылезает. Прижил на стороне ещё двоих детей, а их мать привёл в дом и к законной жене приставил в качестве сиделки. Я на месте Виканы не пощёчину бы себе выписал, а глаза выдрал к чёртовой матери и язык поганый отрезал. Вот такие пироги получаются. Ты не только Викане нагадил, ты ещё и Эланриль дорогих подарков наделал. Как ты поступил с несчастной принцессой? Тут ты, Игоряша, превзошёл сам себя! Задурил влюблённой девочке голову, нарассказывал басен про изменницу жену, а потом обрюхатил по пьяни. Как оправдаться перед ней? Теперь поздно пить боржоми, когда почки отвалились».

Все эти эмоциональные терзания понемногу спускали пар из перегретой души, но не давали понятного ответа, что делать дальше. Диагноз и характеристику своим поступкам я дал, и теперь наступило время принимать решения. Первая мысль, которая возникла в голове, конечно, была о побеге с Геона. Однако просто сделать ноги и снять с себя бремя ответственности за свои же поступки я не имел права. Да, я натворил дел и наломал дров в личной жизни, но Игорь Столяров всё-таки не пропившийся алиментщик, чтобы подло удрать и скрываться от собственных детей.

«Ну что же, Игоряша, выбора у тебя нет, и смыться сейчас ты не имеешь права. Для начала нужно просто выспаться, а завтра пойдём сдаваться. Прибьют тебя Эланриль с Виканой, значит, такая у тебя планида, но поговорить с ними ты обязан. Пошлют тебя куда подальше, значит, улетишь в бункер и будешь сторожить покой долины Нордрассила, как цепной пёс из бункера. Про все свои душевные выверты забыть и думать только о детях и доверившихся тебе людях и эльфах», – решил я и встал с кресла.

– Ингар, с тобой всё в порядке? Ты зелёный, словно шак, – сочувственно спросила меня Аладриель.

– Спасибо за беспокойство, госпожа, но я выживу. Простите меня, но я сейчас не в состоянии решать какие-либо вопросы, и мне необходимо выспаться. На Нордрассиле сейчас большое переселение народов, а Лаэра на месте нет, поэтому я даже не знаю, где прикорнуть. Госпожа Аладриель, вы не подскажете, где я смогу отдохнуть?

– Ингар, ты меня удивляешь. В твоём распоряжении княжеские покои дворца, и Великому князю не пристало ночевать по углам. Пойдём с нами, я покажу тебе княжескую спальню. Мы с Делией лично навели там порядок, и тебе незачем беспокоиться о ночлеге!

Кивнув, я, как собака на верёвочке, поплёлся следом за эльфийками, пытаясь запоминать дорогу. Женщины проводили меня к самой большой двери зала, которая сияла золотой отделкой, и мы вышли в широкий коридор, который выполнял функцию тамбура, отделяющего общественную часть дворца от личных покоев князя. Тамбур закончился ещё одним круглым залом, только намного меньшим по размерам, чем приёмный зал дворца. Похоже, это была гостиная, так как помещение было заставлено вычурной мебелью, явно предназначенной для жилого помещения, а не для официального зала. Мы пересекли гостиную и вошли в позолоченную дверь, за которой начинался коридор с несколькими дверями. В конце коридора оказалась дверь, приведшая нас в роскошную спальню с огромной трехспальнои кроватью под балдахином из живых цветов. Я не оговорился, именно трёхспальной, потому что на кровати лежали три подушки и три одеяла.

Вид помещения размером с теннисный корт меня ошарашил. Если бы мне не сказали, что это спальня, то я бы решил, что нахожусь в укромном уголке волшебного сада, а кровать – это цветущая беседка, предназначенная для сна на открытом воздухе. Стены спальни состояли из зарослей невиданных мной доселе экзотических цветов, пол представлял собой цветущий газон, при этом спальня была словно поделена на три части. Левая часть спальни оказалась выдержана в голубых тонах, центральная блистала золотом, а справа цветы и трава были синего цвета с вкраплением жёлтых цветов и напоминала звёздное ночное небо. Все растения в спальне выглядели живыми и сплетались в какой-то причудливый орнамент, а лёгкий цветочный аромат дурманил голову.

– И где здесь что? – удивлённо спросил я у Делии.

– Голубая дверь ведёт в спальню Виканы, а синяя – в спальню Эланриль. Удобства сразу за спинкой кровати, вход в ванную комнату рядом с дверью в туалет. Если вам что-то понадобится, то просто позвоните в колокольчик, он висит рядом с подушкой князя. Колокольчик в спальню гвельфийской княгини над голубой подушкой, а в спальню княгини дроу над синей. Только не стоит сегодня беспокоить девочек, Викана сильно обижена на вас, князь, а Эланриль ещё не пришла в себя от известия, что она беременна. Вы простите Викане столь бурное проявление своих чувств, она с детства отличалась взрывным характером, а тут ещё и её болезнь. В какой-то мере вы, князь, сами виноваты в произошедшем конфликте. Если подходить к пророчеству формально, то Викана абсолютно права, и вы нарушили ритуал выбора невесты. Викана, как первая жена, должна была утвердить кандидатуру Эланриль в качестве невесты от народа дроу, но вы зачем-то поторопились и поставили её перед фактом.

Я окончательно обалдел от обрушившегося на меня потока неожиданной информации. Про эльфийское пророчество мне доводилось уже слышать не один раз, и намеки на то, что я герой из легенд, льстили моему самолюбию. Правда, я не отождествлял себя с героем эльфийских мифов, хотя и пользовался слухами о своём божественном происхождении, когда обстановка этого требовала. Сейчас же наступил момент истины, и я запросто мог оказаться не только неверным супругом, но и самозванцем.

– Мы ещё нужны вам, князь? Если нет, то мы с госпожой Аладриель пойдём, а то у нас ещё много дел, прямо голова кругом, – прервал мои мысли голос Делии.

– Конечно, вы можете идти, я сам справлюсь, – ответил я, и женщины вышли из спальни.

Оставшись в одиночестве, я попытался вспомнить всё, что слышал о пророчестве, но в голове вырисовывалась совсем идиотская картина, достойная только бреда сумасшедшего. Мне так и не удалось понять, что имели в виду эльфийки, ссылаясь на пророчество и правила, связанные с эльфийскими жёнами и невестами. Моя голова была готова лопнуть от перегрузки, а в таком состоянии можно принимать только идиотские решения, поэтому я решил вымыться и лечь спать.

Ванная комната оказалась такой же шикарной, как и спальня. Здесь я обнаружил эльфийское подобие джакузи и самый настоящий плавательный бассейн. Быстро раздевшись, я залез в джакузи и намылился каким-то эльфийским шампунем. Живая ванна сама потёрла мне спинку и сделала лёгкий массаж. Измученное тело замерло от наслаждения, и я едва не заснул прямо в воде. Правда, и на этот случай у живой ванны были приготовлены способы приведения клиента в бодрое состояние. Вода неожиданно ушла из джакузи, а ветки растений с большими мягкими листьями вытерли моё тело досуха.

Закончив водные процедуры, я надел халат, висевший у двери, и вернулся в спальню. Огромная кровать меня немного напрягала, потому что напоминала театральную сцену, а не место, где обычные люди проводят ночь, но усталость буквально валила меня с ног, и я залез под одеяло.

Покрутившись на позолоченном символе княжеской власти, я забылся тревожным сном. Однако сон был прерван чьими-то осторожными шагами. Моя нервная система и так была на пределе, и тихий шорох прозвучал словно выстрел из пушки. Я резко сел на кровати и увидел, как в полумраке спальни к кровати крадётся женская фигура в белой ночной рубашке. Вьющиеся локоны светлых волос сразу выдали нежданную гостью, это была Викана.

«Ну всё, Игоряша, вот и смерть пришла по твою душу! Ведь Викана сейчас прирежет тебя и будет абсолютно права! Блин, уж лучше бы меня Го Можо убил, так бы погиб в бою, как мужчина, а умирать от руки ревнивой супруги как-то не комильфо», – мелькнула в голове идиотская мысль.

Викана словно призрак подплыла к кровати и залезла на неё. Я закрыл глаза и реально приготовился к смерти. Сердце в груди колотилось, как паровой молот, а тело от страха покрылось гусиной кожей. Рука Виканы коснулась моего колена, и я услышал голос жены:

– Чего расселся? Ложись спать, или ты ждёшь, когда придёт Эланриль? Так вот, хочу тебя разочаровать, больше одного раза в неделю ты её в своей постели не увидишь! Ты мой, и плевать мне на какие-то там правила и пророчества!

От этих слов моё сердце едва не остановилось, а мозги окончательно стали набекрень. Но на этом чудеса не закончились, и в спальне раздался возмущённый голосок Эланриль:

– А вот и фигушки! Мне положено два дня в неделю, и я их получу! Тебе и так, как старшей жене, три дня полагается, и я своего не отдам!

Оказывается, что, пока я следил за Виканой, в спальню прокралась ещё и Эланриль. Принцессу дроу в темноте заметить было практически невозможно, и я едва не начал заикаться от неожиданности.

– О боги! – взвыл я и, схватив под мышку одеяло с подушкой, удрал из спальни в приёмную, где до этого видел удобный диван.

Такого поворота событий не могла выдержать никакая психика. Чтобы окончательно съехать с катушек, мне бы вполне хватило участия в разработке понедельного графика собственной половой эксплуатации.

«Завтра обязательно нужно будет выяснить у магини Аладриель, что за пророчество такое, по которому мне полагается сразу две жены и пятидневная рабочая неделя в супружеской постели», – решил я, устраиваясь на диване.

Сон накрыл меня своим пологом под громкую перепалку между Эланриль и Виканой, доносившуюся из спальни. Остаток ночи мне снились эротические кошмары на тему моей будущей семейной жизни. Поэтому я проснулся в липком поту и абсолютно разбитый, словно на мне всю ночь пахали, как на лошади.

Сил, чтобы встать с дивана, не было абсолютно, но физиологические потребности погнали меня в туалет. Я тихонько вошёл в спальню и на цыпочках прокрался мимо кровати, на которой в обнимку лежали обе эльфийские красавицы, уже, похоже, согласовавшие планы на мой счёт. Сделав свои дела, я направился в ванную и совершил небольшой заплыв в бассейне. Водные процедуры привели меня в адекватное состояние, и мне зверски захотелось есть. Снова проскользнув по-тихому через спальню, я прямо в халате отправился разыскивать прислугу, чтобы потребовать свой законный завтрак.

Войдя в коридор, ведущий в приёмный зал, я услышал голоса и просунул голову в приоткрытую дверь комнаты, из которой эти голоса доносились. Здесь я увидел магиню Аладриель, которая командовала двумя фрейлинами, наводившими порядок в роскошно обставленной комнате. Если судить по массивному столу и огромному креслу, а также шкафам с книгами, то комната являлась рабочим кабинетом Великого князя.

– Доброе утро, – поздоровался я с женщинами.

– Доброе утро, ваше сиятельство, – ответили фрейлины и сделали книксен.

Конечно, на эльфийском языке обращение к Великому князю звучит немного по-другому, но «ваше сиятельство» – наиболее близкое по смыслу выражение.

– Госпожа Аладриель, как мне заказать завтрак? Я не ел почти сутки и теперь умираю с голоду.

– Князь, вы могли вызвать прислугу колокольчиком из спальни. Я же вчера всё вам объяснила, – удивилась магиня.

– В спальне спят Викана и Эланриль, я не хотел их будить.

– Ох, молодёжь, молодёжь! Князь, я не ожидала от вас такого поведения! Девочки очень устали за последние дни, а вы не даёте им прийти в себя. Неужели нельзя было подождать пару дней, пока не произойдёт официальная церемония вашего восшествия на престол, а не заставлять их выполнять свои супружеские обязанности, – возмутилась Аладриель.

Услышав эту отповедь, я невольно улыбнулся и ответил:

– Госпожа Аладриель, вы напрасно обвиняете меня во всех смертных грехах. Я не домогался ни Виканы, ни Эланриль. Они сами пришли ночью в мою спальню и перепугали меня до смерти! Я ночевал в приёмной на диване, пока они составляли график выполнения мною супружеских обязанностей и, кажется, его согласовали, не спросив даже моего мнения.

Мой ответ рассмешил Аладриель до такой степени, что она буквально рухнула в стоящее рядом кресло и залилась громким смехом. Фрейлинам не по рангу было смеяться над Великим князем, и они просто отвернулись к окну и закрыли лица руками.

Отсмеявшись, Аладриель отослала фрейлин за завтраком для меня, а затем заявила:

– Ингар, вы, конечно, великий герой и покрыли себя славой с головы до ног, но главный подвиг у вас ещё впереди! Насколько я знаю Эланриль и Викану, то ваша семейная жизнь будет далеко не простым сражением!

– Госпожа, не сыпьте мне соль на рану, я и так в трансе от последних событий! У меня к вам огромная просьба: расскажите мне, пожалуйста, о пророчестве, про которое мне все постоянно твердят, а я сам толком ничего не знаю!

– Ингар, вы действительно ничего не знаете о пророчестве? – переспросила магиня и буквально вылупила на меня удивлённые глаза.

– Не так чтобы совсем. Мне доводилось слышать отрывочные рассказы о двух эльфийских женах и о Великом князе, или короле эльфов, который должен создать новую династию, но думал, что эти сказки ко мне не относятся. Мало ли какие мифы ходят по Геону? Я не собираюсь надевать на себя корону самозванца и изображать того, кем не являюсь на самом деле.

– Князь, значит, всё, что вы совершили ради спасения эльфийских народов, вы делали по собственной воле, а не по приказу высших сил?

– Можно и так сказать. Просто судьба свела меня с Виканой, и я влюбился, а дальше само пошло-поехало.

– А как же малхусы признали вас Хранителем и пропустили в долину? К тому же обычный человек не может просто подняться на Нордрассил. Дерево должно его признать, или он умрёт!

– А как же тогда мой брат и племянница поднимались на Нордрассил, они тоже обычные люди?

– Ингур и Лаура – родня Хранителя, и поэтому Нордрассил допустил их к себе. Элата не кровная мать Лауры, и Дерево Жизни отвергло её. Кормилицы, приехавшие вместе со Стасиком и Дэей, тоже не могут подняться наверх и вынуждены жить у подножия Дерева. По этой причине ваших с Виканой детей носят кормить вниз или поднимают наверх сцеженное молоко.

– Лаура не родня мне по крови, – возразил я.

– Я этого не знала, но она истинная высокородная, и в ней течёт эльфийская кровь. Поэтому Лаура вполне может являться потомком прежних Великих князей.

– Ладно, оставим этот вопрос в стороне. Расскажите мне о пророчестве.

– Ингар, мой рассказ будет долгим, поэтому тебе лучше сесть, – сказала магиня и опустилась на край дивана, а я устроился в кресле за столом.

– Это пророчество существует больше тысячелетия и известно любому эльфу Геона. После произошедшей катастрофы и захвата чинсу замка Каре-Рояль в письменном виде оно не сохранилось, но я расскажу то, что помню. В принципе это не пророчество в чистом виде, а история эльфийского народа, в которой рассказывается о том, как жили эльфы до войны магов.

Народ эльфов называет себя перворождёнными потому, что был создан богами раньше других народов, населявших Срединные земли, или, как ещё называют прародину эльфов, мир Средиземья. Есть несколько преданий о происхождении нашего народа, но наиболее распространённым является предание о Странниках. В этом предании говорится, что Нордрассилы и эльфов искусственно создали Странники.

Об этом народе практически ничего не известно, однако во многих мифах говорится, что они могли перемещаться между мирами. Как это происходит, доподлинно неизвестно, но, по некоторым свидетельствам, они совершали такие путешествия спонтанно, под влиянием природных аномалий или с помощью специально построенных порталов.

На нашей прародине в Средиземье идёт бесконечная война между эльфами и орками, натравленными на нас какой-то третьей силой. Чтобы не погибнуть в войне, длящейся с начала времён, эльфийские маги под руководством Странников пробили портал на Геон. Мир Геона стал убежищем для эльфов, куда поначалу уходили только те, кто не мог сражаться. В основном это были старики, решившие уйти из жизни, и раненые, которым невозможно было помочь. Однако со временем магам удалось вырастить на Геоне несколько Деревьев Жизни, и эльфы решили переселиться в новый мир. Такое решение было принято, когда на Геон пришли из Средиземья трое Странников, превративших молодые Деревья Жизни во взрослые Нордрассилы. Затем в Средиземье что-то произошло, и портал в этот мир был заблокирован. До нас практически не дошло материальных свидетельств о тех событиях, и многие знания утрачены. Поэтому то, что я тебе рассказываю, базируется в основном на преданиях и мифах.

Наши предки бежали от тягот войны в Средиземье, но по неизвестным нам причинам начали гражданскую войну, которую сейчас называют Войной магов. Одной из причин этой войны послужило то, что Странники покинули Геон после того, как закрылся портал и Нордрассилы остались без Великих князей, а их потомки выродились.

После Войны магов Геон лежал в руинах и народы эльфов выжили только благодаря тому, что на Тароне сохранилось молодое Дерево Жизни, и несколько сотен эльфов смогли дожить до того момента, когда оно начало плодоносить. Только после этого численность гвельфов и дроу постепенно начала расти и достигла максимально возможной величины перед недавней катастрофой. Эликсира жизни, добываемого из плодов Нордрассила, хронически не хватало для развития обоих народов, а древняя вражда легла глубокой пропастью между эльфами.

Дерево Жизни находилось под контролем гвельфов, поэтому дроу влачили жалкое существование, получая лишь малые крохи необходимого нам эликсира жизни. Тёмным эльфам не давали умереть потому, что знания и эликсиры магов нашего народа необходимы для поддержания жизни и здоровья Нордрассила, но одновременно не позволяли нашему народу увеличивать свою численность. Однако не буду вдаваться в подробности тысячелетней вражды между эльфами, а расскажу об истоках конфликта.

Главной причиной создавшегося положения являлось то, что Нордрассил на Тароне был неполноценным. Молодое Дерево Жизни – это только заготовка для настоящего Нордрассила, который сотни лет выращивается и изменяется под управлением Великого князя, или, как говорится в некоторых древних хрониках, короля эльфов. Великий князь сам не принадлежит к народу эльфов, им может быть только пришелец из другого мира, Странник или его прямой потомок, которого признает Нордрассил. Именно Великий князь вносит изменения в наследственную память Нордрассила, выращивает замки, подъёмники и дворцы в кроне и стволе молодого Дерева Жизни. Только он может управлять этим процессом и сливаться с Деревом в единый живой организм.

Контролировать здоровье и управлять взрослым Деревом могут также и жёны Великого князя. Светлая княгиня управляет кроной и плодоношением Дерева, а тёмная – контролирует ствол и корни, а также защищает Нордрассил от болезней. Однако княгини не могут изменять само Дерево и выращивать новые структуры внутри его ствола и кроны.

Управление Нордрассилом происходит с помощью Великокняжеской короны, которая подчиняется только Великому князю, самозванца корона просто отвергнет. Помимо княжеской короны существуют короны для двух его жён, благодаря которой они могут управлять жизненными функциями Дерева. Эти короны также позволяют княгиням сливаться с Деревом, но они обладают значительно усечёнными возможностями, нежели корона князя.

Мне неизвестно почему, но одна из жён князя обязательно должна быть гвельфийской принцессой, а вторая – только принцессой народа дроу. Есть ещё много критериев, по которым подбираются кандидатуры на посты Великих княгинь, однако главным является то, что они должны зачать от князя детей. Без этого обязательного условия Нордрассил не признает княгиню.

Ещё со времен Войны магов существует пророчество, гласящее, что на Геон должен вернуться Странник, чтобы спасти перворождённых от гибели. Эльфы ждали столетия, когда на Геон придёт новый Великий князь и превратит Дерево Жизни на Тароне в Нордрассил. Тогда должны впервые зацвести королевские цветы, а из завязей трёх цветков вырастут княжеские короны. Только после этого дикое Дерево станет полноценным домом эльфийских народов.

Катастрофа погубила Дерево Жизни на Тароне, и эльфы должны были уйти в небытие, но явился Хранитель, который привёл нас к взрослому Дереву Жизни, и у нас появился настоящий эльфийский дом, о котором мы не могли даже и мечтать. Я счастлива, что дожила до столь великого дня, когда свершилось древнее пророчество! – завершила свою речь Аладриель.

– Госпожа, но почему вы решили, что Великий князь именно Ингар? Никакой короны я в глаза не видел, а тем более не надевал её себе на голову. Может быть, Нордрассил меня не примет, и вы ошибаетесь в своих выводах.

– Ингар, такого просто не может быть! Нордрассил признал Викану и Эланриль, их короны ожили сразу, как только они к ним прикоснулись. Дело осталось за малым – оживить корону Великого князя и настроить короны княгинь на полноценную связь с Деревом Жизни. Мы с Делией хотели провести церемонию сегодня в полдень, если вы, ваше высочество, соизволите дать нам эту возможность. Конечно, ваше торжественное вступление на великокняжеский престол придётся отложить до рождения детей у Эланриль, но это уже будет просто праздник.

– Так в чём же дело, госпожа Аладриель? Кормите меня завтраком, пока я не помер с голоду, и пойдёмте смотреть вашу корону.

– Князь, ходить никуда не нужно. Корона перед вами! – заявила магиня и указала на засохший венок из колючих веток, лежащий на вычурном постаменте в дальнем углу комнаты.

Великокняжеская корона по внешнему виду очень напоминала терновый венец из фильма «Страсти Христовы», а не королевский головной убор. Я подошёл к постаменту, коснулсярукой колючего венка и, получив удар током, отлетел в противоположный угол комнаты. Удар был настолько сильным, что я едва не потерял сознание, а из глаз полетели искры. Моя правая рука отнялась, и я, скривившись от боли, выругался:

– Да пошли вы к дьяволу со своими пророчествами!!! Навешали мне лапши на уши и чуть на тот свет не отправили! Рассказывайте свои сказки детям, а я пошёл отсюда, пока цел.

Аладриель и фрейлины смотрели на меня такими глазами, что можно было подумать, будто их обокрали или лишили невинности, гнусно обманув в самых лучших чувствах. Я решил не дожидаться, пока эльфийки придут в себя и поднимут крик, а поэтому намеревался смыться из кабинета, чтобы не попасть под горячую руку осатаневшим религиозным фанатичкам.

«Ну не вышло из меня Великого князя и спасителя нации, „ну не шмогла я, не шмогла“, как говорится в анекдоте про старую клячу на ипподроме», – с иронией подумал я о своей неудачной попытке заделаться Великим князем.

Выскочив из кабинета, я на секунду растерялся, сразу не сообразив, в какую сторону мне нужно бежать. В первый момент я бросился в сторону спальни, чтобы забрать одежду и оружие, но вспомнил, что там меня дожидаются ещё две эльфийские фурии, и повернул в сторону приёмного зала, от которого начинался коридор, ведущий к подъёмнику. В этот момент за спиной сверкнуло несколько сполохов, как от электросварки, а затем раздался странный звон, словно заработала музыкальная шкатулка. От неожиданности я обернулся и наступил на полу своего халата. В результате этого обстоятельства ваш покорный слуга грохнулся на пол. Скорость я набрал уже большую и, проехав по инерции пару метров, со всего маху врезался головой в ножку кресла. Свет в глазах мгновенно погас, и сознание померкло.

Через некоторое время меня стало раскачивать, словно на качелях, и мне почудилось, что меня куда-то несут. Затем послышались отдалённые голоса, и я увидел свет, пробивающийся сквозь прикрытые веки.

Постепенно сознание вернулось ко мне, и я очнулся на княжеской кровати с раной на лбу и в ужасном настроении. Над моим окровавленным лицом хлопотали Викана и Эланриль, стараясь привести в чувство умирающего супруга.

– Слава богам! Ингар, ты очнулся! – всплеснула руками Викана и положила холодный компресс на мой разбитый лоб.

Рядом с Виканой сидела Эланриль и, заливаясь слезами, помогала ей спасать мою никчёмную жизнь. Я отстранил супругу и дотронулся рукой до лба. Меня сразу прострелило болью.

– Ингар, не трогай рану! Подожди немного, сейчас принесут кровоостанавливающий эликсир, и я наложу повязку.

Слова жены вернули мне способность соображать, и я, погрузившись в транс, занялся самолечением. Чтобы залечить рану на лбу, мне понадобилась всего пара минут, а шрам должен был рассосаться максимум через сутки. Закончив лечение, я сел на кровати и осмотрелся.

Прямо перед кроватью я увидел большую толпу эльфов, стоящих на коленях с понуренной головой. Перворождённые были перепуганы до смерти, и многие женщины даже рыдали. Их охраняли озверевшие малхусы, готовые порвать на куски виновников ранения Хранителя. Палач придавил к полу магиню Аладриель своими могучими лапами, и на его оскаленной морде был написан смертельный приговор эльфийке, который будет приведён в исполнение без жалости, если его хозяин не придёт в себя.

– Что здесь произошло? – спросил я Викану.

– Я спокойно спала, когда услышала шум и громкие крики из приёмной. Мы с Эланриль решили посмотреть, что стряслось, и выбежали из спальни. В приёмной я увидела тебя, лежащего на полу в разорванном халате. Твоя голова была вся в крови, а рядом с тобой стояла магиня Аладриель с кинжалом в руке. Мы решили, что произошёл новый заговор и тебя убили. Эланриль выбила у магини кинжал, а затем оглушила её ударом ноги. Я подняла крик, и в приёмную прибежал Палач со своими малхусами. Мы отнесли тебя сюда и уложили на кровать. Пока я обрабатывала рану и пыталась остановить кровь, Палач согнал всех фрейлин в спальню и поставил на колени. Затем он заявил, что если ты умрёшь, то малхусы порвут нас на куски, и плевать ему на то, что мы эльфы! – просветила меня перепуганная супруга.

– Палач, отпусти госпожу Аладриель! Со мной всё в порядке, никто на меня не нападал, я сам споткнулся и ударился головой!

Малхус глухо зарычал и нехотя отошёл к кровати. Магиня Аладриель оторвала голову от пола и, покачиваясь, встала на четвереньки. Затем эльфийка, сверкая огромным синяком под правым глазом, с фанатичными нотками в голосе торжественно заявила:

– Свершилось!!! Княжеская корона возродилась! Великий князь Ингар взошёл на престол Нордрассила!

Вид стоящей на четвереньках магини с подбитым глазом меня сильно рассмешил, и губы сами скривились в предательской улыбке. Рядом со мной тихонько захихикали Эланриль и Викана, пряча лица в ладонях. Торжественный момент воцарения Великого князя грозил превратиться в фарс, и мне срочно требовалось прекратить эту комедию.

Я слез с кровати и помог подняться магине Аладриель, затем приказал фрейлинам покинуть спальню и заняться своими делами. Эльфийки мгновенно скрылись за дверью, а я решил вытурить следом малхусов. Однако сразу мне этого сделать не удалось, потому что волки устроили молчаливый бунт и остались в спальне. После моего грозного окрика простые малхусы нехотя вышли в коридор. Однако Палач демонстративно развалился на полу возле кровати, всем своим видом давая понять, что не оставит меня даже на секунду.

Решив не обострять отношения с эльфийскими волками, я закрыл глаза на их неповиновение и обратился к Аладриель:

– Госпожа, разъясните мне, что всё-таки произошло? Насколько я помню, корона меня так шарахнула магией, что чуть душу не вышибла, а на вашем лице я увидел такую гримасу презрения, что едва заикой не остался!

– Ваше сиятельство, простите меня, дуру! Я никогда не слышала и не видела, как оживает корона Великого князя, поэтому в первый момент решила, что вы самозванец, и схватилась за кинжал. После того как вы поспешно покинули свой кабинет, корона начала светиться магическим светом и расцвела волшебными цветами. Я сразу бросилась за вами, чтобы извиниться за своё недостойное поведение, но застала вас лежащим на полу с кровавой раной на голове. В этот момент в приёмную прибежали ваши жёны, а Эланриль начала избивать меня ногами, даже не спросив, что произошло! Затем в зал ворвался Палач, и я потеряла сознание.

– Эланриль, ты совсем с ума сошла? Госпожа Аладриель твоя наставница, как ты могла так низко пасть, чтобы избивать её ногами? – возмутился я.

– Это неправда, я спасала госпожу, а не избивала! Викана вообще с мечом примчалась и зарубила бы Аладриель в два счёта, если бы я не вмешалась. Я всего два раза госпожу ударила, чтобы кинжал выбить и оглушить на время, пока обстановка прояснится, – понурив голову, возразила Эланриль.

– Спасительница! А полегче ударить нельзя было? Я подумала, что у меня мозги из ушей вылетели! Научила я тебя ногами махать на свою голову! – всплеснула руками магиня.

Я повернулся к Викане, строго посмотрел на жену и укоризненно покачал головой. Викана мгновенно вспыхнула и заявила:

– А вы что хотели? Неужели вы думали, что Великая княгиня гвельфов спрячется под одеяло и оттуда будет молча смотреть, как дроу убивают её мужа? Не будет этого!

– Хватит ругаться! В общем, так, девочки, сдаёте все колющие предметы под охрану Палачу – «спички детям не игрушки»! А то сами поранитесь или мне глотку в запале перережете, а я ещё пожить хочу и детей вырастить!

– Ингар, это мой княжеский меч! Он принадлежит только мне, и я его не отдам! – заявила Викана.

– Тогда я тоже свой не отдам! – вторила ей Эланриль.

– Молчать! Выпорю как Сидоровых коз! – взбесился уже я.

– Это каких ещё коз? – в один голос спросили эльфийки.

– Вам лучше этого не знать! – ответил я и повернулся к Палачу. – Соберёшь все железяки, но держи поблизости, чтобы в случае нужды легко было до них добраться. Ты меня понял?

Малхус вальяжно потянулся и потрусил к двери, а затем выскользнул из спальни, словно его здесь и не было. Через пару секунд дверь снова приоткрылась и в щель просунулась голова одной из фрейлин, которая доложила:

– Княгиня, завтрак накрыт в столовой князя, или вы желаете, чтобы завтрак принесли сюда?

– Не нужно, мы скоро придём, – ответила Викана, и голова фрейлины скрылась за дверью.

Сначала я хотел заняться лечением магини, которой больше всех досталось в утренней передряге, но голод всё сильнее давал о себе знать, и я решил сделать это после завтрака, а заодно осмотреть Викану и Эланриль. Однако идти завтракать в рваном и окровавленном халате было глупо, и я обратился к своим жёнам:

– Девочки, вы мне не подскажете, где взять другой халат, а то в этом я неважно выгляжу.

– А зачем тебе халат? – удивилась Викана. – Пока ты воевал с чинсу, мы с фрейлинами сшили тебе одежду, достойную князя, и она давно висит у тебя в шкафу. Иди пока умойся, а мы всё приготовим.

Я в очередной раз отправился в ванную комнату и смыл с себя кровавые следы неравного сражения с креслом, а затем вернулся в спальню. На передвижной вешалке рядом с кроватью висел расшитый золотом костюм Великого князя. В общем, чтобы не забивать читателю голову описанием этого шедевра портняжного искусства, просто скажу: «Юдашкин тихо курит в стороне!» Минут через десять я всё-таки сумел надеть на себя это великолепное издевательство над здравым смыслом и застегнуть все бесчисленные пуговки и застёжки. При этом мне усердно помогали Эланриль и Викана, в противном случае я не сумел бы сам разобраться с костюмом. Подойдя к зеркалу, я увидел в нём здоровенного лысого клоуна, который, однако, очень шикарно выглядел.

Надменно выпятив нижнюю губу, я повернулся к своим девушкам и спросил:

– Ну, как вам Великий князь Ингар?

Викана и Эланриль явно не ожидали такой перемены в моём внешнем виде и застыли разинув рот. Я сделал несколько шагов вдоль зеркала и, осмотрев костюм со всех сторон, остался весьма доволен увиденным. Неожиданно мне в голову пришла идея подшутить над Виканой и Эланриль, и я произнёс, изобразив на лице удивление:

– А вы что тут делаете? Великий князь готов к выходу в свет, а вы в таком затрапезном виде? Неужели вы решили явиться к завтраку в грязных ночных рубашках? Бегом переодеваться!

Лучше бы я этого не говорил! Язык мой – враг мой! Викана и Эланриль сначала заметались по спальне, как всполошённые куры в курятнике, и только потом убежали каждая в свои покои. Я больше двух часов просидел на кровати, не в состоянии ничего делать, дожидаясь, пока мои суженые приведут себя в порядок и наведут марафет. Когда открылись двери в покои Виканы и Эланриль, я уже был готов их поубивать, но возмущённая тирада застряла в горле.

Девушки явно договорились между собой, чтобы войти в спальню одновременно и поразить меня своим великолепием. Клянусь собственной жизнью, им это удалось на все сто процентов! Выглядели они настолько потрясающе, что Великий князь на таком ослепительном фоне выглядел жалким лакеем, который должен открывать перед богинями двери.

Убедившись, что они достигли надлежащего эффекта и Великий Ингар в ступоре, жёны взяли меня под руки, и Эланриль тихонько спросила:

– Чего стоим, кого ждём?

В связи с долгими переодеваниями семейный завтрак был отменён и срочно объявлен званый обед в парадном зале дворца, на который были приглашены все обитатели Нордрассила, за исключением тех, кто не мог оставить боевые посты.

Разодетая в пух и прах Делия торжественно провозгласила, что Великий князь Ингар взошёл на престол, а её муж Элиндар вынес на золочёном подносе княжескую корону. На этот раз терновый венец выглядел как изысканный венок из экзотических цветов, от которого исходил голубоватый свет, заметный даже при солнечном свете. Я с опаской надел на голову живую корону Великого князя, но ничего особенного не почувствовал. Затем внесли венки Виканы и Эланриль, которые отличались друг от друга в основном оттенками цветов. Корона Виканы была выдержана в светло-голубых тонах, а венок Эланриль – в тёмно-синих.

После коронации началась нудная официальная часть, которую я толком не запомнил, потому что зверски хотел есть и мечтал как можно быстрее сесть за стол.

Наконец боги меня услышали, и церемония подошла к концу. Меня фактически заставили сказать тронную речь, и я несколько минут нёс какую-то возвышенную ахинею. Однако, несмотря на отсутствие подготовки, это получилось неплохо, потому что некоторые присутствующие в зале даже прослезились, а магиня Аладриель шепнула мне на ухо из-под вуали, скрывающей её фингал:

– Князь, вы были неподражаемы! Ваша речь войдёт в анналы истории, и её будут передавать из уст в уста даже через поколения!

Это заявление магини меня сильно удивило, тем более я сам толком не запомнил, чего нагородил срывающимся от волнения голосом. Во всяком случае, речь поставила точку в моих мучениях, и меня с жёнами усадили во главе стола, после чего начался пир.

(обратно)

Глава 22 Коронация

Солнце пробивалось сквозь занавеску из живых цветов, его луч светил мне прямо в левый глаз. Просыпаться совсем не хотелось, потому что я впервые в жизни спал на настоящей княжеской кровати, а это вам не какая-то лошадиная попона, расстеленная под кустом, которая долгие месяцы служила мне ночным пристанищем.

Несмотря на первоначальную зажатость, вчерашний пир явно удался, и меня в постельку довели под руки, ибо Великий князь не стал ни в чём себе отказывать. Не то чтобы я сильно напился, но ноженьки меня держали плохо. В последние месяцы Великому князю Ингару приходилось набивать свой желудок всякой дрянью, которая доставалась ему в качестве трофеев или была приготовлена на костре из лично подстреленной дичи. Полусырое мясо, конечно, ещё тот деликатес, но голод не тётка, а здесь я дорвался до таких изысканных кушаний, которым даже названия не знал. Банкет, устроенный Саадином на галере, который я до этого дня считал чуть ли не лукулловым пиром, мгновенно встал в один ряд с обедом в «Макдоналдсе».

Я совсем не собирался напиваться, но праздник был устроен в мою честь, и тосты следовали один за другим, поэтому мне приходилось постоянно отхлёбывать из своего кубка. После здравиц в честь князя и княгинь начались «зажигательные» эльфийские танцы, больше похожие на похоронную процессию, закончившиеся заунывными песнопениями на тему: «Какой у эльфов классный Великий князь».

Душа требовала настоящего праздника, но моя попытка выступить с сольным концертом и спеть любимую песню народов экваториальной Африки «Ой мороз, мороз» была пресечена твёрдой рукой Виканы, после чего меня и увели баиньки.

Все попытки вспомнить, что происходило в спальне после банкета, наталкивались на форменный провал в памяти, а мои жёнушки покинули спальню ещё до момента пробуждения. Я проанализировал свои ощущения и понял, что мне ночью было очень хорошо, а местами даже слишком, однако с чем были связаны приятные ощущения, вспомнить не мог. Конечно, мне хотелось, чтобы это состояние было связано с исполнением супружеского долга, но у меня возникли на этот счёт большие сомнения. Если не вдаваться в подробности, то меня с самого вчера легко можно было выдать замуж, поэтому я резонно сомневался насчёт своих подвигов в супружеской постели.

Провалявшись в кровати ещё с полчасика, я отправился в ванную комнату и смыл с себя пот и дурманящие запахи прошедшей ночи. Надев халат, я вернулся в спальню и вызвал прислугу, чтобы потребовать завтрак. Однако вместо фрейлин в спальню вошли Эланриль и Викана, которые катили перед собой два заставленных посудой сервировочных столика. Мои девушки были одеты по-домашнему, в полупрозрачные пеньюары, или как у эльфов называются эти женские туалеты.

«А жизнь-то, кажется, налаживается!» – подумал я, перетаскивая на кровать подносы с едой.

– Ингар, неужели ты собираешься есть в постели? – сделала круглые глаза Эланриль.

– Вот именно! Я Великий князь, а поэтому что хочу, то и ворочу! Нашему высочеству всё по фигу! – отмёл я все претензии и приступил к трапезе.

Через минуту обе моих жены тоже вспомнили, что они Великие княгини, и залезли на кровать и тоже приступили к уничтожению деликатесов, которыми были нагружены подносы. Утолив жажду и лёгкий голод, я схватил с подноса какой-то фрукт и откинулся на подушки.

– А теперь рассказывайте, что вы со мной делали ночью, – нагло потребовал я.

Эланриль и Викана прыснули в кулаки, а переглянувшись, вообще залились звонким смехом. Я дождался, когда они угомонятся, и спросил:

– А всё-таки?

Смех повторился, но Викана пришла в себя первой и заявила:

– Ингар, ты был великолепен, как и подобает Великому князю и герою!

После этой фразы красавицы снова начали хохотать, а Эланриль даже свалилась с кровати, чем окончательно вогнала меня в краску.

– Да ну вас к чёрту! Сами напоили, а теперь ржут как лошади. Пойду лучше делами займусь, а вы здесь смейтесь, пока не лопнете! – разозлился я и спрыгнул на пол.

Моя обида не произвела должного впечатления на жён, и они буквально забились в истерике от смеха. Я выскочил из спальни как ошпаренный и направился в свой кабинет. Дворец жил своей жизнью, и фрейлины, сновавшие по коридорам, сделав книксен, снова возвращались к делам, не обращая особого внимания на своего князя. В кабинете я опять застал Аладриель и Делию, которые о чём-то спорили. Спор был в самом разгаре, и поэтому они не сразу заметили моё появление.

Я поздоровался и подошёл к эльфийкам. Женщины сделали реверанс и, соблюдая этикет, стали ждать, когда Великий князь заговорит первым.

– Госпожа Аладриель, – начал я, – спасибо за вчерашний праздник, но зачем была нужна такая спешка? На церемонии не присутствовали ни Лаэр, ни Милорн, а это попахивает неуважением к ним.

– Ну что я тебе говорила? – заявила Делия магине. – Нужно было подождать, а не пороть горячку!

Аладриель посмотрела на гвельфийку и покачала головой, а затем, повернувшись ко мне, сказала:

– Ваше высочество, возможно, церемония коронации и была несколько поспешной, но у нас не было выбора. Неотложные дела могут снова заставить вас покинуть Нордрассил, и вы не успеете активизировать короны Виканы и Эланриль. Пока короны княгинь не получат власть над Деревом, Нордрассил в опасности. Дерево требует постоянной заботы, и только вы можете пробудить его от тысячелетней спячки!

Я задумался и проанализировал слова магини. По большому счёту она была абсолютно права. Откладывая настройку короны в долгий ящик, я рисковал очень многим. Да, я не любил пользоваться магией и больше доверял технике и технологии. Причиной этому был подсознательный страх перед всем, что связано с магией. Увы, но я вырос на Земле, где маги существовали только в детских сказках, а неизвестность всегда страшит. Гигантская магическая мощь пугала меня до икоты ещё и потому, что я стал замечать серьёзные изменения в своём организме. Страх превратиться из человека в монстра сидел в моём подсознании, словно ржавый гвоздь в доске, который невозможно вытащить. Однако бессмысленно закапывать голову в песок и бесконечно прятаться от действительности. Я маг и никогда уже не стану обычным человеком, поэтому нужно поступать соответственно реалиям, а не ломаться, как нецелованная девочка на выпускном вечере.

– Госпожа Аладриель, если я всё правильно понял, Великий князь должен настроиться на корону. Вам известно, как это делается? – задал я вопрос магине, прекратив душевные терзания.

– Нет, ваше высочество. Мы с Делией как раз обсуждали эту тему и не пришли к единому мнению. В древних манускриптах ничего не сказано про процесс настройки короны, так что вы должны сами решить эту проблему, а мы попытаемся вас подстраховать.

– Ну что же, тогда приступим! – решился я и подошёл к постаменту, на котором лежала корона.

– Князь, вам лучше сначала сесть в кресло, а только потом надеть корону. В прошлый раз вас ударило магией, и сейчас это может повториться, – подсказала Делия.

Я воспользовался советом и сел в огромное княжеское кресло, больше похожее на трон. Закрыв глаза, я погрузился в транс, чтобы держать под контролем свои чувства и магические потоки. Я надел на себя корону с некоторой опаской, но ничего не произошло. Корона лежала у меня на голове, как свадебный венок, и только. Прождав без толку несколько минут, я попытался проникнуть магическим взглядом внутрь короны и сразу понял свою ошибку: Великий Ингар в очередной раз опростоволосился и надел корону задом наперёд.

Мысленно обложив себя по матушке, я развернул корону в правильное положение и сразу почувствовал, что княжеский венец проснулся. Затем из него выдвинулись тонкие корешки, которые, как пиявки, присосались к коже на голове. Ощущения оказались не особо приятными, и в первый момент мне захотелось сбросить корону, но я сумел удержаться и позволил венку закончить свою трансформацию. Затем меня начал окутывать магический туман, и я почувствовал, как сознание стало сливаться с Нордрассилом. Нет, Нордрассил не подавил мою волю и не подчинил себе, но я начал ощущать Дерево как часть своего тела.

Некоторое время перед моим внутренним взором мелькали неясные образы, и у меня появилось ощущение, что кто-то копается в моих мозгах, скачивая оттуда информацию. В подсознании появились панические настроения, но противиться этой процедуре я был не в состоянии. Наконец промывка мозгов закончилась, и расплывчатые образы стали более чёткими, а затем я с удивлением узнал обычный рабочий стол Windows! Если честно признаться, то я просто охренел, потому что ожидал чего угодно, но только не этого. Моё сознание переместилось в виртуальный компьютерный мир, где Нордрассил воспринимался как огромный живой компьютер.

Возможно, копаясь в моих мозгах, Нордрассил выяснил, в каком виде проще доносить до меня нужную информацию, и пришёл к такому решению проблемы общения. Информация специально под привычный способ общения с компьютером, что сразу решило многие проблемы. Бывшему системному администратору не составляло особого труда разобраться с виртуальным интерфейсом, а в голове сами по себе возникали подсказки, когда я начинал тупить.

Здесь мне придётся перейти на термины более понятные жителю Земли, чтобы попытаться привычным языком описать свои действия, поэтому прошу простить мне возможные ляпы.

Живой компьютер находился в спящем режиме, и я довольно быстро заставил его открыть картинку рабочего стола, на которой его оставил предыдущий администратор. Сверяясь с подсказками, мне удалось определить, что компьютер самостоятельно перешёл в спящий режим, просто оператор очень долго не подходил к клавиатуре.

Забравшись в меню «состояние системы», я обнаружил многочисленные сбои в программном обеспечении, требующие перезагрузки системы. Я несколько раз, для страховки, прочитал подсказку про перезагрузку и убедился, что ничего страшного произойти не должно, и запустил процесс. Перед внутренним взором появилась бегущая строка, дублирующая очерёдность выполнения процедур, но процесс три раза останавливался и требовал моего вмешательства, поэтому мне снова приходилось залезать в меню подсказки и разбираться со сбоями. Организм перестал замечать течение времени, оно просто перестало для меня существовать. Я видел, как в Нордрассиле затухают энергетические потоки, а в какое-то мгновение мне даже показалось, что Дерево умерло, но затем по стволу и кроне пробежала световая волна и началась загрузка системы, управляющей функциями Дерева. Восстановление системы производилось из резервной копии, и многие пользовательские настройки будут утрачены, но это было наименьшим из зол.

Наконец система перезагрузилась, перед глазами загорелось табло «Запустить диагностику системы», и всё началось по новой. То и дело процесс останавливался, появлялась надпись «Критическая ошибка №…», и мне приходилось разбираться в произошедшем, штудируя инструкции и меню подсказок. Мне казалось, что этому не будет конца, но я с упорством дауна продолжал работу.

Постепенно стали нарабатываться навыки, и мне не приходилось уже мучительно вспоминать, где какая программа находится и как запускаются стандартные процедуры.

В конце концов моё упорство и настойчивость победили, и я выбрался из бесконечного лабиринта сбоев и ошибок на понятный мне путь. Нет, я не сумел привести Нордрассил полностью в работоспособное состояние, но теперь я довольно точно представлял, как он функционирует и что мне делать дальше для того, чтобы устранить сбои и неисправности.

Запустив процедуру, похожую на сканирование жёсткого диска компьютера, параллельно с функцией дефрагментации, я вышел из транса и снял с головы корону. В кабинете царил полумрак и, похоже, никого не было. Я встал с кресла, пошатываясь, вернул корону на постамент и вышел из кабинета. Пол под ногами тихо подрагивал, и Нордрассил гудел, словно гигантская машина на холостом ходу.

В коридоре перед кабинетом и приёмном зале дворца творилось настоящее столпотворение. Кто-то отключил освещение и закрыл окна, поэтому вокруг меня царил полумрак, в котором сотни тел копошились на полу и со всех сторон раздавался монотонный гул голосов. Мне показалось, что всё эльфийское население сбежалось сюда и, стоя на коленях, замаливает грехи перед концом света. Я осмотрел по сторонам, однако не смог обнаружить в толпе ни Викану, ни Эланриль.

– Что здесь за митинг на карачках? – громко спросил я.

– Князь! Князь! – словно эхо прокатилось по коридору.

Из толпы выбралась магиня Аладриель и, перешагивая через спины эльфов, бьющихся на полу в религиозном экстазе, подошла ко мне.

– Ваше сиятельство, мы думали, что вы погибли, когда вас окутал светящийся кокон из ветвей Нордрассила. Затем начался этот гул, и с Деревом начались странные изменения. Часть листьев и ветвей умерли и опали на землю, на первом и втором ярусах засохли два парка и несколько домов рассыпались в прах. Нам показалось, что всё кончено и Нордрассил гибнет, поэтому мы приготовились к смерти!

– Аладриель, успокойте эльфов. Всё идёт как нельзя лучше, просто Нордрассил просыпается от тысячелетней спячки, а на это нужно время. Дерево сбрасывает больную листву, а засыхают парки, поражённые болезнями и вредителями. Утраченные строения будут восстановлены или заменены другими. Вибрация – побочный эффект пробуждения, которого не нужно бояться. Прекращайте истерику и займитесь делом. Кстати, сколько времени я отсутствовал?

– Ингар, прошло почти трое суток с того момента, как вы надели корону и магический кокон окутал ваше тело.

– Где Викана и Эланриль?

– Они недавно ушли отдыхать. Мне с огромным трудом удалось их уговорить, они хотели оставаться рядом с вами.

– Милорн с Лаэром вернулись?

– Да, ваше сиятельство, ещё вчера.

Пока я разговаривал с магиней, два больных на всю голову эльфа подползли ко мне и начали хватать меня за ноги.

– Аладриель, разгони, наконец, этих бездельников, – взмолился уже я, отпихивая от себя перевозбуждённых фанатиков, – пусть делами займутся! Да, и вызови ко мне Лаэра с Милорном, я буду в кабинете через час. Мне нужно проведать своих девочек, кажется, я их сильно напугал.

Наш разговор с магиней слышали несколько эльфов, молящихся у моих ног, и религиозный экстаз начал меняться на более адекватное поведение. Аладриель где словами, а где и пинками начала приводить соплеменников в чувство, и толпа религиозных фанатиков стала понемногу превращаться в сообщество здравомыслящих эльфов. К тому моменту, когда я вошёл в спальню, коридоры дворца практически очистились от молящихся и большинство эльфов отправились по своим делам.

Эланриль и Викана лежали обнявшись на трёхместной кровати, а рядом с ними на стульях сидели две фрейлины с видом, что краше в гроб кладут. Мои дамы уже успели нацепить на себя траурные ленты красного цвета и, похоже, приготовились стать неутешными вдовами. К счастью, фрейлины, увидев живого князя, не грохнулись в обморок и не закатили истерику. Я коротко объяснил женщинам, что паника ложная, а конец света отменяется, и приказал открыть окна. Викана и Эланриль почувствовали моё присутствие и проснулись.

Естественно, без слёз не обошлось, и жёны едва не задушили меня в своих объятиях. С трудом успокоив перепуганных женщин, я приказал готовить обед и накрыть на стол в столовой, а не тащить еду в спальню. Траурные ленты на платьях меня несколько нервировали, поэтому я не сдержался и ехидно спросил:

– Что-то быстро вы меня похоронили, красавицы? Неужели я так быстро вам надоел?

Мой вопрос вогнал обеих жёнушек в краску, и они наперебой начали оправдываться, сваливая вину на магиню Аладриель.

– Хватит врать и валить всё на магиню! Идите лучше переоденьтесь, а то траурные ленты меня бесят, – махнул я рукой и отошёл к окну.

Викана и Эланриль поняли, что разговор окончен, и отправились в свои покои переодеваться. Фрейлины побежали выполнять мой приказ о подготовке обеда. Я остался в одиночестве и решил освежиться, пока есть такая возможность, а затем идти в столовую.

На обеде присутствовал весь командный состав народа эльфов. Я в принципе собирался просто перекусить наедине с жёнами, но статус князя требовал от меня присутствовать на званых обедах для приближённых, тем самым подтверждая их статус при дворе. Все эти придворные политесы для меня тёмный лес, но Аладриель с помощью Виканы и Эланриль быстро вправили мне мозги. По существу, этот обед представлял собой своеобразную оперативку, на которой Великий князь выслушивал доклады о положении дел и отдавал руководящие указания. В народе бытует расхожее мнение, что быть царём – это «булки есть и с девками спать», ох как далёк этот миф от действительности!

Первым делом я успокоил подданных и максимально доходчиво разъяснил им причины столь пугающих изменений в поведении Нордрассила. После научно-популярной лекции о возрождении Дерева я выслушал доклады Лаэра и Милорна. Лаэр доложил, что обстановка вокруг долины спокойная, переселение народов в основном закончено и он ожидает от меня новых ценных указаний. Милорн доложил мне о совместных патрулях с гвельфами и то, что его воины приняли под охрану первый ярус Нордрассила и подъёмники в его стволе.

Я поинтересовался, где сейчас находятся парламентёры чинсу. Лаэр ответил, что обе делегации сидят под замком недалеко от Нордрассила и дожидаются встречи со мной. Взвесив все за и против, я принял решение не сидеть на двух стульях и не ввязываться в интриги, в которых мало что понимаю. Поэтому делегацию от чёрных монахов я приказал отправить в расход, решив, что «нет человека – нет проблемы». Доверия к этой шайке у меня не было ни на грош, а второго покушения я мог и не пережить. Однако с посланцами Сы Шао-кана я решил встретиться и отправить парламентёров обратно в Поднебесную империю, но уже со своими предложениями о мире.

Завершив обсуждение неотложных проблем, я взвалил их решение на плечи Лаэра и Милорна. Меня всегда удивляла манера моих подчинённых выносить на суд начальства обычные повседневные вопросы, разбираться с которыми всё равно поручат им же. Главное, они прекрасно понимали, что вариантов не будет. Может, это ритуал какой-то?

Закончив трапезу, я с сожалением покинул удобное кресло и спустился к подножию Нордрассила, чтобы встретиться с чинсу. Милорн отправился по своим делам, а Лаэр проводил меня к зданию сторожевого поста, которое соорудили его подчинённые в ближайшей роще. Раньше здесь находилось древнее строение, от которого остались только развалины, но подвалы сохранились в хорошем состоянии. Сейчас эльфы заканчивали восстановление первого этажа, но вход в подвал был уже отреставрирован. Через пару минут мы были в комнате для допросов, а вскоре к нам привели командира парламентеров Сы Шао-кана. Им оказался высокий мужчина крепкого телосложения со специфически развитой мускулатурой, которая выдавала в нём воина. У пленника были связаны за спиной руки, но вёл он себя с достоинством и не выказывал страха.

– Кто ты и как тебя зовут? – спросил я пленника.

– Меня зовут Ионгури, я начальник дворцовой стражи императора Сы Шао-кана.

– Зачем тебя к нам послали?

– Извините меня за бестактность, но с кем я имею честь разговаривать? – переспросил чинсу.

– Я князь Ингар.

– Очень рад знакомству, ваше сиятельство. Меня прислал император для того, чтобы договориться о мире, – с поклоном произнёс парламентер.

– И что ты можешь мне предложить?

– Император готов заплатить большую компенсацию за нападение на долину эльфов. Между нами произошло недоразумение, о котором император сожалеет. Его величество неправильно информировали, и виновные уже наказаны смертью. Наш повелитель принял ошибочное решение по вине недобросовестных подданных, что и привело к большим жертвам с обеих сторон.

– Ионгури, я не дипломат, а воин, поэтому не буду морочить тебе голову вежливой ложью. До тебя ко мне на переговоры о мире прибыли чёрные монахи из южного Шаолиня. Они предложили нам союз против Сы Шао-кана, и я принял это предложение.

– Вы сделали ошибку, князь! Чёрные монахи хитры, как змеи, и предадут, как только вы станете им не нужны! – взволнованно заявил Ионгури.

– Увы, но вы абсолютно правы, так оно и произошло! Я послал драконов на помощь осаждённому Шаолиню и разгромил императорскую армию. В благодарность за это Го Можо попытался меня убить!

– Мне хорошо известен этот негодяй! На руках Го Можо кровь многих доверившихся ему людей! Я давно охочусь на подлого убийцу, но эта тварь ускользала от меня, как песок сквозь пальцы!

– Можешь забыть о Го Можо. Этот идиот посчитал себя хитрее всех на свете, однако я свернул ему шею раньше, чем он воспользовался отравленной шпилькой!

– Я очень рад это слышать, его смерть обрадует многих в империи. Но у этой змеи ещё много голов, и их ядовитые зубы очень опасны! Князь, вы выступили на стороне чёрных монахов, а это очень усложняет наши переговоры.

– Ионгури, вы себе льстите! Переговоров не будет, а будет ультиматум! Чёрные монахи получили сполна за предательство. Мои драконы сожгли дотла Шаолинь, и вряд ли много монахов выжило. У Поднебесной империи практически нет регулярных войск, а в стране началась гражданская война. Сейчас Поднебесную империю легко может захватить любой желающий, и только от меня зависит, случится это в ближайшее время или нет!

– Князь, что вы от нас хотите? – угрюмо спросил Ионгури.

– Я хочу того же, что и вы, – мира! После катастрофы на Геоне воцарился хаос! Сотни тысяч людей, эльфов и таргов мечутся по Геону в поисках крыши над головой и спасения от голода. Кровь льётся рекой, власть повсеместно принадлежит бандитам. Я прекрасно понимаю вашего императора – очень редко выпадает удобный момент, чтобы завоевать власть над миром. Однако Сы Шао-кану это не удалось, и теперь чинсу пожинают горькие плоды поражения. Мне не известно, жив ли император или погиб в ущелье возле Шаолиня, но нам всё равно придётся договариваться с властями Поднебесной империи. Для нас лучше, если это будут представители правящей элиты, нежели главари бандитских шаек, которые, захватив власть в империи, устроят всеобщую резню. Через полтора месяца в Мэлоре состоится совет народов Геона, и мы ждём представителей Поднебесной империи на этом совете. Я буду представлять народы хуманов и эльфов, халиф Саадин – Арбский халифат, Тит Флавий – Меранскую империю, Арданай – Тарганию.

– Князь, но у нас практически не осталось времени, чтобы подготовиться, только дорога в Чинай займёт три недели.

– Ионгури, это уже ваши проблемы. Воспользуйтесь почтовой птицей, и пусть ваши люди готовят делегацию, пока вы в дороге. Претензий к чинсу у всех накопилось много, но ни у кого нет желания, чтобы продолжался хаос. Я надеюсь, что нам удастся договориться, но сразу предупреждаю, чтобы вы не строили иллюзий! Чинсу – сторона проигравшая, и вам понадобится вся ваша изворотливость, чтобы не остаться без штанов. Будут попытки поживиться за ваш счёт, но я лично не заинтересован в развале Поднебесной империи. Вам придётся вернуть дроу замок Каре-Рояль со всеми прилегающими землями, и это будет уже их законная территория, а не протекторат. Взамен я гарантирую военную поддержку, и драконы будут жечь ваших врагов, а не ваши города и замки. Вы меня поняли?

– Но, князь, многих в империи не устроят такие условия мира, и я не могу гарантировать, что мы сможем подписать договор на таких условиях, – возразил Ионгури.

– Ты меня не понял. Это ультиматум, а не предмет для торга. В ваших интересах закончить войну на границах и заняться внутренними проблемами. У тебя есть лошади и припасы в дорогу?

– Князь, наших лошадей и запасы отобрали, когда нас захватили в плен.

– Лаэр, верни лошадей и оружие парламентёрам, выдели им запасы в дорогу, и пусть воины проводят их до границы, – приказал я.

Пленника развязали и увели. Я тоже пошёл к выходу, но ошибся дверью и попал в комнату, в которой двое воинов упаковывали в мешковину трупы делегации чёрных монахов. Следом за мной вошёл Лаэр и сказал, что я ошибся дверью, но, увидев моё перекошенное лицо, прикусил язык. Отдавая приказ убить монахов, я не думал, что увижу результат его исполнения, однако высшие силы, похоже, намеренно привели меня на место преступления, чтобы пробудить в Великом князе Ингаре остатки совести, которая не полагается правителю по штату.

Мы с Лаэром покинули подвал и вышли на свежий воздух. Тюрьма и есть тюрьма, как бы презентабельно она ни выглядела. После посещения таких мест всегда остается угнетённое состояние души.

В дальнейших моих планах был полёт в Горное убежище, где я хотел переговорить с братом о подготовке к переезду в бункер. Однако по дороге к дельтаплану я столкнулся лицом к лицу с Альфией, которая фактически заменила моим детям мать и отца.

Я поздоровался с эльфийкой, но она, взглянув мне в лицо, сделала вид, что не узнала Великого князя, и прошла мимо. Странное поведение подданной удивило меня и даже немного разозлило. После коронации эльфы относились ко мне с огромным почтением и разве что на колени не становились при моём появлении, а здесь такое вызывающее неуважение.

– Альфия! – окликнул я женщину. – Остановись, мне нужно с тобой поговорить.

Эльфийка остановилась, но не подошла ко мне и показывала всем видом, что не собирается этого делать. Я не стал корчить из себя бога и сам подошёл к эльфийке и тихо спросил:

– Госпожа Альфия, что за бунт на корабле, или Великий князь вам не указ? Не нравится вам Ингар, но мой титул вы обязаны уважать!

– А где вы увидели Великого князя? Я вижу перед собой глупого мальчишку, который не выполняет свой отцовский долг и забыл о существовании собственных детей! – отбрила меня Альфия.

– Да как вы можете… – попытался возразить я, но сразу сдулся и покраснел как рак.

Няня моих детей была права на тысячу процентов! Я должен был бегом бежать к своим детям, как только прилетел, а не решать мировые проблемы. У Великого Ингара набралось много долгов перед «Родиной и Партией», как говорят коммунисты, а о самом главном долге он как раз и забыл! У меня двое детей, а скоро будет уже четверо, а я всё витаю в облаках, заигравшись в Великого князя, и абсолютно забыл о собственных наследниках! Если меня грохнут в очередной кровавой авантюре, единственное, что останется на свете от Великого Ингара, – это его дети!

Альфия закусила губу и приготовилась к княжескому гневу, однако я взял её руку и, поцеловав холодную кожу на запястье, тихо произнёс:

– Спасибо, госпожа Альфия!

– За что спасибо? – удивлённо спросила эльфийка и отдёрнула руку.

– За то, что вы единственная, кто поставил напыщенного дурака на место и объяснил ему его долг и обязанности. Видимо, я не до конца осознал, что у меня есть дети, а слово «отец» не пустой звук. В следующий раз, когда я выкину подобный фортель, подойдите и врежьте мне по роже, чтобы позолота с ушей слетела. Проводите меня к Стасику и Дэе, я должен их увидеть, и пусть провалится под землю мир, но весь оставшийся день я проведу с ними!

Альфия кивнула мне в ответ, но, кажется, не до конца поверила в искренность моих слов. Она пристально посмотрела мне в глаза и, развернувшись, пошла к роще на берегу ручья. Я молча направился следом за эльфийкой, мысленно проклиная свою забывчивость.

– Ингар, погоди! – окликнул меня Лаэр. – В Горном убежище есть база моих разведчиков, они не прислали доклад о походе в Кайтон. Когда полетишь назад, забери его, пожалуйста.

– Лаэр, я сегодня никуда не лечу! Я к детям, и беспокоить меня только в самых экстренных случаях, – ответил я и прибавил шагу, чтобы успеть за Альфией.

Лаэр так и застыл с разинутым ртом, не понимая, какая собака меня укусила, но выяснять этот вопрос не решился.

Мы прошли по тропинке сквозь живую изгородь из колючего кустарника и вышли к небольшому особняку из живых кустов и деревьев, напоминающий домик эльфов из сказки.

(обратно)

Глава 23 Тайны Нордрассила

Я ждал встречи с детьми с непонятной робостью, словно школьник, принёсший домой двойку и боявшийся нагоняя от родителей. В комнатах особняка мы никого не нашли, и Альфия провела меня через веранду в сад на заднем дворе. Правда, назвать садом круглую лужайку с зелёным ковром газона можно только с большой натяжкой. Скорее всего, это была игровая комната под открытым небом, в которой и собралось всё моё многочисленное семейство.

Рядом с крыльцом на плетёной скамейке из живой лозы расположились Викана и Эланриль. Дамы эмоционально обсуждали какие-то женские проблемы и особо по сторонам не смотрели. В это время Стасик и Дэя, громко визжа, гонялись на четвереньках за щенками малхусов. Игра была в самом разгаре, и на появление главы семьи никто не обратил никакого внимания. За последнее время мои отпрыски подросли и окрепли, но ходить пока не научились, однако ползали довольно быстро. Поэтому Хитрец и Кнопка с трудом уворачивались от своих хозяев, которые с завидным упорством пытались их поймать.

Я снял с себя сбрую с мечом и кинжалом, разулся и присоединился к весёлой погоне за малхусами. Стасик и Дэя поначалу очень удивились, увидев незнакомого дядьку, но быстро поняли, что я свой, и продолжили игру. Визга и лая значительно прибавилось, поэтому мои жёны обратили, наконец, на нас внимание. Они тоже были сильно удивленыувиденным зрелищем, но Эланриль первой пришла в себя и с громким воплем присоединилась к нашей компании. Викана, немного поколебавшись, плюнула на статус Великой княгини и тоже приняла участие в весёлой кутерьме. Погоня за малхусами почему-то сразу превратилась в погоню за мной, и я бодро удирал на четвереньках от своего семейства, стараясь никого не задавить, спасаясь от преследователей.

Не знаю, сколько времени продолжались наши игры, но меня всё-таки поймали и совместными усилиями повалили на траву. Хитрец и Кнопка зачем-то начали стаскивать с меня штаны, а Викана и Эланриль прижали к земле мои руки. Дэя недолго думая залезла на отцовскую грудь, а Стасик неожиданно перешёл на мою сторону и начал стаскивать сестру на землю.

– Сдаюсь! – громко крикнул я и прекратил сопротивление.

– Давно бы так, а то брыкался, как горный козёл! – заявила со смехом Викана и легла на траву, положив мою руку себе под голову.

На другой руке устроилась Эланриль и начала щекотать травинкой мой нос. Я закрыл глаза, наслаждаясь этой идиллией, но сладкие мгновения были прерваны громким плачем Стасика и рычанием малхусов. Оказывается, пока родители блаженствовали на травке, подрались их детишки. Дэя, похоже, унаследовала характер Виканы и быстро навешала оплеух Стасику, хотя и была мельче комплекцией. Сынуля оказался увальнем, как и его папаша, поэтому достойного отпора сестре дать не смог и заливался горючими слезами. Хитрец попытался вступиться за хозяина, но на него сразу налетела Кнопка, и только шерсть полетела во все стороны. Родителям пришлось подниматься на ноги и разнимать драчунов.

В результате совместных действий мы быстро восстановили мир, но картинка получилась забавная. Эланриль держала за шкирки скулящих малхусов, я успокаивал плачущего Стасика, а Викана взяла на руки Дэю. Сын обиженно выпятил нижнюю губу и что-то бубнил на каком-то своём языке, указывая на сестру рукой, а та вырывалась из рук матери, желая продолжения драки.

– Семейка, хватит развлекаться, детей кормить пора! Для вас я накрыла ужин в столовой, мойте руки и за стол, – раздался строгий голос Альфии.

Появление няни разрядило обстановку, дети мгновенно успокоились, а малхусы прекратили скулить и вырываться. Мне сразу стало понятно, кто в доме хозяин, и я покорно понёс Стасика следом за Альфией.

Через час мы закончили трапезу и сидели за столом, лениво переговариваясь о делах семейных, когда к нам присоединилась магиня Аладриель. Детей уложили спать, а я решил не терять время даром и устроить-таки эльфийкам медицинский осмотр, тем более синяк на лице магини нужно было ликвидировать.

Женщины попытались артачиться, но я задавил их своим авторитетом и заставил пройти эту своеобразную диспансеризацию.

Первой пациенткой была назначена Эланриль, и я, погрузившись в транс, занялся тщательным осмотром младшей супруги. К своему удивлению, мне не удалось обнаружить в её организме никаких патологий, только беременность. Детородные органы Эланриль находились в идеальном состоянии и работали, как им и положено. Два маленьких плода также развивались нормально, и мне не удалось обнаружить даже следов интоксикации. Это обстоятельство меня весьма удивило, потому что Викана тяжело вынашивала Стасика и Дэю, а здесь картина оказалась полностью противоположной. Я очень обрадовался за Эланриль и решил оставить научные изыскания на потом, не вмешиваясь в естественный ход беременности.

Следующим на очереди было обследование организма Виканы. У неё положение со здоровьем оказалось намного серьёзнее, чем у Эланриль. Наркотики довольно сильно повредили организм, а восстановление нормального функционирования печени и почек требовало времени и магического вмешательства. Эланриль сумела устранить основные проблемы с наркозависимостью, однако практически во всех органах я обнаружил следы токсического поражения. Примерно за час мне удалось почистить печень и почки Виканы, а также зарастить три очага воспаления в поджелудочной железе. Мелочовки оставалось ещё много, но правильней всего было заняться ею через несколько дней, когда общая картина станет более ясной.

Передохнув минут двадцать, я уложил на кушетку магиню Аладриель и приступил к осмотру. Первый же взгляд на брюшную полость женщины поверг меня в шок, и я едва не свалился со стула. С трудом взяв себя в руки, я повторно просканировал организм эльфийки и полностью убедился, что ошибки при первичном осмотре не было. Магиня Аладриель оказалась беременна, причём срок был около второго месяца.

Стерев со лба выступивший холодный пот, я усыпил магиню, а затем, подозвав Эланриль и Викану, заявил:

– Девочки, может быть, я чего-то не понимаю, но учтите: я здесь абсолютно ни при чём! Не нужно вешать на меня всех собак и подозревать во всех грехах! Полюбуйтесь! Мне кажется, нам нужно срочно строить роддом и проводить полную диспансеризацию женщин!

Мои жёны не поняли смысла услышанных ими слов, но сразу погрузились в транс и начали осмотр Аладриель. Минут через десять они вернулись к действительности и посмотрели на меня квадратными глазами.

– Что скажете? – спросил я.

– Верховная магиня Аладриель беременна, и, кажется, у неё будет мальчик! – выдохнула Эланриль.

Викана с плохо скрываемым подозрением посмотрела на меня, словно на нашкодившего кота. Я, испугавшись её гнева, почему-то перекрестился и начал оправдываться. И в растерянности сморозил очередную глупость:

– Викана, я клянусь тебе всеми святыми, что я здесь ни при чём! Если бы отцом оказался я, то у Аладриель была бы двойня!

Первой засмеялась Эланриль, а уже потом прыснула в кулак и Викана. Я дождался, когда жёны прекратили хихикать, и заявил:

– В общем, я пошёл по делам, а вы тут самостоятельно обрадуйте молодую мамашу!

– Ингар, ты сначала разбуди госпожу Аладриель, а потом уходи. Ты усыпил пациентку, тебе её и будить, нам с твоей магией не справиться. А папаша, наверное, мой братец Алдар. У него с Аладриель давнишняя любовь, вот и доигрались, – остановила меня Эланриль.

– Вот и замечательно, пусть народ радуется жизни. Да, и синяки у Аладриель уберу, а то беременная магиня с подбитым глазом как-то не смотрится, – съехидничал я и приступил к лечению.

Косметические процедуры не отличаются особой сложностью, но очень кропотливы и муторны. Чтобы добиться необходимого результата, требуется удалить из-под кожи запёкшуюся кровь и восстановить многочисленные разорванные сосуды, а это требует времени. Мне пришлось потратить на лечение около получаса, но и этого не хватило, чтобы полностью устранить синяк. Наконец до меня дошло, что заниматься ерундой больше нет смысла, и, чтобы не зависнуть до утра, мне пришлось разбудить магию. Обрадовав Аладриель известием, что со здоровьем у неё всё замечательно, и даже слишком, я сразу ретировался из комнаты.

Времени у меня было навалом, поэтому я решил снова подключиться к княжеской короне и посмотреть, как идут дела у Нордрассила. На выходе из подъёмника меня встретил Палач, которому я приказал сторожить дверь в мой кабинет во избежание нежелательных визитов. Затем я уселся в кресло Великого князя, и корона заняла своё место на моей голове. Я вошёл в виртуальный мир Дерева и погрузился в работу.

Процедура дефрагментации оказалась завершённой только процентов на тридцать, поэтому я решил не прерывать процесс, а заняться изучением руководящих документов. На моё счастье, инструкция по эксплуатации живого суперкомпьютера была написана языком понятным обычному юзеру, а не только продвинутому сисадмину. Предусмотрительность разработчиков ПО меня порадовала, и я незамедлительно начал изучение документа. Листая виртуальные страницы описания Нордрассила, я уяснил основные принципы управления Деревом Жизни, а затем информация потекла в мой мозг «стремительным домкратом».

К полуночи мне было уже многое известно о Нордрассиле и каким образом Дерево связано с эльфами. Оказалось, что раса Странников генетически модифицировала обычное для своего мира дерево мэлорн. Странники вырастили внутри дерева дополнительную нейронную сеть на основе нейронов головного мозга обычного представителя своей расы. Триллионы клеток материнского дерева становили микропроцессорами этого живого компьютера, которые управлялись с помощью дополнительной нейронной сети. Центрального процессора как такового не было, но существовали три области в организме Нордрассила, выполняющие схожие функции. Одна такая область располагалась в кроне, вторая в стволе, а третья в корнях дерева.

Нордрассил изначально предназначался как своеобразная живая база экологического МЧС Странников, которые ухитрились загадить свой мир отходами промышленного производства и фактически его уничтожили. Мэлорн от природы неприхотлив и может выживать в очень загрязнённой экологической среде. По задумке Странников генетически изменённое Дерево должно очищать загрязнённые территории с помощью живущих в симбиозе с ним эльфов. Главным и определяющим условием существования Нордрассила являлось то, что мир должен быть насыщен магической энергией, которую Дерево собирало своей кроной, словно гигантской антенной. Магическая энергия накапливалась в корнях Дерева, а затем с её помощью создавался магический купол, защищающий Дерево от токсичной атмосферы планеты. Корни Нордрассила имели огромную длину и уходили в стороны от ствола до десяти километров, они же служили основой конструкции генератора защитного поля, окружавшего долину.

Высаживая Нордрассилы на поверхности загаженной промышленными отходами планеты, Странники намеревались вернуть её к жизни, но что-то там не срослось, и они покинули свою родину. Однако прямых указаний на причины бегства я в документации не нашёл и делал выводы, основываясь на разрозненных фактах и собственных догадках. В процессе работы с документами у меня появилась ещё одна гипотеза исчезновения Странников, которая также имела под собой довольно веские основания.

Вполне возможно, что, открыв способ перемещения между мирами, Странники переселились в более подходящий для жизни мир и забросили идею очищения своего мира с помощью Нордрассилов. Процесс очищения планеты оказался слишком длительным, результат нужно было ждать многие тысячелетия, поэтому технологию с эльфами и Нордрассилом они стали использовать для создания опорных баз во вновь открытых мирах.

Эльфы также оказались продуктом генной инженерии и являлись искусственно выведенными разумными существами. Взрослый Нордрассил обеспечивал жизненные потребности около десяти тысяч эльфов, которые, достигнув этой численности, вынуждены были переселиться на другие деревья. Обычно молодые мэлорны выращивались из семян взрослого Нордрассила неподалёку от материнского дерева, но самый первый мэлорн высаживали в наиболее подходящем для этого месте. Если мэлорн выживал, то через сто лет Странники переселяли к нему две сотни эльфов и оставляли их на произвол судьбы. Через пятьсот лет Нордрассил достигал зрелости, и в камерах у основания ствола созревали три семечка размером с колесо от грузовика.

Со временем вокруг первого Нордрассила появлялся эльфийский лес с чистейшей экологией, выращенный руками эльфийского народа. После того как условия жизни на планете становились приемлемыми для Странников, эльфы уступали территорию своим создателям. При этом судьба эльфов была незавидной, Странники не особо церемонились с перворождёнными. Часть эльфов переселяли в другие миры, а основную массу просто уничтожали, приказав им умереть с помощью Нордрассила.

Огромная продолжительность жизни эльфов была связана с тем, что Нордрассил начинал плодоносить через триста лет, и только после этого эльфы могли изготавливать эликсир жизни для своего размножения. Однако долгая жизнь имела и свою негативную сторону – эльфы не видоизменялись в процессе эволюции и не могли приспосабливаться к изменению окружающего мира.

Похоже, эльфийский проект оказался тупиковым и поэтому был заброшен Странниками, а эльфы, существуя как самостоятельная цивилизация, обречены на вымирание без своих хозяев.

Изучая каталог базы данных, я случайно наткнулся на защищённую паролем безымянную папку, которую вскрыл с помощью нехитрой программки, используемой ещё на Земле для восстановления паролей, забытых «блондинками» от бухгалтерии. Для того чтобы запустить эту программу, знания языка программирования не требовалось, а набор стандартных команд имелся в описании к процедурам администрирования. Таблица умножения действует во всех мирах, так же обстоит дело и с основными принципами программирования.

Во взломанной папке я обнаружил короткую инструкцию и набор стандартных команд, с помощью которых Странники отправляли на удобрения эльфов, когда те становились ненужными своим создателям. В общем, дёшево и сердито, но невероятно жестоко.

Народ эльфов связан с Деревом Жизни информационными и энергетическими каналами, при нормальном функционировании которых любой эльф мог прожить тысячелетия. Дальность, на которой информационные каналы гарантируют надёжную связь, около пятидесяти километров, но при благоприятных условиях она может достигать и сотен километров.

Такая сильная зависимость от Нордрассила могла стать ахиллесовой пятой эльфов, но Странники озаботились и этой проблемой. Народ эльфов не был полностью привязан к Нордрассилу и мог существовать в «автономном режиме», правда, продолжительность жизни в этом случае не превышала трёхсот лет. Однако эльфам для размножения обязательно требовался эликсир жизни, изготавливаемый из плодов молодого Нордрассила. Такое условие заставляло эльфов неустанно заботиться о молодом Дереве, чтобы они могли выжить. Когда Дерево достигало трёхсотлетнего возраста и созревало для внедрения параллельной нейронной сети, прибывал Странник и перестраивал Дерево в живой компьютер.

Если следовать заложенной в память Дерева инструкции, то следующим этапом моей работы должно стать подключение каждого эльфа к Нордрассилу с помощью индивидуального информационного канала. После этой процедуры Дерево само начнёт следить за здоровьем подопечного, а мне будет известна вся подноготная каждого индивидуума, который попадает в полную зависимость от моей воли. В случае необходимости я смогу щелчком пальцев убить любого эльфа, и он уйдёт в мир иной, даже не догадываясь об этом.

Княжеская корона, в которой я сейчас сижу, требуется только на начальном этапе «администрирования» живого компьютера и для подключения двух терминалов удалённого доступа, которыми являются короны моих жён. Наличие детей от Странника являлось своеобразной генетической защитой от несанкционированного доступа, да и сами терминалы имели кучу административных ограничений. С помощью «женских» терминалов мои потомки смогут управлять повседневной жизнедеятельностью Нордрассила, даже в отсутствие Странника.

Терминалом «администратора», которым является корона Великого князя, смогут управлять только мои потомки по мужской линии, но с каждым поколением этот доступ будет более ограниченным. Как только количество моих генов в потомстве упадёт ниже критической отметки, Дерево отменит допуск к терминалам управления и перейдёт в спящий режим, дожидаясь другого Странника.

После окончания дефрагментации, в процессе которой информация в «сбойных кластерах» будет перезаписана в исправные ячейки памяти Дерева, я смогу управлять Нордрассилом напрямую. Для этого мне будет необходимо настроить один из информационных каналов на собственный мозг. Правда, я и сейчас имел возможность мысленной связи с Деревом, но эта связь была ограниченной и не позволяла мне пользоваться правами «администратора» в полном объёме.

Проштудировав напоследок инструкцию по администрированию удалённых терминалов, я отключился от Нордрассила и направился в спальню. Выйдя за дверь, я снова наткнулся на два десятка религиозных фанатиков, усердно долбящихся лбом об пол. Эта картина меня разозлила, поэтому я разогнал шайку бездельников пинками и отборным матом. Однако этот инцидент привёл меня к мысли, что не всё получилось «шоколадно» у Странников, если есть вот такие сбои в программном обеспечении.

Правда, я в начале пути, и мне предстоит ещё многое изучить и понять, чтобы найти ответы на многочисленные вопросы. Но факты налицо, и эльфы давно уже живут в собственном мире, независимом от воли своих создателей, а на Геоне возникла не предусмотренная изначальной программой эльфийская цивилизация.

В спальне было тихо и пустынно, поэтому я сразу направился в ванную комнату, где намеревался сбросить с себя напряжение и усталость, однако, когда я вернулся назад, в постели уже лежала игриво улыбающаяся Викана, и я понял, что сон отменяется.

В общем, если не вдаваться в подробности, то меня форменным образом изнасиловали, причём с особой жестокостью. Похоже, Викана решила мне доказать, как она меня сильно любит, а результат получился как в анекдоте: «Сначала мне было хорошо, затем очень хорошо, а потом так хорошо, что даже плохо!» Былая романтика куда-то испарилась, и душевные чувства заменило голое наслаждение, заменив слияние душ оглушительным плотским безумием. Однако кто сказал, что это плохо? По крайней мере, этим человеком буду не я!

Как ни странно, но утром я проснулся полным сил, несмотря на тяжкий труд на брачном ложе. Я сразу попытался связаться с Нордрассилом по прямому информационному каналу, и мне это удалось без проблем. Я пробежался по информации о последних событиях и выяснил, что всё идёт по плану, а моё хорошее самочувствие напрямую связано с Нордрассилом. Дерево теперь персонально заботилось обо мне, любимом, подзаряжая энергией и поправляя подорванное тяжким трудом здоровье.

Моя попытка незаметно покинуть кровать закончилась полной неудачей, ибо Викана была начеку. Меня снова затащили под одеяло, и спальня наполнилась сладострастными стонами Виканы. В первый момент я наивно решил, что это заслуга моих выдающихся мужских достоинств, но потом понял, что эти стоны в основном предназначены для Эланриль, которая наверняка подслушивает, что происходит в спальне.

«Если так пойдёт дальше, то я скоро превращусь из многодетного отца в отца-героя, и мне выпишут орден горбатого, чтобы я хотя бы временами думал головой, а не одним местом», – мысленно обругал я себя, выбираясь из объятий обессиленной Виканы.

Однако всё было не так безнадёжно, – в описании Нордрассила мне на глаза попадалась ссылка, указывающая на то, что у меня есть возможность контролировать плодовитость любого эльфа, и это легло бальзамом на израненную душу.

«Нужно будет внимательно ознакомиться с этим материалом во избежание ненужных осложнений. Если ещё и Эланриль, наслушавшись воплей Виканы, поведёт себя таким же образом, то мне придётся вешаться! Такого „социалистического соревнования" между жёнами мой организм просто не выдержит», – угрюмо размышлял я, слезая с кровати.

На этот раз день закрутился по намеченному плану, а не как бог на душу положит. После завтрака, ставшего одновременно и оперативкой, я улетел в Горное убежище, чтобы проведать Ингура. Ещё в воздухе мне попался на глаза дельтаплан брата, который нарезал круги над озером, тренируя взлёт и посадку, поэтому искать Ингура мне не пришлось. Я догнал аппарат брата и жестами приказал ему идти на посадку. После приводнения мы обнялись и занялись намеченными мной делами.

Ознакомив брата с последними событиями, я лично проверил, как он освоился с управлением дельтапланом. Ингур добился значительных успехов в лётном деле, и я остался доволен достигнутыми им результатами. Однако мне пришлось сделать брату нагоняй за то, что он практически забросил подготовку к переезду в бункер. Основной причиной такого поведения оказалась Лаура, которая не собиралась уезжать из долины вместе с Ингуром. Упёртая девица заявила брату, что не поедет с ним, пока не закончит обучение у магини Аладриель. Похоже, Ингур окончательно попал под влияние взбалмошной девушки, а у меня появилась ещё одна головная боль. После разговора на повышенных тонах, основными аргументами в котором оказались мой увесистый кулак и обещание набить морду, я убедил брата отправить караван в бункер через три дня.

К полудню мне удалось закончить основные дела в Горном убежище и вернуться обратно к Нордрассилу. Я решил отобедать в особняке Стасика и Дэи, а заодно пообщаться с детьми, которым требовалось отцовское внимание. Пока женщины накрывали на стол, мы с наследниками устроили шумную игру в догонялки, где я играл роль добычи. Дети отлично запомнили вчерашнее веселье и никак не хотели отпускать блудного папашу. Викана с огромным трудом оттащила от меня разыгравшихся детей, и Альфия унесла громко орущую парочку к кормилице.

Мы с Виканой пообедали наедине, потому что Эланриль занималась психическим здоровьем Верховной магини дроу. После неожиданного известия о своей беременности Аладриель едва не рехнулась от счастья и сейчас находилась под присмотром видящей.

После обеда Викана осталась с детьми, а я поднялся в княжеские покои и навестил магиню. Эльфийка находилась явно не в своей тарелке и собрала вокруг себя уже целую комиссию по подготовке к родам, до которых было ещё очень далеко. Поздравив женщину с будущим пополнением семейства, я испросил разрешения забрать с собой Эланриль, чтобы попытаться настроить на неё её княжескую корону. Услышав мою просьбу, супруга едва не лишилась чувств от волнения, и мне пришлось потратить полчаса, чтобы её успокоить.

Процедура настройки короны заняла более трёх часов и вымотала меня до предела. Мне пришлось несколько раз объяснять Эланриль прописные истины, но мои слова наталкивались на железобетонную стену непонимания. Моё психическое здоровье спасла идея показать мне зрительный образ Нордрассила, который видела Эланриль. Я как идиот рассказывал супруге о компьютере, а она видела Дерево как живое существо из детского мультфильма. Разобравшись с проблемой, я начал помогать Эланриль, задавать Дереву вопросы, пока она не начала понимать, как пользоваться этим анимированным интерфейсом.

Шаг за шагом мне удалось объяснить жене, как работать с документацией и подсказками. Чтобы Эланриль могла самостоятельно тренироваться в общении с Нордрассилом, я ей показал, как запускается похожая на детский мультфильм обучающая программа, и отправил супругу в её покои, а сам ещё около часа приводил свои нервы в порядок. У меня был довольно обширный опыт обучения слабого пола работе на компьютере, поэтому я стоически воспринимал любые «блондинковские» вопросы, но привыкнуть к этому издевательству над здравым смыслом просто невозможно.

Придя в душевное равновесие, я приступил к работе над документацией, но толком ничего сделать не успел. Стоило мне открыть первую папку, как в кабинет ворвалась разгневанная Викана и потребовала немедленно настроить и на неё её княжескую корону.

Чтобы не допустить ситуацию до смертоубийства и спасти свою никчёмную жизнь, я немного схитрил, заявив, что настроил корону Эланриль первой, потому что опасался за здоровье любимой Виканы. За эту глупость мне впоследствии пришлось жестоко поплатиться, когда до Эланриль дошли эти слова. Всё-таки у женщин, даже таких умных и красивых, как Викана, язык – настоящее помело, от которого почему-то страдает моя шея.

На моё счастье, настройка короны Виканы прошла значительно быстрее, чем это получилось с короной Эланриль. Наверное, у меня уже появился некоторый опыт, а гвельфийка оказалась более продвинутой ученицей. Викана имела доступ к Дереву Жизни на Тароне, и многие вопросы, в которых плавала Эланриль, ей были знакомы на практике.

Убедившись, что Викана полностью освоилась, я запустил обучающую программу в её короне и со спокойной душой отправился спать. К этому моменту мои моральные силы закончились, и толку от попыток продолжить работу всё равно не было никакого.

(обратно)

Глава 24 Будни Великого князя

Большую часть следующего дня мне пришлось посвятить занятиям основами информатики со своими жёнами. Жителям магического мира сложно понять принципы работы живого компьютера, и я думал, что процесс обучения затянется на месяцы. Однако такого упорства от Виканы и Эланриль я не ожидал и не сумел отбиться от их совместной атаки. Скрепя сердце мне пришлось забросить все свои планы и отвечать на бесчисленные «блондинковские» вопросы. Дело продвигалось туго, но неожиданно лёд тронулся и девушки начали понимать, что от них требуется. Убедившись, что жёны готовы к самостоятельному усвоению материала, я повторно запустил обучающие программы в их коронах и вытурил учениц из своего кабинета.

Стоило княгиням скрыться за дверью, как в кабинет вошли Лаэр и Милорн. «Отцы-командиры» заявились с ежедневным докладом о положении дел, то есть нудными рассказами о нехватке наконечников для стрел и порванной амуниции, а также кто из часовых заснул на посту. Меня очень разозлил такой подход к делу, и оба эльфа получили нешуточный нагоняй за то, что заставили Великого князя выслушивать всякую ерунду.

Отведя душу на подчинённых, я приказал собрать в приёмной зале княжеского дворца обитателей Нордрассила для проведения выдуманного мной обряда посвящения. Мне было необходимо привязать эльфов к Дереву Жизни магической связью и тем самым взять каждого под полный контроль.

Лаэр выслушал мой приказ с некоторым недоверием и начал интересоваться неизвестным ему обрядом. Я самым наглым образом навешал ему лапши на уши, глубокомысленно заявив, что обряд должен связать душу каждого эльфа с Нордрассилом, чтобы Дерево могло постоянно заботиться о них.

Неожиданно Милорн потребовал провести первый обряд посвящения с дроу, в результате чего они с Лаэром едва не подрались. Я разнял готовых поубивать друг друга эльфов и заявил, что проведу обряд одновременно для обоих народов.

Ярость, с которой эльфы бросились в драку, в очередной раз показала, насколько мне мало известно об эльфийских традициях и мифах, связанных с Нордрассилом.

Магическая привязка эльфа к Дереву Жизни являлась стандартной процедурой и не требовала настройки заумных параметров для её проведения. Мне было необходимо просто указать Нордрассилу объект привязки и запустить процедуру. Программа позволяла производить как индивидуальную, так и коллективную привязку группы эльфов.

Первыми подопытными кроликами стали Лаэр и Милорн, на которых я решил потренироваться, чтобы не делать ошибок, когда буду работать с большим количеством народа. Через десять минут процедура привязки была завершена, и я пробежал глазами документ с отчётом о результатах. Всё прошло идеально, и мой магический взгляд сразу обнаружил два луча Силы, тянущиеся от Нордрассила к аурам эльфов.

Ещё раньше, занимаясь изучением списка стандартных программ, я обнаружил в нём программу, которая отображала ауры всех эльфов в окрестностях Дерева. После того как была включена опция сканирования, Нордрассил выдал мне виртуальную карту, на которой разноцветными огоньками светились ауры эльфов. По цвету этих огоньков можно было определить, к какому народу принадлежит эльф, каково состояние его здоровья, и ещё массу параметров. Эта же программа позволяла привязать к Дереву всех обнаруженных Нордрассилом эльфов, не собирая их во дворце, и поддерживать с ними магическую связь.

В первый момент мне в голову пришла идея подчинить Нордрассилу всех обнаруженных эльфов, но я решил пока этого не делать. Мало ли что может случиться. Есть вероятность того, что кто-нибудь из эльфов во время процедуры привязки потеряет сознание и свалится со скалы или дерева. Несчастный свернёт себе шею, и я стану невольным виновником его смерти, а такие накладки мне не нужны.

Я вышел из программы, осмотрелся и снял с головы корону. Передо мной прямо на полу сидели Лаэр и Милорн, а на их лицах светилось неизъяснимое блаженство. Похожую физиономию я видел у своего кота Васьки, который стырил из холодильника половину курицы и умял её за один присест. Эльфы купались в море счастья и выглядели обкурившимися пэтэушниками. Наверное, процедура привязки воздействовала на центр удовольствия у них в мозгу, и они совершенно не контролировали себя.

Однако Лаэра и Милорна ждал жестокий облом, потому что я, вылив на них по стакану воды, быстро привёл их в чувство, а затем отправил-таки собирать подчинённых на обряд посвящения. Пока эльфы будут собираться в приёмном зале, я решил навестить Викану и Эланриль и выяснить, как продвигаются у них дела. Однако в княжеских покоях жён мне найти не удалось. После безуспешных получасовых поисков я обнаружил их сидящими на кровати в моей спальне. Нервы были уже на пределе, и я возмущённо заявил:

– Красавицы, это что за кабинет вы себе устроили на моей кровати? Я здесь, кажется, сплю, а не занимаюсь посторонними делами!

Викана и Эланриль сразу сделали обиженные лица, но с кровати слезли. Оказалось, что поначалу они изучали новые возможности в своих покоях, но им постоянно приходилось бегать друг к другу в гости, чтобы поделиться впечатлениями и задать вопросы. Набегавшись до посинения, они решили не мучиться и оккупировали мою кровать. Я сменил гнев на милость и благосклонно разрешил жёнам снова залезть на семейное ложе.

В ходе короткого экзамена мне удалось выяснить, что дела у княгинь успешно продвигаются и серьёзных проблем нет. Викана и Эланриль задали мне несколько общих вопросов, на которые я легко ответил и, похвалив прилежных учениц, вернулся в приёмный зал.

Здесь меня уже дожидалась большая толпа эльфов, которые собрались для обряда посвящения. Увидев возбуждённых перворождённых, я понял, что проводить ритуал необходимо, максимально соблюдая внешний антураж, и соответствовать торжеству момента. Поэтому мне пришлось вернуться в свой кабинет и водрузить на голову княжескую корону, чтобы выглядеть как подобает Великому князю, хотя для запуска программы привязки корона и не требовалась. Она была необходима только для прямого доступа к Нордрассилу и выполнения особо важных команд администрирования, а также запуска сервисных приложений при программных сбоях.

После короткой торжественной речи я, чтобы избежать эксцессов, усадил присутствующих на пол и приступил к ритуалу.

Запустив программы привязки, я свернул виртуальный рабочий стол в трей и осмотрел зал. Ритуал проходил автоматически и не требовал моего вмешательства. Несколько минут ничего не происходило, но затем я заметил, что выражение лиц у эльфов стало меняться и они впали в ступор. Минут через двадцать передо мной сидела толпа блаженствующих идиотов, которые выпали из реальности. Мне пришлось приложить массу труда, чтобы вернуть эльфов к действительности, и если бы не помощь Лаэра и Милорна, то неизвестно, сколько это заняло бы времени.

Ещё около часа я потратил на изучение отчёта о результатах привязки и проверке качества магической связи с каждым из эльфов. Затем процедура повторилась со следующей группой перворождённых, и к полуночи все эльфы, находящиеся на Нордрассиле, прошли магический ритуал.

Последующие двое суток, загруженные под завязку общением с Нордрассилом, промелькнули как мгновение. После того как закончилась дефрагментация ячеек памяти, произошло ещё одно важное событие, которое меня сначала напугало. Меня едва не хватил кондрашка, когда в голове раздался голос Нордрассила. Оказалось, что магический компьютер обладает разумом и способен вести беседу, как человек.

В первый момент я решил, что сошёл с ума, но испуг быстро прошёл, и я выслушал отчёт Нордрассила о его самочувствии. Затем Дерево озвучило длинный список проблем и неисправностей, в котором я мало что понял. Чтобы не городить ерунду и не выставлять себя идиотом, я тупо спросил Дерево:

– И что мне теперь делать?

Через несколько секунд Нордрассил надавал мне кучу советов и рекомендаций, а также способов решения возникших проблем. Я добросовестно попытался разобраться в полученной информации, но быстро понял, что на это потребуется несколько лет.

Наступив на горло собственному самомнению, я благоразумно выдал Нордрассилу карт-бланш на любые необходимые действия, но потребовал регулярно докладывать о полученных результатах. На выполнение плана работ Нордрассил требовался месяц, поэтому я решил не терять времени даром и улететь вместе с Ингуром в бункер.

Дела обрушились на мою голову снежной лавиной, а разгребать завалы предстояло князю Ингару. Мне было необходимо отправить караван хуманов в бункер и достроить наконец летающую лодку, до которой так и не дошли руки. Затем требовалось наладить надёжную связь с Саадином и Чинсу, чтобы не оставаться слепым и быть в курсе событий.

Война на Геоне закончилась, и теперь я собирался стрясти с врагов и союзников неоплаченные долги. Все готовы любить князя Ингара бесплатно, и я отчётливо представляю себе, какой поднимется вой, когда придётся платить по счетам.

После оживления Нордрассила хуманам придётся покинуть Горное убежище. Магическая аура пробудившегося Дерева Жизни угнетающе воздействует на психику людей, и скоро они это почувствуют. Для очередного переселения народов необходимо срочно готовить материальную базу и построить возле бункера настоящую крепость.

Легко планировать в уме грандиозную стройку, но очередные наполеоновские планы тащили за собой море проблем. Сразу возникали заморочки со строительными материалами, продовольствием и ещё кучей других вопросов. Однако эти вопросы можно было решить с помощью денег, но где найти людей для строительства и где их разместить? Как всё это организовать, я не имел никакого понятия, но резонно предположил решать проблемы по мере их возникновения.

Я передал заботы о Дереве Жизни Викане и Эланриль, а также рассказал им о его полном пробуждении. Княгини с обычной женской робостью восприняли это известие, но с моей помощью быстро нашли с Деревом общий язык и теперь задавали «блондинковские» вопросы уже Нордрассилу.

Ещё одной непростой проблемой стало решение судьбы Шалара. Конь постоянно пасся у подножия Дерева, но времени на общение с ним у меня хронически не хватало. Шалар обижался на отсутствие должного внимания к себе, но я не мог разорваться на куски. Мне пришла в голову спасительная идея – передать Шалара на попечение Викане и Эланриль. Осталось только убедить коня, что это знак доверия, а не очередная попытка избавиться от него.

Поначалу Шалар в прямом смысле встал на дыбы, но мне всё-таки удалось убедить его с помощью лести и хитрости. Я битый час убеждал коня в том, что Викана и Эланриль – матери моих детей, которым в моё отсутствие нужна защита. Основным аргументом в нашем споре стало заявление, что я могу доверить заботу о своей семье только Шалару, который сумел победить даже зорга. Эта маленькая хитрость сработала, и конь поклялся, что, пока он жив, княжеская семья будет в безопасности.

Мои жёны с восторгом приняли известие о том, что Шалар находится в их полном распоряжении и позволит себя оседлать. На радостях Викана подсказала мне идею привязать эльфийского коня к Нордрассилу. Она якобы где-то читала, что магические животные такой же продукт генной инженерии Странников и также живут в симбиозе с Деревом.

Я сразу выяснил у Нордрассила этот вопрос и получил на него утвердительный ответ. Оказалось, что помимо эльфийских коней Дереву Жизни полагался целый магический зоопарк, и оно перечислило довольно обширный список животных, входящих в него.

В этот зоопарк входят: малхусы, земляные крысы, стальные выдры, зорги и баркуды, про остальную мелочь я даже не упоминаю. Правда, баркуды оказались не знакомыми мне механическими чудовищами, а генетически переделанными зоргами, которые уже вымерли. Нордрассил чувствовал ауры магических животных и поведал мне, что в болотах рядом с долиной обитает два десятка стальных выдр, а зоргов в округе бродит около сотни.

Из рассказа Дерева Жизни я также узнал, что малхусы, стальные выдры и баркуды являются боевой разновидностью магических животных, поэтому для их полноценной привязки к нему необходима только кровь Странника.

Если детёныша зорга или стальной крысы привязать к Нордрассилу моей кровью, то Дерево сможет провести генетическую трансформацию и превратить его в боевого монстра. Такой магический зверь постоянно подпитывает свою ауру от Дерева Жизни, и его практически невозможно убить вблизи Нордрассила.

Эльфийские волки стояли особняком среди магических зверей, потому что были разумны. Малхусов можно привязать и эльфийской кровью, но это возможно, только пока Дерево находится в спячке или молодой мэлорн не стал ещё Нордрассилом. Для управления эльфийскими волками Странники назначали среди эльфов Хранителя, которому подчиняется стая эльфийских волков.

Статус Странника был значительно выше, чем у Хранителя из народа эльфов, поэтому Старый вожак беспрекословно признал мою власть, но поначалу схитрил, потому что не был полностью уверен в моём статусе. Таким образом была раскрыта ещё одна тайна долины Нордрассила, мучаясь над разгадкой которой я едва не сломал себе голову.

От такого объёма новой информации моя голова пошла кругом, поэтому я решил не углубляться в нюансы, чтобы не утонуть в мелочах, и сначала решить самые неотложные задачи.

Перед отлётом я провёл последние часы со Стасиком и Дэей и только вечером улетел к Ингуру. Общение с детьми отвлекло меня от забот и значительно улучшило настроение.

К моменту прилёта в Горное убежище подготовка каравана была практически закончена, и мы с братом рано утром проводили его в дорогу. В самый последний момент перед уходом каравана прискакала Лаура на своём зорге и заявила, что тоже поедет в бункер. Зная взбалмошный характер девушки, я только махнул рукой на неожиданно изменившееся решение племянницы и приказал ей держаться в караване, а не гонять афров по окрестностям, рискуя получить стрелу из засады. Однако мне было прекрасно известно, что все мои приказы для Лауры пустое сотрясение воздуха и она поступит только в соответствии с собственными желаниями.

* * *

Перелёт к бункеру прошёл без происшествий. Ингур вёл себя дисциплинированно и держался в сотне метров позади моего дельтаплана, а Акаир с пассажирского сиденья контролировал действия брата. Во время перелёта я попытался определить расстояние, на котором возможна связь с Нордрассилом, и постоянно поддерживал с ним магический контакт. Чем дальше мы улетали от долины, тем менее надёжной становилась связь с Деревом. До расстояния в полсотни километров никаких проблем не возникало, но затем мне постоянно приходилось увеличивать высоту полёта.

В районе бункера я вынужден был поднять дельтаплан на почти двухкилометровую высоту, чтобы связь не пропадала и не забивалась помехами. В принципе можно было смириться с возникшими неудобствами и пользоваться этим экзотическим способом связи по мере необходимости.

Я первым зашёл на посадку, а затем проследил, как сядет Ингур. Всё прошло благополучно, и мы вместе причалили к берегу.

Наученные горьким опытом часовые не потеряли бдительности и вовремя заметили наших драконов. Поэтому Алдар вместе с Ноланом встретили нас на стоянке, и нам не пришлось разыскивать их по всему посёлку. Я выслушал короткий доклад о том, что произошло во время моего отсутствия, из которого узнал, что от халифа Саадина прибыла целая делегация магов с десятком почтовых птиц и с помощью их уже установлена связь с Тадмуром, замком Триумфалер и Мэлором. Больше ничего существенного не произошло, и мы отправились обедать.

Быстро перекусив обычной солдатской пищей, я принял послов Саадина и прочитал присланные им письма. В посланиях халиф извещал, что к нему прибыли парламентеры из Чинсу и рассказали о гибели императора Сы Шао-кана в бою с мятежниками. Глава делегации слёзно просил халифа поддержать их войсками в начавшейся гражданской войне, при этом он сослался на договоренность с князем Ингаром. Саадин ответа пока не дал, но просил меня срочно прилететь в Герат, чтобы разрулить эту проблему. Письмо было получено уже двое суток назад, и я, выругавшись в сердцах, снова направился к озеру, чтобы успеть до темноты долететь до Герата.

Мои руки буквально гудели от напряжения, когда я заходил на очередной круг, пытаясь посадить дельтаплан. Заболоченный пруд неподалеку от крепостной стены Герата был не лучшим местом для посадки, но временами я бываю упрямым как осёл. Это была уже третья попытка, и я решил: если и на этот раз промахнусь, то улечу обратно на Атлаское озеро, и пусть Саадин сам едет к месту посадки. То, что халиф в Герате, я выяснил, сделав пару кругов над крепостью, где разглядел на башне машущего руками халифа.

На этот раз попытка приводниться всё-таки удалась, и мне повезло не сломать себе шею при посадке. Я вылез из кабины, вытащил аппарат на сушу и стал дожидаться почётного эскорта. К этому времени из крепости уже выехали два десятка ассасинов во главе с халифом.

Через несколько минут ко мне подлетел Саадин верхом на тонконогом арабском жеребце и, соскочив на землю, сразу полез обниматься:

– Князь, ты не представляешь, как я рад снова тебя видеть! Как прошёл перелёт на драконе? Ты, наверное, сильно устал в дороге?

– Всё хорошо, мой друг. Однако ты прав, дорога меня измотала, но через час я снова буду в форме, – скромно ответил я.

– Тогда поехали скорее в замок. Я приказал подготовить для тебя лучшие покои и ужин, а если пожелаешь, то ужин подадут прямо в хамам. После тяжёлой дороги самый лучший отдых в бане, это мне известно по собственному опыту.

– Саадин, ты читаешь мои мысли! Я очень рад, что у меня такой гостеприимный и догадливый друг!

Халиф громко рассмеялся в ответ и предложил мне сесть на своего коня, а сам пересел на лошадь одного из телохранителей. Я жёстко проинструктировал охрану возле дельтаплана, и мы поскакали в Герат.

Саадин, как и любой повелитель Востока, купался в роскоши и ни в чём себе, любимому не отказывал. Баня и ужин были великолепны, а чернобровые наложницы и того лучше. Однако у меня не было особого желания предаваться любовным утехам, да и на первом месте стояли более важные дела.

«Как всё-таки странно устроен человек? – думал я, лежа на горячем мраморном возвышении в центре хамама. – Сейчас мне делают массаж две восточные красотки, а голова забита делами.Наверное, я совсем истрепался морально, если теряю вкус к жизни. Раньше в такой ситуации эти полуголые искусительницы делали бы мне не массаж, а что-нибудь другое».

– Ингар, ты что, заснул или тебе не нравятся мои наложницы? – отвлёк меня от философских мыслей халиф.

– Да нет, девушки просто великолепны, но ты же видел мою жену Викану.

– Спрашиваешь! Второй такой красавицы на Геоне нет. Если бы я был мужем Виканы, то сразу разогнал бы свой гарем и до могилы хранил ей верность.

– А я вот не такой правильный мужчина, как ты. Я бы с радостью воспользовался твоей щедростью и на практике оценил бы прелести наложниц, но у меня просто нет на это сил!

– Ингар, ты меня удивляешь! Такой могучий воин, и нет сил на женщин. Я в это просто не могу поверить. Ты заболел или тебя интересуют мальчики? – ехидно заметил халиф.

Эта фраза меня обидела и немного разозлила, поэтому я задумал маленькую месть и решил позлить Саадина. Я неоднократно видел, как повелитель правоверных захлёбывался слюной, говоря о Викане, и решил его окончательно добить известием о второй супруге.

– Мой друг, я не настолько утончён и изнежен, чтобы интересоваться мальчиками, хотя хорошо понимаю твоё удивление. Увы, но проблема намного серьёзнее: я второй раз женился, и жёны выпили мою мужскую силу до последней капли!

Мне показалось, что халифа ударили обухом по голове, настолько он был ошарашен этим известием. Немая сцена затянулась на целую минуту, пока халиф не задал мне ожидаемый вопрос:

– И кто на Геоне может поспорить красотой с божественной Виканой?

– Да нет там никакого спора. Эланриль из народа дроу, и они с Виканой совершенно разные. Викана и Эланриль – как день и ночь, каждая прекрасна, но по-своему! – лениво ответил я, пожав плечами.

– Ты хочешь сказать, что взял в жёны принцессу дроу Эланриль? – переспросил Саадин, сделав квадратные глаза.

– Да, я женился именно на ней, и чего здесь удивительного? Правда, она мне не ровня по происхождению, но чего не сделаешь ради любви.

– И как тебе удалось совершить такой подвиг? К этой умопомрачительной дочери Иблиса даже подойти страшно! Я видел её пару лет назад на приёме у Сы Шао-кана, так князья дроу к ней никого близко не подпускали. Мне очень хотелось с ней познакомиться, но я не решился на столь смелый шаг. Красота её потрясающа и удивительна! Наверное, так же красива смерть, когда она приходит к самым достойным воинам Аллаха. По слухам, Эланриль лично кастрировала двух не в меру настойчивых ухажёров, а я вижу тебя живым и здоровым!

– Странно, Эланриль мне об этом ничего не рассказывала. Нужно будет её расспросить об этом поподробнее, – спокойно ответил я.

– Ингар, я понял тебя! Ты просто издеваешься надо мной, а я веду себя как идиот! Князь Ингар муж двух самых прекрасных женщин на свете, а я предлагаю ему кривоногих ишачек из своего гарема! Мог бы и пожалеть своего верного друга, а не смеяться над ним, – обиженно заявил халиф.

– Саадин, у меня и в мыслях не было намерений тебя обидеть. Я действительно устал, проведя верхом на драконе весь день, и только поэтому отказался от твоего подарка.

Наложницы с огромным любопытством слушали нашу беседу и буквально пожирали меня глазами. Женщине свойственно с завистью смотреть на мужчину, которому принадлежит знаменитая красавица, особенно если это её лучшая подруга. Думаю, что моё безудержное враньё произвело на них сильное впечатление и их острые язычки скоро устанут от сплетен. Саадин тоже заметил нездоровое любопытство красоток и выгнал наложниц из хамама громким приказом:

– А ну брысь отсюда, бесстыжие! Чего вылупились, как кошки на мясо? Князь Ингар не про вашу честь, на его брачном ложе проводят ночи богини, а не такие дворняжки, как вы!

Девушки со скоростью пуль исчезли из бани, и мы с халифом остались одни.

– Саадин, ну зачем ты обидел своих женщин? Не всем же быть такими, как Викана и Эланриль. Это на первый взгляд мои жёны – отрада для мужчины, но знал бы ты, как с ними непросто! – с укором произнёс я.

– Да, кстати, а как восприняла Викана Эланриль, ведь гвельфы и дроу враждуют как кошка с собакой? – прервал меня халиф.

– На моё счастье, очень спокойно. У эльфов есть пророчество, что Великому князю положены по закону две жены, одна от гвельфов, а другая от дроу. Противиться божественному провидению им даже в голову не приходит, и они вроде подружились, но скрытое соперничество всё-таки есть. Однако эта подковёрная борьба выходит мне боком, потому что каждая из них старается доказать мне в постели, что она лучшая.

– Ну, ты, Ингар, и попал в засаду! – рассмеялся Саадин. – Я сначала очень тебе позавидовал, но теперь искренне сочувствую! Две богини в постели даже из бога сделают простого смертного, а из героя – раба на галерах.

– И не говори! – согласился я.

После бани у меня не было никакого желания заниматься переговорами с парламентёрами чинсу. Усталость и сытный ужин сделали своё чёрное дело, и меня клонило в сон. Поэтому я решил оставить дела на завтра и отправился спать в выделенные мне покои. Меня слегка покачивало от выпитого вина, но настроение было отличным. Саадин тоже перебрал горячительных напитков, и ассасины охраны увели его из хамама под белые ручки.

Я вошёл в полутёмную спальню и, скинув с себя простыню, в которой вышел из бани, рухнул на постель. Глаза сами закрылись в предвкушении долгожданного отдыха, но забыться сладким сном мне не дали. Из-под одеяла высунулись две нежных руки и обняли меня за шею.

– Господин, не бойтесь, это я, Гюльнара. Вы видели меня сегодня в хамаме. Я безумно влюбилась в вас ещё во время первой нашей встречи на галере. Жизнь моя кончена, и если вы отвергнете меня, то я покончу с собой прямо в этой спальне. У меня и кинжал есть! – шептали влажные губы прямо мне в ухо.

Тихий шёпот прозвучал в голове громче выстрела из пушки, и моё сонное настроение мгновенно испарилось.

«Ну что, идиот, провёл пиар-кампанию? Девчонки сидят в гареме Саадина, как птицы в золотой клетке. Им все мозги любовными сказками проели, а тут Великий Ингар заявился и по ушам проехался, как змей-искуситель. На Востоке девушки созревают рано, а эта, кажется, давно созрела, и эстроген у неё прямо из ушей льётся. Жён и наложниц у халифа как минимум полсотни, и, пока дойдёт очередь до долгожданной ночи любви, девушка может и от старости помереть. Темперамент у восточных женщин сумасшедший, и если я её пошлю, то она точно зарежется прямо у меня в постели. Ну что, Игоряша, наплёл про себя сказок, а теперь соответствуй заявленному в рекламе!»

Тяжко вздохнув, я расплёл девичьи руки у себя на шее и опрокинул Гюльнару на постель. Мне пришлось некоторое время бороться с проснувшимися мужскими инстинктами, но здравый смысл всё-таки победил «основной инстинкт».

Я уже порезвился в постели с Эланриль и в результате теперь имею двух жён и скоро стану многодетным отцом. Теперь для полного счастья не хватало заполучить третью жену и ещё пару детишек в придачу. Слишком большая цена за ночь сомнительного удовольствия, тем более Гюльнара даже в теории не могла соперничать красотой с Виканой и Эланриль.

Девушка смотрела на меня глазами полными слёз, но я задавил проснувшуюся в душе жалость и, сделав одухотворённое лицо, завёл нудный разговор:

– Гюльнара, ты прекрасна, и любой мужчина может только мечтать о ночи с тобой, но я дважды женат, и мои боги обязывают хранить верность жёнам. Если я не буду следовать взятым на себя обетам, то на меня падёт страшное проклятие, и я потеряю свою мужскую силу. Моя душа плачет, отвергая тебя, но ты должна уйти к себе. Плотские грехи вопиют, и мне нужно остаться наедине с богами, чтобы помолиться о своей пропащей душе!

Я, конечно, включил «дурку», ссылаясь на религиозные табу, но добился желаемого результата. Гюльнара выскользнула из постели и растворилась в полумраке спальни, затем скрипнула дверь, и я остался в одиночестве. Заперев дверь, я снова залез под одеяло в тщетной надежде выспаться.

«Всё-таки ты записная сволочь, Игоряша! Девушка к тебе со всей душой, а ты посмеялся и наплёл ей какой-то религиозной ахинеи», – думал я, засыпая.

(обратно)

Глава 25 Проблема по имени Гюльнара

Выбитая мощным ударом дверь в спальню открылась с громким стуком, и чувство опасности буквально вышвырнуло меня из постели. Я стоял рядом с кроватью абсолютно голый и готовился встретить врага с обнажённым мечом в руке, который каким-то чудом в ней оказался. Видок у меня был довольно странный, но жить захочешь – и не так раскорячишься.

– Ингар, ты спятил? Это я, Саадин. Ты что, собрался меня убивать?! – закричал халиф, увидев меня в таком виде.

– А зачем ты ворвался в мою спальню, да ещё и с охраной? – возразил я.

– Да ты спишь как убитый, мы полчаса в дверь колотили, а ты не откликался! Я уже решил, что безумная Гюльнара тебя зарезала и мы найдём в постели хладный труп князя Ингара.

– Ничего не понимаю. Ты толком объясни, что случилось.

– Ингар, это история длинная, но я буду краток. Ещё во время твоего прошлого визита моя лучшая наложница Гюльнара буквально помешалась на князе Ингаре. Через пару дней после твоего отлёта с наложницей началась какая-то ерунда. Главный евнух доложил мне, что девочка по ночам бредит твоим именем и все уши прожужжала своим подружкам. В конце концов Гюльнара заболела любовной горячкой и стала чахнуть на глазах. Лекари мне сразу заявили, что вылечить девушку сможешь только ты. Я надеялся, что князь Ингар ублажит Гюльнару в хамаме, после чего девушка перестанет сходить с ума и успокоится. Однако ты отверг наложниц, и она решила пробраться в твою спальню. Когда охрана доложила, что Гюльнара залезла к тебе в постель, я приказал вам не мешать. Утром начальник охраны рассказал, что после твоего появления в спальне Гюльнара выскочила из неё как ошпаренная. Я позавидовал твоей стойкости и верности жёнам, но утром гарем превратился в сумасшедший дом. Ингар, что ты сотворил с Гюльнарой? Эта тихая и послушная девушка после короткого разговора с тобой устроила в гареме форменный бунт!

– Да ничего особенного я с ней не делал, просто прочитал лекцию о вреде беспорядочных половых связей для своего здоровья! Гюльнара вроде согласилась с моими доводами, а затем сбежала. Я спокойно заснул, и тут ты врываешься с ассасинами.

– Ничего особенного он не делал! Да я после твоих подвигов должен разогнать весь гарем и набрать новых наложниц, нынешние надо мной просто смеяться будут! Пойдём в гарем, сам послушаешь, что там Гюльнара с башни вещает, мне эти вопли слушать тошно.

Я быстро оделся и отправился следом за Саадином на женскую половину замка. Через несколько минут мы вышли во внутренний дворик гарема, напоминающий цветущий райский сад. С южной стороны двор окружала выгнутая дугой крепостная стена с одинокой башней посередине. У подножия башни собрался настоящий митинг тружениц постельного фронта, которые смотрели на верхушку башни, разинув рты. Сверху доносился звонкий голос Гюльнары, певшей жалобную песню о любви. Всё действие происходило под аккомпанемент женских рыданий, и мне показалось, что я оказался на съёмочной площадке бразильского сериала. Неожиданно песня стихла и Гюльнара начала свою речь:

– Не уговаривайте меня, подруги! Любимый отверг меня, и мне больше незачем жить! Этой ночью мне стало понятно, за что любят князя Ингара его жёны! Князь Ингар верен обету, данному богам на брачном ложе, а я пыталась совратить его с истинного пути. Аллах не примет меня на небесах, я буду гореть в Аду и не стану гурией, чтобы дождаться любимого в Раю!

– Это что за хрень здесь происходит? – спросил я Саадина.

– Гюльнара залезла на башню и собирается броситься вниз, а мы не можем уговорить её спуститься. Она поёт песни и рассказывает подругам о своей любви к князю Ингару. Поговори, пожалуйста, с этой сумасшедшей, а то она может погибнуть.

– Если сразу не спрыгнула, то не спрыгнет вообще! Тоже мне, актриса погорелого театра, спектакль здесь устроила. Ну и подложил же ты мне свинью, Саадин, теперь Викана и Эланриль обязательно узнают об этом безобразии, и тогда меня точно разорвут пополам. О боги, и почему это постоянно происходит именно со мной?! – застонал я и решительно пошёл к башне.

Гюльнара сразу заметила меня и, протянув ко мне руки, продолжила свой душещипательный монолог:

– Любимый, ты пришёл ко мне! Я так счастлива видеть тебя в последние секунды своей жизни!

Двор снова заполнился женскими рыданиями, а моя грудь – дикой злобой на весь белый свет. Я задрал голову и свирепо посмотрел на Гюльнару, стоявшую между зубцов башни на высоте четвёртого этажа. Поза девушки была слишком театральной, а заламываемые над головой руки окончательно вывели меня из себя. Возможно, на подруг Гюльнары этот спектакль и производил впечатление, но я насмотрелся на Земле различных шоу, и меня эта колхозная самодеятельность не впечатлила.

– Слушай, коза, даю минуту на то, чтобы ты слезла вниз. Если ты продолжишь крутить мне мозги, то я не поленюсь, залезу на башню и выпорю тебя! Время пошло! – громко крикнул я.

Моя угроза мгновенно превратила намечавшуюся трагедию в фарс. Гюльнара, немного посуетившись на краю башни, скрылась из вида. Вскоре девушка, заливаясь слезами, спустилась во двор, где я сдал доморощенную актрису на руки главному евнуху. Участницы митинга незаметно рассосались по закоулкам гарема, и мы с Саадином остались вдвоём, если не считать двух охранников, которые больше походили на мебель, нежели на живых людей.

– Ну что, Саадин, бабий бунт закончился и можно заняться более серьёзными делами, или у тебя ещё какие-то торжественные мероприятия намечены? – хмуро спросил я халифа.

– Да нет, больше ничего вроде не произошло, мы можем отправляться завтракать.

– Тогда пригласи к столу делегацию из Чинсу, заодно и переговоры проведём.

Халиф кивнул в ответ и снова повёл меня по запутанному лабиринту коридоров замка. Мне сразу пришла на память фраза из фильма «Чародеи», сказанная Семёном Фарадой: «Ну кто так строит?» На самом деле такая планировка являлась оборонительным приёмом, дающим преимущество защитникам замка перед захватчиками, которые обязательно запутаются в этом лабиринте, постоянно попадая в тупики и ловушки.

Переговоры с чинсу прошли, как говорится, «в тёплой, дружественной обстановке». Я с видом деревенского дурачка кивал в ответ на дипломатические пассажи китайского чинуши и, когда тот окончательно решил, что развёл лоха на бабки, выдал своё видение проблемы. Конечно, не стоило превращать переговоры о мире в балаган, но настроение после разборок в гареме у меня было мрачное, и я решил сорвать злость на жирном китайце.

Этот наполненный жиром бурдюк, похоже, действительно подумал, что сумел меня уболтать и дикий князёк хуманов в полной его власти. Поэтому он покровительственно похлопал меня по плечу и закончил свою речь фразой:

– А теперь, уважаемый князь Ингар, нам осталось только подписать договор о мире. Сейчас мои люди принесут согласованные документы, и мы поставим свои подписи.

– Увы, но я не смогу подписать договор, – потупив голову, скорбно произнёс я.

– Это почему же? – удивился чиновник. – Князь, мы же с вами обо всем договорились!

– Вы меня не так поняли, уважаемый! Я просто не умею писать на языке чинсу.

– Ничего страшного! – облегчённо выдохнул китаец. – Князь, вы можете расписаться на меранском, приложить к документу свой палец или просто поставить крестик.

Саадин с удивлением смотрел на эти странные переговоры и абсолютно не понимал, что происходит. Халиф несколько раз пинал меня ногой под столом, когда я соглашался на чудовищно невыгодные положения договора, а в конце совсем растерялся.

– Неужели всё так просто? – переспросил я китайца.

– Конечно, князь, бумага – только для памяти и чтобы избежать путаницы, а нам достаточно одного вашего слова!

– Ну, тогда слушай моё слово, урод! – заявил я, сбросив маску дурня. – Я не подписываю мирных договоров с врагами, проигравшими войну, я диктую им ультиматумы! Мне непонятно, зачем Ионгури прислал на переговоры такого идиота, как ты, но я не стану приколачивать твой язык к стене за неуважение! Я просто выжгу свой ультиматум на твоём жирном горбу!

Китаец в испуге отпрянул от меня, но я успел схватить его за халат и врезал ладонью по его лысине. Чиновник рухнул на стол без сознания, а его телохранители предусмотрительно забились в угол. Я распорол кинжалом халат на спине китайца и начал выжигать лучом Силы ультиматум на лоснящейся жиром коже. Текст был простой и без витиеватых фраз:

«Ионгури, больше не присылай на переговоры нахальных идиотов, а приезжай сам!

1. Через месяц на берег Нигера должна прибыть тысяча каменщиков и землекопов вместе с архитекторами для возведения моего замка и крепости.

2. Ты будешь снабжать строителей продовольствием, материалами и деньгами.

3. Если они передохнут, то ты пришлёшь людей на замену.

4. Остальные свои условия я представлю тебе лично на съезде в Мэлоре.

Великий князь эльфов и хуманов – Ингар».

Закончив писать ультиматум, я сбросил бесчувственное тело со стола на пол и приказал охранникам убираться в Чинсу. На прощание я добавил, что если мой ультиматум не будет выполнен, то прилетят стаи драконов и сожгут Поднебесную империю дотла.

Перепуганные до смерти охранники уволокли своего господина из столовой, а я продолжил завтрак, однако вонь горелого человеческого жира отбила весь аппетит. Я приказал проветрить помещение и убрать со стола вызывающую отвращение еду. Видимо, сцена подписания мирного договора произвела должное впечатление на присутствующих, и мой приказ был выполнен в мгновение ока.

Пока слуги бегали вокруг стола с опахалами, Саадин пристально смотрел на меня, но не решался заговорить. Мне надоели эти гляделки, и я спросил халифа:

– Ты что-то хочешь мне сказать?

Саадин немного помедлил, подбирая слова, и ответил вопросом на вопрос:

– Ингар, если тебя что-то не устроит в наших отношениях, то ты поступишь со мной точно так же?

– Саадин, ты мне друг, и я сначала попытаюсь обсудить с тобой возникшие проблемы, но ты сам понимаешь, что война диктует свои правила, и мёртвый враг лучше живого, – прямо ответил я.

Халиф кивнул в ответ, давая понять, что больше не будет поднимать эту тему. Затем мы пили чай и обсуждали проблемы нашего сотрудничества. Я настойчиво потребовал от халифа прислать из Мэлора молодых женщин, которые могут стать жёнами моим воинам. Мужчины, не имеющие семей, плохо управляемы и в любой момент могут отправиться на поиски лучшей доли или менее строгого начальства. Эта проблема стала передо мной в полный рост, и её было необходимо решить как можно быстрее. Также я потребовал от Саадина направлять всех хуманов и эльфов, оказавшихся на территориях, контролируемых халифатом, ко мне в бункер и всячески способствовать им в дороге. Напоследок мы назначили очередную дату съезда в Мэлоре, и Саадин лично проводил меня до дельтаплана и дождался, когда я улечу.

Обратный полёт прошёл буднично и без происшествий, хотя настроение у меня было отвратительное. Неприятная история с Гюльнарой, о которой обязательно узнают Викана и Эланриль, не добавляла позитива в мою жизнь. Хотя мне и удалось сохранить верность семье, но кто такому треплу, как я, поверит? Досужие языки добавят в эти события таких подробностей, что мне не оправдаться вовек! Поначалу я, как обычно, занялся самобичеванием, но потом разозлился и решил, что все мои душевные страдания не стоят и выеденного яйца, на чём и успокоился.

– Игоряша, ты Великий князь или просто погулять вышел? Ну, наплетут сплетен вокруг этой истории, но это ещё не конец света. Если Викана и Эланриль устроят скандал, расскажу, как всё было на самом деле. Если жёны не поверят в мои слова, то это уже их проблема, – поставил я точку в своих терзаниях.

На подлёте к бункеру мне пришлось набрать двухкилометровую высоту, чтобы связаться с Нордрассилом. Дерево сразу ответило на мой запрос и доложило обстановку в долине. Я попытался выяснить, где мои жёны, но вместо ответа Нордрассила я услышал голос Виканы, а затем к разговору подключилась и Эланриль. Мы минут десять поболтали за жизнь, и я добросовестно выслушал все жалобы княгинь. Жёны подробно доложили, как много они сделали за время моего отсутствия и как им, несчастным, тяжело выполнять мужскую работу. В общем, это был обычный женский трёп о тяготах жизни, который каждый муж выслушивает вечером после трудового дня. Слушать женские жалобы можно бесконечно, поэтому я немного посокрушался над их тяжкой долей и, сославшись на заканчивающийся заряд в камне Силы, пошёл на посадку.

Сразу после приземления ко мне с докладом заявились Нолан с Алдаром. Мне эти бессмысленные разговоры стояли уже поперёк горла, поэтому я не стал выслушивать ненужные доклады и собирать очередные эпохальные совещания, а, забрав с собой Ингура, отправился в бункер. Конечно, у меня был предварительный план передачи бункера под контроль брата, на первом месте в котором стояло его обучение работе с основным оборудованием, но жизнь этот план быстро поломала. Читать теоретические лекции и отвечать на постоянные вопросы «где и почему» было бессмысленно, поэтому я применил армейский метод «делай как я». Теперь брат постоянно находился рядом со мной и тупо выполнял приказы и повторял мои действия.

Поначалу толку от этой методы я не заметил, но на третий день обучения Ингур без моей помощи сумел зарядить все имеющиеся в наличии разряженные камни Силы. Оказалось что не всё так запущено в российской армии, над которой не издевается только ленивый.

Череда дел, казавшихся мне неподъёмными, постепенно сдвинулась с мёртвой точки и начала воплощаться в жизнь. Акаир создал настоящую лётную школу, и оба дельтаплана практически непрерывно находились в воздухе, тренируя десять пилотов для моей будущей воздушной армии. Басарда и Парлана я полностью отстранил от лётной работы, потому что они помогали мне в строительстве летающей лодки, до которой, наконец, дошли руки.

Все хозяйственные вопросы с обеспечением бункера взяла на себя Лаура, примчавшаяся в посёлок на своем зорге за три дня до прихода каравана из долины Нордрассила. Взбалмошная девочка менялась буквально на глазах и превратилась в значимую фигуру народа хуманов. Она легко строила суровых воинов в колонну по три, а если ситуация того требовала, то и по четыре. Конечно, не все хуманы так просто стали подчиняться приказам юной магини, но она не бегала ко мне с жалобами и воспитывала нерадивых своими методами. Надо сказать, что эти методы были довольно жестокими, но очень действенными. Правда, Лаура сама и лечила жертв своих наказаний и только один раз попросила меня о помощи, когда её Царапка откусил одному раздолбаю почти половину задницы.

На следующий же день по прибытии каравана работа в посёлке закипела в утроенном темпе. Нолан с хуманами готовил площадку для будущего лагеря строителей и занимался поисками залежей камня, подходящего для крепостных стен, а Алдар обеспечивал охрану и поиски нужной древесины.

Помня о приближающемся съезде, я заранее отправил два десятка воинов в Тадмур, чтобы Саадин успел доставить их на галере в Мэлор к намеченному сроку. Отряд состоял из десяти хуманов и десяти эльфов и должен был исполнять представительские функции, а заодно и охрану меня, любимого. Поэтому мы снарядили бойцов по первому разряду, я даже выделил метатель с полным боекомплектом. Командиром отряда был назначен Алдар, который более продвинут в области придворного этикета, чем Нолан, который во дворцах ни разу не бывал.

Я регулярно связывался с Нордрассилом и жёнами по магической связи, а также читал послания от Саадина и писал ему ответы. Дни летели как мгновения, но усталости я не чувствовал. Этот период жизни на Геоне оказался очень удачным для меня, и дела спорились без значительных проблем и заморочек.

Через три недели мы с Басардом и Парланом полностью закончили работы над летающей лодкой и выкатили её из бункера для испытаний. Именно выкатили, потому что мне удалось сделать для неё убирающиеся шасси, приспособив колеса от сломанного погрузчика. Я сначала не обратил внимания на это чудо эльфийской техники, решив, что колёса этого драндулета должны весить немерено, но, к счастью, ошибся. Найденная на складе запаска от погрузчика оказалась на удивление легкой, а сплошные покрышки из неизвестного пластика являлись вообще мечтой автогонщика. Я тут же разобрал на запчасти погрузчик и оказался владельцем кучи полезных деталей. Конечно, шасси убиралось не с помощью автоматики, а обычной ручной лебёдкой, но и в таком виде позволяло мне гордиться проделанной работой. Помимо убирающегося шасси я также мог гордиться и полностью застеклённой кабиной, которая обеспечивала комфортные условия полёта экипажу.

Испытания прошли с некоторыми затруднениями, потому что я начудил с центровкой, и лодка не хотела взлетать. Однако эту проблему я предвидел заранее и предусмотрел в конструкции возможность передвинуть крыло вперёд или назад вдоль фюзеляжа. Затратив три часа на перестыковку крыла, мы снова спустили аппарат на воду, и на этот раз он взлетел с первой же попытки. Разбег у лодки оказался в два раза длиннее, чем у дельтаплана, но она могла взять на борт шестерых пассажиров.

После двух часов, проведённых в воздухе, я выявил основные недочёты в конструкции, которых оказалось на удивление мало. Главной недоработкой было отсутствие триммеров, которые должны были облегчить управление самолётом. Триммера при проектировании я предусмотрел, но торопился закончить лодку как можно быстрее и не доделал для них некоторые детали. Все эти недостатки было несложно устранить, но комфорт полёта в закрытой кабине и со скоростью втрое превышающей скорость дельтаплана перекрывал все недочёты.

Совершив посадку, я вылез из кабины, сияя, как юбилейный рубль, и мы снова затащили лодку в бункер. Началась очередная бессонная ночь, но к утру триммера заняли свои места на элеронах и руле высоты самолёта. Испытания я отложил до полудня и завалился спать, потому что сил совершенно не осталось.

После обеда мы дотошно осмотрели аппарат и исправили небольшие огрехи ночной работы. Ничего особо опасного я не обнаружил, но несколько гаек пришлось переконтрить. На этот раз испытания прошли без замечаний, триммера прекрасно справлялись со своими функциями, а аппарат прекрасно держал направление, как по высоте полёта, так и по курсу. Посадив самолёт, я снова вынужден был взлетать, поддавшись на уговоры Басарда и Парлана. Мои помощники были вне себя от восторга, совершив получасовой полёт, сидя в удобных креслах, а не в продуваемой всеми ветрами кабине дельтаплана.

Следующий день до полудня был заполнен полётами с полной нагрузкой.

Незаметно подошёл срок отправляться в Мэлор на съезд народов Геона, тем более время уже поджимало. Я получил письмо от Саадина, в котором он сообщал, что все делегации уже в городе и ждут только меня и Арданая. Халиф также писал, что караван таргов уже в дороге и должен прибыть в город через три дня. Почтовая птица вместе с письмом от халифа принесла и записку от Алдара. Эльф докладывал, что резиденция к моему прилёту готова и вопросы безопасности у него под полным контролем. К этой записке прилагалось запечатанное послание для Эланриль, которое я вскрывать не решился, хотя любопытство и ревность терзали душу. Однако я не опустился до чтения чужой корреспонденции, понимая, что следующим шагом может стать слежка за женой. У меня и у самого рыльце в пушку, а поэтому я не имел права лезть в тайны Эланриль.

Затягивать вылет в Мэлор стало невозможно, но я решил перед отлётом навестить своё семейство. Мало ли как сложится ситуация в Мэлоре, да и соскучился я по жёнам и детям.

Мы с Ингуром просидели в бункере до поздней ночи, где я инструктировал брата на время своего отсутствия. Ингур уже успешно освоился со своим новым положением и мог самостоятельно управлять основными функциями подземного комплекса. Претензий к знанию братом матчасти у меня не возникло, и я вполне мог доверить ему командование бункером. Около полуночи мы с Ингуром тепло попрощались, и я уехал спать в посёлок.

(обратно)

Глава 26 Под каблуком у жён

Сборы в дорогу были закончены ещё с вечера, и рано утром я поднял самолёт в воздух и взял курс на юг. После продуваемого со всех сторон дельтаплана полёт в кабине настоящего самолёта показался приятной прогулкой, и мой перелёт до долины Нордрассила прошёл с неожиданным комфортом. Однако, набрав высоту над защитным куполом долины, я не обнаружил в нём привычного разрыва, а сам купол показался мне более плотным и насыщенным магической энергией.

Я сразу связался с Нордрассилом и выяснил, что двое суток назад тот полностью восстановил генераторы магической защиты, и сейчас в защитном куполе нет ни одной бреши. Теперь, чтобы попасть в долину, необходимо было связаться с Нордрассилом и дождаться, когда Дерево откроет окно в защите. Мне пришлось минут десять нарезать круги в воздухе, прежде чем я заметил медленно открывающийся проход в куполе. На этот раз это была не рваная дыра в защите, а круглое отверстие, открывавшееся, словно диафрагма фотоаппарата.

Пролетев через открывшиеся ворота, я по привычке направил самолёт к Нордрассилу, чтобы посадить его на воду ручья, но здесь меня ждал жестокий облом. Русло ручья прекрасно подходило для посадки дельтаплана, однако летающая лодка в него не вписывалась. Лететь в Горное убежище, а потом полдня трястись в седле, добираясь обратно, мне не хотелось, поэтому я решил приземлиться на дорогу, ведущую от Дерева к туннелю. Древнее шоссе покрывали каменные плиты, и в принципе оно должно сойти за посадочную полосу аэродрома.

Мне пришлось сделать пару пробных проходов над дорогой, прежде чем я решился выпустить шасси и посадить самолёт. Посадка вышла так себе, но аппарат после пары «козлов» всё-таки не развалился на куски, и я лихо подрулил к площадке подъёмника.

Мой взгляд не обнаружил под Деревом привычного часового, что меня весьма удивило. Я открыл люк и собрался вылезти из кабины, но сразу был обстрелян из луков. Как потом оказалось, к обычным драконам эльфы уже привыкли, хотя относились к ним с большой опаской, но невиданное доселе летающее чудовище вызвало у часовых настоящую панику. Похоже, эльфы решили, что на Нордрассил напало какое-то исчадие ада, поэтому Великого князя Ингара едва не пристрелили собственные подданные. На моё счастье, испуг был настолько велик, что у эльфов тряслись руки и ни одна стрела меня не задела, а мифриловой обшивке летающей лодки эльфийские стрелы были по барабану.

Однако на этом инцидент не был исчерпан и вскоре часовых действительно обуял настоящий ужас, когда они поняли, что матерные вопли, раздающиеся из чрева чудовища, принадлежат князю Ингару. Эльфам был хорошо известен крутой нрав Великого князя, а о моей жестокости по Геону ходили легенды, поэтому смерть в пасти дракона им казалась меньшим из зол.

В конце концов недоразумение разрешилось, и я не поубивал перетрусившую охрану, но весёлое до этого настроение упало ниже плинтуса. Сопровождаемый извиняющимся Лаэром, я поднялся в княжеские покои и сразу попал в объятия Виканы и Эланриль. Именно они оказались виновницами досадного происшествия у подъёмника, в результате которого едва не овдовели. Из разговоров со мной по магической связи обеим моим супругам было известно, что я прилечу на новом шестиместном драконе, но они почему-то не уведомили об этом Лаэра, а тот, соответственно, охрану.

В первый момент мне хотелось высказать легкомысленным девчонкам всё, что я о них думаю, но, как всегда, не смог этого сделать. Жёны одновременно повисли на моей шее и начали целовать, в результате чего праведный гнев сменился дискомфортом и неловкостью. Всё-таки у русского человека не в традиции иметь собственный гарем, но Викану и Эланриль эта проблема уже нисколько не волновала. Я сдержанно ответил на поцелуи счастливых эльфиек, и меня сразу потащили в ванную комнату смывать дорожную пыль и плохое настроение.

Уже через час Великий князь Ингар сиял идеальной чистотой и был обряжен в новый парадный костюм, после чего наше семейство отправилось в столовую. За столом присутствовала вся эльфийская знать, но Викана и Эланриль наплевали на этикет и болтали без передышки. Обрадованные возвращением блудного супруга, девушки обрушили на меня огромный поток информации, который с трудом удавалось переварить.

Я узнал о значительных успехах княгинь в управлении Нордрассилом, а также про то, что они совместными усилиями начали перестраивать Дерево под свои нужды. Однако хитом новостей стало известие, что Дерево открыло моим девочкам тайники прежних княгинь. В результате этого события Викана и Эланриль стали счастливыми обладательницами эксклюзивного набора магических драгоценностей, о которых на Геоне ходили легенды. К драгоценностям прилагался обширный выбор магических нарядов и обуви. Единственное, что потребовали от меня жёны, – это зарядить древние артефакты – и вечная красота и молодость моим девушкам обеспечены.

Викана так прямо и заявила:

– Мы теперь не какие-то оборванки, которым и в свет выйти не в чем, а настоящие Великие княгини Геона!

После этих слов начались бесконечные охи и вздохи по поводу того, что показать себя во всей этой красоте несчастным девушкам просто негде. Затем пошли воспоминания об императорских балах в Меране и Чинае, а также о том, как они блистали на этих балах.

Накрученные такими разговорами, эльфийки еле дотерпели до того момента, когда их муж наестся и переговорит с Лаэром и Милорном о неотложных делах. В какой-то момент мне даже показалось, что Викана и Эланриль сидят на гвоздях, а не на мягких стульях, настолько их томило ожидание. Увы, но званый обед закончился, и жены утащили меня в спальню, чтобы показать свои наряды и вновь обретённые магические драгоценности. На мою беду, в тайниках Нордрассила обнаружился невероятно огромный гардероб женских нарядов и обуви, явно не уступающий по запасам складам среднего супермаркета.

Вся одежда была живая и пропитана магией, а поэтому не требовала подгонки по фигуре с помощью ножниц и иглы. Платья и туфли самостоятельно изменялись под размеры своих хозяек и эффектно подчеркивали их красоту. Более двух часов меня мучили модным дефиле доморощенных супермоделей, а в голове монотонно звучали нудные пояснения Нордрассила. Как оказалось, к каждому платью полагался свой набор магических драгоценностей, которые являлись неразрывным комплектом и обеспечивали моим жёнам комплексную защиту от физического и магического нападения, а также заботились об их красоте и здоровье.

Выглядело всё это потрясающе, но магические артефакты были разряжены, и я начал ломать голову над тем, как их зарядить. Однако Нордрассил разрешил эту проблему в одну секунду. Выяснилось, что мне не нужно заряжать бездонные накопители энергии в магических девайсах княгинь, я просто должен отключить защиту от несанкционированного доступа, а остальное Нордрассил сделает самостоятельно.

Процедура активации артефактов оказалась стандартной и требовала только нескольких капель крови Странника. Кровь Великого князя является универсальным генетическим ключом, который невозможно подделать или потерять, это обстоятельство и сослужило мне плохую службу. Магических драгоценностей у Виканы и Эланриль набралось едва ли не целое ведро, а поэтому крови из меня выкачали почти столько же.

После активации колье, серьги, кольца и браслеты засветились, словно лампочки на новогодней ёлке, а лица моих девочек засияли от счастья вместе с ними. Я был бесконечно рад за своих красавиц, но после сеанса принудительного донорства рожа у меня посинела, а коленки начали предательски дрожать и подгибаться. Неожиданно свет в глазах погас, и Великий князь Ингар грохнулся в обморок.

Очнулся я уже на кровати, при этом абсолютно голый. Перепуганные моим обмороком, Викана и Эланриль прилагали массу усилий, чтобы вернуть к жизни любимого мужа, задействовав весь реанимационный арсенал геонской медицины. Мне очень понравилось дыхание «рот в рот» и непрямой массаж сердца в четыре руки. Затем моё бездыханное тело поливали слезами, нежно целовали в закрытые глаза и произносили ласковые речи в адрес очередной раз усопшего. Однако, когда отчаявшаяся Эланриль решила накачать мне в лёгкие воздуха через нос, покойнику пришлось ожить.

Воскресение князя Ингара из мёртвых было встречено с великой радостью, и меня едва не удавили в страстных объятиях. Первой догадалась, что я притворяюсь, Викана, но оплеуху я схлопотал почему-то от Эланриль.

– Ну, я так не играю! – обиженно озвучил я реплику Карлсона из мультфильма и слез с кровати.

Натягивая на себя штаны, я вспомнил, что не отдал Эланриль письмо от брата, и молча передал ей нераспечатанную записку. Эланриль прочитала послание и показала письмо Викане. Та быстро пробежала глазами листок и, запрыгав, как коза, закричала:

– Ура! Мы едем на бал!

– На какой ещё бал? – удивился я.

– Вот, смотри! Моя подруга приглашает нас на бал, который даёт градоначальник Мэлора. Кстати, бал дают в честь Великого князя Ингара. Глория, супруга градоначальника и моя подруга детства. На балу будет вся знать Меранской империи, Халифата и Чинсу. После катастрофы это первый бал в таком составе. Мы твои законные жёны и просто обязаны присутствовать на этом балу! – безапелляционно заявила Викана, передав мне записку.

– Викана, ты рехнулась? У нас в Мэлоре всего двадцать воинов охраны, и только сумасшедший может рисковать вашими с Эланриль жизнями! – возмутился я.

– Ингар, с теми магическими украшениями, которые сейчас на нас надеты, ты можешь не беспокоиться о нашей безопасности. «Сферу безмолвия» и «Туман ночи» не пробьёт ни один маг на Геоне. Даже если все имперские маги соберутся вместе и нападут, с наших голов не упадет ни один волос!

– А как вы попадёте на этот бал? От Тадмура до Мэлора три недели пути, а от долины Нордрассила до Тадмура ещё полторы! Вы просто не успеете на бал, да и не отпущу я вас в одиночку! Девочки, у меня важные переговоры в Мэлоре, а вам балы подавай!

– Ингар, мы полетим на твоем драконе! Ты рассказывал, что новый дракон может перевезти шесть пассажиров, а нас будет только трое и наши наряды! Ну, Ингар, я очень давно не выходила в свет, а Эланриль скоро не сможет появляться на людях из-за беременности! Ты собираешься запереть нас на Нордрассиле, как в тюрьме? – начала канючить Викана.

– Я сказал – нет! Даже не упрашивайте меня! – решительно отмёл я аргументы Виканы.

После озвученного отказа начался настоящий ад. Такого штурма мне не доводилось испытывать за всю прошедшую жизнь. Все мои доводы и уговоры разбивались о стандартную женскую фразу «Ты нас не любишь!». Два часа препирательств закончились моим полным разгромом, и я, вопреки здравому смыслу, согласился. В последнюю секунду я всё-таки попытался взять свои слова обратно, но Эланриль заткнула мне рот поцелуем, и победительницы пулей выскочили из спальни, чтобы начать сборы в дорогу.

Ураган стих, и теперь мне предстояло хоть как-то обезопасить столь неподготовленный визит в Мэлор. Ничего путного в голову не приходило, поэтому я обратился к Нордрассилу за помощью и разъяснениями. Из доклада разумного Дерева я узнал, что в рабочем кабинете есть заначка для Великого князя, оставленная моими предшественниками. Уже через полчаса мне пришлось лишиться ещё одного стакана крови, чтобы тенью отца Гамлета бродить по тайным покоям Великих князей, настолько мне было паршиво. В этом партизанском схроне я обнаружил второй рабочий кабинет, спальню и санузел с небольшой ванной комнатой. К ним прилагалась гардеробная, завешанная княжескими шмотками, и оружейная комната с настоящим сейфом из мифрила.

В дальнем конце коридора, делящего убежище на две части, находилась узкая длинная комната с четырьмя металлическими дверями. Я поочередно открыл двери, но за каждой из них обнаружил только низкие коридоры, уходящие во мрак. Нордрассил пояснил, что двери ведут в лабиринт потайных коридоров и тоннелей, на изучение которых понадобится не один день. По моей просьбе Дерево выдало схему этого лабиринта, по сравнению с которой схема московского метро просто отдыхает. Потайные ходы вели в различные уголки Дерева Жизни и его долины, а также за пределы защитного купола.

В процессе изучения новых владений в моей голове постоянно звучали пояснения Нордрассила, рассказывающего о функциях и возможностях каждого помещения или магического устройства. Осмотрев все закоулки схрона, я решил наконец-то открыть сейф, где по идее должны находиться самые ценные вещи.

Для этого мне снова пришлось воспользоваться генетическим ключом, в результате чего суровый князь Ингар чудом не свалился в обморок. Вид нескольких капель собственной крови едва не отправил меня в очередной нокаут. С трудом поборов приступ головокружения, я начал изучение содержимого сейфа.

Сейф оказался размером с небольшую комнату со встроенными в стены шкафами и ящиками. В одном из ящиков лежали полтора десятка футляров с наборами магических артефактов, к которым прилагалось холодное магическое оружие. В самом большом футляре я обнаружил похожую на обруч корону Великого князя. Корона оказалась не только ювелирным украшением, но одновременно и прибором для дальней связи с Деревом Жизни, а также с любым из эльфов или магическим животным.

Отвечая на мои вопросы, Нордрассил разъяснил, что каждый набор артефактов предназначен для определённого костюма и вместе с ним является защитным комплектом для различных условий окружающей среды. В одном из комплектов комфортно в пустыне, другой предназначен для северных районов, третий – для лесной чащи и так далее. Особняком лежали два универсальных набора, которые годились для различных условий, но они значительно уступали по мощи специализированным комплектам.

За резной дверцей самого большого в сейфе шкафа хранились доспехи Великого князя. С первого взгляда было понятно, что это боевые доспехи, а не расписная парадная жестянка. На доспехах не было никаких украшений и вычурных излишеств, а при более внимательном рассмотрении я обнаружил на нагруднике панциря и правом наруче несколько зарубок, явно полученных в бою. Набоковых стенках шкафа висели два меча, изогнутый кинжал и великолепный лук с колчаном на три десятка стрел.

Осмотр вооружения произвёл на меня двоякое впечатление. Несмотря на всё своё великолепие и насыщенность магией, доспехи и оружие не несли в себе элементов высоких технологий, а являлись произведением кузнечного и магического искусства.

Изучая наследство Великих князей, я неожиданно сделал весьма странную находку, которая окончательно поставила меня в тупик и разрушила многие умозаключения об истории Геона. Открыв последний шкаф, я с удивлением обнаружил сиротливо висевший в дальнем углу самый настоящий космический скафандр. На полке рядом с ним лежал шлем с прозрачным забралом и солнцезащитным фильтром.

Моя попытка выяснить происхождение скафандра у Нордрассила окончилась полной неудачей. Сначала я долго объяснял Дереву, что такое скафандр, но внятного ответа так и не добился. Нордрассил завалил меня кучей идиотских предположений, вплоть до того, что это одежда божественных небожителей.

Поняв, что толку от таких подсказок никакого, я занялся изучением находки самостоятельно. После более предметного осмотра космический скафандр оказался, скорее всего, высотным лётным костюмом лётчика. Магический взгляд не обнаружил в скафандре даже намёка на магию, хотя я искал её признаки довольно тщательно. Хранилище Великих князей не открывалось с незапамятных времён, поэтому костюм не мог быть изготовлен на Земле, однако принципы его устройства были во многом схожи с земными. Как попал этот артефакт в хранилище Великого князя, неизвестно, но находка ясно говорила о том, что во Вселенной есть ещё цивилизации технологического типа. Конечно, находка была любопытной, но реальной пользы в себе не несла, поэтому я повесил костюм обратно в шкаф.

Однако я вскоре вернулся к этой странной вещи, потому что мне в голову пришла мысль использовать скафандр по прямому назначению. Изначально лётный костюм предназначен для лётчика, и в нём учтены многие особенности этой профессии, а летать в самопальном комбинезоне и эльфийской одежде было неудобно. Проведя повторную ревизию скафандра, я выяснил, что противоперегрузочная начинка полностью вышла из строя, но наружный комбинезон сохранился отлично и подошёл мне по размеру, а шлем вообще сел на голову как влитой.

Закончив обследование тайников, я вернулся в свой кабинет и закрыл вход в убежище. Вылет в Мэлор планировался через сутки, а дел у меня накопилось выше крыши.

Открыв виртуальный интерфейс живого компьютера, я с головой погрузился в работу. Нордрассил за время моего отсутствия на девяносто процентов восстановил свои функции, задержка была только с выращиванием повреждённой корневой системы. Эта работа была в самом разгаре и с помощью эльфов должна закончиться приблизительно через месяц. Затем Нордрассил планировал приступить к преобразованию всей долины и вернуть ей первозданный вид. Однако эту задачу значительно усложняло наличие многочисленных развалин, которыми долина была буквально усеяна.

Выяснилось, что на самом деле все древние сооружения в долине – «новоделы» и появились в ней только после того, как Дерево Жизни перешло в спящий режим. Войны, расколовшие защитный купол и уничтожившие эльфов в долине, прошли уже значительно позднее этого момента и остались в памяти Нордрассила только смутными картинами, запечатлёнными камерами слежения разрушенной охранной системы.

В настоящий момент Дерево обеспечивало полную защиту долины от любого вторжения и безопасность живущих в ней эльфов. В принципе магический купол мог выдержать даже ядерный взрыв до двадцати килотонн без особого для себя ущерба. Этот факт я выяснил, показав Нордрассилу отпечатавшуюся в моей памяти картинку ядерной бомбардировки Хиросимы.

…И мы перешли к обсуждению полёта в Мэлор. Мои страхи по этому поводу также оказались сильно преувеличенными. Если доверять словам Нордрассила, то древние артефакты гарантировали безопасность княжеской семьи даже в случае падения самолёта с двухкилометровой высоты. Я сильно засомневался в этих заявках, но Нордрассил показал мне видеоролик с испытаний магической защиты. Мало сказать, что демонстрация возможностей древней магии меня впечатлила, я просто выпал в осадок.

Оказалось, что вместо того, чтобы бегать по Геону, размахивая острой железкой, мне следовало более усердно заняться изучением магии, и все мои «великие подвиги» стали бы просто не нужны. В памяти Нордрассила хранился полный университетский курс прикладной магии, а также обучающие видеоролики «Магии для чайников».

Несмотря на мой студенческий зуд, было поздно заниматься изучением магического искусства перед отлётом, и я впал в тихую панику по этому поводу. Моё гнусное настроение исправил тот же Нордрассил, который объяснил, что набор магических артефактов, предназначенных для парадного костюма Великого князя, и без моего вмешательства обеспечит полную защиту. К тому же в комплекте с артефактами моих девочек защита станет практически непробиваемой.

Мои беседы с Нордрассилом закончились далеко за полночь, увлёкшись работой, я даже не пошёл на ужин. К счастью, Викана и Эланриль были заняты сборами в дорогу, и ночью меня никто не потревожил, а поэтому мне удалось хорошо выспаться.

Весь последующий день в княжеском дворце продолжался превентивный аврал. Фрейлины толпами бегали по коридорам дворца, выполняя приказы княгинь, а я спрятался от этой орущей толпы в княжеском схроне. Однако жёны достали меня и там непрерывными «звонками» по магической связи.

К вечеру этот сумасшедший дом утих, и я выбрался на ужин, однако спокойно поесть мне так и не дали. Викана и Эланриль прямо за столом накинулись на меня и потребовали, чтобы супруг немедленно утвердил их выбор нарядов. Мне пришлось идти в спальню с куском оленины во рту, который оттуда вывалился, когда я увидел кучу барахла, которую мои девочки собрались взять с собой в Мэлор.

Чтобы увезти всё это богатство, требовался целый Ил-76, а не моя скромная летающая лодка. Бой за каждую тряпку продолжался до полуночи, но только после моего заявления, что бал отменяется, эльфийки со слезами на глазах пошли на компромисс.

Жёны собирались заночевать в моей спальне, но я пресёк эту попытку твёрдой рукой и вытурил их из постели.

(обратно)

Глава 27 Подготовка к балу

Самолёт резво набирал высоту и хорошо слушался рулей. Моё раздражение спало, и я уже не скрипел зубами, оборачиваясь в салон самолёта. Женский визг, который буквально выносил мозг, прекратился, девушки тихо сидели на своих местах и, вылупив глаза, смотрели в иллюминаторы.

Я планировал улететь из долины ранним утром, но здесь меня ждал жёсткий облом. С какой скоростью собираются женщины, выходя из дому, известно любому мужчине, и мои красавицы не были исключением. Великие княгини появились возле самолёта ровно на час позже назначенного времени, сопровождаемые толпой фрейлин, нагруженных собранными в дорогу баулами. К такому развитию событий я был морально готов, но меня ожидал очень неприятный сюрприз, о котором я даже не подозревал.

Викана и Эланриль были со мной абсолютно честны и взяли с собой только те вещи, о которых мы договорились, но они привели с собой ещё двух фрейлин, которые должны были сопровождать их высочеств в Мэлор. Я было заикнулся о том, что про фрейлин мы не договаривались, но жёны сделали квадратные глаза, а Викана удивлённо заявила:

– Ингар, ты действительно думаешь, что мы полетим на бал без фрейлин? Мы не простолюдинки, а Великие княгини! Нас просто не поймут, если мы будем без свиты!

У меня уже не было нервов начинать новую словесную войну, и я бессильно опустился на землю, обхватив голову руками. Единственное, на что я сумел уговорить своих жён, – это заменить габаритных фрейлин на более миниатюрных девушек. Подбор новых сопровождающих занял ещё целый час, поэтому мы взлетели, когда солнце уже высоко стояло над горизонтом. Меня буквально трясло от злости, когда эльфийки наконец заняли свои места в самолёте, но я силой воли подавил в себе приступ ярости и вырулил на взлётную полосу.

Однако моей психике предстояло очередное испытание. Стоило самолёту оторваться от земли, как за спиной раздался истошный визг одной из фрейлин, от которого заложило уши. Мои руки инстинктивно потянули штурвал на себя, и самолёт едва не сорвался в штопор. Каким чудом мне удалось удержать аппарат под контролем, только Богу известно. Адреналин огненными струями потёк по жилам, и я, повернувшись в салон, разразился площадной бранью.

К счастью, матерился я по-русски, но женщины, увидев мою зверскую рожу, интуитивно поняли смысл сказанного, и струсившая фрейлина мгновенно замолкла.

Всё-таки нормальный самолёт даст сто очков вперёд дельтаплану. Я даже не говорю о комфорте, главное – это скорость. Три сотни километров в час – это тебе не девяносто, ну, максимум сто у дельтаплана. За полтора часа мы долетели до бункера, и я посадил самолёт на озеро.

Пока мои дамы разминали ноги на берегу, мы с Ингуром обсуждали планы на время моего отсутствия. Брат передал мне почту от Саадина, в которой тот сообщал, что отряды строителей из Чинсу уже миновали Герат и самое позднее через полторы недели должны подойти к бункеру. Я приказал брату вскрывать мою корреспонденцию и принимать решения исходя из обстановки, а не дожидаться моего высочайшего повеления. Ингур – князь хуманов и давно уже взрослый мужчина, так что ему пора впрягаться в воз, который я давно тащу в одиночку!

Во время нашей беседы с братом на берег озера прискакала Лаура на своём зорге и, выяснив у Виканы, куда это они собрались, сразу заявила, что тоже летит с нами. Я даже не стал спорить по этому поводу, понимая, что это бессмысленно. Единственное, что я потребовал от Лауры, – так это решить с моими жёнами, какая из фрейлин останется в бункере.

Мы с Ингуром смотрели на женские разборки на берегу озера с огромным интересом. Брат по молодости беспокоился за Лауру, а я, зная характер своей племянницы, злорадствовал над жёнами. Переговоры закончились быстро, и до рукоприкладства не дошло, правда, визгливая фрейлина попыталась качать права, но получила сначала магией по башке, а затем и натурального пинка под зад.

Юная магиня с боем отстаивала своё место в иерархии Геона, и, будучи племянницей Великого Ингара, какая-то фрейлина ей не указ! Викана и Эланриль даже не стали заступаться за пострадавшую фрейлину, и Лаура ускакала в бункер собирать вещи. Я снова приготовился к долгому ожиданию, но девушка вернулась всего через час и только с одной дорожной сумкой.

Я жестом пригласил женщин занять свои места на борту, а после того, как все пристегнулись в креслах, повёл самолёт на взлёт.

Перелёт до Мэлора занял четыре с половиной часа, и мы успешно приземлились на плацу, вымощенном каменными плитами. На этом геонском варианте стадиона имперские легионы обычно занимались строевой подготовкой, на нём также проводились парады и рыцарские турниры. Посадочная площадка была мне знакома ещё с прошлых времён, и она идеально подходила для аэродрома.

Появление в небе дракона вызвало в городе нешуточную панику, но как ещё можно было предупредить Саадина о своём прибытии? Однако первым возле самолёта оказался брат Эланриль Алдар со своими воинами, которые почти неделю караулили у ворот Мэлора мой прилёт.

Правда, эльф не ожидал появления всего моего семейства и Лауры в придачу, поэтому сильно удивился, когда они потянулись из кабины самолёта.

После того как прошло первое замешательство, Алдар полностью взял инициативу в свои руки, и мы под его руководством загнали летающую лодку в пустующую конюшню рядом с плацем. Здесь я переоделся, сняв с себя пропахший потом лётный комбинезон, и вышел из конюшни в привычном дорожном костюме.

Пятерых воинов мы оставили охранять самолёт, а на их лошадях поскакали в резиденцию Великого князя в Мэлоре. Однако возле городских ворот нас перехватил Саадин с многочисленной свитой и попытался утащить в свой замок. Такое развитие событий меня не устраивало, и я, сославшись на дорожную усталость, перенёс все визиты на завтра. Халиф проводил нас до роскошного особняка в центре города, у ворот которого мы тепло простились.

Размеры особняка, предоставленного в моё распоряжение, впечатляли. Я, конечно, ожидал, что Алдар выберет для своего князя достойное помещение, но на королевский дворец не рассчитывал. Как оказалось, в этом роскошном особняке ранее проживал богатый ростовщик, но, когда войска Саадина осадили город, он сбежал в неизвестном направлении со всем своим семейством.

Я поинтересовался у Алдара, как он всего с двадцатью воинами управляется с таким огромным хозяйством? Эльф удовлетворил моё любопытство, заявив, что его бойцы обеспечивают только охрану княжеских покоев дворца, а хозяйством занимается местная прислуга. Оказалось, что в особняке постоянно проживает полсотни лакеев и горничных, а если прибавить поденщиков, то обслуга временами переваливает за сотню.

– А кто платит за всё это великолепие? – спросил я эльфа.

Ответ оказался неожиданным, но весьма лестным для меня.

– Конечно, городские власти! – удивлённо откликнулся Алдар. – Горожане с радостью платят по нашим счетам, прекрасно понимая, что в случае отказа мы по праву победителей обдерём их до нижнего белья. Мне и так не дают прохода чиновники из префектуры, весь стол в кабинете завален их просьбами и предложениями услуг.

– Это с какой стати нам такая честь?

– Имя князя Ингара, повелителя драконов, знакомо в городе любому мальчишке. Легионеры такие ужасы рассказывают про то, как твои драконы сожгли имперскую гвардию возле Латра, что жители счастливы, что драконы не спалили их город. По приказу Саадина половина городских налогов идёт в казну князя Ингара, и я даже взял на службу помощника казначея из префектуры, чтобы было кому считать деньги.

– Этот чинуша не обманет твоего доверия?

– Нет, воровать он не станет, жизнь дороже. Конечно, нагреет руки во внеурочное время, торгуя своим покровительством, но нас это в принципе не волнует.

Алдар проводил меня в мои покои и приставил к дверям часового. Спорить я не стал, понимая, что статус обязывает, и начал обустраиваться с помощью целой толпы камердинеров, доставшихся мне в наследство от прежнего хозяина дворца.

Чтобы гарантировать себе душевное спокойствие, я провёл ментальное сканирование памяти у прислуги и, кроме животного ужаса в их подсознании, ничего опасного не обнаружил. Ответственность за порядок в личных покоях я возложил на старшего камердинера, напугав тем, что теперь его жизнь и жизнь всей его семьи связана магией с моим благополучием. Камердинера едва не хватил удар, но я его «успокоил», что в случае чего его зарежут не больно.

Закончив пугать прислугу, я потребовал ванну, халат и домашние тапочки. После посещения местной сауны моё сиятельство вернулось в свои покои и поинтересовалось, как обстоят дела с ужином. Камердинер ответил, что в малой столовой дворца накрывают ужин на всё моё семейство, но если я прикажу, то ужин подадут прямо сюда. Я решил потерпеть и завалился на кровать, обдумывая планы на завтра. Минут через двадцать мне доложили, что ужин готов и жёны приглашают меня в столовую.

Моя попытка пойти на ужин в домашнем халате была пресечена камердинером, который заявил, что Викана и Эланриль будут ужинать при полном параде, а мой парадный костюм и драгоценности уже дожидаются Великого князя.

Мне пришлось отправиться следом за камердинером в гардеробную комнату, хотя расставаться с удобным халатом и тапочками очень не хотелось. Из долины Нордрассила я привёз в Мэлор один парадный костюм и универсальный набор артефактов в комплекте с единственным кинжалом из парадного оружия. В принципе я собирался вооружиться до зубов, но две незапланированные пассажирки заставили оставить оружие в долине. Прислуга облачала меня в соответствии с заведённым у них ритуалом, в который я решил не вмешиваться, чтобы не затянуть процесс своими капризами.

Князя Ингара раздели догола и обрядили в эльфийское нижнее бельё, которое оказалось мне явно не по размеру. Выглядел я как клоун на арене цирка и даже заметил на лице одного из слуг кривую ухмылку, но его ждало жестокое разочарование. Моё бельишко, почувствовав тепло человеческого тела, ожило и быстро подогнало свой размер под княжескую фигуру. Мало сказать, что прислуга была удивлена, она впала в ступор от этого зрелища! Дальнейшая процедура облачения в княжеские одежды сопровождалась только вздохами восхищения, и я думаю, что вечером в Мэлоре появятся новые сплетни.

По окончании ритуала я нацепил на себя драгоценности Великого князя, а на лысую голову нахлобучил обруч короны дальней связи. Ещё двадцать минут мне пришлось потратить на активизацию спящих артефактов и разглядывание себя в зеркале. Меня слегка беспокоил вопрос, а не надел ли я чего-нибудь задом наперёд?

Из огромного зеркала на Игоря Столярова смотрел какой-то суровый дядька в дорогущем прикиде из коллекции геонского Версаче, от взгляда которого пробегал мороз по коже.

– Ну и перекосила тебя лихая жизнь, Игоряша, прямо на себя стал не похож. С такой рожей в спортбар пивка попить не зайдёшь, не поймут и ментов сразу вызовут. – Прокомментировав вслух свой новый облик, я снова осмотрел себя в зеркале со всех сторон и приказал камердинеру: – Человек, веди меня в столовую!

В столовой меня уже дожидались Викана и Эланриль в умопомрачительных нарядах, вид которых непривычного человека разил наповал.

– Девочки, вы потрясающе выглядите, у меня даже нет слов! – восхитился я, целуя жёнам руки.

Незамысловатый комплимент сделал своё дело, и Викана и Эланриль расцвели, словно розы.

– А где Лаура? – поинтересовался я у Виканы.

– Лаура сидит у себя в комнате. Мы её звали на ужин, но она заявила, что ей не в чем выйти к столу и она будет ужинать у себя.

– Это что ещё за капризы? Пойдёмте вытаскивать её на свет божий. Мало того что заставила взять себя на бал, так теперь ещё и концерты устраивает!

Поблуждав несколько минут по коридорам, мы вошли в комнату Лауры. Девушка лежала на кровати с красными от слёз глазами и, хлюпая носом, сморкалась в кружевной платок.

– Кто помер, по ком рыдаем? – неудачно пошутил я. – Лаура, ты почему не выходишь к столу?

Девушка села на кровати и тихо ответила:

– У Виканы и Эланриль вон какие шикарные наряды, а я оборванка какая-то! Меня прислуга за уборщицу приняла и хотела полы мыть заставить.

Мне отлично был известен резкий характер Лауры, поэтому в груди всё похолодело. В голове сразу возникли кровавые сцены из фильмов ужасов, и я с содроганием спросил племянницу:

– Ты их всех убила? Если да, то куда дела тела?

– Да живые они все! Я даже не стала их магией глушить. В Горном убежище и бункере меня все знают и уважают, а здесь людей встречают по одёжке.

Мой мозг заработал с максимальной скоростью, анализируя варианты развития событий. В Мэлоре ни за какие деньги не купить платьев, даже отдаленно похожих на наряды эльфийских княгинь, да и не сшить ничего достойного за пару дней. В первый момент я решил, что голова лопнет от напряжения, но спасительная мысль всё-таки пришла на ум.

– Викана, сколько нарядов вы взяли с собой на бал?

– Как и договаривались, по три платья и по три комплекта драгоценностей, – пожала плечами жена.

– Значит, так. Вы с Эланриль отдадите Лауре по одному платью и по комплекту драгоценностей. Негоже невесте моего брата и моей племяннице ходить в обносках.

– Ингар, не нужно! – начала отговаривать меня Лаура.

– А я сказал, возьмёшь! – отмёл я все возражения, треснув кулаком по спинке кресла, отчего то аж развалилось.

Эта фраза была предназначена не столько для Лауры, сколько для Виканы и Эланриль, чтобы в зародыше пресечь неизбежный скандал. Женщины вообще не склонны делиться эксклюзивными нарядами и драгоценностями даже с подругами, а здесь я покусился на самое святое – наряды для бала. Жёны правильно поняли мой настрой и жадничать не решились, а дружно начали успокаивать растроганную племянницу.

– Ингар, а ты уверен, что магия наших платьев и драгоценностей признает Лауру? – тихо шепнула мне на ухо Эланриль.

– Признает как миленькая! В Лауре течёт кровь Странников, а станет артачиться – заставлю подчиниться! – отбросил я все возражения, хотя и не был уверен в собственных словах.

К счастью, мои догадки оказались недалеки от истины, и бальные наряды изменили свои размеры, подогнав себя под хрупкую фигуру Лауры, словно были сшиты специально для неё. Платья даже поменяли свою первоначальную расцветку и фактуру ткани. Более сложной проблемой оказалась перенастройка магических драгоценностей. Как это сделать, я не имел никакого понятия, поэтому мне пришлось консультироваться с Нордрассилом через корону дальней связи. Процесс перенастройки оказался не очень сложным, но кропотливым, однако мне удалось справиться с этой задачей менее чем за час.

«Растёшь, Игоряша!» – похвалил я себя мысленно и повел наконец семейство на ужин.

После вечернего застолья мне хотелось только одного – спать. Дневная суета и тревоги сильно утомили меня, и я залез под одеяло, не дожидаясь, когда Эланриль и Викана займут свои места на супружеском ложе. Этот аэродром, выполненный в форме кровати, достался мне по наследству от бывшего хозяина дворца, который, похоже, страдал гигантоманией.

Конечно, мужской организм требовал награды за сохранённую верность и вынужденное целомудрие, но спать хотелось всё-таки больше. Я резонно решил, что если мои красавицы захотят скупой мужской ласки, то разбудят своего мужа. Однако я жестоко просчитался, ибо никто будить меня ночью не стал, мало того, я проснулся в гордом одиночестве.

Нерастраченный тестостерон больно бил по нервам, и в моём подсознании завёлся червячок сожаления о том, что в Герате я вытурил из спальни Гюльнару. Пока моё сиятельство принимало водные процедуры, оскорблённое мужское самолюбие Игоря Столярова строило планы жестокой мести любимым жёнам.

Когда я дошёл до обдумывания возможности объявить обет целомудрия на полгода, то рассмеялся, глядя в зеркало на свою идиотскую рожу, и пошёл одеваться к завтраку.

Однако здесь меня ждал ещё один удар по нервам. Мало того что мои девушки обломали меня с исполнением супружеских обязанностей, так они также не удосужились выйти к семейному столу. Я расспросил у камердинера о причине такого поведения княгинь и выяснил, что княгини до поздней ночи готовились к балу и теперь изволят почивать. Я разозлился и запустил пустой тарелкой в стену, а затем в сопровождении Алдара отправился с визитом к Саадину.

Халифа мы застали на совещании с командованием гвардии халифата и командиром гарнизона Мэлора от имперцев. В кабинет халифа я вошёл без стука, как к себе домой, и мне показалось, что я напугал присутствующих своим неожиданным вторжением. Однако Саадин быстро стёр с лица раздражение и предложил нам поучаствовать в совещании.

Обсуждался вопрос размещения войск гарнизона вокруг здания городского дворянского собрания, где должен проводиться бал. Как я понял из объяснений халифа, отряды ассасинов и имперской гвардии должны были обеспечить максимальную безопасность участников бала. Предложенная диспозиция меня сильно удивила, потому что Саадин намеревался окружить дворянское собрание целой армией в полторы тысячи бойцов. Мало того, у северных и южных ворот города предполагалось разместить ещё два отряда такой же численности. И я спросил халифа:

– Саадин, мы готовимся к осаде, или ты решил взять штурмом дворянское собрание во время бала?

Халиф рассмеялся и ответил:

– Нет, конечно, но лучше застраховаться от любых неожиданностей. В Мэлор съезжается вся геонская знать, которая ранее приглашалась на ежегодный имперский бал в Меране. Я не ожидал, что прибудут практически все значимые фигуры нынешнего Геона, хотя сейчас формируется новая элита. Приглашение на имперский бал всегда являлось подтверждением властного статуса мага, дворянина или купца. После катастрофы это первая неформальная встреча высокородных, на которой можно заявить о себе и выяснить политическую ситуацию в империи, халифате и Чинсу. Такое количество богачей в одном месте – лакомый кусок для всякого отребья, и в город попытаются проникнуть искатели лёгкой наживы. Полиция Мэлора малочисленна и с таким потоком ворья и грабителей не справится, поэтому ей нужно усиление. В лесах вокруг города много бандитов, промышляющих грабежом на дорогах, и если не принять своевременных мер, то они могут объединиться и напасть на город. Я боюсь, что войск городского гарнизона может не хватить, и мне придётся усилить своих ассасинов чёрными монахами из Чинсу. Опыт совместных действий у нас есть, поэтому проблем быть не должно. Если у тебя есть другие предложения, то я с полным вниманием их выслушаю.

Рассуждения халифа были абсолютно логичны и не вызывали подозрений, поэтому я не стал лезть в чужой огород и, согласившись с предоставленными мне разъяснениями, ответил:

– Саадин, я согласен с твоими доводами. В последнее время у меня развилась настоящая паранойя, и я пугаюсь собственной тени. Тебе лучше всех известна обстановка в Мэлоре, поэтому тебе и рулить в городе. У меня остался самый последний вопрос, и я перестану донимать тебя идиотскими расспросами. Скажи, когда начнётся этот чёртов бал и сколько он будет продолжаться?

– Бал в Меране длился неделю, но я думаю, что мы управимся за пять дней. Сегодня в восемь часов вечера будет торжественное открытие, завтра бал продлится весь день. Затем мы сделаем перерыв на переговоры, хотя на балу можно будет обсудить многие вопросы в неформальной обстановке, и бал продолжится. Ещё один день мы потратим на подписание согласованного договора о разделе сфер влияния и сможем закругляться.

– Что слышно о делегации таргов? – спросил я халифа.

– Арданай задержался в дороге из-за дождей, но к завтрашнему утру его караван должен прибыть в город. Мы с Титом Флавием хотели дождаться его приезда, но он нарушил все оговоренные сроки, и мы вынуждены начать без него.

Обсудив с Саадином и его начальником охраны несколько мелких задач, мы с Алдаром вернулись в свою резиденцию. Я собирался в тишине и покое скоротать время до вечера, но вместо этого попал в сумасшедший дом. По коридорам дворца косяками бегала прислуга, и мне пришлось запереться в своих покоях, чтобы Великого князя случайно не затоптали. Однако моё уединение продолжалось недолго, буквально через полчаса меня вытащили на свет божий.

Практически до самого отъезда в дворянское собрание Викана и Эланриль меня муштровали, как сержанты новобранца. Мне пришлось несколько часов выслушивать нудные лекции о том, как себя вести в приличном обществе, и изучать пируэты местных бальных танцев. Я заучивал нудную тронную речь, при этом меня заставили стоять в идиотской позе, чтобы не уронить честь Великого князя. Единственным, что спасло меня от сумасшествия, было осознание того, что вместе со мной издевались и над Лаурой. В отличие от меня племянница без раздражения подчинялась всем требованиям княгинь, что было весьма удивительно.

В конце концов пытки закончились, и мы покинули резиденцию. Городские власти выделили Великому князю роскошную карету, на которой нас повезли по праздничным улицам Мэлора. Я намеревался перевести дух в карете, но жёны заставили меня корчить надменную рожу и махать руками в ответ на приветствия горожан, стоящих толпами вдоль дороги.

(обратно)

Глава 28 И грянул бал

Я в принципе не стеснительный человек, но, оказавшись в центре внимания огромной толпы народа, реально растерялся. Когда мы под охраной ассасинов Саадина, разряженных, словно индюки, покинули карету и, сопровождаемые радостными воплями жителей Мэлора, направились к зданию дворянского собрания, я почувствовал себя Аллой Пугачёвой на очередном прощальном концерте. Если бы не Эланриль и Викана, привыкшие к всеобщему поклонению и управлявшие мной твердой рукой, то я наверняка начал бы со страху отстреливаться.

Миновав праздничную толпу, мы вошли в дворянское собрание и попали в объятия главы городского собрания. Начались торжественные речи, «раздача слонов», вручение ключей от города, почётных грамот и подарков от благодарных жителей. Собрав целую гору трофеев, я по подсказке Виканы отослал их в свою резиденцию и проследовал к самому настоящему трону, установленному на возвышении в конце зала. Рядом с позолоченным чудом мебельного искусства стояли роскошные кресла для моих жён, а немного в стороне кресло победнее, для Лауры.

Я ничего толком не соображал, а потому двигался как зомби, направляемый командами Виканы, и уселся на краешек трона, словно заяц в троллейбусе, занявший места для инвалидов. В общем, я вёл себя как самозваный Иван Грозный в фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Слава богу, у меня никто не попросил отдать Кемскую волость, я бы точно её отдал, как Бунша в кинокомедии.

Постепенно зал начал заполняться высокопоставленными гостями, главными из которых были Тит Флавий и Саадин. Тит Флавий прибыл на бал в сопровождении молодой жены, племянницы и вдовы покойного сына. Мы поздоровались с имперцем, а затем мне представилось его семейство. Судя по выражению лица, наша встреча не очень радовала имперского полководца, но вёл он себя подчёркнуто вежливо.

Следующим подошёл представляться Саадин. Халифа сопровождали две чернобровые красавицы из гарема, с одной из которых я был довольно близко знаком. Саадин мило улыбался, рассыпался в комплиментах Викане и Эланриль, целовал им руки, а также ехидно поглядывал на меня. На поверку человек, которого я искренне считал своим другом, оказался последней сволочью и порядочной свиньёй! Саадин притащил с собой на бал Гюльнару, которая во время церемонии строила мне глазки и двусмысленно улыбалась. Викана и Эланриль близорукостью не страдали, поэтому сразу заметили эти томные взгляды и весь вечер подозрительно поглядывали на меня.

После окончания официальной части я зажал халифа в тёмном углу и высказал всё, что о нём думаю. Однако Саадин включил дурака и заявил, что Гюльнара по статусу «любимая жена» и обязана сопровождать своего супруга на балу.

Следом за Титом Флавием и Саадином к княжескому трону выстроилась длинная очередь желающих припасть к моей могучей деснице, и вскоре рука стала липкой от слюней высокородной публики. Я покорно выслушивал лесть и глубокомысленную ахинею из уст геонской элиты, добросовестно делая вид, что растроган этими речами.

На этом мои мучения не закончились, потому что начался фуршет и танцы. Сначала мне пришлось выпить несколько кубков приторного вина, отвечая на здравицы в свою честь, а затем два раза подряд повторить идиотские па, которым меня перед балом обучала Викана. Хотя медленный эльфийский менуэт в разы проще земных танцев, но я взмок от этих реверансов, словно грузчик на разгрузке эшелона с углем.

Приблизительно через час после первого тоста вино без надлежащей закуски ударило в головы кавалеров и дам, в результате чего народ расслабился. Заунывный церемониал постепенно перерос в весёлую вечеринку, и зал наполнился смехом. Такая атмосфера была мне больше по душе, но меня загрузили очень важным делом – сортировкой кавалеров, приглашавших Викану и Эланриль на танец. Самому танцевать мне не хотелось, но своим жёнам я решил не портить удовольствия. Эланриль и Викана, похоже, решили компенсировать долгий простой своих ножек, поэтому в течение всего вечера танцевали практически без передышки.

Вскоре ко мне выстроилась третья очередь молодых кавалеров, которые испрашивали разрешения танцевать с Лаурой. Если бы я продавал билеты на каждый танец со своими женщинами, то ушёл бы с бала миллионером. В конце концов мне это надоело, и я передал защиту чести своего семейства в руки Алдара. Эльф с полной ответственностью отнёсся к этому заданию и твёрдой рукой отделял овец от козлищ.

Сбросив груз ответственности со своих плеч, я отправился бродить по залам дворянского собрания в поисках туалета. Во время этих поисков мне практически в каждом закоулке попадались вооружённые до зубов воины, но Саадин разъяснил причину усиления мер безопасности.

Пока мои девочки развлекались, я вёл беседы с многочисленными фанатами Великого князя Ингара, которые толпой бродили за мной по особняку. Эти лизоблюды реально меня достали, но я не знал способа, как избавиться от них без членовредительства.

Ближе к полуночи Саадин пригласил меня на приватный ужин, где мы обсудили наброски «всегеонского пакта о мире». Я внёс в документ несколько поправок, после чего мы договорились с халифом о согласованной позиции на переговорах.

Бал набрал серьёзные обороты и закончился далеко за полночь. Возвращаясь в свою резиденцию, я сделал вид, что заснул, и узнал много нового о характере своих женщин. Разгорячённые танцами и вином, девушки бойко делились впечатлениями от бала и совсем не обращали внимания на спящего мужа. Всё-таки у женщин намного более интересная и насыщенная жизнь, чем у мужчин, которым после третьего стакана всё по барабану. Одни только разговоры о моде чего стоят, а если послушать обсуждение нарядов подруг и соперниц, то это вообще песня! Я с удивлением узнал, что Эльвира Меранская в своём безвкусном бархатном платье ядовито-синего цвета – самая настоящая коза, а духи племянницы Тита Флавия воняют помойкой. Эльвира Меранская была представлена мне своим мужем и выглядела шикарно, поэтому с козой её сравнивать было несправедливо.

Викана со смехом рассказала, что трое высокородных кавалеров подрались из-за очереди на тур геонского вальса и поразбивали друг дружке носы. Лаура возмущалась распущенностью местных мужчин, которые во время танцев её нагло лапали за талию, а один даже полез целоваться. За такое поведение нахал получил коленом между ног и завалился отдыхать за портьеру. Мои жёны дружно одобрили действия Лауры и дали несколько ценных советов, как поступать в подобных ситуациях. Эланриль в порыве откровенности поведала, как кастрировала наглеца, который схватил её за попу на балу в Чинае. В общем, девушки повеселились на славу и, в отличие от меня, с нетерпением ждали продолжения бала.

По возвращении в резиденцию я принял ванну и, не дожидаясь, когда жёны закончат обсуждение перипетий бала, лёг спать. Однако вскоре мой сладкий сон был нарушен нежными поцелуями и томными вздохами. Викана и Эланриль, возбуждённые вниманием многочисленных кавалеров, настойчиво требовали продолжения праздника. Комплименты жёнам делали десятки мужчин, а отдуваться пришлось мне одному.

Не буду врать, я был абсолютно не против таких домогательств, тем более сил хранить целомудрие у меня уже не осталось. После весёлого бала и выпитого вина внутри подсознания рухнула какая-то стена, и я бросился в любовный водоворот, отринув все внутренние запреты. Ночь выпала мне тяжёлая, но умопомрачительно счастливая и радостная.

Викана и Эланриль давно смирились с тем, что они будут делить меня в постели, и не стали грузить себя комплексами, а решили извлечь из этой ситуации максимум пользы и удовольствия. Я поначалу был немного зажат, не обладая опытом любви на троих, но быстро освоился и полностью подчинился основному инстинкту. Наша любовная импровизация явно удалась, и сладострастные стоны разнеслись далеко за пределы спальни. Мне было абсолютно наплевать на любые сплетни, которые будут сопровождать эту ночь, мы были просто счастливы, а остальное не имело никакого значения!

Волшебная ночь пролетела как одно мгновение, но мы очнулись от сладострастного забытья только после полудня. Обед нам принесли прямо в постель, и после утоления голода мы продолжили совмещать приятное с полезным.

По многочисленным заявкам зрителей в обеденное меню пришлось включить демонстрацию сцен из фильма «Девять с половиной недель». Потребовала пересказа сюжета фильма Эланриль, которая была наслышана о таком способе любви от Виканы. В первый момент эта просьба вогнала меня в краску, но затем я резонно решил, что если девочки легко рассказывают друг дружке такие интимные подробности, то я зря мучаюсь комплексами.

В течение часа мы мазали друг дружку продуктами питания, а затем слизывали всё это отовсюду, куда смогли добраться языками. Закончилась любовная феерия в бассейне, а затем Эланриль с Виканой отправились наряжаться для продолжения бала. Я остался лежать в воде и незаметно заснул, наслаждаясь цветными эротическими снами. Разбудил меня камердинер, доложивший, что прибыл посыльный от Саадина с посланием, в котором говорится, что нас давно уже ждут на балу.

Мне пришлось вылезти из ласковой воды бассейна и отправиться одеваться. Как я и предполагал, девушки тоже были ещё не одеты, в результате чего повторился массовый забег прислуги по коридорам дворца. Бардак продолжался полтора часа, но мы всё-таки выехали на бал. Княжескую карету охраняли пятеро воинов Алдара и почётный эскорт ассасинов, но толп народа на улицах не наблюдалось, и большая охрана явно была лишней.

На этот раз в дворянском собрании царила более демократическая атмосфера, и мы без китайских церемоний присоединились к весёлой толпе участников бала. Чтобы выяснить программу сегодняшнего вечера, я в сопровождении жён и Лауры направился к трону Великого князя, возле которого заметил Саадина. Халиф о чём-то беседовал с Титом Флавием и каким-то высокопоставленным чиновником из Чинсу.

Я уже открыл рот, чтобы поздороваться с халифом, но мои магические артефакты неожиданно начали тревожно пульсировать, а в голове прозвучал сигнал тревоги. Сознание мгновенно перешло в боевой режим, а защита доложила о появлении в опасной близости десяти вражеских воинов и одного мага. Затем пошёл обратный отсчёт автоматической атаки, и моё тело окутал зелёный защитный кокон.

В первое мгновение я растерялся, но сразу же погрузился в транс, замедляя ход времени. Я повернулся к Викане и Эланриль и увидел, как сработала их магическая защита.

– Все в круг! – крикнул я и начал накачивать энергию в плечи для ментального удара.

Девушки среагировали мгновенно и, не задавая лишних вопросов, встали в круг за моей спиной. Сила потекла к рукам, и они окутались голубым свечением. Через секунду я был полностью готов убивать, но крик Виканы не дал мне нанести ментальный удар по группе воинов, вошедшей в зал.

– Ингар, остановись! Это Арданай со своей матерью, защита среагировала на таргов! Отключи всю защиту, или в зале останутся только трупы!!! – кричала жена, пытаясь предотвратить кровавую мясорубку.

Слава богам, что я внял голосу Виканы и в последнее мгновение остановил ментальный удар. Параллельно с этим я вырубил защитные амулеты, готовые уничтожить всё живое вокруг.

Времени на стандартную процедуру дезактивации защиты у меня не было, и поэтому я просто отключил питание, разорвав связь артефактов с накопителями Силы. В момент обнаружения непосредственной опасности управление артефактами автоматически переходит под контроль Великого князя, и только поэтому я успел отключить амулеты жён и Лауры. Такой способ являлся самым быстрым и надёжным, но теперь, чтобы восстановить работу защитных артефактов, потребуется несколько часов кропотливой работы и консультация Нордрассила.

Это происшествие можно было считать простым недоразумением, если бы оно не грозило гибелью всем присутствующим в зале. Защитные амулеты хотя и получили приказ о дезактивации, но выполнять его не стали, потому что нападение таргов (орков) на княжескую семью являлось для них наивысшим приоритетом. После срабатывания защиты в радиусе двухсот шагов не осталось бы ничего живого, даже эльфы охраны превратились бы в кровавый фарш. Это настоящее чудо, что я сообразил выключить питание защиты, а главное, успел это сделать на всех амулетах.

Я вытер со лба пот и осмотрелся. Напряжение спало, но вокруг моего семейства образовалась пустота. Оказалось, что не только мы такие шустрые, но и другие участники бала быстро среагировали на активацию нашей магической защиты.

Ещё в первый день, когда я бродил по залам дворянского собрания в поисках туалета, моё магическое зрение обнаружило на груди у многих высокородных боевые и защитные амулеты. Для меня эти поделки местных магов были не опасней комариного укуса, но они вовремя подсказали своим хозяевам, что пора бежать от нас сломя голову. Пока я с жёнами устраивал хоровод в центре зала, высшее общество разбегалось по щелям как тараканы, а наиболее перепуганные даже прыгали из окон со второго этажа.

Саадину и Титу Флавию стоило больших трудов прекратить панику и навести порядок в зале. Чтобы не мешаться халифу под ногами, я направился навстречу к Арданаю и его матери. Тарги выстроились клином у входа в зал, а Нара под охраной двух симпатичных девушек и Арданая активно магичила за спинами воинов. Если судить по потокам Силы, таргиня пыталась создать магический щит, но работа была в самом начале, а спешка – плохой помощник в таких делах. Щит у Нары получался кривой, с большими прорехами и не гарантировал защиты даже от стрел, не говоря уже о ментальном ударе.

Я подошёл к таргам и, чтобы меня признали, громко крикнул:

– Здравствуй, Арданай! Это я, Ингар. Прости за странный приём, но это всё древняя магия, с которой я толком ещё не разобрался. Защитные амулеты Великого князя среагировали на таргов, но я отключил защиту, и вам ничто не угрожает.

Строй воинов раздвинулся, и вперёд вышел Арданай. Тарг постоял пару секунд, рассматривая меня, и, расплывшись в улыбке, сказал:

– Ингар, слава богам, что ты здесь! Я уже решил, что с нами хотят расправиться, и приготовился дорого отдать свою жизнь! Мама, кончай магичить и иди сюда! Это Ингар, и наши похороны откладываются!

– Сынок, не зови смерть, она и без спроса заявится. Длинный язык может повредить здоровью! – ответила Нара, выбираясь из-за спин воинов.

Таргиня обняла меня за шею и расцеловала как родного сына, а я в ответ поцеловал магине руку. Нара за прошедшее время сильно изменилась, но, как ни странно, в лучшую сторону. Женщина расцвела и помолодела, она выглядела сестрой Арданая, а не его матерью.

– Ингар, это корона Великого князя? – спросила таргиня, указав взглядом на мою голову.

– Уважаемая Нара, вы абсолютноправы, Нордрассил признал меня, и я стал Великим князем. Со мной в Мэлор приехали мои жёны, с которыми я буду очень рад вас познакомить. – Я повернулся к своим девушкам и позвал их: – Викана, Эланриль, идите сюда и Лауру с собой захватите, а то я её характер знаю!

– Ну, вот видишь, мама, у Ингара три жены, а ты мне всю плешь проела: «Ты и с двумя не справляешься!» – вмешался в разговор Арданай.

– У меня только две жены – Викана и Эланриль, а Лаура – племянница, – разъяснил я ситуацию другу.

Через минуту к нам подошли мои женщины, и я поочерёдно представил их Наре. Викана была знакома с Нарой ещё по жизни до катастрофы, а знакомство с Эланриль несколько затянулось. Магиня обратилась к Эланриль на неизвестном мне языке, а после того, как жена ответила, они заплакали и обнялись, как родные. Я не понимал, что могло связывать настолько разных женщин, но решил оставить расспросы на потом.

Наконец слёзы и поцелуи закончились, и Нара представила мне двух симпатичных таргинь, которые оказались жёнами Арданая.

– Это Линара – старшая жена, а это Аранта – младшая жена.

– Очень приятно познакомиться с семьёй своего названого брата. Арданай всегда выбирал только самое лучшее, и здесь он не изменил себе, – рассыпался я в комплиментах таргским красавицам.

В принципе мне не пришлось кривить душой, потому что девушки действительно были красивы. Таргинь невозможно сравнивать с хрупкими эльфийками, но многим мужчинам нравятся именно спортивные девушки.

У женщин свои интересы, которые редко совпадают с мужскими, поэтому они вскоре совершенно забыли о нашем с Арданаем существовании. Воспользовавшись удобным моментом, мы с побратимом сбежали к фуршетному столу обмывать нашу встречу. Однако через час эта лафа закончилась, и наши жёны грубо оттащили нас от стола, за которым мы предавались воспоминаниям о прошлой жизни.

Мы с покаянным видом выслушивали лекцию о вреде пьянства, когда к нам подошёл Саадин и спас наши души от словесной пытки. Халиф сообщил, что в связи с возникшими непредвиденными проблемами бал будет прерван на пару часов. Выяснилось, что многих дам и кавалеров помяли в возникшей давке, поэтому им пришлось уехать, чтобы переодеться.

Викана и Эланриль тоже захотели сменить свои наряды, а Лаура поехала с ними за компанию. Жёны Арданая и Нара на бал только приехали, поэтому решили остаться, поискать знакомых и освоиться с обстановкой. Мы с Арданаем не возражали и снова вернулись к прерванному застолью. К нам присоединился халиф, и мы уже втроём продолжили дегустацию содержимого винных погребов Мэлора.

Прошло примерно около часа, когда за стенами дворянского собрания что-то грохнуло, оконные стекла задребезжали и на них появились отблески огня. Затем в зал вошёл начальник охраны халифа и громко сказал:

– Началось!

– Саадин, что началось? – переспросил я.

– Ничего опасного, это фейерверк в честь бала, только почему-то маги начали его раньше времени. Пойдёмте на балкон, мне обещали незабываемое зрелище.

Я взял со стола недопитый фужер с вином и направился за Саадином, а Арданай пошёл разыскивать своих женщин. Перед выходом на балкон халиф вежливо пропустил меня вперёд, а сам остановился перед дверью. Зрелище за окном мало походило на фейерверк, скорее всего, где-то в городе начался сильный пожар, зарево от которого Саадин и принял за праздничную иллюминацию. Неожиданно раздался грохот второго взрыва, и из моей руки выскользнул бокал с недопитым вином. Я резко нагнулся, чтобы поймать бокал, и боковым зрением заметил, как над моей головой пронёсся сабельный клинок.

(обратно)

Глава 29 Заговор

Сердце в груди оборвалось, и мозг выключился, отдавая тело под управление инстинкту самосохранения. Я упал на бок, одновременно проваливаясь в транс, а левая нога на автомате ударила убийцу в колено. Звуки перешли в нижний регистр и теперь звучали словно басовые трубы органа. Взгляд бесстрастно фиксировал происходящие вокруг события, а сознание машинально записывало их в память, подобно картинкам с камер видеонаблюдения.

В мозгу стоп-кадром застыло искажённое болью лицо Саадина, тело которого падало на меня сверху. Халиф уже понял, что просчитался, но в призрачной надежде нанести мне смертельный удар не выпускал из руки бесполезную саблю, которой не успевал меня достать. В груди закипела животная злоба, и жажда мести захлестнула сознание. Инстинкты намного быстрее разума, поэтому рука сама схватила предателя за горло и с хрустом вырвала ему кадык. Кровь фонтаном хлынула из ужасной раны и окатила меня, словно вода из сорванного водопроводного крана. Однако как бы я ни был быстр, но и ассасины медлительностью не страдали. Для охраны гибель господина означала неминуемый смертный приговор, и воины рвались на балкон, чтобы расправиться со мной.

Хотя все эти события и происходили как будто в замедленной цирковой пантомиме, но смерть была от меня уже в двух шагах. Я хронически не успевал сориентироваться в обстановке и осмыслить происходящее, поэтому нанёс магический удар, лёжа на полу балкона. Из-за спешки удар получился смазанным, и поток Силы вырвался на свободу не прицельно, а просто в направлении ассасинов, выскочивших на балкон, но, как потом оказалось, только благодаря этому мне и удалось выжить.

Скопившиеся в дверях воины мгновенно превратились в кровавое месиво, а из зала дворянского собрания донёсся предсмертный вой тех, кому не повезло сразу погибнуть в этой мясорубке. Похоже, я переборщил с силой магического удара, потому что поток Силы срубил опорные колонны балкона. Каменный подиум развалился на куски, и я рухнул вниз вместе с его обломками. В момент обрушения взгляд уловил, как над моей головой пронёсся целый рой магических стрел и два файербола. Огонь вёлся точно по тому месту, где мгновение назад находился ваш покорный слуга, и навряд ли мне удалось бы уцелеть. Рухнувший балкон спас мою жизнь, все стрелы ушли в «молоко», а файерболы взорвались где-то внутри здания, вызвав нехилый пожар.

Я, словно кошка, извернулся в воздухе и приземлился на ноги. Раздумывать было некогда, и сознание инстинктивно ополовинило запас Силы во втором ментальном ударе. Магическое зрение позволяло видеть, как потоки Силы расходятся в стороны, словно круги на воде, и мои уши заложило от дикого вопля умирающих людей. Не знаю почему, но на этот раз поток Силы прошёлся циркулярной пилой на высоте около метра над землёй и резал человеческие тела пополам, а не разрывал головы врагов закипевшей кровью.

Именно в этот момент моё тело пронзил огненный клинок чудовищной боли, которая вышибла из меня дух и согнула пополам. Боль стянула грудь стальным обручем, не позволявшим ни вздохнуть, ни выдохнуть. Желудочные спазмы завязывали внутренности узлом, но меня почему-то вырвало только одной желчью. Мгновенно пришло осознание первопричины боли – это умер Арданай, с которым меня связывала неразрывная магическая связь.

Безумным усилием воли мне удалось разорвать обруч, не дававший дышать, и вздохнуть полной грудью, но боль не ушла. Однако чего стоит физическая боль по сравнению с душевной? Из глаз сами хлынули слёзы, и я, скособочившись, побежал в сторону забора, окружающего дворянское собрание. Мне некогда было жалеть себя и плакать о погибшем друге – в городе убивали моих жён и ещё не родившихся детей, для которых я являлся последней надеждой на спасение.

Ноги скользили по залитым кровью плитам и разъезжались, словно я бежал не по камню, а по льду замёрзшей реки. Чтобы расправиться со мной, заговорщики выстроили под балконом целую роту лучников и десяток магов с двумя полевыми метателями файерболов в придачу, но магический удар превратил всех этих людей в кровавые обрубки. Мне было плевать на погибших, и я только зло матерился сквозь зубы, когда ноги цеплялись за внутренности, выпавшие из разрубленных пополам тел. Через минуту мне удалось доковылять до забора, а затем, кривясь от боли, перебросить через него своё тело.

Стоило моим ногам коснуться земли, как я сразу напоролся на патруль заговорщиков, проходивший вдоль ограды. На меня бросились двое имперских гвардейцев и какой-то монах в чёрной хламиде. Я небрежным плевком магии убил эту троицу, но монах неожиданно превратился в огненный шар. Взрыв не был магическим, он больше походил на взрыв канистры с бензином или, скорее всего, с напалмом местного изготовления, которым меня едва не убили в подземельях Шателье. Эта адская смесь сожгла бы меня, как головешку, но мне удалось ласточкой нырнуть в сточную канаву. Когда огонь стих, я выбрался из заполненной отбросами канавы и в прямом смысле как угорелый понёсся в сторону нашей резиденции.

Постепенно адреналин из крови выветрился, и у меня появилась возможность хоть что-то соображать. Улицы Мэлора словно вымерли, и на моём пути попадались только патрули имперцев или небольшие отряды ассасинов, бросавшиеся в бой, стоило им обнаружить меня. После очередной стычки у меня пропали последние сомнения, что охотятся именно на меня. Осознав, что бой закончится нескоро, я стал экономно расходовать Силу и только калечил врагов, не устраивая кровавых фейерверков. В результате двух первых магических ударов мой запас Силы уже сократился на две трети, а сколько ещё предстоит воевать в Мэлоре, было известно только Богу. Это обстоятельство заставляло меня экономить Силу и избегать столкновений с противником или убивать без применения магии.

Ещё несколько раз мне на пути попадались монахи в чёрной одежде, и все они взорвались огненными шарами. Во время скоротечных стычек с отрядами заговорщиков воины спасались от меня бегством, но монахи шли на смерть с каким-то остервенением. После взрыва третьего монаха я понял, что за мной охотятся смертники и основная опасность исходит именно от них.

У заговорщиков имелась какая-то связь между отрядами, и я постоянно наталкивался на заслоны, выставленные на перекрёстках улиц, ведущих к моей резиденции. Однако первая растерянность уже давно прошла, а князь Ингар – не мальчик для битья, поэтому за моей спиной оставались только трупы.

Чтобы как можно быстрее добраться до своего особняка, я решил не петлять по незнакомым улицам, устраивая кровавые побоища, а пробиваться напрямую. Метод был прост и эффективен, как удар кувалдой по голове. Я выбивал ногой входную дверь в стоящий на моём пути дом и, пройдя его насквозь, вылезал в окно на параллельную улицу. Здоровья у меня было много, а усиленный магией удар выносил дверь зачастую вместе с косяком. Пару раз на меня бросались возмущённые хозяева, но, увидев окровавленного монстра, прятались по щелям, не рискуя лезть в драку.

Наконец я добрался до улицы, на которой стоял наш особняк, и увидел, что здание превратилось в один громадный костёр. Я заорал, словно раненый зверь, и побежал по улице подальше от ужасного пожарища. За моей спиной раздался оглушительный взрыв, и ударная волна сбила меня с ног. Горящие обломки особняка огненным градом посыпались с небес, но меня ни один камушек даже не зацепил. Если судить по силе взрыва, то это сдетонировали накопители Силы в магических артефактах Виканы и Эланриль, а в огненном смерче погибла призрачная надежда найти их живыми.

В голове пульсировала только одна мысль о мести, и я начал превращаться в безумного зверя.

У Стругацких в книге «Трудно быть богом» есть замечательная фраза: «Словом, видно было, где он шёл». Это было сказано о доне Румате, когда спасатели шли по его следам к королевскому дворцу, куда тот отправился мстить за смерть возлюбленной. Так и за моей спиной оставались только разорванные трупы и пожарища после взрывов зажигательных бомб охотившихся на меня смертников. Когда я пробился к площади перед южными воротами, то услышал на параллельной улице шум боя и отзвуки ударов ментальной магии. Кто-то тоже прорывался из города, и я решил помочь неизвестным союзникам.

Проломившись сквозь очередной дом, я выскочил на улицу за спинами небольшого отряда, который медленно отступал под напором ассасинов, сдерживаемых ударами ментальной магии. Бойцов в этом отряде было всего четверо, и только один из них оказался воином, а остальные участники боя больше походили на сбежавших из стриптиз-клуба девиц, потому что были практически голыми. Сердце радостно забилось в груди, и с плеч свалился чудовищный груз. Я громко окликнул одну из полуголых воительниц:

– Викана!!!

Ответ был мгновенным и решительным. Сначала меня оглушил ментальный удар Лауры. Затем я немыслимым кульбитом увернулся от двух стрел, выпущенных жёнами практически в упор. После этого мне пришлось извернуться змеёй, чтобы сбить подсечкой на землю Алдара, прыгнувшего на меня, словно зорг на оленя. Отбив нападение, я прикрылся телом растерявшегося эльфа и заорал как сумасшедший:

– Мать вашу!!! Это я, Ингар, дур-ры, вы меня убьёте!

Крик привёл полуголых амазонок в чувство, и они побежали ко мне навстречу, позабыв об опасности у себя в тылу. Заговорщики мгновенно воспользовались этой оплошностью, и к нам бросились сразу три смертника. Каким чудом я оказался на пути у монахов, это науке неизвестно, но магический удар очистил улицу от всего живого метров на двести. Нам пришлось искать другую дорогу из города, потому что после взрыва сразу троих смертников вспыхнули практически все окрестные дома. Применив отработанную тактику, я провёл свой отряд сквозь загоревшийся дом на соседнюю улицу, а затем вломился в какую-то лавку, завешанную одеждой. Следом за мной в лавку забежали жёны и Лаура, а с тыла нас прикрывал Алдар.

Я уже собрался выламывать очередную стену, но меня остановил голос Виканы:

– Ингар, подожди, нам нужно хотя бы одеться, а то бегать по городу в голом виде неприлично.

Фраза была идиотская, потому что какие могут быть приличия, когда на кону стоит твоя жизнь, но она вернула мне способность спокойно соображать. Девушки сразу накинулись на ворох платьев, но я решительно остудил их пыл.

– Викана, вы ищите штаны и куртки, а не платья и юбки. В кринолинах не повоюешь! Нам надо пробиваться в лес, и ещё неизвестно, сколько времени придётся по этим лесам партизанить, пока мы не доберёмся до Нордрассила.

Девушки на секунду растерялись, но быстро уловили смысл сказанных мною слов и стали подбирать себе мужские наряды. Пока жёны и Лаура одевались, я страховал подходы к лавке, стоя рядом с дверью, и одновременно выяснял у них, как они дошли до жизни такой.

– Викана, как получилось, что вы оказались без защитных артефактов и голышом посреди улицы?

– Ингар, всё получилось абсолютно случайно. Мы приехали в особняк переодеться и отдохнуть перед продолжением бала. Сначала мы решили искупаться в бассейне, чтобы освежиться и смыть усталость. В украшениях в воду не полезешь, поэтому мы не стали надевать новые защитные артефакты и оставили их в гардеробной, а сами залезли в бассейн. Через некоторое время во дворце началась какая-то суматоха, и послышался шум, похожий на звуки боя, а затем в ванную комнату ворвался монах в чёрной одежде и взорвал себя. Нам пришлось нырнуть под воду и дожидаться, когда огонь немного утихнет. Мы чудом не сгорели заживо, а потом едва не утонули. Затем нам удалось потушить горящую мебель водой из бассейна и залить дорожку к окну. Когда мы выскочили из горящего особняка, то сразу столкнулись с имперцами, которые попытались захватить нас в плен. Лаура убила воинов своей магией, и мы, вооружившись трофейными луками, побежали к ограде, но нас догнал другой отряд гвардейцев. Нас наверняка убили бы, если бы к нам на выручку не пришёл Алдар. Отбив эту атаку, мы решили пробиваться к воротам города, однако перед площадью нам преградил дорогу большой отряд ассасинов, ну а дальше ты всё видел сам.

– Алдар, как нам выбраться из города? Ты лучше меня знаешь Мэлор, поэтому тебе и флаг в руки, – обратился я к эльфу.

– Ингар, мы не сможем пробиться к южным воротам, там имперцев и ассасинов целые толпы. Я думаю, что нам лучше скрытно пробраться к западной стене и спуститься вниз по верёвке, а уже потом пробиваться к дракону.

– Алдар, к дракону мы не пойдём. После того как попытка заговора провалилась, заговорщики именно там нас и ждут. Мы будем уходить на север, а не на юг. Главное сейчас выбраться из города и уйти в лес, который для эльфа дом родной. В лесу имперцы нас не достанут.

– Но как же дракон? – спросила Викана. – Если дракон достанется заговорщикам, то они могут с его помощью напасть на Нордрассил.

– Ну, это навряд ли. Дракон слушается только меня, и даже если каким-то чудом его заставят взлететь, то первый же полёт закончится катастрофой.

– Ингар, ты не пытался связаться с Нордрассилом и рассказать о нападении на нас? Может быть, он подскажет, как нам быть дальше?

– А как я это сделаю, дорогая моя? – резко отшил я Викану.

– Дорогой, у тебя корона на голове, а с её помощью ты можешь связаться с Нордрассилом из любой точки Геона, – ехидно ответила жена.

«Чёрт бы меня побрал с моей тупостью! Бегаю с короной дальней связи на лысине и совсем забыл о её существовании», – мысленно отругал я себя и, погрузившись в транс, попытался связаться с Деревом.

Однако все попытки выйти на связь с Нордрассилом закончились неудачей. Магическую связь забивала какофония помех, и я не получал ответа. Не знаю, были эти помехи поставлены специально, или они появились в результате взрыва княжеских артефактов и моих магических ударов, но факт оставался фактом. В астрале творилось чёрт знает что, и, пока этот бардак не закончится, ни о какой связи с Нордрассилом можно даже и не мечтать.

– Ингар, с тобой всё в порядке? – спросила Эланриль, озабоченная моей отрешённостью во время попытки установить связь с Деревом Жизни.

– Со мной всё нормально, но связи с долиной пока нет. Девочки, вы подобрали себе одежду? Если да, то нам пора выбираться отсюда!

Убедившись, что жёны полностью экипированы, я пробил дыру в стене и вывел отряд на соседнюю улицу. Осмотревшись, мы побежали на северо-запад по кривым переулкам Мэлора, стараясь избегать больших улиц. Пожар в городе разрастался и уже охватил практически весь центр города. Попрятавшееся население стало покидать свои дома и спасаться бегством от огня. Улицы заполнились толпами людей, нагруженных узлами и баулами, которые спешили к городским воротам. На нашу компанию никто не обращал внимания, обывателям было не до разборок власть имущих, они спасали собственные шкуры. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что толпа устроит давку у городских ворот, и я приказал Алдару вести нас к городской стене.

Через час мы выбрались из лабиринта переулков к подножию одной из башен в западной стене. По дороге я конфисковал у какого-то беженца бухту крепкой верёвки, с помощью которой намеревался спустить свой отряд со стены. Хозяин верёвки ввязался в драку за своё имущество, но, получив кулаком в лоб, успокоился рядом с телегой, загруженной каким-то барахлом. Его домочадцы мудро решили не обострять ситуацию и только подняли крик вокруг поверженного хозяина семейства.

Несмотря на панику, царящую в городе, в башне находился отряд из десятка воинов городской стражи, бдительно несущий свою службу. Время поджимало, и нам некогда было искать другие пути из Мэлора, поэтому мы вступили в бой. Конечно, городская стража – не имперские гвардейцы и далеко не ассасины покойного халифа, но нам пришлось повозиться, чтобы вышибить забаррикадировавшихся воинов из башни.

Ещё десять смертей легли грехом на мою душу, но своя шкура всё-таки дороже чужой жизни. Спустившись со стены, мы перебрались вброд через заполненный зловонной жижей крепостной ров и наконец вырвались из города на свободу. Дороги вокруг города оказались забиты беженцами, а пожар за городской стеной уже охватил половину Мэлора. Возможности спрятаться и устроить передышку у нас не было, и мы продолжили марафонский забег на северо-запад.

За пару часов нам удалось добраться до достаточно густого леса, где мы, чтобы привести себя в порядок и осмотреться, устроили привал на берегу ручья. Я прямо в одежде прыгнул в воду и начал смывать грязь, покрывавшую меня с ног до головы. Побултыхавшись в воде несколько минут, я вылез на берег и прямо в мокрой одежде отправился на разведку. Мои запасы Силы были на исходе, и требовалось срочно найти источник Силы для подзарядки. При таком раскладе хлюпающая в сапогах вода и прилипшая к телу одежда казались мелочью. Командовать в лагере я оставил Алдара, приказав ему беречь измученных девушек как зеницу ока.

На моё счастье, костюм Великого князя оправился от шока после побоища в Мэлоре и ожил. Живая одежда быстро избавилась от лишней воды и приятно массировала забитые перегрузкой мышцы. Мысленно поблагодарив создателей костюма за работу, я стал удаляться от лагеря по спирали, выискивая следы погони. Я несколько раз пересекал лесные тропы, но не обнаружил свежих человеческих следов.

Убедившись в безопасности лесного лагеря, я направился к просёлочной дороге, ведущей к Мэлору, и только чудом не столкнулся с отрядом имперцев, который шёл по нашим следам. В отряде преследователей я насчитал десятерых «зелёных призраков» и двух имперских магов. В арьергарде этой компании плелись трое обкуренных смертников с пустыми, как у зомби, взглядами. Ауры магов и воинов оказались скрыты защитными амулетами, и поэтому я не смог обнаружить отряд на безопасном расстоянии. Один из магов нёс перед собой какой-то ящик, размером с коробку из-под ботинок, и постоянно сверял по нему направление движения. Моя аура тоже была скрыта магией, я полностью изолировал её от окружающего мира магическим коконом, хотя тот и жрал Силу, как паровоз дрова.

Быстро просчитав варианты, я решил затаиться в кустах и пропустить погоню мимо себя, а затем ударить заговорщикам в спину. Мне требовалось сразу покончить со смертниками, а уже потом добивать оставшихся воинов. Имперцы медленно прошли всего в двух шагах от засады, и я услышал странный разговор между магами:

– Далин, мы тут уже два часа круги нарезаем, а ты всё время говоришь, что мы на верном пути.

– Да я сам толком ничего понять не могу! Чёрт его знает, может, поисковый прибор барахлит или этот Ингар тоже кругами бегает, чтобы сбить нас со следа. Только что сигнал был чёткий, а затем вообще пропал. Может быть, этот урод снял княжескую корону и зарыл её глубоко в землю, поэтому сигнал такой неустойчивый?

Услышав этот диалог, я сразу поменял свой план и решил взять магов живыми, чтобы вытрясти из них полезную информацию.

Дождавшись момента, когда смертники отошли от меня на безопасное расстояние, я погрузился в транс и пристрелил их из лука, стараясь попасть в головы. Мне повезло, и ни одна стрела не ушла в «молоко». Смертники практически одновременно свалились замертво, но огненного взрыва не последовало. Я продолжил «избиение младенцев» и практически уничтожил отряд, в живых остались всего трое воинов и оба мага. Имперцы наконец поняли, что их убивают, и «зелёные призраки» мгновенно растворились в придорожных кустах. Маги оказались не такими шустрыми и свалились на землю, получив по стреле в ногу. Я не применял магию, чтобы случайно не пришибить будущих пленников, и помчался к раненой добыче сломя голову. Побоище заняло всего несколько секунд, поэтому маги так и не поняли, что происходит, и не оказали сопротивления.

Я оглушил мага с коробкой ударом кулака, а второй пленник, к несчастью для себя, увернулся. Результат получился анекдотический: «Хотели дать пинка под зад, да я увернулся, и мне прилетело в рожу». Вместо лба мой кулак угодил магу в висок, и тот мгновенно отдал концы. Время утекало, как вода сквозь пальцы, а мне очень не хотелось дождаться, когда «зелёные призраки» очухаются и сядут мне на хвост, поэтому я решил сделать ноги.

Взвалив выжившего мага на плечо, я подобрал его коробку и рванул в чащу, как скаковая лошадь. Пленник достался мне тощий и не особо обременял своим весом, но коробка мешалась, как хлебная крошка на простыне.

Для профилактики мне пришлось усыпить пленника магией, чтобы он, придя в сознание, не начал бузить.

Примерно через час я притащил свою добычу в лагерь и сразу отправил Алдара охотиться за уцелевшими «зелёными призраками». У меня не было сомнений, что они уже идут по моим следам, а эльфийские стрелы станут для них очень неприятным сюрпризом. Первым делом я вытряхнул мага из одежды, затем содрал с него все защитные амулеты и только после этого приступил к допросу. Викана и Эланриль сразу накинулись на меня с расспросами, но я отогнал женщин в сторону, чтобы не стояли над душой.

Маг сладко спал, не подозревая о своей незавидной участи, но его судьба меня не волновала. Конечно, князь Ингар маньяк и убийца, но первыми начали резню заговорщики, и плакать над каждым выпотрошенным трупом я не собирался.

Беглый осмотр не обнаружил в голове пленника никакой изощрённой защиты от вторжения, однако я провёл сканирование мозга со всей тщательностью. Мне удалось обнаружить всего два простеньких блока на сознании мага, которые не представляли для меня проблемы. Похоже, после уничтожения магической академии у имперцев наметился серьёзный дефицит грамотных специалистов по магической защите информации.

Взломав защиту, я быстро скачал из подсознания пленника нужную мне информацию и привалился спиной к дереву. Маг не был посвящён во все тайны заговорщиков, но основные планы ему были известны. После уничтожения магической академии и верхушки имперских магов я наивно решил, что убил гидру, но всё оказалось не так просто, как бы мне хотелось. На региональном уровне уцелело много магов-практиков, которые занимались повседневными делами на местах. Может быть, они и не были сильны в магической теории, но в реальном бою оказались намного опаснее кабинетных интеллектуалов. Наиболее сильные из выживших магов быстро заняли освободившиеся вакансии в магической иерархии и восстановили разрушенные связи во властных структурах.

Пока я почивал на лаврах, вся эта братия готовила заговор, в котором участвовали практически все маги Геона вне зависимости от страны проживания. Среди окружения Саадина и Тита Флавия было достаточно участников заговора, но до поры до времени они не знали о планах заговорщиков.

Когда заговор перешёл решающую фазу, главнокомандующий имперцев решительно отказался ввязываться в эту авантюру, но магам были хорошо известны эффективные способы убеждения несогласных. Семью Тита Флавия за две недели до бала опоили медленным ядом, и тот вынужден был согласиться на участие в заговоре в обмен на противоядие.

Саадина втянули в заговор всего за три дня до бала по очень похожей схеме. Правда, в действиях заговорщиков присутствовали и некоторые отличия, связанные с личными качествами халифа. Заговорщики не тронули гарем Саадина и его многочисленных отпрысков, а отравили самого Саадина и его мать. Повелитель правоверных не был трусом и относился к смерти как к воле Аллаха, но трепетно любил свою мать, вот на этом его и подловили. Только благодаря этим обстоятельствам я не замечал странностей в поведении Саадина и моя паранойя вовремя не забила тревогу.

Заговорщики собирались напасть на мою резиденцию после окончания бала и уничтожить меня при помощи сотни смертников из секты «Исход», с которыми я уже сталкивался в подземельях Шателье. Имперцы убедили сектантов присоединиться к заговору, обвинив меня в уничтожении портала в Средиземье, который те ремонтировали в подземельях острова Дейрос. Да, это я развалил установку выстрелами из метателя, но имперские маги об этом знать не могли и просто перевели стрелки на князя Ингара.

План заговора выглядел грандиозно, однако он изначально был обречён на провал. Магические артефакты Великого князя гарантировали защиту от атаки даже тысячи смертников, но дурная инициатива одного из магов едва не стоила нам жизни.

Во время бала Тита Флавия и Саадина пасли два высокопоставленных заговорщика, которые следили за тем, чтобы те не вышли из-под контроля. После того как эльфийские артефакты вступили в конфликт с таргами Арданая и я отключил магическую защиту, маги решили изменить план и воспользоваться представившимся случаем.

Теоретически руководители заговора были абсолютно правы, но скоропалительное изменение планов привело к предсказуемому бардаку. Кто-то не успел к сроку, кто-то неправильно понял приказ, и нападение на меня и моих жён произошло не синхронно. Использовать смертников в здании дворянского собрания оказалось невозможно, и роль киллера возложили на Саадина, а халиф не был профессионалом.

Мало того, сорвалось нападение и на моих жён. Эльфы охраны успели задержать заговорщиков перед княжескими покоями и зарубить троих смертников, а последний монах был ранен и взорвал себя раньше времени. Пожар начался, когда девушки плавали в бассейне, и им удалось выжить.

Руководство заговора погибло в дворянском собрании, и власть перешла к Титу Флавию, который командовал имперской гвардией в городе и не попал под раздачу. Опытный полководец быстро сориентировался в обстановке, и теперь нас обложили по всем правилам военного искусства.

На вооружении у заговорщиков оказались поисковые приборы, которые на большом расстоянии обнаруживали упорядоченную магическую активность и были настроены на излучение короны дальней связи. Княжеская корона даже в неактивном состоянии отправляла в астрал магические импульсы, по которым её можно было засечь с расстояния около десяти километров, а когда проводился сеанс связи, то эта дистанция увеличивалась в десять раз. Я просканировал поисковый прибор и понял, что в нём не содержится никаких передовых технологий, этот агрегат оказался не сложнее детекторного приёмника. Таких ящиков в распоряжении заговорщиков имелось две сотни, и незаметно просочиться сквозь сеть поисковых отрядов было практически невозможно.

Бросить корону я не мог, потому что планировал с её помощью вызвать из бункера два дельтаплана, на которых собирался вывезти женщин в долину Нордрассила. Мне также требовалась помощь в активизации защитных артефактов, без которых было очень сложно защитить семью. В общем, куда ни кинь, всюду клин, таскать с собой корону смертельно опасно, но и бросить её нельзя.

Полученные от мага сведения поломали первоначальную задумку – просочиться на побережье Атлаского озера и вызвать на островок в камышах Акаира и Ингура. Этот план был вполне выполнимым, так как Акаир хорошо знал дорогу на островок, а Ингур уже уверенно управлял дельтапланом. После спасения женщин я собирался навести шороху в халифате и поквитаться с арбами за предательство. Месть, конечно, дело важное, но сейчас на повестке дня стояло спасение моей семьи, потому все планы мести строились, чтобы просто отвести душу.

Закончив потрошить сознание пленника, я вывел его из гипнотического сна, чтобы поговорить по душам перед его безвременной кончиной. Маг очнулся и, увидев перед собой мою добрую улыбку, сразу обделался. Однако нужно отдать пленнику должное, потому что он быстро взял себя в руки и плюнул мне в лицо. Я молча утёрся, а затем спросил мага:

– Зачем вы всё это затеяли? По вашей вине погибли ни в чём не повинные люди, и теперь война заполыхает с новой силой.

– А ты чего хотел, пришелец? Геон – наш мир, и мы будем сражаться за него до последней капли крови! Ты думаешь, что ты первый, кто явился из чужого мира, чтобы поработить нас? Таких, как ты, было много, но все они не задерживались на этом свете и отправлялись в ад! Даже твой родственник Стас не смог выжить, хотя и был великим воином. Такая же участь ждёт и тебя, и твоих жён, и всех твоих недоносков! – прохрипел маг, без страха глядя мне в глаза.

– Ну, это навряд ли! Я не буду тебе врать и скажу прямо, потому что ты всё равно уже покойник. Вы промахнулись на этот раз, и так будет всегда! Я выжил, и жива моя семья, а за них я порву на куски самого дьявола. Это ты лежишь передо мной весь в дерьме и считаешь мгновения до своей смерти. Я не воюю с жителями Геона и в конце концов договорюсь с теми, у кого на плечах голова, а не пустой котелок, но ваше змеиное племя я выжгу калёным железом! Передай своим дружкам, которых я сегодня отправил в могилу, привет от Игоря Столярова с планеты Земля. Пусть не скучают и готовят место для пока ещё живых выродков, возомнивших себя богами! Прощай!

Голова мага лопнула под моим кулаком, как переспелый арбуз, и я вытер окровавленную руку о мантию мага. Моя речь была красивой и убедительной, но трепать языком – это ещё не значит добиться результата.

– Викана! – позвал я жену. – Алдар ещё не вернулся?

– Я здесь! – отозвался эльф и вынырнул из кустов у меня за спиной.

– Ты нашёл «зелёных призраков»?

– Они мертвы, но нас, кажется, окружают ещё два отряда. Я видел в лесу чёрных монахов чинсу. Что будем делать?

– Уходим! – коротко приказал я и повёл свой отряд на северо-запад, в сторону Шателье.

(обратно)

Глава 30 Прорыв к Шателье

Гоняли нас по лесу уже четвёртые сутки. Единственным боеготовым бойцом оставался только я, Викана и Эланриль уже едва передвигали ноги, а Лаура держалась на ногах только за счёт магической подпитки. Алдар делал вид, что может постоять за себя, но шатался, как пьяный, и засыпал на ходу. Вчера вечером мне наконец удалось связаться с Нордрассилом и сообщить о сложившейся ситуации. Связь была отвратительной, и о консультациях для восстановления защитных артефактов не могло быть и речи. Я смог передать приказ Акаиру и Ингуру готовить драконов к вылету на озеро Вортекс и ждать команды на взлёт. Место для посадки дельтапланов мне самому ещё было неизвестно, поэтому я решил действовать по обстановке.

После первых суток марафона по джунглям и нескольких стычек с отрядами «зелёных призраков» я всё-таки решился спрятать корону, чтобы сбить заговорщиков со следа и оторваться от погони. Мы с Алдаром закопали артефакт в русле лесного ручья, однако это не дало нужного результата – заговорщики всё равно шли по нашим следам, словно привязанные. Это обстоятельство сильно озадачило меня, но Эланриль рассказала, что чёрные монахи пьют какую-то гадость и нюх следопыта становится не хуже, чем у собаки. Действие этого эликсира продолжается около суток, а затем обоняние пропадает полностью на пару месяцев. Узкоглазые пили эту отраву по очереди, а народа у них всегда хватало.

Бросать ценный артефакт было глупо, тем более всё равно это не помогло оторваться от преследования, поэтому нам с Алдаром пришлось рискнуть и вернуться за короной. Поводив преследователей кругами несколько часов, я прибил магией пятерых чёрных монахов и забрал корону из схрона. Правда, мы едва не прозевали нападение смертника, оставленного в засаде возле ручья, но, к счастью, удача была на нашей стороне.

Ещё одним неприятным фактом оказалось то, что обстановка заставляла нас непрерывно бегать с места на место, а на коротких привалах я физически не успевал пополнить быстро расходуемый запас Силы. Источники магической энергии на нашем пути попадались слабые, и, чтобы полностью зарядить свою ауру, мне требовалось не менее суток. Те крохи Силы, которые мне удавалось накопить во время непродолжительных остановок, почти полностью приходилось отдавать Лауре, оказавшейся главной ударной силой отряда в моё отсутствие. Юная магиня уже несколько раз спасала от смерти Викану и Эланриль, когда женской части отряда приходилось вступать в бой с преследователями. Магический потенциал девушки рос с каждым часом, теперь её магические удары рубили под корень даже вековые деревья.

На Лауре также лежала ответственность за подпитку аур измотанных непрерывным марафоном эльфов, без которой они давно уже свалились бы замертво. Молоденькая девушка тащила на своих плечах неподъёмную ношу, но она не жаловалась на тяготы, а, стиснув зубы, тащила этот груз. К концу третьих суток я тоже находился на последнем издыхании и поэтому был вынужден выкачать Силу из накопителя неработающих магических артефактов Великого князя. Конечно, я лишал себя в будущем магической защиты, но сейчас стояла задача просто выжить.

Эта вынужденная мера пополнила мои запасы Силы на две трети, и у меня появилась возможность проредить отряды преследователей, а заодно дать возможность отдохнуть моим спутникам. Алдар случайно наткнулся посреди болота на небольшую пещерку в одинокой скале, в которой я приказал устроить временный лагерь.

Девушки учинили мне форменный скандал, когда я собрался в одиночку уйти на охоту, и мне пришлось усыпить своих спутников магией. Завалив вход в пещеру большим камнем и замаскировав следы нашего пребывания, я приступил к выполнению своего плана.

Запас Силы позволял не экономить магию по мелочам, и я чувствовал себя готовым к тяжёлому бою. Мне приходилось идти ва-банк, и эта охота стала последней реальной возможностью остановить погоню. Долго человек на одной магической подпитке существовать не может, особенно с такой огромной нагрузкой, и мне вскоре потребуется продолжительный сон и обильная пища. По прежнему опыту мне было известно, что этот сон будет похож на клиническую смерть и я стану абсолютно беспомощным. В таком состоянии меня убьёт даже грудной младенец, причём обычной зубочисткой, а поэтому во время сна убийц поблизости быть не должно.

Отрешившись от окружающего мира, я выпустил из подсознания дикого зверя, которого и сам панически боялся. Жажда крови могла окончательно снести мне башню, и я рисковал превратиться в спятившего маньяка-убийцу. Окружающий мир плавно изменил свою расцветку, и в ноздри ударил запах разложения, который издавала болотная жижа. Моя голова очистилась от мыслей и эмоций, а затем по телу пробежала судорога, изменившая биомеханику движений. Я пригнулся к земле и заскользил между мёртвыми деревьями, которые когда-то росли в лесу, на месте которого теперь раскинулось болото. Обоняние заглушило удушливую вонь разложения и начало вычленять из неё запахи живых существ. Уши ловили каждый шорох, а ноги бесшумно ступали по кочкам и корягам. Над болотом висели клочья тумана, сокращавшего видимость до полусотни шагов.

Первую жертву я убил уже через полчаса. Следопыт чинсу всего на пару минут опередил свой отряд, но этого времени мне с лихвой хватило на то, чтобы он упокоился со свёрнутой шеей в болотной жиже. Прикончив следопыта, я сразу забрался в крону стоящего поблизости засохшего дерева и дождался, когда основной отряд подойдёт к месту его гибели. Заметив торчащую из грязи человеческую ногу, чёрные монахи мгновенно заняли круговую оборону, но это их не спасло.

Когда я спрыгнул с дерева в центр их обороны, время остановилось, а движения размазались, словно находились не в фокусе кинокамеры, снимавшей сцену из фильма ужасов. Через мгновение во все стороны полетели куски окровавленного мяса и фонтаном брызнула кровь из растерзанных человеческих тел. Восемь порванных на куски воинов остались гнить в болоте, а дикий зверь в облике человека продолжил свой путь в поисках новых жертв.

С полудня до утра следующего дня я рыскал кругами вокруг болота и убивал, убивал, убивал. Какие-то отряды мне удавалось уничтожить полностью, а кому-то повезло спастись бегством. Казалось, что проклятие смерти витает над болотом, подобно ядовитой туче уничтожая всё живое. Оставшиеся в живых воины, не выбирая дороги, бежали от этого кошмара, и ничто не могло их остановить. Сознание полностью потеряло контроль над проснувшимся внутри меня зверем, и только случай спас Игоря Столярова от окончательного умопомешательства. Зверский голод терзал моё тело, с которым не было ни сил, ни желания совладать. Я, повинуясь звериному инстинкту, вырвал печень из бившейся в агонии жертвы и впился в неё зубами.

Крохотный осколок человеческого сознания, каким-то чудом не захлебнувшийся в крови, дико крикнул: «Нельзя!!!» – и я мгновенно осознал, в какую чудовищную яму провалился, выпустив из себя зверя.

Меня долго рвало кусками человечины и горькой чёрной желчью. Катаясь в грязи, я плакал горючими слезами, осознав, что совершил ужасное преступление перед человеческой природой. Милосердный Господь, может быть, и простит этот грех, но кошмарные картины произошедшего будут преследовать меня даже в аду. Шатаясь, как пьяный, я доплёлся до лагеря и на последней капле силы воли отвалил камень от входа в пещеру. Сознание оставило измученное тело, и я рухнул прямо на входе, не в силах сделать даже пары шагов.

Однако душа не упокоилась в спасительном забытьи, а медленно умирала, терзаемая ужасными воспоминаниями прошедшей ночи. Совесть зачитывала мне свой жестокий приговор, комментируя его картинами кровавых преступлений. Бесстрастный взгляд неведомого свидетеля, словно кинокамера, запечатлел подвиги зверя в человеческом облике, от которых кровь стыла в жилах. Взбесившийся зверь не просто убивал людей и рвал их на куски, он наслаждался тем, что творил. Поначалу зверь просто убивал свои жертвы, но затем начал их буквально потрошить, и этим зверем был я.

Сбив с ног спасающуюся бегством добычу, я придавливал её коленом к земле и вырывал из тела лакомые куски. Это могло быть сердце или печень, а иногда рука или нога. Под утро у меня окончательно снесло крышу, и я, оглушив четверых «зелёных призраков», стащил их тела на поляну и устроил себе пир. Вспоров животы ещё живым людям, я выбрал среди них самого вкусного и рвал его зубами, как зорг добычу. По моему лицу текла кровь жертвы, а в глазах застыла чёрная пустота.

Эта сцена вышвырнула меня из забытья, как пробку из бутылки шампанского. Я вскочил на ноги, пытаясь убежать от страшных видений, но удар головой о каменный потолок пещеры снова отправил меня в нокаут. Проваливаясь в чёрный колодец обморока, я мечтал никогда больше не возвращаться к ужасной действительности, однако судьба распорядилась по-иному.

Душа медленно всплывала из смертельного колодца, но мне не хотелось жить, и я не помогал тонкому лучику света, который ещё связывал меня с миром людей. Этот лучик медленно вытянул душу на грань сознания, и смерть, о которой я мечтал, отошла в сторону, ехидно улыбаясь. Постепенно ко мне вернулось ощущение тела, а затем прорезался слух. Словно через подушку, я услышал голос Эланриль:

– Ингар, пожалуйста, очнись, мне страшно!

Затем этот голос пропал, но через некоторое время я услышал Викану:

– Девочки, у Ингара начало биться сердце. Дайте воды!

Прохладные струи потекли по моему лицу, и чьи-то нежные руки стали обтирать его влажной тканью. Я открылглаза и увидел склонившихся надо мной Викану и Эланриль, а в круге света у выхода из пещеры силуэт Лауры. Девушка сидела на камне с луком в руках и охраняла стоянку от возможного нападения.

– Ингар, слава богам, ты очнулся! Когда мы проснулись и увидели тебя лежащим у входа всего в крови, то решили, что ты умер. Однако оказалось, что ты просто спишь. Мы не стали тебя будить, но у тебя начался сильный жар. Ты стал метаться и так громко кричать, будто из тебя дьявол вынимает душу. Потом ты вскочил и ударился головой о потолок, а мы не смогли тебя удержать даже втроём. Любимый, ты нас очень сильно напугал, Эланриль с трудом остановила кровь, льющуюся из раны у тебя на затылке, – затараторила Викана, словно пыталась вместе со словами вытолкнуть наружу свой страх.

– Со мной всё в порядке, – ответил я, ощупывая уже затянувшийся шрам на темечке. – Где Алдар?

– Алдар пару часов назад ушёл на разведку. Ты должен поесть, а то от тебя остались одни глаза и уши, так ты скоро в эльфа превратишься, – неловко пошутила Эланриль.

Викана помогла мне сесть и сунула в руки кусок мяса и флягу с водой, и я нехотя стал жевать. Меня едва снова не вырвало, когда во рту оказалась кровь из недожаренного куска оленины, но мне удалось сдержаться. Физическое самочувствие постепенно улучшалось, но морально я перестал считать себя человеком. Немного утолив голод, я привалился спиной к стене и перевёл дух. Как бы то ни было, но мне необходимо спасти своих женщин, а грязь, заполнившая мою душу, их не касается. Отстранившись от тяжких дум, я проанализировал обстановку и решил, что план отсечь идущую по пятам погоню удался. Этой ночью выпущенный на свободу зверь разорвал на куски больше сотни преследователей, и теперь у нас есть в запасе не менее суток. До Шателье оставалось три дня пути, и наша главная цель стала вполне достижимой.

Пока я строил наполеоновские планы, в пещеру вернулся Алдар. Эльф, увидев меня сидящим у стены, стал бледнее смерти и отшатнулся.

– Докладывай, – спокойно сказал я эльфу, чтобы прервать неловкую паузу.

– Вокруг болота нет ничего живого, кругом только изуродованные трупы чинсу и имперцев. Мне удалось вернуться по нашим следам в сторону Латра где-то на час пути, но я не нашёл даже следов погони, – взяв себя в руки, доложил Алдар.

Эльф хотел меня о чём-то спросить, но явно не решался этого сделать. Мне пришлось брать инициативу в свои руки:

– Не мучайся. Спрашивай, я отвечу!

Алдар ещё больше смутился, но всё-таки решился спросить:

– Ингар, там, на болоте, это сделал ты?

– Да, это я. Есть ещё вопросы?

– Но это невозможно! Я не видел следов оружия, все тела порваны на куски каким-то чудовищным зверем, даже матёрый зорг на такое не способен.

– Алдар, зорг по сравнению со Странником, защищающим свою семью, безобидный котёнок. Выбрось из головы то, что ты видел, и забудь! Больше такое не повторится, потому что вернуться оттуда назад практически невозможно. Девочки, даю вам полчаса на сборы, нам пора в дорогу, – прервал я неприятный разговор громкой фразой.

Снова начался марафонский бег по лесам и болотам, но на этот раз за нами по пятам не следовали отряды «зелёных призраков» и чёрных монахов. Однако бдительности мы не теряли и не надеялись на то, что нас оставят в покое.

На третий день отряд вышел в окрестности Шателье, и мы устроили привал в камышах на берегу пограничной реки Галат, отделяющей империю от территории афров. Отсутствие преследователей радовало, но одновременно и настораживало. Моя паранойя буквально вопила, что заговорщики готовят ловушку, но какая пакость ждёт нас на этот раз, мне было неизвестно. Корона магической связи, словно маяк в ночи, указывала на наше местоположение, хотя я и принял некоторые защитные меры. Готовясь к привалу, я прикапывал корону в стороне от лагеря, убедившись, что её излучение невозможно засечь с помощью поискового прибора. Алдар устанавливал несколько ловушек, и мы отправлялись отдыхать. Однако имперцы наверняка понимали, что без короны мы не уйдём, и, обложив район нашей стоянки дозорами, дожидались, когда мы снова отправимся в путь. Имперцы старались не вступать с нами в непосредственный контакт, но свежие следы говорили о том, что мы в лесу не одиноки. Меня не оставляла надежда сбить заговорщиков со следа, поэтому я решил скрыться от них под землёй, где излучение короны будет невозможно засечь.

Вечером, оставив Алдара за старшего, я отправился на разведку к своей бывшей усадьбе рядом с Шателье, из которой намеревался увести отряд в катакомбы под городом. Мне пришла в голову идея отсидеться пару дней в убежище Алоя Тёмного, дождаться, когда имперцы распылят силы, и только затем вызвать дельтапланы к определённому ориентиру. Однако эти планы рухнули, когда я вышел к обгоревшим развалинам усадьбы. Вход в подвал, из которого начинался путь в катакомбы, оказался завален обломками рухнувшего дома, и, чтобы их разобрать, требовалось не меньше недели. Я проверил другие входы в подземелье, находившиеся в окрестностях усадьбы, но все они также оказались непроходимыми.

Через час я вернулся в лагерь и повёл отряд к берегу озера Вортекс, обходя Шателье с востока. Нам как воздух нужен был баркас или рыбацкая лодка, без которой мой гениальный план спасения не стоил и выеденного яйца. К утру мы достигли цели и снова устроились на днёвку в камышах, в которые зашли со стороны озера, чтобы не оставлять следов.

Мы проскользнули в камыши тихо и незаметно, корону я утопил на верёвке, но спина буквально чесалась, чувствуя на себе взгляд прицелившегося лучника, настолько было велико чувство опасности. Видимо, фортуна перестала заботиться обо мне, любимом, и завтрашний день мог стать для нас последним в жизни. Ничего толкового в голову не приходило, поэтому я решил утром идти напролом и постараться опередить противника.

Почему-то мне было ясно, что уйти по-тихому не получится и завтра состоится новое побоище. Всю ночь я молил богов послать нам рыбацкую лодку, на которой собирался уплыть от берега и вызвать дельтапланы к острову Форос. Магия позволяла мне соперничать в скорости с любым кораблём имперцев, и я надеялся оторваться от преследования хотя бы на пару часов. После отлёта женщин мы с Алдаром зароем корону на острове и постараемся пробиться на территорию афров. Вот тогда пусть имперцы побегают за нами с Алдаром по джунглям, я думаю, скучать им не придётся. Однако сначала лодку нужно найти, а уже потом устраивать гонки на выживание. Побережье озера Вортекс мне было практически незнакомо, и есть ли поблизости пристань с лодками, я также не знал. Поэтому на совете отряда мы решили пробираться к рыбацкой деревушке Лир, где лодку найдём наверняка.

От лагеря в камышах до Лира было километров десять, и мы с первыми лучами солнца начали привычный забег по пересечённой местности, стараясь двигаться по возможности скрытно. Первое время нам на пути не встречалось серьёзных препятствий, а люди на побережье словно вымерли. Однако лодки на берегу нам тоже не попадалось, если не считать нескольких дырявых плоскодонок, брошенных хозяевами из-за их ветхости.

Через полчаса дорогу отряду преградило русло реки Галат, которую мы легко форсировали вплавь и выбрались, наконец, на песчаный пляж перед Лиром. Посёлок рыбаков оказался брошенным, а магическое сканирование не обнаруживало ни одной живой души в округе. Мы направились к пристани, рядом с которой на песке лежало несколько перевёрнутых вверх дном лодок и баркасов. Вот тут-то всё и началось.

Пока я с Алдаром переворачивал лодки и выбирал среди них наиболее подходящую для наших целей, женщины рыскали по посёлку в поисках вёсел. В этих заботах незаметно прошло около часа, но нам удалось найти только пару вёсел. Время поджимало, и мы приступили к спуску баркаса на воду, решив уже в дороге доделать недостающие вёсла из заготовок, найденных в лодочном сарае.

Я постоянно был начеку и регулярно сканировал округу на предмет появления противника, но всё, как всегда, произошло неожиданно. Магическое зрение обнаружило ауры множества людей, вынырнувших словно из-под земли и окружавших посёлок. Три отряда имперцев двигались к пристани, отрезая путь к бегству и прижимая нас к воде. Запас Силы у меня был больше половины, поэтому я не особо опасался предстоящего боя.

К тому моменту, когда наша лодка закачалась на воде, противник подошёл к нам на расстояние полукилометра, и я понял, что мы проиграли. На нас под прикрытием толпы малолетних детей двигалось три десятка смертников, а следом за ними около пятисот воинов. По озеру к пляжу приближались три баркаса с метателями на борту, которые тоже были битком набиты детьми. Стрелять в смертников и магов было бессмысленно, потому что в огне погибнут дети, а имперцы рассчитывали именно на это и не просчитались.

Из князя Ингара, как из воздушного шарика, выпустили воздух. Меня мгновенно охватила странная апатия и обречённая покорность судьбе. Я не боялся сражения в одиночку с объединенной армией Геона, но убивать детей был неспособен. Картины чудовищной ночи снова всплыли перед глазами, и я опустился на песок, обхватив руками разрывающуюся от боли голову.

Лодки с метателями всё ближе подходили к берегу, и скоро нас должны уничтожить взрывы файерболов или сжечь смертники. Первый же выстрел метателя ударил в качающийся на воде пустой баркас, и тот, расколовшись пополам, ушёл под воду. Путь к спасению был отрезан, однако я уже смирился с неизбежностью.

Викана что-то кричала мне в лицо, но я не слышал её слов и медленно проваливался внутрь своего сознания. Вдруг откат ментального удара повалил меня на землю, а затем я увидел, как два баркаса с имперцами превратились в щепки. Экипаж третьей лодки, спасаясь от неминуемой смерти, стал прыгать в воду, как ошпаренный кипятком. Это вступила в бой Лаура, взявшая на себя грех детоубийства.

Алдар с Виканой за шкирку затащили меня в воду и поволокли к опустевшему баркасу имперцев. Холодная вода вывела заторможенное сознание из ступора и вернула мне способность соображать. Я закашлялся, хлебнув озёрной воды, и поплыл к лодке следом за Алдаром, тянущим под водой на верёвке корону. Магический расстрел лодок испугал детей на берегу, и они с визгом бросились врассыпную, спасаясь от смерти. Воины начали ловить разбегающихся детей, и на берегу началась свалка, которая позволила нам добраться до баркаса.

(обратно)

Глава 31 В подземельях острова Форос

Погода над озером стояла довольно пасмурная, навстречу баркасу дул свежий северо-восточный ветер, поэтому мы не могли поставить парус и уже третий час шли на вёслах. Погони за нами я не чувствовал, но это ещё ничего не значило, и расслабляться было глупо. У острова Форос нас вполне могла поджидать засада, которую заговорщикам несложно известить с помощью почтовой птицы. Чтобы доплыть до острова, мне придётся грести в таком же темпе примерно пять часов, а поэтому пришло время связываться с Нордрассилом и вызывать дельтапланы. Полёт в оба конца мог занять более десяти часов, и было бы желательно, чтобы драконы вернулись в долину до темноты.

Я передал вёсла Алдару и вытащил из воды княжескую корону, тащившуюся на верёвке следом за баркасом. Таким нехитрым способом я хотел подавить магический сигнал короны и сбить преследователей со следа. Конечно, мои действия выглядели наивно, но чем чёрт не шутит, и эта уловка могла дать нужный результат. Несмотря на сильные помехи, связаться с долиной удалось сразу. Сеанс связи длился минут двадцать, и мне удалось за это время обсудить с Нордрассилом основные вопросы, связанные с эвакуацией женщин. Нордрассил уведомил меня, что с Акаиром и Ингуром вылетят два эльфийских воина, через которых будет поддерживаться связь с пилотами драконов. Это решение значительно облегчало наведение дельтапланов на место посадки и снижало риск навигационных ошибок. Погода нас не баловала, нижняя кромка облачности начиналась на высоте трёхсот метров, поэтому обнаружить баркас с воздуха было очень непростой задачей. Мы договорились с Нордрассилом, что я снова выйду на связь через три часа, после чего снова привязал корону к верёвке и опустил её за борт.

Экипаж с нетерпением ждал новостей, и на меня обрушился град вопросов. Я коротко пересказал разговор с Деревом и обрисовал свои ближайшие планы. Известия о прилёте драконов и скором окончании нашего марафона значительно улучшили настроение женщин, потому что нет ничего тяжелее неопределённости. Я приказал женщинам отдыхать, и они, завернувшись в парус, легли на дно баркаса. Затем мы поменялись с Алдаром местами, я заменил его на вёслах, а он меня у руля. Магическая подпитка мышц позволяла мне поддерживать высокую скорость лодки, на что Алдар был физически неспособен.

Монотонная гребля не способствовала умственной работе, но голова была полна суматошных мыслей и планов. Я попытался очистить голову от ненужного мусора, глаза при этом на автомате фиксировали всё происходящее вокруг. Через некоторое время воспоминания сломали мысленную плотину, и картины прошлого нахлынули на меня, возвращая время вспять. Сознание само начало приводить в порядок мысли и анализировать недавние события, стараясь извлечь из них хоть какие-то уроки на будущее. К моему стыду, эти уроки были неутешительными, потому что я опять наступил на старые грабли, считая себя всемогущим. Судьба в очередной раз посмеялась надо мною и напугала до икоты, но взамен дала призрачный шанс на спасение…

После спринтерского заплыва к трофейному баркасу события развивались стремительно. Для меня в этот момент было главным унести ноги, поэтому всё решал слепой случай, а не холодный расчёт. Сразу после того, как весь отряд забрался на борт баркаса, мы с Алдаром схватились за вёсла и на всех парах погнали наш кораблик подальше от берега. В первые минуты я ничего не соображал, но потом начал замечать происходящие вокруг события.

Лаура, спасшая нас от неминуемой гибели, сидела у борта, словно истукан, и немигающим взглядом смотрела в пустоту. Эланриль и Викана пытались вывести её из шокового состояния, понимая, как тяжело сейчас приходится девушке. Не знаю, что они ей говорили, но Лаура постепенно оттаяла и расплакалась. Слёзы выгоняли из девичьей души ужас совершённого недавно поступка, и тяжёлый стресс не перерос в умопомешательство. Я благоразумно не вмешивался в разговор, чтобы не ляпнуть лишнего, и, стиснув зубы, налегал на вёсла. Юная девушка сделала за меня всю грязную работу, причём именно в тот момент, когда я опустил руки и фактически приговорил нас к смерти. Эти неутешительные для меня выводы легли на душу тяжёлым грузом, но Игорь Столяров уже натворил столько бед, что теперь не имел даже морального права умереть, не заплатив по своим кровавым счетам.

За этими невесёлыми думами незаметно пролетели три часа, и на горизонте показался берег острова Форос. Я передал вёсла Алдару и вытащил корону связи из воды. Через пару минут в голове зазвучал голос Нордрассила, который монотонно вызывал меня на связь. Я ответил на вызов и тут же узнал, что дельтапланы уже кружат возле южного побережья острова в поисках нашего баркаса. Мы совместными усилиями указали Акаиру правильный курс, и примерно через полчаса Эланриль заметила летящие с северо-запада дельтапланы. Весь экипаж баркаса заорал как оглашенный и стал подавать сигналы, размахивая руками. Через Нордрассил я уведомил Акаира, что мы их видим, а вскоре оба пилота тоже нас заметили. Однако волнение на озере не позволяло безопасно приводниться, поэтому я приказал Акаиру уходить к острову и садиться на спокойную воду под прикрытием скал. Дельтапланы улетели к берегу, а я снова налёг на вёсла. Настроение у экипажа значительно улучшилось, и мы на время забыли о кошмарах предшествующих дней.

До приводнившихся драконов оставалось меньше километра, когда из-за каменного мыса выскочили две лёгкие галеры имперцев, и снова начались гонки на выживание. Галеры явно не успевали перехватить баркас, и маги начали обстреливать нас из метателей с очень большого расстояния, надеясь зацепить хотя бы случайным попаданием. Я через Нордрассил приказал Акаиру выруливать навстречу баркасу, чтобы как можно быстрее пересадить женщин на дельтапланы. Через несколько минут оба дракона подплыли вплотную к баркасу, и два эльфийских воина перебрались к нам в лодку.

Мне было абсолютно непонятно, почему женщины вдруг решили, что драконы заберут весь экипаж баркаса, а когда поняли, что им придётся улетать без меня и Алдара, подняли настоящий бунт на корабле. Весь этот бардак происходил под канонаду взрывов файерболов, и мы едва не погибли, когда спасение было совсем рядом.

Близкий разрыв файербола окатил нас водой с ног до головы, и только поэтому мне удалось оторвать от груди Викану и Эланриль, вцепившихся в меня, как кошки. Совместными усилиями мужской части экипажа мы запихнули брыкающихся женщин в кабины дельтапланов и защёлкнули на них пряжки привязных ремней. Оттолкнув от борта второго дракона, я строго-настрого запретил Ингуру геройствовать и приказал сразу улетать домой. Проблема состояла в том, что у брата на борту имелся метатель, а пассажиркой была Лаура. Зная взбалмошный характер этой парочки, я очень опасался, что они ввяжутся в бой с имперцами и могут погибнуть по неопытности. Возможно, я не отказался бы от помощи, если бы поддержку с воздуха оказывал Акаир, но с его дракона метатель был снят, потому что ему предстояло взять на борт двух пассажиров.

Когда дельтапланы пошли на взлёт, имперцы вели по нас уже прицельный огонь, и только спешка не позволила им утопить баркас. Времени на применение магии у меня не было, и сейчас всё решала только скорость. Выход в озеро отрезали галеры, и мы вчетвером изо всех сил гребли к острову, надеясь спрятаться среди скал на берегу.

Берег был совсем близко, когда взрыв файербола перевернул баркас и мы опрокинулись в воду. Меня оглушило, поэтому я с трудом вынырнул на поверхность, нахлебавшись воды под завязку. Экипаж баркаса разбросало в разные стороны, поэтому каждый спасал свою шкуру в одиночку. Имперцы осатанели и палили по нас, не жалея зарядов, но мне, выбравшись на берег, удалось спрятаться среди камней и отползти за скалу. Галеры имперцев быстро приближались к берегу с явным намерением высадить десант и разделаться с нами уже на суше, но здесь они явно просчитались. Похоже, командиры галер не имели представления о моих магических способностях и приняли наше вынужденное бегство за трусость.

Дельтапланы давно уже скрылись в облаках, и меня не сдерживала забота о безопасности женщин, а поэтому наступила пора мести за пережитый страх. Для уничтожения галер мне потребовалось всего два мощных ментальных удара, а затем я, разгоняя магией выживших, добил их обычными камнями. Утопив последнего имперца, я перевёл дух и отправился разыскивать эльфов.

Алдара я нашёл через несколько минут живым, но эльф лежал без сознания. У него сильно обгорела спина, а левая рука была сломана в предплечье. Рядом с Алдаром лежали мёртвые тела воинов, прилетевших к нам на помощь. Похоже, они пытались вытащить из-под огня раненого командира, но не успели добежать до спасительных скал. Раны Алдара оказались серьёзными, и мне не удалось привести его в сознание. Чтобы не потерять товарища, я сразу приступил к лечению и потратил на это практически всю ночь, а также остатки запаса Силы. К утру жизни Алдара уже ничто не угрожало, однако мы остались практически безоружными. Раны эльфа зажили, но он был слаб, как ребёнок, и ему требовалось не менее двух суток, чтобы восстановиться. Меня и самого шатало от усталости, но отдыхать было некогда.

Усыпив Алдара магией, я отправился разыскивать источник Силы для подзарядки. Двухчасовые поиски на берегу озера результата не дали, а дорогу в глубь острова закрывал ядовито-зелёный магический туман. В окрестностях Кераны мне уже приходилось сталкиваться с похожим туманом, который остался ещё со времён войны магов. Что это такое, никто доподлинно не знает, но туман воздействует на всё живое подобно радиации, отравляя организм неведомым ядом. Лезть в клубы зелёной мути у меня не было никакого желания, поэтому я вернулся к Алдару, чтобы передохнуть после бессонной ночи. Однако переменчивая Фортуна времени на это мне не дала.

Я перенёс спящего Алдара на площадку, укрытую обломками скал от постороннего взгляда, и, прислонившись спиной к валуну, незаметно для себя задремал. В голове закружились какие-то непонятные сюрреалистические образы, но кошмары на этот раз меня не беспокоили. Через пару часов я проснулся от нарастающего беспокойства, которое всё громче звучало в голове тревожным звонком. Осторожно подняв голову над камнями, я осмотрелся, и по моему лбу заструился холодный пот. Недалеко от берега стояли на якоре четыре большие галеры, с которых уже высаживали десант в лодки и баркасы. Эти твари снова решили прикрываться детьми – в каждой лодке сидело по десятку малышей.

Рука машинально стёрла со лба солёные капли пота и натолкнулась на корону магической связи, про которую я совершенно забыл в суматохе вчерашнего боя и не снял с головы. Этот магический маяк нужно было закопать в землю в стороне от лагеря, но я в очередной раз лоханулся. Имперцы засекли наше местонахождение по сигналу короны и теперь пытались окружить нас. До момента высадки оставалось не больше получаса, и пора было принимать какое-то решение. Ввязываться в бой я не мог по причине почти полного отсутствия запаса Силы, которого хватило бы на пару-тройку магических ударов средней мощности, а потом нас с Алдаром взяли бы голыми руками. Мне оставалось только бегство в глубину острова через ядовитый туман.

Взвалив Алдара на плечо, я быстро зашагал к зелёной пелене тумана, прячась за камнями. Я не стал будить эльфа, потому что он ещё был очень слаб. Сознание само переключилось на магическое зрение, и я вошёл в зелёный лабиринт, стараясь выбирать дорогу в тех местах, где туман был наименее плотным. В сознание мгновенно начали поступать сигналы о начавшемся отравлении, и оно направило все ресурсы на борьбу с неизвестным ядом. Как ни странно, но организм успешно сопротивлялся неизвестной магии и не получал критического ущерба. Убедившись в своей относительной неуязвимости, я переключил внимание на Алдара, который уже начал страдать от удушья.

Человеческий организм в момент наибольшей опасности иногда активизирует свои скрытые резервы, так произошло и со мною. Нет, у меня не увеличился запас Силы, и я не обрёл новых способностей, просто сознание каким-то образом, независимо от моих рассуждений и мыслей, выбирало правильный порядок действий. Наши с Алдаром ауры автоматически соединились в одну, а подсознание задействовало мои магические возможности для защиты организма эльфа. Правда, я сразу почувствовал, как запас Силы начал уменьшаться, но её должно было хватить на пару часов работы в этом режиме.

Осознав, что у нас с Алдаром появился шанс выжить, я ускорил шаг, пытаясь оторваться от возможного преследования. Через полтора часа блужданий в отравленном лабиринте запас Силы подошёл к концу, в результате чего надежда на спасение начала стремительно таять. Когда я окончательно отчаялся, зелёный туман начал редеть, и вскоре я вышел на берег круглого озера, плескавшегося в середине острова. Это озеро находилось в воронке, оставшейся от чудовищного взрыва, и было окружено пологим валом из растрескавшихся скал.

В памяти мгновенно всплыли воспоминания о странном полёте моей души к похожему озеру на острове. Это удивительное происшествие случилось, когда я впервые вёл караван эльфов и хуманов к долине Нордрассила. Тогда меня осветил упавший с небес магический луч и душа отправилась в астральный полёт, подчинившись непонятному зову. Астральное тело совершило путешествие над Геоном, во время которого долетело до острова Форос и через трещину в скале проникло в подземелье. Если верить воспоминаниям, то вход в подземелье острова начинался на берегу именно этого озера. Затем я пролетел по подземным коридорам и попал в комнату с аварийным порталом, с помощью которого перенёсся в другой мир. Мне тогда чудом удалось выжить, и только с помощью Лауры душа смогла соединиться с физическим телом.

После этих странных видений у меня возникло много гипотез по поводу фантастического происшествия, но все догадки базировались на шатком фундаменте из домыслов и предположений. Я собирался организовать экспедицию в подземелья острова Форос, но началась война, и мне стало не до экспедиций.

Теперь я словно вернулся в те видения, и ноги сами понесли меня к расщелине в скале, через которую душа проникла в подземелье. Неожиданно послышалось жужжание сервомоторов, и краешек глаза зацепил движение ствола защитной турели с метателем файерболов. Этот агрегат был мне отлично знаком ещё по бункеру, поэтому по спине мгновенно потёк липкий холодный пот. Позади нас с Алдаром находилась отвесная скала без единственной трещины, поэтому спрятаться было просто некуда. Турель, словно живая, нащупывала жертву, но, когда я закрыл глаза и приготовился к смерти, выстрела не последовало. Древний механизм выбрал более опасную цель, резко развернувшись в сторону. Из пелены зелёного тумана на противоположном берегу озера вытягивался большой отряд чёрных монахов, который сразу начал строиться в колонну. Лица монахов закрывали маски с круглыми стёклами очков, похожие на примитивные противогазы, поэтому узкоглазые не передохли по дороге через ядовитый туман. Монахи сразу попали под огонь защитной турели, и земля затряслась от близких разрывов.

Огненные шары файерболов разметали обугленные трупы монахов по всему берегу, но я не стал наслаждаться этим зрелищем, а опрометью бросился под защиту скал, торчащих из воды в полусотне метров от нас. Спринтерский бросок продлился считаные секунды, и я врезался выставленной рукой о скалу. Острая боль пронзила меня, и я машинально начал слизывать капли крови из ранки на ладони. Рука случайно упёрлась в квадратную площадку на скале, из центра которой выдвинулся острый шип, воткнувшийся мне в ладонь. Сейчас этот шип медленно втягивался внутрь камня, а я гадал, чем для меня закончится это происшествие. Магическое сканирование не обнаружило следов яда в ранке на ладони. Я уже начал успокаиваться, но вдруг раздался громкий скрежет, и часть скалы провалилась внутрь, открывая проход. Я замер перед открывшейся дверью, но близкий взрыв файер-бола не оставил мне выбора, и я сделал шаг в чёрный провал. Отверстие мгновенно захлопнулось за моей спиной, и на стене зажёгся тусклый магический светильник.

Я положил на пол тело спящего Алдара и рухнул рядом. Осмотревшись, я решил, что мы находимся в каком-то переходном тамбуре. Небольшая комната, в которую нас занесла судьба, заканчивалась массивной металлической дверью, над которой из стены угрожающе торчал ствол метателя.

«Ну всё, Игоряша, приехали! Сейчас нас поджарят», – подумал я, но ничего не происходило.

Немного отдышавшись, я встал с пола и подошёл к двери. Беглый осмотр показал, что рядом с дверью имеется квадратный выступ с рисунком ладони и какой-то надписью. Напугавший меня до смерти ствол метателя оказался покрыт многовековой пылью и ржавчиной и поэтому вряд ли действовал. Я оттёр выступ от пыли и прочитал надпись, написанную эльфийским шрифтом. Слова над табличкой отличались от ныне употребляемых, но смысл текста был понятен.

«Приложи руку для проверки», – прочитал я и прижал ладонь к рисунку на выступе.

Меня снова ужалил в руку острый металлический шип, а через минуту открылась и эта дверь. За второй дверью тамбура находился обычный сторожевой пост с комнатой отдыха и оружейной. Повсюду лежали истлевшие кости бывших хозяев, погибших прямо на своих постах, однако следов боя я не обнаружил. Мои силы были на пределе, и я уложил Алдара на кровать в караульном помещении, а сам завалился на соседний топчан, предварительно закрыв дверь в караулку на засов.

Уже третьи сутки мы с Алдаром бродили по пыльным туннелям подземелий острова Форос. Этот поход проходил без пищи и воды, которую нам никак не удавалось найти. Я снял со стены караулки, где мы заночевали в первый день, два магических светильника, и мы путешествовали по подземелью в довольно комфортных условиях, если бы не жажда. Я с помощью магии держался молодцом, а у эльфа губы уже сильно потрескались и кровоточили. Я в первые два дня искал другой выход на поверхность, но эта попытка закончилась провалом. В караулке я нашёл схему караульных помещений, но все выходы на поверхность оказались завалены камнями или не действовали.

Потратив без толку двое суток, мы решили спуститься глубже под землю и там попытать счастья. Схемы подземелий у нас не было, поэтому пришлось руководствоваться интуицией, отмечая тупики крестиками на стенах. К концу третьего дня, когда мы собирались устраиваться на отдых, я заметил в темноте коридора отблеск огня. Алдар сразу бросился в погоню за владельцем фонаря, а я последовал за ним. Жажда уже доконала моего друга, а у владельца фонаря могла быть фляга с водой. Погоня продлилась всего несколько минут, и мы вскоре столкнулись лицом к лицу с десятью монахами из секты «Исход».

Смертельный бой продлился всего пару минут и закончился полным поражением сектантов, хотя они яростно отбивались. Мне удалось задавить голыми руками четверых соперников, а Алдар зарубил мечом двоих сектантов. Четверо монахов удрали, потому что мы их толком не преследовали, занявшись мародёрством. Во время бегства с побережья я унёс тело Алдара без его оружия, так как эльф утопил свой меч, когда упал в воду с баркаса. Я мог убить противника магией или голыми руками, поэтому отдал свой меч эльфу.

Мы содрали с трупов всё ценное и прямо на поле боя устроили себе победный ужин. Нам достались шесть фляг с водой и две котомки, под завязку нагруженные едой. Мечи у сектантов оказались дерьмовыми, и я с трудом выбрал среди трофеев зазубренный меч имперского легионера. Я напился воды по самое не могу и слопал пару больших кусков сала с хлебом. Алдар от меня не отставал и набивал свой живот про запас. Когда голод и жажда были утолены, то наши головы начали посещать здравые мысли. Нам не следовало задерживаться на месте сражения, потому что сбежавшие сектанты могли вернуться с подмогой, но толковые мысли пришли к нам слишком поздно.

Факел из огнемёта чудом не зажарил нас живьём, и мы сломя голову бросились бежать по коридору, чтобы спасти свои шкуры. Гоняли нас по подземелью около часа, пока не загнали в тупик со знакомой мне металлической дверью. Я, не раздумывая, прижал руку к пластине, укусившей меня за ладонь, и дверь со скрипом отошла в сторону. Преследователи бесновались в туннеле за дверью, а я уже открывал вторую дверь тамбура.

Яркий свет ослепил меня на несколько секунд, и я закрыл глаза рукой. Мы находились в большом круглом зале, посередине которого стояли ворота небольшого портала. Практически весь зал был заполнен шкафами с мигающими на них лампочками, и со всех сторон раздавался тихий гул работающих электромоторов и стрёкот реле. В зале не было ни одной души, но присутствие людей чувствовалось повсюду. То там, то здесь на столах попадались открытые книги, остатки еды или кружки с недопитой водой. Я шёл словно под гипнозом к порталу и остановился только тогда, когда Алдар положил мне руку на плечо.

– Ингар, что это? – спросил меня эльф.

– Похоже, это портал на прародину эльфов, – ответил я.

– Этот портал работает? – снова спросил Алдар.

– Я точно не знаю, но кажется, что да. Сейчас я попробую его включить, – сказал я и приложил руку к отпечатку ладони на арке портала.

Зачем я это сделал, мне до сих пор непонятно, какая-то неведомая сила толкала меня на этот довольно глупый поступок, но противостоять этой силе я даже и не пытался. Пару минут ничего не происходило, но затем мелькание лампочек на шкафах с оборудованием ускорилось, и раздался монотонный гул, словно от землетрясения. Контур ворот портала окутало голубое свечение, и портал превратился в мутное жидкое зеркало.

– Ну, прямо «Звёздные врата», – тихо произнёс я и обернулся на шум, раздавшийся у меня за спиной.

Причиной шума оказалась толпа воинов, ворвавшихся в зал через открывшуюся дверь, которую мы с Алдаром не заметили за стоявшей у стены ширмой. Снова меня закружило в вихре боя, и первые трупы врагов полетели на пол. Однако беда уже была всего в двух шагах, и она пришла со стороны, откуда я её не ожидал. Алдар, до этого резво махавший мечом рядом со мной, неожиданно поскользнулся в луже крови, вытекшей из трупа сектанта, и завалился на меня. Я подхватил друга под руки, и сразу два меча воткнулись Алдару в спину. Один из мечей пробил тело эльфа насквозь и врезался мне в живот. Наши тела были скреплены метровой стальной скрепкой, а боль от вонзившейся в живот стали вызвала травматический шок. Я уже практически справился с болью, но Алдар, понимая, что невольно подставил командира, оттолкнулся руками от моей груди и разорвал эту смертельную связь. Мне не удалось устоять на ногах, и я, цепляясь за шкафы с оборудованием, спиной влетел в зеркало портала. Огненный вихрь окутал тело, и мозг взорвался ослепительной вспышкой.

(обратно)

Эпилог

Первый, первый, я восьмой, как слышишь меня? – нервно талдычил сержант милиции в микрофон переносной радиостанции.

– Плохо слышу тебя, восьмой. Что случилось? – хрипло ответил динамик.

– Кто на связи?

– Дежурный по отделению лейтенант Скворцов. Кто спрашивает?

– Это я, сержант Титаренко. Мы с Кулешовым приехали на вызов к заправке Самира, здесь в лесополосе обнаружен обгоревший труп какого-то мужчины. Присылайте следака и труповозку.

– Паша, скажи, пусть вызывают скорую, покойник вроде ожил, – вмешался в переговоры по рации второй милиционер. – Ты не видел нашу аптечку? Надо перевязать мужика, а то кровью истечёт. Может, сами отвезём его в больницу в Болшево, а то раненый может не дождаться скорой.

– И охота тебе мазаться в дерьме и кровище? Я скорую вызвал, вот пусть она и занимается своей работой. Хочешь перевязать раненого и изгваздаться, как поросёнок? Тогда флаг тебе в руки и вперёд! Аптечка в бардачке, а тащить трупака в машину я не позволю. Дерьмо и кровищу в кабине ты отмывать не будешь, а мне этот бомжара – не родственник.

– Не был ты, Паша, в Чечне, там тебе за такие слова мигом бы бошку оторвали, – сказал Кулешов и, вынув аптечку из бардачка милицейского уазика, быстро зашагал к лесополосе.

Титаренко плюнул себе под ноги и закурил, привалившись к крылу машины. Майское солнце стояло в зените и грело, словно в июне, сержант прищурил глаза, как кот на подоконнике, и стал ждать приезда скорой и следственной бригады. Через полчаса на шоссе раздался звук сирены «скорой помощи», и Титаренко вышел на обочину, подавая сигналы полосатым жезлом регулировщика.

По коридору хирургического отделения больницы быстро шагал человек в прокурорской форме, догоняя полного мужчину в белом халате.

– Доктор, как там мой подопечный, я смогу его допросить? – спросил следователь врача в мятом халате.

– Я думаю, что сможете, товарищ следователь. С вашим парнем вообще какие-то чудеса происходят. Вчера, когда его привезли, я думал, что он до утра не доживёт, уж очень он обгорел, да и плохая рана у него была в животе. Пока собирали дежурную бригаду и готовили пациента к операции, ожоги затянулись молодой кожей, а от раны на животе только небольшой шрам остался. Я слышал рассказы о похожих случаях, но самому наблюдать не приходилось. Мы ввели парню снотворное, и он скоро должен проснуться. Сначала я его осмотрю, а потом вы зададите ему свои вопросы.

Сознание медленно возвращалось ко мне. Сначала я увидел над собой белый потолок, а затем, словно из тумана, вынырнуло человеческое лицо. Человек помахал у меня перед лицом рукой и спросил:

– Вы слышите меня?

– Да, слышу, – ответил я.

– Я – следователь прокуратуры Николай Петрович Чернецов, – представился мужчина. – Скажите, как вас зовут?

– Ингар, – просипел я через сухие губы.

– Повторите, пожалуйста, громче, я вас не расслышал, – переспросил мужчина.

В голове что-то щелкнуло, и я осознал, что вернулся на Землю.

– Меня зовут Игорь Столяров, – громко сказал я и закрыл глаза.

(обратно) (обратно)

Игорь Чужин Странник. Возвращение

Глава 1

Противный осенний дождь барабанит по лобовому стеклу автомобиля, прибавляя к паршивой погоде еще и паршивое настроение. «День рождения – грустный праздник» – звучит в какой-то песне. Я с этим заявлением полностью согласна, потому что мне неделю назад стукнуло ровно тридцать. Уже позади встреча этого сомнительного юбилея на работе, девичник с подругами и грязная посуда. Мой дед говорил, что день рождения после пятидесяти – это репетиция поминок, слава богу, мне до этого еще далеко.

Сегодня я решила устроить себе праздник для души, но, как назло, застряла в этой нескончаемой пробке. В ресторане простаивает столик на два места с табличкой «Заказано». Кто займет за ним место напротив меня – неизвестно, может быть, вообще никто.

Подобный «праздник для души» стал для меня традицией в двадцать шесть лет, когда я вышвырнула из своей жизни первую настоящую любовь. «Любовь» скакала по лестнице с подбитым глазом и отбитым мужским достоинством, грозя мне вселенскими бедами и скорой расправой, но я знала, что этот пустобрех ни на что не способен. В тот день я вычеркнула из своей жизни три года, потраченные впустую. В одно мгновение рухнули наивные девичьи мечты, а упитанный блондинистый красавчик превратился в потасканного облезлого козла. У этого «орла с периферии» в Рязани оказалась жена с маленькой дочкой, которых эта сволочь бросил в надежде поселиться в моей двухкомнатной квартире, получив в придачу небедную жену, работающую финансовым директором в серьезной фирме. Сгубили кандидата в мужья жадность и лень – основное уязвимое место альфонсов, паразитирующих на женской наивности и мечтах о принце. Он упросил меня пристроить его на хлебное местечко в фирме, в которой я работаю, на чем и прокололся.

В нашей конторе вопросы безопасности поставлены серьезно и каждого нового сотрудника скрупулезно проверяют на вшивость. Так на столе в моем кабинете появился большой желтый конверт с отчетом службы безопасности и запиской, в которой шеф собственноручно изложил свое мнение о моих умственных способностях. Шеф специально на неделю придержал этот отчет у себя, чтобы не портить мне день рождения, а в пятницу, как раз перед романтическим вечером с возлюбленным, переслал его мне.

Я читала эти материалы сквозь злые слезы обиды, и мир перед глазами из розового стал серым. Однако я злилась не на Виталика, ставшего причиной моих бед, а на себя, любимую. До этого момента я считала себя далеко не дурой и занималась в конторе весьма серьезными финансовыми делами, а тут меня развели, как трехкопеечную лохушку. Никаких карательных мер против урода я предпринимать не стала, а просто послала Виталика на три буквы и при первом же звонке на мобильный внесла номер его телефона в черный список. Чтобы это чудо природы меня больше не беспокоило, я сменила в квартире дверные замки и замок зажигания в машине, на которую сдуру выписала ему доверенность.

Блондинистый козел сразу не понял, что его послали окончательно и бесповоротно, поэтому на следующий день после отставки он заявился ко мне при полном параде и с букетом цветов. О, как я жалею, что это были не розы! Как бы замечательно смотрелась в зеркале его ободранная шипами рожа!

В результате нашей дружеской беседы и моего плохого настроения Виталик скуля скатился с лестницы с подбитым глазом, держась за опухшие гениталии. Удовлетворенная результатом произошедшей разборки, я вернулась в квартиру и с тоской посмотрела на вечернее платье, специально приготовленное для сегодняшнего гламурного вечера в ресторане. Настроение у меня было боевое, и поэтому я решила пойти в ресторан одна, не пропадать же заказанному ужину на двоих. Такси быстро довезло меня к месту поминок моей наивной любви, и я, заняв место за столиком у окна, пустилась во все тяжкие. Вот таким образом в моей жизни появилась эта странная традиция, которую я тщательно скрывала от посторонних глаз и злых языков.

Природа не наградила меня особенной красотой, так, «серая мышка», но интенсивные занятия фитнесом и, чего греха таить, нож пластического хирурга, внесшего некоторые коррективы в мою внешность, кардинально поменяли ситуацию. Операцию я сделала сразу после окончания института, и если раньше на вечеринках мое место было в дальнем конце стола, а внимание мужского пола начинало проявляться только после третьего стакана, то теперь количество желающих залезть мне под юбку резко возросло. Временами я даже жалею о своем решении лечь под нож хирурга, но, если быть до конца честной, какая женщина не хочет быть в центре внимания?

Из тумана воспоминаний меня выдернули оглушительные сигналы какого-то джипа, стоящего в пробке позади меня. Оказалось, что, пока я предавалась грустным мыслям, пробка уже сдвинулась с места, а моя машина стояла как вкопанная. Выслушав возмущенную тираду, раздававшуюся из окна поравнявшегося со мной джипа, я показала нахалу средний палец и, прибавив скорость, оставила его нюхать аромат выхлопных газов моего «опеля».

Зал ресторана встретил меня полумраком и тихой ненавязчивой музыкой – песни и пляски начнутся позже, когда посетители подогреют свои эмоции спиртным. Мой столик являлся отличным местом наблюдения, и я, заказав стандартные для себя фрукты, легкий салат и стопку текилы, приступила к выбору жертвы на роль кавалера на сегодняшний вечер, а если ему повезет, то и на ночь. Этот ресторан стал тайным местом, где бизнесвумен Елена Александровна Пореченкова превращалась в веселую девушку Наташу, которая могла себе позволить многое из того, что недоступно Елене Александровне.

Этот ресторан мне очень нравился, хотя он не являлся местом тусовок московской богемы. Здесь никогда не звучала оглушающая посетителей музыка и не было обязательного стриптиза. Меня всегда удивляло желание пьяных мужиков лицезреть покрытые гусиной кожей телеса заблудившихся в жизни несчастных женщин, выворачивающих себя возле шеста наизнанку на потребу брюхоногих самцов, которые без помощи виагры не в состоянии исполнить дажетрехминутный супружеский долг. Ресторан был недешевым и работал в основном под заказ. Цены отшивали от заведения всякую шушеру, и оно стало своеобразным клубом для желающих найти себе спутника для совместного культурного отдыха. Еще одним из плюсов этого ресторана являлась охраняемая стоянка, на которой я обычно оставляла машину и уезжала домой на такси.

Несмотря на дождливую погоду, зал был уже практически заполнен, что предоставляло мне довольно большой выбор кавалеров. Окинув зал наметанным взглядом, я быстро выбрала троих кандидатов на более близкое знакомство и начала претворять в жизнь свои планы. Мужчины хотя в среднем и умнее женщин, но в повседневной жизни наивны, как дети. Пара томных взглядов с поволокой, голая коленка из-под юбки – и самец, высунув язык, прискачет к вам на задних лапках с кошельком в зубах.

Мне понадобилось всего пара минут стрельбы глазами, чтобы получить первое приглашение на танец. К несчастью, партнер оказался абсолютно неумелым ухажером и вместо того, чтобы говорить даме комплименты, сразу начал рассказывать, насколько он крут и богат. Я девушка далеко не бедная, и в мои планы не входили поиски спонсора, поэтому я вежливо отшила нудного кавалера, объяснив ему, что он заблудился.

Вечер шел по намеченному расписанию, и через час у меня обозначился выбор между двумя другими претендентами на место за моим столиком. Одним из кандидатов оказался высокий блондин лет тридцати пяти с уже обозначившимся пивным брюшком, но довольно приятный в общении. Его соперником стал сорокалетний дядечка, державший себя в хорошей физической форме, но несколько косноязычный и поэтому скучный. Я решила остановить свой выбор на блондине, но судьба распорядилась по-своему.

Соблазняя томными взглядами кавалеров, я невольно спровоцировала на агрессию одно из лиц кавказской национальности, до этого мирно отмечавшее какой-то свой праздник в компании троих соплеменников. Кавказцы в этом ресторане появлялись редко, потому что атмосфера заведения не соответствовала их вкусам, но эта компания была с претензией на цивилизованность и вела себя соответственно. Когда сын гор пытался пригласить меня на танец, я заявила, что не танцую, а через минуту уже отплясывала с блондином. Кавказец, разгоряченный спиртным, грубо разбил нашу пару и схватил меня за руку. Блондина словно ветром сдуло, а абрек, брызгая слюной мне в лицо, рассказал, в каких позах он имел меня и всю мою родню. Я отвесила хаму пощечину и тут же от сильного толчка в грудь улетела в дальний угол ресторана. Мой вынужденный полет закончился на коленях у лысого мужчины, который до этого скромно сидел в тени разросшегося фикуса, и поэтому я не обратила на него внимания. В зал вбежала охрана, но ситуация грозила перерасти в погром.

Я попыталась вернуться в центр зала, чтобы отомстить кавказцу за оскорбление, но железная мужская рука остановила мой благородный порыв.

– Девушка, а вам это надо? Вы очаровательны, а фонарь под глазом явно не украсит ваш греческий профиль, – сказал незнакомец.

Немного подергавшись, я поняла, что вырваться не удастся, и зло заявила:

– Нынешние мужчины готовы только советы давать, а защитить своих женщин не в состоянии!

Лицо лысого скривилось, словно от зубной боли, и он ответил:

– Вы во многом правы, но вам лучше остаться сидеть за моим столиком, пока я разрулю ситуацию.

Сильные мужские руки, словно пушинку, перенесли меня на соседний стул, а незнакомец отправился к компании разбушевавшихся кавказцев, которых безуспешно пытались утихомирить трое охранников. Мне почему-то стало стыдно перед мужчиной, который сейчас ввяжется из-за меня в драку и может в ней серьезно пострадать. Дети гор в кабацких разборках часто хватаются за ножи, а то и за пистолеты, поэтому моя несдержанность могла обойтись незнакомцу очень дорого.

«Решено! Если лысый герой будет в состоянии общаться с женщиной после намечающегося побоища, то он будет вознагражден по-царски!» – подумала я, наблюдая за развитием событий.

Однако никакого побоища не случилось. Незнакомец пару минут о чем-то поговорил с кавказцами и охраной, после чего страсти улеглись, и в ресторан вернулось спокойствие. Затем мужчина присел за столик к кавказцам и выпил с ними фужер вина. О чем он разговаривал с детьми гор, мне было не слышно, но разговор явно был дружеским. Успокоив страсти, лысый похлопал по плечу моего врага и вернулся ко мне за столик.

– Меня зовут Игорем, простите, что сразу не представился, – сказал мой спаситель.

– А я Лена, – неожиданно для себя ответила я.

Обычно я представлялась Наташей, чтобы сохранить инкогнито, но на этот раз почему-то представилась настоящим именем.

– Лена, я думаю, что вам лучше пока разделить ужин со мной. Чеченцы скоро покинут ресторан, и вы, если захотите, сможете вернуться за свой столик.

– Я согласна остаться, только сделаю новый заказ, а то ужин остался на моем столе.

– Ничего не имею против, но заказ оплачу я. Будет не по-мужски, если дама, которую я пригласил за свой столик, будет платить за себя.

Я согласилась с предложением Игоря, но сделала весьма дорогой заказ, решив посмотреть на реакцию нового кавалера. Однако Игорь раскусил мою уловку и, рассмеявшись, сказал:

– Лена, не нужно видеть во мне очередного искателя дешевых приключений и доступных женских прелестей. Мне вас, наверное, сам Бог послал, чтобы скрасить дождливый вечер и годовщину очень печальной даты в моей жизни. Так что будьте естественны и отдыхайте, как вам нравится. Единственное, на что я вас постараюсь развести, так это на пару медленных танцев и светскую беседу ни о чем.

Официант принес мой заказ, и мы выпили по фужеру дорогого французского вина, закусив его каким-то блюдом из греческой кухни. Первая неловкость постепенно ушла, и мы с Игорем разговорились, словно с попутчиком в поезде, которому без опаски можно доверить самые сокровенные тайны души. Каждому человеку время от времени необходимо выговориться, и лучшей кандидатурой на роль благодарного слушателя становится случайный попутчик, потому что ты больше с ним никогда не встретишься. Затем мы кружились в медленных танцах, которые Игорь заказывал для нас оркестрантам, и грусть, которой была пропитана моя душа, постепенно улетучилась. Вечер получился волшебным, и я впервые за последнее время почувствовала себя счастливой.

Игорь легко поддерживал разговор, рассказывая невинные анекдоты и байки из своей жизни, однако ничего конкретного о нем узнать из этих историй не удалось. Вино незаметно ударило в голову, и меня неожиданно понесло. К концу вечера я выложила Игорю все свои тайны и тихо плакала у него на плече, проклиная тяжкую женскую долю. Это был первый мужчина в моей жизни, который умел слушать не поддакивая и действительно сопереживая моим проблемам. Он не лез ко мне с советами, а просто гладил по голове, давая выплакаться и излить душу.

Подошло время закрытия ресторана, и официант принес Игорю внушительный счет, который тот оплатил золотой кредиткой. Если судить по цвету платежного средства, то я не нанесла финансам Игоря значительного ущерба и сразу успокоилась по этому поводу. Мне действительно не хотелось отпускать от себя этого странного гостя, случайно пересекшегося со мной в ресторане. Душа настойчиво требовала продолжения банкета в более интимной обстановке, а я не привыкла себе в чем-то отказывать. Чтобы не оставить Игорю выбора, я пошла на маленькую женскую хитрость, сделав вид, что опьянела в стельку. Насколько я поняла своего кавалера, то он не бросит пьяную женщину в ночном городе и обязательно довезет ее до дома, а там все будет зависеть только от меня. Еще ни один мужчина не смог устоять перед моими чарами, когда я намеревалась затащить его в постель.

Все произошло по намеченному сценарию, и через полчаса «лексус» Игоря остановился у подъезда моего дома. Затем галантный кавалер бережно извлек из машины поддатую спутницу, и мы поднялись на лифте к двери моей квартиры. Я сделала вид, что с трудом попадаю в замочную скважину, а когда дверь открылась, то опустилась прямо на пол в прихожей. Игорь, тяжело вздохнув, поднял меня на руки и направился искать спальню, чтобы уложить даму на кровать. Я, пьяно бормоча, указывала дорогу, а когда мы добрались до цели, то впилась поцелуем ему в губы и начала расстегивать рубашку на его груди. Игорь отстранился от меня и тихо спросил:

– Лена, ты действительно этого хочешь? Я не хочу портить тебе вечер, воспользовавшись слабостью одинокой женщины.

– Игорь, не забивай себе голову глупостями! Ты здесь, потому что этого хочу я, просто иди ко мне и постарайся сделать меня счастливой хотя бы на эту ночь.

Желание переполняло меня, и только тонкий голосок чувства самосохранения отчаянно пискнул в подсознании: «Ленка, ты попала!!!»

...Я проснулась, словно по сигналу будильника, и с испугом обшарила кровать рядом с собой, боясь повернуть голову в сторону, где должен был лежать Игорь. То, что произошло этой ночью, отпечаталось в мозгу нереальным сном, и я боялась проснуться. Рука наткнулась на чье-то тело, и испуг оставил меня. Значит, то, что случилось со мной, не было сном, а произошло на самом деле. Сладко потянувшись, я легла на бок и стала рассматривать могучую спину своего мужчины, который, тихо посапывая, спал на животе. Я тщательно следила за своей физической формой и была завсегдатаем фитнес-залов, поэтому отлично знала, как выглядит тело тренированного мужчины, однако мой взгляд натолкнулся не на пропитанное анаболиками фитнес-тренера тело, а на какого-то первобытного воина. Все мышцы Игоря были рабочими, а не накачанными для красоты рыхлыми дутиками, и красноречиво говорили об огромной физической силе их обладателя. Присмотревшись, я заметила на спине спящего мужчины несколько едва заметных шрамов, которые, если повернуть время вспять, когда-то выглядели просто ужасно. Эти ранения были нанесены, чтобы убить, но какой-то искусник излечил смертельные раны, и теперь от шрамов остались только блеклые полоски на коже. Дополняла череду загадок необычная татуировка на правом плече Игоря, изображающая фантастического зверя. Рисунок был выполнен настоящим мастером – зверь казался живым, а рисунок объемным. Сделанные наблюдения окончательно поставили меня в тупик, и мужчину, спящего рядом со мной, окутал в моих глазах ореол мистической тайны.

Чем больше я думала на эту тему, тем таинственней выглядел мой гость, который ночью буквально растоптал мое самомнение и заставил переосмыслить роль мужчины в своей жизни. Мне дико захотелось иметь детей, которых я раньше считала помехой в карьере и по большому счету обузой. Этой ночью во мне проснулась женщина, и я прокляла противозачаточные таблетки, которых наглоталась перед походом в ресторан, чтобы обезопасить себя от случайностей. Пусть Игорь сегодня уйдет из моей жизни, но у меня остались бы не только воспоминания о ночи безумной страсти, но и ребенок от него! От такого мужчины нужно рожать детей, а не просто заниматься с ним сексом.

Я тихо выскользнула из постели и направилась в ванную, чтобы привести себя в форму. Мое тело пело под теплыми струями воды, и я с сожалением смывала с себя следы удивительной ночи, а главное – его запах, который дурманил голову сильнее любых новомодных духов. Перед выходом из душа я накинула на себя халат, хотя мне хотелось появиться перед Игорем обнаженной. Годы упорных занятий фитнесом и регулярное посещение спа-салонов сделали мою фигуру очень соблазнительной, и я часто замечала, как у самцов текут слюнки, когда загораю на отдыхе. Однако сил на продолжение банкета у меня не оставалось и пришлось отложить процедуру соблазнения Игоря до следующей встречи. Не знаю почему, но я решила, что это мой мужчина и за него стоит побороться.

Прежде чем отправиться на кухню, чтобы приготовить завтрак, я заглянула в спальню и обомлела. Игорь сидел на кровати полностью одетый и хмуро глядел в пол.

– Что случилось? – испуганно спросила я.

– Лена, я не знаю, как тебе это объяснить, но я должен уйти из твоей жизни. Кроме беды я ничего тебе не принесу, а на моей совести столько грехов, что гореть мне в аду до скончания времен. Ты хороший человек, и я не смог уйти не попрощавшись. Ты не знаешь обо мне ничего, а я не хочу, чтобы ты строила на мой счет ненужных иллюзий. Я женат, у меня две законных жены и четверо детей. Просто они сейчас от меня очень далеко, и я никак не могу найти к ним дорогу. Мои слова звучат дико, но я не хочу тебе врать. Поэтому, если сможешь, прости меня и прощай!

Слова Игоря подкосили мне ноги, и я села на пол прямо в коридоре. Горькие слезы обиды хлынули из глаз, а потом я услышала звук закрываемой двери. У меня не было сил броситься вслед за уходящим из моей жизни мужчиной, но я точно знала, что найду Игоря, чего бы мне это ни стоило. Я подошла к окну и посмотрела во двор, из которого, лавируя между припаркованными машинами, медленно выезжал «лексус» Игоря. Загорелись красные огни стоп-сигнала, и моя рука сама записала на запотевшем стекле номер машины.

(обратно)

Глава 2

Осенняя Москва – это сырость, грязь и пробки. Я зачем-то решил поехать домой по МКАД и, не доезжая Щелковского шоссе, вляпался в глухую пробку. Если судить по машинам скорой помощи и ГАИ, то впереди произошла серьезная авария, в которой есть пострадавшие, и мы застряли здесь надолго. Развернуться на МКАД невозможно, и теперь нужно ждать, когда пробка рассосется естественным образом. Мысли плавно перетекли в спокойное русло, и мое раздражение, вызванное обстоятельствами, улетучилось. Невольно я начал вспоминать события прошедшего дня и ночи.

Вчера была третья годовщина моего возвращения с Геона, которую я решил отметить в приглянувшемся мне ресторане, но вместо этого создал себе очередную головную боль. Как я ни зарекался не завязывать серьезных отношений с женщинами, но вчера совершил очередную глупость, которая грозила перерасти в большую проблему. Знакомство с Леной и проведенная с ней ночь легли тяжелым грузом на мою потрепанную совесть, которая уже почти перестала терзать душу. Хотя я и оправдывал себя тем, что сам стал жертвой женской хитрости и обмана, но прекрасно осознавал, что просто позволил себя обмануть и фактически воспользовался одиночеством доверившейся мне женщины. Перед глазами стояло заплаканное лицо сидящей на полу Лены, и на душе снова заскребли кошки. Скрипнув зубами, я отогнал от себя это видение и переключился на ближайшие планы.

Сборы в дорогу и поездку по магазинам пришлось отложить на завтра. Сегодня я успевал только навестить племянницу Катю, которая унаследовала квартиру после смерти моих родителей. Мне нужно было оставить ей денег на два месяца, пока я буду колесить по Европе. Племяшка училась в медицинском институте и была единственным родным для меня человеком на Земле. Именно Катя приютила меня, когда я без копейки денег в кармане постучал в свою бывшую квартиру и заявил, что я воскресший дядя Игорь. Признать во мне Игоря Столярова, которого Катя знала по смутным детским воспоминаниям, было невозможно, но она не выставила оборванного бомжа за порог, а пустила его в свой дом. Пусть я прожил у нее меньше месяца, но она меня кормила на свои скудные доходы от ночных дежурств и терпела по ночам полубезумные вопли.

Мысли о Кате вернули к событиям трехлетней давности, когда я очнулся на больничной койке и осознал, что потерял все, что имел в жизни. В который раз перед глазами поплыли образы тех далеких дней, и я окунулся в воспоминания.

* * *

Всю первую неделю после возвращения на Землю, проведенную на больничной койке, я тупо смотрел в потолок и мечтал побыстрее сдохнуть. Однако мне не позволили помереть и перевели в больничку СИЗО, где настырный следователь прокуратуры, юрист второго класса Чернецов, нудно допытывался, кто я такой и откуда родом. Моему заявлению, что я Игорь Столяров, следователь не верил, потому что соседи по дому не признали в лысом мордовороте со зверской рожей вежливого парня, пропавшего несколько лет назад. Чернецов откатал мои пальчики и отправил запрос в дактилоскопическую картотеку на предмет установления личности, а пока не пришел ответ, мытарил меня допросами. Правда, нужно отдать ему должное, меня не били, а старались добиться признаний в несовершенных преступлениях законными методами. Наконец, пришел ответ из дактилоскопической картотеки, в котором говорилось, что пальчики, отправленные на экспертизу, принадлежат Игорю Александровичу Столярову 1972 года рождения. Это обстоятельство нарушило планы следователя списать на находящегося в несознанке бандита несколько висяков, поэтому он отправил меня в дурку вместо того, чтобы отпустить на все четыре стороны.

Возможно, это решение пошло мне на пользу, потому что я тогда находился в полной прострации и быстро бы сгинул где-нибудь в канаве. В психбольнице меня хотя бы кормили, а также регулярно кололи успокоительное и витамины. На третий месяц полусонной жизни я начал себя осознавать и потихоньку возвращаться к действительности.

Поворотным пунктом в моей судьбе стало приобщение к общественно полезному труду. Пациентом я был тихим, и мне доверили мытье полов в отделении больных с легкой степенью психических расстройств. После возвращения с Геона мои магические способности практически исчезли, так как на Земле отсутствовали источники Силы. Моя аура истончилась до уровня обычного человека, а запас Силы, принесенный с Геона, весь ушел на лечение ран и ожогов, полученных при переносе.

Однажды я мыл пол рядом с комнатой дежурной медсестры, когда отчетливо почувствовал поблизости источник Силы. В первую секунду я растерялся, но затем пошел в направлении тонкого луча магической энергии. Источником Силы оказалась обычная микроволновая печь фирмы «Самсунг», у которой была повреждена защита от СВЧ-излучения. Спектр энергетического луча оказался близким к спектру естественного источника Силы, хотя он и был очень слабым. Я, словно парализованный, стоял рядом с микроволновкой и впитывал в себя Силу, пока из обхода не вернулась дежурная медсестра. Она выгнала меня из комнаты в коридор, но у меня уже появилась надежда на будущее.

Всю следующую неделю я потратил на то, чтобы пополнить запас Силы, который наделял меня новыми возможностями. Из собственного опыта мне было хорошо известно, что меньше всего магической энергии требуется для управления сознанием человека. Поэтому на Земле известно только одно проявление ментальной магии, которое у нас называют гипнозом. Для управления чужим сознанием достаточно войти в резонанс с энергетическими колебаниями ауры человека и транслировать ему свои приказы, которые он будет воспринимать как собственные решения. Есть еще и высший уровень ментальной магии – это управление природными потоками Силы, с помощью которой можно наносить мощнейшие магические удары, но для этого нужно иметь большой запас магической энергии или находиться в мире, насыщенном магией.

Я применил свои магические способности, чтобы убедить дежурных сестер, что мне можно позволить включать микроволновку, и за неделю зарядил свою ауру на одну двадцатую часть ее емкости. Для Геона такой запас Силы был мизерным, а на Земле казался просто огромным. Желание выйти на свободу подхлестнуло мою волю к жизни, и я приступил к подготовке побега. Однако, поразмыслив над этой темой, я понял, что бежать совсем не обязательно и выйти из психбольницы можно с нужным мне диагнозом, а также со всеми необходимыми для получения нового паспорта документами.

Мир Земли незнаком с магией, а россказни местных шарлатанов имеют мало общего с действительностью. Всего за три дня я стал всеобщим любимцем клиники, а через две недели меня выписали с диагнозом «посттравматическая амнезия» и заключением врачебного консилиума о полном выздоровлении.

Воздух свободы пьянил меня всего пару часов, а потом наступили тяжелые будни. На первом допросе следователь рассказал мне о смерти родителей, и возвращаться домой я просто боялся, считая себя виновным в этой трагедии. На дворе уже стоял дождливый октябрь, и по ночам случались регулярные заморозки. Переночевав несколько дней по различным бомжатникам, я простудился и решил все же навестить отчий дом, чтобы не загнуться от холода в канаве. В своей квартире я застал Катю, внучку родной сестры моей матери, и просто сказал, что я ее дядя Игорь. Катя мне не поверила, но выгонять из дома больного бомжа не стала, отмыла от грязи и уложила на диван в бывшей моей комнате. К утру я немного пришел в себя и с помощью магии заставил Катю признать во мне дядю Игоря. С этого момента моя жизнь начала налаживаться, а старая микроволновка на кухне стала источником магической Силы.

За трое суток я привел себя в нормальное состояние и был готов к труду и обороне. На первое место выплыла проблема добывания хлеба насущного, которую я решил самым простым для бомжа способом, то есть пошел побираться. Мое нищенствование продлилось всего один день, но я за это время сумел выжать из сердобольных прохожих больше двадцати тысяч, конечно, не без помощи магии. Пару раз на меня пытались наехать конкуренты, но я быстро убеждал их, что я замечательный парень и меня не нужно обижать. Набег постового милиционера обошелся для него ущербом в тысячу рублей, которую он со слезами на глазах положил в мою шапку. Под вечер я едва не прокололся, когда в подземный переход, в котором я занимался попрошайничеством, спустились три цыганки. Женщины сразу заинтересовались моей скромной персоной, но неожиданно бросились бежать от меня, словно за ними гналось все ГУВД города Москвы. Почуяв неладное, я свернул доходный бизнес и вернулся домой, сменив по дороге несколько поездов метро, словно спасающийся от погони шпион. Мое поведение, возможно, выглядело странно, но если верить народной молве, то цыгане тесно связаны с магией и колдовством, а также криминалом. Лишний интерес со стороны цыганской «крыши» к своей персоне мне был аболютно не нужен, поэтому проще было поменять место дислокации и обрубить концы.

Утром следующего дня я направился на ближайшую барахолку и накупил себе дешевых китайских шмоток с этикетками солидных фирм. Конечно, прослужит такая одежда не более пары месяцев, но я стал похож на человека, и меня уже не отгоняли от дверей магазинов и автостоянок.

В прошлой жизни я любил играть на бильярде и знал, что игры на интерес широко распространены в среде любителей этого вида спорта, вот я и отправился попытать счастья в одно из таких заведений. К полуночи в моем кармане лежали уже пятьдесят тысяч рублей, и я слинял из заведения, пока не появились желающие отобрать мою выручку. Магия очень помогала мне в игре, а когда нужно, мешала моим противникам. Мне не составляло особого труда подправить в лузу шар после своего удара или изменить траекторию шара противника, чтобы он в эту лузу не попал. Я старался не зарываться и выигрывал всегда в тяжелой борьбе, однако на следующий день отправился зарабатывать деньги на другой конец Москвы.

Поправив свое финансовое положение, я упросил Катю проводить меня на кладбище, где были похоронены мои родители. Племянница не стала отказываться и даже прогуляла лекции в институте. Родителей похоронили на Калитниковском кладбище, на участке, где у мамы были похоронены ее родители. Я хорошо знал это место, но приезжать сюда в одиночестве боялся. К моему удивлению, могилы были ухожены, а ограда совсем недавно покрашена. Катя сказала, что это она ухаживает за могилами и два раза в год приводит их в порядок. Я расспросил племянницу, как умерли мои родители, и узнал, что это произошло два года назад. У моей мамы случился инсульт, и ее парализовало, а через месяц у нее во сне остановилось сердце. Отец пережил маму всего на месяц и умер от инфаркта прямо на работе. В этот год Катя приехала из Нижнего Новгорода, чтобы поступать в институт, и жила в нашей квартире, и все печальные события произошли у нее на глазах. Мама словно чувствовала, что скоро умрет, и они с отцом завещали квартиру Кате. Этот рассказ вынул из меня душу, и я расплакался, как ребенок. Катя помогла мне справиться с нахлынувшими эмоциями и увела домой, где молча налила стакан водки, оставшейся с поминок родителей, и уложила спать.

Чтобы не уйти в запой и не сойти с ума, я полностью посвятил себя добыванию денег. К концу месяца я заработал достаточно, чтобы снять себе квартиру и не думать о том, что придется есть завтра. Не стесняясь в средствах, я заказал на могилу родителей достойный памятник и кованую ограду, затем оплатил дирекции кладбища уход за могилами на три года вперед. Эти заботы немного приглушили боль утраты, и я снова занялся своей легализацией в Москве.

Весь следующий месяц у меня ушел на восстановление паспорта и устройство на липовую работу в должности менеджера по продажам. Мне было необходимо иметь официальный доход, чтобы не вызывать подозрительных взглядов у участкового и окончательно легализоваться. Для решения этого вопроса я устроился на работу к дочери бывшей подруги моей матери. Магия помогла убедить женщину пойти мне навстречу, а зарплата, которую она получала вместо меня, сняла ненужные вопросы.

Победы, одержанные мною на столах с зеленым сукном, сделали меня известной личностью в бильярдном мире Москвы, что отрицательно сказалось на моих доходах и заставило искать новые способы заработка. На некоторое время я переключился на бильярдные клубы Петербурга, но и там меня довольно быстро начали узнавать. Заниматься криминалом мне не хотелось, поэтому я выправил себе загранпаспорт с помощью взятки и вознамерился навестить казино в Монако, чтобы попытать счастья в игорном бизнесе.

У меня были серьезные проблемы с английским языком, и я записался на разрекламированные в Интернете курсы по изучению языка с полным погружением. Курсы были рассчитаны на два месяца, но после первого месяца занятий я не ощутил от учебы особой пользы, однако решил дотерпеть до конца, потому что преподаватели обещали прорыв в изучении к середине второго месяца. У меня появились серьезные подозрения, что это очередной лохотрон, но деньги были уже уплачены.

Надышавшись смога в осенней Москве, я решил на недельку сгонять в Турцию, чтобы погреться на солнышке, а заодно «обновить» загранпаспорт. Мне порекомендовали клубный отель в Сиде, куда я и отправился за три недели до Нового года. Отель оказался битком набит англичанами, которые приехали сюда, чтобы поиграть в гольф на многочисленных полях, тянущихся вдоль побережья Средиземного моря. Здесь я неожиданно выяснил, что хорошо понимаю англичан, а разговорная практика быстро поставила мне сносное произношение. Некоторые словосочетания, которые мне были непонятны, я просто извлекал из мозга собеседника, и прогресс в изучении языка стал продвигаться семимильными шагами.

Эльфийский и меранский языки были намного сложнее английского, но я их освоил, а теперь накопленный опыт, похоже, перешел в качество. Для максимального погружения в языковую среду я сошелся накоротке с двумя англичанами, ярыми фанатами Ливерпуля и любителями выпить на халяву. Два сорокалетних бизнесмена средней руки приехали в Турцию играть в гольф и так пристрастили меня к этому занятию, что я продлил свое пребывание в отеле еще на неделю и обменял обратные билеты на самолет. Гольф оказался игрой, не изобилующей заумными правилами, а при моих магических способностях не сложнее бильярда. Плетеный шар прекрасно подчинялся магическим приказам, а дальности моих ударов мог позавидовать любой профессионал.

К концу первой недели занятий я стал чемпионом отеля, а улетая в Москву, увозил с собой двадцать пять тысяч евро призовых. Помимо денег, которые никогда не бывают лишними, в моем чемодане лежали кубки победителя в двух престижных любительских турнирах. Победы в этих состязаниях поставили меня на сорок шестое место в европейском рейтинге игроков в гольф и позволили без проблем получить шенгенскую визу, а также приглашение на ближайший турнир в Испании. Так из бильярдиста я переквалифицировался в гольфиста и вернулся в Москву полный планов и надежд.

После решения насущных бытовых проблем, занимавших до этого все мое время, ко мне вернулись мысли о возвращении на Геон. Тоска по семье в какой-то момент полностью захватила меня, и я тупо начал спиваться, а на пьяную голову ставить на себе идиотские эксперименты. Слава богу, что после одной из пьянок я залез на отключенную от напряжения высоковольтную линию электропередачи, в противном случае от меня осталась бы только кучка пепла.

Однако даже этот случай ничему меня не научил, и через пару дней я полез экспериментировать в трансформаторную будку. Шесть тысяч вольт хорошо съездили мне по рогам и надолго отбили желание маяться дурью. К моему удивлению, я практически не пострадал и отделался только сгоревшей одеждой и несколькими ожогами средней тяжести. От ожогов я избавился всего за двое суток, а новый спортивный костюм нашелся в соседнем супермаркете. Позже у меня появились подозрения, что именно этот опасный эксперимент стал поворотным пунктом в моей судьбе и не прошел без последствий. После этого случая я почувствовал, что в моем организме происходят какие-то изменения, а затем появилась робкая надежда, что возможен обратный переход на Геон.

Электрошоком раньше лечили сумасшедших, вот и меня удар током в шесть тысяч вольт вернул из запоя в реальный мир. Новые ощущения стали походить на те, которые появились у меня перед переносом на Геон, но я решил не форсировать события, а дождаться полной уверенности в возможности перехода.

Моя жизнь снова обрела смысл и вошла в размерную колею. Чтобы не мучиться ожиданиями, я начал колесить по Европе, участвуя в турнирах по гольфу и покеру. В перерыве одного из турниров на юге Франции я навестил казино в Монако. Однако два выигрыша в рулетку подряд, облегчившие кассу заведения почти на двести тысяч евро, вызвали нездоровое любопытство у охраны, поэтому я решил завязать с азартными играми и полностью посвятить себя гольфу. Чтобы соответствовать образу полупрофессионального спортсмена, я регулярно посещал тренажерные залы европейских гостиниц, а в Москве записался в дорогущий спортивный клуб для избранных.

Покер в орбиту моих интересов попал абсолютно случайно, когда я ожидал открытия турнира по гольфу в Берлине. Если у тебя водятся деньги, то сразу появляются и друзья-собутыльники. В холле отеля я случайно столкнулся с теми англичанами, которые пристрастили меня к игре в гольф. Обрадованные нашей встречей, они сначала пригласили меня в бар, а затем поучаствовать в открытом покерном турнире с призом в сорок тысяч евро за первое место. Чтобы поддержать компанию и развеять скуку, я не стал мелочиться и заплатил две тысячи вступительного взноса за участие в турнире.

Есть старая поговорка, распространенная в среде катал, – «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи», а я, как ни удивительно, этот прикуп знал. Помимо информации о прикупе, мне было известно, какая карта у соперников на руках и что они собираются с этими картами делать. При таком раскладе требовалось стать круглым идиотом, чтобы проиграть. Я с огромным трудом подавил в себе желание выиграть турнир и удовольствовался вторым местом с двадцатью тысячами призовых. После завершения турнира я весело отпраздновал выигрыш с английскими друзьями и стал им практически родным братом. Берлинский турнир по гольфу я решил слить, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, тем более я и так заработал достаточно денег.

Русский человек сильно подвержен ностальгии, а я скучал не только по Москве, но и по далекому Геону. Эмиграционные правила ЕС заставляли меня регулярно возвращаться в Россию для получения новой визы, и я после пары месяцев кочевой жизни улетал из Европы в Москву. Моя жизнь обрела относительную стабильность, проблемы с психикой в основном рассосались, а здоровье пришло в норму. Я попытался разыскать в Москве Вакулу – моего учителя по кузнечному ремеслу, но он уже давно уехал на Украину, и в кругах оружейников о нем ничего не было известно.

Разыскивая Вакулу, я навещал сборища толкиенистов и тусовки реконструкторов средневековой жизни. Несколько раз мне довелось посетить турниры по историческому фехтованию, где я от души посмеялся над трюками псевдорыцарей и доморощенных мастеров меча. На одном из подобных мероприятий один из мэтров этого сборища придурков заметил мое веселое настроение и предложил показать собственные умения, а не хихикать в кулак. Я отказался, и тогда этот непререкаемый гуру для собравшейся на турнир сопливой молодежи нехорошо обозвал меня. Ситуация сложилась весьма неприятная. Конечно, я мог просто уйти, но тогда реально рисковал получить пинка для скорости от возмущенной общественности, что могло привести к многочисленным жертвам. Поэтому мне пришлось все же принять вызов и раздеваться до трусов, чтобы не изгваздать дорогой костюм.

Под улюлюканье толпы я разделся и отдал костюм на хранение обнаглевшему гуру. Улюлюканье почему-то прекратилось, и из толпы донесся одобрительный свист. Ряженые эльфийки тихо зашушукались, оценивая мою фигуру, и я решил устроить показательное шоу из комплекса подготовки эльфийского воина, когда-то показанного мне Лаэром. В качестве оружия я выбрал две самопальные катаны, которые отобрал у подручных самозваного гуру, и вышел в центр круга, образованного зрителями.

Мое цирковое выступление продлилось не более трех минут и повергло зрителей в настоящий шок. Я немного ускорил движение магией и вытворял такие трюки, которые в реальном бою мог применить только полный придурок, но выглядели эти пассажи очень эффектно. Двойные и тройные сальто с пируэтами, сверкающий кокон веерной защиты и свист клинков слились в своеобразный танец, от которого даже у меня закружилась голова, но мне удалось справиться с головокружением и завершить представление.

Закончив шоу, я сорвал аплодисменты благодарных зрителей и вернул хозяевам их заточенные железки. Опозоренный гуру вежливо похлопал в ладоши и со скрипом извинился за грубые слова. Забрав свой костюм, я с показным вниманием проверил карманы и, убедившись, что у меня ничего не стырили, отправился искать место, где можно помыть испачканные в грязи ноги. Устроившись на берегу небольшого пруда, я начал мыть ноги и только тогда заметил, что за мной увязалась толпа малолеток, вооруженная самодельными щитами и мечами. Когда я оделся и собрался идти к машине, один из ребят решился задать вопрос:

– Мастер, скажите, пожалуйста, как называется стиль, в котором вы фехтовали, и где этому можно научиться?

Я почему-то решил играть по местным правилам и сказал абсолютную правду, которая выглядела стопроцентной ложью.

– Это тренировочный комплекс воинов из охраны Нордрассила. Мне его показал Лаэр – князь светлых эльфов из мира Геона.

Эльфы местного разлива ловили мои слова разинув рты, но когда поняли смысл сказанного, то начали тихонько посмеиваться. Юноша, задавший мне вопрос, очень обиделся и быстро смешался с толпой. Вопросов больше не последовало, и я, направляясь к своему «лексусу», услышал за спиной реплику:

– Ну что я тебе говорил? Станет он всем рассказывать, где научился так работать с мечами. Он, наверное, спецназовец ГРУ или другой секретной конторы, которые дают подписку о неразглашении. Там за разглашение тайны могут и по башке настучать!

* * *

Я усмехнулся, вспоминая этот забавный случай, после чего вернулся из мира воспоминаний. Пробка понемногу начала двигаться вперед. Заметив это, я поставил рукоятку коробки передач в положение Drive и тронулся с места. Вскоре мой «лексус» миновал место аварии, где на обочине стояла фура с помятой кабиной и две порванные буквально на куски легковушки. Я не любитель таких зрелищ, поэтому прибавил скорость и быстро проехал место трагедии.

Через несколько минут у меня зазвонил телефон. Я посмотрел на экран и, увидев на нем имя «Катя», ответил на звонок.

– Катя, что случилось?

– Дядя Игорь, я сломала ногу, а у меня экзамены на носу! Теперь мне придется брать академический отпуск. Я в МОНИКах, у меня открытый перелом, и врачи готовят операционную. Приезжай ко мне, пожалуйста, я очень боюсь, – услышал я в трубке плачущий голос племянницы.

– Девочка моя, ничего не бойся, я скоро приеду! Откажись от операции под свою ответственность. Я увезу тебя туда, где тебе сделает операцию лучший травматолог страны! Главное, дождись меня! Ты поняла меня, моя хорошая?

– Да, дядя, – ответила Катя и отключилась.

Я перевел «лексус» в крайний левый ряд и надавил на газ.

(обратно)

Глава 3

После ухода Игоря я проплакала почти до полудня. Не знаю, что на меня накатило, но слезы лились из глаз, как вода из крана. По жизни я никогда не была плаксой, а здесь меня словно подменили. За спиной сослуживцы называли меня «железной леди», и многие побаивались моего бескомпромиссного характера. Елену Александровну Пореченкову можно было разозлить и заставить зло скалить зубы, но довести до слез пока не удавалось никому. Я могла похныкать в одиночестве под настроение, но рыдать в голос по мужчине – извините. Даже предательство Виталика не выдавило из моих глаз ни единой слезинки, а уход практически незнакомого мужчины вызвал целый потоп. В результате этих перипетий я до полуночи анализировала события прошедших суток и обнаружила много непонятного в поведении своего случайного кавалера. Игорь был абсолютно серьезен, когда говорил странные вещи, в которые ни один нормальный человек никогда не поверит. Чего только стоило его заявление о двух законных женах и четверых детях, которые остались где-то очень далеко. Такое вполне возможно у мусульман, но у Игоря на шее висел православный крест, а поведение и обороты речи выдавали в нем природного русского. Очень странно выглядела беседа Игоря с чеченцами. Абреки если закусят удила, то не боятся ни Аллаха, ни пророка Мухаммеда, а здесь – минутный разговор, и инцидент исчерпан. А чего стоят следы смертельных ранений на спине Игоря? Где он получил эти странные раны и какой волшебник излечил их? Правда, среди отмороженной молодежи модно искусственное шрамирование, но здесь явно не тот случай.

Чем дольше думала я об Игоре, тем сильнее запутывалась в возникавших вопросах, а потому решила не ломать голову над загадками и обратиться за помощью к начальнику службы безопасности нашей фирмы. Все мои выводы могут оказаться домыслами ревнивой женщины, и пусть Игорем займутся профессионалы в этих делах. Вполне возможно, что мой новый знакомый – очередной Виталик, и я снова попала в неприятную историю.

С начальником службы безопасности Виктором Николаевичем Усольцевым меня связывала давняя взаимовыгодная дружба. Пятидесятипятилетний отставной подполковник ФСБ вышел в отставку по состоянию здоровья, оставшись без правой ноги после неудачной командировки в Чечню. Хотя у него и была неплохая пенсия, но Усольцев не мог сидеть без дела, и его настойчиво порекомендовали хозяину нашей конторы в качестве начальника СБ. Несмотря на свою непростую профессию, он оказался достойным человеком и быстро завоевал уважение руководства фирмы и своих подчиненных. Спуску хитромудрым дельцам и крысам, затесавшимся в коллектив, он не давал, но также категорически отказывался выполнять дурнопахнущие приказы руководства, хотя современный бизнес не делается в белых перчатках. Поначалу такая чистоплотность очень не понравилась нашему шефу, но со временем он изменил свое мнение об Усольцеве. Правда, для выполнения силовых акций приходилось искать умельцев на стороне, однако защиту нашего бизнеса от друзей-конкурентов СБ выполняла на отлично. Это обстоятельство значительно перевешивало недовольство шефа чистоплюйством Усольцева, поэтому конфликтов больше не возникало.

Наша дружба с Виктором Николаевичем завязалась на почве его ранения. «Россия – родина слонов» и легко может сделать космическую ракету, но изготовить нормальный протез для своего защитника она не в состоянии. Я как-то застала начальника СБ в его кабинете со снятым с ноги протезом, который он пытался отремонтировать с помощью отвертки и других подручных средств. Когда я увидела растертый до крови обрубок ноги подполковника, то поняла, какой выдержки стоит Виктору Николаевичу его работа и невозмутимое выражение лица. Я решила помочь этому мужественному человеку и обратилась к одной из моих близких подруг, которая вышла замуж за немца. Супруг подруги владел в Германии известной фирмой по производству протезов, поэтому я сумела легко организовать поездку Усольцеву в Берлин для протезирования. К тому же мне удалось уговорить шефа оплатить эту поездку за счет фирмы, потому что Виктор Николаевич никогда не пошел бы просить за себя, а тридцать тысяч евро – деньги не маленькие.

В Берлине Усольцева приняли как ВИП-клиента и изготовили протез всего за две недели. Новый протез получился настолько удачным, что посторонний человек даже не догадывался об инвалидности Усольцева. В благодарность за эту услугу Виктор Николаевич стал опекать меня, словно собственную дочь, и информировать о подводных камнях в моей довольно непростой работе. Через мой отдел проходили очень большие суммы, и в случае серьезного прокола шеф мог просто забыть, что я красивая женщина, и разобраться со мной, как с мужиком. Виктор Николаевич несколько раз предупреждал меня о намечающихся сомнительных сделках, которые могли стоить мне карьеры и должности, а также информировал о кознях настырных претендентов на мое кресло. Я уже не говорю об урегулировании проблем с ГАИ и выселении из соседней квартиры буйной семьи азербайджанцев. Мои родители, уйдя на пенсию, уехали жить в деревню под Рязанью, и мы довольно редко с ними виделись, поэтому Виктор Николаевич взял надо мной шефство, и наши отношения стали очень доверительными.

В понедельник, сразу после оперативки у шефа, я зашла в кабинет Усольцева, чтобы попросить его разыскать Игоря.

– Доброе утро, Елена Александровна. Что привело такую очаровательную женщину в кабинет побитого молью старика? – спросил Усольцев, вставая из-за стола.

– Виктор Николаевич, у меня к вам просьба личного характера, даже можно сказать интимного, – покраснев, ответила я.

– Что, опять? – голосом волка из мультфильма спросил Усольцев.

Умудренный опытом подполковник явно намекал на историю с Виталиком, в которой поучаствовал, собирая сведения для шефа.

– Да, опять! – обиделась я иповернулась к двери.

– Леночка, прости старика! Я не хотел тебя обидеть, а просто неудачно пошутил. Рассказывай о своих проблемах, я весь – внимание.

– Виктор Николаевич, мне нужно найти одного человека и по возможности узнать, кто он такой и чем дышит.

– Насколько это серьезно и как срочно?

– Это личное и очень серьезно для меня. Если нужны деньги, то я готова оплатить расходы по поиску этого человека.

– Эта ситуация опасна для тебя?

– Я не знаю, но думаю, что только в моральном плане.

– Леночка, оставь в стороне женские недомолвки и говори конкретно. Ты меня знаешь, ни одно слово не уйдет из этого кабинета.

Я ненадолго замялась с ответом, но все-таки решила рассказать все начистоту.

– Виктор Николаевич, я, кажется, влюбилась.

– Ну наконец-то, а то я решил, что после истории с Виталиком ты записалась в лесбиянки! И кто этот счастливчик? – прервал мои слова Усольцев.

– Не знаю! Мы виделись всего один раз, а потом он меня бросил! – ответила я.

– Куда катится этот мир?! Неужели в природе существует мужчина, который может бросить Елену Александровну Пореченкову? Я в это никогда не поверю – он или голубой, или импотент! Дорогая моя, по тебе все мужики на фирме сохнут и даже регулярно бьют друг другу морды, хотя ты ни на кого не обращаешь внимания.

– Игорь не голубой и далеко не импотент. С мужскими достоинствами у него все в порядке. Однако он бросил меня, и я хочу его найти!

– Значит, твоего избранника зовут Игорем. Какие сведения о нем тебе еще известны?

– Я знаю номер его машины. У него «лексус», а номер вот здесь на бумажке записан. – Я передала записку Виктору Николаевичу.

– Как он выглядит?

– Высокий, под метр девяносто, лысый. Да, на правом плече цветная татуировка какого-то фантастического зверя. У него очень красивое сильное тело, но не качок.

– Ну прямо Гоша Куценко! – рассмеялся Усольцев.

– Гоша Куценко идет лесом, он Игорю в подметки не годится! – обиженно сказала я.

– Ну, Леночка, ты же видишь, что я шучу! Иди спокойно трудись на благо нашего шефа и себя, любимой, а я пробью номер машины по своим каналам. Если машина принадлежит твоему Игорю, то мы его легко найдем. Я позвоню тебе через недельку и расскажу о результатах.

Однако Усольцев позвонил мне только через две недели.

* * *

Я затормозил у подъезда хирургического корпуса больницы и, миновав пост охраны, бегом поднялся на второй этаж здания, где рассчитывал найти палату Кати. Мне чудом удалось перехватить ее перед операционной и убедить врачей, что племяннице не требуется срочная операция. Конечно, только магия помогла мне убедить возмущенных врачей, но сеанс гипноза преодолел сопротивление эскулапов. Пять тысяч рублей помогли быстро оформить отказ от госпитализации, и я унес Катю в машину. Девушке было очень больно, но магическое воздействие облегчило страдания племянницы. Катя училась на третьем курсе медицинского института и прекрасно понимала, чем ей грозит мое самоуправство, но почему-то подчинялась мне безоговорочно. Усыпив больную магией, я поехал на квартиру своих родителей, потому что у меня дома не было многих необходимых женщине вещей.

Уже через час спящая Катя лежала на своей кровати, и я приступил к обследованию. Перелом правой голени не был сложным, но обломок кости пробил кожу и вышел наружу. В травмопункте рану обработали и зафиксировали перелом, но кости лежали со смещением, и мне пришлось снять шину. На все про все у меня ушло где-то полчаса, после чего я приступил к лечению. Срастить кость и заживить рану было не сложно, тем более что перелом не был осколчатым. Однако Катя, как и многие ее сверстницы, сидела на диете, и в девичьем организме просто не хватало ресурсов для ускоренного заживления. Я заказал по телефону обед из ресторана и стал ждать звонка в дверь. Минут через сорок еду привезли, и я разбудил племянницу, чтобы она поела. После того как Катя проснулась, я практически насильно ее накормил и собрался снова усыпить, но племянница завалила меня ворохом вопросов.

Когда я сращивал перелом и закрывал рану новой кожей, то снял со сломанной ноги бинты и шину и не стал снова бинтовать ногу, а затем и вовсе забыл это сделать. Пока я мыл на кухне посуду, Катя вознамерилась идти в туалет и, откинув одеяло, увидела на месте раны от перелома только розовое пятно молодой кожи. Третьекурсница медицинского института обалдела от такого зрелища и сразу потребовала объяснений. Я не знал, что ответить девушке, и попытался отделаться шуткой, заявив, что являюсь магом и экстрасенсом. Однако Катя не поддалась на мою уловку и сказала, что давно подозревала о том, что со мной не все чисто, и многое знает о моей прошлой жизни. Это заявление меня насторожило, и я в свою очередь потребовал, чтобы Катя рассказала мне о своих догадках.

– Дядя Игорь, когда ты позвонил в мою квартиру, я не поверила тебе и просто пожалела больного человека. В то время ты вел себя очень странно, практически каждую ночь бредил, и я даже решила, что у тебя проблемы с психикой. Ты метался в бреду по кровати, словно сражался с призраками, и громко кричал. Временами ты разговаривал на незнакомом языке, звал каких-то Викану и Эланриль и плакал, как ребенок. Слушая этот бред, я догадалась, что это твои жены, которые остались в далекой стране, и очень страдаешь от этого. Я почти два года подрабатывала дежурствами в психиатрическом отделении и могу отличить бред сумасшедшего от событий, описанных нормальным человеком в беспамятстве. Тогда ты очень меня напугал, и я даже подумала, что ты можешь сойти с ума или умереть. Слава богу, что все обошлось и тебе удалось выздороветь. Только на могиле твоих родителей я поверила, что ты действительно мой дядя и родной мне человек. Дядя Игорь, ты очень добрый и сильный человек, который может справиться с любой бедой и защитить близких. Всего за месяц ты из бомжа превратился в обеспеченного человека, заработал много денег и практически взял меня на содержание. Другой на твоем месте отобрал бы у меня квартиру, а ты постоянно заботишься обо мне и ни разу не обидел. Я чувствую, что ты меня любишь, и я тоже тебя очень люблю. Сегодня ты в очередной раз помог мне и совершил настоящее чудо. Мое фантастическое излечение противоречит канонам медицины и всему, чему меня учили. Я чувствую себя полной дурой и не знаю, во что теперь верить. Дядя Игорь, я знаю, что тебя гнетет какая-то тайна и ты очень страдаешь. Поделись со мной своей болью, и я постараюсь тебе помочь сочувствием или советом. Каждому человеку нужно выговориться, иначе он в конце концов сойдет с ума.

Катя закончила свою сбивчивую речь, и я задумался над ее словами. Конечно, можно и дальше изображать из себя партизана на допросе, но от этого накопившиеся проблемы не разрешатся. Моя сегодняшняя жизнь была абсолютно фальшивой, а поэтому в этом мире не существовало уголка, где бы я мог быть самим собой. Постоянная актерская игра выматывала душу, и я решился рассказать Кате свою невеселую историю. В принципе я ничем не рисковал, потому что мог стереть свой рассказ из памяти племянницы, но у меня появился шанс обрести по-настоящему родного человека. Подумав еще пару минут, я решился.

– Катя, я сейчас расскажу тебе очень грустную и страшную сказку о парне со странным именем Ингар. Сказка будет долгой, и если она тебе наскучит, так и скажи.

Я прокашлялся и, убедившись, что Катя меня внимательно слушает, начал повествование:

– Однажды обычный московский парень Игорь Столяров поехал на рыбалку и попал в сильную грозу...

Весь мой путь по Геону пронесся перед глазами, словно документальный фильм. Рассказывая Кате эту фантастическую историю, я сам временами не верил в то, что со мной произошло. Я поведал Кате, как Игорь Столяров превратился в Ингара, как он попал в рабство, а затем, страдая от ран, трясся в повозке по геонской пустыне. Я снова тонул в озере Темер, сражался и погибал, спасался бегством и гнался за врагами. Перед глазами вновь возник ослепительный образ Виканы, и я снова обалдел от ее красоты. Тот прежний Ингар боялся сознаться себе в том, что полюбил эльфийскую принцессу, но не раздумывая рисковал жизнью, спасая возлюбленную. Мое заживо сгоревшее тело снова гнило в джунглях Геона, где Первый кормил с руки полутруп, который раньше был Игорем Столяровым. Боги тогда пощадили меня, и Ингар стал «человеком без лица», но выжил, чтобы спасти клан «Желтая змея» и отомстить за убитого брата отца – Стаса. Перед моими глазами взрывался Танол и рушилась башня магической академии. Я падал с небес в подбитом дельтаплане и выл от горя, увидев смерть Тузика. Снова за спиной горел разрушенный Мэлор, а ноги скользили в лужах крови, пролитой моими руками. Огненные драконы жгли имперские легионы, и рушились под крылом пылающие храмы Шаолиня. Я снова видел, как князь Ингар вышел на кровавую охоту и, как безумный монстр в образе человека, рвал зубами живую плоть. По моему лицу снова текла человеческая кровь, капая на разорванный труп очередной жертвы.

Чем дальше я двигался по пути воспоминаний, тем ужаснее выглядел князь Ингар, который огнем и мечом устанавливал собственные законы в чужом мире. Именно во время этого рассказа до меня наконец дошло, что Геон вышвырнул Ингара на Землю, как бешеную собаку, которая вцепилась в горло собственного хозяина.

Пересказывая Кате свою историю, я не приукрашивал событий и не давал им оценок, а просто старался рассказать правду. Однако всему приходит конец, и история Ингара тоже подошла к концу. К утру мой голос окончательно охрип, и я с тоской смотрел в наполненные слезами глаза Кати, ожидая ее приговора, но она не произнесла ни слова.

Не в силах больше сдерживать эмоции, я убежал в ванную комнату, где, рыча от разрывающей душу боли, засунул голову под струю холодной воды. Как ни странно, но лопнувший в душе нарыв не лишил меня разума, а облегчил муки совести и дал надежду на лучшее.

Через некоторое время за спиной я услышал голос Кати:

– Дядя Игорь, иди ляг поспи, ты совсем истерзал себя воспоминаниями.

Я вытер голову полотенцем и молча пошел следом за племянницей. Удобно устроившись на диване, я попытался заснуть, но сон как отрезало. Катя тоже крутилась, как пропеллер, на своей кровати и наконец, сбросив с себя одеяло, села и спросила:

– Дядя Игорь, а какие Викана и Эланриль?

Неожиданный вопрос племянницы поставил меня в тупик, но я все-таки попытался ответить:

– Я не знаю, как их описать. Могу только уверить, что они потрясающе красивые и я их очень сильно люблю.

– А ты попробуй, я неплохо рисую, и возможно, у меня получится нарисовать их портреты. Рисуют же фотороботы в милиции.

В первый момент я едва не рассмеялся, представив себе милицейский фоторобот эльфийской принцессы, но потом понял, что сумею по памяти нарисовать портреты своих жен.

– Слушай, Катя, а ведь это идея! Я и сам неплохо рисую и смогу нарисовать портрет Виканы и Эланриль. Кстати, я могу показать их тебе вживую! Ложись на спину, закрой глаза и расслабься. Главное, не бойся, когда увидишь в голове странные образы.

Племянница выполнила мои указания, и, погрузившись в транс, я начал транслировать в ее мозг свои воспоминания. Чтобы не перегружать сознание Кати, я показал только ритуал коронации и семейные игры со Стасиком и Дэей в особняке у подножия Нордрассила. Затем я убедился, что не перегрузил мозг племянницы информацией, и показал Дерево Жизни с высоты полета дельтаплана и провел виртуальную экскурсию по парадным залам княжеского дворца и покоям обеих княгинь.

– Господи, дядя Игорь, какие красивые у тебя жены, а мои братик и сестричка такие лапочки. Я словно в сказке побывала. Возьми, пожалуйста, меня с собой на Геон.

Эта просьба меня буквально ошарашила, но я справился с удивлением и постарался вежливо развеять несбыточные иллюзии девушки:

– Катя, я и сам не знаю, смогу ли вернуться к семье. А по поводу твоего переноса на Геон у меня есть большие сомнения. Ты из нашей семьи, но способности к путешествию в другие миры передаются по мужской линии. Первым на Геон перенесся брат моего отца Станислав, а уже потом это случилось со мной. В процессе переноса я обгорел, как головешка, и, не имея магических способностей, наверняка умер бы от обширных ожогов.

– Дядя Игорь, я готова рискнуть жизнью, чтобы попасть в другой мир. Москва меня убивает своей толчеей и серостью. Это огромный людской муравейник, в котором серые люди влачат серое существование. Все мои кавалеры полные идиоты, которых кроме пива и ночных клубов с пьяными девками ничего не интересует. Я хочу, как ты, летать на драконах, сражаться со злобными магами и жить во дворце на Нордрассиле. Послушай, а ведь если ты Великий князь на Геоне, то я, как твоя племянница, – геонская принцесса?

– Спи, принцесса! И чем у вас, женщин, только голова забита? Дворец ей подавай и эльфийского принца в придачу! Катя, ты наивная маленькая девочка. Я показал тебе рекламное шоу, а в реальной жизни князь Ингар в основном спал на голой земле и питался тем, что добудет охотой или воровством. На моем теле нет живого места, и половина жителей Геона мечтает лично перерезать мне глотку! Меня как минимум раз в неделю пытались убить, и я только чудом выжил в этой мясорубке! Земная девушка на Геоне и недели не проживет, ее сразу убьют, и только если ей очень сильно повезет, то она окажется в дешевом борделе! – сказал я и накрылся одеялом.

– А как же там живут Викана и Эланриль? Твои жены нежны и хрупки, как сказочные феи! Они почему-то выжили на твоем ужасном Геоне, а значит, ты меня просто пугаешь! – возмущенно возразила Катя.

– Ха, ха, ха! Викана и Эланриль – высокородные эльфийские принцессы и голыми руками оторвут голову самому крутому спецназовцу! Когда Викана в гневе, я спасаюсь от нее бегством, а Эланриль вообще меня едва не прирезала! Ложись спать и не морочь мне голову, твой перелом до конца еще не сросся, и ноге нужен покой, – накричал я на Катю.

Племянница, похоже, на меня обиделась, запыхтела, как ежик, и отвернулась к стене. Вскоре Катя заснула, и я последовал ее примеру.

(обратно)

Глава 4

Понедельник – день тяжелый, поэтому я всегда в понедельник неохотно расстаюсь с уютной постелью, особенно трудно было вставать именно этим утром. Меня всю ночь мучили эротические кошмары, по-другому назвать эти сладкие грезы язык не поворачивается! Память снова вернула меня в ту злосчастную ночь, когда я затащила Игоря в постель, и вот теперь я вся мокрая и разбитая. Прошло уже две недели после этой встречи, но время только подогрело мою страсть. Скорее всего, Игорь не настолько хорош в постели, как я себе напридумывала, но проклятое тело требовало только его! В эту пятницу меня так допекло, что я обратилась за помощью к одному из прежних своих воздыхателей, но меня едва не стошнило только от одного его вида, хотя Паша выглядел вполне презентабельно. Правда, мозгов у него – как у кролика, но я с ним не в шахматы собиралась играть.

Проклиная тяжелую женскую долю, я быстро привела себя в порядок и позавтракала, однако все равно опоздала на работу на полчаса из-за пробок. Когда я входила в свой кабинет, на столе уже разрывался служебный телефон, и я с опаской подняла трубку.

– Леночка, зайди ко мне. Я выполнил твою просьбу и хочу ознакомить с результатами. Прости за недельную задержку, но возникли некоторые технические трудности, – услышала я в трубке голос Усольцева.

«Слава богу, что это не шеф, а то получила бы нагоняй и ходила бы весь день как побитая собака», – подумала я и ответила в трубку:

– Виктор Николаевич, не нужно извиняться. Я так благодарна вам за помощь, а задержки могут быть в любом деле. Я уже бегу к вам.

Через пару минут я сидела в кабинете Усольцева и с нетерпением ждала рассказа о том, что СБ удалось нарыть на моего сбежавшего кавалера. Виктор Николаевич достал из сейфа пластиковую папку.

– Да, угораздило тебя, девочка, вляпаться. Прими мои соболезнования, но в создавшейся ситуации я ничем тебе помочь не могу! – хмуро произнес начальник СБ.

В груди у меня похолодело, и я срывающимся голосом спросила:

– Неужели все так плохо? Игорь преступник?

– Увы и ах, но дело обстоит намного хуже, чем я предполагал!

– Виктор Николаевич, не томите! Я сейчас в обморок грохнусь!

– Ладно, успокойся! – сказал Усольцев и, достав из папки стопку листов, начал читать: – Дело номер двести пятьдесят шесть дробь сорок восемь. Совершенно секретно. Столяров Игорь Александрович, 1972 года рождения, находится в федеральном розыске по заявлению Елены Александровны Пореченковой. Офигительный красавец мужчина, холост, богат и завидный жених. С чем я тебя, Леночка, и поздравляю.

Смысл сказанного Виктором Николаевичем до меня сразу не дошел, и я сидела буквально в ступоре, переваривая зачитанный официальным голосом текст. Однако смеющиеся глаза Усольцева повернули мои мысли в правильном направлении. Поняв, что надо мной зло пошутили, я вскочила из-за стола и бросилась на шутника, как пантера на антилопу. Из глаз брызнули слезы обиды, и я замахнулась на Усольцева подвернувшимся под руку телефоном. Но он перехватил мою руку, и я рухнула в кресло и разрыдалась.

– Ну вот, дошутился, старый дурак. Прости меня, девочка, я не подозревал, что у тебя все так запущено, и переборщил по глупости. На вот, выпей воды и успокойся, – начал извиняться бывший подполковник.

Я проревелась и, вытерев лицо поданным Усольцевым платком, потребовала:

– Виктор Николаевич, больше так не шутите, я могу не понять. У меня вообще в последнее время плохо с чувством юмора. Расскажите лучше, что вам удалось узнать об Игоре.

Усольцев снова взял в руки папку с досье и достал из нее две фотографии. На первом снимке был запечатлен Игорь, а на втором – симпатичный паренек с длинными волосами.

– Узнаешь? – спросил Виктор Николаевич.

– На этой фотографии мой Игорь, а юношу я не знаю, – ответила я.

– На обеих фотографиях изображен твой Игорь. Просто на первой он после окончания МЭИ, а на второй – как он выглядит сейчас.

Я внимательно сравнила фотографии и только тогда заметила неоспоримое сходство.

– Леночка, я пробил твоего кавалера по всем доступным мне каналам – ничего криминального за ним не числится. Правда, судьба у мужика – не пожелаешь и врагу. У нас сейчас июнь 2007 года, так что Игорю – тридцать четыре года, кстати, 21 октября у него день рождения. В 1995-м твой кавалер окончил Московский энергетический институт по специальности «электротехника». В МЭИ Игорь неплохо учился и занимался спортом. Кстати, он КМС по фехтованию. После института Игорь добровольно ушел служить в армию, что похвально для современного парня, в основном стараются откосить. Через полгода он был комиссован по болезни, что-то там у них взорвалось. После армии Игорь сменил несколько мест работы и женился, но вскоре развелся. Детей у Игоря не числится. До 1999 года ничего интересного, в общем, обычная жизнь мужчины в расцвете лет. Одно время Игорь работал инструктором в клубе толкиенистов – это сумасшедшие, которые по лесам с луками бегают. Потом был подмастерьем у кузнеца, специализирующегося на изготовлении холодного оружия. Так, вот здесь начинается самое интересное. – Виктор Николаевич перелистал досье. – 17 августа 1999 года Игорь Столяров пропал и находился в розыске до 2001 года, затем был признан умершим. В этом же 2001 году его родители умерли, а их квартиру унаследовала Екатерина Михайловна Свиридова, 1987 года рождения – племянница Игоря по материнской линии. Девушка переехала в Москву из Нижнего Новгорода в 2000 году и закончила ту же школу, что и Игорь. Затем Екатерина Свиридова поступила во Второй медицинский институт, где в настоящее время учится на третьем курсе. Через нее мы узнали адрес Игоря... 27 мая 2003 года недалеко от заправочной станции в поселке Болшево патрулем ППС был обнаружен раненый мужчина, который назвал себя Игорем Столяровым и заявил, что не помнит последние четыре года своей жизни. Расследование этого происшествия было поручено следователю прокуратуры, юристу второго класса Чернецову, который в ходе дознания установил, что неизвестный, назвавшийся Игорем Столяровым, таковым и является. Криминала за подследственным не обнаружили и дело закрыли. После установления личности и окончания расследования Игорь Столяров был направлен в Московскую психиатрическую клиническую больницу номер один, где находился на излечении три месяца с диагнозом «ретроградная амнезия». Пациент был выписан из клиники с заключением врачебной комиссии «абсолютно здоров». В настоящее время Игорь Столяров проживает по адресу... Адрес есть в папке. После выздоровления твой суженый профессионально занимается гольфом и покером, много колесит по Европе и находится на тридцать четвертом месте в рейтинге в Европейской ассоциации гольфа. Финансово обеспечен и, по моим прикидкам, имеет состояние более двух миллионов евро. Живет замкнуто, близких друзей не имеет. Сексуальную жизнь ведет скромную, постоянной любовницы не имеет. Раз в две недели пользуется услугами девушек по вызову из эскортного агентства. Агентство очень дорогое и своих сотрудниц жестко контролирует. Да, еще твой Игорь ходит на тренировки. Леночка, ты знаешь спортивный клуб «Звездный»?

– Это который для особо богатых буратин? – уточнила я.

– Ну, не только. Там мои сотрудники физподготовку проходят.

– Виктор Николаевич, вы богато живете. Мне накладно платить десять тысяч евро за полугодовой абонемент, а ты там своих бойцов тренируешь!

– Халява, Леночка, халява. В этом клубе начальником СБ мой старый друг, вот и пользуюсь знакомством, но не совсем бесплатно. Так вот, Игорь Столяров является членом клуба и регулярно его посещает, когда находится в Москве. Он тренируется в тренажерном зале и фехтует, правда, почему-то в одиночестве, хотя в клубе занимаются несколько групп по различным видам единоборств, которыми руководят хорошие инструкторы.

– Виктор Николаевич, вы вроде говорили, что Игорь играет в гольф и покер, зачем ему единоборства?

– Твой кавалер свои способности не афиширует, но в клубе «Звездный» видеокамеры стоят практически в каждом помещении, а Игорь об этом, видимо, не знает. С одной стороны, видеосъемка ведется незаконно, но обеспечение безопасности – это прежде всего контроль обстановки. Дежурной смене скучно круглосуточно сидеть за мониторами, вот они и подглядывают за клиентами, но эта тема не для посторонних ушей. Обычно следят за женской раздевалкой, но тренировки Игоря заинтересовали многих. В СБ «Звездного» работают настоящие профессионалы, а боевая и физическая подготовка является не только частью их профессии, но и жизни. Один из охранников скопировал видеозапись тренировки Игоря с мечами и показал ее инструктору группы кэндо, в которой сам занимался. Тот обалдел от увиденного зрелища и побежал напрашиваться в ученики к твоему кавалеру. Игорь послал этого умника по известному всем адресу и выставил претензии к администрации клуба за незаконную слежку.

– Извините меня, Виктор Николаевич, что я вас прерываю, но, значит, и в моем фитнес-клубе следят за женской раздевалкой? – удивленно спросила я.

– Конечно следят. Фитнес-клубы посещают клиенты с деньгами, а ворье всегда крутится вокруг денег. Ты представь, что будет, если у тебя из шкафчика уведут мобильный или кредитку, – ответил Усольцев.

– Думаю, что администрации клуба мало не покажется! Я не для того плачу свои деньги, чтобы меня обворовывали, но и не желаю, чтобы на меня, голую, глазели всякие извращенцы!

– СБ тоже не даром хлеб ест, но мы не волшебники и должны знать, что происходит на охраняемом объекте. Леночка, если бы я не рассказал тебе о видеокамерах, ты бы так не возмущалась. За женскими раздевалками следят потому, что воруют в основном в них. В дамских сумочках всегда есть чем поживиться, а голые попки просто приятное дополнение к нудной работе. Кстати, далеко не у всех попки такие симпатичные, как у тебя, – сделал мне сомнительный комплимент подполковник.

– Извините меня, Виктор Николаевич, я погорячилась. Мы с вами отклонились от темы, и я с нетерпением жду продолжения рассказа об Игоре.

– После этого случая инструктора кэндо и охранника, который скопировал видеозапись, сразу уволили, а начальнику СБ навтыкали по самые гланды. Моего друга тоже грозились уволить, и он попросил меня помочь разрулить неприятную ситуацию. Вот тогда я заочно и познакомился с твоим Игорем. Приятель показал мне эту злополучную запись, и ты знаешь, это было нечто! Японские ниндзя тихо курят в сторонке и делают себе сэппуку от зависти! В то время скандал с видеозаписью был в самом разгаре, и я решил надавить на Игоря, угрожая ему обвинением в незаконном владении холодным оружием. Однако он не испугался моего наезда, а отвел в раздевалку, где показал свои мечи. Оказалось, что это две тупые железки толщиной по сантиметру и весом как хороший лом. Такими мечами не фехтовать, а лед колоть нужно, поэтому мой наезд закончился пшиком. Я человек не гордый, поэтому сразу извинился и обрисовал Игорю ситуацию, в которую из-за этого инцидента попал мой друг. Твой кавалер оказался нормальным мужиком и сразу снял все претензии к клубу. Администрация выписала Игорю бесплатный абонемент на год, компенсируя моральный ущерб, а мы с другом проставились в соседнем ресторане и выпили с Игорем мировую. Леночка, я не знаю, как тебе это объяснить, но Игорь – мужчина серьезный, и с ним ваши женские штучки не пройдут. Игорь если полюбит – то до гроба, но если почувствует ложь в отношениях, возможно, и поймет, но не простит. Я похожих людей даже на войне редко встречал. Но Игорь не из наших, то есть не из военных, он чужих приказов слушать не будет, он волк-одиночка, и если что не так, то порвет на раз!

– А мне Игорь показался мягким и добрым человеком. Я никогда не встречала мужчин, которые так могут понять женщину, и он умеет слушать, – прервала я подполковника.

– Ты тоже заметила? Да, Игорь легкий в общении человек, и с ним приятно разговаривать, по крайней мере, я не почувствовал в нем второго дна. Однако у него есть какая-то тайна, и, похоже, он недавно пережил очень большое горе и поэтому сторонится людей. У меня есть подозрения, что странное исчезновение Игоря может быть связано с экспериментами спецслужб. Такие случаи время от времени происходят, и никто из тех, кто попал в оборот, действительно ничего не помнят, однако рыть в этом направлении не рекомендуется, можно легко самому исчезнуть, и навсегда. Что произошло с Игорем за эти годы, одному Богу известно, но я думаю, что ему досталось по полной программе.

– И что же мне теперь делать? Я даже заснуть без него не могу.

– Леночка, в этих делах я тебе не советчик, я со своей супругой всю жизнь прожил и с другими женщинами серьезных романов не крутил. Поженились мы сразу после окончания училища, так всю жизнь по гарнизонам и прокатались. Детей вырастили, ждем внуков, опыта в амурных делах у меня нет и не предвидится. Единственное, что могу тебе посоветовать, – так это поговорить с Игорем. Если судьба, то он тебя не прогонит, но на любовь пока не рассчитывай, болит душа у него. Говорят, время лечит, может быть, и у вас все еще сложится.

– Виктор Николаевич, может, мне сразу поле работы к нему поехать и поговорить? Извелась я вся.

– Поговорить, конечно, стоит, но Игорь три дня назад улетел в Мадрид на турнир по гольфу и вернется не раньше чем через неделю. Когда он вернется, я тебе позвоню.

– Большое спасибо, Виктор Николаевич, за помощь и участие. И почему только такие, как вы, мужчины мимо проходят и другим достаются, а вокруг меня только одни козлы крутятся? – сказала я с сожалением и вышла из кабинета Усольцева.

* * *

Лечение Кати проходило успешно, однако я еще три дня заставлял ее соблюдать постельный режим. В моей племяннице мирно уживались черт с ангелом и практичная домохозяйка со взбалмошной авантюристкой. Наверное, это у нас семейное, поэтому за девушкой нужен был глаз да глаз. Я отлучался из квартиры Кати только однажды, когда уезжал зачищать следы от своих подвигов в МОНИКах. Стирать память у большого количества людей было опасно, и я решил просто убедить причастных к этому делу людей, что у Кати не было перелома, а только сложный вывих. Никто из знакомых племянницы лично не видел, как она сломала ногу, поэтому, отвечая на звонки подруг, Катя говорила, что с ней ничего страшного не случилось и она скоро придет на занятия.

Разобравшись с Катиными проблемами, я улетел на турнир в Мадрид, на котором занял привычное второе место. Затем мне пришлось навестить своего адвоката, который занимался моими налогами и правовой стороной пребывания в Европе. Еще пару дней заняло общение со спортивным агентом и составление графика турниров. Агент в очередной раз начал мне предлагать выгодные рекламные контракты, но я отказался, не желая тратить время на различные фотосессии и рекламные акции. Мой образ жизни вполне меня устраивал, поэтому я не хотел лишний раз светиться.

Я проболтался в Европе почти две недели и решил вернуться в Москву, чтобы проверить, как чувствует себя Катя, и решить накопившиеся мелкие проблемы. Пройдя паспортный контроль в Шереметьеве, я почувствовал легкий душевный дискомфорт и понял, что на меня надвигается очередная неприятность. Предчувствия меня редко обманывали, но мне не суждено было знать, с какой стороны прилетит очередной удар судьбы. Я сразу позвонил Кате, но она убедила меня, что у нее все в полном порядке. Если верить ее словам, то история с переломом уже забылась, однако мне показалось, что племянница о чем-то умалчивает.

Желтое такси быстро довезло меня на съемную квартиру, которую я так и не смог считать своим домом, хотя жил в ней уже больше года. Улетая в Европу, я всегда сдавал квартиру под охрану, и только Катя имела вторые ключи и знала пароль для вневедомственной охраны. Однако страховочная закладка на входной двери была нарушена, и я сразу позвонил в милицию, чтобы выяснить, кто навещал мою берлогу и ел из моей миски. Однако дежурный меня успокоил, доложив, что квартира снималась с охраны девушкой, знавшей пароль, и я догадался, что квартиру навещала племянница.

Оставив чемодан и сумку с клюшками в коридоре, я вошел в спальню, чтобы переодеться, и тут меня словно током ударило. На стене перед кроватью висела картина, на которой были изображены Викана и Эланриль. У Кати явно прорезался неординарный талант к живописи, и картина меня поразила. В первый момент я даже решил, что передо мной большая цветная фотография, но вскоре понял, что полотно написано в технике максимального реализма.

Принцессы смотрели на меня и улыбались, как живые. Воспоминания снова разбередили душу, и я обессиленно опустился на кровать, чтобы унять рвавшееся из груди сердце. Где-то через полчаса я успокоился и позвонил племяннице.

– Катя, огромное тебе спасибо за картину, я даже не знаю, как тебя благодарить. Ты потрясающий художник, и мне кажется, что медицина недолго будет тебя занимать.

– Дядя Игорь, я очень рада, что тебе понравился мой подарок, но ты меня переоцениваешь. Эту картину я рисовала, словно под гипнозом, и если быть честной, то теперь даже копию ее не смогу сделать. На меня, наверное, подействовала твоя магия, которая использовала меня в качестве живого принтера, управляемого магической программой. Кстати, ты надолго в Москву или скоро снова улетишь?

– Думаю, месяца на полтора, а потом полечу в Рим на пару недель. А далее если хочешь, то, как в прошлом году, возьму тебя с собой в Париж.

– Я готова лететь хоть сейчас, но у меня экзамены на носу, а потом нужно будет съездить к родителям в Нижний.

Настойчивый звонок в дверь отвлек от разговора, и я попрощался с племянницей. Подойдя к двери, я не посмотрел в глазок и сразу открыл замок. Перед дверью стояла красная как рак Лена. В руках она держала какой-то баул и явно набиралась храбрости, чтобы что-то мне сказать. Немая сцена продлилась несколько секунд, но затем гостья решительно спросила:

– Не ждал? Пустишь в дом одинокую женщину?

– Не ждал, но женщину в дом впущу, – ответил я и отошел в сторону.

(обратно)

Глава 5

Лена вошла в квартиру и, осмотревшись, спросила:

– Игорь, где у тебя гардероб и бельевой шкаф?

Эти слова поставили меня в тупик, поэтому я на автомате ответил вопросом на вопрос:

– Все в спальне, а тебе зачем?

– Игорь, я не люблю спать на чужом постельном белье, к тому же вы, мужчины, чистоплотностью не отличаетесь. Где спальня?

– Дверь в спальню справа. Ну не знаю, я за собой слежу и меняю белье два раза в неделю, – возразил я Лене, абсолютно не понимая, что в данный момент происходит.

– А теперь белье будет меняться три раза в неделю, и это буду делать я лично!

Пока я стоял с открытым от удивления ртом, Лена прошла в спальню, таща за собой баул. Только через пару минут ко мне вернулся дар речи, и я последовал за незваной гостьей. К этому моменту Лена уже полностью оккупировала мою спальню, и на кровати лежали несколько платьев, женское нижнее белье и стопка постельных принадлежностей.

– Ну, наконец-то явился, хозяин! Вот, отнеси в ванную мои шампуни, зубную пасту и зубную щетку, да, и полотенца захвати, – приказным тоном произнесла оккупантка, и я молча поплелся в ванную выполнять поручение.

Странное поведение Лены меня сильно озадачило, а в голове почему-то крутилась фраза из сказки: «Была у зайца избушка лубяная, а у лисы ледяная...» Похоже, у меня окончательно зашел ум за разум, поэтому я, вернувшись из ванной комнаты в спальню, с порога заявил:

– А квартира не моя, а съемная!

В это время Лена уже вешала в гардероб свои платья и, не поворачивая головы, ответила:

– Дурак ты, Игорь Александрович Столяров, 1972 года рождения. Ты действительно решил, что я собралась оттяпать у тебя квартиру?

– Лена, я в шоке, и мне в голову приходят всякие идиотские мысли! Объясни, что происходит, и я тогда начну адекватно реагировать на создавшуюся ситуацию.

– Господи! До чего же вы, мужики, непонятливые! Игорь, я к тебе пришла, переступила через себя и пришла! Не могу я без тебя и готова на многое, лишь бы быть с тобой рядом! Я знаю, что ты пережил большую беду и не помнишь последние четыре года своей жизни. Наверное, у тебя есть веские основания, чтобы не доверять малознакомой женщине, которая затащила тебя в постель. Возможно, поэтому ты не хочешь пускать меня в свою жизнь и ушел тогда утром. Я пыталась тебя забыть, но не могу этого сделать. Мне проще всего поклясться тебе в вечной любви и пообещать золотые горы, но не буду этого делать. Единственное, о чем я тебя прошу, дай нам шанс и пусть решит время. Ты сильный мужчина, и твоему телу все равно нужна женщина. Пусть этой женщиной буду я, а не очередная потаскуха из эскортного агентства.

– Лена, ты соображаешь, что говоришь? Ты выдумала меня, я на самом деле совсем не такой, каким кажусь. Да, Игорь Столяров «высокий и широкий, как мост через Гудзон», но это только красивая обертка, а под ней черная душа и сплошная кровавая рана. Я всем своим близким приношу только беды! За моей спиной гигантское кладбище друзей, которые пошли за мной и погибли. Игорь Столяров не смог защитить даже две самых близких ему души и собственными руками уничтожил собственное будущее! От меня нужно бегом бежать, а не стремиться быть рядом. Лена, поверь, я тебе не лгу, просто не могу тебе рассказать, что было на самом деле.

– Я все равно не уйду! – тихо сказала Лена и заплакала.

Женские слезы – страшное оружие против Игоря Столярова, особенно если он является их причиной. Так началась очередная история моего грехопадения, от которого я не смог уберечься, потому что не очень-то ему сопротивлялся. Конечно, я мог найти себе море оправданий, но все они были насквозь фальшивы и являлись только ширмой. Поэтому Игорь Столяров пошел по привычному для себя пути и решил вообще ничего не предпринимать, пустив все на самотек. В душе теплилась надежда, что Лена со временем поймет, с каким уродом связалась, и пошлет меня на всем известные три буквы, однако циничная часть подсознания плотоядно облизывалась.

* * *

Мужчины все одинаково наивны, даже такие, как Игорь. Каждый из них пытается изображать из себя мачо и супермена, но стоит только ногтем ковырнуть, как из-под личины «героя-любовника» появляется перепуганный мальчик. Не стал исключением и мой суженый, как только я заявилась к нему с вещами. Стоило мне посягнуть на его независимость, как он сразу возомнил, что я нацелилась на его жилплощадь. Конечно, ситуация была неординарной, но я не ожидала от Игоря такой реакции. В первое мгновение мне даже показалось, что я переборщила со своим неожиданным вторжением, поэтому пришлось прибегнуть к тяжелой артиллерии – к слезам. Женские слезы – это зачастую удар ниже пояса, но как слабым женщинам поступать с мужчинами, если они не понимают простых слов?

Так начались три самых счастливых месяца в моей жизни, хотя и не все было безоблачно в наших отношениях. Особенно сильно меня раздражала картина, висящая в нашей спальне, прямо напротив кровати. Сначала я решила, что это рекламный плакат с какими-то фотомоделями, но потом поняла, что это картина. На мой вопрос, кто изображен на ней, Игорь ответил, что это его жены Викана и Эланриль, с которыми его развела судьба. Хотя художникам свойственно приукрашивать натурщиц, но женщины, изображенные на полотне, были потрясающе красивы. Через пару дней, когда Игорь задержался в городе по делам, я внимательно изучила картину и заметила несколько странностей. Первое, что мне сразу бросилось в глаза, – это заостренные уши женщин и неестественный цвет их лиц. К тому же у красавиц были слишком большие глаза, которых просто не может быть у нормальной женщины. Я девушка начитанная и в юности отдала дань фэнтезийной литературе, а поэтому сразу сообразила, что передо мною эльфийки, темная и светлая.

Усольцев упоминал, что до своего исчезновения Игорь работал инструктором в клубе толкиенистов, и наверняка этот портрет – напоминание о его таинственном прошлом. На мгновение у меня промелькнула мысль, что картина нарисована с натуры, но я давно уже не мечтательная девочка и в сказки об эльфах не верю. Скорее всего, этот портрет и рассказ о двух женах указывает на то, что Игорь еще не отошел от психической травмы и пытается спрятаться в мире своих фантазий.

Сделав такие выводы, я поняла, что моя ревность не имеет под собой реальной почвы, но Елена Пореченкова не будет делить своего мужчину даже с его эротическими фантазиями. Поэтому картина должна покинуть спальню и переместиться на кухню, а затем и на антресоль.

Постепенно наша совместная жизнь стала напоминать семейную, я занималась обычными женскими делами, а Игорь добросовестно играл роль мужа, и мне это начало нравиться. Съемная квартира Игоря находилась недалеко от офиса моей фирмы, поэтому проблема с вечными пробками и ранний подъем на работу ушли в прошлое. Когда я попала в сети Виталика и находилась под гипнозом собственных заблуждений, то ощущала себя не замужней женщиной, а, скорее, дамой, усыновившей беспомощного и глупого ребенка. С Игорем ситуация была абсолютно другой, он был надежен, как скала, и всегда вел себя как подобает мужчине. Мое желание вести домашнее хозяйство на собственные средства было пресечено на корню, и я получила кредитную карточку, на которой лежало триста тысяч рублей на семейные расходы. Я заявила, что тоже дама не бедная и могу оплатить свои покупки, но Игорь так посмотрел на меня, что я по этому поводу больше не заикалась.

В семейной жизни много плюсов, но есть и свои минусы. Той страсти, которая обрушилась на нас в первую ночь, больше не было, но наличие под боком любимого мужчины, который был постоянно в твоем распоряжении, – явный плюс. Однажды мне в голову пришла смешная мысль, в которой я сравнивала себя с кошкой, поселившейся в кладовке, потому что каждое утро чувствовала себя объевшейся сметаной. От такой размеренной жизни я даже начала полнеть, и, чтобы не потерять привлекательности, мне срочно пришлось садиться на диету и наматывать километры на беговой дорожке в фитнес-клубе.

За эти три месяца Игорь дважды вывозил меня в Европу, где он играл в турнирах по гольфу, а я болела за него как сумасшедшая. Игорь оба раза выиграл вторые места и получил около пятидесяти тысяч призовых, которые попытался потратить на меня в лондонских бутиках. Я пресекла такое расточительство и не позволила ему подрывать семейный бюджет, хотя мне очень хотелось накупить себе модных тряпок. Конечно, без подарков я не осталась, но пятнадцать тысяч евро это не пятьдесят, и мою коллекцию драгоценностей пополнил очень симпатичный гарнитур из сережек, кольца и кулона.

Чем глубже я погружалась в жизнь замужней женщины, тем меньше контролировала свои поступки и начала утрачивать бдительность. Игорь был замечательным мужем и любовником, но слишком рано я посчитала его своей собственностью. Он редко бывал хмурым и раздраженным, однако в такие моменты его было лучше не трогать. Я заметила, что в основном это происходит, когда он находился в одиночестве и смотрел на эту проклятую картину. Игорь не жалел для меня времени, и мы редко сидели дома, постоянно посещая театральные постановки или концерты. В основном это были шоу, на которые невозможно достать билеты, но Игорь легко решал такие проблемы. Вокруг моего мужчины распространялась какая-то положительная энергия, и даже гаишники всегда без последствий отпускали нас, хотя он частенько нарушал правила.

Счастье рухнуло в одну секунду, и виновата в этом была проклятая картина! Я давно готовила план, как убрать эльфиек из нашей с Игорем спальни, и заказала очень модному фотографу свой портрет в подобном же стиле. Я не буду рассказывать, во что это вылилось в финансовом плане, одно только вечернее платье стоило более двухсот тысяч рублей, но оно этого стоило! Мне удалось сделать качественную фотографию портрета эльфиек (хотя фотограф из меня как из бегемота балерина), которую я показала фотографу в качестве образца. Фотохудожник очень заинтересовался портретом и потребовал показать ему картину живьем, чтобы уточнить какие-то там нюансы и цветовую палитру. Пришлось устраивать целую шпионскую операцию и привозить фотографа домой, когда Игорь на пару дней улетел по делам.

Картина очень впечатлила фотографа, и он приступил к работе. Больше недели он мне устраивал фотосессии, после чего я поняла, насколько сложен труд фотомодели. Только через две недели фотограф разродился моим портретом и сразу попросил разрешения выставить его наближайшей персональной выставке, соблазняя контрактами с известными модельными агентствами. Я показала ему большую фигу и сказала, что он трудился не бесплатно, а в звезды шоу-бизнеса я не стремлюсь. Обрадовавшись достигнутому результату, я вставила фотографию в ближайшем художественном салоне в красивую раму и буквально на крыльях полетела домой. Портрет эльфиек перекочевал за шкаф, а его место заняла моя фотография.

Моему воодушевлению не было границ, я заказала ужин из соседнего ресторана и, надев на себя платье с фотографии, стала ждать, когда Игорь вернется домой. Любимый задержался дольше обычного, но предупредил об этом по телефону. К приезду Игоря я была вся на иголках и, открыв замок на входной двери, убежала на кухню, чтобы сделать ему сюрприз. На столе стоял изысканный ужин и горели свечи, я с нетерпением ждала, когда войдет мой самый дорогой человек, и он пришел!

Под потолком ярко вспыхнула люстра, и я увидела в дверях Игоря с перекошенным от злости лицом.

– Лена, где портрет Виканы и Эланриль? – сквозь зубы процедил он.

Игорь никогда подобным тоном со мной не разговаривал, и я, обидевшись на него, зло ответила:

– Я выбросила эту дурацкую картину на помойку! В нашей спальне может висеть только мой портрет или никакого! Ты живешь в мире иллюзий, а я рядом с тобой, живой человек! Если тебе эта картина так дорога, то выбирай – я или картина!

Эти слова будто плетью ударили Игоря, и он отшатнулся от меня. На долю секунды я решила, что одержала победу над его бредовыми фантазиями, но его взгляд стал пустым и безразличным, и я поняла, что проиграла.

– Я выбираю картину! – холодно ответил Игорь и вышел из кухни.

– Вот и оставайся со своими бредовыми фантазиями! Тебя слишком рано выпустили из дурдома, тебе не место рядом с нормальными людьми! Я ухожу, и не вздумай меня искать! – крикнула я в спину уходящему из моей жизни мужчине и, схватив сумку, выбежала из квартиры.

Безотказный «опель» никак не хотел заводиться, но это обстоятельство позволило мне немного успокоиться, поэтому мне удалось доехать до дома живой и невредимой. Только в квартире меня прорвало, и я расплакалась, давая волю расстроенным чувствам. Я злилась на собственную глупость и на идиотскую затею с картиной. Для моего портрета вполне хватало места на стене, а два вымышленных женских образа никак не могли стать помехой моим планам. Какой же нужно быть дурой, чтобы устроить вселенский скандал из-за ерунды и разозлить Игоря.

«Ладно, пусть мне это станет наукой на будущее, а Игорь еще приползет ко мне на коленях, и я заставлю его пожалеть о своих словах!» – мстительно подумала я.

Но он не позвонил и не пришел!

* * *

С самого утра все пошло наперекосяк! Сначала я проколол колесо, и пришлось ехать на шиномонтаж, а затем застрял в пробке на набережной Яузы. Это обстоятельство заставило меня отменить встречу с риелтором по поводу покупки квартиры. У меня уже созрело твердое решение приобрести собственное жилье, потому что срок аренды съемной квартиры подходил к концу, и через две недели я вынужден буду съехать в гостиницу. Покупка квартиры должна была стать сюрпризом для Лены, чья деятельная натура требовала творческого простора, а съемная двушка для этой цели явно была маловата.

Однако главной неприятностью стал разговор на повышенных тонах с Катей, которая категорически не хотела знакомиться с Леной. Это была уже пятая неудачная попытка убедить племянницу, но в нее словно черт вселился. Катя приняла в штыки мою новую подругу и заявила, что я похотливый козел, который забыл о своем долге перед законными женами и детьми. Племянница обвинила меня в том, что я не ищу возможности вернуться на Геон, а вью себе теплое гнездышко с какой-то потаскухой.

Выслушивая обвинения, я даже не пытался возражать, потому что Катя была абсолютно права. Она только озвучила мои же мысли, от которых я отмахивался, выдумывая себе всевозможные оправдания. После скандала с племянницей я поехал домой словно оплеванный, с раскалывающейся от боли головой в придачу.

Позвонив в квартиру, я долго ждал, когда щелкнет дверной замок и откроется входная дверь, однако в прихожей было пусто. Это обстоятельство меня насторожило, и я позвал Лену. Голос Лены ответил из кухни, и я отправился в спальню, чтобы бросить борсетку на прикроватную тумбочку.

Мой взгляд сразу обнаружил произошедшие в спальне изменения: на стене, где раньше находился портрет Виканы и Эланриль, теперь висела фотография Лены. В памяти сразу всплыли обвинения Кати, и я отправился на кухню, пытаясь унять вспыхнувшую в душе злобу.

На скрытой полумраком кухне я обнаружил Лену в вечернем платье. Она стояла возле по-праздничному накрытого стола, на котором горели две свечи. Рука машинально включила свет, и я спросил:

– Лена, где портрет Виканы и Эланриль?

Мой вопрос, видимо, разозлил Лену, и она, срываясь на крик, ответила:

– Я выбросила эту дурацкую картину на помойку!

Затем на меня обрушился поток угроз и оскорблений, которые плохо сочетались с обликом дамы в вечернем платье. Последнее, что я разобрал в истеричном крике Лены, был ультиматум:

– Если тебе эта картина так дорога, то выбирай – я или картина!

К этому моменту я уже себя не контролировал и, чтобы тоже не сорваться на крик, холодно процедил сквозь зубы:

– Я выбираю картину!

В груди стало пусто, и я сразу пожалел, что ввязался в бессмысленный скандал. Чтобы не накалять обстановку, я направился обратно в спальню, а мне вслед летел истошный крик Лены:

– Вот и оставайся со своими бредовыми фантазиями! Тебя рано выпустили из дурдома, сумасшедшим не место рядом с нормальными людьми! Я ухожу от тебя, и не вздумай меня искать!

Затем хлопнула входная дверь, и я снова остался один на этом свете, без семьи, без друзей и без остатков совести. Я пошатываясь поплелся на кухню. Голова болела со страшной силой, и, когда я попытался открыть кран, чтобы намочить голову, меня ударило током. Удар сбил меня с ног, и я свалился на пол. Несколько минут из всех металлических предметов в мое тело били голубые молнии, а я корчился на полу от невыносимой боли.

Мне казалось, что пытка электрошоком будет длиться бесконечно, но стоило закончиться этому кошмару, как из носа ручьем хлынула кровь. Чтобы не залить кровищей всю кухню, я шатаясь доплелся до раковины и включил воду. Струя воды остановила кровотечение, после чего головная боль немного утихла. Не в силах стоять на ногах, я свалился на пол, а из носа снова потекла кровь. Новая попытка подняться на ноги провалилась, после чего мне стало понятно, что без посторонней помощи я не доживу до утра. К счастью, сотовый телефон не сгорел от электрической свистопляски и работал. Я позвонил Кате, но племянница долго не отвечала на звонок. Только после третьей попытки дозвониться, когда свет в глазах начал гаснуть, в трубке раздался ее голос:

– Что тебе нужно?

– Катя, приезжай! – прохрипел я в трубку и потерял сознание.

(обратно)

Глава 6

Пары нашатырного спирта ворвались в легкие, и я закашлялся. Сознание медленно возвращалось, и мне с трудом удалось разлепить веки. Постепенно я начал различать туманные образы и понял, что лежу на полу в кухне. Передо мной на коленях стояла Катя с пузырьком нашатыря и большим куском ваты. Я, словно пьяный, поднялся с пола и, держась за кухонный стол, перебрался в кресло. Катя засуетилась, пытаясь мне помочь, но никак не могла решить, куда девать нашатырь и вату.

– Катя, не суетись, все будет нормально. Открой форточку – дышать нечем – и выброси эту чертову вату в мусор, а пузырек заткни пробкой. Ты давно приехала?

– Примерно полчаса назад, я уже и скорую вызвала, только что-то они медленно едут! – ответила племянница.

– Когда приедет скорая, дай фельдшеру пять тысяч рублей за беспокойство и скажи, что клиент просто нажрался.

– Но, дядя Игорь, ты весь в крови, и я боялась, что ты умираешь. Тебе нужно в больницу, на обследование, это я тебе как будущий врач говорю! Такое сильное кровотечение из носа говорит о повышенном давлении, и дело может закончиться инсультом!

– Катя, это справедливо для обычного человека, а мне это указывает на скорый перенос в другой мир. Перед переходом на Геон симптомы были очень похожими на нынешние, правда, на этот раз все происходит слишком быстро. Перенос сопровождается мощным выбросом энергии, а я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Мне нужен циркониевый браслет и кусок медного провода, чтобы заземлиться. Боюсь, что если вовремя не сбрасывать излишки энергии, то меня может унести прямо из квартиры.

В этот момент раздался звонок в дверь, и Катя пошла разбираться с наконец прибывшей бригадой скорой помощи. Однако врач оказался осторожным человеком и потребовал показать ему больного. Похоже, он опасался попасть в криминальную историю, и внезапно выздоровевший больной мог на деле оказаться трупом. С помощью гипнотического внушения я убедил врача в том, что клиент просто нажрался и разбил себе рожу, ударившись об угол стола. После выяснения этого весьма распространенного обстоятельства скорая уехала.

Разобравшись с врачом, я решил привести себя в порядок и отправился в ванную. Прохладный душ вернул меня в реальный мир, и я стал обдумывать свои дальнейшие действия. Перед прошлым переходом на Геон во мне тоже начала накапливаться магическая энергия и от соприкосновения с металлическими предметами чувствительно било током, но тогда я не имел представления о том, что со мной происходит. Жизнь на Геоне дала мне навыки работы с магией, и я провел тщательное сканирование своего организма.

Магическое сканирование выявило, что вокруг моей ауры образовался своеобразный энергетический кокон, который было сложно обнаружить, если на него специально не настраиваться. Однако этот кокон был образован не знакомой мне Силой, а энергией неизвестной природы. Именно поэтому я не почувствовал приближения приступа, а решил, что голова болит по обычным причинам. Кокон тянул из окружающего мира энергетические потоки и с каждой минутой становился плотнее. Похоже, что когда запас энергии в коконе достигнет определенного предела, то меня снова начнет глушить электрошоком. В такие моменты я должен держаться подальше от электроподстанций, высоковольтных линий электропередачи и других мощных источников электричества, чтобы не произошел случайный пробой и меня спонтанно не выбросило в другой мир.

Сложившаяся в голове гипотеза выглядела вполне правдоподобной, но от осознания этого факта мне легче не становилось. Если судить по скорости уплотнения кокона, то до следующего приступа оставалось не более четырех или пяти часов, а я был абсолютно не готов к переносу. В результате мозгового штурма у меня выстроился следующий план, который я потом записал в блокнот телефона:

1. Нужно срочно добыть циркониевый браслет, чтобы, заземлившись, сбрасывать лишнюю энергию из кокона, как я это делал раньше. Иначе могут возникнуть серьезные проблемы.

2. Закончить неотложные дела на Земле, а уже потом возвращаться на Геон.

3. Перевести все финансовые средства на счета Кати. Я не могу бросить Катю на произвол судьбы и без средств к существованию, тем более что эти деньги мне больше не понадобятся.

4. Переоформить на Катю «лексус».

5. Необходимо обставить свое исчезновение так, чтобы меня считали уехавшим за границу.

Правоохранительным органам известно, что у меня проблемы с головой, и данный факт не должен вызвать особых подозрений.

6. Максимально отвести от Кати подозрения о моем исчезновении, чтобы она не пострадала.

Это до нищего Игоря Столярова никому дела не было, а за три лимона евро Катю затаскают по судам, и если не посадят, то начнут выбивать из нее деньги силой.

7. Перенос должен произойти с того же самого места, что и в первый раз.

В противном случае может унести к черту на рога, и выбирайся потом полгода из какой-нибудь дыры.

– Дядя Игорь, ты живой? – окликнула меня племянница через дверь ванной.

– Со мной все в порядке! Включи мой ноутбук и набери в поисковике слова «циркониевый браслет», – откликнулся я и начал вытираться.

...Подготовка к переносу продолжалась почти две недели. Дел было невпроворот, а времени хронически не хватало, и я начал делать ошибки, пренебрегая необходимыми мерами безопасности. Дошло до того, что я только чудом успел заземлиться за металлические перила лестницы и сбросить излишки энергии, когда меня начало бить током уже на лестничной площадке. В противном случае перенос мог произойти прямо в подъезде дома. После этого случая я решил сбрасывать энергию не только ночью, но и устраивать тихий час днем.

Много времени и нервов стоил мне перевод денег на счета племянницы, после которого она стала богатой невестой. Закончив с финансами, я вплотную занялся съемной квартирой, как частью плана прикрытия моего исчезновения.

Хозяином жилья был гражданин Азаров Павел Петрович, который трудился доцентом в педагогическом вузе и питал слабость к молоденьким сексуально озабоченным студенткам, на которых после сексуальных утех был вынужден жениться. В результате этого обстоятельства он выплачивал алименты трем бывшим женам на четверых детей. Любвеобильный доцент был очень стеснен в средствах, и это вынуждало его сдавать двухкомнатную квартиру в центре, а самому ютиться в однушке в Бибиреве. Павел Петрович намеревался продлить выгодный для себя договор аренды и даже предложил мне небольшую скидку, но я отказался, гордо заявив, что городская суета противоречит моим духовным принципам. Возвращая ключи, я рассказал, что уезжаю за границу и собираюсь там поселиться в глуши.

Павел Петрович из вежливости спросил меня об этих принципах, и я вылил на его голову поток религиозной ахинеи о просветленном сознании и достижении нирваны. Окончательно добила моего собеседника лекция о том, что для этой цели лучше всего подходят перуанские Анды. После этой эскапады Павел Петрович решил, что у его жильца окончательно съехала крыша, и выпроводил меня из квартиры.

Такой же спектакль я устроил в банке, когда переводил деньги на Катю, и в клубе «Звездный», где закрывал свой абонемент. После беготни по городу и стояния в бесконечных московских пробках голова гудела, как растревоженный улей, а от общения с чиновниками буквально тошнило. Если бы не племянница, то я кого-нибудь из этих уродов обязательно бы прибил!

Катя добросовестно помогла мне в решении многих проблем, с которыми без ее помощи я просто не справился бы. Основная беготня по чиновничьим кабинетам свалилась именно на плечи племянницы плюс все бытовые дела по дому. Я же в основном ставил последнюю точку в Катиных заботах, подписывал документы и давал взятки, когда этого требовала обстановка.

К концу первой недели мне начала звонить Лена, но я решил не отвечать на ее звонки, а затем заменил симку в телефоне. Я не хотел втягиваться в новые разборки с женщиной, которую невольно обидел, к тому же не имея возможности ей помочь.

За трое суток до назначенного дня перехода я понял, что ничего больше не успеваю сделать, а поэтому объявил подготовку законченной и устроил себе выходные. Мне необходимо было отдохнуть и залечить мелкие болячки, до которых раньше не доходили руки.

Все на этом свете когда-нибудь кончается, и наступил день, когда я должен был уйти из этого мира. Фраза получилась двусмысленная, но я реально мог погибнуть, вместо того чтобы вернуться на Геон.

Как я ни пытался все предусмотреть, но постоянно вылезали какие-то косяки, и проблемам не было конца. Дни пролетали, как пейзаж за окном скоростного поезда, и больше тянуть время стало невозможно, и перенос был назначен на 17 сентября. В два часа пополудни я заехал за Катей в институт, и мы поехали в Болшево. Племянница уговорила меня разрешить ей присутствовать при переносе, о котором я ей много рассказывал. Правильным решением было бы не тащить с собой племянницу, но у меня имелся к ней шкурный интерес. Добираться до места переноса на такси мне не хотелось – ну привык я к своей машине и ее комфорту. «Лексус» теперь принадлежал Кате, и, когда все закончится, она должна была уехать на нем домой. К тому же существовала большая вероятность, что при переносе что-то пойдет не так, в результате чего я получу травмы и окажусь в беспомощном состоянии. Присутствие Кати являлось страховкой как раз на этот случай.

Погода в этот осенний день стояла солнечная, хотя еще вчера вечером моросил противный холодный дождь. До заброшенной автобусной остановки, откуда произошел первый перенос на Геон, мы добрались без происшествий и стали ждать, когда моя аура наберет достаточно энергии для запуска процедуры перехода. Чтобы не терять времени даром, я решил в последний раз проинструктировать Катю, чтобы она не наделала глупостей, когда я уйду или погибну. Племянница внимательно слушала и изредка задавала вопросы.

Накопление энергии продолжалось почти два часа, пока мне не стало понятно, что ее достаточно для запуска процесса перехода. Простившись с племянницей, я направился к опоре линии электропередачи, чтобы находиться как можно ближе к мощному источнику электричества. Отойдя от остановки на полсотни шагов, я закрыл глаза и погрузился в транс, морально готовясь к возможной смерти. Энергия потоком потекла в мою ауру, и кокон вокруг нее стал быстро уплотняться.

Неожиданно женские руки обвили мою шею, и я почувствовал на щеке мокрые губы. Меня сразу выбросило из транса, и услышал голос племянницы:

– Дядя Игорь, возьми меня с собой. Я тебя умоляю, ну возьми меня, пожалуйста!

Попытка оттолкнуть от себя Катю не увенчалась успехом, потому что она вцепилась в меня как клещ и непрерывно тыкалась мокрыми губами мне в лицо.

– Катя, ты рехнулась!!! Немедленно уходи отсюда, или мы вместе погибнем, – заорал я и буквально отодрал от себя плачущую девушку.

Катя, хлюпая носом, медленно направилась к «лексусу», а я снова закрыл глаза и начал погружаться в транс.

Сильный удар в ухо мгновенно вернул меня к действительности, а затем мне не хило досталось между ног. Я свалился на землю в позе эмбриона, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и лихорадочно пытался заглушить адскую боль. В ушах раздался рев турбин взлетающего самолета, и на меня обрушилась темнота.

* * *

Прошла целая неделя с того вечера, как мы расстались с Игорем, а он так и не позвонил. Наступив на горло собственной гордости, я позвонила ему первой, но он не отвечал на звонки. Тогда я набралась смелости и поехала к нему на квартиру, однако свет в окнах квартиры не горел, а на звонки в дверь никто не отвечал. Я хотела выяснить судьбу Игоря у соседей, но сначала решила расспросить консьержку, с которой познакомилась, когда жила у Игоря.

Пожилая женщина прекратила вязать свитер и отнеслась к моей проблеме с большим участием. Она сразу заявила мне, что я опоздала и жилец из тридцать восьмой квартиры еще вчера съехал в неизвестном направлении. Поняв, что это известие меня очень расстроило, женщина покачала головой и участливо сказала:

– Ну чего только этим мужикам надо? Я не понимаю Игоря Александровича! Красавец мужчина и при деньгах, машина дорогущая, да и не мальчик уже. Променять такую, как вы, красавицу на какую-то малолетку в джинсах – это уму непостижимо!

Из-под моих ног ушла земля, а в глазах потемнело. Не попрощавшись с консьержкой, я вышла на улицу и села в машину. Злые слезы обиды душили меня, и я никак не могла взять себя в руки. Героический образ бывшего возлюбленного сразу померк, а лысую голову Игоря украсила козлиная борода.

– Ну что, Игорь Столяров, значит, ты решил меня кинуть, как наскучившую потаскушку? Теперь, дорогой, пеняй на себя!!! Елена Пореченкова обид не прощает, и ты, дорогой, очень скоро пожалеешь о сделанной глупости! – сказала я вслух и набрала телефон Усольцева.

Однако этот день явно не был моим, потому что Усольцев оказался в госпитале, в который лег на ежегодное обследование. Виктор Николаевич внимательно выслушал меня и дал адрес детективного агентства, специализирующегося на слежке за неверными супругами. У отставного подполковника и там оказались знакомые, которые были ему чем-то обязаны. Усольцев продиктовал мне телефон хозяина этой конторы и ее адрес, а дорогу к его офису показал навигатор.

Через полчаса я уже сидела в кабинете хозяина детективного агентства и рассказывала ему о своих бедах. С меня сразу потребовали аванс в сто тысяч рублей и папку с досье на Игоря. Я съездила домой и привезла детективам досье и деньги, после чего мне предложили дожидаться звонка.

Прошло четыре томительных дня, и я уже решила, что зря потратила деньги, но после обеда раздался звонок из агентства.

– Я говорю с Еленой Пореченковой? – раздался в трубке незнакомый мужской голос.

– Да, это я.

– Вас беспокоят из детективного агентства, по поводу вашего заказа. Мы нашли Игоря Столярова и знаем, где он сейчас находится. Вам прислать видеоотчет, или вы сами подъедете, чтобы удостовериться в факте супружеской измены?

– Я еду! Говорите адрес!

– Выезжаете на проспект Мира, а затем по Ярославскому шоссе доезжаете до Королева. После эстакады через железную дорогу будет указатель поворота на Лесные поляны, до которого еще три километра. Рядом с указателем вы увидите черную «мазду», в ней ждет наш человек, он проводит вас до места. Если заблудитесь, то сразу звоните по этому телефону. Вы поняли, как доехать?

– Да, я поняла вас. У меня в машине есть навигатор, и я надеюсь, что не заблужусь, – ответила я.

Мой «опель» летел по Москве – Шумахер отдыхает, однако ГАИ ни разу меня даже не попыталась остановить. Минут через сорок я была уже на месте и ехала за «маздой» по дороге вдоль линии электропередачи. Вскоре мы остановились рядом с потрепанной «гранд-витарой», возле которой стоял мужчина с навороченным биноклем.

– Госпожа Пореченкова? – спросил меня мужчина, когда я вышла из машины.

– Да, это я.

– Наш клиент со своей пассией в пятидесяти метрах от нас, рядом с заброшенной автобусной обстановкой. Только будьте осторожны, чтобы вас не заметили. Вам будет удобно смотреть через дыру в заборе, – предупредил детектив и отдал мне бинокль.

Мужчина проводил меня к забору, и я стала смотреть в бинокль. У меня не сразу получилось совладать с чудом шпионской техники, но с помощью детектива мне удалось справиться. Я навела бинокль на резкость и увидела в окулярах мужчину, целующегося с девушкой в джинсах. Объятия были страстными, и девчонка буквально висела на шее своего кавалера, в котором я сразу узнала Игоря. Эта любовная сцена буквально взбесила меня, и я побежала к сладкой парочке, чтобы лично наказать изменника, а заодно проучить и его подружку.

Когда я добежала до места преступления, девчонка уже отцепилась от шеи Игоря и направилась в сторону его «лексуса». Я решила оставить наказание малолетней вертихвостки на десерт и сначала разобраться с любовником. Игорь стоял с закрытыми глазами и нежился на солнышке, как кот, обожравшийся сметаны. Вид его блаженной рожи довел меня до белого каления, и я, вместо того чтобы влепить ему пощечину, сорвалась.

Елена Пореченкова всегда умела за себя постоять, поэтому в моем арсенале имелась отработанная до автоматизма связка ударов, которая предназначалась любителям ночной охоты за сладеньким. Обида обманутой женщины выплеснулась наружу, и я выполнила ударную связку, как на тренировке.

Хлесткий удар в левое ухо оглушил Игоря, а удар в пах отправил его в глубокий нокаут. Правда, я наслаждалась местью всего несколько мгновений, потому что любовница Игоря вцепилась мне в волосы. Девчонка совсем не умела драться, но царапалась и кусалась, как бешеная кошка. Ей удалось свалить меня на землю, и мы стали кататься по грязи.

Неожиданно стало темно, и раздался непонятный гул, затем на нас обрушился вихрь голубых молний, и я провалилась в черный колодец.

* * *

Меня выворачивало наизнанку, а в горле застрял наполненный горечью ком, но сознания я не потерял. Падение в черную бездну продолжалось меньше минуты, и вскоре внизу появились огненные сполохи, которые быстро приближались. Наконец черный колодец закончился, и мое тело, пробив огненную стену, рухнуло в воду. Глубина водоема оказалась небольшой, и мои ноги вскоре коснулись дна.

Открыв глаза, я увидел, что над водой бушует огненный смерч, и не отважился выныривать. Однако пламя вскоре погасло, и я медленно всплыл на поверхность. Спасительный водоем оказался рекой, и меня понесло вниз по течению. Берег реки был совсем рядом, мне пришлось сделать всего несколько гребков, чтобы добраться до него и вылезти из воды. Мозг работал только на инстинктах, и сознание автоматически сканировало пространство, выискивая опасность. Постепенно во мне проснулось человеческое сознание и взяло тело под контроль. Выйдя из транса, я осмотрелся по сторонам.

На противоположном берегу реки горели камыши, но огонь уже практически погас. Мой взгляд натолкнулся на безжизненное тело, застрявшее на перекате, а потом по ушам резанул визг какого-то зверя. Душа провалилась в пятки, и тело мгновенно развернулось в направлении источника шума, но нападения не последовало.

Причиной охватившей меня паники оказалась Лена, которая, выползая на берег, так громко визжала, что я едва не бросился бежать. Выбравшись из воды, девушка замолчала и села на землю. Она была явно не в себе и, тихо скуля, раскачивалась, как китайский болванчик. Я продолжил осматриваться по сторонам, и сердце вновь оборвалось в груди, потому что безжизненное тело, лежащее в воде, принадлежало Кате. Я бросился к ней, но жгучая боль в паху заставила меня остановиться. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы приглушить боль, и я враскорячку поковылял к Кате. К счастью, племянница оказалась жива, и я быстро привел ее в чувство. Беглый осмотр не обнаружил серьезных травм у Кати, но она вывихнула лодыжку на левой ноге.

Куда нас занесла судьба и женская ревность, я не имел никакого представления. Магическая картина мира кардинально отличалась от геонской, и в этом у меня не было никаких сомнений. Мир, в который мы попали, тоже был пропитан магией, но в значительно меньшей степени, чем Геон. К тому же спектр магического излучения разительно отличался от геонского, и обнаруженные поблизости источники магии напоминали пучки разноцветных проводов в телефонном кабеле, а не однородные потоки Силы. Правда, это были только поверхностные наблюдения, и мне предстояла кропотливая работа по изучению новой магии, но сейчас меня занимали совсем другие проблемы.

В данный момент меня заботило только физическое и психическое состояние женщин, переживших переход в новый для себя мир. Магическое сканирование показало, что Лена и Катя физически почти не пострадали, но после такого стресса у любого могла съехать крыша. Кате и Лене несказанно повезло, что они упали в реку, поэтому не сгорели заживо в огненном смерче. Во время своего перехода на Геон я обгорел как головешка и выжил только благодаря магическим способностям и лечебным мазям таргов.

Для меня не было тайной, что меня ожидает, и я был готов к переносу физически и морально, однако у меня до сих пор дрожат руки от пережитого страха. Какого же ужаса тогда натерпелись слабые женщины?

К счастью, не все было так плохо, как я ожидал. Катя, похоже, совсем не понимала, в какую историю ввязалась, и радовалась, словно ребенок, решивший, что перенесся в сказочный мир своей мечты. Девушка наивно верила во всемогущество своего дяди Игоря, который скоро доставит ее во дворец к эльфийском принцу или на худой конец выдаст замуж за какого-нибудь короля. Что у нее вывихнута нога, а ближайшая больница находится на другой планете – так это мелочи, и дядя Игорь вылечит ее в два счета.

Я злился на Катю, но прекрасно осознавал, что сделаю все, чтобы ее защитить. Ну а если нам повезет и мы доберемся до Геона, то лопоухий принц ей гарантирован. Однако меня намного больше беспокоила Лена, которая после переноса находилась в заторможенном состоянии, и я опасался, что она могла повредиться рассудком. Физические травмы я лечить научился, но душа – это куда более тонкая материя, и здесь я профан.

Немного попеняв на судьбу, я окончательно смирился с тем, что на моей шее повисла тяжелая обуза в виде двух женщин. Катя и Лена были абсолютно не приспособлены к жизни вне цивилизации, а это будет стоить мне истрепанных нервов и кровавых мозолей на руках. Да, я очень злился на судьбу, но ничего с этим поделать не мог, а поэтому буду делать что должно – и будь что будет!

К счастью, мой запас магической Силы оказался полным, и проблем с лечением Катиной ноги не возникло. Уже через час девушка смогла самостоятельно передвигаться, и мы приступили к обустройству лагеря. Если судить по остаткам снега в лесу, нам очень повезло, что мы попали в конец весны этого мира, а не в разгар зимы, которая должна была быть суровой.

Первым делом я развел костер, чтобы женщины могли согреться и высушить одежду. Катя привела к костру Лену, которая так и не вышла из ступора, но вела себя тихо и не мешалась под ногами. Затем мы с племянницей приступили к строительству шалаша. Я резал ветки лучом Силы, а Катя носила их к костру. Навыки, наработанные еще на Геоне, не забылись, и мы справились с этой работой всего за час. Когда шалаш был готов, племянница натаскала в него травы и веток, из которых устроила настоящее логово.

Наш первый день в новом мире незаметно подошел к концу, и начало смеркаться. Я усыпил Лену магией, и мы перенесли ее в шалаш. Через час я усыпил и Катю, которая достала меня бесконечными вопросами, на которые я не знал ответов. Только после того как племянница заснула, у меня появилась возможность обдумать наше положение и решить, что мы будем делать завтра. Ночью значительно похолодало, и, чтобы девушки не замерзли, я время от времени подпитывал их ауры магией и следил за их самочувствием.

Прошедший день вымотал меня морально, но физически я был в отличной форме, и ночное дежурство меня не тяготило. Я регулярно сканировал округу магическим зрением и, подбрасывая в костер дрова, думал, думал и думал. Магия не обнаружила поблизости аур крупных животных, а мелочь, копошившаяся в лесу, меня не пугала. Ночь прошла на удивление спокойно, и я встретил рассвет в хорошем настроении.

(обратно)

Глава 7

Голод не тетка, и утром в животе началась настоящая революция, поэтому нужно было срочно позаботиться о пропитании. В первую очередь я должен накормить женщин, которые даже не подозревали, что такое настоящий голод. Поэтому, как только рассвело, я отправился на рыбалку. Никакого оружия у меня не было, и мне пришла в голову идея попробовать глушить рыбу магией. Для этой цели я выбрал небольшой затон и нанес по нему ментальный удар. Эксперимент дал отличные результаты, и вскоре вся рыба в затоне всплыла кверху брюхом. Я выбрал среди трофеев несколько больших рыбин и разделал их лучом Силы.

Насаживая добычу на шампуры из веток, я удивлялся тому, что раньше не додумался до такого простого способа добычи пропитания. На Геоне меня кормила охота с луком, а если не удавалось что-нибудь подстрелить, то приходилось ложиться спать голодным. Магической рыбалкой я не занимался, хотя рыба водилась практически в каждом ручье.

Через полчаса завтрак был готов, и от жареной рыбы шел очень аппетитный запах. Обычно приготавливаемая на костре пища подгорает сверху, а внутри остается сырой, но я с помощью магии довел еду до кондиции, став на время живой микроволновкой.

Пришло время приглашать Катю и Лену к столу, но они спали как убитые, поэтому мне пришлось будить их насильно. Первой я отнес к ручью брыкающуюся Катю, а Лена, увидев, как я расправился с племянницей, сама пошла умываться. Гипнотический сон явно пошел девушкам на пользу, и они полностью оправилась от вчерашнего стресса. Я сразу пресек очередную попытку Кати засыпать меня вопросами и заявил, что после завтрака сам все расскажу.

Женщины не оценили моих кулинарных талантов и, скривившись, жевали несоленую рыбу, приготовленную без приправ и специй. Брезгливые лица девушек, попавших на незапланированный пикник, меня очень разозлили, и я решил начать воспитательную работу, не дожидаясь, когда они закончат завтрак.

– Дамы, я вижу, что вы едите без особого аппетита, и поэтому не буду ждать, пока вы закончите кочевряжиться, и постараюсь объяснить вам ситуацию. Лена, познакомься с моей племянницей, которую ты приняла за мою любовницу, – ее зовут Катя. А тебе, Катя, все-таки придется знакомиться с Леной. Если бы вы обе не устраивали истерик, а слушали, что я вам говорю, то сейчас спали бы в своих кроватках, а не сидели на берегу реки в другом мире и не давились бы несоленой рыбой. Начну с тебя, Лена, потому что Катя немного в курсе того, куда нас занесло. Ты готова слушать и не закатывать истерик с мордобоем? Я всю ночь залечивал полученные от тебя травмы и едва не стал импотентом!

– Игорь, ты получил то, чего заслуживал, а импотентом ты стал задолго до сегодняшнего дня! Я готова выслушать твои оправдания, но не стоит мне вешать лапшу на уши! Я тебя предупредила, а теперь можешь говорить.

– Огромное тебе спасибо, Лена, но ты не понимаешь, что с нами произошло. Вы, красавицы, устроили драку в тот момент, когда Игорь Столяров готовился к магическому переходу в мир под названием Геон, и вас утянуло следом за ним. В результате этой глупой случайности я не попал на Геон, и нас занесло совсем в другой мир. Сразу вас предупреждаю, что мы не на Земле и вокруг нас не сибирская тайга!

– А тебе, дорогуша, откуда это известно? На берегах реки растут сосны и лиственницы, рыба, которую ты наловил, – обычная речная форель. Игорь, ты никогда особой честностью не отличался, и я тебе не верю ни на грош! А поэтому требую немедленно вернуть меня домой! Я не знаю, как и куда ты нас притащил, но тебе придется вернуть нас обратно, в противном случае у тебя будут очень большие неприятности. У меня хватит сил и средств, чтобы тебя наказать по-мужски, хотя я и слабая женщина! – прервала меня Лена.

Ситуация начала накаляться, но я решил не обострять отношений и перевести разговор в спокойное русло.

– Лена, я понимаю твое раздражение, но ты сама скоро убедишься в том, что я тебя не обманываю. Как только появится малейшая возможность вернуть вас на Землю, я это сделаю. В данный момент я просто физически не могу вернуть тебя в Москву, и вам с Катей придется подождать, когда прояснится ситуация.

– Дядя Игорь, я не вернусь в Москву и останусь с тобой, а она пусть убирается! Сама устроила драку, а теперь ультиматумы выставляет! – вставила свои три копейки Катя.

– Катя, прошу тебя – помолчи! Нам нужно быть заодно – иначе мы погибнем! Нас занесло в магический мир, и наш перенос взбаламутил астрал! Если в этом мире есть маги, то сейчас они наперегонки мчатся к месту перехода, чтобы выяснить, что здесь произошло. Мы потенциально опасны для них, и если быстро не уберемся отсюда, то нам не поздоровится! Нас вообще могут сразу убить, чтобы не устраивать себе геморрой!

– О господи, куда я попала? Малолетняя дура и сумасшедший, ну и компания мне досталась! Слушай, доморощенный Гарри Поттер, сделай какой-нибудь фокус, чтобы я тебе поверила, а уже потом рассказывай свои сказки! Никуда я с вами не пойду, а то затащите меня в еще большее дерьмо, от которого не отмоешься! – зло заявила Лена.

Продолжать разговор не было смысла, потому что Лена не собиралась выслушивать никаких аргументов и сразу отметала любые очевидные факты. Мое терпение тоже имело предел, и я, не задумываясь о последствиях, нанес удар магией по высокой сосне на противоположном берегу реки. Злоба не позволила мне проконтролировать силу ментального удара, и вместо того, чтобы свалить одно дерево, я прорубил в лесу целую просеку, истратив на это десятую часть драгоценного запаса Силы.

– Тебе достаточно этого примера или тебе еще чертей сюда вызвать? – спросил я, глядя в глаза до смерти перепуганной женщины.

– Достаточно, – прошептала в ответ Лена и спряталась от меня за спину Кати.

– Если больше вопросов нет, то встали и бегом за мной! Нам нужно убираться отсюда, пока не пожаловали незваные гости! – заявил я, собрал несъеденную рыбу и повел за собой девушек вниз по течению реки.

Именно с этого момента и начались мои настоящие мучения. Катя перенеслась в новый мир в джинсах, кроссовках и спортивной курточке. Это, конечно, не совсем подходящая экипировка для путешествий по тайге, но и не худший вариант. Совсем плохо обстояли дела у Лены. Бизнесвумен примчалась на разборки со мной прямо из офиса, поэтому она была одета в деловой костюм. Приталенный пиджачок и узкая юбка плюс туфли на шпильках – не очень подходящая одежда для прогулок по лесу, и это вскоре дало о себе знать. Уже через полчаса Лена сломала каблук и расшибла левую коленку.

Я быстро залечил травму бывшей любовницы, но понял, что далеко такими темпами мы не уйдем. Поэтому я не стал охать и ахать над возникшей проблемой, а решил ее радикально. Через минуту дорогие туфли превратились в лодочки без каблука, а узкая юбка получила разрезы на бедрах по самое не балуйся, чтобы бизнесвумен могла широко шагать. Погода стояла сырая и прохладная, поэтому я отдал Лене свою спортивную куртку, которая заменила ей полупальто, а сам остался с голым торсом.

После радикальной доработки костюма Лены мы снова заковыляли вниз по течению реки со скоростью три километра в час, но я ничего с этим поделать не мог. К полудню мои спутницы так измучились, что мне пришлось тащить Лену на закорках, хотя она была довольно спортивной женщиной. Когда солнце перевалило за полдень, я вынужден был устроить привал, потому что окончательно выдохлась уже и Катя, оказавшаяся, несмотря на свою хлипкую комплекцию, на удивление выносливой.

Около часа я занимался лечением женщин, растянувших себе мышцы и связки на ногах. Во время лечения мне стало понятно, что больше одного дневного перехода мои красавицы просто не выдержат и нужно что-то срочно придумывать.

Кроме плота, на котором можно было плыть вниз по течению реки, в голову ничего не приходило. Однако река изобиловала перекатами и порогами, поэтому строить плот было бессмысленно, если я не собирался тащить его на собственном горбу.

Лечение магией пошло девушкам на пользу, а после массажа и магической подпитки ауры они полностью вернулись к жизни. Медицинская помощь заняла много времени, поэтому задерживаться на привале дольше было нельзя. Мы быстро перекусили остатками завтрака – на этот раз жареная рыба, даже холодная, пошла на ура, и брезгливых лиц я не увидел – и отправились дальше.

Мне приходилось жестко подгонять девушек, не делая скидок на то, что они принадлежат к слабому полу, но Лена и Катя безропотно пытались успеть за мной. Я наивно решил, что нам удастся оторваться от возможной погони, но у Лены окончательно развалилась правая туфля, и мы вынуждены были снова сделать привал. Проблему с обувью для Лены было решить невозможно, и я понял, что все-таки придется строить плот, хотя правильным было сначала спуститься гораздо ниже по течению реки.

Вопрос с едой я решил по утреннему сценарию, однако на этот раз мы нажарили рыбы про запас. К счастью, у меня хватило мозгов сбегать после ужина на разведку и не заниматься бессмысленным строительством плота, потому что в получасе ходьбы от нашей стоянки реку перегораживали пороги. Как ни крути, но придется мне тащить Лену на собственном горбу, хотя для меня она была не очень тяжелой ношей.

Шалаш на ночь мы строить не стали и легли спать под кроной какого-то дерева, которая гарантировала защиту от дождя. Я просканировал округу и, не обнаружив опасности, оставил дежурить Лену, которую затем должна была сменить Катя, а сам лег спать, приказав Кате разбудить меня, когда она устанет дежурить.

Похоже, жизнь меня ничему не учит, потому что я проснулся от холода, когда уже рассвело. Лучи солнца разогнали утренний туман, а мои часовые дрыхли в обнимку, накрывшись моей курткой. Ругать женщин было несправедливо, потому что виноват во всем был именно я. Если подумать головой, а не противоположным местом, то даже дураку станет ясно, какие могут быть часовые из бизнес-вумен и замученной диетами студентки. Однако нет худа без добра, потому что мы все хорошо выспались, а день предстоял трудный.

После завтрака я посадил Лену себе на закорки, и мы продолжили поход. Я не стал читать нотаций проспавшим все на свете часовым, а поэтому не было и женских стенаний по поводу того, какие они бедные и несчастные. Девушки прочувствовали свою вину и благоразумно помалкивали, чтобы не получить от меня на орехи. Как ни странно, но темп нашего передвижения увеличился, и я, если позволяла дорога, иногда бежал бегом. Пороги мы миновали, обойдя их по берегу, а когда снова вышли к реке, то увидели, что она стала намного шире. В полукилометре ниже порогов наша река сливалась с другой рекой, после чего она стала вдвое шире, а бурное течение значительно замедлилось. Сил у меня было еще много, и поэтому я не стал делать привал, а побежал дальше, выискивая удобное место для строительства плота.

Такое место мы нашли только через пару часов и сразу устроили привал. Мы разбили лагерь под обрывистым берегом реки, который хорошо защищал стоянку от ветра. Обеспечив отряд дополнительной рыбой, я развел костер и отправился разыскивать деревья для плота. Чтобы плот был как можно легче, мне хотелось найти сухостой, и я отправился выше по течению реки, где ранее заметил несколько подходящих деревьев. Добравшись до первого засохшего дерева, я сразу приступил к работе. Через два часа заготовки для плота были нарезаны, и я начал перетаскивать бревна к реке.

Когда я тащил последнее бревно к берегу реки через поляну в лесу, то почувствовал у себя на спине чужой взгляд и сразу нырнул в кусты. У меня давно выработался защитный рефлекс на чужой взгляд в спину, и он не раз спасал меня от больших неприятностей. Чудом успев уклониться от двух стрел, просвистевших над головой, я отполз по кустам в сторону и затаился. Мой магический взгляд просканировал пространство вокруг поляны и обнаружил три зеленые магические отметки чужих аур. На Геоне цвет человеческой ауры и аур других разумных существ находился в красной части спектра, за исключением аур гоблов, поэтому я не обратил внимания на эти зеленые отметки. Ауры нападавших были небольшого размера, и я решил, что они принадлежат не животным, а разумным существам, и просчитался.

Адреналинструей потек в кровь, и я приготовился к бою, которого давно ждал, но едва не проворонил засаду. Через пару секунд из кустов на противоположной стороне поляны выскочили три воина, в которых я сразу узнал таргов. Возможно, я и ошибался, но они были очень на них похожи.

Я решил не заморачиваться и сразу ударил магией по этой троице. Два воина умерли на месте с выжженными мозгами, а третьего отбросило назад и ударило спиной о дерево. Голова тарга разлетелась как переспелый арбуз, и он также отправился к предкам. Я снова просканировал округу, но ничего подозрительного не обнаружил.

Враги были мертвы, и можно было отправляться за трофеями, однако поживиться мне не удалось. Луки у таргов оказались слегка обструганными палками, а все стрелы в колчанах имели каменные наконечники. Воин, которому размозжило голову, был весь обвешан магическими амулетами, пропитанными неизвестной мне магией. Похоже, это был шаман, у которого сработал защитный амулет, и если бы не дерево, то неизвестно, чем бы закончилась наша стычка. Играться с магическими артефактами было очень опасно, а посмертный магический удар мог легко превратить победителя в проигравшего, поэтому я не решился обыскивать шамана. Каменные топоры, висевшие на поясе у мертвых воинов, я решил не забирать.

Мне осталось только покопаться в поясных сумках покойников, и я сел на корточки, чтобы обыскать трупы, но вдруг понял, что занимаюсь ерундой. Эта троица, похоже, давно за мной следила и напала, только когда убедилась, что сможет со мною справиться. Отряд таргов наверняка не единственный, который прочесывает лес в районе выброса магической энергии, и, пока я занимаюсь мародерством, другой отряд уже мог обнаружить нашу стоянку.

Ноги несли меня по лесу быстрее ветра, но головы я не потерял и вовремя заметил вторую засаду. Два воина и шаман спрятались в кустах на обрыве, прямо напротив нашего лагеря. С берега раздавались крики о помощи и истошный женский визг.

Чтобы не светить свои магические возможности, я решил не пользоваться магией и пошел врукопашную. Только благодаря громким женским воплям мне удалось незаметно подкрасться к засаде, и бой закончился за считаные секунды. Тарги умерли, так и не поняв, что же с ними произошло. Шаману я воткнул в глаз обломанную ветку, а двум воинам просто свернул шею. На этот раз мне повезло с трофеями, и я снял с пояса мертвого тарга массивный бронзовый кинжал, который по качеству мало чем уступал стальному. Крики на берегу не стихали, и мне с трудом удавалось сдержать эмоции и сломя голову не броситься спасать женщин.

Чтобы выиграть бой, нужно сначала осмотреться и действовать сообразно обстановке, а не выскакивать с голой пяткой на саблю, как говорил незабвенный Василий Иванович Чапаев. Высунув голову из кустов, растущих над обрывом, я увидел на берегу реки еще четырех воинов и шамана. На этот раз только один воин оказался таргом, а трое других очень походили на эльфов. На голове у шамана был надет шлем с закрывавшей лицо полумаской, и поэтому определить его расовую принадлежность я не мог, но если судить по его телосложению, то он также был таргом.

Лена и Катя лежали возле костра связанные по рукам и ногам, а шаман пугал их каким-то предметом, заставлявшим девушек громко кричать. Рядом с шаманом два эльфа со спущенными до колен штанами, громко смеясь, демонстрировали девушкам свои причиндалы. В стороне от этой компании стоял огромный тарг и равнодушно наблюдал за происходящим, не принимая непосредственного участия в действии. В данный момент прямой угрозы жизни девушек не было, а их крик был явно рассчитан на то, чтобы выманить на берег возможных их спутников. Эльфы от природы хорошие следопыты и наверняка уже определили по следам на берегу, что женщины были не одни. Я решил не форсировать события, а сделать вид, что попался на уловку шамана, и подловить противника на этом, но события пошли по другому сценарию.

Шаману, наверное, надоело пугать женщин, и он, что-то сказав эльфам, отошел в сторону. Эльфы сразу приступили к выполнению своих похотливых намерений и, разрезав веревки на ногах пленниц, начали их раздевать. Двое навалились на брыкающуюся Лену, а третий эльф начал вытряхивать из штанов Катю. Мои планы сразу пошли прахом, и я, цепляясь за ветви кустов, растущих на обрыве, начал быстро спускаться вниз.

Спуск занял всего несколько секунд, но бесшумно спуститься мне не удалось. Первым меня заметил шаман, который начал делать какие-то пасы руками, и в меня полетел зеленый сгусток магической энергии, похожий на небольшой файербол. Я погрузился в транс и ускорился с помощью магии, а поэтому легко увернулся от опасного сгустка магии.

Еще с Геона мне было известно, что магическая защита плохо задерживает камень, и, зная об этом, афры охотились на меня, пользуясь стрелами с каменными наконечниками. Правда, каменный наконечник не пробивает даже кожаную броню, поэтому маги не особо боятся таких стрел и часто используют легкие кожаные доспехи.

В ответ на магическую атаку я бросил в шамана подвернувшийся под руку булыжник, ускорив его магией. Стрелу или меч магическая защита наверняка бы остановила, но пятикилограммовый булыжник легко пробил защиту и врезался шаману прямо в лоб, только ноги в воздухе мелькнули. Расправившись с шаманом, я сразу переключился на эльфов, которые, застегивая на ходу штаны, бросились к своим лукам. Мне позарез был нужен хотя бы один язык, поэтому я попытался перебить эльфам ноги камнями. Первый эльф сразу рухнул с раздробленным коленом, а второй неудачно увернулся и поймал камень в висок. Третий гаденыш оказался на редкость шустрым, и я достал его только на середине реки, когда он вынырнул на поверхность, чтобы вдохнуть воздуха. Булыжник попал эльфу в затылок и отправил его на корм рыбам.

– Хуман, ты хороший воин! Поэтому я убью тебя быстро! – услышал я за спиной громоподобный голос тарга.

Только в этот момент я сообразил, что огромный тарг не вступил в бой на стороне шамана и эльфов, когда я разбирался с ними. Слова были произнесены на ломаном таргском языке, который я неплохо выучил на Геоне, беседуя с Первым. Не все слова мне были знакомы, но общий смысл сказанного был вполне понятен.

– Ну, тогда потанцуем? – ответил я на таргском и поднял с земли очередной булыжник.

– А ты, хуман, оказывается, наглец! Поэтому Грым передумал и будет убивать тебя медленно!

Слова тарга очень меня удивили, но я не ослабил концентрации и медленно двигался на противника, обходя его по дуге.

– Грым, а почему ты назвал меня хуманом? – спросил я тарга, поднимавшего огромный бронзовый топор.

– Ты меня за дурака считаешь? Я вижу на твоих плечах родовые знаки хуманов. У тебя два знака, а это значит, что ты вождь. Убить вождя хуманов мало кому удавалось, поэтому Грым сдерет с тебя шкуру и повесит ее у себя в доме. Многие воины народа урукхай захотят услышать рассказ о том, как долго я тебя убивал.

У меня не было никакого желания соревноваться с Грымом в боевых искусствах, а поэтому я сначала собирался убить его магией, но теперь решил оставить в живых столь ценного собеседника. Мне как воздух нужна была информация об этом мире, а ради нее я был готов рискнуть даже головой.

Со стороны наше противостояние выглядело как бой Давида с Голиафом, где я пытался изобразить из себя Давида. Грым оказался выше меня на две головы и был одет в кожаные доспехи, усиленные кольчужными вставками и бронзовыми пластинами. Игорь Столяров шел в бой с голым торсом, а из брони на мне были только пузырящиеся на коленках тренировочные штаны. Оружием мне служили бронзовый кинжал и булыжник в левой руке, а от одного только вида огромного топора Грыма у меня шел мороз по коже.

– Дядя Игорь, беги! – пискнула за спиной Катя.

Я краем глаза посмотрел на своих женщин и процедил сквозь зубы:

– Сидите тихо и не вздумайте меня спасать! Я сейчас уделаю это чудо, и мы будем обедать.

Мы кружили с таргом по пляжу около минуты, изучая друг друга, а затем я бросил кинжал в голову Грыма. Лезвие топора легко отразило бросок, но это был только отвлекающий маневр. Булыжник со свистом врезался в колено тарга, и его правую ногу вывернуло в суставе в обратную сторону. Тарг рухнул на землю и, вцепившись руками в сломанную ногу, потерял сознание от болевого шока. Я связал Грыму руки за спиной и, убедившись, что тарг уже не опасен, поднял с земли его топор и направился к раненому эльфу. Ушастый добросовестно притворялся покойником, но я определил по его ауре, что он жив и в сознании. Этот идиот спрятал в рукаве нож и собирался прирезать меня, когда я подойду поближе, но фокус не удался. Я пнул эльфа по сломанной ноге, и ему сразу стало не до меня. Дождавшись, когда он проорется, я упаковал его так же, как тарга, а для страховки усыпил магией. Затем собрал валявшееся на поле боя оружие и подошел к женщинам.

– Девочки, с вами все в порядке? Эти уроды вас не ранили? – присев на корточки, спросил я у Лены.

– Нет, мы целы, нас только сильно напугал вон тот выродок, которого ты убил первым. Правда, нас попытались изнасиловать, но ты подоспел вовремя и всех поубивал. Эти сволочи на нас всю одежду порвали, и нам нечем даже прикрыться, – пожаловалась Лена.

– Лена, ты, как всегда, преувеличиваешь – я убил не всех, а только десятерых. Двое пока живы, и после обеда я ими займусь вплотную. Кстати, а чем вас так напугал шаман?

– У него в сумке на поясе живая змея, и, чтобы мы громче кричали, он совал ее нам в лицо. Прямо садист какой-то, а не человек. Они нас и так уже в плен захватили, так зачем же еще и издеваться? – возмущалась девушка.

– Лена, ты даже не представляешь, насколько права. Вы попали в плен не к людям, а к таргам и эльфам, поэтому к ним нельзя подходить с мерками земной морали! Хотя если бы на их месте оказались люди, то они обошлись бы с вами намного хуже. Мы попали в Средневековье, и здесь правит грубая сила, а галантные рыцари живут только в исторических романах. Мы перенеслись в мир меча и магии, и наша основная задача – выжить!

– Дядя Игорь, здесь только четверо убитых, а ты сказал, что убил десять человек. Ты не ошибся? – вмешалась в разговор Катя.

– В кустах над обрывом лежат трупы трех таргов, а в километре отсюда я убил еще троих. От места переноса по нашему следу шли три поисковых отряда, и сегодня утром они нас догнали. Когда я отправился строить плот, на меня напал один из этих отрядов. Мне удалось отбиться, и я сразу побежал к вам на выручку. Шаман специально заставлял вас громко кричать, чтобы я бросился вам на помощь и попал в засаду, но тарги не знали, что выбрали себе цель не по зубам. Девочки, вы собирайте дрова для костра, а я наловлю рыбы. Ночью мы должны уплыть отсюда на плоту, и у нас сегодня будет много работы.

Через час мы пообедали и занялись мародерством. Вскоре все трупы, за исключением шамана, были раздеты догола, и я решил приступить к допросу пленных.

– Дядя Игорь, а почему мы не раздели шамана? У него должно быть много полезных магических артефактов, – удивленно спросила Катя.

– Вот потому мы его и не раздели, что у него много магических артефактов. От незнакомой магии лучше держаться подальше. Мертвый маг зачастую опаснее живого, хорошо запомните это, девочки. Вы меня поняли?

– Да, – хором ответили Катя и Лена.

– Ну, если поняли, то соберите трофейную одежду и выберите себе обувь, штаны и куртки. Я понимаю, что одежда вам не по размеру, но другой у нас нет. Я сейчас начну допрашивать пленных, и вам лучше этого не видеть, зрелище будет не для слабонервных.

– Дядя Игорь, ты будешь пытать раненых? Этого делать нельзя, мы же не фашисты, чтобы так поступать! – заявила Катя, одарив меня возмущенным взглядом.

Я хотел отчитать племянницу, но за меня это сделала Лена:

– Нет, он будет с ними в ладушки играть! Ты забыла, как вон тот урод с тебя джинсы стаскивал? Так что бери вещи и пойдем вон за те кустики и не будем лезть в мужские дела! Он нам, идиоткам, жизнь спасает и нянчится, как с детьми. Игорь меня на горбу целый день тащил, хотя имел полное право бросить. Он нас кормит, поит и спать укладывает, а ты ему нотации читаешь. Мы здесь в гостях, а он у себя дома, поэтому ему лучше знать, какие здесь законы и что делать с пленными!

«Что жизнь на природе делает с человеком! Вчера еще Лена грозилась меня сурово наказать, а сегодня уже защищает от Кати. Глядишь, скоро из стервы превратится в нормального человека», – подумал я, глядя ей вслед.

После того как женщины ушли, я сосредоточился и постарался полностью успокоить нервы. Когда мне это удалось, я привел в чувство тарга. Мне почему-то не хотелось сразу рыться у пленного в мозгах. Местная магия была мне незнакома, и я не знал, какие блоки могут стоять в голове Грыма. Поэтому я решил сначала допросить его обычными методами, а уже затем залезть пленнику в голову.

– Грым, ты храбрый воин, и я не хочу тебя мучить, а поэтому если ты ответишь на мои вопросы, то я зарежу тебя не больно, – выдал я фразу из кинофильма «Место встречи изменить нельзя».

Тарг без страха смотрел мне в глаза, но сообразил, что я все равно заставлю его отвечать на вопросы. Грым был опытным воином и сам не раз допрашивал пленных с пристрастием, а поэтому отлично знал, что его откровенность только вопрос времени и боли. Понимая ситуацию, в которой он оказался, Грым не стал играть со мной в молчанку и ответил на все вопросы.

(обратно)

Глава 8

Я вытащил кинжал из шеи орка и вытер кровь о его куртку. Именно орка, а не тарга, потому что Грым принадлежал к народу урукхай и был вождем племени истинных орков. Пленник ответил на мои вопросы, поэтому я его не обманул и убил раньше, чем его мозг разрушился от ментального сканирования, после которого допрашиваемый умирал в чудовищных муках. Допрос был закончен, и огромный массив информации уже раскладывался по полочкам в моем сознании. Вместе с новыми знаниями пришла и дикая головная боль, постоянная спутница скачивания информации из мозга другого разумного существа. К счастью, из моего носа потекла кровь, и боль начала стихать. Я встал на ноги и, шатаясь как пьяный, направился к реке, чтобы умыться. Холодная вода остановила кровотечение и помогла окончательно справиться с головной болью. Я не устранил причину боли, но сумел с помощью магии блокировать болевые ощущения. Хотя мозги в моей голове словно замерзли, ко мне вернулась способность мыслить. Несмотря на отвратительную физическую форму, я был счастлив, как человек, выигравший миллион по трамвайному билету, потому что душа освободилась от главного греха в моей жизни.

Допрос Грыма занял много времени, уже начало темнеть. Допрашивать второго пленника я не мог физически и поэтому решил отложить это до утра. Информация, которую я мог получить от полукровки, ошибочно принятого мной за эльфа, была не очень важна и могла подождать.

Я проверил путы на спящем пленнике и направился к костру, возле которого сидели Катя и Лена. Девушки были заняты подгонкой под себя трофейной одежды и не сразу обратили на меня внимание.

– Как успехи, красавицы? – спросил я их, улыбаясь, как идиот.

– С куртками и штанами вроде разобрались, но мокасины эльфов нам очень велики. Что удалось узнать у пленника? – спросила Лена.

– С мокасинами я вам помогу, а новостей очень много! С какой начать?

– Начни с хорошей, а то в последнее время сплошные ужасы и убийства. Ты и сейчас весь в крови пленника, которого запытал до смерти, а улыбаешься, будто сходил на кинокомедию! Неужели в тебе нет ни капли жалости? Дядя Игорь, я тебя боюсь! – вмешалась в разговор Катя.

– Катенька, жизнь полосатая, как зебра, – то черная полоса, то белая. Мир жесток, но сегодня не повезло нашим врагам, и мы победили. Да, я зарезал Грыма, избавив его от мучений, чем оказал орку большую услугу. Если бы сегодня повезло оркам, то мы прокляли бы день, когда появились на свет. Кстати, Грым собирался содрать с меня живого шкуру и повесить на стену у себя в доме. Когда появится свободное время, я покажу тебе видеообраз того, что собирались сделать с вами шаманы орков. Заранее советую тебе запастись памперсами, от такого зрелища можно остаться заикой! Однако на данный момент черная полоса для нас закончилась и началась полоса белая! Новости у меня только хорошие, очень хорошие и замечательные. С какой начать?

– Игорь, не томи душу и начни с замечательной новости! – заявила Лена.

– Начну по порядку. Мы действительно перенеслись в другой мир, но это не Геон, о котором Катя слышала от меня. Этот мир называется Орканией и населен в основном орками, которые практически полностью его захватили. Далеко на западе находится долина Врат, в которой орки зажали остатки народа эльфов, а на юго-востоке, в горной котловине, называемой Далранской долиной, сохранилось небольшое королевство людей, которые с помощью своих магов с трудом отбиваются от полчищ орков.

– И чего в этом хорошего? – спросила Катя.

– Хорошо то, что в этом мире у нас есть верные друзья и союзники! Катя, ты помнишь, что я тебе рассказывал о гибели народа хуманов на взорвавшемся Таноле?

– Танол – это остров, на котором ты бросил свой народ на погибель, а сам уплыл с Виканой на корабле? – ехидно спросила Катя.

Слова племянницы резанули ножом по сердцу, и я очень пожалел о том, что был с нею слишком откровенен. Женские языки подчас острее сабли и наносят такие раны, от которых легко может умереть душа мужчины. При этом они абсолютно не отдают себе отчета в своих словах и очень удивляются, когда мужчины отвечают на слова действием. Однако я сдержал эмоции и не врезал Кате по шее за оскорбление, а спокойно ответил:

– Катя, ты абсолютно права – это именно тот остров. Спасибо тебе за напоминание, но это был последний случай, когда я открыл тебе душу. Язык мой – враг мой!

– Ой, дядя Игорь, прости меня, пожалуйста, я не хотела тебя обидеть! – жалобно заскулила Катя, но поезд уже ушел.

– Катя, хватит причитать, все нормально! Так на чем я остановился?

– Ты говорил про остров Танол, – напомнила Лена.

– Так вот, Танол не погиб полностью во время взрыва, а большая его часть перенеслась на Орканию. Остров перенесся в Южное море недалеко от побережья Далранской долины. При переносе выжили хуманы из моего клана, которых я считал погибшими, а также много других жителей острова. Грым рассказал, что у хуманов только воинов более семи тысяч, а общее население Нового Танола больше втрое! Это само по себе прекрасная новость, но самое замечательное для нас известие это то, что Великим князем хуманов является мой побратим Колин! – Я торжественно произнес эти слова и стал ждать ответной реакции.

Однако девушки не поняли моей радости и смотрели на меня с недоумением. Наконец, после затянувшейся паузы Лена решилась задать вопрос:

– И чем это тебя так обрадовало и какая нам от этого выгода?

– Лена, ты ничего не знаешь о моей жизни на Геоне, поэтому не поняла сказанных мною слов. Это на Земле я Игорь Столяров и профессиональный игрок в гольф и покер. На Геоне меня звали Ингаром, и я был Великим князем эльфов и народа хуманов. Если мерить земными мерками, то это должность близкая по статусу должности президента России или США. Я несколько лет вел на Геоне войну на выживание и практически победил в ней, но одна-единственная ошибка превратила победу в поражение, и меня выбросило с Геона обратно на Землю.

Три года на Земле я мечтал о том, чтобы вернуться назад и воссоединиться с семьей, но не знал, как это сделать, и практически потерял надежду. В день нашего с тобой знакомства я не подозревал, что у меня появится такая возможность, и совершил ошибку, за которую сейчас расплачиваешься ты. Лена, мне нет оправданий, но я тебе не врал, когда говорил, что у меня четверо детей и две жены. На стене в моей спальне ты видела портреты моих жен – Виканы и Эланриль. Они эльфийские принцессы, а теперь уже и Великие княгини эльфов. Викана родила мне двойняшек – Стасика и Дэю, а Эланриль была беременна перед моим переносом на Землю. Когда нас забросило на Орканию, я очень боялся за вас с Катей, отлично понимая, что у земных женщин практически нет никаких шансов выжить в этом мире. Лена, я очень сильный маг, хотя и самоучка. Мне удавалось выживать в намного более тяжелых условиях, но защитить вас в одиночку у меня не было никакой возможности. В открытом бою меня сложно победить, потому что князь Ингар – ходячая атомная бомба. Я проиграл войну только потому, что меня предали, но я выжил. На Геоне мне доводилось сжигать города и уничтожать целые армии, но убить тысячу человек во много раз проще, чем защитить двух беспомощных женщин. Я радуюсь, как идиот, потому что выжили мои друзья, которых я считал погибшими, и теперь у меня появилась возможность исправить сделанные мной ошибки. У нас впереди длинная и опасная дорога, в которой мы можем погибнуть, но теперь у нас есть конкретная цель, а дорогу осилит только идущий по ней! Давайте поужинаем и ляжем спать, я вымотался до последней крайности, и мне нужен отдых.

– Игорь... – начала Лена, но я ее прервал:

– Девочки, зовите меня Ингаром, мы не на Земле, и Игоря Столярова уже нет. Меня здесь знают как князя Ингара, да и я сам давно себя так называю.

– Ладно, пусть будет Ингар. Ты ложись спать, а мы с Катей будем караулить по очереди. Не беспокойся, на этот раз мы не проспим все на свете.

– Лена, возьмите эльфийские мечи, а если пленный очухается, то сразу будите меня. Полукровка очень хитер и может попытаться вас обмануть, чтобы сбежать. Если что пойдет не так, то рубите его к чертовой матери, все равно пользы от него ноль, а после допроса он умрет.

– Ингар, спи спокойно, я позабочусь о пленном. Этот гад лапал меня, как шлюху, причиндалы свои в лицо совал и смеялся. Прирезать эту тварь у меня рука не дрогнет! Я не такая пацифистка, как Катя, и сумею за себя постоять! Пусть только дернется, я его вскрою, как лягушку на уроке зоологии!

– Почему это я пацифистка? Я в медицинском учусь и трупов давно перестала бояться. Я сама кого хочешь вскрою! – возмущенно заявила Катя в ответ на реплику Лены.

Ситуация начала накаляться, и мирный разговор грозил перерасти в скандал.

– Цыц, курицы! Вы еще подеритесь между собой, выясняя, кто первым пойдет вскрывать полукровку! Вы снова не засните на посту, а то нас самих орки вскроют, как лягушек! – решил я напугать девушек, чтобы прекратить скандал, хотя прекрасно знал, что в округе не осталось ни одного живого орка.

Девушки угомонились, а я свернулся калачиком у костра и практически сразу заснул. Всю ночь в голове мелькали воспоминания Грыма, которые сортировало мое сознание и распихивало их по различным отделам мозга. Как бы то ни было, но за ночь мне удалось хорошо выспаться, а головная боль полностью ушла.

Утренняя прохлада и сырость разбудили меня перед самым рассветом. Я сел, протирая глаза, и осмотрелся. Костер практически погас, и едва тлеющие угли уже не грели. Напротив меня стоически боролась со сном Катя, сон почти одержал над ней победу, но девушка еще держалась на краешке сознания.

– Катя, ложись спать, я уже проснулся, – сказал я племяннице, и она, услышав мои слова, сразу провалилась в сон.

Я накрыл Катю трофейной курткой и отправился умываться. В предрассветном небе не было видно ни облачка, и настроение у меня соответствовало погоде. Магическое сканирование не обнаружило опасности, и можно было смело приступать к выполнению намеченного плана.

Пока мои девушки спали, я вытряс из полукровки нужные мне сведения, а потом утопил мертвое тело в реке. Ушастый полуорк рассказал мне, где спрятаны их походные мешки с имуществом, и я быстро перетаскал в лагерь запасы орков. Из кучи трофейного добра я выбрал себе оружие и подходящую по размеру одежду. Качество трофеев меня не радовало, потому пришлось остановить свой выбор на оркской подделке под эльфийский лук и похожем на катану мече из плохой стали. Через некоторое время проснулась Лена и стала помогать мне загружать котомки продуктами и другими мелочами, необходимыми в походе.

Когда мы с Леной потрошили походные мешки орков, то обнаружили карту Оркании, и теперь у меня появилось некоторое представление о мире, в который нас занесло. Карта была самодельной и больше походила на рисунок ребенка, но другой у нас не было. Геонские карты тоже особым качеством не отличались, но я давно научился ими пользоваться. Все надписи на карте были сделаны на древнеэльфийском языке, поэтому мне удалось разобрать смысл сделанных на ней надписей. В этой работе мне очень помогала информация, скачанная из мозга Грыма, потому что когда у меня появлялись затруднения с переводом, то значение слов само всплывало в мозгу, однако некоторые обозначения и значки мне так и не удалось расшифровать. Важные ориентиры были обозначены в виде рисунков с надписями, а расстояние на карте указывалось в дневных переходах, в общем, все старо как мир. Изучив карту, я понял, в каком направлении нам нужно идти, и наметил предварительный маршрут.

К полудню наш отряд был полностью экипирован, и я построил свое воинство, чтобы в последний раз убедиться в том, что мы ничего не забыли. Девушки выглядели очень забавно в наспех подогнанных по размеру куртках и штанах, но эта неказистая одежда могла выдержать длительный переход по тайге. Я твердой рукой отобрал у Кати лук и колчан со стрелами, а у Лены вторую катану и оставил им в качестве оружия только ножи. Девушки начали возмущаться тем, что их разоружили, но я быстро прекратил этот балаган, предложив Кате выстрелить из лука, а Лене пару минут помахать мечом.

Сколько Катя ни пыжилась, но так и не смогла полностью натянуть тетиву боевого лука, а выпущенная ею стрела воткнулась в землю всего в пяти шагах от доморощенной амазонки. Лене повезло еще меньше, потому что она только чудом не отрубила себе ногу, размахивая мечом, словно шваброй. Убедившись в моей правоте, девушки расстались с оружием, которое по моему приказу выбросили в реку. Затем мы обсудили порядок движения и определили условные сигналы, подаваемые в лесу. Я показал девушкам наш маршрут на трофейной карте и рассказал об основных ориентирах, которые встретятся на нашем пути.

Сначала я намеревался вести свой отряд к эльфам в долину Врат, потому что до нее было гораздо ближе, чем до Нового Танола, конечно если верить карте. Однако сведения, скачанные из памяти полукровки, указывали на то, что мы не сможем перебраться через окружающие долину неприступные горы, а у их подножия рыскают многочисленные патрули. Правда, имелась и хорошая дорога в эльфийскую долину, она проходила от замка Форност до Оркомара, а затем через ущелье между Дарнасом и Эшторилом, но там шла вялотекущая война между эльфами и орками, поэтому соваться туда было слишком опасно даже для меня. Прикинув наши шансы пробиться к эльфам, я понял, что нужно пробираться на Новый Танол к Колину. Дорога по тайге могла занять пару месяцев, но в лесу я хотя бы смогу защитить Катю и Лену, а заодно девушки наберутся опыта выживания и получат первые навыки владения магией.

То, что у Кати и Лены появились магические способности, я понял сразу после боя с орками, когда сканировал их организм в поисках повреждений внутренних органов и переломов. К счастью, физически девушки не пострадали, но я заметил значительные изменения в их аурах. Что-то подобное, наверное, произошло и со мной, когда я перенесся на Геон. Однако я узнал о своих способностях случайно, и мне неоткуда было ждать помощи, а у Лены и Кати есть наставник.

В данный момент девушки энергетически не могли даже зажечь свечу, но если судить по скорости изменения их аур, то через месяц-другой они будут способны наносить смертельные магические удары. Форсировать этот процесс я не собирался, чтобы не разочаровывать девушек возможными неудачами, и пока только обдумывал план их обучения.

Весь первый день нашего похода мы старательно запутывали следы, чтобы сбить со следа возможных преследователей. Девушки добросовестно выполняли все мои приказы, но толку от их стараний было мало. Отсутствие опыта сводило насмарку все наши труды по сокрытию следов, и в результате мы только без толку измучились. Поэтому, когда отряд вышел к реке, которая была обозначена на карте как река Оргун, я занялся постройкой плота, чтобы преследователи решили, что мы уплыли вниз по течению. Девушки, вымотанные дневным переходом, спали как убитые, а я практически всю ночь резал деревья на бревна лучом Силы и таскал их к реке.

К утру примитивный плот был готов, и мы успешно переправились на нем на противоположный берег. После я разрезал прутья лозы, которыми были связаны бревна, и оттолкнул их подальше от берега. Избавившись от плота, я повел свой отряд вверх по течению реки по кромке воды, не выходя на сушу. К полудню Катя и Лена устали настолько, что начали спотыкаться на каждом шагу, и мне пришлось объявить привал, хотя я не собирался этого делать. На карте этот район местности был выделен штриховкой с подписью, которую я перевел с эльфийского как «нежить».

У меня не было уверенности в том, что перевод соответствует понятию, которое я в него вкладывал, и вряд ли по берегу реки бродят скелеты и зомби, но нам все-таки стоило побыстрее покинуть это место. Пока девушки отдыхали в небольшом гроте, образовавшемся в завале из нескольких валунов, я решил проверить дорогу вверх по течению реки. Пробежав буквально полкилометра, я натолкнулся на развалившийся причал, рядом с которым из воды торчал остов затонувшей лодки. От причала в лес шла заросшая тропа, которая привела меня к заброшенной усадьбе, окруженной прогнившим частоколом. Магическое сканирование ничего опасного не обнаружило, и я осторожно пробрался во двор усадьбы через рухнувшие ворота. Усадьба состояла из двухэтажного дома и нескольких сараев, построенных вдоль частокола. Осмотр помещений ясно указывал на то, что дом был покинут давно и в спешке. Довольно ценные вещи были раскиданы по дому, словно хозяева очень торопились уйти из усадьбы и забрали только самое необходимое.

За то время, пока я бродил по дому, погода начала быстро портиться, и вскоре послышались раскаты грома. Мне пришлось срочно сворачивать обыск и возвращаться на берег реки за Катей и Леной. Убежище, в котором я оставил девушек, плохо защищало от дождя, поэтому девушкам было лучше переждать непогоду под крышей усадьбы.

Мои опасения насчет возможного дождя полностью оправдались, и, как только мы вошли в дом, на улице разразился настоящий ливень. Крыша дома давно прохудилась, но в одной из комнат было относительно сухо, и вода с потолка не капала. Я разогрел магией запасы еды, и мы после скромного ужина стали устраиваться на ночлег. Дверь в комнату я закрыл на засов и лег спать первым, чтобы заступить в караул после полуночи, однако буквально через час меня разбудили вопли ужаса. Дикие крики Кати и визг Лены выдернули меня из сладкого сна, и я, не понимая, что происходит, бросился к окну, возле которого надрывались девушки, а когда выглянул наружу, то к женскому визгу добавились мои громкие вопли.

Князь Ингар – лысый как коленка, поэтому у меня не встали дыбом волосы на голове, но в остальных местах, где волосы еще сохранились, они зашевелились, словно живые. Такого животного ужаса я не испытывал ни разу в жизни, хотя она иногда висела буквально на волоске. Я был морально готов к сражению с любым противником, но, увидев толпу скелетов, ломящихся в дом, реально чуть не обделался от страха. Катя и Лена истошно визжали, забившись в угол, а я ударил магией по скелетам, не экономя запасов Силы. Стену дома, на которую пришелся магический удар, вынесло, словно ее и не было, скелеты разлетелись в пыль, а на нас рухнул второй этаж усадьбы. Я едва успел отскочить в угол к девушкам, и наше убежище завалило обломками дома.

Слава богам, что в углу комнаты образовался маленький закуток и поэтому Катю и Лену не раздавило обломками. Правда, меня прилично приложило бревном по горбу, но для такого, как я, бугая подобный удар давно уже не был смертельным. Когда на меня перестала сыпаться труха и немного осела пыль, я занялся нашим спасением. Мне удалось проделать дыру в завале, через которую я вытащил Катю и Лену во двор. Девушки к этому моменту находились в бессознательном состоянии, поэтому не увидели кошмара, который надвигался на нас.

Мой магический удар разрушил приличный кусок частокола и прорубил большую просеку в лесу, но я истратил на этот удар весь запас магии, хотя и разнес в пыль большой отряд скелетов. Однако нежити уцелело еще много, и она толпой валила через пролом в частоколе. На этот раз я не заорал от страха, потому что сорвал голос в предыдущем крике, и, просто хрипло матерясь, бросился на врага, размахивая мечом. Мне показалось, что бой длится вечно. Я проявлял чудеса фехтовального искусства, уничтожая скелеты пачками. Мне удавалось одним ударом перерубать по нескольку исчадий ада, и меня с ног до головы покрывал прах от изрубленных костей. К несчастью, только после того, как окончательно выдохся, я начал соображать, что вокруг меня происходит.

Недобитых скелетов осталось всего полтора десятка, но мои силы полностью закончились, и катана стала неподъемной. В данный момент меня мог сбить с ног даже ребенок, а скелеты уже взяли меня в полукольцо. Когда ко мне подобрался первый скелет, я смог только пнуть его ногой в колено и закрыть глаза, готовясь к смерти, но меня не убили. От легкого удара нога скелета отвалилась, и он, рухнув на землю, превратился в кучу костей. Я дал пинка второму скелету, и тот тоже рассыпался в прах. Через пару минут мне удалось уничтожить последнего врага, и я, тяжело дыша, рухнул на землю.

Некоторое время у меня не было сил даже пошевелиться, поэтому мне пришлось лежа на земле восстанавливать силы и одновременно осмысливать произошедшее. Лежа в грязи, я сгорал от стыда, потому что на поверку бесстрашная битва с полчищами скелетов оказалась идиотским шоу, а мой героизм не стоил и выеденного яйца. Всю армию нежити можно было за пять минут разогнать обычным поленом, а я с перепуга скакал по двору, как Дон Кихот Ламанчский, сражающийся с мельницей. Именно в этот момент я до конца осознал поговорку «У страха глаза велики», потому что у меня самого от страха глаза вылезли на лоб. Хуже всего было то, что от моих штанов довольно сильно пованивало героизмом, и я, с трудом встав на ноги, поплелся к ближайшей луже смывать следы своего беспримерного мужества.

Кое-как прополоскав одежду, я занялся лежащими без сознания девушками. Мне удалось привести Лену и Катю в чувство, хотя я был магически пуст до донышка. Убедившись, что девушки вышли из шока, я рассказал об уничтожении армии скелетов и предложил им перебраться со двора в уцелевший сарай. Однако девушки уговорили меня покинуть развалины усадьбы, и мы отправились на берег реки, несмотря на темноту и моросящий дождь. Самочувствие было паршивым, к тому же через некоторое время поднялась температура, и меня начал бить озноб. Затем тело стало зудеть, словно меня посадили голым задом на муравейник, и я начал чесаться, как шелудивый пес. Вскоре терпеть этот зуд стало невозможно, и я, несмотря на поднявшуюся температуру, залез в реку, чтобы облегчить страдания. Холодная вода на некоторое время успокоила зуд, и мы продолжили путь. Когда мы добрались до грота среди камней и кое-как устроились на ночлег, я окончательно расклеился и, свернувшись калачиком в углу нашего убежища, провалился в тяжелое забытье.

(обратно)

Глава 9

Я подбросила в костер пару поленьев и повернулась к стонущему Игорю, который пятые сутки лежит в беспамятстве и борется со смертью. От некогда могучего мужчины остался только скелет, обтянутый кожей, которая практически вся покрыта зловонными язвами. Катя ушла на рыбалку в надежде убить острогой хотя бы пару рыбешек, чтобы мы раньше времени не померли с голоду. Худо-бедно, но племяннице Игоря пока удавалось обеспечить пропитанием наш маленький отряд, и уха, которой я должна накормить мечущегося в бреду Игоря, приготовлена из ее трофеев. За последние дни мне уже удалось освоиться с обязанностями сиделки, и я смогла затолкать в рот Игоря почти половину котелка вчерашней ухи. Затем я вымыла котелок и, горестно вздохнув, поставила его на очаг из камней, чтобы согреть воду.

Сейчас мне предстояло заняться самой неприятной частью своих обязанностей, выполняя которую мне с трудом удавалось сдерживать тошноту. Я откинула в сторону плащ, укрывавший грудь Игоря, и начала протирать травяным отваром покрытое язвами тело бывшего любовника. Траву для лечебного отвара нашла Катя, случайно запомнившая, что именно ее собирал Игорь для настойки, которой промывал мозоли и ссадины на наших ногах. Толку от этой процедуры не было практически никакого, но мы с Катей упорно продолжали лечение, прекрасно осознавая, что после смерти Игоря нам долго не прожить на этом свете. Первая же встреча с орками или скелетами закончится нашей гибелью, и вопрос стоит только в том, как долго и мучительно мы будем умирать.

Закончив чистить гнойники на груди больного, я перевернула его на бок и начала обрабатывать спину, задыхаясь от смрада гниющего человеческого тела. Смыв накопившийся за ночь слой гноя и коросты, я заметила, что некоторые язвы покрылись сухой корочкой и почти перестали гноиться. Это неожиданное наблюдение вселило в меня робкую надежду и на время вытащило из бездны отчаяния, в которую я все глубже проваливалась с момента переноса в этот кошмарный мир.

Чтобы закрепить успех лечения, я прополоскала в горячей воде пропитанную гноем тряпку и снова протерла тело Игоря отваром. Через полчаса мне удалось закончить работу, во время которой к горлу постоянно подкатывала волна тошноты, и укутала больного плащом. Теперь у меня появилась возможность передохнуть, и я, накинув на плечи трофейную куртку, стала дожидаться возвращения Кати. Племяннице Игоря уже давно пора было вернуться с рыбалки, но время шло, а ее все не было.

Немного согревшись, я задремала, но стоило мне только закрыть глаза, как голову сразу заполнили невеселые мысли, ставшие в последнее время единственной ниточкой, связывающей меня с реальностью. Все началось как обычно с самобичевания и набора стандартных женских причитаний. Как мне ни противно слушать вопли проснувшейся во мне вздорной бабы, но мне от этих глупых разговоров с самой собой почему-то становилось легче.

«О господи, за что мне это наказание? – начала я внутренний диалог. – Жила себе не тужила, имела все, о чем только может мечтать успешная женщина в тридцать лет, и на тебе – организовала себе бразильский любовный сериал и в придачу романтическое путешествие к черту на рога! Ведь чувствовала, что с Игорем не все в порядке и лучше держаться от такого мужчины подальше! Нет, сама приложила все силы, чтобы быть с ним рядом, а теперь пожинаю плоды своей глупости. А все ревность проклятая и бабская жадность! Ну конечно, почему такой классный мужик и не мой? Ну зачем я его искала и переехала к нему жить? Вполне можно было встречаться у меня или на нейтральной территории, а когда бы он исчез из моей жизни, просто поплакала и забыла бы все как кошмарный сон. А ведь Игорь меня предупреждал и рассказывал о себе правду. Хотя кто бы поверил в сказки о параллельных мирах, двух эльфийских женах и четверых детях? Как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отвалились, теперь нужно думать, как из этой ситуации выпутываться!»

Стоны Игоря отвлекли меня от невеселых раздумий, и я напоила его водой из фляги. Игорь жадно выпил всю воду, но в сознание так и не пришел, а через некоторое время утих на своем ложе. Я потрогала лоб больного и почувствовала, что температура у него спала, но хорошо это или плохо, я не знала. Лечением Игоря руководила Катя, которая закончила три курса медицинского института, а мне досталась роль медсестры и сиделки. Сначала мы решили, что Игорем будет заниматься Катя, но мой первый поход на охоту закончился вывихнутой ногой, которую мне вправила Катя, после чего наши роли поменялись.

День клонился к вечеру, и стало холодать. Я полностью закуталась в куртку и, подбросив в костер дрова, села у огня. Голова снова наполнились невеселыми мыслями, однако загрызть себя до смерти мне не удалось. У входа в наше убежище послышались шаги по воде, и в грот вошла Катя со связкой рыбы в руке.

– Лена, у нас неприятности! Нам нужно срочно уходить отсюда, – прямо с порога заявила девушка.

– Что случилось? – встревоженно спросила я.

– Я видела на той стороне реки три скелета, которые, кажется, искали брод. Если они переберутся на этот берег, то нам конец!

– А как же Игорь? Ты предлагаешь его бросить?

– Лена, ты свихнулась? Мы унесем его с собой!

– И как ты себе это представляешь? Мы его и с места не сдвинем, нам не утащить его на себе!

– Мы сделаем волокушу и вдвоем сумеем унести на ней Игоря. Я нашла в лесу старую заросшую дорогу, которая идет вдоль берега реки, по ней мы сможем уйти из зоны нежити. Если верить карте, то нам нужно пройти до безопасного места каких-то двадцать километров! Лена, ты упаковывай вещи и готовь Игоря к переноске. Я сбегаю проверю окрестности и срублю палки для носилок, а волокушу мы сделаем у дороги.

Катя вышла из грота и скрылась за скалой, а я стала упаковывать вещи. Идея тащить Игоря на носилках мне очень не нравилась, но я не стала возражать Кате, понимая, что мне ее не переубедить. От известия о появлении скелетов у меня буквально затряслись поджилки, а душа ушла в пятки. Внутри меня снова проснулись отголоски животного ужаса, который я испытала в заброшенной усадьбе, и я поняла, что нам с Катей остается только бежать отсюда сломя голову. Тащить тяжеленного мужика на горбу двадцать километров – задача невыполнимая, поэтому от гниющего полутрупа нужно срочно избавиться! Однако Катя – девушка непредсказуемая, и она наверняка не согласится бросить Игоря, поэтому мне остается только помочь ему умереть. Если бы у меня была хотя бы малейшая надежда вылечить Игоря, то я никогда даже и не подумала о том, чтобы лишить его жизни, но сейчас он стал для нас с Катей смертельной обузой.

Я стала обдумывать способ, которым можно упокоить бывшего любовника, ставшего причиной всех моих бед и несчастий. Простой способ лишить Игоря жизни пришел мне в голову довольно быстро. Легче всего было задушить находящегося без сознания человека, заткнув ему рот тряпкой. Следов на теле Игоря не останется, и его смерь будет выглядеть естественной.

Неожиданно мое сердце пронзила острая боль, и я поняла, что это совесть пытается удержать меня от убийства. Отдышавшись, я пересилила минутную слабость и зло ответила своему второму «я»: «Только ненужно делать из меня чудовище! Да, я когда-то любила Игоря, но теперь любовь испарилась, как утренний туман, а в душе остались только пепел и ненависть. Бог видит, что я не хочу смерти Игоря, но он и так обеими ногами в могиле, а у нас с Катей есть хотя бы призрачная надежда выжить! Хорошо быть доброй и ласковой, когда не надо ничего делать и ни за что отвечать! Если я проявлю слабость, то меня просто не станет, и тебе некого будет обвинять в жестокости!»

Закончив войну с совестью, я продолжила собирать вещи. Вскоре вернулась Катя с двумя палками в руках, с помощью которых мы изготовили подобие носилок, привязав к ним веревками два плаща. Сооружение получилось неказистым и хлипким, но пару часов должно было выдержать, а у дороги Катя обещала сделать волокушу. Мы перенесли Игоря на носилки и с трудом вытащили их из грота. Вопреки моим страхам, Игорь оказался на удивление легким и при его высоком росте весил всего килограммов шестьдесят – шестьдесят пять. Однако вместе с дорожными сумками наша ноша была неподъемной, и мы решили оставить сумки в гроте, а затем вернуться за ними.

Больше двух часов мы тащили Игоря на носилках, преодолев за это время меньше километра, а нам предстояло пройти еще двадцать. От изнеможения мы несколько раз роняли свою ношу, после чего Игорь перестал стонать в беспамятстве. Удары о землю не улучшили самочувствия больного, но наши силы тоже были не беспредельны, и скользкие от пота палки выскальзывали из рук. Когда я решила, что мои руки вот-вот оторвутся, мы наконец вышли к старой дороге, заросшей по колено травой.

Катя, немного передохнув, отправилась за сумками, а я решила привести в исполнение свой план, для которого наступил подходящий момент. У меня не было даже моральных сил дальше тащить проклятые носилки, поэтому совесть скромно помалкивала. Я страстно хотела жить, а гниющий на носилках труп стоял на пути к этой цели. Я взяла в руки тряпку и заткнула ею рот Игоря. Поначалу ничего не произошло, но через минуту тело Игоря выгнулось дугой, и он открыл глаза. Липкий пот потек у меня по спине, и я в ужасе прижала тряпку к лицу жертвы изо всех сил. Игорь начал задыхаться и попытался оторвать мои руки от своего лица, но я давила все сильнее, а силы Игоря таяли с каждой секундой.

Мощный удар отбросил меня в кусты, словно тряпичную куклу. Непонятная сила, словно кувалдой, ударила меня в грудь и выбила воздух из легких. Несколько минут я корчилась на земле и мучительно пыталась восстановить дыхание. Придорожные кусты были покрыты колючками, поэтому я выползла из кустов, словно ободранная кошками, и заплакала от обиды и боли.

Игорь сидел на носилках, раскачиваясь из стороны в сторону, и, глядя на меня мутным взглядом, спросил:

– Лена, это ты? Что со мной случилось? Я ничего не помню.

Слова Игоря дали мне надежду на то, что он не помнит, как я пыталась его убить, и, заливаясь слезами, ответила:

– Да, это я. Ты метался в бреду, а я пыталась тебя удержать, но ты меня ударил в живот с такой силой, что я улетела в кусты. Теперь у меня все внутри болит.

– Прости меня, Леночка, я не помню, как это произошло.

Прохрипев эти слова, Игорь повалился на бок, и его вырвало, затем он снова потерял сознание и начал бредить. На вторую пытку покушения у меня не осталось ни моральных, ни физических сил, а если сказать честно, то и смелости. Игорь, даже находясь в беспомощном состоянии, едва не прибил меня как муху, поэтому пусть судьба решает, жить ему или нет, а я умываю руки.

Вскоре вернулась Катя, и я рассказала ей свою версию произошедших событий и о том, что Игорь приходил в сознание. День клонился к вечеру, и продолжать путь стало невозможно. Поэтому мы оттащили носилки с Игорем в сторону от дороги и устроились на ночлег. Пока я готовила еду, Катя мастерила волокушу, затем мы вместе с ней обработали язвы на теле Игоря и накормили его обрыдшей уже ухой. Когда мы закончили все дела, уже окончательно стемнело. О ночном дежурстве не могло быть и речи, поэтому, доверив свою судьбу воле случая, мы заснули прямо на голой земле у прогоревшего костра.

Следующую неделю я помню только отрывками. Похоже, мы с Катей превратились в загнанных ломовых лошадей, которые тащили свой груз к недостижимой цели только по привычке. Игорь еще два раза приходил в сознание, однако вскоре опять впадал в забытье. Язвы на его теле начали подсыхать, но он был очень слаб, и мы не понимали, какие силы удерживают его среди живых.

К полудню седьмых суток мы доплелись до перекрестка, где лесная дорога пересекалась с наезженным трактом, на котором были хорошо видны следы лошадиных копыт и колеи от тележных колес. Следы оказались старыми, и их размыло дождем, но все равно они были оставлены не более месяца назад.

Мы решили сделать привал, а затем решать, куда идти дальше. За последние два дня мы довольно далеко ушли от кормившей нас реки, и запасы рыбы подошли к концу. После привала Катя собиралась вернуться к реке, чтобы наловить рыбы на несколько дней. Конечно, свежая рыба не могла храниться долго, но если ее поджарить, то мы смогли бы растянуть запасы на три-четыре дня. Пообедав остатками завтрака, мы покормили Игоря и повалились на траву. После еды нас разморило на солнышке, и мы незаметно для себя задремали, но выспаться нам было не суждено.

Чья-то грубая рука зажала мой рот, а затем мне заломили руки за спину. Через минуту я была связана по рукам и ногам, а во рту у меня торчал кляп из вонючей тряпки. Два здоровенных воина, похожие на киношных американских индейцев, оценивающе рассматривали меня, словно я была их охотничьим трофеем, и они решали, как быстрее содрать с меня шкуру. Вскоре к нам подошли еще два таких же Чингачгука и положили рядом со мной связанную Катю.

Я повернула голову в сторону носилок и увидела, как еще один воин грубо сбросил Игоря на землю и связывал ему руки. Игорь зашевелился и начал слабо сопротивляться. Воин ударил пленника по голове и продолжил заламывать ему руки. Неожиданно Игорь каким-то чудом вывернулся, и воин кувырком улетел в кусты, ударившись по дороге спиной о дерево. Индейцы, стоящие рядом со мной, мгновенно выхватили оружие и бросились на помощь пострадавшему товарищу. Непонятно, где полумертвый Игорь нашел в себе силы, чтобы оказать отпор, но оба воина отправились в кусты следом за своим товарищем.

Вид Игоря был ужасен, он стоял качаясь, словно дерево на ветру, и из уголка рта на его грудь текла почти черная струйка крови. Чудовищная гримаса исказила лицо Игоря, и было непонятно, это от боли или он так улыбается. Оставшиеся на ногах воины невольно отпрянули от живого мертвеца, который, казалось, восстал из ада. Однако они быстро перебороли свой страх и, обнажив мечи, медленно начали приближаться к безоружному Игорю.

Один из воинов что-то злобно крикнул на незнакомом языке и бросился в атаку. Что произошло дальше, я так и не поняла, потому что воин полетел на землю с вывернутой в плече рукой, а его меч оказался в руке у Игоря. Второй воин тоже ринулся в бой, но сразу получил рукоятью меча в лоб и свалился рядом с первым нападавшим.

Игорь, криво усмехнувшись, что-то сказал раненому воину на их же языке и отбросил меч в сторону. Воин стал бледнее смерти и, уткнувшись лбом в землю, что-то жалобно залопотал. Однако Игорь его уже не слышал, потому что у него горлом пошла кровь, и он, надрывно кашляя, упал на колени. Воин, несмотря на вывихнутую руку, бросился к Игорю и, сорвав с пояса флягу, стал заливать ему в рот какую-то жидкость. При этом он громко кричал на своих товарищей, которые только сейчас начали приходить в себя от оплеух, полученных от полуживого противника.

На поляне началась странная суета. Воин с вывернутой рукой отдавал приказы, а его подчиненные со всех ног бросились их исполнять. Два воина с сумасшедшей скоростью бросились бежать куда-то в лес, а остальные за несколько минут соорудили новые носилки и, положив на них Игоря, быстро понесли его за убежавшими воинами. Мы с Катей остались лежать связанными на перекрестке, потому что индейцы совершенно забыли о нашем существовании. Я, извиваясь как гусеница, пыталась подползти к Кате, чтобы вытащить хотя бы кляп изо рта, но из леса выбежал воин, который разрезал наши веревки, вынул кляпы и жестами приказал следовать за собой.

Мы следовали за воином, словно барашки на заклание, и я мысленно уже простилась с жизнью. Ни о какой попытке сбежать не могло быть и речи. Конвоирующий нас воин легко пресек бы любую попытку побега, а его пренебрежительное отношение к нам с Катей указывало на то, что он нас запросто прирежет и даже не поморщится.

Примерно через час нас окликнул часовой, который о чем-то переговорил с сопровождающим нас воином, и мы продолжили путь. Вскоре мы вышли на поляну у дороги, на которой расположился лагерем большой караван. Большинство обитателей лагеря столпились у большого шатра, и никто даже не повернул головы в нашу сторону. Конвоир провел нас к колонне повозок, растянувшейся вдоль дороги, и передал на руки двум молодым женщинам. После коротких переговоров с воином женщины брезгливо осмотрели нас с Катей и попытались с нами заговорить. Поняв, что мы не знаем их языка, они вытащили из повозки корзину с какими-то вещами и повели к ручью. Воин остался караулить на берегу, а женщины, приказав жестами раздеться, загнали нас в воду. Мы с Катей робко плескались в ручье, но смыть с себя накопившуюся грязь без помощи мыла не могли. Одна из женщин не выдержала такого зрелища и громко выказала свое неудовольствие нашим поведением. Затем она быстро скинула с себя одежду и, прихватив кувшин с какой-то жидкостью, залезла в воду. Это оказался местный шампунь, и женщина вылила его нам с Катей на голову. После этого она выдала нам мочалки из какой-то травы и стала помогать нам сдирать грязь. Через некоторое время к ней присоединилась вторая женщина, и дело пошло веселее.

Вскоре мы с Катей стали похожи на женщин, а не на комок грязи, и выбрались на берег. Женщины помогли нам вытереться и расчесать волосы, а затем нарядили в такие же, как у них, сарафаны. В качестве обуви мы получили индейские мокасины, которые легко были подогнаны по размеру с помощью кожаных ремешков. Когда мы одевались после купания, стороживший нас воин стал подглядывать из кустов. За это он сразу схлопотал мочалкой по наглой роже и убежал в лагерь от греха подальше.

После купания женщины отвели нас к своей повозке и накормили обедом. Я давно так вкусно и сытно не ела, поэтому сразу начала клевать носом. Женщины уложили нас под навесом рядом с телегой, и я моментально заснула без сновидений.

(обратно)

Глава 10

Сознание возвращалось ко мне медленно и как-то нехотя, словно я выныривал с огромной глубины на поверхность, к свету. После тяжелых травм мне уже доводилось испытывать похожие ощущения, и подсознательно я понимал, что смерть снова обошла меня стороной. Глаза никак не хотели открываться, но я хорошо слышал голоса, раздававшиеся рядом со мной. Кто-то тихо разговаривал на странной смеси меранского и эльфийского языка, и мне было понятно, о чем идет речь. Приоткрыв веки, я осмотрелся и увидел Арчера, который выяснял отношения с мужчиной в одежде, которая выдавала в нем мага. Труженики магического фронта всегда старались подчеркнуть свой статус и одевались не так, как обычные смертные. Поэтому мне пришла в голову идея не торопиться с воскрешением из мертвых и попытаться понять, что происходит, а также где я нахожусь.

– Благородный Артак, князь Ингар должен выжить во что бы то ни стало! Скажи, что тебе необходимо для того, чтобы его вылечить, и мои воины достанут это даже из-под земли!

– Арчер, ты уверен, что это князь Ингар? Этот полутруп вообще на человека не похож. Я в таком виде и родную мать не узнал бы.

– Это князь Ингар. Мы с ним знакомы еще по Геону. Я был начальником разведки клана «Желтая змея», когда он стал нашим князем. Такие клановые татуировки только у Ингара, да и он меня узнал, когда мы сошлись с ним в бою. Я давно уже не мальчик и прекрасно знаю, за какой конец держат меч, да и крови пролил – можно захлебнуться! Среди хуманов только Колин может победить меня один на один, но отделать в одиночку меня и моих четверых лучших разведчиков способен только князь Ингар! Ты не смотри, что от него остались только кожа да кости, князь даже в таком состоянии нас, дураков, пожалел и не стал убивать!

– Видимо, хуманы не настолько хороши, как о вас говорят, если вас победил этот мешок с костями, – ехидно ответил Артак.

– Слушай, маг, если бы ты не был нам нужен, то я заставил бы тебя подавиться своими словами! До появления хуманов на Оркании вы прятались по щелям, как крысы, и готовились к смерти! Орки давно бы уже захватили Далранскую долину, а с тебя содрали бы шкуру, и какой-нибудь шаман повесил бы ее у себя в шатре!

– Арчер, успокойся! Я неудачно пошутил и приношу свои извинения!

– Артак, ты оскорбил не меня, а князя Ингара! Видел бы ты его в настоящем бою, тогда бы поостерегся так шутить. На этот раз я прощаю тебе твои слова, но следи за своим языком, если не хочешь с ним расстаться! Артак, ты сильный маг, и надежда у нас только на тебя! Если Ингар умрет, то Колин нас всех живьем в землю закопает. Не томи душу, а скажи, что нам делать?

– Я сделаю все возможное для спасения князя Ингара, но я не бог. Князь недавно сражался с нежитью, и если судить по числу магических нитей, сосущих из него энергию, то перебил ее целую тучу. Арчер, тебе хорошо известно, что если убить скелет в ближнем бою, то луч магии смерти, связывающий нежить с преисподней, перекинется на его убийцу и будет высасывать из него жизненную силу! Любой житель Оркании, даже орки и эльфы, не могут противостоять магии оркских некромантов и гибнут, столкнувшись всего с одним скелетом! От магии Удорана нет спасения, только хуманы имеют иммунитет к магии смерти, и сильный воин может выжить после нападения пяти скелетов или зомби, но если в течение суток не оборвать лучи смерти, то воин умрет!

– А как же эликсир против нежити? Ты же сам мне говорил, что это хорошая защита от нее, или ты соврал?

– Арчер, эликсир не спасает от нежити, а отдаляет неминуемую смерть примерно на месяц! За это время можно провести обряд очищения, и воин, пострадавший от нежити, имеет шанс выжить. Увы, но эликсир помогает только хуманам с их природным иммунитетом, а для жителей Оркании он бесполезен. Потому что отдаляет смерть только на трое суток. Ни человек, ни орк, ни эльф просто не доживут до обряда, на подготовку которого требуется десять дней, даже если их положить в бочку с эликсиром! Я маг, но если я столкнусь с нежитью, то погибну, несмотря на всю свою магическую силу и эликсиры.

– Так проводи этот чертов обряд очищения, пока не поздно! Чего мы тут с тобой без толку лясы точим!

– Арчер, не кипятись! Я уже сделал все, что необходимо, и мои ученики уже ищут место, где есть источник магической энергии для проведения обряда. Мне удалось ослабить лучи смерти, связывающие Ингара с преисподней, насколько это возможно. Если бы проблема была только в этом, то у нас были бы большие шансы спасти князя. Сейчас главная беда в том, что во время боя с нежитью на кожу Ингара попал отравленный прах от костей скелетов. Этой отравой некроманты орков пропитывают тела своих погибших воинов, чтобы защитить от разложения, перед тем как поднять их из могилы. Яд очень сильный, и от него нет надежного противоядия. У меня есть только одна фляга с эликсиром, нейтрализующим этот яд, но, чтобы вылечить язвы на теле Ингара, нужно полностью погрузить его в этот эликсир. Травы для противоядия тоже уже ищут, но я не уверен, что мы сможем найти все необходимое в этом лесу.

– Маг, у тебя есть образцы этих трав?

– Увы, но только в сушеном виде. По сухим образцам несведущему человеку сложно узнать живые травы.

– Давай сушеные! Я покажу своим воинам, пусть собирают все похожие травы, а ты потом отсортируешь!

Я услышал, как зашуршал полог шатра, и увидел сквозь щелочку приоткрытых век, как маг вышел на улицу, а в шатре остался только Арчер.

– Ну, здравствуй, бродяга, – прохрипел я, пытаясь сесть на своем ложе. – Гляжу, вы уже похоронили князя Ингара? Однако я вынужден вас с Артаком расстроить: хрен вы дождетесь моей смерти!

– Ингар! Ты очнулся?! – удивленно воскликнул Арчер, отпрыгнув в сторону от неожиданности.

– Как видишь. К тому же я подслушал ваши с магом препирательства, и мне нужны разъяснения. Ты готов доложить о положении дел в клане после переноса с Геона?

– Конечно, мой князь, но я плохой рассказчик. Ингар, ты подскажи, с чего мне начать, и задавай наводящие вопросы, так мне будет легче.

– Для начала помоги мне сесть поудобнее, а то меня шатает, как пьяного.

Арчер подбежал ко мне и помог сесть, подложив подушку под мою спину, а затем вопросительно посмотрел на меня.

– Начни с того момента, когда я уплыл с Танола и бросил вас, как вы подумали, на произвол судьбы, – сказал я, чтобы помочь Арчеру начать свой рассказ.

– Ингар, мы никогда не думали, что ты нас бросил!

– Конечно же думали! Арчер, только не ври мне, я и сам не до конца был уверен в том, что у меня получится пробить портал на Орканию. Шансов на то, что вы выживете, практически не было, да я и сам чудом спасся в той катастрофе, – врал я без зазрения совести, потому что только таким способом мог снова взять под контроль народ хуманов.

– Значит, это ты сделал портал на Орканию и спас нас с гибнущего Танола? Я отрежу Ловкаю его поганый язык за то, что он сомневался в тебе!

– Арчер, не горячись! У Ловкая имелись серьезные основания сомневаться во мне, да я и сам был не до конца уверен в том, что у меня получилось спасти вас. Наверняка многие погибли в результате переноса, но у меня не было другого выбора. Рассказывай, как все произошло.

Арчер, вспомнив о погибших, угрюмо кивнул и начал рассказ:

– После того как уплыл твой корабль, мы продолжали вытаскивать людей из-под завалов и тушить пожары. Остров постоянно трясло, и наши труды шли насмарку, потому что рушились здания, выстоявшие до этого. Неожиданно землетрясение прекратилось и раздался подземный гул. Я увидел, как в горах в небо ударил огненный фонтан, а затем началось настоящее светопреставление. Солнце погасло, и все вокруг окутал светящийся голубой туман. Видимость была всего шагов тридцать, но вскоре туман немного рассеялся и наступило временное затишье, а затем появилась мерцающая арка, похожая на радугу. Никто из нас не понимал, что происходит, и люди начали собираться на набережной, где туман практически рассеялся. Однако затишье продолжалось недолго, и мы увидели, как из тумана стала накатываться земляная волна, которая гнала нас к арке. Только потом мы поняли, что светящаяся арка была порталом на Орканию. Мы бросились бежать со всех ног, потому что следом за земляной волной двигалась ревущая стена мрака, как мне показалось, из самой преисподней. Я обезумел от ужаса и толком не помню, как вырвался из этого ада. Мне повезло проскочить через портал одним из последних, и арка погасла сразу у меня за спиной.

В тот момент мы не знали, куда нас занесло, потому что вокруг было темно, как в могиле. Мы бродили в темноте, словно безумные слепцы, и спотыкались на каждом шагу, звали на помощь. К счастью, вскоре рассвело, и я случайно наткнулся на Колина, который, как потом оказалось, единственный, кто не потерял голову от страха. Он старался навести порядок в этом хаосе и приказал мне собрать небольшой отряд, чтобы прочесать окрестности в поисках выживших. К полудню нам удалось собрать вместе почти всех, кто успел пройти через портал. Под руководством Колина мы начали обустраивать лагерь и оказывать помощь раненым. Пока портал был открыт, через него успели пройти немногим более семисот человек. В основном это были взрослые мужчины и воины, среди выживших оказалось всего три десятка женщин и пятеро детей.

Колин отправил мой отряд на разведку, чтобы прояснить обстановку и попытаться найти местных жителей. Однако в часе ходьбы от лагеря мы наткнулись на большой отряд орков, уже начавших окружать наш лагерь. Я сразу отправил гонца в лагерь, чтобы предупредить Колина об опасности, а с оставшимися бойцами продолжил следить за передвижениями противника. Орки не знали, что мы их обнаружили, и старались скрытно замкнуть кольцо окружения. Это промедление стало для врага роковым, потому что мы успели подготовиться к битве и занять выгодную позицию.

Затем был бой, в котором нам удалось наголову разбить отряды противника и вырезать полторы тысячи зеленорожих. Орки не ожидали от нас такого отпора, понадеявшись на магию своих шаманов. Только потом мы узнали, что портал вывел нас на остров Мертвых, где у орков находилась магическая академия, в которой обучались их шаманы.

Допросив пленных, мы выяснили, что параллельно с нами на Орканию перенеслись еще несколько отрядов хуманов, которые ведут бои в различных частях острова. Колин, не раздумывая, приказал идти на выручку ближайшему отряду, и вскоре мы ударили оркам в тыл. Боги в этот день были на нашей стороне, потому что оборона острова Мертвых лежала на плечах шаманов, но их магия в тот день почему-то не действовала, и мы резали зеленорожих как кур! К концу первой недели нам удалось полностью захватить остров Мертвых, а также его столицу Удоран. Во время штурма Удорана была уничтожена практически вся магическая верхушка орков, которая являлась основной ударной силой их армии.

Одержав сокрушительную победу, мы начали обустраиваться на острове. В Удоране находилась магическая академия и мощный источник магической силы – основа мощи шаманов. Мы переименовали остров Мертвых в Новый Танол, а Удоран стал Ингардом в твою честь.

Арчер не успел закончить свой рассказ, потому что в шатер вернулся Артак, который, увидев меня сидящим на кровати, выронил из рук свою сумку.

– Ну что остолбенел, словно призрака увидел? Иди сюда, будем знакомиться. Тебя, как я понял, зовут Артаком, и ты вроде маг?

– Да, – сипло ответил удивленный Артак.

– Я – Ингар, Великий князь народа хуманов и эльфов на Геоне, а на Оркании пока только Великий князь хуманов. Однако это только пока, – нагло заявил я. – Кстати, я еще и маг по совместительству, значит, твой коллега.

Услышав мои слова, Арчер весь подобрался и надменно посмотрел на Артака, который втянул голову в плечи и, казалось, укоротился на полметра.

– Я очень рад знакомству с вашим величеством, о котором на Оркании ходят легенды. Теперь у нас появилась надежда расправиться с орками, которые черной магией и подлостью захватили Орканию, и она снова будет принадлежать людям!

– Тут ты не совсем прав! Оркания будет принадлежать хуманам, людям и эльфам. Я ради этого пришел в этот мир! – врал я напропалую, чтобы укрепить свой авторитет дешевыми понтами, пока маг не въехал, насколько я слаб.

– Простите, ваше величество, – униженно произнес Артак. – Я обычный армейский боевой маг и не разбираюсь в высокой политике, поэтому мне неизвестны ее хитросплетения.

– Артак, я на тебя не в обиде. Своим лечением ты очень помог мне восстановить силы, а возможно, и спас от смерти. Я таких услуг не забываю и умею быть благодарным. От тебя требуется только верность данному слову, надежные знания и магические навыки. Если я буду доволен твоей работой, то ты скоро перестанешь быть «обычным армейским боевым магом» и займешь в магической иерархии Оркании достойное место!

Артака буквально затрясло от проснувшихся в его душе надежд и желаний. Похоже, маг уже давно перестал мечтать о повышении, если его отправили бродить по лесам, набитым нежитью, с каким-то караваном.

– Ваше величество, я ваш душой и телом! Вы не пожалеете о том, что обратили на меня свое высокое внимание. Я не силен в магической теории и не сделал значительных магических открытий, но более опытного практика вам не найти! Никто из магов лучше меня не умеет бороться с нежитью, поэтому меня постоянно отправляют в дальние походы в Ледяную пустыню. Это мой седьмой поход, и мы снова возвращаемся с добычей, а кости придворных теоретиков давно бы уже белели в этих лесах!

– Артак, как я понял, ты принес образцы трав, которые нужны для моего излечения?

– Да, ваше величество.

– Закончи этот вопрос с Арчером и пришли ко мне женщин, которые были со мной. Это высокородные дамы из мира Земля. Екатерина – моя племянница, она уговорила меня показать ей другие миры, а сиятельная Елена любезно соизволила сопровождать меня на Орканию, чтобы решить, достоин ли этот мир ее высокого внимания.

Арчер неожиданно побледнел и, едва дослушав объяснения мага, схватил сумку с травами и пулей вылетел из шатра. Глядя вслед воину, я понял, что он испугался за своих бойцов, которые могли не оказать должного уважения моим женщинам, о которых я едва не забыл. Зная мой крутой нрав, он боялся того, что я буду скор на расправу и поотрываю виновным голову, если кто-то из его воинов обидел моих спутниц. Оставшись наедине с магом, я решил продолжить пополнять свои знания об Оркании, которые в данный момент были дороже золота.

– Артак, прикажи, чтобы мне принесли обед. А то я в последние дни питался только святым духом. Пока я буду утолять голод, ты мне расскажешь про местную нежить. Я впервые столкнулся с подобной разновидностью магии смерти и по незнанию наделал много ошибок.

– Ваше величество, я полностью в вашем распоряжении и расскажу все, что знаю.

После этих слов маг выскользнул из шатра и отдал какие-то распоряжения охране, а затем вернулся с двумя учениками и попросил разрешения меня осмотреть. Я был не против осмотра, потому что полностью выбился из сил и держался только на остатках характера. Маг с помощью двух учеников напоил меня какими-то отварами и обработал язвы на теле пахучей мазью. Затем Артак повесил на мою грудь магический амулет с зеленым камнем, и я почувствовал, как тело начало наполняться магической Силой.

– Артак, что за амулет ты повесил мне на шею? – спросил я мага.

– Ваше величество, это мой личный самагард, в котором я запасаю магическую энергию. Ваша аура истощена борьбой с лучами смерти, которые лишают вас жизненной силы. Я настроил самагард на вас, и он пополнит ваши запасы магии.

Я переключился на магическое зрение и осмотрел свое тело. Нежить практически лишила меня магических способностей, и несколько минут я был не в состоянии даже увидеть свою ауру. Самагард Артака вернул мне такую возможность, и я смог осмотреть повреждения, нанесенные моему организму магией нежити. Картина оказалась ужасающей! Моя аура зияла многочисленными дырами, и из нее высасывали энергию десятки тонких зеленых лучей, которые, извиваясь, как черви, уходили в землю. Самагард восполнял наносимый этими червями урон, но запас магии медленно таял, и его должно было хватить только на несколько часов. Я попытался отрезать одного из червей лучом Силы, и мне это удалось. Обрадованный наметившимся успехом, я продолжил работу, и вскоре последний червяк уполз в землю, перестав тянуть из меня жизненные силы. Затем я перекачал из самагарда весь оставшийся запас магии в свою ауру и вышел из транса.

Открыв глаза, я увидел, что Артак смотрит на меня разинув рот от удивления, и поэтому спросил его:

– Артак, я что-то пропустил? Чем вызван твой удивленный вид?

– Ваше величество, самагард!

– Что самагард?

– Он полностью пуст!

– Ну и что?

– В амулете была накоплена энергия, которую я запасал в течение года от самого мощного источника магии на Оркании! С помощью этой энергии можно разрушить магическую башню в Руане, а вы ее впитали всего за несколько минут! Теперь я не смогу провести обряд очищения!

Мне снова пришлось погрузиться в транс, чтобы проверить запасы Силы. Область в груди, где я накапливал магическую энергию, оказалась заполнена всего на треть, поэтому, вернувшись в обычное состояние, я успокоил Артака:

– Меня удивляют ваши опасения. Самагард пополнил мои запасы энергии меньше чем на треть. Когда я немного приду в себя, то заряжу самагард под завязку и верну тебе, мне нужен только подходящий источник магической энергии.

– Но этого просто не может быть! Никто не может впитать в себя столько энергии, она просто выжжет мага изнутри! – возразил маг.

– Артак, мне непонятно твое удивление, поэтому можешь снова осмотреть меня с помощью магии, я не буду мешать.

Артак сразу приступил к осмотру, а я внимательно контролировал его магические манипуляции. Мало ли что взбредет малознакомому магу в голову? Вскоре осмотр был закончен, и Артак, потрясенный его результатами, стал задавать вопросы. Однако я пресек его домогательства и потребовал принести заказанный обед.

Маг выпроводил из шатра одного из своих учеников, и через несколько минут в шатер начали заносить еду. Подстегиваемый голодом, я впился зубами в жареную оленью ногу, но сожрать все в одиночку мне не удалось. Сбылась древняя примета, что гости всегда приходят к обеду, и вскоре ко мне присоединились Лена и Катя. Моих женщин сопровождал бледный как смерть Арчер, который сразу смылся, испросив разрешения проверить караулы вокруг лагеря. Девушки были наряжены в подогнанные под их фигуры платья местного пошива и, едва поздоровавшись, тоже набросились на еду. Я же решил держать марку и совмещал приятное с полезным, допрашивая Артака о магии нежити и мире Оркании.

Через час я уже наелся до отрыжки и был в курсе политических реалий Оркании. Артак в общих чертах разъяснил мне, откуда произошла нежить и как с нею бороться. Вокруг этого вопроса было намешано много мифов и идиотских предположений, но некромантия основывалась на вполне понятных мне принципах. Нужно отдать должное магам Удорана, которые сумели совместить теоретические изыскания человеческих магов о природе жизненной энергии живых существ и практические знания оркских шаманов.

Полный желудок не располагал к активным телодвижениям, а моя голова уже не могла переваривать поток информации. Поэтому я, коротко расспросив женщин об их самочувствии и претензиях к обслуживающему персоналу, попросился баиньки. После кошмара последних дней скромный быт полевого лагеря хуманов показался девушкам верхом комфорта, и они хором заявили, что всем довольны. Правда, меня несколько озадачило странное поведение Лены, которая во время обеда скромно молчала, отвечая на вопросы односложными фразами. Временами я замечал ее испуганный взгляд, бросаемый на меня исподлобья, словно я представляю для нее смертельную опасность. Не зная причин странного поведения бывшей любовницы, я списал все на недавно перенесенный ею стресс, но маленькая червоточина в душе осталась.

Сославшись на тяжелые раны, полученные в боях с нежитью, и плохое самочувствие, я вытурил посетителей из шатра и забрался под одеяло.

День выдался для меня очень непростым, поэтому я мгновенно заснул, стоило моей голове коснуться подушки.

(обратно)

Глава 11

Утром я проснулся очень поздно, потому что Артак запретил меня беспокоить. Я сел на кровати и просканировал организм на предмет изменений после ночного самолечения. Особо радоваться мне было нечему, но некоторые успехи все-таки наметились. После того как магия нежити перестала тянуть из меня жизненные силы, организм на автомате начал залечивать травмы, но справиться с отравлением без посторонней помощи не мог. Печень, работавшая на пределе своих возможностей, распухла, и боль скручивала меня дугой от любого прикосновения к правому боку. Мне пришлось наложить блокаду на болевые сигналы, хотя это не устранило причину боли. Я вышел из шатра по естественным надобностям и зажмурился от яркого солнечного света. Ко мне сразу же подбежал Арчер и, глядя на мою кривую рожу, поинтересовался моим самочувствием. Я разъяснил ему ситуацию, и он проводил меня на край поляны, где было устроено отхожее место.

Затем мы вернулись к шатру, где я потребовал воды для умывания и завтрак, но появление Артака нарушило мои планы. Маг доложил, что готова ванна с противоядием, и я должен получить лечебную процедуру, пока отвар не потерял своих свойств. Мне ничего не оставалось, как отдать себя в руки местных эскулапов, и я направился следом за Артаком.

На берегу реки меня ждала сшитая из шкур импровизированная ванна, похожая на глубокие носилки. Хлипкое на вид сооружение было заполнено пахучим настоем, который ученики Артака подогревали с помощью раскаленных камней. Мне помогли раздеться догола и улечься в ванну. Вскоре моя кожа начала нестерпимо зудеть и чесаться, но маг заявил, что в этом нет ничего страшного и все идет по плану.

Почти два часа я отмокал в целебном настое, а за это время в меня влили полведра отвратительных на вкус эликсиров. Наконец неприятные процедуры закончились, и меня вынули из ванны. Я хотел смыть с себя остатки липкого настоя, но Артак запретил это делать, чтобы не прерывать лечебный эффект противоядия. Меня обрядили в длинную холщовую рубашку и чистый халат, после чего проводили к шатру, где уже был накрыт завтрак.

Лечебные процедуры усилили аппетит, и я набросился на еду, как голодный кот на «Вискас». После сытной еды меня разморило, и я снова заснул сном младенца. Разбудил меня голод и желание облегчиться. Пока накрывали обеденные столы, я решил навестить своих женщин и пригласить их составить мне компанию.

Мое величество передвигалось по лагерю с почетным эскортом, состоящим из Арчера и двух его воинов, что придавало значительности моей персоне. Однако остальные обитатели лагеря старались мне не докучать, хотя я чувствовал на себе любопытные взгляды.

Катю и Лену мы отыскали в шатре, стоящем недалеко от повозок каравана, растянувшихся вдоль дороги. Девушки перешивали на себя какую-то одежду и уже успешно общались с женщинами хуманов, хотя не знали меранского языка. Катя сразу бросилась мне на шею и едва не свалила на землю, настолько ее переполняли эмоции. Выдержав нападение племянницы, я поздоровался с присутствующими и стал выяснять у девушек, как они устроились и требуется ли им моя помощь. Катя уверила меня, что у нее все замечательно, и обрушила на меня восторги от радушия хуманов, которые их с Леной только что на руках не носили. Лена в этом разговоре участия не принимала и, потупив глаза, тихо сидела в углу шатра. Поведение бывшей любовницы меня насторожило, и я решил взять Лену на пушку, сделав вид, что мне известна тайна, которую она от меня скрывает. Я прервал водопад Катиных восторгов и, повернувшись к Лене, сказал:

– Лена, нам нужно с тобой серьезно поговорить. Катя, ты останься в шатре, а мы прогуляемся.

Лена медленно встала на ноги и обреченно поплелась следом за мной. Мы отошли за повозки, отгородившись ими от посторонних ушей и нежелательных зрителей. Я убедился, что рядом никого нет, и, пристально посмотрев Лене в глаза, заявил:

– Рассказывай!

– Что рассказывать? – буркнула Лена, пряча от меня глаза.

– Все рассказывай! Однако ты должна знать, что от твоей искренности зависит твоя судьба. Главное, не юли и не пытайся меня обмануть, я маг и легко отличу правду от лжи!

– Зачем мне что-то рассказывать, если ты и сам все вспомнил?

Это заявление Лены окончательно убедило меня в том, что она сделала какую-то гадость, когда я был без сознания. Поэтому я не стал с ней миндальничать и грубо приказал:

– Перед тем как принять решение, я хочу услышать твою версию событий. Явка с повинной облегчает наказание!

Лену будто ударило током, и она, злобно сверкнув глазами, ответила:

– Да, я пыталась тебя задушить, когда ты был без сознания! За нами гнались скелеты, и я до ужаса их испугалась, но мне не удалось тебя убить! У меня нет оправданий, хотя ты практически был мертвецом, а я спасала свою жизнь и жизнь Кати. Я думала, что у нас не хватит сил тащить твой труп двадцать километров, а скелеты были совсем рядом. Но ты, даже находясь в беспамятстве, едва не убил меня своей магией, и я упустила свой шанс! Сейчас я полностью в твоих руках и готова к смерти. Мне отлично известно, что тебе убить человека легче, чем высморкаться, но Елена Пореченкова не будет валяться у тебя в ногах и просить пощады! Мне наплевать на то, что меня ждет, но ты должен знать, что я раскаялась в своем преступлении и жестоко наказана муками совести! Каждую ночь ты стоишь у меня перед глазами, и я проклинаю себя за подлость и малодушие! Больше мне нечего тебе сказать! Действуй!

Исповедь Лены поразила меня, и я растерялся, не зная, как на все это реагировать. Душу захлестнула буря чувств, варьирующихся от жгучей ненависти до искренней жалости к женщине, которая загнала себя в безвыходный моральный тупик. У меня самого был период в жизни, когда я, обезумев от потоков пролитой крови, скатился до людоедства! Мне было хорошо знакомо состояние, когда умереть проще, чем жить, и ты уже поставил на себе жирный крест. Поэтому жалость перевесила ненависть, а чувства – трезвый расчет. Я понимал, что, возможно, совершаю непоправимую ошибку и впоследствии это может выйти мне боком, но я простил Лену. Совесть не позволила мне судить отчаявшуюся женщину, потому что на мне самом смертных грехов было как на сучке блох, и корчить из себя прокурора, слишком все это попахивало трусливой местью.

Мои раздумья продолжались несколько минут, но Лена покорно ждала моего приговора. На ее лице легко читались все чувства, бушевавшие в ее груди, и я понял, что она находится на грани безумия. Дальше терзать Лену ожиданием казни было слишком жестоко, поэтому я взял ее за плечи и, посмотрев в наполненные слезами глаза, сказал:

– Лена, мне трудно говорить на эту тему, потому что я человек действия и мне проще убить, нежели достучаться до чужой души. Я не знаю, поймешь ли ты меня правильно, но у меня нет морального права тебя судить. Ты запуталась в своих страхах и поступила так от отчаяния, но прошу больше не делать таких ошибок. Я прощаю тебе попытку меня убить и не буду терзать твою душу упреками. Мне доводилось совершать куда более чудовищные преступления, от которых теперь не отмыться. Чувства, схожие с твоими, я уже испытывал, и мне хорошо известно, насколько можно быть беспощадным к самому себе. Я понимаю, что страх заставляет тебя меня ненавидеть, но я тебе не враг.

Главная опасность в том, что твоими страхами могут воспользоваться мои враги, которые могут втянуть тебя в какую-нибудь авантюру. Магический мир жесток и беспощаден, и в результате твоей ошибки могут пострадать близкие мне люди, а их гибели я не прощу никому! Лена, мы были с тобой близки, и нас до сих пор связывают очень непростые чувства. Я даю тебе слово, что сделаю все для того, чтобы ты была счастлива! Вернуть тебя на Землю я пока не в состоянии, и ты можешь остаться здесь навсегда. Пусть сейчас в мои слова трудно поверить, но я убежден, что со временем ты сама не захочешь возвращаться.

– Это почему же? Меня не прельщает жизнь среди дикарей, которые бегают по лесам, как звери! Я хочу мыться в горячей ванне и ходить в теплый туалет, а не отмахиваться от комаров под кустом и умываться в луже. Мне нравится спать в чистой постели, а не кормить блох на вонючих шкурах!

Меня озадачила резкая перемена настроения бывшей любовницы, хотя любая женщина – одна ходячая загадка, и мужчине сложно понять, что у нее на уме. Однако то, что Лена отвлеклась от тягостных мыслей, само по себе было хорошим знаком.

– Лена, ты зря относишься с пренебрежением к миру Оркании. За мелкие бытовые неудобства есть очень достойная компенсация. Перенос в новый мир наделил тебя магическими способностями, и если ты будешь совершенствоваться в магии, то проживешь не менее двухсот лет и практически всю свою жизнь будешь молодой и красивой! Эльфы живут вообще по пятьсот лет. Люди магических миров живут до ста пятидесяти лет и сохраняют отличное здоровье, а женщины в столетнем возрасте рожают детей. Поверь, дворцы знати обставлены не хуже вилл земных олигархов, и там есть горячие ванны и теплые туалеты.

– Этого просто не может быть! Здесь царит полная антисанитария, и люди должны дохнуть как мухи от различных болезней!

– Ты не представляешь себе, насколько сильно заблуждаешься! Магическая медицина далеко обогнала знания земных эскулапов. Ты видела, как я выглядел всего пару дней назад, ты сама назвала меня трупом. И что? Как видишь, я все еще жив и умирать не собираюсь. Через неделю мой организм оправится от болезни, и я буду выглядеть как прежде. Помимо долголетия, жизнь в магическом мире имеет еще множество других преимуществ. Только один факт того, что ты перенеслась на Орканию вместе со мной, делает тебя весьма знатной персоной. Елена Пореченкова на Земле была финансовым директором в какой-то фирме «купи-продай», а здесь твой статус сравним с земной герцогиней или королевой. Орканийская знать будет лизать тебе пятки, а твоя красота станет причиной многочисленных дуэлей. Князья и бароны будут резаться насмерть только за право поцеловать твою руку! Я думаю, что тебе очень понравится такая жизнь.

– Игорь, не морочь мне голову, какая из меня герцогиня! – удивленно произнесла Лена.

– Я думаю, что замечательная! И скоро ты сама в этом убедишься.

– Ладно, пусть я герцогиня, а кто же тогда Катя?

– Катя – моя племянница и по статусу принцесса на выданье. Только она требует в мужья эльфийского принца, а на Оркании у меня нет знакомых принцев ушастой породы. Поэтому Катя отправится со мной на Геон, там у нее будет достойный выбор, – сказал я в шутку, но неожиданно понял, что в этой шутке есть много вполне серьезных моментов.

Договорить нам не дали. Из-за повозки, словно черт из табакерки, выскочил Арчер и, подбежав ко мне, заявил:

– Мой князь, орки! Я приказал сворачивать лагерь, нам нужно срочно уходить.

– Лена, срочно забирай Катю, и идите с ней к моему шатру, вы поедете под моей защитой.

Лена не стала спорить и убежала за Катей, а я повернулся к Арчеру и сказал:

– Теперь подробно, что случилось?

– Ингар, дозорные столкнулись с разведкой орков. Был бой, у нас двое раненых, один тяжелый, им сейчас занимается Артак. Дозорные сумели взять пленного, но допросить его толком не смогли, потому что орк был тяжело ранен и умер во время допроса.

– Что успел рассказать пленный?

– По нашим следам идет отряд в двести воинов, и нам с ним не справиться. У меня всего пятьдесят бойцов, а остальные сорок человек – это наемные рабочие, из которых десять женщин.

– Арчер, а куда шел ваш караван, когда вы натолкнулись на нас?

– Мы возвращались из Ледяной пустыни, куда ходили за металлом. В Далранской долине и на Новом Таноле практически нет месторождений железа и меди, а те, которые есть, дают железо плохого качества. Добыча меди обходится вообще дороже серебра, а вЛедяной пустыне есть древние развалины, где можно найти хороший металл. Правда, ближайшие развалины уже давно выгребли подчистую, но Артак знает несколько мест, где еще осталось чем поживиться. Орки редко ходят на север за металлом, потому что на их территории есть богатые месторождения меди и олова. Кузнецы орков изготавливают бронзовое оружие и доспехи, которые почти не уступают стальным, да и не любят орки холода. Они народ южных степей и далеко на север не забираются.

– Понятно. Что ты сейчас намерен делать?

– Выбора у нас нет, мы должны попытаться оторваться от погони, но орки от нас не отстанут. Это не обычные воины, а мстители за кровь. Пленный рассказал, что кто-то убил их племенного вождя – Грыма Большой Топор, и они шли по следам убийцы, когда натолкнулись на след каравана. Эти ребята теперь наши кровники и будут преследовать нас, пока не перебьют или сами не погибнут. Кровники не могут вернуться назад, если не отомстят, иначе их ждет позорная смерть на жертвенном алтаре. Ингар, я думаю, что тебе с женщинами и десятком воинов нужно уходить в сторону от дороги и налегке по лесным тропам пробираться в Далранскую долину. Я с воинами постараюсь увести орков за караваном, а там – как решат боги!

– Арчер, я останусь в караване и разделю с ним его судьбу. Это я убил этого Грыма, и погоня шла по нашим следам.

– Ингар, ну ты даешь! Грым Большой Топор был вождем истинных орков – самого многочисленного племени народа урукхай. Его совсем недавно избрали походным вождем всех орков, и именно он должен был командовать нападением на Новый Танол и Далранскую долину. Теперь набег отложат, и у орков начнется грызня за власть. Это даст нам передышку в войне и время на подготовку. Только это ничего для нас не меняет, и ты должен уйти из каравана!

– Я свой выбор сделал и остаюсь! Через сколько времени орки догонят караван?

– Если все пойдет плохо, то к завтрашнему утру, а если хорошо, то через два дня. Ингар, твоя жизнь для хуманов важнее нашего каравана, ты должен остаться в живых!

– Арчер, я приказываю тебе заткнуться! Я твой князь, и мне лучше знать, кому и чего я должен! Иди лучше заниматься сборами в дорогу, пока я тебе пинка не выписал! – зло заявил я и направился в сторону своего шатра.

Лагерь был похож на растревоженный улей, и когда я подошел месту, где раньше стоял мой шатер, то застал там только Катю и Лену под охраной двух воинов, а сам шатер уже погрузили на телеги. Я спросил у воинов, какую повозку выделили для меня с женщинами, и воин указал на фургон, запряженный двумя лошадьми. Недалеко от фургона я увидел Артака, который занимался лечением раненого воина. Я приказал женщинам залезть в фургон, а сам подошел к магу, чтобы помочь ему. Артак с радостью принял мою помощь, потому что истратил почти весь свой запас магии и его уже начало пошатывать от истощения. Погрузившись в транс, я приступил к осмотру воина и выяснил, что магу удалось остановить кровотечение из пробитой стрелой артерии на бедре раненого, но вытащить наконечник стрелы он не смог. Для меня такие ранения не были в новинку, и особых сложностей не предвиделось. Я протолкнул наконечник глубже в рану, чтобы он прошел насквозь через ногу, и, вытащив обломок стрелы, начал заживлять рану. Через полчаса на ноге воина остался только розовый шрам, но я усыпил его магией, чтобы процесс заживления прошел без осложнений.

Я решил воспользоваться дружеским расположением мага и предложил ему помощь в подзарядке ауры. Артак отнесся к моему предложению с опаской, но любопытство все-таки взяло верх, и он согласился. Наверное, он хотел подсмотреть магическим взглядом, как я подзаряжаю его ауру, но просчитался. Войдя в транс, я просканировал сознание Артака на предмет его магической защиты. Никаких защитных блоков в мозгу мага мне обнаружить не удалось, и я начал подзаряжать его ауру, одновременно погружая в гипнотический сон. Вскоре Артак спал сном младенца, и я без опаски вошел в его сознание.

Глубоко лезть в подсознание своего пациента я не собирался, чтобы не сделать из Артака идиота, но лежащие на поверхности знания перекачал в свою память. В первую очередь мне был нужен родной язык мага, на котором говорили в Далранском королевстве, и основные знания о его политическом устройстве. Массив информации был небольшим, потому что далранский язык являлся смесью древнеэльфийского языка, языка орков и французского, два из которых мне были хорошо знакомы. Похоже, на Оркании, как и на Геоне, произошло смешение древнеэльфийского языка с языками пришельцев из других миров, но основой все-таки был язык эльфов. Закончив несанкционированное вторжение, я подкачал ауру Артака до ее нормального состояния и вывел Артака из гипнотического состояния. Маг, кажется, не заметил, что в его голове серьезно покопались, и горячо поблагодарил меня за оказанную помощь. Я отделался дежурными фразами и направился разыскивать фургон своих спутниц.

Неожиданно караван тронулся с места, и мне пришлось бегом догонять нужную мне повозку и залезать в нее на ходу. Девушки уже не ждали моего возвращения и решили, что я остался с Артаком, и мое появление встретили удивленными возгласами. Повозку сильно трясло на ухабах, и я пожалел, что не поехал верхом, но мне нужно было срочно научить Катю и Лену языкам, на смеси которых разговаривали жители Оркании. Чтобы зря не тратить драгоценного времени, я сразу взял быка за рога и заявил строгим голосом:

– Так, девушки, пока мы убегаем от погони, я научу вас языку, на котором говорят на Оркании. Устраивайтесь поудобнее, потому что обучение будет проходить во сне. Все вопросы зададите потом, а сейчас займемся делом.

Девушки завозились, организуя себе ложе помягче, и улеглись на расстеленный ими ковер. Я погрузился в транс и усыпил девушек магией, а затем начал перекачивать в их мозг знание языка. Чтобы не перегрузить сознание учениц большим объемом информации, я передал им только часто употребляемые в быту разговорные обороты речи, а более углубленно язык девушки выучат в процессе общения. Пока Катя и Лена спали, я провел и ревизию своего организма и остался доволен результатами самолечения. Противоядие Артака нейтрализовало яд, впитавшийся в кожу, и на месте язв остались только следы, покрытые молодой кожей. С больной печенью не все еще было гладко, но опухоль значительно спала, и я из разряда инвалидов перешел в выздоравливающие.

Через час я разбудил учениц, и, чтобы закрепить пройденный материал, мы стали беседовать по-далрански, а затем перешли на меранский и эльфийский. Поначалу речь девушек напоминала тарабарщину, среди которой с трудом удавалось найти знакомые слова, но с моей помощью они сделали значительные успехи и пусть с акцентом, но могли объясняться на вложенных в их мозг языках. Может показаться, что изучение сразу трех языков – неподъемная ноша, но языки Средневековья намного меньше по объему языков двадцать первого века, а для бытового общения требовалось не более тысячи слов или фраз.

Многочасовой форсированный марш сильно вымотал людей и животных, поэтому отдых и еда требовались всем, и я не был исключением. Незаметно день подошел к вечеру, и караван остановился на ночлег. Как только фургон встал, я отправился искать Арчера, который был где-то в конце колонны.

Проходя вдоль растянувшегося каравана, я не терял бдительности и сканировал округу, выискивая ауры орков, но неожиданно наткнулся на источник магической Силы. Все предыдущие поиски не давали результата, и я находил только переплетенные лучи энергии разного цвета, с которыми связываться было опасно по причине моей болезни. На этот раз источник светился оранжевым цветом, а сам луч выходил из-под камня на одном берегу ручья и скрывался в земле на другом. Заметить источник можно было только случайно, потому что он проходил над поверхностью земли не более двух шагов, да и особой мощностью не отличался. Эта находка меня несказанно обрадовала, и я побежал разыскивать Артака, чтобы забрать у него разряженный самагард для зарядки.

Мага я нашел рядом с повозкой, на которой везли раненого бойца. Парень лежал на расстеленном на земле коврике, а маг, изучая его организм магией, делал записи в самодельном блокноте.

– Артак, извини, что помешал тебе, но мне нужен самагард, – сказал я магу, не заметившему моего появления.

– Ваше величество, зачем вам пустой камень? Толку от него нет никакого, а зарядить я его смогу только в Руане, если мы доберемся до него.

– Я нашел источник Силы и попытаюсь зарядить самагард.

– А можно мне посмотреть, как вы это делаете? – заинтересовался маг.

– Нет проблем, только не нужно меня отвлекать вопросами, а то может сбиться настройка на источник, и придется все начинать сначала.

– Я не буду вас отвлекать, ваше величество, – заверил меня Артак.

Вернувшись к источнику, я погрузился в транс и начал впитывать энергию из луча Силы. Проблем не возникло, и через час мои запасы магии были полностью восстановлены, еще через полчаса я зарядил и самагард. Хотя объем камня был меньше моего внутреннего хранилища магии, но с камнем было намного сложнее работать, потому что он впитывал Силу медленнее меня. Выйдя из транса, я увидел бледное лицо Артака и спросил:

– Уважаемый, чем я тебя удивил на этот раз?

– Ваше величество, оранжевый источник магии очень насыщен энергией, и с ним невозможно работать. Всегда считалось, что магическую энергию можно извлекать только из разноцветных жгутов магии и только со стационарных уловителей!

– Артак, но ты говорил, что для обряда очищения тебе нужен мощный источник магии, а сейчас заявляешь, что не можешь с ним работать, – удивился я.

– Ваше величество, источник магии используется только для создания защитного магического кокона, и им невозможно управлять. Я собирался нарисовать пентаграмму и уложить вас на источник магии, а затем накрыть медной сетью, в узлах которой закреплены мелкие куски самагарда, остающиеся после его обработки. Сеть заземляется в углах пентаграммы, а самагард забирает энергию из источника. Проволочная сеть придает форму кокону и помогает удерживать в нем энергию. Магический кокон образуется всего на пару минут, после чего проволока просто расплавляется от потоков магической силы, но этого времени хватает, чтобы отсечь лучи смерти, сосущие жизненную силу. Я даже не слышал, чтобы маг был способен напрямую управлять потоками Силы и заряжать самагард энергией за считаные минуты!

– Уважаемый Артак, я пока не знаком с методами работы местных магов и шаманов орков. У меня другая школа магии, и я пользуюсь знаниями, полученными на Геоне и на Земле. То, что для вас удивительно и считается невозможным, для меня – обычная практика. Это не значит, что я великий гений, просто у нас разные подходы к магии. Со временем мы многому научимся друг у друга, а пока принимайте все как данность. Давайте поужинаем и ляжем спать. Я еще не вошел в форму, а нам скоро предстоит бой с орками, в котором силы очень понадобятся.

Я вернулся к фургону, в котором оставил женщин, и встретил рядом с ним Арчера. Мы вместе поужинали, и я сразу лег спать возле фургона на ковре, а Арчер ушел проверять посты. Лагерь постепенно засыпал тревожным сном, и мои женщины залезли в фургон. Под утро я проснулся, словно по сигналу будильника, и обнаружил, что лагерь окружают ауры орков. Насчитал более полусотни и сбился со счета. Над лагерем клубился предрассветный туман, и обычным зрением было трудно разглядеть что-либо дальше десяти шагов. Воины, охранявшие меня и моих женщин, добросовестно несли службу, но видеть ауры орков не могли. Я тихо объяснил им, что происходит, и отправил к Арчеру, чтобы он приготовил к бою остальных воинов. По лагерю прошло шевеление, и бойцы начали тихо занимать ранее оговоренные позиции. Я разбудил Лену и Катю и приказал им сидеть в фургоне и не высовываться, а сам, вооружившись мечом и кинжалом, тихо скользнул в лес. Воины охраны сразу двинулась за мной, но я приказал им возвращаться к фургону, чтобы охранять Катю и Лену.

(обратно)

Глава 12

Страх и сомнения остались позади, и Игорь Столяров снова превратился в зверя, вышедшего на охоту. Я не корчил из себя героя, а поступил так, потому что обязан помешать оркам расправиться с караваном. При свете дня мы еще имели небольшой шанс отбиться от нападения, но ночью у орков было явное преимущество, которое им давало хорошее ночное зрение. Поэтому я решил сыграть на самоуверенности противника и устроить охоту на охотников.

Магическое зрение обнаруживало врагов, даже спрятавшихся за деревьями или в кустах, что позволяло мне играть с орками в кошки-мышки. Уйдя в транс, я немного ускорился, стараясь сохранять координацию и не травмировать ослабленные болезнью мышцы. Орки разбились на тройки и осторожно подкрадывались к лагерю, пользуясь темнотой и туманом. Промедление противника было мне на руку и давало возможность резать орков поодиночке. Первая тройка умерла всего за пару секунд, даже не успев повернуться лицом к своей смерти. Три быстрых удара кинжалом в шею – и три трупа осталось у меня за спиной. Адреналиновый мандраж, всегда предшествующий кровавой схватке, мгновенно прекратился, и я сразу направился к следующей группе орков. Вскоре души и этой троицы отправились к предкам, а я полностью вошел в ритм боя. Запах крови ударил в нос, а адреналин в голову, и по телу разлилось приятное тепло. Ноги сами понесли меня к следующей жертве, минуя все препятствия, словно я бежал не по ночному лесу, а по гладкой дорожке стадиона.

Вступать в открытый бой с орками мне не позволяло физическое состояние – моих сил хватило бы максимум на пять минут махания мечом, а затем меня легко прирезали бы. При минимальном расходе физических сил удары исподтишка обеспечивали необходимый результат, и я старался действовать быстро и бесшумно. Однако моему везению пришел конец, когда на тот свет отправился тридцать первый орк. Сухая ветка предательски треснула под ногой, и я из охотника мгновенно превратился в дичь. Орки, быстро разобравшись в ситуации, бросились за мной в погоню, и началась игра в догонялки, призом в которой была моя жизнь. Забег с препятствиями по ночному лесу быстро меня вымотал, и я решил свернуть к дороге, чтобы попытаться оторваться на открытой местности. Это решение оказалось ошибочным, потому что преследователи начали быстро меня нагонять.

Однако нет худа без добра, потому что за мной погнались все оставшиеся в живых орки, а по собравшемуся в кучу противнику можно было ударить магией. Отбежав от лагеря насколько у меня хватило сил, я остановился и, задыхаясь от усталости, нанес ментальный удар вдоль дороги. Удар получился неточным и ушел немного в сторону, но оркам и этого хватило с избытком. Трясущиеся от усталости ноги сами подогнулись, и я повалился на дорогу, хватая ртом воздух, но никак не мог отдышаться. Мою грудь стал разрывать сухой кашель, рвавший легкие на куски. Неожиданно из глаз полетели искры, и я даже ненадолго потерял сознание.

Придя в себя, я с трудом поднялся на ноги и отправился искать выживших после магического удара орков. Мне обязательно нужно было захватить языка, чтобы разобраться в создавшейся обстановке. Магическое зрение обнаружило живых всего три ауры, остальных зеленорожих просто размазало по дороге. Однако два претендента в языки вскоре умерли от шока и кровопотери, поэтому у меня остался всего один кандидат. Ему повезло ненамного больше, потому что ментальный удар раздробил ему правую ногу ниже колена, превратив в кровавый фарш. Однако воин не потерял сознания от страшной боли и успел остановить кровь, перетянув ногу жгутом. Орк оказался на удивление живучим и, несмотря на тяжелую рану, сумел довольно далеко уползти в лес.

Я усыпил ползуна магией и на последнем издыхании поплелся к лагерю, в результате чего едва не расстался с жизнью. Четыре стрелы вылетели из кустов, и я только чудом успел отскочить за дерево. Отборный мат и обещание оторвать снайперам голову уведомили воинов Арчера, что это вернулся из боя их князь Ингар, и обстрел сразу прекратился. Я, прячась за деревом, потребовал к себе Арчера и только в его сопровождении прошел в лагерь. К моменту моего возвращения уже начало светать, и я доплелся до своего фургона, когда лучи солнца осветили округу.

Проводив меня, Арчер хотел вернуться на линию обороны, но я остановил его, объявив:

– Расслабься, орки на сегодня закончились, и опасность миновала. Отправь десяток бойцов собрать трофеи и пусть притащат связанного орка, который спит в лесу у дороги.

Услышав приказ, Арчер решил, что у князя Ингара не все в порядке с головой, а поэтому не поверил моим словам и попытался меня успокоить:

– Ингар, тебе надо лечь отдохнуть. Магия нежити высосала из тебя все силы, и это чудо, что ты вернулся живой из леса. Я оторву голову придуркам, которые должны были охранять своего князя, а не дрыхнуть на посту!

Выслушав Арчера, я понял, что воины охраны не доложили о моем уходе из лагеря, а из леса не было слышно звуков боя. Магический удар я нанес в километре от линии постов, и его вполне могли принять за раскаты грома. Чтобы вразумить недоверчивого подчиненного, я взял его за ворот куртки и, притянув к себе, сказал:

– Арчер, я чертовски устал, и у меня нет сил доказывать тебе, что я в своем уме и трезвой памяти. Просто выполняй приказы, и все будет хорошо! Иначе я отрежу тебе уши, которые стали плохо слышать приказы твоего князя! Ты хорошо понял меня?

– Да, мой князь, – прохрипел Арчер.

Мне с трудом удалось подавить раздражение, но эти слова неожиданно подали идею, как обезопасить караван от нападения еще на пару дней. Память вытащила из тайников подсознания воспоминания о недавней войне на Кавказе, которая велась обеими сторонами с большой жестокостью.

– Я надеюсь, ты понял свою ошибку?! Теперь слушай меня очень внимательно! Прикажи воинам отрезать всем мертвым оркам правое ухо и принести в лагерь. Зачем это нужно сделать, я объясню тебе завтра, когда оклемаюсь, но приказ исполни в точности!

Арчер, обиженно пожав плечами, убежал выполнять мой странный приказ, а я привалился к колесу фургона и закрыл глаза. Мне было не до обид Арчера, потому что порванные перегрузкой мышцы дико болели, и только магия помогала мне не завыть от этой боли. Я погрузился в транс и наспех заделывал разрывы в мышцах и сосудах, пока мое тело не превратится в один большой кровоподтек. В таком заторможенном состоянии я провел больше часа, но меня никто не побеспокоил. Даже Лена и Катя, выбравшись из фургона, не решились меня трогать и, пошептавшись с воинами охраны, куда-то ушли. Через полтора часа вернулся Арчер, который был явно не в себе. Притворно покашляв, он дождался, пока я открою глаза, и, вытянувшись по стойке «смирно», доложил:

– Мой князь, вернулась разведчики. Они рассказали, что весь лес завален трупами орков, и притащили пленного, которого нашли в указанном вами месте.

– Арчер, прекрати ломать комедию и брось эти придворные расшаркивания. Ты мой друг и должен говорить со мной как с равным. Прости, что я вел себя грубо, но у меня от боли даже зубы свело, а ты говорил со мной как с придурком.

– Ингар, прости старого дурака, но как такое возможно?

– «Есть многое на свете, друг мой Арчер, что и не снилось нашим мудрецам», – перефразировал я цитату из «Гамлета». – С последней нашей встречи прошло пять лет, а мир не стоит на месте. Я и тогда неплохо махал мечом, а за последние годы добился значительных успехов в уничтожении себе подобных. Это еще цветочки. Кстати, уши принесли?

– Да, все пятьдесят четыре штуки, как ты приказал. Только я не пойму, зачем они тебе?

– А ты что думаешь на этот счет?

– Не знаю, Ингар, ты маг, а я в этих делах не разбираюсь. Наверное, с помощью этих ушей можно на орков порчу наслать!

– Мой друг, все намного проще. Как ты думаешь, что сделают орки, когда увидят убитых воинов с отрезанными ушами?

– Наверное, решат, что на их воинов охотился очень сильный маг или большой отряд неизвестных врагов. Я бы на их месте выслал разведку и подождал, пока появится ясность, уж слишком все выглядит странно.

– Вот именно для этого я и приказал отрезать трупам уши. Пока орки будут разбираться что да как, у нас будет в запасе пара спокойных дней. За это время мы далеко уйдем от погони, и я смогу поправить здоровье. Потом мы еще раз сходим к оркам в гости и оставим без ушей остальное стадо идиотов.

– Ингар, слава богам, что ты хуман, а не орк. В противном случае я бы не дал за наши уши и сломанной стрелы!

– Ладно, хватит балаган разводить, лучше помоги мне встать, – сказал я, протягивая другу руку.

Радостный Арчер бросился ко мне и почему-то начал трясти протянутую руку. Я взвыл от боли и послал его сначала в известном всем направлении, а заодно и за завтраком, потому что раны требовали материальной пищи для восстановления, а магия только помогала организму.

После обильного завтрака я приказал сворачивать лагерь, залез в фургон и заснул как убитый. Сквозь сон я услышал, как в фургон забрались Лена и Катя, которые попытались меня разбудить, чтобы узнать новости, но это им не удалось.

Проснулся я только вечером, когда караван уже готовился к ночевке. Организм за это время практически залечил травмы, но зверский голод снова терзал мое тело. Пока я бегал по естественным надобностям, отцы-командиры организовали для меня обед, совмещенный с ужином, и я выслушал их доклады. Арчер отрапортовал, что разведка не обнаружила присутствия орков позади каравана и пока все тихо. Артак тоже доложил, что не наблюдает ничего опасного в магическом плане, и попросил меня пройти медосмотр и лечение противоядием. Я не стал возражать и отдал себя в руки мага, который уже доказал свою профпригодность. Через час лечение было закончено, и я сразу попал в руки своих женщин, которые буквально извертелись от нетерпения, желая задать многочисленные вопросы.

– Ваше величество, вы, наконец, соблаговолите обратить свое внимание на слабых женщин, которых именно вы втянули в эту кошмарную авантюру? – ехидно спросила Лена.

– Я слушаю вас, девочки, и прошу простить, что не доложил вам о ходе боевых действий и не испросил ваших мудрых советов по этому вопросу, – ответил я Лене в том же тоне.

– Дядя Игорь, да не обращай ты на нее внимания! Она только языком треплет, а когда ты ушел в лес, весь фургон слезами залила, когда охрана сказала, что тебя, скорее всего, убили! – вступила в разговор Катя.

– Я не об Ингаре плакала, а о тебе, дурочка! Ты что-то быстро забыла, что орки с нами собирались сделать? Да ты сама ревела как белуга! – огрызнулась Лена.

– Хватит цапаться! Спрашивайте по делу, ведь вас буквально трясет от любопытства.

– Дядя Игорь, куда ты уходил вчера ночью? Охранник сказал, что нас окружили орки и будет бой, в котором нам не выжить! Представляешь, этот придурок меня успокоил, пообещав убить нас с Леной, если орки одержат победу! Я чуть в обморок не упала от страха! – возмущенно заявила Катя.

– Катя, это правда, нас собирались убить? – спросила Лена племянницу.

– Нет, я вру, чтобы тебя напугать!

– Игорь, хуманы действительно нас убили бы, чтобы мы не попали в плен?

– Без всякого сомнения. Это для вас самый лучший выход в создавшейся обстановке. За нами идет отряд мстителей, и орки вас не взяли бы в плен, а убили самым жестоким способом, на который у них хватило бы их извращенной фантазии.

– И ты бросил нас с Катей одних в такой ситуации?! Да как ты мог?! – крикнула мне в лицо Лена.

– Лена, я вас не бросал, а ушел в лес сражаться с орками, пока они не напали на лагерь!

– Кстати, а почему они не напали? – поинтересовалась Катя.

– Я их всех убил.

– Да ладно нам сказки рассказывать! Ты до ветра еле ходишь, тебя любой орк соплей перешибет! Смылся в лес, а нас бросил на произвол судьбы!

– Лена, я не собираюсь с тобой спорить! Позови воина из охраны и спроси, куда и зачем я ходил ночью.

– А вот и спрошу! Один из парней на меня, кажется, запал, и мне не соврет!

Лена вылезла из фургона и скрылась в темноте, а пока она отсутствовала, я решил поговорить с племянницей.

– Катя, ну и как тебе нравится путешествие по другим мирам? Ты уже поняла, во что вляпалась?

– Да, действительность оказалась намного страшнее моих фантазий, однако изменить я ничего не могу. Конечно, сегодня я многое отдала, чтобы вернуться в Москву, но ты сказал, что это пока невозможно. Я понимаю, что без нас ты давно уже добрался бы на Новый Танол, причем без особых приключений. Извини нас, мы с Леной стараемся не быть тебе обузой, просто это у нас плохо получается.

– Кто это тебе сказал, что вы для меня обуза? Я вам с Леной жизнью обязан и в долгу по гроб жизни. Вы меня больше недели на себе тащили и не бросили. Катя, давай закончим эту тему и поговорим о серьезных делах.

– Давай, – согласилась со мной племянница.

– Как у вас с меранским языком?

– Пока так себе. Мало практики, но если говорят медленно, то я почти все понимаю, а разговариваю с сильным акцентом, и меня с трудом понимают.

– Ты, главное, не ленись и как можно больше говори с хуманами.

– Дядя Игорь, я это понимаю, но у нас проблемы с общением. Поначалу люди в караване относились к нам спокойно и легко шли на контакт, а теперь все от нас шарахаются, словно мы дочери Сталина.

– Это вполне объяснимо. Я для хуманов фактически полубог, а вы примерно в том же статусе, и вас побаиваются. Катя, ты не старайся изображать из себя свою в доску простушку, не поймут, и будет только хуже. Ты – племянница князя Ингара и должна вести себя соответственно статусу. Не проси, а приказывай и повелевай, тогда все наладится.

– Я постараюсь.

– Теперь о главном. Катя, ты должна внимательно наблюдать за поведением Лены и рассказывать обо всех странностях.

– Ты приказываешь мне шпионить за ней? С какой стати?

– Лена недавно сделала большую ошибку и теперь от страха может натворить опасных глупостей.

– Что между вами произошло?

– Лена пыталась меня убить, когда я был без сознания, но ей этого не удалось сделать. Она в курсе того, что я знаю о покушении, и боится, что я буду ей мстить.

– Да я эту суку сама прирежу! – зарычала Катя, хватаясь за нож, висящий на поясе.

– Вот этого делать не надо! Лена оказалась на Оркании, потому что влюбилась в меня, а я это чувство в ней подогревал! У меня самого рыльце в пушку, а по долгам нужно платить. Мы в ответе за тех, кого приручили! Истерика пройдет, и Лена поймет, что ей ничего не грозит. Со временем она успокоится и все придет в норму.

Неожиданно фургон качнулся, и в него залезла Лена. Она зло посмотрела на меня и сразу заявила:

– Сиятельный Ингар, мне можно присутствовать на вашем семейном совете? Вы все кости успели мне перемыть, или я должна подождать снаружи?

– Заходи, чего уж там, – смущенно ответил я, проклиная себя за то, что упустил из виду, что нас могут подслушивать.

– Катя, прости, но не такая уж я и сволочь, как меня расписывает Игорь. Да, я пыталась придушить его с перепуга, но он наверняка тебе не рассказал, как едва не убил меня магией. У меня до сих пор грудь болит – магический удар, наверное, мне ребра сломал! Игорь тебе клянется, что он белый и пушистый, а на самом деле ручонки у него по локоть в крови! Оказывается, что твой дядюшка только для отвода глаз прикидывается инвалидом, а сам вчера убил полсотни орков и уши отрезал, чтобы со счета не сбиться! Я по сравнению с ним – ангел небесный, а не подлая сука!

– Ты все свои претензии высказала? – огрызнулся я.

– Да!

– Теперь слушай меня. Лена, мне непонятно, чего ты добиваешься, когда треплешь мне нервы, которых и так не осталось! Я могу просто сорваться, и тогда тебе мало не покажется! Прошу тебя, уймись! Я вчера из леса на карачках приполз, а орков еще полторы сотни осталось. Вместо того чтобы помочь или хотя бы не мешать, ты меня изводишь идиотскими придирками и домыслами. Мне восстановиться нужно, иначе орки нас завтра всех на хрен вырежут!

Услышав эту гневную тираду, Лена сразу сдулась и испуганно замолчала. Похоже, до нее дошло, что она меня действительно достала и шутки кончились. В ее глазах погас злой огонек, и я увидел прежнюю Лену, которая очаровала меня во время нашей первой встречи. Вся злоба и напускная бравада оказались обычной ее защитной реакцией от обрушившихся на нее ужасов. Так ежик защищается от напавшей на него лисы, свернувшись в клубок и выставив во все стороны свои иглы.

– Игорь, пожалуйста, прости меня, я совсем потеряла контроль за своим языком. Ты ради нас жизнью рискуешь, а я злюсь, как идиотка. Ревную, наверное, и до сих пор не смогу смириться, что потеряла тебя. Больше такое не повторится.

Мы еще около часа поговорили о насущных проблемах, но уже спокойно и без истерик. Я озвучил девушкам свои планы на их будущее и объяснил, как высокородные особы должны держать себя, чтобы не уронить своей чести. На Земле слово «честь» давно уже стало пустым звуком, а на Геоне или Оркании ей придают большое значение, и легко можно остаться без головы, косо взглянув на незнакомца.

Нашу задушевную беседу прервал Арчер, позвавший меня допрашивать пленного орка. Я распрощался с девушками и отправился потрошить сознание пленника. Орк ничего нового не рассказал и вскоре умер от последствий магического сканирования памяти. После этой процедуры у меня снова разболелась голова, и я, скривившись от боли, поплелся к фургону. Погода стояла сухая и теплая, поэтому мне не хотелось ночевать в душном фургоне, и я завалился спать на свежем воздухе, завернувшись в какую-то шкуру.

(обратно)

Глава 13

Перед рассветом меня разбудил Арчер и доложил об отсутствии ночных происшествий. Этот хитрец незаметно переложил руководство караваном на мои хилые плечи, а сам стал только исполнителем моих «мудрых» указаний, руководствуясь принципом «жираф большой – ему видней». Я приказал сворачивать лагерь, и караван вскоре тронулся в путь. За ночь мое самочувствие значительно улучшилось, поэтому я решил ехать верхом, чтобы восстановить утраченные навыки верховой езды. Коня мне выделили спокойного, и животина особых проблем не создавала. Лошади на Оркании внешне мало отличаются от своих земных собратьев, правда, они шире в кости и больше похожи на земных тяжеловозов. К тому же у них раздвоенные копыта, но лошади на Геоне вообще выглядели как гибрид верблюда с ящером, а в остальном ничего нового. Забравшись в седло, я пришпорил коня и поскакал в голову колонны, чтобы взбодриться и прогнать остатки сна.

Через пару часов караван догнали разведчики, которые доложили, что им не удалось обнаружить следов орков и, похоже, мы оторвались от преследователей. С одной стороны, отсутствие погони радовало, но растворившийся в лесу отряд в полторы сотни воинов подогревал мою паранойю. Я просканировал округу магией и не обнаружил ничего подозрительного, однако бдительности не потерял и принял за правило повторять сканирование через каждый час. На Геоне мне удавалось держать под постоянным магическим контролем довольно обширную территорию, но в данный момент я не мог этого сделать по состоянию здоровья, да и запасы Силы были не бесконечны.

На полуденном привале я уточнил у Арчера дальнейший маршрут нашего путешествия. Он мне разъяснил, что караван направляется к ущелью в Туманных горах, вход в которое защищает небольшая деревянная крепость с гарнизоном из воинов Далранского королевства. Тропа через перевал узкая, поэтому нам придется разобрать телеги и перегрузить весь груз на вьючных лошадей, а на другой стороне гор снова собрать телеги. К горам караван должен подойти примерно через трое суток, и на этом закончится самая опасная часть нашего путешествия. Я удивился столь трудоемкому способу преодоления гор, но Арчер меня успокоил, сказав, что технология давно отработана и проблем не будет.

В последующие два дня я ничем особо себя не утруждал, а тупо отъедался и дремал, сидя в седле, время от времени сканируя округу магией. Не знаю почему, но у меня была полная уверенность, что в лесу орки на караван не нападут, а вот в предгорьях нас наверняка ждет засада. Я рассказал о своих подозрениях Арчеру и на всякий случай приказал усилить головной дозор. Хуман приказ выполнил, но заявил, что особого толка от таких действий не будет. На Земле я привык действовать в одиночку, а на Оркании мне снова пришлось руководить большим количеством народа, поэтому на всех стоянках я взял за правило собирать малый совет, на котором помимо Арчера и Артака присутствовали Катя и Лена. Меня мало интересовало мнение девушек по обсуждаемым вопросам, но участие в этих советах поднимало их статус как высокородных особ. Мир Оркании по социальному устройству мало отличается от земного Средневековья, поэтому я всячески старался подчеркивать благородное происхождение своих спутниц. Однако уже к вечеру первого дня Лене надоела роль статистки, и она явочным порядком взяла в свои руки бразды правления женской частью каравана. Мало того, она каким-то образом «приватизировала» Артака, который таскался за ней, словно хвостик, и только не ел с ее руки. Лена справлялась с новыми обязанностями весьма неплохо, но самое удивительное было в том, что женщины подчинялись ей беспрекословно. Катя не захотела идти в подчинение к Лене и назначила себя моим адъютантом. Новая должность заставила племянницу пересесть в седло лошади, и она упорно осваивала искусство верховой езды, хотя давалось ей это нелегко. Со своей стороны я не бросил племянницу на произвол судьбы и на привалах залечивал травмы, полученные ею в тяжелой битве с седлом и лошадью.

Так незаметно прошло двое суток, и караван подошел к отрогам Туманных гор. Лес постепенно закончился, и мы выехали на заросшую кустарником каменистую равнину. Арчер выслал разведку с приказом прочесать округу, но караван не стал дожидаться ее результатов и продолжил движение. Чтобы как можно быстрее миновать опасный участок пути, мы не стали устраивать полуденный привал и надеялись до темноты добраться до прохода в горах. После полудня разведка вернулась, и снова не обнаружила орков, хотя один из патрулей натолкнулся на свежие следы большого конного отряда, но проследить, куда он направился, они не смогли.

Эти сведения снова разбудили в душе смутную тревогу, но менять что-то в наших планах было уже поздно, поэтому мы только пришпорили коней. Примерно через час я обнаружил в тылу каравана более сотни оркских аур, которые быстро нас догоняли. Однако караван уже начал втягиваться в долину перед ущельем, и вскоре мы увидели частокол, перекрывавший дорогу к перевалу. Я рассказал Арчеру об обнаруженных орках, но он успокоил меня, сказав, что орки не успеют нас догнать. Однако радовались мы не долго, потому что вскоре прискакал гонец из головного дозора, который доложил, что за частоколом орки и авангард потерял пять воинов в стычке у ворот. Арчер собрался занимать круговую оборону, но я приказал продолжать движение и во весь опор поскакал в голову колонны.

Орки загнали нас в западню, из которой не было выхода, поэтому нам оставалось любой ценой прорываться к перевалу. Магическое сканирование с такого большого расстояния с трудом различило размытые отметки аур живых существ за частоколом, по которым сложно было определить, люди это или орки. Однако это обстоятельство четко указывало на наличие у противника сильных шаманов, обеспечивающих ему магическую поддержку.

Пока я анализировал сложившуюся ситуацию, конь вынес меня на площадку перед частоколом, и я сразу попал под обстрел. До ворот оставалось еще пара сотен метров, поэтому мне хватило времени поставить магическую защиту и ускакать за скалы вниз по дороге. Чтобы сберечь коня, я спешился и передал его на попечение Кате, которая едва не увязалась следом за мной. Девушка на полном серьезе рвалась в бой, но я шлепком по мягкому месту избавил ее от иллюзий и отослал в тыл. Площадь перед воротами полностью простреливалась из-за частокола, но вдоль стен ущелья лежали обломки скал, за которыми наши воины прятались и вели перестрелку с орками. Оценив обстановку, я, петляя как заяц, побежал к воинам авангарда. Мне удалось благополучно добраться до линии огня, где я разыскал командира авангарда и выслушал его доклад. Увы, сложившаяся ситуация меня не обрадовала. Пока я скакал от каравана к частоколу, наши потери увеличились еще на троих убитых и семерых раненых, причем с каждой минутой потери становились все больше.

План боя сложился у меня в голове всего за пару минут. Первым делом я снял с себя рубаху, из которой соорудил подобие белого флага, и, размахивая им, направился к частоколу. Мой самоубийственный поступок удивил не только моих бойцов, но и орков, которые прекратили обстрел наших позиций. В результате минутного замешательства мне удалось вплотную подойти к воротам в частоколе, прежде чем по мне снова начали стрелять. Похоже, кто-то из командования орков почувствовал во мне угрозу и приказал убить странного парламентера, но поезд уже ушел.

Первый магический удар выломал правую створку ворот, и я вбежал в образовавшуюся дыру, а затем началась мясорубка. На этот раз я действовал расчетливо и экономно, разрубая тела орков узким кольцом магии. Ментальные удары расходились, словно круги на воде, и столпившиеся за воротами орки быстро превратились в кровавые обрубки. Конечно, перебить всех врагов мне не удалось, потому что многие воины стояли на стене, но это были уже мелочи. Неожиданно раздался громкий треск, и срубленные магией бревна частокола рухнули. Меня только чудом не придавило упавшей стеной, но оркам досталось куда больше. Пользуясь замешательством противника, я подобрал с земли чей-то меч и пошел врукопашную. Объятые ужасом орки почти не оказывали сопротивления, и я резал их, как свиней на бойне. Вскоре ко мне присоединились воины из авангарда, и избиение закончилось в считаные минуты. Десятку орков все-таки удалось убежать вверх по ущелью, но это только отсрочило их смерть. За ними в погоню бросились несколько хуманов, и вскоре послышались предсмертные вопли орков. Убивать стало больше некого, и я присел на обломок бревна, чтобы передохнуть и успокоить разбушевавшуюся в груди звериную злобу, да и пораскинуть мозгами мне не помешало бы.

Анализируя свои действия, я с удивлением отметил, что на этот раз мне удалось избежать грубых ошибок и не дать противнику времени на организацию сопротивления. Благодаря моей хитрости шаманы орков погибли в первые секунды боя, а обычный воин не мог противостоять моей магии.

«Растешь, Игоряша! Раньше ты выползал из боя, как драный кот после драки со сворой собак, а нынче тебе даже шкурку не попортили», – мысленно похвалил я себя за проделанную работу.

Вскоре в разбитые ворота стали на рысях въезжать повозки, но лошади вставали как вкопанные, едва ступив на заваленную кусками живой плоти землю. Возницам только с помощью кнутов удавалось прогнать лошадей через месиво трупов, и те старались как можно быстрее миновать это страшное место. После того как последняя повозка унеслась вверх по ущелью, к воротам подъехал отряд, прикрывавший тылы каравана. Вместе с отрядом приехала Катя, которая привела моего коня. Племянница держалась молодцом и была больше похожа на амазонку, нежели на изнеженную москвичку. Похвалив девушку за службу, я вскочил в седло и, уже сидя верхом, выслушал Арчера. Он доложил, что ему удалось устроить камнепад в начале ущелья, и теперь оркам придется гнаться за нами пешком или как минимум сутки разбирать завал.

Теперь с высоты конского седла я обозрел результат действия своей магии. Мне сразу стало не по себе от этого зрелища. Из разрубленных магическим ударом тел натекла большая зловонная лужа крови, превращенная колесами повозок в кровавое болото. Вонь от вывалившихся наружу внутренностей стояла страшная, и над землей витал приторный запах свежей крови.

Как ни странно, но первым не выдержал Арчер и избавился от содержимого желудка прямо в кровавую лужу, затем к нему присоединились и остальные воины. У меня тоже скрутило живот, но я сумел сдержаться. Наверное, сработала привычка к подобным зрелищам и кровавый опыт Геона, где я творил дела куда страшнее нынешних. Катю тоже вывернуло наизнанку, и она потеряла сознание от увиденного кошмара. Да, видеть наяву последствия кровавой драки и смотреть ужастики по телевизору – далеко не одно и то же. Я чудом успел подхватить начавшую сползать со своего коня племянницу и не дать ей свалиться в кровавое болото.

Вскоре мы нагнали караван, остановившийся на ровной площадке, за которой начиналась вьючная тропа в горы, и здесь уже вовсю кипела работа. Воины снимали колеса с повозок, а женщины перекладывали груз во вьюки. Я передал очнувшуюся Катю на попечение женщин, а сам направился к раненым, которым уже оказывал помощь Артак с учениками. К счастью, тяжелораненых оказалось всего двое, и мне быстро удалось справиться с их болевым шоком и кровотечением, после чего их жизни перестала угрожать опасность. Конечно, для их полного выздоровления требовалось не менее недели, но они могли выдержать дорогу через горы. После ужина я собрал малый совет и выслушал доклады подчиненных.

Арчер доложил, что приказал дозорным пропустить разведчиков орков к разрушенному частоколу, и те, увидев следы побоища, убежали вниз, словно за ними гналась нежить. После этого орки перестали разбирать завал на дороге и встали перед ним лагерем. По всем признакам противник не решится на преследование оставшимися силами, а это означает, что нам удалось прорваться. Я все же приказал не расслабляться и проверять часовых каждый час.

Лена также рассказала о проделанной ее подчиненными работе и уверенно заявила, что утром караван сможет продолжить путь. Оказалось, что, пока я занимался лечением раненых, Лена взяла на себя руководство в подготовке к переходу через горы и даже сумела отправить трофейную команду к частоколу. Катя сидела у костра с синим лицом покойника, но делала вид, что слушает. Я вынес девушкам благодарность от лица командования и отправил Арчера проверять посты.

Я остался с девушками наедине, и тут начался запоздалый адреналиновый отходняк. Меня затрясло, как в лихорадке, и по спине потек холодный липкий пот. Я изо всех сил старался взять себя в руки и уставился на костер. Вид языков пламени успокаивал взвинченные нервы, и я глядел на огонь, стараясь отрешиться от окружающего мира.

– Ингар, что с тобой? Ты в порядке? – услышал я голос Лены.

– Со мной все нормально, просто день выдался тяжелый. Наконец ты меня Ингаром назвала, а не Игорем, как обычно.

–Я, наверное, только сегодня поняла, что ты действительно князь Ингар, а не Игорь Столяров, которого я знала на Земле. Я разговаривала с женщинами в караване, и они много чего о тебе рассказали. Ты хотя бы знаешь, что они молятся на тебя, как на бога? Весь мой авторитет держится только на том, что я близка к тебе, и они не раздумывая готовы пожертвовать своей жизнью ради меня. От происходящих вокруг событий у меня голова идет кругом. Неужели это ты убил всех этих орков? Мне рассказали, что ты в одиночку рубился с двумя десятками зеленорожих, воины только помогли тебе их добить.

– Сегодняшнее побоище не является чем-то особенным в этом мире, а мои действия не тянут на подвиг. У орков не было шансов устоять против неизвестной им магии, и они погибли. Вы с Катей тоже обладаете магическим потенциалом и вскоре сможете творить похожие чудеса. Сейчас у меня просто нет времени заниматься вашим обучением, но, как только мы доберемся до Танола, я вами займусь, а пока попросите Артака показать вам азы работы с внутренней энергией, он вам не откажет. Но мы все сегодня сильно устали и поэтому отложим разговоры на завтра. Ложитесь спать, магини, а то завтра весь день будете клевать носом.

(обратно)

Глава 14

Переход через горы прошел без особых проблем. Правда, нам снова пришлось вступить в бой с остатками отряда орков, которые охраняли второй частокол – по другую сторону перевала. К счастью, в этом отряде было всего двадцать бойцов, и они не знали о том, что наш караван прорвался в ущелье. Бой был скоротечным, и я не успел в нем поучаствовать. Передовой отряд сумел бесшумно снять часовых, а затем перестрелял из луков дремлющих в тенечке орков.

Проход по узкой горной тропе занял почти весь световой день, и после стремительного боя у частокола караван остановился на ночлег. До наступления темноты мы успели только снять вьюки с измученных лошадей. Весь следующий день ушел на сборку повозок и перегрузку на них содержимого вьюков. На этот раз мне удалось внимательно рассмотреть груз, за которым караван ходил в Ледяную пустыню. В основном это были стальные стержни, напоминающие куски арматуры или детали каких-то механизмов из цветных металлов. Среди этой кучи металлолома я обнаружил две мифриловые трубы длиной около полуметра, покрытые толстым слоем металла, похожего на золото.

Я разыскал Арчера и допросил его о мифриле. Хуман мне рассказал, что мифрил в развалинах встречается довольно часто, но на Оркании не умеют его обрабатывать. Поэтому этот металл считается бросовым, и найденные в развалинах мифриловые трубы оказались среди груза только из-за своей золотой оболочки. Чтобы ценная находка не затерялась среди трофеев, я приватизировал обе трубы и приказал загрузить их к Лене в фургон. У меня неожиданно появилась счастливая возможность изготовить привычный мифриловый меч взамен трофейного ятагана. Оружие орков требовало от меня других фехтовальных навыков, а поэтому было неудобно в бою.

На следующее утро караван вышел из ворот частокола, и через пару часов мы углубились в лес. Я сканировал окрестности магией, но кроме нескольких аур крупных животных ничего опасного не заметил. Предчувствия тоже меня не беспокоили, и последующие четверо суток напоминали туристический поход. Дорога была накатанной, и повозки практически не трясло на ухабах, поэтому я решил пересесть в фургон, чтобы начать обучение девушек азам магии. К нам присоединился Артак, напросившийся поучаствовать в этом процессе. Я не стал заморачиваться теоретическим курсом и просто закачал в память девушек знания об основных магических приемах управления Силой. Объем информации был небольшим, и хотя теоретические знания очень важны, но только практика позволяет понять, как усвоена теория.

До полудня первого дня девушки пытались увидеть энергетическую картину мира, но сумели это сделать только после моего прямого вмешательства в их безуспешные попытки. Новые возможности очень удивили учениц, и я битый час выслушивал их ахи и охи по этому поводу, параллельно отвечая на многочисленные вопросы. Магические способности девушек оказались примерно одинаковыми, однако имелись и некоторые различия. Магический взгляд Лены обнаруживал ауры живых существ и выходы лучей Силы на расстоянии двадцати шагов, а Катин только на пятнадцати, но ее запас магической энергии оказался вдвое больше и увеличивался с каждым занятием. По моему разумению, тренировки должны были развить магические способности девушек, и после полуденного привала мы приступили к практическим занятиям по управлению потоками энергии. Самой простой из магических манипуляций я посчитал создание луча Силы, с помощью которого ученицы должны были зажечь свечку. После короткой демонстрации этого фокуса я оставил Катю и Лену в фургоне, а сам решил уединиться по естественным надобностям.

Результатом моей безалаберности стал устроенный Катей пожар, который удалось потушить только благодаря решительности бойцов охраны и Артака. Когда я прибежал на место происшествия, пожар был уже потушен, а мои красавицы стояли возле обгоревшего фургона с перепачканными сажей лицами. Я расспросил Артака о происшествии, и он мне поведал, что Катя, пытаясь зажечь свечку, стряхнула с пальца небольшой огненный шар, который взорвался и поджег полог фургона. Ругать девушек я не стал, но запретил заниматься практической магией в мое отсутствие.

После проверки учениц на наличие физических повреждений я заставил их самостоятельно залечивать полученные ими ожоги, подробно объясняя, как это делается, и исправляя ошибки. На этот раз магические манипуляции проходили под моим контролем, и девушки успешно справились с самолечением, не навредив своему здоровью. Затем я показал, как нужно лечить чужие травмы, на примере пострадавшего при пожаре воина охраны. Катя и Лена быстро усвоили магические приемы и, действуя по моему образцу, легко вылечили ожог на руке Артака, чем ввели его в ступор. Оказалось, что маг обучался лечению ожогов в течение пяти лет, а две молоденькие женщины постигли эту науку всего за пару часов. Он тут же напросился ко мне в ученики, но я расстроил его заявлением, что такой прогресс связан только с врожденными способностями пришельцев с Земли. Конечно, я мог напрямую вложить новые умения в голову Артака, но делиться секретными знаниями я не собирался, а впоследствии запретил это делать и своим соплеменницам.

Чтобы не расстраивать мага, мне пришлось разрешить ему присутствовать на наших занятиях и наблюдать за процессом обучения. Насколько я понял из общения с Артаком, маги на Оркании в основном работали с внешними накопителями магической энергии, а внутренние запасы магии тратили только на создание магических артефактов и управление их работой. Хотя если судить по скромным магическим возможностям Артака, то это был самый рациональный способ использования личных запасов магии. По магическому потенциалу Катя и Лена в разы превосходили местного мага и впитывали новые знания, как губка воду.

На третий день обучения Лена уже была способна вскипятить мозги трем воинам, а Катя срубала магией дерево толщиной с фонарный столб. Конечно, это была грубая работа с магической энергией, но постоять за себя девушки уже могли. Именно к этому моменту развитие магических способностей у Кати и Лены пошло различными путями. Лена оказалась склонной к тонкой работе с аурой и сознанием живых существ, а Катя пошла по пути боевой магии.

Лене легко давался гипноз и работа с человеческим сознанием. Я был тренировочным объектом для ее магических манипуляций и прекрасно осознавал, что даже Артак со всеми своими защитными амулетами не в состоянии долго сопротивляться ее воздействию. Если Лена наберется опыта в этом, то она любого мужчину будет вертеть на пальце, как брелок с ключами, а если захочет, то легко вытрясет из него самые сокровенные тайны.

Успехи племянницы меня тоже радовали, но одновременно и пугали, потому что она грозила в будущем превратиться в очень сильного боевого мага. Катин запас магической энергии рос по экспоненте, и если она сможет научиться запасать энергию из природных источников, то даже мне будет сложно с ней справиться. Я не совсем понимал, как она управляет магической энергией, а сама она этого объяснить не могла. Создаваемые ею файерболы стали серьезным оружием, мои же попытки сделать что-то подобное с треском проваливались. Я мог выпустить файербол размером с арбуз, и его взрыв вызывал довольно большие пожары и разрушения, однако огненный шар летел всего на триста метров и с малой скоростью. Опытный воин при хорошей реакции мог уйти с линии его полета или успеть укрыться. В отличие от меня Катя создавала огненные шары размером всего с теннисный мяч, но ее файерболы взрывали скалы на расстоянии километра и летели, словно были выпущены из крепостного метателя, увернуться от них было практически невозможно.

Меня очень удивил столь быстрый прогресс девушек, потому что они всего за несколько дней овладели магическими премудростями, на изучение которых я потратил почти полгода. Правда, мне пришлось до всего доходить самому, без посторонней помощи, а девушки получили знания в готовом виде. Однако вместе с впечатляющими успехами появились и серьезные проблемы. Девушки быстро расходовали внутреннюю магическую энергию, и я восполнял ее из собственных запасов, которые катастрофически таяли.

Основная проблема была в том, что подходящего источника Силы мне обнаружить никак не удавалось, и поэтому пришлось пойти на рискованные эксперименты. Взвесив все за и против, я решил попробовать зарядиться от одного из многоцветных пучков магической энергии, которые встречались довольно часто. Лучи зеленого, синего и фиолетового цвета для подзарядки ауры не подходили и могли запросто выжечь энергетические каналы в моем теле, поэтому я подошел к этому вопросу с максимальной осторожностью. Мне требовалось выделить из пучка магической энергии лучи красного или оранжевого цвета, но я не знал, как это сделать. Однако проблема решилась практически сама собой. Оказалось, что нужные мне потоки Силы реагировали на мою ауру, и если близко поднести руки к пучку энергии, то они искривлялись, словно под действием магнита, и их можно было отвести в сторону. Процесс требовал максимальной концентрации и осторожности, но дело быстро пошло на лад. Конечно, скорость подзарядки была небольшой, но лучше мало, чем ничего.

Впечатленный успехами учениц, я начал опасаться, что если они не будут контролировать свои действия и эмоции, то могут натворить дел пострашнее моих сомнительных подвигов. Я провел разъяснительную работу на этот счет, но женщины живут эмоциями, а я не всегда могу быть рядом с ними.

К полудню четвертых суток караван подошел к горам, окружающим Далранскую долину, и разведчики встретились с рыцарским дозором. Далранцы давно ждали возвращения нашего каравана, и командира дозора сразу проводили ко мне. Я стоял возле фургона и беседовал с Леной, когда Арчер подвел ко мне огромного, закованного в полный доспех рыцаря в сопровождении молодого оруженосца, мало уступающего в комплекции своему сюзерену. «Железный человек» снял шлем и, надменно выпятив губу, представился:

– Я барон Арчибальд Красивый. Вы здесь главный?

Меня это заявление рассмешило, потому что барон красотой превосходил разве что орангутанга, и я не смог сдержать улыбку. Рыцарь заметил мое веселое настроение и, сплюнув мне под ноги, заявил:

– Слушай, урод, прекрати лыбиться, или я заколочу тебе зубы в глотку! Заканчивай трепаться со своей шлюхой и позови сюда князя Ингара. Поторопись, пока я такой добрый!

Я, конечно, был не при параде, но нужно было быть полным идиотом, чтобы не понять по моему окружению, что я человек далеко не простой. Моя охрана сразу схватилась за мечи, и я вынужден был срочно разруливать ситуацию, которая грозила закончиться кровопролитием.

– Барон, князь Ингар перед вами, и мне незачем бегать за самим собой. Я прощаю вам ваше хамство только потому, что вы видите меня впервые, иначе я быстро укоротил бы ваш длинный язык! Если до вас не дошли мои слова, то я к вашим услугам!

Барон буквально захлебнулся злобой и, брызгая слюнями, заревел:

– Да я разрублю тебя до жопы, будь ты хоть трижды князь!

Такая наглость меня поразила, однако мне удалось сдержать эмоции. Я ждал формального вызова, но барон вытащил из ножен висевший за спиной огромный двуручник и двинулся на меня.

Арчер мгновенно отреагировал на ситуацию и, встав между нами, сказал:

– Мой князь, разрешите научить барона хорошим манерам, а то у меня уже руки чешутся его проучить!

– Арчер, я привык сам отвечать за себя и самостоятельно разберусь с нахалом, – процедил я сквозь зубы, отодвигая хумана в сторону.

Я собирался устроить дуэль по всем правилам и оставить барона в живых, победив его в честном поединке, но Арчибальд Красивый повел себя как последняя скотина. Барон не дал мне даже обнажить меч и рубанул своим огромным двуручником наискосок. Мне только чудом удалось увернуться от чудовищного лезвия и сбить хама подсечкой на землю. Инерция тяжелого клинка развернула барона боком ко мне, и я со всей дури врезал рыцарю кулаком в ухо. Любого другого человека такой удар убил на месте, но барон выжил. Правда, после моего хука свиные глазки барона собрались в кучку, и он, простояв пару секунд на ногах, с грохотом рухнул на спину. Из вонючей пасти урода вывалился язык, и он захрипел, пуская пузыри. Я отбил себе кулак о чугунную голову Арчибальда Красивого, и боль разозлила меня не на шутку. Рука сама вытащила из ножен кинжал, и через мгновение нахал остался без языка. Оруженосец барона бросился на меня, но охрана в одно мгновение заломила ему руки и повалила на землю. Из ножен вылетели клинки, но я не дал произойти смертоубийству.

– Всем стоять! – заревел я. – Чтобы ни один волос не упал с голов этих придурков! Пусть оруженосец забирает своего барона, а его поганый язык я оставлю себе на память! Арчер, потом засолишь его вместе с ушами орков.

Моя реплика несколько разрядила обстановку, и со всех сторон послышались смешки воинов. Четверо бойцов охраны с трудом положили барона поперек седла его лошади, и оруженосец, испуганно озираясь, увез эту кучу металлолома вверх по дороге. Я лихорадочно пытался прокачать ситуацию, но прекрасно понимал, что происшествие с бароном может выйти нам боком. Арчер быстро разогнал любопытных, столпившихся на дороге, и спросил меня:

– Ингар, и что мы теперь будем делать? Конечно, барон сам напросился на неприятности, но лучше бы я с ним разобрался. Тогда можно было бы все списать на меня, а теперь я даже ума не приложу, как нам выкручиваться.

Слова Арчера мгновенно успокоили сумбур в моей голове, и я стал спокоен как удав. Наверное, только в это мгновение Игорь Столяров окончательно перенесся с Земли на Орканию и стал князем Ингаром. Осколки ночных кошмаров и странных видений, мучивших меня по ночам, неожиданно сложились в четкую картину, и мне стало понятно, что и как нужно делать. Душевная рефлексия, донимавшая меня с момента переноса, испарилась, как утренний туман, и я жестко ответил Арчеру:

– Барон распустил свой поганый язык, и его счастье, что мне пока не нужен его труп. Арчер, хуманы на Оркании не гости, а хозяева, и заруби эти слова себе на носу. Ты хуман по рождению, и это обстоятельство ставит тебя выше любого местного дворянина. Какой-то вшивый барончик посмел обозвать высокородную герцогиню с Земли – шлюхой! Род Елены Пореченковой известен с тех времен, когда местные короли прыгали по деревьям вместе с обезьянами! Барон жив только потому, что его жизнь принадлежит герцогине! Она за меньшие прегрешения сдирала с нахалов шкуру живьем или сажала их на кол! Ты меня понял?

– Да, – ответил Арчер и испуганно покосился на Лену.

– Тогда отправляйся к головному дозору и прикажи начинать движение. Я скоро тебя догоню, и мы решим, что делать дальше.

Арчер ускакал в голову колонны, отдавая на ходу приказы, а я пошел к своему коню. Неожиданно дорогу мне заступила Лена и возмущенно заговорила:

– Игорь, какую ты тут ахинею нес про герцогиню Пореченкову? С кого это я живьем шкуру сдирала и сажала на кол? Ты зачем мной людей пугаешь?

– Лена, я не хотел тебя посвящать раньше времени в свои тайны, но сейчас вынужден это сделать. Из-за стычки с бароном наше положение усложнилось, и это кардинально меняет все мои планы. Если за барона вступится местная знать, то будет война, в которой мы должны победить или погибнуть! Моя главная цель найти на Оркании магический портал, через который мы с Катей уйдем на Геон. Тебя я по известным тебе причинам взять с собой не могу, и Оркания достанется тебе в приданое! Мне нужен в этом мире свой человек, с которым мы связаны по гроб жизни, и этим человеком будешь ты!

– Ты рехнулся! Какая из меня герцогиня? Я не смогу управлять даже колхозом, не то что королевством!

– Империей, дорогая, империей! Ты станешь императрицей Оркании или покойницей! Да и куда ты денешься с этой подводной лодки? Я тоже, когда перенесся на Геон, мечтал спрятаться в тихом месте, пить пиво по кабакам и кувыркаться с любовницей в мягкой постели, а пришлось напялить на голову две короны и воевать с целым миром! На Геон я попал в одиночку, а за твоей спиной будет Великий князь Ингар и твоя магия! Леночка, мне хорошо известен твой суровый характер, и я уверен, что ты справишься!

– Ну конечно! Местная знать сразу встанет передо мной на колени и начнет целовать мои ноги! Да меня просто прирежут в темном углу, как собаку, и зароют на ближайшей помойке! Если бы у меня была армия хуманов, тогда еще можно было строить какие-то планы, а так все наши планы вилами на воде писаны!

– Ну вот, ты уже со мной согласна и даже требования выставляешь. Однако я вынужден тебя огорчить. Народ хуманов подчинен лично мне, это мой клан и моя гвардия, поэтому я ее никому не отдам. Хуманами на Оркании командует Колин, он окажет тебе силовую поддержку, но не вздумай его охмурить, тебе и местных принцев с королями хватит.

– Я что-то интересное пропустила? Игорь, ты тут императорские короны раздаешь, а о любимой племяннице совсем забыл, – раздался за спиной ехидный голос Кати.

Племянница во время недавних событий находилась в арьергарде каравана вместе с Артаком, где тренировалась в магии под его наблюдением.

– Катя, прекрати ехидничать и отнесись к разговору серьезно! Только что произошли события, которые поменяли все наши планы, и мне приходится форсировать события. Лене я уже объяснил ее роль, и она действительно станет императрицей Оркании. На это у нее хватит характера и жизненного опыта. Ты еще маленькая, а поэтому пока будешь прикрывать мою спину и учиться боевой магии.

– А почему все сливки Лене? Я тоже хочу быть королевой! – надув губы заявила Катя.

– Ну сколько раз тебе можно объяснять – ты моя племянница, а поэтому княгиня хуманов и эльфов по рождению. Так что у тебя уже есть две короны, правда маленькие. Когда мы подберем тебе ушастого принца, то появится и большая. А пока ты ходишь в невестах и моих адъютантах, то будь любезна слушаться и не перечить старшим. Вместо того чтобы дуться и показывать характер, пригласи лучше ко мне Артака, мне нужно с ним поговорить.

Караван уже сдвинулся с места, и Лена на ходу залезла в фургон, а я поскакал догонять голову колонны, где меня ждал Арчер. Попутно я сканировал округу магией и морально готовился к самому неблагоприятному развитию событий вплоть до очередного массового побоища. Вскоре я нагнал Арчера, и дальше мы поехали вместе. Через полчаса к нам присоединилась Катя с Артаком, и я сразу начал допрашивать мага. Для начала я рассказал ему о стычке с бароном, а затем задал прямой вопрос:

– Артак, ты со мной или со своими соплеменниками? Можешь отвечать без опасений за свою жизнь, я тебя не трону.

Маг задумался на несколько секунд и ответил:

– Я с вами, князь. В Далранском королевстве у меня все равно нет будущего, а с вами у меня есть реальный шанс выбиться наверх. Что я должен сделать?

– Пока ничего, но у меня есть к тебе вопросы.

– С радостью отвечу на любые, если знаю на них ответы. Спрашивайте, мой князь.

– Артак, как отреагирует далранская знать на отрезанный язык Арчибальда Красивого?

– Да никак не отреагирует, все только посмеются над этим дураком, а король Луи будет очень вам благодарен за это. Правда, у барона при дворе много влиятельной родни, но она устала вытаскивать его из неприятных историй. Если бы не заступничество высокопоставленных родственников, то барон давно закончил бы свою жизнь в тюрьме или на плахе. Король сослал Арчибальда Красивого за пределы королевства за очередную дуэль, на которой тот убил дворянина, заставшего его в постели своей жены. Князь, простите за бестактный вопрос, но я несколько раз видел барона, это настоящий монстр, закованный в броню. Как вам удалось отрезать ему язык? Хотя что я говорю, вы великий маг, а магия любого поставит в непристойную позу.

– Уважаемый Артак, вы меня обижаете. Происхождение не позволяет мне использовать магический дар для защиты своей чести и достоинства против тех, кто не владеет магией. Барон не маг, а поэтому просто получил кулаком в ухо, когда пытался подло зарубить меня. Ну а без языка он остался за то, что оскорбил герцогиню Елену Пореченкову.

– Госпожа Елена – герцогиня? – выпучив глаза, спросил Артак.

– Это истинная правда, которая не подлежит сомнению. Она из очень древнего рода, уходящего корнями в глубину веков. Наш с Катей род упоминается в одних и тех же древних манускриптах, что и род Пореченковых, но споры о том, чей род древнее, идут до сих пор.

– Какой же я дурак! Ведь я слышал разговоры о высоком статусе госпожи герцогини, но не придал этому значения. Так вот почему госпожа Елена позволяла себе так дерзко разговаривать с вами, и вы ее не наказали. Князь, вы в очередной раз провели меня как младенца, когда делали вид, что обучаете девушек магии. На самом деле вы помогали госпоже герцогине приспособиться к местным магическим реалиям. Чего я еще не знаю о вас, князь? – обиженно спросил маг.

– Увы, Артак, очень многого ты не знаешь и не узнаешь никогда. Я поручаю твоим заботам госпожу герцогиню. Ты должен ей помогать вжиться в здешний мир и уберечь от возможных ошибок. Если тебе удастся завоевать доверие госпожи Елены, то она сделает тебя своим придворным магом. Могу тебя уверить, что она вскоре займет очень высокое положение на Оркании. А пока возвращайтесь к каравану и займитесь своими прямыми обязанностями.

– С ума сойти! – тихо сказала Катя, когда Артак отошел. – Ты раньше не рассказывал мне о своих грандиозных планах.

– Я просто не хотел тебя пугать раньше времени. Катя, хотя мои слова и попахивают дешевым водевилем, но раз ты – моя племянница, то должна поддерживать честь древнего рода Столяровых!

– Про древний род ты только что сам выдумал?

– Катя, какое же ты дите! Если тебя послушать, то любой человек может бродить между мирами и рубить магией деревья в три обхвата. Неужели ты думаешь, что любой землянин может щелкнуть пальцами, и целые народы станут умирать по его приказу? Разве все девчонки из твоего медицинского вуза швыряют файерболы на километр и взрывают ими скалы размером с грузовик? Тебе это не кажется странным?

– А разве это не потому, что мы перенеслись в магический мир вместе с тобой?

– Предки живущих на Оркании людей тоже прошли через магические порталы, но среди них очень мало магов, хотя этот мир и полон магии. Сам по себе переход через портал не наделяет человека магическим даром, нужны врожденные способности.

– Значит, я – магиня от рождения?

– А ты догадайся.

– А как же Лена, она же не из нашего рода?

– Катенька, неужели ты наивно думаешь, что я случайно пересекся с Еленой Пореченковой на Земле? Обычного человека просто раскатало бы в блин во время спонтанного переноса без заранее подготовленного портала.

– Дядя Игорь, но ты ведь не хотел брать нас с собой!

– Ты абсолютно права, но вы устроили драку и теперь здесь. По вашей дурости все пошло не так, как было задумано, но теперь важен результат, а не мелкие неприятности.

– Значит, когда ты умирал там, на берегу, все было понарошку?

– Нет, все было по-настоящему, и я выжил только благодаря вашему с Леной мужеству и самоотверженности.

Врал я талантливо и самозабвенно, поэтому вскоре сам начал верить в эти сказки. Хотя, возможно, в моем вранье была большая доля истины, и я просто озвучивал догадки, которые накопились в подсознании за время моих путешествий по магическим мирам. У меня появились серьезные подозрения, что я все выдумал по наитию, слишком логичны и обоснованны были мои доводы. Натолкнувшись на эту неожиданную мысль, я предался философским размышлениям на тему «Какие силы управляют моими поступками и кто тот кукловод, определивший нашу судьбу».

Неожиданно Катя подъехала вплотную к моей лошади и, обхватив меня руками за шею, поцеловала в щеку. Я едва не свалился с лошади от неожиданности, а философское настроение сразу улетучилось.

– Дядя Игорь, я не могу тебе объяснить, как я рада, что все это произошло именно со мной! Какой к черту институт и серая жизнь от лекции до лекции. Обалдеть, я – княгиня двух миров и великая магиня. Впереди у меня долгая жизнь, полная опасностей и приключений. Ты не представляешь, как я счастлива!!! – заорала Катя и подняла на дыбы своего коня.

В этот момент навстречу головному дозору выскочил конь одного из разведчиков. Увидев меня, воин осадил коня и крикнул:

– Мой князь, впереди на дороге отряд из двадцати рыцарей с оруженосцами и полусотней воинов. Они заняли оборону за мостом через ручей и явно ждут нас.

Арчер подъехал ко мне и спросил:

– Что будем делать?

– Поедем вперед и постараемся договориться, а если не удастся, то всех убьем. Катя, поедешь со мной, будешь прикрывать мне спину, а ты, Арчер, дождись каравана и прикроешь нас с тыла, – приказал я и пришпорил коня.

(обратно)

Глава 15

Разведчик лихо скакал впереди нашего маленького отряда, и нам с Катей едва удавалось поспевать за ним. Таким порядком мы проехали около километра, затем дорога, сделав петлю, вывела нас на берег лесного ручья. Здесь нас окликнул другой разведчик, и мы спешились. Мне коротко доложили обстановку и провели к краю лесной поляны, через которую проходила дорога к мосту. Командир разведчиков указал на место засады и рассказал, что они обнаружили засаду случайно, когда, перестраховавшись, переправились через ручей ниже по течению и вышли к дороге уже за мостом. Один из воинов залез на дерево, чтобы осмотреться, и увидел отряд рыцарей, который направлялся к мосту. Точно определить численность противника было невозможно, но разведчик клялся, что в отряде не менее полусотни бойцов. Я внимательно просканировал магией лес за мостом, но только со второй попытки заметил размытые отметки аур противника. Это указывало на то, что засаду прикрывает магическая защита, и мне стало понятно, что у нас появились серьезные проблемы. В принципе к подобному развитию событий я был готов, но меня озадачило наличие нескольких голубых отметок среди красных человеческих аур. Голубые, с зеленоватым оттенком ауры могли принадлежать только темным эльфам, которых я совсем не ожидал здесь обнаружить. Противник, похоже, не сумел засечь нашего присутствия и вел себя тихо.

– Катя, вернись назад метров на двести и вместе с разведчиками займи оборону в кустах у дороги. Постоянно сканируй округу магией и не дай противнику зайти нам в тыл. Я попытаюсь вступить в переговоры, а если начнется бой, то подстрахуй меня, но сама в драку не лезь. Я буду бить по засаде ментальной магией, и ты можешь попасть под удар. Ты меня поняла?

– Да, – ответила Катя и вместе с командиром разведчиков скрылась в лесу.

Я поставил магическую защиту и, подняв вверх руки, медленно вышел из леса на поляну перед мостом. На противоположном берегу ручья дрогнуло несколько веток, но сидящие в засаде воины решили себя не обнаруживать и стрелять по одиночному воину не стали. Воспользовавшись этим обстоятельством, я приблизился к мосту на полсотни шагов и громко крикнул по-эльфийски:

– Я Великий князь светлых и темных эльфов Ингар из мира Геон. Среди вас есть темные эльфы, пусть один из них выйдет для переговоров, я не хочу проливать эльфийскую кровь!

Поначалу ответа не последовало, но через минуту на мост вышел высокий воин в традиционной эльфийской одежде, и я направился к нему навстречу, показывая, что безоружен. Вскоре мы сблизились до пары шагов и молча стали разглядывать друг друга. Я почувствовал магическое давление на свою ауру и услышал в голове чужой голос:

«Кто ты, смертный?»

«Я – Ингар, Великий князь темных и светлых эльфов из мира Геон. Я также Великий князь народа хуманов, который был перенесен с Геона на Орканию. С кем имею честь беседовать?» – мысленно ответил я и перешел на магическое зрение.

«Я Малагдаер из Дома Белой Совы, командир разведки дроу из эльфийского посольства в Далранском королевстве. Смертный, почему я должен верить твоим словам? Ты осознаешь, что за лживо присвоенные эльфийские титулы тебе придется ответить головой?»

«Ты маг, и тебе хорошо видна моя аура, ты раньше видел такую?»

«Я живу на свете уже триста лет, но полная аура мне не встречалась, только поэтому я еще не наказал тебя за дерзкие слова».

«Давай не будем вести пустые разговоры, а сразу перейдем к делу. Если ты не трус, то просто открой свое сознание, и я покажу тебе – кто я и откуда».

«Смертный, а ты, оказывается, наглец! Еще никто из тех, кто называл меня трусом, долго не задержался на этом свете, зря ты меня оскорбил».

«Малагдаер, хватит трепать языком. Эльфийская спесь мне хорошо знакома, практически все мои ушастые подданные страдают этой болезнью. У меня на поясе висит отличное лекарство от эльфийского самомнения, к которому я пока не хочу прибегать. Тебе о чем-нибудь говорит слово „Странник"»?

«Даже так? Ну ты и зарвался, человечек. Похоже, мне придется оставить тебя в живых, чтобы ты ответил за свою наглость перед судом Совета эльфийских Домов! Ты будешь умирать очень долго, и у тебя будет достаточно времени, чтобы пожалеть о своих лживых словах!»

Чем дольше продолжалась наша пикировка, тем больше я злился. В конце концов злоба заслонила собой здравый смысл, и я сорвался, послав дипломатию к черту.

«Дроу, это ты зарвался и вскоре пожалеешь о своих словах! Открой свое сознание, и если увиденное тебя не удовлетворит, то тогда перейдем к лечению. Ты давно мыл свои уши? У меня в коллекции пока нет ушей дроу с Оркании, и я не хочу, чтобы они протухли раньше времени».

Это заявление вывело дроу из себя, и он нанес ментальный удар, пытаясь подчинить себе мое сознание. Малагдаер был слишком высокого мнения о своих магических возможностях и поэтому просчитался. Среди эльфов встречаются сильные маги, а за длинную эльфийскую жизнь у них есть возможность постичь все тонкости магического искусства, поэтому они всегда были очень опасными противниками. Однако Оркания значительно уступает Геону по насыщенности магической энергией, поэтому у Малагдаера не было никаких шансов пробить мой ментальный блок. Непомерная спесь сыграла злую шутку с дроу, и он, вместо того чтобы сразу уйти в оборону, продолжал давить на мою ауру, расходуя драгоценный запас Силы. К тому моменту, когда до Малагдаера дошло, что атака провалилась, последний шанс перейти к обороне был уже упущен. Мне не составило проблемы взломать истощенную магическую защиту эльфа, и я вломился в его сознание.

Подчинив волю противника, я взял под контроль его тело и ехидно заявил:

– Малагдаер, я ведь тебя предупреждал, что эльфийская спесь до добра не доводит! Ладно, не нервничай и не дергайся, я не причиню тебе вреда. Сейчас ты посмотришь кино, а потом я отпущу тебя на все четыре стороны. Не бойся, ты пойдешь туда целиком, а не разрубленным на четыре части.

Сделав это заявление, я начал демонстрировать дроу видеообразы из своей жизни на Геоне. В памяти сразу всплыли лица Виканы и Эланриль, а затем коронация и панорама Нордрассила с высоты полета дельтаплана. Демонстрация мысленного видеоролика заняла не больше пяти минут, но воспоминания наполнили душу тоской и печалью. Наверное, мое настроение передалось и эльфу, потому что когда я вышел из транса, то увидел слезу, выкатившуюся из правого глаза Малагдаера.

Я разорвал ментальный контакт с дроу и отпустил его сознание на свободу. Эльф был истощен магической борьбой и сразу рухнул на колени, словно из него выдернули удерживающий на ногах стержень. Воины Малагдаера решили, что с их командиром что-то случилось, и из кустов полетели эльфийские стрелы. Магическая защита выдержала первый залп, но я решил не рисковать и бросился бежать назад к лесу.

В результате я установил новый мировой рекорд на стометровке и успел укрыться за стволом дерева еще до того, как за мной устроили погоню. Однако фора оказалась небольшой, и вскоре несколько конных рыцарей перемахнули через мост и понеслись в мою сторону. Время таяло, как масло на сковородке, а я никак не успевал подготовиться к бою. Магическая схватка с эльфом нарушила обычное течение магической энергии в организме, и мне потребовалось значительно больше времени, чтобы подготовить ментальный удар.

Если смотреть на атаку рыцарей со стороны и не являться ее мишенью, то картина завораживает. Могучие кони неслись вперед, словно вестники Апокалипсиса, а огромные копья закованных в броню рыцарей, казалось, были нацелены мне в сердце. Я уже попадал в подобные переплеты, и напугать меня было сложно, но по спине все-таки потек холодный пот. Однако великолепную батальную сцену, достойную кисти великого художника, испортил Малагдаер. Эльф бросился наперерез рыцарям и повис на уздечке головного коня, чем превратил грозную рыцарскую атаку в банальную кучу-малу. Лошадь не ожидала нападения эльфа и споткнулась, в результате чего рыцарь полетел кувырком на землю. На упавшего коня налетели лошади, скакавшие следом, и их седоки также вылетели из седел. Дроу каким-то чудом уцелел в этом завале и сумел отбежать в сторону. Он что-то громко прокричал, и из кустов на противоположном берегу сразу же выскочили шестеро эльфийских воинов, которые словно на крыльях перенеслись через ручей и окружили своего командира.

Это обстоятельство удержало меня от магического удара, и я решил дождаться, чем закончится эта заварушка. Рыцарь, возглавлявший атаку, с трудом поднялся на ноги и, прихрамывая, направился в сторону эльфов. Между рыцарем и Малагдаером состоялся бурный разговор, причем явно на повышенных тонах, потому что вопли помятого рыцаря разносились по округе на километр. Однако скандал закончился без мордобоя, и рыцари вскоре ретировались на другой берег ручья, хотя один из них порывался вступить в драку. Конь этого бедолаги в свалке переломал себе ноги, поэтому его пришлось добить, а потеря четвероногого друга взбесила рыцаря.

Как только опасность столкновения миновала, отряд дроу направился в сторону леса, и мы вскоре снова беседовали с Малагдаером. Тон дроу разительно изменился, и он почтительно заговорил со мной, опустившись на одно колено:

– Сиятельный, я виноват перед вами и готов немедленно понести любое наказание. Но нас всего семеро, и я прошу отложить мою казнь до вашего прибытия в эльфийское посольство в Руане.

– Малагдаер, я подумаю над твоим предложением, а пока объясни мне, что за разборку ты устроил с рыцарями.

В этот момент в лесу треснула сухая ветка, и дроу мгновенно растворились в придорожных кустах, где их можно было обнаружить только с помощью магии. Магическое сканирование показало, что нас пытаются окружить разведчики хуманов, а на сухую ветку, похоже, наступила Катя. Я громко крикнул, что со мной все в порядке, и приказал хуманам не стрелять. Через некоторое время на дорогу в сопровождении хуманов вышла Катя и подбежала ко мне. Я позвал Малагдаера, и из кустов, словно призраки, вынырнули воины дроу.

Я представил Катю как свою племянницу и принцессу, чем очень удивил эльфов. Малагдаер, выслушав мои слова, выписал ногами какой-то замысловатый вензель и, вежливо склонив голову, представился.

Катя, удивленная плясками ушастого кавалера, вылупила глаза и спросила меня по-русски:

– Дядя Ингар, это эльфы?

– Ты угадала. Если быть точным, то это темные эльфы, или дроу, как они сами себя называют.

– А этот, самый симпатичный, который у них за главного, наверное, принц?

– Нет, Катенька, Малагдаер – высокородный, или, если сказать проще, – эльфийский дворянин, но не принц. Да и стар он для тебя, ему почти триста лет, а тебе нужен хотя бы столетний юноша.

– Обалдеть, а по виду ему не дашь больше тридцати пяти. И чего это он передо мной выплясывал?

– Катя, не забывай, что ты благородная дама и намного выше его по рождению. Такие, как Малагдаер, будут тебе двери открывать или охранять твой покой, стоя в карауле. Племянница Великого князя эльфов для него недоступна, как недоступна дочь президента США для учащегося ПТУ из Урюпинска. Привыкай, положение обязывает, и учти, панибратства здесь не поймут! Я – Великий князь, и у меня могут быть свои причуды, а ты обязана внимательно следить за своими словами и поступками.

– Я буду стараться, – смущенно ответила Катя и спряталась за мою спину.

Закончив разговор с племянницей, я приказал хуманам занять оборону у кромки леса, а Катю доверил заботам эльфийских воинов, которые смотрели на новоявленную принцессу разинув рты. Затем я переспросил Малагдаера:

– Так что за разборку ты устроил с рыцарями?

– Сиятельный, рыцари хотели атаковать вас, а я не позволил им этого сделать. Ваша жизнь драгоценна, и мы не имеем права подвергать ее опасности!

– Спасибо за заботу, но меня довольно сложно убить, и ты спас жизнь идиотам, закованным в железо, а не мне. Объясни, пожалуйста, с какой это стати на караван хуманов устроили засаду? Неужели между Танолом и Далранским королевством началась война? – закосил я под дурачка.

– Мой князь, днем в наш лагерь прискакал оруженосец барона Арчибальда Красивого с находящимся без сознания самим бароном, да еще и с отрезанным языком. Оруженосец громогласно заявил, что хуманы подло напали на безоружного барона и отрезали ему язык, а он только чудом спас своего сюзерена и пробился из окружения.

– Значит, этот щенок, которого я отпустил с миром и позволил увезти барона живым, нагло соврал и перевернул все с ног на голову! Я зря отрезал язык только барону, нужно было укоротить его и оруженосцу.

– Сиятельный, этот сопляк не достоин пасть от вашей руки! Я лично убью этого мерзавца!

– Малагдаер, никого убивать не нужно, но проучить лжеца все-таки стоит. Если оруженосец ведет себя таким недостойным образом, то какой из него получится рыцарь? Разберись с ним по своему усмотрению, но не убивай. Это приказ.

– Я рад оказанной вами чести и выполню все, как вы пожелали, – склонившись в поклоне, ответил Малагдаер.

– Как ты думаешь, нам стоит готовиться к бою или мы сможем договориться с рыцарями?

– Ни о каком бое не может быть и речи! Я рассказал барону Галарду, который возглавил атаку, что он едва не напал на Великого князя эльфов, и пригрозил войной с Далранским королевством. Граф Асторский за такую глупость голову барону оторвет. Наверняка граф Асторский уже ждет моего возвращения в лагерь, чтобы прояснить обстановку. Узнав всю правду о происшествии с бароном Арчибальдом, граф вступит с вами в переговоры и постарается замять назревающий дипломатический скандал. Безопасность Далранского королевства полностью зависит от мечей хуманов и союза с эльфами.

– Так чего же мы ждем? Поехали к вашему князю, – заявил я.

Отдав приказ разведчикам дождаться гонцов из рыцарского лагеря, я потребовал отдать всех имеющихся в наличии лошадей эльфам. Разведчики быстро выполнили приказ и привели коней. Четверым дроу лошадей не хватило, и им пришлось остаться в лесу. Катя тоже порывалась поехать со мной, но я сдал ее на попечение остающихся эльфов и приказал вести себя достойно. Племянница надула щеки, но спорить не стала.

Эльфы ловко вскочили на коней, и мы галопом поскакали в рыцарский лагерь. Малагдаер ехал впереди отряда и жестко пресекал любые попытки встречных дозоров нас остановить. Далранцы издалека узнавали эльфа и сразу уступали нам дорогу, поэтому мы беспрепятственно двигались к цели. Караул у ворот лагеря тоже узнал Малагдаера, и ворота открылись раньше, чем мы к ним подъехали. По всей видимости, крутой нрав командира дроу был хорошо известен далранцам, и с ним старались не связываться.

За окружавшим лагерь деревянным частоколом располагались десятки шатров и палаток, выстроенных словно по линейке. Дисциплина в лагере поддерживалась твердой рукой, и я не заметил ни малейших признаков бардака. Проходы между шатрами охранялись патрулями, а на стенах лесной крепости стояли часовые. Вскоре наш отряд подъехал к стоящему в центре лагеря шатру, где, похоже, квартировало начальство. Мы спешились, и охрана забрала наших лошадей. Малагдаер перекинулся с часовыми парой фраз и, пропустив меня вперед, последовал следом за мной.

Вопреки моим ожиданиям в шатре было светло, потому что под потолком полог оказался откинут, и через это отверстие внутрь проникал солнечный свет. Посередине шатра за столом сидел рыцарь в дорогих доспехах, но без шлема. Заметив дроу, он встал из-за стола и, дружески раскрыв объятия, пошел к нам навстречу:

– Ну, слава богу, Малагдаер, ты вернулся живой и, надеюсь, вместе со своим языком! Кого это ты с собой притащил? Я что-то не помню этого хумана.

Эльф вопросительно посмотрел на меня. Я понял тонкий намек на толстые обстоятельства и сказал, усаживаясь в кресло, стоящее напротив стола:

– Малагдаер, представь меня графу.

– Граф Асторский, перед вами сиятельный Ингар – Великий князь эльфов и хуманов из мира Геон, – торжественно объявил дроу.

– Малагдаер, ты уверен, что это не самозванец, и, кстати, почему он расселся в моем шатре, словно у себя дома?

– Граф, вы играете с огнем! Перед Великими князьями эльфов зачастую даже короли стоят на коленях. Мой князь имеет право сидя принимать представление далранского графа! Барон Арчибальд уже остался без языка за свои непочтительные слова, вы собираетесь пойти по его стопам? Сопляк оруженосец наплел небылиц о происшествии с бароном, чем поставил на грань войны наши народы. Граф, я считаю вас своимдругом, но сейчас мы с вами не в кабаке, а на официальном приеме. Ваша непочтительность может привести к войне между эльфами и далранцами. Конечно, до Эльфийской долины далеко, но хуманы рядом, и слава богам, что Арчер не слышит ваших слов! Граф, немедленно извинитесь, или мы будем сражаться за честь моего сюзерена до смерти! – грозно заявил эльф.

Слова Малагдаера словно кувалдой ударили по голове графа Асторского, и он мгновенно стал на полголовы ниже. Развязный тон рыцаря мгновенно испарился, граф низко поклонился и заискивающе заговорил со мной:

– Извините, сиятельный, что я позволил себе неподобающее поведение, но меня ввели в заблуждение слова оруженосца барона Арчибальда. Я накажу этого мальчишку, чтобы ему неповадно было врать.

– Граф, не стоит утруждать себя такими мелочами, врунишкой займется Малагдаер, а мы поговорим о более важных делах.

Я повернулся к эльфу и, посмотрев ему в глаза, сказал:

– Малагдаер, можешь быть свободен, но когда решишь вопрос чести, доложи мне о результатах.

Эльф поклонился и быстро вышел из шатра. Я изучающе посмотрел на графа Асторского и продолжил:

– Граф, в лесу остался караван хуманов с грузом металла из Ледяной пустыни. Я бы не хотел, чтобы мои люди ночевали в лесу без надежной охраны. Прикажите подготовить стоянку для каравана и отправьте гонца к Арчеру. В караване едут две высокородные дамы, это моя племянница – принцесса Екатерина Столярова и герцогиня Елена Пореченкова. Прошу вас оказать им надлежащий прием и выделить отдельный шатер и прислугу. Девушки после магического переноса на Орканию ни разу не ночевали в достойных условиях и очень устали. Надеюсь, вы меня не подведете?

– Князь, я полностью к вашим услугам. Я немедленно отдам все необходимые распоряжения!

Граф позвонил в колокольчик, и в шатер вбежал молодой рыцарь, который оказался оруженосцем хозяина шатра. Граф загрузил юношу кучей дел, и тот как ошпаренный понесся их исполнять. Затем граф снова обратился ко мне:

– Ваше сиятельство, ваши покои скоро подготовят, а ужин можно подать хоть сейчас. У вас есть какие-либо пожелания?

– Спасибо, граф, за заботу. Мне нужно смыть грязь и переодеться во что-то более приличное. Эта одежда годится для похода, но на людях необходимо носить что-то более соответствующее моему статусу. Некоторые из ваших рыцарей приняли меня за оборванца, а мне совсем не хочется резать языки всем идиотам в вашем лагере.

– Князь, располагайте моим гардеробом! Мне кажется, что мы схожи по комплекции, но я нахожусь в походе и не могу предоставить вам достойного выбора. Воду для вас уже греют, и через полчаса вы сможете принять ванну.

Я поблагодарил графа и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Незаметно меня сморил сон, и я забылся без сновидений.

Проспал я часа полтора и проснулся, почувствовав пристальный посторонний взгляд. Я открыл глаза и огляделся. У входа в шатер стоял Малагдаер и молча ждал, когда я проснусь.

– Докладывай, – сказал я и, подойдя к столу, налил себе кубок вина.

Граф Асторский предусмотрительно позаботился о своем госте, и на столе стоял поднос с вином и фруктами.

– Сиятельный, лжец наказан. Караван хуманов уже в пути и через час прибудет в лагерь. Вы просили подыскать себе чистую одежду. Я дерзну предложить вам свой костюм, который я ни разу не надевал. Далранцы – дикари и не умеют шить приличную одежду, даже в гардеробе графа Асторского нет ни одной достойной вас вещи.

– Спасибо, я воспользуюсь твоим предложением и не буду напрягать графа. Малагдаер, мне нужен эльфийский меч. Ятаганом орков можно рубить мясо на бойне, а для тонкой работы нужен мифрил.

– Сиятельный, даже не у всех глав эльфийских Домов есть мифриловое оружие. Секрет обработки мифрила давно утерян, и я могу вам предложить только свой парадный меч. Правда, он немного тяжеловат из-за украшений и золотой гарды, но клинок древней работы и в бою не подведет.

– Малагдаер, я просил приготовить мне ванну, ты не знаешь, она готова?

– Все готово, сиятельный. Мы просто ждали, когда вы проснетесь.

Вскоре я уже плескался в большой деревянной бадье, а две симпатичные женщины, хихикая, терли мне спину. Закончив водные процедуры, я надел костюм Малагдаера и нацепил на пояс его меч. Костюм оказался живым и быстро подогнал свой размер под мои габариты. Подобные костюмы я уже носил на Геоне, но изделия эльфов Оркании значительно уступали геонским образцам.

Пока я мылся и приводил себя в порядок, практически стемнело. Я начал беспокоиться и направился разыскивать Малагдаера, чтобы выяснить, где караван хуманов. Однако я не успел дойти до ворот лагеря, как услышал крики возниц и скрип тележных колес приближающегося каравана. Весь караван в лагерь заходить не стал, а отправился на стоянку, подготовленную для него за пределами частокола. За ворота пропустили только фургоны с женщинами и повозку Артака.

Я сразу направился к фургону Лены и, разъяснив сложившуюся обстановку, коротко пересказал легенду об их высоком происхождении. Катя и Лена все еще до конца не верили, что им действительно придется играть роль особ королевской крови, но я их убедил, что шутки закончились и пора впрягаться в работу. Я не встретил с их стороны серьезных возражений и проводил в выделенный для них шатер. Какая женщина не считает себя королевой или принцессой на худой конец? А гонору и самомнения у моих спутниц было не занимать. Кутерьма в лагере закончилась далеко за полночь, и я лег спать только под утро.

(обратно)

Глава 16

Новый день начался новыми заботами и сразу загрузил нудными делами, которыми совсем не хотелось заниматься. Быть Великим князем задача непростая, особенно если твой авторитет держится в основном на страхе и слабо подкрепленных действительностью понтах. За последнее время я накрутил вокруг своей персоны столько вранья, что самому порой становилось стыдно. Однако отступать было некуда, а поэтому мне приходилось соответствовать выдуманному образу. Короля играет свита, и я безропотно совершал все ритуалы, которые меня заставила выполнять прислуга графа. В мире Средневековья Великий князь не мог спокойно встать с постели и, протерев глаза рукой, пойти в одних трусах жарить яичницу себе на завтрак. Процесс утреннего пробуждения носил идиотский характер и состоял из массы непонятных процедур. Например, для одевания сапог требовалось сразу двое слуг – по одному на каждый сапог. Примерно таким же образом дело обстояло и с остальными предметами туалета. Поэтому мне пришлось терпеть присутствие в своем шатре толпы постельничих и других непонятных личностей, которые якобы помогали мне встать с ложа. Особенно меня раздражали гнусавые вопли противного старикашки, руководящего этим спектаклем.

– Подштанники его сиятельства князя Ингара!

Услышав эту идиотскую фразу, я едва не прибил гнусавого придурка, но, к счастью, сдержался. Помимо прислуги в шатре присутствовала и моя личная охрана, состоявшая из трех хуманов и трех дроу во главе с Малагдаером. Эльф стоял возле изголовья кровати и бдел, охраняя мою личность от неведомых опасностей, а воины располагались по периметру шатра, всем видом показывая, что готовы умереть за своего князя. Пока прислуга мыла меня в тазике, а затем одевала, мне удалось перекинуться несколькими фразами с Малагдаером и выяснить распорядок дня, намеченный на сегодня. Первым пунктом в повестке дня стоял званый завтрак, плавно переходящий в обед с далранской знатью и обсуждение наших дальнейших планов.

Я стоически вынес все издевательства над здравым смыслом и, обряженный в парадный эльфийский костюм, проследовал в шатер графа Асторского, куда меня повели словно под конвоем. Похоже, за ночь известия о прибытии в лагерь очень крутого Великого князя эльфов и хуманов, который за единственный косой взгляд режет языки самым отмороженным баронам, обросли слухами и небылицами, поэтому посмотреть на эту диковинку сбежались все, кто не был занят в карауле или других работах. Повышенное внимание к моей особе заставило меня выпрямить спину и скроить надменную рожу, какую, по моему разумению, должен иметь персонаж моего ранга. По всей видимости, мне это удалось на все сто процентов, потому что от моего взгляда народ шарахался, словно от взгляда кобры, а за спиной раздавались тихие реплики:

– А ведь барон Арчибальд совсем нюх потерял, когда разинул пасть на этого князя. Я всегда говорил, что он когда-нибудь нарвется, вот и пришло его время платить по счетам. Этот Ингар любого от скуки зарежет, только для того чтобы посмотреть, что у него внутри. Малагдаер на что уж совсем отмороженный, а тоже готов своему князю пятки лизать и побаивается его всерьез. Ты гляди, как он по сторонам зыркает, даже мороз по коже продирает.

Пока я шел по импровизированному человеческому коридору, то узнал о себе много нового. Оказывается, что я убиваю людей одним только взглядом и расправляюсь с толпами нечисти, словно с надоедливыми мухами, а орки вообще мне не противники. Если верить бреду, который озвучивали в толпе, то моя любимая закуска к пиву – соленые уши орков или маринованные баронские языки. Эти идиотские домыслы в очередной раз доказали мне, что нет предела человеческой фантазии и глупости. Поэтому вранье, которого я нагородил вокруг своей персоны, уже не казалось таким уж бессовестным, если людская молва наградила меня совсем уж фантастическими качествами.

На этом мои чествования не окончились, потому что граф Асторский приготовил своему гостю абсолютно неожиданный прием. Перед его шатром меня оглушили фанфары герольдов, или как они здесь называются, а затем толпа в пух и прах разодетых рыцарей начала выплясывать хип-хоп местного разлива. Впечатленный приемом, я тоже изобразил ногами крендель, которому меня обучила Викана перед коронацией, и вошел в шатер, снисходительно кивая далранской знати, среди которой было на удивление много женщин.

Я наивно было решил, что обязан такому пышному приему только собственной исключительности, но ларчик открывался просто. Граф Асторский решил убить сразу двух зайцев: провести генеральную репетицию встречи короля Луи, а заодно загладить свою бестактность, выказанную при нашей первой встрече. Эти сведения мне выдал Малагдаер, которого я усадил рядом с собой во время застолья.

Оказалось, что рыцарский лагерь – не военная крепость на пути орков, а охотничий лагерь далранского короля. Далранская долина вдоль и поперек распахана и плотно заселена людьми, дичь в ней давно уже повыбили, поэтому королевские охотничьи угодья располагались за ее пределами. Лесистая местность межу Туманными горами и Далранской долиной называлась Королевским лесом и служила для развлечений короля и его свиты. На западе Королевского леса раскинулось практически непроходимое болото, надежно защищавшее охотничий заповедник от вторжения орков. Отряды егерей контролировали все тропы через трясину, и внезапного нападения можно было не опасаться. Через неделю должна была состояться большая королевская охота, и практически вся далранская знать мечтала в ней поучаствовать. Наиболее нетерпеливые прибыли в охотничий лагерь заранее, чтобы занять наиболее удобные места и подготовиться к элитному развлечению, которое проводилось два раза в год.

Званый завтрак затянулся почти до полудня, и я реально начал звереть от идиотских разговоров ни о чем и вида чавкающих рож далранской знати, которая сбежалась, чтобы набить себе брюхо на халяву. Особенно меня доставали томные взгляды графинь и баронесс, присутствовавших на приеме в мою честь. Не то чтобы они были особо страшными, среди них мне удалось рассмотреть несколько довольно симпатичных лиц, но дикий макияж и полуметровые прически на голове невольно вызывали улыбку. Наряды дворянства соответствовали странным понятиям о высокой моде и красоте, в результате чего далранские красотки напоминали тряпичных кукол, которых в России надевают на заварные чайники. На женщинах было навешано столько ярких тряпок и украшений, что у меня создалось впечатление, будто они напялили на себя весь личный гардероб, а заодно и всю казну графства или баронства.

Лениво переговариваясь с графом Асторским, я ждал появления за столом Кати и Лены, которые также были приглашены на завтрак. Мне было некомфортно находиться в одиночестве среди этого театра абсурда, но девушки почему-то не спешили. Я отослал за ними гонца, но он вскоре вернулся и доложил, что девушки сказались больными и на завтраке не появятся. Странное поведение моих спутниц меня озадачило, и я, извинившись перед графом, отправился их навестить.

Мне снова пришлось проследовать на другой конец лагеря сквозь толпу любопытных и выслушать очередную порцию небылиц о своей персоне. Я застал девушек в их шатре и был очень удивлен их похоронным настроением и следами недавних слез на лице племянницы. На мой невинный вопрос, что произошло и почему они не пришли на званый завтрак к графу Асторскому, я получил довольно злобный ответ от Кати, от которой совсем не ожидал подобного наезда:

– Ты на себя посмотри! Сам сияешь, как юбилейный рубль, и вырядился, словно на свадьбу, а про нас совсем забыл! Ты думаешь, что можно появляться на людях в наших обносках и с лицами в прыщах? Лена еще прилично выглядит, а я, как Золушка из сказки, вся в золе и с немытой головой! Нас сегодня навестили две эльфийки из свиты Малагдаера, по сравнению с ними мы выглядим как бомжихи!

Я вышел из шатра и обратился к дроу, который не решился войти внутрь без приглашения, и расспросил его об эльфийках из его свиты. Оказалось, что это были полукровки, служившие камеристками в посольстве, и он послал их в помощь моим женщинам. Однако Катя и Лена встретили их весьма недружелюбно, и они решили ретироваться, чтобы не разгневать столь высокородных особ.

Вернувшись в шатер, я разъяснил ситуацию взбунтовавшимся спутницам, но это не помогло мне разрядить обстановку. Обе девушки категорически отказались появляться на людях в таком затрапезном виде, тем более на приеме у далранского короля, который вскоре должен был прибыть в лагерь. Ситуация складывалась неприятная, и я, пообещав девушкам вечером разобраться с их проблемами, вернулся на прием к графу Асторскому.

Граф сразу обратил внимание на мой озабоченный вид и стал выяснять, чем вызвано мое недовольство. Я воспользовался удобным моментом и, сославшись на то, что герцогиня Пореченкова и принцесса Столярова заболели, отпросился для их излечения. Граф принял мои извинения за испорченный прием, но «отряд не заметил потери бойца», и веселое застолье продолжилось после моего отбытия с еще большим размахом. Оказалось, что я зря расшаркивался перед графом, потому что прием в мою честь уже перерос в банальную пьянку с песнями и плясками, которые закончились далеко за полночь.

Женская забастовка, на первый взгляд выглядевшая обычной блажью, не могла серьезно расстроить мои наполеоновские планы. Герцогиня Пореченкова при помощи легкого макияжа и в достойном наряде вполне соответствовала своему титулу, но Катя явно не тянула на титул принцессы. Нет, моя племянница не была дурнушкой, но и красавицей ее назвать тоже было нельзя. К тому же тяжелый поход по лесам негативно отразился на ее внешности и значительно усугубил ситуацию.

Я едва не сломал себе голову, пытаясь найти способ решения этой проблемы, и наконец пришел к спасительной мысли. Мне уже приходилось лечить серьезные раны на лицах своих воинов и устранять появившиеся на них шрамы. Моя рука была хорошо набита подобными операциями, поэтому исправление мелких косметических недостатков не являлось серьезной проблемой. Опыт в медицинских вопросах у меня имелся обширный, и я решил его применить для исправления Катиной внешности.

Племянница сразу приняла предложение лечь под нож самозваного пластического хирурга, и мне не пришлось ее уговаривать. Чтобы проиллюстрировать девушкам свою задумку, я набросал лучом Силы будущий портрет Кати на крышке стола и, получив несколько замечаний, поправил рисунок. Главными требованиями племянницы были заостренные эльфийские уши и просьба уменьшить выдающиеся скулы. Лена активно вмешалась в обсуждение облика Кати и подсказала идею по удлинению ее шеи.

Окончив обсуждение, я сразу приступил к работе и усыпил пациентку, чтобы не дать ей возможности передумать. По своему опыту я хорошо знал, что самое трудное в таких вопросах – это решиться, а если начать дергаться, то результат будет далеким от планируемого.

Магическая операция закончилась только под утро. Поначалу я действовал очень осторожно, но со временем ко мне пришло вдохновение, и я как художник, увлеченный написанием эпохального полотна, работал как одержимый. Как говорится, аппетит приходит во время еды, и хирургическое вмешательство не ограничились пластикой Катиного лица. Плюнув на все сомнения, я стал перекраивать практически все тело девушки. Пропорции нового лица и шеи потянули за собой изменение бюста, а затем талии, после чего потребовалось исправление изгиба ног и увеличение их длины. Родинки на коже и родимые пятна удалялись походя, а закончилась операция шлифовкой кожного покрова и удалением наметившегося кое-где целлюлита.

Сил и нервов пластическая хирургия отняла немерено, поэтому я провалился в глубокий сон, даже не взглянув на результат своей работы, а просто накрыв тело Кати чистой простыней.

Проснулся я только около полудня и, увидев, что Лена и Катя все еще спят, не стал их будить и отравился в свой шатер. Запасов магической энергии у меня оставалось на десяток пластических операций, но есть хотелось зверски. Быстро перекусив, без китайских церемоний, я привел себя в порядок и снова вернулся к девушкам.

Лена уже проснулась и злобно поглядывала на меня из-под нахмуренных бровей.

– Леночка, и чем я тебе на этот раз не угодил? – спросил я разъяренную женщину.

– А ты не догадываешься?

– Хоть убей, но я не понимаю, в чем перед тобой провинился.

– А ты сюда посмотри, – сказала Лена и сдернула простыню со спящей гипнотическим сном Кати.

Я тихо присвистнул, увидев обнаженное тело племянницы, потому что реально был в шоке. Пластическая операция проводилась при магическом зрении, а оно не позволяет видеть итог своей работы в таком ракурсе. Красоту женского тела скрывали потоки магической энергии в организме Кати, вид обнаженных мышц и сосудов, сполохи ее ауры. Тело живого человека находился в постоянном движении, в груди бьется сердце, по венам и артериям течет кровь, легкие наполняются воздухом. Сейчас же передо мной лежало красивое тело юной девушки, в которой я с трудом узнавал свою племянницу. Вернув себе самообладание, я повернулся к Лене и спросил:

– И что с Катей не так? Она просто спит, и я могу разбудить ее в любой момент.

– Игорь, не строй из меня дуру! Если ты сделаешь мне операцию хуже, чем своей любимой племяннице, то я тебя просто убью! Я, как дура, часами уродовалась в фитнес-клубах, рвала мышцы на тренажерах, покупала дорогущую косметику и половину своего свободного времени тратила в спа-салонах и соляриях, чтобы понравиться тебе. А моему возлюбленному, оказывается, стоит только пальцами щелкнуть, и мартышка превращается в фотомодель! Ну конечно, откуда тебе знать, что я домой на карачках приползала после всех этих издевательств над собственным организмом и изображала в постели ласковую кошечку, хотя мечтала просто выспаться! Я и раньше догадывалась, что ты сволочь, но теперь убедилась в этом окончательно!

– Лена, ты в своем уме или в лагерь свежую траву завезли? Тебе эту ахинею черти по ночам на ушко шепчут? Сделаю я тебе эту проклятую операцию завтра! Успокойся! – огрызнулся я.

– Сегодня!!! – поставила Лена точку в нашем споре.

– Ладно, сегодня. Ты организуй обед, а я разбужу Катю и подправлю некоторые нюансы в ее новой внешности.

– Какие нюансы? – заинтересованно переспросила будущая пациентка.

– Ресницы удлиню и сделаю гуще. С волосами нужно тоже что-то делать, слабые они у Кати, из таких хорошую прическу не сделать. Передние зубы подправлю и еще кое-что по мелочам.

– И мне то же самое сделаешь! Не забудь, проверю!

– Иди за едой! Катя проснется голодная как зверь, ее организму нужна органическая пища. Магия – только инструмент, а строительный материал – это пища.

После ухода Лены я погрузился в транс и приступил к осмотру организма племянницы. Каких-то проблемных зон мне обнаружить не удалось, но нужно было внести небольшие коррективы в работу печени и почек. На укрепление корней волос и улучшение их питания я потратил минут двадцать, а на ресницы и брови еще десять минут. С цветом волос я мудрить не стал и взял за основу родной русый цвет, добавив в него золотой оттенок. С зубами пришлось повозиться еще полчаса, потому что стоматология давалась с трудом. Полностью менять что-то во рту у Кати я не стал, а выровнял только передние зубы, подарив ей голливудскую улыбку. Были еще отдельные нюансы, которые хотелось исправить, но лучшее – враг хорошего, поэтому я пока оставил эти задумки.

Выйдя из транса, я разбудил племянницу и стал дожидаться, когда она полностью придет в себя. Пока магия наносила последние штрихи в живой скульптуре новой Галатеи, Лена развила бурную деятельность, и нас уже дожидался громадный поднос с едой и фруктами, а также ростовое зеркало, непонятно где добытое бывшей бизнесвумен.

Катя, широко зевнув, посмотрела на меня удивленными глазами и спросила:

– Уже все? И как успехи?

– Иди посмотрись в зеркало и оцени работу мастера, – улыбнувшись, ответил я.

Катя, завернувшись в простыню, направилась к зеркалу и долго всматривалась в свое новое лицо. После длинной паузы я услышал удивленную реплику:

– Офигеть! Неужели это я? Дядя Игорь, ты мне голову отрезал и новую пришил?

– Да нет, оставил старую, только слегка подкорректировал и мозгов добавил.

Закончив рассматривать свое лицо, Катя распахнула простыню и осмотрела себя целиком.

– Мама дорогая, такого быть не может! Я, наверное, сплю! Лена, подскажи, я умом тронулась или все происходит на самом деле?

– На самом деле, Катенька, на самом деле! Если твой дядя сделает мне операцию хуже, чем тебе, то жестоко пожалеет об этом, я его уже предупредила! – вступила в разговор Лена.

– Ой, и во что же теперь такую красоту одевать? Мы же не пойдем на королевский прием голыми, чтобы народ с ума не посходил?

– Игорь, кстати, это к тебе вопрос. Придумай что-нибудь, пожалуйста, ты же мужчина! – походя озадачила Лена.

Женская логика непонятна самим женщинам, и я не стал исходить желчью, прекрасно осознавая, что все равно решать озвученные проблемы придется мне, и задумался. На обед и послеобеденный отдых ушло два с половиной часа, после чего я приступил к коррекции внешности герцогини Пореченковой. Выйдя из шатра, я приказал охране не беспокоить нас до утра и вернулся назад, плотно запахнув полог.

Делать зарисовки будущего облика Лены я не стал, чтобы не увязнуть в бессмысленных спорах, и нагло заявил, что мастер результат гарантирует. К моему удивлению, Лена возражать не стала и доверилась моему вкусу. Не знаю почему, но я решил схулиганить и сделать из Лены образец своих сексуальных фантазий, возбуждавших меня до знакомства с Виканой.

Работа шла споро, словно по заранее подготовленному чертежу. С лицом пациентки практически ничего делать было не нужно, кроме добавления маленькой горбинки на носу для придания греческого профиля и увеличения припухлости губ. Превращать Елену Пореченкову в Анджелину Джоли я не решился, но тонкий намек на голливудскую диву все-таки сделал. Самым серьезным изменением в фигуре пациентки стала осиная талия, ради которой мне пришлось подрезать и подогнуть два нижних ребра. В этом вопросе главное было не переборщить и не нанести ущерба внутренним органам. Однако все прошло удачно, и вреда здоровью эта процедура не принесла. Закончив основную работу, я перешел к мелочовке. Изменение формы груди, лишний жир, целлюлит, прыщи, родинки, шлифовка кожи и, наконец, изменение цвета волос. Я сделал из Лены натуральную блондинку с вьющимися локонами, решив таким способом отомстить бывшей любовнице.

Когда работа была закончена, Катя уже спала, свернувшись калачиком на кровати. Я перенес спящую Лену на ее ложе и снял с нее гипнотическую блокаду, а сам улегся спать на ковре.

(обратно)

Глава 17

Ночь пролетела как одно мгновение, и я проснулся от голода и громкого разговора моих женщин. Обе красавицы крутились перед зеркалом в голом виде и обсуждали достоинства и недостатки своих новых тел, абсолютно не обращая на меня внимания.

– Красавицы, вы меня хотя бы постеснялись. Крутите голыми задницами перед моим носом, а я по паспорту вроде мужчина, – попытался я пристыдить обнаглевших девушек.

– Ты не мужчина, ты врач! Так что заткнись и жди, когда пациенты выскажут тебе свои претензии, – надменно заявила Лена.

– И чем, Леночка, ты опять недовольна? Может, тебе грудь на спину пришить или ноги вывернуть в обратную сторону? – огрызнулся я.

– Ваше сиятельство, вы дурак и хам, но я вас прощаю! В общем и целом вы со своей работой справились, но все выглядит чересчур сексуально. Я даже сама возбуждаюсь, глядя на такую красоту несказанную. Особое спасибо за прическу, я всегда мечтала перекраситься в блондинку, но боялась, что буду выглядеть круглой дурой, а оказалось, что этот цвет мне очень даже идет. Если будешь себя хорошо вести, то я разрешу тебе поцеловать мою пятку. Кстати, князь, вы придумали, что будете делать с нашим гардеробом и украшениями?

– Лена, не хами! Сейчас перепояшу тебя ремнем по голой попе – мало не покажется! Проблемы с гардеробом мы решим с помощью Малагдаера. Я – Великий князь эльфов и думаю, мне удастся выцыганить у эльфов денег на представительские расходы. Действовать будем так: вы вызовите эльфиек, которых к вам в помощь присылал Малагдаер, и они помогут раздобыть необходимую ткань и аксессуары. В лагере наверняка есть торговцы подобными товарами, потому что в повестке дня – королевская охота, и все будут стараться быть при полном параде. Журналы мод хранятся у вас в голове, я активизирую эти воспоминания, и вы вспомните все фасоны вплоть до размеров и выкроек. С украшениями и обувью я разберусь сам. Так что по коням!

Уже через полчаса мои девушки, завернувшись в индийские сари, созданные из простыней, возбужденно обсуждали модели вечерних платьев, зрительные образы которых я активизировал в их памяти. Кате и Лене было явно не до меня, и я отправился разыскивать Малагдаера.

Эльф прибежал на мой зов буквально через несколько минут, и я озаботил его поисками финансовых средств, необходимых для подготовки встречи с королем. Вскоре один из воинов привел полукровок в помощь моим девушкам, и я с удовлетворением отметил, что они явно проигрывали Кате и Лене в красоте. Нет, полуэльфийки были очень даже хорошенькие, но простоваты, то есть породой не вышли.

Неожиданно у шатра объявился граф Асторский собственной персоной и стал настойчиво интересоваться здоровьем герцогини Пореченковой и принцессы Столяровой, однако прямого ответа от меня не получил. Я заявил, что девушки уже идут на поправку, но появятся в свете только на приеме у короля. Граф ушел явно расстроенным, но мне нужно было держать паузу и показать Катю и Лену во всей красе, чтобы ввести девушек в высший свет Оркании с наибольшим эффектом.

Следующие четверо суток слились в один день и были заполнены непрерывной работой по подготовке к празднику. Малагдаер принес мне мешок с золотыми монетами и заявил, что это все, что у него есть. Я решил больше не напрягать эльфа, а разыскал Арчера и забрал у него почти всю казну каравана и обе позолоченных мифриловых трубы. Хуманы собирались уйти из лагеря следующим утром, и оставленных денег им должно было хватить на дорогу. Я написал длинное письмо Колину с обещанием вскоре приехать на Новый Танол. В лагере оставались только шестеро хуманов из моей личной охраны, которые вместе с шестью эльфами Малагдаера должны были изображать свиту Великого князя Ингара. Бойцы были все как на подбор, но их доспехи и вооружение требовали замены. Я, борясь с душащей меня жабой, выдал бойцам приличную сумму денег на эти цели. Мои финансы серьезно оскудели, но деваться было некуда.

Малагдаер свел меня с торговцами драгоценностями, которые приехали на царскую охоту, и я фактически их ограбил, заплатив за украшения, понравившиеся моим девушкам, справедливую цену. Конечно, торгаши собирались меня ободрать как липку, но магия оказалась сильнее их жадности, а против лома нет приема. Кстати, совесть меня совсем не мучила.

Пока Катя и Лена клеили свои вечерние наряды – как оказалось, иголку и нитку на Оркании с успехом заменял какой-то растительный клей, – я тоже решил вспомнить молодость. Чтобы обзавестись мифриловым оружием, мне пришлось провести безвылазно двое суток в кузнице, где далранские оружейники ремонтировали рыцарские доспехи и ковали что-то по мелочи.

Великий князь с молотом в руках вызвал настоящий фурор и ехидные смешки за спиной, но, когда две мифриловых трубы превратились в катану и три кинжала, меня зауважали. Работать с мифрилом, размягченным магией, было не сложнее, чем с пластилином, но любое дело требовало сноровки и знаний. Пока я ковал клинки и делал на них гравировку, лучшие мастера изготавливали по моему заказу рукояти и ножны. Работа вышла на загляденье, и я от щедрот своих отвалил мастерам по лишнему золотому.

Девушки за это время уже пошили наряды для королевского приема, а Лена даже ухитрилась сплести из прозрачного паучьего шелка чулки на кружевных подвязках, которые должны были убить наповал далранскую знать. Проблемой оставалась только женская обувь, которая на Оркании напоминала лошадиные копыта. Эльфийские мокасины не сочетались с бальными платьями, и я решил изготовить подобие греческих сандалий. Похожую обувь носили Викана и Эланриль, и мне она понравилась своей красотой и изяществом, а главное – простотой конструкции. Сандалии сооружались всего из двух кусков кожи и кожаного же шнурка. Подошва их мало чем отличались от вьетнамок с наклеенным низким каблучком, а ажурные голенища вырезались из куска мягкой кожи по типу новогодней бумажной гирлянды. В общем, дешево и сердито, но результат получился достойный. Конечно, такая обувь служила недолго, но для представительских целей вполне годилась. Однако, пока я достиг требуемого результата, мои кривые ручки испортили несколько весьма дорогих кусков кожи, но девушки взамен моих потраченных нервов получили эффектную обувь.

На демонстрацию мод мы пригласили Малагдаера и бойцов охраны, реакция которых полностью удовлетворила герцогиню Пореченкову и принцессу Столярову. Охранников пришлось вываживать из шатра чуть ли не насильно, а Малагдаер долго допытывался у меня, какая магия превратила вчерашних дурнушек в богинь. Я, немного поломавшись, раскололся и поведал эльфу о том, что девушки путешествовали под личинами, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Малагдаер как-то странно посмотрел на меня, и этот взгляд мне очень не понравился, хотя он быстро сменил злобный вид на привычную улыбку, но моя паранойя сигнализировала о серьезной угрозе.

Однако от появившихся в голове мыслей и подозрений меня отвлек граф Асторский, лично известивший нас с Малагдаером, что король со свитой прибудет в лагерь к полудню завтрашнего дня. Это известие поставило всех на уши, и лагерь мгновенно превратился в сумасшедший дом. Началась такая беготня и сумятица, что у меня даже создалось впечатление, что король собирался взять собственную охотничью резиденцию штурмом и лагерь готовится к обороне.

Наши дела были в основном закончены, и мы с девушками решили отоспаться, чтобы встретить короля отдохнувшими и не участвовать в начавшемся столпотворении. Распрощавшись с Катей и Леной, я удалился в свой шатер и завалился спать.

* * *

Трое эльфов, словно призраки, скользили вдоль лесной дороги, ведущей из лагеря в сторону горной кальдеры, внутри которой находилась Далранская долина. По человеческим меркам было темно хоть глаз выколи, но для дроу темнота не являлась серьезной помехой. Неожиданно в глубине леса послышалось конское ржание, и эльфы, сменив направление, направились в сторону этого звука. Вскоре маленький отряд подошел к краю поляны, заросшей высокой травой, и Малагдаер прокричал совой. В ответ послышался крик такого же ночного хищника, и дроу вышли на поляну. Из травы, словно тени, поднялись три воина дроу, один из которых сразу направился навстречу Малагдаеру.

– Мой князь, я рад снова видеть вас, но что за спешка? Мы могли бы все вопросы обсудить завтра утром в лагере, – обратился к подошедшему воину Малагдаер.

– Я и сам был бы рад хорошенько выспаться, но возникшие проблемы требуют срочного разрешения. Завтра в лагерь приедет король со свитой, и нам не дадут спокойно поговорить. Проклятый Луи не доверяет эльфам, ему повсюду мерещатся заговоры, поэтому в лагере за нами будут следить во все глаза.

– И какова эта срочная проблема, заставившая встать из теплой постели лучезарного князя Аримара? – с издевкой спросил Малагдаер.

– Мой друг, мне не до шуток, поэтому обращайся ко мне без титулов! Несколько дней назад к королю прискакал гонец с донесением о прибытии в ваш лагерь каравана хуманов во главе с Великим князем Ингаром. Я получил от тебя донесение по поводу этого события, но в нем нет необходимых подробностей.

– Я готов ответить на все ваши вопросы, но объясните мне, что происходит?

– Наш агент достал запись разговора короля с гонцом и само донесение. Я в полном недоумении. Если верить тому, что я читал, то на Орканию явился полубог, который называет себя Великим князем эльфов. Мало того, там написано, что ты лично признал за князем этот титул и оказываешь ему все полагающиеся знаки уважения и почести. Если дело обстоит именно так, то все наши планы летят к черту! Свадьба графини Алисии Алансонской и князя Колина дело практически решенное, а теперь придется срочно отзывать ее с Танола. Если верить сведениям о магическом могуществе князя Ингара, то он легко раскроет в ней нашего агента, и тогда нам несдобровать! Провал Алисии погубит нашу комбинацию с княгиней Астурийской, и ее вышибут из королевской спальни пинком под зад! Труды последних пяти лет пойдут насмарку, а за провал операции мы ответим головой!

– Аримар, мне кажется, вы преувеличиваете опасность и зря паникуете. Ингар, конечно, темная лошадка, но не полубог!

– Малагдаер, ты еще не в курсе новых раскладов в Эльфийской долине. Еще два мэлорна, принадлежавшие нашему Дому, перестали плодоносить, и мы вскоре можем потерять своего представителя в Совете эльфийских Домов! Кажется, сами боги ополчились на нас, проклятые орки постоянно атакуют проход в долину и наш родовой замок. Я не хотел тебя расстраивать, но в последнем штурме Эшторила мы потеряли сорок семь бойцов, погиб твой брат Алаир. Скоро с нами совсем перестанут считаться, и у Дома Белой Совы вполне могут отобрать замок, который мы будем не в состоянии защищать. Нам кровь из носу нужно добиться вступления в войну далранцев и хуманов, а для этого необходимо взять под контроль короля Луи и князя Колина. Кровь в войне с орками должны проливать людишки, а не перворожденные. Дому Белой Совы срочно нужна передышка, и тогда мы сможем добиться перераспределения эликсира жизни, которого не хватает на всех, а это фактически гражданская война!

– Значит, Алаир погиб. Как это произошло? – тихо спросил Малагдаер.

– Мне неизвестны подробности, но говорят, что его убила нежить. Прости, но время уходит, и мне нужны ответы на вопросы. Ты готов отвечать?

– Спрашивай.

– Кто такой этот Ингар?

– Я сам до конца не уверен в своих выводах, но этот князь явно не тот, за кого себя выдает.

– Значит, это очередной самозванец?

– И да и нет. Я сам его не пойму. Ингар врет практически на каждом шагу, но Арчер знает его еще с Геона, и там он был только князем двух хуманских кланов. Он рассказывал, что у Ингара был роман с эльфийской принцессой Виканой, но они не ладили, и их отношения были на грани разрыва. Хуманы перенеслись на Орканию в результате глобальной катастрофы, во время которой Ингар сбежал с гибнущего Танола, бросив своих людей на произвол судьбы. Этот поступок князя явно его не красит, и многие хуманы обвиняют Ингара в предательстве. Колин всячески пресекает подобные разговоры, но полностью прекратить их не в состоянии. Я тоже поначалу придерживался худшего мнения, однако факты вещь упрямая, и они говорят в пользу князя. Ингар каким-то образом сумел перенестись на Орканию и провести с собой двух женщин, а это значит, ему известны способы перемещения между мирами. Мало того, князь заявил Арчеру, что именно он открыл порталы на Орканию и спас хуманов.

– Этот князек врет! Такое не под силу человеку! – зло заявил Аримар.

– Я такого же мнения, однако есть множество фактов, которые указывают на то, что Ингар очень непрост. Князь нагло заявил мне в лицо, что он Странник и у него действительно полная аура, которая обычно скрыта с помощью магии. Его магическая сила огромна, но он ею практически не умеет пользоваться. Ингар играет с магией, словно ребенок, и его магические действия требуют чудовищного расхода энергии, на которые даже деревенские знахари не тратят Силу. Тебе известны мои достижения в магическом искусстве, но я проиграл Ингару магический поединок за мгновения. Ему не составило особого труда вломиться в мой мозг, и я чудом успел блокировать доступ к самым важным сведениям. Мало того, Ингар продемонстрировал мне магические картины мира Геон, где показал взрослый Нордрассил с высоты птичьего полета, а также церемонию своей коронации. Если бы мне не доводилось видеть развлекательные картины, созданные нашими предками, то я поверил бы в то, что эти видения настоящие. Однако увиденные мной образы слишком яркие, и Ингар никак не мог увидеть себя со стороны, а тем более Нордрассил с высоты птичьего полета. Наша память сохраняет только то, что ты видишь собственными глазами или себя в зеркале, поэтому я догадался, что эти картины не имеют отношения к личным воспоминаниям, а сделаны искусственно. Однако я не в состоянии понять, как Ингару удалось создать эти образы. Временами самозванец выглядит круглым дураком, а уже через минуту кажется мне гением. Арчер рассказал, что они подобрали Ингара в лесу полуживого, но он ухитрился отделать в одиночку Арчера и его лучших бойцов. Если верить словам князя, то он с девушками прошел через территорию нежити у реки Оргун и остался в живых.

– В это невозможно поверить, такого в принципе не может быть! Даже орки до ужаса боятся приближаться к местам обитания нежити, хотя сами создали этих исчадий ада! Только нескольким оркским шаманам под силу создать коридор через зараженные нежитью земли, но для этого необходимы кровавые жертвоприношения и сложные магические ритуалы! – удивленно воскликнул Аримар.

– Невероятно, но факт! Я беседовал с магом Артаком из каравана хуманов, и тот рассказал, что когда он проводил ритуал очищения, то обнаружил более сотни магических нитей, сосущих из Ингара жизненную силу, но тот был жив! Далранский маг заявил, что не успел провести до конца обряд очищения и князь самостоятельно освободился от проклятия нежити! Вместе с Ингаром на Орканию перенеслись две женщины, одну из которых он называет герцогиней Еленой Пореченковой, а вторую – принцессой Екатериной Столяровой. Когда я впервые увидел принцессу и герцогиню, то принял их за посудомоек из дешевой таверны и только посмеялся над заявлениями князя. Однако сегодня утром Ингар снова показал мне своих спутниц, и я в был в шоке! Таких красавиц даже среди перворожденных днем с огнем не сыщешь. Я в полном недоумении и не представляю себе, как они сумели скрыть свое истинное обличье, потому что на их аурах нет никаких следов применения магии. Ингар заявил, что его спутницы путешествовали под личиной, но личина – иллюзорный образ, и мне не составило бы особого труда обнаружить обман.

– Малагдаер, что нам делать с этим князем?

– Я думаю, что мы должны срочно избавиться от Ингара, пока он не разобрался в обстановке и не поломал наши планы. Алисию нужно пока отозвать под благовидным предлогом с Танола и прекратить опаивать Колина приворотным зельем, чтобы в его крови не было следов эликсира. Ингар очень интересовался порталом на Геон, расположенным в Эльфийской долине, но ему неизвестно, что проход к порталу закрыт. Князь владеет важными знаниями о магических порталах, а эта информация может быть полезна Дому Хранителей портала. Если захватить Ингара в плен, то мы сможем обменять его на поддержку хранителей, которая нам очень пригодится в предстоящей борьбе за власть в Совете Домов. Князь хочет как можно быстрее добраться до портала, и нам не составит труда выманить его в Эльфийскую долину, а на корабле парализовать с помощью яда. Я отдал Ингару свой парадный костюм, в котором есть магические закладки и несколько игл с ядом горного паука. Когда появится удобный момент, мы парализуем самозванца с помощью яда и лишим магии амулетами магической блокады.

– Малагдаер, твой план можно взять за основу, но мы не можем вызвать подозрений у хуманов. Если Колин узнает, что мы приложили руку к гибели Ингара, то у нас появится еще один могущественный враг.

– Конечно, есть такая опасность, но все зависит только от нас. Колину мы объявим, что орки утопили корабль и нам неизвестна судьба Ингара. Такое уже не раз случалось, и гибель дракара не должна вызвать особых подозрений. Это все, что я пока могу предложить, но этот план требует серьезной разработки, и воплощать его в жизнь нужно очень осторожно.

– В принципе у меня нет возражений. Действуй, как считаешь нужным. Я отзову Алисию и дам команду готовить наш дракар к походу. Сейчас нам пора расставаться, потому что скоро рассветет, а мне нужно незаметно вернуться в королевскую свиту, – сказал Аримар и криком совы подозвал своих воинов.

Эльфы пожали друг другу руки и растворились в сумраке предрассветного леса.

(обратно)

Глава 18

Меня разбудили звуки труб и крики людей за пологом шатра. Я быстро оделся и выскочил на улицу выяснить, что происходит. В лагере опять началась суета, и охрана доложила, что на подходе кортеж короля. Я решил дождаться прибытия короля со свитой в шатре у Кати и Лены, испугавшись, что они понезнанию средневековых порядков наделают глупостей. Женщины от природы очень любопытны, но придворный этикет не позволяет высокородным особам появляться перед королем без приглашения, к тому же им совсем не комильфо глазеть на короля из толпы простолюдинов. Все эти нюансы я выяснил у камердинера, который помогал моему сиятельству одеваться по утрам. Мне вовремя удалось перехватить любопытных красавиц, которые уже вышли на улицу, и загнать их обратно в шатер. Короткая лекция о том, что здешние короли должны сами стремиться к знакомству с нами, возымела некоторый успех, и девушки перестали рваться на свободу, хотя устроили себе наблюдательный пункт, проковыряв две дыры в стенке шатра. Чтобы как-то скоротать время, я приказал горничным организовать легкий завтрак и, устроившись за столом, начал грызть фрукты, запивая их легким вином. Девушки все издергались, ожидая приглашения к королю, но время перевалило далеко за полдень, а о нашем существовании словно забыли. Мало того, словно сквозь землю провалился Малагдаер, и я был не в курсе, что творится в лагере. Однако около трех часов пополудни в шатер заявился граф Асторский и пригласил нас на долгожданный прием.

Я принял приглашение, но приказал девушкам не торопиться, чтобы не подорвать свое реноме. Я вернулся в свою резиденцию, и, пока прислуга протирала тело Великого князя душистой водой, а камердинер обряжал его величество в парадный костюм, прошло еще часа полтора. Я думал, что переборщил с задержкой, но когда вернулся за девушками, то застал их бегающими по шатру в нижнем белье и чулках. Только через час мы наконец покинули свою резиденцию и направились на прием.

Затянувшееся ожидание опустило настроение ниже плинтуса, и мне было абсолютно наплевать, как выглядят Катя и Лена. Я был сыт по горло их приготовлениями к выходу в свет, и меня от этих черепашьих плясок откровенно тошнило. Однако за пару минут вокруг наших персон образовалась большая толпа, которую с огромным трудом сдерживали воины охраны. Положение спас граф Асторский с отрядом рыцарей, которые оттеснили толпу и расчистили дорогу к резиденции короля, иначе нас просто затоптали бы. Мои спутницы произвели настоящий фурор и явно изменили представление местного населения о женской красоте. Со всех сторон слышались восхищенные возгласы мужчин и злобный шепот женщин.

– Ты только посмотри, дорогой! Эти принцесса и герцогиня совсем стыд потеряли! Да они практически голые. Разве в таком виде можно выходить на люди? Я никогда бы себе не позволила такого бесстыдства, – шипела толстая тетка, державшаяся за руку высокого рыцаря.

– Конечно, если тебя нарядить в такое платье, ты станешь еще страшнее! Корову во что ни одень – все равно коровой останется! Если бы не мой отец, то я в жизни на тебе не женился бы! Ты бы лучше помолчала! За один взгляд такой женщины и жизнь отдать не жалко, только я не их поля ягода, – зло ответил ее муж.

– Если бы ты на мне не женился, то сейчас перебивался объедками на званых обедах или командовал десятком наемников на границе с орками. Неблагодарный, я дала тебе титул барона и приблизила к королевскому двору, куда тебя не пустили даже навоз собирать за лошадьми, – отбрила супруга баронесса.

Пока мы шли к королевскому шатру, подобные реплики слышались со всех сторон. Девушки тоже были не глухими и буквально сияли от счастья, выслушивая восторги толпы. Наконец мы подошли к королевской резиденции, которая состояла из нескольких шатров, объединенных в один комплекс. Граф Асторский проводил нас под навес, являющийся своеобразной прихожей к королевским покоям, и я услышал голос церемониймейстера, выкрикивающего наши титулы:

– Великий князь хуманов и эльфов Ингар, принцесса Екатерина Столярова, герцогиня Елена Пореченкова – по приглашению его величества короля Луи Справедливого.

Рыцари, охранявшие вход, раздвинули полог, и мы вошли в шатер. Внутри королевского шатра я увидел выстроившихся вдоль стен два десятка приближенных его величества, поодаль от них стоял Малагдаер и еще один эльф, с интересом разглядывающий меня и моих спутниц. Король в окружении рыцарей охраны стоял, повернувшись к нам вполоборота, в центре шатра, и беседовал с женщиной, наряженной в стиле новогодней елки.

Луи Справедливый оказался высоким видным мужчиной лет тридцати пяти. В отличие от своих придворных он был одет довольно просто. Из украшений я заметил только золотую цепь, на которой висел массивный амулет, усыпанный драгоценными камнями. Амулет излучал потоки магии и, видимо, являлся не только украшением. Король всем своим видом старался показать, что мы ничего особого собой не представляем и он пригласил нас только из вежливости. Однако ослепительный внешний вид Лены и Кати вывел его из равновесия и поломал разыгранный перед нами спектакль. От лицезрения красоты моих спутниц у Луи буквально отвалилась челюсть, и он, что-то невнятно промычав, направился нам навстречу. Глаза короля были устремлены на Лену, и он шел к ней как бандерлог в пасть к удаву Каа. Я почувствовал, что от герцогини идет слабый поток ментальной магии, и понял, что Лена затеяла очень опасную игру, но вмешиваться в нее было уже поздно. Сделав несколько шагов, король сообразил, что поступает против правил этикета, и остановился. Луи не знал, как ему выйти из неловкого положения, и, ища поддержки, вопросительно посмотрел на своих придворных. В воздухе повисла неловкая пауза, однако бразды правления взяла в свои руки Лена. Она модельной походкой от бедра выплыла из-за моей спины и подошла к окончательно растерявшемуся королю.

– Ваше величество, вы не представляете, как я рада нашей встрече. Наконец-то среди всякого сброда, называющего себя дворянами, я увидела благородное лицо настоящего рыцаря и достойного мужчины. Князь Ингар, представьте меня, пожалуйста, его величеству, мне неудобно представляться самой, – помахивая веером, попросила герцогиня.

Лена жгла напалмом и нагло перекроила всю церемонию приема, устроив настоящий спектакль, но я был вынужден играть по ее сценарию. Матерясь про себя, я с кривой улыбкой подошел к королю и представил Лену:

– Ваше величество, перед вами герцогиня Елена Пореченкова, древность рода которой уходит корнями в глубь веков. Ее красота ослепительна, как восход солнца, а холодность заставила потерять голову не одного воздыхателя, причем в буквальном смысле. Герцогиня, не спрашивая моего согласия, решила сопровождать меня с моей племянницей на Орканию, чтобы навестить ваше королевство, и я рад, что мне удалось доставить ее из дремучих лесов в цивилизованные края. Вы не представляете, чего это мне стоило! С радостью передаю герцогиню на ваше попечение. Прошу любить и жаловать!

Король не сообразил, что в моем представлении была толика юмора, но понял тонкие намеки и, поклонившись Лене, улыбнулся. Самозваная герцогиня злобно зыркнула на меня и снова перехватила инициативу. Она сунула правую руку под нос склонившемуся королю и нахально заявила:

– Ваше величество, у нас на Земле благородные мужчины в знак уважения целуют дамам руку, вы не против такой невинной традиции?

Луи в растерянности посмотрел по сторонам, но не нашел ответа в глазах придворных и ткнулся губами в руку обнаглевшей красавицы. После чего Лена взяла короля под руку и жалобным голосом произнесла:

– Я так устала за время ужасного путешествия по Оркании и рада наконец опереться на руку истинного рыцаря. Князю Ингару только бы подвиги совершать, он готов день и ночь рубиться с орками и нечистью, а о нас, слабых женщинах, забывает. Разрешите представить вам племянницу князя Ингара принцессу Екатерину Столярову. Она также перенесла все тяготы походной жизни и требует заботы вашего величества.

Лена подвела короля к Кате, и племянница также протянула королю руку для поцелуя. Затем Луи представил нам своих придворных и пригласил к столу, чтобы продолжить беседу в более неформальной обстановке. Мы перешли в соседний шатер, и нас усадили за роскошный стол, уставленный местными деликатесами. Придворные сразу набросились на еду, словно несколько лет голодали. Я тоже попробовал несколько предложенных мне блюд, но выглядели они намного красивее, чем оказались на вкус. Нет, все это было съедобно, но хорошо прожаренный кусок оленины мне нравился намного больше всех этих паштетов, салатов и тортов.

Поговорить с королем мне так и не удалось, потому что Луи был полностью занят Еленой, а та трещала как сорока. Катю тоже окружили вниманием поклонники, и она флиртовала с двумя молодыми гвардейцами из свиты короля. Оставшись не у дел, я встал из-за стола и отправился по естественным надобностям. Когда я вернулся обратно, Луи куда-то увел моих женщин. Этим воспользовался Малагдаер и подвел ко мне эльфа, также присутствующего на королевском приеме.

– Сиятельный, разрешите вам представить лучезарного князя Аримара, наследного принца Дома Белой Совы. Лучезарный Аримар является полномочным послом Совета эльфийских Домов в Далранском королевстве.

– Принц, я очень рад нашему знакомству. Цель моего прибытия на Орканию во многом связана с судьбой народа эльфов. Я являюсь Великим князем народа эльфов на Геоне и рад встретить в этом мире своих братьев. Если у вас появится время, то я был бы рад с вами побеседовать на интересующие нас обоих темы.

– Князь, я найду время для беседы с вами, но королевский прием не лучшее место для этого, – холодно ответил эльф.

Мне хорошо были известны нравы ушастого народа, интриги и заговоры эльфов меня достали еще на Геоне, поэтом я был настороже и почувствовал легкое давление на свою ауру, словно кто-то пытался незаметно пролезть в мое сознание. Я усилил магическую защиту, и вскоре давление на ауру исчезло. Вскоре в шатер вернулся король с дамами, и Луи пригласил меня в кабинет для приватной беседы. Лена с Катей снова оказались в центре внимания, но на этот раз их окружили придворные дамы, которых интересовали вопросы земной моды. Я проследовал за королем в палатку, служившую кабинетом, где он неожиданно предложил откровенный разговор без титулов и дипломатии.

– Князь, я хочу поговорить с вами без дипломатических выкрутасов. Ваше появление на Оркании взбаламутило всех и поломало привычные политические расклады. Я не знаю почему, но вы мне нравитесь, и я не хочу заиметь вас в качестве врага. Мы бы могли сотрудничать с вами, как с князем Колином, и я не хотел, чтобы между нами возникли недомолвки. Этот разговор не блажь придурковатого короля, просто Колин много рассказывал о вас, и вы были для меня незримым примером. Скажите откровенно, кто вы и зачем прибыли на Орканию?

Я слегка опешил от такого начала, но почувствовал, что король не ведет какой-то интриги, а действительно хочет понять меня и договориться о сотрудничестве. Поэтому я ответил ему той же монетой.

– Ваше величество, – начал я, но король остановил меня:

– Ингар, давайте без титулов. Вы не представляете, как я устал от этой придворной лести и этикета, для вас я просто Луи. Я впервые за несколько месяцев могу разговаривать с равным, не притворяясь.

– Нет ничего проще. Я тоже считаю придворный этикет пустой тратой времени, но короля играет свита, и мы заложники вековых традиций.

– Это вы очень точно подметили. Мы с вами живем, словно в золотой клетке и всегда на виду. Ингар, я прошу вас продолжать, а то я, кажется, увожу вас в философские дебри.

– Луи, на Орканию меня привели два обстоятельства. Я должен был разыскать Колина и хуманов, которые ушли через порталы в ваш мир во время катастрофы на Геоне. Второй причиной моего переноса явились поиски портала, созданного Древними, для того чтобы восстановить сообщение между Геоном и Орканией. Я не знал, что произошло с народом хуманов, но я Великий князь и в ответе за него.

– Ингар, скажите откровенно, как случилось, что хуманы перенеслись в наш мир? Среди ваших людей ходят разные слухи, но я хотел бы понять, во что мне верить. Колин говорил, что вы уплыли с Танола, чтобы спасти свою невесту и ребенка от гибели. Вы предлагали ему плыть вместе, но он остался на острове. Колин убеждал меня в том, что вы были просто не в состоянии помочь хуманам и выполняли долг перед невестой и еще неродившимся ребенком. Однако злые языки заявляют, что причиной гибели Танола стали именно ваши эксперименты с магией и именно ваши огненные драконы уничтожили остров, с которого вы трусливо сбежали, – сказал Луи и пристально посмотрел мне в лицо, чтобы увидеть реакцию на жестокие обвинения.

«А ты, Луи, не так уж и прост. Сначала мягко стелил, а затем решил устроить мне психологический тест на вшивость», – подумал я и ответил королю в его же манере:

– Луи, я не собираюсь оправдываться или пугаться. Мне приходилось выслушивать еще более несправедливые обвинения, которые можно было опровергнуть только делами, а не клятвами или слезами. Не буду вдаваться в ненужные подробности, поэтому мои слова можно принимать только на веру. Катастрофу на Таноле устроили маги Меранской империи, я просто не успел ее предотвратить. Хуманы перенеслись на Орканию через порталы, созданные с моей помощью. Взрыв Танола дал необходимую энергию, а я только активировал древнее заклинание. Мне был неизвестен конечный результат этих действий, поэтому я здесь.

– Ингар, вы не врете, мой амулет правды не уличил вас во лжи. Значит, информация, которую я получил от эльфов, лжива от начала до конца. Похоже, меня провели вокруг пальца, когда я поверил своим агентам, которые уверяли, что получили доступ к тайнам эльфийского посольства. Эльфы таким способом просто сливали мне дезинформацию, а я повел себя как последний дурак. Ладно, этот случай станет мне уроком на будущее. Ингар, вы человек и Великий князь эльфов, как вам удается справляться со своими длинноухими подданными?

– «Усердие и труд все перетрут» – есть такая поговорка в моем мире. Там, где два эльфа, – четыре заговора, спеси и самомнения этому народу не занимать, но пока справляюсь.

– У Далранского королевства с эльфами весьма сложные отношения. Мы союзники, но порой кажется, что с такими союзниками и врагов не надо. Если бы не орки, то я не хотел бы иметь с эльфами дела. В Эльфийской долине идет постоянная грызня за эликсир жизни, и эльфы убивают больше своих соплеменников, чем орки. В эльфийском посольстве всего десять эльфов и три десятка полукровок, но они опутали паутиной заговоров всю Далранскую долину. Ингар, я хочу вас предостеречь: это вы на Геоне Великий князь эльфов, а здесь вы для перворожденных наглый самозванец, которого ждет смерть.

– Спасибо за предупреждение, я буду осторожен. Я действительно порой забываю, что с ушастыми нужно постоянно держать ухо востро. У вас есть выходы на Совет эльфийских Домов? Я хотел бы отправить им письмо с предложением о встрече.

– Только по дипломатическим каналам, через наше посольство в Мелиане. Связь поддерживается с помощью почтовых птиц или по морю. Эльфийская долина на западном побережье континента, и добраться до нее не просто. Напишите письмо, и я его отправлю, когда прилетит птица из Мелиана, но ответ придет в лучшем случае через пару месяцев. Совет эльфийских Домов собирается не чаще одного раза в месяц, и ваше письмо могут задвинуть в долгий ящик.

– Значит, мне придется самому навестить Эльфийскую долину. Я думаю, что Колин выделит мне корабль с экипажем.

– Колин, конечно, выполнит любую вашу просьбу, но только эльфы знают проход в тайную гавань, откуда есть проход в долину.

– Я надеюсь на помощь посла Аримара, а если нет, то придется добираться к эльфам самостоятельно.

– Ингар, когда вы собираетесь покинуть нас?

– А сколько продлится королевская охота?

– Неделю или полторы.

– Тогда я уеду завтра. Мне нужно срочно попасть на Новый Танол и увидеться с Колином. Нам нужно решить много назревших вопросов.

– Герцогиня и принцесса тоже уедут с вами? – неожиданно спросил Луи.

Меня поначалу поразила такая заинтересованность короля, но потом я понял, что Лена добилась своего, и Луи попал в ее сети. Я решил воспользоваться ситуацией и попросил собеседника:

– Луи, мне предстоит дальняя дорога, и девушкам будет тяжело за мной угнаться. Я хотел попросить вас позаботится о них до того времени, когда вернусь с Нового Танола в столицу вашего королевства.

– Ингар, вы можете полностью положиться на мое слово. С головы герцогини и принцессы ни один волос не упадет, даже если это будет стоить мне жизни!

Такая пылкость удивила меня, но я прекрасно знал, что Елена Пореченкова скрутит любого мужчину в бараний рог, а прорезавшиеся магические навыки только помогут ей в этом. Мы еще некоторое время поговорили с Луи на отвлеченные темы, а затем простились. Король выделил мне для путешествия эскорт из десяти рыцарей и коней из королевской конюшни. Поэтому я отправился в шатер к девушкам в прекрасном настроении.

Катя и Лена готовились ко сну, но встретили меня дружелюбно. Я не стал наезжать на Лену за ее выкрутасы на королевском приеме и уведомил о своем отъезде, рассказав о договоренностях с Луи. Катя хотела поехать со мной, но я приказал ей оставаться с Леной. Герцогиня встретила известие о моем отъезде спокойно и навязываться в попутчицы не стала. Обговорив экстремальные моменты, которые могут случиться, я приказал девушкам в случае беды сразу сдаваться в плен и ждать, когда я их освобожу, а это произойдет обязательно.

Наконец сумасшедший день закончился, и я вернулся к себе готовиться к отъезду. Однако камердинер объявил, что о моем отъезде уже оповещен граф Асторский и моего участия не требуется. Так что я после водных процедур залез под одеяло и вскоре уже видел сон, в котором Викана и Эланриль на пару лупили герцогиню Пореченкову, а великий Ингар трусливо прятался под кроватью.

(обратно)

Глава 19

Камердинер разбудил меня на рассвете, и я, перекусив на скорую руку, вышел на улицу. Хуманы из охраны были уже готовы отправиться в дорогу, и мы пошли к воротам лагеря, где нас должны были ждать рыцари короля. На самом деле рыцарей в моем эскорте было всего двое, остальные восемь человек являлись простыми воинами, но это оказалось для нас даже лучше. В дальнем походе приходится выполнять много черной работы, а рыцари из свиты короля к ней были не приучены. Лошади для меня и хуманов были уже оседланы, я осмотрел скакуна, подтянул подпругу, и мы без задержек отправились в путь.

Дорога до Руана – столицы Далранского королевства – заняла трое суток, и за это время ничего примечательного не произошло. Единственным достойным упоминания событием оказался подъем на горную гряду, окружающую Далранскую долину. В горах не было ущелья или тропы, поэтому на отвесную двухсотметровую стену нас поднимали с помощью большого подъемника, отдаленно напоминавшего строительный лифт. Кабина подъемника вмещала десять рыцарей вместе с их лошадьми и за двадцать минут поднимала этот груз на стену. Механизмы лифта были скрыты в двух башнях, и его устройство мне рассмотреть не удалось, но без магии здесь явно не обошлось.

В Руан мы добрались к полудню третьего дня и разместились в гостинице «Золотая подкова» в статусе гостей короля. Пока командир эскорта ходил в королевскую канцелярию и выбивал корабль для плавания на Новый Танол, я отобедал и решил осмотреть город. Руан оказался обычным средневековым городом, очень похожим на Париж из фильма о трех мушкетерах. Такие же узкие улочки, в которых можно заблудиться, помои, выливаемые прямо из окон, грязь и суета. Ближе к королевскому замку улицы стали шире, и на них уже не так воняло. Однако в замок я не поехал, а вернулся в гостиницу. К этому времени возвратился командир эскорта, сообщивший, что корабль на Танол отправляется завтра утром и дальше я поплыву только с тремя воинами личной охраны. Меня это вполне устраивало, и после прощального застолья я ушел отдыхать в свою комнату.

Плавание на Танол заняло еще три дня, заполненные скукой и ничегонеделанием. Корабль был купеческим и плыл с грузом вина и растительного масла. Капитан судна явно меня побаивался и поэтому старался не лезть на глаза. Попытки поговорить с кем-либо из матросов наталкивались на односложные ответы типа «Не могу знать, ваша светлость» или «Сами мы не местные». Поэтому я все плавание валялся в капитанской каюте и строил планы на будущее. Утром третьего дня наш корабль причалил в порту замка Лизар, и мы сошли на берег.

Название замка мне было знакомо по Геону – похоже, Колин давал старые названия замкам и селениям на Новом Таноле. На берегу мы попали в разноголосую толпу, обычную для любого порта, и отправились разыскивать местное начальство. Прибытие моего сиятельства в Лизаре уже ожидали, и я вскоре попал в дружеские объятия Арчера, после чего мы без задержки поскакали в Ингард. К вечеру нам удалось добраться до столицы Танола, и меня сразу провели в резиденцию Колина, расположенную в замке на центральной площади Танола. Я очень хотел увидеть старого друга, ставшего мне кровным братом, но одновременно боялся, как он отнесется к моему появлению на Оркании. Наше расставание произошло в очень непростой ситуации, и у Колина были все права на то, чтобы обвинить меня в трусости и предательстве. Однако я задавил в себе подленькие мысли и решительно вошел в кабинет властителя Нового Танола.

Колин стоял у окна и не сразу понял, кто вторгся без разрешения в его кабинет. Выглядел он неважно и, скривившись, словно от зубной боли, крикнул:

– Я же просил меня не беспокоить! Арчер, ты не мог подождать с визитом до утра? У меня голова раскалывается!

– Колин, ты сам приказал, что как только прибудет Ингар, проводить его к тебе, я так и сделал!

В это мгновение до моего друга дошло, что второй посетитель – это я, и он начал меня узнавать.

– Ингар? – недоверчиво спросил Колин.

– Да, это я. Брат, ты не рад меня видеть?

– Да ты с ума сошел! Я ждал этой минуты долгие пять лет и верил, что ты придешь!

Напряжение в душе спало, и я бросился навстречу Колину. Мы по-братски обнялись и долго трясли друг друга за плечи, всматриваясь в лица, словно заново узнавая друг друга. Меня даже пробило на слезу от волнения и счастья, и Колин вскоре последовал моему примеру. Потом мы долго сидели за столом и рассказывали друг другу о себе и о том, что произошло за минувшие годы.

– Ингар, как у тебя обстоят дела с Виканой? Вы перестали выяснять, кто из вас главнее?

– Все хорошо, даже замечательно! Мы поженились, и у нас родилось двое детей, сына я назвал Стасом, а дочку Дэей.

– Значит, ты не забыл Стаса. И как это Викана отпустила тебя одного на Орканию, да еще в сопровождении двух женщин. Ты очень рискуешь, бегая налево, жена тебе ничего потом не отрежет? – пошутил Колин.

– Брат, ты не знаешь еще всей правды! У меня теперь две жены и четверо детей, я многодетный папаша!

– Этого не может быть! Викана любую соперницу в порошок сотрет! И кто эта отважная женщина?

– Ее зовут Эланриль, и она темная эльфийка.

– Ты говоришь о принцессе дроу, по имени Цветок Ночи, которая на балу у императора Чинсу отрезала яйца придворному хлыщу?

– Да, это она.

– Ингар, ты совсем безбашенный! И как они с Виканой уживаются?

– Как ни странно, замечательно и даже составили график выполнения мной супружеских обязанностей. Они моего мнения на этот счет вообще не спрашивают. Оказывается, то, что я должен жениться на двух эльфийских принцессах, давно прописано в каком-то пророчестве, и поэтому меня решили не убивать. Однако я абсолютно счастлив и рад, что все так повернулось. Нордрассил признал во мне своего хозяина и почему-то считает, что я принадлежу к расе Странников.

– Расскажи, как там сейчас, на Геоне? Мы на Оркании уже обжились и неплохо устроились, но душу щемит при мыслях о родине.

– Не буду врать, на Геоне дела обстоят неважно. После взрыва Танола погиб также и эльфийский Тарон. На остров обрушился огненный шторм, и практически все население погибло в огне вместе с Нордрассилом. Уцелели только несколько эльфов и мой конь Шалар. Мне не удалось активировать портал на Орканию для Тарона, и спаслись только хуманы. Катастрофа уничтожила половину Геона, даже от Меранской империи осталось практически одно название.

– Значит, это ты спас наш народ от гибели и перенес нас на Орканию? Я чувствовал, что ты приложил руку к нашему спасению, только доказать не мог! Теперь я подрежу лживые языки, и болтунам мало не покажется! – стукнув кулаком по столу, заявил Колин.

– Брат, все злые языки не отрежешь. Я наказал одного болтливого барона, но там просто некуда было деваться. Люди слабы и зачастую в своих бедах обвиняют власть, а не собственную дурость, поэтому не будем никого наказывать, да и спаситель я только номинальный. Заклинание портала мне случайно попалось в древнем манускрипте, и создать порталы можно было, только используя энергию гигантского взрыва. Мне было неизвестно, что удалось открыть порталы на Орканию, и до недавнего времени я был уверен, что все вы погибли. Поэтому я занялся спасением выживших эльфов и хуманов. Мне удалось найти долину со взрослым Нордрассилом, и я собрал в ней всех хуманов и эльфов, а затем началась война всех против всех. Погибли Тузик и Первый, на меня ополчились имперские маги, и пришлось взрывать башню магической академии. Эти сволочи изобрели машину смерти, с помощью которой заряжали камни для метателей, а сырьем для этого служила человеческая и эльфийская кровь! Император Чинсу продал всех темных эльфов на заклание имперским магам, и мне пришлось спасать остатки дроу от ужасной смерти. Кстати, так я и познакомился с Эланриль.

– Какой ужас! И чем все закончилось?

– А ничего не закончилось. Сначала я думал, что победил в войне, но меня предали и заманили в ловушку. Я сумел отправить Викану и Эланриль на драконах в долину Нордрассила, а сам через портал вернулся в свой мир. Три года я искал дорогу домой, и вот я на Оркании. Здесь, в Эльфийской долине, находится портал, который ведет на Геон. Не буду врать, но только здесь я узнал, что мне удалось спасти вас, и я со своими спутницами решил пробиваться к тебе на Новый Танол. Надеюсь, ты поможешь мне вернуться на Геон?

– Ингар, ты Великий князь хуманов, а я твой подданный. Ты должен мне приказывать, а не просить! Прикажи, и мы все пойдем за тобой хоть к черту на рога!

– К черту на рога идти не нужно, один раз я вас уже туда отправил. Мне пришлось вести на Геоне кровавую битву, и по ночам мне снятся лица друзей, которых я повел на смерть. Колин, свои долги я должен отдавать сам, а не расплачиваться жизнью друзей. Мне нужна твоя помощь, чтобы добраться до портала, а на Геон со мной пойдут только эльфы.

– Ингар, я тоже пойду с тобой, можешь меня не отговаривать!

– Колин, Геон и Оркания – два тесно связанных мира. Здесь тоже живут хуманы, эльфы и люди, и я вверяю тебе судьбу Оркании. После активизации портала мы сможем переходить из мира в мир и помогать друг другу. На Геоне я разберусь с заговорщиками, а затем мы вместе приструним зарвавшихся орков на Оркании.

– Орков нужно вырезать под корень!

– Нет, все народы имеют право на жизнь! Мы не боги, чтобы решать их судьбу! По зубам зеленорожие получат, но те, кто пойдет на мировую, останутся жить!

– Ингар, ты слишком добр к этому отродью! У них нет сердца и жалости, они должны ответить за свои преступления!

– Колин, вспомни Первого! Он тоже орк!

– Первый – тарг, а не орк!

– Тарги – один из оркских кланов, и только! Не надо стричь всех под одну гребенку! – обозлился я.

– Ингар, ты Великий князь, и тебе решать, как поступать с орками. Давай закончим эту тему и поговорим о других вещах. Арчер мне рассказывал, что с тобой на Орканию перенеслись две женщины. Кто они такие?

– Одна из них моя племянница по матери – принцесса Екатерина Столярова, а вторая – герцогиня Елена Пореченкова, – отведя взгляд в сторону, ответил я.

– Ну, с племянницей, допустим, все ясно, но герцогиня откуда здесь появилась? Ингар, бабы тебя в гроб загонят, Викана и Эланриль с неверного мужа живьем шкуру спустят!

– Брат, я не собирался их тащить с собой на Орканию, они по бабской дурости попали в портал, когда перенос уже начался. Все произошло случайно!

– Ой ли? В этом мире нет ничего случайного!

– Давай замнем эту тему, ты лучше о себе расскажи. Как управляешься, женился, детьми обзавелся?

– Да все как-то было недосуг, правда, есть одна на примете, но я пока не решаюсь. Вроде все прекрасно, и Алисия меня любит. Только она из благородных, и иногда что-то такое проскальзывает, будто она на меня смотрит свысока.

– Познакомь, я маг и легко развею твои сомнения.

– Она вчера уехала к больной сестре. Получила письмо и унеслась как на пожар. Так что познакомишься с ней позже. А сейчас давай отложим разговоры до утра, а то у меня череп треснет от боли!

– Колин, ты особо не расстраивайся, мы эту проблему сейчас решим. За прошедшие годы я неплохо набил себе руку в магической медицине и помогу твоей беде. Садись в кресло поудобней и закрой глаза, сейчас я тебя подлечу!

Колин откинулся на спинку кресла, и я, погрузившись в транс, начал магическое сканирование. Осмотр сразу выявил следы легкого отравления, и мне по ауре внутренних органов удалось быстро определить его причину. Колина, по всей видимости, уже давно опаивали каким-то приворотным зельем, и его организм был истощен постельными боями. К такому выводу я пришел, потому что его детородные органы давно находились в возбужденном состоянии, а гормональный фон указывал на то, что он постоянно готов к спариванию. Следы действия приворотного зелья пытались скрыть и напоили моего брата еще какой-то гадостью, но, видимо, сделали это в спешке и ошиблись в дозировке, отсюда симптомы отравления и головные боли. Мне удалось нейтрализовать яд и снять с Колина сексуальное возбуждение. Затем я подкачал его потухшую ауру и разбудил пациента.

– Спасибо, Ингар, за помощь, будто снова на свет родился. Еще немного, и я был готов повеситься от боли. Что это было?

– Брат, тебя траванули приворотным зельем. Кто твоя избранница и как ты с ней познакомился?

– Не может быть! Алисия не способна на такое, она меня любит! Да, она эльфийская квартеронка, но это еще ни о чем не говорит! Неужели Малагдаер обвел меня вокруг пальца?

– Ну вот и эльфийские ушки из ларчика показались. Значит, тебя с Алисией познакомил Малагдаер?

– Да.

– Значит, эльфы решили взять народ хуманов под свой контроль, женив тебя на своей ставленнице. Трюк древний и весьма эффективный, это мне еще с Земли хорошо известно. Значит, лопоухие хотели вместо жены подложить тебе в постель эльфийскую свинью, ну это они зря так решили. Придется теперь Малагдаеру мозги прочистить и выяснить, какую пакость эльфы мне, любимому, готовят. Не хотят по-хорошему, будем воспитывать уважение к старшим по-плохому. Ладно, на сегодня хватит, а завтра проведем магический шмон в замке и прошерстим твое окружение. Гнид нужно давить сразу, пока они в тифозных вшей не превратились, – поцедил я сквозь зубы.

Колин позвал охрану, и к нему в кабинет принесли ужин на двоих. Мы выпили за встречу по бокалу вина, и я расспросил Колина об основных событиях, произошедших после нашего драматического расставания на Геоне. Колин не заставил себя упрашивать и рассказал мне историю Нового Танола.

* * *

После переноса на Орканию и захвата острова Мертвых хуманы стали ускоренно обустраиваться на новой родине. Вскоре на остров прибыл разведывательный отряд из Далранского королевства, и у хуманов появился первый союзник. Орки, конечно, не смирились с потерей острова Мертвых, но даже без магической поддержки шаманов все нападения были отбиты – хуманам отступать было некуда, и дрались они насмерть. Далранцы помогли Колину оружием и доспехами, а хуманы стали форпостом королевства на пути орков со стороны моря. Король Луи воспринял появление хуманов как дар богов и всячески старался помочь обустроиться пришельцам с Геона, чтобы новые союзники остались на Новом Таноле и не ушли в леса на реке Таргай. Была у Колина поначалу идея увести хуманов в спокойное место, где не нужно будет спать в доспехах, ожидая каждую ночь нападения зеленорожих.

Основным фактором, привязавшим переселенцев с Геона к Новому Танолу, стал караван женщин, направленный королем Луи в дар Колину. У хуманов почти не осталось женщин, и король практически насильно переселил на Танол полторы тысячи девушек и молодых вдов. Уже через полгода почти все женщины вышли замуж, и у многих воинов появились семьи, а молодые жены не собирались переезжать в дикие леса, так как оттуда они не имели бы возможность навещать свою родню и хвастаться выпавшим на их долю счастьем.

В Далранском королевстве женщины находились в бесправном положении и, выйдя замуж, становились рабынями своих мужей и их родителей, а у хуманов нравы были намного демократичнее. Мужчины половину жизни проводили в походах и битвах, и их жены фактически становились главами семей. Женщины распоряжались военной добычей, растили и воспитывали детей, а если требовалось, то брали в руки оружие, чтобы защитить свой дом. Жена для хумана в первую очередь боевая подруга и хранительница очага, поэтому ни о каком унижении достоинства женщин не могло быть и речи. Слабый пол Далранского королевства очень быстро прочувствовал эту ситуацию, и у хуманов не стало отбоя от невест, которые буквально вешались на шею холостым воинам.

Демографическая проблема была решена всего за год, и Танол превратился в большой детский сад. Жена и дети – удовольствие не из дешевых, и хуманы вскоре вернулись к привычному образу жизни. Снова в море вышли дракары, сопровождая караваны купцов, а на север в Ледяную пустыню отправились отряды за металлом для оружия и доспехов. Начались регулярные походы в Великую степь за добычей, и запылали стойбища орков, из которых потянулись караваны пленников, становившихся рабами в шахтах и каменоломнях Далранского королевства. Орки стращали хуманами своих детей, и образ бритого налысо воина в толстой кольчуге с круглым щитом и широким обоюдоострым мечом в ножнах за спиной стал ночным кошмаром для врагов Нового Танола.

* * *

После того как Колин закончил свой рассказ, мы договорились забыть про политику и стали вспоминать только веселые моменты из нашего общего прошлого. Время подходило к полуночи, выпитое вино уже давало о себе знать, и вскоре меня проводили в гостевые покои. Посидели мы хорошо, а поэтому я заснул практически сразу.

(обратно)

Глава 20

Весь следующий день был занят торжественными мероприятиями, связанными с моим прибытием на Танол. Колин ранее не афишировал полученные от Арчера известия о моем появлении в мире Оркания, потому что не был уверен в их достоверности, а когда убедился, что я не самозванец, дал команду оповестить подданных. Гонцы ускакали во все концы Нового Танола еще ночью, а к полудню следующего дня на площади перед резиденцией Великого князя собралась огромная толпа. Я несколько раз выходил на балкон приветствовать собравшихся, а затем спустился на площадь, давая возможность посмотреть на себя вблизи, чтобы любой мог убедиться в том, что князь Ингар настоящий. Конечно, это была большая глупость с моей стороны, потому что в толпе мог прятаться убийца, но, к счастью, все обошлось. Князя Ингара не зарезали и не затоптали, хотя охрана с трудом сдерживала толпу. Растроганный проявлениями народной любви, я закатил речь в лучших традициях предвыборного пиара, о котором в этих местах даже не подозревали. Хуманы – народ весьма суровый и даже суровее знаменитых челябинских мужиков, но на этот раз никто не сдерживал чувств. Вопли радости смешались в громкое многоголосье, и меня буквально затрясло от хлынувшего в кровь адреналина.

Великий князь от щедрот своих приказал выкатить на площадь бочки с вином и закуску из княжеских запасов, после чего торжественный митинг превратился во всеобщую пьянку.

– Ну что, брат, пойдем пообщаемся с народом, а заодно и выпьем за удачу? – спросил я у Колина.

Колин давно уже стал одним из самых близких мне людей, нас связывали узы намного крепче простого кровного родства, поэтому я считал его старшим братом.

– Ингар, я с радостью выпью с тобой, тем более повод подходящий, – ответил хуман, и мы отправились на площадь.

Раз пошла такая пьянка, мы решили не отрываться от народа и приняли в празднике самое активное участие. Творчество масс проявило себя во всей красе – в организации застолья приняли участие практически все жители Ингарда, от мала до велика. Народ притащил на площадь кучу столов и лавок, при этом не пожалев дорогой домашней посуды и личных запасов еды.

Город гулял до утра, а мы с Колином бродили между столов и пили с подданными на брудершафт. Не знаю почему, но я долго не пьянел, хотя выпил очень много, и свалился под стол только ранним утром. Меня под радостные вопли толпы унесли с площади на руках, но к полудню я выполз из постели, чтобы заняться самолечением трещавшей от боли головы. Магия успешно справилась с похмельем, но изо рта воняло, словно в нем кошки нагадили. Закончив водные процедуры, я прополоскал рот зубным эликсиром и переоделся в чистую одежду из запасов Колина, после чего стал похож на человека. Мысли в голове пришли в порядок, и можно было показаться на людях, не пугая окружающих пьяной рожей. Первым делом я отправился навестить брата, которому наверняка требовалась магическая медицинская помощь. Колин тоже уже проснулся и мучился страшным похмельем, безуспешно пытаясь привести себя в норму домашними средствами. Мне не составило особого труда помочь брату справиться с этой бедой, после чего мы занялись неотложными делами.

Я приказал охране собрать всю верхушку хуманских кланов на званый обед в узком кругу, а прислуге накрыть столы в банкетном зале. Колина буквально перекосило от такого известия, но мне удалось его убедить, что новой пьянки, грозившей перейти в длительный запой, не будет, а состоится проверка командного состава на вшивость. Я решил, что, пока народ не отошел от вчерашней попойки, будет намного легче выявить эльфийских агентов, которые наверняка не готовы к магической проверке. Колин одобрил мои действия, и машина государственного сыска закрутилась.

Через три часа главы хуманских кланов и их ближайшее окружение собрались в банкетном зале. Народ был явно недоволен идиотским приказом начальства, которое не дало прийти в себя после вчерашнего, и угрюмо смотрел на нас с Колином. Чтобы успокоить проявившееся недовольство, я лично обошел всех присутствующих и излечил от похмелья, сканируя мозг пациентов под этим благовидным предлогом. Среди руководства хуманских кланов удалось выявить трех человек, находящихся под магическим контролем, но я не подал виду, что знаю об этом. Пока длилось совещание, бойцы дворцовой охраны наведались в дома попавших под подозрение и привезли в замок их родню, а также личных слуг и любовниц. У выявленных вражеских агентов женами или любовницами оказались эльфийские квартеронки, поэтому я отдал приказ арестовать всех жителей Танола с примесью эльфийской крови.

Пока мы с Колином вели допросы шпионов, облава в Ингарде закончилась, и почти все члены эльфийской пятой колонны были доставлены в подвалы замка. Чтобы не позволить заговорщикам скрыться, я потрошил подследственных до утра и обнаружил еще пятерых агентов. Эльфийская шпионская сеть была разгромлена и практически перестала существовать. Нам удалось узнать имена руководителей эльфийского подполья, адреса явок, а также выявить способы связи. Оказалось, что руководила шпионской сетью невеста Колина – графиня Алисия Алансонская, а ее куратором был представитель эльфийского посольства на Новом Таноле, который пользовался дипломатической неприкосновенностью. Мне очень хотелось побеседовать с этой сладкой парочкой, но они смылись с острова еще до моего приезда.

На брата было страшно смотреть, но я не позволил ему казнить попавшихся шпионов. Главы хуманских кланов оказались под магическим контролем не по своей воле, и после того, как я снял с их сознания магические оковы, они нам ничем не угрожали. Магический контроль уродует психику человека, при этом любое неподчинение карается нестерпимой болью, поэтому освобожденные от мучений люди были готовы рвать эльфов на куски. Я установил защитную блокаду на сознание всего кланового начальства, и теперь они могли почувствовать любую попытку вмешательства в свой мозг и даже сопротивляться такому вмешательству.

Мне удалось перевербовать почти всех агентов из числа полукровок и эльфийских квартеронов и заменить эльфийские закладки в их мозгу на собственные. Правда, перевербовка стоила жизни двум симпатичным девушкам, но «на войне как на войне». Новые закладки было сложно отличить от эльфийских аналогов, однако платой за проделанную работу стала дикая головная боль и кровотечение из носа. Правда, результат стоил перенесенных мной мучений, потому что клиент теперь работал на хуманов, а не на эльфов. Конечно, всех шпионов мы переловить не смогли, – остатки подполья забились в щели. Эльфийский заговор заставил принять срочные защитные меры и создать службу безопасности под руководством Арчера, который не очень обрадовался своему повышению. Однако слово «надо» пресекло его робкую попытку отказаться, и Арчер с головой погрузился в работу. Сложившаяся обстановка уже позволяла перехватить инициативу у противника, а для этого нужно было отправляться в Руан, чтобы прикончить ушастую змею в ее логове.

Атака на эльфийское подполье раскрыла заговор не только против хуманов, мы натолкнулись на нити другого комплота, ведущие в Руан. Выяснилось, что эльфы охотятся не только за Колином, но и за королем Луи, чтобы взять под контроль Далранское королевство. Фаворитка короля княгиня Адель Астурийская стояла на довольствии в эльфийском посольстве и влияла на короля в интересах перворожденных. На допросах мы узнали, что Адель Астурийская – двоюродная сестра Алисии Алансонской, и они давно работают на эльфов. Эта информация заставила меня серьезно испугаться за безопасность Кати и Лены, которые находились в эпицентре заговора и мешали эльфам. Девушки остались под опекой короля Луи, и тот не должен был нарушить данное слово, но перворожденные способны на любую гадость, и поэтому требовалось срочно плыть в Руан.

...Два дракара с шестьюдесятью воинами на борту неслись по воде, словно ветер, и мы за двое суток доплыли до столицы Далранского королевства. Все проблемы на пограничных и таможенных постах вмгновение ока решались Колином, и корабли буквально ворвались в Руан, нагло причалив к королевской пристани.

План по зачистке эльфийского посольства был согласован с братом заранее, и мы не стали его менять. Корабли являлись единственным путем отхода в случае провала операции, поэтому Колин со своими бойцами остался охранять дракары, а разговор с Луи и разборки с ушастыми легли на мои плечи. Простившись с братом, я с пятью воинами ускакал в королевский замок, до которого добираться пешком нужно было не менее часа. Лошадей пришлось конфисковать у охраны королевской пристани, которая не очень-то и возражала, увидев мою зверскую рожу, – ну не красавец я в гневе. Луи не ожидал моего появления, и нам пришлось прождать у ворот королевского замка около часа, пока его величество не соизволил меня принять. Я не стал нагнетать обстановку и мирно дождался приглашения, но потом буквально вбежал в замок.

Луи ждал меня в своем кабинете, и я, едва поздоровавшись, спросил:

– Где моя племянница и герцогиня?

– Ингар, они неожиданно заболели, отравившись несвежими фруктами, но ничего опасного не произошло. Дамы в своих покоях и под присмотром придворных врачей, которые неусыпно следят за их самочувствием. Я даже обратился к эльфам, чтобы они оказали помощь в лечении девушек, и сейчас их навещают принц Аримар и Малагдаер.

– Луи, немедленно проводите меня к женщинам, им угрожает смертельная опасность!

Король опешил от моего заявления и, вызвав охрану, повел меня по коридорам дворца. Покои девушек располагались в левом крыле здания, и нам пришлось минут десять плутать по коридорам и лестницам. По дороге я прокручивал в голове различные варианты развития событий, но дело пошло по наихудшему сценарию.

Когда мы вошли в последний коридор, то увидели у дверей, ведущих в апартаменты Кати и Лены, трех эльфов из отряда Малагдаера. Эльфы, заметив приближение нашего отряда, обнажили клинки и приготовились к бою. Луи хотел что-то крикнуть ушастым, но успел только открыть рот. Без каких-либо переговоров или предупреждения в нас полетели зеленые сгустки магической энергии, знакомые мне по боям с магами орков. Я успел прикрыться магическим щитом, а на шее Луи сработал защитный амулет, что поглотило два сгустка, поэтому мы и выжили. Однако сопровождавшим нас рыцарям и хуманам это не помогло. Несколько сгустков миновали защиту и попали в бойцов охраны. Магический удар разбросал изломанные тела воинов вдоль коридора, и мне показалось, что они все погибли. Однако два рыцаря смогли подняться на ноги, но из моего отряда выжил только один воин. Сознание на автомате зафиксировало в пределах досягаемости пять враждебных эльфийских аур, и возмездие за неспровоцированное нападение не заставило себя ждать.

Ответный ментальный удар размазал эльфов по стене, но наших погибших воинов было уже не вернуть. Я провалился в транс и ускорился с помощью магии. В голове стало пусто, а тело перешло под управление боевых инстинктов. Вторым магическим ударом я вынес дверь в покои девушек вместе с косяком, и она придавила двух эльфов, стоящих за нею. Мифриловый клинок сам вспорхнул в руку и мимоходом перерезал глотки раненым, когда ноги вносили меня в комнату.

«Минус пять, а где еще двое?» – подумал я, сканируя магией помещение.

В приемном зале никого больше не было, но за одной из дверей магический сканер засек две человеческие и две эльфийские ауры. С начала боя прошло секунд десять, и эльфы внутри покоев уже успели среагировать на наше вторжение. Одна из эльфийских аур метнулась к двери в зал, а я бросился ей навстречу. Едва ноги донесли меня до двери, как из нее выскочил Малагдаер. Эльф, по-видимому, тоже ускорился с помощью какого-то зелья и поэтому немного опередил меня, однако это его не спасло. Малагдаер оказался искусным бойцом, но практиковался в основном на светских дуэлях или резал глотки из-за угла, а это не схватка за жизнь в бою без правил, где рубишься в толпе отморозков. В отличие от эльфа мне довелось поучаствовать во множестве настоящих мясорубок, и я выжил, а практика всегда даст теории сто очков вперед.

Мифриловый клинок перерубил меч Малагдаера у гарды, а удар ноги в пах отправил эльфа в тяжелый нокаут. Ушастый свернулся на полу в позе эмбриона и, похоже, мысленно искал сковородку, чтобы поджарить яичницу из своих разбитых яиц, пока они не протухли. Через мгновение я перескочил через лежащего на полу Малагдаера и ворвался в спальню. В магическую защиту ударила молния, и меня как пушинку отбросило к двери. Однако я успел осмотреться и понять сложившуюся диспозицию. У окна спальни стояла большая кровать под балдахином, на которой лежала Катя, а в дальний угол, извиваясь, как гусеница, отползала связанная по рукам и ногам Лена. Князь Аримар стоял посредине помещения, вытянув вперед руки, – именно он нанес удар магией.

Меня не хило приложило магическим ударом, но защита устояла, хотя и потеряла половину энергии. Восстановив магический щит, я сделал кувырок вперед и прыгнул в спальню, стараясь уйти с линии огня. Молния на этот раз пролетела мимо, и я подсечкой сбил с ног Аримара, который целился в меня каким-то артефактом. Времени особо мудрствовать не было, и я от души заехал вражине ногой в ухо. Эльф сразу успокоился на полу, похоже отключившись. Однако вера в честность ушастой братии у меня полностью отсутствовала, и я пару раз врезал лежащему Аримару ногой по ребрам. Практика, наработанная собственной кровью, подсказывала, что нельзя оставлять за спиной недобитого врага, поэтому я вернулся в приемный зал, чтобы добить Малагдаера. Однако рядом с полудохлым эльфом стоял король с выжившими охранниками и держал меч у горла скрючившегося на полу эльфа.

– Луи, разденьте Малагдаера догола, срежьте с него все амулеты и выбросьте в коридор. Свяжите ему руки и ноги, а в рот засуньте какую-нибудь палку, чтобы язык себе не откусил и не магичил. Мне нужно время, чтобы заняться Аримаром и девушками, в спальню не заходить!

Произнеся эту фразу, я сразу вернулся в спальню. Сделал я это очень вовремя, потому что эльф начал приходить в себя и пытался доползти до артефакта, из которого пулял в меня молниями. Удар кулаком по голове снова обездвижил Аримара. С помощью кинжала я быстро избавил пленника от одежды и амулетов, после чего тщательно связал бездыханное тело куском веревки, отрезанным от шторы. Трофеи трогать было опасно, поэтому мне пришлось завязать все в узел и выбросить в коридор, куда охрана короля отправила и вещи Малагдаера.

Настало время заняться девушками, которые покорно ждали, когда я приду к ним на помощь. Катя и Лена были живы, но обе находились в шоковом состоянии. Катя лежала на кровати в разорванном платье и равнодушно смотрела в окно.

– Кто? – тихо спросил я племянницу.

– Малагдаер, – безразлично ответила Катя.

– Лена, с тобой все в порядке? – обратился я к бывшей любовнице.

– Они не успели, ты вовремя ворвался в спальню.

Я разрезал путы на руках и ногах Лены и вышел в приемный зал.

– Как там девушки? – спросил король.

– Плохо, но живы. Луи, забирай воинов и выйдите, пожалуйста, в коридор, это дело семейное, и вам незачем видеть то, что здесь произойдет.

Король с пониманием посмотрел на меня и увел бойцов. Я выволок голого Аримара из спальни и посадил его в угол приемного зала, прислонив к стене. Пара шлепков по щекам, и эльф открыл глаза. Перворожденные – народ живучий, и быстро убить эльфа довольно сложно.

– Сиди и смотри, как сдохнет Малагдаер. Я, конечно, не эльфийский палач, но тоже кое-что умею, – процедил я сквозь зубы, глядя в глаза Аримара.

– А мне можно присутствовать? – раздался за спиной голос Лены.

– Если хочешь. Но учти, зрелище будет не из приятных.

– Я выдержу, – ответила девушка.

Луи не успел полностью связать Малагдаера, а только срезал с него одежду и амулеты, поэтому мне пришлось вязать эльфа самостоятельно. Выгнув его тело дугой, я очередной веревкой от шторы привязал его руки к ногам, а другим куском веревки обмотал голову пленника, пропустив ее через рот. Критически оценив свою работу, я подергал узлы и убедился, что Малагдаер не сможет развязаться. В душе не было ни злости, ни жалости, а только желание отомстить и сделать это с показной жесткостью, чтобы подавить волю наблюдающего за мной Аримара.

Продышавшись, словно перед прыжком в воду, я погрузился в транс и вошел в сознание эльфа. Мне не нужен был весь массив информации из его памяти, я искал то, что касалось заговора, и сведения, которые Малагдаер сумел от меня скрыть в прошлый раз. Ушастый был для меня уже покойником, поэтому я ломал магические блоки в его голове, не опасаясь последствий. Эльф испытывал чудовищные муки, и его тело билось в предсмертной агонии, но я его не отпускал за грань, купируя повреждения и подкачивая истощенную муками ауру.

Теперь я точно знал, что произошло в покоях девушек и почему эльфы устроили дикую сцену с изнасилованием Кати.

Ларчик открывался просто. Эльфы не собирались устраивать диких сцен, а тем более совершать насилие над Катей или Леной. Они действовали по веками отработанной схеме, и девушки после установки в их мозгу контролирующих сознание закладок должны были все забыть. Два дня назад эльфы организовали девушкам легкое расстройство желудка и затяжную диарею, с которой можно было справиться, только зная причину недуга. Придворные врачи не смогли вылечить девушек, и король обратился в эльфийское посольство за помощью.

Аримар со своей командой прибыл во дворец по просьбе короля и согласился заняться лечением герцогини и принцессы. Королевские эскулапы получали от эльфов самые дорогие и действенные лекарства, а поэтому профессионально и финансово полностью зависели от перворожденных. Личный врач короля по первому требованию Аримара оставил эльфов наедине с девушками и даже увел с собой королевскую стражу, доверив охрану покоев пациенток бойцам Малагдаера.

План двигался по задуманному эльфами сценарию, однако им не удалось незаметно подчинить сознание Кати и Лены. Установленная мною защита от ментального нападения подняла тревогу, и девушки начали активно сопротивляться магическому воздействию. Я успел научить начинающих магинь простейшим способам защиты от подобных атак, а запасы магической энергии пришельцев с Земли позволяли держать оборону часами.

Поняв, что их намерения раскрыты, эльфы решили связать девушек, чтобы применить химические способы воздействия на их сознание, и завязалась драка. Тренированная Лена оказала достойный отпор Аримару, который старался не повредить свою жертву, а в результате получил несколько чувствительных ударов по морде и корпусу. К несчастью, Катя умела только кусаться и царапаться, эльф же – вдвое сильнее обычного человека, а тем более хрупкой девушки. Племянница, напуганная нападением, хотела запустить в Малагдаера файерболом, но заставить себя убить человека очень непросто, особенно в первый раз. Промедление Кати позволило Малагдаеру разгадать ее намерение, и, чтобы спасти свою жизнь, он вырубил девушку ударом кулака.

У боевого мага перед обычным воином есть подавляющее преимущество на дальней дистанции, но в ближнем бою ситуация меняется кардинально. Магия требует сосредоточенности и времени, а удар меча молниеносен. Поэтому боевые маги постоянно находятся под охраной обычных воинов и пользуются защитными амулетами, а зачастую сами хорошо владеют холодным оружием и могут за себя постоять.

Возможности Лены в ментальном воздействии на сознание противника намного превосходили таланты Аримара и Малагдаера, вместе взятые, а ее удары по эльфийским мозгам едва сдерживали защитные амулеты. Рискуя потерпеть окончательное поражение, Аримар позвал на помощь Малагдаера, и они вдвоем скрутили Лену и повесили на ее шею амулет, блокирующий магию. Амулет проработал меньше минуты и рассыпался, не выдержав ментальных ударов, но у Лены истощились запасы магической энергии, и она стала неопасна.

Аримар полез в кармашек на поясе, где хранился флакон с очень дорогим и редким наркотиком, способным подавить волю разумного существа, но обнаружил только влажные осколки стекла. Во время драки Лена врезала ногой по печени Аримара и вдребезги разбила флакон, в результате чего весь эликсир вытек.

Этот наркотик применялся перворожденными в борьбе за власть в межклановых войнах, и его следы невозможно было обнаружить в крови эльфа. Настой ядовитых грибов работал как эликсир правды, и с его помощью можно было зомбировать сознание эльфа или человека. Аримар пожадничал сразу применить дорогущий наркотик для подчинения сознания Кати и Лены, за что и поплатился.

Ситуация окончательно зашла в тупик и грозила эльфам самыми тяжкими последствиями. Принцесса и герцогиня находились под личной защитой короля Луи и Великого князя хуманов, а это грозило войной с Далранским королевством и Новым Танолом. Заговор против девушек не был санкционирован Эльфийской долиной и являлся колхозной самодеятельностью Аримара и Малагдаера. За такой провал Совет эльфийских Домов с виновных шкуру сдерет и на кол посадит, а палачи у эльфов тренируются веками, поэтому сладкая парочка впала в настоящую панику.

Панические настроения плохо действуют на мозги, и в них появляются идиотские мысли, на основе которых принимаются не менее идиотские решения. На свою беду, Малагдаер вспомнил, что в древности эльфы подчиняли сознание оркских колдуний, которые также успешно сопротивлялись ментальным атакам, совершая над ними сексуальное насилие. Женская психика очень ранима в сексуальном плане, и подвергающаяся насилию женщина не может держать под контролем свои мысли и эмоции. Попав в такую ситуацию, магиня или колдунья теряет концентрацию, и ее магическая защита ослабевает, а зачастую полностью распадается.

Воины, охранявшие резиденцию принцессы и герцогини, получили жесткий приказ никого внутрь не пускать даже ценою жизни, пусть это будет сам король Луи. Бойцы принадлежали к родовому клану Малагдаера и беспрекословно подчинялись своему господину, поэтому готовы были выполнить любой приказ.

Обычно насилие над пленницами совершали рабы, но таковых в наличии не было, поэтому Малагдаер взял на себя роль насильника. Распределив роли, эльфы приступили к выполнению своего гнусного плана. Аримар пытался взломать защиту сознания Кати, а Малагдаер насиловал девушку, но им яростно мешала Лена, блокируя ментальными ударами действия эльфов. Лена была магически истощена, однако ее даже слабые магические уколы сбивали концентрацию Аримара и не позволяли взять под контроль сознание Кати. Выродки озверели от бессилия и решили переключиться на Лену, но в этот момент в спальню пробился я.

Образы преступления, совершенного эльфами, промелькнули перед моим внутренним взором, и спина покрылась липким потом. Взбешенный мерзким поступком Малагдаера, я собрался прикончить ублюдка, но вспомнил, что не до конца выпотрошил его память. Единственным местом, куда мне не удалось добраться, были какие-то интимные воспоминания, запрятанные в отдаленном уголке подсознания. Я боялся, что Малагдаер сдохнет от боли раньше времени, но эльф все еще сопротивлялся. Вскрыть запретные воспоминания стало для меня делом принципа, и я решил идти до конца.

Чтобы обдумать дальнейшие действия, я вышел из транса и огляделся. Лена, бледная как смерть, держалась за косяк двери и с ужасом смотрела на меня.

– Лена, тебе лучше уйти к Кате, дальше будет еще страшней, – сказал я.

– Нет, я останусь! – возразила девушка.

Я перевел взгляд на Аримара. Князь был в обмороке, и вокруг его ног разлилась вонючая лужа. Эльф магическим зрением видел все, что происходило с Малагдаером, и примерял пытки на себя. Я привел князя в чувство, и тот сразу засучил связанными ногами, пытаясь отползти от меня. Рука сама врезала эльфу хлесткую пощечину, и я злобно заявил:

– Сидеть, тварь, и не дергаться! Скоро наступит твоя очередь!

Аримар снова обделался, и резкая вонь ударила в нос. Лену сразу стошнило, и я с мукой в голосе попросил:

– Лена, уйди к Кате, ты мне мешаешь!

– Нет! – ответила девушка, с трудом сдерживая рвотные позывы.

Я подошел к Лене и насильно затолкал ее в спальню, а затем закрыл дверь и подпер ее стулом. Малагдаер снова уходил за грань, и мне нужно было торопиться. Закачав в ауру пленника очередную порцию Силы, мне удалось вытащить сознание эльфа буквально с того света, и я выжег магией ему правый глаз. Глазное яблоко лопнуло, и его содержимое брызнуло мне в лицо, но это меня не остановило. Я стер ладонью кровавую жижу со своего лица и продолжил пытку.

Боль была нестерпимой, и оборона Малагдаера рухнула. Скрытая информация стала доступной, и я грязно выругался, когда понял, что зря старался. В яростно защищаемом тайнике оказались детские воспоминания Малагдаера, в которых родной папаша использовал его в качестве сексуальной игрушки. Ушастый педофил был наделен извращенной фантазией, хотя какая еще может быть фантазия у извращенца? В результате у отца-урода вырос сын-урод, и гнилое яблоко упало рядом с гниющей яблоней.

Я плюнул на бьющееся в предсмертных конвульсиях тело эльфа и добил его ментальным ударом, однако несколько перестарался. Закипевшие мозги разорвали череп Малагдаера, и его голова лопнула, как переспевший арбуз, залив кровавыми ошметками пол в комнате.

За спиной с грохотом упал стул. Я обернулся и увидел, что это в обморок свалилась Лена, сумевшая в самый неподходящий момент открыть дверь. Мне пришлось отложить допрос Аримара, чтобы отнести Лену в спальню и положить на кровать рядом с Катей. Обе девушки находились в тяжелейшем шоке, поэтому я усыпил их магией, испугавшись за их психическое здоровье. По большому счету психиатр требовался и мне, но ближайший из них находился на планете Земля, да и навряд ли мне кто-то еще мог помочь вернуть здравый рассудок.

Усыпив женщин, я вернулся в приемный зал и накрыл тело Малагдаера сорванной с окна шторой, а затем отправился разыскивать короля. Луи с выжившими воинами стоял неподалеку от выломанной двери и не подпускал к себе слуг и придворных, толпившихся в начале коридора.

– Луи, девушек нужно перенести в другие покои, пока они спят. Здесь нужно все прибрать, а Аримара посадить в надежное место. Я прирезал бы эту тварь, но он мне нужен живым. Его мозги хранят все нити заговора, а также имена агентов и предателей. Если Аримар неожиданно сдохнет, то я найду убийц, и они позавидуют покойному.

Король не стал задавать лишних вопросов, подозвал к себе троих придворных и начал раздавать распоряжения. Я поставил хумана сторожить дверь в спальню, а сам вернулся к девушкам.

Так началась неделя, которую я потом считал самой сумасшедшей за все время моего пребывания на Оркании.

(обратно)

Глава 21

Пока придворные Луи наводили порядок в разгромленных покоях, я занялся лечением девушек. Серьезных повреждений я у них не обнаружил – не считая нескольких царапин, синяков и шишек, все обстояло неплохо. Правда, Катя лишилась девственности, но я исправил и этот маленький дефект, наивно посчитав, что так будет лучше. С телесными проблемами я справился легко, а психологические травмы лечит только время и забота близких людей.

Подзарядив истощенные ауры Кати и Лены, я вышел в приемный зал, где прислуга уже навела относительный порядок. Луи ждал меня в окружении гвардейцев и нескольких придворных, которым лично доверял. Аримара упаковали в мешок, из которого торчали только голые ступни, и я узнал эльфа только по мерзкому запаху.

– Ингар, как там герцогиня и принцесса? – поинтересовался Луи.

– Спят, но их нужно переодеть и отнести в более подходящее место.

– Уже все готово. Девушки будут жить в моих личных покоях и находиться под охраной гвардии. Камеристки сейчас принесут чистую одежду, и их перенесут под моей охраной. Кстати, для Аримара я нашел отличное место в подвале, откуда невозможно сбежать.

– Луи, эльфа придется некоторое время держать при себе, пока я его не допрошу. Вскоре информация о заговоре выйдет за стены дворца, и эльфийские агенты постараются покинуть Руан или спрятаться. Прикажи закрыть все входы и выходы из королевского замка, чтобы ни одна муха не улетела без твоего личного разрешения.

– Я уже отдал такой приказ. Помимо этого я закрыл все городские ворота и вывел городскую стражу на стены.

– Ну, если так, то проводим девушек и займемся Аримаром?

Луи кивнул, и дела завертелись.

Допрос Аримара затянулся до утра. Выкачивание необходимой информации и установка зомбирующих закладок в его мозгу много времени не заняли, и через час эльф попал в руки начальника королевской тайной полиции – вот он и потрошил Аримара до рассвета. Невзрачный мужчина в черном костюме с лицом больного чахоткой был допущен к телу эльфа сразу после сканирования мозга и приступил к допросу, записывая все показания в протокол.

Вскоре к допросам подключились королевские маги, но они почти все работали с помощью амулетов и зелий, развязывающих языки. В основном на допросе использовались амулеты правды, подавлявшие волю подследственного, однако при наличии магической защиты толку от них было мало. Обычного преступника признаться в грехах еще возможно было заставить, но эльфийского агента с закладками в мозгу – нет. Среди магов оказался единственный менталист, превосходящий ушастую братию по силе в разы, но этот придурок едва не лопался от спеси. Однако результаты его трудов оказались мизерными, да и врал он напропалую, указывая на врагов короля там, где их нет, и пропуская эльфийских агентов. Правда, пару раз он угадал предателей, но, скорее всего, действовал методом научного тыка. Я вытурил его из королевских покоев и отправил туда, откуда он появился при рождении. Поэтому я застрял в допросной комнате, отделяя козлищ от агнцев, параллельно общаясь с магической элитой королевства.

Это общение открыло мне одну важную государственную тайну, которую маги старались тщательно скрывать. Оказалось, что защита Далранской долины и Нового Танола держится не за счет великих познаний магов, а на наследстве погибшей цивилизации эльфов. В древности в долине находился какой-то строго охраняемый объект, защищенный двадцатью магическими башнями с автоматическими метателями файерболов. Далранцы сумели взять их под контроль, но в устройстве так и не разобрались. Далранским магам удалось войти в центр его управления, находящийся на первом уровне магических башен, и научиться включать подачу энергии на метатели. Разобраться в сложной автоматике им было не под силу, а потому выбирать цель для атаки и открывать огонь на поражение приходилось в ручном режиме. Двое магов вращали маховики наводки, а третий командовал ими, глядя в примитивный самодельный прицел. Доступ в подземные этажи башен был заблокирован, и после нескольких неудачных попыток вскрыть двери маги решили не связываться с магией Древних, которая была им непонятна.

Пять таких же башен защищали остров Новый Танол, и хуманам удалось их захватить у орков только потому, что башни не действовали почти неделю после открытия портала с Геона. Колин взял в плен два десятка шаманов, управлявших башнями, и заставил их обучить двух своих воинов пользоваться древним оружием. Брат еще на Геоне понял, что не все, что стреляет, – магия, а пообщавшись со мной, начал относиться к магам с предубеждением, тем более к магам Оркании. Честно говоря, местные маги по всем статьям проигрывали своим собратьям с Геона, и без магических башен для меня опасности не представляли.

Голова буквально пухла от новых сведений, которые я не успевал рассортировать, поэтому сейчас было не до теоретических изысканий, но наиболее важные моменты я старался не упустить и анализировал. Сканирование сознания эльфа в основном дополняло информацию, полученную от Малагдаера, но один момент меня удивил и озадачил. Оказалось, что пять лет назад Луи взошел на престол после скоропостижной смерти своего отца и старшего брата, которые были отравлены на банкете в замке одного из баронов. Барона казнили, но докопаться до вдохновителей заговора так и не смогли. У барона были виртуальные шансы занять королевский трон, но, если исходить из реалий, а не из записей в каких-то древних книгах, поступок выглядел довольно глупо. Слухов на этот счет ходило много, и некоторые указывали на Луи, как на организатора покушения, но оказалось, что заговор устроили эльфы. В Эльфийской долине узнали, что отец и брат Луи ведут сепаратные переговоры с орками, и решили, что «нет человека, значит, нет проблемы». Фактически Луи получил королевский скипетр из эльфийских рук, поэтому я решил до поры до времени держать эти сведения при себе.

Франсуа – так звали начальника полиции – свое дело знал на отлично, и заговорщиков во дворце начали вязать еще в процессе допроса Аримара. Первой из арестованных стала фаворитка короля княгиня Адель Астурийская. Дамочка при первых же слухах о заговоре решила удрать, а когда ее остановили на выходе из дворца, прибежала жаловаться к Луи. Высокопоставленная дура оказалась натуральной блондинкой и подтвердила своим поведением все анекдоты о них. Когда Луи приказал арестовать княгиню, она ничего лучше не придумала, как наброситься на короля с кулаками, за что получила несколько приличных оплеух от охраны.

Допрос ее продлился минут двадцать, и с нею все стало абсолютно понятно. Адель за отсутствием собственных мозгов стала настоящей марионеткой эльфов и, похоже, не понимала, чем это для нее может закончиться. Она сдавала агентуру эльфов с такой скоростью, что писари не успевали фиксировать ее показания. Одной из первых она сдала невесту Колина графиню Алисию Алансонскую, несмотря на родственные связи. Когда закончилось перечисление эльфийских агентов, блондинка по собственной инициативе начала перечислять своих любовников. Луи с удивлением узнал, что он в этом списке оказался далеко не на первом месте, мало того, любвеобильная Адель параллельно с королем регулярно посещала будуары еще троих придворных. Красотке бы помолчать о своих подвигах, тем более о них ее и не спрашивали, но дура и есть дура. Помощников короля на сексуальном фронте быстро допросили и обезглавили прямо под окнами королевских покоев, а Адель отправили в королевскую тюрьму, потому что Луи еще не придумал наказание для своей бывшей любовницы.

Вся эта катавасия с эльфийским заговором заняла почти неделю. Я практически не спал, проводя предварительные допросы задержанных и перевербовывая эльфийских агентов. Мне пришла в голову идея создать собственную агентуру, устанавливая закладки в мозгах придворных, представляющих для меня интерес, что они не участвовали в заговоре против короля. Луи я не посвещал в эти вопросы, потому что хотел обезопаситься от неожиданностей и заиметь агентов в королевском окружении.

Спал я урывками в покоях, предоставленных королем Кате и Лене. Таким образом я охранял девушек, а заодно страховал от идиотских поступков Лену и от попытки суицида Катю. После пробуждения девушки находились в прекрасной физической форме, но их психика сильно пострадала, и я не знал, какие тараканы могли завестись в женских головках. Если судить по моим собственным тараканам, то в человеческой голове может поселиться все, что угодно.

Лена быстро избавилась от страшных воспоминаний, а Катя словно покинула этот мир и часами сидела, глядя в окно. Я был сильно занят на допросах, и поговорить с девушками мне удалось только на четвертые сутки. Как ни странно, первой заговорила со мной Катя, когда Лена вышла принять ванну.

– Дядя Игорь, и что мы будем делать после всего этого? Эльфы теперь наши враги и не разрешат воспользоваться порталом на Геон. Лена рассказала мне, как ты страшно пытал Малагдаера, и я счастлива, что не видела этого. Разве нельзя его было наказать как-нибудь по-другому?

«Святая простота! Вот уже и простила своего насильника!» – подумал я, а вслух сказал:

– Катя, ты – моя семья, а за покушение на члена моей семьи я, если потребуется, выжгу Орканию дотла! Дело даже не в том, что ты близкий мне человек и я тебя искренне люблю, – нельзя создавать прецедента! Расправа над Малагдаером остановит желающих попробовать «комиссарского тела» и обезопасит вас с Леной. У этого мира свои правила, и тебе придется научиться убивать, как бы тебе ни хотелось соблюсти чистоту своих рук. Кстати, почему ты не убила Малагдаера магией? Чтобы отправить эльфа в могилу, тебе нужно было создать файербол размером с горошину.

– Я испугалась. Стрелять по деревьям и скалам – это одно, а по живым людям – совсем другое. Это тебе убить человека – что высморкаться, – понурив голову ответила Катя.

– Значит, я зверь и кровопийца, а ты у нас принцесса на горошине. Ну тоды ой! – ответил я и встал с ее постели, чтобы уйти.

– Дядя Игорь, прости меня, дуру, я глупость сказала! Не уходи, пожалуйста, мне страшно! – заскулила, повиснув на моей шее, племянница.

Я остался, и мы с Катей проболтали еще около часа на разные темы, пока из ванной не вернулась Лена. Племянница тоже засобиралась на помывку и, чмокнув меня в щеку, тихо сказала на ухо:

– Я тебя сильно люблю, а еще больше уважаю как мужчину, но все вы, мужики, – клинические идиоты! Ну, скажи, зачем ты восстановил мне девственность? Ты не представляешь, как это больно, а теперь я должна снова мучиться по твоей вине!

Меня словно кувалдой по голове стукнули, и к тому моменту, когда ко мне вернулась способность говорить, Катя уже убежала.

– Достала племянница дядюшку? – услышал я за спиной голос Лены.

– Не то слово! – ответил я.

– И чего она такого тебе сказала, что ты стоишь как пыльным мешком пришибленный?

– Семейная тайна! – отмел я домогательства Лены и направился к двери.

– Игорь, погоди! Давай поговорим, а то ты опять убежишь и вернешься только ночью, да еще полуживой.

«Похоже, у нас намечается очередное ток-шоу», – подумал я, усаживаясь на край кровати, а вслух сказал:

– Ну ладно, давай поговорим.

– Я тут переосмыслила все, что с нами произошло, и хочу у тебя спросить: почему ты нас с Катей еще не прибил? Допустим, Катя твоя племянница, но я-то почему до сих пор живая?

– Это тебя во время допроса Малагдаера так проняло? Значит, я садист, убийца и только жажду вашей крови? Увы, ты опоздала, Катя уже вынесла мне мозг на эту тему.

– Катя – дура малолетняя и ничего не смыслит в жизни! Мы висим у тебя на шее, как две гири, и не даем возможности действовать по своему усмотрению! Игорь, ты настоящий мужчина и сопли по щекам кулаком размазывать не привык, так почему ты нашу бабскую дурь терпишь? Я тебя не понимаю: то ты герой, а порой обычный подкаблучник.

– А ты, Лена, до сих пор этого не поняла?

– Нет!

– Лена, вы с Катей – единственная связующая нить с миром людей! Если я вас потеряю, то окончательно превращусь в дикого зверя. У меня душа умирает! Кругом кровавая бойня, и этому нет конца! Я хочу вернуться к семье и детям для того, чтобы тихо пить чай в тени Нордрассила и не думать ни о чем, а вместо этого бреду по горло в крови сам не знаю куда! Ты думаешь, что все уже закончилось? Все только начинается! Как только разберусь с заговором эльфов, то сразу уплыву в Эльфийскую долину, чтобы добраться до портала. Что меня там ждет, я не знаю, но у меня есть серьезные подозрения, что там будет очередная мясорубка! Перворожденные помешаны на своей исключительности и порой не хотят осознавать очевидных фактов.

– Ты возьмешь нас с собой?

– Конечно нет. Вы останетесь на Новом Таноле у Колина.

Лена ненадолго задумалась и задала неожиданный вопрос:

– Игорь, как ты с этим всем живешь и до сих пор не сошел с ума?

– Вот так и живу. Пока есть надежда вернуться домой, я держу себя под контролем, но если надежда исчезнет, то все будет очень плохо. На меня иногда такое находит, что я сам себя боюсь. Лена, прошу тебя, определись. Из тебя получилась неплохая магиня разума, единственная твоя слабость – отсутствие опыта, но опыт – дело наживное. Возьми под свой контроль короля Луи и помоги Колину не попасть в очередную западню.

– Ну не знаю! По-моему, ты переоцениваешь мои возможности. Эльфы чудом меня не прибили со всей моей магией, – ответила Лена.

– Лена, Аримар и Малагдаер по триста лет живут в магическом мире, и любой местный маг для них не опаснее комара! Они вдвоем с тобой справиться не смогли, хотя были обвешаны амулетами, как новогодние елки.

– Не рассказывай мне сказки! Если бы ты не подоспел, то эти уроды сделали бы со мной все, что захотели! У меня вся Сила закончилась, я даже свечку в тот момент зажечь не смогла бы, а ты их всего за полминуты уделал как бог черепаху!

– Лена, моя магия заточена для войны с магами, на Геоне я в основном с ними и воевал. Аримар и Малагдаер мне на один зуб! Убивать я умею хорошо, но во многих магических вопросах плаваю, ты бы видела, какие магические кружева плетут Викана и Эланриль.

– Хотела бы я посмотреть на твоих жен. Прямо богини из древних мифов.

– Даст бог, еще увидишь. Они девушки нежные и ласковые, только ревнивые до безумия... У тебя все, а то у меня дел по горло, которые не терпят отлагательств?

– Пока все, но ты не пропадай, мы с Катей за тебя волнуемся.

На этом наша беседа закончилась, и я отправился в подвалы замка, где меня ждал начальник полиции с докладом о проделанной работе.

(обратно)

Глава 22

Поток подозреваемых в заговоре против короля постепенно иссяк, и за последние двое суток мне не удалось обнаружить ни одного зомбированного эльфами клиента. Я понял, что пора сворачивать чрезвычайное положение в Руане, так как в городе уже начались перебои с продовольствием, а это грозило беспорядками. Луи сразу согласился с этим предложением, и столица вернулась к обычной жизни. За время ЧП нам удалось выявить среди приближенных короля двенадцать эльфийских агентов и еще три десятка второстепенных персонажей, замазанных сотрудничеством с перворожденными. Троих высокопоставленных предателей я перевербовал и скрыл их участие в заговоре, а остальных с потрохами выдал королю на расправу. Луи особо зверствовать не стал и казнил только двенадцать человек, а помилованных преступников рассовал по рудникам и каменоломням. Народ благожелательно отнесся к милости короля, хотя каторга в Далранском королевстве – разновидность растянутой во времени казни, но приговор давал заключенным призрачную надежду на помилование.

В принципе мне уже нечего стало делать в Руане, и пора было возвращаться на Новый Танол, но тут вышла неожиданная загвоздка с выдачей в мое распоряжение Аримара и графини Алисии Алансонской – невесты Колина. Луи уперся как баран и никак не соглашался выдавать сладкую парочку на Новый Танол для более углубленной работы с заговорщиками в приватной обстановке. За Алисию просили многочисленные родственники, а Аримар имел дипломатическую неприкосновенность, хотя какая может быть неприкосновенность у главы заговора против короля страны пребывания.

В общем, Луи крутил мне мозги, а переубедить его никак не удавалось. Я не хотел пользоваться магией и давить на короля, а поэтому пустил в ход свое тайное оружие – герцогиню Пореченкову. Лена справилась с этим заданием легко и, можно сказать, непринужденно. Женщина двадцать первого века даст сто очков вперед средневековой даме, и вскоре Луи был готов отдать на Танол не только Аримара и Алисию, а любого из своих подданных вместе с детьми и родственниками.

Король по уши втюрился в герцогиню и выказывал даме сердца весьма дорогие знаки внимания. Луи засыпал Лену подарками в виде карет, дорогих нарядов и драгоценностей. Я окончательно убедился, что король «попал», когда герцогиня Пореченкова стала еще и маркизой Далранского королевства, получив в подарок от Луи не только титул, но и замок одного из казненных заговорщиков со всеми землями и вассалами.

Выдающиеся таланты в ментальной магии прорезались у Лены после ускоренного курса обучения в подвалах королевской тюрьмы. Нападение эльфов на девушек ясно показало, что я уделял недостаточно внимания безопасности своих спутниц, и те магические уроки, которые они получили в караване, годились только для выступлений на арене цирка, а не в реальном бою, где нужно уничтожать врага без раздумий и жалости. Недостаток теории удалось ликвидировать всего за пару часов, мне не составило особого труда залить в голову учениц знания о способах магической защиты и нападения. Начинающие магини успешно усвоили теоретический материал, а трехдневная практика в пыточной камере тюрьмы убедила меня в том, что девушки избавились от земных иллюзий и готовы убивать, защищая собственную жизнь.

С просьбой выделить человеческий материал для тренировок я обратился к начальнику тайной полиции Франсуа Симону, с которым мы совместно трудились над раскрытием заговора. Франсуа, хотя и не отличался знатностью и получил личное дворянство за многолетнюю беспорочную службу короне, оказался настоящим профессионалом своего дела, и мы прекрасно дополнили друг друга. Королевская тюрьма была переполнена всяким отребьем, подозреваемым в ужасных преступлениях, не доказанных из-за отсутствия прямых улик, а тут появился отличный шанс очистить казематы от этой мрази. Франсуа с радостью пошел мне навстречу, рассчитывая на помощь в раскрытии многочисленных висяков, числившихся за его ведомством, а поэтому сразу выдал карт-бланш на работу с отморозками, находящимися в несознанке.

Процедура обучения девушек была проста как мир, а поэтому жестока до безобразия. Сначала я лично выяснял всю подноготную подопытного преступника, а затем девушки под моим руководством потрошили его память. Начальник полиции предоставил нам для опытов самых отъявленных мерзавцев, по которым уже давно рыдала плаха, поэтому кроме омерзения никаких эмоций эти типы не вызывали. Четверо следователей записывали показания преступников, и многие признания стали для них настоящим откровением. Всего за трое суток девушки раскрыли более сотни громких преступлений, заставивших в свое время руанских сыщиков буквально сбиться с ног, а о всякой мелочовке даже упоминать не стоит. Лена схватывала на лету способы ментального допроса и зомбирования личности, а с Катей пришлось повозиться. Однако на третий день обучения я уже не сомневался, что девушки легко взломают сознание любого человека, не владеющего магией, а против Лены не устоит даже маг средней руки, причем с амулетом защиты.

Настало время научить девушек убивать, а магические допросы служили только прелюдией к кровавой практике и были нужны в основном для того, чтобы уничтожить малейшую жалость к преступникам. Катя и Лена лично участвовали в допросах всех приговоренных к смерти и прекрасно знали, какую мразь им придется казнить, но мне с трудом удалось уговорить девушек пройти страшный экзамен.

Первой сдалась Лена и приказала умереть убийце пятерых малолетних детей. Одноглазый выродок пару минут бился в конвульсиях на полу камеры, но все-таки издох от удушья. Тюремщики быстро утащили труп, и теперь настала очередь Кати. Племянница магическим зрением наблюдала за действиями Лены и решила убить свою жертву таким же способом. Однако в ментальном плане она была намного слабее Лены, и ее клиент долго мучился, разрывая себе горло ногтями, но никак не хотел отправляться в ад. Катя сама находилась в шоке, глядя на мучения преступника, но я не стал вмешиваться, давая девушке пройти весь скорбный путь до конца. Я опасался за душевное здоровье племянницы, но первой не выдержала Лена. Прекрасное лицо герцогини Пореченковой исказила гримаса боли, и она нанесла ментальный удар, расколовший голову преступника, словно арбуз.

Катя от такого зрелища свалилась в обморок, а Лену стошнило. Пока тюремщики убирали следы кровавых экспериментов, я привел Катю в чувство и устроил ей выволочку за малодушие. Конечно, ругать испуганную девушку было жестоко, но клин вышибают клином, иначе все труды пойдут насмарку. Катя должна переступить через страх и жалость, в противном случае ей не выжить в этом жестоком мире.

Похоже, я переборщил с воспитательной работой, потому что следующего преступника Катин файербол разорвал на куски, и нас забрызгало кровавыми ошметками. На этот раз ученицы не упали в обморок и испуганно выслушали мою злую тираду насчет экономии магической энергии и заботы о чистоте рабочей одежды. Я понимал, что несу ахинею, но девушки должны действовать без эмоций, иначе они начнут задумываться над происходящим и не сломают природные психологические барьеры.

Пока я распекал учениц, тюремщикам привели следующего приговоренного к смерти, на котором висело полтора десятка трупов изнасилованных им женщин. На этот раз я взял инициативу в свои руки, назвав Кате способ казни преступника. Племянница безропотно выполнила приказ, после чего конвейер смерти заработал без сбоев. Покойников я не считал, а только указывал девушкам на их ошибки и менял способы казни. Катя и Лена отрешились от происходящего и убивали на автомате, без женской рефлексии и душевных стенаний. Девушки выполняли страшную работу со странным усердием, и в какой-то момент мне даже показалось, что им понравилось убивать.

Духота от чадящих факелов и вонь разложения стояли комом в горле, поэтому я жаждал как можно быстрее смыть с себя перемешанную с грязью кровь с ее сладковатым тошнотворным запахом. Наконец преступники закончились, и наша компания направились к выходу из подвала, в котором находиться стало невыносимо. Ученицы факультета смерти успешно сдали кошмарный экзамен, но, чтобы не дать им заняться самокопанием, я всю дорогу указывал на сделанные ошибки и заставлял искать способы их исправления. Эта уловка сработала, девушки постепенно расслабились, и меня уже не пугала перспектива оказаться главврачом сумасшедшего дома. Найти выход из лабиринтов подземной тюрьмы было сложно, поэтому нас сопровождали трое тюремщиков, на лицах которых читался животный ужас. Тюремщики – народ тертый и насмотрелись всякого, но наша троица напугала их до икоты. Представляю, какие мифы будут ходить по Оркании про нашу кровожадную компанию! Перед глазами сразу нарисовалась картина, на которой был изображен князь Ингар в окружении герцогини Елены Пореченковой и принцессы Екатерины Столяровой, убивающих людей огненным взглядом, а кругом – растерзанные трупы и море крови.

Выйдя из подземелий тюрьмы, мы сразу отправились смывать с себя следы боевой учебы. Горячая ванна хорошо расслабляет и являетсяотличным местом для размышлений. Жизнь в перманентном цейтноте очень напрягает, и приходится доверять в основном инстинктам и предчувствиям. Такой способ решения проблем гарантирует защиту от тактических ошибок, но стратегию на этом не выстроишь.

Три года, проведенные на Земле, меня, видимо, серьезно расслабили, а поэтому после переноса на Орканию все мои подвиги явились результатом многочисленных ошибок и просчетов. Только сейчас я пришел в боевую форму и стал способен выстраивать разумные планы, а самое главное – претворять их в жизнь. Политическая ситуация на Оркании мне стала известна, и я решил разложить эти знания по полочкам, чтобы грамотно спланировать поход в Эльфийскую долину.

Сведения, полученные от Малагдаера и Аримара, в очередной раз подтвердили мое негативное отношение к эльфам. На Геоне я был Великим князем и хозяином Нордрассила, а все эльфы были привязаны к Дереву Жизни его магией, поэтому меня считали полубогом, и каждый эльф мечтал отдать жизнь за своего князя. Однако до того как я уселся на трон Великого князя, перворожденные относились ко мне как к грязи под ногтями и выстраивались в очередь, чтобы наказать зарвавшегося человечка. Даже Викана не считала меня ровней себе, хотя и очень любила. Такой мезальянс являлся настоящим безумием со стороны эльфийской принцессы и доказывал искренность ее чувства ко мне.

На Оркании повторилась та же история, и местный ушастый народ с презрением смотрел на меня, за что и поплатился. Даже страшная смерть Малагдаера не убедила Аримара в моем превосходстве, и он наивно считал себя жертвой обстоятельств, несмотря на то что полностью был в моей власти.

Исходя из этих соображений, доказывать перворожденным, что я Великий князь эльфов, бессмысленно и даже опасно. Эльфийским Домам было не до каких-то людишек, эльфы столетиями грызлись между собой за плоды мэлорнов, из которых изготавливался суррогатный эликсир жизни, отличающийся от полученного из плодов взрослого Нордрассила, как буряковка от элитного коньяка. На Оркании доживали свой век чуть больше пяти тысяч перворожденных – жалкие остатки великого народа, прежде управлявшего миром Оркании. Из-за низкого качества эликсира жизни и постоянных нападений орков население Эльфийской долины колебалось вокруг этой отметки, и перворожденные находились под постоянной угрозой вымирания.

У эльфов всегда были проблемы с продолжением рода из-за привязанности к Нордрассилу и эликсиру жизни, поэтому ушастый народ значительно уступает в плодовитости людям и оркам. Дети чаще рождаются в тех эльфийских Домах, у которых в собственности находится больше плодоносящих мэлорнов, а значит, этот Дом становится сильнее. К несчастью, мэлорны плодоносят циклически, и наступают многолетние периоды, когда деревья впадают в спячку. Такой период может длиться от пятидесяти до ста лет, и Дом надолго остается без эликсира, а значит, и без детей.

Проблемы эльфов меня мало трогали, и ввязываться во внутренние разборки перворожденных мне не хотелось. Поэтому я решил сделать ставку на Дом Хранителей портала, который был непосредственно связан с моей целью на Оркании. Этот Дом оказался самым малочисленным в Эльфийской долине, но мог оказать мне поддержку в обмен на помощь в запуске портала на Геон. Портал, охраняемый Домом Хранителей, на самом деле не работал с незапамятных времен, и эльфы даже не знали способа открыть дверь, закрывающую проход к порталу. Конечно, время от времени делались попытки проникнуть в туннель, ведущий в недра древнего комплекса, вырубленного в скалах, но это действо давно превратилось в религиозный ритуал с нулевым эффектом. Эту информацию я выкачал из головы Аримара, который и сам толком не знал всех проблем с древним порталом. По большому счету эти знания были нужны эльфу, как собаке пятая нога, а поэтому оказались отрывочными. Все, что Аримар знал о порталах, было почерпнуто из школьных учебников, мифов и легенд, которыми его пичкали в школе.

Исходя из этих сведений у меня появилось некоторое представление о том, почему закрылись магические порталы между Геоном и Орканией, а также понимание причин разрушительной войны магов.

Колонии эльфов на Геоне и на Оркании создали Странники, они вырастили на планетах по восемь взрослых Нордрассилов. Однако по неизвестным причинам Странники покинули Геон и Орканию, предоставив эльфов собственным заботам.

Оставшиеся без опеки перворожденные были вынуждены переделывать мир под себя и создали гибрид магической и технологической цивилизации. Мир Геона в древности был колонией Оркании, на которую эльфы вывели вредные и опасные производства, получая через порталы готовую продукцию.

Геон в магическом плане оказался предпочтительнее Оркании, поэтому большинство эльфов, обладающих магическим даром, старались переселиться в этот мир. На Оркании остались в основном перворожденные, выбравшие технологический путь развития, и со временем миры пошли разными путями. Так продолжалось несколько тысячелетий, и эльфам удалось создать весьма развитую цивилизацию, но произошла глобальная катастрофа. То ли астероид, то ли комета налетела на Орканию, и эльфийский мир Оркании был практически уничтожен.

Природа распорядилась так, что Оркания оказалась планетой с практически отсутствующим наклоном оси вращения к плоскости орбиты, а поэтому на ней не было чередования времен года. Все города и объекты инфраструктуры располагались намного южнее и севернее экватора, в самых комфортных для обитания широтах. В полосе вдоль экватора стояла страшная жара, и там находились только несколько научных станций и подземные рудники для добычи ценных ресурсов.

В результате чудовищного взрыва один из континентов Оркании полностью ушел под воду, а ударная волна несколько раз прокатилась по планете, разрушая все на своем пути, а затем началась ядерная зима. Районы, заселенные эльфами, в считаные недели покрылись льдом, и только узкая полоска вдоль экватора позволила выжить нескольким тысячам перворожденных.

Прошло более десяти лет, и атмосфера постепенно очистилась от пыли, закрывавшей солнце. Климат стал теплее, и эльфы начали яростно бороться за выживание. Было совершено несколько самоубийственных экспедиций к погибшим Нордрассилам, и путем огромных жертв и усилий перворожденные сумели спасти из Ледяной пустыни около сотни саженцев диких мэлорнов. Саженцы высадили в Эльфийской долине, где они удачно прижились, но экспедиции не прекращались.

Только спустя сто двадцать лет одна из экспедиций сумела пробиться через многометровый ледяной панцирь и вывезла из Ледяной пустыни четыре живых семени Нордрассила. Проросло только два, но у эльфов появилась надежда на лучшее будущее для своего народа. Эльфийская долина стала питомником мэлорнов, от которых получали эликсир жизни, пока молодые Нордрассилы не достигли зрелого возраста.

Эльфы боролись за жизнь на востоке континента, а в степных районах размножились племена орков, которых до катастрофы перворожденные использовали в качестве рабов на грязной и тяжелой работе. Практически вся рабочая сила на рудниках вдоль экватора состояла из орков, катастрофа же дала им свободу. Эльфийские маги и ученые с помощью магии и генетики создавали из орков послушных шаков, с которыми я был знаком еще по Геону, но в рудниках выжило много детей, которые не прошли генетическую обработку. Вот эти дети и стали основой для возрождения племен свободных орков.

Четыре столетия назад на планете произошла череда мощных землетрясений, и на Орканию перенеслись около десяти тысяч жителей Земли. Пришельцы оказались уроженцами одной из провинций средневековой Франции и восприняли перенос как волю Божью. Портал вывел французов прямо в Далранскую долину, защищенную магическими башнями древних эльфов. Людям удалось взять башни под контроль и обезопасить себя от набегов орков. Со временем было образовано Далранское королевство, люди установили контакт с эльфами и переняли у них азы магического искусства. Серьезных магических знаний от перворожденных французы не получили, но с помощью упорства и кропотливых исследований далранские маги создали собственную магическую школу. Эльфы, конечно, мечтали взять Далранское королевство под свой контроль, но магические башни надежно защищали долину от нападения, и перворожденные решили сотрудничать с людьми, а не воевать.

Политическая ситуация на Оркании стабилизировалась, и три народа поддерживали вооруженный нейтралитет. Людям не нужна была Эльфийская долина, эльфы были заняты выращиванием двух молодых Нордрассилов, а орки совершали набеги на тех и других, не нанося серьезного ущерба. Такая ситуация сохранялась долгие годы, пока на свет не появился Великий Урукхай, возглавивший разрозненные племена орков и фактически захвативший всю планету.

Орки подмяли под себя Орканию в результате обычной человеческой глупости и разгильдяйства. Люди надменно считали орков тупыми дикарями и начали по примеру эльфов использовать их в качестве рабов. Эльфы делали из орков безобидных шаков, а люди использовали в этом качестве даже захваченных в плен воинов. Кончилась эта затея весьма плачевно.

Великий Урукхай попал в рабство в возрасте пяти лет: отряд рыцарей захватил стойбище его клана, и мальчик оказался на невольничьем рынке. Маленький орк отличался умом и сообразительностью, поэтому его купил один из преподавателей магической академии Оркании. Урукхай почти два десятилетия посещал лекции своего хозяина и тайно изучал магию, пока не превзошел своих учителей по всем статьям. У орка оказался большой магический потенциал, и он научился создавать магические амулеты большой силы. Урукхай знал все об устройстве магических башен и организовал восстание рабов на острове Мертвых, предварительно договорившись с одним из оркских кланов о набеге. Остров был захвачен десантом, высаженным с дракаров, а магические башни нейтрализовали восставшие рабы. Все попытки французов вернуть себе остров были отбиты с тяжелыми потерями, и Урукхай сделал из острова свою резиденцию. Сорок пять лет он правил орками и за эти годы создал магическую школу шаманизма, соединив в ней все лучшее из трех магических школ Оркании. Творчески переработав знания, полученные от человеческих магов, Урукхай воспитал целую плеяду могучих шаманов, которые могли противостоять даже сильнейшим эльфийским магам.

На пятнадцатом году своего правления Урукхай сделал открытие, которое дало оркам власть над нежитью. Шаманы издревле умели с помощью сложного ритуала крови создавать запас жизненной силы в магическом камне, отбирая ее небольшими порциями у оркских воинов в течение длительного времени. Во время боя воин по магическому лучу получал эту силу обратно, становясь намного сильнее, и практически не уставал. Даже получив смертельную рану, воин продолжал сражаться, пока в камне оставалась хотя бы капля жизненной силы.

Урукхай усовершенствовал этот ритуал и научился поднимать из могилы убитых воинов, чтобы снова отправить их в бой. Чем больше были потери у армии орков, тем труднее было ее победить, потому что мертвые сражались, не чувствуя боли, и шли вперед без страха. Получив контроль над армией зомби, Урукхай напал на один из Нордрассилов, но потерпел поражение. Перворожденным удалось отбиться магическими стрелами, которые парализовывали восставших зомби, а затем эльфы рубили покойников на куски.

Проиграв первую битву, Урукхай не стал посыпать голову пеплом, а снова занялся экспериментами и усовершенствовал свое открытие. Теперь перед битвой тела мертвых воинов пропитывали каким-то раствором, а магический камень с запасом жизненной силы научился вытягивать жизненные силы из воинов противника, питая ею восставших зомби.

Вторую битву перворожденные проиграли с треском, а погибшие эльфы пополнили отряды врага. Мертвая армия Урукхая легко захватила оба Нордрассила, а затем сожгла их дотла, разложив у корней деревьев гигантские костры. Однако Урукхай не долго радовался победе и вскоре погиб под обвалом, пытаясь установить магический камень на входе в Эльфийскую долину.

Кажется, сами боги покарали некроманта, но, уйдя на тот свет, маг оставил о себе страшную память. После смерти Урукхая на местах сражений за Нордрассилы появились зоны, зараженные нежитью, которая нападала на все живое в округе, высасывая из жертв жизненную силу. Мало того, нежить восстала и в районах, где Урукхай проводил свои магические эксперименты. Именно в одной из таких зон я попал под удар нежити и спасся от смерти только благодаря мужеству Кати и выносливости Лены, которые вытащили меня на своих хрупких плечах из зараженной местности.

После смерти Урукхая тайна создания магических камней нежити была утеряна, а шаманы орков могли создавать только узкую тропу через зараженную территорию. Именно таким способом орки проводили отряды воинов для штурма замка Эшторил, закрывающего проход в Эльфийскую долину.

Единое государство орков распалось на отдельные племена, и начался дележ наследства Урукхая. Через несколько лет междоусобица закончилась, и племена орков снова начали ходить в набеги на людей и эльфов. Орки были плодовиты, а поэтому многочисленны и могли отправить в набег до двадцати тысяч конных воинов.

Молодые вожди мечтали о славе Урукхая и не оставляли попыток захватить Далранское королевство и Эльфийскую долину. Регулярные штурмы Эшторила уносили в могилу все больше перворожденных, сокращая и так небольшую численность ушастого народа. Атаки на эльфов чередовались с набегами на Далранское королевство. Привычная блокада побережья неожиданно сменялась яростными попытками прорыва в устье Луары, которое было прикрыто только одной магической башней. Атаки удавалось отбить, но приносимые на алтарь победы жертвы все больше истощали Далранское королевство. Ситуация становилась критической – еще несколько лет, пара удачных прорывов, и орки вырежут людей под корень, поэтому отец короля Луи был вынужден начать сепаратные переговоры с вождями орков. Эльфы, узнав о тайных переговорах, отравили короля и его старшего сына, но захват орками Далранской долины стал лишь вопросом времени.

Спасла Далранское королевство от гибели катастрофа на Геоне. Прошедшие через порталы хуманы перенеслись в самое сердце магической базы орков и захватили остров Мертвых. Колин со своими воинами перевесил чашу весов в пользу людей, нанеся шаманам орков невосполнимые потери, но до полной победы было еще ох как далеко. Совет эльфийских Домов решил вмешаться в события и отправил к хуманам своего эмиссара, чтобы обменяться посольствами, но Колин отклонил это предложение.

Эльфам не понравилось усиление человеческой расы, а главное – независимое положение хуманов, и они занялись привычными интригами. Посольству было приказано срочно организовать агентурную сеть на Новом Таноле. «Страшнее дурака только дурак с инициативой» – гласит народная мудрость. Посол эльфов в Далранском королевстве принц Аримар проявил дурную инициативу и попытался взять под контроль короля Луи и князя хуманов Колина. Эльфийский заговор успешно подходил к своему завершению, но непредвиденные события спутали заговорщикам все карты.

На Орканию выбросило меня с девушками, и политический расклад снова изменился. Заговор был раскрыт, заговорщики арестованы и казнены, а инициаторы заговора стали работать на меня. Теперь нужно было с максимальной выгодой воспользоваться полученным результатом и не наделать ошибок.

Закончив переосмысливать сложившийся на Оркании расклад военных и политических сил, я пришел к выводу, что затягивать отплытие в Эльфийскую долину не стоит. Информация о событиях в Руане, скорее всего, еще не дошла до Совета эльфийских Домов, а если и дошла, то в виде отрывочных слухов и домыслов. Эльфам нельзя дать возможность разобраться в ситуации и принять ответные меры. У меня имелось два способа легализоваться в столице Эльфийской долины Мелиане. Первый – это выдать себя за дипломата Далранского королевства, а второй – возглавить посольство хуманов. Эльфы неоднократно предлагали Колину обменяться послами, но он все откладывал этот вопрос в долгий ящик, считая, что торопиться не стоит. Хуманы недолюбливали заносчивых перворожденных еще с Геона, где эльфийская спесь частенько становилась причиной конфликтов и даже дуэлей.

Чтобы иметь возможность маневра, я решил обзавестись сразу двумя верительными грамотами, а во время плавания обдумать этот вопрос детально. Придя к такому решению, я вылез из ванны и, одевшись, отправился разыскивать Луи, чтобы решить вопрос с верительными грамотами, а заодно и перекусить на халяву.

По дороге к королю ноги сами свернули в покои девушек, так как меня не оставляла тревога за их самочувствие. Не каждый день слабым женщинам приходится исполнять роль палача и резать людей, как скотину на бойне.

Вопреки моим опасениям обе красавицы отдыхали, лежа на кровати и поедая фрукты с огромного подноса, и громко спорили о том, как нужно было правильно убивать волосатого бугая, которого Катя разорвала файерболом на куски.

Если обсуждение казни преступников перешло в техническую плоскость, то Катя и Лена явно не мучились угрызениями совести, поэтому я пожелал им приятного аппетита и отправился по своим делам.

(обратно)

Глава 23

Поиски короля много времени не заняли, вскоре он нашелся в своем рабочем кабинете. Луи сидел за столом в расстроенных чувствах и абсолютно неготовый к серьезным разговорам. Я поинтересовался причиной такого унылого настроения и в течение получаса выслушивал слезную повесть влюбленного – о каменном сердце герцогини Пореченковой. Красавица всерьез взяла короля в оборот, и Луи окончательно запутался в расставленных ею сетях. Такая нежданная активность бывшей бизнес-вумен меня насторожила и напомнила о непредсказуемости ее поведения.

«Надо поговорить с Леной о ее планах, – подумал я, глядя на несчастного короля. – Герцогиня явно начала борьбу за власть в Далранском королевстве, и нужно будет ей конкретно объяснить – кто в доме хозяин. Елену нужно немедленно окоротить, пока она окончательно не зарвалась и можно обойтись малой кровью. Не хотел я применять к тебе, красавица, суровые меры воздействия, однако придется. Для профилактики прочищу Лене мозги и поставлю пару закладок, чтобы обезопасить себя и Колина. Новоявленная герцогиня Пореченкова, дорвавшись до власти, может попортить мне кровушки – мама не горюй!»

Наконец король выговорился и белее-менее успокоился. Справившись с эмоциями, Луи обратился ко мне с просьбой о помощи в разрешении любовной проблемы. Я сделал вид, что полностью на стороне несчастного короля, но предупредил его о некоторых нюансах:

– Луи, мне понятна ваша печаль, и я приложу все свои силы, чтобы помочь вашему величеству. Однако герцогиня Пореченкова – женщина весьма благородного происхождения и очень щепетильно относится к своей чести. Она проста в общении со мной и моей племянницей, но только потому, что я не являюсь претендентом на ее руку и не угрожаю ее чести. Мы старые друзья с герцогиней, и мне хорошо известно, какое нежное сердце скрывается в ее каменной груди. Женщины – существа очень ранимые, а у Елены в жизни была ситуация, которая заставила смотреть на мужчин с опаской. Мне доподлинно неизвестны все обстоятельства произошедшего, и честь герцогини в этой истории не пострадала, однако ее душе была нанесена глубокая рана. Елена тяжело переживала случившееся, поэтому долго не появлялась в свете и теперь относится к мужским ухаживаниям с подозрением.

– Что за история произошла с герцогиней? – живо заинтересовался король.

– Увы, но я не раскрываю чужих тайн, да и Елена ничего толком не рассказывала. Мне известны только слухи, а им верить – себя не уважать, – продолжил я наводить тень на плетень.

– И что мне теперь делать? – заломив руки, спросил Луи.

– Дерзайте, мой друг, дерзайте! Но герцогиня Пореченкова отдаст свою любовь только законному супругу после свадьбы. Правда, женская душа – потемки, и кто знает, как сложатся обстоятельства. Возможно, вам и удастся растопить лед, сковавший сердце вашей избранницы, но я даже не знаю, что посоветовать. Луи, постарайтесь убедить Елену в своих самых серьезных намерениях, в противном случае у вас нет никаких шансов, – заявил я, сделав тонкий намек на толстые обстоятельства.

Король ненадолго задумался и, видимо, что-то для себя решил. Я воспользовался моментом и перевел разговору к плаванию в Эльфийскую долину и верительным грамотам. Луи рассчитывал на мою помощь в амурных делах, поэтому не смог мне отказать и приказал вызвать министра иностранных дел.

Пока суд да дело, я намекнул королю, что неплохо было бы перекусить, и мы спустились в малый обеденный зал.

Когда застолье подходило к концу, в зале появился граф де Морсер, занимавший должность министра иностранных дел. Король приказал министру положительно решить вопрос с верительными грамотами и подготовить посольство в Эльфийскую долину, после чего отпустил чиновника.

Чтобы не бегать за графом по всему дворцу, я попрощался с королем и, взяв министра под ручку, отправился в возглавляемое им министерство. С графом де Морсером мы были близко знакомы по ночным бдениям в подвалах королевской тюрьмы и поэтому сразу перешли к делам, не тратя времени на куртуазные разговоры. Министр входил в число высокопоставленных участников заговора против короля и был первым из перевербованных мной эльфийских агентов, а поэтому министерство иностранных дел уже через полчаса стояло на ушах. Граф убедил меня, что все необходимые документы будут готовы к утру, и я отправился решать проблемы с герцогиней Пореченковой.

Я не застал Лену в ее покоях, а молоденькая служанка доложила, что герцогиня с принцессой гуляют в дворцовом саду. Она проводила меня в сад, где в одной из беседок я и нашел девушек. Хитрая рожа князя Ингара насторожила Елену, и я решил действовать незамедлительно, пока герцогиня-маркиза не догадалась, что мое неожиданное появление не грозит ей неприятностями. Герцогиня вела себя весьма предусмотрительно – ее магическая защита была активирована, но тот, кто эту защиту разработал, отлично знал, как ее взломать. Через пару секунд тело девушки было парализовано, и я погрузил ее в гипнотический сон.

Катя с недоумением наблюдала за происходящим, и мне пришлось ей рассказать о своих гнусных планах. Племянница быстро въехала в ситуацию и одобрила действия любимого дядюшки. Информация, скачанная из мозга Елены, подтвердила мои опасения и полностью оправдала принятые меры. Прямой угрозы Лена для меня не представляла, но начала долгоиграющую интригу, чтобы после моего отъезда в Эльфийскую долину окрутить короля, а заодно и Колина. Охмурение Луи полностью входило в мои планы, но отдавать брата на растерзание бизнесвумен я не собирался. Народ хуманов – мой последний боевой резерв, а хитромудрая красавица решила сделать из него личную гвардию, с помощью которой собиралась захватить власть на Оркании.

Если бы красотка не играла в секретность и своевременно поставила бы меня в известность о своих грандиозных планах, то флаг ей в руки и барабан на шею, но только под моим полным контролем. Власть быстро портит даже мужской характер, а женскому полу очень часто крышу сносит напрочь! Герцогиня Пореченкова – натура самовлюбленная, и от нее можно легко ожидать даже нож в спину, поэтому совесть тихонько спала где-то в закоулках души, не действуя мне на нервы.

Зомбирование прошло успешно, и Лена не должна была тяготиться наличием в своей голове магических закладок. Жизнь герцогини не изменится, и давления на психику она ощущать не будет, однако попытка заговора против моих интересов сначала вызовет безотчетный страх, а реальные действия закончатся для изменницы весьма плачевно.

Чтобы посодействовать семейному счастью короля, я убедил спящую женщину в том, что она тоже неравнодушна к Луи, и направил ее мысли на скорую свадьбу. Конечно, было подло пользоваться женской слабостью, но жить мне хотелось намного больше, чем соблюдать надуманные моральные правила. Хотя если здраво посмотреть на мои действия, то я обезопасил Лену от глупых поступков, а заодно направил ее бурную энергию в мирное русло. Герцогине Пореченковой давно пора рожать детей, а не ввязываться в жестокие мужские игры, в которых легко могут и голову с плеч смахнуть.

Перед пробуждением зомбированной пациентки я стер из ее памяти момент своего появления в беседке и убедил Катю держать язык за зубами. Для герцогини мы создали легенду о ее обмороке, а я якобы был вызван в сад, чтобы разобраться с этим событием.

Как только Лена пришла в себя, я отругал ее за пренебрежение личным здоровьем и заявил:

– Дорогуша, у меня дел по горло, и мне некогда откачивать упавших в обморок баб, страдающих от избытка эстрогена. Леночка, ты женщина в полном соку, и природа требует свое! Тебе давно пора рожать детей, наладь свою половую жизнь, иначе у тебя крышу снесет на этой почве.

В ответ на мою тираду Лена сразу окрысилась и зло ответила на мои обвинения:

– Ну конечно, я во всем виновата! А из-за кого я оказалась в таком положении? Если бы ты не перебежал мне дорогу, то с моим здоровьем было все в порядке! Помалкивал бы, импотент несчастный, тебе не понять, как я мучаюсь, таскаясь за тобой по лесам и болотам. Ты только языком молоть способен, а помощи от тебя не дождешься.

Я решил поддержать скандал на высокой ноте и, сунув Лене под нос фигуру из трех пальцев, ответил:

– А вот и не дождетесь, мадам! Тоже мне жертва мужского шовинизма! Тут настоящий король из-за тебя с ума съехал, а герцогиня Пореченкова, чтобы не заморачиваться, решила из меня сексуального раба сделать! Если тебя так уж приперло, то не ломайся, как дура, а пожалей свое здоровье и несчастного короля! Лена, я вообще тебя не понимаю! Ты женщина разумная, а тут в трех соснах заблудилась и не видишь очевидного! Король – нормальный мужчина, красавец и любит тебя до безумия. Что тебе еще надо?

– Ну конечно, размечтались! Это тебя Луи подослал? Я не девочка по вызову, чтобы ложиться под всякого по первому свистку. Он мне о любви несказанной распинается и в декольте заглядывает с такой сальной рожей, что, кажется, еще немного – и слюной захлебнется! Вот когда сделает официальное предложение, тогда и подумаю над этим вопросом, а сейчас пусть губы не раскатывает.

– Значит, я могу передать королю, что ты согласна выйти за него замуж?

– С какой это стати? Пусть сам инициативу проявит, а не гонцов засылает!

– Лена, ты все-таки дура первостатейная! Луи от страха трясется, когда думает, что ты ему можешь отказать, и мне эти страхи хорошо понятны. Я его сегодня буквально из петли вынул. Король битый час умолял меня стать посредником в сватовстве и уговорить неприступную герцогиню Пореченкову стать его королевой, а ты кочевряжишься! Если ты согласна выйти за короля, то Луи немедленно сделает тебе официальное предложение!

– Игорь, ты опять мне голову морочишь! Обещать – еще не значит жениться! Знаю я ваши мужские обещалки.

– Значит, так! Завтра жди короля с официальным визитом и только попробуй ему отказать! Я тебя замуж за Аримара отдам, будешь ему памперсы менять и по утрам брить уши. Правда, овдовеешь быстро, но тогда, значит, не судьба! – зло заявил я и отправился во дворец.

Я отошел от беседки всего на сотню шагов, когда услышал крик Лены:

– Игорь, погоди!

– Герцогиня, я весь внимание! – съехидничал я.

– Игорь, я, в общем, согласна, но есть одна проблема.

– И какая же, маркиза? – продолжил я издеваться.

– Перестань кривляться и послушай! Здесь серьезно относятся к вопросам морали, и невеста короля должна быть невинна, как первоклассница, ну а я – сам знаешь. Перед венчанием здесь целая комиссия собирается и невесту осматривают от и до. В общем, ты не мог бы уладить эту проблему, как сделал это с Катей? – попросила Лена и неожиданно покраснела.

Такой стыдливости от бывшей бизнесвумен я не ожидал, поэтому с трудом сдержал улыбку. Однако мне удалось взять эмоции под контроль и, сделав серьезное лицо, ответить:

– Леночка, какие могут быть вопросы, я в полном твоем распоряжении, назначай время.

– Сегодня вечером тебя устроит?

– Нет проблем, – согласился я и отправился разыскивать Луи.

Король, услышав «благую весть», обрадовался, словно маленький ребенок подаренной шоколадке, и исслюнявил мое лицо. Не знал несчастный, какую «свинью» я ему подложил в кровать, однако чужая душа – потемки, и, возможно, Луи с Еленой будут жить душа в душу. Мы обсудили процедуру сватовства и договорились, что все произойдет завтра в полдень. Король занялся подготовкой к торжественному мероприятию, а я отправился к Колину в порт.

Брат встретил меня с распростертыми объятиями, и я выложил ему свои ближайшие планы и пригласил на сватовство короля. Приглашение у Колина не вызвало возражений, и мы попрощались до утра.

Во дворец я вернулся, только когда стемнело, и я сразу направился к девушкам. Герцогиня Пореченкова меня уже заждалась, и я без промедления занялся интимной проблемой невесты короля. Никаких секретов в этой процедуре для меня не существовало, и вскоре Елена была готова к самому тщательному медицинскому осмотру. После успешного завершения пластической операции мы допоздна обсуждали процедуру сватовства, и я отправился спать только после полуночи.

Весь следующий день был занят сватовством и помолвкой, а затем состоялся грандиозный банкет. Герцогиня Пореченкова поразила всех присутствовавших ослепительной красотой и изысканным воспитанием, после чего никому в голову не могла прийти мысль, что герцогиня не настоящая. Луи сиял, как начищенный пятак, а после принятия на грудь большой дозы алкоголя попытался уединиться с невестой в спальне, но получил от ворот поворот. Отказ будущей супруги от немедленного интима так возбудил поддатого Луи, что он назначил свадьбу через неделю. За такой короткий срок подготовить мероприятие государственного масштаба было практически не реально, и об этом королю сразу доложил дворцовый церемониймейстер. Однако нетерпеливому жениху попала шлея под хвост, и советчик мгновенно получил королевским кулаком промеж глаз, после чего все возражения были сняты.

Обильные возлияния негативно сказались и на моей устойчивости, и князя Ингара под белые ручки отвели баиньки. Наутро меня разбудила головная боль и дискомфорт во рту и желудке. Экстренно поправив здоровье магией и приняв освежающую ванну, я отправился спасать от мук похмелья Колина, а затем и самого короля. Прислуга быстро организовала легкий завтрак на троих, и мы за бутылкой вина обсудили ключевые моменты сотрудничества Нового Танола и Далранского королевства.

Пока король отмечал с друзьями удачное сватовство, его подданные лихорадочно готовились к королевской свадьбе. Слуги, на плечи которых легли основные организационные тяготы, тихо проклинали своего сюзерена, отдавшего по пьяни идиотский приказ, но «слово – не воробей, вылетит – не поймаешь». Громче всех возмущалась невеста короля, которая не успевала пошить подвенечное платье, а ей вторила подружка невесты, страдавшая от тех же проблем. Нам с Колином тоже требовался новый прикид, и мы недолго думая разграбили запасы одежды эльфийского посольства, в котором снова заправлял Аримар. Эльф находился под моим полным контролем, и я решил выпустить его из тюрьмы, чтобы он изображал эльфийского посла.

Все служащие посольства, которых не покарала рука закона, были перевербованы и зомбированы, поэтому эльфийское посольство стало моей запасной базой в Руане. Подбирая себе одежду, я с удивлением узнал от Аримара о скрытых магических закладках, встроенных в каждый костюм. Оказалось, что его подельник презентовал мне в охотничьем лагере костюмчик, который мог парализовать развесившего уши олуха в любую секунду! К счастью, эльф после зомбирования защищал жизнь своего сюзерена надежнее, чем свою собственную, и незамедлительно выдал опасную тайну. С помощью Аримара я выявил все магические закладки в одежде и дезактивировал их, после чего смог без опаски пополнить свой гардероб.

Если смотреть со стороны, то жизнь в эльфийском посольстве нисколько не изменилась. Все также сменялись часовые у ворот, а чиновники сновали по делам. Я старался не афишировать свое присутствие в посольстве и редко выходил во двор усадьбы. Мужское население сторонилось меня, стараясь не попадаться на глаза новому начальству, а женщины, напротив, пытались различными способами привлечь к себе внимание. Экстренная подготовка к королевской свадьбе заставляла близко общаться с женским коллективом посольства, что привело к нежелательным последствиям для моего морального облика.

Князь Ингар не какой-то там задрипаный граф и обязан появиться на королевской свадьбе в соответствующем статусу наряде. Поэтому несколько симпатичных дам денно и нощно подгоняли парадную одежду под мою фигуру. Женский персонал посольства был набран из эльфийских полукровок, которые от природы наделены красотой и сексуальностью. Процедура подгонки требовала многочисленных примерок, и девицы часто видели меня в полуголом виде. Постепенно наше общение перешло в неформальную форму, и я редко засыпал в одиночестве. Девушки с радостью помогали мне сбросить накопившееся напряжение, и делали это не без удовольствия. Совесть моя царапала душу за измену женам, но я, как настоящий мужчина, списывал свое грехопадение на дурное влияние герцогини Пореченковой и падение нравов среди персонала посольства. Кого же еще мог винить Великий князь в собственной распущенности? Как гласит народная мудрость, «на солнце не может быть пятен»! Однако наука этот факт опровергает, но что еще можно ожидать от этой очкастой публики?

Неделя пролетела как один день, но за это время мне удалось подготовиться к свадьбе короля и решить основные проблемы с отплытием в Эльфийскую долину. Граф де Морсер выправил все необходимые документы, а король выделил быстроходный дракар с экипажем и запасами в дорогу. Второй дракар предоставил Колин, а набранный экипаж корабля наверняка считался лучшим на Оркании. Отплытие посольства хуманов было назначено на третий день после королевской свадьбы, и подготовка шла по намеченному плану.

...И грянул бал! То есть не бал, а свадьба короля Луи Справедливого и герцогини Пореченковой. Затянувшаяся церковная служба и нудное стояние в соборе Святой Бригитты, возвышавшемся на главной площади Руана, вымотали всю душу. Но все когда-нибудь кончается, и я терпеливо переносил все тяготы королевской свадьбы в надежде дожить до банкета. Свора монашек окружила невесту и устроила ей настоящий таможенный досмотр с пристрастием прямо в центре храма за занавеской из простыней. Мероприятие продлилось около часа, и, наконец, «таможня дала добро» на продолжение свадьбы, подтвердив отменное качество товара, представленного к осмотру.

Помимо официального знака качества невеста удостоилась и народного одобрения. За моей спиной завистливо шипели несколько высокопоставленных монахинь, утверждавших, что только дьявол может наделить женщину такой красотой. А одна сморщенная, как сухофрукт, мегера вещала:

– Неудивительно, что король женится на чужестранке, а не на благочестивой девице из местной знати. Наши девицы умерщвляют плоть молитвой и постами, поэтому костлявы, как и положено невестам Господа нашего. А эта герцогиня прямо кровь с молоком, кожа так и светится, вряд ли она проводит ночи в молитвах и соблюдает посты!..

После того как закончилась церковная церемония и молодые поклялись в верности до гроба, свадебный кортеж выехал на улицы столицы, чтобы поприветствовать подданных и раздать королевскую милостыню. Жители Руана буквально запрудили улицы, и карета молодоженов со свитой медленно продиралась сквозь людское море. Давка была такая, что я сразу вспомнил Ходынку, но городская полиция и стражники успешно сдерживали толпу, и больших жертв быть не должно было. Пообщавшись с простыми подданными, новобрачные отправились во дворец, чтобы принять поздравления и подарки от дворянства и купечества.

Королева Елена сразу получила за свою красоту народный титул Прекрасная и блистала, как солнце на небосклоне, а ее свадебный наряд произвел настоящий фурор среди женской половины населения Руана. Новый титул Елена получила заслуженно, однако одна Елена Прекрасная уже отметилась в истории Земли Троянской войной, и дай бог, чтобы Орканию минула сия участь. Глядя на раскрасневшиеся от восхищения и зависти женские лица, я понял, что в Руане грядет переворот в мире моды, и вскоре портные и торговцы тканями разбогатеют, а мужья и любовники обнищают.

Луи рядом с молодой женой смотрелся как лакей в дорогом ресторане, но сиял от счастья и не обращал внимания на такие мелочи. Принцесса Екатерина Столярова была слишком юна, чтобы соперничать с многоопытной Еленой Прекрасной, однако тоже блистала, как звезда в ночном небе.

После официальной части начался великолепный бал, продолжавшийся до утра. Незадолго до полуночи молодоженов отправили в спальню для исполнения супружеских обязанностей, и гости без королевского надзора пустились во все тяжкие. Мы с Колином и Арчером тоже ни в чем себе не отказывали и веселились на всю катушку. Чем больше мы пили, тем красивее становились женщины вокруг, и в конце концов я остался в гордом одиночестве, потому что друзей увели их новые подруги. Какая-то графиня уговорила Колина посмотреть на прекрасный гобелен в ее спальне, а Арчер отправился знакомиться с редким манускриптом на древнеэльфийском языке к пухленькой баронессе. Один я, несчастный, заснул в собственной кровати, правда, в объятиях двух симпатичных девиц, имена которых наутро так и не смог вспомнить.

Разбудила меня жажда, и я осторожно вылез из постели, стараясь не потревожить спящих девушек. Кубок вина и магия привели меня в относительный порядок, и я, ополоснув лицо, отправился разыскивать пропавших друзей, чтобы погасить пожар в их груди бутылкой вина.

Часовой у покоев Колина подсказал мне, что князь недавно вышел во двор, чтобы посмотреть на доказательство непорочности невесты короля. Далранцы унаследовали от своих французских предков идиотский обычай вывешивать на всеобщее обозрение простыню из постели новобрачных, изъятую специальной церковной комиссией. По традиции эта простыня вывешивалась из окна королевской спальни, чтобы каждый мог лично убедиться в том, что невеста короля чиста как ангел.

Я вышел во двор и с трудом пробрался через толпу, собравшуюся под окном с простыней. Зрелище было не для слабонервных, потому что простыня была залита кровью, словно на ней не лишили невесту невинности, а зарезали. В голове зазвенел тревожный колокольчик, и я понял, что мне лучше не встречаться с Еленой Прекрасной, ставшей жертвой пластической хирургии.

Я выбрался из толпы и отправился в эльфийское посольство, чтобы убраться из дворца подальше от греха и выждать, пока обстановка успокоится.

(обратно)

Глава 24

Свадьба удалась на славу, и о ней еще долго будут вспоминать на Оркании. Праздник продолжался трое суток, пока население Руана не впало в пьяную спячку, а новобрачные окончательно не переселились в королевскую спальню. Никто не заметил моего бегства со свадьбы, поэтому я рискнул вернуться во дворец, чтобы перед отплытием утрясти оставшиеся мелкие вопросы. Однако стоило мне вступить под своды королевской резиденции, как меня срочно вызвали к королю. Луи находился в своем кабинете и, похоже, прятался от молодой жены, которая за трое суток постельных боев высосала из него все соки. Причина спешки, с которой меня доставили к королю, оказалась стара как мир – Луи срочно требовался собутыльник и уши, в которые можно излить переполнявшие его эмоции.

– Ингар, ты не представляешь, какой ангел моя супруга! – накинулся на меня король прямо с порога. – Я никогда не смогу себе простить, что домогался ее до свадьбы. В наше развращенное время такой непорочной и чистой души не сыщешь даже в монастыре кармелиток. Стоило мне остаться с Леной наедине, как я совсем потерял голову и набросился на нее, словно зверь. Любовь лишила меня разума, и за этот грех мне гореть в аду – я сделал ей больно! Только за этот поступок меня мало убить, а моя голубка лишь кусала губы и шептала слова любви на своем языке: «Сволаш, я тебья убю»! О, как это было трогательно и прекрасно! Ингар, как правильно переводятся эти слова на французский?

Такая постановка вопроса поставила меня в тупик, но я, собрав мысли, все-таки ответил:

– Прямой аналогии во французском языке нет. Такие слова произносят жены, восхищаясь мужскими достоинствами своего супруга.

– Я так и думал, а то Лена ответила мне, что стесняется своей несдержанности, и отказалась сделать перевод. Ингар, давай выпьем за здоровье моей супруги, и пусть наша любовь никогда не остынет! Кстати, она очень просила тебя к ней зайти и приказала, что, если ты откажешься, привести тебя под конвоем. Королева хочет лично тебя поблагодарить за участие в нашем с ней счастье. Советую поторопиться с визитом, после первой брачной ночи Леночка очень переживала, что слуги тебя не смогли найти. С твоей стороны будет очень невежливо отказаться навестить королеву по ее просьбе.

– Ну, если вопрос стоит таким образом, то нужно навестить королеву. Луи, я прошу вас проводить меня к Елене.

– Ингар, тебе лучше идти одному. Мне стыдно признаться, но стоит мне увидеть супругу, как я начинаю трястись от желания, однако после трех дней, проведенных в супружеской постели, у меня не осталось сил на любовные подвиги. Мне нужен хороший отдых, чтобы не опозориться перед женой. Тебя проводит мой камердинер, – сказал Луи и позвонил в колокольчик.

Через мгновение дверь в кабинет открылась, и на пороге показался слуга в ливрее. Все пути к отступлению были отрезаны, и я, понурив голову, поплелся в покои королевы, словно на казнь. В зале, служившем прихожей к апартаментам Елены Прекрасной, я увидел сидящую на диване Катю, которая с интересом листала какую-то книгу.

– Лена в спальне! – увидев меня, заявила племянница и указала рукой на дверь. – Ох и не завидую я тебе, дядя!

Не вступая в полемику с Катей, я прошел через комнату и осторожно открыл дверь в спальню. Лена стояла у окна в полупрозрачном пеньюаре, через который просвечивалось ее прекрасноетело.

– Ну чего встал в дверях? Проходи, не стесняйся, – спокойно сказала королева, заметив мое появление.

Я с виноватым видом вошел и остановился напротив окна. Елена медленно подошла к двери и закрыла ее на ключ, а затем с оскалом вампира тихо произнесла:

– Попался, козлина! Сейчас, сволочь, я тебя убью!

И озверевшая красавица схватила с подоконника массивный подсвечник и бросилась на меня. Сердце провалилось в пятки, и время почти остановилось. Королева, словно в замедленном кино, сделала пару шагов и, побледнев как смерть, плавно повалилась на пол. До меня сразу дошло, что это сработала защитная закладка в мозгу Елены, и она потеряла сознание. Жизнь утекала из распростертого на полу тела, как вода сквозь пальцы, и, чтобы не дать королеве уйти за грань, я начал закачивать в ее гаснущую ауру свою магическую Силу. Отчаянное сражение за жизнь Елены длилось больше получаса, пока состояние пациентки не стабилизировалось, а непосредственная угроза жизни миновала. Я рухнул на кровать с трясущимися от напряжения губами, зажав платком текущую из носа кровь, и долго не мог прийти в себя. Елена напугала меня до смерти, и страх за ее жизнь только сейчас стал отпускать мое сердце, зажатое, словно в тисках! Гибель королевы от руки князя Ингара гарантировала войну Нового Танола с Далранским королевством, потому что безутешный Луи стал бы мстить за жену даже дьяволу.

Наконец Лена пришла в себя и, с недоумением посмотрев на меня, спросила:

– Что это было? Ты, подлец, посмел меня ударить?

– Леночка, я тебя и пальцем не тронул! Ты в обморок упала от перевозбуждения. Я все понял и каюсь, готов хоть сейчас загладить вину любым способом! Хотел сделать как лучше, а получилось как всегда!

– Дурак ты, Игоряша! Кто о чем, а голый все про баню! Я теперь замужем, а ты, как любовник, даже в подметки Луи не годишься!

– Да я не о том хотел сказать, прости меня, пожалуйста!

– Ладно, прощаю тебя, идиота, – живи. Хотя все получилось как нельзя лучше, мне даже притворяться не пришлось, правда думала, что сдохну от боли, – сказала Лена и неожиданно улыбнулась. – Представляешь, мой благоверный приказал вышить злосчастную простыню золотом, сделать из нее флаг и учредил орден Великомученицы Елены Прекрасной! Ну не дурак ли?

– Вношу поправку – «влюбленный дурак». Хотя идея здравая и работает на твой имидж. Лена, ты сильная ментальная магиня и запросто можешь исцелять страждущих наложением рук и пачками изгонять бесов. Как только отойдешь от свадебной лихорадки, сразу устраивай паломничество по святым местам и поработай местным Кашпировским. Народ любит такие шоу, и подданные будут носить королеву на руках. Сейчас у тебя одни завистники, а после паломничества появятся почитатели. Кстати, собери вокруг себя команду сумасшедших фанаток, потому что короля играет свита! Да что я тебя учу, ты сама лучше меня знаешь, как это делается.

Неожиданно раздался стук в дверь, и Лена пошла ее открывать. В спальню вошла обеспокоенная Катя и, подозрительно глядя на нас с королевой, спросила:

– Вы совсем с ума сошли, каким местом вы думаете? А если бы сюда Луи заявился, а вы в спальне на ключ закрылись? Лена, ты всего три дня как замужем, а уже рога мужу наставляешь?

– Катя, не городи ерунды, а лучше присоединяйся к разговору. Я скоро уплыву на Новый Танол, и мне нужно надавать вам кучу инструкций.

– Игорь, только не надо меня лечить! Я и без твоих руководящих указаний разберусь с делами в собственном королевстве. Луи меня любит, и все будет делать, как скажу ему я, а хозяйственного опыта мне не занимать. Любой коммерческий директор крупной российской фирмы даст сто очков вперед местному премьер-министру! – обрезала меня Лена.

– Дорогая, ты в этом полностью уверена? Не забывай, на Оркании царит Средневековье, а это мужской мир! Да, король тебя любит, но время лечит душевные болезни, и скоро он избавится от розовой пелены перед глазами. Я видел Луи в бою, и, когда бойцы Малагдаера врезали по нас магией и одним махом положили почти всю охрану, у него ни один мускул на лице не дрогнул. Король не раз рубился с орками и ходил по самому краю, – смотри не просчитайся! Что за мода у вас, у баб? Сначала загоните мужика под диван и садитесь на него сверху, а потом удивляетесь, почему вам в лоб прилетело! Луи – мужик тертый, и если говорить языком уголовников, то «фильтруй базар», когда с ним разговариваешь, иначе легко можешь схлопотать ответку. Семейная жизнь – не война с непримиримым врагом, а тяжелая дорога длиною в жизнь, в которой супруги должны помогать друг другу!

– Ну, Игорь, ты прямо философ! – съехидничала Лена.

– Смейся, смейся! Ты всего три дня замужем, а я уже пять лет как женат. У меня две жены, которые куда опаснее отряда орков, и четверо детей! Леночка, ты еще не поняла, что такое быть замужем, не путай гражданский брак с настоящим замужеством! Конечно, будет у тебя и миллион алых роз в подарок, и ночи страстной любви, но при твоем склочном характере шипами по роже тоже не раз получишь!

– Да я!..

– А ну тихо! – пресекла наметившийся скандал Катя. – Сцепились как кошка с собакой! Вы еще подеритесь! Давайте лучше чаю попьем и успокоимся.

Эта здравая мысль была поддержана всеми присутствующими, и Елена вызвала служанку. Чаевничали мы долго, обсудили много вопросов и решили кучу проблем. Вечером с визитом явился король и увел свою королеву на вечернюю прогулку по саду.

Мы с Катей остались наедине, и я, убедившись, что нас не подслушивают, рассказал ей о шпионской сети, созданной мной в Руане. Племянницу этот рассказ особо не удивил, так как она прекрасно знала о моей болезненной подозрительности и ожидала чего-то подобного. Девушка вела себя вполне адекватно, поэтому я без опасений открыл ей код доступа к сознанию Елены Пореченковой. В случае нужды Катя могла взять королеву под полный контроль и сделать из нее марионетку.

Мы договорились, что племянница еще на месяц-полтора останется в королевском дворце и проследит за поведением королевской четы. Только убедившись в том, что нашим интересам ничто не угрожает, Катя должна уплыть на Новый Танол, где останется под защитой Колина до моего возвращения. Затем я закачал в память племянницы коды к сознанию агентов в королевском дворце и эльфийском посольстве, но предупредил, чтобы она не занималась самодеятельностью и пользовалась агентурой только с разрешения Арчера или в особо экстренных случаях. Согласно моим прикидкам, на экспедицию в Эльфийскую долину уйдет около полугода, поэтому я приказал Кате усердно изучать магию под руководством Артака, а не бездельничать, сидя на диване. Племянница попыталась уговорить меня взять ее с собой в Эльфийскую долину, но я ответил категорическим отказом.

Закончив инструктаж, я расцеловал Катю в обе щечки и ускакал в порт проверить, как обстоят дела с подготовкой к отплытию. Как и подсказывала моя паранойя, подготовка кораблей двигалась ни шатко ни валко, и мне пришлось задержаться в порту почти на трое суток. Все это время я гонял экипажи дракаров и оборзевших чиновников как Сидоровых коз, однако экспедиция была отложена еще на два дня.

Последний день перед отплытием вообще походил на пожар в сумасшедшем доме, и мне до поздней ночи пришлось мотаться между портом, королевским дворцом и эльфийским посольством, чтобы утрясти последние дела. На торжественные проводы сил уже не осталось, поэтому я, сославшись на секретность миссии, отменил все мероприятия.

Однако уплыть по-английски, не простившись, я не мог, а поэтому навестил короля и королеву. Наше прощание было трогательным, и Елена даже пустила слезу, словно прощается со мной навсегда. Катя вела себя более сдержанно и разводить мокроту не стала. Я вернулся в порт уже глубокой ночью и приказал капитанам с рассветом отплывать, а сам отправился спать в каюту.

На следующий день я проснулся только к полудню, хотя не собирался спать так долго. По скрипу уключин и покачиванию дракара стало понятно, что экспедиция в Эльфийскую долину все-таки началась. Выйдя на палубу, я столкнулся с Колином, и мы отправились обедать, позвав с собой Арчера.

Плавание по Луаре напоминало круиз, поэтому мне удалось отлично отдохнуть и выспаться. В остальное время мы с Колином и Арчером обговаривали намеченные планы и обсуждали сложившуюся обстановку. Попутно я знакомился с экипажем дракара, с которым мне предстояло прорываться через проливы, контролируемые орками. Еще в Руане я полностью передал под контроль начальника СБ шпионскую сеть и поставил перед его ведомством первоочередные задачи, поэтому сейчас мы уточняли только нюансы. В последний день совместного плавания Колин тоже получил от меня код доступа к сознанию королевы и строгий приказ опасаться ее интриг.

Заканчивались четвертые сутки плавания, когда на горизонте показались башни замка Лизар, и вскоре корабли вошли в порт. На Таноле мы высадили Колина с Арчером, а также воинов их охраны и нескольких попутчиков. День уже подходил к вечеру, но оба дракара вышли в море, чтобы попытаться прорваться через пролив между Новым Танолом и материком в темноте. Погода нам благоприятствовала, а мелкий моросящий дождь и предрассветный туман спрятали корабли от оркских дозорных. К утру нам удалось без приключений выйти в открытое море, а попутный ветер резво понес корабли на запад.

Плавание до Эльфийской долины должно было занять около месяца, и я решил приступить к магическим тренировкам для поддержания формы. Обычно занятия начинались с медитации, а затем я выходил в астрал, чтобы осмотреть округу с большой высоты. Пару раз мне удалось обнаружить корабли орков, и мы сразу меняли курс, чтобы с ними не встретиться.

На третий день с корабля королевского посольства, следовавшего в кильватере нашего дракара, подали сигнал с просьбой остановиться, и вскоре корабли сошлись вплотную. Я направился к борту, чтобы узнать, что случилось у наших попутчиков, но не успел даже рта открыть, как на борт нашего дракара перепрыгнул молодой воин в эльфийской одежде.

– Привет, Игорь! – окликнул меня юноша, в котором я с ужасом узнал Катю.

– Ты что здесь делаешь? – возмущенно спросил я, и в груди закипела злоба.

– Только не надо устраивать скандал на людях! Пойдем в твою каюту, там и будешь орать, – ответила племянница и направилась на корму дракара.

Я, кипя от возмущения, проследовал за племянницей и, как только за нами закрылась дверь капитанской каюты, действительно заорал:

– Я где тебе приказал быть! Почему ты не выполняешь моих приказов?! Я тебя выпорю в конце концов!

Эти вопли были только началом нашей содержательной беседы. Катя еще много лестного услышала о себе, но вряд ли все поняла, потому что я с русского языка перешел на матерный. Наконец мой словарный запас закончился, и я выдохся.

– Ну что, проорался, или мне ждать вторую серию? – спокойно спросила меня племянница.

Я не ответил и, обхватив голову руками, сел на кровать.

– Игорь, я знаю, что обманула тебя и теперь не заслуживаю доверия, но все равно не смогла остаться в Руане. Ты пойми, что мне страшно! После того, что сделал со мной Малагдаер, я чувствую себя в безопасности только рядом с тобой! В Руане я просто сошла бы с ума от ужаса, мне и так черт знает что снится по ночам. Если тебе так приспичило, то можешь меня выпороть, но я не отойду от тебя ни на шаг! Давай помиримся, все равно уже поздно возвращаться на Танол.

– Господи, и за что мне все это? Катя, ваши с Леной выкрутасы и так у меня поперек горла стоят! Ладно, одну идиотку выдал замуж и думал, что теперь спокойно вздохну, так нет, ты кордебалет мне устроила. Катя, в Эльфийской долине нас не цветами встретят, а вполне могут головы с плеч срубить. Мне в одиночку проще с ушастыми разбираться, а теперь придется на тебя оглядываться. Дождалась бы моего возвращения на Таноле, и все было бы нормально, а теперь придется все планы менять.

– А если бы ты не вернулся? – спросила Катя.

– Значит, не вернулся, но ты осталась бы живой!

– Я и сейчас умирать не собираюсь, а если умрем, так вместе!

– Катя, какое же ты дите! Умирать она вместе собралась, прямо бразильский сериал какой-то!

Неожиданно Катя заплакала навзрыд, и передо мной сразу оказался заплаканный ребенок, а не сказочная принцесса и магиня. Здравый смысл подсказывал, что продолжать воспитательную работу бессмысленно и принимать нужно все как данность.

– Катя, а как ты на королевский корабль пробралась? – спросил я племянницу, успокаиваясь.

– Проще простого. Ты сам меня обучал ментальной магии и промыванию мозгов. Я приехала в порт и отдала капитану приказ королевы взять меня на борт.

– Значит, это Лена таким способом избавилась от твоего контроля?

– Лена здесь ни при чем, я сама написала приказ и с помощью магии убедила капитана в его подлинности.

– Спасибо за откровенность, ты только что спасла человеческую жизнь!

– Какую жизнь? – удивилась племянница.

– Капитана дракара, который взял постороннего пассажира на борт и не уведомил меня об этом. Тебя я могу только выпороть, а его завтра повесил бы на рее за ослушание!

– Дядя Игорь, не надо! Капитан не виноват, это все чертова магия! Лучше меня повесь! – вцепилась в меня Катя.

«Господи, ну и не дура ли ты малолетняя?» – подумал я и, успокоив девушку, вышел на палубу корабля.

После моей команды корабли расцепились и разошлись в стороны, а затем, подняв паруса, продолжили свой путь.

Прошла еще одна неделя плавания, заполненная рутинной работой и магическими тренировками. Катя была тише воды ниже травы, беспрекословно выполняя мои приказы. Я уже было решил, что мы без происшествий доплывем до Эльфийской долины, но судьба снова посмеялась надо мной.

На четырнадцатый день плавания погода резко ухудшилась, и начался шторм. Сначала волнение не превышало пяти баллов, но вскоре шторм грозил перерасти в настоящий ураган. Побережье, вдоль которого наши корабли плыли на запад, обрывалось в море отвесной стеной, и мы не имели никакой возможности высадиться на берег, нас просто размазало бы по скалам. Капитаны кораблей обменялись сигналами и приняли решение уйти в открытое море, где был хоть какой-то шанс на спасение. Почти сутки экипажи кораблей боролись со штормом, и нас чудом не разбросало в разные стороны. Однако везение кончилось вечером второго дня.

Страшный удар сбил меня с ног, когда я спустился в каюту, чтобы навестить Катю, страдавшую от морской болезни. Раздался треск ломающихся досок, и мне сразу стало понятно, что корабль идет ко дну. Тело действовало на автомате, только поэтому мне удалось вытащить племянницу из встававшей на дыбы каюты и выпрыгнуть за борт камнем уходящего под воду дракара.

(обратно)

Глава 25

Я стояла у открытого окна спальни и плакала, мир казался серым и блеклым, хотя за окном светило солнце. Прошло уже три дня, как вернулся корабль королевского посольства, и я узнала, что Игорь и Катя погибли. Мне не хотелось верить в их смерть, поэтому я допросила с пристрастием капитана корабля и нескольких членов команды, но магия только подтвердила их слова. Ментальный допрос позволяет проникнуть в сознание человека, и я словно своими глазами увидела, как погиб корабль Игоря. Шторм был ужасным, волны поднимались на высоту трехэтажного дома и швыряли корабль, словно щепку. Наверное, дракар Игоря натолкнулся на подводную скалу, потому что нос корабля просто оторвало, и он ушел под воду в считаные секунды. В такую погоду шансов спастись не было даже у Игоря, а про Катю я даже и не говорю.

Это известие резануло ножом по сердцу, хотя меня связывали с Игорем очень непростые отношения. Во всех своих бедах в последнее время я привыкла винить именно Игоря, и был момент, когда я попыталась его убить, но его смерть поставила все на свои места. Моя злоба на бывшего любовника основывалась только на чувстве ревности и обиде отвергнутой женщины. Мне по жизни не везло с мужчинами, и практически все романы заканчивались крахом. Я родилась нескладной дурнушкой, и моя внешняя привлекательность базировалась на упорных занятиях фитнесом и успехах пластической хирургии. Елена Пореченкова сама создала себя, и только Богу известно, чего это ей стоило! Поэтому болезненное самолюбие очень ревниво относилось к любым посягательствам на мое главенство в отношениях с сильным полом. В глубине души я боялась сильных мужчин, и моими избранниками часто оказывались слабохарактерные красавчики, за смазливой внешностью которых обычно скрывалась подленькая душонка труса и иждивенца.

Встреча с Игорем перевернула всю мою жизнь, и мне впервые удалось близко узнать настоящего мужчину, к тому же окруженного ореолом мистической тайны. Эта встреча стала для меня роковой и поделила жизнь на две части, а ведь я чувствовала, что это не мой мужчина, но все равно лезла в западню. В том, что меня перенесло в другой мир, на девяносто процентов моя вина, потому что Игорь изо всех сил старался уберечь самовлюбленную дуру от необдуманных поступков. Хотя если говорить положа руку на сердце, то какой реальный ущерб мне нанес Игорь? Кем я была на Земле и что меня ждало в будущем? Да и кто я такая, в конце концов?

Елена Пореченкова до встречи с Игорем Столяровым была обычной стареющей бизнесвумен, которой хронически не везло с мужиками. Мне оставалось только тоскливо разглядывать в зеркале новые морщинки на своем лице и создавать иллюзию счастья, воруя чужих мужей. Игорь научил меня любить, открыл новый волшебный мир, дал вторую молодость и неземную красоту. Мне временами даже страшно смотреть на себя в зеркало, настолько я изменилась и похорошела. Елену Прекрасную подсознательно пугает судьба Золушки, и я действительно боюсь, что пробьют часы, после чего карета превратится в тыкву, а лошади в крыс.

Только благодаря Игорю Елена Пореченкова стала королевой и нашла своего единственного мужчину, которого ей хочется рассматривать по утрам. Мой Луи словно специально создан для меня, и я хочу от него детей. Да, он наивен, как ребенок, но по-настоящему меня любит и готов умереть только за один мой взгляд. В нем нет слащавой приторности земных ловеласов, а в мужских делах он тверд как скала. Такого не загонишь тапкой под диван, потому что он мягкий и податливый только в вопросах любви: король – он и есть король!

И вот Игоря не стало, а вместе с ним умерла и часть моей души. Теперь мне придется жить, опираясь на свои силы, понимая, что за спиной только моя семья и в опасный момент на помощь не придет князь Ингар, способный отвести любую беду.

* * *

Ураган стих только на следующее утро, и у меня наконец появилась возможность осмотреться. Шторм еще не закончился, но волны стали значительно ниже, и шансы на наше выживание несколько повысились. Увы, но мой магический взгляд не обнаружил поблизости ни кораблей, ни суши, а это сильно подпортило начавшее улучшаться настроение.

После кораблекрушения мне некогда было думать о том, как выбираться из этой задницы – я просто спасал Катю. За себя, любимого, я особо не беспокоился, потому что утопить князя Ингара довольно сложно. Мой магический потенциал позволял находиться под водой минут десять, а при завидном физическом здоровье я мог держаться на воде сутками. В одиночку мне наверняка удалось бы доплыть до берега, но с племянницей на шее это было невозможно, потому что Катя плавала как топор.

Это трагическое обстоятельство выяснилось сразу, как только мы оказались в воде, и девушка вцепилась в меня, словно клещ. Поэтому мне пришлось несколько часов плавать с гирей на шее, роль которой замечательно выполняла перепуганная Катя. К счастью, на нашем пути на дно морское попался обломок реи с куском паруса, который не дал нам утонуть. Я схватился руками за спасительное бревно, но племянницу отодрать от себя так и не сумел, поэтому она всю ночь просидела на мне верхом, завывая от ужаса.

Американские горки в бушующем море – аттракцион не для слабонервных, и к утру мы находились на последнем издыхании, но выжили. Первые лучи солнца и стихающий шторм вселили в меня робкую надежду на спасение, и я начал действовать.

Когда волнение почти прекратилось, мне удалось уговорить Катю пересесть с моей шеи на бревно, после чего я закрыл глаза и медитировал около часа. Медитация помогла восстановить силы и залечить порванные в борьбе со стихией мышцы. Мое самочувствие значительно улучшилось, и я вышел в астрал, чтобы осмотреть море с большой высоты. Побережье материка мне увидеть не удалось, но на западе я обнаружил группу островов, до ближайшего из которых было не более пяти километров. Если быть честным, то это был даже не остров, а плоская скала размером с волейбольную площадку, но это лучше, чем болтаться в воде и хлебать соленую воду.

Первым делом я примотал к бревну обрывок паруса, чтобы он не тормозил плавание, и сверху уложил Катю. К обломку был привязан кусок каната, из которого я сделал петлю и перекинул ее через плечо. Затем, уточнив направление к острову, я поплыл, буксируя за собой бревно с племянницей. Скорость была не ахти какая, но через три часа мы причалили к острову. На этом первый день нашей робинзонады закончился. Мы разложили для просушки одежду и легли спать, завернувшись в полотнище паруса, согревая свои тела магией, которой у меня пока было в избытке.

Утром я проснулся от голода и сразу отправился на рыбалку. Катя, измученная вчерашними приключениями, спала как сурок, и мне не хотелось ее будить. Не мудрствуя лукаво, я оглушил несколько рыбин ментальным ударом и выпотрошил их позаимствованным у спящей племянницы кинжалом. Магическое сканирование показало, что рыба не ядовита и ее можно есть. Мое вооружение утонуло вместе с кораблем, и приходилось обходиться тем, что имеем. Главной проблемой на данный момент являлось отсутствие пресной воды, а меня уже начала мучить жажда. Чтобы справиться с этой бедой, я порезал пойманную рыбу на тонкие ломтики и начал их жевать, чтобы высосать сок из мяса. Как ни странно, но этот способ сработал, и, сжевав две рыбины, мне удалось утолить жажду. Затем я выбрал из улова четыре рыбешки поменьше и стал жарить на плоском камне, разогревая его магией. Похожий способ приготовления пищи я применял еще на Геоне, когда мотался по джунглям. Конечно, вкус у еды был еще тот, но она вполне утоляла голод.

Унюхав запах еды, проснулась Катя и подошла за своей порцией. Я показал ей способ, как утолить жажду, и нарезал рыбу на ломтики. Племянница, кривясь от брезгливости, начала жевать первый кусок, но вскоре втянулась и высосала три рыбины без остатка. Мы позавтракали жареной рыбой и приступили к модернизации плавательного средства, которым служило бревно. Примерно через час парус был плотно обмотан вокруг бревна и закреплен куском распущенной веревки. Затем я подогнал под себя петлю каната, на котором буксировал бревно, и мы поплыли к следующему островку. Второй остров оказался копией предыдущего, и до него было около трех километров.

Наш марафонский заплыв в целом продлился три дня и закончился, когда мы выбрались на берег острова, поросшего лесом. Островок оказался в поперечнике меньше километра, но на нем мы нашли ручеек пресной воды, вытекавший из небольшого озера на вершине холма, и заросли кустарника с сочными ягодами.

Когда трое суток плывешь, таща за собой на буксире бревно с сидящим на нем человеком, то становится как-то не до размышлений. Поэтому никакого плана спасения у меня еще не было, и я просто стремился достичь острова, на котором можно было не опасаться быть смытым в море и иметь возможность построить хотя бы шалаш.

Программа минимум была выполнена на следующий день, и, пока Катя занималась хозяйством, я в деталях обдумал план нашего спасения. Каждый, наверное, читал в детстве книгу Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» и имеет представление, как выжить на необитаемом острове. С возрастом приходит жизненный опыт и становится ясно, что книга очень далека от жизни и написана в тиши кабинета. Долго жить на необитаемом острове и остаться в здравом уме и твердой памяти невозможно, поэтому необходимо сразу постараться уплыть к цивилизации. Робинзон Крузо построил на острове чуть ли не замок и выдолбил из огромного ствола дерева целый корабль, который даже не смог сдвинуть с места. Двадцать пять лет упорного труда пошли коту под хвост, но Робинзон так и не уплыл с острова, потому что ставил перед собой невыполнимые задачи.

Я гигантоманией не страдал, а поэтому моей целью была постройка полинезийской пироги с балансиром и косым парусом. Кораблик по конструкции незатейливый, но маори на нем пересекли Тихий океан и доплыли до острова Пасхи. Я так далеко плыть не собирался, а потому выбрал для строительства пироги дерево со стволом в диаметре около метра, растущее практически на берегу.

Мне пришлось потратить три дня, чтобы срубить дерево лучом Силы и начерно обтесать корпус пироги. Работа двигалась медленно, потому что я экономил магическую энергию, пока не обнаружил источник Силы буквально в двух шагах от строительной площадки. После этой находки дела пошли намного веселее, и мне удалось всего за пять дней полностью выдолбить корпус пироги. Поначалу Катя тоже попыталась внести свой вклад в строительство нашего «Титаника», но быстро поняла, что только мешается под ногами, и занялась хозяйством.

Следующая неделя полностью ушла на изготовление мачты и балансира, а также окончательную сборку корабля. Когда работа была завершена, мы совершили небольшой пробный круиз вокруг острова и вернулись в лагерь, чтобы внести доработки в наше детище. Пришлось переделывать разболтавшееся крепление балансира и сплести из лиан новую сетку, которая должна была выполнять роль палубы. После недолгой борьбы с ленью я заменил мачту на более прочную, хотя прежняя вполне успешно выполняла свою задачу, только сильно гнулась при сильном ветре. Достройка заняла еще пять суток, а затем мы снова провели испытание пироги, потому что мне меньше всего хотелось снова тонуть в открытом море после очередного кораблекрушения.

На этот раз испытания прошли успешно, и нас больше ничто не задерживало на острове. Еще сутки ушли на то, чтобы сделать недельный запас пресной воды, ягод и жареной рыбы и надежно закрепить все это на нашем суденышке.

Перед отплытием мы хорошо выспались и только потом отчалили от берега, держа курс на север. Погода нам благоприятствовала, дул свежий попутный ветер, а самодельное плавсредство рассекало волны не хуже спортивной яхты. Хотя это был мой первый опыт в кораблестроении, но руки у меня растут из правильного места, поэтому кораблик получился славный.

На четвертый день плавания на горизонте показалось побережье материка, и я облегченно вздохнул, убедившись воочию, что выбрал правильный курс. К вечеру попутный ветер донес пирогу до берега, и мне удалось провести ее в небольшую бухту, спрятанную в скалах. Нам не было известно, где мы находимся в данный момент, поэтому я решил продолжить путешествие к Эльфийской долине, держа курс на запад вдоль побережья.

Рано утром мы пополнили запасы воды и вышли из бухты, но ветер дул в сторону берега, поэтому нам пришлось идти против ветра, усевшись на балансире в качестве противовеса. К полудню ветер немного стих, но мы промокли до нитки, и если бы не магия, то наверняка продрогли бы до костей. Такое плавание нам с Катей очень не понравилось, и мы повернули к берегу, чтобы отдохнуть и высушить одежду.

Я направил пирогу в проход между скал, за которым могла скрываться удобная бухта, и сразу напоролся на дракар орков. Скалы экранировали магическое зрение, и я не сумел заранее обнаружить корабль противника, поэтому появление дракара стало для нас полной неожиданностью. Мы попытались направить пирогу в открытое море, но не смогли идти под парусом между скал, а дракар шел на веслах и быстро нас нагонял. Я бросил бессмысленные попытки удрать и приготовился к бою. Катя тоже собралась, запустить в корабль орков файерболом, но мне удалось ее вовремя остановить.

В голове неожиданно появилась весьма плодотворная идея, которой я решил воспользоваться в сложившейся обстановке. Магическое сканирование показало, что на корабле нет проявлений магии, а это значит, что у противника нет мага или шамана. Три десятка обычных воинов мне только на один зуб, поэтому я решил рискнуть и попытаться захватить дракар. Я поставил вокруг себя и Кати защиту от стрел и приказал племяннице сделать вид, что мы испуганы до смерти и сдаемся. Племянница тут же заявила, что «русские в плен не сдаются!», но я обозвал ее дурой и объяснил, что только идиот может угробить корабль с экипажем, который сам идет к нему в руки.

Катя разинула рот от удивления, но подчинилась приказу, а через несколько минут орки взяли нас в плен на свою голову. Вождь орков буквально исходил слюнями, глядя на красивую пленницу, поэтому мне всего один раз врезали по уху, причем только по моему личному недосмотру. Волна ментальной магии в мгновение ока поставила зеленорожих на карачки, и мне не составило особого труда парализовать весь экипаж корабля.

Катя радовалась победе, как ребенок, но неуправляемый корабль стало сносить на скалы, в результате чего легкая победа грозила превратиться в тяжелое поражение. Однако я быстро сориентировался и успел выбросить за борт привязанный к канату камень, служивший примитивным якорем, после чего дракар остановился. Устранив опасность кораблекрушения, я приступил к промыванию мозгов плененного экипажа.

Уже через пару часов орки любили меня, как родную маму, и были готовы лизать мои пятки. Помимо двадцати орков мы обнаружили на корабле двенадцать прикованных к веслам представителей других народов, оказавшихся рабами. Среди рабов было шестеро людей, четыре эльфийских полукровки, один эльф и даже два орка. Пленники, избавленные от рабства, испытывали ко мне нежные чувства, но я для страховки промыл мозги и этой части экипажа. Конечно, на первых порах чувство благодарности гарантировало нашу безопасность, но потом рабы могли нас и прирезать, посчитав, что им с нами не по пути.

Мы с Катей освободили рабов от цепей, которыми они были прикованы к скамьям, и посадили на весла орков. Затем я приказал экипажу взять пирогу на буксир и поднять парус, после чего дракар, подгоняемый попутным ветром, поплыл на запад. Катя взяла на себя роль капитана, а я начал потрошить мозги вождя орков, чтобы выяснить, где мы находимся и что творится вокруг.

(обратно)

Глава 26

Наше путешествие протекало с максимальным комфортом, ветер почти все время был попутным, да и погода радовала, но моя голова распухла от дум. Я уже второй день переваривал информацию, скачанную из сознания орков и их рабов, но никак не мог прийти к однозначному решению, что делать дальше. Первоначальной целью путешествия являлся эльфийский порт Элор, до которого оставалось неделя плавания, но плана, как проникнуть в Эльфийскую долину, у меня еще не было. Beрительные грамоты утонули вместе с кораблем хуманов, а эльфы охраняли побережье и акваторию своего единственного порта с подозрительностью параноиков. Попытка сунуться к эльфам без приглашения могла закончиться только на дне моря, а мы с Катей на тот свет не торопились.

Сканирование мозга Баррака – так звали вождя орков – пополнило мои знания об Оркании и прояснило некоторые интересные моменты. Так, оказалось, что судоходство на Оркании существовало только благодаря развитой контрабанде. Эльфы, люди и орки являлись непримиримыми врагами, но экономические реалии требовали интенсивного товарообмена ресурсами и товарами. Эльфам был нужен высококачественный металл для оружия, добываемый людьми в развалинах древних городов. Людям требовались лекарственные эликсиры и магические ингредиенты для создания амулетов, которые производились только в Эльфийской долине. Орки поставляли тем и другим драгоценные камни и золото, добываемое на приисках в глубине своей территории.

Предки орков спаслись от глобальной катастрофы в недрах шахт, в которых они, будучи рабами, добывали ценные ресурсы, и навыки горного дела передавались внутри кланов из поколения в поколение. Жены оркских вождей одевались в эльфийские ткани, да и знать Далранского королевства считала ниже своего достоинства носить одежду местного производства. Лучшее оружие орков было выковано людьми и эльфами, а практически все украшения на Оркании изготавливались из оркского золота и драгоценных камней, ограненных мастерами этого народа.

Нельзя сказать, что торговые караваны сновали вдоль побережья, но купцы довольно часто возили контрабанду, несмотря на риск нарваться на пиратов, потому что прибыль была колоссальной. Контрабандисты договаривались с вождями кланов, живущих на побережье, и платили дань, а те обеспечивали им охрану. В принципе эти сведения не были для меня особым открытием – там, где есть границы, обязательно найдутся и контрабандисты.

Захваченный нами корабль оказался пиратским и принадлежал племени таргов. Тарги и орки – народы одной расы, но в древности началась кровавая междоусобица на религиозной почве, которая продолжается и по сей день. В результате религиозной войны орки разделились на два народа, ставшие непримиримыми врагами. Именно к таргской ветви орков принадлежали тарги Геона, верховным вождем которых был Арданай. Отколовшиеся кланы стали называть себя таргами, а остальные – истинными орками. Впоследствии истинные орки объединились в одно государство и стали народом урукхай в честь своего великого вождя. Исторический опыт подсказывает, что наиболее кровавыми оказываются гражданские войны и ведутся они с чудовищной жестокостью, не являлась исключением и вековая междоусобица таргов и народа урукхай.

Кровопролитная гражданская война закончилась победой урукхайцев, которые изгнали таргов с материка на небольшой архипелаг в море Штормов. Три вулканических острова располагались неподалеку от устья реки Оргун, и на двух островах имелись хорошо защищенные бухты. На острове Таргитар жили только тарги со своими семьями, а на острове, носившем почему-то земное название Тортуга, располагалась пиратская база. Несмотря на все невзгоды, тарги выжили и стали костяком разноплеменной пиратской вольницы, контролировавшей этот район моря.

Однако племя таргов было малочисленным, а потому постепенно смешивалось с другими народами Оркании и вскоре могло исчезнуть. Так бы и произошло, но вожди и шаманы таргов мечтали возродить свой народ, чтобы отомстить урукхайцам за геноцид и унижения. На общем совете племени были приняты строжайшие законы, запрещавшие смешанные браки с людьми и эльфами, а для обновления крови использовали пленных орков и их женщин. Затем пленников убивали, а появившиеся на свет дети становились таргами.

Как-то между делом я рассказал Барраку о том, что прибыл на Орканию с Геона, где живет многочисленный народ таргов, после чего орка буквально затрясло. Выяснилось, что Баррак знал о существовании таргов на Геоне и считал его землей обетованной. Вся мифология таргов базировалась на древней легенде, что однажды придет мессия с Геона и уведет его племя в райские кущи. Баррак рассказал экипажу мою историю, и у орков окончательно снесло крышу. Ментальное зомбирование наложилось на религиозный психоз, и теперь орки разговаривали со мной, только уткнувшись мордой в пол, а Катю они буквально боготворили. Что-то там в легенде было прописано про спутницу мессии, которая чуть ли не усыновит таргов. Получив титул Матери всех таргов, Катя реально обалдела от такого почитания и приняла религиозное обожание за чистую монету, после чего только что не целовалась с зеленорожими мордоворотами.

За время скитаний по магическим мирам в чьей только шкуре я не ходил и какими титулами меня не награждало местное население! Сначала я стал Великим князем хуманов, затем был увенчан короной Великого князя эльфов, Нордрассил признал во мне Странника, а малхусы – Хранителя. Поэтому, осознавая выгодность высокого положения, я хорошо видел и подводные камни, скрывающиеся за блестящей мишурой.

Экзюпери писал: «Мы в ответе за тех, кого приручили», а потому нужно быть последней сволочью, чтобы намеренно обмануть народ, доверивший тебе свою судьбу. Хотя за последние годы я стал настоящим циником и резал глотки врагов без мук совести, но еще не стал последней тварью, и опасное для меня слово «честь» окончательно не улетучилось из сознания.

Возможно, я без раздумий разыграл бы таргскую карту, но наличие среди рабов эльфа спутало мне все карты. Эльфа звали Легардом, и он оказался не последним лицом в Доме Хранителей портала. Раньше он занимал пост главного технического специалиста Дома, а пять лет назад фактически стал его главой. Легард обладал обширными знаниями в технических и магических вопросах и потому возомнил себя неприкасаемым. Высокое самомнение сродни глупости, и Легард проиграл войну за власть менее продвинутому, но абсолютно беспринципному конкуренту.

Вторым претендентом на пост главы Дома был лидер небольшой секты религиозных фанатиков Рианон, которого интересовала только власть. Он проиграл выборы, но не смирился с поражением и организовал заговор против Легарда. Рианон где-то откопал карту острова, находящегося в море Штормов, с обозначенным на ней порталом и подсунул Легарду. Карта была настоящая, но заговорщики утаили отчет предыдущей экспедиции, в котором говорилось, что портал давно ушел на дно моря вместе с островом. Падкий до знаний и древних артефактов Легард срочно отплыл к несуществующему острову, а Рианон сдал маршрут его корабля пиратам.

Пираты высокопоставленных пленников не убивали, а требовали за них выкуп, но Рианон спасать своего врага не собирался и отклонил все предложения о выкупе. Со временем пираты оставили надежду получить за Легарда выкуп и продали его вместе с другими рабами Барраку. Все эти знания я получил после сканирования памяти эльфа и полукровок, поэтому теперь стоял перед дилеммой, как поступить дальше.

Проще всего было помахать оркам ручкой и попытаться с помощью Легарда и полукровок из его команды попасть в Эльфийскую долину. Мои магические возможности позволяли сковырнуть с трона узурпатора, а с помощью зомбированного Легарда получить доступ к порталу не стало бы большой проблемой, но что-то удерживало меня от такого шага. Объяснить, чем вызваны мои сомнения, я не мог, а поэтому мучился с выбором пути, тем более Катя, узнав о возникшей дилемме, категорически отказалась «кидать» боготворящих ее таргов.

Проанализировав все за и против, я решил не складывать все яйца в одну корзину и сначала навестить Таргитар. Баррак гарантировал мне встречу с походным вождем таргов и верховным шаманом племени, которые, по его словам, должны были встретить меня с распростертыми объятиями. В то, что вождь и шаман встретят конкурента за власть, сияя от радости, я не верил, поэтому решил, что на переговорах буду действовать по обстановке. Если выдастся возможность зомбировать вождя и шамана, то так и поступлю, а если с этим вопросом выйдет облом, то просто уплыву к эльфам.

Чтобы не терять времени даром, я вплотную занялся памятью Легарда, чтобы как можно больше узнать о портале. Результаты этой работы оказались неутешительными. Выяснилось, что вход в комплекс портала располагался в естественной пещере и был закрыт толстенными воротами из мифрила. Грот, в котором непосредственно находились ворота, простреливался автоматическими метателями файерболов и огнеметами, а как обойти эту защиту, эльфы не знали. Отключалась защитная автоматика с пульта управления, расположенного перед входом в грот. На пульте имелась выемка в виде человеческой ладони, из которой выдвигалась игла для забора образца крови. Скорее всего, система идентификации базировалась на генетическом ключе, сверяемом с кодом ДНК в капле крови. Похожая система доступа стояла и на входе в комплекс портала на Геоне, поэтому я надеялся, что и на Оркании моя ДНК сработает. Однако Легард испортил мне настроение, поведав, что еще двести лет назад местные умельцы раскурочили пульт управления, после чего войти в грот стало невозможно. Я практически вынес себе мозг, пытаясь найти способ проникнуть в комплекс портала, но ничего толкового в голову не приходило.

Мне снова пришлось залезать в подсознание эльфа, рискуя оставить его идиотом, но кроме обрывка схемы водоснабжения и канализации подземного комплекса ничего полезного выудить не удалось. На схеме охлаждения механизмов портала я обнаружил линию, ведущую за пределы Эльфийской долины, но Легард снова меня разочаровал, заявив, что это дренажная труба водосброса, уходящая в море. Водосброс заканчивался на тридцатиметровой глубине, и его закрывала толстенная мифриловая решетка, поэтому проникнуть в трубу было нереально. Я плюнул на этот вариант, потому что при всех своих магических способностях ихтиандром не являлся, а десять минут нахождения под водой не позволяли проплыть более километра, особенно в трубе, которая наверняка была забита всякой дрянью.

Трое суток мозгового штурма закончились довольно логичным решением попытаться найти скальный уступ, с которого я обозревал долину мэлорнов, когда мое астральное тело перенеслось на Орканию по зову с небес. Этот случай произошел еще на Геоне, когда меня осветил магический луч неизвестного происхождения. В том, что я видел тогда Эльфийскую долину на Оркании, у меня не было сомнений. Сейчас оставалось только придумать способ, как забраться на этот уступ, потому что он находился на очень большой высоте. По моим прикидкам, я обозревал долину по крайней мере с полукилометровой высоты. На такую высоту в принципе можно залезть, применяя альпинистские способы скалолазания, но нужно точно знать, куда лезть! Отвесная западная стена Эльфийской долины уходила за облака и имела длину более пяти километров, поэтому обнаружить уступ с земли, не зная точного его местонахождения, практически невозможно.

Спасительная мысль пришла в мою голову именно в тот момент, когда захотелось на все плюнуть и нажраться от отчаяния. На Геоне мне удалось сделать дельтаплан и летающую лодку, которые стали решающим аргументом в борьбе с меранскими магами. Однако на Оркании у меня не было необходимых материалов, а самое главное – двигателя для постройки дельтаплана. Я побеседовал на этот счет с Легардом, но тот заявил, что если подобные артефакты и остались от погибшей цивилизации, то их нужно искать в развалинах древних городов в Ледяной пустыне, а для этого необходимо организовать длительную экспедицию смизерными шансами на успех.

Информация, полученная от эльфа, меня расстроила, но мысли постоянно крутились вокруг воздухоплавания, и в голову пришла идея сделать одноместный монгольфьер. Паучий шелк был прекрасным материалом для воздушного шара, а подогревать воздух можно с помощью магии, прогоняя его через устройство наподобие радиатора. Я поделился с Легардом этой идеей, и эльф сказал, что это может сработать, если такой полет вообще возможен.

На Оркании, как и на Геоне, в качестве парусины использовали легкий и очень прочный паучий шелк, а поэтому этого добра на дракаре оказалось навалом. Моряки шьют паруса самостоятельно, и иголка с ниткой так же привычны их рукам, как и абордажная сабля, поэтому монгольфьер был готов уже через сутки. Радиатор подогрева воздуха я сделал из медных листов, которыми был обит корпус корабля. Листы я свернул в четыре трубы и вложил их друг в друга наподобие матрешки с зазором в пару сантиметров по диаметру. Кольцевую форму нижнего отверстия монгольфьера обеспечивал бандаж из согнутого в кольцо древка от копья, разрезанного по длине и скрепленного шпагатом. В центре кольца был подвешен на железной проволоке медный радиатор, в котором должен был нагреваться воздух.

Экипаж дракара не понимал, чем занимается их повелитель, но трудился усердно и добросовестно, поэтому мне не приходилось никого подгонять пинками. Катя тоже попыталась вставить свои три копейки в строительство монгольфьера и так меня достала советами, что была послана по известному всем адресу с приказом не возвращаться, пока мы не прибудем на Таргитар! Закончив работу с шаром, я соорудил из ремней подвесную систему по парашютному типу, и в принципе можно было отправляться в полет. Матросы под моим чутким руководством подвесили оболочку шара на рее мачты, после чего я начал нагревать магией медный радиатор.

Монгольфьер получился слегка кособоким, но конструкция должна была работать. Единственное, в чем у меня были большие сомнения, – хватит ли объема шара, чтобы поднять меня в воздух. Потому я решил провести испытания шара в море, не дожидаясь прибытия на Таргитар, где мог опозориться по полной программе.

Примерно через час горячий воздух наполнил оболочку шара, и мои ноги оторвались от палубы. Я отдал команду медленно травить веревку, которой монгольфьер был привязан к кнехту на палубе, и постепенно поднялся на высоту около сотни метров. Шар провисел в таком положении около получаса, затем я перестал нагревать воздух, и минут через десять меня опустили на палубу с помощью веревки.

Испытания закончились успешно, поэтому экипаж дракара смотрел на меня как на великого мага и существо сверхъестественного порядка. Авторитет князя Ингара поднялся на высоту полета воздушного шара, и все сомнения в нашем с Катей божественном происхождении были отринуты. Даже Легарда полет монгольфьера весьма впечатлил, хотя он в принципе понимал, что он основан на физических законах и не является магическим трюком. Теперь эльф смотрел на меня с большим уважением, что выходило за рамки обычного поведения ушастой братии, потому что перворожденные относятся к другим народам как к грязи.

Легарда очень заинтересовал вопрос, как связан монгольфьер с возможностью войти в комплекс портала, но я не стал посвящать эльфа в свои планы. Ушастые и так стояли у меня поперек горла, и лишний геморрой мне был не нужен.

На следующий день на горизонте показался Таргитар, и к полудню наш корабль вошел в бухту острова. Баррак с двумя матросами сошел на берег, а я с нетерпением стал ожидать визита походного вождя и верховного шамана. Солнце клонилось к вечеру, а Баррак все не возвращался. В душе начала подниматься тревога, и я вызвал Катю на палубу, чтобы указать ей сектор обстрела, на случай если нам придется с боем прорываться из бухты. В измену Баррака я не верил, но местное начальство могло ему не поверить и взять под стражу до выяснения всех обстоятельств. Правда, особой активности на берегу я не заметил, а поэтому продолжал ждать возвращения капитана до упора.

Мое терпение подходило к концу, и я уже собрался приказать отдать швартовы, когда на берегу показался отряд таргов во главе с Барраком. Отряд состоял всего из десяти воинов, поэтому я не стал впадать в панику, а дождался, когда он подойдет поближе. Рядом с Барраком шел здоровенный тарг, почти на голову возвышавшийся над далеко не хилым капитаном пиратов, следом за ними четверо бойцов несли на носилках какого-то клоуна, наряженного в костюм попугая. У меня отлегло от сердца, и стало понятно, что нападения не будет, а будут переговоры.

Я поприветствовал честную компанию и вежливо пригласил всех на борт корабля. Тарги не ожидали подвоха и без опаски поднялись на палубу. Магическое сканирование обнаружило на шамане несколько амулетов, но они были слабыми и не представляли для нас с Катей опасности. Я оставил племянницу следить за обстановкой на палубе, а сам проследовал с вождем и шаманом в капитанскую каюту. Шаман заявил, что ему и на палубе неплохо, но я, сославшись на большое количество посторонних ушей, настойчиво попросил его спуститься. Как только за нами закрылась дверь, я нанес оглушающий ментальный удар, и тарги повалились на пол. Уже через полчаса после магических манипуляций с сознанием гостей шаман целовал мою руку взасос, а походный вождь таргов колотил себя в грудь, убеждая в верности до гроба.

После зомбирования вождя таргов и верховного шамана захват власти на Таргитаре стал только вопросом времени, и я отложил эту операцию на утро, чтобы в спешке не наделать косяков. Общение с местным населением было назначено на полдень завтрашнего дня, когда Великий Ингар будет летать в небесах, а божественная Мать всех таргов позволит подданным лобызать свои ноги, тем более эльфийские сапоги племянницы давно требовали чистки.

(обратно)

Глава 27

Процедура принятия вассальной присяги прошла как по нотам. Рядовым членам племени появление божественного мессии и очередная смена власти были по барабану, но коллективную пьянку за счет казны Таргитара народ воспринял на ура. Праздничные гулянья продолжались до утра и закончились фейерверком, устроенным Катей по просьбе трудящихся. Племянница расстреляла файерболами скалу, мешающую расширить городской причал, правда, при этом сгорели два дома и склад парусины, но это такие мелочи по сравнению с общественным благом. Только к вечеру следующего дня Таргитар перестал походить на захваченный штурмом город, а население стало приходить в себя и похмеляться. Мне снова пришлось отложить намеченные дела до протрезвления подданных и посвятить этот день отдыху, однако следующее утро началось с созыва совета племени.

Совет проходил в святилище племени, где я нагло занял кресло верховного вождя, который устроился на коврике у моих ног и благоразумно помалкивал. Чтобы подвигнуть народ на подвиги, я произнес пламенную речь о светлом будущем, ожидающем таргов под моим правлением. Подданные сначала бурно радовались лапше, которую я развешивал на их лохматых ушах, но их энтузиазм быстро поумерился. Я понял, что пора сворачивать рекламную кампанию и переходить к делам насущным.

План действий у меня уже был составлен, поэтому я, не устраивая лишних прений, стал отдавать приказы, сразу назначая ответственных за их исполнение. Один из клановых вождей, не прошедший процедуры зомбирования, попытался что-то вякнуть поперек темы и тут же остался без головы. Баррак снес ему башку за неуважение к Великому князю таргов Ингару и излишне длинный язык. Это мгновенно прочистило мозги другим сомневающимся в моей легитимности, и теперь приказы князя Ингара исполнялись без возражений.

Первым делом я приказал направить два дракара на Танол к Колину с известием, что мы с Катей не утонули во время шторма и находимся в добром здравии. Оба капитана получили письма с подробным описанием произошедших событий и не мешкая отправились в порт. Главное – было известить Колина, что тарги теперь находятся под моим покровительством и грозные пираты стали нашими союзниками.

Теперь необходимо было решить проблему проникновения в Эльфийскую долину, и в этом вопросе нам должен был помочь Легард. На совете присутствовал толстый тарг с бегающими, как у жулика, глазками. Этот пройдоха заведовал казной Таргитара и связями с островом Тортуга, который приносил племени основной доход. Я приказал казначею оповестить эльфов о смене руководства племени, а также о том, что князь Ингар готов отпустить главу Дома Хранителей портала Легарда в знак доброй воли без выкупа.

Чтобы не создавать лишнего напряжения внутри племени, я заявил, что все присутствующие остаются на своих постах, а Великий князь будет заниматься только вопросами высокой политики и выполнять представительские функции. Под сводами святилища раздался вздох облегчения, но я несколько подпортил настроение власть имущим, заявив, что моя первоочередная задача – это обеспечение светлого будущего всех таргов.

Те, кто занимается по жизни не только разгрузкой вагонов с углем и не проводит дни в алкогольном угаре, отлично знают, что походы в светлое будущее обычно заканчиваются голодухой и морем крови, после чего путешественники начинают на чем свет стоит проклинать это светлое будущее и того, кто их туда повел. Однако князь Ингар не ищет легких путей, и я нагло пообещал всех присутствующих самолично туда доставить! После моего заявления народ, собранный на совет, как-то сразу потух, и я решил ободрить подданных старинным, но весьма эффективным способом. Перед завершением мероприятия я объявил «социалистическое соревнование» за звание «лучшего исполнителя моих приказов», где будут всего два призовых места – первое и последнее. Победитель получит мешок пряников, праздничный головной убор из куриных перьев, Орден горбатого и звание героя Таргитара, а проигравший просто сядет на кол с помощью моего личного адъютанта, которым был назначен Баррак. Такая «щедрость» вдохновила руководство, собравшееся на совет, и святилище мгновенно опустело, потому что народ бросился наперегонки выполнять озвученные приказы Великого кормчего, то есть меня.

Решив первоочередные вопросы, мы с Барраком вышли из святилища и отправились на пристань, однако по дороге увидели огромную толпу народа, собравшуюся на торговой площади. Поначалу я решил, что кто-то из торговцев выкинул на прилавок какой-то дефицит, но оказалось, что это Мать всех таргов излечивает немощных возложением рук. Пока я запугивал вождей и шаманов, Катя отрывалась на боготворящих ее подданных по полной программе. Племянница, кажется, вошла в раж и с помощью магии, а также самовнушения пациентов творила настоящие чудеса. Слепые начинали ходить, хромые говорить, а золотушные пачками излечивались от геморроя! Конечно, я шучу, но я лично видел пятерых паралитиков, вставших на ноги после благословения, полученного от Кати.

Сеанс коллективного излечения и массового психоза закончился только к вечеру, когда Мать всех таргов свалилась без сил и ее унесли в святилище для восстановления здоровья. Я отправился следом за Катей и занялся лечением зарвавшейся магини, которая не рассчитала своих возможностей и находилась на последнем издыхании. После подпитки ауры племянницы я напоил ее куриным бульоном и вломил по первое число за идиотское поведение, правда только морально, хотя она заслуживала хорошего ремня! Катя надулась и пошла в бой, но я применил магию и усыпил девушку до утра.

Последующие четыре дня походили один на другой как две капли воды. До обеда мы с Барраком готовили к выходу в море два самых быстроходных дракара, а затем шли выручать от полоумных фанатиков Мать всех таргов.

К концу четвертого дня в бухту буквально влетел небольшой парусник, и мне доложили, что эльфы назначили встречу, на которой я должен был передать им Легарда и полукровок из его команды. Встреча была назначена через трое суток недалеко от Элора, где обычно происходила передача эльфийских заложников, и мы после ужина отправились ночевать на дракар Баррака, чтобы с рассветом оба корабля вышли в море.

Катю кто-то известил о моем отплытии, и она рано утром явилась в порт в сопровождении страхолюдной ведьмы и двух воительниц, физические кондиции которых внушали уважение. Это троица зыркала по сторонам, как голодные волчицы, и была готова загрызть любого, кто посягнет на Мать всех таргов. Я хотел отругать племянницу за своеволие, так как приказал ей оставаться на Таргитаре, но ведьма, сопровождавшая Катю, зашипела на меня, как рассерженная кошка, и тут же получила в лоб от Баррака. Глазки у шаманки собрались в кучку, и она, высунув язык, повалилась на палубу. Уже через мгновение обе амазонки мутузили моего адъютанта, и мне пришлось применить физическую силу, чтобы не лишиться капитана дракара. Я вышвырнул обеих воительниц за борт, чтобы охладить их пыл, и звонко шлепнул по попе Мать всех таргов. Катя громко взвизгнула и удрала от меня в капитанскую каюту. На этом конфликт был исчерпан, и экипаж вытащил из воды мокрых амазонок, а я откачал шаманку. Когда тетка очухалась, я отправил ее в каюту к Кате, и она ускакала туда на полусогнутых, опасливо оглядываясь на меня.

Затем мне пришлось заняться травмами своего адъютанта, которому сильно досталось в потасовке. Я вмешался в драку довольно быстро, но амазонки успели прилично насовать Барраку. Правый глаз капитана совсем заплыл, а губы превратились в сплошную кровавую кашу, и он постоянно сплевывал за борт сгустки крови.

– Ингар, эти шучки мне правый клык выбили и шуть не лишили мушшкого доштоинштва, но я им шестоко отомщу! – зло прошепелявил Баррак, глядя, как из воды достают его обидчиц.

– Только попробуй опять устроить драку! Я сам тебе наваляю, что мало не покажется! – попытался я утихомирить адъютанта.

– Мой князь, я дратьша не шобираюсь – этим дурам много чешти! Я отомщу им по-другому, я на них на обеих шенюш! Вот тогда отольются мышкам кошкины шлезы! – заявил Баррак.

Конечно, на таргском языке поговорка звучала иначе, но смысл был примерно такой. Я рассмеялся, услышав заявление Баррака, и с сомнением спросил:

– А ты с обеими управишься? Если бы я не вмешался, то они тебе так накостыляли бы, что пришлось бы до самой смерти есть жидкую кашу с ложечки.

– Жубы – ерунда, новые выраштут, а девки хороши! Меня отец ш матерью уже доштали – женишь да женишь, но вше каких-то клуш шватали. Я пошледний год иш моря не вылешал, чтобы не шлышать их пришитаний: «Внуков хотим, вот убьют тебя, а кто ш нами оштанется!» Мой княш, поговори ш Матерью вшех таргов, чтобы она рашрешила шошватать швоих охранительниш, – шепеляво заныл Баррак.

– Я, конечно, поговорю с племянницей, а девушки-то за тебя пойдут?

– А куда они денутша? Я не пошледний тарг на Таргитаре, да и дом у меня полная чаша. Нужно быть коншеной дурой, штобы мне откашать, – удивленно ответил Баррак.

На этом инцидент был исчерпан, после чего корабли отчалили от пристани, и вскоре мы вышли в море. Чтобы не оставлять без последствий выкрутасы Кати на Таргитаре, я вошел в капитанскую каюту и, закрыв за собой дверь, сразу приступил к воспитательной работе, начав ее словами:

– Слушай, Мать твою... всех таргов, что ты о себе возомнила? Тебе лавры Юлии Тимошенко жить мешают? Так я тебя сейчас ремнем вылечу! Это что за бабская гвардия появилась, для которой я не указ? Если ты не угомонишь своих клевретов, то я из них лапши нашинкую и не посмотрю, что они с сиськами! Сегодня фанаты тебя на руках носят, а завтра на кол посадят! Кончай колхозную самодеятельность и слушай, что тебе старшие говорят. Я уже проходил через медные трубы и каждый раз чудом спасался от почитателей. Катя, тебе рано играть в такие игры, ты здесь даже не деньгами рискуешь, а своей и моей жизнью! Ты меня поняла?

– Да, – испуганно ответила племянница и заплакала.

На этот раз я не повелся на древний женский трюк и не стал утешать девушку. Я отодвинул Катю в сторону и направился в угол каюты, где от страха лязгали зубами защитницы Матери всех таргов. Таргини видели, как я отчитывал их повелительницу, и очень боялись, что князь пришел по их душу. Прочистка мозгов трем заблудившимся девицам много времени не заняла, и я вышел на палубу, чтобы перевести дух и успокоиться. Однако на глаза попалась разбитая рожа адъютанта, и мне пришлось заняться его лечением.

...Трехдневное путешествие на встречу с эльфами прошло практически без происшествий, и описывать его нет смысла. В основном мы обсуждали с Легардом план восстановления его власти в Доме и нюансы поиска скального уступа, через который я намеревался проникнуть в комплекс портала. Да, было еще одно примечательное событие, о котором я чуть не забыл рассказать. Катя дала добро на сватовство Баррака, и обе таргини сразу согласились выйти замуж за капитана, после чего эта троица не столько охраняла наши с Катей царственные тушки, а большей частью тискалась в закутках, которых на дракаре было не так много. Поэтому любовный роман на троих развивался на глазах всего экипажа, но все происходило в рамках приличий, принятых в племени.

К своему удивлению, в окружении таргов я чувствовал себя весьма комфортно. К эльфам у меня было сложное отношение, потому что приходилось постоянно быть настороже, подсознательно ожидая от них какой-нибудь пакости. Хуманы были мне фактически родней, но клановые традиции изобиловали строгими ограничениями на проявление чувств, и каждый хуман постоянно боялся потерять лицо, а это слегка напрягало. Как ни странно, но тарги по менталитету были ближе всего к русскому народу. Такая же широта души, природная хитринка и щедрость. Тарги не дураки выпить, особенно на халяву, и всегда поделятся последней рубахой, правда предварительно снятой со своего соседа. Тарги стойки в бою как скала, но выдающегося военного искусства от них ожидать не приходится. В душе каждый тарг анархист и мнит себя как минимум вождем клана, хотя зачастую не может сосчитать даже пальцев на одной руке. Про самомнение таргов я вообще молчу, потому что это отдельная песня! К тому же в каждом тарге присутствует какая-то особенная духовность, которую посторонние не в состоянии увидеть и понять, хотя пьяные разговоры в узком кругу зачастую ведутся на эту тему. Это вам ничего не напоминает? Я сам не лишен похожих недостатков, поэтому, несмотря на страхолюдный вид подданных, чувствовал себя как дома.

На третьи сутки плавания наши корабли вышли в точку рандеву с кораблем эльфов. Процедура передачи пленников была давно отработана, и дракар прикрытия без приказа спрятался за скалистым мысом, чтобы в случае форс-мажора прийти к нам на выручку. Прибытия корабля эльфов пришлось ждать всего пару часов, и все договоренности пока соблюдались. Эльфы приплыли на двухпалубной галере, превосходившей размерами дракар таргов вдвое, что несколько настораживало, но Баррак убедил меня, что это обычная практика. Как бы то ни было, я решил подстраховаться и выставил вокруг нас защиту от стрел. Эльфы – прагматики и если решат напасть, то в первую очередь постараются выбить противника стрелами, а в искусстве стрельбы из лука им нет равных. Надежно защитить весь корабль я не мог, а поэтому приказал экипажу укрыться за щитами. Магическое сканирование не указывало повышенную магическую активность на галере, только три эльфа имели защитные амулеты среднего уровня, а боевых артефактов мне обнаружить не удалось.

Когда корабли сблизились на расстояние до пятидесяти метров, Легард узнал трех эльфов, стоящих у самого борта.

– Ингар, я узнаю встречающих. Это мой двоюродный брат Лорэн и его сыновья, опасности нет! – улыбаясь, заявил эльф.

Вскоре корабли сошлись бортами практически вплотную, но палуба галеры оказалась на метр выше, чем у дракара, и с эльфийского корабля перекинули сходни. Три эльфа подошли к борту вплотную, и брат Легарда крикнул:

– Брат, ты меня узнал?

– Да, Лорэн.

– Перебирайся к нам на корабль, а твои люди пусть идут следом.

– Стоп! – Я удержал Легарда за плечо. – Сначала пусть кто-то из вас спустится к нам для переговоров, у нас есть вопросы, которые необходимо обсудить.

– Ну что же, человечек, ты сам этого хотел, – зло произнес эльф и прыгнул на палубу дракара.

– Стой, брат! – крикнул Легард, пытаясь остановить Лорэна, но тот с ходу воткнул ему в живот кинжал и, перепрыгнув через упавшее тело, бросился на меня.

Следом за Лорэном на дракар перепрыгнули двое его сыновей, а на палубу галеры, как черти из табакерки, выскочили из трюма два десятка лучников, и засвистели стрелы, в общем, начался абордаж. Именно начался, потому что сразу и закончился. Подсознательно я был готов к любому развитию событий, а поэтому сразу нанес оглушающий ментальный удар. Лучники с воем рухнули на палубу, схватившись руками за голову, а Лорэн с сыновьями вспыхнули как свечки. Защитные амулеты ослабили магический удар, но загорелись на груди своих владельцев, словно фальшфейеры. Эльфам ничего не оставалось, как, спасая свою жизнь, сигануть за борт.

Однако неожиданное нападение сыграло со мной злую шутку. Потому что досталось не только эльфам, но и экипажу нашего дракара, который тоже выл, катаясь по палубе.

– Катя, откачивай своих девок и Баррака, а я займусь Легардом. Минут через двадцать эльфы очухаются, поэтому усыпляй всех подряд и вяжи лучников, – приказал я и подошел к скрючившемуся на палубе Легарду.

Сканирование показало, что рана не смертельная, но кинжал оказался отравленным, и это значительно снижало шансы раненого на выживание. Я работал в сумасшедшем темпе, поэтому успел погрузить эльфа в кому и затормозить распространение яда по организму. Первым делом я вытащил кинжал из раны, а затем разрезал одежду и вскрыл лучом Силы брюшную полость. Отравленное лезвие не задело важных органов, но мне пришлось вырезать пораженные ядом ткани вокруг раны. Я старался работать быстро и справился с задачей буквально за пять минут. Жизни Легарда уже ничто не угрожало, но я прорезал в животе раненого здоровенную дыру, которая выглядела ужасающе. Необходимо было чем-то срочно прикрыть рану от попадания инфекции, и тут ко мне на помощь пришла оправившаяся шаманка. Ведьма притащила из каюты какой-то баул и, отстранив меня, ловко заштопала рану, а затем намазала кусок ткани вонючей мазью и наклеила его поверх шва.

– Повелитель, раненый пока вне опасности. Я им займусь, а вы покарайте наших врагов, которые нарушили древний договор!

Помощь шаманки пришла вовремя, потому что на палубу вылезли подгоревшие эльфы и уже собрались резать таргов, еще не пришедших в себя после ментального удара, а Катя со своими амазонками уже перебралась на галеру.

Появление врага меня даже обрадовало, потому что теперь было на ком отвести душу. В песне у Высоцкого есть такая фраза: «Кроме мордобитиев – никаких чудес!», вот и я накостылял перворожденным в рабоче-крестьянском стиле, не заморачиваясь с магией.

Вскоре очухался Баррак, а через несколько минут стали приходить в себя и другие члены экипажа дракара. Капитан сразу отправился на галеру вязать экипаж противника, получив жесточайший приказ не резать эльфов. Пока суд да дело, я надежно упаковал Лорэна с сыновьями и погрузил их в гипнотический сон. От этого занятия меня отвлек оглушительный вопль Кати:

– Игорь, беда! Еще три эльфийских корабля идут на штурм!

Я мгновенно перескочил на палубу галеры и посмотрел в сторону, куда указывала племянница. Из-за песчаной косы выплывали три дракара и направлялись в нашу сторону. До эльфийских кораблей было больше километра, и они пока прямой угрозы не представляли.

– И чего ты разоралась как оглашенная? Эльфы сюда плыть будут еще минут двадцать, могла бы и сама с ними разобраться! – отругал я племянницу.

– Как? – спросила Катя, вылупив на меня удивленные глаза.

– Я тебя магии учил, чтобы фейерверки устраивать или с врагами сражаться? Наш экипаж сейчас не боеспособен, и с тремя дракарами нам не справиться, а поэтому топи эльфов к чертовой матери! Дистанция убойная, есть время спокойно прицелиться, вот и расстреливай их файерболами.

Катя поняла, что от нее требуется, и сразу приступила к выполнению приказа, но первые два огненных шара улетели в море. Я успокоил девушку и указал ей на ошибки, после чего она промахнулась всего один раз. Чтобы пустить на дно эльфийский корабль, хватало всего одного файербола, поэтому вскоре на воде плавали только обгоревшие обломки, за которые держались несколько выживших в этой бойне перворожденных. Убедившись, что Катя в состоянии обеспечить оборону корабля от нежданных гостей, я вернулся на дракар.

Шаманка занималась ранеными, которых раскладывали рядом с ней на палубе, но не забывала приглядывать и за Легардом. Нападение эльфов стоило нам двух убитых и шестерых раненых бойцов. Хотя я почти сразу вступил в бой, эльфийские стрелы успели натворить бед. К счастью, тяжелораненых не было, и экстренная помощь никому не требовалась. Я огляделся, чтобы оценить обстановку, и увидел, как из-за скалы выплывает дракар, который должен был обеспечивать наши тылы. Меня душила злоба на капитана второго дракара за нерасторопность, и я собирался жестко наказать раздолбая, но когда корабль подошел ближе, то увидел на его палубе следы недавнего боя. Как потом оказалось, эльфы устроили засаду в заливе, в котором спрятался дракар. Стоило кораблю скрыться за скалами, как он был сразу атакован полусотней полукровок на лодках. Экипажу с трудом удалось отбиться, и то только потому, что среди нападающих не было истинных эльфов. Все равно тарги потеряли больше трети экипажа убитыми и ранеными.

Вскоре второй дракар подошел вплотную к захваченной галере, и я приказал его капитану выловить из воды эльфов с потопленных кораблей. Через полтора часа экипажам кораблей удалось справиться с последствиями боя, и моя маленькая эскадра поплыла в направлении Таргитара.

Настроение у меня было хуже некуда. План проникновения в Эльфийскую долину провалился с треском, и нужно было искать другие способы пробраться в комплекс портала. Легард выжил и быстро шел на поправку, поэтому я привлек его к допросу Лорэна и его сыновей. Результаты допроса оказались неутешительными, потому что у Легарда полностью отсутствовали шансы вернуться живым в Дом Хранителей портала. На эльфа была объявлена негласная охота, и главы других Домов решили поддержать в этом вопросе Рианона, а не спасать попавшего в плен к таргам Легарда. Главной ошибкой Рианона оказалось желание уничтожить соперника подальше от посторонних глаз, чтобы свалить гибель Легарда на пиратов, и в принципе его план сработал. Откуда узурпатору было знать, что в его расклады вмешаюсь я?

Надежд на то, что эльфы не узнают о побоище, устроенном нами во время передачи Легарда, не было никаких, так как на берегу наверняка находились эльфийские наблюдатели. Затевать новые переговоры также было бессмысленно, потому что эльфы скорее устроят набег на Тортугу, нежели вступят в переговоры с убийцами перворожденных.

После допроса я отдал пленников на расправу Легарду, который зарезал двоюродного брата и его сыновей, как собак, и делал это очень долго, причем с каким-то садистским наслаждением. Причиной такой жестокости стала информация, добытая с помощью ментального сканирования. Оказалось, что узурпатор уничтожил всю семью Легарда: отца, мать, жену и десятилетнюю дочь, а братик с сыновьями лично учувствовали в этом преступлении. Про изнасилование девочки я умолчал, но и остального с лихвой хватило для жестокой мести, длившейся почти сутки. Я только один раз наведался в капитанскую каюту, где эльф устроил пыточную камеру, и вылетел оттуда, словно пробка, потому что вид живого эльфийского тела с полностью содранной с него кожей меня как-то не вдохновил.

Экипажи наших кораблей после боя с эльфами оказались неполными, поэтому скорость движения значительно упала. Как бы то ни было, но на пятые сутки наша флотилия подошла к Тортуге. В пиратском порту меня ждала радостная весть, что с Нового Танола несколько часов назад приплыл корабль хуманов. Как оказалось, это прибыл Арчер, которого Колин сразу направил на Тортугу, как только узнал от таргов о нашем с Катей спасении. Мы выпили с другом за встречу, и я рассказал ему о своих злоключениях. На следующее утро Арчер отправился назад на Новый Танол с приказом доставить на Тортугу три сотни воинов, с которыми я собирался прорваться через Эльфийскую долину к порталу. Вместе с дракаром хуманов отплыла и эльфийская галера, она должна была стать транспортным кораблем для штурмового отряда. План был безумный, но злость переполняла меня, и я решил устроить ушастым Варфоломеевскую ночь.

«Не хотят по-хорошему, будет по-плохому! Дипломат из меня хреновый, но глотки резать мне не привыкать!» – подумал я, морально оправдывая подготовку к очередному побоищу.

До прибытия штурмового отряда с Нового Танола оставалось более полутора месяца, а бездельничать все это время я не собирался. Нападение на Элор требовало тщательной подготовки и разведки, чем я и решил заняться. Через три дня после отплытия Арчера в море вышел и мой дракар, который я направил в эльфийские воды.

К полудню четвертого дня мы увидели на горизонте две сторожевые башни, закрывавшие вход в гавань Элора, а уже через пару часов Катя разнесла их на куски своими файерболами. Вскоре из гавани вышли три галеры со странными надстройками на носу, и нам пришлось срочно удирать. Надстройки оказались метателями, стреляющими на полкилометра сгустками какой-то зеленой гадости, отравляющей все живое в радиусе сотни метров от места взрыва. Дальность поражения эльфийских метателей была ниже дальности файерболов Кати, но попасть в корабли эльфов с большого расстояния племяннице никак не удавалось. Мы удирали от галер, подняв парус, но зеленое облако отравы тоже двигалось по ветру, и нам приходилось постоянно лавировать, чтобы не попасть в зону поражения. Эльфы гнали нас на северо-запад почти до темноты, пока Катя наконец не попала в одну из галер, после чего эльфы оставили нас в покое, переключившись на спасение экипажа тонущего корабля.

К утру мы довольно далеко ушли от места гибели эльфийской галеры, и я заметил на берегу странное сооружение, похожее на гигантские песочные часы.

– Легард, что это такое? – спросил я эльфа, стоявшего рядом со мной на палубе.

– Это скала, которую мы называем Обелиском. Со стороны она кажется рукотворным объектом, но на самом деле является причудливым произведением природы. Мы давно облазили Обелиск от подножия до вершины и не нашли ничего, указывающего на его искусственное происхождение. Кстати, недалеко отсюда находится решетка водосброса. Видишь на скале белую стрелку, указывающую в воду? – Легард показал на светлую черточку на скале. – Вот прямо под ней она и находится.

– Баррак, направь дракар к скале со стрелкой и пришвартуйся рядом. Я хочу посмотреть на этот водосброс, может быть, удастся пролезть внутрь.

– Ингар, донырнуть до решетки ты сможешь, но мифрил ничем не перерезать. Конечно, можно нырнуть для развлечения. Только учти, вода здесь холодная, и я за тобой не полезу, – заявил Легард.

– Если сильно замерзну, то сразу вылезу. Баррак, принеси веревку и какую-нибудь железку для груза, я искупаюсь, – приказал я и стал раздеваться.

Вода действительно оказалась ледяной, но магия позволяла согревать тело, и я не боялся простудиться. Решетку я увидел сразу, но ее действительно было сложно перерезать с помощью магии, так как мифриловые прутья оказались толщиной с руку. Сама труба водосброса была в диаметре около двух метров и уходила в глубину скалы за пределы моего магического обзора. Все же я попытался перерезать прут решетки, но мне не хватило воздуха, чтобы закончить операцию, и пришлось всплывать. Выбравшись на палубу дракара, я спросил Легарда:

– Как вам удалось обследовать решетку? Глубина здесь большая, а вода действительно холодная, просто ужас.

– Мы использовали два водолазных колокола, опуская поочередно двух ныряльщиков прямо к решетке. Однако все попытки проникнуть внутрь не удались, а когда один ныряльщик погиб, мы бросили эту затею. С тех пор прошло уже около сотни лет, но я как сейчас помню лицо мертвого Лурия, а он был мне как брат. Это я виноват в его смерти, потому что возомнил себя умнее наших предков, – тихо признался эльф.

Идея с водолазным колоколом мне понравилась, и если воспользоваться этим методом погружения, то мне будет вполне по силам перерезать прутья решетки. Затем можно будет использовать колокол как промежуточную базу, тогда у меня появится возможность заплыть в трубу почти на полкилометра и вернуться назад, не подвергая себя большой опасности. Прикинув все за и против, я не стал откладывать плодотворную идею в долгий ящик и развил бурную деятельность.

Мне в голову пришла мысль использовать в качестве колокола пустую бочку из-под пресной воды, из которой выбито дно, и запаса воздуха в ней должно было хватить на получасовое погружение. Под моим техническим руководством десять членов экипажа вытащили бочку из трюма на палубу и выбили у нее дно. Со стороны выбитого днища матросы прикрепили к бочке сетку с булыжниками в качестве грузила и подвесили эту конструкцию на якорном канате. Однако стало темнеть, и испытание колокола пришлось отложить на следующий день. Дракар снялся со швартовых канатов, привязанных к скале, и уплыл на ночь в небольшую бухту, укрытую скалами от ветра и посторонних глаз.

(обратно)

Глава 28

Мне удалось хорошо выспаться, и сразу после завтрака дракар вернулся на место погружения. Старшим на корабле я оставил Баррака, Катя держала оборону, а Легард страховал меня при погружении.

Самодельный колокол пошел вниз, а я устроился на нем сверху, чтобы вовремя подать сигнал, когда колокол окажется на нужной глубине. Погружение пошло без происшествий, и колокол завис прямо напротив водосброса. Осмотревшись, я убедился, что поблизости нет желающих меня слопать, и тогда начал резать решетку лучом Силы. За одно погружение мне удалось обрезать всего один прут. Чтобы обновить в колоколе воздух, матросы вытаскивали его на поверхность три раза, и только после третьего погружения мне удалось прорезать достаточную для прохода дыру в решетке.

Сразу залезть к черту в пасть я не решился и сначала плотно пообедал и хорошенько отдохнул. Чтобы одежда не цеплялась за препятствия под водой, мне пришлось раздеться почти догола и остаться в одних штанах, хотя вода обжигала холодом. По моей команде матросы резко опустили колокол за борт вместе со мной. Путь в трубу водосброса был открыт, но животный страх леденил душу. Чувство самосохранения било тревогу, но мне было не привыкать бороться со страхом, поэтому уже через несколько секунд я протиснулся в вырезанную мной дыру в решетке и нырнул в водосброс. Через пару минут стало темно, как в могиле, и мне пришлось полностью перейти на магическое зрение. Труба оказалась на одну треть забита илом, и хотя на моем пути не встретилось непреодолимых препятствий, но мелкая взвесь ограничивала магический обзор до десятка шагов. Проплыв по трубе с полкилометра, я уже подумывал о возвращении, когда заметил отверстие в верхней части трубы. Ответвление шло вертикально вверх, а к стенке трубы были привинчены скобы лестницы. Я нырнул в ответвление, и вскоре моя голова оказалась над поверхностью воды. Чтобы не отравиться какой-нибудь гадостью, я осторожно понюхал воздух. Атмосфера была затхлой и сильно воняла гнилью, но дышать было можно. Магическое зрение обнаружило над головой тупик, но скобы лестницы продолжали куда-то вести. Я поднялся по ним еще на десяток ступеней, и моя голова уперлась в металлический люк с круглым штурвалом.

Первая попытка повернуть штурвал оказалась провальной, и я уже собирался попытаться срезать запоры магией, но догадался повернуть штурвал в противоположную сторону. Люди в основном праворукие, а эльфы в большинстве левши, поэтому в механизмах, изготовленных предками перворожденных, резьбы левые, и замки открываются в левую сторону. Штурвал провернулся без особых усилий, и вскоре послышалось шипение воздуха, выходящего через уплотнение. Крышка люка легко открылась, словно не прошли столетия с момента, когда ее закрывали в последний раз. Подтянувшись на руках, я сел на край люка и огляделся. Неожиданно над головой загорелся огонек аварийного освещения, и я перешел на обычное зрение.

Если верить первому впечатлению, то люк вывел меня в технический туннель, используемый персоналом комплекса для доступа к массивным механизмам водосброса. К такому выводу я пришел, обнаружив, что вдоль стен туннеля проходят пучки кабелей и металлические трубы, а на полу были проложены рельсы.

Коридор шел параллельно трубе водосброса, и я решил не идти в глубину комплекса, а направился в сторону моря, предварительно закрыв за собой люк. Босые ноги осторожно ступали по пыльному полу, оставляя за собой четкие следы, и эта картина отдавала сюрреализмом. По мере продвижения по туннелю передо мной автоматически загорались аварийные лампочки, которые гасли за спиной, стоило загореться следующей. Это обстоятельство указывало на то, что древние механизмы все еще работоспособны и есть надежда заставить работать портал на Геон. Через сотню метров коридор закончился квадратным тамбуром с единственной раздвижной дверью, которая, скорее всего, вела в кабину грузового лифта. Лифт конечно же не работал, поэтому мне не удалось раздвинуть створки двери, однако в нише рядом с лифтом находилась ведущая наверх аварийная лестница.

Через двадцать минут лестница вывела меня в другой тамбур, где я обнаружил такую же дверь лифта, что и внизу. Однако этот тамбур был значительно больше первого по своим размерам, а в его стенах я увидел несколько дверей. Напротив дверей лифта находились большие квадратные ворота, к которым были проложены рельсы, а под потолком висел кран-балка с металлической корзиной.

На полу помещения и на всех механизмах лежал толстый слой пыли, но внешне они выглядели исправными. Я попытался поочередно открыть все двери, но безуспешно, пока не добрался до двери, расположенной рядом с лифтом. Эта дверь немного выступала из стены и выглядела массивнее остальных. Рядом с ней я увидел отпечаток ладони, используемый в качестве генетического ключа. Попытка активировать ключ закончилась неудачей – механизм не хотел реагировать на мою ладонь.

После нескольких безрезультатных попыток открыть дверь мне ничего не оставалось, как вернуться к аварийной лестнице, но неожиданно за спиной раздался тихий щелчок. Оглянувшись, я заметил, что из оттиска ладони выскочила игла, которая должна забрать образец ДНК. Через секунду моя ладонь лежала на оттиске, а игла получила каплю моей крови.

Процедура проверки ДНК заняла около пяти минут, после чего сработал механизм замка, и дверь плавно провалилась внутрь стены. За дверью находилась небольшая квадратная комната. На дальней от двери стене комнаты висел квадратный силовой щит с десятком выключателей и массивным рубильником с надписями на эльфийском языке «Включить» – «Выключить». Справа от щита находилась мнемосхема, на которой были обозначены механизмы помещений, работающие от щита. Подобные щитовые комнаты мне уже встречались на Геоне в бункере и в подземелье холма, расположенного недалеко от Мэлора. Потратив полчаса на изучение схемы, я смог разобраться, что к чему, и можно было попытаться включить питание на агрегаты комплекса. Ничего, что могло бы представлять угрозу, я на схеме не обнаружил и поэтому решился включить рубильник, а затем поочередно и выключатели на щите.

В результате моих экспериментов небо на землю не упало, и загоревшиеся под выключателями огоньки указывали на то, что все в порядке. Я вернулся в тамбур и увидел, что включилось рабочее освещение помещений, а рядом с дверями лифта загорелись кнопки вызова. Закрытые двери, выходящие в тамбур, оказались разблокированными, и я потратил несколько минут на обследование скрывающихся за ними помещений. Скорее всего, это были полупустые складские помещения, в которых я не обнаружил ничего интересного, только в одной из комнат стояло несколько ящиков с непонятными агрегатами. Осмотрев склады, я направился к подъемнику возле ворот, но, видимо, агрегат был неисправен или включался из другого помещения, потому что индикация на его пульте управления не работала. Закончив обыск помещений тамбура, я решил вернуться на дракар и продолжить свои изыскания после более основательной подготовки.

Мне давно уже следовало вернуться на корабль, потому что мои спутники наверняка уже стоят на ушах, считая, что князь Ингар утонул. Я вызвал лифт и вошел в его кабину, однако кнопки его управления указывали, что выше тамбура находится еще один этаж. В результате непродолжительных раздумий любопытство взяло верх над осторожностью, и я решил подняться наверх.

Палец нажал верхнюю кнопку с надписью «Башня», после чего кабина, тихо покачиваясь, пошла вверх. Через полминуты лифт остановился, и дверь кабины открылась. За дверью оказался небольшой тамбур с массивной дверью, на которой я увидел очередной оттиск ладони. В стенах тамбура были прорезаны амбразуры, закрытые бронированными щитками, а под потолком висела турель автоматического метателя.

«Ну, блин, я попал!» – мелькнула в голове тревожная мысль.

Я нажал кнопку управления, чтобы спуститься вниз, но лифт на это не отреагировал. После многократных нажатий всех имеющихся кнопок мне стало понятно, что спуститься вниз не удастся и нужно идти в тамбур. Сделав несколько шагов, я подошел к двери и приложил руку к оттиску ладони. На этот раз долго ждать не пришлось, и игла воткнулась в руку уже через секунду. Я с замиранием сердца ждал результата, а затем услышал, как заработали сервомоторы метателя и закрылась дверь лифта.

«Ну вот, Игоряша, ты и доигрался в Бога», – мелькнула в голове испуганная мысль, и я зажмурился.

Однако вместо грохота метателя я услышал звук отпираемого замка двери и открыл глаза. Дверь провалилась внутрь помещения, открывая проход в башню. В первый момент я решил, что попал в древний склеп, потому что весь пол был усыпан человеческими костями, но вскоре понял, что башня стала последним убежищем для тех, кто пытался спасти здесь свою жизнь. Среди скелетов взрослых людей, но скорее всего эльфов, я заметил несколько детских скелетов и скелеты, явно принадлежащие женщинам, если судить по остаткам истлевшей одежды. Намногих черепах были надеты маски, похожие на противогазные, а рядом с вентиляционными отверстиями в стенах лежали группы скелетов, похоже пытавшихся заткнуть их подручными предметами. Помещение башни имело круглую форму, а вдоль ее стен стояло шесть стационарных метателей на мощных станинах. Амбразуры перед стволами метателей были закрыты броневыми заслонками, поэтому посмотреть, что творится снаружи, не было возможности.

«Похоже, покойников отравили какой-то химией, от которой не помогли даже противогазы. Не повезло вам, ребята», – подумал я и направился к пульту управления, мигающему разноцветными огоньками.

Рядом с пультом к потолку уходила винтовая лестница, заканчивающаяся площадкой с люком, похожим на люк, закрывающий трубу водосброса. Я поднялся по лестнице и понял, что люк заблокирован автоматикой. Спустившись, я подошел к пульту и стал разбираться с его устройством. Он был разбит на секции, управляющие различными механизмами башни. Система управления была рассчитана на неподготовленного бойца и оказалась простой, как утюг. Надписи, сделанные на эльфийском языке, были однозначными и хорошо читались. «Боевая секция» управляла метателями 1, 2, 3, 4, 5 и 6. Под каждым номером находился тумблер «Вкл. – Выкл.», под ним тумблер «Заслонка: Закр. – Откр.». В самом низу находился тумблер выбора типа ведения огня «Автомат – Ручной». В общем, все было сделано по уму и не требовало знаний доктора наук. Справа от «Боевой секции» располагалась «Сервисная секция» с тумблерами блокировки и открывания дверей, управление освещением, вентиляцией и складом с боеприпасами, питанием, амуницией, а также с комнатами отдыха.

Я нашел тумблер блокировки аварийного выхода и разблокировал люк на лестнице. На люке мигнула лампочка, и я снова направился к люку. После нескольких поворотов штурвала люк утонул в потолке, а затем ушел в сторону, и в башню ворвался свежий морской воздух. Я поднялся наверх по ступенькам приставной лестницы и выбрался на засыпанную камнями скальную площадку. Слева от себя я увидел уходящую за горизонт гладь моря, а справа – горную гряду, окружающую Эльфийскую долину.

Я направился к краю площадки и посмотрел вниз, после чего запрыгал, как козел, размахивая руками, и заорал во всю глотку. Мое временное помешательство объяснялось просто – я увидел, как дракар таргов на всех парусах уходил в море, а гребцы на веслах добавляли ему скорости. В первый момент я не понял причины экстренного бегства моих подданных, но потом увидел на воде огромное грязное пятно и бурлящий бурун, поднимающийся со дна моря возле берега.

Все сразу стало на свои места, и я понял, что, включив энергоснабжение башни, я запустил систему водосброса, из которой вынесло тонны ила и грязи, а бурун на воде указывал на немалую силу потока воды, вырывающейся из подводной трубы. Дракар чудом не разбило о скалы, и сейчас он на всех парусах удирал подальше от опасного места. Только круглый идиот мог бы поверить в то, что князь Ингар смог выжить в этом водовороте, поэтому я снова остался у разбитого корыта. Правда, я некоторое время надеялся, что дракар только отойдет в сторону от опасного места и встанет на якорь, но две эльфийские галеры, выплывшие из-за отдаленного мыса на юге, похоронили эти надежды.

Скакать козлом и орать как оглашенный я закончил, только когда дракар, преследуемый галерами эльфов, скрылся за горизонтом. Мне было прекрасно известно, что заметить человеческую фигуру на верхушке Обелиска с расстояния в несколько километров практически невозможно, особенно когда никто в эту сторону не смотрит, но нужно было куда-то девать кипящий в крови адреналин. Я в очередной раз по собственному раздолбайству попал в опасный переплет, из которого нужно выбираться в одиночку. Однако плакаться в жилетку было некому, поэтому я сел на камень у края скалы и стал подводить итоги своих подвигов.

У меня нет ни еды, ни воды, и спуститься вниз без парашюта невозможно. Подъемник рядом с лифтом не работает, а чтобы идти в глубь комплекса, нужна хотя бы питьевая вода. Еще бы не мешало разжиться какой-нибудь одеждой, а то шастать по подземелью босиком и в одних штанах неуютно. Без еды можно продержаться больше месяца, а без воды – через неделю крыша поедет. Даже если я выберусь из башни, то вокруг – дикие скалы, на которых вряд ли водится какая-то живность. Можно, конечно, наловить рыбы, но все же «без воды – и ни туды, и ни сюды». До Таргитара на дракаре плыть неделю, а у меня даже лодки нет, и построить ее не из чего. Значит, главная задача – найти воду, а все остальное отложим на потом, – решил я и спустился в башню.

* * *

– Баррак, мы должны вернуться назад!!! Ингар не мог погибнуть, он жив! – кричала Катя, извиваясь в руках могучего тарга.

– Госпожа, за нами гонятся эльфы, и если мы от них не оторвемся, то нам конец. Я не могу допустить гибели Матери всех таргов.

– Я утоплю галеры файерболами!

– Принцесса, на этот раз вам это сделать не удастся, – вмешался в разговор Легард. – На этих галерах установлены магические щиты, которые смогут отклонить файерболы, а спасения от яда морской сколопендры нет. Если галеры приблизятся на дальность выстрела своих катапульт, то мы – покойники.

Катя перестала вырываться из рук Баррака и тихо спросила:

– Что нам теперь делать?

– Нужно плыть на Таргитар и готовиться к нападению эльфийского флота. У нас много кораблей, и если перворожденные нападут, то мы задавим их числом. Наши потери будут большими, но на смену героям придут другие, а у эльфов рождается очень мало детей, и гибель каждого эльфийского воина невосполнима. Я думаю, что демонстрация силы возможна, но серьезного нападения не будет. Легард, я прав? – спросил Баррак у эльфа.

– Скорее всего, так и будет, но бдительности терять не стоит. Среди нашего народа много хитроумных и беспринципных личностей. Я сам стал жертвой заговора, и руководил им эльф, которого я когда-то считал своим другом.

– Значит, мы больше сюда не вернемся? – спросила Катя.

– Мы вернемся, когда минует опасность, и прочешем все побережье, но сейчас нам нужно спасать вашу жизнь, – ответил Баррак, чтобы успокоить девушку, но сам уже давно считал Ингара погибшим.

(обратно)

Глава 29

Драть волосы на лысой голове было бессмысленно, поэтому я сразу приступил к поискам воды. Логика подсказывала, что водоснабжение должно подводиться в помещение для отдыха боевого расчета башни, где наверняка есть кухня, душевая и туалет. Я внимательно изучил «Сервисную секцию» на пульте управления и по надписям под тумблерами окончательно убедился, что искать воду нужно именно там.

Казарма боевого расчета, склады и технические помещения находились этажом ниже боевого отсека башни, но я не сразу разобрался, как туда спуститься. Дверь на нижний этаж располагалась с противоположной стороны шахты лифта, и я не сразу ее заметил. Однако быстро догадался включить питание «Сервисной секции» и, сориентировавшись по звуку сработавшего механизма замка, нашел дверь и спустился по лестнице.

Лестница привела меня в кольцевой коридор с многочисленными дверями. На полу коридора и возле дверей лежали кости бывших хозяев, и, чтобы открыть очередную дверь, мне приходилось ногами отодвигать истлевшие останки. Поначалу мне попадались только четырехместные кубрики для личного состава, в которых не было даже умывальника, однако вскоре я обнаружил столовую, а затем и кухню. Рядом с входной дверью с надписью «Столовая» находилась дверь в туалетную комнату с четырьмя душевыми кабинами и умывальниками, а также туалетом на два посадочных места.

Вода в кранах отсутствовала, поэтому я направился в столовую, надеясь, что хотя бы там найду воду. Обеденный зал оказался небольшим и был рассчитан всего на шестнадцать посадочных мест. В зале стояло четыре квадратных столика со стульями и блестящий металлический прилавок с квадратными бачками для раздачи пищи. К прилавку примыкала стеклянная витрина, заставленная тарелками с остатками засохшей еды. Пол в столовой был засыпан костями, причем их было намного больше, чем в коридоре.

Бегло осмотрев обеденный зал, я пробрался в помещение кухни, вход в которую находился рядом с раздаточным окном. Технические законы во всех мирах одинаковы, колесо всегда круглое, а у каждого болта имеется гайка, поэтому эльфийская кухня мало чем отличалась от своего земного аналога, если только в нюансах. В кухонных кранах вода также отсутствовала, и я занялся обыском кладовок, шкафов и холодильников.

Запасы продуктов в обесточенных холодильниках и шкафах кладовок давно рассыпались в труху, но я обнаружил целый склад стеклянных бутылок с вином, а также с прозрачной жидкостью, похожей на минералку. К моему разочарованию, вино превратилось в уксус, но вода действительно оказалась минеральной. Прошедшие столетия практически не сказались на качестве содержимого, правда, на дно бутылок выпал минеральный осадок, но, насколько я помню, это обычное дело. Магическое сканирование не обнаружило в минералке ядовитых веществ, и я сделал маленький глоток из бутылки. Вода напоминала по вкусу земные ессентуки, но была менее минерализована. Я подсчитал обнаруженные запасы минералки и понял, что в ближайшее время жажда мне не грозит. В шести ящиках стояло двести сорок бутылок воды емкостью немного меньше литра каждая. Водяной кризис был преодолен, и я с легким сердцем продолжил обследование помещений нижнего этажа. Вскоре мне попалась дверь с надписью «Насосная станция», где было сосредоточено управление водоснабжением и канализацией. Если верить мнемосхеме, висевшей рядом с силовым щитком, башня имела автономную систему водоснабжения и канализации. Пресная вода добывалась из артезианской скважины, а отходы жизнедеятельности сбрасывались в море по трубе водосброса.

Я поочередно запитал энергией механизмы насосной станции и услышал гул заработавших насосов. Через несколько минут в стеклах водомеров показалась вода, и я побежал в душевую, чтобы открыть краны и спустить скопившийся в трубах воздух. Сначала из кранов бежала одна только грязная жижа, но через полчаса трубы очистились. Вода была холодной, но я с наслаждением залез под душ, чтобы смыть грязь, которая за время блужданий по пыльному подземелью покрыла меня с ног до головы.

Техника, созданная древними эльфами под руководством Странников, изготавливалась в основном из мифрила, а поэтому была исключительно надежна. Наиболее ответственные узлы защищались от износа и старения магией, а это давало гарантию на века. Как бы это ни выглядело фантастически, но и на Земле имеются подобные примеры долговечности. Канализация Рима прекрасно функционирует более двух тысяч лет, и все неисправности в нее внесены кривыми руками потомков древних строителей.

После бодрящего душа я продолжил обыск помещений «Сервисной секции». Следующей важной находкой явилась оружейная комната, доступ в которую открывался привычным генетическим ключом. Хранящееся здесь оружие напоминало то, что я обнаружил в бункере на Геоне, и работало оно по схожему принципу. Это были ружья и пистолеты, стреляющие короткими оперенными дротиками длиной не больше двух сантиметров, выталкиваемые из ствола с помощью водяного пара. Небольшая порция воды мгновенно превращалась в пар с помощью магического кристалла, то есть пар использовался в качестве пороха. Помимо пирамиды с высокотехнологическими винтовками и пистолетами, я обнаружил шкаф с признаками магической защиты. Незнакомая магия всегда опасна, поэтому мне пришлось потратить более часа на изучение установленной защиты, пока я не убедился, что это не боевая магия, а скорее всего магия, защищающая хранящиеся в шкафу предметы от порчи. Страхуясь от неожиданностей, я открыл шкаф из коридора, набросив на ручку шкафа крюк из куска проволоки с привязанной к нему веревкой. Ничего опасного не произошло, и я вернулся в оружейку, чтобы осмотреть находки.

В шкафу висело два комплекта эльфийской одежды вместе традиционным эльфийским вооружением. Представить себе перворожденного без лука просто невозможно, а меч и кинжал только дополняют образ эльфийского воина. Одежда напоминала военные мундиры и поражала изяществом отделки – она явно принадлежала офицерам. Найденные в шкафу офицерские мундиры натолкнули меня на мысль, что, скорее всего, гарнизон башни состоял из полукровок, а командовали ими два истинных эльфа. Мечи и кинжалы были изготовлены из мифрила по единому образцу, но луки отличались по отделке и, видимо, достались владельцам по наследству. После магического обследования одежды и оружия я убедился в отсутствии в них магических закладок и переоделся. Костюм был выращен по эльфийским технологиям и сразу проснулся, почувствовав ауру нового владельца. За несколько минут все предметы были подогнаны под мои размеры, и мундир стал фактически моей второй кожей.

Я решил испытать найденное в арсенале оружие, поэтому выбрал винтовку и пистолет, загрузил обоймами два подсумка и отправился на крышу башни. Результаты испытаний меня особо не впечатлили, так как боевая магия давала сто очков вперед этим пукалкам. Пистолет ничем не превосходил по боевым возможностям обычный ПМ, а из винтовки можно было попасть в цель метров на триста. На этом расстоянии эльфийский воин легко попадет вам в любой глаз из лука, а маг с боевым амулетом отправит на тот свет кучу народу. Поэтому я решил вооружиться пистолетом для боя на короткой дистанции, а вместо винтовки взял эльфийский лук с колчаном на сорок стрел. Ножны мечей по эльфийской традиции были предназначены для ношения за спиной, и вскоре заняли свое место, а кинжалы я повесил на ремень, напоминавший по конструкции портупею.

С таким прекрасным вооружением и почти полным запасом магии я мог гонять ушастых по Эльфийской долине, как овец по пастбищу, но до них нужно было еще добраться.

Засиживаться в башне смысла не было, поэтому я вернулся на кухню и перелил минералку из бутылок в трехлитровую мифриловую флягу, найденную в шкафу с посудой. Затем по традиции присел на дорожку и в последний раз обдумал план дальнейших действий. Долго думать не пришлось, так как дорога у меня была только одна. Мне предстояло снова спуститься в технический туннель и попытаться по нему пробраться в комплекс портала.

Когда лифт остановился и его двери открылись, мне в глаза ударил яркий свет. Я вздрогнул от неожиданности, но быстро понял, что в туннеле просто включилось нормальное освещение. Тишину подземелья нарушали звуки работающих механизмов и отдаленный гул воды в трубе водосброса. Вскоре я миновал люк в трубу водосброса и легкой трусцой побежал вперед. Туннель медленно изгибался вправо и поэтому просматривался только на сотню шагов. Ничего примечательного в пределах видимости не было, поэтому я прибавил ходу и бежал трусцой еще около часа, пока не натолкнулся на стоящую на рельсах дрезину с двумя вагонетками. В кабине машиниста сидел скелет без головы, а вагонетки оказались пустыми. Идею приспособить транспортное средство для своих нужд я сразу отбросил, потому что магический кристалл в дрезине был полностью разряжен, а тратить запас магии на сомнительные эксперименты было глупо.

Забег по подземелью продолжался в общей сложности около трех часов, и наконец туннель вывел меня к закрытым массивным воротам. Перед воротами находился большой прямоугольный тамбур, на стенах которого мне удалось разглядеть амбразуры, а под потолком висели два автоматических метателя в бронированных полусферах. Если судить по красным огонькам на башнях метателей, то боевые системы были активированы, и только самоубийца мог сунуться к воротам без разрешения.

Я начал искать знакомый оттиск ладони на стене туннеля и вскоре обнаружил его в щитке недалеко от входа в тамбур. Процедура опознания прошла без задержек, и огоньки на башнях метателей стали голубыми, однако ворота не открылись. Чтобы преодолеть возникшее на пути препятствие, мне пришлось пройти еще одну процедуру опознания уже непосредственно у ворот. Затем в стене открылась дверь, через которую я прошел внутрь комплекса портала.

Сразу за дверью находилось что-то вроде КПП с обыкновенной вертушкой, рядом с которой на стене я увидел карту. Карта напоминала схему московского метро – на ней были обозначены туннели, лифты и другие помещения комплекса. Схема была выполнена в цвете, и меня сразу заинтересовала выделенная голубым пунктиром зона с надписью «Командный центр». Чтобы не плутать по коридорам комплекса, я сделал магическую копию карты и загнал ее себе в подсознание и только затем отправился на поиски этого командного центра.

Коридор КПП вывел меня в тамбур с лифтом, точной копией тамбура на противоположном конце технического туннеля. Двери лифта открылись по первому требованию, и я, сверившись с картой, нажал кнопку шестого этажа. Лифт за пару минут доставил меня к цели, и я вышел в тамбур, заваленный костями. В помещении были отчетливо видны следы боя, и рядом с останками погибших лежало оружие. Черепа у многих скелетов оказались пробиты пулями или разрублены мечами. Особенно много скелетов лежало возле коридора, ведущего к командному центру.

Через несколько минут мне удалось добраться до входа в усиленно охраняемую зону, где произошло настоящее побоище. Нападавшие заклинили входные ворота в командный центр массивной тележкой, но автоматические метатели устроили в тамбуре настоящую бойню. На стенах были видны следы пожара, а куча обгоревших костей указывала на то, что в небольшом помещении погибло много народа. Однако, несмотря на огромные потери, штурмовавшие командный центр уничтожили метатели и ворвались внутрь.

Видимо, все защитники командного центра погибли перед воротами, потому что в коридорах центра следов боя я не обнаружил. Сам командный центр представлял собой несколько разделенных отсеков, набитых различной аппаратурой, расположенной вокруг квадратной площадки, в центре которой стояло круглое сооружение с единственной дверью.

Похоже, целью нападения являлось именно это помещение в центре командного центра. Нападающие пытались открыть дверь с помощью какого-то непонятного агрегата, но попали под газовую атаку, на чем штурм комплекса и закончился. Я с трудом оттащил агрегат в сторону от двери и, разбросав ногами кости на полу, приложил ладонь к генетическому ключу. Механизм замка сработал без задержки, и дверь провалилась внутрь помещения.

За дверью находилась круглая пустая комната с ведущей наверх винтовой лесенкой посередине. Я поднялся по лесенке и оказался в комнате с подковообразным пультом управления, перед которым в кресле сидел скелет без головы. Я подошел к покойнику и споткнулся о череп, лежащий на полу. Беглый осмотр черепа указывал на то, что покойный покончил с собой, а не умер естественной смертью. К такому выводу меня привело наличие дыры в левом виске черепа, а также лежащий возле кресла пистолет.

Окончательно в версии самоубийства меня убедила записка, лежащая на толстой амбарной книге с надписью «Журнал дежурств». Я вытряхнул останки скелета из кресла, уселся на его место и прочитал записку, не без труда разобрав рукописный текст. Самоубийца, видимо, уже плохо контролировал себя, потому что строчки наезжали одна на другую, а буквы скакали, как у первоклашки.

«Простите меня, если сможете. Я убил всех, не удосужившись прочитать до конца инструкцию, и теперь нет возможности что-то исправить. Комплекс портала деактивирован, а в его помещения закачан ядовитый газ. Наши предки убили Странников, а теперь они с того света добрались до нас. Газ потеряет свои свойства не ранее чем через сотню лет, а снова запустить механизмы комплекса портала сможет только Странник. Личные ключи, настроенные на кровь эльфов, теперь активизируют защиту комплекса, и тот, кто попытается проникнуть в комплекс с помощью такого ключа, будет уничтожен. Прошло уже тридцать дней с начала восстания полукровок, и у меня кончились запасы воды. Выйти наружу я не могу из-за газа, а поэтому мне остается только пустить себе пулю в голову. Подробное описание последних событий вы найдете в „Журнале дежурств".

Дежурный по командному центру командир сотни ночных призраков капитан Лоэрен из Дома Хранителей портала».

Отложив в сторону записку, я осторожно открыл «Журнал дежурств» и начал перелистывать его страницы, разыскивая записи о последних событиях в комплексе портала.

Журнал велся стандартно и практически ничем не отличался от подобных документов на Земле. Амбарная книга была аккуратно разлинована на графы, каждая графа имела заголовок на каждой странице. Все было просто и наглядно. Сначала шли число и месяц, а затем имена и звания сдавшего и принявшего дежурство, а в графе «Происшествия» в основном стояло: «Происшествий не случилось». Такие записи в этой графе повторялись почти до конца журнала, но затем появились тревожные записи. Если судить по датам, то дежурство длилось пятеро суток, а журнал велся уже более года.

Первая тревожная запись о приближении к Оркании кометы датировалась двумя месяцами от дня катастрофы. Это была запись о приведении комплекса в повышенную готовность и неудачной попытке связи с комплексом портала на Геоне. Затем появилась запись о тайной подготовке к эвакуации руководства эльфийских Домов на Геон. После этой записи стали появляться регулярные сообщения о сбоях в работе оборудования. Наконец я наткнулся на возмущенный рапорт капитана Уэлиса о допуске ремонтной бригады полукровок для устранения засора в системе водоснабжения командного центра. Дежурный, написавший рапорт, сделал жирную приписку, что допуск полукровок на территорию командного центра строго запрещен инструкциями и он снимает с себя ответственность за приказы начальства. На этом месте стандартное ведение журнала прерывается и начинается повествование капитана Лоэрена.

«Прошу простить за сумбур, но описываю события по памяти, и сейчас нет возможности четко восстановить хронологию. Это пересказ событий и мой личный взгляд на произошедшее, а также догадки, не подтвержденные неоспоримыми фактами.

День начинался как обычно, и ничто не предвещало беды, но Уэлис, передавая мне дежурство, громко ругался на то, что глава Дома Хранителей портала приказал ему пропустить в командный центр бригаду ремонтников-полукровок, чтобы устранить засор в канализации. Такого не случалось никогда, и это только подтверждало бардак, царивший в руководстве Оркании при приближении кометы Странников. Власть имущие тайно готовились к эвакуации на Геон, хотя сами громогласно заявляли, что комета пройдет мимо. Я проводил Уэлиса к выходу и хотел закрыть дверь, вот тогда все и началось. Здоровенный полукровка ударил Уэлиса по голове гаечным ключом и попытался прорваться внутрь, но я успел нажать кнопку „Тревога". Разряд магии отбросил предателя от двери, и я быстро запер замок. В ту же секунду раздался вой сирены, и я бросился к пульту управления.

За всю историю Оркании не было даже попыток захватить командный центр, и должность дежурного являлась скорее древней традицией, нежели настоящим боевым постом. Управление порталами проводилось непосредственно из их помещений, а в Командном центре находилась только кнопка аварийной остановки систем комплекса и хранилище записей с камер охраны. Поэтому я растерялся, не понимая, что происходит вокруг. Через некоторое время мне удалось взять себя в руки, после чего я бросился к сейфу и достал толстенный том инструкций, который в последний раз держал в руках сто лет назад. Тогда я был молод и глуп, а поэтому прочитал инструкцию только на треть, сейчас же я лихорадочно искал раздел, где говорилось о красной кнопке. Пока я выяснял, что же мне делать, в коридорах комплекса началось настоящее побоище. Со всех этажей комплекса приходили тревожные вести, а в громкоговорителе были слышны звуки сражения и вопли умирающих бойцов. Полукровки резали эльфов, как скотину, и практически захватили весь комплекс портала, им даже удалось ворваться в зону командного центра и перебить персонал и охрану.

Сначала предатели обратились ко мне с ультиматумом, обещая сохранить жизнь, если я открою дверь, но, услышав отказ, пригрозили сжечь меня живьем. Я послал их ко всем чертям и продолжил читать инструкцию, но полукровки приволокли из шахты буровую машину и попытались вскрыть заблокированную дверь. Именно в этот момент я нашел нужный раздел инструкции и активировал аварийный пульт управления. Действуя по пунктам, я открыл доступ к аварийной кнопке и нажал на нее, после чего в вентиляцию комплекса портала пошел ядовитый газ. Газ распространялся по помещениям медленно, но спасения от него не было, потому что все выходы из комплекса оказались заблокированы защитной автоматикой, а индивидуальные ключи персонала перестали работать. На третьи сутки газ уничтожил все живое в подземелье, и, согласно инструкции, я должен был включить систему дегазации, но на экране монитора появилась надпись: „Приложите ладонь к сканеру". На пульте открылся лючок, из которого выдвинулся отпечаток ладони, и я приложил к нему свою руку. Через некоторое время на мониторе появилась надпись: „Ключ не действителен", а затем: „Комплекс переходит в режим консервации". Я лихорадочно читал инструкцию и только случайно заметил внизу предпоследней страницы сноску, напечатанную мелким шрифтом: „В случае активации аварийной кнопки воспользоваться ключом доступа главы Совета эльфийских Домов с ампулой крови Странника, в противном случае доступ в комплекс будет блокирован, а сам комплекс законсервирован. Расконсервировать комплекс сможет только Странник, воспользовавшись своей живой кровью, с любого терминала доступа".

Прочитав эту надпись, я понял, что погиб, и решил покончить с собой, чтобы не мучиться, умирая от жажды. Однако на мониторе появилась бегущая строка, требующая набрать код доступа, которым являлось слово „перворожденный". Я набрал слово на клавиатуре и активировал код. Через минуту на экране появился текст: „Только что вы активировали систему наведения кометы Странника, и вашему миру осталось жить всего несколько дней. Если вы читаете эти строки, то ваш заговор удался, и эльфы уничтожили последнего Странника на Оркании и в мире Геона. Мы вас породили, но неблагодарные дети решили уничтожить своих родителей. Вы прокляты, и теперь нам нет дела до вас!"

Затем экран монитора отключился, а в центре управления погасло основное освещение и загорелась аварийная лампочка. Я попытаюсь найти выход из создавшейся ситуации, но шансов на спасение практически нет».

Я дочитал «Журнал дежурств» и достал из сейфа на стене том «Инструкции по эксплуатации аварийного пульта управления комплексом портала». Через полчаса я нашел страницу с инструкцией по активации аварийной кнопки и активировал сканер ДНК на пульте. Капля моей крови запустила механизмы пульта управления, и на экране монитора появилась строка: «Приветствую тебя, брат. Меня звали Таиром, и я последний из Странников в мире Оркании. Если ты читаешь эти строки, значит, заговор эльфов удался и я мертв. Тебе предстоит возродить наш народ, и это займет много времени, но время у тебя есть. Я не знаю, кто ты, и, возможно, ты потомок Странников, разбросанных по Вселенной после Великого исхода. Если это так, то тебе неизвестны тайны нашей магии и технологии, поэтому я буду тебя обучать. На подобный случай у нас разработана программа обучения, которая поможет тебе стать настоящим Странником и наследником великого народа. А сейчас ты должен отдохнуть и закончить все неотложные дела, потому что первый этап обучения займет сто дней в состоянии гипноза».

Экран погас, и я откинулся на спинку кресла. Голова шла кругом от таких новостей, но произошедшее не стало для меня полной неожиданностью. С первой секунды переноса на Геон я в глубине души понимал, что все, что произошло со мной, не простая случайность, и вот эта тайна начала проясняться.

Однако сейчас в голове бродили совсем приземленные мысли, потому что мне банально хотелось есть, а для этого мне нужно выйти из комплекса портала в Эльфийскую долину и отловить какого-нибудь ушастого, чтобы тот обеспечил меня едой и помог связаться с таргами или хуманами.

(обратно)

Глава 30

Ночь подходила к концу, и на востоке небо начало светлеть. Я сидел в засаде, спрятавшись за большим валуном, и ждал, когда мимо пройдет эльфийский патруль. Ушастые несли караульную службу спустя рукава, да и что могло угрожать вооруженным до зубов воинам в самой отдаленной точке долины? Маршрут патрулирования я довольно подробно изучил, наблюдая за эльфами через амбразуру караульного поста, расположенного рядом с потайным выходом в долину. Магическое зрение обеспечивало неплохой обзор в радиусе километра, и я обнаружил эльфов заблаговременно. Патрули менялись раз в четыре часа, и сейчас к засаде приближались только что заступившие в караул воины. Эльфы еще окончательно не проснулись и плелись по тропе, зевая во весь рот, поэтому мне удалось взять их тепленькими. Оглушающий удар магией – и три разгильдяя разлеглись на земле в живописных позах. Через полчаса связанные пленники уже лежали на полу в караульном помещении, где я потрошил их сознание. К моему сожалению, среди пленных оказался только один истинный эльф, а два других воина были полукровками.

Зомбирование прошло гладко, и магические закладки в мозгах пленников надежно гарантировали тайну моего появления в долине. Правда, полезных сведений я получил немного, так как эльф оказался каким-то третьим племянником второго заместителя главы Дома Хранителей портала и был глуп как пробка. Как сказали бы на Земле, в его голове были только водка, бабы и рок-н-ролл. Политикой эльф не интересовался и поэтому был не в курсе последних политических раскладов. Полукровки знали немного больше своего командира, но они не были допущены к важным эльфийским тайнам, а поэтому их сведения основывались в основном на слухах.

Пленные воины принадлежали к Дому Хранителей портала, столицей которого был замок Геонил. В замке располагался небольшой гарнизон, и он являлся официальной резиденцией главы Дома, где тот проживал со своей семьей и приближенными. Геонил находился в пяти километрах от горной гряды, окружающей Эльфийскую долину, и в древности охранял подходы к туннелю, ведущему в комплекс портала. Базой для патрулей служил деревянный форт, построенный в центре поселка полукровок, который почему-то назывался сторожевым постом. Поселок стоял на полпути между Геонилом и заблокированным входом в портал.

Форт служил казармой для отряда воинов, охраняющих главную ценность Дома Хранителей портала – рощу мэлорнов. Мэлорны оберегали пуще глаза, а маршрут патруля, пролегавший вдоль стены портала, считался второстепенным. Большинство жителей поселка полукровок ухаживали за мэлорнами, а также обеспечивали Геонил продовольствием и другими предметами первой необходимости. Кроме того, в поселке жили семьи гарнизона и обслуживающего персонала замка. Помимо Сторожевого поста, в роще мэлорнов располагались дачи истинных эльфов. Ушастые всегда предпочитали жить в лесу, так как чувствовали себя в каменных домах некомфортно, но стены замка обеспечивали более надежную защиту от нападения соплеменников.

Сведения, полученные от пленников, в основном дублировали знания, скачанные из памяти Легарда, поэтому мне было жаль потраченного на допросы времени.

Закончив работу с эльфом и полукровками, я вытащил их из комплекса в долину и вывел из гипнотического сна. Воины проснулись и, увидев мое улыбающееся личико, сразу попытались удрать, но мой грозный окрик остановил беглецов. Я приказал эльфу повторить задание, заложенное в его сознание, после чего отпустил всех восвояси. Воины сломя голову убежали в лес, а я вернулся в комплекс, чтобы перекусить конфискованными у охраны продуктами.

Меню было простым, но после трехдневной голодовки три куска жареного мяса, несколько лепешек и фляга родниковой воды показались мне изысканными деликатесами. После еды я решил лечь отдохнуть, потому что у меня оставалась пара свободных часов до полудня. По моим расчетам, только к этому времени зомбированные охранники успеют привести на условленное место начальника караула и еще троих его заместителей, поэтому я позволил себе расслабиться.

Мои планы были просты и незамысловаты. Я решил с помощью зомбирования подчинить себе Дом Хранителей портала и, дергая за ниточки из-за кулис, послать весточку таргам и хуманам. Таким способом я намеревался создать костяк своей новой армии, предназначенной для защиты подходов к комплексу от наездов остальной ушастой братии.

Однако допускать даже зомбированных эльфов в комплекс портала я не собирался, памятуя о том, как ушастые обошлись с моими предшественниками. Мне пришла в голову более безопасная идея – поселить в комплексе таргов и хуманов, которые должны стать гарнизоном комплекса портала. Только в этом случае я смогу обезопасить себя на время, пока буду обучаться магии и технологии Странников.

На данный момент комплекс полностью находился под моим единоличным контролем, к тому же после изучения соответствующего раздела инструкции мне удалось разобраться с администрированием прав доступа для генетических ключей. Первым делом я запретил доступ в комплекс обладателям эльфийской крови, чтобы ушастые не могли шастать где им вздумается. Затем я ввел дополнительный код к генетической проверке доступа по крови Странника. Теперь, чтобы получить наивысший приоритет, не только требовалась капля моей драгоценной крови, но и необходимо было ввести кодовое слово. Закрыв эту дыру в защите, я обезопасил себя от предательства, однако не обольщался своей неуязвимостью. Из жизненного опыта мне было прекрасно известно, что на всякую хитрую пятую точку всегда найдется болт с соответствующей резьбой. Все эти заботы вымотали меня до предела, поэтому я провалился в сон, как в черную яму. Однако, несмотря на усталость, чувство смутного беспокойства подняло меня на ноги, словно по сигналу пожарной тревоги.

За последнее время я научился доверять своей паранойе, поэтому сразу открыл заслонку амбразуры и осмотрел подходы к потайной двери. Магическое сканирование сразу обнаружило две ауры на поляне возле ручья, но это были не мои подопечные. Мало того что в аурах отсутствовала метка «свой-чужой», одна из аур принадлежала орку. Контрольная метка на ауре была очередным ноу-хау моего величества, которая получилась абсолютно случайно при зомбировании одного из полукровок. Поначалу я воспринял этот побочный эффект как ошибку, но, выяснив, что вреда она не наносит, решил таким образом намеренно изменять ауру зомбируемых, чтобы отличать своих от чужих. Мой магический взгляд не обнаружил других визитеров, а поэтому я решил выяснить, что за публика обосновалась у ручья, так как нежелательные свидетели мне не нужны.

Соблюдая все меры предосторожности, я выбрался из комплекса в долину и, осторожно подкравшись к поляне, выглянул из кустов. Мои глаза мгновенно вылезли на лоб от представшего перед ними зрелища. На берегу ручья развернулось ожесточенное сражение не на жизнь, а на смерть, правда на любовном фронте. Высокая эльфийка в полном неглиже зверски насиловала связанного по рукам и ногам орка, в общем я стал свидетелем садомазохистской оргии местного разлива. Здоровенный орк жалобно верещал, а эльфийка скакала на нем, как индеец на мустанге, и охаживала свою жертву хлыстом. Мне глубоко противны подобного рода извращения, поэтому я решил вмешаться, к тому же во мне взыграла мужская солидарность.

Чтобы оглушить эльфийку, потребовалась всего пара секунд, после чего у меня в плену оказалась настоящая амазонка. Сладкую парочку я усыпил и запер в кладовке караулки, после чего вернулся к амбразуре в стене, чтобы проконтролировать обстановку. Буквально через несколько минут в поле зрения показались эльфийские ауры, и я направился к месту, облюбованному мной для засады. Зомбированный командир патруля четко выполнил мой приказ и привел в засаду все свое начальство, после чего захват власти в Доме Хранителей портала стал только вопросом времени и превратился в банальный конвейер.

До самой темноты я занимался приемом новых пленных и их магической обработкой, в результате чего под моим контролем оказался отряд из пятидесяти шести полукровок и девяти эльфов. После процедуры зомбирования все пленники были распущены по боевым постам и месту жительства, с приказом продолжать обычную жизнь. Мне очень не хотелось раньше времени раскрывать факт своего появления в комплексе портала. Патрульным было поручено снабжать меня продовольствием и предметами первой необходимости, а также выполнять обязанности связных и информаторов.

Как ни странно, но самым ценным пленником, а вернее, пленницей оказалась любвеобильная амазонка с симпатичным именем Люсиэль. Престарелой «девочке» недавно исполнилось всего четыреста пятнадцать лет, и она жестоко страдала от одиночества. Несмотря на весьма преклонный возраст, для эльфийки, не привязанной к Нордрассилу, она выглядела потрясающе, а в ее крови бурлили женские гормоны. Более сотни лет назад в схватке с орками погиб ее очередной возлюбленный – очередной, потому что Люсиэль уже давно сбилась со счета, – и она решила жестоко отомстить зеленорожим за его смерть, но весьма своеобразным способом.

Амазонка сколотила банду сексуальных киллерш из трех десятков эльфиек, у которых на ту же тему также съехала крыша, и буквально терроризировала стойбища орков на побережье Южного океана и моря Штормов. Дракар Люсиэль под розовым флагом, на котором красовались отрезанные мужские причиндалы, наводил дикий ужас на зеленорожих. Даже пираты, славящиеся своим мужеством и беспощадностью, завидев розовый флаг, изо всех сил налегали на весла и старались удрать за горизонт. Пленники амазонок умирали не от меча или пыток, их участь была намного страшнее. Барышни отправляли клиентов в могилу особо извращенным способом, который я имел удовольствие лицезреть на поляне у ручья. Даже могучие в мужском плане орки не выдерживали многочасовой скачки на себе трех десятков свихнувшихся в сексуальном плане эльфиек и мучительно умирали от полного истощения моральных и физических сил. Удовлетворив свою похоть, дамочки оскопляли свои жертвы, а истерзанные тела выбрасывали на берег для устрашения.

Люсиэль даже среди своих сумасшедших подруг выделялась особой жестокостью и садизмом. Она настолько зверски расправлялась с пленниками, что зачастую обламывала весь кайф своим подругам, поэтому в последнее время не участвовала в коллективных оргиях, а отправлялась в ближайший лесок с выбранной для утех жертвой и отрывалась там от души в соответствии со своим извращенным вкусом.

В данный момент банда амазонок отдыхала в Элоре после очередного набега, а Люсиэль приехала навестить родню в Геонил, не забыв захватить с собой трех пленников, двое из которых уже стали жертвами ее сексуальных утех. Свихнувшаяся красавица через пару дней намеревалась вернуться в Элор, а это обстоятельство давало мне отличную возможность оповестить Катю, что я жив. К тому же у меня появилась реальная возможность провести таргов и хуманов внутрь комплекса портала, воспользовавшись грузовым подъемником в башне. Я написал Кате пространное письмо с подробными инструкциями и приложил к нему схему, на которой указал место на побережье, где тарги должны высадить десант и выгрузить запасы продовольствия для будущего гарнизона комплекса. Закончив письмо, я решил разбудить пленницу, чтобы познакомиться с нею поближе.

«Любопытство сгубило кошку» – гласит английская поговорка, и я разбудил Люсиэль, не проведя зомбирования ее сознания. Ну очень мне хотелось посмотреть на сексуальную маньячку в ее натуральном обличье. К счастью, у меня хватило ума не развязывать амазонке руки, хотя и ногами она шуровала – Ван Дам отдыхает! Я снял с красотки гипнотические чары и стал дожидаться, когда она откроет глаза, и, конечно, дождался! Умопомрачительные ресницы Люсиэль дрогнули, и она приоткрыла левый глаз, после чего мне прилетело в лоб классическое мае гири. Видимо, дама не совсем отошла от гипноза, поэтому ее стройная, но весьма мускулистая ножка дрогнула, и я все-таки сумел немного отклонить голову в сторону, но звон в ушах у меня стоял еще минут десять. Пока великий Ингар уходил кульбитом от повторной оплеухи, Люсиэль вскочила на ноги и выбежала в коридор. Я не стал пользоваться магией, чтобы пришибить дамочку, а поэтому мне пришлось гоняться за этой бешеной кошкой почти полчаса, но победа стоила мне пары синяков на роже и треснувшего ребра.

Поначалу я озверел от злобы, но хлесткий маваши гири, едва не сломавший мне правую руку, сразу поставил мозги на место. Ну а когда Люсиэль заехала мне коленом в живот, я искренне возблагодарил богов, что сумел увернуться от первого удара ногой, потому что эльфийка лягалась, как ломовая лошадь. Шустрая амазонка каким-то чудом сумела развязать свои шаловливые ручонки и попыталась навесить мне люлей во встречном бою. Однако могучий пенальти под красивую попку, исполненный мною в стиле Роберто Карлоса, сразу отбил у дамы охоту к рукоприкладству, и она благоразумно попыталась удрать. Люсиэль показывала чудеса ловкости, но мне все-таки удалось загнать ее в тупик перед лифтом и вырубить апперкотом в живот.

После моего могучего удара амазонка прилегла отдохнуть, скрючившись в позе эмбриона, и, пока она не очухалась, я привязал ее руки к ногам за спиной и согнул в дугу в виде лука. Одержав пиррову победу над «слабой женщиной», я рухнул на пятую точку рядом с Люсиэль и занялся ремонтом своего избитого тела, а затем – излечением травм у своей жертвы.

К моему удивлению, Люсиэль довольно быстро пришла в сознание и, вместо того чтобы ругаться и корчить зверские рожи, начала строить мне глазки. Голая красотка пыталась даже в связанном состоянии выгодно демонстрировать свои прелести и довольно сексуально извивалась, делая вид, что пытается развязать веревки. Наверное, я был первым мужчиной, который сумел накостылять ей в честном бою, и она меня зауважала как достойного противника. Однако мозги у эльфийки явно были набекрень, если она решила, что сможет затащить меня в койку после такого мордобоя. Конечно, длительное воздержание не способствует поддержанию целомудрия, и гормоны тоже играли в моей крови, но не до такой же степени! Нужно быть полнымотморозком, чтобы позволить скакать на себе свихнувшейся амазонке, которая запросто слона загонит до смерти.

Вместо игры в гляделки я усыпил эльфийку и приступил к зомбированию. На этот раз мне пришлось изменить стандартную процедуру, чтобы установить в сознании буйной дамы парочку дополнительных магических блоков, которые по идее должны стать гарантией от сексуальных домогательств с ее стороны. Однако я где-то напортачил, и магическая защита вскоре начала давать сбои.

Закончив зомбирование, я загрузил в сознание эльфийки образы людей и таргов, которых ни в коем случае нельзя убивать, иначе кровожадная Люсиэль могла запросто прикончить кого-нибудь из моих приближенных. Я особо акцентировал внимание амазонки на образе Кати, для которой было предназначено мое послание.

Разбудив Люсиэль, я развязал ей руки и заставил повторить поставленную мной задачу. Убедившись, что дама ничего не напутала, я одобрительно кивнул, после чего мы вернулись в караулку, где эльфийка оделась и забрала приготовленное для Кати письмо.

С помощью Люсиэль я надеялся решить весьма важные проблемы, но ее настроение и внешний вид мне не нравился. Магия, конечно, хорошо, но кроме плетей желательно, чтобы подчиненные получали от начальства и пряники. После драки амазонка физически находилась в разобранном состоянии и была морально подавлена. Досталось Люсиэль на орехи по полной программе, к тому же стравить сексуальное давление она не успела. Такой расклад меня не устраивал, и, чтобы поддержать ценного кадра, я решил подарить амазонке пленного орка. Зеленорожий бугай был тупым куском мяса и поэтому не представлял для меня никакой ценности, однако в качестве сексуального тренажера еще годился. В душе задавленно пискнул голосок совести, но орк стал авансом за будущие услуги для ушастой.

(обратно)

Глава 31

С момента отъезда Люсиэль прошло почти две недели, но пока никаких известий из Элора не приходило. Все это время я занимался изучением различных инструкций по эксплуатации оборудования, а также обследованием помещений центров управления основного и аварийного порталов. Если судить по внешнему виду обоих комплексов, то порталы не были повреждены восставшими, так как их захват являлся основной целью восстания. На данный момент мне в общих чертах стали понятны принципы, на которых работает техника Странников, но этих знаний оказалось явно недостаточно для запуска порталов и перемещения на Геон. Великий Ингар давно уже не строил иллюзий насчет собственной гениальности, поэтому я прекрасно понимал, что большой удачей стало даже то, что мне удалось восстановить систему видеонаблюдения, вышедшую из строя во время восстания. Конечно, не нужно быть великим специалистом в электронных и магических системах Странников, чтобы заменить разбитые видеокамеры наблюдения исправными, которые я снял в помещениях, не требующих постоянного визуального контроля, но и здесь пришлось серьезно поломать голову. Восстановленная охранная система значительно облегчила жизнь и позволила мне вместо многокилометровых забегов по коридорам комплекса заняться более насущными делами.

Тем временем события в Эльфийской долине довольно успешно развивались по разработанному мной сценарию. Практически все полукровки и более половины эльфов Дома Хранителей портала уже находились под моим магическим контролем, а это значительно повышало шансы на успех всей операции. Фактически только властная верхушка Дома, проживающая в замке Геонил, и воины из ее охраны еще не прошли процедуру магического зомбирования, однако я решил не форсировать события, пока в комплексе не обоснуется надежный гарнизон из таргов и хуманов.

Утренняя проверка систем безопасности и видеоконтроль подходов к комплексу портала ничего опасного не обнаружили, и я уже собрался спуститься в технический туннель, чтобы зарядить магический аккумулятор в дрезине, на которой я регулярно катался в башню. Конечно, видеонаблюдение изо всех боевых постов велось, но камеры не давали полной картины и имели мертвые зоны, а поэтому собственным глазам я доверял намного больше. Еще одной неотложной проблемой, требующей скорейшего решения, стал ремонт подъемника в башне, с помощью которого я намеревался доставлять грузы в комплекс. В принципе механизмы его находились в работоспособном состоянии, но требовали переборки и чистки, чем, собственно, я и решил заняться.

Зуммер охранного датчика вернул меня от двери к экрану монитора, на котором ярко мигали отметки аур трех незваных гостей. Не теряя времени на бессмысленные гадания, я быстро спустился в караульное помещение и уже через несколько минут рассматривал нежданных визитеров через амбразуру в стене, после чего буквально затрясся от злости. У меня появилось огромное желание разорвать эту троицу на куски, потому что гостями оказались моя любимая племянница Катя, Легард и чокнутая Люсиэль.

С трудом взяв под контроль расшатанные нервы, я просканировал округу и, только полностью убедившись, что эти умники не притащили за собой хвост, впустил гостей внутрь комплекса, при этом ругаясь в пустоту как шизофреник.

– И чем только забита голова у женщин? Ты, как идиот, часами просчитываешь головоломные ходы, строишь наполеоновские планы, и все труды идут коту под хвост только потому, что подчиненные начинают мудрствовать, вместо того чтобы тупо выполнять приказы!!! – бубнил я, спускаясь по лестнице в тамбур, где должна была состояться «теплая» встреча дорогих гостей.

Однако расправиться с нарушителями воинской дисциплины я не успел, потому что Катя с визгом повисла у меня на шее и мгновенно залила ее слезами. Вся злоба мгновенно улетучилась, и мне пришлось битый час покорно выслушивать жалобные стенания любимой племянницы. Катя сбивчиво поведала мне, как она испугалась, когда все решили, что я погиб, причем все это она изобразила в лицах.

С трудом успокоив племянницу, я начал выяснять у Люсиэль причину невыполнения боевого приказа и приготовился примерно наказать эльфийку, назначив ее козлом отпущения за все реальные и мнимые грехи. Однако амазонка быстро прочитала на моем лице свой приговор и спряталась за спину Легарда. Почувствовав себя в относительной безопасности, Люсиэль, заикаясь от страха, доложила, что она абсолютно не виновата в произошедшем конфузе. Оказалось, что стоило кораблю амазонок выйти из порта Элора, как он практически сразу подвергся нападению двух таргских дракаров, ринувшихся на абордаж. Такой наглости эльфийки не ожидали, потому что даже пираты, завидев флаг амазонок, старались избежать боя и улепетывали во все лопатки.

Кровавое сражение закончилось в считаные минуты – оба таргских дракара были захвачены эльфийками. Кате и Легарду очень повезло, что они выжили в начавшейся мясорубке, после которой от экипажей таргских кораблей осталась только треть. К счастью, отчаянные вопли Легарда сумели остановить начавшуюся бойню и не позволили амазонкам вырезать таргов подчистую. Наглое нападение настолько разозлило эльфиек, что вошедшие в раж воительницы не особо следили за тем, кому рубят голову. Мне и самому хорошо знакомо это чувство, когда адреналин буквально льется из ушей, а по клинку меча течет кровь твоего врага. Озверевшие дамы не очень церемонились даже с эльфами и полукровками и, только избив ушастых родственников до полусмерти, стали разбираться, у кого уши одинаковой с ними длины.

Закончив мародерствовать и рассортировав живую добычу, эльфийки наконец снизошли до разговоров с пленниками. Люсиэль первым допросила вопящего, как сирена, Легарда и поняла, что едва не убила мою племянницу, к которой была отправлена с посланием. До икоты испугавшись моего праведного гнева, эльфийка на некоторое время впала в прострацию и выпустила ситуацию из-под контроля. Катя мгновенно воспользовалась растерянностью Люсиэль и потребовала срочно освободить пленных и доставить себя в комплекс портала, ну а характер у моей племянницы далеко не сахар. В первый момент Мать всех таргов даже начала качать права и попыталась нагнуть под себя отряд амазонок. Однако Люсиэль быстро отошла от стресса и указала обнаглевшей девушке на ее место, а затем объяснила, «кто в доме хозяин».

Увы, но Кате в очередной раз пришлось столкнуться с жестокими реалиями Средневековья, где человеческая жизнь зачастую гроша ломаного не стоит, и ей не удалось избавить пленников от незавидной участи. Единственное, на что хватило влияния племянницы, – это не позволить эльфийкам дорезать раненых таргов. Люсиэль поддалась на Катины уговоры и приказала оставить на плаву один из трофейных кораблей, после чего амазонки вышвырнули на него раненых пленников. Дракару сильно досталось во время абордажа, и он едва держался на воде, поэтому милосердие Люсиэль было показным. Остальных же пленников ждал рынок рабов Элора или ужасная смерть в оргиях амазонок, но лишить брутальных девиц военной добычи было невозможно.

Капитан Баррак тоже выжил в сражении, хотя и получил несколько серьезных ранений, однако шаманка вовремя зашила раны тарга. Израненный капитан снова взошел на капитанский мостик, но на этот раз полузатопленного плавучего лазарета, который эльфийки бросили на произвол судьбы в открытом море.

После возвращения в Элор с победой и трофеями амазонки устроили трехдневную оргию, после чего Люсиэль с десятком самых близких подруг ускакала в Геонил на встречу со мной. Агенты Рианона в Элоре попытались выкупить у амазонок Легарда, но Люсиэль послала их куда подальше, а связываться с одиозными дамами было себе дороже. Эльфийка объявила Легарда своим личным пленником, что в принципе соответствовало истине и давало законную возможность конвоировать военную добычу в Эльфийскую долину.

Как ни торопилась Люсиэль, но агенты Рианона оказались шустрее, и узурпатору вскоре стало известно, что Легард жив и направляется в Геонил. Рианон опасался, что Легард попытается вернуть себе власть в Доме Хранителей портала, и на отряд амазонок была устроена засада. Нападавшие очень торопились и плохо подготовились к бою, в результате чего многоопытные эльфийки легко отбили нападение полукровок, но Люсиэль пришлось изменить маршрут и прорываться к комплексу портала лесными тропами.

Кардинально изменившаяся обстановка заставила меня срочно ломать намеченные планы и действовать на опережение. Атаковать Геонил нужно было решительно и быстро, пока враг не подготовился к обороне, а поэтому я сразу объявил общий сбор.

Гениальных идей по спасению собственной шкуры в голове не оказалось, а поэтому мне пришлось идти путем Наполеона. Великий император прославился крылатой фразой, что «сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет», а кто я такой, чтобы спорить с самим Наполеоном?

Уже через два часа перед комплексом портала собралась практически вся моя маленькая армия, которой явно не хватало для штурма Геонила, поэтому мне в основном приходилось рассчитывать на свою магию. Чтобы воодушевить своих бойцов, я толкнул короткую патриотическую речь, которая даже меня не убедила в победе. Подруги Люсиэль подозрительно смотрели на разыгрываемое перед ними шоу, и поэтому я срочно свернул митинг и на скорую руку обработал магией амазонок, что не гарантировало качества зомбирования. Время утекало, как вода сквозь пальцы, и мне пришлось отправиться на штурм Геонила с тем, что есть, иначе шансов на успех совсем не было.

Однако боги оказались сегодня на моей стороне, и наша авантюра увенчалась успехом. Правда, на этот раз мне не удалось покрыть себя неувядаемой славой, потому что стоило нам подойти к стенам замка, а Легарду потребовать выдачи узурпатора, как гарнизон сразу перешел на сторону законного главы Дома Хранителей портала. К моему сожалению, Рианона захватить живым не удалось. Самозванец и его семейка давно уже стояли поперек горла всем членам Дома Хранителей портала, и восстание против его власти являлось лишь вопросом времени, а тут подвернулся такой замечательный повод! Слухи о том, что Легард жив, уже несколько дней ходили по коридорам замка, поэтому как только воины гарнизона увидели со стен своего бывшего правителя, то мгновенно подняли восстание и прирезали Рианона со всей его шайкой. Конечно, у меня возникли подозрения, что командование гарнизона просто не захотело оставлять свидетелей собственного предательства и унижений, но это нам с Легардом было только на руку.

Незаметно пролетело еще два месяца моих странствий по миру Оркании. После захвата власти я не стал афишировать себя как фактического главу Дома, а действовал из-за кулис, возложив представительские функции на Легарда. Все руководство Дома было надежно зомбировано и находилось под моим магическим контролем. Доступ на территорию княжества был фактически закрыт для членов других эльфийских Домов, а возникшие претензии Легард отвергал, ссылаясь на чрезвычайное положение, введенное после подавления заговора Рианона. Конечно, смена власти в Доме – событие важное и не осталось без внимания недругов, но после того, как Легард повесил трех полукровок, засланных шпионить, любопытство стало удовлетворяться только легальными способами.

Примерно через месяц после этих событий в комплексе портала наконец появился боеспособный гарнизон из таргов и хуманов, однако только Богу известно, чего мне это стоило! Хуманы и тарги смотрели на технику Странников, как папуасы на телевизор, и мне пришлось закачивать им в голову даже таблицу умножения. В результате этого сизифова труда и бессонных ночей только два десятка воинов научились управлять боевыми механизмами комплекса, причем только в ручном режиме. Не хочу показаться расистом, но разница в усвоении материала таргами и хуманами оказалась разительной, поэтому к сложной технике я допустил только хуманов. Так невольно произошло разделение труда по расовому признаку, но другого выхода у меня не было, ибо допускать эльфов к управлению комплексом портала я просто боялся. Теперь тарги обеспечивали связь гарнизона с внешним миром, а оборона самих порталов и управление боевыми башнями комплекса были возложены на бойцов Арчера.

В результате проведенной мной работы власть в Доме Хранителей портала полностью перешла под контроль Легарда и Люсиэль, а безопасность комплекса надежно обеспечивали Арчер с Барраком, которые прекрасно дополняли друг друга. Однако меня начала серьезно беспокоить Катя, которая активно подключилась к властным структурам и начала корчить из себя богиню из фэнтезийного фильма. После очередного несанкционированного митинга в честь Матери всех таргов, который мне пришлось разгонять пинками, я стал решительно пресекать любые попытки племянницы порулить моими подданными. Похоже, власть серьезно ударила Кате в голову, и с этим срочно нужно было что-то делать. После очередного разговора на повышенных тонах я передал племянницу под опеку Люсиэль, поручив ей воспитание взбалмошной девицы. Катя сразу встала на дыбы, но после полученного от меня подзатыльника отправилась проходить «курс молодого бойца» в банду амазонок. «Чтобы служба медом не казалась», я пригрозил Люсиэль лично проверить результаты обучения племянницы, и если Катя провалит экзамен, то обрею ее налысо вместе с ученицей.

После решения основных организационных вопросов у меня наконец-то появилась возможность залечь на три месяца в спячку для изучения тайн Странников. Это назревшее мероприятие постоянно откладывалось по различным причинам, но в глубине души я признавался себе, что серьезно побаиваюсь этой процедуры. Однако так не могло продолжаться бесконечно, и мне пришлось волевым порядком прекращать эту волокиту, в противном случае я никогда не попаду на Геон.

Махнув рукой на мелочовку, я назначил на сегодняшнее утро совещание, на котором должен был раздать последние ценные указания и утвердить график работ на время моего отсутствия. После этого я намеревался запереться в центре управления, где в потайной комнате находился весьма страхолюдный агрегат Странников, один внешний вид которого приводил меня в трепет. Мне предстояло провести в этом напичканном непонятными приборами мифриловом гробу сто дней, причем находясь в бессознательном состоянии, и превратиться из «гадкого утенка» в неизвестное науке чудо генетических технологий Странников. Как раз этого «чуда» я и опасался, а вдруг меня превратят в монстра о шести лапах и с рогами как у лося.

Если верить инструкциям, оставленным моим предшественником, то в процессе этой процедуры мой мозг будет пополнен весьма важной информацией, а организм пройдет окончательную адаптацию к межпространственным переходам через порталы – и будет всем счастье, в чем я серьезно сомневался. Более внятной информации в памяти контрольного терминала обнаружить не удалось, а поэтому приходилось рисковать головой, хотя по ночам мне и так уже стали сниться кошмары.

Однако мои наполеоновские планы в очередной раз рухнули, так как во время совещания прискакал гонец из Геонила, который с выпученными от страха глазами доложил, что в замок заявилась делегация глав эльфийских Домов Оркании с требованием срочных переговоров, причем именно с князем Ингаром. Похоже, несмотря на все мои жесткие меры по обеспечению информационной безопасности, кто-то настучал в Совет эльфийских Домов о происходящих переменах в Доме Хранителей портала, а возможно, и внутри самого комплекса.

Обложив судьбу матом по-русски, я все-таки сумел привести мысли в порядок и отправился на встречу с ушастой элитой. Меня сопровождала банда Люсиэль в полном составе, переселившаяся следом за своей командиршей из Элора в Геонил и фактически ставшая моей личной охраной. Поначалу дамами двигало природное любопытство, а после зомбирования у некоторых появился еще и шкурный интерес. Первое время амазонки никак не могли понять, чем этот лысый мордоворот приворожил их Люсиэль, для которой мужчина являлся обычным куском мяса. Дамы строили по этому поводу самые фантастические догадки, вгонявшие меня в краску на регулярной процедуре сканирования памяти приближенных к моей драгоценной особе.

Страдая от любопытства, длинноухие красотки страстно возжелали попробовать «комиссарского тела» и начали строить мне глазки, да так рьяно, что временами мне казалось, будто в банде собрались одни косоглазые извращенки. Однако здесь дамочек поджидал жестокий облом, так как я не обращал на соискательниц постельных утех никакого внимания, а в ответ на подмигивания недовольно кривил рожу. Мало того, ревнивая Люсиэль жесткой рукой наводила порядок в бабском войске, в результате чего самая борзая девица ее отряда ходила с огромным фонарем под глазом и распухшими губами.

Увы и ах, но, как ни берег я свое целомудрие, Люсиэль все-таки ухитрилась залезть ко мне в постель. Произошло это после моей грандиозной попойки с Арчером в минуту физической и моральной слабости. Я сам толком не помню процесса грехопадения, но наглая эльфийка осталась весьма довольна эпохальной победой над пьяным в лоскуты князем Ингаром.

Всего через пару дней по древней женской традиции Люсиэль начала качать права и требовать особого отношения к своей персоне, а затем попыталась перетащить ко мне в комнату свои вещи и стала двигать мебель. Гнусное посягательство на свою личную свободу взбесило меня не на шутку, в результате чего дама получила по шее, причем в прямом смысле слова. Физическое внушение только подогрело любовный зуд Люсиэль, но заставило поддерживать на людях почтительную дистанцию.

.. .Дорога в Геонил не заняла много времени, но я успел морально подготовиться к возможным неожиданностям, однако представительная эльфийская делегация меня очень удивила. В парадном зале замка князя Ингара дожидался Совет эльфийских Домов Оркании в полном составе. Эльфы были при полном параде и со скорбным выражением на лицах, словно собрались на собственные похороны.

Герольд громогласно оповестил присутствующих в зале о прибытии Великого князя эльфов Ингара, что меня привело в некоторое замешательство, так как я не особо афишировал свой геонский титул. Но слово не воробей, вылетело – не поймаешь, а потому пришлось соответствовать сделанной заявке и изображать из себя крутого до невозможности субъекта. Опыт в этом вопросе у меня уже накопился серьезный, и Игорь Столяров мгновенно превратился в надменного Великого князя, которому даже педикюр делают как минимум графы.

Несмотря на некоторую небрежность в одежде, высокомерное выражение моего лица произвело должное впечатление на Совет эльфийских Домов, и, когда я вошел в зал, эльфы вскочили, как новобранцы при появлении сержанта. Наступила неловкая пауза, но я кивнул камердинеру, и он голосом попа в церкви представил меня витиеватым титулом:

– Его величество Великий князь эльфов Ингар Геонский, Хранитель Нордрассила, Хранитель портала, Великий князь хуманов, герцог Руанский, Великий вождь племени таргов.

Мое лицо с каждым прозвучавшим титулом становилось все надменнее и надменнее.

К счастью, наконец этот фарс закончился, иначе я мог заржать в самый неподходящий момент. После озвучивания моих настоящих и выдуманных титулов ушастые начали подходить ко мне по очереди, выписывая кренделя ногами. Не понимая, что происходит, я улыбался, как идиот, с удивлением взирая на разыгрываемый в зале спектакль, и ломал голову над его тайным смыслом. Каждого высокородного эльфа сопровождал вооруженный до зубов адъютант, а возможно, просто наряженный адъютантом телохранитель, державшийся за спиной своего сюзерена.

В Совет эльфийских Домов входили представители всех семи эльфийских княжеств, глав которых мне называл камердинер Дома Хранителей портала. Наряженный в голубую ливрею дедок едва не лопался от самомнения и осознания своей великой миссии, чем только усугублял комичность происходящего в зале. Хорошо поставленный голос седого полукровки рокотал под сводами дворца, но меня почему-то не оставляло смутное ощущение, что эльфы ломают комедию и готовят какую-то пакость.

– Его сиятельство князь Легард – глава Дома Хранителей портала, – прозвучал голос камердинера, прервав мою мысль.

– Его сиятельство князь Алтазар – глава Дома Белой Совы – Дом светлых эльфов.

– Его сиятельство князь Алдаран – глава Дома Ворона – Дом светлых эльфов.

– Его сиятельство князь Ларинель – глава Дома Хранителей корней Нордрассила – Дом темных эльфов.

– Его сиятельство князь Артаэль – глава Дома Ночной стражи – Дом темных эльфов.

– Его сиятельство князь Энилай – глава Дома Дневной стражи – Дом светлых эльфов.

– Его сиятельство князь Дарниэль – глава Дома Хранителей малхусов – Дом светлых эльфов.

После окончания церемонии представления высокородных гостей началась раздача слонов и пряников. Каждый глава Дома лично подошел ко мне и, преклонив колено, преподнес подарок. Такое показное чинопочитание малоизвестного человека никак не вязалось с природной спесью ушастого народа, и моя паранойя буквально завизжала о надвигающейся опасности. Я могу поверить во что угодно, даже в то, что в портовом борделе можно найти девственницу, но чтобы эльфийский князь преклонил колено перед человечком – никогда!!!

Странное поведение эльфов сбило меня с толку, и я, чтобы выиграть время для анализа обстановки, сделал вид, что заинтересовался подарками. В основном мне дарили старинное оружие: кинжалы, кольчуги и мечи. Внешний вид подарков радовал глаз, но среди них не было ни одного мифрилового клинка или доспеха. В основном это был ширпотреб, предназначенный, чтобы пустить пыль в глаза какому-нибудь князьку из дикого племени, но повелителю, перед которым преклоняют колени, такую дешевку не дарят!

Последним из эльфийских князей мне представился князь Дарниэль – глава Дома Хранителей малхусов. Название эльфийского Дома меня заинтриговало, а подарок Дарниэля поразил до глубины души.

– Князь Ингар, от Дома Хранителей малхусов разрешите вам преподнести щенка малхуса – эльфийского волка. Надеюсь, вы как Хранитель Нордрассила оцените его по достоинству, – ехидно ухмыляясь, произнес Дарниэль и хлопнул в ладоши.

После хлопка двое слуг князя внесли в зал металлическую клетку, в которой сидел совсем маленький щенок малхуса, и, поставив ее у моих ног, быстро отошли в сторону. Щенок был до смерти испуган и сразу налил лужу. Это происшествие меня очень растрогало. Я присел перед клеткой на корточки, открыл дверцу и вытащил из нее скулящего волчонка. Маленький малхус плакал, как ребенок, и звал маму. Неожиданно малыш лизнул мою щеку, и я почему-то спросил:

– Тузик, это ты? Ты вернулся?

В памяти сразу всплыли тоскливые воспоминания о погибшем друге, и я выпал из окружающей реальности. Вдруг в дальнем конце зала раздался какой-то шум, а затем от мощного удара вылетела из рамы массивная входная дверь. Странный голубой вихрь ворвался в зал, расшвыривая по полу амазонок из моей охраны, не успевших даже схватиться за оружие. Я огляделся и мгновенно понял, что хронически опоздал с принятием решений и эльфы меня переиграли. Пока Великий Ингар размазывал по щекам сопли и в нерешительности щелкал клювом, бойцы Совета эльфийских Домов уже взяли меня в полукольцо, отрезая путь к выходу из зала. Ушастые обнажили клинки и приготовились ринуться в бой, но чего-то ждали. А это «чего-то», выбив окованную металлом дверь, на полной скорости летело на меня, разинув свою ужасную пасть. В мгновение ока я осознал, что это приближается моя смерть в образе эльфийской волчицы, щенка которой я держу на руках. Шкуру самки малхуса окутывали голубые сполохи, и она светилась от переполняющей ее магической Силы. Из пасти чудовища летели хлопья пены, а в утробном рычании звучала бешеная ярость. Вид малхуса в боевом трансе наводит ужас, а мне прекрасно было известно, на что способна эльфийская волчица, защищающая своего детеныша. Меня фактически парализовало от неожиданности, и я только смог громко крикнуть волчице:

– Сидеть!

Время толчком замедлило свой бег, и происходящее в зале стало походить на замедленную театральную пантомиму. Сознание на автомате сформировало вокруг тела защитный магический кокон, но я явно не успевал отразить атаку разъяренного малхуса и лишь попытался увернуться от удара живого тарана. Не знаю, это я успел увернуться или волчица в последнее мгновение решила не рвать мне горло, но меня только отбросило в сторону ударом ее плеча. Тренированное тело действовало на инстинктах, поэтому я не раздавил прижатого к груди детеныша малхуса и, прокатившись по полу в невероятном кульбите, улетел в угол зала. Голубое чудовище промчалось мимо меня и со всего маху врезалось в стену. Удар был такой силы, что волчица, кажется, убила себя об стену и сползла на пол безжизненной тряпкой. От сотрясения с потолка сорвалась люстра и рухнула в толпу эльфов, после чего в зале началась настоящая мясорубка.

Главы Совета эльфийских Домов и их телохранители бросились на меня, а амазонки охраны ринулись им навстречу. Мои девочки прекрасно владели клинками, но их атаковали элитные бойцы народа эльфов, а поэтому двух амазонок зарубили сразу, а остальные ушли в глухую защиту. Только Люсиэль сумела ранить одного из нападавших, но на нее навалились сразу трое и оттеснили в сторону.

Я вертелся, словно уж на сковородке, и отбивался одними ногами, так как не мог бросить щенка, которого мгновенно затоптали бы в начавшейся свалке. Я не имел права допустить гибель вновь обретенного друга, который уже один раз отдал за меня свою жизнь. Магия обеспечивала мне превосходство в скорости, и мне даже удалось покалечить троих особо рьяных противников, но так не могло продолжаться долго. Как говорил японскому каратисту незабвенный Василий Иванович Чапаев, «куда тебе, милай, с голыми пятками да против шашки!». Вот так и я как ни изворачивался, но получил уже несколько неприятных порезов, а вместе со струйками крови уходит и жизнь. Неожиданно по залу снова пронесся искрящийся голубой вихрь, и эльфы прыснули, как мыши, по щелям, оставив на залитом кровью полу еще бьющиеся в агонии тела раненых и разорванные на куски трупы. Это вступила в сражение эльфийская волчица, которая едва не убила себя об стену. Я, чтобы обезопасить себе спину, отступил в угол зала и начал накачивать магией правое плечо, готовя ментальный удар. В начале боя я опасался применять магию, так как под раздачу могли попасть и мои бойцы, но сейчас у меня просто не было выбора. Несмотря на всю мою отмороженность, забить ногами взрослого малхуса нереально, да и жить все-таки очень хочется.

Поток магической Силы уже был готов вырваться на свободу, но я хотел минимизировать побочный ущерб и выцеливал малхуса для удара узким лучом магии. В противном случае могла рухнуть крыша зала, а так вынесет только стену, выходящую во двор. Волчица почему-то атаковать не спешила и медленно шла на меня, сверля недобрым взглядом.

Неожиданно Тузик, до этого испуганно скуливший у меня на руках, вырвался и с визгливым лаем бросился на свою мамашу. Шерсть стояла дыбом на загривке этой крохотной пародии на взрослого малхуса, но малыш был готов пожертвовать жизнью ради своего хозяина. Такое странное поведение щенка объяснялось очень просто: во время боя я получил рану на левом плече, и кровь из пореза полилась прямо на мордочку маленького воина. Результатом этого непредвиденного происшествия стала магическая реакция на кровь Хранителя и возникла неразрывная связь между мной и малхусом, с вытекающими отсюда всеми правами и обязанностями.

Мамаша не ожидала нападения от собственного детеныша и попыталась облизать спасенное чадо. Однако Тузик, воспользовавшись удобным моментом, вцепился в нос матери и повис на нем, как груша. Волчица взвыла от боли и попыталась стряхнуть с себя неблагодарного сына, но сделать этого не смогла и, жалобно завизжав, прижалась брюхом к полу. Бой матери с сыном вполне мог закончиться смертоубийством, поэтому мне пришлось прийти на помощь поссорившемуся семейству.

Я сосредоточился и, погрузившись в транс, попытался установить магическую связь с малхусами. На Геоне такое общение не представляло для меня сложности, но малхусы на Оркании давно не общались с Хранителями на магическом уровне, поэтому в мое сознание ворвался только вихрь эмоций и визуальных образов. Щенок, не отпуская нос мамаши, пытался объяснить ей, что хозяин хороший и он меня очень любит, а мать никак не могла понять эмоций сына. Так могло продолжаться до бесконечности, и мне пришлось вмешаться в ментальный разговор. Услышав у себя в голове магический голос, волчица подпрыгнула, как от удара током, а щенок от испуга выпустил нос матери. Еще пара минут потребовалась волчице, чтобы понять, что именно я обращаюсь к ней с помощью магии, после чего разговор перешел в более конструктивное русло.

Я растолковал Энее – так звали эльфийскую волчицу, – что я Хранитель, прибывший на Орканию с Геона. Недоверчиво взглянув на меня, волчица потрусила в противоположный конец зала и вскоре приволокла растерзанный труп эльфа без левой ноги. В залитом кровью обрубке я с трудом опознал князя Дарниэля – главу Дома Хранителей малхусов, натравившего на меня Энею.

«Хранитель, на груди этого самозванца висит мифриловый медальон, в котором спрятан амулет власти над малхусами. Забери у мертвеца то, что принадлежит тебе по праву», – раздался в голове голос волчицы.

Я разорвал куртку на груди мертвеца и снял с его шеи украшенный драгоценными камнями амулет, внешне похожий на амулет Хранителя, но значительно более крупный по размеру. Энея заметила мое недоумение и сказала:

«Настоящий амулет внутри этой побрякушки, самозванец не может надеть амулет Хранителя, ибо сразу будет наказан смертью, но хитрые эльфы сделали контейнер, защищающий носителя от магии амулета».

Просканировав медальон, я обнаружил защелку и открыл крышку. Внутри фальшивого корпуса лежал точно такой же амулет Хранителя, который был у меня на Геоне. Я вынул магический артефакт и надел себе на шею. Через несколько секунд амулет проснулся и ярко засветился всеми цветами радуги, однако вскоре сияние померкло, и артефакт вернулся к обычному состоянию. Если судить по внутренним ощущениям, то амулет признал нового хозяина и успокоился до поры. Не знаю, почему я сразу повесил амулет Хранителя себе на шею, хотя прекрасно знал о его смертельной опасности для самозванца. Правда, моя паранойя молчала, не подавая сигнала тревоги, а я уже привык доверять своим предчувствиям.

Если для меня настройка амулета прошла обыденно и без пафоса, то Энея, убедившись в том, что амулет не нанес мне вреда, едва не свалилась в обморок, если малхусы вообще падают в обмороки. Волчица жалобно заскулила и подползла ко мне на брюхе, после чего начала вылизывать мои заляпанные кровью сапоги. Я снова перешел на магическое общение с волчицей, и на меня обрушился поток испуганных извинений и мольбы о прощении. Оказалось, что Энея не верила в то, что я настоящий Хранитель, и ожидала гибели очередного самозванца, которых за ее тысячелетнюю жизнь амулет убил несколько десятков, а когда артефакт признал Хранителя, то не на шутку перетрусила. Женщина и в шкуре малхуса женщина, и логика ее поведения непонятна даже им самим, ну а эмоции у женщин всегда бегут впереди мыслей.

Чтобы до конца разобраться в настроениях волчицы, я вошел в ее сознание и за пару минут скачал интересующую меня информацию. Энея оказалась дамой с более чем тысячелетним жизненным опытом и являлась самым старым малхусом этого мира. После глобальной катастрофы на Оркании выжили всего двенадцать истинных малхусов, но это были самцы, а рожать истинных малхусов могла только самка малхуса. Из-за отсутствия плодов Нордрассила щенки у эльфийской волчицы практически не выживали, и Тузик был всего лишь вторым щенком Энеи за всю ее долгую жизнь. Помимо малхусов на Оркании обитали дикие предки эльфийских волков, от скрещивания с которыми у выживших истинных малхусов рождались полукровки. На данный момент под управлением эльфийской волчицы находилась стая из полутора тысяч полукровок, и даже дикие сородичи эльфийских волков, обитающие за пределами долины, признавали ее власть. Стая малхусов не находилась под контролем эльфов и жила по собственным законам, однако у эльфийских волков был договор с Домом Хранителей малхусов. Перворожденные обеспечивали стаю суррогатным эликсиром жизни, с помощью которого Энея смогла выносить и родить Тузика и продлевать свою практически бесконечную жизнь, а малхусы защищали долину от набегов орков. Магия нежити не действовала на малхусов, и только с их помощью удавалось остановить набеги скелетов и зомби на пограничный замок Эшторил.

Надев амулет Хранителя на свою шею, я фактически объявил себя вожаком стаи малхусов, а это кардинально изменило расклад сил в Эльфийской долине. Армия эльфийских волков сделала меня хозяином долины, и теперь меня никто не мог победить в прямом столкновении. Однако я не строил иллюзий по поводу своей неуязвимости, прекрасно понимая, что ушастая братия отлично умеет плести хитроумные заговоры, а воткнутый в спину кинжал убивает не хуже удара мечом в грудь.

Разобравшись в причине страхов Энеи, я потрепал ее по загривку и дал полное отпущение прошлых грехов, однако пообещал оторвать волчице хвост за будущие промахи. Волчица меня поняла правильно и села у моих ног, дожидаясь указаний. Я начал обдумывать план дальнейших действий, но от этого занятия меня отвлекло рычание Энеи. Волчица, похоже, обнаружила какую-то угрозу и намеревалась броситься к выломанной двери в конце зала. Я тоже заметил голову Люсиэль, осторожно выглядывающую в проем двери, но щенок меня опередил и со звонким лаем бросился на врага.

– Тузик, фу!!! – крикнул я, и щенок нехотя вернулся ко мне с полдороги.

Энея тоже затихла, а я крикнул амазонке:

– Люсиэль, иди ко мне, опасности нет, малхусы меня признали!

Эльфийка в сопровождении трех воительниц с опаской вошла в заваленный трупами зал и направилась ко мне.

– Докладывай, – приказал я амазонке.

– Мой князь, нападение отбито. У нас двадцать три бойца убито, из них трое из моего отряда, шестеро эльфов Легарда и четырнадцать полукровок. Потери нападавших уточняются, но по первым данным они тоже умылись кровью. Только в замке мы насчитали двенадцать трупов истинных эльфов и два десятка полукровок! Убит князь Дарниэль – глава Дома Хранителей малхусов. Захвачены в плен трое членов Совета эльфийских Домов, это князь Алдаран – глава Дома Ворона, князь Алтазар – глава Дома Белой Совы и князь Артаэль – глава Дома Ночной стражи, но Алдаран и Артаэль находятся в тяжелом состоянии и вряд ли выживут. Жду ваших приказов, мой господин.

– Молодец! Благодарю за службу! Всегда докладывай коротко и четко, как сейчас. А теперь прикажи слугам навести порядок в замке, и пусть готовят обед. Я голоден, как малхус, и готов сожрать даже тебя, конечно если меня быстро не покормят, – озадачил я амазонку.

– Мой князь, нужно срочно уходить из замка в подземелья портала, нам не простят гибели князей эльфийских Домов. Уже через пару дней к Геонилу подойдут войска Совета, и нас просто раздавят численностью!

– Люсиэль, успокойся, войны не будет. Я – Великий князь эльфов и Хранитель Нордрассила, и малхусы на моей стороне. Полтора десятка истинных малхусов и полторы тысячи полукровок эльфийских волков порвут армию Совета в течение часа. Так что иди и выполняй приказ, а я займусь ранеными.

(обратно)

Глава 32

Суматошный день закончился далеко за полночь. Среди моих подданных оказалось почти три десятка раненых, которым требовалась срочная помощь. Я отослал Катю в бункер под надежной охраной, хотя она могла мне помочь в лечении травм средней тяжести, но безопасность прежде всего. Не было абсолютно никакой гарантии, что банда Люсиэль выловила всех недобитков в закоулках Геонила, а мне еще проблем с заложниками не хватало. Арчер с Барраком получили строгий приказ заблокировать все выходы из комплекса и не высовываться в долину до моего возвращения. Если потребуется, то я войду в комплекс через потайную дверь, а посторонним там делать нечего.

Вылечить три десятка раненых кавалерийским наскоком невозможно, поэтому я оказывал только экстренную помощь, стараясь перевести наиболее тяжелых из разряда умирающих в категорию выздоравливающих. К счастью, все раненые бойцы Легарда и Люсиэль выжили, и у меня появилась возможность заняться недорезанными заговорщиками. Ушастые по своей природе живучи, как кошки, и я знал, что истинные эльфы, скорее всего, выкарабкаются и без моей помощи, а кому суждено умереть, тот давно уже умер. Поэтому неотложная помощь требовалась в основном полукровкам, которые мало чем отличались в плане живучести от людей или орков. Но если все наши бойцы выжили, то, увы, среди пленных умерло семеро полукровок, так и не дождавшихся медицинской помощи. Умер также князь Алдаран, глава Дома Ворона, сломавший себе шею в результате неудачного прыжка в окно, а князь Артаэль, глава Дома Ночной стражи, все-таки выкарабкался.

Закончив обработку ран последнего пациента, я смыл с себя кровь и завалился спать. Люсиэль получила строгий приказ разбудить меня, только если на Геонил нападут черти, и проспал под бдительной охраной Энеи и Тузика до вечера следующего дня. Разбуженный зверским голодом, я сразу потребовал завтрак, а заодно обед и ужин, после чего снова завалился спать.

Пока я дрыхнул в обнимку с Тузиком, Легард успел навести относительный порядок в замке, а его бойцы выловили с помощью малхусов всех недобитых заговорщиков, затаившихся в окрестностях замка. Энея каким-то образом сумела оповестить свою стаю об опасности, и к Геонилу сбежались два десятка полукровок. В результате нашей эпохальной победы подвалы замка оказались забиты пленными, которых нужно было допросить, чем я, собственно, и решил заняться.

Первым на допрос привели князя Алтазара Стремительного – главу Дома Белой Совы. Князя помяло рухнувшей люстрой, и телохранитель успел его вытащить с поля боя еще до того, как в зале начал бушевать ураган по имени Энея. Волчица спасала своего детеныша и рвала без разбора всех, кто вставал на ее пути. Даже князь Дарниэль, глава Дома Хранителей малхусов, погиб от клыков эльфийской волчицы, хотя между ними сложились многолетние приятельские отношения.

Чтобы не тянуть кота за хвост и не играть в заговоры по эльфийским правилам, я просто вломился в мозг князя Алтазара и выпотрошил из него необходимую информацию. После зомбирования и установки в мозгу эльфа магических закладок я решил поговорить с князем по душам и вывел его из гипноза. Князь оказался на удивление интересным собеседником, и если бы он всего лишь сутки назад не пытался меня убить, то мы могли бы стать закадычными приятелями. Однако всю эту заварушку организовал именно Алтазар, и я прекрасно понимал, что за личиной показного дружелюбия скрывается ядовитая змея, готовая ужалить в любую секунду.

Предыстория нападения на Геонил была такова: две недели назад в Эльфийскую долину добралась группа эльфийских агентов Далранского королевства, которые не были арестованы во время разгрома шпионской сети в Руане. Командовал маленьким отрядом барон Легран – резидент эльфийской разведки, обеспечивающей связь с Эльфийской долиной, и двое его агентов. Эта группа избежала ареста только потому, что на нее не имели прямого выхода другие члены шпионской сети, даже посол в Далранском королевстве Аримар не знал резидента в лицо. Беглые шпионы доставили в Мелиан архивы резидентуры и подробные сведения обо всех значимых политических фигурах Далранского королевства, а также сведения на Колина и его ближайших соратников. Мало того, барон Легран ухитрился составить довольно правдивое досье на князя Ингара Геонского, хотя оно основывалось в основном на слухах и сплетнях. Однако порой достаточно косвенных свидетельств, чтобы составить достоверный портрет человека, – необходимо просто сопоставить имеющиеся факты и подумать головой, а мозги у барона работали отлично.

Именно мое досье до смерти перепугало Совет эльфийских Домов, а когда появилась информация о том, что Дом Хранителей портала фактически находится под контролем какого-то князя Ингара, эльфы решили расправиться с пришельцем с Геона. Душой заговора стал князь Алтазар из Дома Белой Совы, который за свою жизнь организовал множество комплотов и считался лучшим интриганом среди перворожденных,поэтому разработку плана доверили ему. Князь с энтузиазмом взялся за дело, даже, можно сказать, вложил в заговор всю свою душу.

Из моего досье заговорщики узнали, что князь Ингар сильный маг и в открытом бою у эльфов возможны большие потери, поэтому разработали многоходовый план, который и попытались привести в исполнение. У перворожденных даже мысли не возникло, что они могут потерпеть поражение от какого-то человечка, однако платить своей голубой кровью они не хотели.

Ушастые по древней традиции не собирались идти в бой с открытым забралом, а решили пойти привычным путем интриг и предательства. Любая попытка провести в Геонил большой отряд воинов вызвала бы у Легарда обоснованные подозрения, поэтому Совет решил задействовать в заговоре всех членов Совета эльфийских Домов, которым по статусу полагались два телохранителя, а два десятка элитных бойцов могли продержаться до подхода основных сил и открыть ворота штурмовому отряду.

Перворожденные довольно пренебрежительно относятся к умственным способностям людей, к тому же люди зачастую подтверждают это невысокое мнение своим поведением. Поэтому эльфы решили не заморачиваться и сыграть на человеческих слабостях князя Ингара – намеревались с помощью притворной лести и славословия усыпить мою бдительность, а убить меня должна была Энея.

Малхусы являются для эльфов священными животными, примерно как коровы для индийцев, а поэтому могут находиться там, где им заблагорассудится, и ни одному перворожденному даже в голову не придет ограничивать это их право. Поэтому заговорщики решили использовать эльфийскую волчицу как главную ударную силу в своем плане, чтобы наверняка расправиться со мной.

Князь Дарниэль, глава Дома Хранителей малхусов, пригласил эльфийскую волчицу в Геонил, якобы за эликсиром жизни для Тузика, который родился раньше положенного срока. Энея, как и любая любящая мать, тряслась над своим чадом и считала его слабым и болезненным, а поэтому по первому зову последовала за Дарниэлем в Геонил.

Когда я прибыл на встречу с членами Совета, эльфы сразу приступили к воплощению в жизнь плана заговора. Слуги Дарниэля забрали Тузика у матери якобы для проведения лечебных процедур, а волчица осталась ждать сына во дворе замка. Появление Энеи в Геониле никого не насторожило, а когда пришло время уничтожить князя Ингара, один из слуг Дарниэля крикнул из окна, что ее сын в опасности. Волчица обезумела от страха за своего детеныша и ринулась спасать Тузика.

Последующие события описаны выше, и вам известно, что заговор с треском провалился. Произошло это по банальной причине – уж слишком заумным был план, а когда путь к цели слишком извилист, то появляется много побочных факторов, влияющих на ход событий. Я и сам зачастую грешу подобными ошибками и там, где необходимо тупо дать в лоб оппоненту, начинаю мудрствовать.

Однако после беседы с Алтазаром я поступился принципами и сразу после допроса прирезал ушастую тварь, которая организовала весь этот кровавый бардак. Когда кинжал пробил сердце князя, тот был очень удивлен моим поступком и умер с недоумением в глазах. Правда, эльф успел перед смертью прошептать:

– Зачем?

– Ничего личного. Просто нельзя оставлять за спиной такого опасного врага, как ты! – ответил я эльфу, но мне неизвестно, успел ли он услышать ответ.

Пока охрана уносила труп Алтазара и смывала кровавые следы с пола, я решил перекусить и продумать план допроса князя Артаэля, главы Дома Ночной стражи. За столом мне прислуживала Люсиэль, которая, похоже, никак не решалась задать мне какой-то вопрос.

– Не бойся, спрашивай, я отвечу, – сказал я, бросая недоеденный кусок оленины Энее, которая кормила молоком урчащего от удовольствия Тузика.

– Мой князь, прошу простить мою дерзость, но зачем нужно было убивать князя Алтазара Стремительного? – робко спросила меня Люсиэль.

– Наверное, за то, что он не был достаточно «стремительным» и не успел убить меня, – отшутился я.

– Дом Белой Совы будет мстить за князя, а его наследник Аримар объявит вам кровную месть. Лучше было как-то договориться и не доводить дело до крайности, – продолжила амазонка.

– Люсиэль, не терзай себе душу и не выдумывай лишних ужасов. Поверь, местная рыба слишком мелко плавает, чтобы князь Ингар просыпался по ночам от кошмаров. Я человек мирный и убиваю только в ответ на прямую угрозу своей жизни или чести. Если Аримар настолько глуп, чтобы начать охоту на Великого князя эльфов, значит, скоро на родовом кладбище Дома Белой Совы появится еще одна могила, в которую ляжет именно он. Я давно уже перестал бояться чьих-то угроз, потому что на меня постоянно охотятся или угрожают убить. Давай прекратим этот бессмысленный разговор, ты лучше приведи ко мне князя Артаэля, у меня есть надежда, что он умнее Алтазара, и, если это так, дроу уйдет отсюда своими ногами.

Люсиэль покорно кивнула и вышла из комнаты, а я вернулся к своим мыслям.

Если судьба Алтазара была предопределена еще до допроса, то на князя Артаэля у меня были особые виды. Артаэль был князем народа дроу, а темные эльфы не ладят со светлыми сородичами. Правда, на Оркании это противостояние не перешло в открытую войну, как на Геоне, но два небольших клана дроу с большим трудом удерживали за собой крохотные рощи мэлорнов, плодов которых катастрофически не хватало даже для поддержания стабильной численности Домов. Чтобы не позволить вымереть своему народу, дроу покупали недостающий эликсир жизни фактически своей кровью, участвуя в междоусобицах Домов светлых эльфов.

В авантюру с заговором дроу ввязались не по своей воле, поэтому при первой возможности попытались соскочить с идущего под откос поезда. Когда планы заговорщиков начали рушиться, князья дроу сразу вышли из боя и покинули Геонил. Однако именно стрела светлого эльфа из Дома Белой Совы едва не отправила Артаэля в могилу. Эту информацию я скачал из мозга князя, когда вытаскивал из него застрявший в сантиметре от сердца наконечник. Артаэлю наверняка уже доложили, что он жив только благодаря стараниям князя Ингара, и это обстоятельство давало неплохой шанс использовать дроу в своих интересах.

Беседа с Артаэлем заняла почти два часа, за которые мне удалось перетащить князя на свою сторону. Я решил открыть дроу почти все свои карты и рассказал о Геоне и взрослом Нордрассиле, где меня ждет семья. Когда князь узнал, что моя вторая жена Эланриль – принцесса дроу и она родила от меня двойню, то Артаэля едва не хватил удар. Народ дроу даже в лучшие времена Оркании всегда находился на вторых ролях, а про то, чтобы принцесса дроу стала женой Великого князя эльфов, не могло быть и речи. Наличие двух малхусов у двери комнаты, где мы беседовали с князем, прекрасно доказывало, что я не самозванец, а мои слова не блеф.

Окончательно Артаэля добило известие о трех созревших семенах Нордрассила, ждущих своего часа на Геоне, после чего князь буквально сошел с ума. Эмоции дроу били через край, и мне даже не пришлось напрягаться, чтобы услышать его мысли. Мысленно Артаэль был уже далеко от этой комнаты, выбирая место в Эльфийской долине, где он посадит семя Нордрассила. Ради этой мечты князь готов был продать черту душу или даже сменить пол на женский, а не только присягнуть на верность Хранителю Нордрассила, который и так является его повелителем по законам предков.

Дождавшись, когда Артаэль перестанет нарезать круги по комнате, я принял от него присягу на верность и для пущей уверенности проверил магические закладки в его сознании. Князь и так полностью находился в моей власти, но, как говорится, береженого бог бережет.

Закончив магическую проверку, я простился с дроу, как с братом, и отправил его парламентером в Мелиан, где находилось гнездо заговорщиков. Князь должен был передать мое письмо Совету эльфийских Домов с требованием не позднее чем через неделю прислать уполномоченных представителей для переговоров в Геонил, где я собирался озвучить свой ультиматум. Соревноваться с ушастыми в интригах было бессмысленно, поэтому если мы не договоримся по-хорошему, то придется применить более радикальные меры.

Когда Артаэль покинул замок, я решил допросить остальных пленных и со спокойной совестью отправиться для отдыха и поправки расшатанных нервов в комплекс портала. К полуночи мне наконец удалось закончить допрос и зомбирование последнего полукровки и разогнать ушастых по домам, чтобы они не мозолили мне глаза, да и пятая колонна в Геониле мне была не нужна.

Отъезд в бункер я назначил на утро, но отправиться удалось только после полудня. Энею с Тузиком пришлось забрать с собой, потому что волчица еще кормила щенка молоком.

Известия о разгроме заговорщиков уже докатились до комплекса, и меня встречали как триумфатора. Я не стал отказывать себе в удовольствии и выпил с Арчером и Барраком за нашу победу пару бутылок неплохого вина. Там, где выпиты две бутылки, вскоре появляется третья – и пошло-поехало. Когда настроение дошло до нужного градуса, меня уговорили рассказать о заговоре и о страшном побоище, в котором я лично изрубил на куски полсотни эльфийских князей.

Я по жизни парень скромный и врать не приучен, а потому после пятой бутылки меня окончательно пробило на честность. Однако кто в пьяном виде не говорил истинной правды своим собутыльникам? И я как на духу признался Барраку, что никого не зарубил, а лишь забил ногами не пятьдесят, а всего два десятка эльфийских князей, а лишнего мне приписывать не надо!

К счастью, Люсиэль, подключившаяся к нашему «празднику жизни» всего лишь после третьей бутылки, оказалась слабовата на выпивку и тихо сопела во сне, лежа на диване, в противном случае мне не пришлось бы наутро краснеть за свое вранье. Катя еще раньше удрала с нашего мальчишника, когда ей окончательно осточертели наши пьяные рожи, поэтому я врал без свидетелей, ибо Баррак с трудом понимал, где он находится, а Арчер, держась руками за стену, «ушел проверять караулы».

Примерно в таком же режиме прошло еще два дня моего отдыха в комплексе портала. Однако на третьи сутки Катиному терпению пришел конец, и она разогнала мокрой половой тряпкой очередной митинг в честь героя обороны Геонила. Я и сам понимал, что пора завязывать с пьянкой, но никак не мог остановиться. Бог дал мужчине женщину именно для таких случаев, ибо кто-то должен вправлять мозги «великим героям»!

После излечения похмелья я вернулся к серым будням и снова закопался в инструкциях по обслуживанию оборудования. Чтение технических текстов отлично лечит от самомнения, особенно если ты с трудом понимаешь прочитанное. Так случилось и на этот раз, когда я уже по второму разу просматривал таблицу неисправностей системы охраны и способы их устранения. За этим занятием меня и застал гонец от Легарда с известием о прибытии в Геонил князей дроу и делегации Совета Домов для переговоров. Я быстро собрался и в сопровождении отряда Люсиэль ускакал в замок.

В Геониле меня сразу провели в кабинет Легарда, где произошла встреча с князьями дроу, которые заявили о полном признании моей власти, а я в ответ сделал им предложение, от которого они не могли отказаться, даже если бы им пришла в голову такая дурь. Гордость и самомнение перворожденных известна всем, кому доводилось с ними сталкиваться, и предложенная мной власть над Эльфийской долиной не могла быть отвергнута дроу. Легарда я назначил куратором над князьями темных эльфов, но только с совещательным голосом и возложил на его Дом обязанности защитника подходов к порталу. Конечно, Легард чувствовал себя обделенным, но я шепнул ему на ухо, что его ждет куда более важная миссия в мире Геона. Это известие пролилось бальзамом на ущемленное самолюбие эльфа.

Закончив раздачу слонов, я решил не пороть горячку и отложил переговоры с парламентерами Совета Домов на завтра, после чего приступил к подготовке к этому важному мероприятию. У меня было несколько домашних заготовок, но сначала нужно было все обмозговать и отрепетировать.

Вторая встреча Великого князя эльфов Ингара и эмиссаров Совета эльфийских Домов прошла без помпы и не так торжественно, как предыдущая. Вопросы безопасности я возложил на банду Люсиэль, а та оторвалась на делегатах Совета по полной программе. Амазонки раздели эльфов догола и в поисках оружия проверили все интимные места, какие только есть на теле мужчины. Думаю, что процедура была неприятной, но куда бы они делись с этой подводной лодки? Один княжеский сынок попытался было артачиться, так Люсиэль собственноручно вышвырнула его из замка в голом виде и указала направление движения с помощью пинка. Может быть, в каких-то вопросах амазонка и дает слабину, но лягаться она умеет, самому довелось испытать на своей шкуре ее таланты.

После таможенного досмотра князь Ингар соизволил принять дорогих гостей в столовой, где мы с Легардом утоляли голод в непринужденной обстановке. Я даже не предложил делегатам заговорщиков сесть, а просто озвучил свой ультиматум, бросая недоеденные куски мяса лежащей у моих ног Энее. Этот дешевый спектакль мы предварительно отрепетировали с Легардом и волчицей в отместку за колхозную самодеятельность, показанную эльфами на первых переговорах. Даже маленький Тузик внес вклад в общее дело, помочившись на сапоги главы делегации, который, трясясь от страха, выслушивал мои требования.

Я по доброте душевной решил не выдвигать эльфам невыполнимых условий и поэтому не потребовал, чтобы они поголовно зарезались, а, проявив гуманность, просто разогнал Совет эльфийских Домов как террористическую и недемократическую организацию. Так как участвовавшие в заговоре Дома светлых эльфов вышли у меня из доверия, я наделил диктаторскими полномочиями князя Артаэля, главу Дома Ночной стражи, а его заместителем назначил князя Ларинеля, главу Дома Хранителей корней Нордрассила. Я заявил, что князья дроу участвовали в заговоре по принуждению и, полностью осознав свои ошибки, поклялись служить Великому князю эльфов Ингару Геонскому не за страх, а за совесть. Если Дома светлых эльфов не примут эти условия, то дроу совместно с армией малхусов помогут объяснить несогласным их заблуждения, ну а несогласным со мною покойникам уже все будет по барабану.

После озвучивания ультиматума глава эльфов попытался что-то вякнуть, но Люсиэль взяла придурка за шкирку и вывела из столовой со словами:

– Раньше нужно было договариваться, когда князь был добрым, а сейчас поздно про девственность вспоминать, если побывали в борделе.

Разобравшись с ультиматумом, я еще раз проинструктировал дроу, после чего вернулся в комплекс портала, где решил дожидаться ответа Совета эльфийских Домов.

Согласие эльфов по всем пунктам ультиматума пришло на четвертый день. Я не стал снова разводить бодягу, предоставив решать все вопросы князьям дроу и Легарду, а сам начал готовиться залечь в саркофаг Странников.

(обратно)

Глава 33

Подготовка к процедуре трансформации заняла еще трое суток, пролетевших как одно мгновение. Долгие проводы – лишние слезы, а мне очень не хотелось оказаться тамадой на собственных поминках, поэтому я простился только с Катей и Арчером, после чего закрылся в помещении аварийного пульта управления комплексом. Оборудование и защита были переведены в автономный режим работы, и все было готово к моему отбытию в неизвестность. Однако безотчетный страх сковывал тело, и мне с трудом удалось заставить себя подняться в медблок, где располагался саркофаг Странников. Раздевшись догола, я перекрестился и улегся в мифриловый гроб, ожидавший очередного пациента бог знает сколько столетий. После нажатия кнопки «Пуск» сработали фиксаторы, приковавшие меня к анатомическому ложу агрегата, и крышка саркофага медленно закрылась. Затем внутрь полилась какая-то жидкость, и мне в предплечье вонзилась игла инъектора. Боль от укола окончательно добила расшатанные нервы, и я инстинктивно начал вырываться из фиксаторов, но вскоре сознание померкло, и меня окутала темнота. Последнее, что мелькнуло в воспаленном мозгу, была фраза: «Ты конченый идиот, Игоряша!!!»

* * *

Возвращение к жизни происходило долго и мучительно, голова была забита менявшимися, словно в калейдоскопе, неясными образами и обрывками мыслей. Постепенно сознание очистилось от медикаментозного тумана, и у меня появилась возможность адекватно реагировать на происходящее. Я открыл глаза и осмотрелся. Крышка саркофага была открыта, но тело все еще было приковано к ложу захватами, а в ушах монотонно звучал текст самодиагностики саркофага:

«Процедура восстановления объекта полностью закончена. Организм реципиента активен на девяносто шесть процентов. Отклонения от стандартов функционирования в пределах допуска. Объект может покинуть медицинский комплекс».

Когда прозвучало последнее слово, раздался щелчок механизма фиксаторов, и меня наконец освободили из трехмесячного плена. Я сел внутри саркофага и попытался выбраться наружу, но тело плохо слушалось своего хозяина, поэтому мне пришлось еще некоторое время подождать, пока рефлексы полностью придут в норму. Вскоре головокружение прекратилось и мне удалось перебросить ноги через бортик саркофага и спуститься на пол. Моя одежда осталась в помещении пульта аварийного управления, поэтому я направился к висящему рядом с входным люком зеркалу абсолютно голым.

– Ой, да ни фига себе! – вырвалось у меня невольное восклицание.

Из зеркала на меня смотрел мужик, только отдаленно напоминавший прежнего князя Ингара. Главным отличием являлось наличие на голове пышной шевелюры, делающей меня похожим на молодого Киркорова, если того перекрасить в блондина. С груди исчезли боевые шрамы, которыми я очень гордился, а морщины на лице разгладились, в результате чего я помолодел лет на десять. Клановые татуировки остались на своих местах, но стали более красочными, словно их подправил профессиональный мастер татуажа. След от молнии также сохранился, хотя побледнел и стал напоминать татуировку, выполненную в неизвестной мне технике. Мышечный каркас тела тоже изменился, теперь мышцы смотрелись более эффектно, словно их специально тренировали для соревнований. Мне и раньше не приходилось стесняться своей фигуры, но специфические боевые нагрузки развивали в основном рабочие мышцы, а сейчас каждая мышца казалась прокачанной индивидуально, поэтому я выглядел словно чемпион по силовому фитнесу с обложки мужского журнала.

В принципе такая внешность должна нравиться женскому полу, но меня смущал некоторый уклон в голубизну. Особенно напрягала новая прическа, которая превращала сурового князя Ингара в стриптизера ночного клуба.

– Блин, вылитый Тарзан, – усмехнулся я, глядя на свое отражение.

В первый момент у меня появилась мысль снова обриться налысо, но парикмахерской поблизости не наблюдалось, и с этой идеей пришлось распрощаться. Но, как говорил товарищ Сталин, «нет таких крепостей, которые не могли бы взять настоящие большевики!», поэтому мне пришлось вспомнить, что я все-таки маг и в состоянии удалить волосы на голове без помощи парикмахера.

Сказано – сделано, и через пару минут моя роскошная шевелюра осыпалась на пол, словно осенние листья с дерева, и я удовлетворенно погладил уже привычную лысину. После такого кардинального исправления внешности мой облик стал больше соответствовать брутальному образу средневекового воина. В таком виде я мог смело появляться на публике, не рискуя подвергнуться домогательствам со стороны представителей сексуальных меньшинств.

Рассматривать себя, любимого, в зеркале можно бесконечно, но проза жизни заставляла озаботиться более важными делами. Собрав с пола свою шевелюру, я засунул волосы в утилизатор и занялся консервацией оборудования. После завершения стандартной процедуры самодиагностики саркофаг перешел в спящий режим, после чего я покинул помещение и, заблокировав входной люк, покинул медблок.

Спустившись в помещение, где располагался аварийный пульт управления, я достал из шкафчика свою одежду и оделся. За прошедшие три месяца мое тело изменилось, однако эльфийский костюм быстро подстроился под новые размеры и сидел как влитой. После длительного заточения в саркофаге, где организм питался вводимыми в кровь растворами, мне зверски захотелось пожевать чего-нибудь более реального. Видимо, новые знания оказались вбиты в мой мозг на уровне рефлексов, поэтому ноги сами направились к синтезатору пищи, встроенному в стену рядом с сейфом для документации.

Как ни странно, но эльфы, мнящие себя полубогами, так и не научились пользоваться этим нехитрым девайсом и приносили еду на дежурство с собой. Поэтому я стал первым из ныне живущих, кто сумел воспользоваться синтезатором и заказать стандартный обед. Древний агрегат работал как швейцарские часы, и я вскоре получил полноценный обед космонавта, состоящий из какой-то синтетической бурды довольно странного вида. Несмотря на непривычный вид, искусственная пища оказалась приятной на вкус и прекрасно утоляла голод, к тому же для человека, не евшего три месяца, внешний вид еды – вопрос пятый.

Мне очень хотелось побыстрее вырваться на волю из заточения, но здравый смысл подсказывал, что сначала необходимо выяснить обстановку в комплексе портала, проверить работоспособность оборудования и подготовиться к возможным неожиданностям.

Поэтому я потратил следующие три часа на диагностику механизмов комплекса и выяснил, что с оборудованием не все так плохо, как я опасался. Как ни странно, но у меня имелась реальная возможность уже через пару часов отправиться на Геон, но это была бы дорога только в один конец, а я намеревался установить двухстороннее сообщение между Орканией и Геоном. Для этого требовался сущий пустяк – наладить удаленный доступ к аварийному порталу на Геоне. Теоретически такая возможность у меня имелась, но отладка требовала длительной и кропотливой работы. Чтобы оценить объем будущих трудов, я вызвал на монитор меню сервисного модуля управления и запустил процедуру оценки трудозатрат на ремонт систем портала. На экране появилась полоска индикации о выполнении работы, а я стал ждать итогового результата, попивая витаминный коктейль, добытый из синтезатора.

После вывода на экран монитора плана восстановительных работ и необходимых запчастей я сверился с наличием всего необходимого на складах и полностью убедился в возможности перехвата управления порталом на Геоне. К моему удивлению, перворожденные оказались дилетантами в технике Странников, поэтому они не сумели получить доступ в склады с запасным оборудованием и пользовались комплексом портала только в режиме ручного управления. Этот режим предусматривал лишь аварийные настройки, при которых порталы функционировали в неполном объеме и имели жестко фиксированные точки выхода. Аварийный режим задействовался лишь в экстренных случаях и был упрощен донельзя. В экстренной ситуации портал выходил на рабочий режим за считаные минуты, а в стандартном варианте оборудование портала прогревалось и тестировалось более суток, но в этом случае можно было запрограммировать точку выхода вне зависимости от наличия второго портала в конечной точке перехода. Таким образом создавался временный межпространственный туннель, схожий с тем, по которому на Орканию прошли хуманы. По-видимому, во время катастрофы на Таноле сработала аварийная защита энергосистемы острова, которая автоматически создала порталы на Орканию, предназначенные для эвакуации обслуживающего персонала энергостанции и населения.

Закончив проверку и тестирование систем управления, я задействовал скрытую систему видеонаблюдения и начал выяснять обстановку внутри комплекса. У меня были некоторые опасения, что за время моего вынужденного отсутствия контроль над комплексом может перейти в чужие руки, но видеонаблюдение показало, что на всех уровнях подземного города царит военный порядок. Гарнизоны боевых башен, состоящие в основном из хуманов, бдительно несли службу возле метателей, а часовые таргов контролировали ключевые перекрестки и тамбуры туннелей. Входную дверь в аварийный пункт управления охранял смешанный караул, четверо часовых которого несли службу строго по уставу, были вооружены до зубов и находились в полной боевой готовности.

С одной стороны, царившая в комплексе дисциплина радовала, но одновременно вызвала во мне и некоторую ревность. Оказалось, что Ингар Великий не настолько незаменимая фигура и Арчер с Барраком отлично справляются с делами без моего мудрого руководства. Единственное, что меня несколько настораживало, так это отсутствие в комплексе Кати и Люсиэль, однако вскоре я обнаружил сладкую парочку на поляне возле ручья, где впервые увидел амазонку.

Дамы не прохлаждались на травке, а были заняты напряженной боевой учебой согласно моему приказу. Видимо, Люсиэль всерьез восприняла угрозу обрить ее налысо и решила не злить начальство. Амазонка гоняла ученицу по поляне каким-то поленом, а та активно отмахивалась от учительницы эльфийским мечом и делала это уже довольно умело. В действиях девушки сквозила уверенность и понимание своих действий, но ей явно недоставало опыта. Однако опыт дело наживное, и со временем еще неизвестно, кто кого будет гонять на тренировках, а Катя – девушка настырная.

Примерно через полчаса тренировочный бой закончился полной победой Люсиэль, и амазонка сразу устроила разбор полетов, указывая ученице на ее ошибки. Катя стояла понурив голову и покорно выслушивала нотации эльфийки, но стоило амазонке повернуться к племяннице спиной, как та показала ей язык. Эта сценка меня немного развеселила, а заодно и окончательно убедила, что обновленный князь Ингар может смело выходить на волю.

Примерные сроки моего возвращения из небытия были известны заранее, но все равно «явление князя Ингара народу» застало гарнизон бункера врасплох. К счастью, моя новая внешность не произвела особого впечатления на подчиненных мужского пола, однако была воспринята женской половиной с явным интересом. Катя поцеловала меня в щеку и сразу заявила, что я красавец, а Люсиэль неожиданно посинела от смущения. Томный взгляд эльфийки недвусмысленно обещал мне беспокойную ночь, и мои сомнения насчет своей новой внешности рассеялись. Не буду лукавить, я и сам был не против уделить темпераментной амазонке толику своего драгоценного внимания, тем более необходимо было проверить, все ли у меня работает как должно после процедуры трансформации.

Известие о возвращении Великого князя эльфов разнеслось по Эльфийской долине, словно пожар. Кто-то радовался, а кто-то весьма расстроился этому факту, но мнение недоброжелателей меня мало волновало. Увы, поезд ушел, и если князя Ингара не удалось грохнуть до трансформации, то сейчас шансы киллеров фактически равнялись нулю. Убить Странника у нынешних эльфов кишка тонка, слишком я изменился и многому научился за прошедшие три месяца.

После совместного доклада Арчера и Баррака об обстановке в комплексе портала я отправиться в Геонил, чтобы получить более полную информацию от Легарда и князей дроу, которые рулили Эльфийской долиной в мое отсутствие. Сразу по прибытии в замок глава Дома Хранителей портала уведомил меня о том, что «в Багдаде все спокойно», и с плохо скрываемой робостью стал дожидаться моего вердикта. Доклад Легарда снял последний камень с души, а негатив, который, естественно, был, не требовал срочных показных репрессий.

Население долины ожидало возвращения Великого князя с нескрываемым страхом, поэтому я решил порадовать подданных и предстать в образе доброго Деда Мороза. Народу требовался праздник, который должен был снять возникшее напряжение между повелителем и его подданными. Торжества по случаю возвращения князя Ингара были назначены на конец недели, а пока соберутся приглашенные, я приказал Легарду трубить общий сбор для особо приближенных к моей персоне, чтобы пообщаться со своим штабом в неформальной обстановке.

Пока гонцы, загоняя коней, мчались в Мелиан, я решил отправиться в сопровождении Люсиэль и Кати на конную прогулку по роще мэлорнов, где намеревался разыскать Энею и Тузика. Однако искать малхусов не пришлось, потому что они едва не сбили меня с лошади прямо у ворот замка.

Тузик за прошедшие месяцы вымахал со взрослую овчарку, и я узнал его только по радостному визгу, с которым на меня бросилось это пятидесятикилограммовое дитятко. Энея вела себя более сдержанно, но как бы невзначай боднула головой мою руку. Я почесал волчицу за ухом, и мы совершили прогулку в расширенном составе. Мне давно не удавалось вот так просто гулять в компании друзей и не ждать ежесекундно, что из кустов вылетит стрела или выскочит отряд невесть кого, чтобы меня прирезать.

Погода стояла прекрасная, и воздух в роще мэлорнов можно было на хлеб намазывать, настолько изумительной была пропитанная ароматами цветов атмосфера. К полудню мы проголодались и расположились для пикника на берегу лесного озера. Эта божественная пастораль защемила душу, и я вспомнил, что на Геоне меня ждет семья. С этой секунды мое настроение покатилось вниз. Катя заметила изменение моего настроения, но я отбрехался, заявив, что у меня просто заболела голова от избытка кислорода и скоро все пройдет. Постепенно душевная боль отступила.

После пикника мы устроили игру в салочки, вернее, Катя с Люсиэль с помощью Тузика пытались меня поймать, а я носился по поляне, уворачиваясь от преследователей. Мои новые возможности позволяли двигаться намного быстрее преследователей, даже не прибегая к магии, а поэтому погоня закончилась моей победой, и мы решили устроить в лесном озере купания по принципу «мальчики слева – девочки справа».

Я намеревался освежиться в гордом одиночестве, но вскоре голова Люсиэль вынырнула рядом со мной, и амазонка поплыла на спине, бессовестно демонстрируя свои прелести. Порушил эту эротическую идиллию Тузик, решивший поучаствовать в купании вместе с хозяином, и я мысленно поблагодарил четвероногого друга за помощь в разруливании весьма двусмысленной ситуации.

В Геонил мы вернулись уже затемно и сразу после ужина разошлись по своим покоям. Энея попрощалась со мной и убежала в лес к своей стае, а Тузик лег поперек двери, охраняя покой хозяина. Однако выспаться мне не удалось, потому что, как только я залез под одеяло, в окно скользнула призрачная тень, оказавшаяся обнаженной Люсиэль. Амазонка сразу нырнула ко мне в кровать, не давая ни единого шанса на побег.

В результате нашей невинной философской беседы о смысле бытия не выспались не только мы, но и обитатели соседних покоев. После трансформации организма я не рассчитал своего темперамента, поэтому Люсиэль, попавшая фактически под паровой каток, орала как оглашенная. Видимо, у меня окончательно отказала голова, поэтому я совершенно не обращал внимания на вопли дамы, переполошившие весь замок.

Тузик первым ринулся спасать хозяина от нападения неизвестных врагов, ворвавшись в спальню. Несмотря на свой юный возраст, малхус быстро догадался, что происходит в постели, и занял оборону в коридоре, отгоняя любопытную публику от двери.

На наше с Люсиэль счастье, Катя уехала из замка на ночную прогулку с каким-то ушастым воздыхателем, а поэтому отсутствовала в замке во время оргии, устроенной ее любимым дядей. Конечно, впоследствии Кате доложили об этом инциденте, и я пожалел о содеянном, но время вспять не воротишь, а основной инстинкт зачастую сильнее разума мужчины, чем бессовестно пользуются коварные женщины.

Подготовка к торжествам шла полным ходом и без моего непосредственного вмешательства. Поэтому вынужденное безделье дало возможность осмыслить произошедшие в моей жизни изменения, анализ которых я подсознательно старался отодвинуть на как можно более поздний срок, пытаясь оправдаться перед собой неотложными делами.

Три месяца, проведенные в саркофаге Странников, изменили мою жизнь и само мироощущение намного серьезнее, чем перенос с Земли на Геон. Новая ипостась не просто пугала меня, она приводила в ужас. А как бы вы отнеслись к тому факту, что вы не человек, а продукт генной инженерии инопланетной цивилизации, использовавшей организм хомо сапиенс для своего спасения от гибели в войне с беспощадным врагом?

История цивилизации Странников насчитывает десятки тысячелетий, и рассказ о ней занял бы не один год, в сравнении с ним роман «Война и мир» выглядел бы тонкой брошюркой.

Странники принадлежат к гуманоидной расе, довольно распространенной в галактике на планетах с кислородной атмосферой. Внешне Странники мало отличаются от людей, так как условия внешней среды формируют у биологических видов схожий облик. Существует гипотеза, что кислородные планеты были специально заражены генетическим материалом гуманоидов еще более древней расой, но достоверных свидетельств этому факту нет. За свою историю мои предки освоили более пятидесяти планет, между которыми была налажена мгновенная транспортная связь с помощью порталов.

Освоение космоса Странниками шло по пути, отличному от земного. Планета Миранор – прародина Странников – была миром, насыщенным магией, а поэтому развитие цивилизации сразу пошло по магическому пути, а развитие высоких технологий началось, когда цивилизация вышла из Средневековья. Поэтому маги научились создавать порталы между отдаленными точками в пространстве раньше, чем началось исследование ближайшего космоса, толчком для которого стало оскудение ресурсов планеты. Только через несколько тысячелетий после создания первого магического портала Странники создали межпланетный корабль, позволивший путешествовать внутри солнечной системы Миранора.

Двигатели первых космических кораблей использовали магические принципы управления энергией и оказались тихоходными, поэтому экспедиции на ближайшие планеты могли продолжаться по нескольку лет. Длительный полет требовал значительных запасов кислорода, воды и пищи для экипажа, что превращало исследования космоса в весьма дорогостоящее занятие. Мало того, космические полеты были весьма опасным мероприятием, а Странники жили до пятисот земных лет и рисковать попусту не любили.

Однако мои предки решили возникшие проблемы весьма эффективным и оригинальным способом, установив на корабле небольшой портал, который можно было задействовать с Миранора по достижении кораблем цели полета. После успешного выхода корабля на орбиту через портал проходил отряд исследователей, которые изучали планету с орбиты и принимали решение о посадке. Если требовалось, то через портал доставлялось дополнительное топливо и механизмы для дооборудования корабля. Затем экипаж возвращался на Миранор, а корабль шел на посадку в автоматическом режиме. После посадки корабля на планету снова задействовался портал, и на поверхности создавалась научная база, не имеющая постоянного экипажа. Исследователи отправлялись в другие миры как на обычную работу, возвращаясь домой для отдыха через портал.

Солнечная система Миранора была полностью освоена всего за столетие, а затем начались полеты в ближайшие звездные системы. Автоматические корабли, изготовленные из мифрила, могли лететь к звездам хоть столетия, и если все происходило по плану, то начиналось освоение новых звездных систем с помощью порталов.

Постепенно скорости кораблей увеличивались, а затем был изобретен способ доставки портала на межзвездные расстояния с помощью прокола пространства. Правда, точность определения точки выхода была небольшой, но через портал доставлялся межпланетный буксир, собиравшийся, как конструктор «Лего», после чего портал перемещался внутрь звездной системы, что значительно сокращало время создания межзвездного пути и освоение планет.

За восемь тысячелетий Странники освоили значительную часть ближайшего сектора галактики и встретились с другими цивилизациями, находящимися на более низкой ступени развития. С инопланетянами Странники старались не пересекаться и наблюдали за ними со стороны. Могущество предков росло, но подходящих для расселения планет не хватало, потому что планета должна была быть не только кислородного типа, но и иметь высокий магический фон, который встречался довольно редко.

Зачастую найденная планета обладала энергетической оболочкой, насыщенной магией, но природные условия были далеки от идеала. На двух подходящих по всем параметрам планетах имелась разумная жизнь, и мои предки просто захватили их силой. В первом случае прежних хозяев планеты, эолов, сумевших дать достойный отпор, полностью уничтожили, а жителей второй планеты сделали рабами. Этой второй планетой оказалась Оркания, жителями которой были полуразумные предки орков. Примерно одновременно с захватом Оркании Странники обнаружили и Землю, которая была населена людьми, оказавшимися генетически очень близкими к Странникам. Однако у Земли полностью отсутствовал магический фон, а поэтому землян оставили в покое и превратили планету в генетическую лабораторию. Странники с помощью магических технологий продлевали жизнь до пятисот лет, но хотели жить еще дольше, и тогда в ход пошла генетика и клонирование, а для опытов требовался биологический материал.

Население Миранора росло, а смертность фактически находилась на нуле, поэтому пришлось искусственно ограничить рождаемость, что стало причиной многочисленных конфликтов. Чтобы кардинально решить вопрос перенаселения, был разработан план по преобразованию планет с помощью эльфов. Медико-генетические разработки поднялись на недосягаемую высоту, и ученые нашли способ создавать искусственных разумных существ, модифицированных животных и растения. Так были созданы эльфы, орки, зорги и Нордрассилы, а также множество других узкоспециализированных животных и растений, которых не существовало в природе.

Эльфы, выращивая Нордрассилы, преобразовывали экологию перспективных в магическом плане планет под нужды своих создателей, а затем эти преобразованные планеты должны были заселить Странники. Процесс терраформирования весьма длительный, занимает тысячелетия, поэтому только восемь планет прошли его полностью, а еще четыре десятка находились на разных стадиях освоения. Казалось, что в истории цивилизации моего народа наступил золотой век, пока через контролируемый Странниками сектор галактики не пролег путь миграции Чужих.

В памяти компьютера медицинского блока отсутствовала однозначная информация о враждебной цивилизации, достоверно известно только то, что Чужие – не гуманоиды и их метаболизм основан на соединениях фтора. Социальное устройство этой загадочной цивилизации похоже на пчелиный рой, живущий в открытом космосе, но это лишь догадки и гипотезы. Интересы цивилизаций Странников и Чужих не пересекались, но самомнения у моих предков было не занимать. За многие тысячелетия своей истории Странники не проиграли ни одной битвы и не потерпели серьезных поражений, а поэтому при случайной встрече с роем Чужих нанесли уничтожающий удар по их скоплению.

Ответный удар Чужие нанесли уже через год и раскатали цивилизацию моих предков буквально в блин. Населенные Странниками планеты были выжжены дотла, а за теми, кто сумел выжить, началась охота по всему галактическому сектору. В этом кошмаре спасся только один из тысячи, и казалось, что мой народ ждет гибель, но неожиданно Чужие прекратили бойню и словно растворились в просторах космоса. Если бы мы просто забыли о враге и занялись восстановлением цивилизации, то у нас был бы шанс восстать из пепла, однако жажда мести целиком заполнила мысли моих предков, и началась подготовка к новой битве. Правда, на этот раз звучали и разумные голоса, предостерегающие о возможном повторении катастрофы, но «нет пророка в своем отечестве», и эти голоса просто не хотели слышать, хотя были приняты некоторые страховочные меры.

Инициативная группа ученых-генетиков создала генетически модифицированный вирус с ДНК Странников, которым заразила людей на планете Земля, расположенной в отдалении от зоны конфликта с Чужими. Вирус должен был находиться в спящем состоянии и активироваться через определенный срок, если вовремя не сделать инъекцию вакцины. В противном случае вирус начинал трансформировать родственный по генетике человеческий организм в организм Странника. Инициативная группа работала на армию, где звезды на погонах зачастую заменяют генералам мозги, и спешка сделала свое черное дело. Вирус оказался недоработанным и вызвал на Земле эпидемию, в которой погибли практически все носители ДНК Странников. Однако кому-то удалось выжить, поэтому вирус не исчез полностью, а стал передаваться из поколения в поколение. Правда, активация ДНК происходила только под влиянием сильного магического или энергетического удара, источником которого мог служить разряд молнии или мощное ВЧ-излучение. План спасения расы также предусматривал возвращение возрожденного Странника на одну из планет, где имелся комплекс порталов, через пробой в пространстве, наведенный на объект по магической ауре. Так на Геон попал сначала мой дядя Стас, а потом и Игорь Столяров. Вирус активировался на Земле много раз, и через порталы на Орканию и Геон прошли меранцы, хуманы, арбы и чинсу.

После неудачного эксперимента на Земле работы с вирусом затянулись, хотя на Геоне и Оркании была создана инфраструктура для призыва людей, перерожденных в Странников. На орбиту вокруг Геона даже успели запустить спутник, оснащенный сканером ауры и записью магического призыва, для поиска перерожденных. Во всех комплексах порталов оборудовали помещения медблоков с саркофагами, которые окончательно трансформировали человека в Странника. Однако военные также приложили руку к работам генетиков, и саркофаги стали использовать для переделки обычных Странников в разумную боевую машину. Законы Миранора категорически запрещали подобные эксперименты, но военные втайне проводили эти опыты над штрафниками и преступниками. Моя трансформация проходила в автоматическом режиме, поэтому мой организм прошел оба этапа доработок, и теперь я и сам не знал, во что меня превратили тупоголовые вояки.

Есть древняя поговорка: «Хочешь отомстить – рой сразу две могилы», так произошло на этот раз. Разведке возрожденного космического флота удалось обнаружить планету Чужих, и флот нанес карающий удар, в результате которого погиб в полном составе, а огненная метла вновь пронеслась по планетам и космическим базам Странников.

После второгопоражения и последовавшей за ним зачистки из моего народа выжили только единицы, по крайней мере, в памяти компьютера не осталось сведений о больших группах Странников. Чужие уничтожали в основном Странников, а планеты, подвергающиеся терраформированию, атаковали, только если на них имелись военные базы и крупные поселения Странников. В мирах, заселнных эльфами, к каждой группе Нордрассилов были прикреплены отряды кураторов из метрополии, следившие за процессом терраформирования, вот эти специалисты в основном и выжили после зачисток.

Работа на этих планетах считалась непрестижной, поэтому на нее соглашалась в основном неопытная молодежь, проходившая стажировку, или те, кому по скудоумию не светил карьерный рост. Оторванность от благ цивилизации и скука привели к тому, что кураторы создавали в подконтрольных мирах настоящие средневековые королевства, в которых назначали себя королями. Со временем это хобби превратилось в настоящую виртуальную игру по сети, в которой игроки соревновались в могуществе и продвинутости своих королевств. Игра имела свои правила и хорошо прописанную легенду и стала весьма популярной среди великовозрастных бездельников, а также неплохим бизнесом среди неудачников, вынужденных столетиями жить в эльфийской глуши.

Для Странников это была игра, а эльфы действительно жили в этом виртуальном мире и исполняли любые идиотские капризы своих хозяев, обусловленные правилами игры. После нападения Чужих контроль метрополии над эльфийскими мирами был потерян, а цивилизация эльфов оказалась предоставленной самой себе и начала жить автономно. Базы кураторов были расформированы, а личный состав призвали в армию. В эльфийских мирах осталась только горстка наблюдателей и технических специалистов низшего ранга. Однако война закончилась полным поражением Странников, а те, кто остался на эльфийских планетах, со временем умерли от старости или были убиты во время восстаний эльфов. Без поддержки метрополии удержать власть оказалось очень непросто, однако восставшие побеждали в основном по раздолбайству возомнивших себя богами Странников, как это произошло на Оркании и Геоне.

Помимо этих сведений во время «обучения», в мой мозг была закачана информация о физических основах межмировых порталов, и мне стало известно, что проходы между магическими мирами имеют естественную основу. Мои предки в принципе ничего нового не изобрели, а использовали циклические природные аномалии и только со временем научились создавать искусственные порталы. Первые порталы не имели приемных ворот, поэтому прокол пространства проходил по принципу «куда кривая вывезет». Точка выхода портала гуляла по местности с разбросом до десятка километров, и зачастую прокол пространства сопровождался выбросом магической энергии, убивавшим все живое в округе. Однако ученые сначала смогли привязывать точку выхода портала к мощному естественному источнику Силы, а через три столетия придумали приемные ворота. Только после их изобретения портал стал безопасным транспортным средством и уже не требовал огромных энергозатрат на переход. До этого входы в порталы располагались только рядом с природными источниками магической Силы, из которых черпали энергию для прокола пространства. Был также изобретен способ прокола пространства с наведением на магический маяк, который использовался в космических полетах. Именно таким способом поисковые системы Странников выдергивали меня с Земли, а заодно прихватили со мной Лену и Катю, случайно оказавшихся в зоне прокола пространства. Лишние пассажиры сбили настройку точки выхода, и нас перенесло не в комплекс портала на Оркании, а выбросило в тайге. Если бы мы не свалились в реку, то энергетический выброс спалил бы нас, оставив одни головешки, как это почти произошло во время моего первого переноса на Геон.

Так что Игорь Столяров, он же князь Ингар, – осколок погибшей тысячелетия назад цивилизации, который сам толком не знает, кто он и что теперь ему делать. Правы были древние мудрецы: «Во многом знании – много печали»!!!

(обратно)

Глава 34

Торжества по случаю моего возвращения в долину прошли с размахом и помпой, но напоминали мне пир во время чумы. Легард и князья дроу за время моего отсутствия довольно сильно проредили ряды заговорщиков, причем не отказали себе в удовольствии свести личные счеты с врагами из конкурирующих Домов. Эльфийской кровушки пролили они немало, при этом беспределе пострадало много фактически невинного народа только за то, что они могли стать угрозой в будущем. Однако я сам выдал этой троице карт-бланш на действия такого рода и нес ответственность за действия подчиненных, а снявши голову, по волосам не плачут.

Чтобы хоть как-то выправить положение, я приказал внести в списки приглашенных имена опальных князей и их наследников, чтобы изобразить из себя «отца народа» и простить грехи заблудшим ушастым овцам. Мои опричники попытались возражать, но мне хватило одного взгляда, чтобы пресечь наметившийся на корабле бунт. После обнародования указа об амнистии в Геонил началось настоящее паломничество, и мне пришлось часами стоически выслушивать жалобы на жестокость наместников. Кого-то я простил и направил на фронт войны с орками, а парочку выявленных с помощью магии скрытых врагов посадил в подвал замка на цепь для более тщательного допроса.

Когда практически все было готово к торжествам, их пришлось отложить еще на трое суток, потому что пришло известие из Элора о прибытии делегации из Далранского королевства во главе с королем Луи и королевой Еленой Прекрасной. Мало того, на следующий день от Арчера прискакал гонец с известием, что к башне подошел дракар с хуманами, на котором приплыл Колин.

Перед тем как залечь в саркофаг на трансформацию, я вел переписку с Колином и Луи через таргов и контрабандистов с Тортуги, но между Далранским королевством и Эльфийской долиной раскинулся целый континент, заселенный орками, а морским путем письма шли долго. Связь с помощью почтовых птиц была мне недоступна, поэтому я не ожидал, что Колин и Луи приплывут в Эльфийскую долину.

Я бросил все дела и сломя голову помчался в комплекс, чтобы встретить Колина у подъемника в башню. Тузик по пятам следовал за мной, и его появление на встрече с братом произвело настоящий фурор.

– Ингар, да это же Тузик, ты же рассказывал, что он погиб!

– Колин, ты прав, и это действительно Тузик, но только молодой. Боги вернули мне погибшего друга, но в новой ипостаси.

– Я рад за тебя, лохматый! Такого хозяина, как Ингар, – поискать, – весело заявил Колин, потрепав малхуса по холке.

Мы обнялись с братом, а затем всю ночь отмечали встречу в моем кабинете. Поначалу нам составили компанию Арчер и Баррак, но вскоре они ушли заниматься размещением вновь прибывших бойцов Колина, оставив нас наедине. Катя со мной не поехала в комплекс портала и осталась в Геониле шить новые наряды к празднику, поэтому за столом нам прислуживала Люсиэль. Увидев амазонку, Колин едва не подавился куском оленины и, когда та удалилась за очередной бутылкой вина, спросил меня заинтересованно:

– Это кто такая?

– Это Люсиэль, начальник моей охраны. Да ты, наверное, слышал об эльфийских пиратках, которые все оркское побережье Южного океана в ужасе держат, так вот она – командир этой банды.

– С ума сойти! Вот это женщина! Прямо богиня! – восхищенно заявил Колин, но затем нахмурился и неожиданно спросил: – Ингар, ты с ней спишь?

От такого прямого вопроса я поперхнулся вином и притворно закашлялся, чтобы выиграть время для обдумывания ответа. Колин колотил меня по спине своей пудовой ладонью, а я со скоростью устаревшего компьютера просчитывал варианты ответа. Моя интрижка с амазонкой была на слуху у подчиненных, но длинные языки можно и укоротить, поэтому я решил рискнуть. Если Колину понравилась сумасшедшая эльфийка, то у меня есть реальная возможность посодействовать счастью брата с помощью магии, тем более ему давно пора остепениться и завести семью. Люсиэль была под стать Колину, и лучшей партии ему не найти. Амазонка за свою семью и детей даже дьяволу горло порвет и будет моим самым надежным агентом на Оркании. Мало того, я таким способом и спасу свою шею от петли, когда доброжелатели настучат Викане и Эланриль о моих шашнях на Оркании. В ответ на любой наезд со стороны жен я смогу сделать квадратные глаза и смело заявить, что Люсиэль – жена Колина, а сплетен и о моих женушках хватает – главное вовремя сделать обиженную рожу. Обдумав ответ, я покачал головой и заявил:

– Колин, и как такая ахинея только могла тебе в голову прийти? Ты же отлично знаешь характер Виканы, да и Эланриль тоже не сахар, а я не самоубийца! Да, князь Ингар не ангел, и мужчине для душевного здоровья время от времени нужна женщина в постели, но я хочу проснуться утром здоровым, а не заснуть вечным сном да еще кастрированным! Люсиэль настоящая «богиня войны», поэтому флаг тебе в руки, и, надеюсь, у вас все сложится. Только если у тебя просто в штанах засвербело и ты решил побаловаться, то я тебе не завидую и тем более не одобряю! Люсиэль не девочка для постельных утех, а хорошая жена и мать будущих детей, так что хорошо подумай, прежде чем сделать глупость!

– Ингар, да я ни сном ни духом! Когда она вошла, меня словно обухом по голове ударили. Да я хоть сейчас готов посвататься, если ты не откажешься организовать это сватовство. Эльфы – народ с вывертами, и я боюсь напортачить, а ты Великий князь эльфов да и женат сразу на двух эльфийских принцессах, поэтому знаешь все тонкости.

– Ладно, быть по сему, я буду твоим сватом. Только слушайся меня и не форсируй события, тогда мы этот вопрос обтяпаем, – успокоил я Колина и поднял бокал вина за нашу удачу.

На следующий день мы с Колином отправились в Геонил в сопровождении эскорта амазонок. Брат всю дорогу не сводил с Люсиэль влюбленного взгляда, и суровая воительница даже посинела от смущения. Чтобы не терять времени даром, я мягко старался расположить амазонку к ухажеру, воздействуя на ее сознание магией. Опыт воздействия на чужое сознание у меня имелся большой, а поэтому к концу поездки Люсиэль и Колин ехали рядом и обсуждали достоинства колющих и режущих предметов, предназначенных для убийства, а также способы умерщвления себе подобных. Темы, обсуждаемые кавалером со своей дамой, звучали дико, но если не вслушиваться, то казалось, что они мило флиртуют. По прибытии в Геонил я расстался со сладкой парочкой и отправился к хозяину замка выяснять обстановку. После доклада Легарда о состоянии дел я наведался к Кате, которая вертелась у зеркала, примеряя обновки, и ей было явно не до меня. Простояв несколько минут в углу, как бедный родственник, я позвал Тузика и отправился отсыпаться перед встречей с королем Луи и его королевой.

.. .Утро началось предпраздничной суетой и нудной примеркой парадного костюма Великого князя эльфов, который заранее был заказан для меня Легардом. Местные кутюрье, к счастью, угадали с фасоном, и я в новом прикиде не был похож на попугая из зоопарка. После короткого завтрака мы с Колином, сопровождаемые придворной свитой, вышли на террасу дворца для встречи высокопоставленных гостей.

«Точность – вежливость короля», но Луи заставил себя ждать, и его эскорт появился у ворот Геонила только к полудню, хотя его посольство остановилось на ночь всего в двух часах неспешной езды от замка. Высокородные эльфы буквально упарились, дожидаясь далранского короля, но, видимо, королевским посольством рулила Елена Прекрасная, а женщинам свойственно опаздывать.

Эта непредвиденная задержка внесла некоторые коррективы в процедуру встречи. Люсиэль, увидев шикарный наряд Кати, явно позавидовала и приказала своей банде срочно переодеться, после чего и сама убежала наводить марафет.

Меня злила непредвиденная задержка, однако прибытие кортежа короля оправдало его опоздание. Прибытие короля – это настоящий спектакль, и здесь было на что посмотреть и чему удивиться – карета короля произвела настоящий фурор. Местные кареты больше похожи на скрипучие раскрашенные сараи на колесах, которые очень часто переворачиваются на крутых поворотах, а здесь мы увидели настоящее произведение каретного искусства. Карета короля словно парила в воздухе, плавно покачиваясь на стальных рессорах, а ее передняя ось поворачивалась на шкворнях, как у автомобиля, что значительно повышало устойчивость транспортного средства. К конструкции кареты явно приложила руку Елена Пореченкова, которая весьма удивила меня своей осведомленностью в таких инженерных тонкостях.

Первым из кареты вышел король и помог спуститься своей королеве. Я невольно присвистнул, увидев Елену Прекрасную, ибо ее элегантный дорожный костюм затмевал банальные платья эльфийской знати. Лена, довольная произведенным впечатлением, ослепительно улыбалась и ждала, когда я спущусь к ней навстречу.

Возможно, это не соответствует принятому этикету, но я не стал корчить из себя Великого князя эльфов, а спустился со ступеней дворца и направился к королевской чете, а надменной эльфийской знати пришлось последовать за мной.

Мы с Колином подошли к королю Луи и обнялись как с другом, и только затем я повернулся к Елене. Королева удивленно разглядывала меня, и надменная улыбка сползла с ее лица, а когда я коснулся губами ее руки, она шепнула мне на ухо по-русски:

– Игорь, ты, случайно, не помнишь, что я говорила тебе, что ты сволочь? Я практически разорила казну Далранского королевства, чтобы поразить тебя своей красотой, и все мои труды в один миг пошли насмарку. Ты просто обязан дать мне адрес своего косметолога, я тоже хочу помолодеть на десять лет!

– Лена, ты выглядишь просто потрясающе, и косметологи только могут навредить твоей красоте! – ответил я комплиментом на реплику королевы.

Договорить нам не дали, так как подтянулась для представления моя свита, и настроение у Лены начало еще больше ухудшаться. Сначала к королю подошла Катя, которая тоже выглядела потрясающе, а ее полупрозрачная туника не уступала изысканностью наряду Елены Прекрасной. Красота Елены и Кати была настолько различна, что арбитром в этом споре мог стать только вкус ценителя, а на вкус и цвет, как известно, товарища нет, поэтому соревнование двух красавиц закончилось вничью. Однако окончательно подпортила настроение королеве Люсиэль, которая успела переодеться и спустилась во двор замка при полном параде. За долгую четырехсотлетнюю жизнь эльфийка выверила свой внешний вид до тончайших нюансов и показала Елене Прекрасной, что той еще есть к чему стремиться. Следом за амазонкой к королеве подошел Колин, но едва смог промямлить слова приветствия, потому что его глаза видели только Люсиэль. Затем к королевской чете косяком пошла эльфийская знать, и я решил отойти в сторонку, чтобы меня случайно не затоптали.

К счастью, ритуал встречи особо не затянулся, и король с королевой удалились в выделенные для них покои, чтобы отдохнуть с дороги. Когда на небе появились первые звезды, начался бал, который эльфы будут вспоминать еще очень долго. Грандиозное мероприятие продолжалось с небольшими перерывами четверо суток, и каждую полночь небо расцвечивали магические фейерверки, которые проделали большую дыру в казне Эльфийской долины. Однако душа требует праздника, а жизнь не может состоять из одних только подвигов и поминок, поэтому астрономические расходы на торжества были вполне оправданны.

Вечером третьего дня бала мы с Легардом и каким-то прохиндеем из Совета эльфийских Домов, клянчившим у меня должность казначея, серьезно набрались, в результате чего князь Ингар совсем потерял способность мыслить здраво. Меня сразу потянуло на подвиги, и я решил осчастливить Колина и уложил его в постель к Люсиэль, воспользовавшись своими магическими возможностями. Амазонка к тому времени тоже находилась в некотором подпитии, а Колин окончательно съехал с катушек от вожделения, ну я и посодействовал будущим молодоженам.

Ох, как я перетрухнул, когда одна из амазонок охраны прибежала с выпученными глазами и позвала меня в покои, выделенные Легардом для Люсиэль. Дикие женские вопли и звериное мужское рычание были слышны еще на лестнице, и я мысленно похоронил Колина, вспомнив, на что способна амазонка, дорвавшаяся до сладенького. Дверь в спальню оказалась заперта, и мне пришлось взламывать ее магией, но пока я вышибал дверь, вопли прекратились, и из спальни доносились лишь тихие всхлипывания.

Когда осела пыль, я увидел на кровати голого, но живого Колина и прижавшуюся к его груди рыдающую амазонку. Люсиэль тихо плакала на могучем плече своего кавалера, а тот тихо шептал ей на ухо какие-то ласковые слова. Эта сцена потрясла меня до глубины души, и я на цыпочках ретировался в коридор, разогнав по дороге толпу любопытных.

Колин и Люсиэль, кажется, нашли друг друга, а в отношениях между мужчиной и женщиной есть много такого, что не предназначено для посторонних глаз и ушей. Хмель из головы выветрился, и я, раздав указания охране не беспокоить влюбленных, отправился проветриться в дворцовый сад. Увы, но насладиться покоем и одиночеством мне не удалось, так как в саду меня отловила Елена Прекрасная. Королева воспылала желанием окончательно выяснить наши отношения и расставить в них все точки и запятые.

– Игорь, нам нужно откровенно поговорить! – огорошила меня с разбегу Лена. – Ты должен знать, что я люблю своего мужа и не уступлю даже твоим домогательствам!

– Совет вам да любовь! Только я тут при чем? – удивился я.

– Игорь, я требую, чтобы ты снял магическую блокировку в моем сознании!

– Требовать будешь у своего мужа! Я еще не совсем рехнулся, чтобы позволить тебе бесконтрольно интриговать против меня. Закатай губы обратно – ты не Анджелина Джоли!

Лена явно растерялась, услышав резкий отказ на свои требования, и начала лить слезы, пытаясь меня разжалобить. Однако, наученный горьким опытом, я не поддался на ее уговоры и только пообещал вернуться к этому вопросу после восстановления портала на Геон. Королева, поняв, что уломать оппонента не удастся, обматерила меня последними словами и, гордо задрав голову, удалилась из сада. Лирическое настроение было окончательно испорчено, и я в расстроенных чувствах отправился спать.

На этой невеселой ноте бал в принципе и закончился, правда, народные гулянья продолжались еще до вечера следующего дня, но моя голова уже была занята новыми делами и планами. Дав приближенным сутки на опохмелку, я собрал расширенный совет и озадачил подданных наведением порядка в долине. Мои указания были туманными, но спросить за бардак я пообещал со всей строгостью и наделил исполнителей расширенными полномочиями. Народ проникся существом момента, и подчиненные забегали, словно крысы на пожаре.

Посольство Далранского королевства срочно отбыло на родину, сославшись на неотложные дела, но я успел предупредить Луи, чтобы он хотя бы изредка выглядывал из-под юбки Елены Прекрасной и не забывал, что он мужчина.

Колин с Люсиэль, кажется, окончательно переселились в спальню амазонки, и мне толком не удалось поговорить с братом перед отъездом в комплекс портала. Глядя на счастливые лица любовников, я дико завидовал их счастью, но вернуться к семье я мог только своим трудом, и здесь мне неоткуда было ждать помощи.

Вернувшись в комплекс, я с головой погрузился в работу по восстановлению работоспособности портала и спал только урывками, когда мозги окончательно отказывались работать.

(обратно)

Глава 35

Две недели напряженного труда дали требуемый результат, и мне все-таки удалось установить надежную связь с одним из аварийных порталов на Геоне. Я не ставил себе глобальных задач, а решил довольствоваться малым, поэтому занялся восстановлением только этого портала, но и здесь дел оказалось выше крыши. Эльфы, порулившие комплексом Странников, довели его до последней стадии износа, и оборудование порталов фактически дышало на ладан. Регламентные работы не проводились столетиями, расходники не менялись вообще, и у меня возникли серьезные подозрения, что катастрофы, произошедшие на Геоне в древности, связаны с взрывом одного из грузовых порталов, спровоцировавшим природные катаклизмы по всей планете. Правда, я серьезно не вникал в архивные записи, потому что искал техническую информацию об эксплуатации порталов и просматривал отчеты о проведенных средних ремонтах.

Первый холостой запуск оборудования выдал кучу сигналов об отказе основных систем, после чего на экран монитора был выведен длиннющий список изношенных блоков, деталей и расходников, требующих срочной замены. В результате полученных результатов проверки следующие трое суток мне пришлось перелопачивать складскую картотеку и носиться по складским помещениям в поисках необходимых запасных частей.

Слава богу, что у меня было кому поручить переноску наиболее габаритных грузов и расходников, иначе я до второго пришествия изображал бы из себя ломовую лошадь. Тарги под моим мудрым руководством довольно быстро перетаскали запчасти в машинный зал портала, после чего я обложился инструкциями и занялся непосредственно ремонтом. Первые два дня работы были похожи на пожар в борделе, но постепенно я втянулся в работу, и дела пошли веселее. На девятый день мучений очередной тест оборудования наконец показал, что неисправности устранены и портал можно запускать в штатном режиме. Этот радостный факт поднял мне настроение, и я немедленно приступил к поиску доступных точек выхода на Геоне.

Изучение архивной документации и журналов технических служб позволило выяснить, что в древности Орканию и Геон связывали четыре аварийных и три грузовых портала. Я также обнаружил в памяти сервисного компьютера подробную карту Геона, на которой эти порталы были обозначены. Однако за прошедшие века рельеф Геона кардинально изменился, и мне с трудом удалось привязать порталы к их нынешнему местоположению.

Два грузовых портала вообще не отвечали на запросы и, похоже, были разрушены. Расположение первого портала я так и не сумел установить, скорее всего, его останки покоились где-то на морском дне. Второй грузовой портал находился на острове Дейрос и был уничтожен лично мной, когда я гонял сектантов в подземельях острова. Третий грузовой портал располагался в районе озера Темер. Оборудование этого портала отвечало на запросы, но уровень опасного излучения на площадке портала дико зашкаливал, поэтому перемещаться через этот портал можно было только вперед ногами, причем прямиком на ближайшее кладбище.

Три аварийных портала из четырех откликались на мои запросы, но связь оказалась ненадежной и постоянно прерывалась. Я, как упрямый осел, пытался достучаться до портала на острове Форос, через который меня вынесло на Землю, но только зря потратил время и нервы. Скорее всего, оборудование портала было повреждено в бою с монахами из секты «Исход», и поэтому перехватить управление компьютером мне не удавалось.

После очередной неудачной попытки взять под контроль портал на Форосе неожиданно откликнулся сервер другого портала, на исправность которого я даже не надеялся. Случайная ошибка в наборе адресной строки отправила запрос об изменении прав доступа на адрес портала, расположенного в затопленных подземельях бункера, – именно этот сервер ответил на запрос. Я практически без проблем получил административный доступ к управлению порталом, после чего у меня появилась реальная возможность привязаться к координатам точки выхода. Теперь главное – не наделать глупых ошибок и не запороть оборудование на Геоне. Настройка синхронизации порталов прошла успешно, и после запуска программы перехода в воротах портала появилось мерцающее голубое зеркало. В принципе теперь ничто не мешало совершить пробную вылазку в окрестности бункера, но я давно уже не прежний Ингар, готовый из праздного любопытства сунуть голову в петлю. Сначала необходимо проверить обстановку техническими средствами и понять, что происходит за голубым зеркалом портала.

Увы, но система видеонаблюдения на геонской стороне работала с перебоями, поэтому мне удалось получить только мутные картинки с семи видеокамер. Рассмотреть на экране монитора ничего толком не удалось, но сенсоры движения не обнаруживали постороннего присутствия в помещениях портала.

На тестирование механизмов приемных ворот и настройку стабильных параметров связи ушло более суток. Наконец все тестовые программы прошли штатно, и я решился отправить на Геон тарга с жестким указанием вернуться назад сразу после перехода. Магическая обработка сознания сделала из воина послушную куклу, и разведчик нырнул в голубое зеркало портала. Монитор видеоконтроля неожиданно покрылся рябью помех, и я решил, что переход не удался, но вскоре видеосвязь восстановилась. Когда помехи исчезли, на экране монитора показалась испуганная рожа моего посланца, смотрящего прямо в камеру наблюдения. Я облегченно вздохнул и стал ждать возвращения тарга. Через несколько минут зеркало портала снова заколебалось, и из него вывалилось тело разведчика. Воин был жив, но жалобно скулил от страха, видимо, перенос на Геон не доставил ему удовольствия. Я, как мог, успокоил героя и просканировал его память, чтобы увидеть все своими глазами.

На геонской стороне портала было темно, и только мерцание зеркала портала едва подсвечивало площадку перед воротами. Перепуганный разведчик толком ничего не разглядел и едва не обделался от страха, когда к нему повернулась висящая под потолком видеокамера. Тарг не испытывал при переносе особого физического дискомфорта, если не считать трагедией промокшие штаны, но кто из нас не без греха? Зуд нетерпения буквально гнал меня к воротам, ведущим на Геон, однако я решил отложить опасный эксперимент на следующее утро и сначала все хорошенько обдумать.

Ночь пролетела, как одно мгновение, но в мозгу успел сложиться план пробной экспедиции. Портал на Геоне мог в любую минуту выйти из строя, так как его оборудование требовало срочного ремонта и обслуживания. Просчитав возможные варианты развития событий, я решил сначала перебросить на Геон комплект инструментов, первоочередные расходники, запасные части и только потом нырять в неизвестность. Подготовка заняла еще сутки, после чего тарги сначала перенесли через портал автономный светильник, а затем и все необходимое для ремонта имущество.

Теперь ничто не мешало моему путешествию на Геон, и я решился на переход. Первыми через портал прошли шестеро вооруженных до зубов таргов, которые блокировали площадку перед выходом, и только потом в рамку ворот шагнул ваш покорный слуга.

Переход между мирами прошел практически незаметно, я просто вынырнул на геонской стороне портала, преодолев легкое сопротивление поверхности зеркала. По сравнению с огненным кошмаром спонтанного переноса между мирами это путешествие оказалось не сложнее похода из комнаты на кухню.

Автономный светильник тускло освещал покрытую толстым слоем пыли площадку перед порталом, которая в точности повторяла площадку на Оркании. Я сразу направился к двери, за которой располагался пульт управления порталом, и активировал его своим генетическим ключом. Первичное тестирование оборудования выдало на экран список сбоев и неисправностей, а также мигающий значок, предупреждающий о недостатке энергии в аварийном накопителе. Я был готов к подобному развитию событий, и сразу отключил от энергоснабжения все второстепенные потребители. В таком режиме портал мог работать более двух суток, и у меня появилась возможность работать без спешки.

Первым делом я отправился в щитовую, чтобы попытаться восстановить внешнее энергоснабжение комплекса. У меня имелись серьезные опасения, что энергия от внешних источников питания могла просто не поступать, но, к счастью, оказался отключенным только вводной рубильник. Через несколько минут энергоснабжение было восстановлено, а вскоре автоматически включилось аварийное освещение. Теперь я мог спокойно приступать к тестированию и ремонту оборудования, не рискуя сломать что-нибудь в темноте.

Все основные системы комплекса были продублированы, поэтому у меня имелась возможность заменять неисправные блоки «на горячую». Есть такой термин в работе с серверами – замена «на горячую», это когда обслуживают и ремонтируют оборудование, не отключая его от питания. Через пару часов все критические неисправности были устранены, и я перезагрузил программное обеспечение в штатном режиме. После окончания процедуры тестирования мне удалось запустить охранные системы и взять под контроль все входы и выходы комплекса, а также активировать боевые турели в переходных тамбурах и на перекрестках коридоров. Эти работы заняли практически весь день, и мои силы были на исходе, поэтому я решил вернуться на Орканию, чтобы помыться и передохнуть до утра.

Зайдя в свои покои, я первым делом выпустил Тузика на прогулку в долину, а затем залез под душ. Правда, спокойно вымыться мне не дали, так как в душ ворвалась Катя и в ультимативной форме потребовала взять ее с собой на Геон. Я вытурил племянницу из ванной и запретил беспокоить меня до утра. Племянница надула губы, но все-таки ретировалась в коридор. За ужином Катя снова насела на меня, а поэтому пришлось запретить охране пускать племянницу ко мне до особого приказа. После семейного скандала я долго вертелся на кровати и не мог заснуть, пока не вернулся с прогулки Тузик. Аура малхуса быстро успокоила расшатанные нервы, и я заснул сном младенца.

Утренний переход на Геон прошел буднично и без происшествий. Я активировал систему видеонаблюдения и включил камеры внешнего осмотра. За ночь компьютер сумел восстановить работу двух видеокамер, установленных снаружи комплекса, но объективы камер были направлены в лес, поэтому выяснить, что творится снаружи, мне не удалось. Чтобы просмотреть свежие записи, я поднял архив видеонаблюдения за прошедшую ночь и обнаружил несколько видеокадров, на которых был запечатлен воин в доспехах хумана. Съемка велась в каком-то подземном коридоре, но по записи невозможно было установить, где именно. Скорее всего, это был один из коридоров бункера, который мне не удалось опознать по блеклой картинке монитора.

«Если нет ошибки с датировкой и съемка велась этой ночью, то бункер все еще находится под контролем воинов моего брата Ингура», – подумал я.

Эта мысль заставила забиться сердце, и я радостно заорал:

– Ура!!!

На мои вопли прибежал охранник, которого я едва не задушил в своих объятиях. Теперь необходимо было привести в порядок помещения портала и найти выход наружу. Первое обследование помещений показало, что основной и аварийный выходы из комплекса заблокированы, а под люком колодца, ведущего на нижние этажи, плещется вода. Однако система вентиляции комплекса работала, и снаружи поступал свежий воздух, а поэтому можно было попытаться выбраться из заточения через воздуховод вентиляции. Попытка не пытка, раз мне удалось пролезть в бункер этим путем, то почему не попробовать уже проверенный способ?

Время подходило к полудню, и голод уже давал о себе знать, поэтому я решил перекусить и вернулся на Орканию. По дороге у лифта я случайно столкнулся с племянницей и решил с ней помириться. Катя обиженно надула губы, но я решил не продолжать разборки и заявил:

– Пошли со мной!

– Куда? – спросила девушка.

– Куда-куда! На Геон, сама же просилась!

Катя радостно взвизгнула и повисла у меня на шее.

– Хватит подлизываться! – остановил я племянницу. – Пойдем поедим, а потом отправимся на Геон. Только собери амазонок, и не забудьте захватить ведра с водой и тряпки.

– Зачем? – удивилась Катя.

– Порядок наводить. Там пыли и грязи скопилось за века немерено! Вот ты и будешь командовать генеральной уборкой, пока я буду искать выход наружу. Только, пожалуйста, не делай квадратные глаза – сама напросилась!

Наведение чистоты заняло еще сутки, но за это время мне удалось прорезать короб вентиляции и выбраться по воздуховоду в знакомую пещеру, куда также выходила труба вентиляции из бункера. Вентиляционная решетка портала располагалась в дальнем конце пещеры под потолком и была замаскирована скальным выступом, поэтому она не попалась мне на глаза раньше. Мифриловые прутья, преграждавшие выход из пещеры, стояли на своем месте, и если судить по отсутствию следов на полу, то пещеру давно никто не посещал. Я прорезал лучом Силы проход в решетке и выбрался на скальный карниз.

Внизу раскинулось зеленое море леса, и я встал во весь рост, вдыхая ароматы родного дома. Неожиданно над скалой промелькнула какая-то тень, а затем раздался стрекот пропеллера дельтаплана. Прикрыв рукой глаза от солнца, я посмотрел на небо и увидел, как, заложив глубокий вираж, заходит на посадку рукотворный дракон.

Глаза сразу узнали мое творение, а руки вспомнили тепло мифриловых труб и жгучие прикосновения паучьего шелка. Именно в это мгновение я окончательно понял, что вернулся!

Мне с огромным трудом удалось подавить желание броситься сломя голову за дельтапланом, но, видимо, трансформация в саркофаге Странников добавила мне мозгов, поэтому я с сожалением вернулся в комплекс портала, чтобы основательно подготовиться к вылазке.

Уже к вечеру три десятка наиболее опытных воинов были переправлены через портал на Геон. Разведывательный отряд создавался мной заранее, и воины уже почти месяц тренировались, чтобы выполнить любой приказ в незнакомой и быстро меняющейся обстановке. Отряд состоял из трех отделений по десять бойцов и был набран из различных рас Оркании. Первый десяток состоял из хуманов, которые стали моей новой личной охраной, второй десяток был набран пополам из дроу и эльфов, которые должны были обеспечить разведку в лесу, а воины таргов являлись тараном на случай прорыва из окружения. Когда последний боец прошел через портал, я снова провел вводный инструктаж и обозначил основные задачи, хотя делал это всего пару часов назад.

Вскоре эльфийский десяток и пятеро таргов пробрались через воздуховод в пещеру, а когда окончательно стемнело, эльфы спустились со скалы вниз по веревкам. Пятеро дроу сразу растворились в ночном лесу, а светлые эльфы заняли оборону у подножия скалы, обеспечивая разведке пути отхода.

Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, поэтому я вернулся в свои покои на Оркании, где сразу попал под атаку племянницы, которую я «забыл» взять с собой на разведку. Катя мечтала о подвигах, а мне было не до девичьих капризов, поэтому мне пришлось придумывать для нее работу. Недолго думая я снова отправил племянницу за амазонками и приказал хоть как-то обустроить дорогу через вентиляцию, чтобы иметь возможность быстро добраться до пещеры. Мать всех таргов убежала выполнять приказ, а я принял душ и вернулся через портал на Геон, чтобы на месте дожидаться результатов разведки. Усталость суматошного дня дала о себе знать, и сон сморил меня прямо за пультом управления порталом.

...Перед рассветом меня разбудил охранник, который доложил, что вернулись разведчики и приволокли двух пленных, хотя такого приказа они не получали. Я немедленно отправился к воздуховоду, чтобы разобраться на месте с командиром дроу, нарушившим приказ, и незапланированными пленниками.

Как выяснилось, разведчики поймали в лесу молодого парня и его подругу, с которой он уединился для любовных утех. Командир дроу сразу доложил, что пленников захватили случайно, после того как те уже обнаружили одного из разведчиков, а так как я категорически запретил проливать кровь, то пришлось забрать парня и девушку с собой.

Допрос я решил начать с девушки, а парня приказал вывести из пещеры. Девчонка оказалась бывшей рабыней, которую князь Ингур выкупил у купцов из халифата для одного из своих воинов. Но сердцу не прикажешь, и девушка влюбилась в красивого эльфийского полукровку из долины Нордрассила, отряд которого охранял леса вокруг бункера. В общем, я услышал жалостную историю Ромео и Джульетты местного разлива. Девушку выкупили из рабства всего пару месяцев назад, и она плохо ориентировалась в местных реалиях, поэтому я, как смог, успокоил горе-невесту и приказал привести на допрос ее кавалера.

Полукровка оказался крепким орешком и категорически отказался отвечать на вопросы, угрожая мне страшными карами, если мои воины обидят его возлюбленную. Собачиться со свихнувшимся от любви парнишкой мне не хотелось, поэтому пришлось прибегнуть к магическому сканированию сознания пленника. Погрузившись в транс, я аккуратно залез в мозг героя-любовника и скачал из его памяти необходимую мне информацию.

Полученные сведения меня обрадовали и расстроили одновременно. Выяснилось, что жители Геона давно похоронили князя Ингара, и он стал мифическим героем из сказки. После того как меранские маги объявили о моей гибели, коалиция заговорщиков устроила карательный поход на долину Нордрассила, который, к счастью, закончился полным провалом. Магия Дерева Жизни надежно хранила долину, и разношерстная армия вторжения таяла буквально на глазах. Против захватчиков ополчились джунгли, подвластные магии Нордрассила. На колонны армии вторжения нападали стаи диких зверей, на ночные стоянки сползались змеи со всей округи, чтобы жалить людей и животных, а днем в небе появлялись драконы, которые жгли колонны врага потоками огня. Во время одного из таких налетов под атаку дракона попал шатер, где проходил экстренный военный совет командования заговорщиков, и практически все руководство погибло в огне.

Армия без полководца – обычная банда мародеров, поэтому карательная экспедиция несла огромные небоевые потери, и в стане врага началась настоящая грызня. Пока был жив князь Ингар, у заговорщиков имелся единый враг, а теперь началась борьба за выживание и власть на Геоне.

Первыми стан заговорщиков покинули войска Арбского халифата, в котором после смерти Саадина появилось несколько претендентов на престол халифа. Халифат фактически раскололся на три государства со своими правителями, и ни у кого из претендентов на престол не хватало военной силы, чтобы победить в начавшейся междоусобице.

Мой брат Ингур не потерялся в этой непростой обстановке и сумел заключить военный союз с эмиром города Басра – Рашид-ад-Дином, которому после гибели Саадина присягнули элитные отряды ассасинов.

Рашид-ад-Дин контролировал южные провинции Арбского халифата, замок Тадмур и все арбские поселения на территории афров. После гибели Саадина в Мэлоре и провала похода на долину Нордрассила в халифате начали распространяться слухи, что Саадин не участвовал в заговоре против князя Ингара, а был убит именно заговорщиками, когда отказался участвовать в заговоре против своего близкого друга. Непосредственных свидетелей смерти халифа в живых не осталось, и слухи множились, словно снежный ком. Этими слухами сразу воспользовался Ингур и предложил Рашид-ад-Дину союз против самозванцев и предателей. Эмир не был изначально вовлечен в заговор против князя Ингара, поэтому с радостью принял предложение Ингура и начал копить силы для захвата власти в халифате.

Чтобы делом подкрепить свои претензии на престол халифа, Рашид-ад-Дин решил взять штурмом Герат, в котором укрепился один из его соперников, но плохо подготовленный штурм провалился, и его войскам пришлось в спешке отступать. Планомерное отступление вскоре превратилось в паническое бегство, и только драконы Ингура спасли армию Рашид-ад-Дина от полного разгрома.

Неудавшийся претендент на трон халифа умолял Ингура развить успех и добить врага в его логове, но брат не стал ввязываться в эту авантюру и благоразумно отказался от опасного предложения. Война за власть в халифате перешла в вялотекущую фазу, в которой противники всячески избегали генеральных сражений, ограничиваясь короткими набегами на территорию противника. Целью таких набегов был подрыв экономики конкурентов и захват пленников из мирного населения.

Ингур и мои жены не были простаками, и такое положение дел в халифате их полностью устраивало. Войска эльфов и хуманов помогали эмиру отбивать нападения на Тадмур и поселки на территории афров, но напрямую в войну за власть не ввязывались. В сложившейся ситуации арбам еще долго будет не до войн с эльфами и хуманами, что само по себе являлось серьезным успехом.

События в Поднебесной империи Чинсу фактически копировали происходящее в соседнем халифате. Страну также охватила затяжная гражданская война, которой не было видно ни конца ни края. Претенденты на императорский трон сменяли один другого, словно в калейдоскопе, а столица империи Чинай практически ежемесячно переходила из рук в руки. Гражданская война наиболее беспощадная из всех видов войн, поэтому всегда сопровождается потоками крови и тотальным голодом. Раздираемую внутренними противоречиями империю охватил хаос, и она отгородилась от остального мира, даже не помышляя о военной экспансии за пределы собственных границ. Жителей разоренной страны мало заботило, что творится у соседей, – со своими проблемами хватило бы сил разобраться.

После провала эльфийского похода власть в Меранской империи неожиданно захватил самозваный Совет магов, состоящий из представителей магических гильдий провинциальных городов. Прежнее руководство Меранской империи большей частью погибло во время похода на долину Нордрассила, и в стране образовался вакуум власти. Власть в стране буквально свалилась в руки мелких воров и взяточников, которые не видели ничего дальше своего носа и только разворовывали остатки имперской казны. Вымогать взятки у обывателей в заштатном городишке и управлять великой империей далеко не одно и то же, поэтому вскоре эта истина стала доходить даже до жалких умов провинциальных узурпаторов.

Обстановка требовала для изменения провальной ситуации срочных и решительных действий, но ничего умнее того, чтобы вторгнуться в земли таргов, эти идиоты не придумали. Наиболее боеспособные войска погибли в афрских джунглях, поэтому основную массу армии вторжения составляли воины, набранные из гарнизонов городов империи. Командовать этим сбродом поставили одного из родственников главы Совета магов, который до этого служил заместителем начальника гарнизона в Пельтье и за всю свою карьеру ни разу не участвовал в сражениях.

В результате безобразной подготовки к вторжению в Тарганию меранцы проиграли войну еще до ее начала. Армия вышла в поход, неимея мало-мальски грамотно разработанного плана кампании, запаса продовольствия и боеприпасов. Бездарный полководец не сумел навязать таргам ни одного крупного сражения и распылил силы, гоняясь за конными отрядами таргов по бескрайней степи. Не в силах победить воинов, меранцы отыгрались на мирном населении, и в степи загорелись стойбища таргов. В ответ захватчики получили тотальную партизанскую войну на враждебной территории и откатились за горный хребет, отделяющий империю от Таргании.

Чтобы избежать полного разгрома и ответных набегов таргов на города империи, Совет магов был вынужден признать независимость Таргании и подписал позорный мирный договор.

В данный момент в Меранской империи царило безвластие, и народ просто выживал, заботясь только о хлебе насущном, а центральная власть существовала чисто номинально.

Дела в долине Нордрассила также развивались по весьма непростому сценарию. Викана и Эланриль все эти годы хранили по мне строгий траур. Княгини фактически отошли от власти, отдавая все время и силы воспитанию детей, а власть де-факто перешла к Совету эльфийских Домов. Когда через год после войны на Геоне установился зыбкий статус-кво, то в Эльфийскую долину зачастили посольства от различных властных группировок, чтобы заручиться военной поддержкой эльфов. Лучший способ получить надежного союзника – это жениться на одной из моих вдов, но Викана и Эланриль отшивали самых завидных женихов, которые буквально становились в очередь, чтобы попросить их руки.

Ушастые интриганы испугались наплыва заморских женихов, и Совет эльфийских Домов постановил насильно выдать замуж вдовствующих княгинь за высокородных эльфов. Однако оба кандидата в женихи уже на следующее утро были кастрированы Эланриль, а Викана лично развесила их трупы на ветвях Нордрассила.

На помощь княгиням сразу пришел Ингур со своими воинами и фактически вырезал Совет эльфийских Домов. Заговор перворожденных был жестоко подавлен, и в долине Нордрассила была установлена тройственная диктатура во главе с моими женами и братом.

Во избежание повторного заговора ушастый парламент был разогнан, а недовольных отсутствием демократических свобод отлучили от магии Нордрассила. Эльфы магически связаны с Нордрассилом, а поэтому вскоре отлученные от магии Дерева Жизни приползли на коленях вымаливать прощение.

Вот такой примерно политический расклад сложился на Геоне за время моего отсутствия.

Закончив сканирование памяти полукровки, я привел его в чувство и коротко разъяснил, с кем он беседовал. Пленник от такого известия впал в ступор, и мне снова пришлось прибегнуть к магии, чтобы вернуть парня к реальности. Шаг за шагом мне удалось втолковать пленнику, что от него требуется, тогда глаза парня приняли осмысленный вид, и он с радостью согласился стать моим гонцом. Я написал Ингуру короткую записку на эльфийском, в которой просил его о встрече, после чего разведчики спустили полукровку со скалы и проводили в лес.

Томительно потянулось время ожидания, и я вскоре стал себя корить за то, что лично не отправился на встречу с братом. Однако спешка никогда до добра не доводит, и я не раз испытывал эту истину на собственной шкуре, поэтому благоразумно решил не пороть горячку.

Примерно через час прибежал дозорный с докладом, что скалу окружает большой отряд противника. Я приказал разведчикам снять сторожевые заслоны и подняться на скалу, а сам перешел на магическое зрение.

Вскоре в ближайшем лесу появились с десяток эльфийских аур, которые медленно двигались к подножию скалы. Среди них я заметил ауру недавнего пленника, на которую во время сканирования его сознания установил магическую метку. Похоже, Ингур выслал разведку для проверки подступов к скале, на которой мой отряд занял оборону. Разведка приблизилась к нашей позиции на расстояние полета стрелы и затаилась в ближайших кустах.

Вскоре в глубину леса вернулась аура посыльного, а минут через десять к скале приблизился смешанный отряд хуманов и эльфов. Воины полукольцом окружили подножие скалы и блокировали все подступы к ней. Бойцы Ингура действовали четко и без суеты, поэтому не обладай я магическим зрением, то вряд ли сумел обнаружить засаду. Неожиданно в тылу отряда, окружившего скалу, я обнаружил ауру зорга и яркую магическую засветку от ауры очень сильного мага.

«Неужели это Лаура? Надо же, как выросла девочка. Если судить по огромному запасу магической Силы, то юной магине сейчас нет равных на Геоне», – подумал я.

От этих мыслей меня отвлек громкий окрик, раздавшийся из леса:

– Эй, вы, там, на скале! Слезайте вниз, пока я вас из метателя не приласкал! Считаю до десяти! Раз...

Голос был знакомым, и после недолгих воспоминаний я узнал тон командира «проклятых» Акаира. Тянуть с ответом было глупо, и я громко крикнул в ответ:

– Акаир, это ты?

– Да, с тобой говорит командир «проклятых» Акаир, а ты кто такой?

– Я твой князь Ингар, покажись!

– У меня один князь – Ингур! Сейчас все брошу и выйду прямо к самозванцу под стрелу! Я из ума пока не выжил! Сам спускайся, внизу и посмотрим, какой ты князь Ингар. Будешь без толку трепаться, пожгу вас всех из метателя, у меня и так терпение на пределе!

Я быстро просканировал округу на предмет засветки от заряженных магических кристаллов и не обнаружил ауры боеприпасов для метателя файерболов, значит, Акаир блефует и берет меня на испуг. Усмехнувшись военной хитрости опытного ветерана, я ответил:

– Ладно, старый хитрец, я спускаюсь! Только нет у тебя метателя, так что можешь пугать файерболами свою бабушку, а не меня!

Чтобы избежать неожиданностей, я еще раз проинструктировал командира разведчиков, строго-настрого запретив ввязываться в бой, что бы со мной ни произошло, и сбросил вниз конец веревки. Спуск со скалы занял несколько секунд, и вскоре мои ноги коснулись земли, после чего я поднял вверх руки и направился к лесу.

Стоило мне миновать кусты, в которых прятались воины Ингура, как ко мне бросились три воина в эльфийском камуфляже и, сбив меня с ног, свалили на землю. Я видел засаду магическим зрением и был готов к подобному повороту событий, поэтому шустрые ребята остались живы, а не отправились в мир иной. Мне вставили в рот кляп и связали, а затем быстро поволокли в глубину леса. Через сотню шагов бойцы остановились и в четыре руки поставили меня на ноги.

– Значит, это ты назвал себя князем Ингаром? – спросил меня один из воинов, в котором я сразу узнал Акаира.

У меня изо рта вынули кляп, и я, прокашлявшись, ответил:

– Акаир, а ты меня разве не узнал? Скажи спасибо, что я видел твоих бойцов в засаде и решил не обострять ситуацию, а то поубивал бы их к чертовой матери! И зачем меня нужно было пеленать, как младенца, да еще грязную тряпку в рот совать? Я ведь сам вышел к вам с поднятыми руками!

– Ты, парень, не буянь, если в плен сдался! Нужно было тебя связать, вот и связали, нечего хорохориться. Будешь языком молоть, по шее получишь! Отвечай, кто ты такой и откуда меня знаешь!

– О боги! Ты, Акаир, совсем ослеп? Я князь Ингар, который тебя, придурка, учил на драконе летать! – разозлился я.

После моего заявления Акаир отвесил мне затрещину и заявил:

– Не балуй, парень! Твой длинный язык может повредить шее! Я с князем Ингаром огонь и воду прошел, он меня с того света вытащил и пальцы на руках новые вырастил. Ты думаешь, достаточно быть похожим на князя, чтобы я перед тобой стелился? Ты уже четвертый самозванец, которого я вижу, и не тебе мне рассказывать, как выглядел покойный князь. Ты сопляк по сравнению с Великим Ингаром! Князь был суровым воином и в драке всегда был впереди и личико свое не берег! Жидковат ты в кости против князя, и лицо у тебя гладкое, как у бабы! Так что моли богов, чтобы они даровали тебе быструю смерть! Если князь Ингур отдаст тебя княгиням, то ты проклянешь тот день, когда родился на свет!

– Ладно, Акаир, не будем собачиться. Веди меня к Ингуру, пусть он разбирается, брат я ему или самозванец. Так у нас с тобой до драки дойти может, а я вашей крови не хочу!

– Видать, парень, ты действительно с головой не дружишь. Говорю тебе, прикуси язык, может, князь смилостивится, и тебе просто отрубят голову, а ты на кол просишься! Пошли, пусть Ингур твою судьбу решает, но помни, я тебя предупреждал!

Четверо воинов взяли меня в коробочку, и мы пошли следом за Акаиром в глубину леса, но наше путешествие было недолгим. Магическое зрение подсказало, что меня конвоируют в направлении аур мага и зорга, до которых было уже рукой подать. Шагов через двести меня привели на поляну у ручья, где я сразу увидел огромного зорга, на спине которого сидела Лаура. За прошедшие годы юная магиня превратилась в прекрасную женщину, от которой к тому же веяло огромной магической силой. Я просканировал ауру своей названой племянницы и заметил, что она беременна. До рождения ребенка оставалось не больше трех месяцев, а поэтому я вскоре должен был стать дедом.

Лаура беседовала на повышенных тонах со стоящим ко мне спиной высоким воином в эльфийском плаще и, видимо, что-то ему выговаривала. Акаир быстрым шагом подошел к зоргу и обратился к провинившемуся воину. Воин повернул голову в мою сторону и кивком подозвал к себе моих конвоиров. Я сразу узнал Ингура, который раздался в плечах и заматерел. Передо мной стоял суровый князь, рожденный, чтобы повелевать, от прежнего легкомысленного и ветреного юноши не осталось и следа.

Воины подвели меня к брату, и тот строго взглянул мне в лицо из-под нахмуренных бровей. Однако Ингур явно меня не узнал и, повернувшись к Лауре, сказал с усмешкой:

– Лаура, твой Царапка, наверное, голодный? Давай скормим этого придурка зоргу, и зверь поест, и мы время сэкономим. Эти самозванцы совсем с головой не дружат, если сами смерти ищут. Пусть им Царапка полакомится, а то Викана и Эланриль снова расстроятся, узнав о новом самозванце, они и так все глаза по Ингару выплакали.

Услышав такое заявление брата, я буквально задохнулся от возмущения и не нашелся что ответить на это форменное издевательство.

Лаура в ответ на эти слова покачала головой и, похлопав Царапку по холке, приказала ему лечь на живот. Ингур помог Лауре спуститься из седла на землю, и магиня, поддерживая рукой выдающийся вперед живот, подошла ко мне. Она молча отобрала у одного из конвоиров кинжал и разрезала им веревку, стягивающую мои руки, а затем, обернувшись к брату, сказала:

– Ингур, ты вроде уже взрослый мужчина и Великий князь, а ведешь себя словно неразумный ребенок. Это же надо дожить до такого, чтобы не узнать своего единственного брата!!! Ингар, прости это чадо неразумное. Можешь себе представить, как я с ним мучаюсь! Я сдуру вышла за него замуж, и мне рожать уже через три месяца, а его нельзя ни на минуту одного оставить. Только отвернешься, а он сразу за меч хватается и все норовит на войну сбежать! Если бы я с ним сегодня не поехала, ты все бы его воинство поубивал и самого дурака мог случайно прихлопнуть. Слава богам, что ты вернулся, теперь можно будет родить по-человечески, не опасаясь, что в любую минуту можешь остаться вдовой. – Лаура повисла у меня на шее и тихо заплакала. – Ингар, все думали, что ты погиб, даже Нордрассил, а я всегда верила, что ты вернешься. Где ты так долго пропадал?

– Девочка моя, я три с лишним года провел на Земле, и все это время искал дорогу домой. Потом меня выбросило на Орканию, и мне пришлось сражаться даже с нечистью, чтобы вернуться к семье. За эти годы много чего произошло, но это очень длинный рассказ.

Я гладил Лауру по голове и говорил ей на ухо ласковые слова, пытаясь успокоить, хотя понимал, что это бессмысленное занятие и будущей матери нужно просто выплакаться. У меня и у самого глаза были на мокром месте, но я с огромным трудом сдерживался, чтобы не опозориться перед воинами Ингура, ставшими невольными свидетелями этой сцены. Брат семенил ногами за спиной жены и мычал, как корова, пытаясь что-то сказать, но никак не мог взять себя в руки, из его рта раздавались только нечленораздельные звуки.

Наконец племянница выплакалась и отстранилась от моей груди, теперь у меня появилась возможность задать самый главный вопрос в жизни. Я пристально посмотрел в глаза Лауры и спросил:

– Лаура, расскажи, пожалуйста, как там Викана и Эланриль, как дети? Я с ума схожу от нетерпения. За прошедшие без семьи годы какие только мысли в голову не приходят.

– Ингар, а ты, оказывается, недалеко от своего братца ушел! Глупая ревность – это у вас, наверное, семейная болезнь! Тот меня к каждому встречному-поперечному ревнует, и ты туда же. Викана и Эланриль по тебе все глаза выплакали, и если бы не дети, то давно бы на себя руки наложили! Слава богам, что все живы и здоровы! Эланриль тебе сына и дочку родила. Сына в твою честь Ингаром назвали, дочку Эланриль назвала Кьярой в честь богини дроу Кьярансали.

– Кьяра – это на наречии дроу «мстящая», по-моему, или я ошибаюсь?

– Ингар, я кланового языка Эланриль не знаю, поэтому затрудняюсь с ответом, но если это так, то имя твоей дочери подходит идеально. Я в детстве шустрая была, а Кьяра просто вулкан какой-то! Совсем кроха, мне по пояс, а уже держит себя как императрица всея Геона. Только на Геоне уже других императриц навалом, даже я теперь Великая княгиня хуманов.

– Ну, это дело поправимое! Я тут немножко повоевал, и теперь у Кьяры будет персональное королевство на Оркании, – пошутил я.

– Как это?

– Я прошел на Геон через портал с Оркании. Господи, совсем зарапортовался. Меня же на скале мои воины дожидаются, а с ними Катя! Она же сейчас меня спасать кинется и дров наломает, мама не горюй!

– А кто такая Катя? – подозрительно спросила Лаура.

– Моя племянница с Земли, кстати, теперь тоже твоя родственница. Вы с ней – два сапога пара, она тоже сильная магиня, правда совсем неопытная, но потенциал у нее огромный. Ингур, хватит мычать, пошли с родней знакомиться, пока она сама сюда не заявилась по трупам.

Слава богу, мы успели вовремя! Стоило мне задержаться всего на несколько минут, и Катя повела бы в бой штурмовой отряд, который порубил бы в капусту бойцов Ингура. Конечно, в обычном бою победителя определил случайный набор обстоятельств, но Катя запросто могла выжечь всю округу своими файерболами, а против лома нет приема.

Вот в такой неформальной обстановке и произошла встреча родственников из семьи Столяровых, а также жителей Оркании и Геона. Если среди хуманов нашлось несколько знакомых еще со времен до глобальной катастрофы и гибели Танола, то эльфы и дроу Оркании и Геона встретили своих родственников впервые. Эта встреча вызвала у перворожденных настоящий культурный шок, и ушастый народ буквально обнюхивал друг друга.

Я пригласил Ингура и Лауру на экскурсию на Орканию, благо это мероприятие должно было занять не более трех часов, но Лаура отказалась, опасаясь за здоровье будущего ребенка. Переход через портал – дело не ординарное, и мало ли какие могут быть последствия для плода, поэтому было принято решение не рисковать. Лаура уехала в бункер готовить торжественную встречу князя Ингара, а мы с братом спустились в комплекс портала, где нас встретил Арчер, с которым Ингур был знаком еще с детства.

Проведя обзорную экскурсию по подземельям портала, мы с Арчером и Ингуром вышли в Эльфийскую долину на Оркании и после получасовой прогулки вернулись обратно на Геон. Брата очень впечатлили мои новые владения, и он всю обратную дорогу переживал, что не принял личного участия в моих приключениях на Оркании.

Я доходчиво объяснил брату, какой крови это мне стоило, и надеюсь, до него дошло, что на приключения хорошо смотреть со стороны, но рисковать каждый день собственной шкурой – удовольствия мало.

Как ни хотелось Арчеру отметить вновь образовавшийся праздник, но я оставил его на хозяйстве в подземелье, поручив обеспечение безопасности всего комплекса портала. Думаю, что у старого вояки еще будет возможность отметить это мероприятие на высшем уровне, когда обстановка полностью прояснится и появится уверенность в том, что неожиданных проблем не возникнет.

Пока мы с Ингуром бродили по туннелям и наслаждались запахами цветущей Эльфийской долины на Оркании, Катя готовила представительную делегацию для похода в бункер. Когда мы вернулись на Геон, все вопросы были уже в основном решены, и нас ждал полностью экипированный отряд, состоящий из сорока отборных бойцов. Это были представители всех народов Оркании, если не считать хуманов, попавших туда недавно. Первый десяток состоял из хуманов, второй из эльфов, третий из дроу, а четвертый из таргов. Катя хотела включить в делегацию и десять амазонок, но я разрешил ей взять с собой только двух телохранителей, потому что опасался несдержанности воинственных девиц.

Переход на Геон прошел в штатном режиме, и уже через час мое воинство двигалось походной колонной в направлении бункера. Вскоре мы прошли через лес и вышли к озеру, служившему аэродромом для дельтапланов. Здесь меня поджидала еще одна неожиданность: оказалось, что Бункером теперь называется не подземелье, где располагался ангар для баркудов и зарядная станция, а крепость, в которую превратился поселок на берегу озера. Деревянный частокол сменила высоченная каменная стена с башнями по углам, а причал для дельтапланов обзавелся тремя каменными ангарами и подготовленным пляжем, на который очень удобно вытаскивать на берег приводнившийся дельтаплан. На воде у самого берега покачивался один из летающих драконов, на котором, по всей видимости, проводилось послеполетное обслуживание.

Душу неожиданно защемила тоска, и мне захотелось все бросить и сразу улететь в долину Нордрассила. Однако наши желания очень редко совпадают с возможностями, поэтому мне пришлось проехать мимо дельтаплана, чтобы поучаствовать в шоу под названием «Возвращение воскресшего князя Ингара».

На торжественную встречу собралось практически все население Бункера, и на центральной площади крепости было не протолкнуться. Я толкнул короткую, но зажигательную речь, после чего сразу объявил начало банкета. Местное начальство заготовило для этого мероприятия пространные речи, но князь Ингар поломал весь расклад местным начальникам. Простой народ принял мою речь на ура, а мнение сановных подхалимов меня мало интересовало.

Поначалу банкет проходил чинно и в соответствии с неписаным кодексом приличий. Звучали здравицы в мою честь, в которых подданные клялись мне в верности до гроба, а я улыбался в ответ и делал вид, что верю в эти обещания. Однако, когда стемнело и на площади зажгли факелы, народ расслабился после выпитого и началось настоящее веселье. Вскоре все забыли повод, по которому собрались на праздник, и за столами начали звучать песни, а некоторые из присутствующих даже пустились в пляс.

Незаметно я почувствовал себя чужим на этом празднике жизни и вышел за ворота крепости к озеру, чтобы проветриться. Мое тело стояло у ворот Бункера, а душа уже летела в долину Нордрассила, терпеть эту муку не было сил, и я направился к дельтаплану. Как ни странно, но часовые узнали меня и беспрепятственно пропустили на стоянку. Дельтаплан был вытащен на берег, а его крыло было закреплено страховочными веревками.

Я провел предполетный осмотр аппарата и выяснил, что магический аккумулятор заряжен практически полностью, видимых повреждений конструкция корпуса и полотнище крыла не имеют, и в принципе можно отправляться в полет. Осознанного намерения немедленно улететь у меня не было, но руки сами начали развязывать узлы на страховочных веревках. Когда крыло стало свободным, я забрался в кабину пилота и запустил двигатель. За спиной раздался ровный гул пропеллера, после чего последние пути к отступлению были отрезаны. Я выключил двигатель и вылез из кабины.

Часовые стояли в нескольких шагах от дельтаплана в полной растерянности и не знали, что предпринять. Вскоре к ним присоединился начальник караула с тревожной группой, которым я приказал спустить аппарат на воду. Однако сразу улететь мне не удалось, потому что на берегу раздался голос Лауры:

– Ингар, и куда это тебя понесло на ночь глядя?

– Лаура, у меня нет сил ждать до утра, я весь извелся, и душа рвется к семье. Если я сейчас не улечу, то запросто могу свихнуться!

– Ну, ты как мой Ингур, тоже весь на чувствах и эмоциях. Нет в вас обоих зрелой мужской рассудительности, ну прямо великовозрастные мальчишки! Наверное, за это я Ингура и люблю, а тебя любят Викана и Эланриль. С вами никогда себя не почувствуешь старухой и останешься юной в душе до самой смерти, – тихо сказала Лаура и, ненадолго замолчав, продолжила: – А ты не убьешься в темноте?

– Лаура, я маг и ночью вижу как днем, а к тому моменту, как я долечу в долину, уже рассветет.

– Тогда удачи тебе, и передай привет от меня Викане и Эланриль.

Я запустил мотор, но тут на берегу раздался истошный крик Кати:

– Ингар, я лечу с тобой!!!

На споры с племянницей у меня просто не было ни сил, ни времени, поэтому я сразу ответил:

– Тогда залезай в кабину и хорошенько пристегнись.

(обратно)

Глава 36

Взлет прошел как по нотам, но я все-таки решил сделать пару кругов над озером, чтобы вспомнить навыки пилотирования, и только после этого перевел дельтаплан в набор высоты. Душа пела от давно забытой эйфории полета, а шум пропеллера за спиной казался мне настоящей симфонией. Катя явно переоценила свою храбрость и жалобно попискивала на каждой воздушной ямке или крутом вираже, но вскоре она обвыклась и стала крутить головой по сторонам, как ребенок на американских горках. Ночной воздух оказался довольно прохладным, поэтому, чтобы не простудить Катю, нам пришлось лететь не выше трехсот метров.

Сразу после взлета я попытался связаться с Нордрассилом, но безуспешно. Корона связи осталась где-то на острове Форос, а без нее нужно было подняться на высоту около пяти километров, но даже в этом случае связь была бы ненадежной. Возможно, если бы я летел в гордом одиночестве, то сделал такую попытку, но пугать племянницу мне не хотелось, и с сеансом связи пришлось повременить. Примерно через полтора часа полета я ощутил ауру Дерева Жизни и снова попытался установить связь, однако ответ пришел с большой задержкой, когда я уже решил, что меня еще не слышат.

Нордрассил – дерево разумное, а поэтому неожиданный запрос от погибшего хозяина застал его врасплох и вызвал обоснованные подозрения, что это провокация меранских магов. Задержка с ответом была связана с идентификацией моей личности, проверкой периметра безопасности долины, а затем суматошным анализом обстановки. Когда проверка ауры князя Ингара закончилась однозначным и положительным результатом, на мое сознание обрушился настоящий шквал визуальной информации и радостных эмоций Дерева Жизни, искренне обрадовавшегося моему возвращению.

В результате такого бурного проявления чувств я едва не потерял контроль над дельтапланом, и мы с Катей чудом избежали катастрофы. Однако мне удалось вовремя выставить магический щит над своей аурой и вывести дельтаплан из крутого пике. Когда аппарат снова оказался под моим контролем, я приказал Дереву Жизни умерить свой пыл и только отвечать на мои вопросы, а не пытаться закачать в мозг хозяина все новости сразу. Мой окрик привел Нордрассил в чувство, после чего он стал четко отвечать на вопросы.

«Где моя семья?» – задал я свой главный вопрос.

«Они спят в гостевом домике у моего подножия. Стас с Дэей упросили Викану покатать их на Шаларе, поэтому они решили встретить коня у ручья, когда он утром приведет свой табун на водопой», – ответил Нордрассил.

«У Шалара целый табун появился? И где он себе в долине подругу нашел? Насколько я помню, он простых кобылиц не жаловал, породу берег».

«Кайна сама прискакала в долину во время осады людьми моей долины. Правда, она только полукровка, но Шалар ее признал, и у них уже пятеро жеребят. Трое совсем взрослые, четвертому немного больше года, а пятый родился всего полтора месяца назад».

«Прекрасная новость! Я очень рад за Шалара. Ты знаешь, я виноват перед ним, так как не уделял коню должного внимания и заботы, а он мне не раз жизнь спасал».

«Шалар не в обиде на своего господина. Раньше он очень тосковал, но теперь только грустит, вспоминая тебя. Может, его разбудить и обрадовать, что хозяин жив и вернулся?»

«Не нужно никого будить, пусть все пока спят спокойно. Будет лучше, если мое возвращение станет сюрпризом. Я очень хочу посмотреть, как меня встретят, и оценить реальную ситуацию, а не увидеть покрашенную к моему прилету траву и духовой оркестр верноподданных граждан. Увы, но у меня есть подозрения, что кое-кто давно похоронил князя Ингара и заново обустроил свою личную жизнь, в которой для него уже нет места. Возможно, мое воскрешение из мертвых будет не всем по нраву, и я здесь лишний. Мне также стало известно, что мои ушастые подданные устроили заговор против моей семьи, и дело даже дошло до кровопролития. За прошедшие годы я избавился от многих юношеских иллюзий и думаю, что нам предстоит во многом разобраться и каждому воздать по заслугам. Я очень надеюсь на твою помощь и искренность».

Увы, но моя ревнивая подозрительность и любовь к сюрпризам сыграли со мной очередную злую шутку, хотя в последнее время я вроде уже научился включать мозги и не устраивать себе проблем на пустом месте. Видимо, когда у самого рыльце в пушку, то начинаешь подсознательно искать себе оправдание, подозревая в смертных грехах и того, перед кем провинился.

«Повелитель, в том, что произошло, есть большая доля моей вины, – перешел Нордрассил на официальный тон. – Когда я перестал ощущать присутствие вашей ауры, то решил, что вы умерли, и убедил всех в этом. Заложенная в меня программа автоматически запустила режим консервации, и я едва не впал в спячку. Викана и Эланриль очень горевали о вас и не перенастроили управление долиной на себя, а я был вынужден следовать заложенным в меня инструкциям и физически не мог действовать без приказа. Прямой приказ вмешаться пришел от княгини Виканы только после того, как пролилась первая кровь, и я уже ничего не мог изменить. Сейчас мое тело и сознание функционируют в ограниченном режиме, и через несколько лет мой разум окончательно бы заснул, дожидаясь появления нового хозяина. До этого момента я бы существовал как обычное дерево без собственной воли и разума. К счастью, Викана и Эланриль частично взяли управление долиной на себя, но они недостаточно хорошо подготовлены и многих тонкостей просто не понимают, а времени учебе княгини уделяют мало. У меня оставалась последняя надежда на ваших детей, но они еще слишком малы, и пока их интересуют только игры».

Еще больше часа мне пришлось выслушивать жалобы Нордрассила, и только изредка удавалось перебивать этот монолог своими вопросами. Интуиция подсказывала, что разумному дереву нужно выговориться, в противном случае я рисковал превратить зеленого друга в механического исполнителя своих приказов, а настоящий друг намного надежнее и полезнее десятка бездушных рабов. Поэтому серьезные вопросы пришлось отложить, и сейчас я просто слушал, сосредоточившись на управлении дельтапланом.

Вскоре горизонт на востоке окрасился в алый цвет, и стало светать. Зрелище было очень красивым, и Катя буквально визжала от восторга, впервые встречая рассвет в полете. Когда в лучах восходящего солнца заискрился огромный магический купол долины, я перевел аппарат в набор высоты, чтобы было легче обнаружить проход в куполе, и перешел на магическое зрение для поддержания безопасного расстояния до границы защитного периметра. Примерно через полчаса дельтаплан набрал необходимую высоту, и мы вплотную приблизились к долине. Я приказал Нордрассилу открыть проход и вскоре увидел, как в туманном мареве магической защиты начинает появляться отверстие, и перевел аппарат в пологое снижение.

Вскоре туманная дымка купола осталась позади и под нами раскинулась сюрреалистическая картина долины Дерева Жизни. Рядом с Нордрассилом даже Останкинская телебашня выглядела бы жалким карликом, и сознание с трудом верило в реальность происходящего. За прошедшие годы Эльфийская долина кардинально преобразилась, потому что эльфы проделали по-настоящему титаническую работу. Лес был расчищен от сухостоя и бурелома, гниющие болота превратились в озера и пруды. Русла многочисленных речек и ручьев были очищены от упавших деревьев и мешающих протоку зарослей камыша. Разрушенные временем древние дороги были восстановлены, а через реки и овраги были переброшены многочисленные ажурные мосты и мостики. Долина превратилась в огромный рукотворный парк, но у меня не появилось ощущения искусственности и насилия над природой – все выглядело на удивление естественно.

Раскинувшийся под крылом пейзаж настолько удивил меня, что рука сама потянулась протереть глаза, потому что увиденное показалось сказочным миражом. Вокруг царил покой и умиротворенность, а воздух долины был наполнен чарующим ароматом цветов, по сравнению с которым лучший французский парфюм казался вонючим дихлофосом. Лучи солнца всеми цветами радуги подсвечивали магический купол долины, который выглядел природным цветомузыкальным экраном, являвшимся великолепным фоном для этой нереальной картины.

Все прежние заботы и проблемы сразу показались мне мелкими и незначительными и буквально растворились в этом великолепии. Ощущение радости и счастья заполнило душу, и пришло понимание того, что именно для таких моментов и стоит жить.

– Дядя Игорь, и ты не хотел брать меня с собой? Только чтобы увидеть такую красоту, стоило рисковать всем! Вы, мужчины, совсем не понимаете и не цените истинной красоты! Души у вас грубые и черствые, поэтому вы даже стесняетесь искренне заплакать! А я вот плачу от счастья, и мне совсем не стыдно! – прокричала Катя, повернувшись ко мне, а из ее глаз ручьем текли слезы счастья.

Я поддался настроению племянницы и не пошел сразу на посадку, а сделал большой круг над долиной, облетев вокруг Нордрассила на высоте полукилометра. Русло ручья, которое раньше служило мне аэродромом, спряталось под кронами деревьев, поэтому я решил не рисковать и сесть на озерцо, из которого вытекал ручей, а затем спуститься по его руслу до подножия Нордрассила. Посадка прошла успешно, и мы поплыли вниз по течению ручья среди цветущего сада, словно на прогулочном глиссере. Вскоре впереди показался затон, где я обычно оставлял дельтаплан на стоянку, и увидел, что место занято небольшим табуном лошадей, пришедшим на водопой. Вокруг табуна с веселыми криками бегала стайка детей, а немного поодаль беседовали две женщины, в которых я узнал Викану и Эланриль.

Сердце забилось в груди, как перед инфарктом, и в глазах на мгновение потемнело. Я собирался что-то крикнуть, но язык словно отнялся, и я только невнятно замычал. Плывущий по ручью дельтаплан первой заметила темноволосая кроха, которая побежала к нам навстречу с громким криком:

– Мама, дядя Ингур снова прилетел!

Викана и Эланриль повернули голову в сторону дельтаплана и, приветственно помахав руками, снова вернулись к своему разговору. Другие дети тоже не стали отвлекаться от игры с лошадьми и продолжили свою беготню. Видимо, прилет Ингура не являлся событием, достойным особого внимания, ради которого стоило прервать разговор между подругами или веселую игру.

Поплавки аппарата заскользили по песку пляжа, и я быстро выбрался из кабины, чтобы вытащить дельтаплан на берег, а затем стал помогать Кате освободиться от привязных ремней. Племянница с моей помощью вылезла из кабины и стала, охая, разминать затекшие ноги, а я продолжил парковать дельтаплан. В это время к нам подбежала черноволосая девочка и, уставившись на меня своими огромными глазами, удивленно спросила:

– Ты кто? А где дядя Ингур?

– Очень невежливо, не представившись, задавать старшим такие вопросы. Тебя как зовут, красавица? – решил я пошутить.

Однако девочка шутку не оценила и, надменно выпятив нижнюю губу, ответила:

– Я княжна Кьяра, дочь Великой княгини Эланриль, и ты должен мне повиноваться! Отвечай, кто ты и откуда у тебя дракон князя хуманов Ингура!

– Слушаюсь и повинуюсь, моя княжна! Кьяра, я твой папа Ингар, а это твоя старшая сестра Катя из мира Земля. Я вернулся домой, а она специально прилетела со мной из другого мира, чтобы познакомиться со своей младшей сестрой, – склонив голову, ответил я и опустился перед дочерью на правое колено.

– Мама, папа вернулся! – звонко крикнула Кьяра и со всех ног бросилась к матери.

Я поднялся с колена и, отряхнув песок со штанов, направился следом за дочкой, при этом улыбаясь, как идиот, выигравший миллион по трамвайному билету.

Звонкий крик Кьяры снова отвлек Эланриль и Викану от беседы, и они с недовольным видом повернулись к девочке. Солнце светило нам с Катей в спину и мешало женам хорошо рассмотреть нас, но, видимо, они уже поняли, что на драконе прилетел не Ингур, а другой пилот, причем с незнакомой им пассажиркой. Когда расстояние между нами сократилось до двадцати шагов, Эланриль первой узнала меня и со стоном рухнула на землю, а через пару секунд в обморок свалилась и Викана. Долгожданная встреча с женами неожиданно превратилась в оказание скорой медицинской помощи, и я, чертыхаясь, побежал спасать свое семейное счастье.

Со стороны происходящее выглядело как покушение на княжескую семью со смертельным исходом, поэтому дети, не разобравшись, что произошло на самом деле, с визгом бросились к подъемнику Нордрассила, зовя охрану на помощь. Кьяра вцепилась в лежащую в беспамятстве Эланриль и плакала навзрыд, а я настолько растерялся, что никак не мог определиться, какой из жен первой оказывать медицинскую помощь.

Катя сориентировалась раньше перепуганного двоеженца и начала приводить в чувство Викану, а я занялся здоровьем Эланриль. В этот момент на нас налетели охранники Нордрассила, и я только чудом не остался без головы.

За последние шесть лет на мою жизнь, кажется, не покушался только ленивый, а поэтому боевые инстинкты сработали правильно, и я на автомате увернулся от меча набросившегося на меня часового. Эльф по инерции провалился вперед и тут же улетел в кусты после моей оплеухи, где и затих, а вот второму бойцу повезло значительно меньше. Если удар ладонью в лоб я еще как-то сумел смягчить и не вышиб ушастому мозги, то подсечка, похоже, сломала бедняге обе ноги, и он покатился по земле, воя от боли.

Я выругался и наивно решил, что отбился от нападения, но едва успел раскрыть рот, чтобы попытаться объяснить стонущему на земле воину, что произошло досадное недоразумение, как из кабины подъемника, спустившейся с Нордрассила, словно горох посыпались эльфы. Катя дико завизжала, увидев зверские рожи бегущих к нам воинов, и я с ужасом понял, что сейчас прольется море голубой крови. Однако дело до драки не дошло, потому что в толпу нападавших врезался табун Шалара, и воины полетели в разные стороны, словно кегли в кегельбане. Воины, сбитые с ног ударами могучих копыт, как тараканы расползались в разные стороны, а те, кому повезло не попасть под раздачу, со всех ног бросились спасаться, ломясь через кусты. Окончательный разгром эльфийского отряда довершили четверо малхусов, выскочивших из кустов и погнавших толпу ушастых куда-то в глубь леса.

– Не хрена себе теплая семейная встреча! Вернулся, блин, муж из командировки, а его любовник с топором встречает! – выругался я по-русски, повернувшись к Кате. – Да прекрати ты скулить, все уже закончилось! Намочи в ручье какую-нибудь тряпку и принеси мне. Нужно любимых женушек в чувство приводить, а то придется перерезать всю эту ушастую братию, которая наверняка решила, что мы с тобой устроили покушение на княгинь и сейчас пьем их голубую кровь!

– А где я тебе эту тряпку возьму? – окрысилась на меня Катя. – Тоже мне Великий князь эльфов Ингар. Викана и Эланриль любят тебя до безумия и, как только твою рожу увидели, сразу в обморок от испуга повалились, а твои благодарные подданные едва нас с тобой на куски не изрубили! Увози меня отсюда на Орканию к таргам! Тарги – народ адекватный, не то что эти ушастые психи! А я еще, дура, за эльфийского принца замуж собиралась!

– Катя, замолчи и не терзай мне душу, без тебя тошно! А насчет тряпки... Вытряхни из куртки этого недобитого придурка. Будем считать, что это трофей, взятый в честном бою, – огрызнулся я и кивнул в сторону эльфа со сломанными ногами.

Однако договорить мы не успели, потому что с Нордрассила снова спустился подъемник, и в душе опять закипела злоба.

«Повелитель, остановись! – прозвучал в голове вопль Дерева Жизни. – Я уже наказал глупцов, напавших на своего властителя. Это спускаются вниз князь Мистир и камеристки княгинь с водой и лекарствами. Они принесут великому князю Ингару свое покаяние и помогут привести в чувство Великих княгинь».

«Ладно, пусть приносят свое покаяние. Только пусть оставят все оружие в подъемнике. А то мало ли чего им в голову взбредет, а я уже за себя не отвечаю!»

Чтобы выиграть время для разруливания сложившейся ситуации, я решил просто усыпить Викану и Эланриль магией и приказать, чтобы их отнесли в княжеские покои. Это давало необходимое время для раздумий, к тому же во дворце можно будет заняться лечением в спокойной обстановке, не рискуя наделать глупых ошибок. Мне очень не хотелось, чтобы Викана и Эланриль, очнувшись, устроили очередную семейную сцену на людях – моя семейная жизнь не театральное шоу. Пока я занимался женами, Катя стаскивала куртку с раненого эльфа, который лишь стонал, но не сопротивлялся. Видимо, внушение Нордрассила дошло наконец и до этого придурка, и он прекрасно понимал, что попал по полной программе, а сломанные ноги только цветочки.

– Катя, можешь оставить раненого в покое. Сейчас придет помощь, и мы поднимемся в княжеские покои. Я договорился с Нордрассилом, и больше никаких сюрпризов не будет!

– Дядя Игорь, у тебя семь пятниц на неделе! То вытряхни из куртки, то не трогай его! Ты сам-то понимаешь, чего хочешь?

– Отстань, и без тебя голова идет кругом! – огрызнулся я.

Катя, видимо, поняла по моему тону, что со мной лучше не спорить, и, надув губы, отошла от эльфа в сторонку. В этот момент из подъемника выползла на карачках делегация эльфов и направилась к нам с Катей. Во главе процессии полз Мистир, с которым у меня сложились хорошие отношения еще с Кайтона, видимо, эльфы решили, что у него больше шансов вымолить прощение у разгневанного Великого князя.

– Это чем их так шандарахнуло? – удивилась племянница, глядя на ползущих эльфов.

– Это Нордрассил воспитательную работу проводит. Распустились без меня ушастые, вот и приходится прибегать к жестким мерам.

– Дядя Игорь, как, оказывается, у тебя здесь все запущено! – рассмеялась Катя.

– Вот и я говорю, что пора наводить железный порядок, – поддержал я шутку Матери всех таргов.

(обратно)

Глава 37

В принципе на этом все неприятности и закончились. Князь Мистир произнес покаянную речь перед Великим князем, а мы с Катей простили ушастым грехи перед начальством и позволили облобызать свои сапоги. Затем воины отнесли спящих княгинь в подъемник, и мы поднялись в княжеский замок на вершине Дерева Жизни. По пути наверх нас, кажется, из-за каждой ветки сопровождали любопытные взгляды населения Нордрассила, но показываться на глаза Великому князю эльфы явно опасались. Я решил пока не будить Викану и Эланриль, а отправился приводить себя в порядок, то есть мыться, бриться и переодеваться. Катю я сдал на попечение камеристкам, приказав, если потребуется, лизать ей пятки, и ушел в покои Великого князя, захватив с собой пару наиболее смазливых то ли фрейлин, то ли камеристок.

В княжеских покоях и моем рабочем кабинете все сохранилось в том виде, как я оставил перед полетом на злосчастный бал в Мэлор. Первым делом я снял перепачканную во время драки одежду и накинул любимый халат, а затем отправился в бассейн в сопровождении перепуганных до икоты эльфиек. Дамы явно навыдумывали себе различных сексуальных ужасов, однако готовых на все красавиц ждал жестокий облом, так как Великий и ужасный князь Ингар использовал их только в качестве живых мочалок. Через некоторое время дамы поняли, что их не будут насиловать, и разобиделись намного сильнее, чем вначале испугались. Однако, как ни строили мне глазки девушки, когда терли мою могучую спину и делали пенный массаж, но я смотрел на них как на посудомоечную машину, ибо прекрасно понимал, что меня ждет бурная встреча с любимыми женами, которая наверняка потребует от меня всех моральных и физических сил без остатка. Прозрачные намеки девушек, возможно, и сработали бы в другое время и в другом месте, но только не сейчас, ибо я не самоубийца, да и по сравнению с красотой Виканы и Эланриль прелести длинноухих соблазнительниц выглядели как третьесортный китайский ширпотреб.

Я плескался в ароматной воде живого бассейна почти два часа и с сожалением вылез из него, понимая, что пора одеваться и идти будить Викану и Эланриль. В гардеробной я выбрал полюбившийся мне еще в прошлой жизни костюм и надел его с помощью служанок, а затем потребовал накрыть обед в малой столовой на две персоны. Мои приказы выполнялись, кажется, со скоростью света, и я уже через десять минут ковырял вилкой восхитительное рагу из оленины и дожидался, когда придет племянница. Катя появилась через полчаса в наряде сумасшедшей красоты и стоимости и была увешана драгоценностями, как новогодняя елка в Кремле.

– Катя, ты кого прирезала и ограбила? Вроде я не разрешал тебе грабить своих подданных, – поинтересовался я.

– Дядя Игорь, ты не поверишь, но это презент лично от Нордрассила. Сначала я напугалась до смерти, когда услышала в голове его голос, но он меня успокоил и указал, где находится тайник в приготовленной для меня комнате. В тайнике я нашла это платье и обалденное нижнее белье, а также шкатулку с драгоценностями. Представляешь, вся эта красота досталась мне в наследство от какой-то древней эльфийской княгини Лары.

– Случайно, не от Лары Крофт? – подколол я племянницу.

– Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие! – обиделась Катя. – Так сказал Нордрассил, а я только повторяю его слова! Мало того, все это, кажется, живое, к тому же костюм и драгоценности меня охраняют!

– Катя, твое счастье, что мы с тобой говорим по-русски! Я – Великий князь эльфов, и оскорбление моей драгоценной особы карается смертной казнью через сдирание шкуры живьем. Так что на людях придержи язык! Конечно, шкуру сдирать с тебя я непозволю, но ты вынуждаешь тебя выпороть! Ты высокородная принцесса и племянница Странника, а не студентка задрипанного мединститута, и ты на Геоне, а не на Земле! До тебя дошло?

– Да, – тихо ответила принцесса, потупив глаза.

В дальнейшем наша совместная трапеза проходила в благостной домашней обстановке и полном уважении моих титулов и званий, если не считать того, что Катя все-таки пару раз назвала Великого князя эльфов козлом.

Закончив обед, я приказал собрать ближний круг эльфийской знати и направился под их охраной будить своих жен. Знакомство Виканы и Эланриль с Катей я решил отдожить, пока не спадет накал эмоций, так как опасался их ревности, а в запале мои благоверные могли натворить дел – мама не горюй. На первый взгляд это пахнет паранойей, но, обжегшись на молоке, дуешь на воду, поэтому я решил не рисковать. Мать всех таргов в подаренном Нордрассилом наряде и увешанная бриллиантами выглядела умопомрачительно, и мои благоверные запросто могли решить, что я притащил в семью третью жену. Мало ли что придет в голову моим красавицам, а очередного «мамаева побоища» я не переживу, меня точно грохнут.

Возглавлял высокородных эльфов все тот же Мистир, так как Лаэр, бывший моим «серым кардиналом», находился в Кайтоне на каких-то переговорах.

«Эх, если бы Лаэр был сейчас на месте, то он сумел бы разобраться в ситуации, и дело не дошло бы до произошедшей безобразной стычки. Он знал меня как облупленного и мгновенно бы понял, что это чокнутый князь Ингар вернулся домой», – подумал я, глядя на толпу перепуганной знати.

Такие мысли бродили в моей голове, пока мы добирались до княжеской спальни. И совесть опять начала терзать душу, и мне стало стыдно за свое идиотское поведение.

Чтобы перестать размазывать сопли по щекам, я взял себя в руки и стал выяснять, что с моими детьми, которых блудный папаша перепугал до смерти. Мистир доложил, что дети сейчас со своими няньками и уже успокоились, но лучше пока их не тревожить, так как недавние события стали для них большим стрессом. Я согласился с эльфом и решил отложить встречу с детьми до того момента, когда получу разрешение от Виканы и Эланриль. Матерям виднее, когда можно показать детям отца, чтобы не сделать их заиками. Увы, но, когда мои отпрыски делали свои первые шаги и произносили первое слово, их заботливый папаша бегал где-то с саблей по джунглям или лежал в дурдоме на излечении вообще в другом мире.

Перед нашей общей спальней меня встретил почетный караул гвардейцев и толпа придворных. Я кивнул в ответ на расшаркивания эльфов и вошел в спальню. Викана и Эланриль лежали на нашей кровати уже в ночных пеньюарах и спали под воздействием моей магии. Я выгнал из спальни посторонних, оставив только личных фрейлин своих жен, и приступил к медицинскому осмотру. Магическое сканирование не обнаружило у моих суженых никаких физических травм, поэтому я решился разбудить жен.

После снятия гипнотической блокады я сел на кровать и громко хлопнул в ладоши. Буквально через мгновение в меня полетели две подушки, которые я со смехом отбил в сторону. Княгини явно не привыкли к такому обращению и в первый момент после пробуждения, увидев мою улыбающуюся рожу, не раздумывая запустили в нее подушками.

– Ну, слава богу, проснулись! Я тоже вас люблю! – выдал я идиотскую фразу.

– Да как ты, наглец, посмел залезть в княжескую спальню? Да я тебя... – первой отреагировала Эланриль.

Однако до исполнения угрозы не дошло, потому что жена подавилась словом во второй фразе и, пристально посмотрев на меня, спросила:

– Ингар?

– А вам известно имя какого-нибудь другого сумасшедшего, который осмелится потревожить сон Великих княгинь и без приглашения пробраться к ним в спальню? – ответил я вопросом на вопрос.

– Ингар!!! – пискнула Викана и в то же мгновение повисла у меня на шее.

Через секунду меня душили уже четыре руки и целовали две пары губ. Викана и Эланриль одновременно что-то говорили мне, но слов между их рыданиями разобрать было невозможно. Да я и не пытался понять сказанного, мне и без слов все было ясно. Я лежал буквально раздавленный счастьем и просто плыл по течению, наслаждаясь переполнявшими меня эмоциями. Эта любовная эйфория продолжалась довольно долго, но потом у моих девочек начался адреналиновый откат. Радость встречи снова переросла в истерику, и мне пришлось снова приводить жен в чувство.

Магия и на этот раз сказала свое веское слово, и мне удалось восстановить у жен гормональный баланс, не позволяя эмоциям навредить их физическому и психическому здоровью. Хотя я и действовал по наитию, но откуда-то отлично знал, что мне необходимо делать, управляя весьма тонкой гормональной настройкой женского организма. Разгадка пришла абсолютно случайно, когда мозг высчитывал величину магического воздействия на щитовидную железу Виканы. Перед глазами неожиданно появилась таблица, заполненная на языке Странников, и я понял, что эти знания были получены в саркофаге во время трансформации. Следом всплыли воспоминания недавнего боя с эльфами охраны – в тот момент я не замедлял время с помощью магии, а двигался в огромном темпе только на внутренних ресурсах организма, да и удары наносил совсем не так, как привык это делать.

– Милый, что с тобой? – услышал я озабоченный голос Виканы.

– Со мной все нормально, просто пришла в голову разгадка одной старой тайны.

– Ну вот, не успел вернуться, как в семейной постели снова стал какие-то тайны разгадывать! Ты совсем по нас не соскучился? – обиженно спросила Эланриль.

– Девочки, я с ума схожу от любви! Но вы сейчас в расстроенных чувствах, и, может быть, отложим все до завтра? – ответил я и сел на кровати.

– Куда?! – одновременно возмутились Викана и Эланриль и снова повалили меня.

– Теперь ты ответишь за все наши бессонные ночи! – решительно заявила Викана.

– Раньше чем через неделю мы тебя из спальни не выпустим! – вторила ей Эланриль.

– А в туалет? – попытался возразить я.

– Ночной горшок принесем! – хором ответили жены и начали срывать с меня одежду.

То, что произошло дальше, не для посторонних глаз и ушей, но Викана и Эланриль выполнили свою угрозу на все сто процентов. Меня действительно выпустили из спальни лишь через неделю, да я и сам не особо рвался на свободу. Даже несмотря на усиленное питание, к концу недели от меня остались одни только уши, но я не в обиде. Главное, что все закончилось просто великолепно, а ровно через месяц Викана и Эланриль на семейном обеде уведомили меня, что они обе беременны и снова ждут по двойне. Может быть, какого-то мужчину такое известие и испугало бы до смерти, но я был просто счастлив!

(обратно)

Эпилог

Я сидел на маленьком балконе, спрятавшемся в кроне Нордрассила, и смотрел на Эльфийскую долину, раскинувшуюся у его подножия. Этот небольшой балкончик был выращен Деревом Жизни по моей просьбе, и о его существовании не знала, кроме меня, ни одна живая душа. По сути, эта уютная беседка под небесами была моим тайным убежищем от мирской суеты и бесконечных государственных забот. Если кто-то вам скажет, что управлять двумя планетами сразу большое счастье, то плюньте ему в рожу! Жить под назойливыми взглядами сотен придворных и миллионов подданных мало кому доставит удовольствие. Фактически ты уже себе не принадлежишь, а являешься собственностью государства, поэтому охранники службы безопасности следуют за тобой даже в туалет, чтобы мое величество не «замочили в сортире»! Это еще полбеды, но со временем лесть и подхалимаж приближенных заставляют тебя поверить в собственную непогрешимость и исключительность, а это прямая дорога к жизненному краху. Был период, когда я заигрывался в самодержца до такой степени, что даже в постели с Виканой и Эланриль продолжал играть роль напыщенного придурка в короне. К счастью, мои девочки знали великого Ингара как облупленного, а поэтому быстро вправили мне мозги. Именно после одного из подобных случаев я и приказал Нордрассилу вырастить эту укромную беседку, чтобы бывать наедине с самим собой.

Сегодня исполнялся восемнадцатый год с момента переноса Игоря Столярова в мир Геона, поэтому я сбежал от жен и придворных в этот рай тишины и покоя. Не знаю почему, но я всегда старался отмечать эту знаменательную веху в своей жизни в гордом одиночестве и никогда не делал из нее праздника для посторонних. С одной стороны, восемнадцать лет – дата не круглая, но согласно земным законам это возраст совершеннолетия. Судьба разделила мою жизнь на две части, и если отбросить годы, прожитые Игорем Столяровым на Земле, то нынешнему Ингару сегодня исполнилось восемнадцать лет, а это уже серьезно!

Прожитые годы никак не сказывались на моем физическом состоянии, а в душе человек всегда молод, если сам не убедил себя в том, что он старик. Магия и генетика Странника позволяла поддерживать отличную физическую форму столетиями, но я все-таки подправил свою внешность, чтобы выглядеть взрослым мужчиной, а не смазливым юнцом. Это Викана и Эланриль панически боялись постареть и выглядели юными девушками, хотя каждая из них уже родила четверых детей.

Я налил в бокал вина собственной выделки, которое предназначалось только для меня, любимого, и откинулся в кресле, погрузившись в воспоминания. Жизнь князя Ингара в новом мире была полосатой как зебра, и победы сменялись поражениями, а радость – печалью. Я много чего наворотил за прошедшие годы, но в принципе итоги прожитых лет можно было считать положительными. Главными достижениями своей бурной деятельности я считал два обстоятельства. Первое – что я сам не погиб в многочисленных кровавых разборках, а второе – что не угробил по дурости разумную жизнь на Геоне.

Человеческое самомнение – источник большинства бед, особенно когда самовлюбленный индивидуум наивно полагает, что весь мир вертится исключительно вокруг его драгоценной персоны. Слава богу, что мне вовремя удалось взяться за ум и исправить положение, пока все не зашло слишком далеко и Ингар не превратился в кровожадного зверя!

Хочешь жить сам – дай жить другим, и все у тебя получится! Осознание этой нехитрой истины очень помогло мне наладить отношения с элитой Геона и Оркании. Увы, но только методом проб и ошибок я наконец выяснил, что можно без пролития потоков крови стать фактическим хозяином двух планет, не обременяя себя, любимого, мелочными разборками. Именно благодаря такой смене жизненных приоритетов князь Ингар сегодня стоял над бесконечными схватками за власть и, по существу, являлся арбитром в этих спорах. Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет, а поэтому лучше всего решать возникающие проблемы в свою пользу чужими руками, оставаясь за кулисами.

Как ни крути, но своими «беспримерными подвигами» я сумел запугать тучу народа, и князем Ингаром даже начали пугать маленьких детей. Теперь для исправления подпорченного имиджа мне приходилось выглядеть «белым и пушистым» и тратить казенные деньги на благотворительность. Увы, но каких только глупостей не приходится делать, чтобы смыть с себя клеймо кровавого тирана.

Времена меча и магии постепенно ушли в прошлое, и кровопролитные битвы на полях сражений сменились не менее жестокими подковерными схватками дипломатов. Дипломатические войны – любимая забава перворожденных, поэтому Викана и Эланриль с радостью взвалили на себя эту обузу, а я взял на себя только стратегическое руководство. Врожденная эльфийская склонность к интриганству позволяла моим красавицам успешно улаживать самые сложные политические противоречия и решать их в свою пользу. Зачастую даже я поражался изощренности иезуитских планов Виканы и Эланриль, до которых могли додуматься, наверное, только урожденные эльфийские принцессы.

Благодаря удачному пиару, а зачастую и банальному подкупу князь Ингар довольно быстро подправил свой имидж и стал самым востребованным крестным отцом для отпрысков властителей Геона, а также посаженым отцом на свадьбах их наследников. С моей подачи Викана и Эланриль также занялись благотворительностью, которая еще не получила развития в этом мире, и имена моих жен вскоре попали в списки местных святых, настолько успешно продвигалась их деятельность.

Многое произошло за эти годы на Геоне и Оркании, и князь Ингар постоянно участвовал в этих событиях. Как-то незаметно подросли наши дети, четверым старшим уже исполнилось по шестнадцать, а это самый сложный возраст для подростков.

За своего первенца, Стаса, я особо не беспокоился, потому что он вырос спокойным и уравновешенным. Сын с головой погрузился в науку и технику, поэтому практически поселился в Бункере, где я организовал авиамастерские и летное училище. Из Стаса получился хороший пилот летающей лодки, и если мне предстояли длительные перелеты, то я с удовольствием брал его с собой в качестве второго пилота.

Дэя выросла маминой дочкой и ни на шаг не отходила от Виканы, став для нее настоящей подругой. Дочь увлекалась магией, и я по мере сил помогал ей в этом увлечении. Дети Виканы унаследовали спокойный характер, но если обстоятельства заставляли проявлять эмоции, то накал страстей перехлестывал через край. Наверное, именно про таких людей говорят, что в тихом омуте черти водятся.

Дроу по своей природе более эмоциональны, чем светлые эльфы, поэтому дети Эланриль унаследовали взрывной характер своей матери. Ингара я готовил в Великие князья для народа дроу Оркании, и сын три последних года жил и учился в Мелиане. Мы довольно редко виделись с Ингаром, но каждая наша встреча убеждала меня, что он станет достойным правителем. Парень, видимо, проникся возложенными на него задачами и, если верить оценкам учителей и наставников, стал образцом для эльфийской молодежи Оркании. Правда, щепетильность в вопросах дворянской чести у сына зашкаливала, и он даже ухитрился в пятнадцать лет поучаствовать в дуэли, но, к счастью, все закончилось благополучно. Противником Ингара оказался такой же малолетний дурачок, который к тому же плохо владел мечом, и дуэль закончилась для дуэлянтов всего парой царапин.

Единственной из старших детей, кто вызывал у меня серьезное беспокойство, была Кьяра. Девчонка росла настоящей оторвой, и сладить с этой ходячей бомбой не хватало сил даже у Эланриль. Меня Кьяра побаивалась и в присутствии любимого папочки вела себя как мышка, но стоило ей вырваться на свободу, как начинались проблемы. Чтобы хоть как-то контролировать этот вулкан, я упросил Лауру обучить дочь магии, но даже Лаура не смогла справиться с этим дьяволенком. После второго пожара, устроенного моей дочуркой в замке Ингура в Горном убежище, Лаура выпорола Кьяру как Сидорову козу, а та обиделась и удрала в лес. Кьяру обнаружил только на третьи сутки и то с помощью Нордрассила, после чего мне пришлось лично проводить воспитательную работу с дочерью.

Пороть Кьяру я не стал, а, ограничившись внушением, отправил ее на обучение к Колину и Люсиэль. У Люсиэль, в прошлом главаря банды амазонок, имелся обширный опыт воспитания буйных особ женского пола, и если даже Люсиэль не справится, то это не удастся уже никому. Я переправил Кьяру на Орканию через портал и лично отвез дочь на Новый Танол и сдал на руки Люсиэль.

Через полгода мы с Эланриль навестили дочь и лично убедились, что Кьяра стала как шелковая. Как говорится, опыт не пропьешь, и у многоопытной амазонки нашлись ключики для этого ларчика.

Младшее поколение нашей семьи еще не вошло в возраст, когда каждый день что-то взрывается и требуется принятие решительных мер, но эти времена не за горами. Однако к этому времени из их старших братьев и сестер должна выйти вся дурь, вот тогда воспитание подрастающего поколения ляжет на их плечи. Пусть сами убедятся, каких нервов нам стоили их выкрутасы!

На Оркании, которая изначально требовала к себе особого внимания, я первым делом привел под власть Нордрассила всех эльфов из Эльфийской долины. Паломничество ушастого народа продолжалось почти полгода, а через год на Орканию было доставлено одно из трех семян Нордрассила. Церемония посадки Дерева Жизни превратилась в грандиозный праздник и длилась двадцать шесть дней. Молодой Нордрассил удачно прижился и за прошедшие годы вымахал в стометровое дерево, от которого эксперты дроу в скором времени ожидали первого урожая плодов. С появлением собственного Дерева Жизни у народа эльфов появился новый смысл жизни, и мелочные дрязги прекратились. Конечно, слова «эльф» и «интриги» практически синонимы, но по сравнению с прежними кровавыми разборками нынешние заговоры были бурей в стакане воды.

Пока перворожденные варились в собственном соку в Эльфийской долине, жизнь на просторах остальной Оркании постепенно перешла в мирное русло. Бесконечная война наконец закончилась, правда, для ускорения этого процесса мне пришлось нанести несколько показательных авиаударов по стойбищам кланов непримиримых орков. После того как погасли пожары и выжившие в этом кошмаре похоронили погибших, я вылетел в Оргитар, чтобы договориться с теми, кто понял, что плохой мир лучше доброй ссоры. Большинство клановых вождей давно были готовы к переговорам о заключении мира, но кормившиеся войной шаманы стали непреодолимым препятствием на этом пути.

Я, как мирный человек, попытался договориться с главарями «партии войны», но мой голос не был услышан, и мне пришлось перейти к пусть непопулярным, но проверенным методам убеждения. Маленькая «Варфоломеевская ночь», устроенная мной в Оргитаре, окончательно убедила колеблющихся в исключительном миролюбии князя Ингара, ну а тех, кого убедить не удалось, пришлось прирезать, но сделал я это не больно!

Благодаря успехам подобной «мирной дипломатии», а также ужасу, который наводили летающие драконы на орков, мне удалось существенно перекроить карту Оркании, обезопасив Эльфийскую долину и Далранское королевство от набегов. Единственное, чему до конца противились орки, так это возвращению на материк племени таргов, но я был очень убедительным, а парочка несчастных случаев с моими оппонентами окончательно закрыла вопрос, и мирный договор был подписан.

Тарги переселились с островов на историческую родину, а чтобы у орков не возникло соблазна вырезать своих извечных противников, я переселил на Орканию несколько таргских кланов с Геона, которые стали буфером между Далранским королевством и Великой степью. Огромную помощь в этих разборках мне оказала Катя, проявившая себя с наилучшей стороны. Неожиданно выяснилось, что Мать всех таргов – это не выдуманный титул, а нарицательное имя исторической личности, которая сыграла огромную роль в спасении племен орков после катастрофы на Оркании. По правде, изначально этот титул звучал как Мать всех орков, типа святая мать Тереза для всех зеленорожих Оркании и Геона. Видимо, появление на политической арене новой Матери всех орков давно уже назрело, а поэтому Катю безоговорочно признали все конфликтующие стороны.

Возможно, перепуганные шаманы орков несколько подтасовали факты и трактовали древние мифы в нужном мне ключе, но прежняя Мать всех орков была эльфийской полукровкой, и Катя прекрасно вписывалась в этот образ. В данный момент племянница безвылазно находилась в столице Великой степи Оргитаре и пыталась собрать разрозненные племена в подобие государства. Увы, скрестить ежа и ужа – задача практически невыполнимая, но чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Конечно, я оказывал новоявленной королеве орков посильную помощь, но она и без меня неплохо справлялась, и если верить слухам, то завела себе кавалера, которого всячески от меня скрывала.

Помимо сражений на фронтах Оркании и мирного строительства в обоих мирах, я жил весьма насыщенной личной жизнью. Видимо, тихое семейное счастье – не мой удел, поэтому случалось всякое, причем приключения настигали меня на ровном месте. Хотя, скорее всего, судьба наказывала меня за прежние грехи.

В Далранском королевстве безраздельно властвовала Елена Прекрасная. Бывшая бизнесвумен нашла себя на королевском троне и, похоже, наслаждалась жизнью. Луи стал бледной тенью на фоне своей ослепительной супруги, на которую буквально молились подданные короля. Лена пять лет назад родила двойняшек, мальчика и девочку, после чего стала еще краше. Бывают такие случаи, когда красивая женщина после родов расцветает новыми красками, так произошло и с Еленой. Эта «красота несказанная», как водится, вышла мне боком, когда я с Виканой и Эланриль по дороге к Колину на Новый Танол посетил Далранскую долину.

Не знаю, что движет женщинами, но Лена не преминула мне отомстить, оказав слишком радушный прием своему бывшему любовнику, и одарила страстным поцелуем, когда Луи отлучился по делам. В общем, вечером после королевского приема Викана и Эланриль устроили мне грандиозную сцену, и дело едва не дошло до рукоприкладства, в результате чего «наглому обманщику» пришлось спасаться бегством. Мне с огромным трудом удалось погасить страсти, а затем почти сутки доказывать женам свою любовь делом, но неприятный осадок все-таки остался.

Два последних дня перед отплытием из Руана я ходил по дворцу, как по минному полю, ожидая очередного подарка от Елены, но, видимо, королева меня пожалела. Когда наш корабль отчалил от пристани, я радовался, словно ребенок, но на Новом Таноле меня ожидало продолжение «Марлезонского балета».

На причале в Лизаре нас встретили Колин с Люсиэль, после чего ревность Виканы и Эланриль вспыхнула с новой силой. Беда никогда не приходит одна, поэтому на берегу меня ждала настоящая засада. Стоило мне с семейством сойти на причал, как Люсиэль повисла у меня на шее и едва не задушила в своих объятиях. Амазонка была уже на шестом месяце беременности, но мои женушки ухитрились приревновать мужа даже к находящейся в интересном положении сопернице.

Колин и Люсиэль давно мечтали о ребенке, а я принимал непосредственное участие в этом вопросе в качестве врача. Амазонка, несмотря на свою неувядающую красоту и прекрасную спортивную форму, находилась уже в том возрасте, когда зачатие становится сложной проблемой особенно для эльфийки, поэтому молодоженам потребовалась моя магическая помощь. Полгода назад лечение дало положительный результат, и Люсиэль забеременела, а теперь таким способом проявила свою благодарность. Лучше бы она мне по роже съездила!

Не знаю, чего мои жены себе напридумывали, но скандал, разразившийся в Ингарде, едва не закончился разводом. Так, слово за слово – и выяснение семейных отношений дошло до полного абсурда, когда логика не берется в расчет, а разум застилают эмоции. Дойдя до белого каления от беспочвенных обвинений, я обложил Викану и Эланриль по-русски и выскочил в окно супружеской спальни, решив послать все к черту и просто напиться.

Ноги принесли меня в ближайший кабак, где я начал топить свое горе в вине. Нашли Великого князя Ингара только через сутки в каком-то борделе, причем пьяного вдрызг. Я был в чем мать родила, потому что мою одежду реквизировали за долги, а «мадам» ждала только вечера, чтобы выкинуть безденежного клиента в ближайшую канаву.

Весь Новый Танол стоял на ушах, пока спецслужбы разыскивали пропавшего Великого князя, и никому в голову не могло прийти, что их величество могло оказаться в дешевом борделе. К счастью, меня нашли до того, как я оказался в сточной канаве, иначе мой поход по кабакам мог закончиться весьма плачевно.

Когда хмельной угар выветрился из моей головы, то я сразу начал морально готовиться к переезду из княжеских покоев Нордрассила в Бункер, но вместо продолжения вселенского скандала Викана и Эланриль явились с покаянными речами и извинениями. Причиной столь неожиданного поворота событий стало вмешательство в нашу семейную разборку разгневанной Люсиэль. Викана и Эланриль наябедничали на меня амазонке, когда поняли, что перегнули палку, что якобы я не ровно дышу к Елене Прекрасной и наверняка изменяю женам с этой искусительницей с Земли.

Не знаю, чем руководствуются женщины в своих поступках, но Люсиэль встала грудью на мою защиту и рассказала Викане и Эланриль, как Елена Прекрасная покушалась на мою жизнь после боя с нежитью. Эту историю амазонке по секрету поведала Катя, когда стажировалась в отряде амазонок. Моя защитница, чтобы окончательно пресечь все досужие домыслы, добила жен душещипательной историей о своем чудесном исцелении и даже выдумала сцену, в которой князь Ингар почти сутки лежал при смерти, растратив все физические и магические силы на свою пациентку. Такого удара судьбы Викана и Эланриль перенести не смогли и, как только меня доставили в замок, бросились спасать безвинную жертву ревности, которая к тому же выглядела далеко не лучшим образом. После этого случая я на несколько лет забыл о сценах ревности и семейных скандалах, но ничто не вечно под луной...

Я с усмешкой вспоминал сражения на семейном фронте, потягивая вино из бокала, когда в голове раздался голос Нордрассила:

«Повелитель, я не хотел вас беспокоить, но княгиня Эланриль с вашим сыном Ингаром только что прилетели из Бункера, и супруга вас срочно разыскивает. Что мне ответить?»

«Где они?»

«Княгиня и княжич в вашем кабинете».

«Ясно. Передай княгине, что я сейчас приду».

Мне очень не хотелось покидать уютное кресло, но если Эланриль неожиданно вернулась с Оркании, то, значит, произошло что-то важное, а семья у меня на первом месте. Поэтому я срочно отправился в свои покои, не допив вина. Уже через несколько минут я вошел в свой кабинет и увидел перед собой заплаканную Эланриль и Ингара, закусившего до крови губу.

– Что случилось? – спросил я жену.

– Спроси у своего сына, – ответила Эланриль.

– Я слушаю.

Ингар резко вдохнул, словно перед прыжком в воду, и выдал:

– Папа, я женюсь! Алаина ждет от меня ребенка!

Вид у сына был решительный, глаза блестели, словно у воина перед смертельной схваткой, поэтому я не сумел сдержать улыбки. Уж очень Ингар был похож на своего папашу – такой же наивный и впечатлительный лошара.

– Ингар, ты чему улыбаешься? Алаина – внучка князя Энилая из Дома Дневной стражи. Ты убил ее деда, а твой сын обесчестил внучку. Если этот оболтус не женится на Алаине, то покроет весь род Великого князя несмываемым позором! – возмущенно заявила жена.

– Эланриль, Ингар никогда не женится на Алаине. Я этого не допущу!

– Но, отец, я должен! – почти крикнул Ингар.

– Сынок, ты никому ничего не должен! У тебя на левой руке княжеский защитный амулет, предназначенный именно для таких случаев! Ты можешь переспать со всеми женщинами на Геоне и Оркании, и у тебя ни от кого не будет детей. Только супруга, брак с которой будет освящен Нордрассилом, сможет родить от тебя наследника. Так что можешь спать спокойно, сынок, тебя просто обвели вокруг пальца и хотели развести «на слабо».

– Отец, но почему ты раньше не рассказывал об этом свойстве браслета? – возмутился сын.

– Чтобы этот случай стал для тебя наукой и ты понимал, что в княжескую постель готова залезть любая потаскуха, а ты, мой дорогой, пока только досадное приложение к княжескому титулу. Прежде чем заводить семью, ты должен стать мужчиной, который сам выберет себе невесту, а не пойдет под венец, словно баран на бойню! Ты понял меня, сын?

– Да, отец, – тихо ответил Ингар.

– Ну, если понял, то тогда иди гуляй, а мы с мамой еще побеседуем.

Сын пулей выскочил из кабинета, и мы остались с Эланриль наедине.

«Ну вот дети и выросли, теперь это их мир, а я скоро останусь не у дел, – с грустью подумал я. – Хотя рано расслабляться, дел еще невпроворот, и их хватит еще на три жизни! Так что рано убирать меч в ножны!»

(обратно) (обратно)

Вадим Крабов Эгнор

Зри в корень!

Дед, начавший выдергивать репку

Глава 1

Погода стояла мерзкая. За окном уныло накрапывал противный мелкий дождь, по асфальту вяло текли грязные ручейки, а проходящие машины, как бы нехотя, вспарывали их, стараясь задеть брызгами немногочисленных прохожих. И тех и других было мало: выходной, отпускной сезон и просто сыро.

Я сидел на подоконнике, прижавшись лбом к прохладному стеклу. С высоты седьмого этажа был хорошо виден проспект и соседние серые многоэтажки. Редкие тополя, акации и газоны покрывала серая многодневная хмарь. Маленькие прохожие тоже казались какими-то серыми, хотя я точно знал, что одеты большинство из них в яркие летние ткани. Давно не было такого продолжительного ненастья в середине июля.

«Урожай сгниет на корню…» Я мысленно усмехнулся. Какой урожай? Надо же, вспомнились переживания родителей.

«Все, завязываю, пора за ум браться. Так, с чего начнем? — Я, плавно поворачиваясь, огляделся — не дай бог тряхнуть головой! — С уборки, пожалуй».

Передо мной предстала картина Репина: «Мамай отдыхает». Однокомнатная квартира. Раскинутый диван, застланный грязным, мятым постельным бельем. На краю простыни пятно от сигаретного пепла, и на полу неподалеку бычок, затушенный прямо об пол.

М-да… Грязный палас, сбитый в сторону, старая чешская стенка с запыленными полочками, почти пустая. На полу валяются пыльные рюмки и пустые бутылки из-под водки. На кухню лучше не заглядывать. А запах! Помойка рядом не лежала.

Самочувствие, как у лягушки, которую переехал трактор. Плюс страшный сушняк и трясущийся ливер. Настроение — как Родину предал, хотя… тоска стала гораздо меньше.

— Эх! — Потянулся, стараясь не делать резких движений, и медленно выдохнул через рот. На секунду замер и принялся за разгребание мусора, уборку пыли, мытье посуды и полов. После этих далеко не коротких и не самых приятных процедур забрался в теплую ванну и, наконец, расслабился. Мысли потекли медленно-медленно…

Даже вполне ожидаемое неприятное событие — всегда неожиданно.

Все-таки она ушла. Молча собрала вещи, крутанулась перед зеркалом, что-то там поправив в волосах, шагнула в открытую дверь и, словно вспомнив о чем-то важном, вытащила из сумочки ключи и демонстративно положила их на полочку рядом с зеркалом.

— Надеюсь, расстанемся друзьями? — сказала, по-прежнему не глядя мне в глаза, развернулась и решительно захлопнула за собой дверь.

А я стоял, опершись плечом о стену, молчал. И не двигался.

С этого дня и начались плакучие дожди. И вот уже прошло две недели.

* * *

Разлад между нами пошел давно, больше года, сразу по возвращении из Египта, обычной турпоездки — что-то типа отложенного свадебного путешествия. Сначала не о чем стало разговаривать, совместные походы резко сократились. Затем участились скандалы. Глупые, по мелочам, а примирения сделались вялые. Из отношений ушла страсть. Даже секс стал приторным, больше по обязанности. Я все чаще задерживался на работе, ходил «с ребятами» в сауны, на «мальчишники». Естественно, с ночевкой. У жены тоже внезапно появились многочисленные подруги, которым просто необходимо было ее участие, как в праздниках, так и для душевной поддержки после личных катаклизмов. Чаще вечерами, но иногда и по ночам. Изредка и я удостаивался приглашения на посиделки. Из вежливости конечно. Из вежливости же и отказывался. «Интересно, а если бы согласился?» Не проверял.

Что кто-то у нее есть, я, конечно, догадывался. Да, было неприятно, но не смертельно, и выяснять отношения не было ни малейшего желания, тем более и сам не безгрешен. По большому счету меня это устраивало, ну а если сама уйдет — скатертью дорога, переживать не буду. Тем более детей у нас не было, да и прожили мы вместе всего три года. Нет, конечно, что совсем переживать не буду, это я себе врал. Чувствовал — буду. Возможно, сильно. Но чтобы ТАК!

Оказывается, я ее любил. Что-то оборвалось в душе вместе с захлопнувшейся дверью. Холод сжал сердце, и навалилась тоска… Даже не так: ТОСКА! Я медленно сполз на пол. «Господи, почему же так плохо?» Я все знал, ни на что не надеялся, даже ждал этого! Думал, наступит облегчение после освобождения от вынужденной и тягостной для обоих близости. Не наступило. Я запил. Впервые в жизни.

* * *

Дни замелькали быстро-быстро. Утром хреново: разлепляешь глаза, идешь к ближайшей недопитой бутылке, наливаешь, пьешь, не чувствуя вкуса, сдерживаешь тошноту, занюхиваешь вялым соленым огурцом или вообще чем придется, садишься и ждешь. Мыслей — никаких, в душе голодная пустота, требующая заполнения, и ты пьешь, пьешь и пьешь, пока не проваливаешься в забытье, которое только с натяжкой можно назвать сном. Скорее кома, постепенно переходящая в кошмарное пробуждение…

Телефоны достали. Сначала брал трубку городского, что-то вякал, посылал куда подальше не помню кого, потом надоело — выдернул. Сотовый сдох сам. К компу даже не подходил. Только телик постоянно молол, перебивал, так сказать, ночные кошмары. Про работу даже не вспоминал.

Однажды раздался звонок в дверь. Я как раз был в стадии умеренного опохмеления, поэтому открывать пошел смело. Оказался Ромка — коллега и дружок по совместным походам по девочкам и прочим злачным местам. Помню, с ним было весело.

— Привет, старик! Ты чего это… — Тут он запнулся, втянул носом воздух. Сморщился и внимательно посмотрел на меня. — Ну и рожа у тебя, Шарапов! Хоть бы форточку открыл. — Он опять поводил носом. Подмигнул. — Таки я правильно понимаю, что тут наливают всем страждущим? — Иногда Ромка пытался пародировать одесский акцент. — Твоя не возражает? Или лежит под кроватью хладным трупом, с посиневшим от удивления лицом? Или вместе горькую потребляете? Да пропусти ты меня!

Он решительно отодвинул меня в сторону и вошел в квартиру.

— Разуваться, как я понимаю, не обязательно?

Я молча кивнул, выходя, наконец, из ступора.

— Проходи на кухню. И вытри ноги… — Тут я поискал глазами что-нибудь подходящее. Нашел половик: — Вон об ту тряпку.

Проходя следом, глянул в зеркало прихожей. Мать честная! Лицо опухло, глаза — щелочки, немытые волосы торчат как им удобнее, а не как принято у культурных людей, засаленные треники с гордым китайским названием Abidas, темная футболка в пятнах непонятного происхождения. «Пора завязывать», — мелькнула мысль и тут же забылась.

— Наливай, — сказал Рома, — или мне сбегать?

— Не надо, есть еще.

Налили, выпили. Ромка потянулся за закуской — открытой железной банкой консервированной рыбы. Что-то то ли в масле, то ли в собственном соку — я, не глядя, скидывал в корзину прямо с витрины универсама.

— Закусить больше нечем?

Я показал на завядшие соленые огурцы в тарелке. Рома поморщился, крякнул, но за закусью в магазин не ломанулся.

— Так по какому поводу праздник? — наконец-то поинтересовался Ромка. — И как на это дело смотрит наша милая Ольга Ивановна? Али она в отъезде?

«Милая» Ольга Ивановна, моя жена, Ромочку, мягко говоря, не жаловала. Постоянные словесные пикировки, если проходили совместные встречи: типа кто остроумнее. Хотя до царапанья глаз и не доходило, но злое кошачье шипение у моей ненаглядной частенько проскакивало.

— В отъезде глубоком. Ушла, какого-то другого лоха строить. Я не интересовался.

— У-у-у, как все запущено… за это надо выпить. Наливай. Ну, дай бог ей здоровья и счастья с тем лохом, и дом полную чашу, и детишек — выводок.

Я скривился. Выпили.

— Решит вернуться — не принимай. Не твоя она, не твоя, — фальшиво пропел уже немного осоловевший Ромочка.

Я никак не отреагировал. Меня потихоньку начало грузить.

— Я, конечно, понимаю, почему ты на работу не выходишь. — Резко сменив тему разговора, Ромка многозначительно оглядел обстановку на кухне. — Но зачем шефа на х… посылать? Ему это жутко не понравилось! И представь, что он натворил? Уволил тебя! Обиделся он, видите ли, ну а из всего нашего склочного коллектива выбрали меня, чтоб я донес до тебя сие неприятное известие. Пришлось топать ножками, ввиду неисправности телефонов и поломки авто. Вот так, старик. С тебя деньги на автобус.

Конечно, задним числом я понимал, что прогулы подразумевают увольнение, но так хотелось хоть чего-то стабильного в этом мире, увереннности, что тебя поймут, простят, пожалеют, в конце концов. «И когда это я шефа успел послать? Когда телефоны работали, однозначно. Но не помню! Хоть убей… Грустно. А как себя жалко!»

— Наливай. — Это уже мой голос.

Так мы просидели еще часа два. Курили, перемывали косточки шефу, всем бабам — сотрудницам моей бывшей фирмы по сборке бытовых компьютеров из китайских комплектующих, выпивали, потом я стал засыпать.

— Все, Ромыч, давай по хатам, мне в люлю надо. — Поднялся, шатаясь, и принялся выпроваживать гостя: — Все, все, все! Тебе завтра на работу — не забыл? Вали давай!

— Вот этого, Игорек, я от тебя не ожидал, — тоже заплетающимся языком проговорил Роман, цепляясь за стол, явно показывая, что требует продолжения банкета. — А еще друг называется. Я как сейчас через весь город попрусь в таком виде? — сделал он последнюю попытку остаться.

— Ничё, такси поймаешь, вызвонишь. Давай, давай — мне еще убираться. — Соврал, конечно.

Добравшись до порога, Рома обнял меня.

— Хоть ты и подонок, но мой друг. Есть мыслишка насчет работы, но это — не пьяный базар, потом по-трезвяни загляну. Все, пошел. — Хлопнул меня по плечу, развернулся и шагнул в подъезд. Уже оттуда зазвучал фальшивый пьяный голос: «Друга я никогда не забуду, пусть хоть он не родился в Москве!»

А я пошел в комнату и, не раздеваясь, упал на диван, тут же проваливаясь в очередную кому. Только телик что-то вещал голосом диктора, потом рекламой, потом музыкой — и так круглые сутки. Хорошо хоть не громко.

Ромка выполнил свое обещание насчет работы. Дня через три, по моим далеко не точным часам, раздался звонок в дверь. На сей раз мое состояние было крайне недопохмеленное, соответственно более тревожное и злое. Я насторожился, подкрался к двери и прислушался: «Хоть бы не позвонили больше! Это просто ошиблись дверью! Да, да… нет!» Опять раздался звонок, и более требовательный.

— Это ко мне, — прошептал сам себе. Вздохнул, зажмурился и решительно открыл дверь.

— Глаза-то открой, Игорек! — раздался ехидный Ромкин голос.

Я выдохнул и уже спокойно открыл глаза. За порогом стояли двое. Один из них Рома — непривычно прилизанный, весь такой чистенький и подтянутый, хотя и в привычных джинсах, ветровке и со сложенным черным зонтом. Второй — неизвестный мне Мэн, именно так! Одет почти как Ромка, тоже со сложенным зонтом, но выправка, властность от него так и сквозила. Явно отстав ной военный, подпол — не ниже. Смотрит спокойно и уверенно. Лицо такое… представительское, что ли. Легкая седина в коротких темных волосах. Возраст от сорока до пятидесяти. В общем, «настоящий полковник» для баб.

— Привет, я не один, как видишь. Пустишь?

Я отошел в сторону, сердце продолжало колотиться.

— Ну ты допился, к «белочке» дело подходит. Давай-ка завязывай, старик.

— Проходите на кухню и вытирайте ноги. Вот об это, — я указал пальцем на многострадальный половик, — то есть наоборот: вытирайте и проходите.

На кухне ничего не изменилось, вернее, прибавилось пустых бутылок, бычков в консервах, ну и другого похожего мусора.

— Извините, не прибрано, — с издевкой произнес я, обращаясь в основном к «полковнику».

— Ничего, — ответил «полковник» неожиданно мягким, глубоким баритоном. — Рома, будь так добр, выброси, пожалуйста, пустые бутылки… и пепельницы.

Я охренел. А Ромка, похоже, ничуть не удивился: собрал все, что можно, в найденный тут же пакет и пошел выбрасывать его в мусоропровод. Мы стояли и молчали. Вернулся Рома, ничуть не расстроенный.

— Позвольте вас представить друг другу. — Он бы щелкнул каблуками, если бы не кроссовки, так мне показалось. Ну уж очень официально! — Сан Саныч — Игорь Михайлович, прошу любить и жаловать! — показал на нас кивками и наконец-то улыбнулся. Слава богу! А то я уже плохое думать начал.

— Присаживайтесь, — это уже я, — извините, кроме водки предложить нечего.

— Спасибо, но мы ненадолго, ничего не надо, — сказал удивительным голосом Сан Саныч. Но сесть они с Ромкой сели.

— А я, извините, выпью, душа просит. — Что и сделал. Сел, закрыл глаза и стал ждать, когда полегчает.

Отпустило. Молчим.

— Так какое у вас ко мне дело, Сан Саныч?

— Хочу предложить вам работу.

Мои брови полезли вверх. Как бы невзначай обвел кухню рукой и показал пальцем на себя.

— Мне?

— Не удивляйтесь. Мне много рассказали о вас и Роман, мой давний, кстати, сотрудник, и другие, знающие вас люди. Еще я навел справки. Вы мне подходите. — Он опередил мой естественный вопрос. — Работа сисадмином в небольшой конторе на десяток машин. Железо вы тоже хорошо знаете. И главное, вы не сильно общительны и не болтливы. А это в моем случае самое главное. Что касается вашей «тонкой» душевной организации, то, как меня уверили знающие вас люди, это в первый раз. И как я вижу, в последний.

— И как же это вы видите? — усмехнулся я.

— А вижу я перед собой молодого человека, который считает себя тряпкой и трусом, который даже не попытался разобраться в своих чувствах и думает, что должен был «бороться за свою любовь», даже не разобравшись: а была ли она? Посчитал себя обиженным до самой глубины души и, чтобы не идти разбираться со своей «любимой», запил. Ушел, так сказать, от действительности типично русским способом.

— Как по писаному чешете.

— Я подготовился.

— А как же трус и тряпка?

— Я же сказал, что это он так считает. И боится, что другие об этом узнают. — Он мне подмигнул. — Но не переживайте, вы не такой. Просто это заниженная самооценка и страх выглядеть… м-м-м… «не соответствующим ожиданиям значимых для вас людей». — Сан Саныч сделал паузу. — Я уверен, что в вашем случае это не патология, пройдет. Вы справитесь. Особенно если будете работать у меня. Зарплата и все остальное на уровне. Не пожалеете.

— Ну-ну… Целый, блин, диагноз. И причем заочно. Смешно.

Но силен, психолог недоделанный.

— Пожалуй, нам пора. Вот моя визитка, позвоните. Не затягивайте, пожалуйста, вы, простите, не единственный кандидат. Честь имею.

С этими словами Сан Саныч встал и направился к двери. Ромка за ним. Проходя мимо меня, шепнул:

— Не пожалеешь, старик! И поторопись, он сегодня еще к двоим поедет. Да нет, без меня. Все, пока!

Дверь захлопнулась, а я стоял не шевелясь еще минуту, наверное. Я был в шоке. По отравленным алкоголем мозгам мысли ходили медленно-медленно. Спотыкались и падали, но постепенно складывались в картинку. Этот замполит явно меня вербовал.Какая организация — непонятно. Скорее частная. Занимается то ли добычей, то ли охраной информации. Скорее и тем и другим. И все. Больше данных нет. Вариаций, конечно, много, но перебирать их лень. Да и без толку. Чем мне это грозит? Пока ничем, наоборот, один большой плюс — работа по специальности и стабильный доход. А в наше время это очень даже немало! По крайней мере, сейчас и в ближайшем будущем.

Я повертел в руках визитку и аккуратно положил ее на полочку в стенке.

В этот вечер было выпито всего ничего, так, чтоб спать потянуло. Старался хорошо закусывать. И на ночь — чашка растворимого кофе. Кстати, раньше я всегда, если позволяли обстоятельства, после пьянки старался кофе на ночь выпить. Утром вставал как огурчик! Правда, и запоев у меня раньше не было…

Спать! В этот раз разделся. Кошмаров, как ни странно, почти не было.

А на следующий день я сидел на подоконнике и разглядывал прохожих с высоты седьмого этажа…

Помывшись и побрившись, я вылез из ванной. Нашел чистое белье, надел. Грязное запихал в машинку. Включил. Настроение сменилось от «родину предал» до «чего-то там натворил, не помню». Уход жены больше не терзал, осталось лишь неприятное сожаление. Тоска плавно перешла в общее пониженное настроение.

Заварил зеленого чая. Попил с вареньем (в углу холодильника пряталось, сволочь). Хорошо… Попробовал закурить, ан нет, еще не время! Чуть не стошнило. Ладно, зайдем с другой стороны. Включил городской, поставил заряжаться сотовый. Выключил телевизор! Как он меня, оказывается, достал! Где там визитка Сан Саныча? Имя-то смешное, как в «Спортлото-82». Читаю: Скобелев Александр Александрович и два номера — городской и сотовый, и все. Хм, интересная контора. Ладно, потом разберемся. Лег на диван, вроде просто полежать подумать, а взял да уснул.

Проснулся часа через четыре. Потянулся. Надо же, почти ничего не болит. Встал. Ой, нет. Надо помедленней: голова закружилась, весь липким потом покрылся… и вообще… Слабость, вялость, правый бок и поясница заболели… До такой степени еще не допивался. «И больше ни в жизнь!» — пообещал самому себе. Две недели! Это ужас! Мало того что жена ушла, так и работу потерял. Кстати, а сколько я пропил? Посмотрел через мобильник — тысяча двести с копейками на карте, поискал наличные — двадцать рэ мелочью. И это все, что у меня есть на неопределенное время. К Сан Санычу идти по-любому придется. Пошныряю для него немного, как Ромка, хоть и противно.

В туалете не видно ни зги: опять лампочка перегорела, надо заменить, где-то был запас, сделал дело на ощупь и пошел искать лампочку.

(обратно)

Глава 2

Просмотрел везде: на балконе, на лоджии, под диваном, в прихожей, всю кухню перевернул! Напал азарт. Я точно помнил, что покупал целую кучу на семьдесят пять ватт! Ну не могли они все испариться! Может, Ольга с собой забрала? Бред! Остались только антресоли, в которые никто никогда не заглядывал. Там лежали еще бабушкины вещи: квартира досталась мне по завещанию. Ох и скандалов было с родственниками!

Подставил табуретку, открыл и чуть не задохнулся от пыли! Пришлось слезать, прочихаться и умыться. Фух! Добью все равно! Обмотал полотенцем рот и нос на манер ковбоев и полез снова. Просто удивительно, сколько вещей можно вместить в небольшую с виду антресоль: велосипедная камера, велосипедный насос — старинный, сейчас таких не делают, завернутое в узлы тряпье, вылинявшая скатерть, подшивки газет за довоенные, что ли, годы — не всматривался. И везде пыль! Я сам стал весь черный. «И зачем мылся?» В левом углу какая-то потрепанная папка для бумаг с завязочками. Не особо толстая, неопределенного цвета. Лампочек, естественно, не было.

Чем привлекла внимание именно эта папка — сказать не могу. Может, потому, что была одна? Вытер с нее пыль, подул и отложил пока на диван. «Придется опять прибираться, умываться, переодеваться. Ну что за жизнь!»

На все это ушло часа два. Зато потом… в чистых трусах, шортах, в чистой футболке удобно уселся на диване, пододвинул журнальный столик с пепельницей, поставил чашку кофе, включил торшер, «Ух ты, уже вечер, однако» и попробовал опять закурить. Пошло, с удовольствием выкурил сигаретку, отпил кофе и открыл папочку.

Там оказались пожелтевшие от времени, пересохшие листы формата примерно А4, исписанные явно не шариковой ручкой — чернилами. Их было тридцать — сорок, многие в помарках. На некоторых были какие-то то ли схемы, то ли рисунки. Не пронумерованы, поэтому старался не перемешивать. Почерк везде один и трудночитаемый, почти врачебный. Что ж, попробуем разобраться, тем более опыт есть — мама врач.

Так, ага, главное, приноровиться, в ритм, так сказать, войти. Что там?..

Вроде так: «Научное обоснование принципов стихийной магии». Хорошо хоть без ятей и твердых знаков. Что??? Какая чушь! Я откинул листы. Обидно, блин. Надеялся, там что-нибудь интересное, исторически запрещенное, типа неизданное произведение Солженицына или какого-нибудь Платонова, а тут — записки сумасшедшего ученого. Как его, кстати? Ага, Ковалевский С.В. — ну, здравствуй.

Как-то раз на работе одна озабоченная во всех смыслах сотрудница принесла фолиант со скромным названием «Магия для начинающих». Ага, можно подумать еще и «Магия для продвинутых» есть, а может, и есть, кстати, сейчас чего только не издают! Так вот, пролистал я его. Правда, до середины — чуть не лопнул от смеха! Что там было! И жабы сушеные и вареные, ножки тропических паучков, оторванные на третьи лунные сутки, ритуалы, гримуары, пентаграммы, руны и много-много всякой околонаучной воды. Я даже в суть не въехал, просто тупо ржал. Потом она подходила ко мне, интересовалась, все ли я понял и не хочу ли прийти на собрание. Оказывается, маги наши собрания устраивают! Еле отмазался с серьезным видом, чтобы не обидеть. В общем-то она была нормальная тетка, просто с проблемами в личной жизни, ну и немного странная. А кто без тараканов в голове?

Вздохнув, решил все-таки взяться за перевод: обидно стало за собственный труд. Взял листок и начал писать… Нет, так не пойдет — отвык писать ручкой. Пришлось перебазироваться к компу, печатаю я значительно быстрее. Начал и не заметил, как прошла ночь. Сколько кофе выпил и сигарет выкурил — не считал, но глаза просто слипались, а в башке такая каша! Спать, только спать, думать потом. Доковылял до дивана и вырубился.

И приснился мне кошмар: рушились горы, извергались вулканы, гигантские торнадо сносили все с лица земли, море выходило из берегов, небо черное с гигантскими воронками, засасывающими землю, воду, растения, животных и людей. Вокруг меня мелькали лица: злобные, умоляющие, дико хохочущие, какие-то чудища тянут ко мне руки с когтями… и страх… хочу проснуться — не могу, пошевелиться — тоже. Будто увяз в плотной прозрачной патоке в центре всего этого хоровода. И не могу закричать! Ужас в каждой клеточке тела, и кажется, что это НАВСЕГДА! Хуже, чем смерть. Я рвусь, тяну все жилы. Внезапно злость и ярость переполнили все мое существо. Это придало сил. «Не возьмешь!» — прорвался наконец мой крик. Я услышал его и проснулся.

Сердце выскакивало из груди, весь в поту, постель насквозь промокла. Я тяжело дышал, практически хрипел. Перед глазами все расплывалось. Постепенно пришел в норму. Страх ушел в глубины памяти, и настроение стало подниматься прямо на глазах, просто нереально быстро! «Приснится же такая хрень! Отвык по ночам работать. И не надо привыкать!» — с такими оптимистическими мыслями встал, пошел умываться и заниматься всеми утренними делами. Кстати, лампочки нашлись, шесть штук! Они спокойно лежали в туалете на верхней полочке, там тоже была устроена типа антресоль. Как полезны иногда бывают длительные пьянки — был бы трезвый, сразу нашел и ни до какой «волшебной папочки» не добрался! Заменил, конечно, лампочку и все делал уже при свете. Порадовал день — в окно светило теплое, вечернее уже солнце. Впервые за две недели.

Дальше не интересно: сходил в магазин, купил продуктов и сигарет, потратив почти все деньги, приготовил ужин, поел и лег спать. Спал без сновидений. Сан Санычу так и не позвонил.

Наутро распечатал все, что вчера удалось «перевести», а это около половины текста. Ввиду полной нечитаемости вторую половину пришлось отложить. Отсканировал и распечатал все схемы и рисунки, стал изучать. Уже без смеха. Что-то меня зацепило. Весь текст приводить не буду, но краткие выжимки «научного обоснования» от Ковалевского покажу.

За основу было взято философско-мистическое учение русский космизм со своей более прикладной точки зрения, с теорией о происхождении и развития Вселенной, с панспермией жизни и разума по всему космосу, где Человек, это уже по Ковалевскому, воистину космополит. Он не только часть Вселенной, он также и ее создатель. И суть в том, что отдельная личность только усилием воли может менять объективный мир. Еще там было про микрокосмос и макрокосмос. И это тоже как-то соотносилось с личностью. И еще много всякой воды. Про множественность миров — он их чем-то от планет отличал. Про возможность создания разных рас разумных существ. Честно говоря, я не все понял. Это еще мягко про себя сказал.

В практической части все опиралось на стихии и их соответствие каждой из сфер теории Вернадского. Стихия Земли — литосфера, Воды — гидросфера, Воздуха — атмосфера, Разума — ноосфера, Жизни — биосфера. Стихию Смерти он отвергал, потому что считал, что смерть — это просто переход из одного вида жизни в другой. Стихией Огня он считал общую энергию движения молекул, сиречь — тепла, Света — все электромагнитные явления. И еще предполагал наличие разных видов переходных стихий. Так сказать, на стыке. Позже я обратил внимание, что слово «душа» нигде не встречалось или было в нечитаемых отрывках текста. Упоминались только Разум и Воля.

Ковалевский описывал, как надо концентрироваться, чтобы сливаться со стихией, но там я не смог разобраться в помарках. Приводил примеры из средневековой, тибетской и даже древнешумерской литературы, тоже половину не смог разобрать. Зато хорошо нарисованными оказались знаки стихий с пояснениями и схема создания «круга инициации». Вот это больше всего меня заинтересовало. Я искренне поверил, что смогу стать магом!

Полез в Интернет, захотелось побольше узнать про Ковалевского С.В. Да и вообще про магию. Раньше я никогда этим серьезно не интересовался. Из фэнтези прочитал только «Властелина Колец» после просмотра фильма. С трудом осилил, не по мне. В юности я больше научную фантастику и приключения читал, поэтому с интересом окунулся в виртуальный магический мир и быстро разочаровался — разные слеты толкиенистов, форумы, игры, да и обычное фэнтези оказалось в таких огромных объемах, что я просто обомлел. Бросил, некогда. Лучше после инициации. Аж до сверления в одном месте захотелось. Нашел короткую заметку про Ковалевского:

«Ковалевский Семен Викторович, 1891—1948, с 1940 до 1948 работал в Биогеохимической лаборатории при Академии наук СССР, арестован по делу «борьбы с космополитизмом», в 1948 умер в Лубянской тюрьме».

А ведь он действительно космополитом был. Хм. Может, не умер, а до сих пор живее всех живых? Кто их, магов-колдунов знает. Хотя, наверное, забрал бы свои бумажки. Эх, бабуля, бабуля, ничего ты мне не рассказывала, да и я, дурак, не интересовался семейной историей. Больше ничего полезного для себя не нашел и завалился спать с мыслью заняться завтра «настоящей магией».

На следующее утро в первую очередь отключил все телефоны. Телик и не включал. Нужной концентрации решил достичь при помощи углубленной медитации «по системе йогов». Опыт был. Как-то жена затащила на курсы по йоге, и я, один мужик среди десятка женщин, честно отходил курс до того, когда начали объяснять про чакры и остальную лабуду. Дальше не выдержал. Единственное, чему научился, это сидеть в позе лотоса, выравнивать и замедлять дыхание и изгонять мысли из головы. Успокаивало хорошо, а больше просто ничего не пробовал.

Свернул палас, достал мелок (голубенького цвета, другого не нашел) и аккуратно, сверяясь с рисунком, начал чертить ровный круг диаметром один и восемь десятых метра. Специально померил, чтобы можно было проходить по комнате, не задевая чертеж. На схеме сведений о размере не было. «Наверное, в записях были», — пожал плечами и рассчитал, как мне удобно. Пробовали нарисовать ровный круг на полу? Правильно! Берется шпагат и гвоздик, получается циркуль. С третьего раза круг получился более или менее ровный. Далее находим юг. Компас был. Рисуем знак «свет». Старался в меру художественных наклонностей. Посмотрел, скривился, махнул рукой. Потом, по ходу солнца, на равных расстояниях друг от друга, отметил места остальных шести знаков. Нарисовал (опять ха-ха) в указанном порядке: Огонь, Земля, Вода, Воздух, Жизнь, Разум. Теперь внимательно «руны привязки»: внутри и вдоль окружности, чтобы начало совпало с концом. Надпись длиной в двадцать две руны. Получилось часа через три с перекурами. Наконец с рисованием было покончено.

Тут я замандражировал. И хочется, и колется. А вдруг это так серьезно, что малейшая ошибка — и мне капут. А если это чей-то ловкий розыгрыш? Буду как дурак по телику красоваться. Чтоб потянуть время, да и на всякий случай, решил написать себе памятку: «Кравцов Игорь Михайлович, двадцати семи лет, не служил, не привлекался, женат, но живет врозь с такого-то июля такого-то года, закончил политех по специальности конструирование электронно-вычислительной аппаратуры, в настоящее время безработный — это ТЫ, потерявший память. Паспорт в тумбочке». Положил шедевр на кухонный стол и придавил сахарницей. «Мало, надо еще видео добавить», пошел к компу, включил вебку, направил на нарисованный круг. Постирал жесткий диск, чтобы места больше было, и включил запись. Быстро попил чай с печеньем, покурил и пошел на казнь.

Сел точно в центре круга в позу лотоса. Подождал, пока перестанут гудеть ноги и расслабятся связки, закрыл глаза. Выровнял дыхание. Начал дышать на счет: медленно вдох до пяти, пауза два счета, выдох шесть. Через пять-шесть циклов и вдох, и выдох удлинил на раз. Еще через пять циклов удлинил выдох на один, потом еще на один. Чувствую — все, реже дышать не получается. Попытался определить число вдохов в минуту — сбился, потерял ориентировку во времени. Постепенно перестал считать — вошел в ритм. Пытаюсь очистить голову от мыслей — с трудом, но получается. Надо просто представить однообразный комфортный пейзаж, обычно это вид спокойного моря в ясную погоду, тоже не стал оригинальничать. Внезапно ощутил, что не чувствую собственного тела и понятия не имею — дышу ли вообще. Чуть не запаниковал, но успокоился: если нет удушья, значит, дышу.

Как это трудно думать без слов! Хорошо, что на йоге научился. Просто из интереса. Учитель как-то ляпнул, что можно ограничиться чисто визуальными образами, я и ухватился. В повседневной жизни не получилось, а в медитации — пожалуйста. Теперь надо представить во внутреннем пространстве нарисованный мной круг, причем во всех правильных, как на оригинальном рисунке, деталях. Есть! У меня вообще зрительная память отличная, поэтому долго не учил, хватило утра. Насчет цвета не нашел нигде в бумагах и решил интуитивно: раз семь, значит, радуга, и раскрасил начиная со Света — в красный цвет до Разума — в фиолетовый. Круговую рунную надпись представил просто белой. И тут рисунок внезапно «ожил»: знаки замерцали и постепенно обрели объем, немного изменившись в трехмерном пространстве, руны тоже стали объемными и мягко засветились серебристым цветом, и вся эта конструкция начала медленно вращаться в различных осях и изгибаться волнами. Полный трехмерный аналог фигуры Лиссажу! Как это красиво! Я оказался просто заворожен! Восторг подхватил меня и подтащил к фигуре, мы вместе стали изгибаться и кружиться, словно танцевать! Я полностью отдался этому танцу, я был счастлив, как никогда в жизни. Сколько это продолжалось — совершенно не ясно. Субъективного времени не было вообще. Может, миг, может, год. Невозможно понять.

Как мне удалось вспомнить о цели пребывания здесь, не знаю. Выругавшись, без слов это очень трудно, поверьте, попытался «привязывать» знаки к себе. По «инструкции» начинать надо было со Света и по кругу. Желательно по одному знаку в день. Да откуда это мог знать Семен Викторович? Намеков, что он сам все это прошел, не было. Ладно, поверим. Мысленно потянулся к знаку Свет. Ноль реакции. Потянул сильнее — то же самое, еще сильнее — аж картина потускнела — бесполезно. Надо менять тактику. Попробовать самому «подлететь»? Захотел сдвинуться, и пожалуйста: то ли я поплыл, то ли мир вокруг придвинулся ко мне. Отлично, как все просто! Кольцо со знаками увеличилось и, повинуясь моему желанию, поплыло ко мне. Или я к нему, не важно. Приблизился к знаку Свет и просто влетел в него и замер, прислушиваясь к ощущениям. Вокруг разливался красный туман. Ни звуков, ни мыслей, ни вкуса — ничего больше не почувствовал. Покрутился — везде однообразный красный цвет. Решил, что ошибся с расцветкой знаков. Вылетел с желанием поменять цвета, но сразу на выходе, как только красный туман отпустил, почувствовал ЕДИНЕНИЕ! Как это описать словами? Попробую.

Все серебристые руны вздохнули, вспыхнули и погасли. Все мое существо ОСВЕТИЛОСЬ — одновременно всеми цветами и излучениями, я просто ощутил их, и накатило чувство полнейшей свободы и всемогущества. Ощущения быстро схлынули, но эйфория осталась. На ее волне я принялся нырять во все знаки по кругу (хорошо хоть в правильном направлении). Чувства были и похожие, и разные: Огонь — тепло и холод везде, просто физическое ощущение движения; Земля — твердость во всем и в то же время податливость, как у глины, надежность; Вода — изменчивость, но и плотность, напор и спокойствие; Воздух — легкость, упругость, скорость, изменчивость; Жизнь — спокойствие и эмоциональность, превращение, сила; Разум — логика, воля, уверенность.

Многое, конечно, упустил. Трудно описывать абстрактные образы и чувства.

И опять я забылся в своем совершеннейшем счастье. Танцевал со своими новыми друзьями — знаками. Для меня они стали самыми близкими существами на свете. Я решил обнять их всех и прижать к груди и тут заметил, что груди у меня нет и вообще нет тела. Уже привыкнув обходиться без рук, забыл о них, а тут начал вспоминать. Стихии, словно заметив мои сомнения, стали ненавязчиво отвлекать внимание: появилась завораживающая музыка, манящие шепотки: «Ты наш, ты здесь живешь, мы вместе были и будем всегда, оставайся…» — «Конечно, останусь, я же дома! Вот только найду свои руки…» Руки, руки… ноги? Голова? И лавина образов хлынула в мою голову. Я сходил с ума: мысли были и моими, и чужими, и все разные, спорящие друг с другом. Сходил с ума и радовался — это же у меня в ГОЛОВЕ! Хохотал во весь голос, чувствуя свое тело! Как это прекрасно, не потеряться в самом себе, сохранить самое ценное, что у нас есть, — собственное Я. «Молчать! Вон из моей головы!» — перестав хохотать, заорал я, даже не удивившись резкой смене настроения. Все стихло. «Я собираюсь выйти отсюда, но и вас оставлять здесь жалко. Предложения?» — говорил вслух специально, чтоб не растерять ярость и уверенность. Как наркоману, мне хотелось и дальше испытывать кайф от нахождения в этом уютном мире. «Предложений не поступило…», жаль. Придется своим умом доходить, а ум дошел только до одного: все знаки стихий в себя поглотить. Может, и кайф будет вечным? Хотя без хобота не получится. Ого, шутить начал? «Все в меня, быстро, пока не началось!» — и «друзья», словно в самом деле испугавшись, понеслись в меня. «Раз, два, три… семь. Есть контакт!» Меня раздуло на всю Вселенную и быстро сдуло. «Слава богу!» — где-то слабо, но явно громыхнуло. «Так, аккуратней надо быть со словами, хи-хи, и хорошо, что не напомнил, что могло бы начаться. Ха-х… не могу», — еле-еле сдержал смех, прыснув в кулак. Я был элементарно пьян.

Можно было уже выходить, просто пожелав, я это точно осознал, но оставалась явная незавершенность, которую просто необходимо было завершить. И это не просто желание продлить эйфорию. «Будем рассуждать логически. Здесь я могу что угодно. По крайней мере, что угодно делать с собственным телом. Слабый гром в ответ на невинное восклицание пока не принимаем во внимание. Помню, у Стругацких всем жителям делали прививку в младенчестве для снятия блокировки гипоталамуса. Они потом крутые вырастали. Я тоже так хочу!» И началось: пронеслось все мое тело в разрезе, все в странных разноцветных каналах. Едва успел выхватить — практически все стихии, но с упором в сине-фиолетовую область. Кости, мышцы, суставы, связки, да все органы! Полыхали и переливались. Потом вдруг резко в голову, и что там началось! Фейерверк! «Мама дорогая…», все со стороны и как бы не со мной. Прекратилась эта вакханалия снова очень быстро: «Раз, и готово. Здорово! Мне нравится этот мир, и я сам себе нравлюсь». Перед взором висела очень четкая «голограмма» меня. Нормально, видимых изменений нет. Чуть ниже среднего роста, немного коренастенький, немного лишнего веса, но мышцы развиты неплохо, хотя и не качок. Лицо круглое, черты правильные, нос чуть с горбинкой и немного картошкой, глаза карие. Подкачали ресницы, да и губы тонковаты. Отлично. «На выход!» — и мир рухнул.

(обратно)

Глава 3

Мир рухнул буквально. Я тоже. Не успев открыть глаза, понял, что падаю и тут же получаю удар по затылку. Сноп искр из глаз. «Больно!» — только и успел подумать, и на меня НАВАЛИЛОСЬ!

В детстве, читая книги про войну, я часто ставил себя на место пойманных гестапо разведчиков. Смог бы выдержать пытки и не выдать Военную Тайну? Сомневался, но надеялся, что смог бы. Глупый был и сильно переживал за «наших». Теперь я точно понял — не вынес бы и минуту! Все бы выложил, только б избавиться от боли!

Еще помню, как-то случайно засадил себе щепку под ноготь. Вот выл так выл! Слезы градом, боль была адская! Но сейчас оказалось, что я просто НИЧЕГО не знал о боли. Она была везде, острая, тупая, ноющая, да всякая! Силы неимоверной! Хотелось потерять сознание или умереть, в конце концов, лишь бы ее не стало. Предал бы все родины во всех мирах! Только бы избавиться от нее, да что там, только за то, чтобы просто уменьшилась. Может, было бы легче, если б удалось закричать, заметаться всем телом, но наказали и немотой и параличом. Даже веки не слушались. Это продолжалось вечность. И все это время мысль была только одна: «Избавиться от боли!!! Умереть, сойти с ума, продать душу — любым, любым способом, только — избавиться от боли!!!» Но сознание, на протяжении всей пытки оставалось совершенно ясным.

Ни одного признака помешательства! И это был дополнительный плюсик к истязанию. По краю мозгов пробежала мысль, что это наказание: мол, не суйся куда не приглашают, не делай чего не знаешь, не поддавайся соблазнам! И вообще, как говорили в секретных летных частях: «Прежде чем приступить к полетам, учите матчасть!»

Запасов кислорода как раз хватило на вечность, она ведь тоже когда-то кончается?

Резко вздохнув, понял, что все время экзекуции не дышал. Боль медленно отпускала. Открыл глаза, увидел потолок родной квартиры и снова закрыл. «Хорошо-то как!» — отсутствие боли — это просто счастье!

Я лежал и приходил в себя. Ни о чем не хотелось думать. Спустя минут пять почувствовал, что пол жесткий, лежать неудобно и прохладно. Надо вставать. Начал подниматься: голова кружилась, перед глазами все плыло, шатало, как пьяного. Руки-ноги будто чужие. Еле добрался до дивана и рухнул, натянул кое-как одеяло и уснул. Сон был беспокойный, но что снилось, не запомнил.

Просыпался постепенно. Явь долго не желала вытеснять остатки сна, чему я был только рад, разнежился. «Какие планы на сегодня? — спросил сам себя. — Понятия не имею… решено, отдыхаю!» — и со спокойной совестью повернулся на другой бок. От движения проснулся окончательно. Двигаться было неудобно, словно в чужом теле очнулся. Пришлось подниматься. Ну, слабость — что и следовало ожидать, ничего не болит — что неожиданно, но приятно, а все равно — что-то не то. «Разберемся!» — решительно зашагал в туалет. Тело слушалось отлично, но! Все движения приходилось обдумывать, не было автоматизма. «Хорошо хоть ходить не разучился и под себя ночью не сходил, а то совсем как ребенок. Точно! Я же заново родился, у меня все процессы перестроились, и поэтому все воспринимается как чужое! Но раз основные рефлексы не нарушились, значит, научусь. Еще должен я быть постоянно голодным», — думалось мне во время движения. Только подумал и набросился на еду, будто неделю не ел. Глотал, почти не жуя и не чувствуя вкуса, но наелся довольно быстро, «Хороший аппетит и ничего особенного», — мысленно пожал я плечами. Решил закурить по привычке, и вот тут удивился: курить совершенно не хотелось! Сделал две затяжки и затушил сигарету. «Похоже, курить я бросил. Хм». В принципе неплохо.

Осмотр себя в зеркале тоже принес положительные эмоции: втайне я хотел похудеть, и вот пожалуйста. Даже чересчур. Не «бухенвальдский крепыш», конечно, но поправиться не помешает.

Настало время просмотра видеоролика «Из частной жизни волшебника». Ого! Восемнадцать часов записи! Ну да, я ж не выключал ничего, хорошо, диск халявный на терабайт поставил. «Посмотрим, что было в реале». Включил воспроизведение сначала.

Нарисованный мной круг. Я вхожу в него, сажусь в центре в позу лотоса и застываю. Лично мне всегда весело смотреть себя на видео и немного стыдно. Все-таки представление о себе отличается от взгляда со стороны. Ладно, это я отвлекся. Пятнадцать минут на экране ничего не происходило, но потом… круг вспыхнул яркой радугой и исчез. Я нажал на стоп, отмотал назад и стал смотреть покадрово. Постепенно разгорается круг — и знаки, и руны, все ярче и ярче и вдруг, за два кадра, поднимается и, сжимаясь, вся эта колдовская смесь входит в меня на уровне груди. Меньше секунды! Быстро посмотрел вниз — на полу ни следа от мела. И вообще никаких следов! «Все страннее и страннее». Смотрим дальше. Сижу не шевелясь еще минуту, потом резко падаю назад и трясусь в судорогах три минуты двадцать секунд! С полминуты отдышался и пополз на диван. Вот и вся полезная запись. «Больше трех минут не дышать! Да у меня никогда дыхалки не было, все легкие прокурены. Были».

Я пробежался по комнате, размахивая руками, приседал, отжимался, прыгал, шевелил пальцами, крутил головой, корчил рожи, говорил скороговорки, которые помнил, и т. д. Остановил физкультуру характерный вызов скайпа.

— Черт! Совсем забыл про этот долбаный скипе! — Вздохнул и пошел отвечать.

Мама. Добралась все-таки. Камеру включать не стал.

— Алло, здравствуй, мам, я как раз на работу собираюсь, говори быстрее.

— В двенадцать дня? У вас что, свободный график? Значит, можешь выделить мне пятнадцать минут, и не спорь!

Спорить я и не собирался, приготовился к неизбежному.

— Слушаю, ма.

— Я все знаю, и не надо было тебе от меня все скрывать и отключать телефоны, я же все равно узнаю, ты же знаешь!

— Знаю, знаю. И ничего я не отключал: случайно задел ногой провод, выдернул телефон и не заметил. Было же уже такое, помнишь?

— Ага, а сотовый ты случайно уронил в ванну, так? Лучше не ври матери! Что у вас случилось с Олей?

— М-м-м-м-м…

— Она говорит, что поссорились и сейчас живет у подруги, это так?

— Да.

— Из-за чего поссорились?

— Мама, я не буду говорить об этом, — сказал я как можно тверже.

— Хорошо, хорошо, можешь не говорить, но ты же знаешь, я хочу тебе только добра, я переживаю за тебя, и отец, кстати, тоже! Мы же места себе не находим, а до тебя не дозвониться! Хоть Оля и уверяла, что с тобой все в порядке, но мы все равно хотели в милицию обращаться.

А ведь могла, с нее станется!

Странно, упоминание имени жены меня совершенно не трогало, оно словно выветрилось из головы.

— Слава богу, отец про скайп вспомнил, хоть здесь дозвонилась. Прибежала с работы и сразу звонить, не перекусила даже.

— Спасибо, конечно, мам, но мы сами разберемся, ладно?

— Сыночка, я старше и мудрее тебя, я жизнь прожила, и, в конце концов, я женщина и лучше тебя знаю, как с нами мириться. Ты же хочешь помириться с Олей? Полмесяца уже прошло!

— Конечно хочу.

— Так вот. Купи цветы, лучше розы, бордовые — большой букет, подожди ее возле дома, то есть там, где она сейчас живет. Подойди и попроси прощения. И не важно, виноват ты или нет! Вот увидишь, она только этого и ждет, поверь мне. Перебори свою гордость! А то весь в отца.

— Отлично, мама, я так и сделаю, не переживай. Все у нас будет хорошо. Как там папа?

— А что с ним случится? Нормально все, передает тебе привет.

— Мне бежать надо.

— Подожди, сына, я тебе на карту двадцать тысяч положила, снимешь все. Десять на помириться и десять отнесешь дяде Вите, сегодня же! Ему срочно надо, еще вчера.

— Мама, я же просил не высылать мне деньги, я обижусь!

— Это только на примирение, я все знаю и помню. И дяде Вите обязательно сегодня, десять тысяч, не забыл?

— Понял, понял. Все, я побежал, целую, отключаюсь.

Как меня выматывали разговоры с матерью, кто бы знал! С отцом проще. Хорошо, что живем в разных городах и очень далеко. Я их, конечно, люблю, но общаться стараюсь как можно реже. А к дяде Вите идти придется. Но с ним просто: привет — привет, как дела — нормально, и разошлись. Он какой-то мой дальний родственник. «Интересно, а если бы мне не дозвонилась, как бы к Вите деньги попали? По-любому это предлог, чтобы он на меня посмотрел и матери все рассказал. Интриганка». Включил сотик, проверил карту — пришли, родимые. Теперь точно не отмажусь, придется идти.

Солнышко! Как приятно слепит глаза! Соскучился за полмесяца. И не так жарко. Зелень кругом яркая, не успела запылиться. Решил пройтись пешком. Деньги снял быстро, около дома, и отправился через парк, так ближе, минут тридцать неспешного хода. Если не тороплюсь, всегда предпочитаю ходить пешком. Город у нас компактный. Дорогу до дяди Вити посвятил выработке походки. Старался идти мягко и плавно. Минут через пять стало получаться все лучше и лучше, и, подходя к дому Виктора, уже совсем не замечал, как я иду. У дяди Вити пришлось задержаться. Накормил: борщ и котлета с картофельным пюре — чисто по-семейному. После достал бутылку коньяку и, пока не распили, не отпустил. Я почти не опьянел! Эта новая особенность понравилось меньше, чем с куревом. «Но зато и похмелья не будет», — успокоил сам себя. Обратно пошел прежней дорогой через парк. Смеркалось.

Как пишут в приключенческих романах, нападения на главного героя обычно случаются в сумерках, в безлюдных местах и неожиданно. В моем случае произошло примерно так же.

На полпути к дому, за поворотом встретилась девушка, которая сидела на бордюре, держалась за ступню и стонала.

— Что с вами? — Я склонился над ней.

— Ногу подвернула, — со слезами ответила она и посмотрела на меня с надеждой.

«А ничего, симпатичная, домой, что ли, пригласить? Типа я тут рядом живу, первая помощь, все такое».

— Давайте я вам помогу. Вы далеко живете?

— Ой, спасибо, совсем рядом! Прямо по этой аллее, метров сто всего сразу за парком. — И она уже взяла меня под руку и легонько прижалась грудью. Приятно.

— Провожу прямо до дому, не беспокойтесь, пошли потихоньку. — Вот он, облом. Жалко.

И мы похромали. Девушка болтала без умолку, а я только кивал, натерпелась страху, сейчас отходит, вот и тараторит. Прохромали еще метров пятьдесят, как вдруг девушка остановилась, вцепилась в меня и закричала: «Насилуют!», впрочем, не сильно громко. Я офонарел. Встал, начал судорожно оглядываться, искать, кого насилуют, но тут моя больная впивается мне в лицо и давай царапать. Больно и неожиданно! Я даже подумать ничего не успел, просто перехватил ей руки, чтоб перестала царапать, и так кровь начала выступать.

— Машка, этот хмырь, что ли? — выходя из кустов и показывая на меня пальцем, спросил парень лет двадцати в черной кожанке. — Щас мы его накажем, не волнуйся.

Маша вырывается от меня и прячется за спину парня.

— Ага, Вить, как выскочит из кустов и давай меня лапать. Хотел уже одежду рвать, еле отбилась, хорошо, что ты успел, — не моргнув глазом сочиняла девушка, и так искренне, что я сам чуть не поверил.

Сзади раздались шаги еще нескольких человек. Я обернулся — двое. Постарше, примерно моего возраста, в ботинках с подбитыми железом носками и тоже в черных кожанках. Короткие стрижки. Оружия ни у кого видно не было. Один тихо насвистывал «Белый лебедь на пруду», красиво, кстати. Подошли, встали метра за два от меня. Первый, Витя, оставил Машу горевать и нарочито медленно стал подходить ко мне. Я опять повернулся к нему. «Двое сзади в двух метрах, один спереди.

Приближается на контакт», — всплыла нехарактерная для меня мысль.

Вообще я человек сугубо мирный и немного трусливый. В последний раз дрался в выпускном классе школы и был бит. Сейчас был на удивление спокоен.

— Ты что же, сучонок, мою девушку обидел? Нехорошо это. Девушек обижать нельзя, не по-мужски как-то. Или ты не мужик? — Я молчал. — Что молчишь, язык в жопу засунул? Да ты не бойся, дядя сильно бить не будет, просто поучит немножко плохого мальчика хорошим манерам, и мальчик ему денежки за учебу заплатит, так ведь? Сколько у тебя есть? — Встал, не дойдя метра полтора, с очень довольной ухмылкой.

Тут я услышал, что двое сзади двинули ко мне. «Схватят сзади за руки, а этот молодой ударит под дых и по челюсти, потом обыщет», — мелькнула мысль. Правой ногой, не мешкая, шагнул вперед и слитно с шагом ударил правой рукой, без замаха прямо в довольную улыбку. Тут же развернулся, шагнув левой ногой назад, и встретил подбежавших, резко выбросив вперед руки с кулаками просто на уровне их лиц. Как в замедленном кино, увидел, что оба напарываются один подбородком, другой носом на мои кулаки. И валятся как подкошенные на землю. Чувствую, как лопается кожа на костяшках от удара в зубы, снова оборачиваюсь и вижу, что Витя лежит затылком на бордюре, раскинув руки. Из-под затылка растекается черная в сумерках лужа. «Кровь», — подумал я и похолодел. В навалившемся «ватном» ступоре не мог отвести глаз.

Вдруг, спустя десятки секунд, увидел, как легкий серый туман отделяется от тела, густеет, собираясь в шар, и тихо исчезает, словно испаряясь. Это заняло буквально несколько мгновений, а синяя оболочка вокруг тела наоборот тускнеет и тускнеет, а еще через секунды становится почти прозрачной и начинает медленно рассеиваться.

— Убили?! — раздался женский возглас.

Маша медленно подошла к лежащему Виктору и села рядом прямо на асфальт.

— Вить, ты чё, очнись, Витя! — Погладила его по лицу, похлопала, наклонилась ниже и рукой потрогала кровь. — У-би-ли! Витя! У-би-ли!!!

Я очнулся. Оглядел поле боя: двое лежали не шевелясь, но они явно просто были в отключке, развернулся и побежал.

— Убили! Кто-нибудь, скорую! Помогите! — несся вслед истошный женский голос.

До дома долетел пулей, сразу попал ключом в замок, открыл, забежал и захлопнул дверь… и дважды провернул замок. «Уф!» — сел на пол. Начало колотить…

«Я. Убил. Человека. Но не хотел же! Защищался! Да, но меня бы просто ограбили, а я-то — УБИЛ! Как? За что! Убил…» Холод разлился в груди, и навалилась тоска.

— Убил, — прошептал вслух. — Лишил жизни…

Вспомнил серый туман и синюю оболочку. «Это что, душа и аура? И я видел? Убил…»

«Успокоиться. Я спокоен… я спокоен… выровнять дыхание…» Странно, а я и не запыхался… и дрожь уже прошла… убил. Нет, так не пойдет! Во-первых, я защищался, во-вторых, меня тоже могли убить. Для чего они имена называли? Чтоб я потом в ментовке все рассказал?.. Да ерунда, кто бы мне поверил — рожа исцарапана! А кстати… Я встал, включил свет и посмотрел в зеркало. На лице следы крови и практически на глазах затягивающиеся раны. Потер рукой щеку — точно. Посмотрел на кисти — то же самое. «Я же прямо в зубы попадал, я чувствовал!» Просидел так целый час, пока лед в душе не начал таять.

«Итак, господа присяжные заседатели, подведем итоги. У меня отличная реакция, хорошая регенерация. Идем дальше, рассмотрим навыки. Пожалуй, ничего необычного. Наверное, я так бы и действовал, если бы не паниковал и был бы уверен в своих силах. Очень хочется в это верить, ведь неприятно, если в меня гадость вселилась. Да хоть и не гадость — это мое тело! Могу видеть ауру (понятие обиходное, из телика да литературы так и сыпалось) и, возможно, отлетающую душу. Из минусов — не умею ничем этим пользоваться. Да! Еще убийство». Я повертел и так и эдак, вызвал в памяти образ ухмыляющегося Вити, как он бьет и с остервенением пинает ни в чем не повинных людей… «Он просто нарвался. Рано или поздно его бы все равно убили, а раз раньше, значит, я спас потенциальных потерпевших. Во как! Заслужил он, короче».

С этими мыслями я уже стоял под душем, старательно выкидывая из головы образы хихикающих голливудских супергероев. Совесть тихонько вздохнула с укором.

Спал на удивление спокойно. Проснулся в шесть утра, бодрым. Было по-летнему светло. После всех утренних процедур позавтракал с аппетитом яичницей с колбасой, попил кофе. Тоже изменение — раньше с утра аппетита совершенно не было. Сел блаженно на диван и принялся рассуждать: «Мне надо учиться. Учителей не найти, значит, тренироваться самому. Хочется заклинаниями всякими владеть. Да и драться. Можно на секцию пойти. А магии учиться в медитации, там, кстати, время идет быстрее. Боязно, вдруг зависимость получу, как наркоманы. Там же кайф! Стоп. Вчера я без всякого транса ауру видел!»

Я стал внимательно разглядывать собственную руку — ничего необычного. Ближе, дальше, напрягая зрение, расслабляя, вглядывался в каждую черточку — ничего. Плюнул, отвел взгляд и тут, на самой периферии зрения, где все расплывается, увидел неясное темно-синее пятно. Замер. Постарался запомнить, где оно находится, сконцентрировался и стал медленно поворачивать голову, стараясь не двигать глазами. Вот она! Полупрозрачная дымка, переливающаяся оттенками синего, обволакивала руку. Постарался запомнить все ощущения. Моргнул — аура исчезла, «мазнул» взглядом — появилась. «Получается», заулыбался и вдруг почувствовал сильную усталость. Однако… Вроде ничего такого не делал.

Видимо, все магические действия должны использовать энергию и, надеюсь, только пока, «сжигают» мои жизненные силы. Где-то так, в общем. По-любому в транс надо лезть, искать «альтернативные источники энергии». А вчера вроде не было слабости. Вчера — не считается, у меня был стресс. Кстати, насчет вчера, что делать с милицией? Обязательно найдут! Таких «любителей» находят. Дело во времени. Интересно, сколько его у меня? Я представил себя в тюрьме, как там сажусь в позу лотоса… брр! «Надо что-то делать! Бежать? А куда? Там же столько нюансов. Во-первых, документы, во-вторых…» Я решительно встал и пошел звонить Сан Санычу. Глянул на часы — девять! «Ого, не заметил, как время пролетело. Ну что, звоним?»

Трубку взяли после третьего гудка.

— Алло, Сан Саныч?

— Да, — раздался характерный баритон, — с кем имею честь?

— Это Игорь Михайлович, я не отрываю ни от чего важного?

— Нет-нет, время есть. Что же вы так долго не звонили, я ждал еще два дня назад. Или я все-таки в вас ошибся?

— Что вы, Сан Саныч, завязал уже на следующий день, вашими молитвами, но сразу дела навалились… знаете, как бывает после двухнедельной пьянки? А как работа, за мной сохранилась?

— Дела, говорите, — с недоверчивой интонацией проговорил он. — Насчет нашей договоренности… задержались вы немного, но работы у нас много, в том числе и для компьютерщика. Я вам сейчас адрес назову, записывайте.

— Спасибо, записываю. Это ваша контора, да?

— Да, один из филиалов. Надеюсь, вы помните насчет скромности в общении?

— Конечно!

— Ничего противозаконного не успели натворить?

Упс! Вот сейчас все решится…

— Кхм. Понимаете, Сан Саныч, — я почти почувствовал, как он напрягся, — вчера вечером хулиганы какие-то пристали, была драка. По-моему, один из них в больнице…

— Где это случилось? — жестким тоном спросил Сан Саныч. Я поразился такой перемене.

— В парке, когда стемнело.

— В милицию заявлял?

Ого, уже на ты. Хреново. Похоже, помощи от него не будет. Ладно, другие ходы поищем.

— Нет.

— Все правильно, — уже мягче поддержал он меня, — и не обращайся. Посиди лучше дома, я перезвоню. Сейчас попытаюсь все уточнить. И не переживай, с кем не бывает! Все будет хорошо! — Последние слова произнес так искренне — сочувствующе, что я даже восхитился!

— Хорошо, я буду ждать звонка дома, надеюсь, недолго?

— Несколько часов — и я позвоню. Все, кладу трубку.

— До свидания.

Ну и черт с ним. Подожду часов до четырех, авось позвонит? Чувствую, многое может, судя по таинственности. Вдруг подскажет, что по большому счету это была самооборона. Эх, не надо себя обманывать. Нужен я ему как собаке пятая нога. А в ментовке стопудово посадят.

Пошел на кухню. Стал пить чай с печеньем и ждать звонка.

Звонок в дверь раздался неожиданно, часа через два. Я вздрогнул. Опять позвонили, подольше. Пошел открывать, внутренне холодея: «Милиция…»

— Кто там?

— Кравцов Игорь Михайлович здесь проживает?

— Да, это я, а что случилось?

— Участковый уполномоченный милиции, майор Еремин, откройте, пожалуйста, дверь, к вам есть пара вопросов.

Открыл, посмотрел на протянутые корочки, ничего не запомнив, и отошел в сторону.

— Проходите. В комнату, пожалуйста.

Он уверенно зашел в комнату, даже не подумав вытереть обувь, и удобно устроился в кресле. Без приглашения. На вид майору было около сорока. Лысеющий, упитанный. Форменная рубашка со следами пота под мышками, на поясе кобура. Фуражку аккуратно положил на журнальный столик вместе с черной кожаной папкой. Улыбнулся на все щеки с ямочками. Добрая такая улыбка.

— Вы понимаете, зачем я здесь?

Я кивнул и тут же замотал головой: «Черт!»

— Нет, не понимаю. Чем обязан?

Добрая улыбка неуловимо превратилась в злую.

— Сейчас будем колоться или в отделении? Один потерпевший помер, двое в больнице. Пятнашка тебе, не меньше, но если учесть явку с повинной и помощь следствию… восьмерик, могу посодействовать. Чувствуешь разницу?

— Я. Ничего. Не знаю.

— Запираешься, — с сочувствием вздохнул майор. — Собирайся, поедем в отделение.

«Откуда так быстро узнали? И почему участковый? Странно как-то. Вроде опера должны быть, судя по фильмам. Хотя что я знаю! Если всем фильмам верить…»

— А мне нечего собирать, я невиновен. Сразу из отделения отпустите.

— Ну-ну. Документы с бумажками все собери.

Я пошел к тумбочке за паспортом имельком посмотрел в окно. Там стояла тонированная черная БМВ, с раскрытой пассажирской дверью. Рядом с машиной никого не было. «Крутой участковый, водила его возит… или это специально за мной? Номера не синие… может, чья-то личная, хоть того же майора. Все равно странно все это». Взял паспорт и повернулся к участковому:

— Я готов, — и обратил внимание, что кобура уже расстегнута. Я внутренне собрался, как тогда в парке.

— Ну не обыск же у тебя устраивать! Я сказал: все бумажки, это значит записки, записные книжки, визитки. — Он холодным взглядом смотрел на меня.

Тут я понял: меня собрались убивать. Этот человек кто угодно, только не милиционер.

— А! Понял. Сейчас, — подошел стенке и взял с полочки визитку, — у меня только одна, и она не моя. Брать?

«Участковый» кивнул.

— Записки… по-моему, на столике одна лежала, сегодня записывал, и на кухне еще одна.

«Мент» поднял со столика фуражку и папку, посмотрел на меня, мол — где? Я нагнулся, заглядывая под стол и кресло.

— Вон, за кресло упала. Да сидите, я подниму.

Он все-таки развернулся в кресле и заглянул за спинку.

— Где?

Когда он, почувствовав опасность, дернул руку к кобуре, я уже стоял рядом с ним. Он не успел, я ударил раньше. Сцепленными в замок руками рубанул по затылку, «майор» обмяк. Посмотрел на ауру. Она оказалась чуть голубее моей, а через мгновение еще немного поблекла. Со страхом ждал когда «отлетит душа», но обошлось слава богу. Осторожно пощупал пульс на шее — есть! И отдернул руку — вдруг очнется? «Что делать, куда бежать? Он точно хотел меня убить, по глазам видел. Скорей всего, не здесь. Хотя кто их знает? Да кто ты такой, Сан Саныч?.. Водитель в машине ждет!!!» Подлетел к окну и осторожно выглянул. Машина там же, никого вокруг, пассажирская дверь открыта. Ничего не понятно — высоко, но, вероятно, сидит на водительском месте.

«Дверь!» Подлетел к входной двери и закрыл на два оборота. «Сколько он будет ждать? И что делать?»

Подошел к телу, осторожно снял ремень с кобурой и надел на себя. Обыскал, нашел сотовый и выключил.

Сел на диван в позу лотоса, успокоил дыхание и закрыл глаза.

Только выкинул мысли из головы, так сразу «провалился» в транс. Как здесь хорошо! Просто дух захватывает от восторга! Вокруг кружатся в танце стихии, все такие красивые, так и манит присоединиться к ним, и ты знаешь, что ты здесь ХОЗЯИН и можешь буквально ВСЕ в этом мире. Это пьянит. Вот теперь я понимаю королей и президентов, власть так сладка!

Не отвлекаться! Во-первых, энергия.

Что я знаю? Из магии — ничего, из физики — закон сохранения… не то, термодинамика — слишком механистична… думай! Квантовая — основа Е=МС квадрат… Что-то есть, чувствую… если взять из света, а туда, если верить Ковалевскому, входят все электромагнитные явления, несколько квантов, допустим, красного цвета и… отложить куда-нибудь. Потом взять от… земли несколько атомов, сунуть их в тоже хранилище и заставить присоединиться к квантам. Самое сложное будет «объяснить» атомам не поглощать свет, а соединиться с ним, тогда атомы, имеющие массу, как бы «полетят» со скоростью света, а это ЧИСТАЯ ЭНЕРГИЯ! Создаем емкость для нее и вуаля! Я совершенно упустил из виду, что такое в принципе невозможно согласно той же теории относительности, и, как оказалось, был прав: магия — не физика, в ней невозможное — возможно.

Продумать-то продумал, но выполнять… первую емкость, «реактор» где сделать, чтобы всегда пользоваться, да и «хранилище» где? «Вызвал» собственное тело. Подумал и решил: в голове (типа всегда со мной, даже если отрубят, ха-ха) левая часть — реактор, правая — хранилище. Кстати, энергию решил назвать маной, вроде так в фэнтези называли. Создал резервуары. Между ними тонкий проход, с клапаном, чтобы энергия в обратку не уходила. Потянул от света красные нити в реактор и буквально чуть-чуть отрезал. Получились красные звездочки, плавающие в реакторе. От земли точно так же, только звездочки желтые, по цвету стихии. Теперь попробовал их сливать. Какие они тупые! По отдельной паре звездочек пробовал — поглощали, и все! И ругал, и уговаривал, и объяснял — не понимают! Все-таки догадался: «Потанцуйте друг с другом и кружитесь быстро-быстро». Получилось! Сначала одна красно-желтая пара превратилась в серую точку и тут же шмыгнула в хранилище, ура! Потом вторая, и далее пошло. Работал, пока хранилище не заполнил. Красиво! Сфера, забитая серыми переливающимися точками. А в реакторе число точек почти не уменьшилось! «Вот это да!» Знал, что в формуле Эйнштейна куча силы, но чтоб столько? Не ожидал. Хотя откуда я знаю, как это будет в реале? Вопросы и вопросы. Дополнил резервуары индикаторами заполнения: не заморачивался и сделал как в игрушках — бегающие полоски со спектром от зеленого (полный) до красного (пустой) и рядом цифры процентов. Разрешил себе пользоваться резервуарами при помощи мысленных команд. С энергией все. Проверка потом.

Во-вторых, надо куда-то бежать, но куда? В другую страну? Обдумывал и так и эдак — отверг. Слишком много проблем. Времени потерял — ужас. Остается в другой мир, а он есть, абсолютно уверен, и хочется туда ужасно! Если, конечно, найду куда и как. Эта мысль охватила меня внезапно, и я поверил в нее целиком, без всякой критики, совершенно не задумываясь, откуда она взялась.

Поищем… и заставил мир раздвинуться как можно больше. Это произошло мгновенно: вокруг заполыхали миллионы разноцветных точек! Тусклых, ярких, далеко и близко, самых разных цветов. Я растерялся. Чувствовал, что можно подлететь к любой и попытаться проникнуть в другой мир, а это миры, я знал точно. Но куда? Как выбрать? Довериться случаю? Только в качестве крайней меры. А не поискать ли мне ответов в собственной ноосфере? «Попытка — не пытка», — говорю себе и ныряю в фиолетовый знак.

Вокруг туман. Начал приближать его к себе, он стал расслаиваться и разделяться на все более мелкие части, и наконец в голову хлынули чужие образы, отрывки чужих мыслей, и все в такой жуткой мешанине, что найти конкретное — просто невозможно! «Стоп!» — приказываю, и все остановилось. Буду действовать как в компьютере. Поиск. Первичная индексация: по времени создания мыслеобраза, вторая: возможное иномировое проникновение, направление: от настоящего к прошлому, поехали! Опять все замелькало. «Стоп, сначала. Скорость поиска регулирую сам, начали». Сразу замедлил поток. Так… летающие тарелки, корабли со страшными существами, опять похожие, но другие, портал, на мгновение мелькает мысль: откуда я знаю про порталы? И пропадает. «Стоп, команда — медленнее». Из черной воронки над пирамидами спускается на землю пантеон египетских богов. Ввожу еще индекс: существа — люди, «начали», опять портал в виде черной воронки, только стоящей частью входящей окружности на земле. Кругом песок. Точно знаю, что это Южная Америка в районе пустыни Наска, десять тысяч лет назад. Из портала выходят люди в серебристых одеждах, похожих на скафандры, в руках у каждого что-то типа дипломатов. Европейские лица. Еще замедлил «воспроизведение» и услышал эмоции человека, видевшего пришельцев, — страх, радость, благоговение: боги пришли! «Стоп!» Приблизил портал и попробовал войти туда — просто проскальзываю сквозь него и остаюсь на земле. «Правильно, это же просто запись. Попробуем узнать, из какого они мира». Обозвал портал ярлыком и пожелал пойти по линку. Меня выкинуло обратно в «звездный мир», одна яркая, зеленая звезда стала быстро приближаться, и скоро я висел над планетой, очень похожей на Землю, только континенты другие. Я завопил от восторга! Выбрал континент, примерно зону умеренного климата, и пожелал спуститься. Приблизиться удалось примерно до высоты в десятки, может, сотни километров, гораздо выше вида с самолета, и встал — ниже не пускает. Вот что значит чужой мир — меня не слушается, но настроение не испортилось. Внизу тонкие ленточки рек, луга и большие массивы леса. Людей из-за высоты не разглядишь. Полетел вдоль поверхности искать поселения и скоро на горизонте увидел прогалину песчаного цвета. Подлетел к ней — вроде какие-то геомертически правильные постройки, но очень мелкие, и тут обзор закрыли тучи. Я просто взвыл от злости! Но ничего, подожду.

Надо сказать, что я забыл о лежащем в квартире живом «милиционере» и о том, что время поджимает и надо быстрее убираться и т. д. По моим внутренним ощущениям, прошло около суток, а в реальности, наверное, час. Входная дверь оказалась вскрыта, водитель — Сан Саныч! — с красным от ярости лицом хлешет меня по щекам и трясет за плечи. Пистолет из моей кобуры вынут и лежит на полу рядом с диваном. Еще немного, и Сан Саныч меня убьет.

Я почувствовал, как неумолимая сила тянет меня назад, прочь от планеты. «Нет!!!» Я интуитивно обращаюсь к мане и бросаю ее вперед, к поверхности. Она закрутилась и серой воронкой потянулась вниз. Тянущая назад сила уменьшилась. Я стал добавлять и добавлять ману в воронку до тех пор, пока она не увеличилась в диаметре метров до двух, а длинный шлейф от нее не коснулся поверхности. Я кидаю себя в мгновенно возникшее тусклое «зеркало». Все вдруг исчезло, и меня не стало.

Сан Саныч перестал трясти Игоря, ругнулся и подобрал пистолет. Ярость переполняла его.

Этот странный молодой человек его заинтересовал. Сначала он просто искал сисадмина, умеющего держать язык за зубами, для своей конторы по выполнению «деликатных» поручений. При первой встрече ему показалось, что Игорь соответствует этим требованиям. Легко поддался внушению на прекращение запоя и вызов симпатии, но на следующий день не позвонил. Удивившись, Сан Саныч хотел уже поручить Роме забрать визитку у Игоря, но дела затянули. Неожиданно еще через два дня Кравцов позвонил сам. По разговору Сан Саныч заподозрил, что тот скрывает продолжение запоя, но решил все-таки перепроверить и дал адрес для встречи. И тут как гром среди ясного неба — проблемы с милицией.

Конечно, в его работе любые проблемы с законом, через которые на контору можно выйти, недопустимы, но так сразу принять решение ликвидировать алкоголика, чтобы изъять все ниточки, ведущие к конторе, — нонсенс. Тогда он об этом не задумался.

Уже подготавливая операцию, Сан Саныч узнал, что подозреваемый, по описанию похожий на Игоря, избил в парке троих неслабых налетчиков, поэтому план скорректировал. Сам едет с «участковым» и поручает ему привести парня в машину с запиской и визиткой, чтобы сначала поговорить, а там уже видно будет. Когда через полчаса никто не спустился, Сан Саныч забеспокоился, а когда телефон не ответил, не на шутку заволновался и решил сам подняться в квартиру.

На звонки дверь не открыли. Сан Саныч вытащил набор отмычек и, вспомнив молодость, принялся вскрывать дверь. Сказалось длительное отсутствие практики — на вскрытие ушло минут двадцать при несложном замке.

То, что произошло в квартире, не укладывалось в голове! Опытный ликвидатор лежит на полу без сознания, а молодой человек с отрешенным лицом сидит, скрестив ноги, на диване, да еще и опоясанный ремнем с кобурой. Сан Саныч рефлекторно разоружил парня и начал приводить его в чувство. Бил по щекам, тряс за плечи — все без толку. Это вывело его из себя. Ярость на сосунка достигла предела, он поднял пистолет… И вдруг увидел, что за Игорем возникло странное образование — все более уплотняющееся тускло блестящее серое пятно, и этот ублюдок стал в нем тонуть. «Уйдет же!» Не помня себя, Сан Саныч выстрелил в исчезающего. Через мгновение диван был пуст. Следа от пули нигде не было. Появился стойкий запах сгоревшего пороха.

Впоследствии Скобелев анализировал свое поведение и поражался несуразности произошедшего. Что мешало приказать тому же Роме забрать визитку с запиской? Да и вообще, чем бы ему повредили эти ничкемные бумажки, окажись они в милиции? Ничем! Глупость какая-то, как затмение нашло! Почему-то послал на дело самого несдержанного, Пухлого, почему-то сам поперся наверх, поняв, что произошло непредвиденное, и, наконец, откуда ярость, зачем было стрелять? В натуре, мистика.

Он с трудом привел Пухлого в чувство, собрал все бумаги в квартире Кравцова и быстро, насколько позволяло состояние ликвидатора, убрался прочь. Пухлый вяло оправдывался, сам ничего не соображая. Ему показалось, что жертва готова сигануть в окно, он чисто рефлекторно расстегнул кобуру. Потом легко повелся на детский трюк с бумажкой.

Дома Сан Саныч с изумлением просматривал принтерные распечатки и не хотел верить ни единому написанному там слову. Вид исчезающего тела стал часто сниться в кошмарах, и это явное колдовство он усиленно пытался выбросить из головы. Иногда просыпался в холодном поту, не помня сна.

Спустя месяц увлекся эзотерикой и всеми связанными с магией дисциплинами. Попытка войти в круг инициации не привела ни к чему, кроме долгой головной боли, впрочем, работать «по специальности» не перестал и даже нанял в контору колдуна вуду. Толку от него пока не было, но Скобелев упрямо надеялся на успех.

Забрать компьютер с записью удачной инициации Сан Саныч не догадался.

(обратно)

Глава 4

Холод пробирал до костей. Ужасно хотелось пить. Губы тряслись, зубы выбивали чечетку, во рту все горело, язык пересох. Я лежал на спине, затылком чувствуя холодную примятую траву. Спину и ноги не ощущал вообще, точнее, они будто плавали в воздухе, ни за что не задевая. Руки еле шевелились. Мне все-таки удалось себя ощупать: ремень, кобура, джинсы. Футболка вся в засохшей крови, в центре груди рана под коркой. Лоб в холодном поту, щеки горят. Дышать было больно, воздуха не хватало, и приходилось часто-часто хватать его ртом, как собака в жару.

Казалось, что лежу уже целую вечность и так и скончаюсь здесь, в этом лесу в почти кромешной тьме. Замерзну или умру от жажды. Проклятое бессилие! Когда я очнулся и открыл глаза, увидел темень. Вернее, темное, почти черное ночное небо. То ли густые облака, то ли еще черт-те что закрывало звезды и луну, если они вообще существовали в этом мире. Запахов было много. Так пахнет в лесу: травой, деревьями, возможно, грибами, прелым листом и еще чем-то характерным, что спутать нельзя. Изредка ветерок доносил сырой запах реки. Противно пищали комары, но не кусали.

Почему ночь? Откуда рана в груди, которая так болит? Почему не чувствую тела ниже пояса? Поврежден позвоночник? Ужасная слабость: с трудом могу поднять голову или руки. Даже ползти не могу. Вопросы, вопросы… Может, мне вообще все это снится? Нет, во сне такого постоянства не бывает. Мыслей много, и не могу четко соображать, как в бреду. А откуда я знаю — как в бреду? Может, все это и есть бред больного воображения с манией величия в придачу. А что! Вселенной управлял, в миры перемещался, и вот результат — лежу в психушке с простреленной грудью и брежу. Стоп! Почему подумал, что в меня стреляли? А что, очень похоже на пулю: вошла в грудь — входное отверстие есть под запекшейся кровью, задела позвоночник — вот и паралич, и вышла, наверное, из спины. Видел у матери в атласах выходные отверстия огнестрельных ранений, мама не горюй! Вырывает кусок мяса размером с кулак, но лучше, чтобы все-таки пуля вышла. И что это я так вцепился в эту дурацкую версию? Да, симптомы, похоже, совпадают, но я не медик, так, нахватался от мамы. Кто бы в меня стрелял и когда? Вспоминаю… блин, как трудно сосредоточиться! Я «подлетел» к миру, предположительно к тому, откуда на Землю приходили те дядьки в скафандрах. Нет, в костюмах, чем-то напоминающих скафандры без шлемов, как будто из фантастики про будущее. Ожидал, что на поверхности будет много строений, городов, башен и т. д., но увидел сплошную экологию. Уже странно. Хотя кто их, высокоразвитых, знает, как они живут, да и сильно далеко было. Поискал и вроде нашел какую-то упорядоченную аномалию, подлетел, но высоко и облака — не разглядел, а еще и потянуло. Точно! Просто невероятно сильно потащило назад! Пришлось срочно создавать портал. Ха! Как громко сказано — создавать, будто умею. Просто пожелал и напитал энергией, он и возник. Потом меня «отпустило», и я успел прыгнуть в него. А ведь, похоже, «тянуло» не просто так… водитель! Возможно, и не один — сломали дверь и начали меня «будить», потом перестали и застрелили, а в перерыве я успел «портануться», но пуля, падла, достала.

«Надо проверить оружие». Собрался и пошарил рукой по кобуре — пусто! Из него же, поди, и пальнули, суки. И ужаснулся: все это вокруг РЕАЛЬНО! Я один в лесу, раненый, беспомощный, загибаюсь от холода и жажды. Возможно, умираю от раны, причем долго — уже ночь. В панике закрутил головой, попытался ползти, но взвыл от боли и прикусил язык. Хищники! Надо потише, могу привлечь. Прислушался: комары звенят, что-то шуршит в траве, явно мелкое, по руке проползла какая-то букашка, и больше ничего. Уже легче, но все равно надо осторожней. Сжав зубы, попробовал еще раз на локтях — в глазах потемнело от боли, и невольно простонал. «Не Мересьев я», — грустно улыбнулся. Ты смотри-ка, паника прошла, и снова застонал сквозь зубы. Родители! Они же с ума сойдут. И снова тоска… вот я неизвестно где и НИКОГДА их не увижу. Нет! Раз попал сюда, значит, смогу и вернуться… наверное. «Да точно!» — успокаивал сам себя. Хотя… я же ни фига не знаю и не умею, мне бы в живых остаться! Будем надеяться, что, если сразу не умер, должен выжить. Опасаться нужно пока только зверей, поэтому затихнем.

Невольно порадовался за свою регенерацию. Как удачно тогда вышло, словно подбил кто-то. А может, действительно подбил? И вообще, удивительно гладко все получилось: раз — здоровья немерено, два — пожалуйста, в другой мир. Странно все это, как в сказке про… ничего на ум не приходит, про золотую рыбку разве. А чем там закончилось?.. А убийство? А броситься с голыми руками на вооруженного? Я опять застонал. Это же был не я, как бы не пытался сам себя уверить в обратном. Все шло к тому, чтоб потребовалось бежать, и мне прямо подсунули этот мир! Нет, лучше не думать об этом… перетерпеть жажду и холод — вот главная задача. Маг я или кто? Надо в транс, срочно. Пытаюсь… не получается! Все мешает: боль, холод, жажда, бардак в голове — нет, никакой я к чертям не маг, обидно. Надо попробовать просто уснуть: так, дыхание не успокоишь, задохнусь, ну хоть мысли выкинуть из головы. «Я спокоен… я совершенно спокоен… я расслаблен… ага, парализован. Тьфу, черт! Надо овечек считать. Одна, вторая, третья…» Не помню на какой овце, но усталость победила, и я провалился в сон.

Снился мне Сан Саныч с искаженным от ярости лицом, который медленно поднимает ПМ, целя мне в грудь, и низким, замогильным голосом произносит: «У-й-д-е-т ж-е» — и очень плавно нажимает на спусковой крючок. Из дула распускается алое пламя и выплывает пуля. Она, вращаясь, приближается ко мне, от нее расходятся волны, как в «Матрице», до слуха доносится перекат грома, а пуля касается моей груди, продавливает и пробивает грудину, царапает сердце, рвет сосуды и легкие, давит на позвоночник, раскалывает его и, словно мячик от стенки, рикошетит немного в сторону, давит на мышцы, рвет их, проходит между ребер и вместе с куском мышц и кожи вываливается из тела и плывет дальше. Волны от пули проходят по внутренностям, тряся их и появившуюся кровь. Сердце останавливается, не выдержав оскорбления, и я умираю. Перед глазами калейдоскоп: лица, цвета, знаки стихий, руны — все вперемешку и мелькает. Черный тоннель, куда падаю, и, наконец, свет. Чувство чужого, доброжелательного внимания.

Красный мигающий фонарь с надписью «В ружье!», звуки зуммера. Бегущие солдаты, хватающие автоматы из оружейной стойки, браконьеры с охотничьими ружьями, крадущиеся за добычей, и егерь в форме с карабином, следящий за ними.

Проснулся от света. Рассветный туман уже поднялся. Вокруг на невысокой траве крупными прозрачными каплями сидела роса. Она манила недоступной влагой, и я с жадностью стал слизывать шершавым языком все капли, до которых мог дотянуться. Непослушными руками нагибал траву, стараясь не сбивать росу на землю. Это удавалось с трудом: просто огромное количество влаги бездарно проливалось на землю. От обиды хотелось завыть!

Вдруг послышался странный далекий звук, похожий на фырканье. Я замер, и неожиданно надо мной появляется человек. Тот самый егерь из сна с аккуратно подстриженной черной бородкой, загорелым лицом и голубыми глазами. Одет не в форму, а в длинную кожаную куртку желто-зеленого цвета с откинутым капюшоном. На голове зеленая шляпа, похожая на тирольскую, без перьев, кожаные штаны и сапоги, тоже зеленые. Широкий кожаный ремень с большим кинжалом в ножнах и с непонятными холщовыми и кожаными сумками. За спиной на перекинутом через плечо и голову ремне болталось какое-то оружие. Явно не карабин.

Человек внимательно осмотрел меня, вскинул брови и что-то сказал на непонятном языке, явно удивленно. Я замотал головой, показал пальцем себе на рот и прохрипел: «Пить». Он опять внимательно посмотрел на мое лицо и вытащил из поясной сумки медную фляжку. Поднес ко рту и начал вливать мелкой струйкой холодную и такую вкусную воду. Жадно вцепившись во флягу руками, я глотал, захлебывался и снова глотал, пока незнакомец не забрал фляжку, пробормотав что-то типа «пока хватит, мол, больше нельзя». Я закрыл глаза и с наслаждением чувствовал, как влага всасывается в иссохшее тело. Егерь куда-то пропал. Раздался звук ломаемых деревьев, и скоро он опять появился со сделанными из веток волокушами. Аккуратно подхватил за плечо и таз, перекатил меня прямо на них и поволок.

Как мало человеку надо для счастья! Лежа на животе, я тихо радовался изменению положения тела, уткнувшись щекой в свежие листья. Егерь тихо свистнул и привязал волокуши к подбежавшей лошади. Погладив ее по шее, повел за уздечку. Сколько мы шли, не заметил — несколько раз терял сознание и приходил в себя от ударов по лицу разными корягами и, наконец, вырубился окончательно.

Пришел в себя в деревянном доме лежащим на твердом тюфяке, голым, забинтованным чистым полотном и укрытым одеялом. В небольшое окно лился свет. Рядом с моим топчаном стояла грубая табуретка, а на ней чашка с отваром. Потянулся к ней руками и обмер: какой же я худой! Только кожа да кости. Вот теперь точно — бухенвальдский крепыш. Еле-еле повернулся на бок и поднял чашку, попил, обливаясь. Вкус — омерзительный. Откинулся на подушку. Боли почти не было, дышалось хорошо, и я снова чувствовал все свое тело. Пошевелил ногами — получилось. Но слабость была ужасной! После такой небольшой нагрузки одышка. Голова кружится. Ни о чем не хочется думать. Я и не думал, пока не уснул.

Проснулся от чужого взгляда и сразу учуял аромат горячей еды. Рядом на табуретке сидела миловидная, средних лет женщина в светлом платье с вышитыми узорами. Длинные темные волосы заплетены в две толстых косы. Увидев, что я проснулся, улыбнулась и стала быстро говорить.

— Не понимаю, — сказал я и развел руками.

Она замолчала. Потом, будто внезапно что-то вспомнив, вскочила, взяла со стола ароматно парящую чашку и протянула мне, что-то говоря при этом. Я приподнялся на локтях. Она сказала: «Ой», поставила чашку обратно, приподняла меня за плечи и подбила подушку. Снова подала чашку. В ней оказался теплый мясной бульон с фаршем. Я медленно его выпил. Вкуснотища! Потом пришлось выпить тот противный настой, и меня быстро сморил сон. Так продолжалось много дней. Ну, и еще она подставляла местный аналог утки и убирала из-под меня. Тогда я жутко краснел, а она укоризненно качала головой. Постепенно силы прибывали, но попытки вставать хозяйка пресекала. Кормила уже не только бульоном, но и кусками вареного мяса или рыбы с хлебом.

Повязка была снята, на груди оставался только розовый шрам, и на спине, судя по выражению лица егеря, тоже было неплохо. Только проклятая слабость! Да и вес набирался очень медленно.

После нескольких неудачных попыток наконец-то удалось войти в транс. Стихии по-прежнему легко отзывались на мои команды, но конкретного результата от этого я не замечал, за исключением «жизни». После обращения к ней силы стали прибывать гораздо быстрее, поэтому захотел направить к ней небольшую постоянную подпитку по типу ключа с обратной связью: большой расход — включение, маленький — выключение. «Как я все продумал!» Аж самому понравилось, но вдруг — облом! Попытался еще несколько раз, результат тот же. Ничего не понимаю, почему? Как портал сделать, так запросто, а тут… казалось бы, фигня… ну, «золотая рыбка»! Настроение, как обычно в этом состоянии, было замечательным, поэтому долго не заморачивался. Ладно, потом разберусь. Кстати, запасы маны уменьшились почти наполовину, я понятия не имел, много это или мало, и снова заполнил хранилище, хоть эта способность не пропала. Стихия Разума откликалась вяло, видимо, она сильно завязана на ноосферу конкретного мира или просто в шоке, но нечто похожее я и ожидал, а жаль: хотелось бы узнать побольше и поконкретней, куда же я попал. Грызли большие сомнения, что те «люди из будущего» приходили отсюда. Еще было очень любопытно, почему со мной не занимаются языком, мы даже не познакомились толком! Когда я пытался познакомиться с хозяйкой и называл ей свое имя Игорь, показывая на себя, она смеялась, махала рукой, кивала и отходила. Хозяин, он, кстати, жил где-то отдельно и появлялся раз в два-три дня, тоже не стремился общаться, объясняя мне знаками: «Потом».

После установления легкой связи со стихией Жизни сонное или успокоительное средство, которым являлся тот противный отвар, стало слабо на меня действовать, и я проснулся, когда никого не было дома. Сразу попытался встать. С первой попытки ничего не вышло — закружилась голова, потемнело в глазах, и я чуть не потерял сознание. Начал вставать постепенно. Сначала садился, потом опускал ноги и ждал, когда пройдет головокружение, потом поднимался на секунду и падал — ноги не держали. Но я не расстраивался, был доволен и этим. Постепенно стал делать по нескольку шагов. Был застигнут моей «заботливой», но ничего, поворчала, махнула рукой и принесла мою постиранную и заштопанную одежду — в дальнейшем стал заниматься уже одетым. Прогресс был очевиден, силы прибывали.

Прошел примерно месяц нахождения в этом мире, когда мой спаситель принес кристалл, на вид из мрамора, в форме пирамиды высотой примерно пять сантиметров и знаками передал, что сейчас будем учить язык. Посадил меня на тюфяк, положил на мою правую ладонь кристалл и накрыл его сверху своей правой рукой, как бы здороваясь, и кое-как объяснил, что размыкать руки нельзя. Потом велел закрыть глаза. Примерно через минуту почувствовал слабое тепло от кристалла, которое, постепенно поднимаясь, достигло головы. Тут перед внутренним взором возникло яркое объемное кружево фиолетового цвета. Оно казалось сплетенным из неровных кружочков — крючочков, что-то сильно мне напоминающих, но разобраться не успел: плетение словно взорвалось, и многочисленные фиолетовые вихри разлетелись по голове. Хлынули звуки и образы, буквально затопив сознание. Они прибавлялись и прибавлялись, я не различал ничего конкретного, просто мешанина из слов, понятий, букв, звуков, образов, которые сами куда-то рассасывались, оседая в глубинные структуры Разума. Скоро это закончилось, а Рон все не отпускал руку.

Рон! Я знаю, что он служит егерем у графа Вальда нор’Флока, живет в охотничьем домике графа в этом лесу, а это дом знахарки Агны Римпис, бездетной вдовы и его любовницы. Сам он служит только два года, а до этого был охотником в руинах. Вот, собственно, и все, что я узнал. Что за «руины», осталось непонятным. Нет, понятно, что развалины, но это еще и что-то конкретное. Не знаю, специально Рон передал мне эти сведения или они случайно проскользнули.

Уже несколько минут я сидел и ждал, когда Рон, наконец, откроет глаза и отпустит мою руку. Я успел посмотреть на его ауру, она оказалась достаточно большой и насыщенной, гораздо больше и насыщенней ауры Агны, и была странного слабо-апельсинового оттенка. Понаблюдал, как кружится вокруг наших сцепленных рук какое-то оранжевое плетение, успел порадоваться, что впервые воочию вижу настоящее заклинание, и мне надоело ждать.

— Кхм. — Я кашлянул, привлекая внимание.

— А? Что? Ты уже? — очнувшись, удивленно произнес он, открыв глаза. — И давно?

— Нет, только что в голове все уложилось, — медленно произнес я, язык привыкал к новым звукам. Соврал автоматически, в ответ на удивление.

— Точно? Ты хорошо меня понимаешь? Лингвор четверть часа обычно работает.

— Точно. Я хорошо тебя понимаю. Но ничего не понимаю: где я, кто ты и вообще…

— Ну что ж… давай познакомимся. Я Ронор’Галар — егерь графа Вальда.

— Игорь Кравцов. Не местный. Причем совсем. Я из другого мира, что ли? У нас всего этого нет. — Я кивнул на кристалл. «Да и вообще не Средневековье и магии нет… или не было… или была? Тьфу ты, совсем запутался».

— Иг’ор Кр’авц?

— Можно Егор, так лучше. — Сам понял, что по-иверски (название языка) мое имя звучит примерно как «чужак безземельный, выгнанный с родины, изгой». Такое вот понятие, а ведь точно! Еще один плюсик к версии про вмешательство неизвестного мне пока фактора в мою судьбу. — И спасибо, что ты меня спас.

— Егор, — он облегченно улыбнулся, — так гораздо лучше. Да не за что! Агна говорит, что ты сам выздоровел. С такими ранами не живут. Если только маг Жизни рядом окажется, да и то вовремя. И не так быстро заживает.

Замолчав, он пристально, прищурившись, посмотрел на меня. Долго. Мне даже неудобно стало, и я отодвинулся. Инстинктивно.

— А то, что спас тебя… — продолжил он, — накануне того, как тебя найти, почувствовал я выброс силы. Откуда — непонятно. Я не классический маг, можно сказать, самоучка, охотники многие такие, да и инструментов нужных, чтоб наблюдать, не имею. Потом объясню, кто такие охотники, — предупредил, заметив, что хочу перебить. — Так вот, выброс и выброс, сильный, конечно, почти буря — может, артефакт мощный в неумелых руках взорвался, может, маг какой балуется, но мне без разницы, если не на моей земле. А вечером гонец от графа, объясняет: графский маг засек сильное магическое возмущение в направлении на юго-восток от замка и примерно километрах^[138] в пятидесяти — ста. Как раз мои леса в эту зону попадают. И приказ графа — выдвинуться с утра в направлении Веселой рощи, встретить поисковую группу и быть у них за проводника. Станут, мол, чернокнижника или дурака ловить.

Рон сделал паузу.

— И дернуло меня еще затемно выехать. Места у нас в целом спокойные, дорогу знаю хорошо, и вот часа через два, почти сразу после рассвета на тебя и наткнулся. Удивился очень. И одежда необычная, и рана странная, смертельная, а ты живой. Аура вроде обычная — не маг, но точно не скажешь: уж больно в плохом ты был состоянии. Можно было сдавать тебя графу, но… понимаешь, я знаю, что Вальд помешан на религии и во всем слушает своего епископа, Парсена, а тот просто фанатик! Тебя бы пытали и сожгли, — я удивленно поднял брови, — либо как чернокнижника, либо как шпиона. Он бы нашел за что. И я этого не люблю, был, понимаешь горький опыт. А черноты что тогда, что сейчас в тебе нет. — Рон печально усмехнулся. — Вот и привез тебя к Агне: даст Бог — выживешь, нет — значит, не судьба. Да и любопытно мне стало — кто же ты такой? Об этом доме мало кто знает, и графские ищейки вряд ли сюда явятся, ну а сам поехал на встречу с поисковиками. Три дня по своей земле я их водил. Не нашли, к сожалению, — он развел руками и подмигнул мне, — потом они отправились искать дальше, а я к себе. Упорно искали, и помощник Спасителя с ними был. Вот так.

Рон замолчал. Я переваривал сказанное. С ума сойти! Феодалы, церковники, чернокнижники, маги. Будто окунулся в фантастический, исторический фильм типа «Мерлина»… И это реальность? И меня запросто могут убить? Подозрения, конечно, были, но все-таки подсознательно надеялся, что Агна и Рон просто живут в заповеднике, а там, в «большом мире», — цивилизация. И все разбивается…

Я откинулся на подушку. Как обидно! Читая «Три мушкетера» в детстве, конечно, переживал и представлял себя в том времени, романтика! Но то детство, а став взрослым, превратился в прагматика. Учеба в политехе, работа — не до благородных мечтаний. Даже женился хоть и по любви, но вроде как больше по необходимости. Никогда во взрослом возрасте не представлял себя со шпагой в руке, да и некогда было — жил как все, и меня это устраивало. Как могли старые записи о магии так завлечь? Да ни в жизнь я, даже прочитав их внимательно, не стал бы воплощать все в реальности! Тьфу ты, так можно во всех своих поступках начать сомневаться.

— А теперь ты рассказывай, и желательно правду, — услышал я голос Рона.

Я сел, подумал и начал рассказывать. О своем мире — все, что вспоминалось. Про инициацию. Про энергию умолчал. В портал провалился случайно, что недалеко от истины. Несколько раз пришлось смачивать горло медовым сбитнем. Забыл уже, когда в последний раз говорил так долго.

Рон слушал внимательно, не перебивая.

— Говоришь, один прошел инициацию? — с сомнением после паузы произнес он.

Я кивнул. Говорить больше не было сил. Рон покачал головой.

— А что за стихия Разума? Какие руны писал в круге? Как выглядели знаки стихий? Зачем подкрашивал их, если они и так имеют свой цвет? Как умудрился инициироваться одновременно всеми стихиями?

На все эти вопросы я пожимал плечами. Потом выдавил:

— У нас магии нет, я ничего про нее не знаю, — и удивился. Рона совсем не интересовали машины, самолеты, компьютеры.

— Знаешь, если бы ты передо мной не сидел, я не поверил бы ни одному слову. И мой тебе совет — больше никому про себя не рассказывай. Потом легенду тебе придумаем. — По крайней мере, Жизнью ты точно инициирован, — после паузы добавил он, — но по ауре этого не скажешь — она как у самого обычного человека, это еще одна причина тебя скрывать. — Рон поднял вверх палец. — Если не сожгут, то запрут и будут изучать. Маги у нас любопытные. — И невесело усмехнулся. — Значит, так. Пока поживешь здесь, наберешься сил. Агна расскажет подробней о нашем мире. Она знахарка и моя подруга. Прошу не обижать, — посерьезнел он, — здесь надежно, но если что, спрячет. А мне пора. Кстати, каким оружием тебя чуть не убили?

Я взял с сундука кобуру, вытащил из нее запасной магазин, выщелкнул патрон и показал Рону.

— Вот этой пулей. Она вылетает с большой скоростью, когда порох внутри патрона сгорает. Самого оружия нет, его вытащили из этой кобуры и из него же в меня стреляли. Как видишь, сила огромная — насквозь меня прошила.

Не знаю, что Рон понял из этой смеси «французского с нижегородским», но уважительно взял патрон в руку, повертел и вернул назад.

— Скажи Агне, пусть спрячет все это. Я приеду послезавтра. До встречи. Служба все-таки, — с сожалением вздохнул он. — Да, из дома не выходи пока, хорошо?

— До свидания, Рон. Понял, не выйду. — И сморщился. Надоело заключение.

Когда раздалось удаляющееся цоканье копыт, я сидел на своей шконке. «М-да… попал так попал. А если он захочет меня сдать? Ну нет! Так думать нельзя! Верить надо людям, верить. Несмотря ни на что» — это вспомнился Сан Саныч. С такими успокаивающими мыслями начал тренироваться.

Через час пришла Агна.

— Здравствуй, Агна.

Она вздрогнула, удивленно посмотрела на меня и заулыбалась.

— Наконец-то! Рон приносил лингвор? Достал все-таки. А я пилила его: давай учить постояльца языку, а он все отмахивался — подожди, говорит, скоро лингвор обещали, не путай его, на чистую лучше усвоится. Как я устала! Живу с гостем, а поговорить не с кем. Ты не думай, я не болтушка какая, но все равно поговорить иногда страсть как охота. Я же одна здесь. Спасибо, Рон заезжает, да деревенские иногда заходят, перекидываемся парой слов. Ой! Ну вот, заболтала, — и весело засмеялась, — давай знакомиться. Я Агна Римпис, знахарка.

— Егор. — Я тоже невольно улыбался, глядя в смеющиеся серые глаза Агны.

— Просто Егор?

— Да, Рон попросил ничего про себя не рассказывать, извини.

— Даже так! Ладно, — по тону было понятно, что Рону придется несладко, — будто я не знаю, что ты из портала вывалился. А мне что можно тебе рассказывать?

Тут уже засмеялся я:

— Все! Введи меня в курс дел. Про графство, про соседние страны, про людей, про все, что знаешь. Представь, будто я ни о чем не имею ни малейшего понятия. Совсем.

— Знаю я немного, и последние сплетни до меня поздно доходят, ты ж понимаешь, — засмущалась она. — Давай сядем за стол, я сейчас принесу перекусить.

Принесла медовый сбитень и пирожки с грибами. Мы сели за стол. Начала, как лектор, мне оставалось только направлять.

— Наше графство Флок, маленькое и очень спокойное. Граф никого из соседей не принимает, ни с кем не воюет. Он бы вообще в монастырь ушел, но епископ Парсен не дает. Как же! Такого лакомого куска лишиться, сынок-то графа церковников не слишком жалует, потому и живет в столице. Столица наша Русток, и герцогство так же именуется. Герцог — сюзерен нашего графа. Вот тот воюет постоянно, с соседними баронствами. Они пока вольные, а у герцога губа не дура, хочет под свой вассалитет их подвести, но пока безуспешно. Недавно вытребовал у графа почти всю дружину, а у нас степь рядом. Не дай Спаситель кочевники налетят!

Ты кушай, кушай, или не вкусно? Дальше? Деревень в графстве не много, около двадцати, хуторов число — не знаю, я не мытарь. Народу тоже не знаю сколько… может, тысяч двадцать, включая и старых и малых. Город один — Гаранд, да какой город — городок, тысяч пять жителей — разбежались многие. Там же и замок графа.

Да церковники большую власть взяли! Жгли налево-направо: и чернокнижников, и просто на чье имущество лапу наложить. А народ? Народ у нас набожный всегда был. Храмы в каждой деревне и часовенки в хуторах, а недавно и монастырь открыли, это уже епископ. Начинали костры в деревнях закладывать, но тут народ возроптал. Да нет, до бунтов не дошло — пожаловались в герцогство, и церковников поприжали.

Живут в целом хорошо, грех жаловаться. Землю арендуют у графа и еще налоги платят. А какие бы ни были — все равно большие! Церковь Спасителя. Нет, не являлся никакой «сын Божий», что ты! Я тебе лучше легенду из «священных свитков» перескажу, как помню:

Вот примерно так. У нас все это в детстве учат. Сама-то? Даже не знаю… руины вон по всей земле лежат, и творится в них непонятно что, но и богатств и артефактов, какие нашим магам не снились, — полно, а что в те времена случилось — кто знает. Может, и Бог наказал, а может, и сами древние маги доигрались. Мы же только недавнюю историю знаем, а кристаллы с записями, что в руинах находят, расшифровать не могут. Только схемы с заклинаниями используют, и то не все. А не работают многие, или секрет какой неизвестен.

Демоны? Чернокнижники их призывают, те им силы дают, но, говорят, душу забирают. И маги с ними борются, и церковники молитвами изгоняют, Спаситель им тогда силу дает. А самих чернокнижников сжигают, а то живучие они. — И вдруг она внимательно посмотрела на меня. Что-то решила: — Нет, не вижу в тебе черноты, да и Рон тебя проверял.

Нечисть появляется, но сама не видела. В основном животные измененные, но бывает и не пойми что, и магией некоторые владеют. Это все рядом с руинами. Рон лучше расскажет, он же охотником был, в руины ходил вместе с мужем моим покойным. Ты не думай! Мы с Роном только недавно сошлись, а мужа я уже пять лет как потеряла. Детей Спаситель не дал. И у магов-лекарей была, бесполезно. Служители говорят, что в наказание мужу за руины, но я не верю: вон у других охотников и семьи, и дети, это Рон всю жизнь бобылем.

Он из благородных: младший сын бедного барона из дальнего баронства. Наследство ему не светило, и какая-то несчастная, романтическая история случилась, не говорит, паршивец, какая, — Агна любовно улыбнулась, — так вот, ушел из дома на службу в войско какого-то графа, дослужился до полусотника и ушел в наемники. Там, случалось, и сотней командовал, а потом в охотники пошел. Два года уже как остепенился и устроился у графа егерем. Из-за меня, конечно! Я же местная, а мы переписывались с ним после мужа… он мне тело его привез… тогда и познакомились. — Она отвела грустный взгляд в сторону. — У них, у охотников, закон такой — семьям помогать, вот он и высылал мне деньги. Ну и я в ответ письма писала. А под конец и приглашать стала. А что, графство тихое, егерь требовался, а так как граф не охотится, то работы, считай, и нет. Только зверям не давай расплодиться и следи, чтоб без графского разрешения лес не рубили и не браконьерничали, вот и вся служба. Только платит, скряга, мало, поэтому и не шел никто. А Рон взял и согласился, для его возраста служба. Ему уже за шестьдесят. Да, да, это выглядит он на сорок, да и здоровьишком Спаситель не обидел, — слегка смутилась Агна. — Ну все, хватит на сегодня.

Она встала, потянулась.

— Пойду травки Славке подберу, скоро прийти должна. Так что в доме сиди. Ужин принесу.

— Слушай, а книги у тебя есть? Желательно по истории или по магии.

— А ты разве маг? Ну конечно, маг Жизни, да?

Я пожал плечами, всем видом показывая, что вопрос к Рону. Она ехидно произнесла:

— Рыцарский роман устроит? Больше ничего нет.

Пришлось соглашаться и на это. Хотелось просто проверить, умею ли я читать. Помимо полезной информации, конечно.

Книга оказалась вполне привычного вида и открывалась в «правильную» сторону. Толстая. Переплет плотный, по виду из кожи. Без замочка. Потертая. Листы бумажные, толстые, желтоватые. Шрифт крупный, печать неровная, и буквы похожи на прописные. Страницы не пронумерованы, но, судя по толщине книги, страниц на двести крупного шрифта. Книга называлась «Любовь и верность», автор Магдалус ор’Ромус. Дворянин, что ли? Не западло им, значит, если так. Как оказалось, читатьмне было трудно: буквы все знаю, но слова и тем более словосочетания не залетают сразу, а приходится осмысливать с непривычки. Почти по слогам. Но ничего, дело тренировки. До ужина успел прочитать едва одну треть.

Дело происходило в империи Иверия за тысячу лет до падения Варгуса (уточнить, какой сейчас год), в этой самой столице. Тогда и страсти были сильнее, и любовь вернее, и подлецы подлее, и вообще все было возвышенней. Жил тогда благородный рыцарь Ролдус, и полюбил он благородную деву Изольну, но злодей-чернокнижник тоже на нее глаз положил. Создал ужасного дракона (я офонарел, когда понял это слово), и тот унес ее в черную башню. Рыцарь, естественно, кинулся спасать. Начал мочить врагов. Например, одного злого мага зарубил, защитившись амулетом. Я сделал зарубку на память.

И пока все, ужин подоспел.

Кормили уже давно по-человечески, без всяких бульончиков и отваров. Была каша типа гречневой с маслом, мясные нарезки и зелень. И вино! Ужинали вместе с хозяйкой.

Из красивой напевной речи хозяйки я понял, что на дворе стоит июнь две тысячи девятого от падения Варгуса. Была такая империя в незапамятные времена: «От моря до моря». И как водится, распалась и была завоевана кочевниками. Тогда же вошла в силу церковь Спасителя, а из бывшей империи образовалось много независимых карликовых государств с единым языком и религией. В виде небольшой страны на побережье Западного океана сохранилась и сама империя с тем же гордым названием Иверия и с той же столицей — Варгусом. Там, как я понял, периодически собирается «конклав» епископов для выбора Первого секретаря Собора Епископов и Совет Глав Государств для… не знала она для чего. Никаких «папских» полномочий у Первого секретаря не было, он больше финансами заведовал. Видимо.

А за высокими Северными горами находилось обширное царство Батвия, государство чернокнижников, где «души демонам продавали и людей резали налево-направо». Для магической «силы», как я уже понял. Как оно существует уже несколько тысяч лет с такими порядками, Агна не знала и не задумывалась над этим, а мне вот стало любопытно.

Больше всего меня, привыкшего к нашим описаниям Средневековья, поразила практически всеобщая грамотность населения. Оказалось, что при всех храмах Спасителя есть школы, куда в обязательном порядке ходят все дети. Объяснялось это просто: у любого человека лет в шестнадцать — двадцать мог открыться Дар. «И что, такого дылду учить читать и писать?» — не удержался я. Агна поразилась моему удивлению и спросила: «А у вас разве не так?» Здесь и газеты во многих городах выходили.

Дар мог быть разной силы, и возникал он далеко не у всех. Например, моя хозяйка была видящей, то есть обладала самым слабым Даром. Она видела ауры и формирующиеся заклятия, немного «чувствовала силу», но сама управлять стихиями не могла, поэтому и пошла в знахарки — знание аур растений, людей и животных очень помогали ей в этой профессии.

Дар, как понятно из контекста, местное название способности к магии.

— Все, хватит. Стемнело уже. Спокойной ночи, Егор.

— Спокойной ночи, Агна.

Как опухла моя бедная голова от обилия сведений! И вина давно не пил. Спать, только спать.

С утра, позавтракав, начал тренировку. Ходил, приседал, нагибался, растягивался. Попрыгал и поотжимался — еще тяжело, но все легче и легче. Это радовало. До чертиков захотелось на улицу. Месяц взаперти! Плюнул на запреты: «Авось никто не увидит» — и вышел на крыльцо.

Свежий воздух просто опьянил! Стояла утренняя прохлада, роса только сошла. Хорошо-то как! Спустился на травку, до ужаса потянуло разуться, но стерпел. Двор небольшой, почти весь занят двумя строениями из некрашеных досок: летняя кухня, над трубой которой курился дымок, и сарай. Агна, наверное, где-то в них. А кругом лиственный смешанный лес черт его знает из каких деревьев. Кустов почти нет, зато «трава по пояс». Тихо шумит листва от свежего ветерка, и яркая, сочная зелень кругом.

Подумал: «Я люблю тебя, лес!», и он мне ответил. Легкое, почти незаметное шевеление крон, колыхание травы. Мне словно передалось вековое спокойствие и безразличное добродушие. На секунду ощутил себя частью целого, и сразу отпустило: «Вот и верь после этого лесу» — и в голос весело рассмеялся.

— Я люблю этот мир! Эй! Я даже не узнал, как тебя зовут! — прокричал от избытка чувств.

«Э-г-н-о-р», — прошелестела листва.

«Здравствуй, глюк!» Вот это накатило! Что значит месяц без свежего воздуха, надо нарикам знакомым рассказать, и упал на траву, раскинув руки. Хорошо, как в трансе. Даже лучше. Как будто я есть целый Мир, пусть даже на секунду. Непередаваемо!

— Ты что орешь! Зачем вышел! — подбежала разъяренная Агна.

— Как называется этот мир?

Ничто не портило настроение.

— Что?

— Как называется этот мир?

— Ты о чем?! — И ответила, уже успокоившись: — Да так и называется — Эгнор, что ты меня пугаешь?

Точно! Я же знал: по-иверски «мир, как земля и пространство, планета» звучит как Эгнор. То же, что по-русски Земля. Я успокоился и немножко расстроился.

— Не могу уже взаперти. Видишь, силы есть, заниматься надо на свежем воздухе.

— Послушай, — ласково обратилась ко мне Агна, — мы договаривались, что, пока ты у меня, из дома не выходишь. А потом Рон заберет тебя и увезет в такое замечательное место, где можно хоть сутками гулять! Пойдем домой, я вина дам. — И потянула за руку.

— Агна, все. Я уже выздоровел. Отпусти. — Я встал. — Может, пробегусь в лесу вокруг дома?

— Будь серьезней, что ты как маленький. Иди в дом. Мы все сильно рискуем. Я за вином.

Я потянулся со вздохом и изящно поклонился.

— Для вас все, что угодно, моя госпожа. — Развернулся и взбежал на крыльцо. — Прощай, свобода! — И зашел в дверь.

Агна смотрела мне вслед и улыбалась. Вдруг резко нахмурилась: «Не к добру такие перепады, как бы, не дай Спаситель, беды не вышло» — и пошла за вином.

Время приближалось к полудню. Я сидел и читал «Любовь и верность», попивая неплохое вино. Рыцарь с невероятными трудностями подбирался к башне чернокнижника, попутно мысленно сочиняя сонеты любимой. И тут услышал стук копыт нескольких лошадей. Встал, открыл погреб и подошел к окну во двор. Осторожно выглянул и замер, готовый в любой момент сорваться. И снова стал собранным, как тогда, дома, «потом разберусь», отогнал промелькнувшую мысль о навязчивости такого состояния. Агна вышла из летней кухни. Звук приближался. «Куда вышла!» — и со злостью вцепился в подоконник, чтоб не выбежать самому. Во двор влетел Рон с двумя оседланными лошадьми.

— Агна, Егор, собирайтесь. Все вопросы потом.

Спрыгнул и обнял Агну.

— Агнушка, слава Спасителю, ты не в лесу, пожалуйста, быстро переодевайся и бери самое необходимое. Возможно, мы сюда не вернемся. Ну что ты, родная, все будет хорошо! Только сейчас надо поспешить. — И поцеловал оторопевшую Агну. — Егор!

Я уже был на улице. Мне и брать было нечего. Джинсы, футболка, кроссовки, ремень. Кобуру с запасной обоймой Агна выбросила. Она уже очнулась и забежала в дом.

Действительно молча. Рон был одет по-военному: под курткой кольчуга, на перевязи слегка изогнутый узкий меч в простых ножнах, кинжал. К седлу был приторочен арбалет и какие-то вьюки. Навьючены были и две оставшиеся лошади. Рон хмуро посмотрел на меня и махнул рукой:

— У тебя же ничего нет.

— Я верхом не умею!

Он замер. Резко шагнул ко мне и чуть нагнулся, глядя прямо в глаза.

— Ничего, привяжу к седлу, — произнес раздельно, а я ужаснулся, увидев плотно сжатые губы и холодные неподвижные глаза. Явно злой и взведенный, как пружина. Таким я его еще не видел.

— Еду брать? — Агна была одета в такой же, как у Рона, костюм, набитая холщовая сумка через плечо и кинжал на поясе.

— Бери, только быстро. — И уже мне: — Садись на вороного, он спокойней, — и взял коня за уздечку.

Я, конечно, видел ковбойские фильмы. Взялся за луку седла одной рукой, потом представил, как буду садиться, и перехватился другой. Точно так же с ногами. Вставил нужную ногу в стремя и со второго раза забрался. И этот считается спокойным конем! Рон подтянул стремена по размеру и связал мне ноги длинной веревкой под животом коня. Потом что-то сделал с седлом, и передняя лука опустилась вперед.

— Ложись на гриву, обними коня за шею и держись крепче. Да отпусти поводья, они тебе не нужны.

Я послушно выполнил эти распоряжения.

«А ведь, пожалуй, не упаду… да что, в конце концов, случилось?! От кого бежим? И Агну тоже берем», — подумал, но промолчал, помня взгляд Рона.

Мы тронулись в путь. Сначала шагом, потом рысью и, наконец, легким галопом. Вскоре свернули на лесную дорогу и поехали медленней. А потом мне стало не до отслеживания пути. Бедная моя задница!

(обратно)

Глава 5

Ехали долго. То галопом, то рысью, иногда шагом. Самое противное рысью — я матерился сквозь зубы и боялся разжать руки. Наконец запахло рекой, и через несколько минут мы вошли в воду и пустили коней шагом. Я осмелился и выпрямился и чуть не взвыл! Пришлось тут же поднялся на стременах — немного полегчало, но нужно было держать равновесие — не расслабишься толком. Так и ехал дальше: поднимаясь и опускаясь на стременах. Руками вцепился в гриву. Повод за длинный ремень был привязан к седлу Рона. Лошади тяжело дышали и норовили попить воды. Всадники их сдерживали. Ехали вдоль берега по мелководью вниз по течению. Река была спокойной и неширокой. Другой берег, правый, был крутой и заросший кустарником. Встречались песчаные обрывы.

— Рон! Если ты не объяснишь, что случилось, я не знаю, что с тобой сделаю! И не дай Спаситель, причина будет несерьезной! Из-за чего я должна бросать дом и менять свою жизнь?

— Из-за него. — Рон кивнул в мою сторону. Хоть это и так было ясно, но я вздрогнул от неожиданности и внутренне напрягся. — А если конкретно: я убил помощников Спасителя.

— Что?

— Сегодня утром ко мне прискакали три помощника, все в боевом облачении. Старший — главный пес епископа. Двое вошли, один остался у лошадей. Спросили, зачем мне понадобился лингвор. Я не нашелся что ответить и сказал, что они, видимо, ошиблись или их ввели в заблуждение. Старший объяснил, что мальчишка, сын почтенного купца Матвуса, на занятиях в храме похвастался перед приятелями, что держал в руках настоящий древний амулет. Служитель-преподаватель заинтересовался и оставил его после уроков. Тот служитель оказался помощником, они часто работают под видом обычных служителей или вообще нецерковников, и он выяснил, что мальчишка передавал мне по заданию отца амулет и что это лингвор. Уж очень характерно выглядит. Допросили Матвуса — тот подтвердил, это же не криминал. Я, конечно, просил сохранить все в тайне, но не осуждаю: если допрашивают помощники, это серьезно. Пусть даже без пыток. Что же он сам лингвор не привез, — с досады Рон стукнул кулаком по бедру, — эх, вечно у него дела!

Так вот. Старший опять у меня спрашивает, но теперь уже — где чернокнижник. Я испугался. Помнишь, я говорил, почему не сдал тебя графу? — обратился прямо ко мне и, не дождавшись ответа, продолжил: — Был у меня друг, тоже охотник. Разбогател, остепенился и зажил с семьей в Гаранде. Хороший особнячок купил рядом с графским замком. А тут епископ в силу вошел. Стал приглашать помощников со всех земель, а они отнюдь не аскеты, вот и решили под свою резиденцию этот особняк забрать. Родни влиятельной у друга не было, поэтому его просто объявили чернокнижником и сожгли вместе с женой, а детей — по монастырям. Я стоял в толпе на площади и смотрел, как их сжигали. Выл от бессилия! — Он сжал руками луку седла, аж пальцы побелели. — Если бы не Агна, натворил бы глупостей.

Агна грустно вздохнула и покачала головой. Рон замолчал на минуту, успокаиваясь.

— Испугался и молчу. И чувствую, как злость во мне закипает. А тот, видимо, любил людей пугать и страхом их наслаждаться, продолжил: «А знаешь, что положено за укрывательство чернокнижника?», медленно так произносит, мне в лицо смотрит и улыбается. И видимо, злость мою узрел. Отскакивает и кричит второму: «Вяжи!» Тут я почувствовал, как сила колыхнулась. А дальше уже не думал, заметил только, что второй в меня «сеть» из «деревяшки» кинул. Откатился в сторону, метнул второму кинжал в шею, старшего мечом второго зарубил. С третьим пришлось повозиться. И зачем он в дом забежал? Ну и дисциплина у них, совсем распустились. Его задача была ноги унести, если что не так, и доложить кому положено. Да, и «главный пес» поторопился, не узнал про меня ничего и поехал всего с двумя воинами и без мага. Амулетов даже не захватили.

Агна слушала молча и все больше и больше хмурилась.

— Эх, Рон, Рон. Что же ты наделал! Куда нам теперь? Помощники уже по всем соседям сообщили про тебя и про Егора!

— И про тебя, Агна. Слишком многие про нас знали. А если были у тебя с обыском, то наверняка поняли, что Егор у тебя скрывался. Наверняка помощники будут охотиться на нас троих.

Я был раздавлен. Из-за меня жизни Агны и Рона поломались, их рано или поздно ждет костер. Никуда не приткнуться, вечно в бегах. Быстрая связь, как я понял, здесь была, а церковь — межгосударственная. Может, сдаться местным магам? Пусть изучают, а самому выторговать у них защиту для Рона с Агной? Вполне здравая мысль, не вечно же мне у них камнем на шее болтаться. А смогут ли вообще маги защитить от церкви? И примут ли они какие-то условия от меня? Мне бы добыть что-нибудь для торговли с магами. Ничего я еще не знаю! А как неудобно перед Агной и Роном! Нянькаются со мной, и ведь не бросят.

Мое самоедство прервал возглас Агны:

— Так кони церковные, что ли?

— Дошло? — улыбнулся, наконец, Рон. — Не переживай, меток нет, я проверил. Нам скоро на ту сторону. — И показал рукой на удобный спуск к воде на правом берегу. Метров через двести.

Мне развязали ноги. Переправились без проблем и доехали до ближайшего лесочка на правом берегу. Если в графстве в основном были леса, то здесь уже лесостепи, а далеко на горизонте, в туманной дымке виднелись горы. На севере.

Привал! Я с удовольствием размялся и упал на траву. Ныло все тело. Особенно ноги и то, что пониже. Там же все и горело. Спина мокрая от пота, и, по-моему, напекло голову: голова слегка болела и кружилась. Агна смочила мне ее водой, стало полегче. Перекусили пирогами с грибами и запили водой. Отдыхаем. И мы, и кони — им ослабили подпруги.

— Чего такой смурной, Егор? — спросила Агна.

Я открыл глаза.

— А что, есть повод радоваться? Бежим вон куда-то…

— Да не переживай, Рон что-нибудь придумает. Я вот уже успокоилась… почти.

— Вот именно, что Рон! — Я рывком сел, не обращая внимания на боль. — Ро-он! — протянул с сарказмом. — У вас вся жизнь из-за меня наперекосяк, а я должен быть спокойным? И «Рон что-нибудь придумает», — передразнил Агну, — а я что, без головы? Или совсем маленький? Вы тут нянчитесь со мной, кормите-поите, постельку мягкую стелете, убиваете из-за меня, бежите из родных мест неизвестно куда, и я должен быть спокойным? Вы от каждого человека шарахаться станете! А я… спокойненько следовать за вами и прятаться за дядю Рона. Да я же просто свалился вам на голову и все поломал! — Выплеснул эмоции и упал обратно в траву. — Не надо было меня подбирать. Так было бы лучше для всех. — И закрыл глаза. До чего муторно на душе! И высказал не все, и не совсем то, и неохота больше ничего говорить. И думать. И действовать.

— Высказался? — спокойно произнес Рон. Я промолчал. — А теперь послушай меня. Я прожил долгую жизнь и повидал всякого. Ходил в руины. Встречался с чернокнижниками, убивал их. И я умею думать. Вся наша жизнь после древних застыла на тысячи лет, и нет просвета. Страны грызутся друг с другом, и знаешь из-за чего? Конечно, за власть и территории, но главное — за места силы. Нашим миром по большому счету правят маги, и это не плохо и не хорошо, это так есть. Есть еще чернокнижники. Они тоже маги, но используют не силу стихий, а силу человеческих душ и заемную от демонов. Что это за демонская сила, я не знаю, не встречался, но старые охотники встречались и рассказывали: люди падают беспамятные, а потом встают и идут убивать собратьев, и волны ужаса вокруг. Защиты почти не действуют.

Это у нас чернокнижников преследуют все кому не лень, и то их не становится меньше, а даже наоборот. А по ту сторону гор, — он махнул рукой на север, — не верят в Спасителя, и чернокнижники там процветают. А почему? Да потому, что они практикуют человеческие жертвоприношения и получают силу, и силу огромную. Пока наши стороны в равновесии, но скоро, боюсь, они пойдут сюда. Их силы ограничены только жертвами.

С демонами непонятно. Похоже, они пробивают порталы в наш мир, но только с нашей помощью, вернее, чернокнижников-демонологов, и делятся с ними силой. И им тоже нужны души. Возможно, демоны — наша главная опасность.

Рон попил из фляжки и продолжил:

— А кто идет в чернокнижники? Слабые маги, жаждущие силы, которым наплевать на других людей и которые не боятся продать свою душу. Таких много и у нас, а там, — Рон махнул рукой на север, — таких воспитывают.

К чему это я все? Однажды пробивается к нам портал из другого мира без всякого нашего участия. И появляется человек. Чужой, даже с соответствующим именем, — Рон усмехнулся, — но человек. По ауре — не маг, но со способностями мага Жизни и другими странностями. И меня вдруг поднимает что-то ни свет ни заря, и я еду спасать чужака. Заметь, я не люблю рано вставать, и особенно мне не хотелось помогать ищейкам графа, и я собирался даже задержаться. Почему же случилось так, а не иначе?

Рон встал.

— Я не верю в Спасителя, каким его объявляют церковники, но я верю в Бога Нашего Мира, чье имя забыто. И я верю, что ты пришел по Его воле, пускай ты сам этого не осознаешь, а значит, у НАС есть задача! Какая — узнаем в свое время.

Он сел.

— А помощникам я отомстил и душу отвел. И не жалею. Прости меня, Агна, я не ожидал, что все так случится. Ни в коем случае не хотел вмешивать тебя и подвергать опасности, но случилось то, что случилось. Это провидение, никто не виноват. И еще знай: я люблю тебя. — И после этих слов замолчал, как отрезал.

Мы все сидели и молчали. Каждый о своем. Лично я был просто ошарашен речью Рона. Никаких мыслей не было. Молчание прервала Агна. Тихо произнесла:

— Спасибо тебе, Рон. Я тоже ни о чем не жалею, — и уже громче, посмотрев на солнце: — Через три часа закат, где будем ночевать?

— Отъедем подальше от реки, во-он в тот перелесок. И поближе к дороге будет.

— А зачем нам дорога, разве не надо, наоборот, по лесам прятаться? — безразлично спросил я у Рона, подходя к коню и находясь еще под впечатлением сказанного.

— По дороге ехать быстрее, и лошади целее будут, а движение здесь небольшое, можем даже никого не встретить. Сейчас не осень. И страна уже другая — герцогство Бармат. Даже если местные помощники и получили разыскную на нас, то торопиться не будут: графских помощников Спасителя не любят и всю бюрократию запустят медленно. Искать, конечно, будут, но вяло. Так что проедем спокойно.

— И куда?

— Есть одно место в предгорьях, и мы с тобой пересидим там какое-то время, пока Агна не съездит кое-куда. — Все это время он подтягивал мне седло. — Надеюсь, без привязи доедешь? — И засмеялся. — До соседнего лесочка, не переживай.

Доехал я практически стоя в стременах. Разбили лагерь, Агна приготовила горячую похлебку из вяленого мяса. И стемнело. Спать готовились в накидках помощников.

— А что, дежурить не будем? — спросил я.

— Я раскину сторожку, — ответил Рон.

И я снова с восхищением смотрел, как создается заклинание: вокруг его рук закрутилось оранжевое облако и постепенно из него сформировалось кружевное плетение. Оно как бы вращалось вокруг сомкнутых рук и вдруг резко засветилось, тоже оранжевым, и Рон раскинул руки. Между ними из клубка развернулась сеть, поднялась и, расширяясь все больше, накрыла пространство метров двести в диаметре и, опустившись, почти погасла. Только зная, что она есть, можно было ее заметить. Все это произошло очень быстро, меньше чем за минуту.

— Ух ты! — восхищенно воскликнул я.

— Заметил? — удивился Рон. И я кивнул. — Пошли спать.

С рассветом встали, позавтракали чем бог послал, а бог послал: местный аналог чая — цурка (вкусный) с медом и сухарями, и начали меня переодевать. Рон, оказывается, собрал наиболее необходимые вещи от помощников, не только универсальные накидки — плащ-палатки. Кроссовки заменили на вполне подошедшие по размеру кожаные сапоги. Джинсы оставили, за неимением других штанов. Раздевать мертвецов Рон не стал, да и в крови они были. Поверх футболки надел на меня свою запасную рубаху навыпуск и перепоясал трофейным поясом с кинжалом и кучей всякой мелочовки в мешочках. Перевязь с узким мечом — стандартным воинским, сверху накидка и шляпа — серого цвета с небольшими полями из материала, похожего на фетр. Тоже вроде как обычная, универсальная. Зачем-то один из помощников возил ее с собой. И я готов. Вполне местный житель. Молодой, бедный, благородный, короче, д’Артаньян. Только лошадь не зеленая. А благородный, потому что десять классов на роже написаны, ну, примерно так мне Агна объяснила и подровняла немного бородку, которую успел отрастить. «Я же ни разу не смотрелся здесь в зеркало!» — подумалось само собой. И волосы длинные выросли.

Рон тоже «замаскировался», накинув на себя накидку, и стал учить меня ездить на лошади, вернее, объяснил основы и показал на примере. Я раза с третьего повторил все точно. Кстати, седалище за ночь зажило. Собрались и поехали.

Освоение теории не заменяет практики. Это я подтвердил собственным задом, пока ехали, но все-таки ехал сам! Хорошо, конь у меня смирный, хоть и гордой вороной масти. Через час выехали на дорогу и взяли курс на север легкой рысью. Я терпел и падать не собирался.

Никого не встретив, в полдень возле небольшой речки устроили привал. Пока Агна собирала перекусить, Рон начал учить меня фехтованию. Кхм, пока просто быстро выхватывать меч, ни в чем не путаясь. Оказалось, довольно сложно. Но вроде освоил. Я вообще быстро учусь в этом мире. Перекусив, прилегли отдохнуть в тени деревьев.

— Рон, а если просто сдать меня магам в обмен на вашу защиту от церковников? Пусть изучают. Докопаются до чего-нибудь и покажут чернокнижникам с демонами где раки зимуют! А?

Рон задумался, собираясь с ответом, Агна, со снисходительным выражением лица, мол, что взять с больного, качала головой.

— Видишь ли, ты не знаешь наших магов. Большинство из них, которые около власти, надутые индюки, упивающиеся собственной силой, и им наплевать на остальной мир, пока их самих не коснется. Другая часть — одержимые ученые, и им тоже наплевать на окружающее, но уже с другой стороны, и власти у них, естественно, нет. Есть умные политики, не князья, конечно, — церковь запрещает магу быть правителем, а советники, министры и т. д., — они бы да, с удовольствием заполучили бы тебя, но в основном чтоб другим не достался. В принципе их устраивает нынешнее положение дел. И заметь, ни при каких ситуациях лично тебе хорошо не будет. И нам тоже, успокойся! Конечно, я не один такой понимающий, есть и другие, — добавил он, немного приподнявшись, — в том числе и классические маги из академий, но власти у нас, к сожалению, а может, и к счастью — кто знает, нет. В любом случае с собой тебе разбираться нужно только самому. Я и другие маги тебе в этом поможем. Подожди немного.

Солнце катилось к закату. Мы не спеша продвигались по небольшому лесочку. Внезапно Рон остановился и поднял руку. «Стойте, приготовьте оружие», — прошептал он и стал заряжать арбалет. Я вытащил меч, Агна кинжал. Командир тронул коня и жестом велел следовать за ним. Я второй, Агна, соответственно, замыкающая. Над головой Рона возникла разворачивающаяся сеть, похожая на сторожевую, и разлетелась в глубь леса. «Черт, надо научиться всегда аурным зрением смотреть», — подумал я. Вокруг Рона большая, насыщенная аура. Она странно подергивалась и кое-где переливалась оранжевыми пятнами. Аура Агны поменьше и тоже странно подергивалась. Лес сверкал всеми оттенками ярко-синего цвета. На меня пахнуло спокойной и, пожалуй, солидной доброжелательностью. Как будто рассматривает добрый великан. «И тебе здравствуй! А что Рон так забеспокоился, не подскажешь?» Лес, разумеется, молчал. Вдруг слева полыхуло голубым, и судорога прошла по лесу, а меня окатило болью. Поперек дороги слева упало ветвистое дерево. Еще одна голубая вспышка — и мощный порыв ветра завалил нас на дорогу.

Я падал медленно и, уже привычно, стал предельно собранным и спокойным. Вытащил ноги из стремян, спрыгнул, перекатом погасил инерцию и увидел, что Агна падает медленно вместе с конем, пытаясь вытащить ноги из стремени. Я бросился к ней, продираясь сквозь неожиданно ставшим плотным воздух. Мелькнула мысль: «Придавит!» Схватил под мышки и потянул… Успел — конь упал в сантиметрах от ног Агны. Огляделся. К нам с двух сторон бежали люди, вооруженные кто чем: топорами, косами, насаженными вдоль древка, и два человека с мечами. Бежали медленно, и было их по шесть с каждой стороны. Рон стоял в центре дороги (и как он там оказался?).

От его руки отделился огненный шар и полетел в лес. Я глянул в направлении полета и увидел в лесу спрятавшегося за кустами человека. Шар, не долетая до него полметра, растекся по ставшей заметной голубой оболочке, но следом арбалетный болт, прорвав оболочку, вошел по самое оперение прямо в глаз разбойника. И все это меньше чем за секунду реального времени! Я отстраненно осознал это, а Рон уже бежал к нам с мечом в руке. Я поглядел на свои руки — меч где-то потерял, а сам стою возле Агны и жду, когда люди подбегут к нам. Первым подбежал высокий жилистый мужик с дикими глазами и разинутым ртом — видимо, что-то кричал и замахивался на меня длинным двуручным мечом. Я резко сместился в сторону и ударил его ребром ладони по запястьям, а другой рукой подтолкнул в спину. Крутанулся по инерции и едва увернулся от топора, опускающегося рядом со мной. Машинально оттолкнул топор дальше по ходу движения, и тот глубоко воткнулся в землю. Лицо у нападавшего было бледное и злое, в глазах — страх. «Да он боится!» — пронеслось в черепушке, и я пнул его в голень. Он начал заваливаться на землю, а я взвыл от боли! Отбил пальцы на ноге. И тут же резко развернулся, чувствуя опасность: Агна с кинжалом была почти беззащитна перед копьем из косы, которым пытался проткнуть ее еще один разбойник! Я прыгнул ласточкой, стремясь руками отвести копье в сторону, и успел это сделать. Упал плашмя, вытянув руки с зажатым в кулаках древком. Из меня выбило дух, но я поднялся, шатаясь, и тут вернулись звуки. Они звонко хлопнули по ушам.

Рон стоял рядом и ловко рубился: два быстрых удара, и два противника падают. Один с рассеченным горлом, второй с разрубленной вертикально грудью. Остальные побежали. Я бросил копье и опустился на землю.

Меня трясло. Болели грудь и нога, на лбу выступила холодная испарина, я тяжело и часто дышал. И внезапно пробрал смех. Я хохотал во все горло, пока Рон не надавал мне пощечин.

«Вот это отходняк! Никогда столько адреналину не набирался за такое короткое время. Как это я так ускорился, что словно время замедлилось?» Мысленно я был все еще взвинчен, но постепенно успокаивался. Дома после парка такого не было. Как неожиданно все произошло! И быстро, слава богу, закончилось, и жив остался, и сам никого не убил — тогда бы не смеялся».

Рон связал двоих оставшихся в живых бандитов и оттаскивал их на обочину. Агна успокаивала ошалевших коней. Я зачем-то стал собирать оружие и сносить в одну кучу. Нашел в придорожной траве и свой меч. Подошел к убитому магу. Он был в кольчуге, и я стал раздевать его. Если бы мне раньше сказали, что я буду раздевать труп, — плюнул бы в морду. А сейчас ничего, раздеваю. А что, крови почти нет. Только возле глаза. Неприятно, конечно. Нашел у него амулет: камень в оправе и на цепочке. Висел на шее, я его сразу себе в карман положил, решив потом разобраться. Забрал кошелек и кинжал. Отнес все в общую кучу.

* * *

— Господин! Демоны попутали! Не убивайте только, клянусь, больше никогда! Да я все, что угодно, для вас сделаю! — верещал невысокий, упитанный бандит. — Это все Гримис, маг проклятый.

А длинный мечник хмуро молчал и глядел на Рона с обреченной ненавистью.

— Кто надоумил на нас напасть? И зачем?

— Мы никого не убивали, господин, только грабили. А тут прибился к нам недавно маг, чтоб его демоны побрали, и убедил атамана, что можно еще и людей в плен брать и продавать язычникам. У него, мол, связи есть. Я против был, клянусь, но разве атаману слово поперек скажешь? Вмиг порешит! Вот и затаились здесь в засаде. А куда мне было деваться, добрый господин?

— А ты что скажешь? — Рон обратился к длинному.

— Хочешь убить — убивай, я каяться и умолять не собираюсь.

— Почему не стреляли? — Это опять к толстому «дровосеку».

— Так я же говорю, живые нужны были магу, на продажу. Он специально велел луки и арбалеты в лагере оставить. Говорил, с крестьянами и одиночками и так справимся. Мы раньше на другой дороге работали, торговой, а тут и делать в это время нечего, только крестьяне изредка по ней ездят, а какой с них навар? Простите уж меня, господин!

— И многих уже продать успели?

— Никого, клянусь! Впервые мы здесь, и засада эта первая. Как я благодарен, что Спаситель вас послал, от мага проклятого землю избавили! Теперь я честной жизнью зажить смогу, только не убивайте! В деревню вернусь, молиться за вас буду.

Связанный сосед презрительно посмотрел на толстяка и криво усмехался.

Рон повернулся ко мне:

— Твои пленники, ты и разбирайся, что с ними делать. Я бы их убил, заслужили.

— С чего это они мои? — удивился я.

— Был бой. Враг бежал, поле боя осталось за нами. Бились не в строю, а отдельными боевыми единицами. После схватки лично с тобой остались двое живых противников, по закону они твои, и ты волен распорядиться ими по своему усмотрению: хочешь — затребуй выкуп, хочешь — отпусти или убей. Я советую убить. Они же опять за старое примутся.

— Нет! Можно еще сдать нас властям! — отчаянно прокричал толстый. — На каторгу пойдем, молодой господин.

Рон ухмыльнулся:

— Можно и так. Тебе решать, — и с этими словами отошел, оставив наедине с пленными.

Я был в отчаянии. Что делать? Убить безоружных? Ладно защищаясь, но просто так, хладнокровно казнить? Может, действительно отвезти их в ближайшее селение? С этой мыслью подошел к Рону. Он ответил:

— И как ты себе это представляешь? До ближайшего трактира километров двадцать, у нас три коня. Думай. Пешком гнать — до ночи не успеем. Ночевать с ними в поле? А потом опять пешком?

— А может, ты их сам…

— А ты что? Я, между прочим, тоже не палач.

— Да не могу я! — почти закричал в отчаянии. — И не умею мечом махать, — привел последний довод.

— А кто же разбойников безродных мечом казнит, — засмеялся Рон, — их вешают! Веревка у нас есть, можно пожертвовать на такое дело.

— Молодой господин, — прервал нас толстый, — я клянусь вам, что ни за что и никогда не выйду больше на дорогу! Спасителем клянусь! Отпустите, пожалуйста. Деревенский я, разорившийся крестьянин, от нужды в лиходеи подался. Вернусь в деревню — в батраки пойду, но ни в жизнь больше на дорогу не выйду! Не верите? В монастырь уйду, буду грехи замаливать, Спасителем клянусь! — Он на коленях подползал ко мне. — Это Рухис, мечник — безбожник, ему человека убить, что муху прихлопнуть. Он наемником был. За мародерство из отряда выгнали, тогда еще чуть не повесили, вот он виселицу заслужил. А на мне крови нет, молодой господин! Отпустите меня, а?

— Заткнись! — Я лихорадочно думал. — Оставим их здесь, Рон, привяжем к деревьям рядом с дорогой и таблички на них — разбойники. Кто-нибудь проедет мимо, увидит и сам решит, что с ними делать. Как тебе?

— Дело твое. Мне все равно. — Но было заметно, как он вздохнул с облегчением.

Так и сделали. Я лично сделал две таблички из бересты и сам вырезал на них и промазал грязью: «Пни меня» — и крепко привязал их к пленникам. Отошел — со стороны видно хорошо, но сами надписи не видят.

— Егор, долго тебя ждать, уже темнеть скоро начнет, — раздался голос Агны. Они сидели на лошадях, кучка трофеев исчезла, а узлов явно прибавилось. — Нам еще до ближайшего трактира скакать придется.

— Уже иду!

Я побежал к своему коню. Сев на лошадь, все же обернулся: двое бандитов привязаны к деревьям с большими табличками на груди у каждого. Высокий что-то говорил низкому, отчего тот весь сжался. Надписи были видны хорошо, по крайней мере до первого дождя.

Скакали без остановки, пока, в уже сгустившихся сумерках, не добрались до трактира. Я с непривычки устал не меньше лошадей, которые были в мыле, но удержался в седле и был тем доволен. Долго колотили в дверь, пока не появился хозяин. После недолгих препирательств он нас пустил.

— Ужина нет, коней сами в конюшню пристраивайте. Комнаты наверху. Вам сколько?

— Две, одна с двуспальной кроватью, — ответил Рон.

— Устраивайте лошадей, и я провожу вас в комнаты. — С этими словами хозяин сел на ближайшую скамью и зевнул. — Конюшня во дворе, овес, вода и сено там же, найдете. Фонарь подайте, — обратился ко мне и показал рукой на «летучую мышь», стоящую на полочке рядом со мной. Поджег от горящей свечи и отдал зажженную лампу мне. — Побыстрее, пожалуйста, господа.

Свою комнату я не разглядывал. Помылся, разделся, с удовольствием лег на чистое белье, задул свечу и уснул. С рассветом осмотрелся. Комната небольшая, платяной шкаф, стол со стулом у окна, умывальник с зеркалом в углу. Удобства во дворе. Зеркало! Узнал себя с трудом: длинноволосый кареглазый брюнет с небольшой бородкой, требующей другую форму, на мой вкус. А лучше бы совсем сбрить, но не поймут. Челку мне Агна подстригла, но красивее было бы с кожаным ободком, пообещал себе приобрести. Успел умыться и сделать зарядку, когда раздался стук в дверь. Открыл. Мальчишка лет десяти сказал про завтрак внизу и убежал. Спустился сначала во двор и посетил удобства и только потом зашел в «трапезную».

Несколько столов с лавками, стойка, похожая на барную, за ней хозяин. За ним стеллаж с запыленными бутылками и кувшинами и дверь.

— Занимайте любой стол, ваших спутников позвали. — Он пристально меня разглядывал, явно оценивая платежеспособность и положение в обществе. На всякий случай выкал, но без подобострастия. — Что подавать?

— А что есть? — замешкался я, занимая угловой стол.

— Каша ячневая, масло, молоко. Можно яичницу с беконом пожарить. Горф (аналог кофе). Пива нет: посетителей мало, не сезон — скисает. Может, вина?

— Мне яичницу и горф. Спутники сами закажут.

— Матфа, яичницу с беконом на одного пока, — крикнул хозяин, — и горфа принеси!

Через минуту хлопнула дверь за стойкой, и оттуда вышла дородная девица, неся кружку с парящимся ароматным напитком, действительно напоминающим кофе. Из хлопнувших кухонных дверей вкусно пахнуло свежей выпечкой.

— А что за выпечка у вас? — поинтересовался у девушки.

— Булочки, — ответила и смутилась.

— Принеси одну, красавица, и масло.

Она еще больше смутилась, кивнула и пошла обратно на кухню. Хозяин сочувственно посмотрел на нее и покачал головой:

— Замуж ей пора, господин.

— Простите, это ваша дочь?

— Она, моя кровиночка. — Он подобрел и преисполнился нежностью и тут же строго: — Прынца ей подавай на белом коне. Всех женихов спроваживает, дура, — и сплюнул в сердцах.

Я удивленно поднял брови и проглотил вертящиеся на языке слова утешения, что, мол, похудеть сложно и т. д. «Однако вкусы, — но вспомнил вполне стройную Агну, — наверное, не везде, надо будет уточнить… а надо ли?» От размышлений меня оторвали пришедшие друзья и вкусный завтрак.

— Спасибо тебе, Егор, — медленно попивая горф, сказал Рон.

— За что? — Я искренне удивился.

— За Агну. Если бы не ты…

— Да что ты! И не выдумывай! Какая благодарность между друзьями?

— Все равно, — покачал головой, — и на будущее: никогда не оставляй за спиной живых врагов. В этот раз тебе повезло.

— А правда, что есть такой закон насчет пленных?

Рон засмеялся:

— В регулярной армии, конечно, нет, а у наемников — правда. И то если не по контракту с армией, а на криминал вообще законы войны не распространяются. Поймал с поличным — сдай властям, если нет возможности — делай что совесть подскажет, и никто не осудит.

— То есть и вора можно казнить?

— Да, если совесть позволит и если потом на суде не выяснится, что ты вполне мог сдать вора страже. Отговорки на собственные интересы, например, торопишься, судом обычно не принимаются, но тут уже все зависит от твоего влияния, сам понимаешь: что дозволено королю, не дозволено шуту. Тут, правда, уточняют — если шут не королевский, — он подмигнул, — или если ты маг с влиянием, тоже побоятся связываться. Но по насильникам и грабителям, если ты потерпевший и убил их, дела даже не рассматриваются. Так что не переживай за нас.

— Я и не переживаю, я по тем пленным — правильно ли поступил?

— Вот! Еще раз запомни: не оставляй врагов за спиной! А в целом… неправильно, но по заповедям Спасителя. Я тоже не люблю убивать безоружных. — И после паузы: — А ты быстро двигался. Я даже не замечал почти ничего. Тебе бы умения, но ничего, я тобой займусь. И магией тоже загружу, раз видел мои заклинания.

— Да, но не все. Очень интересно!

— Займемся. Вот приедем на полигон… Хозяин! Сколько с нас?

— За комнаты, коней и завтрак две серебрушки и пять медяков, — ответил с непроницаемым лицом быстро подошедший хозяин.

— Однако! Побойся Спасителя! Не сезон, если б не мы, вообще бы никого не было! Серебрушка и пяток.

— А белье стирать, а продукты? По миру пустите, господа… две серебрушки и не меньше! Имперских, вестимо.

— Это понятно! А вот есть у меня встречное предложение… оружие у нас купить. Пойдем-ка отойдем. — С этими словами Рон поднялся и, приобняв скорчившего брезгливо-недовольную мину хозяина, отошел с ним к стойке. Начали тихо шептаться и жестикулировать. Лицо хозяина менялось с недовольного на напряженно думающее. Рон продолжал его убеждать.

— Продуктами возьмем, — прервала молчание Агна, — деньгами бесполезно, не даст, а нам от лишней тяжести надо избавиться, — и с грустью добавила: — Продукты легче будут, а вам жить вдали от людей примерно месяц. Пойдем вещи соберем да в конюшню. Надеюсь, утром коней они накормили. Рон кого угодно уболтает, не волнуйся, подождем его во дворе.

Я не стал переспрашивать, уже поняв нежелание уточнять. Сами расскажут. «Друзья, тоже мне!» Стало глупо, по-детски обидно.

Выехали с постоялого двора с четвертой лошадью, вернее, мерином, загруженным продуктами. Рон выглядел недовольным.

— Ты чего недоволен? — спросила Агна.

— Три серебрушки пришлось за мерина заплатить, а вывозить надо.

— Так радуйся, это же дешево!

— Думал за три дня успеть, а проедем четыре минимум. Только к вечеру выйдем на тракт.

Так и ехали не торопясь: днем отдыхали в поле или роще, Агна готовила нехитрую еду, обедали и после короткого отдыха Рон гонял меня с час, учил правильно двигаться с оружием и без. Потом ехали дальше. Ночевали в придорожных тавернах — трактирах — постоялых дворах, которых попадалось много, едва мы выехали на большую дорогу Бармиус — Шелмиус^[139], в чем разница между этими ночлежками с общепитом в придачу, так и не понял. По дороге, по мере приближения к столице графства, все чаще встречались крестьяне с повозками и телегами и вельможи — кто верхом, кто в карете с охраной или без. Были и купеческие обозы — все с охраной. Я успел за эти четыре дня загореть и практически ничем не отличался от местного жителя. В кольчуге убитого Роном мага: она оказалась мне впору, и Рон заставил постоянно ее носить, привыкать, с армейским пехотным мечом, в узкополой серой шляпе, в армейской накидке — я был похож на наемника в отпуске или авантюриста. Даже джинсы не сильно выделялись среди местных походных штанов.

Не доезжая полдня до столицы, переночевали в постоялом дворе и на рассвете выехали. Свернули с тракта на давно не езженную дорогу по направлению к Северным горам. Предгорья начались еще два дня назад. Вдоль дороги холмы, все чаще и чаще, потом, после сворачивания с тракта и одинокие скалы. На севере виднелись уже кажущиеся такими близкими белые горы с вершинами в облаках.

Погода стояла пасмурная, хорошо без дождя. Вечером перевалили невысокий кряж и встали на ночь.

— Завтра днем должны быть на месте, — неуверенно произнес Рон и пояснил: — Я здесь ни разу не был. Мне про него знакомый охотник из этих мест рассказывал. Когда-то неподалеку были крупные необследованные руины, и, пока их зачищали, где-то неподалеку устроили учебный лагерь с полигоном для новых охотников. Потом руины удалось «зачистить», и охотники ушли.

— Когда это было?

— Не знаю, лет сто назад. У него это было вроде легенды, мол, вот как раньше учили, какие были дружные и «зачищать» могли полностью и все в этом роде. Но место точное указывал, с приметами.

— А сколько времени занимает полная «зачистка» руин?

— О! Это смотря каких. Охотники, как гильдия, хотя и неучтенная до сих пор — потому что сами охотники не хотят, существует почти тысячу лет, и занимаются они только руинами, и в основном на территории бывшей империи. «Зачистка»— это истребление тварей, защитников, снятие всех ловушек, изъятие всех артефактов, и в итоге остается чистое место силы. Потом на этом месте возникает обычно школа или академия магии. Ну, может, какой сильный маг, а то и архимаг захватит, охотникам это уже без разницы. Та страна, на чьей территории это место силы окажется, соответственно станет сильнее. Так вот, за эту тысячу лет удалось «зачистить» примерно половину руин в государствах, остались самые сложные, до сих пор исследуемые. Что там было у древних — неизвестно. Есть еще пустынные руины. К таким даже подобраться сложно. Что касается продолжительности «зачистки» — несколько лет. Поэтому и организовали лагерь.

— Ого, долго. А сейчас на месте тех руин что находится?

— Школа магии Земли в графстве Шелтон. — Рон вдруг вздохнул. — Тот лагерь, наверное, последним был. Больше крупные отряды не собирались. Так, таскаем амулеты потихоньку…

— Мальчики, давайте спать, успеете еще наговориться, пошли, Рон. Скоро мне уезжать.

Я тоже завернулся в накидку. От костра шло приятное тепло… и Агна недалеко, хоть и с Роном. И приснился мне эротический сон. Не буду говорить какой, но запомнился.

— Все высматриваем ориентир: две одинаковых скалы, похожие на конские головы, смотрящие в разные стороны, — распорядился Рон.

Уже перевалило за полдень, и, как назло, закрапал мелкий дождь. Видимость никакая, и мы ходили кругами. В конце концов разъехались в разные стороны. Я элементарно промок и замерз. Мой вороной был подавлен и тоже внимательно осматривал окрестности и недовольно ходил кругами.

Хотелось бросить все, соорудить шалаш, развести костер и просто согреться. Наконец послышался далекий голос Агны:

— Нашла коней! Сюда езжайте!

Вороной сразу сорвался в галоп по направлению голоса, без понуканий: «О, как скотина почувствовала! Там тепло и сухо, надеюсь», а конь не сомневался. В седле я сидел уже уверенно, по крайней мере, ни себе зад, ни лошади спину больше не набивал. С кольчугой тоже слился. По утрам сам напяливал, без понуканий: без нее голым стал себя ощущать. Я прискакал первым.

— Где?

— Во-он! — Махнула рукой в сторону, откуда примчался.

Оглянулся — точно. А с моей стороны была боком, поэтому не видел. Подлетел Рон:

— Где? — и тоже посмотрел туда. — Поехали.

Груженого мерина он вел в поводу. Пришлось объезжать несколько каменных завалов, и только через час открылась картина: каменная долина под невысокой горой с двойной вершиной в виде конских голов, с близкого расстояния совсем на головы не похожих.

— Под горой должна быть пещера, вход за кустами. Пошли искать. Надеюсь, ничего не изменилось за столько лет.

И мы поехали. После непродолжительных поисков нашли вход в пещеру. Воодушевленно кинулись расчищать кусты, стараясь не шуметь, пока вход не стал шириной и высотой с всадника. Рон поднял руку и зашептал:

— Когда я войду внутрь, ты, Егор, стоишь на входе чуть в стороне, чтоб меня видел, а тебя из пещеры не видели. Агна, останешься у входа и прижмешься к скале. Когда махну рукой, Егор, осторожно пойдешь ко мне, оглядываясь по сторонам. Как я тебя учил. Агна, ждешь, пока не позову. Приготовить оружие. — И с этими словами зарядил арбалет. В другой руке над ладонью заполыхал яркий огонек и плавно поплыл вглубь. Опять новое плетение! Огонек освещал пещеру, Рон медленно шел за ним, выкинув поисковую сеть. Шириной «вес тибюль» был примерно метров пять, длиной немного больше. Слева вбиты ржавые железные кольца, явно коновязь.

Далее коридор сужался и поворачивал вправо. Огонек нырнул туда. Вдруг Рон встал и приставил арбалет к плечу, направил его в сторону прохода и, прижавшись боком к левой стене, замер. Из-за угла раздался топот лап с постукиванием когтей, и через мгновение на Рона вылетел огромный зверь.

Для меня время замедлилось: с арбалета срывается болт и летит в пасть медведя. Он успевает немного наклонить голову, и болт бьет его в лоб, срывает кусок шкуры и рикошетит в потолок. На лбу появляется рана, и зверь приседает на задние лапы, мотает головой, шире раскрыв пасть. Наверное, ревет. Рон тем временем уже с мечом в правой и кинжалом в левой руке и, бросив бесполезный арбалет, задом отступает к выходу. Над его головой крутится создаваемое плетение, но как медленно! Медведь опять рвется вперед, приближаясь к человеку. Слюни выбрасываются из пасти в такт прыжкам и медленно оседают на землю. Очередной прыжок, и зверь настигает Рона, но тот ловким плавным движением уходит с траектории и рубит переднюю лапу. Медведь заваливается на подрубленную ногу, а Рон отпрыгивает к противоположной стене. Заклинание развеивается, не успев сформироваться. Зверь поднимается и, спотыкаясь, приближается к моему единственному другу и поднимается на задние лапы.

Я не выдерживаю и бегу через плотный воздух к почти застывшему животному, взяв меч двумя руками, и собираюсь поразить его колющим ударом в грудь. Рон опережает: шагает к медведю и вбивает двумя руками свой слегка согнутый меч в левую сторону груди почти по гарду! Пытается выдернуть, но меч застревает — не предназначен этот клинок для таких ударов, это я уже знал. Отпускает рукоять и выворачивается из-под опускающейся туши. Прямо в мою сторону! И еще успевает воткнуть кинжал в спину падающего зверя во время вращения. Я с трудом останавливаюсь и отвожу меч в сторону. Тишина резко сменяется звуками, и рев зверя просто оглушает, но вскоре он переходит в булькающий хрип. Рон поворачивается ко мне:

— У тебя был приказ ждать моего сигнала?

— Нет, но… тебя же медведь чуть не задрал! — закричал я.

— Неужели ты думаешь, что меня, охотника в руинах, может задрать простой пещерный медведь? Вот если бы он на тебя бросился, тогда, конечно, тебе пришлось бы себя защищать, причем не давая зверю выбраться наружу. Там Агна. Ты помнишь?

Я опустил голову. Стало стыдно. Ведь все мозги вылетели, я готов был сквозь землю провалиться! Рон хлопнул меня по плечу:

— Не переживай, я и не такие глупости совершал по молодости. Агна, посмотри — лошади не отвязались? И заходи сюда.

— А если еще кто-нибудь здесь есть? — спросил я, практически успокоившись.

— Пещерный медведь никого не потерпит. Никого здесь больше нет.

До темноты разделывали тушу. Завели коней, которые с опаской фыркали на запах свежей крови, нашли колодец в глубине пещеры, напоили коней, обмылись и рухнули спать, разведя костер. Там оказалась прекрасная вытяжка. Спали на свежих ветках, прижавшись друг к другу и поближе к костру.

Наутро Агна погнала коней пастись, я начал прибираться, а Рон доскреб шкуру, вывесил на улице сушиться и, соорудив коптилку, стал коптить самые нежные куски мяса.

Помещение оказалось небольшим, примерно пять на пять метров, округлое, с большим очагом посредине, вентиляционным ходом куда-то наверх и колодцем с чистой водой, но мусору! Мама не горюй. Дальше шел еще ход в большое помещение с истлевшими нарами и тоже кучей хлама, но мы решили ограничиться первым. Чего только я не вытаскивал: и гнилые ветки с гнилыми же листьями, и кости съеденных медведем животных, и разный человеческий мусор в виде истлевших тряпок, и, конечно, элементарную грязь. Целый день мы были заняты хозяйственными вопросами. Агна нашла неподалеку луг с отличной травой и маленькой речкой, Рон закончил с медведем, а остатки и весь мусор сжег. Я вычистил малую пещеру, набрал дров и соорудил лежанки из веток. Наконец, все сели ужинать.

— Агна, запомни, ты теперь Ванга Ростумен, купеческая дочь, вдова Свена Ростумена, и направляешься в королевство Асмар из герцогства Ривалон навестить свою замужнюю дочь.

— Про Ривалон я даже не слышала.

— Это далеко на юге, на границе Южных гор. Кстати, ты, Егор, будешь Егором ор’Кравес из одноименного баронства по соседству с тем герцогством. Младший сын и решил поискать счастья в охотниках в наших северных уделах. Я буду охотником Громом, «забывшим» свое имя, есть такие до старости лет романтики, и твоим учителем.

— Ванга, — мы все усмехнулись, я по понятному вам поводу, — заедешь в Шелмиус и из банка пошлешь сообщение в королевство Асмар, город Грунд, это столица, в школу магии Света и Воды «Лучистая волна» Агнару Лунису. Сообщение такое: Лис будет ждать тебя каждые четверг^[140] и воскресенье сентября в таверне «Все для путника», что в полудне от Шелмиуса по дороге на Бармиус.

— Ты, стало быть, Лис? А кто этот Агнар? — перебила Агна.

— Мой друг. Вместе и наемничали, и в охотники подались. Сейчас он в той школе должен быть, кем — не знаю. Два года назад общались в последний раз, и он говорил, что его дядя там проректор и обещал пристроить на теплое местечко. Не перебивай.

— А Лис? — продолжала она смеяться.

— Это мое прозвище у охотников. Будь серьезней. Так вот, дальше поедешь в герцогство Бармат в город Верный к купцу Гранду, там его все знают, и займешь от моего имени пятьсот золотых, он знает, что мне есть чем расплатиться. Даст. Может, помурыжит немного и даст сопровождающего, потому что повезешь наличные, соглашайся. Сама понимаешь, через банк лучше не пересылать. На всякий случай.

— Ого, а ты богатенький! Почему скрывал?

— Успокойся, Агна, скопил я немного, пока охотился. В банке лежит. Кто знал, что так получится?

— А в чем проблема-то? Сходишь и снимешь, — встрял я.

— Понимаешь, в банке проверяют корневую часть ауры, а ее подделать невозможно. Мой счет на имя Рона ор’Галара, а ты сам понимаешь, в каком мы положении. Конечно, Гонмусы, это банкирский род по всей империи, утверждают, что тайна абсолютная, но были случаи, когда людей находили именно через банки. Возможно, у меня паранойя, но не хочу так глупо подставляться.

— А сообщение как отправлять? — Я не сдавался.

— Эта услуга анонимная. Замучаешься всех проверять, да и конкуренты из магических гильдий тогда подсуетятся. Слушай дальше, Агна. С сопровождающим можешь приехать прямо сюда. И купи по дороге одежду и лук. Знаю, что не разбираешься, любой — Егора учить. Недели за две максимум должна обернуться. Если дольше, начну волноваться, а потом сам поеду искать, и с кем застану… смотри у меня. — Он шутливо погрозил кулаком.

— Ой-ой-ой, — Агна в ответ кокетливо покривлялась, — можно подумать, тебе не все равно.

Рон ласково потрепал ее по волосам:

— Пошли спать, завтра нам вставать рано. Я провожу тебя до тракта и сразу назад.

Они обнялись и пошли в пещеру. Я деликатно ушел ночевать в конюшню.

На самом рассвете Рон накладывал на меня отпугивающее хищников заклинание, пояснив, что поскачут быстро, а наездник из меня никакой, поэтому извиняй, оставайся здесь. Я не обиделся. В компенсацию он решил показать мне сложное заклинание. Я внимательно наблюдал и слушал объяснения.

— Идея простая: в ауру человека встраивается имитация ауры разъяренного пещерного медведя. Звери это хорошо чувствуют и стремятся убраться с его пути. Он самый свирепый хищник этих мест. Заклинание не требует большой силы, нужны только кропотливость и время, поэтому маги его не любят. Да им не особо оно и нужно. Я работаю только со стихией огня, но в принципе разницы нет. Смотри.

Рон вытянул руки в моем направлении. Вокруг них возникли легкие оранжевые облака, я уже выяснил, что оранжевый цвет вижу только я — для Рона они красные. Из них потянулись нити навстречу друг другу и начали скручиваться между собой. Уже толстая нить стала искривляться в пространстве, превращаясь в подобие иероглифа. Сформировавшись, иероглиф обретал объем и смещался в сторону. Вслед за ним формировался следующий знак и цеплялся за первый и так далее. Некоторые повторялись. Я насчитал двадцать их видов. В итоге перед руками висела сложная объемная структура, отдаленно напоминающая двойную спираль ДНК, сплетенная из кружев — иероглифы так хитро сцепились, что различить их между собой было довольно сложно. Я устал следить, по моим ощущениям прошло минимум полчаса, а с лица Рона стекали струйки пота. Наконец «спираль» полетела в мою сторону и «втянулась» в ауру, по-иному не скажешь, затем аура колыхнулась пару раз, и в ровном мягком свечении (для меня синем) появились рассыпанные оранжевые вкрапления. Я почувствовал лишь легкую щекотку по всему телу.

— Все. — Рон устало опустил руки.

Агна подбежала и вытерла пот с его лба.

— Сейчас кони заволнуются.

Словно в ответ на ее слова заржали и забеспокоились наши лошади.

— Ничего, скоро успокоятся рядом с людьми.

Я глянул на солнце — действительно, примерно полчаса прошло.

— Продержится примерно сутки.

— А почему оно развеивается? — спросил я.

— Нет подпитки силой, и аура вдобавок выталкивает все инородное.

— Ясно. И рассчитано на сутки, верно?

— Верно. Я выучил уже такое, суточное. Удобно тем, что не надо больше на него отвлекаться, а перед некоторыми руинами это плетение полезное.

Я вернусь завтра к полудню, мы действительно быстро поскачем. — Рон хлопнул меня по плечу. — Отдыхай пока, позже на это не будет времени, поверь мне.

Я обнял Агну. Неожиданно почувствовал ком в горле.

— Удачи. Я буду скучать. До скорой встречи.

— Я тоже, — обняла она меня в ответ, — да хранит тебя Спаситель.

Агна с Роном вскочили на коней и взяли с места в карьер.

Эти сутки я тупо отсыпался. Рон приехал, как и обещал, на следующий день в полдень.

Начались мои трудовые будни.

(обратно)

Глава 6

После завтрака мы выгоняли коней пастись и там же, на лугах, Рон гонял меня по боевой подготовке. Учил бою с мечом и кинжалом, просто с мечом, с кинжалом, голыми руками. Метать ножи и стрелять из арбалета. Вместо боевых использовали деревянные мечи и кинжалы, чуть тяжелее настоящих, с похожей балансировкой. Рон старательно выбирал для них дерево и тщательно вытачивал.

Мой стальной клинок по классификации был прямым армейским пехотным мечом для одиночного боя. Чуть массивнее шпаги и сужение начинается с дальней трети лезвия. А может, и не массивней, я судил по своему киношному представлению о шпаге. Обоюдоострый. В строю использовался более короткий и широкий его аналог. Качество среднее. По моим дилетантским знаниям не булат и не дамасская сталь, не было рисунка на клинке, но вполне даже нормальная, достаточно твердая. Кольчугу пробьет, а при удаче и пластинчатый доспех. В технике фехтования этим клинком используются и колющие, и рубящие удары с избеганием прямой блокировки оружия противника — может сломаться.

Меч Рона, тоже обоюдоострый, напоминал японскую катану с крестообразной гардой и дужкой для защиты пальцев, как у сабли. В его технике преобладали рубящие удары, но и колющими не пренебрегал. Сталь меча очень качественная, симбарская, с характерным мелким рисунком по лезвию, аналог нашей дамасской. Он был выкован в княжестве Симбария — своеобразной мекке оружейников. Там хранят секреты выплавки и ковки особой зачарованной стали, очень прочной, твердой и гибкой. Стоит такой меч, кстати, от сотни золотых, и это без украшения, чего на роновском мече и не было. Он мог пробить даже магическую защиту первого уровня, а со вставленным в эфес накопителем с плетением и больше. В зависимости от уровня защиты и пробивающего заклинания. Сейчас никакого накопителя у Рона не было.

— Ну кто так двигается? Пьяная каракатица и та ловчее будет. Обтекай мой выпад, а не отскакивай в сторону. Делаешь лишние движения, а это потеря темпа и сбой координации. Не думай, доверяй телу, оно все сделает само. У тебя хорошо получается на разминке и в бое с тенью, ты быстро выучил все движения, шаги, перестроения и связки, а в спарринге ведешь себя как деревенский увалень! Что у тебя в голове творится? Ладно, перерыв.

Я тут же рухнул на траву. Несмотря на всю свою выносливость, я выматывался. А Рон, вернее, хм, Гром с не измененным магически, ну, может, самую малость, телом — хоть бы что! И возраст не сравнить. Синяки и ссадины привычно болели и привычно же сходили практически прямо на глазах.

— Пойми, у меня еще не было более способного ученика, — продолжал Рон, пристроившись рядом. — За шесть дней добиться того, что добился ты, — невозможно. Ты просто создан для боя! Вернее, твое тело, но голова… эх, — и привычно уже махнул рукой, — думай, что тебе мешает. Я сегодня тебя уже не знаю, сколько раз убил. Посмотри на себя — весь синий! По голове, наверное, надо чаще стучать, может, что там щелкнет, встанет на место.

Я, конечно, и сам все это понимал и думал, искал причины. Действительно, я с первого раза запоминал все и легко повторял один в один. При бое с тенью все шло само собой, но в схватке ужасно тупил! Тело становилось чужим, приемы и связки забывались, да что говорить… надеюсь, это просто отсутствие опыта. Наверное, в мозгу не уложилось еще все по полочкам до уровня рефлексов. Слишком высокий темп обучения. Да и с психологией надо что-то делать: подсознательно сдерживаюсь и обдумываю каждый шаг.

А как все не похоже на кино! Там красиво: звон стали, схватки долгие, размашистые, а тут больше похоже на спортивное фехтование: выпад — покойник. Или выпад, защита, атака — покойник. Меча даже не видно, а покойник, естественно, я. Сегодня, правда, пару раз удавалось парировать атаки и контратаковать. Без толку, конечно, но прогресс идет. И еще одна проблема: не могу ускоряться по собственному желанию, а надо. Там техника меняется, так Рон объяснил, и надо привыкать. Чего только не пробовал! И злиться пытался и бояться, и в транс входил, а тогда, наоборот, замедлялся и уже всерьез на себя злился за тупость, а без стресса не получается, и все тут! Мой единственный учитель посоветовал на «полумедитации», но пока не выходит.

Суть в том, чтобы в состоянии полутранса, то есть до «проваливания» во внутренний мир, почувствовать в себе течение жизни и попросить — потребовать — его ускориться. У Рона это получалось, хотя в таком состоянии он двигался все равно медленней меня, когда я ускорялся в момент опасности. Пока у меня не выходило добиться этого пресловутого полутранса.

Вот и сейчас, отдохнув, пытался не «провалиться» и услышал:

— Вставай, лежебока, атакуй.

Нехотя встал в стойку и, все еще осмысливая эту «полумедитацию», чисто автоматически напал. Рон чуть отклонился и сделал выпад в ответ, я тоже на автомате ушел и контратаковал. И почувствовал, что меч уперся в грудь противника.

— Отлично! — резко разорвав дистанцию, похвалил Рон. — К бою!

А я уже упустил момент и снова начал тупить.

Через час, снова избитый, сел на коня. Я еще два раза сумел достать учителя, когда пытался отвлечься от боя в расслаблении полутранса. Нет, самого состояния не достигал, но, когда отвлекался именно на эту тему, включался автоматизм, как в бое с тенью.

— Вот так и продолжай, тренируйся всегда, когда будет свободное время.

— Когда же оно будет? Сейчас обед, потом магия, потом опять тренировки.

Но внутренне я почувствовал азарт! Ворчал так, для вида. И Рон это прекрасно понимал.

— Поворчи мне еще. Станешь вечным дежурным по кухне.

В магии дела обстояли не многим лучше. По моим меркам, а учитель, наоборот, хвалил. Вот изложение его, по существу любительских, лекций по основам магии.

Магическая энергия, или мана, пронизывает весь мир. Откуда она взялась, из чего состоит, никто не знает. По наиболее популярным теориям это либо колебания мирового эфира, который скапливается в местах силы, либо, наоборот, возникает в местах силы и разливается по эфиру. Факт в том, что на планете множество мест силы, где есть повышенная концентрация маны. Их мощность разнится, на наиболее мощных в современности стоят башни магов, академии, накопители и т. д. либо руины древних. По-видимому, они тоже строили поглотители. Мощность места силы определяется количеством маны и скоростью ее возобновления, то есть нельзя бесконечно и неограниченно «черпать» энергию, Рон чаще пользуется термином «сила».

Любой маг или просто одаренный чувствует ману. По-разному. Кто как дуновение ветра со всех сторон, кто тепло, кто легкую щекотку и т. д. Рон, например, чувствует ветерок отовсюду, усиленный со стороны ближайшего места силы.

Есть шесть элементов — первооснов, которыми пользуются маги: Свет, Огонь, Земля, Вода, Воздух и Жизнь. Все заклинания действуют непосредственно на свою стихию и, более того, плетения и создаются при помощи своей стихии, и только некоторые сложные воздействуют на несколько одновременно, но плетутся все равно каждая часть в своем элементе. Мана нужна только для наполнения заклинания энергией. Здесь опять есть определенная сложность. Дело в том, что напрямую «общую» или «разлитую» силу в плетение не передашь. Каждая стихия усваивает только «свой вид» маны. Так вот, для перевода сырой энергии в нужную существуют базовые «силовые» плетения — конверторы. Для каждой стихии свои. Их можно вставлять непосредственно в узор, что обычно делается при создании качественных амулетов, либо, как поступает большинство магов, используют их для накопления собственной силы. Накапливается мана в ауре мага. Можно использовать и артефакты — накопители. Для силы Жизни существует и естественный аккумулятор маны — лес.

Заклинание «плетется» в ауре мага. В той части, где он активировал «свою» стихию. Как правило, это область рук. Мысленно, сконцентрировавшись, из стихии вытягивают нить. Одну или несколько — зависит от опыта и мастерства. Они скручиваются друг с другом, утолщаясь. Это нужно для стабильности будущего узора, что очень важно для сложных и долгих в исполнении плетений. Например, для таких, как Рон накидывал на меня. Далее из общей нити надо выписать руну, вслед за ней другую и т. д. В плетение они переплетаются уже сами, без сознательного участия мага. Иногда в итоге получался такой причудливый пространственный узор, что невозможно было понять, из каких изначальных рунон состоит. Замыкающей всегда идет руна-ключ, куда, после создания плетения, направлялась сила для активации.

Руны совсем не походили на те, которые я использовал для инициации. Скорее китайские иероглифы. И существует их тысячи. Всех не знает никто, ни один архимаг. Хотя кто их знает, они в принципе отдельная каста.

Кстати, насчет классификации магов: есть классические — окончившие школы и академии, есть самоучки, как Рон и большинство охотников. У тех большая теоретическая база, много разноуровневых и разной сложности заклинаний, а у самоучек в основном прикладные и чаще боевые. Базы практически нет, что, естественно, мешает им развиваться. Поэтому все стараются хотя бы «подучиться» в школах. Но у самоучек тоже есть свой плюс — богатый практический опыт. Еще есть так называемые шептуны. Это одаренные люди, не тянущие на полноценных магов, но которые могут «говорить» со своей стихией. Отсюда и шептуны. Результаты слабые. И есть еще просто видящие, которые не могут ничего. Единственное, что ауры видят да заклинания, как Агна.

Классические маги имеют категории: ученик, подмастерье, мастер, магистр, архимаг. Большинство из них состоят в магических гильдиях. Там своя административная шкала: простые маги, мастера и магистр — главный. Конечно, гильдия еще и политическая сила, поэтому все страны хотят иметь свою собственную, но не все могут. Гильдии бывают узкоспециализированными и смешанными. Например, существуют гильдии боевых магов, лекарей, бытовиков, артефакторов и т. д. и есть Магическая Гильдия «славного графства Азбаран», куда входят маги всех специальностей.

По силе заклинания делятся на уровни. От первого, самого слабого, и до десятого, про который Рон только слышал. Сила плетения определяется максимальным количеством маны, которое можно в него влить. Просчитать в абсолютных числах это очень сложно. За единицу принято считать количество маны, которое заливается в единичную руну-ключ. Это очень мало, зато число стабильно. А дальше все на глазок: первый уровень — до тысячи единиц, второй — до пяти тысяч, третий — десять тысяч, четвертый — двадцать и т. д. Точных приборов не существует, опытный маг порой точнее определит.

По сложности четких градаций нет, точнее, мой учитель не в курсе. Классические маги для повышения ранга сдают своей коллегии в обязательном порядке все более сложные и сильные заклятия. И еще что-то из теории. А про составные заклятья из разных стихий я понял только то, что они есть. В артефактах — точно. Например, в амулетах связи или в телепортах. Да, да — именно телепортах. Только они стационарные и кучу маны жрут. Естественно, могут перемещать только в пределах мира и даже одного континента и на стационарные же приемники. Нет, в принципе можно и в другую точку, но расчет координат очень сложен, и расход силы в несколько раз возрастает. Стоимость путешествия сильно зависит от веса, но не меньше тысячи золотых с человека.

Есть в мире еще божественная сила, никак от магической не зависящая. Ее иногда обретают служители Спасителя после долгих молитв и используют против чернокнижников и демонских тварей. Довольно эффективно. Иногда она снисходит с «благодатью» после простой молитвы.

Сам Рон встречался в руинах с черными несколько раз — очень сильные противники, особенно после жертвоприношения. Их заклятия выглядят невзрачно, в виде пепла или тумана, может, слабого ветерка, но эффект, особенно на живую плоть, просто жуткий! Язвы, гной, мгновенное тление и дикий страх. Муж Агны погиб от черного. Просто умер, когда черный, заметив охотника, показал на него рукой. С руки слетел черный дымок, а спустя удар сердца друг Рона упал замертво без видимых повреждений. Лис, разумеется, отомстил. Подкрался и снес голову. Без головы даже чернокнижники не живут, что бы ни говорила молва по этому поводу. Их сила подпитывалась от ритуалов с человеческой жертвой и являлась по сути стихией Смерти, которая, как и у магов, накапливалась в артефактах-накопителях и ауре, поэтому по ней колдуна и легко было «вычислить», она с характерным черным рисунком, из-за чего в постимперских землях чернокнижники вынуждены маскировать свою ауру специальными амулетами. Интересно возникновение самого понятия «чернокнижник».

* * *

Когда-то, во времена империи, один безумный монах по имени Бартвус захотел провести ритуал по призыву Спасителя. Разумеется, с благой целью: чтобы избавить погрязшую в грехах империю от власти язычников. Заказал тогдашним охотникам найти в руинах любую информацию, с иллюзиями любых ритуалов. Натащили ему много чего, не бедный был человек. Несколько лет работы со всем этим добром, и, наконец, ночью, когда все посетители и служители покинули городские храмы, в одном пустующем храме Спасителя вместе с десятью помощниками, тоже фанатиками, провел ритуал. Ночь была лунной. Редкие свидетели потом рассказывали, что небо над храмом заволокло черными тучами. Они медленно скрутились в воронку и потянулись прямо к шпилю пустого храма. Как только вершина воронки коснулась здания, раздался грохот и земля содрогнулась. Раздался страшный вой, и кровь от ужаса застыла в жилах. Через несколько мгновений настала тишина и небо прояснилось. Многие поседели. Никто из стражи не решился заходить в тот храм ночью. А наутро застали жуткую картину: десять тел в одеждах служителей Спасителя, высохшие, как мумии, лежали ровным кругом вокруг алтаря. Все были заколоты ударом в сердце, а на алтаре лежала черная книга. Все священные свитки в храме превратились в прах. При попытке забрать книгу ничего не вышло — она была защищена таким мощным пологом, что местные маги не справились. Послали сообщение в столицу. Пока суд да дело, настала ночь. А ночью вернулся монах Бартвус, вернее, уже бывший монах, умертвил всю охрану, забрал книгу и был таков. Сменный караул нашел только полуистлевшие трупы своих товарищей. С тех пор и начали появляться современные чернокнижники.

В книге описаны заклинания из силы душ жертв, ритуалы жертвоприношения и ритуалы вызова демонов. И много чего еще. Это целая религия.

Демонских тварей и самих демонов Рон, слава богу, не встречал, но слышал, что они слабо уязвимы магией и обычным оружием и еще могут подчинять людей или по-другому воздействовать на психику.

Магические способности в Эгноре начинали проявляться лет в шестнадцать — двадцать. Например, Рон почувствовал первые признаки в девятнадцать лет уже во время службы в войске графа Паласского, куда сбежал из дома. Сначала начал чувствовать непонятный ветерок отовсюду, который не охлаждал, а, наоборот, грел. Затем неожиданно во время стоянки в поле, в промозглую погоду сумел зажечь костер без всякого огнива. По недосмотру промочил весь свой трут, а задача была поставлена, и попробуй не выполни!

Полковой маг сразу посоветовал идти учиться, ну а пока начал заниматься индивидуально, в порядке боевого братства. Потом все закрутилось, война и не думала кончаться, и Рон вместе с другом увольняются и уходят в наемники. Дальше в охотники и только там проходит ритуал инициации.

Выявили склонность только к магии Огня. Два огневика объяснили все, что может пойти не так, но заверили, что с их подстраховкой это несущественно. Перед обрядом все равно было страшно. Просто оттого, что от самого тебя ничего не зависит, а Рон не привык полностью доверяться обстоятельствам, пусть даже и в обществе друзей. Характер такой. Как он рядовым начинал служить, ума не приложу! Вот командиры от него натерпелись. Наверное. И он сам, поди, из нарядов не вылазил. Так вот, ритуал.

Недалеко от места силы, в частности рядом с руинами, выбирается ровная площадка. На земле рисуется круг. По окружности пишутся базовые руны привязки силы Огня, их всего пять и шестая ключ, в центре рисуется руна — знак Огня и на него встает Рон. За пределами круга находятся двое магов. Один говорит: «Начинай, Лис», и Рон привычно входит в транс. Спустя минуту другой маг направляет силу на руну-ключ. Конечно, процарапанное на земле заклинание, да еще и вне ауры мага не сработает, но не в этом случае. Обряд для того и предназначен, чтобы слить неофита со стихией и наполнить его ауру энергией. Знак стихии помогает слиянию и расширяет ауру начинающего мага до нарисованных рун.

Плетение вспыхнуло и превратилось в растущий алый тор с центром — Роном. Когда тор вырос, почти скрыв охотника и опасно подступив к телу, маги напряглись, готовые накрыть друга защитой, но рост резко остановился, и через пару секунд со всех сторон в центр заклинания хлынул нарастающий поток маны. Спустя еще пять минут поток начал стихать и плавно остановился. Алый тор затрепетал, побледнел и, теряя форму, развеялся. Рон вздрогнул. С десяток ударов сердца постоял с закрытыми глазами, потом распахнул их, огляделся и вздохнул с облегчением. Маги довольно заулыбались и расслабились.

Услышав команду «начинай», Лис отринул все страхи и буднично погрузился в транс. Привычное красное марево окружило все вокруг. Ветер маны явственно обдувал призрачное тело, приятно согревая. В шаге от себя заметил огромную объемную руну Огня и мысленно шагнул в нее. Каждую клеточку тела прошила горячая огненная иголка. Стало больно, и боль нарастала. Стиснув зубы и сжав в кулак всю свою волю, Рон, как учили, приказал себе раскинуться по всему пространству. В ставшее огромным тело впились еще миллионы жгучих игл, но он ждал — верил Мленгусу и Бранду, своим друзьям-охотникам, и облегчение пришло. Со всех сторон пошел ток силы, вымывая из раздувшегося тела боль и принося приятное облегчение. Вскоре про неприятное забылось совсем и, наоборот, возникло чувство пьянящей легкости. Захотелось взлететь — и он взлетел и радостно купался в теплом красном мареве, но вскоре поток стих. Пришлось «встать на землю» и с сожалением выйти из транса. Потом учеба, практика в руинах, потеря друзей, короче, целая жизнь и, наконец, чувство к Агне. А вскоре и я сваливаюсь на его голову, недолго длилось их полусемейное счастье. Надеюсь, снова продолжится.

Пообедали надоевшей уже кашей с копченым мясом и зеленью в виде дикого лука, запили цуркой и завалились на травке переварить все это. На часок, в тени густого куста, с надеждой поспать. Я лениво ковырял в зубах подобранной веточкой, выковыривая застрявшее между зубов жесткое мясо. Рон, по-моему, занимался тем же самым. Не смотрел. Глаза сами собой закрывались.

— Через неделю должна Агна вернуться, — вдруг лениво произнес Рон, явно ожидая продолжения беседы.

Мне было неохота разговаривать, но все же поддержал, чтоб не обидеть:

— Скучаешь?

— А у тебя там кто-нибудь остался? — вопросом на вопрос ответил Рон.

Я задумался. По жене не скучаю совершенно. Родители… по ним да, скучаю и переживаю, что они мучаются, вздрагивают от каждого звонка. Отец наверняка хмуро молчит и резко прерывает сетования матери, не каркай, мол, и курит чаще обычного. Мать ревет иногда по ночам, глотает горстями таблетки. Вечером, после работы срывает на отце раздражение от постоянной тревоги, закатывая скандал, или демонстративно молчит. А может, отец взял отпуск и живет в моей квартире, отвечая каждые полчаса на материны звонки, а в моем городе поднял на ноги все, что мог. Интересно, нашел ли он бумаги? Смотрел ли запись в компе? А друзья? Да были ли они у меня настоящие, чтоб в огонь и в воду? Не знаю. Лично я ни о ком из них не скучаю. Тем более о случайных подругах. Слава богу, детей не нажил. А может, вернусь, кто знает? Если предложат немедленно — откажусь, несмотря на любовь к родителям, а дальше… кто знает? Сейчас я просто тихо счастлив. Занимаюсь любимым, оказывается, делом, сыт, здоров. Бытовые проблемы не в счет. Эх, бабу бы еще. Да хотя бы женское общество помоложе Агны. Неподалеку. И бабу! Сколько можно-то?

— Да рассказывал же. По родителям только. Они переживают сейчас, места не находят… жалко их.

— У тебя братья, сестры есть?

— Нет.

— Тогда, конечно, им тяжелее. А сколько матери лет?

— Пятьдесят два.

— Может, родит еще? А что, если маги Жизни поработают, вероятность есть.

— Да нет у нас никаких магов, ни жизни, ни смерти. Сколько можно говорить?

— Тяжело вам.

— И не говори, — не хотел развивать тему, снова рассказывая о медицине, компьютерах и т. д.

Когда я шесть дней назад впервые нарисовал руны и знаки стихий, которые использовал при инициации, Рон удивленно воскликнул:

— Вот это руны?! А это знаки стихий? Такого не бывает! Ну-ка, еще раз расскажи, какая у вас магия?

Я снова все повторил с большими подробностями, но опять умолчал о куче энергии в голове. Описал технику, медицину, политику как мог. Теперь учителя интересовало все. По-видимому, он посчитал технические достижения за необычный вид магии. А что, похоже:

связь такая, какая здесь и не снилась, транспорт на высоте, полеты, куча бытовых артефактов, а оружие? Когда описал взрыв слабенькой по современным меркам атомной бомбы над Хиросимой, Рон пробормотал непонятное тогда для меня: «Уровень всяко больше десятого». А когда я предположил, что, пожалуй, если у нас начнется мировая война, то получится «как у здешних древних», преувеличил, конечно, то Рон насторожился и попросил: «Поподробней», я объяснил. Он подумал и произнес: «Не то, но кое-что интересное есть» и внимательно уставился на землю с прочерченными мной рисунками. Через долгую паузу сказал решительно: «Мы с тобой пойдем в руины. Не скоро, но обязательно». Потом разъяснил, что видел похожие знаки в руинах, и никто не расшифровал их до сих пор.

Занятия магией тогда начались со слов учителя:

— По твоим словам выходит, что ты инициирован всеми стихиями, но, глядя на ауру, этого не скажешь. Ладно, спишем на полное магическое истощение. Хм, откуда же оно взялось? — И хитро прищурился.

— Поступим так. Я медленно строю руну-ключ, ты смотришь и запоминаешь. Потом я передаю тебе немного своей маны, ты обращаешься к Огню и строишь ключ. Затем напитываешь его силой. Идет?

Я пожал плечами:

— Давай попробуем. А как обратиться к Огню?

— Ты же инициирован и сам должен знать, где она у тебя сидит и как выглядит. Как делаю я: представляю то, что вижу в трансе, но у себя на руках, а я вижу красный клубящийся туман. Гляди.

И вокруг руки Рона возникло оранжевое облачко. Исчезло и снова возникло.

— Ну-ка, а теперь ты попробуй.

Я нырнул в транс и подсмотрел, что вижу, стараясь запомнить точнее. А увидел я разноцветные крутящиеся вихри, водящие вокруг меня хоровод и опять приглашающие танцевать. «Некогда. Оранжевая, ко мне». Мне легче было считать стихии женщинами: в меру капризными и послушными. По-моему, их это устраивало. Оранж кокетливо подплыла, превратившись в псевдочеловеческую фигуру, состоящую из вертикального вихря с характерными женскими изгибами, и казалась похожей на женщину в длинном платье с руками за спиной, если смотреть издалека в тумане. «М-да… похоже, у меня спермотоксикоз, одни бабы мерещатся. Буду считать тебя оранжевым туманным вихрем, согласна?» По-мо ему, согласилась, и я быстро вынырнул обратно. Рон, заметив мое мгновенное «отсутствие», уважительно хмыкнул.

— Уже разглядел? — спросил удивленно.

Я только кивнул.

— Начинай на своей правой руке.

Как же приступить? С минуту тупо смотрел на руку и представлял в голове оранжевый вихрь, заставляя скользнуть на руку. Ничего. Расслабился и опять уставился на руку, мысленно повторяя все те же манипуляции в мыслях. И снова, и снова. Устал жутко. Сбился со счета, сколько раз пытался. Казалось, тысячу. Зато выучил каждую трещинку на ладони, внимательно разглядел грязь под срезанными кинжалом ногтями, досконально изучил ауру руки и даже шум тока крови услышал, а добиться появления какой-то Оранж не могу! Со злости просто позвал. Мысленно, конечно: «Оранж, чертовка, зову, зову, а ты не идешь!», и вмиг перед лицом появился обиженный оранжевый вихрь. У меня просто челюсть упала. «Э-э, извини, я только сейчас позвал, простила?» Она простила. «Давай я буду мысленно представлять тебя в любом месте своей ауры, и ты там будешь появляться, согласна?» Конечно, согласилась и сразу оказалась на моей ладони. «А возвращаться обратно к себе будешь, как только я пожелаю или перестану нуждаться. Вдруг забуду, только без обид, хорошо?» Оранж снова согласилась. Настроение поднялось до небес! Пожелал — и Оранж исчезла. С улыбкой до ушей повернулся к учителю. Рона было не узнать. У него был такой глупо-удивленный вид, что я чуть в открытую не рассмеялся. Еле сдержался.

— Эй, Рончик, очнись! Ты как чукча, который в первый раз паровоз увидел. Да объясни, наконец, что случилось!

Вряд ли он понял про чукчу, но очнулся.

— Видишь ли, — он помолчал и снова продолжил медленно, — такого не должно быть никогда. — Продолжил уже нормальной речью: — Понимаешь, в твоей ауре совершенно нет силы, ну просто ни капельки! Как у самого обычного человека. У мага, даже полностью без силы, аура все равно больше и с «пустотами», как бы готовая для принятия маны. Ну да демоны с ней! Когда стихия направляется к месту плетения, она вытягивается из ауры или из хранилища, и это видно. У тебя же мелькнуло что-то перед лицом и возникло на руке из ниоткуда! Такого не бывает!

— Вот как счас, не бывает? — И вокруг руки появился оранжевый полупрозрачный вихрь.

— Не бывает… не бывало раньше. Все, успокойся, давай дальше работать, а то довольный, как глист в заднице. Если ты так же быстро сплетешь и активируешь руну, то я буду доволен точно так же. На вызов стихии ушло примерно полчаса, вот за столько же и выполни задачу. Начинай. А интересная у тебя форма — вихрь, тоже никогда не видел.

Полчаса, однако! Совсем потерялся во времени, как, впрочем, всегда при общении со стихиями, но то в трансе, а тут… показалось, часа два пялился на руку, а потом разговаривал. Ладно, поехали. Руну запомнил досконально. Попытался вытянуть нить из вихря. Попытки с десятой удалось мысленно зацепить ниточку и потянуть. Недолго радовался — оборвалась. Начал заново. Опять двадцать пять! Снова и снова, пока нить не пошла достаточно толстой. И откуда такое упорство? Не отвлекаемся. Начал поворачивать нить, пытаясь очертить ею этот долбаный иероглиф! Да какая же это руна, что-то путают местные, и сей предмет что-то мне напоминает, еще с Земли. За этими мыслями нить, очертив очередной зигзаг, путается. Черт! Заново. Все, не отвлекаюсь. Сколько в ней поворотов и зигзагов — шесть, всего ничего. Главное, внимание… оборвалась! И так я мучился, пока во рту не пересохло и в глазах не начало мутиться.

— Отдохни, два часа сидишь. Пойдем цурку попьем, и продолжишь.

Я очумело смотрел на Рона и, наконец, прохрипел:

— Два часа?

— Да, еще пара часов — и закат, пошли.

— Не переживай, у тебя очень быстро выходит, — мы уже пили горячий ароматный цурк, — через час точно закончишь. Я свою первую руну только на третий день сплел. Этот же самый ключ. Потом легче пойдет.

— А сколько времени учатся магии? Я имею в виду не всю жизнь, а в академии.

— Да кто сколько, но минимум десять лет. А дальше, ты правильно заметил, всю жизнь. Я уже через два года в руинах ходил не простым бойцом, а магу нашей пятерки помогал, а еще через пять лет сам пятерку, как маг, возглавил.

— Выматывающее это дело — магия!

— Только с непривычки, втянешься!

Через полчаса руна получилась.

— Как маной запитать? Быстрее, Рон!

— Да не волнуйся, вижу, что все правильно, а значит, руна стабильная, но совсем не расслабляйся. Просто мысленно направь ману из стихии в руну, не нить, а силу!

Разобраться бы… так, нити вытягивал, это будем считать «вещество», а мана… назовем энергией, и она… вращает вихрь. Точно! Значит, внутри самого вихря. Потянем… только силу… есть! Оранжевый луч вылетел из вихря и коснулся руны, которая сразу ярко вспыхнула и бесследно растаяла.

— И это все? — с разочарованием спросил я.

— А ты как хотел? Для того она и используется как первая руна, чтобы ничего страшного не случилось. Отлично вышло! И быстро слепил, и быстро маной напитал. Чего надо на первый день? Отдыхай пока от умственных забот. И воды заодно набери и завтрак начинай готовить.

Воспитатель, блин. Ужин сварил же, мог бы и завтрак заодно. Надо сказать, что мы решили вечерами завтрак готовить, чтобы утром время не терять.

Потом были изматывающие уроки фехтования, занятия магией и опять тренировки. Да, пытаясь выяснить мой запас маны без «подзарядки» и с целью закрепления навыка, я еще целый день строил одну только руну-ключ, но запас не иссякал. Слишком маломощное заклинание, недаром ключ за единицу силы приняли. Наконец, через день начал возиться с плетением-конвертором. И только тогда Рон поинтересовался:

— А как ты чувствуешь потоки маны?

Пришлось признаться, что никак.

— Совсем упустил этот вопрос, привык, что все одаренные ее чувствуют, а ты же у нас не совсем обычный. Вернее, совсем необычный. Попробуй немного помедитировать, но без транса. Просто расслабься, ни о чем не думай и попытайся слиться с окружающим. Ветром, землей, солнцем и т. д. Я в таком состоянии лучше чувствую ветер и направление.

— Короче, надо объять необъятное, — ехидно добавил я.

— Чего?

— Проехали, — махнул рукой, — начинаю.

И сел в позу лотоса прямо на траву. В первый раз в мире Эгнора.

Привычно успокоил дыхание, выкинул мысли и еле удержался от автоматического погружения в себя, куда я и без медитации легко соскальзываю, наоборот, поборовшись с привычкой, попытался «выйти из себя» в окружающий мир. Долго не получалось. Сознание не могло понять, что ему нужно делать. Наконец, догадался представить увиденную только что картину: зеленая трава, кусты, пасмурное небо, за спиной нагромождения камней с проросшей растительностью. Свежий ветерок, запах травы с примесью дыма от костра, далекий щебет птиц, шуршание листвы, то ли рев, то ли мычание какого-то животного… я делаю шаг сквозь закрытые глаза и погружаюсь… точнее, взлетаю ввысь, на высоту птичьего полета. Мне совсемне страшно и не удивительно, а спокойно и умиротворенно. Все вокруг, насколько хватает глаз, — это есть я. Чувствую, кажется, каждую травинку. Внизу сидит мое тело, скрестив ноги и положив руки на колени, рядом стоит Рон, скрестив руки на груди, и смотрит на меня… мое тело, сверху вниз. Странно. Вижу одновременно все и со всех сторон. Необычно, непривычно, неописуемо. Меня окружает ровная плотная синяя аура. У Рона она больше моей и тоже синяя, но с апельсиновыми ручейками. Их много, и они текут вокруг всего тела, неизвестно, где начинаясь и заканчиваясь, постоянно меняя русла и направления в неуловимом ритме. Наши ауры в местах соприкосновения отталкиваются друг от друга, как однополюсные магниты. Как раньше не замечал всего этого? Те ручейки, наверное, и есть сила Огня, а где общая мана? Только подумал и увидел.

Весь мир вокруг пронизывают белые, подсвеченные изнутри линии. Странным образом их видно даже на фоне белых облаков, и они не закрывают обзор и не искажают. Точное направление определить сложно, но в направлении лугов и речки линий становится больше, а если внимательней «присмотреться», то становится «виден» ток энергии, направленный из-за горизонта равнины с рекой к горам. Есть линии, выходящие из земли, есть входящие. Вот она, сила. Я ощущаю это всей душой.

«Бери, человек, пользуйся. Все зависит только от тебя: во благо или во вред, для созидания или для разрушения, ради жизни или смерти — все в твоей воле. Однажды ты не справился». Эти мысли возникли, казалось, непосредственно в душе, минуя голову, без голоса и без слов, одним общим образом, и я срочно поспешил вернуться в тело.

Открыл глаза и стряхнул наваждение, но настроение осталось подавленно-серьезным.

— Ну как, почувствовал ману? — с ожиданием спросил Рон.

— Что? А, да. Увидел. Линии. Белые линии повсюду. Там, — показал рукой на юг, в сторону равнины, — их больше.

— И почему я не удивлен? Линии так линии. Ты чего такой серьезный?

— Да так, забыли. Ничего. Давай заниматься.

— Ну, давай. Как ты помнишь, сегодня будем учить базовое плетение силы Огня, для перевода сырой маны в нужную нам форму. Смотри внимательно и запоминай.

До вечера я пытался повторить это несложное плетение из шести рун. Не получилось, но срывы были уже на пятой, перед самым ключом, и голова распухла от постоянной концентрации, тогда учитель погнал меня на вечернюю тренировку. Только на следующий день удалось «зарядить» ауру. Теперь я и у себя видел веселые оранжевые ручейки и прочувствовал полный запас маны. И начал учить фаербол. Уже на полигоне — скальной площадке в стороне гор.

Рон, видимо, совсем потерял желание покемарить после сытного обеда.

— А что ты думаешь про нас с Агной?

— Да ничего я не думаю. — Видно, и мне не придется поспать. — Нормально вы жили до моего появления. Может, и поженились бы. Агна, как мне кажется, с радостью бы согласилась. А ты предлагал?

— Понимаешь, Егор, я люблю ее, но я уже не мальчик. Мне шестьдесят два — и ни кола ни двора. Есть небольшие сбережения в банке да безделушки в тайнике припрятаны, на черный день, так сказать, но сколько их там, — он махнул рукой и повернулся ко мне, — хватит на домик в заштатном городишке. Агна, возможно, и была бы рада, а я нет. Я вообще не домосед. Те два года, когда служил егерем… поначалу все прекрасно: любимая женщина рядом, работа как отдых. Я и отдыхал, и душой и телом. В первое время даже мысли серьезные были и про женитьбу, и про дом в том же графстве, но буквально через полгода такой жизни как-то все приелось. Нет, я не стал меньше любить, просто… мысли начали появляться, что я уже не молод, детей от Агны не будет, жить и за хозяйством смотреть? Не по мне это. Если честно, тянет в руины. И чтобы дома жена ждала, тоже хочется! Это можно совместить, но не с Агной. Она уже теряла мужа-охотника, и потерять второго, и там же, для нее хуже смерти.

Рона потянуло на воспоминания.

— А вскоре в Гаранде сожгли Молчуна с женой, помнишь, про бывшего охотника рассказывал? Тогда Агна меня от смерти спасла, удержала от глупости. И я поклялся себе, что никогда не принесу ей горя, особенно из-за собственной прихоти. Вот такие дела, сынок.

— Что только мужики не придумают, лишь бы не жениться, — сказал я и откатился на всякий случай в сторону.

Рон застыл, но через мгновение расхохотался, откинувшись на спину. Отсмеявшись, потянулся и рывком вскочил:

— Пошли на полигон, остряк, сегодня огненную стрелу начнем.

Надо сказать, что я освоил уже два боевых заклинания: фаербол второго уровня и огненную стену тоже второго. По земным меркам это круто! Да и по здешним тоже неплохо, потому что амулеты второго уровня — и атакующие, и защитные — довольно дорогие, от двадцати золотых и выше в зависимости от надежности, многократности, емкости и способа подзарядки. Например, амулет, снятый с убитого мага, оказался воздушной стеной второго уровня с емкостью на единичное срабатывание и с возможностью подзарядки только силой Воздуха, так что для нас он сейчас бесполезен. Рассчитан на длительное ношение, из-за хорошего качества камня, вследствие чего потери маны слабые. Хорошо, что в тот раз у Рона наготове был фаербол второго уровня и емкость у амулета маленькая, а то нам пришлось бы сложнее. Рон потом сокрушался, что совсем расслабился за два года мирной жизни. Он и этот огненный шар сплел только когда почувствовал опасность. На защиту для всех просто времени не хватило. И в пещеру заходил с готовым фаерболом, но пожалел медвежью шкуру, начал готовить стрелу и не успел. Пришлось по-простецки, мечом заколоть.

Огненный шар — любимое боевое заклинание начинающих огневиков: простое, проверенное, надежное и достаточно эффективное против слабо защищенного магией противника. Еще он хорошо сжигает незащищенные деревянные сооружения. Минусов больше. Это и относительно невысокая скорость полета — как стрела на излете, низкая дальность вообще и прицельная в частности, наличие множества разнообразных защит от этого плетения, как следствие популярности, которая все равно не снижается все из-за той же простоты и скорости создания. Короче, это любимая игрушка огненных магов.

Состоит всего из четырех рун: ключ, ограничитель, преобразователь и стабилизатор. Ограничители бывают первого и второго уровня, понятно для чего. Чтобы в руках не взорвался. Третьего уровня уже не выгодно создавать — слишком большие и медленные. Преобразователь — преобразует силу Огня собственно в огонь. Горит, вернее, нагревается любое вещество внутри шара, чаще всего воздух, до огромных температур — железо плавится, а форма шара появляется самостоятельно по элементарным законам физики. И стабилизатор — сохраняет пленку непреобразованой «огненной» маны на поверхности, уменьшая потерю тепла в полете и помогая удерживать первоначальный импульс, который задает маг, вышвыривая шар из своей ауры в нужном направлении.

Фаербол мне удалось выучить за день, правда скорость плетения была низкой, зато сразу оба уровня. Рон всегда стоял рядом и страховал огненной пеленой на всякий случай, но я всегда успевал выбросить шар. Тренировались возле давно уже оплавленной скалы.

Весь следующий учебный день развивал скорость создания и точность попадания, заодно и замерили емкость ауры. Оказалось, что могу кастовать только на ауре двадцать огненных шаров второго уровня и еще десять могла выдать Оранж, пока не взмолилась. Учитель сказал, что запасы маны большие, уже как у хорошего мастера, и должны будут еще расти, а уровень мастерства ученический. Зато стрелять под конец начал почти как снайпер. Рон опять поражался несоответствием внешнему виду зарядки ауры и запасам маны, даже с учетом Оранж, про которую я все же вынужден был рассказать. Не как про личность конечно же! Он предположил, что у меня хорошая связь с астралом, что и неудивительно, учитывая, как я попал в Эгнор, и мы поскакали на активный физический отдых в виде избиения меня, любимого.

Потом изучал огненную стену сразу второго уровня. Плетение создавало примерно прямоугольную гибкую стену с возможностью «прилипать» к ауре. Тем самым ее периодически можно было подпитывать и передвигать в разумных пределах. В физическом плане это был «сдавленный» огромным перепадом температур воздух, покрытый пленкой маны. Хорошо защищал от физического воздействия в виде арбалетных болтов, стрел и всех видов клинкового оружия. Хуже держал массивные топоры и молоты, они просто тупо сбивали тебя вместе со стеной, если верить опытному Рону. Неплохо держал магические атаки второго уровня почти всех видов.

Восемь рун: ключ, два разнонаправленных преобразователя, ограничитель, стабилизатор, две руны — размеры «ширина» и «высота» и руна крепления к ауре. Последняя обеспечивает управление и последующую подпитку маной, если нужно. Сложность для меня оказалась неимоверной! Особенно не давалась сложная руна крепления. Назойливо стучалась в башке мысль о чем-то знакомом из детства, еле отмел. К вечеру все-таки добил стену и потом слезно упрашивал Рона, и мы совместили-таки вечернюю тренировку с обкаткой этой стены. Заодно обкатал не только создание, но и управление и особенности тактики применения. Любопытно было видеть, как не видимая обычным образом преграда вспыхивала алыми искрами от ударов меча.

Сегодня пришла очередь огненной стрелы.

Главное ее достоинство — высокая скорость, точность и проникающая способность. Используется для поражения живой силы противника на дальней дистанции. Можно сравнить с мощным луком, отсюда и название. Пробивая жертву, выжигает ее изнутри, оставляя снаружи лишь небольшое оплавленное отверстие. Имеет высокую проникающую способность и против магических защит. Например, огненная стрела второго уровня пробивает двухуровневые защиты на основе Земли, Света и Воздуха, правда без дальнейших фатальных последствий, и сильно ослабляет двухуровневые водные.

Кстати, есть стихии-антагонисты. Это Огонь — Вода и Воздух — Земля. В большинстве случаев Дар проявляется у человека к одной стихии, реже к двум и в исключительных случаях к трем, но никогда один маг не совмещал в себе элементы-антагонисты. Ходит упорная легенда, что когда-то жил знаменитый архимаг по прозвищу Дракончик, живший отшельником в Южных горах и никого себе не пускавший, который совмещал в себе четыре стихии: Огонь, Воздух, Свет и Жизнь. Или Воду, Землю, Свет и Жизнь, точно никто не знает, но опять без антагонистов. Многие пытались к нему пробраться, но возвращались единицы, и напуганные до невменяемости. Это Рон во вполне научной книге вычитал, а в народной молве он жив до сих пор и изредка появляется на людях. Им непослушных детей пугают, наряду с волками и другими бабайками. Ну а древние, естественно, особняком стоят, наряду со мной. Хм, а ведь Рон до сих пор не просил показать ему остальные мои стихии, а мог бы! Я тоже не рвусь демонстрировать. Так вот, и заклинания из элементов-антагонистов легче противостоят друг другу.

Плетение огненной стрелы состоит из шести рун: ключ, преобразователь, ограничитель, форма, стабилизатор и направление. Руна направления — это своеобразный прицел, который нужно совместить с целью и быстро направить энергию в ключ. Возникает ярко-алая, почти белая от перегретой плазмы стрела — заостренный спереди эллипсоид, толщиной с сантиметр и длиной с полметра. Срывается сама, без дополнительного выталкивания и летит со скоростью пущенной стрелы на расстояние до пятисот метров, но самая убойная сила до трехсот.

Заклинание для меня оказалось несложным, и к вечеру я уже постреливал стрелами и первого, и второго уровня. Скорость создания была еще низкой, но точность высокой. Прицел мне понравился. Мне бы такой в школе, когда занимался в стрелковой секции! Без поправок, без пристреливания, красота! Не был бы там середнячком.

— Рон, а ты при храме учился? — Спросил, оставив в скале очередную глубокую проплавленную отметину.

— Да ты что! Я ж благородный, ко мне домой учителя ходили, а как мечтал со всеми! У нас городок маленький и замок наш тоже, да какой там замок! Большой старый каменный дом с постройками за развалившейся стеной. В донжоне лестница деревянная была, на честном слове держалась. Я с купеческими и мастеровыми ребятами играл, дрался, а когда подрос и на девушек вместе посматривали, — Рон мечтательно вздохнул, — там и встретил… да! У меня занятия днем, а у них по вечерам. Да и скучно одному, братья и сестры намного старше были. Просил я отца, умолял, бесполезно. Дворянская честь баронов нор’Галаров! Предками весь зал был увешан. Теперь я его понимаю, у него же ничего, кроме чести да титула, тогда и не осталось. Две дочери на выданье да я. Мама умерла, когда мне десять лет было, от какой-то болезни, и он больше не женился. А старшие сыновья уже служили у нашего графа и особо не блистали. На меня надеялся, лучших учителей нанял. Я способным был, он видел. Даже учителя из фехтовальной школы пригласил! Где деньги взял — ума не приложу. Приданое дочерей, наверное, потратил, то-то они меня травили все время, каверзы подстраивали. Я тогда не понимал, злился на отца ужасно.

А в восемнадцать лет пришла любовь. Ее звали Марта, она была дочерью сапожника. Как я вздыхал, как по ночам стихи писал, сейчас и не вспомню какие, подойти боялся. Красивая была. — Рон сел на камень и продолжил. Я стоял, затаив дыхание. Он даже Агне об этом не рассказывал. — И умная, и хитрая, как все женщины. То мимо пройдет и глазки томно опустит, то, как бы невзначай, грудью заденет: «Ах, простите, господин», и смущенно так покраснеет, и взор потупит, но рядом стоит, мол, ответа ждет. А я тоже краснею и язык проглатываю, хочу сказать что-нибудь возвышенное, а только слюну глотаю и молчу. И пячусь, как рак. Я еще мальчиком тогда был. У нас из служанок только прачка была и горничная, да кухарка еще. И все пожилые. К гулящим девкам ходить воспитание не позволяло, и сильно стеснительным был к тому же, а проституток у нас в городке никогда не было. Друзья смеялись, а я в драку лез. У них воспитание попроще было. Да ты садись, послушай, я редко эту историю рассказываю.

Я сел на соседний валун.

— А почему Агне не рассказал?

— Почему, почему. А сам не знаю. Да зачем ей? Она и так меня как ошкуренного знает.

— Ага, а я, значит, должен получше тебя узнать, — съязвил и мысленно дал себе по губам, вот я дурак бестолковый! Мне мой единственный друг душу открывает, а я… идиот!

Рон обиделся и отвернулся.

— Ничего ты мне не должен.

— Рон! Да я не то хотел сказать. Просто. Ну… Агна, она ведь тебе почти жена, а я тут без году неделя. Ты и не знаешь меня толком. А ей не рассказывал, и она мне намекала, что у тебя это какая-то страшная сердечная рана, и тут вдруг. Ну и… не знаю, почему так ляпнул. Прости, это моя низкая самооценка, вот! Мне так один психолог недоделанный сказал.

— Чего? Какая самооценка? Какой психолог? — Он медленно произнес это необычное для местного слуха, но понятное по переводу на иверский слово.

— Да, — отмахнулся я, — не бери в голову. Что-то типа помеси ваших служителей Спасителя и магов Жизни, а недоделанный потому, что недоделанный! Не уважаю я его.

— Ну и словечки у тебя! Ладно, слушай дальше, но не перебивай больше! И никакая это не сердечная рана, все прошло уже давным-давно. Не слушай ты баб, Егор, мой тебе совет.

Рынок городка Галар находился на противоположном от основного поселения берегу речушки Галарки. Через речку был переброшен узкий деревянный мост, который ежегодно сносило неожиданным половодьем. Барон, вследствие безденежья, закрывал на это глаза, а жители все никак не могли договориться с магистратом, кто и по сколько будет скидываться на постройку каменного сооружения. Каждую весну в ратуше серьезные мужи спорили до хрипоты, пока плотничная артель за два дня не сколачивала новый мост и вопрос сам собой не закрывался. До следующей весны. И целый год эти же мужья слушали стенания и откровенные скандалы домохозяек у себя дома, которым тяжело, видите ли, «тащиться в такую даль» за продуктами, и сами ворчали на крестьян, которым лень, видите ли, перетаскивать продукты в город.

Со стороны городка, по свежесрубленному мосту, двигался высокий худощавый задумчивый молодой человек, одетый в поношенный, но добротный камзол и в котором внимательный наблюдатель с легкостью бы узнал младшего сына местного барона. Баронской кухарке внезапно очень понадобились свежие специи для скорого обеда, а послать оказалось больше некого. «Интересно, а куда подевалась горничная?» — подумал юноша, но с легкостью согласился сходить на рынок.

Со стороны рынка на мост заходила симпатичная молодая девушка в новом, по последней местной моде голубом, в тон глазам, платье и с роскошной прической. Девушка тяжело тащила огромную корзину, доверху набитую продуктами. Тот же самый внимательный наблюдатель с трудом узнал бы в ней Марту, дочь лучшего местного сапожника, а первым делом подумал бы, что к барону приехала новая гостья. Если бы не корзина.

Судьбоносная встреча состоялась на середине моста.

Последние метры молодой человек шагал, как на эшафот. Перед ним стояла девушка его мечты, которой сегодня ночью он посвятил витиеватую поэму. Мост был узкий, и путей для обходного маневра не было, а бежать назад не позволяли остатки гордости. Так и встал напротив мечты, не смея смотреть ей в глаза, и опустил взор на красивую, подчеркнутую платьем грудь. Девушка тоже стояла, не выпуская тяжеленную корзину из руки.

— Здравствуйте, барон. Может, поможете слабой женщине? — томно сказала Марта, слегка приподняв поклажу.

— К-конечно! — Барон выхватил из натруженной девичьей руки корзину и только тогда выдохнул. Распрямился и счастливо улыбнулся.

Девушка улыбнулась в ответ.

— Вы, наверное, не знаете, где я живу?

— Ну почему же, — живо откликнулся юноша и смутился: — Не знаю.

— Я вам покажу, пойдемте.

И они пошли рядом, не торопясь. Оба — счастливые, а девушка еще и гордая.

— Меня зовут Марта, а вас все знают, Рон. Вот мы и познакомились, не правда ли?

— Правда. Толька я не барон, а младший сын и не наследник.

— Да все равно, куда мне до вас, вы меня, наверное, и не замечали в городе.

— Что вы! Да я, я… — тут молодой человек замялся, — замечал. И очень даже замечал… — произнес, стушевавшись, и замолк.

Марта подождала с минуту и решительно взяла разговор в свои руки.

— Ну что вы, сударь. Замечали. Скажете прямо. Да таких девушек, как я, у вас было хоть пруд пруди.

— Да что вы, Марта! Да, кроме вас, я никого и не видел!

У Рона стало так легко на душе! Наконец-то он это сказал! Не совсем то, конечно, но не будет же он рассказывать, что мечтает о ней день и ночь, как ком подкатывает к горлу и сердце выскакивает, едва только она посмотрит в его сторону. Как боялся заговорить с ней, случайно столкнувшись на улице. Но то было раньше. А сейчас он окрылен. Сердце стучит радостно, и солнце смеется в небе, и жизнь прекрасна! Только немного боязно: а вдруг он ей безразличен? И юноша снова смутился.

— Вы делаете мне комплимент? Вы, наверное, всем девушкам так говорите.

— Марта, да как вы могли такое подумать! Да я, да вы — самая прекрасная девушка на свете!

— Это правда? — Марта остановилась и поглядела Рону прямо в глаза.

Рон не отвел взгляд. Он утонул в этом голубом омуте.

— Правда, Спаситель свидетель, — хрипло произнес он.

Постояв так еще минуту, девушка кивнула, и они двинулись дальше.

— Это так неожиданно для меня, и встреча, и ваши слова. Я верю вам. Только… что вы думаете делать дальше? Говоря такое девушке… я смущаюсь.

— Как что? Я не знаю… но я готов… все зависит от вас… я не знаю ваши чувства. — Рон не знал, что говорить, он был не готов и не предполагал ничего такого. Это была Мечта. И так сразу в реальность.

— Мои чувства? А разве по мне не видно? Да я не смела даже мечтать о вас. Кто вы и кто я? Мне надо разобраться в себе, но вы мне очень симпатичны.

Они уже давно стояли около ее дома.

— Я не смею вас просить, — начал Рон, — но как-то быстро мы пришли. Может, мы продолжим прогулку…

— Ах, сударь, я девушка работящая, и родители у меня строгие. И продукты дома ждут, — сказала, опустив голову, и протянула руку за корзиной.

— А может, вечером? Теперь поздно темнеет.

— Да как вы можете такое честной девушке предлагать? Если только вы отпросите меня у отца, под свое слово чести…

— Да хоть сейчас!

— Стойте! Приходите вечером, но чтоб светло было.

— Я приду обязательно! — И, наконец, отдал девушке корзину.

Марта развернулась, прошла палисадник грациозной походкой, и как только ей удалось такое с тяжеленной корзиной в руке! И скрылась в доме. Рон постоял еще немного и пошел домой, совершенно забыв про приправу.

Марта, зайдя в дом, сразу поставила корзину на пол и села на лавку. Она была очень довольной. На лице сияла мечтательная улыбка. Не зря вчера посулила кухарке сапоги со скидкой, ой не зря. Осталось отца уговорить выполнить этот заказ. Баронесса ор’Галар, звучит! А чем демоны не балуют, может и нор’Галар? А Рон милый, может, действительно полюбит?

Марте было семнадцать — невеста на выданье. Она давно заметила внимание Рона и размечталась. Но он оказался удивительно стеснительным, и пришлось все брать в свои руки. Ее никто не учил, но она всегда была умной девочкой. Это была ее первая женская интрига, и она очень волновалась.

— Вы даете слово чести дворянина беречь мою дочь и ее честь?

— Даю.

В первый же вечер они перешли на ты.

Марта специально водила Рона по людным местам, ей нравились завистливые женские взгляды, хотя встречалось и много насмешливых от более опытных женщин.

Разговаривали обо всем. Рон оказался начитанным юношей и даже пробовал читать стихи. Лучше бы он этого не делал. Мало того что стихи были плохими, Марта просто была безразлична к поэзии и откровенно скучала. Все ждала, когда же Рон заговорит о главном, и мягко подталкивала его к этому. Из-за нерешительности юноша терял статус «милого», но девушка не сдавалась.

Наконец через месяц знакомства услышала долгожданные слова:

— Марта, я люблю тебя! Ты пойдешь за меня замуж?

Сердце девушки ухнуло куда-то вниз живота и приятно заныло. Какая девушка не ждет этих слов! Да что девушка! Все женщины всего мира, всех возрастов и во все времена мечтают об этом, особенно от рыцаря на белом коне. Рон хоть и не на коне, но вполне рыцарь. Главное — благородный и с титулом, правда, не наследный, но ей выбирать не из чего. А дела в баронстве она поправит. Даже знает как. Пожестче надо. А то нынешний барон уж слишком мягок. Давно бы распорядился налог на мост ввести. Глядишь, и построили бы через год. «Что-то я размечталась раньше времени».

— Конечно, Рон, я тоже тебя люблю. Выйду! — бросилась ему на шею и коротко поцеловала в губы. В первый раз. И для Рона этот поцелуй был первым в жизни. Сразу засмущались. Губы у обоих стали неприятно влажными. — А твой отец, он позволит тебе жениться?

— Он меня не остановит, но я поговорю с ним, думаю, он поймет наши чувства.

— Удачи тебе, Рон. Спаситель поможет нам, он всегда помогает влюбленным, — она говорила совершенно искренне, ей действительно показалось, что она влюблена, — а я помолюсь в храме.

Разговор с отцом получился не таким, как предполагал Рон.

— Отец, я полюбил девушку и хочу на ней жениться, ты дашь согласие?

— Эх, Рон, Рон, я слышал о твоей интрижке с сапожницей, неужели все так серьезно?

— Да, мы любим друг друга и решили пожениться.

— «Мы решили пожениться», — передразнил отец, — да кто мы? Она-то ладно, самый возраст, но ты-то куда спешишь?

— Я не могу без нее жить, и не надо меня отговаривать! — Рон начинал злиться.

— Ишь ты, раздухарился. Да подумай головой, а не тем местом, чем ты сейчас думаешь, тебе только восемнадцать, еще учиться и учиться! Ты подаешь надежды, ты сможешь возродить славу нашего рода! — начал заводиться уже барон. — А ты жениться! И на ком? На дочери сапожника! Была бы графиня, и то рано! Одумайся, сын!

— Я решил и не отступлюсь, — твердо, чеканя каждый слог, произнес Рон.

— Вон! Мальчишка! Чтоб на глаза мне не появлялся, пока не одумаешься! — Барон со злым лицом вскочил с кресла и показал сыну твердой рукой на дверь. — А если женишься, то и наследства, и титула лишу, так и знай! Мое слово твердое, ты знаешь.

Рон выбежал из кабинета. Отец вздохнул, успокаиваясь, и опустился в кресло.

— Я надеюсь на тебя, сын, только не сглупи.

А его сын уже бежал к дому возлюбленной.

— Марта, любимая, давай уедем отсюда куда-нибудь, хоть в столицу, — говорил Рон, обнимая девушку и гладя ее по волосам, — я пойду служить в гвардию.

Марта стояла, упершись ладонями в его грудь и приникнув к нему всем телом.

— Значит, говорил, если женишься, титула лишит и наследства. А он может?

— Он такой. Слов назад не берет.

Через минуту Марта начала отстраняться.

— Мне пора, меня дома ждут.

— Подожди, так ты решилась?

— Рон, давай забудем обо всем, будем жить, как и раньше жили. Пусти, мне пора.

— Что, что ты сейчас сказала? Забудем? Как! Я люблю тебя, ты понимаешь, я не могу жить без тебя! — С этими словами Рон все-таки отпустил девушку, чтобы посмотреть ей в глаза.

Марта выдержала взгляд и спокойно повторила:

— Забудем все наши отношения, будем жить, как раньше. Ничего страшного не произошло. — С этими словами развернулась и быстро пошла домой. Зашла и села на лавку.

«Ничего, я себе еще найду. С моей-то красотой, — думала девушка, окончательно успокоившись. — Вон, хотя бы Расмуса, сын купца. Вполне даже ничего, давно на меня заглядывается. И богатый, не то что эти ор’Галары».

Марта была практичной девушкой.

А Рон еще долго стоял возле калитки Марты. В его глазах рушился мир. Потом развернулся и пошел к себе.

Уже стемнело, когда мимо стражи пронесся прочь из города одинокий всадник с навьюченными по бокам седла сумками. Сам всадник был одет в простую походную одежду полувоенного типа, каких тысячи. На боку в простых ножнах болтался узкий прямой меч. Все произошло так неожиданно, что тревогу поднять не успели, а потом махнули рукой — вне города, не их компетенция.

Так началась жизнь будущего охотника Лиса и моего учителя Грома.

После этого рассказа мы еще долго сидели и молчали. Потом опять продолжили занятия.

(обратно)

Глава 7

Всю неделю лили дожди, только сегодня прояснилось. За это время удалось прибавить только одно новое заклинание — сторожевую или сигнальную сеть. Наиболее любопытной там оказалась руна-сигнализатор, она в плетении превращалась в своеобразный модуль-радар и сигнализировала магу о движениях в пределах сети всех живых существ массой более десяти килограммов, с указанием направления. Реагировала сеть на чужую ауру, поэтому мы и не заметили разбойников на дороге: маг прикрыл всех маскировкой, а амулет Рон заметил поздно. И еще ей можно было управлять, исключая определенные объекты, например своих спутников. Сигнал от модуля ощущался в виде щекотки и чувства направления и дальности. С опытом можно было научиться различать конкретных людей и заряженности их магией. Да, в сети отсутствовал ограничитель, поэтому теоретически можно было бы раскидывать до бесконечности, но свыше двухсот метров сильно снижалась эффективность и резко повышалась энергоемкость.

Воздушный амулет мне удалось зарядить. Долго искали руну-ключ, нашли, и я потихоньку залил в артефакт голубую ману. В кристалле засветилось голубое плетение. Испытали — первый уровень держит, а второй не рискнули проверять. Амулет я повесил себе на шею. Предлагал Рону, все-таки его трофей, но тот отказался.

В основном оттачивал освоенные плетения и научился сохранять их «свернутыми» в ауре. Скорость создания все равно оставалась практически ученической, но учитель подслащивал пилюлю: «Как у хорошего ученика!»

И в простом бою тоже были успехи. Научился-таки ускоряться, как Рон, стал меньше тупить, начал выигрывать одну схватку из пяти. Так что неделя выдалась насыщенная, и, наконец, в первый солнечный день, ближе к вечеру мы оба почувствовали приближение двух всадников. Рон сразу узнал в одном из них Агну. Конечно, бросили занятия и на всякий случай залегли в засаде в заранее выбранных местах. Это действительно оказалась Агна со спутником. Сопровождающего, похоже, мой учитель узнал, судя по скривившейся роже, и поднялся встречать гостей. Мне же показал знаком остаться на месте и последить за дорогой.

Агна сразу подскакала к нему. Он помог ей спешиться, и они крепко обнялись. Следом подъехал и мужчина, лет сорока на вид. Одет он был со вкусом в явно новую дорожную одежду. Бородка аккуратно подстрижена, на бедре богато украшенная сабля, на поясе нож в вычурных ножнах, конь нагружен дополнительной поклажей. Сопровождающий спешился и поздоровался с Роном. В лагерь все пошли пешком. Пройдя мимо меня, не обратили внимания. Надеюсь, не засекли. Я полежал еще с полчаса и, никого не заметив и не почувствовав, подобрался к нашему лагерю. Очень хотелось остаться как можно дольше незамеченным для незнакомца. Жаль, ауру скрывать не научился, вдруг у него амулет. То, что не маг — видно.

«Во дворе» разбирали поклажу. Агна с Роном перекидывались словами: «Как съездила? Хватило ли денег? Были ли проблемы?» Спрашивал с явным беспокойством. Все хорошо, без всяких проблем, всего хватило. Купила свежих продуктов, лук со стрелами. В это время на них удивленно посмотрел гость. Я решил не выходить, пока не позовут. Вскоре Агна подсуетилась, и от костра запахло такими вкусностями и вином, что аж челюсти свело и слюна буквально побежала по подбородку. Рон сжалился и позвал меня:

— Выходи уж, Егор, а то съедим и выпьем все без тебя.

У незнакомца глаза на лоб полезли. Рон довольно улыбнулся. Я проскользнул сквозь кусты и кивнул гостю, прижав правую руку к сердцу — эгнорский аналог рукопожатия. Он повторил то же самое, от неожиданности сидя, что являлось явным неуважением, но я не обратил на это внимания.

— Знакомитесь, — явно наслаждаясь произведенным впечатлением, сказал Рон. — Гранд, купец из города Верного, герцогства Бармат, а этот симпатичный молодой человек — мой ученик Егор ор’Кравес с Южных гор, ближе к морю.

И уже специально для меня:

— Уже две недели. Познакомились в трактире «Хромая лошадь» на Шелтонском тракте. Грезил руинами, и тут как раз я с Вангой.

— Гром, да я сам могу рассказать, не маленький, — подыграл я, — и вообще, зачем все это рассказывать любезному Гранду, ему совсем неинтересно, — произнес с наигранной обидой на Рона и сел на расстеленные циновки.

Красиво зажили! И мы приступили к трапезе.

Вино было просто замечательное, хоть я и не специалист, но приходилось изображать знатока, все-таки южанин! И вино из тех мест, ангурское. Это королевство, тоже в районе Южных гор.

Рон с Грандом неторопливо беседовали. По их разговору можно было догадаться, что они старые приятели. Лет десять назад плотно сотрудничали на коммерческой почве. Все как обычно, охотники — артефакты, купец — деньги плюс делился прибылью из удачных сделок с этими амулетами. Частенько прибыль обмывали вместе.

Уже насытившись и просто попивая вино, отдыхали. Мы с Агной разговорились о поездке, которая прошла на удивление гладко. Рассказала, правда, что купец промурыжил ее два дня у себя дома, по делам куда-то мотался, а потом решил ехать сам, переговорить с Лисом ему оказалось необходимо, и, как Рон и предупреждал, она согласилась. А тем временем знакомые разговаривали между собой, вспоминая прошедшие дни.

— Помнишь Лайну?

— Оставь, Гранд, — ответил Лис, — никого я не помню, столько лет прошло, — сказал, покосившись на Агну.

— Лайну, дочь моего компаньона, — то ли не заметил, то ли специально не обратил внимания на взгляд Рона Гранд. — Как я тогда на тебя злился! Как же, знаменитый охотник, а я всего лишь купец! А я же моложе тебя и в то время вообще отказов не знал.

— Да ладно тебе, молодая была, начиталась всякой чуши да наслушалась историй, вот и взыграла романтика, — всерьез нахмурившись, ответил Рон. — Не помню я.

Агна, сидевшая рядом, с преувеличенным наслаждением стала потягивать вино, не глядя ни на кого, но, видимо, напряглась и повнимательней прислушалась к беседе.

— Учитель, ты обещал мне про руины рассказать, только правду. А то устроили ромашку, помню — не помню.

Все удивленно повернулись ко мне, а Гранд еще и с изумлением, мол, что за наглый ученик?

— Какая ромашка? — первой опомнилась Агна.

— Да девушки у нас гадают, лепестки отрывают, любит — не любит. Какой останется, значит, это и нагадала.

Через мгновение все рассмеялись.

— Ну, слушай. Например, ближайшие отсюда руины, Лунсорские. Лунсор — первый охотник, который оттуда вынес рутиний, это лучший накопитель маны, и вообще самый выгодный продукт, который предпочитают выносить. Хорошо известно, для чего он нужен и что с ним делать, а как накопитель непревзойден. Сейчас килограмм тысяч пять — десять стоит, — Гранд в подтверждение кивнул, — есть и другие более дорогие амулеты, но попадаются реже, есть и дешевле. Сейчас не об этом, об опасностях.

Во-первых, вокруг этих руин зона «смерти», пустыня, где ничего не растет и не живет, кроме измененных животных. Чем они питаются постоянно — неизвестно, но людей едят с удовольствием. Это и волки, и кошки, и даже бывшие травоядные коровы и другие животные. Везде разные. А перед пустыней часто лес с обычными, но очень агрессивными зверями, и их там масса.

Во-вторых, сами развалины. Целый городок руин. Выше второго этажа ничего не сохранилось. В городе обитают магические твари, весьма опасные, хорошо, что не очень умные. Встречаются ловушки в зданиях. Основное богатство осталось в подвалах, вот там точно ловушки и стражники. Это особая категория: вполне человекообразного вида, с холодным оружием, и самым различным, от молотов до кинжалов. Владеют магией. Умнее тварей, но не хитрые, поэтому их все-таки можно обхитрить или даже победить. Дальше нужно найти и вынести. Тонкостей очень много, и на словах не объяснишь. Пойдем — увидишь. А те басни, которые в народе ходят, — не верь.

— Да я уже понял. А черные?

— Приходят точно за тем же, за чем и мы, и, говорят, там жертвы выгодно приносить, но это слухи. И местные черные в наших руинах, и из-за гор появляются. Миром никогда не расходились, если столкнемся, но старались отступить заранее. Чаще они, потому что наша территория, но один раз и мы тремя пятерками отступили, когда их отряд в три десятка вовремя заметили.

Внезапно Рона перебил купец:

— Вот, Лис, наконец, мы и подошли к тому, зачем я лично к тебе приехал. Гадаешь небось? — Рон серьезно кивнул. — Думал, наверное, человека своего пошлю? А у меня к тебе дело.

Он замолчал и пригубил вино, посмотрев на Рона, затем продолжил:

— Я перехватил заказ на сто кило рутиния и, самое главное, знаю, где его взять. — Опять замолчал. Мы все не проронили ни слова тоже.

— Стефорское графство тебе о чем-нибудь говорит?

— Это другой конец света на побережье океана, почти пустыня.

— Вот поэтому там есть почти необследованные руины, а ты же знаешь, в таких вот пустынных и находят самое ценное. Тебе говорит о чем-нибудь имя Анвар Нитану?

— Нет, — ответил Рон.

— Охотник. Он побывал там и вернулся один из всего отряда. Выжил чудом, но не в руинах, а в пустыне.

Так вот, продал мне около кило того рутиния и рассказал, по старой памяти, что там целый склад. Центнер — это малая доля того, что там есть. Куча барельефов и, возможно, кристаллы иллюзий, а мне помнится, ты этим особо интересовался. — И замолчал в очередной раз.

Рон пристально уставился на купца.

— Там нужны пятерки две минимум, да и вообще, я завязал с охотой.

— И ученика взял? — вопросительно поднял бровь Гранд.

— Ну, — замешкался учитель, — не совсем, конечно, да и жалко стало парня.

— Вот и я так подумал, как его увидел, — я хмыкнул, — две пятерки почти собрал, не хватает только двоих бойцов. Из них пять магов. Одного точно знаешь, Варнуса. Телепорт и все снаряжение беру на себя. Смотри, я не уговариваю.

Внутри меня все ликовало. Руины! Наконец-то! Что там за древние такие. Я с надеждой смотрел на Рона.

— Мне надо подумать. Давай размещаться на ночь.

И действительно, пока мы неторопливо беседовали, солнце почти коснулось горизонта.

Начали размещать коней и хлопотали насчет ночлега. Гость активно помогал, не впервой путешествует. Перед самым отходом ко сну Рон отвел меня в сторонку.

— Ты уже понял, что предложение очень заманчивое, и настроен, как я по твоему лицу вижу, за поход?

— Я?! Да всеми руками за! Хоть завтра! Когда бы мы еще выбрались, а тут такая возможность! Да хоть мир посмотреть, а то я же ничего не видел. А древние… знаешь, как охота поскорее самому все увидеть. Соглашайся, Рон.

Он хмурился и не смотрел на меня.

— Понимаешь, ты еще не готов. Я хотел сходить с тобой сначала в Лунсорские, да и друга подождать надо… и вообще… Агна. Я обещал, но то путешествие опасное будет, тем более пустыня.

— Ну ты даешь! Обещал он. Со мной-то все равно пришлось бы идти. Агна поймет, я уверен. Думаешь, ей радостно будет смотреть на твою кислую физиономию? Я же вижу, ты хочешь. И потом, какие планы на мою жизнь ты строил? А тут такая возможность мне легализоваться. Наконец среди людей заживу, найду себя в этом мире. Стану охотником! В себе разберусь, в древних. Надо, в конце концов, и жить начинать.

— Легализоваться? А, понятно. Ты прав. С Агной ночью поговорю. Думаю, она согласится, тем более нас, видимо, особо и не ищут, а то бы Гранд обязательно это выяснил, прежде чем деньги занимать. И ты опять прав, мне очень интересно! Демоны с рутинием, хотя деньги никогда не помешают, но пустынные руины! Ты не представляешь, что там может быть! Хорошо, завтра едем. Ночью ты будешь в пещере один с купцом, смотри не проболтайся о себе и об Агне.

— Да что я, маленький! И тебя понимаю и завидую. Эх, господи, где же мне взять подругу!

Рон похлопал меня по плечу:

— Не спеши расставаться с невинностью, какие твои годы! И не говори «господи». У нас поминают Спасителя и «господом» его не называют, он не господин, а Бог. Служители утверждают, что он самый лучший и могущественный, но не единственный, и мы ему не рабы, а почитатели. Привыкай.

Мы разошлись. Я в пещеру, а он остался на улице, тем более Агна привезла легкие теплые одеяла.

На удивление Гранд ни о чем меня не расспрашивал, просто пожелали друг другу покойной ночи и легли спать. Я был возбужден предстоящим путешествием и уснул с трудом.

Снились непонятные яркие сны, как кино. Видел странный футуристический город с небоскребами, летающими машинами, толпами ярко одетых людей внизу, даже как бы сидел в одной из них, и не один. О чем-то разговаривали, по-моему о магии. Мой собеседник утверждал, что «выпустили черта из бутылки», я не соглашался. Тут меня разбудил Рон, и я позабыл все слова, что были во сне. Мгновенно вспомнил, что сегодня едем в руины, и в приподнятом настроении встал. Вкусно позавтракали, не торопясь собрались, я переоделся в привезенную мне одежду, и в путь. Одна Агна была грустная.

— Сбор всех охотников назначен на двадцать шестое августа, это через три дня, — говорил Гранд, — в Шелмиусе, в пансионе «Гвоздика», это моих родственников заведение, очень приличное. Знакомитесь, обговариваете что нужно, закупаем и телепортом в Симбал, ближайшее место к пустыне Гона. Вы выдвигаетесь, я жду в городе. Возвращаемся снова телепортом, если кто не захочет — остается. Расчет там же по обычной цене в зависимости от качества рутиния. Может, еще что найдете. Прибыль, за вычетом моих расходов, восемь к двум, как обычно. И долг заодно вернешь, а пока Ванга на эти пятьсот золотых в Шелмиусе поживет, ну или где ей удобней. Вы, сударыня, в Асмар, кажется, собираетесь?

— Да, уважаемый Гранд, туда и направлюсь, когда вас провожу. Сколько будете отсутствовать, Рон?

— Примерно месяц, так что возвращайся в Шелмиус к этому времени. А условия твои вполне приемлемые, Гранд. Напрягает с незнакомыми в руины лезть. Варнус хороший охотник, но я с ним в деле не был. Остальных вообще не знаю, а кто командир?

— Сами выясните, но все люди опытные, — купец махнул рукой, — проводником Анвар будет.

На следующее утро остановились в таверне «Все для путника» перекусить и накормить лошадей. Когда Гранд пошел во двор до ветру, Рон подошел к хозяину, попросил бумагу и написал записку Агнару с извинениями, пообещал все объяснить позже и что дело действительно было срочное.

— Не обидится? — спросила Агна. — От дел человека оторвали, и вообще, можно из Шелмиуса снова сообщение отправить, чтобы вовсе не выезжал.

— Обидится, конечно, но мы сами навестим его и все объясним. Да и Егору надо другие стихии осваивать. Так ведь, Егор? А из банка тоже сообщим, просто вдруг он уже выехал.

— Если настоящий друг, то простит, да и я, надеюсь, его удивлю.

Разговор свернули, как только увидели входящего со двора купца. После обеда были в Шелмиусе.

Город начинался постепенно. Сначала увеличилось число придорожных деревень и трактиров, потом появились каменные двух- и трехэтажные дома с металлической или каменной оградой, утопающие в садах. Стояли они далеко от тракта. Виллы состоятельных горожан, пояснил Рон, или загородные «дома отдыха». Вскоре появился и сам город, обнесенный каменной стеной. Высота стены примерно с десяток метров, на расстоянии полполета стрелы друг от друга стояли башни с бойницами. На гребне стены были зубцы, а стена тянулась далеко в обе стороны, охватывая город. Рва не было, но вырубленная зона без деревьев и даже кустов до полукилометра от стены была. Я как исторический фильм увидел, только с естественными красками и запахами. А пахло на дороге пылью, лошадиным потом и немного навозом.

Мы подъезжали к главным воротам. Сюда не допускались грузовые повозки, для них были специальные «черные» ворота, на южной и северной сторонах города. На въезде взимали въездную пошлину с всадников и пассажирских повозок. Пешком все заходили бесплатно. Даже конюшня стояла за городской стеной специально для тех, кто не хотел платить пошлину. Видимо, оставить лошадь в конюшне было дешевле. Скоро я в этом убедился. С нас взяли по серебрушке с коня.

— Ничего себе, — произнес Рон, — а что так дорого?

— Магистрат борется за чистоту улиц, — лениво ответил стражник, — граф знает и не возражает, можете жаловаться.

Под навесом, недалеко от маявшихся на жаре одетых в одинаковые кольчуги с нагрудников и в шлемах стражниками, сидел пожилой человеки, попивая дымящуюся чашку цурки, внимательно наблюдал за приезжими. Дежурный маг, чернокнижников высматривает и вообще как магическая поддержка стражи.

— Что, Лис, давненько здесь не бывал? — спросил Гранд.

— Да лет пятнадцать, наверное, если не больше.

— А ты, Егор?

— В первый раз здесь. Большой город.

— Большой. Графство Шелтон крупное, побольше моего герцогства, пожалуй. У него три мощных места Силы. Многие соседи пытались прибрать его к рукам, не вышло. Сейчас с местным графом все дружат. Он давно бы мог и герцогскую корону нацепить, но не хочет. Да и возня с бумагами в совете глав денег стоит, на одни взятки разоришься, несмотря на все богатство. — Купец явно с облегчением миновал пост и теперь разговорился. — Смотри, вон видишь башню? Магическая академия, государственная. Очень сильная. Сюда многие студенты стремятся попасть. Ты не желаешь? Могу поспособствовать.

— Я уже выбрал себе стезю. С детства охотниками грежу.

— Как хочешь. В центре города графский замок. Вот там стены так стены, и ров с водой, и донжон, и все в идеальном порядке. Граф серьезно относится к безопасности. И личная гильдия боевых магов есть, помимо армейских. И армия немаленькая, может себе позволить.

— Круто.

— Что?

— В смысле может позволить и позволяет и на других плюет.

— Не совсем плюет, он здравомыслящий человек, но себя сильнее уважает.

Мы ехали по району ремесленников. Откуда-то доносился звон кузнечного молота. Дома стояли каменные, в основном двухэтажные и пестрели вывесками портных, оружейников, сапожников и т. д. Ширина улицы, мощенной камнем, позволяла разъехаться двум повозкам. Нечистотами не пахло, и навоза на улице видно не было. Следили, однако. Наше ЖКХ отдыхает.

— А что, в городе бедняков нет совсем? — спросил я у Гранда.

— Бедняки есть, на северной и южной концах города целые районы вокруг рынков. Не советую там появляться, трущобы. А бродяг и попрошаек нет, отлавливают.

— А как же на базар ходить?

— Да не на самом базаре, конечно, а за складами. То ли у графа руки не доходят, то ли специально, чтоб стража тренировалась. Всегда удивлялся. Хотя по сравнению с Верным и даже Бармиусом здешние трущобы просто Белый город! — И сплюнул с досады, видимо, достали его дома воровские шайки.

Тем временем выехали в купеческую часть города. Дома здесь были солидней и ухоженней. Тоже висели вывески, но не пестрели, а ненавязчиво приглашали. Сразу видно, для состоятельных клиентов.

— Первый поворот налево, и мы в пансионе «Гвоздика» моего кузена Карбунда.

— Это сколько же там проживание стоит? — поинтересовался Рон, оглядываясь на окружающие особняки.

— Не переживай, забыл, что ли, кто там хозяин, я договорился, для нас большая скидка, — рассмеялся Гранд.

Через десять минут неторопливого шага мы въезжали в огороженный кованой оградой двор трехэтажного особняка. К нам сразу подбежали двое слуг и приняли у нас коней.

— Багаж к нам в номера, — распорядимся купец.

И мы пошли к входу в дом, над которым висела большая вывеска «Пансион «Гвоздика». Низкие цены, домашний уют». Вдруг мне сразу все разонравилось. Ужасно не хотелось входить в пансион, будто там толпа дворовых хулиганов собралась. Я невольно напрягся. Посмотрел на спутников — все были спокойные и с нетерпением предвкушали избавление от жары и многодневной грязи. Лицо Гранда просто лучилось довольством. А у меня словно будильник в голове звенел — не заходи! Еще раз посмотрел на Рона и хотел было рассказать о своих ощущениях, но тут угодливый слуга в богатой ливрее распахнул изнутри двери и сделал приглашающий жест:

— Здравствуйте, господа. Прошу вас, мы всегда рады гостям. Здравствуйте, господин Гранд, — произнес он торжественно и отошел в сторону.

В просторном холле никого не было, и я попытался успокоиться, но ничего не вышло, наоборот, рука еще сильнее стиснула рукоять меча, подготовил бросить силу в свернутые фаербол и огненную стену и вошел в просторный вестибюль вслед за Роном и Агной, так и не решившись ничего им сказать. За мной зашел Гранд. Вокруг было пусто, даже слуга остался на улице. Купец нахмурился и крикнул:

— Эй, кто там, почему не встречаете кузена хозяина!

Вдруг из боковых проходов полыхнули ярко-синие вспышки, и в нас полетели три синих плетения. Я мгновенно провалился в ускорение. Заклинания постепенно разворачивались в сети, Рон медленно опускался на пол, пытаясь уйти из зоны захвата, я поднял руку и ждал так медленно разворачивающийся фаербол, чтобы сжечь летящую в меня сеть. В голове вдруг что-то разорвалось, и меня выкинуло из ускорения. Фаербол все-таки сорвался, прожег сеть и ударился в стену, обитую резными дубовыми панелями, с жаром полыхнуло. Мои ноги подкосились, и я свалился на пол. Еще одна синяя вспышка, мелькнувшая сеть, и тело совсем перестало меня слушаться. Сознание постепенно угасало.

Словно сквозь вату слышались глухие крики: «Тушите пожар, мать вашу!» — и голос Гранда, подходящего к бессознательному охотнику: «Шустрый мальчик… я вам за что деньги заплатил? Если б я его сзади не огрел, пожег бы здесь все и вас заодно», и, уже подойдя к Рону: «Ты думал, я про Лайну просто так вспомнил? — Со злостью пнул его в лицо: — Жаль не слышишь и не чувствуешь. Эй, упаковывайте их, скоро стража приедет, заберет». И я окончательно провалился в небытие, успев подумать: «Почему амулет не сработал?»

Очнулся я в камере, лежа на жестких нарах, покрытых какой-то ветошью. Я был в штанах и рубашке, босиком. Болела голова, хотелось пить. Пошевелился. Все работает, не связан. Почувствовал дискомфорт на шее, потрогал — ошейник. На ощупь из металла с утолщением впереди. Сидит крепко, самому не снять. Выматерился. Сел на нары, голова немного покружилась и прошла. Потрогал голову — на темени здоровенная шишка, не страшно, пройдет. Саблей плашмя, наверное, приложил, гад. Почему же не сработал амулет? Проверяли ведь! Ну что за скотство! Только собрался зажить среди людей, обследовать загадочные руины — и на тебе! Ну купчишка, ну падла! Доберусь я до тебя, обязательно поквитаюсь! Как лохов нас развел! Сплюнул с досады. И сам виноват, надо было не стоять на месте, а двигаться, фиг бы кто меня достал тогда! Понадеялся на колдовство. Ну надо же, как обидно-то! Стукнул кулаком по нарам от бессилия. Ладно, осмотримся.

Камера представляла собой квадрат без окон. Нары одноярусные. Напротив — обитая железом дверь без ручек с зарешеченным окошком, из которого и лился тусклый неровный свет. Попытался сплести фаербол. Ничего. Стихия не отзывалась. Попробовал войти в транс разобраться — тоже бесполезно. Хороший ошейничек, я даже погладил его. Пригляделся… даже ауры не вижу! М-да… настроение опускалось все ниже и ниже, первоначальное возбуждение прошло бесследно. Попал так попал. Как, оказывается, я привык к своим способностям! Как без рук сейчас. Рон и Агна поди тоже по одиночкам сидят.

Вот и убежал от одной тюрьмы в другую, а здесь наверняка костер. Брр. И дорогих мне людей тоже, из-за меня! Глаза неприятно защипало. Я уткнулся лицом в ладони и застонал.

От самобичевания меня отвлек лязг отпираемой двери. В дверях стояли два упитанных высоченных типа в кожаных одеждах неопределенного цвета. На поясах висели деревянные на вид дубинки. В поднятой руке одного из них масляный фонарь.

— Ну что, господин чернокнижник, сами пойдете? — с издевкой спросил тот, который без фонаря. Голос был под стать внешности, глубокий бас.

— Куда? — с затаенным страхом спросил я в ответ.

— Куда поведем. Тут недалеко поленница есть.

Они переглянулись и дружно заржали.

— На допрос, куда же еще! Побыстрее, господин следователь не любит ждать.

Коридор показался длинным и, как водится, мрачным. Кое-где на стенах висели масляные светильники. Миновали стол, с сидящим за ним дежурным, и поднялись на два этажа вверх, минуя еще два поста и одну решетчатую дверь, которую, ворча, открыл очередной дежурный. Вели меня спокойно, без толчков, без угроз. Вообще молча. Видимо, хватило ржачки в камере. Один впереди, второй, с фонарем, сзади. Руки назад сложить не приказали, в отличие от наших тюрем.

Пройдя половину коридора с нормальными дверьми и окнами, правда в решетках, остановились возле очередной ничем не примечательной двери, и первый охранник постучал и крикнул через дверь:

— Заводить молодого, господин следователь?

— Заводи.

Меня завели в кабинет. Арочное окно с металлической решеткой, стол, заваленный бумагами, чернильница с пером и напротив стола стул. Не так. Стул из триллеров про маньяков. На подлокотниках металлические скобы, то же самое на ножках и высокой спинке. Все для полного обездвиживания! Как сказали бы в рекламе.

— Присаживайтесь, молодой человек, — сказал усталый, болезненно худой пожилой человек с совершенно седыми волосами и бородой.

Охранники подпихнули меня в сторону кресла. Я заупирался. Ужасно не хотелось садиться! Попытался стряхнуть конвоира приемом, но следователь сжал в руке какой-то предмет, и я повис у охраны на руках. По моим ощущениям, действительно повис: совершенно перестал чувствовать свое тело. Меня усадили, пристегнули, и следователь разжал кулак. Вернулись все чувства. Подергавшись, убедился, что зафиксирован на совесть.

— В первый раз в ошейнике? Понимаю вас. — Голос следака был бесконечно усталым и сочувствующим. — И колдовать поди пытались? На вас хороший ошейник, даже от астрала блокирует. Это, конечно, лишнее для вас, но подозрения уж больно тяжелые. Знаете, ваши более опытные коллеги активно общаются через астрал.

— Но я не чернокнижник!

— Охотно верю, но фактики-с. Ребята, — обратился он к охранникам, — совсем немножко, для профилактики.

«Ребята», кряхтя, опустились на пол с двух сторон, и по пальцам ног посыпались удары. Я заорал. Больно, блин! Не сравнить с тем, что было после инициации, но то было раньше, а бьют-то сейчас! Потом неожиданно накрыла злость. Холодная такая ярость, мол, придет еще мое время, попляшете. Хорошо, что перестали бить, а то бы следак заметил прекращение ора. А он в это время делал вид, что читает важную бумагу.

— Ошейничек, помимо всего, еще и искатель правды. Соврете, вот здесь вот, — он показал на артефакт, — загорится огонек, и вас тогда снова эти нехорошие люди побьют. Все ясно?

— Да.

— Имя.

— Егор.

— Род.

— Ор’Кравес. — И скосился на прибор. Ничего не горело. Может, на понт взял?

— Это где такое?

— Баронство Кравес в предгорьях Южных гор, рядом с герцогством Ривалон.

— Про герцогство слышал краем уха, а баронств там тьма, да демоны с ним. А что в наших краях, в такой дали делаете, заметьте, поближе к демонопоклонникам, они же рядом, за горами? — И показал рукой предположительно на север.

— Да при чем здесь демонопоклонники, — я медленно произнес это якобы трудное слово, которым редко называли чернокнижников, — я в охотники хочу.

— Похвальное желание, но зачем в такую даль ехать, у вас там своих руин полно.

— Понимаете, господин следователь, не знаю вашего имени, — пустое, махнул он рукой, — охотники неохотно принимают учеников, которые ничем себя не проявили. Так вот, в Ривалоне мне удалось найти двух старых охотников в безденежном положении, а мне отец выдал некоторую сумму, и я смог их нанять. Мы и поехали с ними на север. Им нужно было в Асмар. Пока ехали — учили. Инициацию провели по Огню, — следователь кивнул, — а потом деньги кончились. Мы и расстались. Я поехал дальше. Стыдно стало назад возвращаться, засмеяли бы. Питался в деревнях, помогал по магической части, — дознаватель удивленно поднял брови, уставившись в артефакт, — приварить косы, плуги. Кузнецы дорого берут. А я за еду. Грома встретил в какой-то таверне на Шелтонском тракте, и он взял меня в ученики бесплатно.

— Когда?

— Недели две назад.

— А зачем поехали в предгорья?

— Там полигон заброшенный, там и учил.

— То есть он ради тебя уезжает в безлюдное место и отправляет свою любовницу за деньгами?

— Ну-у-у да. А что?

— Что он про себя рассказывал?

— Да ничего! Прозвище Гром. Всю жизнь по руинам. Сейчас готовился к Лунсорским.

— А ты в курсе, что он в розыске за покушение на жизнь графа Вальда нор’Флока и убийство помощников Спасителя?

— Что?! — Я обалдел. — Не может быть!

— Это уже другим разбираться, может или нет. Сопроводим вас в Русток, и пусть их герцог сам решает, что с вами делать. Кстати, в разыскном листе было три человека, — он порылся на столе и вытащил бумагу, — Рон ор’Галар, Агна Римпис и, возможно, неизвестный чернокнижник. Это не ты? — И прямо посмотрел мне в глаза.

— Спаситель сохрани! Я — чернокнижник?!

— Ладно, верю, верю. Утром у них спросят, но уже не я. Моя смена кончается, — и с удовольствием потер руки, — хорошо, что они еще без сознания. — Он бросил взгляд на амулет. — А ты просто живчик какой-то! Отведите задержанного.

Старый дознаватель Шелмиусской тайной городской стражи Терус многое повидал на своем поприще. Однажды поседел на работе, когда задержанный чернокнижник смог воззвать к силе демонов. Хорошо, что блокирующий ошейник был только ослаблен, пьяница артефактор забыл зарядить, а не совсем сломан. Черного тогда удалось скрутить, и он заслуженно пошел на костер, переданный помощникам. Вообще отношения между помощниками Спасителя и тайной стражей в графстве были ревниво-конкурентными, и граф специально поощрял такое состояние между спецслужбами в полном согласии с епископом.

Разыскной лист на эту парочку, а возможно, и тройку злодеев пришел одновременно и в стражу и к помощникам, что уже являлось любопытным, но не уникальным. Совсем необычным было упоминание о совместных действиях черного и охотника, что просто в голове не укладывалось.

По соглашению Совета Глав все государства, входящие в совет, обязаны были выдавать государственных преступников. Там же были согласованы «разыскные листы», где должна быть описана суть дела и сумма вознаграждения за поимку.

Дело было примечательным: граф поехал инспектировать охотничьи угодья в сопровождении собственной охраны и трех боевиков-помощников. Неожиданно на него напали, одновременно атаковав обычной магией и колдовством черных. Наиболее преданные графу помощники грудью встали за жизнь сюзерена и погибли, приняв самый сильный удар. Оставшейся охране удалось отогнать нападавших, узнав двоих — это бывший охотник Рон ор’Галар и его любовница Агна Римпис. Третьего не разглядели. Отпечатков аур снять не удалось, а банки Гонмусов, разумеется, их не предоставили.

Утверждения о полной тайне вкладов, гарантируемые вкладчикам, соответствовали действительности. Ну, может, за очень редким исключением. Странное покушение на захудалого графа таким исключением не являлось, хотя в обществе упорно циркулировали слухи, поддерживаемые почти всеми властями, о легком разглашении банками сведений о клиентах. В пику независимости этой очень влиятельной во всем мире семейке.

Сумма вознаграждения за поимку данных преступников была весьма приличной.

Читая лист, опытные сыщики ухмылялись в усы, но машина закрутилась, естественно вхолостую. Всех стражников проинформировали о словесных портретах, и все. И вот, в дежурство Теруса, неожиданно поступило сообщение о поимке разыскиваемых уважаемым купцом и владельцем сети гостиниц Карбундом. Следователь порадовался, «утерли нос помощничкам», и успокоился. Допрашивать желанием не горел и знал, что в отключке все пробудут до утра минимум, поэтому спокойно устроился поспать в дежурке, предварительно прочитав отчет свидетеля Гранда, тоже уважаемого человека, поворчал на непрофессионализм нанятых магов и подумал, что купец «тот еще жук» и заработал неплохо, мерзавец. Вникать в дело, передающееся в чужую страну, совершенно не хотелось.

Ночью следователя разбудил дежурный. Очухался «чернокнижник». Посетовав на нанятых «жизнюков», велел вести злодея на допрос. Юноша совершенно не походил на черного. Мало того что в ауре не было и следов черноты, глаза были совершенно обычными: страх, сожаление и недоумение.

Удивительное началось во время допроса.

После стандартного «внушения» конвойными взгляд неуловимо изменился. Стал жестким и уверенным в себе, а не озлобленным или затравленным. Но и такое, хоть и редко, встречалось на долгом жизненном пути следователя. Самое поразительное было в «искателе правды» — он ни разу не засветился, а такого просто не могло быть никогда! Человек обязательно соврет, вольно или не вольно. От неожиданности Терус побыстрее отправил задержанного в камеру и стал писать протокол с мыслью обязательно написать докладную на проверку исправности всех «блокировщиков ауры», а попросту ошейников, и управляющих ими артефактов.

Протокол писался привычно быстро. Сколько раз все дежурные просили оставлять на ночь секретаря, так нет же, экономят там, где не надо, вот и наловчились следователи невольно строчить получше иных секретарей. Терус покачал головой, описывая якобы помощь селянам, да где это видано! Да любой пахарь бежал бы от такой предложенной помощи, как от демона. Все знают, земля не любит обработанные Огнем орудия. Еще раз задумался, вписывая слова «Спаситель сохрани» — так не говорят нигде, а многоопытный дознаватель знал наречия многих народов и языки кочевников. Очень странный молодой человек, подумал и выкинул его из головы, начав писать докладную о проверке артефактов.

Обратно меня вели не так «ласково», а с тычками и руганью. Охранники явно были недовольны, что им не дали заняться «любимым делом». В камере рухнул на нары. Настроение «холодной ярости» сохранялось, и я знал, что сохранится и в дальнейшем, пока не убегу отсюда. Уверенность в побеге была абсолютной.

Итак, что мы имеем?

Во-первых, костер нас здесь не ждет. Отправят в герцогство и оттуда в графство, а там стопудово костер.

Во-вторых, мои друзья еще в отключке, и есть запас времени до утра.

В-третьих, на какое время планировать побег: либо отсюда, тогда на эту ночь или раннее утро, либо на время нашей перевозки, тогда откладывается на не определенное время. Дилемма. В дороге проще, но страшно не хочется допускать до допроса друзей, особенно Агну. Аж зубы сводит, как представлю, что ее бьют по ногам, а может, и еще как-нибудь пытают. Да и про меня может рассказать, это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Решено, сегодня.

В-четвертых, нужно обмануть ошейник. Этим и займусь в первую очередь.

Я лег удобнее и закрыл глаза. Выровнял дыхание и попытался провалиться в транс. Не вышло. Я попытался опять… и снова, и снова, снова и снова упорно повторял, пока не провалился… в сон.

Вновь лечу в том же странном аппарате и с тем же собеседником. Внизу город с причудливыми небоскребами, кругом мелькают натуральные летающие тарелки, внизу, как разноцветные муравьи, ходят толпы людей. Похоже, я сам сижу в аналогичной тарелке, полностью прозрачной изнутри. Удобное кресло из «застывшей воды», рядом такое же. Никакой панели управления, хотя знаю, что управляю транспортным средством я. В соседнем кресле сидит мой старший брат в сутане священника. Беседуем.

— Да ты понимаешь, что мы выпустили черта из бутылки, — говорит брат.

— Брось, Миша, доступ к пси-полю получают далеко не все. И мы их отслеживаем, обучаем.

— Это колдовство, надо называть вещи своими именами, и Господь нам этого не простит.

— Не начинай старый спор, все равно останемся каждый при своем мнении. Разве плохо? Летим сейчас к матери на именины, ты прямо с Лизии портанулся сюда, я тебя встретил. А на Лизии что ты делал? Проповедовал слово Божие. А как бы без телепорта ты туда попал? Да мы вообще бы не знали, что есть такой мир! — Я, как всегда при встрече с братом, завелся, хотя и начинал говорить, что спорить нам бесполезно.

— Ну и не знали бы, и что? На Эгноре дел мало? А раз открыли и там живут люди, такие же, как мы с тобой, то им необходимо нести свет истинной веры, и упаси, Господи, их от такого испытания, какое он послал нам! — Брат автоматически перекрестился.

— Да какое же это испытание? Это счастье на нас свалилось! Джекпот нам выпал, а ты — испытание!

— Испытание сродни первородному греху, человек возомнил себя Богом. Господь потерпит, поглядит, как дети его справляются с новой игрушкой, и отберет обратно. А может, накажет, как уже не раз было. Пути Господни неисповедимы.

— Ага, значит, признаешь, что пси-поле от Бога?

— От Бога ли, от дьявола, прости господи, но все по воле Его. И называй по правде — магия, а то все вы, ученые, любите ходить вокруг да около.

— Да при чем здесь «воля Его»? Человечество развивалось, прогресс шел, машины, электричество, да много чего и, наконец, открытие пси-поля. Помнишь, были три мировых войны! В последнюю сто миллионов погибло! А сейчас? Уже больше трехсот лет ни одной серьезной. Все огнестрельное оружие уже проржавело давно.

— Зато теперь магические конфликты. Пусть гибнет меньше, зато при желании можем весь мир уничтожить.

— Таких дураков нет.

— Ой ли? Вспомни, кто открыл магию человечеству? Сумасшедший психолог Эфрад. Не физик, не химик, а вообще представитель гуманитарной дисциплины и псих к тому же.

— Ну и что?

— А то, что логичнее было бы дальнейшее развитие человечества в естественных науках. Неужели танки и самолеты — это вершина человеческой мысли? Так кто направил развитие в другую сторону, если не высшая сила?

— И ты наверняка знаешь тысячу аргументов и с другой точки зрения.

— Знаю, но не считаю их состоятельными.

— А что хорошего было бы без магии? Ладно, назовем пси-поле так, раз тебе это больше нравится. Может, придумали бы оружие еще сильнее, и так же мир висел бы на волоске.

— Не скажи. Помнишь все старые войны? Государство шло на государство, то есть воля многих людей решала, быть или не быть. Ни один правитель единолично такое не решал. Это всегда было мнение, по крайней мере какой-то части населения. А сейчас? Один рехнувшийся архимаг может сотворить такое… да хоть целую страну стереть с карты мира.

Миша помолчал и продолжил с грустью:

— Еще и порталы в нижние миры открывать начали. Интересно им, видите ли.

Я нахмурился:

— В этом я с тобой согласен. В любой науке должны быть нравственные ограничения. И ты же знаешь, я занимаюсь как раз этим.

— Плохо занимаешься, Игорь.

— Пока да, не очень. Как ни придумаем устройство блокировки — обязательно найдут чем обойти. А выкручиваются как хитро! Блокируем ауру от сознания, через астрал, негодники заходят и ломают прибор к чертям! Придумали мы, как и астрал блокировать, так и тут недавно один умник вышел напрямую в пси-поле и оттуда уже в астрал. Результат тот же. А им по четырнадцать — шестнадцать лет! Страшно представить, что будет, когда они вырастут. Придется просто воспитывать. А может, уже поздно.

И я проснулся. Сердце бешено колотилось. Что это было? Сон, видение? Почему имена русские? Может, я вообще сплю и весь Эгнор мне только снится? Или виртуальная реальность? Бррр, помотал головой, потрогал ошейник, осмотрелся, подумал о друзьях, о реальной опасности — нет, это не сон и не вирт! Если убьют, значит, убьют. И меня, и любого другого, поэтому и спасать и спасаться надо всерьез. И к черту все выкрутасы подсознания! Мгновенно успокоился. Решительно выдохнул и сел в позу лотоса. Пси-поле так пси-поле, магия и мана звучит все равно красивей. В сырую ману и выйдем. Закрыл глаза и решительно шагнул через опущенные веки.

(обратно)

Глава 8

Очутился в камере, пронизанной белыми светящимися нитями с токами маны. По внутренним часам было около пяти утра. После первого выхода сознания в «мир» они работали удивительно стабильно, я просто чувствовал время и странно, что только сейчас, когда прижало, обратил на это внимание.

А сквозь стены слабо? Легко! И выглянул в коридор. Дежурный около лестницы сидел за столом и от нечего делать читал книжку. Не спит, зараза. Надо найти друзей. Рон оказался через две камеры с моей стороны коридора, Агна через три с противоположной, причем не одна, а с непонятным созданием, которое спало на соседних нарах.

Теперь наверх — проверить путь бегства. Я поднимался по лестнице, запоминая маршрут и количество охраны. Выше этажом снова камеры и дежурный охранник, так же как на нашем без оружия, с дубинкой и артефактом, видимо «парализатором» в виде овального кристалла в серебряной оправе. Как раз с ладонь, удобно сжимать. А еще выше на этаж двое охранников с мечами за закрытой на замок решеткой. Ключи висели на поясе у одного из них. Им было веселее, чем охране внизу, — они играли в кости. Дальше знакомый мне коридор с кабинетами и окнами на улицу. Вылетел. Первый этаж. Всего здание было трехэтажным. Облетел вокруг. Над входом вывеска с совершенно непонятной надписью. Вроде и буквы, а прочитать невозможно. Ладно, потом разберемся, не до этого.

Через десять метров от входа каменный забор с железными зубьями наверху и металлическими воротами из ажурных кованых прутьев и в нем калитка. Около ворот будка охраны. Вся ограда сверкала ярко-желтыми плетениями. На улице никого не было. В будке сидели трое, бдил только один, остальных сморил сон. На востоке только начинала заниматься заря. Надо поспешать. Влетел в дверь, возле нее мирно спал один дежурный. Быстро сориентировался, нашел нужную лестницу и полетел к себе. План созрел.

Моя аура была совсем без маны Огня. В области ошейника она «разрезалась» на две части: вокруг головы и остального тела. В ошейнике слабо светилось плетение из синих нитей с вкраплением зеленых. Так вот ты какой, северный олень, в смысле сложное плетение из двух стихий. В утолщении был клубок ярче светящихся нитей и два пятна чисто-синего и зеленого цветов. Накопители. Из клубка периодически вылетали пучки синих лучей. Сигнализация, однако. Блин. Уже сложнее. Хоть бы сигнал только нашему дежурному шел! Это и логично — не стоит из-за каждой неполадки общую тревогу поднимать. Вариант только один — сжечь плетение. Есть вероятность подпалить шею, но риск — благородное дело. Еще рискованней попытаться перегрузить заклинание Жизнью или Водой: неизвестно, что может случиться с организмом, и наверняка там стоят ограничители. Так что решено, жгу огнем. Осталось войти в астрал. Интересно как? А, была не была, и тупо ныряю в ауру головы.

Ауру пришлось «продавливать», как чужая стала, и оказался в привычном месте, вроде как астрале. Вокруг темнота и разноцветные радужные пятна кругом. А где радостные вихри? «Эге-ге-гей! Девочки, это я!» Долго ничего не происходило. Потом оранжевое пятно задергалось и увеличилось, приближаясь, и застыло рядом со мной. «Оранж, привет. Нехорошо друга не признавать». Я почувствовал целую гамму чувств: недоумение, узнавание и радость. Пятно мгновенно превратилось в вихрь, который залетал вокруг меня. Отлетел на секунду и «позвал» остальных. Вскоре вокруг меня вился обычный веселый хоровод.

«Все, все, девочки, все нормально. Так, небольшая проблема… а у вас как дела?»

Показалось, что «девочки» погрустнели.

«Ничего, все будет хорошо! Оранж, мне нужна твоя помощь». Оранжевая радостно закрутилась еще быстрей. Или я так хочу думать, кто знает? «Сейчас попробую создать плетение, но ты пока не наполняй его, подожди, когда выйдем отсюда. Потом, снаружи, я покажу тебе одно вредное заклинание, которое нас разлучает, и ты его аккуратно сожжешь. Сможешь?» Почувствовал, что, мол, запросто. «Только не переборщи, а то я сам подгорю». — «Обижаешь, начальник». — «А потом напитаешь плетение. Ясно? Надеюсь, помнишь руну-ключ?» — «Ясно, конечно помню!» Я вытянул из Оранж нити и сплел конвертор. А легко здесь плетется! Надо будет поэкспериментировать. «Пошли». И мы вынырнули из астрала.

Снаружи Оранж меня потеряла: заметалась, закрутилась сильнее и излучала недоумение. Я тоже растерялся. Заорал: «Оранж!» Она замерла. Протянул воображаемую руку и погладил ее. Дернулась. «Это я, успокойся, слышишь меня?» Услышала, слава богу. «Видишь синее плетение? Начинай, как договаривались». Из вихря вытянулся луч и коснулся сине-зеленого клубка. Сигнализация прекратилась. Потом оранжевый свет начал заполнять клубок и расползаться по всему заклинанию, и через секунду вспыхнуло и все прекратилось. Плетения не стало. Просто металлический ошейник. Аура распахнулась. Тут же включился конвертор, и она быстро начала окрашиваться в оранжевый. Я облегченно вздохнул и нырнул в тело.

Сразу вскочил и запрыгал по камере, стиснув зубы — ошейник жегся. Потер его руками, остужая, залез пальцами за него. Не такой уж и горячий, ожога не будет. Почувствовал, как заполняется аура. Быстрее! Спустя пару минут заполнилась, и ошейник остыл окончательно. Стал быстро плести заклинания и сворачивать их в ауру: огненную стену, фаерболы и стрелы. И ждал прихода охранника. Должен же он понять, что ошейник сломался! Время шло. Сначала в плане было пошуметь, чтоб привлечь внимание, но, увидев, что артефакт постоянно сигнализирует, передумал. Время! Сел на пол камеры и вылетел сознанием в коридор. Дежурный спокойно читал. Рядом лежал овальный амулет, и на нем горел красный огонек. Да посмотри же ты! И постучал по его ауре воображаемой рукой. Он дернулся и вскочил. Заозирался.

— А, что? — прочитал я по губам. К сожалению, звуки были совершенно непонятными, просто белиберда.

Надзиратель бросил взгляд на стол. Удивленно поднял брови и поморгал. Взял амулет в руку и сжал. Отпустил, посмотрел и снова сжал. Почесал голову. Я напрягся: если пойдет наверх или поднимет тревогу, придется выжигать двери и ломиться в открытую, а так не хотелось шуметь! Но тот скривился, вздохнул и направился к дверям моей камеры, не разжимая ладони. Я с облегчением вернулся и сразу встал возле двери. Ускорился. Только по-роновски, проваливаться в свое ускорение организм посчитал ниже своего достоинства.

Раздался лязг засова, и дверь распахнулась. Дежурный стоял на шаг от входа, в правой руке держа дубинку, и осматривал пустую камеру.

— Эй, ты где, парень, не шути, хуже будет.

Я выскочил из-за стены и двинул кулаком ему в челюсть. Раздался хруст, и охранник рухнул на пол. Дубинка и артефакт выкатились из разжатых ладоней, а я уже подбегал к камере Рона и отодвигал засов. Рон лежал на спине и мерно дышал. Его аура была «перетянута» ошейником, следов Огня не было.

Так, приступим. Не стал рисковать, сжигая амулет сам, и позвал Оранж: «Сделай то же самое», и начал плести конвертор, кляня себя за то, что не позаботился заранее. С другой стороны, неизвестно, сработает ли чужое? Вскоре аура Рона распрямилась. Я поместил плетение в его ауру. Пришлось приложить усилие — не пускала! И наполнил силой. Энергия потекла. С облегчением вздохнул и стал хлестать друга по щекам. Не реагирует! Твою мать! Все летит к чертям! В отчаянии обратился к своей Жизни: «Синяя, иди ко мне!» Передо мной замерцал синий вихрь. «Родная, помогай, разбуди человека, сможешь?» Сообщила что-то типа «попробую», и от нее протянулся синий луч в ауру учителя. Вскоре весь он оказался переплетенным синими нитями и спустя несколько секунд вздрогнул и открыл глаза.

— Где я?

Я быстро зажал ему рот рукой и вкратце обрисовал ситуацию и свой план побега. Рон потрогал ошейник и, видимо не совсем соображая, спросил:

— Так что делать-то?

— За мной. — Пришлось все брать на себя, хотя очень надеялся на опыт друга.

Только увидев свою подругу лежащей на нарах, он окончательно очнулся.

— Егор, у нее ошейник!

Я молча проводил те же манипуляции, что и с ним. Агна очнулась с теми же словами:

— Где я? — и удивленно оглядывалась.

Уже вдвоем рассказали ту же историю. И тут раздался женский голос с соседних нар:

— Господа заговорщики, может, и меня освободите?

Мы все вместе повернулись в сторону голоса. На нарах сидела босая грязная девушка, судя по голосу, формам и юбке, и смотрела на нас чистыми голубыми глазами.

— А ты кто? — первым опомнился я.

— Невинная жертва графского произвола, такая же, как вы.

— Конечно. — Терять время не хотелось, и я сжег ее ошейник.

— Ой, — вскрикнула она и начала тереть шею под железом, — горячо!

— Держись за нами и не мешай.

В коридоре Рон метнулся к охраннику, подобрал дубинку и пошел вслед за мной. По лестнице поднимались очень аккуратно. За поворотом к следующему дежурному по этажу предупредил:

— Стойте за поворотом, я быстро.

И рванул к охраннику. Он только и успел подняться из-за стола и открыть рот, как сразу сполз обратно, оглушенный отработанным джебом в челюсть. Неплохо меня Рон учил.

— Проходите, — шепнул всем, — выше этажом двое вооруженных стражей за решеткой, — сказал я, забирая у охранника дубинку.

— План такой. Мы с учителем прожигаем их стрелами, потом ломаем решетку. Затем поворот налево и, если стражник у дверей проснется, сжигаем его. За выходом, через десяток метров ворота с охраной. Их трое, но не спит только один. Надеюсь. Мы с Роном бежим на всех парах к ним и гасим всех. Потом все выходим за ворота и скрываемся.

— Куда скрываемся? — Это Агна.

— Господа, позвольте мне, — сказала чумазая девица, — куда скрыться, я знаю и даже следы замету. Я маг Жизни.

Я оглядел всех. Все молчали.

— Есть где залечь на дно?

— Да.

— В остальном плане есть дополнения?

— Надо найти наши вещи, — сказал Рон.

— Где?! — зашипел я.

— Спокойно. Если все произойдет тихо, посканируем твой воздушный амулет, он должен быть заряжен. Обычно вещи задержанных хранят на первом этаже. Это же городская стража, не тюрьма. Так?

— На вывеске два слова, — опередил рвавшуюся сказать девушку я, — так он не сработал!

— Городская стража, — вставила спасенная.

— Кто? — переспросил Рон.

— Стража, — повторила девица.

— Я про амулет! — зашипел Рон. — С чего ты взял, что он не сработал!

— А с того! Меня Гранд сзади саблей огрел и не почесался!

— Ну он и сволочь, не ожидал я от него такого. Неужели из-за денег? — И через паузу: — А ты его саблю видел? Пробивает даже третий, если не четвертый уровень, хорошая вещь, из древних.

— Так она не фонила!

— Чего?

— Ну, плетения видно не было.

— Как в руку возьмешь, появляется. На ауру настроена. Ну что, принимаешь мое предложение?

— Если все тихо и если увидим амулет, почему бы и нет? Но время! Скоро рассвет и люди на службу пойдут, вперед.

Мы поднялись еще на этаж. Выглянули из-за угла. Двое увлеченно продолжали играть в кости. М-да, звукоизоляция здесь хорошая. Не услышать стук падающих тел в такой тишине. Вон как кости шумят. Хотя… мы же не слышали стук костей этажом ниже. Изоляция — это хорошо. Знаком показал Рону: мой левый, твой правый, и одновременно вышли к решетке. Игроки нас не услышали. Как не хотелось убивать ничего не подозревающего человека! Но выхода нет. Мы одновременно направили руки на охрану, и с них сорвались стрелы. Правый, всхлипнув, упал, а вокруг моего замерцало желтое сияние. Он резко выпрямился, выхватив меч, и открыл было рот заорать, как сияние еще раз моргнуло, и третья стрела, уже без препятствий, заставила его захрипеть и свалиться на пол — мы с учителем выстрелили почти одновременно.

— Хороший амулет, заберем, — шепнул Рон, не отвлекаясь от прожигания замка магическим аналогом плазменной горелки.

Замок проплавился, и решетка без шума отворилась.

— Сюда, — тихо позвал я, — и стойте здесь, возле охраны.

Опытный охотник не забыл забрать мечи стражников и амулет, и мы тихонько пошли налево к выходу. Я облегченно вздохнул, привратник спал. Подкравшись к нему вплотную, Рон огрел того плашмя по голове. «Вахтер» сполз на пол. Я подскочил, снял ключи с пояса и засунул себе в карман.

— Егор, вещи. Ищем.

Пошли назад к женщинам и дальше по коридору. За предпоследней дверью перед лестницей наверх показался знакомый слабый фон от моего амулета. Ты смотри-ка, не полностью разрядился!

— Здесь. — Показал на дверь.

Она, конечно, оказалась запертой.

— Прожигаем.

— Подождите, — раздался голос девушки, — я открою.

Мы переглянулись. Дверь деревянная, так что…

— А быстро? — спросил я.

— Минутка, — улыбнулась мне заляпанная грязью, но симпатичная, как нарисовало мое воображение, физиономия.

Она подошла к двери, посмотрела на замок и приложила к нему руку. Вокруг руки завертелись руны желтого цвета. А говорила, магия Жизни! Через минуту появилась слабая желтая вспышка и замок щелкнул.

— Прошу. — И распахнула дверь.

В помещении оказались стеллажи, забитые сетчатыми мешками типа наших старых авосек.

— Агна, останься в коридоре. Если что — кричи, не стесняйся, — сказал Рон.

Я быстро определил свой мешок. В нем было то, что находилось на мне: одежда и оружие. Меч в ножнах, привязанный к ним за гарду, как-то нелепо торчал из этой авоськи. Амулет светился из глубины тюка. Рядом с моим находились мешки Агны и Рона. В сетки были воткнуты бумажные записки, видимо с описью и по какому делу. Мы подхватили все три мешка. Остального нашего багажа на складе не оказалось. Девушка тоже нашла мешок со своей одеждой.

Со всем этим скарбом вышли в коридор. Учитель отдал один тюк Агне, как вдруг раздался окрик: «Стоять!» Мы одновременно развернулись на голос, который раздался со стороны лестницы. Из-за угла выскочил допрашивавший меня следователь, и с его руки сорвалось зеленое заклинание. Я резко провалился в «мое» ускорение.

Сквозь плотный воздух рванулся к следаку, отпустив мешок и меч. Одновременно активировал огненную стену. Она успела развернуться как раз перед летящим куском льда. Ледяная стрела, что ли? Передо мной возникла яркая вспышка, и все плетения исчезли. Перед рукой дознавателя начали формироваться новые руны, но я уже подбежал к нему. Еле-еле затормозил и вышел из ускорения. В первый раз по своему желанию! Хуком справа отправил его в нокаут. Ужасно не хотелось убивать, он мне чем-то понравился. Человек плавно сполз по стене на пол. Из руки вывалился знакомый овальный амулет — парализатор.

— Всем на выход! — произнес я и побежал сам, подхватив свой мешок и меч охранника.

На выходе задержались. Оставили вещи женщинам, взяв только свои мечи, и собрались уже выходить, как Рон сказал:

— Стой. На дверях плетение.

Точно! Как раньше не заметил? Все двустворчатые двери оплетала желтая паутина. Что делать? Нас опять спасла девушка.

— Ничего страшного, это пассивная сигналка. Включается только на размыкание. Пока тревоги не было. Я открою.

С этими словами подошла к двери и долго, как мне показалось, а на самом деле минуты две возилась возле двери в районе стола вахтера. Свечение погасло.

— Готово.

— Ждите здесь, мы свистнем. — С этими словами я уже открывал ключами дверь.

Открыл и тут же упал, уворачиваясь от арбалетного болта. Сердце екнуло. Просвистел еще один болт и стукнулся о стену. В это время Рон поставил огненную стену и в ускорении побежал на улицу, я за ним. Третий болт, вспыхнув алым пламенем, бессильно отскочил от защиты. Охрана рассыпалась по двору. Один лежал за караульной будкой, двое за деревьями с обеих сторон дорожки. Их выдавали ауры, а на обычный взгляд скрывались очень даже профессионально. Арбалеты у всех были разряжены, и времени зарядить не оставалось.

— Ты налево, я направо! — крикнул Рон, и мы разбежались.

В два прыжка я настиг своего противника, который успел вскочить, заметив, что обнаружен, и ударил заклятием зеленого цвета из вытянутой руки. «Амулет!» — подумал я, уворачиваясь и одновременно атакуя рубящим ударом в шею. Лицо пожилого тучного охранника было перекошено страхом, но тем не менее он успел парировать мою атаку своим клинком. На большее его не хватило. Крутанувшись, я рассек ему горло с другой стороны. Сзади звучал грохот от ударившего в стену водного плетения. «Проклятие, о скрытности можно забыть», — подумал, поворачиваясь к будке. А последний охранник, бросив пост, убегал вдоль стены в мою сторону. Я уже нацелил в него огненную стрелу, но роновская поразила незадачливого караульного раньше. Побежал к караулке, где встретил Рона.

— Здесь должен быть управляющий защитой ворот амулет, — сказал он и свистнул девочек.

Мы начали лихорадочно копаться в помещении. Время поджимало, на улице уже рассвело. Нашла амулет запыхавшаяся от тяжести мешков незнакомка.

— Я открою. — Схватила висевшие на стене ключи и, сжимая в руке артефакт, выбежала на улицу.

Подхватили мешки и бросились за ней. Сияние на воротах погасло, калитка распахнулась, и вся наша гурьба высыпала за ограду.

— За мной, — скомандовала девушка, и мы побежали через улицу в ближайший переулок. Прохожих нигде не было.

Терус проснулся от резких колебаний силы. В недоумении сел на лежанку. Посмотрел в окно — еле-еле начиналась заря. «Еще спать и спать», — подумал с сожалением. А что же случилось? И опять почувствовал колебания откуда-то из глубины здания. Странно. Взял в руки универсальный амулет и послал запрос дежурным. Ответили только из внешней караулки и городских постов, остальные молчали. Приказал караульщикам специальным кодом, вложенным в амулет, «приготовиться к возможной попытке побега» и активировал сигнализацию на выходе из здания. Не хватало еще ложную тревогу объявить, хлопот потом не оберешься.

Был такой неприятный опыт по молодости. На всю жизнь запомнил, как заспанное начальство отчитывало. Как пацана, вспоминать неприятно. И половины месячного жалованья лишили. Нет уж. Надо сначала самому проверить, а то охранники, поди, спят, а сила… может, артефакты во временном складе задержанных сработали. Давно ходит мысль отделять амулеты от остальных вещей, но суду да тюрьме так удобней, видите ли. Так, ворча по-стариковски, он окончательно проснулся и начал спускаться вниз, на ходу плетя ледяную стрелу. На всякий случай.

Подходя к первому этажу, услышал странный шум. Насторожился. Чьи-то голоса. Аккуратно выглянул из-за угла и застыл в изумлении. Четыре задержанных в ошейниках с мечами в руках вытаскивали из склада мешки с вещами и разговаривали. Пожалел, что не разбудил дежурных конвоиров, и рефлекторно сжал в кулаке амулет. Ничего не произошло. Тогда чисто автоматически по старой привычке защитника правопорядка крикнул «стоять!» и вышел на этаж, выпустив в ближайшего вора ледяную стрелу. Сверкнула вспышка, мелькнула размазанная тень и застыла возле него, приняв вид допрошенного ночью юноши, брызнули искры из глаз, и сознание померкло.

Бежали по узким улочкам, пересекая широкие. Окружающие дома становились все меньше и беднее. Периодически останавливались. Тогда мы тяжело дышали, анезнакомка «заметала следы»: с ее рук срывалось синее плетение и волной проходилось по нашему следу. Через полчаса, когда мы все вымотались окончательно, в каком-то дворике девушка объявила привал, и мы повалились на землю. Тяжелее всех пришлось самой незнакомке да Агне. Отдышавшись, я разобрал свой мешок. Надел амулет, пояс и кинжал с мечом. Обулся! Как я избил себе босые ноги по жесткой брусчатке! Через несколько минут так же поступил Рон, а затем и все остальные. Агна сбила ноги в кровь, и девушка «подлечила» их.

— Ну что, надеюсь, бежать больше не придется? — произнес я, обращаясь к магине.

— Все. Дальше можно шагом. Недалеко в трущобах есть надежное место, там же и ошейники снимем, а то выглядим в них как сбежавшие преступники.

И мы весело засмеялись, снимая напряжение. Отсмеявшись, Рон сказал:

— Тогда веди нас. И давайте обмотаем шеи каким-нибудь тряпьем.

Так и поступили. Пошли дальше.

— Может, познакомимся? — произнесла Агна, шедшая рядом с девушкой.

— Меня зовут Лизия, а вас?

Я вздрогнул. Да что же это такое! Сколько можно испытывать мою вменяемость! Брр, хватит! Больше никаких снов! И сам бы догадался, как обойти блокиратор, стопудово! А Лиза… была у меня на Земле такая девушка. Очень хорошо к ней относился, думал даже по молодости, что влюблен, но расстались легко, и забыл о ней. До сегодняшнего дня… «А она ничего… помыть, приодеть…» — думал, украдкой глядя на Лизию. Отвлек от мыслей толчок в бок. Агна улыбалась.

— Все уже представились, — сказала лукаво.

— Егор. Простите, имя воспоминания навеяло, — честно признался я.

— Надеюсь, приятные? — улыбнулась девушка.

— Разумеется! Мы же на ты?

Все согласились.

— Сколько нам еще идти? — спросил я, глядя на появляющихся прохожих.

Одеты они были если не в лохмотья, то очень похоже. А дома вокруг были глинобитными мазанками.

— Минут пятнадцать.

— Нас точно там примут, — продолжил я беспокоиться, — и не найдут?

— Примут и по следам точно не найдут, — весело ответила Лизия.

— Слушай, а почему ты такая чумазая? Будто год не умывалась.

— Три дня всего сидела, должны были в тюрьму уже переводить, — фыркнула девушка, — умываться давали, да только разве без магии краску отмоешь? Вляпалась в ловушку.

И, предваряя наши расспросы, продолжила:

— Я получила заказ на сейф в кабинете одного купца и вляпалась в ловушку древних! Ни капли магии. И механику не заметила. Сирена, охрана, меня и скрутили.

— А ты не простая воровка, двумя стихиями владеешь, — заметил Рон.

— А то! — гордо выпрямилась Лизия. — Я родом с трущоб. Как Дар проявился, пошла в академию, приняли. Даже стипендию графскую получала, как особо одаренная. Три года проучилась и ушла. Отец заболел, деньги понадобились. И пришлось мне на старую дорожку становиться, — произнесла с сожалением, — а вообще у меня семья здесь уважаемая, профессия потомственная, но в гильдию никогда не входили, хотя звали неоднократно. А я, кстати, легенда. И мало кто про меня знает, так что поаккуратней с разговорами обо мне.

Вздохнула и продолжила:

— Не знали. В тайной страже вычислили. Ауру сняли и запрос в академию. А там как в банках, — и махнула рукой, — на дальнейшей карьере можно ставить большой крест. А вы кто, позвольте поинтересоваться? — и хитро посмотрела на меня.

Но рассказал про нас Рон. Почти всю правду, разумеется за исключением информации обо мне. Я остался бароном Егором ор’Кравесом.

— Так мы среди благородных людей, — заметила Лиза и подмигнула Агне.

Мы с бароном ор’Галаром хитро переглянулись. Настроение у всех было приподнятым.

— Вот мы и пришли.

Дом выглядел совершенно невзрачно, как и множество соседних: глиняная мазанка, черепичная крыша, маленькие окна, затянутые чем-то прозрачным, и железная труба в крыше. Дверь деревянная. Улица — обычный грунт с деревянными тротуарами вдоль домов и сточными канавами.

Лизия постучалась в дверь:

— Змей, открывай, если дома.

Никто не отвечал. Попинала. Подождала минут пять и легко открыла сама. Только желтое пятно вокруг руки сверкнуло.

— Прошу. — И зашла первой.

Внутри дом оказался гораздо больше, чем снаружи, — вытягивался во двор. Три комнаты, кухня. Удобства, разумеется, на улице. Там же колодец и что-то типа бани, с подогревом воды, куда и побежали первым делом наши женщины. Мы с Роном расположились в большой комнате ждать свою очередь помыться. Мебель была вполне приличной. Два простых плетеных кресла, широкая тахта, стол, стул и небольшой стеллаж с книгами. Молчали.

Мне говорить совершенно не хотелось, а хотелось есть. Еще вспоминал, что убил сегодня двух человек минимум, которые мне, в сущности, ничего плохого не сделали, просто стояли на своем посту. Лучше бы там те мордовороты с дубинками оказались. Господи, да о чем я думаю! М-да… и сожаления особого нет, так, досада, типа хотел как лучше, а получилось как всегда. Всегда. Теперь придется убивать, иначе… понятно, что иначе. Кирдык и мне, и друзьям.

— Надоел ошейник. Надеюсь, Лизия знает, как снять, а то не хочется на себе прожигать. Нет, конечно, можно с защитной пеленой, но там замок сзади. Чистая механика.

— Мне тоже натерло.

— Вот видишь, Егор, я оказался прав.

— В чем? — удивился я.

— Ты уже начал развивать мир.

— Не понял.

— Никому не удавалось обойти блокирующие магию амулеты. За всю историю их существования. Теперь понял?

— Нет. Вернее, понял, что я уникум, и что? На весь мир это никак не повлияет.

— Ты раскроешь магию древних, сейчас я в этом уверен, как никогда. И мир тогда изменится. А вот к хорошему или плохому, это уже другой вопрос. Уверен, пока к хорошему, а дальше посмотрим. Главное, развитие сдвинется с мертвой точки.

— А не выпустим ли мы очередного демона из преисподней, если мне удастся раскрыть магию древних?

— Наоборот, нам удастся их прижать. Но это задача не ближайшего будущего, и, может, даже не твоя. Тебе надо в руины и учиться дальше. Так что успокойся, я не требую от тебя спасать мир, — заметив, как я морщусь, слыша его слова, поправился Рон, — вообще все случится само собой.

— Ну спасибо, ну успокоил, — сыронизировал я, — нам из города убираться надо, а ты о судьбах мира печешься! Как раз вовремя!

— Уберемся. Лизия нам поможет, а с ее связями это как пальцами щелкнуть. Кстати, заметил, она с двумя силами работает — это редкость. И давай поспорим, что она с нами пойдет!

— И спорить не буду! Сама скажет. — И отвернулся от учителя, смутившись.

А ведь я хочу, чтобы пошла! Что значит долгое воздержание. Даже про голод забыл. На время. А Рон, сволочь такая, открыто улыбался, глядя на меня.

— Хватит лыбиться, подумай лучше, куда нам бежать.

— Уже, — сказал, продолжая улыбаться. — В Грунд к Лунису. Там же недалеко есть крупные руины, так и называются Грундские. Охотники там всегда крутятся, до сих пор есть чем поживиться. Но опасные. А как место силы почему-то слабое. Относительно.

— А, например, что там можно найти?

— Во-первых, нас интересуют амулеты с записями и барельефы. Во-вторых, оружие. Например, как у Гранда. В-третьих, лингворы, иллюзии, ловушки, плетения в амулетах — это все артефакты. У них были книги на кристаллах, типа лингвора, и всякие неизвестные амулеты, вдруг ты разберешься, и многое другое. В-четвертых, просто драгоценности. И рутиний, в конце концов! Да чего там только нет!

— Подожди, ты сказал — книги, значит, их читали?

— Нет. Просто аккуратно перерисовывали иллюзии или представления в сознании на бумагу. Иногда таким образом удается заклинание подсмотреть.

— Сам там бывал?

— Бывал. Лет тридцать назад. По размерам как пять таких городов, как этот. Только руины, а еще и пустыня вокруг и лес.

— Ух ты! Город, наверное, был.

— Наверняка.

И тут вернулись женщины. Боже, какие красивые! Чистые, в новых юбках и блузах, с прическами и украшениями-сережками и бусами, даже с легким макияжем. И где взяли только! А где ошейники? Особенно ослепительно выглядела Лиза, я решил так ее называть: молодая, лет двадцати девушка, среднего роста, стройная спортивная фигура, упругая грудь второго-третьего размера, длинные черные волосы, уложенные в высокую прическу, и ярко-голубые смеющиеся глаза. Длинная красивая шея и красивое смуглое лицо с правильными аристократическими чертами. Может, губы немного пухлые, на мой вкус, но совсем ее не портили, а, наоборот, добавляли некой своей неправильностью шарма. Дженифер Лопес, только с более аккуратным носиком и лицо поуже. И спортивней будет: на руках и шее мышцы выделялись, но это совсем ее не портило. Принцесса! А еще в трущобах, говорит, родилась. Врет. Однозначно. А если раздеть, то ваащее… я даже слюну сглотнул, и напряглось во всех местах.

— Слюни подберите и рты закройте, — раздался голос Агны.

И она, и Лиза были очень довольны произведенным впечатлением. Просто излучали довольство и двигались нарочито изящно.

— А-а-а… где ошейники? — наконец опомнился Рон.

— Да нам показалось, что они нам не идут. Не согласны? А то можно надеть. Некоторых это возбуждает, — промурлыкала Лизия.

— А серьезно?

— Эх, ну и глупые же мужики! Верно, Агна?

Та кивнула.

— Неужели вы думаете, что я не смогу расстегнуть какие-то идиотские замки на них? — И укоризненно покачала головой. — Вставай и поворачивайся спиной.

Минуту колдовала, потом легкая желтая вспышка, и замок щелкнул. Затем и мой ошейник сняла.

— Бегом мыться, а мы пока поесть сготовим, — сказала Агна. И уже Лизе: — А продукты в этом доме есть?

— Должны быть.

— И ошейники заберите, а в бане еще и наши возьмите да сплавьте их вместе. Потом Змей придет, скажет, куда слиток девать, — добавила Лиза.

И мы пошли в баню. Я натаскал воды, заодно и успокоился, а то неудобно было бы. Рон в это время сплавил все наше «железо» в один раскаленный кусок на земле. В бане Гром кинул в бадью с водой красный камень с оранжевым плетением внутри, и через пять минут вода стала горячей. Удобно.

— Надолго хватает такого камня?

— Таких бадей штук на десять. Это дешевый амулет. В конце он разрушится.

— Зимой такими же топят?

— В больших домах только. И не такими, а побольше и более мощными, а пар в трубы пускают.

— Здорово. У нас земную смолу жгут или горючий газ, — я автоматически перевел на иверский земные термины, — а дальше так же, паром.

— Как вы там живете, неудобно же!

— Да уж получше, чем у вас, — огрызнулся я — почему-то стало обидно, и начал мыться.

Рон хмыкнул и тоже намылился. Вместо мыла использовали какой то пенящейся крем в медной банке. Помывшись, постирал одежду. Потом развесил на бельевой веревке, подумал и сплел преобразователь от фаербола с ключом. Направил чистую силу, совсем-совсем чуть-чуть. Повалил пар. Рон стоял рядом и молча смотрел. Когда одежда высохла, минут через десять, с облегчением оделся, а то все боялся сжечь. Тогда учитель буркнул: «Смотри», медленно создал несложное заклинание и направил его на свою мокрую расправленную одежду, проверив, чтобы не было складок. Повалил пар, и через минуту все стало сухим и разглаженным.

— А раньше не мог показать? — снова обиделся я. Воспитатель хренов.

— Ты уже начал тогда. Я просто не стал мешать.

И мы пошли в дом.

В помещении витали приятные запахи готовящейся пищи.

— Мальчики, посидите пока в большой комнате, еще не готово, — раздался голос Агны.

У нас обоих сразу заурчало в животе, но мы героически произнесли почти хором:

— Хорошо.

— Можете не торопиться. — Это я, все еще дуясь на Рона.

Перед… едой. Назовем так. Нет, ланчем, раз в одиннадцать утра, Лиза подошла ко мне и протянула плетеный кожаный поясок.

— Надень на голову, чтоб волосы не мешали. А тебе идет, — продолжила после того, как я выполнил ее просьбу, и кокетливо улыбнулась.

— Спасибо.

— И тебе спасибо, что меня спас. Давай я тебе еще бороду подровняю, — сказала, доставая ножницы.

Всю жизнь мечтал о такой цирюльнице. Серьезно.

На ланч подавали запеченную рыбу, свежие овощи и то, что итальянцы называют пастой в виде кубиков с соусом красно-коричневого цвета, остро-сладким. Очень все было вкусно с голодухи и после ста граммов горилки, от которой женщины благоразумно отказались. Вина в доме не держали. Видимо, пресловутый Змей предпочитал именно это пойло. Я его заранее заревновал, но спрашивать про него у Лизии боялся. После еды все осоловели.

— Давайте поспим. Мужчины здесь, а мы в спальне. Пока, — произнесла Лиза, и они удалились.

Мы с учителем тут же завалились на тахту, прямо в одежде. Хорошо, она немнущаяся. Рон все-таки потратил пару минут на сторожку, за которые я успел провалиться в сон. Слава богу, ничего не приснилось. Я уже начал бояться таких «указующих» снов, хотя в глубине души и было любопытно, что там будет дальше. А религия похожа на христианскую… может, и у нас Бальтазар с Мельхиором действительно приходили… и уснул.

Проснулся через два часа. Пошевелился, и Рон тоже открыл глаза.

— Сколько времени? — спросил тут же.

— Два часа пополудни.

— Женщины спят?

— Наверное. Я только проснулся. — Потянулся и встал с тахты. Выспался просто замечательно!

— Пойду попью.

— И мне принеси.

Зашел на кухню, нашел кувшин с водой, кружку, попил и налил в нее же воды учителю. Взгляд упал на плиту. Интересная: две железные конфорки и на лицевой панели углубление явно под топливный артефакт. Ниже духовка. Все сделано из керамики. Хрупкая, наверное. Нет, в глубине керамики слабое желтое плетение. Продуманная бытовая техника! Не бедняк этот Змей, и опять почувствовал укол ревности: «Тьфу ты, да что ж такое», плюнул и понес воду Рону.

Целый день мы перебирали вещи и точили оружие. Лизия осветила текущее положение дел, из чего следовало, что нам надо рвать когти как можно скорее, и, разумеется, она знала, как это сделать, и, естественно, едет с нами. Рон объяснил всем свой план на дальнейшую жизнь, и все согласились. Необходимо было дождаться Змея. С него деньги и документы. Он оказался ее коллегой по воровской специальности и, кроме того, иногда втюхивал на рынке «эксклюзивные» артефакты по бросовым ценам. Просто из любви к общению с законопослушными жителями. Причем еще никто не связывал последующее проникновение в их жилище наглого вора и честного, веселого молодого человека. Нет, он не являлся ее любовником, как-то вскользь заметила Лиза. У меня от сердца отлегло. Оказывается, давило что-то.

В общих чертах объяснила, что поедем на крестьянских подводах по одному. Замаскируемся полностью, то есть внешность и ауру. Город от продовольствия не перекроют, не осада.

— Эх, отомстить бы Гранду! — высказала Агна старательно замалчиваемый нами вопрос.

— Если это вопрос чести, пожалуйста, я обязательно помогу, но придется рисковать, и наши шансы остаться здесь незамеченными сильно уменьшатся, — ответила Лиза.

Все замолчали. В моей голове шестеренки бешено крутились. Тем временем мы опять приступили к разной вялой суете, и примерно через час шестерни встали. Я высказал мысль, перебив беспокойство Лизии, «что-то Змея долго нет»:

— Если б я был опытным сыщиком, я бы с утра распорядился записывать всех входящих и выходящих. В особенности крестьян. При несоответствии — тщательная проверка. Логично? Вполне. А кто будет проверять уважаемого купца Гранда со слугами, тем более такого героя?

— Его — никто, а сопровождающих могут! Но мысль интересная, — оживился Рон.

— А его товары?

— Я не знаю, кто такой Гранд, — сказала Лиза.

— Кузен Карбунда, — ответил я, вспомнив болтовню Гранда.

— Ого! Вам повезло! Его точно не будут досматривать! Перед Карбундом вся стража пляшет, он их прикормил! Точно не захотят обижать.

— И все-таки лучше в грузе, — осторожничал охотник.

— Если он с ним будет — обязательно. Мы сможем спрятаться в повозках с товарами?

Лиза пожала плечами:

— Смотря сколько повозок будет. Нам надо минимум две. А если он не собирается отсюда в ближайшее время или без товаров поедет?

— Купец без товара? Тем более он за нас немало, поди, получил, — уверенно заявил Рон, — деньги, считай, с неба свалились, их сразу в оборот надо пускать, для купца — закон.

— Ну и купит амулетов оптом, наши везде ценятся. Для них телеги не нужны.

— Хватит спорить, — встрял я. — Змей сможет все это выяснить?

— Запросто.

— Тогда и будем думать про этот вариант.

Обсуждение постепенно затихло. Попытались продумать другие способы, но все скатывалось к предателю Гранду. Очень красиво бы вышло! Кстати, я не стал рассказывать при Агне истинную причину предательства. Потом, один на один учителю скажу. Мало ли, кто их, баб, поймет.

Солнце катилось к закату, когда пришел Змей и совершенно не удивился, увидев нас.

— Привет, Ласка, — обратился к Лизе, — и всей честной компании!

«Зверинец какой-то: Ласка, Лис, Змей. Меня еще, не дай бог, каким-нибудь зверем обзовут», — мысленно посетовал я.

— Значит, из-за вас на рынке облава была? И почему я не удивлен, что вы у меня? — весело подмигнул он Лизии. — Пожрать осталось? Голодный как волк! — Принюхался и пошел на кухню.

Агна с Лизой переглянулись и пошли вслед за ним. Мы с Роном тоже подтянулись.

Змей зашуршал в поисках чего перекусить, а Агна решительно принялась за готовку. Надо же, совсем забыли про ужин!

— Идите пообщайтесь пока. Я приготовлю. Покажи, где что хранится, а то мы не все нашли. Меня Агной зовут.

Хозяин показал.

— А я Змей, меня все здесь знают, и не надо больше имен, — и, жуя что-то на ходу, покинул кухню, — побыстрей, пожалуйста, хозяюшка.

Мы за ним. Это выглядело как в мультиках: за стремительным живчиком, поздно врубившись, мечется вся команда. «Застыли» в большой комнате. Змей продолжал жевать. Первой не выдержала Лиза:

— Не томи, рассказывай. Потом пожрешь, не помрешь с голода.

— А вдруг помру? И никто обо мне не заплачет. — Он притворно понуро опустил голову. Выдержал паузу. — Ладно, рассказываю. — Удобнее устроился в кресле. — Работаю я себе, работаю, никого не трогаю, и вдруг слух по базару — облава. Почти всю стражу стянули. Мы с кентом, Меченым, ты его знаешь, Ласка, заныкались. Часа через два проясняется: ищут пресловутую легендарную и неуловимую, но страшно красивую Ласку, — Лиза фыркнула, — и сбежавших с ней безжалостных убивцев. В числе трех штук. Шерстили грамотно и долго. Если бы не мои скромные таланты, не сидеть бы мне перед вами, а давать показания в тайной страже. Плакала бы тогда моя свобода и ломалась бы вся моя молодая судьба, не омраченная пока каторжными работами. И поверьте мне, господа, это было бы крайне несправедливо. И никто бы не встал на мою защиту, не восстал бы город на такую вопиющую несправедливость! А я столько добра сделал неблагодарным жителям нашего славного города. — Он смахнул несуществующую слезу, сделал очередную театральную паузу и продолжил: — Короче, искали до вечера. Два часа назад закончили. На всякий случай пробирался козьими тропами. Почему-то было у меня подозрение, что дома буду не один. Не подскажешь почему, а? — Он снова весело подмигнул Лизии.

— Фигляр. — Лиза помимо воли улыбнулась. — Как думаешь, трущобы будут шерстить?

— А я знаю? Смотря что вы там натворили. Судя по масштабу проверки, могут. Валить вам надо однозначно.

— Вот об этом мы и хотели поговорить, — вступил я. — Меня зовут Егор.

Змей в защитном жесте поднял руки:

— Да по барабану, как зовут, можете не представляться. Поймите меня, господа, меньше знаешь — спокойней живешь. Но вам, исключительно как друзьям моей «боевой подруги», помогу, чем смогу. В графский дворец не полезу — сразу предупреждаю.

Рон хмыкнул и покачал головой. Мол, и так уже все узнал. Я продолжил:

— Знаешь Карбунда?

— А кто ж его не знает? Богатый, жуть! Сама стража его крышует. А что?

— У него есть кузен Гранд. Он два дня как приехал к родственнику и живет, скорее всего, в пансионе «Гвоздика».

— Это который давеча черных поймал? Там и живет. Герой! Что надо?

Мы все переглянулись.

— Узнать, в каких комнатах обитает, когда съезжает и с товаром поедет или нет. Причем если с товаром, то сколько, чего и на скольких повозках. Ну и охрана. И в комнатах и в обозе.

— Завтра. Легко, — не моргнув глазом ответил Змей. — Это все?

— Проездные бумаги на нас четверых, — добавила Ласка.

— Кем в бумагах хотите быть? Предупреждаю, с дворянами проблема.

— Торговцы или крестьяне. Лучше крестьяне, продавшие продукты на рынке.

— Амулеты маскировки надо?

— Не надо. Светятся сильно. Сами справимся.

— Заметано. Теперь все?

Мы синхронно кивнули.

— Хозяйка, скоро уже? Живот сводит! — крикнул Змей.

(обратно)

Глава 9

Вечером после побега, то есть двадцать пятого августа 2009 года, вызванный из дома следователь тайной стражи Терус читал приказ начальника тайной стражи:

«Преследование беглецов немедленно прекратить. Принять все меры для розыска и негласного наблюдения за бароном Егором ор’Кравесом с особой осторожностью и тщательностью. Избежать утечек всех сведений о задержанных помощникам Спасителя. Дезинформировать их подложными документами и предоставить им, если запросят, других задержанных. Беглецами выставить простых заключенных без амулетов блокировки. Провести разъяснительную работу с участвовавшими в деле сотрудниками с целью выработки единой линии поведения.

Начальник тайной стражи графства Шелтон Твердь».

И приписка: «Следователя Теруса Груниса немедленно ко мне, невзирая на время».

Неприятно заныло под ложечкой. Это же надо на старости лет! До выслуги всего год остался. «Нет в случившемся моей вины, — успокаивал себя Терус, — его светлость разберется. Но почему срочность такая!» И волнение никуда не уходило.

— Долго ждать, не подскажешь по опыту? — спросил у секретаря.

— Да нет, этот быстро вылетит. И ты сразу заходи.

Терус тяжело вздохнул. Секретарь был стар и работал с начальником около пятидесяти лет. А самому начальнику тайной стражи было за сотню, но выглядел моложаво, под полтинник. Все знали, что главный безопасник графства и проректор по безопасности графской магической академии магистр Твердь одно и то же лицо. Кроме того, он же приходится родным дедом нынешнему графу Шелтонскому Стилу. Второе лицо в государстве, а злые языки поговаривали, что первое.

Действительно, буквально через несколько минут из кабинета вылетел красный как рак старший следователь Дораф и, не здороваясь, проскочил мимо.

— Заходи быстрее, не в настроении он ждать, — поторопил секретарь.

Терус решительно зашел в кабинет.

— Присаживайся Терус. Испугался? За содержание переживаешь?

— Никак нет, — встал навытяжку следователь.

— Да садись ты. Ты кого обмануть хочешь? Значит, так, знаю я тебя не первый год и ценю. Прочитал все бумажки по этому делу, и возникли вопросы.

На столе хозяина аккуратными тонкими стопочками лежали бумаги, среди которых и протокол допроса и докладная.

— Первый. Твое личное впечатление по тому юноше.

Терус прокашлялся и начал:

— В целом понравился мне мальчик. Черноты в нем я не увидел, но это и неудивительно, он в ошейнике был, но по всему впечатлению на черного никак не тянул, уж я их пересмотрел за свою жизнь. Я же в захвате службу начинал.

— Знаю всю твою биографию, продолжай.

Мандраж сам собой прошел, и следователь продолжил:

— Очнулся он необычно рано, но там жизнюк нанятый мог напортачить, мальчик единственный успел сопротивление оказать. По растянутости ауры — ученик в начале обучения. Вошел обычным испуганным человеком, а после предварительного «внушения» как сталь в нем прорезалась. Врать начал, а амулет молчит. Тогда же я и заподозрил поломку. Эх, надо было ошейник заменить, моя вина.

— Продолжай, об этом потом.

— Говорил он как-то интересно, явно не здешний и с легким южным акцентом. Но главное, построение фраз было другим, необычным. Я такого не встречал. Конечно, я не маг-языковед, если они есть, но беседовал с разным народом и похожего говора не слышал. Сейчас, простите, точно не упомню, но в протоколе максимально подробно старался изложить. Может, — осмелел Терус, — секретаря дежурного оставлять, ваше сиятельство?

— Чтобы он спал в дежурке за наши деньги? Продолжай.

— Так вот, ночью почувствовал выброс силы. Небольшой. Подумал, амулеты задержанных сработали в хранилище, и спустился вниз. Вижу, четверо в ошейниках оттуда вещи вытаскивают, попытался задержать и вот, результат, — показал на чуть припухшую челюсть, — слава богу, живым остался.

— Поподробней об этом.

— Закричал «стоять!» и сразу выпустил ледяную стрелу в ближайшего заключенного. Вспышка из силы Огня.

Мелькнула размытая тень, и передо мной встал тот юноша. Потом искры из глаз, и ничего больше не помню. Наш лекарь сказал, сотрясение мозга после удара кулаком в челюсть. Сразу и вылечил.

— То есть он мог тебя убить, так ведь?

— Мог, ваше сиятельство. Служба у меня такая, ничего не поделаешь.

— В результате побега погибло пятеро стражников, так?

— Ваша светлость, после лекаря меня домой отправили, поэтому я не знаю.

— Теперь знаешь. Они убили только тех, кто реально им мешал или пытался задержать. Ты тоже пытался, почему живой, как думаешь?

— Понятия не имею, — искренне удивился следователь.

— Я тебе объясню. Юноша из благородной семьи и с правильным воспитанием. В меру романтик, потому и пошел в охотники. Он просто не захотел зря проливать ничью кровь.

— Нечего вам возразить, ваше сиятельство. — И еще раз погладил челюсть.

— Бросай сиятельствовать, я давно другое имя взял. Теперь о четвертой сбежавшей, знаешь ее?

— Нет, ваш… кхм.

— Тоже любопытная личность. Воровка по прозвищу Ласка, слышал о такой? — Терус кивнул. — Оказалась бывшей нашей студенткой Лизией Грим, и я ее помню. Очень одаренная девушка. Инициализирована по двум стихиям: Жизни и Земли. Правда, семья была ненадежная, отец потомственный вор и сама выросла в трущобах, но нам жалко стало терять такой Дар, приняли и даже стипендию платили. Оказалось мало. — И, кивнув на другую, прошитую стопку бумаг, продолжил: — Ушла по семейным проблемам. Деньги на хорошего лекаря для отца потребовались. В ректорат не обращалась, побоялась, думала, откажем. Не знаю, может, и не отказали бы. С последующей отработкой. Но что было, то прошло. Так вот, она оказалась в одной камере с задержанной Агной Римпис и впоследствии сильно помогла побегу.

— Так одиночек больше не было, господин начальник, я и распорядился в женскую камеру поместить. Тем более она не маг была. Ошейник на всякий случай надели.

— Я тебя и не виню, более того, собираюсь назначить старшим в расследовании этого дела. Справишься?

— Постараюсь, господин начальник тайной стражи. — Терус встал навытяжку.

— Не сомневаюсь. Садись. Все эти бумаги заберешь. — И пододвинул стопки с личным делом Ласки из академии и бумаги по делу сбежавших. — Вопросы?

— Почему вышел такой приказ о прекращении преследования и чем так ценен тот юноша? Ответы помогут мне в расследовании, господин начальник, — сразу добавил следователь. Не хотелось ему лезть в это дело, прямо задницей чувствовал неприятности, и весь его опыт вопил: «Не лезь в это грязное дело!», но с Твердем не поспоришь. Да чего там, и мысли возражать не возникло!

— Отвечу. Мальчик уникум и, вероятно, везунчик. Скорее всего, ему повезло в руинах. Что-то он там приобрел из способностей или артефакт нашел, что помогло ему приоткрыть завесу над тайной древних.

Твердь подумал и продолжил:

— Ошейники были сделаны на основе немногих раскрытых артефактов почти тысячу лет назад, и единственный сбой был зафиксирован примерно пятьсот лет назад. Это не твой случай. В твоем просто амулет был разряжен, а тогда железо перетерлось. По-хорошему надо их самозарядными делать, но знаешь, на сколько они тогда подорожают? И сейчас не дешевые. И вот сегодня утром, будем считать, третий случай блокировки действия амулета и первый полностью! Более того, он с легкостью проделал то же самое с другими тремя ошейниками. По тому, как он двигается, с твоих слов, еще и мастер меча. И в таком юном возрасте. Так что прикажешь с ним делать? — И стал ждать ответа.

— Поймать, допросить и изучить.

— Нет. Я бы сделал его нашим другом, дал образование, и мы совместно разгребали бы завалы древних, невзирая на то что он натворил ранее. Он, в сущности, адекватный юноша. Я бы с ним вполне договорился. Это наука. И политика. Смотря с кем он окажется. А взять его сейчас… вряд ли он сам понимает, как что у него выходит. Возможно, мы в академии и разобрались бы, но скорее нет. Сам знаешь про загадки древних, сколько мы их изучаем. Не хочу рисковать: вдруг замкнется после вольных хлебов, характер у этих благородных молодых охотников… кому я объясняю!

Да даже если не с нами, — магистр в волнении встал и прошелся по кабинету, — пусть живет. Да, да, наша безопасность не пострадает, главное, чтоб не оказался за горами.

Это первый ответ про юношу, — начальник снова сел, — а насчет помощников, — это политика. Так надо.

Советую тебе такой общий план: в городе ситуацию оставить спокойной, на выходах обычное для простых беглых преступников усиление. Узнай все про каждого из четверых и правду про графа Флокского — разыскной лист в комедии смешнее не напишут.

Далее, подбери тайных агентов на все дороги из города и одного особого. Он должен будет находиться неподалеку от четверки, а еще лучше вместе с ними с разговорником^[141] в ухе, я выдам. Есть у меня уверенность, что они и дальше будут держаться вместе. Пока все. Это навскидку, так что можешь подправлять план, как хочешь, но мальчишку найди. В этом деле действуй от моего имени. О тайне не забывай.

— Последний вопрос, господин начальник, а как мне отчитаться о деньгах, которые мы купцу выплатили? Не запрашивать же их возврат с герцогства Русток?

— Забудь.

Помощники Спасителя в графстве Шелтон были не в таком почете, как во Флокском. Собственно, поэтому Гранд и сдал охотников тайной страже. Оттуда о задержании преступников помощникам не сообщили, поэтому утренний побег из стражи и последующий шмон рынков не вызвал у них особого интереса, кроме удовлетворения от неприятностей конкурента, тем более про ошейники не было ни слова. Когда до них докатились слухи, что купец Гранд поймал и сдал страже чернокнижников, они направили официальный запрос за разъяснениями. Пришел ответ, что вышла ошибка, то были банальные грабители. На этом помощники и успокоились, увязнув в привычной рутине.

Ночью не спалось. Мы с Роном устроились на тахте, Змей, как гостеприимный хозяин, спал на полу и громко храпел. Учитель тоже. Я покрутился еще с полчаса и тихонько вышел во двор, накинув куртку на голое тело.

Ночь было звездная и лунная. И звезды, и луна были незнакомы земному взору и мне нравились больше: луна большая и, на мой вкус, красивее, звезды ярче и гуще. Местную Полярную уже выучил, она была гораздо ярче земного аналога и называлась Основатель. По легенде, ее первую создал Творец, поразился красотой и раскидал эту красоту по небу, заставив вращаться вокруг первой, самой любимой. Пять звезд взбунтовались и стали планетами, поэтому и появлялись на небе, когда им вздумается.

Раздались тихие шаги, и рядом со мной села Лизия. Обдало приятным легким ароматом чистого женского тела. Стало неудобно от пошлых мыслей, мурашки пробежали по коже. Оказывается, я ее неосознанно ждал и боялся ее прихода. Как здесь принято?

— Не спится? — спросила она.

— Как видишь. Вот звездами вышел полюбоваться. А ты почему не спишь? — Слова нашлись сами собой.

— Не знаю. Беспокоюсь что-то. Знаешь, я ни разу не покидала город. Вернее, в детстве родители возили в соседнюю деревню к маминой родне, и все. Я маленькая была и почти ничего не помню.

— Не переживай, все будет хорошо.

— Да я не про опасность. Просто как-то не по себе. Не знаю, как объяснить.

— И не объясняй. Я тебя понимаю. Мне тоже не по себе было, когда в мир отправился. — С этими словами положил свою руку на ее и слегка погладил.

Лиза вздрогнула, но руку не отдернула. Я решительно повернулся к ней, обнял за плечи и поцеловал. Она не отстранилась.

Потом все случилось само собой. Прямо на траве. Только под утро, уставшие, но довольные, разошлись спать. Мы не сказали друг другу ни слова, но я был уверен, что у нее тоже давно никого не было. И еще заметил, что в момент наслаждения наши ауры сливались, и это добавляло неописуемо приятных ощущений.

Спал как убитый. Проснулся позже всех от приятного запаха горфа. Пошел на кухню и почувствовал страшный голод. Там собрались все и завтракали свежими булочками с маслом и молоком. На плите стоял готовый горф. Улыбнувшись Лизе, спросил у всех:

— Откуда такое богатство? — и сразу запихал в рот почти целую булку с маслом.

— Пока кое-кто спал, заботливый хозяин Змей сбегал на рынок, — ответил Змей, жуя, — кормить же надо дорогих гостей, — и подмигнул Лизии.

— Змей, ты же меня знаешь! Все тебе верну, даже больше.

— Больше не надо, — уже серьезно сказал Змей, — а кусок железа возле бани в сортир выбросьте. Простите, если кому аппетит испортил.

Попивая вкусный горф, он продолжил:

— Все задания помню и скоро выдвинусь. Пожелания, дополнения будут?

— Да, — сказала Лиза, — я укажу свою захоронку, принеси оттуда все. Там и деньги.

Рон добавил:

— Выясни удобные подходы к «Гвоздике» и особенно к комнатам Гранда.

— К самому пансиону и Лизия все подходы знает, а к комнатам… постараюсь, но сам понимаешь, я прямо к ним не полезу. С прислугой поработаю.

— Насчет документов. А если нам всем мужчинами стать? Искать будут женщин, — добавил я многозначительно.

— Да какой же из меня мужик? — воскликнула Агна.

— Ты прав, Егор, — сказала Лиза, поворачиваясь к нашей «хозяйке», — а из тебя я такого мужика сделаю, все женщины твои будут! — И, улыбаясь, обняла Агну за плечи.

— Да ну тебя! — отстранилась Агна, но Рон поддержал мою идею, и она успокоилась.

— И вообще, это на всякий случай, я сильно надеюсь на моего друга Гранда, — задумчиво произнес учитель, поглаживая свой любимый меч на поясе.

Допили горф. Змей выслушал расположение Лизиного тайника и вышел из дома. Мы остались в тревожном ожидании.

— Егор, пойдем выкинем железо от ошейников и землю расплавленную присыплем, — позвала Лиза и взяла меня под руку.

Выкинули, присыпали и зашли в баню.

* * *

— Ты не думай, я не развратная, — положив мне на плечо голову после бурного секса, сказала Лиза.

Мы лежали на широкой лавке в раздевалке. Скомканная одежда валялась на полу.

— Просто ты мне сразу понравился, едва тебя в камере увидела. А я тогда в краске была. Страшная, ужас! Знаешь, как мне стыдно было! — говорила и водила пальцем по моей груди. Приятно. Еще и ногу на меня закинула и грудью прижалась. Хорошо.

— Да я тогда уже тебя разглядел. Ну, думаю, моя будет! Никому не отдам!

— Врешь! — И стукнула меня кулачком по груди.

— Ой! Так и убить можно. — Прижал к себе ее лицо и поцеловал в губы. Поцелуй плавно перетек в очередную близость.

— Все, хватит. Рон с Агной потеряли нас. Пойдем в дом, — тяжело дыша, поднялась с меня Лизия, — я сполоснусь, — и забежала в баню.

Я лежал и блаженствовал. Вставать было неохота, но надо. Зараза. Тоже поднялся и тоже пошел сполоснуться.

— Не смотри на меня, я голая! — взвизгнула Лиза и плеснула на меня холодной водой.

— Ах, ты так! — И я ответил тем же. Шутливая возня чуть не переросла в новый секс, но нам все-таки удалось вовремя остановиться, и мы веселые вернулись в дом.

Прислушался к себе и мысленно присвистнул: три часа прошло! Действительно, влюбленные часов не замечают, а я был счастлив.

— Ну вы, молодежь, и даете! Три часа! — улыбаясь, произнес Рон. Они с Агной сидели в обнимку на тахте.

— А вы, я погляжу, тоже время зря не теряли, — ответила Лиза.

Все рассмеялись, даже смутившаяся Агна.

— Займемся делом, — продолжил учитель. — Я умею только полностью скрывать ауру, а нам необходимо маскироваться под обычных людей, так? Так. Ты, Лизия, это сможешь сделать со всеми нами?

— Придется постараться, но смогу. А Егор же сам маг Жизни, ты умеешь? — обратилась ко мне.

— Нет, к сожалению, но я быстро учусь. Если ты мне покажешь, то смогу.

— У нас времени несколько часов, не успеешь!

— А ты попробуй, покажи.

— Ну ладно, попробую. Смотри. — Скептически стала показывать мне плетение.

В нем оказалось семнадцать иероглифов-рун. Сложное, но я запомнил. Когда заклинание оказалось готово, Лиза произнесла напряженно:

— На кого направить?

— На меня, — сказал Рон.

И в него полетела сложная синяя структура, отдаленно похожая на маскировку от хищников, которую он делал сам. Я закрыл глаза и мысленно повторил все руны и их последовательность.

— Сколько продержится? — спросил Рон, смотря на свою руку.

— Если не будешь магичить, примерно сутки, а иначе слетит после первого же заклинания. И разумеется, от корневого сканирования не поможет.

Я уже начал плести заклятие. Часа через два получилось. Вымотался, как десять километров пробежал, и направил его на себя. Лиза смотрела на меня, открыв рот.

— Я два дня его осваивала… — прошептала ошарашенно.

— Мой ученик, — с гордостью произнес учитель, втихаря мне подмигивая.

С кухни раздался голос Агны:

— Идите обедать. Похоже, Змея не дождемся, но я ему отложила.

Пообедали вкуснейшим рагу с телятиной и каким-то салатом. Ни вина, которое утром принес с базара Змей, ни самогонки не пили.

— А не могут на всех выходах из города поставить сканеры и заставить всех через них проходить? — поинтересовался я сразу после обеда.

— Да ты что! — удивленно посмотрела на меня Лизия. — Их всего четыре в городе: два в банках, один в академии и один в страже. Может, у помощников есть и еще у кого из магов. Да там минут десять ждать, пока результат выдаст, а потом с картой сравнивать надо. Так, кстати, в страже и поняли, что Ласка — бывшая студентка академии, урожденная Грим. По магической классификации ученик мага по двум стихиям.

— А что представляет собой артефакт?

— Каменный шар на металлической подставке. Кладешь на него руку, держишь минуту и ждешь результат. Минут через десять появляется «карта» из цветных пятен и полосок. Ее снимают на кристалл иллюзий. Это артефакт древних, в смысле сканер, ты что, не знал?

Я пожал плечами:

— Слышал, но не видел. Я в банке счет не открывал.

— Ну ты даешь! С кем я связалась? С бродягой без гроша за душой!

Притворно отстранившись от меня, продолжила:

— Надеюсь, ты богатый наследник?

— Увы, моя Ласка, — я театрально развел руками, — но мы разбогатеем! Я знаю одни замечательные руины, — громко прошептал прямо в ухо, — чего там только нет!

— Ага, ничего там и нет. Знаю я вас, охотников, вам бы только девушке голову вскружить, а как до семьи доходит — сразу в кусты.

— Я не такой, — пообещал я.

— Хватит вам комедию ломать, — вмешалась Агна, — что-то мне тревожно. Когда Змей прийти должен?

— Скоро уже, — ответила Лиза, и все замолчали.

Змей действительно пришел через полчаса. Как обычно, голодный. У меня создалось впечатление, что голодный он всегда.

— Ласка, твоя сумка у двери. Тяжеленная! Что ты в нее набила? К тебе домой не заходил во избежание, так сказать. Что у нас покушать? — сказал, уже направляясь на кухню.

Только утолив первый голод, продолжил:

— Докладываю. Купец Гранд живет на третьем этаже «Гвоздики» в трех комнатах. Зачем ему столько — ума не приложу. Суетятся вокруг него, как возле графа. Сваливать собирается завтра на рассвете с товаром. Груз: изделия наших ремесленников в виде маятниковых часов, последний писк моды, между прочим, и мануфактуры в виде тканей. Расцветку не выяснил, извините. Всего три полные подводы. Охрана. Семь наемников, включая мага. Все — гильдейские. В «Гвоздике» охрана обычная: двое на входе и по одному на этажах. Не маги, но с амулетами. Так что вас там не ждут. Да, весь товар вечером доставят на склад Карбунда на Веселой улице, Ласка знает, где это. Видимо, грузить на подводы будут тогда же. Не утром же, до рассвета! За документами пойду, — он демонстративно достал из поясного кошеля круглые часы размером с ладонь, открыл крышку, усыпанную сверкающими камнями, и посмотрел, — через полтора часа. Вас они еще интересуют?

— Ух ты, — не выдержала Лиза, — дай посмотреть.

— Сходи, пожалуйста, — сказал Рон, — на всякий случай. Все мужские.

— Без проблем, — ответил Змей, передавая Лизии часы.

Я тоже с интересом уставился на произведение местных ремесленников. Сантиметров десять в диаметре и три в толщину. Циферблат с одной стрелкой, разбитый на двадцать четыре часа. Корпус позолочен и усыпан мелкими разноцветными камнями. Крышка открывалась нажатием на верхний рычажок. Сзади была щель для заводного ключа. Они тикали.

— Такие, что ли, повезет?

— Не-е-т, большие маятниковые, я же сказал! Сейчас у богачей самый писк их дома ставить. Они и со звоном есть. Наш магистрат огромные заказал, на башню возле ратуши.

— Понятно.

— А где эти взял? Красивые, но тяжелые, зараза, и дорогие небось, — поинтересовалась Лиза.

— Где взял, там больше нет. Ты что, Ласка? Да в гильдейской малине и то таких вопросов не задают! А-а, влюбилась! Я понял! — И ко мне с сочувствующим видом: — Вот ты, брат, попа-ал. Вцепится — не отстанет.

— Дурак. — Лизия сунула ему в руку часы, отодвинулась подальше и отвернулась.

Змей спокойно убрал часы в кошель и пошел в другую комнату:

— Пойду покемарю пока.

— Лиза, ты что, обиделась на этого дурака? — Я подсел рядом к ней и обнял за плечи. — Да плюнь ты на него! Хочешь, я сейчас его…

— Как ты меня назвал? — вдруг перебила меня Лизия и смотрела совсем не обиженными, а очень заинтересованными глазами.

— В смысле? Лиза… а что?

— Меня так дедушка по маме называл. Ты сказал, и я внезапно вспомнила. Я тогда думала, что он дразнится. А от тебя не обидно совсем, а даже наоборот. — Она прижалась ко мне сильнее. — А почему ты так меня назвал?

— У нас имя такое есть. Лизии нету, а Лиза есть.

— И что у тебя с ней было?

— С кем?

— С Лизой, разумеется!

— Да ничего не было, с чего ты взяла! — Никогда не мог понять женщин. — Пойдем посмотрим, что Змей из твоих вещей принес.

— Ну,пойдем. — И лукаво так на меня посмотрела. Мол, знаю я тебя как облупленного!

В сумке было много чего.

Во-первых, оружие. Кинжал в ножнах, на вид самый простой, но на самом деле симбарская работа. Перевязь с метательными ножами.

Во-вторых, амулеты. Два Жизни с парализующей сетью, два водяных копья, одна огненная стрела. Щит Жизни и мокрая взвесь, тоже защита. Все многоразовые, но с небольшими зарядами на одно срабатывание. И жемчужина коллекции: артефакт древних для поиска скрытых магических ловушек. Он походил на ограненный булыжник семь на пять и на два сантиметра. «Самозарядный», как почти все их амулеты, и не излучающий. Сколько ни всматривался, плетения не увидел. Лиза объяснила, что он настроен только на нее и никто другой ничего с ним сделать не сумеет. Да я буду не я, если не разберусь! Мне бы время. Вслух этого, конечно, не сказал.

В-третьих, целая шкатулка грима. Там были и бороды с усами, и парики, и накладные носы, да чего там только не было! Это было самое тяжелое содержимое сумки.

В-четвертых, отмычки. В первый раз в жизни увидел.

И по мелочи: черный комбинезон, нижнее белье (которое Лизия быстро от меня спрятала), кожаные брюки и куртка. Ну и много всякой мелкой женской премудрости, включая украшения. И деньги. Целых двести золотых!

— Ну, я пошел, — сказал выспавшийся Змей, — дополнений нету?

— Если проездные крестьянские, то и одежду соответствующую, — тут же нашел что добавить Рон.

— Это тащиться надо, — недовольно пробурчал пресмыкающийся, — но чего только не сделаешь из любви к ближнему! Включу в счет, Ласка.

— Не переживай, — ответила она.

— Дверь никому не открывать, а говорить, что дома никого нет. К закату вернусь.

— Ой, балабол, — покачала головой Агна, когда закрылась входная дверь.

— Даст бог, не понадобятся нам ни документы, ни крестьянская одежда, — пробормотал себе под нос Рон и уже нам всем: — Ну что, друзья, обсудим, как будем выбираться из города?

— А чего там обсуждать, — Лиза плюхнулась в кресло, — нам повезло, целых три повозки. Спрячемся — мать родная не сыщет.

— Ой ли! — воскликнул Гром. — Они же все груженые.

— Знаю я эти часы, даже пряталась в одних.

— Габариты не сравнивай.

— Ну-у, тебя, пожалуй, в сукно можно будет засунуть.

Рон побагровел от возмущения:

— Что ты сказала, соплячка?

— Стоять! — заорал я. — Вы что, с ума посходили! Нам еще не один день вместе держаться придется! Лизия, извинись, он тебе в деды годится, а ты, Рон… простил бы уж соплячке.

Все сидели насупившись. Агна ела Лизу презрительным взглядом. Та сидела напряженная и молотила пальцами по подлокотнику кресла. Ни на кого не смотрела.

— Ну что вы как дети малые, — как можно мягче добавил я.

Лизия, наконец, прокашлялась:

— Я просто хотела сказать, что действительно, Рон, мы все влезем, вот увидишь. Если что, можно к днищу привязаться. Потерпим. Дороги, по крайней мере до ближайшей стоянки, ровные. Да вы сами видели.

Рон сделал длинный выдох и высказался:

— С этим вариантом все ясно. А вдруг Гранд один поедет, если груз по какой-либо причине с ним не пойдет? Не привезут на склад, допустим. Что тогда?

— Тогда наказываем купца и под видом крестьян отсюда мотаем, — сказал я.

— Лучше в подводе, — произнесла Агна, — хоть выспаться можно будет… одной… — И мечтательно потянулась.

И только сейчас обстановка окончательно разрядилась.

— И все-таки, — не сдался окончательно Рон, — поедем скрытые, как от охраны отбиваться будем? Не до конца же нам ехать, не выдержим. А ты, Лизия, не одна, чтобы незаметно сбежать в дороге.

Лиза прикусила губу от досады. Задумалась. Я уже хотел озвучить свои соображения, как она заговорила:

— У меня древний поисковый амулет, я всегда буду видеть сигналы от артефактов охраны и мага. На привале или на крайний случай ночью они обязательно отойдут, оставив одного-двух часовых. Я это замечаю, выскакиваю и даю вам сигнал, например ору: справа, слева, сзади в зависимости от того, где охрана расположится. И часовые отвлекутся, и вам сигнал. Вы выскакиваете, и перебиваем охрану. Агна остается на месте.

Охотник покачал головой:

— Лучше, чем ничего. Я еще подумаю. Сволочь Гранд стоит этого риска.

— Я потом выскажусь, но соображения есть, — заметил я.

— Так. Придется тебе, Егор, и заклинание скрытия ауры выучить, — сказал учитель, — запоминай.

— Подожди. Лиза, может, из Жизни мне аналогичное плетение покажешь? И базовое тоже.

Рон почему-то нахмурился.

— Как базовое?! Ты меня пугаешь! Ты же заклятие маной наполнял, откуда тогда в ауре у тебя сила была?

— Все верно, только я напрямую из леса силу тянул, из деревьев и кустов, — и развел руками, — не успели мне базовое показать.

— Друиды инициировали, — фыркнула Лиза, — ладно, ученичок, смотри.

За два часа освоил оба заклинания. Взмок. Потом попили цурки с сухариками, и Лизия засобиралась:

— Время к вечеру, пойду к складу и проверю: привезут ли груз, погрузят и вообще за обстановкой посмотрю.

— Я с тобой, — поторопился предложить.

— Сиди здесь и учи плетения. Там нельзя будет. Я самое крайнее сразу после заката приду, и будьте готовы выдвигаться. Ничего со мной не случится, — сказала уверенно, глядя мне в глаза.

Мне ужасно не хотелось отпускать ее одну.

— Рон, может, ты на разведку с ней сходишь?

— Выкрутился. Надо же! — усмехнулась Агна. — Пусть сходит, я сама соберу необходимое. Тем более один раз нас уже обманули. Мало ли что…

— Я быстро переоденусь, — Лиза с вещами метнулась в другую комнату, — а собраться и потом успеем! — крикнула уже оттуда.

И действительно, через пять минут она была в мужском кожаном костюме и берете, с кинжалом на боку.

— Вы осторожней, — хором сказали мы с Агной и остались вдвоем.

Я стал тренировать заклятия, Агна хлопотала на кухне.

Получалось более или менее сносно. Сложная оказалась скрытка. Лизия не объяснила, что означает каждая руна, и, похоже, сама не очень в этом разбиралась. Это явно не ученический уровень, наверняка кто-то из коллег научил. Колдовать в скрытом от внешнего взора состоянии было нельзя, как и сохранять готовые плетения — слетит. Кроме того, придется разрядить все амулеты. М-да-а, неуютно. Хорошо, хоть ауру «разряжать» не надо, иначе никто из магов и не пользовался бы ей. Так рассуждал я с наложенной скрыткой. Интересно: ауры вообще как бы нет, бревно бревном, причем давно спиленное. Навещу-ка я астрал, давно хотел заняться плетением там. Один раз получилось, почему бы не попробовать? Вот и проверю, слетит ли скрытие.

В трансе, как всегда, настроение поднялось. «Подружки» весело «болтали», ну полное ощущение девичника.

Позвал: «Оранж!», и она сразу подлетела. Я ловко сплел огненную стену, фаерброл и стрелу. «Подержи пока», — отдал приказ и выскочил из астрала. Ауры не было. Отлично! Ныряю обратно. Оранж была там же, и неактивные заклинания висели рядом. Так их можно сколь угодно наготовить! Конечно, с оглядкой на истощение, а то потом неприятно будет.

Начал плести следующую стрелу и плюнул с досады. Какой же я тупой! А еще из двадцать первого века, стыдно-с, даже не попробовал. Исправим: «Оранж, видишь это плетение, запомни его, пожалуйста. Уже? Воспроизведи рядом такое же». Из ее вихря вытянулась нитка и быстро скрутилась в похожее заклятие. Сравнил — идентичны! Копирование, однако. Хм, надо проверить, как сработает. «Слушай, ты видишь образы через меня? Я так и думал. Если я представлю такой крестик, — создал прицел, как в снайперке. Интересно, и так, оказывается, можно, — на каком-нибудь объекте, значит, туда надо направить руну-прицел вот этого плетения, появится вот такая шкала: возник столбик с ходящим вверх вниз зеленым уровнем, значит, столько маны надо залить. Полная — значит второй уровень, половина — первый и так далее. Подумаю «огонь!» — выстреливай, то есть отпускай стрелу. Она сама полетит. Ясно? Не-е-ет? А что? Прицел, стрелять… а сколько маны, непонятно? М-да… задача. Смотри. Создал руну-ключ. Напитай ее силой и запомни, сколько она возьмет. — Руна вспыхнула и исчезла. — Запомнила?

Считать умеешь? Вот тысяча силы по столько составляет первый уровень, пять тысяч — второй, ясно?» Оранж «задумчиво» долго крутилась, потом «кивнула». Гора с плеч! «Я выхожу, а ты следи». И выскочил из транса.

Шел во двор, выискивая, куда можно направить огненную стрелу, пусть и слабую. Взгляд наткнулся на валун недалеко от туалета. Что он там делает, откуда взялся — непонятно, да и не важно. Надеюсь, Змей не обидится.

Навел на него мысленный прицел, представил совсем чуть-чуть энергии в столбе. Ну, с богом, «огонь!», и вздрогнул от неожиданности: возле глаза мелькнула огненная стрелка, чуть не ослепив. На валуне образовалось оплавленное углубление. Так, прищуриться, «огонь!», дырочка углубилась, едва вспыхнув. Ну-ка, проверим на сообразительность. Было только два готовых плетения, «огонь!» — и снова стрелка в ту же ямку. Сменил прицел. «Огонь!», новая ямка! Ура! Соображает! И запрыгал по двору. Хоть не орал ничего, вот бы Агна испугалась. Спокойно. В транс и немного поменять надо. Стоп! И настроение понизилось — аура появилась. Ну ничего, зато какая неожиданность для противника! В транс.

«Отлично, Оранж! Какая ты сообразительная! Немного меняем команды. Думаю «стрела» — пускаешь стрелу так же, как сейчас, на команду «огонь!». Ясно? Хорошо. Думаю «огонь» — пускаешь фаербол из ауры в направлении прицела. С маной поступаешь так же, по той же шкале. Запомни: фаербол, это вот это плетение, нужно самой с силой выталкивать из ауры. Запомнила? Ты моя умница! Дальше. Вот это огненная стена. Разворачиваешь и удерживаешь в сторону опасности или по моему желанию. Держишь, сколько сможешь или пока я не скомандую отбой. Если рассыплется под сильным воздействием, создаешь новую. Опасности? Если что-то будет быстро ко мне приближаться, создавая угрозу жизни. Я тогда обычно чувствую опасность, а это, кстати, не кто-нибудь из вас мне помогает?» Фиолетовая скромно подлетела ко мне. «Спасибо, так держать, Фиона». И фиолетовый вихрь закрутился быстро-быстро. Довольная. «Дальше, Синя, тебе вот два плетения, запоминай. — И я сплел базовое и скрывающее. — Вот этим подзаряжайся, когда тебе надо будет, а это наполнишь силой и выкинешь в ауру, когда я пожелаю. Называется скрытка. И тебе, Оранж, вот плетение, тоже для подзарядки, когда понадобится. Знаю, что вы сами откуда-то питаетесь, но вдруг расход слишком большой будет. Верно?» И подмигнул. Кажется, они поняли. «Теперь сторожевое плетение, запоминай, Оранж. Раскинешь метров на двести. Естественно, в мир! Силой наполняешь постепенно, как раз до разворачивания на двести метров. Проследишь и обрубаешь питание. Пока все. Да, для всех! Почувствуете, что я просто хочу «показать» плетение в ауре, — показывайте и силой наполняйте тоже по моей команде. Ну и все такое. Хочу, чтоб как можно меньше посторонних про вас знало. Понятно? Надеюсь на вас. Пока».

Прицелился чуть в стороне, мощность минимум, «огонь!», пронеслось возле глаза в виде болида размером с горошину и врезалось в валун. Свист, глухой хлопок, и брызги раскаленного камня. «Стреляй чуть дальше от глаз, Оранж». «Огонь!», «стрела!». Здорово! Стрела совершенно бесшумная и скоростная, фаербол немногим медленнее и свистит в воздухе, и взрыв почти настоящий. Стрелка больше в глубину уходит. А шарами Оранж швыряется сильнее меня!

Устал. Да и времени прошло… больше двух часов! Однако и закат скоро. В трансе казалось, вообще несколько дней сидел, даже не могу вспомнить точнее. Скорее два. Долго все же до них доходит. А ощущение времени сильно сжимается в астрале. Там кажется все так долго! А с другой стороны, заклятия, по тем же ощущениям, почти мгновенно. Нельзя там доверять времени, однозначно. И так и так может быть. Аккуратней надо, не забываясь.

Срочно в дом перекусить. Голодный ужасно! Посмотрел на расстрелянный валун, не поленился и, матерясь, перевернул его на другую сторону. Дождевые черви слепо потянулись в землю. Залетала туча мух, но ни одна зараза не села на меня. И я понял, что еще меня поразило в Эгноре.

Здесь комары не кусали людей и даже мухи на человека не садились. И как раньше не обратил внимания? Поработали древние в свое время, молодцы! С генетикой якшались, стопудово.

Вошел в дом. Из кухни доносились приятные запахи. Выпросил у Агны бутерброд с мясом, цурки и уселся в любимое кресло. Пока никто не приходил и не стучал в дверь. «Сторожка!» — скомандовал я, над головой красиво расцвела оранжевая сеть и быстро покинула помещение. Навалились сообщения о прохожих, собаках, лошадях и т. д. Люди стягивались в питейные заведения, шли по домам или просто по делам. Ого! Да я так и подумать ни о чем не смогу, пока не привыкну.

Идиот. Всегда это знал и в очередной раз убедился. У меня же компьютер в голове, самообучающийся. Нырнул в транс: «Оранж, сообщай только о людях, приближающихся к дому, и о магах. Это вот с такой аурой. Сообщи также, когда появятся Змей, Лиза и Рон. Их ауры помнишь? Отлично». Ощущения сразу стихли.

С того дня, как попал в Эгнор, только и делаю, что скрываюсь. Пора с этим завязывать. Рона можно слушать краем уха — помешан на безопасности. А какой скрупулезный оказался, до тошноты. Понять его понимаю, но принимать безоговорочно дальше — извините. Не такое уж тут и развитие, чтобы обо всех все знать. А он как над ребенком хлопочет. Наверняка меня уже «усыновил», поэтому и к Лизе приревновал. Лиза. Еще одна забота. Как относиться, не знаю. Любовь, что ли? А хрен знает, говорить пока рано.

Цель. Вот чего мне не хватает. Совсем упустил эту деталь, причем еще в прошлой жизни. Хм. Прошлой — звучит! И по сути, верно. Спасение мира откидываем сразу, увольте. Не вижу, от чего спасать. Разобраться с загадками древних — желание, мечта, но никак не цель… а пусть будет — стать богатым и знаменитым! Знаменитым, естественно, позднее. Прикупить земли с замком, тем более Лиза появилась, укрепиться и зажить изучением древних. Короче, стать новым русским. Ну там детишки в Лондоне и все такое. Вполне по силам. Чем не цель?

Мои неторопливые размышления прервал Змей, подходивший к дому.

— Где народ, почему не встречаем? — Кивнул на старую холщовую сумку: — Одежда. Человек, понимаешь, с ног сбился, их работу работая, а они… где?

— Прогуляться перед сном пошли. Все достал?

— Сколько мне это нервов стоило, ты не поймешь, — сказал, протягивая мне зашарканные листы, — Ласка не расплатится. Там все чин чинарем: трое крестьян приехали три дня назад, один — четыре. Все продали, половину пропили, обманули их, короче, как обычно, разберетесь. Хозяйка, чарку уставшему кормильцу! — А сам уже подходил к кухне.

Листы я даже смотреть не стал, кинул на стол и почувствовал приближение Лизы и Рона. От сердца отлегло. Просканировал дальше сам, слежки не заметил, а через минуту открылась дверь. Зашли явно довольные.

— Ура! — подпрыгнула Лиза. — Загрузили все в точности. Подход есть. В самом складе один сторож-пьяница, я его знаю. Ночью идем.

— Пока везет, — добавил Рон и принюхался. — Кушать хочется. Ты ел?

— Нет. Пойдемте вместе поужинаем.

Ели все с аппетитом, но не обжираясь. Кроме Змея.

Он в одиночку пил горилку и наворачивал за обе щеки.

После ужина все расположились в большой комнате.

— С тебя расчет, Ласка.

— Сколько?

— Тридцать три золотых. Имперских, разумеется.

Я от неожиданности икнул:

— Почему не сребреника? — И настроение резко пошло вниз. Ох уж эти совпадения, достали уже.

— Побойся Спасителя, Змей! Это же уму непостижимо за твою работу. Что я, расценок не знаю?

— С нашей профессией поздно всех богов бояться, а цена самая точная. Я же говорил, что лишнего не возьму? И не беру. Это точная упущенная выгода с вернейшей сделки, которую я по вашей милости упустил.

— Ты прямо торгашом стал, не ожидала от тебя. — И потянулась за кошельком.

— А ты думаешь, я на рынке дурью маюсь? — И принял деньги. — Вещи не оставлять, сюда не возвращаться. Удачи, Ласка. Я спать.

И пошел в спальню. Где будут отдыхать женщины, даже не подумал, подлец. Хотя уже знаю с кем. И вовсе он не подлец, что я на человека наговариваю? Мы быстро собрались и разошлись. Я и Лиза в баню. До трех часов пополуночи. Да, мы с Роном предварительно разрядили амулеты.

Стояла глубокая ночь, ни фонаря вокруг, но света луны и звезд хватало с избытком.

— Значит, так, объясняю, — начал я говорить, как только мы вышли из дома, — командиром нашего отряда назначаю себя, кто против?

Рон пристально смотрел на меня и молчал. Агна тоже.

— С чего это? — удивилась Лиза и перебрасывала взгляд с меня на Рона.

— Потом поймешь.

— Не против…

— Я могу выходить сознанием в мир, собственно, так и ошейник обошел, и наблюдать оттуда за всем окружающим. На скрытку это не повлияет, проверено. Когда представится возможность, первым выскакиваю, но не ору, а начинаю действовать как можно тише. Вас зову вот так.

Присел на землю и «вышел» из себя. Скрытые ауры друзей было отлично видно. Протянул «руки» и постучал по ним, они вздрогнули, и я мгновенно вернулся. Посмотрел — скрытка у всех сохранилась. Учитель и Лизия выглядели ошарашенными.

— Что почувствовали? — спросил, отряхиваясь.

— Зуд во всем теле, — ответила Лиза.

— Как горячим ветром окатило. — Это Рон.

— Ну все, вперед. Веди и командуй, о легендарная Ласка, ты самая опытная в этом деле.

И мы выдвинулись.

(обратно)

Глава 10

К складу подошли быстро. Перебрались через забор, благо сигнализация на нас никак не реагировала. Припрятали неподалеку крестьянские вещи и, «оправившись», проникли на склад. Сторож, как и обещала Лизия, мирно спал. От него шел стойкий запах спиртного. Как с работы еще не выгнали? Разгильдяйство кругом.

Наши повозки стояли ближе к выездным воротам, накрытые тентом на дугах. Разместились без проблем. Лиза в первой к выходу повозке, я во второй между массивными корпусами, вынув соломенные прокладки и укрывшись ими же сверху. Рон с Агной в третьей между тюками с тканью. Вещи засунули прямо в корпуса часов. Осталось только ждать.

Скользнул сознанием в мир. Несмотря на ночную тьму, видно было все. Такие же белые нити, ауры сторожа и охраны снаружи, амулеты, охранные плетения. Вот и наши ауры в повозках. Все было спокойно. Поднялся выше. Город спал. Движения почти не было. Чувство опасности молчало, и я спокойно вернулся в тело. Решил поспать до восхода, два часа всего осталось.

Проснулся как раз перед рассветом. Пошевелился, разминаясь, и снова «вышел в город». Солнце величаво поднималось из-за горизонта. Виден был только верхний желтый кусочек, увеличивающийся прямо на глазах. Свет волной прошелся по городу, заставляя сверкать шпили на крышах донжона и башни магической академии. Быстро спустился до разноцветных черепичных крыш «верхнего» города и достиг грязной черепицы трущоб, а через мгновение и всех восточных стен всех домов, оставляя на западной стороне длинные полупрозрачные тени. Любопытно было смотреть на солнце, не моргая. Город оживал, наполняясь гомоном людей, радостным щебетанием птиц, криками петухов, ржанием коней и лаем собак. Сторож жадно пил воду, бедненький, к закрытому выходу склада со стороны улицы конюхи вели коней в сбруе. Ясно слышался цокот копыт, фырканье лошадей и звуки шагов людей, но не было понятно ни одного слова. Из раскрывающихся уст раздавалось лишь невнятное мычание. Опять! Как в тюрьме. Черт, совсем забыл разобраться, и снова некогда. А вот ругательства сторожа, шедшего открывать ворота, прекрасно услышал, когда он проходил рядом с моей повозкой.

Запрягли, препираясь, и мы тронулись в путь. На выходе с территории к каравану присоединилась охрана. Семь всадников. Все в кольчугах и шлемах, с мечами и амулетами разных стихий. У троих арбалеты, у троих луки и маг Воды с одним лишь мечом. Двигались по направлению к южным городским воротам. Гранда пока не было. В нетерпении я поднялся выше, стремясь увидеть «Гвоздику», но, к своему разочарованию, не смог узнать ее в сплошной мешанине домов. Только когда обоз подъезжал к выходу из города, заметил приближающуюся к каравану бричку с кучером и пассажиром. В пассажире узнал франтовато одетого Гранда с ненавистной саблей возле левого бедра. Он обогнал нас и поехал впереди.

Пост на выезде миновали буднично: купец просто раскланялся с начальником караула, и мы покатили по южному тракту.

Дальше было скучно. Я периодически возвращался в тело, шевелился, как позволяло пространство, и отправлялся обратно. Хотелось пить, но терпел, зная, что отлить придется не скоро. Придорожные заведения были точно такими же, как и на дороге в Бармиус. Природа тоже ничем не отличалась. Нас обгоняли все кому не лень, встречных тоже было много. К полудню движение стало заметно менее оживленным, и наш караван свернул в сторону придорожной рощицы с наезженной дорогой. Неужели привал? Я пролетел вперед. В роще была обширная поляна, среди деревьев родник с запрудой, полной воды, и никого из людей. Наконец-то! Как надоело валяться, и рощица прямо как на заказ для нападения. По кострищам и разному человеческому мусору было видно, что здесь часто отдыхали караваны. А за чистотой никто не следит — непорядок. Вернулся в тело и стал усиленно разминаться. Вспомнил давно переживаемую заботу и нырнул в транс.

«Девочки, кто отвечает за мое ускорение? Синя и Фиона вместе, что ли? Хорошо, слушайте. Мне надо ускоряться не только в случае опасности, но и когда пожелаю, понятно? Что мнетесь? А-а, часто — вредно. Ясно. Но ничего, мне это нужно. Обещаю, часто не буду. А сейчас всем приготовиться! Все все помнят? Ждите». Вздохнул с облегчением. И снова выпустил сознание.

Караван втягивался на поляну. Бричка Гранда уже стояла в конце, и кучер отвязывал хомут от оглоблей, а сам купец прохаживался, разминаясь, и что-то кричал подчиненным. Наконец весь обоз оказался на поляне, и мы встали. Засуетились работники. Кто за дровами, кто за водой, кто с лошадьми разбирался. Повозки встали с одной стороны поляны тылом к деревьям, оглоблями к центру. Кучеры уже выпрягли коней и увели их на водопой. Двое охранников стояли по бокам и один со стороны деревьев. На противоположном конце поляны горели два костра, у одного из них сидели Гранд, остальные трое охранников и маг. Над костром висел котелок, а люди раскладывали снедь. Возле второго костра сидели и ходили остальные работники. Пожалуй, пора. Я протянул «руки» к Рону и Лизе, постучал по плечам и прыгнул в себя. Выхватил меч, подскочил к передку повозки, рубанул тент и провалился в ускорение, на этот раз в «свое».

Спрыгнул с бортика далеко вперед и, плавно опустившись на землю, ощутил резкий удар в ноги. Видимая скорость не соответствовала реальной, поэтому надо делать поправку на усиленную инерцию — запомнить на будущее. Рванул, привычно рассекая плотный воздух, в сторону мага и Гранда. Они с охраной еще только поворачивались в мою сторону.

Выпустил стрелу в мага, сразу выставив мощность на максимум. Сверкнула красная защита. Еще стрела и следом фаербол, опять красная пелена, а потом зеленая и следующий фаербол, уже в упор, растекается по зеленой пленке, но последующая стрела пробивает кольчугу, и маг оседает на землю. Соседний воин замахивается мечом, но я быстро направляю в него фаербол, который стекает по защите, а следом вгоняю меч ему между ребер слева. Вытаскиваю меч, ухожу от удара практически мертвеца, и впервые срабатывает моя защита — другой охранник пытался достать меня мечом. Поворачиваюсь к нему, пускаю стрелу, и вслед за вспышкой защиты летит мой меч и упирается в голубую пленку. Фаербол растекается по ней, но рубящий удар мечом проходит сквозь гаснущую пелену и почти срезает ему голову. Я помню, где последний воин и купец, который благоразумно, медленно для меня, отходит назад, а охранник прикрывает отход. Фаербол в него, защита срабатывает, но в два прыжка я уже рядом, и стрела в голову не встречает препятствия. Удар мечом не понадобился.

Гранд разворачивается, чтобы побежать, но я делаю шаг и бью его мечом плашмя по голове. Защита! Стрелу в ногу, полыхнуло желтым, мечом по голове, желтые искры. Твою мать! Какая защита, а! Сыплю стрелами и фаерболами по ногам и пару раз уклоняюсь от древней сабли, успеваю оглядеть всю поляну, когда очередной фаербол не встретил защиты и сжег купцу ногу почти до колена. Открыв рот, он опускается на землю. Смотрю вокруг: Рон плавными движениями бьется с охранником, Лиза медленно бежит к нему с другой стороны поляны. Я попадаю в бойца стрелой, тот спотыкается, и учитель рубит почти мертвого. Выхожу из ускорения, закрыв уши руками, и это спасает от оглушения криками Гранда.

Кричу сам, перекрывая купца:

— Всех уработали?

— Я одного. — Лиза.

— Я двух. — Рон.

— Значит, всех. Где остальные?

— Разбежались.

— Ловите лошадей. — И поворачиваюсь к Гранду: — Заткнись, падаль!

Он лежал на боку, держась за сгоревшую левую ногу, и орал от боли, перемежая крик с отборной руганью в мой адрес. Заслушаешься! Чьим только сыном я не оказался! И маму мою он имел в извращенной форме, удивительно! Не знал.

Огонь прижег сосуды, поэтому крови под ним практически не было. Я подошел ближе и нырнул в астрал:

«Синя, можешь дать человеку поспать? Отлично, усыпляй. И на будущее, давай я буду просить тебя мысленно, хорошо?» Сразу вынырнул. С руки потянулся синий шнур и охватил ауру Гранда частой сеткой. Спустя пару секунд купец замолчал. Сеть исчезла. Слава богу, тишина.

— Эй, народ!

— Я здесь, — раздался голос Агны, — собираю полезное. А вон и Рон с Лизией, коней ведут. Ой, зачем нам так много?

— Хозяюшка ты наша, Агна, молодец.

Я сел, наконец, на землю. Как, оказывается, устал! Пот катился градом, руки-ноги дрожали, одышка. Правильно предупреждали «девочки», часто — вредно. Еще и солнце, самая жара. Хорошо, хоть тень здесь небольшая от деревьев. Ветерок приятно обдувает… искупаться бы.

Все собрались возле меня с Грандом.

— Что будем с этим гадом делать?

— С кем? — переспросила Лиза.

— С Грандом.

— Ну и словечки у тебя, при чем здесь змея?

— Не обращай внимания на его словечки, Лизи, он еще не так может, — пресекла Агна.

— Как что, воздать по заслугам предателю. Или ты опять что-то выдумал? — спросил Рон, устало опускаясь на землю.

— Да нет, ничего нового.

Приказал мысленно: «Синя, буди, но обезболь».

Аура купца на мгновение покрылась сетью, и он проснулся, сразу же завыв от боли. Я быстро влетаю в транс. «Синя, что за дела, я же просил обезболить?» Виновато крутится. «Не понимаешь, если заранее не сказал? Ну, извини, теперь знай про обезболить, добро? Я пошел. И всем спасибо!» Опять на мгновение сеть, и Гранд замолчал. Лиза смотрела на меня глазами по полтиннику.

Купец затравленно и злобно оглядывал нас всех и особенно выделил Рона, прямо заскрипев зубами от злости и бессилия.

— Зачем ты так, Гранд? Я считал, что мы добрые приятели. Неужели жадность одолела? — начал Рон.

— Ты дурак, охотник, и всегда им был.

Замолчал на минуту, тяжело дыша и озираясь. Потом, решившись, продолжил:

— Я же завидовал вам, особенно тебе, и всю жизнь ненавидел, — оскалился в ухмылке, — теперь могу смело сказать.

— Да за что же? Ты же обогатился с нами, мы тебя ценили.

— Я же говорю, дурак! Да что деньги! Плевать на них! Семейное дело, чтоб его. Мне смелости не хватило отца ослушаться, в охотники уйти. Я же упивался вашими историями и завидовал. Сначала по-доброму, а потом по-черному. Сперва думал, брошу все и уйду, а потом понял — никуда я не денусь от своей жизни, духу не хватит. И возненавидел вас всем сердцем. — Гранд говорил медленно, переводя дух. И продолжил неожиданно яростно: — А помнишь Лайну? Вижу, помнишь. Я любил ее, а она предпочла тебя, охотника. Я запомнил. И вдруг такая возможность! Как я был счастлив, когда пинал тебя, беспомощного! Ты не поймешь. И будь ты проклят! Я все сказал. — И после паузы: — Выговорился, наконец, — сказал, улыбаясь.

Мы молчали. Каждый думал о своем. Я — о причудах человеческой заурядности вперемешку с завистью. О чем думали остальные, не знаю. Через некоторое время Рон встал. Мелькнул меч, и голова купца откатилась в сторону. Фонтан крови из шеи пульсировал еще несколько секунд.

— Ну что, — вздохнул я, — ехать пора. Опять бежать. Надоело.

Мы разгрузили одну повозку, побросали туда наши вещи и все ценные трофеи, впрягли пару лошадей и поехали. Лиза за кучера, а остальные верхом, и два коня в поводу. Лиза, коренная горожанка из небогатой семьи, ездить верхом была не приучена.

Перекусывали на ходу. Двигались проселочными дорогами, а путь держали в таверну «Все для путника» на Бармиусском тракте. Как раз к первому сентября должны были успеть, а второго четверг. Надеялись застать там Агнара Луниса из Грунда королевства Асмар, бывшего охотника, а ныне предположительно преподавателя школы магии «Лучистая волна». Не появится в четверг, сами двинем к нему, крюк получится небольшой: сейчас километров сто двадцать — сто пятьдесят на восток, а от таверны на юго-запад по хорошему тракту еще примерно пятьсот.

На привалах Лиза учила меня всему, что умела из стихий Земли и Жизни. Она не удивлялась моим успехам, привыкла. Попытка ночных допросов с пристрастием, откуда это все у меня, проваливалась на корню. Я отшучивался, а угроза отлучения от тела ни разу не выполнялась, страсть побеждала любопытство, но днем… просто места не находила от желания меня расколоть. Агна и Рон были ей в этом не помощники, а я же не горел желанием открываться просто из страха, что ей может повредить это знание. Мало ли, попадемся еще. Тьфу, тьфу, тьфу. Позже, конечно, узнает, но… потом. И если честно, то боялся, что отношение ко мне изменится. В какую сторону, без разницы, меня устраивало нынешнее.

Из Жизни научился лечить мелкие раны другим людям — исцеление первого уровня, проводить «реанимацию», то есть поддержание жизни у тяжелораненых, заботиться о собственном здоровье, что мне было не нужно, овладел и боевым «временным параличом», это заклятие тоже первого уровня для временного лишения сознания противника, на несколько минут. В бою хватит, но любой защитный амулет сводит на нет эффективность его применения, хотя в принципе стихия Жизни наиболее «проникающая» из всех стихий. В тот раз, в «Гвоздике», я интуитивно направил фаербол в «ловчую сеть», а стена Огня меня бы не спасла. Может, не вырубила бы, но оглушила капитально.

Это из академического курса. Из «воровского» добавил «стирание следов»: волна Жизни уничтожает все биологические и аурные следы на пути своего прохождения. Должен отметить, что аура человека имеет свойство отталкивания от любого материала и другой ауры, за небольшими исключениями, так что следы от нее и сами быстро исчезают, но, как говорится, случай бывает разным. Маскировку и скрытку выучил ранее. А в последнее время разленился — один-два раза повторю плетение, чтобы убедиться в работоспособности, и скидываю в астрал. Хорошо иметь комп!

Из Земли выучил базовое, уплотнение — размягчение материала, которое используется в производстве и действует только на неживую материю. Интересно получилось после дождя: хотел «затвердить» раскисшую дорогу с лужей, а лужа только углубилась! Хотя дно стало твердым. Лиза, смеясь, объяснила, что на воду тоже не действует, и я все грунтовые воды с глубины примерно метр выдавил наверх. Еле протащили повозку.

«Каменная пелена» первого уровня. Очень хорошее защитное плетение. Стабильное, как все земное, и не требует столько внимания, как остальные стихии.

То были заклятия академические, а «воровское» заклятие одно: универсальная отмычка. Там есть аурный модуль, который «щупает» замок — и механическую и магическую части. Опытный вор обходит охранное плетение и может даже отключить охранку, слегка повредив безопасный узел, а в механике найти секретку и мгновенно затвердевшим щупом сдвинуть в нужную сторону. Лиза долго шантажировала меня этим плетением в обмен на мою «тайну», но я победил. Мотивировал тем, что я неопытный вор и вряд ли им стану, поэтому не смогу им воспользоваться, а нужно мне для общего образования и вообще науки! Я многозначительно поднял тогда палец вверх. Не знаю, что подумала Лизия, но сдалась. По-моему, она получала удовольствие от самого факта, что в юном возрасте является учителем такого мага, как я. Акции мага Егора на ее бирже взлетели до небес. Незаслуженно, но я этим нагло пользовался.

Рон дополнительно занимался со мной боем на сабле Гранда, которую всучил мне. Она легче меча, и ею удобней работать в ускорении. Моя скорость, по его словам, выше, чем у мастеров меча, которых он встречал, хоть и не на много. Они почти все являются магами Жизни либо шептунами. Кто совсем без Дара, достигает такого состояния приемом специальных эликсиров. Встречаться с любым из них в реальной схватке — категорически отсоветовал, но поучиться очень даже желательно. Умение Рона и их уровень мастерства просто рядом не стояли.

С привязкой сабли к ауре разбирался. Пока только после выхода в пси-поле удалось увидеть в ней плетение, оно было трехстихийным: Огонь, Земля и Жизнь. Очень сложным, гармоничным и красивым. На дальнейшее банально не хватало времени, даже Лизин артефакт древних в руки взять было некогда.

С привязкой древних амулетов дело обстояло тяжело. Большинство вообще не было понятно, для чего и зачем, а оружие всегда было личным, и его требовалось «привязывать» к ауре владельца, как и некоторые другие разгаданные амулеты. Делалось это так.

Два мага в месте силы находили точки «фиксации» на ручке оружия и направляли в них мощный ток нужных стихий. Заклинания всегда были сложными, из двух видов сил минимум. Во время максимального потока энергии будущий владелец берется за рукоять и держит минуту. Все. После этого в его руках в оружии будет возникать мощное атакующее или защитное, это в доспехах, плетение. Такая процедура стоит не дешевле самого артефакта. Лизе повезло тем, что она училась в академии, там и провели «привязку» ее фамильного амулета к ней. Втайне от широкой общественности, извините, начальства. Двух преподов удалось уговорить «с большим трудом».

Мои мысли крутились вокруг только одного «труда», Лиза всерьез тогда обиделась и отлучила от тела, обозвав идиотом ревнивым, ни в грош ее не ставящим. Простила только на следующий день.

Прошли пятые сутки неторопливого путешествия с объездом деревень, и мы устраивались на последний ночлег в небольшом лесочке. Завтра днем будем в таверне. Рон рвался сходить один, чтобы сохранить нас в безопасности, но мы категорически с ним не согласились, и я решил — едем все. И подыскал хороший аргумент, что в такой близи от столицы нас точно не ждут.

Ночь была пасмурная, поэтому все спали в повозке. Я проснулся внезапно, от одной идеи. Уже два дня на коне и ночью перед сном я продумывал план «привязки» сабли и вот, видимо, придумал. Вылез осторожно из телеги. Ни звезд, ни луны. Темень. Отошел подальше и сел на траву в позу лотоса, держа в правой руке саблю.

Сначала в астрал: «Синя, Оранж и Женя (желтая стихия Земли), тяните ману как можно больше себе и в ауру, как заполнитесь, мигните, я приду». Вышел и сразу вылетел в мир. Огляделся: немногочисленные нити из окружения втягивались в мое тело. Аура почти заполнилась, но я не стал ждать, а приблизился к сабле. Трехцветный узор переливался, искорки пробегали по линиям, красиво! Ни намека на нынешние руны-иероглифы. Медленно приближался ближе и ближе, узор рос, нити утолщались и вот превратились в огромные пульсирующие трубы. Они причудливо переплетались, и я совершенно не понимал систему. Чуть удалился, и трубы уменьшились. Теперь видел узор на протяжении трех изгибов. Полетел в одну сторону, число переплетений начало уменьшаться. Не то, пошел обратно. Стали появляться узлы. Слишком большие. Пришлось подняться подальше — уменьшились. Двинулся дальше — и вот он! Огромный в сравнении с остальными и одного желтого цвета. Огляделся — другого такого нет. Запомнил ориентиры и дальше. Вскоре нашел и остальные два узла. Очень аккуратно начал отдаляться, и вот они — три точки в узоре возле самой гарды. Как раньше не видел? Знал бы, где и что искать, нашел бы сразу.

Сигнала от девочек еще не было, аура полная. Терпеливо ждал. Только через полчаса в ауре мигнули поочередно разноцветные вихри. Ныряю в астрал.

Мама дорогая! Три огромных облака заняли все пространство. Остальных стихий и видно не было. М-да… «Девочки, какие вы огромные!» Они не реагировали. Объелись. «Сейчас выходим наружу, и я показываю точки, каждая вашего цвета, разберетесь, не маленькие. По моей команде начинаете сливать в них ману, пока я не остановлю, понятно?» Нет реакции. Будем надеяться, поняли. Мысленно вздохнув, полетел из астрала прямо в мир.

Позади меня растерянно висели три разноцветных шара и медленно вращались. Воображаемыми пинками погнал их ближе к гарде. «Видите точки? — пришлось орать каждой в отдельности. — Начали!»

От шаров протянулись жгуты в точки, и я стал ждать. Энергия уходила, как в прорву! Прошло, наверное, с час, прежде чем узор начал сверкать ярче и ярче, шары уже напоминали вихри и продолжали худеть, причем быстрее, чем разгорался узор. Неужели не хватит, и что будет, если их не остановить? Я запаниковал.

Когда вихри стали совсем блеклые и еле-еле крутились, узор, наконец, вспыхнул. «Стойте!» — заорал я и метнулся в тело. Перед глазами ярко сверкала сабля, зажатая в правой руке. И что? А, была не была, и влил в нее ману из ауры. В голове что-то взорвалось — и я провалился в сон — видение.

В мешковатой гимнастерке и пилотке стою в строю среди таких же новобранцев. Мысли только о сне и еде. Ужасно хочется сладкого. Перед нами сержант-контрактник заканчивает объяснять устройство АК-74.

— Можно снять магазин и использовать автомат как дубину. От вас, баранов, это будет самое полезное действие, машинка прочная, выдержит. Можно пристегнуть штык-нож — и в атаку ура-ура за родину. Разговорчики в строю! Вспышку справа захотели? Совсем оборзели ду-шары. Слушаем дальше. Сюда втыкаем магазин, вот предохранитель, он же переключатель. Один щелчок — очередь, два щелчка — одиночные. Не забываем передернуть затвор. И на хера я вам все это объясняю, уроды тупые?

Очнулся от пощечин. Я лежал на спине, а над моим лицом склонились трое. Небо заметно посерело. Лиза замахнулась снова, но я перехватил ее руку.

— Спасибо, я в порядке.

Она в ярости колотит другим кулачком меня в грудь и кричит:

— Дурак, дурак, дурак! — и падает на меня, содрогаясь в рыдании.

— Все, все. Все хорошо, ну что ты. — Глажу ее по волосам. Мое лицо мокрое, и под головой лужа.

Рядом Агна облегченно села на землю, Рон продолжал стоять на коленях.

— Ты что творишь? Совсем свихнулся, что ли? Думаешь, все можешь? Ох, учить тебя еще и учить! Ты же погибнуть мог! В местах силы, бывало, гибли, а тут… маны почти и нет. Она же, — показывает на саблю, — чуть жизнь из тебя не вытянула.

— Не вытянула бы. Я все рассчитал. Сознание просто от усталости потерял.

— Ну и как, не зря?

— Наверное, потом проверю. Да хватит вам причитать и воспитывать. Все было просчитано! А ночью специально, чтоб не отговаривали. Знаю я вас, — врал безбожно, — Лизочка, ну все, ну, успокаивайся, дорогая, мне вставать пора.

И начал подниматься. Лиза стукнула меня двумя кулаками в грудь, вскочила и решительным шагом направилась к повозке. Не сказала ни слова. Я тоже встал. Нормально, даже голова не закружилась. Аура пустая совершенно, неприятное ощущение. Не поленился и сам сотворил базовое плетение Огня, почувствовал — потекло. Остальные не стал заряжать, чтоб меньше вопросов завтра было.

— Пошли, древний. — Рон обнял меня за плечи и повел к повозке.

— Давай позавтракаем, что ли? Что-то я проголодался, даже в животе урчит. Скажи ты Агне, а то мне неудобно.

— Скажу, что с тобой сделаешь.

Пока позавтракали, рассвело. Тронулись в путь. Лиза все еще на меня дулась. Не разговаривала. Пока ехали, думал о видении. Не зря оно было, что-то пыталась объяснить мне сабля на доступном для меня языке и, видимо, не очень в этом преуспела. Ясно, что это режимы работы, а вот какие… так и хотелось взять да проверить, но не пугать же друзей в очередной раз. Потом. Я просто покосился на нее.

Она совсем не напоминала грандовскую: простые ножны и рукоять без камней. Мы с Роном целый вечер потратили, отрывая все лишнее и шлифуя песком и точильными камнями, а драгоценности — в общую копилку. Внешне металл клинка напоминал простую сталь без рисунка, но по прочности превосходил симбарскую и совсем не тупился. Ткань на лету разрубает. Ножны и украшения на гарде и эфесе — новодел. Всего лишь трехсотлетней давности. Вот такие здесь сроки!

В нетерпении положил левую ладонь на эфес. Ну что же ты хотела, родная? Опять в деталях вспоминаю сон. Сержант берет автомат. Прицепляет штык-нож, вдруг как током левую ладонь прошило. Я вздрогнул. Покосился на друзей: никто ничего. Лизия в повозке. Отвернулась. Я улыбнулся — приятно, когда за тебя волнуются, но без навязчивости, а то такое бывает! Так, штык-нож первая ступень, опять кольнуло, верно. Дальше одиночные, и я представил положение предохранителя, опять как током дернуло! Ага, соответственно автоматический огонь, опять представил, и снова стукнуло. Есть! Разобрался! Три положения, осталось испытать. И так стало легко на душе, прямо… эх!

— Сколько стихий в сабле? — спросил, повернувшись Рон.

— Две, — автоматически соврал я, не хотел сильно выделяться, — Огонь и Земля.

— Обычная, четвертый уровень пробьет. Если привязалась — отлично.

— Потом проверим.

— Обязательно! Убедимся, зря или нет нас сила разбудила.

— Буря была?

— Да что ты! Сильный ветер, до тракта не дошло, а мы с Лизией хорошо прочувствовали.

— Ну, извините, не учел. Слышишь, Лиза, извини!

Она промолчала.

Номера в таверне оказались просто шикарными на мой неискушенный вкус. Мы заняли два двуместных номера, причем Лизия продолжала на меня дуться. Вот и пойми ее.

«Паленую» повозку изменили, как могли, и лошадей тоже. Для них пригодился Лизин грим: намалевали пятен, и все. Издалека не узнаешь по масти, правда, пришлось самим лошадьми заниматься в конюшне, мотивировав это жадностью. Ничего, два дня можно.

С удовольствием помылись, наши шмотки постирали и выгладили, пообедали с аппетитом, запивая еду неплохим вином. Один Рон оставался напряженным, а мы все расслабились. Слухов о необычном побеге не было. Поговаривали про нападение и убийствостражников при невыясненных обстоятельствах, про дерзкий налет на караван купца Гранда с применением магии, и все. Сетовали на власть, налоги и расплодившихся разбойников.

Рон, после общения с хозяином, отозвал меня:

— За нас объявлена очередная награда.

— Не привыкать, завтра по-любому уедем. Нас не заподозрил?

— Да кто же его знает? Я не судебный маг, ложь не различаю. Вроде бы нет, он не понял, что тот купец и был Грандом.

После обеда Лиза меня «простила» со всеми вытекающими. Я пообещал, что больше не буду так экспериментировать.

Ночь прошла спокойно. Весь следующий день Рон был как на иголках. Нам тоже было не по себе, но мое чувство опасности молчало, и ближе к вечеру состоялась долгожданная встреча.

Агнар Лунис оказался невысокого роста пухленьким живчиком с аурой мага Света и Воды. Они радостно обнялись с Роном и похлопали друг друга по плечам. Агнар вежливо поклонился дамам и поздоровался со мной, внимательно оглядев с ног до головы.

Перекусили в общей зале и поднялись в комнату Рона и Агны.

— Рассказывай, зачем оторвал меня от учебного процесса, а я, между прочим, курирую группу.

— Вот из-за этого молодого человека. Он уникум, каких не было. Отгадай, по скольким стихиям он инициализирован?

— Вижу только Огонь.

— По всем.

— Шутки шутишь, давай серьезно.

— Я совершенно серьезно.

Агнар недоверчиво посмотрел на Рона, потом снова внимательно на меня. Я скромно молчал.

— Рон, ты мне лучший друг, и я тебе всегда верил, но сейчас-то зачем ты так? Оторвал от любимой работы. Мы давно не виделись, повстречались. Пойдем выпьем, поговорим, вспомним былое, помянем друзей и разойдемся. Я даже обижаться на тебя не буду.

— Егор, покажи стихии.

Я показал поочередно все, за исключением Разума.

— Повторите, молодой человек. — Агнар привстал.

Повторил.

— Это какой-то фокус, правда?

— Ты же видишь, никакой иллюзии.

Лунис забегал по комнате. Мы молчали. Лиза смотрела на меня, выпучив глаза.

— Ты понимаешь, что будет, если это правда? — обратился Агнар к Рону, застыв на месте.

Тот хитро посмотрел на друга и произнес:

— А кто узнает?

— Да я же не о том! Вся наука, все наши представления летят к демонам! Ты это понимаешь?!

— Агнар, ты бывал в руинах, видел, как жили древние, мы же вместе бились над их загадками, и вот тебе возможное решение, а ты что? В кусты?

Тот вытянулся и начал говорить раздельно, переваливаясь с пятки на носок:

— Я всю жизнь мечтал найти разгадку древних. Лазил в руинах исключительно поэтому. А потом разочаровался. Понял, это бесполезно, и знаешь почему? Все боги против этого.

— За тысячи лет никто из великих магов так и не понял древних, ни на йоту не приблизились к их магии, все костылями обходимся. А великие были далеко не дураками. Значит, кто-то из богов, хоть тот же Спаситель, не хочет возрождения древних.

— Возможно, ты и прав, Агнар. Посмотри на Егора, ты думаешь, он откуда-то издалека и демонстрирует фокусы. Вот, очередной талант родился, и думаешь, а почему же он не в академии? Так ведь?

— Примерно.

— Я тебе и всем присутствующим скажу насчет богов. Помнишь, мы много рассуждали о Спасителе, о священных свитках и находили их не совсем состоятельными.

— Допустим, многие так находят, но какое отношение…

— Подожди. Тогда же заходила речь про иные миры. Мы все думали, правда это или выдумка служителей, а если правда, то, может, не только демоны обитают во внешних мирах. Как там… «И ходили они в иные миры». Помнишь?

— Что ты хочешь сказать?

— Сейчас можно. Лизия, не удивляйся, пожалуйста. Егор из другого мира.

Агнар расхохотался, а Лиза нахмурилась и отвернулась от меня. Я с интересом продолжал наблюдать за поведением мага. Он мне понравился напором и… жизнелюбием, что ли. По живым и любопытным глазам было видно, что человек далеко не разочарован жизнью. Наконец, Лунис прекратил хохотать и вытер выступившие от смеха слезы.

— Ну, Лис, ну насмешил. Хотя, должен признать, это самое логичное объяснение необычных способностей. И науку не переворачивает. Чужой, он и есть чужой.

— Чужой-то чужой, но не совсем. Егор, расскажи уважаемому господину Лунису, как ты здесь оказался.

— Запросто. — У меня от обиды Лизы возникло игривое настроение, и я вкратце рассказал историю попадания, делая упор на втягивание в неизвестный портал.

Во время рассказа Агнар смотрел на меня изучающе и не перебивал. Его живое лицо чутко реагировало на повествование. Когда я закончил, высказался практически сразу:

— А ведь не врет!

И спустя несколько секунд, обращаясь к Рону:

— Может, чернокнижники его призывали?

Тот улыбнулся:

— Абсолютно исключать ничего нельзя, но попал Егор ко мне, и он не демон совершенно точно. Такой же человек, как и мы. Помнишь, мы рассуждали про богов, и по всему складывалось, что у древних был свой бог, который их покинул.

— Помню. И это была моя идея. Что ты хочешь этим сказать?

— То, что этот изначальный бог Эгнора и прислал нам Егора. В рифму даже заговорил. Доказательств полно, я тебе их потом приведу. Ты заметил, что черных в руинах все больше и больше? Вот, видимо, этого Бог и опасается. Он остался хранителем мира, хоть никто ему и не молится.

Агнар, наконец, сел, скрестил руки на груди и застучал пальцами по плечу.

— Егор, а вы что про все это думаете?

— Я думаю, что Рон ошибается и попал я сюда совершенно случайно. Древние для меня пока просто слово и никаких ассоциаций не вызывают. Я такой, какой есть. Ужасно хочется в руины, потому что действительно их магия мне близка, но более всего мне нужно определиться здесь, в Эгноре. Имеются кое-какие задумки, и уже есть о ком заботиться. — Я кивнул в сторону Лизы. — Кратчайший путь к этому все равно через руины.

— Эх, — вздохнул Лунис, — слишком хорошо, чтоб в это поверить. Рон знал, кого из друзей позвать, знает мою слабость. Может, будем на ты? Хорошо. Я подумаю до утра. А конкретно, Лис, в чем нужна моя помощь?

— Подучить Егора по своим стихиям и убежище на время.

— Да без проблем! Я его в школу устрою.

— Ты не понял. У нас у всех серьезные проблемы с властями. Нам всем нужно убежище.

— Что натворили? — спросил с явным недовольством.

— Нас подставили, и очень серьезно.

— Даже так? Я верю, потому что знаю тебя. Это сложнее, прощаемся до утра. Всем до свидания. Рон, проводи меня до моей комнаты.

Они вышли. Мы остались сидеть. Агна с любопытством поглядывала на Лизу, а та вдруг решительно встала и, явно передразнивая Агнара, сказала:

— Егор, проводи меня до моей комнаты.

Что там было, описать невозможно. Обвинения в недоверии перешли в упреки, что я ее не люблю. Закончилось, впрочем, обычно.

Солнце клонилось к закату, когда мы спустились к ужину. Кроме нас, из наших спутников никого не было. Сели за угловой столик. В другом углу сидели изрядно подвыпившие молодые люди, явно благородного происхождения, и по-пьяному громко спорили друг с другом. Я не прислушивался. Заказали вина и мясную нарезку с соусом, салатом и хлебом.

Мирно ужинали, никого не трогали, и тут к нам подвалил один из благородных, более молодой. Одетый в богатую дорожную одежду, с изумрудным перстнем на среднем пальце, от которого веяло неслабой силой Земли, на боку богато инкрустированная шпага.

— Сударыня, разрешите пригласить вас за наш столик.

Начинается, подумал я, прямо как у нас. Богатая молодежь подпила и давай снимать девочек, невзирая на кавалеров. Поесть не дадут. Интересно, что Лиза скажет.

— Сударь, вы, видимо, не заметили, но я с кавалером. И даже если бы была одна, то ни за что не подсела бы к пьяным.

— Вы нас недооцениваете, мы, а особенно я, совершенно трезвы. — Он щелкнул каблуками и тряхнул головой.

Действительно, не такой уж и пьяный. Странно… присмотрелся и увидел синее свечение на груди. Амулет Жизни. Протрезвился, похоже. Аура не мага, это я уже четко различал.

Вообще, по статистике, в Эгноре Дар проявляется примерно у двух процентов населения. От наследственности почти не зависит, поэтому и обучают грамоте всех. Из этих двух процентов только у одного хватает силы на мага, а остальной процент либо шептуны, либо просто видящие типа Агны. И вот что получается, в нашей команде все оказались с Даром. Да еще с каким! Одна Лизия чего стоит. Даже Агна, просто наша «хозяйка», — видящая и знахарка. А если завтра присоединится Агнар, в чем у меня не было сомнений, то тогда вообще атас. М-да, есть о чем задуматься. Да нам любые руины по плечу! Почему-то есть такая уверенность. Возможно, глупая.

— О каком кавалере вы говорите, я никого рядом с вами не вижу.

Я спокойно отпил вина, обмакнул кусочек говядины в соус и принялся жевать, весело глядя на Лизу. Меня совершенно не задели слова молодого повесы, так я его для себя определил. Лиза поддержала игру:

— Ой, действительно, о чем это я? Это жующее существо рядом со мной обман зрения, — и дунула на меня, — сгинь, иллюзия. Но с вами я все равно не пойду, не в настроении. Что-то голова разболелась. Галлюцинации опять же. Не смогу. Вы уж как-нибудь без меня.

У благородного отвисла челюсть. Что угодно ожидал, но не это. Поступил типично, как и наши «крутые» мальчики, не привыкшие к отказу. Тем более такому.

— А сам кавалер язык проглотил от страха? Я к вам обращаюсь, сударь. Сударыня, я готов избавить вас от этой головной боли.

Ух ты! Вежливый. И нашелся быстро. Придется драться. Только бы не убить. А вдруг он меня? Нет, не должен. Молод больно, лет восемнадцать — двадцать. Да и как бы там ни было — оскорбление. Лиза с любопытством смотрела на меня. Пришлось подняться.

— Не изволите ли представиться, сударь, перед тем как я вас накажу. — К своему стыду, я не знал дуэльный кодекс и не знал, что надо говорить в таких случаях. Как-то не до этого было.

Нахал довольно улыбнулся и слегка кивнул:

— Граф Витар нор’Гардус к вашим услугам, а вы достойны того, чтоб скрестить со мной клинок? Может, вас стоит просто отшлепать?

Надо сказать, что начиная с графов приставка «нор» присваивается не только правящей особе, но и всем носящим титул, в отличие от баронов и виконтов, где нор — только правящий, остальные ор’ы.

— Барон Егор ор’Кравес. — И прикусил язык. А, плевать! — К вашим услугам. Насколько я понимаю, вы вызываете меня на дуэль?

— Не пытайтесь делать вид, что не поняли, это вам не поможет, — фыркнул обидчик. — За вами выбор оружия и места.

— Моя сабля против вашей шпаги, сейчас, во дворе.

Тут вмешался с интересом наблюдающий за нами пожилой приказчик за стойкой:

— Господа, господа, у нас приличное заведение, извольте пройти хотя бы за конюшни!

— Не возражаю, — сказал я, — а вы, граф?

— Без разницы, — скривился юнец и пожал плечами. — Не боитесь саблей против шпаги и без магии?

«Черт, оказывается, можно было бы еще и это обговаривать», — быстро пронеслась мысль.

— Не переживайте, я постараюсь. — Наклонился поцеловать руки Лизе и быстро прошептал: — Убивать обязательно, не в курсе?

— Нет. Обговаривают на месте, — прошептала, и уже громче: — Надеюсь на вас, барон, отстоите честь беззащитной девушки.

— Сударыня, — поклонился ей граф, — ваша честь не пострадает в любом случае. Ну что, барон, пойдемте. Секундант у вас есть?

— Обойдусь.

— В таком случае мой друг, виконт ор’Парвус исполнит эту обязанность за двоих, вы не против?

— Отнюдь. Пойдемте.

— Позвольте и мне полюбопытствовать, как дерется моя галлюцинация. Я пойду с вами, и не возражайте.

Внезапно распахнулась дверь, и в зал вошли двое военных в кольчугах, шлемах и форменных плащах. Дверь закрылась. Подозрительно оглядели всех и снова открыли вход. В помещение прошествовал богатый пожилой вельможа с волевым усталым лицом и за ним еще один военный. Приказчик сразу подбежал к ним и почтительно поклонился.

— Нам ужин и комнаты, — усталым, но твердым, привыкшим повелевать голосом произнес вельможа.

— Сию минуту, господин, — произнес приказчик и улетел в дверь за стойкой, откуда сразу послышались распоряжения.

Прибывшие тем временем расположились за центральным столом.

— Пойдемте, барон, незачем терять время, а вам, сударыня, я порекомендую остаться, не женское зрелище — дуэль.

— Что вы, граф, дамы обожают смотреть, как за них дерутся. Я даже пойду первой. — И решительно направилась к двери.

Мы двинулись следом, а возле выхода к нам присоединился ор’Парвус.

Вельможа проводил нас внимательным взглядом.

Площадка за конюшней оказалась изрядно вытоптанной. Света еще хватало.

— За вами выбор, барон.

— Смерти вы не заслужили, а вот хорошую трепку — да, — произнес я.

— Значит, до ранения? — презрительно уточнил нахал. — Так вы еще и трус. — И с ожиданием уставился на меня.

— Думайте как хотите. К бою.

— Предупреждаю, я ученик мастера меча и сдерживаться не буду, — сказал граф, отдавая перстень другу. Амулет не снял.

Я передал Лизе свой воздушный амулет, грандовский мы всучили Агне, и пошел на середину площадки. Ученик. Интересно. Надо подсмотреть приемы и связки. Рон, конечно, предупреждал, но в любом случае поздно, да и ученик — не мастер, тем более не совсем трезвый.

Едва я вошел в роновское ускорение, как противник ошеломил меня резкой атакой. Чувство опасности завопило, но я прервал проваливание в большую скорость, хотелось испытать себя. Сдержал и готовую сорваться огненную стену. Я уклонялся, уворачивался, отводил удары, принимал на оружие, благо сейчас сабля позволяла. Меня спасало только движение, противника же сам достать никак не мог. Он обязательно находил хитрый финт, а скорость соответствовала моей. Ему дважды улыбалась удача — на ноге и левом плече у меня появились глубокие порезы. Я уже не играл в благородство и не думал о том, чтобы не убить, а пытался выжить, но упрямо не ускорялся. Наконец, в таком темпе граф начал уставать, и я усилил напор. Отклонив его укол гардой, извернулся в немыслимом пируэте и без замаха рубанул его поперек груди. Достал. Он еще попытался сражаться, но через несколько секунд начал замедляться и плавно осел на землю. Вся рубаха и штаны были пропитаны кровью.

Лизия и секундант тут же подбежали к нам и склонились над пострадавшим. С рук Лизы сорвалось исцеляющее плетение.

— Надеюсь, вы удовлетворены, барон? — спросил ор’Парвус.

— Разумеется! Он жить будет? — спросил я с беспокойством.

— Будет, Егор, не переживай. Рана не глубокая, просто длинный порез, и сосуд оказался задет. Я кровь остановила, исцеление наложила и силы добавила. Быстро заживет. Вон уже начинает стягиваться. Сутки полежать желательно и опять жеребцом станет. А вам посоветую снять с него амулет, он ускоряет жизненные процессы, а для него это вредно.

— Сударыня, позвольте принести вам извинения за нас двоих. Мы не знали, что вы маг, тем более Жизни. Это все вино и молодость моего друга.

— Я принимаю извинения, виконт.

Обратно мы практически несли графа. Он еле переставлял заплетающиеся ноги и почти висел на нас с виконтом, перетянутый его же сорочкой. Я весь измазался в крови, а только вчера постирали одежду, обидно. Сабля прошла первое испытание и не включилась от прикосновения к рукояти, осталась самой обычной, не считая металла. Теперь требуется во включенном состоянии ее проверить.

— Все нормально, господа, — успокоил виконт сидящих в общей зале гостей, — небольшое недоразумение, все живы и здоровы.

Все глядели на нас с интересом, а приказчик за стойкой с облегчением. Я опять обратил внимание на заинтересованный взгляд вельможи. Мы поднялись в комнату графа и положили его на кровать. Друг остался с ним, а мы с Лизой поспешили удалиться.

— Барон, — услышал я уже в дверях голос графа, — простите меня, я был не прав.

— Конечно, граф, я не держу на вас зла.

Мы вышли, прикрыв за собой дверь. Мне стало приятно. Во-первых, победил сам, во-вторых, граф оказался порядочным человеком.

(обратно)

Глава 11

Наутро, еще до завтрака, Рон в нашей с Лизой комнате ругал меня за дуэль: — Это же уму непостижимо! Так подставиться! А если бы он тебя убил? Зачем бахвалился? Ты же можешь сейчас по-своему ускоряться, так нет же, ему, видите ли, захотелось испытать себя! Мальчишка ты самоуверенный, все наиграться не можешь. А ты, Лизия, не могла сказать, что ты маг? Я думал, ты серьезнее. Ах, уверена была в Егоре. Поразвлечься захотелось, скучно ей, видите ли. Да ну вас всех! Связался с детьми, — и в сердцах хлопнул дверью.

Мы переглянулись и притворно виновато пожали плечами.

Завтракали все вместе. В зале было полно народу, я даже удивился. Оказалось, что это едят поставщики продуктов и других товаров для таверны. Мы впятером заняли отдельный стол. Виконта и графа видно не было, похоже, в комнатах завтракали. Еще не отошел, бедолага, но Лизия сказала, что к вечеру должен поправиться. Нам бы такую медицину! На Земле без нагноения с неделю бы заживало, а с ним еще дольше.

Агнар, к моему удивлению, похвалил меня за дуэль и вздохнул:

— Мне бы твои годы.

Агна укоризненно промолчала.

Дела за столом не обсуждали. Просто наслаждались вкусной едой. Я заказал яичницу с беконом, посыпанную зеленью. Запивал молоком. И чашечку ароматного горфа с хрустящими вафлями. Остальные — кто во что горазд. Агнар налегал на сладкое, женщины скромно ели кашу и фрукты, а Рон то же, что и я.

Когда все доедали десерт, к нам подошел начальник охраны вчерашнего вельможи. Он был без кольчуги и шлема в том же форменном плаще синего цвета с эмблемой: оскаленной волчьей головой. Агнар с удивлением поднял брови. Воин щелкнул каблуками и сказал:

— Доброе утро господа, храни вас Спаситель.

Мы нестройно поздоровались.

— Позвольте представиться, начальник выездной охраны его светлости графа Хромского Стас ор’Стилос. Граф приглашает вас к себе на важный разговор в любое удобное для вас время. Он будет ждать в своей комнате. Мы заняли третий этаж. Честь имею, господа, дамы. — Он поклонился дамам, четко развернулся и удалился.

— Вот это да! — воскликнул Агнар, глядя вслед уходящему. — Граф Хромский, затворник, вассал королей Асмара. Очень влиятельный человек в королевстве, богатый, как Гонмус, его армия уступает только королевской, три места силы и телепорт. Что он здесь делает, да еще и без свиты? Дела-а.

Рон нахмурился:

— Не нравится мне все это. Чует мое сердце, не к добру.

— Не стони, Рон, — подбодрила его Агна, — мне интересно на настоящего владетельного графа посмотреть. Надо привести себя в порядок, пойдем, Лизи, — толкнула в бок Лизу.

— Конечно, пойдем, мне тоже любопытно. И тебе, Егор, не помешает приодеться.

Они отправились переодеваться, мы остались допивать горф. Я был согласен и не согласен с Роном. То, что неприятности, — это к гадалке не ходи, зачем иначе мы графу понадобились? Нанять хочет наверняка. Вон как вчера пялился. Сдавать Шелтону… вряд ли, не его уровень, судя по словам Агнара. И это уже плюс.

Что скрывать — моя душа рвалась в битву. Внезапно вспомнил убитых мной людей. Сожаление? Да, но не раскаяние. Они знали, на что шли, а у нас выхода не было. А Гранд получил по заслугам.

Граф — наш шанс. Если такой влиятельный, то может хорошо заплатить за услугу, и не только деньгами. Мне нужен дом, да и Рону с Агной тоже. И защита. Вот это и попробую выторговать. Надо же, как по заказу: надоело бегать, извольте, шишка к вашим услугам. Ладно, нечего заранее загадывать. Встретимся — увидим.

— О чем задумался, командир? — с ухмылкой спросил Рон.

— О вечном, Рон. О жизни, о смерти. Как думаешь, зачем мы графу?

— Понятия не имею, но предполагаю: узнал, что мы охотники, и решил что-то предложить. А после Гранда мне это как-то не по душе.

— Забудь про Гранда, проехали уже. Как думаешь, Агнар, сможет граф нас подставить?

— Да вы уже подставлены, дальше некуда! Мне Рон вчера рассказал. Весело живете, мне нравится. А как ты ошейники обошел, признайся? — с надеждой уставился на меня.

— Вот войдешь ко мне в команду — расскажу, — подначил я его. А как объяснишь? Попробую, но позже. Он образованнее Рона, может, подскажет что.

— Про графа что думаешь?

— Не надо это ему, — отмахнулся Агнар. — Где Шелтон, Русток, а где Хром? Да и вообще, королевство Асмар самое сильное в регионе и на Совет Глав особо не оглядывается, и помощники Спасителя у нас смирные. С нашим королем Старком не забалуешь. Мне удивительно только одно, — продолжил он, — что граф делает здесь, в этой таверне и почти без охраны? Это весьма любопытно!

Такому оптимизму можно только позавидовать. Вскоре спустились наши женщины: приодетые, накрашенные, с украшениями. Откуда такие платья? М-да, вот что мы в багаже тащили, оказывается. Как на взаправдашнюю аудиенцию собрались. Даже неудобно стало за свой простой дорожный костюм.

— Дамы, вы прекрасны! — сделал комплимент Агнар. — Вы будете сглаживать наше убожество перед графом.

— Почему не пошел переодеться, Егор?

— Оставь, Лиза, обычная рабочая встреча, а вы прямо как на прием собрались.

— А когда мы еще на настоящий прием попадем? С такими мужчинами, как вы, — никогда. Надо пользоваться моментом.

— А мы, оказывается, в числе самого необходимого еще и выходные платья тащили?

— Да за кого ты нас принимаешь, — притворно обиделась Лизия, — это местные. Мы не первые дамы, кому в таверне наряжаться надо. Попрошу без намеков! Все, не надо заставлять его сиятельство ждать. Ведите нас, кавалеры.

Граф встретил нас стоя. В своих апартаментах он находился только с начальником выездной охраны. Галантно поцеловал дамам руки, отвесил комплимент и представился:

— Нугар нор’Хром, граф Хромский.

Мы поочередно представились.

— Присаживайтесь, господа, дамы, — он показал на стулья, — вы наверняка удивлены. А между тем все очень просто. Вчера я наблюдал вполне тривиальную, к сожалению, в последнее время дуэль. Во время моей молодости нравы были строже. Это я по-стариковски, не обращайте внимания. Так вот, Стас ходил смотреть на драку, потом рассказал мне. Я поинтересовался у хозяина, и оказалось, что вы охотники. Кстати, как здоровье вашего недоброжелателя? — спросил у меня.

— Хвала Спасителю, он сегодня поправится. Мы с ним помирились.

— Знаю их род, вполне достойные люди, но с самим молодым человеком не знаком. Он чей сын, не знаете?

— Ваше сиятельство, мы не обсуждали вчера его родословную.

— Ну да, ну да. Женщина. Из-за вас повздорили эти юноши? — Вопрос Лизе.

— Можно сказать и так, но больше не сошлись в вопросе обманов зрения, — слегка привстав, ответила она.

— Все хорошо, что хорошо кончается. Поймите меня, господа, мне тяжело начать разговор… — Граф сидел в кресле напряженный. — Вы все, видимо, удивлены, что я практически без свиты остановился в захудалой таверне. А все просто. Мы вчера не успели засветло в Шелмиус. С большой свитой я никогда не езжу, а остальные, вместе с магом сопровождения, отстали в Гаронде, это герцогство Бармат в дне пути отсюда. Мы спешили, и моя карета перевернулась. Маг, к несчастью, сильно повредил ногу, и карета пришла в негодность, а мы торопимся. Вот и поехали верхами к ближайшему телепорту в Шелмиус. Мне срочно нужно домой.

Граф встал, заложил руки за спину и прошелся по комнате чеканным шагом. Остановился возле окна и продолжил:

— У меня сильный маг, мы с ним старые друзья, и он всегда сопровождает меня в поездках. В этот раз я снова был с ним. В урочный час он выходит в астрал и связывается со столицей. Два дня назад в один из таких сеансов я узнал, что мой младший сын пропал в Грундских руинах. Его разговорник перестал отвечать. — Помолчал с минуту и развернулся прямо к нам. — Мне нужно его найти. Хоть живого, хоть… или доказательства несчастья. Вы первые, к кому я обращаюсь. Вернусь домой, соберу и там отряд, но никто лишним не будет. — Замолчал, ожидая ответа.

Рон кашлянул и сказал:

— Ваше сиятельство, возможно, он просто потерял амулет?

— Не исключено. Но это ничего не меняет.

— Если мы примем ваше предложение, то как его узнаем?

— Смотрите, — сказал граф, снял с груди медальон и откинул крышку.

В его руках вдруг появилась четкая иллюзия юноши лет двадцати, светловолосого, безбородого и с легким румянцем на щеках и счастливой улыбкой. Запоминающееся лицо.

— Его зовут Назар. Если согласитесь, я отдам вам этот амулет.

— Нам нужно подумать, ваше сиятельство, мы ненадолго вас покинем, — сказал Рон, вставая, и мы вышли из его номера и спустились к себе.

В комнате я сразу взял быка за рога:

— Рон, часто ли охотникам предлагают подобные задания?

— Бывает. Это предложение не уникальное. Сразу предупреждаю: ты не готов для руин, несмотря на все свои успехи. Граф предложит поехать с ним через телепорт, как будем отказываться?

— На это я могу ответить. Отсюда до Грундских руин примерно дней восемь пути, от Волчка, столицы графства, пять. А там надо еще и отряд собирать. В общем, я за поход, тем более в Грундских пять раз бывал. Да и засиделся я в городе, руины по ночам снятся, — мечтательно добавил Агнар.

— Ты не понимаешь! Мальчик ни разу не ходил и в более безопасные руины! А Лизия? Всю жизнь в городе просидела. И Агну куда девать?

— За меня не беспокойся, Рон. Читала и слышала я про руины. С моим амулетом и моими талантами это просто легкая вечерняя прогулка получится. Я, наоборот, удивляюсь, как охотники раньше без меня обходились?

Агна промолчала, а Агнар добавил:

— Вспомни себя, Рон! Каким ты впервые вошел в руины? Даже не магом! Только и умел — мечом махать, и то не мастер. Вчерашний мальчишка тебя за пояс заткнет!

— О чем ты говоришь, Агнар! Это когда было! Да я после наемников в охотники попал, а там однажды и сотней командовать пришлось!

— И помог тебе в руинах твой командирский опыт? — ехидно заметил Агнар.

— Все! Решение принято. Агнар, как я понял, ты в нашей команде?

— Разумеется! Да после того, что мне вчера Лис рассказал, считай, я уже бросил свою любимую школу. Хвала Спасителю, клятву мы там не давали.

— Значит, так. Главное, что надо вынести из похода, за исключением изучения древних, — это покровительство графа. Сколько нам можно бегать? По словам Агнара, он очень влиятельный человек, сможет и от преследования помощников и международного розыска защитить. Главное, надо молить Спасителя, чтоб его сын живым оказался и мы бы его нашли, а вы знаете, есть у меня методы поиска. Надеюсь, и там они сработают. Только не надо, Рон, спрашивать, а что делать, если не сработают! Риск есть, естественно. Дальше. Агна, тебе придется остаться, где — не знаю. Может, с графом поговорить? Рон, пусть на тебе и будут переговоры с ним: деньги, снаряжение, вознаграждение и намек на возможность позволить остаться в его владениях.

Вмешался Агнар:

— Агна может у меня дома переждать, в Грунде. Я напишу записку, младшая дочь с удовольствием ее примет. А дом у меня богатый, одних слуг четверо. Жена, к сожалению, умерла, — на живом лице проступила неизгладимая боль, — три года уже… правду говорят, Спаситель нас наказывает… но я в это верить не хочу и не верю! — Он снова был полон оптимизма. Неунывающий какой, аж завидки берут.

Мы выразили Агнару искреннее сочувствие.

Рон тяжело вздохнул:

— Как я и ожидал, меня никто не слышит. Хорошо. Принимайте меня за зануду, но нас четверо, а в руины ходят пятерками. Это правило еще никто не отменял, почему-то оно действует. На это есть что возразить, Агнар? А ты, Егор, предложишь взять Агну, что ли?

Друг Рона скривился:

— Действительно, нужен еще один, — и сразу пояснил: — Дело в том, что когда в руины идет отряд, не кратный пяти, то возвращаются единицы. Стражники и твари наваливаются таким скопом! Почему — неизвестно. Одиночки еще, при удаче, хорошо проходят, но для нас это не вариант.

Замолчали. Я мучительно прокручивал мысли в черепе.

— Я пойду. Если это уменьшит риск, то обязательно пойду! — решительно произнесла Агна. — Покормлю хоть вас там.

— Подожди, Агна, — начал я. — Что ты говорил насчет клятвы? — обратился к Агнару.

Он удивленно поднял и опустил брови и заговорил:

— Клятва верности приносится человеку или организации, например школе, академии, гильдии или сюзерену. Клятва принимается Жизнью при помощи мага Жизни. Приносящий клятву произносит слова, слившись аурой с магом Жизни. Главное, чтобы понятия были четко сформулированными: какие обязательства на себя принимает человек и что случится с ним в случае нарушения. Обращается клятва всегда к Жизни. Затем маг Жизни и клянущийся перемешивают свою кровь. И все. У обоих в ауре остается печать. Маг почувствует нарушение клятвы, а нарушивший умирает, или с ним случается то, что принял на себя. Обычно не мудрят и клянутся смертью. Они типовые там, где их практикуют.

— А почему я в первый раз слышу?

— А сколько ты у нас? — прищурился Агнар. — И не распространены они. Во-первых, не любят давать, во-вторых, маги-свидетели не любят принимать, потому что рискованно само принятие, а в случае нарушения маги, где бы ни находились, испытывают очень неприятные ощущения. Нет, есть, конечно, жизнюки, которые только этим и занимаются, но непрестижно это.

— Правителям плевать на все эти сложности, почему не заставляют своих вассалов?

— Заставить невозможно, только добровольно. Иначе Жизнь не примет клятву.

— Печать посторонним видна?

— Нет. Только свидетель и тот, кто поклялся, видят, если они маги. К чему эти расспросы? — с интересом переспросил Лунис.

Остальные тоже смотрели на меня с нескрываемым любопытством.

— К тому, что нам надо думать о дальнейшей жизни. Давайте создадим свою организацию на основе нашего отряда. Нам все равно придется принимать пятого бойца пятерки, а дальше… есть у меня подозрение, что после похода надо будет организовать что-то типа академии или гильдии. С учетом моего появления в Эгноре клятва просто необходима для новых членов.

Агнар радостно смотрел, открыв рот:

— Ты так в себе уверен?!

Остальные не сомневались.

— Поверь мне пока на слово, Агнар. На тебе задача составить текст клятвы. Кстати, как назовемся?

Все задумались. И опять первый сказал я:

— Предлагаю просто «Стихия».

— Некрасиво.

— Надо звучнее.

— Почему?

— Потому что есть основания предполагать, что моя полистихийность сможет стать доступной и вам. Вопросы потом, — и замахал руками, — некогда!

Меня спас стук в дверь.

— Граф просит сообщить ваше решение, он спешит.

— Рон, сходи, пожалуйста, договорись, — шепнул я.

— Я иду с вами к его светлости, — сказал он пришедшему воину, показывая нам кулак за спиной.

Они вышли.

— Лиза, пойдем навестим графа нор’Гардуса. Агнар и Агна, начните составлять клятву.

Графа с виконтом мы нашли внизу за едой. Витар был еще бледен, но вполне бодр.

— Здравствуйте и приятного аппетита, господа, — поприветствовал их я.

Оба встали.

— Здравствуйте, господин барон и вы, сударыня, — почти хором произнесли они, — присаживайтесь с нами.

— С удовольствием, — сказал я.

— Мы не представились вчера, я Лайна Грос, ученица мага.

Они снова подскочили как ужаленные. Виконт покраснел, а граф побледнел еще больше.

— Извините меня за вчерашнее и позвольте представиться: Витар нор’Гардус, граф. К счастью, не владетель.

— Семул ор’Парвус, виконт.

— Вы тоже меня извините, граф, я была не в настроении. А вас я давно простила.

— Не было во вчерашнем вашей вины, сударыня. Мне, право, неловко за свое поведение, и спасибо за помощь. Я ваш вечный должник. И ваш, барон.

— Да что вы, не стоит.

— Позвольте заказать вам от своего имени…

Так, обмениваясь ничего не значащими любезностями, мы с Лизой пили горф, а друзья доедали. Когда они поели, я предложил Витару:

— Граф, пойдете на свежий воздух, мне необходимо кое о чем с вами поговорить. Не переживайте, виконт, просто беседа.

— Тогда я займу на время вашу даму?

— Спросите у нее.

— Пойдемте, барон.

Мы сели во дворе, на какой-то скамейке.

— Вы где-нибудь служите или имеете иное постоянное занятие, граф?

— Похоже, охотник что-то хочет мне предложить? — совсем по-еврейски ответил Витар.

— Откуда вы узнали, что я охотник?

— Тавернщик рассказал.

— Ну да. Угадали. Так как?

— Я уже говорил, что ученик мастера меча, но на этот год учитель уехал по делам, а здесь мы остановились с другом. Ему необходимо на службу в Шелмиус, а я его провожаю просто от безделья. Практически уже проводил. Предлагайте.

— Прекрасно. Понимаете, у нас есть заказ и не хватает одного бойца. В схватке я вас видел, защитный амулет хороший, личные качества… на уровне.

— Речь идет о руинах, я правильно понимаю? О каких, позвольте полюбопытствовать.

— Не могу пока сказать. Видите ли, в наш отряд очень специфический набор, через клятву верности, — решил не вилять и сказать в лоб.

— Ого! В первый раз слышу! Охотники и с клятвой верности. Кому клятва?

— Обществу «Стихия». К чернокнижникам с демонопоклонниками в придачу никакого отношения не имеет. Спаситель свидетель.

Витар пристально смотрел на меня.

— Верю, — произнес он медленно. — В чем заключается клятва и что я буду иметь в случае согласия?

— Текст принесу, а иметь будете увлекательную жизнь в ближайшее время, сокровища руин и знания, наконец. Оклада, как вы понимаете, нет. Свобода будет ограничена только обязанностями бойца отряда на время задания, в остальное время — как вам заблагорассудится. Клятва нужна исключительно для сохранения тайны. Прочтете.

— Командир, насколько я понимаю, высокий охотник, с которым вы прибыли? Лайна тоже с вами?

— Могу вам сказать, что за набор нового бойца отвечаю я, — ответил с улыбкой, — если согласитесь, все узнаете. Так как, принести тест?

Он пожал плечами:

— Странно все это, но несите, прочитаю. А виконту можно показать?

— Не стоит, граф. Вы же благородный человек, я только вам рассказал.

— Проводите меня до моей комнаты и принесите туда бумагу.

Проходя через общий зал, мы махнули руками: я — Лизе, Витар — Семулу, сидите, мол. Они мило беседовали. Лиза немного кокетничала. Разом воспалившееся воображение рисовало, что много. Господи, да как же я дальше жить буду с такой ревностью! Спокойно, одернул сам себя. Помогло.

* * *

Агнар с Агной и Роном отчаянно спорили.

— О, Рон, вернулся! Как прошло?

— Нормально, — отмахнулся он. — Ты посмотри, что они понаписали! А главного-то и нет! — сунул мне в руку листок.

«Жизнь. Перед твоим лицом с открытым сердцем стою я. Искренне и добровольно даю я этот обет. Клянусь в верности школе «Стихия», клянусь в тайне хранить все, что узнаю, вступив в нее, честно делиться знаниями и умениями с товарищами по школе, не скрывая ничего. Если я нарушу данную клятву, то отвернись от меня, Жизнь, и я умру».

— Прочитал? Надо добавить про исполнение приказов руководства, — настаивал Рон.

Я глубоко задумался. Честно говоря, думал, что будет длиннее, но потом представил соблюдение… брр.

— Почему школа?

— Ты же сам говорил! — воскликнул Агнар.

— Нет, я говорил или — или. Да и вообще, сейчас-то у нас никакой школы нет. Просто общество. Нет, пусть будет магическое сообщество «Стихия». Ко всему подойдет.

Взял лист и решительно исправил. Получилось: «Жизнь. Перед твоим лицом с открытым сердцем стою я. Искренне и добровольно даю я этот обет. Вступая в ряды магического сообщества «Стихия», клянусь не предавать тайны ее участников посторонним. Если я нарушу данную клятву, то отвернись от меня, Жизнь, и я умру».

— И это все? — удивились все.

— Да, мы все ее дадим, в том числе и я, а мы свободные люди, так что думайте, а я пойду обрадую графа Витара нор’Гардуса этим опусом. Он наш новый боец. Надеюсь, будет. Ученик мастера меча. С годами, возможно, и Дар проявится.

И быстро выскочил, спасаясь от дальнейших расспросов.

* * *

— Мне надо подумать, барон, — сказал, прочитав клятву Витар.

— После обеда мы выезжаем в любом случае, граф.

— Я успею, иначе не ждите. Удачи. Да, такой вопрос, какая страна в этом участвует?

— Никакая. Все только на благо всех без исключения постимперских стран и во вред северному соседу.

Выходя от Витара, заметил для себя с неудовольствием: «Все-таки стал мыслить масштабными категориями, а как не хотел!»

— Лизия пришла? — спросил, влетев в комнату.

— Еще нет.

Я быстро спустился. Ревности как не бывало, я предвкушал очередное чудо.

— Виконт, извините, мне придется забрать свою даму. Граф у себя, вам ничего передавать не просил, — выпалил на одном дыхании.

— Надеюсь, встретимся, Семул.

— Непременно, будете в Шелмиусе, знаете, где меня найти, сударыня.

— И ты не ревнуешь? — возмутилась Лиза, когда мы поднимались по лестнице.

— Некогда глупостями заниматься, нам предстоит кое-что поважнее.

— Да… — начала Лиза, но закончить не успела, мы вошли в комнату, и я сунул ей листок с клятвой:

— Читай и приступим.

Прочитала и уставилась на меня:

— Ты хочешь сказать…

— Да, мы все дадим ее. Я первый, ты примешь.

— Но… я не умею!

— Ерунда, Агнар все объяснил, ты слышала. Аурами сольемся, я помогу. Скажу клятву. Потом проколешь мне и себе руки, и мы прижмем ранки друг к другу.

— Как у тебя все просто! — воскликнул Лунис.

— И незачем усложнять. Не получится так не получится.

— Но это опасно!

— Оживим. — Я прислушался к себе. Никакой опасности не чувствовалось.

— Оставь, Агнар, всегда оказывается так, как он говорит, будто знает, что делает, — успокоил друга Рон, — даже когда сам этого не подозревает.

— Решилась? — спросил Лизу, глядя ей в глаза.

— Да. — И ответила мне тем же.

Мы встали на середину комнаты рядом друг с другом и взялись за руки.

— Вызывай Жизнь, — сказал я Лизии.

Вокруг наших рук заклубился густой синий туман. Ауры не хотели сливаться, отталкивались. Я мысленно приказал своей ауре расслабиться и позволить впустить на время чужую сущность, и они сплелись между собой. Гамма ощущений накрыла меня. Лиза тоже вздрогнула. Чужое тело, сердце, руки, ноги, да все! Мне любопытно было ощутить себя женщиной, но некогда вслушиваться. Четко прочитал клятву и кивнул Лизе. Она вытащила кинжал, надрезала себе запястье, а я почувствовал боль! Потом разрезала руку мне, и мы соединили раны, смешав кровь.

Не раздался гром, не сверкнула молния, а просто мгновенно образовалось фиолетовое облако и накрыло нас. Через удар сердца растаяло бесследно. Лиза зашаталась, но я успел подхватить ее на руки. Она была бледна. Пощупал, пульс есть. Мгновенно нырнул в транс: «Синя, срочно приведи ее в чувство и поделись силой» — и сразу выскочил. Никто, похоже, этого не заметил, а все сгрудились вокруг нас. Поблекшую ауру Лизы оплела синяя сеть, аура быстро приобрела вполне здоровый вид, и девушка очнулась. Бледность прошла.

— Егор, что это было?

— Клятва, дорогая моя, ты приняла ее. Приглядись к моей ауре. — А сам стал искать печать на ней. Это оказался маленький четкий фиолетовый узор, плавно мигрирующий в глубине ауры в районе головы.

— Ой, у тебя над головой маленький рисунок, действительно похож на печать.

— Какого цвета?

— Непонятно, какой-то блеклый. Похоже, серый.

— Нормально. Кто следующий? Свидетелем буду я.

Следующим был Рон, потом Агна, Агнар, который сказал:

— Когда-то давал себе обещание никогда не клясться, но интересно, демоны меня побери!

Агна ахнула.

— Не будь такой пугливою, и жизнь станет счастливою. — Улыбнулся и взял меня за руку.

И последней клялась вполне поправившаяся Лизия.

Я перенес все клятвы без всяких проблем. Теперь у каждого в головах плавали маленькие рисуночки, у Лизы два немного разных. Ранки затянулись тоже у всех, даже рубцов не осталось.

Расселись отдохнуть перед обедом.

— Рон, мы с Лизией не в курсе, что там с заданием.

— Нормально. Вот амулет с иллюзией, и еще граф сказал, что сын интересовался искусством древних, это сужает круг поисков. После обеда придется выезжать вместе с повозкой до ближайшего городка, Гаронда, это будет через полтора дня, оттуда сворачиваем на Грунд. В городе избавляемся от лишних вещей и уже все верхами до Скурцева, это большая деревня с рынком для охотников перед Грундскими руинами. Закупаем что нужно, и мы в руины, а Агна едет в Грунд. Кстати, где твой дуэльный обидчик? А то придется искать охотников по пути, а это маловероятно.

— До обеда должен подойти, а нет, значит, нет. Придется искать. Хоть в том же Скурцеве нанимать.

— Хо-хо, — заулыбался Агнар, — это если повезет. Туда готовые команды подходят. Если только загулявший после выхода. Там, кстати, шикарный трактир! И скупщиков полно.

— Да, хотел рассказать всем. Вчера сабля не включилась.

Загудел ропот разочарования.

— А теперь… — Я вытащил клинок и представил штык-нож.

В лезвии появилось плетение.

— Ух ты! — воскликнул Агнар.

Поочередно представил переключение на одиночные и автомат. Плетение еще два раза поменялось. В последнем добавился яркий цвет Жизни. На Агнара смешно было смотреть, казалось, глаза вылезут из орбит. Мне и самому было очень интересно наблюдать на заклятия в сабле. Наконец Агнар выдал:

— Я в полнейшем восторге. Никогда не слышал, что древнее оружие может менять плетения. И не видел. А в последнем, если я не ошибаюсь, присутствует стихия Жизни, я прав?

Рон и Лизия подтвердили.

— Этого тоже не встречал.

Лис укоряюще посмотрел на меня, я виновато пожал плечами.

Раздался стук в дверь. Пришлось выключить артефакт, представив автомат на предохранителе и без штыка, и вставить клинок в ножны.

— Войдите, — сказала Лиза.

В номер вошел граф нор’Гардус. Оглядел всех и удивленно поднял бровь, заметив Агнара.

— Господа, я решил принять ваше предложение, которое мне передал барон.

И посмотрел на Рона. Тот, улыбнувшись, ответил:

— Ну что же, я рад. Нам не хватает бойца в пятерке. Вы согласны с нашими необычными условиями?

— Прочитал текст и долго не думал. Я провожал друга, он уезжал на службу. Просил передать всем наилучшие пожелания, и особенно вам, Лайна, вы его покорили. — Слегка поклонился даме.

Нет, это невозможно! Если останется таким манерным — гнать взашей!

— Господин граф, у нас все просто, без титулов и на ты, — Рон тоже не любил эти дворцовые выкрутасы, — согласны? Иначе несносно будет общаться!

Лицо Витара просияло.

— Конечно! Я и самне люблю этот проклятый этикет. Просто неудобно было, люди незнакомые, благородные, дамы. Ну и… Всем привет! — улыбнулся светлой лучистой улыбкой.

Какой он молодой! Ближе к восемнадцати, чем за двадцать. Рост средний, чуть повыше меня, стройнее и уже в плечах. Черная борода совсем жиденькая, видно, что пару раз сбривал, чтобы гуще росла. Карие глаза глядят с нарочитым вызовом и затаенной неуверенностью, как у наших подростков, и вполне искренние. Только тревога в глубине выдавала сильное волнение. Вполне может проявиться Дар, самый возраст. Кстати, я, попав сюда, внешне помолодел и выгляжу на двадцать — двадцать пять, только борода не по возрасту густая.

— Чего тянуть, есть хочется. Витар, проходи в центр комнаты. На, прочитай еще раз, и начнем, — я протянул листок с клятвой, — я буду свидетелем. Начали.

— Не знал, что ты тоже маг Жизни, — сказал Витар, когда все кончилось, — а что же все-таки представляет собой это магическое сообщество «Стихия»?

Я автоматически проверял печать и вдруг заметил рядом с нашей другую, несколько отличную. Если бы не видел наших, ни за что бы внимания не обратил.

— Слушай, а ты кому еще клятву давал?

Он дернулся как ошпаренный и рефлекторно положил руку на эфес шпаги. Потом сразу расслабился.

— Учителю, мастеру меча. Большего сказать не могу, клятва.

— Даже имени? — удивился Агнар.

— Это могу, знаменитый Молния, он живет в городе Кряж нашего графства Шелтон. Я тоже оттуда.

— Слышал, школу держит. Известный. В свое время в особой группе служил у вашего графа. Много на нем подвигов. Не знал, что он клятвы с учеников берет, теперь буду знать. Да, ерунда это все, пойдемте есть! У меня в животе крутит, — закончил монолог Агнар, и мы пошли обедать.

Мы спускались вместе с графом.

— А ты по поведению понял, что я не в первый раз? Так и ты необычно свидетельствовал.

— Да не, печать чужую увидел.

Витар остановился:

— Как увидел? Мне говорили и я читал, что никто другой, кроме свидетеля и самого поклявшегося, видеть отметку не могут.

— А я могу, — засмеялся я. — Пойдем, а то без нас все съедят. Еще не то у нас узнаешь, — и весело ему подмигнул.

После обеда отправились в путь. Повозку постарались замаскировать еще сильнее: совсем выкинули дуги и тент. Теперь она была как добротная армейская грузоподъемная телега.

Пересчитали средства. Без лишнего оружия, украшений и амулетов — триста восемьдесят золотых и медь с серебром. Оружия, если продать, на сто, и драгоценностей около пятисот. Всего примерно тысяча, и граф тысячу авансом дал. Хватит на экипировку, заверил Рон.

Привычно тянулась дорога под копытами коней. На привалах разминался с Витаром. Если бы он не был тогда в подпитии, мне бы не поздоровилось. Амулет не полностью справился с выпитым алкоголем. И это только ученик! А что вытворяет мастер — ума не приложу.

В Эгноре мастера меча используются в спецоперациях. Это и убийство сильных магов, и захват либо уничтожение наиболее опасных чернокнижников, диверсии во время военных конфликтов и многое другое.

Граф показал такие оригинальные приемы и связки, от которых ни за что не увернуться. Сабельный бой он знал не хуже, чем бой на шпагах, и с молодым задором учил меня. Мы ругались и мирились. В принципе он оказался своим парнем, с которым можно подружиться. И шутки понимал.

По вечерам занимался с Агнаром. Этот полноватый жизнелюб был хорошим преподавателем. Он объяснял каждую руну, принцип работы заклинания, насколько сам понимал, и многое другое. Не буду приводить здесь все, что успел выучить за время пути, но мне понравился обычный «светлячок».

Это световой шарик желтого цвета. И отличало его то, что он был управляемым. Из ауры тянулась тонкая нить силы, и ей можно было регулировать яркость и направление полета. За это отвечала сложная руна управления. Она улавливала колебания ауры и переводила их в колебания силы. Искусство мага заключалось в ловкости управления аурой, поэтому я с целью тренировки добросовестно начал плести заклятия сам. «Девочкам», разумеется, тоже скидывал.

Агнар не был артефактором, но принципы создания амулетов знал. Ключевые руны в них отличались от обычных плетений, в них были так называемые «кольца привязки», которые крепились в наиболее подходящих местах материала амулета. У меня возникла одна мысль, которую я обдумывал ранними утрами перед общим пробуждением наряду с другими интересными идеями: например, про «корявость» рун и их связь с земными рунами привязки стихий. Витало что-то в голове, но никак не раскладывалось по полочкам.

Мысль была про создание амулета связи на основе магии Света. Решил обогатить мир радиосвязью. Дело в том, что местные артефакты связи работали на основе магии Земли и Воздуха. Они были громоздкими и потребляли много маны. Зато по ним можно было передавать и звук, и изображение при помощи дополнительного модуля иллюзии на основе Света. Связь проходила по Земле, поэтому амулет обязательно должен был стоять на твердой поверхности, желательно поближе к Земле. Принцип работы древних переговорных артефактов никто не знал, но они были маленькими и передавали только голос хозяина с одного амулета на другой такой же разговорник.

Агнар про существование радиоволн вообще не слышал и руны, конечно, тоже не знал. Пришлось выдумывать самому. Сравнил руны разных цветов и пытался выявить закономерность, искал участок, отвечающий за частоту. Исчеркал карандашом (они здесь давно были изобретены) кучу бумаги и пока не находил. Время. Вот чего катастрофически не хватало, но очень хотелось снабдить отряд связью перед руинами. Жаль, что никто мне в этом не помощник.

На седьмую ночь проснулся необычно рано, почувствовав себя Менделеевым. Все сложилось! Аккуратно встал с кровати, стараясь не разбудить Лизу — мы ночевали в очередной таверне, — и подсел к столу. Зажег свечу и склонился над бумагой. Все руны-иероглифы можно было разложить на составные части, которые встречались везде и отдаленно напоминали мои руны. Они хитро цеплялись друг за друга, как в пазле. Вот откуда ощущение детства. И я стал разбирать эти пазлы.

Дело шло туго. Если б знать конкретно вид составных частей, а так… Возился до восхода. Потом проснулись Лиза и все остальные. Завтрак, сборы и в путь. В этот день, заключительный перед Скурцевом, я не разминался на привалах, а корпел над бумагой. Благо настоял, чтобы в Гаронде ею затарились и карандашами заодно. Витар постоял рядом, но я его отогнал, чтобы не мешал. Это же коснулось и Агнара. Вечером, в предпоследнем постоялом дворе, наконец-то сложилось. Вычленил часть однотипных змеек-крючков, напоминающих мои руны, и назвал их символами. Нашел последовательность из десяти символов пяти видов, отвечающих за цвет, и залез в астрал экспериментировать.

Так, вот пять символов. Последовательность из десяти знаков в разных комбинациях этих пяти определяет длину световой волны. Эх, если б можно было привычными цифрами прописать, но не судьба. Придется тупо путем перебора, и в моем внутреннем пространстве засверкали разноцветные огоньки. Казалось, что через сутки мне удалось уловить закономерность, а еще через день подобрал комбинацию для радио. Предположительно средние волны. Оказывается, я их вижу! Как и радиацию. Невозможно объяснить цвет, но это так. Всю инфу, естественно, записывал на Красю — красная стихия Света. Еще бы операционку да приложения — и цены бы моему компу не было! А то на полуинтеллектуальном интерфейсе неудобно, и самому «девочек» учить приходится. Выскочил из астрала. Устал ужасно и сразу завалился спать.

По прибытии в Скурцево потребовал сразу занять постоялый двор и на рынок не поехал, заявив, что мне некогда и я полностью доверяю покупки друзьям, мол, один черт не понимаю ни хрена, а сам занялся составлением амулета связи.

За основу взял тот же «светлячок», только заменил световой спектр на радиоволну. Подвесил — работает. «Увидел» радиоизлучение с длиной волны примерно тысяча — полста метров. Ну, хотелось так думать, а как тут подсчитаешь? Далее. Остается подключить к нему «земной» модуль на основе плетения «каменной пелены» с управляющей руной, чтобы реагировал на малейшие колебания, то есть на звук, и связать с управляющим свечением модулем. Получится амплитудная модуляция.

Действительно, управляющая руна реагировала на удары по каменной пелене, заставляя «подкачивать» ману, но на звук? Начал работать в астрале. Руна — стабилизатор первого уровня — тысяча единиц. Как уменьшить до одной единицы маны? Сравнил два стабилизатора разных уровней. Игра называется «Найди десять различий». Я уже представлял, что искать, и за несколько часов нашел. Всего пять символов трех видов. Тупо решил забить пять одного вида и проверять поглощение маны. На первом варианте пришлось прерваться, потому что поглощение никак не кончалось, а на третьем варианте не добился никакого поглощения. Ага, похоже, ноль. Осталось попробовать заменить в разных концах один символ на другие виды, и пожалуйста, через полчаса минимальное поглощение в одну единицу. Тьфу! Дал задание Жене, ее стихия, покомбинировать с руной, меняя символы на этом участке с замером поглощения. И сразу предупредил: если пойдет поглощение выше четвертого уровня, остановиться. Пусть пашет. Как это похоже на программирование, а больше на биологию с кодом ДНК и рунами — белками, что в принципе одно и то же и есть. Думаем. Целый день в астрале вожусь, а воз и ныне там. Пелена с минимальным поглощением, как бы замерить «выходной сигнал на голос»? Выхожу. Запускаю пелену, она только вокруг пальца растянулась. Говорю: «Раз-раз». Ныряю обратно: «Женя, следи за колебаниями маны», выскочил, «Раз-Раз», заскочил, «Были?» — нет. «Меняй пелену на вторую по мощности». Снова проверка, и на четвертой — уверенное колебание маны на голос. А совмещу управляющие руны двух стихий элементарно: помещу их рядышком в пространстве, и через ауру колебания должны будут передаваться. В астрале «девчонки» быстро собрали «передатчик», вывели в ауру. М-да, ну и убожество! Две корявые конструкции висели рядом. Испытаем. Хлоп — повис «радиосветлячок».

— Раз, раз, проверка связи, — говорю и внимательно смотрю на светляк. Вроде вспыхивает — затухает в такт.

Еще поболтал и пожал плечами: «Надо делать приемник» — и влетаю в астрал. «Крася, проследи, будет ли уменьшаться расход маны в светляке, если его осветить снаружи». Запускаю два светляка. Один делая ярче — тусклее, ныряю. «Есть?» — есть! Чувствует, гадина, свет второго светляка! А ну-ка, меняю в одном желтый цвет на синий, выныриваю и мигаю синим. «Ну как?» — нет! Отлично, не надо выдумывать детектор. Все на одной частоте будут пахать.

Осталось придумать динамик. А чего мудрить: немного мощнее пелену сделать — запоет! Отталкивает же пелена внедренное в нее оружие повышением потока маны? В физическом плане пелена — это плотная упругая пленка из «затвердевших» молекул воздуха. Идеальная мембрана.

Теперь фильтр отсечения собственного сигнала. Да уж, задачка. А что, если дополнительный стабилизатор в приемник на низкую мощность? Сильный сигнал будет элементарно рассеивать, а слабый пропускать. Экспериментирую в астрале. После многочасовых попыток получается, если поместить сразу за «антенной» приемника. И светляк тусклее, и не мешает работе плетения. Проверка.

Выглядит еще чудовищней. Две массивные конструкции. Начали. Стоп. Убираю фильтр. Я же один, сам себя не услышу. Поехали. На обеих руках на пальцах по пелене, два радиосветляка висят как можно дальше.

— Раз! — Сразу захотелось зажать уши от противного писка фона.

Вырубил. Как же я был доволен! Маркони с Поповым отдыхают. И всего-то трое суток работы. Теперь воплотим в амулеты. Сначала один сделаю с фильтром.

В астрал, приделываю петли к ключевым рунам, фильтр. Еще раз проверяю конструкцию и выхожу. Вытащил серебрушку и аккуратно впихал в нее мою уродину. Вроде закрепилось. При расчетном расходе маны должно хватить… а хер знает на сколько! Проверка. В одной руке монета возле уха, в другой руке пелена на пальце. Четыре тусклых не видимых обычным взглядом и видимых еле-еле в магическом плане светляка в метре надо мной.

— Раз! — Из монетки раздалось «раз». — Это первый сеанс связи, — говорю в монету и слышу из пальца. Качество сносное. Не цифра, конечно… ура!!!

С довольной улыбкой я походил по комнате. Как тело затекло, оказывается! Какое блаженство сделать что-нибудь полезное своими руками. А как друзья будут рады! Сел и наклепал семь таких монет. Одна про запас. Ого, время уже пятый час, а никого нет. Жрать охота. Раскинул сторожку и стал ждать. Через полчаса появились, родимые.

— Как успехи? — спрашиваю.

— Все закупили, уложились. Завтра с утра выдвигаемся. Померь кольчугу, — сказал Рон.

— А как твои? — поинтересовался Агнар. — Больно ты довольный.

— Держите по монетке и поднесите их к уху. Разойдитесь подальше. Начинаю первый сеанс связи отряда «Стихия», — сказал в монету.

Все вздрогнули и с удивлением посмотрели на говорящие в их руках серебрушки.

— Отвечайте, все всё услышат.

Сначала несмело, а потом все смелее начали говорить в монеты и слушать ответы. Радовались, как дети!

— Ты раскрыл секрет древних?! — радостно спросил у меня Витар.

— Нет. Это старое открытие с моей родины. Я адаптировал его к местным условиям, и все.

— Силы почти не видно, — удивлялся Агнар, — только сами амулеты светятся еле-еле Светом и Землей и еще… светляки, что ли? Почему такие странные?

— Все потом объясню. Пойдемте есть, я кушать хочу.

За едой объяснил, как мог, схему амулета, но никто ничего не понял. Поняли только, что я выдающийся, и все. Мелочь, а приятно. Агнар еще посоветовал сменить монеты на кристаллы, например в украшениях, чем я и занялся после еды.

В монетах все стер, то есть сжег так же, как в ошейниках, и наложил плетения на выбранные безделушки. Агнар указал места закрепления внутри кристаллов, в местах «напряжения». Конечно, это были не чистые камни, но силу хранили гораздо лучше монет и, по словам Луниса, проработать смогут месяца три без подзарядки. Наши дамы любезно пожертвовали свои самые крупные украшения. Честь им и хвала.

Далее начались сборы и подгонка снаряжения. Кольчуга мне подошла. Она была длиной до колен, рукава до локтей и с капюшоном. Были еще наручи и поножи. Спросил у Рона зачем, если у нас магии под завязку, он объяснил, что все охранники используют оружие древних, пробивающие почти любую магическую защиту, и только «честное железо» сможет помочь в случае чего.

— Так почему не у всех охотников древнее оружие? Победил охранника — забрал. И кстати, все не удосужился спросить: они живые?

— Оружие охраны расплавляется вместе с гибелью охранника. Нет, не живые. Они големы. Внутри металл и еще неизвестные материалы. Они тоже уничтожаются.

— Киборги, — заметил я про себя.

— Что сказал?

— Да так. У нас в иллюзиях часто про них показывают. Смотреть интересно. Местами.

— Вот бы у вас побывать! — завистливо воскликнул Витар.

— А чем демон не шутит? Поживем — увидим. — Вдруг с тоской вспомнил дом, родных. Брр, не расслабляться! — Пока, увы, и сам бы хотел.

В снаряжение входили огромные рюкзаки — идем пешком. Лошадям там не место, а нести много. Одной еды в расчете на две недели. Хорошо, что у нас два мага Воды: можем сконденсировать воду.

Защитные амулеты распределили следующим образом: Лизе достался грандовский, очень хороший земляной вихрь третьего уровня с подзарядкой, у Витара своя каменная пелена поболе третьего уровня, у Агнара световой второго от убитого мной мага, Рону достался земляной вихрь второго тоже от охранника, а мне воздушная стена второго — тот самый, первый. Дело в том, что два амулета использовать бесполезно, потому что все они связываются с аурой и срабатывают от нее, а разные защиты — конфликтуют.

Все атакующие отдали Витару. Остальные артефакты забирала Агна. Ни луков, ни арбалетов не брали. Они малоэффективны в руинах, только лишняя тяжесть.

Наутро прощались с Агной на границе леса, окружающего пустыню вокруг руин.

Она расцеловала всех и всплакнула:

— Берегите себя, не лезьте на рожон, особенно ты, Егор, выучила уже тебя. Рон, проследи за всеми и помни, я тебя люблю и всегда буду ждать.

Они крепко обнялись и зашептали что-то друг другу. Амулеты связи мы тактично сняли. Кстати, я свою серьгу с полудрагоценным камнем привязал к ободку прямо возле уха, Лиза вдела вторую из пары себе в ухо, то же сделала и Агна, но обещала делать это редко, чтобы не волноваться и нам не мешать и вообще чтоб никто не догадался, даже дочь Агнара. Остальные прицепили свои амулеты так же, как я. Выключение связи я не предусмотрел, как и привязку. Надо будет додумать.

Наконец, Агна вскочила на коня и поскакала, не оглядываясь, а Агнар повел нас вдоль кромки леса.

(обратно)

Глава 12

Витар был из многочисленного и давно обедневшего рода графов нор’Гардусов. Все детство провел в городе Кряж графства Шелтон. Голодать не голодали — граф подкидывал на содержание своим верным соратникам, но питались скромно, не шиковали. Из прислуги у них жила только одна пожилая служанка Нара. Она была практически бабушкой для юных обормотов, а боялись ее больше матери: никогда не давала спуску малолетним проказникам так, что натворившие дел мальчишки частенько прятались у мамы. Мать их только журила и гладила по головам. Братья тогда дружно обещали «больше такого не делать».

Комнаты на первом этаже двухэтажного особняка сдавали внаем, но дохода это почти не приносило, потому что жили там воспитанники мастера меча Молнии, чья школа располагалась неподалеку. Мастер с отцом были старыми друзьями, и он категорически отказывался поднимать плату ученикам школы.

Детство было веселым и беззаботным. Они со старшим братом ходили в школу при храме, дрались с соседскими ребятами, купеческими детьми, которые обзывали их «голубой нищетой». Когда подросли и стали всерьез заниматься в школе Молнии, насмешки сами собой прекратились. Им мальчишки даже завидовать начали. В отличие от немногочисленных приезжавших иногда родственников, которые часто бросали на них сочувствующие или насмешливые взгляды.

Благородное воспитание им давала мама на регулярных занятиях, где рассказывала про этикет и историю рода. Своего и отцовского, которую знала чуть ли не лучше отца, и заставляла читать нужные книги.

Отца Витар боготворил. Он служил в гвардии графа Шелтонского, был рано списан по ранению — потерял руку в одной военной кампании. На друидов граф не раскошелился: дешевле оказалось назначить пенсию. Так и зажил нор’Гардус с семьей в фамильном особняке, в последней оставшейся у него собственности.

Вдвоем с братом они часто надоедали отцу просьбами рассказать о войне, что тот порой и делал по вечерам. У него был талант рассказчика. Братья заслушивались рассказами и живо представляли себя в рядах защитников отечества. Непременно командирами! Витар, по возрасту, соглашался быть заместителем командующего Вулара, своего брата, правда скрепя сердце — разница у них была всего-то два года.

И еще младший всегда, сколько себя помнил, мечтал стать военным, и непременно гвардейцем, но только до шестнадцати лет, когда произошла трагедия, перевернувшая всю его жизнь, — погиб отец.

Это случилось зимой. Брат тогда первый год учился в столице в гвардейской школе, и Витар остался с родителями один. Скучал по брату неожиданно остро и, чтобы перебить скуку, усиленно занимался у Молнии, до изнеможения. Тот день он запомнил на всю жизнь.

— Госпожа Лиона, ваша светлость! — кричал вбежавший в приемную знакомый городской стражник, оставляя следы на полу.

— В чем дело, Брунис! Посмотрите, вы мне все полы заляпали, — недовольно сказала вошедшая в вестибюль красивая молодая женщина в простом домашнем платье.

Витар оказался дома и тоже поспешил на крики, бросив увлекательную книгу о великих сражениях прошлого.

— Вас срочно приглашают в городскую стражу, госпожа, — сказал неловко переминающийся человек.

— Зачем? — удивилась женщина.

— Понимаете, там надо… э-э… нам привезли мужчину, неживого, однорукого, и… его невозможно узнать. И вот… вас зовут, чтобы вы, значит… опознали. Но может, это не он!

А мать уже побледнела и, пошатнувшись, осталась стоять, опершись о стену. Сын подскочил к ней и поддержал.

«Как? Что? Не может быть! Это не может быть правдой! Отец самый сильный и умелый, не считая Молнию, да он бы всех!» — думал он, помогая матери и одеваясь сам. Сердце неприятно ныло.

По улице промчались в служебной карете стражи.

В полуподвальном морге на каменном столе лежал отец. Витар сразу узнал его, несмотря на то что лицо и видимые участки тела превратились в воняющую кисло-сладким запахом гниль. Запах был стойким, невзирая на холод в помещении. Местами на теле белели гладкие кости. Вся одежда истлела. Ни оружия, ни фамильного перстня не было. Если бы не лишившаяся сознания мама, он бы и сам свалился, но нужно было не дать ей упасть, и Витар сдержался. В ушах предательски шумело, голова кружилась, тошнота грозила вот-вот исторгнуть содержимое желудка. Спасли стражники. Они вывели его и вынесли мать. Маг наложил на них заклинания исцеления, и все прошло.

Что происходило потом, помнил смутно. Допрос, доставка тела домой, похороны — все как во сне. Вывел его из этого состояния на следующий день после похорон Молния. Он надавил на несколько точек на голове, и Витар вышел из ступора.

— Очнулся? — спросил хмуро.

Вулар, срочно приехавший из столицы, Витар и Молния сидели в гостиной.

— Кажется, — со стоном ответил младший, — но лучше бы не просыпался.

В носу упорно стоял кисло-сладкий запах.

— А где мама?

— В родительской спальне. Она повредилась рассудком, и целитель сказал, что он бессилен. Может, время поможет. Никого не узнает. Молчит и ест, ест и молчит. Ходит в туалет и обратно. И все. Из спальни не выходит. Если бы Нара еду не носила, то и не ела бы ничего, — ответил старший.

Витар рванулся к матери, но был остановлен братом:

— Стой! Успеешь еще. Надо поговорить, мне сегодня нужно уезжать на службу. Ты остаешься за старшего в доме, брат, береги мать. На тебе финансы и хозяйство. Нара поможет, она тоже остается. — Помолчал и добавил, грустно улыбнувшись: — Тебе придется стать взрослым, Витар. Впрочем, как и мне.

— Я тоже буду помогать. И убийц найду. — Глаза Молнии сверкнули, сразу подтвердив прозвище.

Тяжесть в груди Витара мгновенно сменилась жаждой мщения, заполнив собой все: от волос на голове до ногтей на ногах.

— Я с тобой!

— Остынь, мальчишка, и не вздумай. Это чернокнижники, заклинание тления. В нашей тайной страже следователь из столицы работает и помощники Спасителя на ногах. Без тебя справимся. Правильно сказал Вулар: на тебе мать и дом.

После отъезда брата и ухода Молнии Витар сходил к матери.

Это было тяжелое зрелище. Всегда красивая, добрая и любящая мама превратилась в пожилую женщину с пустыми глазами. Она полностью ушла в свой мир и ни на что не реагировала. Теперь она могла часами стоять, сидеть, лежать в одной позе, не шевелясь, с застывшим лицом. Отвлекалась на еду, туалет и сон. Иногда он заходил к ней ночью и осторожно подолгу смотрел на спящую, боясь разбудить. Во сне она была прекрасна! Лицо оживало: она то улыбалась, то хмурилась, то поднимала в удивлении брови. По-детски причмокивала, что-то шептала и видела, наверное, прекрасные сны. Но стоило ей проснуться, и сказка кончалась. Брат привозил лекарей из столицы, но те только разводили руками:

— Ее душа спряталась от мира и не хочет обратно. Слишком сильное для нее оказалось потрясение. Целительство бессильно. Может, другое сильное потрясение и заставит ее вернуться, но я бы не советовал. Обратитесь к служителям.

Обращались. Бесполезно.

На следующий день после отъезда брата Витар пошел в городскую стражу.

— Где комнаты тайной стражи? — спросил у дежурного.

Тот внимательно оглядел посетителя и, видимо узнав, молча проводил на третий этаж. Граф осторожно постучал в неприметную деревянную дверь.

— Войдите, — раздался усталый голос.

В комнате было два стола, стулья, кушетка у стены и один допросный стул. Витар вздрогнул, увидев металлические скобы для фиксации конечностей. В кабинете находился седой худой пожилой мужчина с воспаленными глазами. Он сидел за столом у окна и работал с бумагами.

— Присаживайтесь, граф, вот стул рядом с моим столом.

Юноша присел на краешек «обычного» стула, на который показал хозяин кабинета. Решительность напроситься в помощники «найти и наказать» куда-то испарилась, но ненависть не уменьшилась.

— Давно хотел поговорить с вами, и вот вы сами пришли. Я следователь столичной тайной стражи Терус Грунис, а вы, видимо, Витар нор’Гардус?

Юноша кивнул.

— Обстоятельства нашего знакомства печальные, но мы делаем все, что можем.

— Их найдут? — Сжав кулаки, граф пристально смотрел на Теруса.

— Непременно, а с вашей помощью еще быстрее.

— Что мне делать? — Витар привстал со стула. — Я на все готов, только бы отомстить мерзавцам.

— Присядьте, в этой комнате убийц вашего отца нет. — Следователь задумчиво уставился перед собой, бросив бумаги. — Скажите, у вашего отца были враги, недоброжелатели? Может, он дал в долг кому-нибудь крупную сумму, не слышали?

Витар долго вспоминал.

— Нет, что вы, он ни с кем не конфликтовал на моей памяти, а деньги… откуда они у нас? Вы наверняка выяснили наше положение.

— Хорошо. Может, вспомните ссоры, которым вы не придали значения? С соседями, например.

— Не припомню.

— А что мог делать ваш отец в районе речного порта и с кем, если знаете?

— Порта? — удивился граф, и в его голове закрутились мысли. Думал недолго. — Вы знаете, с неделю назад, когда я возвращался из школы и уже подходил к дому, заметил выходящего от нас Ярутоса. Это купец. Живет на нашей улице через два дома от нас. Я тогда еще удивился, что ему у нас делать? По-моему, он торгует тканями, и тогда я предположил, что мама хочет заказать себе платье. Когда зашел домой и хотел спросить про него отца, меня чем-то отвлекла мама, а потом я забыл. Точно! Отец тогда целый вечер был расстроенный. Как я сразу не догадался, это Ярутос, сволочь! — выкрикнул и вскочил с покрасневшим от злости лицом.

— Спокойно, молодой человек! Сядьте! При чем здесь Ярутос и какая связь с портом?

— Самая прямая! — Юноша сел и заелозил по стулу. — В детстве я дружил с его сыном, так он мне хвастался, что у них целый склад в порту с тканями и они могут хоть всю графскую гвардию одеть, и мундиры будут лучше, чем у моего отца. Вот туда отец и ходил, я уверен, все же сходится! Быстрей посылайте людей, а хотите, и я пойду! Даже непременно меня возьмите!

— Тихо, тихо, граф! Возьмите себя в руки. Прекрасно понимаю ваш порыв, но так не делается! Тем более с черными. Спокойно. В нашем деле нужна холодная голова. Проверим, проследим. Только прошу вас, без самодеятельности. Вот, попейте. — Налил из графина холодной воды в чистую керамическую кружку.

Витар обхватил посудину обеими руками и жадно к ней присосался. Внезапно возникшая жажда стала уходить, а с нею и нервное напряжение.

— Все, господин Терус, я успокоился. Так чем я могу помочь? Я буду держать себя в руках, обещаю.

Следователь надолго задумался, изучающе разглядывая графа. Тому стало даже неловко.

— Скажите, вам, благородному графу, не претит помогать страже?

— Я сказал, что готов на все, значит, готов. Отец воспитывал нас не чваниться титулом и сам подавал пример в этом. Да у него друзья были только из простолюдинов! Один Молния чего стоит. Благородных почти и не было. Только старые, еще с гвардии. А наши благородные родственники посмеиваются над нами или жалеют, а это еще хуже. Я все замечал в детстве, только не придавал значения. Нет, господин следователь, не претит. Тем более отомстить за отца… и за маму. Да я всех чернокнижников готов… — Он снова сжал кулаки.

— У вас появится такая возможность, уверяю вас, если не передумаете. — Терус снова внимательно оглядел юношу. — А пока слушайте, что надо сделать.

* * *

Был пасмурный вечер. Порывы северного ветра бросали в лицо брызги дождя вперемешку со снежной крупой. Витар стоял на грязной мостовой в войлочной шапке с ушами и по горло закутанный в теплый плащ. Отворачивался от порывов ветра и терпеливо ждал. Холодно.

Ярутос, кутаясь в теплую одежду, быстро приближался к дому.

— Ярутос! Подойди ко мне! — крикнул Витар.

Купец удивленно посмотрел на младшего графа и подошел.

— Здравствуйте, граф, сочувствую вашему горю.

— Да мне плевать на твое сочувствие! Я все знаю про тебя и твоих дружков и если еще не рассказал про вас помощникам Спасителя, то только потому, что сам хочу их наказать, и ты мне в этом поможешь.

— О чем вы говорите, ваше сиятельство? Ничего не понимаю. Сочувствую, у вас горе. Отец, мать. Но я тут при чем? Вы, извините, умом повредились, что ли? Конечно, шестнадцать лет — и такое горе! Может, поспособствовать с лекарем? И вам в том числе?

Внезапно сверкнула шпага, и ее кончик уперся прямо в горло купца. Тот замер.

— Не надо выставлять меня сумасшедшим. Или ты, смерд, сводишь меня с убийцами отца, или я иду к помощникам. А тебе жизнь останется только в одном случае: если я сам покараю преступников. — Убрал шпагу и продолжил с явным сожалением: — Жаль, Молния мне не верит. — Его глаза лихорадочно блестели.

Ярутос стоял бледный, периодически сглатывая не существующую во внезапно пересохшем рту слюну. Наконец, хрипло ответил:

— Ваше сиятельство, я совершенно ни при чем, поверьте мне. Я… я, пожалуй, смогу свести вас с людьми, которые помогут… облегчить вашу боль.

Витар развернулся и бросил через плечо:

— Я пошел к помощникам.

— Стойте, — прохрипел купец, догоняя графа и преграждая ему дорогу. — Поймите меня правильно. У меня семья, дети. А те люди… они страшные! Я боюсь за них!

Граф, казалось, не замечал его и смотрел в сторону задумчивым взором.

— Хорошо. Сегодня, как стемнеет, подходите к лавке амулетов Григора, я буду там и покажу вам убийц. Даже смогу вывести их по одному, они мне доверяют. Вы прекрасно владеете шпагой, я знаю. Пообещайте, что меня не тронете.

Витар более осмысленно посмотрел на него и бросил с презрением:

— Обещаю. Я буду там.

Операция по захвату прошла образцово. Сначала купец увел Витара на окраину города, где оставил ждать в переулке, а сам вошел в стоящий рядом особняк, якобы чтобы вывести преступника. Только он скрылся в доме, как в графа из глубины переулка полетела черная молния, сотканная из тумана. Вокруг Витара полыхнула «сфера Жизни», и тут же, словно из-под земли, в переулке появилось множество людей, закутанных в черное. От них в глубь переулка полетели много «ловчих сетей», переполненных силой. Отряд сразу разделился: половина направилась в дом, половина в переулок. Одновременно стражники перекрыли все выходы из дома и всего квартала.

Граф ворвался в дом вместе со стражей. Как ему хотелось самому убить Ярутоса! Ненависть переполняла все его существо, и одного черного он все же успел зарубить.

Заметил, как из коридора вылетела очередная «черная молния», и прыгнул туда. Снова полыхнула защита, ему выдали отличный емкий амулет, и лицом к лицу с Витаром оказался обычный молодой человек, чуть старше его. Ни за что не скажешь, что это злобный чернокнижник, скорее заурядный благородный. Только в глазах плескалась звериная ярость, а в руке сверкал кинжал. Витар рубанул его шпагой по шее и едва не захлебнулся от хлынувшей в открытый рот крови черного. Закашлялся и успокоился. Нет, ненависть не прошла, а перешла в другое качество: стойкое желание давить их всегда и медленно.

— Их в вашем городе было шесть человек, бывшие маги-недоучки. У пяти из них не хватало силы Дара, и им пришлось покинуть академию, один ушел из-за денег, — рассказывал Терус Витару, — и тут прибыл эмиссар из-за гор. Следят они, что ли? Работать нам еще и работать. Так вот, раздает книги, все объясняет, и пошло-поехало.

Жертвы приносили в разных местах, в основном бродяг и крестьян. Постепенно осели у вас. Ярутоса наняли уже здесь. Он приводил им людей на заклание. Однажды избавился так от своего кредитора, и вот их, идущими вместе, увидел ваш отец. А потом обратил внимание, что ростовщик пропал, а он как раз заложил у него материны серьги. Да-да, не удивляйтесь, он делал так периодически. Тогда и вспомнил про Ярутоса. Зашел к нему, спросил и объяснил, почему именно у него интересуется. Тот пообещал выяснить, а сам рассказал об этом визите новым друзьям. Те подготовили расправу. Купец зашел к твоему отцу сообщить место, где якобы скрывается ростовщик. Тогда вы его и видели выходящим из вашего дома.

Все было бы шито-крыто, пропал бы человек, и все, если бы не фамильное кольцо. Им с огромным трудом удалось истощить и пробить защиту, кроме того, одного отцу удалось зарубить. Пришлось им бежать, прихватив раненого. Держите перстень и шпагу, они по праву ваши, Вулар отказался. — Следователь торжественно вручил их младшему нор’Гардусу.

— Благодарю, — серьезно кивнул Витар. — Можно вас попросить об одной услуге?

— Какой?

— Разрешите и дальше работать с вами. Хочу давить чернокнижников везде, где они есть.

Следователь задумался.

— Только тайным агентом. Ваша известность нам не нужна, а вот происхождение и воспитание очень пригодятся. И мне понравилось, как вы вели себя при встрече с купцом, хотя еще очень молоды. Думаю, у нас получится плодотворное сотрудничество. Да и деньги вам не помешают.

С того времени прошло три года успешных операций с внедрением, но… в основном к заговорщикам против графа Шелтонского. И вот почти две недели назад его вызвал Терус.

— Слышал о побеге из нашего здания?

Они уже давно были на ты.

— Конечно, ты, по-моему, тоже пострадал.

— Только ты не знаешь главного — все они были в ошейниках.

Витар присвистнул:

— Ничего себе!

— Возьми, почитай, что нам про них известно. — И дал четыре тонкие папки.

— Не густо, — скептически произнес граф и углубился в чтение.

— М-да, странно все как-то. Про графа Флокского проверили? А то разыскной лист смешной какой-то.

— Проверяем, скоро должен прийти ответ. Наших агентов там нет, пришлось с герцогства туда посылать. Ждем.

— Так вот, вчера совершено нападение на караван купца Гранда. Сам купец явно казнен — ему, лежащему, отрубили голову, а товар не украден. Забрали оружие, амулеты и деньги. Уже понял, кто это сделал?

— Разумеется! Сам так же поступил бы с предателем.

— Да хрен с ним, с купцом, твоя задача: постараться держаться рядом с этой бандой, а еще лучше войти в ее состав с целью сообщать Самому, — Терус поднял палец вверх, — куда направляются, их цели, задачи и все остальное. Особо обратить внимание на самого молодого, Егора ор’Кравеса — очень интересный молодой человек. Постарше тебя года на два-три, но ужасно талантливый маг. Сам им очень заинтересовался. Будь готов, как только их обнаружат, гнать коней к ним. Придумай легенду внедрения. Тебе в помощь будет Виконт на первое время. Иди, думай. Перед выездом тебя обязательно вызовет Сам.

Через четыре дня его действительно вызвал начальник тайной стражи.

— Нашлись все четверо в таверне «Все для путника». Какая наглость, совсем рядом с Шелмиусом! Наверняка у них там встреча. Неизвестно, сколько они там пробудут, так что выедешь сегодня. Продумал легенду?

— Да, ваше сиятельство, вызову барона на дуэль, а потом помирюсь. Это сильно сближает.

— Смотри аккуратней, не дай себя убить, а главное, сам убить не вздумай, он мне нужен. Да, пришли сведения из графства Флок. Так вот, там служил егерем охотник, барон Рон ор’Галар. В июне был зафиксирован мощный выброс силы. Грешили на чернокнижников, вернее, демонологов — вроде по силе как телепорт сработал, но амулет там ненадежный, поэтому точно сказать ничего нельзя. Поисковая группа никого не нашла.

Спустя месяц трое помощников Спасителя попытались арестовать егеря, будто бы он укрывал чернокнижника, и в результате все трое убиты, а Рон со своей любовницей Агной Римпис и неизвестным, предположительно чернокнижником, в бегах. Да, должен еще тебе сказать, что тамошний граф очень религиозен и правит там местный епископ, а помощники сжигали людей налево-направо, пока их из герцогства не приструнили, а год назад там сожгли бывшего охотника с женой, объявив их черными, по слухам, друга ор’Галара.

Теперь про молодого охотника. Очень похоже на то, что он подобрался к раскрытию секретов древних. Да, да, не удивляйся. Поэтому он мне очень нужен. Живым. Только при явной угрозе нашему графству придется его ликвидировать.

Твоя задача: не препятствовать им ни в чем. Хоть грабить или убивать кого будут, станешь это делать вместе с ними. Сообщать мне, желательно ежедневно, где они, что делают, собираются делать, любые сведения о них и т. д. Я выдам разговорник, привяжем к тебе, а другой будет у меня.

Витар второй раз беседовал с магистром Твердем, и эта беседа ему не нравилась. Не любил он такой тон. Служба, разумеется, ничего не поделаешь, но, когда получал задание от Теруса, тот никогда с ним так не разговаривал, наоборот, они как бы совместно составляли план. Естественно, он почти ничем не отличался от изначально терусовского, но все-таки. И сейчас он интуитивно ждал подвоха, и тот не заставил себя ждать.

— Еще раз повторяю, от Егора можно ожидать всего, чего угодно, тем более он чужестранец. Поэтому тебе необходимо принести клятву верности графу Шелтонскому.

— Зачем? — искренне удивился Витар. — Наш род всегда служил верно и без всяких магических клятв.

— Я уже объяснил, и, кажется, достаточно, но не поленюсь повториться: есть вероятность, что он может внушить все, что угодно. Или ты неискренне служишь?

— Что вы, ваше сиятельство, просто как-то…

— Понимаю, но настаиваю. Заодно и амулет связи к тебе привяжем. Согласен?

— Согласен, — со вздохом произнес Витар. Как тут откажешься? Патриотом он был искренним.

Клятва была типичной, на верность действующему графу Шелтонскому. Не конкретно Стилу, а еще и следующему.

Ускакал вместе с агентом по прозвищу Виконт сразу после привязки амулета, который представлял собой маленький каменный диск с хитрым крючком, чтобы удобно цепляться за ухо. Включался простым нажатием на него пальцем, так же и выключался.

Егор сразу вызвал симпатию Витара, еще во время вызова на дуэль. Юмором, уверенностью и некровожадностью. И еще чем-то неуловимым. Во время боя Витар сначала не стремился его даже задеть, но потом! Скорость, координация, интуиция — все у барона было на высоте. Только два раза удалось поцарапать противника, и все. Азарт разыгрался не на шутку. Потом граф стал выдыхаться, а Егору хоть бы что. Техники практически нет, финты и связки ученические, но извернулся немыслимым образом и так сумел рубануть кистевым ударом, что ноги подкосились и глаза закрыла пелена…

На следующий день продумывал варианты сближения, но в этот раз повезло, Егор подошел сам. Клятва удивила. Неправильная какая-то, ни к чему не обязывает. Связался с Твердем. Он тоже удивился и приказал соглашаться.

Потом была поездка к руинам, и чем больше Витар общался с командой, тем больше все они ему нравились, особенно Егор. Он стал просто восхищаться им, когда понял, что он из другого мира. Это было просто невероятно! А сколько он знал и умел, вон какие амулеты сделал на скорую руку. А характер? Да что тут говорить. И совершенно не нес опасности Шелтону, как и остальные члены сообщества «Стихия».

Как полезна оказалась отрядная клятва! Ссылаясь на нее, он почти ничего не рассказывал начальству. Сказал, что едут в Грундские руины выручать сына графа Хромского, и все. На что магистр так задумчиво хмыкнул, что Витар стал мучительно переживать: а что же делать, если ему все же прикажут ликвидировать любого из команды? Не выполнишь приказ — прямая измена. Умрешь сам. Эту мысль он четко осознал только сейчас. Понял и ужаснулся.

Вот и теперь, идя в пятерке вдоль кромки леса, обдумывал ее и так и эдак и не находил выхода. А в самой глубине души лежала надежда, что Егор сумеет вернуть к жизни мать. Эту мечту всех последних лет он так боялся спугнуть, что изгонял любые мысли о ее исполнении.

Мы прошли километра два.

— Здесь, — сказал Агнар и показал на еле заметную тропку сквозь кустарник.

— Почему? — удивился я. — Ранее была вполне хорошая тропинка, почти дорога.

— В лесах хищники держатся проторенных дорог. Еще раз предупреждаю — магию применять по минимуму, она их как магнитом тянет. За мной.

Приблизительно с час ничего не происходило, только один раз Рон срубил змею, потянувшуюся к Лизе.

— Какой ты кровожадный, — шутливо заметила та. — Что б она сделала, такая маленькая?

— Она ядовитая, — ответил он, — здесь все змеи ядовитые.

— Не может быть! В жизни не слышала про ядовитых змей!

— А перед руинами есть, — отрезал Рон.

Ну и курорт сотворили древние! Что же могло с ними случиться? Надеюсь найти разгадку в этом походе.

Внезапно раздался одиночный вой.

— Волки, прибавим ходу, — пояснил Агнар, и мы прибавили.

К одиночному вою прибавился еще и еще, и вскоре выла целая стая. Потом вой резко смолк. Мы уже почти бежали, когда выскочили на небольшую поляну.

— Стоять! — скомандовал Агнар. — Занимаем круговую оборону. Повторяю, магию стараемся не применять. Скоро кинутся со всех сторон.

Стая не заставила себя долго ждать. Без рычания и воя один за другим на поляну выходили огромные твари и окружали нас. Это, без сомнения, были серые волки, но какие огромные! Больше метра в холке и не менее двух в длину. Витар присвистнул. Вот где пригодились бы луки.

Как только последний, десятый волк показался на поляне, они разом, без команды прыгнули на нас. И завертелось! Я зарубил двоих еще в воздухе, стараясь перерезать шеи, потом других уже на земле, отрубая лапы и головы, и вышел из ускорения, когда все твари кончились. Привычно ударило по ушам. Лиза стояла, озираясь, со злобным лицом, держа облегченную шпагу двумя руками. Все волки валялись на земле. Некоторые скулили, некоторые дергались в агонии. Огромные лужи крови растекались повсюду. Все наши тяжело дышали, одна Лиза не нашла выхода адреналину: я убил и за себя, и за нее. На моем счету оказалось пять поверженных животных.

— Ну и сволочь жеты, Егор, не дал почувствовать новую шпагу! — с такой детской обидой в голосе сказала Лизия, что все невольно улыбнулись.

— Ходу отсюда! — скомандовал Агнар, и мы побежали, стараясь не шуметь. Но следопыты из нас были еще те!

Бежали трусцой с четверть часа, когда на замыкающего, Рона, из-за кустов прыгнула неясная тень. Лис упал и в перекате вспорол брюхо животному. Тигр (а это был он!), едва коснувшись земли, развернулся и оттолкнулся задними лапами для нового прыжка, но споткнулся и взревел от боли — наступил на собственные кишки. Мы не стали ждать и продолжили путь.

Минут через пять сбавили темп и, тяжело дыша, перешли на шаг. Спустя час остановились на привал.

— Здесь всегда столько хищников? — поинтересовался я. — Еще таких разных.

— Всегда, — ответил Рон, — я понимаю твой вопрос, волки с тиграми рядом не встречаются, и чем питаются — неизвестно. Травоядные здесь есть, но тоже опасные: лоси и зубры. Бывает, стая птиц нападет, воронов. От них без магии сложнее всего отбиться.

— Как специально не пускают, — заметила Лизия.

— Почему как? Специально и не пускают. И змеи ядовитые, и муравьи жалящиеся. До темноты лес лучше пройти. В пустыне другие опасности.

— Отдохнули? — спросил Агнар и, не дождавшись ответа, скомандовал: — Выдвигаемся.

Пробирались без обеда. По пути, как накаркав, встретили злобного зубра. Как он нас погонял, пока не свалился весь израненный! Было бы копье, быстрей бы завалили, а что для него наши зубочистки!

К закату выбрались в пустыню. Лес резко оборвался, и началась голая земля: глина с песком и камнями. Редкие невысокие холмы. Ни травинки, ни кустика! Отошли с полкилометра и устроились на ужин и ночлег, предварительно сходив втроем за хворостом.

— Все, звери сюда не выходят, — продолжил начатую еще в Скурцеве лекцию Агнар, — здесь магически измененные твари, бывшие животные. Иногда даже непонятно, кем они были изначально. Вокруг наших руин чаще встречаются кабаны. Нападают стаями по четыре-пять зверей. Большие, защищенные роговой броней.

Уязвимое место — глаза, как и у всех, и дополнительно под горлом — стык между пластинами. Без магии справиться очень сложно, но надо постараться, другие сбегаются. Применять не выше первого уровня, а то чем сильнее колебания сил, тем дальше они расходятся.

Самые опасные — это мелкие, не выше полуметра, лисы. Так их прозвали за хитрость и хвосты. У них есть разведчики, устраивают засады и всегда большими стаями. Иммунны к магии, то есть первым уровнем раза два-три надо ударить, какая-то непонятная защита в плане стихии, но от оружия броня слабая. Опасны неожиданностью и массовостью. И еще все твари прокусывают броню, и от укусов возникает заражение. Ну, с нами два мага Жизни, не смертельно, — сказал, подмигнув нам с Лизой. — Все, отбой. Сторожка на Егоре, часы распределены. Я первый караулю. — И с сожалением зевнул.

Ночью просыпался два раза от сигнала сторожки, выходил в мир и ничего опасного не замечал. Какие-то одиночные твари, напоминающие земных кротов с огромными острыми зубами, ковырялись в земле, разрывая ее мощными лапами-ластами с блестящими когтями. Что искали — непонятно.

Везде было множество нитей силы. Здесь их количество было гораздо больше, чем где бы то ни было, и они явно тянулись с одной стороны.

Один раз, во время дежурства Рона, услышал, как он общается с Агной. Подслушивать не стал. Утром он поблагодарил меня за амулет и передал всем привет от Агны. Приятно.

Встали засветло и выдвинулись скорым шагом. Идти предстояло два дня по местности без всяких убежищ. Относительно расслабиться можно было в самих руинах в некоторых помещениях. Там в принципе и жить можно, если никуда не соваться и не бродить по улицам, поэтому найти Назара живым было вполне реально. Только еды и воды нет.

Шли в тревожном ожидании, и в полдень оно нас не обмануло. Из-за дальнего холма выскочили четыре кабана. От их исторических предков осталось самое отдаленное сходство. Пожалуй, только бронированный пятак и копыта. В холке метра полтора, массивные. Все тело покрыто толстой роговой броней песчаного цвета с острыми шипами на спине. Огромная пасть с клыками сантиметров по пятнадцать. Громко и с хрипом дышали, из пасти капала вязкая слюна. Маленькие красные глазки горели злобным красным огнем.

Я, Агнар и Рон встали фронтом, а Лизия и Витар охраняли тыл. Началось!

— Не сильнее первого уровня! — прокричал Агнар и выпустил ледяную стрелу.

Тварь легко от нее увернулась. Я подождал пару секунд и прицельно выпустил стрелу Света. Неожиданно резво зверь от нее уклонился.

Надо сказать, что боевые плетения стихии Света — это не лазерные лучи, как я предполагал ранее, а были построены по тому же принципу, что и огненные заклятия: в оболочке из маны заключался «сгусток» света красного цвета формой либо стрелы, с прицелом, либо копья, без прицела. Скорость сходная с огненной стрелой, проникающая способность чуть выше, но и разрушений поменьше. Светляк — управляемый аналог фаербола. Аналогично дело обстояло и с водными, только заполняться могли льдом или жидкой «водой» — по существу воздухом со свойством воды: текучий, несжимаемый и с кумулятивным эффектом. В водной стихии понравилось одно оригинальное плетение: водяное лезвие. Это горизонтально летящая «жидкая» пленка толщиной в одну молекулу. Режет все не защищенное магией. Единственное площадное заклинание, которое я узнал. Ширина, а значит, и площадь резки варьировалась в зависимости от уровня. Первый уровень примерно полтора метра. Популярность использования этого заклятия сильно снижала сложность плетения, но для меня это не проблема. Его и решил использовать.

Так, подпустим чуть ближе, режь! Направил на уровне ног. Зеленая, слегка колышущаяся пленка сорвалась с руки и метнулась к кабану. Передний зверь дернулся в сторону, но полностью уйти не успел, и задние ноги покатились отдельно от туловища. Он по инерции проехал метров пять и пополз на одних передних конечностях. Из задних обрубков фонтанами выбрасывалась ярко-алая кровь. Тем временем Рон с Агнаром вдвоем поймали еще одного прыткого, и он лежал дымящийся. Оставшиеся две твари были уже совсем недалеко, и я рванул к левому.

Рассекая плотный воздух, в четыре прыжка оказался рядом. Голова с огромной пастью (голова поместится) медленно повернулась ко мне. В красных глазах, наряду со злобой, отразилась такая тоска и безысходность, что я на мгновение замер. Что это? Может, кажется? Потом опомнился и с силой вонзил саблю в глаз почти по самую рукоять, выдернул и отскочил, повернувшись ко второму. «Мой» продолжал медленно лететь в прыжке по прежнему направлению, а во второго довольно быстро летели огненная и световые стрелы. От огненной тварь отклонилась совсем на чуть-чуть, но световая вошла точно в пасть. Я выключил скорость. Через один скачок первый и второй кабаны уткнулись мордами в землю и замерли. Самый первый лежал в луже собственной крови. Все сражение заняло меньше минуты.

— Ты мой герой! — шутливо произнесла Лизия и чмокнула меня в щеку. — В очередной раз спас свою даму сердца. А у меня аж сердце в пятки ушло, когда увидела этих монстров. Жуть. — С этим словом передернула плечами.

— А мне не досталось, — совсем по-мальчишески произнес Витар.

— Пошли, пошли, не стоит задерживаться, — поторопил Агнар.

— Зато мы были спокойны за тылы, — успокоил Витара Рон.

Солнце жарило нещадно, хотя формально началась осень. Шли без обеда, только с небольшими привалами. Ближе к вечеру была встреча с натуральным ящером — тираннозавром, прям как в юрском периоде. Расстреляли издалека, благо не такой верткий, как кабаны, оказался, но здоровенный! Кучу стрел на него потратили, а упал уже метрах в пяти от нас. Магический фон возмутили изрядно, поэтому пришлось прибавить шагу.

Обливались потом, тяжело дышали, ноги даже у меня начали заплетаться, когда Агнар скомандовал:

— Привал!

Мы попадали на землю. Я раскинул сторожку. Полчаса лежали практически не шевелясь, и солнце, сжалившись над нами, прижалось к горизонту. Только тогда начали вяло суетиться. Воду экономили — не умывались, хотя ужасно хотелось! Казалось, все тело горит, зудит и воняет. Особенно тяжело в этом плане пришлось Лизе, но ничего, перетерпели. Совсем не хотелось тревожить зверей лишним магическим возмущением. Поужинали всухомятку и легли спать, распределив дежурства. Мне, как обычно, выпало дежурить под утро.

Перед своей сменой насколько раз просыпался, скользил сознанием, проверяя сработавшую сигнальную сеть. Один раз заметил кабана и хотел будить всех, но он «понюхал» сеть, пошел вдоль нее, а потом совсем потерял плетение и ушел в сторону.

Я сидел и вяло думал обо всем. О судьбе, закинувшей меня сюда, где я прижился, приобрел друзей, каких не было в прежней жизни, о перспективах. Я необычайно близок к разгадке если не всей магии древних, то хотя бы принципов. А история? Кто они были, эти древние? Что за мир — Лизия, не Земля ли? Почему случилась катастрофа? Отдельной мыслью шла Лиза. Я люблю ее, но ей, конечно, не признаюсь. Пусть помучается. Хотя догадывается, разумеется. Они, женщины, хорошо это чувствуют, но непременно добиваются признания словами! Что за блажь? И сами любят говорить об этом.

Вот найдем Назара, найду инфу по древним, и в графство Хром. Попроситься в удаленный захудалый замок, наверняка такой есть, и заняться наукой. Школу свою организовать. Агнар — ректор. Интересно-то как! Все вроде хорошо и логично, только бы никто не мешал. Как неохота воевать, а сердце ноет — придется. С черными еще не сталкивался, а столкнусь непременно, задницей чую. Кстати, сколько уже здесь убивал, а так и не видел отлетающей «души». Показалось тогда на Земле, что ли? Да нет, вряд ли. Дело, видимо, в другом.

Так, размышляя не торопясь, встретил начало красивого, на полнеба, рассвета и разбудил всех. Пора. Сегодня должно быть легче, на небо наползали облака.

Снова шагаем по жаркой пустыне. Облака помогли мало, наоборот, парниковый эффект какой-то. Но был и плюс — помылись с утра и запасли воды. На первый уровень вышло много. Через два часа Агнар, шедший в голове колонны, передал через амулет:

— Стоять.

Все подошли к нему.

— В чем дело?

— Не нравится мне земля, обойдем.

— Кто там, думаешь? — спросил Рон.

— Землеройки.

Лис присел на корточки и приложил руку к земле.

— Не чувствую.

— Мы один раз на их колонию наткнулись, еле ноги унесли, лучше обойти, — настоял Агнар.

— Ты командир, — пожал плечами Рон.

— Это такие небольшие, с мощными передними ластами и когтями? На кротов похожи, — уточнил я.

— Да, — удивленно сказали хором оба.

— Я их вчера ночью видел из внешнего сознания, сигналку тревожили. Может, сейчас посмотрю?

— Конечно!

С высоты птичьего полета — ни души. «Залетаю» под землю. Интересные ощущения, видно, как на разрезе в школьном учебнике, — слои песка, глины с песком и ниже почва. Почему-то серого цвета. Слой сантиметров пятьдесят, под ней опять наносные породы с камнями. Пошел горизонтально. Нигде не заметил ходов и других нор, о чем и сказал, вернувшись в тело. Витар смотрел на меня восхищенными глазами, а Агнар задумался.

— Видишь, впереди камни сдвинуты в нескольких местах и следы волочения, свежие, — сказал, показывая вперед.

Пригляделся — точно.

— Не смогу все проверить, это целый день вслепую под землей лазить, а на поверхности километров на пять вперед никого не заметил.

— Ладно, и так время потеряли, и обходить еще через холмы. Рискнем. Пошли вперед. Порядок следования прежний, — распорядился Агнар. — Смотрите под ноги, места, отличающиеся от остальных, обходите.

Шли целый час, аккуратно перешагивая или обходя «подозрительные» места, и вдруг справа, метрах в десяти от нас, раздался шум осыпающейся породы. Мы резко встали. Из образовавшейся норы высунулся нос, а вскоре показался и весь «зверек». Крот-переросток с мощными передними ластами и огромными когтями. Оскалил морду со здоровенными зубами и бросился на нас, неуклюже, но быстро перебирая лапами. Витар в один прыжок оказался рядом и рубанул тварь шпагой. Раздался звон металла о металл, крот даже не изменил траекторию и врезался в защиту. Полыхнуло желтым.

— Бежим! — крикнул Агнар, и мы рванули.

Из той же норы стали вылезать следующие кроты, слева послышался шум осыпающейся земли, впереди, сзади, а мы бежали и лавировали. Тварей становилось все больше. Они уступали в скорости нам, но были неутомимы. Вскоре мы начали выдыхаться. Первой замедлилась Лиза, и я буквально потащил ее за собой. Сзади, на расстоянии метров в пятьдесят, бежали уже сотни тварей, и постепенно расстояние стало сокращаться. Как не хочется применять сильные заклятия!

— Витар, поддержи Лизу.

Я чуть отстал и направил на землю размягчающее плетение. Первые тяжелые звери провалились по самое брюхо. По их спинам лезли следующие и тоже проваливались, за ними другие. Вскоре половина колонии оказалась в плену, но половина прошла участок размягчения. Тогда я затвердил плененных и рванул к своим. Отбежал еще метров на полста и снова размягчил почву. Вторая половина попалась. Я выдохнул с облегчением и затвердил и этот участок. Встали намертво и запищали. Дикий, противный, визгливый писк сотен пойманных монстров. Я развернулся и с чувством глубокого удовлетворения пошел к своим. Но как же противно они визжат!

Меня ждали запыхавшиеся товарищи. Лиза зажимала уши:

— Пойдем быстрей отсюда, я лучше сдохну от усталости, чем от этого воя.

Привал устроили, когда визг стих.

— Егор! Как ты догадался? — восторгался Агнар. — Надо будет всем охотникам сообщить. И силы всего ничего, а эффект!

— Не знаю. Надо было вчера еще попробовать.

— Ну да, с кабанами и ящером этот номер прошел бы, — заметил Рон, — а против лис не пойдет — они легкие.

— Но опять-таки, они верткие и быстрые, могут оббегать. Это я про кабанов, — продолжил рассуждать через паузу, — и магию лучше чувствуют.

— Согласен, — поддержал его Агнар, — но как красиво!

— Скоро заклятие спадет, а мы сидим. Не бросятся вдогонку? — заволновалась Лиза.

— Не, — успокоил Агнар, — они самые тупые. Забыли уже.

Отдохнули, попили, пожевали и двинули дальше. Лизия только сейчас догадалась подбавить себе жизненной силы. Устала девочка. Третий день на ногах. Мы и так максимально ее рюкзак разгрузили.

Часов в пять пополудни Агнар завел нас на высокий холм.

— Смотрите.

Далеко на горизонте виднелись руины. От края до края. Нет, Руины. Какое точное определение! Нагромождение разрушенных человеческих построек. Даже с такой дали было заметно, какие они древние. Грязно-серого цвета, изъеденные эрозией, наполовину засыпанные песком. От них веяло непобежденной и гордой мощью, несмотря на разрушения. Далеко слева паслись мелкие, как казалось отсюда, ящеры. Больше живности видно не было.

— Пошли, до темноты надо успеть.

— Подождите, — сказал я и подбавил всем силы Жизни. — Теперь пошли.

И мы резво зашагали в направлении руин, которые медленно, но неуклонно приближались.

Вечерело. Руины выглядели уже большими разрушенными зданиями. Все чаще встречались засыпанные почти до верха огромные куски стен из серого материала, отдаленно напоминающего бетон. Мы втянулись в проход между подобными глыбами, и мое чувство опасности взвыло. Кстати, впервые за эту прогулку.

— Всем стоять! — тихо, но решительно сказал в амулет и кинул сторожку. — На нас отовсюду бегут мелкие твари! В круг!

Только успели встать, Лиза чуть сзади, как со всех сторон на нас налетели лисы. Небольшие, размером со среднюю собаку, покрытые роговой броней, с длинными хвостами, густо усеянными шипами, непропорционально большими головами и громными пастями. Зубы скорее акульи, чем звериные. Они неслись, как метеоры, и было их сотни полторы.

Я провалился в ускорение. Направил сразу два водных лезвия. Верткие! Но с десяток полегло. Еще и еще раз — уже больше, стали бежать плотнее. И как бы медленно они ни приближались, все же приблизились. Пришлось по одному расстреливать их огненными и световыми стрелами, они самые быстрые, и приходилось по две на каждую лису тратить. Когда приблизились еще ближе, сам прыгнул вперед и начал рубить всех, до кого дотягивался.

Оглянулся: все уже рубились, и горы мертвых лис валялись везде. Лиза медленно опускала шпагу на медленно летящую к ней тварь… Успела! Я прыгнул к ней, буквально из-под ее ног выбил другую лису и выстрелил в третью. Снова рубил медленных зверей, прыгая туда-сюда. Застрелил одну, метнувшуюся сзади на Агнара. Пару раз полыхнула защита Витара. Счет времени потерял, и неожиданно лисы кончились. Звуки ударили по ушам.

Отовсюду доносилось злобное рычание раненых животных. Все тяжело дышали, включая меня. Этот бой шел минут пять. Очень долго.

— Раненые есть? — хрипло спросил Агнар.

Молчание.

— Убираемся отсюда, немного осталось.

Предельно вымотанные, мы упорно продвигались к цели. Завалы становились все сложнее. Некоторые приходилось обходить. Хорошо, что для крупных тварей здесь уже места не было, а другая стая лис, видимо, была далеко. Я постоянно держал сторожку. В нагромождениях обломков она была полезной. Один раз предупредила про одиночную лису, и я ее застрелил. Рон пояснил, что это наверняка был разведчик.

В сумерках появилось первое здание. Это были два сохранившихся этажа некогда высотного здания, причем один этаж был полностью засыпан песком. Мы зашли в здание. Внешние стены были местами порушены, внутренние перегородки тоже. Пощупал материал — больше на камень похож, а на вид бетон. Нашли почти в центре комнату с относительно целыми стенами и двумя выходами. На полу песок, вместо потолка небо. Решили ночевать здесь.

— Все, пустынные твари сюда не суются, а местные ближе к центру и в дома не заходят. Здесь относительно безопасно, — пояснил Агнар.

Вяло пожевали каких-то лепешек, попили воды и легли спать. На мне только сторожка. Ввиду особых заслуг от охраны освободили. Я не возражал и заснул моментально. Сигналка не побеспокоила всю ночь. Выспался отлично.

(обратно)

Глава 13

В Скурцеве мы купили карту Грундских руин. Карта — одно название. К привычным мне земным никакого отношения не имела. Масштаб не соблюдался. В центре было нарисовано огромное здание с подписью «Башня», а в реальности эти остатки были немногим больше нашего дома, который вообще отсутствовал на схеме. И так везде. Единственная ее ценность заключалась в оценке направлений. С расстояниями было гораздо хуже.

— Если Назар пришел сюда посмотреть искусство, то искать его надо возле сохранившихся барельефов, — вещал Агнар, попивая горячий горф, — это здесь, здесь и здесь, — тыкал пальцем в карту. Мог бы этого не делать, там и так было подписано: «Искусство».

Мы все позавтракали горячим и сейчас с удовольствием пили горф. Это Рон подогрел котелок «тепловым» плетением, а я добыл воды. Здесь ману можно было не жалеть и особо ничего не опасаться.

— И я знаю, как туда добраться, — закончил мысль Агнар.

— А я сейчас допью и слетаю сознанием по тем местам, — сказал я.

Утро выдалось хмурое и ветреное, но все блаженствовали. Не надо было никуда бежать, помылись, постирали, что можно было. Хорошо. Лиза вообще не принимала участия в совещании, а с довольной улыбкой лежала на плаще и глядела в «потолок». Вернее, на сплошную пелену туч. Слабый ветерок трепал ее волосы у висков.

Допил горф и удобно устоился на теплом плаще. Прикрылся им же. «Вылетел».

С высоты птичьего полета руины простирались далеко к горизонту. Поднялся в облака, что ничуть не ухудшило видимость, и полетел к центру. Все вокруг было пронизано толстыми белыми нитями. Они явственно начинались от «башни» — больших круглых развалин почти в самом центре города. Город был засыпан песком, который местами завихрялся под порывами ветра. Планировка угадывалась прямоугольная, с четкими кварталами и широкими улицами. Цвет развалин везде был уныло-серым, а песок светло-желтый. Магические ауры самых разных стихий встречались везде, иногда скученно. В основном ближе к центру. Некоторые активно перемещались, причем хаотично. Человеческих аур пока не заметил, но и не рассчитывал с такой высоты, все-таки они гораздо тусклее магических. И еще заметил, что чувствую здесь по-другому, как-то отстраненно, что ли. Если в Шелмиусе или в дороге я считал себя частью мира, то здесь — сторонним наблюдателем. Не было звуков, запахов и других ощущений полной сопричастности. Странно. Как будто чужой мир.

Так, пора снижаться. Первый объект представлял собой круглую площадь, обрамленную руинами, а в центре развалины в виде пентаграммы. Четко виднелся главный вход в виде широкого пролома в стене и много маленьких. Спустился ниже. Явно второй или выше этаж. Поискал и нашел спуск, свободный от завалов. Опустился. Песка значительно меньше, стены лучше сохранившиеся. Коридоры, комнаты — все пустые. Лестница! Спускаюсь. Вот они, охранники. Вдоль коридора, в нишах стояли застывшие люди. Четверо. Все одеты в серебристые обтягивающие костюмы с поясом, на котором у каждого висел меч, похожий на роновский, без ножен. Абсолютно лысые, безбородые, в глазах пустота. Они насквозь были пронизаны сложными, разноцветными неактивными плетениями, причем в голове преобладал фиолетовый цвет.

Вот что значит «думать головой», усмехнулся я про себя. Недалеко по коридору многочисленные обугленные пятна с непонятными расплывшимися буграми. Однако это остатки охраны… они что, возобновляются? Похоже. М-да. Ладно, дальше. А дальше вдоль стен аккуратно лежали мумифицированные трупы людей в различных доспехах. От простых кольчуг до полных рыцарских лат. Так же аккуратно лежали шлемы и оружие. Амуниция была пробита в разных местах, некоторые мечи сломаны. Все было покрыто пылью, как и пол, и свежих следов не было. Больше здесь делать было нечего, но любопытство победило, и вскоре я восторжествовал. За поворотом открылся большой зал.

В центре мраморная скульптура пожилого мужчины в полный рост. Длинноволосый и безбородый, он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел вдаль. Всю одежду и обувь скрывал длинный плащ, который на земле собирался в складки. Статуя, похоже изваянная в натуральную величину, установлена была на круглом постаменте. Постамент со всех сторон украшали витиеватые вырезанные узоры, а с одной стороны была надпись. Это были руны похожие на мои. Вот это да! Но от следующего у меня просто перехватило дух: все стены круглого зала были исписаны цветными росписями, причем такими реалистичными, что просто… сказать нечего. Природа. Кругом пейзажи. Горы, море, реки, водопады и джунгли. В принципе наши искусствоведы обозвали бы это гламурной пошлятиной и были бы правы, если бы не полное ощущение «присутствия». Пригляделся и не заметил ничего магического. Чистое искусство. Вокруг стояли мраморные тумбы с надписями, все пустые. Музей, что ли, был? Подчищен, похоже. Еще раз облетел весь огромный зал. Ни одной вещи. Обратно вышел прямо через потолок.

На улице заметил первых чудовищ. По широкому проспекту шли два скорпиона высотой с человека. Клещами запросто могли бы перекусить меня пополам. Прогуливались не торопясь. Патрулируют, сволочи. Огромные хвосты с жалами покачивались в такт движению. Страшные на вид жвала постоянно шевелились, и членистоногие просто светились магией Огня. Не стал рассматривать дальше и полетел ко второму объекту.

Он находился через пять кварталов ближе к центру. Разные монстры попадались все чаще. Всегда парами. Кроме скорпионов, успел заметить пауков и шестиногих богомолов, это я их так обозвал, а на деле их «руки» были вооружены клешнями. Расцветка у всех была маскирующая, серая, и светились они разными стихиями. И, уже подлетая к огромным круглым остаткам, похожим на римский Колизей, заметил плавающую в воздухе пару двухметровых медуз. Тоже серого цвета, с длинными щупальцами. Они именно плавали, а не летали: плавно поднимались, опускались, двигались. Щупальца шевелились. Магией Воздуха от них несло, аж глаза резало. Нелегко, наверное, левитацию поддерживать. И еще обратил внимание, что внутри зданий насекомые-переростки не встречались.

Внутри Колизея было несколько открытых проходов вниз, и я полетел в первый, прямо вдоль лестницы. Спуск был длинным и завершился в огромном колонном зале. Вот где действительно были барельефы! Все толстые квадратного сечения колонны были испещрены ими. Здесь в основном изображались люди. Сцены самые разные, от батальных: две большие армии, сошедшиеся в сражении с холодным оружием, до простых семейных: обнимающиеся мужчина с женщиной, дети, играющие непонятно чем. Встречались просто лица. Совершенно разные: и мужские, и женские. Мое внимание привлекло одно лицо. Что-то было неправильным… точно, удлиненные заостренные уши — эльф! Не знаю, что и думать. Двигаю дальше. Нашел! Изображение летающей тарелки между двумя высоченными зданиями. Жаль, барельеф, а не картина или фото.

Магия светилась из всех колонн изящными плетениями. Аур людей не видно. Вон проход куда-то, лечу туда. Коридор закончился каменной на вид дверью. Любопытно. Прохожу внутрь. Мама дорогая! Склад. Стеллажи с ящиками. На каждом надпись. Пролетаю и не вижу ни одного взломанного. Заглядываю наугад в один ящик — амулеты в форме пирамиды, похожи на лингвор. Да здесь озолотиться можно! Ладно, потом. Лечу назад и обращаю внимание на дверь: вся пронизана плетениями, в основном земными. Ясно, не вскрыли. Полетал в другие проходы, их здесь было множество, большинство — разграбленные помещения. Надоело бесцельно гонять взад-вперед, и я собрался уже выходить, как заметил лестницу вниз. Спустился — и вот они, людские ауры. В конце длинного коридора, перед арочным проходом стоит человек в кольчуге, в ножнах меч. По ауре маг, воздушник. За аркой помещение, и там человек двадцать. Кто лежит, кто сидит. Все связаны, и на многих ошейники! Вот это номер, что за тюрьма в руинах? Еще один проход, и… чернокнижники! Люди как люди, только в аурах явные черные ручьи. Сидят и что-то обсуждают. Так это они жертв, что ли, там держат? Сволочи! Точно, за еще одним проходом алтарь: каменная плита с железными скобами для фиксации рук и ног. На боковых поверхностях плиты вырезанные письмена и изображение лежащего человека с ножом в груди. И тут я услышал приглушенный крик: «Егор, вернись, слышишь меня!» — и мгновенно метнулся в тело.

Лиза трясла меня с перепуганным лицом.

— Я здесь, хватит трясти. Что случилось?

— Как ты меня напугал! Тебя не было четыре часа!

— Что случилось?

— А то! Монстры какие-то к нам подошли, все пошли следить, а я тебя будить осталась.

— Ух, ты моя заботливая, — я обнял девушку, продолжая лежать, отходя от увиденного, — может, пока все ходят, мы…

— Отстань, Егор, не буди во мне зверя, а то точно никуда не пойдем, — оттолкнулась от меня Лиза. — Поднимайся, ненасытный ты мой.

Пришлось вставать, с трудом успокаиваясь. Это я от стресса так глупо пошутил. Монстры почему-то не волновали. Мы надели свои рюкзаки и пошли к выходу.

Вся команда выглядывала поочередно за внешнюю стену.

— Быстро она тебя уделала, — пошутил Агнар. — Там гости у нас, посмотри.

Я выглянул. Пара огромных пауков стояла на улице и смотрела в нашу сторону.

— И в чем проблема? Завалим их и пойдем. Я знаю, где Назар. — Я был абсолютно уверен, что он там и что жив.

— Где? — поинтересовался Рон, и все с любопытством уставились на меня.

— Дайте карту. Тут. В цирке. Там черные жертвенник устроили.

— Что? — переспросил побледневший Витар и судорожно сжал эфес шпаги.

— Ты уверен? — серьезно произнес Агнар.

— Абсолютно. Сам видел пленных и жертвенник. Зубами скрипел от злости. — Я стукнул кулаком беззащитную стену.

— Так, всем успокоиться, — распорядился командир. — Лис, пойдем, покажем молодым мастер-класс. А вы постойте пока здесь, понаблюдайте.

Я хмыкнул, но остался на месте. Перед глазами неотступно стоял алтарь чернокнижников.

Оставив нам рюкзаки, наши мэтры вышли и двинулись прямо на монстров. Пауки несколько секунд разглядывали их ячеистыми глазами, а потом разом бросились вперед. С рук охотников одновременно сорвались боевые плетения, аж третьего уровня, на глаз определил я. Не боятся потревожить остальных! Вокруг обоих чудовищ полыхнула земная защита, но они встали. А мастера неслись к ним полным ходом. Еще по выстрелу — и отошедшие было от шока пауки снова замерли, и их защита полыхнула гораздо слабее. Рон подбежал чуть быстрее и двумя ловкими ударами по передним ногам заставил паука опуститься на колени и с силой вогнал меч точно между глаз. Прямо в мозг. Оставшиеся ноги тут же подогнулись, и махина рухнула на песок. То же самое проделал и Агнар.

— Выходите! — крикнул нам запыхавшимся голосом.

А Рон ничего, дышит ровно. Молоток.

Мы шли по узкой улице, поглядывая по сторонам и на небо. Я держал сторожку.

— Не боитесь, что на возмущения другие сбегутся?

— Здесь-то? — усмехнулся Рон. — Да тут на каждом углу возмущения. Вот если бы сражение затянулось, подскочила бы подмога.

— Ясно.

— Сколько нам идти до этого цирка? — спросил Витар, он явно был возбужден.

— Спокойно, Витар, мы выбираем самые узкие улицы, по ним меньше чудовищ ходит, поэтому быстрее доберемся. К вечеру будем там, не переживай, — ответил Агнар.

Граф кивнул.

— Мы все здесь ненавидим черных. Не меньше тебя, — добавил Рон. — Я тоже переживаю.

Дальше шли молча.

— Стойте, нас догоняют два насекомых с огненной аурой, — сказал я спустя час быстрого шага.

Мы втроем развернулись и стали поджидать тварей. Витар с Лизой смотрели вперед. Я нырнул в астрал: «Крася, вставь в стрелу Света стабилизатор четвертого уровня. Подсчитала все уже? Молодец. Теперь на шкале максимум четвертый уровень стоит, смотри. И всем, девочки, просчитайте стабилизаторы, Крася объяснит как. Объяснишь? Ага, и вставите в боевые плетения. Про шкалу слышали. Спасибо всем, вы у меня молодцы».

Отсутствовал всего несколько мгновений, но Рон заметил. Я ему подмигнул. Наконец появились быстро приближающиеся скорпионы.

— Мой левый, ваш правый, — распорядился я, прервав на время полномочия Агнара.

Когда осталось метров сорок, мы одновременно выстрелили. Моя ярко-красная стрела мелькнула гораздо ярче заклинаний товарищей. Тварь попыталась свернуть, но большая масса и скорость сыграли плохую шутку — не успела, и красная вспышка поглотила скорпиона. Я в три прыжка оказался рядом, но рубить оказалось нечего. Ошметки плоти и хитина напоминали первоначальный облик только при богатом воображении. Повернулся вправо — друзья дорубали своего.

— Вот так надо, мэтры, — с деланой гордостью подначил я Агнара, когда мы снова двинулись по направлению к цирку.

— Но мы показали как, — нашел что ответить маг, — а четвертого уровня, извини, не знаем-с. Куда уж нам до тебя, молодого да раннего.

— Ты же преподаешь? — удивился я.

— Потом объясню, — легкомысленно махнул рукой командир, — некогда.

Настроение у всех было приподнятым после легкой победы.

— А вы все: руины то, руины се, — подколола теперь Лиза.

— Не каркай, — вдруг серьезно сказал несуеверный Агнар, и мы замолчали.

Так в молчании и прошли до пересечения с широкой магистралью.

— Рванем как можно быстрее, на той стороне — обед, — сказал он, — по сигналу от Егора, когда тварей будет как можно меньше.

И действительно, по моему радару выходил Бродвей какой-то. Пары фланировали туда-сюда. Ждали. Сначала движения казались хаотическими, но постепенно стал замечать закономерность. Три пары, две, снова три, опять две. Период то растягивался, то сжимался. С час выжидали, и, наконец, когда все были на взводе, я дождался растяжения периода и скомандовал: «Бегом!»

Рванули. Проклятый песок! Ноги проваливались, вязли, а мы бежали сломя голову, и все вышло бы замечательно, если бы не пара медуз. С этой наземной сигналкой я совсем выпустил их из виду, и у остальных глаз успел «замылиться».

Мы вбегали в переулок, когда вспыхнула защита Лизы, и она завизжала и покатилась по песку. К ней плавно, но быстро опускалась медуза с вытянутыми щупальцами. Время замедлилось. Я пальнул в медузу четвертым уровнем световой стрелы. Яркая голубая вспышка, затем красная — и разорванная пополам тварь медленно опускается на землю. Прямо на лежащую почти неподвижно Лизу! Я сорвался с места, разрывая себе сухожилия и борясь с плотным воздухом. В один прыжок опустился с ней рядом, и нас обоих накрыла моя каменная пелена. Остатки медузы медленно сползли по куполу. Глянул на девушку и обомлел: на ее груди лежал противный, сочащийся слизью, весь покрытый иглами кусок щупальца. Я голой рукой откинул его в сторону и вышел из ускорения.

— Быстрее, Егор, Лизия, бегом! — оглушил меня чей-то голос.

Я закинул девушку себе на плечо и побежал на голос. Старался ни о чем не думать. В глазах пелена. Меня подхватили за локоть, и мы скрылись в первом же здании переулка. Бережно опустил ношу на песок.

— Лиза! Очнись, Лиза! — заорал я, тряся ее за плечи.

От сильного тычка локтем моя голова дернулась. Сразу пришел в себя.

— Ты же маг Жизни, забыл?! — кричал мне в лицо Рон.

Стал соображать. Бросаю в Лизу исцеление и подпитываю ауру Жизнью. Через два шумных удара сердца Лизия делает первый вдох… губы розовеют, и она открывает глаза. Губы растягиваются в улыбке.

— Егорушка, любимый, как я по тебе соскучилась, — говорит пьяным голосом и пытается меня обнять, но вскрикивает от боли.

На груди изъеденная чем-то едким кольчуга и одежда расползлись, и посиневшая голая грудь бесстыдно вывалилась наружу. Прямо на глазах кожа лопалась, покрытая противными язвами.

— Ой, что это? — взвизгнула Лиза мгновенно протрезвевшим голосом.

Рон опускается рядом и, не жалея воды, поливает грудь и стирает воду рукой.

— Надо смыть слизь, — поясняет он.

Я ныряю в астрал: «Синя, сделай что-нибудь, милая!» Она смущенно кивает, мол, постарается. Выскакиваю обратно.

С моей руки срывается… еще одно исцеление первого уровня. Язвы постепенно начинают затягиваться. «Вот идиот, и сам бы мог догадаться», — мысленно обзываю сам себя. В который раз.

Лиза окончательно приходит в сознание и стыдливо прикрывает грудь.

— Ну вот, все видели меня голой, теперь обязаны на мне жениться!

Мы облегченно вздыхаем.

— Смотрите, здесь собирается целая армия! — раздался голос Витара, выглядывавшего в пролом.

Подлетаем к нему. Ё-мое! На центральной улице уже шесть пар разных тварей. Одна пара, невидимая ранее: персонаж «Чужого», в натуре! В воздухе четыре медузы, они и корректируют. Видимо. В переулке пара скорпионов.

— План такой, — беру командование на себя, — сначала снимем медуз. Моя левая пара, ваша правая. Бить наиболее мощными заклятиями. Плетите прямо сейчас.

Подождал, пока они свяжут побольше.

— Агнар, какого уровня должно быть водяное лезвие, чтобы очистить центральную улицу?

— Хм, да уж побольше четвертого, но меньше пятого, а то здания рухнут, и неизвестно, как остальные среагируют.

Поправляю «девочкам» задание и вижу «извиняющиеся» вращения. «Много? А сколько? Четвертый и до пятого, а дальше… не выходит? И хрен с ним, позже разберемся!»

— Далее, не мешкая, на тех скорпионов. Снова мой левый, ваш правый. И бегом отсюда по переулку. Куда и шли. Перекусим потом. И ты снова командуешь, Агнар.

— Ясно, — сказал тот.

Подошла переодевшаяся Лиза. С кольчугой поступила оригинально: переодела дырой назад.

— Воюем, мальчики? Моя помощь нужна?

— Нет, — сказал Агнар, — приготовься, скоро побежим. Сможешь?

— А то!

— Внимание на медуз, огонь!

Я не стал экспериментировать и потратил три световых стрелы на свою пару. Рон с Агнаром сбили своих без моей помощи.

— Егор! Лезвие.

Я тщательно прицелился, выставил ползунок на чуть больше четвертого. «Режь!» Ждать пришлось секунду, и ярко-зеленая пленка прошлась вдоль улицы, задевая и стены руин на противоположной стороне улицы. Поворачиваюсь и в противоположную сторону: «Режь!» — и снова, после задержки, яркая пленка. Слышались шлепки падающих тел монстров, но я не разглядывал. Раздался грохот упавшей стены и крик Агнара:

— На скорпионов!

Подбегаю, стреляю и слышу команду:

— Бегом отсюда!

Бежали на полной скорости минут десять.

— Сюда, — скомандовал Агнар, и мы заскочили в здание.

Уставшие, но довольные очередным спасением, сидели и жевали сухпаек. Запивали водой.

До цирка добрались, когда небо на западе окрасилось красным — сплошная облачность не рассеивалась, несмотря на умеренный ветер. Он загнал под одежду мелкий песок, который противно скрипел, и тело чесалось. Хорошо, хоть дождь не пошел.

Нам осталось пересечь широкий проспект, и мы в Колизее. Патрульных на этом участке было четверо и пара медуз. Приготовились и отработанными действиями смели их всех. И бегом в здание. Успели! Никто больше нас не заметил. Вошли под первые арки, нашли комнату и с облегчением уселись на пол.

— Может, переночуем и утром пойдем? — спросила Лиза.

Мы так на нее посмотрели!

— Да я ничего! Что я, не понимаю! О вас же забочусь. Да как вы могли подумать! — сказала с явной обидой. Ну вот, мы же и виноваты.

— Егор, на разведку. Весь путь просмотри. На стражников особое внимание. Они как люди…

— Знаю, видел, — прервал Агнара, — я пошел.

Коридор, коридор, лестница вниз… стоп! Две ниши с охранниками. Поищем другой путь. Искал — не нашел. В неудачном месте зашли, придется здесь. Спускаюсь по лестнице. Снова коридор. А это что? В стенах яркие плетения, четыре штуки, и на полу старые останки незадачливого охотника. Ловушки. Запомним — и дальше. Большой колонный зал. Так, сориентируемся… я тогда залетал… да, с левой от меня стороны. Значит, спуск в тюрьму где-то правее, проверим… второй проход — он. Спустился.

На часах другой, с черной аурой, сволочь. Пролетаю и внимательно всматриваюсь в лица пленных. На первый взгляд их число не уменьшилось. Есть Назар! Без ошейника, значит, не маг. А это кто? Старые знакомые! Те два разбойника с дороги, вот так встреча! Связанные. М-да… судьба-с. Всего пленных семнадцать. А сколько этих сволочей? Заглядываю — здесь восемь. Жрут что-то. Не дай бог человечину, меня аж передернуло от отвращения. А что? Еды здесь наверняка мало. Залетаю в жертвенную… твою мать! Человек в черном балахоне втыкает нож в сердце прикованного пленника. Я взвыл от бессилия. Спокойно, они за это ответят. И тут я увидел «душу»: из ручки ножа вылетел серый дымок, покрутился и устремился ко второму уроду в черном балахоне. Он держал в руках какой-то камень, и «душа» без остатка всосалась в него. Губы обоих ритмично шевелились, и вдруг они рухнули на пол и задергались в судорогах. К сожалению, недолго. Через минуту оба встали с такими блаженными улыбками… да это наркота для них! Сняли балахоны и присоединились к жующим. Оттуда сразу выбежали двое других. Сняли с алтаря иссохшее тело с выражением ужаса на сморщенном лице и оттащили в еще одну неприметную комнатушку.

Так, их всего одиннадцать. Из них с черными аурами семеро. Один воздушник и один водяной и двое простых бойцов. Подождите немного. Придет ваш черед. Уже скоро, ждите, сволочи. Вернулся в тело в расстроенных чувствах.

Когда рассказал о результатах разведки, все подавленно молчали. Витар сидел красный, скрипел зубами и сжимал кулаки. В глазах такая ненависть, что я ужаснулся. Определенно его что-то связывает с черными. Надо будет потом расспросить.

— Сейчас отряд веду я, — начал я говорить спустя некоторое время. — Двое охранников — это сила?

— Во-первых, может, их больше. Если сражение затянется, вызовут подмогу. Во-вторых, опиши, как выглядят, — попросил Рон.

Я описал. Эти отличались от музейных. Были выше и худее, одежда темнее, и лица другие.

Рон нахмурился.

— Эти могут атаковать магией вдобавок к мечам. Уровень не выше второго, но неприятно. — Он задумался.

— Погоди, им для активации нужно время. Раньше-то мы шли вслепую, а сигналки на неактивные заклятия не реагируют, а теперь мы можем заранее разогнаться и прямо в нишах их порубить.

— Вот я это и сделаю. Тем более сабля подходящая, спасибо, Рон. Теперь ты, Лиза, сможешь обезвредить ловушки?

— Древних? Попробую. Как-то одну древнюю обезвредила.

— Отлично, вперед.

Света в коридорах не было, но я прекрасно видел в разных диапазонах, Лиза тоже включила ночное зрение, и охотники как-то ориентировались. Витар выпил специальный эликсир и тоже шел вполне уверенно. Когда ниши оказались за одним поворотом, я остановил всех знаком и показал, чтобы ждали сигнала. Сделал вдох-выдох, ускорился и побежал за поворот.

На ходу включил саблю на максимальный режим. Первый смотрел на меня уже вполне осмысленным взглядом, одна рука медленно направлялась на меня, а вторая тянулась к мечу. Я рубанул по плечу наискосок. Хотел снести голову, но в нише не размахнешься. Сабля удивительно легко, с разноцветными искрами, прошла сквозь тело и вышла в районе пояса с противоположной стороны. Разворачиваюсь. Второй уже вытянул в моем направлении руку, в другой держал меч, и одна нога уже почти встала на пол. Его рубил снизу вверх от поясницы, через тело к противоположному плечу. Опять как по маслу. И вышел из ускорения. Раздался грохот падающих тел, и сработала моя огненная стена — второй успел вскользь выстрелить земным атакующим заклятием. Что-то новое, неизвестное, но стена выдержала.

— Сюда, — тихо сказал в амулет, но в полной тишине мой голос и так был прекрасно слышен товарищам.

Тела меж тем вспыхнули и начали плавиться, осветив коридор.

— Быстро ты их, — восхищенно сказал Агнар.

Спустились по длинной прямой лестнице и дошли до ловушек.

— Лиза, твоя очередь.

Она выступила вперед и сжала висевший на шее амулет древних. Уверенно подошла к стене и приложила к ней руку. Долго ничего не происходило. Наконец, легкая вспышка с двух сторон стены.

— Две есть. Они оказались связанными. — И прошла дальше.

Снова встала и прижала руку к стене. Стояла долго, дольше, чем перед первой. На лбу выступил пот и потек ручейками по вискам. Захотелось подойти и вытереть. Наконец, и следующие две полыхнули белым светом.

— Ух! Устала. Эти сложнее оказались. И что бы вы без меня делали, мальчики? — сказала с победной улыбкой.

— Молодец, дома конфетку подарю, — сказал я. — Вперед.

В зале все, кроме Агнара, восхищенноуставились на колонны.

— Быстрее, — прошептал я, — успеем еще наглядеться.

Для меня найти нужный проход оказалось проще простого, а когда подошли, то увидели свет. Неудивительно, что для Агнара наличие в цирке алтаря черных было открытием: если бы я не знал, куда идти и смотреть, то отыскать спуск было бы проблематично в таком нагромождении колонн, проходов и разных закоулков. Еще и стражники могли в любой момент появиться.

— Теперь как можно тише, — почти шипя, сказал я в амулет, — лестница прямая, потом коридор метров десять, потом направо арка, а за ней комната с пленниками. Перед аркой в коридоре часовой. Через помещение с пленниками еще одна комната, и там засели черные, и еще одна комната — жертвенник. Сейчас еще уточню.

Скользнул туда. Там ничего не изменилось, и часть черных лежали на теплых одеялах, видимо спали. Это хорошо. Вернулся и рассказал:

— Значит, так, я быстро спускаюсь вниз и снимаю часового. Вызываю вас через амулет. А дальше по обстоятельствам. Согласны?

Рон с сомнением покачал головой:

— Черные очень сильны, особенно после жертвы. Они могут воздействовать не только на тело, но и на разум: усыпить, заставить умереть, а если получат силу демонов, то и управлять людьми, как пешками.

— Демонов не видел. А как выглядит обращение к демонам?

— Не знаю. Вроде портал создают.

— Портала не видел. Ну что, как план?

Молчание. Всех переполняла ненависть. Риск? Несомненно, но, видя мои успехи, все верили в меня, как в бога.

— Ждите сигнала, я пошел.

Половину лестницы преодолел на цыпочках, а потом ускорился. Сбежал вниз и ломанулся к часовому. Здесь в высоком потолке горели круглые светильники, которые давали ровный мягкий белый свет. Часовой только начал поднимать голову, когда я выстрелил огненной стрелой второго уровня. Защита. Снова стрела, снова голубая защита — и я уже рядом. Кинжал в сердце и наготове стрела, если защита не пробита. Не понадобилась. Зажимаю рот рукой и придерживаю тело. Вышел из ускорения. Вроде тихо. Прислушался еще — ничего подозрительного. Неужели не заметили? Осторожно заглядываю в арку. Там тоже светло от таких же древних светильников. Пленные сидят спокойно. В основном молчат. Некоторые спят, некоторые тихо стонут. Шепотом позвал команду.

— Лиза, пожалуйста, постой здесь, хорошо?

— Я с вами.

— Нет. Пользы от тебя мало, а здесь посторожишь, вдруг снаружи кто подойдет. И вообще, это приказ, не спорь. И за этим трупом последи, вдруг чернокнижники действительно такие живучие?

Лизия понимающе кивнула и опустила голову, чтоб мы не заметили, как она насупилась.

Мы вчетвером тихо прошли мимо безразличных пленников. Остановились возле завешанного тканью входа, посмотрели друг на друга, кивнули и ворвались к черным.

Сквозь привычно плотный воздух двумя прыжками я подскочил к сидевшим за столом и поворачивающим к нам головы двум черным. Два взмаха включенной на второй уровень сабли, и две головы отделяются от тел. Была защита или нет, даже не заметил. Медленно поднимаются фонтанчики крови из перерубленных шей, а я уже стреляю третьим уровнем Света по лежащим на полу. У одного пробивается защита, во второго пришлось стрелять еще раз. Мои товарищи рубятся с кем-то, сверкают вспышки заклинаний и защит. Мы явно застали их врасплох, никто не успевал ударить в нас «черными» плетениями, и повезло, что помещение большое, есть где развернуться. Замечаю примеченную ранее нишу и бегу к ней — главный наверняка там. Вдруг резко появляется шум битвы, и мои движения замедляются. «Что за хре…» — не успеваю додумать и проваливаюсь в черную пустоту.

Сознание возвращается постепенно: сначала появляется свет, который становится все ярче, до боли в глазах, потом звуки, точнее, чей-то голос. Потом я резко все вспоминаю и открываю глаза. Голова кружится, перед глазами все плывет, но быстро приходит в норму. Только головная боль не проходит. Отвык я от нее, оказывается. Приходит осознание положения: я лежу, раскинув руки и ноги. Они пристегнуты крепкими металлическими дугами к камню. И подо мной камень. Я на алтаре! Дикий ужас буквально поглощает меня. Дергаюсь — бесполезно, прикован отлично, только голова свободна.

Пока я один в жертвеннике. Здесь так же горят древние светильники, отлично освещают и не слепят. На стенах барельефы на одну тему: толпы людей стоят на коленях перед алтарем, на котором распят, так же как я, голый мужчина. Возле него жрец в балахоне возвел руки к небу, в одной из них нож с кривым лезвием.

Видимо, молится перед жертвоприношением. Я, правда, не голый, а только без рубахи, но сути дела это не меняет. Повертел еще раз головой. Ага, ошейника нет, и ужас сам собой пропал. Появилось спокойствие.

Попался как мальчишка! Так подставиться самому и друзей подставить! Идиот! Они мне верили, буквально в рот начали смотреть, а прав оказался Рон. Вот кто должен командовать. Предупреждал же. Как обидно! А если они все погибли? Ужас! Но ничего, без ошейника сейчас махом освобожусь и других освобожу. Они живы, я уверен! Слава богу, Лиза снаружи осталась. Только бы не пошла сюда, только бы не пошла! Кто угодно, только не она. Все. Спокойно, начнем освобождаться.

Скользнул сознанием в мир. Вернее, попытался скользнуть, и ничего не получилось. Спокойно, прервал нарастающую панику, в астрал. Глухо. Ладно, вспомним дыхательные упражнения. Начал по все канонам выравнивать дыхание, выкидывать мысли из головы, и все оказалось бесполезно. А если просто в ауре сплести? А где аура? Прислушался — совсем не ощущаю. Только почувствовал, как камень потихоньку вытягивает из меня что-то жизненно важное. И вот тут началась паника. Я завыл сквозь зубы, монотонно, как пойманный зверь, и словно в ответ на мой вой откинулась занавеска, и в помещение вошел невысокий худой человек в черном балахоне с откинутым капюшоном. Старенький, черты лица мелкие, глаза глубоко посажены и кажутся проницательными, мол, вижу тебя насквозь, и жутко довольными.

— Быстро ты очухался, охотник. Ну и правильно, что время терять, правда же, шустрик?

Едва услышал эти глумливые слова, как паника прошла напрочь. Мысли стали ясными и четкими. Мы еще посмотрим, кто кого!

— Что молчишь? Злишься небось на старика, удивляешься. Как это он меня? Хи-хи-хи, — так тонко и противно захихикал, что я чуть не фыркнул от омерзения, — а ты думаешь, зачем мы в руины ходим? За амулетами? Жертвы приносить? Не скрою, и за этим тоже, но главное — вот этот алтарь.

Он любовно погладил камень и присел на него рядом со мной.

— Хочешь, расскажу про него? А ты послушай, поживешь подольше, послужишь еще пять минут Спасителю. — Старика просто распирало от удовольствия. — Это алтарь древних. Не тех, про кого ты подумал, а еще более древних. Они поклонялись своему богу Вартараару. Приносили жертвы, вот как на барельефе, и он им давал силы, защищал от несчастий, возвращал здоровье и все такое. Но появились среди них отступники, они стали твердить: не наш это бог, раз требует людские жертвы. Добряки, одним словом, человеколюбцы! Хи-хи. Их тогдашние жрецы в первую очередь стали резать.

Невольно подумал: злодей исповедуется герою перед расправой, как в кино! Но там герою всегда спастись удается, а мне… вряд ли. Ну нет, спасусь! Должен быть способ, по-любому!

— Потом дело темное. Хи-хи. Нашли какого-то божка и стали ему поклоняться. Посчитали почему-то, что одна из жертв и была тем богом, глупцы!

На меня невольно нахлынула ассоциация с земным христианством и вспомнился Миша из сна. А старик продолжил:

— Все больше и больше их становилось. Жить, понимаешь, сытнее стали, вот и не хотели под нож ложиться. Да-с, такова натура человеческая: все сытнее и богаче хотим жить и не платить за это. Так вот, воевать начали люди друг с другом и там, — он кивнул в потолок, — боги тоже меж собой сцепились. Вартараар проиграл, — старик развел руками, — и там, и здесь. Победители великодушными оказались, хвала им за это, храмы разрушили, а алтари сохранили. Вроде как в назидание потомкам. Вон даже барельефы налепили, помните, мол, темное прошлое. Хи-хи. С тех пор много воды утекло. Тот бог, победителей, сгинул, а древний остался. Мы все, темные, живучие. Хи-хи. Он не один, ему демоны кой-какие служат. Они и поведали про все.

— А демоны то вам зачем? — не выдержал я обет молчания. — От жертв вы кайф получаете и силу, а демоны-то что дают?

— Кайф? — не понял черный.

— Удовольствие, блаженство.

— И это знаешь? А ты смелый! Твоя душа сладкая будет. — Он любовно погладил мою грудь в области сердца, я невольно вздрогнул. — Ты думаешь, чем я вас огрел? Заклинанием? Нет. Силой душ, демонами плененных. От жертвы душа выходит и в камешек помещается, если с молитвами Вартараару приносить. Часть силы мы себе сразу забираем. Из нее только заклинания всякие плести можно, но это тьфу да растереть. Вот когда призываем слуг вартарааровских, демонов, то отдаем им камни с душами, а нам за это силу, да какую! Плести с нее ничего не надо, она сама по себе сила! И это, между прочим, тоже от душ людских, только демонами помученных. Ох и нелегко же тебе придется! Хи-хи.

— Подумаешь, огрел! Тоже мне сила!

Тут он закатился в хохоте не на шутку. Отсмеявшись, щелкнул пальцами. Занавеска откинулась, и вошел… Витар! В одной руке держал черный камень, на вид обычный небольшой булыжник, в другой кривой жертвенный нож. Глаза были совершенно пустые.

— Витар! — заорал я и задергался в путах. — Очнись, Витар!

Старичок опять закатился от смеха.

— Не очнется, сколько ни ори. Он выполнит все, о чем я подумаю. — Он постучал себя по голове пальцем.

Витар начал кружиться в замысловатом танце.

— Вот что значит настоящая власть! И скоро все у нас будут вот здесь, — старик сжал костлявый кулак, — но ты этого не увидишь. Жаль, что у нас за горами мало таких алтарей. Но ничего, придет и наш черед.

Танец прекратился. Витар подошел к алтарю и застыл.

— Хватит разговоров, пора приниматься за дело. Можешь молиться своему Спасителю, мне это не помешает. — С этими словами забрал жертвенный нож из руки графа и стал нараспев читать речитатив — молитвы на неизвестном языке.

Я снова завыл и заскрипел зубами от бессилия. Умирать было не страшно, честно. Было до боли обидно осознавать свою роковую ошибку! Витар, как живой упрек, стоял рядом. А Рон, Агнар? А что будет с Лизой, даже если она не попалась этому сумасшедшему, то куда денется из руин одна? Лизочка, любимая, простишь ли ты меня? Да я себе даже в аду у демонов этого никогда не прощу!

Снова откидывается занавеска и внутрь проскальзывает… Лиза! Я ошарашенно на нее смотрю и хочу заорать: «Беги отсюда пока не поздно!», но она прикладывает палец к губам и одним плавным скользящим движением оказывается за спиной старика. Он, казалось, забыл обо всем, читая монотонный речитатив. Не казалось: раздается глухой стук, и старик захлебывается на полуслове. Брови удивленно поднимаются, и зрачки расширяются. Он пытается вздохнуть, но изо рта выступает алая пена. Старик медленно опускается на пол и скрывается с моих глаз. На его месте стоит бледная Лиза без кольчуги и с окровавленным кинжалом в руке. Витар с камнем в руке падает вслед за стариком. Я опомнился первым:

— Быстрее отстегни меня, — и смотрю на Лизу.

Та вздрагивает и бросается к кандалам. Щелчок, второй, обегает камень, еще два щелчка. Я встаю с алтаря и потираю руки. Шатает, как пьяного. Слабость ужасная. Моргаю несколько раз, есть! Снова вижу ауры.

— Лизочка, дай кинжал.

Она дает. Я нагибаюсь и перерезаю старику глотку. Задумываюсь на мгновение и в остервенении начинаю пилить ему шею, пока не дохожу до позвоночника, переворачиваю тело и продолжаю резать сзади, пока голова не остается на одних костях. Я весь в крови. Наконец Лизия догадывается, подскакивает ко мне и лупит по щекам несколько раз. Потом неожиданно входит в раж и продолжает лупить, приговаривая:

— Это тебе за мой страх! Дурак, дурак, дурак!

Потом виснет у меня на плечах и содрогается в рыданиях, уткнувшись лицом в мою грудь и не обращая внимания на кровь. Я совершенно успокаиваюсь и начинаю более или менее соображать.

— Все, все, все, милая, успокойся. Все уже хорошо. Черные еще живые есть?

Она мотает головой.

— Мы что же, всех убили?

Все еще хлюпая носом и останавливая рыдания, отвечает:

— Я д-двоих и э-этого, — показывает пальцем на старика.

— Ну все, все уже прошло. Надо друзей в чувство приводить. Где, кстати, Рон и Агнар?

— В той комнате лежали без сознания. Витара старик раньше всех поднял.

— А ты откуда знаешь?

— Когда вы ушли, послышался шум битвы и вдруг резко стих, а вас нет. Я ждала, ждала и услышала в амулете чужие голоса, а потом и они пропали, это амулеты сняли. Я подождала еще, а потом пошла. — Она всхлипнула пару раз и продолжила: — Я поняла, что с вами случилось что-то очень плохое, но, раз клятва не сработала, ты еще жив! Сняла кольчугу, поставила скрытку и оставила в коридоре шпагу. Тихо ходить я умею.

Пленники меня не выдали, и им, по-моему, все равно. Выглядывала за занавеску и ждала. Один пошел к часовому, так я его сразу за занавесью в спину зарезала и рот зажала, — снова всхлипнула, — защита на скрытку не сработала, а кинжал слишком близко к телу был, — глубоко вздохнула, — потом дождалась удобного момента и снова сзади. Он в кольчуге был. Я ему горло…

И опять уткнулась в меня.

— Прости меня, моя маленькая.

— За что? — искренне удивилась она.

— Что повел вас сюда. Переоценил свои силы.

— Да ты что? И людей на заклание оставить? Да я бы первая уважать тебя перестала, если бы ты не привел нас сюда.

— А теперь что с ними делать?

— Придумаете что-нибудь, — ответила Лиза, прижавшись щекой к моей груди.

— Ладно, надо друзей будить.

Наклонился над Витаром. Он лежал без сознания, аура была очень тусклой, а фиолетовый фон слабым. Сначала элементарно потряс и надавал пощечин — никакой реакции. Вздохнул и зашел в астрал.

«Девочки, как вы?» Слетелись, засуетились радостно. «Испугались?» Да, и очень. «Ничего, сейчас все будет хорошо. Фиона, Синя, мне нужна ваша помощь. Человек без сознания, и разума, похоже, у него очень мало. Я понимаю, что вы мало знаете, но попробуйте, очень нужно! Надеюсь на вас».

От меня к другу потянулись два шнура: синий и фиолетовый. Они полностью оплели ауру Витара и частично проникли в тело. Ждать пришлось долго, больше часа не разгибаясь. Наконец щеки друга порозовели, аура приобретала насыщенность, окрашивалась в фиолетовый цвет, правда очень медленно. Сеть исчезла. Посмотрев, что разум еще не до конца восстановился, поинтересовался у «девочек», в чем дело, и получил смутные уверения, что «все нормально» и, мол, «пусть поспит». С сомнением оставил Витара спать и пошел к остальным.

Рон и Агнар очнулись от простых пощечин. Они долго включались в происходящее и переспрашивали, что это было. Их ауры восстановились быстро, в течение пяти минут. Потом мы выпили слабого вина из запасов черных и задались извечным эгнорским вопросом: «Что делать?»

— Агнар, Рон, сходите развяжите пленников и ошейники снимите. Они попроще, чем в страже были. Я посижу здесь. Устал что-то, — сказал я, сидя за столом.

Трупы были убраны в комнатушку с мертвыми жертвами.

— Да, поотрубайте всем головы, на всякий случай. А то тот сумасшедший старик такого рассказал…

Они кивнули и пошли заниматься делами.

Наше оружие мы нашли в общей куче трофеев. Там же была и масса амулетов, в том числе и древних. Неохота было сейчас ничем заниматься. Лиза, как наша спасительница, была освобождена от общей работы и, тоже устало, сидела напротив меня. Потихоньку цедили плохонькое вино.

Запасов продуктов оказалось удивительно много. Как удалось столько натащить? Видимо, магия черных и в руинах лучше нашей действует. Хранилась еда в отдельном холодном помещении, с изморозью на стенах. Однако тоже древнее устройство удалось запустить. Создавалось впечатление, что устроились они здесь очень давно и всерьез. М-да, стоит подумать о настоящем посту из охотников в этом месте. Придут же, гады, обязательно. Не бросят алтарь.

— Какие знакомые лица! — послышался голос Рона из комнаты пленников, а через полминуты: — Вот мы вас и нашли, граф.

Ответов не было. Еще и с ними со всеми разбираться! Не было печали. В теперь уже нашу «кандейку» Рон завел Назара. Видок у него был еще тот! Волосы слипшиеся, весь грязный, мятый, глаза с трудом осмысливали происходящее.

— Выпейте вина, граф, и поешьте. Хотите? — спросила Лизия.

Он молча взял предложенный кубок и, не отрываясь, выпил весь. Потом сел на лавку и долго соображал.

— Есть хотите? — вновь спросила Лиза.

— Есть? Да, пожалуй, — наконец ответил он после минутного раздумья.

Лиза встала и принесла ему тарелку какой-то холодной каши. Неожиданно и у меня заурчало в животе.

— И мне, пожалуйста, — сказал Лизе.

С удовольствием стал поглощать пищу.

— Мужики, мужики. Всех надо позвать, хотя бы наших. Тут много наварено. Рон, Агнар, если освободились, идите есть! — крикнула она.

Вскоре они подошли к столу и стали с аппетитом поглощать рисовую по вкусу кашу. С маслом, кстати. Вдруг Рон хлопнул себя по лбу и побежал к куче трофеев.

— Ты куда? — поинтересовалась Лиза.

— Амулеты связи наши надо найти, вдруг Агна переживает, что связь пропала.

— Заодно и древний амулет Назара найди, пусть с домом свяжется, — добавил я.

— Я сам. — Пришедший в себя граф словно очнулся. Встал и, шатаясь, как пьяный, а почему как — пьяный и есть, подошел к куче и стал в ней ковыряться.

Рон тем временем нашел свой амулет и прицепил его на ободок.

— Агна, слышишь?

— Рон, если не отвечает, то это не значит, что она не на связи. Вполне возможно, что из-под земли мои амулеты не будут работать. Все-таки не древние. — Я не стал вдаваться в принципы радиосвязи.

Тот успокоился и сел доедать кашу, запивая вином. Через некоторое время подошел Назар, держа в руках два одинаковых амулета: каменные кругляшки с зацепкой за ухо, как у наших скрытых наушников, и сел за стол.

— Один из них мой, а как узнать? — сказал заплетающимся языком.

— Элементарно, граф, какой заработает, тот и ваш. — Я чуть не сказал «Ватсон». Настроение стремительно поднималось.

— Точно! — Стал примерять их поочередно, надавливая пальцем. — Гартан? Да я, я. Нашли меня. Охотники. В цирке с барельефами. Вас как зовут? Гром, Агнар, Егор. Я был в плену у чернокнижников. В цирке. Да все нормально, я просто пьяный, вина выпил. Передам. Как найти нас? Потом свяжемся, Гартан, сейчас все заняты. До связи. Вам огромная благодарность от отца, и можете просить любую награду. На мои поиски вышли еще две пятерки, возможно, скоро придут сюда.

— Позже, граф, — пока неохота было думать, — Гартан — это кто?

— Наш главный семейный маг.

Из «тюрьмы» послышался неясный гул, и к нам за занавеску стали заглядывать удивленные лица пленников. Лизия не растерялась:

— Эй, вы двое! Идите сюда. Берите чан с кашей и несите всем. Возвращайтесь за тарелками и вином.

Когда они вернулись, продолжила:

— Берите здоровый кувшин с водой и лейте сюда, разбавьте вино, а то поведет быстро. Достаточно. Несите туда же и возвращайтесь за посудой. Она там, — показала рукой. — Меня не тревожить. Отхожее место помните? Ступайте туда.

— Кстати, а здесь туалет есть? — поинтересовался я.

— За тем углом, — указала пальцем, — какой ты непрактичный! Я первым делом это разведала. И водопровод работает, и кухня есть. Не разобралась, правда, как включать плиту, но пойму, не тупее черных.

Мы еще долго сидели и вяло обсуждали, как дать знать охотникам, что мы здесь. Примерно через два часа из жертвенной вышел удивленный Витар и подсел к нам. Я внимательно оглядел его ауру. Вроде как прежде. Хотя… что-то изменилось… точно! Нет обеих «печатей» клятвы. О чем и сообщил ему. Назар к этому времени ушел спать на места черных.

— Да подожди ты с печатями, что вообще произошло? Как нет печатей?..

— Так нет. Видимо, когда черный тебя зомбировал, слетели.

— Что делал? Я ничего не помню… начал рубиться, двух зарубил, моя защита их продавила, и… все. Как отрезало!

Я вздохнул и рассказал все, что знал. Витар сидел и хмурился все сильнее.

— Значит, если бы он пожелал, я бы и тебя убил?

— Без сомнения!

Еще с минуту он хмурился, и вдруг его лицо просияло.

— Точно печатей нет?

— Да сколько можно! Я же сказал уже!

— Хоть что-то положительное. — Он потянулся. — Может, поспим?

— Давайте, только дежурства распределим, и, Лиза, предупреди освобожденных, чтобы не шумели. Пусть тоже спать ложатся и часовых выделят.

Выполнив все это, мы легли в удобные постели. Хоть и каменные, но удивительно теплые и мягкие по ощущениям. С подушками и теплыми одеялами.

(обратно)

Глава 14

Весь следующий день прошел в организационном беспорядке. Из семнадцати пленников только девять оказались охотниками и семеро из них — магами. Остальных черные притащили с собой. В том числе и нападавших на нас незадачливых разбойников. Рассказывал все тот же мужичок — разбойник, только он изрядно исхудал и уже не был толстячком.

— Когда вы, добрый господин, изволили нас привязать, вернулась наша старая ватага. Долго смеялись и пинали нас, вернее, меня, по известному месту. Хорошая была шутка, господин. Потом мы перешли на другую дорогу, и снова на нас вышел неизвестный маг. Они долго шушукались с атаманом, а ночью на нас напали, связали и увели. Так мы оказались здесь. — Он грустно вздохнул и смахнул несуществующую слезу.

Везли нас долго, по каким-то неезженым дорогам. По пути еще несколько крестьян попались. Выехали к лесу и погнали всех пешком. Около леса нас еще народ поджидал, и оказалось нас всего десять и черных тоже десять.

По лесу шли — ужасть! Зверей тьма, и все хотят тебя съесть. Нас черные защищали, рубились они знатно! Так и прошли лес: мы поклажу несем, они рубятся. Дальше пустыня, а там тварей — вам и не снилось! Ой, вам-то зачем это говорю? Тоже, слава Спасителю, ни одного не потеряли. Потом в городе. Мать честная! Таких страшилищ даже в самом страшном сне не увидишь. Пробирались домами, а где нужно было улицу пересекать — бегом, а черные по бокам стоят, охраняют и молнии черные пускают. Вот это зрелище, я вас скажу, добрые господа и дамы, — он поклонился Лизии, — я успел заметить, как одна тварь с огромными клещами прямо лужей кипящей расплылась, как из слизи.

Витар неожиданно передернулся и сжал кулаки. Надо будет с ним серьезно поговорить.

— Страху натерпелся — на всю жизнь. Вы же замолвите за меня словечко, добрые господа?

А перед самым этим зданием, когда бежали, тварь с воздуха одного крестьянина с собой забрала. Что тут началось! Черные нас пинками еще быстрей погнали, а твари как взбесились, вот Спасителем клянусь! И с неба, и с улицы все на нас побежали! Пока нас загоняли в дом, двух черных твари утащили. Так им и надо, чернокнижникам поганым!

А в доме этом огромном только подвалы целые, вот где мы сейчас. Ой, опять не то, вы же знаете. А наверху люди с мечами бродят. Мало их, но бойцы отменные. На них ихние молнии не действуют совсем, но они исхитрялись или толпой на одного, или серый туман напускали, и те люди замирали, как статуи. А потом их рубили. Только туман этот долго у них вызывался. Самое интересное потом случалось, когда воин падал. Сгорал весь и с оружием! Даже пепла не оставалось. Во как.

Завели нас сюда, и с тех пор мы здесь и счет времени потеряли. Спасибо вам небесное от всей моей грешной души! Кончилась бы моя жизнь на алтаре ихнем, проклятом. Многих туда уводили, и ни один не возвращался. А сюда пленников при мне два раза приводили. Их такая же судьба ждала. Спасибо вам от всех нас, — поклонился он в пояс. Вот наглец, присвоил себе право от всех говорить!

Высокий мечник снова хмуро отмалчивался, но смотрел без злобы, а даже, я бы сказал, с некоторой толикой зависти. Рон заметил и подошел к нему:

— Мы о тебе ничего не знаем. Думай сам, как жить дальше.

И отошел. Больше с ним не разговаривали.

Всех, разумеется, вооружили и раздали амулеты. Их оказалось вполне достаточно, как и оружия. Распределили дежурства, часовых. Лиза разобралась с кухней и назначила туда наряд. Все помылись и постирали одежду во вполне приличной душевой с горячей водой. Древние системы работали идеально.

Наверх пока решили не выходить, охотники сами, поди, догадаются, где искать. И в зале свет от нашего прохода виден, им, кстати, и заманивали отряды охотников. Только с нами незадача у черных вышла.

Наконец дошло время до древних амулетов. Ссыпали все на стол и сели вокруг.

— Вон тот разговорник держите от меня подальше, — вдруг сказал Витар.

Мы непонимающе на него уставились. Он тяжело вздохнул и начал говорить:

— Пришло время все вам рассказать. Я давно хотел, но был связан клятвой, а теперь… вы для меня стали самыми близкими людьми. Особенно после черных. Да и до них, что уж говорить. — Он внимательно оглядел нас всех, кашлянул, отпил вина и продолжил: — Расскажу я вам про себя все, без утайки, а вы сами обо мне судите.

Слушали не перебивая. Он все рассказал обстоятельно, как мог. Очень эмоционально. Теперь я понял его сверхнегативное отношение к чернокнижникам и оценил борьбу с юношеской горячностью. Да он взрослее себя лет на десять!

— И вот теперь, когда я сильно волнуюсь, у меня в носу появляется противный кисло-сладкий запах. Это напоминание, с кем мне бороться всю жизнь. Простите меня за обман, если сможете, и тебе, Егор, отдельное спасибо за клятву. С ней я ничего и не рассказывал Твердю о вас. Он по-прежнему ничего про вас не знает. Даже про то, что пятым у нас Агнар, он не в курсе. Хотя… может, там, в таверне, еще агенты были, я не знаю.

— Да не важно это! — махнул рукой Агнар. — Главное, что ты нам все рассказал. Молодец! Я горжусь тобой. — Он приобнял Витара за плечи и продолжил: — Ты настоящий друг, на тебя можно положиться. Не мучайся угрызениями совести, ни к чему хорошему это не приведет. Ковыряние в душевных ранах — путь к грудной жабе. Вон наши целители подтвердят. Так ведь? — И хитро посмотрел на нас с Лизой.

Лизия важно кивнула:

— Агнар абсолютно прав. Не бери в голову. Ох уж это благородное воспитание, терпеть не могу самоедства, — толкнула меня локтем в бок, — и ты не заморачивайся! А то успела уже заметить.

— Ну, вот как с такой жить, Витар, ведь так приятно бывает иногда порефлексировать, а не даст теперь. Все, Лиза, ко мне больше не приставать, — закончил я торжественно.

Та фыркнула:

— Это кто еще первый начнет!

Рон хлопнул графа по плечу:

— Ты отличный парень, Витар. Я тебя уважаю.

— Спасибо вам всем, — дрожащим голосом подвел итог диспута сам виновник.

— Давайте, в конце концов, начнем заниматься артефактами, — перевел нас в рабочее русло Лис. — Вот это что?

Он взял в руку мраморный на вид ограненный параллелепипед, удобно ложившийся в ладонь. Такой материал и вид был характерен для многих амулетов древних. Еще встречались кубы, пирамидки и диски. Реже находили шары различных размеров, один из них сканер ауры. И совсем понятны были небольшие по размеру разговорники круглой формы с креплением к уху. А многочисленные украшения в виде перстней, кулонов и т. д. никогда не несли магической нагрузки и ценились просто как всегда модные драгоценности. Про оружие я уже пояснял.

Отдельно шел рутиний, очень известный и ценный «камень» в основном кубической формы. Он легко поддавался обработке, но наибольшую емкость сохранял именно в кубическом виде.

Мы внимательно разглядывали выбранный Роном амулет. Магией не светился совершенно. Я закрыл глаза и вышел сознанием из внешнего мира. Стал заметен неактивный разноцветный узор, заключенный в камне.

Окинул взглядом все остальные — то же самое. Ну и как тут прикажете разобраться? Приблизился к разговорнику. Так, Воздух, Земля и… Разум? Какой принцип связи, интересно? Света нет, значит, не радио однозначно. Воздух и Земля. Так местные стационарные амулеты работают, а этот — переносной.

Разум. Этой стихии здесь вообще не знают. Есть сила демонов. Она связана с Разумом, чувствую. Но как? Сила черных — стихия Смерти. Хм, Ковалевский ее отрицал, но какой он авторитет? Далее Разум и демоны… пусть будет так. Что имеем? Ни хрена. Только предположение, что разговорник задействует силу Разума для связи и, если пойти дальше, работает через сеть — ноосферу. Моя Фиона к ней не подключена, значит… надо подключить. Элементарно, Ватсон: найти другой разговорник, чтобы не выйти на Твердя с этого, привязать к себе, и, возможно, что-нибудь удастся узнать из местной сети. Если она совсем не похерилась со времен древних.

А сейчас что можно сделать? Погулял по артефактам и признал свое поражение. Нет, можно, конечно, было попытаться привязать к себе любой из них, но не хочется рисковать по-глупому. Кто их знает? На такой нерадужной ноте вернулся в себя. Невольно появилось уважение к местным магам: все-таки удалось им некоторые расколоть!

Оказывается, я отсутствовал довольно долго. Все напряженно смотрели на меня, явно ожидая откровения.

— Вынужден разочаровать присутствующих: ни об одном из амулетов ничего не выяснил, — раздался дружный вздох разочарования, — но появилась кой-какая мыслишка. Проверю завтра. Агнар, Рон, а вы хоть про какой-нибудь хоть что-нибудь знаете?

Те покачали головами.

— Только разговорник и… сканер ауры? — вопросил Рон Агнара.

Тот кивнул и добавил:

— Остальные встречались, но не разгаданы.

— Пока оставим артефакты, — продолжил я. — Какие планы на ближайшее будущее?

— Сегодня свяжемся с графом Хромским, время подойдет, вытребуем у него убежище, дождемся охотников и уйдем с первой группой освобожденных и с Назаром, разумеется. А там… ты же планировал школу? — ответил обстоятельный Рон. — И, видимо, что-то другое уже придумал?

— Угадал. Договоримся с графом, дождемся смены и… пойдем в башню. А перед этим… нашел я один невскрытый склад с артефактами, здесь, в цирке, надо завтра проверить.

— Склад? Ты уверен? — заинтересовалась Лиза. Аж глазки загорелись.

— Стеллажи, ящики — это что, по-твоему? Дверь закрыта на магию Земли.

— Как интересно! Соскучилась по настоящему делу. Если не покажешь, я не знаю, что с тобой сделаю!

— Какая башня, ты что, Егор! Да там за всю историю единицам удалось побывать и то на верхнем этаже! Опомнись! — предостерег Агнар. — Но я иду однозначно! — закончил совершенно неожиданно.

— Мое мнение, как всегда, игнорируют, — заметил Лис, — а между тем я тоже за башню. И за склад.

— И я тоже! — чуть не закричал Витар. — Когда мы еще сюда попадем!

— Вот и договорились, — подвел я итог заседанию. — Рон, давай ты с графом пообщайся, раз начинал. Знаешь ведь, что просить. Желательно заброшенный дальний замок или что подобное.

— Разумеется! И денег: конечно, расценки знаю, но, учитывая черных, тариф утраивается. Я ему Громом представился, но он не дурак, и собственная служба у него есть. Понял, кто мы, но это не важно. Беру его на себя. Час примерно остался, — добавил, задумавшись, — скоро Назар сменится, пойду я сам к нему, еще раз с ним все обсужу. — Встал и вышел из-за стола.

— Я на кухню пошла, проверю.

— Я отдыхать перед проверкой смены, — сказал Агнар. Он был номинальным командиром.

— А мне на дежурство пора, Назара менять, — добавил Витар.

Все разошлись. Я тоже пошел в нашу с Лизой нишу, которую раньше занимал главный старик. А что занавешена тканью, ничего — поставлю еще каменную пелену, и никто ничего не услышит. Хорошо, что только три стихии в ауре были: Огонь, Земля и Жизнь. И все равно любопытные косятся.

Прилег и полетел обследовать склад. По пути к нему внимательно искал охранников — не заметил, да и недалеко он находился от нашего прохода. В складе начал нырять в ящики и внимательно разглядывать амулеты. Спустя полчаса наткнулся на лингворы. Точно они: характерная мраморная пирамидка с плетением всех стихий, но большая часть фиолетовая. Отлично! Надо узнать, сколько стоят на рынке. Продолжил поиски, и вот они — разговорники, штук двадцать в ящике. Вообще нормально! Стал смотреть дальше, и, если бы глаза были, они выскочили бы из орбит — пистолеты! Да-да. Артефакты характерной формы. Напоминали каменные детские игрушечные футуристические пистолеты с утолщением на стволе. Плетения крайне скудные по сравнению с другими, Свет и Огонь. Бластеры, что ли? И сразу сплюнул — начитался в свое время фантастики! В рукоятках пустое пространство… Под магазины? Вместо курка простой выступ под палец. Да этому цены нет! Я в крайнем возбуждении вернулся в тело.

Вскочил и стал мерить шагами каморку. Еле унял желание отправиться немедленно. Вдох-выдох, успокоился. Завтра — значит завтра. Нечего людей срывать.

Получается, что тот мой сон не выверты подсознания с иносказательной подсказкой, а действительно была техническая цивилизация, и на нее свалилась магия. Это первое стопудовое доказательство — «бластеры». Только на основе огнестрельного оружия можно придумать такую форму. И религия, так похожая на христианство, которая явно не магическая. В башню надо обязательно! Вот если бы там центр управления какой-нибудь оказался! Ладно, нечего заранее гадать.

— Ты чего такой возбужденный? — спросила Лиза, пришедшая звать ужинать.

— Все просто замечательно! Соскучился по тебе, — прижал ее к себе и поднял от пола.

— Опусти, ненормальный! Пойдем есть, успеем еще, — стала отпихиваться от меня. — А кто сказал, что отлучит от тела? — спросила она, ловко выворачиваясь из рук. — Пошли, жеребец ты мой.

— Пошли, кобылка, — произнес и сразу выбежал в общую комнату, спасаясь от подзатыльника.

На ужин было вяленое мясо с лапшой и вино.

— Ну что, Рон, поговорил? — спросил я за ужином.

— Да, разумеется, через Назара. Он, кстати, в полном восторге и так расхваливал нас отцу, что неудобно стало. А тот перевязал амулет на себя и сейчас лично с сыном общается. Когда я попросил его принять нас у себя в графстве, не удивился и не уточнял подробностей. Обещал поискать. В принципе его это устраивает. Денег сам предложил столько, что я не ожидал.

— Сколько стоят лингворы?

— Тысячи две в Асмаре, — ответил Агнар, — а что?

— Побродил по складу, нашел минимум двадцать штук. Там еще разговорников тоже двадцать, не меньше, и еще куча всего, чего не знаю. — Про «бластеры» пока умолчал.

— Завтра с утра пойдем, — решительно заявила Лиза, — не приведи Спаситель, откажешься!

— Идем, идем. Всем же интересно, правда?

Все согласились. Даже стоящий на посту Витар прокричал в амулет:

— Не вздумайте меня забыть!

Это мне Рон передал, я свой еще не надевал. И Лизия тоже.

За соседним столом сидели шестеро освобожденных охотников. Один из них встал с металлической кружкой в руке:

— Предлагаю выпить за наших спасителей!

Остальные сразу встали с поднятыми кружками:

— За них! Слава!

Мы тоже их поддержали и выпили стоя. Мне было приятно, а про себя добавил: «За Лизу! Это она нас всех спасла».

Надо сказать, что с сегодняшнего дня весь народ принимал пищу здесь, на двух столах по очереди. Постов сделали три: перед самой лестницей, перед аркой и в общем помещении, все в пределах прямой видимости. Плюс наряд по кухне. Кроме Витара, мы от дежурств были освобождены, а Витар сам вызвался. Неудобно ему стало, видите ли. Лиза добровольно взвалила на себя обязанности домомучительницы. Агнар — общий командир.

С утра, а утро в подземелье понятие относительное, мы своей пятеркой выдвинулись в склад. Народу сказали — на разведку.

Добрались без происшествий и встали возле двери. Возможно, за все время обследования этих руин я первый увидел эту неприметную дверь, потому что в темноте охотники видят хуже, чем мое отделенное сознание.

— Лиза, твой выход.

Она подошла вплотную к каменной перегородке, одной рукой сжала свой древний амулет и замерла.

Надолго. Тишина стояла мертвая. Я прекрасно слышал легкое урчание в животах всех присутствующих и биение собственного сердца. Наконец, Лиза повернулась к нам:

— Попробую открыть, но это долго. Дайте попить. — Попила. — И вытирайте мне пот со лба, отвлекает. И не мешайте.

Прислонила ладонь к двери и застыла. По двери побежали желтые искры. Я стоял рядом с платком в руке. За целый час стояния мне пришлось два раза поменять мокрые платки, и, наконец, дверь полыхнула желтым, и Лиза бессильно опустила руку, начав заваливаться на бок. Я подхватил ее и сразу влил жизненной силы в ауру. Очень хотелось сделать это раньше, видя, как она себя истощает, но боялся отвлечь. Лиза сказала сквозь стон:

— Открывайте. Она сдвигается влево прямо в стену. Как я устала. Думала, помру. Ну, они и навертели!

Рон решительно надавил на дверь и стал отодвигать ее влево. Пришлось ему приложить немало усилий, прежде чем дверь сместилась на несколько сантиметров. Потом просунул руку в образовавшуюся щель, и дело пошло веселее. Стоял легкий гул сдвигаемых камней. Когда дверь полностью открылась, в складе плавно зажегся мягкий белый свет. Мы замерли в восхищении. Из наших ртов вырвался восторженный возглас.

Ровными рядами стояли металлические стеллажи в три полки высотой. На них аккуратно пристроились разнокалиберные прямоугольные ящики из непонятного материала, отдаленно напоминающего матовый металл. Все они были подписаны рунами древних, а чуть ниже надписи находился длинный ряд символов, похожих на те, которые я нашел в рунах-иероглифах. Цифры, однако.

Все помещение было прямоугольным, размером примерно десять на пятнадцать метров. Богатство!

— Что встали, быстро заходим и закрываем двери, — раздался голос Лизы, — спалят еще.

Зашли и задвинули дверь. Свет остался включенным, что очень обрадовало.

— Как они без ручки-то открывали? — полюбопытствовал я.

— Она сама должна двигаться при правильном открытии, а я просто сдвинула замок. Извини уж, не смогла, — добавила язвительно, — давайте начнем проверять ящики, в конце концов, что опять все застыли?

А застыли мы в очередном потрясении. Пыли оказалось удивительно мало, и воздух был свежим, лучше, чем на улице, — без летающего по городу и остальному зданию мелкого песка и запаха тлена, будто не прошло тысяч лет со дня последнего посещения человека. Лично мне казалось, что сейчас из-за полок появится кладовщик и спросит:

«Вы по какому делу, товарищи? Накладные на руках?»

И вежливо попросит на выход, намекнув на вызов охраны.

— Скажите, охотники, а попадались ли трупы древних в руинах?

Агнар с Роном переглянулись и пожали плечами.

— Не кажется ли вам это странным?

— Так… Тысяч десять лет прошло! — воскликнул Агнар, засомневавшись, но быстро отринув сомнения.

— Ну да, ну да… — задумчиво пробормотал я.

— Эй, народ, мы будем ящики вскрывать или как? — прервала мою задумчивость Лиза.

— Действительно, чего мы ждем? — добавил Витар.

Я встрепенулся, стряхнув наваждение, и показал, в каких ящиках видел лингворы, в каких разговорники, а сам пошел к «бластерам».

Ящик оказался неожиданно легким. Снял его со второй полки и поставил на пол. Крышка открывалась просто, без всяких замков: надо было элементарно сунуть пальцы в приметное углубление и потянуть вверх, она откидывалась на невидимых шарнирах. В углублениях материала, напоминающего пенопласт, лежали четыре «бластера». В упаковке — удобные вырезы под пальцы для легкого изъятия предмета. Взял в руку один артефакт. Легкий, не более ста граммов, монолитный. Только в днище рукоятки металлическая пластина. Она легко сдвинулась пальцем. Под ней оказалась глубокая выемка чуть скошенного прямоугольного сечения. Сама рукоятка удобно лежала в ладони и на ощупь напоминала твердое дерево, а никак не камень. Под указательным пальцем выступ — «спусковой крючок», ствол толстый, круглый и заканчивался плавным сужением без отверстия. По верху ствола шла четкая продольная выемка — прицел. Длина оружия не превышала двадцати пяти сантиметров. Несомненно, на основе пистолета сделан, только в магическом исполнении. Неактивные плетения были совершенно не видны обычным магическим зрением, зато от оружия веяло необъяснимой мощью.

Я сел и «пошел» искать обоймы с «патронами». Они, заразы, никак не находились. Отвлек от поисков голос Витара прямо в ухо:

— Егор, не подскажешь, что это?

Пришлось возвращаться. Глаза друга просто лучились восторгом ребенка в «Детском мире», поэтому я не высказался по поводу своего возвращения.

— Где?

— Вот. — Он протянул ладонь, на которой лежала искомая обойма.

Без сомнения, это была она. Стеклянный параллелепипед, немного скошенный в одну сторону и заполненный маной Света и Огня большой мощи. С одного торца два меленьких плетения. Я заулыбался:

— Это то, зачем мы сюда пришли, наш пропуск в башню.

— То есть? — удивился Витар.

— Зови всех.

Собрались недовольные. Как же, оторвал от такого важного дела — разграбления сокровищ!

— Господа, я собрал вас, чтобы сообщить преприятнейшее известие, — я сделал мхатовскую паузу, — мы зайдем в башню.

— И для этого ты оторвал нас от важных занятий? — возмутилась Лиза.

— А где радостные крики «ура!», объятия, слезы благодарности? Да хотя бы поцелуй в щечку! Так нет же, я слышу недовольное брюзжание, — произносил я театральным голосом, — как же, оторвал ребенка от любимой игрушки — ковыряния в подарках. Друзья мои, не будем мелочными! Вот то, что сделает нас поистине непобедимыми! Последнее, конечно, для торжества момента, но… — Я поднял палец вверх и уже нормальным голосом продолжил: — В башню мы точно пройдем!

Когда я прочитал лекцию про «бластер» и выдал инструкцию по применению, команда продолжала недоверчиво смотреть на пистолет.

— Дай-ка тот амулет. — Агнар протянул руку к обойме. — Несомненно, рутиний, но обработанный. Никогда не видел прозрачного. Надо же, сколько времени прошло, а мана как вчера залита, и силы много, да еще и двух видов. На глаз плетений на двадцать — тридцать четвертого уровня или… — он считал, шевелив губами, — два-три шестого. Ого! И ты утверждаешь, что при помощи вот этого можно стрелять? — показал пальцем на излучатель.

— Поверьте мне на слово! Это для дураков сделано, любой разберется! Ой, из моего мира, конечно, вы просто с таким не сталкивались.

— Вот, смотрите, — заторопился я и вставил обойму в магазин, хотя изначально планировал сделать это в зале. И дернуло же меня за язык ляпнуть про дураков. Вставили врукоятку заряд. — Так я назвал этот рутиний. — Обратили внимание, она входит только в одном положении — скосы мешают вставить неправильно. Далее, наводим на цель при помощи выемки и давим на этот выступ. Только я сейчас давить не буду, мало ли что! И вы осторожней, прошу вас, ни в коем случае не давите! Нет, я лучше вытащу пока заряд, — обойма легко выпала, стоило только сдвинуть планку, — держите.

Все еще пребывая в сомнениях, товарищи поочередно крутили «бластер», прицеливались. Пока неуклюже и без энтузиазма.

— Я обратил внимание, что вставленный в рукоятку заряд, — Рон медленно произнес это слово, — перестает быть видимым в магическом зрении.

— Так это здорово, можно скрытно носить, — заметил я.

— Не верится все еще, — высказал общее мнение Агнар, — я видел похожее изображение на иллюзии в каталоге неразгаданных артефактов древних.

— Испытаем! И давайте закругляться, лингворы и разговорники собрали? Тогда каждый берет по излучателю и заряду, и выходим отсюда. И так больше пяти часов отсутствуем, нас потеряли уже.

— Да мы и десятой части не проверили! — возмутилась Лиза.

— Завтра придем, не переживай.

Закрыли дверь, и Лизия обработала наши следы волнами Жизни и «земной волной». На пол эта волна быстрого уплотнения-размягчения почти не подействовала, но пыль стряхнула. Следов практически не стало. Набили только один рюкзак, чтобы не палиться, и у каждого в рюкзаке лежали «бластеры».

Я подвел всех к пустому, давно разграбленному проходу. Зашли в большую пустую комнату, заваленную мусором.

— Смотрите. — Я направил бластер на дальнюю стену и, мысленно перекрестившись, надавил пальцем на выступ, соответсвующий спусковому крючку. Ничего. Да стреляй же! И надавил снова.

Такого не ожидал никто, даже я. Мелькнула яркая белая прямая линия от «дула» до стены, и там распустился ослепительно-белый цветок, а полсекунды спустя раздался гул и шипение. Цветок на стене опал, и образовалась проплавленная дыра глубиной и диаметром примерно с полметра. Она полыхала красным расплавленным содержимым, которое медленно стекало вниз.

Точно, бластер! Как в книжках! Я был доволен. Это еще мягко сказано.

Народ офонарел.

— Все, друзья, пошли, люди ждут, — раньше всех опомнился я, — работает артефакт. Пошли, пошли.

— Четвертый уровень, не меньше! А скорость полета? — наконец нашел что произнести Агнар. — Великолепно! И что интересно, колебания силы не больше, чем на первый уровень.

— Вы где были? — засыпали нас вопросами «дома».

— Да так, прошвырнулись по цирку, собрали кое-что, — ответил за всех Рон. — Обед готов?

Поев и соврав на множество вопросов, мы с Лизой скрылись в нашей каморке. Лизия решила поспать после утомительной работы, а я разобраться с разговорником.

Точки привязки нашел быстро и без проблем привязал к себе, благо силы здесь было с избытком и ни я, ни «девочки» не пострадали, всего четверть часа работы. А вот дальше начиналась неизвестность.

Прежде всего внимательно рассмотрел фиолетовое плетение. Проще, чем в лингворе, и отдаленно напоминает короткую скрученную в разных плоскостях спираль. Можно приблизиться и наверняка вычленить символьный код, но что мне это даст? Только голову забью. Все равно не пойму, надеюсь, только пока, кто за что отвечает. Прямо гены в ДНК или машинный код. Второй раз такая мысль приходит, генетики хреновы. Навыдумывали, а ты разгадывай. М-да… думай, башка, думай. А что тут думать, к «девочкам» пора!

«Фиона, лапушка, видишь то плетение? Скопируй его тщательно. Не обижайся, знаю, что всегда тщательно. Это так, к слову. Ага. Теперь поглоти его. Так, и я захожу в тебя». Вихрь приблизился, и я погрузился в него с головой. Везде был фиолетовый туман. Сколько ни приближал его к себе, ничего не увидел. Стал бродить, искать плетение. Потом мысленно хлопнул себя по лбу: «Фиона, покажи новое заклинание. Оно называется «связь». Сразу передо мной плавно завертелась огромная спираль. Недолго думая вхожу в нее.

И очнулся в фантастическом мире. Обрывки образов, неясных мыслей сменялись, как в калейдоскопе. Не было ничего постоянного. Одно быстро перетекало в другое, обрывалось и создавалось вновь. Хорошо, хоть чудовищ нет. Только подумал, как на меня побежал огромный паук, не успел я испугаться, как он замигал и растаял. Руины — сразу образ наших развалин, поразительно четкий, но снова не успел рассмотреть, вид замигал и растаял. Башня — образ больших идеально круглых развалин и тоже растаял. Лиза — спящая Лизия, и она замигала и исчезла. Так, так… похоже на вызов абонентов, надо запомнить. А есть ли здесь хоть что-то постоянное? Нарвался. Передо мной огромная толпа людей в самых разных одеждах. Среди них заметил и негров, и азиатов, чернокнижников в черных балахонах, как на том старике. Стоит сосредоточить внимание, как тот человек приближался. Стоп. А знакомые? Рядом сразу возникли Назар, граф Хромский и Витар. Витар мигал, но не исчезал. Так это у кого разговорники есть! Я чувствовал, что могу связаться с любым, кроме Витара, но ни к чему это.

Со связью, похоже, разобрался. Точно через инфо-сеть — ноосферу работает, только сейчас она не в лучшей форме. Теперь — защита от ударов черных, ужасно не хочется попадать под новый. «Фиона, покажи медленно, что видела перед потерей сознания».

Из-за занавески вылетела сеть, сплетенная из фиолетовых и черных нитей, и все померкло. Ага, похожа на «ловчую сеть» из стихии Жизни, только из Разума и еще чего-то. Думай, башка. Ладно, черные нити оставим. Раз есть фиолетовые, можно из своей стихии подобие пелены сплести — должно ослабить.

«Еще раз плетение «Связь» крупно. Когда думаю о включении, куда сигнал идет? Укрупни. Достаточно». Вот они, символы. Частью знакомые, но как красиво! Не то что современные руны. «Рядом руны-ключи из других стихий, также крупно» — убожество! Задача: выделить фрагмент кода Разума. Различия искал неимоверно долго. Потом практика — плетение руны-ключа из стихии Разума. Фиона активно помогала, и с неизвестно какой попытки фрагмент подошел: ключ, сплетенный из фиолетовой нити, вспыхнул. «Давай базовое с этим кодом. Из какой стихии больше под него подходит? Синя? Я так и думал. Поняла, наверное — в рунах из стихии Жизни нужно заменить символы Жизни на найденный код Разума и плести все из себя. Молодец, я подожду». Выход.

Устал ужасно. Целых два часа реального времени разбирался с амулетом! Встал, потянулся и сходил попил горфа. Снова в астрал. «Получилось? Отлично, умница. Теперь в каменной пелене замени все участки Земли на свой код и сплети из себя». Сделала. Повертел, сравнил — форма поменялась сразу. «Активируй» — облом, распалась. Где-то баг. Смотрю сам участок за участком. Длинная, зараза. Сколько времени потратил, счет потерял. Кажется, вечность здесь. Нашел два зря замененных участка, были схожими, но функционал, видимо, другой, в руне-стабилизаторе и в… предположительно модуле реагирования. Заменил, через Фиону разумеется, на старые участки. Вторая проверка — хлоп, распахнулась. Как гора с плеч свалилась. «Подожди, стабилизатор на третий уровень». Этот код у меня в базе уже был. Замена, проверка — работает. «Сама понимаешь, как увидишь схожий удар — разворачивай». Выхожу.

В реале сразу падаю на лежанку и замечаю, что вокруг стоят все наши. Хрипло говорю:

— Пить.

Лиза сорвалась с места и принесла разбавленное вино. Полегчало.

— А чего вы все столпились, а сколько… — Понимаю, что три часа ночи. Твою мать! Зарекался же долго в астрале не сидеть. Не судьба. — Понимаю ваше возмущение, простите за беспокойство, но я защиту от ударов черных придумал, которые нас вырубили. Завтра воплощу в амулеты для всех. Подберите из древних небольшие и самые ненужные. Лиза, ты со своим поисковиком увидишь, в которых самые простые плетения. Древние ману хорошо держат, и подзарядка есть, — пояснил я, — и спокойной ночи всем. Я спать.

Мне не сказали ни слова. Лизия тоже промолчала, что меня больше всего поразило. Мы тупо уснули. Сильно я, оказывается, устал.

Спал дольше всех, не будили. Сходил в туалет, помылся, позавтракал и вернулся в каморку. Просто ждать, когда принесут амулеты. Неохота было шевелиться. Выбила из колеи вчерашняя работа.

Дождался. Зашли опять всей толпой.

— Вот, — начал Агнар, — этих больше всего, нашли двадцать восемь штук. Лиза говорит, самые простые.

Выложил передо мной каменные диски с пятак величиной и дыркой в середине.

— Рутиний в них есть?

— Во всех древних есть, — пожал плечами Лунис, — здесь его, — он взвесил на руке, — грамм пять.

— На третий уровень — это сколько срабатываний без подзарядки?

— Трудно сказать, на два-три.

— Хорошо, я на секунду буквально в астрал.

«Фиона, петли фиксации… вызови пелену Разума… вот в этих точках, девочки подскажут как. Базовое подведи к ключу, чтоб сам силу тянул. Уже все? Да ты умница, все быстрее и быстрее! Проверим. Работает. Приготовься подсаживать в амулеты. Оранж, тебе задача самой слабой силой выжечь плетение в артефактах, чтоб не нагревались сильно и ничего больше, кроме нитей не повредить. Молодцы вы у меня!»

Интересно, а что это за пуговицы-переростки? Заглянул сознанием. Две стихии: Вода и Земля. Плетение простое. Наверняка что-то обиходное, но непонятно. Ладно, пора начинать.

Взял в руку первую пуговицу — тяжеленькая. Поехали. Стоп.

— Агнар, рутиний не портится от небольшого нагревания?

— Нет, конечно! Да его фаерболом не сожжешь! А что задумал? — живо поинтересовался он.

— Выжечь старое плетение и наложить новое.

— Оригинально!

Получилось как нельзя лучше.

— Отлично, амулеты на цепочки и на шеи. Агнар, раздай остальным освобожденным, черные обязательно к алтарю придут. Скажи, что нашли и выяснили, что они помогают от черных ментальных ударов, но эти пометь… хоть процарапай и скажи, чтоб другие такие же не использовали, мол, надо проверить, они не все одинаковые.

— Проверить бы, — буркнул Рон.

— Как? — вздохнул я.

Агнар вышел.

— Рон, а от обычных черных плетений стихийные защиты помогают?

— Да, точно как от атак силой Жизни, а лучше всего щиты Жизни помогают.

— Не знаю щит жизни, — махнул я рукой, — нам еще и разговорники надо привязать.

— Так каждому по четыре штуки надо, неудобно.

— Нет, я думаю одним обойтись.

Потом привязывал и настраивал на каждого. Получилось так: представляешь абонента и нажимаешь на амулет в ухе. У того в голове возникает образ звонящего и тихие звонки. Если хочет — мысленно принимает, нет — мысленно сбрасывает. Пальцем жать совсем не обязательно стало, только первому вызывающему приходится давить, кроме меня, конечно, я Разумом включал. Любой мог устроить и конференцию. Жаль, не видео, но и так Фиона потрудилась, во всех аурах поработала. Молодец! А видео — это глубже в мозги лезть надо, она пока не умеет. Да все и так были в восторге!

Мой первый амулет только Рон себе оставил, для связи с Агной, а мы поснимали, но оставили при себе. На всякий случай.

— Рон, да сходи ты наверх, хоть с Витаром. Может, Агна на связи будет, поговоришь и излучатели испытаете. Связь сейчас хорошая. А мне еще с Назаром надо пообщаться, разговорник ему дать и со мной связать, якобы у меня пара была.

Глаза Витара загорелись.

— Объясни еще раз, как пользоваться излучателем.

Я показал и добавил, вспомнив вчерашнее:

— Перед надавливанием пальцем на выступ надо захотеть выстрелить. Это древние такую защиту от случайностей поставили. Лиза, а ты пойдешь?

— Я только с тобой! Они взрослые мальчики, без меня справятся. Быстрей бы охотники приходили! В башню уже хочу. — Подумала и добавила хитро: — Но мы же сходим еще на склад, правда, милый?

Я невольно рассмеялся:

— Перед уходом — точно, но, может, и раньше.

Назара нашел в «столовой», поздоровался. Он так же тепло меня поприветствовал. Я сразу взял быка за рога.

— Граф, я хочу предложить вам разговорник, связанный со мной.

— О, я буду только рад! Но его надо привязать ко мне?

— Ерунда, здесь же рядом место силы, осталось найти мага Воздуха.

— В нашей пятерке есть, я могу его позвать.

Быстро сбегал и привел солидного охотника с суровым лицом.

— Знакомьтесь: Егор, Старк.

Мы кивнули друг другу.

— Я никогда не занимался привязкой, — густым басом сказал он, — да и ты, я погляжу, молод еще.

— Не беспокойся, я уже занимался этим. Силы здесь достаточно.

Старк криво ухмыльнулся, явно не поверил.

— Назар, держите амулет на ладони. А ты заполни ауру и держи базовое всегда наготове, как будешь готов, скажешь, и мы вместе будем вливать силу. Я сюда, ты сюда, — показал пальцем.

Охотник хмыкнул, но сделал что я велел. Спустя пять минут кивнул. Я тоже для вида заполнил ауру Землей.

— Начали.

Через десять минут Старк сказал:

— Я пустею.

— Запускай базовое, не прерывая отдачу, еще немного.

Он нахмурился, но сделал, с явным трудом удерживая внимание. Наконец плетение в амулете вспыхнуло.

— Все. Мой уже был привязан, а предыдущий хозяин этого вернул артефакт мне.

— Богатенький, что ли? — презрительно спросил охотник. — В руины за развлечением полез?

Назар толкнул его локтем в бок.

— Не только. Еще и из-за графа. — Я кивнул на Назара, стараясь не заводиться. Он меня неожиданно начал бесить.

— Тоже мне спаситель, да девочка все за вас сделала, а они распоряжаются здесь! Агнар — командир, надо же! Да ему школяров гонять самое место, а не в руинах. Надо же, охоту на школу променял, — он презрительно сплюнул на пол, — и здесь держит. Вчера бы уйти могли, правда, Назар?

Граф сидел весь красный.

— Ты же знаешь почему. А вдруг черные заявятся? Не оставят они алтарь. — Глядя на красного Назара, я успокоился.

— Да что ты понимаешь, молокосос!

Вокруг нас стали собираться все свободные от вахт люди.

— И плевать на них! Охотников всех предупредим, а бродяги да разбойники пускай на алтарь идут, мне не жалко. — Последние слова говорил, глядя с вызовом на длинного разбойника, того мечника.

В толпе начались шепотки.

— Молчать! — вдруг раздался громкий голос Агнара. — Только драк здесь не хватало, на радость черным. Я никого не держу, кто хочет, может проваливать хоть сейчас.

В ответ молчание. Потихоньку начали расходиться.

— Назар, — сказал в разговорник, — перед выходом сообщите, мы передадим лично вам несколько амулетов.

— Хорошо, но я уговорю, он успокоится. Просто переживает, что не он всех освободил. Он такой… гордый. Простите его.

— Да я и не обиделся. — А про себя удрученно подумал: «Нашелся как сгладить — гордый. Сволочь последняя, и на людей ему плевать, а в руинах только из-за денег. А я думал, все охотники — рыцари, как Рон и Агнар, ан нет — люди как люди».

Вспомнив о Роне, вызвал его:

— Как вы там?

— Выходим уже, и одного охранника сожгли! — Его голос был радостно-возбужденный. — Но мы перед улицей разделимся, в пределах видимости. Это обычно, когда не пятеро.

— Осторожней там.

— Меня этому учить не надо, в отличие от некоторых.

Когда же эти охотники подойдут? Надоело. И люди взвинчены.

Охотники подошли вечером. Сразу два отряда, не сговариваясь. Правда, одной пятерке пришлось рассыпаться, они потеряли двоих, но трое дошли даже не ранеными. Рон и Агнар встретили двоих знакомых, выпили за встречу, поболтали. На общем совещании решили оставить десять охотников на постоянное дежурство возле алтаря, остальные бывшие пленники разбились на пятерки и решили выходить из руин.

Попытки разрушить алтарь ни к чему не привели: боевые заклинания легко им поглощались, а простым оружием и камнями его было не взять — людям, ударившим или кинувшим в него тяжелым, становилось плохо, а камню хоть бы хны! Только крепления для рук и ног удалось срезать. С камнями душ решили поступить просто — тупо разбили. Сначала, правда, пришлось посбивать заклинаниями неплохую защиту из непонятной стихии. В итоге никто ничего не почувствовал, но я увидел формирование и таяние серого тумана и даже почувствовал чужой вздох облегчения. Может, это я сам себя убедил, кто знает?

Мы передали Назару лингворы и разговорники, с наставлением передать их в дом Агнара, а Агне, с которой удалось связаться Рону, сказали, чтобы продала их.

Утром экипировались, попрощались с остальными и выдвинулись.

Сначала на склад. Вооружились и пошли в сторону башни. Настроение у всех было бодрое, особенно после двух сожженных бластером охранников и удачного минования ловушки — опять Лиза постаралась.

На улице нас встретило яркое теплое солнце, голубое небо и тихая погода. С наслаждением втянули пахнущий многовековой пылью воздух и стали выбирать место пересечения улицы.

(обратно)

Глава 15

Выбирали долго. Улица по направлению к башне практически как в час пик. Двойки тварей фланируют туда-сюда. Медузы будто застыли в воздухе. Мы сдвинулись вдоль этого «Бродвея», туда, где развалины были крупнее.

— Действуем так, — начал я, — издалека снимаем как можно больше медуз. Все поняли, как прицеливаться? Дальше ждем недолго и следим за реакцией. Если особой суеты не будет — рвем через улицу, отстреливая наземных тварей. Распределяем цели. Помните, надо захотеть выстрелить!

— Да сколько можно, помним мы! — возмутилась Лиза. — Прицеливаться неудобно, рука дергается.

— Встань полубоком к цели, расставь пошире ноги и расслабь руку. Плавно поднимай вытянутую руку и, как только совместишь цель с прицельной выемкой, задержи дыхание и плавно жми на выступ. Привыкнете. Цели распределите слева направо, как сами стоите. Я беру двоих самых левых, вы остальных четырех медуз. Готовы? Огонь!

Двумя выстрелами я сбил двух медуз. Две белые вспышки — и на землю посыпались останки далеких тварей. Звука не было, дальность примерно метров двести. А здорово: ни отдачи, ни упреждения никакого не надо. «Снаряды» летели если не со скоростью света, то быстрее пули — это точно. И неожиданно я почувствовал ладонью уменьшение заряда, необъяснимо как. Напарники на своих медуз потратили выстрелов десять.

— Мне кажется или все чувствуют снижение заряда в излучателе? — спросил Агнар.

Все согласились.

— Я еще вчера заметил, — добавил Рон.

— А я попал! — восторженно прокричал Витар.

— Да тише ты, — успокоила его Лизия, — наблюдаем же за дорогой.

Монстры, казалось, и не заметили потери бойцов, так же спокойно двигались в разных направлениях.

— И что, будем ждать, пока новые прилетят? — нетерпеливо заметила Лиза.

— Вперед, — скомандовал я.

И мы побежали, в упор расстреливая наиболее близких членистоногих. Два раза пришлось обегать дымящиеся останки. Запах от них шел еще тот! Когда забежали в развалины, нас с Витаром и Лизией чуть не стошнило, а бывалым — хоть бы что.

— Молодежь! — заметил Агнар, отдышавшись, и подмигнул Рону.

Они внимательно следили за действиями тварей. Те зашевелились быстрее, их стало больше, но явно нас потеряли. Ага, без медуз за стены не могут заглянуть, это хорошо.

* * *

Мы продвигались из здания в здание. Переулки старались пересечь быстро и скрытно, сбили еще пару медуз. В конце квартала пришлось пересекать широкий проспект. Действовали по отработанной схеме, но число тварей возросло. Не обошлось без ранения — несмотря на хороший амулет, защита Витара все-таки истощилась, и «богомол» успел содрать кольчугу и чуть не вырвал кусок плоти из его бока. Но граф успел выстрелить. Потом побледнел и стал заваливаться. Мы с Роном еле успели занести его в здание, ухватив под мышки.

Я сразу влил в него силы Жизни, а Лиза наложила исцеление. Мы окружили его и стали ждать. Только через несколько минут Витар пришел в себя.

— Ты как?

— Вроде нормально, — произнес он, прислушиваясь к себе, — бок немного болит, и слабость. Но я быстро восстановлюсь, вот увидите!

— Обед и отдых, — скомандовал я. — Рон, следи за небом.

Пожевали, попили. Витар тоже присоединился немного позже. Обошлось, рана оказалась пустяковая, и яда мало попало, только крови потерял изрядно, но идти сможет. Бежать — недолго.

— Заметили, чем ближе к башне, тем больше тварей? — спросил Агнар. — А что будет возле нее?

— Сейчас посмотрю, — сказал я и вылетел сознанием.

До башни оставалось всего ничего. Пять кварталов домов и четыре широкие улицы. Количество защитников увеличивалось с приближением к круглым развалинам, а по круговой улице вокруг башни было вообще не протолкнуться. Там встречались и подобия «чужих» с длинной выдвигающейся пастью, и новые твари: огромные гусеницы, все покрытые длинными щупальцами. Сами тела лежали неподвижно, а склизкие на вид щупальца непрерывно шевелились, обшаривая все вокруг. Другие чудовища замирали, как только щупальце касалось их, и отходили подальше, когда оно отодвигалось в сторону. От гусениц несло очень мощной магией Земли.

Сразу за полуразвалившейся стеной башни никого не было, а в самой стене виднелись неактивные желтые плетения. Скорее даже остатки плетений. Там были только сохранившиеся межкомнатные перегородки и несколько спусков вниз. Еще было видно, как из-под башни густо выходят толстые, как канаты, нити силы и устремляются вверх, постепенно расходясь в стороны и дробясь на более мелкие. Площадью остатки башни были с половину небольшого квартала.

— Ничем не могу обрадовать, — некоторое время спустя докладывал я, — пять кварталов и четыре широкие улицы. Последняя — жуть. Битком набиты, и какие-то огромные гусеницы с щупальцами лежат, а защита у них, похоже, нашим бластерам не по зубам. Медуз тоже полно. Вот так.

Рон нахмурился. Остальные тоже задумались.

— Не останавливаться же на полпути, а? — первым высказался Витар. — Я уже в порядке, сил полно.

Я покосился на него с сомнением.

— Да уж конечно, полно! — ответила Лиза. — Но набираешь вполне себе быстро. Если бы не Егор, я бы не пошла, а с ним — вперед и только вперед! Всех победим!

— У меня восторгов меньше, но очень любопытно, что же они так охраняют? В конце концов, охотники бывали в башне. — У Агнара любознательность перевесила осторожность.

— Я, разумеется, против этой авантюры, но вас не брошу, — это Рон, — и что скажешь, командир?

— Надо подумать, — ответил я, — один раз уже повел вас на черных.

Я задумался. Опасно — ужасно, но интересно — еще ужасней! Я был уверен, что внизу центр управления.

Почему — не знаю. «Надо еще проверить», — подумал и снова полетел к башне.

Опустился в первый же открытый спуск. Лестница наполовину засыпана песком, рядом круглая шахта, примерно двухметрового диаметра, была засыпана полностью. Лифт, что ли? На первом этаже коридор. Пролетел вдоль него — ниши со стражниками, двери в кабинеты. Залетел наугад в один. Ни стола, ни стульев. Вдоль одной стены металлические полки, на них пирамидки побольше лингворов, на полу валяется еще пара таких же. У противоположной стены, ближе к углу стоит каменный столбик, примерно с метр. На нем на каменной же подставке шар и рядом в углублении пирамидка. Стены покрыты разноцветным узором. Во всех пирамидках сложные разноцветные плетения с преобладанием фиолетового. В шаре фиолетового мало. Информация! Везде. Странно, что нет стульев или кресел. Стоя они, что ли, работали?

Спустился еще на этаж. Пролетел вдоль всего коридора. Он оказался круговым, и в него вело много лестниц. Здесь были только кабинеты и санузлы. Количество ниш с охраной возросло. Из сидений встретил только немногочисленные каменные лавки. Еще вниз, и тут меня ждал огромный сюрприз! Я не смог опуститься дальше. Просто не пускали с лестничной клетки. Словно стеклянная стена, а дальше каменная дверь, пронизанная охранным плетением типа двери склада. Такой подлянки я не ожидал. Решение созрело окончательно — идти надо.

Рассказал обо всем друзьям.

— Пирамидки — инфокристаллы с иллюзиями, — уверенно сказал Агнар. — Я всю жизнь ищу их, и найти такие — большая удача, а тут целое сокровище! Все сложные заклинания созданы с их помощью. Считаю, что не идти — преступление, несмотря на риск.

— Идем, — сказал я.

И мы пошли. Шли не торопясь, осторожно прошмыгивая между зданиями и стараясь сбивать воздушных разведчиков с дальнего расстояния. Опытным путем определили емкость зарядов — двадцать выстрелов, и с уменьшением заряда росло чувство пустоты в рукоятке. Когда оставался один выстрел, пустота начинала пульсировать.

Вот и широкая улица. Зверинец — отдыхает.

— Сменить заряды и взять по два бластера, — распорядился я.

Когда все было сделано, скомандовал:

— Вперед! — Про себя добавил: «С богом!»

Проходили по отработанной схеме: сначала очищали воздух, потом бегом, к сожалению, из-за Витара не так быстро, как хотелось, пересекали улицу. От вони уже не тошнило. В здании отдыхали и шли дальше. Последнюю перед круговой улицу проходили очень долго.

Ближе к концу перехода наступить на сухую землю было почти невозможно, она вся была в вонючей дымящейся слизи. Раздался вопль Лизы:

— Заряды кончаются, Егор!

— Мой излучатель пустой! — вторил Витар.

Рон с Агнаром стреляли более экономно. Наземные твари держались недалеко и набегали с двух сторон, а медузы с воздуха приближались отовсюду и гораздо стремительней.

— Всем сосредоточиться на медузах, — командую и сам отстреливаю их почти вслепую, потому что навожу вперед водяное лезвие под пятый уровень, это метров сорок шириной, стараясь не думать про возможное обрушение стены напротив. Быстрее! Как долго наполняется плетение! Застонал Рон, не оглядываюсь — заберут, пошло лезвие! — Бегом! — ору что есть мочи.

Оглянулся. Лиза с Агнаром поддерживают под руки Рона, который бежит хромая. Витар разряжает «бластер», бросает его и мчится за ними, на ходу доставая водный атакующий амулет. Да быстрее же! Уже начинаю наполнять второе лезвие, а Витар только-только пробегает мимо, и я стреляю. Снова зеленая пленка. Не смотрю на последствия, а разворачиваюсь и бегу за всеми, на ходу расстреливаю последние заряды в медуз. Слева долетает грохот упавшей стены. Меня заволакивает облаком пыли и обдает мелкими камнями, которые стучат в мою защиту. Все, забегаю за сохранившуюся стену дома. Пыль мешает разглядеть, и я кричу:

— Все здесь?

— Все, — слышится голос Агнара.

Иду на голос. Пыль начинает оседать, ее относит несильным ветром. Невольно чихаю. Раздалось еще насколько чихов. Подхожу, наконец, к команде. Рон держится за ступню.

— Что с тобой?

— Подвернул! Чтоб демоны побрали этих монстров! Какие они скользкие! Не переживай, Лизия подлечила, скоро пройдет.

— В следующий раз предупреждай, когда стену собираешься валить, а то я перепугалась, когда на меня огромный обломок полетел, — шутливо ворчала Лиза. — Хорошо, защита сработала, а иначе — прощай, юная жизнь!

— А сколько я страху натерпелся! Лезут со всех сторон, а я стреляю. Чувствую, заряды кончаются. Ну, думаю, мне хана. Один паук так посмотрел на меня и облизнулся… — завирал Витар в адреналиновом угаре.

А я просто улыбался и понимал, что через последнюю улицу мы не пройдем. Так же, по-моему, думали Агнар с Роном.

Тем не менее отдохнули, попили и пошли дальше. Пересекли несколько сложных переулков, которые здесь напоминали среднюю улицу в районе цирка. Не шириной, а обилием монстров. Потратили половину захваченных зарядов и потеряли еще два «бластера». Наконец, засели в укромном закутке перед ближайшей стеной к последней, круговой улице. Даже сохранившийся каменный козырек был над нами, защищал от воздушного наблюдения. Впрочем, это, похоже, не имело уже значения: из-за стены шел постоянный гул от шорканья тысяч ног и стук тысяч жвал.

Девять вечера. Сейчас середина сентября, и закат начнется через час. Мы вяло поужинали и молчали. Горько было осознавать, что все зря.

— Чего это все пригорюнились? Сейчас Егор что-нибудь придумает, правда? — с надеждой в голосе сказала Лиза.

— Правда, Лизочка, правда, — грустно ответил я.

Настроение было поганое. Было до боли обидно проделать такой опасный путь и упереться рогом в стену. Стал перечислять варианты: «бластеров» не хватит однозначно. Мое лезвие пятого уровня бесполезно, а выше уровень не получается. Да хоть и получался бы — набегут новые. И неизвестно, как оно на гусениц подействует. Это, похоже, местные танки. Фаерболы — три раза ха. Закрыть всех каменной пеленой пятого уровня? И что? А идти как. Будет ли защитная пелена раздвигать?

— Защитная пелена будет раздвигать монстров? — спрашиваю у Агнара.

— Любопытно! Людей откидывает или прижимает. У всех тварей защита примерно третьего уровня, и если пелена более высокая, то… не уверен, успеем ли пробежать, пока они скопом не продавят. Да и тормозить нас будет. Если только на самый крайний случай, а так… рискованно.

— А здесь все рискованно! — заметил Витар.

— Вы не видели гусениц. У них защита как бы не пятого-шестого Земли. И щупальца длинные рыщут, даже монстры их боятся! Боятся… — Я снова задумался.

На задворках сознания мелькнула мысль, и я вылетел в направлении защитников.

Гусеницы лежали возле самой стены, в виде лучей. Расстояние между телами было метров по двадцать, а щупальца длиной примерно по десять. Они рыскали хаотично, но ни разу не касались чужих конечностей, а отдергивались, едва приближались на метр. Твари тоже старались обойти щупальца. Точно боятся. Гусеницы и то друг друга боятся. И что это нам дает? Закосить под эти танки все равно не удастся… а если удастся? Я вспомнил роновское отпугивающее заклятие. Ага, местные маги сняли образец ауры, а я что, не смогу? Пригляделся внимательнее к ауре гусеницы: основа — стихия Земли. Туда вплетается стихия жизни и понемногу все остальные. Фиолетового совсем чуть-чуть. Тупая. Так, так.

Ныряю в астрал: «Девочки, вы все мне нужны снаружи. Задача — скопировать ауру существа. Каждая запоминает расположение своей стихии в ауре и интенсивность проявления. За дело, за мной».

«Кажется, операционка в моем компе установилась, интерфейс интеллектуальный тоже. Как выросли «девочки»! Воспитал. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Эх, справку бы почитать… а надо ли голову себе забивать? Работает, и ладно. Вот в магии древних другое дело — там даже исходный код нужен» — так рассуждал я, пока летел с «девочками» к танку.

«Вот эта гусеница. Ее ауру надо скопировать. Жду». Ждать пришлось долго, примерно полчаса. Мои стихии летали вокруг ауры монстра, чуть не ныряя в нее. Нет, не ныряли. Гусеница никак не реагировала. Наконец покивали мне псевдоголовами, и мы полетели в мою ауру.

«Все сделали?» — «Обижаешь!» — «Покажите». Передо мной возникла уменьшенная аура гусеницы, даже по форме напоминающая длинное толстое тело с шевелящимися щупальцами. «Ух ты, здорово! А сможете натянуть мою ауру?» — «Обижаешь — запросто». — «А на нашу объединенную?» Задумались. Потом Фиона и Синя нерешительно кивнули — не уверены, но попробуют. Моя проблема только в объединении. Помню, со всеми получалось во время клятвы, значит, и сейчас получится. «Как попрошу — набрасывайте эту копию на мою ауру, хорошо?» — «Отлично».

— Ну что, друзья, смеркается. Подождем, когда совсем стемнеет, и пойдем через дорогу. Будем казаться всем тварям гусеницей. Надеюсь, они магии больше, чем зрению, верят, тем более темно будет.

— Как это они примут? — Первый опомнился Агнар, а Лиза победно всем улыбалась, мол, что я говорила?

— Мы соединим ауры, как на клятве, только все пятеро, а мои стихии накинут на нас имитацию ауры того монстра. Я думаю, получится.

— А ведь точно! Как маскирующее заклинание!

— Типа того.

— Молодец, только когда ты успел его придумать?

— Я и не придумывал. Просто скопировал уже существующую ауру, и все.

— Что сделал? Скопи…

— Срисовал, так понятней. Или лучше — иллюзию снял.

— Теперь понял. Когда объяснишь — выходит просто.

— А так и есть.

Ждать пришлось еще часа два, сумерки показались длинными. Распорядился еще насчет пелены ближе к пятому уровню. Ну что, время! Мы подошли к пролому. Дальше — улица. Все взялись за мои руки. Я попросил свою ауру раскрыться и пропустить в себя чужие ауры. Сразу почувствовал себя странно: будто я — не я, у меня много рук ног и всего остального. Как же я буду идти? Тряхнул головой и попытался откинуть лишние ноги, вдруг раз — единение пропало. Ауры разошлись.

— Все чувствовали мои ноги?

— Не-ет, — раздался недружный ответ.

— А идти могли бы?

— Разумеется!

— Тогда вам придется меня нести. Я не могу, путаюсь в конечностях.

— Мы с Агнаром тебя понесем, — сказал Рон и скомандовал: — Взяли! И побыстрее, вон медузы начали слетаться.

И снова у меня оказалось пять пар конечностей. «Ауру!» — скомандовал я и неожиданно полетел в бездну.

Душа вопила от ужаса: «Я не хочу умирать! Я такой молодой и не пожил еще, а сейчас разобьюсь. Не хочу!», а дна все не было… паника не проходила, наоборот: волосы стояли дыбом, сердце билось как припадочное и грозило остановиться, каждая клеточка просила: «Жить!..»

И наконец, я умер.

Моя собеседница, вернее, ее голограмма, стройная высокая и красивая женщина, с сочувствием смотрела на меня и говорила неприятные вещи, от которых в душе поселилась пустота. Это был полный крах дела всей моей жизни.

— Совет архимагов отверг твое предложение, Игориэль. Они посчитали его слишком энергозатратным и негуманным.

Я сидел в удобном кожаном кресле и пытался осознать случившееся. В сердце плескалась давно сдерживаемая злоба, и наконец-то я с удовольствием выплескиваю ее из себя:

— Эти старые пердуны просто побоялись принять проект такого уровня от эльфа! Это все их политика тихого вытеснения бессмертных. Сначала с Эгнора, а теперь вообще из науки. Народ, видите ли, не хочет жить с нами рядом! Да плевать им на народ и все правительства, вместе взятые! Они завидуют нам и вытесняют отовсюду! Да что говорить, вытеснили уже!

Я резко, сам не осознав движений, вскочил и заходил по увитой зеленью веранде моего дома.

— Я один, понимаешь, Эльмира, один оставался в официальной науке, работал как проклятый — и вот результат! Старые интриганы. Хотят войны — они ее получат.

— Успокойся, еще не все потеряно. И сядь, не мельтеши. Есть у меня знакомые в секретариате, можно запустить апробацию через Эгнорскую академию, разумеется под другим именем.

— Что? Эгнорскую? Да я и носа там не покажу, старый Игориэль не опустится до наложения личины.

— Да брось ты. Бизнес есть бизнес, там такие деньги крутятся. Тебе и надо только закорючку свою поставить, и все.

— Бизнес, говоришь?! Да плевать мне на деньги! Я хочу, чтоб мое имя осталось в веках, хочу доказать всем, на что способны эльфы!

— Какое имя, ты сам в веках останешься. Забыл, что ли, ты же бессмертный!

— А многочисленные несчастные случаи с эльфами по всем мирам, это что, по-твоему, случайность? Э нет. Нас почти официально признали очередным неудачным экспериментом. Тесты, видите ли, говорят, что мы импульсивны, высокомерны и злопамятны. Брехня! Нам завидуют черной завистью и хотят от нас избавиться. Все!

Эльмира вздохнула и терпеливо, как маленькому, сказала:

— Игориэльчик, миленький, оставь свою паранойю при себе, мне плевать, что ты себе вообразил. Ты знаешь, кого я представляю. Серьезные люди — серьезный бизнес. Потом разберешься со своими страхами. Пять минут — и все, веселись как хочешь. «Блин» будет ждать тебя возле портала еще два часа. Опоздаешь — извини, сделка не состоится и дело всей твоей жизни продолжит пылиться на твоей полке.

— Шантажируешь?!

— Констатирую факт.

— Никогда моя нога не ступит на Эгнор, и, если свора предателей-архимагов хочет со мной воевать, они получат войну. И не пытайся заманить меня, закорючку могу поставить и здесь, — произнес я сквозь зубы.

Женщина с сожалением покачала головой:

— Как хочешь. Сделка была выгодна больше тебе, чем нам, оставайся в нищете со своей паранойей.

Иллюзия погасла.

Я походил еще немного из угла в угол и плюхнулся в кресло.

Все, все они хотят моей смерти. Как же, эльф сделал работу, для которой у них самих не хватило мозгов! Предатели!

Когда нас, двадцать человеческих сирот, целый месяц обрабатывали заклинаниями и поили эликсирами, мы были нужны. И когда из нас вырастали сказочных эльфов и за нами наблюдал весь Эгнор, мы тоже были нужны, но когда мы заткнули за пояс магическими способностями в магии Жизни и Разума всех сверстников — впервые задумались. А когда оказалось, что эксперимент удался и мы первые бессмертные в Эгноре, нам стали завидовать. Потом у нас появились свои здоровые дети, сохранившие все наши признаки, — у них, долбаных архимагов, началась истерика. Вся инфосеть, все иллюзоры оказались забиты намеками, что мы злобные существа, только и мечтающие отомстить человечеству за бесчеловечный эксперимент над собой. Это все те же архимаги устроили. Они могли позволить себе все, но прожить больше трех сотен лет не могли. И вот мстили своим же подопытным, потому что не ожидали, что мы выживем и не сойдем с ума, как все до этого.

Спасибо Завулону, этому гениальному злодею. Сколько невинных детей он погубил до нас — не сосчитать.

Наши знаменитые близнецы Иллариэль и Игнариэль отблагодарили его по-своему. Такой вирусок на него подсадили — закачаешься! Не выдержал, бедолага, сбросился с башни, забыв все левитирующие заклинания.

А эти проклятые уши! Если б не они, не сумели бы выпереть нас из родного мира. А так травили, как зайцев: «Вон они, вон они». И главное, не избавишься от них никак. Это потом гордиться начали, а женщины даже их красотой мериться стали.

Из науки ушли все. Нет, специально не гнали, но… косились, подставляли, саботировали. Я остался последним. Люблю науку. Все в ней: познание, загадки, бессонные ночи, даже интриги завистников. И тему выбрал самую сложную из магии Жизни: изменение экосистемы открываемых миров под нужды человека. И эльфов, разумеется. Такую систему придумал за сто лет — закачаешься! Да, надо признать, мы работаем медленней, чем люди, зато гораздо тщательней и продуманней. А куда нам торопиться? А какая идея у меня вышла замечательная! Отбросим лишнюю скромность, я — гений, и работа гениальна в своей простоте: иммунитет. Уничтожается любая органика без метки «свой», и пожалуйста — привози, выращивай что хочешь! Да, нужно много энергии, да, от аборигенской жизни ничего не останется, ну и что? Когда это старых маразматиков останавливало?

Хотят меня уничтожить. Ну что ж, я принимаю вызов! Не поздоровится им. Да что им, всему зазнавшемуся человечеству!

Я с силой сжал кулаки. Ненависть пронзала меня насквозь. Подождите немножко, уже скоро.

Я лежу на голых камнях. На лице и под головой — вода. Надо мной склонились люди. Бородатые мужчины и женщина. Ночь, яркие цветные эгнорские звезды. Мои кулаки сжаты, зубы сомкнуты. Ненавижу их всех, все людское племя! Одеты странно. Переговариваются и что-то у меня спрашивают. Женщина падает на колени, бросается мне на грудь, рыдает и что-то бормочет на непонятном языке. Эгнор? Откуда? Что за люди?! Ненавижу! Дергаюсь всем телом и теряю сознание от боли.

Просыпаюсь от яркого солнца, бьющего по глазам. Черт, опять забыл шторы задернуть… башка трещит, как с перепою. Прикрыл глаза рукой и застонал от боли: все тело ломит — мама не горюй! Во рту сушняк.

Когда же это я успел нажраться? Ни хрена не помню. Работал, после работы в пивнушку с Ромкой закатились, и все, по домам… вроде. Видимо, не по домам. А где я? Дома? Ольга не ворчит, и лежать жестко… как бы не на полу валяюсь… вытрезвитель, что ли? Мне же на работу! Пахнет пылью и… хрен знает чем, словно в пирамиде в Египте. Стоп. Какой Египет!!!

Осторожно открываю глаза. Рассвет. Сквозь слезящиеся глаза вижу камни, развалины и бегущего ко мне бородатого мужика. Он странно позвякивает железом. Точно! На нем кольчуга и на боку меч. Что за реконструкция?

— Егор, пришел в себя? — спрашивает, присев на колени и склонившись надо мной.

— П-подожди, м-мужик, — язык странно заплетался, и я понимаю, что говорю на странном языке, — ты кто? И я Игорь… — и понимаю, что «Игорь» звучит очень некрасиво и постыдно.

— Ты забыл? Я Рон, твой друг. Я нашел тебя в Эгноре. Не пугай меня, Егор!

Рон… Эгнор… что-то откликалось в душе, и тут же внутри завопил страх: «Где я? Что за человек? Почему так плохо? Если это чья-то шутка… но язык!» Я застонал и закрыл глаза.

Ольга… что с ней, что с Лизой? Какой Лизой?

Воспоминания накатывались медленно, волнами. Я в Эгноре… я маг… я в руинах… Твари… Лиза!!!

— Егорушка, что с тобой, любимый! — Мне на грудь упала Лизия, и я сразу все вспомнил.

Я с трудом гладил ее волосы. Тело болело ужасно, слабость была невероятная.

— Пить, — сказал я, и мне в рот сунули горлышко фляги с водой. Я жадно глотал. — Мы перешли? — спросил, напившись.

— Да. Мы в башне. Уже второй день, — ответил Агнар. — Ты сразу потерял сознание, когда накинул ауру гусеницы, и потом пришел в себя уже здесь, как только мы перешли, и никого не узнавал.

— Я был мертв.

— Да что ты! Лизия утверждала, что ты живой, только аура у тебя изменилась, — раздался голос Витара. — Все говорили, что такого просто быть не может. Потом целый день лежал без сознания. Лицо было злое-злое. Мы не решались тебя беспокоить, только перетащили под стену.

Лиза лежала на моей груди, обняв руками за плечи. Я перебирал ей волосы.

— У тебя виски поседели, — глухо сказал Рон, — и борода с проседью.

— Ничего, — вяло улыбнулся я, — главное, живой. Сегодня еще отлежусь, а завтра пойдем вниз. Витар, отведи меня за угол. Мне надо отлить. Я сейчас, Лизочка.

Потом я отдыхал, вяло ел и слушал рассказ друзей. Самому вспоминать шизофреника-эльфа совершенно не хотелось, и я очень боялся, что снова превращусь в него.

Из рассказов выходило, что твари от нас шарахались, а щупальца одной из гусениц отдернулись, едва нас коснувшись. Весь переход занял минут пятнадцать.

— Это лейкоциты, — со слабой улыбкой тихо говорил я, — а гусеницы — макрофаги^[142]. Все размножаются делением. Пожирают всю органику и не могут без источника силы.

— Из всего, что ты сказал, я понял только про источник силы, — произнес Агнар.

— Не важно, — слабо махнул я рукой, — главное, дошли. Внизу другая защита, не моя.

— Какая твоя? — не понял Агнар.

Я скривился. Черт! Этот проклятый эльф не хочет меня отпускать. Спокойно. Все пройдет.

— Никогда не накладывайте чужие ауры на себя,ребята. Я тоже завязал. Надо было разбираться с заклинанием маскировки.

— Все будет хорошо, — Лиза сидела рядом и обнимала меня за плечи, одновременно поддерживая, — я тебя никому не отдам, тем более мертвым древним.

Я погладил ее по ладони:

— Я и не собираюсь никуда.

Мне бы такую уверенность.

В течение всего дня и всей ночи Лизия не отходила от меня ни на шаг. Ночью спали обнявшись. Утром встал, чувствуя себя вполне сносно. Помылись, позавтракали и пошли к лестнице, по которой я уже спускался сознанием. Остановились. Я закрыл глаза и «вылетел». Мысленно вздохнул с облегчением — удалось. Прошелся по маршруту — все так же. Жаль, сквозной лестницы нет, придется по этажам немного прогуляться. Заглянул к «девочкам». Они меня встретили грустными. Я поздоровался, приласкал каждую, успокоил, как мог, и они повеселели. Вышел. Самое главное, меня признали, значит, пока не изменился. Почему-то был уверен, что, если бы я стал эльфом, стихии меня не признали бы.

— Скажите, у вас есть сказки про эльфов или гномов? — Мог бы не спрашивать, слова были переведенными на иверский.

— Есть. Послушать, что ли, сейчас хочешь? Другого времени не нашел? — съязвила Лиза.

— Да нет, это я так, для общего развития. Ну что, пошли потихоньку. Действуем как в цирке: я выбегаю с лестницы в коридор и рублю охранников. Их четверо рядом с лестницей, а дальше по обстоятельствам. Вперед.

Мы осторожно спустились и встали возле коридора. Я сделал глубокий вдох и вошел в ускорение. Включил саблю, и понеслось. Два раза защита все-таки сработала.

— Свободно, — сказал в амулет, и мы побежали.

Нам оставалось миновать еще четырех охранников, и они нас поджидали.

— Огонь! — закричал я, но выстрелы полыхнули со стороны стражников.

Я ускорился и прикрыл всех огненной стеной. Вперед не побежал, чтобы не закрывать сектор обстрела. Ого! Третий уровень, не меньше. Оглянулся и удивленно поднял брови: все направляли бластеры на охрану, но ни одного выстрела не было. Я повернулся назад и выпустил две световых стрелы четвертого уровня в ближайших, не стал дожидаться результатов и очутился возле дальних. Для меня они двигались достаточно медленно, примерно как Рон, и я быстро снес головы обоим, развернулся и удивился снова. Витар с Роном сражались с теми двумя и побеждали. Витару шпагой удалось попасть противнику в глаз, а Рону срубить своему противнику голову. Из обрубков шей медленно вытекала синяя густая жидкость.

Привычно вернулись звуки.

— Быстрее, за поворотом лестница вниз, — скомандовал я.

На лестнице задержались.

— Излучатели сломались! — чуть не кричала Лиза.

— Тише, тише, вдруг они и на звук реагируют. Наверно, блокируются в здании. Спокойно, прорвемся, — успокоил девушку я.

— А какая защита оригинальная! — воскликнул Агнар. — Я такой еще не встречал.

Один Витар выглядел довольным:

— Как я его, а? Заметили?

— Дислокация меняется. Впереди еще четверо. Мы с Агнаром и Роном выступаем первыми. Обстреливаем. Потом я бегу вперед и сражаемся. На мне дальняя пара.

Дружно выскочили в коридор, и сразу заработали наши защиты. Четверо стояли прямо за поворотом, и к ним из-за дальнего поворота спешили еще четверо. Я выстрелил в ближайшую пару огненными стрелами, столько же направил в дальнюю, захотел в ускорение и… Ускорения не было. Не раздумывая, ушел в роновское. Боже, как медленно! Успел обстрелять дальнюю четверку и отбил выпад стражника. Я вертелся, как волчок. Пока бился со своими, подбежали те четверо, и нам пришлось несладко. Я уходил, уворачивался, стрелял в упор, но защита охраны работала, а мою их мечи пробивали влегкую, впрочем, как и я их. Почему-то охранники не стреляли. Непривычно слышался шум битвы: звон стали, шумное дыхание, топот ног, взвизги Лизы, и вдруг ее сильный одиночный вскрик.

— Жива?! — заорал я, одновременно разрубая одно тело.

Тишина. Я вздрогнул и получил два сильных касательных удара по кольчуге.

— А-а-а! — вырвался у меня крик. — Гады!

Словно второе дыхание открылось от злости — раньше я к бездушным тварям ненависти не испытывал. Чисто на злом кураже зарубил оставшихся двух, развернулся и вижу: на ногах Витар, сражается с одним и никак не может пробить тонкий обтягивающий комбинезон, но видно, что движется ловчее противника. Рон стоит на колене, а его враг замахивается мечом. Я, не думая, стреляю четвертым уровнем не помню чего — охранник застывает, и Рону удается пробить ему горло, а вскоре падает и стражник Витара. Остальные лежат. На полу смесь крови и синей жидкости.

Я буквально подлетел к Лизе. Она лежала в луже крови, аура медленно угасала, и страшная рубленая рана пересекала грудь сверху вниз и наискосок. Кольчуга расползлась и была вся в темной крови, которая постепенно прибывала. Сердце защемило. Я бросил в нее исцеление и влил жизненной силы. Опустился на колени.

— Витар, ко мне, помоги поднять Агнара, — послышался голос Рона. — Егор, сзади топот ног!

Аккуратно поднимаю Лизу.

— Впереди, метрах в двадцати, лестница вниз, несите туда Агнара. Я задержу.

Видя, как они замешкались, рявкнул:

— Бегом! Мы с Лизой за вами.

Через два громких удара сердца из-за поворота появились охранники. Не боясь, что стены обрушатся (а чего терять!), влупил самым мощным водяным лезвием на уровне пояса. Они не успели пригнуться, и яркая зеленая пленка разрезала всех, а по стенам буквально полыхало желтое пламя — защита Земли. Внезапно меня обдало жаром — загорелись «трупы» охранников, и я побежал, стараясь не трясти драгоценную ношу. Через две секунды свернул на лестничную клетку. Все сражение заняло минуты две, но вымотался, как марафонец на финише.

Бережно положил Лизу. Ее аура прекратила тускнеть. Подошел и опустился рядом с Агнаром. Его бедро, разрезаное почти до кости, было уже перетянуто тряпкой. Исцеление и жизненная сила. Оглядел себя и всех остальных — порезы разной глубины были у каждого, то же самое заклинание обоим и жизненной силы, а на мне порезы сами начали затягиваться. Я сел поближе к входу из коридора. Осталось только ждать.

Первым, через два часа, пришел в себя Агнар, еще через два — Лиза. От сердца отлегло.

— Егор, я верила в тебя.

Я молча поцеловал ее в щеку.

На лестнице пришлось задержаться на двое суток. Мы конденсировали воду, пили, ели всухомятку, и ужасно неудобно было с туалетом, но вентиляция оказалась прекрасная. Даже не вентиляция, а очищение без движения воздуха и постепенное всасывание грязи с пола и стен.

Когда Лиза окончательно окрепла, решили, наконец, спускаться.

— Дальше я охранников не видел, правда, и коридор отделен непроницаемой для сознания защитой и перекрыт дверью. Работа для тебя, Лиза.

— Одну открыла, попробую и эту, — неожиданно скромно ответила Лизия.

Спустились предельно осторожно и медленно. Этаж оказался глубоким — четыре длинных лестничных марша, которые через небольшой тамбур — вход в него и остановил мое сознание — заканчивались закрытой каменной дверью. На первый взгляд один в один, как на склад. Когда подошли к ней, неожиданно загорелся свет. Нам даже пришлось прищуриться — ни о какой плавности речи не было. А еще я заметил сканирующее нас рентгеновское излучение. Впрочем, быстро прекратившееся. На двери короткая рунная надпись и два символа.

Лиза, присмотревшись через амулет, недовольно сморщилась:

— Наплели много, но попробую.

Она возилась по шесть часов в течение двух дней. Уставала жутко! Наконец, в десять вечера дверь сама отъехала влево. За ней плавно загорелся мягкий белый свет, и нам открылся огромный высокий зал с обилием металлических столов и полок, а посредине на кубическом возвышении площадка два на два метра, к которой вела каменная лестница.

— Телепорт! — воскликнул Агнар.

И мы по очереди вошли в зал. Как только последний, Рон, зашел в помещение, дверь бесшумно закрылась, и наши защиты заполыхали фиолетовым. Одна вспышка, вторая, третья — самая сильная, и мои друзья плавно валятся на пол. Меня тоже давит к полу непонятная тяжесть, но я вижу, что в паре шагов фиолетовый столб с потолка заканчивается. Я делаю шажок, присаживаюсь, еще шажок. Голова туманится, становится лень идти, и сильно тянет спать, но делаю еще шажок. Падаю и ползу, с трудом перебарывая сонливость. Злюсь на свою слабость и на этой злости доползаю до четкой границы излучения и из последних сил перекатываюсь наружу. Слабость и сонливость проходят сразу.

Быстро отдышался и ныряю в астрал: «Фиона, быстро усиливай пелену Разума до пятого уровня. Готово? Жди команды». Встаю, подхожу к самой границе и командую: «Пелена Разума». Вокруг меня ярко-фиолетовый купол, и я смело шагаю за столб излучения. Пелена держит, но слабость и сонливость все равно медленно нарастают. Начал с самого тяжелого — Рона, и закончил Лизой. Ее тащил уже на последнем издыхании, и только вышел из столба, как рухнул в бессилии и провалился в сон.

Очнулся первым, через полчаса. Команда безмятежно спала. Я уложил всех удобнее и пошел обследовать зал. Кстати, излучение пропало.

На металлических полках много пирамидок и поменьше артефактов других форм. Недалеко от телепорта — длинный каменный стол, на котором в один ряд пять одинаковых шаров и много гнезд для пирамидок. Некоторые заняты амулетами. А напротив каждого ша ра — о чудо! — металлические остовы кресел на колесиках. Потрогал рукой — прочно. Осторожно сел. Сидушка и спинка приятно обволокли тело. Надавил на спинку — откинулась, чуть согнулся — последовала за мной. Кайф! Как я соскучился по такому, даже не ожидал. Не хватает обивки. Очень похоже, что исчезла вся органика во время или непосредственно после катастрофы. Этот зал, несомненно, какой-то офис. М-да… вот я и добрался. Если здесь не приближусь к разгадке, то грош мне цена. Попробую.

Осторожно положил руку на шар, готовый в любой момент ее отдернуть. Ничего не произошло. Ждал минут десять, и передо мной возникла разноцветная иллюзия с полосами и пятнами. Карта ауры. Видимо, опознавательный код, скорее всего на допуск. Надо разобраться. Стал внимательнее всматриваться в каждую черточку иллюзии и просидел так примерно с час. Оторвал от созерцания голос Рона:

— Ауру сканируешь?

Я вздрогнул. Вслед за ним просыпался Агнар, начал шевелиться Витар и смешно причмокивала губами Лизия.

— Выспался? — Я убрал руку с шара. Карта, впрочем, осталась висеть на месте. — Кошмары не мучили?

— Да нет, выспался отлично. Отдохнул. — Рон с интересом осматривался. — Всю жизнь мечтал попасть в подобное место. Ух ты, кресла! Впервые вижу в руинах. Я думал, древние только стояли и лежали, а если сидели, то как кочевники.

Начали подниматься все остальные.

— Что это было? — Первый вопрос Агнара.

— Сильное заклинание из стихии Разума. Выглядело как столб фиолетового сияния.

— Вот это богатство! Сколько знаний! Не уйду, пока не пойму хоть что-нибудь, — заявил он.

— Или пока не кончится еда. А туалет здесь есть? — спросил Витар.

— Должен быть, люди все-таки здесь подолгу сидели. Поищи, — сказал я.

Последней проснулась Лиза и лежала, потягиваясь и зевая. Вдруг сказала восторженно:

— Посмотрите на потолок!

Я посмотрел наверх. На куполообразном потолке была почти точная копия звездного неба. В центре сиял Основатель. Вокруг знакомые созвездия, причем некоторые немного отличались. Ух ты! Звезды сияли ярким светом, и цвет каждой звезды соответствовал оригиналу. Все эти неяркие, по большому счету, звезды создавали яркий солнечный день в зале. Красиво и удивительно. Зрелище завораживало. Как это у них получилось?

Вернулся Витар:

— Я нашел туалет и душ. Даже кухня имеется. Только продуктов нет. А что это вы застыли? — сказал и тоже посмотрел на «небо». Застыл, как и все.

Я насладился созерцанием и опустил голову. Пришлось приложить усилия, чтобы это сделать: уж очень не хотелось отводить взгляд, прямо как магнитом тянуло. Потряс головой, чтоб стряхнуть наваждение. Товарищи продолжали пялиться вверх. Пошел по следам Витара. Облегчился, помылся и вышел из санузла. Все продолжали стоять застывшими статуями. Я мгновенно покрылся потом: еще одна ловушка! Подбежал к Витару, опустил ему голову и надавал по щекам. Его глаза медленно принимали осмысленный вид.

— Егор, как там здорово, смотри! — И вновь попытался посмотреть на псевдозвездное небо.

Я дал ему подзатыльник и заорал:

— Не смотри, это ловушка, затягивает, посмотри на всех! — Обвел застывших товарищей рукой.

Он ошарашенно глядел на замерших людей и явно боролся с желанием задрать голову.

— Понял. Но так хочется!

— Иди, буди Агнара, а я Рона. С Лизой, чувствую, придется повозиться.

Рона уговаривал минут пять. Лизу все десять. Ее детскому восторгу не было предела. Чтобы окончательно поверила, попросил Агнара, который легче всех, кроме меня, перенес влияние колдовского неба, посмотреть вверх. Лиза тщательно исследовала застывшего охотника и только после этого пообещала больше не смотреть. И добавила:

— Никакого от тебя удовольствия не дождешься, даже красотой полюбоваться не даешь. И зачем я с тобой связалась? — сокрушенно вздохнула и пошла в туалет.

Потом решили перекусить и тщательно проинспектировали продукты. С экономией — дней на десять. Я тяжело вздохнул.

(обратно)

Глава 16

Спать никто не хотел, поэтому после скудной еды разбрелись по залу. Я продолжил изучение стола. На нем было написано много рун и символов.

Допустим, руны — буквы. Расшифровать без хоть небольшого переведенного участка нереально. Ни одного даже приблизительного соответствия. Есть, конечно, алгоритмы у криптографов, но я их не знаю.

Символы. Предположительно цифры. И тут обратил внимание, что в иверской системе счета не было конкретно цифр, а были буквы с черточками наверху. Пять букв соответствовали цифрам от единицы до пяти, другие буквы обозначали цифры, кратные пяти. Любые числа больше пяти и не делящиеся на пять составлялись из комбинации этих цифр. Это отдаленно напоминало римскую систему записи чисел, счет был крайне неудобен.

Не может быть, чтобы древние пользовались такой же системой. Если была техническая цивилизация, то и запись чисел должна была быть по крайней мере позиционной. Вероятнее, десятизначной, но… кто знает.

Вспомнил символы в заклинаниях, сравнил с символами здесь, на столе, вспомнил склад… один, два, три… а, этот уже был. Брр! Так не пойдет, сбиваюсь. Надо записывать. Вытащил карандаш, попробовал на каменном столе — пишет. Нашел более или менее свободное место и стал записывать. Час нудной работы, и удалось вычленить четырнадцать разных символов. М-да… четырнадцатизначная система — как-то… не по-человечески. Пригляделся и выделил четыре знака отдельно — сложноваты для цифр. Осталось десять. Ну вот. Надо только распределить от нуля до девяти. «Проще простого», — усмехнулся про себя.

Думал долго. От размышлений прервал восторженный возглас Агнара:

— Этот откликнулся, смотрите!

Он стоял возле одной из полок сжимал в руке пирамидку, вокруг которой вращалось плетение на основе воды, а над ней висела четкая объемная голограмма: красивая блондинка в разноцветной короткой тунике что-то говорила без звука. Потом появился вид нашей, без сомнения, башни — целой и невредимой. Она оказалась невысокой по сравнению с толщиной, вы полненной из голубого стекла, и венчалась шпилем. В двух местах была «перетянута» неправильными косыми кольцами из матово-зеленого материала. Она сразу напомнила мне город из сна. Из башни потянулись разно цветные стрелки разной толщины и все снабженные надписями. Потом появился красивый палец девушки, он стер одну надпись, мгновенно написал другую, и стрелка потолстела и сменила направление. Это было так похоже на 3Д-презентацию, что я ойкнул вслух. Никто не обратил внимания, все были поглощены зрелищем.

— Звук включи, Агнар, — сказал я.

— Не получится. Он либо есть, либо нет.

— А чем ты его пробудил?

Ответил мне Рон:

— Заклинание привязки, почти базовое, используется при инициации. Артефакты древних откликаются только на него, если вообще откликаются. Его поэтому называют еще и активирующим плетением. И не важно с какой стихии, я им лингвор для тебя запускал, и ты вобрал наш язык от меня.

— А я думал, базовое в инициации используют.

— Не совсем, одна руна немного другая. Смотри.

Ради меня он отвлекся от увлекательного отчета симпатичной блондинки.

— Подожди, Рон, я тоже не знаю, — отвлеклась и Лиза.

А Витар так грустно на нас посмотрел, что я сразу сменил приоритеты. Первым делом инициация!

— Смотрите, вот в этой руне петлю не закрываем. Вот и все отличие.

— Это для Огня, а мне что делать? — огорчилась Лизия.

— Плети базовое Земли, — распорядился я.

Она исполнила. Я внимательно пригляделся. Как и все земное, оно было более угловатое и производило впечатление монументальности. Только сейчас об этом подумал, хотя прекрасно знал это плетение.

— Вот аналогичная руна — «модуль связи с аурой». Присмотрись к этой руне. Видишь аналогичную петлю, она у Земли более угловатая и чуть в глубине, — я уже поднаторел в расшифровке этих иероглифов, — видишь?

— Ну.

— Не нукай, не запрягала, — не удержался я от подначки.

— Я бы ответила, но не хочется концентрацию терять, не тяни.

— Когда будешь плести заново, оставь ее разомкнутой.

— Ты уверен?

— Не на все сто, но на всякий случай прикрою тебя пеленой. Поверь старому, опытному, поседевшему в неравной борьбе с наукой архимагу.

— А ты и поседел. — Она развеяла заклинание и погладила меня по вискам. Во взгляде такая жалость, что мне неудобно стало. — Но тебе идет.

Жалость сразу сменилась обычной веселостью.

— Я тебе верю.

Она сплела — сбилась, и снова, и снова — сила привычки! Пока, не считал на какой раз, не получилось искомое.

— Давай силу, — сказал я и приготовил каменную пелену.

Угловатая конструкция вспыхнула и преобразовалась во вращающееся узорное кольцо возле руки Лизы.

— Получилось! — восторженно крикнула она и прыгнула мне на шею. Смачно поцеловала в губы. — Я знала, что ты лучший! Все, я пошла развлекаться. Не скучай без меня, милый, я быстро, — чмокнула в щечку и убежала к полкам.

Прислушался. Час возились! На одно несчастное заклинание, причем на базе известного. Повезло мне с «девочками».

— Люди, — крикнул я, — не собирайте пока ничего с полок! Посмотрели — поставили обратно. Может, каталог найдем, а все спутается.

По-моему, слегка опоздал я с этим заявлением. И насчет «девочек»: посмотрел на грустно сидящего в кресле Витара. Он уже наслонялся по залу и посмотрел одну иллюзию. Я подошел к нему.

— Сил нет на тебя смотреть. Хочешь стать магом?

— Шутишь?

— Серьезно. Я же обещал, когда создавался отряд. Но придется тебе стать подопытным, и гарантии, разумеется, нет.

— Да хоть сейчас! — сразу подскочил он. — Только я совсем не чувствую силу.

— Не беда, я тоже не чувствовал. Да и сейчас не очень. Только вижу иногда. Пойдем, будешь мне помогать. — Решил провести свой обряд.

Когда еще у древних что-нибудь удастся раскопать! Похоже, здесь одни офисные бумаги. Посмотреть еще на столе управления? А вдруг не откликнутся? А парень мучается. Тем более здесь самый центр места силы, так что инициирую по-правильному!

Подходящий участок нашли недалеко от комнат отдыха. Пустая площадка, достаточная для рисования круга.

— Принеси веревки метра два, если длиннее — не режь, можно и длиннее, — сразу уточнил я.

Привязал карандаш к одному концу, отмерил метр:

— Держи здесь. Пройди туда, — показал на примерный центр, — прижми к полу и старайся, чтобы не сдвигалась. Я буду чертить вокруг тебя круг этим карандашом.

С третьего раза, после многочисленных матов, получилась более или менее ровная окружность.

— Пока отойди и не мешай.

Стороны света я прекрасно чувствовал и сразу нарисовал Свет на юге. От него все и отмерял. С головой ушел в работу. Особенно долго не получалось разместить двадцать две руны ровным монолитным кругом — то раньше заканчивались, то места не хватало. В конце концов получилось. Вышел из круга, обернулся и обомлел: знаки стихий исправились сами собой в ровненькие и немного отличающиеся от земных, и они слабо светились! Каждая своим цветом. Руны привязки тоже выровнялись и слабо горели серебристым огнем.

— Вот это я понимаю, магия древних в действии, — медленно произнес Агнар.

Оказывается, пока я рисовал, а это продолжалось часа три, собралась вся команда и завороженно следила за мной.

— Мне надо передохнуть. — Я почувствовал усталость. — Через час, хорошо, Витар? Пока готовься. Кстати, в транс входить умеешь?

— Я занимался у мастера меча, конечно.

— Вот и хорошо. — С этими словами прошел в комнату отдыха, которых было пять штук, расходящихся из общей кухоньки, и лег на каменную лежанку, аналогичную цирковой.

Отдыхал и вспоминал свою инициацию. Передернулся, когда вспомнил о боли. Нет, про изменения тела говорить не стоит. Остальное доступно объясню. Не заметил, как захрапел, и проснулся ровно через час. Потянулся и со словами «Поехали» вышел к народу. Все сидели вокруг круга и о чем-то тихо спорили.

— Значит, так, Витар, садишься в центр круга и входишь в транс. Потом, выкинув все мысли из головы, четко представляешь себе весь рисунок. И знаки и руны привязки. Когда они появятся в твоем внутреннем мире, тебе станет очень хорошо, но не забывайся! Помни, зачем ты там.

Где какой знак, я говорил? Смотри, это Свет, дальше Огонь… в такой же последовательности заходи в каждый и выходи. Если произошла инициация, руны вспыхнут, ты увидишь, да и почувствуешь, поверь мне. После привязки всех знаков выходи. Запомни, тебя будет тянуть остаться, можешь забыть обо всем, но… постарайся. Мы тебя ждем. Придумай себе якорь, который поможет тебе захотеть вернуться в мир.

Вот, собственно, и все. Удачи. Входи. Возможно, у тебя все пройдет по-другому, я не знаю. Разберешься. — Хлопнул по плечу и подмигнул для поддержки.

То же сделали и все остальные.

Для нас все действие заняло пятнадцать минут, а знаки поочередно вспыхнули почти за две-три секунды вместе с колебаниями ауры. Все остальное время мы ждали. Я понимал, что он провел там для себя часов шесть, когда бежал к нему, заваливающемуся на бок. Аура была крайне истощена.

Сила и исцеление, уже, к сожалению, привычные для меня заклинания. Беру на руки и выношу из круга прямо в комнату отдыха.

— Нормально, только истощение, скоро очнется, — говорю друзьям, заглянувшим в маленькую комнату.

— Выходите все, я посижу с ним. — Лиза решительно нас вытолкала.

Мы расселись возле круга. Он продолжал светиться как ни в чем не бывало.

— Интересно, получилось? — спросил у меня Агнар.

— Очнется — проверим. Скорее да, чем нет. Займется хоть чем-нибудь, а то как неприкаянный был. Ему же совсем нечего было делать без магии, он скучал.

— Так ты просто от скуки его спасал? — возмущенно повысил голос Рон.

— И исполнял свое обещание, забыл? Наше сообщество называется «Стихия».

— Если все будет хорошо, я тоже хочу пройти. Не возражаешь? — сказал Агнар.

— А чего возражать? Конечно за! Все слышал, помощи извне не надо. Пожалуйста. Мне даже интересно, как маг пройдет этот обряд.

Дальше молчали.

Я не выдержал, подошел к столу, сел в кресло и взял в руку первую попавшуюся пирамидку. На вид камень, а на ощупь гораздо легче и теплей. Сжал в руке и прислушался к ощущениям. Ничего. Запустил активирующее заклинание: вокруг руки с артефактом закрутилось оранжевое кольцо. Опять глухо. А если добавить активирующие из всех стихий? Блин, Воздуха совсем не знаю. Надо подумать, но мысли постоянно сбивались на здоровье Витара, и, наконец, по амулету раздался вызов от Лизы:

— Да?

— Идите все, Витар проснулся.

Я поспешил в комнаты отдыха, успев подумать: «Надо как с разговорником поступить».

Около сидящего на лежанке Витара сгрудилась вся команда. Вид у друга был растерянный. Он пил маленькими глотками дымящийся горф, обхватив горячую металлическую кружку двумя руками, и периодически дул на обожженные пальцы.

— Как самочувствие, — вырвался у меня первый вопрос, — и как прошло?

— Спасибо, что предупредил, но не помогло, — ответил он задумчиво.

Хлебнул из кружки и продолжил:

— Я оставил «якорь»: необходимость исполнить мечту, какую — потом расскажу, но там пришлось от него отказаться — мечта уже оказалась исполненной. Там счастливый мир, и я жил там всю жизнь. Просто жил, понимаете? Та жизнь была абсолютно реальной. — Он снова отпил горф, надолго задумался и продолжил: — Когда я слился со всеми стихиями, почувствовал счастье. Совершенное. Они окружили меня, и от них шла такая радость, что… не передать. Через несколько часов, дней — не могу сказать точно, подумал о «якорной» мечте и сразу оказался в том мире. Он ничем не отличался от реального, только там воплотились все мои желания. И я зажил. Прошло несколько лет, и там, в моей ставке, — он ухмыльнулся, — мне однажды приснился сон.

Мы не перебивали, и никто даже не улыбнулся.

— Старик-чернокнижник накладывает на меня узы подчинения. Я в ужасе проснулся и потом долго не мог понять, какой это старик и кто такие чернокнижники вообще, а потом начал вспоминать. Через день убедился, что все вокруг обман. Вы не можете понять, что значит, когда вся твоя жизнь оказывается плодом воображения! — Витар скривился, поставил кружку и встал. Пошатнулся. Рон его поддержал. — Я все вспомнил, заорал «нет!» и вернулся. Помогло желание давить черных, а там их не было.

Он сел на лежанку и добавил:

— По-моему, не окончательно вернулся.

Первой опомнилась Лиза:

— Может, есть хочешь, Витарчик?

— А? Наверное. Да.

— Пойдемте все, я приготовила на скорую руку.

За скудной едой, из которой вкусным оказался только горф, мы засыпали Витара вопросами, шутили, и после ужина он окончательно «вернулся». Потом распределили комнаты и легли спать.

Ночью мне пришлось вставать и усыплять кричащего от кошмаров Витара. Утром он о сне ничего не помнил и быстро вернулся в реальность. Так и хотелось пошутить: «Добро пожаловать в реальность, Нео». Надеюсь, следующая ночь пройдет более спокойно. А пока трое наших неинициированных сотрудников категорически отказались от обряда, по крайней мере сегодня. А мой круг инициации продолжал спокойно светиться, словно заманивая неофитов.

— Витар, я дам тебе задание и пойду разбираться с пирамидками. Ты окончательно проснулся?

— Все нормально, Егор.

— Кстати, Рон, — позвал в амулет, — ты все помещения проверил? Брось артефакты на Агнара и обшарь здесь все на предмет скрытых помещений. Возьми с собой Лизу. Давай.

— Ага, задание. Ты ауры видишь?

— Нет.

— Тогда первое: научись видеть ауру. Это… одновременно и сконцентрируйся, и расслабься, и вглядывайся в свою руку, отводи взгляд, расфокусируй его. Как заметишь необычное, запоминай состояние. Дальше — легче пойдет.

— Потом попробуй вызвать стихию в ауру. Любую, кроме Воздуха; мы не знаем ничего из него. Подсказываю: если не получится из обычного состояния, то заходи в транс и проси — приказывай стихии слушать твои команды, когда ты не в трансе. Обговори какие.

— Я боюсь.

— Не боись, раз вырвался, то они сильно манить не будут. А как общаться — не знаю. Каждый сам, видимо, выдумывает. У меня и инициация не такая была. Начинай, а я пошел. Позовешь. — Оставил озадаченного друга, сел в кресло и взял в руку вчерашнюю пирамиду.

Вышел сознанием — получилось внутри помещения, и внимательно оглядел амулет. В нем оказалось сложное разноцветное плетение с преобладанием фиолетового цвета. Через час кропотливых трудов нашел точки привязки для всех стихий. С богом! И начал вливать в точки силу. Спустя всего несколько минут плетение вспыхнуло, и фиолетовая волна прошла от руки по всей моей ауре. Я поспешил вернуться в тело.

Ничего необычного не почувствовал. Посмотрел на артефакт: он ярко светился фиолетовым узором, который сливался с аурой. Закрыл глаза и мысленно обратился к пирамидке. Перед внутренним взором появился трехмерный рисунок с многочисленными рунными надписями и символами. На дальнем плане изображение телепорта: постамент в центре зала, а на нем стоящее вертикально матовое арочное и словно жидкое, закручивавшееся куда-то внутрь, зеркало. Плоская воронка. Внутри постамента бегали сложные плетения Земли, Воздуха, Света и Воды. Стоило обратить внимание на портал, как он приблизился. Ничего нового мне это не дало. Посмотрел на надпись, и та приблизилась и замигала. А если это типа ссылки? Представил курсор в виде пальца и надавил. Надпись притухла, и ничего не произошло. На вторую — то же самое, и на третью так же. На пятой улыбнулась удача: развернулся целый текст и изображения разных деталей портала. Их можно было приближать-удалять и смотреть с разных ракурсов без всякой потери качества. Ничего не понятно. Вернулся назад, надавив на обычную стрелку вниз с надписью рядом с ней. Подумал и снова зашел по ссылке обратно.

«Фиона, ты меня слышишь? Если да, появись рядом». Спустя пару секунд передо мной возник прозрачный фиолетовый вихрь. «Скопируй все, что здесь увидишь, и чуть в сторону отодвинься, не мешай. Обрати внимание на надпись рядом со стрелкой вниз, вероятный перевод: назад, в начало. Начнем создавать алгоритм перевода, как сумеем», — сказал и нажал на стрелку. В обилии ссылок нашел самую короткую, из трех рун. За ней развернулась… планета! Без сомнения, Эгнор, характерные континенты. Приблизился к нашему материку и заметил, что слева бегут символы: три блока по четыре штуки, блоки разделены тире. Координаты! Я повеселел. Уже кое-что! Приблизился к примерному региону нашего нахождения.

И тысячи лет назад здесь была сплошная экология! Кое-где крупные и мелкие населенные пункты из небоскребов разных размеров. Никаких дорог не было, но встречались многочисленные поля правильной прямоугольной формы. Все было подписано полупрозрачными надписями, которые становились видимыми, если обратить на них внимание. Как мне найти Грундские руины? Я же не представляю вообще местную географию. Надо было карту мира купить. Мне бы в башню отсюда зайти, и… не успел подумать, как пронесся над континентом, и предо мной оказалась башня с презентации. Ого, понимает! В офис — пролетел сквозь здание и оказался прямо на постаменте портала. На координатах был набор совершенно одинаковых символов. «Фиона, это нули. Надеюсь. А ссылка сюда называется, вероятно, карта». Вот так. Сказать, что я был доволен, — ничего не сказать.

Вызов Рона. Выключил пирамидку и ответил:

— Слышу.

— Ты не представляешь, что мы нашли! — произнес он торжественно и интригующе замолчал.

— Не томи.

— Оружейку и склад рутиния.

— Где?

— Противоположная стена от комнат отдыха, я всех позвал.

Оружия оказалось немного, и все холодное. Семь мечей охранников, две сабли, типа моей, десять одинаковых кинжалов, двадцать метательных ножей и один арбалет. Я хмыкнул про себя, когда его увидел. А ведь все логично, излучатели блокируются. Ложе арбалета была из материала «бластеров», дуги и тетива металлические. Полуавтомат: из обоймы десять болтов вставлялось сверху в несъемный магазин, расположенный перед спусковым крючком. Болт подавался при взводе тетивы специальным рычагом. Кстати, с совсем небольшим усилием. Пять обойм было заполнено, и в коробке было еще штук двадцать в специальных гнездах. В наконечниках было активное плетение, но из коробки и обойм оно не ощущалось.

Агнар чуть не заплясал, увидев арбалет:

— Их единицы во всем мире! Стоят баснословных денег, а болты редкость редчайшая!

— Лиза, возьми арбалет. Умеешь? — распорядился я.

— Обижаешь!

— Больше в рукопашную не лезь, будешь прикрывать нас.

Я выбрал себе только кинжал, остальные кружились над находками, как коршуны. Особенно Витар: он любовно гладил каждый экземпляр, примеривал к руке и имитировал стойки и удары.

Лизия взяла себе легкую саблю и кинжал, Рон с Агнаром мечи, а Витар в конце концов остановился на сабле. Кинжалы само собой. Ну и, разумеется, перетащили все это богатство в комнаты отдыха.

— А почему лат не было? — поинтересовался Витар у Агнара.

— Не знаю, — ответил тот.

— А потому что все дежурные были в одежде как у стражников, — ответил я, — наверное. Она сама по себе лучше наших кольчуг. Смотрите, это же оружие охраны. Я имею в виду мечи. А латы? В них же неудобно, движения сковывают.

— Похоже, — согласился со мной Рон. — Я про одежду дежурных. А насчет лат ты не прав.

— Ты просто их не видел! — воскликнул Агнар. — Они очень эластичные, блестящие, легкие и прочные. Пробиваются только древним оружием и мощными заклинаниями, а вкупе с хорошим защитным амулетом ты почти неуязвим. Одни шлемы подкачали — видно в них не очень, вроде как стеклом мутным закрыты, — закончил менее восторженно.

— Рутиния много? — поинтересовался я. Идти смотреть не хотелось, умиление от чудес древних прошло. С латами потом разберемся, на описание скафандра похоже.

— Несколько тонн. Смотри. — Он протянул мне небольшой кубик граммов сто на вес и размером примерно три сантиметра.

На ощупь — прочный парафин, на вид — гранит. Даже не выходя сознанием, чувствовал клубящуюся сырую ману.

Плетения во всем оружии были одинаковые: Земля и Огонь. Сразу всем и привязал, а обратив внимание на кинжал — заклинание в нем могло включаться мысленным желанием, посоветовал всем так же управляться с оружием. Получилось. Наверняка это стандартная защита «от дурака». А моя сабля уникальная оказалась. И длиннее, и на вид немного другая, не говоря о встроенном заклинании.

Только собрался заняться управляющим порталом амулетом, как подошел Витар.

— Егор, я увидел ауры, — сказал с восторгом, — они сине-фиолетовые, особенно возле головы, а вот с вызовом стихии разобраться не могу, — добавил погрустнев.

Я тяжело вздохнул. М-да, не разорваться же мне, а времени осталось немного.

— Секундочку. — И зашел в астрал.

«Фионочка, чувствуешь амулет у меня в кармане? Сможешь в него зайти? Отлично! Значит, так, ты видела, как я хожу по ссылкам, вот и походи. Как появится надпись, ведущая в известное место, составляй примерный перевод. Сложно?» Я задумался. «У тебя есть же доступ к моей памяти и знаниям? Я так и знал! А почему не говоришь? Не разобралась еще? Ну, писать-то можешь? Вот и пиши! По-русски».

Сразу перед взором возникла надпись: «Трудно формулировать».

«Ничего, главное — начала! Ищи соответствия между работой в Инете или за компом и хождением по ссылкам в артефакте. Составляй примерный словарь. Вспомни еще все надписи на ящиках в складе, там, скорей всего, названия амулетов. Дальше. Разберись с цифрами. Это элементарно: принимай символы в карте, где портал, за нули и сдвигай туда-сюда. Запоминай изменения символов. Самое маленькое возможное смещение — единица. Переводи сразу для меня на привычные цифры, а заодно и разберешься, где высота, ширина, длина. Возможно, там угловые величины, Земля-то круглая, но не забивай мозги — цифры есть цифры. Вот, собственно, пока все. В идеале надо разобраться с управлением портала. Ты уж попробуй. Задание ясно?»

«Я постараюсь».

«Как закончишь с координатами, напиши».

Совесть успокоил, в очередной раз обозвал себя идиотом за то, что сам мучился, символы вспоминал, и занялся проблемой друга.

— Послушай. Я начинал общаться со стихиями, как с маленькими детьми.

— Как это?

— Не удивляйся, в моем представлении они обладают разумом. Не совсем, а как сложная машина… как бы тебе объяснить… да никак!

Я заходил, заложив руки за спину. Что бы ему посоветовать кроме компьютера? Витар ожидающе водил за мной глазами.

— Знаешь что, — я остановился, — раз инициация прошла успешно, а ты видишь ауры, то стихии должны тебя слушаться. Попробуй, войди в транс и окунись в стихию с головой. Обратись к ней. Если ответа не будет — не беда. Мысленно сформулируй четкие приказы: «Выходи в ауру, когда я пожелаю, и в то место, куда пожелаю, так же и уходи». Это для начала. Пробуй. Потом воспитывай: хвали, ругай и не обращай внимания, если не реагируют, — позже обязательно ответят.

Витар побледнел, но упрямо сжал губы и сел в кресло. Не просто прошло для него возвращение в реальность, до сих пор опасается. Конечно, вся жизнь обманом оказалась! Прямо «Матрица». Может, и я сейчас в ней? Испугался и помотал головой, стряхивая неожиданное наваждение. Да сколько можно!

Отсутствовал друг около минуты. Открыл глаза, поднял руку и уставился на нее. Рука мгновенно покрылась оранжевым туманом. Секунду полюбовался, и туман исчез. Потом снова появился. И так раз десять.

— Хватит, Витар. А что так долго?

— Долго? По-моему, не очень. Только появился там, снова охватила радость, но ясность мысли не потерял. Они кружили вокруг меня, как тучи в бурю. Я вошел, как ты сказал, в огонь. Вокруг туман. Пытался докричаться, никто не ответил. Довольно долго ждал. Потом оставил приказ и вернулся. Вот, получилось. — Снова заклубился туман вокруг руки. Витар улыбался.

— Вот видишь, все просто отлично! — Сам тоже вздохнул с облегчением. — Теперь научимся чувствовать ману. Или ты чувствуешь?

— Не-ет, — задумался, — точно так же все, как и до обряда.

— Объясняю. Медитируй, как перед трансом, но заходи не в себя, а выходи наружу.

Он задумался. Потом кивнул и устроился удобнее. Я присел и стал ждать. Из интереса тоже вышел сознанием.

Толстые белые столбы выходили из пола и устремлялись в потолок. Везде виднелись плетения древних, а у меня в кармане просто сияло фиолетовым. Витар сидел неподвижно, и ничего исходящего от него я не заметил, только аура внезапно поблекла. Ну и ладно, расскажет. Хотел возвращаться, как обратил внимание, что от моего амулета к основанию портала тянется разноцветный шнур из неактивных нитей, а на квадратной площадке слабозаметный рисунок, тоже выложенный из заклинательных нитей: мужское лицо, кого-то мне напоминающее. Точно! Та статуя из музея. Местный герой или основатель. Наверное. А куб портала выложен, оказывается, из рутиния и весь забит энергией.

— Егор, — послышался голос Витара, и я вернулся.

— Рассказывай.

— Вот это да! Здесь столько разноцветных узоров, и все такие красивые! И у тебя карман, — он показал на мой нагрудный карман, — ярко светится фиолетовым. Что там?

Его лицо просто лучилось довольством.

— Ману видел? — перебил его я. — А светится у меня амулет.

— Видел? Да я плавал в ней! Здесь ужасно сильное течение снизу вверх, чуть не уносит за собой. Я и сейчас как в воде. Не мокро, но… как бы объяснить… будто я на дне моря и вокруг вода, причем движется. И течение вверх идет. Ровно так, мощно. Это и есть мана?

— Да, и мы в месте силы, поэтому такие чувства. А я вижу столбы света. Вот так, все по-разному ощущают.

Не устал? Тогда будем учить плетения. Первое — базовое. Служит для перевода сырой маны в огненную… нет. Сначала ключ. Смотри…

Мы начали активно заниматься. Я и не заметил, как пролетело время. Успехи были средними. На мой взгляд, я учился быстрее. Вскоре Лиза созвала нас всех на трапезу.

— Как успехи? — поинтересовался Агнар у Витара.

— Не знаю. Учу базовое и почти все уже прохожу.

— Да это хорошо для первого дня! А самочувствие как?

Все побросали есть и уставились на парня.

— Что это вы на меня так смотрите? В своем я уме, не повредился. Скажи ты им, Егор!

— Все хорошо с ним, — отмахнулся я. — А вы чем занимались?

— Амулетами, чем еще? Большинство не откликается, а другие непонятные, похожие на первый агнаровский, — вздохнул Рон.

— А я иллюзию срамную нашла, — смущенно сказала Лиза, — там такое показывают! Но вам не покажу.

— Одна будешь по ночам смотреть? И ручки под одеялом, — подмигнул я ей и отшатнулся от летевшей плюхи.

Лиза сидела красная, а остальные прикрывали улыбки ладонями.

— Не хотела же ничего говорить! — обиделась девушка. — Так и знала, что осмеете все. Но как они могли, а! Я думала, древние были выше этого!

— А дети у них в колбах росли, — сыронизировал Агнар. — Тоже люди были. И амулеты такие находили уже, просто не принято у нас об этом говорить.

А я подумал: «Как и в наших компах, всякого барахла хватает. Даже на работе».

Ложась спать, все подспудно думали: «А как сегодня пройдет ночь для Витара?» Мой шедевр продолжал манить себе жертв.

Витар, слава богу, спал хорошо, поэтому Лиза первая высказала с утра желание пройти обряд.

— Милая, мы все слышали рассказ нашего молодого, не боишься?

— С тобой я ничего не боюсь! А с Витаром все хорошо же прошло, ведь правда?

— Правда-то оно правда, но мне боязно.

— А с чего это ты так за меня переживаешь? Разве я тебе не безразлична? — Она лукаво улыбалась, явно напрашиваясь на комплимент.

— Не дождешься! Иди давай, сомневающаяся ты моя. Помни, я тебя жду здесь, в этом мире.

Она поцеловала меня в щеку и решительно шагнула в круг. Мы столпились снаружи. Мое сердце бешено колотилось.

Все закончилось быстро, буквально за две минуты. Вспыхнули поочередно знаки, отозвалась аура, и через несколько секунд Лиза тихо завалилась на бок. Я подхватил ее и унес в нашу комнату, добавив жизненных сил. Она просто устала, аура истощилась очень слабо.

Спала примерно час, который я просидел рядом. Лизия открыла глаза и улыбнулась.

— Я люблю тебя, милый. Как мне было хорошо!

— Ты прямо как после близости говоришь. Хочешь горфа?

Она звонко засмеялась:

— Так мы там с тобой этим и занимались! — и расхохоталась уже во все горло.

У меня сердце в пятки ушло, неужели с ума сошла! Словно прочитав мои мысли, она успокоилась, но все равно в прекрасном расположении духа продолжала играть:

— Да, я сумасшедшая принцесса. Хочу горфа, и покрепче, — добавила капризно, — и побыстрей!

Я в сомнениях сходил на кухню.

— Успокойся ты, глупенький. — Лиза с удовольствием пила горячий ароматный напиток. — Что там было, ни за что тебе не расскажу. Может, подружкам в будущем и насплетничаю, но тебе — ни за что! Маленький еще.

— Да говори ты серьезно, и я же не один, мы все ждем.

Команда стояла в дверях и с любопытством на нас смотрела. Витар с Агнаром еле сдерживали смех, а Рон был непроницаем.

— Все хорошо, меня приняли все стихии и никуда не манили, только видение наслали очень реальное. Я быстро разобралась, что к чему, и вернулась. Все.Никаких изменений пока не чувствую.

— Значит, сегодня занимаешься с Витаром. Будешь Огонь учить.

— Все, что пожелает мой господин.

— Да ну тебя, как маленькая, ей-богу.

Они начали заниматься вдвоем. Лиза дельно подсказывала Витару. У нее легко получалось вызывать любую стихию без предварительного приказа. Я только смотрел. Внезапно перед внутренним взором возникла надпись: «Цифры определены, координаты разгаданы». Я сразу вошел в астрал.

«Всю ночь работала?»

«Да».

«Правильно подсказал?»

«Нет».

«Как это? Объясни».

«Координаты сильно перескакивали, использовала метод поглощения силы в руне-стабилизаторе».

«Ты же не работала с ними, как догадалась?» И порадовался — идет самостоятельная работа.

«Подсказали. И ты раньше думал». Ладно, фиг с ним как, главное, получилось. «Показывай карту».

Появился наш портал с символами слева в углу, а справа вверху их перевод на арабские цифры. Там были нули. Поднялся над городом. Он был большим и с четкими кварталами. Застроен различными небоскребами. Интересно, обломков гораздо меньше, чем должно было быть, даже учитывая песок. Словно город срезали на уровне третьих этажей, а дальше сам рушился. Вон цирк: большое овальное сооружение, невысокое по сравнению с соседями, с куполом и окруженное колоннами с арками. Такой вот неоклассицизм. Спустился в подвальный зал, а барельефы не прорисованы, жаль. Это все-таки карта, а не справочник по туризму. Зато в углу бежали числа координат. Вот бы прямо в зал телепортироваться! Картинка внезапно застыла, числа замерли, а внизу появилась надпись, а под ней число и рядом фиолетовый перевод — семизначное число. Я чувствовал, что, если нажму — откроется портал туда, прямо в зал цирка. Число, скорее всего, расход энергии или стоимость. У меня аж мурашки по коже пошли, еле удержался не нажать. Нет, надо выходить из астрала, заодно из амулета.

«Фиона, ты же можешь со мной общаться, когда я не здесь?»

«Могу. Плохо. Медленно». Но ничего, не всегда же мне нырять в астрал. «Я пошел, будь на связи. Продолжай работу с артефактом». Она просто появилась и кивнула.

У нас есть телепорт! Так и подмывало рассказать всем прямо сейчас, но нет. Надо потянуть интригу. Кстати, как там мои запасы энергии, которые я наворотил? Вот еще с чем надо разбираться, но пока они и не нужны. Пришлось опять заходить к «девочкам».

Где она? Ага, представил свое тело. Вон две сферы в голове. В одной красно-желтые точки, в другой серая масса. От нее так и несет мощью. Покрутил и так и эдак… плюнул и вышел. Может, есть лингвор с языком древних?

— Агнар, — спросил я по амулету, — не попадались раньше лингворы с неизвестным языком?

— Ты думаешь, самый умный?

— Ничё не думаю, на всякий случай спросил, уточнить.

— Конечно, не раз пытались разгадать язык древних, но лингвор работает от человека к человеку. Может, и есть, только не активировались. Кто знает.

— И я так думаю, просто столько текста в этих пирамидках, что ну очень хочется! А со звуком нашли?

— Да, я нашел и Лизе отдал. Там внутренняя иллюзия. Какое-то длинное представление. Ни слова не понятно!

— Ясно. Встретишь неактивирующийся лингвор — неси.

— Хорошо. — Выключил связь.

Обратил внимание на Витара с Лизией. У него как раз вспыхнула базовая руна, и аура почти мгновенно окрасилась оранжевыми ручьями.

— Сработала, Егор, сработала! — Он завопил от радости. — Рон, Агнар да все нормально. — Это по амулету.

— Молодец, Витарчик! — похвалила Лиза. И ко мне: — Показывай, о мудрый учитель, еще из Огня.

— Пожалуйста, аура привязки. Для древних амулетов и инициации, — показал им плетение, — боевые здесь, пожалуй, не будем. Только защиту, но сначала эту освойте, здесь это полезней для тебя, Витар.

Лиза тоже, без споров, начала осваивать новое заклинание, хотя ей оно без надобности. Хвалю. Она и освоила его буквально часа за полтора, прогресс! И пошла готовить надоевшую всем кашу. А я в это время сидел возле «сканера», пытаясь его взломать и продолжая в другой руке держать плетение для Витара.

Дело в том, что пирамидку я вытащил из гнезда рядом с шаром и чувствовал связь. Уже висела моя аурная карта, которая ничего не напоминала, кроме голографического снимка, через который пропускают лазер, и тогда получается голограмма. Сейчас это предположение ничего не дает. И вот пытаюсь найти точки привязки, как в пирамиде, а их оказалось ну очень много. Выбираю наиболее яркие и никак не могу определиться. Не хочется ошибаться. А в голове все вертится: голограмма, лазер. Не выдерживаю и ныряю в астрал: «Крася, мне бы широкий лазерный луч красного цвета небольшой интенсивности. Как? Ты лучше должна знать. Когерентный, монохроматический, поляризованный поток света. Неясно? М-да… Спроси у Фионы, может, доступней объяснит».

Ждать пришлось с час, пока Крася не закивала. «Площадь потока с картинку, ты увидишь, интенсивность… чтоб слабо заметен был в общем освещении, направление — сквозь карту, перпендикулярно рисунку. Я выйду и скомандую». Как выросли мои «девочки»! Я гордился.

Посмотрел на карту и пожал плечами. Проверим. «Свети». От груди появился широкий луч красного света, а над столом возник я. В полный рост и одетый в серебристый комбинезон. Витар замер, я, хоть и ожидал чего-то подобного, но не такой ясности и четкости, тоже.

— Э-это как? — спросил наконец друг.

— После объясню. Подскажи лучше, что с этим делать.

— Не знаю… руку положи на шар…

Точно! Я кладу руку на шар, и мое изображение меняется на сферу с мигающей красной надписью. Я хлопаю себя по лбу и вставляю пирамидку в гнездо, на ходу думая: «Извини, Фионочка». Сфера меняется на объемное изображение меню управления, уже мне знакомое.

— Вот, Витар, это управление телепортом.

— Да ну!

— Зови всех, чтоб не повторяться.

Когда собралась вся команда, я снова положил руку на шар и начал объяснение:

— Это меню управления телепортом. Смотрите, вот он, сам телепорт. Нам нужно открыть портал, допустим, в цирке. Вуаля! Жму сюда, — показал пальцем, — и можно идти.

— А как обратно? — спросил Рон.

«Фиона, он помнит обратно?» Надпись: «Да, или я могу обнулить, что одно и то же. Там возникнет портал сюда».

— Элементарно. Я беру эту пирамидку, и возвращаемся сюда из любого места. Кстати, остальные четыре надо проверить.

— А еще куда можно? — заинтересовался Агнар.

— Отсюда — куда угодно. Смотрите, — я вывел изображение планеты, потом континента и полетел над ним, — подсказывай, Агнар, где что находится.

— Пониже и помедленней, и двигай по сторонам. Так, стоп. Это же Южные горы, как на картах древних, сейчас они гораздо ниже и все залито лавой. Давай на север. Стоп. Узнаешь, Рон? Твои родные места, — Лис только хмыкнул, — а на месте поселений руины. Видишь, сколько их, Егор? Примерно половина зачищена. Еще, еще, вот Северные горы. Здесь низкие, а у нас высоченные, ты сам издалека их видел, а за ними царство чернокнижников Батвия. Смотри-ка, у них гораздо меньше поселков древних. Не зря в наши руины бегают. На запад и южнее… стоп. Королевство Асмар, столица Грунд — мой город. На месте этого небольшого поселка одно из мест силы и в центре королевская Академия магии, а моя школа южнее, пониже опустись, примерно здесь.

«Фиона, запоминай все». — «Обижаешь!»

— Где Хром?

— На северо-запад. Стоп. Волчок, столица, на месте этого поселка, на месте второго второе место силы и город Фридора, третье место силы графства здесь пустое, вон, где поля и бараки, что ли? Примерно. Там башня архимага Гродовса стоит и леса густые кругом.

— Не в курсе заброшенных земель у него?

— Нет, но предполагаю, что поближе к горам. Поднимись северней. Примерно здесь. Только горы сейчас разрушены почти, а здесь смотри какой хребет. И поселок древних. Не знаю, как там насчет руин, специально не интересовался, а на слуху не были.

— А если мы отсюда порталом? — спросил Витар.

— Только в самом крайнем случае, такой шум поднимется из-за возмущения маны! Конечно, смотря куда…

— Вот и подумай на досуге, пойдемте есть, — позвала Лиза.

После обеда все сели в кресла напротив своих сканеров. В каждом гнезде стояла пирамидка. Когда все отсканировали ауры, я просветил карту каждого, и они положили руки на свои шары. Перед всеми появились иллюзии. У Рона — точная копия моей, у Агнара — полностью прозрачная наша башня, как и у Витара, а у Лизы — тексты, объемные схемы наподобие презентации и т. д., и везде, кроме нас с Роном, был звук.

Я впервые услышал звуки речи древних. По звучанию они больше походили на китайский, чем на европейские языки. Разбирались до самого вечера и поняли, что наши с Роном пирамидки отвечали за работу портала, Агнара с Витаром — за безопасность, там были посты охраны, схемы проходов и теоретическая возможность включения-отключения и выдачи пропусков, а Лизин артефакт отвечал за экономику. Похоже, здесь торговали маной. Типа заправочной станции, в том числе и для летающих тарелок, их изображения довольно часто попадались у Лизы.

Надо было видеть мою команду, чисто дети! Несколько часов играли, пока я не научил их ходить по ссылкам. К сожалению, много было «битых». А что хотели, катастрофа как-никак была. Вкратце у меня появилось представление о ее сути.

Несомненно, Игориэль причастен, но он был не один, однозначно.

Сначала разразилась всемирная магическая буря колоссального масштаба: это она «срезала» все высотные здания, потом или одновременно все, особенно маги, связанные через инфосеть, погибли, а далее вышло на сцену детище эльфа — была уничтожена вся органика в руинах, и все это на фоне глобального катаклизма в виде вулканов, потопов, бурь и т. д. Удивительно, как вообще кто-то выжил.

А вот ответов на главные вопросы: кто виноват и что делать, я так и не нашел. Замешаны боги или нет — непонятно. Какова моя роль — тоже. Приехали. Одна надежда на «вещие» сны и на расшифровку языка, которой занимается Фиона. Дело очень нескорое, возможно годы, несмотря на новые материалы в виде текстов со звуком и Лизиного «кино». Не порнушки, а того, которое Агнар нашел. Надо не забыть себе «скинуть». Порнуху тоже любопытно, надо будет выманить.

А возможно, все мои рассуждения и гроша ломаного не стоят. Посмотрим.

Перед сном Агнар с Роном сообщили, что завтра пройдут инициацию.

Ночь провели спокойно, что еще больше укрепило их уверенность. Сначала пошел Рон. Его обряд и пяти минут не занял, и он вышел из круга самостоятельно. Хмурым.

— Ну как ты, Рон? — выразила общее любопытство Лизия.

— Нормально, — односложно ответил тот.

— Что было-то, расскажи, — продолжала она допытываться.

— Если ты расскажешь, то и я расскажу.

На том и закончили.

Последний Агнар. Его пришлось вытаскивать, но проснулся довольным:

— Друзья мои, как там прекрасно! Еле выбрался. Я попал в детство, счастливое, представляете? И если бы не желание повзрослеть, там бы и остался, а так загадал себе проснуться взрослым, чтоб самому покупать сладости, и, пожалуйста, проснулся. — Он счастливо рассмеялся. — Это желание было выполнено! Просто удивительно, как реально. Всего месяц пожил, а и сейчас еще наполовину ребенок. — Хитро оглядел всех и заново залился смехом, скатившись с лежанки.

Я так и не понял, шутит он или нет. Да это и не важно.

Потом сгрудились возле Агнара с Витаром, пытаясь разобраться с безопасностью. Без знания языка ничего не получалось. Не было в иллюзии привычных мне обозначений запрета и разрешения, в виде разных вариаций зеленого и красного, зато появилось стойкое подозрение, что нам очень повезло: охрана находилась в «спящем» режиме. «Активный» режим даже трудно представить.

— Да что мы страдаем, может, как у зарегистрированных пользователей, у нас уже везде есть доступ, а может, мы администраторами идем. Давайте проверим! — По-иверски звучало белибердой, но суть была понятна.

— Может, начальниками стали, говоришь? — задумался Агнар. — Кто пойдет проверять?

— Я и пойду. Хоть под круг Разума встану без щита.

— И кто, позволь заметить, тебя вытаскивать будет? Амулетики слабыми оказались, уж лучше я, — продолжил Агнар, опередив Рона.

— Подождите… да вас же в первую очередь надо магии Разума учить! Я знаю пелену Разума. Уровни до пятого, дальше опыты не проводились моими «девочками», поглощение сильно большое, и вообще что-то не то… секунду.

«Фиона, базовое Разума в ауру скинь».

Над ладонью вспыхнуло неактивированное плетение фиолетового цвета.

— Учите, это базовое. Стихии сами откуда-то силу берут, но ее недостаточно, особенно для мощных заклятий.

— Как здорово у тебя выходит, Егор, раз, и готово! — воскликнул Витар. — Когда научишь?

— Не знаю. Когда будете общаться со стихиями как с личностями, только тогда. Они умные, поверьте. А пока не отлынивай!

Трудно им будет без представления о компьтерах.

Быстрее всех справился Агнар, потом Рон и позже Лиза. Их ауры окрасились фиолетовым, а Витар еще мучился. Я показал на другой руке пелену сразу пятого уровня и стал страдать сомнением: а вдруг у них силы не хватит? Ближе к обеду Агнар показал, что я прав. Аура неофита не дала достаточно энергии на наполнение, а в два этапа ни одно заклинание не может активироваться.

— Агнар, моя аура тоже столько не выдаст, но заполняет же. Стихия подкачивает. Я разместил базовые плетения прямо в астрале, так я называю транс со входом к стихиям. Включается само и подкачивает в случае нужды, как сейчас, а силы здесь — море. Это же место силы. Попробуй так же.

— После обеда обязательно, а сейчас устал, извини.

— Да тебе-то за что извиняться! Это я не подумал, — ответил с досадой, но продолжал держать оба плетения. Надо закончить, раз начали.

Только часа через полтора Рон с Лизией закончили почти одновременно, и у них тоже не вышло наполнить плетение, а когда Витар сумел добить базовое, пошли обедать.

Во время еды усиленно размышлял на эту тему и после озадачил всех:

— Раз не общаетесь со стихиями, то сами, вручную попробуйте создать там плетение и запустить.

Товарищи переглянулись и ушли в транс. Ждал всего минут пять, и все вернулись почти одновременно, даже Витар, и довольные.

— Вот этого даже я не ожидал, — сказал Рон, — уж ко всему с тобой привык, но догадаться плести в астрале! А ведь ты и раньше про это говорил.

— Конечно, Егор молодец, оригинально, но! Мы не знаем, на что магистры всерьез способны, и тем более архимаги, — заметил Агнар, — они свои секреты очень хорошо хранят, и общаются многие через астрал. Только я сомневаюсь, что имеется в виду вот этот наш транс. А в учебе? Четвертый уровень дают учить только мастерам, а я, увы, так и не удосужился на него сдать, до сих пор подмастерье. — Вздохнул и добавил: — Я и не стремился. Заклинания четвертого тоже ведь можно было узнать, но не нужно тогда было, и третьего хватало. Правда, Рон?

— Из моих знакомых охотников никто из Огня не знал боевые выше третьего уровня. Из других стихий некоторые знали. И ты прав, хватало. В такие опасные места лезли в одиночку, рассчитывая на обман, а отрядом нереально было пройти с любым уровнем, хотя бы в эту башню.

— Насчет астрала я с тобой тоже соглашусь. Я читал про него, по-другому описывают.

— Но ты, Егор, многое уже поменял в моем представлении, — снова заговорил Агнар, — поэтому не будем зарекаться, что есть что.

— Короче, получилось?

— А как же! — воскликнул Агнар и щелкнул пальцами для пущего эффекта. Мгновенно его окружил фиолетовый купол.

— А теперь эту развей и вторую попробуй наполнить.

Не вышло. Пришлось снова Агнару нырять в астрал, но совсем на чуть-чуть.

— Я когда понял, что там можно очень легко плести, сплел несколько защит и базовых заклятий. Базовые остались там, а защиты я в ауру свернутыми вытащил, — гордо пояснил он другим новичкам.

Лиза с досады прикусила губу:

— Я ведь тоже заметила, что там легко плести, а не догадалась.

— А я догадался, — заметил Витар, — и два базовых там оставил, а защиту еще не выучил. А может, я там и учить буду?

Рон ни в чем не признался, но заметно огорчился.

— Витар, а как же ты будешь смотреть из астрала? Или память фотографическая? — Это слово я произнес по-русски, но он догадался о значении и тяжело вздохнул. — Вот у меня — фотографическая, серьезно. С детства. Ну что, пошел проверять, — сказал я и направился к двери.

Никакого столба не было. Я постоял там, походил, пожал плечами и вышел.

— Это еще ни о чем не говорит, — заявил, подходя к отряду, — всем надо пройти.

Все и прошли. Никакого излучения не было.

— А кто-нибудь на небо смотрел?

И все, как по команде, поглядели наверх. И скоро отвели взгляд.

— Агнар, Витар, за пульт, — с моей легкой руки мы стали так называть рабочий стол, — попробуйте открыть с него дверь.

Я стоял рядом и подсказывал. Прошли сквозь все здание, нашли наш офис, остановились возле двери. Рядом две надписи-ссылки. Нажатие поочередно на обе ничего не дало. Настроение сникло.

— Может, с этой стороны двери попробовать, с нашей? — спросил меня Витар.

Я пожал плечами, но мысль мне понравилась. Витар развернул рисунок и нажал на верхнюю ссылку. Дверь плавно ушла вправо.

— Ура! — закричала Лизия, обняла графа и поцеловала в щеку.

Мы тоже поздравили его за смекалку. Витар был доволен. Дверь меж тем подождала с минуту и закрылась сама.

Я отозвал Агнара в сторону:

— Серьезно продумай и рассчитай, куда можно наиболее безопасно открыть портал в графство Хромское. Во-первых, надо переправить туда груз, во-вторых, просто проверить работу.

— Я понял, командир, — серьезно ответил он.

Потом отозвал Рона:

— Управление порталом у нас с тобой. Буду учить тебя пользоваться амулетом вне пульта. Вытащи свой. Сейчас покажу, как надо привязать его к себе…

(обратно)

Глава 17

Два дня пролетели в бешеном ритме: я поднимался по лестнице и походил по коридорам, охрана так и оставалась стоять застывшей. Вслед за мной попарно выходили остальные, и их тоже пропускали. Поговорили с Агной, она, оказывается, последние дни никогда не снимала серьгу-амулет, подышали «свежим» воздухом, который был гораздо хуже офисного, собрали артефакты и оружие — короче, подготовились к уходу.

Пробный портал решили открыть прямо в зал цирка, заодно сходить там на склад. Охотники в подвале не поймут, что это за возмущение было в плотном потоке маны, и вряд ли на разведку пойдут, скорее просто насторожатся.

— Давайте, друзья. С богом. Рон, ты все помнишь? — напутствовал я.

— Помню, не переживай: мысленно пройти в амулете назад, к основному порталу, и нажать на надпись внизу. Обратить внимание, чтобы слева были вот эти символы — нули. — «Нули» он сказал по-русски, а символы в его амулете были родные, непереведенные, но это без разницы.

— Мы будем на связи.

Рон, Агнар и Лиза зашли на основание портала с излучателями в руках. Мы с Витаром оставались в офисе.

Лис задумался на секунду, и прямо перед ними, на краю площадки возникло матово-серебристое, вращающееся в виде плоской воронки зеркало, формой напоминающее большую арку. Первым шагнул в неизвестное Агнар. Без излишних прощаний. Мы замерли, и через несколько секунд во всех разговорниках прозвучало:

— Я в зале. Чисто. Идите.

Лиза обернулась, подмигнула нам и шагнула в портал. Сразу за ней Рон, не оборачиваясь. Воронка бесшумно и без всяких спецэффектов захлопнулась.

— Как вы?

— Отлично, — ответил Рон, — направляемся к складу. Вокруг никого.

— Егор, я заметил, что при закрытии портала колебания маны были… я ожидал большего, — добавил Агнар.

— Неплохо. Не отвлекайтесь и не отключайтесь.

Ждать да догонять — самые неблагодарные занятия. Витар занимался, а я бездельничал, слушал разговоры командированных. Они не баловали меня разнообразием: так, одиночные реплики и приказы Рона, он был за старшего. Лиза вскрыла дверь за несколько минут, и та даже открылась сама. Потом они долго искали «свободными сознаниями», как назвал это Агнар, и начали спокойно собирать добычу. Даже Лиза не жадничала.

Неожиданно я обратил внимание, что на моей иллюзии мигает одна надпись, хотя я совершенно не смотрел в ее сторону. Недолго думая нажимаю на нее. Появился вид города сверху, и в цирке горит синий огонек. Уже догадываясь, что это, приблизил изображение, и точно, роновский артефакт определяется. Здорово!

— Рюкзаки забили, нашли несколько новых артефактов, выходим, — доложил Рон, — здесь места мало.

— Из зала сразу сюда, — напомнил я.

Сначала думали выходить прямо из склада, потом прикинули примерные размеры портала и решили не рисковать. Командир на месте определил так же.

Агнар подколол Лизу, та ответила, потом тишина.

— Мы в зале, откры…

— Охрана! — возглас Лизы.

— За колонны, они далеко, — голос Рона, — не стреляйте пока. Куда это они?

Мы с Витаром замерли и молчали, боясь отвлечь друзей.

— Егор, Витар, пробежали двое охранников в направле… демоны! Они с кем-то схлестнулись!

— Черные! — воскликнул Агнар. — Серый туман пустили.

— Не встревайте, — заорал я, — вам главное вернуться! — Меня прошиб противный холодный пот.

— В первый раз болею за стражу, — произнесла Лизия, — одного черного зарубили, так ему. Демоны! Конец охране.

— У них жертвы, смотрите, стоят группой, — голос Агнара, — черных всего трое осталось, если охрана еще набежит — всех порубят. Что молчишь, Рон?

— Предлагаешь помочь? Приказ был — не ввязываться.

— Ты же все слышишь, Егор, — вмешалась Лиза.

У меня зашумело в висках. Я знал, что в руинах опасно буквально все! И что черных недооценивать нельзя, пелена Разума не проверена, и так не хочется рисковать друзьями, тем более чернокнижников в подвале уже поджидает засада. Судя по иллюзии, наши почти в центре зала, а где пленные — неизвестно. С другой стороны люди. Их в самом деле могут порубить…

— Смотрите, они одного пленника берут… — раздался тревожный шепот Лизы.

— Что молчишь, Егор! — закричал вдруг Витар.

— Командуй, Рон! — заорал уже я.

Плевать! Нельзя допустить жертвы… практически на глазах и если реально можешь помочь.

— Цели слева направо, как мы стоим, огонь! — скомандовал Рон.

Потом слышалось сбивчивое дыхание, и пару раз звякнула сталь.

— Хык, — шумный выдох Рона, — силен был!

— Вот сволочь, один наполовину только сгорел и успел силой демонов ударить — голова закружилась. — Сбитый дыханием голос Лизы. — Демоны!

— Мы охотники, — громко говорит Агнар, — быстро за нами, тут недалеко, метров сто — спасение.

— Не оставлять мешки! Еда нужна. — Это Рон.

— Лиза, молчи, может, не поймут, что ты женщина, тем более там темно, — быстро проговорил я, — чтоб у охотников было меньше зацепок. И сами не вздумайте спускаться.

— Не дураки, — буркнула она в ответ.

Дальше было дыхание, ругань Агнара на «плетущихся еле-еле».

— Слева! — Голос Рона, и через несколько секунд: — Горят. Это охранники были, — обращаясь явно к нам, — двое. Поторопитесь!

Еще через минуты две голос Агнара:

— Вон свет, спускайтесь. У нас еще дела. Я сказал — безопасно!

Еще через несколько минут Рон произнес:

— Здесь, берите рюкзаки. Мы возвращаемся, встречайте.

Витар и я дружно обернулись в сторону постамента. Снова без эффектов возникло зеркало, и оттуда выскочили Лиза, Агнар и Рон. За ним портал резко захлопнулся. Я, как обычно, силы не почувствовал. Мелькнул какой-то белый вихрь на самой границе видимости, но утверждать, что это колебание маны, я бы не стал, да и некогда было разбираться в ощущениях — я уже встречал прибывших на середине лестницы.

— Принимай рюкзак, рыцарь, добытчица вернулась. — С этими словами Лизия передала мне поклажу. — Ой, как плечики мои нежные болят! Додумался, послать слабую девушку за эдакой тяжестью к дракону в пасть. Я так и знала, что ты меня не любишь.

Настроение у нее было преотличным, это можно было понять и не слушая треп — глаза просто сияли довольством. Мужчины тоже не отличались грустью.

— Как я вам завидую! — воскликнул Витар.

— Один сильный оказался, с хорошим амулетом — пришлось дорубать, — доложил Рон.

— И в нас сетью ударил, — добавил Агнар, — не простой, стало быть, чернокнижник был. Пелена выдержала. Правда, немного пошатнуло. Сильны черные.

— Да мы уж поняли по разговорнику. Как с телепортом работать, легко?

— Проще простого! Срабатывает почти сразу, меньше секунды задержка.

— А где амулет черного, из какой стихии? — допытывался Витар, когда мы складывали груз неподалеку, — излучатель наполовину выдержал, не шутка.

— В кармане куртки, в крови он весь. На вот, сам вытаскивай. Тьфу, демоны — стирать придется, — сокрушился Рон.

Когда первый часовой в подвале цирка услышал топот спускающихся по лестнице ног, он подал условный знак напарнику в глубине просторного вестибюля бывшей «тюрьмы» и подумал: «Началось!» Приготовил атакующее заклятие. Каково же было его удивление, когда увидел ноги в стертых крестьянских башмаках и услышал:

— Господа охотники, нас ваши товарищи сюда послали, сказали, здесь безопасно.

От неожиданности чуть не выпустил «воздушный молот». Еле сдержался и возмутился: «Вот сволочи, заложников впереди себя пускают, ну держитесь!», но, когда за толпой мужиков, типичных крестьян любого местного графства, никого не оказалось, его челюсть упала на пол.

— Господин охотник, слава Спасителю, добрались! Куда нам мешки с провизией скинуть? Устали больно.

Все они были грязными, в ссадинах и синяках, щеки ввалившиеся. Тяжело дышали и сразу упали на пол, где им указал командир. Потом сбивчиво отвечали на расспросы.

— Так вы говорите, их трое было?

— Верно, господин командир. Рюкзаков? А мешков за плечами не было. Точно. Прямо до прохода довели, да. Дела, сказали.

Свободные от дежурств охотники собрались в столовой.

— По описаниям крестьян, один из черных был демонопоклонником, и трое охотников этих троих черных завалили! — горячо высказался самый молодой. — Не побоялись!

— Двое страховали наверняка, — добавил более солидный, — амулетики работают, значит. — Он любовно погладил каменную пуговицу на шнурке с выцарапанной на ней буквой «З» — защита.

— Думаешь, один из отрядов сопровождения вернулся? — уточнил командир, бывалый охотник с недавно отращенным указательным пальцем, не успевшим еще толком загореть. Сколько денег пришлось друиду отвалить, вспоминать страшно!

— А кто ж еще? — ответил солидный.

— Почему же сюда не зашли?

— Куш сорвали и вертятся сейчас неподалеку, затариваются. А мы сиднем сидим, — начал старую волынку еще один охотник, — сколько раз предлагал: давайте хотя бы цирк обшарим.

— Обшарен он уже на сто рядов! — резко ответил командир.

— Как слышал, не на сто. А то ты руин не знаешь! Здесь по одному месту можно хоть тыщу раз ходить и богатства собирать, — продолжил спор недовольный.

Командир нахмурился.

За соседним столом в одиночестве сидел высокий жилистый мужчина в короткой кольчуге и с полуторником на поясе. Это был один из двух спасенных, которым пришлось остаться, не вписавшись в заветное число «пятнадцать». Впрочем, остаться вызвался сам. Он прислушался к разговорам охотников и с ухмылкой покачал головой.

От еды меня оторвал звонок Назара. «Чего это, в пути еще должен быть» — удивился я.

— Назар звонит, — сказал остальным и ответил: — Здравствуйте, граф.

— Здравствуйте, барон. Я не помешал?

— Нет, все нормально, мы как раз отдыхаем. Что-то случилось?

— Нет, все нормально. Ваши амулеты с верным человеком отправил в Грунд, а сам уже с гвардейцами еду, просто… помните того охотника, Старка, воздушника? Вы с ним еще повздорили.

— Помню, и что?

— Он утверждает, что от ваших амулетов, тех, с буквой «З», несет магией черных.

— Да откуда он знает?

— Мы же в плену были, и перед ошейником он запомнил «вкус» магии, которой нас оглушили. Он магию на вкус различает.

— Все правильно, и мы так же определили эти артефакты. От чего защищают, тем и пахнут. Не вижу проблемы.

— Видите ли… буква «З»… он говорит, что архидемона черных зовут Завулон.

Я дернулся, как от удара. Прибил бы эти видения! Все, спокойно.

— Врет он! Агнар, что означает буква «З» на амулетах защиты от дубины?

— Просто защита. Ты велел пометить, я и выцарапал на них эту букву. А что?

— Потом объясню. Назар? «З» — защита, все очень просто. Так откуда знает?

— Прочитал где-то и вспомнил. Я, конечно, не верю, но, как только он уехал, решил связаться с вами, предупредить.

— Спасибо, конечно, но, право, не стоило по такому незначительному поводу. Вас, я надеюсь, успокоил?

— Да я и не беспокоился! Просто Старк так зол на вас. Даже не знаю почему. Ругался всю дорогу. Не хочу говорить о нем плохо, но он злопамятен.

Вот и спасай людей после этого.

— Спасибо, Назар, что предупредили. Как приедете, свяжите меня с отцом. Когда прибываете?

— Обязательно! Послезавтра должны быть в Волчке. Вы надолго еще в руинах?

— Нет, на днях выходим. До встречи.

— До свидания, барон.

Когда я пересказал разговор отряду, все помрачнели.

— Час от часу не легче! — возмутился Витар. — Меня в чернокнижии подозревать? Да я его на дуэль вызову!

— Не все так просто, — задумчиво произнес Рон, — он может к помощникам пойти, а в доказательство этот амулет предъявить. Там сложат факты, вытащат разыскной и, каким бы глупым он ни был, начнут копать. Какое-то время, конечно, пройдет, меня Громом в цирке звали, но не надо их недооценивать.

— Да мы же подвиг совершили! — теперь возмутилась Лиза.

— Поверь мне, — Лис глянул на нее стальными глазами, — им на эти подвиги в руинах наплевать. Они никогда охотников не жаловали. А то ты не знаешь нашу церковь, — усмехнулся и добавил: — Потом окажется, что черных в руинах покарала рука Спасителя в лице этого Старка, а мы чуть ли не главными жрецами демонов окажемся.

— Да что ты такое говоришь! — хором возмутились Витар с Лизой.

— Поверьте моему опыту.

— Граф сможет нас прикрыть? — уточнил я.

— Пока да, — ответил Агнар, — но он все-таки действующий правитель и больше политик, чем отец, поэтому в дальнейшем надо будет прислушиваться ко всему. Если, конечно, тот Старк пойдет к помощникам.

«Пойдет, это закон подлости! И хрен с ним. Выбора пока все равно нет. Действуем по плану. Спасибо Назару. Ну, Старк! Свинья неблагодарная, погоди».

— Сколько у нас времени?

— Да Спаситель знает! — пожал плечами Рон. — Пока все сопоставят, пока догадаются кто мы, пока поймут про Хромского. Особо спешить не будут, но и на тормозах не спустят… как думаешь, Агнар?

— Полгода точно не стоит опасаться. — Он уже успокоился и беспечно махнул рукой.

— Значит, три-четыре месяца, — подвел итог Рон.

— Ладно, давайте доедим. Не будем отклоняться от планов, — закончил неожиданный разговор я.

А после обеда внимательно оглядел ауры всей команды: у всех после инициации слетели клятвы. Нестойкие оказались. А у меня? Вышел сознанием — сидят, заразы. Стоп, а почему я ничего не почувствовал? С этим вопросом и обратился к Агнару.

— Хм, — ответил он, — интересный случай. В цирке — потому что ты и сам был в отключке и на витаровскую печать не среагировал, а теперь… даже не знаю. Инициация — не смерть…

— Не важно! — прервал я раздумья друга. — В принципе я уверен, что смогу снять с себя лишние печати.

— Нет, — сказал Рон, — учитывая ситуацию со Старком, надо всем заново поклясться.

— Обязательно! — воскликнул Витар. По-моему, он до сих пор тяжело переживает историю своего попадания в отряд.

Остальные, включая меня, пожали плечами. Текст решили не менять, хотя параноик Рон и возражал. Шутка насчет параноика, куда ему до эльфа! Просто зануда.

В пять минут уложились.

— Определился, Агнар, куда можно телепортироваться?

— Примерно. Давай карту. Вот сюда, — показал пальцем в сторону горного хребта недалеко от маленького поселка древних. Всего с тремя небоскребами, кстати, — там должен быть лес, если я точно помню карту.

— Возмущения не засекут?

— Если будут такие же, как в цирке, — нет. Там нет рядом магических сооружений с чувствительными датчиками.

— И я заметил, что возмущение среднее. Максимум на четвертый уровень. А когда ты, Егор, прибыл, целая буря была.

— До четвертого не дотягивает, — возразил Агнар.

— Рон, отмечай у себя координаты.

Как я ни хотел, с походом меня обломили. Дружно заявили, что жрать нечего и надо приобретать провизию у местных, если они рядом окажутся. Лучше Рона в вопросе продаж-покупок никого не было. Вот так, я снова остаюсь сидеть на месте. Вместе с Агнаром: Витар убедил, Агнар согласился, я подписал.

— Рон, свяжись с Агной, пусть выдвигается в Хром с амулетами, если успеет их получить. На всякий случай. Агнара быстро вычислят, не дай Спаситель, — я старался привыкать к упоминанию «Спасителя» вместо общего понятия «Бог», — слежку установят. И пусть не говорит никому, куда собралась, а лучше соврет про другое направление. Всем, включая и дочь Агнара.

— Егор, я полностью с тобой согласен, сам хотел это предложить.

— Не пойдет он так быстро к помощникам, — уверенно заявил Агнар, — знаю я такой тип охотников. Сначала по кабакам прошвырнется и свои подвиги распишет.

— Свернул он в Грунд, — упрямо сказал Рон, — лучше подстраховаться.

— Назар не сказал куда, — заметил я.

— Там одна развилка, — «успокоил» меня Агнар.

Вся портальная площадка оказалась заваленной трофеями. Там было все: лишнее оружие, артефакты и рутиний. Килограммов пятьдесят. Жаль, ящиков не было, и завернуть тоже не во что было, поэтому приготовились быстро перебросать все через портал.

— Открываю, — предупредил Рон. — Витар, пошел.

— Демоны! — раздался голос Витара в разговорник. — Здесь бурелом. Лизия, иди помогай, но осторожней — бревно рядом.

Лиза смело шагнула в зеркало.

— Не тяните, чем дольше открыт, тем больше возмущений, — подсказал Агнар.

— Демоны! — Вскрик Лизы. — Чуть ногу не подвернула.

— Хватай бревно, оттащим, — не обратил внимания на ругань наш граф.

Пыхтение, поминание родственников бревна, и спустя минуту:

— Кидайте!

Мы покидали поклажу ударными темпами.

— Я пошел, — предупредил Рон. — Все оттащили?

— Иди, — ответил Витар.

— Секунду, — остановил я. — Лиза, кинь что-нибудь обратно.

— Зачем? — возмутилась та. — Поймали?

— Ничего. Иди, Рон. — Я с уважением посмотрел на Агнара. Мы с ним спорили насчет односторонности прохода.

— Да в кустах он упал, я слышал. Зачем рутинием швыряться? Ищи теперь, — возмущался Витар.

Рон без слов шагнул в портал.

— Все нормально. Кругом лес, запущенный. Хоть егерем сюда иди, — сообщил Рон. — Возмущение при закрытии не меньше четвертого. Надеялся, поменьше будет. Мы отключимся, чтоб вас не отвлекать.

— Пока, милый.

— Если что, сразу на связь. Включать без рук научились, не ленитесь, — забеспокоился я.

— Я всегда о тебе думаю, не переживай, — кокетливо произнесла Лиза и добавила перед отключением: — Витарчик, иди сюда!

«Вот актриса!» — улыбнулся я.

— Все, Егор, осталось ждать. Не люблю это дело.

— А кто любит!

Мы пытались заняться изучением амулетов, меня давно привлекли небольшие кубики, но дельные мысли в голову не лезли. У Агнара тоже. Он попросил подержать заклинания из новых стихий и стал учить, а я беседовать с Фионой.

«Как продвигается расшифровка языка?»

«Медленно».

«Заклинательные руны изучаешь?»

«Конечно».

«Есть успехи?»

Ответа долго не было.

«Современные заклинания составляются из готовых рун-модулей, каждая из которых самостоятельное плетение. Оно составлено из первичных рун-символов вперемешку с числами. Мы разгадали двадцать пять таких рун. Точно узнали, какие из них представляют стихии, они обязательно есть в модулях».

«Так это здорово!»

«Непонятно за что отвечает большинство остальных. Древние заклятия совсем другие, без модулей. Руны идут в несколько потоков».

«А сейчас?» Что-то я запутался.

«В один. Последовательно».

«Слушай, а стихии зачем вообще нужны?»

«Мана воздействует на материю только через них. Они основа мира».

«Получается, мысли и душа материальны?» Я подумал про Разум, Жизнь и Смерть.

«Философский вопрос. Они воздействуют на ману через стихии, и наоборот».

«Мои догадки о программировании помогают? И вообще, с моими знаниями разобрались?»

Снова молчание.

«Трудно. Не все понятно, но похоже».

«С уровнем больше пятого разобрались?»

«Нет. Только теоретически. Сильно большое поглощение идет, и мысли сразу путаются».

«Хорошо, Фионочка, продолжайте. Всем девочкам привет!»

«Они слышат».

— Егор, Егор, — послышался далекий голос, и я почувствовал, что меня трясут за плечо.

Агнар, господи, почему он так далеко? Надо открыть глаза и ответить. Еле поднял тяжеленные веки и почувствовал, что проснулся.

— Егор! — Громкий голос резанул ухо.

— Все, проснулся я. Не заметил, как уснул, представляешь, Агнар!

— Слава Спасителю! Я хотел за водой бежать, поливать тебя. Как это ты умудрился: и плетение держать и спать?

— Сам не пойму. Заговорил со стихиями и как загипнотизировал сам себя. — Я потряс головой. — Все, окончательно очухался.

— Не пугай больше так старика.

— Не буду, дедушка, — прислушался к себе. — Что-то кушать захотелось. Пойдем пожуем.

— Пойдем, внучек.

За опостылевшим вяленым мясом с цуркой разговорились.

— Знаешь, что я только что подумал? — неожиданно для себя сказал я. — Мои стихии не какие-то особенные, они самые обычные первоосновы, отраженные в башке. Дело в ваших головах.

— Да ну? И что в них такого?

— В моем мире есть умные машины, и я с самого начала представлял одну из них там, — постучал пальцем по бестолковке, — и давно обратил внимание, что в астрале все под мои желания подстраивается. Не важно, осознанные или нет. У вас то же самое. Инициация — яркий пример.

— Под явные и тайные? Возможно, и что из того?

— У-у-у, как все запущено! Только лекций о психологии мне не хватало. Нет, это другое.

Агнар слушал меня с огромным интересом.

— У всех людей есть сознание и подсознание. Подсознание — это неосознанная и большая часть нашей… души. Мы не можем управлять ей напрямую, а если узнаем что-нибудь оттуда, создается впечатление: я всегда это знал, просто не обращал внимания или забыл, не считал важным и так далее. Туда же выталкиваются детские желания и обиды… Стоп. Как бы попроще? Я и сам, честно говоря, не понимаю толком.

Отпил цурки. Агнар не перебивал. Да как же объяснить, если сам не знаю! Одни популярные сведения. А надо ли?

— Слушай, это тема такая длинная и непонятная, давай потом… У тебя же есть дети?

— Разумеется, и уже взрослые.

— Подсознательно ты все равно считаешь их детьми, это к бабке не ходи.

— Я и так это знаю, это всех родителей касается. Не удерживаюсь иногда, пытаюсь их воспитывать. Потом понимаю, что зря. Ругаю себя. Так я же как лучше хочу! А в чем дело-то?

— Беспроигрышный вариант. Прими на веру, что в глубине души ты искренне считаешь их маленькими, требующими заботы и воспитания. Отнесись к своим стихиям как к детям, и они к тебе потянутся. Они и так тебе радуются, правда? Вот и похвали, приласкай, пожури. Короче, не мне тебя учить детей воспитывать. Я своих, похоже, воспитал.

Агнар покачал головой.

— Жена детьми занималась. Я и видел их редко, — сказал грустно, — все по руинам знания искал. Потом, когда жены не стало, они уже выросли.

— Извини, если затронул за живое. — Сделал длинную паузу, искренне посочувствовал и добавил: — Собственное представление о воспитании по-любому у тебя есть. Хоть то, что их лупить надо или, наоборот, сладостями всегда кормить, это не важно. Примени любой метод, кроме безразличия. Вот так и начинай общаться со стихиями. Все. Я выдохся. Витару я то же самое говорил.

Посидели, помолчали.

— Интересный у тебя мир, — сказал вдруг Агнар.

— Эгнор интересней, — не согласился я и вызвал Лизу: — Как вы там?

— Вас бы сюда! Мы с Витаром прячем все, а командир самоустранился. Пошел, видите ли, дорогу искать. Что только не выдумает, лишь бы не работать. — Голос был уставший, но довольный и бойкий. — Вам хорошо, вы сидите, отдыхаете, а мы пашем как волы.

— Сочувствую, дорогая, Спаситель в помощь.

— Спасибо, дорогой, я знала, что ты меня любишь. Все, не отвлекай. — И выключилась.

Скучно ждать. Изучать амулеты совершенно не хотелось. Устал. Пусть в голове все уляжется. От нечего делать включил древнее кино, а скорее мыло.

Длиннющий фильм внутри головы с полным эффектом присутствия — о жизни семьи. С любовью, ненавистью, интригами, предательством и т. д., насколько это можно определить без знания языка. Интересен был антураж: одежда, большие квартиры в небоскребах, летающие тарелки, мебель, меняющаяся по желанию хозяев, огромные голограммы-иллюзии в домах, такие же на улицах города — типа рекламы. Разговорники являлись мини-компами, только видео внутреннее было, но в кино, по закону жанра, их делали видимыми для зрителя.

Магами были далеко не все, меньше половины. Их… уважали. Боевого применения магии я так и не увидел, но разные левитации, изменение тела: от простой личины, до «рабочей» трансформации — показали.

Один из главных героев был магом и, работая под водой, превращался в человека-амфибию и занимался там чем-то типа биологии: выращивали огромных моллюсков — целую башню с ними под водой показали. Для наземных животных наверняка похожие башни на земле были. Жаль, структуры заклинаний не изобразили. Как я понял по отношению к нему, работа считалась престижной. Или просто так ко всем магам относились, побаивались. Да и характер у него был скверный: орал, психовал без повода.

Поражала плохая игра актеров. Несмотря на эффект присутствия, все казалось натянутым, ненастоящим. Может, это особенности жанра? Мол, не забывайтесь в глубинах сознания — это кино.

Еще поразило малое количество детей. Правда, вспомнив наши сериалы, согласился, что это не показатель. Такое вот кино.

* * *

Вызов от Лизы:

— Рон нашел дорогу, и по всем признакам недалеко деревня. Идем туда. Устала — жуть. Хоть ты меня пожалей. — Довольный голос явно не соответствовал усталости.

— Всем сердцем! Дороганаезжена?

— Не-а, заброшена. Почти не ездят. Она к бывшему поселку древних ведет, но мы к деревне в противоположную сторону топаем.

— Это Рон по карте определил?

— А кто еще? Он у нас один знаток. Еще он обратил внимание, что дичь непуганая.

— Почему сам не звонит?

— Значит, меня тебе слушать неприятно, хорошо, я запомню, дорогой.

— Я серьезно.

— Какой ты зануда, Егор. Сама сказала Рону, что свяжусь с тобой. Где твои возвышенные чувства, рыцарь? Почему девушка первой должна проявлять инициативу? Куда катится мир! Ты совсем не рад меня слышать, я заплачу.

— Хватит трещать, пьяная, что ли?

— Я пьяна любовью к тебе.

— О Спаситель, серьезное дело, а ты балаган устраиваешь. Я же переживаю. Долго идти? И не засирай эфир, говори по делу.

— Как ты сказал? Ха-ха-ха, — смеялась долго, — Спаситель помоги, ну ты меня и рассмешил! Как ты сказал: не заси… — Снова закатилась.

Я вызвал Рона:

— Что это с ней?

— Не обращай внимания, как в лесу оказалась — довольная стала, просто сил нет. Угнетают ее руины. Я встречал таких людей, ничего страшного, пройдет.

— Не замечал за ней угнетения.

— Это потом проявляется. Не обращай внимания. Сколько идти — понятия не имею, но завтра в любом случае к вам. Пойдем с тем, что есть.

— Хорошо, отбой.

Старк два дня гулял по трактирам Грунда. Травил байки, поправлял менестрелей, пару раз подрался. Потом посмотрел на тощий кошелек и с тяжелой совестью, направился к помощникам Спасителя. Не хотел этого делать — ужас, но пришлось. Вернее, дозрел.

Еще в руинах он пропитался черной завистью к спасителям. Как же, не он, опытный охотник, а какая-то сопливая девчонка и не более опытные охотники убили всех черных. Особенно раздражал его Егор — богатенький сукин сын, которому просто повезло. И маг по двум стихиям: Старк элементарно прошляпил насыщенность силы Жизни в ауре Егора. А какая у него аура оказалась объемная! Ничего, он сумеет отомстить за унижение. То, что унизили его в первую очередь черные, никакого значения для жадной натуры охотника не имело. И еще спасители посмели подарить кучу древних амулетов сопляку Назару, а не заслуженному охотнику Старку! Прямое оскорбление.

Когда почуял вкус амулета, сначала не понял, а потом обратил внимание на букву «З» и вспомнил. Точно, архидемона у черных звали Завулон. Что же это творится в мире! Чернокнижники спасают от чернокнижников. С ума сойти! Надо вывести их на чистую воду.

— Так все и произошло, господин дежурный. Амулет у вас в руках.

— Хм, странно все это. От амулета действительно веет магией демонов, но кто их знает, этих древних. Отошли от заветов Спасителя, могли и сами такое создать. С другой стороны, может, это черные сами для себя защиту сделали, чтоб под свой удар не попадать. Слышал, что некоторые артефакторы используют древние амулеты для собственных целей. Сложно, но можно. — Задумался надолго. Старк заерзал на стуле. — Буква «З» ни о чем не говорит.

Дежурный помощник в форменном светлом балахоне пристально и с брезгливой хитринкой смотрел на охотника. Помощник был молодым надменным брюнетом. Он сидел, важно развалившись в кресле, скрестив руки на груди. Всем своим видом показывал презрение к пришедшему.

— Скажи честно, чем они тебе насолили.

— Ничем, господин помощник, я, как верный почитатель Спасителя, просто не смог пройти мимо этих фактов и посчитал своим долгом сообщить о них вам. — Старк заерзал еще больше.

— С каких это пор охотники стали верными почитателями? Может, надеешься на вознаграждение? Доложил о черных и давайте обещанное? Не выйдет, господин охотник. Все твои измышления — круги на воде. Амулетик останется у нас, а сам — пошел вон.

Старк подскочил, поклонился и поспешно вышел из приемной невзрачного особняка в центре Грунда. Уф, от сердца отлегло. Он уже жалел, что приперся сюда, но ненависть требовала выхода. Выгреб мелочь из кошеля, сморщился и направился в ближайшую дешевую пивную. Запить противный липкий страх и успокоить совесть.

Если бы месяц назад ему сказали, что он стерпит такое оскорбление от кого бы то ни было, то огреблись бы по полной за эти слова. А теперь даже не заметил. Утерся и рад, что вообще от помощников вышел. Да и вообще, сам визит к помощникам — тоже бы не поверил. Месяц назад.

Молодой дежурный покрутил в руках амулет, вздохнул и принялся писать служебную записку. Делу решил дать ход, тем более недавно пришло распоряжение усилить наблюдение за руинами. Кто знает, может, это добавит плюсик в послужном списке, а там и карьера сдвинется с мертвой точки. А то засиделся на одной должности. Товарищи вон, которые вместе с ним пришли, давно его обскакали, интриганы.

По возвращении путешественников «дома» устроили настоящий пир. Как достала долгохранящаяся еда! Вяленое мясо, сухая лапша, наподобие китайской, крупа и сухари. С удовольствием выпили деревенской настойки, поели ароматного горячего жаркого со свежими овощами и завалились на послеобеденный отдых, подремать.

На деревню наши путники наткнулись, когда начало смеркаться. Обычная деревня дворов в полста с храмом Спасителя в центре. Залаяли собаки, народ вывалил из храма — как раз закончилась вечерняя служба. Встретили пришельцев удивленно-настороженно, но Рон быстро нашел с местными общий язык, успокоил.

Селение называлось странно — Развалина, из-за близости к доимперским развалинам, которые с трудом угадывались в густой лесной чаще километрах в пятидесяти на северо-западе. Аборигены туда не совались — плохая примета. Там, по слухам, было капище язычников древнего племени.

На ночь охотники остановились в храме, у единственного в деревне старого служителя. Он оказался живым доброжелательным старичком, охочим до слухов из столицы королевства. Пришлось выкручиваться, выдумывая на ходу сплетни оттуда. В этом, естественно, пре успела Лизия: она так запудрила ему мозги, что служитель слушал ее открыв рот. Друзья представились начинающими охотниками с наставником, ищущими новые руины, которые вроде бы должны быть неподалеку.

— По древним картам смотрели? — живо проговорил старик. — Не вы первые. Врут они про руины. В доимперские времена здесь племя обитало, так их поселение было в той стороне, а руин поблизости нет. Все давно открыты. Признайтесь, Лис, вы на проверку новичков водили? В магии тренировались. — И довольно улыбнулся, увидев растерянность охотников. — Не удивляйтесь, я видящий. Надеюсь, лес не подожгли?

Утром помог приобрести провизию, предложил лошадей на продажу, но Рон отказался, заявив, что молодым полезно пешком ходить. В руинах, мол, кони не предусмотрены. Тепло попрощались со служителем и вышли из деревни. Телепорт открыли километрах в двадцати, зайдя в лес.

На следующее утро запланировали телепортироваться на дальний край руин в направлении графства Хромского. Пустыню решили не тревожить возмущениями. Определили на карте приблизительные точки выхода и сразу добавили «закладки» в артефакты. Нашли оную функцию. Это Рон подсказал: он заметил, что все места посещения остаются отдельной ссылкой в карте, а я допер, что можно и не посещенные координаты туда же вставлять, только они другого цвета получаются. Прямо как в браузерах.

Весь день и вечер делали вид, что заняты чем-то важным, а на самом деле настроение у всех было чемоданным. Вроде и прожили здесь всего ничего, а воспринимался офис уже как свое уютное надежное убежище. Но устали мы от чудес древних, элементарно захотелось к людям. Про путешествия в другие части мира, по молчаливому согласию, никто не упоминал. Мы просто слонялись или пытались учить заклинания новых стихий. Один Витар не филонил, учил всерьез.

Вечером состоялся разговор с графом Хромским. Разумеется, через Назара.

— Отец говорит, что он не против выполнить вашу просьбу, — после обмена любезностями сказал Назар. Жаль, нельзя никого, кроме хозяина амулета, слышать. — Вы заедете в Волчок?

— Ни к чему, граф, вы уж простите нас, но лишнее внимание… сами понимаете.

— Отец так же думает. Вас встретят в Бродне, это первый поселок от руин в направлении графства, знаете?

Я передал слова Агнару, и тот кивнул:

— Знаем.

— Два человека в таверне «Счастливый охотник», спросите Вагира. Вы скоро?

— Уже выходим из руин.

— Тогда не буду отвлекать.

— Подождите, а где находится наше место?

— На севере в предгорьях. Там небольшой заброшенный замок, называется Комес, и три деревни неподалеку. Дорога есть, но сами понимаете, неухоженная. Отец говорит, что это очень хороший вариант, и готов продать замок по приемлемой цене. — Помолчал и добавил: — Вагир все объяснит и покажет.

— До свидания, Назар, и отцу передайте благодарность.

— Он говорит, что сам в неоплатном долгу. И я тоже. Примете меня в гости?

— Разумеется, в любое время! До встречи!

— Удачи! И храни вас Спаситель.

Я передал разговор товарищам.

— Хм, — хмыкнул Рон, — еще и замок убыточный скинет. Молодец граф.

— Почему убыточный? — удивился я.

— Доходов с него нет, а на балансе стоит. Дорогу хоть изредка чистить надо, головная боль с жителями, на них повинность. Да мало ли еще проблем с такими запущенными местами! Хозяин появится — гора с плеч.

— Только бы там жить можно было, — сказала Лиза.

— Обживем! — оптимистично заявил Агнар.

Я последний входил в телепорт. Волновался. Оказалось — зря. Шагнул и очутился в разрушенном здании на самом краю руин. Ничего не почувствовал. Оглянулся, портала как не бывало, и снова мелькнуло неясное, тусклое белое пятно. В нос ударила пыль, от неожиданности чихнул. Что значит привык к тепличным условиям.

— Готовы? Пошли, — скомандовал Агнар.

Обратно прошли без проблем, только шесть кабанов встретили и бластерами их повалили. Хорошее дело разведка «свободным сознанием», когда им владеют все члены отряда. В лесу прибили всего пару волков и к вечеру третьего дня вышли к селению Бродна.

Здесь тоже специализировались на руинах, но не так широко, как в Скурцеве, и сама деревня была гораздо меньше. Разместились в «Счастливом охотнике», познакомились с Вагиром и его спутником Брамусом, молчаливым мужчиной с военной выправкой. Вагир же больше напоминал ловкого приказчика. Дела отложили до утра, а сами с удовольствием помылись, поужинали и легли спать.

— Я имею все полномочия от графа Нугара нор’Хрома для переговоров с вами.

— Мы знаем, — ответил Рон. Все коммерческие вопросы мы переложили на него.

— Вот деньги за спасение сына, пятьдесят тысяч золотых. — Он водрузил тяжеленный кожаный кошель на стол. — Вам удобней наличными, я прав?

Рон кивнул. Мы сидели в обеденном зале таверны ранним утром. Посуду после завтрака уже унесли. Собрались одни мужчины. Лиза нагло спала.

Я вытащил монету. Номинал сто империалов, на орле стилистический дракон тонкой чеканки с прожилками инородных металлов — в кустарных условиях очень сложно подделать. Похоже, небольшая Иверия выполняет здесь роль земных Штатов — печатает СКВ. Весила монетка примерно двадцадь граммов.

Когда говорят «имперский золотой», подразумевают монетку достоинством в один империал, так что рассчитались с нами тютелька в тютельку, просто крупными «банкнотами».

— Вот карта вашего будущего владения. Надеюсь, оно вас устроит, как и цена. — Вагир развернул пергаментную карту. — Это графство. Вот замок с землями, а это, — вытащил вторую, — сама земля и план замка. Когда-то давно там было баронство Комесское, вассальное нашему графу. Семейка была еще та! Графство реквизировало землю за долги, а последний и вовсе титул продал. Так что претендентов на него нет, а место хорошее.

Я уставился на карту. Хорошее, как же! Аппендикс на северной границе, за которой невысокий горный кряж, а за ним герцогство Лавия. Поди и территория спорная.

— Территория спорная? — спросил Рон, словно прочитав мои мысли.

— Вся правда на нашей стороне. Просто герцог и наш граф не в лучших отношениях, но вас это ни в коем случае не коснется: вы формально станете вассалами графа Хромского. Вам официальный титул нужен?

Задумались. Я не разбирался, мне по барабану.

— Сколько? — Рон покосился на меня.

— Всего пять тысяч, патент с подписью графа и официальной печатью у меня. На кого выписывать?

— Подожди пока. Какова цена всего этого богатства? — Лис обвел рукой карту баронства. Оно было вытянуто на север километров на пятьдесят и шириной не более тридцати, если верить надписям. Замок Комес находился ближе к горам, а южнее три деревни без названий. На плане были стены, донжон, каменный двухэтажный дом и постройки, все новое.

— Полста тысяч.

— В чем подвох? — насторожился Рон.

— Если бы не приказ сопровождать вас туда, я бы расписал это место как рай земной, — со вздохом произнес приказчик, — но вы сами увидите. Деревни немногочисленны, в замке один старик управляющий. Стены заросли, башня почти развалилась. Спаситель! — воскликнул он. — Да если бы мой отец услышал, как я сейчас торгуюсь, он бы в гробу перевернулся!

— Вассальная клятва, налоги? — Рон продолжил расспрос.

— Вассалитет формальный, только на бумаге. Налоги обычные, десятина, отсрочка на три года. Содержание храмов и пожертвования тоже на вас.

В итоге сговорились на те же пятьдесят тысяч вместе с патентом на мое имя. Я стал бароном Егором ор’Комесом.

— Почему там нет гарнизона, граница рядом? — поинтересовался Рон.

— По соглашению между Лавией и Хромом, на территории баронства не должны находиться регулярные войска. Да и проходов удобных там нет. По соседству гарнизон стоит, возле перевала. Это километров тридцать от Комеса на восток.

М-да, это хуже. Порталом сильно не попользуешься. Мы с Агнаром тоскливо переглянулись.

В деревне на рынке продали часть амулетов, приоделись, купили лошадей и отправились в долгий, восьмидневный путь. По пути узнавали цены на артефакты и рутиний, и они росли по мере удаления от руин. Последний населенный пункт с хорошим рынком на нашем пути был Цитрус, небольшой город. Там нас поджидала Агна, вызванная Роном еще из Бродны. Встретились необычайно тепло. Я даже не ожидал, что так соскучусь! На рынке продали почти все свое и привезенное Агной и стали поистине богачами: сто пятьдесят тысяч! Вагир завистливо присвистнул.

— Знал бы, больше за баронство просил! — признался он вечером за обмыванием удачных продаж.

Его молчаливый товарищ проронил:

— Приказ графа был прямой.

— Ну вот как с таким коммерцию делать? — горестно вопросил Вагир.

Портила настроение только погода: всю дорогу шли холодные осенние дожди. Солнце за весь путь выглядывало только несколько раз.

Заночевали в «моей» деревне с названием Хлудово, в доме старосты. Здесь распоряжался Брамус. Он представил меня как нового хозяина замка и, соответственно, прилегающих земель. Староста сразу завел волынку про нищету, налоги, но Брамус его оборвал. Я тоже сказал, что приму его и других старост в замке через неделю, а пока попросил продать свежих продуктов. Потом подумал и спросил у Вагира:

— Ремонт в замке предстоит большой?

Тот замялся, но ответил честно:

— Чтобы зимой вам прожить достойно, немаленький.

— Вот что, любезный, — обратился я к старосте, — собери у себя и в соседних деревнях артель мужиков: плотников, строителей — и веди их в замок как можно раньше. Я хорошо заплачу.

— Это можно, ваша милость, с урожаем худо-бедно управились, да и невелик он был. А заработать лишнюю деньгу всегда готовы, если без обмана.

— Вот и хорошо, чем раньше — тем лучше.

— Не извольте беспокоиться, буквально на днях прибудем. Инструменты? Ага, возьмем.

— Вы их не распускайте, барон, — посоветовал военный, когда староста удалился, — они всегда плачутся, а ведь графские мытари сюда редко заглядывали, с арендой вообще демоны знают что творится. Головная боль для графа была. Теперь ваша.

— Учту, господин Брамус. — Свою должность он так и не назвал.

Замок встретил нас неприветливо. Ворот вообще не было, стены были полуразрушены и заросли травой, донжон сиротливо стоял на половину высоты, а рядом лежали обломки его стен. Из надворных построек более или менее целой была конюшня. Крыша большого старинного двухэтажного здания сохранилась едва наполовину, а застекленными были окна половины первого этажа, где жил старик управляющий. Над одной из труб курился дымок, что несказанно порадовало! Нам порядком надоела постоянная сырость.

— Эй, Семус, встречай хозяев! — зычно крикнул Брамус.

Через несколько минут открылась входная дверь, и во двор вышел невысокий худощавый сутулый человек в плаще и сказал дребезжащим, но сильным еще голосом:

— Привет, Брамус, хозяин здесь граф, и ты это знаешь лучше меня. Вам, гости, здоровья, и заводите коней в конюшню, слуг здесь нет. Эк вас сколько. А лошадей-то с поклажей! Купцы, что ли?

— Действительно, барон, — обратился ко мне военный, — так и надо поступить. В доме все объясним.

Завели и распрягли коней, насыпали привезенного с собой овса, натаскали воды, а продукты и пожитки занесли в дом.

— Здравствуйте, господин барон, — поклонился мне старик, когда недоразумение прояснилось, — вы уж простите, не ожидал, что графу удастся сбагрить это баронство. Ой, простите, я совсем не то имел в виду!

— Ладно, ладно, Семус, мы все понимаем. Ты останешься с нами?

— Если позволите. Идти мне некуда.

— Конечно, позволю. Останешься управляющим. На днях мужики приедут, ремонтная артель. Командуй. Ремонт дома и построек. Надо будет нанять конюха, кухарку… короче, всю дворню, тебе лучше знать. Деньги есть.

— Неужели жизнь здесь начнется? — с воодушевлением произнес эконом. — Вот радость на старости лет. Я же вырос здесь и после выслуги у графа сюда же вернулся.

— Начнется, дед, начнется, — задумчиво произнес я.

Только насколько? Надо будет съездить забрать захоронку. Это километров сто — сто пятьдесят отсюда, мы узнали у Вагира. Он еще посмеялся над теми руинами, мол, все, кто древнюю карту видел, ездят туда искать.

Теплилась слабая надежда, что, по крайней мере, зиму нам дадут здесь пережить, а там… может, вообще обойдется? Верилось с трудом, но надежда была: общаться с местными служителями Спасителя, с жителями деревень. Пусть видят, что черноты в нас нет. В это же время активно строиться, помогать деревенским, короче, жить так, будто ты здесь надолго, и кто знает, может, это действительно так и окажется.

Черные беспокоят почему-то больше, чем помощники, хотя явно должно быть наоборот, а не могу избавиться от этого чувства. Главное в сообществе «Стихия» — не переусердствовать с возмущениями, так что портал отсюда не открывать, однозначно, этим и помощников дольше не привлечем. Учить местную магию, улучшать модули и заниматься разгадкой древних. Хожу все вокруг да около.

Как не хватает знания языка! Может, всплывет сам из видений? Разумеется, всплывет, только тогда, когда «девочки» его расшифруют. Закон бутерброда, чтоб его!

С энергией моей непонятно, не могу подобраться, и все тут. Нечисто здесь, чую, как и история моего появления в Эгноре.

Сидя за камином в большой теплой и пустой пока кухне, после горячей еды и подогретого вина у меня появились другие мысли.

Несмотря на ненастье, мне здесь понравилось. Почти физически я почуял запах свободы и долгожданного дома. Перед глазами уже стоял ухоженный особняк с богатым парком, садом и тенистыми аллеями в летнюю жару. Почему именно сейчас, когда в воздухе висела холодная сырость, — очень даже понятно. По прохладным аллеям гуляла Лиза с детьми, над которыми кудахтала симпатичная молодая гувернантка. И как только Лиза позволила нанять ее — совершенно непонятно, а я в это время подглядывал за ними из-за недалеких кустов и был счастлив. Совершенно. Пришлось тряхнуть головой, чтобы развеять это уютное видение и вернуться в суровую реальность. А не хотелось — до ломоты в зубах!

Поживем — увидим.

(обратно)

Эпилог

В тенистом саду за легким столиком с напитками сидели два молодых человека. На первый взгляд вполне обычные друзья. Вернее, недруги. Ненависть друг к другу сквозила в каждом слове беседы. Если бы человеку удалось заглянуть в глаза любого из них, он бы сошел с ума от ужаса, узрев вечность. И задохнулся бы от божественной силы.

— Ты же знаешь, Спаситель, — сквозь зубы выделив последнее слово, сказал брюнет, — не люблю я твои апартаменты, говори по делу.

— Ах, Вартараар, ты уже поплатился разок за свою нетерпеливость, — спокойно ответил блондин, пригубив великолепное вино. — Не любишь вспоминать, как в замкнутом пространстве оказался?

— Можно подумать, ты меня туда отправил.

— Но я помог тебе выбраться. Мои адепты тебя вытянули, забыл?

— Поэтому и сижу сейчас здесь, а не у себя. Не отвлекайся, голову печет.

Блондину, похоже, нравилось испытывать терпение старого недруга, поэтому с делом намеренно не торопился. Он щелкнул пальцами, и сад наполнился прекрасными звуками воистину божественной музыки. Брюнет поморщился.

— Вот скажи мне, зачем ты с демонами связался?

— По мне, так они лучше твоих ангелочков, которых ты попросту своровал у Самого, и ни один из них и в подметки не годится настоящим, а мои слуги — натуральные. А какая от них прана идет, закачаешься!

Теперь легкая тень недовольства пробежала по лицу блондина.

— И все-таки тогда, когда ты понял, что одна из жертв была аватаром Его, о чем подумал?

— Ты всерьез думаешь, что я буду изливать тебе свои чувства? А о чем думал ты, когда совсем недавно вытащил меня со свалки?

— Охотно отвечу: что ты поможешь мне укрепиться в Эгноре в результате борьбы с тобой. Так и случилось. Мелких божков почти не осталось. Теперь от тебя избавиться можно.

Брюнет захохотал. Надолго, до слез. Блондин терпеливо ждал и снисходительно улыбался.

— Неужели ты возомнил себя Творцом? — отсмеявшись, заговорил темный. — Я не хуже тебя знаю, как идут дела в Эгноре и других мирах. Куда тебе, — он пренебрежительно махнул рукой, — скорее я тебя выпру. Люди бросают тебя, молятся формально. Да ты слабеешь с каждым днем.

— Ну-ну.

— Нет, конечно, пока не по моим зубам, но мое время придет.

— Вот чтобы оно когда-нибудь пришло, я и позвал тебя к себе.

Вартараар подозрительно посмотрел на Спасителя.

— Не переживай, я тоже заинтересован. Недавно была пробита блокировка Эгнора, и не твоими демонами, ты в курсе?

— Нет, — задумался на мгновение, — в десятый раз после Его ухода, и что?

— А кто тебе сказал, что Он ушел? В том, что мир блокирован, неизвестно чья заслуга, а Его пути воистину неисповедимы.

— Короче.

— Эх, не умеешь ты вести светскую беседу. А короче — я подправил вероятности, поэтому тот, кто по явился в Эгноре, вскоре на тебя выйдет. Будь готов. Все.

— Как в прошлый раз?

Блондин пожал плечами. Темный, не прощаясь, исчез.

«Как был дураком, так и остался, — думал Спаситель, — я в любом случае в выигрыше: либо пришелец тебя ослабит, а я дальше сковырну, либо ты пришельца приструнишь. Тогда он не успеет выполнить свою задачу», до сих пор неизвестно какую, что всегда бесило.

Он вспомнил, как давно облизывался на богатый в то время мир и не смел подступиться. Творец, как всегда погибнув своим аватаром, сплотил людей, и те сбросили всех божков, включая Вартараара, а потом устранился. Или нет, кто Его разберет, но появилась магия. Причем такая мощная, что мешала всем богам, которые слетелись на «бесхозный» мир, как стервятники на падаль.

Спаситель «воспитал» эльфов и чуть подправил их месть, но такого эффекта не ожидал. Людей почти не осталось. Пришлось терпеливо ждать, долго собирать и учить адептов и даже призвать недалекого, предсказуемого Вартараара, чтобы достичь нынешнего могущества. Можно, казалось бы, наслаждаться властью, но постоянно мешало смутное беспокойство. Спаситель не мог понять отчего, поэтому специально отслеживал все случаи пробоя блокировки Эгнора. Кстати, было совершенно непонятно, кто ее установил. Это раздражало, но в то же время и сильно ослабляло аватары богов, а в той ситуации это было выгодно.

Все проникновения в мир так или иначе были связаны с руинами древних, кроме демонов Вартараара, разумеется. Спаситель подозревал, по чьему дозволению появлялись пришельцы, и всегда старался контролировать ситуацию. Вот и сейчас он сделал все, что мог: подправил вероятности, предупредил конкурента и довел до своих служителей требование внимательней следить за руинами. Осталось только ждать. Не спускаться же в мир аватаром, в конце концов.

Прошлые чужаки сгинули довольно быстро, только один прожил долго с веселым прозвищем Дракончик и хлопот Спасителю не доставил. Вот и в этот раз ничего экстраординарного бог не ждал, Вартараар и пара других «коллег» по Эгнору заботили его значительно больше.

Вартараара совершенно не волновал пришелец. Что может сделать один человек, пусть и архимаг, ему, богу? Гораздо сильнее раздражало поведение Спасителя, будто он единственный хозяин в блокированном неизвестно кем и как мире. Его демоны с трудом пробивали туда дорогу, тратя такую драгоценную прану. Нет, он, конечно, задаст Завулону за расхлябанность: почему хозяин должен узнавать о пробое от недруга, а не от своего слуги?

Бог в сердцах стукнул кулаком по дубовому столу. Этот Спаситель, тоже мне, придумал себе имечко, дождется!

Вартараар плюнул на все и решил действовать решительно.

Простите за тавтологию, богам все простительно.

(обратно) (обратно)

Вадим Крабов Барон

Так ошибиться!

Заплаканный ёжик,

слезающий с кактуса

Глава 1

Зима выдалась снежная. Как говорили старожилы, на их памяти снег не лежал больше месяца, а сейчас – пожалуйста, лежит. Не сибирские сугробы, но, по местным меркам, много. Днём подтаивает, ночью подмораживает – как ранней весной в средней полосе России. Больших снегопадов не было, двор чистили всего несколько раз за последний месяц. Теперь его не узнать. Если кому рассказать, какая разруха здесь творилась по осени, – ни за что бы не поверили.

Тогда приехали несколько артелей строителей. Не профи, разумеется, деревенские. Семус прекрасно справился с ролью управляющего. Он знал большинство прибывших, их сильные и слабые стороны. Кто поумнее, кто похитрее, кто ленивый, кто работящий и кто в чём горазд. Без него нам пришлось бы туго.

Моё положение в баронстве было двойственным. С одной стороны, я – законный владелец этих мест, а с другой – маг. По закону Спасителя маг не может быть действующим владетелем. Ситуация в магическом мире не уникальная, поэтому выход давно известен, хотя о нём и не распространялись: приставка к роду оставалась «ор», и я автоматически отказывался от любой политической деятельности в пользу графа Хромского, моего сюзерена. То, что я не давал вассальной присяги, никого не волновало. По большому счёту, мне запрещены только две вещи: содержать сильное воинское подразделение и вершить суд. Брамус – он являлся полномочным представителем графа на переговорах со мной о кражах и другой мелкой уголовщине – сразу оговорился: чистая, мол, формальность. Граф не обрадуется, если его столицу зальёт поток дел из моего баронства. Всё остаётся на месте – как раньше один управляющий, так теперь мы с ним на пару займёмся местными склоками. Семус остался управляющим и оказался «двойного» подчинения – его присяга графу была самой настоящей. Наличие стукача под боком напрягало, но ничего не поделаешь – уволить старика рука не поднималась, да и другого пришлют.

До наступления холодов перекрыли крышу, вставили стёкла, за которыми пришлось ездить в Цитрус, отремонтировали несколько комнат, убрали двор от хлама, подправили конюшню, сколотили стайку для скотины и птицы, которых завезли вместе с кормом. Наняли дворню. Среди деревенских даже «конкурс» разыгрался на право пойти к нам на службу. Я в тонкости не вникал, но Агна рассказывала о хитросплетениях местных отношений. Она так и осталась нашей «хозяйкой», теперь уже экономкой.

Замок (слишком громкое название для нашего особнячка) отапливался по старинке, каминами. Паровое отопление проведено не было – нагревающих амулетов в этой глуши не достать. Мы ничего менять не стали. Единственное, что сделали под моим чутким руководством, – это баню во дворе. Приходилось всё объяснять на пальцах. Деревянный сруб, предбанник, мойка – ещё куда ни шло, но назначение каменки и парилки – тёмный лес.

Наконец настало время долгожданного испытания. Страсть как соскучился по настоящей русской бане! С эгнорским уклоном, но не принципиально.

Я лично наломал берёзовых веников. Протопил.

Дольше всех продержался Рон, но и он не понял кайфа от хлестанья в жаркой парной. Правда, отличное мытьё пропотевшего тела оценили все.

– Вы там все такие дикари – ветками себя хлестать? – возмутилась Лиза. – Меня в детстве родители так розгами не лупили!

А сама тщательно скрывала удовольствие. Конечно, не от парной, от других услуг. Я, уже помывшись с мужиками, специально пошёл с ней во второй раз.

– Не все, а только самые лучшие представители моего народа! Не буду скромничать. Понравится, вот увидишь. Сейчас пивка хлебнём. Холодненького.

Сидя в предбаннике завернувшись в простыни и попивая холодное пиво с солёной рыбкой, она со мной согласилась. Вяленую рыбу к местному неплохому пиву предложил я. Понравилось даже выросшему на вине Рону. Постепенно народ раскусил и втянулся. Особенно в контрасте «пар – снег». Красота!

Дворня прислушивалась к восторженными воплям, доносившимся из бани. Вскоре самые смелые попросили у меня разрешения попариться. Я не отказал. Потом, в середине зимы, подобные баньки появились в некоторых крестьянских дворах. Старики бросились к служителям, а те… не нашли противоречия с заповедями Спасителя и черноты тоже не усмотрели.

В моём владении служили трое настоятелей, по количеству деревень. Мы ожидали назначения ещё одного, поэтому храм пришлось восстанавливать чуть ли не в первую очередь. А пока неожиданно нагрянула тройка «старожилов». Двое молодых и пожилой.

– Охотники, похоже, неплохо разбогатели, – ворчливо произнёс старший, Фекл ил.

– И здесь всерьёз устраиваются, – добавил молодой, Мортус. – Надеюсь, не забыли они в Руинах веру Спасителя. Судя по скорому ремонту храма, помнят.

– Если это не дань закону, – заметил Никол, постарше Мортуса, небольшого роста, худой и с глубоко посаженными глазами. – Не люблю я охотников, братья, сказано же было самим Спасителем: «Покарал я дерзость людскую».

Пожилой поморщился:

– Не будем вдаваться в диспут, но то было сказано про Древних, а есть и другие слова: «Дал я народу моему Силу для облегчения жизни верных мне и наказания неверных». Не время сейчас для таких бесед – вон хозяева встречают.

На пороге служителей встречали я, Агна и Семус, которые просто лучились счастьем.

– Приветствую вас, братья во Спасителе. – Мне давно провели религиозный ликбез. – Рад видеть вас в своём замке, если это, – обвёл всё рукой, – можно так назвать. Честно признаюсь, не ждал вас так скоро и всех вместе.

– Да пребудет с вами благодать Спасителя, – ответил за всех пожилой, и приехавшие поклонились в ответ на наши поклоны. – А собрались мы вместе, чтобы увидеть наконец нового барона этих мест, о котором ходит столько слухов. Видимо, недосуг ему появиться хоть в одном нашем храме, помолиться да перекинуться парой слов со служителем.

– Что вы, господин настоятель, я как раз завтра собирался в Хлудово на службу, и не один. Увы, сами видите, раньше не мог – дел непочатый край, – стал оправдываться я, ругая себя последними словами. Собирался ведь и закрутился. Даже Семус с намёками отстал. – И первым делом, сами видите, храм ремонтируем. Надеюсь, поторопите начальство с настоятелем? А пока давайте проведём службу здесь, во дворе. Вон и остальные домочадцы пожаловали, а потом милости прошу в дом.

Я бухнулся на колено. Остальные члены сообщества «Стихия» дружно повторили моё движение. Рабочие и вся дворня побросали дела и постепенно присоединились к нам.

Настоятели ошарашенно переглянулись. Первым опомнился самый опытный служитель и упал на колено прямо на увядающую осеннюю траву. Следом и остальные. Началась служба. Укороченная, всего пятнадцать минут и без проповеди. Вёл пожилой. В конце обряда он встал и раскинул руки. С них сорвалось тусклое белое сияние и накрыло нас тонким покрывалом, а в ответ на это из всех, в том числе и служителей, вылетели еле заметные туманные дымки и тут же исчезли. Следом исчезла и пелена. Никаких изменений в себе и в аурах окружающих я не заметил, кроме того, что на душе действительно полегчало.

Сказать, что я был поражён, – ничего не сказать. Состояние сравнимое с потрясением. Конечно, я видел жертвоприношение чернокнижников, но издалека, видел и «отлетавшие» души людей, но со стороны. Теперь захватило самого. Чувство душевной лёгкости перемежалось с сожалением: неужели Спаситель тоже что-то собирает с молящихся? Ну и хрен с ним, бог ему судья. Простите за неудачный каламбур.

– Да пребудет с нами благодать Спасителя! – закончил службу настоятель, и все поднялись с одухотворёнными лицами.

Я встал последним.

– Прошу в дом, господа, – пригласил я служителей и обвёл взглядом наших. – Агна, распорядись перекусить и остальных позови. Семус, возобнови работы и присоединяйся к нам.

Сели в недавно отремонтированной столовой. Кухарка с дочерьми подали закуски и вино. Старшая старательно отворачивалась от Витара, а тот от неё. Глупые, можно подумать, никто ничего не знает. У нас натуральная деревня – всё на виду. И Агнар сбросил траур по давно умершей жене. Воздух здесь, что ли, располагает.

– Господин барон, честно скажу: не ожидал. Много слухов ходит о вашем отряде и разных… Но… поразили. – Разговор начал старший служитель. – Позвольте представиться: Феклил, настоятель хлудовского храма.

Поочерёдно представились остальные служители и мы.

Мы жаловались на занятость, на отсутствие служителя, нам понимающе кивали и обещали поспособствовать. Вскоре, как это обычно бывает по мере набора градусов, общий разговор распался, образовалось несколько групп «по интересам». Мортус быстро сошёлся с Витаром, Феклил с Роном и Семусом, а нам с Агнаром достался Никол – самый нетерпимый к охотникам тип. Женщины ловко самоустранились.

– Ходите, ходите в Руины и чего там ищете? Богатства? Нашли, как вижу. Знаний? А зачем? Нельзя человеку сравняться с Богом! Так и знайте. – Никол был уже изрядно захмелевший.

– Знания лишними никогда не бывают, молодой человек, – ответил подвыпивший Агнар. – А сравняться с Древними мы никогда не сможем. Спаситель не даст, я в этом уверен.

– Мне бы вашу уверенность! – скривился служитель. – С лета, считай, повышенное внимание к Руинам для всей церкви объявлено. В некоторые монастыри к святым старцам ангел спускался! – Последние слова он прошептал, со значением подняв свои глубокие глаза к потолку. – Это в кои-то веки!

Мы с Агнаром незаметно переглянулись.

– Конкретно что-то говорил? – с видимым безразличием спросил я.

– Да как вы не понимаете! Ангелы никогда прямым текстом не говорят, иносказательно. Пророчество! – Он поднял палец, будто ожидая подтверждения от Самого. – До нас, простых служителей довели только, что, мол, присматривайтесь ко всем, кто входит и выходит из Руин.

– По поводу чего смотреть? Непонятно, – с явным любопытством поинтересовался Агнар.

– А Спаситель знает! Присматривайтесь – и всё. Если что, помощникам сообщать. А не люблю я их, больше чем вас, охотников, но именно вы мне очень симпатичны. Барон, спасибо за службу: вне храма, но такая благодать пришла! Мы не ожидали… А насчёт пророчества, – Никол вскоре опьянел ещё больше, – как говорят в народе: «Слово во рту не зашьёшь» – дошли до нас слухи. Я служителей имею в виду:

Это молодые братья-монахи любят так глупо рифмовать. Развлекаются, прости их Спаситель.

Меня отозвал Рон:

– Надо решать по поводу налогов на содержание нашего храма.

– А как положено?

– Десятая часть с жителей каждого прихода.

– В чём проблема, пусть подавятся.

– Да ты что, Егор, скоро тайник привезём. Кстати, до снега обязательно успеть надо, так что, как только гости уедут, погоним туда. Мы с Витаром. Не против? Часть продать надо, и сразу возникнет вопрос: откуда такие деньжищи? Понял?

– Понял. Заведём чёрную кассу, я Агну научу. Как раз счёт в банке и на себя открою, и на магическое сообщество «Стихия». В Цитрусе есть, по-моему, отделение? Так и думал. У Агны же не было счёта? Вот и появится, она бухгалтером будет. Счетоводом.

– Действительно, достало золото. С рабочими не знаешь, как расплачиваться: монеты по сто империалов и распилить нельзя. Так и сделай, Егор. Разменяешь заодно.

Застолье плавно перешло в банальную пьянку с выходом на ужин, далее переходящую в сон.

Витар включил найденную недавно иллюзию выступления древнего артиста. Встретили на ура. Служители оказались не чужды искусству, а подобные артефакты находились редко. Мне, захмелевшему, понравилось. Музыка живая, без намёков на электроинструменты. Струнные, духовые, ударные. Ритм, похожий на диско или рок-н-ролл. Не понять, но в пляс тянуло. Потанцевали. Некоторые танцевали с дамами, и я не отставал. Меня успели научить местным движениям.

Скоро заиграл и запел молодой настоятель, Мортус. Он, оказывается, был в своё время бардом. Играл на мандолине-гитаре, а по местному – бинго. И музыка и слова красивые: о любви, верности и чести. Слушали с удовольствием. Дворня сбежалась – мы не гнали. Я тогда остро, в который раз в своей жизни пожалел, что обделён слухом и голосом, а то бы выдал что-нибудь из нашего! Эх!

Наутро, отслужив в ремонтируемом храме, служители уехали. Упавшая «благодать» сняла даже намёки на похмелье. Это мне рассказали, сам я уже и забыл, что это такое. И снова служители порадовались благоволению к нам Бога. Силён Спаситель, ничего не скажешь!

– Не понравился мне Никол, – сказал нам Рон, когда собирался в дорогу за нашим кладом. – Косился всё время из-под бровей и хмурился.

– А что делать, если глаза у человека так посажены, – возразил Агнар. – Но и я от него не в восторге. Скользкий он.

Я согласился с общим мнением, но выискал-таки во вчерашнем общении и положительный момент:

– Зато рассказал о пророчестве. Похоже, обо мне. На детскую страшилку смахивает. Брр, – и шутливо содрогнулся, а на самом деле забеспокоился.

– Не наш он бог, успокойся и забудь, Егор. – Рон сжал мне плечи. – Какая ещё «радость демонятам»?

– Да и не переживаю я!

– Не переживай, но имей в виду, – серьёзно добавил Рон.

Ездили они долго, десять дней. Деревню Развалину пришлось обходить лесами. В этом сильно помог управляющий порталом артефакт: он знал, куда открывался телепорт, и показывал текущее местоположение.

Потом продали часть рутиния и амулеты. Разбогатели, даже не знаю сказать как кто. На своё имя я положил сто тысяч и на сообщество «Стихия» пятьсот пятьдесят тысяч, чем и зарегистрировал его в местном реестре. Доступ к отрядным деньгам открыл для всех наших. Я поверил, что Еонмусы вряд ли разменяются на банальную сдачу ценных клиентов властям. Как их менеджеры перед нами с Агной лебезили! Я такое только в кино про красивую жизнь видел. И вином превосходным угостили, и торфом особым, и фруктами, каких в жизни не видел. Домой приехали с кучей «мелочи» – мелкими золотыми и серебряными на текущие расходы.

Заканчивался декабрь. Я по старой привычке жил в ожидании праздника, а здесь Новый год отмечали в день весеннего равноденствия. Меня это не остановило – я решил в ночь с тридцать первого на первое устроить праздник. Пусть без ёлки и Деда Мороза, но для души. Чтоб от корней, так сказать, не отрываться.

Меж тем стройка не умолкала ни на минуту. Давно подъехала бригада настоящих строителей-каменщиков и взялась за ремонт донжона и стен. Скоро должны были привезти и железные ворота. Для каменщиков мы с Агнаром наделали самозарядных амулетов для размягчения-уплотнения камня, чем сильно сократили время строительства и сбили цену больше чем вдвое с условием, что артефакты останутся им.

– Не надо будет каждый раз просить магов заряжать наши амулеты, да и хватало их ненадолго, а дорогущие ведь – ужасть, спасибо вам, ваша милость, – объяснял мне бригадир артели.

Так что башня наша росла как по волшебству и стены обновлялись и тоже увеличивались не намного медленнее. А собственно, почему не «по волшебству»?

Рон распорядился построить надвратные башни и башни по периметру стены через одному ему понятное расстояние. Вышло шесть башен. По окончании строительства у него была мысль укрепить все постройки не обычным «упрочнением», пусть и военным, а внутристенной «каменной пеленой» с автоматическим включением и накопителями. Я один качал головой: «Что нам, от всего света обороняться?», но поддержки ни у кого не нашёл. Даже Лиза игнорировала мой скепсис: «Хочу жить в настоящей крепости» – и всё тут.

В конце декабря выбрал время и посетил все деревни. Порешили: налог мне платить обычный – десятина с урожая. Аренду за землю я пока брать не буду, раз у меня отсрочка от графа, а распределение наделов – на общем сходе, с моим присутствием, чему я был не рад. Тогда я навесил на них дороги за их счёт. Для виду крестьяне повозмущались, но я знал, что это и так была их обязанность за символический вычет с арендной платы – «содержать пути проезда в годном для передвижения состоянии». В целом мы остались довольны друг другом, а когда я сказал, что обеспечу мага Жизни для посевной, вовремя вспомнив рассказ Агны, то мне чуть ноги не расцеловали.

Домой я вернулся только через неделю. Утомительное это дело – собственное баронство, скажу я вам.

Сильно выручали древние разговорники, будто и не ездил никуда. Знал все события в замке, включая «важные новости» из Лизиных уст: «Витар встречается с Дариной, дочерью кухарки, Агнар сГилей» – служанкой, а фактически заместителем Агны по «местным» вопросам… И всё в этом роде:

– Егорчик, у них всё так серьёзно!.. Вчера разговаривала с Даркой: какая там любовь, ты не представляешь! Недавно Витар ей заявил… – Я не слушал, просто мычал в нужные моменты, когда слышал своё имя. – Ты никогда меня не слушаешь! Тебе совсем не интересно? Я так и знала, тебе наплевать на меня!

– Да что ты, просто отвлёкся! Я же занят, извини, надо поговорить с человеком.

Это невыносимо, надеюсь, вы меня понимаете. Вообще – то она больше играла, развлекалась таким образом. Не такая уж она и мещанка с недалеким кругозором, скорее наоборот.

При подъезде к замку сразу бросился в глаза почти готовый донжон и заметно выросшие стены с ростками башен. Ого, и это за неделю. Знать, что строителям прибыло подкрепление, и видеть результат – большая разница. От прежнего унылого вида не осталось и следа, наоборот, взору открывался новенький аккуратный строящийся замок с копошащимися на стенах людьми.

Замок стоял на невысоком, но обширном скальном холме и снизу смотрелся почти неприступно. «Тогда и рвом надо обнести», – подумалось сразу, и я невольно загордился. Приятно, чёрт побери, иметь собственный замок. Теперь я стал понимать англичан, говоривших: «Мой дом – моя крепость».

Настроение взлетело до небес, когда в открытых железных воротах заметил двух бравых стражников из недавно нанятого десятка бойцов. Максимум, что нам позволялось иметь, – пятнадцать мечей гарнизона. Слава богу, разрешалось конных, и наконец-то мы их заимели. Жили они в наскоро отремонтированной казарме и пока, насколько слышал за эту неделю, хлопот не доставляли. Представился, пропустили. Во дворе дома подбежал мальчишка с фингалом и принял у меня коня.

– Откуда фонарь, малец?

– А, с лестницы упал, ваша милость, – протараторил парнишка и торопливо повёл скакуна в конюшню.

Я хмыкнул и вошёл в дом. Я сам просил меня не встречать, поэтому сразу пошёл мыться, переодеваться и на кухню. И, только поев, выслушал доклад Семуса. Мои друзья так и не появились до самого вечера, чем я и воспользовался – лёг подремать.

Разбудила, разумеется, Лиза. Причём не лично, что было бы приятней, а через амулет:

– Ты уже здесь, дорогой?

– И как это ты догадалась? Сплю, между прочим.

– А мы, между прочим, работаем, так что не ворчи, а спускайся в лабораторию, где кое-что без тебя не получается, между прочим. По твоим схемам, между прочим.

– Иду, – тяжело вздохнул я и стал одеваться.

На язвительные Лизины подколки я давно уже не обращал внимания, а схемы – это универсальные разночастотные радиостанции. Я задумал оснастить ими посты охраны и дежурку, а также использовать как земное радио: запускать на отдельной частоте музыку из древних амулетов, а потом и современные приобретём. Ещё по деревням раздать приглянувшимся людям. Пусть стукачами поработают, не разговорники же им привязывать.

Это тоже была одна из причин моей поездки в одиночку: мои Синя с Фионой (отражения стихий Жизни и Разума в моём сознании) научились различать эмоции беседующих со мной людей. Правда, с глазу на глаз и с близкого расстояния, но всё же. Я никому об этом не рассказал.

Лаборатория – это вычищенный от хлама обширный подвал, ранее бывший складом этого хлама, а ещё раньше винным погребом. Сейчас там стояли свежие деревянные столы, стулья, кресла и шкафы, где хранилась часть наших богатств и книги, а посередине было предусмотрено место для портала – была у нас одна мысль. Дверь в лабораторию оббита железом и закрыта лично Лизой на хитрый магически-механический замок. Кстати, винный погреб тоже намечался, но в другом месте и более скромный.

– Приветствую всю честную компанию. – Нас дверь впускала без проблем. – Не надо оваций.

Отряд в полном составе, включая и Агну, склонился над самым большим столом, заваленным кучей бумаг и заготовок для амулетов – кварцевых кристаллов разной формы и размеров. Дёшево и сердито: упорядоченная структура и относительная долговечность плюс крупные размеры.

На моё появление отреагировали не больше, чем на севшую на стол муху. Обернулись, кивнули и продолжили жаркие дебаты.

– Я должна слушать музыку просто в комнате, будто амулет играет, а не в ухе или на груди, – горячилась Агна, – я не могу, в отличие от вас, сама древний амулет включить, я не маг!

Лиза фыркнула:

– Невозможно вне ауры заставить это работать! – Обернулась ко мне: – Чего застыл, иди разбирайся сам.

Вот тебе и тёплая встреча. Вздохнув, я подошёл к столу.

– Здравствуй, Егор, мы соскучились, – обернулся Агнар. – Смотри, твои варианты плетений на разные частоты работают, а вот сведение Земли и Света через модуль не получается, поэтому амулеты перестают работать вне ауры. А та псевдоаура или, как ты назвал, виртуальная, которую ты со своей стихией Жизни придумал, не передаёт сигнал через себя. Вот и ломаем голову, в чём причина.

– Привет, Егор, – отвлёкся от изучения амулета Рон. – Ничего нового, о чём не говорил в разговорник, не случилось?

– Да, здравствуй, – почти хором сказали Агна и Витар.

– Ничего нового, и даже поспать успел, – ответил я, окидывая взглядом схемы с нарисованными мной рунами-модулями. – Как наёмники, Рон?

– Лично никого не знаю, гильдейские. От службы не отлынивают, а на нас посмотрели и утренние тренировки возобновили. Пока не безобразничали, пьют в меру и только вне службы. Вот и всё. Командир сам тебе представится.

– Хорошо. Есть готовый амулет?

Подали. Включил нажатием на круглое зелёное пятно, нарисованное краской на плоской грани кристалла. Краска была обычная, но наносилась с помощью магии, помогающей ей проникать в поверхностный слой. Ухудшений свойств материала после подобной процедуры мы не заметили. Рядом находилась красная «кнопка», а на обратной стороне – элементы управления, нанесённые таким же способом. Принцип работы заключался в следующем: «датчик давления» на основе универсальной «каменной пелены» активировал ключи разных плетений. Как защиту от случайного нажатия я использовал стабилизатор под уровень «среднего» давления, подобранный экспериментально, и, естественно, «кнопки» срабатывали только в ауре человека.

Приёмник заработал.

– Дайте сигнал.

Лиза заговорила в другой амулет, а из моего послышалось:

– Вернулся великий и могучий волшебник по имени Егор, потрясатель основ мироздания и победитель чёрных…

Говорила долго, не повторяясь. «Вот и готов диджей», – только подумал, как мой амулет, едва я от него отошёл, замолк.

– Вот, о чём я и говорила! – произнесла Агна.

Я вернулся к столу, и снова из амулета раздался театральный голос Лизы с почти натуральными рыданиями:

– Не уходи от меня, любимый! На кого ты меня бросаешь!

– Помолчи пока, – остановил я девушку.

– Ну вот, всегда так. Теперь вы меня понимаете, господа. Подчиняюсь грубой силе.

Я стал внимательно вглядываться в сложное плетение внутри кристалла и успел услышать слова Витара: «Тебе бы на подмостках выступать», – прежде чем погрузился в астрал.

«Фионочка, в чём может быть проблема?»

«Надо разбираться. Твоя идея переходного модуля из параллельных нитей разных стихий представляется нам рабочей», – увидел я быстро возникшую надпись.

«Проверяйте исполнение, там должно быть полное пространственное совмещение между аналогичными кодами разных стихий».

«Делаем. – И через некоторое время: – Есть полное соответствие, а наведения возмущения всё равно нет».

Странно, по моим представлениям, должно было быть. Или я ошибся в самом принципе работы древних сложных плетений? Не может быть! Иначе будет очень обидно и откинет меня далеко назад. Придётся начинать всё сначала.

«Ещё раз просчитайте принцип».

«Делаем».

Я рассчитывал на «наведённый ток» в результате динамического взаимодействия двух стихий по типу «индукции» тока магнитом в катушке.

«По расчётам всё верно», – появилась разочаровывающая надпись.

«В чём ошибка?»

«Не знаем».

Разумеется, иначе давно подсказали бы.

Думай! Ток. Индуктивность. Буравчик, чтоб его! Стоп… Буравчик… в одну сторону… направление!

«Разверни направление символов в одном переходном модуле на противоположное».

«Сделано».

«Запусти тест».

«Есть отклик!» – раздалось спустя менее минуты.

«Слава богу! Перепиши все плетения амулета на правильные».

«Выполнено».

Я вышел из астрала.

– Чистая заготовка есть? С кнопками.

– Сейчас. Вот. – Витар подал мне камень полностью аналогичный моему, но «пустой».

«Женя, Крася, залейте в него заклинания». Буквально за минуту камень изнутри засветился жёлто-красным узором. Он выглядел гораздо симпатичнее первого сделанного мной передатчика, но не дотягивал до гармонии Древних.

Включил и скомандовал:

– Сигнал!

– О Спаситель! Как достал меня мой муженёк! Так и приходится говорить и говорить…

Я отошёл от включённого амулета. Голос из него продолжал раздаваться.

– Ура! Работает! – Лиза сразу сменила репертуар, и её восторг подхватили остальные.

Агнар обнял меня и приподнял от пола, Рон хлопнул по плечу, Витар обхватил с другой стороны, а женщины чмокнули в щёки.

– Объясняй, – потребовал Агнар, когда поставил меня на место.

– Смотрите. – Я сел за стол и пододвинул чистый лист бумаги. – Счёт все учили?

Все согласно кивнули. Я давно показал арабские цифры и правила арифметики. Все согласились, что это гораздо удобней, и удивлялись простоте счёта. Сейчас учили простейшие операции. Образованные стихийники схватывали новую систему на лету. Один Рон отставал. Просто в силу возраста.

Я принялся объяснять и иллюстрировать принцип на бумаге, показывая, где была ошибка.

В создании амулета принимал участие весь отряд. Агнар отвечал за передатчик и размещение плетений в кристалле, Рон – за приёмник, Витар – за смену частот, Лиза – за «интерфейс», Агна – за дизайн. На мне – генерация идей и общие расчёты. Они все научили свои стихии копировать готовые плетения, что сильно упрощало работу.

К артефакту «припаяли» несколько граммов рутиния с базовыми плетениями, поэтому радиостанция получилась мощная и самозарядная. Мощность «динамика для трансляции» – около двух ватт и дополнительный маломощный «динамик» – для переговоров. Частоты приёмника и передатчика были разведены, причём с практически неограниченным числом каналов и возможностью настройки во время «покупки». Диапазон примерно среднекоротковолновый. Головная радиостанция будет находиться на донжоне и крутить музыку из амулетов. И древних, и современных, а на роль диджея Лиза уже подобрала толкового музыкального мальчишку, который будет менять амулеты. Они уже были заказаны, и скоро их должны подвезти. Современные удобны как репертуаром, так и возможностью включения не магами, и, кроме того, на них можно записывать.

– Господин барон, – раздался голос Семуса из разговорника, мы привязали ему один, – вы нужны, к нам гости.

– Кто?

– Прибыл настоятель нашего храма, и вообще скоро ужин.

– Хорошо, мы все подойдём в холл.

Я закруглился с объяснениями, сказал о прибывшем служителе, и мы поднялись из подвала.

Настоятель оказался человеком среднего возраста, среднего роста, самой заурядной внешности, и звали его соответствующе: Медиан. Единственное, что отличало его от средней массы служителей, – он был магом Жизни. Судя по растянутости ауры – либо опытный ученик, либо начинающий подмастерье.

После взаимного расшаркивания помолились в отремонтированном храме. Снова на нас легла «благодать», и служитель остался доволен. Как службой, так и храмом. За ужином разговорились.

– Я поражён темпами и объёмом работ, ваша милость, – начал разговор Медиан. – Вы от кого-то собираетесь обороняться?

– Пограничье, – пожал плечами Рон, – мало ли что. Численность гарнизона не превышает разрешённую. Кстати, Егор, скоро должен подойди командир наёмников, у них развод вот-вот закончится.

Почти сразу после этих слов в столовую строевым шагом вошёл представительный пожилой мужчина с волевым лицом «кадрового» военного. Я встал.

– Позвольте представиться, господин барон, командир Хромской гильдии наёмников десятник Прунис. – Он ловко щёлкнул каблуками и кивнул.

– Егор ор’Комес. Присаживайтесь за стол.

– Благодарю.

– В моей группе пятнадцать человек, включая меня, собственная экипировка и лошади. Все люди опытные, побывали во многих переделках. Так что здесь для нас – отдых, – хлебая суп, докладывал Прунис.

– Надеюсь, так и дальше будет. Претензии по размещению, кормежке есть?

– Никак нет, ваша милость, ремонт в казарме почти закончили, кормят хорошо. Благодарю.

Через некоторое время заговорил служитель:

– Скажите, барон, в вашей пятёрке – все маги, да ещё и не по одной стихии, как вам удалось собрать такую команду?

– О, господин настоятель, это целая история, и я в ней не главный. Нас собрал Агнар, – перекинул я на собрата скользкую тему.

Ну кто мог знать, что нам пришлют служителя-мага! Теперь придётся следить за аурами.

– Видите ли, – начал Агнар, – мы с Роном старые товарищи и много лет охотились вместе. Потом я решил попробовать себя в качестве преподавателя. Я всегда искал талантливую молодёжь. Тем же занимался и Рон. Была у нас давняя мечта собрать самую сильную пятёрку из одних магов, и, как видите, удалось. И не прогадали – вон как разбогатели почти с одного похода.

– А я думал, это просто слухи, чтобы молодых привлекать.

– В большинстве случаев вы правы, но бывают исключения, – заметил Рон.

С разыскным листом, где указаны наши имена, ничего не поделаешь, но вряд ли летний листок в такой дали от графства Флокского до сих пор на виду. Теперь другая проблема – запомнить активные стихии в ауре и больше не менять.

– И вот, после последней удачи, решили осесть здесь и заняться наукой, – добавил Агнар, – что-то типа школы или гильдии. Назвали сообществом «Стихия».

– Так просто? – удивился Медиан.

– А не нужно нам громкого названия, наши артефакты сами за себя скажут, – заметил я.

Фиона с Синей сигнализировали мне об удивлении Медиана, любопытстве и скепсисе – не поверил он Агнару, вернее, не совсем поверил. Ложь наверняка видит.

Ужин закончился, и мы разошлись. Снова заглянули в лабораторию, поправили схемы и наклепали первые амулеты. Радио «Башня Комес» решили запустить завтра.

На обшитый лесами донжон поднялись я, Лиза и Ринат, сын конюха. Тот самый, с фингалом. Зашли в самую верхнюю комнату, пахнущую свежим лесом. Там стояли стол и кресло.

– Смотри, Ринат, – объясняла Лиза, – вот этот большой кристалл в удобной подставке называется радиостанция. Он будет передавать любой звук из этих музыкальных амулетов. Их надо ставить сюда. – Она показала на специальные выемки в подставке вокруг передатчика. – В этот амулет будешь говорить, он будет стоять здесь. Для включения просто надавишь на это зелёное пятно, и тогда музыка остановится, а твой голос будет слышан всем, у кого есть приёмник. Не боишься?

– Да что вы! Конечно нет! – Мальчишку переполнял азарт.

– Амулет называется микрофон, запомнил? Чтобы выключить его, нажмёшь на красную кнопку. Музыка заиграет сама, если до этого была включена. Выключается тоже красными пятнами. Пятна называются кнопки. Понятно?

Мальчик важно кивнул.

– Этот амулет лично твой. Он связан со мной и Егором, будем говорить, что поставить, или объявить что-нибудь для всех. Понятно?

– Всё понял, госпожа. Когда начнём? – В голосе было столько нетерпения, что мы невольно улыбнулись.

– Сейчас и начнём.

Лиза в одно гнездо вставила микрофон, я в другое – амулет Древних. В гнезде находилось активирующее плетение.

– Включай, Ринат, – торжественно произнесла Лизия.

Мальчишка с явным волнением нажал на кнопку включения передатчика. Ввысь сорвался большой радиосветляк на длинном «поводке».

– Микрофон, – скомандовала Лиза, и Ринат дрожащим пальцем нажал зелёное пятно. – Говори.

Парень откашлялся. Из наших приёмников послышался его чёткий кашель. Мальчик восторженно посмотрел на нас.

– Говори смелее, – произнесла Лиза.

И тут же её голос раздался из приёмников. Мы усмехнулись.

– Говорит Ринат, сын конюха Ригата из замка Комес. – Мальчишка заулыбался и замолчал, услышав свой голос. – Неужели я так говорю? – И засмеялся, услышав и это.

– Надо говорить: радио «Башня Комес», – посоветовал я. – Для начала неплохо. Как включишь музыкальный амулет, не отходи от него дальше чем на полметра и не обращай внимания на изображение – его никто, кроме тебя, не увидит. Смелее! Слушай нас через свой амулет. Не будем тебе мешать. Пойдём, Лиза. Если что, подскажем.

Так начала работу радиостанция баронства Комес.

Приёмники раздали в семьи прислуги, а дежурным стражникам и командиру наёмников – рации с инструкциями и потренировали с ними правильную эксплуатацию оборудования.

Ночью мы встретили земной Новый год. Весело, под музыку, с танцами, баней и пьянкой. Несмотря на гуляние, наутро, как всегда, разминка с оружием и без. Наёмники к нам присоединились.

«Брат епископ, довожу до вашего сведения, что в баронстве Комес действительно проживает та самая пятёрка охотников из Грундских руин, которые обнаружили алтарь чернокнижников и нашли довольно эффективные амулеты защиты от ударов жрецов. Более того, самой вероятной остаётся версия, что они сами их и сделали. В пользу её говорят амулеты связи, выпускаемые охотниками под прикрытием созданного ими магического сообщества „Стихия”. Плетения Земли и Света сведены в них очень оригинально и органично, а принцип передачи на основе странного света встречен мной вообще впервые и назван научным руководителем охотников Агнаром Лунисом „радио”. Об этом он написал обширную статью в грундский журнал „Магия”, которая скоро должна выйти.

Барон ор’Комес пользуется огромным авторитетом как у своих товарищей, так и у жителей баронства, и, считаю, заслуженно: он великолепный мечник и маг с нестандартным мышлением. Умеет располагать к себе людей, лишён вредных привычек, так распространённых среди благородной молодёжи, и вовсе не наивен. Остальные маги их сообщества тоже сравнимы с ним и в плане магического мастерства, и в отношении к людям, и все они маги по двум стихиям.

Черноты ни в ком обнаружить не удалось, так же как и „запаха” демонов из того амулета. Более того, почти на каждой службе на нас нисходит благодать Спасителя, что в моей жизни впервые встречается так часто.

Выводы делать вам, брат епископ, но своё мнение посмею высказать: продолжить наблюдение за данными лицами и дело „Чёрные против чёрных” пока не открывать.

Да пребудет с вами благодать Спасителя.

Старший помощник Спасителя, брат Медиан».

– Ваше сиятельство, нашёлся Витар нор’Гардус! Живой! – Следователь Терус, стоя навытяжку перед Твердем, чуть приплясывал от возбуждения.

– Я же приказывал тебе не сиятельствовать. Садись и рассказывай. – Твердь встал и принялся прохаживаться по кабинету.

– Когда жизнюк клялся, что Витар сгинул в Руинах, я почему-то не поверил и оказался прав!

– Ближе к делу и поменьше эмоций. Как мог жизнюк ошибиться и откуда ты всё узнал? Ты меня от важного дела оторвал.

– Но ваш… господин начальник тайной стражи, вы сами говорили: в любое время по этому делу, – стушевался Терус.

– Рассказывай, – со вздохом отмахнулся Твердь, – это я по-стариковски ворчу.

– Агент Виконт пил в одном трактире со словоохотливым охотником, так тот рассказал, что был по осени в плену у чёрных в Грундских руинах, у них там алтарь, оказывается, был. Так вот, его от жертвоприношения спасла пятёрка охотников под командованием некоего Агнара Луниса, и в составе той пятёрки был только один не маг, по описанию – наш Витар. Он попал под удар демонов, поэтому клятва и слетела, как и привязка к разговорнику, но сам оказался жив-здоров!

– Поясни, клятва просто от удара не слетает.

– Была попытка зомбирования, но она не удалась. По неизвестным причинам.

– Час от часу не легче. Точно не удалась?

– Да, господин магистр. Охотник описал, что Витар был очень даже вменяемым после смерти всех чёрных.

– Ладно. Егор?

– Жив. По словам того же охотника, та пятёрка подобрала древние амулеты, ослабляющие действие демонских ударов, а силы в них – не больше третьего уровня.

– Подобрала? Третий уровень – и спасает от демонских ударов? – переспросил магистр. – Да чтоб древний амулет силу излучал? Ты сам в это веришь?

– Нет. Это современный амулет под изделие Древних. Мне попадались такие. Несомненно, Егор, его творение.

– Где он сейчас?

– Ищем. Они спасали сына графа Хромского, так что, скорее всего, там. Найдём, господин магистр!

– Ищи. Докладывай немедленно. Но неужели Витар не нашёл способ послать нам весточку? Не верится. Разберись. Найди точку давления на графа нор’Гардуса.

Терус нахмурился и нерешительно произнёс:

– Не нужно на него давление, ваше сия… Он верен графству и ненавидит чернокнижников… Я давно его знаю.

– Найди, я сказал. Раз связался с Егором, ожидать можно всё, что угодно. Не порти впечатление о себе, Терус, не разочаровывай меня.

– Слушаюсь, господин начальник тайной стражи!

– Вот и славно, ступай.

(обратно)

Глава 2

Зимний день выдался по-весеннему солнечным. Весело бежали ручейки, щебетали птицы, приятно пахло весной, а на дворе – всего лишь конец января.

После привычных утренних физических занятий и завтрака мы разбежались по делам. Витар – оттачивать плетения, они пока хуже всех ему давались, Рон – инспектировать строительство, которое почти закончилось. В оборонительном плане, конечно, а остальное ещё строить и строить. Агнар с Лизой засели в лаборатории – разработать до реального воплощения одно хитрое плетение на основе Земли, Воды и Воздуха.

Да, да, не удивляйтесь. На базе вполне открытой магической литературы, воздушных амулетов и моих стихий нам удалось «расколоть» некоторые воздушные заклинания и создать новые, правда, всё на том же «модульном» принципе. До Древних нам было ещё очень далеко.

Я пошёл слушать доклад Семуса и Агны о делах во вверенном мне баронстве, а потом встречать группу купцов, приехавших за радиостанциями. Это я планировал сделать вместе с Роном, который в торговле вполне оправдывал своё прозвище Лис. А после самому заняться воздушной стихией, уж очень хотелось научиться летать! Пока не получалось.

Первая привезённая в Цитрус партия амулетов-раций разошлась с трудом, несмотря на большую скидку. Причём к каждой прилагалась инструкция, напечатанная в нашей типографии ручным наборным свинцовым шрифтом, отлитым деревенским умельцем под моим чутким руководством. После этого он (умелец) поселился в замке и стал отвечать за типографию.

Покупатели недоверчиво слушали передачи нашего диджея Рината, принимая изделие за хитрый музыкальный амулет, но постепенно разбирались. Разговорные частоты «чужих» амулетов мы, разумеется, разводили с нашими. Три дня Лиза жила на рынке, пока не подготовила себе замену из нанятого приказчика.

Вторая партия ушла влёт, и вот теперь ждём купцов. Не наше это дело – розница.

– Таким образом, ваша милость, крестьяне поторговали с хорошей выгодой. Видите, уже помог интерес к новому хозяину, к вам. Перекупщики так и тянулись в баронство, и цены, соответственно, наши задрали. Открыто обижать их не посмели. Так, несколько незначительных стычек.

– Насколько незначительных?

– Все живы, ваша милость.

– Не называй ты меня милостью, уши вянут, я же просил – просто.

– Не могу, привычка. Да и как можно! Распустите вы людишек, знаю я их. Эта ваша простота… Совсем уважать перестанут. – Семус неодобрительно покачал головой.

– Верю, но не соглашусь. Я же только тебя прошу. Ну да ладно. Когда купцы пожалуют, надоело ждать.

– Вот-вот, часа два назад из Хлудова сообщили, что проехали. Как удобны ваши амулеты, ваша милость, не вздумайте продешевить, знаю я этих купцов, так и норовят облапошить.

– Рон поможет, не переживай. Ему веришь?

– Ему верю. Такого не обманешь.

– О, Агна, подошла наконец. Давай докладывай.

– Докладываю: продуктов в замке на две зимы хватит, прибыль с продажи второй партии амулетов перекрыла убытки от первой. Всё.

– Вот это мне нравится, коротко и по существу.

Агна фыркнула, а Семус криво ухмыльнулся. Серьезён донельзя, что поделаешь?

Ещё минут двадцать ничего не значащих разговоров с Агной и Семусом, и привратный караул сообщил о приближении санного каравана купцов. Я сразу вызвал Рона.

Саней было трое. «Зачем?» – подумал я и спросил у управляющего, на что получил логичный ответ:

– Купцов же трое.

Охрана осталась во дворе в количестве аж двадцати человек.

– Для престижа, – снова пояснил Семус, – богатство показывают друг перед другом.

Торговцы тем временем вошли в гостиную – свежеотремонтированный просторный холл с креслами, низкими столиками и камином с весело потрескивающими поленьями. Мы с Роном и Семусом встали в центре зала.

Купцы как на подбор солидные, в богатых одеждах и при древних мечах, богато украшенных самоцветами. Двое дородных блондинов и один худой высокий брюнет с вычурной, по последней моде подстриженной бородкой. Он чем-то неуловимо напоминал Гранда.

– Здравствуйте, господин барон, – сказал самый пожилой. – Я мастер Цитрусской купеческой гильдии Хорнус, а это мои коллеги из гильдии Волчка – Партинул и Гапон.

– Барон Егор ор’Комес, хозяин этого замка. Мой управляющий Семус, мой компаньон. Главный по коммерции бывший охотник Лис. – Мы взаимно раскланялись. – Присаживайтесь, господа. Вино, торф? Дарина, торфа принеси на шестерых, – крикнул я в сторону кухни, – и сливки! Попробуйте с нашими сливками, не пожалеете.

– Спасибо, очень вкусно. Дома непременно введу этот обычай, – сделал комплимент, едва попробовав напиток, Хорнус. – Но, как вы понимаете, мы здесь не за кулинарными рецептами. Ваши амулеты произвели на рынке фурор, не побоюсь этого слова, и, не в упрёк вам, продешевили вы с ними.

– Разве? – Я поднял бровь. – Раз вы здесь, то ничуть.

Все купцы понимающе улыбнулись.

– Мощности по производству у нас достаточные, сырьё дешевое, и, самое главное, – я постучал себя пальцем по лбу, – вряд ли кто в скором времени повторит подобное. Согласны?

Торговцы промолчали.

– Я так и думал. Конкретно по нашему с вами соглашению – надеюсь, оно появится к взаимной выгоде – слово имеет Лис. Прошу вас, ваша милость, – я специально подчеркнул благородное происхождение Рона на всякий случай, – осветите гостям нашу точку зрения, а потом выслушаем их. Никто не против?

Снова молчание.

Рон произнёс речь. Из неё следовало, что наши дорогие гости нам на фиг не нужны, мы и сами с усами, но готовы кинуть им милостыню чисто от доброты душевной, а никак не из необходимости. Из ответных слов Хорнуса, Гапона и особенно Партинула выходило почему-то совсем наоборот: это они от щедрот своих делают нам предложение, от которого мы просто не можем отказаться! Вернее, можем, но тогда мы лохи последние. Рон направил этот эпитет в противоположную сторону, мол, рынок под боком, хотим – торгуем, хотим – нет, на что нам вежливо намекнули на гильдейские пошлины и возможность длительного беспошлинного заказа с их стороны на наши никому больше не нужные изделия. А любопытно, куда они сами их девать будут? О! Армий и стражи вокруг полно, а именно там наибольший спрос на рации. Название прижилось. Независимо от меня, кстати. Нет, это я, конечно, сболтнул, но где – не помню. Короче, закончилось всё мирно – подписанием контракта. Пока на полгода. Условия для нас были очень выгодны: конкретного количества изделий не указывалось, то есть скупали всё, сколько мы пожелаем им продать, и по «заоблачной», по моим представлениям, цене в сто золотых. Плюс с них сырьё, и оправу делают сами. Да, с нас ещё подробная инструкция для каждого артефакта с рисунками – руководство по эксплуатации. За то и выпили.

Уже перед отъездом к нам с Роном подошёл Гапон. Это который похож на Гранда.

– Господа, меня интересуют сами инст-рук-ци-и. – Это непривычное слово он произнёс медленно.

– Мы же договорились, что вы присылаете приказчиков, а мы их обучаем, – ответил я. – Не вижу проблемы.

– Вы не поняли, барон. Сам способ печати… Как я понимаю, не цельным клише выполнено.

– А! Это другой разговор. Сейчас не время, а вот через неделю… Свяжитесь с нами, – мы подарили каждому по рации, – в принципе мы не против продать технологию. Так ведь, Лис?

– Разумеется! – Настроение у Рона было приподнятым.

– Чего продать? – не понял Гапон.

– Способ печатания с подробными пояснениями. Там есть очень любопытный моментик.

– Понял. Я обязательно свяжусь с вами.

Гости уехали, а мы пошли обедать. Они почему-то отказались от этого приятного времяпрепровождения.

Боевое применение воздушной стихии отличалось от остальных. Простой перенос кода ничего не давал. Кроме «воздушного лезвия» на базе «водного» да «пелены Воздуха» на базе универсальной «каменной пелены». Другие заклинания не срабатывали.

Как нам с ней повезло! И «пелена Разума» и «Жизни» получались на основе «каменной» со множеством применений. Хотя бы в тех же рациях. Воистину универсальная. Правда, «пелена Воздуха» выходила очень слабая, гораздо слабее любого другого щита. Самый первый мой амулет был «воздушной стеной» и в корне отличался от «каменной пелены»: в физическом плане это был сферический воздушный вихрь с человеком внутри. Вообще проявления почти всех воздушных заклинаний были очень подвижны, и в основном это были ветра разной формы и направленности. Как из этого соорудить левитацию, я даже не представлял. Скорее здесь магия Земли подойдёт, где хоть какое-то подобие антигравитации теоретически возможно, но, с другой стороны, я ясно помнил, что воздушные медузы в Руинах буквально светились магией Воздуха. И они «плавали».

Первая же идея оказалась верной по сути: создать объём безвоздушного пространства с прикреплённым к нему грузом. Он будет выталкиваться вверх, как воздушный шар, и плавать в толще воздуха. Управление – через реактивные струи в разных направлениях. Элементарно? Безусловно. Но исполнение… мягко говоря, получалось плохо. Первая загвоздка в «безвоздушном шаре». Перерыл всю купленную литературу по магии Воздуха и ничего подобного не нашёл. Сегодня решил вернуться к «воздушной стене». Мне понравилась её плотная почти сферическая форма. Обдумал и так и эдак. Это же сколько энергии надо только на поддержание сферы? Дал задание Голубе подсчитать примерное количество. Цифры шокировали – минимум четвёртый уровень, если не больше. М-да… А собственно, если реактивные струи использовать, то что мешает направить её вниз?

«Голуба, дай заклинание „простого ветра”. Я сам запущу и буду регулировать мощность». – Я уже не заходил в астрал для такого общения.

Встал, открыл окно и выпустил из руки тихий ветерок, пытаясь почувствовать отдачу. Ничего. Увеличил мощность до умеренного ветра, и снова отдачи не было. Маны на «простой ветер» уходило мало. Хм… Так ведь можно сделать парашют на направляющем тросе, чтобы в стороны не уводило – цепляй груз и тащи наверх. Строители такое устройство на ура примут! А то, бедненькие, на блоках поднимают.

«Голуба, просчитай, сколько нужно маны для подъёма эдак тонны груза на высоту метров… восемьдесят. Без учёта потерь, примерно». – Откуда я взял эти величины, понятия не имею! Смотрел на потолок – наверное, оттуда.

«Сделаю. Жди».

А вот как реактивный двигатель это устройство бесполезно. Можно понапридумывать механических устройств, чай, вертолёт с самолётом давно изобретены, но не хотелось. Маг я или как?

«Просчитано: десять тысяч единиц маны, то есть заклинание третьего уровня поднимет тонну груза на восемьдесят – сто метров, если без потерь. Из твоих знаний лучше всего подходит труба с поршнем, тогда потерь совсем мало», – появилась надпись перед глазами.

«Вот ещё, огород городить! Попробуй закрутить поток в слабый вихрь и направить в парашют. Считай».

Через минуту ответ:

«Расход не изменился, но высота упала до пятидесяти– восьмидесяти метров, выше – потери на расхождение потока, а если закрутить сильнее – резко растёт расход маны и падает скорость».

«Молодец, собери плетение для амулета с управлением мощностью и самозарядкой. Управление: кнопки включения-выключения, регулятор мощности – одна плюс и вторая минус, индикатор заряда. Просто зелёный и красные огоньки. Красный, если энергии критически мало. Используй только свою стихию».

«Сделаю, но для лампочек нужен Свет».

«Отбой, индикатор сделай другой, из себя».

«Не пойму как».

Я загорелся идеей подъёма груза: от подъёма до полёта – один шаг. «М-да, думай, башка, думай…»

«Господи, Голуба, просто сообщай в ауру пользователя. Допустим, ощущением наполненности ветром. Сможешь?»

Ответа долго не было.

«Сделаю».

«Умница, молодец! Приступай».

– Рон, зайди ко мне в кабинет, – сказал я в разговорник. Да, у меня недавно появился небольшой кабинет. Стол, кресло, стулья и пустые, ну, почти пустые, полки для бумаг и книг. На столе бумага, карандаши в резной деревянной подставке, перья и чернильница. Кресло я успел полюбить и часто просто отдыхал в нём, делая вид, что работаю. – Я тут амулетик воздушный накропал в помощь строителям. Будет задувать грузы наверх, правда, надо сшить кое-что из куска парусины.

– Иду, уже интересно.

– …Смотри, Рон, элементарно, – я принялся рисовать карандашом схему, – с лесов спускается верёвка, она продевается в парусину, к которой со всех сторон привязаны стропы, а на них груз. Для жёсткости в парусину можно вшить рейки. Видишь, она колоколом должна быть. Центральная верёвка нужна, чтобы груз в сторону не улетел. Всё. Снизу дует ветер, он и поднимает грузы.

Рон надолго задумался:

– Ты на флоте не служил?

– К тому, так ли корабли ходят? Иди организовывай парашют, – слово «парашют» сказал, разумеется, по-русски, – колокол из ткани, а я – в лабораторию, амулет сварганю.

– На кораблях воздушники очень ценятся, – перебил меня Рон. – Плывёт он на судне и ветер гонит. Дальше. Ты всё полётами грезил, так? Так. Многие воздушники по молодости в купола дуют и поднимаются, но не летают по-нормальному. Почему, не знаю. Вроде невысоко и с управлением проблемы.

Я сел. Разочарованию не было предела. Действительно, я привык, что барон Мюнхгаузен – выдумка и что невозможно вытащить себя за косу из болота, а здесь – пожалуйста. В магии действие не всегда равно противодействию. Это свойство давно и успешно используется. Никакого открытия я не совершил. Обидно.

– Да не расстраивайся ты! Строителям это действенная помощь, о них раньше никто и не думал. Направляющая верёвка – отличная идея. Мальчишку с амулетом посадить в корзину, а к ней грузы цеплять. Да кто бы до такого додумался?!

– Ладно, пойду амулет делать. – Настроение продолжало оставаться поганым.

– Давай, а я парашют организую.

Я спустился в лабораторию во всё ещё расстроенных чувствах.

– Вроде без тебя справляемся, – поприветствовала Лиза.

– И не собираюсь вам мешать, я по собственному делу.

Взял кристалл кварца, удобно ложащийся в ладонь, зелёной краской нарисовал кнопки включения и стрелки: вверх и вниз, красной кнопку выключения. Расположил, как на дистанционке, и, пока не засохла краска, обработал слабым «проникающим» заклинанием. Заготовка готова.

«Голуба, заливай плетения в амулет и смотри на кнопки управления, чтоб датчики под них попали».

«Знаю». – Надпись была с явной обидой. Интересно, как это возможно?

Амулет заполнился за минуту. Снова надпись:

«Характеристики: максимальная мощность – третий уровень в течение десяти секунд. Время полной зарядки в нынешнем потоке сырой маны – пять – десять минут, надо уточнить экспериментально. На выходе, при максимуме, имеем скорость ветра до сорока метров в секунду: это очень сильный ураган по шкале Бофорта. Кроме того, поток воздуха с лёгким продольным завихрением, что сильно уменьшает рассеивание».

«А что такое шкала Бофорта?» – Почему-то это засело в меня сильнее всего и до меня медленно доходило, что, как всегда у русских, получилось оружие.

«Ты читал в Инете. Шкала силы ветра от штиля до урагана, ноль – двенадцать баллов. Амулет получился двенадцатибалльный».

– Ты чего это на стул шлёпнулся? – Обеспокоенный голос Лизы вывел меня из прострации. Они с Агнаром стояли рядом.

– Агнар, существуют ветродуйные амулеты?

– Слышал о таких, их на море используют. Иногда в бою, но там в основном чтобы пыль в глаза пустить, а чтоб с ног издалека свалить, это куча маны нужна, – после продолжительной паузы ответил он. – Да и зачем, если воздушные «кулаки» и «молоты» есть. Неужели сделал похожий?

– Честное слово – не хотел. Ураган из плетения третьего уровня. «Кулак» и «молот» – ерунда, они в одну точку бьют, целиться надо.

Агнар присвистнул:

– Как это «не хотел»?

– Хотел помочь ветром грузы закидывать с тонну весом, сказал рассчитать – и вот результат. Вообще-то изначально мечтал левитирующее заклинание придумать. – Я всё-таки признался. – Кстати, ты не в курсе него, а то, может, я велосипед изобретаю?

Агнар уже знал про велосипед и поэтому отрицательно покачал головой:

– Всё равно не верится, что третий уровень и ураган. Поехали на полигон. – И добавил после паузы: – За счёт чего, интересно, закидывать?

– За счёт лёгкого продольного завихрения, которое не даёт чисто ламинарному потоку рассеиваться, но и лишней турбулентности не создаёт. – Я неожиданно вспомнил основы аэродинамики. На дилетантском уровне, разумеется.

– Ничего не понял.

– Слабый продольный вихрь… Короче, поехали на полигон.

Пока ехали семь километров в горы, где на плато мы устроили испытательный полигон, Агнар рассматривал плетение в амулете:

– Красиво, ничего не скажешь, даже лучше, чем в рации.

– Ничего удивительного, растём-с.

– Когда наши стихии считать научатся так же, как твои? – спросила Лиза.

– Сами учитесь, и они от вас научатся, и побыстрее, чем вы. Я целый учебник по математике написал, учите.

– Он написал! Диктовал больше, – не удержалась от подначки Лизия.

Было дело, ну и что? Знаний в нём от этого не меньше. Вон, даже Медиан с восторгом изучает и детишек учит, и к нему из соседнего Хлудова стали привозить наиболее сообразительных. Как он местного Феклила убедил – ума не приложу. Наверное, вес в своих кругах имеет.

А какими глазами на нас с Агнаром смотрел! Сначала испуг его пробрал, а потом, полистав, успокоился, и радости с удивлением не было предела. Это мне Фиона с Синей подсказали. Он до сих пор думает, что главный мозг – Агнар. Надеюсь. Насчёт позиционной системы исчисления – наврали про далёких кочевников, где Агнар побывал. Недалеко от реальной европейской истории, кстати, поэтому мои слова прозвучали для него, жизнюка, убедительно. Так и написали в предисловии.

Он вообще мне начинал нравиться как маг и человек, несмотря на первоначальное «среднее» впечатление. Знаний исцеления у него оказалось гораздо больше, чем у нас, и он помогал местным жителям лучше Лизы, да и её поднатаскал в исцелениях и щит жизни более мощный показал, как лучшую защиту от чёрных. Я для него был воздушником-огневиком и эту ауру таскал уже привычно. Знаниями Лизия, естественно, поделилась со всеми нами.

На полигоне направил амулет на большой валун.

– Замеряй возмущения, Агнар.

И надавил стрелку «вверх». Сразу почувствовал рукой «наполненность ветром». Однократное касание вызвало умеренный ветер. Вокруг камня взметнулась пыль. Расхождение потока оказалось действительно небольшим. Второе касание и почти сразу «сброс» на стрелку «вниз», а то ветер резко усилился.

«Надо будет разнонаправленные стрелки рядом сделать, а не одну под другой и на стрелу „вниз” сделать функцию плавного затухания, чтобы один раз на неё жать. Запоминаешь, Голуба?»

«Да».

На седьмое нажатие ураган откатил валун с места, а вся почва с песком выдулась из-под камня. Поток воздуха сильно холодил руку, «всасываясь» из окружающей атмосферы.

«Стрелку усиления тоже сделай на одно нажатие, но усиление более плавное, чем затухание».

«Поняла».

Заряд кончился на шестой секунде испытания полной мощности. Повыл он неслабо! Ревел, аж уши закладывало. На вопрос, почему шесть секунд, а не десять, появилась надпись:

«Предыдущий расход забыл подсчитать. Всё точно, десять. Измеряю время зарядки».

– Вот это да! Егор, ты гений! Третий уровень, не больше, но эффект! Такую глыбу сдвинуть! – Агнар орал не столько от избытка чувств, сколько от оглушения.

– Молодец! – тоже проорала Лиза и повисла на мне, чмокнув в щёку.

– Ждём зарядки! – проорал я в ответ.

Чувство наполнения появилось в руке спустя восемь минут. Потом «баловались» Лизия и Агнар. И только через два часа, получив вызов от Агны, мол, вы где, отправились домой.

– Кнопки надо переставить и в зависимости от времени нажатия сориентировать, – подсказывала Лиза.

– Что бы я без тебя делал! – иронически согласился я и отправился перед едой в лабораторию.

И стрелки перерисовал.

Полдничали всей командой, что в последнее время случалось редко – все незаметно обросли своими делами. Стабильно встречались только за завтраком и ужином, за которым частенько к нам присоединялись Медиан и Прунис.

– Как успехи, Рон?

– Шьют. Подходящую корзину и верёвки подобрали. Только бы ветер не поднялся.

– Будем надеяться на лучшее, но мой ураган забьёт любой ветер и вообще как бы не порвал чего. Так что первое испытание проведу сам.

– Даже так? – удивился Рон. – Посмотрим.

– Вы это о чём? – очнулся от собственных мыслей Витар.

– О девушках всё, о девушках. О чём нам ещё думать? – съязвила Лиза.

Витар и ухом не повёл. Тоже привык. Одна Агна пререкалась с ней чисто из женского упрямства, а Рону и Агиару Лиза старалась не дерзить.

– Увидишь, Витар, – ответил Агнар. – Егор решил помочь строителям. А ты чем занимался?

– Плетения учил и математикой занимался. Потом подскажешь кое-что, Егор?

У Витара в стихиях давно сидели почти все известные намзаклинания, он их вызывал к себе в ауру и старательно плёл руками. Что поделаешь, плохо давался ему этот основной элемент чародейства, но за счёт упорства быстро нас догонял. А математику он искренне полюбил. Как и Дарину, по утверждению Лизы.

– Разумеется. Пока купол шьют, успеем.

Витар меня поразил.

Вот это да! Он уже степени проходил, скоро к логарифмам подступится. Огромное спасибо Фионе, это она практически дословно «вспомнила» школьные учебники. Записали только до элементарной алгебры с тригонометрией и геометрией. И думаю, хватит. По крайней мере пока. Ну, очень устал я говорить в записывающий амулет и писать формулы. Два месяца почти бессонных ночей! Причём не только для меня: все без исключения члены сообщества «Стихия» записывали разными потоками с разных кристаллов, а я вписывал формулы. Врагу не пожелаешь! Потом набирали в типографии, пригласив ещё трёх способных людишек из местных, и напечатали только арифметику с началом алгебры. Примерно по наш пятый класс. Остальное до сих пор в наборе.

Витар учился по рукописям.

Поспрашивал меня, я ответил, указал ошибки, и не заметили, как пролетело время.

– Еотово. Давай быстрее, скоро темнеть начнёт, – услышал я в разговорнике голос Рона.

– Я пошёл, Витар, а ты отдохни, так и с ума сойти можно.

Он вздрогнул от моих слов и помотал головой:

– Я с тобой. Действительно, развеяться надо.

С лесов донжона на мощном рычаге свисала верёвка. На высоте метров пяти от земли растопырился лёгкими деревянными рейками матерчатый купол, продетый в эту верёвку и укреплённый всё той же «каменной пеленой». «Ого, вот и наша первая разработка. Интересно, где амулет?.. Ага, по центру». Верёвка была закреплена к земле, а с «парашюта» свисали стропы с привязанной корзиной, в дне которой была проделана дыра, куда проходила «направляющая», и далее стропы связывались вместе к медному крюку.

М-да… Конструкция производила впечатление крайней ненадёжности.

Вокруг собрались почти все обитатели замка, их оказалось неожиданно много.

«Ничего себе я хозяйством оброс! – подумалось с приятным удивлением. – Но не отвлекаемся, и с Богом!» – Я мысленно перекрестился и залез в висящую над землёй корзину.

– Господа, первый пробный подъём груза объявляю открытым! – торжественно провозгласил я. – Первый груз – ваш покорный слуга. Поехали!

В ходе испытаний выяснилась куча непринципиальных недоработок, которые вполне по силам исправить за день. Максимальный поднятый груз – пятьсот килограммов при умеренном расходе маны. Единственный неустранимый недостаток – сильный, почти авиационный шум.

– Концерт окончен, спасибо за внимание. – Я вылез из корзины, когда уже стемнело. – Рон, надо жёстко закрепить амулет, сделать сходни наверху, придумать замок там же для купола и всё укрепить – трещит страшно! Края купола сделать жёсткими. Ну и сам что-нибудь придумай. Всё видел, сам полетай. Я амулет немного подправлю. Молодец, что «пелену» внутри купола сообразил соорудить! Я упустил этот момент, а если бы не она, порвалась бы парусина. Где достал, кстати?

– Учту. А парусина была. Зачем – не знаю, и вся старая, поэтому и подумал про «пелену». Как раз и испытали, нам её ещё в стены разместить надо, и, гляди, получится! Никому еще не удавалось «каменной пеленой» замок укрепить… Только поздно ты придумал всё это, – добавил он, когда мы уже подходили к столовой, – донжон почти закончили. Но ничего, продадим. Правда, ревёт страшно.

За ужином само собой обмыли удачное испытание. Не спиться бы!

– Поздравляю, барон. – Медиан наконец пробился ко мне. – Вы знаете, я не люблю магов. Большинство. Но вы к ним не относитесь. Редко кто из них думает о нуждах простых людей. Собственно, поэтому я и ушёл от магического общества. – Язык после выпитого заметно заплетался. – Ещё и чернокнижники… – поморщившись, прервал мысль, только заинтриговав слушателей. – Но это к делу не относится. Так вот, вы, Агнар, Рон, да и всё ваше сообщество «Стихия»… Кстати, откуда такое простое название? Ах да, вы говорили. Так вот, хочу выпить за вас всех и чтобы таких, как вы, становилось больше! Выпьем, господа!

– Я со своей стороны приложу к этому все свои скромные возможности служителя.

Я тоже опьянел. В голове вяло копошились мысли о том, кого из близких Медиана убили чернокнижники, сожалел, что я выдумал крайне неэффективную ерунду, можно было просто механику с магией совместить, электричество, в конце концов, но потом… Мысленно махнул рукой. Когда этим заниматься? Древние запасы вскользь просмотрели – ничего быстро разгадываемого не нашли и бросили до расшифровки языка.

Да тут и без этого дел полно! Код постепенно разгадывается, заклинания новые клепаем. Ну… не совсем клепаем, создаём помаленьку, пусть и на старом принципе. Уже даже не совсем на старом, новые добавились.

Утром после службы Медиан снова ко мне прицепился.

– Скажите, барон, насколько крепко вы верите в Спасителя?

– Вам честно? Я верю, но… как бы вам сказать… недостаточно ревностно. Уж простите, так воспитан, а священных откровений мне не было.

– Прекрасно вас понимаю, сам таким был. До одного случая. Не важно. Я к чему это начал. Вы – местный владетель и, хотите того или нет, являетесь примером для подражания, особенно со стороны молодёжи. И не спорьте! А проживаете в неоформленном браке, то есть, по существу, прелюбодействуете. Понимаете?

– Знаете, господин настоятель, я всегда считал это своим личным делом, а вы как-то так ставите вопрос… Да и не владетель я, я же маг!

– Не скажите. На вас здесь все смотрят с обожанием, подумайте об этом. Я ни в коем случае не хочу вас заставлять, но… подумайте.

На том и раскланялись. С утра расстроил, служитель чёртов. Не люблю, когда лезут в личную жизнь. А интересно, есть те, кто любит?

Через неделю каменщики закончили возведение стен донжона, и последние пять дней всех страшно раздражало громкое завывание ветра. Но обитатели замка мужественно терпели и с надеждой смотрели на ускорившееся завершение строительства. Наконец строители меня поблагодарили и… вернули амулет.

– Извините, ваша милость, неудобно – страсть, и раздражает всех. Уж больно громкий. Мы уж дальше по старинке, не обижайтесь.

– О Спаситель! А что же вы мучились столько дней, сразу бы отказались.

– Так, ваша милость, неудобно. Вы старались, работали. А радости сколько было! Чисто из уважения к вам. Нет, и быстрее достроили, вы не думайте, он пользу принёс, – бригадир кивнул на амулет, – но дальше… Да и стены низкие для такого подъёма.

Было видно, что мужик мнётся, страдает, переживает… Но не боится!

– Не переживай, я не обиделся. Это ты меня извини, хотел как лучше. Значит, думаешь, не стоит их на продажу везти? – Я резко сменил тему.

– Ни в коем разе, господин барон! Впросак попадёте, поверьте мне.

– Хорошо, спасибо за совет.

Бригадир ушёл, а я всё вертел в руках артефакт и думал, какие язвительные комментарии придумает по этому поводу Лиза. Не угадал.

Потом мы два дня путались под ногами отделочников, лазая по лесам и рисуя на стенах донжона руны с соединяющими линиями. Рисовали углем и молили всех богов, чтобы не было дождя или снега. Вымазывались за день, как шахтёры.

Разработка чисто Лизы с Агнаром, вернее, часть их разработки. Я только выдвинул идею и выполнил кое-какие расчёты. Идея заключалась в следующем.

Классическое «боевое» укрепление стен – мероприятие крайне энергозатратное. Это вариация заклинания «затвердения» с постоянной подпиткой маны. Включает её маг, и действует она на всём своём размещении. Само плетение низкоуровневое, но если помножить его на протяжённость стены, то… Силы уходило много, а эффективность оставляла желать лучшего.

Попытки вставить в стену «каменную пелену», как наилучшее защитное заклинание, предпринимались давно и всегда проваливались: не работает оно вне ауры, и всё тут.

Первый принцип взят от микрофона: колебания маны в ответ на любые физические и тем более магические колебания. Сама плёночка очень слабая и маны практически не ест и работает в «виртуальной» ауре из слабого, имитирующего ауру человека плетения Жизни. Здесь моя Синя постаралась, пригодился опыт копирования ауры монстра. Это та же самая «псевдоаура» из раций, и обнаружить её невозможно. И кстати, маны ей хватает из окружающих живых существ, но на всякий случай и базовое плетение вставили. Подобную «пелену», только мощную и с питающим амулетом, Рон вставлял в парусину купола.

Второй принцип: индукция основного «спящего» заклинания в ответ на колебания сигнальной (микрофонной) плёнки. Причём активировалась только часть, подвергшаяся атаке, а не вся стена! Это уже ноу-хау Агнара. Плюс питающие рутиниевые накопители с базовыми плетениями.

Вот так просто, как всё гениальное. Не надо лишней скромности. Осталось рассчитать «чувствительность микрофона», испытать, и – готово.

Через два дня рисования без всякой помпезности Лиза и Рон встали с двух сторон башни возле рун-ключей, готовые влить в них Силу Земли по команде Агнара. Для всех только они владели стихией Земли.

– Готовы? – задал Агнар риторический вопрос. – Начали!

С рук магов сорвались жёлтые жгуты. Спустя несколько секунд, жёлтое свечение медленно, словно нехотя, побежало по нарисованным линиям, наполняя руны. Вся башня окрасилась только через несколько минут, в течение которых Рон с Лизой постоянно подкачивали ману. Наконец донжон ярко вспыхнул и сразу погас. Всё. Даже зная о постоянном слабом сигнальном плетении, разглядеть его в толще стены оказалось невозможным.

Мы растерянно переглянулись.

– Надо испытать, – неуверенно произнёс Агнар, и Рон недолго думая выстрелил фаерболом в стену.

Огонь бессильно стёк по мгновенно возникшей жёлтой плёнке.

– Ур-ра! – завопили мы и кинулись обниматься.

Стоящая толпа зааплодировала и заорала на все лады, хотя вряд ли кто, за исключением двух-трёх человек, что-нибудь заметил. А кто и видел, подробностей не разглядел – стояли на почтительном расстоянии. В целях безопасности, конечно.

Я крикнул из нашей обнималовки:

– Можете проходить и возобновлять работу. Ринат, включи что-нибудь весёлое.

«Брат епископ, снова смею высказать своё соображение по поводу обитателей замка Комес. Обвинение в чернокнижии можно смело отмести. Я знаю о настроениях в братстве помощников, там многие жаждут крови, но поверьте моему опыту, это не тот случай. Вы – верный служитель Спасителя и умный политик, и вы лучше меня знаете, когда нужны, а когда вредны фанатики и тем паче корыстолюбцы под сенью служителей.

По поводу пророчества монастырских старцев. Здесь поначалу у меня закрались сомнения про Агнара Луниса, „ректора” сообщества, но тщательная проверка созданных его группой артефактов не выявила в них следов древних плетений, также и предложенная им система исчислений не содержит следов символов Древних. Я даже смею рекомендовать её, после тщательного изучения специальной комиссией, расширенное введение в школах. Экземпляр учебника прилагается к этому донесению.

Продолжаю сближение со всеми членами сообщества „Стихия”, особенно с их неформальным лидером Егором. Он „генератор идей”, как здесь говорят, очень точное определение. О его человеческих качествах я уже писал, а теперь могу сказать, что и в вере он искренен. Конечно, не монах и не мирской служитель, но в беседах о Боге явной лжи в ауре не заметил. Разумеется, в речах и поведении его и других магов сказывается модное ныне у благородных воспитание с формальным религиозным наполнением, но тут ничего не поделаешь.

Продолжаю служение в замке Комес. Да пребудет с вами благодать Спасителя.

Старший помощник Спасителя, брат Медиан».

В кабинете начальника тайной стражи графства Шелтон следователь Терус Грунис стоял перед высоким начальством:

– Докладываю, господин магистр, всё сообщество «Стихия» проживает в графстве Хромском, которое является вассальным королевству Асмар. Вернее, они проживают в собственном баронстве Комес, которое, в свою очередь, вассально графу Хромскому. Баронство это, честно говоря, спорное между графством и герцогством Лавия, оно крошечное и было запущено, так что граф его ловко сплавил. По старому соглашению, там запрещено размещать воинские гарнизоны, там могут находиться только наёмники, не более пятнадцати сабель, для защиты от разбойников. Егор стал бароном ор’Комесом.

– Подожди. По решению Совета Глав Государств, в соответствии с законом Спасителя в наших землях магу запрещено быть владетелем. Или наш скромный Нугар на то наплевал? Так хотелось проблемное баронство сплавить? – полюбопытствовал Твердь.

О решении подобных вопросов прекрасно знал, а вдруг? Рычаг давления на хромского графа не помешает.

– Никак нет, господин начальник тайной стражи, случай не такой уж уникальный. Формально Егор – вассал графа и добровольно передал всё политическое управление своему сюзерену, а сам остался только «на хозяйстве». У него даже приставка осталась – ор’.

– Продолжай.

«Что и следовало ожидать», – подумал Твердь без сожаления. И не надеялся на такой подарок со стороны Нугара.

– В баронстве кипит работа. Отстраивается замок, налажен выпуск оригинальных амулетов.

– Про амулеты подробней.

– Для связи, только без привязки и слышно все вокруг, а не только на кого настроена. Есть ограничения: не работает под землёй и вроде по расстоянию ограничено, но пока не определили насколько. Так в инструкции написано. Да, лучше по ночам работает почему-то.

– На каких стихиях и что такое инструкция?

– Земля и Свет. В грундском журнале «Магия» вышла статья Агнара Луниса по этому поводу. А инструкция – это специальная бумага, на которой написано, как амулетом пользоваться.

– Любопытно. Статью прочитаю, а инструкция… Вроде всё просто… И почему раньше не додумались? Ай да Егор!

Магистр встал и по старой привычке заходил по кабинету. Терусу сесть так и не предложил.

– А как там наш Витар? Или уже не наш? – Он остановился и пристально посмотрел на следователя.

– Кхм… ваша све… Он маг.

– Даже так?! – Брови Твердя поползли вверх и, будто что-то поняв, остановились. – Девятнадцать лет – самый возраст. Я же говорил: везунчик этот Егор! По какой стихии?

– Пока не удалось выяснить.

– Не важно, – махнул начальник. – Я просил найти давление на него. Нашёл?

Терус замялся:

– У него мать в городе Кряж, графиня Лиона нор’Гардус. Он очень к ней привязан, и она… сумасшедшая.

– Вот как? Бывает. Негласное наблюдение за её домом. Она дома живёт?

Грунис кивнул.

– И пошли в конце концов человека к нему на встречу, там и определимся, что делать. Можешь идти. Человека перед отправкой – ко мне. – Терус уже открывал дверь кабинета, когда услышал: – Стой. Спорная территория с Лавией, говоришь? Проверю… Любопытная идея возникает… Пошли человека, которого Витар не знает. Пусть только наблюдает, а на связь с графом выйдет только после нашего приказа. Теперь иди.

Старый следователь чувствовал себя предателем. Витар успел стать ему другом, а он его мать подставил. А что сделаешь? Служба, чтоб ей пусто было! Горестно вздохнул и приступил к разработке легенды внедрения. Дело непростое – замок маленький.

(обратно)

Глава 3

Строители постепенно сдавали нам стены и башни. По одной в неделю, и начали с надвратных. Мы, по мере сдачи, вкладывали в них «каменную пелену». Подсчитали рутиний, и оказалось, что как раз на стены только и хватит. Придётся телепортироваться в Руины, но пока не горит. Это же придётся выезжать из замка, и не одному, но не поверите – некогда. С возмущением четвёртого уровня решили не рисковать: и служитель-маг под боком, и воинская часть недалеко. Кстати, им первым ушлый Хорнус продал наши амулеты. Себе в убыток, между прочим! Значит, уверен в будущей выгоде. Со мной тогда связался командир и пригласил в гости, я, соответственно, его. Я настроил «связь с производителем» на канал Рината, а он уже соединял с нами, если считал нужным, причём по одному ему известным критериям. За что по моему приказу был дважды бит отцом. Правда, менее своенравным после этого не стал, и парня можно понять: работает на износ и в конце концов вынужденно подобрал себе сменщика. Сейчас его обучает.

Сегодня Лиза с Агнаром заявили, что «суперплетение» готово и можно начинать подготовку, как раз и подъёмный мост привезли.

Когда Рон в Цитрусе заказывал мост, на него смотрели как на умалишённого. Засыпали вопросами, но он упорно отмалчивался. Заказ приняли и вот доставили. Вместе с механизмом подъёма и решёткой. Артель мастеров осталась ждать, когда выроют ров, а пока занялась установкой механизмов.

От нас, хозяев, они старались прятать насмешливые глаза, а с дворней перешёптывались и не верили ни единому их слову, тогда как «наши» были абсолютно уверены, что ров будет. А раз на работы не гонят, то с помощью магии. Вот этим и занимались Лиза с Агнаром.

Неделю ходили вокруг замка, оттаивали снег и чертили прямо на мёрзлой земле странную паутину с узорами. От зари до зари. Километр – не шутка. Однажды на исходе работы на целый день закрутилась метель. Витар тогда воскликнул в сердцах:

– Это что же, столько труда и псу под хвост?!

– И не надейся отлынивать, выходим сегодня, несмотря ни на что, – успокоила его Лиза.

– Не переживай, Витар, мы всё равно снег оттаиваем и на земле борозды выжигаем, а потом не важно будет, лежит снег или нет. Главное, со схемы не сбиться, а за этим я строго слежу, – пояснил Агнар.

– Обидно будет, если всё заново придётся делать, – проворчал я.

– Ничего, ты парень трудолюбивый, один всё исполнишь, – привычно выпалила Лизия.

– Не должно. Погрешность может быть серьёзной. Помнишь, как коряво ты знаки стихий рисовал? И ничего.

– Ладно, идём, нечего тянуть, – закончил разговор Рон.

И мы пошли. Неприятно работать в метель. В замок возвращались только на обед и сон. Куда спешили, спрашивается?

После завершения «рисунка» авторы тщательно его проверили, а для этого всем нам снова пришлось протапливать остатки снега.

Начало февраля на дворе, а прямо весна в Центральной России: южные склоны почти без снега, днём ручьи бегут. Местные говорят, что это оттепель, настоящая весна в марте придёт, но по деревням уже вовсю готовятся к полевым работам. Мне всё чаще напоминают об обещанном маге Жизни. Как бы невзначай: то один работник, то другой.

– Завтра с утра ритуал, – сказал Агнар, – помоги нам Спаситель.

– Так, может, помолимся? – предложила Агна.

– Спаситель не любит магов, – неодобрительно отозвался Рон.

– Помолимся. Всё равно утром на службу пойдём. Всё, ужинать и спать, – сказал я и первым зашагал в замок.

Лиза с Агнаром активировали заклинание. Я стоял рядом для отвода глаз, якобы я запущу воздушную составляющую.

– Начали, – сказал Агнар, и с их рук вытянулись жёлтые, зелёные и голубые шнуры.

Мы стояли на противоположной от ворот стороне замка, метрах в двух от стены. Рон с Витаром контролировали ворота, чтобы никто не пересекал рисунок.

Заполнялся чертёж минут пять и сразу по всей окружности – постепенно окрашиваясь всё ярче и ярче, пока не вспыхнул. Далее началось видимое всеми действо. Земля вокруг стены вдруг резко осела, а со стороны ближайшей речки, Быстрой, протянулся смерч, наполненный водой, которая хлынула на размякшую землю и за каких-то жалких полчаса образовала однородную пульпу по всему будущему каналу.

– Пора. Лиза, перекидывай смерч в отвал и переключай на сброс. Хорошо держишь?

– Хорошо. Перекидываю. – Голоса обоих были предельно собранными и внешне бесстрастными, только Фиона подсказала мне, какая буря чувств бушевала у обоих!

Вихрь вышел из реки, перелетел склон холма, заброшенную каменоломню и стал высасывать грязь из канала. Через полтора часа вокруг замка красовался ров с идеально ровными твёрдыми стенками и дном. Шириной везде шесть метров, а глубина варьировалась от трёх до десяти. Смерч исчез сразу, как только последний кубометр грязевой массы покинул будущий ров.

Лиза с Агнаром блаженно улыбались, а я от избытка чувств обнял и приподнял их обоих. Лизия прохрипела:

– Раздавишь жену.

– Засёк, насколько возмущение было? – хитро спросил Агнар, едва я поставил их на место.

– Максимум третий уровень, но в течение почти двух часов, – ответил я.

– То-то! Учись, пока я живой, – гордо произнёс он. – А каков объём работы! Оценил?

– Разумеется! Пойдёмте быстрее отсюда, а то сейчас… Ну вот, уже, – в наши разговорники ворвались вызовы друзей.

– Все живы? – взволнованный голос Рона.

– Всё, Рон, не волнуйся. Очень удачно всё получилось! – успокоила его Лиза.

– Молодцы! – Это Витар. – Здорово, я такого никогда не видел! Это же надо, всего два часа – и ров готов! – Восторгу нашего молодого не было предела.

– Все заметили? Возмущения маленькие – моя разработка! – похвастался Агнар.

– Всё равно надо ждать визита военных. Готовься, Егор, – сразу предупредил Рон. – Хоть и третий уровень, но два часа. Обязательно заинтересуются.

– Не страшно, я приглашал командира в гости, как и он меня.

Наша троица уже подходила к воротам замка. Там толпился народ. На донжоне играла бравурная музыка, от людей доносились удивлённо-восторженные возгласы, стоял весёлый гам. Только плотники суетились, сооружая временный проезд через новую канаву. Восторженный Семус отвёл меня в сторону:

– Поздравляю, ваша милость, теперь у нас настоящий замок! – В глазах старика стояли слёзы. – Сподобил Спаситель дождаться на старости лет! Теперь никакие лавийцы нам не страшны!

– Полно, Семус, заживём! Какие твои годы?

– Водой теперь надо его наполнить, – сразу посоветовал старик.

– Непременно. Агнар этим займётся. Заодно и запасы воды будут.

– Да что вы, ваша милость, колодцы подземной рекой наполняются, её и так полно!

– Неужели? Не знал. Может, и подземный ход есть? – Недосуг было раньше узнать.

– А как же, был. Теперь завалился. Я покажу.

– Обязательно!

Мы проходили через расступившуюся толпу. Я разглядел изумление на лицах мастеров-подъёмников, а Лиза, проходя мимо них, задорно подмигнула и распорядилась преувеличенно громко:

– Что смотрите, работайте! Ваше время пришло.

Они растерянно кивнули.

Мы направились прямиком в столовую, где ждал богатый стол – Агна постаралась. В помещении нас встретил восхищённый Медиан.

– Поздравляю, господин Агнар, великолепная работа! Несомненно, вам помогал Спаситель, недаром такая благодать утром снизошла!

– Спасибо за поздравление, господин настоятель, я тоже думаю, что Спаситель помогал нам в работе.

– Брат настоятель. Мы все братья и сёстры, но вам, как сугубо светским, и обращение «господин» простительно. – Он укоризненно обвёл взглядом меня, Рона и Лизу.

Мы виновато пожали плечами. Ну, Агнар, ну, прогнулся! А тот еле сдерживал смех. Только Агна смотрела серьёзно.

Дальше был банкет, к которому присоединился десятник Прунис. В самый разгар гулянки он отозвал меня в сторону:

– Как я понимаю, намечается заварушка?

– С чего это вы взяли? – удивился я.

– Как же, строительство оборонительных сооружений, укрепление их магией и теперь ров. Всё одно к одному – вы ждёте нападения.

– Что вы, это просто на всякий случай. Пограничье. Да и территория спорная.

– Ну-ну, что я, в пограничье не служил?! Как хотите, но мой отряд вполне боеспособен, как в обороне, так и в наступлении. Будьте в этом уверены!

– Я уверен. Спасибо, Прунис.

Потом ко мне подошёл Медиан:

– Господин барон, мне очень жаль, но нам скоро придётся расстаться. – Я внутренне напрягся. – Сюда пришлют другого служителя, а меня отзывают. К сожалению. Кого пришлют, я не знаю.

– Вы же только начали служить у нас, и уже отзывают?

– Сие ведомо только брату епископу. Меня в это не посвящали. Нашли, видимо, другой, более подходящий мне приход.

– Очень жаль. Мне показалось, что у нас сложились вполне доверительные отношения, и даже дружеские. Или я не прав?

– Правы, барон, правы, но начальству виднее. Будь моя воля, я бы остался.

Мы выпили ещё по бокалу вина, отмахнулись от веселящихся стихийников – появилось уже такое прозвище.

– Признайтесь, Егор, вы опасаетесь нападения? Интересно, кого?

– Ну вот, и вы о том же! Прунис всё намекал, и вы туда же. Да никого мы не опасаемся, просто место опасное – спорная территория.

– Конечно-конечно, – усмехнулся служитель, – сообщество «Стихия», дорогие амулеты – многие могут позариться. А я недавно вспомнил, – Медиан пригубил вина, – как-то летом я был в Грунде и заглядывал к знакомым помощникам. Они тогда посмеялись и показали мне разыскной лист… Вы понимаете, о чём я? – Выражение моего лица осталось непроницаемым, а я подумал: «Начинается…» Медиан пристально смотрел на меня. – А вы хорошо сдерживаете свои чувства, барон, но я не об этом. Среди служителей ходят легенды о графстве Флокском. Кто восторгается, а кто и плюёт сквозь зубы. Я из таких… Не переживайте, – добавил он после паузы, – от меня ничего не узнают, а про тот лист поди и забыли. Я надеюсь.

– Я абсолютно в вас уверен, господин настоятель, раз говорите мне такое. Наверное, вы выполнили свою задачу, узнали всё про нового барона, а теперь в другом месте понадобились. Помощники-маги всегда в цене. Впрочем, я не знаю вашу кухню.

Он тоже прекрасно сдерживал эмоции, и, если бы Фиона не подсказала, я бы ни за что не понял, что он неприятно удивился. И Медиан тоже решил пооткровенничать:

– Вы мне симпатичны, барон. Я убедился, что вы не агент чернокнижников и вовсе не из Древних. В церкви разные люди служат, – продолжил Медиан с сожалением, – так же как везде. Если возобладают фанатики, вернее, если их используют против вас наши самодуры, то ничего более глупого и представить нельзя! Чернокнижники становятся сильнее, вера в Спасителя слабеет, а от вашей команды в будущей войне – не сомневайтесь, она произойдёт – пользы будет больше, чем от целого полка. Я вижу ваш потенциал, не делайте удивлённое лицо. К чему это я веду. – Я внимательно слушал откровения помощника и удивлялся схожести мыслей Рона и служителя. – Привяжите мне разговорник. В крайнем случае я смогу вас предупредить.

– Хорошо, господин настоятель, давайте завтра.

– Добро. Всё, я пошел трезветь. Впереди ещё вечерняя служба. А вы веселитесь, заслужили. Можете не приходить на службу, Спаситель вас извинит. – Он встал, пошатнулся и окатил себя «отрезвляющим» плетением. Подмигнул мне: – Хорошо быть магом Жизни.

Мы продолжили веселье. Работали только ошарашенные мостостроители да новый диджей – стажёр Илиус. Включал заказанную музыку и косноязычно говорил поздравления, выполняя заказы в первую очередь своих родственников из деревни Бутово.

Вечером состоялся разговор с командиром гарнизона. Он давно пытался связаться, но Илиус всё время что-то путал.

– Здравствуйте, барон.

– Здравствуйте, полковник.

– У вас ничего не случилось? А то мой старший маг все уши прожужжал: свяжись с бароном да свяжись. Возмущения у вас были долгие. Не воюете, случаем?

– Слава Спасителю, нет. Мы немного строили. Приедете в гости – не узнаете замок!

– Завтра и отправлюсь, не возражаете?

– Что вы, милости прошу, господин Ишвар!

– Вот и договорились. Давно собирался, а тут такой повод! И купцы про вас небылицы рассказывают. К вечеру подъедем.

– Мы встретим.

Вот тебе и неизбежное свидание с местными военными. К добру или нет – время покажет.

Отряд в десять сабель подъехал к воротам, где копошились установщики моста, часам в восьми вечера. Почти стемнело, и, если бы я не получил от Ишвара сообщение о скором прибытии, закрыли бы створки.

Спешенные военные подошли к встречающим: всем стихийникам, десятнику и настоятелю. Я на правах хозяина поздоровался первым.

– Рад приветствовать доблестных воинов в замке Комес. Как доехали?

– Слава Спасителю, без происшествий. Здесь недалеко, мы даже не устали. Позвольте представиться: полковник Ишвар, это мой старший маг Иглус, – маг поклонился, – и десятник Колен. Остальные – его подчинённые.

Я представил всех нас. Солдат разместили в казарме с наёмниками, а мы с тремя офицерами проследовали в столовую. Предстояло очередное застолье… Да сколько можно! Мне уже порядком надоели эти гулянки. По моему настоянию сегодня подавали уху.

Полковник оказался высоким плечистым мужчиной средних лет, очень похожим на Рона, только с зычным командирским голосом. Маг, наоборот, небольшого роста и щуплый. Совершенно неопределённого возраста. У него была огромная аура, наполненная стихией Света. Такую я встретил впервые. Десятник – ничем не примечательный молодой человек лет тридцати.

– Как ни расписывали купцы чудеса, происходящие в замке Комес, я не верил, – хвалил меня полковник после первого тоста. Сегодня все, кроме женщин и Рона, пили крепкую настойку. – Оказалось, они и половины правды не рассказали! Я был здесь год назад, а как в другое место попал! Поздравляю, барон.

– Не льстите мне, полковник. Это всё деньги, только они делают в мире чудеса.

– Согласен. Но нужно ещё и желание. А зачем, если не секрет, бухнули сюда столько денег? Вряд ли они окупятся.

– Видите ли, мы – бывшие охотники. Повезло, сорвали большой куш, а куда девать? Вот и прикупили баронство по совсем смешной цене, очень удачно.

Полковник засмеялся:

– Удачно, говорите? Для графа – да, а для вас, извините за прямоту, это заноза в заднице. Судя по ремонту стен и башен, вы это понимаете. Грамотно строите, насколько я успел заметить. Завтра всё повнимательней осмотрю. Всё-таки наш форпост. Не возражаете?

– Конечно нет!

Можно подумать, я могу отказаться.

– Амулеты у вас славные получились, – после смены блюд продолжил разговор Ишвар. – Не продешевили с купцами?

– Нет, господин полковник, к обоюдной выгоде.

– Передачи вашей башни слушаем. Это вы хорошо придумали: музыка, новости. Правда, больше деревенские сплетни. Вы уж повлияйте на своих мальцов, что в амулеты говорят, пусть хоть газеты старые читают, всё полезней, чем слушать, как бабка Вулка с бабкой Гулкой поругались.

– Дельный совет, спасибо, Ишвар.

Действительно, совсем забросил я нашу радиостанцию.

Полностью на откуп Рината отдал. Надо поговорить с ним.

– Не за что, со стороны виднее. Я вас с ответным визитом жду. Может, и мне что подскажете.

– Непременно. Только немного дела разгребу – и сразу к вам.

– Не разгребёте и за год! На следующей неделе жду непременно! Обижусь. – Ещё через несколько чарок: – Неспокойно становится на границе, ой не спокойно. И перевал ещё закрыт, а наши патрули уже несколько раз ловили странных личностей. По роже видно – разбойники, а говорят, на барсов охотятся. Славная у нас охота, я вам скажу! Летом непременно поохотимся. Люблю это дело, оленя загнать… – Ишвар мечтательно посмотрел в потолок. – А нынче зима снежная и, увы… Барсов мало, и ценятся сильно, если живого поймать, а лучше котят. Модно их стало в доме держать, богачи с ума сходят. Вам не нужен? Могу поспособствовать котёнком. И правильно. Вольному зверю – воля нужна… О чём я говорил? Разбойники! С месяц примерно начали появляться. И из-за гор, и с нашей стороны. Один разговорился. Я тогда не в настроении был, – полковник пьяно ухмыльнулся, – так вот, нанимают их в Лавии на какое-то дело. Как бы не по вашу душу. Сами лавийцы давно сюда не лезут, но наёмников засылают. Я сообщал начальству, – полковник кивнул на мага, – через астрал работает. Нет, разговорников не напасёшься, и дороги они, откуда у простых военных? Чай, не война, когда полковникам их раздают, да и общаешься через него только с одним. То ли дело ваши амулеты! Незаменимы они в армии, Егор, это вы угадали. А кто придумал, если не секрет? Агнар Лунис и сообщество? Уважаю. Еоловастый мужик. Так у вас гильдия своя? Не понял. А… – махнул рукой, – ничего в вашем колдовстве не понимаю.

Выпили, закусили.

– Полковник, сообщили вы начальству – и что дальше?

– Что сообщили? A-а, вы простите меня, забываю я, когда выпивший… Сказали не лезть. Кого поймали – хорошо, нет – ещё лучше. Охраняйте перевал, и точка. Но лично для вас, барон, если что, – он постучал пальцем по амулету, висящему на цепочке, – говорите, помогу. Плевать на начальство!

Он был на той стадии опьянения, когда голос не понижают и начинают лезть целоваться. Десятник с магом смотрели на командира неодобрительно, но молчали. А я понял, почему этот вояка оказался в такой глуши.

– Сейчас в округе ни одного благородного, кроме вас. Все в столицах крутятся, на балах. Глаза б мои их не видели! Расфрантятся, тьфу! Правда, дамы… Поухлёстывал я в своё время, приятно вспомнить. Вы не женаты? И не торопитесь. Такое болото!.. – горестно вздохнул Ишвар. – А что мы сидим? Дамы! Попрошу на танец… Музыку!

Тем временем Колен приударил за Лизой, которая с ним явно кокетничала. «Ну погоди», – подумал я. А Иглус пытал Агнара:

– Вы всего лишь подмастерье и такое заклинание придумали?! Ни в жизнь не поверю. Если бы собственными глазами свежий ров не увидел, то… Не знаю, что и думать.

– Дорогой Иглус, – ответил Агнар, – я действительно подмастерье, но только потому, что не гонялся за званиями. Я – охотник. Был им большую часть жизни. Академическое образование получил в грундской школе магии Света и Воды «Лучистая волна» и так и остался подмастерьем, а в последнее время преподавал там же. Зачем эти ненужные звания? Сообщество у меня собственное, «Стихия». Возможно, и в школу перерастёт. А может, и нет. Не до учеников сейчас.

– Не согласен я с вами, дорогой коллега. Звания – вещь нужная. Я – мастер. В гильдии состою, в армии служу и спокоен за своё будущее и родных. И не нужно мне ничего выдумывать, всеми новинками меня обеспечат. Свободное плавание – не для меня. Но вам завидую, тоже иногда свободы хочется. Так не просветите насчёт заклинания? – спросил Иглус после очередной рюмки.

Агнар хитро помотал головой:

– Секрет сообщества! Я же не прошу у вас открыть последние гильдейские разработки. Кстати, если найдёте заказчика на похожую работу, войдёте в долю как посредник.

– Интересно, ловлю на слове. – Маг потёр руки. – Пока не придумал, но теперь поищу, пообщаюсь с коллегами. Вы в астрал не выходите?

– Не сподобился. Сию тайну великую в гильдиях да академиях хорошо держат, – Агнар презрительно усмехнулся, – а в открытых книгах об этом только легенды пишут. Вот и пришлось нам «рацию» разработать. Понравилась?

– Не то слово! И статью вашу читал! Поражён. Совершенно свежий взгляд на природу стихии Света, а я ведь тоже световик. Могу поспорить с некоторыми выводами.

– Не сейчас, коллега, давайте веселиться.

Разошлись далеко за полночь. Слава богу, обошлось без скандала, хотя и на грани: десятник порывался проводить Лизу, а полковник – Агну. Дамы проявили благоразумие и сами отшили кавалеров, не терзая наше с Роном терпение. В спальне я высказал своей даме всё, что думаю о её поведении, и сам же оказался виноватым. Такой вот странный поворот судьбы.

Наутро, несмотря на благодать после службы, полковник опохмелился, повеселел и пошёл осматривать крепость – теперь не стыдно так гордо называть наш замок. Мне пришлось сопровождать полковника.

В целом он остался доволен. Указал несколько огрехов. Рон согласился и сразу подозвал бригадиров строителей.

Уехали военные в обед с наилучшими пожеланиями, а мы снова пошли чертить землю. Теперь для канала от речки Быстрой, но там недалеко, метров двести. Управились за два дня, и вскоре ров заполнился мутной водой. Канал после этого завалили в одном месте, до постройки шлюза.

– Не нравятся мне эти наёмники, о которых тебе полковник говорил, – сказал Рон.

Мы расслаблялись в бане. Горячий пар, холодный снег и пиво с рыбой.

– Мне тоже. В крепости нам ничего не сделают, но боюсь, что могут на деревни напасть. Я приказал старостам усилить наблюдение и сразу нам сообщать в случае чего.

– Правильно сделал, только успеем ли?

– Не знаю. У них есть отряды самообороны, но какие из них вояки! Надежда только на нашу скорость.

– Надо бы их подтянуть в плане воинской подготовки.

– И кто этим займётся, ты?

– Зачем? Пусть Прунис выделит шестерых, по двое в деревню. Думаю, хватит.

– Верно. Так и сделаем.

Заглянули в парную, повалялись в специально накиданном сугробе, погрелись и снова не торопясь стали запивать это дело пивом.

– Слушай, – продолжил я разговор, – а может, нам их амулетами вооружить?

– Ага, чтоб потом они оружие на нас направили? Не знаешь ты крестьян, Егор, бунтовать любят.

– Прямо так и любят? – засомневался я.

– Конкретно эти – не знаю, а у нас в баронстве несколько раз бунтовали.

– На твоей памяти?

– Да что ты! За историю, за три века. Тогда беднее жили, – нахмурился Рон и добавил: – Крестьяне, я имею в виду.

– Я был в наших деревнях, встречался с людьми. Недовольных и обиженных много, но без злобы. Не боись, если что, отобьёмся!

– А не опасаешься, что на дорогу выйдут или амулеты бандитам достанутся?

– М-да… здесь уверенности совсем нет. Надо подумать.

Озарение пришло ночью. Я тихонько встал и прошёл к себе в кабинет. Зажёг лампу.

Надо просто привязать амулеты к конкретной ауре. Если сами на разбой выйдут, ясно кто, а недруги не воспользуются. Метод Древних неизвестен, но я выдумал свой.

К руне-ключу подвешивается модуль, «блокирующий» её. В «своей» среде она инактивируется. Или наоборот, активируется, это уже детали.

«Синя, просчитай маскирующее заклинание, чтобы плетение менялось в конкретной ауре. Чем проще, тем лучше. Выбери узловые точки, индивидуальные для каждой ауры. Да! Желательно, чтоб можно было создавать его из любых стихий».

«Поняла. Это займёт время».

«Я подожду».

Я стал рисовать схему будущей связки ключа-блока. Над чем и застал меня рассвет.

Надпись «готово» появилась после обеда, оторвав от общения с «нашими» купцами по рации. Те в основном намекали на расширение поставок и запросили стационарную рацию, типа нашей башенной. Жаловались на недостатки в виде периодических помех и «плавания» сигнала, но это неисправимо. Посоветовал внимательнее прочитать инструкцию и пообещал увеличить насколько возможно производство амулетов.

«Показывай».

Перед глазами возникла руна-иероглиф синего цвета. Довольно простая. Похожая на модуль взаимодействия с аурой.

«Из других стихий».

Появились ещё шесть разноцветных, чуть отличных друг от друга рун.

«Как работает?»

«Это простой фильтр передачи маны. При первой накачке модуля маной запоминает ауру, в которой находился, и впоследствии, в чужой среде не пропускает энергию через себя».

«Понял. Спасибо, девочки».

Я спустился к Агнару в лабораторию, это стало его постоянным рабочим местом, отдал схему и скопировал ему плетения – фильтры.

– Работай.

Буквально через пять минут он удивлённо открыл рот:

– Опять поразил, Егор! Это, это… древние сканеры не нужны станут! И главное, на обычном модульном принципе! – Он в изумлении упал на стул.

Блин, я об этом не подумал – паспортизация всей страны!

– А может, банк свой открыть? – ляпнул я.

– Тьфу на тебя! Врагов мало? Лучше Гонмусам предложить дешёвый переносной сканер, с руками оторвут! Могут и в долю взять.

– Этим тоже займись. А что – идея.

– Займусь, не к спеху. Сейчас, извини, завал.

Пришлось съездить в гарнизон, полковник был настойчив. Хотели вдвоём с Агнаром, он надеялся раскрутить Иглуса на астрал взамен на «землеройку», но Рон заявил, что едет с нами, мол, вдруг там засада. Резонное замечание: «А чем ты сможешь помочь, если они, целый гарнизон, не приведи Спаситель, станут врагами?» – проигнорировал напрочь.

Полк из трёх сотен мечей располагался на выходе с перевала, перекрывая его добротной стеной, которая, плавно закругляясь, образовывала крепость. Обойти её довольно сложно. Плюс масса секретов, для связи с коими и были приобретены рации. За счёт казны и со скидкой.

Сейчас, в самом конце зимы здесь царила «расслабуха» – на перевале самое лавиноопасное время. Половина личного состава в отпусках, а оставшаяся открыто отдыхала. Дисциплину мы увидели… семейную.

Встретили нас радушно, и одним из первых вопросов был: «А где дамы?» Женщин катастрофически не хватало. Обслуживающий персонал и немногочисленные жёны, кто согласился ехать в эту тмутаракань.

Полковник лично провёл нас по крепости и услышал несколько замечаний от Рона. В основном по поводу расположения баллист и требушетов. Полковник кивал, но по лицу было видно, что он давно это знает, просто руки не доходят.

– А теперь, господа, прошу к столу.

Ну как у гусаров без пьянки? Я обречённо поплёлся в столовую.

Застолье было шумное, пьяное и в меру весёлое. Вернее, юмор был специфический, военный. Никого не стеснялись. Чисто мужская компания. Исключительно офицеры, полковой служитель и маги. Всего человек двадцать, включая нас. «И это армия? – удивился я размаху и степени гулянки прямо в войсковой части. – Совсем мышей не ловят».

– Не думайте, барон, у нас не всегда так. Просто редко к нам гости заглядывают, вот и устроили праздник. – Полковник словно услышал мои мысли.

– Что вы, полковник, и в мыслях не было усомниться в ваших офицерах! Служба в глуши, всё понимаю.

Всё развивалось по обычным канонам: общие тосты, разбивка на кучки «по интересам» и разные пьяные сопли от «Ты меня уважаешь?» до «На кого батон крошишь?» или «Я самый крутой».

Один молодой офицер взял в руки бинго, заиграл и запел. Ради этого выключили радио.

Пел он великолепно! Музыка и текст напоминали наши «солдатские»: про нелёгкую службу, смерть товарищей и ждущую где-то далеко любимую – но исполнение! Я заслушался. Отлично поставленный голос, профессиональная игра и явная харизма, отличающая настоящих звёзд.

– Господин полковник, если вы не отпустите этого молодого офицера с нами, я обижусь, – нарочито пьяно обратился я к командиру.

Он по-пьяному хитро посмотрел на меня:

– Если вы подарите ему рацию, то так и быть, побудет нашим наблюдателем в вашем замке. Всё равно надо кого-нибудь посылать. Давно пора. – И после паузы заговорщически добавил: – Он недавно у нас. Как офицер, честно скажу, никакой. Семейная традиция, ничего неподелаешь. И не Хромский он, сбежал от докучливой родни. Забирайте. Поёт, стервец, знатно! Чтоб обязательно по радио вашему спел, иначе обижусь и отзову! Он сам, кстати, к вам рвался выступить, да мне все некогда было.

– Непременно!

Для этого я и хотел забрать его в замок. Записать амулет, так сказать, «альбом».

В перерыве между песнями я намеревался подойти к певцу, но не успел. Пошёл по нужде и столкнулся с подвыпившей троицей.

– Смотри, куда прёшь, гость! Ногу мне отдавил, бар-рон! – презрительно выплюнул жилистый, в меру пьяный офицер. – Ты слепой или косолапый?

Двое спутников заржали.

– Если вам наступили на ногу, значит, она стояла не на своём месте. – Я еле сдержал гнев.

Совсем не к месту. Отдохнуть надо, заработался. Нервы ни к чёрту!

Внезапно я вспомнил, что ни на какую ногу не наступал. Своё тело я прекрасно контролировал. Совсем не пьянел, дал установку Сине. Меня элементарно провоцируют. Что ж…

– Надо же! Птенчик что-то чирикнул!

И снова хохот парочки.

– Хотите дуэли? Пожалуйста, я вызываю. – Фиона подсказала радостное предвкушение моего обидчика и сильное желание подраться.

– Да я тебя и без дуэли раздавлю! – Он замахнулся рукой, но был перехвачен невысоким толстячком.

– Успокойся, Корсун, господин благородный вызвал тебя на дуэль. За тобой время, место и выбор оружия. – А вот он был удивительно спокоен и в то же время радостно возбуждён.

– Да я его… – «Обиженный» пытался вырваться, но его друг оказался начеку, придержал.

– Угомонись пока, назначай время. – Он был в радостном предвкушении развлечения.

– Да пошли вы! Будете секундантами! Сами договаривайтесь. – Обидчик презрительно плюнул мне под ноги, развернулся и пошёл, слегка пошатываясь.

– Завтра на рассвете вас устроит? – спросил пухлый.

– В любое время.

– Простые пехотные шпаги и без магии. Секунданты у вас есть?

– Есть. Где состоится дуэль?

– Сразу за крепостью – пустырь. За западными воротами.

– Я буду там.

Мы раскланялись. Я сделал то, зачем вышел, и вернулся в зал «обрадовать» друзей. Мы быстро свалили с пьянки и пошли в выделенные нам комнаты в офицерском общежитии.

– Зачем ты поддался, Егор? Понял же, что провоцируют, – затянул волынку Рон.

– Стерпеть оскорбление? Какие слухи тогда пойдут о бароне Комесском? Оно нам надо?

– Ты всё правильно сделал! А убить тебя сложно, – поддержал меня Агнар. – Вот и проверим, чего стоят наши утренние тренировки. Да и вообще, давненько не дрались!

– Агнар?! От тебя я этого не ожидал! – Рон ускорил шаг и вперёд нас скрылся в здании.

– Обиделся, – вздохнул я.

– К утру отойдёт. – Агнар беспечно махнул рукой.

С рассветом на пустыре собралась толпа. Многие пришли с бодуна, но предвкушение бесплатного развлечения перевесило страдания. К нам подошёл уже опохмелившийся полковник:

– Сожалею, барон, но ничего не могу сделать. Дуэли за пределами крепости в мирное время разрешены. – Он тоже был в предвкушении.

Скучно они здесь живут, любому развлечению рады.

– Всё нормально, господин полковник, не вы же меня оскорбили.

– Хочу предупредить: Корсун опытный бретёр, за это его сюда и сослали.

– Спасибо за совет, Ишвар. А кто тот секундант, который в теле?

– Десятник Дмитрос, а что?

– Присмотритесь к нему. Я ни на что не намекаю, просто совет.

– Хорошо, – удивился полковник.

С совещания секундантов вернулись Рон и Агнар:

– Извинений не последовало. Шпаги выберете сами, они воткнуты в центре арены. Бой до признания поражения или смерти. Удачи. Я верю в тебя, – серьёзно закончил Рон.

– Амулет давай, подержу. И саблю, – сказал Агнар. Я таскал свой первый амулет, воздушный, больше как талисман, чем реальную защиту. – Удачи!

Мы встретились возле двух одинаковых шпаг, воткнутых в мёрзлую землю. Оба одеты только в штаны и рубахи. Противник был собран, движения мягкие, взгляд сосредоточен, холодный. От вчерашнего опьянения не осталось и следа. Наверняка жизнюк поработал.

Кивнули друг другу, вытащили шпаги и оба проверили заточку, упругость, баланс. Оба недовольно поморщились. Противник не сводил взгляд с меня, я – с него. Толпа замерла.

Я ждал атаки и дождался. Осторожная разведка боем. Я легко отвёл клинок в сторону и контратаковал. Он парировал и замер. Мы стали медленно кружить вокруг друг друга. Выдержки Корсуну не занимать. А может, просто растягивал удовольствие. Вдруг неуловимая атака в ноги, и я едва успеваю подпрыгнуть, потом резко присесть и блокировать его шпагу гардой возле своего лица и сразу попытался провести подсечку ногой, крутанувшись на месте, но он быстро разорвал дистанцию. Уважительно поднял брови – и всё. Взгляд ни капли не изменился. Пора и мне. Я шагнул вперёд одновременно с длинным выпадом в грудь. Он легко отклонил удар и сам направил шпагу в мой открытый бок. Роновская подстава. Я чуть отклоняюсь в сторону, ещё шажок вперёд – и вот его лицо рядом с моим. Я сильно бью лбом в челюсть. Готов! Противника повело. Шаг назад в сторону руки с оружием, зажимаю её своей левой рукой, подножка. Подвернул руку, и Корсун падает на живот. Поднимаю за волосы его голову и приставляю шпагу к горлу:

– Сдаётесь?

– Да пошёл ты, – злой ответ сквозь зубы, – сосунок.

Я молча режу ему горло. Не глубоко, целитель заживит, но кровищи! Я прижал вену пальцем и заорал:

– Лекаря!

Буквально через несколько секунд прибежал жизнюк, и я отпустил разрезанную вену.

Толпа молчала. Я пошёл к своим, и только тогда появился и стал нарастать восторженный гул. Агнар с Роном обняли меня:

– Молодец! Без всякого ускорения!

– Надо было убить. Он запомнит, – хмуро сказал Рон.

– Знаю, – так же хмуро ответил я.

Ну не смог! А в первую очередь толстячку секунданту не поздоровится, он надоумил. До меня когда ещё доберётся!

– Поздравляю, барон! – Лицо полковника цвело от удовольствия. – Быстро вы его. А какая необычная манера боя! И спасибо, что оставили моего офицера в живых. Он толковый, хоть и со скверным характером.

– Он не обратил внимания на мою седину. – Полковник снова посмотрел на меня и удивлённо раскрыл глаза. Тоже впервые заметил проседь на висках и бороде. – Я же охотник.

Часа через два, после завтрака, мы выехали в сторону баронства. С нами ехал певец и наблюдатель от гарнизона в нашем замке.

– Я – виконт Валет ор’Валон. В полку – один из адъютантов командира. Честно говоря, совсем не нужный. Я около месяца здесь, причём сам сюда напросился – достали родственники.

Мы ехали по полевой дороге. Погода стояла ясная, солнце припекало совсем по-летнему. Весело щебетали птицы, вдоль дороги бежали мутные ручьи. Полотно трассы грунтовое и в глубине промёрзшее, но сверху копыта наших коней уже месили холодную грязь. Окружающие холмы почернели, редкие пятна рыхлого снега смотрелись на них уродливыми проплешинами. Середина февраля, а пахло настоящей весной.

– Я родом из Бармиуса, это столица герцогства Бармат, слышали?

– Конечно, – ответил за всех Рон. Он и вёл эту беседу.

– В родне одни военные, и меня с детства к воинской службе готовили, а я музыкой грезил. Хотел в барды уйти или в театр, но родители настояли. Единственное, чего добился сам, – это переход в хромскую армию, наши владыки дружат. Подальше от родни. Так далеко, как возможно, – он горько вздохнул, – а всё равно – армия. Но ничего, – голос повеселел, – через три месяца можно подать в отставку! Граф подпишет, он мою семью не знает. Зачем я ему?

– Конечно, если служба не по сердцу, надо уходить. Зачем жизнь себе ломать. Вы совершенно правы, виконт, – прокомментировал Рон.

– А чем планируете заняться? – спросил я.

– В барды пойду. Думаю, получится.

– Не сомневайтесь, получится! Запишитесь на амулеты, передадим их по радио – и слушатели вам обеспечены.

– Вы думаете?

– Уверен.

Потом я не выдержал и спросил Агнара, отъехав от Валета:

– Что ты молчишь о своей задаче, не получилось?

– Хм, – ухмыльнулся тот, – а я всё жду, когда ты спросишь.

– Да видишь же, как всё закрутилось! Не томи!

– Хитрован этот Иглус и к деньгам, и к славе не равнодушен, поэтому намекнул, что, если впишем его в соавторы «землеройки», расскажет, пояснит и проведёт. Там в первый раз с проводником надо, заблудишься. Я обещал посоветоваться с остальными стихийниками, а он в качестве аванса рассказал, что астрал для каждого свой. Это мир, где ты полный хозяин и можешь создавать и переделывать его как заблагорассудится. Это ничего тебе не напоминает?

Я хмыкнул.

– Так вот, можно и к другим ходить, и звать в гости других обитателей астрала. Понял?

– Интересно… в принципе Иглус нам больше не нужен, я понял, что к чему… Но не стоит его обижать, пригодится. Впишем его в соавторы, нехай подавится.

– Он же светляк, а там Светом и не пахнет!

– Подумаешь! Будет консультантом по общим вопросам.

Через два дня по возвращении из гарнизона мы провожали Медиана. Прибыл его сменщик, Хуго – дородный пожилой служитель. Медиан сдал ему свой небольшой, но богатый приход и на следующий день стоял в воротах перед опущенным подъёмным мостом. Я буквально вчера подписал акт приёмки.

– Счастливого пути, брат Медиан. – Я впервые назвал служителя как положено. – Храни вас Спаситель в пути и в дальнейшей жизни.

– Счастливо оставаться, Егор и остальные стихийники. – Он тоже впервые назвал нас по прозвищу. – Да пребудет с вами благодать Спасителя. Я не знаю, куда направит меня Его воля, но помните, я всецело на вашей стороне. Разговорник со мной, если что, свяжусь с вами, барон. И вы не стесняйтесь.

Мы не обнимались, а просто стояли полукругом рядом с Медианом. Он обвёл нас внимательным взглядом, повернулся и ловко вскочил на коня.

– Даст Спаситель, свидимся. Пока! – Развернулся и пустился в галоп.

Переехав мост, резко остановился, вздыбив коня. Обернулся и помахал рукой. Дальше поскакал не оглядываясь.

– Впервые в жизни встретил хорошего помощника, – произнёс Рон.

Мы удивлённо посмотрели на него. Лично я никому не рассказывал о своей догадке.

– С чего это ты взял? – начала Агна.

– С того, Агнушка, с того. Пойдёмте, что стоим в воротах? Вон стража пялится.

– И пусть пялится, – не согласилась Лиза, – подумаешь! Но идти надо, дел, как всегда, полно.

(обратно)

Глава 4

Беда нагрянула внезапно.

В начале марта пришла настоящая весна. С полей полностью сошёл снег, дороги раскисли, и кое-где появилась молодая зелёная травка. Вовсю цвели белые подснежники.

Я сдержал обещание, и Лиза с Витаром объезжали все деревни и хутора, обрабатывая посевной материал заклинаниями повышения всхожести и добавляя жизненных сил. Плетения показал Медиан, он многое знал из стихии Жизни.

Вызов по рации пришёл, когда я вышел из лаборатории от Агнара, которому помогал просчитывать одно отражающее заклинание на основе «индукции манных потоков». Из амулета раздался взволнованный голос старосты деревни Яровое:

– Ваша милость, нападение!

Амулеты старост я настроил на себя выделенным каналом. Для «стукачей» существовал отдельный, но пока от них толку не было, одни сплетни.

– Конкретней.

– Мальчишки прибежали, которых в патрули в последнее время отправляем. Они видели за логом всадников!

– Сколько?

– С десяток, может, больше. Луки за спинами, с саблями, в кольчугах и вроде как крадутся. Впереди и сзади разъезды. Стало быть, их ещё больше, ваша милость. Что делать?

– У вас самообороны два десятка, двое инструкторов. Им сказал?

– Н-нет, ваша милость, сразу вам.

– Так беги к ним, и пусть организуют оборону! Я из замка людей пришлю, бегом!!! Прунис! – в разговорник.

Надо сказать, что фактически нашей пятёрке сами амулеты не нужны. Копия плетения прекрасно работала в стихии Разума. Мы пользовались собственными «виртуальными» аватарами, в которые вкладывали речь. Теперь можно было даже мысленно разговаривать с аватаром собеседника. А вот попытка поместить заклинание в кварц или даже пустой древний разговорник ничего не давала.

Разговорники мы всё же носили. Для конспирации.

– Слушаю, господин барон.

– Троих воинов в полном боевом – в Яровое, галопом! Там обнаружен неизвестный вооружённый отряд, боюсь, сами не справятся.

– Слушаюсь!

Было у меня стойкое подозрение, что этот отряд не единственный.

В полном боевом – это значит всё их оружие и наши амулеты защиты и атаки: «огненные» и «световые стрелы» третьего уровня и «каменная пелена». Все настроенные на конкретного человека, о чём имелась запись в специальном журнале. Так же вооружались и отряды самообороны, правда, амулетами второго уровня. Во-первых, стреляли они гораздо хуже наёмников, поэтому количество выстрелов для них важнее, а во-вторых… мало ли что! Древние излучатели и «ветродуйки» мы не светили.

А кто из наших ближе к Яровому… Лиза! Сердце неприятно ёкнуло.

– Лиза, ты где?

– Во-первых, здравствуй, дорогой, во-вторых, я на хуторе Брогута. Ты уже соскучился?

– Ноги в руки и лети в Яровое, чем быстрее там будешь, тем лучше. На деревню напали. Полтора десятка неизвестных. Боюсь, сами не справятся. Я направил туда троих наёмников, но пока они доберутся!.. Ты успеешь быстрее. Загляни в карту.

Все свои поездки я фиксировал на карте управления телепортом, а потом скинул её всем нашим. Так что у нас в астрале висела очень точная карта с дорогами и названиями. Витар нарисовал её ещё и на бумаге. Теперь она красовалась в большом холле.

– Я буду там… часа через два. Бегу к коню. До связи.

– Береги себя!

– Не маленькая.

– Витар, ты где?

– Привет, Егор, в Еволтеевском, а что?

Глянул на карту, ближе к Бутову.

– Дуй на всех парах в Бутово. Есть подозрение, что на него нападут.

– Кто нападёт?

– Без вопросов, Витар, на Яровое напали, боюсь, и туда полезут.

– Понял, еду.

Отправлять наёмников или нет? Связался со старостой Бутова. Он, сволочь, долго не отвечал. Я забеспокоился и хотел уже звонить «стукачу», когда староста наконец ответил:

– Слушаю, ваша милость.

– У вас всё спокойно?

– К посевной готовимся, спасибо за мага, ваша милость. А что?

– Немедленно силы самообороны в готовность, организовать дальнюю разведку! Всех под командование инструкторов! На Яровое совершено нападение, боюсь, что и на вас могут.

– Ой, как не вовремя! Это как же, ваша милость, посевная на носу, а тут людей отрывать. Может, не стоит, обойдётся?

– Выполнять!!! А то и сажать будет некому и нечего!

Отвыкли от войны, ой отвыкли. Банальных разбойников здесь и то мало, поэтому в самооборону шли в основном юнцы, не наигравшиеся в войнушку. Зрелых, сильных мужиков приходилось чуть не вилами загонять.

Подумал, подумал – а фиг с ним, справимся за стенами и без стражи. Народу хватит.

– Прунис, в Яровое выехали?

– Да, господин барон, пять минут назад.

– Сам бери двоих – и в Бутово, оставшихся – под начало Рона и в Хлудово.

– Слушаюсь! Так никого в замке не останется?

– Справимся, не переживай. Рон, – переключил абонента в разговорнике.

– Что?

– Бери троих наёмников у Пруниса и скачи галопом в Хлудово. На Яровое напали.

– Кто?

– Не знаю, но думаю, наёмники, о которых полковник говорил. Боюсь, хотят обескровить баронство, а дальше… Не будем загадывать, выезжай.

– Еду.

Звоню в Хлудово и говорю то же самое, что и старосте Бутова. Возражения те же.

– Выполнять!!! – Осталось только ждать. Сел в кресло и попытался расслабиться. Не получилось, позвонил в Яровое: – Как у вас?

– Ждём, ваша милость, следим. Они замедлились. Выжидают чего-то.

– Мужиков собрали?

– Ага, инструкторам под начало. Они их думают разместить на месте наиб… Тьфу, словечки у них. Где скорее всего появятся, там и сидеть.

– Им виднее. Докладывай обо всём и сам не лезь!

– Да куда мне! Стар уже.

Он действительно возрастной мужик, но сильный. Как говорят в народе: «Телом крепок да умом цепок».

– Семус!

– Слушаю, господин барон.

– Подготовь людей на замену вратной стражи, наёмники уходят.

– Куда?

– На Яровое нападение большой банды разбойников.

– Помоги им Спаситель! Когда?

– Только что.

– Вот демоны! Весна же, у них и брать-то нечего!

– Разберёмся! Выполняй распоряжение.

– Слушаюсь. Лавийцы, как пить дать! Прослышали про наши успехи…

Я отключил разговорник.

Так. Агнар пусть работает. Потом обидится, но ничего, переживу. Валет!

Позвонил Валету по рации:

– Валет, соедините меня с полковником.

– А что случилось?

– Нападение на деревню, он должен знать.

– А кто напал?

– Наёмники. Вероятно, из тех, кто ему попадался.

– Хорошо, сделаю.

Внезапно вызов из Бутова:

– Нападение, господин барон, нападение!!!

– Я послал подмогу, держитесь!

– Они отовсюду лезут!!! Рубят всех и дома жгут!!! – истерически орал староста.

– Не орать!!! Спокойно обрисуй.

– Не могу, ваш мил, я в сарае спрятался, они везде!!! – Старосту захлестнула паника.

С ним бесполезно разговаривать, вызвал тамошнего «стукачка». Тот долго не «брал трубку», но потом ответил:

– Некогда, господин барон, обороняемся.

– Горисол, вкратце обрисуй обстановку, помощь идёт.

– Секунду… Ага, не нравится! Инструкторы командуют. Нас две группы, мы палим по ним из амулетов, но они ловкие, уворачиваются, и у всех защита есть. Но я одного сжёг! Мы всё равно отступаем. Женщин и ребятишек собираем и за себя отправляем.

– Держитесь сколько сможете, помощь идёт! Главное – людей сохранить. Бросайте скот и дома. Командир далеко? Передай ему амулет.

Спустя пол минуты:

– Воин Карпус, господин барон.

– Уводи людей в лес, хрен с ним, с имуществом, передай мой приказ. Сколько их?

– Сабель двадцать – тридцать, налетели с двух сторон. Прошляпили мы их. У всех магическая защита, а у некоторых и атакующие амулеты, но с нашими не сравнить! Мы их больше пяти сожгли, а они только безоружных рубят, суки. Куда!!! Бросай поросёнка, придурок! Все в тыл, отходим к лесу. Ничего не брать, я сказал, приказ барона, он всё вернёт!

– Экономь заряды и всем это передай. От частой перезарядки амулеты разрушатся!

– Понял, ваша милость. Экономить заряды! Не части, говорю, чтоб тебя демоны задрали!

Далее связь прервалась. Я уже давно ходил по кабинету из угла в угол, держа в руке рацию. В кабинет ворвалась Агна:

– Что случилось, Егор? Рон сорвался из замка, сказал, по твоему приказу.

– На нас напали. Лавийские наёмники. Сейчас жгут Бутово. Людей, надеюсь, удастся спасти.

– Что? Война?

– Пока нет, но, вероятно, будет.

– Да что же это такое?! Только начали устраиваться!

– Подожди. – Я поднял руку, остановив причитания Агны, и сказал в разговорник: – Витар, поторопись, деревню почти заняли, начали жечь. И сам осторожней, их двадцать – тридцать сабель, не лезь на рожон! Наши люди в ближайшем лесочке.

– Понял, через полчаса там буду. Конь на одних моих жизненных силах держится.

– Береги себя! Не геройствуй. Дома отстроим и скот купим, за людьми присмотри.

– Не переживай, на рожон не полезу.

– Если погибнешь, домой лучше не возвращайся!

– Да понял я, – усмехнулся Витар. – Буду хитрым как лис!

Раздался вызов по рации от Валета.

– Слушаю.

– Господин барон, сейчас можете говорить с полковником?

– Соединяй!

– Здравствуйте барон, как здоровье?

– Спасибо, вашими молитвами. На мои деревни совершено нападение неустановленными лицами, но, так как весна и простым разбойникам брать у крестьян нечего, то это, скорее всего, те самые наёмники.

– Но доказательств нет?

– Совершенно верно, полковник, но только пока! А то, что в принципе напали, не важно кто – не считается?!

– Конечно, считается, господин барон! Что от меня требуется?

– Войска! Немедленно!

– Конечно, я немедленно запрошу командование!

– А помните, Ишвар, вы говорили мне, что плевать хотели на начальство?

– Эх, Егор, – полковник горестно вздохнул, – если бы все наши застольные обещания выполнялись, то… не знаю, что и было бы.

– Я понял вас. Связывайтесь с командованием, а мне, извините, некогда.

Я в сердцах стукнул кулаком по столу, чуть не сломав неслабую столешницу. Так, от военных помощи не будет. Что ж. И всё равно они далеко.

– Егор, – Агна серьёзно распереживалась, – военные нас бросили?

– Прорвёмся! – успокоил я её и постарался успокоиться сам.

– Куда?

– Всех победим, не волнуйся. Принеси лучше торфа.

Мне бы такую уверенность на самом деле.

– Ага, – сказала Агна и медленно вышла из кабинета.

Я продолжил вышагивать по кабинету, руки сами собой нервно сжимались. Как хотелось находиться в гуще событий, не отключать разговорник, рации. Советовать, в конце концов, но понимал, что этим буду зря отвлекать людей. На месте виднее. Я сделал всё, что мог. Осталось стиснуть зубы и надеяться. Как это невыносимо!

Кроме слов командира гарнизона о пойманных наёмниках, ничто не предвещало беды. Несмотря на это, я увеличил силы самообороны в деревнях и отправил туда наёмников-инструкторов из нашего десятка. Ропот крестьян пресёк на корню своим прямым приказом. Сразу выявились слабые стороны: обучать владению клинковым оружием крестьян очень проблематично, тем более в короткие сроки. Сделали упор на копья, строй и выполнение команд. А также вооружили их «индивидуальными» амулетами. и здесь выявились минусы – стреляли оборонщики крайне неточно. Пришлось перенести акцент на стрелковую подготовку, но времени оказалось мало.

Атакующие амулеты сделали двух видов: «огненные» и «световые стрелы». С формой не заморачивались – выполнили их в виде арбалетов без дуг с прицельной мушкой и выемкой. Пришлось напрячь столяров, но оно того стоило – из жезлов прицельная стрельба в принципе невозможна. Наёмники встретили новое оружие на ура, а крестьянам и такая привычная форма оказалась внове.

У кварца выявился серьёзный недостаток для боевого применения – разрушение после десяти – пятнадцати перезарядок, а время перезарядки до пятнадцати минут включительно. На одном заряде можно сделать до десяти выстрелов вторым уровнем или, соответственно, пять третьим. Третий исключительно для наёмников. Рутиний мы экономили, не вставляли в амулеты ни грамма. Так что оружие получилось далеко не идеальное.

Защитный амулет у всех один – «каменная пелена». Уровни также разные для солдат и оборонщиков. Ёмкость на пять – десять срабатываний с возможностью перезарядки. и естественно, все артефакты индивидуальные и номерные, с записью в журнале.

Вот с такими силами мы и встретили это ожидаемое-неожиданное нападение.

Витар скакал на почти бездыханном коне, державшемся на честном слове и силах Жизни, непрерывно вливаемых в него всадником. Над Бутовом из разных мест поднимался густой чёрно-белый дым. За сто метров до начала деревни сторожевая сеть подсказала наличие трёх людей в придорожных пока ещё голых кустах. Их выдали «светящиеся» водяные и световые амулеты. Не снижая скорости, всадник прицелился и, когда до целей осталось метров по пятьдесят, выпустил поочередно три мощных огненных стрелы. Из кустов раздались громкие вопли, а Витар влетел на центральную улицу деревни и едва успел соскочить с падающего животного. «Прости меня, друг», – прошептал Витар и побежал в сторону максимального скопления аур.

Часть дыма стелилась по земле, видимость приближалась к нулевой, охотник пробирался по незнакомым улицам почти на ощупь. Помогала только непрерывно работающая сторожка. Так, за поворотом две ауры с амулетами. Осторожное выглядывание, вопрос «Ты кто?» и два захлёбывающихся крика из разрубленных шей. Древняя сабля легко пробила защиту. Снова осторожные шаги к скоплению людей, и наконец из-за горящего дома послышались голоса:

– Твою мать! Они стреляют огненными амулетами, да сколько их!

– А говорили: лёгкая прогулка! Пожгите, порубите людишек и сто золотых в кармане! Я тогда ещё подозревал, что не всё так просто, не зря амулеты всем выдали. Тьфу, демоны!

– Заткнитесь! – прогремел начальственный голос. – Аванс получен, надо выполнять. Мутный, Рябой, заходите слева, Фиорет со своими, тащите заложников, вперёд пустим. В своих баб они стрелять не станут. Тоже мне, крепость! Домишку в деревне взять не можем! На хер я на это подписался?!

Витар внимательно запомнил расположение всех аур. Десять душ. Вперёд! И вошёл в ускорение.

Застывшие фигуры разбойников. В первого – световая стрела, защита, вторая, начал заваливаться. Подальше группа из пяти человек, все с амулетами. «Водяное лезвие» третьего уровня: зелёная колышущаяся плёнка медленно приблизилась к группе и так же медленно, с разноцветными вспышками разрезала пять тел. Один шустрик успел пригнуться, но не полностью – голова отделилась от тела, и из шеи опять же медленно поднялся фонтан крови.

Поворот вправо. Трое наёмников с открытыми от удивления ртами, за ними – несколько испуганных женщин. Три световых стрелы третьего уровня – и три тела заваливаются без видимых повреждений. Запасов маны в накопителе ещё полно, автоматически проверил Витар. Где последний?! И тут сработала защита. Мгновенно развернувшись, увидел перед собой удивлённого мечника, смотрящего на свой хороший симбарский меч со встроенным плетением. «Мастер?!» – и сразу перешёл в атаку.

Мечник ловко блокировал удары, и, более того, пару раз срабатывала витаровская защита. Как хорошо, что амулет мечника оказался разряжен! В ближнем бою защиты при соприкосновении ослаблялись, а Витар был без кольчуги – элементарно не успел надеть на хуторе.

Опытный мастер не разрывал дистанцию, боясь удара магией. С обычными магами это прокатывало, заклинание не успевало «разворачиваться» не близком расстоянии, но Витар мог выстрелить чуть ли не прямо из астрала! Правда, сейчас он об этом забыл. Его захватил азарт фехтовальщика.

Противник оказался гораздо опытней, но, несмотря на выпитый эликсир, в скорости всё же уступал Витару. Удар – блок, разворот, снова удар – уклон. Они танцевали друг против друга, и мечник постепенно выдыхался. Витар тоже устал, но гораздо меньше. Прошёл первый удар – металл выдержал, второй – кольчуга на груди лопнула, и наконец неожиданный укол саблей прошил горло мастера прямо над воротом лат. Приём Молнии. Никто не ожидает от сабли сильных колющих ударов, даже опытные мастера.

Мечник замер, изумлённо посмотрел на противника и медленно завалился. Витар огляделся и вышел из ускорения. Звуки хлопнули по ушам, и маг устало опустился на землю. Он тяжело дышал. Кинул в себя жизненных сил – немного полегчало.

Недалеко сидели испуганные женщины, а из ближайшего целого дома выбежали пятеро крестьян и один стражник.

– Где люди? – хрипло спросил Витар у подбежавшего наёмника.

– Большинство в лесу. Их Карпус, мой товарищ, увёл по приказу барона.

– Где разбойники?

– На другом конце деревни человек пять. Жгут дома.

– Бегом туда! Прибейте их по одному. Амулеты не полностью разряжены?

– Никак нет, господин маг, заряды ещё есть.

– Вот и вперёд! Подожди, у этого, как его… Карпуса рация есть?

– Так точно! Не у него лично, а у одного оборонщика.

– Свободен. Выполняй. Я с ним свяжусь.

– Есть! – Наёмники далеко не всегда пользовались армейским языком. Это была дань уважения лично Витару.

– Егор, свяжись с Карпусом, это наёмник в Бутове, и скажи, чтоб выходил с оборонщиками прочёсывать деревню. Пусть только оставит несколько человек для охраны оставшихся.

– Я понял, Витар, секунду. – И вскоре взволнованно продолжил: – Ты как, не ранен?

– Нет. Просто устал.

– Рассказывай.

Витар вздохнул:

– Горит, на первый взгляд, около трети деревни. Кое-где чёрный дым, это зерно. Скотина ревёт. Людские потери не подсчитаны.

– Молодец, Витар, оставайся там и помогай чем можешь. Хоть пожары гаси заморозкой. Маны много потратил?

– Полно ещё. Хорошо. Всё, я отдохнул. Пошёл работать.

– Да, ты когда успел деревенскую жизнь узнать? Словечки, понимаешь.

– А ты бы помотался с моё, семена обрабатывая…

В Яровое с ходу бандитам ворваться не удалось. Местные гораздо лучше знали окрестности и вовремя пресекали попытки залететь на улицы конными группами. В ходе первых атак наёмники потеряли много коней и человек пять убитыми. Но ошеломление от наличия множества атакующих амулетов у захватчиков прошло быстро. Они спешились, и началась осада. Их оказалось больше двадцати человек. Та первая обнаруженная группа была первой половиной войска, вторая подошла с противоположной стороны.

Первым делом стали засыпать обороняющихся стрелами и просачиваться поодиночке. Вскоре это принесло первые плоды: у двоих оборонщиков истощилась защита и их, тяжелораненых, пришлось отнести в тыл. Стреляли нападающие, в отличие от защитников, метко.

Потом в узкие проулки ворвались двое незамеченных воинов и устроили настоящую резню. Люди спасались только бегством, пока не подоспели инструктор с двумя оборонщиками и не сожгли воинов с расстояния. Тогда командир, один из стражников-инструкторов, перераспределил оборону, усилив проблемные улочки одним оборонщиком и несколькими крестьянами с вилами и косами. Ситуация стала патовой. И так продолжалось до подхода подкрепления в виде трёх стражников с одной стороны яра над речкой Чушкой, из-за которого деревня и носила своё название, и Лизы с другой.

Лиза гнала коня во всю прыть. Тот тяжело дышал и давно покрылся пеной. Только периодическое вливание жизненных сил ещё держало коня на скаку. «Ну, милый, ну, ещё немножко», – мысленно уговаривала скакуна Лиза и отгоняла жалость. Потом его не поднять, а она успела привязаться к Бурану.

Первые ауры с амулетами появились на «сторожке» за ближайшим поворотом перед въездом в деревню. «Вперёд!» – сжав зубы, скомандовала сама себе и повернула. Сразу сработала защита. Несколько стрел бессильно свалились в грязь дороги, а Лиза выстрелила «ледяными копьями». Два «копья» поразили цели, третье ушло мимо, и тут конь пал.

Лизия провалилась в ускорение. Вытащила ноги из стремян и спрыгнула, кувырком загасив скорость. Осмотрелась. Никого не видно, но «сторожевая сеть» сигнализировала о четырёх живых аурах с амулетами за соседними деревьями. Недолго думая Лиза выстрелила четырьмя «водяными лезвиями» третьего уровня. Сверкнули разноцветные вспышки защит, срезанные деревья стали заваливаться, а из-за одного из них медленно вставал человек. Маг с большой воздушной аурой. Сверкнула голубая вспышка – и в её сторону быстро полетел плотный воздушный вихрь. Сработала «каменная пелена», и вихрь бессильно облизал края защиты, а в мага уже летела мощная «ловчая сеть». Маг падает, пытаясь уйти от плетения, но не успевает: голубая вспышка – и человек лежит, а Лиза уже находится рядом. Маг пошевелился и поднял голову с мутными глазами, но следующая «сеть» окончательно выключила его сознание.

«Сторожка» показывала многочисленные живые ауры с редкими знакомыми амулетами на расстоянии метров ста, в самом начале деревни, а перед ними за заброшенным сараем светились пять незнакомых артефактов. Из-за сарая в сторону защитников неторопливо летела стрела. Лиза за две секунды подбежала к строению. На повороте её занесло с непривычки. «Надо больше тренироваться», – успела подумать и с ходу сожгла двоих наёмников мощными фаерболами, а ещё по трём выстрелила «огненными стрелами». Одна «водная защита» справилась, но следующая «световая стрела» успокоила последнего противника. Лизия проверила «сторожку» и вышла из ускорения, не забыв зажать уши руками.

Хорошее дело – ускорение. И заклинания творятся – моргнуть не успеваешь, и бегаешь быстро, и время на соображение растягивается, только звуки потом по ушам стучат – мало не покажется. Слава Спасителю, в этот раз не забыла о столь прискорбном явлении.

– Эй, люди! – завопила она. – Не стреляйте сюда больше, разбойников здесь нет.

– А ты кто?! – ответный крик после замешательства.

– Баронесса ор’Комес! – Лиза нагло присвоила себе титул. – Где остальные напавшие?

– Наш барон не женат!

И сразу другой голос:

– Госпожа маг, это вы?

– А кто ещё будет спасать ваши дурные головы?! – ответила она и подумала: «Как же, не женат! Это временно. Он меня ещё уговаривать будет, а я поломаюсь».

К улыбающейся колдунье подошли крестьяне. Среди них и два оборонщика.

– Как вы здесь оказались, госпожа?

– Мимо ехала, гуляла, на красоты любовалась, а тут на тебе! Вылезает как из-под земли нехороший дядька. Весь оружием обвешан, брр! – Лиза зябко поёжилась. – Испугалась я – страсть! И убегать, а он догоняет! Тогда я ка-ак давай его рожу царапать! Пришла в себя – и вот я здесь. Во как бывает! Запомните, мужики, никогда не пугайте слабых женщин!

Мужики заулыбались, а один, серьёзный, спросил:

– А как можно так расцарапать, что вон дым идёт?

И все заржали.

– Отставить смех! Где другие напавшие?

– На той стороне деревни были и в соседнем лесочке. – Мужик с амулетом махнул копьём в сторону ближайшей рощи.

– Сколько?

– А шут их знает! Видели троих.

– Пойдёшь со мной. Остальные останутся здесь. Да, там, – она махнула рукой, – лежит маг без сознания. Связать, снять всё, что можно, и отнести в штаб. Он у вас есть?

– А как же! Маг не проснётся?

– Не переживайте. Если хотите, по голове огрейте для уверенности, мне не жалко. Но не до смерти – он пленный! – И Лиза важно подняла палец.

По рощице шли не скрываясь. Радар-«сторожка» показал только несколько крупных животных. Через перелесок вышли к противоположному концу селения. Там находились двое конных стражников и масса крестьян. Разбойников не встретили.

– Здравствуйте, госпожа Лизия, – поздоровался знакомый стражник и спешился.

– Здравствуй, Фенимор, что здесь произошло?

– Прунис послал нас троих сюда на помощь в защите деревни, но они и сами молодцы! Так связали боем напавших, что те прозевали атаку с тыла. Мы их и пожгли. Остальные разбежались. Преследовать не стали. К сожалению, у нас тяжело ранен товарищ. Его сначала ранили из водного амулета, а потом стрелами засыпали. Защита истощи…

– Где он?! – прервала рассказ Лиза.

– Тут, в доме. – Девушка сорвалась по направлению указывающей руки.

Раненый, буквально утыканный стрелами, часто дышал и был покрыт холодным липким потом. Бледный, с синими губами. Взор затуманен. Лиза сразу влила в него жизненные силы и распорядилась:

– Вырезайте стрелы!

Положила руку ему на лоб. Раненый облегчённо закрыл глаза.

Деревенский лекарь осторожно задрал кольчугу и аккуратно вытащил все стрелы: две из груди, три из живота и по одной из руки и ноги. Иногда приходилось подрезать рану ножом. Хвала Спасителю, наконечники оказались бронебойными, без зазубрин.

После извлечения стрел Лиза набросила «раневое исцеление» Медиана, а подумав, и «реанимацию». Из объяснений помощника выходило, что эти плетения не конфликтуют.

Всё. Здоровый сон – и через несколько дней боец на ногах.

– Ещё раненые есть?

– Есть, ваша милость, – произнёс крепкий старик с умными глазами, староста деревни. Ей впервые ответили баронским обращением. Лизе стало приятно. – В другом доме, в центре деревни. В моём. Пойдёмте провожу.

Четверо оказались ранены гораздо легче, далеко не смертельно. Но двое, к сожалению, умерли до её прихода. Ещё четверых зарубили прорвавшиеся разбойники. Ни один дом не сгорел.

Выйдя на крыльцо, Лиза вызвала Егора:

– Привет, любимый, скучал, я надеюсь?

– Ни капельки! Как ты? – уже серьёзно отозвался охотник.

– Староста настучал тебе небось.

– Было дело. Ты помоги там, и особенно за магом проследи. И вообще, везите его сюда со стражниками. Инструкторы останутся.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин!

– Вот это правильно! Всегда бы так.

– Помечтай.

– Агнар! – Я вызвал его в разговорник.

– Что? Надеюсь, срочное, а то я занят.

– Очень! Бросай всё и сделай блокиратор ауры и астрала. Не удивляйся, знаю, что ты литературу по ошейникам читал, соображения высказывал и начинал кое-что. Понимаешь, пленили мага, и придётся его несколько дней у нас подержать, а он дядька очень нехороший.

– Хм. Неожиданная задачка. Читал, информация не слишком закрытая, и набросал на кристалл… во! Можно твой модуль добавить, и он будет только на одного действовать. Интересно… Стоп! А что вообще случилось? Что за маг, откуда?!

Я вздохнул и пересказал Агнару последние события, заранее предвкушая его крайне негативную реакцию. Как же, не поставил его в известность! Не уважаю, ни во что не ставлю и всё такое. И оказался прав: Агнар всерьёз обиделся. Амулет, естественно, сделать взялся. Но молча.

Рон с тремя воинами домчались до Хлудова за два часа и даже не загнали лошадей. В центре деревни его встретил староста, Ермил:

– Господин барон. – Рона называли иногда бароном, так же как Витара графом, но интонацией выделяли, что это просто титул. И никогда к ним не обращались, как положено к титулованному лицу, – «милость» или «светлость». – Все оборонщики собраны под командование инструкторов, и, кроме того, собрано ополчение под тем же началом. Всего около сотни человек. Ополченцы вооружены вилами и косами, развёрнутыми вперёд.

– Ого! Не ожидал такой прыти. И где они все?

– На местах наиболее вероятного появления противника. Усилена дальняя разведка, неприятель пока не замечен.

– Ну, ты и докладываешь!.. Служил?

Староста замялся:

– Не то чтоб служил… В молодости поваром в графской армии. С год примерно. Нахватался.

– Веди к командиру. Кто командует?

– Капрал Салих, из ваших наёмников-инструкторов. Пройдёмте в штаб.

Штаб располагался в крайнем доме на высоком берегу реки Быстрой. Вокруг дома – обширный пустырь. «Грамотно, – подумал Рон, – пространство просматривается, и в речку уйти можно, если что. И течение без порогов».

– Капрал Салих, – представился Рону наёмник.

– Я помню, знакомились в замке. Грамотно штаб организовал. Карта или что подобное есть?

Было «что подобное»: на выделанной коровьей шкуре схематически обозначены деревня, река, все дороги, рощицы, холмы и распадки.

– Солидно! – похвалил Рон. – Рассказывай.

– Силы разбили на три части и расставили в засадах на двух удобных дорогах и одном скрытом сухом логе. Во всех отрядах было по рации. Одну из них пожертвовал староста, откуда другие – неизвестно. Говорят, что на первой распродаже купили. У командира тоже была рация, своя, личная. Все настроили на один канал. Вот когда особо поблагодарили инструкцию! Кроме этих отрядов по окрестностям осторожно ездили наиболее глазастые и шустрые юноши.

– Хорошо, подождём. Где можно отдохнуть? – спросил Рон.

– В соседней комнате, господин барон.

– О товарищах позаботишься, надеюсь?

– Разумеется! Мы и не виделись давно. Не будем шуметь, на улицу выйдем, – с явной иронией добавил Салих.

В комнате Рон завалился на топчан и сделал вид, что спит. А сам вылетел свободным сознанием.

Деревня раскинулась широко. Большая, гораздо больше ста дворов. В центре, как водится, храм со шпилем. Вокруг чёрные поля с перелесками и холмами. Река Быстрая ещё не разлилась, это произойдёт в апреле-мае, но многие низины уже затоплены талой водой. На дорогах пусто. Кому охота месить грязь без крайней нужды?

Поднялся ещё выше и стал «летать» кругами. Через четверть часа это дало результат. Вот они, голубчики. Пока далеко. Идут двумя колоннами по семнадцать сабель в каждой. Все просто сверкают амулетами разных стихий, и один маг-огневик. Ага, впереди и сзади каждой колонны – разъезды по двое всадников. Разведка и арьергард. Это ещё плюс восемь душ. Солидная сила на одну деревню! Не поскупились лавийцы.

Колонны разошлись километрах в десяти от деревни: одна поехала по заброшенной дороге между холмами и редкими рощицами, вторая свернула в неприметный распадок, который тянулся до противоположного конца деревни. Ещё раз проверил пути продвижения. Да, свернуть некуда. Внимательно запомнил ландшафт вдоль движения обеих колонн. Будут здесь часа через два. Работаем на опережение!

Рон, потягиваясь, вышел на крыльцо. Наёмники сидели на откуда-то взявшихся лавочках.

– Салих, зайди в дом, есть интересная мысль.

– Выспались? – снова с иронией спросил капрал, входя в дверь.

– Не то слово, даже вещий сон видел! Значит, так, – уже серьёзно произнёс Рон, – всё войско делим на два отряда и ставим засады здесь и здесь.

– Вы уверены? Неудобно им там идти, медленно получается.

– Они и не торопятся. Знают, что на другие деревни баронства уже напали и, возможно, отсюда тоже силы оттянут. Точно говорю, так они пойдут. Просто поверь мне. Я одно время сотней командовал.

Салих внимательно посмотрел на Рона и кивнул.

Рон руководил засадой на Мокром логе, куда ушла колонна с магом. Двоих самых метких оборонщиков оставили впереди и позади основной группы с задачей убрать разведку и авангард, но только после начала атаки из засады – вдруг у них сигнальные амулеты. Остальные двенадцать вооружённых амулетами и копьями оборонщиков, Рон и двое наёмников расположились по обоим берегам лога за густым кустарником. Очень удобное место. Залегли и закидали себя опавшими листьями. Благо их вокруг в изобилии. Ауры всех людей Рон замаскировал. Осталось ждать и, главное, не чихать.

Рон ещё раз вылетел сознанием. Едут шагом, не торопятся. Два всадника впереди метров на сто ехали по разным берегам. Внимательно осматривают следы и кусты. Не страшно, следы замаскировали. По дну лога, чуть позади разведки, авангард из одного конного и за ним – колонна. В голове – маг. Маленький, щуплый, дёрганый человечек, внимательно прислушивается к самому себе. От него расходится еле заметная оранжевая сеть. «Сторожка! Правильно я ауры у всех замаскировал», – подумал Рон и вернулся в тело. Прошептал:

– Скоро разведка, всем замереть! Не дай Спаситель, кто-нибудь кашлянет! Всадников пропускаем. Амулеты разворачиваем из тряпок только по моей команде, и сразу огонь по всем, кто в логе. Застыли!

«Надеюсь, на той стороне все помнят эту инструкцию. Несколько раз повторил».

Тряпки – первая реальная проверка разрабатываемого общими усилиями, точнее, Агнаром с общей помощью, «отражающего» плетения. В обычные тряпки Рон засунул малую часть, модуль, блокирующий «свечение» стихий в заклинаниях илиамулетах. На испытаниях в лаборатории модуль работал, и здесь, в льняной ткани, плетение тоже запустилось. Продержится, правда, максимум час. А больше не надо.

Разведчики проходили мучительно долго. Рон вообще не дышал. Прошли, не заметили. В логе раздалось чавканье копыт авангарда. Удалилось. Снова вылетел сознанием и через секунду вернулся. Раз, два, три. Послышались звуки множества копыт. Ближе… ближе… Пора! Рон подскочил к самому краю берега. Внизу проходила голова колонны. Ещё чуть-чуть…

– К бою! – заорал во всё горло и сразу выстрелил в мага, ушедшего метров на десять вперёд.

С двух сторон на колонну посыпались «огненные» и «световые стрелы». Защита не выдерживала такого изобилия попаданий. Ржали кони, внизу метались люди. Избиение младенцев.

Мага удалось достать только с четвёртого выстрела «световой стрелы» третьего уровня. Силён оказался. Но об ответном нападении с его стороны, как и со стороны остальных бандитов, не могло быть и речи. Уйти сумели только один из разведчиков – промазал «самый меткий», и двое из арьергарда. Остальные полегли все, даже раненых не осталось. Жаль, вместе с лошадьми.

Вторая засада под командованием капрала Салиха прошла чуть менее удачно. Оттуда смогли сбежать аж шестеро. Зато взяли ранеными троих пленных.

С нашей стороны потерь и ранений не было.

Оборонщики остались очень довольны первым боевым опытом. Отовсюду слышались шутки, смех. Впрочем, некоторых серьёзно мутило от обилия смертей, от диких воплей умирающих людей, от тоскливого ржания ни в чём не повинных животных. Они шли мрачными.

Рон с тремя наёмниками никуда не заходили и сразу направились в замок.

«Что делать с пленными?» – Этот вопрос мучил меня всё время после возвращения Рона.

Пока дождёшься конвоя из Волчка – а что он будет, я не сомневался, – это сколько дней пройдёт? А тюрьмы у меня нет. Ладно. Придётся самому звонить Назару. От него ни слуху ни духу после нашего выхода из Руин, а ведь обещал напроситься в гости. Что-то граф Нугар мутит. И армию наверняка он лично придержал. Логично избавиться от такого неудобства, как мы. Он же знает про разыскной лист, зачем ему изворачиваться, если что. По тому делу самому ему неудобно нас прихлопнуть: обещал, и к себе неудобных вопросов не хочет, а чужими руками… Стоп. А при чём здесь деревни? Он-то знает, как мы богаты, что и без налогов проживём. Да и его это подданные…

«Да ну её, эту политику, голова пухнет! Звоню Назару».

Ответил он нескоро, через несколько минут.

– Здравствуйте, барон, рад вас слышать!

– Здравствуйте, граф, взаимно. Я вас не отвлекаю?

– Нет, нет, я только из мастерской и жду ужина.

– Вы что-то пишете или ваяете?

– Пишу. Натюрморты и портреты. Стараюсь в манере экспрессии, но не очень получается, скатываюсь в банальный реализм.

– Больше ярких мазков – и всё получится! – выдал я весь свой запас знаний искусствоведения.

– Легко сказать! А вы разве художник?

– Что вы, отврати Спаситель от этого! Это, не в обиду вам, просто таланта нет. А сказал я всё, что знаю про живопись, и, как видите, угадал. Смешно.

– А вы образованный человек, барон. Пообщаться бы с вами. – Последние слова прозвучали грустно и тихо.

– А что мешает? Приезжайте. Если бывали здесь раньше, не узнаете замок, как новенький стал. Внешний ремонт почти закончен, внутри остались недоделки, но мастера быстро работают. Кстати, подскажите с оформлением, а то я совсем не понимаю в едином стиле, цветовой гамме, игре света, расстановке мебели. Да ни в чём. Всё как-то аляповато получается. Явно не хватает художника. – С языка чуть не сорвалось «дизайнера». Причём по-русски.

– Я бы с удовольствием, но некогда. Сам не ожидал такого. – Снова последние слова выделились по-особенному.

Да он не один! Возможно, сам граф рядом или доверенное лицо.

– Но когда разберётесь с делами, милости прошу. А если станет грустно и совсем одиноко, – я выделил последнее слово, – не стесняйтесь, сразу вызывайте меня.

– Хорошо, я постараюсь, но не всё зависит от моего желания.

– А у меня только что веселье закончилось, и осталось четверо незваных гостей. Один из них маг. Нехороший какой-то, злой. Побуянил малость. Хотелось бы сдать этих гостей вашему отцу. И пусть следователи приедут разберутся. Из ряда вон выходящее натворили.

– Что случилось, барон? – с искренним недоумением спросил Назар.

– Деревни мои пытались сжечь, а людей вырезать. Вы разве не в курсе?

– Откуда?

– Тогда передайте отцу, что на три мои деревни совершили нападение наёмники. Кто нанимал, пока неизвестно. Нападение удалось отбить, но с многочисленными жертвами. Нами захвачены четверо пленных, и один из них маг. Так как вся политическая и судебная власть в баронстве принадлежит вашему отцу, то я жду следственную бригаду для расследования этого дела, и чтобы побыстрее забрали пленников. У меня тюрьмы нет. Передадите?

– Непременно! Как же так?! На нас давно не нападали наёмники, а тем более чужая армия! Обязательно, сегодня же передам!

– Главное – выясните, сколько времени мне держать этих демоновых пленников!

– Выясню и сообщу. Постараюсь сегодня.

– Спасибо, Назар. Я буду ждать.

– До свидания, Егор. Сделаю всё, что могу.

– До свидания.

Дела! Подгнило что-то в королевстве Датском.

В дверь кабинета постучали. Интересно кто? Обычно в разговорник спрашивают.

– Войдите.

Вошёл наш новый настоятель, Хуго. Он никак себя не проявил. Служил службы, читал нейтральные проповеди, к общему ужину присоединялся редко и со мной тет-а-тет не разговаривал. Занятие новой математикой вели Витар или Лиза и на домашние задания больше напирали, я подсказал. Половина учеников, к сожалению, ушла, зато остались самые способные и заинтересованные. Хуго на эту учёбу смотрел сквозь пальцы.

– Ещё раз здравствуйте, господин барон.

– Взаимно, господин настоятель.

– Я скорблю вместе со всеми почитателями Спасителя о пролитии братской крови.

– Я тоже.

– На завтра назначена панихида по убиенным, вы придёте?

– Несомненно! А после неё – в Бутово. Там наибольшие разрушения и жертвы.

– Вот об этом я и хотел поговорить. Как я слышал, местный служитель, Мортус, вёл себя более чем достойно. Он спрятал под сенью храма многих жителей и тем самым спас их души от преждевременного суда Спасителя. Негодяи побоялись осквернить храм.

Хуго замолчал и уставился на меня.

– Слышал эту историю и очень благодарен настоятелю Мортусу. И что? – Я искренне недоумевал.

– Видите ли, я, как вы понимаете, не епископ, но, – он сделал многозначительную паузу, – старший над всеми местными служителями.

– Рад за вас, но я ничего не понимаю в церковной иерархии.

– Вам и не нужно. Я, собственно, вот о чём. Я сообщу в епископство о подвиге служителя во вверенной мне епархии, но понимаете… эта бюрократия… там требуют подтверждения выдающихся поступков братьев-служителей от светских властей.

– Разумеется! Как это сделать?

– Дописать в моём отчёте несколько строк и поставить печать.

– В любое время, как только вернусь из Бутова!

– Храни вас Спаситель, господин барон!

На том и раскланялись. М-да. И там свои заморочки. Ну и хрен с ними. А за Мортуса я искренне рад.

Бутово встретило меня многочисленными пожарищами и скорбным настроением жителей. Они ковырялись в развалинах, пытаясь найти хоть что-нибудь уцелевшее. Сгорело примерно треть построек.

Я тепло обнялся с Витаром, поздоровался с недовольным Прунисом, который сожалел, что не успел повоевать, и с остальными наёмниками. Староста напугался моего появления и переминался с ноги на ногу, на меня старался лишний раз не смотреть.

– Докладывай, Евонгар. – Так звали старосту.

– О чём, ваш мил?

– Как это о чём? Ты дурак или прикидываешься?

– Не понимаю, о чём вы. Если о нападении, то вы и сами поди всё знаете…

– Та-ак. Значит, больше сказать нечего?!

– Почему же, ваш мил! Есть. Зерно пожгли, людей порубили, скота много сгорело.

– Сколько, у кого, имена?

– Так сразу и не упомнишь…

– Да не слушай, Егор, эту падаль! Он и палец о палец не ударил после нападения! – не выдержал блеяния старосты Витар. – А во время налёта забился в погреб и просидел там. Людей бросил!

– Да какой из меня воин, ваша милость?!

– Собирай сход. Немедленно.

– Слушаюсь, ваш мил.

Староста резво побежал к своему дому, где висел «набат» – так лингвор перевёл, – металлическая пластина с громким низким звоном. Через несколько секунд она загудела.

– Что же он во время нападения не стучал?! – в сердцах воскликнул Витар.

Сход собрался на вместительной площади перед храмом. Человек сто любопытных мужиков, а за ними ещё более любопытные женщины и многочисленная детвора частью на заборах и деревьях. В воздухе не смолкал гул, как в растревоженном улье.

Однако! Не ожидал, что у меня так много народу в самой маленькой деревне. Раньше беседовал только со старостой и самыми заинтересованными. А сход проходил зимой в храме. Я встал. Толпа затихла. Так и подмывало сказать: «Господа присяжные заседатели!» Еле сдержался и удивился: веду себя как в игрушке. Так нельзя, и где-то на задворках сознания с противным хихиканьем мелькает мысль: «А ты и есть в игре». Еле подавил эти противные сомнения в реальности происходящего. Они, кстати, всплыли впервые за прошедшие месяцы. Отдохнуть мне надо, однозначно.

– Я собрал сей сход, чтоб обсудить последние события. Хотел узнать всё у старосты и не отрывать вас от неотложных дел, но не смог. Он бекает, мекает и ничего конкретного не говорит. Вопрос: нужен ли вам такой староста?

Молчание. Постепенно люди зашевелились и распределились на кучки. Из общего нарастающего шума стали доноситься непонятные визгливые возгласы самых горластых женщин.

Неожиданно ко мне подошёл Мортус и прошептал:

– Успокойте народ, и отойдём в сторону.

– Тихо! – крикнул я. – Ведите себя спокойно. Я подойду через минутку.

Как же, успокоил! Но на некоторое время шум стих. Уважают здесь господина.

Возле входа в храм служитель просветил меня насчёт местной политики:

– Понимаете, господин барон, вы недавно стали владетелем и ещё не вникли в тонкости управления.

– Я не владетель, по закону…

– Бросьте! Мы оба знаем, что это формальности, и я не против. Так вот, староста имеет в деревне большую власть. Он подсовывает вам на утверждение арендные наделы для каждой семьи…

– Постойте, я же сам зимой был на сходе… – И вспомнил, что народу присутствовало гораздо меньше и все дружно соглашались со списком старосты. – Ну да, ну да. Не буду же я вникать во всё! Других дел полно.

– Вот именно! Кроме того, староста собирает налоги для вас и церкви, распределяет другие угодья, хоть те же луга! Да много чего! Он в деревне большой хозяин. Теперь про Евонгара. У него большая родня в деревне и есть представители в купеческой гильдии Цитруса, а это много значит для всех жителей. Кроме того, он богатый. По деревенским меркам, конечно, и может подкупить почти любого местного жителя. Не сомневаюсь, сейчас его родственники этим и занимаются.

– А что делать?! Не может он после случившегося оставаться старостой! Мало того что трус, это для его дела не главное, он не удосужился подсчитать убытки и список погибших не составил! Как я помогу семьям?!

Мортус пожал плечами:

– Раньше владетели, а позже графские управляющие не задавались этим вопросом.

– Вы такой молодой служитель, откуда всё это знаете? – удивился я.

– Здесь я уже два года и не такой уж молодой, мне двадцать восемь, просто так выгляжу. А вы? Откуда столько знаете, хотя на вид не старше меня?

Подколол, ничего не скажешь.

– Я тоже выгляжу моложе, мне двадцать семь, – смутился я. – Седина уже появилась. Что же делать, не подскажете?

Служитель усмехнулся:

– Всё просто, у Евонгара есть младший брат, Боринар, достойный муж. По семейным традициям он не может перешагнуть через голову старшего брата. Его и назначьте. Все будут удовлетворены.

– Спасибо, Мортус, что бы я без вас делал! Кстати, Хуго хочет написать епископу отчёт о вашем подвиге и просил меня подтвердить.

Служитель расхохотался до слёз. Немного успокоившись, пояснил:

– Этот Хуго очень честолюбив. Спит и видит себя в епископском кресле. Какой это подвиг! Да все служители так поступают. В междоусобицах редко храмы трогают, разбойники тоже не рискуют. Просто он сейчас на формальной епископской должности, и, вполне вероятно, епископство здесь возродят. В уложениях к уставу церкви написано: в каждом владении свой епископат и ни слова о размерах. Хоть один приход в нём будет.

– Так что чем больше его служители совершают благовидных поступков, а тем более совершают подвиги, тем лучше для него. Значит, правильно работает с подчинёнными служителями, воспитывает и так далее. Мне тоже хорошо будет. Благоволение выскажут, а может, орден дадут. Зависит от бюрократии. У Хуго там, похоже, связи, раз взялся раздуть до подвига. Пускай.

Едва я вернулся на площадь, из толпы вышел солидный мужчина. Шум стих.

– Ваша милость, не губите деревню! Сплоховал староста, но с кем не бывает? Лучше не найти. Всем миром просим.

– А ты кто?

– Боринар.

– Вот ты-то мне и нужен. После случившегося Евонгар никак не может оставаться на должности. Я ему не доверяю. Ты его брат?

Мужик растерянно кивнул.

– Вот ты и будешь старостой. Принимай дела. Подсчитай погибших и раненых. Поимённо! Оставшихся без кормильцев запиши. Всем выплачу компенсации, раз не сберёг. Далее. Ущерб. В скотине, семенах, домах и так далее. Переведи в деньги, сами закупать будете, и тебе решать, у кого что было. Смотри, могу и проверить. Пока всё. Примерно скажи, сколько людей погибло и сколько всего жителей?

– Больше тридцати мужиков и десятка полтора баб с ребятнёй погибли, – сразу ответил Боринар, – а всего… – Задумался. – Душ сто, нет, больше, мужиков и… сто пятьдесят баб живут теперь. Детей не скажу, извините.

– Вот видишь, я в тебе не ошибся. Похоронены все?

– Да, ваша милость. И разбойники тоже.

– Трофейное оружие сдать под замок, остальное можете продать. Деньги – в семьи без кормильца.

– Спасибо, господин барон, – сказал новый староста и низко поклонился.

В Яровом сразу дали список погибших, а в Хлудово я не ездил. С трофеями везде поступили аналогично Бутову. В замке после этого скопилась солидная коллекция оружия и лат. Пускай лежат для ополчения, мало ли что.

Надо приступать к обучению оборонщиков владению клинками, пусть через пень-колоду. Не оставят меня в покое, чувствую, а одних амулетов мало. Строй со щитами, копьями и короткими мечами освоят худо-бедно, и славно. Главное – чтоб сразу не побежали от страха, остальное приложится.

Пленных разместили в одной комнате подвала, посадив на цепи. Мага поместили в комнате на первом этаже и тоже приковали цепью к полу, а в браслет вставили амулетик с блокирующим плетением. Аура мгновенно «сдулась», а сам пленный продолжал спокойно спать и проспит ещё не меньше суток. На его темени красовалась здоровенная шишка.

Ждём следователей, до приезда которых осталось три дня. Назар назвал дату.

(обратно)

Глава 5

Следственная бригада из Волчка приехала на четвёртый день после моего возвращения из Ярового. Пленные много порассказали за это время. Не запирались и не считали нужным ничего скрывать, словно ничего особенного не совершили. Обычная работа наёмника. Поймали – судите. «Издержки профессии, демоны её побери!» – сокрушались задержанные.

Маг спокойно воспринял блокирующий браслет, будто не раз уже был арестованным. Так и оказалось: сидел на королевской каторге в железных рудниках. Десять лет от звонка до звонка в ошейнике. Говорит, тот амулет воспринимался тягостней, наш гораздо «мягче». Вполне возможно. Наш браслет блокирует любые инициированные стихии, вернее, не даёт ауре управлять стихиями, не отрезая сознание от ауры. Именно «отрезка» сознания тяжело воспринимается магом. Как часть души отсекают, на себе испытал.

Из рассказов пленников следовало, что нанимали их в отделениях купеческого дома Моргусов по всему королевству. Народ оказался сборным из многих государств, в том числе и лавийцы. Это никак не говорило о заказчике, потому что все они были «перекати-поле», отъявленные авантюристы или бывшие каторжники. Главный критерий отбора – наличие разбойного опыта и воинских умений. Сулили немало: сто золотых, хорошие защитные амулеты, оружие и всё, что награбишь сам. Это простому «воину», а сколько заплатили бы командирам – неизвестно. Магу обещали триста золотых и защитный амулет в подарок, который и выдали перед операцией. Хорошо, что Лиза третьим уровнем сети ударила. Первая сеть оглушила, а вторая вырубила окончательно. Потом крестьяне добавили.

Сомнений, что за всем стоят лавийцы, ни у кого не было, как не было и доказательств. Купцы Моргусы– Асмарцы. Работают во всех постимперских странах, в том числе и Лавии. Репутацию имеют сомнительную. Поговаривают, основные доходы получают с контрабанды, но пойманы не были. Волосатая лапа наверху наверняка.

Следственная бригада состояла из восьми человек: два мага Жизни, два следователя с тремя помощниками и начальник, старший следователь тайной стражи Хрома, граф Ярош нор’Бальдар. Всю эту компанию сопровождал десяток конвойных с каретой-автозаком.

– Прокормите, барон? – после взаимного представления весело спросил граф.

– Конечно, – автоматически ответил я, не ожидавший такого вопроса, – прошу в дом.

Собрались, как обычно, в столовой. Лёгкий перекус после дороги с лёгким вином.

– И много вам поведали ваши пленные? – начал разговор Ярош. Или допрос – в данной ситуации не разобрать.

Из хозяев «отдувался» я один, остальные стихийники заявили: «Надо будет – пригласят».

– Нанимали через Моргусов, задача – грабёж деревень с максимальными жертвами и ущербом. Зачем – не объяснили, а мы не интересовались. Наниматели не скупились.

– И сколько негодяев им удалось мобилизовать?

– По нашим подсчётам, сабель восемьдесят – девяносто. Два мага и по крайней мере один мастер меча.

– О времена, о нравы! – воскликнул граф. – Куда катится мир! Вы любите театр?

– Не-ет. А что?

– Современные пьесы просто ужас! Не по таланту – талантливые авторы есть, – а по содержанию. Чувства мелкие, шутки плоские, всё вокруг прогнило. Главное – деньги. Нравственностью даже не пахнет. Такие времена. И знаете, барон, во многом они правы. Куда катится мир! А что показал маг? – внезапно переменил он тему.

– Он спит. Все четыре дня. Мы его под сонным заклинанием держим. Мало ли что! Ошейников у нас нет.

– А почему? Неужели ваш умница Агнар не смог ничего придумать? – спросил он с хитрым прищуром. – Такие амулеты создаёт, закачаешься! И какой-то ошейник… Ни в жизнь не поверю!

– Увы, – вздохнул я, – не всесилен. Да и времени не было.

– И прямо-таки всё время спал? – не поверил Ярош.

– Кормили и поили через трубку. Выносили отходы. А что поделаешь? – Я снова вздохнул. – И приковали на всякий случай. Он на первом этаже, через три комнаты. Не желаете посмотреть?

– Успеется, барон.

Вчера полдня я просидел у мага. Фиона старательно стирала воспоминания о пребывании у нас. Теперь он расскажет, что спал и видел сны. Какие, я, увы, не знаю. Это определить Фиона не умеет. С недавними воспоминаниями еле справилась! Причём не прочитав их, на что я надеялся. А как было бы здорово!

Выйдя от мага, объяснил обслуге, которая имела к нему отношение, что надо рассказывать, если спросят.

После перекуса началась работа: Ярош пошёл к магу с одним жизнюком, который приготовил ошейник, и одним конвоиром. Меня вежливо попросили не заходить. Я пожал плечами и отправился в кабинет. Уже поднимаясь по лестнице, услышал крик:

– Кузнеца!

Я связался с Семусом и передал ему распоряжение привести кузнеца и оставаться при бригаде на посылках. Браслет мы ещё вчера предусмотрительно заменили.

Остальные сыщики разбрелись беседовать с обитателями замка и с задержанными.

На следующий день все, кроме конвойных, одного мага и графа, разъехались по баронству.

– Не боитесь вооружать своих крестьян? – спросил Ярош при очередной нашей встрече.

– Не боюсь. Мы от них отобьёмся, если что. Да и, по секрету вам скажу, у них ограниченный ресурс. Рассыпаются со временем, – я хитро подмигнул, – но на бандитов хватило. Если б не амулеты… – Я горестно покачал головой.

– Наслышан про эти чудеса. А вот скажите мне: у вас каждый день служитель по радио говорит? – весело спросил он. – Зачем?

– О! Наш настоятель не просто служитель, он старший! – ответил я глубокомысленным тоном. – Соответственно, приход для него – всё баронство. А выступает он раз в неделю, по воскресеньям. Так и назвал – воскресная проповедь. Каждый день, скажете тоже! – продолжил я. – Вы только представьте: с его комплекцией – и на донжон подниматься. Жалко мне его стало, не дай Спаситель, надорвётся раньше времени.

Мы улыбнулись.

Идею проповедей по радио подсказал я. И ему и мне надо было сближаться, а точек соприкосновения не находили. Вот и пришла мне эта мысль практически сразу после беседы с Мортусом. Сначала Хуго не понял, что я ему предлагаю, но потом, «въехав», сразу сел за составление первой речи, и вот вчера состоялся дебют. По-моему, удался. Вообще радио менялось. Теперь не только транслировались музыка и местные поздравления, но и зачитывались цитрусские газеты и местные новости, а не сплетни. Насчёт этого я лично провёл беседу с диджеями, а как им выкручиваться, оставил на их усмотрение. Мозги молодые, придумают корреспондентов.

За отдельную плату стали рекламировать дома «наших» купцов, и спрос на рации резко увеличился, а недавно открылись первые радиостанции в Цитрусе и Волчке под управлением тех же купцов.

Валет записал несколько музыкальных амулетов. Их называли «шкатулки» – за форму и наличие откидной крышки, как и в амулетах иллюзий. За счёт радио певец завоевал большую популярность, а его выступления «под открытым небом» собирали массу народа. За стеной замка сколотили сцену, зрители-простолюдины стояли. А сколько песен он знал! И сам сочинял. На мой вкус, талантливо. Пару раз он втайне от начальства ездил в Цитрус. Выступал там в богатых ресторанах. Говорил, удачно. Так что после отставки с голоду не помрёт.

Бригада уехала через пять дней, забрав наших пленных. За это время успели допросить почти всех обитателей замка, побывать на местах сражений, побеседовать с участниками и очевидцами и провести одну эксгумацию. Зачем – не признались.

Перед отъездом я снова беседовал с Ярошем:

– Есть конкретные зацепки?

– Увы. Одна надежда на дом Моргусов – может, там что узнаем, но сомневаюсь. На таком уровне посредников всегда несколько и цепочка всегда обрывается – убирают ненужных. То, что за этим стоит Лавия, было ясно с самого начала, но даже ноту им не пошлёшь! Вот так. На компенсацию можете и не надеяться.

– При чём здесь компенсация! Мне главное – чтобы подобное не повторилось! Графу тоже это не нужно. Или я не прав? – Я пристально посмотрел на Яроша.

– Что вы, барон, конечно правы! Это же подданные графа погибли! Мы будем копать и копать!

А Фиона подсказала мне, что в глубине души у собеседника тоска, сожаление и стыд.

– Успехов вам.

– Спасибо. А насчёт новых нападений не переживайте. Своими победами вы отбили охоту у всех своих недругов. По крайней мере, к открытому противостоянию. Опасайтесь ударов в спину.

– Нет у меня никаких недругов!

Ярош удивлённо и вполне артистично поднял брови:

– Да ну! При таком успешном хозяйстве их не может не быть. Поверьте моему опыту.

– Не хочу об этом думать.

– Придётся, барон, или подумают за вас.

– Вы не знаете, почему военные из гарнизона не пришли мне на помощь? – спросил я внезапно, надеясь застать врасплох.

Назар этого не знал или не мог говорить.

– Понятия не имею! А что говорит командир?

– Что командование размышляло. А пока оно думало, я справился сам.

– Спрошу в штабе, – пообещал граф.

– А как мне ответ передадите?

– Через Семуса! – рассмеялся Ярош. – У нас, чай, рации тоже имеются!

– Удачно добраться! До встречи!

– Спасибо. Ваше пожелание не лишнее для раскисших дорог. И вам счастливо оставаться, и до встречи. На нейтральной территории. Поверьте, так будет гораздо приятнее, – подмигнул он мне.

И я с ним полностью согласился.

Смотри-ка, сдал мне Семуса. Хотя… я и так об этом догадывался. Он ничего не потерял, а плюсик у меня заработал. Хвалю!

– Всё облазили, паскуды, – ворчал вечером Рон, – даже подземный ход не поленились проверить. Завалить его, что ли?

– Не торопись, всегда успеем. Пока Лизиных дверей хватит. Когда злодеи начнут в них ковыряться – кровля обрушится, – успокоил друга Агнар.

– Агна, дворовые ничего лишнего не рассказали? – поинтересовался я.

– Мне говорят, что нет. Про мага точно не проболтались, а больше ничего такого они и не знают.

– Будем надеяться. Не нравится мне поведение Нугара, так и не пообщался со мной ни разу.

– Меня тоже это настораживает, – согласился Рон, – так что и при следующей заварушке помощи от него ждать не стоит.

– Да ну вас всех! Развели тут стенания. Отобьёмся! – закончил неприятный разговор Агнар. – Послушайте лучше, что у меня выходит. Плетение – закачаешься!

И стал рассказывать о ходе разработки «отражающего» заклинания. Я, как и все, слушал с интересом, несмотря на то что знал весь ход разработки. Со мной Агнар часто консультировался, обращался за разными расчётами. В основном индукции. Прямой и обратной, причём обратная – открытие чисто агнаровское, чем он особенно гордился.

Всё дело в отсутствии у нас места силы, поэтому мы и не использовали заклинания выше третьего уровня. Сразу встанет вопрос: откуда столько маны? Зачем нужно такое мощное? Почему не жалеем запасы? В принципе нам и третий уровень достаточен, но рутиний… Чтобы его принести, надо открыть портал, а там возмущения больше четвёртого уровня. Вот и решили выкрутиться с помощью «отражающего» плетения, коим закроем всю лабораторию. Оттуда портал в Руины и – пожалуйста, рутиния у нас полно! А то уже чувствуется его нехватка. Теперь я прекрасно понимал ценность места силы.

Здания в замке росли как на дрожжах. Население прибывало. Давно работала восстановленная каменная кузница, новая деревянная типография с десятком работников, появился дом нанятого артефактора, главная задача которого заключалась в проверке качества, резке, шлифовке и подгонке заготовок из полудрагоценных камней. С двумя мастерами работали и два десятка подмастерий.

Часть работников и их семьи жили в посаде за крепостным рвом, который возник как в сказке, я даже не заметил когда. Появился небольшой уютный рынок. Теперь в моей вотчине приятно пахло свежим деревом вперемешку с дымом и навозом. Последнее не так приятно, но что поделаешь – деревня!

Рон, кроме военного командования, взвалил на себя и службу безопасности. Шпионов у нас наверняка пруд пруди, вот их поимкой он и занялся. Набрал небольшой штат из наиболее сообразительной молодёжи и стал обучать. Результатов пока не было.

Наняли отдельных инструкторов для сил самообороны, и одним из них оказался… Рухис – тот первый разбойник-мечник, который встретился мне в Эгноре. Уже бывший разбойник. Встреча с ним была примечательной.

Он пришёл в охране очередного купеческого каравана и сразу спросил барона. Семус сообщил мне, и я, удивившись, вышел из лаборатории. Описать моё состояние, когда я увидел во дворе Рухиса, можно одним словом: столбняк. Мы поднялись ко мне в кабинет. По пути я вызвал туда Рона.

– Прожил я в подземелье примерно месяц, заправским охотником заделался, господин барон. После той группы, которую вы освободили, а я сразу понял, кто это сделал, мы ещё два раза с чёрными бились. Спасибо за амулеты, – он поклонился нам с Роном, – только в глазах рябит, голова кружится, да тошнит потом, но никто не упал! Хорошо, что они издалека этими своими заклинаниями кидаются и мало кто это может, а то можно было бы рубить нас в это время. Двоих так и убили из-за амулетов, не укрылись. И всё это время я думал о своей жизни. Что делать, куда податься? Тогда, в наёмниках, демоны меня попутали, не удержался. Присвоил золотой медальончик из древних. Хотел бабе своей подарить, она из «походных» была. И зачем? Сейчас и сам не пойму. Нашли тот медальон у меня товарищи и чуть не повесили. Он дорогой оказался, в общий котёл положено было сдать. Так я в разбойники и подался. – Рухис выпил воды и продолжил: – Потом, когда вы второй раз мне жизнь спасли, подумал – судьба. Вышел из Руин и решил найти вас. Оказалось, не так просто. Никто ничего не слышал. Устроился охранником к купцу. Без контракта, чтобы уйти можно было, и продолжал расспросы. И вдруг попадается мне амулет – рация. Я тогда в герцогстве Русток находился. Что за диковина? Присмотрелся, и как озарение на меня нашло – ваша работа! Перехожу в дом купца Партинула, который ими торгует, и… пока набился в караван сюда, ещё время прошло… и вот я здесь.

– И что? – спросил Рон после паузы.

– Хочу отработать своё спасение. Много я передумал.

Рон нервно стучал пальцами по столу, а я спокойно развалился в кресле и чуть прикрыл глаза. Фиона передала мне гамму чувств Рухиса. Главное – он был честен, а остальное всё перемешано: от стыда до злости. Не на нас, на себя.

– Подозрительно это как-то, – не поверил Рон, но я его перебил:

– А что ты умеешь?

Друг удивлённо посмотрел на меня, а мечник ответил:

– Воевать. В связи с последними событиями, думаю, моя помощь вам пригодится.

– Рон, проверь его навыки и определи инструктором в самооборону Бутова, если экзамен у тебя пройдёт. Там, по-моему, как раз одного не хватает. И деревня дальняя. Как твой контракт?

– Я по вольному найму. Денег мало, зато уйти можно в любое время в пункте назначения.

– Погуляй по двору, – сказал Рухису Рон, – мы с бароном кое-что обсудим. – Когда мечник вышел, взорвался: – Ты что творишь! Он же разбойник! А может, шпион! Забыл, как они на нас напали?! Агну чуть не убили!

– Успокойся, Рон. Я знаю, что делаю. Поверь мне. – И посмотрел другу прямо в глаза. Он успокоился и сел. – На всякий случай пусть в Бутове послужит. Оно дальше всех от нас. Успокоился? Иди посмотри, на что он способен. Особенно в строевой тактике.

– Знаю я, – отмахнулся друг. – В очередной раз тебе поверю, но глаз с него не спущу.

Рон пошёл принимать экзамен. Рухис его сдал.

Кончался апрель, а погода, как у нас в конце мая: днём тепло, иногда жарко, а по ночам прохладно. Всё цветет, благоухает.

Граф Нугар принимал отчёт о нападении на баронство Комес у себя в кабинете. Они с графом Ярошем сидели за низеньким столиком с лёгким вином. У старшего следователя в руках была открытая папка с бумагами.

– Таким образом, нам удалось проследить всю цепочку. Главный заказчик – казна герцога Лавийского, а кто конкретно, извините, не удалось установить но, судя по объёму финансирования, без высочайшего решения явно не обошлось.

– Спасибо, граф. Вы хорошо поработали. Документально подтверждено?

– К сожалению, есть что предъявить только дому Моргусов, на остальных – агентурные сведения.

– Придержите обвинение. Есть у меня дела с ними, посговорчивее будут. Так что же герцогу нужно от баронства? Места силы там нет, золота и самоцветов тоже. Нашей тяжбе больше сотни лет, а тут вдруг… Не связано ли это с так называемыми стихийниками?

– Ваше сиятельство, вы же придержали войска? Именно из-за них.

– Бросьте, Ярош. Я не люблю зависеть от случайностей, а они – как раз потенциальная «случайность». Мне потом краснеть перед королём? И так считают скрытным. Палец о палец не ударю для их защиты, а баронство потом отсужу. В Совете Глав мои позиции гораздо сильнее. Но какая вожжа попала под хвост лавийцам?

Ярош значительно прокашлялся в кулак:

– Вы не поверите, шелтонская.

– Что?! Какое дело Шелтону до захудалого баронства? Где они и где Комес? А как узнали? – Граф удивился до глубины души.

– Начну с последнего. При дворе герцога появляется эмиссар магистра Твердя. Слышали о таком? – Нугар кивнул. – А после этого начинается странное шевеление с наёмниками. Мы сейчас сопоставили факты. А насчёт первого выясняем, ваша светлость. Под подозрением двое стихийников: Витар нор’Гардус и Лизия Грим, они родом оттуда. Больше ничего.

– Выясните непременно! Очень любопытно.

– В Шелтон направлены наши люди с рациями.

– Рации! Снова Комес. Вы были там, как впечатление?

– Потрясающе! За такой короткий срок и такой прогресс. Все эти амулеты стихийников и строительство – ерунда. Люди на барона чуть не молятся, вот что поразительно!

Нугар поморщился:

– Чернь. Всегда ищет себе «добренького» хозяина, а потом… Хотя есть в этом юноше что-то притягательное. Тем более палец о палец не ударю! И мой Назар им заразился, что печально. Приходится за родным сыном присматривать. Чтоб демоны этого Егора побрали!

Ярош встал:

– Позвольте напомнить, ваше сиятельство: у чёрных не спокойно. Странные движения войск, армия растёт. Слухи о войне не распространяет только ленивый. Амулеты стихийников очень пригодятся нам в будущей войне.

– Перестаньте, Ярош! Мы от Батвии далеко. Пошлём королю положенное войско, и всё. Без нас справятся. Не разделяю я ваш пессимизм. А амулеты… Жили без них раньше и дальше проживём. Моя честь важнее каких-то амулетов, а она может пострадать. Сами знаете от чего.

– А может и не пострадать.

– Не надо гадать, граф. Пусть благодарят, что я сам никаких действий против них не предпринимаю. Можете идти. Выполняйте свою работу, Ярош, а политику оставьте мне.

Когда нор’Бальдар вышел, Нугар прошептал задумчиво:

– Молятся…

Однажды после ужина ко мне подошёл Витар:

– Егор, помнишь, я рассказывал о своей матери?

– Помню, и что?

– Понимаешь, я давно её не видел, и на сердце неспокойно. Раньше я два раза в год обязательно к ней приезжал. Иногда чаще. Опасаюсь чего-то. Ноет в груди, спать не даёт.

– А зачем тебе Дарина? Не зевайте в постели – и дело в шляпе. Спать будешь как убитый!

– Ты чего, Егор, я же серьёзно? – удивился Витар.

– Так съезди к ней, какие проблемы? – Я понял, что сморозил глупость.

– Как «съезди»? Так просто? – Он поморщился: – Материал объясняю ученикам интересный, не хочется прерывать, да и вообще дел много, – и грустно опустил голову. – А мама меня вроде как зовёт по ночам, – почти прошептал Витар и отвернулся.

У меня защемило в груди.

– Подожди, Витар, надо подумать. Я обязательно придумаю.

Ночью состоялся разговор с Лизой на эту тему.

– Егор, ты дурак? Если да, то это неизлечимо! Езжай с ним. Я Витара заменю в школе, так уж и быть, а Рон за тебя покомандует.

– А Агнар с заклинанием?

– Там ерунда осталась, за два дня справиться можно – и вперёд, на помощь другу!

– Ты это серьёзно? Спокойно отпускаешь меня? – спросил я с иронией.

– Думаешь, буду ревновать и напрашиваться с тобой? Не дождёшься!

И отвернулась к стенке.

– Я думаю, надо перевозить её сюда. Может, наши стихии Разума смогут ей помочь. Со временем.

– Точно! – Лиза резко развернулась обратно. – Иногда я тебя люблю. Но, но! Ишь, раздухарился. Стоит только вас, кобелей, похвалить, так сразу начинаете… Да подожди ты! Витар же мёртвый!

Я стукнул себя по лбу:

– Тьфу ты! – но, подумав: «Фигня это, кто узнает?», выложил: – Поедем инкогнито. Придётся воровать больную женщину. Ничего, она нам простит.

Вырваться нам удалось через неделю. По заведённой Медианом традиции сразу за мостом мы развернули лошадей и помахали провожающим нас стихийникам и Валету. Он всё чаще появлялся в нашем обществе. Со всеми сдружился, и меня почему-то это раздражало. Фиона не подсказывала ничего определённого, и я решил, что просто завидую его популярности, которая неуклонно росла. На том и успокоился. Раздражение на Валета, впрочем, не проходило. Ну и хрен с ним!

Экипировались мы по-походному: в кольчугах, с запасом еды, с заводными лошадьми. Решили ехать просёлками, спрямляя путь, и редко соваться на тракты. Сроки определили чуть больше месяца. Туда верхом и обратно с учётом кареты. От портала решили отказаться. Карта управления древнего артефакта не привязана к современному Шелтонскому графству. А так можно было бы телепортироваться из ненаселённого места, даже определили примерное. Агнар попробовал предложить нам «сходить» за рутинием, раз выезжаем из замка, но общим мнением был задавлен: не за этим направляются, что с ним делать в дороге? Потерпи, сам же говоришь, что недели две осталось до завершения «отражения», потом и «сходишь» из замка. Спокойно, не торопясь.

Мы стали двумя слабыми магами-охотниками. Я по Огню и Воздуху, Витар по Жизни и Свету. Не стали менять замковую «легенду». Взяли себе прозвища: Седой и Малыш. От «звериных» я категорически отказался, вспомнив «зверинец» в доме Змея.

Амулеты обычные: мой воздушный и световой у Витара. Фамильный перстень ему пришлось оставить. Взяли рации. А разговорники всегда с нами, в головах. По полета граммов рутиния в маленьких браслетах со встроенными блокирующими свечение модулями, какие Рон использовал в засаде, и, наконец, мой артефакт управления порталом. Сначала не хотел брать, но потом передумал. Мало ли что.

Ехали по живописным местам: степи, холмы, перелески. В Асмаре часть пути пришлось ехать через лес, где однажды отпугнули голодных волков.

Погода стояла чудесная, почти летняя. Особо не спешили, но и не плелись еле-еле. По вечерам я учил Витара лучше работать в астрале. Нам удалось его освоить и без помощи полкового мага, с которым больше встретиться не удалось: командир активности не проявлял, а мы «обиделись». Валета он, впрочем, не отозвал.

Первый проход по астралу оказался для меня вторым – я отсюда попал в Эгнор. Единственное отличие от первого раза – невозможность увидеть звёзды-миры. Словно стена не пускала. Да, ещё и энергия из резервуара не черпалась. Не получается подобрать к ней ключик в этом мире. Это я давно осознал, но периодически пытался.

Пожелал и оказался в собственной квартире. Там всё было в точности как перед уходом, кроме «участкового» на полу.

На включенном компьютере крутилась заставка, из кухни доносился запах кофе. Кофе! Как я по нему соскучился! Сразу направился на кухню. На плите пыхтел кофейник. Пена поднялась и вот-вот грозила убежать, но я вовремя снял турку с плиты. Горячий! Так. Чашки, сливки на столе. Нормалёк! Я сел и отхлебнул обжигающего кофе. Растягивая удовольствие, пил маленькими глоточками, стараясь насладиться вкусом. Обалдеть!

За окном светило солнце, зеленела трава, стояли детские качели, горки, лавочки – мой двор. Не хватало бабушек на скамейке и вообще людей. Припаркованные авто – были.

Выпив чашечку и немного поблаженствовав, пошёл к компу посмотреть, до чего доходит иллюзия. Было что-то ненастоящее в окружающей действительности, и это не отсутствие людей, а… не могу объяснить. Короче, знаешь, что ты в Вирте, и всё тут!

Комп откликнулся на движение мышкой. Походил по «Проводнику» – работает. Фотографии, видео – открываются. Нормально. Ну-ка, этот фильм я не смотрел, запускаю… вот, пожалуйста – «Матрица» началась. Хм, с намёком! Разумеется, компьютер не работал. Это всё моя память и желания. Выйти погулять, что ли?

В прихожей посмотрел в зеркало. На меня смотрел я. В точности такой, каким был перед бегством. Подмигнул, отражение ответило. «А что, если…» Закрыл глаза и подождал секунд пять, а когда открыл, из зеркала на меня смотрел Игорь. Не я, Древний. Я сразу его узнал: высокий, стройный, с тонкими чертами лица, голубоглазый блондин. «Истинный ариец», – пришла в голову глупая мысль.

Мы завороженно протянули друг другу руки и коснулись пальцами. Зеркало вдруг подёрнулось рябью, отражение исказилось до неузнаваемости, и у «Игоря» вытянулись уши. Взгляд из доброжелательного мгновенно стал злым. Губы медленно растянулись в довольной улыбке, и в меня хлынула Ненависть. Именно с большой буквы. Мир смешался, закрутился, замелькал, а вместе с ним и меня мотало, крутило, рвало на части, а ненависть не давала дышать. Я забыл про иллюзорность, про астрал. «Воздуха, хоть на один вдох!» – В голове билась паническая мысль, а грудь просто разрывалась.

Панику удалось подавить собственным упрямством в уже замутнённом сознании: «Да чтоб меня убил какой-то вшивый Древний эльф? Сумасшедший? А вот этого ты не хочешь?» – И я с трудом показал «фак». Не пальцем, а целым предплечьем с кулаком. И мгновенно оказался в той же прихожей и перед тем же зеркалом, из которого на меня смотрел я. Слава богу, обычный, эгнорский. «Брр». – Я помотал головой, приходя в себя. Бежать отсюда! И скомандовал Фионе «домой».

Очутился в привычном «внутреннем астрале», в окружении привычного хоровода «девочек». «Пожалуй, на сегодня хватит». – И вышел из транса.

«Вот так. Помощь Фионы и никакого „заблудился”. А как местные маги обходятся? Уважаю». – Этими бодрыми мыслями я отгонял противный липкий страх, засевший, казалось, в самом сердце.

Продолжающаяся связь с Игорем – обрадовала, с эльфом – потрясла. Давненько мне не снились «вещие» сны. И слава богу!

После этого случая два дня боялся проваливаться в транс.

Впоследствии я создал себе домик хоббита, а сам принял облик Гэндальфа из кино. И никаких зеркал!

Приглашать в гости оказалось проще простого: представляешь образ человека, и если он в астрале, то отзывается – показывается тебе. Потом строишь к нему проход, что происходит мгновенно, один его шаг – и он у тебя. Можно общаться. Во всех смыслах. Нам с Лизой не понравилось, в реальности лучше. Там чувствуется искусственность.

А вот мне пройти к друзьям оказалось сложнее. Просто в силу незаконченности их собственных миров. Единственно, у кого я побывал перед самым отъездом, – это Агнар. Посмотрел его любимый дом в Грунде, погулял по нему. Ничего так. Красиво, удобно. Агнар честно признался, что улучшил его по сравнению с настоящим.

– В сотый раз тебе говорю, Витар, представь то, что ты точно знаешь, и это создастся. Почему у тебя всё так зыбко?

– Не знаю, повторяю тебе в сотый раз.

Мы стояли на шатающемся полу в большом холле большого дома. Ходуном ходил не только пол, но и стены. Всё непрерывноменяло цвет.

– А где ты ещё бывал? Может, поменяешь место?

– Не могу, сразу оказываюсь здесь. Это мой родной дом, я тут вырос.

– Что-то в башке у тебя не так. Ладно, выходим.

Мы, завернувшись в плащи, лежали на сочной зелёной травке. Темнело. На небе одна за другой зажигались яркие эгнорские звёзды.

– Забей, – успокаивал я друга, – общаться можно – и ладно.

– Как это забей! Слово-то какое подобрал! Нет, разберусь. Это действительно что-то во мне сидит и не даёт насладиться родным домом!

– Вот видишь, сам нашёл причину. Заберём твою матушку, тогда всё получится. Беспокойство тебе мешает. Всё, давай спать.

– Спокойной ночи. Хоть бы удалось забрать! – прошептал он с надеждой.

– Сплюнь.

Мы ехали в Бармат по Шелтонскому тракту. Дважды ночевали в трактирах. Нам осталось свернуть на просёлочную дорогу, сутки проехать по ней через небольшой лесок и дальше – прямой тракт на Кряж. Ещё двое суток. Что дальше – не ясно, узнаем на месте. Никакого чёткого плана «похищения» не было. Лизу бы с её опытом, но она категорически отказалась ехать: «Не маленькие, без меня справитесь, у меня дела». Можно подумать, у нас их нет. Надо же, учёная и учительница! А дети её любят, особенно старшие. И понятно за что. Вспоминаю себя в старших классах, и им как раз по четырнадцать – пятнадцать. Слава богу, не старше.

Спокойная дорога располагала к размышлениям.

Собственное баронство, богатство, лаборатория: живи – не хочу! По сути, первую задачу для себя выполнил, но… грызёт что-то. Всё ещё подвешенное состояние. Лавийцы взъелись ни с того ни с сего. Успокоятся? А хрен их знает!

Нугар откровенно кинул. Назар оправдывался за него. Мол, в штабе перемудрили, но по голосу было слышно, как стыдно ему врать. А сам граф под всяческими предлогами от разговора уклоняется. Ну и фиг с ним.

Не идут из головы слова Медиана о большой войне. И не только его, слухи просто летают в воздухе, а как была раздробленность на имперских землях, так и остаётся. Владыки словно ничего не замечают. Напоминает нашу историю перед нашествием Батыя, и ничего тут не изменишь. Или изменишь? Ну не мне же!

Царство чернокнижников Батвия было единым государством. По размерам не превышало и половину постимперских земель, по населению и того меньше, но главное было в первом – единое. В случае конфликта её могут поддержать и некоторые кочевые племена, исповедующие чернокнижие.

Что ещё я успел узнать? Магически чёрные сильны и не зависят от мест силы. Тем более на войне, где жертв полно. Ещё могут призывать силу демонов, а то и их самих. На это у «наших» есть управа: особая благодать Спасителя на некоторых служителей и монахов, так называемая «божественная сила». Только на скольких она может упасть? Про это Агнар и Рон не знают. Кроме того, в битвах с демонами и их созданиями маги тоже кое-чего стоят.

Чёрт, церковь! С их стороны тоже можно ждать подвоха. Убийство помощников на Роне и компании висит, возрождением Древнего пугают. Медиан и про это говорил. Это что же, ещё и с церковью воевать? Не хочу!

И чего нам не сиделось в Руинах? Запаслись бы продуктами, инструментами, забрали бы родных и жили бы там припеваючи. По всему миру путешествовали бы, на другие континенты забрались. Мелькала такая мысль, но… нас словно ведёт по жизни. Точнее, именно меня: поселился в Хромском, собрал вокруг себя людей, взвалил на себя ответственность перед ними, и уже не спрыгнешь. Придётся воевать. Если прижмёт, то и с церковью. Вот так-то.

– Егор, трактир. Перекусим?

– Обязательно!

За едой первым заговорил Витар:

– Ночевать придётся в лесу, свороток на спрямление в двух километрах отсюда, и почти весь путь до тракта через лес.

– Не понял намёка.

– Нет никакого намёка, просто ты молчишь вот уже несколько часов.

– Думаю, Витар, думаю. Скажи, у тебя не было мысли остаться в Руинах?

Ответил он после долгого раздумья:

– Когда мы вернулись с продуктами, у меня появилась мысль сходить за матушкой, привести туда, а дальше… весь мир открыт. И убежище надёжное.

– А что тебя удержало от такого предложения? Думаю, мы… может, и поддержали бы.

– Вот этого и испугался! Хочешь – верь, хочешь – не верь, но тебя ведёт провидение. И если ты решил обосноваться здесь, то так тому и быть. Значит, так надо.

– И ты туда же! – возмутился я, а сам задумался: – Знаешь, у меня ведь были мысли, подобные твоим. Почему их откинул, сам не знаю. Как-то само собой всё решилось. Может, это и глупо. А теперь, – продолжил я, закончив есть, – почему скрываемся? Боимся, видите ли, больших возмущений! А что будет? Ну, чуть больше внимания со всех сторон, и всё. Мы и так на волоске и у церкви, и у властей. Нугар нам не помощник, лавийцы не отступятся, помощники рано или поздно нас вычислят.

– В том-то и дело: рано или поздно! Чем позднее, тем лучше для нас. А там война не за горами, вернее, из-за гор. Не до нас станет.

– Да с чего ты так уверен?!

– Можно подумать, ты в этом не уверен! Повсюду её запах! Обрати внимание, как всё дорожает, я такого не помню за всю жизнь. Люди шепчутся.

– Точно, жалуются на цены. А разве не всегда так было? У нас это в порядке вещей.

– Совсем не в порядке! – возмутился друг. – Когда я родился, кувшин молока стоил медяк и столько же – прошлым летом, когда я был дома. А сейчас не знаю. Приедем в Кряж, узнаем. Судя по Цитрусу, может подорожать, а это значит – крестьяне не спокойны.

– По нашим крестьянам не скажешь, что они обеспокоены большой войной. Лавийцев боятся, это да, – усмехнулся я, – а ценам на продукты только рады.

– Не путай, Шелтон граничит с Батвией.

– Ладно, чего воду в ступе толочь, что будет, то и будет! Поехали.

Ночь выдалась прохладной и лунной. Мы ночевали, завернувшись в тёплые плащи возле тлеющего костра. Витар спал, раскинув «сторожку», а мне не спалось. Кажется, я понял, почему не остался в Руинах. Для меня весь Эгнор сконцентрировался в этих маленьких государствах. Он перестал быть абстрактной планетой, причём давно. Я хотел слиться с ним именно здесь, и сам мир мне помогал. Не знаю, провидение, Бог или я сам в этом виноват, но факт есть факт… Поэтому – спать, Игорь Михайлович, и хватит рассуждений. Уснуть удалось под утро.

– Господин магистр, Витар и Егор направляются сюда, в Шелтон.

Твердь всегда принимал Теруса внеочерёдно, откладывая дела.

– Зачем?

– Агент точно не знает, но я думаю, чтобы повидаться с матерью Витара.

– Она же сумасшедшая!

– Я говорил, Витар к ней очень привязан. Раньше он минимум дважды в год её навещал.

– Интересно. Когда прибывают? А насчёт предательства господина графа выяснил?

– Прибывают примерно через две недели. А насчёт предательства… Видите ли, все стихийники находятся под клятвой о неразглашении тайн друг друга, Витар заново её давал. Сами о себе могут что угодно болтать, а другие только то, что те не считают тайной. Так вот, речи о службе графа в тайной страже никто не вёл. Он сам тоже ни словом не обмолвился. Непонятно, открылся он товарищам или нет.

– Стихийники – интересное прозвище. Хорошо. Я подумаю. Наблюдение за домом матери ведётся?

– Самое тщательное.

– Надеюсь. – Твердь задумался. – Так, от Хрома до Шелтона… примерно две недели верхом. Сегодня выехали. И так быстро узнали?

– Рации, господин начальник тайной стражи. Вы сами подписывали распоряжение об их закупке.

Лицо начальника растянулось в улыбке.

– Да, да. И как слышимость?

– Не очень. Помехи большие, а ночью действительно слышно лучше. Всё по инструкции.

– Изучили мы этот амулетик в академии, и знаешь что: Древними там и не пахнет! Плетения исключительно рунные, но сопоставлены удивительно точно. И сам принцип оригинален. Вот что, я подумаю об этой парочке, время есть. Ступай, я вызову.

– Разрешите доложить ещё кое-что?

– Докладывай, – усмехнулся Твердь.

– Вам, несомненно, говорят об этом, но… Мои агенты часто встречаются с беженцами от чёрных, а их поток увеличивается…

– Если ты о дополнительных кадрах – не дам, людей не хватает.

– Нет, я не… – Терус замешкался. – Об этом, конечно! Ваше сиятельство, там шпионов через один!

– Не дам, и хватит об этом! Грядёт большая война, это я по секрету тебе говорю, и люди нужны в других местах. Занимайся городом и Егором. Больше никуда не лезь. Свободен.

(обратно)

Глава 6

На следующий день со мной связался Рон. Поймал-таки одного лавийского лазутчика. Торговал на рынке под видом цитрусского приказчика. Вычислили его случайно, из-за непроработанности легенды. Один из местных покупателей хорошо знал того купца. Разговорился с продавцом. Поймал на странном незнании общеизвестных фактов жизни хозяина и, не поднимая шума, «стуканул» новоявленной службе безопасности.

«Надо же, – удивился я, – простые жители и те настороже». Открытие приятное и одновременно тревожное – все взвинчены. Сразу захотелось как можно скорее вернуться.

– Поведал он нам о приготовлениях в Лавии, – докладывал мой зам. – Будет нападение. В разведке все на него работают. Какими силами, не знает, что и неудивительно – мелкая сошка, но думает, не очень большими. Реакцию Нугара не точно представляют, только в кулуарах разведки поговаривают, что вмешиваться не станет, если операция пройдёт быстро. Сроки – лето. Когда перевалы окончательно откроются, то есть июнь.

– Двадцать второго июня, – прошептал я.

– Что?

– Ничего, присказка. Прямо хоть сейчас срывайся!

– Не вздумай! Всё по плану. Успеете.

– Надеюсь, – произнёс я как заклинание и всё равно не успокоился. – Быстро лазутчик раскололся? И что с ним сделали? – поинтересовался, дабы отвлечься.

– Быстрее не бывает. Немножко припугнули в кузнице, он и «поплыл». А что сделали? Повесили. Семус, как представитель графской власти, утвердил. Он сильно за баронство переживает и на графа обижен, хотя виду не подаёт. Повесили на площади, при стечении народа, зачитав приговор. Ты не шокирован? – Рон вспомнил моё воспитание.

– Нет. Всё правильно сделали. – Я усмехнулся и добавил серьёзно: – Изменился я уже.

– Работайте с Витаром спокойно, успеете. Отключаюсь. Ему привет.

– Подожди! Агнар не хвастался, когда «отражение» будет готово?

– Не хвастался, а говорил прямым текстом: через два-три дня. Он не боится сглазить, ты же его знаешь.

– Дай бог. Пока.

Я передал разговор другу. Он покачал головой:

– Может, вернёмся? Потом съездим, после нападения.

– Переживаешь за маму? Не волнуйся, в Цитрусе пристроим. У мастера Цитрусской купеческой гильдии Хорнуса. Отношения с ним замечательные, он только рад будет нам услужить. А на войну успеем вернуться.

– Да что ты! Я совершенно уверен, что мы отобьёмся! Просто, может, необходимо наше присутствие в баронстве.

– Мне бы твою уверенность. Нет, Рон говорит, всё у них по плану, двигайте в Кряж.

– Тогда двигаемся шустрее!

Витар так и не смог признаться Егору в своей тайной мечте об излечении матери. Он, как и Егор, надеялся на помощь стихии Разума.

К вечеру выбрались на тракт. Дорога шла по холмистой равнине с редкими рощицами.

– Трактиры куда-то попрятались, – сыронизировал я.

– Придётся в роще ночевать. Во-он ближайшая. – Витар показал на недалекий, в полукилометре от трассы, лесок. – И кони устали.

– Не привыкать. Роща так роща. Не в чистом же поле.

Лесочек оказался очень даже ничего, главное, с родником. Мы с удовольствием попили вкусную и холодную до ломоты в зубах воду, напоили коней и пустили их на длинных верёвках пощипать молодую травку. Прекрасная витаминная добавка к овсу.

Меня разбудила Оранж. «Сторожку» потревожили шестеро людей. Ауры пятерых очень странные, будто обработаны маскирующим заклинанием, но в то же время прекрасно обнаруживались, и в них светились по два амулета, похожих на обычные защитные. Но это глупость. Носят только один, иначе заклинания конфликтуют. Шестая аура вроде обычная. Именно «вроде» – точнее Оранж не описала.

Два защитных артефакта – нонсенс для большинства. Мы входили в счастливое меньшинство. У нас разноуровневые разностихийные защиты могли разворачиваться практически из астрала. Благодаря прямому взаимодействию со стихиями мы обошли обязательное срабатывание амулета в ответ на угрозу повреждения ауры носителя, что позволило разводить защитные заклинания по времени развёртывания. Тем самым исключались конфликты. Мысль сложная, но уж, простите, занятия наукой даром не проходят. Возможно, так же поступали другие маги с уровня мастера, а то и магистра. Ни Агнар, ни Рон об этом не знали, и в открытом доступе таких сведений не было. Гильдии хранили свои тайны.

И ещё, написала Оранж, на самой границе чувствительности – пять коней без всадников – и выдала картинку «радара». В который раз я посетовал: «Когда вы у меня заговорите!» – на что появилась фиолетовая надпись: «Скоро». Вышел свободным сознанием в сторону нарушителей. Витара будить не стал.

Стояла тёплая пасмурная ночь. Прямо по нашему крылатому выражению – не видно ни зги. Пятеро в «боевой» форме охранников-наёмников суетились вокруг девицы, явно из «благородных». Девушка сидела не шевелясь и смотрела в одну точку затуманенным взором. В её ауре фиолетовый цвет был совсем тусклым. Вдруг самый старый охранник поднял руку и что-то коротко произнёс. Все на мгновение застыли и чётко рассыпались по кругу с пожилым командиром и девушкой в центре. От начальника вверх взметнулся чёрный клубок, быстро развернулся в сеть, которая потянулась во все стороны.

«Чёрные!» – Я не успел удивиться, как уже вернулся сознанием в астрал, откуда быстро накинул на нас с Витаром «скрытки», прикрыл амулеты блокирующими модулями и выключил «сторожку». Еле успел! Чёрная сеть накрыла нас. Прислушался – тишина. Легонько толкнул Витара и сразу зажал ему рот. Зашептал в ухо:

– Не дёргайся и не пользуйся магией. Отсюда на север метрах в ста пятеро чёрных и пленница. Сомневаюсь, что готовят что-то хорошее. У всех защитные и маскирующие амулеты, поэтому силу определить невозможно. – Я понял ошибку Оранж: второй амулет – маскирующий и сам, сволочь, замаскированный под защитный. – Ты последи здесь, а я быстро сгоняю свободным сознанием.

– Подожди! Пленную освободить надо! – Витар чуть ли не заорал громким шёпотом.

– А чем мы, по-твоему, сейчас занимаемся? Не проснулся, что ли? Охраняй, я пошёл.

Витар смущённо посмотрел на меня, а я уже летел к чёрным.

Старший стоял и напряжённо смотрел в нашу сторону. Задумчиво хмурился. Что-то тихо сказал, и двое охранников отделились от круга и осторожно направились к нам. Шли аккуратно: сучки не трещали, листва не шуршала. Оставшиеся двое приблизились к командиру с пленницей. У одного в руках арбалет, у второго меч. Начальник тоже с мечом и странным коротким жезлом.

Нам так и не удалось разгадать загадку свободного сознания: слышно всё, но вместо речи – какая-то абракадабра и нечитаемые символы. Шпионить не получается. Конечно, была у меня смутная догадка из школьного курса биологии о второй сигнальной системе, но… не уверен, да и знания чисто любительские. Озвучивать догадку даже не пытался.

– Витар, чёрные что-то заподозрили. Двое направляются к нам. Наверняка мою сторожку успели заметить. План такой: крадёмся и убиваем всех к чёртовой матери! – Про чёртову мать наши были наслышаны. – Нет, командира пытаемся взять живым.

– Пошли, – шепнул в ответ друг, и мы тихонько направились навстречу чёрным.

Ночным зрением владели не только мы, поэтому шли осторожно, прячась за деревьями и стараясь не шуметь. Это получалось у нас хуже, чем у наших противников, поэтому первыми ударили они. Неожиданно. И если бы не наши астральные защиты…

Вспышку заклятия я увидеть не успел, но, обернувшись в сторону сработавшей защиты «стены Жизни» – лучшей от плетений из стихии Смерти, – мои умницы сами определяют, что нужнее, и научили этому более «тупые» стихии друзей, элементарно скопировав им соответствующие модули. Жаль, мои знания не получалось передавать так же напрямую, – я увидел открыто стоящего «охранника», удивлённо смотрящего на меня. Он даже забыл опустить руку. Я машинально выстрелил в него «огненной стрелой». Защита. Ещё одна «стрела» – тот падает как подкошенный.

– Витар, живой?! – О скрытности можно забыть.

– Живой! Я зарубил своего, а ты?

– Стрелой. Бегом, в ускорении, за мной!

«Надо было тоже рубить, может, командир подумал бы, что мы не маги», – мелькнула запоздалая мысль, а сам уже пробивался сквозь плотный воздух, и через считаные секунды мы с Витаром одновременно появляемся на поляне.

В него летит арбалетный болт, и двое солдат медленно бегут к нам. Старший чернокнижник держит вытянутый в нашу сторону жезл. С него сорвалось чёрное пламя. Несмотря на полыхнувшую «стену Жизни», меня пошатнуло, и этого хватило подбежавшему противнику рубануть меня мечом. В очередной раз спасла защита. Хорошо, что меч не древний. Второй удар я парировал саблей, а убил противника двумя мощными «огненными стрелами» практически из астрала. Ну не фанат я фехтования! Глянул в сторону друга, а он уже бежал к главному. Без ускорения! Я за ним. И тоже не удалось ускориться по максимуму. Так, за счёт ресурсов организма, по-роновски.

Когда я подбежал к сражающимся, Витар теснил чёрного, который со злым азартом оборонялся. Ловко. Древним мечом. Я кинул в него мощную «ловчую сеть». Полыхнула серая защита, и пожилой сразу разорвал дистанцию. Широко и весело оскалился, и в тот же миг в нас полетела знакомая чёрно-фиолетовая сеть. Сработала «пелена Разума», но голова всё равно закружилась, мысли на мгновение потеряли чёткость. «Наконец-то на себе проверил – косяк», – подумал я и с досады выпустил «ловчую сеть» аж четвёртого уровня в, слава богу, изумлённого чёрного. Одновременно со мной «ловчую сеть» кинул Витар. Они накрыли командира отряда. Вокруг него колыхнулась серая пелена и исчезла. Он зашатался и медленно опустился на землю. Уже теряя сознание, сумел поднять жезл и только тогда завалился на спину. С конца жезла сорвалось густое чёрное облако и повисло над неподвижным телом.

Мы с Витаром удивлённо переглянулись и тоже застыли. Опасно подходить к лежащему чернокнижнику с непонятной штукой над грудью. От облака веяло угрозой. Внезапно стало очень страшно. Просто панически, до онемения в теле… Спасли нас раскрывшиеся защиты Разума – страх пропал. Вдруг облако уплотнилось, потом расплющилось и встало вертикально. «Портал!» – прошептали мы одновременно, и оттуда… выпрыгнула собака. Следом вторая.

Собаками, правда, этих тварей назвать можно было только условно. Четыре лапы с когтями-ножами, большие головы и огромные пасти, усеянные длинными острыми зубами. Длинное гибкое тело и кожа, сочащаяся светящейся густой красной жидкостью. А запах! Непередаваемо отвратительный. Всё это пронеслось в голове за считаные мгновения, а дальше стало не до описательных раздумий. Мы одновременно провалились в ускорение. Слава богу, сейчас получилось. И началось…

Мы разбежались в стороны, и твари мгновенно отреагировали – разделились. В скорости они уступали нам совсем немного, а ловкости им было не занимать. От моих «стрел» и «сетей» моя собака уклонялась, а если попадала под удар, то только застывала на короткое мгновение, такое, что я не успевал выстрелить повторно и подбежать на расстояние удара саблей. Тогда уже мне приходилось показывать чудеса акробатики с кинжалом и саблями, и каждый раз я доставал тварь. Теперь поверх красной слизи текла и зелёная кровь. В конце концов собака потеряла скорость и попала под мощный фаербол. Он серьёзно её задержал, и я успел подпрыгнуть и разрубить тварь. Сабля, включённая на половинную силу, легко прошла сквозь тело.

Витар! Он ещё бился со своей, и я выстрелил в его противницу «световой стрелой». Не ожидавшая этого собака не увернулась и застыла на месте, чем тут же воспользовался друг: ещё одна «стрела», шаг и удар. Голова твари откатилась в сторону, продолжая щёлкать пастью, а тело закрутилось на месте. Ещё один взмах саблей – и две половинки тела задёргали ногами. Я с ужасом поворачиваюсь к своему поверженному противнику и едва успеваю подпрыгнуть – голова на передних лапах подползла ко мне и едва не впилась в ногу. Стреляю фаерболом и… О чудо! Половина тела вспыхивает ярким пламенем. Сразу поджигаю вторую половину, сучащую задними лапами, осматриваюсь. Витар тоже поджёг все части своей собаки. Выхожу из ускорения. Привычно бухают звуки – ночная тишина с писком насекомых и непонятным шебуршанием в густой траве. Удивительно мирная тишина!

Портал над неподвижным телом чёрного пропал. Я подошёл и сорвал с него маскирующий амулет. Аура спящего резко расширилась и густо окрасилась чёрными ручьями. Ого! Такую большую я ещё не видел. У чёрных в Руинах она была значительно меньше. Может, у того старика она и была больше, но я, лежа на алтаре, не видел.

Витар склонился над, судя по ауре, спящей девушкой и одёрнул задравшееся платье. «А ножки у неё ничего», – автоматически отметил я.

– Хватит девку лапать, пойдём осмотрим остальных, может, кто живой. Добьём.

– Да ты что, я, наоборот, ей платье поправил! – возмутился было товарищ, но, поняв шутку, улыбнулся: – Пойдём проверим, насколько они живучие.

И правильно сделали! Троих пришлось добивать, а один, которому Витар разрезал горло, исчез. Я раскинул «сторожку» и в сердцах сплюнул – один конь чернокнижников пропал. С порезанным горлом ушёл, гад! Хорошо, остальных лошадей не увёл. Кстати, я снова увидел души, отлетающие от умирающих чернокнижников, – Витар с удовольствием поотрубал им головы.

Да, надо добавить, что четвёртый уровень «ловчей сети» я сгоряча использовал, пустая трата маны. Эффективность чуть ли не меньше, чем у «сети» третьего уровня. Есть более мощная «сеть», но там плетение полностью другое и нам неизвестно. Тупое изменение модуля-стабилизатора в третьеуровневой сети на четвёртый уровень – именно что тупое. Маны заливается больше, и это явно мешает. Это так, лирическое отступление, чтобы успокоиться.

Мы стащили трупы в ближайший овраг, обыскали их, забрали всё ценное. А это – деньги, оружие и амулеты. Завернули девушку в плащ и перенесли на более удобное место. Согнали всех коней вместе и только тогда занялись бессознательным командиром.

В первую очередь надо обезопаситься, когда он очнётся. Подходящий браслет оказался на его же руке. Золотая змейка, обвивающая руку. С тонкой чеканкой, с древними символами и маленькими изумрудами в глазах змеи. Красиво и стильно. Древняя работа. Я тщательно обследовал браслет и, не найдя плетений, вложил в него агнаровский «блокировщик стихий». Сработал! Аура мага резко «сдулась». Смотри-ка, и на стихию Смерти действует! Прекрасно удавшийся эксперимент. Интересно, сколько продержится в золоте? В лаборатории – максимум три часа. Нам хватит.

Поснимали с чёрного амулеты, выгребли всё из кошеля и карманов, отпихнули ногой жезл, посадили, прислонили к дереву, привязали к стволу и переглянулись. Видок у нас ещё тот: кольчуги в нескольких местах порваны, а кое-где разъедены то ли слизью, то ли кровью собак. А если посмотреть на поляну!.. Как кислотой облили и кучки пепла вокруг. В роднике мы отмыли лица и руки.

– Будить? – спросил я.

– Буди. Чего тянуть, через час рассвет. Надо успеть. Не везти же его с собой в самом деле, расскажет что не надо. Подожди! Сходи девушку усыпи поглубже. На всякий случай.

– Точно!

Я наложил на девушку сонное заклинание. Теперь точно не проснётся не вовремя, а утром разбужу.

Явная аристократка: богатое дорожное платье, тонкие черты красивого лица, следы косметики, мягкие изящные ладони и следы от колец и перстней на пальцах с остатками маникюра. А где украшения? У обысканных чёрных мы их не нашли. Ладно, потом разберёмся. Пора главного будить. Страшновато.

«Фиона, буди», – скомандовал я, положив руку на лоб главаря. Он застонал и нехотя открыл глаза. Подёргался в путах и… улыбнулся.

– Как понимаю, я в плену. Ага, амулетик хитрый. Неужели герцог разорился на покупку? Или он ваш, господа охотники? – спросил хитрым голосом. – А вы, собственно, кто будете?

– А это для вас совершенно не важно! А вот кто вы такой, это гораздо интереснее! – парировал я.

– Так вы не знаете?! – Он весело рассмеялся.

Витара раздирала злость, а я, наоборот, был совершенно спокоен. Фиона подсказывала, что чёрный серьёзно напуган и всё его поведение – великолепная игра. Я сильно сжал руку друга, чтоб не наделал глупостей.

– Значит, вас посылают освободить принцессу из лап злобных чернокнижников и не говорят, от кого именно? Вот вы идиоты! Сосунки малолетние! Да я вашу мать е…! – Казалось, у него была истерика. Я плеснул холодной водой в лицо чёрного. Тот захлебнулся, закашлялся, и смех прекратился. Он внимательно обвёл нас прищуренным взглядом. – Жаль, с трудом сейчас различаю ваши лица, но насколько помню, вы очень молоды…

Витар попытался что-то сказать, но я удержал.

«Успокойся, это игра. Он рассчитывает, что мы выйдем из себя и быстро его убьём. Он боится, что начнёт говорить, и тогда с ним случится ужасное. Предполагаю, это вариант нашей клятвы. Я внимательно поищу печать в ауре и попробую снять. А ты не делай глупостей! Убить мы его успеем», – говорил я Витару мысленно, через аватарчик в виртуальном разговорнике.

«Я постараюсь, но так хочется! Буду держать себя в руках».

«И ещё он надеется, что сможет нас обмануть. Мы для него несмышлёныши, которым повезло. Подыграем».

– Молоды – и что? Зато именно нам повезло. Стояли в оцеплении, а тут вы. И всё, принцесса наша! А другие надрываются, ищут. Кучу денег заработаем! – начал я нашу игру. – Интересно, а сколько за вас дадут?

– Принцесса по сравнению со мной – ерунда, – медленно ответил главарь. – Помощники или стража герцога дадут вам по золотому в лучшем случае и ордена, а в худшем… поместят вместе со мной в каземат.

Кажется, он определился с линией поведения.

– Это за что же? – искренне удивился Витар. Молодец, взял себя в руки. Что значит служба в тайной страже.

– За связь со мной, молодые люди.

– То есть? – теперь удивился я.

– Видите ли, помимо того, что я мерзкий чернокнижник, я долгое время служил в охране герцога Гровса. Телохранителем. Я не понаслышке знаю многие его тайны… мог и вам рассказать. Случайно.

– Не нужны нам его тайны, вот ещё! – горячо воскликнул Витар. – Седой, давай прибьём его сейчас, раз он такой опасный и бесполезный. Не заработаем ничего, а даже наоборот. Сдадим принцессу, и всех делов. Там настоящие деньги.

– Подождите, молодой человек, не горячитесь. Я ещё не всё сказал. Без меня вам всё равно не обойтись.

– Это почему же? – спросил я.

Про телохранителя он наврал, подсказала Фиона, как и про помощников и прочее. А вот про герцогские тайны, как ни странно, правда.

– Без меня, боюсь, она не останется в здравом уме.

– А нам без разницы. Живая, и точка. А дальше пусть сами разбираются.

Нашёл печать! Слава богу, фиолетовая, а то думал, чёрная будет или серая, тогда не разберёшься.

«Витар, я нашёл печать. Буду снимать, а ты зубы заговаривай. Молодец, у тебя хорошо получается».

«Давай. Потяну сколько возможно».

Фиона аккуратно принялась за дело. Главное, найти «кончик ниточки» – ключевой модуль, с которого можно безопасно для здоровья начинать развеивать плетение. Это очень непросто, поэтому поначалу Фиона скопировала печать и занялась копией. Я был на подсказках. Эх, нам бы зомбирование, как у чёрных! Раз – и нет печати. Тьфу ты, что я говорю! Вот мысли читать – другое дело, но они этого не умеют. Как и я. К сожалению. Фиона бьётся, но пока без толку. Хорошо, хоть эмоции научилась считывать.

– За здоровую больше заплатят, верно? Кроме того, и у меня деньги есть.

– Да чтоб я чёрному поверил! – воскликнул Витар.

– А что, мы не люди? Порассказывали про нас сказок, вы и верите. Наш Неназываемый ничем не хуже вашего Спасителя.

– Скажете тоже! Вы людей в жертву приносите!

– А вы сжигаете. Или вешаете. Или головы рубите.

– Так то – преступники!

– И у нас так. Преступников и режем. А скажи на милость, какая человеку разница, от чего умереть? Сжигать даже более негуманно. А тут раз – и душа на небесах.

– Ага, у демонов!

– С чего это ты взял? «Душа каждого определяется по заслугам его».

– Врёте вы всё, – нахмурился Витар, – и про деньги тоже. И не смей осквернять «священные свитки»! Из уст чёрного это кощунство! – Явно «дал слабину» при упоминании денег, но словно опомнился.

– А чем вы рискуете? – Командир чернокнижников почувствовал эту слабость. – С этим амулетом спокойно до банка доедем – и денежки ваши. И разбежались. Предварительно я, конечно, верну принцессе разум. После банка, чтобы не наболтала потом, а что до того – ничего помнить не будет. Обещаю своим Неназываемым или вашим Спасителем, они оба видят, что я искренен.

– Седой, а Седой, ты как думаешь, стоит ему верить? – обратился ко мне друг.

– Не знаю… А сколько вы можете заплатить?

– Десять тысяч вас устроит? – усмехнулся главарь.

– Каждому! – поправил я, вспомнив известный фильм. И чуть не засмеялся.

– Ого! За принцессу-то не больше пяти обещали. Я прав, молодые люди?

– Вы вроде, это, не в том положении, чтоб торговаться, – неуверенно сказал Витар.

Чёрный заливисто засмеялся:

– Вы правы, молодой человек, согласен.

«Есть! Копию размотала без активации. С четвёртой попытки, – появилась надпись от Фионы. – Приблизь свою ауру к его, буду пробовать на живом. Гарантии нет».

«Да какие гарантии! Приступай».

Я резко опёрся рукой о дерево прямо над головой пленника. Он инстинктивно зажмурился и дёрнулся. Но быстро взял себя в руки.

– Значит, так, господин хороший, мы везём вас в ближайший городок, где есть отделение банка. Вместе со спящей принцессой. Кстати, где ближайшее отделение? – медленно проговорил я.

– О! Чувствуется опыт в таких делах, – польстил мне чёрный. – Ближайшее отделение в Клювцах, это городок с ярмаркой. Полдня пути в сторону Кряжа.

– Отлично, – снова медленно произнёс я, – а где драгоценности?

– Принцессы? В моей седельной сумке, проверьте. Что ж вы не посмотрели?

– Некогда, ваше черновство. Малыш, проверь.

Витар молча встал и направился к привязанным коням.

На полпути обернулся:

– А какой ваш?

– Узнаешь, самое богатое седло.

Мы проводили удалившегося взглядами.

– Вы хотите что-то сказать мне наедине? – сказал чёрный, задрав голову.

– Нет. С чего вы взяли?

– Стоите так неудобно…

– А вам что, неприятно?

– Да нет. Вам неудобно… Ой! – Его лицо скривилось, как от зубной боли, и он замотал головой.

«Получилось!» – написала Фиона.

– Теперь поговорим, – произнёс я и сильно ударил его под дых.

Он задохнулся и стал хватать ртом воздух. На лице было написано крайнее удивление. Он шокирован и растерян. Снова появился страх, который перешёл в панический ужас, но он постепенно брал себя в руки. Эх, рано я его ударил, дал время на передышку.

– Имя, откуда прибыл сюда, зачем?

– Да пошёл ты, сучонок! Можешь убить меня, но ничего не добьёшься! – Он был уверен в своих словах и чего-то боялся больше физической боли. Но жить хотел.

– Да ты не бойся, клятва тебя больше не держит.

Он вздрогнул и неверяще посмотрел на меня. В душе бушевала буря чувств: второй шок, недоверие и снова страх, а потом… упрямство. Лицо растянулось в ухмылке.

– Ты врёшь. Без подчинения клятву снять нельзя, а ты меня не под-чи-нил. – Последнее слово он произнёс по слогам.

– А ты попробуй скажи. Можешь просто начать и почувствуешь, тебя ничего не держит.

– Не бери меня на «попробуй», я не мальчик. Это ты пацан по сравнению со мной. Возомнил себя архимагом! Да если б я успел выпустить гончих, от вас мокрого места не осталось бы! И амулетами обвешались от наших сетей. Откуда они у вас появились? Вот ты можешь мне ответить? Их тысячу лет не было! К войне готовитесь?

– Охотно отвечу. Амулеты от Древних остались, удалось одно плетение расшифровать. В Грундских руинах каким-то умником. К войне готовитесь вы, а у нас, к сожалению, тишина. Ты сам это видишь. Я ответил?

– Ничего конкретного. Про Грундские руины у нас только ленивый не знает. – И внезапно замолчал, с ужасом глядя мне за спину.

Я в ускорении развернулся, выхватив кинжал и саблю. За спиной стоял Витар и с интересом крутил в руках кривой жертвенный нож.

– Малыш, дай-ка ножик. – Я взял нож, повернулся к чернокнижнику и погладил его лезвием по щеке. – Или ты всё рассказываешь и я тебя просто убиваю, или всаживаю тебе в сердце этот ножик. Посмотрим, как ты будешь крутиться у демонов. Вечно.

– Ты… этого… не сделаешь… это же жертвоприношение…

– Посмотри мне в глаза. Сделаю.

Он поверил. И вдруг улыбнулся:

– Моё имя Барт’хат Крохтур, я старший жрец Неназываемого в городе Хорнговец, это провинция Шингория на самой границе с Шелтоном.

Резко замолчал, закрыв глаза. Подождал минуту и с удивлением посмотрел на меня. Потом застонал и словно «сдулся», повиснув на верёвках. По щекам потекли слёзы.

– Вот видишь, я не обманывал о клятве, не вру и насчёт жертвы. Рассказывай.

Барт был не простым жрецом, пусть и старшим, он был командиром пятёрки «спецназначения». Неоднократно бывал в Руинах, приносил там жертвы. Последнее задание было не совсем обычным – выкрасть среднюю дочь герцога Барматского и держать её в укромном месте до особого распоряжения. Зачем – не знал, но предполагал, что между герцогом и царём Датраром X велись переговоры, которые зашли в тупик. Оказывается, общались владетели Батвии и имперских государств не так уж и редко, хотя и втайне. Вопросы – в основном торговые, но сейчас, по-видимому, это была политика. Царство активно готовилось к войне.

Собирало войска, создавало диверсионные группы, копило оружие, продовольствие, которое, кстати, активно закупалось в имперских странах. Искали союзников и в степи, и в государствах. Кочевые племена, исповедующие культ Неназываемого, точно поддержат, а кто из местных «пятая колонна», Барт не знал. Подозревает герцога Барматского, раз его дочь похитили, но это могло означать и противоположное.

Численность армии более ста тысяч мечей без учёта мобилизации «резервистов». Это огромная цифра по местным меркам. Направление ударов – удобные перевалы, это и так всем «спецназовцам» ясно, и в штаб не надо ходить. Время – конец лета – начало осени. Причина – приказ Неназываемого. Да, да. По мне, так самая дурацкая из причин. Конечно, ещё и амбиции царя, и богатые людские ресурсы, и Руины с алтарями, и места силы, в конце концов.

Были у них и обычные маги, не одни жрецы и некросы – маги Смерти, которыми являлось большинство чернокнижников. А жрецы, это по-нашему демонопоклонники, а демоны – посредники между людьми и Неназываемым. Им передают камни душ, а те возвращают жрецам особую силу и помогают тварями. Иногда вмешиваются лично, но надолго задерживаться в Эгноре не могут и сетуют на ослабление от пребывания здесь.

Похитили принцессу гениально просто. Она поссорилась с отцом и в отместку отказалась от его охраны. Наняла свою – пятерых чернокнижников. Откуда о ссоре прознало начальство, Барт не знал.

Принцесса тогда находилась в своём загородном дворце недалеко от города Морион, что рядом с Шелтонской границей. Во время обязательной проверки магом эскорта пришлось накинуть на себя временные маскировочные заклятия и снять все амулеты. Это был риск. Если бы маг оказался чуть внимательнее, настороженнее, то им пришлось бы несладко, но… расслабились, никто не ожидал от чёрных такой наглости.

В пути в удобном месте поубивали всю свиту – десяток эскорта с магом, который следовал за каретами с охраной. В скоротечном бою получили ранения и все чернокнижники, причём один тяжело, но – «смерть дарует жизнь», и после двух жертвоприношений они быстро выздоровели. А девушку жрец слегка оглушил. По типу пленных в Руинах, они тоже тогда были безразличными ко всему.

– Не подчинял, что ты! Это необратимо.

Витар усмехнулся.

В пути задержались – лошадь сломала ногу, и пришлось подсаживать принцессу поочерёдно каждому. Укромное место находилось в Клювцах, в доме богатого местного купца Эрмигута. Связь через астрал.

– Как звать принцессу?

– Асмильда. Да не вру я, в самом деле сама наняла!

– Слушай, ради любопытства, скажи, что ты чувствуешь во время жертвоприношения?

Чернокнижник широко улыбнулся. Начав говорить, он успокаивался всё больше и больше. Теперь настроение у него было… конечно, плохое, но до безумного страха, как поначалу, ой как далеко.

– Ты с женщиной спал?

– Ну?

– В тысячу раз лучше! Лучше всех наркотиков! Это такое блаженство! – Всё его лицо выражало крайнюю степень самой сокровенной мечты, а в эмоциях такое желание, что я смутился.

– Хочешь, попробуй! Воткни ножик мне в сердце! – горячо зашептал он. – Не сможешь больше остановиться! – Чёрный откинул голову назад и закатился диким хохотом с подвываниями.

Меня пробрала злость.

– Этот ваш Вартараар совсем рехнулся! Мог бы просто собирать силу молящихся, как тот же Спаситель, а он! Наркотик придумал, сволочь!

– Как ты назвал Неназываемого? – Главарь мгновенно посерьёзнел и уперся в меня тяжёлым взглядом.

– Вартараар, а что?

– Истинное имя Неназываемого открыто произносил только один человек, жрец Вакхатар. Он был сумасшедшим, но очень верным слугой Неназываемого. Ему было почти двести лет, и он долго жил в Грундских руинах, где и пропал. А после этого там пропало ещё несколько наших отрядов. Немногие вернувшиеся рассказали о новых защитных амулетах. После этого мы, жрецы, считаем делом чести найти убийц Вакхатара и покарать тех, кто лишил нас лучшего алтаря. Берегись.

Барт закрыл глаза и словно потерял сознание.

– Очнись! – заорал я и стал хлестать чёрного по щекам.

– Да он в астрале! – крикнул Витар. – Убивай скорее!

Я машинально дёрнул правой рукой и еле-еле успел остановить жертвенный кинжал в миллиметрах от груди жреца. И взвыл сквозь зубы: кончик ножа принимал серый цвет. Швырнул нож в сторону и ударил левой рукой, в которой оказался древний кинжал. Лезвие достало сердца, пройдя через правый край грудины. Где душа?! А она, вместо того чтобы выйти и развеяться, как это было с другими чернокнижниками, «втянулась» в кинжал! Посветила в ручке тусклым серым цветом и погасла. Аура постепенно тускнела.

Мёртв. А душа в кинжале. Куда же это я вляпался? Нет. Никакого кайфа не почувствовал, значит, это не жертвоприношение. Да и тело обычное, а не иссохшая мумия. Ну, Древние, ну, намудрили! Тьфу на вас. Сволочи.

– Как я за тебя испугался, Егор! Как только ты на него жертвенным ножом замахнулся – душа в пятки ушла. Думаю, пропал мой друг, сейчас почернеет. И зачем я орал «убей»? Слава Спасителю, ты вовремя остановился. И после этого ты не веришь в провидение?

– Верю, Витар, верю… – ответил я внезапно охрипшим от волнения голосом.

Стояло раннее утро. Солнце выглядывало из-за верхушек деревьев, рощица наполнилась громким пением птиц. Воздух был чист, свеж и в меру прохладен. Утренний лес благоухал своими неповторимыми лесными запахами. Только нас не интересовали лесные красоты, мы сидели на голой земле рядом с привязанным трупом. Оттаскивать его не было никакого желания.

Нас подвела моя мягкотелость. Что мешало сделать полный аналог ошейника? Ничего. Нет, возможно, ещё и нехватка времени у Агнара, но главное – моё нежелание лишать людей свободы. Поэтому и скинул создание амулета полностью на него. Помнил, видите ли, как в нём тяжело! И якобы избыточные функции для астрала. Щас! Вот и получай. Что Барт успел передать, одному Богу известно. А мой длинный язык? Похвастаться хотел? Перед кем!

Всё, хватит страдать, пора выдвигаться.

– Пошли, друг, собираться и принцессу будить. Эх, навязал же нам Спаситель спасённую! Прости за неграмотность, Витар.

Перед трупом главаря мы демонстративно оставили кривой жертвенный нож и четыре маскирующих амулета. Кинжал я, поколебавшись, забрал с собой. Никаких следов посторонних плетений и чужих сил я в нём не заметил. И где эта пресловутая душа? А хрен её знает!

Перед побудкой принцессы мы помылись и переоделись в целые кольчуги главаря и зарубленного Витаром «рядового». Он бил в незащищённые места, чаще в лицо и горло. Пришлось споласкивать латы в воде, отмывая от крови. Витару кольчуга оказалась впору, а мне чуть длинновата. Нормально, движениям не мешает.

Седельные сумки жреца оказались забиты драгоценностями. Видимо, не только принцессы. И денег немало. Браслет-змейку, успокоившись, я всё же снял. Плетение из него рассеялось. Возможно, это и спровоцировало Барта выйти в астрал. Почувствовал, что амулет ослаб, – и вперёд, а с моим сообщением имени Бога – совпадение. Вполне. Слишком пафосно звучали его слова.

Хватит тянуть резину, пора будить. Кто бы знал, как неохота!

Первое слово принцессы: «Пить!», следующие: «Уйдите, мне надо привести себя в порядок. Не подглядывайте!», дальше: «Почему вы без кареты?», потом: «Украшения не пропали?» и, наконец: «А как вас зовут, господа?»

Она помнила предательство охраны и убийство свиты. Последнее чёткое воспоминание – командир наёмников протянул в её сторону руку. Далее как в тумане. Скачки на лошадях, вспышки, звуки ночной битвы и сон. И всё было безразлично. Зато теперь… отрывалась на нас.

– Право, господа, не люблю ездить верхом. Почему отец не прислал вас с каретой? Он же прекрасно об этом знает! Вечно он всё делает мне назло! Найдите в конце концов мой разговорник!

Мы ехали по тракту почти шагом. Господи! За что мне такое наказание! Принцесса оказалась совсем не сказочная: капризная и взбалмошная. Как её свита терпит? А отец? Вот она и ругается с ним.

Сейчас она заигрывала с Витаром:

– Малыш, признайтесь, кем вы служите у папы? И почему такое странное прозвище? Вы, скажу вам по секрету, совсем не малыш, а очень даже представительный мужчина. Рыцарь, спасший благородную даму! Прямо как в романе.

– Ваше высочество, мы – охотники и оказались в роще случайно, – в который раз втолковывал ей Витар.

– Нет, нет и нет! Ни за что не поверю! Я знаю, вам папа запретил говорить. Признайтесь! А то вам придётся на мне жениться. Как в романах. – Она жеманно повела плечом и кокетливо скосила глаза.

«Как хорошо, что она выбрала Витара», – с облегчением подумал я и связался с Роном. Пора было «обрадовать» его текущимисобытиями. Разговаривал мысленно.

– Вот это новости! – тревожно сказал друг, прослушав всю историю, кроме души в кинжале. – Надо под каким-то видом передать её Семусу, и пусть он дальше графу Ярошу сообщает. Нам остаётся надеяться на их с Нугаром здравомыслие.

После недолгого раздумья добавил:

– Придётся мне съездить в Цитрус и предупредить через банк знакомых охотников. Агнара озадачу, пусть своих знакомых предупредит. С ним будешь разговаривать?

– Нет, неохота заново пересказывать. А под каким соусом ты всё это подашь? Не вздумай нас с Витаром приплести! Нам такой известности не надо. И так не знаем, как от принцессы избавиться. Вот это стерва! Лиза ей в подмётки не годится!

– Не наговаривай на свою благоверную, – засмеялся он, – от неё я твои похождения скрывать не буду. Представляю, что она тебе выскажет!

– Я знал, что ты настоящий друг, – вздохнул я. – А если серьёзно, то мне кажется, о такой крупной подготовке наши владетели не могут не знать, а некоторые, как герцог Барматский, с чёрными кое-какие переговоры ведут. Хорошо, если только торговые. Да и это плохо.

– Да не может быть! Не такие они наивные. Чёрные придут, и какие гарантии выполнения ими договорённостей? И люди не поймут – они Спасителя жалуют.

– В большинстве формально, как мы с тобой. А насчёт жертвоприношений, то чёрные им мозги промоют. Со временем. Ничего исключать нельзя!

– Возможно, ты прав. Но мы с этим ничего не поделаем. Нет у нас на сильных мира влияния. К сожалению.

– А может, и к счастью, Рон. Я подумал… может, Витару «воскреснуть» и сообщить начальству?

– Не знаю, пусть сам решает. Но тогда получится предательство. Не собирается же он в Шелтоне оставаться.

– Разумеется! Но я подскажу ему этот вариант, пусть решает. Как только принцессу в Клювцах с рук скинем, скажу.

– Господин Седой, вы меня слышите? – Вопрос Асмильды отвлёк меня от разговора.

– Да, принцесса, я вас слушаю.

– Фи, как грубо. Как вам не стыдно! А ещё благородный человек! – сказала и преувеличенно обиженно отвернула от меня свой аккуратный носик.

– Простите, ваше высочество, а с чего вы взяли, что я благородный? Может, я из ремесленников или купцов?

– Ха-ха! Что я, благородного не отличу? Барон, не меньше. И не вздумайте отпираться! Но я не об этом. Как вы собираетесь вернуть меня домой? По-моему, Бармат в другой стороне. Вас это тоже касается, Малыш. – Последнее слово было сказано с явной издевкой.

Витар улыбнулся. Они были ровесниками. Интересно, почему она до сих пор не замужем? В этом возрасте незамужних принцесс обычно не остаётся. Наверняка политика. На внешность и характер в их кругах не смотрят. Я так думаю.

– Мы едем в ближайший городок, Клювцы, там есть банк и можно будет сообщить вашему отцу о вашем спасении, а вы подождёте его людей в помещении стражи. Да что я говорю! Городской голова будет просто осчастливлен вашим визитом и с радостью предоставит вам свои лучшие апартаменты! А местные дамы просто умрут от зависти, глядя на вас!

– Учитесь, Малыш, как надо говорить комплименты. Но меня этим не проймёшь, это же Шелтон! Не считайте меня дурой!

– Ну и что? Не чернокнижники же?

– Не напоминайте мне о них! Можно подумать, вы не знаете, что наши дома не очень дружат!

– И что? Кто посмеет отказать в помощи принцессе Барматской? Никто в Шелтоне, поверьте мне. Там настоящие благородные, воспитанные.

– Вот теперь я окончательно поверила, что вы не из отцовской стражи. Вы шелтонцы! Я права?

Я тяжело вздохнул. Чтобы я ещё раз связался с подобными высокородными красотками? Ни в жизнь!

– Малыш, дружище, расскажи принцессе нашу историю, это её развлечёт.

– И непременно почему Седой стал седым! – Асмильда сразу «оседлала» Витара.

Тот посмотрел на меня многозначительным взглядом, но рассказывать начал. Довольно забавно. Принцесса часто перебивала его заливистым смехом и переспрашивала о таких мелких деталях, что Витар терялся, чем вызывал у неё новый приступ смеха.

До приезда в Клювцы мне тоже досталось. Пришлось выдумывать похождения двух охотников и клясться, что всё это правда. Принцесса приняла игру. Хоть какое-то развлечение.

В городок заехали вечером. Он жил круглогодичной ярмаркой, и городская стена отсутствовала в принципе. В отличие от здания банка, спрятавшегося за массивным кованным забором. При помощи ругательств, угроз и уговоров с использованием магического слова «принцесса» нам удалось проникнуть внутрь. Встретил нас недовольный управляющий фразой:

– Вообще-то у нас уже закрыто, но… учитывая обстоятельства… – Он напряжённо вглядывался в лицо Асмильды, и, как только она открыла рот, чтобы высказать недовольство наглым поведением управляющего, на его лице появилась радушная улыбка. – Для вас, ваше высочество, мы открыты всегда! Чем могу служить такой высокородной и прекрасной особе? Сделаю всё, что в моих скромных силах!

Он с достоинством и в то же время подобострастно поклонился. Во даёт! Я так не умею.

– Мне необходимо срочно связаться с отцом!

– Пожалуйста, пройдите в тот кабинет, там амулет связи. Пишите, говорите что хотите, и из ближайшего к дворцу банка наш курьер немедленно доставит сообщение во дворец. Есть и новый амулет, рация, по нему можно связаться с нашим представителем при казначее. Он должен находиться при дворе, и если будет расторопен, то сможет добиться свидания с вашим батюшкой и вы сами с ним поговорите. К сожалению, этот амулет передаёт только голос.

– Где этот второй амулет, я сама хочу переговорить с батюшкой, – передразнила принцесса управляющего.

– Пройдёмте в другой кабинет, я сам настрою амулет на дворец, – совершенно проигнорировав издёвку, торжественно объявил управляющий, будто он маг и собирается сделать некое таинство, чуть-чуть приоткрыв его непосвящённым.

Мы с Витаром переглянулись: вот где надо поучиться местной рекламе. А с банками надо плотнее заняться, напрямую. Шифрование применить. Ещё и переносной сканер предложить. Чёрт, война! Как не вовремя!

Как только они скрылись в кабинете, я обратился к охраннику:

– Где хороший постоялый двор?

В голове сразу замигал аватарчик Витара. Я ответил:

«Ты что, нам же в стражу, принцессу туда везти».

«Я на сто процентов уверен, что управляющий её отсюда не выпустит. Свои хоромы уступит, не переживай за неё. О себе подумай: тебе охота с герцогом разговаривать? А она добьётся, поговорит с папашей, и тот непременно захочет нас выслушать!»

«Тогда бежим отсюда!»

«И я такого же мнения».

Мысленный разговор пролетел за несколько мгновений, мы прослушали только самое начало ответа охранника.

– …относительно. «Сокровища Руин», я думаю, вам подойдут. А если с принцессой…

– Нет, нет, любезный, она сама по себе.

– Да? – удивился он. – А я думал, вы её телохранители.

– Мы просто попутчики. Так где, говоришь, эти «Сокровища»?

Пока охранник объяснял, кстати, очень понятно и буднично, видимо, всем эту гостиницу рекомендует, вернулся управляющий.

– Господа, вы можете пока присесть. – Он показал на кресла у стены. – Придётся подождать.

– Как вы думаете, она добьётся разговора с отцом?

– С её напором – больше чем уверен.

– Тогда вот что. Вы, надеюсь, не откажете принцессе в гостеприимстве?

– Конечно нет! Но она не просила.

– Первый предложите, а мы, извините, торопимся.

– А разве…

– Нет, не телохранители. – Я повернулся к Витару: – Сходи, пожалуйста, за сумкой принцессы.

В неё мы сложили все найденные у чёрных украшения, кроме браслета главаря, деньги из его же сумки и амулеты. Предположительно с перебитой охраны – нам чужого не надо. Довольствовались честными трофеями с убитых, самым ценным из которых оказался древний меч Барта и непонятный жезл. От него не «пахло» никакой силой, лишь свободное сознание видело внутри неактивный чёрный узор. На всякий случай мы положили его в шкатулку из-под драгоценностей и прикрыли её «блокирующим» модулем.

– А мы в постоялом дворе остановимся. Рекомендую ночью нас не тревожить. Надеюсь на ваш опыт общения с самыми разными особами.

– Я вас понял, постараюсь удержать её здесь, господа охотники.

Отдаю должное его проницательности. И мы с Витаром, забрав всех коней, направились в постоялый двор «Сокровища Руин», где сняли один двухместный номер с санузлом и ванной. Помылись, поужинали в комнате и завалились спать.

(обратно)

Глава 7

Ранним утром я написал первую в своей жизни анонимку. На имя начальника тайной стражи Шелтона, где написал все сведения, рассказанные Бартом, включая охрану принцессы, и купца Эрмигута приплёл, и указал, что поведал их умирающий чернокнижник, решивший таким образом вымолить прощение у Спасителя. Я совершенно случайно оказался в нужное время в нужном месте. Подписался: Аноним.

Потом мы позавтракали, продали по дешёвке трофейное оружие и лошадей управляющему гостиницы и подъехали к зданию городской стражи. Возле калитки и дверей – никакой охраны. В здание я вошёл один.

В просторном холле находился единственный дежурный, молодой парень. На его лице было написано страдание, как у ребёнка, у которого отобрали игрушку.

– Здравствуйте, вы дежурный?

– Так точно, – грустно ответил парень. – Единственный.

– А где остальные? – удивился я.

Парнишка с подозрением посмотрел на меня:

– Вы, случайно, не маг?

– Нет, а что?

– Жаль, – грустно вздохнул он, – велено всех магов отправлять в сторону барматской границы.

– А что случилось? – Мне стало любопытно.

– Вообще-то не положено говорить. А вы когда приехали в город?

– Вчера вечером, а что?

– А откуда?

– Из Любличей, да поясните, наконец, что случилось!

– Из Любличей, – повторил юноша и задумался, совершенно не обратив внимания на моё требование. – Значит, прошлой ночью вы были…

– Спал в трактире.

– Жаль, – искренне огорчился дежурный. – Может, по дороге сюда заметили что-нибудь странное?

– Ничего. Объясните в конце концов, к чему этот допрос?

Дежурный снова впился в меня подозрительным взглядом.

– Не положено об этом говорить, но вам скажу. Вижу, вы – благородный человек. Дело в том, что прошлой ночью наш маг зафиксировал сильные возмущения километрах в пятидесяти от нас в сторону барматской границы. Как он сказал, там будто воевали. С утра почти вся стража отправилась туда. И магов прихватили, мало ли что! На барматцев не похоже. Так он заявил. А я думаю – очень даже похоже! Они известные прохвосты! Ой, а вы, случайно, не барматец?

– Нет, я шелтонец. И в связи с тем, что вы здесь один, вынужден передать этот пакет вам. – Я протянул запечатанную анонимку. – Предайте по инстанции. Адресат написан.

– Ой! – вскрикнул парнишка, едва увидев имя адресата. – А вы, собственно, кто?

– А вот этого тебе знать не положено! И держи язык за зубами, не выбалтывай тайные сведения кому ни попадя. Понял?! На первый раз прощаю.

Я крутанулся на каблуках и вышел из здания, чётко печатая шаг. Рот дежурного открылся, а удивлённый взгляд буравил затылок, пытаясь понять, «Ху из?».

На выезде из города нас остановил далёкий женский окрик, прорезавший утреннюю тишину:

– Господа охотники!

В ответ залаяли дворовые собаки.

Пришлось остановиться и подождать принцессу. Она скакала в сопровождении двух банковских охранников.

– Господа, что же вы так, не попрощавшись!

– Извините, Асмильда, нам действительно некогда. И так задержались.

– А вы, Малыш, тоже не вспомнили обо мне?

– Ваше высочество, мы очень торопимся, извините, – ответил Витар.

– Не извиню, пока не пообещаете меня навестить! Это относится именно к вам, Малыш. – Прозвище она произнесла с грустной иронией.

– Принцесса, единственное, что я могу вам пообещать, это то, что буду стремиться увидеть вас снова, а остальное – в руках Спасителя! – торжественно произнёс друг.

Асмильда вздохнула:

– По крайней мере, вы честны. Не думайте, что я такая конченая стерва. Не перебивайте! Я очень благодарна вам за всё, что вы для меня сделали. Простите меня и прощайте. Даст Спаситель – свидимся. Счастливого вам пути!

Она вздыбила коня и ловко развернулась. Взяла с места в карьер. Скакала не оглядываясь. Охрана еле поспевала.

– Ничего себе! – присвистнул Витар. – А говорила, скакать не умеет.

– Не любит, – автоматически поправил я. – Никогда не понимал женщин.

– Я тоже, – согласился со мной товарищ.

От любования Кряжским трактом меня отвлекла Лиза.

– Здравствуй, дорогой! – елейным голосом произнесла она.

– И тебе не хворать, дорогая.

– Слышала, ты там с принцессами всякими развлекаешься…

– Не без этого. А что, завидно?

– Ты специально меня бесишь, да? Не выйдет! На фига вы полезли на чёрных! – закричала всё-таки любимая. – На спецотряд! Хрен бы с ней, с этой дурой, а ты у меня один, ты понимаешь, один! И у тебя одна голова, а не две! – С последним выкриком она разрыдалась.

– Ну что ты, Лизочка, всё хорошо! Мы их победили. Ну что ты, успокойся. Никуда я от тебя не денусь, и не надейся!

– Победили, как же! Он же тебя запомнил и другим передал! – сквозь рыдания произнесла Лиза.

Я молчал. Пусть успокоится. Не люблю я эти бабские истерики, аж душу выворачивает. Когда плач перешёл в отдельные всхлипывания, а это случилось быстро, за несколько секунд – она всегда быстро брала себя в руки, я добавил:

– Не успел он ничего передать, я быстро его успокоил.

– Ага, – уже почти спокойно произнесла Лиза, – не надейся. Сам знаешь, как время в астрале идёт. Ещё и образы можно передавать. Теперь каждая чёрная собака вас с Витаром в лицо знает.

– Да хрен с ними! И далеко не каждый, а те, кто в астрал выходить может, и то не факт. А на каждого неназываемого у нас свой спаситель есть! Я специально у Медиана узнавал.

Меня как молотом по голове – Медиан! Вот кого надо поставить в известность!

– Что ты меня, как маленькую, успокаиваешь!

– А ты и не старуха. Или я не прав?

– Да иди ты! А как принцесса, красивая? – Лиза резко сменила тему.

– Уродина! Смотреть не на что! Мы её в Клювцах оставили, слышала про такой городок?

– Слышала. Врёшь ты всё, – произнесла она со вздохом. – Ладно, возвращайтесь быстрее, я соскучилась. И Дарина тоже, так и передай Витару. Пусть к принцессе губы не тянет.

– Передам. Я ж говорю: она страшная и уже далеко.

– Так я тебе и поверила. Смотри, в Кряже во что-нибудь не вляпайся! Если по моей части вопросы возникнут, связывайтесь, не стесняйтесь.

– Понял, дорогая, слушаюсь!

– Ладно, пока. Не буду отрывать тебя от общения с высокородной красавицей. Не осрамись! А то мне стыдно за тебя будет, – добавила Лизия с тщательно скрываемой ревностью.

– Я тоже хорошо к тебе отношусь. Пока.

Я передал слова Лизы Витару, на что он пробурчал:

– С этой Дариной и поговорить не о чем.

– Можно подумать, с принцессой есть о чём!

– На что она мне! – возмутился друг. – Красивая, конечно, но характер!.. Увольте.

– Тебе не угодишь! А она на тебя запала. И последние слова мне понравились.

– Скажешь тоже, – недоверчиво буркнул друг.

– Поверь мне, старому больному ловеласу, насквозь видящему бабские души.

– Знаток! Тоже мне.

Дальше скакали молча. Единственная неприятность – вечером пошёл дождь, поэтому на ночёвку пришлось остановиться раньше запланированного, в первом попавшемся постоялом дворе.

Здесь было не протолкнуться, нарвались на два купеческих обоза. Еле-еле удалось пристроить лошадей и с трудом снять комнатёнку с одной узкой койкой.

На ужин пришлось подсесть за стол к шумным охранникам. За пивом они обсуждали разные темы: о политике, растущих ценах, женщинах и последних новостях.

– Слышали о нападении чёрных на Клювцы? Это на границе с Барматом, – сказал лысый охранник.

– Верь этим сплетням – где чёрные, а где Бармат! От кого услышал? – засомневался сидящий напротив горбоносый. – Наплетут с три короба, а такие наивные, как ты, верят.

– За что купил, за то и продаю, – невозмутимо ответил лысый и пояснил: – Мы со стороны Бармата идём, и сегодня нас обогнал курьер из Клювцов, совсем пацан ещё, он в Вердон скакал. Остановился – напиться попросил. Вот он и рассказал, что вся стража с магами на битву с чёрными ушла и победила. Эту весть и нёс в Вердон. Из того посёлка вроде ополчение собирались созывать, так чтоб отменили. А ты говоришь: за горами!

– Еоры им не помеха, – присоединился молодой безбородый охранник. – Я родом с севера, с предгорий, так у нас все знают, что чёрные древние тоннели сквозь горы используют, а мы их найти не можем, потому как они чёрной магией прикрыты. Все мальчишки у нас эти ходы ищут, и я искал.

– И? – поторопил лысый.

– Гни! Никто не нашёл ещё.

Горбоносый с молодым дружно рассмеялись, а лысый нахмурился на молодого.

– Потому что их нету, сказки всё это, – отсмеявшись, сказал горбоносый.

– Не-ет, есть пути, – не сдавался лысый. – Как-то же они попадают к нам, даже зимой.

– Можно пройти, – согласился с ним молодой, – если знаешь где и как. В любое время года.

– Да что они забыли в этих Клювцах! Наверняка барматцы что-то намутили и на чёрных свалили. Такое сплошь и рядом случается.

– Что бы ты ни сказал, Горбонос, а война будет. Сердцем чую, – заметил лысый.

– Лысиной ты чуешь, а не сердцем, – снова подколол его молодой и увернулся от затрещины. – Надоели эти разговоры. Война, война! Отовсюду только про это и слышно.

– Вот и слушай старших. А вы, молодые люди, как думаете, война будет? – Лысый неожиданно обратился к нам.

Мы тоже пили пиво и совершенно не выделялись из толпы охранников и караванщиков.

– Будет, – уверенно ответил я. – Только когда о ней забудут. Война всегда неожиданно начинается, сколько ни готовься.

– Мудрые слова. Учись, молодой! – Лысый снова попытался дать товарищу подзатыльник. – Поэтому никогда не стоит забывать о ней, дольше проживёшь. Какой вёрткий! На тренировках надо таким быть, а то вечно в синяках.

По честному жребию спать на полу выпало мне. Моя «бумага» не могла противостоять витаровским «ножницам», а на узкой кровати вдвоем никак не поместиться. Ничего, не привыкать. Тем более подушку с одеялом выдали.

Я долго крутился с боку на бок, а потом вспомнил: Медиан! Не поздно ли? А, плевать. Позвонил. Служитель ответил быстро:

– Здравствуйте, Егор, что случилось?

– Здравствуйте, Медиан, ничего срочного, просто внезапно вспомнил и решил вызвать вас сейчас, а то снова забуду. Можете говорить?

– Могу.

– Тогда послушайте занимательную историю, которую поведал умирающий чернокнижник…

Я выдал ему всю информацию, полученную от Барта, включая историю проникновения в телохранители принцессы. Жаль, не догадался спросить, как они пробрались через горы. Вот идиот! И Витар хорош, тоже, разинув рот, слушал, а про главную оперативную информацию забыл. Не быть нам Штирлицами, не быть. Мне простительно, а он-то – штатный Джеймс Бонд! Утром выскажу.

– Барон, вашим сведениям цены нет!

– Да что вы, там всё общеизвестное. Мне, наоборот, кажется, что я зря вас беспокою. Вокруг только и слышно о войне.

– А направления ударов? Наши церковные стратеги считают, что они в обход пойдут, через побережье и степь. А численность? Мы даже примерно не представляли! А переговоры, а кочевники, а спецотряды? Время нападения, наконец! Нет, я завтра же доложу брату епископу!

– Только, брат Медиан, очень вас прошу: про меня – ни слова! Откуда у вас эти сведения, придумайте сами. Пожалуйста! Вы лучше меня понимаете наше положение, какие домыслы о нас ходят. Я обратился к вам исключительно из-за того, что церковь – единственная реальная межгосударственная сила, которая перед общей опасностью может хоть как-то повлиять на нашу разобщённость. Понимаете меня? И войдите в моё положение, скройте настоящий источник сведений.

Служитель надолго задумался, слышалось его нервное дыхание. Наконец, ответил:

– Знаете, Егор, я бы и без вашей просьбы не стал бы говорить, откуда информация. Подумал бы ночь и решил так же, как вы сказали. Очень уж неоднозначное отношение к вам, ко всем стихийникам. Вы знаете, чем я сейчас занимаюсь? Не угадаете. Работаю в канцелярии епископа. Таково было его благословление. Считаю, видите ли, быстро, по вашей системе, а на самом деле – не очень доверяют мне после вас, а в церкви не так много магов… Поняли, к чему я клоню? Я сделаю всё, что смогу, да простит меня Спаситель! Придётся обманывать во благо Его.

– Спасибо, Медиан. Надеюсь на вас. Всего доброго.

– Да пребудет с вами благодать Спасителя, Егор. До встречи. Я свяжусь с вами.

Я покрутился на жёстком полу и в конце концов уснул. И приснился мне сон. Очередной «вещий».

Я провожал брата в большом портальном зале. Народу было мало. Да что «мало» – никого, кроме оператора, сидящего за каменным столом рядом с управляющим амулетом. Обычный портальный кубический постамент и классическая скульптура Эфрада в центре зала.

– Когда планируешь обратно, Миша?

– Не знаю, на всё воля Господня. Я сейчас в пустыне служу, там очень интересная цивилизация намечается, языческая. Мы не первые, там до нас то ли демоны, то ли божки побывали и оставили свой культ. Сложно у них, но интересно. Надеюсь, не оставит их Господь своей милостью.

– Работай, раз интересно. Не всегда у вас так: пошлют к чёрту на кулички и не спросят, – вздохнул я.

– Не пошлют, а благословят, – привычно поправил Михаил. – А мне действительно Божьей милостью повезло. Они затеяли строительство грандиозных усыпальниц, а наши решают: помогать или нет. На Лизии, слава богу, маны практически нет, мы на рутинии из Эгнора только и управляемся.

– Не повезло аборигенам.

– Наоборот! – горячо отозвался Миша, но опомнился и махнул рукой, не желая начинать спор.

– Я вот что хочу тебе передать, – я заговорил после паузы, во время которой решался сделать брату подарок – неизвестно, как воспримет, – амулетик на память, так сказать, талисман, что ли.

Протянул на ладони четырёхгранную каменную пирамидку, похожую на лингвор. Брат с интересом посмотрел на артефакт, взял его, подкинул разок в руке.

– Очередная колдовская штучка? – заметил он с иронией.

– В общем, да, – усмехнулся я. – Это, если можно так выразиться, я. Мои мысли, знания, эмоции, стремления и всё такое. Она и сейчас пишет, пока я рядом.

Михаил, прищурившись, внимательно посмотрел мне в глаза:

– То есть ты старательно обходишь термин «душа»…

– Не будем спорить, Миша! Называй как хочешь!

– Эх, маги, маги!.. – Я поморщился. Не любил, когда меня так называли, особенно брат. Учёный, работающий с пси-полем, – другое дело. – Играетесь, играетесь, смотрите, не накликайте беду, знаете же, чем все опыты по «пересадке» души заканчивались.

– Это совершенно не то! Моя разработка. Никаких ножей и вообще ничего колющего. Просто, когда захочешь поговорить со мной, сожми его в кулаке и представь меня. Пообщаемся. Я буду совсем как настоящий, уверяю тебя!

– Не объясняй, всё равно ничего делать не буду. Возьму просто как талисман. Хотя это тоже суеверие, но Господь меня простит. Память о брате как-никак.

– Да что ты такое говоришь! Будто не свидимся больше! Сплюнь.

Миша досадно покачал головой:

– Ты прав. Сказал, не подумав. А знаешь, – продолжил он после раздумья, – те усыпальницы, которые местные построить хотят, точно такой же формы запланированы, что и целый комплекс. Не иначе, божки надоумили, как гигантские накопители. Видимо, потом попробуют вернуться.

– Пусть попробуют! Экспедиция у нас там большая.

– Ну да, ну да, – задумчиво покивал брат. – Ладно, пора мне. До свидания, Игорь. Не бросай мать и женись, в конце концов! До сорока лет дожил, а всё не женат. Ох уж эта современная мода: не хотят обременять себя детьми. Не дело это!

– Весь в тебя, – сыронизировал я.

Неприятная тема.

– Хорошо, уел! – шутливо поднял руки Миша. – А если серьёзно? У меня целибат, а у тебя?

– Не начинай. Всё, проваливай. – Я подпихнул брата к портальному возвышению.

– Иду, иду! – И, уже стоя на площадке портала, обернулся и крикнул: – Буду писать по старинке, и ты не ленись! Я люблю тебя, брат!

– Я тоже! – крикнул я в ответ, и мне стало грустно.

Я проснулся в холодном поту с бешено стучащим сердцем. На улице стояла глухая ночь.

Вспомнил! Я держал тот артефакт в руках. В Египте мне пытался всучить его один уличный продавец сувениров – еле отбился. Странный он был тип. Навязчивый, как все тамошние торговцы, но глаза… усталые, что ли. Мы с женой туда ездили. Обычная турпоездка в Шарм-эль-Шейх с экскурсией к пирамидам. После неё и начались наши размолвки. Надо же! Не всё так просто, оказывается. И что мне с этим делать?

«А ничего, жить как жил, – я уже стал успокаиваться, – в Древнего не превратился и, будем надеяться, не превращусь. Вот почему те писульки Ковалевского сработали, а я удивлялся лёгкости. Провидение, чтоб его! И кинжальчик мне попался мудрёный, душу впитал. М-да… Плевать! Спать надо, пока не рассвело. Древний, мать его. Хорошо, хоть не эльф…» – успел подумать, перед тем как заснуть.

С утра, несмотря на затянувшийся мелкий, совсем осенний дождик, выдвинулись в Кряж. К вечеру должны были приехать.

С приближением к дому Витар становился всё серьёзней и серьёзней.

– Не переживай, друг, всё будет хорошо! – Я попытался его подбодрить.

– Беспокойно мне. Крадёмся, как воры.

– Не думай о плохом, скоро матушку увидишь и обнимешь.

– В том-то и дело. Ты не представляешь, как тяжело на неё смотреть, безучастную!

Я вздохнул:

– Понимаю.

– А если там засада? Мои сослуживцы могли докопаться, что я жив. Я их знаю.

– И что? Почти год засаду держать? Не слишком ли жирно? Не могут же они знать, что мы именно сейчас сюда направляемся.

– Ты прав, но всё равно тревожно. А брату как сообщить? Он всех на уши поднимет, будет мать искать.

– Записку напиши, раз уверен, что вычислили тебя живым.

– В том-то и дело, что не уверен.

– Ну и пусть узнают! Делов-то! Оставишь записку.

– Тебе легко говорить, а меня предателем считать станут.

– А ты к себе прислушайся – не считаешь себя предателем? А другие пусть что хотят, то и думают.

– Мне бы твой оптимизм, – тяжело вздохнул Витар.

Кряж встретил нас чистотой умытых дождём улиц, обилием прохожих и закатным солнцем. Тучи развеялись.

– Добрый знак, – сказал я на это приятелю.

Витар грустно улыбнулся.

Город стоял на берегу судоходной реки и был огорожен добротной стеной с множеством ворот, открытых практически всегда. Как объяснил друг, некоторые створки просто переклинило, и никому до них не было дела. Кроме центральных врат. Они работали как часы: от рассвета до заката. В них мы и заехали.

Остановились на неприметном постоялом дворе. Первый вопрос, который Витар задал приказчику, был: «Сколько стоит кувшин молока на рынке?» – на что получил ответ: «Медяк – неполный кувшин, литра два», – после чего друг значительно посмотрел на меня. Инфляция. Нам бы такую! Мы бы и не заметили.

Потом мы по очереди приняли ванну. Нас обслужили две симпатичные служанки, которые за дополнительное пособие помогли нам не только помыться. Красота! Заодно и местные сплетни узнали. Ничего стоящего: сумасшедшая графиня живёт у себя в доме с одной помощницей. Раз в полгода её навещает сын. Второй? Какой? Ах да! Был. Нет, другой это, не один и тот же! Один приезжает, второй пропал куда-то. Умер? Не слышали. Да какие это сплетни, чистая правда, Спасителем клянусь! Ой!

Утром я неспешным прогулочным шагом шёл к дому графини. Вот знаменитая школа Молнии, а вот и дом. Небольшой палисадник с цветущими вишнями, за ним – двухэтажный особняк средней ветхости, то есть требующий небольшого косметического ремонта, но крепкий, с целой крышей и застеклёнными окнами. Чувствуется, что за домом ухаживают в меру возможностей.

Чувство опасности молчало. Я специально предупредил Фиону с Синей о бдительности. Радар показывал многочисленные ауры на первом этаже и только три на втором. Ни одного мага, одни амулеты, и то немного.

На улице немногочисленные прохожие, через улицу – сад перед школой мечников. В нём несколько аур с амулетами. В школе народу много. Всё соответствует тому, что видел Витар свободным сознанием. Что ж, будем брать днём. Чем наглее, тем неожиданней для противника. Если он есть.

Я завернул за угол и сел на удобную скамейку.

«Всё то же самое, что ты видел сознанием. Езжай, я за углом, где условились. Слежу „сторожкой”».

«Понял, еду. Помоги нам Спаситель!»

Минут через пять во двор особняка въехала карета. С козлов спрыгнул кучер – Витар и уверенной походкой зашёл в дом. Карету с лошадьми мы купили три часа назад, а буквально в двадцати метрах от меня в конюшне таверны меня ждали четыре осёдланных коня, два из которых заводные с запасом провизии.

Витар с волнением поднимался по до боли знакомым лестницам. Вот об эту ступеньку он часто спотыкался, а с этой его однажды свалил Вулар. Как обошлось без переломов, одному Спасителю известно. Кувыркался до самого низа.

Второй этаж. Родительская спальня. Из слуг – никого. За дверью одна аура, мама… В своей комнате Нара и в другой – новая служанка. Наверное, брат нанял. Нечего тянуть, надо заходить. С замиранием сердца Витар тихо распахнул незапертую дверь.

– Мама, здравствуй! – Витар встал на колени перед сидящей на кровати женщиной.

Она смотрела мимо него застывшим взором. Сын взял её ладони в свои. Никакой реакции.

Как она красива! Несмотря на болезнь и застывшую на лице маску. Постарела, но не подурнела.

– Мамочка, давай одеваться. Где твоя одежда? В будуаре? Пойдём. – Витар говорил, еле сдерживая слёзы, ведя безразличную мать в небогатый будуар. – Вот это платье надевай, мама. Давай помогу.

«Витар, к тебе приближается женщина с непонятным амулетом… Жизни, – предупредил я. – Следи за „сторожкой”, не отвлекайся!»

«Спасибо, Егор, мы почти закончили».

– Вот и всё, мама, оделись. Краситься не будем, некогда. Хорошо? И славно.

Он уже подводил мать к двери, когда она раскрылась. В дверном проёме сверкнула синяя вспышка, и быстро развернувшаяся «ловчая сеть» сгорела в «стене Жизни». В дверях удивлённо застыла миловидная женщина в одежде горничной с «деревяшкой» – одноразовым амулетом из стихии Жизни в руке.

– Не переживайте, мадам, я её сын, она в безопасности, – быстро проговорил Витар, подходя к даме.

– В-вы… Зачем?

– Пропустите нас, мы пойдём погуляем.

– П-подождите… Не велено… Я буду кричать…

И только открыла рот, как быстро сползла на пол, забывшись в счастливом сне.

– Сонное заклинание, – автоматически прошептал Витар, обходя упавшую женщину. – В первый раз применил.

«Ты не шепчи, а рви когти», – напомнил ему я.

Они и рванули. Быстрым шагом, но чтобы мать успевала.

– Витар!!! – услышал он громкий с детства знакомый голос Нары.

Пришлось обернуться.

– Это ты, негодник?! Где пропадал?! Мать совсем забросил! А сейчас куда её ведёшь?! Отвечай немедленно! – кричала женщина.

Граф сделал два шага к старой компаньонке матери и оказался на расстоянии вытянутой руки. Она не испугалась и так и продолжала стоять, уперев руки в бока.

– Прости, Нара. – И женщина плавно опустилась на пол. – Вот и записку оставлять не надо, Нара всё расскажет.

«Поторопись! Опа, рация в саду школы заработала! Бегом! Бери мать на руки и вперёд, пока карету не угнали! А я попробую найти канал и подслушать. Двигай по моему переулку, а я следом на лошадях».

Витар летел по лестнице, держа мать на руках.

– Стой! – голос снизу.

Два школяра-мечника. Видимо, потенциальные маги Жизни, раз почувствовали колебания силы. А может, просто услышали крики Нары и перегородили выход с лестницы на первый этаж. Оба со шпагами и защитными амулетами.

«Некогда мне, ребята, извините». И ученики разлетелись в стороны, выдавленные включённой защитой – «сферой Света». Всего второго уровня, зато включённая несколько раз подряд, тем самым разрядив защиты учеников.

Витар бережно усадил мать в карету, защёлкнул дверь – мы специально нашли карету с запирающимися дверями, – запрыгнул на козлы и взял с места в карьер. Не совсем в карьер, а как позволяла повозка, но быстро, не жалея коней.

Когда карета промчалась мимо меня, я уже вскакивал в седло, а потом вместе с нашим табуном поскакал следом. Витар лучше знает город, найдёт где оторваться и через какие ворота выехать. В планах всё это обговорено. А я не переставая шарил по каналам. Наши рации были всеканальные, в отличие от тех, которые шли на продажу. В каждой партии свой пакет частот, о чём честно предупреждала инструкция.

Поймал!

«Уйдут, командир!» – панический возглас.

«Да куда им с каретой! Передвигайся к Светлым воротам, как пить дать туда направятся».

– Витар, через какие ворота выезжаем?

– Светлые! Забыл, что ли?!

– Двигай в другие, там нас ждут!

– Понял… – удивлённо ответил Витар, и на следующем перекрестке мы резко свернули налево. Карета чуть не перевернулась. Лихач! Как здорово, что здесь делают улицы широкими! Не то что наши средневековые улочки.

Сзади погони не было, как не было на пути знаменитых киношных лотков, которые герои сносят во время погони, когда арбузы-яблоки во все стороны разлетаются и горшки красиво бьются. Единственное сходство с кино – разбегающиеся матерящиеся прохожие и пара вооружённых верховых, которые еле успели остановить своих скакунов. От них тоже послышалось много обидных слов и угрозы оружием. Впрочем, за нами не погнались.

– Ищи укромное место, пересядем верхом.

– Мама не сможет!

– Привяжем! Рон меня привязывал – не упал. С каретой не оторваться.

– Понял.

Через минуту завернули в глухой тупик. «Сторожка» ничего опасного не показала.

– Давай, Витар, в темпе.

Я опустил переднюю луку у одного седла, снял с лошади поклажу, а друг вывел из кареты мать.

– Мама, садись в седло, пожалуйста.

Ширина подола её платья вполне это позволяла.

У женщины никакой реакции, застывшее лицо.

– Взялись, – сказал я, и мы общими усилиями водрузили больную в седло.

Я связал её ноги под животом лошади, а Витар – руки вокруг шеи.

– Надеюсь, тебе удобно, мам. Потерпи, это ненадолго, – тихо приговаривал он.

– Ходу! – скомандовал я. – Веди, пока засада молчит. Радиомолчание научились хранить, что ли?

– А что это? – безразлично спросил Витар, вскакивая в седло.

– Молчание по радио, чтобы не подслушали.

– А!

Скачка продолжилась. Витар впереди с лошадью матери в поводу, я сзади с заводной.

Как хорошо, что мы оставили карету! Впереди, перед самым выездом из города, красные флажки, а за ними рытвина поперёк дороги – размыло талыми водами. Её ремонтировали несколько рабочих.

– Витар, кидай силы в коней, перескочим, не останавливайся!

Перескочили. Рытвина не шире двух метров, но лошади явно испугались бы, если бы не подстёжка их «Жизненной силой». Рабочие в испуге ринулись в разные стороны, друг взволнованно посмотрел на мать. Обошлось, привязали мы её на совесть.

Застава. Ворота открыты настежь, но двое стражников стараются сдвинуть проржавевшую створку, ещё двое удивлённо смотрят на нас, а пятый, командир, орёт:

– Арбалеты к бою, жирные боровы, обленились, суки, совсем! – И первый наставил на нас заряженный арбалет. Остальные бросились к лежащему на земле оружию. – Именем графа, стоять! – кричит уже нам.

Но мы прём прямо на него. Болт бессильно отскакивает от витаровской защиты, офицер уворачивается от разгорячённых животных, и мы вырываемся на простор. Сзади по моей защите стучат ещё четыре болта. Метко! Не совсем боровы.

Простор-то простор, только в противоположную от дома сторону и дорога, как назло, по чистой степи. С трудом находим подходящий лог и скачем по нему, петляя по низинам до ближайших кустарников. Я периодически обрабатываю следы волнами Жизни и Земли. Надеюсь, это собьёт со следа. В густом кустарнике полянка и, наконец, привал. После почти двухчасовой скачки. Даже я устал. А во время езды наслаждался руганью стражи по рации.

«Командир, и где они в Светлых воротах?» – насмешливый голос.

«Кто же знал, что они карету бросят! А Светлые – самый удобный для неё выезд. Чего на меня накинулся! Я вообще предлагал в доме брать, так тот умник столичный отговорил. Ничего, дорог на запад мало, перекроем».

«Сказано же было, не говорить лишнего в рации! Ты что творишь?! И никаких имён, подслушать могут! Я к тебе иду, лично всё обсудим. Выключай!»

Похоже, настоящим командиром был второй.

Мы аккуратно сняли госпожу Лиону, напоили, накормили и положили отдыхать. Сами тоже поели и запили простой водой.

– Не так, как мы планировали, пошло, ждали нас, – сказал я, чуть отдохнув.

– Тогда нас легче было бы в доме взять.

– А это значит, что они знали, что нас двое и один наверняка будет страховать другого на улице, а взять хотят обоих. Поэтому и маму твою нам позволили забрать – она нас задержит.

– Это что же, кто-то им сообщил о нас?!

– Точно. Озадачу Рона, а нам есть о чём думать. Как поедем?

– Одна дорога – на запад. Вернее, их три в том направлении.

– Стража тоже это знает, и их перекроют.

Витар задумался и выдал:

– Нас время поджимает, поэтому объезд отпадает. Поедем по одной из них, по самой южной. Она равнинная. Мы свободным сознанием заметим засаду и обойдём… если будет возможность, а нет… прорвёмся! Отступать некуда.

– Не хочется убивать, – вздохнул я.

– Мне тоже. Они мои земляки и бывшие коллеги, а что делать? Будем работать парализующими плетениями или глушить саблями плашмя, а как получится – один Спаситель ведает.

– Ладно, отдохнули и поехали. Эх, заночевать бы нам до засады!

– Должны, крюк немаленький.

Как мы ни пытались спешить, продвигались медленно: мама Витара стонала от долгой скачки, и нам приходилось периодически останавливаться. Заночевали в голой степи и проспали спокойно, а с утра выехали на южную дорогу в Клювцы. Далеко не тракт, практически просёлок.

Припекало совсем по-летнему, ни ветерка. На дневной стоянке Витар свободным сознанием заметил засаду. Примерно в километре от нас и не объехать никак – по обочинам крутые овраги. Грамотно. Более того, в полукилометре от нас и до самой засады – «сторожевая сеть». Очень слабая, но не менее эффективная. Её держали два мага. Если бы не свободное сознание, могли и пропустить – так хорошо была замаскирована. Поучиться можно у мастеров.

Всего народу двадцать человек, и все с амулетами Жизни, скорее всего, «ловчими сетями» разных уровней и с разностихийной защитой. Четверо магов, у одного из них – рация. Витар хмурился, когда говорил об этом маге – странно знакомая аура водника, жаль, лица не разглядел.

– Значит, так, – начал я, – на всех скрытку, амулеты тоже закрываем. Едем медленно и периодически посматриваем сознанием. Как только выйдем на прямую видимость, прячем госпожу Лиону с лошадьми, а сами скачем на прорыв. Всех глушим, забираем мать и едем дальше.

Витар поморщился:

– Не хочется маму оставлять, боюсь. Давай все вместе, хоть и помедленней, но… я беспокоиться не буду. Вдруг какой придурок в её сторону побежит, наткнётся и прирежет из страха.

Я пожал плечами:

– Смотри, придётся и мать щитами прикрывать от случайностей, а двадцать человек с амулетами и арбалетами с луками – не шутка.

– Всё равно, так я буду спокойней.

Я задумался. Можно было бы применить власть, но… действительно, нет поблизости укрытий. А, была не была!

– Хорошо, поехали.

Сначала ехали лёгкой рысью с остановками на вылет сознанием, а когда вот-вот должен был показаться первый наблюдатель, а это метров за двести от основных сил, погнали в галоп. Зря они так понадеялись исключительно на магическое наблюдение, могли бы и подальше разведчиков послать, а так… опоздали они.

Ворвавшись на территорию засады – самое узкое место между оврагами, мы стали методично расстреливать заранее намеченные цели мощными «ловчими сетями». Я – левую сторону дороги, Витар – правую. Первыми выбили магов, и в каждого пришлось минимум по два плетения выпустить, причём третьего уровня! За это время стражники опомнились, и в нас посыпались заклятья, стрелы и болты. Надо отдать им должное – никто не растерялся и не испугался, и с нами сыграло дурную шутку наше нежелание оставить мать в укромном месте: защиты перенапрягались, растягиваясь на лишние объекты, в результате расход маны резко возрос. Надо было хоть заводного коня оставить! Я плюнул и убрал с него защиту. Он тут же рухнул, пронзённый тремя стрелами.

Мы вертелись волчками и палили налево-направо «ловчими сетями». Уровень пришлось ограничить вторым, и всё равно энергия быстро падала. Наконец пришёл момент, когда я стал пустым. Витар «сдулся» ещё раньше, а противников осталось… четверо. И они медленно подходили к нам с четырёх сторон. Похоже, они тоже были пустыми. В руках только мечи. Арбалеты валялись в траве разряженными, а лучников мы выбивали в первую очередь, я кричал об этом Витару: арбалет заряжается дольше.

Мы одновременно спрыгиваем с коней и без труда, в роновском ускорении, глушим врага саблями по каскам.

– Всё? – спрашивает Витар.

Мы стояли спина к спине и, поворачиваясь, внимательно осматривали окрестности.

– Да, – решительно ответил я, не заметив шевеления. – По коням и уезжаем. Очнётся ещё кто!

Как плохо без магии! Без защиты чувствую себя голым. Сейчас бы «сторожкой» внимательно всё осмотреть за кочками и камнями, а так… только ауры можно заметить в пределах видимости.

Я уже вскакивал в седло, когда меня пронзило острейшее чувство опасности. Пытаюсь провалиться в ускорение, но пуст совершенно! Прыгаю со стремени и… не успеваю – сильнейший удар в спину бросает меня вперёд. Короткий полёт, искры из глаз – и темнота.

Очнулся от воды на лице. Как больно в груди! С трудом разлепляю глаза: мутное лицо Витара и еле слышное бормотание, которое еле-еле сливается во фразу:

– Открывай портал!

«Фиона…» Она всё сделала сама.

За моей головой появилось зеркало портала.

– Мама, иди, не бойся! – далёкий голос.

Потом склонённое надо мной лицо. Боже! В сморщенном, старческом обрамлении – горящие молодые глаза Витара.

– Сейчас я тебя протащу, потерпи.

Сильные руки берут меня за подмышки и волокут по земле. Резкая боль в груди, кашель, захлёбываниесолёной кровью, и я снова теряю сознание.

(обратно)

Глава 8

Прихожу в себя на своей лежанке в комнате дежурных. Узнаю сразу, словно и не уходил из Руин. Свежий, ничем не пахнущий воздух, и… не болит ничего! Сделал глубокий вдох и выдох. Не болит. Облегчение накатило, словно нежная морская волна. Хорошо быть живым и в сознании!

– Проснулся, слава Спасителю! – раздался голос Лизы, и мне на грудь упала её голова, а пальцы стали ласково теребить мои волосы. Губы улыбались, а глаза оставались тревожно заплаканными. – Как ты любишь меня пугать, шутник.

В ответ я просто обнял её. Тяжёлыми, будто свинцовыми руками. Боже, как я ослаб. Лизина голова – как бетонная плита на груди.

– Сколько я здесь? – с трудом выдавил я эту короткую фразу.

И услышал нежный, несмотря на содержание, ответ:

– Двое суток. Нас Витар сразу вызвал. Какой он старый был, ты бы видел! Он свои жизненные силы на исцеляющее плетение для тебя потратил – вы же совсем пустые были. Хорошо, здесь место силы и вы быстро на поправку пошли. Рон из тебя болт вытащил. Тот кольчугу пробил и в теле застрял. В груди. Справа. Из раны крови не было, только изо рта у тебя шла. Я перепугалась – жуть. Но ничего, под повязкой уже рубцы. Ты у меня живучий. Но больше судьбу не испытывай! Никуда тебя больше одного не отпущу, так и знай! Ни к принцессам, ни к демонам!

– Пить хочу. И есть. – Сердце заныло от ответного чувства.

– Сейчас, я мигом!

Как только я поел и Лиза вынесла посуду, комната наполнилась остальными стихийниками и графиней Лионой с вполне осмысленным взглядом. Хорошо, что я уже успел поесть, а то бы подавился от удивления, тем более аура у неё пестрела всеми стихиями с упором в фиолетовый.

Первой ко мне подсела Агна:

– Всё словно вернулось к году назад, правда, ты тогда гораздо медленней выздоравливал. – Она погладила меня по щеке и поцеловала в лоб. – И я рада этому. Не ранению, конечно, а быстрому заживлению. Поправляйся. Я очень за тебя испугалась.

К горлу подкатил ком.

– Не залеживайся, дел полно, – подмигнул мне Рон.

– А как я рад, ты даже не представляешь! – вступил Агнар. – Кто мне плетения просчитывать будет? – подумал я и расстроился. Так что не подводи старика, – шутливо погрозил он мне пальцем и восторженно похвастался: – Отражающее плетение сработало идеально! Мы несколько раз туда-сюда мотались за эти двое суток, а вне лаборатории хоть бы сквознячок пошёл! – И довольно продолжил: – Мы нашли запасные амулеты управления порталом, но чтобы «привязать» их, нужен лазер, а никто не…

– Отстань от больного, Агнар! – возмутилась Агна. – Успеешь ещё. Совсем рехнулся со своей наукой.

Из всех только Витар с матерью молчали и просто улыбались. Вернулась Лиза.

– Вы чего столпились! Больному нужен свежий воздух, топайте все отсюда, топайте! Успеете наговориться.

– Витар, графиня, останьтесь. Объясните, что случилось, особенно с вами, госпожа, – остановил я их практически на пороге.

– А ты готов выслушать? Спать разве не хочешь? – поинтересовался друг.

– Я уже выспался, а вот Лизонька… Дорогая, ответь мне честно, глядя в глаза: ты спала всё это время?

Лиза не растерялась:

– Разве с тобой поспишь, с кобелем эдаким!

– Ложись к стенке, а я Витара послушаю. Не спорь! Я уже в порядке. А вы присаживайтесь, что вы как в гостях?

Они сели на каменную лавку. Графиня – с лёгкой ироничной улыбкой.

– Сперва я, – начал Витар. – Один молодой стражник оказался с сильным защитным амулетом Жизни. Он спрятался за валун, и мы, истощённые, его не заметили. «Ловчая сеть» у него давно опустела, и он выстрелил из арбалета. Я его зарубил, не сдержался – очень уж за тебя обозлился. А потом понял, что ты умираешь… – Я фыркнул. – Нет, я знаю о твоих способностях, но тогда, извини, забыл. Единственная надежда – портал сюда, в место силы. Вот я и влил в тебя немного своих сил. Помнишь, Агнар объяснял, как это делать, когда маны нет, а заклинание наполнить надо. Ты открыл портал, и я затащил тебя сюда. И маму, разумеется. Всё. Да, здесь ты всю портальную площадку кровью заляпал – горлом шла. Вызвал всех наших.

– Жезл забрал? Оружие?

– Само собой все получилось: и маму отвязывал, и сумки седельные поснимал не помню как. Они все здесь. Оказывается, я крохобор. – Витар усмехнулся. – А амулеты и оружие при нас были, не переживай за свою саблю.

– Спасибо. А кинжал?

– Тоже здесь! Чего ты так за какую-то железку?!

– Очень древнюю железку! Потом объясню. Ещё раз спасибо, друг! А вы, ваше сиятельство, что можете рассказать? В последний раз, когда я вас видел, вы были в менее адекватном состоянии и не были магом.

– Барон, – начала графиня красивым грудным голосом, – может, обойдёмся без титулов, как у вас принято?

– Я только за!

– Вот и прекрасно. В первую очередь позвольте поблагодарить вас за сына. Он очень изменился в лучшую сторону. Помолчи, Витар. – И замолчала сама. Продолжила после долгого раздумья: – Пожалуй, начну сначала. Когда я увидела мёртвого мужа, сознание расщепилось. Нет, в первую очередь я потеряла сознание, а как очнулась, то оказалась в двух мирах одновременно. Я помню всё. Как за мной ухаживала Нара, как приезжал Вулар и почти не отходил Витар. Как они пытались со мной общаться, но мне было всё равно. Тело было словно чужое, и совершенно не хотелось ни на что реагировать. Всё казалось таким ненужным и далёким! В это время я была в других мирах… богиней. Была совершенно счастлива там. Повелевала людьми, общалась с другими богами. Меня там и любили, и презирали, и завидовали. Я упивалась собственной красотой и силой. и в то же время я прекрасно осознавала собственное тело, всё слышала и чувствовала. Меня пытались лечить маги и служители, но… Здесь я была не настоящая. Как бы это объяснить?.. Настоящей я была в совершенно других местах, и там мне было очень хорошо. Помню, как меня привязали к лошади. Я впервые так ездила. Нет, совершенно не больно! Немного натёрло, а так… ничего. Главное – надёжно. Здесь, в центре Руин я увидела звёздное небо, и… всё перевернулось. Вернулась со звёзд на землю. Как я могла быть такой безразличной?! Если бы вы могли почувствовать то же, что и я! Такая буря чувств! Стыд, злость, раскаяние, любовь! Как я могла быть такой бесчувственной?! Мужа не вернёшь, к сожалению, но дети! Они-то в чём провинились? Я плакала, наверное, с час. Правда, Витар? Вокруг вас суетились ваши друзья, а сын утешал меня. Потом я увидела круг инициации. Это сейчас я знаю, как он называется, а тогда это был просто красивый рисунок, и он «позвал» меня. Не могу объяснить как. Расспросила Витара. Он удивился, но рассказал. Потом опомнился и не хотел пускать, испугался, что я снова могу «уйти», но я была непреклонна. Куда мне уходить, если я уже была богиней? Зашла в круг, и ничего неожиданного не произошло, стихии никуда меня не манили. Поняли, наверное, что большего, чем я испытала, им предложить нечего. И вот я собираюсь приступить к изучению магии. Говорят, в моей ауре особенно сильно развита стихия Разума, правда?

Я кивнул. Необыкновенная женщина! Она помолодела и выглядела лет на тридцать. Красивая, уверенная в себе, с завораживающим голосом. Действительно – богиня. «Лиза с Агной уже локти себе кусают, – усмехнулся я про себя, – а Витар остался прежним, даже ещё веселее. Вон как глаза сияют. Все принцессы – его!» Я невольно открыто улыбнулся, вспомнив Асмильду, и тут же передёрнул плечами, стряхивая последний образ друга – глубокого старика. Это сколько же он своих сил в меня влил!

– Витар, попробуйте Агну уговорить на инициацию, неужели все могут пройти? У Древних магами далеко не все были.

Дело в том, что Агна ещё в замке наотрез отказывалась становиться магом. Бывает же такое! А здесь грех не воспользоваться такой возможностью.

– Попробуем, – вздохнул друг, – но ты же знаешь её отношение к этому.

– Хочу добавить, Егор. Можно мне вас так называть? – обратилась графиня. Я кивнул. – Спасибо. Меня зовите просто Лионой. Я дала клятву стихийникам, так что не удивляйтесь, что при мне Витар так свободно рассказывал вам о вашей особой живучести. Странная у вас какая-то клятва: не разглашать тайны участников сообщества посторонним. Я бы серьёзней составила.

– У нас ещё много странного, вы заметите это очень скоро.

– Уже начала замечать, – улыбнулась женщина, – хотя бы простота общения. Может, и мы перейдём на «ты»?

– Я не против. А сейчас извините, Витар, Лиона, мне всё же нужно поспать. Отложим разбор полётов.

Мать удивлённо посмотрела на сына, а тот покачал головой, мол, потом объясню, и они вышли из комнаты. А я тупо уснул. Без сновидений. Под боком у спящей Лизы. Я спокойно воспринял историю графини как должное.

Проспал почти сутки. Проснулся снова ужасно голодным.

Лиза за это время успела смотаться в замок и провести занятия в школе. Да и все остальные упорно делали вид, что они находятся дома, и утверждали, что никто в замке ничего не замечает, а мы с Витаром всё ещё в пути. Я уже довольно сносно ходил.

– Ты, конечно, извини, дорогой, но мне пора в школу, – сказала Лиза ближе к вечеру. – Привяжи мне управление порталом. Артефакты в том ящике лежат, Агнар сложил. Не всё же время мне Рона выдёргивать или тебя просить.

– Садись в кресло, вставляй амулет в гнездо и клади руку на шар.

Лиза выполнила моё распоряжение, и спустя десять минут появилась «карта» ауры. Я направил широкий лазерный луч сквозь него. Над шаром возникла симпатичная Лиза в белом комбинезоне.

– Обращайся мысленно к амулету или коснись его рукой.

Голограмма Лизии сменилась привычным для меня меню управления порталом. Я изучил его почти полностью, за исключением многочисленных справок и сносок во внешнюю инфосеть. Объяснил Лизе управление и помог научиться пользоваться амулетом при помощи стихии Разума, вынув пирамидку из гнезда.

Всё это время сзади стояла Лиона и смотрела на нас, буквально открыв рот. Рядом с ней находился улыбающийся Витар. Он сам взялся учить свою матушку. Пока без особых подвижек, но ничего, «прорвёт», как и его самого.

– Поняла?

– Молодец, ты великолепный учитель! – Лиза чмокнула меня в щёку. – Я пошла. Не скучайте без меня, тем более скоро остальные явятся.

Пока я спал, Агну удалось уговорить пройти обряд, и… ничего не вышло, несмотря на то что она была видящей. Пару раз мигнул знак стихии Жизни, и всё. Не приняли её стихии, почему – неизвестно. Агна облегчённо вздохнула, а остальные расстроились, особенно Рон.

– Леди, как ваши успехи в трудном деле постижения магии? Если что, я всегда готов вам помочь. Я всё-таки преподаватель.

– Агнар, мы же договорились на «ты»!

– Вас, госпожа, я могу называть исключительно на «вы».

В присутствии Лионы на Агнара нападало торжественное благоговение. Немного шутливое. То ли прикалывался, то ли делал вид, что шутит, скрывая смущение.

– Я же серьёзно!

У графини не было ни грамма кокетства, но ощущение создавалось такое, что разговаривает она исключительно с тобой, причём завораживающим голосом. Совершенно естественная сексапильность. Интересно, до инициации она такая же была? Я притерпелся за сутки, а каково приходящим? Хотя… Рон ведёт себя обычно. Неужели Агнар запал на неё? Любопытно.

– Я тоже, Лиона. Пойдём позанимаемся, пока Рон Егору докладывает.

Наш главный чекист рассказывал подробно:

– О том, что вы с Витаром уехали, знал весь замок, а про Шелтон только стихийники. После твоего сообщения о тёплой встрече в Кряже я начал анализировать факты и вспомнил: провожали вас мы и… Валет. Более того, после вашего отъезда он ездил на свой концерт в Цитрус. Днём. Тогда мы не придали этому значения, а после, как только он поехал на очередное дневное выступление в цитрусском ресторане «Клён», кстати, роскошное место, и популярное стало благодаря Валету, за ним выехала Лиза. Ты знаешь, как она умеет гримироваться.

– Так вот, в зал она не попала – не протолкнуться, а внаглую я ей лезть запретил, мало ли что. Она села недалеко от здания и стала сканировать каналы (прижились мои словечки!). И что ты думаешь? Перед самым началом концерта чёткий голос Валета: «Бард вызывает Старика», – и так в течение пяти минут. Ответа не было, и сигнал пропал. А потом нас вызвал Витар, и Лиза поскакала в замок. Загнала коня, но за три часа долетела – рекорд!

– Вот актриса! Мне ни слова не сказала! – возмутился я и облегчённо подумал, что не зря меня от Валета коробило, и никакая это не зависть.

Но каков! Фиона не раскусила!

– Я её попросил об этом, чтобы ты не тревожился раньше времени.

– А теперь оно, стало быть, настало?

– Теперь настало, – спокойно ответил Рон. – Что будем делать с этим шпионом? Допросить?

– Что ты! – Я ходил из угла в угол. – Как-никак он – офицер «нашей» армии. Тьфу! – Через минуту придумал: – Будем дезу через него передавать!

– Чего?

– Пусть передает то, что нам хотелось бы передать Твердю. Кого он вызывал? Старика? А тот не ответил, и сразу после этого вас вызвал Витар, так? Ага… Витар, зайди ко мне, – сказал я в разговорник. И когда он вошёл, спросил: – Ты на том поле знакомых не встречал?

Витар помрачнел:

– Моего начальника, Теруса. Раньше я его другом считал.

– Он пожилой и седой, так?

– Да…

– Он и меня допрашивал и показался тогда нормальным мужиком. Видимо, я ошибся. У нас в замке есть его агент, и угадай кто?

– Не томи.

– Валет.

– Не может быть! Такой компанейский парень!

– Как и ты.

– Ну да, – смутился Витар и неожиданно улыбнулся. – Хорошо работает, но это его не спасёт – я его на дуэль вызову, – заявил он решительно.

Мы с Роном скривились одновременно.

– Не горячись. Совсем тебя не узнаю. Вроде опытный агент… – заговорил я.

– Если бы я у тебя на глазах чуть не умер, ты тоже не был бы таким спокойным, – чётко произнёс он.

– Извини, просто теперь у нас есть выход на Теруса, а от него – на Твердя. Улавливаешь?

Друг тяжело вздохнул:

– Да понял я уже.

– Поэтому вести себя как обычно. Точно никто ничего в замке не подозревает?

– Точно, – уверенно ответил Рон. – «Отражение» работает, а мы всегда появляемся на своих местах, как обычно. Про первые сутки пустили слух, что у Агнара был аврал в работе и мы все ему помогали. Тогда мы радио отключаем, а с Семусом связь через разговорник. Такое уже бывало.

– А вы с Витаром и Лионой вернётесь на лошадях примерно через две недели. Нет, уже раньше. Портал откроем в то место, откуда вы планировали телепортироваться в Шелтон. Это в сутках пути на восток от Комеса. Место глухое, и просёлочная дорога есть, и никаких наблюдателей минимум в полусотне километрах вокруг. Да что я вам говорю, мы это вместе обсуждали, когда ваша поездка только планировалась! Возмущения вряд ли заметят, а лошадей мы туда доставим. Не замковых, купленных в ближайшем посёлке. Агна это сделает.

– Не побоишься отпустить её одну? – спросил я.

– Вооружим и защиту хорошую дадим. И недолго она одна в лесу будет, вы подойдёте. Не боюсь. Разговорник всегда с ней.

Но Фиона подсказала – беспокоится друг. А что, я тоже волновался, когда Лизу в Яровое отправлял.

– С этим ясно. А как вы оба думаете, не догадается Твердь, что портал сработал? – уточнил я. – Там наблюдения – выше крыши, Шелтон всё-таки.

– Не думаю, – ответил Рон. – Как Витар описал битву, открытие портала явно затерялось в общем возмущении. Оно медленно успокаивается. А насчёт того, что вы исчезли без коней, подумают что угодно, только не про портал. Открытие нестационарного портала требует очень много силы, а тогда возмущение гораздо больше четвёртого уровня будет. И вообще… такого просто никогда не было – чтобы точные координаты в точное время. Такое и со стационарного портала нереально. Если только не чёрные, но там… нет, к чернокнижникам вас точно не отнести.

– Будут землю вокруг носом рыть, вас искать. Придумайте, кстати, правдоподобную историю для Валета и Лиону якобы прячьте от всех. Пусть она позже выздоровеет. Интересная игра получится! – Рон с удовольствием потёр руки.

– Хорошо, принципиальных возражений нет. – Я подвёл итог. – А у тебя, Витар? Отлично. Теперь, Рон, расскажи, как готовимся к войне. С Лавией, я имею в виду. Сколько до неё осталось?

– Терус, ослиный выкидыш! Такую элементарную операцию завалить! Двух молокососов поймать! – Твердь в возбуждении мерил шагами кабинет. Он редко бывал таким взбешённым, редко бросался оскорблениями, а Теруса не оскорблял никогда. – Я шестьдесят лет работаю в тайной страже, и ни одного такого прокола не было! Ты же всё подготовил! Или нет? – остановился он и упёрся взглядом в застывшего навытяжку Теруса в холодном поту с бледным лицом, а руки… ими напитки можно остужать вместо холодильника.

– Господин магистр, всё было подготовлено в лучшем виде, всё учтено, – дрожащим голосом начал отвечать Терус, но взял себя в руки и продолжил более уверенно: – Была задача взять обоих живыми. Мать забирал один, второй охранял на улице, и невозможно было перекрыть в городе все пути отступления достаточными для задержания силами. Два мага всё-таки. – Терус прокашлялся. – Выбрали наиболее вероятное для кареты место выезда, они карету взяли, но… видимо, что-то заподозрили и от кареты избавились. Выехали совершенно через другие ворота, противоположные путям отхода. Но у нас и это было запланировано! Я перекрыл все дороги в сторону Бармата и угадал. Сам лично с большими силами устроил засаду на наиболее вероятном пути и дождался…

– Избиения? Как двое молодых магов смогли уложить двадцать стражников с амулетами, из которых четверо – маги, и исчезнуть?!

– Моя вина, ваше… господин начальник! Доверил «сторожевую сеть» неопытным магам, они и просмотрели. Охотникам удалось ворваться неожиданно, и они сразу стали выбивать магов. В том числе и меня. У них были накопители и мощные защиты. Витар, как маг Жизни, стрелял «ловчими сетями» третьего уровня, Егор из амулетов такими же. Впоследствии мы подсчитали, что у них было минимум по двести граммов рутиния, и как можно было с этим миновать наши сторожки – ума не приложу!

– По сто граммов – максимум, не занимайся приписками, этого я от тебя не ожидал. И мне плевать, как миновали, охотники всё-таки, но куда подевались?!

– Перерыли всё графство – никаких следов. Может, портал? Мы, извините, без сознания были.

– Следы чёрных нашли?

– Никак нет! Но нашли коней по дороге на Клювцы, они спокойно паслись. Не пешком же они дальше направились в самом деле?

– Какой на хрен портал! Возмущения четвёртого уровня были! Как войну затеяли! Ищите, ройте! Телепорты все под контроль, надеюсь, поставили? Сообщников найдите! Что агент сообщает? – спросил Твердь уже более спокойно.

– Говорит, в замке всё спокойно.

– Он не раскрыт?

– Нет, придуманы специальные кодовые слова.

– Смотри, с этим Егором шутки плохи. Одного чуть ли не лучшего нашего человека он к себе переманил.

– Позвольте возразить, господин магистр, – у Теруса отлегло от сердца – кажется, пронесло, – погиб только один стражник, остальные оглушены, даже те, кто пошёл на них с мечами. Предатель не стал бы жалеть бывших товарищей.

– А я и не говорю, что он враг, просто он уже не наш, поэтому я и приказал взять их живыми.

– Извините, раньше вы говорили: пусть работает хоть где…

– Раньше я думал, он секреты Древних раскрывает, а мне это интересно. Я сам по молодости в Руинах пару раз бывал и мечтал первооткрывателем стать… – Твердь сел в кресло. – Изучили мы их амулеты – ничего древнего, но жутко полезные. Особенно в свете предстоящих событий. Чёрные волнуются, а мы на границе. В отличие от Комеса.

– Знаешь, сколько их амулетов нашей армии необходимо? А бюджет у нас не резиновый, и их мощностей на всех не хватит, и боятся они амулеты от демонской магии у себя выпускать, а я позволю. Понял? Мне нужно, чтобы Егор, да и Витар, раз тоже знаний нахватался, у нас работали. И Агнар. А добром никто не пойдёт. Ищи! И не приведи Спаситель, не найдёшь! Работай!

«Не найдёт, – всплыла у Твердя мысль, – ничего, выдавлю их из гнёздышка, недолго осталось…»

Когда следователь вышел, магистр, уже коря себя за несдержанность, в который раз стал перечитывать странное письмо за непонятной подписью «Аноним».

Факты сложились очень быстро: магическая буря на границе с Барматом, мёртвые чернокнижники, принцесса Асмильда и двое странных охотников. Что хотел сказать Егор этим посланием? Правда это или нет? Если правда, то надо экстренно созывать Совет Елав, если обманул чёрный, то… что кроется за этим обманом? Хотя… какой обман?! Немногочисленные агенты в приграничных районах Батвии сообщали похожие сведения.

Ох уж этот Совет! Болтовня и интриги. Один Гровс чего стоит! А что чёрные хотели от его дочери? Неспроста… Жаль, упустили девку, не успел посланный отряд, от герцога быстрее прискакали, а местная стража не посмела задержать герцогскую дочку.

Церковь. А что она может? Будет уговаривать властителей объединиться, выделит монахов и помощников с благодатью, и… всё. М-да… Совет Глав созывать и свою армию укреплять, и последнее – основное.

Егор! Будем надеяться, скоро сам прибежит, агент подскажет куда, а нет… придумаю. Отличные амулеты защиты от демонской магии он сделал, сам проверил недавно, а в Хроме… опасно ему эти артефакты делать. Да что Хром – везде опасно, кроме Шелтона, где церковь и дыхнуть не смеет без ведома тайной стражи!

Пора работать.

– Генерала Дарнуса ко мне, – приказал вошедшему на звонок секретарю.

Генерал являлся командующим Шелтонской армией.

На шестой день заточения я уже чувствовал себя прекрасно. Лиона занималась – я учил, в меру способностей, Витар практически не отходил от неё. У неё хорошо получалось плести. Качественно, но медленно. С горем пополам разобралась с копированием.

Надо сказать, что её стихии вели себя необычно: они словно были взрослыми, но совершенно безразличными. Тупо выполняли команды, и всё. Зато стихия Разума вела себя совершенно непредсказуемо, как своенравная, капризная принцесса, не в обиду Асмильде будь сказано, но так объяснила Лиона. Стихия и выглядела в астрале больше всех, и была явно «красивей». Общий язык с ней графиня находила с трудом. Получилась парадоксальная ситуация: Лиона с лёгкостью проникала в древние артефакты, но совершенно ничего в них не понимала и не могла управлять. Ну, это дело тренировки. Чем она с азартом и занималась.

А мы с Витаром между делом смотались пару раз на склад (я скопировал у Лизы готовое плетение открытия двери) и выбрали там излучатели с зарядами – четыре ящика по двенадцать штук и зарядов… много. И других амулетов по мелочи. Не обошлось без курьёза. Охотники, охраняющие алтарь, настолько обнаглели, что шлялись по цирку чуть ли не по одному. На такого мы и наткнулись. Переглянулись с Витаром, накинули маскировки, подкрались сзади и свалили его лицом вниз.

– Кто таков, почему без напарника в Руинах?! – заорал я, поднимая голову охотника за волосы.

– Почему пост бросил?! – добавил Витар, удерживая дёргающегося неудачника.

– Кто вы такие, мать вашу, ну-ка быстро отпустили, пока товарищей не позвал! – не испугался пойманный.

– Ты нам уши не чеши, нет у тебя разговорника, а перед командиром ответишь! – Я продолжил наезд. – Кто таков?!

– Да кто вы такие?!

– Мы проверяющие из Грунда. До самого короля дошли слухи о вашем разгильдяйстве. Ну, будешь отвечать?!

– Быстрый я, – смутился охотник.

Мы откровенно заржали:

– Ты не Быстрый, ты жадный и мёртвый! Бегом на пост и передай остальным – королевские наблюдатели в цирке, от алтаря ни на шаг! Бегом!

Отпустили невезучего, а Витар дал ему пинка для ускорения.

– Не оглядываться!

– Не боишься, что понадеются на подмогу в лице наблюдателей, а её не будет? – спросил меня друг, едва охотник скрылся.

– He-а, чёрные этот алтарь списали. Забыл, что Барт говорил?

– Дай Спаситель, если это правда.

– А зачем ему было врать? Зато теперь меньше вероятности, что на склад наткнутся. Хотя… плевали охотники на всех королей. Зато легенда своя появится, – добавил через минуту.

Друг только хмыкнул.

Я между делом попытался изучить жезл чернокнижника. Короткая полая ручка непонятного металла и круглый обсидиановый набалдашник. На ручке выгравированные узоры, как кадры из фильма ужасов – крылатые, хвостатые, многорукие твари.

Внутри жезла необычное плетение из чёрных нитей, не похожее ни на древние, ни на современные руны. Никакой силой от него не веяло, кроме обычной сырой маны, которой жезл успел пропитаться. Похоже, в нём есть рутиний или другой накопитель.

Изучение плетения, как и следовало ожидать, ни к чему не привело, и я снова спрятал артефакт в шкатулку.

– Ну что, Витар, – сказал я как-то, – до выхода нам осталось дней пять, и как ты посмотришь на погулять по миру? Когда ещё столько времени будет!

– Конечно за, но как же мама?

– Оставим с Агнаром, он чуть не ночует здесь и вообще половину лаборатории перетащил. Не знаешь почему? – Я весело подмигнул.

– Так место силы же, – не понял Витар.

– Действительно, об этом я не подумал, – вздохнул я. Порой мы не замечаем очевидных вещей в отношении своих близких. – Так куда прошвырнёмся?

– А куда ты предлагаешь? – загорелся товарищ.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Сейчас определимся.

Мы подошли к столу, и Витар положил руку на шар.

Через несколько мгновений появилось меню портала.

Я всех стихийников прописал на управление порталом. Кроме Лионы, в связи с её неопытностью и своеобразным отношением с собственными стихиями. Да и Агна могла управлять порталом только из офиса. Не маг, ничего не поделаешь.

– Давай мир.

Появился глобус с красной точкой почти в центре большого северного континента, ближе к юго-западу.

– Мы здесь. – Я показал на точку. – Двинь ближе к экватору.

Так, ещё один крупный материк и три относительно маленьких, не считая кучи островов. Один из материков, маленький, мне понравился – в Южном полушарии, на другой стороне планеты с захватом экватора. Низкие горы и слабая заселённость древними городами, в основном по побережью. Похоже – курорт. Или типа нашей Австралии.

– Мне этот нравится, а тебе?

– А мне вот этот, побольше. – Витар показал на довольно крупный материк, большей частью в Северном полушарии. – Называется Демоновы земли.

– А ты откуда знаешь?

– Как откуда? – удивился друг. – Я в школе карту мира проходил, и корабли туда плавают. Вроде.

– М-да, вот и ещё один пробел в моём образовании. Давай-ка объясняй.

Для меня начался урок географии. «Мой» материк назывался Южный, а наш так и был – Иверским. По имени империи.

– А вот этот остров – легендарный, называется остров Дракона. – Витар показал на небольшой гористый остров почти в центре Большого океана ближе к Южному материку. По форме он действительно напоминал расправившего крылья ящера. – Там, по преданию, они и живут.

– Что делают?

– Неизвестно, но очень мудрые. Редким мореплавателям довелось с ними общаться. Это легенды. Детям сказки про них рассказывают, а в реальности там неизвестно что. Внешне похож на дракона, и всё.

– Ты отличником был, что ли?

– Нет, просто я мореплавателем хотел стать, когда совсем маленький был. Мне интересно было. Только потом, когда подрос, военным захотел.

– Значит, выбираем для начала Демоновы земли. Устраивает?

– Хоть сейчас!

– Не выйдет, сейчас там ночь. Ночью не надо.

– Не понял. Почему?

– У-у-у, как всё запущено! Ты же моряком хотел стать. – Я не скрывал язвительности.

– И что? – обиделся Витар. – Я совсем маленьким тогда был.

– Ты в курсе, что Эгнор вращается вокруг своей оси?

– Чего?!!

– Всё, закончили про это, объясняю попроще. Солнце садится на западе и начинает освещать западные земли, когда у нас темно. Так?

– В общем… да.

– А те земли, посмотри, находятся совсем на западе… мысленно разверни глобус в карту… Понял?

– М-м-м… да! Когда у нас ночь, там день. Правильно? – Изумлению Витара не было предела.

Так всё оказалось просто! «Мог бы и сам догадаться, стоило чуть-чуть подумать! – обиделся Витар сам на себя. И в который раз удивился, как много знает Егор в самых разных областях! – Непременно в его мир надо попасть, как только представится возможность. Она рано или поздно появится». Охотник очень на это надеялся, и очень хотелось туда. На несколько мгновений он выпал из реальности. Забылись все предстоящие опасности и войны. А всего-то в полной мере осознал, что «земля круглая», – и такая цепочка ассоциаций!

– Верно! И наоборот. Так что пойдём, когда у нас будет ночь, а сейчас – спать. – Я не обратил внимания на короткий ступор Витара.

Поспать не удалось. Пришли Рон и Лиза с горячим обедом. Потом слово за слово и, короче, покемарили совсем немного.

– Как мама? – поинтересовался я перед самой отправкой в экваториальную часть Демоновых земель.

– Агнар остался ночевать в офисе, так что не боюсь за неё.

– Тогда вперёд! Я первый, – сказал я возле зеркала портала.

Было немного боязно. Хрен его знает, что там! Попробовать высунуть голову, что ли? И сделал это.

В нос ударил влажный запах тропического леса. Сумерки. Свет застревает в кронах огромных деревьев. Видимой опасности нет, и я смело шагаю на землю другого материка.

– Входи, – говорю в разговорник, и сразу рядом появился Витар.

– Вот это да! – восхищённо воскликнул он.

Восхититься было чем. Стволы огромных деревьев сплошь увиты лианами, и многие из них красиво цвели, благоухая терпкими запахами. Повсюду мелькали яркие оперения птиц, сочная трава была покрыта толстым слоем жёлто-коричневых листьев, а звуки… самые разные: от тихого клёкота до далёкого рычания, и всё это так гармонично, что просто не верилось.

Нас окружили тучи насекомых и привычно не жалили.

Дальше неинтересно. Звери, насекомые, змеи. Пару раз на нас пробовали нападать какие-то крупные пятнистые кошки. Разведка свободным сознанием выдала бескрайний тропический лес с многочисленными реками. На людей не наткнулись, а купаться в речке, кишащей разной всячиной, не решились. Погуляли с часок, плюнули и вернулись обратно – спать.

В следующую ночь отправились на Южный материк и сразу наткнулись на стадо бизонов, вернее, очень похожих на них зверей. Попали мы в саванну, хотя на карте там обозначались невысокие горы.

Здоровенный бык без раздумий бросился на нас. Мы завалили его «световыми стрелами» в голову буквально в двух шагах от нас. Стадо замерло. Мы тоже.

– Валим отсюда, – прошептал я Витару, сегодня он отвечал за портал.

– Ага, – согласился друг и удивлённо добавил: – Не могу, обратная ссылка жёлтым мигает.

– Попали…

– Нет, всё, красным загорелась, можно открывать.

– Подожди. – По поводу портала от сердца отлегло, и меня вдруг обуял охотничий азарт. – Охраняй, а я этому быку окорок отрежу. – Что и сделал, изрядно помучившись.

Кинжал, тот самый, с «душой» чернокнижника – не разделочный нож. Мыслями о «душе» старался не заморачиваться. Стадо всё это время ревело, но никто из быков больше в нашу сторону не кидался.

«Смотри-ка, порталу время на зарядку надо, если далеко телепортируешься. Надо это учитывать», – думал я, разделывая бычью ногу.

Так что вернулись с добычей. Я не поленился, срезал с кости мясо и замочил в вине. Посыпал солью и перцем, других приправ не нашлось. Хорошо, хоть ёмкость каменная на кухне оказалась. Зачем – неизвестно. Завтра шашлык.

Наутро мясо, разумеется, обнаружили.

– Это что такое? – спросила Лиона.

– А я отвечу, – сказал за нас улыбающийся Агнар. – Мальчики баловались порталом, а заодно и поохотились. Сегодня шашлык. Я прав? Где?

– На острове Дракона, – ответил я. – Приглашаются все.

– Отлично, – потёр руки Агнар, – давно не отдыхал на природе. А ты как на это смотришь, Лиона?

Графиня пожала плечами, укоризненно глядя на сына.

Вечером собрались все стихийники с настроем на пикник. Один Рон неодобрительно покачал головой, поглядев в мою сторону. Я сделал вид, что ничего не заметил.

– Сейчас на Драконьем время приближается к полудню, пора, – сказал я и открыл портал на побережье.

Лишь бы за тысячи лет береговая линия не изменилась, неохота купаться.

Изменилась, но в лучшую сторону: великолепная лагуна с чистой изумрудной водой, белый пляж, кокосовые пальмы, а в глубь берега – заросшая зеленью скальная возвышенность. Есть место для бунгало! Рай…

Портал для возврата заряжался минут десять, специально засёк после закрытия. «Значит, расстояние и вес. Потом обязательно рассчитаю, а пока… отдых!!!»

Мясо оказалось жестковатым, но это не испортило общего настроения. Купание в настоящем тропическом море с чистейшей водой, вино, пиво, запах костра, музыка из амулета. Оттянулись по полной. Загорали. Женщины в стиле ню за изгибом пляжа:

– Не подглядывать!

Будто не знают про свободное сознание. Им мы, разумеется, проверили окрестности и нарвались-таки на людей! За невысокими горами, километрах в тридцати от нас. Это Рон не поленился залететь так далеко.

Деревенька на берегу океана, многочисленные сети, лодки, катамараны. Дома – хижины. На момент наблюдения в селении наличествовали женщины и дети да несколько воинов охраны с бронзовыми копьями. На самом высоком месте – добротная хижина из наиболее толстых брёвен, а в ней отдыхал старик с мощной аурой Огня. Явно маг, а судя по черепам животных – шаман. Да, самое главное – они были неграми в набедренных повязках.

– И здесь воюют, – вздохнул Рон, почему-то не удивившись самому факту наличия в родном мире чересчур «загорелых» людей. После я вспомнил: как-то смотрели древнюю иллюзию о неграх и «китайцах».

– Хорошо! – выдохнул лежащий в тенёчке Агнар. – Забыть бы про всё и поселиться здесь. Место силы в центре острова есть, если это не зачищенные Руины – ещё лучше, зачистим. Или, может, там офис есть? Зачищенные – тоже неплохо.

– Помечтай, – подколол его Рон.

На карте в центре острова располагался небольшой город и несколько посёлков по побережью. И здесь, на нашем пляже явно ощущались, а мне виделись мощные потоки маны со стороны вулканической гряды. Вершины вулканов скрывались в облаках.

– Во время катаклизма эти горы изрыгали огонь и потоки лавы, – сказал я возвышенно, – и давно уже остыли, похоронив под лавой и пеплом всё созданное людьми… Трагедия, достойная великих живописцев, а жизнь, несмотря ни на что, продолжилась…

– Да ты поэт, – заметил Витар. – А если серьёзно, что, если нам…

– Перебраться сюда, – закончил Рон.

Повисла неловкая пауза.

– Знаете, – заговорил я, – мы с Витаром уже беседовали на эту тему, но остальным скажу: если бы мне представилась такая возможность до Руин и баронства, я был бы счастлив, но теперь… не знаю, как сказать… ответственность, что ли. Мой дом – Комес, и он в опасности. Я не могу закрыть на это глаза, и… на сердце неспокойно. Да что говорить, отдыхать здесь хорошо, но это не дом, и этим всё сказано, – закончил я и с разбега бросился в воду.

Действительно, душа не на месте. Прикипел я к замку, к людям, а в этой лагуне, как на другой планете – всё чужое.

Потом подошли женщины.

– Мальчики, здесь хорошо, но у меня дома семеро по лавкам, – сказала Лиза. – Пошли домой, я спать хочу.

И всё само собой разрядилось.

А бунгало мы здесь всё-таки построим!

Оставшиеся сутки мы не путешествовали – резко надоело.

Я поработал с Агнаром, озадачив его концепцией полёта при помощи стихий Земли и Воздуха, – появились кое-какие идеи. Походил по астралу и натаскивал там Витара и Лиону, у которой на удивление легко получилось создать собственный мир, а у Витара – устойчивый дом. Потом научил её «сдувать» ауру, и теперь она выглядела обычной женщиной. И наконец – долгожданный вызов от Агны:

– Через полчаса буду на месте, можете выдвигаться.

Мы и выдвинулись. Старая одежда давно надета, вещи собраны.

Оказались в лесу. Я слетал сознанием и сразу увидел дорогу и Агну.

– Агна, стой на месте, мы к тебе скоро выйдем. И не бойся, вокруг никого.

– Вот ещё, бояться! Меня Рон так э-ки-пи-ро-вал, – последнее слово произнесла медленно, – что, наоборот, разбойники меня бояться должны.

Полчаса ходьбы по бурелому – и мы отряхиваемся и ругаемся, вытаскивая мусор из волос и одежды. А Лиона сетует на порвавшееся платье. Не для лесных прогулок сшито, для кареты. На крайний случай – для верховой езды. Агна спешивается, и они вместе колдуют над одеждой – ещё полчаса.

Ну, слава богу, поехали!

До ближайшего тракта нам по пути с Агной, а потом – в разные стороны. Ох уж эта конспирация!

– Как прошла поездка, Агна? – поинтересовался Витар, прервав болтовню женщин.

– Я же Лионе об этом и рассказываю!

Мы ехали почти час.

– А теперь для нас переведи, – встрял я, – а то непонятно, как оборка подола связана с покупкой лошадей.

– А что, в лошадях я тоже разбираюсь, – ответила с лёгкой обидой на меня, остряка такого.

– Следили за тобой или нет, как объяснила покупку осёдланных коней? – пояснил я, не обратив внимания на обидку.

– Как, как? – вздохнула Агна с хитрым прищуром. – Что карета с моей хозяйкой и её любовником застряла, а шум дама поднимать не хочет и отправила любовника с его слугами верхами, а меня послала за лошадьми, их на всех не хватило. Меня, как горничную, не жалко, а пара слуг для охраны нужнее.

– Вот это история! – восхитился Витар. – Ни за что бы не придумал такую!

– Я ещё и не так могу, не смотри, что деревенская! – с намёком на меня, умного, передёрнула плечами Агна.

Потом мы с ней расстались и дальше ехали втроём. Переночевали в полуразвалившемся трактире с пьяным хозяином и на следующий день, к вечеру, подъехали к родному замку.

В груди приятно заныло, едва на горизонте показался донжон, и наполнилось гордостью, когда я увидел солидный посад. Все дома свежесрубленные и издалека смотрелись игрушечными. А ведь сожгут их при осаде! Такая досада меня взяла, что не описать! «Приложу все силы, чтоб не допустить этого!» – и понимаю, что это практически нереально. Не заметил, как тяжело вздохнул.

– Согласен, жалко постройки, – угадал мои мысли Витар. – Но ничего, отстроят заново. Вон как быстро целый посёлок возник!

– Ты не понял, они верят, что я их защищу!

– Нет, они не верят в нападение, – не согласился со мной друг.

В замок въехали без всякой помпы, только стражники в воротах нам отсалютовали.

Лиона проехала врата, опустив голову, её лицо скрывала вуаль. Витар сразу увёл мать в подготовленную комнату. До обряда «исцеления», который состоится в нашем храме, ей придётся посидеть в ней. А мы с Витаром направились в баньку, где нас поджидали Агнар с Роном и Лиза с Дариной, которые бросились нам на шеи. Нет, я понимаю – Дарина, она действительно соскучилась по Витару, но Лиза! Чуть не задушила в объятиях, чертовка. Слово за слово, и девушки удалились. А мы с мужиками попарились от души. Как мне этого, оказывается, не хватало! А дальше состоялся вечерний пир. Куда без него!

Поздоровался с Семусом, Хуго, Прунисом, который тут же сделал краткий доклад. Поприветствовал Валета. Больше он меня не раздражал.

– Как съездили, барон? – Валет подошёл ко мне в середине застолья, сразу после исполнения собственной песни.

– Вашими молитвами всё хорошо. Разыскали пропажу. Видели, женщина с нами приехала?

– Не видел, но слышал.

– Теперь можно об этом говорить, Витар разрешил, она… – я сделал театральную паузу, – его мать!

– Не может быть! Она что, пропадала? И почему же её нет среди нас?

– А вот эти вопросы – Витару, мне неудобно за глаза. Давайте выпьем. – Я действительно был навеселе, позволил себе, так сказать.

– Давайте. – Выпили, и Валет продолжил: – И всё-таки это занимательная история. Сын нашёл мать. Можно такую балладу написать!

– Ну, если для баллады… слушайте. Давным-давно чернокнижники убили отца Витара, и мать после этого подвинулась умом. Так бывает. И был у нас настоятель, Медиан, маг Жизни, он уехал через день, как вы приехали. Так вот, он сказал, что в нашем храме необычная благодать и она может излечивать душевные хвори. Мы забыли, а Витар, оказывается, помнил. Прошло время, он и предложил забрать мать сюда, я не отказал. Съездили, забрали. Теперь будем надеяться, что Медиан был прав. Витар в это верит.

– А что, прекрасная история о том, как вера в Спасителя побеждает проклятие чернокнижников. Замечательно! И церкви понравится. И вы так торопились, что лошадей загнали, – продолжил рассуждать он после ещё одного бокала. – Точно! Убегали от злобных чёрных. Хорошо получится.

– Никого не загоняли, – махнул я рукой. – Неспокойно на дорогах стало в Шелтонском графстве, скажу я вам по секрету, там коней и потеряли. Еле ноги унесли. Вот так вот.

– Да-а, совсем обнаглели разбойники, – согласился со мной бард, – но бегство от чёрных звучит гораздо трагичней.

Больше мы на эту тему не разговаривали и праздновали до середины ночи.

(обратно)

Глава 9

В баронстве на меня навалилась куча хозяйственных проблем, которые не осмелился решать Семус. В основном это касалось посада: очень много желающих, многим приходится отказывать, а он не знает кому, сомневается. Придётся принимать людей лично.

Далее – проблемы крестьян, с которыми они хотели обратиться именно ко мне и терпеливо ждали без малого месяц, напрочь игнорируя управляющего. Что ж, ещё немножко подождут, сейчас главное – армия, июнь начался. И весна, как назло, тёплая, перевалы рано откроются, если уже не открылись. Да и какие в этих «уральских» горах перевалы! Вот Северные – другое дело. Но это лирика, новых сведений о нападении нет – вот это серьёзно!

И ещё одна мысль давно не давала покоя – зачем нападать?

– Семус, – не выдержав неизвестности, я пригласил его в кабинет, – ты пожилой, мудрый человек, всю жизнь здесь прожил, так подскажи мне, зачем это лавийцам?

– Ваша милость, так известное дело: они всегда эти земли своими считали! Посмотрите на карту: наше баронство их землями окружено. Чего тут непонятного? Их только горы сдерживают, мы как бы в долине с выходом в Хром. И Хром из-за этого за баронство вцепился, не хочет удобный плацдарм для нападения отдавать. Отсюда удобно, можно прямо в сердце графства бить – равнина!

– Ты так говоришь, будто Хром для тебя заграница. – Семус помрачнел. – Но я не об этом:почему сейчас, когда хозяин появился? А крестьян зачем разорять?

– Знаете, что я вам отвечу, господин барон: я думал об этом, и вот что мне пришло в голову. – Управляющий помолчал, в задумчивости шевеля губами. – Живут два соседа и долго спорят за клочок огорода. Спор обоим давно надоел, и кулаками намахались достаточно. Так, тявкают да жалобы в суды строчат. И вдруг один, похитрее, умудрился тот клочок продать, да так, чтоб и у себя часть оставить. И что тогда остаётся другому? Правильно, волосы на себе рвать, и продолжать жаловаться тому, кто повыше, и завидовать хитрости соседа. И тут обиженному приходит в голову – не знаю, самому или кто надоумил, – что с новым хозяином он ещё не дрался! А ну-ка, для проверки пущу я потраву в тот огород и посмотрю, как старый сосед отреагирует. Тот и в ус не подул, один новый хозяин отбивался. Вот оно как! – обрадовался потравщик. Тогда можно новенькому морду набить и прибрать, наконец, злополучный клочок себе. Неспроста, видимо, хитрый сосед этому глупцу землицу задарма подсунул, не в обиду вам, ваша милость, не любит он его и вступаться не будет. По крайней мере, если не устанет драку слушать или если слишком шумно от большой толпы будет. А хитрец думает, что и демоны с ним, с тем куском огорода, я его отсужу или под шумок ещё большей драки обратно верну, тем более за спиной родственник есть с громадными кулаками. Главное – от глупца избавлюсь. Видимо, стоит тот глупец клочка земли. Как вам история, ваша милость?

Я встал, поражённый проницательностью Семуса. Налил пива себе и предложил управляющему. Он не отказался.

Подумав, я сказал Семусу честно:

– Я заключил с графом Хромским сделку: я спасаю его сына, а он за это прикрывает меня от помощников и межгосударственного розыска. – Я сел и отхлебнул пива. Собеседник сделал то же самое. – Он и прикрыл. Сделал меня бароном Комесским. Это всё, больше никаких общих интересов.

Семус смотрел на меня задумчивым взором и молчал. Я ждал. Наконец он снова заговорил:

– Как вы знаете, я долго служил у графа. Сначала у отца, потом у сына. Служил в страже. Служил честно, но чинов не выслужил, не сподобился. Но хочу сказать не об этом. Когда нынешний граф был ещё только наследником, произошла занимательная история. Вернее, их было несколько, но я расскажу об одной. Нугар с детства был себе на уме. Умный, скрытный и честный. По-своему, до болезненности, и страшно не любил, когда над ним смеялись, а тем паче надсмехались или выставляли глупцом. Дело было в Грунде, все наследники учились в гвардейской школе. Поспорили тогда школяры о масти коня Нугара. Он утверждал, что конь вороной, а троица старших – что каурый. Подняли его при всех на смех. Нугар запомнил. Через год вызвал всех троих на дуэль. По очереди. И убил. Скандал жуткий! Убиенные были из влиятельных семейств, и отцу Нугара с трудом удалось замять последствия. Теперь думайте, ваша милость, важнее ваша тайна масти коня или нет.

Я в волнении снова расхаживал по комнате. Семус пил пиво. Внешне спокойно, но Фиона видела, какие кошки у него на душе, как ему больно, тоскливо и… безнадёжно? Переживает старик.

– Подожди, но ведь нападение лавийцев – это для него тоже оскорбление! Над ним же смеяться будут, если у него кусок земли оттяпают.

– В первую очередь оттяпают у нас, а не у него. Он же продал баронство. Причём ловко, за кое-какие деньги. Правда, без принятия вассальной присяги. Над этим и можно бы посмеяться, но все понимают, что это за баронство.

– Стой! А ты, как его представитель, а исполнение договора с Лавией? Я же под всем этим расписывался! Фактически граф – мой сюзерен, правильно? И обязан меня защищать.

– Исключительно из добрых побуждений! Присягу вы не давали, а он, в свою очередь, отказался от налогов.

– Правильно, на три года, пока на ноги не встану…

– И пока не дадите вассальную клятву. У него развязаны руки, а у вас связаны. Он очень хитёр, и никто не может с ним тягаться в разной… казуистике, вот. Повторюсь, ваша милость: только если война затянется или если в очень большом количестве войска нападут, ему придётся вмешаться. Иначе не поймёт его общество. И я вам без всякой разведки могу сказать, что граф уже стягивает войска поближе к баронству.

– Как долго и насколько много, чтобы Нугар вмешался?

– А вот этого я вам сказать не могу, ваша милость. Не дольше месяца, думаю, а про количество никакого понятия не имею.

Я опять сел и отпил пива.

– Слишком долго для нас. Хотя… как вариант…

– Ваша милость, я не стал бы на это рассчитывать.

– Почему?

– Повторяю: граф хитёр, и если он своими силами нас освободит, то… не знаю, что он может придумать.

– Хм, – я покачал головой, – граф, граф… Ты же ему присягал, а говоришь как о чужом владетеле! Это как?

– Теперь Хром – заграница, – твёрдо ответил старик, – а присяга пусть будет на совести графа, когда он не пришёл нам на помощь. Столько людей погибло! Я – житель Комеса. Был и остаюсь, – закончил Семус, гордо поднявшись.

– Ты же общаешься с Ярошем?

– Общаюсь, и что? Только с ним и только по делу, и он тоже делами недоволен, по голосу слышу. Не переживайте, ваша милость, ничего лишнего я ему не говорю.

– Я не об этом, – махнул я рукой. – Слушай, а ты с самого начала всё это знал?

– Что? А, про лавийцев и Нугара? Нет, конечно, храни вас Спаситель! Как я был рад, что у баронства появился хозяин! А когда строительство началось и помощь жителям пошла, то был просто счастлив. Всё изменилось после нападения. Я стал думать и вспоминать. Так родилась сказка, – Семус криво ухмыльнулся, – которая, к сожалению, сказкой не является.

– Не переживай, старик, отобьёмся! Ты мне веришь? – Я посмотрел управляющему прямо в глаза.

– Верю. – У него на душе явно полегчало.

– Вот что ещё хотел у тебя узнать. Если граф так к нам относится, то не перейти ли нам к лавийцам? Подожди, не возмущайся. Раз Нугар нас кинул, то и мы ему ничем не обязаны, а крестьянам, как мне кажется, без разницы, под кем жить, а от войны отмажемся. Я не прав?

Семус поморщился от моих словечек и ответил:

– Нет. Вы порядки лавийцев не знаете. Казнокрадство и взяточничество кругом! И чиновники творят что хотят. У нас, по сравнению с ними, царство справедливости. – Старик скривился. – Потом, не всё так просто: нельзя разорвать один вассалитет и тут же принять другой. Должен пройти минимум год для утрясания, так сказать, разногласий. То есть отбиться от бывшего сюзерена, если сил хватит.

– И в конце концов, вы – маг и юридически не являетесь владетелем в полном смысле. Этот вопрос вне вашей компетенции.

– А как тогда быть? Чисто теоретически я понял, что этот вариант не прокатит.

– Ох, ну и словечки у вас! – высказал наконец старик своё отношение к моей речи. – Теоретически надо отдать всю полноту власти родственнику… – Но вспомнил, что никого у меня нет, и сразу поправился: – Или любому другому человеку, не магу. Это происходит при свидетельстве служителя. И всё. А тот пусть делает что хочет. Только так.

– А ты сейчас не можешь?

– Нет, я здесь как бы представитель графской власти. Если передадите мне баронство, смогу. Теоретически, – подмигнул он мне.

– Спасибо. Ты очень мне помог, очень. А почему «сказка»? Ты же можешь высказываться нормально и очень даже грамотно.

– Не знаю, ваша милость, само на ум пришло, – хитро ответил мой управляющий. Точнее, политрук.

Действительно, всё встало на свои места. Теперь никакие дурные сомнения не будут меня отвлекать. Остался один невыясненный вопрос: сами лавийцы додумались воевать или кто надоумил? Но теперь это без разницы.

Лиона недолго томилась в своей комнате. Через день после застолья по поводу нашей встречи Хуго подготовил торжественную утреннюю молитву. Реклама была грандиозная, и народу в храм набилось как сельдей в бочке. Служитель подходил ко мне, сомневался, но понимал – это его звёздный час. Теперь пан или пропал. Я даже удивился этой его авантюрной жилке – вот это честолюбие! Поди примеряет епископскую мантию. А что, мне только плюс, и мы с ним прекрасно это понимали.

Витар подвёл безучастную мать поближе к алтарю. Все опустились на одно колено, и Хуго открыл торжественную, долгую молитву. Я привычно увидел отлетающую от людей энергию, которая никак мне не подчинялась – пробовал, и, наконец, с рук служителя сорвалось «покрывало». Всё происходило штатно, кроме поведения Лионы. Когда благодать стала обтекать её, она вздрогнула и взвизгнула. Люди в гробовой тишине ожидающе посмотрели на неё. Хуго мгновенно вспотел. Спустя долгие томительные мгновения графиня шумно, со стоном выдохнула и произнесла:

– Сынок! – и рухнула в объятия Витара.

Зал взревел!

– Слава Спасителю! – воскликнул Хуго, перекрывая шум хорошо поставленным голосом.

– Слава, слава! – понеслось со всех сторон.

Мы, стихийники, с трудом пробились через толпу, уводя «исцелённую».

– Как ты, мама, – спросил Витар, когда мы остались одни, – так натурально вскрикнула!

– Что-то странное происходило на этом служении, – задумчиво ответила Лиона. – Я видела странные дымки от людей, а в конце службы – пелену из рук священника. Она касалась всех, и лица людей преображались, начинали светиться радостью, а когда она задела меня, мне стало неприятно, словно что-то липкое, противное коснулось. Я и невольно вскрикнула.

– Лиона, какая ты наблюдательная! – восхитилась Агна. – Я никогда ничего такого не видела, а благодать… что ж, видимо, я давно не была в храме. Но ты не чёрная, нет, те от благодати горят… – Агна ни капли не сомневаясь в собственных словах.

Остальные задумчиво промолчали, в том числе и я.

– Лиона, ты точно видела то, что рассказала? – уточнил Агнар.

– Разумеется! Я не слепая.

– А ты, Егор? – Он резко повернулся ко мне.

Я смутился.

– Всегда такое вижу, правда, благодать меня тоже радует, как и всех.

– И ты молчал? – обиделся Агнар. – Мы что тебе, не друзья?

– Что ты такое говоришь! – Теперь обиделся я. – Что, у нас других забот нет, чтоб ещё и с этими непонятками разбираться?! Ну их, этих богов, всех вместе взятых!

– Ты прав и не прав, – вступил Рон. – Богов действительно – ну их, а рассказать следовало. Вас с Лионой связывает одно – ваши души некоторое время отсутствовали в этом мире.

– Это сейчас ясно, а что бы вы сказали раньше, до слов Лионы?

– Не знаю, – пожал плечами Рон, – наверное, то же.

– Благодать становится видной всем, когда ею осеняются некоторые служители или монахи, благословленные на борьбу с чернокнижниками. А до этого я нигде не читал, чтобы можно было видеть нечто подобное, – задумчиво сказал Агнар.

– Ну! И что толку с того, если б я раньше рассказал?!

– Доверие, дорогой, доверие, – грустно произнесла Лиза.

Я буквально взвыл! Хочешь как лучше, а получается как всегда – незабвенный афоризм.

– Хорошо, слушайте. Ещё я вижу души чернокнижников, когда они покидают тело, а здесь, в этом кинжале, хранится душа одного из них, Барт’хата Крохтура, она втянулась в рукоять, когда я убивал его, – выпалил я на одном дыхании. – Довольны? Или вам ещё тайны подавай? – Я развернулся и пошёл к себе в кабинет, бросив с порога: – Благодать меня по-прежнему радует, так что чёрным я не стал.

– А почему мне противно? – услышал я недовольный голос Лионы, когда захлопывал дверь в гостиную.

Без стука, не в сердцах. Я уже успокоился и уходил по инерции, из принципа.

До обеда я принимал посетителей, а на трапезу спустился в столовую. Там собралась вся наша команда без посторонних. Сначала за столом висело виноватое молчание, и я по-садистски наслаждался. Но вскоре не выдержал: прыснул от смеха и сразу расхохотался. Друзья удивлённо переглянулись, но сперва один, потом второй и, наконец, все вместе уже весело смеялись. Особенно заливалась Лиза, до слёз. Буквально минуту назад она чувствовала себя предательницей, хотела бежать ко мне вымаливать прощение. Много чего накрутила, а тут… Сволочь он всё-таки. Любимый.

Первым опомнился Рон:

– А мы думали, ты серьёзно обиделся.

– Было бы на что! Да и сам виноват, проехали. Выяснили, что с тобой? – обратился я к Лионе.

– Эти мудрые учёные, – она покосилась на сидящего рядом Агнара, – предполагают, что я посвящена другому богу. Скорее всего. Ничего они не знают, эти учёные.

– Я не теолог! – возмутился Агнар. – Если бы Егор не подтвердил твои слова, то я до сих пор считал бы твоё путешествие плодом больного воображения, а выходит, что действительно часть твоей души где-то была. Ещё раз повторю, я в этом не специалист. Это Егор у нас по другим мирам ходил.

– Увольте! – Я шутливо поднял руки. – Беру самоотвод.

– А я ведь начала забывать те полёты, – грустно заметила графиня, – в памяти остаются только чувства. Радостные, – добавила мечтательно. – Но больше ни-ни! Никуда, – закончила твёрдо и принялась есть.

В столовой, да и в других помещениях автоматически включался «полог молчания», когда мы собирались вместе и без посторонних. Поэтому хоть выкрикивай самые страшные тайны – никто не услышит, кроме нас самих. Агнар постарался. Он сильно прогрессирует и как теоретик магии, и как практик-артефактор, да и по другим специальностям не отстаёт. К моей помощи прибегает всё реже, я в основном ему идеи подкидываю и общую схему решения. Дальше он сам. Иногда идёт своим путём, более «гладким», и решение от этого только выигрывает.

Ярчайший пример – «отражение». Моя идея насчёт индукции плюс виртуальная аура – и в общих чертах принцип был готов. Дошли до обсуждения технологии, и встряло – моя схема очень сложная. Тогда Агнар – вот дотошный – провёл серию длительных экспериментов – и готово открытие: обратная индукция. Всё, схема сглаживается, а дальше дело техники. Опять агнаровской.

Или ещё моя идея – штамповка амулетов. Надоело всем по очереди ходить в лабораторию, чтобы тупо всаживать готовые плетения в заготовки. Снова за основу была взята виртуальная аура и метод индукции. Делается «пресс» с накопителями нужных стихий, вставляется необходимый артефакт – и готово, только подставляй заготовки. Так нет же, гладко было на бумаге, да забыли про овраги – не переносится, и всё тут! Я и так крутился, и эдак, пока Агнар не подсказал:

– Полярность в руне передачи поменяй, там поток в противоположную сторону завихряется и отталкивает, а должен сливаться.

– Не мешай, Агнар, девочки сто раз пересчитывали, всё правильно! Если такой умный, сделай сам!

Он и сделал, утёр мне нос. Гордый был как не знаю кто. Оказывается, мы с девочками не учли той самой обратной индукции. Знать – знали, но как-то пропустили мимо ушей. Не своё – оно и есть не своё. Девочки потом долго чувствовали себя виноватыми. Я тоже досадовал.

Со штамповкой дело пошло гораздо веселей. Подкладывать заготовки – это вам не вглядываться в каждую. Хоть болтать можно, ничего не опасаясь, не говоря уже о скорости процесса. Правда, отбраковка была высокой, чай, не ручная работа, но всё-таки склад почти забили. И рациями, и военной продукцией. На небольшую армию хватит. А теперь Агнар готовит штамп для амулета защиты от демонской магии, и заготовки к ним натаскали – «пуговицы» на складе нашли. И до поры до времени спрятать готовые артефакты есть где. Надо же, демонами пахнут! Поубивал бы!

Мне с трудом удалось уговорить Хуго не хвастаться своим успехом по радио, и ведущим запретил распространяться.

– Земля слухами полнится, а слухи обрастают подробностями. Так до вашего начальства быстрее дойдёт. К тому же скромность украшает, а хвастовство – грех. Посмею посоветовать: в своём отчёте укажите это событие вскользь. Кому надо – поймут.

– Эх, господин барон, если бы вы знали, как я устал от завистников! Они только и ищут, где меня больнее ущипнуть. Но Спаситель видит, кто его истинный почитатель, тому и отпускает благодать без меры. – Служитель сиял, как начищенный самовар. – У многих настоятелей душевнобольные излечивались? Единицы! Вы правы, пусть об этом узнают окольными путями из людской молвы. Тогда епископ сам, без моей подсказки, вспомнит о нашем баронстве, о чуде, не побоюсь этого слова, которое произошло, и он… – на его лице мелькнула досада, – соберёт совет окрестных епископов. Владение без главы церкви – не дело.

– А тут вы со своей неоспоримой святостью, брат настоятель. – Я поклонился ему.

– Да, Спаситель не допустит несправедливости, вы правы. Но со святостью немного преувеличили, брат барон.

– Нисколько!

– Это ваше личное мнение. Не скрою, приятное для меня. Только от лавийцев отбейтесь, – внезапно переменил он тему. – Я буду усердно молиться за вашу победу.

– Непременно! Спаситель не допустит несправедливости.

Переживает, чёрт, что епископства лишится. Ого, он себя уже епископом считает! Богатое воображение у дяди, спасибо, Фиона.

«Ты что, мысли прочитала?»

«Посмотри, у него на лице всё написано, и эмоции соответствующие».

«Жаль».

Сожаление осталось без ответа.

– Витар, к тебе Валет подходил?

– Конечно! Расспрашивал историю нашего спасения для баллады. Это после выздоровления матери было. Я рассказал, как мы условились: про разбойников и всё такое. Он пообещал написать потрясающую вещь. Я посоветовал ему к маме подойти, он согласился и сказал, что завтра вечером непременно поговорит. Это вчера было, так что сегодня за ужином подойдёт, он должен с выступления из Цитруса вернуться. Интересно, что он там напоёт?

О чём пел Валет, мы с Роном слушали в кабинете. Ждали долго и дождались:

– Бард вызывает Старика.

Сразу ответ:

– Старик слушает.

Знакомый голос шелмиусского следователя слышался сквозь треск помех, заметно плавал. Скорее угадывался.

– Докладываю: вернулись три дня назад на свежих конях: барон, шелтонец и графиня. Графиня была явно не в себе, но буквально вчера утром она вылечилась!

– Не говорите чепухи.

– Слово чести! Это было в местном храме на утренней службе, её специально провели для излечения, и такая мощная благодать сошла, какой я ни разу не чувствовал. Графиня вскрикнула и узнала сына. Я бы сам ни за что не поверил, если бы не видел всё собственными глазами! Теперь она вполне здоровая женщина, с обычной аурой.

Мы с Роном переглянулись. Ни фига себе, Валет минимум видящий! Хорошо, что мы привыкли к маскировке, а Лионе надо будет ещё раз напомнить.

– Об этом позже. Как остальные двое, что рассказывают?

– Оба здоровы. Мне удалось поговорить с ними – искусно лгут, мне явно не доверяют.

– Вас не раскрыли?

– Ни в чём не уверен, но барон со мной сейчас более обходительный, чем перед отъездом. С ним в принципе ни в чём нельзя быть уверенным.

– Демоны, с меня начальство не слезает, вынь да положь! Задание остаётся прежним, и это не моё решение.

– Да я почти раскрыт, чувствую! Если они нас уже не слушают. Я же объяснял вам все недостатки такой связи.

– Знаю, но выхода у нас нет, придётся надеяться на Спасителя, что не нашли наш канал. Ну и словечко! Следующая связь по второму варианту.

– Если я смогу, – усмехнулся Валет. – Вы можете передать привет жене и дочери? Ради Спасителя!

– Вы же знаете, это была не моя идея! Нет у меня к ним доступа, но сделаю всё, что в моих силах, – очень проникновенно ответил Терус. – Я бы вас отозвал ещё тогда, когда не удался захват, не дураки же они, но… альтернативы нет, приходится рисковать. Тем более, по вашим словам, весь замок знал об отъезде, и вы ничуть не больше… К войне готовятся? – Терус после паузы затронул другую тему.

– Готовятся. Крестьянских детей в отряды понабирали, я вам рассказывал. С приездом барона ничего не изменилось. Магическая поддержка мощная будет, это да, такие амулеты – закачаешься! И все уверены, что отобьются, вот что поразительно!

– Я не военный, не мне судить, но победа лавийцев – ваш последний шанс. Чем быстрее хозяева прибегут к нам, тем счастливее всё для вас закончится.

– Вы знаете, о ком я переживаю! – резко ответил Валет.

– Не нервничайте, вам ещё выступать предстоит.

– Конец связи, не стоит так откровенничать в эти амулеты.

– Повторяю: следующая – по второму варианту. Удачи вам, бард!..

– Чего это Терус так разоткровенничался в рацию? – задумчиво произнёс я.

Рон развалился на стуле и по привычке барабанил пальцами по столу. Значит, думает.

– Он ничего не теряет: слушают – хорошо, нет – ещё лучше. А Валет, оказывается, за страх работает, не только за совесть, – ответил мне друг, – и он тоже знает, что разговор могут подслушать…

– Нас ждут в Шелтоне, и я, кажется, понял, кто лавийцам подсказывал. Ну, Твердь, вот сволочь! – возмутился я. – И плюнь ты на эти многоходовки!

– Ты как вчера родился, – фыркнул в ответ Рон. – Его можно понять: он на границе, и мы ему нужнее. А что такое многоходовка?

– Понять?! Понять можно любого, но методы… Попросил бы прямо!

– И ты бы всё бросил и пошёл? А методы… вполне обычные для политики. Это лично для меня и тебя они неприемлемы. Кстати, ты сейчас барон, и если бы встал такой выбор, то как бы поступил? – И сам же ответил: – Можешь не отвечать, знаю, что не так.

– Вот и нечего спрашивать – каждый на своём месте. А многоходовка – это… ох, как объяснить-то… – Я встал в тупик. В Эгноре была похожая на шахматы игра с фигурами, называлась варг – от названия столицы империи, но её правил я не знал. – Короче, когда заранее просчитывают несколько вариантов действия и своих, и противника.

– Комбинации, что ли?

– Верно.

– Вечно ты заумь несёшь, говори проще. Ладно, что делать будем?

– То же, что и раньше, план составлен. Ты мне сроки дай, численность и направления!

– Будут, будут, напали на одну ниточку из местных, надеюсь, выведет…

Она и вывела. Через три дня.

Резидентом оказался один из посадских портных. Я удивился этому факту: раз у нас в посаде поселились портные, значит, есть спрос на их продукцию. Прям настоящий город! На глазах вырос.

Шпион сплёл у нас целую сеть из подмастерий и прислуги, а один агент входил даже в наше ополчение. Через него и вышли на портного.

Завербован ополченец был классически. Не хватило денег расплатиться за платье будущей невесте, и портной вошёл в положение, дал отсрочку и даже в кабак пригласил обмыть обнову. Слово за слово, и парнишка соглашается принести показать свой табельный «арбалет» с «огненными стрелами». Конечно, это строжайше запрещено, но что только не сделаешь для хорошего человека, которому обязан! Тем более спор произошёл: не верит штатский, и всё тут, хвастуном называет. «На гражданке» ополченец служил конюхом, и далеко не военным, но в душе давно считал себя настоящим воином.

Смешной этот портной. Солидный дядя, а любопытный и добрый, как ребёнок. Принёс воин оружие, показал. А портной возьми и забери его в залог. Никакие мольбы не помогали, а возвращаться надо с амулетом, без него никак! Снова уговорился мастер. Правда, расписку взял, которую ополченец подмахнул не глядя. Убежал радостным, пообещав заплатить в срок.

А завтра сам портной в конюшню наведался и бумагу показывал, а там… сотрудничество с Лавией. Далее шантаж, вознаграждение – и готов агент. Почти месяц работал. Выболтал всё, что знал и о чём слышал, все амулеты, к которым имел доступ, описал, про тактику, которой учат, рассказал и за всё это щедро получал. На деньгах и прокололся. Роновские ребята обратили внимание на внезапно разбогатевшего конюха. Устроили негласную проверку и практически сразу посадили «под колпак» – очень уж любопытные доходы и странное поведение. Через неделю взяли портного – следили за тайником. Личных встреч шпионы давно не проводили, старались шифроваться. Хорошо, что у всей группы захвата – трёх крепких парней – имелись «ловчие сети», с третьей попытки удалось его вырубить. Очень ловок оказался шельмец, сам двоих покалечил. Учиться нам ещё и учиться!

Резидента поместили в подвале, в нашем единственном «каземате». Приковали и, на всякий случай, надели «браслетик». Теперь он был усилен до блокировки астрала.

Впрочем, задержанный не был магом, это мы с Роном сразу определили. Максимум – видящий, их от простых людей отличить практически невозможно, на чём мы чуть не прокололись с Валетом.

На первый допрос мы явились вдвоём.

– Буди, – сказал я Рону. – Обрати внимание, у него печать клятвы.

– Так сними.

– Сейчас скопирую… – Я коснулся рукой головы шпиона и отошёл. – Буди. Я рядом постою, послушаю пока и печать потихоньку разматывать буду.

Рон ухмыльнулся:

– Как знаешь.

И разбудил задержанного. Пока тот тряс головой и осматривал мутными глазами камеру, Рон пнул его по коленной чашечке. Портной взвыл. Глаза его наполнились осмысленным страданием.

– Как собирался передать сведения, когда, где? Отвечать!

– Это ошибка, господин комендант, – выдавил из себя резидент.

У Рона было несколько официальных должностей: комендант крепости, командующий «армией» и начальник тайной службы.

– Ага, ты гулял и случайно сунул руку в неприметную щель между сараями, и надо же, там оказался кошель с бумагами. Какое совпадение!

– Не так всё было! Меня попросили! – сквозь натуральные рыдания произнёс шпион. – Теперь меня повесят, да? И зачем я согласился?! – сказал с такой досадой, что мы с Роном переглянулись.

Если бы не показания ополченца, то этого солидного плачущего мужчину вполне можно было признать благонадёжным гражданином, раскаявшимся в неблаговидном поступке.

– Да? – полюбопытствовал Рон. – Интересно. Рассказывай, может, искупишь вину.

– Меня попросили, – успокоившись, заговорил резидент. – Сегодня на рынке подходят ко мне двое парней. Я их не знаю, Спасителем клянусь! И спрашивают, мол, хочешь заработать? А кто ж не хочет! У меня семья в Тавроне, это городок такой на пути в Волчок, а здесь я один с подмастерьем на заработках. У вас хорошие клиенты, спасибо, ваша милость, – поклонился мне портной. – Надо, говорят, забрать кошель с векселями, а нам в замок ходу нет. Я ещё тогда заподозрил, что дело нечисто, но… Демоны попутали, Спасителем клянусь! Целых пять золотых пообещали, где же тут устоишь! Вы их взяли? – спросил он с надеждой.

Мол, сейчас все выяснится, и его отпустят.

Он мог обмануть мага Жизни, но не Фиону. Куда ему до Валета, в оценке которого она всегда сильно сомневалась. Здесь диагноз однозначен – ложь. И страх – куда без него, и слабая надежда.

– Складно поёшь, – ответил ему Рон и мысленно спросил у меня:

«Что с печатью? Не хочу, чтобы он загнулся раньше времени».

«Работаю, печать мудрёная и всегда срабатывает при попытке размотать. Они все разные, я про печати, с чёрным нам, оказывается, повезло. Вскрою, не переживай, куда ты торопишься?»

«Смотри какой опытный, аура на ложь не прореагировала, боюсь, сам захочет уйти».

«А! Ну да, попробую ускорить».

– А чего же сам ко мне не подошёл, если подозревал? А те парни… они существуют? – Рон за подбородок подтянул его голову к себе и заставил смотреть в глаза.

– Были, господин комендант, Спаситель свидетель! Пошлите людей на рынок, вдруг они ещё там? А вам, – он замялся, испуганно-честно уставившись в лицо Рона, – я бы сам кошель принёс! Посмотрел бы, что там, и сразу к вам. А что там? Ой, извините, случайно вырвалось.

– Допустим. А зачем при задержании сопротивление оказал?

– Да откуда я знал, что это ваши ребята были? Думал, грабители! – Надежда в его душе словно расправила плечи.

В дверь постучали и сразу открыли. В камеру буквально влетел восторженный юноша:

– Нашли, господин барон! – И показал Рону разговорник. – У него дома под полом хитрый тайник, – кивнул в сторону задержанного, – там ещё деньги и бумаги были.

Резидент медленно выпрямился в полный рост и гордо заговорил:

– Глупые хромские свиньи, я презираю вас всей душой. Пусть меня не будет, но эти исконно лавийские земли станут снова нашими. Спасайтесь, как крысы с корабля! Это говорю вам я… – Ноги шпиона подкосились, и он медленно завалился на пол… в глубоком сне.

Я вовремя заметил резкую смену настроения и просто не дал договорить ему, усыпил. А юноша заработал от Рона разбитый нос и фингал.

– Ты совсем идиот? Нельзя секретные сведения при задержанном разглашать! А когда стучишься, приглашения надо ждать, ты же видел, что я занят!

– Вы же сами сказали, как что найдём – сразу к вам! – стал оправдываться молодой, вытирая рукавом кровь из носа.

– О Спаситель, когда же вы научитесь работать! – возопил Рон. – Сначала двоих покалечил этот, – кивнул на спящего, – Лизе лечить их пришлось, теперь ещё и… тьфу! Пошёл отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели!

– Ты чего это, без мордобоя нельзя? – спросил я, как только пацан выбежал.

– Быстрее дойдёт, – отмахнулся Рон. – Как скоро печать снимешь?

– Девочки работают, – пожал я плечами.

– Слушай, – сказал я спустя минуту, когда Фиона сообщила мне о возможности снятия печати, – в принципе всё, но… если он будет запираться, смотри какой злющий…

– Ничего, калёное железо всем языки развязывает. Подожди, ты что-то предложить хочешь? – Рон с интересом всмотрелся в моё задумчивое лицо.

– Есть мыслишка…

«Лиона, зайди в каземат. Это комната за обитой железом дверью в подвале. В ней ещё окошко зарешечённое есть, Витар знает. Мы с Роном ждём».

– Скоро Лиона с Витаром придут.

– Зачем? – удивился Рон и тут же понял мою идею: – Неужели ты думаешь, Лиона… А что, стоит проверить.

Вскоре явился Витар с матерью.

– Спит, что ли? – задал он риторический вопрос, взглянув на резидента.

– Обычный глубокий сон, – подтвердила Лиона. Для своего небольшого магического стажа она удивительно хорошо разбиралась в тонких оттенках ауры, особенно относящихся к психике человека. – Зачем я тебе понадобилась? – обратилась она ко мне.

– Этот человек – лавийский шпион. – Лиона кивнула. Она знала об этом. – Упёртый тип. Печать клятвы я снять могу, но будет ли он сотрудничать – большой вопрос. Твоя задача: разговорить или… прочитать мысли.

– Как? – удивилась Лиона.

– Понятия не имею! Положись на интуицию или договорись со своей стихией Разума, она у тебя самая развитая среди нас. Действуй. Смелее!

Женщина в сомнении покачала головой, подошла к спящему и села рядом с ним на корточки. Лавиец лежал на правом боку, свернувшись калачиком и подложив ладони под голову. Спокойно сопел. Ангелочек – не меньше!

Графиня положила руку на висок этого «ангелочка» и закрыла глаза. Минут пять ничего не происходило, зато потом… от её руки в голову спящему хлынул фиолетовый поток и мгновенно оплёл всё тело густой сетью. Фиолетовая часть ауры с головы резидента на минуту смешалась с аурой на руке Лионы и вернулась на место. Затем пропала сеть. Лиона убрала руку и попыталась подняться, но её зашатало. Мы поддержали. Аккуратно отвели её на лежанку. Лиона сразу уснула.

– Что это с ней? – высказал общее волнение Витар.

– Не видишь, что ли, спит.

– Надо будить, – сказал Рон.

– Может, пусть выспится? – засомневался сын.

– Нет, друг, этот сон навеян моим заклинанием, которым я шпиона усыпил. Посмотри, как схожи эти линии их аур. Так что надо будить.

Я легонько коснулся пальцами лба графини. Она открыла глаза и села.

– Странно… Уснула и не заметила как… – прошептала Лиона себе под нос.

– Мама, ты как? – взволнованно спросил Витар.

– Нормально, сынок, – отстранённо ответила она и задумалась.

Мы молчали. Портной продолжал спать на полу.

– Втравил ты меня в историю, Егор. Передо мной почти вся жизнь его промелькнула, еле остановила. Противно.

– Как всё происходило? – заинтересовался я.

– Нас последние месяцы интересуют, – добавил Рон.

Лиона вздохнула:

– Как – не могу сказать. Уговорила свою стихию, и она «показала» мне всю память. Ещё и фыркнула: «Смотри, снова с ума не сойди», – и была права. Хлынуло в меня всё: мысли, чувства, желания… Я закричала и ругнулась на Богиню, я свою «разумницу» Богиней назвала, она послушалась, остановила. Потом объяснила, что мне надо было в глаза смотреть и самой «слоями» – от недавних до давних воспоминаний идти, так легче и понятней.

– Вы с ней разговариваете? – удивился я.

– Когда она захочет – говорим. – Лиона пожала плечами, словно это было само собой разумеющимся. – Так вот, из последних воспоминаний… Чувства. Демоны с ними, с чувствами, слушайте главное: он полагает, что нападение начнётся пятнадцатого июня, силы – усиленный полк. Это примерно двести сабель конницы и пятьсот мечей пехоты. Откуда пойдут, точно не знает, но полагает, что хромские заставы на перевалах лавийцев пропустят. Его задача – организовать измену в замке или по крайней мере панику. Передал в Лавию численность наших сил, расположение обороны в замке, характеристики вооружения, сколько запасов провизии и сколько всего народу. В общем, всё, что узнал от агентов и лично. Агентов, кроме ополченца, шестеро: двое подмастерий и четверо женщин из прислуги. Их имена… – Лиона перечислила.

– Итак, господа, подвожу итог, – сказал я после общего молчания. – До начала войны осталось пять дней. Рон, пора начинать план «Б». Витар, ты знаешь, что делать в этом случае. Спасибо, Лиона, очень любопытно. Потом, в более спокойные времена, познакомишь меня со своей Богиней. – Я подмигнул женщине. – Пойдёмте отсюда.

– Подожди, – остановил Рон. – С этим что делать? – Он кивнул на шпиона.

– По законам военного времени – повесить. Агентов тоже.

– А если он благородный? Тогда голову надо рубить.

Лиона кивнула:

– Он виконт.

– А мы откуда знаем? Клятва на нём осталась, не захочет висеть – подохнет по собственному желанию. Так даже лучше – начальство узнает и поймёт, какой он герой и ничего не рассказал.

– Лиона, – задумчиво спросил Рон, – он станет петь под нашу дудку, сможешь заставить?

– Нет. А в душу к нему я больше не полезу, – её передёрнуло, – противно, да и не знаю, как это делать, и не хочу этому учиться. Тебе Витара мало, Рон?

Наш главный разведчик не смутился:

– Зачем же так?! Просто немножко поработать с желаниями, стремлениями, но пусть собой остаётся.

– Ещё раз говорю – нет. Да и не думаю, что это так просто и вообще возможно изменить взрослого человека и чтобы при этом он оставался самим собой! Не просто так при чёрном подчинении вся личность стирается. Это мы вместе с Богиней говорим.

– Жаль, – вздохнул Рон.

– Всё. Закончили рассуждения, работать, – прекратил я интересный разговор. – По коням!

(обратно)

Глава 10

Следующие дни пролетели незаметно.

Старосты деревень организовали подготовленную заранее эвакуацию. В этом нам сильно помогли «наши» купеческие дома, предоставившие временные убежища для людей и части скота. В деревнях осталось немного добровольцев следить за порядком, а все силы самообороны стянулись в замок.

Часть людей с посада разместилась в замке, другая ушла в Цитрус. Теперь у нас столпотворение, и ещё ждём подхода «купеческих обозов» с усиленной охраной. Итого у нас будет триста перевооружённых на более мощные амулеты оборонщиков и почти сотня конницы из наших наёмников плюс «купеческая охрана».

Двенадцатого июня мне с трудом удалось добиться разговора с полковником Ишваром. Он уклонялся под предлогом занятости. Валет лишь виновато пожимал плечами.

– Здравствуйте, господин полковник, спасибо, что нашли минутку свободного времени, чтобы поговорить со мной. – Я не удержался от шпильки.

– Здравствуйте, господин барон, и не говорите, столько проверок, учений! В штабе – как с цепи сорвались!

– Середина июня, и, по моим сведениям, лавийцы должны предпринять попытку пройти через вашу заставу.

– Знаю, мне Валет сообщал о пойманном шпионе, но точных данных у вас же нет?

– Эти сведения ещё весенние, и дата нападения – июнь, а сегодня двенадцатое.

– Мы внимательно следим, не переживайте, господин барон.

– То есть не пропустите?

– Сделаем всё, что в наших силах. Ой, демоны! Иглус зовёт, срочно. Что-то из штаба. Извините, барон, вынужден прервать связь, до свидания.

Прав был умерший от клятвы «портной» – пропустят их хромские заставы. Умирал, кстати, мучительно, с трудом прохрипев на виселичном эшафоте какое-то слово. Упал и задёргался в конвульсиях. Орал сквозь пену изо рта около минуты. Лучше бы дал себя повесить, подумал я тогда. А виселицы мы поставили в посаде рядом с рыночной площадью. Трупы убрали сразу после казни. Толпа молчала, некоторые рыдали, но большинство – веселились. Мне это не понравилось, поэтому и распорядился быстрее убрать всё. Рон тогда буркнул:

– Пусть бы повисели для устрашения.

Остальные стихийники поддержали меня. Неприятно смотреть на повешенных, особенно женщин. Здесь, по земным меркам, хоть и Средневековье, но «просвещённое». Всеобщая грамотность как-никак.

Агнар, ещё после «разбора полётов» нашей битвы с шелтонской стражей, занялся преобразованием «отражения» в защитное заклинание. Не обошлось без ругани в наш адрес за многочисленные стратегические и тактические ошибки, за переоценку собственных возможностей. Я помогал в преобразовании по мере наличия свободного времени. Другие тоже привлекались, особенно Лиона, но это чисто из личной симпатии нашего «ректора», которую давно заметили все, кроме Витара. Бедная Гиля! Теперь она вдвойне старалась угодить «своему» Агнару, а на Лиону косилась так, что… самое малое – графиня давно бы в гробу лежала, если бы Гиля умела убивать взглядом. Надеюсь, яд не подсыплет.

Сложность переноса «отражения» в личную защиту заключалась в обязательной необходимости материальной поверхности для «рисунка», да и во многих других тонкостях. Мы мозговали и так и эдак, но ничего лучше, чем нанести защиту на латы, не придумали. Но и это не выходило: «отражение» – замкнутый объём, а как сделаешь полностью замкнутые латы? Скафандр только. К тому же необходимо «вывернуть» отражающую сторону наружу. Сложно это, и с наскока такое дело не получится. Идею надо другую, подход к исполнению другой, короче, полностью новое плетение! В эту кампанию придётся довольствоваться «старыми».

Утром четырнадцатого лавийцы перешли заставы. Об этом нам сообщили разведчики из числа активных деревенских парней. Передали по рациям. Причём западный, наиболее удобный перевал перешли прямо сквозь крепость. Как не побоялись, что и саму крепость захватят, – ума не приложу, но обошлось. А вот восточную заставу, с «нашим» знакомым гарнизоном, обходили вдоль крепостной стены.

– Пора, – скомандовал я в разговорник, как только услышал о проходе лавийских войск. – Мы с Витаром – на разведку свободным сознанием. Рон, знаешь, что делать. План прежний.

Через минуту ко мне в кабинет зашёл Витар.

– Я на запад, ты на восток, – сразу сказал я. – Поехали.

Рон в своём кабинете говорил в рацию:

– Выезжайте, ребята, возле замка вас встретят. – Потом переключил канал: – Прунис, одного стражника – к комнате наблюдателя, немедленно.

Из Цитруса спустя буквально несколько минут резво выехали четыре «купеческих обоза» с почти сотней верховых охранников, а Рон направился в комнату Валета.

– Господин наблюдатель, – официально обратился он к Валету, едва тот распахнул дверь, – только что лавийские войска беспрепятственно прошли через зону ответственности вашего гарнизона. Это расценивается как прямое предательство, поэтому вы, как официальный представитель полка, арестованы. Прошу сдать оружие и все личные амулеты.

Виконт молча положил на кровать бинго, на котором наигрывал только что, снял с себя защитный амулет, взял в руку рацию со стола, шпагу в ножнах со стула и передал всё это Рону.

– Браслет снимите.

Валет снял его и тоже отдал коменданту.

– Надеюсь, инструмент мне позволите взять с собой?

– Сожалею, но нет.

Рон передал оружие и амулеты подошедшему наёмнику:

– Отнеси всё это добро в комендатуру, а вас, виконт, попрошу следовать за мной.

– Как всё официально, – покачал головой Валет и направился вслед за Роном в подвал. – Сколько мне здесь сидеть? – спросил он в каземате.

– До нашей победы.

– А если её не будет? – усмехнулся Валет.

– В таком случае вас освободят лавийцы.

– Послушайте, Рон, мы были почти друзьями, и поверьте, я желаю вам только добра. Мои командиры – скоты, но это не делает скотом меня. Вспомните обо мне, если вам придётся туго, я знаю, как вам помочь.

– Скажите сразу.

– Сейчас вы меня не послушаете, я это точно знаю, просто помните обо мне в трудную минуту. Вы знаете, где меня найти. – Он грустно улыбнулся. – Подожду вас здесь, так уж и быть.

– Я запомню, – серьёзно ответил Рон и закрыл камеру.

Я «пролетел» на юго-запад километров пятьдесят, когда увидел длинную извилистую колонну. Она растянулась на километр. В голове и хвосте – всадники, в центре – пехота и обоз со странными конструкциями на подводах. Шли быстрым маршем, и все буквально сверкали амулетами разных стихий.

В первую очередь я подсчитал магов – тринадцать! Мысленно присвистнул. Всадников – около ста пятидесяти и триста пехоты. Мля… Это только одна часть. Придут… если с такой скоростью, с учётом неровности дороги, с ночёвкой… через сутки. «Интересно, сколько у Витара?» – подумал, но полетел не назад, а в облёт своих владений. Больше войск не увидел. Только после этого вернулся.

Витар меня уже ждал.

– Ты, брат, заблудился? – заметил он шутливо.

– Ага, – согласился я. – Рассказывай.

– История долгая, – начал друг, – требующая обстоятельного обсуждения, и без вина здесь не обойтись…

– Короче!

– Какой ты неинтересный! Тогда слушай…

– Ты чего такой довольный? – перебил я, глядя на его довольную рожу. Как у кота, наевшегося сметаны. – Не знаешь, что я видел, и радуешься?

– Дело, Егор! Настоящее дело! Больше сотни всадников и триста пехоты! Магов – десять человек, и все, включая воинов, амулетами блестят, что алмазная россыпь! Повоюем!

– Ты так и не вырос, дружок. Вместе с «моими» выходит шестьсот пехотинцев и более двухсот пятидесяти конных плюс обоз с осадной машиной. Чему радоваться? Зови всех.

Через несколько минут в моём кабинете собрались все наши, включая Семуса и Пруниса. Я обрисовал обстановку.

– Высказывайтесь.

– Силы ненамного превышают предполагаемые. – Первым взял слово Прунис. – Осадные катапульты мы также ожидали, хотя я удивляюсь – на сколько времени они рассчитывают? Прекрасная у вас разведка, барон. Действуем по-прежнему, коррективы не требуются.

– Согласен, – произнёс Рон.

– Ваша милость, – обратился Семус, – народу в замке больше, чем мы рассчитывали, и в случае осады продовольствия хватит недели на две-три вместо месяца.

– Да, Егор, – присоединилась Агна, – и все люди нужные, особенно с учётом того, сколько на нас напало. Думали, будет меньше.

– Рон, – ответил я, – подумай над численностью внутреннего гарнизона и обслуги с учётом новых данных, остальных эвакуировать пока ещё можно.

– Сделаю.

– У других есть что сказать по существу? Тогда начинаем воевать. Все по местам!

Наша радиостанция тревожным голосом Рината непрерывно передавала сообщения о вторгшихся захватчиках и о бездействии хромских властей. Звучала соответствующая музыка. Я настропалил, вспомнив военную хронику. Назло Нугару и чтоб лавийцы поторопились, наверняка нашу волну слушают.

Во все детали плана была посвящена только наша пятёрка, и согласно ему Рон принял общее командование в замке, а мы – я, Витар, Агнар и Лиза – поскакали «подводить» лавийцев к месту генерального сражения.

В начале Циртусского тракта разделились: мы с Лизой отправились на юго-запад по почти заброшенной дороге в местечко Тогур, а Витар с Агнаром – по удобной дороге на восток, к валетовскому гарнизону.

В местечке Тогур от некогда большой деревни осталось несколько безымянных хуторов. Удобный перевал из Лавии раньше был перекрыт, но жители разбежались от безденежья. Теперь там свободно прошли лавийские войска.

– Пора, – сказал я ближе к вечеру, и мы свернули в неприметный перелесок, порядком устав от быстрой скачки.

– Отдохнём, перекусим – и за работу.

– Ага, – коротко ответила уставшая Лиза и завалилась на мягкую травку, подложив руку под голову. Я невольно обратил внимание на коротко сверкнувший золотой браслет, который я позволил ей «украсть».

Дело в том, что воровское прошлое моей ненаглядной давало о себе знать: она изредка… подворовывала. Не как клептоманка – что плохо лежит, а, наоборот, хорошо спрятанное. А потом она «случайно» находила пропажу и возвращала хозяевам или на место. При этом делала такое честное лицо, что хозяева благодарили за «подарок», даже если точно помнили, когда и куда прятали эту вещь.

«Что с неё взять – магиня молодая, неопытная, колдует напропалую и где попало, вот вещи и пропадают или находятся», – ходили про неё упорные слухи. Иногда особо смелые обращались с просьбами найти пропажу, за что Лиза бралась с удовольствием. Бывало, и находила.

Браслет я забирал с мыслью подарить Лизе, но потом передумал. Пусть лучше «украдёт», а то подумает невесть что. Мелькнул им в нашей спальне и положил в свою шкатулку с бумагами. Шкатулка из древних, со встроенным плетением, уже вскрытым ранее Лизой и подстроенным Фионой под мою ауру. То есть открыть могу только я. А если не я, то мне придёт сообщение о вскрытии, и заклинание сломается. Восстановить его даже Лиза не сможет. Я так думаю. По крайней мере за короткий срок.

– Что это ты там прячешь? – спросила Лиза.

– Да так, безделицу одну нашёл у чёрного, тебе неинтересно.

– Очень даже интересно, покажи.

– Лизонька, дорогая, говорю же: неинтересно, значит, так и есть! Не для тебя. Всё, давай спать.

Полночи она изводила меня расспросами, подсматривала свободным сознанием, но я держался стойко. Сколько усилий стоило не расхохотаться! Терпел. Мне было любопытно.

Наутро проверил – браслет на месте. Я вытащил его из шкатулки и не поленился в Руинах, в нашем «офисе», подняться этажом выше и спрятать его в кабинете за каменной полкой. Очень мне стало интересно: найдёт ли и за сколько. Загадал для себя неделю. Каково же было моё удивление, когда буквально через два дня Лиза демонстративно появилась на ужине в этом браслете. Женщины ахнули. Да и мужчины обратили внимание, а Витара я предупредил заранее, чтоб не раскололся раньше времени.

– Чей это браслет и почему от меня его прятал? – В спальне Лиза устроила мне форменный допрос.

– Какой браслет, этот, что ли? А где ты его взяла? – очень честно переспросил я.

Обожаю её доводить!

– Что?! Ты дурочку из меня не делай! Я и так дура, раз с тобой связалась!

Дальше пошла шутливая весёлая возня с порванной подушкой. Спустя несколько минут я раскололся:

– Хорошо, хорошо, расскажу правду. Мне его принцесса подарила.

Веселье продолжилось.

Я, наверное, садист, но всему есть предел. Через полчаса мне стало жалко эту растрёпанную и злющую фурию с болью в глазах. Да и самому пришлось несладко. Наверное, я ещё и мазохист.

– Все, Лизочка, хватит! У чёрного я его забрал, честное слово! Витар подтвердит. – Не посмотрела на время, разбудила разговорником Витара. Ему поверила. – Прости меня, Лизок.

Обиделась. На полчаса. Зато какое примирение! И ещё я узнал, что кое-где есть обычай при обручении дарить друг другу браслеты. Хорошо, что не подарил…

Отдохнули и перекусили мы быстро.

– Повторяю задачу: раскидываем обманки на дороге и в том логу на протяжении… чем больше, тем лучше. Они рисковать не станут и свернут к тем перелескам, там дорога только чуть хуже и тоже к замку ведёт, но в «наше» место. Оно удобное, и, возможно, туда они изначально и направляются.

– Знаю я всё, пошли работать.

– Повторенье – мать ученья, ты, как учитель, должна это понимать.

– Мудрец ты наш! Пошли уж, стемнеет скоро.

– Нам темнота не помеха, а выспаться дома успеем. Соня.

Утреннее движение колонны внезапно остановилось, и к командующему экспедиционным корпусом, генералу, графу нор’Липке подскакал вестовой:

– Ваша светлость, авангард сообщает о многочисленных ловушках на дороге, движение колонны остановлено, что делать?

– Вижу, что остановлено, – проворчал командующий.

Он был совсем не в восторге от этой компании, но… приказ есть приказ. Как хорошо было при дворе! Женщины, веселье, а тут… Была бы ещё честь, а то – задрипанный замок и такой большой корпус. В особую магическую силу обитателей замка он ни капли не верил. С каким презрением смотрел генерал на ощетинившийся копьями и арбалетами гарнизон заставной крепости, когда проходил сквозь них! Ничего, на обратном пути и им достанется, лавийской станет застава. А в замке наверняка удастся рациями разжиться. Дорогущие амулеты и популярные стали невероятно! Сейчас вон на все окрестные земли трезвонят о нападении. Поторопиться надо, а то не выдержит Нугар. И вдруг такая досадная задержка!

– Главного мага, начальника разведки и начальника штаба ко мне!

– Уже, ваша светлость.

Собрался импровизированный совет.

– И что, ваше магичество, чем порадуете? – язвительно спросил генерал.

Главный маг был из ремесленников, и это всегда раздражало потомственного аристократа.

– Господин генерал, – маг относился к графу аналогично презрительно, – дорога перекрыта активным «зыбучим» заклинанием, двигаться по ней невозможно.

– Так снимите! Нам задержка ни к чему, слушаете радио?

– Слушаю, хорошая музыка. Снять, извините, не получится – большая протяжённость и сил потратим много, а здесь, извините, не место силы. Можно подождать день-полтора, само развеется.

– Вы слышали, что я сказал про задержку?

В ответ маг просто пожал плечами.

– Чем порадует разведка? – Граф с трудом спрятал презрительную усмешку и повернулся к разведчику.

– Ваша светлость, – разведчик быстро развернул карту, – есть более-менее удобная дорога к замку, свободная от ловушек, и воздушное наблюдение не выявило сил противника в том направлении – в корпусе имелся один сильный маг Жизни с «привязанным» орлом.

– А в других направлениях они были выявлены?

– Пока нет, господин командующий.

– Что сообщает полковник Гранде, у них было соприкосновение с противником?

– Никак нет, комесцы попрятались. Полк согласно плану прошёл через Бутово – деревня пустая. Заночевали и теперь направляются к месту встречи.

– Не нравятся мне эти прятки, – проворчал граф, разглядывая карту. – Мы выйдем сюда. Так это же намеченное место сбора! Полковник, – обратился он к начштаба, – командуйте сворачивать и передайте второму отряду, что мы немного задержимся, и сообщите наш новый маршрут. Использовать только астрал!

– Слушаюсь, ваша светлость, – ответил полковник ор’Буткос, начальник штаба экспедиционного корпуса. – Позвольте высказать предположение.

– Высказывайтесь.

– Нас словно заманивают на наше же намеченное ранее место. Смотрите: если бы мы двигались по дороге, то у нас была возможность выйти в три удобные для осады и штурма точки, а теперь только в одну. Подозрительно. И войск противника ни мы, ни второй отряд не встречаем. Заставляет задуматься о засаде в месте сбора.

– Какие войска, о чём вы, барон? Две сотни ополченцев и десяток наёмников? Они за стенами надеются отсидеться и дождаться, когда у хромовцев кончится терпение! Поэтому поторопимся, господа! Усильте разведку, майор, а вы усильте её магами. Это для вашего успокоения, полковник. Довольны? Вперёд, не задерживаемся.

Поле будущего генерального сражения было очень удобное для штурма замка. Двести метров от южной стены – чистое поле, пространство для манёвра с возможностью атаки в любую точку крепостной стены. Есть где развернуться коннице с перекрытием всех путей снабжения, и есть куда поставить осадные орудия. Наконец, с тыла – небольшой скальный массив, и собрать там большую засаду весьма проблематично. Мечта захватчика. Единственный минус – посад перед воротами. Не беда, можно сжечь. А можно и не сжигать – самим впоследствии пригодится.

Второй отряд первым появился на поле и сразу организовал осадный лагерь, окружив себя добротными повозками обоза и послав конные разъезды вокруг крепостной стены. Единственные наши ворота с подъёмным мостом были давно закрыты, посад пуст. Мы не тревожили лавийцев во время движения, и на «обманки» они не натыкались, сами шли по намеченному нами маршруту. Различные предложения о засадах и наскоках я отверг – пусть успокоятся. Обстреливать редкими световыми стрелами мы стали исключительно конные разъезды при их приближении к стенам или к посаду. Они и не наглели. Кричали что-то обидное, наши ополченцы отвечали тем же, и всё. Все ждали подхода основных сил.

Они не заставили себя ждать и подтянулись ближе к вечеру. Пока устраивали временный лагерь, к нам направили парламентёра в сопровождении двух всадников. Один из них держал лавийский штандарт с изображением льва. Я вышел на стену рядом с надвратными башнями. Над нашим донжоном гордо реял красный флаг с серпом и молотом.

Рон с Агиаром скривились, когда я предложил эту эмблему:

– Опять ты оригинальничаешь! Если сообщество «Стихия», то давай изобразим хотя бы огонь, солнце, воду…

– А мне нравится, – поддержала Лиза, – серпом и молотом врагам по… сами понимаете. Верно, Егор?

Остальные пожали плечами.

– Верно, Лизия, и мне о родине напоминает…

– «Барон Комесский, приказываю вам сдать замок законному владельцу герцогу Лавийскому. Вам и вашим родным будет гарантирована свобода и дана возможность покинуть замок в любом направлении. Иначе замок будет захвачен, а с вами поступят как с военнопленными. На размышление даётся два часа. Командующим экспедиционным корпусом граф нор’Липке», – прочитал ультиматум парламентёр.

– Передайте командующему, что я подумаю! – прокричал я.

– Ответ сообщите сами. В случае отрицательного ответа либо при игнорировании ультиматума замок будет атакован, – ответили парламентёры и удалились прямо по центральной улице посада.

– Их бы сейчас атаковать, пока они лагерь окончательно не разбили! – не выдержал Витар, прокричав это в разговорник.

– Успокойся, Витар, всё по плану, – ответил по разговорнику Рон. Он находился со «стражниками» обозов.

– Сколько раз тебе объяснять: поспешишь – демонов рассмешишь, – добавил Агнар тоже через разговорник. – У них может быть воздушная разведка. Видишь, сколько птиц летает, и один орёл очень подозрителен, посмотри на него свободным сознанием. Тоненькая ниточка силы Жизни, обрати внимание.

Я успокаивающе похлопал друга по плечу:

– Я сам ужасно волнуюсь.

И это чистая правда.

Через два часа противник принялся устанавливать катапульту. За это время как раз подготовили для неё площадку. Больше всего я переживал, пожгут они дома или нет? Не стали, но разведчики с магами проверили каждый. Под нашим обстрелом они проделали это на скорую руку, и двое при этом получили ранения «световыми стрелами». Хорошая у них оказалась защита.

– Не нравятся мне эти дома, – заявил на вечернем совещании полковник ор’Буткос. – Сжечь бы их, господин генерал.

– Зачем? Это теперь наша земля, будем рачительными хозяевами. Разведка их проверила. Так?

– Так точно, пустые. Но в подвалы не лазили.

– Маги непрерывно сканируют их – никаких аур и амулетов не замечено, воздушное наблюдение тоже ничего подозрительного не заметило, – вставил главный маг.

– А если маскировка?

– Ауры замаскировать можно, но артефакты? А что они стоят без магического оружия, без защиты. У наших солдат у всех амулеты, и не из слабых. Никогда ещё такого не видел.

– Всё равно, – продолжал гнуть свою линию начальник штаба, – завтра с утра штурм, и очень не хочется, чтоб во фланги ударили. Их словно специально для этого оставили и нас к этому месту подвели!

– Посадим в каждый дом по солдату, – нетерпеливо сказал командующий, – если вы считаете этого барончика таким умным. Вы довольны? Тоже мне, не сжёг посад! Думает, мы сами там расквартируемся у него под носом, чтобы нас пожечь.

– Размещать солдат во все дома не обязательно, вдоль центральной улицы – непременно. Их всего десять, – гнул свою линию начштаба.

Граф поморщился: «Какой он нудный! Навязали же. Графа Дорлиге любимчик, а он силу при дворе набрал, шелтонский откормыш». Вслух этого, разумеется, не сказал.

– Полковник Гранде, доложите по вашей части.

– Мои солдаты помогают устанавливать катапульту, и к утру она будет готова. Кавалерия – в разъездах вокруг замка.

Я гулял свободным сознанием по лагерю противника и в который раз жалел, что нельзя ничего услышать и прочитать. Но и без этого информации хватало. Катапульта быстро собиралась, снаряды ярко светились магией Земли, подготавливался перекидной мост через ров, и всё это так споро, что я невольно зауважал лавийцев – с выучкой у них всё в порядке, а судя по скорости подготовки, штурм намечался на завтра. Слава богу! Иначе как по центральной улице пройти большими силами к замковым воротам невозможно, а то я уже забеспокоился за своих ребят.

Утро началось необычно, с пения лавийских горнов. Громко, зараза! Вокруг катапульты суетился народ. Скоро проверим крепость наших стен и ворот. Волнительно.

– Рон, вы на месте?

– Да, ждём сигнал.

– Опасайтесь орлов.

– Знаю, замаскировались.

– Агнар, Лиза, потерпите ещё час-два, скоро начнут.

– Я смотрел.

– И я смотрела.

– Терпим.

– А куда деваться! Загнал жену демону в задницу, теперь не ем, не пью среди толпы мужиков.

– Разговорчики!

– Заткнулась.

Катапульту взвели и двое магов уложили в корзину массивный снаряд. На вид – гладко обтёсанный булыжник. Третий поправил направление выстрела, скомандовал расчёту, и те вытащили лишний груз из противовеса. Маг махнул рукой, и снаряд полетел по крутой дуге… Перелёт.

Камень упал в центре двора. Ни вспышки, ни грохота: стук от удара и землетрясение – по земле прошли волны. Неукреплённые крыши сараев подпрыгнули пару раз и легли на место. Часть балок провалились, и в воздух взметнулись пыль и крошки. Сейсмическая бомба, в натуре! Чисто на земной магии – жёлтым полыхнуло неслабо.

Люди не пострадали. Меткачи, твою мать! Так и хотелось сжечь требушет, но надо терпеть.

Второй выстрел – недолёт! Тряхануло посад, и, слава богу, только стёкла повылетали. Теперь должна быть «вилка». Держись, стена, долой ворота! Бабах! Прямо в надвратную башню. Она выдержала, но от волны «случайно» лопаются цепи, и подъёмный мост медленно, со скрипом падает, закрывая ров с водой. Остаётся только решётка. Всё, обратного хода нет.

Когда мост медленно опускался, в лагере ревели горны и стучали барабаны. В это же время по два лавийских солдата забежали в дома вдоль главной улицы, а через пять минут ровной колонной побежала пехота с водными магами впереди и огневиками в центре. За колонной выстраивалась кавалерия. А мы в это время пытались неточными фаерболами поджечь собственный мост.

– Лиза, Агнар, вам десять секунд, в домах по два солдата, – выпалил я. – Рон, атакуй! Витар, Прунис, готовность номер один!

Граф нор’Липке сидел на раскладном стуле за походным столом и пил утренний торф. Погода была прекрасная. Лёгкий свежий утренний ветерок, низкое ласковое солнце, приятная зелень, вкусный, ароматный торф – что ещё надо для счастья? Конкретно графу не хватало реальной победы. Мысленно он уже находился в столице в привычном придворном окружении. Придворные лизоблюды хвалили его, ужасно завидовали, и сам герцог поздравлял с победой. Вручил… Давно хотел одно прекрасное местечко, но не надо мечтать раньше времени, не дай Спаситель сглазить! Демоны, но ведь скоро уже! Куда денется этот паршивый замчишко, который замком назвать стыдно?! Возьму!

Настроили катапульту, прицел – выстрел. Клубы пыли из двора замка – перелёт. Второй выстрел – недолёт, только здания посада тряхнуло да стёкла посыпались. Третий – попали! Колыхнулась правая надвратная башня, но, как ни странно, осталась целой, зато дёрнулся подъёмный мост и стал медленно опускаться.

«Есть! Цепи лопнули!» – обрадовался командующий и привстал. Его вмешательства не требовалось, всё было чётко расписано, а уж чем-чем, а дисциплиной лавийская армия похвастаться могла по праву.

Зазвучал горн, раздались команды сотников, мгновенно собралась кавалерийская сотня, готовая ворваться в замок под прикрытием трёх сотен пехоты. Маги вскроют решётку, сотня солдат ворвётся и рассыплется вдоль стены, подавляя сопротивление, остальные помогут огнём снаружи, а всадники ворвутся вглубь. Сил более чем достаточно! А пока бегом, пехота! Кавалерия ждёт.

– Засада! – закричал главный маг. – Трубить отступление!

Поздно… Три сотни солдат с десятком магов бежали посередине широкой улицы с пустыми домами, а у них за спинами сотня всадников на нетерпеливо ржущих боевых конях. Все побыстрее хотели пересечь готовый сгореть от обстрела фаерболами подъёмный мост. Защитники пока мазали, но это ненадолго: непременно попадут, и неоднократно! Прикажете перекидной тогда тащить? Увольте.

Генерал никогда не видел шквального перекрёстного огня и теперь был просто шокирован. Спасибо Семусу, который, словно по наитию, распорядился застраивать посад в шахматном порядке. Чтобы дома не загораживали солнце, а больше – для красоты, чего греха таить. И теперь из окон придорожных домов сверкали яркие разноцветные вспышки, не боясь задеть противоположные здания. Им вторили вспышки защит пехотинцев, атакующие плетения их амулетов и заклинания магов. У командующего, не мага, заслезились глаза от слепящего света. Такого массивного применения боевой магии он ещё не видел. Крики раненых и умирающих солдат заглушили все звуки. Вспыхнул один дом, второй, третий, но, несмотря на огонь и дым, оттуда продолжали лететь смертоносные «стрелы» и фаерболы. Противно запахло палёным мясом, и… дисциплинированная лавийская армия побежала. То, что осталось от трёх сотен.

– Ваше сиятельство, кавалерия в тылу! – закричал личный телохранитель-маг, и два мастера меча встали рядом с графом.

– К-какая кавалерия?! Что происходит?!! – заорал ещё не отошедший от шока генерал.

Опрокинутая чашка с горячим торфом лежала на траве, и пролитый напиток всё еще продолжал парить.

Горнист играл отступление, но его, казалось, никто не слушал. В лагере все перемешались, кроме кавалеристов. Они успели развернуться и ринуться в атаку на ворвавшуюся в лагерь со стороны недалёких скал сотню всадников.

Пеших топтали и свои и чужие. Чужие не приняли честный бой, а расстреляли половину лавийской сотни своими проклятыми мощными и точными амулетами. Со второй половиной схлестнулись на саблях.

Конца избиения граф не досмотрел. Его, только-только отходящего от шока, насильно посадили на коня. Окончательно пришёл в себя только после окрика полковника ор’Буткоса:

– Господин генерал, у нас ещё полторы сотни всадников и больше десятка магов! И пехота далеко не вся разбита!

Рядом, уже в полукилометре от замка скакал почти весь командный состав.

– Вот и командуйте ими, выскочка! – почти фальцетом проорал граф и дал коню шпоры.

За ним последовали трое телохранителей и… главный маг экспедиции. Ему было крайне важно донести весть о необычайной магической мощи барона Комесского. Так он оправдывался перед собой.

– Трус, паркетный шаркун, – прошипел сквозь зубы новоявленный командир и закричал: – Горнист, командуй общий сбор, да погромче!

– Барон, вы собрались брать замок?! Вы сумасшедший?! – прокричал возбуждённый полковник Гранде, пока горнист тянул сигнал.

– Я собираюсь спасти остатки корпуса от позорного плена.

Вскоре на зов прискакали все кавалеристы, бывшие в дозорах, и конные маги, в том числе и жизнюк – наблюдатель с «привязанным» орлом, который спокойно парил в небесах.

– Как, демоны вас забери, вы прошляпили засаду конницы?! – спросил у него барон ор’Буткос.

– Понятия не имею! Видимо, ночью прошли в скалы, замаскировали ауры и укрылись кустарником. И лошадей ведь успокоили! Мой Черныш заметил их только перед атакой. Я заорал главному, но было поздно.

– Меня уверяли, что скрыть амулеты невозможно.

– Так и есть, если они не древние! Но по нам били из современных! Не знаю, как такое может быть! – Маг действительно ничего не понимал.

– Об этом после. Где противник?

– Орудуют в нашем лагере, – после секундной задержки ответил маг. – Требушет горит, наши солдаты сидят на земле. Похоже, пленённые. Хромцев… двадцать конных и пятьдесят пеших. Все обвешаны амулетами, а магов… всего двое, на конях! Совсем не сильные маги.

– Какого уровня заклинаниями они воюют?

– Третий уровень максимум, но накопители кажутся бесконечными! – ответил другой маг.

– Совсем не бесконечные! Я сам видел, как их солдат откидывал один «арбалет» и хватал с плеча другой, – заметил жизнюк. – Вот и сейчас, – после паузы продолжил он, – у охраны амулеты почти разряжены. Про магов судить не берусь.

– Ставлю задачу, – заговорил новоявленный командир, – внезапным налётом из левого распадка освобождаем пленных и уводим их в сторону гор. Через заставу нас теперь не пропустят. Поквитаемся с комесцами за убитых товарищей! Убивать всех! Маги и воины с хорошими амулетами – впереди. Галопом марш!

– Господин барон, – спросил во время скачки любопытный маг, – а разве не хромцы нас разбили? Мне показалась, это их кавалерия была.

– А штандарты видели? Сплошь красного цвета, как на донжоне Комеса.

– Полностью красные? – переспросил маг. – Как в сказках про эльфов.

Полковник не стал уточнять, кто это такие, он в детстве другие сказки слушал.

Поравнявшись с бывшим лагерем – распадок проходил метрах в ста от такого удобного для лагеря поля (чтоб демоны его разорвали!), – всадники замедлили ход, позволяя коням отдышаться.

– Докладывайте обстановку, – потребовал полковник у жизнюка.

– Не изменилась.

– Сотня, за мной! – скомандовал барон и первым выскочил наверх.

Навстречу более чем полутора сотням лавийских кавалеристов скакало менее двух десятков врагов, и они успевали защитить своих пехотинцев, которые уже подняли свои «арбалеты». Молодой командир десятков что-то крикнул солдатам, и те опустили оружие.

«Что они делают?» – мелькнула мысль у барона ор’Буткоса, а потом он удивился ещё больше. Всадники встали в одну шеренгу и вытянули вперёд короткие жезлы. Дальше думать стало некогда. Как только расстояние до противника сократилось до двух-трёх десятков метров, маги и кавалеристы, у кого были атакующие артефакты, открыли огонь по шеренге. В ответ с жезлов сорвался ветер ураганной силы. С ног сбило всех, кроме двух магов, у которых наготове были защиты по типу «стена» с упором в Землю. От переломов упавших спасли защитные амулеты, включившиеся при ударе. Впрочем, включились они не у всех. Барон спасся и даже особо не пострадал, он просто потерял сознание.

Полковник пришёл в себя в отменном самочувствии. Рывком сел и огляделся. Всё то же поле. Рядом сидят незадачливые кавалеристы, все – без оружия и амулетов. Отдельной группой – десять лавийских магов под усиленной охраной десятка наёмников с «арбалетами» на безопасном от них расстоянии. Остальных пленников охраняют явно ополченцы с такими же артефактами в руках. Никто не связан. Барон попытался встать, и тут же раздался окрик пожилого охранника:

– Сидеть!

Полковник криво ухмыльнулся, но послушался.

«Вот он, позорный плен!» – звенела в голове отупляющая мысль. Он не обратил внимания на вкусный запах, доносящийся от готовящейся «солдатской» каши, на осёдланных коней, на подводы с ранеными.

Раздался топот копыт, и к сидящим пленным подскакал молодой явно командир противника. Единственное, что его старило, – это седые виски и проседь в не по возрасту густой бороде.

– Солдаты, – заговорил он, – я барон Комесский. Сегодня вы проиграли, но не бросили в беде своих товарищей, и это достойно уважения. Я не буду брать вас в плен, и более того – верну всё оружие и лошадей, дам продовольствие и подводы для раненых. Езжайте домой. Это не потому, что я такой добрый или просто дурак! Вы все наверняка слышали о грядущей войне с чернокнижниками, и я точно знаю – это не слухи. Она будет. Месяца через два. Никому не удастся отсидеться, даже нам, далеко находящимся от Северных гор. Думайте и готовьтесь. Вы свободны.

Развернулся и был таков.

– Кто командир? – выкрикнул представительный наёмник.

– Я, – поднялся ошарашенный полковник.

– Принимайте командование. Ваше оружие вон в той куче, разбирайте. Продовольствие и раненые – на телегах, коней вы видите. Ваши пехотинцы топают сюда и скоро будут. Счастливо оставаться!

Еоворивший вскочил на подведённого к нему коня и собрался было уехать, но его остановил полковник:

– Постойте! Как ваше имя, солдат?

– Командир наёмников десятник Прунис.

– Полковник ор’Буткос, начальник штаба корпуса в этой кампании. Скажите, то, что говорил ваш барон, правда?

– До этого момента всё, что он говорил, сбывалось. Честь имею!

Прунис развернулся и ускакал.

(обратно)

Глава 11

Наши потери оказались сравнительно невелики – тридцать убитых оборонщиков из засадной сотни да двадцать роновских наёмников-кавалеристов. И куча раненых, уже почти излеченных. Не принявшие участие в войне ополченцы страшно завидовали восьмидесяти выжившим, а те ходили задрав носы. Герои!

Неожиданно ко мне подошел Рухис, он возглавлял десяток в одном из домов.

– Господин барон, разрешите обратиться!

– Обращайся, Рухис, что так официально?

– Хотелось бы поговорить кое о чём, у вас есть время?

– Давай поговорим. Присядем вон на той скамеечке. Я слушаю.

Рухис помялся и вымолвил:

– Вы считаете нашу победу честной?

– Ах, вот ты о чём! Странно, почему ты, а не кто-нибудь из благородных это спрашивает.

– Не знаю, – пожал плечами мечник и горько усмехнулся: – Я вроде как «исправился» от разбойного прошлого, и снова засада. Конечно, всё понимаю: военная хитрость, наших солдат меньше, и выучка у них… да что там говорить, почти нету. Хотя у моих уже немного получается, я их хорошо гонял. Построение, перестроения, плечо товарища, не боятся конницы, и вдруг оказалось, – Рухис волновался всё больше и под конец непривычно длинной для него речи вскочил, – что можно ничему не учиться! Давишь на кнопку — и всё! Победа! И никакой выучки не надо! Не надо изнурять себя тренировками, вставать ни свет ни заря! Нажал на кнопку — и готово!

Он даже покраснел от обиды. Серьёзно его задело! Главной была именно обида. Как у ребёнка, который строил замок в песочнице, душу в него вкладывал, а пришёл папа, наступил – и нет замка, даже не заметил. Не нужен он ему оказался. А так хотелось быть полезным, для него же старался! Странно было видеть такое детское чувство у большого, сильного, взрослого человека, бывшего разбойника и… неудобно. Иногда я ненавидел Фиону.

Я серьёзно задумался, мне многое показалось непонятным. Засада как засада – обычная воинская уловка. Пришлось за три дня перед нападением поработать в подвалах. Расширить, улучшить вентиляцию, укрепить, закрыть люки и перекрыть всё «отражением». Да ещё и привязать всем командирам засадных групп в домах по разговорнику. И сделать это за два дня, разумеется, с помощью магии. Так что даже пожар посада нам ничем не грозил. Только снизил бы внезапность, и потерь было бы больше – все солдаты лавийцев были вооружены «стреляющими» амулетами – не чета нашим, но всё же. Опять же атакующие амулеты не я придумал, так маги без всяких артефактов тысячи лет бьются, так в чём дело? Об этом и спросил мечника.

– Да вы что?! Собрать сотню магов вместе и заставить их стрелять в упор! Мне в страшном сне такое не снилось, а тут воочию увидел. Я и представить себе не мог, что так получится! Теперь вон ходят героями. Крестьяне, подмастерья и лавочники. А заслуг у них – вовремя выстрелить из палки.

– Ты же и сам стрелял!

– Но не считаю это доблестью! – И добавил тихим голосом: – Словно на большую дорогу вернулся.

– Слушай, кончай мне мозги полоскать! Как учил, так и учи дальше. Сколько было случаев отказа? А рассыпания амулетов сколько? Если бы вы по четыре штуки за раз с собой не взяли, неизвестно, что было бы. Ты думаешь, так всегда теперь воевать будем? Ошибаешься. Грядут ещё битвы с конными атаками и «честными», как ты считаешь, схватками. Или ты в отставку подать хочешь?

– Никак нет, господин барон! Разрешите идти? – Рухис встал по стойке «смирно».

Обида прошла, а стыд остался.

«Тяжело ему было среди налётчиков», – почему-то всплыло в голове.

– Идите, господин инструктор.

…Заседали мы чаще всего впятером, и идея засады в наших обсуждениях просто витала в воздухе. Многочисленные варианты партизанщины после долгих споров были отвергнуты – весомой гарантии победы нет, а затянется кампания непременно.

– Если бы я брал замок, – взял слово Рон, – то не затягивал бы с осадой, а старался взять штурмом. Несколько отвлекающих направлений, но главное – ворота с подъёмным мостом. Это наше слабое место. И ворваться внутрь через них легче, чем через пролом, и главное, быстрее.

– Посад мешает, – вставил Агнар.

– Ни капли! Смотри, какая широкая улица к воротам ведёт. Подбежать плотной колонной, перекинуть переправу через ров – и пожалуйста, ломай ворота.

– Мы же их перестреляем! – возразил я.

– В лоб? Плотный строй по восемь – десять воинов в шеренге? Там такую защиту соорудить можно! Пятым уровнем замучаешься пробивать.

– Прямо-таки и пятым?! Но ты прав, защиту очень мощную можно поставить, не надо растягивать на фланги, там дома защищать будут. – Я тяжело вздохнул. – Придётся сжечь посад.

– Вот бы нам самим из этих домов во фланги ударить!.. – мечтательно протянул Витар.

– Помечтай, – буркнул Рон.

– А что? – заговорила обычно молчавшая Лиза. – Я там запросто спрячусь и других могу скрыть.

– Скрыть! – Я чуть не подпрыгнул. – Агнар, у нас же «отражение» есть!

Так родился тот коварный замысел. Рон добавил сотню наёмников под видом охраны купцов и подготовил место в скалах с маскировкой кустами, а для амулетов – большой ящик с модулем блокировки. Мы с Витаром и стражниками остались на добивании.

Пытались доработать наши «арбалеты», больно ненадёжные они получались и быстро рассыпались от использования третьего уровня, но ничего не вышло – кварц есть кварц, поэтому просто решили сделать их побольше, так сказать, взять числом. От использования древних излучателей мы дружно отказались. Не время.

Разработали и другие варианты действия. Так что были, как говорится, во всеоружии. Не понадобились варианты, сработал первый.

Вечером после сражения гулял весь замок, за исключением дежурных стражников, которым сердобольные друзья всё же поднесли по чарке. А может, и не по одной. Были ли часовые пьяными, никто не заметил. Громко играла весёлая музыка, сыпались поздравления родным, и поминались погибшие.

Связываться с полковником Ишваром в день победы я не стал, и Валет ещё сидел, а я просто расслаблялся за праздничным столом в обществе родных мне людей. Хуго в их число не входил, но он говорил первым:

– Вознесём хвалу Спасителю! Он незримо был среди нас во время осады, он знает, на чьей стороне правда! А я, его скромный служитель, всё это время молился за нашу победу! Слава Спасителю!

Насчёт молитвы – правда.

– Слава! Слава Спасителю! – раздалась разноголосица.

– Выпьем, благословясь, за нашего главнокомандующего, барона ор’Комеса!

Все, в том числе и я, выпили с удовольствием. Кто вина, а кто и напитка покрепче. Сегодня царило изобилие: от местного самогона до дорогущего коньяка, который так же и назывался по названию одного южного графства – «Агранис». Вина самые дорогие и закуски самые изысканные – кухня постаралась. Лиона потом рассказала, что получилось не хуже, чем в столицах, а она бывала на приёмах.

– Господин барон, честное слово – не ожидал! – пьяно говорил Прунис. – Это было… что-то! Никогда такого не видел и чуть не ослеп от вспышек. Страшная получилась засада, не приведи Спаситель попасть в такую! Как они драпали! Ох, и намахался же я саблей, душу отвёл. Спасибо за сабли от меня и ребят, защиту крушили – как масло резали!

…Мы с Агнаром купили дорогую симбарскую саблю со встроенным плетением, которое просто скопировали. Немного улучшили и встроили в «простые» симбарские сабли и добавили в эфес немного рутиния. Пришлось помучиться – был у оружейников секрет: двойные точки привязки плетения к материалу, а иначе слетает заклинание, и ничего не сделаешь. Увидеть удвоение точек удалось только свободным сознанием.

– Вот мы и ещё одну монополию разрушили, – заметил тогда Агнар.

– А какая первая?

– Проверка ауры, забыл, что ли?

– Не-е, у нас совершенно другой принцип.

– И что? Важен сам факт!

По эффективности наши сабли не уступали оригинальным симбарским такого же класса – брали защиту ниже третьего уровня, но получились заметно экономичнее. Не древние, но очень даже ничего. Мы и проверку ауры в плетение воткнули. Подумали и убрали – мало ли что в бою произойдёт, вдруг товарищу понадобится, а противник и так вооружён. Это же армия, а не диверсанты. На спецназ наши наёмники не тянули…

– Спасибо, Прунис! Вы молодцы!

– Мы все были молодцы, господин барон!

Потом мной завладел подвыпивший Агнар:

– Ты был прав насчёт перекрёстного огня – эффективность огромная! Откуда знаешь?

– У меня на родине так часто воюют. Читал, иллюзии смотрел. У нас стрелковое оружие кругом, я рассказывал.

– Помню, но своими глазами увидеть – это нечто! Кстати, я рядом был и при массовом взаимодействии разностихийных заклинаний подметил одну интересную особенность. Потом расскажу, когда протрезвею. Сколько экспериментов предстоит!.. – протянул он любовно.

– А где Валет? – неожиданно спросила Лиона. – Так душевно поёт! Сейчас бы послушать.

За столом повисло неловкое молчание. Как-то забыли мы посвятить новую стихийницу в эту часть военной кампании.

– Видишь ли, мама, виконт ор’Валон служит в нашем замке наблюдателем от Хромского гарнизона.

– Я знаю, и что?

– Как только гарнизон свободно пропустил лавийские войска, которые он не должен был пропускать, то это стало расцениваться как предательство если не верховной власти графства, то гарнизона – точно. В связи с этим Валет был арестован и в данный момент находится в подвале, – отчеканил сын, как на докладе у начальства.

Чувствуется служба в государственной структуре.

– Так победа же! Пусть споёт нам что-нибудь. Замечательный бард.

– Это не его праздник, пусть сидит. Завтра я с ним сам поговорю и решу, что делать, – чётко произнёс я и уже мягче добавил: – Чего сидим? Вон радио надрывается, пошли танцевать!

– Пойдём, – сразу подлетела Лиза.

За нами потянулись остальные.

– Не страшно было в засаде? – спросил я Лизу за танцем.

– Вот ещё! Вонюче было. Сутки с девятью мужиками в одной комнате. Представил?

– Не позавидуешь, – согласился я.

Лиона в этот вечер была нарасхват. Смешно было видеть, как хмурился Агнар, когда она танцевала с другими. Один Витар был излишне задумчив. На мои прямые вопросы по этому поводу отшучивался.

– Влюбился он, разве не видишь? – мгновенно заключила Лиза. – И я знаю в кого. Вот скотина неблагодарная! Всё вы о принцессах мечтаете, кобели!

– Что поделаешь, – вздохнул я с сожалением, – такова мужская природа, а против неё не попрёшь…

– Ты на что это намекаешь?!

– Говорю, жалко мужика, пропадёт ни за грош.

Лиза после этих слов весь оставшийся вечер подозрительно на меня косилась.

Угомонились мы под утро, вместе со всеми обитателями замка.

К Валету я попал только после обеда, а до этого решал неотложные дела, связанные с восстановлением немногочисленных разрушений, захоронением погибших и возвращением эвакуированных жителей. Рон и Семус неоднократно докладывали мне о многочисленных требованиях Ишвара и Яроша поговорить со мной, но я отложил общение с ними на вечер. Сначала Валет.

В камеру я вошёл один. Стражник демонстративно остался за дверью, на секунду показавшись в комнате с пленником.

Валет встал с лежанки и спросил, подняв брови:

– Даже так? Так серьёзно, что мне готовиться к эшафоту?

– Здравствуйте, господин наблюдатель, – ответил я. – До эшафота пока далеко.

Валет усмехнулся:

– Зачем тогда этот официоз? Сам барон и охрана. Прочувствовать важность момента? Поверьте, я его и так прочувствовал, когда сидел здесь один. Победили? Искренне рад за вас и прошу прощения за поведение начальства.

– Охранник рассказал? – уточнил я.

– Не ругайте его сильно: когда он ужин приносил, то просто лучился радостью и с удовольствием разделил её со мной.

Я покачал головой:

– Учить их ещё и учить. Что поделаешь, служба молодая.

– Обижаться? Не на что. Вы удивительно гостеприимны, барон. Мы как, здесь будем говорить или всё же поднимемся? А то надоела мне эта шикарная обстановка за трое суток.

– Мне нравится ваша наглость, поэтому отвечу тем же. Свяжите меня с Твердем, и ваша миссия у нас счастливо закончится, а с Хромом разбирайтесь сами, из замка мы вас вышлем.

– Я знал, что всё закончится этим предложением, – не моргнув глазом ответил он. – Только не думал, что так скоро, и, представьте себе, предполагал, что вы обратитесь ко мне в горе, а не в радости. А из замка зачем высылать? Вы с Хромом воевать собрались? А это именно так будет выглядеть.

– Не переживайте за нас, подумайте лучше о себе. Сергун! – крикнул я, обернувшись к двери. Та мгновенно открылась, и в камеру заглянул охранник. – Отведи задержанного в его комнату и постой там возле двери до моего прихода. На втором этаже, знаешь? А вы, – я обратился к Валету, – будьте благоразумны.

– Непременно! А если там мне ещё и бинго вернут, буду совсем паинькой. Вас долго ждать, барон?

– Не успеете соскучиться, я с рацией приду. Веди его, Сергун.

Когда я подходил к комнате Валета, из неё раздавались звуки песни. Охранник и горничная стояли в коридоре и слушали, затаив дыхание. Песня в стиле шансон про нелёгкую арестантскую долю. По-моему, новая. Хорошо поёт, чёрт! Как говорится, «война – преходяща, искусство – вечно». Пусть творит… подальше от меня. Я вообще рацию в подвал принёс бы, но «антенны» и мощности не хватает, чтобы оттуда работать. Ничего не поделаешь, только из подвала-лаборатории были выведены «антенны» на длинных светляках.

– Хорошая песня. Заключение пошло вам на пользу, – сказал я, протягивая амулет.

– Я прекрасно обошёлся бы и без такого жизненного опыта, – ответил Валет, принимая рацию. – Время неурочное, поэтому гарантировать, что ответят, не могу.

– Не ответят – в урочное свяжемся, особой спешки нет.

– Моё дело предупредить.

Валет подстроил амулет на условленный канал. «Оказывается, он постоянно сбивал настройку, – подумал я, – молодец, и выдержка железная, Фиона всегда сомневалась в его эмоциях. Вот и сейчас ничего не понятно».

– Бард вызывает Старика, Бард вызывает Старика… – И так непрерывно в течение минуты. – Не отвечает, – развёл руками виконт.

– Вижу. Продолжайте.

«Рон, этот канал?»

«Да, на нём слушали».

Валет продолжил. После тяжёлого вздоха спустя полчаса я протянул руку за амулетом и спросил:

– Во сколько намечен сеанс связи?

– В восемь утра, – не моргнув глазом ответил шпион.

– Хорошо, приду утром.

«Мы его в обед слушали, Егор».

«А зачем ему врать?»

«Проверяет реакцию, ему интересно, на чём прокололся, а может, просто развлекается».

«И хрен с ним, пусть развлекается, приду утром. Всё равно встаю рано».

– Старик слушает, – внезапно раздался из амулета знакомый голос следователя сквозь треск помех.

Валет удивлённо посмотрел на меня:

– Вам демонически везёт, барон! – И заговорил в амулет: – Есть важные сведения для Жёсткого.

– Такие, что вы воспользовались ненадёжным каналом и в необычное время? Я совершенно случайно оказался рядом с амулетом. Слушаю. Если о разгроме лавийцев, то я об этом уже знаю.

– Барон требует связь с Жёстким. Я раскрыт, как и предполагал. – Валет хитро посмотрел на меня и подмигнул. Вот наглец!

– Во как! После победы? Передайте ему амулет, он наверняка рядом. Здравствуйте, барон.

– Здравствуйте, следователь.

– Узнали? Я рад. Теперь отправьте, пожалуйста, куда-нибудь Барда и другие лишние уши.

– Хорошо, секунду. Сергун! Отведите господина наблюдателя обратно.

Валет вновь удивлённо посмотрел на меня, потом усмехнулся и покачал головой:

– Бинго позволите взять?

Я согласно кивнул.

– Помните о своём обещании, Старик! – громко крикнул он в сторону амулета, уже поворачиваясь к выходу.

– Сделаю всё, чтосмогу! – прорвалось сквозь помехи.

– Судя по тому, как вы поступили с матерью Витара, ему не стоит на вас рассчитывать, – язвительно сказал я в рацию, как только агента увели.

– Да что вы понимаете в жизни, молодой человек! – нервно крикнул в ответ следователь.

– Достаточно, чтобы отличить дружбу от предательства.

– Вы не понимаете, что значит служить под началом Жёсткого! Он тебя насквозь видит, и попробуй ему соври! А тогда я и сам считал графа предателем!

Он оправдывался передо мной, как сынок перед строгим родителем. Пробрали его мои слова, видимо, давно накипело.

– Хватит, господин следователь, я вам не служитель, чтоб душу мне изливать. Поговорим при встрече, если она у нас состоится, а пока – к делу. Мне необходимо лично поговорить с магистром.

Ответ прозвучал с задержкой. Успокаивался старик.

– Я попробую это устроить в самое ближайшее время, – сказал он вполне спокойным голосом. – Могу сразу сказать, вы ему нужны в Шелмиусе в основном из-за амулетов, и особенно с буквой «3». Вы меня поняли?

– Не боитесь разгласить мне такую страшную тайну, особенно по радио? – не удержался я от шпильки.

– Нет, эти сведения вам позволено открыть, а радио… Риск оправдан. Все амулеты с этим каналом только в первой, маленькой партии нашей закупки. Или это неправда?

– Правда. Инструкция не врёт ни в одной букве. Я рад, что вы уверены в собственных людях.

– А как иначе работать, если своим не доверяешь?

Я еле сдержал на языке очередную колкость, хватит над стариком издеваться.

– Хорошо, тогда этот амулет я буду таскать с собой и включать… м-м-м… с девяти до одиннадцати утра и с восьми до десяти вечера. До связи, надеюсь, скорой.

– До связи, господин барон, и… спасибо, что дважды оставили меня в живых.

– Не за что. Конец связи.

Я быстро выключил амулет, а то следователь опять ещё о чувствах заговорит. Оно мне надо? Витару с Лионой решать, как с ним поступить впоследствии.

Теперь на очереди полковник. А ведь он никого не прислал, несмотря на молчание наблюдателя и моё уклонение от разговора. Опасается, однако зауважал.

«Рон, я к тебе, доставай рацию наблюдателя».

«Хочешь с Ишваром пообщаться? Давно пора. На Твердя вышел?»

«Он свяжется со мной, думаю, завтра».

«Подходи».

Комендатура находилась в одноэтажной пристройке к особняку рядом с казармами. Кабинет Рона напоминал мой, только бумаг значительно больше и все они лежали аккуратно разложенные по полочкам, в отличие от моего вечного рабочего беспорядка.

– Значит, уверен, что завтра сам на тебя выйдет?

– Если ничего экстраординарного у них не произойдёт. Терус мне открытым текстом сказал, что мы там нужны.

– Не приведи Спаситель! Побыстрее надо с ним уладить, а то не успокоится, ещё что придумает, покаверзней.

– Куда больше! Столько людей погибло!

– Не надо на него всех собак вешать, лавийцы давно на эти земли зарились.

– Опять защищаешь! Понимаю я всё, просто противно. Ладно, давай рацию. Она на их канал настроена?

– Полковник несколько раз по ней Валета и тебя вызывал. Я с ним общался, этот канал.

– И как у него настроение?

– Было истеричное, – усмехнулся Рон, – тебя требовал, аж слюной захлёбывался, арест Валета проглотил не поморщившись.

– Что ж, посмотрим, что сегодня скажет. – Я взял в руки амулет.

Тот находился в режиме приёма. Я добавил передачу и проговорил:

– Башня Комес вызывает гарнизон.

Через несколько секунд повторил, подмигнув удивлённому Рону.

– Гарнизон слушает, – ответил незнакомый молодой голос, – башня… Станция, что ли?

– Барон ор’Комес на проводе, мне нужно полковника Ишвара услышать.

– На каком проводе? – растерялся секретарь.

– Командира зови! И представляться надо, когда на вызов отвечаешь! Видишь, что канал из замка заработал, так что за глупые вопросы? Бегом за полковником!

– Я быстро, господин барон, мне велено сразу его к амулету звать, как вас услышу. Совсем вы меня запутали!

– Что за башню выдумал, прямо как наше радио, – спросил у меня Рон, пока секретарь бегал за начальством.

– Просто башня, с которой наблюдают. Донжон. Само с языка слетело, это из наших иллюзий фраза.

– А провод? – не успокоился друг.

– Есть у нас такие приборы, по проводам разговаривать можно. Потом объясню. – Я уже сообразил, что русское слово «провод» перевелось как «натянутая проволока», и прыснул, представив себя висящим на ней. – Это тоже расхожая фраза, не обращай внимания.

– Да я привык к твоим выражениям, – отмахнулся Рон.

– Здравствуйте, господин барон! – послышался голос Ишвара.

Он был уже явно навеселе.

– Здравствуйте, полковник.

– Как я сожалею о случившемся, вы бы знали! Представьте, опять в штабе напутали, говорили – учения, учения! Там правая рука не знает, что делает левая! Бюрократию развели.

– Ага, и лавийские флаги нацепили, так? И со стороны Лавии шли – странные учения!

– И не говорите, я тоже удивился, но приказ есть приказ, а я человек военный, – продолжал включать дурака полковник.

– Тогда я тоже проведу учения по высылке вашего представителя из замка и вовсю уже натренировался с его арестом. Вы как на это посмотрите?

– Вы в своём праве. Я сообщу в штаб и буду действовать по их приказу. Никакой самодеятельности, такое мне было распоряжение.

– Больше наблюдателей от вас я не приму, можете не присылать.

– И об этом сообщу командованию.

– Давайте начистоту, полковник, как вы сами расцениваете ваше поведение, как честный офицер?

В рацию долго слышалось сопение, а потом решительный голос полковника произнёс:

– Предательство! Плевал бы я на все приказы, если бы не выслуга, демоны бы её забрали! У меня семья, доходов других нет, а воровать не сподобился – не по интендантской части, знаете ли. Очень вам сочувствую и искренне рад вашей победе. Мы её славно отметили.

– Ценю вашу искренность, и знайте – я вам не враг. Ни вам, ни Хрому, что бы ни наговорили обо мне в «штабе».

– Я-то всегда был в этом уверен, господин барон, вы мне как друг! – И с явным любопытством полковник спросил: – Как вы их разбили, если не секрет? Слухи ходят самые невероятные!

– Какой секрет? Нет никакого секрета! Заманили в засаду и пожгли из амулетов. Всё остальное – вымысел. Да и не я всем командовал, а мой комендант, бывший охотник Гром.

Рон удивлённо уставился на меня.

– С которым вы приезжали? Передайте ему мои поздравления, очень талантливо.

– Непременно передам. До встречи, Ишвар, за дружеской попойкой, и никак иначе.

– Я тоже на это надеюсь. Плевать на начальство!

Я отключил амулет. «Кажется, это я от него уже слышал», – грустно вспомнилось мне.

– Ты что это на меня всё перекидываешь?

– Рон, пойми, мне и так внимания хватает, а теперь… – Я грустно вздохнул. – Тебе жалко, что ли?

– Да ну тебя, говори что хочешь, я на всё согласен.

Я с наслаждением потянулся. Устал сидеть.

– Ужин скоро?

– Через час примерно, а что?

– Может, винцом аппетит нагуляем? Ну его, этого Яроша, пусть ещё помаринуется.

– Давай!

Рон встал, подошёл к шкафу, открыл и достал с полки, не занятой папками, бутылку хорошего ангурского вина и два фужера.

– Пьянствуем на рабочем месте?

– Люблю хорошее вино и не считаю это зазорным, – не понял шутку Рон.

Мы разлили и стали наслаждаться, отпивая из бокалов небольшими глотками. Я, подражая гурманам, пытался насладиться ещё и запахом – не получалось. И ладно, хоть вкус различать научился.

Рон односложно отвечал на редкие вызовы по рации, а посетителей спроваживал. Они и сами ретировались, едва завидев меня в кабинете. И я тоже, изредка говоря по разговорнику, не рассусоливал. Даже отказался забежать на секунду к Агнару, чего раньше никогда не игнорировал. Одним словом – отдыхали. На ужин после этого отдыха пришли со зверским аппетитом, а я вдобавок ещё и поражённый новостью, что Рон женится. На Агне, разумеется, и, разумеется, это тайна. Пока.

– Не попил бы с другом вина, узнал бы последним, – посетовал я.

– Пережил бы, – успокоил меня Рон.

С утра я вызвал в свой кабинет Семуса:

– Давай, политрук, то есть политический руководитель, вызывай Яроша.

Старик неодобрительно покачал головой:

– Никак не могу привыкнуть к вашим словечкам, ваша милость. Сейчас. Он и вчера мне все уши прожужжал, вас требовал. Злился – ужас.

– И как ты оправдывался?

– А чего это я буду оправдываться? Занят барон, и всё, сам свяжется, когда освободится. Кто он мне теперь? Никто. Как и сам граф.

– Ты, как всегда, прав, но ссориться с ними мы не будем. Вызывай. Здравствуйте, граф, – ответил я на приветствие Яроша. – Как погода в столице?

– Спасибо, прекрасная, как и у вас. Вас можно поздравить с благополучным разрешением недоразумения с лавийцами?

– Недоразумения? Ах да, поздравляйте, но, право, этот пустяк не заслуживает внимания: всего-то неполные девять сотен, безделица. Решили прогуляться и не заметили заставы, мелочь, с кем не бывает. Вы мне лучше скажите, какая постановка была наиболее удачной в этом сезоне?

– Барон, барон, мне понятен ваш сарказм, но поверьте, это была досадная ошибка в нашем армейском командовании. Одному идиоту пришла в голову мысль устроить учения с использованием реальной лавийской символики, чтобы, так сказать, поднять дух в войсках с учётом настоящего противника. Вот и разослали на заставы предписания, что, мол, наши части скоро пройдут, а другие идиоты не обратили внимания, что идут они с другой стороны застав. Такое вот нелепое стечение обстоятельств. Все виновные уже достойно наказаны.

У меня так и вертелось на языке: «Я передам это родным погибших, они утешатся». И вообще хотелось обматерить Яроша вместе с графом, но сдержался. Погибших не вернёшь, а лишняя напряжённость с Нугаром мне не нужна – существующей более чем достаточно. Вряд ли он успокоится, но и в открытый конфликт не полезет. По крайней мере в ближайшее время. Как говорил незабвенный Иосиф Виссарионович, «На провокации не поддаваться!», вот и не будем поддаваться. Правда, на Земле дело кончилось плачевно, но у нас я надеялся этого избежать. Сохраним статус-кво.

– Прекрасная пьеса, граф! Ой, простите, это я не о вас, – я всё же не сдержался, – я по поводу старинного договора о запрете держать войска в Комесе. Мне кажется, он морально устарел, особенно в свете последних идиотов… Опять оговорился, хотел сказать – событий.

– Какое совпадение! Я буквально вчера имел беседу с его сиятельством, и представьте, у него точно такое же мнение по поводу договора! Устарел безнадёжно. Какие войска и сколько вам прислать?

Вот это наглость! Хитёр граф, ничего не скажешь.

– Не стоит. У меня уже подобрался гарнизон из числа сил самообороны и наёмников, я его просто легализую.

– Похвально, но от офицеров, инструкторов помощи оружием вы, я надеюсь, не откажетесь? Второй день ждут разрешения, все прямо рвутся к вам на службу.

– Боюсь путаницы, граф, у нас намечаются учения, и как бы чего не вышло. Дураков везде хватает, перепутают ваши штандарты с лавийскими, а потом разбирайся. Ну их. Спасибо за предложение, но мы сами справимся.

– Как хотите, барон, но мы думаем исключительно об общей безопасности.

– Понимаю и ещё раз благодарю. Со стороны Комеса граница с Лавией перекрыта надёжно, не беспокойтесь и не растрачивайте ресурсы графства. Отныне всё ложится на наши плечи.

– Что ж, я рад, что мы друг друга поняли. Ценю вашу сдержанность и дальновидность. Кстати, зачем вы отпустили пленных и что вы им наговорили о войне с Батвией?

– Каких пленных? Было несколько заблудившихся лавийских военных, я показал им дорогу домой, и всё. А насчёт чернокнижников… Об этом только ленивый сейчас не говорит, а я не ленивый.

– Бросьте! Вы знаете, что эти заблудившиеся военные прошли через Тогурскую заставу и чуть не захватили её?

– Впервые от вас слышу, расскажите!

Ярош усмехнулся, на секунду задумался и рассказал:

– Это случилось на следующий день после… недоразумения, вернее, в следующую ночь. В тот гарнизон уже пришло сообщение о недопустимой ошибке, которую они совершили, когда пропускали якобы наши войска, но они расслабились. Им тогда сдались в плен два человека: главный маг экспедиционного лавийского корпуса и сам командующий этим корпусом. Они рассказали о полном разгроме «заблудших военных» и попросили отправить их в Волчок, так как дома их якобы ждала расправа. Так вот, представьте. Ночь. Дозоры обычные и только с лавийской стороны. Все спят. Они там совсем распустились, развели пьянство, службу несли спустя рукава. Это я исключительно из доверия к вам разглашаю военную тайну.

– Польщён, продолжайте.

– Продолжаю. Небо ясное, звёзды так и сверкают. Месяц освещает всё как днём. Гарнизон мирно спит, только редкие дозорные иногда перекликаются, да собаки лают по своим собачьим делам. И вдруг как гром среди ясного неба! В центральные Хромские ворота, простите, Комесские, влетают всадники! И что там началось! Да, перед этим створки были сметены «воздушным молотом», а стража тихо вырезана. Конница пролетела всю крепость и порубила всех дозорных, кто пытался оказать им сопротивление, а следом за ней вбежала пехота и захватила все спящие казармы и арсенал. Маги, которые пытались оказать сопротивление, убиты, кто сдался – оглушены «ловчей сетью». Главное – они всё знали. Где кто располагается и сколько. Магов нейтрализовали в первую очередь. Это напоминает предательство, и сейчас ведётся следствие, но это уже моя кухня, вам неинтересная.

Я промолчал о талантливом жизнюке с привязанным орлом. Как объяснил мне Агнар, такие уникумы встречаются редко и их связь с животными длится всю жизнь, и через них они не только видят картинку, но и слышат, и обоняют, видят ауры и заклинания. У этого есть и отрицательная сторона – маг чувствует гибель подопечного буквально как собственную, но с этим приходится мириться. Разведка и диверсии с помощью зверей бывают незаменимыми. Примерно как в этом случае.

– Дальше настало утро. Командир гарнизона встретил его под арестом вместе со всем командным составом. Представляете себе их состояние? Подняли ночью, некоторые оказались пьяны. Отмечали, видите ли, неизвестно что. Их оглушали ударом по голове, связывали и кидали на площадь перед штабом. Утром к похмелью прибавилась ещё и эта головная боль. На площади выстроились лавийцы и их командир. Он назвался полковником ор’Буткосом и сказал речь… О чём бы вы думали? О дружбе и взаимопомощи в грядущей войне с чёрными! Это действительно как в дурной пьесе. Вскоре они ушли. Прихватили самое ценное в арсенале, дополнительные подводы и продовольствие – они везли много раненых. Забрали арестованных командира корпуса и главного мага, он в ошейнике был, и снова посадили их под арест, уже свой. Как они возмущались! Но это к делу не относится. Такая история.

– Как занимательно! Только получается, что не «чуть не взяли», а взяли, да обратно вернули. А вы наверняка пишете, признайтесь, граф.

– Вы правы в обоих случаях. Я пишу, но исключительно пьесы, я завзятый театрал. И что самое интересное, свидетели говорят, что лавийцев было больше шести сотен! Можете себе это представить? Откуда они взялись в таком количестве? Я думаю, что наши подследственные пытаются этим себя выгородить, или я не прав?

– Вы совершенно правы, более четырёх сотен здоровых воинов их быть никак не могло, даже меньше.

– Я тоже так думаю. Может, дадите официальные показания? Я пришлю следователя.

– Достаточно моего слова, граф, мне некогда.

– Совершенно достаточно, я не настаиваю. Понимаю вашу занятость. А как быть с Батвией? Эти слухи уже порядком надоели, а вы их ещё больше подогреваете. Вы стали модным в нашем обществе.

– Модным? Интересно сказали. И буду продолжать подогревать эти слухи по мере сил, я в этом совершенно уверен. Предваряя ваш вопрос, скажу так: мне было видение, и я ему полностью доверяю. Вам тоже не советую прятать голову в песок. Поверьте, нас война коснётся непременно, и если кое-кто собирается отсидеться в стороне – не выйдет, запомните это.

– Я запомню, но вопросы остались. Любопытное выражение: прятать голову в песок. Сами придумали?

– Читал, что есть такая птица – страус, так она при опасности зарывает в песок голову, мол, раз я не вижу, то и меня не видят, а сама она очень крупная, всей никак не зарыться. Что с неё взять, птица глупая…

– Понял вас и вспомнил, что видел этих птиц в чьём-то зверинце. Они большие и летать не умеют. Что ж, спасибо за информацию, за всякую.

– Не за что. С вами приятно общаться, если что, вызывайте через Семуса.

– До свидания, барон, непременно свяжусь с вами, и вы меня не забывайте. Меня, кстати, проще вызвать. Я по сравнению с вами просто бездельник.

– Не наговаривайте на себя. – Я решил не обращать внимания на шпильку. – До связи.

– До связи. Передавайте привет подруге.

– Передам.

Я отключился. Поморщился. Грубо резануло слово «подруга», а ведь он прав.

А молодцы лавийцы! Хоть они этих зарвавшихся хромцев наказали, даже на сердце полегчало. Теперь не мешкая надо всерьёз браться за вооружённые силы. Легализация сил самообороны – блеф. По большей части они не потянут на профессиональных военных, не говоря уже о нежелании большинства крестьян идти в солдаты. С этим я и направился к Рону.

– Подумай, друг, о численности нашей армии, составе, где набрать.

– Уже подумал. На постоянной основе мы потянем сотню всадников и две сотни пехоты, но держать их всех, кроме стражи, придётся вне замка. Внутри места не хватит. Плюс оборонщики на местах и ополчение в замке, они на собственных хлебах.

– Где набрать?

– Десяток Пруниса хоть завтра присягнёт, а остальных – через гильдию наёмников. Я давно кинул туда слухи, а после наших побед, думаю, от желающих отбоя не будет. По конкурсу набирать будем.

– Лично займись.

– Есть!

– Присмотрись к ополченцам и оборонщикам, может, кто дотянет до уровня наёмника, таких в первую очередь бери.

– Хорошо, – удивлённо произнёс Рон. – А к чему такие сложности? Проще нанять людей с условием присяги.

– Тебе что, понятие «Родина» не знакомо? Защита родной земли и так далее.

– Знакомо, конечно, но… ладно, я понял – политика. Воспитание, патриотизм и всё такое. Смотри, в Твердя не превратись, – пошутил Рон.

– Не боись. Твердь! С ним ещё общаться предстоит, и, скорее всего, сегодня вечером. Меня Ярош чуть в гроб не загнал своей дипломатией, а Твердь, наверное, добьёт окончательно.

– Прорвёмся. – Рон дружески хлопнул меня по плечу. – Расскажи про разговор с Ярошем.

Я рассказал. Рон тоже порадовался успеху лавийцев, совсем как я. Интересно, успехи побеждённых врагов у всех вызывают симпатию или только у нас с Роном?

Терус вышел на меня перед ужином.

– Добрый вечер, господин барон, сейчас с вами будет говорить магистр Твердь.

Надо же – прямым текстом! А то всё Жёсткий да Жёсткий. Можно подумать, трудно догадаться.

– Слушаю.

Вечером связь была гораздо качественней.

– Здравствуйте, Егор. Вы не против такого обращения?

– Здравствуйте, магистр. Не против.

– Зачем решили побеспокоить старика? У меня, знаете ли, дел полно.

Он что, решил, что я сам буду навязываться?

– Простите, что оторвал, поговорим в другой раз. До связи, магистр.

– Не горячитесь, молодой человек! Надо же, какой вы нервный! Вежливей надо быть со старшими.

– Когда эти старшие натравливают на тебя чужую армию – не до вежливости.

– Что это вы о себе возомнили, молодой человек! Вы намеренно меня оскорбляете? Так я могу и ответить! Осторожней в выражениях, мальчишка! – Далее продолжил спокойней: – Я понимаю ваше настроение, но не надо срывать злость на мне, я совершенно ни при чём, что бы вам ни наговорили мои недоброжелатели.

Ага, проглотил прямое обвинение! Что ж, продолжим повежливей, тем более я знать-то знаю, а доказательств нет.

– Действительно, я несколько несдержан – весь на нервах последние дни. Если бы вы знали, чего нам стоила эта победа!

– Понимаю вас и сочувствую. Я сам почти владетель, такой же, как и вы, но моё государство гораздо крупнее вашего, а значит, и ответственности больше. И расположена моя страна не так далеко от Северных гор, как ваша, и за спиной нет сеньора, и слухи ходят самые невероятные. Кстати, вы не знаете Анонима?

– Не знаком, но имя звучит солидно, так и тянет ему верить. А что?

– Ничего, – усмехнулся Твердь. – Так всё же что вы хотите предложить?

– Амулеты с большой скидкой.

– А как вы посмотрите на предложение поработать у меня в Шелмиусе?

– Меня и Комес устраивает. Я предлагаю вам скидку исключительно из-за расположения вашего графства, я очень серьёзно отношусь к слухам о грядущей войне и обеспокоен за судьбу всех наших хранимых Спасителем земель.

– Раз вы заговорили о Спасителе, то должны понимать, что существуют его помощники, у которых к вам есть вопросы…

– Допустим.

– В предстоящей войне я больше всего заинтересован в одном виде амулетов, с буквой «3», от которого несёт демонской магией. Только не говорите мне, что это произведение Древних!

– Да, это наша работа. Сколько вам нужно?

– Что? – возмутился Твердь. – Вы что о себе возомнили?! Вас же помощники съедят, едва обнаружат первую партию, а у меня вы сможете работать свободно!

– Не обнаружат, если никто им не сообщит. Я гарантирую, что при транспортировке они светиться не будут, от вас требуется только надёжное сопровождение.

– Вот даже как! От вас что ни день, то сюрприз. – Он задумался, и послышался лёгкий скрип сапог. – Я вам верю. Жаль, что не согласны работать у меня, мы бы с вами многое могли обсудить, поспорить. И с Агнаром. Повезло вам, что его встретили. Я всегда думал, что вы везунчик, и неоднократно в этом убеждался. А может, не только везунчик, но и гений? Я магистр и люблю науку, но вынужден заниматься безопасностью родины. Пообщаться бы с вами обоими.

– Так в чём проблема, приезжайте. Хоть телепортом через Волчок.

– Рад бы, да Совет Глав скоро по поводу Анонима. Я там буду с внуком. И ваш сеньор будет, и его епископ напросился, а они любили Совет игнорировать. Не знаете, почему в этот раз решили посетить?

– Откуда?! Но предполагаю, что из-за упорных слухов о войне.

– Ладно сам граф, но епископ… Это точно не связано с вами? Смотрите, моё предложение в силе, барон. – Последнее слово Твердь выделил.

– Я буду помнить, господин магистр. Так сколько вам надо амулетов?

Снова послышались шаги.

– Чем больше, тем лучше. А сколько вы можете предложить?

– Тысячу в течение двух месяцев – вот-вот должен заработать штамп для них.

– Сколько?! – Твердь явно обалдел.

Я повторил и добавил:

– По десять золотых дракончиков вас устроит?

– У вас там что, целая артель мастеров?

– Вы прекрасно знаете, что нас пятеро магов.

– Но не все же по стихиям подходят!

– Это наш небольшой секрет. Так будете брать?

– Разумеется! Это буквально даром! Я поражаюсь вам всё больше и больше, а казалось, что дальше некуда… Да… сообщество «Стихия» – не просто название… – задумчиво продолжил он после паузы. – Когда завершится война, мы встретимся с вами непременно. Если останемся живы, – закончил тихим голосом.

– Конечно, останемся! Тем более у вас телепорт есть.

– Я не покину свой народ. Как бы меня ни оговаривали враги, я не такой, – сказал он твёрдо и совсем без пафоса. – И благодарю, что оставили моих людей в живых во время попытки захвата. Я это оценил. Не откроете секрет, как вам удалось уйти?

– Присылайте сопровождение за первой партией примерно через неделю. – Я проигнорировал последний вопрос.

– Хм, пришлю, – усмехнулся Твердь. – Сколько вы передадите им амулетов?

– Точно не знаю. Штук сто – двести примерно и сверху, для прикрытия, несколько раций. И ещё атакующие амулеты. Посмотрите, оцените. Рации по сто, «арбалеты» – это стреляющие артефакты мы так зовём, увидите – поймёте, по двадцать золотых. Устроит?

– Не знаю, надо посмотреть. Куда переводить деньги?

– На счёт сообщества «Стихия».

– Устраивает. Я буду в это время в Грунде на Совете Глав, но оставлю распоряжение.

– Тогда ещё вопрос: надеюсь, прегрешения Витара и Лизии Грим забыты?

– А вы наглец! Забыты, даю слово. Насчёт вас с Роном ор’Галаром и Агной Римпис – неизвестно, это от меня не зависит. Всё, Егор, до связи. Этот амулет будет у Теруса, вся оперативная связь через него. Да! Что вы думаете делать с Валетом?

– Ничего, вышлю из замка, и всё. И это не обсуждается! Кстати, как дела у родных Валета, они не пострадают? И вообще… давно надо было просто поговорить, и не случилось бы… того, что случилось. – Я не удержался, высказал досаду.

– Молодой человек! – язвительно ответил магистр. – А вы бы стали со мной разговаривать до известных событий? Только честно.

– Скорей всего, нет, – признался я, – но только до того, как появился Аноним, а после – стал бы.

– А после было уже поздно, увы. – Он помолчал и усмехнулся: – Вот, значит, какого вы обо мне мнения… Ничего с родными Валета не случится, они мирно гостят в замке графа. Можете так и передать виконту. До связи.

– До связи.

Всё! С Твердем разобрался. Он оказался не совсем таким, каким я его представлял. Не полностью беспринципным, а скорее умным и прогрессивным… пожалуй, больше политиком, чем шефом органов безопасности и учёным. А что до порядочности – так наши земные политики не лучше, если не хуже.

Теперь дело за амулетами. Он единственный, кто может иметь наглость вооружить армию, пусть только часть, этими противодемоническими артефактами. Хоть там наши «пуговицы» с проклятым демонским излучением станут открыто востребованы, слава богу!

(обратно)

Глава 12

Следующие несколько дней нам всем пришлось по очереди работать в офисе за штампом амулета «защиты Разума». Первая партия давалась с трудом. Не хотела стихия Разума работать в виртуальной ауре, и всё тут! Пришлось повозиться всем вместе. Доработали, добавили слабое «разумное» плетение в вирт – и получилось.

Сказать легко, а нам это стоило трое суток астрального времени. Именно нам, мы впервые вместе работали в астрале, в моём домике хоббита. Шутку со мной-Гэндальфом оценили. Одна Лиона задумчиво покачала головой. Она же и предложила в конце концов верное решение: попросила свою Богиню разрешить плетению Разума поработать на пару с Жизнью в виртуальной ауре, и та согласилась! Как это оказалось просто! Не считая расчётов самого модуля, которые мои девочки проводили не покладая рук. В итоге у нас вышла неплохая виртуальная аура с расширенными возможностями и питающаяся эманациями Жизни и Разума, которых вокруг вполне достаточно. И никаких следов. Даже свободным сознанием аура разглядывалась с огромным трудом, и то если точно знаешь, что она есть, и если находится не в глубине материала.

Отбраковка всё равно была высокой. Выручало то, что древние «пуговицы» запросто выдерживали неоднократную перезапись. А то я начал волноваться, что погорячился, когда назвал тысячу штук, но с учётом повторной записи как раз и заказ за два месяца выполним, и себе наштампуем.

Случилась ещё одна приятная вещь после вмешательства Богини – мои девочки заговорили! Я был рад до безумия, причём в прямом значении этого слова. Когда куча голосов у тебя в голове, как это назвать? Правильно, шизофрения. Весёлая от беспрерывного гомона. Еле-еле удалось уговорить девочек, чтобы они между собой «мысленно» общались, «про себя», но, пока разбирались, как отделять слышимую мной речь от «мысленного» общения между собой, я сутки ходил сам не свой. Отвечал друзьям невпопад и чаще всего:

– А? Что?

– Да что с тобой, Егор?!

– А? Нормально. Еолуба, это не трогай! Это я не тебе…

Друзья всполошились. Лиза неоднократно консультировалась с Лионой (она стала непререкаемым авторитетом в области магии Разума) по поводу моего лечения, но всё разрешилось само собой. Еолоса замолчали. Ночью. Лиза, которая не смыкала глаз, пока я лежал в прострации, сразу заметила изменение состояния.

– Егорчик, ты как? – спросила тихо и неуверенно.

– Нормально, Лизочка, замолчали наконец-то.

– Стихии?

– Да… Откуда ты знаешь?

– Лиона подсказала, глупенький, – обняла меня Лиза и прошептала: – Давай спать, скоро утро-о. – На последнем слове она уже ровно сопела.

Я нежно погладил её по волосам и прошептал:

– Спать так спать, любимая. – Это произнёс ещё тише.

Впервые вслух – не дай бог услышит! Лиза продолжала безмятежно дрыхнуть.

Агнар не вылезал из офиса, изучал массивное взаимодействие разностихийных модулей. Там, в месте силы, делать это было значительно проще. С ним часто находилась Лиона и в одиночку занималась штамповкой защитных амулетов. Мы свободно вздохнули. Надоело за пять дней по три часа сидеть за штампом.

Сначала стирание старого плетения – в одной «ямке», затем внедрение нового заклинания – в другой «ямке», и всё это по несколько минут. После – сравнение с эталоном в третьей «ямке» и громкие ругательства от частого брака. Работа нудная и однообразная. Графиню, привыкшую к рукоделию, она вполне устраивала. Да и чего греха таить, отвечала на чувства Агнара (вот повезло мужику!) и хотела быть полезной. Она до сих пор чувствовала неудобство, что ей не досталось работы при обороне замка. Заодно и плетения тренировала, Агнар подсказывал.

В экспериментах намечался интересный эффект: усиление действия заклинания без «растекания» маны. Другими словами, можно совместить два атакующих модуля разных стихий в одном плетении, и они пробьют защиту гораздо большего уровня, чем имеют сами. За счёт точечное™ воздействия. Примером тому служат древние боевые артефакты. В них практически во все вложены сбалансированные разностихийные плетения.

Взять, например, обычную современную огненную стрелу. При взаимодействии с защитой она не «продавливает» её в одном месте, вернее, продавливает, но только малой частью своей силы, остальное «растекается» по плёнке из маны, которой покрыты все боевые заклинания – и защитные, и атакующие. От этого «размывания» силы избавятся будущие составные заклятья.

Результат должен получиться сногсшибательным. Мы на это очень надеялись. Когда – это уже другой вопрос, и Агнар очень рассчитывал успеть до начала войны. Не прекращал он работы и над «вывернутым отражением». Я, Лиза и Витар помогали ему по мере сил и времени.

У Рона появилось другое занятие: он вплотную занялся армией и мотался по разным гильдиям наёмников в разных странах. Через телепорты. Денег, в отличие от времени, у нас хватало. Заодно записывал точные координаты современных стационарных порталов на свой амулет управления. Побывал он и в Шелмиусе, и в Волчке, и в Бармиусе. С риском, что его попросят пройти сканирование ауры, пришлось мириться. Пока везло.

Через шесть дней после разговора с Твердем я связался с Терусом:

– Высылайте конвой за первой партией. Сто двадцать «пуговиц», десять раций, десять «арбалетов». Цены знаете, деньги – на счёт, чек сопровождающим.

– Сегодня же выедут телепортом.

– Даже так! Не экономно, но дело ваше. Советую не в Волчок, а в Смигул. Это Асмарский город, от нас он не намного дальше Волчка. Только не на юго-запад, а на юго-восток.

– Слышал о таком. – Терус помолчал и вкрадчиво спросил: – Барон, а что с Валетом?

– Он с вами разве не связался?

– Нет, – взволнованно ответил Терус.

– Четыре дня назад отправил его в часть. Лично рукой ему помахал.

– Ясно. Наверняка под арестом, о вас его пытают. Это я фигурально. Хотя… храни его Спаситель!

– Не везёт ему с тюрьмами, – усмехнулся я. – Конец связи.

Я вспомнил, как облегчённо расслабился Валет после моих слов, что с семьёй всё хорошо. Задумчиво заиграл красивую мелодию. А напоследок, уже сидя на коне, произнёс:

– Не держите на меня зла, барон. Вы все славные люди и немного наивные. На вашем месте я бы меня повесил.

– Я на своём тоже, – улыбнулся я. – Вам повезло… а может, не повезло, что Спаситель наградил вас большим талантом. Не растранжирьте его на шпионские игры. Пишите музыку и стихи. Записывайте всё не только на амулеты, но и обязательно на бумагу. Возможно, вы останетесь в веках, не то что мы. Искусство… оно навсегда.

– Странный вы человек, – покачал головой виконт. – Не льстите мне и не принижаете себя. Если кто и останется в веках, так это вы. Если мы все переживём грядущие события.

– А куда мы денемся!

Самому бы поверить в искренность этого уверения.

– Счастливо оставаться! – Он развернулся и поскакал. Через пару секунд обернулся и крикнул: – Спасибо!

Мы с Витаром заказали столярам несколько больших и маленьких деревянных ящиков с замками. Маленький легко помещался в большой, и ещё оставалось много места как раз под рации и «арбалеты». На маленькие ящики наложили блокирующие излучение модули из стихии Жизни и прикрепили внутри несколько граммов рутиния с маной Жизни. На двести «пуговиц» объёма точно хватит. Даже больше. Аккуратно отсчитали сто двадцать штук – влезло и место осталось. Так и было задумано. Остальные пятнадцать засыпали в другой маленький ящик. Закрыли крышки – никакого излучения. Шкатулку вокруг и сверху обложили завёрнутыми в холсты рациями и «арбалетами». Поклажа получилась совсем не тяжёлая, килограммов двадцать. В принципе можно и верхом, и за плечами перевозить. Но это не наша проблема.

В рации помимо стандартных шелтонских частот был добавлен и «закрытый» канал – частота, которая включалась нажатием переключателей каналов в особой последовательности. Своеобразный код. До шифрования самого сигнала дело не дошло.

Следующим вечером в ворота замка ворвалась четвёрка конных военных на загнанных лошадях. Стражникам они представились посланцами из Шелтона и были пропущены.

Я, Витар и Лизия срочно вышли во двор дома и встретились со спешившимися всадниками в единообразной дорожной одежде и кольчугах. Только оружие у каждого было оригинальное, заботливо ухоженное. Увидев одного, я остолбенел. Передо мной стоял Витар. Может, чуточку постарше и… погрубее и гораздо серьёзней. Трудно определить с первого взгляда, но первое впечатление, которое, говорят, самое верное, вышло такое.

– Вулар! Брат! – подскочил к нему Витар.

Вулар шагнул вперёд, и братья крепко обнялись.

– Господа, я барон ор’Комес. – Справившись с удивлением, я обратился к остальным. И они казались поражёнными. Для них встреча братьев тоже была сюрпризом. – Прошу в дом, пусть братья наговорятся.

Мы зашли в холл, оставив норТардусов во дворе.

– Разрешите представиться, господин барон: командир особой группы охраны лейтенант гвардии его светлости Дитрус, – доложился мне статный русоволосый мужчина средних лет. – Со мной сержант Виториус и рядовые Елован и Гардус.

– Очень приятно, господа. Лизия Грим, – чуть не сорвалось с языка «жена», – Гардус – младший во дворе. Дела позже. Сейчас попрошу помыться с дороги и поужинать. Братья к нам присоединятся. Гиля, проводи, пожалуйста, гостей.

Женщина попросила военных следовать за ней.

После того как у нас появилась Лиона, она сильно сдала. Похудела, в углах глаз сильней прорезались морщины, а во взгляде постоянно читалось отчаяние. Всякую предложенную помощь отвергала и от своей подруги Агны постепенно отдалилась. Лиза, после того как сама сталкивалась с Гилей, костерила меня, вернее, «всех бездушных мужиков» в моём лице, которым «исключительно принцесс да графинь подавай». А я ждал, когда Гиля запросится обратно в деревню. Пока не просилась, на что-то надеялась.

«Надо поговорить с Агнаром, пусть разберётся с женщинами, а то не дай бог!..» – в который раз подумалось мне, но я всегда забывал поговорить с ним на эту тему.

Ужин с редкими короткими тостами прошёл скромно. Братья с матерью присоединились к нам поздно, когда мы уже собрались расходиться. Мы не стали ради них оставаться, да и они в нас не нуждались. Агнар задерживался, что в последнее время случалось часто.

Перед уходом в две выделенные им комнаты лейтенант отдал мне банковский чек. Он представлял собой типографскую бумагу с написанной от руки суммой и именем получателя: «Сообщество „Стихия”». Заверено клерком и печатью с магической поддержкой.

– Две четыреста, всё верно?

– Да, лейтенант. Можно было отдать, когда груз заберёте.

– Мне бы быстрей от этой бюрократии избавиться, не люблю бумажки, просто ужас!

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Госпожа, и вам, – поклонился он Лизе.

– Спокойной ночи, лейтенант.

– Я более полугода считал тебя погибшим, – говорил Вулар.

Они втроем сидели в комнате Витара и никак не могли наговориться. Ужин давно прошёл, а родные всё не решались расстаться. Одни и те же речи повторялись и повторялись, и старший сын всё смотрел и смотрел на мать. Её выздоровление казалось таким невероятным, что просто не верилось. А душа пела. И молодой, смелый, крепкий мужчина-воин боялся спугнуть внезапное счастье. Вдруг это наваждение?

– Мне говорили, что ты пропал на задании и вдруг – украл мать. Обманывать меня нашим секретникам смысла не было. Я поверил. Конечно, я был уверен, что ты делаешь как лучше. По крайней мере, как сам считаешь лучшим, но предположить выздоровление… до сих пор в голове не укладывается! А ведь меня предупредили, когда сюда направляли, но я боялся поверить. Никому не рассказывал, не приведи Спаситель!

Лиона счастливо улыбалась.

Вулар бывал у неё не реже Витара. Он более сдержанный и часто просто сидел и молчал, с грустью глядя на мать. Потом поднимался, прощался и уходил. Витар же всегда разговаривал. Они были разными, но любила их мать одинаково.

Сейчас она была счастлива. Невольно сравнила своё состояние с блаженством «путешествия» и поморщилась. Сыновья сразу напряглись.

– Всё хорошо, дети. Так, вспомнилось кое-что. Ты не женился, сынок?

– Нет, матушка.

– А невеста у тебя есть?

– Нет. – Вулар смутился. – Не до этого мне. Учения за учениями, к войне готовимся.

– Тебе всегда будет не до того, сын, а мне, представь себе, хочется с внуками повозиться. Тебя это тоже касается, Витар, не хихикай.

– Матушка, ты такая молодая, зачем тебе так рано становиться бабушкой?!

– Вулар, не подлизывайся. Как вернёшься, немедленно начинай искать невесту, я проверю.

– Может, ты со мной, мама? Тогда непременно женюсь!

– Тебе такое задание от начальства было?

– Что ты, матушка! Как могла такое подумать?! Просто у нас же дом пустой, Нара места себе не находит. И ты, Витар, чего здесь забыл?

– О себе отвечу – мой дом здесь. Я маг и член сообщества «Стихия», и Твердь меня отпустил. Вопросы есть?

– Я тоже не поеду, Вулар. По Наре скучаю. Может, привезёшь её сюда в следующий раз? Деньги на телепорт Витар даст. Правда, Витар?

Он кивнул.

– А тебя что здесь держит, матушка? – Вулар нервно вскочил. – Вылечили – и спасибо! Или не отпускают?!

– Что ты! – Лиона ласково улыбнулась в ответ на вспышку сына. – Я здесь нужна. Одному человеку. И он мне… кажется. Я ни в чём ещё не уверена.

Оба сына удивлённо уставились на неё.

– А как же отец?.. – произнёс Витар.

Только сейчас он осознал очевидную для других вещь.

– Какой же ты по сути ребёнок, – мягко сказала мать. – Маг, воин один из лучших… – Вулар, услышав это, недоверчиво покосился на брата. – Тайный агент, а у себя под носом ничего не замечаешь. Отец… Я любила его и продолжаю любить до сих пор, но… Жизнь есть жизнь. Я и так долго носила траур, целых четыре года. Да, Вулар, я всё помню. Хватит. Думаю, ваш отец в садах Спасителя меня одобряет. Я чувствую. Вы верите мне? – спросила с затаённой надеждой.

Братья молчали. Первым опомнился Вулар. Прокашлялся и строго спросил:

– Кто этот человек?

Лиона улыбнулась в ответ на строгость вопроса:

– Очень хороший. Вдовец. Друг Витара и ректор сообщества «Стихия».

– Мама, как это всё неожиданно! У вас что, всё так серьёзно?! – опомнился Витар.

– Неожиданно это только для тебя, – ещё раз уколола сына Лиона. – Не знаю, насколько серьёзно. Если ты имеешь в виду моё замужество, то об этом речи пока нет.

Вулар облегчённо вздохнул:

– Хорошо, мама, оставайся, если хочешь. С Нарой я поговорю. Теперь я знаю, где вас искать, а напоследок… расскажите о войне с лавийцами. – Глаза старшего брата загорелись.

– И ты тоже нисколько не вырос, – прокомментировала мать.

– Хм. Ну, слушай…

Витар подробно, с лёгким художественным вымыслом рассказал о последних событиях.

В итоге, обсуждая подробности, вспоминая весёлые случаи из детства, просидели они далеко за полночь. Лиона в основном молчала. Она любовалась своими взрослыми и в то же время такими юными сыновьями.

Утром провожали конвой. Ящик закрепили на крупе вуларовской лошади. Вулар оказался самым лёгким.

– Лейтенант, вы что, с лошадьми через телепорт?

– Что вы, барон! – засмеялся Дитрус. – От нашего казначейства дождёшься! Секретники подсуетились, договорились с местным купцом. Коней мы обещали вернуть.

Во время этой реплики сержант Виториус хмуро смотрел на командира и недовольно качал головой.

– Удачи вам в пути, и будьте осторожны.

– Да пребудет с вами благодать Спасителя, – добавил Хуго, который после службы и завтрака тоже вышел на проводы.

– От денег ты отказался, так прими подарок. – Витар протянул брату древний меч. Разговорник, связанный с матерью, подарком не считался.

Они стояли в стороне от всех. Чуть подальше находился Агнар.

Вулар с восхищением осмотрел оружие и вдруг поморщился:

– Оно же не привязано!

– Момент! – сказал Витар. – Агнар, помоги привязать оружие брату. Вулар, вытащи меч из ножен. Так держать!

Две короткие вспышки Земли и Огня – и готово. Вспышки были видны только магам, а их в конвое не было. Мне это показалось странным, хотя… амулеты у всех очень даже ничего. От случайных разбойников отобьются, а более мощную засаду не привлекут. Кое-какая логика в этом была, но я бы всё же магов послал.

– Всё? – удивился Вулар.

– Более того, заклинание в нём включится по твоему желанию. Захотел повоевать – заработало, потренироваться – не включится. Очень удобно, – объяснил брату Витар.

– Жаль, не успели с тобой помахать шпагами, но в следующий раз не отвертишься! Воин – один из лучших! – Вулар не забыл слова матери.

– И не собираюсь! – улыбнулсяВитар. – Ты, главное, приезжай.

– По коням! – раздалась зычная команда.

– Я пошёл, мама, пора! – попрощался Вулар, обняв мать.

– Удачи тебе, сынок. Да пребудут с тобой все боги всех миров! – прошептала Лиона, и уже громче: – Возьми. Это не тебе, не хмурься. Отдашь чек Наре. Захочет – приедет. До встречи!

– До встречи! – Вулар хлопнул брата по плечу. – До встречи, берегите мать, – кивнул Агнару.

– До свидания! Не переживай за неё, она под надёжной защитой, – серьёзно ответил Агнар.

Спецотряд вскочил на коней, синхронно развернулся и поскакал по мосту.

А в это время в Грунде шло заседание Совета Глав Государств. Собственно главами были представлены только северные имперские владения: Асмар, Бармат, Шелтон, Хром, Лавия, Русток и другие герцогства и графства, примыкающие к обширным Северным горам. Самого влиятельного барона, нор’Фортуса, представителя Северного анклава «вольных баронств», тоже можно считать главой. Остальные страны ограничились своими представителями, а половина вообще никого не прислали.

Председательствовал, как всегда, Первый секретарь Собора епископов из Варгуса. Он и открыл это шумное заседание. Шумное потому, что небольшой зал дворянского собрания был полон. Главы прибыли с многочисленной свитой, представители с помощниками. Самым уважаемым делегатом являлся, без сомнения, магистр Твердь. Все знали, что именно он стоял за созывом внеочередного Совета, который собрался по инициативе графа Шелтонского Стила, его родного внука.

– Господа, прошу внимания! – раздался громкий голос председателя, усиленный специальным амулетом.

Делегации стояли в зале, разбившись на кучки по государствам. Перекидывались фразами, ходили туда-сюда, здоровались, смеялись, перешёптывались. После слов главного епископа шум постепенно стих.

Председатель, одетый в ярко-голубой балахон, сидел на возвышении за массивным дорогим столом. Перед ним стоял усиливающий голос артефакт, а в торце стола притулился секретарь, ведущий протокол заседания. Бумажный экземпляр являлся обязательным дополнением к записывающим звук амулетам. Рядом с председателем расположился невзрачный тип в сером балахоне и с кучей бумаг перед ним – референт Первого. В отдельном кресле на этом же возвышении сидел хозяин нынешнего Совета – король Асмара Старк. Если бы дело проходило как обычно, а не было внеочередным, то Совет проходил бы в Варгусе, и обслуживающего персонала было бы куда больше. Недаром в широких кругах знати всех стран давно и упорно ходили целые анекдоты о варгусской бюрократии.

– Мы собрались здесь по просьбе владетеля графства Шелтон, ему и предоставляется первое слово. Прошу вас, граф, – без лишних предисловий открыл заседание Первый секретарь.

Стил поднялся на трибуну. Обозначил поклоны королю и председателю, развернулся и заговорил. Его голос не усиливался, и в этом не было нужды: акустика зала оказалась великолепной.

– Государи и их представители! Я собрал вас здесь для того, чтобы выработать единую стратегию в свете предстоящей войны с Батвией.

В зале появился недовольный шепоток. Тема заседания была известна всем присутствующим: «Координация действий государств Спасителя при скором нападении чернокнижников», и всё равно утверждение графа Шелтонского о войне, как о неоспоримом факте, прозвучало неожиданно.

– Единые войска и единое командование…

Шепоток быстро перерос в громкий гул, и говорить дальше стало бесполезно.

– Попрошу тишины в зале, – раздался громовой голос председателя. – Государи и их помощники, дайте договорить уважаемому графу. Потом выскажется любой. Хоть с места, хоть с трибуны. Главное, по одному. Не уподобляйтесь черни, господа.

До мозгов собравшихся дошло именно последнее высказывание, и гул плавно стих.

– Ваше возмущение мне понятно, – продолжил Стил, – но у меня есть сведения, подтверждающие упорно циркулирующие во всех сословиях слухи. Их огласит начальник моей тайной стражи магистр Твердь.

Снова начавший подниматься шум мгновенно пропал. В абсолютной тишине на возвышение поднялся Твердь. Лёгкие поклоны королю – хозяину собрания и Первому секретарю, разворот и внимательное оглядывание зала.

Его голос громко ухнул в гробовой тишине. Особо нервные вздрогнули.

– Не буду утомлять уважаемое собрание описанием агентурной работы, оглашу результат: чернокнижники выступят в последней трети августа – начале сентября. Регулярных войск более ста тысяч, ополчение – раза в два больше и кочевые племена со стороны степи предположительно в тысяч пятьдесят сабель. Возможно, много больше, они до сих пор договариваются. Основные удары пойдут по самым удобным перевалам. Их четыре: два в вольных баронствах и по одному в графствах Витрогрин и Сагнор. Из степи кочевники пойдут на Русток, Шелтон и Бармат. В имперских землях чёрные разделятся. Часть поможет кочевникам, а основные силы ударят по Лавии и в обход гор, а может, через перевалы по Асмару. Дальше наши стратеги не просчитали. Надеюсь, Совету достаточно этой информации, чтоб выработать решение о едином командовании и объединении войск?

В зале стал нарастать разноголосый шум.

– Кто всё это может подтвердить? – раздался зычный голос барона нор’Фортуса. – Чёрные уже три года суетятся возле границы. С чего это вы решили, что именно этим летом они попрут? Время уж больно неподходящее, назад вернуться не успеют.

Здоровенный голубоглазый барон стоял скрестив руки и смело, с наглым вызовом смотрел на Твердя. Стоял один. Вокруг него, как вокруг прокажённого, образовалось пустое пространство.

– Вы в своём репертуаре, барон, – усмехнулся магистр, – как всегда, смелый и, как всегда, одинокий. Они не собираются возвращаться. Несколько слов об устройстве их государства. Во главе – царь, он же – Верховный жрец Неназываемого. Мысли о походе зрели у них давно. Ресурсов не хватает, и настоящих древних алтарей мало. Наподобие обнаруженного в Грундских руинах. Надеюсь, все об этом слышали? А в этом году прозвучал прямой приказ Неназываемого – атаковать земли Спасителя. Как прозвучал – в храме или демон какой передал – не знаю. Не всё мне ведомо, уважаемый барон, к сожалению, но приказ был. Последовала подготовка, и её результаты я вам рассказал. Ещё вопросы?

– Откуда вы всё это знаете? – не сдавался нор’Фортус.

– Я — глава тайной стражи Шелтона и магистр магии, этого не достаточно?

– Ловко у вас получается, господин магистр! – медленно проговорил барон, как бы рассуждая. – Значит, чёрные пойдут через перевалы в наших баронствах, так? Так. Стало быть, заставы надо укрепить, так? Так. А кем, позвольте узнать? Разумеется, наших сил не хватит, верно? Верно. Ау, кто желающий?! Правильно, соседи. Лавия, Грандан и Крайново. Вот уж кто ждёт не дождётся. Хитро!

Степенное собрание взорвалось, будто только и ждало этих слов. Выкрики с мест, оскорбления, свист. Совет сейчас ничем не отличался от обычной базарной свары, только мордобития не хватало. Хотя… похоже, это дело времени.

– Господа, – снова вмешался председатель, – вы ведёте себя как базарные торговцы, не поделившие выручку, – голос буквально сочился презрением, – вы всё-таки уподобились черни, благородные люди! – Он подождал, пока зал утихнет, и продолжил спокойнее: – Тема важная. Если то, что сказал нам уважаемый магистр, исполнится, нас ждут трудные времена. Мы, разумеется, отобьёмся, но какой ценой, это уже другой вопрос. Высказывайтесь по одному, уважаемые владетели или их представители.

– Я бы не был так уверен в конечной победе, господин Первый секретарь, – резко возразил председателю стоящий рядом с трибуной Стил. – Из южных государств почти никто не представлен, а о чём пойдёт речь на Совете, знали все. Мы рассылали тему созыва, утрясали сроки. Уже тогда с юга почти никто не ответил! Забыли, как когда-то была завоёвана империя!

Председатель поморщился:

– Не горячитесь, граф. Церковь делает всё, что может. Заметили, как резко сократилось число конфликтов между нашими странами за последние годы? Это, по воле Спасителя, наша заслуга. Помолчите, государи! Претензиями друг к другу займёмся в другое время. – Король Асмара в кресле хозяина удивлённо поднял брови и покосился на Нугара и делегацию лавийцев. Но промолчал, не стал перебивать Первого. – Не будем вдаваться в исторические экскурсы, но та орда была значительно больше, – продолжил председатель. – Сейчас мы обсуждаем другой вопрос: создавать ли объединённые силы, сколько и под чьим командованием. Со стороны церкви могу заверить, что помощь монахами и служителями с особой благодатью будет, как только первые чернокнижники попытаются перейти через границу.

– Брат Первый секретарь, дозвольте высказаться! – неожиданно заговорил епископ Хромский.

Все дружно уставились на него, единственного служителя среди делегатов.

– Говорите, брат Иглуний, а после Совета задержитесь ненадолго. Надеюсь, ваше выступление по теме? Тем, кто впервые видит этого достойного служителя Спасителя, сообщаю, что брат Иглуний – епископ графства Хром, он впервые присутствует на Совете.

– Я сам хотел попросить вас о личной встрече, а выступление самое что ни на есть по теме. – Басовито-звонкий голос привычного к выступлениям служителя постепенно наполнялся уверенностью и солидностью. Он впервые выступал перед такой высокопоставленной публикой. – Есть у меня помощник Спасителя, Медиан, маг Жизни. Буквально несколько дней назад он задержал чернокнижника. Тот служил разносчиком в питейном заведении рядом со штабом армии и получал секретные сведения, но речь не о наших проколах, а о том, что арестованный показал на допросе. К сожалению, единственном – чёрный умер, несмотря на всё искусство помощника, а он хороший маг Жизни, смею вас заверить. Рассказал шпион почти то же самое, что сообщил нам уважаемый магистр Твердь. Я с удивлением обнаружил сходство сведений из двух независимых источников, и теперь всецело им верю. А до этого, признаюсь, и меня брали сомнения. – Волна уверенности перехлестнула дамбу неловкости, и словно в отместку собственной первоначальной робости Иглуний сорвался на проповедь. Неожиданно для себя, а не только для высокопоставленных особ: – Братья, это знак Спасителя! Если мы проигнорируем это послание, это будет воистину святотатством! Постоим за хранимые им земли, независимо, далеко или близко вы живёте от Северных гор! Не дело вспоминать сейчас глупые местные обиды перед лицом общего врага! Окрепнем же духом, помолимся Спасителю и послушаем дальше графа Шелтонского, что конкретно он хочет нам предложить, и поддержим его всецело всем, что в наших силах! Слава Спасителю!

Но данную публику проповедью не пронять. Раздались несколько одиночных выкриков «Слава!», редкие сдавленные смешки, и наступила тишина. Делегаты обдумывали неожиданный поворот заседания.

– Любопытное совпадение, не правда ли? – прервал тишину ехидный вопрос Гровса, герцога Барматского. – Господин Первый секретарь, при всём уважении к данному служителю, не вижу здесь знаков Спасителя. Впрочем, судить об этом вам. Я же, со своей стороны, вижу странное совпадение. С двух сторон нам говорят одни и те же ничем не подтверждённые сведения и выдают их за факты. Интересно, не из одного ли источника они выплыли?

По залу пронёсся гул одобрения и возмущения.

– Вы, ваше высочество, хотите обвинить магистра Твердя в клевете? – чётко, с явной угрозой произнёс Стил.

Иглуний, не успевший сойти с возвышения, удивлённо уставился на герцога.

Повисла тревожная тишина, и люди, стоявшие между шелтонской и барматской делегациями, стали медленно расходиться.

Редкий Совет обходился без скандалов. Случались и натуральные драки. Склоки быстро пресекались охраной, но это в регулярных заседаниях Совета в Варгусе, в специальном Дворце Советов. А на внеплановых заседаниях в других городах специальная охрана не была предусмотрена. За порядок отвечал хозяин собрания. А разве посмеют его гвардейцы тронуть чужого владетеля, несмотря на то что это разрешалось специальной конвенцией пятисотлетней давности? Воспитаны не так.

Всё оружие по давней традиции делегаты сдавали перед входом в зал. Исключений не было. Разрешались только защитные амулеты.

Традиция вместе с конвенцией появились после знаменитой Варгусской резни, когда делегаты сошлись буквально стенка на стенку. Погибло много народу, в том числе и четверть действующих владетелей. Это вылилось в грандиозную междоусобицу, длившуюся без малого тридцать лет. От всеобщего разорения и разрухи хранимые Спасителем земли спасли чернокнижники, высадившиеся большим десантом на побережье. Тогда и появилась Варгусская конвенция о «снятии неприкосновенности с владетелей на время заседания Совета и запрете любого оружия в зале». Она была принята сразу после изгнания батвийцев. Написана кровью в буквальном смысле слова.

– Уймитесь, господа! – поспешил встрять главный епископ. – Знаки это или нет, мы решим на ближайшем соборе. Не ожидал я от вас такой поспешности, брат Иглуний.

– Брат Самуэль, это не поспешность! Посудите сами…

– Помолчите! Здесь не место для богословских дискуссий, – резко оборвал хромского епископа председатель. – Обсудим это после заседания. А вы, господин герцог, и вы, господин граф, остыньте. Только свары нам здесь не хватало. Лично у меня нет и мысли о преднамеренном подлоге. Ошибка, дезинформация чёрных – может быть, но не подлог. Так, господин магистр?

– Брат епископ, – Твердь ответил очень серьёзно, но с едва уловимой иронией, – вы только сегодня утром прибыли из Варгуса и ещё не совсем в курсе северных дел. Оно и понятно, это не центр вселенной, но мы-то живём здесь, рядом с Северными горами. Вольные баронства, Сагнор, Витрогрин и многие другие присутствующие не дадут соврать: усилилось волнение чёрных вдоль границы? – Он дождался согласного поддакивания от вышеназванных и продолжил: – Усилилось. Войск становится больше? Больше. Подтверждения названных мной сроков, направлений и сил батвийцев я, увы, предоставить не могу. – И съязвил: – А что вы хотели? Карту из генштаба? Живого чёрного офицера на этом собрании? Извините! Сведения агентурные и заслуживают полного доверия. Поверьте моему авторитету. Или, может, кто и в нём сомневается?

Таковых не оказалось.

– Вы нас своим авторитетом не давите, господин магистр, – не сдавался герцог Барматский, – лично вы заслуживаете всяческого уважения и пользуетесь этим. Как сейчас. Факты не подтверждены, и с этим не поспоришь. Вы даже иллюзий с допросов не представили! Это относится и к вам, господин епископ. Хорошо, хорошо, – презрительно выплюнул он в сторону заволновавшихся шелтонцев, – допустим, это правда. Что из того? Мне отдавать свои войска под командование неизвестно кого и отправлять их демонам в пасть? Без всякой гарантии на исполнение чёрными якобы разведанной стратегии? Другими словами, я не хочу оголять герцогство и пускать на свою территорию чужие войска.

Эти слова совпали с общим настроением присутствующих. С мест раздались многочисленные одобрительные реплики, шум, гомон. Возмущённые выкрики немногочисленных сторонников объединения потонули в этом шуме.

– А конкретно, что хочет предложить Шелтон? – громко спросил молодой человек, представитель княжества Рус. – Пока я слышал одни только общие слова.

– Кто вы и кого представляете? – переспросил в ответ Стил.

– Полномочный представитель княжества Рус, маркиз нор’Бактор. К вашим услугам.

Стил повернулся к председателю, тот кивнул. Маркиз неодобрительно покачал головой, глядя на «выяснение» своей личности.

– Центральные имперские земли. Далеко, но спасибо, что не проигнорировали Совет. А насчёт плана кампании выскажется король Старк, мы разрабатывали его вместе. Ваше величество?

Старк поднялся с кресла хозяина.

– Господа делегаты, не устали стоять? Я сижу и чувствую себя прекрасно. Насколько я помню, традицию стоячих мест ввели специально, дабы не затягивать обсуждения до полуночи. Будем голосовать за создание объединённого войска или ещё пообсуждаем? План кампании, разработанный нашими штабами, разглашать сейчас, когда неизвестно, как проголосует Совет, согласитесь, глупо. Давайте примем решение в целом. Господин председатель, решайте, – сказал и спокойно уселся обратно.

– Что ж, не будем затягивать заседание. Мнения были высказаны, прошу начинать голосование.

– Секунду внимания, – остановил епископа Твердь. – Мнения действительно были высказаны, и, судя по реакции присутствующих, исход голосования предрешён. Но всё же я хочу высказаться ещё раз. Позволите, господин председатель?

Первый секретарь недовольно кивнул.

– Наши страны по отдельности очень маленькие по сравнению с Батвией, нас проглотят поодиночке и не подавятся. Те силы, которые я называл, – минимальные. В действительности их может быть гораздо больше. Я не обманываю Совет и называю только те факты, о которых удалось узнать. А мог бы и соврать в большую сторону, и ни один жизнюк бы этого не заметил! Я не сделал этого исключительно из уважения к Совету Глав, единственной светской структуре, которая хоть как-то нас объединяет. Опомнитесь! Да, придётся довериться соседям, да, придётся принимать чужие, но не демонские же в конце концов войска на своей территории, да, придётся отослать свои верные части «демонам в пасть», но что стоит на кону! Наша свобода, жизнь и души. Подумайте хорошенько перед тем, как поднять руку.

– Тогда позвольте и мне высказаться, господин председатель. – Гровс словно принял эстафету у Твердя. – Прекрасная речь, господин магистр! Зацепило. Я не буду никого ни к чему призывать, не буду говорить пафосных слов, а скажу исключительно о своём видении ситуации применительно к моему герцогству. Допустим, всё пошло так, как рассказал уважаемый магистр. Мы, ценой многих потерь, победили. Мои войска почти не пострадали. Повезло, или соперник слабый оказался, те же самые кочевники, но так вышло. Так что помешает мне оторвать кусок земли от Шелтона со спорным местом силы, который по праву принадлежит мне? Или наоборот, шелтонцы давно на мой город Пандинус зубы точат, а тут раз – и захватывают его. Это я говорю, что будет после победы. А если чёрные совсем не нападут? Мои войска неизвестно где, сроки проходят, нападения нет, перевалы закрываются, и я неожиданно вижу армию соседа, которому доверился, из окон собственного дворца. Может такое быть? Вполне. Или атакуют нас чёрные, а мы не объединились, что тогда? Да почти то же самое, если объединимся немедленно! Пограничные страны захватываются и в том и в другом случае, хотя мы успеваем выставить объединённую армию, причём в том месте, где реально будут чёрные, а не по нынешнему предположению. Я буду голосовать против объединения.

– Господин герцог, – не смог промолчать Стил, – а что за переговоры вы вели с чёрными? Уж не по поводу ли Совета?

Зал недоумённо замер. Гровс ответил через несколько томительных секунд, чуть ли не разрываясь от возмущения:

– Да как вы смеете утверждать такое! У меня проклятые чернокнижники дочь чуть не похитили! Как только у вас язык повернулся, господин граф! Если бы мы были не на Совете и если бы, судя по вашим же словам, нас не ждала общая беда, я объявил бы вам войну!

– А на дуэль вызвать не пробовали? Чем чужие жизни губить, рискнули бы своей! – подначил Гровса Стил. Все знали, что герцог не силён в фехтовании. – Почему-то у других государей чёрные дочерей не похищают!

– Господа владетели, не ведите себя как дети! – прервал диалог громовой голос председателя, – не превращайте Совет в балаган. Итак, все высказались? Ставлю на голосование вопрос: кто за объединение армий перед лицом общей угрозы? Напоминаю, что если большинство проголосует за, то следующим вопросом будет стратегия и командование. Можно будет собраться завтра, не пугайтесь. Голосуем! Считайте, секретарь. Пять. Кто против? Двенадцать. Шестеро не приняли участия в голосовании. Объявляю решение выездного Совета Глав Государств: объединённую армию под эгидой Совета не создавать. Заседание объявляю закрытым. Протоколы можете получить через полчаса. – Проводя голосование и оглашая результаты, Первый секретарь стоял. – Да пребудет с вами благодать Спасителя! Слава Ему!

– Слава! – раздался дружный рёв более сотни глоток.

– Брат Иглуний, проводите меня до моих апартаментов, – подозвал хромского епископа Первый секретарь Собора епископов.

– Вы, я вижу, недовольны принятым решением? Напрасно. Мы так и так, с благословления Спасителя, сломаем хребет поклонникам Неназываемого. Братья с благодатью прибудут с первыми же известиями о начале нападения, – говорил главный епископ, шагая под руку с Иглунием. – Мысли по поводу знаков сегодня затрагивать не будем. И я слушаю, о чём вы хотели со мной побеседовать? И сразу совет: всегда предупреждайте мою администрацию, что собираетесь посетить подобное собрание, а то неудобно вышло, неожиданно для меня, а я сюрпризов не люблю.

Хромский служитель шёл мрачный и, казалось, совсем не слышал слов Первого, как вдруг встрепенулся:

– Брат Самуэль, в моей епархии появилось новое владение, и надо назначать туда епископа.

– Я не могу так сразу, друг мой! Мне надо связаться с аппаратом и так далее. Вы же понимаете!

– Прекрасно понимаю! Просто у меня есть кандидат. В вере крепок, не глуп, честолюбив и благодатью осенён неимоверной! Я уже хотел собирать окрестных епископов, а тут вы.

– Вот и прекрасно! Заранее благословляю. – Они уже стояли у дверей роскошного номера. Первый с нетерпением переминался с ноги на ногу. О, тело наше несовершенное, склонное к выделению излишков! Вечно ты нам мешаешь. – Давайте бумаги, прямо здесь подпишу.

– Хорошо, вот они, как чувствовал! Это Спаситель сподобил с собой документы прихватить. И ещё: помните предупреждение монастырских старцев про Древнего? Я, кажется, нашёл его…

В рабочем кабинете Старка сидели Стил, Твердь, Нугар, маркиз нор’Бактор, лавийский герцог Лазорин и сам король Асмара – все, кто проголосовал за объединение. Нугар и Лазорин сидели на противоположных концах стола и косились друг на друга. Твердь был невозмутим.

– Маркиз, – спросил Старк, – а вам зачем это объединение? До вас чёрные дойдут нескоро, если вообще дойдут.

– Прямое распоряжение князя, – пожал плечами маркиз. – А лично мне – скучно. У нас всё так спокойно, прямо до тошноты! Если бы не семейная служба, я б в охотники ушёл. Я маг, если вы успели заметить, – сказал в сторону Твердя. Тот кивнул. – А если серьёзно, то князь очень опасается, как бы будущая война не захватила и нас. – И сразу пояснил: – Мы месяца три назад захватили резидента чёрных. Прямо возле дворца пристроился! Сеть сумел сплести – до сих пор распутываем. Он только и успел рассказать о нападении чёрных осенью, пока не сдох. Завидую я вам, граф Нугар, как это вашему помощнику удалось так много вытянуть? Уважаю!

– Помощник не мой, а епископа, но мне приятно, не скрою. Талантливым оказался жизнюком.

Твердь сдержал улыбку. Он давно сопоставил имя Медиан, замок Комес и Егора. И там без него не обошлось! Какой он вездесущий! Непременно после войны надо встретиться. Зачем пугал мальчишку? Ладно, прошлого не вернёшь. Интересно, оставит Нугар Егора в покое? Намекнуть, что ли? Нет, не стоит. Готов поставить сто к одному, что юноша выкрутится. Магистр не сдержал довольной улыбки.

– Чему улыбаешься, дед? – прошептал на ухо Стил.

– Да так, вспомнил кое-что, – тоже шёпотом ответил Твердь и произнёс уже нормальным голосом: – Ну что, господа, приступим! Первое совещание считаю открытым. Граф, герцог, перестаньте коситься друг на друга, вы теперь союзники. По крайней мере до победы над чёрными. Забудьте досадные разногласия.

Формальные титулы остались за дверями этого кабинета, негласное лидерство занял самый старый и самый уважаемый из присутствующих – магистр Твердь.

– Какие разногласия? – притворно вздохнул Нугар. – Они уже в прошлом. Баронство Комес вассально мне исключительно номинально. Фактически оно независимо. Присяга барона изначально была отложена на три года вместе с налогами.

– Как хитро вы выкрутились, граф! – не удержался Лазорин. – И ваше, и не ваше! Любой крючкотвор позавидует! Верните мне три сотни погибших!

– Кто надоумил вас на эту авантюру, тот пусть и возвращает! – парировал граф Хромский, искоса поглядывая на Твердя.

Твердь заметил.

– Хватит! Вы союзники, забыли? Оставьте споры до победы! – Твердь откинулся на спинку кресла и добавил сокрушённо: – И это начало работы коалиции! Спаситель, вразуми нас!

– Если баронство независимо, то почему бы не пригласить его к нам? Тот барон тоже верит в скорое нападение чёрных, – проворчал герцог. – Всё, замолкаю, господин магистр.

– При чём здесь независимо или нет? – откликнулся король Старк. – Графство Хромское вассально мне – и что? Ум и сила графа хорошо известны, он поддерживает идею объединения, и поэтому он с нами. А мог бы просто откупиться положенными войсками и не появляться на Совете. Я ценю это. А барон Комесский пусть работает на своём месте, ему будет много заказов.

– Господа, мы отвлеклись от темы, – снова взял слово Твердь. – Перед ознакомлением с планом кампании пусть каждый выскажется по состоянию дел в собственной стране. Вы первый, ваше величество, слушаем.

(обратно)

Глава 13

Через день после отправки артефактов со мной связался Терус по новому «секретному» каналу:

– Посылка доставлена, проблем в пути не было.

– Я рад, о следующей партии сообщу дополнительно. Не хочу вмешиваться в вашу работу, но не могу удержаться: почему среди сопровождения не было магов?

– У них амулеты хорошие и меньше внимания на телепорте. Я знаю свою работу.

– Смотрите, дело ваше. Послать Вулара было вашей идеей?

– Не совсем, это начальство. А что, были проблемы?

– Наоборот, мы были приятно удивлены, спасибо.

«Господин Твердь всё проверяет и проверяет. Неугомонный старик», – мысленно усмехнулся я.

– Как вам наши стреляющие амулеты?

– Отдал военным, исследуют. Первые впечатления восторженные. Решение о закупке буду принимать не я, сами понимаете.

– Хорошо, до связи. Время то же.

– Подождите. – Терус немного помялся. – Барон, нас заинтересовал ящик, скрывающий свечение маны. Очень любопытное решение! А можно выполнить его в виде шкатулки?

– Давайте так. Вы отдельным обозом высылаете нам шкатулки, на которые необходимо наложить это плетение, мы выполняем заказ и отправляем его обратно. О цене договоримся. Идёт? Да, только дерево!

На самом деле без разницы, но не баловать же их.

– Я согласен. Но опять-таки не я это решаю.

– Думайте, ваше дело. До связи.

– До связи.

Витар обратился ко мне с преувеличенно серьёзным видом:

– Слушай, такое дело. Меня зовёт на помощь Агнар, а я не могу подойти…

– Почему? – не выдержав молчания, спросил я.

– Да потому, что моя смена штамповать эти демоновы амулеты! Матушка нас от самых нудных избавила, слава Спасителю, но остались «арбалеты», защиты, рации, и спрос на всё это скоро резко подскочит. Не задумывался над этим? Нам всем ночевать придётся в лаборатории!

– Что предлагаешь? – Я успокоительно положил руку ему на плечо.

– Рассекретить часть штампов. На них и обычные люди могут работать.

– Не знаю… Надо посоветоваться со всеми. Если с клятвой, то… почему бы и нет?..

Я задумался. Действительно, меня тоже достала монотонная работа, а её всё больше и больше. Как сам не догадался? Совсем замотался. Взвалил на себя… И не только я – мы все, стихийники. Мечемся туда-сюда. Пора расширяться. Глядишь, и настоящая школа «Стихия» организуется. Кажется, уже пора.

– Советуйся, – друг постучал по моей руке, – я говорю: «За». Долго не тяни.

Я не стал тянуть и связался через разговорник со всеми нашими. Рон, как обычно, осторожничал, зато Агна, Лиза и Агнар обеими руками за.

«Некоторых юношей можно впоследствии попробовать инициировать, а пока пусть поработают. Лиза, Витар, у вас есть на примете смышлёные парни, которые вам в рот смотрят?» – спросил Агнар. По голосу чувствовалось азартное возбуждение.

«Полно!» – самоуверенно ответила Лиза.

«Вот и займись их устройством на работу. Человек шесть, думаю, для начала хватит. Клятва о неразглашении обязательна. Сама составь и прими», – распорядился я.

«Ну вот, нашла себе заботу», – привычно проворчала Лиза.

«Разумно», – неожиданно подал реплику Рон. Он находился в очередной командировке, но уже завтра планировал отправиться домой. Через Смигул, там он определил последнюю точку найма.

Лиона, как обычно, молчала. Не то чтобы ей было безразлично, просто она не до конца ещё въехала в наши проблемы и проблемки.

«Я иду озадачивать Семуса подбором помещения, а вечером чисто мужской труд по переноске штампов, заготовок и так далее. Лиза и Лиона, на вас – укрепление помещения: замки, стены, окна и „отражение” не забудьте. Все свободны», – подытожил я это импровизированное заседание.

Семус долго искал нужную нам комнату и в итоге остановился на старой столярной мастерской с небольшим складом.

– Давно хотел перевести её в новое здание, да всё руки не доходили. Здесь и не работают почти.

Мастерская располагалась в одноэтажном пристроенном флигеле. Вход в него был как со двора, так и из особняка, из коридора недалеко от спуска в подвал.

«Таскать будет удобно», – решил я, и Семус стал организовывать рабочих на освобождение помещений:

– Очистить полностью склад и мастерскую. Куда всё перетаскивать? На новый склад, кладовщику объясните. Нет, я сам с ним поговорю. Станки, верстаки и всю мебель в новую столярку, место там есть, если правильно расставить. Там мастер распорядится.

– Стоять! Верстаки, столы, стулья, лавки-табуретки оставить, – встрял я в раздачу наряда. – И шкафы, если они есть. Только чтоб пустые были.

– Слышали? Приступайте.

Дело завертелось.

– А что там будет, ваша милость, если не секрет? – поинтересовался управляющий.

– Филиал лаборатории, – значительно ответил я.

– А! – изобразил понимание Семус.

А может, действительно понял, он мудрый старик.

Вечером мы, мужчины, разбирали штампы в лаборатории, а женщины укрепляли новую амулетную мастерскую. Новая только по названию, а на деле новыми были только крыша, окна и двери. Стены деревянные и кое-где подгнившие. На них уже было наложено укрепляющее заклинание на основе Жизни и Воды – для прочности дерева и от пожара, это мы ещё месяца три назад постарались, а сейчас женщины дополнительно перекрывали стены, окна, двери, пол и потолок с крышей усиленной «каменной пеленой». На новой виртуальной ауре все эти плетения прекрасно сочетались.

Вот и ещё одна диссертация нарисовалась. Сколько их уже – не счесть. Если задаться целью и вынести всё на суд магической общественности, то мы автоматически станем мастерами, если не магистрами, а наше сообщество запросто удостоится звания… школы – стопудово.

На двери и окна Лиза «повесила» замки собственной модернизации со сканерами ауры. Причём даже с открытыми рамами оконные проёмы пропускали исключительно воздух. Почти без пыли! И плетения задерживались, и материальные объекты размером больше… хотели молекулы, а получилось мельчайшей пылинки. Вот тебе и супернанофильтр. Ещё одно открытие, чтоб его!

Витар рассчитал «ячейки» при помощи собственных стихий и самостоятельно составленным алгоритмом. Я просто написал ему размер: десять в минус девятой степени. У него тогда ещё глаза на лоб вылезли, и, разумеется, рассчитать до такой маленькой величины не получилось – стихии «запутались» в квантовых явлениях, но до микрон – вышло. Всё это делалось для разработки «отражения» и в то время не пригодилось, зато теперь Лиза от души поблагодарила «умненького Витарчика».

Около полуночи Лизия сообщила:

– Готово, мальчики, тащите.

И мы понесли то, что успели разобрать. Повозиться пришлось до самого утра. Зато под утро филиал был готов. На верстаках стояли собранные штампы, в шкафу и на полу аккуратно сложены заготовки, а на складе лежали сделанные ещё в лаборатории артефакты.

– Что ж мы раньше не додумались! – посетовал Агнар. – Здесь и работа на свежем воздухе, и лаборатория освободилась, хоть пляши.

– Сам-то понял, что сказал, и почему раньше не додумались? – подколол я его.

– Это я так, по-стариковски радуюсь.

– Пойдёмте хоть немного поспим, – предложил я сквозь зевоту. – Лиза, чтоб завтра шестеро молодцов как штык здесь стояли. Кровь из носу!

– Какая кровь?.. – удивилась Лиона.

– Не обращай внимания, привыкай. У него иногда случаются приступы, – успокоила подругу Лиза. – Пойдёмте в самом деле спать.

Молодцы стояли возле флигеля под вечер следующего дня. Вернее, четыре молодца и две молодицы. Всем лет по шестнадцать – семнадцать, и всех я знал. Не по именам, а в лицо. Пятеро были детьми дворни: ремесленников, прачки и конюха. Один из посада, сын «нашего» торговца бывшего крестьянина из Хлудова. Молодёжь тушевалась.

Лиза подошла ко мне чёткой армейской походкой и встала по стойке «смирно», выпятив симпатичную упругую грудь:

– Господин барон, разрешите доложить!

– Докладывайте.

– Вверенные мне новобранцы для получения боевой задачи построены!

Я посмотрел на переминающуюся удивлённую группку. Строем там и не пахло, но не будем придираться.

– Присягу, она же клятва, новобранцы приняли. Жаждут работать.

– Заводите присягнувших на место службы, госпожа капрал.

– Слушаюсь! За мной, орлы! – скомандовала Лиза и пошла к двери.

Любит иногда приколоться, чертовка! За то и люблю. Пореже бы только прикалывалась.

В мастерской армейская речь пропала сама собой. Для начала познакомились. Потом я объяснил молодым их задачу и устройство штампов. Не магическое, а чисто технологию: берётся одна фиговинка, кладётся в эту штуковинку, опускается такая вот балда, нажимается вот эта пимпочка… и так далее. Когда в итоге получился готовый кристалл для «арбалета» и я из него выстрелил в специальное углубление с «каменной пеленой», лица юнцов засияли восторгом. Стрелять совсем не обязательно, по технологии амулет обязательно проверялся «стендом ОТК», но для эффекта… не смог удержаться.

– Поработаете месяц-два, и, возможно, некоторые из вас смогут пройти инициацию. Хотите стать магами?

Они потеряли дар речи. Первой опомнилась Жиранда, очень симпатичная рослая девушка с точёной фигуркой. Как Лиза не побоялась её взять?

– Вы ещё спрашиваете! Я всю жизнь об этом мечтаю!

– И денег заработаете – жалованье хорошее. Работать станете в две смены по три человека. Потом. Пока несколько дней понаблюдаете за нами все вместе и спрашивайте, не стесняйтесь. Ясно?

– Понятно, чего там.

– Ясно.

– Мы сейчас начнём учиться?

– Вы уже начали. Мы с Лизией выйдем, а вы оставайтесь, изучайте устройства. На каждом листок с описанием прикреплён, а вот, – я вытащил из кармана сложенные вчетверо листы, – полное описание технологии для четырёх видов амулетов. Штудируйте. Как стемнеет, расходитесь. Из мастерской ничего не выносить – это приказ. Вопросы?

– Вы не боитесь нас здесь оставлять? – спросил Круп, сын нашего торговца.

– В смысле?

– Поломаем что-нибудь, выстрелим из амулета и вообще…

– Не боюсь. Вы люди взрослые… – «…с большой натяжкой», – мелькнуло в голове, – и клятву давали. Кроме того, ни одной заготовки, а тем более готового изделия в этой комнате нет, всё на складе. – Я показал на дверь в соседнюю комнату. – Для вас она пока закрыта. Новый артефакт я заберу. Всё? Пошли, Лизия.

В дверях Лиза обернулась:

– Для каждого из вас эти двери всегда открыты, но только для вас, больше ни для кого! Запомните. Если кто чужой попытается пройти вместе с любым из вас, ему придётся очень несладко. Внимательно следите за любопытными.

– И ещё, – добавил я, – туалет во дворе… Ты где их набрала? – Вопрос сорвался сам собой, едва мы вышли из флигеля.

– Наконец-то изволил поинтересоваться! Походила по рыночку и отобрала самых симпатяжек. Тебе правда понравилась Жиранда? А по мне, так Гарвус – очень даже ничего. Одобряешь? – Я молчал. Лучше не подыгрывать, а то затянется. Это в серьёзных вопросах Лиза была лаконичной и послушной или если я прямо распоряжусь, а так… – Фи, какой ты скучный! Не люблю тебя… Ладно, слушай, деспот. К нам с Витаром ходят такие вот дылды учиться. После работы. Они все без дела не сидят, сам понимаешь – семьи не богатые. Приходят, оттрудившись, к старшим школьникам и постигают новую математику.

– Или на вас с Витаром полюбоваться. – Я всё-таки не удержался.

– По себе судишь? Пошляк. Но мне приятно, спасибо. А мог бы сразу сказать: «Любимая, ты самая красивая девушка в мире! Даже самая прекрасная принцесса тебе и в подмётки не годится!» Хотя нет, про принцессу ты так сказать не сможешь. – И так натурально горько вздохнула!

– Ближе к делу.

Ещё один горький вздох, и уже серьёзно:

– Такие тоже есть, но их мы сразу отсеяли. Ты знаешь, сколько молодёжи и не совсем молодёжи ходит к нам на занятия? Откуда, ты же занятой! Двадцать шесть человек! А регулярно – девятнадцать. Из них девять отсеяли сразу – глазки строят, из остальных десяти и выбирали. По уму они все примерно одинаковые, а вот по таланту и усердию – разные. Главный критерий был – верность баронству, потом – усердие и талант на последнем месте. Так шесть человек и отобрали. Клятву все приняли с радостью. Юность! Романтика, тайны, верность – всё такое. – Говорила так, будто сама – убелённая сединами мудрая старуха. Я еле сдержал смешок. – Беседу проводила я. С каждым в отдельности. «Хочешь, – говорю, – послужить баронству на скучной, нудной и опасной работе?» – «Так точно!» – отвечали не задумываясь. «Придётся принять страшную клятву, – пугала я их. – Готов?» Или: «Готова?» Вот так-то, дорогой.

– А какую клятву составила?

– Хочешь послушать? Слушай: «Жизнь. Перед твоим лицом с открытым сердцем стою я. Искренне и добровольно даю я этот обет. Клянусь в верности баронству Комес и лично барону Комесскому. Клянусь хранить в тайне все секреты, что узнаю в баронстве и в сообществе „Стихия”. Если я нарушу данную клятву, то отвернись от меня, Жизнь, и я умру». Как тебе?

– Меня-то зачем приплела?

– А пусть будет, мне спокойнее. Пойдём на кухню, а то я что-то проголодалась.

– Ужин скоро, потерпеть не можешь?

– Не могу. А за ужином ещё поем. Пошли.

– Стой! А родители наших новобранцев отпустят? Они теперь целыми днями заняты будут.

– С луны свалился? Кто тебе здесь откажет! Ничего под носом не замечаешь. Идём, а то помру с голоду, ты виноват будешь.

Через два дня вернулся Рон.

– Докладываю, всё прошло замечательно. Трудности были, но они больше приятные: конкурс сильно большой. Мы популярны, желающих поступить к нам на службу – пруд пруди. Через две недели должны подтянуться все, а первых следует ожидать уже с завтрашнего дня. Казармы и конюшня готовы?

– Строятся. Семус со строителей не слезает. Видел небось рядом с посадом? Скоро закончат.

Мы чисто мужской компанией сидели в бане и, распаренные, попивали пиво.

Рон прискакал вечером. Обмылся, перекусил, помиловался с Агной – и в баню. От ужина мы дружно отказались, только закуски взяли с собой.

Хорошо сидеть в предбаннике в дружной компании чистым, напаренным и приятно расслабленным. Лёгкость неимоверная! А ещё с пивом и вкусной рыбкой. На улице длинные летние вечерние сумерки и с утра зарядивший дождь. А тебе тепло и прохладно одновременно. Красота! Как это располагает к душевным беседам… и к бабам. Но сегодня без них.

– Местных новобранцев гоняют?

– Ага. Прунис и Рухис их строят. Ты всего двадцать человек отобрал.

– А главное в твоих поездках, Рон, – продолжил я рассуждать, – что ты записал координаты окрестных порталов.

– Согласен, пригодятся. Не только окрестных, я в Златорусе побывал, это столица княжества Рус. Оно в центре имперских земель. Большое, богатое. В основном металлами всякими, углем и камнями для амулетов, гранатами, аметистами. Драгоценные тоже встречаются.

– Да что ты говоришь! – Мне внезапно стало смешно. – Прямо как моя родина: большая, полезных ископаемых полно, и название похожее. А какой бардак там! О Спаситель, помоги остановиться! Если бы ещё оно, это княжество, на севере было, тогда бы вообще!

– Успокойся, Егор, ты чего? – заволновался Витар.

– Да пусть смеётся, – успокоил его Агнар. – Смех полезен.

И сам закатился. Причём так заразительно, что засмеялись все.

– Да ничего, – запоздало ответил я Витару, – достали разные тонкие совпадения.

– Знаки, – однозначно заключил Рон.

– А чего ты там делал? Как-то далековато за наёмниками забрался, – опомнился я.

– Не за ними, договаривался насчёт качественных заготовок из топазов и аметиста. Я же ещё и по коммерческой части… – И вдруг задумался: – Точно знак. Случайно встретил купца оттуда и сразу решил сходить. Для меня такая внезапность не характерна.

– Дела… – проговорил Витар и тоже задумался.

– Да ладно вам, – беспечно сказал Агнар, – знаки, провидение, а то мы раньше не знали, с кем связались. Одно «случайное» столкновение с чёрными чего стоит!

Посидели, помолчали, потянули пиво из больших глиняных кружек.

– А я, друзья, женюсь, – наконец-то признался Рон.

– Да ты что! На ком? – сглупил Витар и тут же поправился: – Ой, извини.

– Да, да, разумеется, на Агне.

– С чего это вдруг, в такое время? – удивился Агнар. – Поздравляю, конечно.

– Агна беременна. Завтра всем объявим. О женитьбе, не о беременности. Это пока секрет, Агна очень боится сглазить. Так что тсс… – Рон приложил палец к губам.

– А я заметил беременность и удивился, – продолжил рассуждать Агнар. – Она говорила, что не может иметь детей, что кучу лекарей-магов прошла, и вдруг на тебе! Спросить постеснялся, а потом закрутился. Да-а, вот тебе инициация… все, надеюсь, понимаете, из-за чего Агна смогла забеременеть?

– А вот я не замечал, – вздохнул я.

Пошутить на тему, из-за чего беременеют, не потянуло.

– Так я и постарше буду, и беременных не раз видел, и образование у меня классическое, – пояснил Агнар. – В ауре очень характерные линии появляются. Обратишь внимание – увидишь.

– А не отметить ли нам это дело? – озвучил общее настроение Витар. – Только не пивом! Я бывина хорошего, крепкого выпил.

– И я, – поддержал друга Рон.

– А мы, – я посмотрел на Агнара, и мы с ним перемигнулись, – коньячку. Рон, не в службу, свяжись с Семусом.

– Неудобно, спит уже. А кто у нас самый молодой?

– Схожу, чего уж там. Граф нор’Гардус на посылках, – вздохнул Витар и подколол: – А вас жёны не заругают?

– Нет, – дружно ответили мы.

Просидели мы до утренних сумерек. Похоже, женщины были прекрасно осведомлены о мальчишнике, а может, у самих был девичник – никто из наших женщин с нами не связался.

О предстоящей свадьбе Рон с Агной объявили в храме сразу после утренней службы.

– Сегодня надо обязательно сходить на службу, – зевая, сказала Лиза в семь утра – не выспалась, проговорила потягиваясь.

– Давай не пойдём.

Я поспал всего два часа. Сколько Лиза – не знаю, когда я пришёл, она спала.

– Нельзя, Агна просила быть.

– Поня-ятно. – Я потянулся и зевнул. – Рон тоже звал.

Хорошо быть магом! Две минуты – и бодр как огурчик. Пошёл умываться и на завтрак.

Первым на это радостное известие отреагировал Хуго:

– Как я рад, братья и сёстры! Это будет первая церемония в возрождённом храме! Возрадуемся! Когда думаете опоясываться?

Здесь принято обвязывать брачующихся широкими алыми поясами со свисающей на шнуре кисточкой и связывать кисти вместе. Это меня Лиза просветила.

– Послезавтра, брат настоятель, – ответила Агна.

– Послезавтра к обеду всё будет готово.

– Приглашаются все присутствующие! – объявила Агна, и народ, до этого волнительно перешёптывающийся, взревел от восторга.

К выходу жених с невестой пробивались сквозь толпу людей, каждый из которых норовил их поздравить. Мы, стихийники и кандидаты в оные, скромно пропустили всех желающих вперёд и пошли последними. Успеем поздравить.

Хуго остановил меня почти киношной фразой:

– Господин барон, можно попросить вас остаться?

Пришлось задержаться.

– Для вас и ваших друзей это не было неожиданностью, не правда ли?

– Совершенно верно.

– А как же вы, барон, живёте вне брака, это ведь грех?

– Не такой уж и великий, а Спаситель добр.

– Так-то оно так, но ваш пример… Вы главный человек в баронстве, а вокруг молодёжи сами видите сколько. Не дело это, уж простите мою назойливость.

– Время не подходящее, господин настоятель, вот отобьёмся от чёрных, тогда обещаю. Твёрдо.

Хуго покачал головой:

– В семейном союзе нас соединяет благодать Спасителя, а она лишней никогда не бывает, тем более в борьбе с чернокнижниками. Поверьте моему житейскому опыту: женитьба всегда происходит вовремя. Я могу привести вам кучу примеров…

– Не стоит, я вам верю, но всё же считаю, что не вправе рисковать жизнью, здоровьем и самой душой ещё не родившегося ребёнка. А зачем брак без детей? Не будем больше спорить. Скажите, Хуго, как насчёт вашего благословления в епископы? – решил я сменить неудобную тему.

– Мне передали по секрету – вот-вот, – его лицо расплылось в довольной улыбке, – со дня на день. Спасибо за совет не выпячиваться, это сильно помогло. Я ваш должник, – шутливо добавил он, а внутри такая борьба!

Не хочет он быть обязанным, прямо до тошноты. Э нет, такой епископ с камнем за пазухой мне не нужен.

– О чём вы, брат настоятель! Какой должник! Прекратите немедленно! Ничего я вам не советовал, мы просто поговорили… не помню о чём, но никаких советов я точно не давал. Да и не знаю я эти ваши церковные отношения.

– Извините, господин барон, я что-то напутал, не обижайтесь, – у него как камень с души свалился, – но я имел в виду, что поддержу вас во всех ваших угодных Спасителю начинаниях.

– Буду этому рад…

Агну с Роном я встретил неподалеку от флигеля, куда направился принимать экзамен у молодёжи. Новобранцы довольно ловко стали работать на штампах. Не без огрехов, но… вполне.

– Поздравляю, родные мои! – Я обнял по очереди жениха и невесту. – Давно пора! Как сегодня сказал мне наш настоятель, женитьба всегда происходит вовремя! – Я значительно поднял палец.

И обратил внимание на ауру Агны. Действительно, есть отличия: слабые полоски в районе живота. Не подсказал бы Агнар, вряд ли заметил.

– Спасибо, Егор, – Агна просто лучилась счастьем, – ты для меня как сын. Ну как, одобряешь мой выбор?

– Не-е, староват для такой девушки, как ты. Помоложе не могла найти? Зачем тебе этот дряхлый охотник?

Агна заливисто рассмеялась:

– И не говори, Егор, сама не пойму!

– Ты мне жену не баламуть! – шутливо погрозил Рон.

– Женой она тебе станет только послезавтра! – парировал я. – Кстати, почему не завтра?

– Ты что?! – удивилась Агна. – Надо дать гостям подготовиться. Я ещё неделю назад начала.

– Разве? Я и не заметил.

– Ты ничего у себя под носом не замечаешь, – иронично сказала Агна.

– Ничего, в экстренных случаях меня Лиза просвещает.

Мы ещё минут пять поболтали и разошлись. Я – в мастерскую, влюблённые – в особняк. У всех были дела.

Мои дела в виде шести недорослей сидели во флигеле и с интересом слушали Витара, который рассказывал о Грундских руинах. Лиза изредка вставляла уточняющие, по её мнению, фразы.

– К сдаче экзамена на право работы готовы? – с порога спросил я.

Юноши и девушки недоумённо переглянулись.

– Готовы они, готовы, – ответила Лиза, – не пугай молодёжь раньше времени.

– Надо отвечать: «Всегда готовы!» – поправил я Лизу. – Ну-с, молодые люди, приступим-с.

Они усвоили всё, что нужно для работы. По земным меркам – любой грузчик справится, если трезвый, а по здешним – это целый Процесс. Именно с большой буквы. Наши новобранцы справились, я вчера ещё в этом убедился, когда проводил занятия. Вернее, работал на штампах, а ещё точнее, следил, как шуршат подростки. Поправлять приходилось редко и в некритичных ситуациях, так что экзамен, по большому счёту, формальность.

Я стоял и думал, а что, собственно, у них спрашивать? Задачка. Вчера это казалось хорошей идеей, а сегодня… была не была, начну говорить и что-нибудь придумаю.

– Технологию вы знаете все, вчера видел. Молодцы. Трудолюбия и усердия вам не занимать, а опыт – дело наживное. Встаёт вопрос: зачем мы сегодня здесь собрались? Ответ такой: привязать всем разговорники. Лиза, принеси, пожалуйста, шесть штук. – Моя благоверная удивлённо на меня посмотрела, но пошла без слов. – Пока госпожа Грим ходит, давайте просто поговорим. Я слышал, Витар рассказывал вам о Руинах?

– Да… – Первым отозвался смуглый, что редкость в этих местах, черноволосый парень, Смолдус, сын мастера-каменщика.

– Хотите стать охотниками?

– Конечно! Их вон как уважают! – сразу ответил Велигод, сын нашей прачки, единственной матери-одиночки, которую я встретил. Одиночка в классическом смысле: она никому не говорила имя отца ребёнка и замужем никогда не была, а такое здесь редкость.

– И девушки в рот смотрят бедному сиротке, – язвительно дополнила невысокая крепкая Мирандия, дочь главного кладовщика замка.

Велигод дёрнулся, как от пощёчины, и побледнел:

– Что ты сказала?

– Что слышал. Мало тебя в детстве лупили?

– Ты! Сучка яровская, сама недавно хлебные корки подбирала! Не от хорошей жизни вы сюда перебрались!

– Да уж не батрачили ни на кого, в отличие от твоей мамочки!

Я обалдело слушал эту перепалку. Остановил её Витар:

– Молчать! Вы что, не поняли?! Вы теперь одна команда!

Начинающийся скандал мгновенно затих.

– Егор, нам нужны такие новобранцы?

– Нет, – огорчённо вздохнул я. – Гнать всех в шею.

– Как же так, господин барон, почему всех?! – воскликнул Круп. – Это Мирандия начала!

– Всех – значит всех! Мне плевать, какие отношения между вами, но я хочу быть уверенным, что спину нам прикрывает Команда! Вы все потенциальные маги, а ну как поссоритесь, что тогда? – Я сделал паузу и продолжил уже спокойней: – Отныне у вас круговая порука. Решайте сами, как жить. Мы с Витаром выйдем и вернёмся через пару часов. За это время определитесь сами с собой. Можете выгнать одного, двух, трёх, но чтобы потом я увидел Команду. Отряд охотников, если хотите. И не важно, пятеро останутся, или больше, или меньше, но… скандалов я больше не потерплю. Пойдём, Витар.

Молодёжь подавленно молчала.

С Лизой столкнулись сразу за дверью.

– Вы куда? – удивилась она.

– Егор решил детей повоспитывать. Пошли отсюда, через два часа вернёмся.

– Это что, я, как дура, зря бегала в лабораторию?

– Представь себе! – притворно огорчённо ответил Витар.

– Не наговаривай на себя, Лиза, почему «как»? Молчу, молчу! – Я шутливо закрыл рот руками.

– А если серьёзно, Егор, долго других набрать? Там и собака справится, – сказал Витар.

– Не, мне эти понравились. Все. Понаблюдал я за ними вчера. Молодцы вы с Лизой, хороших ребят отобрали. Это гормоны у них играют, возраст такой. Могу поспорить, что, когда вернёмся, они все там сидеть будут.

– Спорить ещё с тобой! Сгонял жену неизвестно зачем и рад. И подлизаться успел: «Молодцы вы с Лизой», – надо же!

Про гормоны уточнять не стала, привыкла к «дурацким выражениям».

– Ладно, вы как хотите, я – к Агнару, – сказал Витар. – Позовешь, Егор.

– Подожди, я с тобой, – остановила друга Лиза, – время неурочное образовалось. Что там произошло, расскажи, Витар.

– Я тоже постараюсь подойти, – кинул я им вслед, – пару вопросов только разрешу…

Спустя два часа мы привязали разговорники всем шестерым новобранцам. Они воочию приобщились к нашей первой тайне: через разговорник можно разговаривать со всеми одновременно. Все были любознательными, начитанными и знали, что такое невозможно, а вот поди ж ты – «Стихия»!

На две бригады они разбились сами. Работать начнут с завтрашнего утра, а на сегодня я объявил выходной:

– Отпразднуйте согласие, ребята. Не подведите нас в дальнейшем.

В ответ нестройный гул, типа: «Ни в жизнь!»

Подготовка к свадьбе проходила мимо меня, всё организовывала Агна и примкнувшая к ней Лиона. На собственные деньги! И Рон и Агна категорически отказались от общей кассы «Стихии». Впрочем, могут себе позволить.

С утра Лиза огорошила меня вопросом:

– Что будем дарить? Сутки остались, надо решать.

– В смысле? Это что, обязательно?

– Разумеется! Все гости будут дарить, а хозяин замка нет? Как ты себе это представляешь?

– Задачка… – Я откинулся на кровать и сделал вид, что задумался. – Нет, ничего в голову не приходит. Придумай сама, ты у меня такая умная!

– О Спаситель! Ну и муженёк у меня! Как бы ты вообще без меня жил?! – Жена медленно повернулась, изящно взяла в руку свою шкатулку со всякой дамской дребеденью и потрясла ею возле своего уха, загадочно улыбаясь. Дребедень глухо звякнула. – Угадай, что здесь?

Я молчал.

– Какой ты скучный! Держи, – она вытащила из шкатулки бумажный свиток и кинула его мне, – подаришь от нас. Что бы ты без меня делал?!

– Жил бы без всяких проблем, – буркнул я, разворачивая бумагу.

Это оказалась купчая на особняк в пригороде Цитруса с пустым полем в графе «Владелец». Дом стоил кучу денег, и, судя по приложенной гравюре, он того стоил.

– А-а… – открыл было я рот.

– Да, залезла в наш счёт. Для чего-то же ты вписал меня в него, или тебе жалко?

– Э-э… я хотел сказать, когда успела? И кстати, сколько там осталось?

– Не переживай, много ещё. Чуть меньше трети. Что так смотришь? Жалко?!

Я помотал головой.

– Вот и я говорю – для друзей не жалко.

– Там хоть жить можно?

– Разумеется! Обслуга с нетерпением ждёт нового хозяина.

– Так мы его ещё и содержим? Когда это ты всё успеваешь?!

– Следить надо за женой получше, а то так и рога могут вырасти. – Лизия легонько щёлкнула меня по носу. – Тут езды-то. Содержим, а что делать? Не так это и дорого, кстати, и заплатить успела всего один раз. Рон с Агной вполне его потянут.

– Всё, дорогая, хватит нам с ним мучиться. – Я встал и быстро вписал имена Рона и Агны в купчую. – Всё, теперь пусть у них голова болит. Жаль, переедут они туда не скоро, – грустно добавил я, – не раньше осени.

– Ты прав, – согласилась Лиза и совсем тихо добавила: – Если вообще переедут.

– Не каркай, переедут. А мы к ним в гости станем ездить, вот увидишь.

В ответ Лиза обняла меня и положила голову мне на плечо. Я погладил её по волосам. Стало грустно. Ничего, прорвёмся!

День прошёл в предпраздничной нервозности, а вечером из Хлудова сообщили, что к нам едут гости – какая-то графиня с эскортом. Мы пребывали в недоумении – никто никого из графинь, да и вообще людей из других мест не приглашал, поэтому встречать вывалили все, а горничные стали срочно готовить комнаты.

Вечер стоял великолепный. Приятная прохлада после жаркого дня, ярко-алый закат на полнеба, предвестник хорошей погоды, лёгкий ветерок и тонкий запах деревенского лета. Все стихийники, Рухис и Салих, которые стали десятниками, Прунис и Хуго, стояли во дворе дома и ждали гостей. Семус, сославшись на нездоровье, остался в доме. Стражники на всякий случай облачились «в полное боевое». Мы не любовались красотами погожего летнего вечера, мы ждали. Я – с лёгкой тревогой. За других не поручусь. Подъехать гости должны с минуты на минуту.

– Может, стоит осмотреть их за мостом? – обеспокоенно спросил Прунис.

– Нет. В Хлудове их осматривали оборонщики, – ответил я, – они же тебе жаловались на возмущения графини, а здесь… отобьёмся. – Я обвёл рукой стражников вокруг двора.

– Не люблю незваных гостей, – проворчал Прунис.

Он стал капитаном моей ещё не сформированной «армии».

Вскоре послышалось цоканье копыт и далёкий окрик привратной стражи:

– Стой, кто едет?

– Графиня Плавская с охраной!

А пару минут спустя в передний двор медленно въехала запылённая карета в сопровождении десятка верховых, один из которых оказался неслабым магом Огня и Воздуха. Пятеро охранников спешились и грамотно расположились возле кареты, пятеро остались на лошадях.

«Хорошо выдрессированы!» – подумал я, с нетерпением ожидая выхода графини.

Раскрылась дверца кареты, и оттуда… неловко выпрыгнул молодой служитель в сером балахоне.

«Однако!»

Служитель галантно протянул руку и подхватил изящную женскую ручку с золотым перстнем, а спустя мгновение на землю опустилась… Асмильда в простом дорожном платье. Я потерял дар речи. Сказать, что я был удивлён, – ничего не сказать.

Принцесса в сопровождении служителя и охраны первой подошла ко мне и сделала реверанс:

– Здравствуйте, барон. Или охотник Седой? – Она лукаво смотрела на меня и ждала ответа.

– Здравствуйте, принцесса, можно и так и так, – опомнился я. – Ребята, – обратился я к охране, – у меня принцессе ничего не угрожает, расслабьтесь.

Асмильда удивлённо подняла бровь и обернулась к магу:

– Левин, мне действительно ничего здесь не грозит, размещайте людей…

– Прунис, – помог я магу принцессы, – пригласите коллег в гости.

Принцесса согласно кивнула. Всадники спешились, и наши мальчишки сразу забрали всех коней в конюшню. Тронулась и опустевшая карета, из которой до того незаметно вышла девушка и быстро, как бы сам собой, выгрузился багаж.

– Седой, – Асмильда наигранно топнула ножкой, – вы снова меня игнорируете. Где восторги, где комплименты?

– Простите, но вы свалились как снег на голову. Чем обязан?

– Фи, как грубо! Вам не идёт брутальность. И вообще, я не к вам, а к Малышу. Вы позволите, наконец, поздороваться?

– Разумеется, – вздохнул я. Что-то расклеил меня этот неожиданный приезд. – Позвольте представить вам моих друзей…

Я предстал всех своих, принцесса – начальника охраны, мага Левина. Служитель представился сам – референт хромского епископа Глентос. Больше всего ему обрадовался Хуго, так как его собрат привёз благословление самого Первого секретаря на епископство в баронстве Комес.

Во время знакомства со встречающими обитателями замка Асмильда дольше всего задержалась возле Витара, и он явно нервничал. Гостья же только загадочно улыбнулась одними уголками губ. Джоконда, блин.

– Принцесса, вас с вашей помощницей проводят в вашу комнату. Там вы сможете помыться, переодеться, отдохнуть, а потом – прошу к столу. Вас, господин секретарь, это тоже касается, и вас, господин начальник охраны. О ваших людях позаботятся отдельно… А на ужине держитесь, – полушутливо-полусерьёзно добавил я, – к вам будет куча вопросов.

Девушка скорчила такую умильную рожицу, что я невольно улыбнулся, потом подхватила под руку служанку и спросила ангельским голосом:

– Кто нас проводит?

– Гиля, – позвал я и вздрогнул, увидев совершенно белое лицо. Женщина отреагировала с запозданием, но вполне адекватно – полупоклоном. – Проводите гостей.

Едва гости скрылись, заговорил Хуго:

– Я знал, что это свершится сегодня! Сегодня была особая благодать! Правда, господа?

– Поздравляю, – буркнул Агнар.

– Пока рано. Благословение мне передадут завтра во время утренней службы. – Настоятель, похоже, ничего вокруг не замечал.

– Что всё это значит, Егор? – чётко и раздельно спросила Агна, словно только опомнившись. – Завтра моя свадьба. – Она выделила слово «моя».

– Сам ничего не понимаю, – так же раздельно ответил я. – За ужином всё выясним.

– Надеюсь. Пойдёмте, в холле подождём принцессу. – Последнее слово Агна презрительно выплюнула.

– Пойдёмте. – Я пожал плечами.

Лиза промолчала.

(обратно)

Глава 14

За ужином всё прояснилось. Нас с Витаром вычислили элементарно: в одной барматской газете появилась статья про разгром лавийских войск одним импозантным молодым бароном и… моя гравюра в ней. Откуда взялась – непонятно. То ли кто-то запечатлел меня на амулет иллюзии, то ли зарисовали многочисленные торговые гости, что более вероятно. Факт остаётся фактом, я смотрелся на гравюре довольно чётко и более мужественно, чем на самом деле, с подчёркнутой сединой. Сама статья была язвительной по отношению к лавийцам и выставляла героем Рона, вернее, «бывшего охотника Грома», а я был представлен эдаким загадочным «графом Монте-Кристо». Наверное, если бы позволял формат издания, была бы напечатана куча сплетен о моей личной жизни. А может, они уже изданы в местном аналоге жёлтой прессы, я не стал уточнять. Я больше чем уверен, что Лиза непременно закажет все издания. После такого фурора принцессы ни за что не удержится.

Решение поехать в гости пришло к Асмильде сразу после прочтения газеты. Она воспользовалась формальным разрешением отца, который ещё месяц назад отдал ей чек на круглую сумму и заявил:

– Сама найдёшь своих спасителей, сама и отблагодаришь, – просто чтобы отмахнуться от назойливой дочери.

Быстро, за несколько дней собралась и инкогнито, под старым материным титулом покинула Бармиус телепортом в Волчок, потратив часть «наградных». Девушка справедливо рассудила, что мы не обидимся. В Хроме пришлось ненадолго задержаться для найма лошадей и кареты, и там же, на станции она встретила молодого служителя. Он переминался на пункте найма и сразу подошёл к ней, едва услышав пункт назначения.

– Простите, госпожа, не возьмёте меня в Комес?

Принцесса смерила его изучающим взглядом и улыбнулась:

– Почему бы и нет? Вам, я знаю, жениться запрещено, а вы такой молодой и симпатичный. Расскажете в дороге, как вы с этим справляетесь.

Служитель покраснел и промямлил:

– Разрешено, только надо сложить с себя службу Спасителю…

– Это одно и то же, – отмахнулась Асмильда. – У вас там дело?

– Да, необходимо вручить тамошнему настоятелю некоторые бумаги…

– Так скачите верхом, быстрее же! Или, – она заговорщически пододвинулась к нему, – в Хроме служителям лошадей не выдают?

– Что вы, графиня! Мне дали коня в епископском подворье, но… я совсем не умею верхом. – Последние слова служитель почти прошептал и стыдливо опустил голову.

Принцесса заливисто расхохоталась.

– А с вами весело! – сказала, отсмеявшись, она. – Залезайте в карету, вон пригнали.

Маг охраны незаметно кивнул в ответ на вопросительный взгляд Асмильды.

– Только после вас, сударыня, – неожиданно галантно ответил служитель. – Вас сам Спаситель послал в ответ на мои молитвы, я и надежду потерял, с утра здесь хожу.

В карете девушка узнала о точной цели визита референта епископа Хромского, о том, как он скрывает своё неумение ездить верхом, и о многом другом, а служитель – настоящее имя графини и обстоятельства её чудесного спасения.

За столом Асмильда держалась очень непринуждённо, будто не она, а мы были у неё в гостях, и это выглядело естественно, а не нагло. Что значит придворная школа и характер.

Всю историю своей поездки она рассказала одновременно с неторопливым поглощением салата и мясного рагу, запивая всё легким ангурским вином.

– Завтра свадьба, правда?! – восторженно переспросила принцесса. – Агна, Рон, поздравляю вас! Как я люблю свадьбы! Вы меня пригласите? – попросила она с такой затаённой надеждой… как ребёнок, честное слово.

– Разумеется, ваше высочество, мы приглашаем вас, – искренне ответила Агна.

Похоже, Асмильда покорила её, и опасение насчёт двух «звёзд» на одном празднике прошло бесследно.

Рон поддакнул.

Мы ещё мило побеседовали с полчаса и собрались расходиться.

– Малыш, проводите меня, пожалуйста, до моей комнаты и… Поможете мне выбрать подарок?

– Конечно, принцесса, – смущённо ответил Витар.

За столом Асмильда получила разрешение продолжать называть Витара Малышом, а меня Седым и потребовала не называть её титульным обращением. Попробовала перейти на «ты», услышав наше общение друг с другом, но я это отклонил. Нечего идти на поводу у малознакомых капризных принцесс.

Фиона последила за её эмоциями и убедилась, что она довольно искрения, особенно в отношении Витара. Любовь это или нет, судить трудно, но интерес к нему большой, восторженный и окрашенный нежностью. Ко мне же отношение больше снисходительное, а ко всем женщинам – затаённо-ревнивое, причём сама принцесса об этом даже не подозревает. Нормальная девушка с характером, избалованная вниманием. Если бы не сумасбродство, цены бы ей не было. Мой прямой вопрос, почему она до сих пор не замужем, принцесса ловко проигнорировала, а я буквально прочувствовал, как Витару стало стыдно за мою бестактность. А любопытно, что там у них при дворе творится. Просто любопытно.

– О Спаситель! Если ещё и Дарина взбеленится, то я не знаю, что и делать, – сказал я, уже лёжа в постели.

– За неё не переживай, она себе давно уже другого парня нашла, а вот Гиля меня беспокоит, – ответила Лиза. – Ну что вам, мужикам, надо, можешь сказать?

– За всех не могу, а лично мне нужна ты.

Я обнял её и крепко поцеловал. Лиза возмущённо дёрнулась пару раз и затихла. Ночь прошла великолепно.

На утреннюю службу мне, как владетелю, пришлось прийти. В храме я поздоровался со всем своим «ближним кругом», к которому прибавились страшно заспанная Асмильда с магом – начальником охраны, очень молчаливым типом. Принцесса стояла рядом с бодрым Витаром.

«Мог бы и взбодрить девушку заклинанием», – мысленно сказал я ему в разговорник.

«Неудобно, Егор», – тоже мысленно ответил он.

«А не давать девочке спать всю ночь – удобно?»

«Ты что, я у себя ночевал».

«Да ты что! Не узнаю я тебя, друг. В следующий раз не оплошай, смотри, ведь она по тебе сохнет».

«Что ты говоришь, она же принцесса!»

«Да?! Что-то раньше я не замечал у тебя сословных предрассудков».

«Да пошёл ты!»

«Уже иду».

Вокруг нас стояли остальные обитатели замка и во все глаза пялились на Асмильду. Деревня.

Церемония благословления на епископство началась сразу после службы и была предельно простой: Хуго встал на колено, как при обычной молитве, только перед стоящим Глентосом, а тот развернул свиток и начал читать. Закончив чтение, он раскрыл ладонь над головой и провозгласил:

– Слава Спасителю!

Тотчас с ладони сорвалась пелена и окутала новоиспечённого епископа. Дальше благодать не распространилась. Я покосился на Лиону, и та незаметно кивнула.

Хуго сиял от счастья как начищенный самовар. Он поднялся и задвинул длинную речугу о своём и общем счастье, оттого что в баронстве появилось епископство и епископ именно он, а не кто-нибудь другой, ибо именно он знает чаяния и т. д. и т. п. Закончил выступление объявлением о бракосочетании сегодня в два часа пополудни.

– Слава Спасителю!

– Слава! Слава!..

Сердечно поздравив новоиспечённого епископа, мы вышли из храма, и сразу из моей рации раздался голос Теруса:

– Замок, ответьте Старику! – И так несколько раз.

«Чёрт, надо выключать мобильник в общественных местах», – запоздало подумал я и отошёл от народа.

– Слушаю, Терус.

– Военные исследовали ваши амулеты и готовы сделать заказ.

– Ну?

– Их интересуют «арбалеты» второго уровня, пополам Огня и Света. Сколько вы можете их поставить?

– А почему не третьего?

– Я тоже задал этот вопрос и получил ответ: они более надёжны, более долговечны и быстрее перезаряжаются. Подсчитали, что в длительном бою они намного эффективнее трёхуровневых. На трёхуровневые тоже будет заказ, но на небольшую партию. Сколько вы можете поставить и в какие сроки?

– Столько, сколько сможете увезти. Цена прежняя, так что считайте сами и забирайте с очередным конвоем. Дня через два можете присылать. До связи.

– Подождите, барон, а как насчёт шкатулок?

– Отправляйте своим ходом, о цене потом. Извините, Терус, мне страшно некогда.

– Понял, извините, Егор. Сегодня же отправлю обоз. До связи.

За пару часов до церемонии Лиза затащила меня в нашу комнату. Увы, апартаментов я не нажил, приходилось тесниться в одной спальне. Правда, довольно большой и перегороженной ширмой.

– Переодевайся, я приготовила тебе одежду.

Я обречённо посмотрел на новый зелёный камзол, узкие штаны и узкие башмаки на каблуке. Камзол расшит, на мой взгляд, аляповатой золотой вышивкой с кое-где вшитыми красивыми цветными камнями.

– Последний писк моды? – иронично спросил я.

– В Цитрусе заказывала по варгусскому журналу. Не последний, к сожалению, прошлый год. Надевай, мне самой любопытно.

Одевался я, матерясь и путаясь в завязочках-крючочках. Лиза помирала со смеху. Нет бы помочь, а она развлечение нашла. По завершении этого нудного процесса из зеркала на меня смотрел типичный средневековый голливудский франт. Ничего так одежда, не тянет, не жмет. Нормально. А если учесть, что мастер шил без примерки, таки он действительно мастер. Башмаки оказались узковаты, и на каблуке мне было непривычно, но ничего, разносятся. Брр, бред! Да после свадьбы ни в жизнь их не надену!

Не до конца отошедшая от смеха Лиза протянула мне перевязь с парадной шпагой. Игрушка, усыпанная бриллиантами, а не оружие.

– Надень. И вот это тоже, – вытащила откуда-то массивную золотую цепь с баронским медальоном, на котором был выгравирован серп и молот.

Я прошёлся по спальне. Неудобно, но терпимо.

– Чего молчишь, скажи что-нибудь, – не выдержал я.

– Ага, проняло, дорогой! Жаждешь оценки? Неудобно себя чувствуешь? А что же ты мне ни одного комплимента по поводу одежды не говоришь, а?

– Не издевайся, мне и так неудобно. Рюшечки какие-то, штаны обтягивают. Тьфу! И ни одного кармана!

– Привыкай, родной, к нелёгкой женской доле. У меня тоже на платьях ни одного кармана! – И снова закатилась в хохоте.

– Нет, ну в самом деле, куда что класть? Ты сумочку можешь взять.

– И ты возьми, – еле выдавила она сквозь смех.

– Да я же серьёзно! – рассердился я. – Сброшу сейчас всю эту мерзость и в обычных брюках и рубашке на свадьбу приду! Мне наплевать, ты меня знаешь.

– Ой, напугал! – И, с трудом успокоившись, протянула мне широкий пояс из тонко выделанной кожи, украшенный разноцветными камнями. К поясу на золотых цепочках крепился кошель. – Давно я так не веселилась.

– Рад за тебя, – хмуро буркнул я в ответ. – Это что, все настоящие самоцветы?

– А то! Владетель ты или кто? Это я, – тяжко вздохнула, – неизвестно кто. Так, очередная фаворитка могущественного барона. Эх, нелёгкая моя доля…

И с любопытством на меня покосилась. Я остался невозмутим, не фиг надо мной ржать. А Лиза и не надеялась на ответ.

– Не уходи никуда, сейчас я переоденусь, оценишь. Надеюсь на твою искренность. Зря надеюсь, конечно, но всё равно оцени. Я отгадаю по нюансам твоего смеха. И не подглядывай! – выкрикнула уже из-за ширмы.

Вот ещё, подглядывать! Чего я не видел? Хотя… любопытно, но лень вставать. И сознанием гулять неохота. И выходить из комнаты в таком виде. Чёрт бы побрал эту свадьбу!

Торжество началось ровно в два. Народу в храме – яблоку негде упасть. Повсюду живые цветы и разноцветные ленты, люди наряжены. В воздухе витал непередаваемый аромат предвкушения праздника вместе с приятным запахом полевых цветов.

На возвышении рядом с алтарём стояли жених, невеста и епископ. Рон в строгом чёрном камзоле, Агна в роскошном белом платье – один к одному из нашего загса, Хуго в ослепительно-белом балахоне.

Я от всей души позавидовал Рону: мне бы такой костюмчик, а то сверкаю, как новогодняя ёлка! Зато остальные мои «подданные» моим нарядом восхитились. Одна Асмильда посмотрела насмешливо, тщательно это маскируя, и я был полностью с ней солидарен, даже подмигнул. Хорошая гостья, ни капли мне не докучает, возле Витара трётся.

Хуго приступил к церемонии:

– В этом святом месте двое любящих сердец собрались осенить себя благодатью Спасителя. Пройти ритуал опоясывания и связать себя узами брака… – Он говорил патетично и долго. О любви, о верности, о вере и о многом другом.

Потом заиграла нежно-грустная музыка и запел хор. Музыканты – приглашённые, а хор наш, любительский. Пел хоть и непрофессионально, зато душевно. Во время пения мальчик и девочка поочерёдно и очень старательно обвязали жениха и невесту алыми шёлковыми лентами со свисающими на длинных шнурах кисточками. Опоясав брачующихся, дети встали с ними под руку. Мальчик с женихом, девочка с невестой. Музыка смолкла.

– Желаешь ли ты, Рон ор’Галар, взять в жёны Агну Римпис? – До боли знакомые слова из уст епископа прозвучали громко и торжественно.

– Да.

– Желаешь ли ты, Агна Римпис, выйти замуж за Рона ор’Галара?

– Да.

– Да благословит Спаситель ваш брак, принятый без принуждения, осмысленный вами, и по велению сердец!

Хуго шагнул к новобрачным, поднял свисающие кисти и связал их друг с другом.

Как только кисти соприкоснулись, от них разошлась знакомая мне пелена и окатила мужа, жену и служителя. Их ауры полыхнули радостью.

– Пред Спасителем нашим я свидетельствую о завершении обряда и объявляю вас мужем и женой! Слава Спасителю!

– Слава! Слава!..

Грянула торжественно-весёлая песня. Её запел хор и быстро подхватил зал. Молодожёны с глупо улыбающимися лицами развернулись к людям. Поклонились в пояс и стали спускаться, ведомые детьми. Люди перед ними расступались, не переставая старательно орать песню о счастье для новой семьи, о куче детишек, о безбедной долгой жизни и крепком здоровье. Пели и дружно вскидывали вверх руки во время незамысловатого фривольного припева:

Епископ остался стоять возле алтаря и умиленно смотрел вслед уходящим, сцепив руки в замок и рефлекторно крутя большими пальцами. Руки смешно огибали солидный хуговский живот.

– Слушай, – прокричал я Лизе в ухо, стараясь переорать поющую толпу, – а если бы благодати не было, их бы не поженили?

– Поженили бы. Её часто нет, поэтому служители и используют выражение «свидетельствую о завершении обряда» и ни слова о благодати.

– Но почему она не всегда снисходит?

– А я знаю? Потому что часто не по любви женятся, наверное. А к чему это ты? – Она подозрительно уставилась на меня.

– Не-е, у наших благодать была, я видел. Просто так, любопытно, насколько серьёзен у вас обряд.

– И?

– Что «и»?

– Договаривай.

– Нечего договаривать! Сначала, увидев благодать, подумал, что очень серьёзен, а после твоих слов передумал.

– Вот и я ночью передумаю, чурбан бесчувственный.

– Пойдём, выходить пора.

– Не переживай, ты, как самый важный родственник, – последние слова прозвучали язвительно, – будешь последним поздравлять.

– Да посмотри, вон уже стихийники выходят, неудобно. Пошли, не капризничай.

Пока мы шли по храму, я думал о разыскном листе. Имена Рона и Агны прозвучали открыто, Хуго напишет отчёт… стоп, какой отчёт? Он сам епископ! Если только референт расскажет. А пусть! Лист поди забыт уже, и Нугар, сволочь, обещал прикрыть, но ему верить… Господи, о чём я думаю?! Свадьба же!

Молодые стояли на выходе в куче цветов и принимали поздравления. Лиза была права, стихийники ещё и не начинали поздравлять. К новобрачным по одному подходили простые комесцы. Стражники, ополченцы, мастеровые. Говорили речи, неумело целовали руку Агне, пожимали руку Рону, хлопали по плечу или обнимали – кто во что горазд и как близко они были знакомы.

Я успел заметить удивлённое лицо Асмильды при виде такого панибратства, как вдруг перед Агной и Роном возникла растрёпанная Гиля. Бледная как смерть и с лихорадочным взором.

– Поздравляю вас, ваша милость, – обратилась она к Рону и язвительно поклонилась. Потом поклонилась Агне: – И вас, ваша милость, тоже поздравляю.

– Гиля! – встревоженно воскликнула Агна.

– Молчи, баронская подстилка! – истерично взвизгнула Гиля, отпрыгнула и развернулась к народу: – Ненавижу вас всех! Благородных, магов и всех, кто перед ними пляшет! Вам! Всем! Только графинь подавай да принцесс перезрелых! А вы, местные шлюшки! Только и мечтаете о магах и баронах. Помечтайте, им нет до вас дела! Вон, – Гиля показала пальцем на меня, – вырядился, сверкает и стоит со своей шлюхой, радуется. Ненавижу вас всех! Чтоб демоны вас побрали! Весь замок, всё баронство проклинаю! А тебя, Агнар, с твоей графиней проклинаю отдельно! Пусть вас демоны вечно жарят! Проклинаю собственной смертью!

С этими словами она выхватила из складок платья узкий стилет, приставила к груди, надавила на рукоять и… отчаянно взвизгнула и разжала ладони. Стилет со стуком упал на землю. На платье расплылось небольшое пятнышко крови.

Повисла оглушающая тишина. Женщина удивлённо посмотрела на руки, на стилет в пыли, истерично захохотала и побрела, шатаясь, в сторону крепостных ворот прямо сквозь толпу. Её руки дрожали. Люди перед ней стремительно расступались. Здесь очень серьёзно относились к проклятиям.

Я стал отходить от шока и открыл было рот крикнуть стражу, как меня коснулась Лиона.

– Не надо, Егор, и телохранителей принцессы останови, – сказала быстро, твёрдо и очень серьёзно.

Не знаю почему, но я поверил ей мгновенно.

К Гиле быстро приближались четверо из охраны принцессы.

– Стоять! – крикнул я. Они замерли и недоумённо посмотрели в сторону Асмильды. – Принцесса, – я задыхался от ярости, – пожалуйста, остановите своих телохранителей.

– Но меня оскорбили! Прилюдно! – возмутилась она, красная как помидор, глаза метали молнии.

– Асмильда, я прошу вас, – вступила Лиона своим волшебным голосом. – Не стоит арестом сумасшедшей женщины портить праздник. Он и так подпорчен. Я прошу вас, отпустите её. Она несчастна, поверьте.

По-моему, только из-за того, что Лиона мать Витара, принцесса её послушала.

– Оставьте женщину! – недовольно крикнула Асмильда своей охране.

– Выпустить её из замка! – выкрикнул я.

Надеюсь, вратная стража услышит. А нет… ещё лучше.

Не по душе мне оскорбления с проклятиями, особенно когда мою девушку обзывают шлюхой.

Я повернулся к Агнару и укоризненно покачал головой. Тот готов был сгореть со стыда. Переминался, отворачивался и прятал глаза, как мальчишка. А мне хотелось сорвать свой сияющий камзол и бляху, как у немецких военных гаишников. Одна Лиза стояла внешне невозмутимая, но с таким торнадо в душе! За неё было обиднее всего! По рвал бы Гилю, если б не Лиона. А она ещё и вызовы в разговорник игнорировала. Почему? Злость ещё долго не уходила. «Ну, Лиона, после свадьбы не отвертишься!»

Праздник оказался испорчен. Мы старались делать вид, что ничего не случилось, но настроение… На Рона и особенно Агну страшно было смотреть, она еле сдерживала рыдания.

Оставшиеся поздравления прошли скомканно. Потом мы сидели за столами на заднем дворе, а простые обитатели – на площади перед храмом. Играла живая музыка, пили, ели, танцевали, вручали подарки. Происшествие с Гилей в конце свадьбы забылось под влиянием спиртного, но осадок остался, огромнейший осадище…

– Лиона, какого демона ты меня остановила? – спросил я сразу после свадьбы.

– Понимаешь, Егор, у неё было такое отчаяние в душе, такая решимость на всё, такое горе… Она душу демонам готова была отдать, лишь бы нам стало хоть чуть-чуть горше. Она смерти себе хотела, ты же сам видел!

– На публику она играла, а ты её отпустила!

– Да, отпустила! Что ты на меня так смотришь? Да, я, я виновата! Отпустила её – виновата, разлучила с любимым – виновата! Куда мне теперь деваться?! – прокричала она и… разревелась.

«Серьёзное чувство вины у женщины. Разлучницей стала, и про мужа до конца не забыла, – подсказала Фиона. – Издержки воспитания. Не поверишь, что графиня».

А всегда невозмутимая Лиона открыто рыдала, еле успокоил. Вот у кого горе!

– Мне Богиня моя посоветовала, – неохотно сообщила она, когда проплакалась. – Она смертью проклинала, умерла бы – проклятие обрело бы полную силу.

– Сразу бы об этом сказала!

– Не люблю я её слушать, – ответила нехотя, после задумчивой паузы, – вроде как не я ей, а она мной управляет. Из-за неё тогда и в разговорник не отвечала. Не хочу, чтобы другие знали…

Весь следующий день Рон ходил хмурый, а Агна с утра заплаканной. От Лионы с Агнаром они отстранились. На целые сутки. Потом старые друзья выяснили отношения и вдрызг напились самогоном, напрочь отключив отрезвление стихиями.

Про свадьбу по радио не было сказано ни слова – я запретил. Про приезд принцессы – тоже. Впрочем, родители её не потеряли, у неё оказался разговорник, она их успокоила и категорически отказалась поработать словесным посредником в разговоре между мной и отцом. Что её ждёт дома – неизвестно. Домашний арест, не меньше. А пока она не отходила от Витара. Да и он от неё. Весь наш рабочий график полетел к чертям, а он этого, казалось, даже не замечал.

Я обратился к нему через два дня после свадьбы, сразу после отгрузки очередного конвоя в Шелтон. Вулар в этот раз не приехал, зато в конвой включили двух магов, и груза забрали гораздо больше: по двести огненных и световых «арбалетов» второго уровня и двести пятьдесят «демонских» амулетов плюс рации.

– Витар, друг, в конце концов, сколько можно? Агнар запарился без тебя, и, надеюсь, про Шелтон ты ей ничего не рассказал?

– Ты что, Егор, за кого ты меня принимаешь? – обиделся Витар. – А с Агнаром… обещаю, что не буду от него отходить, как только Асмильда уедет. Уже скоро, через два дня, – сказал упавшим голосом. – Занятия же с учениками я провожу каждый вечер!

– Конечно! Вместе с принцессой! Интересно, на кого больше ученики смотрят?

– Да ладно тебе, ты, что ли, никогда не влюблялся?

– В ущерб работе – нет, – слукавил я. – Что, так серьёзно? По-моему, поначалу ты был от неё не в восторге.

– Ничего ты не понимаешь! Она, она… Да ну тебя!

– Хорошо, насчёт характера говорить ничего не буду, но она принцесса! Ты понимаешь, что тебе ничего не светит?

– Не трави душу. Она тоже по этому поводу расстраивается. Будет уговаривать родителей. Двоих женихов она спровадила, характер у неё о-го-го!

– Заметил.

– И отец её любит, и не наследница она. Может, получится? – сказал с такой надеждой, что я сглотнул вертевшуюся на языке язвительную остроту.

– Не знаю, но думаю, вряд ли. Тем более ты шелтонец.

– Ну и что! Война всё расставит по своим местам, а я выживу. Мне теперь есть для кого. И её в обиду не дам. Ты мне поможешь?

– Очнись, Витар! Мы все тебе поможем, как и ты нам! Совсем сбрендил?

– Извини, – он улыбнулся, – наверное, точно сбрендил. Как представлю, что она уедет, так… да что об этом говорить.

– Ничего, держись, друг. – Я хлопнул его по плечу. – Всё у тебя получится, я уверен. – И спросил тихо: – Вы с ней спите?

– Да пошёл ты! Какая разница, разве в этом дело!

Но по мелькнувшему в эмоциях довольству я понял – спят. Да и Асмильда подозрительно тихая стала. Ох уж это благородное воспитание! Рыцарь. Но своего не упустил, молодец. Интересно, как охрану дурят? Наверняка папочка их и на это настропалил.

– Совершенно без разницы, ты прав.

Вечером того же дня меня отозвал начальник охраны принцессы, Левин.

Как нам туго пришлось из-за этих барматцев! Шелтонский конвой мне лично пришлось останавливать за пределами замка и самим, вернее, нашим проверенным стражникам везти им груз на телеге. А ночевали они в новой посадской казарме для моих солдат. Заполнена она была едва на четверть.

– Барон, где нам с вами можно поговорить с глазу на глаз?

– Пройдёмте в мой кабинет, – пожал я плечами.

Любопытно.

– Я вас слушаю, – сказал я, садясь в любимое кресло.

– С вами хочет поговорить герцог.

– Я не против. Как мы это сделаем?

– У меня есть разговорник, связанный с ним. Принцесса об этом не знает, и я надеюсь на ваш такт.

– Мне без разницы ваши тайны. Сама Асмильда, как я понял, не хочет связывать меня с родителем, верно?

– Совершенно верно. Я вызываю герцога?

– Вызывайте.

Маг коснулся пальцем уха и через минуту произнёс:

– Мы одни, ваше высочество. Здравствуйте, господин барон.

– Здравствуйте, господин герцог. Послушайте, господин Левин, давайте без политеса и по существу, а то неудобно через посредника.

Маг в ответ кивнул и передал моё пожелание Гровсу.

– С дочерью всё в порядке?

– Не беспокойтесь, в полном.

– Она передала вам награду?

– Да.

– Устраивает?

– Вполне.

– Когда она собирается домой?

– Я её не держу и не гоню. Не знаю. Сама скажет, если захочет.

– Она такая. Её честь не пострадает?

– Если вы о девичьей, то могу вас заверить, что я с ней не сплю и не собираюсь, и насиловать её здесь никто не будет.

– Прошу вас,подтолкните её к возвращению, я в долгу не останусь.

– Денег мне хватает, а вашу дочь я не балую и без вашей просьбы, и она мне, честно говоря, мешает, но насильно выставлять девочку за дверь не стану. Она совершеннолетняя, в конце концов. Вернётся – воспитывайте её сами.

Герцог молчал не меньше минуты.

– Вы выделите ей дополнительную охрану до телепорта? Мы с герцогиней очень переживаем из-за прошлого нападения чёрных.

Теперь подумал я.

– Видите ли, в чём дело, то нападение было спровоцировано вами. Вы вели переговоры с чёрными, и не знаю, что у вас там не заладилось, но девушку захватили для дополнительного давления на вас или страховки. Они точно знали, где, когда и с кем она окажется. От меня у них такой информации не будет. Но я подумаю по поводу усиления охраны.

Я был уверен, что Витар отправится провожать Асмильду.

– Какие переговоры, не собирайте сплетен, барон! Не думайте, что, если моя дочь у вас в заложниках, я не смогу ответить на оскорбление! Вы ещё плохо меня знаете.

– Я и не собираюсь с вами знакомиться, герцог. Это не сплетни, а рассказ умирающего чернокнижника, командира пятёрки спецназначения. Мне плевать, чем вы у себя занимаетесь, надеюсь, вы знаете, что делаете, и также надеюсь, что у наших хранимых Спасителем земель не будет проблем со стороны Бармата в предстоящей войне.

– Да вы бредите! Я не желаю больше с вами общаться и немедленно прикажу Левину хватать Асмильду и тащить её домой! Только попробуйте ему помешать!

– Только не надо мне угрожать! – Гровс меня разозлил. – Я никому не позволю арестовывать гостью в моём доме, даже её собственному отцу. Всё! Разговор окончен. А этот так называемый бред вам ещё аукнется. – Я подождал, пока маг повторит мои слова, и сказал лично ему: – Левин, не говорите мне ответ герцога и покиньте кабинет. Советую подумать, прежде чем выполнять непродуманные распоряжения.

– Ваше высочество, я вынужден на время отключить разговорник. – Коснулся пальцем уха, поднялся со стула и пошёл к двери. Открыв её, неожиданно обернулся и спросил: – Про переговоры с чёрными правда?

– Да, – твёрдо ответил я и выдержал его долгий пристальный взгляд.

Он молча вышел.

Принцесса отбыла через два дня. Витар, как я и предполагал, поехал с ней до Волчка. Левин не предпринял попытку увезти Асмильду силой. Не знаю, получал он такой приказ или нет.

– Асмильда, вам понравилось у нас? – спросил я её перед отъездом.

– Чудесно! Я была здесь совершенно счастлива! Оставляю Малыша на ваше попечение. Заботьтесь о нём, кормите, поите и следите, чтоб никакая Дарина его не увела!

Хорошо работает сарафанное радио!..

– Исполню все ваши пожелания! – ответил я с шутливым поклоном. – Приезжайте ещё.

– Непременно! У вас здорово! – Инцидент на свадьбе, перешагнув через гордость, она постаралась забыть, и под влиянием Витара это ей в конце концов удалось. – Эх, жаль, я не могу пригласить вас к себе! Папа почему-то очень зол на вас. – Я пожал плечами в ответ на её недоумение. – Но я обязательно вернусь! – Она поднялась на цыпочки и чмокнула меня в щёку. – До встречи, Егор!

– До встречи, Асмильда! Удачной дороги!

– Да пребудет с вами благодать Спасителя, – благословил девчонку наш епископ.

Референт Глентос уехал раньше, на следующий день после свадьбы на попутной повозке.

(обратно)

Глава 15

Июль выдался великолепный. Жаркие дни чередовались с короткими освежающими дождями. Они шли как спасение, а то совсем бы мозги вскипели. Мы работали не покладая рук и лишь дважды смогли вырваться на речку. По молчаливому согласию на остров Дракона больше не отправлялись. Вроде как некогда. И действительно, мы встречали непрерывно прибывающих наёмников, работали над не желающим «выворачиваться» отражением, пытались совместить атакующие разностихийные плетения, а я дополнительно пытался разобраться с высокими уровнями энергий. Этим приходилось заниматься в Руинах, на «крыше» башни.

С большими мощностями дело обстояло глухо. Дело в том, что мы не знали мощных, свыше пятого уровня, заклинаний, да и четвёртый-пятый уровни я «вычислил», меняя модуль-стабилизатор в низкоуровневых плетениях. В некоторых заклинаниях это сработало. Тогда, в Руинах, мы практически ничего не знали, а теперь поняли, что эффективность моих тогдашних четырёх-пятиуровневых плетений маленькая. По существу, это пустая трата маны. При четвёртом, а тем более пятом и выше уровнях надо менять не только модуль-стабилизатор, но и всё остальное – создавать новое плетение. Как назло, и мои «девочки» при большой прокачке форматированной маны тупеют. При пятом уровне – это «лёгкое головокружение», выше – спутанность и потеря сознания. Я остаюсь один на один с заклинанием. Могу плести и наполнять силой, но… это метод тыка, причём опасного тыка на таких высоких уровнях.

Я привык к компьютеру в голове и остальных стихийников приучил. С Твердем бы встретиться на своей территории. Впрочем, попыток создать что-нибудь своё я не оставлял, а последние работы Агнара в области взаимодействия разностихийных плетений дарили некую иллюзию надежды. Посмотрим.

Сегодня как раз представилась вторая возможность выбраться на пикник. День выдался жарким. Мы поели шашлыков, попили вина и покупались в холодной воде Быстрой и сейчас просто лежали в тенёчке. Я валялся голышом, а Рон в подштанниках, типа кальсон. Трусы носил только я, остальные не решались. Поначалу и на меня смотрели со смехом, но я не сдавался. Одна Лиза поддерживала, утверждала, что в трусах я её возбуждаю. В данный момент мне стесняться некого, потому что мы с женщинами разделились: они ушли подальше, на солнышко позагорать.

…Происшествие на свадьбе не забылось, как я надеялся, а, наоборот, обрастало всё новыми и новыми подробностями. Слухи ходили по всему баронству и расползались за его пределы. Гиля превращалась то в старую ведьму, которую мы долгое время прятали от помощников, то в натуральную демонессу, которая специально выбрала праздник для проклятия. С ней мы тоже якобы что-то не поделили. Причём то, что Гиля местная, хлудовская, все как-то разом забыли, даже хлудовцы. Слухи не только не проходили, но и, наоборот, усиливались. Очень уж необычным было наше общество, и Гиля, как назло, исчезла, что подливало масла в огонь.

– С чего это барон её отпустил? Неспроста это. Он подозрительный, – Семус передавал мне многочисленные шепотки дворни, – и барматской принцессе не разрешил её трогать. А барон ли он вообще? Помните, наших он повесил, якобы они лавийские шпионы, а Гилю не тронул. Неспроста… – И это припомнили.

Самое плохое, что к этим сплетням прислушивались некоторые стражники и многие прибывающие наёмники. Слава богу, до бегства пока не дошло, но это не за горами. Надо что-то делать, а что – не придумывается. Я и речь двигал на площади: народ как пришёл, так и ушёл. Не убедил я и, более того, усугубил. Не привыкли люди к «разъяснениям» баронов, записали в ещё одну странность. А ведь предупреждали меня и Рон, и Семус.

И чёрт меня дёрнул с серпом и молотом! Из абстрактного символа герб превратился в «печать чернокнижников»! А что, серп – жертвенный нож, молот – инструмент «демонской наковальни», на котором демоны дробят пальцы низвергнутых к ним душ. Это мне Агна объяснила народные поверья. Эх, люди, люди, деревня – и есть деревня, сплошные сплетни да суеверия. Немудрено: на Земле такое сплошь и рядом, а уж в магическом мире тем более. Проклятия и сглазы здесь очень даже реальные. Раньше надо было про герб подсказать, но никто о такой ерунде не вспомнил.

Теперь замковая дворня старалась держаться от меня подальше, и если я случайно сталкивался с нервной женщиной, то она испуганно вздрагивала и отбегала. И народу убавилось. Пока только «лишние». Это воспринималось очень неприятно. Былое обожание меня, любимого, прошло без следа.

Бедный Хуго! Он устал вести разъяснительную работу, служить внеурочные молитвы в домах и проводить обряды очищения. Мотался по всему баронству. «Нет худа без добра, – буквально процитировал он мне как-то при встрече земную поговорку. – Познакомился с паствой и со своими служителями, и приглашать их не пришлось. Занятный народ». Подробностей не рассказал…

– Надо что-то решать со слухами, народ в замке волнуется, глядишь, и разбегаться начнут, – вяло проговорил Рон. В который раз за последние дни!

– А ты сам как относишься к случившемуся? – так же вяло спросил я.

Я лежал на животе, положив голову на ладони.

– Очень плохо, и ты это знаешь. Не ожидал я такого от Лионы, – тихо произнёс Рон, покосившись на спящего Агнара. – Проклятия от таких отчаянных женщин, готовых с душой расстаться, сбываются, и боюсь, это только начало. А повесил бы ты Гилю – кто знает, может, лучше бы стало, а может, и нет. Авторитет бы так не уронил – это точно, а во всём остальном… не знаю. Пути исполнения проклятия угадать невозможно.

– Тут я с тобой согласен, – это был не первый наш разговор на эту тему. Про совет Богини Лиона просила не распространяться, – но продолжаю сомневаться, а было ли оно? Очень предсказуемо всё развивается, где это… чудовищная непреодолимость, во!

– Предсказуемо? Ты хочешь сказать, что знаешь, что будет дальше? И знал, как отреагируют люди? Не смеши меня. Я сам только через несколько дней понял, во что мы влипли, когда народ стал коситься. Я ждал, что дворня посмеиваться над тобой будет, выставит тебя эдаким… чудиком, а ты и так чудик, но такого – не ожидал. И будет тебе «непреодолимость», не дай Спаситель. Тьфу, подобрал же словечко! Всем нам будет. И придётся преодолевать.

Пришлось молчаливо согласиться.

Мы блаженствовали почти до вечера, до тех пор, пока из Хлудова не сообщили: «Шествие Спасителя идёт!»

Когда Рон передавал мне эти слова, он побледнел. Передал и прошептал:

– Вот тебе и непреодолимость… Накаркали…

Шествие Спасителя – это якобы стихийное возмущение народных низов, самой черни. Самых бедных и увечных, самых преданных почитателей Спасителя, то бишь фанатиков. Шествие собирается само собой и идёт искоренять ересь там, где помощникам действовать проблематично. Например, свергать «запутавшегося» владетеля. Разогнать шествие силой невозможно, тебя не поддержит никто, и солдаты откажутся выполнять твой приказ и, более того, присоединятся к шествию. Начинается ход обычно в провинции и завершается в столице, в замке, в башне – там, где цель. В итоге «еретика» могут буквально разорвать. Без оружия и магии! Сила, по слухам, у фанатиков неимоверная! Это последнее средство церкви против светской власти: шествие трудно начать и трудно остановить. От него можно только бежать.

Всё это мне объяснил Агнар во время лихорадочных сборов. Потом Рон отозвал меня в сторону:

– Валить надо порталом куда угодно.

– Де не может быть это так страшно! – возразил я. – Толпа калек, что они сделают!

– Я видел один такой ход, – медленно произнёс Рон. – Защиты от него нет. Окружающая чернь мгновенно заражается фанатизмом, военные присоединяются к ним, а если ударить магией, то вряд ли подействует, и тебе тогда точно не жить на землях Спасителя. Это тебе не разыскной лист, до которого по большому счёту никому нет дела, это… любой крестьянин или нищий будет знать о тебе и непременно сдаст! Надо уходить, и лучше сейчас, пока толпа далеко. Не хочешь же ты их поубивать, а потом скрываться?

– Бог с тобой! Никого я убивать не собираюсь, но и бежать немедленно… Нет, дождёмся шествия, а там посмотрим.

Рон пристально посмотрел мне в глаза.

– Запомни, Егор, у меня нерождённый сын. – Он чуть ли не прохрипел с нехарактерным для него остервенением.

– Уходи сейчас с Агной, а я ещё не решил. В чём проблема? – Я удивился, но и сам закусил удила, ответил чересчур резко.

Рон промолчал. Просто отошёл и продолжил седлать коня. В мой разговорник одновременно раздались вызовы от Семуса и Пруниса. Пришлось отвечать по очереди.

– Ваша милость, Шествие Спасителя идёт по наши души, что делать?

– Приеду – разберёмся. Не все ещё взбунтовались?

– Нет, ждут прихода, но самые верные с вами, не беспокойтесь. Может, стоит выгнать нестойких заранее?

– Ждите меня, через несколько минут буду. Еду.

– Прунис, что у вас?

– Шествие…

– Знаю.

– Большинство стражников с вами, и мы готовы закрыть ворота, как только они подойдут. Нас не смутят речи смутьянов, мы вас знаем.

– Отлично, мой друг, дождитесь нашего приезда, я на месте разберусь.

Тревога заполнила меня целиком, до ногтей на пальцах ног. Я совершенно не представлял, с чем придётся столкнуться. Лишь одно было предельно ясно: силу против новой угрозы не применишь.

Мы уже почти подъехали к дому, когда раздался долгожданный вызов от Медиана. Наконец-то, я уже сам хотел ему звонить.

– Здравствуйте, Егор, вы ещё в замке?

– Здравствуйте, Медиан, на подъезде туда. Сообщение о шествии застало нас за стенами, вы по этому поводу?

– Конечно! Хвала Спасителю, вы ещё не повстречались с толпой, а я уже подумал: поздно. Я только узнал. Бегите из баронства, Спасителем заклинаю!

– Расскажите по порядку: кто, зачем и почему, и я приму решение.

– Господин барон, решение одно – бежать! Вы начнёте жизнь в другом месте, у вас получится, я уверен. Пока не поздно! Не приведи Спаситель, вы решите защищаться! Тогда вам жизни точно не будет, несмотря на войну. До неё ещё больше месяца.

– Медиан, зачем такой пессимизм? Всё будет замечательно! – врал я. – Объясните, откуда это взялось? Я убегу, не переживайте.

Помощник ответил через некоторое время:

– Я присутствовал при докладе Глентоса епископу по возвращении от вас. Епископа пробило радостью, когда он услышал о проклятии на свадьбе. Тогда я удивился, с чего это, но потом, после подробного расспроса о вас, брат Иглуний, это наш епископ, просто полыхал довольством, и я понял, граф его убедительно попросил выжить вас из графства.

– Что значит убедительно попросил? Я, например, не могу приказать Хуго.

– Эх, барон! Никто не может, но многие владетели это делают! На всех шествие не организуешь и помощников, извините, что я так про себя, не натравишь. Епископы – люди зависимые, и я считаю, это правильно. Когда они приходят к настоящей власти – ничего хорошего не случается, пример Флока вы знаете.

– Давайте ближе к теме! – взмолился я.

– Извините, заносит иногда. Так вот, епископ допрашивал меня и раньше и отстранил от реальной работы, как только я от вас вернулся. Но это всё не то… – Медиан подумал недолго и продолжил: – Из Совета Глав он вернулся окрылённым, встречался с самим Первым секретарём Собора. Вы знаете, что Совет Глав проходил в Грунде? Больше двух недель назад. И там решили готовиться к войне. Наше графство, королевство и некоторые другие. Заодно и епископа вам назначили, интересно, что с ним будет? Если выживет – только в монастырь. Опять отвлёкся! Так вот, буквально неделю назад знакомый помощник показывал мне разыскной лист на вас и, смеясь, говорил: нашли их, референт епископа помог, но это несерьёзно, а вот «пророчество монастырских старцев» про возрождение Древнего – серьёзней, и всё в одном месте сходится – в замке Комес. Я стал узнавать подробности и сегодня, совершенно случайно, узнаю о шествии! Ни в одной газете про это не было, ни одного слова по радио, и мои знакомые молчали! Подумал, успею ли вас предупредить, и вызвал сразу, как только узнал. Успел. Покиньте замок, ради Спасителя!

– Сговорились вы все, что ли? – не выдержал я постоянных советов бегства. – Приеду домой – сам разберусь. Спасибо за участие, Медиан, вы мне очень помогли!

– Не иронизируйте, разбирались бы лучше со своими подданными! Именно проклятие подстегнуло епископа на формирование шествия, иначе не вышло бы. Никто бы не пошёл против вас, вы были популярны среди черни. Общее мнение простых людей в этом вопросе очень много значит. А среди знати вы по-прежнему модны.

– И не думал иронизировать. – На самом деле ещё как думал! Просто чтобы сбить лишнее напряжение. Очень уж забеспокоился. Это сильно вредило здравомыслию. – Спасибо, мне пора. Подъезжаю к дому. Я вас вызову, если что.

– Обязательно, Егор. Очень за вас переживаю. Да пребудет с вами благодать Спасителя!

– И с вами. До связи.

После отъезда принцессы мне уже несколько раз приходилось выпроваживать пьяных молодых аристократов. Они ехали, видите ли, знакомиться со мной. А сколько предложений поступало на балы из Волчка и Грунда! Даже то, что я стерпел публичное оскорбление от своей бывшей любовницы, так им было легче думать, только добавило мне пикантности в глазах высокородных бездельников. Принцессу же – и про неё слухи просочились – посчитали моей нынешней пассией. Над ней сочувственно посмеивались. Так что было где потусоваться. И чего я отклонял эти предложения? Ну да, работа и проблемы с народом. Лизе и другим нашим женщинам тоже некогда дурью маяться.

Замок встретил нас тревожной пустотой. На улице – одна стража. Коней принял мальчишка, по-прежнему смотрящий на меня с восторгом. Таких осталось немного.

– Господин барон, – докладывал Прунис, – если толпа будет двигаться с прежней скоростью, без ночлега, то к рассвету они достигнут наших окрестностей. Я слышал, что в таких шествиях Спаситель силы даёт, но не уверен.

– Я уточню, – сказал я и мысленно вызвал Медиана:

«Во время шествия люди отдыхают?»

«Интересный вопрос! Нет, не отдыхают. Спаситель даёт людям силы. Они по нескольку дней могут только пить, и ничего с ними не случается, и даже наоборот, становятся сильнее во время шествия. Правда, после начинают отъедаться, а некоторые умирают. И эта смерть очень почётна среди фанатиков. Я такого мнения не разделяю…»

«Спасибо, Медиан, мне правда некогда».

А мой капитан меж тем продолжал доклад:

– Закрыть замок можно хоть сейчас, и ничего они нам не сделают! Угомонятся и разойдутся, тогда откроем. Или вы желаете уехать на время? Только тогда вы всё потеряете: если владетель сбегает от шествия, он лишается владения. Таков закон, об этом я на одном найме узнал.

– Подожди-ка, – меня заинтересовали слова Пруниса, – а почему другие замки не спасались таким образом, ведь оружия у толпы нет!

– Изнутри восставали и открывали ворота. Всегда. Но в нас и в вас я абсолютно уверен! Разрешите выставить «лишних», господин барон?

– Рано! Продолжайте выполнение обязанностей. Объявляю военное положение. Только ополчения созывать не надо. Выполнять!

– Есть, господин барон! – И чуть ли не хитро подмигнул: – Понял вас! – Он отошёл к казармам и рявкнул: – Полусотня, построились! Быстрее, сучьи дети…

Построения я не видел, в это время поднимался в кабинет. Рон с Агной пошли в комендантскую, остальные в лабораторию. В принципе мы приняли план Пруниса. В крайнем случае телепортируемся в Руины. Предупредили нашу молодёжь, чтобы по первому зову бежали к лаборатории. Они все остались искренне верны нам, несмотря на агитацию со стороны родни. Искренность была настоящей, Фиона это подтверждала, как подтверждал и фингал под глазом Крупа. Конечно, с клятвой бы от них проблем не было, но всё же… приятно. Можно всерьёз задуматься об инициации в ближайшее время.

В кабинете я плюхнулся в кресло, удобно пристроился и вылетел сознанием. Уверен, остальные стихийники поступили так же…

Шествие мерно двигалось по Цитрусскому тракту. Около двух тысяч оборванцев, бродяг всех мастей и вполне добропорядочных обывателей. В хвосте колонны я с удивлением обнаружил несколько десятков знакомых хлудовцев и поразился, заглянув в глаза оборонщику без оружия: абсолютно пустые, лишь в глубине плескалась ненависть.

Возглавлял ход высокий аскетичный служитель в грязно-серой хламиде, в которой с трудом угадывался обычный балахон служителя. Его глаза не были пустыми, было гораздо хуже: они буквально светились фанатизмом, абсолютной верой, решимостью, жертвенностью. Губы служителя непрерывно шевелились, читая молитву. Изучив толпу внимательней, я заметил ещё несколько похожих служителей. Они равномерно распределялись среди людей.

А люди – пели! В такт шагам тянули торжественную мелодию. Слов, как всегда свободным сознанием, разобрать невозможно.

С этим Шествием Спасителя далеко не просто! Ауры людей частично сливались в единую ауру толпы, и она оказалась пронизанной сложной ярко-фиолетовой сетью. Явно не новодел, но и на древнее плетение непохоже. Сверху толпу, словно вытянутым колпаком, прикрывала тусклая серая плёнка благодати Спасителя. Очень серьёзно. Откроют наши стражники ворота как миленькие! И нас будут гонять. С удовольствием.

Идти им осталось… до рассвета – самое скорое. Надо что-то решать. Как неохота бросать всё нажитое! Непосильным трудом, так сказать. Думай, Игорёк, думай! С этой оптимистичной мыслью я вернулся.

– Агнар, Рон, – сказал в разговорник, – и остальные, посмотрели на шествие? Какие мысли?

Ответили не сразу.

– Бежать, – грустно произнёс Агнар.

– Как обидно, столько трудов! – воскликнул Витар. – Давайте подумаем! Плетение мы видим, может, удастся развеять?

– Когда и где будешь тренироваться? Подъедешь и скопируешь? Уверен, что тебе это позволят? Это не тупой монстр в Руинах, – остудил его пыл Агнар, – и видел же, как заклинание в ауры вплетено, его и скопировать проблематично. Нет у нас времени на эксперименты.

– Ну, мужчины, придумайте что-нибудь! – воскликнула Лиза.

Повисло длительное молчание.

– Да, забыл добавить, – сказал я, – вся толпа благодатью прикрыта.

Снова молчание, разочарованное.

– Егор, я сейчас к тебе поднимусь, – вступила в разговор Лиона, – надо кое-что обсудить.

– Неужели разгоним?! – с надеждой воскликнула Лиза.

– Не уверена. Начинайте собирать вещи, а мы с Егором потрепыхаемся.

– Вещи, вещи!.. – возмутился Витар. – Раздать стражникам наши «демонские» амулеты, там защита разума третьего уровня – не пробьют. Постоят возле ворот и разойдутся.

– Во-первых, не пробьют ли? Во-вторых, сколько будут стоять? Вдруг месяц? И что тогда? Обвинения в демонопоклонничестве подтвердятся, – охладил друга Рон. – Послушаем Лиону. Попробуем потрепыхаться, а нет – найдём место.

Летняя ночь светла. На востоке давно горела алая полоса, до восхода оставалось менее часа. Я стоял прямо на тракте и ждал подхода шествия, оно вот-вот должно появиться из-за поворота. Конь, привязанный к ближайшему кусту, спокойно щипал сочную травку. Узел был заранее ослаблен для быстрого развязывания, седло подтянуто. До замка отсюда километров пять. В безразмерном белом балахоне служителя я с непривычки тонул. Запахиваться нельзя – не по уставу.

Как переживал Хуго! Получить долгожданное епископство и тут же его лишиться! Как только шествие войдёт в замок, Комес как самостоятельное владение перестанет существовать. У меня нет наследников, и баронство автоматически отойдёт Хрому. Быть епископом без владения – нельзя, и епископского благословения лишить нельзя. Невозможно стать простым служителем после епископства. Дорога одна – в монастырь. А неохота! Обратного пути оттуда нет. Лучше подставиться под удар шествия, не дай Спаситель! Поэтому он с готовностью уцепился за такую ненадёжную ниточку и с удовольствием отдал мне один из своих балахонов.

– Да пребудет с вами благодать Спасителя, господин барон! Я буду молиться за вас! Нет, это какая-то чудовищная ошибка! – снова затянул он надоевшую мне волынку.

Я не стал слушать.

Из-за поворота показалось шествие. В сумерках отдельные фигуры в колонне не различались. За исключением Аскета, как я стал называть главного служителя. В предутренней полутьме он выделялся лихорадочным блеском глаз. Казалось, они светятся изнутри. А может, не казалось. От ритмичного топота ног тряслась земля, в ушах звенела песня о славе Спасителя, о каре еретикам и тому подобном. Она звучала торжественно и протяжно на одной ноте, очень нудно и громко. Долго послушаешь – действительно отупеешь.

Я опустился на одно колено и запел басом, подражая православным клирикам:

– Славному Спасителю по-мо-о-лим-ся-я!

Наскоро сляпанное заклинание усиления на основе Воздуха сработало более чем идеально. Я чуть не оглох от низкого громового рыка. Стало не по себе от обилия инфразвуковых обертонов. Так и было задумано. Голуба неплохо разобралась с волнами, резонансами, потоками, давлением и с прочей физикой.

По толпе прошло колыхание от ударной волны, и шествие замедлило шаг. Губы Аскета перестали шевелиться, а песня зазвучала медленней и тише.

– Славному Спасителю по-мо-о-лим-ся-я!

Колонна остановилась метрах в десяти от меня. Взгляд Аскета по-прежнему светился и по-прежнему выражал те же самые чувства крайнего фанатизма. Нет, пожалуй, добавилось немного удивления.

– Присоединяйся к нам, брат, – произнёс он мелодичным тенором, резко контрастирующим с истощённой внешностью.

Одновременно со словами от ауры Аскета отделился фиолетовый «щуп» из того же плетения, что и над всеми, и бессильно стёк с моей защиты. Этого никто, кроме меня, не заметил.

Глаза главного служителя расширились.

– Ты?! – выкрикнул он истерично-злобно.

Вместо ответа, я запел молитву:

И так далее и тому подобное. Текст составляли мы с Лионой. Хуго тоже пытался помогать, когда переставал твердить о чудовищной ошибке.

На службах использовались в основном канонические тексты, но допускались и собственные, посвящённые конкретному случаю или ситуации, причём не обязательно в стихах. Этим мы и воспользовались. Рифмы понадобились исключительно для удобства пения.

Громкое басовое звучание с нижайшими обертонами производило непередаваемое впечатление: народ стоял не шелохнувшись, а некоторые служки рефлекторно упали на колени. Аскет же с большинством служителей продолжали стоять, но и у них волосы встали дыбом.

Закончил молитву традиционно:

– Да пребудет с нами благодать Спасителя! – и поднял вверх руку, чуть не добавив «аминь».

Неожиданно для меня самого с ладони сорвался тусклый белый сгусток и, превратившись в тонкую пелену, растянулся и накрыл всех… «Старая» благодать растворилась в «новой», а фиолетовое плетение распалось на нити и быстро развеялось. Такого я не предполагал даже в самых смелых фантазиях.

По толпе пробежал стон, и люди попадали. Служители продолжали стоять ещё несколько мгновений, но потом, по одному, медленно опустились на колени. Пример подал Аскет, он рухнул первым. Упал и пополз ко мне, постоянно подвывая:

– Прости недостойного! Я знал, знал, я чувствовал! Нет мне прощения! Накажи меня, отправь недостойного к демонам, святой Егориус!

Он подполз, взял полу моего балахона и принялся исступлённо её целовать.

Я растерялся. Нет, растерялся – слишком мягко сказано. Потерял дар речи, был в шоке, оху… и даже больше.

– Я чувствовал, что это ты, но гнал от себя истину! Я недостоин боле служить Спасителю! Святой Егориус, покарай меня от Его имени! – продолжал Аскет на одной ноте.

– Братья! – наконец опомнился я и заговорил через «мегафон». – Вас жестоко обманули! Идите покарайте истинных еретиков, посмевших оговорить меня! Я прощаю вас! Встань! – обратился я к Аскету. – Веди истинно верующих к тому, кто оклеветал меня! Во имя Спасителя!

Глаза Аскета снова засверкали фанатичным блеском.

– Исполню, брат Егориус! Я знал, что ты добр к истинно верующим!

– Стой! Дай людям отдохнуть пред новой благодатью! Хлудовцы! Останьтесь дома, вы мне понадобитесь! Проследишь, – бросил Аскету. – А меня ждут дела во благо Его! Прощайте и не ищите меня больше, я сам вас найду, если станет нужно! Да пребудет с вами благодать Спасителя! – С этими словами я вскочил на коня и сорвался с места в карьер.

В голове вертелись сумасшедшие мысли одна невероятнее другой. Я скакал на автомате, не замечая ничего вокруг. А справа от меня из-за близких гор показалось огромное красное солнце. Самым верхним краешком – рассвет.

На главной улице посада я резко остановился, вздыбив коня. Улица пустынна, но за окнами виднелось множество прильнувших к ним аур.

– Я прощаю вас, мои подданные! Вашу глупость и невежество! Но это – в последний раз! – И поехал к опускающемуся мосту.

Когда Лиона подсказала свой план, я посчитал это бредом. Во время совместной молитвы, когда внимание служителей отвлечётся от главной цели и пелена благодати ослабнет, надо попытаться разрушить или лишить силы объединяющее плетение. Это Богиня подсказала. Фиона подтвердила – проблематично, но реально. Что ж, попытка не пытка, и я начал действовать. «Мегафон» с инфразвуком – ударить адреналином по безразличию. Пение, стихи, ритм, громкость, правильный прикид – собрал всё лучшее из шоу-бизнеса. И Лиона, и Хуго внесли посильную помощь.

Но чтобы благодать?! О ней речи вообще не было. Только про ослабление от рассеянности, и то это только предположение. И ещё я чувствовал, что моя пелена чуточку другая и что-то мне напоминает, но никак не мог вспомнить что, и «девочки» никак помочь не могли.

Эти мысли, мешая спать, вертелись в башке несколько ночей. Пока не плюнул. Есть вещи поважнее.

С момента избавления от шествия народ снова меня полюбил. Дворовые и посадские жители долго чувствовали себя виноватыми. Наиболее смелые просили прощения, мол, демоны попутали.

А святой Егориус – реальная историческая личность. Он прославился борьбой с чернокнижниками в незапамятные времена, и о нём ходили легенды. Ещё он с успехом обращал в настоящую веру самых закостенелых язычников. Вот так вот.

Фанатикам не удалось собрать новое шествие против не знаю кого, кто конкретно натравливал их на меня. Им просто никто не поверил, а без веры собрать шествие невозможно. Вот, оказывается, как я «опустился» с тем проклятием. Возможно, организаторов накажут по-другому, но не буду спорить, мне по барабану. Елавное – мы снова отбились от очередной напасти и снова мои акции взлетели до небес.

Медиан места себе не находил на следующий вечер после неудавшегося шествия, я печёнкой чувствовал, как он мечется, разговаривая со мной.

– Вы в самом деле святой?! – Его голос замер в конце фразы.

– Я – нет, а вот мой тёзка Егориус – святой. Знаете, Медиан, я почти ничего не помню. Молитва, благодать… такая светлая! – врал напропалую. – Отправил их наказать клеветников зачем-то… Со мной такое впервые. Даже не знаю, что и думать, это больше по вашей части.

– Я чувствовал… Всегда. Что-то в вас не то, – медленно рассуждал помощник. – Передумал и про чёрных, и про Древнего, вы уж простите меня, барон, – произнёс он виновато. – Теперь понял… Спаситель ведёт вас! – заявил он внезапно очень торжественно. – Вы очистите мир от скверны демонов! Я уверен в этом! Да пребудет с вами благодать Его! – закончил совсем пафосно.

– Полно вам! Сделаю всё, что смогу. Извините, меня зовут.

– Конечно, конечно. Да, вспомнил! Брат Иглуний, наш епископ, сегодня внезапно засобирался в поездку, на инспекцию приходов и монастырей, а он домосед…

– Мне это совершенно не интересно! До связи, брат Медиан.

Я сразу отключился, не стал ждать дополнительных прощаний. Вроде не фанатик, а ведёт себя… Как искренне верующий ведёт себя. Храни его Господь.

О пелене благодати друзьям я рассказал.

– Что ж, очередное подтверждение. Не зря мы с тобой связались, – спокойно сказал Рон.

Остальные с ним согласились.

Через три дня после Шествия Спасителя я принимал присягу у моей «армии». Две сотни солдат и сотня всадников выстроились на плацу рядом с новыми казармами. Сотня копейщиков с новенькими щитами с изображением серпа и молота и сотня арбалетчиков без щитов. «Арбалеты» – наши стреляющие амулеты. Названия сотен довольно условно, у нас все будут уметь всё. Вернее, уже умеют. Рон специально таких подбирал, и двадцатку местных уже натаскали.

Для особой торжественности все, в том числе и я, были в красных плащах с серпом и молотом. У знаменосца, стоящего напротив строя, реял аналогичный флаг. Красиво, чёрт побери! Я стоял рядом со знаменем. Хуго рядом со мной.

Забили барабаны, запели горны, и ко мне чётким строевым шагом направился Прунис, мой капитан, командующий вооружёнными силами. Рон остался комендантом крепости и начальником тайной стражи.

– Господин барон, воины армии баронства Комес для принятия присяги построены! – доложил Прунис.

Я оглядел ровные ряды. Солдаты стояли, замерев. Молодые и многоопытные, радостно возбуждённые и хмуро торжественные. Перед своими десятками неподвижно стояли знакомые мне Салих и Рухис.

– Воины! – начал я речь. – Сегодня у вас появится новая Родина, баронство Комес. Станьте достойными её гордого имени! Защищайте её, не жалея жизни, как свою родную землю, как землю предков, – это большая честь! Гордитесь ею! Не важно, по делу или нет, но гордитесь. И пусть все завидуют вашим алым плащам! Пускай от одного слова «Комес» враги затрепещут, а друзья воспрянут. Добейтесь этого! О вас начнут говорить – не опозорьтесь, и вас зауважают. Помните всегда – за спиной Родина. Она маленькая, и отступать некуда. И ещё помните: за вами наши жизни и… души. Моя в том числе. Души! Вы поняли, о чём я. Остался месяц, может, чуть больше. Готовьтесь, отсиживаться не будем, да и не получится. Спаситель с нами! Капитан, подводите людей к присяге, – закончил я отрепетированную, но от внезапного волнения скомканную речь.

Невольно заныло сердце от нахлынувшей тоски по собственной Родине.

– Есть! – И Прунис повернулся к строю: – Десятники, выводите людей на присягу. Десятками, согласно номеру, равнение на командующего – вперёд!

Раздались команды десятников, и воины ровными шеренгами стали подходить ко мне. Замирали и согласованно орали слова присяги. Она была самой обычной, принятой во всех армиях имперских стран. Принимали благословение от Хуго, чётко разворачивались и отходили. Последним присягнул Прунис.

На этом торжественная часть закончилась. Началось веселье.

(обратно)

Глава 16

По возвращении из Комеса принцессу мягко арестовали, просто перестав выпускать с её части дворца. Всего десять комнат – темница! Ни балов, ни приёмов, ни прогулок, ни поклонников – скукота! Хотя нет, насчёт поклонников не совсем верно, прорывались кавалеры к верным фрейлинам, а заодно и хозяйке внимания перепадало, и сплетни не переводились. Впрочем, сплетни разносили не только люди, но и газеты, и новомодные амулеты – радио, их «заключённых» не лишали. Даже Комес слышался сквозь треск помех. Правда, «Башня Комес» сплетен практически не разносила, но хватало и других «башен».

Деятельной натуре Асмильды было невообразимо скучно. От окончательного отупения девушку спасали длинные рыцарские романы, амулеты иллюзий да бесконечные разговоры с Витаром по подаренному разговорнику – обыскать дочь герцога не посмели.

– Скучаешь, узница ты моя? – спрашивал обычно Витар, выходя на связь.

– Один ты меня и спасаешь, Малыш, я бы совсем свихнулась без твоего голоса! Фрейлины уже в печёнках сидят, гоняю их и в хвост и в гриву! Ты же меня знаешь.

– Знаю, узница, знаю и завидую им. С удовольствием поменялся бы с ними местами! – со смехом отвечал Витар.

Они болтали ночами напролёт.

Вот и нынешняя ночь исключением не стала.

– Сегодня матушка изволила заявиться. И что ты думаешь? Правильные были слухи, замуж меня папенька хочет отдать.

– Говорил же я тебе, оставайся! А ты всё – честь семьи да честь семьи! Вот и выйдешь по-честному! Только не за меня! – с отчаянием выкрикнул Витар.

– Ха, ха, ха, – произнесла Асмильда раздельно. – Не кипятись, Малыш. Двоих женихов спровадила, спроважу и третьего. Или подумать? Шучу, не заводись! Сейчас, правда, серьёзней, – вздохнула принцесса. – Матушка утверждает, что папенька выпустит меня исключительно на опоясывание. Хоть бы сам мне это сказал! Я, видите ли, не заслужила чести предстать пред ним! Он вообще со мной не встречался и в разговорник не отвечает, снял его. Надо же, обиделся! Говорят, он очень зол на Егора, не знаешь почему?

– Не знаю, родная, – не стал ещё больше огорчать любимую Витар. – Наверное, потому, что не выгнал тебя, беглянку.

– Не знаю, не знаю, отец не такой, не стал бы из-за такой ерунды так обижаться. Понимает же, что я одна в этом виновата. Тем более вы меня спасли. Что-то здесь не то.

– Брось об этом думать, это не твоя забота. Твоя забота – жених! Скажи, кто он такой, и я разорву его на кусочки!

– Какой-то графёнок какого-то графства. Не пачкай руки, я сама ему кровь выпью. Люблю свежанинку, – ответила принцесса с притворным рычанием.

– Я серьёзно. Ты та, ради которой я готов умереть. Я не отдам тебя никому, запомни! Ещё когда мы собирались сбегать из замка от Шествия Спасителя, я решил, что украду тебя и увезу к себе, не знаю куда, и защищу от всего! Согласна бежать?

– С тобой хоть на край света! – восторженно произнесла Асмильда. – Подожди… Какое шествие, о чём ты?!

– Да так, ерунда, это всё проклятие. Всё уже благополучно разрешилось.

– Что?! И ты мне ни о чём не рассказал?! Прибить надо было ту безродную шваль! Зря я твою мать послушалась! Стерпела оскорбление, умылась после плевка, как последняя шалава, и всё зря?! – Возмущению принцессы не было предела. Она злилась на себя, на мать Витара, на Витара, на Гилю, да на весь мир! И он ещё посмел промолчать о шествии?! Вдруг сердце девушки ухнуло в пятки. – Подожди… Ты сказал, Шествие Спасителя благополучно разрешилось… не к вам шли?

– Ты чем слушаешь? Я же говорил, что мы вещи собирали. И не надо так злиться, тебе не идёт. К нам, других владений в округе нет, просто Егор решил с ними всё полюбовно. Всё, проклятие кончилось. Зря ты так на мою маму: если бы казнили тогда Гилю, было бы гораздо хуже, она наверняка это знает.

– Как?! – не могла успокоиться Асмильда. – Шествием даже королей пугают, а Егор кто?! Я не могу тебе поверить! Скажи, что придумал про шествие, чтобы мне нервы пощекотать, правда?

– Нет, я сказал правду, – довольно произнёс Витар. – Вот такой у меня друг. Что ему короли! Он вышел к шествию и прочитал с ними молитву. Вот и всё. Святой человек, как и я. И Агнар, и все стихийники! Гордись своим будущим мужем.

– Не могу поверить! Так просто?! Точно не врёшь?!

– Прочитаешь в газетах, обязательно напишут. Странно, что ни по одному радио ничего не сказали. Кто-то высокий запретил, не иначе.

– Непременно почитаю. Помолиться с ними… В голове не укладывается. С детства шествием как самой страшной карой пугали…

– Правильно, потому что ты принцесса. Чем ещё тебя в детстве пугали, расскажи-ка…

Принцесса завтракала, как обычно, поздно. Как всегда, покапризничала, сменив несколько блюд, и с удовольствием выпила привычного утреннего торфа. Приказала открыть балкон и собралась было выйти «на прогулку», как она это называла, но ей стало дурно. Принцесса развернулась и направилась в спальню, ей вдруг чудовищно захотелось спать. «Отравили?» – мелькнула удивлённая мысль, и всё пропало. Асмильда ухнула в глубокую воронку. Страх быстро сменился восторгом, и принцесса забыла обо всём на свете, а когда «приземлилась», почувствовала себя совершенно счастливой. Счастьем хотелось поделиться хоть с кем, вот хотя бы с этим человеком. Да это же папочка!

– Папочка, я так по тебе соскучилась! Почему ты такой грустный? Где ты так долго был? Я так скучала! Скучала, скучала. Почему ты грустный, ведь как хорошо кругом! – тараторила Асмильда, повиснув на отцовской шее.

– Доченька, ты огорчила отца.

– Чем?! Прости, папуля, я виновата, я дрянная, виновата, прости, – говорила принцесса как заведённая и медленно опускалась на ковёр.

По щекам текли слёзы. Отец подхватил её возле самого пола.

– Ты хочешь выйти замуж?

– Замуж? Конечно! Неужели ты разрешаешь? Я знала, папочка, ты самый лучший! Я всегда это знала! Замуж хочу, хочу, хочу, и ты не обидишься? Я так люблю тебя, папочка, и мне так не хочется тебя огорчать!

– Полно, доченька! Ты ни капли меня не огорчаешь, наоборот, я стану безмерно счастлив, если ты выйдешь вот за этого молодого человека.

– За этого? – На лице принцессы мелькнуло недоумение и пропало, сразу сменившись безудержным счастьем. – Конечно, папа, лишь бы ты стал счастлив! Как я. Я никогда-никогда тебя не огорчу!

– Вот и прекрасно. Переодевайся и спускайся в дворцовый храм. Там всё готово. Смотри, не огорчай папу!

– Что ты, ни за что! Я мигом! Эй, где моё свадебное платье? Быстрее, а то папа огорчится!

Служанки и фрейлины забегали туда-сюда. Началась обычная предсвадебная суета. Нет, не обычная: в углах будуара стояли четверо охранников. Других, не привычных телохранителей, и они не собирались никуда уходить и даже отворачиваться. Женщины боялись на них глаза поднять, не то что сказать хоть слово. Им строго-настрого под страхом смерти запретили разговаривать с принцессой. А принцесса была счастлива и не замечала ничего вокруг. «Только бы папа не огорчился!» – лишь эта мысль немного портила настроение.

– Терпение, граф, терпение, – говорил герцог Гровс ведомому им под руку графу Фомису нор’Титосу, владетелю графства Грандан, которое расположилось на юго-западном побережье Западного океана и частью на прибрежном архипелаге. Это противоположный край имперских земель.

– Она выпила любовный эликсир, самый лучший, ангурский. Знакомы с его действием? Девушка безумно влюбляется в первого, кого видит после начала действия эликсира, и становится счастливой. Ненадолго. Нашего зелья на сутки должно хватить.

– Тогда почему вы не позволили мне встать перед ней? – спросил граф с явным подозрением. Он был среднего возраста, невысокого роста, жилистый, смуглый и черноволосый. Типичный южанин. По-иверски говорил с заметным южным акцентом.

– Видите ли, действие зелья недолгое, и… она будет помнить всё. Вы хотите начать семейную жизнь с обмана?

– Да я через несколько минут собираюсь это сделать! В чём проблема, раздери вас демоны! – Объяснение герцога ни капли не убедило графа. – Сутки влюблённости и несколько дней возвращения памяти. У нас этот напиток не такая уж редкость.

– Вот даже как! У нас он строго запрещён церковью.

– Церковь у нас одна. Ваше высочество, не увиливайте, я должен знать, какую проблему мне предстоит решать.

– Хорошо, хорошо. – Герцогрешился рассказать часть правды. – Асмильда влюблена в мага Жизни, и, похоже, взаимно. Недавно она с ним встречалась, и я опасаюсь, что эликсир подействует не совсем правильно. Понятно? Меня она, как отца, и так любит. Я решил не рисковать. Как в детство впала, надо же!

Граф размышлял не меньше минуты и, лишь когда они подходили к богато украшенному храму, произнёс:

– Вы коварный человек, герцог. Не хотел бы я быть вашим врагом. – А про себя добавил: «И другом».

Опоясывание прошло скромно. Благодати пожилой епископ Барматский не почувствовал, но тем не менее брак освидетельствовал. Не впервой. На странное поведение принцессы закрыл глаза – и это не впервой.

После храма состоялось небольшое застолье с речами и подарками. Отец на этом банкете всегда находился рядом с дочерью, и та, даже танцуя первый танец с мужем, не сводила глаз с папы. Немногочисленные гости делали вид, что странное поведение Асмильды – очередной каприз сумасбродной девицы.

После застолья, ближе к вечеру состоялся «свадебный выезд» к телепорту. И снова герцог ехал с молодыми в одной карете.

– Иди, дочь, смелее, не расстраивай папу, жди меня там и не тревожься, я завтра приду. Так надо, дочь! Ты уже взрослая, не огорчай папочку.

Асмильда счастливо с ним соглашалась:

– Я буду ждать тебя с нетерпением столько, сколько необходимо. Я взрослая, я замуж вышла! Но не задерживайся, пожалуйста! – закончила чуть огорчённо.

– Не капризничай и слушайся мужа.

– Конечно! Я знаю, так надо, так положено, и ты не расстроишься, правда?

– Правда, Асмильда. – И графу: – Надеюсь на вас, я доверил вам самое ценное – свою дочь.

– Одну из трёх, – усмехнулся Фомис и продолжил серьёзно: – Я помню все наши договорённости, они в силе. В свою очередь, я надеюсь на вас. Пойдём, Асмильда, мы уже попрощались, не бойся, ты ненадолго расстаёшься с папой. – Он повернулся к герцогу и добавил: – Жду в гости, ваше высочество.

Как только новобрачные с двумя телохранителями скрылись в портале, Гровс облегчённо вздохнул. Обратно возвращался в той же свадебной карете с десятком охраны. Ехать было всего ничего, около километра. Настроение было превосходное.

Витар вошёл ко мне в кабинет встревоженным донельзя. Как некстати! Я только что вернулся с инспекции казарм и конюшен – недочётов масса. Что-то Семус в последнее время расслабился. По-хорошему так на покой старику надо – шалит сердечко, несмотря на все Лизины старания. Или к опытному целителю на приём идти. Надо отправить. Так заупрямится!

– Егор, тревога.

– Поясни.

Друг плюхнулся на стул, и видно, что тревога не очень-то и срочная.

– Понимаешь, на сердце с самого полдня беспокойно, и не проходит. Схватило и держит вот здесь. – Он положил руку на грудь. – Асмильда. Я чувствую, с ней случилось что-то очень страшное, и она в беде. Жива, но разговорник у неё отобран или утерян. Я не могу сидеть просто так и ничего не делать!

Выдержка покинула Витара, и он вскочил со стула.

– Не мельтеши, что говорит мать? – Я остался сидеть в любимом кресле.

– Успокойся, говорит, жива твоя ненаглядная. Ничего с ней не случилось, у родных мамы с папой живёт, плохого они ей не сделают… Замуж, поди, собирается, вот и сняла безделушку, – сказал он после паузы. – Подначила меня так, – горько ухмыльнулся.

– Жива и вполне здорова, – я пожал плечами, – для тебя это самое главное. А с замужеством, – я махнул рукой, – одним разом больше, одним меньше. Разведёшь, сделаешь вдовой или сотворишь и то и другое и женишься. Делов-то!

– Не смей так говорить! – Витар подлетел ко мне, его буквально распирало от возмущения. – Ты… ты… – немного успокоился, – неужели никогда не любил?! И не любишь? А если Лиза…

– Порву любого, – ответил я машинально и задумался.

А любил ли? Люблю?.. Мне стало неудобно перед другом.

– Секунду, друг. – Я взял в руки рацию и связался с «башней». – Ринат? Срочно включай все приёмники на всех каналах, ищи любое упоминание о Бармате, тамошнем герцоге, принцессе, обо всей их семейке. Сразу сообщай. Вот так, дружище… Давай выпьем по маленькой. Успокойся хоть немного, всё с ней хорошо! Вместе пойдём рвать, обещаю.

Витар откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

Я разлил «Агранис» в рюмки. Коньяк вместе с рюмками всегда стоял в моём сейфе на расписном подносе. Закусывать его необязательно.

– Давай, Витар, за здоровье Асмильды.

Выпили. Витар – залпом.

– Егор, я боюсь проклятия в отношении Асмильды…

– Брось, – отмахнулся я. – Нам остаётся ждать. – Я постучал пальцем по рации.

Сегодняшняя работа пошла насмарку, и Агнар нас понял, не стал докучать.

Рация заговорила вечером, перед самым ужином.

– Есть, ваша милость! – раздался звонкий голос Рината. – Поймал «Купцы Сигуриусы», это бармиусская станция, у них башня самая высокая. Что там творится! Вам переключить?

– Быстрее! – одновременно рявкнули мы с Витаром.

Сквозь треск помех и плавания сигнала слышался взволнованный мужской голос:

«Судари и сударыни! Наши приказчики бегают по всему городу и докладывают последние новости. Самое ужасное подтвердилось – наш горячо любимый герцог скончался. Ещё раз повторяю, его высочество герцог Гровс, да пребудет вечно его душа в садах Спасителя, умер! Он был убит подлыми заговорщиками во время свадебной поездки. Как это подло, низко и… Я просто не нахожу слов! Только-только выдать замуж свою любимую дочь и сгореть вместе с ней и зятем в карете! Чудовищно!!! Немыслимо! Нагло!»

Витар побледнел. Заиграли желваки, заскрипели зубы, зрачки закрыли всю радужку.

– М-м-м, не-ет, – хрипло, с мычанием прошептали его губы и раскрылись в долгом крике: – Не-ет!!! – Я навалился на него всем телом, не давая вскочить, но он будто меня и не заметил, встал и проорал в потолок: – Не-ет!!!

От разрушения, а возможно, и сожжения мой кабинет спас «диктор»:

«Прошу прощения, судари и сударыни! Я знаю, нас слушает солидная публика, не только купцы и простые жители города, но и многие благородные! Ещё раз прошу прощения, дамы и господа. Просто горе невосполнимой утраты и неточные сведения заставили меня обмануть вас. Да, его высочество герцог Гровс погиб, да пребудет он вечно в садах Спасителя, но его несравненная красавица дочь Асмильда жива! Им с мужем удалось благополучно покинуть наш несчастный город телепортом во владение мужа. Хоть одна светлая новость за этот час!»

– Жива она, жива! – заорал я другу в ухо.

– Я знаю, – спокойно ответил Витар и сел как ни в чём не бывало, только спокойствием от него веяло ледяным.

– Ничего себе, это ты, как я понял, спокойный, а какой же тогда буйный? Чуть кабинет мне не разнёс.

У меня отлегло от сердца. Защемило поначалу, признаюсь.

– Не разнёс бы. Тише. Давай дальше послушаем, откуда муж.

Нужную информацию услышали только через час, а до этого были слухи, сплетни, «сведения абсолютно верные, от наших приказчиков». Болтовня прервалась на полуслове, послышался неясный шум, и раздался грубый голос:

«Развели тут рассадник сплетен! Сюда говорить? И меня все услышат? Кхм. Я лейтенант бармиусской стражи Статис. Я прибыл сюда по поручению его высочества Григора, наследника, а теперь волею Спасителя нового герцога Барматского. Мне приказано развеять все слухи и недомолвки. Докладываю: герцог Гровс погиб сегодня в семь часов вечера в результате нападения заговорщиков. Да пребудет он вечно в садах Спасителя! В соответствии с законами Спасителя, во владение герцогством вступил его старший сын Григор. Да здравствует новый государь Барматский! Долгих лет ему и да хранит его Спаситель! Дальше. – Пауза и шелест бумаги. – Ведётся тщательное расследование заговора, и с целью сохранения тайны следствия все сведения о происшествии объявляются секретными. Все выходы из города, включая телепорт, закрыты. За разглашение – каторга. Дальше. Чтобы пресечь многочисленные слухи о смерти принцессы Асмильды, сообщаю: она сегодня вышла замуж за графа нор’Титоса и убыла вместе с мужем к нему во владение, в графство Грандан. Дальше. С сегодняшнего вечера в герцогстве объявлен траур. Всё. Выключай амулет на сегодня, а то разобью к демонам, и смотри, если…» – Станция замолчала.

Речь лейтенанта мы слушали всем сообществом. Стихийники прямо с ужина пришли поддержать Витара.

– Как она могла, как могла! – прервал тишину Витар. – Она обещала мне, что ни за кого, что любит, и вдруг! Сердце до сих пор ноет.

Мы молчали.

– Хоть бы сказала, призналась. Мне было бы легче… Всё, пошёл убивать графёнка. И ей в глаза посмотреть. – Витар произнёс это так спокойно, что я мгновенно поверил.

– Подожди, друг. Я обещал тебе, что с тобой пойду рвать? Вот и пойдём. Только надо всё обмозговать, согласен?

– Что ты со мной, как с маленьким, – скривился друг, – что я, не понимаю? Просто я сейчас думать не в состоянии. Пойду к себе. Не бойся, не сбегу и не повешусь. – Это он матери.

И вышел из кабинета.

Мы переглянулись.

– Не переживайте, он сильный, выдержит, – ответила на немой вопрос Лиона. – Вы что, серьёзно с тем графом воевать собрались? Из-за взбалмошной девчонки?! – Не нравилась ей Асмильда, и всё тут!

– Друг в беде, его сердце разбито. Пусть объяснится со «взбалмошной девчонкой». Если для этого необходимо немножко повоевать, почему бы и нет? – Я ответил за всех.

Лиза, Агнар, Рон и Агна согласно промолчали.

– Ну, вы даёте! Агнар, Агна, и вы туда же? Рон! Вы сумасшедшие! – возмутилась Лиона, но, оглядев всех, досадно простонала и продолжила через секундную паузу: – Хорошо! Я тоже иду. Обязательно, слышишь, Егор?! Не забудь! Хватит мне сидеть в замке. Вот уж не думала на старости лет, что сама буду подсовывать сыну наихудшую невесту из всех! О боги! – посетовала она. Больше для приличия.

– Друзья, мы упустили один важный момент, – сказал Рон. – Герцога Барматского убили.

– Так ему и надо, предателю, – безапелляционно заявила Лиза. – И Витар теперь без проблем женится.

– Но кто это сделал? Зачем? Чем нам это аукнется? – вопрошал Рон. – Как поведёт себя Григор? Вопросы и вопросы. Лично мне очень любопытно и беспокойно.

– Вот и расследуй, – вступил я. – Мне тоже очень любопытно, но давайте сейчас решим с Витаром, то есть с этим… нор’Титосом. Агнар, что тебе известно о том графстве?

В небогатом загородном доме в пригороде Шелмиуса, каких было полно в округе, магистр Твердь встречался с совершенно неприметным человеком. Мелкий приказчик небогатого лавочника – увидишь и тут же забудешь. А человек меж тем возглавлял группу секретных операций при особе магистра. Он не стоял на балансе тайной стражи, его вообще не существовало. Ни для кого, кроме Твердя.

– Всё прошло как нельзя лучше, – докладывал человек, – почти так, как мы с вами разрабатывали.

– Вы разрабатывали, не забывайтесь впредь, – поправил его Твердь.

– Исправлюсь, – не моргнув глазом ответил человек. – Неожиданностью стало бегство Асмильды, что сорвало мои планы: герцог резко усилил охрану. А вот арест принцессы по её возвращении, наоборот, помог. Не арест, а свадьба. Это была песня! – Человек довольно улыбался.

У него не было хобби, не было вредных привычек, не было семьи и детей, у него была только страсть. Не к азартным играм, нет, а к тайным операциям. Он любил быть кукловодом, решающим, куда пойти, что делать, жить или умереть очередным своим куклам. Кукла ни о чём не подозревала, и это доставляло неприметному человеку неописуемое наслаждение. Магистр знал о страсти «сотрудника», но делал вид, что ни о чём не подозревает, платит деньги и спрашивает отчёт. «Интересно, на что он тратит деньги? Я немало ему плачу», – мелькало иногда в голове магистра. Нанятые со стороны сыщики ответов на этот вопрос не давали, а своих Твердь для этого не привлекал.

Группа не занималась сбором информации, для того предназначены другие структуры, она работала исключительно с людьми вне зависимости от их ранга: подкуп, шантаж, похищения и убийства. Нынешний случай исключителен лишь в плане масштаба ликвидированной личности. И душа исполнителя пела от счастья.

А ещё человек любил выговориться. Единственному слушателю, магистру Твердю.

– Невесту опоили, как пить дать, – улыбнулся удачному каламбуру «приказчик», – и слепой бы заметил.

– Не отвлекайся.

– Понял. Смотрю, принцесса на отца западает. У меня как в голове взорвалось! Действие эликсира пройдёт, и… взбунтуется кобылка, значит… сегодня свалить собрались молодые. Казалось бы, что мне с того? Ан нет, – сделал значительную паузу, – не оставит папа молодых до телепорта, больно уж в детство впала дочка. Ни на минуту не оставит, в одной карете поедут. Я быстрее в каретную. Долго искать не пришлось: вся в лентах и цветах на выезде незапряжённая стояла. У меня от сердца отлегло, успею.

– Как это ты свободно по дворцу ходил?

– Я же там без малого месяц, считай, жил. Все ходы-выходы изучил не хуже их легендарного привидения. Кто там на слуг внимание обращает? Их тысяча без малого. Перезнакомиться успел. – Он снова довольно улыбнулся. – Я бы вскоре и во дворце его завалил, были варианты, но свадьбой не воспользоваться – себя не уважать, а я себя уважаю, не в похвалу будь сказано. – Твердь поморщился. Человек предпочёл не заметить недовольства шефа, не впервой. – Спасибо вам, господин магистр, за шкатулку! Без неё ой как трудно пришлось бы! Не заметил маг охраны заряда, а я его в этой шкатулочке прямо под сиденье пристроил. Пришлось стамеской поработать по-тихому, а это ой как непросто! – Ликвидатор улыбался уже постоянно.

…Магистр лично передавал ему мощный армейский «огненный» заряд для катапульты, размещённый в первом ящичке от «демонских» амулетов. Излучение от активных плетений он блокировал начисто. Но только излучение. Ману пропускал свободно. Её в принципе невозможно «отсечь». Твердь тогда еле-еле подавил в себе желание немедленно направиться в Комес. Не время. Всё равно ничего не успеет, вот после войны – непременно поработает с Егором и Агнаром, это он себе обещал твёрдо.

Идея использовать ящик для скрытой закладки пришла в голову Твердю сама собой, едва он получил достоверную информацию о тесной связи герцога с чёрными.

Оказалось, что он контролировал основной канал поставок специального наркотика, «звёздной пыли», которым пользовались многие жрецы Неназываемого для вызова демонов. В имперских землях этот наркотик тоже пользовался спросом в узком слое эстетствующей аристократии и… у начинающих демонопоклонников. Стоил он безумно дорого. Наркотик вызывал сильнейшую эйфорию, высокую потенцию и чувство абсолютного всемогущества при полностью ясном сознании. Человек ощущал себя повелителем вселенной, но при этом ничего необычного не делал, не снисходил до бренного мира, так сказать. Демоны хорошо «слышали» такую душу, если уметь вызывать.

Вычислить принявшего «звёздную пыль» было крайне сложно, только маги и видящие могли заметить изменение ауры, а так… не поймёшь. Приятный, умный молодой человек, и всё. Может, чуточку надменный.

Конечно, не всё коту масленица. Зависимость развивалась после первого же приёма и вылечивалась очень сложно, даже сильнейшими магами-целителями. Наркоманы быстро старели и умирали. «Звёздная пыль» постепенно забирала саму жизнь. Подпитки жизненной силой помогали слабо, и единственное, чем можно было остановить старение, – ритуальное жертвоприношение. Естественно, наркотик был запрещён на всех землях.

А добывался он из редких тропических моллюсков и никак не поддавался алхимическому замещению. Сколько алхимиков подсаживались на него, не сосчитать! И сгорали, бедные, как свечки.

Так что позиция герцога в войне стала предельно ясна, а доказательств для Суда Глав – кот наплакал. Таким образом участь Гровса была решена. Интересно, на что он рассчитывал в случае победы чёрных? Не зря он сделал зятем «пиратского» графа, не зря. С ним они могли диктовать условия. Поставками «звёздной пыли» шантажировать батвийцев.

Армейский заряд свободно поместился в блокирующей шкатулке, а взорвать его можно не только сильным ударом, но и дистанционным взрывателем – простеньким амулетом на основе магии Огня. На расстоянии до сотни метров он действовал достаточно надёжно…

– Проследил за каретой – сели, как я и ожидал, втроём. Охрана обычная. Не ожидал герцог нападения, ох как не ожидал! Вы не поверите, во дворце он больше боялся! Семейка ещё та. Ага, запомнил маршрут – торжественный. По главной мостовой до телепорта. Можно было их всех троих рвать, но вы не любите лишних жертв… – Магистр в ответ только отпил вина. Он бывал несдержан с подчинёнными, но сейчас являлся иллюстрацией терпения. – Да и я люблю работать чисто. Сказано – Гровса, значит, его одного. По возможности, а возможность была. И был риск. Вдруг папаша с дочкой отправится? Я верхами к порталу, там короткая дорога есть, и… хвала Спасителю! – Твердь чуть не поперхнулся от упоминания светлого Бога в таком контексте, – остался папа. Дальше дело техники. От кареты головешки остались, и разлетелись они чуть не по всей улице. Стёкла вокруг – вдребезги, а Гровс, кучер и два лакея обугленными трупиками по стенам домов расползлись. – Глаза убийцы сияли. – Правильно вы сказали: не успеет защита сработать. Хороший ящичек, вы – гений.

Магистр в очередной раз поморщился. Он прекрасно знал, от чего включается защита: от «вспышки» заклинания в первую очередь. Великолепный пятиуровневый амулет герцога опоздал. Такая вот незадача.

– Неужели всё это вы провернули в одиночку? – задал наконец главный вопрос Твердь.

– Как вы и сказали. Никого из своей группы не привлекал – дело уж больно громкое, местных втёмную использовал.

– Как уходили?

– Телепортом в Сагнор, сутки подождал, в Русток и сюда. Не проследят, имена везде разные.

– Отлично. – Магистр поставил бокал и поднялся со стула. Поднялся и ликвидатор. – Вы хорошо поработали, отдыхайте. – Твердь положил руку на плечо человеку: – Навсегда.

Полыхнула вспышка магии Земли. Защитный амулет попытался сопротивляться, но был смят в доли секунды, и человек, не успев осознать собственной смерти, с коротким щелчком ломающихся костей превратился в компактный идеально круглый шар на высоте живота. Шар повисел мгновение, словно удивляясь собственному рождению, и со шлепком упал на пол. Капли крови с ошмётками плоти забрызгали мебель стены и одежду магистра. В этот раз он не поморщился.

– А говорил – обожжённые трупики…

Начальник тайной стражи Шелтона собственноручно убрал останки, помыл полы и уничтожил магией все следы происшествия. Не хуже Лизы. Очистил одежду заклинанием и верхом поехал в сторону города. Спокойно.

Солнце, закрытое редкими белыми облаками, стояло в зените. Погода обещала быть великолепной.

У человека не было имени, вернее, их было множество. Даже Твердь не смог узнать настоящее. Теперь это было не важно.

(обратно)

Глава 17

Асмильда проснулась среди ночи в холодном поту. Жить не хотелось. Она ненавидела себя за вчерашнее счастье, за дурацкое замужество, за детское обожание отца. Что? Как? Что это было? Вопросы и вопросы, они крутились в голове, требовали немедленного ответа, но все мысли тонули в ледяной тоске. На душе было пусто, не хотелось жить, и не хотелось двигаться, чтобы умереть.

«Умереть… Немедленно… Как тяжело. Зачем мне жить? Я виновата во всём… Спаситель, дай мне силы подняться. Я повешусь… Нет, отравлюсь… Отравлюсь?!» – мелькнуло прозрение.

Ненависть заполнила пустующую душу. «Отец, как он мог!» Её передёрнуло от омерзения, когда в очередной раз вспомнила вчерашнее состояние. Как проваливалась в колодец после выпитого торфа, глупое счастье, свадьбу, тупые посиделки за пьяным столом с друзьями мужа. «Мужа?! Зачем отец это сделал? Она сидела во дворце, кого-то ждала, с кем-то говорила, где-то гостила и… любила? Да, любила и люблю до сих пор… кого?! Не мужа – фу! Спаситель, верни память, пожалуйста! Как хорошо, что вчера почти уснула за столом! Муж – ненавижу! Велел отвести её в спальню, и сейчас она одна. Где он? Постель не смята. Спасибо, Спаситель! Утро. Отец! Как я тебя ненавижу! За что мне это?!»

Рассвело сразу, без привычных утренних сумерек. Влажный густой воздух, насквозь пропитанный терпкими ароматами южного моря. Издалека доносились редкие голодные крики чаек.

Открывать глаза и вставать принцессе совершенно не хотелось. Её душили бешенство, ненависть и собственное бессилие. А ещё мучительно хотелось вспомнить что-то очень важное…

Стук в дверь, и женский голос спросил:

– Графиня, вы проснулись? Можно войти?

Новоявленная графиня молчала.

«Графиня! Графиня нор’Титос. Как противно! Я убью и его, и себя, пусть только посмеет ко мне прикоснуться! Спаситель, верни мне память! Я чувствую, я знаю что-то важное… и я люблю… любимый! Спаси меня!!! Ну, пожалуйста». – Асмильда не успела додумать планы мщения, как распахнулась дверь и в спальню впорхнула стайка служанок.

– Ваше сиятельство, вам необходимо одеться, вас желает видеть ваш муж.

Принцесса открыла глаза и с презрением оглядела четырёх разновозрастных женщин.

– Я. Никуда. Не пойду, – сказала она раздельно.

– Но, ваше сиятельство, граф приказали… – со страхом пролепетала самая младшая.

– Вон отсюда, все! Во-он!!! – заорала Асмильда, вскочив на широченную пуховую кровать.

Прокричала и упала, не удержавшись на слишком мягкой перине.

И тут на неё нахлынуло. Ревела в голос, никого не стесняясь.

Горький плач прервался сам, когда сильная мужская рука схватила её за запястье и грубо стащила с кровати. Асмильде с трудом удалось сохранить равновесие и остаться стоять. Теперь на полу, на дорогущем мягком ковре. Выглядела она отвратительно: зарёванное чучело со спутанными волосами, в ночной рубашке. Перед ней с гримасой презрения стоял граф, явно страдающий с похмелья.

– Милая жёнушка, – сказал он язвительно, – когда я говорю, что желаю тебя видеть, то ко мне надо бежать! – проорал он последнее слово. Продолжил уже тише: – Сейчас я уеду на несколько дней, а ты готовься. Мне не нужна твоя любовь и даже хорошее отношение не нужно, мне нужен наследник! Готовься. Через три дня у тебя начнутся благоприятные дни, а я вернусь примерно через четыре. Будь паинькой, и я от тебя отстану. Живи себе как хочешь. Пока.

Граф сделал шаг к двери, когда услышал шёпот Асмильды:

– Я убью тебя, тварь.

Он на мгновение замер и медленно повернулся:

– Кобылка взбрыкнула? Необъезженная, бывает.

И внезапно дал жене хлёсткую пощёчину.

Её голова дёрнулась. Из угла рта и из носа потекли тонкие струйки крови, а взгляд стал удивлённо-отстранённым. Щека постепенно наливалась пунцовой краской.

– Это тебе первый урок, дорогая, – продолжил муж твёрдым голосом. – Твой отец продал тебя с потрохами, и не пытайся жаловаться. Знаешь, что произошло с моей первой женой? Я её убил. Зарезал собственноручно. А её дочерей продал на невольничьем рынке. Знаешь почему? Она не могла родить мне мальчика, и всё. Других провинностей у неё не было. Ты не единственная аристократка в империи, запомни это. А сейчас так и вовсе – страшная. В зеркало посмотри.

Он развернулся и покинул спальню.

Как это ни странно, но пощёчина сделала благое дело – Асмильда вспомнила всё! Сразу, вдруг. Словно вихрь пронёсся внутри головы, принёс воспоминания и разложил их по полочкам. Она долго стояла не шевелясь среди четырёх женщин и улыбалась.

– Графиня, – нерешительно произнесла самая старшая фрейлина, – вы в порядке? Вам надо умыться и одеться. Вы меня слышите?

И она, и остальные три женщины были явными простолюдинками, наряженными в пышные придворные платья.

– Слышу, слышу, – ответила Асмильда, по-прежнему улыбаясь. – Помыться, причесаться, одеться, говорите? Приступайте. Завтрак подать! Я люблю горф со сливками и сахаром, остальное без разницы. Чего стоим, курицы!

Женщины опомнились и забегали, крайне удивлённые резкой переменой настроения хозяйки. А объяснялось это просто: Асмильда ни на секунду не сомневалась – Витар спасёт её. Немного беспокоила мысль: успеет ли за четыре дня? Во дворец к родителям она решила не возвращаться. Решила, находясь на далёком от дома острове. Одна, в центре чужого государства, без возможности сообщить Витару, где находится. О таких «мелочах» она не задумывалась. А эту тварь, как его… Фомиса, Витар убьёт. Егор, Рон, Агнар ему помогут. Можно побиться с кем угодно об заклад. Только вот с кем?

В неприметную удобную бухту острова Дымный, третьего по величине острова архипелага Грандан, вошла небольшая двухмачтовая шхуна под гранданским флагом. Встала на якорь в привычном месте и спустила шлюпку. Бухта была заполнена разномастными судами, среди которых пострадавшие судовладельцы со всей империи с удивлением узнали бы нападавшие на них пиратские корабли. Здесь они стояли под флагами самых разных, часто экзотических стран. Например, тот барк под флагом… княжества Рус. Вроде всё нормально, да только княжество не имеет выхода к морю! Ну и ладно, у нас суда под флагом Монголии ходят, и ничего. Удивительно, что и здесь то же самое.

На причале большого хаотично построенного посёлка шлюпку встретил толстый таможенник со своим тощим помощником. Таможенник хмурился и часто зевал, абсолютно не стесняясь широко раскрывать рот. В такую рань пришлось вставать, в полдень! Он бы не встал, но судно неурочное, а остальные и приходили и уходили без всякого досмотра по предварительной договорённости и предоплате. Хлебное у него место, хватало на далеко не бедную жизнь, но и от дополнительного заработка, пусть и медяка, толстяк никогда не отказывался. Копейка рубль бережёт. Да и служба как-никак.

Первыми со шлюпки спрыгнули два телохранителя: высокий крепкий пожилой и невысокий широкоплечий молодой, у которого тем не менее были седые виски. Они ловко притянули шлюпку бортом к причалу. На берег сошла женщина и сразу за ней ещё двое охранников. Теперь наоборот: высокий молодой и маленький среднего возраста. Багажа у прибывших практически не было. Рюкзаки телохранителей да дорожный сундук женщины. Его выгрузили матросы.

Толстяк не мог отвести глаз от красавицы. Богатая аристократка лет тридцати в дорожном платье, украшенном золотом и самоцветами. Было в ней что-то неуловимо притягательное.

– Вы меня встречаете? – сказала красавица густым обволакивающим голосом. – Господин… – пристально уставившись на таможенника.

– Кхм, Таврон, главный таможенник порта… к вашим услугам, – с трудом прохрипел толстяк пересохшим ртом.

– Будете осматривать багаж?

– Ч-что вы, госпожа? П-позвольте вас проводить…

– Мне нужен лучший постоялый двор, любезнейший.

– К-конечно! «Серая медуза» – наилучший! Хозяин – мой родственник. Вы позволите вас проводить?

Красавица благосклонно махнула ресницами.

– Простите, госпожа, как вас записать? Цель визита, багаж? – нерешительно произнёс худой помощник таможенника с планшетом и карандашом в руках. – Так положено, простите великодушно… – Он окончательно смутился под её взглядом.

– Баронесса ор’Шток, – ответила она насмешливо, – по личным делам. С собой только личные вещи. Проверяйте, если это ваша работа.

Толстяк незаметно, но сильно двинул тощего локтём под рёбра. Тот задохнулся.

– Что вы, баронесса! Какой досмотр? Грузчиков позвать? – Толстяк кивнул на сундук.

– Не стоит, мои ребята донесут. Далеко трактир?

– Нет, госпожа, совсем рядом с портом. Дольше извозчика ждать придётся. Пройдёмте. Только не трактир, а постоялый двор, если позволите…

Двое последних телохранителей понесли дорожный сундук.

За время пути до гостиницы Лиона узнала дорогу до «Тихой гавани» – одной из вилл графа Гранданского. Там находился граф или нет, с женой или без – таможенник доподлинно не знал, на вилле был собственный телепорт, но он слышал, что граф с женой четыре дня назад находился там. Одна фрейлина была местная, она и разболтала.

Остров являлся тем редким случаем, когда место силы образовалось на нём уже после Древних вместе с самим островом. На древних картах этот вулканический архипелаг отсутствовал.

Телепорт потреблял большую часть маны места силы. На оставшейся силе сидела «магическая гильдия острова Дымный». По сути – контролируемые графом пиратские маги и артефакторы.

Координаты местного портала известны всего нескольким придворным магам. Это напоминало наш офисный портал: мы могли куда угодно, а к нам – только мы сами. Постороннему можно проследить, куда открывается портал, и то исключительно в момент открытия, и совершенно невозможно понять, откуда он открылся. Граф из Бармиуса прошёл в свою столицу, Пирену, и оттуда, не задерживаясь, в «Тихую гавань». Координаты набирали двое особо доверенных магов исключительно по памяти и ушли вместе с ним. Концов не осталось. Пришлось нанимать корабль и плыть почти сутки.

В посёлке мы отовсюду ловили подозрительные изучающие взгляды странных типов разной степени подпития. Похоже, здесь никто не работал, за исключением немногочисленных рыбаков: в порту витал стойкий запах свежей и подпорченной рыбы. По грязным кривым улицам этого хаотично застроенного поселения носились стайки любопытных детей. Они открыто показывали на нас пальцами и пробовали попрошайничать, но были безжалостно отогнаны таможенниками. Тех опасались. Все встреченные нами взрослые носили разномастное оружие с преобладанием абордажных мечей, и в каждом «квартале» находилась минимум одна таверна. Классический пиратский отстойник.

Толстяк с готовностью пояснил Лионе, что граф предоставляет убежище «бедным гонимым людям», а те, в свою очередь, защищают остров от врагов. Каких? Многие страны на графа зубы точат. Графский гарнизон на Дымном имеется, а как же! Рядом с «Тихой гаванью» расквартирован. Короче, Лионе он выложил всё и бежал за ней, как бычок на верёвочке. А верёвка была. В виде тоненькой фиолетовой ниточки, видимой только нам. Такая же ниточка тянулась и к помощнику. Это не являлось подчинением в чистом виде, так, внушение по типу гипноза.

В гостинице мы быстро пообедали, закинули сундук в комнату Лионы, наняли открытый экипаж с кучером, он же и проводник, и отправились к вилле графа. Агнар с Витаром вместе с Лионой в фиакре, я и Рон верхом, как почётный эскорт. Таможенник с помощником вернулись на место службы с приятными воспоминаниями о роскошной женщине. Мы же возвращаться туда не собирались. В сундуке остался разный женский походный хлам. Любопытный посмотрит – ни за что не догадается об истинной цели нашего визита. Экипаж мы тоже наняли в противоположную сторону, к городу Медузы, и лишь на развилке повернули к «Гавани». Следы заметали магией. По всем расчётам, погоня должна опоздать, если вообще начнётся.

Солнце клонилось к закату, когда кончились джунгли.

– Скоро первая застава, госпожа, – подобострастно объявил водитель.

– Сколько человек?

– Когда я ездил в последний раз, было трое.

– Езжай. Станут останавливать – остановись.

Вскоре показался «забор» – длинная полоса густо сплетённых зарослей колючего кустарника вдоль дороги и дальше в стороны непосредственно вокруг угодья. Заросли пронизаны плетением из стихии Жизни. Въезд перекрывали закрытые деревянные ворота. Пришлось остановиться. Из маленькой калитки никто не вышел.

– Господа охранники, – громко пропела Лиона, – откройте ворота родственнице графа.

Калитка открылась через несколько минут. Оттуда вышел недовольный военный:

– Какая такая родственница, не велено нико… – и замолчал, глупо улыбаясь.

Лиона улыбалась в ответ:

– Кузина, сегодня приплыла на остров. Открывай, любезный, а то брат будет недоволен.

– Конечно, графиня! Эй вы, лентяи, открывайте ворота! Да побыстрее, а то граф расстроится! – Никаких движений не последовало. – Я сейчас, ваша светлость. – Охранник исчез за калиткой.

Я напрягся. Но ворота пошли в стороны. Стражников оказалось четверо, и трое из них ворчали на старшего.

– Останови, – скомандовала Лиона кучеру, как только мы проехали ворота, и обратилась к охране: – Не надо быть такими недовольными, служивые. Я понимаю, вы устали. Так закрывайте створки и отдыхайте. Ложитесь и спите. Приятных вам снов. Трогай, – это кучеру, – гони быстрее, до заката надо успеть.

Поехали быстро, как только возможно по неухоженной, наполовину заросшей дороге. Ради интереса я оглянулся: стража закрыла ворота и завалилась спать прямо под забором. Вот и дальше бы так!

Нам повезло, что казармы гарнизона стояли в стороне, на «главной» дороге в направлении единственного на острове города, Медузы.

Территория виллы оказалась огорожена каменным забором с активным «земным» плетением, а за полкилометра до него начиналась оригинальная «сторожка» из стихии Жизни. Пришлось оставить повозку, кучера и лошадей, набрасывать на себя скрытки и идти пешком. В ворота Лиона тихо постучалась. Ждать пришлось недолго, раздался недовольный заспанный голос:

– Кого ещё там несёт!

Дальнейшее ничем не отличалось от преодоления первой стражи, правда, здесь мы взяли с собой проводника.

В обширный двор большой виллы мы вошли в темноте одновременно с заходом солнца.

– Госпожа, я проведу вас до покоев графа. Вот будет сюрприз! Он правда обрадуется?

– А как же! Встретить любимую кузину через столько лет! Но это должен быть сюрприз, ты меня понял?

– Конечно, ваше сиятельство! – широко улыбнулся молодой стражник. – Сюрприз, что я, не понимаю? Только, я слышал, в доме много магических ловушек. Мы их обойдём?

– Ты, главное, дорогу до спальни кузена покажи, а о ловушках не беспокойся, – успокоила его Лиона. – Брат будет доволен и тебя наградит.

– Правда? – обрадовался стражник. – Пойдёмте, ваше сиятельство…

Нас он не замечал.

Я накинул на него «скрытку» и сразу восстановил свою. Вроде не было здесь «сторожек» или других сигналок. Осторожно прошли по регулярному парку из подстриженного кустарника и цветущих пальм. Неприметная дверь. Стражник открыл её своим ключом. В доме коридоры с масляными светильниками. Ловушки. Осторожно обходим. Слышны редкие голоса дворни. Прячемся за большими пальмами в огромных кадках. Пронесло – двое вооружённых людей прошли, не обратив на нас внимания. Один из них – маг Света… Третий этаж.

– Госпожа, вон спальня графа. Вы меня простите, но я боюсь. Можно мне не ходить с вами?

– Поспи здесь. Вон в той нише. Долго спи. Ты очень мне помог, я тебе благодарна. Спи спокойно.

– Спасибо, – ответил стражник сквозь зевоту и направился в указанную нишу.

Ниша была магически чистой.

– Ну что, охотники, вперёд? – прошептал Агнар.

Коридор пуст, активной магии не видно.

Я покосился на Витара. Внешне совершенно спокоен, в душе бушует ледяное бешенство.

Прокрались десять метров мимо лестницы вниз. Пусто. Осталось ещё несколько шагов – и вдруг меня пронзает чувство опасности.

«Всем стоять!» – мысленно закричал я в разговорник по «тревожному» каналу.

Все замерли.

«Рон, свободным сознанием проверь все комнаты, я чувствую опасность. Стихии ничего определённого не говорят».

«Пошёл. Витар, поддержи меня вертикально, боюсь, упаду».

Ждали минут пять. В состоянии тревожной неопределённое™ это очень долго.

«Ты прав, Егор. Мы вляпались в древние сигналки, и нас поджидают. В спальне граф. Один и под одеялом. Где Асмильда – не увидел. По всему дому гулять долго, легче у хозяина спросить. В смежных комнатах до двух десятков воинов с амулетами, арбалетами и абордажными мечами. Из них пятеро магов. Сам граф полностью одетый, с хорошим амулетом, взведённым арбалетом и мечом. Всё это под одеялом держит, делает вид, что спит.

Моё предложение: зайти в спальню графа. Он вызовет подмогу. Забегут двадцать рыл – станет тесно. Друг другу будут мешать, а мы повеселимся. Лиона, подожди, пожалуйста, в коридоре. Всё».

«Рон, – удивился Агнар, – где твоя осторожность? Магов совсем со счетов сбросил? У них может быть краплёная кость в рукаве!»

«Нет, друг, учёл. У нас Лиона в резерве, и она ударит очень неожиданно! Правда?»

«Ударить по сознанию я смогу даже через дверь. Каков будет результат – не знаю», – ответила Лиона.

«Значит, так, – резюмировал я, – тихо подходим к первому помещению с охраной. Лиона бьёт по головам, я наблюдаю свободным сознанием. Если всё хорошо, подходим к следующей комнате, а потом заходим в спальню. Вперёд».

Фиолетовая волна прошла по комнате, и десяток вооружённых людей попадали. Все, кроме одного не мага со странным амулетом на груди. Он побледнел и с отчаянием заозирался по сторонам. Его волосы встали дыбом, и он открыл было рот, но я по наитию с силой ударил его по ушам воображаемыми руками. Он ошалело затряс головой. Я мгновенно вернулся в тело и проорал в разговорник Лионе: «Там один с амулетом, дави ещё!!! Со всей силы!»

«Отойдите от меня подальше!» – прокричала она в ответ и, больше не обращая на нас внимания, пустила в дверь очень плотный фиолетовый туман, почти кисель. На лбу у графини выступили капельки пота. Хорошо, что мы отскочили, зацепило бы, и полетели бы наши скрытки. Лиона оперировала чистой стихией без плетения, поэтому её скрытка сохранялась.

Это было очередное ноу-хау в имперских землях. Не то чтобы этого способа не знали, просто у других он был крайне неэффективным. Мы же практически сжились со стихиями, а стихия Разума – вообще отдельная песня…

Я снова залетел в комнату и с удовлетворением увидел – стойкий воин потерял сознание. Пригляделся к амулету… Не наш. Однако от чёрных! Надо будет его допросить.

Лиона сказала, что в ближайшие часы не сможет залезть и в память курице, а летать наугад сознанием по большому дому с подвалами не хотелось.

Вторая десятка вырубилась с первого раза. Что ж, пора заходить к его сиятельству. Вроде не нашумели. Вперёд!

«Витар, разговаривай с ним сам. Настоятельно рекомендую сначала узнать, где Асмильда, и лишь потом убивать», – предупредил я друга.

«Знаю», – твёрдо ответил он.

– Здравствуйте, господа. О! Дама, честь имею, – притворно удивлённо сказал граф. – Простите, не могу встать, не одет.

Фомис чувствовал себя в полной безопасности. Кольчуга, амулет, арбалет, меч и охрана в двух шагах. Стоит только позвать. А враги в «скрытке», значит, без амулетов и свёрнутых заклятий. Так уверили его маги охраны. Избиение младенцев! Если незнакомцы вытащат оружие или подойдут на шаг к кровати – разрядить в ближайшего арбалет и кликнуть охрану. Странно, почему у них клинки до сих пор в ножнах?

– Госпожа, вам, кажется, нужна помощь? – участливо поинтересовался граф.

Бледная как смерть Лиона опиралась на Агнара.

– Граф Фомис нор’Титос, где ваша жена? – чётко спросил Витар.

– Жена? А при чём здесь она? Вас братец послал, нет?

– Ваш брат желает её. Говорите и, возможно, останетесь живы.

– Слава Спасителю! Брат меня пощадит, ура! – слишком наигранно обрадовался он. Актёр из него никакой. – К сожалению, она плохо себя вела, и я отправил её к отцу. – И открыто засмеялся двусмысленной шутке. – Ха-ха-ха, шучу! Как чувствовал, что она понравится Филису! Я отправил её всего лишь в подвал, пусть охладится. Теперь вы оставите меня в живых?

«Про Асмильду не соврал», – передал я Витару заверение Фионы.

Витар шагнул к кровати и собирался было сорвать одеяло с графа, но тот откинул его сам, вскочил и с криком «Все сюда!» выстрелил в друга из арбалета. Болт отрикошетил от защиты и со стуком застрял в потолке. Граф остолбенел от удивления. Витар схватил графа за ворот кольчуги и с силой сдёрнул его на пол. Спокойно снял защитный амулет с шеи Фомиса – его защита продавилась витаровской – и швырнул в угол. Начал бить. Спокойно и размеренно. Без слов. Ошалевший хозяин не успевал закрываться. Когда всё лицо графа опухло и на полу валялись выбитые зубы, Витар остановился. Рывком поставил избитого на ноги и спокойно сказал ему прямо в ухо:

– Веди в подвал к Асмильде.

Тот что-то прошепелявил и согласно закивал. Заплывшие глаза испуганно бегали. Сломался. Перед уходом из комнаты мы с Роном забежали к лежащим без сознания охранникам. Я снял любопытный амулет с воина, Рон – кольчугу, и мы поволокли его с собой. Приводить в чувство не стал, пускай Лиона его обрабатывает. Тем более он оказался лёгким.

По пути вниз никого из охраны не встретили. Всех к себе позвал, трус. Подвал оказался маленькой темницей. Всего один дежурный, которого мы усыпили и спокойно забрали ключи. Асмильда оказалась в последней, третьей камере. Кроме камер, была ещё и пыточная с дыбой и горящим камином. Жаль, палача не застали, а то… не знаю, что и сделал бы. Я чуть зубы от злости не стёр: в воображении на дыбе висела Лиза, и совсем не в эротических фантазиях. Убил бы гада!

Принцесса, лёжа на жестких нарах, стонала. Избитая, платье порвано в клочья. Слава богу, без кандалов и нигде не прожжённая. Видать, действительно для воспитания сюда её кинул. И чего она натворила?

– Асмильдочка, ты жива?! – Витар кинулся к ней и с ходу обработал её «исцелением» и добавил жизненных сил.

Принцесса с трудом открыла заплывшие глаза и устало улыбнулась:

– Я знала, что ты придёшь за мной, любимый. Почему так поздно? – добавила привычно капризно. Больше в шутку.

Пока они обнимались, граф предпринял попытку незаметно уползти, но был остановлен Роном. Он просто наступил ему на руку. Фомис заскулил, как щенок.

– С этой падалью что делать? – спросил Рон у Витара с принцессой.

Асмильда разжала объятия, спрыгнула с нар и, не стесняясь разорванного платья, подошла к мужу. Присела на корточки, бесстыдно оголив бёдра.

– Я предупреждала тебя, что за мной придут? Предупреждала. Говорила – не трогай меня, а то хуже будет? Тронул. Вернее, попытался. Говорила – не бей, а то я лично тебя убью? Говорила. Вот и не обижайся. – Принцесса протянула руку в сторону Витара и потребовала: – Кинжал!

На всесильного хозяина пиратов и контрабандистов стало жалко смотреть: он завыл, забился головой об пол – Витар предусмотрительно прижал его колени, а я наступил на вторую руку.

– Асмильда, прости меня, я больше не буду! Я дам тебе развод! Я осыплю тебя золотом! Вы не выберетесь без меня отсюда! Остановите её, и я выведу вас телепортом! – быстро шепелявил граф, пытаясь заглянуть в глаза каждого.

Услышав про портал, принцесса с ожиданием посмотрела на меня.

– Делай что задумала, – сказал я.

Асмильда зло улыбнулась.

Остановил её Агнар:

– Сюда бегут люди, а дверьизнутри не закрывается.

– Завари, она железная, – подсказал я.

Полыхнуло пламя, как из газовой горелки, дверь прихватилась к косяку в двух местах и быстро остыла, покрывшись инеем. Принцесса окончательно потеряла задор, увидев такую непринуждённую «прикладную» магию. Она встала и со злостью откинула кинжал.

– Не могу! – И пнула графа в оголённый от кольчуги живот.

В дверь заколотили.

– Открывайте, скоты! Вам не уйти отсюда живыми! Если хоть один волосок упадёт с головы графа, то… Вы пожалеете, что родились, демоновы отродья!

– Отойди, я выбью дверь «воздушным кулаком», держитесь, чернявки!

– Если вы попытаетесь открыть дверь, то ваш граф пополнит ряды рабов у наших демонов, – сказал я торжественным голосом. Чёрные так чёрные! – Подскажи им, тварь. – Я легонько пнул Фомиса.

– Да, да, – с готовностью зашепелявил он, – меня скоро отпустят! Правда?

– Истинная правда! Вит’хар, – громко обратился я к Витару, – отпусти его! – и покосился на кинжал на полу.

– Отпускаю, мой господин! – ответил Витар и склонился над графом. – Зря ты прикоснулся к моей жене, – прошептал ему в ухо, присвоив это гордое звание своей принцессе, и с силой вонзил кинжал в сердце.

Рон прижал окончательно ошалевшую девушку к своей широкой груди.

– Открывай портал, – сказал я Агнару, а сам внимательно наблюдал за аурой Фомиса. Душу не увидел, аура просто погасла. Всё, умер. Слава богу, он не оказался чернокнижником. А вот второй…

Сзади полыхнуло силой.

– Пошли, Егор, – раздался негромкий голос Рона.

– Витар, хватаем этого, – я кивнул на бессознательного телохранителя, – идём.

Асмильду вёл Рон. Её губы тихо шептали: «Да кто вы такие…» Последними в портал зашли Лиона с Агнаром, и он успел почувствовать колебания силы за дверью. Всё-таки решились выбивать…

В офисе принцесса, увидев звёздное небо, застыла. Мы не стали выводить её из оцепенения. Стащили охранника с портального куба, хорошенько связали и оставили лежать. Никому неохота было сейчас с ним возиться, все устали и хотели домой.

На том совещании, сразу после замужества Асмильды, Ангар рассказал всё, что знал про графа Гранданского. Знал он не много: подозревается в покровительстве пиратов и контрабандистов. Основная территория – архипелаг Грандан, но столица, Пирена – порт на континенте, в ней имеется и телепорт. Вот, собственно, и всё.

На разведку отправился Рон. Он портанулся из Руин в Смигул. Никто ничего не заподозрил. Оттуда, честно заплатив, в Пирену. Там пришлось задержаться на двое суток. Графа с женой во дворце не было, но оказалось, что Асмильда у Фомиса не первая, и предыдущую жену он держал на острове Дымном, там находилась вилла с порталом. Да и дела он вёл большей частью оттуда.

Координаты портала узнать не удалось, и Рону пришлось нанимать корабль.

Лизу я волевым решением оставил дома вместе с Агной. Хоть один маг должен оставаться в замке.

– Лиона, ты сама напросилась, так ответь, чем ты можешь нам помочь? В магии ты слаба, – спросил я у неё.

– Егор, поверь, это вы мне помогать станете.

– Богиня?

Лиона неохотно кивнула:

– Внешний вид, манеры, лёгкое внушение – и никаких проблем с охраной у нас не будет. Нет, это не подчинение, – ответила на невысказанный вопрос, – это…

– Гипноз? – подсказал я.

Было такое слово в иверском языке.

– Вроде того.

– Хорошо, обыграем.

В Пирену мы прибыли прямо из офиса, а на корабле Лиона сразу доказала свою полезность.

Рон зафрахтовал судно до города Медузы, но при общении с капитаном Лиона выяснила, что до «Тихой гавани», виллы графа, гораздо ближе из посёлка с неофициальным названием Тухлый, туда и поменяли курс. Капитан чуть ли не ел с её рук! Он и сам оказался и пиратом, и контрабандистом, и многое нам рассказал о графе. Витар, услышав эти рассказы, стал ещё холоднее. Да и нас они простимулировали в нужную сторону: исчезли всякие сомнения о дальнейшей судьбе нынешнего мужа принцессы. Какой развод! Только вдова!

Переспать с женой теперь покойный граф так и не успел. Он вернулся накануне нашего визита и затребовал жену к себе. Асмильда пришла. Слово за слово, и Фомис в возбуждении рвёт на жене платье. Ему нравилось насиловать, так, он считал, было «слаще», но, как говорится, «не на ту нарвался»: Асмильда исхитрилась и так схватила его за яйца, что чуть не вырвала. Как он взвыл! Стало не до первой брачной ночи, он просто стал её избивать. Принцесса очень рисковала, но убеждённость в скором спасении придала ей смелости.

Граф успокоился, когда Асмильда потеряла сознание. Ничего, она ещё у него поплачет, а пока пусть в подвале охладится, на дыбу посмотрит.

Вот, собственно, и всё.

В замке, в своей комнате, Витар быстро успокоил любимую и объяснил все несуразности нашего поведения. Она, естественно, поверила своему дважды герою. Узнала о смерти отца – муж не удосужился рассказать – и неожиданно для себя разревелась. Вроде ненавидела его, ан нет, отец есть отец. Потом поклялась Витару «именем Спасителя», что не расскажет никому о портале, и стала смотреть на нас, стихийников, ещё более уважительно.

Легализовали мы её просто: Лиза телепортировалась в Смигул, а оттуда, загримированная под Асмильду, прискакала к нам и упала в объятия Витара на той стороне моста. В замок Витар внёс её под восторженный рёв быстро собравшихся зевак.

– А Витар покрепче тебя будет, – дразнила меня Лиза. – А как он целуется!..

Лиона заглянула в память графского телохранителя.

Амулет он получил из рук Фомиса, а тот, в свою очередь, от жреца Неназываемого на одной из встреч. Речь на встрече шла о поставках «звёздной пыли» в обход герцога Гровса. Это прозвучало как гром среди ясного неба. Герцог – наркоторговец? В голове не укладывалось. Чего ему не хватало? Или это политика? Тогда я её совсем не понимаю. По моему недалёкому разумению, у человека просто крыша поехала от власти.

Этот амулет оказался новой разработкой чёрных, спровоцированной, кстати, нашими «антидемонскими» амулетами. Это со слов того жреца. Нашим он уступал в эффективности, зато ни капли не пах. Такое свойство было достигнуто оригинальным замкнутым узором. Не древнее плетение, но и не модульное. Мы очень заинтересовались.

После встречи Фомис поспешил избавиться от амулета – не доверял он своим покупателям ни на йоту, подарил его верному телохранителю. А ведь графу амулет от чистого сердца подарили, так сказать, с намёком, мол, не будем на тебя воздействовать.

Кто же герцога грохнул? Сия тайна великая есть. Асмильде, разумеется, ничего не сказали. А охранника Рон проводил на крышу башни и оставил там без пропуска обратно. Предоставил шанс выйти из Руин или людей встретить. Пусть попробует, может, осознает что-нибудь. Человеком он гнилым оказался, но без крови на руках.

– Ханжеская казнь, – буркнул я и попал впросак.

– Отсроченная, с шансом на спасение, – поправил Агнар вполне серьёзно. – Ему и продуктов, и оружие дали.

– А если про нас расскажет?

– Кто ж ему поверит! Имён мы не называли, и помнит он исключительно Руины, а как с побережья здесь оказался – ни-ни. Пускай. Одной легендой больше, одной меньше… Да и вряд ли он дойдёт. А жаль, я на него поставил.

– Меня называют наивным, но ты, Агнар… Одним словом – романтик. Неисправимый. На языке вертится выражение покрепче, но я промолчу. Заметь и цени!

– Ценю, мой господин, и попрошу от работы не отлынивать!

Началось…

(обратно)

Глава 18

В середине августа в самый разгар рабочего дня Рон вызвал меня к себе в комендантскую. На улице стояла сырость, но что делать, пришлось идти. Он, видите ли, подойти не может, ждёт важную встречу.

– Если сообщишь какую-нибудь ерунду, я за себя не ручаюсь, – заявил я с порога.

– Тебе понравится, – загадочно ответил друг и налил мне вина.

Ждать пришлось недолго. В дверь постучались, и на пороге возник самый заурядный молодой человек. На вид – мелкий чиновник или лавочник.

Разрослась роновская служба, многих я и в глаза не видел. И результаты были: два пойманных барматских шпиона и одна предотвращённая попытка отравления, заказанная из Волчка. Конкретней выяснить не удалось – Ярош свою причастность гневно отверг. Конечно, нас отравить практически невозможно, но факт есть факт. Теперь Рон пробует каждое блюдо, предназначенное Агне, и бьётся над амулетом – детоксикатором, как я его назвал. Пригласил с этой целью одного очень известного алхимика и купил несколько уже существующих подобных амулетов. Его боязнь потерять ребёнка граничит с манией, и я неоднократно говорил ему об этом. На что он резонно замечал: «Вот забеременеет твоя Лиза, тогда я на тебя посмотрю». Сама Агна к такой заботе относилась спокойно – снисходительно: «Чем бы дитя ни тешилось».

– Доложи барону коротко и по существу.

– Ваша милость, мне удалось взглянуть на секретные бумаги тайной стражи Бармата, относящиеся к убийству герцога. Он был взорван вместе с каретой, когда возвращался от телепорта, проводив дочь с мужем в день свадьбы. Взорвался стандартный армейский огненный заряд, спрятанный в самой карете. Погибли все находящиеся в повозке: герцог, кучер и два лакея на задках. Охрана и гости не пострадали – их спасли личные защиты. Разрешите доложить свои соображения и версии следствия?

– Нет, барону это будет неинтересно, а с тобой мы это уже обсуждали. Свободен.

Парень чётко развернулся и вышел, плотно прикрыв дверь. Рон включил «полог молчания».

– Что скажешь?

– Любопытно, – я пожал плечами, – в чём фишка, не зря же ты меня позвал.

– А если мозгами раскинуть?

– Слушай, это твоя работа – мозгами раскидывать, у меня своих забот полно. Ещё мне в их гадючнике копаться!

– А я вот копаюсь, а ты не ценишь. Только фишка, как ты выразился, не в гадючнике. – Рон по привычке забарабанил пальцами по подлокотнику. – Обратил внимание: никто из охраны не пострадал, всех спасли личные защиты. Улавливаешь?

– Нет! Скажи толком, а то уйду! – Чужие шарады мне ещё разгадывать, делать мне больше нечего!

– Защита герцога не успела сработать, улавливаешь? Не буду томить, успокойся. Небольшая лекция-напоминание, ты это прекрасно знаешь. Личная защита реагирует на опасность. Есть много факторов, которые могут её включить. Всё зависит от конкретного случая, характера опасности, настороженности носителя амулета, расстояния, в конце концов. Еерцог ни о чём не подозревал, заряд находился прямо под ним, и, как ты думаешь, отреагировал бы стандартный амулет на магический взрыв?

– Без сомнения! Ни фига бы не случилось, за исключением редких ушибов от полёта. – Я заинтересовался. – Амулет мгновенно сработает на вспышку магии, хоть перед самым носом, а заклинание без вспышки – нонсенс. Хоть и маленькая, но обязательно будет.

– Вот! А у герцога был очень хороший защитный амулет. Что думаешь?

Я был в прострации. Ничего не приходило в голову, и спустя некоторое время я сдался.

– Признаю, я тупой. Колись.

– Наконец-то признался! А я всегда это знал, между прочим. Теперь серьёзно. Что, если вспышки не было, а расстояние – считаные сантиметры?

– Такого не бывает, но теоретически – каюк. Другие механизмы не успеют запуститься.

– Это случилось практически. Да, да. Вспомни, есть у нас заклинание – «отражение», и есть модуль от него – блокировка излучения активного плетения. Модуль отлично работает самостоятельно, мы им некоторые ящики прикрываем…

– Ты хочешь сказать… – Я окончательно въехал.

Действительно, активацию плетения, которая всегда сопровождается вспышкой, ящик отлично прикроет! Твердь! Да он гений диверсии! Мне бы и в голову такое не могло прийти. Я прикусил губу от досады. Буквально несколько дней назад мы отправили ему целых три подводы обработанных разномастных и разнокалиберных деревянных ящиков и шкатулок. А если он нам такой подарок устроит? Надо быть вдвойне начеку. Пока ладно, мы ему нужны, а вот после войны… А что загадывать на после войны? Дожить надо. Может, не один чёрный военачальник простится с жизнью посредством шкатулок. А герцог… Он того заслужил и вполне мог выступить на стороне врагов. Да не мог бы, а выступил бы! Пассивно – стопудово, чтобы своих военных сильно не нервировать. Но каков жук этот Твердь!

– Вот у кого нам учиться надо, у магистра Твердя! – восхищённо произнёс Рон. – Есть к чему стремиться.

– К подлости. – Я не удержался от шпильки в адрес друга.

– А как без неё в моей работе? Ты меня не подначивай, я давно не ведусь на такие уколы. Давай выпьем за раскрытое нами убийство.

– Раскрытое, как же! А кто подложил, кто активировал?

– Не важно. Заказчика мы вычислили. Тебе полную налить за упокой души витаровского тестя?..

Тестем Гровс теперь был бы самым натуральным: Асмильда с Витаром поженились спустя неделю после её спасения, и благодать их накрыла самая настоящая. Какой скандал произошёл в герцогском семействе!

Принцесса связалась с родными по радио на следующий день после легализации. Разговаривала и с братцем, нынешним герцогом, и с матушкой. Историю сочинила – в духе рыцарских романов.

Жил-был злой граф, сущая Синяя Борода. Извёл несколько жён и женился подло, через обман на прекрасной принцессе. Издевался над ней, бил, сажал в клетку, как крольчиху-производителя. Любил он потешить свою извращённую похоть. Не нужна ему любовь, не нужна забота, а нужен был только наследник. И жила та страдалица в золотой клетке, стойко терпя издевательства мужа-садиста и горько плача долгими южными ночами о своей загубленной красоте и потерянном счастье. Молила Спасителя о рыцаре-защитнике денно и нощно.

Сжалился над ней Спаситель и прислал спасителя, простите за тавтологию. Нашёлся рыцарь для прекрасной дамы! Им оказался молодой красавец маг. Он недавно пришёл к графу на службу и не знал о всех его зверствах. Влюбился маг в принцессу без памяти и проник ради неё в святая святых подлого графа – в тайную комнату секретного портала. Привёл он туда возлюбленную, и собрались они бежать вместе к долгой счастливой семейной жизни, как гнусное предательство нарушило их планы.

Засада графских головорезов во главе с самим графом поджидала влюблённых в портальной комнате. Но не сдался защитник, вступил в неравный бой. С огромным трудом убил он злодея, активировал портал и со словами «Иди, любимая, я задержу их» отправил принцессу прочь из прибежища демонов, а сам остался – грудью встал на оборону портала, чтобы не заметили изверги, куда отправилась любимая.

Что стало с ним – неизвестно, а принцесса спаслась и с благодарностью приняла гостеприимство доброго владетеля. А к родным, продавшим её Синей Бороде, она больше ни ногой. Спаситель им судья.

В эту историю, разумеется, не поверили, но иного от Асмильды не добились.

– Проверяйте! – заявила она брату.

Мы с Витаром говорили, что принцесса прискакала еле живая, и всё, большего не знаем.

– Я выхожу замуж, матушка. Нет, дома не появлюсь. Точно, умер, точно, вдова я. Не считай меня глупой, всё ты прекрасно знала. Свадьба будет в замке, захотите – приезжайте, но учтите: замок маленький. Через три дня. Позже нельзя! Не перенесу, ты меня знаешь.

Перенести дату на два дня всё же пришлось. Слишком много гостей напросилось. И откуда узнали? И Витара, и Асмильду достали просьбами. Хоть и не принято отказывать, но приходилось – напрашиваться тоже не принято, а напрашивались.

Самым неожиданным гостем для меня стал Назар. «Простил» меня граф Хромский в свете предстоящих событий, а вместе с «прощением» выплыла куча высокородных гостей на свадьбу Витара. Вернее, Асмильды. Принцесса как-никак.

Места не хватало катастрофически, и я предложил провести обряд и пьянку с танцами на свежем воздухе за стенами замка – поставить шатры, переносной алтарь и объявить всем: свадьба в стиле а-ля кочевники с ночёвкой в шатрах. Так и сделали.

За два дня до свадьбы из какого-то асмарского местечка примчалась старшая сестра Асмильды отговаривать неразумную младшую. Она была замужем за местным владетелем. Поскандалили они по-сестрински, и старшая умчалась в тот же день, красная и злая, как сто пантер. Зато Асмильда ходила гордая. Оказалось, что нас всерьёз подозревают в убийстве герцога. Тогда я не знал про шкатулку и просто пожал плечами.

В итоге из Бармиуса на свадьбе присутствовал всего один дальний кузен принцессы с незапоминающимся именем. Остальные гости были асмарские, хромские и шелтонские. И было их не счесть, а точнее, за сотню. Самыми дорогими для Витара были, естественно, Вулар и Нара. После свадьбы она снова составила компанию Лионе.

Праздник прошёл великолепно. Стиль а-ля кочевник восприняли на ура, как мою очередную оригинальность. Пикники в честь свадеб здесь устраивали и до меня, но чтоб с ночёвкой и с алтарём… «Барон, вы большой оригинал!» – говорили мне подвыпившие гости. Тесноту замка просто не принимали в расчёт. Пьяные аристократы, я вас уверяю, ничем не отличаются от пьяных простолюдинов. Лично убедился.

Наш с Лизой подарок Рону с Агной не остался незамеченным. Назар от имени отца подарил молодым дом в пригороде Цитруса неподалеку от роновского.

Несколько своих песен спел Валет. Да, да, нашла его Асмильда, пригласила. Так как торжество намечалось за стенами замка, я согласился. Иначе – нет, раз обещал не пускать. Слишком мало времени прошло после истории с лавийцами. Возможно, я несправедлив к нему, если разобраться, то что он мог поделать, но… Не люблю стукачей и шпионов.

Он уволился с военной службы и выступал теперь в Бармиусе. Стал очень популярным там. Про его вторую службу я даже не заикался.

Свадьба, слава богу, закончилась без эксцессов. Несколько отложенных дуэлей таковыми не считаются.

И ещё одно замечательное событие случилось за две недели до беседы с Роном. Наши кандидаты в стихийники прошли инициацию. Все. Слетевшую клятву с готовностью заменили нашей «стихийской».

Они остолбенели от древнего портала, от «офиса» в центре Руин, от круга инициации. Поразились тексту клятвы и существованию неизвестной доселе стихии Разума. Как дети радовались открывшимся возможностям, но пока… научились мысленно разговаривать по виртуальному разговорнику, и всё. Без устали тренировались плести заклинания, в том числе и в астрале. Освоили копирование. Правда, тут у каждого проявились особенности. Почему-то одна стихия оказывалась «взрослее» других, и только она могла выполнить эту несложную операцию. Работать детям и работать! Ещё и штамповка оставалась на них.

Нам пришлось взять себе учеников с учётом их склонностей к определённым стихиям. Мне достался воздушник Круп, Лизе жизнюк Гарвус, Агнару водница Мирандия, Витару светляк Велигод, Рону огневик Смолдус и Лионе разумница красавица Жиранда. Лиона со смехом заявила на «распределении»:

– Вместе будем учиться, девочка, я же практически ничего не знаю. Агнар, ты потянешь троих?

– Легко, – улыбнулся Агнар, – тем более таких красавиц. Не обижайте меня, девочки, вас трое, а я один. А если серьёзно, то в сфере Разума Лиона любого за пояс заткнёт, так что ты, Жиранда, не прогадала. Мужиками станешь крутить как захочешь!

– Ну вот, а говорил – серьёзно! – возмутилась Лиона. – Не слушайте старого деда, девочки, у него одно на уме.

– Я поняла, госпожа Лиона, – поддержала шутку наставницы Жиранда, – «седина в бороде – демон в голове».

– Вот что, юноши и девушки, – строго произнесла Лиона на её обращение, – с этого момента вы – стихийники и наши правила общения распространяются и на вас. Никаких титулов и господ с госпожами. Я требую обращаться ко мне на «ты». Вам ясно? К другим стихийникам обращайтесь так же, вот они, рядом сидят и не возражают. – Молодые люди недоверчиво-недоумённо переглянулись. Так, сразу, из грязи в князи? Общение на «ты» подразумевает равного, или близкого, или знакомого детства. – Сначала и для меня это звучало дико, – стала пояснять Лиона, – но потом я поняла: мы объединены одним кругом инициации. Необычным, всестихийным, истинно эгнорским, а пред миром мы все равны. Ему не важен возраст, опыт и происхождение. Суета сует это для него. Привыкайте. Частичка эгнорского круга теперь есть в каждом из вас. Не посрамите Эгнор. Да, именно так, весь мир – не опозорьте его. Вы не стали ни лучше, ни хуже, вы остались прежними. Старайтесь исправиться в лучшую сторону, совесть у вас у всех есть. Это огромная ответственность – быть посвящённым целому миру – и огромное счастье. Начните с малого – откройтесь и общайтесь с нами на равных.

Вот это загнула Лиона, не ожидал. Из элементарного удобства общения вывела целую идеологию. А что, идеологии нам как раз не хватало, пусть будет.

Поражён речью оказался не я один. Затянувшееся молчание прервала Агна:

– Но я же не маг!

– В круг инициации входила, значит, посвящена, – ответил ей Рон. – Права Лиона. А сейчас – за стол. Семус сообщил – всё готово. Пошли.

Мы гуськом потянулись из лаборатории. Школа, о чём больше всех мечтал Агнар, создалась.

– Теперь ты понимаешь подозрения барматцев о нашем участии в заговоре, – говорил Рон, потягивая вино из кубка. – Наши оригинальные амулеты известны, вот они, и цепляются за всё необычное. Тем более мотив – насильное замужество Асмильды. Хлоп – и отомстили. Как тебе версия? Она у них есть на полном серьёзе. Одна из нескольких. Кстати, Твердь ни в одной не фигурирует.

– Неохота мне в версиях копаться, – отмахнулся я, – доказухи никакой. И как это мы так быстро узнали и подготовились? Ну их! Найдут козла отпущения. До нас не дотянутся, да и… По большому счёту, смерть герцога барматскому семейству выгодна. Я помню, как посмотрел на меня телохранитель Асмильды, когда услышал о переговорах Гровса с чёрными. Чувствую, Твердь просто его опередил.

– Согласен, и ну их, как ты выразился. – Подумал недолго и продолжил: – Август в разгаре, а шевеления чёрных не замечено, и в соседних странах тишина.

– Слушай, мы спокойно прыгали по порталам, а если чёрные так же?

– Не выйдет, мой друг. Эта проблема в незапамятные времена была решена старыми опытными архимагами. В каждый телепорт встроен детектор, который не даёт открыться порталу из-за гор. Диверсии возможны, но только вне стационарных телепортов. Проблемы с точностью расчётов ты знаешь, не говоря о пустой трате силы. И ещё момент: чем ближе к месту силы, тем более нестабилен портал. Иными словами, открыть свободный портал в место силы практически невозможно. Да что я тебе говорю, ты читал об этом.

– Читал, поэтому и используют древние артефакты. Фомису на остров наверняка древний телепорт перетащили. Во! Там, наверное, нет этой фишки от чёрных. Как она действует, интересно, ведь невозможно узнать, откуда портал.

– Не знаю, – пожал плечами Рон, – возможно, они умели, или принцип другой. И у Фомиса фишка, – он хмыкнул, – наверняка стоит, не совсем же он дурак. Раз связался с посредником – Гровсом, не всё так просто у него было. Наверное, нельзя запустить телепорт без этой фишки. Плетения стандартные, тысячелетиями не менялись.

– Да ерунда это всё, отвлёк ты меня своими порталами, я что-то другое сказать хотел, а теперь из головы вылетело. Тьфу на тебя!

– Вспомнишь, не переживай… Тревожно мне, Егор, – сказал Рон после длинной паузы.

Я с ним согласился. Теперь и с ящиками аккуратней надо быть. Война на носу, а ещё эти местные дрязги. Господи, как всё запущено!

Из разностихийных заклинаний вырисовывались два более-менее стабильных: смесь «водного лезвия» с «гуляющим вихрем» и «огненной стены» с «каменной». Последнее сочетание из защитных плетений превратилось в атакующее. Оба заклятия оказались «площадными». Первое Агнар назвал просто «диском», а второе – «облаком». Страсть к упрощению, скажу без ложной скромности, перенял от меня.

Действие заклинаний вытекало из названий.

«Диск» – водное лезвие скручивалось в диск и летало, повинуясь мысленным приказам. Можно было «отпустить» его, и тогда «диск» летел по вектору направления и смещался, притягиваясь к любым скоплениям маны. «Гулял» по заданному направлению, целенаправленно вырезая носителей амулетов и магов. «Диск» потреблял маны на второй-третий уровни, свободно резал защиту четвёртого и с усилием пятого. Тогда, правда, «сдувался» и повреждения наносил незначительные.

«Облако» – накрывало площадь размером до футбольного поля красным туманом и выжигало защиты множественными «уколами» мельчайших «огненных стрел». Потребляло облако второй уровень, а прожигало четвёртый. Преимущество перед «диском» заключалось в одновременном воздействии на массу объектов. И укрытия ему не помеха – заползало в любую щёлку.

Испытания проводили на полигоне. Наделали муляжей и нацепили на них собственные и покупные защитные амулеты – они прекрасно работали в виртуальной ауре. Неделю мы – Агнар, я, Витар и Лиза – с учениками не вылазили оттуда, пока не получилось приемлемо.

– Доработаю в лаборатории, – закончил испытания Агнар, – «отражение» бы вывернуть! Чего ему не хватает?

– Мозгов, – ехидно подсказала Лиза.

– Точно, – криво усмехнулся Агнар, – хотя… интересная мысль…

Мы переглянулись и пожали плечами.

Мои занятия с большими энергиями медленно, но верно сходили на нет. Без магистра не обойтись, приходил я к неутешительной мысли. Придётся отложить на после войны, а так не хотелось! Но и Твердя просить в такое время – увольте, а другого магистра и тем более архимага я не знаю.

Архимаги вообще отдельная каста. Сидели себе в своих башнях и не вмешивались в дела мирские. Как они поведут себя в скором будущем – вопрос. Наверняка «силы коалиции», куда примкнул и Бармат, ведут с ними переговоры. Нам об этом неизвестно.

Когда я рассказал Лизе о выдумке Твердя с использованием нашего ящика, она грустно усмехнулась:

– Асмильде не вздумай рассказать и Витара предупреди.

– Спасибо за подсказку, дорогая.

Дорогая промолчала. Она была необыкновенно тихая последние три дня.

– Что с тобой происходит, ты на себя не похожа в последнее время, – не выдержал я.

– Наконец-то обратил на меня внимание. Спасибо, дорогой, – ответила более чем язвительно. – Ты маг или кто?

– Что ты хочешь этим сказать!

Лиза обречённо вздохнула и молча легла на кровать. Я с раздражением посмотрел на её ладную фигуру.

«Приглядись к ауре, недотёпа!» – ехидно посоветовала мне Фиона.

Все мои стихии взяли моду пародировать Лизу. Исключительно манеру говорить, не голос, а то бы я с ума сошёл, и никогда не лезли с советами без спроса. Случай, видимо, исключительный.

– Лиза… ты беременна? – прошептал я, увидев характерную тусклую полоску в ауре.

Как? Что? Почему? Зачем? Мысли, эмоции хаотично крутились. Я не мог сосредоточиться. Все видели и молчали?

– Заметил, хвала Спасителю, – грустно улыбнулась любимая.

– Подожди. У меня в голове не укладывается. Как? Ты же маг! Или… ты хотела?

– Ты совсем глупый? – сказала она тихо, а потом всё громче: – Хотела? Хотела?! Я похожа на идиотку? За кого ты меня принимаешь! – Вскочила и упёрла руки в бока. – Это ты идиот, если до сих пор не понял! Война скоро, и ты к ней идёшь неуклонно! Готовишься, планы строишь! Не понял?! Ты и мы вместе с тобой! Это провидение, чтоб демоны его побрали! – Лиза упала на постель и затряслась в рыданиях, смяв в кулаках лёгкое одеяло. – Я предохранялась. Всегда. Оно само. Ты понял? – выдавила из себя сквозь плач. – Иди ко мне…

Я машинально лёг рядом. В голове пульсировало: «Не может быть… неправда…» – полная сумятица.

– Что ты, звёздочка, всё будет хорошо, мы поженимся, заживём, как люди. Не плачь. – Я гладил волосы Лизы.

Слова лились сами собой. Лиза постепенно успокаивалась. Обняла меня и прижалась к моей груди. Всхлипывания затихали.

– Я боюсь тебя потерять, – зашептала она, – это же знак. Проклятое провидение! – прорычала, прикусив губу. – Ты, конечно, останешься во мне в своём ребёнке, но я хочу, чтобы ты жил сам! Дурак ты эдакий… Ведь не отступишься…

Я с трудом подавил зарождающийся в горле ком. Прокашлялся. Стало противно от осознания ведомости.

– Ничего, Лизонька, мы ещё посмотрим, кто кого! Верь мне. Чего реветь? У нас будет ребёнок! Радоваться надо! Всё, завтра женимся. Ты согласна? Я так и знал. И выкинь эту дурь из головы: провидение, провидение! А то ты не знаешь, от чего дети бывают! Мало ли! Ну и что, что магиня, все могут ошибаться. Не вытравливать же теперь наше чадо! А что, денег у нас полно, дом есть, живи не хочу! Не расстраивайся. Всё. Завтра женимся, решено. Ну их, этих гостей, правда?

Чего мне стоила эта бодрая речь! На душе кошки скребли. Неспроста забеременела предохраняющаяся магиня, таких ошибок не бывает. Да пошли они все! Было одно проклятие да сплыло! И это пройдёт. Прорвёмся!

Мысли убежать на другой конец света даже не возникло…

Пожениться завтра не получилось, решительно восстала Асмильда:

– Без гостей и подарков – я понимаю, но без платья?! Лиза, сегодня же в Цитрус, немедленно!

У них с Витаром ещё шёл медовый месяц, но деятельной придворной натуре принцессы становилось скучно в нашем маленьком мирке. Если без фрейлин она, как сорвиголова, справлялась прекрасно, то восторженных и завистливых взглядов, сплетен и придворных интриг ей явно не хватало. Асмильда всё чаще устраивала шопинги в Цитрусе и хозяйничала в их новом доме. Ездила туда с охраной – пятёркой нашей «гвардии», иначе Витар не отпускал. Начала осторожно уговаривать Витара съездить «куда-нибудь развеяться». Семейная жизнь, куда деваться.

Друзья меня поздравили и устроили мальчишник. Они были уверены, что беременность запланированная, и с нетерпением ждали, когда я изволю им это сообщить. Снова я один, оказывается, пребывал в неведении. Стало обидно за свою невнимательность.

– Завидую я вашей смелости, – сказал Витар, – в такое время! Мы всё же хотим подождать.

– И правильно, – поддержал я друга, – нечего на дурной пример смотреть.

– Ничего не дурной, – возмутился Рон. – Дети всегда вовремя. Правда, Агнар?

– Истинно так, – согласился с ним наш ректор.

Хуго обрадовался и удивился одновременно:

– Гостей бы позвали, господин барон!

– Некогда, господин епископ, спонтанно получилось. Не иначе Спаситель вдохновил.

– Несомненно! Я всегда утверждал, что женитьба всегда вовремя происходит. И вам об этом говорил, по-моему. Говорил?

– Говорили и были правы. Осознал.

Когда брачная благодать осенила нас с Лизой, Хуго довольно улыбнулся и очень торжественно освидетельствовал наш брак.

После обряда погуляли. Всё как обычно.

Я разрешил «Башне Комес» объявить о нашей свадьбе и целый вечер и весь следующий день отбивался от поздравлений по радио и через разговорник. Устал неимоверно. Лиза тоже. Вызов от Медиана принял раздражённым – достали обвинения в неуважении. Чаще завуалированные, но были и прямые, например от Твердя.

– Слушаю, Медиан! Сразу говорю – я вас уважаю.

– Спасибо, Егор, но простите… За что?

– Вы не с поздравлением?

– Не-ет. А с чем вас можно поздравить?

– Вчера женился. На Лизии.

– Поздравляю, давно пора! Но я не с этим. Хотя и это важно, ещё раз поздравляю! Сбился с мысли. Рад за вас. Да! Вы знаете, что наш епископ пропал?

– Откуда? Но если честно, мне без разницы.

– Все склоняются к мысли, что это отголоски того неудавшегося шествия. Вся наша курия на ушах стоит, служители не знают, как поступить. Пропал, и всё. То ли жив, то ли нет, собирать местный собор епископов или нет…

– Вы меня извините, но меня эти ваши проблемы не интересуют.

– Да, да, я по другому поводу. Вы делали амулеты для защиты от демонского воздействия ещё в Руинах, правда? Так вот, принято решение официально объявить их угодными Спасителю. Ждите заказов. Если б вы знали, скольких трудов мне это стоило!

– Наконец-то! Давно пора. Кто со мной свяжется?

– Граф всю связь с вами держит через Яроша, так что он вас вызовет. Сколько вы сможете изготовить, если не секрет?

– Какой секрет, август за половину перевалил! На кварце… не смогу сразу сказать, в пределах тысячи примерно.

Новобранцы активно включились в их штамповку, поэтому Шелтон мы обеспечили с двойным перекрытием – две с половиной тысячи, и… кончались «пуговицы» – выгребли весь склад в Руинах. Попробовали на кварце – работает, но число перезарядок не более десяти – двадцати, и рассыпается, и брака больше. Ничего не поделаешь, придётся этим довольствоваться, а более дорогих камней не напасёшься.

– Вот это масштабы у вас! О секрете и спрашивать не буду.

– И правильно сделаете.

«Вывернуть» отражение удалось. В самом конце августа после астрального «мозгового штурма».

Агнар собрал нас в астрале через неделю после «подсказки» Лизы насчёт мозгов.

– Смотрите, вот «отражение». – Он развернул большое разноцветное плетение. – Обратите внимание на модули, лежащие на внутренней поверхности. Этот, этот и этот – «свободные радикалы», как назвал их Егор. – У меня сразу всплыл в памяти рисунок из учебника химии. – Они реагируют на возмущения маны, захватывают и разворачивают, отражая «волны» обратно. Казалось бы, разверни их – и готово выворачивание, так не получается, возвращаются обратно. Они «чувствуют» друг друга исключительно в закрытом пространстве. Мои мысли такие: обратите внимание на заклинание чёрных из амулета телохранителя. Видите, как изящно выполнено «заворачивание» острых модулей внутрь. Сначала мы подумали, что плетение вовсе не модульное, но это не так, смотрите: модули прекрасно видны при увеличении.

Мы уже поднаторели в изменении рун-модулей при активации и хорошо представляли обратный процесс. В отличие от наших новобранцев, которые смотрели во все глаза и ничего не понимали. Для них само астральное общение внове.

Примерно так я мыслю «обратное отражение», но с добавками радикалов наружу. И наконец, надо обмануть радикалы, чтобы они чувствовали друг друга в открытом пространстве. Опыт виртуальных аур здесь, я уверен, пригодится. Думайте. Жду в любое время.

На этом конференция закончилась.

В итоге двадцатого августа конференцию созвали мы с Лизой. Я, как самый большой специалист в виртуальности, создал отличную обманку материального носителя на основе стихии разума, а Лиза красиво прилепила на неё радикалы. В теории должно было работать, но… не работало на практике.

– Странно, – произнёс Агнар, – теперь чего не хватает? Красиво получилось.

– Лиза постаралась, – сказал я. – У меня всегда коряво выходит.

– Зато работает, – вставил Рон.

Лиза, как ни странно, не обиделась.

Думали долго, несколько часов астрального времени. Раз за разом прогоняли нормальное и вывернутое заклинания, обстреливали их другими плетениями, а результат был всегда один: не отражает ману наружу, хоть ты тресни!

– Не отражает! – в сердцах воскликнул Витар. – Эти демоновы радикалы в одну сторону ману направляют и не желают обратно! Чтоб им всем перевернуться!

– Стой! Повтори, что ты сказал, – заинтересовался я.

Витар повторил слово в слово. Хорошая память.

– Агнар, а обязательно отражать? А если наоборот, поглощать ману, вот так? – Я быстро развернул в вывернутом отражении радикалы обратно. Подумал и прокрутил их вокруг оси зеркально оригинальному расположению. Мои девочки просчитывали операции с немыслимой скоростью, им только идеи подавай. – Киньте кто-нибудь фаербол послабее. – Огненный шар медленно приблизился к плёнке заклинания, коснулся её и практически мгновенно втянулся, а с внутренней стороны защиты заклубилась свободная мана Огня. Я облегчённо выдохнул. – Господа, на вас задача сделать всестихийные поглотители или сброс лишней маны куда угодно, – важно произнёс я, – а у меня, извините, дела.

Я пулей вылетел из астрала. Хватит, надо отдохнуть. Я буквально обливался потом.

Через неделю заклинание было готово. Снова получился прорыв в науке: не поддавались раньше заклинания обратному превращению в ману. Это как открытие отрицательной энтропии в земной физике – дело совершенно невозможное.

(обратно)

Глава 19

Первое сентября началось как любой другой летний день – осень настала исключительно календарная. Городские жители трудились как обычно, деревенские занимались уборкой урожая и другими важными делами. Слухи о нападении чернокнижников сами собой затихли.

Непрерывные учения нашей армии проходили с прохладцей – солдатам не верилось в реальность войны. Наиболее нетерпеливые воины поглядывали на меня со скрытой усмешкой, мол, пугал барон чёрными, а где они? Сроки подошли.

А нас, стихийников, напрягала неизвестность и… общее успокоение. Больше всех беспокоился Рон. Он вчера мне признался, что с трудом засыпает и снятся ему кошмары. Я посоветовал обратиться к Лионе, он обещал подумать. Совсем помешался от страха за ребёнка, лечить пора.

В честь первого дня осени проходила традиционная ярмарка. Посадский рынок с людским столпотворением был забит товарами. Приехали артисты с балаганом. Народ хаотично сновал туда-сюда. Ворота замка стояли распахнутыми, и усиленный караул – прихоть барона – откровенно скучал, провожая взглядом знакомые лица.

Внимание старшего стражника, Миклоша, привлекла женщина, закутанная в летний дорожный плащ с глубоким капюшоном, закрывавшим почти всё лицо. Незнакомая, но в то же время кого-то напоминающая. Она уверенно пересекла ворота и двинулась в глубь замка.

– Стой, красавица, открой личико, – опомнился Миклош.

Женщина не обратила внимания на выкрик стражника.

– Ребята, задержите её! – крикнул он и сам направился к прохожей.

Двое охранников встали перед женщиной. Она остановилась.

– Открой лицо, – потребовал пожилой стражник.

Женщина медленно подняла руку и откинула капюшон.

Со спины Миклош заметил длинные грязные волосы незнакомки и побледневшие лица товарищей, которые попятились от надвигающейся женщины.

– Копья к бою, задержать её! – закричал старший стражник и ускорил шаг. Ему стало не по себе, и он сильнее вцепился в копьё прямым боевым хватом. Оружие успокаивало.

А стражники продолжали отступать, выставив перед собой острия симбарских копий. Миклош обогнул женщину и обомлел: на него шла бледная как смерть Гиля с совершенно пустыми, выцветшими глазами.

– Стоять! – заорал он, внутренне сжавшись. – Держите её остриями, сучьи дети!

Он присутствовал на свадьбе и прекрасно помнил проклятие.

Гиля упёрлась в копья, но упорно продолжала движение. Из трёх ран потекла тёмная кровь. Стражники продолжали отступать, не решаясь ни убить её, ни схватить руками.

– Да стой ты, дура, умрёшь же! Куда же ты прёшь! Я буду вынужден тебя заколоть! – орал Миклош что есть силы. Больше для собственной храбрости.

Вокруг стали останавливаться прохожие, а из караулки удивлённо выглянул начальник караула, десятник Кронис.

– Мне. Надо. К барону, – отрывисто произнесла женщина, не сбавив шага.

– А-а-а! – закричал Миклош и упёр древко копья в мостовую. – Сама подыхай!

Гиля с безразличием навалилась на наконечник. Захрустели разрываемые хрящи, и из кровостока хлынула ярко-алая кровь.

– Призываю, – прохрипела умирающая женщина, повиснув на копье.

Внезапно она вытянулась в струнку, рот на резко постаревшем лице широко открылся, и оттуда одновременно с предсмертным хрипом вылетело чёрное облако. Оно быстро сплющилось и закрутилось в большую плоскую воронку. Портал. Гиля мешком свалилась на землю. Мёртвой высохшей мумией.

– Тревога! – заорал начальник караула. – Караул, к оружию! Чёрный портал, сообщить по команде! Все на выход!

Тройка стражников, сбросив наваждение, отскочила назад.

– Бросить копья, арбалеты на изготовку, – скомандовал Миклош, и вовремя – из портала стали выходить воины в лёгких кольчугах и шлемах, в тёмных удобных одеждах и, что самое поразительное, безбородые, бритые.

– Огонь! – заорал Миклош и выстрелил первым.

Заполыхали выстрелы, в ответ вспыхнули защиты. Трёхуровневые амулеты не смогли с первого раза пробить защиту воинов, а второй шанс стражникам не представился. Чёрные мгновенно ускорились и легко зарубили троих противников, пробив их защиты древними мечами.

Вслед за восемью безбородыми из портала вышли двое бородатых людей со странными короткими жезлами в руках. Портал захлопнулся. Последний бородатый что-то скомандовал на непонятном языке, и десятка быстро, почти размазавшись, побежала к особняку.

Усиленный караул из двадцати, вернее, уже семнадцати человек только-только покинул караулку, а в полупустой казарме стражники натягивали кольчуги. Они безнадёжно опаздывали.

Я сидел в кабинете и занимался скучным делом – просматривал принесённые Семусом бумаги о сборе налогов. Вечером намечались баня и шикарное застолье в честь праздника Первого урожая. Чтобы отвлечься от нудных бумаг, я мысленно уже парился в бане.

Внезапно почувствовал мощные колебания силы, напрягся, и спустя десять секунд раздался голос Рона по экстренному общему вызову разговорника:

– Чёрные в замке! В ускорении движутся к особняку. Я на перехват из комендантской. Агна, бегом в лабораторию, остальные во двор, нельзя пускать их в дом! Их минимум десяток!

Я провалился в ускорение, подскочил к двери и, мгновение подумав, подлетел к окну. Рама лопнула привычно бесшумно, и я вместе со стёклами полетел вниз. Боже, как медленно!

Вызов от Пруниса, и я мысленно ору в разговорник:

– Все к особняку в полном боевом! Знаю про чёрных!

– Они порталом, господин барон! – оправдываясь, проорал мне в ответ капитан.

Я приземлился мягким перекатом и побежал в передний двор, пробиваясь сквозь плотный воздух. Мне надо обежать угол дома – окна кабинета выходили на задний двор. По улице в ускорении выходило быстрее, чем по лестнице и коридорам.

Когда я выбежал из-за угла, то увидел мощные колебания силы сквозь пышную зелень кустарников. Проклятые кусты закрывали обзор как раз напротив главного входа, а там шёл бой.

«Витар, Агнар, поторопитесь к входу!» – мысленно прокричал я.

«Уже!» – ответил Витар.

«Поднимаюсь из подвала! – Голос Агнара. – С Лионой!»

«Демоново платье!» – Крик Лизы.

Я пролетел последние ветви и на секунду замер оценить обстановку.

Рон сражался, стоя практически в дверях, с тремя противниками. Неподалеку валялись три неподвижных тела чернокнижников и… Смолдус. Он не отходил от наставника ни на шаг. Двое жрецов сдвумя воинами стояли шагах в десяти от битвы, и один из жрецов уже поднял руку. Мы выстрелили одновременно. Я – «водяным лезвием» четвёртого уровня, жрец по Рону ментальным ударом. Амулеты чёрных выдержали, и роновская «пелена Разума» тоже, но он на мгновение потерял ускорение, и спрятавшийся от удара жреца воин очень быстрым даже для ускорения движением прорубил Рону шею практически до позвоночника. В клинке чёрного сверкнуло древнее плетение.

– Не-е-ет!!! – вырвался у меня полукрик-полувой, и дальнейшее я помню смутно.

Я не жалел четвёртого уровня, положил двоих из пяти воинов и гонялся, как придурок, за убийцей Рона. Спасибо Фионе! Она мгновенно оценила обстановку и включила «зеркало», так мы стали называть обратное «отражение». Все чёрные оказались очень вёрткие, особенно убийца, но я всё же достал его, причём обычной двухуровневой «огненной стрелой». И у него и у меня мана практически кончилась, и «зеркало» не помогало мне набрать силу – ману Смерти оно попросту сбрасывало, а с Разумом я не знал, что делать, полон я был этой силой под завязку – жрецы не жалели на меня ударов. Лионе бы столько!

Витар на несколько секунд опередил Агнара, а Лиза выскочила из дома вместе с Лионой ещё на пару мгновений позже, и жрецы ударили по ним вдвоём. Я, совершенно пустой, бросился наперерез воинам. Они хотели воспользоваться секундным замешательством. Научились, сволочи, обходить амулеты! Одного я достал брошенным древним кинжалом, а второго сзади рубанул по шее.

Ярко полыхнуло фиолетовым, и жрецы медленно повалились на землю, но порталы обоих жезлов сработали.

Описание начала битвы составлено из «записей» Фионы, зато дальнейшее, после открытия порталов, я запомнил прекрасно, реальность словно «включилась».

Меня переполняла дикая злость на всех чернокнижников, на всех демонов с их тварями, вместе взятых.

– Врубайте «зеркала»! – заорал я в общий канал, и мы закрутились.

Первыми бросились знакомые нам с Витаром гончие. Какое хорошее заклинание создал Агнар с нашей помощью! Зеркало не только поддерживало само себя и помогало заряжаться мне, но ещё и тормознуло гончих. Они буквально завязли в нём, и мы за секунду их порубили.

Вторая пара тварей оказалась крылатой. Жуткая пародия на маленьких драконов. Полностью красные, сочащиеся вонючей слизью монстры с огромными клыками, когтями и хвостом с жалом на конце. В их чёрных глазах застыла безумная злоба и ужас. Один лишь вид внушал отвращение и заставлял волосы подниматься дыбом. Они боялись всего вокруг, это было видно невооружённым глазом, но этот страх делал их ещё более беспощадными.

Дракончики оказались гораздо умнее гончих. Увидев быструю гибель собратьев, они сделали немыслимый пируэт в воздухе и бросились назад, на подбежавших стражников. Твари излучали эманации страха, и немногочисленные гражданские зрители в панике бросились куда глаза глядят. Зато стражники, защищённые «демонскими» амулетами, ощетинившись копьями, стояли ровным строем. Они встретили воздушные цели залпами арбалетов. Попадание практически стопроцентное, и дракончикам это не понравилось. С пронзительным воем они стремительно поднялись в небо и тут же ринулись вниз. От воя многие стражники повалились оглушёнными, из ушей потекла кровь, и люди старались зажать уши руками. Новый залп оказался гораздо слабее первого, и твари взмыли, прихватив в лапах бесчувственные тела троих солдат. Снова раздался вой. Нам он не мешал – «воздушные щиты» включались сами, а стражники попадали уже все.

Я наблюдал пиршество уродов со злобным бессилием, а прекратил это издевательство Агнар. На пике полёта на несколько мгновений тварей окутало красное облако. Вой сразу прекратился, и дракончики перешли в свободное падение по всем законам гравитации. Они беспомощно махали крыльями, лапами, мордами на длинных шеях и хаотично вращали хвостами. Из разжавшихся когтей полетели трупы наших товарищей.

Пять тел упали одновременно, и, хвала Спасителю, дракончики упали рядом друг с другом, смяв кусты моего крошечного парка. Агнар, Витар и Лиза в платье с разрезанным подолом в ускорении подлетели к ним и буквально нашинковали тварей саблями и мечом. Всё было кончено. Сражение, начиная от сообщения Рона, заняло меньше минуты. К дракончикам я даже не пытался кинуться – устал. Сел было на траву, но сразу вскочил и бросился к Рону.

Друг лежал мёртвый, в этом не было сомнений. «Первая жертва войны», – всплыла банальная мысль. «Первый погибший друг», – всплыла следом вторая банальность. Как я возненавидел весь мир, всю мировую несправедливость, а больше – самого себя! Горечь утраты ещё не пришла… и тут меня накрыло. Сначала почувствовал боль в сердце, потом резкую короткую боль в шее и стал задыхаться. Ноги подкосились, и я рухнул на мостовую. Мучительно хотелось вдохнуть, и пришло осознание – я умираю. Казалось, Жизнь хлещет из меня фонтаном, опустошая саму душу. Как не хотелось умирать! Я пытался заорать, но без воздуха это было совершенно невозможно. «Не хочу!» – кричал исключительно мысленно, а перед взором возник и рос светлый коридор. Я умирал и, в конце концов, умер.

Очнулся сам, буквально через несколько секунд, прижав руки к горлу. Мгновенно пришло понимание: «Клятва… вот как оно бывает… Проклятье, Рон! Смолдус!» Я снова стал себя ненавидеть. Если бы не подошедшая Лиона, не знаю, что бы я сделал. Она не сказала ни слова, просто положила руку мне на плечо. Этого оказалось достаточно.

Разбор полётов начался, когда тело Рона, принесённое в храмовую усыпальницу (специальное место для прощания), ещё полностью не остыло. Агна стенала над телом, рядом стояла печальная Асмильда. Не отставали от Агны и молодые родители Смолдуса.

Мы, стихийники, с тяжёлыми сердцами собрались в моём кабинете. Говорил Агнар:

– Из чёрных выжили семеро вместе с жрецами. Они все в ошейниках и без сознания, но о них потом. – Он замолчал и посмотрел на меня.

Я молчал. У меня перед глазами стояла картина гибели друга, и я безнадёжно тупил. Обвинял себя, возвращался к вариантам спасения и в то же время понимал: поезд ушёл. Надо жить дальше, работать и воевать, но не мог избавиться от этой картины, да, в общем-то, и не хотел. Ох уж это интеллигентское самоедство! Фиону с предложением помощи послал подальше, Лиону не подпускал. Решил порефлексировать ещё минут пять, без меня разберутся. Тем более я всё слышу и понимаю.

– Лиона, сходи после совещания и прочитай у них память. Сними печати, они у всех есть, я видел. Да, Жиранду поучи это делать. Понял, сама знаешь. – Агнар продолжил говорить. – Чёрные использовали Гилю в качестве маяка для портала, я читал об этом давно, ещё в молодости. Им нужно было попасть именно в замок, а невозможно рассчитать такую точность открытия. Наша главная ошибка – мы открыли ворота в честь ярмарки, а детектор черноты находился в калитке. Нельзя перекрыть детектором створ ворот, чувствительности не хватает! Я и так поднял её, и выше не получается – аура должна задеть датчик хоть краешком! – посетовал он. Тоже страдает, и, возможно, больше меня. Они с Роном были старыми друзьями. – Егор, хватит пестовать досаду! Нам всем тяжело не меньше твоего. Я вижу, ты всё понимаешь, выскажись!

Всё, прошлого не вернёшь. Но как тяжело!

– Рон был мне другом, старшим братом, практически отцом. – Трудно давались эти слова, но надо высказаться, для себя надо. – Они с Агной выходили меня, беспомощного, и не раз спасали жизнь. Он был и моим первым учителем. – Я помолчал и продолжил уверенно: – Беременную Агну оставить здесь под надёжной охраной, а как только будем покидать замок, а мы будем его покидать, не сомневайтесь, она должна находиться в «офисе». С охраны взять клятву личной верности, желающие найдутся. Круп, ты всегда должен находиться в замке в наше отсутствие, на непрерывной связи с ней. Не спорь! Я хорошо тебя узнал и полностью тебе доверяю. Успеешь повоевать. Когда я здесь, разрешаю находиться со мной неотлучно и обещаю активней заняться твоим обучением, и вдобавок получишь амулет управления порталом. – Я снова ненадолго замолчал. – Мы совершили непростительную ошибку во время сражения – надо было с самого начала использовать «зеркало». Чёрные прекрасно научились использовать слабые места нашей «пелены Разума», гибель Рона – яркое тому подтверждение. Это произошло на моих глазах. Чёрный воспользовался секундной заминкой после ментального удара жреца. Смолдус! Он-то зачем увязался?! Ни в жизнь не поверю, что Рон позвал его с собой! Ответьте, ученики.

Ответил, откашлявшись, Гарвус:

– Понимаешь, Егор, он единственный из нас научился ускоряться, как вы. Просил держать это в секрете, хотел сделать сюрприз… – закончил со вздохом.

– Потом каждый исповедуется в собственных сюрпризах. Пример Смолдуса, надеюсь, очень нагляден… На нас напали две пятёрки чёрного спецназа, причём с выучкой получше, чем у той, которую мы с Витаром разбили. Без сомнения, это месть за алтарь. Вопрос – как упорны будут их попытки повторить нападение и как они собирались сообщить об исходе операции. Разговорников у них нет. Лиона, нечего тянуть, иди к пленным. Живучие, гады. Особый упор: можно ли уверить их начальство в благополучном исходе задания – это для нас лучший выход.

Лиона с Жирандой вышли из кабинета. Я продолжил:

– Сегодня же отдам распоряжение Прунису: всех людей пропускать в замок только по одному через калитку под прицелом трёх стражников с арбалетами. Всех без исключения, включая нас. Если встретится чёрный – стрелять и закрывать дверь. Нет, Агнар, сделай мощные амулеты с «ловчей сетью», Жизнь лучше проникает сквозь защиты Смерти, и живые останутся, маяк не запустится, верно? – Тот кивнул. – Минимум для трёх стражников.

– А как грузы доставлять? – вмешалась Лиза.

– Через мост пропускать по одной подводе. Люди пройдут проверку – откроют ворота, пропустят груз и снова закроют. Подъедет следующая. Да, груз досматривать обязательно, об этом Прунису тоже скажу. Я понимаю, это создаст затор, но иного выхода не вижу. Война, придётся смириться. Всю торговлю окончательно перенести в посад. Да, на сегодня ворота закрыть совсем. Радио все слышали? Мне Семус рассказал – по всем станциям передают о нападениях на заставы и приближении орды из степи. Что-то подсказывает мне, что случай с маяком-Гилей далеко не единичен. Так и напрашиваются диверсии на перевальных заставах. Многие поди открыты уже. Витар, пойди свяжись с Терусом по их каналу, расскажи про Гилю в качестве маяка, может, они ещё не знают о такой возможности. Понимаю, но Агнар тоже теоретически это знал, не спорь.

– И завалить подземный ход, демоны с ним! – вставил Агнар.

– Согласен. И ещё. Выдать, наконец, армии древние излучатели. Обучение они прошли. Сколько их у нас?

– Шестьдесят шесть.

– Оставим одиннадцать нам, стихийникам, остальные – полусотне спецназначения, она создана. Как не знаете? Мы с Роном, по-моему, говорили… Нет? Извиняюсь, теперь знаете. Их Рон отбирал… Лиза, обнови навык стрельбы из арбалета, твой древний станет твоим основным оружием.

– Поняла.

Я мысленно чертыхнулся и связался с Лионой:

«Извини, что отрываю, но ты сможешь без желания пленных снять их язык через лингвор?»

«Я догадалась и, думаю, смогу. Жиранда пошла за лингвором, а ты меня оторвал! Не делай так больше, знаешь ведь, чем я занимаюсь… Вот, с ума сошёл, – добавила после паузы без всякого сожаления. – Приду – расскажу».

Нашли нас просто – по статьям в газетах о победе над лавийцами. После этого нас посещали несколько агентов из числа «бельков». Так чёрные называли своих не посвящённых Неназываемому сотрудников и подданных Батвии, не совершающих жертвоприношений. Кстати, они составляли большинство населения, и были среди них и «обычные» маги, причём хорошие. Архимагов почему-то не было.

Агенты убедились окончательно: я есть я, Витар есть Витар. Неожиданным подарком стало проклятие Гили, и последний шпион сразу взял женщину в оборот. Её держали на конспиративной квартире в пригороде Волчка, и перед самым началом войны резидент-жрец зомбировал её и подвесил «метку». «Метка» – специальное свёрнутое заклинание стихии Смерти, активируется со смертью носителя и силу черпает оттуда же. Силу большую, хватает на астральный сигнал для портала.

Имён резидентуры спецназовцы, разумеется, не знали. Они добровольно вызвались на «акцию возмездия» и готовились к смерти. Принадлежали пятёрки не армии или разведке, а культу Неназываемого. Вроде наших боевых отрядов помощников Спасителя, фанатики чистой воды. Такие отряды и близко не подпускали к оперативной работе, их использовали исключительно в силовых акциях.

Рон, как ни кощунственно это звучит, погиб зря. Чёрные не собирались заходить в дом, который он защищал с таким упорством. У них был другой план: жрецам необходимо было продержаться до подхода всей нашей пятёрки, они точно знали – мы непременно выйдем, им подробно рассказал о наших привычках главный жрец обители Менк’хор. Дождаться нас и запустить заклинание «весёлой смерти». Демонские твари, ментальные удары отвлекли бы внимание. Они не знали про «зеркало» и про силу Лионы в стихии Разума. Кстати, чем она их оглушила, Лиона и сама не знала – Богиня постаралась.

«Весёлая смерть» – двухстихийное площадное заклинание четвёртого уровня из сил Смерти и Жизни. Выглядит как серый туман. Умерли бы все, в том числе и чёрные. Хотя «зеркало» не проверяли, и уже поздно. А «зеркало» было протестировано до пятого уровня моим корявым одностихийным плетением – «водяным лезвием». Его – держало. Рон, светлая ему память, вызвался добровольцем и заставил меня выстрелить. Впрочем, наготове у него были ещё несколько мощных защит. Параноик, в хорошем смысле этого слова, любил доскональность. Как он мог забыть о «зеркале», буквально позавчера испытывали! Страх за беременную Агну победил обычное для него хладнокровие. Почему я не переживаю за Лизу так сильно? Вот, снова о Роне думаю, ищу ошибки. Хватит!

Я удивился, откуда стихия Жизни в чёрном заклинании, и Лиона пояснила. Оказывается, с некросами активно сотрудничают некоторые друиды. Это лесные отшельники, достигшие высот в стихии Жизни. В их философии есть понятие обязательной цикличности Жизни и Смерти, и им наплевать на суетность мира, на политику, на Спасителя и Неназываемого. С нашими магами они не общаются, а там, смотри-ка, нашли общий язык. Примут друиды участие в войне или нет, спецназовцы не знали. Они вообще про войну знали удивительно мало, только дату. Жили уединённо, отрешившись от мира по типу монастырей, общались исключительно между собой и с главным жрецом обители. Обслуге разговаривать с пятёрками строжайше запрещалось. Чуть что – на алтарь.

– Глубоко в память залезла только одному жрецу. Знаешь, как противно в мозгах копаться! – объяснила Лиона. – Я эмоции испытываю, чувства. Чужие! Не поймёшь, пока сам не попробуешь. Зовут жреца Варанк’хат, он родом из городка Дримсхур недалеко от столицы, Бартвуса. Их столицу назвали по имени первого чёрного в Эгноре. Хоть и рядом со столицей, но провинция глухая, в лесных чащах. В Батвии степей мало, в основном леса и болота, на севере тундра. Он из благородной семьи владетелей городка, старший сын. Воспитывали из него наследника и так достали учёбой и строгостью, что он из протеста ушёл в жрецы. Жизнь у них вполне нормальная, практически как у нас. Культ Неназываемого вместо Спасителя, демоны, как строгие наставники, и никто открыто не возмущается, а любой может попасть на алтарь. Даже странно. Но подспудно Варанк’хат всегда этого боялся. Преступников туда отправляют, и окружающие одобряют такой закон. У них в провинции поэтому и преступлений почти не было, но были приписки со стороны чиновников из столицы. Власть у них большая, и вот их-то и боятся, взятки дают. Те берут и сами боятся: вдруг их на алтарь. Всё там давно налажено, о другом они просто не ведают. «Мой» жрец в юности о системе не задумывался, другое в уме крутилось, сами понимаете. Став жрецом, он неоднократно встречался с демонами. Впечатления неоднозначные. Страх и восхищение, ужас и обожание, презрение и… не могу передать словами! О боги, а что они испытывают от жертвоприношения! Объяснить вообще нельзя, это как… – Лиона засмущалась, – им очень приятно, а мне противно было. Мерзость! Спрашивайте, трудно обо всём рассказывать, не соображу.

– Заклинания и жезлы? – сразу спросил Агнар.

– Заклинания… – Лиона задумалась. – У некросов плетут из стихии Смерти, жрецам готовые вкладывают демоны или те же некросы, а некоторые сами – бывшие некросы. Жезлы тоже демоны передают. Каждый на конкретного жреца, он чувствует душу. Жрец просто пожелает, и открывается портал. Тварей всегда пара, какие – не угадаешь. Твари рвут всех, кто без черноты, но ими можно управлять. Они, как бы это сказать, хотят домой и всегда надеются, что призвавший жрец сможет их вернуть. Этого сделать нельзя, но твари того не знают. Они здесь подыхают через несколько часов. Жрец может мысленно указать цель, и тогда без разницы – чёрный или белый. Да хоть демон! Главное для тварей – вернуться. Так думал Варанк’хат.

– Как чёрные собирались вернуться или отчитаться в нашей смерти? – задал я главный вопрос.

– Ты чем слушаешь? Не собирались они возвращаться! Через астрал необходимо было сообщить Менк’хору о нашей смерти, и всё. Дальше произнести: «Великий Датрар!» – и готово, сработает клятва. Они специальную печать приняли для этого случая. Если печать слетит до астрального сообщения, значит, задание не выполнено, друид сразу почувствует. – Агнар с досадой схватился за голову, Лиона усмехнулась: – Не переживай, как только я это узнала, оставила печать у Варанк’хата. Ну и имечко! Потом передам вам язык, у них нормально звучит. Егор, ты самый хитрый, выдумай, как обмануть чёрных.

– С чего это я самый хитрый?! – возмутился я. – Вот Рон… – и замолчал. Вместе со всеми. – Ладно, нам терять нечего, – продолжил я после неловкой паузы, – заходим в астрал, Лиона скидывает мне образ того… э-э-э…

– Менк’хора, – подсказала Лиона. – Я поняла, только не выйдет, он может почувствовать. А чего нам терять, действительно! У меня лучше выйдет обмануть, попробую натянуть на себя образ жреца…

– Лиона, – я заволновался, – однажды я надел на себя ауру… Ничего хорошего, уверяю тебя.

– Не волнуйся, я знаю, что делаю. Астральный образ – не аура. Что сообщить, знаю, но вот почему остался один и через десять часов после акции… Что придумать?

– Элементарно, – сказал я. – Всех поубивали… нет, захватили и надели ошейники. Твой оказался слабым, ты почувствовала. То есть почувствовал, когда очнулся. Посоветовались с товарищами, они передали привет и выкрикнули кодовую фразу, а ты остался ждать. Когда ошейник окончательно прохудился, сразу вышел в астрал. Нас удалось убить без «весёлой смерти». Постой. А как бы ты в живых остался при этой самой «весёлой смерти»?

– Забыла сказать, у жрецов защита от неё была.

– Ого! От четвёртого уровня двухстихийного? – поразился Агнар.

– Конкретно от «весёлой смерти». Не знаю, не спрашивай даже, он сам не знает, какая эта защита, как и само заклинание не знает. Знает, что от неё умирают, как бы танцуя, и всё.

– Агент, – вставила слово Лиза, – мы забыли про агента чёрных. «Белька», как они называют. Не может быть, чтоб Гилю без присмотра в замок отправили.

– Демоны! – воскликнул я.

– Ерунда, – сказал Витар, он недавно вернулся после разговора с Терусом, – он наверняка не маг, и разговорника у него, скорее всего, нет – это явный провал в случае обнаружения. Он местный, в смысле имперский, и со своими свяжется нескоро – ему надо собрать точные сведения. Рации вряд ли используют, побоятся прослушки. Остаётся найти предателя, он наверняка из пришлых, раз… который по счёту? – И обратился к Лионе: – Кстати, зачем им так подробно про нас рассказали? Дали бы задание – и всё.

– О нас им рассказали очень подробно, а план нашего устранения они сами придумали. Пятёрки спецназначения у них они зовутся «Сыны Демонов», всегда сами думают, как выполнить задание. За это их ценят. «Мой» – один из лучших. А схвативший Гилю агент был третьим по счёту.

– Хорошо работают! – Витар невольно восхитился.

– Ты и займёшься поимкой, – заявил я. – Примешь роновскую службу. Лиона, надеюсь, чёрные безопасны?

– Будут спать, пока не разбужу, – заверила Лиона.

В астрал она вышла прямо из камеры с заключёнными. Поговорила и сразу сняла печать с последнего жреца.

Чёрные мирно спали ещё сутки. Их ждал костёр, который подготовили под руководством нашего «помощника Спасителя», Глобстера. Его недавно пригласил Хуго. Епископу без службы помощников никак нельзя.

Витар подготовил западню для агента, после казни он надеялся вычислить его наверняка. Должен шпион себя проявить, непременно зайдёт в замок на казнь, его не устроят противоречивые слухи – мы специально распространяли противоречивые, – после побежит докладывать начальству. Скорее всего, в Цитрус, в банк к амулету связи – его прослушать невозможно. Не дай бог, у него разговорник! Тогда все наши попытки обмануть – обречены. И нам нужна вся сеть в Хроме, иначе чёрные всё равно узнают правду, и не видать тогда спокойной жизни нашим женщинам: Агне и Асмильде, которую словно подменили после нападения – скуки как и не бывало! Теперь она поддерживала Агну и одолевала меня требованиями дать ей работу, пока я не отправил её в помощь той же Агне держать хозяйство. Успокоилась. Агна, хоть и была безутешна, голову не потеряла.

Рона решили похоронить на следующий день после казни чёрных. Официально я никому не сообщал о его гибели, и наше радио, разумеется, молчало. Более того, я не рассказал о Роне ни Медиану, ни Ярошу, ни Твердю, с которыми активно общался целый день после нападения. Витар о Роне Терусу также не сказал – не до того тогда было, торопился.

Война шла уже третьи сутки…

Сжигали чёрных на храмовой площади при большом скоплении народа. Они сыпали проклятия в наш адрес. Мы прекрасно понимали их хрипящий язык.

На выходе задержали всех чужаков. Их оказалось десять человек, и Лиона быстро нашла среди них шпиона, вернее шпионку. Ею оказалась обычная женщина средних лет, жительница хромского городка Бонагур.

Всё, что она знала, я сразу сообщил Медиану. Осталось только проследить за посредниками или допросить – и резидент вычислен. Надеюсь, хромовцы справятся. Ярошу говорить побоялся, вдруг чёрные этот канал слушают. Наверное, излишне перестраховался, но что делать – паранойя заразна. Я просто наказал Медиану непременно связаться с Ярошем от моего имени. Помощник, после случая с шествием, слушался меня, как Спасителя во плоти. Мне даже неудобно было.

Похоронили погибших на старом кладбище недалеко от замка. Восемь свежих могил с каменными обелисками в виде шпилей Спасителя. На обелисках Рона и Смолдуса под их именами были надписи: «Член магического сообщества „Стихия”. Погиб, спасая друзей». Хуго на кладбище провёл специальное загробное служение, проводив души павших в сады Спасителя, а я произнёс речь перед народом. Собрался весь замок вместе с посадом. Отдельно выстроилась «армия».

– Комесцы! Вы знаете, чёрные неисчислимой ратью атаковали перевалы, орды кочевников проходят границы земель Спасителя, и нас не миновала участь первого удара. Началась великая война народов за души, веру и нашу свободу. Сегодня мы провожаем наших товарищей. Они пали первыми. Пали достойно, спасли многие жизни и души. Не забудем их никогда, вечная память героям!

Стояла скорбная, звенящая тишина.

– Это только начало, комесцы! Будут жертвы, и боюсь, немалые. Надо всем нам сплотиться, забыть обиды, происхождение, достаток. Только вместе мы сможем выстоять и победить! Здесь лежат маг, ученик и простые воины, благородный и простолюдины – для чёрных мы все равны. Так не дадим же им усомниться в этом, братья и сёстры! Наше дело правое, и враг будет разбит! Победа будет за нами! Всё – для победы! – Я невольно скатился на военные лозунги времён Великой Отечественной.

Сердце замерло, ожидая ответа. Он последовал: по толпе прокатился одобрительный гул, и дружно рявкнула «армия»:

– Смерть чёрным! Слава барону!

Толпа нестройно подхватила эти лозунги. Даже тоскливая Агна, на которую было тяжело смотреть, просветлела. А как она убивалась рядом с гробом! Лионе с трудом удалось привести её в чувство.

– Расходимся, братья и сёстры, за работу! Герои навечно останутся в наших сердцах!

И я мысленно поклялся поставить памятник Рону. После победы.

(обратно)

Глава 20

Война шла почти месяц. Чёрные захватывали одну территорию за другой. Повержены все северные пограничные государства. Захвачены кочевыми племенами практически полностью Русток, треть Бармата, треть Шелтона, а скоро и сам Шелмиус может оказаться в кольце. Начались упорные бои на территории Лавии. В западных графствах чёрный поток почти не встречал сопротивления. Он и оказался основным – чёрные рвались к побережью и в глубь наиболее населённых земель.

У чернокнижников оказалось подавляющее преимущество в живой силе и магии – при необходимости под нож шли пленные и местные жители, активно использовались демонские твари, а пару раз появлялись и сами демоны.

Такой успех в захвате территории объяснялся ещё и новой тактикой батвийцев и кочевой орды: они обходили сильно укреплённые крепости с местами силы, блокировали гарнизоны вместе с беженцами и наступали дальше. Для блокировки достаточно совсем небольших сил с мощной магической поддержкой, а жертв – вдоволь. Очень активно использовали порталы с живыми маяками. Они всегда могли быстро перебросить дополнительные силы. Стационарные порталы с такой задачей не справлялись – накопители разряжались недопустимо быстро и требовали долгой зарядки, тогда как спонтанные порталы чёрных работали на непрерывных жертвах. Сто жертв – тысяча, а то и две переброшенных воинов. В Рустоке и пограничных странах были случаи захвата мест силы таким способом, не говоря уже о перевальных заставах в первый день войны. В крупные города они пока не совались.

Если бы не наши амулеты, то и Шелмиус давно был бы блокирован. Именно Шелтон принял основной удар кочевников-чернокнижников, и, обжёгшись на нём, орда повернула на юг, в Бармат и Русток, но часть её всё равно прошлась по границе графства и скоро обещала окружить столицу. Шелмиус находился досадно близко к открытой степи, и так месяц активного противостояния – чудо.

Архимаги не вмешивались. Да и что кардинального они могли сделать вне места силы? Друиды сидели в лесах. Церковники с особой благодатью погоды не делали, монахов оказалось гораздо меньше жрецов и некросов. Сколько народа на самом деле жило в Батвии?

Варгус заволновался всерьёз. Прошло три заседания Совета Глав, было создано единое командование силами Спасителя, и только наша коалиция присутствовала на этих советах незначительными представителями – нам некогда, мы давно воевали.

Командующий объединёнными силами коалиции генерал нор’Фалбинос, начальник генштаба Асмара, завалил нас заказами. Проблем с подвозом сырья не случалось, штампов мы понаделали ещё по три экземпляра, привлекли проверенных комесцев к штамповке и всё равно были загнаны, как лошади, но что самое обидное – нас не пускали на фронт. Без нас, мол, мяса хватает, а вы нужны здесь.

Как я понимал теперь наши военные фильмы! Сводки Совинформбюро по радио да сотни беженцев на дорогах – вот и всё наше видение войны. Горячее желание отомстить за Рона только разрасталось. «Давить всех крыс безжалостно! Мне мало семерых сожжённых!» – выражала общее настроение Лиза. Невольно закрадывалась мысль: «Скоро чёрные придут сюда, вот тогда мы развернёмся!» Если не эвакуируют, а такие намёки уже слышались из уст командующего. Мы общались с ним по отдельному, специально выделенному каналу или через астрал, посредством штабных магов. Привязывание ко мне разговорника затягивалось по непонятным причинам, наверное, он был ими просто перегружен. Мысль заняться самодеятельностью я упорно давил, не хотелось подводить «наших». Имеется в виду коалиция. И почему я был уверен, что нам непременно придётся покидать замок? Чушь.

«Нас и здесь неплохо кормят», – горько отвечал я друзьям в ответ на различные авантюрные предложения.

Крайне недовольной сидением на месте была и наша «армия». Опытные воины всё прекрасно понимали, но молодёжь… мутила воду, рвалась, как водится, в бой. «Навоюетесь ещё, – успокаивали ветераны, – смотри, как чёрный прёт, скоро сам к нам придёт, не удержишь», – и горестно вздыхали при этом, а в глубине души не отставали от молодых, думали: «Побыстрей бы». Короче, курорт в неопределённо тревожной, удручающе бессильной обстановке достал всех.

Больше нас на командование возмущался Медиан и засыпал штаб требованиями послать меня в сражение. Он ждал воплощения Спасителя и совершенно не боялся прослыть сумасшедшим – чёрные наступают! Да и он не сидел сложа руки, всю сеть чернокнижников в Хроме выявил. Не без моей подачи, кстати. Слава богу, Аскет на горизонте не появлялся. А епископ теперь в Хроме новый, старого нашли зверски растерзанным. Объявили, что это происки чернокнижников, но люди шептались – из-за Комеса. Медиан, как самый ярый противник шествия, сразу возглавил Хромскую службу помощников Спасителя.

– Постарайтесь, барон, очень прошу, – говорил мне граф нор’Фалбинос на очередном сеансе связи, – основной упор – на ваши искатели черноты.

– Детекторы, – автоматически поправил я.

– Да один хрен! Я в этой вашей магической науке ни демона не понимаю! Наши маги сказали, они «скрытки» да «маскировки» читают и по размерам компактные. Сами знаете нынешнюю тактику чёрных, опасаемся за города.

На время войны этот безземельный асмарский граф имел всю полноту власти на территории наших стран. Полководец он, по словам Агнара, талантливый, а как администратор… не разобрался.

– Скажите честно, генерал, мы… выстоим?

– Выстоим. Нам иначе нельзя, – решительно ответил граф, – иначе не останется свободных людей, иначе мы пойдём под нож, здесь будут хозяйничать демоны, пить наши души, да что я вам рассказываю! – воскликнул он в сердцах. – Каюк нам придёт.

– И всё-таки вы же стратег! Не надо меня успокаивать и просвещать в очевидных вещах, мне нужна правда. Не собираюсь я никуда убегать! – Теперь вспылил я. – Какие у нас шансы?

– Шанс есть, – выдавил из себя генерал. Тяжело ему давалась правда. – Наше направление не главное. Есть надежда, что при стойком сопротивлении чёрные оставят нас и уйдут на помощь своим, в центральные земли. Нас оставят на закуску, – горько произнёс он, – только так: либо северные, либо южные. Возможно, Варгусу удастся их остановить. Вам, барон, скорее всего, придётся переехать в Грунд. Многие артефакторы уже там, а вы – самый ценный среди всех. Знаю не понаслышке, я мотаюсь по сражениям – очень эффективные у вас амулеты. Не дай Спаситель, что-нибудь с вами случится!

– Почему же мы отступаем?! – В раздражении я забегал по кабинету. – Амулетов мы тысячи понаделали, к войне готовились несколько стран вместе! Почему?!

– Вот потому и держимся! – заорал он в ответ. – Орда – тысяч двести, из них некросов через одного, жрецов – тьма, батвийцев только на нашем направлении – под сотню тысяч, и тоже половина – некросы! Заметили разницу в изначальных данных? Такое впечатление, что сама Батвия опустела магами и жрецами, всё на кон поставили! А вы с Твердем всё в тайны играли, только Шелтон и успели вооружить! Он и держится, а на него первым навалились! А Бармат вы с уважаемым магистром, – произнёс он язвительно, – по существу сдали! Развели секреты перед коалицией! Хорошо, что после нападения туда ваше оружие пошло да в Лавию. Даст Спаситель, остановим на половине территории, но к Лавийским горам они выйдут, а там и вы недалеко. Про порталы вы лучше меня знаете. – Он немного успокоился.

– Да не знал я ни про какие тайны магистра! – возмутился я. – Про коалицию я до войны только слышал и не знал ничего конкретного! А насчёт порталов в моё баронство не волнуйтесь, не будет у них здесь маяков! Все крестьяне следят за чужаками и странным поведением своих, у оборонщиков детекторы, и если чёрный – мощная «ловчая сеть». Ни в жизнь не умрёт ни одна падаль с «меткой»! А беженцы давно баронство обходят.

– Мне бы вашу уверенность, барон!

– Господин командующий, – не выдержал я, – я охотник, у меня пятёрка охотников, триста отлично вооружённых и обученных воинов, дайте нам задание! Диверсию или ещё что! Сил нет сидеть в Комесе и тем более в Грунде. Производство амулетов ни на секунду не прекратится, уверяю вас. Устроим чёрным сюрприз!

– Сюрприз, сюрприз, – проворчал генерал, – господин Твердь тоже сюрпризы с командованием чёрных обещает. Он у нас разведкой командует, чтоб вы знали, и поймать не может, не сидит ставка на месте – наступают. Может, когда остановим, тогда… Точно амулеты продолжат поступать? Ответственным надо быть, барон, пока вы здесь необходимы.

– Гарантирую производство, только сырьё подвозите, Спасителем клянусь!

– Вот этого не надо! Клясться Спасителем не надо, грех это. Я вам верю и обещаю подумать. Слышал про вашу квалификацию в отношении чёрных, но охотников у нас хватает, поверьте.

– Подумайте, господин командующий, хорошенько подумайте! Мы – лучшие. Кроме того, с каждым днём мне всё труднее удерживать людей, да я и не вправе, – закончил я лёгким шантажом.

В ответ он хмыкнул.

Я поверил генералу и взялся за реорганизацию: обучение дополнительных людей на штампы и оттачивание технологии. Чтобы нигде не нуждались и в малейшей магической помощи. На крайний случай Круп и Мирандия всегда будут в замке – у них тщательно скрываемые отношения. От слепых разве.

– Слушай, Агнар, почему чёрные прямо в Руины не телепортируются, к алтарям? – задал я давно обдумываемый вопрос.

Тот надолго задумался:

– Понятия не имею! Более того, туда и наши специалисты порталов не открывают, не знаю почему. И статей толковых про это не читал, одни предположения. Место силы, невозможно определить координаты и тому подобное. Это ты к чему ведёшь?

– Это я вообще о телепортах, о «метках» и точных координатах. А в Руинах я заметил, что свободное сознание там странно себя ведёт, словно в чужом мире, но я не об этом…

«С чего бы начать?»

– С нашей стороны существуют астральные маяки, как у чёрных?

– Нет, – твёрдо ответил Агнар, – к чему ведёшь, я так и не понял.

– Понимаешь, неделю назад командующий сказал в сердцах, мол, такое впечатление, что в Батвии никого из магов не осталось. Улавливаешь?

– Ты хочешь сказать… портал, маяк…

– Да! Надо с Лионой поговорить.

– Это же здорово! – Агнар чуть не подпрыгнул от восторга. – Там нас совсем не ждут! Ну, сволочи, держитесь!

– Подожди радоваться, надо определиться, куда и зачем, а то попадём в болото, и что делать? Да и вообще, это я от безысходности, генерал в последнее время подозрительно занят для меня. Боюсь, что решит не рисковать ценным мной, а меня достало мирное житьё, как и всех нас оно достало. Вокруг такое, а мы сидим! Наладим стабильную работу мастерских с одними немагами, и я считаю себя свободным. Только пока молчок!

– Ты молодец, Егор! Всецело тебя поддерживаю! Всем надоело это сидение. Конечно, молчок. С Лионой вместе поговорим у нас в комнате. Сегодня же вечером.

Собрались после ужина. Лизу с собой я не взял.

Я впервые находился в комнате Агнара с Лионой. По размеру такая же, как моя, но гораздо уютнее. Коврики, салфетки, шкатулки, старинные вычурные канделябры, живые цветы. Всё вместе это составляло единый стильный ансамбль. Лиона свила гнёздышко. Тяжело ей после большого дома, как и Асмильде. Это нам с Лизой не привыкать.

– Лиона, поковыряйся в памяти своего жреца, что он знал про портальную метку. Главное – механизм действия.

– К чёрным нас поведёшь? Я – в первых рядах! За Рона. Да и просто ненавижу. Только даже если разберёмся с механизмом, как маяк закинем?

– Ты просмотри память, а там разберёмся. В крайнем случае по глобусу пойдём. Невозможно больше ждать, у меня руки прямо зудят.

Задумалась Лиона надолго. Я по привычке ходил взад-вперёд, Агнар спокойно сидел в кресле.

– Значит, так, – резко заговорила хозяйка, – «метка» создаёт в астрале прямой канал к заклинателю, постоянно сидящему в астрале. Держится канал недолго, но успеть открыть портал можно. В астрале появляется «кусочек» места, где сработала «метка». Чёрные считают, что в мире всегда кто-то умирает, пусть даже самые мелкие букашки, с этими эманациями смерти и взаимодействует заклинание. Астральный образ места вставляют в плетение портала – и готово. Координат не надо. Ну и чем нам поможет это знание?

– Думай, Агнар, я тоже думаю.

Через некоторое время Агнар встал, подошёл к шкатулке и вытащил из неё амулет управления порталом. Замер. Мы с Лионой смотрели на него с любопытством.

– Работает, – произнёс друг через несколько секунд. – Мы всегда шли от встроенной в амулет карты, но можно и наоборот, от места доставки. От него в карте возникают координаты. Представление о месте должно лежать в астрале вместе с виртуальным плетением управления телепортом. Всё очень просто. Пойдём, Егор, сходим на Цитрусский тракт, я его в астрале отобразил.

Сразу появился портал, и мы в него шагнули. Через минуту вернулись в комнату. Лиона рот не успела закрыть от произнесённого ругательства в наш адрес. Сходили на дорогу, чуть помокли под мелким дождём и вернулись. Даже не через Руины! Удобно. На каких эманациях работает такая красота – по барабану. Что ж мы раньше не пробовали мимо нулевой точки ходить?! Не догадались.

Я плюхнулся в кресло:

– Осталось выбрать цель. В Батвию, по воспоминаниям жреца, попадём. Не переживай, Лиона, вместе в астрал залезем и в карту координаты вставим, если сама неуверенно с амулетом обращаешься.

– Спасибо, а то действительно я не очень в ладах с этой штукой. Цель. Даже не знаю, надо подумать. Наиболее болезненное… – протянула и задумалась, снова погрузившись в память чёрного.

Вызовы от Лизы, Витара и Агны пришли одновременно. Пришлось успокоить: наше возмущение, не чёрных. А зачем? В итоге в комнате Агнара собрались все старые стихийники. Не забыли и молодых успокоить.

– Главный алтарь разбить! – сразу предложил Витар.

– Мы пытались в Руинах, – охладил его пыл Агнар, – забыл?

– Главных жрецов поубивать, наверняка они в центральном храме, – сказала Лиза. – Лично мне будет очень приятно посмотреть на их удивлённые рожи.

– Эх, жаль, царь сейчас с войском! – посетовал я. – Вот бы его!

Все мечтательно со мной согласились.

– С чего ты взял, что он с войском? – спросила Лиона. – Царь Батвии, он же Верховный жрец Неназываемого, безвылазно находится у себя во дворце, он же главный храм Неназываемого. Царь, как наместник Неназываемого, всегда сидит неподалеку от главного алтаря и обеспечивает всем чернокнижникам связь с демонами. Считается, что без него ни один портал в иной мир не откроется. Варанк’хат был в этом убеждён. Охраняет царя сильный демон.

– То есть, – уточнил Агнар, – не откроются порталы жезлов и демоны не смогут прийти в Эгнор?

– Именно так, – подтвердила Лиона, – и демоны не смогут вкладывать заклинания в жрецов. Именно поэтому царь никуда не отлучается.

– Мы сможем выиграть войну, – тихо произнёс Витар. – Вот оно, Егор, твое предназначение. Время пришло.

– Некросы никуда не денутся, – охладил друга Агнар, – но шансов действительно станет больше.

– Ну и хрен с ним! – воскликнул я. Мне стало не по себе, но я бравировал. – Предназначение или нет, а наказать чёрных надо! Лиона, жрец бывал во дворце?

– Один раз в зале приёмов. Это огромное помещение, да и сам дворец огромен. Что он чувствовал – не описать. Смесь благоговения и страха, восторга и… – Лиона замялась, – ужаса, что ли, или ненависти, не разберёшь. Демон всегда рядом с царём, и он… притягателен и страшен. Потом покажу в астрале. Где спальня и другие апартаменты, мой жрец не знал, но предполагал, что недалеко от алтаря, а он в подземелье в самой низкой точке. Символизирует нижний мир. Описания главного алтаря с самого посвящения все жрецы знают. Ничем особенным камень не отличается, только находится в большом зале, расписанном древними барельефами.

– Как в Грундских руинах? – уточнила Лиза.

– Не знаю. Ни я, ни Варанк’хат в Руинах не были. – И поправилась: – «Офис» не считается.

– Не важно, по описанию очень похоже, в астрале и это покажешь.

– Как же нам найти этого царишку? – задал резонный вопрос Витар. – Пройдём в тот приёмный зал, а его там не будет, что дальше?

– Давайте завтра обсудим, – остановил я разговор. – К двум ночи подходит, я спать хочу. – Кроме того, разговор стал мне неприятен, беспокойство одолело. – Подожди, Лиона, а наследник?

– Наследник принимает силу царя перед его смертью на специальном одре. Там целый ритуал. Об этом в книгах написано. Так что опасаться не стоит.

Через десять минут мы разошлись.

– Лиза, ты понимаешь, что мы, скорей всего, не вернёмся? – спросил я у жены перед сном.

– Конечно, не маленькая, – ответила она спокойно.

– Ты беременная.

– И что? – И продолжила через паузу: – Егор, милый, если мы не остановим чёрных, будущего у нашего ребёнка нет, а одного я тебя не отпущу. Наши судьбы связаны, и если провидение допустило зачатие нашего ребёнка, то оно его и сохранит. Ты в это время будешь рядом, значит, и тебе будет легче.

– Я стану волноваться за тебя, и меня это ослабит. Как Рона.

– Нет, ты будешь просто решительней и злее, я знаю это совершенно точно. Не спорь, в этом вопросе я тебя не послушаюсь.

– Послушаешься как миленькая! Пойми, без тебя справимся.

– Нас всего пятеро полноценных магов, нет, четыре – Лиона в бою только подспорье, и неизвестно, как главные жрецы отреагируют на её странное воздействие. Так что не разбрасывайся магами. Я нужна, очень нужна. А если ловушки снимать?

– Не надо давить на логику, вся эта задумка вообще не логична, чистая авантюра!

– Отлично! Решено, завтра мы с тобой идём на остров Дракона, и гори оно всё огнём! Это будет логично. Зачем нам всё это нужно, а? Можешь ответить? Не можешь! Вот и не решай за меня. Сказала – иду, значит, иду. Это мой родной мир! Я хочу, чтобы у нашего ребёнка было будущее здесь, а не на острове Дракона. Иначе и жить не стоит. Я хочу сама защитить свой мир. Для него. И для всехдетей Эгнора.

Этим она меня сразила. Не ожидал я такого от всегда язвительной, легкомысленной Лизы.

– Обещай, если со мной случится непоправимое, ты позаботишься о ребёнке, не полезешь в другие авантюры.

Лиза смотрела на меня долго и пристально.

– Обещаю. Давай спать. У нас мальчик, запомни это… любимый.

«Почему я не могу запретить ей?! Могу и запрещу! Попрошу Лиону, она ей быстро мозги вправит», – думал я и понимал – просить не буду, и Лизу не остановить и нельзя останавливать, как бы больно мне ни было. Что бы там ни случилось, но я костьми лягу, а она и сын выживут. А твоя помощь действительно пригодится, любимая. Я буду хладнокровным, Фиона мне в этом поможет.

«Помогу», – подтвердила стихия.

С такими мыслями я и заснул.

Весь следующий день, не отрываясь от переоборудования мастерских и обучения персонала, обсуждали различные планы. В принципе уходить можно через день-два: настройка оборудования завершена, люди набираются опыта.

Вечером собрались в моём кабинете.

– Выходить в зале приёмов – глупо, – сказал Агнар после жарких споров, – на возмущения сбежится вся охрана. Батвия хоть и опустела некросами, но дворец наверняка хорошо охраняют.

– Куда же тогда?! – отчаянно спросила разгорячённая спором Лиза.

– В храмовый комплекс, – произнесла молчащая до сих пор Лиона. – Дворец находится за городом среди целого комплекса зданий, парков и дорог. Мой жрец попал во дворец, когда привозил очередную партию жертв, и ехал он не по главной дороге для паломников, а по неприметной, для жертв. Возможно, удастся спрятаться от охраны и взять языка. Он и проводит нас до главного алтаря.

– Не успокоятся, искать станут, – покачал головой Агнар.

– А вот для этого у меня есть одна мыслишка, – сказал я задумчиво. – Только что пришло в голову. Лиона, часто по тем дорогам жрецы ездят?

– Нередко. Зависит от поставок «мяса». Сейчас война, скорее всего, число жертв увеличено.

– Сидите здесь, я скоро.

Я быстро вышел из кабинета и побежал в лабораторию. Схватил один из жезлов и пулей на улицу, а там с силой ударил по нему ногой, буквально вдавив в мостовую. Полыхнуло силой, сработала защита. Уровень четвёртый, даже больше.

– Всем спокойно, – сказал я в разговорник. – Это я балуюсь.

– Вот, – я бросил раздавленный жезл на стол, – объяснение выброса силы. Кто-нибудь разобрал характер маны? Я так и думал. Дальше искать не станут.

– Отлично! – воскликнул Витар. – Прояснилась у меня одна комбинация…

Отправиться удалось только через три дня. Пришлось в Цитрусе подбирать ткани, шить по эскизам Лионы одежду и амуницию. Это мы ещё быстро управились.

Телепортировались ночью с заднего двора особняка. Двенадцать человек: я, Витар, Агнар, Лиона, Лиза и семеро «спецназовцев», среди них Рухис. Учеников решили не брать. Велика вероятность, что драться придётся в тесном контакте, а там мастерство воина важнее действия неопытного мага. Вечером я поговорил с Крупом:

– Портальные амулеты у вас есть, целых три. Запомни: при малейшем намёке на опасность – Агну и Асмильду в «офис», как бы они ни протестовали. Все наши знания записаны на амулетах иллюзий в «офисе» и находятся под моей лежанкой в ящике и в лаборатории в сейфе. Ключи – в моём кабинетном сейфе. Магический допуск у вас у всех есть. Молчи! Я вернусь, это на всякий случай. И ещё более на всякий случай: если портальные амулеты потеряете, допуск у охраны «офиса» для вас открыт. Придётся прогуляться по Руинам ножками. Главное на первое время – жизни и здоровье Асмильды и Агны, запомни! Повторился, и ничего страшного, лучше запомнишь. И последнее: я написал завещание на Агну, она об этом не знает, но, как только почувствуете мою и Лизину смерть – вы узнаете, Лиона постаралась, – иди к Хуго. Нет, не клятва, я же сам её принимал, и печати с нас пятерых Лиона сняла – мешают в бою, она другое устроила, через Разум. Я бы сказал: инфосеть, ты позже поймёшь. Запомнил? Повтори. А если чёрные победят, уходите куда угодно, хоть на остров Дракона, Агна знает. Не надо слёз, ты же мужчина! Мы все вернёмся, можете делать ставки. – Я заставил себя улыбаться.

Провожали нас ученики и Асмильда с Агной. Принцесса не могла оторваться от мужа, его одежда на груди буквально пропиталась слезами.

– Я вернусь, Асмильдочка, я обязательно вернусь, не плачь. Не дождутся чернявки моей смерти! А ты верь. И смотри мне, вернусь – всё про тебя узнаю! Где, с кем и когда. Всё, всё, успокаивайся, мы всего на сутки, это самое долгое, а скорее всего, раньше вернёмся. Не успеешь соскучиться. – И он крепко поцеловал жену.

– Только попробуй не вернуться, я тебя везде достану! – судорожно произнесла Асмильда и добавила нежно: – Я буду ждать и верить. Я люблю тебя, мой герой!

Потом принцесса поцеловала всех нас. Это же сделала Агна и прошептала мне:

– Рона не вернёшь. Не пытайся отомстить любой ценой, не дай мне потерять ещё и тебя.

– Пора, – сказал Агнар, и на лужайке открылся портал.

Нам повезло – дорога оказалась пустая. Яркий Основатель сиял заметно выше, чем в небе Комеса, над горизонтом висел узкий серп заходящего месяца. Час ночи по местному. Лиона предупредила – октябрь в Батвии холодный месяц, пришлось одеться теплее.

Мы стояли на дороге из хорошо пригнанных каменных плит в небольшом ухоженном парке. По обочинам тянулась заиндевевшая подстриженная трава, через метр переходящая в аккуратно обработанные кусты. Парк выбрали специально, как защиту от лишних глаз. Мы выглядели очень колоритно: я и Витар – некросы, Агнар, как самый солидный – жрец, остальные – будущие жертвы в металлических ошейниках, скованные железной цепью. Волосы спутанные, одежда – тёплое рваньё. Лица старательно загримированы под уставшие, за плечами Рухиса и Петкуна, самых здоровых наших «спецназовцев», объёмистые мешки. Из одного мешка торчало горлышко бутыли с ягодной настойкой. От нас, конвойных, за версту несло спиртным, мы старательно изображали пьяных.

– Пошли не торопясь, – сказал Агнар, – сутультесь сильнее и шатайтесь, скоро охрана должна появиться, сила полыхнула.

– Нам туда. – Лиона показала направление. – Мужчины, вы знаете, что говорить, постарайтесь. Не хочется сразу стихию в ход пускать, восстанавливается долго.

– Знаю, дорогая, – ответил Агнар.

– Разговорчики, бараны жертвенные! – прикрикнул я, чтоб разрядить шуткой витавшее в воздухе напряжение. – Прорвемся, ребята!

Пока вокруг никого не было, это мы проверили сразу.

Каждый посчитал своим долгом ответить на шутку – типа: вам бы железо на шею, или сам баран, и мы пошли. Напряжение разрядилось. Впрочем, ненадолго. Спустя несколько минут послышался цокот копыт, и со стороны дворца на нас выскочил десяток всадников. Вооружены до зубов, и только один, жрец, в строгом чёрном балахоне с капюшоном оказался с единственным оружием – жезлом. Всадники с ходу нас окружили, наши «овцы» испуганно сбились в кучу, а мы, конвоиры, оторопело смотрели на них и судорожно пытались схватить рукояти мечей. Спьяну это давалось с трудом. Один Агнар внезапно протрезвел и, побледнев, уставился на главного – жреца.

– Кто такие, почему пешком? – спросил самый старший, явно не выспавшийся воин.

Не чёрный, а маг Огня. Кроме него, в отряде был ещё маг Жизни, возможно друид, остальные – некросы и все обвешаны боевыми амулетами. Впервые видел батвийцев не чернокнижников.

– М-мясо вез… ведём, господин генерал, – ответил Агнар, глядя на предположительного командира.

Жрец скривился. «Генерал» – явная лесть.

Дело в том, что у жрецов была чёткая иерархия: жрец, мастер, генерал, магистр и Верховный жрец, он же – царь. Генералы – главные жрецы провинций, магистры – замы Верховного, мастера – старшие в городах, уездах или помощники генералов, жрецы – жрецы и есть: служители Неназываемого, младшие командиры магических подразделений и многое другое. Жрецами могли стать как некросы, так и не маги после специального обряда.

– Мастер, к твоему сведению, а если ты сейчас же всё не объяснишь, то вы втроём отправитесь к этому «мясу», – сквозь зубы процедил чёрный, кивая на узников. – Недавно в этом районе произошёл выброс силы. Вы его хоть заметили, скоты пьяные?

– Я, я всё объясню, ваша верность, – заговорил Агнар заплетающимся языком. – Мы везли жертв из Прудниц, по разнарядке. В последнее время планы просто нереальные, мне знакомый сборщик жаловался.

– Он такая же пьянь, как и ты, – перебил Агнара жрец. – Вечно эти чиновники ноют, совсем о воле Неназываемого забыли! Про выброс расскажи! Ты так до утра блеять будешь. Кого видел неподалёку, или… это вы?

Агнар плюхнулся на колени, на него стало жалко смотреть.

– Не дайте пропасть, ваша верность! – Он судорожными движениями вытащил из-за пазухи раздавленный жезл и дрожащими руками протянул его жрецу. – Наступил. Случайно.

Чёрному пришлось нагнуться в седле, чтобы рассмотреть сплющенный жезл. Его глаза чуть не выкатились из орбит.

– Ты! Как посмел!!! Пьянь! Под арест! Всех в «мясо»! – У него чуть не пена с губ летела.

Мы напряглись. Переборщил я с жезлом. По сведениям Лионы, эта вещь была хоть и ценная, но на заклание не тянула. Были и другие наказания для провинившихся жрецов. Видимо, ошиблась.

– Подождите, ваша верность, давайте разберёмся, – ворчливо произнёс командир отряда. – Мог повреждённый жезл вызвать такие возмущения? – спросил он, обращаясь к соседнему некросу.

– Вполне, господин полусотник. Эти голубчики еле на ногах стоят, а жезл – изделие довольно хрупкое. Жезл точно принадлежал этому пьяному жрецу, иначе остался бы от всех только прах. Вы почему пешком, болезные?

– Разрешите мне ответить, господин полусотник, – вмешался в разговор Витар. Дождался согласия и принялся объяснять: – У нашего друга, жреца Варанк’хата, сегодня день рождения. В смысле был день рождения, вот мы и отметили. Ехали в повозке, вместе с «мясом». Сами понимаете, господин полусотник, неудобно верхом пить, – произнёс нарочито глупо. – И вдруг яма на обочине в соседнем лесу, в двух лигах отсюда – ось и сломалась. А коней, простите, я напугал, свистнул вот так. – Витар поднёс пальцы ко рту, но его остановил командир:

– Стой! Ты что – идиот?

– Да они все идиоты пьяные, господин Бундар’хар, – сказал второй маг. – Господин мастер, зачем их арестовывать? Пусть сами идут, раз коней пропили, куда они денутся?

– Правильно, – согласился с ним командир, – неохота всю ночь рядом с ними крутиться. Отобрать у них вино, и пусть топают. «Мясо» у них крепкое, дойдут. Давно такого не видел. Спать охота, если честно.

Жрец нахмурился и плюнул под ноги Агнара.

– Чтоб тебя ангелы побрали, дурак! Как только Неназываемый позволяет вам землю топтать! Идите, к утру дойдёте. Протрезвеете заодно. Эй, – обратился ко мне, – передай-ка мне бутыль. Вон она, я вижу. Но, но! Передавай! – Я с огромной неохотой передал бутылку настойки жрецу. – Хороша… – протянул он, попробовав. – Утром предстанете перед советом жрецов. Оружие вам оставляю из-за «мяса», они иногда дурить начинают. Чем ближе к дворцу, тем они беспокойней. Ты «узду» наложить в состоянии будешь? – обратился к Агнару.

– Я всё могу, ваша верность! Не смотрите, что я пьяный, я всегда и в любом состоянии о-го-го какой!

– Посмотрим, как ты завтра на совете запоёшь! Поехали, Бундар’хар, вы правы, поспать ещё успеем. Эй, как там тебя!

– Варанк’хат, господин мастер, – ответил Агнар.

– Отдай мне сломанный жезл.

– Не имею права! Не вы мне его давали! – решительно ответил Агнар и добавил, хитро прищурившись: – А завтра меня не за порчу, а за передачу в чужие руки судить будут? Нет уж, я все уловки знаю!

– Да и ангелы с тобой! – махнул рукой жрец. – Свёл же Неназываемый с дураками! Молитесь знакомым демонам, если до утра не успеете! Поехали.

– Господин мастер, дайте вина попробовать, – донёсся до нас удаляющийся на рысях голос. – Ангелы, неудобно верхом пить, прав тот дурак! – Дальше послышался смех.

Мы разом сели на каменные плиты.

– Я уже за ручку излучателя взялся, – признался Снорис, рядовой спецназовец, ученик мастера меча в прошлом.

– А я просто чуть не обоссался, ребята. Они бы задохнулись от вони!

– А если б ты ещё и обосрался, царь убежал бы!

После этих слов разразился тихий всеобщий полуистерический смех.

– Лиона, ты совсем незаметно работала, – сказал я, отсмеявшись. – Такую странную группу отпустили, документы не проверили и мешки не осмотрели.

– А я и не работала. Хотела включиться, но… Знаешь, Егор, такую глупую историю ни одному шпиону не придумать, они вас презирали и брезговали.

– Это я заметил. Сначала убить жаждали за раннюю побудку, а потом побрезговали.

– Мы, жертвы, вас спасли. Неохота стало нас пешком гнать. А документы на дворцовой заставе спросят.

– Хватит отдыхать, пошли скорым шагом, – скомандовал Агнар, – хорошие маскировки ты придумал, Егор, поверили в нашу черноту, а в отряде сплошь маги были.

– А то! – ответил я самодовольно.

К заставе подошли часа через полтора. Светать и не думало – осенние ночи на севере длинные. Месяц ушёл за горизонт.

Ворота, пронизанные тёмным заклинанием, распахнулись сразу. Нас поджидали. В створе стояли веселящиеся стражники. Начальник караула, некрос, вышел вперёд.

– Вашу подорожую, господин жрец, – с явной иронией проговорил он.

Агнар важно подошёл к нему и протянул исписанный лист бумаги. Стражники прыснули. От Лионы к начальнику протянулась тонкая фиолетовая ниточка.

– Всё в порядке, господин жрец, девять голов, две женщины. Откуда, говорите, идёте? – последнее слово выделил и произнёс излишне громко.

Стражники снова прыснули в кулаки.

– Из Прудниц, – хмуро ответил Агнар, – только мы ехали. – Стражники хватались за животы. – Господин начальник караула, мы впервые во дворце, выделите нам сопровождающего, пожалуйста…

Начальник еле сдерживал смех.

– Отчего же не уважить достойного жреца? Грант’хар, ко мне!

Подошёл один из смеющихся стражников.

– Проводишь господ из провинции и поможешь сдать «мясо». Аккуратно веди, не приведи Неназываемый, они заблудятся, ты меня понял?

– Слушаюсь, господин десятник, сдам в целости и сохранности, – отрапортовал стражник, сдерживая улыбку.

– Идите, господа погонщики, мы всегда рады гостям из провинции, особенно таким отважным, как вы!

Начальник скрылся в караулке и вернулся с отмеченной подорожной. Отдал её Агнару.

– Слава Неназываемому! – рявкнул Агнар.

– Слава, слава! – подхватили стражники и мы с Витаром.

Немного отойдя от заставы, Лиона перехватила контроль над сопровождающим. Он, кстати, не был чёрным.

– Пришлось потрудиться, – ответила Лиона на мой вопрос, – надо было чистые листы показывать, с текстом сложнее, оказывается. А про сумки они сами забыли от смеха, скучно им.

Проводник вёл нас спрямлённой дорогой к зданию тюрьмы. А хотел ради шутки поводить по другим постам. В этих дорогах, запутанных среди подстриженных кустов и многочисленных зданий, сам чёрт ногу сломит. Почти все здания были защищены тёмными плетениями, на улице – ни души, кроме патрулей. Нарывались на них, удивлённых, три раза. С помощью Лионы – проносило. До темницы дошли за час. Неприметное одноэтажное здание на фоне огромного дворца, похожего на ступенчатую пирамиду. Дворец сверкал многочисленными магическими светильниками, которые издалека сливались в символ Неназываемого: жертвенный нож над массивной плитой. Действительно, при хорошей фантазии можно подумать про «серп и молот».

В дворцовой тюрьме содержались исключительно жертвы, и этажность в ней была направлена вниз. Последний, седьмой этаж короткой галереей соединялся с главным алтарём Батвии. Каждый день там приносили в жертву десятки человек, и их сила шла прямиком в «нижний мир» к демонам для поддержания прокола между мирами. Резали в основном магистры, но один раз в сутки, с восходом солнца, это делал собственноручно Верховный жрец, начиная новый цикл дневных жертвоприношений. Вопреки общепринятому мнению, жертвы в основном приносились в светлое время суток. Жрецы тоже люди, тоже поспать любят. Это рассказал нам наш сопровождающий, обычный стражник внешней дворцовой стражи, не чернокнижник, а простой почитатель Неназываемого. Из этих сведений не делали тайны, но и не выбалтывали. Провинциал Варанк’хат таких подробностей не знал. Нам надо спешить.

(обратно)

Глава 21

Перед входом в тюрьму мы с Витаром забрали мешки с оружием.

– Заводи, – тихо приказала Лиона стражнику, и тот постучал в простую деревянную дверь с окошком.

Через минуту у окошка откинулась створка и появилось заспанное лицо.

– А, это вы наконец, уснул, пока вас ждал. Бумаги сюда. Ты, что ли, со сломанным жезлом? – спросил тюремщик, принимая у Агнара бумаги. – Ох и влетит тебе, среди ночи господина мастера поднял! Хорошо, что он сам тебя встретил, если бы ты другому отряду попался – убили бы. – Он говорил, читая бумаги не отходя от окна. А собирался – я видел, как утолщалась нитка от Лионы, когда он дёрнулся было отойти. – Покажите «мясо». Ага, все. Не брыкались?

– У меня не забалуешь, – важно ответил Агнар.

Тюремщик на секунду скрылся, тихо лязгнул засов, и дверь отворилась.

– Заводи, – сказал он, – и сами заходите. Здесь до утра пересидите, а то дом погонщиков далеко, а вы пешком, недотёпы, – произнёс с сочувствием.

Мы прошли в просторный холл, посередине которого стоял обычный канцелярский стол с чернилами и перьями, стулья и небольшое бюро. Рядом со столом сидели двое дежурных охранников с мечами и странными мешками на поясе. Все тюремщики – некросы.

– Пойдём распишешься в журнале, – позвал Агнара открывший нам дверь дежурный. – Отдохнуть сможете в том коридоре, там свободная дежурка есть. Сократили нас в связи с войной. Ребята, – обратился он к сидящим, – забирайте «мясо». А ты можешь возвращаться, – сказал он нашему провожатому.

– Простите, пожалуйста, а где у вас туалет? – спросил оробевший стражник.

– В том коридоре, рядом с дежурками, – махнул рукой один из поднявшихся охранников, – не спутаешь. – И шагнул к пленным.

– Вас когда меняют, ребята? – неожиданно спросил я.

Оба повернулись ко мне. Их мешки странно шевелились, внутри них словно извивалась темнота.

– А, не переживай, успеете поспать. Нас трое на этаже осталось, и смены увеличили. После жертвы Верховного сменят, не раньше. – С этими словами он протянул руку к завязке мешка.

Агнар со старшим стояли возле стола, стражник подходил к коридору.

Я вошёл в ускорение.

«Лиона, цепляй двоих, Агнар, вали своего. Без магии!» – мысленно крикнул в разговорник и метнул кинжал в спину стражника.

Древний клинок легко вошёл в левую половину груди, пробив кольчугу и не потревожив защиту. Стражник, споткнувшись, упал вперёд. Старшего охранника Агнар зарезал также древним кинжалом, вонзив лезвие в затылок, прямо в мозг. С такими повреждениями и чёрные не выживают, в чём я и убедился, увидев спустя минуту отлетающие души. Двое охранников лежали рядом с группой жертв – они упали после короткой фиолетовой вспышки.

– Витар, закрой входную дверь, – приказал я сразу после выхода из ускорения. – Лиона, поднимай одного, пусть ведёт нас вниз, а второго зарежьте кто-нибудь. Или ты двоих вести сможешь?

– Нет, Егор, тяжело, – сказала она и пристально посмотрела в глаза охраннику, тому, который поздоровее.

Он поднялся и огляделся вокруг удивлённым взглядом.

– Это игра такая? – спросил у меня, и сразу в голове раздался голос Лионы:

«Я не могу им управлять, он сильнее стражника и не выполнит ничего из уст „мяса”. Ты его веди».

– Конечно, игра! Мы сейчас пойдём вниз и пошутим над другими охранниками. Сколько их?

– На каждом этаже четверо, всех сократили из-за войны! А меня не взяли в войска, а я просился.

– На седьмом сколько?

– Четверо, но галерею ещё четверо охраняют. Можно подумать, «мясо» само рвётся к алтарю! – высказал долго хранимое недовольство. – Но там сам Верховный бывает, поэтому.

– Ребята, вооружайтесь, но прячьте оружие под одежду. Ошейники скинете в самом низу, так достоверней будет. Запомните, до самого алтаря убиваем без магии! Как жертв ведут на алтарь, с какого этажа и кто? – снова спросил я застывшего охранника.

– С седьмого. «Мясо» постепенно опускают с этажа на этаж.

– Рассказывай дальше, ты очень интересно это делаешь.

– Правда? – Он радостно улыбнулся. – Ведут жертв те четверо из галереи, но в алтарный зал они не заходят, а передают «мясо» двоим жрецам, которые приходят туда вместе… нет, не вместе – они сопровождают магистров или самого Верховного, пусть Неназываемый продлевает его лета вечно! Говорят, ему триста лет, слышал?

– Разумеется! А что у тебя в мешке?

– Это? – Он быстро дёрнул за завязку и показал раскрытую горловину. Там лежали шевелящиеся верёвки. – Путы. Если жертвы начинают бузить, а это часто бывает, когда они в тюрьму спускаются, кинешь в него верёвку, она сама связывает. Не силу же на них тратить! Этих раскуём уже в камерах. – Он кивнул на наших, совершенно не замечая того, что они вооружились. – Мне нравится, когда в железе привозят, ты молодец.

– Пошли, – распорядился я, – передние пленники, передайте мечи задним. Нет, Лиза и Лиона, идите вперёд и оставьте себе только кинжалы, они у вас древние. Излучатели, само собой, под одежду.

На глазах у охранника «мясо» перестроилось: поменялись ошейниками.

– Веди нас, друг, скоро станет весело! – сказал я тюремщику, и мы пошли.

Впереди он со мной, в шаге сзади Лиона с Лизой, скованные цепью, и ещё семь узников. Замыкали группу Агнар с Витаром.

Тысячелетние каменные ступени оказались полустёртыми и слегка скользили. Об этом честно предупредил меня новый «друг». И лестница, и этажные коридоры освещались простыми масляными светильниками на стенах.

Первый этаж. Решётка, за ней – спокойно посапывающий на стуле охранник. За ним – прямой коридор метров пятьдесят и прямой поворот налево. Там, со слов «друга» Багат’хата, ещё коридор и ещё поворот налево, за которым снова коридор и уже лестница вниз. На каждом углу и около лестниц – по одному человеку в пределах прямой видимости. Друг с другом сближаться строжайше запрещено, и никаких амулетов связи. Только через астрал, через непрерывно находящегося там дежурного мага. Все охранники – некросы, умеющие выходить в астрал. По этому признаку их сюда и отбирали. Вооружены только путами, оружие на этажах под запретом. Мой «друг» и сам оставил меч наверху, и мне посоветовал. Я внял и передал свою саблю нашим «жертвам», в центр строя. Кинжал сунул под куртку поверх кольчуги.

– Почему спим на посту?! – рявкнул «друг».

Чёрт, надо его предупредить, чтобы не орал.

Охранник подскочил как ужаленный.

– Ангелы бы тебя побрали, Багат’хат! Зачем людей пугаешь и кто это с тобой?

– Мой друг погонщик, «мясо» привёз, принимай. Упросил меня тюрьму показать, я согласился. Что поделаешь – провинция! Он из Прудниц, слышал?

– Вообще-то это не положено, но если заинтересовать… – говорил охранник, ключом отпирая решётку. Створка распахнулась совершенно бесшумно. – Он богатый? – спросил у Багат’хата, словно меня рядом не было.

– Деньжата имеются, – ответил я, входя в коридор. Двери камер находились только с одной стороны, слева. За мной потянулось и наше «мясо». – Платную экскурсию хочешь предложить?

Одновременно я мысленно говорил в разговорник:

«Витар и Агнар, в ускорении летите за углы. На вас третий и четвёртый охранники. Мой – второй, которого видно. Лиза, бей первого кинжалом в глаз. Это ко всем относится. Лиона, держи моего „друга” и силы не трать, пригодятся ещё».

– Экскурсия, говоришь? Никак грамотн… – Он затрясся и сполз по стенке на пол с рукоятью кинжала в глазу.

Только ветер от стремительно пронёсшихся друзей колыхал одежды.

«Мой» охранник в конце коридора упал вместе со стулом и торчащим изо рта кинжалом. Метил просто в голову – пятьдесят метров для броска даже в ускорении далековато. В следующий раз побегу, так будет надёжней. Арбалет доставать неудобно. Нельзя быть таким самонадеянным!

Через несколько секунд вернулись Агнар с Витаром.

– Сделано, – доложили коротко. – Ключ висит у четвёртого на поясе.

– Пошли, – скомандовал я, и мы двинулись быстрым шагом. – Как тебе веселье, «друг»?

– Великолепно! Пойдём дальше по этажам, я всех дежурных охранников знаю! Я давно здесь служу…

Он начал было перечислять имена, но я его остановил. Пусть помолчит.

– Господин барон, – тихо произнёс Снорис, – когда же мы начнём, сил нет на их рожи смотреть.

– Успеете. Вы нужны перед алтарём. Очень надеюсь, что не раньше. Терпение, друзья.

– Слушай, – Снорис не мог успокоиться и обратился к Рухису, – а если бы мать у тебя в одной из камер сидела, ты не стал бы её освобождать?

– Не стал, – отрезал Рухис. – Для всех стараемся, а ты – мать, мать. Помолчи, без тебя тошно.

– Друг, – Багат’хат внезапно остановился, – дальше всё «мясо» без цепей должно быть, их бы расковать.

– Сделаем, – сказал я и щёлкнул пальцами.

Наши быстро врубились и сбросили ошейники.

– Ух ты! Научишь?! – Он с завистью посмотрел на меня.

– Обязательно. Идём.

Следующие этажи прошли по отработанной схеме, правда, я бегал, а не швырял ножи. Везде перед нами распахивали двери. «Друг» действительно всех знал, и его знали, плюс воздействие Лионы на доброжелательность и разгильдяйство.

Седьмой этаж ничем не отличался от первого. Столько же охраны и столько же камер с номерами. Неудивительно, кого им опасаться? Жертвы с бюрократической точностью переводятся с этажа на этаж, по девять человек, то есть – сколько наверху, столько внизу. Случайной смертности вообще нет. Если случается, то редко и это большое ЧП. Не зря мы пошли именно таким составом, девять – мистическое число Неназываемого.

– Интересно, почему этажей семь, а не девять? – спросил я «друга».

Он удивлённо посмотрел на меня и ответил:

– Так нижних миров же семь! Ну, ты провинция!

Мы стояли перед галереей, от которой нас отделяли массивные металлические двустворчатые ворота с красиво выгравированным символом Неназываемого. От дверей веяло стихией Смерти.

– В галерее у тебя знакомые есть?

– Нет, там замковая охрана, они сами заходят и сами забирают жертву из ближайшей камеры. Видишь, на ней не номер, а символ Неназываемого.

– Спасибо, ты нам очень помог. – И я загнал кинжал ему в глазницу. – Что будем делать? – спросил, обернувшись к народу.

– Как что? – решительно высказалась Лиза. – Ждать. Полчаса до рассвета осталось, сами сюда зайдут. Странно, ни одной ловушки, ни демона не боятся!

– На врата посмотри, какие ещё ловушки тебе нужны! – пробормотал я.

Сквозь стихию Смерти в створках проглядывались активные древние плетения. Вот сволочи, сумели свой новодел в древние врата впихнуть!

Мы отнесли труп за угол и стали открыто вооружаться. У каждого по амулету с «пеленой Разума» четвёртого уровня, она оказалась выгодней пятиуровневой, и «каменная пелена» пятого уровня – купленное и скопированное плетение. Ещё в Руинах замечено – защита Разума не конфликтует с другими защитными артефактами.

После смерти Рона мы провели широкие испытания с переделкой демонских амулетов. Моя старая гигантомания оказалась излишней, неизвестный фактор больших энергий только снижал эффективность. Агнар с Лионой и само плетение подправили. Теперь дезориентация будет очень короткой, почти незаметной. Надеюсь. Мы не могли проверить реальные демонские удары, а там кроме разума присутствовала вторая неизвестная стихия. Зеркало в амулет загнать не удалось.

У всех имелись древние излучатели с запасными обоймами и холодное оружие. Мужчины вооружились короткими мечами с кинжалами. Что делать, их легче прятать в мешке. У Лионы с Лизой кинжалы и древний арбалет. У болтов оказалось интересное свойство – они могли впитывать силы любой стихии, если сознательно направить их на наконечник. Сейчас Лиза этим и занималась, зажимая болты в кулаке. Силы вокруг много. Неподалёку находилось место силы – зачищенные Руины, мы смотрели по карте.

– Глупо всё у них устроено, – произнёс Витар. – Это же каждый день надо переводить узников из камеры в камеру, может, и два раза в день. Идиотизм!

– В глубине души покойный Багат’хат считал так же, но даже себе боялся в этом признаться, – пояснила Лиона. – Этот обычай освящён самим Неназываемым и символизирует неуклонное приближение смерти для каждого живого существа. Один или два раза в сутки, днём или поздно вечером на этажи спускаются восемьдесят один охранник, не надо пояснять, что это значит? Выстраиваются вдоль коридора и перегоняют жертвы из одной камеры в другую. В каждой камере по девять человек обоего пола. Охране трогать женщин категорически запрещено, поэтому на нас особо и не заглядывались, а случки между «мясом» даже поощрялись. Только когда им успеть с этими переходами! И настроение сами понимаете какое.

– Может, знаешь, что нас ждёт за дверью? – спросил Витар.

– Коридор метров сто с поворотом направо. Выхода не видно. По стенам активные древние плетения. Это видел охранник, когда здесь дежурил. Четверо дворцовых стражников в глухих древних латах с протокольными алебардами. Алебарды простые. Сюда заходят двое, двое на выходе в алтарный зал.

– Что же нам делать, древние латы не пробить! – заволновался Агнар. – Думайте быстрее!

– Прямо-таки не пробить, – возразил я. – У нас меч древний, твой, кстати, и наши сабли. Арбалет опять же и кинжалы… Закрытые латы, говоришь?

…Створки ворот распахнулись совершенно бесшумно. Из галереи в тюрьму зашли двое стражников в изящных серебристых латах, больше похожих на эластичные металлические комбинезоны, и в закрытых белых шлемах – один в один мотоциклетный с тонированным стеклом. В руках расслабленно несли отполированные алебарды на полосатых, в чёрно-белую полоску, древках. Шагали спокойно, совсем не чеканным шагом.

Я, в одежде охранника, вскочил со стула. Один «мотоциклист» укоризненно покачал шлемом. Прошли мимо меня, подошли к камере, откинули засов и распахнули дверь. Время привычно замедлилось.

Я швыряю путы в правого, Витар из камеры в левого. Они летят досадно медленно, но и стражники будто застыли. Верёвки касаются лат и бессильно сползают вниз. Чёрт! С этим выражением я уже срывал шлем с правого стражника. Где там эта чёртова застежка! Нащупал, надавил, щелчка привычно не услышал и потянул вверх, одновременно крича в разговорник:

«Защёлка под подбородком, надави! Кнопка!»

И тут ускоряется «мой» стражник. Поздно! Пока он отпускает мешающую ему алебарду и пытается ударить меня локтём под дых, шлем медленно летит к полу, а я хватаю правой рукой подбородок, левой – затылок и резко кручу его голову вправо вверх. Треска не услышал, но голова бессильно повисла. Готов! Витар! Он со своим катался по полу. Я подскочил, нащупал защёлку, нажал и сорвал шлем. Боже, как он вертелся! Как мне удалось добраться до горла – ума не приложу. Вырубил стражника Витар рукоятью кинжала по лбу.

Это была моя идея – сохранить латы, только я не знал, что латы – это комбинезоны, как у древних стражей или наших лётчиков без малейшей щёлочки. Возможно, древний кинжал пробил бы его, но я запретил портить.

Где здесь застёжки? Ага, типа липучки, отлично.

– Помогайте, что застыли! – проговорил я.

Кричать уже боялся, ворота распахнуты. Время!

– Жертву надо передать стражникам на выходе из галереи и возвращаться сюда. Закрыть двери и оставаться возле них. О закрытии дверей куда-то идёт сигнал, и только после него за жертвой приходят жрецы. Лиза, у тебя минута-две снять ловушки в начале галереи! – скороговоркой проговорила Лиона, быстро просмотрев недавнюю память стражника.

Я оделся быстро, как никогда, и помог Витару справиться с липучкой. Он смотрел на неё как баран на новые ворота. Наконец мы подхватили заросшего, ничего не соображающего мужика в лохмотьях, схватили поданные нам алебарды и буквально понесли жертву. Мерным шагом. Риск оправдался, древние ловушки пропустили латы, или они выключались при открытии створок.

Сквозь тонировку обычный человек без ночного видения не разглядел бы и слона в полуметре. Быть такого не может, это же скафандр! Возможно, боевой. На широкой опоясывающей пластине различные скобы. Материал интересный – очень эластичный тонкий металл. Ладно, сейчас некогда, потом разберусь, если время будет.

Едва мы прошли плавный поворот, как увидели нетерпеливо переминающихся стражников, словно по-маленькому захотели. Они сразу скупыми жестами стали нас подгонять и, как только мы приблизились достаточно близко, зашипели:

– Скорее, Верховный вот-вот спустится, почему так долго?!

– Охранник, зараза, уснул, и «мясо» забеспокоилось, – прохрипел Витар.

– Быстро назад, закрывайте ворота, потом поговорим, после смены. И не хрипи мне! – прошипел тот же голос, принимая у нас жертву.

Мы молча развернулись и быстрым шагом дошли до поворота, а дальше поплелись медленно. Две минуты истекли, ещё одну удастся вырвать. В эту минуту я лихорадочно ощупывал стекло. Не может быть, чтобы оно не поднималось или не меняло тонировку. Нет, никаких кнопок-пластин не нашёл.

Лиза сидела возле открытых створок в позе лотоса, глаза закрыты. Аура ярко светилась, и по ней бегали разностихийные искорки. Напряжённо работает, ничего не скажешь.

– Сколько осталось? – спросил я у Лионы. – Скоро те стражники не выдержат и прибегут сюда. Плюнут на все запреты! И так скоро обделаются от страха.

– Не знаю, и не спросишь, – кивнула на Лизу.

– Сейчас спрошу. – С этим словами я плюхнулся на землю и вылетел в астрал.

Оттуда сразу вызвал образ Лизы и буквально проломился к нему. Она летала в пространстве среди разноцветных нитей, составляющих узор. Часть нитей погашена. Я отлетел подальше, справедливо решив, что Лизу сейчас лучше не беспокоить. От неё периодически отлетали лучи, которые гасили нити по одной ей известной схеме. Я присмотрелся: светится примерно треть, и с такой скоростью гашения… Выйдет долго. И вдруг – озарение. Оно всегда приходит вдруг.

Передо мной предстала простая электрическая схема неизвестного назначения, но с явно видимыми модулями – исполнителями, сигнальными, питания. Я это интуитивно почувствовал и интуитивно же погасил модуль питания. Схема погасла. Сразу подлетел к Лизе:

– На выход, дорогая, время поджимает. Объяснения потом, – добавил, увидев её удивлённое лицо.

Мы вместе вернулись из астрала. Я тут же посмотрел на створки – светятся!

– Быстро все сюда, в начало перехода, Витар, закрываем ворота! Быстро!

Створки сомкнулись. Слегка полыхнуло силой – и всё. На потолке внезапно вспыхнули редкие древние светильники. Сердце ухнуло в пятки: если это сработала сигнализация, то нам хана. А царь останется живёхонек, что самое обидное!

Минуты текли, а никто не появился.

– Всё нормально. – Первым опомнился Агнар. – Ловушки погашены по всей галерее. Чисто сработано, молодец, Лиза!

Лиза скромно промолчала и покосилась на меня.

– Что делать, Егор, надо подобраться к выходу.

– Витар, разведай свободным сознанием, а я поковыряюсь в скафандре.

– Где? – одновременно спросили Витар с Лизой.

– В латах. Я в свободное сознание, позовёте.

Скафандр оказался пронизанным разноцветными неактивными плетениями с упором на Землю. Я уже собаку съел на древних артефактах, поэтому стал искать компактный фиолетовый рисунок – управление. Через минуту нашёл. Как ни странно, на спине.

«Девочки, сюда, – позвал я стихии. Они привыкли к свободному сознанию и легко приближались ко мне из астрала. – Фиона, загляни в этот узел, я – к тебе. – И, не заходя в тело, я влетел в астрал. – Показывай».

Передо мной возник сложный фиолетовый рисунок с прожилками других цветов. Где-то должен быть сканер… или другой похожий на него модуль… Есть! Голограммная карта, не иначе.

«Крася, лазер на карту».

Широкий красный луч осветил «штрихкод», и в астрале возникло медленно поворачивающееся изображение скафандра с поясняющими надписями. Не спрашивайте, как в астрале может существовать лазерный луч. Скорее это представление о лазере со всеми его свойствами. Витруальность!

Язык так и не поддался расшифровке, но и я, и стихии знали основные команды. Включение. Плетения засветились. Ага, стрелка на стекло – это ссылка. Пять вариантов, поэкспериментируем… Примерно через час астрального времени ко мне постучалась Лиза.

«Витар вернулся, выходи, он всем рассказать хочет. Ух ты, разобрался! А я думаю, что это они у тебя засветились! Латы, имею в виду».

«Пойдём, потом объясню».

– Трое жрецов пошли за жертвой, – стал рассказывать Витар, – уже забрали поди бедолагу, пока я рассказываю. Вдоль стены с обеих сторон от царских врат, иначе не назовёшь – очень роскошные, но не древние, выстроилась дюжина стражников в таких же латах и с алебардами. Похоже, эти костюмы чисто ритуальные и в реальном бою от них толку мало, иначе оружие было бы серьёзней. Да, зал огромный и освещён древними светильниками. – Лиза хмыкнула. Это она про латы подумала. – Потом важно вошли жрецы, аж двадцать пять человек. Пятнадцать в простых чёрных балахонах, остальные в расписных. Ауры у всех чернящие, никогда таких не видел! Силы – море, особенно у разноцветных.

– Магистры, – вставила Лиона.

– Встали вокруг алтаря и оставили проход для царя. Трое пошли за жертвой. Всё. Как только понял, что стража снаружи скоро освободится, вернулся.

– Дуй обратно. Как только стражники одни останутся, пойдём к ним. Снаружи выход из галереи хорошо просматривается?

– Если от алтаря – не очень.

– Отлично, дуй.

– Мы дадим заколоть того старика? – неожиданно спросил неугомонный Снорис.

Мы все переглянулись. Дилемма. С одной стороны, после жертвы царь и окружающие на несколько секунд потеряют ориентацию, с другой – допустить жертвоприношение на собственных глазах, когда мы всё равно пришли убивать… немыслимо!

– Нет, – ответил я твёрдо.

– Стражники одни, царя пока нет, – сказал Витар.

– Идём, – сказал и поднялся.

Только сейчас Витар обратил внимание на мои светящиеся древними активными плетениями латы.

– Как?! – спросил удивлённо.

– Потом объясню, пошли.

Я выключил «скафандр», и мы быстрым шагом двинулись к стражникам.

Они заметили нас, когда до сближения оставалось несколько шагов. Отвлеклись, наблюдая за предстоящим жертвоприношением, выглядывали из-за угла. Здесь ворот не было. Внутренние врата галереи – единственные сохранившиеся древние. Похоже, и латы использовали исключительно из-за ловушек, поэтому и жертву тащили при открытых вратах.

– Назад, уроды! На алтарь захотели, ангелы вас побери! – закричал старший.

Это были его последние слова. Мы ускорились, отработанным движением сорвали шлемы с оторопевших стражников и воткнули им кинжалы в глазницы. Одновременно. Не теряя времени, отшвырнули их в глубь галереи, а сами заняли пост на выходе. Подняли упавшие алебарды.

«Все сюда! – крикнул я в разговорник. – Здесь большая мёртвая зона, не увидят. Лиза, Агнар, надевайте латы, я научу их включать».

Научил. Одновременно с шествием царя.

Царь в сопровождении девяти воинов в богато убранных кольчугах с украшенными древними мечами именно шествовал. Никогда бы не подумал, что сухонький старик с длинной редкой седой бородой в золотых парчовых одеждах может внушать такой трепет. Может. Горделивая осанка, презрительный взгляд и многое другое, в том числе и идущий сзади демон, заставляли падать ниц. Магистры с жрецами падали и быстро вставали, едва он им кивал.

Демона я уже видел в астральном образе, и он заслуживает отдельного описания. Трёхметровый детина с красной кожей, широченными плечами и неохватным торсом. Относительно маленькая, совершенно лысая, как и всё тело, голова. Морда с вытянутыми челюстями и торчащими клыками. Огромные бездонно чёрные глаза под большими надбровными дугами. Абсолютно голый с бесстыдно, напоказ болтающимся между ног огромным членом. Пальцы рук и ног украшали, по-иному не скажешь, тщательно отполированные длинные когти. На спине – сложенные перепончатые крылья. Выражение морды брезгливое.

– Ну что, друзья, роли распределены, тянуть нечего, командуй, Егор! – сказал Агнар, любовно глядя на Лиону из-за прозрачного стекла шлема. Сжимал ей руку и наверняка что-то говорил через разговорник.

– Секунду, – помедлил я, – подождём, когда царь встанет возле алтаря, тогда точно не успеет убежать.

Я тоже сжал руку Лизе и сказал в разговорник только ей:

«Я люблю тебя, Лиза. В заварухе держись от меня подальше, я приму главный огонь».

«Знаю, мы это обсуждали, и я выполню всё как расписано. Береги себя и знай: мне и ребёнку ничего не угрожает. Будь осторожен, любимый, не переживай за меня. Я верю в тебя и провидение!»

«Мы ещё обнимемся после этой заварухи!» – врал я. Сердце тревожно ныло.

«Мама, – говорил Лионе Витар, – я останусь в живых, не волнуйся. Ты, главное, не уходи с террасы, здесь всё как на ладони, и сама сможешь ударить, когда придёт время».

«Сынок, я верю, ты останешься в живых».

«А остальные?» – мгновенно спросил Витар.

«Верю и в остальных, – твёрдо сказала Лиона. – Вам пора».

– Вперёд! – скомандовал я, и семеро воинов тёмными тенями спустились по лестнице и заняли позиции за колоннами. Их было немного. До алтаря с распластанной жертвой метров сто. Это ничто для излучателей – «бластеров». Передвижения воинов не заметили.

Царь взял в руки жертвенный нож и начал читать молитвы. Демон стоял сзади, скрестив на груди огромные руки.

«Огонь!» – крикнул я в разговорник.

Двенадцать лучей скрестились на царе. Вспышка – и его откидывает назад совершенно невредимым. Вокруг него – тусклая серая плёнка, напоминающая благодать Спасителя. Он сразу вскакивает и орёт неожиданно громким, звонким голосом:

– Взять живыми! Только живыми! – Царь мгновенно отошёл от шока и теперь радостно улыбался, предвкушая сражение. – Не лезь! – крикнул он демону.

Тот тоже довольно оскалился и… послушался. Так и остался стоять невозмутимым столбом.

Мы сделали десяток залпов по магистрам и жрецам. Жрецы сгорели сразу, но оставшиеся бежали к нам. Магистры сгорели после трёх попаданий и не бежали, а медленно шли, прячась заколоннами. Мы четверо спрыгнули вниз только после ускорения воинов, жрецов и стражников. Завертелась на первый взгляд хаотичная битва.

Наши спецназовцы рубились с жрецами и воинами и стреляли без стеснения. Вскоре не осталось ни одного стражника в латах, и был жив только один воин. У наших кончились заряды, а времени перезарядить не осталось.

Сказалась выучка мастера меча и помощь демонскими ударами со стороны магистра. Оглушённость после его удара продолжалась доли секунды, и этого оказалось достаточно – воин вихрем подлетал и стал бить саблей плашмя по головам. Последним упал Рухис.

Я не мог себе представить, что на преодоление ста метров в ускорении понадобится целая минута! Пять магистров создали такую плотную завесу из чёрных вихрей, туманов, стен, что мы буквально продирались сквозь неё. Нет, ускорение не выключилось, и латы прекрасно держали удары без дополнительных защит, но нас элементарно отбрасывало назад. Не знаю, справилось бы «зеркало» с таким потоком энергий.

Когда от тройного попадания излучателя погиб очередной магистр, они сменили тактику и собрались вместе, создав общую защиту. Они встали между царём и нами. Лиза на левом фланге пряталась за очередной колонной, Агнар чуть позади и левее меня, я в центре и впереди, Витар – далеко справа. Завязли в тридцати метрах от цели.

Перезарядить пустой излучатель некогда, и я отшвырнул его в сторону. От общей защиты магистров все заклинания отскакивали, не причиняя вреда, а на расстояние удара саблей защита не подпускала. Что мы только не перепробовали! «Диск» и «облако» не оправдали надежд. Я рычал от бешенства.

Рука случайно упала на прицепленный за поясную скобу мешок. Есть! Что вы на это скажете, товарищи магистры?! Я вытащил жезл Барт’хата Крохтура, старшего жреца из Хорнцовца, взял в другую руку кинжал с его душой и приложил к жезлу. Не задумываясь, слился сознанием с кинжалом и позвал. В голове пронеслись жуткие неясные образы, повеяло обжигающим холодом, и надо мной распахнулся портал. Ужас и ненависть неизвестных тварей заполнили мою душу. «Идите убейте тех пятерых, – я представил себе магистров, – и я верну вас назад!» Меня послушались. Двое дракончиков ринулись на своих жертв.

Защита на силе Смерти и демонской стихии свободно пропустила родных тварей. Началось пиршество. Двое магистров безжизненными телами подлетели в когтях тварей, трое побежали врассыпную.

Одному я с ходу срубил голову – в сабле полыхнуло плетение, второму – Витар, а третьего догнали твари, и только тогда, после смерти последнего защитника, в бой вступил царь. От улыбки не осталось и следа. Он поднял руку, и тварей окутал туман. Что было дальше – я не разглядел, так как рванулся к царю… и снова завяз! Передо мной стоял демон, и тонкая, слабая на вид тусклая плёнка упиралась в латы. Внезапно в левом верхнем углу шлема замигал зелёный огонёк и раздался тревожный женский голос. Смысл сказанного понятен – защита сдулась или сдувается. Я включил «зеркало» и рубанул саблей по плёнке. Древнее плетение на максимальной мощности легко разбило преграду, и начались мои танцы с демоном.

Он ловко пользовался крыльями и легко ускользал, взмывая вверх. Я тоже без труда уклонялся от когтей, да он и сам их отдёргивал, едва касался «зеркала». Над его головой уже заклубилось подготавливаемое заклятие невообразимой мощи, как вдруг фиолетовый луч рассёк клубы пыли и покрыл тело демона сетью. Издав из раскрытой пасти неслышный в ускорении рык, демон свалился мне под ноги. Я с ходу удивительно легко срубил ему голову. Вот что значит древняя сабля на полную мощность! Зелёная кровь фонтаном ударила из шеи, слава богу, мимо меня.

Царь! Только бы не сбежал!..

Он стоял над лежащим Витаром, подняв руки с жертвенным ножом. Вокруг лезвия крутилось чёрное облако, охватывая защиту Витара. Она медленно сжималась.

«Лиона!!!» – заорал я в разговорник, делая прыжок в сторону царя, и сам заметил, что она закрыта от них массивной колонной.

– Витар!!! – От меня оторвалась максимально мощная парализующая сеть и бессильно скатилась по плёнке защиты царя, но он обратил на меня внимание и стал поворачиваться, оставив Витара.

Ещё прыжок, и царь в пяти метрах. Вихрь с жертвенного ножа меняет направление и охватывает меня. Я встал. Я не мог пошевелиться. Зеркало пропускало невероятный поток сил, латы стали обычной одеждой, а мои силы словно высасывали. Я ослабел, ноги становились ватными. Ещё чуть-чуть, и я лягу. Царь со зловещей ухмылкой уже подошёл ко мне и приговаривал:

– Все твои лежат, жрец, можешь не рыпаться. Я сделаю из тебя раба, не буду убивать. Из всех выживших сделаю рабов. Чего тебе не хватало, жрец?

Я понял, что ускорение слетело и я сейчас потеряю сознание. Чёрт! Победа была так близка! Детская обида заполнила душу.

Вдруг красный росчерк прорезал пыль, и тщедушное тело царя снесло в сторону, ударило о колонну, и он сполз на пол с торчащим из груди оперением древнего болта. На лице выражение крайнего удивления. Вихрь исчез бесследно. Я потерял сознание и упал.

– …Егор, милый, поднимайся, всё кончено, – услышал я голос Лизы и открыл глаза.

Надо мной склонилась Лиза в латах без шлема. Она улыбалась и гладила меня по лицу. Я тоже был без шлема, как и сидящие рядом Витар с Агнаром. Лиона стояла уставшая, вспотевшая, но с широкой довольной улыбкой.

– Все чёрные мертвы? – спросил я.

– Нет, – ответила она, – вбежавшие воины лежат возле входа без сознания, они минуту назад забежали, остальные – все.

– И царь? – неверяще спросил я.

– Он возле колонны с болтом в груди. Его душу я не заметила… Да я много душ не замечала, не до этого было! – ответила на моё возмущение. – Но все мертвы, я посмотрела.

– Надо ему голову отрубить, немедленно! – Её слова меня не успокоили.

– Сейчас, дай немного отдохнуть, мы встать не можем, – ответила Лиза. – Тогда всем башки поотрубаем, обещаю. Наших воинов поднять сил нет, они до сих пор беспамятные.

– Никто не погиб? – удивился я.

– Никто. Чёрные поначалу не убивали, а нас латы спасли. Какой ты молодец, Егор, разобрался с включением, да так быстро! «Зеркало» не выдержало бы, очень много силы лилось, как бы не на десятый уровень. И бедолага, который жертва, жив, его алтарь защитил. Вон он, в стороне сидит, не верит. Как бы с ума не сошёл.

– Седьмой-восьмой максимум, – поправил Агнар. – Древний зал выдержал, не ожидал. Я раньше думал, таких мощностей никакое сооружение не выдержит.

– Зубы не заговаривайте. Иди, Агнар, руби головы. Беспокойно мне, а то сам сейчас встану.

– Пошёл я, пошёл, – сказал Агнар, поднимаясь. – И ты, Витар, вставай, слышал, что их милость приказали. Я к царю, а ты с левых магистров начинай.

Витар нехотя поднялся, бормоча под нос нелицеприятные для меня эпитеты.

– Смотрите! – воскликнула Лиона и указала рукой в сторону царя.

Мне пришлось сесть, чтобы увидеть место, куда показывала Лиона. Беспокойство оправдалось. Царь раздувался, как резиновая игрушка, болт со звонким стуком выпал на пол, и царь взорвался чернотой. Когда чернота развеялась, на месте бывшего Верховного жреца стоял черноволосый юноша в изящном чёрном камзоле. Он посмотрел на нас тяжёлым взглядом и произнёс звонким юношеским голосом:

– Так вот кто хотел лишить меня Эгнора!

В тот же миг из его глаз сорвалось пламя и, легко ломая защиты, мгновенно испепелило все одежды, не тронув тела. Пепел медленно, неприятно щекоча, ссыпался с кожи.

Его лицо скривилось в усмешке, и в следующем взгляде мы утонули.

Я не мог двинуть пальцем. Да что там палец – моргнуть не мог, не говоря о дыхании. Меня тянуло, саму душу тянуло в бездну. Я понял – это конец. Теперь настоящий. Как не хотелось умирать! Даже не умирать. Я почувствовал, что есть вещи пострашнее смерти и это страшное ждало меня впереди. Нет, не впереди, в глубине бездонных глаз. Борьба близилась к завершению, я безнадёжно проигрывал. «Вартараар!» – всплыло понимание. «Да, это я», – прозвенел в голове презрительный юношеский голос. Внезапно голос изменился и удивлённо прохрипел: «Ты?!» Оцепенение пропало.

Над нами плыла прекрасная голая Лиона. Нет – Богиня! Она свободно держалась в воздухе, от неё исходило режущее свечение, она физически придавливала величием.

– Вот ты и вытащил меня, дурачок, – раздался волшебный нежный голос.

– Ты?! – Юноша взлетел и приблизился к Богине. – Мой аватар здесь сильнее, это мой мир!

С этими словами он размазался в чёрный свет. Не отсутствие света, а именно чёрный свет!

– Был твой! – со смехом раздалось из сгустка яркосинего света, в точности как глаза Лионы.

Цвета смешались. Гул прокатился по залу, пол заходил ходуном, посыпались кусочки мелких камней. Казалось, свод вот-вот рухнет… Не рухнул. Древнее строение выдержало и это. Землетрясение нас раскидало, пыль забила носы, но видимость мы, маги, не потеряли, и грохот нас не оглушил. Сгустки света, наконец, разлетелись в стороны. Синий недолго думая взмыл вверх и растворился в потолке, а чёрный снова стал висящим юношей, только теперь разъярённым.

– Бабы! Как я вас ненавижу!!!

Он нашёл взглядом Лизу.

– Нет!!! – заорал я и в ускорении прыгнул между ним и любимой.

Я не успевал, глаза Лизы медленно гасли. «Нет!» – проорал я мысленно и провалился во всё сразу, что только умел: летел в ускорении, смотрел из свободного сознания, находился в астрале и видел оттуда реальный мир. Не знал, что такое возможно. Ударил Вартараара воображаемым кулаком, он дёрнулся и нахмурился. Лиза перестала угасать. Слава богу! И сразу, не думая, схватил свою энергию из астрального резервуара (удалось!) и швырнул её в самодовольное лицо бога. Аватара, если быть точнее.

Вартараар закричал. Не просто закричал, а стал дуть, сдувая всё. Пыль, камешки, обрывки одежды закрутились в смерчах закрытого пространства. «Не нравится!» – мелькнула злорадная мысль, и я швырял и швырял – резервуар оказался необычайно огромным. За кричащим в ужасе юношей открылся серый портал, и его неумолимо потянуло внутрь. Он замолчал и оскалился. Было видно, что держится бог с огромным трудом. Наконец нашёл меня и упёрся взглядом. Я потянулся за новой энергией, но резервуар оказался пуст. Юноша захохотал, расслабился и понёсся в портал. По пути подмигнул мне и поманил пальцем. «Не-ет!» – снова заорал я. Меня неудержимо повлекло в воронку портала, и я, не в силах противостоять этой тяге, влетел в него. В какой своей ипостаси: в теле, астральным или свободным сознанием, а может, всеми тремя – так и не понял.

Я судорожно вздохнул и открыл глаза. Сердце бешено колотилось. Взгляд упёрся в свежевыбеленный потолок с разводами и мелкими трещинками. Не успев ничего сообразить, я закашлялся – во рту нещадно саднило. Хотел прикрыть рукой рот и ойкнул от боли – руку кольнуло. Я повернул голову и посмотрел на руку – увидел воткнутую в вену капельницу. Из-за моего движения она была уже не в вене. Я застонал.

Не может быть! Эгнор, друзья, Лиза, ребёнок – бред больного воображения? Мне стало невыносимо обидно! Сердце сжалось от боли, к глазам подступили слёзы. Перед внутренним взором промелькнула вся моя эгнорская жизнь. Я там любил, грустил и радовался, я там подвиг совершил, в конце концов! Был магом и бароном. Настоящими! Там всё было настоящее, в отличие от… а где я, собственно? Неужели в психушке? Ответ на этот вопрос получил через несколько секунд.

Распахнулась дверь, и в палату стремительно вошла стайка людей в белых халатах. Я закрыл глаза.

– Кравченко Василий Петрович, шестьдесят пять лет, поступил пятого августа в терапевтическое отделение с острой двусторонней бронхопневмонией. Несмотря на лечение, состояние больного ухудшалось, и восьмого августа пациент впал в бессознательное состояние, в связи с чем был переведён к нам. Была диагностирована токсическая кома второй степени… – без запинки говорил молодой мужской голос.

Далее шло короткое обсуждение случая, уточнение диагноза, дополнительные анализы, прогноз и всякая такая хрень. Солидный, уверенный в себе мужской голос, который отвечал молодому, мог принадлежать профессору или начальству. Обойдя ещё двух пациентов, они подошли, наконец, ко мне.

– А вот интересный случай, Сергей Александрович. Наташа! Опять у тебя система дует!

– А я говорила оставить подключичку, Виталий Петрович! Сейчас переколю, – раздался недовольный голос молодой женщины.

– Позже переколешь.

Сильная рука прижала мой локоть к кровати, иголка исчезла, и мою руку согнули в локте с приложенным спиртовым тампоном.

– Пациент неизвестный, на вид двадцать – двадцать пять лет, был доставлен девятого августа по скорой помощи в бессознательном состоянии. При поступлении дыхание было редкое, поверхностное, пульс нитевидный, давление не определялось, рефлексы отсутствовали. Было принято решение поместить его в реанимацию и подключить к ИВЛ. Я его принимал, Сергей Александрович. Был труп трупом, а теперь – посмотрите, – откинулась лёгкая простынь, – живее всех живых, а прошло всего трое суток. Удивляюсь, почему он до сих пор не в сознании, вчерашние анализы идеальные.

– Ты погляди-ка, он что – спортсмен?

– Я же говорю, неизвестный. Нашли на дороге голого. На теле – одна крохотная ссадина, и ту в машине заработал.

– Думаешь, разборки?

– А кто ж его знает! Я местный, но о войне бандюганов ничего не слышал. У нас всё давно поделено, а вот залётного могут так обработать.

– Чем?

– Не могу разобраться, Сергей Александрович. Токсикологию мы, сами понимаете, не проводили, случай не криминальный, – хмыкнул при этих словах и поправился: – В смысле милиции до него дела нет, а кто платить будет? Больной без полиса. Меня страховая потом оштрафует, оно мне надо? Клинические анализы, биохимия, серология – всё в норме. При поступлении наблюдались отклонения шокового характера, а теперь хоть в космос отправляй.

– МРТ головы, разумеется, не делали и не станете.

– Естественно! Он по категории бомжей идёт.

– Аккуратней бы с ним, – задумчиво произнёс Сергей Александрович, – и в медицинском, и в общем плане. Бородатый, седой наполовину, мускулистый. Ну-ка… – Он растопырил мне пальцы и внимательно их оглядел. Я буквально почувствовал этот взгляд. – Характерных мозолей нет, но это ещё ни о чём не говорит, посмотри, есть нехарактерные мозоли. Будто палку часто в руках держал. Но не дворник же он и не фермер. Может, гастробайтер? Их много развелось. Психиатра пригласите, когда в себя придёт. Интересный случай, но без анализов… Кто у тебя ещё, Виталий Петрович?..

Делегация проследовала в другую палату.

Во время обхода я сознательно вогнал себя в полукоматозное состояние и расслабился, как только они ушли. Сквозь закрытые веки я внимательно наблюдал за аурами людей – магами никто из них не был.

«Это правда! – ликовал я. – Эгнор есть! Комес, стихийники. Лиза… – Сердце защемило. – Лиза! Ты думаешь, что я умер, а я вернусь, Лиза, слышишь, вернусь! Чего бы мне это ни стоило! Ну-ка, надо проверить навыки».

И я легко влетел в астрал.

Здесь оказалось непривычно тихо.

«Фиона, девочки, я здесь!» Ни ответа ни привета. Попробуем по-старому.

Я мысленно отодвинул стихии от себя. Вот они, старые добрые вихри стихий. Крутятся еле-еле, не реагируют. Такое впечатление, что спят. Или в шоке. Скорей всего, последнее. Хорошо их порталом да Богом приложило, бедненьких. Ничего, отойдут, я терпеливый. Сам буду их теребить. А как у нас со свободным сознанием?

Вернулся в тело и попробовал выйти так, как делал в Эгноре. Удалось мне это с огромным трудом, я мысленно вспотел, но главное – удалось! Я полетал по больнице и вылетел на улицу. Солнце приближалось к зениту. Какое-то оно… другое. Меньше, что ли, эгнорского. Поднялся вверх. Целый больничный комплекс на окраине города. Небольшого и, судя по всему, сибирского. Трудно сказать, как я это определил. Скорей всего, по особой ауре, но был уверен в своём определении. Хотел почитать плакаты, но снова убедился в странной особенности свободного сознания. А где мана? Поискал очень внимательно и далеко-далеко на северо-западе заметил единственную тонюсенькую ниточку. Дело не в расстоянии, на видение маны не распространяется перспектива. Если нить тонкая, то она тонкая и есть с любого расстояния. Как бы тонка ни была нить, мне надо туда. Я доберусь и рано или поздно вернусь. Родителей только повидаю, раз на земле оказался и тем более в своей стране.

Вперёд, Егор, тебя любимая ждёт и целый мир в придачу!

(обратно)

Эпилог

Попав в портал из алтарного зала, я очутился… в Нигде. Именно с большой буквы. Вокруг не было ничего и было всё. То тут, то там возникали материализованные мысли и воспоминания. Вот Лиза смеётся – возле глаз маленькие морщинки от смеха. Агнар, Витар, Агна проплывали как живые. Почему «как»? Они и есть живые. Словно в ответ на эту уверенность передо мной появился Рон и подошёл ко мне своей обычной мягкой походкой.

– Что, друг, не сладко? Поздравляю, ты выполнил то, что должен.

– Где я? – удивился я и сразу воскликнул: – Ты же умер!

– Ты в Нигде, точнее не скажешь. Я мёртв. Меня отпустили под честное слово, – он хитро подмигнул, – из садов.

– Спасителя? – переспросил я автоматически.

– Бери выше. Спаситель – мелкий божок, чуть покрупней Вартараара будет.

– Куда выше? Ты на что намекаешь? И вообще, кому это я был когда-нибудь должен! Кроме тебя, извини.

– Это ты меня извини, не отвечу я тебе, куда выше. На то она и вера, чтобы верить, а не знания знать. Должен ты был исключительно самому себе. Не дело, когда людей режут ради силы и удовольствия другого человека, верно? А души обрекают на вечные муки, правда?

– Не дело, – согласился я.

– Вот ты людей от этого и избавил.

– Теперь будут резать просто так, – саркастически заметил я.

– Будут, – согласился Рон, – и для удовольствия будут, но только не для силы. Чёрная книга теперь просто книга. Скоро за ней коллекционеры гоняться будут, сожгут почти все экземпляры. Батвия станет обычной страной. С преступностью, куда без этого, но без подспудного страха, который сидел в каждом. Вспомни стражников с охранниками. Обычные люди, занимающиеся жутким в своей обыденности делом, причём уверенные, что так и должно быть. Это преступление в масштабах всего мира.

– Преступление против человечности, создание режима, попирающего основные права и свободы граждан, вернее подданных, игнорирование общечеловеческих ценностей, – иронично произнёс я.

– Можно сказать и так, – не понял иронии Рон.

– Подожди, так Вартараар погиб?

Рон скривился:

– К сожалению, нет. Он изгнан из Эгнора и, поверь мне, больше туда не вернётся. Никакой Спаситель ему не поможет. Алтари стали просто камнями, их можно разбить, если будет желание.

– Рон, как жаль, что ты погиб! И Смолдус, и Лиона. – Неожиданно защемило сердце.

– Лиона жива, просто она не в Эгноре.

– А как же Богиня?

– У них сложные отношения. Сейчас Богиня пересилила, а что случится дальше – неизвестно.

– Остальные наши живы? – Я переживал за оставшихся в алтарном зале и… боялся спросить о себе.

– Живы и здоровы. Нашим детям ничего не грозит. Ты, наверное, хочешь спросить о себе?

Я кивнул.

– Тебе это так важно? Ребёнок у тебя скоро будет, школу в Эгноре создал, знания сохранил, можно и на покой. Поверь, здесь не так уж и плохо. – Рон хитро улыбался, поэтому я промолчал. – Ладно, не буду интриговать. Живой ты. Скоро сам увидишь. Мне пора. До встречи. Надеюсь, нескорой и, надеюсь, неизбежной.

– Надеешься, значит, можно жить вечно? – зацепился я за последние слова.

– Просто есть и другие места для посмертия, менее приятные. Вечная жизнь – одно из них. Я пойду, мне действительно пора. Пока, Егор.

Он просто исчез, а вслед за ним пропало Нигде. Я очнулся в больнице, на время забыв об этой встрече.

(обратно) (обратно)

Вадим Крабов Колдун. Из России с любовью

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

Как получилось, право, не пойму…

Из черновиков Александра Сергеевича

(обратно)

Пролог

Чувство выполненного долга – прекрасное чувство, всяческих похвал достойное. Торжественное такое, пафосное. Умирать с ним должно быть легко по определению. Я и умирал. И да, легко. Только почему-то без желания. Тонул по тьме бездонных глаз, растворялся, теряя силы, а все бултыхался и бултыхался, пытаясь всплыть, к жизни тянулся, но увы…

Я точно помнил, что победил. Жену защитил, товарищей спас, войну, скорее всего, закончил и даже бога поверг, с которым встречаться совсем не планировал. Поступки, несомненно, геройские совершил, только вот божок тот утянул меня за собой, в портал падая, мною же созданный. Глянул черными глазищами, огромными, как океаны тьмы, я и померк. Смазал, черт, удовлетворение от триумфа. Обиду я почувствовал, а не торжество и понял, что погиб; и погиб, как говорят, смертью храбрых.

Загробный мир существует, можете мне поверить.

Я пришел в себя. Вокруг – ничего. Плотный кисель непонятного цвета, который можно кусками резать, было бы желание. Вдруг ко мне как ни в чем не бывало подошел давно умерший друг по имени Рон, невесть откуда взявшийся и непонятно как в том киселе передвигавшийся.

– Что, друг, несладко? – посочувствовал он. – Но могу тебя поздравить: ты выполнил то, что должен был.

– Где я? – спросил я первое, что пришло на ум.

– Ты в Нигде, точнее не скажешь. А я – мертв. Ну, это ты помнишь. Меня отпустили под честное слово, – заявил он серьезно, поглядывая, однако, лукаво.

– Спаситель? – переспросил я, имея в виду популярного «светлого» бога, культ которого в Эгноре (магическом мире, куда меня занесло почти случайно) был фактически официальным, но с земным христианством, кстати, не имел ничего общего.

– Бери выше! Спаситель – мелкий божок, чуть покрупней Вартараара будет.

Вартараар – тот самый, который утащил меня за собой. Относится к классу «темных», если у небожителей в принципе можно выделить какие-либо классы.

– Куда выше-то? – удивился я, подозревая в словах друга какой-то розыгрыш. – И вообще, кому это я был когда-нибудь что-нибудь должен? Кроме тебя, конечно; извини.

– Это ты меня извини, не отвечу я тебе, «куда выше». На то она и вера, чтобы верить, а не знания знать, – сказал таким тоном, будто по носу щелкнул, мол, не суй его куда не следует. – А должен ты был исключительно самому себе. Согласись, что не дело это, когда людей режут ради получения силы и удовольствия ради, верно? А души обрекают на вечные муки; правда?

– Не дело, – согласился я, чувствуя себя глупо.

– Вот ты людей от этого и избавил.

– Ага… – я смутился. Но нашел-таки что возразить: – А просто так резать не будут, что ли?

– Будут, – с грустью признался Рон. – И для удовольствия будут, но только не ради силы. «Черная книга» теперь – просто книга, магия из нее ушла. Скоро за ней коллекционеры гоняться начнут – сожгут почти все экземпляры. Батвия станет обычной страной. Пусть и с возросшим уровнем преступности, но зато без подспудного страха, который сидел в каждом. Вспомни охранников в тюрьме с заключенными, предназначенными для жертвоприношений. Обычные, совсем не злые люди, занимающиеся жутким в своей обыденности делом, причем уверенные, что так и должно быть. Колоть людей на алтаре считали нормой. Вся страна так считала. Это кощунство в масштабах всего мира.

– Преступление против человечности, создание режима, попирающего основные права и свободы граждан, вернее – подданных, игнорирование общечеловеческих ценностей, – проговорил я, казалось, давно забытое, еще земное.

– Можно сказать и так, – не понял иронии Рон.

– Подожди… так, Вартараар погиб? – уточнил я, засомневавшись и очень надеясь на положительный ответ.

Рон скривился:

– К сожалению, нет. Ты изгнал его с Эгнора, и, поверь мне, больше он туда не вернется. И никакой Спаситель ему не поможет. Алтари чернокнижников стали просто камнями, и теперь их можно разбить, если такой целью задаться.

– Эх, Рон, как жаль, что ты погиб! – воскликнул я в сердцах, сам того не ожидая. – И Лиона, и… Друг меня перебил, не дал сказать сокровенное «я»:

– Лиона жива, только она не в Эгноре. Как ты помнишь, она превратилась в богиню.

– Еще бы! – подтвердил я. – Для меня это случилось буквально только что. Вовремя она отвлекла Вартараара…

– Лиона и та богиня – одна личность. У них сложные отношения. Сейчас богиня пересилила, а что случится дальше – неизвестно… А ты, видимо, и себя уже похоронил?

Я промолчал. Если бы у меня билось сердце, то и оно бы замерло в ожидании приговора.

– Тебе это так важно? – усмехнулся Рон, явно издеваясь. – Ребенок у тебя скоро родится, свою школу магии в Эгноре ты создал, земные знания привнес и сохранил, можно и на покой. Поверь, здесь не так уж и плохо. – Рон шутил, но мне смешно не было. – Ладно, не буду интриговать. Живой ты. Немного похоже на Лиону, но не как она совершенно: собой ты остался. Скоро сам увидишь, – и, останавливая готовый сорваться вопрос, попрощался: – Мне пора. До встречи. Надеюсь, нескорой и, надеюсь, неизбежной.

От сердца отлегло, и я зацепился за его слова:

– Надеешься – значит, можно жить вечно?

– Просто есть и другие места для посмертия, менее приятные. Вечная жизнь – одно из них. Я пойду, мне действительно пора. Пока, Егор.

Он исчез, а вслед за ним пропало Нигде. Я очнулся в больнице.

(обратно)

Глава 1

Возвращение с того света – это, смею вас уверить, событие весьма неприятное; липкое какое-то, бредовое, длинное, как кошмар, в котором раз за разом будто бы просыпаешься, веришь, что безобразия позади, но страх, сволочь, каждый раз возвращается, и конца и края этому не видно. Я побывал раздавленным тараканом; в мутном кисельном пространстве побеседовал с давно умершим другом, данному факту совершенно не удивившись; тихо-мирно распадался на атомы, ужасаясь и следя за этим фактом безразлично, как бы со стороны; и вдруг появляется свет в конце тоннеля, который медленно формируется в белый потолок…

Старая известка с разводами, трещинами, пластинами разнокалиберных чешуек, торчащих точно короста на затянувшейся ране, которую меня внезапно потянуло отколупать. До боли в зубах поманило. Однако нечем. Рук как бы вовсе нет. Как нет и остальных частей тела. Как нет и паники по этому поводу. Вроде так и должно быть. Нет, не должно, но как должно быть правильно – не помню. Полный сумбур, раздрай и анархия, которая в моем случае в порядок не превращалась.

Дурацкая шальная сумятица, замешанная на безусловной радости от того, что я не исчез, не развоплотился, не пропал, то есть в какой-то мере – не умер, мешала думать конкретно, по существу. До какой степени меня можно было назвать живым, меня не волновало. Не говоря уже о серьезных вопросах: где я, когда и как оказался там, где есть, в каком состоянии нахожусь. Да не важно это! Лиза – моя жена, жива, друзья здравствуют, враги повержены (во всем этом я был убежден абсолютно); а Рон, мой учитель и спаситель, встречался со мной после смерти. И его и моей. Или я не погибал? Нет, Вартараар – бог чернокнижников, прихлопнул меня, как жука навозного, аж брызги летели. Но я его изгнал. Точно-точно! Путано все…

Боль нахлынула с силой и неотвратимостью цунами. Затопила каждую клеточку. Тогда я понял две вещи: во-первых, тело у меня имеется, причем в полном объеме, со всеми членами и волосами (даже эти мертвые кожные придатки ныли); во-вторых, я лежу на металлической кровати, на твердом ватном матрасе, укрытый одной лишь простыней. В глотке застряла жесткая трубка, мешающая орать, и, если бы не она, я вопил бы в голос. Бетонный потолок, лампа дневного освещения (страшно гудящая), веселый диджей, который изредка вклинивался в беспрерывно звучащую русскую попсу, намекали на то, что я вернулся на Землю, в Россию. Иголка в вене, капельница, писк какого-то прибора над головой, наличие в горле пыточно-медицинского изделия заставляли задуматься о больнице. Хорошо, что способность двигаться вернулась позже, когда боль благополучно ушла, а то… не знаю. Разломал бы все, наверное, от бешенства. Кроме физического страдания, было до жути обидно.

Творец (или как его там? В общем, самый главный) устами Рона-привидения передавал мне, что я погиб не совсем окончательно, что жить буду, только в иных обстоятельствах. Ох, если бы я догадался в каких! Я бы… подготовился.

Осознание возвращения на родину повергло меня в шок. Ветхим мешком ударило по голове, и от пыли я задохнулся.

Конечно, иногда я задумывался о возвращении. Но исключительно погостить. Обнять мать, похлопать по плечу отца, убедиться, что у них все в порядке, уверить родных, что живу как сыр в масле; в общем, успокоить, чтобы переживать перестали. Чтобы, наоборот, загордились таким необычным мной. И назад, в суровый, но честный Эгнор, в мир, находящийся неведомо где: возможно, в иной Вселенной, а возможно, рядышком, всего-то в паре сотен световых лет от Земли. Но в момент, когда я понял, что нахожусь на родине, мой разум был, мягко говоря, не в лучшей форме, поэтому я чуть не свихнулся от того, что вся моя полуторагодовая эгнорская жизнь могла оказаться всего лишь плодом больного воображения.

Слава богу, разум возобладал. Не последнюю роль в сохранении здравомыслия сыграли колдовские способности, которые я лихорадочно бросился проверять. Кое-какие нашлись. До своей эгнорской формы мне было, как до луны на карачках, но сам факт наличия подобных возможностей в нашем абсолютно рациональном мире – явление невероятное. Значит, бурная, насыщенная, трудная и счастливая жизнь, чудеса чародейства, любовь и ненависть, война и мир были реальными, а не плодом больного воображения. На том я угомонился и стал изображать натурального тяжелого больного, дабы осмотреться и осмыслить дальнейшие действия, целью которых было только одно – возвращение домой, в Эгнор, полюбившийся мне до разрыва вен. Иное даже не обсуждалось.

Городок, где я очутился, назывался непрезентабельно – Закуток. Несмотря на захудалое название, он занимал высокую должность райцентра большого района в одном из восточносибирских регионов нашей огромной Родины.

«Интересно, Закутовского или Закутинского района? Может, Загубинского? Или Забубенного?» – мысленно сыронизировал я, как только услышал это странное название, и едва не поперхнулся, чудом не разрушив старательно изображаемое мной коматозное состояние. Дело в том, что «Комес» со старого местного наречия переводился именно как «закуток между горами, маленькая долина».

Комес – так величают мое маленькое баронство. Да-да! Заработанное честным непосильным трудом на благо одного хитрого графа. Я и титул настоящий имею, им же пожалованный. Замечу – не купленный. Ну, почти. И все время, живя в Эгноре, я часто улавливал совпадения со своим земным или не совсем своим, а неким «древним» опытом. Чаще всего это были имена и названия мест. Мой ученый друг, Агнар, открыл в этом «знаки» самого Творца, который с их помощью якобы указывал мне путь. А я же всегда внутренне содрогался, замечая идентичность, например, имени моей будущей жены – Лизия – с древним именем собственно Земли, в смысле нашей родной планеты или мира. Неприятно, знаете ли, чувствовать себя ведо́мым или, хуже того, бараном, которого гонят куда-то с непонятной для него целью. Сразу напрашивается – на заклание. Правда, в итоге все получалось неплохо, даже, я бы сказал, удачно. В конце вот от злобного божка мир избавил. С помощью друзей, конечно, и погибнув в схватке, но опять-таки вовсе не умерев. Герой! Но в гробу бы я видал такие подвиги, к которым тебя толкают. Аккуратно так подводят – не отскочить, не отпрыгнуть. Очень напоминает задание в какой-нибудь компьютерной игрушке, только с настоящей болью, и физической, и духовной, и с реальными, не оцифрованными людьми с их единственной, неповторимой жизнью.

Всей шкурой почувствовав призрак нового «квеста», я в очередной раз содрогнулся и, сжав зубы, возопил. Успокоиться удалось с трудом и только тогда, когда, услышав частый писк кардиомонитора, дежурная медсестра Зиночка – я имена всех выучил – воскликнула:

– У Неизвестного тахикардия – зайдите во вторую, Герман Эдуардович!

Врач меня послушал, посветил в глаза, велел померить давление, проверил рефлексы, поворчал на заполошную Зиночку и напоследок буркнул:

– На психу переводить будем, скоро закончатся ваши мучения.

– Мучения! Скажете тоже… Все бы такие беспокойные были. Сегодня впервые к нему врача вызвала. Симпатичный к тому же, – добавила кокетливо.

Мне казалось, что ее руки, в отличие от рук других медсестер, касались меня особо нежно и одновременно по-хозяйски, оценивающе.

– Жаль, если на психу.

– А куда еще? Соматически совершенно здоров, а с башкой пусть там разбираются. Вчера с главным договорился.

Герман Эдуардович заведовал отделением анестезиологии и реанимации, в котором я имел честь находиться.

– Койку зазря занимает. – Голоса и цоканье каблучков Зиночки удалялись.

– А там что с ним сделают?

– Электросудорожная терапия – слышала о такой? Попробуют… – Звуки постепенно затихли.

Твою Вселенную! Электроды к башке – и бабах? Не согласен! А в сериалах годами в коме лежат и не жужжат. М-да, здесь у нас не тут. Все, срочно прихожу в сознание.

Когда из постоянно работающего радио я узнал год, число и месяц, то ушам своим не поверил. На Земле прошло всего чуть более трех недель с момента моего исчезновения. Выходит, неделя здесь – полгода в Эгноре? Или портал смещает не только пространство, реальности, но и… время? А может, и то и другое, а может… да много чего может! Факт остается фактом – полтора года насыщенной счастливой жизни уложились в три недели местного времени.

И я нисколько не усомнился в реальности той, эгнорской жизни. Баронство, Руины, магия – все это было на самом деле. Двое суток, проведенных в постоянных тренировках базовых, некогда элементарнейших для меня колдовских умений, убедили меня в этом окончательно. Спасибо тебе, провидение! За жизнь прошлую и нынешнюю. Я все боюсь сказать… Создатель? Творец? Но точно не Спаситель^[143]. Глупая инициация в стандартной однокомнатной квартире в обычной хрущевке прошла на удивление удачно, и навеянная книгами Стругацких тупая мысль о переделке тела на более сильное, быстрое, выносливое, отлично регенерирующее удалась на славу. Не сам же я это устроил. Теперь я точно знаю, что для неофита такое невозможно.

Рон спас мне жизнь. Вы́ходил мое тело, простреленное девятимиллиметровой пулей «макарова». Тогда, три недели назад по местному времени или полтора года по эгнорскому, я почти что скрылся в межмировом портале Земля – Эгнор, который нагло создал сам, по какому-то невероятному наитию. Пуля догнала, дура, успела… Сейчас, разумея о магии неизмеримо больше, я бы не рискнул поступить так же. С тем багажом знаний, я имею в виду, не с нынешними умениями…

Рон! Смерть его была геройской. Он в одиночку встал на пути отряда чернокнижников, держался до прихода подмоги, но последний удар пропустил. На моих глазах это произошло, я опоздал всего на мгновенье. После этого созрел план мести. Мы отыскали способ отправиться в самое логово «черных», пришли и победили. Только вот встретить там аватар самого Вартараара не рассчитывали. Но ничего, справились. А с другой стороны, хорошее у Рона посмертие – не забывает «своих» Творец или кто там еще.

Стоило только вспомнить о Роне, как поднялась волна тошноты. Противно чувствовать себя ведомым. Нахлынула тоска по Лизе, друзьям, да и лица жителей баронства как наяву предстали – я и за них сражался. А как там в целом в Эгноре? По словам Рона, сказанным мне (моей душе?) во время нашей встречи в «кисельном» пространстве с бестолковым названием Нигде, союз государств, куда вошло мое баронство, от нашествия чернокнижников отбился. Меня, поди, оплакивают. Хотя нет. Лиза должна чувствовать, что я жив. Я же чувствую ее… да, у нее все хорошо. Странно это и удивительно. Светло на сердце, несмотря на то что она очень далеко…

Накатило спокойствие. Непременно вернусь. Напитаю энергией «резервуар», прекрасно сохранившийся в моей «астральной» голове (можно сказать, «в виртуальном образе»), – и вперед. Подождать, правда, придется… Ну, Лиза, лисичка моя хитрая, терпеть умеет.

Проблемы с «выходом из комы», документами, легендой и так далее отодвинулись на задний план, как совершенно незначительные. Я спокойно вышел из «комы» и просто уснул. Утро вечера мудренее.

Мне снились Лиза с маленьким сыном. Она стояла в стороне, улыбалась. Мы с сынишкой весело играли. Он забавно коверкал слова и льнул ко мне. А я умилялся, глядя на его пухлые ручонки. Нос ловил тонкий запах пушистых детских волос. Всю душу наполняли нежность и абсолютное счастье.

В Эгноре, так же как и на Земле, воспитанные люди над убогими не потешаются. Но я бы не удивился, если бы какой-нибудь прыщавый отпрыск благородного семейства, гордый от проклюнувшегося Дара, узнав о моих нынешних магических возможностях, сказал бы мне, тщательно скрывая довольство: «Ах, барон, как я вам сочувствую! От всего сердца советую ни с кем не ссориться. Напыщенных идиотов, знаете ли, много, а у вас репутация… ну, вы понимаете. Надеюсь, вы из замка теперь ни ногой? Очень за вас переживаю…» – И сразу побежал бы сплетничать. Уверен – глумливо хихикая.

Увы, но пока я мог только мысленно входить в астрал (компьютерная «виртуальность» – жалкое подобие этого тонкого мира, привязанного к личности) и с грустью смотреть на свои инициированные стихии, на своих «девочек», которые, как я очень надеялся, просто спали. Из ярких, болтливых женских образов они превратились в бесформенные, тусклые пятна. Попытки растормошить их, достучаться, докричаться ни к чему не приводили. Нити Силы, из которых можно было бы сплести заклинание, из стихий не вытягивались. Как нечем было и напитать это мое творчество – маны, магической субстанции, над разгадкой природы которой бились лучшие умы Эгнора (и древнего и современного), не было. На Земле, как я думал, еще живя в Эгноре, ее не существовало в принципе, как бикини для правоверных арабок. Для создания межмирового портала я использовал совсем другую энергию, из школьного курса физики, в котором утверждалось, что она равна произведению массы на квадрат скорости света. Так оно и оказалось, хвала Эйнштейну. Но в данный момент, в связи с тем, что стихии не откликались, это сила была мне недоступна. Впрочем, она и в магическом мире мне никак не давалась, до самого последнего дня. Зато, когда удалось черпануть горсть серой массы из астрального «резервуара», где та эйнштейновская выдумка давно лежала бессмысленным грузом, да швырнуть ее в аватар бога чернокнижников, в Вартараара – тому мало не показалось… Только успел, сволочь, и меня за собой утянуть. Я хруст собственного черепа расслышал.

Слава богу, сохранилась возможность выхода из тела свободным сознанием. Кстати, это являлось уникальной особенностью основанной мною школы, созданной, разумеется, под руководством старших товарищей, чародеев со стажем: Рона и Агнара, который и вовсе был преподавателем настоящего магического учебного заведения и теоретиком считался великолепным.

Из полета свободным сознанием я хорошо изучил городок. Тысяч пятьдесят – шестьдесят жителей навскидку. Два небольших квартала с двух– и пятиэтажками и два больших частных сектора. Поселок с коттеджами новых русских и недавно отремонтированный маленький железнодорожный вокзал с автостанцией. Три полуразрушенных предприятия, и только на двух из них какая-то видимость работы. Из разговоров я понял, что это трактороремонтный завод и золотообогатительная фабрика. Процветали три ночных клуба, один боулинг и несколько пунктов общественного питания типа кафе-ресторана. Работали пилорамы, в нескольких местах складировались бревна, доски и другие пиломатериалы. Не похоже было на полный крах, как в других подобных городках захолустья. Конечно, медсестры ныли о трудностях с деньгами, завале кредитов, пьянстве мужей, безработице, но это не выбивалось из общероссийской картины, какой я ее помнил. Общая аура города была стабильно-неуверенной. Хорошо ли, плохо ли это или так у нас везде – я не знал; я впервые почувствовал общую ауру места. Невольно восхитился новым «знаком» и обозлился: это что, типа новый «бонус»? Мысленно погонял желваки и в сердцах сплюнул. Нервов с этим «провидением» не хватит, и один черт – без толку. От него не убежать, не спрятаться, да и плохого оно мне вроде бы никогда не желало. Но я всегда брыкался – самолюбие не позволяло принимать чужое вмешательство, особенно когда не просишь как должное.

Маны в Закутке не нашлось ни грамма. Лишь несчастная тоненькая ниточка где-то далеко-далеко на северо-западе так и манила к себе. Надо, просто необходимо до нее добраться, кровь из носу! Земля оказалась не абсолютно «стерильной».

О переводе в психбольницу впервые заговорил приглашенный на консультацию невролог. Сутки назад прямо возле моей койки состоялся такой диалог.

– Никакой патологии по своей части я не нашел, Герман Эдуардович. На ко́му тоже не тянет, это вы и без меня видите. По энцефалограмме – глубокий сон. К психиатрам его отправляйте, это функциональное расстройство, я уверен.

– Придется Абакумову звонить, упрашивать, – с сожалением произнес заведующий. – Вредный он старикан и таких больных не любит.

– Придется, – с сочувствием подтвердил невролог. – Вы мне чайку обещали с печеньем, а заодно я вам такую консультацию напишу, что любой дурдом данного пациента с руками-ногами оторвет. – С этими словами они вышли из палаты.

Тогда я не понял, что меня ждет электросудорожная терапия. Витал в облаках. То есть летал свободным сознанием и в целом еще переживал о случившемся. Теперь – всё. От шока – тоски – сожаленияотошел, пора «просыпаться», пока точно по мозгам током не шарахнули.

Я открыл глаза в ответ на прикосновение Зиночки и прохрипел:

– Где я? – хрипел не специально: трудно давались русские слова, и голосовые связки совсем расслабились. Прокашлялся.

Было примерно семь утра, и Зина готовилась сдавать смену.

– Ой! – Медсестра отдернула руку. – Слава богу. Герман Эдуардович, Неизвестный проснулся! – воскликнула голосом, полным радости, будто я был ее родственником, и выбежала из палаты.

На ходу обернулась и бросила:

– Я скоро.

А она симпатичная. Лет двадцать пять максимум. Стройная, невысокая, даже миниатюрная, но в то же время крепкая. Женские формы под халатом, который она, в отличие от других сестер, приталить не удосужилась, были размыты, однако угадывались четко. Фигура в воображении рисовалась далеко не мальчишеская. Волосы короткие, чуть выше плеч, ярко-черного цвета. Карие глаза были слегка раскосыми. Самую малость, как у кореянки в третьем поколении. Или японки… не разбираюсь. Может, татарочка. Пока я рассуждал о генеалогии медсестры, она вернулась в сопровождении подтянутого мужчины с крупным волевым лицом. Возраст явно за пятьдесят. Герман Эдуардович. Я их всех видел свободным сознанием, но смотреть натуральными глазами – большая разница.

Заведующий подтянул себе стул, сел.

– Ну-с, молодой человек, как себя чувствуем? – произнося эту фразу, щупал мне пульс. «Не доверяет монитору?» – мелькнула глупая мысль и пропала.

Я еще раз откашлялся и снова произнес:

– Где я? Что со мной? – хрипел гораздо меньше, но говорил медленно.

– Ты в больнице, не волнуйся, теперь все будет хорошо. Как самочувствие? – спросил подбадривающим тоном опытного медика.

– Как – в больнице, в какой? Почему?.. Ничего не понимаю…

– Как самочувствие? – терпеливо переспросил врач. – Я тебе потом все объясню.

Я честно прислушался к себе. Ничего не болит, все работает. Хотя… какой-то дискомфорт. Раньше не замечал.

Через пень-колоду рассказал о самочувствии и потянулся рукой к паху.

– Подожди, – остановил мою руку доктор, – там у тебя катетер в мочевой пузырь вставлен. Это трубка такая, чтоб ты под себя не мочился. Поговорим, и сестричка его сразу вытащит. Ты себя помнишь? Какое сегодня число?

– Сегодня? – Я откинулся на подушку и старательно разыгрывал волнение. В принципе и разыгрывать не приходилась – волновался.

– Восьмое вроде… августа. Ничего не помню, как вата в голове… да что же это со мной! Что случилось?! – Я в отчаянии закрутил головой. – А кто же я?.. – Я поморщился и со стоном закрыл руками глаза.

– Давай так, парень. Во-первых, успокойся – самое страшное позади; во-вторых, ты примерно помнишь число, от него и пляши. Вспоминай, – Герман Эдуардович спокойно откинулся на спинку стула, как бы говоря всей позой: «Я подожду, не торопись».

Я принялся «мучительно вспоминать»:

– Мне надо было в… Закуток, во! Странное название. – Врач с сестрой переглянулись, я в возбуждении сел на кровать.

Голова закружилась, и пришлось опереться руками. Медики дружно вскочили, поддержали меня, попытались уложить, но я отмахнулся.

– Какое-то дело… деньги с собой были… вроде. Что-то купить, но не уверен… Да! Ребята отправили за чем-то важным. Мы на стройке работали… коттеджа? Под Новосибом. Точно! Калымили летом, а так я студент… кажется. В Москве? Егором меня зовут – уверен. Фамилия… не помню фамилии… – Я снова с досады уткнулся лицом в ладони и чуть не упал. Поддержали. Моя сбивчивая речь длилась чуть ли не с полчаса.

– Хватит на первый раз, успокойся, – врач сочувствующе похлопал меня по спине. – Ложись, отдыхай. Сегодня тебе предстоит насыщенный день. Зиночка, сними катетер. Сам в туалет сходить сможешь? Вот и прекрасно. В принципе ты здоров, как это ни странно.

Когда медики уже уходили, я простонал:

– На автобус опоздал и вышел на трассу… дальше – хоть убей.

– Я же тебе сказал – отдыхать! Не смей больше думать! – строго прикрикнул доктор, и они наконец вышли.

«Фу-ух! От электрошока избавился, а вот от психушки или ментовки «до выяснения» – вряд ли. Сколько там держат, интересно? Я наверняка в розыске, меньше месяца прошло, но маловероятно, что в такой глуши есть мое фото…» И я стал неторопливо перепроверять свой гениально составленный план.

(обратно)

Глава 2

В ординаторской заведующий на скорую руку строчил истории, заполнял журнал, а Зина с санитаркой бегали по отделению. Времени потеряли с этим внезапно очнувшимся больным – ужас, в самый конец смены.

Вопреки обещанию Германа Эдуардовича, день для меня прошел спокойно. Ни одна сволочь не подошла, только шикали, когда я слонялся в больничной пижаме: тут тебе реанимация, а не абы какая терапия, видишь ли. Пришлось завалиться на койку. Но как лежать надоело!

В конце рабочего дня Зина постучалась в кабинет заведующего. Дежурство дежурством, а рабочий день никто не отменял.

– Вы свободны, Герман Эдуардович?

– Заходи, Зиночка, сейчас быстро по телефону поговорю – и свободен. Тяжелый денек, – устало произнес врач, положив трубку. Закурил. – Чего хотела?

Зина села в кресло напротив стола:

– Что вы собираетесь делать с Егором?

– С очнувшимся парнем? Да я бы хоть сейчас его выгнал, да с психи все не едут, и следователь не пришел. Ты это к чему? – закончил неожиданно грозно.

– Дядя Герман, не отправляйте его в психушку, я вас очень прошу! – горячо выпалила девушка, молитвенно сжав ладони.

Врач, насупив брови, откинулся на спинку кресла:

– Это почему же, Зинаида? Объяснись!

Медсестра замялась, но, пересилив себя, решительно заявила:

– Пусть он у меня поживет!

Заведующий нервно закашлялся и затушил сигарету, не сразу попав в пепельницу.

– Выбрось это из головы, – прошипел он, преодолевая кашель, – чуть до инфаркта меня, старика, не довела! – С его лица медленно сходили багровые пятна.

Отстранил бросившуюся на помощь Зину и грозно продолжил:

– Я обещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, пока он в отъезде? Обещал. Вот я и забочусь. Все! Теперь точно на психу поедет!

– Дядя Герман! Да как вы не понимаете?! Я же не спать с ним собралась! Поймите, у него здесь никого! Его ограбили, он память потерял, а вы… в психушке из него растение сделают! – в конце монолога девушка едва сдерживала слезы.

– Не кричи и не бери меня слезами, я к ним равнодушен. Успокойся. Зачем ты так о нашей психиатрии? Ничегошеньки ему там не сделают, наоборот – помогут. Память вернут. «Жди меня» смотришь?

– Вы же сами говорили про электошок!

– Тю-у, маленькая моя, ты медсестра или рядом с училищем простояла? Он же вышел из сопора, или апатии, или еще какого-то там сна, зачем его током стучать? Теперь просто витаминами поколят, гипнозом поработают – и все. Не переживай за него. Приглянулся, что ли?

– Знаю я эти ихние витамины… – не сдавалась девушка. Вдруг возмутилась: – И ни капли не приглянулся! Вы же знаете мою проблему, дядя Герман! Славка покоя не дает! Не могу же я Сережку у себя поселить? Он бы рад, да жена не отпустит. А у Егора видели, какие мышцы?

– Ох и натворила ты дел с этим Славой! – досадливо покачал головой Герман Эдуардович. – Говорили же тебе, что бандит он, а ты: люблю, люблю!.. Сережка тебя чуть наручниками к батарее не приковывал!

– Да развелась я с ним давно уже! Мне что, всю жизнь за ошибки молодости нотации читать будут? Надоели эти укоры! Я и так наказана больше всех вас, а тут и вы еще, снова и снова! А Сережка посадить его только обещает и обещает, а он до сих пор на свободе.

– Не надо так на брата, он работает, как может. А тебе продолжим напоминать! И я, и отец, и чем чаще, тем лучше, чтоб в печенку тебе въелась эта ошибка. Умнее станешь. И, видимо, редко напоминаем, раз еще одного бандита под крышу взять хочешь.

Пока в Зинину печенку въелось только это бесконечное тыканье носом в неудачное раннее замужество.

– С чего это вы взяли, что он бандит? – резко сменив настроение, с хитрым прищуром спросила Зина.

– А с того! Кто к нам в город с большими деньгами ездит и зачем? Правильно, за ворованным золотом. Не бандит, хочешь сказать? С наличными деньгами?

– Ага, дон Корлеоне! Даже если и за золотом – не значит, что преступник. Он в таком состоянии хоть слово мог соврать? Выходя из комы? На стройке он работал, студент. Попросили – поехал. Отстегнуть пообещали.

Дядя Герман всем своим видом выразил сомнение. Зина возмутилась:

– Мы оба тысячу раз видели и слышали, как от наркозов просыпаются или из ком в сознание возвращаются, потому не надо пожимать плечами, дядя Гера!

– Где не надо, так ты умная. Часто еще про тоннели света говорят, с лабиринтами в придачу, и про путешествия между мирами.

Зина не обратила внимания на ворчание старого отцовского друга.

– Он точно на стройке работал, я слышала, как областной профессор на осмотре его руки описывал: мозоли, как от лопаты. Пальцы и плечи чистые, без следов от работы с оружием. А я знаю, какие руки у братков, Славку вдоль и поперек изучила, чтоб он провалился!

– Одно другому не мешает, девочка! Милиция его еще не пробила.

– Вот! – Зинаида победно вскочила с кресла. – Я сегодня Сережке звонила, и он сказал: пальцев в базе нет, по фотографии на розыскных не похож!

– Седой наполовину, с бородой и длинноволосый, как хиппи?

– Так его брить никто не стал – не на операцию же. А борода и седина ему идут.

Герман Эдуардович с подозрением покосился на мечтательно улыбнувшуюся девушку.

– Егор, – выплюнул сквозь зубы, – имечко чисто ма-асковское, и выглядит как сектант. Как бы в секте какой не состоял… Смотри, девочка, влюбишься, а он все вспомнит и улетит в свою Московию к жене под бок. Тебе одной драмы мало?

– Не-а, у него следа от кольца нет. Да и молодой больно, и студент.

– Какая глазастая! Ты себя-то слышишь? Разве это доводы!

– А жена бы в розыск подала. Столько дней без связи – не шутка. Я бы точно подала.

– А родители почему не подали?

– С родными можно и не общаться, а с молодой женой не общаться невозможно, – безапелляционно заявила девушка.

– Ну смотри, девка, – Герман Эдуардович навис над столом, – не нравятся мне твои намеки на «женат – неженат», но ты женщина опытная, в мужиках разбираешься… напоминал и буду напоминать! Нечего кривиться! И если бы не твой бывший, который всех нас достал, то поехал бы твой Егорчик в психушку как миленький!

Выразительно помолчал, глядя на Зинаиду сверху вниз, и медленно опустился в кресло.

– На маньяка не похож, – неторопливо вытащил сигарету и не торопясь прикурил. С наслаждением выпустил дым, – в этом плане я за тебя спокоен. Но твои рассуждения о его невинности – курам на смех… Сережке я сам позвоню, вечером зайдет, внушение сделает. Показания заодно снимет. Дело он ведет? Я так и думал. Не знаю, кто хуже: твой Славик или этот Неизвестный. От обоих неизвестно, что ждать. А Егор этот твой… да, твой-твой, не отворачивайся, мне порядочным показался. Не могу понять почему… Ладно, – затушил сигарету, – забирай его со всеми потрохами.

Зина через стол бросилась дяде Герману на шею.

– Осторожно, своротишь здесь все! Чуть монитор не уронила. Смотри у меня, не балуй! Разобьет тебе сердце, что я Ивану скажу?

– Что я, малолетка озабоченная? Чисто из жалости и для своей безопасности.

– То, что он с мускулами, еще ни о чем не говорит, – продолжил внушение дядя Герман, когда девушка плюхнулась обратно в кресло. – Все кости целы, на теле ни одного шрама. Не бывал он в переделках, но! Сам факт наличия мужика в доме может отпугнуть Славика. Хотя бы на первое время. А там, может, Сергею все же удастся прижать гаденыша. Все, беги за вещами.

– Я уже привезла старые Сережкины.

– В рабочее время?!

– Всего на пять минут, Герман Эдуардович! Я пошла?

– Вместе ко мне зайдите, я выписку с направлением к психиатру дам и внушение от себя сделаю. Да успокойся ты! В поликлинику на прием сходите – и все! Я обязан его туда направить… Подожди, он сам-то к тебе ехать согласен?

Девушка не ответила.

В конце сончаса, в реанимации понятия условного, ко мне подошла Зиночка и легонько толкнула в бок:

– Не спишь, Егор?

– Уже нет. – Я сел на койке.

– Ты знаешь, что тебя в дурдом отправляют?

– А еще мне обещали насыщенный день, но как видишь – тишина, – я решил не разыгрывать перед ней удрученного обстоятельствами человека.

– Это просто твой следователь занят, и с психбольницы чего-то задерживаются. Должны были приехать.

– Ничего, я подожду. Мне торопиться некуда.

– Ты чего такой спокойный? Вспомнил все? – спросила с тщательно скрываемым разочарованием.

– К сожалению, нет. Просто я по жизни неунывающий.

– Это хорошо. То есть плохо, что не вспомнил… – Зина совсем запуталась.

– Ты попрощаться подошла или как? Если что, то я очень благодарен тебе за заботу, за уход, за лечение. За все. Надеюсь, скоро свидимся.

– Нет, я не за тем. Вернее, за этим… – девушка никак не могла сформулировать мысль.

– Смелее, я на все согласен, – подбодрил смутившуюся девушку. Честно скажу, она мне понравилась.

– Видишь ли… – она все еще не решалась что-то мне предложить, и я уже начинал догадываться, что именно. – Там тебя током лечить хотят. Слышал про электросудорожную терапию?

– Когда у бедняг слюни бегут и суставы выворачиваются? Видел по телику.

– Ты же не помнишь ничего?

– Исключительно о себе. Продолжай.

– Ты не боишься?! Из тебя же растение сделают!

– Мои проблемы. – Я пожал плечами, едва сдерживая усмешку.

– Хорошо. Давай так. У тебя родные или знакомые в городе есть? – последнее предложение протараторила, как из пулемета.

– Не помню. А сюда кто-нибудь обращался? Городок, как я понимаю, маленький.

– Никто не обращался. Скорей всего, никого у тебя здесь нет. Слушай, ты хочешь избежать психушки и бомжатника? – и, не давая мне вставить слово, снова выпалила: – Поживи пока у меня, хорошо?

У меня как гора с плеч. Наконец-то! Начало гениального плана летело к чертям, но оно и к лучшему.

– Обеими руками «за»! Сразу предупреждаю: я не сплю с малознакомыми девушками, пусть и симпатичными и трогавшими меня за разные члены, – глупо пошутил я, запоздало прикусывая язык. Дернул же черт ляпнуть эдакое.

Зиночка серьезно обиделась:

– За кого ты меня принимаешь?! Я исключительно из жалости, а ты! Езжай-ка ты лучше в дурдом!

– Постой! – Я остановил развернувшуюся девушку. – Извини дурака, я совсем не то имел в виду. Просто… сама понимаешь, предложение уж больно неожиданное.

– Ладно, забыли, – легко согласилась она. – Но чтоб больше таких намеков не было. Пойду договорюсь, а ты посиди тут.

Можно подумать, я куда-то убегу в больничной пижаме. Ха! Я же и виноват остался, будто сам напросился.

Ждать пришлось почти до ужина. Живот немилосердно урчал, я мечтал о целой тарелке невкусной больничной каши, на которую в лучшие времена даже не глянул бы, когда в палату заглянула Зина и позвала меня в коридор.

– Вот вещи, – сказала, показывая на обычную китайскую сумку с рынка, – переодевайся, я отвернусь.

В небольшом тамбуре никого не было. Проглотил с языка шутку о том, что она меня голым сто раз видела, и быстро переоделся. Вещи были не новыми, но чистыми и добротными. На размер больше и выше по росту. Все лучше, чем малые. Джинсы подвернул, ремень затянул, рубаху заправил, кроссовки большие, но сойдет, и накинул ветровку. Болтается, как на вешалке, но я не на бал иду. Я в принципе готов был напялить даже свой последний эгнорский костюм, в котором спускался в самое логово чернокнижников, к их Главному алтарю; туда, где ежедневно, стабильно, как на лучшем конвейере мистера Форда, совершалось несколько человеческих жертвоприношений. По часам, без суеты, размеренно. Тогда мы с командой замаскировались под местных магов Смерти, под некросов. Те сапоги, серые суконные штаны, аналогичные куртки с капюшоном в современных российских реалиях смотрелись бы весьма карнавально. Не говоря уже о поясах с кинжалами и саблями. Но мне было все равно, лишь бы выбраться из надоевшей больницы. Кстати…

– Хм… а где мои вещи? Я же одетый был. Или?..

– Или. Тебе что, не говорили? – Звучавшее при этих словах удивление быстро сменилось пониманием. – Ну да, ты же только очнулся. Так вот, Егор, ты практически трупом был.

Я старательно изобразил недоверие.

– Я не вру, серьезно. Ты на дороге голый валялся. Слава богу, одному дачнику приспичило ночью домой возвращаться, он и подобрал. Не один, конечно, но это не важно. Вез, думал, ты еще жив, а дежурный врач в приемнике обругал его чуть ли не матом: зачем, мол, трупы сюда тащить! Хорошо, что в ту ночь у нас в реанимации Сергей Александрович дежурил – серьезный мужик, въедливый до занудства. Он еле-еле у тебя дыхание определил и пульс редкий, нитевидный. А давление по нулям было. Потом анализам твоим поражался… Ну, ты готов?

– Так это… – я изощренно тупил. Рассказ меня заинтересовал, захотелось услышать продолжение. – Ну, диагноз. Или как там у вас…

– Да диагноз, диагноз! – нетерпеливо перебила меня Зина. – Никто не знает. Телесных повреждений не обнаружили, а кровь на токсикологию не брали. За нее, извини, платить надо, а ты по категории бомжей шел… идешь. Траванули тебя, однозначно, и хватит об этом! Организм у тебя крепкий, справился. Ну и мы чем могли – помогли. Жизнь свою вспоминай и тех уродов, которые дрянью тебя угостили, тоже вспомнишь. – Последнее предложение пробормотала себе под нос, как любят поступать вечно занятые мамочки, комментирующие поведение собственного чада, занимаясь при этом совершенно другим делом. – Все! Крутанись. Нормально, – оценила Зиночка, придирчиво оглядев меня с ног до головы. – Это вещи брата, он крупнее тебя. Зайдем к заведующему – и свободны.

Герман Эдуардович попугал всевозможными карами, мол, следит за каждым моим шагом, выдал выписку из истории болезни и направление к психиатру в поликлинику.

– Им полис не нужен. Зина, глаз с него не спускай. А ты запомни – она моя племянница, – сказал эдак очень весомо.

Я решительно кивнул. Понял. Осознал. Несу ответственность.

– Спасибо вам за все, Герман Эдуардович, – искренне поблагодарил я, выходя из кабинета.

Солнце спряталось за легким облачком, не плотнее гипюра, словно кокетка вуалью прикрылась: узна́ю ли? Дунул свежий ветерок, поднял легкую летнюю пыль и толкнул на меня, будто приветствуя шутливо: заполучил? Где ты шляешься, бестолочь? Я вздохнул полной грудью – и вдруг накатило. Знакомые с детства запахи асфальта, автомобильных выхлопов, камня, земли, бетона; шум транспорта, обилие кричащих звуков современного земного города свели меня с ума. Отвык я от этого. Голова закружилась, замелькали эгнорские и земные образы, вперемешку. Лиза, укоризненно качающая головой…

Боль от сильных пощечин привела меня в чувство. Щеки горели. Зинины удары были хлесткими, умелыми. То ли медицинский навык, то ли опыт личной жизни. Я стоял на больничном крыльце, спиной наваливаясь на закрытую дверь, спасшую меня от падения. Голова моталась из стороны в сторону. Взгляд наконец сфокусировался на женском лице, зашедшемся в крике. Постепенно уловил смысл.

– Очнись! Очнись же, Егор! Господи, неужели я рано тебя забрала?!

– Все нормально, Зина. Просто голова закружилась на свежем воздухе, – откликнулся я, ловя ее руку. – Залежался. Все, я в порядке, больше не бей.

– Точно? У тебя глаза стали стеклянными.

– Все, прошло уже. – Для наглядности я проморгался. – Не стеклянные?

– Теперь – нет, – вынужденно согласилась она, но продолжала смотреть недоверчиво. – Ты… точно в порядке? Больница пока рядом.

– Точно в порядке. Пойдем. Нам куда?

Зина оценивающе посмотрела в мои глаза, посомневалась и, решившись, предупредила:

– Смотри, здоровье – твое. Нам на стоянку. Вон моя машина, синий «рено». Иди за мной.

Я шел за девушкой и переваривал случившееся. Я вернулся. Окончательно. Нет, конечно, не окончательно. Мой дом – по-прежнему Эгнор, и я стремлюсь туда всей душой, но и здесь я перестал почувствовать себя в гостях. Там, где Лиза с будущим ребенком – «Дом-один», а здесь «Дом-два». Согласен, сравнение неудачное, реалити-шоу испоганенное. Но, может, в этом что-то есть? Там нравы старомодные. Альфонсы и содержанки, кабацкие девицы и работницы домов терпимости в Эгноре, конечно, имеются. Только все это порицается. Разумеется, любовниц и любовников влиятельных аристократов в общество допустить могут. Но никогда они не станут своими. Их спины будут гореть от насмешек. А в маленьких городах и селах еще проще: побьют.

Сев в водительское кресло, Зина вытащила сигарету:

– Ты не куришь?

– Нет.

– А я закурю.

– Ради бога.

Мы поехали. Я с удовольствием вдыхал запах сигаретного дыма и наслаждался скоростью аж шестьдесят километров в час! Быстрее здесь не разгонишься. Сидел и удивлялся себе: курить не тянет, а запах дыма нравится. Никогда не любил водить, а сейчас до зуда в руках хочется почувствовать упругую твердость баранки, утопить педаль газа. Нестись вдаль, ни о чем не думая. Как все вокруг ново! И старо. Соскучился? Несомненно. Я заново открывал для себя родную Землю.

Не заметил, как прибыли.

– Ты что, уснул? – спросила Зина, выходя из машины. Мы всю дорогу промолчали.

– Нет, задумался, – ответил я, закрывая дверцу. Осмотрелся. – Это твой дом?

Мы находились в частном секторе. Дома из бруса или бревен разной степени сохранности, зашарканные деревянные тротуары с обеих сторон дороги. Все утопает в зелени ранеток, черемухи, ирги и других неизвестных мне деревьев. Где дико разросшихся, где обихоженных. Улица, как ни странно для такой сельской идиллии, покрыта асфальтом. Не новым, а с трещинами и выбоинами, но все же… За деревянными заборами преимущественно сине-зеленой расцветки встречались аккуратные клумбы.

Во дворе Зининого дома цветов не было. Были грядки, картофельное поле и небольшая тепличка. Шлакоблочный гараж с давно не открываемыми, подернутыми ржавчиной воротами и сарай неизвестного предназначения. И еще там вилял хвостом здоровенный лохматый цепной пес дворовой породы, грязно-серой масти.

Зина распахнула ворота в заборе, загнала машину, едва не клюнув бампером закрытые гаражные створки, и крикнула мне:

– Подожди, я подержу Шарика. Не смотри, что молчит, – он кусачий.

Я же спокойно ступил на свежескошенную травяную дорожку с узким деревянным настилом, неожиданно для себя потрепал пса за холку и прошел к веранде. Шарик радостно завилял хвостом и с преданной надеждой посмотрел мне вслед.

– Ничего себе! Шарик, ты чего это? Признал гостя? – раздался удивленный Зинин голос.

– Меня все собаки любят, – ответил я не оборачиваясь.

А заметил это в Эгноре. И здесь сработало. Эгнор вообще-то не показатель, там многие животные давным-давно были адаптированы к человеку. Собаки, видимо, там были все же натуральными.

Дом из толстого бруса изнутри казался больше, чем снаружи. Три полноценные комнаты, большая кухня и ванна с туалетом. Горячая вода из бойлера и местное паровое отопление от газового котла.

– Прямо коттедж, Зина, не ожидал.

– Это наш, отцовский дом. Папа неплохо зарабатывает. Геолог, драгметаллы ищет. Золото в основном. Вот и этим летом в командировке.

– А мама?

Ответила не сразу:

– Нет ее, умерла. Ты не извиняйся, давно уже. Отец так и не женился.

– Соболезную. Ничего, успеет еще – какие его годы!

– Мы с братом только «за». Опекает нас – жуть! Так, я пошла в душ. На кухне холодильник и газовая плита. Умеешь пользоваться?

– Обижаешь.

– Пельмени свари. Они в морозилке, кастрюля в нижнем шкафчике, – кричала, уже закрывая дверь ванной.

М-да, это тебе не Лиза и тем более не Агна, жена Рона. Вот кто к кухне никого не допускал! Готовила – как священнодействовала. С легкой грустью, глотая слюни от голода, пошел варить пельмени. Выдержал, ни одного без хозяйки в рот не закинул. Зато сразу после нее залетел в душ, быстро потерся пенной мочалкой под тонкими струями теплой воды; не глядя в зеркало, запахнулся в широкий банный халат, видимо, отца Зины, и выскочил, слушая нетерпеливое ворчание собственного желудка. На кухне меня ждал роскошный ужин из магазинных пельменей и простенького салата из огурцов, помидоров, лука и прочей зелени. «Со своего огорода», – похвасталась Зина.

С голодухи умял все. Самым вкусным оказался салат, а наполовину соевые пельмени с отвратительным тестом старался не жевать, глотал сразу. Не подавился.

За чаем с вареньем Зина рассказала о своей немудреной жизни. Большую часть времени проводит на работе – дежурств много, в двух местах. Что делать – кредиты! Свободное время – огород. Редко вырывается с подругами в ночной клуб или ресторан. Молодого человека не имеет, и я не в ее вкусе. Собаку кормит соседка. Только закончили с чаем, как во дворе радостно гавкнул пес, и через несколько секунд раздался звонок в дверь.

– Это Сережка, брат, – Зина побежала открывать. – Сереж, ты?

– Открывай, я.

Они обнялись в коридоре. На кухню вместе зашли.

Действительно здоровый малый: высокий, плечистый, ни грамма лишнего веса. Брюнет, как и Зина, и похож на нее. Стоят рядом – брат с сестрой, без вопросов. Она ему по плечо. Только черты лица у Сергея были чуточку крупнее, чем у Зины, китайско-корейского типа, и шрам на левой брови. Характерные мозоли на кулаках. Боксер или каратист, и форму поддерживает. Одет в черные джинсы и футболку с непонятной надписью. Кожаную куртку снял в прихожей. В руке держал черную кожаную папку на молнии.

– Сереж, это Егор, Егор, это Сергей, мой родной брат. Старший.

Понятно, что старший, – около тридцати мужику. Протянутую мной руку брат проигнорировал и сел на Зинино место. Отодвинул чашку с недопитым чаем и водрузил на стол папку. Мне ничего не оставалось, пришлось сесть напротив него.

– Ты поужинаешь или сразу за работу? – спросила Зина с иронией.

– Чаю налей, – ответил он, уставившись на меня. – Значит, Егор, говоришь…

Я расслабленно откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. На риторический вопрос промолчал.

– Рассказывай, Егор, откуда ты такой хороший взялся. Официально, под протокол. Я следователь по твоему делу Сергей Иванович Хром. Ты чего это вздрогнул?

Я не просто вздрогнул, я покрылся испариной. Мысли лихорадочно метались вокруг одной темы: «Господи, это кого же я здесь должен убить?! За что мне все это?! Комес – Закуток, Лизия – Земля, а теперь еще Хром! Первая встречная девушка!» Знаки… кругом знаки… весь воздух пропитался ими. Они назойливо лезли в уши, ноздри, глаза…

– Егор, с тобой все в порядке? – Участливый голос Зины слышался как сквозь вату.

– Все хорошо, Зина, просто накатывает иногда, – ответил я, не задумываясь, а сам давил в себе чувство жертвенного барана.

Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Успокоился. Решил, что с меня хватит. На все следующие совпадения или новые способности, если таковые откроются, внимания не обращать. В конце концов, подумаешь, Хром! Обычная восточная фамилия. Ну и что, что так же называется графство, в которое формально входит мое баронство. Да просто созвучно, и все!

– Зинка! Не мешай работать! Раз выписали, значит, здоров, об этом мне и дядя Герман сказал. Марш в свою комнату! – грозно приказал Сергей, внимательно следя за мной.

– Вот еще, раскомандовался! На работе у себя командуй! – огрызнулась сестра. – С тобой действительно все хорошо? – обратилась ко мне.

– Да, Зина, спасибо. Такого больше не повторится, обещаю.

– Чаю сам себе нальешь, – бросила брату и покинула кухню, при этом сохраняя достоинство царицы.

Как только она вышла, Сергей прямо через стол схватил меня за грудки и притянул к себе.

– Я тебя насквозь вижу, Художник, – презрительно выдавил сквозь зубы, глядя мне прямо в глаза.

В ванной я по привычке перетянул волосы через лоб ободком – невесть откуда взявшимся там шнурком. Наполовину седая бородка, посеребренные височные пряди. Действительно художник, каких часто по телику показывают. Никас Сафронов собственной персоной.

– Если ты Зинку хоть пальцем тронешь, я тебя из-под земли достану и яйца вырву. Ты меня понял?

– Понял, – ответил я, вкладывая в голос все возможное миролюбие и даже испуг.

С каким трудом мне удалось унять буквально взвывшие рефлексы! А как захотелось размяться! Неделя без движения – врагу не пожелаешь. Удержался и от словесной агрессии.

– Надеюсь, – многозначительно прошипел он. – Смотри, я не шучу, – после этих слов выпустил «мой» махровый халат. – Рассказывай, что помнишь. – Мы снова сидели друг против друга. – Предупреждаю: я таких, как ты, субчиков встречал чаще, чем ты зубы чистил, и лучше любого психолога увижу, врешь ты или нет.

Я рассказал то же, что и в больнице. Пошли уточняющие вопросы: кто, где, когда, с кем и зачем, явки, пароли и все такое. У меня, разумеется, амнезия, поэтому ответы те же.

– Пробьем все стройки, все автобусы, все институты в Москве – найдем. И не надейся прятаться вечно. Дружков твоих подождем. Ты же кинул их с деньгами, верно? Лучше сам колись, пиши явку с повинной. Пока предъявить тебе нечего, кроме трудно доказуемого мошенничества, а после будет незаконный оборот драгметаллов – раз, скупка краденого – два и много еще чего наберется. Мой тебе совет, исключительно из человеколюбия: колись сейчас. Помогу, чем смогу, а могу я многое, поверь на слово. Не в чем сознаваться? Не верю. У каждого есть в чем сознаться. Хорошо, распишись здесь и здесь. Подумай, время есть. На, держи, пока я добрый, направление на экспертизу по поводу твоей якобы амнезии. Давно уже у прокурора подписал. Сам сходишь, без конвоя. Цени! Там тебя быстро на чистую воду выведут.

– Сколько можно повторять, Сергей Иванович, я действительно ничего не помню!

– Поймай осла и ему эту басню повторяй сколько угодно, а я от тебя устал.

И меня вымотал. Следак натуральный! То, что в кино показывают, – ерунда по сравнению с таким прессом. Знал бы – в натуре рассказал бы. Наверное.

– И вот еще что, если собака залает или постучит кто – ты первый выгляни, не жди Зинку, хорошо?

– Хорошо… – я удивился. – А в чем дело?

– Да так, – Сергей махнул рукой, выглянул из кухни и заговорил чуть ли не в ухо: – Зинка вряд ли расскажет – но она развелась недавно, и ее бывший ей проходу не дает. Домой приходит, угрожает по-разному. На улице, бывает, подкараулит, даже дом грозился поджечь. Хочет, чтоб вернулась, а Зинке он поперек горла. У меня, сам понимаешь, доказухи никакой, но я его все равно прижму скоро. Понял?

– В общих чертах. Подожди… так она из-за него меня к себе позвала?

Наконец-то у меня в мозгах сложились две двойки. Несуразность приглашения молодого мужчины в дом к молодой женщине обрела кое-какой смысл. А то я, грешным делом, и это обстоятельство занес в «помощь провидения». Хотя… одно другого не исключает. А возможно, она просто втрескалась в меня по уши и нашла повод в виде приставаний своего бывшего. Посмотрим, мне терять нечего. Все равно я отсюда сорвусь. Обязательно найду способ разбудить свои стихии, причем скоро найду.

Сергей не счел нужным отвечать на мой вопрос:

– Зина часто на работе, так что главное – за домом смотри.

– Я могу и сопровождать ее в городе, мне все равно делать нечего.

– А что, и походи, – он заново оглядел меня, более внимательно. – Ты, конечно, парень не робкий, – сказал, откровенно издеваясь, – но главное для тебя – дом. Поджечь поганец реально может. Уяснил?

– Уяснил. Геройствовать не буду.

– Надеюсь на тебя, Егор, – закончил торжественно, словно присягу у меня принял. Хлопнул по плечу и сжал его железной хваткой. – Но я тебя предупредил, – проговорил зловещим шепотом, – из-под земли, понял, из-под земли… Зина, ты где? – позвал Сергей, подойдя к прихожей.

– Я сериал смотрю, а что?

– Я пошел, закройся.

– Захлопни. Эльке привет. Племянники еще не вернулись?

– Слава богу, еще нет, им у бабушки нравится. Закройся, я сказал!

– Егор, закрой дверь за Сергеем, пожалуйста. Мне некогда.

Я хмыкнул и пошел закрывать. Со мной Сергей не попрощался, как и я с ним. Зина предложила посмотреть с ней сериал, я отказался.

– Если хочешь, то в отцовской спальне есть «ящик», включай что хочешь. Там я тебе и постелила. В мою спальню не заходи, там не прибрано! – крикнула, когда я уже выходил. Где чья спальня – не уточнила. Впрочем, блуждать здесь негде.

В комнате я пощелкал каналами, оделся и выскользнул во двор, крикнув Зине:

– Я во дворе проветрюсь, замок на собачку поставлю.

– Только не убегай! – крикнула в ответ. – Подожди, там же Шарик! Ах да. Иди.

На улице было темно и прохладно. Звезд из-за туч не видно. Луна размазалась блеклым серебристым сиянием. Пес подбежал ко мне, лизнул руку и свернулся калачиком возле ног. Я широко раскинул руки, сделал глубокий вдох и… начал разминку. С каким удовольствием я растягивался, отжимался, приседал, бегал, ускоряясь-замедляясь, выполнял упражнения! За полчаса выложился на все сто.

Ускоряться получалось только за счет ресурсов моего улучшенного организма. При активных стихиях, на протяжении нескольких секунд стремительность движений могла достигать такой величины, что воздух ощущался средой плотнее воды. Но и то хлеб. Сомневаюсь, что на Земле есть мастера меча. Да и не собирался я ни с кем драться. Отдохнул немного и начал бой с тенью. Остро ощутил нехватку оружия и лат, как голым мальчиком для битья себя почувствовал. Странно, о пустой ауре так не страдаю, хотя тоже неприятно. Как слепой. Огляделся в поисках чего-либо и нашел грабли. Сойдет. Стал использовать как шест. С шестом я был знаком слабо, ну да ладно. Завтра сделаю себе деревянные мечи.

Когда закончил и прочувствовал время, то вслух присвистнул – целый час тренировался.

Способность чувствовать время я не потерял и еще в больнице перестроил внутренние часы на земные. Эгнорский час оказался на пять минут длиннее земного.

Все, пора на боковую. И тут увидел Зину. Она стояла возле крыльца веранды, укутавшись в теплую осеннюю куртку, и смотрела на меня во все глаза. Как назло, уличный фонарь прекрасно освещал пятачок за гаражом, где я устроил тренировку.

– Что это было? – удивленно спросила она, едва я с ней поравнялся.

– Тренировка ушу. – По-моему, эта боевая гимнастика наиболее походила на курс мечника, если отдаленное сходство можно назвать похожестью. Сужу исключительно из телепередач, на Земле я ничем таким не увлекался.

– Мой брат карате занимается, а такого я не видела.

– Разные школы. Замерзла, поди, пошли в дом.

– Не замерзла, но пойдем. Спать пора. – И я заметил, как она скользнула по мне очень любопытным взглядом.

Я сполоснулся, попил чаю. Зина выпила кефира. Мы перекинулись пустыми фразами и разошлись спать.

Сон не шел совершенно. Кажется, отоспался на неделю вперед. Скользнул свободным сознанием по окрестностям, полюбовался на ниточку Силы, светящуюся в неимоверной дали, и, не заметив ничего подозрительного, нырнул в астрал.

Здесь все было по-прежнему. В очередной раз покувыркался в «спящих» стихиях, пытаясь их разбудить, снова попытался заполнить энергией «резервуар», и снова ничего не вышло – без помощи Краси (стихии Света) и Жени (Земли) процесс создания абсолютной энергии, хоть он и основан на чистой физике, совершенно невозможен.

Кстати, стихий у меня семь. Вернее, я инициирован с семью стихиями. Позже я узнал, что их может быть гораздо больше, в зависимости от экзотичности пространства, но в людских мирах, то есть в годных для обитания существ нашей расы, этими описывается все. Для удобства мага стихии сами собой обретают определенный цвет, для каждого чародея – свой. Мне представились радугой. Красный – стихия Света. Когда в моем личном астральном пространстве мы перешли к полноценному голосовому и видеообщению, то все мои первоосновы (эгнорская наука считает стихии основами и составными частями мира) получили имена. Так как они приняли облики девушек (потакая моим фантазиям, каюсь), то имена я им дал псевдоженские. Свет – Крася (красная). Далее по спектру: Огонь – Оранж (оранжевая), Земля – Женя (желтая), Вода – Заля (зеленая), Воздух – Голуба (голубая), Жизнь – Синя (синяя), Разум – Фиона (фиолетовая). Такая вот поименная радуга. Стихия Земли, если говорить в очень грубом приближении, «отвечает» за массу вещества (или создает ее?) вплоть до элементарных частиц; стихия Света контролирует не только видимые лучи, но и весь спектр электромагнитных колебаний. Поэтому реализация формулы «Е равно Эм Цэ квадрат» возможна только при их участии. Мне придется будить «девочек», пусть для этого Землю придется рычагом сдвинуть!

Попробовал добыть из стихии «нить»… Удача! С двадцатого раза вытянуть жгутик наконец-то получилось. Стоило потренироваться на полную, встряхнуть телесную энергетику, как процесс, что называется, пошел.

В Эгноре, где есть множество Мест Силы, маной буквально брызжущих, на подобной мелочи элементарно не зацикливались. А связь между наличием Силы и работой в «астрале», как оказалось, имеется. Хотя вопрос спорный. Удалось же мне во время инициации, еще будучи на Земле, оперировать в личном «тонком пространстве» так ловко, что опытные эгнорские маги позже с трудом поверили, что я – неофит. Так что оставим это. Тем более что Рон всегда видел в этом (в моем невозможно быстром обучении) «руку Творца», а мне упоминание о счастливо-злосчастном «провидении» всегда неприятно. Как неприятно марионетке, если у нее есть мозги, думать о своем кукловоде.

«Вручную», то есть мысленно представляя руки, я сплел «руну-ключ». Эх, мне бы хоть капельку маны! Очень жаль, что она так далеко. Тысячи километров, не ближе. Все чародейские конструкции без Силы – обычные заготовки, по сути, просто красивые узоры, напоминающие скрученные в трехмерном пространстве жгуты-нити-канаты. Обратил внимание на созданный «ключ» – как бы висит в пустом пространстве. Сна не было ни в одном глазу, поэтому я принялся плести наиболее простые заклинания, самые разные одноуровневые плетения. А много я самостоятельно запомнил, оказывается! Немного подумал и решил рассортировать свои разноцветные творения для удобства доступа. Делал это еще примерно два часа астрального времени, которое, кстати, течет быстрее реального. То есть во внешнем мире прошло всего несколько минут. Точнее предсказать невозможно, всегда по-разному. Бывает, что час «там» укладывается в секунды «здесь».

Создал корневые папки по стихиям, вложенные по назначению и по видам. Как это оказалось трудно, когда астрал крайне медленно и неохотно отзывается на мысленные усилия! Все-таки получилось. Например, фаербол оказался в папке «Огонь», во вложенной папке «Боевые» и папке «Атакующие». Прописать какой-нибудь «ярлык» не удалось – без помощи стихий я оказался по сути нулем без палочки. Утрирую, конечно, но…

Маны нет, нет Силы! Вот в чем основная проблема. Нет, когда «девочки» проснутся, я и без маны резервуар заполню, а большего мне и не надо. Надеюсь. Скорей бы просыпались. А если что, то придется добираться до той ниточки Силы. Интересно, что там? Да! С родителями надо связаться, не забыть.

(обратно)

Глава 3

В шесть утра, прекрасно выспавшись, я уже был во дворе. Старые синие спортивные штаны, произведенные – кто бы сомневался – в Поднебесной, были немного великоваты («Сережкины», – пояснила Зина, выдавая их мне вчера), но так было даже удобней. С джинсами не сравнимо. Размялся, нашел черенок от лопаты и сделал два более-менее сбалансированных меча, подточив кое-где ножом. Потренировался всласть. В дом зашел в восемь и застал там заспанную Зину в пижаме.

– Ты чего в такую рань вскочил? – сонно спросила, зевая.

– Я жаворонок. У тебя покушать есть что-нибудь? А то голоден как волк. Быка бы съел. – Тренировка здорово нагнала аппетит.

– В холодильнике все твое, а я пошла в душ.

– Тебе разве не на работу? – прокричал я уже из кухни. – Опаздываешь.

– Не-а, отгул взяла. Сходим с тобой в поликлинику и в милицию.

– Давай в милицию завтра. Я пока еще братом твоим сыт. Да и вообще: я большой мальчик и в одиночку не заблужусь.

Мое мнение было проигнорировано.

– Завтра суббота. – После этих слов дверь в ванную захлопнулась.

– Тебе сколько яиц жарить? – быстро прокричал я, пока не зашумел душ.

– Два, – услышал в ответ. И сразу зажурчала вода.

«Кажется, я понимаю, почему от тебя ушел муж, – задорно подумал я. Настроение с утра установилось замечательное. – Ни накормить мужика, ни помыться вперед пропустить. От меня воняет, как от не знаю кого. От бегемота в жару наверняка приятней пахнет». Я, разумеется, сильно преувеличивал. Мысленно дурачился.

Перед поликлиникой мы заехали на рынок, где Зина, после длительных препирательств, твердо пообещав истребовать с меня деньги, как только они появятся, накупила мне одежду по размеру.

Мне действительно было неудобно. Я пообещал и за продукты деньги вернуть, на что девушка сердито притопнула, как бы говоря: «Да сколько можно! Твой выпендреж меня уже достал!»

Психиатром оказалась объемная женщина в возрасте, с массивной бородавкой на шее. Она переключала внимание на себя, черты лица женщины расплывались. Пиявку, присосавшуюся к кадыку врача, так и манило сорвать. Сходство с червем-кровопийцем усилилось, когда доктор заговорила: гибкий отросток на кадыке зашевелился, будто желая отвалиться, отпасть.

– Привет, Зинаида, – произнесла она покровительственно. Так обращаются к старым добрым, но оступившимсяродственникам. – Привела своего Неизвестного?

– Здрасте, Вероника Игоревна. Только он не мой.

– Рассказывай! Вся больница о вас шепчется.

– Сплетни все это! – покраснела девушка. – Будто вы меня не знаете.

– Я-то знаю, а другим рот не заткнешь. Давай выписку и направление.

Этот разговор проходил при полном игнорировании моей персоны. Я прокашлялся:

– Простите, доктор, выписка и направление у меня.

И только теперь Вероника Игоревна обратила на меня внимание. Будто только-только заметила:

– Проходите, присаживайтесь. – Ее голос плавно, почти незаметно изменился, превратившись в спокойный, доброжелательный и даже «всепрощающий». – Дайте мне бумаги.

Я сел на стул напротив ее стола, на котором не было ни карандаша, ни ручки, лежали только карточки и листы бумаги.

– Маша, заполни на него карту. – Врач протянула выписку с направлением медсестре, сидящей в углу кабинета за отдельным столом. – Жалобы есть? – это уже мне.

– На потерю памяти, и все.

Как меня зовут, какой сейчас год, сколько мне лет, где я нахожусь, что помню из детства, помню ли родителей, как сплю, нет ли головных болей… и так далее. Вопросы сыпались, цепляясь друг за друга, их логика была трудноуловима. Я, стыдно признаться, немного запутался. Но линию на амнезию, как сам посчитал, выдержал твердо.

– Я выпишу вам витамины и ноотропы, пропьете. Возьмите направление к психологу и психотерапевту, это у нас в диспансере, Зинаида объяснит. Еще вопросы есть?

– Так сколько ему лет писать, Вероника Игоревна? – встряла в беседу медсестра.

– Пиши «двадцать пять», правильно? – ответила та, глядя на меня с тщательно замаскированным вниманием.

Я пожал плечами:

– Кажется. У меня еще вопрос. Вот, от милиции на экспертизу направили – это к вам? – Я вытащил из внутреннего кармана летней куртки направление и передал врачу.

– Молодой человек, – поморщилась она, – это не так просто делается. Пройдете обследование у психолога, психотерапевта и только после этого на комиссию, а ее еще собрать надо. Попейте таблетки, сходите к специалистам, и через неделю – ко мне. Тогда и решим вопрос с комиссией. Мне еще и с главным это вопрос обсудить придется.

– Спасибо, всего доброго.

– До свидания, молодой человек. Зинаида, задержись на минутку, а вы в коридоре посидите.

Ждать пришлось минут двадцать. Я подсмотрел свободным сознанием: врач ей что-то втолковывала. Зина сначала оправдывалась, а под конец вспылила. Вероника махнула на нее рукой. В буквальном смысле.

У магической практики свободного сознания есть два серьезных недостатка. Во-первых, «бесхозное» тело, которое внешне напоминает спящего в неудобной позе человека, остается практически беззащитным. Убивай не хочу. Во-вторых, для шпионских нужд оно далеко не идеально. Вместо разборчивой речи слышится какой-то сумбур, тогда как остальные звуки, не несущие смысловой нагрузки, различаются прекрасно. Вместо карт с топографией и координатами видится откровенная галиматья, не говоря уже о надписях. Каракули обезьяны несут больше смысла! Вроде, кажется, буква. Знакомая, как «любимый» заусенец на ногте. И такая же противная: мешает, болит, а избавиться не можешь. И ножницами, и щипчиками, и зубами хватаешь в конце концов, то есть пытаешься вспомнить значение столь красиво начертанных линий, тебе, несомненно, известных, а никак! Поначалу бесит. Потом привыкаешь.

Моя личная теория по этому поводу такова: свободное сознание не воспринимает так называемую вторую сигнальную систему – один из важнейших признаков нашего отличия от животных. То есть речь, ее производные и прочие абстракции. В ответ на это мое утверждение мой друг и учитель Агнар, маг-теоретик, скептически пожал плечами, но не оспорил. Своего мнения, которое он считал бы лучше моего объяснения, у него попросту не было.

Зинаида выскочила из кабинета раскрасневшаяся и, не глядя на меня, буркнула:

– Поехали.

В машине нервно закурила.

– Егор, если у тебя тайны, то не рассказывай, я пойму, но не обманывай меня! Я больше всего это ненавижу! Все что угодно могу простить, только не ложь. Признайся только мне, я никому не скажу. Ты… выдумал амнезию? – сказала, умоляя, глядя прямо в глаза, с затаенной болью во взоре.

Боль где-то там, в глубине, тщательно скрываемая, становящаяся от того особо острой. Пристально прищуренные веки, за которыми ярко-карие радужки лишь только угадывались, усилили сходство девушки с типичной японкой. Или кореянкой. Ой, повторяюсь.

Я не отвел взгляд.

– Я не вру, – произнес раздельно, как можно более честно. – Мою жизнь словно перевернуло. Да не словно, а точно! Будто я умирал и родился заново.

Ответил завуалированной ложью, и от этого меня чуть не вывернуло наизнанку. На душе кошки скребли. Гигантскими стальными когтями. Обманывать доверяющего тебе очень мерзко. Словно в дерьмо залезаешь. Окунаешься с головой и плаваешь всласть. Но не в дурку же идти, с рассказами о другом мире и магии? До больницы, конечно, скорей всего не дошло бы, но уважение в глазах Зины потерял бы точно. И ей было бы больно. Думаю, больнее, чем от обмана. Пусть несколько дней или недель до моего отбытия побудет счастливой…

Зина облегченно выдохнула и уперлась лбом в баранку. Улыбнулась. Длинный столбик пепла с сигареты упал на пол. Она этого не заметила.

– Я так и знала, я была права! А она мне: мышление связанное, эмоции адекватные, мимика-моторика, жесты-шместы, жмурится-хмурится, глаза гуляют или стынут; он, дорогая моя, совершенно здоров. Симулирует, будь с ним осторожна, Зиночка, – пародировала, кстати, довольно похоже. – Что, говорю, так совсем-совсем не бывает при амнезиях? Она сразу замялась. Бывает, говорит, но очень редко. Когда-то, где-то она читала, что были единичные случаи полного здоровья при амнезии. Но в ее практике у всех обязательно сопутствующие симптомы были. Короче, она тетка прагматичная и в сказки, в отличие от меня, не верит. Но я была права! – Зина победно стукнула рукой по многострадальной баранке. – Прокатимся с ветерком! Ты как?

– Я «за»! – весело согласился я с натянутой улыбкой. В этот момент я себя ненавидел.

Можно было признаться, можно! Толстая тетенька-врач влегкую меня вычислила, как учительница – нашкодившего детсадовца! Но главное, она сказала Зине, что я здоров! Убедительно доказала. Зина бы после этого мне поверила. Теперь поздно… или? Нет. Как идет, так идет. Я на Земле ненадолго.

Мы мчались по полупустой загородной трассе, лихо обгоняя все попутные машины. Зина весело щебетала, смеялась, а я так и застыл с маской вместо лица.

– Заедем на «вертолетку»? – дошла до меня ее последняя фраза.

– На что?

– Придорожное кафе, популярное у наших бандюганов, там неплохо кормят. Отметим твое психическое здоровье. Ты как? Не боись, днем там никого не бывает.

– Давай отметим, я не против. Запишешь на мой счет. – Мне было безразлично. Я занимался самоедством.

Оказывается, от старой доброй интеллигентской рефлексии я избавился не до конца. Надо же… В Эгноре думал, что все мое нежное воспитание сдулось окончательно и бесповоротно, а смотри-ка! Ступил на родную землю – и все возвращается на круги своя. Даже не знаю, как к этому отнестись.

Она весело рассмеялась:

– Вот и дождалась кавалера! Запишу.

В здание заходить не стали, пристроились в открытом летнике под тентом.

Стояла совсем не августовская жара. Кроме нашего, были заняты два столика из шести, по виду – дальнобойщиками. Зина заказала шашлыки, кафешка ими славилась, и разных салатиков с закусками. Себе взяла минералку, мне – безалкогольного пива: «Тебе еще в милицию за справкой. Без бумажки ты кто? Правильно. Вечером выпьем».

– Откуда ты так здорово в психологии разбираешься? – спросил я между делом, жуя действительно неплохой шашлык.

– Не льсти мне, ни бельмеса я в ней не смыслю.

– Откуда тогда «мышление», «эмоции» и чего еще там?

– Запомнила, что Вероника Игоревна говорила. У меня память на слова хорошая, а смысла я до сих пор не понимаю. И пародировать умею, заметил?

– Ага, здорово. А у меня память фотографическая: что увижу – с первого раза запоминаю, – похвастался я в ответ, практически не думая.

– Вот это да! Так мы два уникума! Давай за это выпьем! – Мы шутливо чокнулись высокими стеклянными стаканами.

Она искренне, я вымученно. Все с той же натянутой улыбкой, которая ко мне приклеилась.

Из здания кафе в летник вышли четверо крепких, коротко стриженных молодых людей, одетых, несмотря на жару, в расстегнутые короткие кожаные куртки. Они заняли соседний столик. На двоих были массивные золотые цепи «привет из девяностых».

– Верка, неси быстрее, щас с голоду помрем! – крикнул самый маленький из них и повернулся к остальным. – Ну че, пацаны, отметим это дело! – выпалил с жаром, в предвкушении потирая руки.

Зина с досадой поставила стакан на стол.

– Принесла нелегкая! Как чувствовала – не надо было сюда ехать! Собирайся, Егор, обед нам испорчен.

– Подожди, Зина, кто это? – Я сидел к ним спиной и видел квартет только во время их прохода к столику. – Объясни.

– Местная «бригадочка», считают себя крутыми, а на самом деле – шестерки, одни понты. Пойдем, обязательно привяжутся. Ну их, нервы дороже.

– Сидим, – твердо сказал я и накрыл ее руку своей. Гримаса Гуинплена сошла с моего лица. Появились конкретные враги, и вся интеллигентская муть, противно ковыряющая душу, мгновенно схлынула. Я стал самым счастливым человеком на свете. На секунду.

– Егор, не дури. Они все бывшие боксеры и в кожанках не зря. Там кастеты и ножи могут быть. Они беспредельщики, Егор! – Чтобы соседи не услышали нашу беседу, ей приходилось шептать, наклонившись ко мне чуть ли не вплотную.

– Шестерки-беспредельщики – и на свободе? – продемонстрировал я свою киношную осведомленность из жизни криминального мира. И попал!

– Ты точно уловил. – Зина посмотрела на меня подозрительно. Ненадолго задумалась, что-то взвешивая, и решилась: – Понимаешь, Егор, у одного из них папа – председатель районного совета депутатов.

– Должно быть, стыдно ему за сына.

– Слушай, давай потом я тебе весь расклад выдам, а сейчас поехали! Не до шуток, серьезно.

Но стало поздно.

– Толян, ты посмотри, кто за соседним столом! Баба Славика с каким-то педиком! Они че, сосутся, что ли? – раздался голос того, самого мелкого. Едко так сказал, задиристо. Видно, он был у них самим глазастым, горластым и несдержанным.

– Началось, – прошептала Зина и откинулась на спинку.

– Мужики, давайте пить и есть, Славик сам со своей бабой разберется, – прозвучал голос наиболее здравомыслящего. Жаль, не увидел, из чьих уст он прозвучал.

– При чем здесь Славик? Ты мне можешь сказать, Верес? – делано удивился третий голос. В ответ – молчание. – Мы сами должны постоять за честь наших женщин! Кто, если не мы?

Раздался дружный гогот.

– От нападок залетных гомиков! – сквозь смех простонал «мелкий». Хохот продолжился с новой силой.

За время их шутливой перепалки я успел успокаивающе подмигнуть Зине и прямо со стулом резко развернуться к ним. Смех стих.

– Кто-нибудь из вас разбирается в шмотках от Дольче – Габбана? – спросил я у всей четверки и, пока они ошарашенно молчали, вычленил лидера.

Это не сложно, если сам имеешь опыт командования. Им оказался тот самый, который готов был «за честь постоять». Показал на него пальцем и сказал:

– Ты, петушок, в них точно разбираешься. Пойдем, поможешь мне выбрать. – После этих слов я встал и быстро направился к уличным туалетам, постепенно переходя на бег. За сортирами, сбитыми из крашеных досок, виднелась небольшая полянка перед лесом.

Восприятие взвинтилось до предела. Если бы мне в спину полетел нож, я бы почувствовал и увернулся. Без помощи стихий, без всякой магии. Спасибо тебе, Рон, ты был хорошим учителем. Нож не полетел.

После секундной паузы они все, с нецензурными криками, общий смысл которых сводился к обиженно-удивленному выражению: «Ты совсем оборзел, педрило?!» – бросились за мной, совершенно не обращая внимания на окрики Зины:

– Козлы! Вас Славик за это уроет! Егор, беги! Шавки подзаборные, вам только под забором тявкать! Гомики!

Мой расчет был прост: оскорбишь главного – кинутся все, ни один не отвлечется на второстепенную цель – Зину, а мне не хотелось буянить в кафе. Столики рушить, посуду бить. Зачем?

Меня догнали сразу за нужными каждому человеку постройками, на краю полянки, в десятке метров от леса.

– Стоять, пидор! Все равно догоню и на шнурки порежу! – остервенело проорал главный, Толян.

Я сделал еще три прыжка и нагло развернулся. Достаточно, от кафе и дороги более-менее закрыт.

Братаны приблизились гуськом, с лидером впереди. Толян, с ножом в руке, затормозил метрах в двух от меня. Ему в спину врезался второй, подтолкнув главаря вперед. Я чуть отошел. Толян ругнулся на толкнувшего, и вскоре я был окружен всеми четырьмя. Не бегать же за каждым в отдельности!

– Ты откуда такой шустрый, педик? – задал Толян риторический вопрос, оценивая мои возможности.

Возможно, что-то его насторожило, поэтому с ходу он напасть не решился. Открыл рот, желая добавить что-то еще, но я, увидев бегущую к нам Зину, начал бой.

«Только аккуратней, Егор, не убивай остолопов», – прошептал сам себе, проваливаясь в ускорение.

Ногой выбил у главаря нож и услышал хруст ломающейся кости. Ударную ногу поставил на землю и, используя момент вращения, хлестанул другой нижней конечностью левого от меня братка в челюсть. Хрясь! – порвались новые джинсы. Вовремя падаю на спину, смотрю на пролетевшую надо мной руку со сверкнувшим лезвием и все еще по инерции подсекаю заднего бойца. Поднимаюсь и резко бью правого братка открытой ладонью в подбородок, придержав левой рукой запястье с тем самым быстрым ножом. Намек на уклонение – почти успевает, но почти – не считается. Поворот налево – и передо мной главарь. Стоит, открыв рот, придерживает левой рукой болтающуюся кисть правой. Еще работая с задним, я слышал начало его фразы:

– Что за…

Коротким прямым в челюсть не дал ее закончить, развернулся и пнул по лицу почти поднявшегося заднего, самого маленького. Огляделся – все живы, все без сознания. Слава богу. Аура правого, который самый быстрый, была чуть растянута синим ручейком. Интересно. И тут на меня налетела Зина.

Она не бросилась обниматься и радоваться тому, что я жив. Она встала как вкопанная и спросила со страхом, заикаясь:

– Ег-гор, т-ты кто?

(обратно)

Глава 4

Обратно мы ехали не так быстро. Сквозняк из полуоткрытых окон охлаждал разгоряченные Зинины нервы. Меня сквозняк спасал лишь от удушливой жары, мои нервы были спокойны. Я сорвал злость и теперь неторопливо вспоминал события.

Тот живчик с задатками мага Жизни меня чуть не достал! Его звали Верес, вернее, Верещагин Александр Сергеевич, двадцати лет от роду – подсмотрел в правах. Он и был тем единственным здравомыслящим в четверке. Фанатично занимался различными единоборствами, пока не связался с Толяном, боксером и сыном того пресловутого «председателя районного совета депутатов», а по совместительству главы одной из криминальных группировок. Отец сына до «больших» дел не допускал – сынок умом не вышел. Зина просветила меня не только в этом, но и во многих других вопросах.

Я не стал отвечать на вопрос, кто же я, а крикнул:

– Ты медсестра или нет? Быстро проверяй, все ли живы.

Она очнулась и бросилась к пострадавшим. Я же занялся мародерством. Аккуратно, чтобы Зина не видела. Она смотрит одного, я шарю другого. Забирал только деньги и оружие – ножи и кастеты. У всех были солидные кожаные портмоне, я их протирал от пальцев и вкладывал обратно в карманы.

– Все живы, просто без сознания, – облегченно сказала Зина, – даже крови нет. Так кто ты все-таки? – спросила уже спокойней.

– Не помню! Тело вот вспомнило, как те тренировки во дворе, а голова – нет. Не хочется думать, что был убийцей. Нет, это решительно невозможно!

– Слушай… – задумчиво протянула она, садясь на траву. Похоже, Зина очень хотела мне верить. – Я слышала, что бывают такие амнезии, когда человек хочет что-то забыть и забывает, а стресс ему только помогает в этом. Тебя отравили, и ты подсознательно воспользовался этой причиной. Значит, ты давно хотел забыть что-то неприятное, тягостное для тебя. Может, захотел завязать, и отравление тебе в этом помогло. Точно! – Для уверенности девушка хлопнула ладонями по земле. – Совершенно точно, я чувствую! – воскликнула, подтягиваясь на руках. Лицо ее засияло. Но глянуть на меня все равно опасалась.

Мы все обманываться рады! Она совершенно упустила, что я мог хотеть забыть убийство родного отца, или изнасилование собственной матери, или… да мало ли мерзкого творят маньяки!

– Не знаю, Зина, – тоскливо произнес я, с сожалением пожимая плечами.

Сама, Зиночка, сама убеждайся…

– Да ты сам подумай: они все живы и даже не покалечены. Кроме этого, – показала на распухшую кисть главаря. – Перелом обеих костей предплечья, но так ему и надо. А ты мог бы их всех убить, я видела. Голыми руками мог, но сдерживался.

– И что это значит? – спросил я, не скрывая надежды, всем своим видом показывая заинтересованность, причем именно в положительном ответе.

– А то, что я снова права! Ты не хочешь убивать! – заключила абсолютно убежденно, гордая победой. Будто Берлин только что взяла.

Радостно вскочила, подпрыгнув, как пятилетняя девочка, и наконец-то повернулась ко мне. От торжественного выражения лица, лучащегося счастьем, мне стало неудобно. И немного стыдно. Даже не немного: совесть куснула-таки. Я попытался ее остудить:

– Ты же говорила, что в психологии ни бельмеса?

– Можно подумать, ты про такое не слышал! Все сходится: у тебя сохранились знания и навыки, ты лишь не помнишь исключительно свою жизнь. Я права?

– В общих чертах – да. Ладно, хватит психоанализа, пора убираться отсюда. Я прав? – передразнил Зину.

– Точно! Пойдем быстрее, рассчитаемся в кафе и уедем.

– Они милицию случайно не вызвали? – спросил я уже на ходу.

– Туда позвонят в самую последнюю очередь.

– Почему?

– Расскажу в машине.

Кафе принадлежало отцу Толяна, «авторитету» Седому, в миру Седулину Виктору Леонидовичу, председателю законодательного собрания района. Он полностью седой, не такой, как я, так что прозвище не только благодаря фамилии. Кафе и ночной клуб – не основной его бизнес.

Вторая группировка, «сельские», или попросту «деревня», возглавлялась натуральным вором в законе Семой Паровозиком. Хотя больше современным, чем истинным, у которых ни кола ни двора за душой не должно иметься; «наш» Паровоз давно семьей и хозяйством обзавелся. Славик, ее бывший, являлся бригадиром одной из бригад «сельских». Собственно, поэтому Зина и знала криминальную подноготную. Отношения между «седовскими» и «сельскими» были мирно-натянуто-конкурентными. На мой резонный вопрос, откуда в таком задрипанном, не в обиду будет сказано, городке столько организованной преступности, последовал резонный ответ: «Так на золоте живут и на лесе, да зоны рядом, многие выходят и здесь оседают».

Воровство, с ее слов, на фабрике процветало. Прокуратура, суд, милиция, опять с ее слов, были прикормлены. Нет, Сергей – редкое исключение. Надо же кому-то жуликов ловить, мелких наркодилеров и всякую другую шушеру, которой всегда хватает. Люди боятся вякнуть – можно пропасть с концами, а громких случаев, способных привлечь столичные власти, не допускали сами группировки: оба лидера дружили с головой. Местную властную элиту такое положение вполне устраивало, отбиваться приходилось только от проверяющих из центра.

Когда девушка все это рассказывала, у меня волосы дыбом стояли. Неужели в моем родном, довольно крупном городе Центральной России, такая же катавасия? Ни о чем подобном не слышал. Студентом, от бескормицы, пару летних каникул подрабатывал «челноком», возя сигареты, которые мой товарищ доставал в соседнем регионе по дешевке; торговал ими на рынке и как-то обошлось без дани. Но братков, похожих на нынче избитых мной отморозков, наблюдал там с избытком. Почему лично ко мне не цеплялись – загадка, а добровольно я взятки давал исключительно гаишникам. Тогда, помню, пресса шумела о заказных убийствах, воровстве миллиардов, повальной коррупции, правда, без указания конкретики, а теперь – тишина. Телевизор, разумеется, не показатель, ему верить – себя не уважать, но жизнь-то – видно, как изменилась. Даже кухонные споры «за политику» стали другими, без прежнего накала, когда чайник, казалось, мог вскипеть без электричества, исключительно от бурления нервов. Это не девяностые… А как же Сан Саныч с его мутной конторой?

Как я ему благодарен! Его работник застрелить меня пытался, а я лишь теплые чувства о нем храню. До сих пор в голове не укладывается, зачем руководитель аудиторской (так он представился) организации подослал убийцу? Что такого тайного в его конторе, если ради жалкого телефонного номера там готовы лишить человека жизни? Нет в этом логики. Мы не в Бондиане, и я не сверхсекретный шпион. Сто раз прав был Рон, когда, разбирая факт моего попадания в Эгнор, говорил о вмешательстве Творца: без «провидения» ничего подобного произойти не могло. Разлад с женой, недельное пьянство, увольнение с работы, появление загадочного Сан Саныча, и, словно по волшебству, мне попадаются бумаги давно репрессированного профессора, ученика академика Вернадского, со своим полным творческим переосмыслением идеи о сферах, которые в его интерпретации превращаются в магические стихии. В старой, пожелтевшей папке было полное описанием инициации к ним с приложением подробнейшей схемы, как это сделать практически. Без колдовства не обошлось определенно, причем теперь я понимаю: его могущество было заоблачным, на уровне божественной игры вероятностями. Даже в Египте, куда мы с женой ездили по обычной путевке, сувенир – пирамидка с записью сознания древнего эгнорского мага – дался мне в руки не случайно. Тот маг, или «оператор пси-поля», как они называли себя в далекие времена, до глобальной катастрофы, слизнувшей с лица Эгнора прежнюю высокоразвитую цивилизацию, до сих пор сидит у меня в голове, явно не проявляясь. Разве что высокая скорость обучения магии была его заслугой, да снился мне иногда тот, прежний Эгнор, напичканный техномагическими устройствами. Но как не хочется об этом ведать! Не о ново-старых открытиях, конечно, а о влиянии на меня «провидения».

Ну да бог с ним. Богам, как говорится, – богово, а людям надо думать о делах земных…

Интересно, как там «мой» Сан Саныч? Всего три недели прошло. Ищет меня или бросил? Милиция точно разыскивает: тот гопник в парке, который пытался меня ограбить, умер определенно. Сам наблюдал, как от его тела душа отлетала. Вот тоже, кстати, случай: ударил я не сильно (тогда еще не умел), он упал, и бордюр чудесным образом нашел висок злодея. Из страха перед тюрьмой я и создал портал в иной мир, хотел сбежать куда подальше. И нисколечко не жалею! Перед душой грабителя, правда, каюсь. Наказание все-таки было несоразмерным…

Как я далек от криминального мира! Был. Теперь, думаю, придется немножко напрячься. Вряд ли сегодняшнее событие останется без последствий. Зина со мной согласилась. Какими они будут, она не знала и очень жалела, что не увела меня из кафе. А больше корила себя за то, что в принципе туда поехала. Я же ни о чем не сокрушался.

Скорей бы стихии просыпались! Ау, девочки! Кажется… зашевелились?! Еще чуточку и… неужели драка на них подействовала? Или… контакт с Вересом? Отыскать его, что ли? Ладно, поживем – увидим.

Кастеты и ножи выкинул по дороге. Все, кроме одного, вересовского. Зачем-то оставил себе этот складной нож зоновского производства. Сталь была неплохой. Деньги, добытые честным трудом (нечего было лезть), большей частью передал Зине. Она нахмурилась, поморщилась, покачала головой, но взяла. Брезгливо, двумя пальцами. Словно купюры были то ли кровью, то ли дерьмом испачканы. Выбросить, однако, не выбросила. Не дочь Рокфеллера. Теперь на первое время нам хватит…

«Нам?!» – я удивился этой мысли. Но почему-то не ужаснулся. Надеюсь, Лиза меня простит.

Перед милицией пришлось заехать за новыми джинсами. Мои, сегодня купленные, порвавшись вдоль всего паха, нескромно полыхали трусами. Зина, пряча смешливый взгляд, заявила, что штаны починке не подлежат.

Дежурный ГОВД показал мне кабинет. Там скучала женщина в звании лейтенанта.

– По какому вопросу? – грубо спросила она. Как и любой проситель, для нее я был виновен по определению.

– Я за справкой, документы потерял, – коротко изложил я самую суть дела, стараясь говорить как можно более уверенно.

– Вам в паспортный стол, – сказала, сухо проконстатировав факт, и перевела взор на экран монитора, на котором, готов дать руку на отсечение, пасьянс «Паук» только-только начинал собираться.

– Я неправильно объяснил. Я приезжий. У меня амнезия. Я не помню свою фамилию, а документы утеряны. Дело заведено, расследование идет. Вышестоящим начальством вам должна быть передана заверенная следователем выписка, с целью выдачи мне справки об утере документов. – Говорил медленно, желая быть убедительным. К тому же, для большей понятливости, использовал непривычные канцеляризмы.

Женщина отвлеклась от экрана и наконец-то полностью сосредоточилась на мне. Раздражение, облегчение, досада или иные эмоции на ее лице не читались. Сухой канцелярский робот.

– Фамилия.

– Я же сказал – не помню.

– И как, по-вашему, я должна искать дело?

– Не знаю, – я растерялся.

– Вот кто передавал, тот пусть и ищет. До свидания.

– Подождите, девушка, – это я ей польстил, – где и кого мне искать? Сергей Иванович сказал, что я могу получить справку у вас.

– Сергей Иванович? Хром?

– Да-да, – я решительно закивал, – он самый. Я в деле Неизвестным обзываюсь.

– Что ж вы мне голову морочите! Так бы и сказали – Неизвестный от Сергея Ивановича! Присаживайтесь.

Я устало опустился на стул. Всегда не любил чиновничьи кабинеты. «Неизвестный от Сергея Иваныча» – звучит! Оставалось лишь иронизировать над теткой.

Женщина порылась в шкафу и вытащила тонкую картонную папку-корочку, на которой от руки было написано: «Неизвестный». Открыла, стрельнула взглядом по содержимому и спросила:

– Какую фамилию писать?

Я задумался…

– Комес, – неожиданно сорвалось с языка.

– Что – комес?

– Вы спросили фамилию, я сказал Комес.

– Вспомнили? – удивилась она. Наконец-то на ее лице нарисовалась эмоция. – Тогда вам в паспортный стол.

– Если бы! – выдохнул я с сожалением. – Само всплыло. Не Ивановым же, в самом деле, обзываться, – выкручивался, как мог.

Женщина смотрела на меня подозрительно.

– Обычно мы «Иванов» и пишем. Или «Неизвестный», есть такая фамилия. Вспомнил? Признавайся!

– Может, действительно вспомнил и не осознаю. Может, прозвище. Пробейте ее! – Возмущаясь, я кивнул на монитор компьютера, используемый совершенно не по назначению.

Лейтенант, как ни странно, успокоилась:

– Мне все равно, как назвать тебя в этой справке, она ничего не стоит, документов по ней не выдадут. Сергей Иванович все правильно оформил. – Словно в подтверждение своих слов, постучала пальцем по закрытой корочке. Теперь она обращалась ко мне на «ты», видимо, сама того не замечая. – Пробьем, не переживай, я все запишу. Вы, художники, странные люди, – закончила совсем не по теме.

Я промолчал.

– Фамилия?

– Комес.

– Имя?

– Егор.

– Отчество или второе имя, если они есть в ваших национальных традициях?

– Ронович.

– Как?

– Ронович, от имени Рон.

Женщина покачала головой и, презрительно и в то же время сухо пробормотав: «Художник», – увековечила на Земле имя моего погибшего эгнорского друга и первого учителя.

«Обязательно памятник ему поставлю, когда вернусь. Как обещал», – пронеслась в голове мысль. Далеко не впервые.

– Фотографию принес? Бородатый. Не положено, но сойдет. Распишись. Нет, не твоя это фамилия – расписываешься неуверенно.

– Но вы все равно пробейте!

– Кому напоминаешь?

Женщина расписалась сама, шлепнула печать и протянула мне справку:

– Действительна месяц. После – только через суд. Понял? Свободен.

– Спасибо. До свидания.

– Лучше не надо.

В коридоре мы с Зиной рассмотрели этот мандат.

Справка, удостоверяющая личность, выданная в связи с утерей документов.

Комес Егор Ронович 198х года рождения.

Моя фотография, подпись, печать.

Справка выдана 17. 08.20хх Закутокским ГОВД Кутинского района …ской области. Годна до 17.09.20хх

И ниже крупными буквами:

ДАННЫЕ О ГРАЖДАНИНЕ ЗАПИСАНЫ С ЕГО СЛОВ. СВЕДЕНИЯ НЕ ПОДТВЕРЖДЕНЫ.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! И куда я с ней?

Я понимал, что документы мне в общем-то не нужны. Не важно, насколько я задержусь на Земле, я спокойно могу прожить и без них, даже в той же тюрьме: убраться в Эгнор можно с любого места. Но что интересно, и на это я обратил внимание: там, в средневековом магическом мире, справки и другие удостоверения личности были не в ходу, людям как бы верили на слово, и я воспринимал это как должное; здесь же, на родине, без бумажки мне почему-то было неуютно. Любопытный выверт подсознания, связанный с воспитанием в нашем насквозь бюрократизированном мире.

– Ты что, все вспомнил? – испуганно спросила Зина.

– Нет, – я огорченно покачал головой, – к сожалению. Само всплыло, а расписался неуверенно. Идем отсюда.

(обратно)

Глава 5

– Домой, только домой, – приговаривала Зина, ведя машину. – Ты выпить хочешь? Я ужасно хочу! Коньяку. Ну и денек… У меня до сих пор руки трясутся.

Заиграл мобильник.

– Да! Не, Лидок, не могу. Не могу, и все, занята, – ее голос звенел от раздражения. – Ты в своем уме? Кого ты слушаешь?! Подруга называется! Да, завтра дежурю. Все, мне некогда, я за рулем, пока. – Бросила трубку и с досады стукнула по баранке. – Вот что значит бабский коллектив, у всех языки чешутся!

– Про меня?

– Больше про меня.

Я не стал уточнять, и так ясно.

От коньяка Зину повело. После наскоро выпитой стопки она приготовила закуску, и мы продолжили снятие стресса. Девушка налегала на напиток и много курила, я почти не пил. Вскоре возникли пьяные разговоры, перешедшие в рыдания. И жизнь тяжелая, и с мужиками не везет, и снова с бандитом связалась, и как не хватает мамы, и все в таком роде. Плакалась мне в жилетку.

– Зина, у тебя Интернет есть?

– За кого ты меня принимаешь?! Конечно! Не хуже чем в вашей Москве!

– А где компьютер?

– У меня ноутбук. В моей комнате. Но тебе я его не да-ам, – сказала, хитро покачивая пальцем перед моим носом, – у меня там мои маленькие женские секреты…

– Поставь пароль на себя и открой гостя.

– Да??? А так можно?! Не-э, ты хитрый, пароль подсмотришь…

– Не буду, честное слово!

– Я не умею, – вздохнула девушка. – Давай завтра, а? Я такая пьяная…

– Неси бук, я тебе помогу.

– Что?

– Ноутбук принеси на кухню, я помогу на него пароль поставить.

– А ты умеешь?! Я сейчас… это интересно… и меня научишь, – прокричала уже из спальни.

«Что-то долго ее нет», – подумал я, вздохнул и пошел в ее комнату.

Зина в домашнем халате лежала на заправленной кровати и мирно спала. Ноутбук призывно стоял на столе. Я накинул на девушку конец покрывала и вышел, не взяв компьютер. Не хотелось обманывать девочку еще и в этом. Секретики у нее, видите ли…

Выключил радио, оравшее чуть не на полную, провел полноценную тренировку и завалился на кровать. Телевизор смотреть не хотелось, отвык. Погулял по астралу. Девочки действительно зашевелились! На меня пока не реагировали, но скоро проснутся окончательно, чувствую! Сумерки плавно перешли в ночь, и я заснул.

Проснулся мгновенно, от тревожного предчувствия. Потолок спальни ярко освещался автомобильными фарами. Не думая, скользнул сознанием во двор. Мужик под тридцать с намечающимся брюшком открыл калитку и, слегка пошатываясь, не торопясь пошел по дорожке к веранде. Пес тихо тявкнул и завилял хвостом. Мужик остановился возле него. Машина тихо урчала. Я заглянул в нее – пусто. Внимательно разглядел ночного визитера, давно догадавшись, кто это. Чем-то он походил на Сергея, только потолстевшего: такой же здоровый, черноволосый с короткой стрижкой и… еще чем-то труднообъяснимым. Самое обычное типично славянское лицо с крупными чертами.

Сидя на корточках, он любовно трепал пса:

– Соскучился, Шарик? Хозяйку небось редко видишь? Извини, старик, скоро еще реже видеть будешь. Заберу я ее отсюда, силком заберу, раз сама не хочет, запомни мои слова, псина ты эдакая. На вот тебе колбаски. – Я слышал эту речь через открытую форточку обычными ушами. Свободным сознанием эти же слова воспринимались как бульканье испорченного радиоприемника.

Славик, неудобно раскорячившись, вытащил из кармана домашних эластиковых трико кусок копченой колбасы и сунул ее псу. Шарик аккуратно взял лакомство. Бывший муж Зины встал, поскользнулся на траве (он был обут в домашние тапочки), с трудом, пьяно взмахнув руками, удержался и с криком: «Зинка, открывай, муж пришел!» – направился к дому.

Пьяный вопль порвал ночную тишину, как крепкую ткань, – с треском. Куски материи хлопнули по ушам, глуша все звуки.

Я мгновенно вернулся в тело. Быстро натянул Серегины треники и с мыслью: «Не дай бог, Зину разбудит», – выскочил на улицу.

Мы столкнулись возле распахнутых дверей веранды. Его глаза не успели округлиться, как я с силой толкнул его назад. Он упал, пару раз перекувыркнулся и ловко поднялся, для пьяного неожиданно резво. Застыл возле пса. Тапочки куда-то улетели. Глаза Славика типично по-бычьи за секунду налились кровью.

– Убью, – сквозь зубы прошипел он, и в это легко верилось.

– Шарик, взять, – скомандовал я.

Пес вздыбил шерсть, оскалил клыки и злобно зарычал на Славика.

– Да я тебя, – замахнулся бывший муж на новую угрозу.

Шарик прыгнул, вцепился в руку и повалил человека на тротуар. Большой пес с силой мотал руку вместе с тяжелым телом, не обращая внимания на сыпавшиеся на него удары.

– Пусти, падла! – вопил Славик.

Я заткнул человека ударом в челюсть.

– Шарик, фу. Молодец, хороший пес, – похвалил, потрепав кобелю загривок.

Он сел и, тяжело дыша открытым ртом, преданно посмотрел на меня.

Я отволок вырубленного Славика к машине и полусидя прислонил к задней двери с водительской стороны. На его правую руку страшно было смотреть: рваные вывернутые раны, сочащаяся из них темная кровь. Проверил кости – целые. Заживет, кровопотеря небольшая. Жаль, аурной диагностикой владею в самых общих чертах. Сорвал со Славика майку и обмотал ею руку. Сойдет. Похлестал по щекам. Глаза стали медленно принимать осмысленное выражение.

Когда он окончательно пришел в себя, я слегка ударил его под дых. Славик согнулся и схватился здоровой рукой за живот. Я за волосы поднял его голову. Как трудно это оказалось сделать! Пришлось буквально щипать за короткие волосы. Ничего, так больнее.

– Слушай ты, урод, если подойдешь к Зинаиде Ивановне ближе, чем на десять метров, я тебя убью. Ты меня понял? – проникновенно прошипел я.

Он посмотрел на меня с такой лютой ненавистью, что не повидай я ранее и более тяжелые взгляды, то кровь застыла бы в жилах. Наверное.

– Да пошел ты… колдун…

С чего бы это? И тут я представил: ночь. Улица. Фонарь. Аптеки, простите, нет. Я стою над полулежащим человеком, который видит голого по пояс длинноволосого бородатого полуседого мужика, склоненного над ним. Седые пряди ниспадают на лицо, глаза горят. Это я образно. Не хватает еще вспышки молнии и грохота грома. Собака опять же, кинувшаяся на хозяина.

Я захохотал. Негромко, но как можно более демонически. Славик вздрогнул. Я резко прервал смех и зловеще прошипел:

– Езжай лечись, пока я душу твою не выпил.

Он испуганно вздрогнул, дернул правой рукой и скривился от боли. Посмотрел на пропитанную кровью тряпку, недавно бывшую майкой, и застонал. Развернулся и левой рукой, неуверенно скользя пальцами по непослушной ручке, открыл водительскую дверь. Мне пришлось выпрямиться. Вдруг меня как током ударило.

– Замри! – скомандовал ему.

Он замер. Я отошел на пару шагов и демонстративно сел в позу лотоса. Быстро выскочил свободным сознанием и буквально пропахал машину насквозь. Есть! Над рулевой колонкой, под приборной панелью был скрыт хитрый ящичек с пистолетом внутри, с воспетым в сагах о благородных киллерах легендарным ТТ. Патрон в стволе, обойма в магазине и рядом запасная. Славик уже отошел от испуга и медленно потянул левую руку в сторону ящика.

Я вскочил, одним прыжком оказался рядом и хлопнул его по кисти:

– Ай-я-яй!

Щелкнул замком и забрал пистолет с обоймой. Снова склонился над своей жертвой, едва не касаясь губами его уха, и опять зловеще прошептал:

– Со мной шутить нельзя…

Славик, воя от страха и злости, вскарабкался в машину. Прогазовал, воткнул левой рукой заднюю скорость и только после этого яростно выпалил, выглянув в открытую дверную форточку:

– Я тебя пришибу, колдун, и Зинку тебе не отдам ни живой ни мертвой, – сказал, впрочем, не особо грозно, скорее для собственного успокоения, и сразу, с пробуксовкой, рванул задним ходом. Развернулся, с секунду постоял, переключаясь, и с визгом шин ушел в точку.

Хорошая у него машина, шустрая. БМВ из дорогих. По-моему, семерка, но… я не специалист.

Не отступит. Бычья упорность, упертость, честь, стыд, любовь, в конце концов, не позволят. Да и марку перед пацанами держать надо. Надеюсь, постарается завалить меня лично, помощи у своих не попросит. Так что пусть пока лечится, а там…

И тут ребром встает вопрос: если я на днях отбуду домой, то как же Зина? Славик не отстанет…

По пути к дому потрепал Шарика, гоня от себя неприятные мысли:

– Спасибо, друг. Честно говоря, я сомневался: вдруг не послушаешься? Но ты послушал. Интересно почему?

Пес преданно смотрел в глаза, всем видом отвечая: «Неужели не ясно?»

– Представь себе, пес, не ясно. «Девочки» спят… ну да ладно, спасибо еще раз. А колбасу доешь, она вкусная. Это ничего, что из рук врага, именно эту – можно, но больше от него – ни-ни. Ясно?

Шарик в ответ гавкнул. Ясно, мол.

В спальне я засунул предварительно разряженный трофей под подушку и долго ворочался.

Цепочка «случайных» совпадений сложилась, очередной «квест», похоже, определился. До чего же мерзкое это «провидение»! Я чувствовал, что стихии вот-вот проснутся и тогда дорога в Эгнор, куда меня тянуло чуть ли не физически, как наркомана к дозе, откроется. Однако уйти я не решусь. Пусть Зина как-то жила и до меня, пусть у нее брат – следователь, а значит, защитить сестру и от бывшего мужа, и от мести сегодняшних отморозков теоретически он способен. Но в том-то и дело, что только теоретически: мне совесть не позволит оставить ее на произвол судьбы. Но как все-таки со стороны «провидения», которое, по словам Рона, и есть Творец всего сущего, все это мелко! Подло даже. И как воротило от необходимости геройствовать, кто бы знал…

«Сразу надо было убить поганца…» – мелькнула досадная мысль, и я погрузился в пучину сна. Сожаление, впрочем, было несерьезным, грех на душу брать не хотелось.

На тренировку, несмотря на короткий сон, чтобы успеть в душ первым, я встал пораньше. Но снова опоздал.

– Я завтракать не буду, – заявила Зина, зайдя на кухню с обмотанными полотенцем волосами, – я только кофе. Фу, ну и навонял, меня от одного запаха мутит.

Пахло обычной вкусной яичницей.

– Ты чего так рано? – поинтересовался я.

– На дежурство к восьми, времени в обрез, – ответила, глотая горячий кофе. – Я вчера ничего такого не наговорила? – поинтересовалась осторожно, заранее испытывая чувство раскаяния, готовясь либо извиняться, либо защищать свою неправую позицию.

– Нет, Зин, все нормально, – я старательно избегал шуток и намеков. – Разрешишь мне попользоваться Интернетом?

– Конечно! Бери ноутбук. Нет, я сама его тебе принесу. У меня вай-фай, проводов не надо.

– Спасибо.

– Да не за что… – Зина вдруг задумчиво нахмурилась. – А-а-а ночью… ты хорошо спал?

– Как младенец. А что? А! Если ты о своей чести…

– Да иди ты! – ругнулась она беззлобно и поспешила в свою спальню.

Бук передала уже будучи полностью одетой и накрашенной. Когда успела? Волосы высушить, наложить макияж и одеться – не шутка. Конечно, Лиза собиралась еще быстрей, но она и косметикой почти не пользовалась. А вот Ольга Ивановна, моя первая, помню, копушей была страшной. Лучше на работу опоздает, чем ненаштукатуренной из дома выйдет.

– У тебя там ничего секретного нет? – уточнил, беря компьютер.

– Я что, в ЦРУ работаю? Но ты все-таки сильно не ходи по моим документам, хорошо? Там фотографии могут попасться – не очень. Не хочу.

– Не буду, – честно ответил я. – Кстати! Я, надеюсь, не под домашним арестом?..

– Ах да! – Зина хлопнула себя по лбу и метнулась в комнату. Быстро вернулась и протянула ключи. – Держи, разберешься. Все, я побежала.

– Счастливо!

Девушка развернулась на пороге.

– Мой сотовый на телефоне записан, – сказала, кивая на городской аппарат. – Пока!

Только после ее ухода я пошел в ванную.

Интернет порадовал своей пестротой. Как я по нему соскучился! Походил по сайтам, тупо разглядывая яркие картинки, не читая. С удовольствием посмотрел смешные ролики. Похохотал от души. Тянул время перед неизбежным. Вдохнул-выдохнул и зашел в почту.

Писем было не очень много, ожидалбольшего. Ах да, здесь же и месяца не прошло. От друзей и тем более спам проигнорировал. Те, прежние мои интересы стали казаться мелочными. Смотреть сообщения о новых «неимоверно крутых» программах, о легких, самых верных способах заработать «не выходя из дома»; читать приглашения на пикник, на встречу по поводу какой-нибудь даты, обращать внимание на чужое бахвальство и прочие глупости от «друзей», которые по сравнению с теми, с обретенными в Эгноре, были в лучшем случае «товарищами», не хотелось совершенно. Вот наконец родительские.

«Сынок, напиши, позвони, свяжись. Куда пропал? Мы тебя любим!» Ком подкатил к горлу, сердце защемило. Как и я вас люблю, родные мои, и соскучился неимоверно!

Еще письма. То же самое. Опять похоже. А вот новое, успокаивающее: у нас все хорошо. Как же! Мечетесь, не зная куда приткнуться. Вот лично от отца… ага, ага… стоп!

«Был у тебя дома, смотрел по твоему компьютеру кино. Ничего не понял, но мне понравилось. И зачем ты на него почти весь винчестер убил? Сегодня приходили из милиции, ищут злодея, который в парке какого-то парня угробил. Говорят, похож на тебя, но я-то тебя знаю, ты не мог. А что пропал после этого – это просто совпадение, правда? Ответь, когда сможешь, а лучше не отвечай, я и так в тебя верю. Ты у меня самый умный и все понял».

Нет, это ты умный! Спасибо, отец. Так, посмотрим в местной прессе. Есть! Во время драки в парке погиб подросток. Ничего себе подросток! Разборки скинхедов. Хм, так даже лучше. Следующая дата. Другая статья. Есть подозреваемый в убийстве скинхеда. Объявлен в розыск. В интересах следствия имя не разглашается. Я в розыске, как и предполагал. А пальцы? Меня наверняка в больнице откатали… надо будет у Зины уточнить, пусть она у Сергея проконсультируется. А это что за… «убит скинхед-сатанист»?!

Я чуть на пол не сполз. А я-то голову ломал, почему на Земле отделяющуюся от тела душу я увидел, а в Эгноре мог наблюдать отлет души исключительно от чернокнижников, в момент гибели. Оказывается, и здесь я нарвался на типа, отдавшего свое посмертие (сам того наверняка не ведая) в руки… кого? Сатаны?! Чушь! Там был мелкий божок, Вартараар, который питался душами собственных жрецов так же, как и их жертвами, причем предварительно, перед употреблением, обрабатывал душу в каком-то демонском мире, а Сатана – это… вроде и не бог вовсе. Антипод какой-то.

Да, боги существуют. Но они любят проявлять себя явно – хлебом не корми! Они иначе не могут, по Эгнору выучил. На Земле, насколько я знаю, ничего подобного не наблюдается… Или? Надо в церковь сходить, посмотреть: благодать сходит на прихожан – не сходит?.. Сегодня же. На эту, как ее… обедню. Главное, на молитву попасть.

Вызвал такси. Предварительно пришлось выйти во двор, чтобы посмотреть номер дома и название улицы.

Церковь была маленькой, старинной. Фрески, иконы, царские врата пред алтарем, свечи. Народу мало. Преобладали старушки. Одна на меня цыкнула за что-то. Священник зычным голосом читал нараспев молитвы на церковнославянском. Я, глядя на всех, крестился в нужных местах молитвы, кланялся и ждал прихода благодати. Когда уже потерял надежу, дождался. Священник в последний раз пробасил нараспев: «Ами-и-инь», – перекрестил всех, и сверху нас накрыла легчайшая светло-серая пелена. Нет, больше подходит «покров»: она медленно и ласково, точно покрывалом, именно накрыла всех людей в храме. Ответный отток энергии не последовал. Я внимательно прислушался к ощущениям: на душе стало легче и… все.

Никакого сравнения с молитвой Спасителю: там я чувствовал радость, чуть ли не до эйфории. У других похмелье снималось или исцелялись недуги, неподвластные магам-целителям, но это очень редко случалось и всегда на глазах у других. Бог словно хвастался. Могущество демонстрировал, мол, смотрите, как я могу! И энергию души, некоторые теологи называли ее праной, забирал в ответ на каждую благодать – я видел. Правильно высказывался о Спасителе Рон: «Подлый мелкий божок, строящий из себя добряка только лишь для того, чтобы люди к нему тянулись, кормили его. Не только после смерти, но и при жизни частью своей души лакомили». Исключительно в близком кругу говорил, потому что было чревато. Ересь в наших раздробленных государствах, объединенных, по сути, одной лишь общей церковью, преследовалась жестоко. Служители Спасителя и деятельность магов старались отслеживать, потому как чародеи (особенно древние, знания которых усиленно разыскивались) могли противостоять Силе Спасителя, коей некоторые монахи наделялись.

Итак, что мы имеем? Да ничего. Вернее, два воочию подтвержденных факта: во-первых, Бог у нас есть; во-вторых, он «работает» скрытно. Надо будет еще в мечеть на намаз сходить. Да, пелена, сошедшая с рук батюшки, по цвету напоминала ту, которая вылетела от меня во время разгона «Шествия Спасителя», но только по цвету. Других общих свойств я не нашел. Еще… что-то важное… точно! Скрытно – значит, практически без явной помощи. И что?.. А с Сатаной как быть, если он есть? Он вроде как падший ангел, до Бога далеко… Эх, надо было Библию почитать!..

– Молодой человек, вы так долго крестик выбираете, может, вам помочь? – спросила женщина за прилавком на выходе из храма.

– Что? – переспросил я и обнаружил себя стоящим перед лотком с крестиками, иконками и свечами.

– Вы крещеный?

– Да.

Меня окрестили в детстве под влиянием новой моды. Серьезно о вере я никогда не задумывался.

– Вот этот, пожалуйста, – показал на первый попавшийся серебряный крестик на обычном шнурке.

– Они все освященные, – привычно сказала женщина, подавая мне крест, – храни вас Господь.

– И вас. До свиданья.

Крестик я тут же надел и снова обратился к женщине:

– А где можно записать имя за упокой?

– Я и записываю, – достала тетрадь, – говорите имя.

– Рон.

Записала точно, не переспрашивая. «А ведь в святцах его нет, – удивился я, но промолчал. И засомневался. – Откуда мне знать? Может, есть».

– Еще?

– Нет, спасибо.

– В ближайшую заупокойную его помянут, не переживайте. Он там, – женщина кивнула наверх, – будет очень рад.

– Надеюсь, – пробубнил я, отсчитал деньги, – спасибо, до свиданья.

– Храни вас Господь.

Уже выйдя из храма, я поймал себя на том, что думаю об этой женщине. Какой-то она показалась мне странной…

«Нет, это от голода. Где тут можно перекусить?» – с этой мыслью и со спокойным сердцем отправился искать заведение общепита. Я испытывал редкое для себя чувство умиротворения.

Нашел неподалеку от церкви кафешку, пообедал и задался извечным русским вопросом: «Что делать?» Не в глобальном смысле (это и так ясно – домой в Эгнор быстрее возвращаться, неизвестно еще, как поступит время при обратном прохождении портала: вдруг там годы пройдут? Все возможно), а в чисто конкретном – чем заняться?

К Зине домой, к Инету вернуться? Неохота в доме сидеть. Решил погулять по городу. Купил дешевый мобильник. Надо было видеть лицо девицы, когда я показал свою справку. Позвонила менеджеру, но симку все же продала. Я мило улыбался и следил за ней с нескрываемым интересом. Она смущалась. Сел на скамейку на бульваре и стал тупо изучать настройки. Позвонить можно было только Зине. Я автоматически запомнил ее номер, когда такси вызывал. Ну и родителям… нет, пока не время. Симка засветится, и вообще… «Маму не хочу расстраивать… – оправдал я собственное малодушие. Что я им расскажу? Месяц терпели, еще потерпят. Отец вон понимает…»

– Простите, разрешите присесть на скамейку? – услышал я знакомый молодой мужской голос и оторвался от телефона. Верес! Собственной персоной.

– О! Мы вежливые слова знаем? – ответил я, незаметно озираясь. Взвинтившееся восприятие молчало: особого внимания ко мне не проявляли, движения вокруг были относительно неторопливыми.

В который раз пожалел о спящих «девочках» и отсутствии силы. Ни «нормального» чувства опасности, ни сторожки, ни щитов, ни «нормального» ускорения. Снова почувствовал себя беззащитным.

– Я один пришел.

– Садись, коли пришел. А как ты меня нашел? Только не говори, что случайно встретил.

Не гнать же его? Тем более он тогда меня заинтересовал, высказывался против драки. Правда, чуть не подрезал, но… если честно, мне было скучно.

«Ого! Ничего себе, у него аура, как у начинающего ученика магии Жизни, откуда?!» Скуку как рукой сняло. Я даже вздохнул полной грудью, будто свежий ветер глотнул.

– Я с утра за Зининым домом следил, – признался он, уточняя: – Один, без приказа.

А я ночью обещал себе быть настороже! В первый же день прокололся. Не выйдет из меня Бонда. Как я раньше жил без магии? Удивительно.

– Седой, это отец Толяна, в ярости. Но он с кондачка ничего не делает. Сейчас через милицию вас пробивает. А Толяну сказал, что так ему и надо, умнее будет.

– А он поумнеет?

– Горбатого могила исправит, – брезгливо ответил Верес.

– Ты понимаешь, что только что предал своих друзей? – спросил я в лоб и посмотрел ему прямо в глаза.

Верес отвел взгляд. Смутился:

– Не предавал я. Это не секретно, и не друзья они мне. Понимаете…

– Стоп! Прежде чем исповедоваться, ответь: зачем я тебе нужен? – сказал я, чеканя каждое слово.

Парень помялся и выдал на одном дыхании давно обдуманную фразу:

– Станьте моим тренером! – Увидев мои удивленно поднятые брови, быстро продолжил: – Вы двигались очень быстро, я не успевал за вами уследить. Меня легко вырубили, а я начеку был. После я обдумал ваши действия: вы уводили нас от Зинки, простите, Зины. Специально Толяна оскорбили, чтоб мы все побежали. Никто не рискнет остаться, если старший догонять бросился.

– Ты пытался меня убить.

– Я защищался! Когда вы Толику руку сломали и Мокрого уронили, я подумал – насмерть. Вот и ударил. А так не собирался, зуб даю! Наоборот, я хотел Толяна остановить. Я и раньше его останавливал, а то он совсем псих. По-моему, Седой за этим меня к нему и приставил.

– С трудом верится.

– Я правду говорю! Мы с мамой три года как в Закуток переехали. Из Крупинска. Там для мамы работы совсем нет, – он все-таки начал исповедь. – Я здесь в колледж поступил на механика горно-обогатительного оборудования и в секции карате и самбо пошел. А дома ушу с боксом занимался.

– Всем сразу?

– Здесь да, они в разные дни идут, а дома сначала боксом, а потом ушу. Кхм, – кашлянул и, немного подумав, продолжил: – В секции меня Седой и приметил. Тогда я не знал, кто он такой на самом деле – депутат, и все. Предложил поработать в его охранном агентстве, я согласился. Вот, до сих пор работаю, – последнее сказал, криво усмехаясь.

– Не нравится, что ли?

– Нет. Поначалу вроде как понравилось: долги выбивать, с барыг за крышу бабло брать – святое дело. Деньги свои появились, человеком себя почувствовал. А потом пару раз пацанов за просто так избили и чуть не зарезали – они Толяну не понравились. Я его тогда еле остановил, чтоб не насмерть. А в последний раз девчонку по кругу пустили. Не проститутку, насильно…

И выдавил из себя:

– А я… просто ушел. Но что я мог сделать?! – сокрушился, сжав кулаки до белизны костяшек, и с надеждой посмотрел на меня.

– Уйти совсем, – подсказал я, пожимая плечами. Элементарный же выход.

– Как?! Оттуда так просто не вырвешься!

– У вас прямо мафия, – усмехнулся я с издевкой.

– Конечно, – твердо сказал Верес. – Если уходишь – докажи, что не расскажешь, а это кровью повязаться надо. Иначе – везде достанут.

– Неужто везде? Седой киллеров по всей стране нанимать станет?

– Зачем? У него связи в ментовке и у блатных по всей России. Найдут обязательно! Тогда он кого-нибудь из своих пошлет. Говорят, у него спецы есть – любого киллера за пояс заткнут. Да и куда я поеду?

Я позволил себе усомниться. Отдавала его речь каким-то мальчишеством, со страстью к тайнам. Или сериалом.

– Так он у вас Аль Капоне! Если не круче.

– Да, – убежденно подтвердил «мафиози». – А та девчонка мне по ночам снится, – почти прошептал, смыкая веки.

Я сидел расслабленно, с закинутыми за спинку скамейки руками. Думал. Вернее, ни о чем не думал. Неохота было влезать в местные дела, но уже увяз по уши. Странная аура у парня опять же интересовала.

– Допустим, стану я с тобой заниматься. Как на это твое начальство посмотрит? И все равно тебе из вашей «мафии» уходить придется, и я тебе в этом не помощник.

– Начальство не узнает, – оживился фанат единоборств, – а уходить… не знаю. Я по-любому отсюда сваливать решил, только не думал так скоро. А меня могут и просто так отпустить, я ничего секретного не знаю.

Сам себе противоречит: свидетель группового изнасилования, где замешан сын босса, – не секретные сведения? Вроде не глупый, но пацан пацаном или… не хочется думать, что подослан.

– Что ты знаешь про Славика? – спросил, сам от себя того не ожидая.

– Зинкин муж?

– Бывший.

– Разве? Пацаны Зину его женой считают. Не в обиду вам. Так, сплетни разные ходят о том, что злится на свою бабу, вроде как поссорились и разъехались.

– Конкретно о нем: кто, чем занимается, характер.

– Откуда я знаю, чем занимается? Он под Паровозом ходит. Бригада у него. На стрелки ездит. Что интересно, у всех его пацанов джипы, а он один на простом бумере. Наши его жадным считают, на бензин, мол, тратиться жадничает. Вроде все.

– Характер, – напомнил я.

– Безбашенный он, злой. Боксом занимался, перворазрядник. Выше бы поднялся, если бы голову не терял. Говорят, на ринге дуром пер, о защите забывая. Будто пелена ему на глаза падала. Но в удары вкладывался и соперников садил часто. Себе на уме, ни с кем толком не общается. Всегда со стволом ездит. А! Он собачник! На собачьи бои своих питбулей куда-то в другую область возит.

– Ну вот, хоть что-то. – Теперь слово «колдун» стало еще понятнее. Натравить пса на собачника – чудо. То, что упертый, – плохо, что не общительный – хорошо, в одиночку станет действовать, как я и предполагал. Тем более – развод в секрете держит.

– Хорошо, с этим Славиком с грехом пополам разобрались. Как думаешь, что он предпримет…

– Если о вас с Зиной узнает? Прибить может. И вас, и Зину. Я так думаю.

Я помолчал, барабаня пальцами по спинке лавки.

К сожалению, придется в местные дела углубиться. Если Славик такой, каким его описал Верес, то оставлять Зину тем более нельзя… Но как не хочется в эти дрязги вникать! Так же мерзко, как в банку с пауками лезть. Надеюсь, это последнее задание «провидения», чтоб ему пусто было…

– Ответь еще на один вопрос: ты, случаем, не экстрасенс?

Верес вздрогнул. Глаза вылезли из орбит. Потом он отстранился и уставился в землю. Сказал со злостью:

– Посмеяться хотите?

– Ни в коем случае! Наоборот, мне интересно, с чего это у тебя началось и в чем проявляется, – сказал как можно серьезнее.

– Серьезно?! Вы верите!?

– Более того, я сам экстрасенс. – Этой фразой, произнесенной железобетонным тоном, я его добил.

Парень вскочил, походил туда-сюда, успокаиваясь; сел. Поборолся с собой, вороша пятерней волосы, решаясь чуть ли не на самую интимную откровенность, и начал рассказывать, все еще подозрительно на меня поглядывая – не засмеюсь ли.

– Когда я на ушу перешел, то тренером у меня стал Равиль Шамсутдинович. Он в Китае это искусство изучал, много техник медитации оттуда привез и не только гимнастике учил. Даже не столько связкам, ударам, упражнениям, как управлению энергией «ци», а для этого и нужны медитации. Мне больше всего понравилась техника «созерцание мира». Это надо в тайге сидеть и просто наблюдать. За травой, деревьями, муравьями. Слушать пение птиц, ощущать, как ветер шумит, дышать правильно. Объять все, что видно и слышно, что чувствуется кожей и что ловит нос, объединить мысли, открыться миру, впитать его в себя и себя ему отдать.

Парень говорил все вдохновеннее и вдохновеннее, впервые рассказывая о самом главном. Он уже не поглядывал на меня так открыто, как в начале речи.

– Попытаться слиться со всем окружающим, стать одним целым с ним. Тогда мир примет тебя. Ты станешь быстрее, сильнее и ловчее. Что удивительно – мир действительно помогал, но не всем. Как карта ляжет. Это мне тренер так объяснял, я не сам придумал, – оправдался для большей убедительности. – Мне флеш рояль выпал, – выдал, не скрывая гордости, и, будто опомнившись, смутился. – Мастер так сказал, он любил покер.

Верес расслабился, видя, что я не улыбаюсь, удобней устроился на скамье, закрыл глаза и продолжил:

– Однажды лес меня за своего принял. Это было красиво, офигеть как! Вокруг всех живых букашек и деревьев увидел их оболочку. Она переливалась всеми цветами, и я как в натуре полетел – такая легкость во всем теле! Потом это прошло, но я действительно стал быстрее и выносливее, особенно когда в лесу помедитирую. Мастера иногда побеждать получалось…

Верес с сожалением вздохнул:

– Он уже планы на меня строил, а нам пришлось уехать. В Закутке ушу нет, пришлось на карате идти.

Парень замолчал. Он ждал моей реакции на сказанное и не решался сказать еще что-то важное.

– Смелее, Саша. Вижу, что это не все.

Он кивнул и с облегчением продолжил:

– Я ауры, это те оболочки так называются, в момент опасности вижу. У вас тогда она была очень яркой, почти слепила. Никогда такой не видел. Собственно, это основное, почему я вас разыскал… не разыскал, это не сложно было, а подошел. Теперь все. И конечно, приемы у вас необычные, и скорость. Но главное – аура. Вы – такой же, как я, – закончил он утвердительно.

– Спасибо, что не убил, – сорвалось с языка. На самом деле я думал о другом.

– Да испугался я! – с отчаянием возопил Верес.

– Не кричи, и так люди обращают на нас внимание, – сказал я задумчиво. – Понял я. Помолчи, дай подумать.

Как я раньше не догадался! В Эгноре леса – естественные аккумуляторы силы Жизни, иначе – маны, преобразованной для использования стихией Жизни. Оказывается, они не просто форматируют сырую ману, то есть общую, если можно так сказать – естественную, но и сами ее вырабатывают. Впрочем, как и все остальные живые существа, только лес – это огромная фабрика. Нет, целый комбинат! Мне надо просто зайти в ближайший и потянуть ману. Синя (моя стихия Жизни) проснется и остальных разбудит. Надо в лес, срочно! Стоп. Маги могут делиться Силой, а рядом со мной… человек с запасом маны Жизни в ауре, и он ничего о ней не знает, а значит, не может ею управлять, в том числе и удержать не сможет. Ну-ка…

Было немного стыдно, но, в конце концов, не жизненные силы забираю! Да это и невозможно без искреннего согласия донора или без ритуала жертвоприношения, и там она с силой смерти смешивается, и душа может отдать часть праны…

«Стоять!!! О чем я думаю?!» Я мысленно вздрогнул. Вроде обычные рассуждения, но… я не знал этого раньше!

Побледнел, покрылся холодным потом, во рту пересохло.

– Что с вами?! – воскликнул Верес.

Я успокаивающе поднял руку. Сердце потихоньку переставало ломиться наружу, кровь возвращалась на периферию.

Стоило подумать о воровстве силы – иначе не назовешь, как мысли скатились к жертвоприношению. Наследие Вартараара, больше неоткуда взяться этим знаниям. Сволочь он. Отомстил так отомстил. Слава богу, желания резать не возникло. Господи, помилуй! Поневоле взмолишься. Что-то я религиозный сегодня, пора завязывать. Все, воровство отменяется, иду в лес. Больше никаких таких мыслей!

– Смотри-ка, вечереет. Семь вечера. Расходиться пора, Саша.

– Ну… да. А-а… когда мы встретимся?

– Созвонимся, – я покачал телефоном, окончательно успокоившись, – делай дозвон.

– Вы мое имя в правах подсмотрели, когда деньги забирали? – поинтересовался Верес, не отрываясь от набора номера.

– Ты поразительно догадлив, друг мой. Надеюсь, без претензий? Это не грабеж, это честно заработанные трофеи.

– Что вы, какой базар; что я, не понимаю?.. Вы были в своем праве.

– Вот и славно. Расходимся. Не следи за мной больше, хорошо? – одновременно подписал вызов: «Саша».

– Заметано! Я позвоню.

– Звони, когда найдешь место для занятий. Я, сам понимаешь, не местный. Время любое. Разумеется, не ночь. До пятницы я совершенно свободен. Да, меня Егором зовут.

– Найду обязательно! До свидания. – Он смотрел в телефон, но даже в профиль я заметил его глаза, сверкнувшие радостью.

– А отчество? – спросил, забив имя.

– Ронович.

– Как? – недоуменно переспросил Верес.

Я не стал повторять. Мы разошлись.

(обратно)

Глава 6

Как бы сильно ни тянуло в лес, с бульвара я заскочил в магазин за продуктами и дома приготовил наконец нормальный ужин: свиные отбивные по-грундски, фирменное блюдо Агнара. Некоторых специй не было, но я их с успехом заменил местными магазинными. На гарнир, не заморачиваясь, отварил спагетти. Посыпал тертым сыром – смак! На соус прекрасно подошел кетчуп. Завтра Зину порадую, много наготовил. На закате отправился в лес.

Недолго думая выбрал ближайший к Зининому дому сосновый бор, буквально в десяти минутах ходьбы. Высокие ровные деревья стояли просторно, почти без подлеска. Землю сплошным ковром застилал брусничник на мягком мху, изобилующий красными и недозрелыми белобокими ягодами. Словно жемчуг рассыпали: где густо, где пусто. Масса тропинок, несколько свежих костровищ на удобных полянках со сваленными, отполированными частым сидением стволами деревьев. Пустые бутылки, консервные банки, бумажки, пакеты и другой мусор бросались в глаза как нечто чужеродное, мерзкое. Мертвые пятна, убитые части живого организма. Лесу было больно. Он страдал и обижался, я чувствовал. Аура в таких местах бурлила недовольством, была насыщена злым непониманием: «Вы что творите, люди?! За что?!» – я буквально слышал его возмущение.

С трудом разыскал место со спокойно-доброжелательным настроем и слился с тайгой. Она приняла меня сразу. Я стоял с закрытыми глазами, запрокинув голову и расставив руки, словно пытаясь объять необъятное. Слился с каждой травинкой, с каждым, прости господи, клещиком и блохой на мышке. Я стал всем. Ману не надо было тянуть насильно, она сама полилась в меня… жиденьким ручейком. Ожидал цунами, вспомнив ауру эгнорского леса, ан нет, извините, – это Земля.

На фоне отголосков недавнего заката почти стемнело. На западе загорелась первая звездочка – надменная красавица Венера. Ночь расправляла холодные крылья…

Полного наполнения ауры пришлось ждать около двух часов. Все это время я стоял неподвижно, ничуть не страдая. Только внимательно следил за чужими аурами. Никого в бору, в популярном для пикников месте, не было.

Потом спокойно зашел в астрал. И окунулся в умиротворение, сравнимое с приятной сытостью. «Девочки» перестали казаться вялыми и бесформенными, будто действительно спящими, причем усыпленными насильно, каким-то мощным наркозом, а превратились в слабое подобие медленных вихрей, вернее, слабо крутящихся столбов.

«Эх! Надо было изначально в астрал зайти и смотреть, как стихии меняются!» – подосадовал я, испытывая чувство неудовлетворенного научного любопытства, и направил поток маны Жизни в Синю. Она практически мгновенно приобрела женскую фигуру.

«Привет, Егорчик; мы на Земле?» – поздоровалась и спросила запросто, будто не было расставания, будто не скучала. Вот так: ни долгого просыпания, ни недоумения. Стихия – не настоящая женщина, о чем я часто забываю.

Я был несколько обескуражен этой сдержанностью, граничащей с холодностью. У самого-то душа трепетала от счастья.

«Как ты узнала?» – спросил, скрывая огорчение.

«Что я, родной астрал не узнаю, по-твоему? И где он сейчас расположился, не пойму? Да не переживай ты так! Считай, что я просто стерва. Скучала я по тебе».

«Ох, Синя, все время принимаю вас за реальных женщин! Ладно, забыли… – Мое лицо помимо воли растянулось в улыбке. Если, конечно, представить, что мой образ в астрале соответствует моему телу в материальном мире. – Тяни ману из леса, заряжайся; он, оказывается, вырабатывает немного».

«Ты мне прямо Америку открыл, а то я не знала! Тяну».

Как я соскучился по Лизе! Все мои «девочки» ее копируют. Не знаю, осознанно или нет, и это не важно. Нестерпимо захотелось рвануть к ней прямо сейчас.

Мои отражения стихий (при инициации к стихиям в личном астральном пространстве возникают особые образования, называемые отражением) в Энгоре приобрели форму девушек, которые постепенно стали вбирать в себя характер наиболее близкой мне особи женского пола, Лизы, причем каждая из стихий акцентировала черты, отличные от других товарок. Каждая стала отдельной личностью со своими особенностями. Синя ударяла по язвительности.

Управилась она быстро, минут за десять. Завертелась, как угорелая, но, несмотря на это, сказала с зевотой:

«Фу-х, наелась. Теперь бы поспать». И как только ей удавалось зевать при отсутствии рта?

«Буди остальных», – ответил я, усмехаясь.

«Да пожалуйста!» Типа одолжение делает.

Можно подумать, они хоть раз мне в чем-нибудь отказали… Интересно, а в принципе – могут? Наверное, нет. Они – это я. Точнее, мои желания. Надеюсь, только явные, без скрытых. А то мало ли что я повытеснял в подсознание? Может, такого в глубине души желаю, что мама не горюй! Воплотится – рад не будешь. А с учетом магической силы… лучше не представлять, не думать, а забыть напрочь, окончательно и бесповоротно!

Минут через тридцать Сине удалось «растолкать» подружек. Что началось! Шум, гвалт, хохот: «А мне такое привиделось… вы не поверите, девочки!» – и так далее, и тому подобное. Я слушал и улыбался. В груди щемило.

Да! За те полчаса, не отвлекаясь от «побудки» товарок, Синя заметила мои рассортированные по папкам плетения и спросила язвительно:

«Развлекался? Ну-ну. М-да… Придется помочь мудрому хозяину, величайшему программисту всех времен и народов».

Тут же мы оказались в обычном земном офисе со стандартными шкафчиками для деловых бумаг. Все полки пустые, кроме одной, на которой аккуратным рядком расположились семь разноцветных папок. На каждом корешке бумажка с распечатанной на принтере надписью – названием стихии.

«Пользуйся. В каждой по нескольку вложенных папок. Надеюсь, удобно? Ты сам так хотел».

Я умильно смотрел на стихию, не соизволившую принять четко очерченный образ. За смазанной женской фигурой можно было нафантазировать любой облик. Мне представлялась Лиза… Пользоваться файлами в прежних папках было, разумеется, крайне затруднительно. Я не выдержал, расхохотался. Теперь-то все будет в порядке! Плетения станут выскакивать из астрала сами собой, «подталкиваемые» стихиями, стоит лишь пожелать. Не придется частью сознания рыскать по полочке. Да и вообще, о «ручном» создании заклинаний можно забыть как о страшном сне: с этой рутиной «девочки» справляются гораздо лучше меня. Мне бы еще маны вдоволь…

«Прекратить галдеж!» – рявкнул я делано строгим голосом.

«Девочки» разом замолкли, ловко разыгрывая испуг.

«Во-первых, здравствуйте».

В ответ – молчание.

«Спасибо, я знал, что вы тоже по мне скучали. Во-вторых, Фиона, здесь, как ты помнишь, богатая ноосфера – включайся. В-третьих, как вы успели заметить, маны здесь – только для поддержки штанов, по образному выражению Сини, но! Крася, тут все на электричестве, так что подумай…»

«Подумала и спешу разочаровать. Местное электричество – чистая материя, а без маны, которая суть промежуточное состояние между идеей и материей, или мыслью и реальностью, или душой и телом, или…»

«Короче, Склифосовский!» Мы откровенно играли и игрой наслаждались. Я, по крайней мере, точно. О стихиях с такой же определенностью судить не берусь.

«Короче, – покладисто согласилась Крася, так же, как и остальные, не принимавшая четко определенный облик, – я не могу заряжаться сама и напрямую управлять электрическим током».

Внезапно мне пришло в голову, что наше общение стало каким-то слишком уж человечным. Ранее подобного богатства в суждениях не наблюдалось.

«Мне кажется или вы действительно поумнели?»

«Тут такое дело, Егор, – серьезным тоном ответила Фиона, – когда по нам Вартараар ударил, мы улетели неизвестно куда, предположительно – в глубокий астрал. Это такой тонкий мир, общий для всех «отражений», без привязки к личностям носителей. Там было много нам подобных. Пообщались. Многое у них почерпнули. Они от нас – тоже. Обмен знаниями всегда интересен. Туда редко попадают стихии из немагических миров, сам понимаешь. Мы были буквально нарасхват. Так что мы не спали, как ты неверно про нас думал, а просто не чувствовали тебя».

«Все что ни делается, делается к лучшему», – заключила Женя, самая спокойная из всех. Стихия Земли как-никак.

«А что нас не убивает, делает нас сильнее, – я автоматически выдал афоризм, чем и подытожил наш импровизированный диспут. – Кончаем философствовать, начинаем работать. Фиона, подключилась?»

«Сразу. Могу обрадовать: моего вида маны в ноосфере хватает. Людей много, и все понемногу вырабатывают ману разума. Я зарядилась. Тебе в ауру залить?»

«Спрашиваешь! И еще, давайте-ка я «резервуар» заполню».

Передо мной возник схематический образ моей головы с двумя емкостями внутри нее, соединенными трубкой с клапаном. Крася и Женя без напоминания отправили из себя ручейки красного и желтого цветов. Буквально из своих тел, откуда-то из области сердца. Жидкости наполнили один резервуар. Смешались, странным образом не теряя оттенки: рубин и песок. Перед входом в канал, объединяющий две сферы, мельчайшие частички стихий, символизирующие фотоны и элементарные частицы, закружились друг с другом в танце и устремились в другую емкость, прямо на глазах теряя окрас, становясь все бледнее и бледнее. Вскоре второй резервуар оказался забитым однородной серой массой, липкой и вязкой на ощупь – я помнил, как брал ее руками (воображаемыми, конечно, но ощущения были очень реальными). Это и была абсолютная энергия, сокрушившая, отправившая неизвестно куда целого божка… пусть он и находился в ослабленном виде. Кроме того, эта же субстанция открывает межмировые порталы…

Как просто! Все, можно стартовать немедленно! Ладони загудели. Зина, родители и другие земные проблемы теряли актуальность, в кипящем желании немедленно создать портал растворялись, как сахар в горячем чае.

Я попытался взять себя в руки.

«Фиона, что это за лабуда?» – спросил, кивая на емкости.

«В одной смесь массы покоя и абсолютной скорости (это она так про атомы и кванты света, что-то новенькое!), во второй так называемая абсолютная, или чистая, энергия, мечта многих земных ученых, невозможная согласно теории относительности».

«А с точки зрения магии?» – уточнил я.

«К магии это отношения не имеет».

«Даже так?! А почему ею порталы пробиваются?»

«Понятия не имею. Я знаю многое, но далеко не все. И думаю, что ею можно не только порталы пробивать, как ты выразился».

«А что еще?»

«Знала бы – сказала. Это мои ощущения; интуиция, если хочешь».

Интуиции Фионы доверять очень даже можно.

«Значит, на вопрос, почему она мне не всегда подвластна, ты тоже не ответишь? Ясно. Помнишь координаты Эгнора? Полетели». Я не выдержал. Заговорить самому себе зубы не удалось.

Миг, и я оказался над зелено-голубой планетой на большой высоте. Видна шарообразность горизонта. Подо мной океан и край материка. Большая облачность, но я узнаю – Демоновы земли. Пытаюсь опуститься ниже – не получается. Все как в прошлый раз – что-то не пускает. Мое баронство находится в другом полушарии. Облетаю. Как медленно! Вот он – большой Иверский материк. Ночь, но я прекрасно вижу поверхность. Странно. Хотя что странного-то? Астрал! Облачность слабая, и на севере в больших просветах между облаками вижу снег. Карту помню прекрасно, примерно здесь. Точно! Внизу Асмар. В предвкушении по телу пробежали мурашки.

«Сейчас, сейчас… вон подо мной горы, эта маленькая долинка, наверное, Комес, там Лиза и друзья. Интересно, это первая зима после моего ухода? Буду надеться, что первая. А лучше – поздняя осень. Хм, сомнительно, что долинка – Комес. Очень уж высоко. Но то, что это Хром, – без сомнения». Я рассуждал, неосознанно вытягивая из резервуара энергию.

Вдруг меня прошиб пот. В голове прогудел набат:

«Хром! Зина Хром! Я попаду в Эгнор, где, по словам Рона, с дорогими мне людьми все в порядке, им ничего не угрожает, а ей? Оттуда я не вернусь, это не так просто, там из астрала другие миры не видны (еще одна загадка Эгнора. Рон полагает, что их мир «закрыл» сам Творец. Возможно).

С родителями связаться надо – мучаются же. Как я мог забыть?! Совсем голову потерял. Нет, как это ни тяжело, но возвращение придется пока отложить. Будем считать это генеральной репетицией. Лизонька, родная, подожди еще чуть-чуть, хорошо? Я быстро-быстро дела закончу – и к тебе. Пока, любимая, не скучай. И помни: мне сверху видно все, ты так и знай!» – с этой шуткой, которой попытался унять чудовищную досаду, я вышел из астрала.

И рухнул мешком, набитым ветошью. Прямо на мох, на сырую ночную землю. Хотелось выть и плакать. Прибить кого-нибудь, в конце концов! Лежал навзничь, пальцами впиваясь в дерн. Целые ямищи под руками вырыл, пока не поднялся. Побрел, ничего не замечая, к дому Зины, сплевывая хрустящий на зубах песок. Настроение было как у ребенка, которого поманили конфетой и спрятали. «Будешь хорошо себя вести – дам», – как бы говорила мне совесть. Справедливо? Без сомнения! Но обидно – жуть.

Не раздеваясь, упал на кровать. Уснул с трудом. Шел четвертый час утра.

Разбудила меня хлопнувшая входная дверь. Обнаружил себя одетым, лежащим на нерасправленной кровати. Чувствовал себя убитым, хуже, чем с глубочайшего похмелья. Давненько я не болел, и вдруг захотелось, до ломоты в зубах. Надоело это абсолютное здоровье хуже горькой редьки. Напиться бы вдрызг и поболеть потом. Неимоверным усилием воли собрался. Хватит страдать, а то и тренировку пропустил… Да почему пропустил-то? Девять утра, терпимо. Переоделся в спортивные штаны и вышел во двор. С Зиной не встретился.

Вернулся через два часа и застал Зинаиду за поеданием отбивной.

– Привет.

– Привет. Сам готовил?

– Нет, сосед. Я в душ и потом присоединюсь к тебе.

– Хорошо, тогда я подожду.

Мы завтракали и беседовали, от еды не отвлекаясь. Разговаривали как бы между делом, как донельзя занятые супруги, которые общаются друг с другом исключительно за общей трапезой.

– Ты почему на звонки не отвечал? Я тебе целый день звонила. Отпрашиваться уже хотела, вдруг что случилось…

К моему блюду Зина добавила свой фирменный салатик. Я с удовольствием уплетал отбивную собственного приготовления, заедая ее Зининой зеленью. Вчера поленился овощи резать. Под душем плохое настроение смылось в прямом и переносном смысле. Осталась решимость. Пока не знаю где, как и когда, но проблему Зиночки я решу.

– Гулял по городу, в церковь ходил, в лес, который неподалеку. Кстати, я себе сотовый купил, потом номерами обменяемся.

– Зачем покупал? У меня старых полно… Вот дура, как сразу не догадалась? И напилась… Ты не думай, я редко. Даже не редко, а вообще впервые. В смысле, так много выпила. Неудобно даже… Поди, говорила тебе что попало. Нет? – уточнила с наигранным безразличием. До сих пор переживает, сразу видно.

– Да все нормально, я же тебе говорил. Все прошло тихо-мирно, без эксцессов.

Сделала вид, что поверила.

– Слушай, так ты верующий?

– Да нет, церковь у вас старинная, красивая, вот и зашел.

– Но у тебя внешность как… как у попа. Можно подумать, сектант какой-нибудь.

– Не верь глазам своим! – изрек я, напустив в голос побольше патетики. – Не знаю, почему я так выгляжу, но смотрю на себя в зеркало и сам себе нравлюсь.

– Смотри, в Нарцисса не превратись! – предупредила Зина, усмехнувшись, и заключила: – Это все твое ушу.

– Скорей всего. Это целая культура. Да чего там – философия. Где наголо бреются, где, наоборот, космы разводят.

– Не просветишь?

– Давай потом. Ты мне лучше про Славика расскажи, на что он способен.

Зина сразу посерьезнела.

– Ну вот, такое хорошее настроение было. Может, ну его, а?

– Нет, Зина, не «ну его». Он, как я понял, от тебя не отстанет.

– Не отстанет, – вздохнула девушка. – Сережка, обещалкин, блин, посадить его не может! Он бандит еще тот! Всегда с пушкой ездит. Я говорила Сергею, но гаишники не хотят останавливать. То ли боятся, то ли распоряжение у них негласное. Обыск прокурор не подписывает. Доказательств, видите ли, мало! А сколько нужно? Полгорода его знают. – Зина разволновалась не на шутку. – Куплено у них все! – выпалила, хлопнув ладонью по столу.

Посуда, впрочем, не шелохнулась. Кухонный стол: круглый, старинный, с резными ножками, сколоченный из натурального дерева, – чистый антиквариат, на современной кухне смотрящийся несколько не к месту, – был прочен.

– Спокойно, Зинаида, спокойно, все будет хорошо. – Я погладил ее руку, подождал, пока девушка успокоится, и спросил: – А где он живет?

Зина отдернула руку и посмотрела на меня подозрительно:

– Убить хочешь? Ты же завязал! Не надо мне такой помощи, слышишь! – шарахнулась от меня как черт от ладана.

– Нет, нет! – Я поспешил ее успокоить, вкладывая в слова как можно больше искренности. – Исключительно посадить. Верь мне.

Девушка посопела и бросила:

– Речная, одиннадцать. Коттедж у него. На другой стороне города пригород есть, целый поселок для наших олигархов типа новых русских.

Продолжила, нервно закурив:

– Он всегда говорил: «наш дом». Да в гробу я его видала! Из дома никуда, друзья-подруги побоку, а потом и руку поднимать начал. Какая я была дура! По малолетству влюбилась, теперь ненавижу… – выдавила сквозь зубы, сжав кулаки так, что кожа на костяшках натянулась и побелела, превратившись в мрамор с прожилками. – Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Это мой случай. Может… ты его убьешь? – сказала и охнула от испуга: – Ой!

Зажала рукой рот и быстро замотала головой. Во взоре легко читалось отчаянное раскаяние.

– Это я пошутила, Егор, шутка, шутка, – затараторила как заведенная. – Сгоряча ляпнула. За языком не слежу, не серьезно это… Ты меня не слушай, ладно? Пусть посидит, может, образумится. Сережа его обязательно посадит, вот увидишь, – закончила уже медленней, немного успокоившись.

Я был образцом сдержанности. Мой вид должен был перечеркнуть образ наемного убийцы, который, похоже, закрепился в Зининой голове очень прочно.

– Да не собираюсь я его убивать, я же говорил! Успокойся, ты чего?!

Девушка ревела навзрыд. Терпеть не могу женские слезы. Сразу хочется утешить, приласкать, конфетку подарить. Но, наученный горьким опытом, я знал, что это только усилит истерику. Она хоть и жаждет ласки, хоть и мечтает опереться о твердое плечо, ждет утешения и уговоров, а в ответ на мужское увещевание все равно следует новый водопад слез. Грудь бы себе порвать, которая ноет от жалости, засунуть бы ее голову внутрь, спрятать всю ее в себя. Только бы успокоилась, только бы ноя, скребущего душу, не слышать.

Иногда мне кажется, что женщины плачут не для кого-то, а исключительно для себя. От жалости к себе. Если не притворяются, конечно. Зина явно не играла.

Успокоилась с трудом, через долгие, мучительные всхлипывания. Дальнейшего разговора не получилось. Зина переживала за свои слова и боялась за меня. Или меня? Скорее, всего вместе. Фионе я запретил подсказывать. А она легко могла бы обрисовать мне, если не мысли, то эмоции – точно. Но неудобно перед девушкой. Как можно в голову человека, который тебе доверился, заглядывать? Стыдно. Но любопытно, черт побери!

Зина, уставшая после смены, проплакавшаяся, ушла спать. А я полез в астрал.

– Я могу показать тебе любого человека в реальном времени, только дай мне его четкий астральный образ, – говорила Фиона.

Я, выглядящий точь-в-точь как старик Гэндальф в фильме «Властелин Колец», сидел в своем любимом «домике хоббита». Фиона напротив меня в образе классической бизнес-леди. Астралом можно крутить как угодно, воплощать там любые фантазии. Я предпочитал представляться Гэндальфом и создавать уютную обстановку обиталища Фродо Беггинса.

– Славик, – четко произнес я, тем самым представляя нужный образ.

Передо мной возникла маленькая фигурка бывшего Зининого мужа. Помигала, зарябила, словно в поломанном телевизоре, и бесследно растаяла.

Фиона с сожалением покачала головой:

– Я сняла образ только с Зины. Когда ты встречался с другими, твой астрал… можно сказать, спал.

– А в прошлое? Наверняка в инфо-ноосфере хранятся отпечатки всех событий.

– Хранятся. В переработке людских сознаний, мыслей и эмоций, и не всегда они верные. Даже более того – всегда субъективные. События выглядят так, как люди хотят их видеть, или так, как увидеть опасаются.

– Да мы же так в Эгнор попали, а ты говоришь – неверные! Я смотрел через инфо-сферу в далекое прошлое и нашел-таки прибытие на Землю «инопланетян», которые оказались древними эгнорцами.

– По всем моим расчетам, этого не должно было случиться, вмешался неизвестный мне фактор. И я не говорила «неверные», я говорила «обработанные людским подсознанием». Две разные вещи.

– Знаю я этот фактор, давай о нем не будем. – Даже в астрале мне было неприятно думать о влиянии на мою судьбу «провидения».

– Как скажешь.

– Вернемся к Славику. Покажи вчерашний день, утро.

На меня навалились злость, страх, боль в руке. К этому примешивалось похмелье. Я сидел в травмпункте и сквозь зубы матерился на медсестру, делающую мне перевязку. Майка присохла к ранам и, хоть и размоченная фурацилином, отдиралась с болью.

– Потерпите, больной, тряпка до конца теперь не отмокнет. Что же вы сразу не приехали? Ужас, укусы страшные. Владимир Павлович,я сняла повязку!

Я посмотрел на руку, и мне стало плохо. Голые кости, как у скелета, зловеще шевелились. Белые, отполированные годами могильного тления пальцы, фаланги которых крепились друг к другу без всяких связок, норовили вцепиться мне в глотку. Рука сама собой, независимо от моей воли, словно была совершенно чужой, тянулась к горлу. Страх пронзил с макушки до ногтей на ногах. Передо мной стоял ночной колдун. Он появился ниоткуда, будто всегда был здесь. Его длинные волосы шипели и шевелились. Точно! Это змеи. Каждая пасть разевает, и с зубов яд капает. Я не могу пошевелиться. Колдун смотрит прямо в душу.

– Я могу заставить твою руку задушить тебя, – зловеще захохотал он. Кровь в жилах застыла. Мне стало очень холодно. – Но я не стану этого делать, помучайся. Любопытно посмотреть, как ты проживешь с такой рукой.

Моя рука, точнее, принадлежащая мне рука скелета поднялась к моему же лицу и показала мне фигу.

К колдуну подошла ослепительно красивая Зинка, обняла и поцеловала взасос.

– Убей ты эту падаль, дорогой, – капризно надув губки, протянула она. – Я так хочу! – топнула ножкой.

Колдуна сменил доктор. Владимир Павлович, старый знакомый. Он не раз меня лечил после неудачных разборок. Он жил за мой счет. Да и остальная братва не скупилась.

– Вячеслав Игоревич, я вам сколько раз говорил: осторожней надо быть с бойцовыми собаками.

«А то я не знаю, как с ними обращаться! Умник хренов. Лепи, лепила! – думалось с раздражением. – Тебе бы с колдуном повстречаться, сука».

Куда пропал сам виновник моего несчастья, только что стоявший на месте доктора, меня почему-то интересовало мало.

– Они привитые от бешенства?

– Разумеется, – бросил сквозь зубы. Как он меня раздражает!

Краем глаза заметил свою руку. Раны как раны – и не такие видел. Врач их обработал и позвал медсестру.

Спрятался колдунишка, сволочь. Где он может быть?

– Любаша, перевязку с гипертоническим. Придется, Вячеслав Игоревич, на уколы походить. Антибиотики надо проставить: раны грязные. Тем более укушенные – значит, инфицированные по определению. Как бы заражение не пошло.

– А колеса нельзя попить? – Мотаться каждый день на другой конец города не хотелось.

– Можно, только у них эффективность меньше. Не советую.

– Я попью, – выдавил я, сжимая зубы. Любаша что-то такое в ране задела. Еле сдержался, чтобы не матернуться.

– Хорошо, я выпишу рецепт. Любаша, после повязки поставь анатоксин.

– Сделаю, Владимир Павлович.

– Что это еще за антитиксин? – В голову вдруг закралось смутное подозрение. Что-то не нравится мне сегодня этот лепила.

– Противостолбнячная прививка, под лопатку. Это совсем не больно.

«Ага, рассказывай сказки! В военкомате ставили, два дня болело».

Медсестра занялась рукой, а я, едва только поднял голову, снова увидел Зинку. Вместо Любаши, которая пропала так же, как до этого колдунишка. Она со зловещей улыбкой медленно поднимала молоток, намереваясь опустить его на мою скелетную руку. Я опять не могу шевелиться, даже взгляд не могу отвести. Хрясь! Кости пальцев разлетелись вдребезги. Боль ужасная! Я завопил во все горло.

– Потерпите, больной, – сказала Зинка голосом Любаши, сохраняя зловещую ухмылку.

Убью гадину! Вырвусь отсюда и убью ее вместе с колдунишкой! Любовничка себе нашла, падла?! Он, гондон, моего любимого Тотошу забрал. Ничего, еще стволы имеются. Вы у меня дождетесь, любовнички. И Тотошку верну, никаких денег на месть не пожалею. Паровоза подключу – плевать на все! Хоть и с такой рукой, но поживу еще. Гады!!!

А душу меж тем заполнял ужас. Дикий, панический, неуправляемый.

– Придется походить на перевязки, а дома солевым раствором повязку поливайте, чтобы она всегда была влажной. Две чайные ложки соли на стакан воды. – Теперь передо мной стоял докторишка с притворно-заботливым лицом. Тоже сволочь редкостная. Ужас прошел. Я и думать о том страхе забыл.

По пути домой из-за каждого угла показывались хохочущие колдун с Зинкой. Она показывала на меня, а колдун грозил мне своим узловатым указательным пальцем с огромным когтем. Специально дразнили меня, целовались в открытую. А потом колдун стал раздевать мою жену. Обида и злость от бессилия захлестнули с новой силой. Моя правая, «скелетная» рука так и норовила крутануть руль, чтобы въехать в ближайший фонарный столб.

«Не дождетесь! Я вам устрою, суки!»

Я рывком оказался в «домике хоббита». Дышал тяжело, спина была в холодном липком поту. Рот вместо воздуха глотал пустоту. Мучительно хотелось жить.

– С тобой все в порядке? – рядом на корточках сидела Фиона-бизнесвумен. – Я выдернула тебя из инфосети, слишком полное слияние. Я такого не ожидала.

– Как с эльфом, в натуре! – Грудь, вздымавшаяся кузнечными мехами, постепенно уменьшала амплитуду движения. Воздуха становилось более-менее достаточно, удушье проходило. – Э, нет, Фионочка, с меня хватит. Сама пересказывай или реалистичность убери.

В Эгноре я случайно погрузился в сознание древнего мага, который был существом измененным. Человеком, стараниями одного сумасшедшего архимага переделанным в эльфа, – вечное нестареющее создание с высоким магическим потенциалом (легкостью оперирования пси-полем).

Из тридцати детей выжили и превратились в эльфов лишь двадцать. Эксперимент был далеко не первым, но стал единственным успешным. Если только психопатические асоциальные наклонности вкупе с легкой возбудимостью, которые выявили у всех новоиспеченных бессмертных (а именно с целью достижения бессмертия эксперимент и ставился), можно было считать удачей. Жертв бесчеловечного опыта растили, учили, окружали заботой, желая исправить характер детей-сирот, но… в итоге их, уже взрослых, имеющих собственных отпрысков, раскидали по разным мирам. Тех, кто не хотел уходить с родного Эгнора, находили убитыми. Эльфы намеки поняли.

«Мой», Игориэль, был последним, упорно не желавшим покидать Эгнор. Он и оставил о себе память в виде растерзанного мира. Его месть оказалась глобальной.

– Не могу! Я всего лишь стихия разума! Даже не стихия, а ее отражение в тебе. У меня нет ничего своего. Моя личность – плод моего взаимодействия с носителем, то есть с тобой.

– Но ты так здорово обо всем рассказываешь!

– Кроме инфосети-ноосферы. Я знаю о ней многое, и все исключительно теоретически-логически. Ты – мой интерфейс для работы в этой сети, и, похоже, мы подхватили в разбитой ноосфере Эгнора вирус того самого эльфа.

– Так что мне делать? Я с ума схожу, что ли? – Как ни странно, но я не испугался.

– Что ты! Мы с Синей попытаемся его обнаружить и удалить, но это дело времени. – Фиона с сожалением вздохнула, как самая обычная уставшая женщина. – Эльф – древний, то есть умения у него необычайно высокие, и значит, вирус очень качественный. Да о чем говорить, если древние маги не смогли с ним справиться! Тебе повезло, что тысячи лет прошло и он э-э-э… мутировал, можно так сказать. Или потерял активность. Или… да черт его знает! Может, потому, что ты землянин а не эгнорец, он тебя не убил. Нам знаний не хватает! Даже несмотря на ту весомую прибавку, что мы получили от других стихий, – не хватает. А пока от погружения в сеть придется воздержаться, а то психика может не выдержать. Тогда действительно с ума сойдешь.

– Как обидно, если бы ты знала!

– Я знаю.

– Извини, совсем забыл, кто ты. А что ты говорила про реальное время? Это тоже погружение? – Настроение, как всегда в астрале, быстро нормализовалось. Потеря богатейшей земной инфосети перестала казаться катастрофой.

– Мм, ты, как всегда, прав!

– Не льсти мне.

Фиона весело рассмеялась:

– Нет, действительно, наблюдение по астральному образу – это именно наблюдение, а не погружение. Как к «черным» портал наводили, помнишь? Это что-то похожее. Можно назвать не образом, а меткой, как на амулете для открытия порталов. Показать Зину? Ее метка у меня есть.

Я подумал и, была не была, Зина – не Славик, решился:

– Показывай! Если что – сразу выдергивай.

Фиона снова рассмеялась:

– Да неоткуда выдергивать! Сам увидишь. Смотри.

Я очутился в спальне Зины. Реальность была полной! Внимательно прислушался к себе. Да, я – это я и есть, слава богу. Я мог смещать «изображение» или смещаться сам куда угодно, смотреть с любого ракурса и все прекрасно слышал. Похоже на свободное сознание, но… искусственней, что ли. Аур и потоков сил не видно. Запахи смазанные, тактильных ощущений нет. Бросил взгляд на лежащую на подоконнике газету – читать могу! Наконец обратил внимание на девушку.

Зина спала на животе, одетая в большую мужскую футболку. Волосы раскинулись по подушке, правая щека примялась, рот слегка скривился. Лицо умиротворенно-задумчивое, между бровями две вертикальные складочки, словно девушка усиленно думает. Ровно сопит носиком и иногда причмокивает. Не иначе как сон видит. Интересно, какой?

– Если бы не эльф, то можно было бы войти в сон и там пообщаться, – сообщила невидимая Фиона. – И сон можно было бы поменять.

– Ну, Игориэльчик, ну и сволочь же ты, – прошептал я, глотая досаду. Я бы, разумеется, конкретно к Зине не полез, но сама возможность…

– Шептать не обязательно, она не слышит, – усмехнулась Фиона.

Мой взгляд опустился ниже. Одеяло скомкано и сбито между ногами, футболка бесстыдно задрана. Голубеньких стрингов между аппетитными упругими ягодицами практически не видно. Ножки стройные, загорелые. Левая нога призывно отведена в сторону.

Почувствовал дикое желание. Напряглось все, что должно напрягаться в таких случаях. «Не-э-эт, такой хоккей нам не нужен!» – возмутился и вернулся в «домик хоббита». Стоило просто захотеть выйти.

– Что ты так переживаешь, вполне нормальная реакция для молодого здорового мужчины, – успокоила меня Фиона. – А что Лиза? – озвучила мои мысли. – Ничего страшного не случилось, а если и случится, то это совсем не страшно.

Говорила дружелюбным и немного менторским тоном, как опытная учительница.

– Ты мужчина, и твою измену и изменой назвать нельзя. Семью ты с Зиной создавать не собираешься, детей тебе не рожать, а стресс снимать просто необходимо. На кого ты станешь похож, если у тебя в голове одни бабы будут?

– Вы в баб превратитесь, – буркнул я недовольно. Вот же сводница! Не ожидал. Но, надо признать, она озвучивает мои мысли…

– Такое уже было, согласна, но физиологическую проблему мы все равно тогда не решили, разве не так? С нами только пообщаться можно. Так что не тушуйся – и вперед, Зина этого ждет.

– Что-то не заметил.

– Потому что ты слон толстокожий. Не переживай, Лизе мы не расскажем, честное слово!

– Да иди ты! – с этими словами выскочил из астрала и… пошел тренироваться.

Для того же, для чего Челентано в «Укрощении строптивого» дрова рубил. Тренировался с полным ускорением, и наплевать, что день на дворе. Надеюсь, соседи особо не приглядывались.

(обратно)

Глава 7

Проснувшись, Зина занялась стиркой, уборкой, огородом и прочим хозяйством, а я был послан в магазин. Карман оттопыривал огромный список «самого нужного». Я бы вычеркнул две трети, но занудствовать не стал. Купил все, глядя на стремительно худеющие «свои кровные» с тихой грустью, вернулся на такси, загруженном пакетами со свертками, и засел в Инет. После Эгнора, где я в реальности навоевался вдоволь, до одури, играть в виртуальные стрелялки-догонялки с примесью магии резко расхотелось. С родителями, до разрешения нашей с Зиной проблемы, решил не общаться. Незачем их втягивать еще и в эту проблему. Выбрал рыбалку. Спокойное, умиротворяющее занятие.

Подсекая щуку за щукой, неторопливо ломал голову над проблемой Славика с Паровозиком и Толяна с Седым и ничего толкового придумать не мог. Кроме убийства – никаких вариантов. И это было очень плохо – найдут обязательно. Я-то домой смотаюсь, а Зина? Отомстят, и Сергей не поможет. Да и душа не лежала. Одно дело на войне, в горячке боя, но чтобы хладнокровно? Это только Зина считала меня киллером…

– А я думаю-переживаю, почему это Славика давно не видно? – услышал я довольный возглас.

Легка на помине. Зина стояла в дверях моей спальни.

– Его, оказывается, собаки покусали!

– Откуда знаешь? – я напрягся.

– Сережка только что позвонил. А я ему давно говорила: «Не доведут твои питбули до добра», а он: «Я собачник, психологию своих псов насквозь вижу!» Вот и досмотрелся. «Так ему и надо!» – спародировала голос Славика довольно точно.

– М-да, питбуль и загрызть мог.

– Хоть бы загрыз! Нисколечко не пожалею.

«А что, мысль! – сразу мелькнуло в голове. – Надо обдумать. Противно, конечно, но как еще один вариант… посадить бы все же…»

– Так Сергей за ним следит, что ли?

– Если бы! Следить не следит, но присматривает. Думаешь, он мне докладывает? Ага, дождешься от него. Так что неделю нам можно не переживать! – Девушка лучилась счастьем.

– Что ж, я тоже рад.

– А ты чем занят?

– Да так…

– Поможешь в огороде?

– Конечно! – Предложение не радовало, но потрудиться придется. Семейственность складывается, однако.

В понедельник резко похолодало. Низкое серое небо давило физически, огромной студеной дланью. Застигнутые врасплох люди, в куцых летних одежонках, смотрящихся совершенно нелепо, спешили спрятаться в теплых домах. Временами налетал мелкий дождик. Порывы ветра и зябкие брызги подгоняли нерасторопных: «Вы сдурели?! Быстро по норам!»

Я был из сдуревших. Стоял на автобусной остановке вместе с немногочисленными дачниками пенсионного возраста, в основном женского пола. Здесь загородные сады-огороды именовались солидно – дачами. Люди не выпендривались: все были одеты в осенние куртки, держали зонты, поэтому от непогоды особо не страдали. В отличие от меня. Я откровенно мерз в своей легкой ветровке. Тратить на тупой обогрев драгоценную ману было жалко – все равно не простыну.

Стихии Жизни не доступен обогрев воздуха вокруг тела, она греет само тело, ускоряя обменные процессы, причем без дополнительных затрат питательных веществ. Физический механизм этого явления совершенно непонятен. Говорят, этим эффектом для пыток пользуются друиды: человек чувствует себя как в котле с кипящим маслом, оставаясь при этом совершенно здоровым. Очень выгодно.

Звонок мобильника застал меня в душе. Зина час назад уехала на работу, а я мылся после тренировки. Подумал, Зина что-то забыла, но, посмотрев на пропущенный вызов, удивился – Верес.

«И черт меня дернул сказать ему «в любое время»! Поди, место для тренировок подыскал. Что ж, забудем о прошлом и будем считать, что он заново родился. Тем более что других людей с магической аурой я пока не встретил, и какой-никакой, но выход на Седого. Если скажет в районе трех подойти – откажусь, мне к четырем к психологу в диспансер. Психоневрологический, блин», – с этими мыслями я и перезвонил.

– Я нашел место, Егор Ронович! – орал он в трубку. Мне пришлось отставить ее от уха. Надо же, отчество правильно записал. – На даче у дядьки. В будни там никого из соседей и дача крайняя возле леса, легко медитировать.

– Ты чего орешь, я тебя прекрасно и без телефона слышу. Когда?

– К одиннадцати сможете приехать? – сказал уже нормальным, нет, слегка дрожащим от волнения голосом. Вот что значит страсть! Я немного позавидовал его фанатизму.

– Говори адрес, – ответил я со вздохом. Погода была, мягко говоря, некомфортная.

– Общество «Сибирский ранет», Грибная, два. Если с остановки идти, то первый поворот налево и до конца, к самому лесу. А если на тачке, то таксисты дорогу знают. Я могу вас встретить, – добавил после паузы. Почему-то упавшим голосом.

– Я на такси, не переживай, подъеду прямо к дому. На крайний случай созвонимся. Пока.

Неохота ему встречать, оно и понятно. Возможно, с деньгами туго; может, мерзнуть не хочет. Середина августа, а вон как похолодало с сыростью в придачу. Сибирь-матушка, ничего не поделаешь. Я сам в Сибири вырос, правда, гораздо западней, не меньше двух тысяч километров отсюда. Природа немного другая, ночи теплее, не тайга, а лесостепи, но один черт – и у нас погода была непредсказуемой.

«На машине за мной заехать Верес наверняка испугался, ему все мафия мерещится. Проследят, мол, гестаповцы. В Штирлица играется», – с кислой усмешкой закончил я рассуждения и принялся собираться.

Узнав по телефону расценки такси, вспомнил свое изрядно пошатнувшееся финансовое положение, плюнул и поехал на автобусе.

«Ехать меньше часа, – сообщили две сердобольные старушки на соседних сиденьях. Ничего себе! – «Сибирский ранет» – последняя остановка, а перед этим автобус в три садоводческих товарищества заезжает, а так – недалеко. Молодые были – пешком ходили, верст двадцать всего», – похвастались те же словоохотливые пенсионерки. «Пешком» – ради красного словца, не иначе.

Я – ничей, к другу приехал, фамилию не скажу, отстаньте.

До дачи добежал трусцой минут за десять. Заодно и согрелся. Сигналку, вспоминая жиденький ручеек Силы, текший ко мне из соснового бора, не раскидывал. С такой подзарядкой маны не напасешься.

Идеальная стихия для охранных плетений любых видов – конечно же Земля. Есть в ней некое сродство со средой, на которое оно накладывается. Будь то открытое пространство либо стены-окна. Сигналка из стихии Жизни возможна, но особой популярностью не пользуется, за исключением, конечно, «чистых», то есть инициированных лишь к одной стихии, магов Жизни, у которых попросту нет выбора. Она так же, как и аналогичные заклинания из других стихий, выглядит как лежащая на земле сеть, окружающая создателя. Только реагирует подобная сторожка (иное название сигналки) исключительно на живое и без учета массы: на комара запищит, как сам кровосос. Амулеты не видит. Работать с ней тяжело, требуется опыт быстрой фильтрации множества помех. Зато держится долго, питаясь эманациями маны жизни.

Это в Эгноре, а на Земле – вряд ли. Но зарекаться не буду, не проверял. Мне проще – Синя сигналы легко отфильтрует, однако все упирается в скудность маны. Потратиться на охранку – значит ослабить защиту. Ничего, об опасности «девочки» предупредят сразу, и давно заготовленные щиты сработают.

«Девочки» подсчитали энергию винтовочной пули и сравнили с арбалетным болтом. Заклинание первого уровня должно выдержать прямое попадание, но лучше не рисковать. А если поднять уровень «щита жизни» (защитное плетение, связанное из «нитей» стихии Жизни) до второго – уйдет половина моего нынешнего запаса маны. Стойкость магической структуры нарастает не линейно, а исключительно дискретно. Невозможно закачать в заклинание Силу, допустим, на полтора уровня. Нет, залить-то можно, но работать оно станет точно так же, как если бы было заполнено маной до первого уровня. А лишняя Сила при активации впустую рассеется. Уйдет в никуда.

Магия – наука естественная, если не сказать – точная, и увеличение мощности одного и того же заклинания происходит в строгих градациях, именуемых уровнями. Они рассчитываются, исходя из количества маны, необходимой для заполнения определенного числа рун-ключей. Воображаемых, конечно, а не реально в плетение встроенных. А оный ключ, который таки в готовой колдовской структуре быть обязан, но только в одном экземпляре, может впитать в себя строго определенное количество маны, который и принято считать за единицу. Первый уровень – тысяча единиц, второй – пять тысяч, третий – десять тысяч, четвертый – двадцать и так далее.

Возле дачи – небольшого шлакоблочного домика на участке, тронутом легким небрежением со стороны хозяев, потерявших интерес к выращиванию огурцов-помидоров, стояла праворукая белая тонированная «Тойота Королла».

«Эх, надо было позвонить, чтоб подъехал, – само собой пришло в голову. – Да нет, я хотел пробежаться. Согрелся – и жить стало веселей! А вот свободным сознанием окрестности прошерстить все же стоило, не нравится мне тонировка».

Соседние участки безлюдны, их всего три. Место было действительно удобным – почти в лесу, в стороне от глаз.

Заходя в калитку, я сразу наткнулся на затравленный взгляд бледного Вереса. «Или засаду устроить…» – с горечью понял я, и во все стороны мгновенно раскинулась сигналка. Синя сработала сама, без напоминания. Чувство опасности пока молчало.

Верес, выглядевший не краше, чем в мертвец в гробу, сидел на детских качелях. Увидев меня, чуточку оживился. На его физиономии нарисовалась досада, а губы беззвучно прошептали: «Беги…»

Сзади меня хлопнула дверь машины. Я не оглянулся. И так видел знакомую ауру мелкого братка. Еще сигналка показывала ауры Толяна за углом веранды и Мокрого в туалете типа «сортир», дверь которого была приоткрыта. Расстояние до всех пять – десять метров, и я у всех на прицеле. Заклинание не показывало оружие, но тут и гадать не нужно. Чувство опасности по-прежнему молчало.

Я заговорил первым, медленно приближаясь к Вересу:

– Что, Саша, сдал меня?

– Вы не понимаете… – вымученно произнес он. Его голос, шедший из пересохшего горла, хрипел.

– Ну почему же, отлично понимаю!

– Стой где стоишь! – крикнул вышедший из-за стены Толян. – Или ты думаешь, что самый крутой? От пули убежишь? Ма-зи-ла, – процедил презрительно, каждый слог как бы сплевывая. Причем догадаться, что последнее слово означает «художник», а не «плохой стрелок», было довольно сложно. Но я – умный, я – догадался.

Я остановился и медленно поднял руки. Но мысль все же закончил:

– Мафия. Ноги в цемент и все такое. Кино смотрел, Саша.

– Ты мне пошути еще! – взвизгнул Толик. – Бандерос! – это мелкому. А точно, похож! Только с короткой стрижкой. – Аккуратно обыщи его. Пушку отложи подальше, на предохранитель поставь, а то он, пидор, верткий! А ты даже не дыши, я быстро стреляю, поверь на слово. – Он все еще оставался взвинченным. Однако, почувствовав себя хозяином положения, постепенно обретал уверенность.

Толян стоял, расставив ноги. Глаза, мутные, лихорадочно блестящие, были прищурены. Правая рука в гипсе висела на перевязи, в левой, согнутой и прижатой локтем к туловищу, – пистолет неизвестной мне марки. Дуло смотрит мне в грудь. Классическая поза стрельбы от бедра, с пяти метров и слепой не промажет. Сзади щелкнул предохранитель, Бандерос сделал первый медленный шаг.

– Клешня не болит? – посочувствовал я Толяну, стараясь говорить не очень глумливо. Пусть обозлится, но не до пальбы.

– У-у, падла! – прошипел он. Лицо перекосило, ствол дрогнул, меняя направление от центра моей груди к… стало неважным куда.

«А он точно псих», – заключил я, входя в ускорение. В нормальное, усиленное магией.

Шаг влево и прыжок вперед сквозь привычно плотный воздух. Своей правой рукой отвожу пистолет вниз, а локтем левой бью снизу под челюсть. Голова Толяна дергается назад, тело расслабляется. Вспышка из ствола, затвор отходит назад, отдача дергает руку. Звуки, как это всегда бывает в состоянии ускорения, не слышны. Пуля летит быстро, но я ее замечаю, вспарывает землю. Я увидел пулю! Боковым зрением отмечаю другую, пролетевшую из туалета точно в то место, где я стоял мгновение назад. Сразу вторая, ближе ко мне, третья… в Вереса! Он колыхается всем телом и начинает медленно сползать с качелей. Следующая пуля летит в меня!

«Автомат?!» – догадываюсь я, падая, но полностью уйти с траектории не успеваю: пуля все же задевает «щит жизни», рикошетит и впивается в почти упавшее тело Толяна, точно в голову. В туалет летит «ловчая сеть» – оглушающее плетение, и я чувствую, как пустеет аура. В два прыжка подлетаю к Бандеросу, который только-только сообразил, что происходят какие-то непонятки: шагнул назад, развернулся и нагнулся за пистолетом. Пинаю его, метя кроссовкой в челюсть, но… попадаю в горло, ломая гортань и все, что там есть. Не жилец. В груди как будто когтем скребанули, душу царапая: не хотел убивать, видит Бог! Тело отвыкло от причуд «нормальной» скорости, где надо внимательней следить за инерцией, ошиблось… Звуки хлопнули по ушам – я вышел из ускорения.

Хрипит и булькает кровью Верес, сучит ногами и царапает ногтями землю Бандерос. Его лицо наливается красно-синим, глаза выпучены. Спасти и того и другого возможно, но маны мало, надо выбирать кого-то одного.

«Боливар, к сожалению, не вынесет двоих… – тоскливо думаю я и выбираю Вереса. – Почему же моя аура, черт побери, так быстро опустела? Не должно так быть всего лишь с одной «ловчей сети»…» – недоумеваю я по пути к Александру. Этот факт расстраивает меня едва ли не больше, чем невозможность создать два сильных исцеляющих плетения.

«Глаза разуй, – в голове раздался голос Сини. – Ручками посмотри! У тебя маны Жизни еще выше крыши. Хотя согласна, расход непропорциональный, надо изучить это явление внимательней. А зачем «ловчую сеть» третьего уровня вызвал? Там и первого за глаза бы хватило. Но это полностью лишний расход не объясняет… Не мечись! На обоих Силы все равно не хватит».

«Помолчи, знаю», – прервал я ее рассуждения и потратился на «реанимацию» и мощное «исцеление» для Вереса. Теперь аура на самом деле опустела практически полностью.

Надо же! В Эгноре, помню, одного парня, простолюдина, жителя моего баронства, за измену приказал повесить на площади, а Вереса лечу. Конечно, тот предал осознанно, к тому же шла война, а здесь… не знаю. Интересно, а сам бы я заложил малознакомого человека, которому в верности не клялся, если бы мне пистолет к виску приставили? Брр! И думать не хочу! Друзей и родных точно не предал бы, а остальных… скорей всего нет, но боюсь зарекаться. Избави нас боже от таких ситуаций!.. А ведь я полагал, что окончательно очерствел на той войне с чернокнижниками, но смотри-ка, о Бандеросе, о насильнике, кстати, сожалею… Мутит, будто мочи кошачьей напился. Противно. Словно впервые человека жизни лишил… Здесь, на Земле, вообще как-то странно себя ощущаю: как нашкодивший хулиган перед учительницей. Самого себя стыжусь! Нельзя так. И Бандерос, и Толян, мафиози недоделанные, свою судьбу заслужили…

Кое-что вспомнив, я отвлекся от переживаний и внимательно вгляделся в ауру Толяна. Пока живая. Начинает тускнеть и медленно гаснет. Душа не отлетела. Земля ему пухом. Перевел взгляд на Бандероса. Повезло, момент смерти уловить успел. Отделения от тела бледно-сероватой субстанции тоже не заметил. Полегчало: души, конечно, ушли, но я их не увидел! Эти подонки, слава богу, никому себя не посвящали; суть свою не продали.

«Что ж, как говорится, Бог им судья. Мне, кстати, тоже. Творец, в смысле, загадочный ты наш, неведомо где зарытый… А тот грабитель-скинхед, значит, действительно сатанистом оказался, теперь уже вне всяких сомнений… А был бы другой, неизвестно, как бы все повернулось. Эх, «провидение»! И к горю ты, и к счастью… Все! Разгребусь здесь – и сразу домой, немедля!» – так, рассуждая о вещах отвлеченных, я аккуратно обшаривал карманы пострадавших, ища предметы, которые могут вывести на меня. Сигналка, как сказали бы вышеназванные «пострадавшие», стояла на шухере.

Сотовый Вереса оказался у Толяна. Я удалил себя из книжки, стер исходящий ко мне и входящий от меня вызовы. Протер от отпечатков, вложил «трубу» в его руку и сунул ему же в карман. Занялся Мокрым.

Он всей задницей провалился в очко и продолжал держать в руках укороченный «калаш» с откинутым прикладом (такие еще в милиции используют, маркой никогда не интересовался). Прицельно бил, гад. Далеко Мокрого не поволок, прислонил на улице к двери туалета. Воняло терпимо.

«Фиона, ты, случайно, не научилась память читать, как Лиона умела?»

«Во-первых, не сама Лиона, а Богиня с неизвестным именем, которая решила спрятаться в ее душе, да в плен попала. Во время вашей общей схватки с Вартарааром, как ты уже знаешь, Богиня освободилась, забрав с собой и нашу графиню. Человеческая душа – потемки, даже для богов, возможно всякое. Во-вторых, я-то научилась снимать недавние воспоминания, но опять-таки через интерфейс – тебя. Слияния случиться не должно, но боюсь рисковать».

«Ты мне зубы не заговаривай; сможешь посмотреть его недавнюю память?»

«Да. Но ты можешь сойти с ума. А можешь и не сойти. Рискнем?» – усмехнулась стихия.

«Ну уж нет! – я содрогнулся. – Ладно, так допрошу, по старинке. Синя, приводи его в чувство».

«Не торопись, торопыга, – снова усмехнулась Фиона, – помнишь, как Лиона внушением работала? Я так же умею. Устраивает?» – Она говорила быстро, но и такая скорость всем «девочкам» давалось тяжело: им приходилось сильно замедляться для общения со мной вне астрала.

«Спрашиваешь! Буди, Синя». – Меня это более чем устраивало!

Мокрого окутала синяя сеть, и как только он очнулся, а глаза обрели осмысленность, к нему протянулась тонкая фиолетовая нить. Взгляд мгновенно стал преданным.

– Рассказывай все, что случилось после нашей первой встречи, – скомандовал я, и Мокрый, в миру Макрицкий Виталий Александрович, с радостью запел соловьем.

Студеная водная крошка ударила в лицо. Пошел холодный, практически осенний дождь. Я не обратил на него внимания.

Краткое изложение рассказа Мокрого.

После избиения очухались они быстро. Верес убедил воющего Толяна позвонить отцу. Седой примчался с телохранителями и врачом из травмпункта. При нем не ругался. Загрузили всех в джипы охраны и увезли к Седому домой. С заездом в больницу, где всех еще раз внимательно осмотрели и Толику загипсовали руку. Врач убедил Седого, что ничего страшного нет, класть в больницу никого не нужно, кроме Анатолия, но тогда взбрыкнул Толян. Прилюдно наорал на отца, и тот махнул рукой. Зато дома оторвался отец. Как он вопил! Аж слюной брызгал. Самое мягкое слово было «козлы», сына иначе чем придурком не называл. Зинку с хахалем трогать запретил: мол, сам выяснит, кто таков, и накажет по-своему. Уж больно ловким оказался и по описанию мутным. Опасался, что как бы это не ему, Седому, предупреждение. Потом всех развезли по домам. Толян, который напросился пацанов проводить, в машине шепнул Мокрому, чтобы тот с утра потерся возле Зинкиного дома. Напомнил, что она у отца живет. Ее отец в городе личность известная, одно время главным инженером на фабрике работал.

За два года службы опером следить Мокрый научился. Засек товарища неподалеку от дома Зины, заинтересовался, прогулялся за ним, срисовал нашу с Вересом встречу, доложил Толяну. В итоге Александру Сергеевичу устроили допрос с пристрастием.

План Толяна был прост: заманить, захватить и поднести отцу на блюдечке, предварительно «конкретно опустив». Буду брыкаться – завалить. Все возражения отвергал и пригрозил, что сам грохнет Мокрого и Бандероса, не посмотрит, что с юности дружили. А он может, ему отец все равно ничего не сделает, а сам Седой за ослушание не обязательно смертью наказывал – чаще деньгами; тем более Толян обещал все взять на себя. Ну не мог он простить унижения, никак не мог!

А я же чувствовал, что в вызове на «тренировку» не все чисто… но отмел сомнения. Единственному потенциальному магу хотелось верить.

«Ты его заранее простил, добренький ты наш», – прокомментировала Синя.

Я оставил это высказывание без ответа.

– Значит, так: Виталик, это твоя дача?

– Родителей, – ответил он не моргнув глазом.

– Слушай меня внимательно. Вы приехали пострелять в лесу по бутылочкам. Здесь вы с Бандеросом неожиданно повздорили и ты… ты боксер? По тебе сразу видно, молодец. Так вот, в пылу ссоры ты его завалил. Он начал подниматься, но ты со злости пинаешь его и случайно попадаешь в горло. Увидел, что друг умирает, и у тебя в мозгах помутилось. Так ведь было?

– Да… – Его взор помутнел. Фиолетовая ниточка, входившая в его ауру, стала плотнее и толще, напомнив мне прочный, надежный якорный трос, способный удержать океанский лайнер, не то что какого-то Мокрого.

– Я рад, что у тебя хорошая память. Потом к тебе подбегает Толян, и ты локтем, случайно, попадаешь ему под челюсть, он падает. Тебе кажется, что вокруг враги, ты прячешься в сортир и начинаешь от них отстреливаться. Не со зла, от страха. Потом вспоминаешь себя и обалдеваешь от содеянного. Плачешь и вызываешь «скорую». «Скорую» вызовешь через полчаса после моего ухода. Все понял? Повтори.

Он повторил слово в слово.

– Обо мне забудь. Пойдем, поможешь.

Мы подняли Бандероса и переложили тело ближе к Толяну. Так, Верес его бьет… падает, второй подбегает… а, сойдет. Не должно быть все гладко. Вон и Толян стрелял, а Мокрый об этом не скажет, потому как больной человек.

В конце, перед тем как я посчитал, что столь гостеприимное место пора покидать, Фиона стерла память Вереса за последние трое суток. Стирать – не смотреть, это то же самое, что «ломать – не строить»: похожую операцию она и в Эгноре проводила. Процедура растянулась на целый час. Я промок насквозь, хоть выжимай, но оно того стоило. Не наболтает лишнего. Вдобавок за это время дождь смыл почти все следы, а примятую травку в нужных местах я поднял, потратив последние крохи маны.

«Фиона, а Мокрый не очухается? В смысле, не вспомнит?»

«Конечно, очухается, но не скоро, не раньше месяца», – заверила она самым убедительным тоном. У меня гора с плеч свалилась. За это время меня и след простынет.

К остановке направился в обход, через лес. Мало ли что. Надеюсь, опрашивать пассажиров автобуса не станут.

«У меня же свидание с психологом!» – вспомнил я в автобусе, уже на полпути к городу. Я, кстати, был не один такой мокрый – внезапный ливень многих застал врасплох.

«Должен успеть, до него целых два часа. О, вот и «скорая», и милиция. Сияют, мигают, гудят, аж сердце радуется. Интересно, о чем подумают, когда увидят почти остывшие трупы? Хм, что-то они не поспешили. Мокрый, я уверен, позвонил ровно через полчаса после моего ухода. А тебе, Верес, новой жизни. Надеюсь на тебя. Прошептал же ты мне: «Беги…»

(обратно)

Глава 8

С Зиной мы встретились на пороге диспансера. Она была в куртке и под зонтом, я в старых Серегиных одеждах и отцовской кожанке. Она единственная подошла мне по размеру, в остальных вещах я просто тонул.

– Ты почему телеф… Ты чего так вырядился?! – с ходу заругалась Зина, забыв о выключенном сотовом. – Мы же на прием! Ну вот, зря на час раньше отпросилась, поехали домой.

– Под дождь попал. А что тебя не устраивает?

– Все! Как ты не понимаешь?! Ты как чучело выглядишь! Мне стыдно с тобой людям на глаза показаться и уж тем более врачу! Ты зонт не мог найти? Где ты вообще гулял в такую погоду?

– В лесу. А не нравится – оставайся здесь, я один схожу. – Я всерьез обиделся.

Вот это наезды! Как из больницы в этих шмотках выводила – нормально, а «в люди» – видите ли, нет. Она мне кто, жена? А ведет себя соответствующе. Буйная фантазия у девушки.

Решительно, не обращая на Зину ровно никакого внимания, зашел в здание.

Зина догнала меня перед кабинетом с надписью: «Медицинский психолог Аверкиева А. А.»

– Прости меня, Егор, не знаю, что на меня нашло. И совсем ты не чучело! – извинилась, смущенно хлопая глазами. Выглядела как само воплощенное сожаление. – Все чистенько и выглажено. Сам гладил? – восхитилась, не скрывая явной лести.

– Сосед, – буркнул, и обида прошла. – Ладно, давай заходить, что ли.

Стройная молодая женщина в белом халате поднялась из-за стола и шагнула к нам.

– Здравствуйте, а я давно вас жду. Вы – Егор? – проворковала она.

Психолог была в возрасте между девушкой и женщиной, ни за что не угадаешь. Примерно под тридцать, но с какой стороны – большой вопрос. Она была заботливо ухоженной и стильной, в ней гармонировало все. Начиная от тщательно обесцвеченных волос без темных корней, кончая бижутерией и педикюром в тон. Про педикюр я соврал, его не было видно в туфлях-лодочках на среднем каблучке, но за истинность предположения готовь биться на дуэли. Туфли, разумеется, гармонировали с колготами и юбкой, в меру короткой, красиво просвечивающейся сквозь тонкий халат, который был не абы какой, а атласный, пошитый по оригинальным лекалам. Возможно, какого-нибудь известного кутюрье, но за это не поручусь.

Мой внешний вид – прямая противоположность. Зине снова стало за меня неудобно, а вот девушка не подала виду. Но Фиона подсказала – неприятно поражена.

Психолог предложила нам сесть за стол напротив нее.

– Аверкиева Анжела Андреевна, медицинский психолог, – представилась тем же спокойным воркующим голосом.

Мы назвали себя.

– Я слышала о вашей проблеме, Егор, простите, без отчества. Ронович – ваша фантазия, не так ли?

– Совершенно верно.

– И ваши отношения с Зинаидой Ивановной не складываются, – тем же доброжелательным тоном.

«Меня презирает, Зину считает дурой. Ну и флаг ей в руки», – второе предложение чисто мое, этого мне Фиона не подсказывала.

– При чем здесь наши отношения? – сразу возмутилась Зина. – Я Егора на обследование привела!

– А он вам кто: муж-недотепа или малолетний сын? – интонация нисколько не поменялась, так и лучилась доброжелательностью. – Объяснили бы куда, он бы один пришел. Правда, Егор?

Зина сузила глаза, тяжело задышала, раздувая ноздри, готова была взорваться, на что и рассчитывала стерва, но я заговорил раньше:

– Зинаида Ивановна зашла меня поддержать, я боялся входить один: вдруг вспомню что-нибудь неприятное. Надеюсь, она не помешает?

– Помешает, – не согласилась Анжела. – Зинаиде Ивановне лучше выйти, а то вы вольно или невольно зажметесь.

Зина вскочила и, бросив: «Я в коридоре подожду», – пулей вылетела из кабинета, хлопнув дверью. Поднялось легкое облачко известки, остро пахну́ло специфичным больничным запахом антисептиков и лекарств.

– Я вас приглашу после беседы; дождитесь, пожалуйста, – чуть повысив громкость, проворковала Анжела вдогонку. Уже сквозь закрытую дверь.

И началось! Настроение, тревоги, сон, кошмары, что помню, родители, сестры и все в этом роде. Почти то же, что и у психиатра. Потом пошли тесты. Запомните, повторите, дополните, выберите цвет и многое другое. Заполнил кучу бумаги с ответами на идиотские вопросы. Все делал честно. С учетом амнезии, разумеется. Мне самому стало интересно узнать о себе что-то новое.

– Когда будут результаты?

– Я все обработаю, результат передам Веронике Игоревне, – обломила меня Анжела.

– Ой как жаль, хотелось бы узнать о себе.

– Она вам расскажет, не переживайте. Пригласите, пожалуйста, Зинаиду, мне и с ней необходимо побеседовать. Вы не против? – «Как ты меня достал, бомж! Хипарь вонючий», – кричали ее эмоции, а голос по-прежнему не менялся.

Нервная у нее работа, не для ее характера. И зачем здесь сидит? Явно не из-за копеечного оклада.

– До свиданья, Анжела Андреевна, берегите нервы. Они, говорят, не восстанавливаются, – сказал я, выходя из двери. Ее ответ не расслышал.

Ждать пришлось полчаса. Зина вышла на удивление довольная.

– Что, не запугивала? – удивился я.

Я не подсматривал ни свободным сознанием, ни через астрал.

– Что ты! Просто мило поговорили о тебе, и не только. Вероника Игоревна за меня переживает, я ее с детства знаю, а с Анжелой не знакома. Поехали домой, я голодная – ужас. У нас что-нибудь есть?

В машине стукнула себя по лбу.

– Ты меня своим видом совсем из колеи выбил! Знаешь, что я хотела рассказать? Я с работы отпрашивалась, а тут такое… – сказала интригующим тоном, для усиления эффекта растянув окончание и замолчав, нетерпеливо ожидая от меня вопроса. Губы подрагивали, грозя выдать новость раньше времени.

– Что «такое»? – поддался я, уже догадавшись, о чем пойдет речь.

– Помнишь тех козлов, которые к нам прицепились? – охотно выпалила она.

«Тех, которые прицепились, а не тех, которых ты чуть не убил», – отметил я, мысленно усмехаясь.

– И…

– Поубивали они друг друга! Двое в живых остались. Одного закрыли, который палить начал, один на операции был. Я у девчонок перед уходом спросила, они сказали, что хирурги удивлены. Ему очень повезло: легкие пробиты, но пуля так артерию развернула, что та закупорилась. Жить будет. Кстати, это самый нормальный из них, Верес.

Зина вдруг замерла на секунду, откинулась на спинку, напряглась внутренне и медленно спросила:

– А где это ты так вымок, что вещи не успел просушить?

– Ты что: думаешь, это я?! – Станиславский сказал бы: «Верю!» – Это такого ты обо мне мнения?! Я их в кафе не убил, а после отомстил?! Лелеял месть, вынашивал планы?! Это так ты обо мне думаешь? Думаешь, я холодный, расчетливый убийца?! Тогда нам не по пути. Извини, что вспылил, но я пошел. Не жди меня. – С этими словами щелкнул ручкой дверцы.

– Подожди, Егор, – ужаснулась девушка. – Я совсем так не думаю! Просто… я ничего о тебе не знаю, а ты еще промок до нитки. Недоступен был. – На нее, еле сдерживающую слезы, закусившую губу, начинающую предательски дрожать, было жалко смотреть. Я стал корить себя за концерт. Но надо было возмутиться, пресечь, так сказать, на корню. Девочку, конечно, жалко.

– Ладно, – согласился, захлопывая дверку. Продолжил, «постепенно успокаиваясь»: – Понимаю тебя, но я гулял в лесу. Уверяю. Люблю лес, почему – не знаю. Как назло – ливень. Телефон выключил, чтобы не отвлекал. Потом он промок. – О сотовом – чистая правда. – Вот и все. О тех подонках я и забыл давно.

– А зря! – Зина моментально повеселела, будто рыдать и не собиралась. – Они бы попытались отомстить. Все, домой! Слона съем. Не обижайся на меня, хорошо?

– Проехали. И поехали, сам бегемота проглочу. – Ни тебе «поклянись, что ты ни при чем», ни всего остального. Действительно хорошо.

– Только не говори никогда: «Не жди»… Хорошо? – произнесла очень тихо, на грани слышимости.

Я в изнеможении откинулся на спинку и закрыл глаза. Сделал вид, что ее слов не расслышал. Мне только «возвышенныхчувств» не хватало! Бежать, и поскорее…

Перед Михаилом Ивановичем Мережко, следователем городской прокуратуры, стояла нелегкая задача. По прямому распоряжению прокурора явным бандитским разборкам на даче надо было придать характер банальной бытовухи. Двойное убийство, один тяжелораненый. Огнестрелы из ранее засвеченного оружия, убит сын председателя районного совета депутатов. Сделать из этого бытовуху нелегко, но можно, бумага все стерпит. Главное – не привлечь областную прокуратуру, а то хлопот не оберешься. Михаил Иванович понимал это прекрасно и полностью поддерживал начальство. Дело в принципе, можно было считать раскрытым – убийца сознался. Только ментовский следак Хром чего-то мудрил. Как назло, именно он в тот день дежурил и с первой бригадой выезжал.

Ну что человеку надо? И там несоответствие нашел, и здесь. А когда оно гладко бывало? Более того, опросил соседей, а там ближайшие за двадцать домов живут, пенсионеры, и они якобы видели бегущего по улице человека. Он бежал в сторону места происшествия за несколько минут до неясных хлопков. Описать не смогли – далеко находились и не обратили внимания. И не вспомнили бы, если бы посланный Хромом опер их не разговорил. А туда ли бежал, а был ли он на самом деле тот бегун – неизвестно. Вполне могло померещиться старикам.

«Вовремя я забрал дело, а то еще что-нибудь накопал бы», – думал Мережко, заполняя бумаги. Хром отличался умом, въедливостью, скрупулезностью, стремлением найти и, главное, наказать преступника. На судах выступал охотно, доказывая свое. За ревностную службу его ценили, но, как говорится, всему свое время и место. «Нужные» дела у него просто забирали. Попсихует и плюнет – выше головы не прыгнешь. Склонностью к возмущенным рапортам и битью головой о стену он не отличался.

Признание есть, улики в целом подтверждают признание, нужная баллистика скоро будет, определят вменяемость обвиняемого – и в суд. Дело закрыто.

Михаил Иванович облегченно откинулся на спинку стула с мягким толстым сиденьем. Геморрой не давал покоя, надо было сдаваться эскулапам. Боязно.

Три дня пролетели незаметно. В свободное от тренировок или просто прогулок по лесу время я сидел в Интернете или пропадал в астрале. Зина раз в день забирала у меня ноутбук, общалась в соцсетях и возвращала обратно. Интерес к Всемирной паутине я объяснял попыткой найти себя. По-моему, она этого боялась, но не препятствовала. Главное, что я дома, остальное – потом. Ловя на себе ее взгляды, я мрачнел. Права Фиона, девочка ждала. Без кокетства. Я же не желал ее обнадеживать. Для нее это серьезно. Поэтому я и предпочитал лесное одиночество, регулярно проверяя округу свободным сознанием, и на сигналку Силу теперь не жалел. И все время, не переставая, думал о том, как решить проблему Славика. В последнее время стал склоняться к мысли, что, пожалуй, придется привлекать Сергея, чего очень не хотелось.

Похороны прошли с размахом, при большом стечении народа. Мэр и безутешный отец двинули речи, поп отпел. На могилах Толяна и Бандероса поставили громадные стелы – Ленин позавидует. Город судачил про убийцу. Большинство склонялось к мысли, что лучше ему из тюрьмы не выходить – отомстят. Не важно, в своем уме он был или с катушек съехал. А могут и в тюрьме достать, и там от братвы не спрячешься.

Эти слухи передавала мне Зина, да в Инете я нарыл несколько закутинских форумов, где личности, скрытые под крикливыми безличными никами, резали правду-матку. В них писали те же сплетни, ругали городские власти и утверждали о смычке оной с преступностью. Фактов, разумеется, не приводили. В местной печатной прессе напечатали длинные некрологи, по телевидению и радио прошли повторные передачи о трагедии. Как-то так совпало, что в день похорон все городские увеселительные заведения закрылись на профилактику, на федеральных каналах произошел сбой, а местные передавали только грустную музыку. Такой вот неофициальный траур.

– Знаешь, как мы назвали твою кровать? – спросила Зина как-то за ужином.

– Кто мы и какую еще кровать? – В животе загулял неприятный холодок.

– Медсестры в реанимации койку, на которой ты лежал. Заговоренная! – высказалась, не дождавшись моего заинтригованного: «Как?»

Кишки потеплели, от сердца отлегло. Что-то мне любое упоминание «кровати» не те мысли внушает.

Сразу пояснила:

– На ней Верес лежит, и ты представляешь – он пришел в себя! Выздоравливает поразительными темпами, как и ты, и тоже память потерял! Представляешь?!

– Я поражен. Но представь себе, мне нет до него дела.

– Зря ты так, он вполне нормальным парнем оказался. Меня не помнит совершенно, у него в памяти последние несколько дней как отрезало. Разговаривает вежливо и даже не матерится, в отличие от соседей. Завтра его в хирургию переведут. Врачи говорят, что такой удачной операции и такого быстрого выздоровления после тяжелого огнестрела давно не видели.

– Значит, ему повезло; может, за ум возьмется.

– Не знаю… – горько вздохнула Зина, – дружки им уже интересуются, и не отпустит его Седой.

– А вот это уже только от него зависит.

Зина несогласно покачала головой:

– Седой вопьется – не отстанет, и сына своего он любил, а в том деле много непонятного.

– Вот как? – Я заинтересовался. – Слухи однозначные: Макрицкий всех завалил.

– Ха! – презрительно воскликнула Зина с видом приобщенной к тайным знаниям. – Дело-то закрыли, но Сережка мне говорил, что там есть непонятки, и Седому кто-то их слил. Он грешит на прокуратуру.

– А конкретней?

– Ага, щас! Дождешься от братца подробностей, держи карман шире!

На этом разговор увял. Уже за мытьем посуды напомнила:

– Не забыл – нам в четверг к психотерапевту?

– Не нам, а мне. В этот раз один пойду, дорогу знаю. Хватит с меня психолога.

– Кстати, а что ты ей сказал тогда? Она злая была, когда я зашла, не то что раньше: «Ваши отношения с Зинаидой Ивановной не складываются», – проворковала очень похоже. – Противно!

– Ничего особенного. Сказал, что нервные клетки не восстанавливаются.

Зина неожиданно закатилась. С трудом выдавила через смех:

– Это про себя или про нее?

– Про нее, а что? Да прекрати ты смеяться! А сама почему спокойная вышла?

Зина еле остановилась. Все еще продолжая прыскать, ответила:

– Она быстро успокоилась. Мы просто поболтали о своем, о девичьем, тебе знать не обязательно. Нормальная женщина, когда не выпендривается. Своих проблем у нее выше крыши.

Почему смеялась, я так и не понял.

В четверг, когда я собирался выдвинуться к психотерапевту, в дом буквально влетел Сергей.

– Задержись, надо кое в чем разобраться.

– Но я к врачу опаздываю!

– Подождет, это недолго. Скажешь, в милиции был. Или тебе официальную повестку прислать? Могу устроить.

Я обреченно вздохнул.

– Ответь мне, мил человек, как на духу, без протокола: где ты был в пятницу с пол-одиннадцатого до пятнадцати ноль-ноль?

– Гулял в лесу, промок до нитки – Зина не даст соврать!

– Ты мне горбатого не лепи, народный мститель! Думаешь, я не узнаю, как ты тех гавриков в «вертолетке» опустил? Присядь, поговорим.

Мы сели на кухне. Я не волновался. Он относился ко мне настороженно-благожелательно, с примесью ревности.

– Зина о тебе хорошо отзывается, но мое предупреждение помни. Мне плевать, спите вы или нет. – Еще как не плевать! Фиона все видит. – Главное, не вздумай обмануть, она этого больше всего боится.

Я кивнул, Сергей продолжил:

– Ты очень странный тип. Сам посуди: свое имя ты якобы вспомнил, а ведь ничего из твоих слов не подтверждается! Конечно, пока рано судить, но по базам все московские Егоры твоего возраста не потеряны или не заявлены. Жду бумажных подтверждений. От соседей из других областей, по поводу твоей якобы стройки, автобусов и так далее – ни слуху ни духу, но тоже время терпит. С другой стороны, ты, неизвестно кто, избиваешь четверых наших братков-спортсменов. Какого!.. За честь Зины, конечно, спасибо, но зачем дальше полез?

– Вам Зина рассказала?

– Во-первых, не выкай. Я к тебе душевно поговорить пришел, ты не на допросе, и я сейчас не начальник. Во-вторых, от Зинки таких сведений не дождешься, по своим каналам узнал. Прикипела она к тебе, чувствую, – сказал с досадой, тяжело вздыхая. – И еще раз спрошу: зачем дальше пошел разбираться? Получается, что ты суперкиллер? На тебя мне плевать, но ты Зинку подставляешь, ты понимаешь это?

– Да с чего вы… ты взял, что я там был?! – возмутился я, от негодования привставая.

Он неожиданно попытался меня ударить. Я рефлекторно уклонился и взял его кулак в залом, плавно гася импульс. Сергей упал. Элементарная проверка – и я попался! Поняв это, сразу отпустил руку.

– Слышал, что ты резкий, теперь сам убедился, – довольно говорил Сергей, отряхиваясь. – Тебя пассажиры в автобусе видели и соседи по улице. На месте происшествия опять-таки мутно, и Мокрого я раньше знал, он опером был. В голове не укладывается, что это на него нашло! Он хоть и гнилой, но очень уравновешенный тип, стрелял бы исключительно при реальной опасности. Что скажешь?

Снова вычислили, как пацана! Обрабатывать брата Зины внушением не хотелось, и так я перед ней со всех сторон виноватый.

– Дело, надеюсь, закрыто? – хмуро спросил. – И, кроме тебя, никто не знает о подозрениях?

– В лучшем виде! – выплюнул он презрительно. – Не хочет начальство сор из избы выносить. К сожалению, Седой в курсе, что там был кто-то, но не знает кто. С пассажирами я лично возился, но я не один такой умный. Сольют тебя рано или поздно, и Зинка прицепом пойдет – вот что самое страшное! Так кто ты такой, суперкиллер, и зачем ты здесь?! Только не надо врать про потерю памяти! – закончил жестко, упершись в меня раздраженным взглядом. Эмоции метались из крайности в крайность, от «прибить на месте» до «помочь».

– Но я действительно, – произнес по слогам. – потерял память! Меня отравили. Кто это сделал, зачем я сюда направлялся, кто я такой на самом деле – не помню! Самому тошно! Или думаешь, я сам яду выпил, от которого чуть не сдох? Ты приходил в реанимацию, и Зина наверняка рассказывала, каким меня привезли.

– Но ты подозрительно быстро поправился.

– Ну уж, – я виновато развел руками, – простите великодушно!

– Хорошо, это замнем, – хмыкнул Сергей, – но если ты весь такой из себя профессионал, то зачем так глупо мстил? Зачем себя и Зину подставил?

– Да не мстил я никому, очень она нужна мне была, эта шушера! Я на встречу с Вересом поехал, он позаниматься со мной хотел. Потренировать его, фаната единоборств…

– Стоять! Того Вереса, который участвовал в наезде на вас с Зиной? Которого ты чуть не пришиб? – Аура засверкала недоверием с большой примесью удивления.

– Его.

– Да что ты говоришь! Тренировать врага? После того, как он на тебя напал? Это каким идиотом надо быть, чтобы поверить в эту сказочку! – Сарказм вперемешку с усилившимся удивлением.

– Таким идиотом, как я, – твердо ответил ему. Выдержав паузу, продолжил: – Он подошел ко мне на следующий день. Вежливо поздоровался. Разговорились. Он показался мне не совсем запущенным, и я согласился дать ему несколько уроков. На, посмотри, его телефон у меня забит, – протянул мобильник Сергею, – пробей по-тихому, если не веришь.

– Обязательно пробью, – пробормотал следователь, загоняя номер себе. – А твой номер у него есть?

– Я стер. Не вздумай звонить по нему!

– Я-то точно не идиот, – усмехнулся Сергей, – а вот ты, если это правда… «не от мира сего» – очень мягко про тебя сказано! Странный ты… очень…

Сказал и надолго задумался, изредка на меня поглядывая. Нахмурился.

У него ум за разум зашел! Я видел размашистое шевеление ауры, без Фионы читал его как открытую книгу. А ведь угадал насчет не того мира!

– Не знаю, что с тобой делать, честное слово. По идее, садить тебя надо, но… что-то держит, и не Зинка вовсе, – сказал очень открыто, искренне. – Колись дальше.

– А вот дальше – пусть останется моим секретом. Одно скажу – я сам от себя такого не ожидал, – ответил я, вкладывая в слова всю возможную убедительность, глядя Сергею прямо в глаза.

Он отвел взгляд. Нахмурившись, скрестил на груди руки. Подумав недолго, раскрылся, видимо решив со мной согласиться, не приставать. Пока. В этот момент он напомнил медведя, который сыт, которому человечина до лампочки. До поры до времени.

– Ты грамотно все устроил: если бы не засветился в автобусе, то… теперь понятно, почему засветился, – покачал головой, шепча: «Ой, дурак наивный…» – и что-то еще в этом духе, и непонятно – обо мне или о себе. – Может, ты внешность свою приметную сменишь? Нет, поздно…

Вдруг резко сменил тему:

– Как Зину выручать станем, суперкиллер? Седой и ее прицепом уроет за любимого сына. О Славике тоже не забудь.

– А вот насчет этого у меня есть варианты; возможно, потребуется твоя помощь. Ты мне веришь?

– А что мне еще остается… – проворчал любящий брат. – Появился, как черт из коробочки. Веришь – не веришь… не на ромашке гадаем. В голове ни черта не укладывается, но излагай, выслушаю. Или сразу твою голову Седому на блюдечке принести? – грустно пошутил напоследок. – Не знаю, что лучше. Говори, слушаю.

К доктору опоздал на целый час. Пришлось ждать двоих пациентов.

– У вас, молодой человек, видимо, не только ретроградная, но и антероградная амнезия, – высказывал мне врач, Сергей Викторович, невысокий полноватый бородатый мужчина средних лет.

Он походил на Агнара, моего друга и второго учителя, мужа Лионы, потомственной графини, которая в магии Разума затыкала за пояс всех, включая меня. Мы все вмести пошли в логово чернокнижников…

Как он там Агнар без Лионы? Переживает. Любили они друг друга. А вдруг Лиона вернется? Я же вернусь. Как Рон там говорил: «У них сложные отношения с богиней», – так что все возможно. Успела бы при жизни Агнара! И мне стоит поторопиться.

– Ко мне за месяц записываются, это вам исключение сделали, а вы!.. – продолжал укорять доктор.

Я виновато молчал, на забывчивость сослался еще в первые секунды встречи.

– Присаживайтесь в кресло, молодой человек, приступим, – махнув на меня рукой (в буквальном смысле), приказал врач.

Сидеть было удобно, сразу расслабился. Все продумано: кресла в числе пяти штук, плотные бордовые шторы на окнах, пока раздвинутые. Звукоизоляция на дверях и стенах – мягкого бежевого цвета. Напротив кресел стояла выключенная «плазма». Мечта гипнотизера.

К уже привычным вопросам, которых я наслушался у психиатра и психолога, добавились еще и более конкретные: как именно вспомнил, какой образ всплывал при этом и так далее. Потом пошли чисто игрушки: доктор говорит слово, я – первую пришедшую на ум ассоциацию. Он несколько раз предупреждал – не обдумывать выражения, говорить первое, что пришло в голову, можно даже с ругательствами, но я все равно стеснялся. Наконец перешли к основному.

– Вы готовы к сеансу лечебного гипноза?

– Да, доктор, готов.

– Предупреждаю: вы, возможно, вспомните что-то для вас неприятное; готовы?

– Да, – ответил я твердо.

Если спросить меня, почему я позволяю издеваться над собой, когда этому Сергею Викторовичу можно внушить что-нибудь для галочки, то отвечу: мне было безумно интересно!

Я честно выполнял все инструкции. Расслабился, выкинул мысли, удержался от проваливания в астрал – это, разумеется, без инструкции, – слушал его голос, тихую музыку, смотрел на ритмично переливающуюся плазму и… ничего. Даже обидно.

«Не обижайся, – успокоила Фиона. – Мы – твои реализованные комплексы, внешнее внушение тебе не нужно».

«А жаль, мне любопытно».

Врач произнес: «Десять…» – и я вышел свободным сознанием. Тело совсем обмякло. Сергей Викторович поднял мою руку. Она так и осталась поднятой.

«Интересно, не знал о таком».

Врач удовлетворенно кивнул. Долго внушал, что я маленький ребенок, и потом спросил:

– Что ты видишь?

Я быстро вернулся обратно, скомандовал Сине держать мышцы, как нужно доктору, и стал вещать:

– Мама с папой ругаются, мне страшно…

– Не бойся, я не дам тебя в обиду. Как зовут твоих родителей?

– Мама Галя и папа Родион, он бьет маму! Мне страшно, я не могу ее защитить… я трус…

– Успокойся, все хорошо…

Потом папа пропал из нашей с мамой жизни, но я продолжал его бояться. Потом я на войне. На меня направляют автомат, страшно как никогда, громкий щелчок бойка – осечка. Смотрю в зеркало – седой. Фамилию так и не вспомнил, но в армии откликался на Комес и гордился этим.

Признаюсь, мне Фиона подсказывала. Откуда бы я сам догадался, о чем надо врать в таком состоянии? Но про автомат – чисто мое. Красиво.

На счет «один» проснулся.

Ну вот, прибавил головной боли не только милиции, но и другим силовым структурам. Пусть шерстят; чем дольше, тем лучше. Доктор – дядька авторитетный, ему поверят.

– Ну-с, молодой человек, – довольным голосом говорил Сергей Викторович, – вы на первом же сеансе пережили почти полный катарсис! Очень удачно, очень! Еще насколько сеансов – и вы все вспомните! А возможно, не вспомните, – погрустнел он, – слишком глубокие травмы, слишком… но будем надеяться!

– Так что я вспомнил, доктор?

– В детстве у вас была хроническая психотравма, ваш отец бил мать, у вас возник комплекс вины…

– А можно попроще? Извините.

– Проще так проще, – охотно согласился врач. – Вы хотите забыть отца, отсюда невозможность вспомнить фамилию и имена родителей. В недавнем прошлом служили в армии или другой структуре, были в горячей точке и выжили просто чудом. Давление на психику неимоверное! Смерть смотрела вам в глаза…

Попал! Вартараар меня взглядом чуть не выпил.

– После этого вы поседели. Кстати, Комес, – сказал, постукивая по справке, – это ваша э-э-э… кличка в армии. Почетная. Неподалеку от Закутка прибавилась еще одна травма, скорее всего – отравление. Психика не выдержала и воспользовалась этим стрессом – загнала все страхи глубоко в бессознательное… – Задумался, потирая бородку. – Теперь насчет следующих сеансов. Мне кажется, лучше сделать перерыв. Не стоит выводить неизжитые комплексы в сознание слишком резко. Сначала эти переживите, согласны?

– Вы – доктор, вам виднее.

– Тогда следующий сеанс через… неделю. Вас устраивает? Это бесплатно! Ради вашего случая готов, так сказать, пожертвовать…

– Вполне устраивает, и спасибо большое. Только вот документы бы мне, я же без работы. Деньги соответственно…

– Ах да! Я все подробно распишу в карте и передам психиатру. Она разберется с милицией. Вам экспертиза предстоит? Я вхожу в комиссию. Да! Самое главное! Вам будут сниться кошмары. Недолго, не волнуйтесь. Их надо пережить, не злоупотребляйте снотворными. В целом психика у вас устойчивая, справитесь.

Единственный, кто мне всю правду рассказал. Молодец мужик, уважаю.

Деньги действительно кончались, пора задуматься и над этим.

(обратно)

Глава 9

В пятницу, в четыре часа дня, я вошел в недавно отреставрированное трехэтажное здание администрации Кутинского района и города Закутка. На втором этаже «сталинского» особняка располагалось законодательное собрание, где в эти часы в своем кабинете вел депутатский прием председатель законодательного собрания Виктор Леонидович Седулин.

На мне был деловой темно-серый костюм, купленный вчера в местном «бутике», якобы от Версаче, белоснежная сорочка и строгий галстук. Волосы собраны в хвост.

– Импозантный мужчина, – заключила Зина на примерке. – Мечта дам средних лет или совсем малолеток. Натуральный банкир. – Завтра мне предстояло принять участие в милицейской подставе, и Зина была очень довольна, что Сергей меня «принял».

В коридоре и приемной змеилась очередь из двух десятков человек, в основном пенсионного возраста. Еще десяток особо престарелых сидели на заботливо выставленных разномастных стульях, наверняка выдернутых из кабинетов.

– Шеф у себя? – обратился я к милой секретарше, протягивая ей пустую бумажку. – Мне срочно.

На моем лице сверкнула обворожительная улыбка, на запястье – золотой «Ролекс». Настоящая Швейцария, одолженная у Зининого отца.

Она смотрела на меня, выпучив глаза. Двое мордоворотов в строгих черных костюмах возле дверей в кабинет незаметно напряглись. По этой бумажке я уже проходил охрану на входе. Школа Лионы: одежда, манеры и легкое внушение. Иногда нелегкое.

– Ты куда это прешь без очереди, рожа твоя наглая! – раздался визгливый женский голос.

В любой очереди найдется такая тетка, «смотрящая» за справедливостью, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не прошел не в свое время. Изредка ее заменяет тщедушный крикливый пожилой мужик. При всей внешней непохожести их объединяет одно общее качество: обостренное чувство правды. Часто они тут же, в ожидании приема у высокого начальства, находясь за пределами кабинета, открыто поливают оное грязью, потому как ничего не боятся. В глаза же ему – почему-то молчат. Просят, как все. Ах да, есть еще одно общее качество этих разнополых персонажей: им решительно нечего делать дома.

Фиона – не Богиня. Та могла глубоко залезать в одного и одновременно «держать» троих-четверых, Фиона – либо глубоко одного, либо поверхностно троих. В данный момент она глубоко обрабатывала девушку, чтобы секретарша увидела именно ту неотложность, которую шеф ждет с особым нетерпением.

– Напялил галстук, хвостик подвязал – и думаешь, все можно?! Люди часами сидят, а он без очереди лезет! Люди, гляньте на него; где справедливость?! – Толстая тетка стояла, призывно оглядывая людей и гневно посматривая на меня.

По толпе пробежали шепотки:

– …действительно…

– Где это видано, я больше часа сижу…

– И тут блат! Это чиновничий беспредел какой-то!..

Назревал русский бунт, «бессмысленный и беспощадный». Что бы я сейчас ни сказал, все повернется против меня. Секретарша, как назло, тупила, не могла быстро выбрать наиболее безотлагательное дело. Все грозило сорваться. Если народ начнет бузить, то мной близко заинтересуются охранники, придется прервать обработку девушки. Всплывет бумажка, и тогда… Как я упустил из внимания реакцию очереди? Не подумал о количестве желающих попасть на прием.

– Заткнись, Семеновна! Чего людей баламутишь? – неожиданно высказался охранник. – Каждый прием от тебя проблемы. Верочка разберется с… господином. А дальше наша забота, мы здесь порядок обеспечиваем, а не ты.

Не обращая внимания на набравшую полную грудь Семеновну, охранник повернулся к Верочке:

– Чего застыла – видишь, очередь волнуется.

– Развелось тут вас, к народному избраннику не пускаете! – не сдавалась женщина, впрочем, уже не так громко, с опаской. – Отгородились от народа его слуги… – под тяжелым взглядом второго телохранителя еще тише.

Народ безмолвствовал.

«Строго у них», – успел я удивиться и услышал долгожданный голос Верочки.

– Секундочку, мальчики, я с Виктором Леонидовичем свяжусь, – сказала, поднимая трубку селектора, всей доступной мимикой показывая: «Большой человек!» – одновременно кокетливо поглядывая на меня. Как только удается все это делать, не отрываясь от трубки? Вот что значит опыт.

– Виктор Леонидович, извините, что отрываю, но очень срочное дело, – сказала Верочка в трубку. Дальше громкость понизила почти до шепота, но я расслышал. – Вы просили в любое время. Пришел человек от Аракеляна. Я не знаю, почему не позвонил, мне неудобно спрашивать. Хорошо… хорошо. Я поняла, – с этими словами положила трубку селектора.

Обратилась ко мне с лучезарной улыбкой:

– Подождите, пожалуйста, минутку. Виктор Леонидович отпустит посетителя и вызовет вас.

Я улыбнулся еще очаровательней, чем она.

– Ой, простите! Сразу заходите, как только посетитель выйдет, – засмущавшись, поправилась девушка. Не хватало еще, чтобы Седой успел позвонить этому Аракеляну! В моем присутствии звонить точно не станет.

Охранники, услышав колебания секретарши, насторожились, но к ним устремились две фиолетовые ниточки. Расслабились. Я забрал бумагу с Вериного стола.

Из дверей, пятясь спиной, вышел довольный худой старик, весь обвешанный орденами и медалями:

– Спасибо, Виктор Леонидович, что не забываете нас, ветеранов; доброго вам здоровья! – победно повернулся и шаркающей, но гордой походкой побрел из приемной.

– Ребятки, закройте дверь и никого не впускайте – распоряжение Виктора Леонидовича, – шепнул я молодцам, проскальзывая в открытую дверь.

– Какого… – начал было ругаться Седой, отрываясь от набора номера, но замер. Лицо плавно расплылось в доброжелательной улыбке.

– Вы телефон отключите, Виктор Леонидович. На всякий случай, – сказал я, разваливаясь на ближайшем к столу начальника стуле.

Седой был седым полностью, без единого темного волоска. А если откинуть эту выдающуюся серебристость шевелюры, стриженной под «ежик», то в остальном он был типичнейшим представителя класса чиновников. Костюм-двойка, галстук, сорочка, животик. Неприметное круглое лицо одутловато, под воспаленными глазами – мешки. Переживает о сыне, не высыпается, бедняга. И если бы не воздействие Фионы, то и взор наверняка был бы начальственный, надменный; однако Седой смотрел на меня крайне уважительно. Я бы даже сказал – с опаской.

– Конечно, конечно, – нажал кнопку на селекторе и отдал распоряжение в давно поднятую трубку: – Верочка, меня ни для кого нет, поняла?

– Я знал, что вы не простой, чувствовал, – продолжил говорить, выключая мобильник.

– Во-первых, Виктор Леонидович, соболезную. Мне искренне жаль вашего сына. Мы немного повздорили на «вертолетке», но это было чистое недоразумение. Я не держал на него зла, как, надеюсь, и он на меня.

– Спасибо, – серьезно кивнул в ответ Седой. – Убийцы не уйдут от ответа.

– Как? – удивился я. – Он же один. Или… слухи не верны?

– Есть большие подозрения о целом сговоре за моей спиной, но это мои, личные проблемы. – Пахнет паранойей, придется усилить нажим. – Вы от… – вспоминая, нахмурился, рассеянно потирая лоб.

– Во-вторых, я из Москвы, от Глеба… – продолжил я с нажимом и замолчал, ожидая реакции.

– Подождите… вы же с Паровозом? – сказал он, сделав недоуменное лицо. – Я с вердерскими работаю.

Он расскажет мне все, сам того не заметив, даже то, что забыл. Но мне много не надо – только имена скупщиков, и он их уточнил – Вердер и Глеб.

Я не зря три дня сидел в Интернете. Прочел все статьи и блоги о незаконном обороте драгметаллов, нашел несколько московских группировок, занимающихся золотом с каналом поставки из Восточной Сибири. Несколько раз упоминалась Кутинская обогатительная фабрика в сочетании с криминальными авторитетами: Глебом – Пашей Глебовским, Вердером – Гиви Вердалиани и небезызвестными солнцевскими. Последние мелькали везде, во всех видах деятельности. Сведения являлись непроверенными слухами, чистой воды сплетнями. Ни одного факта. Сайты, на которых размещались статьи, тоже не внушали доверия. Сергей добавил свою оперативную информацию, также, увы, не точную, но пришлось рискнуть. Время поджимало. Не сегодня завтра Седой должен был узнать о моей причастности к гибели Толика, и тогда все повиснет на ниточке: Фиона не ручалась за свою силу. Клиент, встретившись со мной – убийцей сына, в котором он души не чаял, может повести себя неадекватно.

– Как раз о Паровозике и пойдет речь. Я не зря лег в реанимацию и симулировал потерю памяти, я специально поселился у бывшей жены Славика, я наблюдал и слушал.

Я выдержал значительную паузу. Седой буквально смотрел мне в рот, веря каждому слову.

– Славик – приближенный Паровоза, он много знает и ничего от любимой жены не скрывал. Наши подозрения подтвердились, Паровоз хочет нас кинуть. Он и раньше мутил, но мы закрывали глаза, теперь – точка. Глеб очень не любит, когда его кидают, поэтому старается решить проблему заранее. И вот я здесь. Вы хотите спросить: зачем я все это вам рассказываю?

Седой растерянно кивнул.

– Дело в том, что у нас большие планы. Мы получили прямой выход на биржу с полной легализацией. Представляете, что это значит? – Снова кивок. – Объемы представляете? – Глаза Седого сверкнули алчностью.

– Нам нужна вся фабрика, весь неучтенный металл. И вы. Вопросы?

Седой откинулся на спинку и через секунду снова нагнулся к столу:

– Э-э-э…

– Называйте меня Егором.

– Послушайте, Егор, я все понимаю. Но я работаю с Вердером, и меня это устраивает…

– Устраивает? Ой ли? Эти национальные банды непредсказуемы. А почем он товар берет? Я уполномочен предложить половину биржевой цены, – снова алчность в глазах. – Будем брать в любых количествах.

Седой возбужденно заерзал.

– Но это получается, что я их кину… – Интонации, с которыми он выдал эти опасения, не оставляли сомнений – Седой готов принять мое предложение.

«Это у него натуральная жадность, я ни при чем!» – удивленно пояснила Фиона.

– Пусть вас это не волнует, мы разберемся с Гиви. На вас Паровозик и его товар. Решать надо немедленно.

Седой снова откинулся на спинку кресла, но расслабиться не мог. Воздействие Фионы стало минимальным – пациент должен сам прийти к нужному выводу, так будет вернее.

– Я не могу так сразу. Предложение очень заманчивое. Я верю, что вы решите проблему Вердера, но Паровозик… это война, а он вор в законе.

– Глеб не вор и не собирается покупать это звание. При чем здесь понятия? Это многомиллионный бизнес, давайте думать, как бизнесмены. Воры в законе – анахронизм. Согласны?

– Я полностью разделяю ваше мнение, но пока… как вы себе это представляете?

– То есть в целом вы согласны?

– Да, – решительно произнес он после секундной задумчивости.

– Глеб так и предполагал. Он заранее просил меня передать вам свою благодарность.

Седому было приятно это услышать, но виду он не подал. Лишь краешки губ дрогнули в легкой улыбке.

– А я сразу, как только услышал о вас, догадался, что вы прибыли к нам по мою душу. Рад, что не ошибся. Передайте Глебу ответную благодарность.

Я сдержанно кивнул и принялся развивать успех:

– Я представляю дело так. Лично сам Паровоз нам безразличен. Будет жить – хорошо, не будет – еще лучше. – Фиона чуть усилила внушение. – Сразу с крови начинать не стоит, попробуйте договориться. Пообещайте ему большую долю, он не знает о новой цене. Еще раз повторю: с ним лично мы не хотим иметь дел, весь металл должен пойти только через вас.

– Договориться!.. Не раз пробовал, бесполезно! Паровоз он и есть паровоз, его не свернуть.

– А вы еще попробуйте, порядок цен вы теперь представляете. Пока он работает с нами, но хочет соскочить на сторону. Это непростительно. Не переживайте: когда Сема склеит ласты, а это произойдет непременно, это случится не в вашем районе.

Седой давно царапал ногтем подлокотник и вдруг перестал.

– Хорошо, я попробую договориться. А если не получится?

– Тогда мы с вами встретимся снова и обсудим дальнейшие действия. Я сам позвоню вам, скажите ваш личный телефон.

Он на память продиктовал номер сотового и доверительно произнес:

– У Паровоза все по старинке, никак не привыкнет нормально общаться как деловой человек. Что ни разговор, так обязательно стрелка, терки. Тьфу.

– Что делать, Виктор Леонидович, пока такие типы в силе, – посочувствовал я, огорченно вздыхая. – Где обычно стрелку забивает?

– За городом, у заброшенного судоремонтного. Эх, такой завод развалили! Я начинал на нем…

– Потом поговорим на эту тему, а пока слушайте сюда. – Фиона резко усилила воздействие. – Стрелку забивайте на послезавтра. Обещайте Паровозу все что угодно, главное, чтобы он согласился встретиться именно послезавтра, в воскресенье. Обо мне никому ни слова, о Глебе не заикаться, с Вердером не общаться. Если вам скажут, что меня видели по пути на дачу в день убийства Толика, пропустите эти слова мимо ушей, забудьте о них, а остальным скажите: «Сейчас есть дела поважнее, а та гнида… – или как вы обычно выражаетесь, – подождет, никуда не денется».

Я немного перевел дух и продолжил:

– Через пять минут после моего ухода начинайте прием. Охранникам и Верочке прикажите обо мне не болтать. Все, я пошел.

В дверях я сам шепнул секьюрити и Верочке, чтоб не болтали. Так надежней. Поредевшая очередь проводила меня негромким ворчанием. Охрана на выходе обо мне забыла.

Целый час с Седым работал! Ничего, пусть допоздна задерживается, за этот час отдувается. А вы, люди, простите меня великодушно.

Теперь мозг Седого сам переработает все нестыковки и неувязки, выдаст своим соратникам только явную выгоду от предложения таинственной организации. Срочность со стрелкой объяснит спешкой нового покупателя, убедит в безнаказанности кидалова старого партнера. С ним согласятся. По словам Сергея, он своих в кулаке держит. Кроме сына, которого совсем разбаловал. За что и поплатился.

Дело за Паровозом. Тот более «либеральный», делает вид, что прислушивается к советам. На этом и попробуем сыграть.

Сергей высадил меня за крутым поворотом на полпути к местной «Рублевке». Так называли коттеджный поселок «Речной», который своими аляповатыми двух-трехэтажными особняками испортил замечательную неброскую северную красоту некогда живописной излучины реки Куты. Скоро по дороге должен проехать Славик. Сергей целый день его пас.

Смеркалось. Звонок от Сергея:

– Один в машине, через пять минут появится из-за поворота. Готовься. Конец связи.

Проверил свободным сознанием – все верно, и других машин в моем направлении… пропустил одну… больше нет. Вышел на трассу.

День у Славика выдался просто великолепный! Рука не болела, кисть работала, солнце разогнало тоскливые облака, красота! Скоро и на перевязки не надо будет ездить. Раны заживали как на собаке, и, главное, колдун две ночи не снится (чтоб он провалился с этой паскудой Зинкой!). Ну чем не жизнь? Славик и сам не заметил, как начал ценить тихие радости. А до этого и водка не помогала. Но скоро, скоро уже… Появился свет в конце тоннеля: он отомстит, час близится!

Папа – Паровозик, улыбаясь, дал добро на отстрел этих любовничков, ребят разрешил привлечь. Какого стыда это стоило! Но Славик решился. Теперь братва посмеивалась за спиной, а плевать! С колдуном он один не справится, духу не хватит. Каким бы он ни был гордым, как ни боялся оказаться посмешищем, Славик перешагнул через себя. Жажда мщения росла с каждым днем, буквально выворачивала наизнанку.

Его, разумеется, не «опустили» и даже ржали не сильно, он ожидал большего.

Про Егора как колдуна, естественно, промолчал. Кто поверит в такой бред? Их бы туда, на словах смелых. Честно сказал, что боится, а на Зинку рука не поднимется. Папа прервал разгалдевшихся братанов и молвил, положив руку на плечо Славика:

– Я всегда знал, что ты смелый, но сейчас ты превзошел себя. Кто из вас признался бы в своем страхе перед фраером? Кто, мальчишки? – вопросил и обвел присутствующих пронзительным взором, впиваясь в каждого. – Никто из вас! А Славик смог. Признать свою слабость – наивысшая храбрость!

Паровозик любил мудрые речи. Что не помешало ему ухмыльнуться, когда давал распоряжение помочь «сыну».

Сегодня Славик без эксцессов собрал плановое рыжье, сдал куда полагается, получил личные деньги, потрещал с ребятами, дал в морду одному языкастому острослову, договорился о завтрашнем пикнике на берегу Куты. Поужинал в кабаке, приняв на грудь заслуженные сто грамм, и в отличном настроении поехал домой. Перед крутым поворотом, «тещиным языком», сбавил скорость и плавно вписался в изгиб трассы.

В салоне надрывался шансон. Вяло текли мысли о скорой встрече с любимыми псами, о жаркой в постели Светке, о выпивке, и вдруг фары высветили колдуна…

Он стоял на дороге. Длинный черный плащ был распахнут. Руки раскинуты, черные волосы колыхались, глаза горели. Рот в обрамлении полуседой бороды растянулся в зловещей ухмылке. Демон из ада…

– А-а-а! – завопил Славик и с силой, до ломоты в висках зажмурившись, накрыв голову руками, надавил на тормоз. Вбил педаль в пол с отчаянностью обреченного. Мысль о том, что колдуна можно задавить или спастись от него бегством, не пришла в голову. Даже не мелькнула. Только закрыться, как ребенок одеялом, и кошмар станет не страшен.

Завизжали колодки. Тело бросило на баранку, хлопнули подушки безопасности, спасая водителя от ушибов, машина прошла юзом и резко встала. Запахло паленой резиной. Славик сжался, мечтая стать маленьким-маленьким, чтобы никто и никогда не нашел его, желая превратиться в песчинку под ковриком; еще сильней зажмурился и шептал про себя: «Это сон, это сон, я сплю».

Хлопнула пассажирская дверь, и послышался надоевший в кошмарах, но странно спокойный, даже участливый голос:

– Ну что, Славик, поговорим? – И мир перестал существовать.

Пикник в субботу обломился. К полудню Паровозик неожиданно вызвал к себе всех бригадиров, казначея, советников и… в общем, весь большой совет «сельских». Братва подтягивалась медленно, но Папа, как ни странно, не ворчал, а чему-то тихо улыбался.

– Что, ребятишки, тяжко? – начал он речь, когда все собрались. – А нечего жрать без меры.

Справедливости ради надо отметить, что с похмелья болели только трое из восьмерых собравшихся, но Паровозик любил обобщения. Он много чего любил.

– Давеча мне позвонил Седой, самолично! – провещал, для пущей важности подняв синий от наколок палец, с неожиданно изящно обработанным ногтем. – Снизошел, так сказать, до нас, грешных. И что он мне предложил, как вы думаете, мальчишки?

«Мальчишки» промолчали.

– Правильно молчите, молодцы. Нет, ребятки, не отдать все нажитое непосильным трудом, а всего лишь забить стрелку, – закончил, казалось, обиженный банальностью предложения. Ожидающе замолчал.

Раздался несмелый голос «советника по маркетингу» – Папа любил давать громкие титулы.

– Чего он хочет? У нас все поделено.

– Да, действительно, Папа… – поддержали остальные.

– Наконец услышал я глас народа! – довольно произнес Паровоз. – Чего хочет? Ясно чего, бабла, у него одно на уме. А конкретно – предлагает обсудить нового покупателя, который баснословные бабки за рыжье предлагает и аппетит имеет неимоверный. Седой, мол, один его не накормит. Предлагает взять нас в долю. Жду советов, «министры».

– Это что получается? Мы Глеба кидаем? – сразу возмутился Щерба, «смотрящий» и «советник по конфликтам».

– Почему сразу «кидаем»? – заспорил казначей, он же, с легкой руки Папы, «советник по финансам», носящий погоняло Тучка. – Перетрем. Если выгодно, то с Глебом обсудим новую цену, а дальше… бизнес есть бизнес.

– Седому веры нет…

– Под власть прогибаться? Не по понятиям это…

– Что за покупатель, откуда взялся? – «безопасник» Ленчик. Он же «советник по кадрам».

Шум разгорался. Паровозик блаженствовал. Послушал минут десять. Когда дошли до личных оскорблений, прервал всех:

– Тихо! Чапай думает. Что порешили? Как я понял, большинство против? А скажи-ка мне, Щерба, сколько конфликтов с седовскими у нас за последний год было?

– Три, – не задумываясь, ответил смотрящий. – Барыг не поделили. Бригадами перетерли и разошлись. Ты утвердил, все справедливо.

– Застоялись мы, – неожиданно взял слово молчавший Славик. – Разжирели, разнежились. Не к добру это. Большую стрелу забить необходимо, а там… как карта ляжет.

На него сегодня было любо-дорого поглядеть. Свежий, подтянутый, без запаха перегара. Давно таким не видели. Как с бабой разошелся – так, считай, всегда навеселе ходил.

– Вот! – торжественно провозгласил Паровоз. – Истину глаголешь, сын мой. Молодец, Славик, и выглядишь хорошо. Засиделись мы, погрязли в гнилом болоте. Встряхнуться надо. И денежки тоже лишними не бывают, – произнес глубокомысленно, благосклонно кивая «финансисту». – В меркантильном мире живем, к сожалению. Итак, ребятки, решаю. Большой встрече быть! Идут все присутствующие со своими «детишками». Стволы почистить. На всякий случай, – сказал со значением, глядя на попытавшегося вякнуть Щербу. И сменил тон на полностью серьезный: – Завтра в одиннадцать ноль-ноль, как обычно, на судоремонтном. Ленчик, ты с этого момента начинай работать; что делать – ведаешь. Ментов обязательно прошерсти: кто что знает, чего не знает. Понимаю, что занудствую, но повторенье – мать ученья, а народ у нас мудрый, зря пословицами не разбрасывается.

Когда все начали расходиться, большинство недовольные, Паровозик произнес, явно копируя артиста Броневого в роли Мюллера:

– А вас, Тучка, я попрошу остаться. Надо бабки подбить да подсчитать выгоды-потери. Скажу тебе новую цену – ахнешь.

(обратно)

Глава 10

Солнце, стесняясь смотреть на землю, закрылось тонкой пеленой облаков, точно легкой вуалью. Было безветренно. В небесах парили важные птицы, над тусклой травкой носились суетливые мухи, выискивая вкусную гнилость, от каменистой почвы медленно поднималась невесомая пыль. Увидеть ее глазами было невозможно, можно было только учуять. Она пахла специфически, ароматом, знакомым многим. Пыль пахла запустением.

На большую гравийную площадку, неподалеку от полуразвалившихся стен судоремонтного завода, с противоположных сторон, навстречу друг другу, въезжали разномастные джипы. По ее периметру: в редких кустах, на кучах мусора и гравия, в здании ремонтного цеха, давно скучали молодые люди, прибывшие сюда еще засветло. Часто парами. Каждая пара располагалась в пределах прямой видимости от другой. Ребята в двойках держались друг от друга подальше, не общались. Иногда смотрели на невольного напарникапрезрительно. Только одна парочка общалась между собой. Это были старые школьные знакомые, волею судьбы раскиданные по разным преступным группировкам.

– Блин, в такую рань подняли, болею, как падла. У тебя, случаем, похмелиться нет, Толян?

– Нет, конечно, кто с пойлом на стрелки ездит? Пить надо было меньше. Будто вчера не знал.

– Не знал! Телефон сдох, утром не успел включить – звонок. Эх, не надо было на зарядку ставить! Сейчас бы дома спал, – закончил говорить парень через зевоту.

– Ага. Тебя бы потом Паровоз съел.

– Тебя бы Седой, может, и съел бы. А наш Папа добрый. Справедливый.

– Ой, не смеши меня, добрый! Ты его еще папой римским назови. Да знаешь, что он с Тимохой в свое время сделал?

– Тихо, едут. Все, теперь в оба глаза за шухером смотреть надо, – остановил товарища «сельский». Простонал и проворчал, не скрывая досады: – Ну почему им обязательно с утра разборки устраивать, а, Толян?

– Кто раньше встает, тому Бог подает. Слышал? Поэтому.

– Наш Папа тоже пословицы да поговорки любит.

– Тоже мне, нашли отца родного! Слушать противно.

– Вот и не слушай. Ты небось со своим Седым и не разговаривал ни разу. Да он тебя и не знает, зуб даю.

– Зато он всяко круче твоего Папы. Тоже мне, вор в законе! Плюнуть и растереть это звание, их время ушло! – высказывался с экспрессией, словно пар травил. Чужие слова озвучивал, это чувствовалось.

– Что ты сказал?! А ну повтори! Плюнуть и растереть, говоришь?!

– Эй! Ты чего это, Серый, ствол от меня отведи! Не дай бог…

Со стороны поляны грянули выстрелы. Сначала три пистолетных хлопка, потом еще, еще – и все перекрыло треском автоматных очередей. Знакомые, забыв о неожиданной ссоре, ошалело переглянулись. Разом оббежали мусорный завал, бросив наблюдение за проселком, и уставились на площадку, превратившуюся в поле битвы.

Там было на что посмотреть. В центре лежали тела пятерых человек, среди которых пацаны узнали лидеров обеих группировок. Остальные бойцы попрятались за джипами и кучами гравия. С противоположных концов поляны глухо стучали автоматы, хлопали пистолетные выстрелы. Пули вспарывали землю, пробивали радиаторы, двери, стекла машин. В перерывах между треском очередей отчетливо звучала ругань и стоны раненых. Один джип, от седовских, попытался сдать задним ходом, но был остановлен злым огнем со стороны «сельских». В открытую дверку выпал раненый водитель. Воя, пополз к ближайшему укрытию. Из других дверей выскочили двое. Отстреливаясь, попытались убежать, но были срезаны удачными выстрелами.

Не зря именно эту поляну избрали для стрелок. Открытое пространство, где невозможно устроить засаду. Но и убежать отсюда оказалось проблематично. Сейчас все зависело от количества стволов и боеприпасов.

– Назад никто не дергается, – донесся до пацанов голос Ленчика. – Все не уйдем, а оставшихся быстрей покромсают. Берегите патроны, братки, не палите в белый свет как в копеечку!

Сергей с Толиком переглянулись и, без договоренности, синхронно поползли назад. У них вероятность уйти – почти сто процентов. О принадлежности к разным кланам они благополучно забыли.

Внезапно с двух сторон на поляну ворвались два пазика. Из них сноровисто высыпали бойцы в бронежилетах и касках. Быстро заняли позиции в тылах группировок. Заорал мегафон:

– Граждане бандиты, прекратите огонь, работает ОМОН. Повторяю, работает ОМОН! Всем сложить оружие, лечь на землю и не рыпаться. Стреляем без предупреждения!

Бандиты словно этого и ждали. Тишина пролетела над поляной, как облегченный вздох. На открытое место упал первый пистолет. Следом за ним еще, через пару секунд еще, а вскоре оружие посыпалось как из рога изобилия. Неожиданно один из «сельских» братков, с криком: «Суки!» – попытался выстрелить в омоновца, но не успел и упал с двумя пулями в груди. Прервавшаяся сдача оружия возобновилась с новой силой.

Анатолий с Сергеем в этот момент, скрываясь за редкими кустами, бежали к лесу. Оттуда до города всего-то километров тридцать, к ночи доберутся.

Я сидел за рулем Зининой машины в лесочке недалеко от трассы. Только что вернулся из астрала, где наблюдал увлекательный фильм из жизни бандитов. Смотрел разборку в реальном времени одновременно с пяти меток: Славик, Седой, двое его телохранителей и «сельский» бандит по имени Ржевский, рядовой бычок. Вчера я случайно с ним столкнулся. Сергей шепнул мне, кто это, и Фиона сразу «срисовала» его образ.

Вчера был очень насыщенный день. Сначала мы с Сергеем узнали, кто из прокурорских дежурит в воскресенье. Дежурным оставался следователь Мережко. Сергей скривился, как от лимона.

– Все, Егор, не видать нам арестов.

– Это почему же? Факты будут не просто на лицо, а на огромную морду!

– Есть подозрение, что он стучит седовским. Доказательств, сам понимаешь, нет, – сказал, с сожалением разведя руками. – Скорей всего, он и слил Седому информацию о твоей возможной причастности к убийству сына. Так что, извини, я могу их только в ИВС, а оттуда прокуратура их махом выдернет.

– Даже так? Это мы еще посмотрим; поехали в прокуратуру.

Сергей недоверчиво на меня посмотрел, но ничего не сказал. После вчерашнего концерта со Славиком он стал относиться ко мне очень серьезно. Я бы даже сказал, с опаской.

– Если будешь меня слушаться, я навсегда уйду из твоей жизни, – внушал я Славику, сидя на пассажирском месте. – Ты этого хочешь?

Славик совсем не сопротивлялся. Фиона сравнила его с трехлетним ребенком, который до ужаса боится бабайку – меня. Он на все готов. Можно было не мучиться с неудобным кожаным плащом Зининого отца.

– Хочу, больше жизни хочу! – выдохнул Славик, облизывая пересохшие губы.

– Слушай меня внимательно и запоминай. Завтра Паровоз соберет… – я не знал, как называется собрание верхушки группировки. Сходняк, что ли? – Собрание всех ваших старших. Там пойдет речь о встрече с седовскими. Ты выскажешься за нее и попытаешься убедить остальных. После собрания позвонишь мне с чужого городского телефона и сообщишь точное время и место стрелки. Запоминай, диктую.

Я медленно проговорил номер. Славик преданно кивнул.

– Как только Седой с Паровозом начнут говорить, убей первым выстрелом Седого, вторым Паровоза, а дальше пали в кого вздумается или сразу падай. Возможно, жив останешься. Лидеров вали в голову. Ясно?

– Ясно! Мне бы Тотошу… – попросил совсем жалобно.

– Держи своего ненаглядного, я сегодня добрый, – с этими словами передал бандиту его разряженный пистолет. – Обоймы кладу в бардачок. Слышишь?

Славик любовно гладил прижатый к щеке ТТ. Совсем как девочка, которой вернули любимую куклу.

– Конечно! Я все понял. Ты от меня отстанешь? Честно-честно? Больше не будешь мне сниться?

– Когда сделаешь все, как я сказал, обещаю отстать и не являться во сне. Ты мне веришь?

– Верю… – прошептал завороженно, тоскливо-преданно смотря мне в глаза. Как побитая собака, ей-богу! Это начало раздражать.

– Закрой глаза и посиди так пять минут, поспи. Когда откроешь, ты полностью забудешь нашу встречу. Поедешь как ни в чем не бывало, в прекрасном расположении духа. Я пошел, закрывай глаза, – с этими словами захлопнул дверку.

Потом вспомнил и обработал спящего бригадира «исцелением» первого уровня. Он мне полностью здоровым нужен. Дай бог, жив останется. Но сядет точно.

Я специально закончил разговор таким длительным внушением, как в обычном гипнозе. Слишком сильно я засел в Славике. Пусть поспит пять минут нормально, отойдет от стресса.

Седой на роль «застрельщика» не годился. Без прямого воздействия Фионы он не пойдет на такую явную глупость, своя жизнь дороже. Отвергнутый муж с безмерной злостью и ревностью; по сути, потерявший смысл жизни, да к тому же напуганный до полусмерти – идеальный камикадзе. Моя совесть, закаленная эгнорскими событиями, тихо сопела в тряпочку, лишь немножко поскуливая. Земные комплексы я загнал еще глубже. Не время рефлексировать.

В течение пяти минут, пока Славик прилежно спал, подъехал Сергей. Увидев застывшего за рулем бандита, он посмотрел на меня с изрядной долей настороженности. Я объяснил, что Славик погружен в гипнотический сон, и это была чистая правда. После этого Сергей и стал относиться ко мне с опаской. Я поначалу морщился, сожалел. Надо было вызвать Зининого брата позже, после того, как Славик уедет. А потом подумал: «Какого черта? Я говорил, что обладаю гипнозом? Говорил. Вот он и убедился. Боится – его проблемы».

В прокуратуре я легко узнал адрес Михаила Ивановича. Он сам открыл дверь квартиры, не спрашивая: «Кто там?»

– Что надо? Брошюры и библии не беру, разговаривать не намерен. Все, до свиданья, – сказал следователь, принимая меня за сектанта, но вместо закрытия двери застыл на месте.

– Михаил Иванович, вы завтра во всем поддержите действия Сергея Ивановича Хрома, честно выполните свою работу, невзирая на обстоятельства и личности задержанных. Вы меня поняли?

– Конечно! Хром очень профессиональный следователь, не вижу причин препятствовать его работе, – «согласился» и сам же обосновал согласие.

– Вот и прекрасно. Еще, если получите сведения, которые могут заинтересовать Седого или Паровозика, не сообщайте им. Хорошо? Прекрасно. О моем визите забудьте. До свиданья, – попрощался и спустился по лестнице.

Мережко поморгал, пожал плечами, услышав крик жены из кухни: «Ты чего там застыл, Миша? Кто пришел?» – и закрыл дверь.

Действие конкретно этого внушения продержится не больше трех-четырех дней. По прошествии этого времени меня все равно не вспомнит, а просто «очнется» и поразится собственному поведению. Слава богу, что вмешательство в психику обратимо! Человеческий разум всегда сопротивляется чужой воле и рано или поздно обязательно побеждает. Или сходит с ума, что также является освобождением. Ведь если дать волю буйной фантазии о вечном подчинении, то какая жизнь тогда получится? «Черный властелин» напрашивается, который будет управлять людьми, как куклами. Фиона уверила меня, что о подобном не слышала. Воспитание, убеждение, пропаганда, кнут и пряник – вот струнки, на которых играют политики всех известных миров, и наша цивилизация не исключение. Это гораздо надежней.

– С прокуратурой решено, – доложил я Сергею, сев в машину. – Он во всем тебя поддержит и ничего не расскажет ни Седому, ни Паровозу, даже если о чем и пронюхает.

– Как у тебя все просто, – задумчиво произнес следователь, минуту просидев не шевелясь, пристально глядя в лобовое стекло. – Раз, и чиновник стал честным. Как в сказке. Ты прямо волшебник. Может, всю власть так исправить, хотя бы только в нашем городе?.. Сможешь? – спросил с надеждой и одновременно со страхом; желая и боясь услышать ответ «Могу».

Не ожидал я такого вопроса от Зининого брата, от взрослого, рассудительного, умного человека. Достали парня выкручиванием рук, не иначе. В милицию он пришел с несправедливостью бороться, честно защищать людей от бандитов, а оказалось, что главные преступники наверху сидят, в служебных кабинетах.

– Я не волшебник, я только учусь, – отшутился я известной фразой. – К счастью, не могу. Это обычный гипноз, скоро постгипнотическое внушение пройдет. Дня через три.

– К счастью? – недоверчиво переспросил он, косясь на меня одними глазами, головы не поворачивая. В вопросе слышалось разочарование и в то же время облегчение, и неизвестно, что перевешивало.

Я грустно вздохнул и принялся втолковывать взрослому человеку азбучные истины:

– А ты представь, что будет, если не пройдет. Представил? По глазам вижу, что надеешься таким образом разрешить все проблемы. Бамс! Взятки брать перестали, о крышевании и думать забыли, всех злодеев пересажали. Мелочь, конечно, осталась, но с ней азартно борются, себя не жалея, на работе горя. А что, если пойти дальше? И ты, и многие, и я грешным делом об этом подумывал: коррупция исчезла как класс, законы принимаются для людей, а не для чиновников, и главное, исполняются неукоснительно! Да чего там! – я повернулся к Сергею всем корпусом и заговорил уже горячо: – Идем дальше. А зачем тогда вообще законы? Кто-нибудь наколдовал, людскую природу исправил – и пожалуйста! Ни тебе воровства, ни убийств, ни драк, ни насилия. Все живут честно, радуются, самостоятельно налоги платят, ничего не скрывая. Красота! Все одинаковые. Утром на работу, с работы – в семью. Подростки вежливо друг другу кивают: «Ах, простите, я не хотел… нет, только после вас, увольте!» Рай, а не жизнь. Замечаешь, что как-то это… не по-людски выходит, противно как-то. Куклы или роботы, а не люди. Ты это понимаешь. Понимаешь также, что все начинается с малого, и боишься. Боишься, что и в твои мозги влезть могут. Конкретно я – могу, меня опасаешься. И правильно делаешь, в этом я с тобой соглашусь…

Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– К счастью, Сергей, именно «к счастью»! Все внушения недолговечны, – говорил спокойно, стараясь вложить в голос как можно больше убежденности. – Есть кое-какие ментальные закладки, которые могут выстрелить через год или пятьдесят лет, но на поведение жертвы, до их включения, они не влияют. Чем и опасны. Я такой техникой не владею, только временное постгипнотическое внушение, которое действует сразу после сеанса. А есть умельцы, я уверен… Ни к тебе, ни к Зине я своих способностей не применял и применять не собираюсь. Хочешь верь, хочешь не верь.

Оба помолчали. Я надеялся, что опасения Сергея развеял.

– Все к завтрашнему подготовили? – наконец спросил я, посчитав, что лекция усвоилась.

– А? Нет, – очнулся милиционер. Прокашлялся, полностью возвращаясь в реальность. – В судье не уверен. Участок, к которому относится судоремонтный, ведет Ольга Андреевна. В ее материальной заинтересованности я сомневаюсь, из рук Седого и тем более Паровоза она не кормится, но испугаться последствий может. Ей постановление о взятии под стражу выносить надо будет, и лучше не ждать до понедельника. Сам понимаешь, какой вой наши власти поднимут.

– За адресом в суд поедем? Там наверняка в выходные секретарь какой-нибудь дежурит, или у сторожа адреса должны быть.

– Охранник там сидит, и ты прав, у него телефоны и адреса судей, но мы сразу к ней домой поедем, я знаю, где она живет, подвозил однажды.

Дома, в новой двуподъездной двухэтажке нестандартных размеров, для «слуг народа», судьи не оказалось. Дочь-тинейджер, с пирсингом в нижней губе, вальяжно ответила:

– На даче они с отцом все лето живут, там и ищите. Вот еще! Я и не собиралась ей звонить, и говорить ничего не стану. Пусть сама со своими проблемами разбирается. Пойду я, меня девчонки ждут. А может, и вы с нами? – спросила с интересом, продолжая жевать резинку, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. – Приглашаю, вы прикольный. Ремешок на лбу вам очень идет, и бородка – отпад!

Из-за полуоткрытых дверей громко играла клубная музыка. Оттопыриваются девчонки, пока родителей нет. Спиртным не пахло, коноплей тоже. Слабо несло сигаретным дымом.

– Спасибо, девушка, но мне некогда. Счастливо повеселиться! – Фиона девочку обрабатывала по самому минимуму: на доверие и снижение критического восприятия.

– Ага. Пока. Может, передумаете? – крикнула вдогонку.

Садовый участок выделялся заботливой ухоженностью. И дом, такой же, как и многие соседские, – одноэтажный, с мансардой под пузатой крышей, отличался сочной окраской и аккуратной, любовной отделкой. Наличники, резная веранда и множество едва заметных мелких деталей говорили о том, что живут здесь часто и подолгу, и живут с удовольствием.

Гостей на участке и в доме не было, и я смело открыл калитку. Болонка, один раз тявкнув, подбежала ко мне, виляя хвостом. Муж, вышедший из-за бани, не обратил на меня внимания и отправился дальше по своим важным дачным делам. Женщина средних лет, одетая в старые джинсы, ковбойку и выцветшую до неузнаваемости оттенка панаму сидела на корточках перед грядкой. В доме играло радио, слышался звонкий детский голос.

– Ольга Андреевна? – уточнил я. Дождался утвердительного кивка и продолжил: – Завтра за вами заедут, пригласят на работу. Езжайте, не споря. Смело выполните свой долг, не бойтесь никого и ничего. Стойте на своем решении, невзирая на личности подозреваемых, невзирая на возможные проблемы с властью. Запомните: вам лично и вашей семье ничто и никто не угрожает. Вы – власть, вы – сам закон, а преступники должны понести неотвратимое наказание. Вы это сами твердо знаете. К тому же предстоящее дело наверняка подстегнет вашу карьеру, – закончить надо было пряником.

– Молодой человек, не говорите мне прописных истин, я все знаю. Надо выйти на работу – выйду, не переживайте, и сама приму решение, исходя из требований закона. Я не боюсь. Вы, наверное, наслушались обо мне гадостей. Скорее всего от людей, не удовлетворенных моими решениями. Так всем и не угодишь. В суде всегда есть две стороны, и одна всегда проигрывает, и обычно она остается недовольной. И победившая, бывает, не радуется результату. Не верьте сплетням, молодой человек. Взяток не беру, угрозы и намеки игнорирую. Вы довольны?

Оба-на! Первый человек, не поддавшийся внушению. Разве что легкая дезориентация, как во сне бывает, где вполне нормально разговаривать с неизвестно откуда взявшимся собеседником, да еще и на такие необычные темы.

«К ауре приглядись повнимательней», – подсказала Фиона.

Выдающимися размерами тонкая оболочка не отличалась, зато фиолетовый цвет, отвечающий в ауре за связь со стихией Разума, чуть ли не во все стороны брызгал, и нить от Фионы не образовала вокруг головы сеть, а слабо растеклась по поверхности, постепенно сходя на нет. Естественная защита! И силы Разума с Жизнью совсем чуть-чуть, но имелись. Меньше, чем у Вереса, но все же.

«Ты прав, Егор, она почти инициирована. О тебе будет помнить, как о вещем сне, который, надеюсь, сбудется».

«Она правду сказала?»

«Сама в свои слова верит, точнее подсказать не могу».

Мой диалог с отражением стихии Разума длился не больше секунды.

– Ольга Андреевна, одна просьба: не отлучайтесь завтра никуда, хорошо?

– Хорошо, – недоуменно согласилась она. – Мы, правда, по грибы собирались, ну да ладно, отложим. Чаю хотите?

– Спасибо, некогда. Я пошел, не надо меня провожать.

– Заходите еще, я всегда рада таким гостям.

– Непременно.

По дороге к машине продолжил говорить с Фионой:

«Лиона кучу магов-«черных» подчиняла – и ни одной осечки!»

«Сравнил! Кто Богиня, а кто я… И человека с такой оригинальной аурой я впервые вижу. Заметил, она не замкнута, как у всех, а открыта».

«Заметил. Эх, жаль, некогда, но позже попытаюсь изучить».

«Тебе всегда некогда», – проворчала Фиона.

– Теперь все? – спросил я у Сергея, едва мы тронулись.

– Все. С командиром ОМОНа договорился. Он мой старый товарищ, готов рискнуть. Не подведет, я в нем как в себе уверен. Вечером сообщит бойцам, что завтра с утра учения. Им не привыкать, их часто в выходные гоняют. Ребята надежные, но на всякий случай он скажет, что комиссия главка на подходе и полигон надо облагородить. А полигон от города на противоположной судоремонтному стороне. Даже если узнают об учениях, стрелку отменить не должны.

– Не должны, – произнес я как заклинание, сжав кулаки.

– И сам поменялся дежурством на завтра. Я во вторник, по идее, дежурю.

– Без вопросов?

– Кроме жены – без. Кому охота в выходной на работе торчать? Осталось только ждать… – почти пропел он на минорной ноте: с грустью, надеждой, нетерпением; с выражением былинной задумчивости на лице. Эдакий Илья Муромец безбородый.

– Все срастется, Сергей, я же волшебник!

Он усмехнулся:

– Хорошо бы.

Срослось. Седой отмахнулся, когда ему доложили, что на пути к дачам и обратно видели мужчину запоминающейся внешности – меня. Продолжил готовиться к завтрашнему разговору с Паровозиком. Подбили с финансистом цифры, приплюсовали оборот золота «сельских», сам выбрал бронежилет и сделал еще кучу полезных дел. Я периодически наблюдал за ним через астральную метку.

Джипы въехали на гравийную площадку одновременно с двух сторон, по пять штук в каждой колонне, слаженно развернулись в полукольца. Как в голливудском боевике. Дальше пошло не так красиво. Двери хлопали вразнобой, братки вываливались и выпрыгивали не синхронно, возле машин расположились безобразно. Ни общий, ни крупные планы не удались. Седой, с двумя знакомыми мне секьюрити, первым направился к центру площадки. Паровозик с Щербой и Славиком отстали на несколько десятков секунд. Из-за перепалки.

– Славик, у тебя рука болит, зачем лезешь поперед батьки в пекло, – возражал Сема-Паровозик.

– Ты мне не доверяешь, Папа?! – возмутился Славик. – Да я тебя голым телом прикрою! Ты мою реакцию знаешь.

– Верю я тебе и реакцию знаю, – успокоил его Паровоз. – Но у нас есть ребятки поздоровее, тебе еще руку долечивать. Не приведи господь, упадешь, и руку тогда повредишь, мне стыдно будет.

– Не упаду, Папа. Не могу я сзади оставаться после того, что ты для меня сделал…

– И обещал сделать, – перебил Славика Щерба с наигранно серьезным лицом.

Славик скрипнул зубами, это и решило дело.

– Успокойся, Слава, со мной пойдешь. А ты угомонись, – сказал, повернувшись к Щербе. – Я в его храбрости не сомневаюсь и тебе не советую. Ты вроде малый не дурак, но и дурак не малый. Идем, благословясь, негоже нашего главного депутата заставлять ждать, я голосовал за него. Что уставились? Шучу я.

С метки Славика я прекрасно видел и слышал все, что бывший муж Зины не только лицезрел, но и о чем имел четкое представление. Немного мутно выходили задние планы, причем при наблюдении с любого ракурса; плохо прорисовывались лица тех людей, на которых Славик не обращал внимания.

Были еще чувства, отличающие изображение от банального три-дэ: запахи, вкус, тактильные ощущения и отголоски эмоций. Когда я впервые прошел через астральную метку Зины, та спала. Поэтому тогда мне показалось, что наблюдение через астрал хуже, чем свободным сознанием. Но сейчас, при использовании одновременно пяти меток, я испытал впечатление не просто присутствия, но и… невозможно объяснить словами! Словно я, призрачный, нахожусь там лично, в пяти разных местах одновременно. Гляжу сверху, снизу, сбоку. Вижу очень четко и абсолютно достоверно, без дискомфорта от разпятерения личности.

Лидеры остановились точно посредине. Между ними метра три и чуть впереди них охрана. Стволы заткнуты за поясные ремни.

«Эх, Славик, все-таки ты идиот! Под правую руку пушку засунул!» – быстро подумал Паровозик, снова обратив внимание на забинтованную правую руку верного пса, правда, уже не подвешенную на перевязь.

– Долгих лет тебе, Витя, – язвительно поздоровался Паровоз.

– И тебе не хворать, Семен, – не менее иронично ответил Седой.

И вдруг… Славик был очень быстрым, но сейчас превзошел себя. Громкий хлопок мощного ТТ, хруст, как от лопнувшего арбуза, и из затылка Седого вынесся фонтан крови с ошметками плоти. С задержкой в доли секунды второй хлопок – и лопается висок Паровозика. Не успели оба тела коснуться земли, как прогремел еще выстрел – Щерба с пистолетом в руке, не успев нажать на спуск, падает на окровавленный гравий, снова выстрел – спотыкается первый телохранитель Седого с мощным «магнумом», который, отзываясь на судорогу сведенных пальцев, рявкает. Выстрел второго охранника сливается с грохотом автоматных очередей. Славик, пытаясь уйти от пуль, падает, но не успевает: по пути на землю тело несколько раз вздрагивает. И Седой, и Паровоз как-то нелепо шевелятся. То ли от посмертных конвульсий, то ли от «метких» попаданий.

Я потерял троих «себя». С каждым исчезнувшим «мною» мир становился беднее. Я не ощущал боли, не метался в кошмарах. Лишь легкие всполохи уходящих эмоций (почему-то наполненных удивлением и недоумением, а совсем не ужасом; словно каждый из них, этих «меня», искренне считал себя бессмертным) немного напрягали. Окончание фильма наблюдал с двух меток, а финал – и вовсе с одной. Ржевский – тот, который бросился на омоновцев, глупо погиб, а второй бодигард выжил. Он удачно спрятался за упавшими телами и даже обошелся без ранений.

Что ж, выжившие бандиты – в СИЗО, картина заснята, осталось оцифровать. То есть работы – непочатый край.

Завел машину и поехал домой. Чувство выполненного долга не принесло удовлетворения, оно было придавлено тяжестью содеянного. На душе муторно. Если бы сам убивал подонков, было бы не так горько. А исподтишка… очень неприятно, противно. Но нельзя было оставлять в живых Седого! Паровоз прицепом пошел: на нем крови – как на трактористе солярки; а Славик… не успел он, сожалею. Как и об остальных убиенных. Хотел подумать: «безвинно», – но лишь усмехнулся…

Странное дело. В Эгноре мне убивать приходилось, а совесть так не шевелилась. Там я чувствовал Справедливость, особенно при столкновениях с чернокнижниками; знал, что я в своем праве. А здесь… Родная современная цивилизация с «равноправием», «верховенством закона», «ценностью человеческой жизни», «монополией на насилие» только лишь государства – правила, впитанные с молоком матери, давали о себе знать. В колдовском «средневековье» мне жилось гораздо проще и, я бы сказал, честнее. Причина была не только в полноценной магии, от отсутствия которой я страдал, но и в достоинстве, праве и ответственности; когда на кону стоят жизнь и смерть, здоровье и посмертие, которое может оказаться гораздо хуже банального умерщвления твоей бренной плоти; когда можно выбирать пути защиты или нападения: либо сам решаешь свои проблемы, либо доверяешься сеньору, то есть государству, либо отдаешься служителям церкви (о чернокнижниках не упоминаю). Возможность такого выбора, как выяснилось, дорогого стоит. Я лишь сейчас осознал это в полной мере.

(обратно)

Глава 11

Идея увековечить закутокские разборки появилась сразу, как только я пришел к выводу, что посадить Славика иначе, как взятым с поличным, не получится. Потом высветилась проблема Седого, который меня за смерть своего сына не простит и отомстит обязательно, не мне, так Зине. Стрелка представилась мне идеальным решением: одним выстрелом убивается куча зайцев, и в прямом и в переносном смысле. Зина обретает безопасность – раз, город избавляется от давления банд – два. Со вторым увидел сложности. Конечно, из области, а возможно, из Москвы приедет комиссия. Непременно вскроют злоупотребления, найдут факты коррупции и… назначат стрелочника. Народ на баррикады не поднимется, однозначно. Подумаешь, братки друг друга постреляли… это не пара зверски вырезанных семей с малолетними детишками. Но и тогда не факт, если бы это случилось, что возмутились бы – слишком зашорены. Седой, как ни странно, среди населения пользовался уважением: я сам слышал высказывания пенсионеров, что Седулин дал, Седулин обещал, поспособствовал и так далее.

Власть, в том числе областная, была повязана с криминалом, и деньги вокруг Закутка крутились солидные. Многих откупят, многие бандюганы на свободу выйдут, из тех, кто посвящен в подробности. Или не выйдут никогда, что не суть важно, и вскоре все вернется на круги своя, а я люблю завершенность. Конкретно в Закутке, в отдельно взятом городе, надо «построить коммунизм». Зря, что ли, столько усилий прикладываю? Грех на душу беру. Подумал и решил опубликовать видео с комментариями в соцсетях. Поможет? А кто его знает! Внимание привлечет обязательно. Участники уже не откупятся, напоют высоким следокам, а дальше… не знаю. Народ точно встряхнется, и комиссии прибудут не абы какие. Посмотрим.

Фиона запоминала все, что было показано через астрал. Единственный минус – только через меня: чтобы шла запись, мне приходилось смотреть за действием вживую. Зато потом отсмотренный материал можно было вызвать в любой момент и крутить как угодно. Но начались проблемы с Красей, которая управляла всем диапазоном электромагнитных колебаний:

«Видишь ли, Егор, то, что ты и мы видим в астрале, – это не свет, не звук и не электрические импульсы».

«Я понимаю…»

«Это непосредственная реакция нейронов твоей головы и их отражение в астрале, который сам неизвестно что. Или наоборот. Не заморачивайся, Егорчик, – встряла Синя. Она не могла свои пять копеек не вставить. – Не напрягай извилины, распрямятся еще, не дай бог. Потом мысли будут соскальзывать. И так…»

«То есть перевести всю эту инфу во внешний сигнал невозможно?» – перебил я разглагольствование стихии Жизни. Ее интонации остро напомнили мне Лизу. Сердце кольнуло.

«Исключительно в другой астрал, но оно тебе надо?» – ответила Синя.

Мне было надо. Неделю астрального времени я крутил пробную запись со всех сторон. Вариант снятия потенциалов мозга показался наиболее реализуемым. Его проверял дольше прочих, слушая плоские шутки язвительной Сини. В итоге – не прошло, пришлось от этой идеи отказаться. Мысли в электрическом виде современная аппаратура читать не могла, как, впрочем, и в любом другом. Наши мозги для земной науки до сих пор загадка. В них и стихия Разума не до конца разбирается.

Решил зайти с другого боку:

«Крася, ты можешь создать свет в астрале?»

«Легко. Создавала же лазер… Только это не сам свет, а… нечто, со всеми его свойствами. Виртуальный луч, так тебе будет понятней».

«Но при проекции во внешний мир – свет?»

«Да. Только маны совсем нет. К чему ты клонишь?»

«Фиона, дай любую запись, Крася, освети эти фантомы».

Появился Сергей, разговаривающий с женой.

«Каким цветом светить?»

«Красным».

Хлоп, картинка окрасилась красным, причем со всех сторон.

«Егор, ты гений! – воскликнула Крася. – Я уловила суть. Сделаю белый рассеянный свет, как в студии. – С этими словами картинка перестала отличаться от оригинала. – Вот, теперь моя стихия! Даю проекцию на поверхность, – изображение стало плоским. – Тебе какой ракурс?»

«Здесь – любой, – устало вымолвил я. Похвала Краси, пусть и льстивая, окрылила меня, и душа запела. Но виду я не подал. – Я пошел отдыхать, а ты пока поэкспериментируй. Да, чуть не забыл! Голуба, сделай со звуком то же самое. Создай воздух и заставь его колебаться в соответствии с тем, что мы слышим. Главная проблема в громкости, вот и регулируй децибелы».

«Слушаюсь, мой господин!» – услышал ироничное завывание ветра, подражающее джинну из арабских сказок, и вышел из астрала.

Запахи, вкус и тактильные ощущения откинем. Сделаем старое доброе кино, два-дэ.

«Егор, понятно, что ты хочешь, но вывести это вовне все равно не получится», – удрученно приговаривала Фиона во время следующих астральных опытов.

«Работаем, девочки, работаем, – азартно возразил я. – Есть одна задумка…»

Стихии легко считывали мои желания и эмоции, легко забирались в память, но с непосредственными мыслями было немного сложнее и… неэтично, что ли. Они сами установили для себя такое правило. Подозреваю, что просто для интереса. Да и трудно им было читать нечетко сформированные идеи, они «всего лишь отражения» как-никак.

Компьютер из Краси выходил аховый. Нет, все стихии – просто идеальные вычислительные машины с интеллектуальным интерфейсом, но что касается привычных земных компов, в смысле совместимости с ними, – большой вопрос. Девочки «думают», а машина считает. Крася может запросто любой двоичный код выдать, с любой скоростью, а дальше? Понятно, что это биты и байты, массивы данных в целом, а дальше? Как конкретно оцифровать информацию с самого начала? Как закодировать ее в понятный для любой земной машины формат? Бог с ней, с операционкой, с приложениями, со средой программирования – это вообще темный лес для Краси. Самому написать, с нуля? Я далеко не Билл Гейтс, да и не один он это делал, и даже вовсе не он, не важно. Теорию программирования я более-менее знаю, проходил в институте. Пробежался по Интернету, усвоил еще кое-какие хитрости, но зря потратил время.

В целом я с компьютером на «ты». Могу пользоваться готовыми программами, могу создать элементарную утилитку, могу сеть настроить. Главное, чтобы был комп с готовой средой, а его-то как раз в астрале нет. Конечно, если долго мучиться, то что-нибудь да получится, но для этого мне в реале надо месяцы учиться. А в итоге: считает ли нормальная земная машина инфу моего формата, собранную «на коленке»? Компьютерное железо – моя институтская специализация, но не до каждого отдельно взятого транзистора в микросхеме (порядок создания машины «с нуля» начинается с этого), и в программировании я совсем не гений.

Только к вечеру среды я плюнул на это увлекательное, но застрявшее дело и мысленно стукнул себя по лбу: «Я сделал радио в Эгноре? Сделал. А не состряпать ли мне телевидение? А что? На аналоговый сигнал мозгов хватит. Что же я раньше-то?! – передо мной скромно возникла мигающая подсказка – ноутбук, крутящийся вокруг вертикальной оси, словно на презентации производителя. Наверняка проделка Сини. – М-да, он меня сбил…» Я покачал головой и приступил к делу.

Систему цветности навскидку выбрал PAL, посчитав, что ее проще реализовать в астрале.

«Работаем, девочки! Создадим цветное тиви системы ПАЛ. Крася, посмотри в памяти все, что я знаю, а я пойду еще в Инете пороюсь на эту тему. С выводом в реал потом разберемся!» – прервал очередное сетование Фионы.

Частота видеосигнала – четыре сорок три мегагерца… квадратурную модуляцию (ну и термин! а всего лишь – сдвиг по фазе) сразу убираем, потому что сигнал уже выделен. Так, шестьсот двадцать пять строк, двадцать пять кадров в секунду, экран четыре на три, основной сигнал черно-белый и два цвета: красный и синий, зеленый – разница между основным – белым и этими двумя… выполнимо! Формулы… задержка развертки, инверсия, чересстрочная развертка… «девочки» влегкую подсчитают…

Началась работа. На эксперименты ушло четверо веселых астральных суток, наполненных руганью с моей стороны и ответными остротами от «девочек», в основном от Сини. Голубе пришлось повозиться с настройкой громкости звука, Красе пришлось через две «каменных пелены» (плетения, которое сотворила Женя для использования в качестве микрофонов) снимать звук и записывать отдельные стереодорожки. В итоге с пятого на десятое, но – получилось.

«Хорошо, в астрале работает, – согласилась Фиона. – А теперь – поведай свою великую тайну о записи этого ролика на реальный компьютер».

«Что ж, и поведаю. – Настроение было преотличным. – Вспомните, как поступают маги всех стихий, когда полностью пустеют, а колдануть позарез нужно…»

«Ты хочешь сказать…»

«Да! Используют собственные жизненные силы, ресурсы организма».

«Ты сдурел?! – возмутилась Синя. – Там после первоуровневого заклинания в гроб ложатся!»

«Преувеличиваешь, Синя! – поправил я. – Пустой Витар в меня «реанимацию» и «исцеление» вбухал, и только постарел. До гроба ему очень далеко было…»

Вспомнился тот случай. Прихожу в себя. Лежу на траве, на правом боку. Из спины торчит оперение арбалетного болта, пробившего кольчугу, из груди – бронебойный наконечник, упершийся в нагрудную пластину. Больно. Нос и горло забиты кровью, на языке вкус соленого железа, будто политые по́том опилки горстями ел; задыхаюсь. Мир плывет и двоится, глаза застилает кровавая пелена, в ушах – вата. Надо мной склоняется старик, в котором я с трудом узнаю Витара. Слышу где-то далеко, с эхом, словно нахожусь на горной вершине:

– Открывай портал! Егор, ты меня слышишь?! Открывай портал!!!

До меня доходит, что обращаются ко мне, и я, почувствовав в кулаке древний амулет управления телепортом (Витар вложил), мысленно командую Фионе: «Открой… Офис…» Снова я очнулся уже там, в Месте Силы, в зале управления древней станции накопления маны, которое я назвал Офисом.

Витар – мой юный двадцатилетний друг, сын той самой Лионы, графини с огромными возможностями в области магии Разума. В тот момент мы как раз везли ее, полоумную (в состоянии парейдолической кататонии), ко мне в замок, где Витар очень надеялся мать излечить. Но она выздоровела сама. Стоило ей попасть в Офис и вляпаться там в ловушку «звездного неба», хворь как рукой сняло. Причиной болезни, как стало известно много позже, была неизвестная Богиня, пожелавшая, но не сумевшая поглотить душу Лионы…

«Во-первых, – продолжил я, отогнав воспоминания. – Согласись, я покрепче Витара, и, во-вторых, надо всего лишь сделать электрический сигнал напряжением полвольта и силой тока в пятьсот миллиампер максимум. Крася, подсчитай расход маны».

«Это можно сделать исключительно экспериментально, – ответила Крася. – Исходных данных нет».

«Будет тебе эксперимент; а ты, Синя, проследи за расходом жизненных сил. Не переживайте, девчонки, если будет сильно плохо, то я прерву. Да сама прерывай, Синя! Я пошел».

Первый час ночи. Я уже устал от работы в астрале, где четыре часа реального времени просидел, а «там» прошла без малого неделя. Работник из меня сейчас никакой… а ну-ка! Подкинул себе сил Жизни из аурных запасов маны Жизни и воспарил, едва не подпрыгнув на самом деле. Словно тоник с тремя чашками крепчайшего кофе выпил. Зная, что это ощущение иллюзорно, я все равно чувствовал себя всемогущим, преград не видящим. Голову посетила глупая шутка: «То сила Жизни, то «жизненные силы»! Заблудился в этих «жизнях», как в трех соснах!..»

«Дурачок, скоро ты почувствуешь разницу, – пожурила меня Синя. – Кушать придется, все подряд лопать. Успокойся. Ты как в первый раз силой Жизни себя подстегиваешь! Стыдно за тебя…»

«Не подслушивай, это были мысли вслух, – проворчал я в ответ. – Но все равно путано. Буду жизненные силы энергией обзывать теперь. И пусть Агнар только попробует заругаться!» – В Эгноре не использовали этот термин, говорили исключительно «Сила».

Включил телевизор, который не включался с первого дня жизни в доме. Режим видео. Глянул на заднюю стенку ящика. Вот он, «video input». Приставил палец.

«Давай помаленьку, – обратился уже к Красе. – С контактом разобралась?»

«Ничего не почувствовал? Я уже начала использовать жизненные силы, совсем немного. Проводник создаю. Хорошо, что не чувствуешь. Подаю сигнал… повышаю напряжение…»

Есть! Экран пару раз моргнул, и в телевизоре появился Сергей за обедом. Сидит на кухне, рядом жена. Беззвучно разговаривают (аудиовход я пока проигнорировал). Он мечет ложкой, она, с полотенцем через плечо, скрестила на груди руки. Плавно разгорается скандал.

Сердце застучало, покрылся испариной. Хватит! Сам прервал передачу.

Настроение, несмотря на ухудшившееся самочувствие, взлетело до потолка. Получилось! Радость от удачного творчества не сравнима ни с чем. Это не оргазм, не наркотическая эйфория, это нечто совершенно иное. Удовлетворение Творца, создавшего мир; новый, прекрасный, счастливый. Будда, достигший нирваны; путник в пустыне, глотнувший вожделенной воды; ребенок, искавший и нашедший под кроватью конфету. Сам, без помощи мамы. Ощущения от подпитки какой-то жалкой жизненной энергией и рядом не валялись. Я бы сейчас вселенную объял! Вдруг живот скрутил голод. Будто кинжал в брюхо воткнули и кишки на него намотали. И тянут, паскуды. И ты знаешь, что единственная возможность остановить эту пытку – сожрать быка целиком, в сыром виде, и запить его тоннами сладкой-сладкой воды, вперемежку с тортами и пирожными. Стараясь не шуметь, опустошил холодильник, хватая все подряд, и веки слиплись. До кровати добрался на ощупь. Но перед сном все-таки заглянул в астрал.

«И кто здесь самый умный?» – гордо спросил я, безнадежно зевая.

«Ты! Без сомненья ты, о великий!» – патетично воскликнула Синя.

«Ты почувствовал недомогание в конце первой минуты, – сухо доложила Крася. – А еще звук добавится… Подумай. Придется сидеть на конфетах, сахар постоянно сосать – снижение глюкозы в крови компенсировать».

«Двух кило рафинада на получасовой ролик хватит, но потом обязательно белки с жирами, слышишь? – серьезно сказала Синя. – Полчаса – это самое долгое, после наступит критическое снижение альбуминов и…»

«Не загружай терминами, понял. Мне и пятнадцати минут за глаза. Монтировать здесь будем, зальем готовое кино. Все, я спать».

Уже засыпая, поймал мысль: «А что мне мешало загнать в астрал тестовый цифровой сигнал, так сказать, для примера, с целью расшифровки и последующего воспроизведения? Вполне возможно. Мы же так древние плетения расшифровывали, а тут гораздо проще!» На запоздалое сожаление сил не хватило, устал. Конечно, надо было изначально танцевать от перевода жизненной энергии в ману любого формата, а не наоборот, но отыгрывать назад я не собирался.

Утром, задержав мой поход к психотерапевту, заявился Сергей.

Не торопясь, доехал до дома. Настроение было не фонтан.

– Ну как, удачно? – с порога спросила Зина. На ее лице – беспокойство и сопереживание.

– Нормально, поймали жуликов. – Она думала, что мы охотились за мошенниками, обещавшими продвижение в бизнесе. Я – подстава. – Покормишь?

– Конечно! – ответила с готовностью, и беспокойство во взоре сменилось озабоченностью. Мысленно она уже подогревала борщ, расставляла на стол закуски, но поздравить не забыла: – Как я рада за вас с Сергеем! У меня словно камень с сердца свалился. Как я переживала, ты бы знал! И главное, сама не пойму – почему. Обычное дело, не опасное. Это не с четырьмя отморозками драться… – Болтала, думая совершенно о других вещах, на меня не смотря. Мы шли на кухню.

Меня как обухом по голове: «Образцовая жена, блин. Похоже, чувствует меня, как я – Лизу… Ничего, Зина – девушка сильная, справится…» – хмуро думал я по пути к столу.

Пообедав, сослался на усталость и направился в свою комнату. Сказал, что спать, а на самом деле – монтировать видео ролик из жизни«Криминальной России».

– У тебя проблемы, Егор? – остановил меня вопрос Зины.

– С чего это ты взяла?

– Ты почти всю неделю сам не свой.

– Да так, Зина, настроение… Найти себя в Интернете не могу, ничто не цепляет.

– Хочешь, я тебе помогу? По всем соцсетям пройдусь. Сегодня выходной, – попросила с такой обезоруживающей искренностью, с таким желанием помочь мне, что я не выдержал.

«А хотел сразу видео скинуть… – посетовал я. – Постой, у меня же тюнера нет! Думал же заранее приобрести! Сергей сбил, ускорив дело. Черт, о деньгах не подумал, своих практически нет. Придется у Зины просить…»

– Конечно, держи бук. Я посплю?

– Не буду мешать. Постой, – Зина замялась. – Ладно, потом.

– Постой! – теперь я остановил уходящую девушку. – Говори сейчас, не так уж сильно я устал.

Зина остановилась, подумала и, решившись, развернулась:

– Это правда, что ты сильный гипнотизер-экстрасенс?

– Сергей рассказал? Нет, не такой уж и сильный. Так, кое-что могу. А что, проблемы?

– Нет, просто… Сережка сказал, чтобы я была с тобой осторожней, – сказала, пряча глаза. – Ты вроде как и меня… загипнотизировал… – голос совсем упал.

– Зиночка, поверь мне, честное слово – нет! – сказал как можно убедительней, положа руку на сердце в буквальном смысле. – И в мыслях не было! Хочешь, поклянусь чем угодно! Да не такой уж я и сильный, Сергей преувеличивает.

Лицо девушки просияло.

– Не надо, Егор, я тебе верю! Иди отдыхать, – развернулась и чуть не вприпрыжку бросилась к себе.

Ай да Сергей! Но его можно понять: кто для него я, а кто сестра… Я бы тоже разволновался, глядя на то, как какой-то бородатый тип, к которому моя сестра неровно дышит, людьми манипулирует, как шулер картами, и наверняка предостерег бы. Не удивлюсь, если Сергей под любым благовидным предлогом попытается меня из отцовского дома выселить или Зину к себе забрать.

«Ну что, девоньки, начнем, благословясь», – объявил я, зайдя в астрал, и приступил к монтажу.

У режиссера хлеб нелегок, но работа интереснейшая, а главный инструмент в его руках – ножницы. Материал отбирать, монтировать согласно сценарию, который я сочинял по ходу пьесы, и – резать, резать и резать. Общий хронометраж моих съемок я оценил часа в два с половиной, а ролик запланировал минут на десять – пятнадцать.

Сначала выбираю ракурсы. Ага, вот так: как скрытая камера. Вот Седой обсуждает с финансистом открывшиеся возможности, оставим. Совсем чуть-чуть захватил обсуждение стрелки. Жаль, поздно тогда в астрал зашел. Паровоз. Есть только начало заседания совета, а потом меня Сергей отвлек. Ничего, сойдет. Ракурс… вот, типа за шкафом. Нормально. В машине… не стоит добавлять: и так много вопросов о скрытых камерах возникнет. Стрелка. Тут богатый выбор, аж пять меток. Но для начала… пусть одна камера, здесь, на этой куче. Звук приглушим. Ветерок добавим. Красота! Шикарно подъехали, встали. Вышли. Паровоз со Славиком задерживаются. Идут. Слабо слышные, но четко различимые фразы, потом выстрелы. Стоп, потише выстрелы… ага, пойдет. Пошла перестрелка… ОМОН… качество резко падает, осталась одна метка. Оставить как есть? А пусть. Камера сломалась, бывает. Итого, хронометраж… всего восемь минут без малого. Запросто осилю, кило сахара. Не очень-то и много материала, это разные метки меня путали. Если это будет не рекорд по просмотрам, то… я не знаю, тогда я разочаруюсь в человечестве. Это бомба! Местного разлива – точно.

Слухи о разборках пошли уже вечером.

– Ты слышал?! – испуганно восторгалась Зина. – У меня телефон не умолкает!

– О чем?

– Нашего спикера убили, Седого! Все говорят – покушение, а Валька голосит, что разборки между бандами, что кровищи – море! Трупов – еще больше!

– Сергею звонила? – спросил я взволнованно.

Я с ним час назад разговаривал – все прошло штатно. Сорок жуликов в следственном изоляторе, трое в больнице под охраной, один из них тяжелый. В СИЗО, говорит, начальник смены за голову хватался, не знал, куда деть такую ораву. Потеснились.

– Не берет трубку! – возопила с досадой. – Позвони, может, от тебя возьмет?

– Ага, – нажал на пустой вызов, – не берет! – констатировал я, удивленно пожимая плечами.

– Вот скотина! Знает про слухи и не спешит развеять. Не ценит он нас, а меня так вовсе маленькой дурочкой считает. С детства достает. Ну, я ему покажу! – Вдруг она замерла. Я почти что ушами расслышал щелчок переключателя в ее мозгах, звонкий такой тумблер. Зина внимательно посмотрела на меня:

– Слушай…

– Это не я, окстись! – я натурально взмолился.

Зина поморщилась:

– Разумеется! Не такая я и дура. Я про Славика. Вдруг его убили, а?

– А что, хорошо бы. Если, конечно, о разборках – это правда. Не встречался с твоим бывшим и встречаться не хочу. Сергей много про него рассказал, сволочь он редкостная, – врал как на духу, с легким сердцем. Подозрения Зины о моей причастности с самому факту кровавой стрелки волновали меня больше, чем невинная ложь о незнакомстве со Славиком. Не хотелось выглядеть совсем уж чудовищем, она и так считает меня каким-то бэтменом.

– Господи, прости, что желаю смерти, но хоть бы его убили, хоть бы убили!

– Включай местный канал, такую новость не пропустят.

– Выходной у них, радио надо слушать.

Местная станция фонтанировала русской и зарубежной попсой; убеждала, что в магазине «Электроник-сервис» самый широкий выбор бытовой электроники (я сразу наметил покупку тюнера именно в этой торговой точке); клялась, что окна необходимо вставлять исключительно от фирмы «Стекло-маркет», которая дарит невероятную скидку, рассрочку и форточку в придачу; уверяла, что семейная жизнь засверкает новыми красками, если регулярно заказывать суши и пиццу «От Гурман Гурманыча» на дом, а производительность труда возрастет, если ту же пищу принимать на работе. И только к одиннадцати вечера девушка-диджей разразилась новостью:

– Не знаю, друзья, говорить вам или не стоит, но слухи упорные. Рискну. Пусть меня начальство уволит, но я больше не выдержу! В городе та-а-акое творится, что просто жуть! Официальные власти, как всегда, молчат. Но мы молчать не будем, правда?! Заинтриговала? Сегодня в районе судоремонтного прошли крупные бандитские разборки, есть жертвы. Председатель нашего заксобра поехал их разнимать и… погиб от бандитской пули. Вот это новость, друзья! Скорбим. Зачем поехал, ведь для этого милиция есть – загадка. Одна моя знакомая сказала, что его похитили. Но если все это окажется бабскими сплетнями, то прощайте, дорогие слушатели, я, Вера Зайцева, больше в эфир не выйду. Сегодня по-любому после работы напьюсь. Пока-пока, моя смена закончилась, и дальше, для тех, кто не спит, играет робот. Вы извините, Игорь Михайлович, но композиции я поменяла на более грустные – все же люди погибли. Пока-пока, дорогие слушатели, я вас люблю; надеюсь, услышимся.

«Сплетница; я бы уволил, – выдал я мысленное заключение. – Ха! А начальник-то у нее – мой тезка… Опять, что ли, «провидение»?» Но, прислушавшись к себе, это подозрение отмел.

«Знаковые» совпадения вызывали зуд под ложечкой, сравнимый с легкой тошнотой, когда на душе противно становится и пусто внутри и что делать – не знаешь. А Игорь Михайлович – мое паспортное имя. Только с детства друзья звали меня Егором, и я привык. Потом сам так представлялся.

– Э-эх, – разочарованно зевнула Зина, потягиваясь, – опять слухи. Верка – сплетница. Погонят – и поделом. Мне из больницы точнее девки рассказали, там троих оперировали. Жаль, что они без сознания. Пошла я спать. Завтра Сережка не отмажется, расскажет, а то даже жене ничего не поведал! Развел тайны следствия… – Зина по городскому аппарату долго болтала с женой Сергея.

– Спокойной ночи.

Перед уходом на работу Зина дала мне свою карту:

– Пин-код простой: девять-восемь-семь-шесть. Купи заодно продуктов, хорошо?

– Я отдам, Зиночка.

– Ну что ты как маленький! Все, я побежала.

Город стоял на ушах. Его аура стала взвинченной, беспокойной, любопытно-тревожной. На улицах разговоры исключительно о разборках, где погиб районный спикер. Люди не хотели верить, что он мафиози, и больше склонялись к версии о похищении. Он был популярен. Благотворительностью занимался, просителям если обещал, то помогал. Зачастую из собственных средств. Робин Гуд отдыхает! Как в таком маленьком городе ему удавалось скрывать свой основной бизнес, ума не приложу. О Паровозике не жалели, его все знали как вора в законе.

Купил тюнер, продуктов – и сразу домой.

Видеозахватом я не занимался ни разу. Вообще не интересовался, никогда. Ольга, моя первая, что-то мудрила с камерой, я не вникал. Неинтересно мне было любоваться на себя пьяного в компании таких же неадекватов или умиляться нашим с Ольгой путешествиям. Косился на жену и недоумевал от ее восторгов: «Ха-ха! Ты посмотри, это я! Вот это я завернула! А как я выгляжу? Нет. Зря я в сиреневое вырядилась, ты не находишь? А прическа ничего…» Я не комментировал. Неудивительно, что она ушла от меня, «бессердечного».

Три часа пришлось потратить на чтение и изучение программ, поиск статей, наиболее подходящих «дров» и кодеков. Наконец, сахар-рафинад под рукой – готов. Только настроился – запиликал сотовый.

– Алло, ты дома? – тихий голос Сергея.

– Да. Что, надо куда подъехать?

– Нет, сиди дома, пока без тебя попробую. Я в прокуратуре, жду вызова на допрос. Мы такую грязь взбаламутили, что даже я не ожидал. Дело у Мережко забрали, передали Фатхуллину. Он – сто процентов – у Паровоза кормился. Такой вопрос: ты в Ольге Андреевне уверен?

– Уверен, – ответил с небольшой задержкой.

Если честно, то червячок сомнения присутствовал: такой дочуркой, как у нее, грех не шантажировать. Ничего, недолго осталось. После появления роликов в Сети и на ТВ дня два-три надо будет продержаться, и «мафиози» не спрыгнут.

– Лишь бы у нее дело не забрали, – добавил я.

– У них не так просто, это через коллегию делается. Три дня точно она будет решать, где находиться арестованным.

– Все нормально, держись там, мы учитывали реакцию прокуратуры.

– За меня не беспокойся. После допроса я к тебе. Это самое раннее часа через три, мне еще в отделение заезжать.

– Тебя не арестуют? – я забеспокоился.

– И что? Ты же меня вытащишь! Шучу. Нет, не должны. По крайней мере, немедленно. Слежку могут отправить. Но я всех оперов знаю, да и сам бывший опер, уйду.

– Ничего не понимаю! Ты-то каким боком можешь быть причастным?

Сергей тихо усмехнулся:

– А откуда я узнал о стрелке? Зачем заранее командира ОМОНа подговорил? Чем пахнет? Работой на одну из сторон или на третью неизвестную, но тоже жутко криминальную.

– Почему раньше молчал?!

– Тихо, не кричи. А что бы это изменило?

Я посопел в трубу и неожиданно спросил:

– А у вас ФСБ есть?

– Да, целых пять человек, занимаются в основном заводом, но о них не слыхать. Все, жди меня, я и так в туалете слишком долго. Вызов сотру. Пока. – Вызов отключился.

Настроение испортилось, но откладывать работу не стал. С Богом!

Закинул сахар в рот и приступил. Захват прошел на удивление беспроблемно, не считая кило сахара и жуткого голода, который утолил сразу, как только закончил сбрасывать видео. Странно, но за десять минут сегодняшней работы жизненной энергии я израсходовал меньше, чем в первый раз за десятки секунд. По крайней мере, кишки на лезвие не наматывались. «Девочки» на мой немой вопрос не ответили, теряясь в догадках. Закономерность перехода жизненной энергии в ману, как показал этот, более длительный эксперимент, расчету не поддавалась. Потом спокойно, вдумчиво обреза́л, фильтровал, сжимал ролик, синхронизировал звук. Получилось сорок «метров» восьмиминутного видео вполне приличного качества, даже неожиданно приличного. Это из-за изначально качественного материала. Чай, не электроника. Я позволил себе немножечко погордиться.

Через два прокси-сервера зашел на Ютуб и заплакал: скорость… точнее сказать, отсутствие таковой. Делать нечего, два часа придется подождать. Засомневался: может, зря поддаюсь паранойе? И одернул себя: нет, не зря. Раз решил обезопасить Зину, то надо идти до конца. Ни к чему ее ай-пи светить.

Щелкнул входной замок. Явился Сергей.

– Зинка сегодня дежурит, пьем, – передал мне пакет с водкой и какой-то снедью.

– Да есть чем закусить! – слабо возразил я, невольно оказавшись в роли хозяина.

После второй стопки «за здравие» Сергей предложил «за упокой».

– Что это ты расчувствовался? Они все равно в аду, – заверил я. Так сказать, со знанием дела.

– Та-ак, а чего это ты зашифровался? Телефон выключил. Мне Зинка все уши прожужжала: мобильник не в сети, городской не берет. И телевизор, и радио не смотрел?

Я выключил сотовый и звонок городского, чтобы ничто не отвлекало. После, когда приступил к работе за компьютером, забыл включить.

– По нашему делу, значит, упокой, – догадался я.

– Седого, оказывается, одна из ОПГ похитила, а вторая застрелила. Он был им как кость в горле, боролся с преступностью не покладая рук! Во как. Потом сами банды что-то не поделили. Не удивлюсь, если тело нашего неподкупного спикера.

Я расхохотался до слез. Вот это вывернули!

– Смейся-смейся, меня тоже сначала хохотать тянуло. А потом появились показания братков из СИЗО, подтверждающие эту версию. Ни я, ни омоновцы начала стрелки не видели! – Сергей с силой треснул по столу. – Насильно привезли гражданина Седулина или он сам, во главе своей своры прибыл, которую все зовут седовскими, следствию, видите ли, не ведомо, и оснований не верить признавшимся бандюганам тоже нет.

– Не переживай, все равно они сидеть будут, раз признались, – выдавил я, еле успокаиваясь. – Не выпустят. Подумаешь, дадут поменьше! Славик точно не вернется, а это даже лучше, чем откинулся бы лет через десять.

– Понятно, ты только за этим и лез, но я-то здесь живу! Мне обидно, понимаешь, обидно! Если хочешь, то как гражданину обидно.

Я не стал шутить. Этого взрослого человека не сломала жизнь, он до сих пор верит в справедливость. Несмотря ни на что. Я ему искренне позавидовал. Да, таких людей легко обмануть, на их чувствах просто играть, но все же на них, на честных «Сергеях», не побоюсь высокого пафоса, земля Русская держится. Иначе Родина, толкаемая стяжателями и циниками, свалилась бы в болото безмолвного большинства. А если Россия ухнет в жижу с размаху, уйдет по макушку, то такая волна поднимется, что мало не покажется никому. Захлестнет всех без разбора – примеры в истории имеются.

Я тоже, в принципе, не из конформистов. Только циничнее Сергея. У меня имеется опыт управления маленьким баронством в пятьдесят тысяч душ населения и проблем в «госстроительстве», как я убедился, гораздо больше, чем я полагал дома, смотря телевизор, читая газеты, ища работу, считая зарплату, ужасаясь растущим ценам или встречаясь с наглым гаишником. Простой рецепт «Не воровать!» (в глобальном масштабе, включая коррупцию) – недостаточен и, увы, практически невыполним. Люди есть люди. Там они такие же, как здесь, разве что кредитами не задавлены и цивилизацией не испорчены, поэтому проще, искреннее и честнее. Но в целом общество все же страдает болезнями, похожими на земные. Есть «болото», есть неравнодушные, есть бюрократия, есть «Паровозы». Власть и преступность, правда, четко разделены: «Седых» я в Эгноре не встречал. Ну и магия накладывает отпечаток, и я бы сказал, в лучшую сторону. Но в общем-то…

– Пойдем, – неожиданно для себя я потащил Сергея в свою комнату.

– Ты в отцовской спишь, что ли? – констатировал он с приятным удивлением, до этого всерьез полагая, что мы с Зиной спим вместе.

– Видишь, на Ютуб файлик заливается? Включаю, смотри.

Спустя восемь минут он сидел на полу, и его губы шептали: «Откуда?!» Через пять минут задал этот вопрос вслух. Его лицо выражало смешанные чувства: от радости до откровенного испуга.

– Паровозу Славик камеру установил, Седому – телохранитель, а на поле – я сам. Все очень просто.

– Действительно… просто. Когда ты рассказал… Так ты кто? – Его раскосые глаза совсем сузились, и он стал похожим на фарфорового китайского болванчика. Только не смеющегося, а предельно серьезного.

– Дело в том, что… – начал я, медленно соображая. Я запретил «девочкам» разлагать спирт раньше времени, поэтому в голове, успевшей отвыкнуть от опьянения, сильно шумело. – Я не могу тебе всего рассказать… Видишь ли, есть некая немногочисленная группа людей, которая кое-что может, но не хочет себя афишировать. Я из этой группы. Здесь я оказался действительно случайно: неудачный эксперимент. Амнезия была, но прошла быстро. Большего рассказать не могу. Да ты знаешь остальное.

– Э-э-э, нет, расскажешь… кто такие, что задумали, – медленно, растягивая слова, потребовал Сергей, с плавностью настороженного хищника поднимаясь с пола.

– Успокойся! Никакие мы не масоны, не заговорщики; мы… Ты слышал о магах? – Плюнув на все, я решился поведать часть правды. Сергей стал мне близок.

– Колдуны, что ли? – возмутился он, скривившись, будто жабу лизнул. – Теперь другого Ваньку валяешь, Егор? Или как тебя там…

– Смотри. – И над моим пальцем загорелся яркий «светляк».

Сердце бешено заколотилось, на лбу выступила испарина, сильно, до тошноты захотелось ощутить во рту вкус сахара – самой восхитительной вещи на свете, но я терпел, заставляя огонек немножечко полетать. Маны Света выработал всего на четверть первого уровня, а подо мной пол ходуном ходит и в голове калейдоскоп резвится. Возможно, спиртное повлияло. Надо заметить, что «светляк» относится к простейшим заклинаниям, на него дискретность не распространяется, как и на управляющие узорчики, которыми «девочки» в астрале оперируют, например, для перевода колебаний стихии в электрический сигнал для тюнера. Нет, «закон ключа» в коротких плетениях по-прежнему действует, только шаг срабатывания уменьшается до величины одной единицы, то есть практически им можно пренебречь.

Сергей смотрел во все глаза.

– Это, типа, шаровая молния? – наконец хрипло выдавил он, когда я погасил огонек.

– Давай поедим, – прохрипел я в ответ и, шатаясь, направился на кухню.

Сразу набросился на конфеты. В жизни ничего слаще не ел!

Милиционер сидел на стуле, не шевелясь, не обращая внимания на выпивку. Застыл как изваяние, с таким же каменным выражением лица. Что только он не чувствовал! Фиона затруднилась с определением. Пожалуй, лучше всего подойдет слово «каша».

Я насытился и подождал, когда он соизволит оттаять. Не выдержал:

– Хватит, Сергей, очнись. Все путем, это я, Егор. Давай выпьем! Э-ге-гей! – крикнул я, тряхнув собутыльника за плечо. Мне порядком надоело находиться в «музее мадам Тюссо».

– Что? А… давай. – Его взгляд постепенно обретал осмысленность.

Мы выпили. Потом еще и еще.

– Так ты на самом деле Комес? – пьяно спросил Серега. Теперь я так его называл. Или Серым.

– Да, только в базах меня нет.

– Поня-а-атно… – Выпили еще. – А может, ты мне тот огонь внушил, а фаербола никакого и не было?

– Давай на видео снимем, убедишься, – фыркнул я, безразлично пожимая плечами. – Стой! Подожди, я отлучусь на секунду, – предупредил его, вспомнив о ролике-«бомбе».

Сходил, поменял ресурсы. Теперь файл загружался в «Мобильный репортер». Должны власти зачесаться после такого сюжета. Здесь, в маленьком Закутке, должны разрулить ситуацию. Но если нет, то… не знаю, что сделаю! В крови бурлил алкоголь, желание порвать всех негодяев всех миров, вместе взятых, жгло чуть ли не физически. Но разум не терял и никуда идти-ехать-лететь-перемещаться не собирался. И Фиона была ни при чем: в пьяном виде я никогда буйным не был.

– А почему ты сказал «фаербол»? – спросил я по возвращении на кухню.

– Так я буковки знаю, почитываю иногда. И в игрушки тоже иногда играю. Когда ребятню от компьютера отгоняю. Достали, уроки учить не заставишь… – ответил Сергей слегка заплетающимся языком.

Его жалобу прервал рингтон «Сестреночка моя». Путаясь в кнопках, принял вызов.

– На проводе! Да, выпил немного. А что? Сегодня могу себе позволить, от работы отстранили. С твоим благоверным и пью! У тебя дома. Благоверный, ты зачем телефон выключил? – удивленно спросил он у меня. Я показал, что сплю. – Извини, Зинуля, он ответить не в состоянии. Да потому что спит пьяный! Не стану я будить человека в таком состоянии, это опасно для здоровья. Обоих! Все, пока, завтра увидитесь.

Не успел убрать трубку от уха – жена.

– Да! Я у Зинки. Да, на дежурстве, я с ее… Не пьяный я, с чего ты взяла?! Да точно у нее! – закрыл микрофон. – А почему городской молчит?

– Звонок выключил.

– Звонок сломался. Да пошла ты сама! Скоро буду. Все, пока, я все сказал! – с этими словами надавил отбой. – Кого угодно достанет! Вот же баба мне досталась… Вот ты ответь мне, что им надо?

– Они все такие, – отмахнулся я. – Бабу разуметь невозможно. Они сами друг друга не понимают, куда уж мужикам лезть!

Я подсмотрел ссору Сергея с женой. Случайно, когда записывал пробный ролик. Скандал возник, как это обычно бывает, из-за пустяка, который перерос в обвинения: «Ты целыми сутками на работе, дома не бываешь, денег нет» – и все в этом роде. В ответ стандартные: «Все деньги в дом, работа такая, всегда недосаливаешь, сама дура, я больше тебя устаю, имею право» – и тому подобное. Речи о «надеть нечего», о пьянстве мужа – я не слышал. Как не было со стороны Сергея претензий о «деньгах на ветер» и неубранной квартире. По моему мнению, семьей они были идеальной. Не в пример моей первой, где эти обвинения звучали довольно регулярно.

– Ты женат? – насторожился Сергей.

– Да. Зина думает, что я потерял память, поэтому…

– Смотри, я тебя предупреждал, и предупреждение остается в силе! – сказал Серега на удивление трезвым голосом.

– Я Зину никогда не обижу. – произнес я четко, чуть ли не по слогам. – Обманывать ее не хочу, но и рассказать о себе не могу. Надеюсь и на твое молчание.

Сергей нахмурился, но неожиданно предложил:

– Давай выпьем? – Выпили. – Знаешь, я тебе верю. Лежит к тебе душа. Но за Зинку – убью! Она, дура, любит тебя… Выпьем?

Я не отказался. Закусив, он продолжил:

– Никому не скажу, не переживай. Ни о шарике горящем, ни о жене… Ты ее любишь?

Переход получился неожиданным, но я ответил, не задумываясь:

– Люблю. – Сказал – и во рту пересохло. – Дождусь реакцию на ролик и домой… не задерживаясь… завтра… – говорил и мысленно стонал. Сергей своим вопросом разбередил мне душу: «Лизонька! Мартышка ты моя неугомонная, как я тебя люблю…. Время! Куда оно скакнет при возвращении? Господи, молю тебя, чтобы не на годы вперед… у меня сын родится и вырастет без отца…» – в груди будто жилы рвали.

– Уважаю тебя, Егор, ты – мужик, – весомо заключил Сергей. – А ты меня уважаешь?

Дальше рассказывать неинтересно. Домой Серега отправился на такси, выпив на посошок. Я, не прибираясь, упал на кровать и попросил Синю меня усыпить. Она выполнила просьбу, натурально спев колыбельную, которая прекрасно подействовала. Заливка в «Мобильный репортер» завершилась без моего участия.

(обратно)

Глава 12

Наутро в федеральных новостях сообщили об убийстве председателя законодательного собрания нашего района. Взяли интервью у прокурора, который выдвинул основную версию: похищение с целью убийства. Мотив – месть за борьбу с преступностью. Впрочем, все же добавил, что рассматриваются и другие версии, не уточняя какие. Мэр высказался о тяжелой утрате и невосполнимой потере, и два простых жителя пропели о Седом дифирамбы. Симпатичная журналистка кратко, емко, эмоционально расписала Виктора Леонидовича как жесткого, неподкупного, непримиримого, решительного борца с преступностью. Эдакий «Жеглов» у нее получился. Хороший репортаж, я бы поверил.

Заглянул в Ютуб – сто тысяч просмотров за несколько часов! Комментариев за тысячу. Грянет буря, уверен. Полюбовался на аннотацию:

Пользователь Anonymous_111. Сто одиннадцать, потому что не один я такой оригинальный.

«Реальное убийство на скрытую камеру! Спикер законодательного собрания Кутинского района …ской области, он же криминальный авторитет Седой на разборках с другим авторитетом, вором в законе Семой-Паровозиком».

Аналогичное описание оставил в «Мобильном репортере».

Позвонила Зина.

Начала с обвинений: почему недоступен, зачем Сережку споил, которому от жены влетит – и так ему и надо, из-за меня хотела дежурство бросать и на моей совести оказались бы четыре человеческие жизни, оборванные по причине не введенного вовремя лекарства; и за ее сердечный приступ отвечал бы тоже я. Потом с ехидцей справилась о моем здоровье и, наконец, тихим голосом, кричащим шепотом:

– Вот сволочи! Седой – борец с преступностью! Как язык у этих оборотней поворачивается?! Поотрезала бы! И не только языки… Повыдергивала бы руки-ноги, повыворачивала суставы, посрезала бы все мясо и прокрутила на фарш, под конец покидав в мясорубку их причиндалы. – Выплеснув кровожадность, завершила свою длинную речь усталым удовлетворением: – Одно хорошо – Славика больше нет… пусть земля ему будет пухом. Козлу.

– Ну ты, Зин, даешь… А почему шепчешь? – спросил я, слегка ошалев от ее «изуверства».

– Из ординаторской звоню, я не одна… – и еще тише: – Сержантик тут сидит, Славкиных кентов охраняет, тяжелых. Настучит еще. Седой же у нас – герой! Ковш с дырой…

– Даже так? Наплюй. Помни, что тебе больше некого бояться, и это главное.

– Знаю. Но обидно! Наши девчонки, между прочим, в подвиг нашего «суперспикера» готовы поверить, меня не слушают.

– Ничего, грядет справедливость, вот увидишь. Ты же знаешь, я волшебник.

– Эх, твои бы слова да Богу в уши! Ты никуда не собираешься около пяти? – спросила уже нормальным голосом.

– Пока нет, а что?

– Давно я в ресторане не отдыхала, а тут повод… – сказала вроде бы безразлично, но замолчала многозначительно.

– Хм. Намекаешь, чтобы я тебя пригласил? Да я как-то…

– Ой, спасибо, Егор! – перебила она, не дожидаясь завершения моей реплики. – Заодно и опохмелишься, алкоголик. Пока терпи.

– Я выдержу, – заверил я, бодрым тоном скрывая недовольство. Идти в кабак желания не было.

– Все, пока, – поспешила попрощаться и бросила трубку.

Не успел я ухмыльнуться, переваривая сказанное, как снова раздался звонок. Закон парных случаев в действии. Так часто бывает: то телефон целый день молчит, даже беспокоиться начинаешь, то раскаляется без устали, ухо прожигая, словно собеседники (друзья-товарищи, только добра тебе желающие) задались целью не дать тебе нормально пообедать, посидеть в туалете, в душ сходить. Это, разумеется, раздражает.

– Привет, как здоровье? – глухой, грустный голос Сергея.

– Нормально, а ты как?

– Хреново.

– Приходи, полечу.

– Нет, я не похмеляюсь. Переболею.

– Ты не понял, я не о том. Забыл, кто я?

Серега долго сопел в трубку.

– Ты это… так ты чего… серьезно, что ли?..

– А ты подумал, что спьяну померещилось или я фокусом тебя пьяного обманул, так, что ли? – усмехнулся я.

– Примерно… – мрачно ответил Сергей, несколько секунд посопев, вспоминая. Я без всякого астрала видел, как он задумчиво тер свой нахмуренный лоб. – Слушай, давай потом об этом, сейчас башка раскалывается, а тут мысли всякие. Не могу ничего сообразить… Я тебе чего звоню-то! – опомнился он и продолжил более звонким голосом – Посмотрел тот ролик в Интернете – на первой строке идет! Комментарии зашкаливают! Люди возмущены. Уверен, Президент лично откликнется. Спасибо тебе, Егор!

– Не за что. Давай, выздоравливай. Пока.

Мне бы его уверенность. Но – хватит. Сделал все, что мог. Все, срочно домой. Тьфу, совсем забыл – родители! Придется задержаться… с Зиной заодно попрощаюсь. Неудобно просто так исчезать, убиваться будет девочка.

Константин Григорьевич Груша, начальник экспертного отдела ФСБ, читал заключение экспертов об одном любопытном ролике из Интернета. Читал и не верил глазам своим. Конечно, искать ловких «народных мстителей», или конкурирующую мафиозную структуру, или агентов наших западных друзей, или… да бог знает кого еще, предстоит не ему, но заключение о подлинности записи – на нем. Казалось бы, чего проще: его сотрудники собаку на экспертизах съели, но не тут-то было.

Вчера позвонил лично Директор. В кои-то веки.

– Константин Григорьевич, не в службу, а в дружбу, проверьте вне очереди один ролик с Ютуба, ссылка уже у вашего секретаря.

– Товарищ директор, без ножа режете! У меня таких внеочередных – через одного.

– Лично звонил. Понимаете, о ком я говорю?

Константин Григорьевич уточнять не стал, хотя последнюю пару лет путался, о ком из двух Верховных главнокомандующих идет речь: о нынешнем или о бывшем коллеге, и который из них кем является. От политики он предпочитал держаться подальше, заставляя себя верить телевизору, и кулуарных разговоров сторонился. Здоровее будешь и богаче.

– Приказ я выслал, начинайте немедленно. И вы, пожалуйста, поторопите своих умников лично. Хорошо?

– Сделаю все, что смогу, сию секунду поручу экспертам.

– Прекрасно. К девятнадцати ноль-ноль сделаете? Там только подлинность подтвердить. На ковер вызывают, дело резонансное.

– Конечно, не переживайте, мои хакеры за пять минут расколют, не впервой. А длительность какая?

– Восемь минут.

– Два часа работы.

– Не подведите, Константин Григорьевич. Если не монтаж, то головы полетят… Все, не буду отвлекать.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

Сюжет ролика опытного контрразведчика не впечатлил. За двадцать пять лет службы он и не такого насмотрелся. Поразило качество съемки. Вроде как скрытые камеры, но изображение и звук были практически студийными, и это несмотря на высокую степень сжатия. Груша с нетерпением ждал доклада специалистов, а они молчали. Не выдержал, позвонил сам.

– Семен Моисеевич! Не тяни, с меня голову снимут, если опоздаем. Для тебя там работы на пять минут.

– Такое дело, Константин Григорьевич, Голливуд отдыхает, – услышал озадаченный голос лучшего специалиста в электронной экспертизе, главного «хакера», Фельцмана.

– Монтаж?

– Конечно, монтаж. Которым на любой киностудии занимаются.

– Подделка, – разочарованно подытожил Груша. Ему почему-то хотелось, чтобы запись оказалась подлинной.

– Этого, товарищ начальник, я не говорил, это есть ваши слова. Кино – в смысле качества съемок, оно прямо студийное, а сюжет очень даже жизненный, прямо до смерти. Подлинный, как Воскресение Христово, обманного монтажа нет. Злодеи склеили изображение с трех камер, последовательности событий не меняя, запутать нас, доблестных стражей страны, не пытаясь. Только звук чуток не синхронен, видимо, от неопытности нашего тайного Спилберга, однако без подтасовок: с губами героев совпадает на все двести, если сдвинуть по-человечески…

– Чего ты мне голову морочишь! Чтобы к восемнадцати тридцати заключение о подлинности лежало у меня на столе! – разозлился Константин Григорьевич, казалось, привыкший к манере своего сотрудника изъясняться.

– Директору от меня привет и устное пожелание: ловить врагов Родины, пока они не расплодились, – не стушевался Семен. – События таки подлинные – это могу заявить сразу, со всей ответственностью. А бумажку, извините, придется подождать. Она, эта бумажка, чувствую, серьезной намечается. Кстати, мы с ребятами копию ролика в «Мобильном репортере» нарыли, не опубликованную. Там редакторы попу прижали, боятся, простите, штаны изнутри испачкать. Ну а нам их моральные метания на руку, поскольку видео не сконвертировано, поэтому качество еще лучше. С ним и работаем.

Грушу коробило. Он еле сдерживался. Фельцман уже десять лет был действующим офицером ФСБ, а замашки так и оставались хакерскими, и менять их он не собирался. На службу являлся исключительно в джинсах, кроссовках и какой-нибудь аляповатой футболке с кричащей надписью. «Правильных» чекистов при встрече с ним будто бы обдавало ветром солнечной Калифорнии, где Семен ни разу не был, казалось, что Кремниевая долина пропитала молодого человека насквозь, даже пылью присыпала. Нулями и единицами окатила.

Молодого талантливого программиста завербовали сразу с университетской скамьи. Судимостей не имел, родни за границей, что удивительно для еврея, тоже. По службе одни благодарности, но дисциплина, мягко говоря, хромала. Перевоспитывать даже не пытались. ФСБ – не армия, и таких неформальных экспертов в хозяйстве Груши хватало.

Большей ясности от Фельцмана добиться не удалось, а вскоре он положил трубку, нетерпеливо проговорив:

– Извините, Константин Григорьевич, криминалисты подошли. Спасибо за ролик, очень интересная задача, душа прямо поет и стонет.

Бумажка действительно оказалась очень серьезной. Из нее следовало: в Закутке действовала группа профессионалов высокого уровня с невозможной по характеристикам аппаратурой. Цели и задачи группы были неизвестны. Точный ай-пи, откуда заливали видео, определить пока не удавалось, через два анонимных прокси-сервера работали, но из российского домена – точно.

Убийства были абсолютно реальными, криминалисты подтвердили. Главное, из-за чего хватались за голову эксперты и сам Груша, – аппаратура. Совершенно невероятная. Судите сами: снято на аналоговую (!) профессиональную камеру. Как ее можно скрыть? Ни у нас, ни у буржуев не было мини-камер такого качества. Появились? Тогда почему «аналог»? На «цифру» снимать гораздо удобней, она и чувствительнее, и компактнее. А неизбежные помехи? Слабые видеошумы ролика возникли исключительно в ходе оцифровки, но не во время съемки. Освещенность – как в студии. Эксперты пытались найти следы программного улучшения качества – не нашли.

Звук – отдельная песня. Стопроцентно «живой», не наложенный, а качество студийное. С громкостью неясность: и далекие и близкие звуки почти одинаковой интенсивности, на улице – явно искусственно занижены, но как – неизвестно. Снова нет следов программной обработки. И фоновые шумы были какими-то неестественными и в то же время полностью соответствовали окружающей обстановке. Все это было настолько невероятным, что не укладывалось в голове.

Константин Григорьевич тупо смотрел на листки с заключением и ничего не понимал. Помотал головой, отгоняя наваждение, перевернул последний лист. На обратной стороне красовалась кривая карандашная надпись: «Хачу таку камеру!!! Плиз-з)). ЗЫ магия!!!»

В ресторан «Таежная сакура» мы выбрались только к восьми вечера. В подготовке к походу в «культурное» учреждение Зина не отличалась от остальных женщин: семнадцать ноль-ноль – заведомо запланированный блеф.

За столиком Зина светилась. Я собирался было признаться, что женат, что собираюсь уходить, но… не захотел портить ей настроение. Позже попрощаюсь, успею еще.

В зале, да и в остальных частях города, витала атмосфера беспокойства и ожидания перемен к худшему. Соль и спички в магазинах не раскупали, но аура буквально звенела от напряжения. Мой ролик просмотрела, наверное, вся молодежь, и в вечерних новостях наконец-то показали пару фрагментов с заштрихованными трупами. Самыми слышимыми выражениями были: «Долгих лет тебе, Витя», – вроде как пароль, далее следовал отзыв: «И тебе не хворать, Семен».

Одна Зина, казалось, всеобщего возбуждения не замечала. Мы, разумеется, выпили за упокой Вячеслава Игоревича – это и был формальный повод, и все. О последних событиях больше ни слова.

– Слушай, а чем ты собираешься заняться? – как бы невзначай спросила Зина, с преувеличенным вниманием ковыряясь в салате.

– Пока паспорта нет – ничем. А что, есть предложение? – смалодушничал я. Но Зина выглядела такой довольной, что сказать правду язык не поворачивался.

– Да как тебе сказать… – сомневалась она, на что-то решаясь. Решилась. – Есть у меня подруга, у нее косметический салон… Чего улыбаешься? Все, забудь, – выпалила нервно, с силой скрипнув вилкой по дну тарелки. Лицо залила краска.

– Нет-нет, Зина, продолжай, – сказал я мягким, успокаивающим тоном. – Это я так, просто ума не приложу, каким боком я там пригожусь? Охранником? За женщинами следить, чтобы не буянили? Телефоны не воровали?

Зинаида посматривала на меня с подозрением, исподлобья, выискивая в словах насмешку. Не нашла.

– Смотри, пожалуйста, – кто тебе не дает… Может, девушку себе найдешь, – сказала, с деланым безразличием пожимая плечами. – Ее салон называется «Спа». Да не смейся ты, самой смешно! Я отговаривала. На самом деле там солярий – одна штука, парикмахерская – три мастера и маникюр-педикюр – одна девица на стажировке. Слушай дальше, имей терпение! Она хочет развиваться, хочет… да много чего она хочет, в том числе и чистку ауры, снятие порчи и всякую такую фигню. Надеется перетянуть к себе клиенток от разных колдунов, ясновидящих и прочих экстрасенсов.

– В жизни не занимался! – и не соврал.

– Ничего, ты же экстрасенс… Может, просто не помнишь. Вот скажи про меня, чем я болею?

– Ничем, только аппендицит вырезан. – Зина действительно была на удивление здоровой. Как и Сергей. У него, правда, имелись неправильно сросшиеся кости – последствия переломов. Синя давно изучила.

– Вот видишь! – воскликнула победно. – Я знала! Подсмотреть шрам ты никак не мог.

Я чуть вином не поперхнулся. Как раз-таки подсмотрел.

– Заодно и целителем будешь. – Зина развивала наступление. – Ты не против? Там главное, чтобы больной сам поверил в исцеление, у тебя получится. Звонить Лизке?

Это было уже чересчур. Я натурально захлебнулся и закашлялся:

– Зина… Кх-кх… что-то у меня голова разболелась. Пошли домой. Надоело мне здесь.

– Пойдем, – встревоженно ответила девушка. – Я что-то не то сказала?

Вечер был сорван. Я так и не признался в скором отбытии. Чертово «провидение», теперь уже «Лиза»! Что ему еще надо?! Возможно, я накручивал, возможно, это было банальным совпадением, но что-то мне говорило, что не все так просто, что «задание» не завершено: обычное, ничем не подтвержденное предчувствие. Не знаю, что меня удержало от немедленного бегства. Возможно, то же самое «провидение».

Ночью мне приснилась Лиза. Моя Лиза. Она молчала. Долго смотрела на меня укоризненно, а потом неожиданно озорно подмигнула, с одобрением. Вот и понимай как хочешь. «Девочки» не комментировали. И я не спрашивал.

Зина ушла на работу и осталась дежурить. Материн телефон почему-то был недоступен, отец на звонки с незнакомых номеров не отвечал принципиально. Слоняясь по комнатам, что-нибудь жуя; садясь и вскакивая, будто диван был усыпан острыми колючками; не находя себе места ни в доме, ни на улице, я дожидался вечера, когда родители вернутся домой и включат компьютер… наконец их контакт в скайпе засветился зеленым. Мысленно плюнул через левое плечо и позвонил.

Мне стало хорошо, словно весна в душе расцвела. Это для них прошел месяц, а для меня – два года без малого. С полчаса успокаивал маму, которая слез от камеры не скрывала. Она похудела, осунулась. Но теперь горе схлынуло с нее, как вода с куска масла, следа не оставив. Плакала она от счастья.

Отец стоит за спиной. Хмурится. Желваки играют. Он всегда суровостью закрывается, когда волнуется, с детства помню. В такие моменты он представлялся мне Добрыней Никитичем: невозмутимым, непобедимым и до невозможности добрым.

Камеру не включаю, говорю, что сломана. Объясняю, что уехал в Бурятию к буддистам. Нет, не в секту, к самым натуральным монахам, дабы пережить болезненный развод. Отец одобряюще кивает. Не пил. Нет, попил с неделю – не помогло. Потому и сорвался с другом, настоящим буддистом. Милиция здесь совершенно ни при чем! Ну и что, что приходила? Я абсолютно ни в чем не виновен. Отец снова еле заметно кивает. Мама напрашивается: «Я могу к тебе приехать, могу взять отпуск». Отнекиваюсь: «Пока некуда. Я в Бурятии, в… можно сказать, монастыре, ко мне нельзя. Да, никак! Поверь мне, мама! Сообщу, когда домой вернусь, там и буду ждать». Денег не надо – отказался в категоричной форме. Наконец мать отходит от стола, уступая место отцу. Он отправляет ее на кухню собрать на стол, она, поворчав, уходит. Кричит оттуда: «Не вздумайте меня не дождаться!»

– Времени мало, давай начистоту: тебя за дело ищут? – сказал, быстро переключившись на наушники.

– Да. Случайно получилось. Они напали, в драке один упал головой на каменный бордюр.

– Ты подрался?! – искренне удивился он, зная, что от конфликтов я предпочитал уклоняться.

– Я же говорю, случайно! Меня грабили. У них девчонка подставная была, которая и показала, что это я напал! И на своем стоять будет, уверен.

– Надо же, уверен он! Вот что. То, что сразу убежал, – правильно, но всю жизнь не пробегаешь. Надеюсь, ты это понимаешь?

– Естественно.

– Я найду отличного адвоката, потом свяжусь с тобой, и ты все объяснишь ему очень подробно. Чистую правду, слышишь?

– Я не вру. Насчет адвоката ты верно решил, согласен, а насчет «всю жизнь скрываться» ты немного не прав. Смотри. – И включил камеру.

Это было импульсивное решение, секунды назад я и не думал показывать себя ни отцу, ни тем более маме. Родитель сначала удивленно поднял брови, потом резко откинулся на спинку стула и прошептал, чтобы не сорваться на крик:

– Что с тобой сделали, сынок?! – и опять заиграл желваками.

Слава богу, узнал! Я боялся, что не узнает.

– Да ничего со мной не сделали! Я в бурятском монастыре, в гостевом домике! Деревянная пагода, статуэтки Будды, деревянные барабаны с молитвами и юрты вокруг. Какое-то святое место. Показывать нельзя, как нельзя и фотографировать, а то выгонят. Необычные требованиядля послушников – не бриться, не стричься. Отказа от прежней веры не требуют. Успокойся ты, вижу, думаешь, мне мозги промыли.

– А разве не так?! – процедил он, кипя от негодования.

– Не так! Чтобы забыться, начал заниматься там боевым искусством с медитациями, что-то типа ушу. Там мастер с Тибета жил. Помнишь, я одно время медитировал? – Прожигающий взор немного остыл. Скулы замедлили шевеление. – А поседел я при испытании. Не волнуйся, жизни не угрожало, просто… потом объясню, некогда. Мастер уехал по делам, ну а я… в другое место. – Я быстро отключил камеру. – Мама из кухни вышла, потом дорасскажу.

– Секретничаете? – спросила с нежностью. Она не скрывала отменного настроения. – Ну-ну, продолжайте.

– Это наши мужские разговоры, тебя не касаются, – резко заявил отец, раздражаясь. Он сильно сомневался в моих словах.

– Выключай эти бандуры, Миша, – сказала, стуча пальцем по наушникам, не обращая внимания на грубость мужа. – Дай мне с сыном теперь по-женски поговорить.

Далее последовал разбор наших с Ольгой отношений. Мол, она стерва, и я тоже хорош, и тому подобное. Обычный воспитательный бред, который раздражает в любом возрасте, не говоря уже о том периоде, когда мы вырастаем и сбегаем из родительского гнезда. А после мы сами по отношению к своим детям поступаем точно так же. Ну, может, иногда, вспоминая о собственном детстве, пытаемся себя одернуть. Только мало у кого это получается. Желание уберечь ребенка от шишек, ранее набитых нами, обычно перевешивает. Мы же знаем, где жизнь прячет самые подлые углы, где скрывает ямы и обрывы; мы-то имеем опыт, мы спотыкались и больно падали.

Вот и мама хотела оборонить меня от дальнейших душевных страданий, которые непременно последуют, если продолжу вести себя так, как веду. Только меня ее нравоучения не бесили, как это бывало прежде, а лились на сердце бальзамом. Слова пролетали мимо ушей, я слушал интонации. И наслаждался, словно прохладной водой в летний зной. Окунался с головой, нырял в глубину, стремясь запомнить мать на всю жизнь…

Стоящий за маминой спиной папа вдруг с досадой стукнул себя по лбу и активно зажестикулировал. Я отвлекся от грустных мыслей. Над головой своей жены, в опасной близости к прическе, отец показывал пальцем на меня. Другой рукой делал круги, губами медленно артикулировал…

– Да, то кино про буддистов было, – догадываюсь я. Палец указывал не на меня, а на компьютер, а круги рукой – круг инициации. Он же писал мне, что смотрел запись в моем компьютере.

– Какое кино? – строго переспрашивает мама. – Не увиливай от ответа, Игорь!

Отец облегченно вздыхает и наконец-то начинает улыбаться. Примерно через час разговор завершается. В последующем договорились перезваниваться по телефону: к скайпу меня не скоро допустят, наставники строгие.

Я уже набирал прощальные эсэмэски Зине и родителям с призывом «понять и простить», как запиликал вызов от Сергея. Я долго смотрел на светящийся экран, тупо прислушивался к мурашкам в кисти, бегающими от вибрации аппарата и медленно-медленно нажал на «принять». И совершенно не удивился, услышав от Сергея, что, возможно, скоро потребуется кое на кого немножечко «надавить». «Квест» не выполнен, «провидение» противится…

С утра в город десантировалась огромная следственная бригада из Генпрокуратуры, МВД и ФСБ. По всем федеральным средствам массовой информации только и слышно о закутинской смычке власти с криминалом, об открытом воровстве на золотообогатительной фабрике, о нездоровой тенденции, и так далее и тому подобное, с многочисленными интервью. Скоро должны появиться ток-шоу. В Закутке стало тесно от столичных журналистов. Администрации города и района практически перестали работать. Самоустранились «до оргвыводов», которые, несомненно, в ближайшее время последуют.

Нет худа без добра: из-за всей этой катавасии визит к психиатру прошел скомканно и сразу была назначена судмедкомиссия по поводу моей амнезии. Через три дня – рекордно короткий срок. А с результатами следствия капитана Хрома, с моим воздействием на суд – два дня, и паспорт в кармане. Городская неразбериха шла нам только на пользу. Это все Сергей придумал, единолично. Сильно он меня зауважал.

А я часто сопровождал Зининого брата, помогая тому «работать» с многочисленными недругами, которые набросились на него всей сворой, строча буквально километры доносов. И мрачно ждал, когда неразбериха наконец закончится и я смогу оставить Землю со спокойной совестью. Паспорт мне нужен как собаке пятая нога.

Сергея замучили допросами, но он держался:

– Был анонимный звонок в служебный кабинет. Да, поверил сразу, потому что давно собирал материалы и на Седого, и на Паровозика. Не знаю, почему именно мне. Скорей всего потому, что меня считают бескомпромиссным. Мужской голос без особых примет. Да идите вы со своими «неуловимыми мстителями», достали уже! Я не Яшка-цыган. Славик? Козел он. Да, был мужем сестры, да, доставал ее после развода, да, я мечтал его посадить, но не убивать! Как я мог организовать, как?!

Зину тоже допрашивали. Ей скрывать было совершенно нечего, обошлось одним вызовом. Подошла и моя очередь.

Сижу перед двумя пожилыми следователями. Один «по особо важным делам» Генпрокуратуры, второй из ФСБ, целый полковник. Вызвали меня исключительно как свидетеля, не обвиняемого; пригласили как Зининого сожителя с целью подтвердить или опровергнуть ее показания о Славике. Слава богу, Зине хватило ума не распространяться о моем происхождении. Отдельное спасибо Мережко за его чистку «мокрого» дела. Простите, дела Мокрого.

Я очень аккуратно работал внушением, по минимуму. Главное, чтобы на бумаге все вышло гладко, остальное не важно.

Не встречался, но слышал от Зины про Славика. Вот, собственно, и весь допрос. Фиона старательно рассеивала внимание к моей приметной внешности.

– Внимательно прочитайте и распишитесь здесь, здесь и здесь, – указал важняк, протягивая мне протокол допроса.

Расписался, вернул. Следователь полушутливо пожелал: «Берегите себя, Егор Ронович. Говорю «до свидания», но не в этих стенах», – и отпустил меня восвояси. Вдруг вспомнил:

– Подождите! Я данные паспорта забыл вписать.

Фээсбэшник, до этого почти откровенно дремавший, встрепенулся. Началось!

«На паспорт двоих не разведу, – сразу заявила Фиона. – Со справкой попробую».

– Дело в том, что паспорт я потерял. Вот справка.

При каких обстоятельствах, когда, где – эти вопросы завязли на языках обоих следователей. Следователь Генпрокуратуры молча вписал данные справки, не указывая, что они «с моих слов», и, более того, добавил точную дату рождения – ровно на три года моложе меня настоящего и адрес: «Москва, проспект Вернадского, сто двадцать пять, второй корпус, квартира сто сорок четыре». Так я отблагодарил академика за идею о «сферах». Дом в действительности существовал – видел, когда гулял по Москве, квартиру же назвал наугад.

Из кабинета вышел опустошенным. Мана Разума в ауре упала практически до нуля, захватив и ту составляющую, которой положено сохраняться всегда, обеспечивать «физиологический минимум». Теперь я прекрасно понимаю Лиону, с ее экономией силы. Седой и Славик в подметки этим двум следакам не годились, нервы которых оказались неизмеримо крепче. Моя самооценка убавилась еще на пару пунктов. А Ольга Андреевна с ее естественной защитой? Нет, Земля – не мой мир, скорей бы…

Я все-таки согласился сходить к местной Лизе. Зина горячо меня поддержала, обрадовалась, но как-то не совсем искренне, с каким-то глубоко спрятанным беспокойством. Скоро я понял, в чем дело.

Роскошная бизнес-леди с фигурой модели встретила меня в дверях кабинета. Присела не за начальственный стол, а рядом со мной на кожаный диванчик.

– Мне Зина много рассказывала о вас, – говорила томным голосом, кокетливо поправляя прическу, – и теперь вижу – не зря она вас скрывала.

Как она меня хотела! Заранее, не видя меня, зная исключительно со слов подруги. Просто так, для коллекции, из спортивного интереса, а совсем не из чувства. Такие флюиды от нее шли – закачаешься! Тут и поза с грацией кошки, и точеная шея с непослушным, часто падающим локоном, который приходится поправлять изящным движением ухоженной ручки, и игриво, на грани приличия расстегнутая пуговица блузы, и юбка, случайно поднявшаяся чуть выше, чем положено. Ножки, грудь, лицо – все очень манящее, хотя и не скажешь, что писаная красавица. Симпатичная, но очень сексуальная.

Зина что, совсем ненормальная? Знает же подругу… Надо срочно признаваться, что женат. Может, это избавит от глупых проверок.

– Простите, вы замужем? – резко спросил я, чем охладил ее пыл. Ну и свой заодно.

Разве это нормально? Живу с молодой симпатичной бабой, которая влюблена в меня по уши, и не сплю с ней. Вторая женщина ко мне льнет, настоящая самка, я и от нее бегу. Это ни в какие ворота не лезет! Кто бы рассказал – ни за что не поверил бы.

– Какое это имеет значение? – растерялась Елизавета. Опустила руку со спинки дивана и чуть отодвинулась. Вопрос ее обескуражил.

– Для работы – никакого, я просто так спросил. Сразу о так называемой чистке ауры. Никогда не занимался ничем подобным, но прекрасно ее вижу. У вас, кстати, проблемы по-женски. Поджелудочная хандрит. Да и вообще, нервная система разбалансирована. – Выдавая подсказанные Синей сведения, я окончательно отходил от сексуальности. А диагнозы, кстати, мог поставить более точные. Но я же не волшебник, а просто экстрасенс, один из многих.

– Вы меня не поразили, – холодно произнесла Елизавета, поправив прическу. Застегнула пуговицу блузки, встала и прошла за стол, – вам Зина могла все рассказать, даже точные диагнозы. – Говорила строго, сидя на начальственном кресле с видом оторванной от важных дел директрисы. – А нервы в наше время у всех расшатаны. Как я и обещала подруге, смогу взять вас на испытательный срок. Дайте, пожалуйста, паспорт.

– Извините, у меня его пока нет.

– Разве? А когда будет? Мне, конечно, неудобно, но в свете последних событий – проверка за проверкой!

– Я понял вас, Елизавета э-э… – потянул, ожидая подсказки. Не выручила, отчества не сказала. – Я тогда через две недели зайду, хорошо?

– Разумеется! Такой специалист мне очень нужен! Можно даже не заходить, а связаться со мной через Зину. – Ее тон все холодел и холодел. Сильно женщина обиделась.

– Обязательно! – на том и раскланялись.

Что ж, сходил, посмотрел, любопытство удовлетворил. Сравнил эту, которую посчитал сигналом незавершенности земного «задания», и мою Лизу. Местная моей в подметки не годится! Ни по внешности, ни по характеру. Последнее – особенно. Лизия (полное имя моей жены), конечно, девушка активная, но не «озабоченная», а о возможности измены и говорить не стоит: даже теоретически не предполагаю. Ей верю больше, чем себе.

– Не взяла она меня без паспорта, – сказал я Зине вечером. Вернее, повторил: до этого мы говорили по телефону. – И знаешь, что я вспомнил, когда ее встретил?

– Что? – Девушка замерла в напряженном ожидании.

– Я женат. Ее зовут Лиза, и она очень далеко, – слова вылетели неожиданно легко, и я буквально воспарил. Не просто гора с плеч свалилась, а целый континент.

Зину же, наоборот, придавило. Сникла, сгорбилась, плечи безвольно повисли, словно та самая материковая плита опустилась на ее плечи.

– Ты ее любишь? – спросила тихо, с отчаянной надеждой, будто хваталась за последнюю соломинку.

– Люблю.

– Устала я, Егор, пойду к себе. Прибери здесь без меня, хорошо? – сказала после долгого ковыряния ложечкой в варенье.

Поплелась в свою комнату, не дожидаясь ответа. Жалкая, униженная, будто оплеванная. Я опустился на землю, сердце облилось кровью. Но я крепился. Знал, что поступил правильно.

Время шло, жизнь в городе входила в более-менее спокойное русло. Но я не уходил. Меня что-то держало, и я не мог понять, что именно. Дабы избежать соблазна наплевать на тревожное предчувствие и сорваться немедленно, я даже в астрал стал заходить как можно реже.

Накануне дня экспертизы по поводу моей «амнезии» к нам, точнее, ко мне заглянул подвыпивший Серега. С Зиной после моего признания мы общались «здрасте – до свиданья». Хорошо хоть кормила. Но я подумывал о переезде, если мне, не дай бог, придется еще на неделю на Земле задержаться.

– Что это Зинка не ворчит? И вообще к себе ушла, не ругнувшись? – удивился он.

– Не обращай внимания, я признался, что женат.

– Это правильно! Переживет, – легкомысленно заявил он. – Думаешь, я просто выпить зашел? Компанию искал? Нет, не просто… Обмыть повышение! – торжественно провозгласил он, выдержав значительную паузу.

– У меня комиссия завтра!

– Возражения не принимаются! По маленькой. Зинка, не хочешь брата поздравить? – крикнул в направлении комнаты. В ответ слабое бурчание: «Поздравляю, но пить не буду», – безразлично пожал плечами. – Как хочешь. А ты не отвертишься. – Это уже мне. – Я теперь начальник следственного отдела, – хвастался Сергей, разливая очередные «чуть-чуть». – Должность майорская, так что скоро звездочки обмывать придется. Сопьюсь, – добавил, вздыхая с деланым сожалением.

На улице стемнело. Мы вовсю спорили. О политике вообще и о преступности в частности. Сергей уверял, что наказание у нас неимоверно мягкое, потому, мол, и насилие с коррупцией не переводится. Он двумя руками был за долгие тюремные сроки и смертную казнь. В принципе я с ним соглашался, что таки да, стрелять маньяков не помешает, но полностью правонарушения это не искоренит.

– А кто говорит о «полностью»? Нам бы уменьшить, Егор! На коллег, – это слово он произнес с отвращением, – смотреть тошно! Крышуют, за закрытие дел деньги вымогают! Тьфу! Собственноручно бошки поотрывал бы! Ну, я ими займусь… – сказал, пьяно сжимая кулак. В глубине его полуприкрытых, замутненных алкоголем глаз полыхал огонь негодования, отбрасывая на зрачки кровавые блики.

Я, с видом умудренного жизнью старика, тяжело и снисходительно вздохнул. Я был почти трезв: сегодня «девочки» работали, сильно расслабляться не хотелось.

– А предположи-ка, Серега, государство. Большое, с суровым климатом, со стойкими людьми. Назовем его, к примеру, Батвия. Порядки там серьезные установим. Воровство вычисляется на раз (допустим, детекторы лжи там не обманешь), убийства всякие – и разбойные, и бытовые, и случайные – раскрываются легко, и сразу тюрьма, откуда практически не выходят. Как тебе?

– Пока нормально, нравится. Но в глазах у тебя, вижу, черти резвятся, что-то там не так… Ну, и… продолжай.

– Продолжаю, – не стал томить я. – Судебная система там простая: любая провинность – и тебя за жабры, без вариантов. Тюрьма – что-то типа концлагеря. Не немецкий, конечно, кормят, как на убой, – здесь я невольно хмыкнул, – но конец один – смерть. Нравится?

– Я не живодер! Ты какой-нибудь другой порядок придумай. Судьи там, обвинение… на адвоката даже согласен. Только чтобы неотвратимо!

– Ну, с неотвратимостью там порядок. В определенных пределах, конечно, абсолюта нигде нет. – Я и сам не заметил, как перешел от предположительного изложения к утвердительному. – Зато везде есть вариации. Родственники суетятся, кого надо подмазывают. Есть богатые, есть бедные, есть по рождению влиятельные: семьи аристократов, торговцев, землевладельцев, провинциальных правителей. Закон вроде для всех одинаков, но по факту кое-кто «равнее равных». И чиновники, которые за наказание отвечают, трепещут, но берут! Беднякам, разумеется, не поможешь, но если у родни деньги имеются или власть, то из тюрьмы вызволить вполне реально. Сверху донизу тихий сговор…

– Да что ты все заладил – смерть да смерть! Сроки надо давать. Кому больше, кому меньше. Придумай что-нибудь помягче, а то расписал тут ужастик. «Большой брат» какой-то, в натуре. – Отравленный алкоголем мозг Сергея не разобрался в манере изложения. – Не такой я уж и тупой, – похихикал, хитро прищурившись, грозя мне пальцем. – Не передергивай!

– Хм. Это не гротеск, Серега. Там, понимаешь, нужны жертвы, много жертв… политика такая, – завершил я, опомнившись.

Не рассказывать же о чернокнижии – государственной религии царства Батвия, о поклонении Демонам и Верховному божеству – Вартараару. О том, как эта страна напала на «хранимые Спасителем земли», куда входило и баронство Комес, как мне с командой, с членами созданного мною магического сообщества «Стихия» пришлось совершить вылазку в столицу Батвии, в сердце чернокнижия. В общем, раскрыться полностью. Это уже перебор.

– Не бывает такой политики! Даже у фрицев было не так, как ты тут мне втираешь. Уголовники сидели сроки – выходили, политические… вроде, бывало, наверное… что ты меня путаешь? Жертвы! Как в Средневековье… О! – что-вспомнив, он оживился, быстро перескочив от теоретических размышлений к практике. – Слушай, раз ты такой весь из себя волшебник, может, подскажешь по поводу одного висяка? Там как раз предположительно речь идет о неком ритуале…

– В смысле? – Я напрягся. В уши ударила глухая волна…

– Понимаешь, год назад ездил я в командировку. Туда, – показал, неопределенно махнув рукой на запад, – в Красноярский край. Убили одного нашего урку, а он в розыске по одному делу был. Не важно по какому, главное, как убили. Жертвоприношение, в натуре, не иначе!

– Подробней. – У меня засосало под ложечкой. «Начинается…» – мысленно простонал я.

– Представляешь, кладбище. На могильной плите – пентаграмма с какими-то знаками, на ней лежит распятый урка. Рана единственная, колотая в сердце, предположительно кинжалом. И что самое интересное, труп постаревший. Еле узнали. По портакам и пальцам идентифицировали. Предположения есть?

– Знаки описать можешь? – деловито спросил я, подвигаясь к Сергею поближе. «Вот оно! Предчувствие, чтоб его…» – думал, сжимая зубы.

– Не могу. Какие-то иероглифы. Тебе лучше знать! Во! Вспомнил: «Серп и молот» там были! Мы с ребятами недоумевали еще. Только не перекрещенные, как на гербе нашем, в смысле, на старом, а разделенные: «серп» в головах трупа, а «молот» в ногах, да необычные: «серп» больше на кривой нож похож, а «молот» – на непонятно что. Это мы их условно «серп и молот» назвали.

– Этот самый «молот» на плиту, случайно, не похож? – уточнил я севшим голосом. «Квест» обрел ясность. Первая половина оказалась сущей ерундой: подумаешь, урок на уши поставил; вторая вырисовывалась более неприглядной, для ее выполнения придется напрячься, из шкуры вылезти и неизвестно еще, справлюсь ли…

– Не, я бы сказал – на наковальню. Поэтому «молотом» и обозвали.

Причуды возникновения названий я оставил в стороне. Важно другое: неужели точно чернокнижники? Очень похоже, очень.

Кровь билась в висках, в груди ныло, сердце ухало, как в железной бочке. «Нет, не может быть здесь «черной книги»… символ другой: ту их «могильную плиту», которая жертвенный алтарь изображает, не перепутаешь, образ сразу в мозги врезается… Однако сатанисты, вроде того скинхеда, видимо, силу брать научились. Старение это не с бухты-барахты взялось…» – мысли постепенно обретали четкость.

– Труп – не высохшая мумия? – уточнил я.

– Нет, просто постаревший. И худой, как чахоточный при издыхании. – Серега, заметив мою серьезность, посуровел. Насколько хмель позволял. – Могу дело показать. Там снимки есть и заключение экспертов. Нашли только возрастные изменения в тканях и биологический возраст определили лет восемьдесят – девяносто. Это я хорошо запомнил, патологоанатом с пеной у рта доказывал, что не наш это труп, сорокапятилетним быть никак не может.

«Только вершки силы снимают, не чета эгнорским «черным»… но это их, козлов, не оправдывает…»

– Что эксперты пишут?

– Знаки древнеегипетские, а «серп с молотом» ранее не встречались.

– Поня-а-атно, – протянул я, ни черта не понимая. Предстоит разбираться.

«Прости, Лизочка, еще на немножко задержусь. Не могу я местных «черных» оставить, ты же понимаешь! Знает эта падла «провидение», на что давить! Зуб на «черных» любого вида у меня огроменный…» – мысленно обратился к жене, мысленно же совершил «вдох-выдох» и окончательно настроился на деловой лад:

– Надо ехать на место происшествия, осмотреть все. Где это случилось?

– В Красноярском крае, тьфу, все время забываю, в Эвенкии, куда Тунгусский метеорит падал. Не совсем там, это я для примера. Что его туда занесло? Урку, я имею в виду, не метеорит.

– Ага… для примера… – произнес я механически, думая о другом.

«Неужели там, где ниточка силы? Возможно. «Черные» любят устраивать алтари в Местах силы… Черт, далеко от Закутка, в Эгноре на столько не видел. Хотя… там Мест силы хватает, а нити расходятся и закручиваются вниз, как бы вылетая из земли и возвращаясь обратно. Будто снаряды, по параболе. Я еще с магнитным полем их сравнивал, как его в учебниках рисуют. А земная нить вертикально вверх идет, словно луч света вертикально бьет. Точно! Вполне возможно, вполне. Или наоборот, откуда-то из космоса в землю лупит, с огромной высоты, которая теряется где-то в пространстве: свободным сознанием до конца не прослеживается, а ведь закон перспективы для нитей Силы неприменим. И Тунгусский метеорит как нельзя кстати… Надо ехать», – последнюю мысль озвучил.

– Надо ехать, – сказал со всей решимостью.

– Да убрали там все! Поздно, год прошел!

– Я не материальные следы собираюсь смотреть.

– А! Тогда, конечно, надо, – глубокомысленно подтвердил он, изображая понимание. – Поздно уже, пошел я. Завтра созвонимся насчет этого дела, – собранно сказал Сергей, всеми силами стараясь избавиться от хмеля. Моя отрешенная задумчивость, вкупе с серьезным, совершенно безрадостным лицом, произвели на него впечатление. Пошел одеваться.

Я его не провожал. И Зина не вышла.

(обратно)

Глава 13

Психолого-психиатрическая экспертиза прошла без проблем. В комиссию входили трое знакомых мне людей: психиатр, психолог и психотерапевт; старушка-терапевт, один незнакомый мужик и женщина-секретарь.

Сергей Викторович живо поинтересовался кошмарами. Ответил, что три ночи промучился – и прошли, ничего нового не вспомнил. Он посочувствовал, откровенно расстроился и пригласил на прием. С хмурым видом полистав свой солидный ежедневник, назвал примерно число, приблизительно через неделю – рабочее время, увы, не резиновое. Я согласился. Потом началась собственно экспертиза.

Куча вопросов – куча моих ответов. Фиона, привычно наплевав на мою страдающую совесть, беззастенчиво обрабатывала всех легким внушением. По очереди, сберегая ману. В полчаса уложились. Подождал в коридоре еще час, и мне выдали на руки заключение. Заметьте, на руки, а не курьером в милицию! Вывод: я дееспособный, вменяемый, только немножко забывчивый. У меня «посттравматическая ретроградная амнезия вследствие хронической психотравмирующей ситуации в детстве и острой психотравмы в недавнем прошлом на фоне острой тяжелой интоксикации ядом центрального нервно-паралитического действия. Расстройство дебютировало по причине резкого срыва механизмов психологической защиты в результате погружения в коматозное состояние второй степени». О как! Я был удивлен не меньше Сини, которая перевела мне этот диагноз с медицинского на русский. Впрочем, она отметила, что и сама пришла бы к похожему выводу, имея аналогичные исходные данные.

РОВД по-прежнему лихорадило. Следственные бригады не только не уехали, а наоборот, их количество выросло. Не дожидаясь увольнения, милицейские начальники и замы, сотрудники пониже и совсем рядовые, многие, у которых рыльце было в пушку, ушли «по собственному желанию». То же самое происходило в прокуратуре. В суде прошло заседание областной коллегии, и трое судей, включая председателя, были сняты с должностей. Мэр подал в отставку. На фоне этого безвластия повышение Сергея выглядело очень логично: кому-то же надо работать. В том числе и «неуловимых мстителей» искать, как меня, оказывается, прозвали в народе.

– Прекрасное заключение! – обрадовался друг. Я стал считать его другом вне зависимости от наших с Зиной отношений. – Дело я подготовил. Липовое, – нахмурился он. – На подлог пошел ради друга, впервые в жизни. Цени. На, изучай.

Сергей твердо сказал «друг». Не для красного словца, без иронии, легко, искренне, будто привычно. Мне было приятно.

Из дела следовало, что я уроженец поселка Таежный Кутинского района. Дата рождения пустая, регистрация – неизвестна.

– Но если выяснится…

– Не выяснится. Тот поселок лет двадцать назад сгорел во время верхового пожара. Особенно сильно пострадала администрация. Там и милиция была, и паспортный стол, и загс. Чистые бланки с печатями мне достались от предшественника. Они еще советские и ценности не имеют, но в таких случаях… сам видишь.

– Но ведь если проверять начнут…

– Если досконально проверять, то любую липу вычислишь, – с этими словами забрал у меня дело. – Говори точную дату рождения.

Я назвал ту же, что и московским следователям.

– С регистрацией просто – у Зинки пропишешься, вернее, у отца. Я поспособствую. Все. Эти бланки сегодня же окажутся в нашем архиве.

– Спасибо, такого не ожидал.

– Не за что. Я тоже многого от тебя не ожидал. Теперь по убийству Змея. Того урки, которого в Эвенкии на перо посадили, – и добавил с ухмылкой: – Когда явный «глухарь», то прокуратура не спешит забирать дело, а ведь по всем признакам должны были.

Фотографии: худой седой старик. Аккуратная рана в области сердца, словно черточка на татуировке. Она глумливо, издевательски отрезала от церковного купола крест. Снимки пестрели наколотыми храмами и надписями, создавалось впечатление, будто чистой кожи у Змея не было совсем. На бетонной могильной плите – пентаграмма в круге. В пяти углах пять иероглифов: вверху «серп», напоминающий символ «жнецов Неназываемого» – жрецов Вартараара, внизу… точно не «жертвенная плита». Да, скорее наковальня на подставке. Рисунки были сделаны черной краской, метод – аэрография из баллончика. Выполнены были мастерски, со вкусом.

– Сколько лет ему было?

– Сорок пять, что ли… В деле написано, посмотри.

Судмедэксперт: смерть в результате колотого ранения сердца. Оружие: нож, затупленный с одной стороны. Лезвие имеет наклон десять – пятнадцать градусов относительно оси удара в сторону острой кромки, возможно, искривлено в виде слабоизогнутого серпа. Биологический возраст: семьдесят пять – девяносто.

Историко-краеведческая экспертиза: сатанинское жертвоприношение с призывами к древнеегипетским богам-демонам раннего царства: Апоп, Анубис, Сет, Сехмет, Шу. Стилизованное изображение жертвенного кинжала и наковальни взято из древнешумерской мифологии. Назначение символов точно не известно, предположительно они относятся также к богам-демонам из верований древних народов междуречья Тигра и Евфрата. Отсутствие следов от свечей объясняется особенностью культов Древнего Египта и Шумера. Свечи пришли из более поздней европейской традиции (ответили на вопрос следствия).

Вот, выделено маркером показание пьяного местного жителя, эвенка:

«Около десяти вечера я видел, как со стороны поселка в сторону кладбища двигались пять-шесть человек. Один из них шатался и спотыкался как пьяный. Особых примет не заметил, одежду не запомнил, так как сам был нетрезвым».

Справка из авиакомпании. Ого, за летние месяцы через поселок до трех тысяч человек проходит! Ага, список… туристы и ученые к месту падения метеорита съезжаются. Так, справка из Академии наук. В этом году по их линии экспедиций не было, а если бы направляли, то совсем в другое место, в поселок Ванавара. Вартарара – поселок для туристов, он находится гораздо дальше от предполагаемого места падения.

Я невольно вздрогнул. Перевернул дело. Точно: поселок Вартарара, Эвенкийский район Красноярского края. После принятия Конституции 93 года стал одним из райцентров Республики Эвенкия. Как сразу внимания не обратил? Вартарара – Вартараар: сходство несомненное. Явный намек на коллегу моего «крестника»: темные боги, особенно из малых, имеют привычку выбирать себе схожие имена и священные символы. Не удивлюсь, если божок, вздумавший окучивать Землю, называется на «Ва». Да, «провидение» не ошибается, убедился еще раз.

Открыл первый лист. В поселке построено три небольших гостиницы, куча коттеджей. Летом заполняются почти под завязку. Опрос свидетелей: никто – ничего, кроме того пьяного «чукчи», которому веры – ноль. Больше ничего интересного в деле не было. Глухарь. На всякий случай запомнил имена всех опрошенных.

– Надо съездить. Место в магическом плане интересное.

– Тогда надо поторопиться, через месяц там снега по пояс.

– Успею.

– Ну-ну. На какие шиши? Я, конечно, могу дать, но не столько! Самолеты да вертолеты… и проживание там – будь здоров!

– Найду деньги, поверь. Не боись, грабить и обманывать никого не стану, – ухмыльнулся я, успокаивая напрягшегося Сергея.

Мысль, разумеется, мелькнула. И не только о том, как добыть средства, но и: «А зачем мне деньги, собственно? Без них доберусь!» Проводники, стюардессы, пилоты – легко справлюсь, если, конечно, «Ольга Андреевна» не попадется; однако…

Каждый раз, когда Фиона кого-нибудь обрабатывает, я испытываю сложное чувство. Будто я – эдакий Саурон, Темный властелин и прочие нехорошие личности; будто лично Вартараар, гаденько улыбаясь и алчно облизываясь, подглядывает из-за угла и приговаривает: «Ты – мой, ты – мой». Во мне поднимается волна негодования, которую приходится сдерживать, совесть в груди недовольно клокочет, нахохлившись, словно птица, в клетке запертая. И я теряюсь в догадках: то ли это на самом деле «наследство» поверженного божка, то ли издержки правильного воспитания, которое гласит: «Не делай другому то, чего не хочешь, чтобы сделали тебе». Фиона однажды уточнила: и то и другое и еще куча комплексов, все вместе именуемое таки да, совестью. Легче мне от подобного уточнения не стало.

Особых причин переступать через себя я пока не видел, время терпело.

– Надеюсь. А то не посмотрю, что друг… – сказал вроде в шутку, но в то же время…

Одним словом, мент. Не оборотень.

– Подожди, – остановил меня в дверях. – Что там, реальные зацепки? Можно командировку выбить.

– Нет, этого к делу не пришьешь. Но если злодеи там, я их увижу, – заверил я Сергея самым серьезным, убеждающим тоном.

«Да что ты! – съязвила Синя. – Подождешь там до очередного жертвоприношения и отсканируешь все ауры?» – Я от нее отмахнулся. На месте что-нибудь придумаю.

– Да, с этим денег не выбьешь, – с сожалением произнес Сергей. – Вот если бы оттуда нелегальные поставки золота через нашу фабрику отмывались, тогда другое дело. По слухам, Змей за рыжьем в те края поехал, и местные опера агентурные сведения о старательстве имеют. Без доказухи, к сожалению. Но буду думать, как тебя отправить.

Из милиции я сразу поехал в Дом быта «Заря», где среди магазинов, киосков, офисов мелких контор размещался салон «Спа». Елизавета, слава богу, была на месте.

Внаглую обработал ее внушением и устроился экстрасенсом. Неофициально. Деньги – в кассу, семьдесят процентов – мне. Цену назначаю сам, без прейскуранта, исходя из тяжести случая.

«Егор. Магистр белой магии. Чистка ауры, правка кармы, снятие сглаза и приворота, улучшение здоровья, аурная диагностика и другие магические услуги».

Эта надпись в понедельник появится на дверях моего кабинета, который рабочие побежали избавлять от хлама. Глухая каморка два на два метра, которую директриса Дома быта в моем присутствии передала Елизавете с радостью. За выходные ее отскоблят и покрасят, поставят два кресла: офисное на колесиках для меня и простое для посетителя… тьфу, посетительницы. Больше мебели не нужно.

Я стал магистром. В Эгноре мне до этого звания расти и расти. Земля оказалась раем для карьеристов: хлоп – и магистр. Да хоть архимаг! Удобно.

Вернувшись с работы, Зина со мной заговорила.

– На работу устроился? – спросила как ни в чем не бывало.

– Да, Елизавета Петровна соизволили меня взять, оказали милость, – ответил я, чувствуя облегчение. Наконец-то! А то эти дни неудобно себя чувствовал. Не виноватым, а именно неудобно. – Как отработала?

– Нормально. Вереса сегодня выписали. Представляешь, как быстро! Удивительно, – сказала и прошла на кухню.

Я за ней. Стал смотреть, как накрывает на стол.

– Он все это время разве у вас лежал?

– Ты что? В хирургии давно, я же тебе говорила. Сегодня поднялся ко мне. Знаешь, – задумчиво сказала Зина, садясь на табурет, – он все про нас позабывал, но что-то его гложет. Извиняется и сам не понимает за что.

– Бог ему судья.

– Конечно, – согласилась и встала. Продолжила резать-разогревать.

Несмотря на обиду, кухню она не бросала. Вернее, мы, как обычно, продолжали готовить по очереди.

– Я уже уходить собралась, а тут Лизка звонит. С того дня, когда ты в первый раз к ней подходил, не звонила, а тут вдруг… ни с того ни с сего. Мне любопытно стало. Приняла, говорит, твоего мужика на работу без документов, помни, мол, мою доброту. И еще много чего наболтала, – добавила, косясь на меня.

– Стерва она порядочная, – высказался я. – Под меня клинья подбивала, но я сразу отшил.

– Правда? – удивилась Зина. – А мне сказала, что ты не в ее вкусе и совсем наоборот все было… – и словно опомнившись, с недоверием: – И ты не поддался?

– Не-а, я стойкий.

– Вижу, что стойкий, – угрюмо подтвердила девушка, отвернувшись.

После ужина я полез в Интернет искать все, что относится к сатанистам, особенно с древнеегипетским уклоном. И о Тунгусском метеорите статьи почитать.

Ночью проснулся от прикосновения. Я лежал на боку. Зина в «ночной» футболке заняла вторую половину двуспальной кровати, впервые оказавшись рядом, в одной постели со мной. Получалось так, будто мы, старые муж с женой, спим после трудного дня, уставшие, любящие друг друга. Смотрели глаза в глаза и не могли наглядеться, боролись с Морфеем, но он победил, нас сморило. Я погрузился в мир снов глубоко, не вынырнуть, а Зина почему-то проснулась. Самыми кончиками пальцев стала водить по моему лицу, словно кистью по мольберту. Касалась аккуратно, нежно, опасаясь меня потревожить. Обрисовывала каждую черточку, будто запоминая, фиксируя в памяти навек, как перед расставанием. Я чуть колыхнул ресницы и сразу зажмурился, избегая встретиться с Зиной взглядом. Было щекотно, но в целом приятно. Пахло женщиной. Густой бархатный запах нес в себе флюиды желания.

– Зиночка, что ты делаешь, я не железный… – прошептал я, возбуждаясь.

– Нет, ты железный. А еще глупый. Я люблю тебя. Сначала думала, что здесь полюбила, в доме, но недавно поняла – влюбилась сразу, в больнице. Я тоже глупая. Ждала, ждала и… это ничего, что ты женат. Люби свою Лизу сколько хочешь, и дай бог ей здоровья, а меня просто терпи, хорошо? Молчи. Не прогоняй меня, как Лизку… – с этими словами впилась в мои губы.

Дальше случилась страсть. Немного разочаровало то, что наши ауры в кульминационный момент не слились. Кто не испытывал те ощущения, тот не поймет, в чем потеря, описать слияние невозможно, но в целом… дух ввысь взмывал, звезды счастьем полыхали, расслабление по телу растекалось. Истома укутала нас ласковым одеялом, и мы, обнявшись, уснули.

За пару часов утреннего сна мне успела присниться Лиза. Мы лежали на мягкой траве в нашем замковом парке. Она смотрела на меня, лукаво улыбаясь. Ничего не говорила. Теребила мне волосы, наматывая пряди на палец, и молчала. Потом приблизилась и коснулась влажными губами носа, обслюнявив его. «Я все вижу…» – хитро так прошептала, подмигивая. Там же, во сне, мне вдруг стало ясно, чего хочет любимая женушка, как озарение на меня сошло. Она говорила: «Ой, да все я понимаю, дорогой ты мой, не бери в голову, не терзайся. Жду тебя, томлюсь и скучаю. Завершай там дела, не тяни…» Мне стало легко и спокойно, словно в теплую воду окунулся, в надежное материнское лоно вернулся.

Субботу и воскресенье провел в Доме быта. Подсказывал рабочим, что надо делать, заодно увеличивал им усердие и ответственность, чтобы не спустя рукава работали. И сам не чванился, таскал ведра и тряпки. Наконец мы с Зиной притащили туда высокую напольную деревянную подставку из-под цветка, плафон на лампочку «под хрусталь» (на ту, что горела над дверью, своим видом и расположением делающая помещение похожим на туалет) и пару горшочков с живыми цветами. Горшки были в кашпо макраме, их можно было вешать на гвоздь. Что я сразу и сделал, украсив стены. Подставка заняла середину кабинета, за ней пристроили крутящееся кресло на колесиках, рядом с входной дверью нашлось место для простого, но вполне удобного кресла с деревянными подлокотниками. Цвет стен подсмотрел у гипнотизера, пастельно-бежевый. Ощутимо пахло свежей краской. За ночь, я надеялся, проветрится.

– Утром захватишь покрывало на кресла, я подберу, – посоветовала Зина, с сомнением глядя на вытертую обивку. Мебель, увы, была старой. Что, впрочем, привносило в холодное канцелярское помещение толику домашнего уюта.

– Возьму. А где, ты говорила, стеклянный шар можно купить?

Без хрустального шара какой ты маг? Правильно, никакой. Он, хрусталь, силу прибавляет. Разве не знали? Чакры опять же раскупоривает. И в будущее можно смотреть, и в прошлое. Незаменимая вещь в хозяйстве!

– В «Детском мире», – напомнила Зина.

Этот шар займет центр кабинета, ляжет на подставку из-под цветка. И к чародейству все будет готово. Секундочку, а документы? Любой уважающий себя маг просто обязан иметь дипломы и сертификаты в рамочках на задней стене, за спиной хозяина. Я себя уважаю. Трех ярких листов формата А4 должно хватить. Сегодня же скачаю, подрисую и распечатаю. Теперь все.

Первая посетительница пришла в одиннадцать. Ухоженная женщина лет под сорок в махровом халате. С одних процедур – на другие.

– Простите, я просто так заглянула, – сказала, якобы извиняясь, и скривилась, осмотрев обстановку.

Это она еще дипломы не прочитала. Грундская академия магии, аналогичное учебное заведение города Шелтона, где проходил специализацию в аспирантуре, и школа друидов Асмарского леса. Не тяп-ляп, а двадцать лет учебы!

– Пройдите, госпожа, осмотритесь, – напевно произнес я, стараясь говорить насыщенным баритоном. Медленно встал и важно, с достоинством поклонился.

Я был в китайском костюме, в том, который «от Версаче», в котором с Седым встречался. Только волосы были распущены и красиво ниспадали на плечи, закрывая их едва не до половины. К кожаному ободку, опоясывающему лоб, Зина прилепила какую-то блестящую висюльку, которая при любом движении щекотала мне переносицу.

Барышня фыркнула и сделала два шага по каморке. Потянув носом, поморщилась.

– Хоть бы проветрили, – проворчала, читая дипломы. – Вырядился, как в сетевом маркетинге, такой же мошенник… – шептала как бы про себя, но так, чтобы я слышал.

– Будет исполнено, госпожа, – снова поклонился и незаметно сунул в рот карамельку.

По помещению пробежал легкий ветерок. Всколыхнул нам волосы и вылетел в вентиляцию.

– Проветрил, госпожа. Не угодно ли присесть? – предложил я, изящным движением указывая на кресло.

Она тщательно скрыла удивление от внезапно возникшего и исчезнувшего сквозняка и теперь внимательно искала потайной вентилятор.

– Что ж, присяду. А где такие заведения находятся? Никогда не слышала, – спросила с усмешкой, намекая на «липовые» дипломы.

Ей было неудобно за халат, но виду не подавала. Она действительно просто так заглянула в приоткрытую дверь. Мне не верит и считает клоуном. Вот только вентилятор ее сбил. И где он, зараза?! Все это было написано на ее лице аршинными буквами.

– Неудивительно, госпожа, о них знают исключительно посвященные не ниже второй ступени. Это закрытый мир. – Я сидел, закинув ногу на ногу. – Создать ветер, свет – для меня сущая ерунда. Я – целитель, – заявил я гордо.

На лице женщины расцвела злорадная улыбка. Сразу забыла неудобство от халата и перестала искать вентилятор.

– Значит, вы, молодой человек, легко определите мою болезнь. Только не надо «что-то с желудком» и прочее. – Поудобней устроилась в кресле. – Я жду. Или мне руки на шар положить? – спросила совсем уж ядовито.

– Не надо. Шар – атрибут для простофиль, а вы умная женщина, – ответил я со всей серьезностью.

Женщина на лесть не поддалась. Ее лицо, высокомерное, видящее меня насквозь, не дрогнуло ни на мгновенье. Сфинкс, из любопытства разглядывающий суетливую мышь.

Я специально не задействовал Фиону, так мне было интереснее. Вот когда народ валом повалит или какое-нибудь неадекватное поведение встретится, другое дело. Пока Синя пусть отдувается, диагнозы подсказывает.

– Я владею аурной диагностикой, самой точной, – объяснил я предстоящее действо. – Просто сидите. Расслабьтесь.

– Я жду, молодой человек. Учтите, в случае неудачи к вам никто не придет. Я умею распускать слухи, а городок у нас маленький.

– Что ж, раз хотите услышать, то слушайте и не обижайтесь. У вас рак молочной железы второй стадии. Левой груди.

Она ожидала чего угодно, только не этого. Лицо начало вытягиваться, брови поползли на лоб, глаза выкатились из орбит. Рот открылся в беззвучном крике, все ее существо напряглось и устремилось куда-то ввысь, будто хотело сбежать отсюда немедленно, в сей же миг. Сбежать от мира вообще, не видеть и не слышать ничего… Когда напряжение достигло предела, ресницы хлопнули раз, другой; вскоре женщина заморгала все чаще и чаще и медленно, как бы скукоживаясь, стала вдавливаться в кресло. Наконец, тряся подбородком, плаксиво скуксилась и, закрывлицо руками, принялась всхлипывать и судорожно вздрагивать, стесняясь разреветься открыто. Вдруг неожиданно быстро сорвалась с кресла и попыталась выскочить за дверь.

– Стоять! – рявкнул я, и фиолетовая сеточка оплела беглянке голову. – Сядьте и прекратите истерику. Судя по тому, что вы продолжаете ходить в солярий, вы либо не хотите верить в болезнь, либо потеряли надежду на выздоровление. – Синя подсказала мне, что при онкологии все физиопроцедуры противопоказаны.

– Я не знаю, что мне делать, – всхлипывая, ответила посетительница. – Мне хотят отрезать грудь, я стану уродиной и полысе-э-ю-у… – Фионе пришлось останавливать новый приступ плача.

– Дело ваше. Не желаете жить – не живите. Я вам не родственник и уговаривать не собираюсь. Но хочу сообщить, что вторая стадия рака груди лечится. Могу вас обрадовать, метастазы пока местные, так что операция с большой вероятностью будет успешной.

– Вы не понимаете! – отчаянно взмолилась она.

– И не собираюсь понимать, – жестко остановил я ее новые излияния, вот-вот готовые сорваться с губ. – «Исцеление» первого уровня берете? Две тысячи рублей, – сразу предупредил. Хотя это все равно нечестно, она любую цену заплатит за одно только слово «исцеление».

Рассеянно кивает. Шмыгает носом и утирается обшлагом халата: точь-в-точь как заплаканная пятилетняя девочка. Лишь черные потеки от туши портят впечатление.

– Предупреждаю, оно не вылечит до конца. Отсюда сразу в поликлинику, ясно?

Снова кивок. Бросаю в нее «исцеление». Женщина привстает со вздохом и расслабленно опускается.

– Что это было? – удивляется она, внимательно прислушиваясь к ощущениям.

Понимаю ее. Прилив сил и легкая эйфория. Кайф, слабый наркотический приход – как угодно назови.

– «Исцеление» первого уровня. Рак не вылечивает.

Тут я немножко слукавил. Лечит. Только мне придется жить рядом с ней в течение… месяц – минимум, но наверняка дольше, и заниматься исключительно ею, и бегать каждый день в лес заряжаться, да по нескольку раз. Это нереально.

– Точно не лечит?

– Абсолютно. Просто повышает сопротивляемость организма.

– Жаль.

– Вы свободны, госпожа, – сказал с глубоким поклоном, незамысловато отправляя женщину восвояси. – С вас три тысячи в кассу с пометкой «экстрасенсу». Тысяча – диагностика.

– Простите, я не представилась…

– Не нужно. До свиданья.

Больше сегодня никого не было. Кроме девушки с воспаленными глазами, которая просила приворожить молодого человека. Вежливо послал. Предварительно поговорив на тему безответной любви. Бесплатно.

Зато завтра, а еще больше потом… женщина оказалась идеальным рекламным агентом. А после включилось «сарафанное радио».

Скоро выяснилось, что у меня есть предел – девять человек в день. Дело было не столько в истощении маны (хотя теперь каждый вечер приходилось бегать в ближайший бор заряжаться), сколько в моих душевных силах и времени. Не получалось принимать пациентов быстро и не получалось не вникать в их проблемы. И что из того, что у меня одно лекарство на всех? Оказывается, еще можно половинным заклинанием работать, направляя его на нужные участки, и «вручную» править жизненные потоки в ауре – это при нервных расстройствах, без поражения органов.

За неделю заработал на дорогу «туда». Ну, может, чуть меньше. Еще неделя – и можно в путь. Заодно с родителями на нейтральной территории пересекусь, раз возникла оказия. Красноярск как раз на полпути между Закутком и моим родным Омском, где до сих пор живут мама с папой и откуда я сорвался сразу после женитьбы, переехав к бабушке в европейскую Россию. Точнее, в ее квартиру, которую она мне завещала. Саму бабулю я помню слабо – видел только в безоблачном детстве.

Получил паспорта: внутренний и загран. Последний – по совету Сергея:

– Бери! Пока есть возможность. Чувствую, Егор, вскроется наша «липа». Как старый опер чую, глубинной чуйкой, без доказухи… а! – отмахнулся от моих уточняющих вопросов.

Я пожал плечами. В принципе мне было все равно, главное, земных «черных» найти, а их следы вели не куда-нибудь, а в Египет. Так что документ мог пригодиться.

Судья – слава богу, попал не к Ольге Андреевне – прямо в кабинете выписала решение о выдаче мне документа, удостоверяющего личность, установленного законом образца, общегражданского паспорта гражданина РФ. Рассмотрев все материалы дела, которое Сергей предоставил лично.

– С этим решением обратитесь в паспортно-визовую службу, – пояснила, протягивая мне принесенное секретарем решение. – Аккуратнее с документами, не теряйте больше. – Сама доброжелательность.

Образ Фионы, которая мягко обрабатывала судью, представлялся мне лукавым, а мой, как обычно, недовольным.

Высокомерная женщина-капитан, на лице которой было написано: «Я здесь царица! На колени, просители!» – опять же под воздействием Фионы, с улыбкой приняла заявление. Там же, в паспортном столе, сфотографировали, по поводу моей полуседой, аккуратно подстриженной стильной бороды даже не поворчав.

Большая следственная бригада убралась наконец из города, оставив после себя временное начальство и пару московских следователей с оперативниками. Забрали всех арестованных, количество которых выросло чуть ли не вдвое. Местное отделение ФСБ поменялось полностью и увеличило штат до десяти человек. Они продолжали упорно искать «неуловимых». Город зажил своей обычной жизнью, ему перетряска начальства была до лампочки. Нет, не совсем обычной. Из ауры исчез подспудный страх, который ранее там присутствовал. Как я мог его не замечать? Вон, явные следы. На «девочек» пенять было нельзя: они через свободное сознание не видят.

– Слухи о тебе по городу ходят самые невероятные! – «обрадовала» меня Зина в субботу вечером перед сном, после разговора по телефону. Вообще-то излишней болтливостью она не страдала, но последние четыре дня ее телефон не умолкал: по мою душу звонили.

Когда Зина, смущаясь, объяснила, что в родительской кровати чувствует себя неудобно, я внял и «переехал» к ней. Отказываться от завязавшихся отношений, глядя в счастливые глаза девушки, не посчитал нужным. Лиза, как я надеялся, поймет. Да и кто ей доложит?

– Ты, видите ли, рак и все на свете лечишь. А вот привороты принципиально не делаешь и даже проклятие наслать можешь, если к тебе приставать. Почему мне ничего не рассказываешь? – шутливо «обиделась», толкая меня в плечо, и со словами «колдун бесчувственный» отвернулась… на две секунды.

Мое семейное положение не обсуждалось. Ни «кто она?», ни «а где она сейчас?», ни есть ли у меня дети или, наконец, когда я собираюсь домой – подобные темы не поднимались ни разу. Не говоря уже о вопросе ребром: «А кого ты больше любишь?» Разговоры шли исключительно вокруг быта или наших общих интересов. Меня это устраивало.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – отшутился я. – Есть такое понятие – врачебная тайна!

– Да ну тебя! Смотри, скоро комиссия с горздрава заявится, мне подружка одна разболтала, и из налоговой прийти могут. А почему так дорого берешь? Мне все уши прожужжали, просят цену скинуть.

– Комиссию не боюсь – и не таких видывали, а беру совсем не дорого, а столько, на сколько трачусь. Тщательно померил свои силы, взвесил, подсчитал – результат в кассу, – сказал, подмигивая девушке. Подумав, все же признался: – Деньги срочно нужны, много.

– Зачем тебе деньги? Ты… уезжать собрался? – спросила, не скрывая беспокойства.

– Тебе Сергей разве не рассказывал? А! Ну да, знаю. Он конспиратор еще тот и мент до мозга костей. А секрета нет. Мне надо в Эвенкию, и чем быстрее, тем лучше. Там скоро снег выпадет.

– Не только Сергей, но и ты не болтливый, – проворчала девушка и, опомнившись, ахнула: – Как, в Эвенкию? А зачем тебе туда?

– Забыл сказать, извини. Сергей «глухарь» один показал, по моей специальности дело. Надо помочь.

– За свои деньги?! Они что там, в милиции, с ума посходили!

– Ты не поняла, Зиночка, это для меня важно. Очень.

– Ну, если очень, тогда… конечно. Все, давай спать. – Мы просто уснули. Все-таки обиделась.

Зина встала ни свет ни заря и приготовила завтрак. Подождала меня с тренировки и заявила:

– Скажи, Егор: если я сегодня найду деньги, ты возьмешь меня с собой? – спросила самым серьезным тоном.

– Сегодня? В воскресенье? На двоих? – На каждый вопрос следовали уверенные кивки. – В тайгу, комаров кормить? Возьму. Давай деньги. – Я отнесся к ее заявлению с иронией.

– Ешь – и поедем.

Оказывается, Славик был еще тем куркулем. Он хранил деньги не только в банке, но и в «банке». Зарывал таланты в землю в прямом значении слова «талант» – тяжелая золотая или серебряная монета.

– Он давно готовился к посадке, – объяснила мне Зина по пути за город.

– А чего раньше не вспомнила?

– А я не знаю, где точно зарыто. Это ты у нас экстрасенс, сквозь землю видишь. Вот сейчас и посмотрим, на что ты способен.

– У-у-у, как все запущено! А уговор был, что ты сама в клювике принесешь.

Зина вдруг резко остановила машину.

– Так ты теперь меня не возьмешь? – спросила с замиранием, испуганно уставившись на меня. Чуть раскосые карие глазки были наполнены вселенской тоской.

– Да возьму, не переживай! – Я испугался такой реакции, и это мне не понравилось. – Только поверь – там тебе делать абсолютно нечего. Мошкару с комарами кормить разве что.

– А тебе что там делать? – не отставала девушка.

– Господи… да успокойся ты! И вообще, Зина, ты так больше делать не будешь. Ни тормозить резко, ни смотреть на меня как побитая собака. Хорошо? – сказал я жестко.

Зина опустила взор и отвернула голову. Теперь она напряженно смотрела на приборную панель. Пальцы сжимали и разжимали рулевое колесо, словно проверяли его надежность. Будто только оно было связующим звеном между ней и мной.

– Мне мексиканские страсти не нужны, – продолжил я. – Принимай меня таким, какой я есть. Так было изначально, и я очень надеюсь, что так будет и впредь. Я, поверь, стараюсь быть с тобой предельно честным… Фу-у-ух… – длинно выдохнул я, качая головой. Мне стало жутко неудобно перед девушкой. Как не люблю я подобные речи, кто бы знал! Я сменил тон на мягкий, чувствуя себя солдатом из булгаковского «Бега», который «хорошо начал, да плохо кончил», встав на колени перед Хлудовым.

– Зин, не обижайся. Я не подумал, что для тебя все так важно. Мне надо взглянуть на одно место и попробовать добраться до другого. И все, можно назад, – сказал, не кривя душой. Я надеялся уловить «черные» эманации на месте жертвоприношения и подзарядиться от ниточки маны.

Зина не проронила ни слова. Тронула машину, и мы поехали. Разве что руки лежали на баранке уверенно, не дергаясь.

Вероятность найти следы эманаций – хорошая, на алтарях они годами держатся. Но так было в Эгноре, а как на Земле – неизвестно. Фиона клятвенно уверила, что сможет определить: Вартараару посвятили жертву или нет. Если нет, то она пас – других «знакомых» богов у нас нет. А самое главное, надо снять слепок местной «черноты», тогда и в пустой ауре можно будет отыскать следы этой силы. Она, сила Смерти, всегда разная и зависит от отпустившего ее бога. Это жизнь дает один Создатель, а забирают все кому не лень.

Ниточка маны – это привлекательно, и добраться до нее я обязательно попытаюсь. Без фанатизма, конечно. Так что опасностей для Зины, кроме как заблудиться в безлюдной тайге, я не видел.

Мы остановились возле давно заброшенного дачного участка. Недостроенный шлакоблочный дом утопал в зарослях сорняков, кое-где завядших от ранних заморозков. В дальнем углу стоял сиротливо скрипящий деревянный туалет с болтающейся на одной петле дверью, и по всему бывшему огороду, с трудом различимые в пышной растительности, валялись кучи бытового и строительного мусора. Забор отсутствовал как класс.

– Славкиных родителей дача. У них еще одна есть, в более удобном месте, но эту он запретил продавать, – пояснила Зина, успешно взявшая себя в руки. Смело шагнула с разбитой грунтовки на пожухлую травку, тронутую ночным сибирским холодом. – Внимание, экстрасенс! Ищем следы недавней деятельности.

Я пожал плечами и побрел по участку. В детстве я, как многие мальчишки, увлекался кладоискательством, но потом вырос. Думал, безвозвратно.

– Мне нужна лоза, – потребовал я. Неохота было свободным сознанием зарываться в землю и тупо шерстить участок. Там видимость ноль, в пределах «глаз». Правда, круговая.

– Ой, а где я виноград возьму?

– Совсем не обязательно виноград, можно использовать любую рогатку из общего ростка. Постой, Зин, – остановил я девушку, побредшую к ближайшим зарослям. – Я сам, измажешься.

Пробовали резать свежие ветки перочинным ножом? Не советую. После этого я, измазанный холодной грязной росой, ходил с важным видом, держа в согнутых руках отломанную березовую ветвь. Зина следовала за мной.

Синя командовала, подражая навигатору:

«Через два метра поворот налево девяносто градусов. Извиняюсь, ошибочка вышла. Направо сорок пять градусов… ой, налево, на десять часов…» – прикалывалась, одним словом.

Живая ветка из окрестности клада нужна, чтобы увидеть чужеродность. Отросток дерева помнит структуру жизни в том месте, где вырос, и «видит» нарушения нитей жизни корешков, грибниц и других живых существ. Синя просмотрит характер разрывов и поймет, что это. В теории выглядело замечательно. В реальности же пришлось с полчаса ходить по недостроенному дому и по огороду. Хотел уже плюнуть на занятие, казавшееся мне все более и более глупым, как Синя наконец решительно заявила:

«Здесь, прямо под тобой, копай. Глубина залегания тридцать восемь сантиметров».

Подо мной был полусгнивший деревянный тротуар, ведущий в туалет. Никаких следов недавней деятельности. Место было удобное, со всех сторон спрятанное: куча мусора, кабинка туалета и кусты закрывали обзор. Поднимаю доски, оказавшиеся между собой сбитыми, и вижу под ними деревянные распорки, как для крышки погреба, чтобы сдвигать этот кусок щита не было необходимости. Грунт под тротуаром на первый взгляд был нетронутым. Если здесь и копали, то следы были надежно придавлены тротуаром.

– Давай лопату, – обратился к Зине. Она, как верный Санчо Панса, носила ее с собой, положив на плечо.

Доверенным банком Славика оказалась стеклянная пятилитровая банка, запечатанная капроновой крышкой (мама в подобной капусту квасила), плотно забитая пачками евро и долларов, аккуратно перетянутыми резинками. Не считая, отнесли богатство в машину.

Дома Зина весело скакала на кровати, как гимнаст на батуте, веером осыпала себя купюрами и восхищенно приговаривала:

– Сто тысяч баксов, двести тысяч евриков! Мы богачи! Всегда мечтала постоять под дождем из денег! Правда, здорово, Егор?! – потом устала, села на кровать и позлорадствовала: – Ну Славик, ну паскуда; знала, что ты деньги от меня тыришь, но не столько же! И смерть твоя их не спасла, как видишь. Ау, Славик! – с этим возгласом упала спиной на постель, красиво раскинув руки. Ее рот не покидала глупая улыбка. – Гуляем, Егор! Ты не против?

– Я не против, но ты не дразни умерших, а то мало ли что…

– Ой! – Зина смешно зажала рот ладошкой, словно от мухи закрылась. Причем было непонятно: то ли чтобы не поймать ее, то ли, наоборот, опасаясь выпустить. – Что теперь будет… – испуганно прошептала сквозь пальцы. Пообщавшись со мной, действительно поверишь в мистику.

– Успокойся, ты мало дразнилась. Думаю, он простит, – уверил я со всей серьезностью, но внутренне потешаясь. Для вызова проклятия целый ритуал нужен или готовность душу на вечные муки отдать. Так однажды в моем баронстве брошенная Агнаром любовница поступила, проблем потом было…

– И Эльку! Серегину жену, – подсказала мгновенно успокоившаяся Зина.

– Ей и звони, тогда без скандала обойдется, – согласился я. Можно расслабиться перед началом трудовой недели. А, собственно, зачем мне работать, если столько денег? Нет, завтра еще схожу, пациенты записанные есть, но больше ни-ни.

Веселый загул в ресторане описывать не стоит.

(обратно)

Глава 14

Немедленная поездка обломилась. В турфирме, которая занималась турами «к месту падения Тунгусского метеорита», нашу заявку приняли и попросили подождать. Сезон закончился, объяснили они, и если наберется еще пара человек – пожалуйста, иначе – добирайтесь сами. Пока выяснял самостоятельный маршрут (до Туры – без проблем, оттуда – только с оказией), позвонили из фирмы «Метеор-турс»: пятнадцатого сентября чартер Красноярск – Богучаны – Вартарара, там четверо суток – и назад. Тур в этом году последний. Север как-никак, снег, холод. Обязательная экскурсия к месту падения (облет на вертолете с любованием на красоты кратера), опытный гид, местная экзотика, сувениры. Культурная программа, извините, уже свернута, но организовать постараются. Досуг – на наше усмотрение. И это за бешеные деньги!

В принципе, по времени даже удачно получалось. Неделю мы с Зиной дорабатываем – и в отпуска. Я – по семейным обстоятельствам, у Зины – очередной. До Красноярска на поезде, там сутки на встречу с родителями – и полетели в турпоездку. Через четыре дня – обратно. А дальше… в зависимости от результатов вояжа.

«Как бы мой сынок не познакомился с папой, уже будучи взрослым…» – подумал я грустно. Воображение живо нарисовало незнакомого парня, смотрящего на меня с немым укором, как бы говорящим: «Как мне тебя не хватало, отец!»

«Не все так просто с течением времени, ты же знаешь, что оно относительно», – задумчиво произнесла Фиона.

«Так и абсолютная энергия, согласно этой же теории, в реальности невозможна! Не успокаивай меня».

«Я не успокаиваю, а высказываю предположение. Интуиция, если хочешь».

Я уже говорил, что отражению стихии Разума доверять стоит? Вот и сейчас успокоился, по Лизе, впрочем, скучать не переставая.

Вечерами после работы, особо не торопясь, делал амулет с плетением «исцеления» первого уровня, который должен стать прорывом в артефакторике, ведь даже в Эгноре подобных не существовало. Ограничений было два. Первое: «исцеление» работает исключительно из ауры мага; второе: заклинатель должен сознательно направить его на больного. Поэтому к «обычной» придуманной мною виртуальной ауре из стихий Жизни и Разума, которую можно поместить в предметы (ноу-хау было нагло стырено с земных компьютерных технологий), необходимо добавить искусственную «магическую» компоненту и волевой посыл. Идея была найдена после месяца астральных экспериментов. Пребывание на Земле обрело четкую определенность, и больше я не стеснялся пребывать в астрале сколь угодно долго. А время от времени, испытывая странное мазохистское удовольствие, позволял себе любоваться зелено-голубым Эгнором, так похожим на снимки нашей планеты из космоса.

Чем отличается аура мага от обычного человека? Очень многим, всего не перечислишь, но главное – наличием маны. Решение, казалось бы, напрашивается: оставить капельку силы нужного формата в «виртуальной» ауре – и готово, плетение сочтет среду, в которой находится, аурой человека-мага. Но не все так просто. Мана в амулете и так присутствует изначально, но почему-то «своей», то есть родной, присущей чародею, не становится.

Я приступил к экспериментам. Ничего не получалось, пока в сердцах не скомандовал Сине, разозлившись на собственную тупость:

«Мотай назад, ничего не выходит! Я чую, что можно, но как?!»

«В какую сторону крутить, командир? – привычно пошутила Синя. – Ключ давно на старте, товарищ командующий!» – И меня как молотом по голове – ключ!

Модуль-ключ (синоним руны-ключа) пропускает ману от мага к плетению… а если обратно? Ключ работает в режиме клапана. Стоит только его развернуть – и потечет в обратку!

«Синя, уловила мысль? От нее и пляшем».

Дальше – дело техники. Привычный выверт рун, расчет индукций – и пошло́. Виртуальная аура стала не просто человеческой, она стала магической. Магической в том смысле, что заклинания, требующие обязательного погружения в тонкую энергетическую оболочку человека, напитанную маной, в этой среде сработают без присутствия колдуна-создателя. Правильно или нет – другой вопрос. Фиона тоже не сидела сложа руки, выделяла из моих душевных шевелений так называемый волевой посыл. В итоге нашла не волевой посыл, а… как бы это назвать… определенный спектр вспышки ауры Разума в ответ на сильное осознанное желание высокой интенсивности и короткой длительности. Язык сломать можно! Лучше просто написать: «импульс Разума». Глупо, но в амулетах это будет выглядеть именно так. Переложила его в отдельный модуль. Были проблемы, но со мной Фиона ими не делилась, справилась сама. Умница!

Снова эксперименты, теперь уже с переделанным для вложения в амулет плетением. Брака было много. Очень уж хитрая пространственная конфигурация, напоминающая несколько раз перекрученную двойную спираль ДНК. Куда петли крепить, которые необходимы для сцепки заклинания с энергетическими узлами материала? (Поэтому для амулетов ищут наиболее чистые кристаллы с минимально поврежденной решеткой.) Работали долго, часто, с моим непосредственным участием. Наконец добились приемлемого результата. Но то было в астрале. Надо проверять в реале, на настоящем носителе.

Для амулетов, использующих стихию Жизни, лучший материал – дерево. Пусть структура у него далеко не такая упорядоченная, как у алмаза, зато оно когда-то было живым, и это перекрывает все остальное.

Я заранее выточил кругляшок из свежего дерева, наподобие медальона. Резчик из меня еще тот, поэтому плюнул на надписи и знаки, хотя изначально задумывал вырезать крест. «С Богом!» – с этой мыслью поместил плетение в амулет и заполнил его маной Жизни. Испытание, чтобы восполнять затраты маны, происходило в «Зинином» бору.

«Схлопнул» ауру, то есть переместил основные потоки ближе к корневому слою, чтобы сымитировать более-менее обычного человека. В Эгноре просто развеял бы ману или слил бы силу в накопитель, здесь же приходилось терпеть неприятное ощущение, будто свербит во всем теле. Сжал амулет. От него шло приятное тепло и возникало чувство наполненности. Просто понимаешь, что он полон силы, – и все. Пожелал – и увидел, как заклинание окутало мою ауру. Привычная эйфория. Нет, непривычная, эта… покорявей, что ли, менее приятная. А как со здоровьем?

«По твоему здоровью судить трудно, но по основным признакам плетение сработало, аура сбалансировалась. Не навредило – это точно!» – ответила Синя.

«Улучшить можешь?»

«Нет, хозяин; самому-то не смешно?»

Смешно. С размещением стандартного «исцеления» еле разобрались, и если попытаться амулет улучшить, то… Хватит, на безрыбье и рак рыба. За два часа заполнил силой оставшиеся десять амулетов и час восстанавливал ауру. Она почти полностью сдулась, на Земле как-то непропорционально мана расходуется. «Девочки» так и не поняли, почему это происходит.

Возвращаясь домой, нарвался на компанию пьяных подростков. Обозвали меня нехорошим человеком, попросили закурить. Не выдержал, усыпил их всех четверых. Ничего, одеты тепло, не простынут. А застудят чего – знать, судьба такая.

Вместо целой комиссии из горздрава прибыла одна тетка-инспектор. Я не стал дожидаться обвинения в шарлатанстве, а сразу взял ее в оборот. В итоге женщина ушла довольной:

– Вы все-таки не ставьте точных диагнозов. Врачи не любят, когда их больные сами себе болезни определяют, тем более когда правильно это делают.

– Хорошо, – легко согласился я.

Я всем своим клиентам с серьезными болячками обязательно даю установку обратиться к врачу и не собираюсь менять это правило. Недолго осталось. А здесь я больше не появлюсь. Из налоговой так и не пришли. Наверное, Лизка исправно платит налоги. Из компетентных органов тоже пока никого не было. Я не обольщался: непременно заинтересуются, особенно после амулетов. Вот, пожалуйста, еще одна причина не возвращаться.

Накануне отъезда мы с Зиной зашли в гости к Сергею.

– Вот вам с Эльвирой двадцать амулетов, – сказал я, высыпая деревянные медальоны с красными крестами на стол. Медицинские эмблемы Зина нарисовала, обычной масляной краской. – В каждом по одному исцелению первого уровня. В критических ситуациях поможет или при длительном лечении. Запомните, бактерии, вирусы, раковые клетки амулет не убивает! Он восстанавливает баланс жизненных энергий, тем самым усиливая организм. Он сам начинает бороться и в большинстве случаев побеждает. Даже тяжелые инфекции или рак. Конечно, не в терминальных стадиях. При отравлениях помогает, но не при всяких… – Сергей с женой слушали, удивленно переглядываясь, ища друг у друга поддержки. Мне и верили, и сомневались. Но к словам относились серьезно, без смеха, хотя понимали едва ли половину сказанного. На амулеты смотрели с опаской и непониманием, как баран на новые ворота, на которых вдобавок кто-то волчью пасть для острастки изобразил.

– Одно использование – месяц зарядки в лесу, – продолжал я невозмутимо и монотонно. – Чем глубже чаща, подальше от людей, тем лучше. Положить на ветку живого дерева и оставить. Зимой зарядка чуть дольше, месяца полтора. Как пользоваться, поймете сами, почувствуете. Можно носить на шнурке. Видите, дырка есть, но можно в любом другом месте. Во время использования желательно зажать в кулаке – легче сосредоточиться. Вот, собственно, и все. Да! Исцеление можно направлять на другого человека, главное, чтобы он находился рядом. Надо просто мысленно направить на него… – замялся, подбирая слова, и отмахнулся. – Сами разберетесь, я уже говорил. Теперь самое главное! – эти слова выделил и произнес, подняв палец, отмечая важность момента. Выдержал паузу, хотя слушатели и так рты пооткрывали. – Их нельзя продавать, только дарить. Иначе – потеряют силу.

Зачем я так сказал? Солгал же. Не знаю, само вылетело. Когда-нибудь моя речь перерастет в легенду, покроется ореолом тайны… Нет, тысячелетие дерево не перенесет. Амулеты, конечно, обработаны «нетленкой», но сам материал нестойкий, подвержен стиранию. Но два века – точно протянут!

Потом мы ужинали, немного выпили. Дети, двое пацанов – погодков десяти и девяти лет, которые недавно вернулись с каникул от бабушки, донимали меня вопросами. Отшучивался. Не умею с детьми общаться. Надо бы тренироваться, у самого сын будет. Или есть. С течением времени совсем запутался.

Перед уходом Серега отозвал меня в сторону.

– Ты не вернешься? – спросил, переминаясь, глядя в сторону.

– Скорее всего, нет.

– А Зинка?

– Вернется. Ей со мной физически не уйти.

– Береги ее.

– О чем разговор! Вот тебе последний подарок, – протянул другой медальон. Тоже деревянный с нарисованным на нем зеленым рыцарским щитом. – Носи на себе. Одну пулю остановит, но потом придется заряжать так же, как и целительские. Ты поймешь по наполнению, почувствуешь.

– Спасибо, Егор, – сказал и крепко обнял меня. – Береги себя, друг.

Я в ответ сильнее сжал объятия. Ободряюще похлопал друга по спине.

По дороге домой Зина призналась:

– Я Эльке сто тысяч евро оставила, ты не против? Они все в кредитах, а получают… сам понимаешь. Она учитель младших классов.

– Не оправдывайся, не против я, и более того, видел, как ты деньги брала. Не переживай, нам хватит. Я же кое-что заработал в салоне… Мне самому неудобно было предлагать.

– Вот и я поэтому не Сережке, а Эльке деньги передала, он бы не взял.

– А я все думал, догадаешься ты брату часть наследства предложить или нет. Смотрю, берешь. Ну, думаю, не все еще потеряно, можно из тебя человека сделать. А то: «Всю жизнь мечтала о денежном дожде!» – попытался спародировать, но получилось только передразнить.

– Да иди ты! – отпустила мою руку и отвернулась в сторону. Делано обиделась.

Лиза бы обязательно съязвила и выставила все так, что я бы виноватым остался. Разница между ними огромная, как между огнем и водой, и я, оказывается, люблю погорячее. А ведь всегда предполагал обратное. Лизу шутливо «мартышкой» обзывал и всерьез мечтал, чтобы она угомонилась. Но «все познается в сравнении», и к этому афоризму я бы добавил: «…и в расставании».

В поезде мне пришлось объяснить ситуацию с родителями.

– Так ты изначально все помнил?! – Зина задохнулась от обиды, отвернулась и зарылась лицом в подушку. В купе мы ехали вдвоем, выкупили все четыре места.

– Ты меня вообще слышишь?! – пришла пора и мне возмутиться. – Я тебе русским языком объяснил: в голове случайно всплыл логин, хлоп – родители! И мне кажется, что мы договорились об истериках…

Девушка рывком села. Губы – ниточки, глаза – огонь, лицо – сама злость. Пантера перед прыжком, не иначе. А в душе боль, видимая и без помощи Фионы.

– Договорились?! – прошипела сквозь губы. – Ты… ты… тебе нельзя верить!

– Хватит! – жестко остановил я девушку, готовую разразиться еще чем-то, наподобие: «Ты меня не любишь!» – и это заставило бы меня задуматься. Я уже не мог ответить категорично «да» или «нет», чувство к Зине было сложным. – Я оправдываться не собираюсь. Разговор окончен. Если так будет продолжаться, то в Красноярске мы расстанемся. – После этих слов запрыгнул на вторую полку и отвернулся. Так оно будет лучше, перебесится. Неожиданно для себя я разозлился на самом деле.

Зина, вопреки моим ожиданиям, не успокоилась. В бешенстве вскочила и прорычала:

– Нет, давай разберемся! Ты мне всегда врешь! Ежесекундно, каждым словом врешь! Ты топчешь меня, как слон собачку, ты пользуешься мной и… – девушка замахнулась рукой и… в ней что-то треснуло. Будто стержень, крепящий всю ее суть, сломался. Вяло опустилась на полку, как-то неестественно скорчившись, словно стала гуттаперчевой. Механически, не думая, поправила постель, легла, отвернувшись к стенке, с головой накрылась одеялом и замерла. Казалось, даже дышать перестала, словно хотела исчезнуть, превратиться в мышь, стать невидимой, умереть совсем…

«Она не уйдет, не надейся, – усмехнулась Фиона. – Обещал – вези. А злишься ты на себя».

«Да пошла ты! Сама все уши прожужжала: ждет, ждет!»

«Ох, Егор, Егор… Мне бы твои проблемы! Они яйца выеденного не стоят, – сказала тоном мудрой старушки. – Ты любишь Лизу, всем сердцем, но и к нынешней спутнице неравнодушен. Для мужчины – это нормально, не мучайся. Ты обязан беречь и защищать свою «самку» и ваше возможное потомство. А девочка любит искренне, благородно, самоотверженно и сама об этом еще не ведает. Чисто тургеневская барышня, разве только о смысле жизни не рассусоливает. Поверь моему опыту, она еще попросит от тебя ребенка и отпустит, лишь бы ты был счастлив. И сама от этого счастлива будет. Сказать, о чем она думает? У нее все так явно в ауре полыхает…»

«Не надо! И вообще заткнись, не до тебя. Опыт! Тоже мне. Откуда у тебя опыт?»

В ответ Фиона лишь загадочно улыбнулась. И как это ей удается, не показываясь, одним лишь молчанием?

Наутро Зина вела себя как обычно. О вчерашнем разговоре не вспоминали.

«Дорогие мои старики, дайте я вас сейчас расцелую, – выбивает слезу Саруханов. – Молодые мои старики, мы еще, мы еще повоюем», – и сердце рвется от умиления.

Я же при встрече с родителями чувствовал себя отстраненно, словно кино смотрел. Полюбовался предками, успокоил их, как мог; подарил целительские амулеты, якобы из буддистского монастыря; сказал, что приеду, как только позволят обстоятельства, и мы расстались. Лишь тогда меня что-то кольнуло. Иголка в сердце вошла, царапнула, оставив недолго сочащийся след, и вышла. Стало немного грустно. Но я почему-то был уверен, что мы еще встретимся, и все будет хорошо, а пока предстояла работа…

Зина показала себя настоящей актрисой. Невозмутимо, будто всегда это знала, восприняла сведения о Бурятии, о монастыре, о разводе с женой, кстати, юридически не оформленном, и прочих нюансах моей первой жизни. Глаза ее горели от любопытства и, как это ни странно, от счастья. Она льнула ко мне, изображая перед мамой близкие взаимные отношения и, кажется, мать в таковых убедила. А когда мы оставались наедине, ни о чем не спрашивала, превращаясь в образцовую жену. Меня это устраивало.

Чартер. Это слово навевает образ: «боинг», красивые стюардессы с напитками, комфорт. В действительности это оказался АН-3 – модификация АН-2 с керосиновым движком, от Богучан до Вартарара – вертолет МИ-8. Багаж не досматривали совсем. Единственное – пропустили всех через металлоискатели. Мечта террориста или контрабандиста, особенно учитывая, что рюкзаки, сумки, коробки и разномастные свертки все время валялись рядом.

В нашей группе кроме нас было еще восемь человек: трое явных блатных и пятеро ученого вида бородатых мужиков, классических геологов. От турфирмы – молодой шустрый парень: гид и массовик-затейник в одном лице.

– Дышите глубже, пролетаем девственную тайгу! – орал он сквозь шум винтов. – Давайте споем: «Под крылом самолета о чем-то поет…» – провопил до невозможности фальшиво. – Зиночка, подхватывайте! – тупая шутка, но все развеселились. Три часа болтанки в шумном МИ-8 – не хухры-мухры! Перед посадкой наизнанку выворачивает, в ушах будто воск, вибрацией утрамбованный.

В Богучанах за пять часов ожидания мы, пассажиры, разумеется, перезнакомились. Там что-то не срасталось у организаторов. Хотели отложить полет на завтра, но из-за шума возмущенной общественности в последние разрешенные минуты скомандовали быстро грузиться в вертолет. Разрешенные – значит, «крайние» вечерние, потому как по ночам гражданские вертушки не летают.

Блатные назвались по именам и сразу попытались пристать к Зине, единственной женщине, но она их отшила:

– Мы с мужем в свадебном путешествии. – Я только хотел было нагнать на них немного жути (исключительно словами!), как она добавила: – Он следователь по особо важным делам. Вопросы есть?

Вопросов не последовало. Мы перестали для них существовать.

На время поездки я предложил Зине побыть моей женой. Она фыркнула, пробурчала что-то нелицеприятное, но сама буквально светилась уверенностью, что «нет ничего более постоянного, чем временное», как гласит афоризм. Не стал ее разочаровывать. А вот экспромт «о следователе», на мой взгляд, получился неудачным – мы договаривались быть обычными молодоженами безликих профессий, наподобие офисного планктона, с прибабахом по поводу Тунгусского метеорита. Если кто из пассажиров «черный» – напряжется. Предположит, что я еду по поводу прошлогоднего жертвоприношения. Или уголовники забеспокоятся, они явно не на место падения метеорита смотреть летят. Я априори подозревал всех, несмотря на то, что «черноты» ни у кого не заметил.

Мужики-геологи оказались компанейскими. К своему стыду, я не подумал о спиртном, поэтому на летном поле, в ожидании борта, ученые угощали нас своей водкой. Не много, дабы в воздухе обратно не полезло, а исключительно за знакомство. Зина ради этого дела вытащила нашу закуску.

– Впервые встречаю бородатого длинноволосого следователя, – то ли подколол, то ли похвалил меня Саша, кандидат физико-математических наук, геофизик. – Разве в милиции можно?

– Нельзя! Устав. Но я недавно из оперов. Начальство наседает, но я пока отбрехиваюсь. Чувствую, недолго осталось, придется попрощаться с волосами, – ответил я, вздыхая с сожалением, для чего пришлось перестать жевать колбасу. – Но бороду не отдам!

– А если не секрет, почему свадебное путешествие – в такое странное место, а не на море? – поинтересовался Гриша, геохимик.

– По секрету скажу, мужики, – я понизил голос, – у меня командировка, а жена ни в какую не отпускает. Ты, говорит, и на Северном полюсе бабу найдешь. Свадебных денег не пожалела! Только никому, прошу вас. Меня туристом оформили, – прошептал я, косясь на блатных.

– Так она уже всем рассказала! – рассмеялся Саша, глядя на подошедшую Зину. – Что же вы, Зина!

– Ничего я не рассказала! – возмутилась «жена». – Всего лишь в свадебное путешествие! А чего они приставать полезли…

– И ты меня сразу повысила: по особо важным делам! – проворчал я. – Говорил же тебе, не лезь в мои дела!

– Да когда это я лезла, хоть один случай назови?! – Зина возмутилась не на шутку.

Я махнул рукой. У нас не шибко умная семейка. Еще один экспромт.

– Автобус отвезет нас в гостиницу. Не расходитесь оттуда, прошу вас, скоро стемнеет, – затараторил Виталик, наш гид, едва смолк шум двигателя. – А в темноте здесь снежный человек бродит. Схватит и уволочет в тайгу. Ищи-свищи вас потом. А мне за это – выговор. Пожалейте гида!

– Ой, правда, что ли? – испугалась Зина очень натурально, причем выговора, а не снежного человека.

Засмеялись даже урки. Устали все – жуть. Блатные напились, ожидая полета, и в салоне их полоскало. Вонищи было! Зину чуть не вырвало. Неплохо придумала фирма-устроитель: вложений – с гулькин нос, а деньги дерут недетские. Могли бы тем же кукурузником отправить, полоса для него есть. Словно в ответ на эти соображения прозвучали слова Виталика:

– Фирма приносит извинения за причиненное неудобство, ожидали АН-2, но вверху, – при этих словах задрал голову в небо, – решили иначе. И ничего! Мы выдержали, товарищи! С претензиями – не ко мне. Автобус подан, прошу вас, господа!

Двухэтажный деревянный барак. На плакате с изображением хвостатой звезды надпись: «Отель «Комета». В лучших традициях советской рекламы. Бар-столовая неподалеку от стойки портье в связи с поздним временем не работала. А было всего девять вечера. Наш номер: комната с двумя сдвинутыми кроватями (намек на супружеское ложе), шкаф, стол, стул, телевизор, маленькие туалет и ванная. СССР из рассказов Задорнова. Знаменитый графин с водой на стеклянном подносе также присутствовал.

Пока Зина мылась, я последил за нашими спутниками с помощью астральных меток.

Жулики заняли номер, аналогичный нашему, только с тремя кроватями, разнесенными по разным углам.

– …мочить надо, Паша! – выхватил я последние слова самого молодого, Андрея.

– Заткнись, Дрюша, никого мочить не будем, – ответил Паша – мужик в возрасте с наколотыми на пальцах перстнями. – Баба просто так ляпнула, чтобы ты отстал. Какой из него мент, а тем более важняк? Сектант какой-нибудь или мазила. Да хоть и мент, нам трупы не нужны, и так здесь чертовщина творится.

– Точно, Паша, – поддержал его третий, солидный такой мужик, как сталевар из старых фильмов. – Второй сезон люди пропадают, а мусора не чешутся. Закроют маршрут – и нам хана, замучаемся рыжье на попутках таскать. Я похожу за волосатиком, Паша?

– Обязательно походи. Хоть и не похож на мента, но кто его знает? И по чью душу, выясни: если по пропавшим, то честь ему и хвала, если по поводу рыжья… будем думать.

– Егор, ты уснул? – донесся до меня далекий голос Зины. Пришлось выходить из астрала. Слова о пропавших стали неприятным сюрпризом, однако вселяли надежду: здесь, похоже, «горячо».

– Ты готова? Сейчас сполоснусь и выдвинемся. – Виталик объяснил, что поесть можно в ресторане «Тунгуска», в двух шагах от гостиницы. Скромный ужин входил в стоимость путевки, дополнительные заказы – за свой счет. Эдакая насмешка на «все включено».

Перед входом в кабак мы встретили первую местную экзотику – пьяных эвенков. Они лежали на желтой траве в количестве четырех штук. Двое спали, двое ругались отборным русским матом. В меховых куртках в народном стиле простуда им не грозила, хоть всю ночь проваляются.

Единственными посетителями в зале были ученые из нашей группы, к ним мы и подсели. Саша с Гришей с радостью сдвинули столики.

– Как вам условия? – поинтересовался Костя. Он у геологов был начальником экспедиции и по возрасту был самым пожилым из пятерки.

– Нормально, – ответил я. – Думал, здесь канализации нет, а смотри-ка, есть. Жаль связи нет.

– Почему же нет? Спутниковые телефоны в гостинице, в администрации и у нас есть, – подсказал Костя. – Позвонить хочешь?

– Нет, спасибо, пока не надо. Я про сотовый. Могли бы усилок поставить.

– Невыгодно, людей мало, – просветил меня Гриша. – По спутниковому дешевле будет. Скажи спасибо, что телевизор работает, целых три канала.

Хмурая девушка-эвенкийка тем временем принесла нам с Зиной положенный ужин. Как и указывалось в договоре – скромный. Я заказал еще водки, вина для Зины и закуски из местной рыбы – нельмы и муксуна. Теперь угощал я. Цены – закачаешься, а сервис… отсутствовал как таковой. Тосты, выпивка, танцы под попсу – обычная гулянка в обычном среднестатистическом кабаке Советского Союза. Зина была нарасхват, с ней перетанцевал весь наш столик. А вот трое бандюганов, которые в кабак все-таки явились, вели себя скромно. Диджействовал «наш» Виталик.

Утро порадовало обильной изморозью. Искристая паутина опутала все: от деревьев до фонарных столбов. Было красиво и холодно (не зря пуховики купили). К обеду воздух прогрелся, и от предвестия суровой сибирской зимы не осталось следа. Лето, не желая уходить, пыжилось на последнем издыхании; солнце, прощаясь, лило тепло авансом, как бы извиняясь за свое скорое исчезновение.

Поселок Вартарара – тридцать деревянных строений, из которых три гостиницы типа нашей (в настоящее время работает одна), девять уже закрытых «гостевых домиков», три ресторана, администрация, котельная, школа-интернат. Население – обслуга. В основном русские. Поселковые эвенки были почти сплошь алкоголиками.

Виталик словно поставил себе цель: ни минуты покоя. С самого утра, точнее, ближе к полудню, когда гости выползали из номеров, поминая вчерашнюю несдержанность, он безжалостно потащил клиентов на выступление фольклорного ансамбля. Уговорил всех. Пошли и урки, и геологи, и еще четверо незнакомых «отдыхающих» европейской внешности, наряженныхв национальные эвенкийские костюмы: три молодых парня с куцыми бородками и худая лупоглазая девушка. Зина сразу направилась к ним, а я стал наслаждаться игрой актеров.

Артисты-эвенки выступали профессионально. Было горловое пение под аккомпанемент хомуса (это такая штучка в зубах зажимается и дребезжит – впервые в жизни слушал), фольклорные танцы под ритм бубнов, соло шамана. Во время выступления заметил официантку из ресторана, которая что-то делала с реквизитом, и потихоньку направился к ней. Я уже пытался заговорить с ней сегодня за завтраком – убежала, как от прокаженного. Она выглядела обеспокоенной, озабоченной, словно в любой момент ждала подвоха. Ее миловидное лицо типично монголоидного типа было постоянно напряжено, глаза, две янтарные бусинки в оправах из длинных ресниц, тревожно блестели, взор не находил себе места.

Выходя из гостиницы, я поговорил с портье. Он про убийство более чем годичной давности не знал, о пропажах людей сказал в общих чертах, мол, несколько человек заблудились в тайге.

«Да какая чертовщина, о чем вы? Места у нас глухие. Сидите дома, особенно после наступления темноты, а то зайдешь в тайгу – в двух шагах заблудишься! Медведи бродят, и это не метафора», – обрисовал он мне ситуацию.

– Здравствуй еще раз, красавица, – поздоровался я, подкравшись к официантке.

Отступать ей было некуда, поэтому, нахмурившись, она холодно ответила:

– Вам здесь нельзя, здесь реквизит. – Выступление проходило во дворе «ее» ресторана, и реквизит лежал под брезентовым тентом. Он затруднял видимость со стороны зрителей.

– Я не вор, не переживай. Мне просто поговорить. – Я решил не использовал «внушение». Вроде как для того, чтобы возможные «черные» не засекли. На Земле, в условиях отсутствия магии, любое колебание маны особенно заметно. Фиона с этим была согласна. Хотя это глупо, ауру мага все равно увидят. Если, конечно, приглядятся. Но, может, не поймут?

– Нам не положено общаться с гостями.

– Кем не положено?

– Начальством. Отойдите, иначе у меня будут неприятности. – Говорила чисто, без одиозных «однако» или «твоя – моя».

– Какое оно у вас грозное! Совсем-совсем нельзя? – Девушка в ответ отвернулась. – Странно все у вас. Начальство странное, аура над селением странная. Ну, это духи, говорю, недовольны.

Она внезапно дернулась всем телом и медленно повернулась ко мне:

– Не забирай мою душу, шаман… – Лицо как мел, глаза по полтиннику, шатается, чуть ли не падает, и ужас в душе.

Я утром прошелся свободным сознанием. Аура поселка была мрачной. Безнадежность и страх доминировали над остальными красками. Места жертвоприношений увидеть не удалось – далеко от поселения не отлетал. А ниточка маны привлекала. Она, казалось, совсем рядом. Хотелось бросить все и устремиться к ней немедленно. Еле сдержался.

– Успокойся! – Мне пришлось поддержать девушку за локти. – Я не забираю души, наоборот, я хочу освободить их, верь мне! – убеждал я ее, коря себя последними словами. Дернул же черт ляпнуть о духах! Тут же шаманизм в печенках сидит у каждого.

Вдруг со стороны подсобки раздался окрик:

– Роза! Он к тебе пристает?

В дверном проеме стоял здоровый молодой парень в камуфляже. Смотрел на нас с подозрением, прищурившись.

– Нет, Леша, я споткнулась, – громко ответила Роза, а мне быстро прошептала: – Он сейчас подойдет. Встретимся в ресторане. Я принесу вам обед, и вы через пять минут выйдете в туалет. – По ее ауре гулял страх, но она на что-то решилась.

Подошедший Леша приобнял девушку и с вызовом обратился ко мне:

– Это служебная территория, покиньте ее. Пожалуйста, – последнее слово произнес с угрозой.

– Да ради бога! Я подошел на бубны взглянуть. Прикупить можно?

– Тут недалеко музей, там и берите. Выйдите за тент!

– Леша, я так испугалась, однако! Споткнулась о корень. Давно, говорю… – услышал я сбивчивую речь официантки, когда медленно удалялся от них. Особого внимания ко мне, кроме как от охранника Лехи и «сталевара» Корпуса, в миру Сергея, Фиона не почувствовала.

– Ты где ходишь! – упрекнула меня Зина, как только я подошел к их компании. – Отличные ребята! Знакомься. Тимур, Витя, Саня и Лара, они экзорцисты…

– Эзотерики, – терпеливо поправил ее Тимур. – Вы правда из милиции?

– Допустим. А вам какая разница? Не бойтесь, за грибы я вас не привлеку.

Ребята сразу стушевались.

– Какие грибы! – возмутилась Лара, худая блондинка с большими светло-голубыми, слегка воспаленными глазами. – Мы изучаем шаманизм во всех его проявлениях. И местные не только отвар из грибов пьют, но и курят особый мох. И то и другое, кстати, в перечень наркотиков не внесено.

– Да пас я, пас! – я шутливо поднял руки. – И все-таки, при чем здесь милиция?

– А при том! – снова заговорил Тимур, подавшись вперед. – Люди пропадают, местные напуганы. Туристы – ладно, могут заблудиться, но не по пять человек за сезон! А местные? Опытные охотники пропадают, не говоря о женщинах. Вы об этом слышали?

– Стоп, стоп, стоп. Участковый есть? Следствие приезжало?

– Так ты че, не мент? – встрял в разговор Витя. От него единственного несло перегаром.

– Вам по восемнадцать есть? – проигнорировал я вопрос Виктора.

– Ты помолчать можешь? – зарычал на друга Тимур. Лара с Саней тоже на него зашикали. – Приезжали, да без толку. С месяц назад уехали – никаких следов. А участковый… пьет он. Одна надежда на вас, – закончил со всей искренностью. Наболело у ребят, по всему видно.

– Так вы что здесь, больше месяца? – удивился я.

– Два месяца, – гордо заявила Лара. – С вашей группой улетаем.

– А то я смотрю, вы совсем очукчились, разве что «однако» не добавляете. Про убийство прошлой весной слышали?

– То, которое сатанисты устроили? После него местный шаман пропал и другие сюда заглядывать перестали, – с горечью ответил Тимур.

– О, на обед всех погнали, пошли, мужики, – подал голос молчаливый Саня, гася бычок.

На обеде Виталик объявил, что рейс к месту катастрофы состоится завтра, «если погода не подкачает», а сегодня в шесть вечера в музее тунгусского феномена состоится лекция на тему того самого феномена: «Метеорит, комета или инопланетяне». Желающие смогут приобрести различные сувениры.

Обедали мы с Зиной за отдельным столиком.

– Зиночка, я поражен! Как ты их на такую откровенность раскрутила?

– Да что ты, Егор, не раскручивала я их, – поскромничала Зина. – Они сказали, что давно здесь тусуются, по стойбищам ездят, я и спросила о странном убийстве, может, они слышали. Слово за слово – и я призналась, что ты следователь. Тут и ты подошел. Ну и как с официанткой пообщался? Удачно?

– Заметила? Тихо, она идет.

Роза, как обычно хмурая, ловко поставила тарелки и молча удалилась.

– Она такая болтушка – не заткнешь! – заметила Зина.

– Кушай, не иронизируй. У них тайны мадридского двора, – ответил я, быстро хлебая суп. – Я пошел в туалет, пожелай мне удачи.

– Удачи, – автоматически повторила Зина. – А что случилось-то?

– Вернусь – расскажу.

Роза затащила меня в небольшой тамбурок.

– Что за тайны? – возмутился я.

– Не говори, шаман, а слушай. Времени мало. Почти полтора года назад мой дед Тукарчэ был нашим шаманом. Теперь можно назвать его имя, хуже не будет. Здесь недалеко тогда принесли в жертву злым духам одного туриста. Дед заметил неладное и пошел к месту жертвы, чтобы задобрить злых духов, призвать предков. Вернулся мрачным. Сказал, что опоздал, духи предков бегут отсюда. В Ямбурском урочище принесена еще одна жертва, и теперь злые духи слетаются туда. Назавтра он сам отправился в урочище и не вернулся. Перед уходом передал мне слова для Белого шамана: «Ямбурское урочище охвачено гневом, не каждый сможет войти в него». Я тогда спросила, что за Белый шаман, но он мне не ответил. Потом я говорила милиции об урочище, но меня не слушали. Наши охотники, которые мне поверили, рассказывали: к Ямбуру нельзя подойти, страх отводит в сторону, путь путается. Из стойбищ стали исчезать люди. Туристы стали пропадать чаще обычного. Ты все понял, Белый шаман?

– Где находится урочище?

– День пути на северо-восток. Ты пойдешь – я с тобой. Покажу.

– Почему тайны разводите?

– Начальство боится новых пропаж из числа наших гостей, приезжать перестанут.

– Тю-у, все равно узнают!

Роза пристально посмотрела на меня взглядом: «Такой большой, а глупый».

– Есть еще много чего, о чем приезжим знать не положено, а нам говорить опасно. Все, тебе пора возвращаться. В следующий раз просто прикоснись к моей руке, и я сама к тебе подойду. Жди меня у «старых вырубок», любой покажет, где это, – развернулась, чтобы уйти, но я ее задержал:

– Из моей группы ранее кто здесь бывал?

– Двое пожилых уголовников, – с этими словами скрылась в коридорчике.

Я подождал еще минуту и с облегченным видом вернулся в зал, ненавязчиво поглаживая живот. За это время прослушал объяснение Фионы.

«Что еще за «Белый шаман», откуда он узнал?»

«Шаманизм – отдельная статья в магии. Шаманы работают с отражениями душ. Отражениями во всем. В материальных предметах, стихиях, астрале, духовных сферах и во многом еще, сама толком не знаю в чем. Это менее эффективно, чем «прямая» магия, но в некоторых областях дает сто очков вперед. Например, в области проклятий и предсказаний. Точнее объяснить не могу, сама не понимаю. Ты почувствовал что-нибудь тогда, в твоем замке, во время проклятия Гили? Ничего не ощутил. А шаман сразу бы почувствовал».

– Полегчало? – участливо спросила Зина.

– Ага. Дай поесть, потом расскажу.

После обеда я с тинэйджерами отправился на старое кладбище. Решили пройтись пешком, всего-то час в одну сторону. По этой причине Зина и Виктор идти отказались. Зина лучше на познавательную лекцию сходит. «Правда, Витя?» – она состроила глазки. Витя, естественно, согласился.

Солнце припекало, птички чирикали – чем не жизнь? Шагай себе и шагай. Бабье лето. Ребята рассказывали свои правдивые истории, я свои… неожиданно для себя перешел на пересказ собственных похождений под видом недавно прочитанного фэнтези.

– Здорово! А кто автор? Буревой? Чужин? – поинтересовался Саня, оказавшийся единственным фанатом современного фэнтези. Остальные предпочитали «серьезную» эзотерическую литературу и с ходу, тоном знатоков стали критиковать неправильную систему магии и многое другое.

Кстати, по пути я узнал, где находятся «старые вырубки». Неподалеку от гостиницы надо свернуть налево и там буквально наткнешься на обширную поляну из пней и молодой поросли. Пока не свернешь – не заметишь.

Кладбище было старым и запущенным. В центре чахла развалившаяся, сгнившая часовня. Могильные холмики еле угадывались, кресты завалились. Лишь одно захоронение было исключением: небольшая монолитная стела с пустой выемкой из-под бронзовой таблички, со звездой, выдавленной в бетоне. Под памятником лежала массивная могильная плита, которая была очищена от дерна и мусора. На ней проступали выцветшие смазанные иероглифы, круг с вписанной пентаграммой – пятиконечной звездой, «серп» и «наковальня», которые угадывались с огромным трудом.

– Ты погляди-ка, ухаживает кто-то! – вырвалось у меня.

– Не кто-то, а мы расчищали, – потупился Тимур. – Узнали знаки – египетские боги: Анубис, Сет, Апоп, Сехмет, Шу.

– И что это нам дает? – уточнил я.

– Вам для расследования – ничего, – ответила Лара, загораясь. – А нам – очень многое!

– Например? – усмехнулся.

– Эти боги – самые злые у египтян, в более поздних традициях их можно назвать демонами! – воскликнула девушка, разволновавшись окончательно. – Я боюсь, что они явятся на Землю. Их же призывают!

– Да успокойся ты! – произнесли мы с Тимуром практически дуэтом.

Саша посмотрел на нас и, отвернувшись, прыснул. Лара, придя в себя, зарделась.

– Вообще-то понятия «злой» и «добрый» к египетским богам не подходят, но эти – действительно самые э-э-э… нечеловеческие, что ли. Они имеют отношение к смерти и, по данным некоторых авторов, на раннем этапе не гнушались человеческими жертвоприношениями, – пояснил Тимур.

– Кстати, о смерти. Чья это могила? – поинтересовался я.

– Красноармейцев Пятой армии. Они принесли сюда советскую власть и были убиты белыми. В тридцатых годах поставили стелу. Здесь раньше деревенька русская была, неподалеку. Хотите развалины посмотреть?

– Где это вы узнали? – я был удивлен.

Лара рассмеялась:

– В музей местный сходите, там целая выставка на эту тему.

– А про Египет?

– Мы всеми древними культами интересуемся, – веско сказал Саня. – А Лара так вовсе историк, Древним Египтом занимается.

– Ладно, ребята. Не мешайте мне минуты две, я внимательно все осмотрю, – с этими словами сел на землю рядом с могилой.

Жертва одна, эманаций очень мало. Внимательно осмотрелся вокруг и сосредоточился на пентаграмме. Ничего. Пришлось выйти свободным сознанием, и только тогда заметил серые вставки, причем не над самими символами, а в окружающем дерне. Вытащил из астрала Фиону, которая зафиксировала «спектр». Вместе вернулись назад.

«Как мы и предполагали, это не Вартараар. Какой-то его брат, охочий до сладкой праны замученных демонами жертв. Нам без разницы его имя, там более он сюда еще не пробился, – пояснила Фиона. – Но демонов ожидать можно, каждая «правильная» жертва – огромная сила».

«Что ж… все-таки божок с его карманными демонами. Придется наведаться в Ямбурское урочище. Пока – на разведку».

«Не надо торопиться, без силы с демонами ты точно не справишься, да и с адептами его культа…»

«Завтра облет нити силы, очень на нее надеюсь. Попробую зарядиться».

Фиона промолчала. И так ясно, что это не выход. Один раз, допустим, заполнюсь, а дальше? При серьезной схватке мана потратится на раз. Жить здесь, около нити?

– Все? – удивился Тимур.

Я не стал ползать, изображая сыщика. Посидел, замерев, поднялся и скомандовал: «Домой. Ужин ждет».

Эзотерики возвращались хмурыми. Думали, что я схалтурил. Разочарование было написано на лицах, не говоря уже об аурах. Кстати, их ауры были очень богатыми, очень. До Вереса недотягивают, но вполне…

– Ребята, у вас не только теория, но и практика на высоте, я прав?

– Да, мы пробовали грибной отвар и мох курили, и что? – с вызовом ответила Лара. – Посадить нас хотите? Вы только это и можете, а не настоящих преступников ловить!

Пришлось остановиться.

– Нет, я не об этом. Медитацией или чем-нибудь подобным занимаетесь?

– И что? – снова с вызовом ответила девушка.

– Да ничего. Просто хочу рассказать вам, как это делать правильно и – чем черт не шутит, – возможно, вы сильно продвинетесь в духовном росте. Рассказать? – в ответ напряженное молчание. Я медленно пошел вперед.

В аурах молодежи явственно сверкали эмоции. В нелегкой борьбе победило недоумение.

– Попробуйте, – выразил общее мнение Тимур. – А вы сами откуда знаете?

– Я занимаюсь ушу с уклоном в дзен-буддизм. Не смотрите на мой внешний вид, там совсем необязательно быть лысым.

– Да что вы говорите! – воскликнула Лара с негодованием. – Что первое сказал Бодхидхарма своему ученику? Потом, если ушу, то тогда чань-буддизм! Дзен – в Японии!

– Лара! – остановил ее Тимур. – Давай просто послушаем.

Я улыбнулся и принялся вещать…

После двухчасового неторопливого возвращения они стали моими «учениками», буквально в рот мне смотрели. Дело в том, что Александру с первого раза удалось увидеть ауру. Без круга инициации! Я и сам был в шоке. А уж о его состоянии и говорить нечего, он тупо улыбался.

– Все, ребята, пока. Я за Зиной – и на ужин. Как раз успеваем.

Юные эзотерики жили не в гостинице, они снимали домик. Но талоны на питание покупали, чтобы самим не готовить. Детки богатеньких родителей. Только каникулы проводят не на Канарах и не в Англии.

– Запомните, никому ни слова. Виктору – когда протрезвеет, не раньше.

– Ты еще позанимаешься с нами? – с надеждой спросила Лара. Мы незаметно, без брудершафта перешли на «ты». Теперь эта эмоциональная девица мной восторгалась.

– Пока у вас есть чем заниматься самостоятельно. Послезавтра все равно вместе возвращаться, там и решим, – и зашел в гостиницу.

(обратно)

Глава 15

На экскурсию к месту падения тунгусского феномена полетело всего пятеро пассажиров. Я, Гриша с Сашей-геологом, Корпус и Виталик. Зина бойкотировала это событие, она готовилась к отправлению «на материк», когда от шумной болтанки не отвертишься. Виталик, поднимая настроение общественности, намекал, что могут прислать самолет, но никто ему не верил. А я точно вспомнил, что при заказе путевки указывался чартер «самолет – вертолет», так что наш гид был просто-напросто брехуном.

Корпус оказался настырным типом, он полетел исключительно из-за меня. Он все терялся в догадках – кто же я? Мне же следить за ними было неинтересно. Единственное, я переживал, когда они вчера вечером Розу допрашивали. Ее встреча со мной не осталась незамеченной. В смысле, та, во время выступления ансамбля. Как я и предположил, туристическая деятельность оказалась густо замешанной на нелегальном золоте. Официантка умело включила дурочку и была отпущена с серьезным предупреждением. С молодежью-эзотериками они по поводу меня пока не общались. Загрузились урки «рыжьем» или нет – я понятия не имел. Не следить же целыми днями? Разговоров об этом не было, поэтому скорей всего – нет.

Ученые тоже ничем себя не проявили. Говорили о выпивке, о бабах – нашли местных жриц любви. Так что за ними я наблюдал еще меньше. Другое выборочное сканирование меток также не приблизило меня к «черным». Лучше бы вместо того, чтобы прогуливаться с подростками, последил подольше, есть же подозрения…

– А где ваш командир, мужики? – поинтересовался я у двоих ученых.

– Константин Александрович доверили нам сделать все замеры, – усмехнулся Гриша. – Они приболевши, понятно с чего.

– А! Святое дело. На то она и командировка.

– У тебя как дела? – поинтересовался Саня.

В ответ я разочарованно махнул рукой.

– Вот и у нас так же. Спонсорам денег девать некуда! С этими аппаратами и двоих много, – сказал, пиная по сумке. Этот вертолет шумел намного тише, можно было не орать. – Но как же! В командировку, на халявные деньги, и без начальства! От семьи оторваться, водку на природе попьянствовать всем охота, – продолжал ворчать Саня. – А как до дела доходит – изволь, младший сотрудник, лети, а завлаб лучше поспит…

«Он сильно волнуется, – подсказала Фиона. – Не из-за тебя, а из-за предстоящих событий».

– Оно и понятно, вы аппаратуру лучше всех знаете. А начальник на то и начальник – организатор, – сказал я для поддержки разговора.

– Организатор! Тимоху с Рудиком лучше бы организовывал! А-а… – махнул рукой совсем как я.

– Да ладно тебе, Сань: можно подумать, когда-то было иначе. По нашей теме замеры, – успокоил товарища Гриша.

– А что за тема, если не секрет?

– Пока не секрет. Структура пространства, складки, переходы. Это я тебе доступным языком сказал, а на самом деле я сам с трудом выговариваю.

– Не понял, а при чем здесь Тунгусский метеорит? – У меня засосало под ложечкой.

Саня с Гришей переглянулись и рассмеялись.

– Очень даже может быть при чем! Есть гипотеза, что тунгусское тело ушло в другую реальность. Это мы и решили проверить, – пояснил Григорий.

– Не мы, а начальство, в частности Костя, – уточнил Саня. – Ты не поверишь – за два года где мы только не были! На Бермудах, в Перу, в Мексике, в Египте. Ну, Египет-то ладно, пирамидами сейчас никого не удивишь…

– Здо́рово! – А мне, напротив, именно Египет был наиболее интересен, но вслух этого не сказал. – И везде фиксировали? Или чего вы там с аппаратом делаете… Другая реальность! Скажете тоже…

– Там элементарно, сам скоро увидишь. Сколько еще лететь?! – прокричал, обращаясь к Виталику. Они с Корпусом сидели возле другого борта и тупо смотрели в иллюминаторы.

– Что? – очнулся Виталик. – А! С полчасика примерно. Этот экипаж хорошо везет, мягко. Он и повезет нас на материк. Надеюсь, вы рады, господа? А какой вид внизу – закачаешься!

Тайга и тайга, без конца и края. Пока зеленая, без снега. Ничего интересного.

– Все равно не пойму… Вы же геологи? – я не отставал от заинтересовавших меня ученых. В висках стучало: «Оно! Оно!»

– Не совсем, – ответил Гриша. – Геофизик и геохимик. На Земле живем, кому еще прикладными исследованиями заниматься в Институте Пространства, как не знатокам планеты?

– Совсем запутал! Какого пространства? Вы какое-то другое, длинное название вашей частной лавочки называли.

– А сейчас для тебя постарался, сократил, чтобы понятно было, – пояснил Саня и доверительно добавил: – Всегда мандраж перед включением.

– Это точно, – согласился с ним Гриша. – Костя с Тимохой хоть и пьют без меры, но это они два года назад пришли в контору с прибором, который реальные результаты дает. Без них мы так и оставались бы фантазерами. А Костя к тому же грант выбил, не зря его начальником отдела поставили.

– Интересно… – я почти шептал. В голове гулко, в такт пульсу стучал набат: «Покажите прибор!»

– Ты чего завелся? – насторожился Гриша. – Потерпи пять минут… или ты из-за прибора здесь?! – произнес он с угрозой, привставая с лавки и нависая надо мной.

Я плюнул на все и подключил Фиону. «Черноты» – вернее, исходя из следов, обнаруженных на могиле красноармейцев, «серости» – в их аурах не обнаруживалось, значит, сами они участия в жертвоприношениях не принимали или это было очень давно. Посмотрим, что знают…

– Смотри. – Гриша угодливо раскладывал сумку. Саня дремал рядом. – Ноутбук, на него пишем. Это конвертор, – показал металлическую коробочку с погасшими светодиодами, кнопками, маленьким ЖК-монитором. В задней части – радиатор. К сложным разъемам подключены два толстых провода. – Он конвертирует сигналы от датчика в понятный для компьютера формат, – пояснил ученый. – Этот провод к ноутбуку, этот к датчику, – продолжал втолковывать Григорий. – Датчик – главная часть всей аппаратуры, его и принесли Костя с Тимофеем.

Гриша аккуратно достал шкатулку из черного дерева и не без колебаний (это несмотря на воздействие Фионы!) передал ее мне.

Древняя, без изысков. Витиеватая резьба почти стерта. Сантиметров тридцать в длину, двадцать в ширину и чуть меньше в высоту. Крышка закрыта очень плотно, щель видна с трудом, шарниров не видно совсем. Замка нет, но место, за которое надо взяться при открытии, четко выделяется сильно потертым углублением.

– Осторожнее! – воскликнул ученый, когда я намерился откинуть крышку. – Понимаешь, Егор, не обижайся, но после открытия крышки датчик нужно обязательно подключить к конвертеру, и чем быстрее, тем лучше, – сказал, подавая мне нужный провод. – Конвертер и компьютер я уже включил. Это ничего?

– Нормально. Куда вставлять?

– Когда откинешь крышку, сразу увидишь. Там дюралевый каркас, в нем.

– Здесь ничего интересного нет, – четко проговорил я. – Сядьте на свои места и не обращайте на нас внимания.

Стоящий за моей спиной Виталик сразу развернулся, прошел обратно, сел на свое место и снова уставился в иллюминатор. Корпус помедлил. Сначала у него потух алчный блеск в глазах, и лишь потом он повторил действия Виталика.

Молодец, Фиона, справилась, я даже не устал. Растет «девочка».

Открыл крышку.

– Быстрее втыкай, а то без сил повалимся! – взволнованно прошептал Гриша.

Я не стал испытывать судьбу и соединил «папу» с «мамой». Разъем находился в центре дюралевой пластины-основания для обкладки вокруг древнего артефакта. Точнее, так: шкатулка была полностью закрыта дюралюминиевой пластиной с продолговатым углублением, которое находилось почти по центру, с небольшим смещением к торцу шкатулки. Таким образом, образовалась небольшая площадка с гнездом для подключения шнура от конвертера.

Главным в шкатулке был артефакт. Короткий цилиндр из слоновой кости плотно входил в углубление, не возвышаясь над дюралевой площадкой. На обращенной ко мне поверхности виднелись искусно вырезанные иероглифы, напоминающие те, с места жертвоприношения, и часть зубастой головы то ли крокодила, то ли ящера. В жезле плескалась злая сила, я почти физически ощущал ее запах, запах силы Смерти. Это сколько здесь жертв?! Сколько маны?!

«Маны много, на седьмой-восьмой уровень хватит, – ответила Синя. – Жертв примерно с десяток, и еще там заключены души. Как в тех камнях, которые «черные» передавали демонам; приглядись».

Действительно, есть очень похожие завихрения, но их всего пять. Где остальные?

– Гриша, датчик включен?

– Нет, Егор, над местом надо включать, но если хочешь, хоть сейчас включу!

– Пока не надо. С ноутбука включаешь?

– Да. Там специальная программа. Вот, смотри, – потянулся к компу.

– Стой! Выключить тоже можно?

– Конечно! – удивился Григорий.

– Включай, – сказал я и положил шкатулку на пустое сиденье рядом со мной.

«Осторожней, Егор». – предупредила Синя. Я напрягся.

В недрах алюминия сформировалась оригинальная псевдоаура с четкими серыми вкраплениями. Миг, и она окутала цилиндр. В нем полыхнуло сложное, ни на что не похожее плетение, и с торца сорвался серый вихрь, постепенно превращающийся в длинную воронку. Она легко «пробила» борт вертолета и устремилась за горизонт. Души в амулете заметались. Заклинание протекало в магическом зрении, поэтому никто, кроме меня, ничего не видел.

– Выключай! – заорал я. Техномагическая псевдоаура исчезла, но…

Ох уж это «но»! Как часто оно встречается в моей жизни и требует быстрого решения, и обычно я это решение находил. Вот и сейчас не подкачал, но снова «но»…

Воронка продолжала закручиваться и уходить все дальше и дальше, совершенно не обращая внимания на отсутствие ауры. Я выдернул шнур и захлопнул крышку – эффекта ноль, кроме исчезновения свечения артефакта, тогда я создал вокруг себя заклинание «зеркало», разрушающее любые плетения, и закрыл торец шкатулки рукой. Воронка оборвалась. «Чистая» сила Смерти хлынула с моей стороны пленки «зеркала» – тоненькой, дрожащей от напряжения, но очень надежной. Мана пометалась из стороны в сторону, словно только что пойманный зверь в ловушке, и вместо того, чтобы развеяться, устремилась обратно в шкатулку. Я покрылся холодным потом: это что же, сила так и будет ходить туда-сюда, по кругу?! Но нет, вихрь из коробки иссяк.

Перед глазами двоилось-троилось, я чувствовал жуткий голод вперемешку с тошнотой. Невероятно тяжелыми руками полез в карман пуховика, где с недавних пор стал носить шоколадные батончики.

«Ты что наделал!!!» – орала на меня Синя.

«Фиона, держи Гришу и за остальными последи! – даже мысленно получалось только шептать. – Потом, Синя, все потом…»

Непослушными руками разорвал обертку и с трудом поднес шоколад ко рту. Боже, какой он тяжелый! Зубы отказывались раскусывать буквально каменную твердь. Сил хватило лишь на сосание невообразимо вкусного батончика, буквально дарующего жизнь.

Я не видел, как удивленно-взволнованный Гриша расслабился и прислонился спиной к борту, как Корпус с Виталиком растеклись по своим сиденьям, и гид продолжил как ни в чем не бывало:

– Под нами знаменитые поваленные деревья в месте взрыва неопознанного тунгусского явления. Обратите внимание, господа, стволы лежат строго…

А Саня продолжал дремать.

После первого батончика мне стало легче. Вернее, перестало двоиться в глазах, а голод и слабость не уменьшились. Взялся за второй и обратил внимание на свои руки. Это были руки старика. Нелегко далось «зеркало», а ведь для его срабатывания маны нужно всего-то немногим больше классического второго уровня. Примерно два с половиной, то есть семь-восемь тысяч единиц. А Синя болтала: «После первого в гроб кладут!» – это после тысячи-то… Врунишка.

«Какой ты дурачок, Егор, – ласково произнесла Синя. Что-то новенькое для нее. – У тебя здоровья – как у слона кожи, даже я не все твои резервы, оказывается, знала. Отдыхай, жри все подряд. Сейчас Фиона соседей потрясет, а ты не разговаривай даже!»

У Гриши, у очнувшегося Сани внезапно проснулось желание меня накормить. Они перерыли свои сумки, откуда извлекли бутерброды и целый термос чая. Потом пришла очередь Виталика с Корпусом. Я ел и ел, пил и снова ел. Силы постепенно прибавлялись.

«Фиона, объясняй, что это было», – никакого желания думать нет.

«Портал для передачи духовных сущностей. Материальные объекты по нему провести невозможно. Заклинание одностихийное, построенное на силе Смерти, мощностью примерно в пятый уровень. Твое «зеркало» выдержало. Где-то в тонких мирах громыхнуло, как это бывает при прерывании заклинания на стадии наполнения силой. Так что ты спас от мучений пятерых незнакомых тебе людей. Доволен, герой? – «герой» – с издевкой. – Ты погибнуть мог!!! А вдруг они подонки, наподобие убийцы – Змея, и вполне свою участь заслужили! Пусть бы мучились в демонских лапах!»

«Наверняка бомжи и преступники, кого искать вряд ли кинутся», – поддакнула Синя.

«Да ладно вам! Я совсем не о том думал».

«Ты вообще не думал! Как увидел «черноту», так сразу в бочку полез! – возмутилась Синя. – Будто каждой бочке затычка! Ты мировое зло не победишь, пойми это наконец!»

«Брэк! Фу-у-х, устал жевать. Пойду свободным сознанием шкатулочку рассмотрю. В натуре техномагия, «девочки».

В глубине дерева находилось очень качественное плетение из стихии Смерти, похожее на наш модуль гашения свечений. Поэтому и не заметил я жезл сквозь стенки шкатулки. Артефакт напоминал жезлы эгнорских жрецов Неназываемого (Вартараара), которые использовали для вызова тупых тварей из мира демонов: те же портальные функции. Внутри слоновой кости находилось красивое, сложное, неактивное одностихийное плетение, в котором без бутылки не разберешься. Да и с ней – вряд ли. Силы сохранилось много, и четверти не растратилось, а вот людские души, которые были замурованы в жезле, пропали. А что у нас с техномагией? Конденсаторы, сопротивления, катушки и… все. Ну да, основная электроника в конвертере. Ага, вот и сама псевдоаура. Странная какая-то, почти в каждом узле дублирована, и состояние интересное: и не спящее, и не активное, так, серединка на половинку. Стихии обычные: Жизнь, Разум и совсем немного Смерти. Но зачем удвоение? Господи, какой я тупой! Их же две! Немного разных. Одна включается для гашения эманаций смерти (то-то Гриша говорил, что без сил упадем, что штекер надо втыкать как можно быстрее), вторая активирует амулет. А включаются, похоже, от катушечек. Их было полно вокруг жезла, мелких, и через каждую проходит «узел» от ауры. Ловко! А кто мне говорил, что без маны на материю влиять нельзя?.. Стоять! Мана Жизни, Разума и Смерти как раз-таки есть, зря я Красю передразнил. Но как хитро, а! Мастерству я не мог не восхититься.

Выйдя свободным сознанием из шкатулки, не удержался и рванул к такой близкой ниточке Силы. Летел с максимальной скоростью и уложился в десять минут. Жаль, что вертолет возвращается и увозит меня все дальше и дальше от любимой… Любимой?!

Я вдруг почувствовал, что люблю эту ниточку, как живое существо. Она напоминала мне дом. Она даже пахла Эгнором! Я скучал по целому миру, я скучал по Лизе. Сила стремилась от Земли вон, я ощутил это и заговорил с нитью, будто она было разумной: «Чем не мила тебе Земля? Ответь, пожалуйста… Молчишь. Ну и молчи. А я назову тебя Лизой. Властью, данной мне э-э-э… Творцом, я нарекаю тебя Лизией!» – торжественно произнес я, чувствуя себя полным идиотом.

На волне этого дурашливого настроя мне показалось, что нить согласно задрожала и, более того, на меня вдруг дохнуло Лизиным запахом. «Все, больше я так не играю», – расстроенно подумал, мучаясь от нахлынувшей ностальгии, и мгновенно оказался в теле. Возврат всегда мгновенный.

Покрутился вокруг силы, поплясал, подурачился, настроение поднял и достаточно. Жаль, зарядиться не удалось, а ведь была мысль «девочек» к ней вытащить. Сколько успели, столько бы маны и взяли. Теперь не судьба – слишком далеко. И зачем я полез портал перекрывать? Спасатель хренов. Сейчас был бы полноценным магом. Идиот! Правильно меня Синя обзывает. А нить, кстати, несколько в стороне от видимого эпицентра взрыва выходит, откуда-то из-под земли бьет. Что бы это значило? А черт его знает!

«Долго же ты шлялся, – отчитала меня Фиона. – Через сорок минут прилетаем, ты час отсутствовал! Надо решить, что делать с этим хламом, – она имела в виду аппаратуру «геологов», – и как себя вести дальше, что врать. А где ты был вообще-то?»

«Посмотри в памяти и не морочь мне голову!» – Настроение было замечательным.

«Хоть ты, Егорушка, и признаешь себя дураком, а все равно считаешь себя правым. Надо же, пять душ спас! Нашел повод для гордости. – Фиона, покопавшись в памяти, выдала неожиданное для меня заключение. Мне как раз-таки казалось, что для гордости особого повода нет. – Глаза бы мои тебя не видели! У тебя жизнь на волоске висела и продолжит висеть без маны!»

«Хм… а ведь ты не зря рядом с нитью потанцевал, ты жизнь себе прибавил. Теперь тебе лет пятьдесят, – удивленно заметила Синя. – Надо же, будто в Место Силы входил! А была всего-навсего ниточка, в Эгноре и не заметили бы такую».

«Ну и кто из нас идиот! – шутливо загордился я и мысленно щелкнул Фиону по носу. Она фыркнула. – Ладно, с техномагией потом разберемся, а пока поработаем с людьми».

– Гриш, а ты успел снять показания? – невозмутимо спросил я, выйдя из астрала.

– Слава богу, проснулся! Я уже волноваться за тебя начал. Сморило? – обрадовался ученый, открыто мне сочувствуя, и охотно ответил: – Конечно, снял. Посмотреть хочешь?

– С объяснениями покороче и попроще, – говоря это, я оглядывал вертолет.

Саня мирно посапывал, Виталик с Корпусом по-прежнему смотрели в иллюминаторы противоположного борта, кабина пилотов была закрыта. Все вроде нормально. Тогда почему чувствую себя неуютно? Тревожит что-то…

– Смотри, – Гриша развернул ко мне ноутбук. – Я специально сделал три-дэ графику, так понятней. Видишь, две волнистые плоскости? Они идут почти параллельно друг другу, но в некоторых местах соприкасаются. Теперь представь, что одна плоскость – это наше пространство-время, вторая, соответственно, параллельная. Типа параллельные миры, наверняка слышал. Мы на них как бы со стороны смотрим, как бы из другого измерения. Точки касания плоскостей – это наиболее вероятные точки перехода в другую реальность. Конкретно эта точка – наша, тунгусская. Теперь график. Вот мы включили прибор. Смотри, график медленно растет, и хлоп – резкий всплеск. Было касание! В этом районе. Осталось просчитать.

– Я не понял, как датчик это видит.

– Понятия не имею! Видит, и более того, инициирует касания, если есть к этому предрасположенность, если находится в месте истончения нашей реальности. Молодец, Константин Александрович, достал же где-то! И Тимоха с Рудиком – компьютерщики от бога, придумали, как связать датчик с компьютером.

Я поперхнулся бутербродом, услышав такое о «черных». «От бога» – звучит кощунственно. Если, конечно, под словом «бог» подразумевать «нашу», добрую всепрощающую сущность, а не темного божка.

– Будь здоров, – пожелал мне Григорий в ответ на поперхивание.

– Спасибо. А что дальше? Ну, видит касания, и что?

– Как – «что»?! – возмутился ученый. – Скоро научимся сами пути прокалывать и – здравствуйте, другие миры! Неужели тебя такая возможность не захватывает?!

– Ну почему же, захватывает. Только вопросик возникает: а если к нам какая-нибудь хрень полезет? По путям этим, нами созданным.

– О чем ты, какая хрень? Встретим братьев по разуму. Я с детства об этом мечтаю…

– Ладно, черт с тобой, – устало отмахнулся я от Гришиных восторгов. – Кто указывает наиболее вероятные места соприкосновений? Не наугад же вы в командировки ездите.

– Не наугад. Костя направляет. Откуда узнаёт – понятия не имею.

– Датчик часто забирает?

– Почти не расстается с ним, только на замеры нам передает. Ни он, ни Тимоха с Рудиком ни разу сами не снимали показания и даже рядом не находились. Пьют, – пояснил, разводя руками и с сожалением вздыхая. – Или другие дела у них вдруг возникают. Они и в институте редко появляются, все по командировкам. Грант, благодаря Косте, большой – деньги есть. Нет, что ты! – возмутился он в ответ на мой вопрос. – Спецслужбы нами не интересовались, или я об этом не слышал. Нас чудаками считают и, слава богу, мы от бюджета не зависим. – Гриша отвечал коротко и по существу. – Ну его, это государство. Проходил, знаю. Копейки платят, а за дисциплиной следят, как на «зоне»: шаг влево, вправо – расстрел. Одним составлением отчетов убивают.

Странная тревога меня не покидала, и я поинтересовался: а не встретим ли мы их Константина Александровича на летном поле?

– Костя сказал, чтобы мы с аппаратурой ждали их в гостинице, они сегодня по делам отлучатся, послезавтра вернутся, как раз к вертолету домой.

– Вас точно никто не встретит? – нахмурился я.

– А что мы, маленькие! Сами до отеля доберемся. Просчитаем за эти дни, что успеем. А что?

– Ничего, – устало произнес я и тяжело развалился на жестком сиденье.

И почему я считал, что их будут встречать? Думал, что у них один такой собиратель душ и накопитель силы, и над ним трясутся. А наверное, не один. И понятно, почему я не наблюдал свечений от активных заклинаний: шкатулки блокируют. Причем их скорее всего не так много: маскирующее плетение в корне отличается от техномагического, оно гораздо совершеннее, древне́е, а значит – это реликвия, которые найти не так просто. Да! Сами «серые» боятся портал открывать, потому что знают: случиться может всякое. Демоны жизнь выпьют – не поморщатся. И еще эти новоявленные жрецы очень талантливы в совмещении технических устройств с магией. И что мне это дает? Да ничего. Надо в Ямбурское урочище идти, они сейчас наверняка там. Поди, жертвоприношение задумали, надо догонять. Только сначала поесть надо, голод так и не проходит. Это сколько я уже сожрал? Ем и не наедаюсь, как медведь после спячки. Бедный Топтыгин! Как я тебя понимаю… Ну почему мне так муторно?

Виталик меж тем вышел из кабины пилотов:

– Прошу держаться за воздух, господа, заходим на посадку. Нас ждут любимый кабак и отель! Веселее, товарищи!

Я натянул капюшон пуховика и приготовился к болтанке.

Зины в номере не оказалось. Портье сказал, что она вышла практически сразу после моего ухода и больше не возвращалась. Фиона «замыливала взгляд» всем встречным, поэтому появления худого пятидесятилетнего мужика вместо молодого парня никто не заметил. Капюшон я не откидывал.

«Где она шляется?» – думал, садясь за стол. Неясное беспокойство, которое все больше концентрировалось на Зине, не покидало.

Желудок сводило. Я стал понимать не только медведя, но и волка, две недели крови не нюхавшего. Голод пересиливал все. Желание последить за Зиной и «серыми» через астральные метки отошло на второй план. «Никуда они не денутся! Только жрать…» – эта мысль затмевала разум. Занял отдельный столик. «Где эта чертова Роза!» – только подумал раздраженно, как она появилась.

Молча принесла обед и поставила на стол. Взгляд, благодаря Фионе, отводила, как и остальные гости.

– Мне еще столько же, красавица, – сказал я громко и быстрым шепотом продолжил: – Как только я поем, срочно иди в «старые вырубки» и захвати продуктов на два дня.

Роза, как всегда молча, удалилась.

Не чувствуя вкуса, проглотил два обеда. Насытился. Потянуло в сон. Прогнал его. Взял в буфете колбасы, хлеба, конфет, в номере переоделся потеплее и практичнее – в зимний камуфляж и резиновые сапоги, повесил на пояс охотничий нож, сунул в карман складишок Вереса; спальный мешок прихватил, еще всякой мелочи набрал, набил рюкзак; оставил Зине записку и пошел в «старые вырубки», отмахнувшись от предупреждения портье, который пытался напугать меня тайгой. Розы пока не было. Присел на пенек и заглянул наконец в астрал. А то торопился так сильно, что забыл сделать это раньше, до сборов.

Пройдя по Зининой метке, сразу понял, почему мне было тревожно: она шла среди деревьев. Я видел на ней пуховик, теплые штаны и лямки рюкзака. Сильно пахло сыростью и хвоей – типичными таежными запахами. Вокруг все было размазано. Две неясные фигуры впереди, одна позади.

– Шевелись, сучка, не ленись, – раздался искаженный до неузнаваемости мужской голос.

Девушка послушно прибавила шаг, хотя и так шаталась от усталости.

– Ну что я за идиот! – взвыл я в голос. – Почему не подумал о защите разума!!!

Я сделал ей амулет исцеления и щит жизни, они лежали в кармане брюк в деревянном портсигаре, обработанном маскирующим модулем.

О маскировке амулетов подумал, а о разуме нет! Хоть бы ее не обыскали! Как плохо, что через астральную метку заклинаний не видно! Теперь ее на закланье ведут!

«Спокойно! Прекрати паниковать, поздно волосы рвать! – решительно высказалась Фиона. – Переключайся на Костю».

Костя шел впереди рядом с Рудольфом. Видимость была отличная, слышно дыхание и хруст сучков, шуршание листьев. Запахи были такими яркими, что дурманили. Они двигались прогулочным темпом, молчали. Зина брела в двух шагах за ними. Теперь я четко видел ее лицо: бледное, застывшее, в глазах пустота.

«Вряд ли она в таком состоянии может что-то рассказать», – прокомментировала Фиона.

Сердце заныло пуще прежнего, и пришла решимость. Гады. Порву всех. А если с Зиной что случится – сам сволочей пожарю на медленном огне. Начну с Тимофея. Вон он, гнида, сзади идет, курит. Как сладко он будеторать над костром! А душу его к демонам отправлю, на веки. Прана получится – закачаешься. Как сладко я ее выпью… И я во второй раз завопил:

– Вартараар! Убью! Не смей лезть в мои мысли, тварь!.. – в сердцах стукнул кулаком по столу, который услужливо появился рядом.

– Белый шаман, – послышался далекий голос.

Я выскочил из астрала и рывком повернулся к девушке.

Роза отступила на шаг, побледнела и шлепнулась на пятую точку.

– Ой! – воскликнула, как перепуганная девочка, закрыв рот ладонями. – Что с тобой случилось, Белый шаман? Ты постарел!

(обратно)

Глава 16

Мы шли быстрым темпом. Девушке я объяснил, что пришлось потратить немного жизни для борьбы со злыми духами, но теперь надо идти выручать жену.

– Не надо было оставлять ее одну, – Роза покачала головой. – Совсем вы, русские, своих жен распустили, силой надо было в вертолет тащить.

В этом я был с ней полностью согласен.

Погода была не по-осеннему теплой. Шумно пели разноголосые птицы, свистели рябчики. Они чуть ли не из-под ног взлетали, громко хлопая крыльями и недовольно фыркая. Мошкары почти не было. Рай для охотников.

Вдруг сигналка, которую я раскинул, не пожалев маны, показала три знакомых ауры, быстро двигающихся следом за нами.

– Стой, Роза, отдохнем пару минут. – Девушка посмотрела на меня удивленно. – Скоро гости появятся, – предупредил я. – Ты посиди пока рядом.

Спустя минуту я сильнее надвинул капюшон и крикнул, подняв руки:

– Андрей, Сергей, Паша! Выходите, я не вооружен. Есть разговор.

Три уголовника осторожно вышли из-за деревьев. Дюша и Корпус – с ножами, Паша держал в руке пистолет.

– Какой глазастый мусорок, – язвительно заметил Паша. – А не боишься, что глазоньки твои любопытные на перышках повиснут… – и затих, оплетенный фиолетовой сетью. Замерли и его дружки.

– Значит, так, граждане бандиты, мне ваши делишки по барабану, у меня своих дел полно. Я здесь по поводу пропажи людей. Роза – проводник в Ямбурское урочище, слышали о таком?

– Да, – заторможенно кивнул Паша. – Там чертовщина творится. Розочка, я надеюсь на тебя, слышишь? Не трепись, целее будешь. – Это Фиона чуть ослабила давление.

– Она молчунья, ты же знаешь, – ответил я за нее. – Эту туристическую лавочку собрались прикрыть. Я приехал разобраться. Разберусь – все останется по-прежнему. Не нравятся кое-кому наверху пропажи людей, и не абы каких. Грешат на уголовников. Ты понял меня, Паша?

– Понять-то понял… – сказал и замолчал.

– А дальше? – надавил я. Фиона усилила нажим.

– И поверил.

– Я бы еще помощь от тебя принял.

– Это какую? – удивился Паша.

Дюша с Корпусом тоже переглянулись.

– Пушку мне свою оставь. Я верну.

Паша на секунду замер и неожиданно для своих выщелкнул обойму, передернул затвор и бросил пистолет на землю.

– Пошли, братва, – позвал дружков и первый пошел восвояси. Через пару шагов обернулся. – Удачи тебе. Не знаю, кто ты, но не мент – точно. – И это при том, что Фиона практически прекратила воздействие.

– В чем дело, Паша! – послышался возмущенный крик Дюши.

– А в том, что прав оказался Корпус… – Голоса затихли.

Я собрал оружие. Не поленился и нашел патрон из ствола. Стандартный ПМ со спиленным номером. Мы продолжили движение.

– Ты – большой шаман, – нарушила молчание Роза. Она произнесла это не как имя, а как похвалу.

– В смысле?

– Ты много сил до этого потратил, но и сейчас от тебя сила исходила, я чувствовала.

– Дай бог, чтобы ее хватило! Вытащи колбасу, на ходу пожую, некогда останавливаться.

На первый привал остановились на закате. На севере он долгий, нежный, почти незаметный, плавно переходящий в сумерки. Роза тяжело дышала, и я влил ей силу Жизни. Она удивленно прислушалась к самочувствию и посмотрела на меня еще более уважительно. Показала направление к урочищу, и я вылетел свободным сознанием.

Четыре знакомых ауры я заметил километрах в пятнадцати от нас. Они мерно топали в сторону урочища. Таким темпом к темноте успеют, а там… я сжал зубы и снизился. Теперь последним шел Костя, и он же нес снятый с Зины рюкзак. Она, бедная, шаталась пуще прежнего, буквально висела на руке Тимофея. Вот они, явные следы «черноты»… тьфу, здесь уместнее говорить «серости». Если бы не снял слепок с алтаря, не заметил бы. Я и не видел. Жаль, что они мне после похода на кладбище не попались. Вот ведь скотство… Только через аурные метки вскользь последил. О! Рудик достал уоки-токи, значит, до места близко. Интересно, они сразу резать начнут или повременят? Молодец я, зазря не психую. Ага, фиолетово-серая ниточка к Зине тянется от… На поясе Тимохи висел холщовый мешочек. Из него полыхало серой силой Смерти и фиолетовым Разумом. Заглянул внутрь. Брошь. Черный камень в серебряной оправе. Тонкая и явно старинная работа. В камне искусное двустихийное плетение. М-да, еще одна древность. А где волшебный сундучок? Он оказался в рюкзаке Кости. Старинная деревянная шкатулка с маскирующим плетением. Она была лишь немногим меньше первой, что с жезлом. Внутри два странных прибора из техномагического обихода, финка с серым плетением, кривой жертвенный нож без плетения, но пропитанный силой, и три наконечника от стрел! Явно современные, но со встроенным заклинанием. Они-то зачем? Есть огнестрельное оружие. У Кости пистолет и у Тимохи с Рудиком по карабину. Что еще… у каждого на груди по одному амулету, наполненному силой Смерти. Все. Да, Зинины амулеты, слава богу, лежали у нее в кармане.

Поднялся выше и пролетел вперед. Вот оно, Ямбурское урочище, в часе ходьбы от троицы «серых» с моей Зиной. Кругом сопки, покрытые лесом, и вдруг – три из них были будто срезаны вертикальным ножом. Чистые скалы. У их подножия – каменистая долинка с пробегающей по ней извилистой речкой. Алтарный камень в центре. Большой валун с нарисованной на нем знакомой пентаграммой. Его переполняла сила. Рядом с жертвенником в голове пентаграммы стояла сложенная из камней небольшая четырехгранная пирамида. От нее во все стороны тянулись нити, из которых по периметру сплеталось охранное заклинание. Оно и закрывало урочище, отпугивало любопытных.

На берегу речки стояли палатки, в которых находились люди. Я увидел четыре ауры, но подробно не разбирался, время было дорого. Вернулся в тело и сразу прошел в метку Кости. Повезло, «серые» беседовали о времени жертвоприношения.

– …спать охота, – зевая, закончил говорить Тимоха.

– Успеем выспаться до рассвета, – успокоил его Костя.

– Константин Александрович, а почему обязательно на рассвете? – спросил Рудик.

– Ты еще молод, Рудик, и многого не знаешь. А почему не учишь? Ну-ка, сам ответь на свой вопрос.

– Константин Александрович, не могу я понять! – отчаянно выкрикнул «молодой».

– Как технику с колдовством соединять, ты мастер, а элементарных вещей понять не можешь! Тимофей, объясни молодому.

– Дело в том, что душа человека с рассветом просыпается, – с легкой иронией начал говорить Тимоха. – И не важно, спал ты или нет. Прана подпитывается лучами солнца, раскрывается и становится гораздо сильнее и слаще. Пасмурно или нет – не имеет значения. Метафизика – это тебе не твои электроны. А сейчас мы вдобавок имеем женщину с идущими месячными. Это вообще конфетка! Зачем портить себе и богам удовольствие?

Зарычав, я покинул астрал. Ну, суки! И внезапно поймал себя на мысли: дежавю. Снова алтарь, снова «черные», вернее – «серые», снова тупая злость. А чем это закончилось в руинах? Меня самого чуть в жертву не принесли, я себя переоценил. Все, хватит. Теперь буду вдвойне осторожен, на рожон не полезу.

– Отдохнули и двинули, – скомандовал я Розе.

– Стемнеет скоро, как по темноте пойдем?

– Я поведу. Мне не важно, день или ночь. А маршрут у меня уже здесь, – постучал пальцем по виску. – Пошли.

– Идем, Великий Белый шаман. – Девушка решительно встала.

Я поморщился. В руинах друзья тоже в меня верили, а я надежд не оправдал.

«Теперь у тебя есть горький опыт, ты не станешь рисковать. Я очень на это надеюсь», – сказала Фиона с многозначительным намеком.

Я не ответил.

До границы урочища мы добирались более пяти часов. Стояла ясная холодная ночь. Роза падала от изнеможения, держалась исключительно на моей силе Жизни. А перед охранным контуром к усталости добавился немотивированный страх. Моя «пелена разума» включилась сама (точнее, «девочки» создали, как только обнаружили угрозу), на Розу пришлось ее набросить.

– Отдыхаем, едим – и я пошел, – сказал я девушке.

– Куда пошел? А я? – обиделась Роза, дышавшая как загнанная лошадь.

– Ты подождешь меня здесь, спрячешься где-нибудь. Они тебя не найдут, гарантирую.

– Но… тебе нужна помощь!

– Я справлюсь, не переживай. Ты будешь мне обузой. – Разговаривая, я в две ветки вставил два заклинания: «щит жизни» и «пелену разума», потом завернул их в носовой платок и наложил на него маскировочный модуль. – Держи этот сверток при себе: поможет в случае чего. Действует примерно сутки. Помолчи, – прервал ее возражения и накинул на девушку «скрытку». Это заклинания из стихии Жизни для сокрытия ауры.

– Все, я отдыхаю. – Закончил с Розой и накинулся на еду, одновременно втягивая в ауру ману, к сожалению, только Жизни и Разума. Фиона с Синей тоже заряжались.

Спустя час я был готов. «С Богом», – подумал, мысленно сплевывая через левое плечо, и вылетел свободным сознанием.

Четыре палатки. Две китайские камуфлированные двуспалки и две четырехместные. Неподалеку обложенный камнями потухший очаг, деревянный стол и лавки под камуфлированным тентом. Обжитой лагерь, давно и надолго устроились, сволочи. Двое часовых. Один на противоположном берегу, второй на этом, перед тропинкой в лагерь. Оба были вооружены автоматами и сидели на открытых местах – скрытно не подберешься. Правда, они беззаботно дрыхли. Но меня смущали странные амулеты, наполненные стихией Смерти. Зина спала рядом с алтарем, сидя на корточках. Она по-прежнему была окутана серо-фиолетовой сетью. Нить от нее тянулась в ближайшую двуспальную палатку. В ней спали Тимофей с Рудольфом. Костя нашелся в большой палатке и тоже спал, вместе с неизвестным мужиком. Не в обнимку, в разных углах палатки. Судя по насыщенно-серой ауре, мужик являлся главным жрецом. Во второй четырехместке спали еще трое, в двуспалке – склад продуктов и всякой утвари. Там же в отдельном ящике нашлись обычные на вид небольшие камни с тонким рисунком внутри каждого – души жертв. Меня передернуло от омерзения. Имелся еще один автомат, два карабина и пистолет в палатке «охраны», у Тимохи и Рудика – карабины, у Кости – пистолет. Вот и все оружие. Вызвали недоумение два арбалета в «командирской» палатке, с болтами, наконечники которых были наполнены силой Смерти и замысловатым плетением, как у тех, в шкатулке… Да это они и есть! Оперативно поставили, поостеречься надо.

Внимательно осмотрел пути подхода-отхода и вернулся в тело. До рассвета оставалось чуть больше двух часов, так что пора. План, несмотря на острое желание освободить заточенные души, решил не менять. Надо реально смотреть на собственные силы.

– Роза, спрячься за теми кустами, – скомандовал, указывая на едва видимые в свете звезд контуры. – Жди меня с час после рассвета, если не появлюсь – возвращайся одна. В урочище не лезь!

– Белый шаман, а как же ты?!

– Я же сказал – ты мне не поможешь! А себя загубишь. Лучше передашь своим шаманам, что в урочище живут шестеро «забирающих души». Они вооружены. Пускай охотники отстреливают их издалека, а шаманы должны прикрыть стрелков от страха. Если этого не смогут, то грош им цена. Да, зимой они здесь не живут. Поняла?

– Я поняла, Егор, – Роза впервые назвала меня по имени. – Да помогут тебе духи предков, – после этих слов собрала наши вещи и побрела прятаться.

Я подошел к границе. Активное плетение имело вид серого забора из рыболовецкой сети. Накинул на себя «скрытку». Осторожно приблизил к «охранке» руку – ноль реакции, просунул дальше – ничего. Решительно шагнул сквозь нее. Тишина, всплесков нет. Глубоко вдохнул-выдохнул и ступил на тропу спуска в это мини-ущелье.

При помощи ночного зрения видел почти так же, как днем. Опыт скрытного перемещения по пересеченной лесистой местности у меня имелся. Далеко не егерь, но с задачей не шуметь в ночной тиши справился. Она сама естественно прерывалась редким воем далеких волков, уханьем филина и другими непонятными ночными звуками – все доносились из-за пределов урочища.

Часовой не проснулся. Теперь не проснется никогда. Громкий хруст ломающихся шейных позвонков, казалось, разбудит всех, но обошлось. Я подержал дергающееся тело за свернутую голову, внимательно огляделся и тихо положил его на землю. Защитный амулет, если это был он, на скрытую ауру не среагировал. Спрятал свой пистолет в карман и снял с убитого автомат. Магазин был, к сожалению, один. Через страшно скрипящий мостик из самодельного теса подобрался ко второму охраннику, замирая после каждого шага. Он, похоже, все-таки проснулся, но отреагировать не успел. Раздался еще один хруст свернутой шеи, и я надолго застыл, прислушиваясь к обстановке в лагере. Пошевелился только после возобновления всех храпов. Осторожно пробрался через мостик-лаги – и вот я с двумя автоматами около Зины. С момента пересечения границы прошло полчаса – непозволительно много!

Сеть вокруг головы девушки была сложной, многоуровневой. Конечно, если бы позволяло время, то можно было бы распутать ее без вреда для здоровья. А если просто оборвать управляющую нить, то Зина, как минимум, получит шок и потеряет сознание, как максимум – сойдет с ума, но это маловероятно, и рискнуть можно, но… основная проблема в амулете, вернее, в его хозяине. Он обязательно почувствует, проснется и… станет шумно. А я планировал просто забрать Зину, без подвигов. Меня сильно смутили защитные амулеты, которые, слава богу, на «скрытку» рассчитаны не были. Что ж, придется и дальше поработать «ниндзей». Спасибо Рону, опытнейшему лазутчику, за науку. Да я и сам за время бурной эгнорской жизни с войной и тайными операциями кое-чему научился.

Двухместная палатка оказалась очень тесной. Пришлось оставить автоматы на пороге и втискиваться, стараясь не наступить на руки-ноги. Тимофей что-то почувствовал и перестал храпеть. Пришлось поторопиться и вместо тихого сворачивания головы ударить охотничьим ножом в сердце. Коротко, без замаха. И сразу прикрыть ему рот. К сожалению, он долго дергался и разбудил-таки Рудика, который неприлично быстро сообразил, что к чему.

– А-а-а! – в страхе заорал он и потянулся к карабину.

Удар вересовского ножа скользнул по защите. Вот и проверка «серого» амулета. Хорошим оказался, на настороженность хозяина среагировал, да и удар наносился с большого расстояния. Все, маскировка больше не нужна – мана потревожена, и я бросил в Рудика «ловчую сеть» второго уровня – защита слетела… но мгновенно возникла новая! Я не стал больше атаковать заклинаниями. Включив свой «щит жизни», я тупо продавил серую пленку, возникшую вокруг противника, и перерезал Рудику горло. Эта схватка длилась не более трех секунд, а спустя еще две я, вылетев рыбкой из палатки, стоял у порога и опустошал магазин автомата.

Я стрелял по палаткам, чередуя очереди, с командирской на охранную. Грохот выстрелов возвращался усиленным эхом, рвал предрассветную тишину. В перерывах между очередями раздавались крики и стоны. Сменил пустой автомат на заряженный и замер, прислушиваясь.

Обе палатки завалились. В правой, с тремя «серыми», заметное шевеление и стоны. Выпорхнула одна душа. Кстати, души первых четырех «серых» я тоже видел – совсем недавно ушла Рудикова. Левая, командирская палатка лежала без движения, одной бесформенной кучей.

Не выпуская груды тряпок из виду, подошел к лежащей на земле Зине. Она была без сознания. Заклинание, как я и ожидал, исчезло со смертью владельца амулета – для того я и лез в палатку. Влил в Зину силу Жизни и почувствовал опустошение собственной ауры. Приводить девушку в чувство пока не стал. Придется сначала разобраться с остальными. Непросто будет. Амулеты мощные, пули отводят и «ловчую сеть» второго уровня не пропускают. Жаль, ничего другого атакующего из стихии Жизни не знаю, да и маны осталось катастрофически мало.

«Да вылези кто-нибудь, наконец! Эх, мне бы мою саблю! Черт, охотничий нож в палатке забыл, а вересовским резать вслепую, через ткань палатки – несерьезно». Я рассуждал об этом и о многом другом, медленно двигаясь к палатке охраны.

В ней двое живых с автоматом и карабинами, не считая пистолета. Под завалом у Кости имеется еще один и там же два любопытных арбалета. И мужик, пропитанный силой, в придачу. Но сначала надо нейтрализовать автомат, целый рожок я отвести не смогу, силы не хватит.

– Сдаемся, – закричали из палатки, – не стреляйте! – активное шевеление и вой раненого вперемежку с руганью.

Я промолчал и опустился на одно колено. Разрывая ткань, из палатки показался полуголый человек в теплой фуфайке. Одну руку держал поднятой, второй зажимал кровоточащий бок. Я нажал на курок. Только пятая пуля не отклонилась и проделала аккуратную дырочку в переносице. Целился я в корпус, но «калаш» задрался. Удачно получилось. Мужик рухнул, но чувство опасности взвыло. Я перекатился в сторону, а в место, где я недавно сидел, зацокали пули. Пришлось перемещаться дальше и дальше, пока не обогнул спрятавшегося за трупом товарища «серого». Его защиту пробили последние пули из длинной очереди, и мой автомат заглох. «Серый», видимо, не обладал ночным зрением, поэтому продолжал палить в то место, откуда увидел вспышки выстрелов, а перевести огонь не успел.

Не зря в магическом мире нет огнестрельного оружия, не эффективно оно. В наконечник стрелы или арбалетного болта можно впихнуть заклинание и напитать силой, а в пулю… в принципе можно, но замучаешься в каждую, это же ручная работа. Кроме меня, конечно, – я штамп создал, но я – исключение. Наконечники опять-таки можно извлечь, далеко не улетят, а пулю где найдешь? Слишком дорого выходит. Да и порох – вещество крайне ненадежное, при необходимости можно разработать много способов его дистанционного воспламенения.

Это я от нервов так рассуждаю. Застыла поваленная палатка с Костей внутри, не слыхать их и не видать шевелений, будто они там померли. Подходить боязно. Я уже минут пять лежу за трупами, положив на последнего убиенного карабин. Отыскал-таки, нашарил. Старый СКС со спиленным штыком. Ни разу не стрелял из такого. А ну-ка… пуля впилась в нагромождение, бывшее когда-то палаткой, полыхнуло серым – и все. Снова тишь да гладь. У них-то время не ограничено, а вот мне пора убираться. С другой стороны, оставлять их за спиной, когда я с Зиной на руках… это пат. Надо девушку срочно на ноги ставить и валить отсюда. Осторожно попятился назад.

Костя злился на себя, на глупого мента и на весь мир. Они с Василием, бывшим эвенкийским шаманом, а ныне главным жрецом Апопа алтаря Равновеликих Богов оказались под завалившейся палаткой. Один напавший, странный мент, убил всю жертвенную пятерку (команду, необходимую для правильного совершения ритуала) и гостей, его «подчиненных» – начинающих колдунов Тимофея и Рудика. Костя почувствовал их смерть, и ему стало больно. Особенно жаль Рудольфа, который подавал большие надежды. В его руках техника будто сама собой скрещивалась с колдовством. Невольно всплыли воспоминания, как они чуть не погибли при открытии портала Равновеликим Богам. Проклятый жезл выпил их жизни, они постарели тогда лет на десять. Потом, конечно, вернули все сторицей, но неприятный осадок остался. Рудик после этого взялся обезопасить использование портала и сделал это всего за полгода.

Костя с Тимохой глядели на странную смесь древности и современности с удивлением.

– Я использовал силы Жизни, Разума и Смерти, – объяснял им гордый своей работой Рудик. – Приглядитесь. Очень мелко, но увидеть можно. Я, оказывается, могу увеличивать рисунок, сам не пойму за счет чего. Смотрите, очень похоже на ауру жреца. А вот эти катушечки – мое ноу-хау! – Рудик приплясывал от радости. – Сигналы в определенной комбинации активируют ауру! А после снимают показания работы жезла. Все выносится на экран. Наши придурки-пространственники увидят пробой между мирами, довольными будут, как коты после валерьянки, и смотреть на нас станут с уважением, а то косятся все время.

– Косятся, – зло повторил Тимоха. – Разрешили бы вы их подчинить, Константин Александрович!

Костя еле заметно поморщился. Ничего, скоро придет время, когда его станут называть как минимум господином, в том числе и «коллеги».

– Нет. Мы используем их втемную, пусть так и останется. Небольшого воздействия хватает, а с этим «прибором» они сами начнут нам в рот смотреть, поверьте мне на слово. Подчинишь – поменяется характер. Зачем нам лишнее внимание? Рудик, следующая жертва полностью твоя, заслужил.

– Спасибо, Константин Александрович!

Своего отца Костя не помнил, он ушел сразу после Костиного рождения. Мать не кормила его баснями про летчика. Она вообще никакими баснями его не кормила, она пила. Отчимы менялись как перчатки. Такие же алкоголики, как и мать. Мальчик возненавидел пьянство. Не ударился во все тяжкие, как большинство его сверстников из таких же семей, а, наоборот, ударился в учебу. Пропадал в школе, просиживал в библиотеках. Там он погружался в свой выдуманный мир, где царила справедливость, и вершил ее он. Но библиотека обязательно закрывалась, и мальчику приходилось возвращаться в ненавистный голодный дом. Небогатые библиотекарши подкармливали его, и это было унизительно.

В подростковом возрасте Костя увлекся историей Древнего мира. Сильно поразила его мифология египтян, красивая и загадочная, особенно «Книга мертвых». Перечитал всю доступную литературу, самостоятельно изучил иероглифы, выучил наизусть все доступные тексты молитв всем божествам и читал их в уме чуть ли не постоянно. Путешествие к пирамидам стала его идеей-фикс. Тогда, в шестидесятые, это было почти несбыточной мечтой.

Однажды, вернувшись домой, Костик застал мать сильно избитой.

– Сыночек, – пьяным голосом пожаловалась ему мать, – он грозится меня убить. Приревновал, скотина пьяная! Вон, лежит, дрыхнет. Ну, я ему! – с этими словами попыталась подняться, но упала, схватившись за живот. – Убью! – прорычала в пьяной истерике и затихла. Уснула на полу, рядом с пустой бутылкой из-под портвейна.

Этот «отчим» отличался скверным характером. Он неоднократно избивал мать да и на Костю смел поднимать руку. Пасынок терпел. Лишь бы мать была счастлива, своим, пьяным, опустившимся счастьем. Но в тот день Костик не выдержал. Кровь ударила юноше в голову. Не помня себя, он схватил кухонный нож и вонзил его в сердце спящего мужчины.

Нож вошел удивительно легко, словно не в грудь человека, а в масло воткнулся. Дальнейшие ощущения описать невозможно. Блаженство, полет к небесам, оргазм – все вместе и очень долго. Костя очнулся на полу рядом с диваном, на котором лежал труп старика с торчащим из тела кухонным ножом. Настроение было отличное, сил столько, что, казалось, можно горы двигать, если возникнет необходимость. Дождался ночи, завернул тело в простыню и спокойно, играючи вынес его укромными переулками к реке и сбросил в воду. Удивительно, но крови не пролилось ни капли!

Угрызений совести Костя не испытал. Он, наоборот, посчитал убийство актом справедливости и был страшно горд, что совершил его он, никому не известный юноша-отличник, как водится – очкарик. Вернулся домой и лег спать на тот же диван, ставший алтарем. Это дополнительно грело душу.

Ночью к нему явились египетские боги. Пятеро, имеющие непосредственное отношение к смерти. Главным был змей Апоп.

Со следующего дня началась новая жизнь будущего верховного жреца Апопа. Так ему сказал сам змей. Юноша поступил на исторический факультет, стал археологом, объездил полмира. Под воздействием силы чиновники легко подписывали любые бумаги, поэтому проблем с выездом из страны для участия в экспедициях у Костика не было, как не было и проблем с финансированием. Боги указывали ему, где и как искать нужные артефакты, как правильно совершать ритуалы и многое другое. Свели его с другими жрецами, и каждый мнил себя Верховным. Но Костя верил в то, что он – единственный. Правдиво говорить о снах с «коллегами» было не принято. Конечно, он подозревал, что боги могут каждому своему жрецу обещать первенство, и считал это справедливым, нужным для здоровой конкуренции, ведь все колдуны жутко честолюбивы.

В девяностые началось раздолье. Сами собой возникали разные секты, в том числе и сатанинские. Из них Костя и стал вербовать адептов. После первой же жертвы, перешагнув через совесть, все участники ритуала становились ревностными почитателями Истинных Равновеликих Богов. Еще бы.

Во-первых, сила. Она была реальной, видимой, осязаемой. Адепты сразу начинали видеть ауры и многие другие «потусторонние» вещи. Впоследствии дар можно было развить и научиться подчинять людей, убивать или лечить. Продлять свою жизнь, защищаться от пуль и делать многие другие невероятные вещи. Одним словом, стать колдуном. Служители египетских богов почему-то предпочитали называть себя так, а не магами или волшебниками.

Во-вторых, ни с чем не сравнимый кайф во время жертвоприношения.

В-третьих, ощущение собственного могущества, сладкое чувство тайной власти над окружающими. Если у кого и оставались моральные запреты, то они быстро стирались.

И вот, года три назад, боги впервые потребовали передать им души. Объяснили, как сохранить их во время жертвоприношения, как и где переправить. Про то, что жезл «сосет» силы, то ли забыли предупредить, то ли не посчитали нужным – если ты слаб, то не годишься на роль Верховного жреца. За полгода собрали необходимое количество душ, попытались переправить – и чуть не погибли. И лишь два года назад, благодаря Рудику, дело пошло. И не только у «жертвенных пятерок» Кости, но и у других. Заметно возросла сила адептов, повысилось качество амулетов, усилились немногочисленные Истинные алтари. День, когда боги, или все-таки демоны – Костя всегда путался, спустятся в наш несовершенный мир, неумолимо приближался. И тогда…

Константин Александрович и желал, и боялся появления хозяев. А ну как не он станет Верховным? А если сам в чем-то провинился? Тогда – под нож! Сила почитателей Апопа была самая «сладкая», в этом он убедился лично, когда принес в жертву провинившегося младшего жреца. На втором месте стояли беременные женщины, на третьем – женщины во время месячных. Дети, вопреки представлениям европейских сатанистов, стояли на последнем месте. Их души, не успевшие вобрать в себя силы мира, были самыми слабыми.

Лежа под завалившимся тентом, Костя жалел, что пошел на поводу у Рудика с Тимохой. Видел же, что мент необычный, но не удержался – его жена просто сочилась сладостью. Подвела самоуверенность. Привыкли, что милиция всегда перед колдунами на коленях стояла. Стоит только пожелать, укоризненно покачать пальчиком – дело закрыто. А сколько он встречал людей с такой же богатой аурой, как у Егора? Никто из них не умел пользоваться силой, и этот, похоже, не умел, ни разу не видел от него узоров. Ошибся Верховный жрец, этот хитрый длинноволосый парень скрывал умения. Даже не парень, а солидный мужик, судя по изменившейся ауре. Или он жизнь на силу обменял? Тогда мент еще опасней. Ничего, есть у них с Васей туз в рукаве…

Я уже подкрадывался к Зине, когда чувство опасности снова взвыло. Провалился в ускорение и сразу услышал скороговорку Фионы:

«У тебя пара секунд, дольше не продержу!»

До последних живых «серых» было метров десять. С мыслью «Зачем отходил?!» – бросился вперед. Они появились вдруг, как из-под земли. Не медленно поднялись, а именно возникли. Возникли – это, конечно, преувеличение, быстро вскочили сквозь медленно оседающую ткань, нисколько не уступая мне в скорости. Я как раз оттолкнулся в прыжок.

Костя и незнакомый эвенк держали в руках арбалеты. Болты сорвались почти одновременно. Не думая, я вбухал остатки своей «жизненной энергии» в создание двустихийного водо-воздушного «диска». Для запуска плетения маны хватило, но ускорение кончилось на пике прыжка. Теперь не увернуться.

Один болт промазал, второй, не обратив внимания на «щит жизни», пробил живот насквозь и наконечником вышел из спины. Я этого не почувствовал, как не увидел и разрезанных «диском» серых. Они пытались увернуться, но заклинание и было на это рассчитано. Для того оно и создавалось нами (мной и Агнаром), чтобы вырезать именно магов, невзирая на попытки скрыться или защититься.

Последнее, что я запомнил, это была мысль: «Зина спасена. Прости меня, Лиза. Я люблю тебя, Лизия!» Даже удивиться успел, что произнес полное имя – не имел к тому привычки. О смерти не думал. Я знал, что уже умер.

(обратно)

Глава 17

Роза уснула мгновенно. Слишком вымоталась. С такой скоростью дойти до урочища – дело немыслимое. Еще и без оружия. Не то чтобы путешествие было очень опасным, совсем нет, просто не принято было в тайгу без карабина ходить. В этот раз повезло, а если волки или росомаха? Та же рысь может сюрприз преподнести. Медведи осенью спокойные, они для туристов страшилка. Конечно, самый опасный зверь – человек, но и о четвероногих забывать не стоит.

Роза хотела было напомнить Белому шаману об оружии, когда увидела его сидящим на пне в старых вырубках, но едва шаман повернулся, как вопрос снялся сам собой: тому, кто умеет использовать собственные силы для борьбы с духами, оружие не нужно. В этом она чуть позже убедилась воочию. Паша, для ее начальства – авторитет, которого боялись до дрожи в коленях, в ответ на легкое дуновение силы отдал Егору пистолет. Тогда девушка окончательно уверилась в успехе вылазки. У самой Розы карабин давно отобрали – неформальная власть в поселке ревностно оберегала собственное существование. Желающих подсесть на золотую жилу всегда достаточно, даже в таком малолюдном месте.

Потом был быстрый поход, приливы силы от Егора, его видение маршрута и, наконец, амулеты. От них шел слабый ток, который исчез, как только шаман завернул веточки в носовой платок. Роза была поражена. Ее дед был хорошим шаманом. Она помнила, как подолгу камлал он перед созданием каждого талисмана на удачу или для здоровья, а тут как бы походя – амулет для защиты от злых духов с явно ощущаемым дуновением силы. Девушка не сомневалась в победе Егора и не собиралась ему мешать. «Передать шаманам» – и другие слова – не больше чем уловка, чтобы женщина не вздумала спускаться в урочище в разгар битвы с духами.

Да что она, не понимает? Привык Белый шаман с глупыми женщинами общаться, которые дальше своего носа не видят и лезут куда не просят. И еще он боялся сглазить. Нельзя заранее хвастаться скорой победой, предки этого не любят. Только зря он ей разжевывал то, что она давно проглотила. Она с детства чувствовала духов: как злых, так и предков. Дед давно удивлялся этой Розиной способности и шутливо называл ее Вальчикан – «глазастенькая».

Утром, если Егор не вернется и «забирающие души» не выйдут, то она… посмотрит, что делать. Первым делом надо поспать, она не двужильная.

Примерно так рассуждала девушка, укладываясь на теплый спальник и укрываясь пуховым одеялам. Забираться в тесный мешок, из которого долго вылезать – поостереглась.

Прошел всего миг, и девушка, вздрогнув, распахнула глаза. Со стороны урочища порывами шел ветер силы духов, слышались автоматные очереди. Через пять минут ударил ураган, и все затихло.

Восток окрасился кровью. Ярко-алым злым предзнаменованием.

Роза посмотрела на часы. Прошло три четверти часа с момента ухода шамана. «Он мертв… – внезапно поняла она. И не захотела в это поверить. – Не может быть, не может быть…» – молитвенно шептали губы.

Роза честно выждала два часа после рассвета. Из урочища не вышел никто. Ни Егор, ни «забирающие души». А ведь пора, иначе до темноты не успеют, а утром вертолет. Роза решилась и пересекла невидимую границу. Совсем чуть-чуть дунуло силой – и все, будто легкий шепоток приласкал кожу. Накануне она успела почувствовать ее влияние, секунды, пока Белый шаман не прикрыл девушку: панический страх и упорное желание свернуть в сторону. Роза уважительно погладила завернутые в платок веточки.

В долину спускалась целый час. Пряталась за каждым деревом, пугливо прислушиваясь к каждому шороху. В абсолютной, мертвой тишине урочища любые шумы звучали как выстрелы.

Действительно мертвой. В ущелье лежали трупы. Частью окровавленные. На противоположном конце каменистой площадки так и вовсе валялись куски тел, словно сумасшедший мясник поработал. Но самое главное, Роза почувствовала полное бездушие места. Духи предков сбежали отсюда, покинули это проклятое урочище. От большого плоского валуна с четко прорисованной пентаграммой и от каменной пирамиды ощутимо дуло зловещей силой. Но одна живая душа здесь находилась – жена Белого шамана. Роза побрела к ней, с тоской косясь на бездыханное тело Егора, к которому подбегала в первую очередь.

Он лежал на полпути между алтарным валуном и разрубленными телами, лежал на животе в неудобной позе с неестественно раскинутыми руками. Правая сжимала выкидной нож. Пальцы были бледные и худые, кожа на них морщилась, точно принадлежала старику: грубые складки чередовались с мелкими трещинками, как у скомканного пергамента, тронутого веками. Из спины торчал прикрытый бушлатом наконечник стрелы. Если бы Роза не чувствовала тока сил, то не заметила бы и накололась. Или перевернула бы тело и еще сильнее растревожила рану. В стреле сидел злой дух, он жаждал смерти, он хотел захватить и поработить любую душу. Девушка вздрогнула, представив, как прокалывает им руку, и еще больше испугалась за Белого шамана. Жив ли он после такого? Судя по тому, что злой дух не успокоился, душа шамана оказалась ему не по зубам. Откинутый капюшон заставил Розу завыть сквозь зубы. На нее смотрело холодное лицо старика. Впалые глазницы, ввалившиеся щеки, дряблая складчатая шея под полностью седой бородой. Веки закрыты. Роза не решилась их сдвинуть.

Егор был мертв. Отдал свою жизнь за жизни всех «крадущих души». Тоска захлестнула девушку с головой, смывая остатки надежды.

На Зину, чтобы она очнулась, пришлось плеснуть водой из речки. Жена шамана судорожно вздохнула, тряхнула головой и застонала, закрыв лицо руками.

– Успокойся, – вяло произнесла Роза, садясь на землю, – тебе нечего больше бояться, твой муж убил всех.

Зина вздрогнула и убрала от лица руки.

– Ты кто?! – она с трудом фокусировала взгляд. – Официантка?! Что ты здесь делаешь? А где это я? Почему так холодно? Как голова болит! – задавая каждый вопрос, Зина поворачивала голову налево, направо, но с земли не поднималась, поэтому трупы пока не замечала.

– Тебя хотели убить и выпить душу. Твой муж бросился тебя спасать. Спас, ты жива. В отличие от него…

– Где я?! Объясни толком! – Зина попыталась сесть, но тут же упала, со стоном схватившись за голову. Роза смотрела на эти страдания невозмутимо. Грусть по шаману выдавила остальные чувства.

– Ты в Ямбурском урочище. Тебя привели сюда, чтобы заколоть на том алтаре, оглянись. Ты совсем ничего не помнишь?

– Я в лесу?! – в отчаянии закричала Зина, не силах поверить в очевидное. – Как я здесь очутилась?! – Слова о судьбе Егора прошли мимо ее ушей.

Роза не ответила.

Спустя несколько мучительных минут и множество бесплодных попыток Зине все же удалось сесть. Голова перестала разваливаться, держать ее руками стало не нужно.

– Я же только что проводила Егора, прилегла на минутку и… все, я здесь, – недоуменно проговорила она. – А где Егор, он вернулся? А что это здесь произошло? – спросила с замиранием сердца. Только сейчас она увидела трупы, и только сейчас до нее стал доходить смысл сказанных Розой слов.

– Егор!!! – вырвался у нее нечеловеческий вопль, и девушка, шатаясь, бросилась к недвижному телу.

Роза успела в последний момент. Зинина рука почти коснулась наконечника, когда Роза перехватила ее за запястье.

– Под курткой – отравленный наконечник, – глухо пояснила она. – Ты чуть не укололась.

– Пусти, он жив, я чувствую! – истерично вопила Зина, вырывая руку. – Я медсестра!

– Осторожней со стрелой, – предупредила Роза, отпуская девушку.

Не прикасаясь к опасному выступу и не пытаясь перевернуть Егора на спину, Зина прижала пальцы к шее в надежде нащупать пульс.

«Боже, какой он старый! Но это точно он, я точно вижу! – думала девушка. – Если бы я его не знала, ни за что не поверила бы в такое быстрое старение. Егорушка, любимый, ну, давай: один удар сердца, не умирай!!! Эх, если бы ты был рядом!.. Ой, дура! Какая я дура!!!» – чуть ли не вслух выкрикнула Зина и принялась лихорадочно копаться в кармане брюк.

Амулет «исцеления» зажат в руке, по кулаку бежит тепло. Она сразу поняла, что надо делать, и горячо пожелала исцелить любимого. Мгновение спустя почувствовала пустоту амулета и снова прижала пальцы к сонной артерии. Минута ожидания тянулась мучительно долго, и, когда под пальцами явственно прокатилась волна пульса, внутри Зины лопнула какая-то струнка, державшая девушку в постоянном напряжении. Через полминуты она ощутила еще одну волну крови в теле Егора, еще через тридцать секунд – новую. Четыре удара в минуту – уже не труп, но и далеко не живой. Зина, медсестра реанимационного отделения, расслабилась окончательно. «И не таких вытаскивали…» – самонадеянно подумала она.

– Эй, ты чего это такая довольная! – Роза словно очнулась, увидев счастливое лицо жены Белого шамана.

– Он жив, понимаешь, он жив! – прошептала Зина сквозь слезы.

– Не может быть… – прошептала Роза и приложила руку с другой стороны шеи.

Она почувствовала мощный вихрь силы, исходящий из талисмана. «Это не вернет человека к жизни», – подумала эвенкийка. И не вернуло. Жизни в теле не прибавилось. Однако через пять минут Зина расцвела в радостной улыбке, и Роза с надеждой прижала пальцы к шее шамана и тоже почувствовала одинокий удар пульса.

Через пятнадцать секунд – еще. Нет, жизнь не вернулась, но и смерть отступила. Душа не желала окончательно покидать тело, и более того, удерживала организм от распада. Теперь все зависело от желания жить. Если душа захочет – вернется окончательно, есть куда; если понравится свобода – уйдет в страну предков. Появился проблеск надежды. Дед рассказывал о таких редких случаях, когда дух не теряет связи с почти мертвым телом. И по телевизору, который Роза время от времени смотрела, иногда говорили о летаргии. Это слово будет понятнее для непосвященных. Тело ни в коем случае нельзя хоронить; в прохладное помещение перенести – и пусть оно лежит, ждет своего часа. Как долго – другой вопрос; может, день, а может, и годы…

– Эй… Роза, кажется? – Голос Зины вырвал внучку шамана из задумчивости. – Надо стрелу вытащить.

– Что? Ах да. Наконечник надо снять обязательно, а саму стрелу нежелательно, может кровью истечь.

– Не переживай. Он – точно не истечет, – уверенно заявила Зина. Она давно совместила быстрое выздоровление Вереса и способности Егора. – Правда, теперь он не в лучшей форме, но ничего. Когда очнется – не обрадуется, если стрела в животе останется…

– На холод его надо, – прервала Роза рассуждения жены. – Он в летаргическом сне, надо тело сохранить до возвращения души.

– Какая летаргия?! – возмутилась Зина. – Я – медсестра реанимации! У него просто глубокая кома!

– А я – внучка шамана, и он – шаман! – твердо возразила Роза. – Я вижу: в нем нет жизни! И смерти тоже нет. Ты хочешь, чтобы он сгнил на солнце?!

Женщины сами не заметили, как встали друг против друга, от волнения раскрасневшись. Еще немного – и они вцепятся друг другу в волосы. Роза первая заметила комизм ситуации.

– Давай для начала стрелу вытащим, – усмехнулась она. – Потом лечить его начнешь. Капельницу поставишь, – под конец не удержалась от сарказма.

– И поставлю! – не сдалась Зина.

Она уже поняла правоту официантки. Летаргический сон – последняя грань между жизнью и смертью, это сильнее, чем самая глубокая кома. Егору и дышать необязательно. Но на солнце ему точно нельзя.

Очень аккуратно срезали наконечник. Роза брезгливо откинула его подальше. Зина взялась за наполовину погрузившееся в тело пластиковое оперение и плавно извлекла короткий деревянный болт из тела. Крови вышло совсем немного.

«Если бы был поврежден крупный сосуд, то даже при отсутствии давления крови вышло бы гораздо больше», – успокаивала себя медсестра.

Внимательно ощупала живот и жидкости там не обнаружила. Довольная, плотно перевязала старческое тело Егора бинтом из «трофейной» аптечки.

Роза объяснила эффект потери молодости. Какие-то «жизненные силы» переходят в силу духов, и Егор мастерски владел этим шаманским приемом. Такое старение – не настоящее, оно хоть и с трудом, но обратимо. Главное в этом умении – вовремя остановиться, и это, видимо, Егору не удалось. К тому же отравленная арбалетная стрела добавила негатива. Зина словам Розы поверила. Она еще толком не осмотрела поляну, но тела, разрубленные на ровные доли, разглядела. Их трудно было не заметить. То, что это сделано не руками, в доказательствах не нуждалось, и связь этого действа с постаревшим Егором не вызывала сомнений.

Тело спрятали в небольшой скальной нише, где хранились продукты: что-то типа холодильника. Постелили еловых веток, одеяло и укрыли еще одним. Транспортировать нельзя. По крайней мере, пока. Потом, если пробуждение затянется или никто сюдас миссией спасения не явится, придется переносить. Тогда Розе надо будет лично сходить за помощью – спутникового телефона у «забирающих души» не нашли, только парочку маломощных уоки-токи, да неизвестно как включаемая рация. Может, после разберутся, но это потом, сейчас не до того.

– Пропало пять человек из вашей группы, обязательно начнут искать, – убежденно сказала Роза, когда встал вопрос, что делать.

– Побыстрей бы! Если Егор долго не сможет проснуться, то лучше ему лежать в больнице.

– С больницей согласна, но нас не найдут, – с усмешкой заметила Роза.

– Почему это?

– Потому что урочище закрыто злыми духами. Ты не помнишь, как тебя вели, но я на своей шкуре почувствовала. Любой, кто приблизится, – свернет в сторону. Зверья здесь нет, разве не заметила? Шаман талисман сделал, – сказала, показывая завернутые в носовой платок веточки. – С его помощью я и прошла. Но сила скоро из них уйдет.

– Так что же делать? – огорчилась Зина. Она снова поверила. В явную мистику поверила, над чем раньше посмеялась бы.

– Не знаю. Алтарный камень и та пирамида переполнены силой; возможно, они и держат защиту.

– Та пирамида? – уточнила Зина, присматриваясь к сооружению, на которое указывала Роза. – Отлично! Египетские гробницы, конечно, века стоят, но эта им явно не конкурентка! – с этими словами решительно направилась к ровной четырехгранной груде, сложенной из валунов.

– Стой! – испуганно крикнула Роза, желая было остановить Зину, но быстро передумала. – Нет, ничего; иди, разбирай.

Сказала – и приготовилась к жгучему урагану. Ох уж эта чувствительность! Иногда девушка искренне сожалела о своем даре. Она и не мыслила подойти к этой куче камней. Ей на расстоянии было не по себе, а тут – разбирать! «Я в этом тебе не помощник. Давай, жена шамана, работай», – подбодрила она свою невольную подругу, не проронив ни слова.

Зина ни о чем не думала. Подошла и скинула с невысокой пирамиды верхний камень. Он как раз лежал на уровне головы. Ничего не почувствовала. Пожала плечами, оглянулась, чтобы позвать Розу, но проглотила язык. Молодая шаманка лежала на земле, обняв себя руками. На немой вопрос Зины ответила, еле заметно кивнув, мол, продолжай. В глазах при этом читалось страдание.

– Тебе точно помощь не нужна? – уточнила Зина, продолжив разбирать пирамиду.

Роза утвердительно хлопнула ресницами. На большее сил у нее не осталось.

Разобрав половину пирамиды, девушка вдруг почувствовала странную пустоту в кармане брюк и только сейчас вспомнила про амулет, который, кажется, разрядился. Вслед за этой мыслью на нее навалилась резкая слабость. Зина еле-еле добралась до Розы и рухнула без сил. Очнулись они лишь через несколько часов, перед самым закатом.

– Ну как, Роза, удалось?

– Не знаю. Силы из пирамиды развеялись. Завтра схожу, проверю границу. Надеюсь, мой талисман не до конца разрядится… хотя, он уже… того, по-моему. Ладно, пошли спать.

Девушки освободили от вещей двухместную палатку, собрали оружие и оттащили трупы. Зине было не привыкать, она на мертвецов насмотрелась, а вот Розу чуть не вырвало. Особенно когда таскали части тел. Разрезы были на удивленье ровные, даже скальпелем так не получится, не говоря уже о топоре или пиле. Подумать страшно, чем это их Егор уделал.

«Границы» не было. Роза вернулась с двумя рюкзаками: своим и Егора. Зина чуть не вырвала его рюкзак из рук Розы и устыдилась своей несдержанности. Но это же его вещи в руках у… неизвестно кого! Молодая шаманка лишь еле заметно усмехнулась.

– Продуктов полно, теплая одежда есть, спать есть где. Осталось ждать, – сказала Роза за едой.

Зина молча согласилась. О вертолете, который, наверное, уже улетел на материк, не дождавшись пятерых пассажиров, она и думать забыла.

«В Главное управление ФСБ

Начальнику отдела электронной разведки и контрразведки

генералу Краснову

Только для служебного пользования. Совершенно секретно

Предварительный отчет

о работе отдельной оперативно-следственной бригады

электронной безопасности ФСБ по г. Закутку

В ходе проведения следственно-розыскных мероприятий на данный момент были получены следующие результаты.

1. Аппаратура, с помощью которой был снят ролик, названный нами «Крестные отцы», пока не обнаружена.

2. Однако в деле о «Неуловимых мстителях» наметились существенные подвижки. Группа расследует все версии, но одна выделена как наиболее перспективная. Предполагаемые мотивы действия «Неуловимых»: кроме абстрактной «борьбы за справедливость» с привлечением внимания общественности, выявляются сугубо личные причины – защита жизни и здоровья от мести на почве ревности и личных неприязненных отношений со стороны главного действующего лица нашумевшего ролика, криминального авторитета Славика. В причастности к «Неуловимым» подозреваются (перечислены в порядке возрастания значимости): Зинаида Хром, Сергей Хром, Егор Комес. Последний заслуживает особого внимания и особой осторожности в случае проведения в отношении его оперативных мероприятий, в том числе силового задержания. Многочисленные свидетельства заставляют полагать, что он обладает некими умениями, которые можно отнести к компетенции отдела «П», причем оценить силу этих умений не представляется возможным. Предполагаю, что его способности имеют прямое отношение к мощной экстрасенсорике (колдовство, магия?). Кроме того, имеются свидетельства о хорошем владении им навыками рукопашного боя, по крайней мере, в форме «боя с тенью» (копии протоколов прилагаются).

3. Комес Егор Ронович – уроженец поселка Таежный Кутинского района. Сведения о его жизни до появления в Закутке получить пока не удалось. В Закутке впервые появляется 9 августа сего года, когда был доставлен в местную центральную районную больницу в бессознательном состоянии. 14 августа с диагнозом «ретроградная амнезия» был выписан (справки прилагаются). Стал сожительствовать с медсестрой реанимационного отделения Зинаидой Ивановной Хром, бывшей женой Вячеслава Игоревича Очирова (криминальный авторитет Славик). 11 сентября Комес и Хром вместе отбыли в г. Красноярск с намерением посетить п. Вартарара Республики Эвенкия. Цель поездки (со слов Эльвиры Хром, требует проверки!) – посещение места ритуального жертвоприношения, совершенного полтора года назад (дело расследует начальник следственного отдела Кутинского РОВД Сергей Иванович Хром, брат Зинаиды Хром).

Копии документов всех фигурантов, копия дела «Неизвестный», копия дела об убийстве криминального авторитета Змея, совершенного в форме ритуального жертвоприношения, прилагаются.

Перед отбытием из Закутка Егор Комес две недели работал в косметическом салоне «Спа» на должности мага-целителя. Многочисленные свидетельницы в один голос уверяют, что он действительно помогал клиенткам, облегчая течение самых разных заболеваний и устанавливая верные диагнозы. Копии протоколов допросов, медицинские справки прилагаются.

4. В Закутке обнаружен так называемый амулет «исцеления», представляющий собой круглый деревянный медальон толщиной 1 см и диаметром 5,5 см с нарисованным на нем красным крестом, эмблемой медицинской помощи. Дерево и краска свежие. И рисунок и сам амулет сделаны кустарным способом, без использования станочного оборудования. Художественный уровень изображения слабый, явно любительский. Создатель амулета – Егор Комес. Изделие отправлено в Москву, в отдел «П» для проведения глубокой комплексной экспертизы.

5. В ходе предварительного исследования было выявлено:

а) Амулет – не шарлатанская подделка, он действительно помогает. В частности, значительно облегчил состояние моей жены, уроженки г. Закутка, страдающей хроническим заболеванием (астма).

б) Получить амулет можно исключительно в дар, в ином случае он якобы теряет свои свойства (требует проверки). Данный экземпляр, к сожалению, уже пустой, требующий зарядки путем помещения медальона в лесной массив (сведения не проверены), был передан мне женой, которая в свою очередь получила его от подруги детства, Эльвиры Игоревны Хром, которой амулет достался непосредственно от Комеса.

В связи со всем вышеизложенным предлагаю:

1. Объявить Егора Роновича Комеса в федеральный розыск с пометкой: «Только обнаружение!» Сведения о местонахождении подозреваемого немедленно передавать в органы ФСБ. Попытка задержания либо установление негласного наблюдения силами МВД недопустима.

2. За Сергеем Хромом установить круглосуточное негласное наблюдение с использованием всех возможных технических средств, включая прослушку телефонов и слежения посредством сети Интернет.

3. Объявить в розыск Зинаиду Хром. В случае, если она будет обнаружена вместе с Егором Комесом, сопровождаемая им, то дальнейших действий в отношении нее не предпринимать; в иных обстоятельствах необходимо будет установить за ней круглосуточное наблюдение с использованием всех доступных технических средств, включая прослушку телефонов и слежения посредством сети Интернет.

4. Усилить нашу оперативно-следственную группу личным составом и техническими средствами (список прилагается).

Поиск «магической» аппаратуры продолжается.

Начальник оперативно-следственной группы по г. Закутку

подполковник ФСБ Шувалов А. С.»

Генерал Краснов прочитал доклад. Просмотрел вложенные файлы. Задумался. Он лично знал подполковника Шувалова. Толковый следователь, не склонный к мистике – и вдруг такое.

Тот злополучный ролик, точнее, заключение экспертов взбаламутили службу генерала: отдел электронной разведки и контрразведки. Аппаратура скрытого наблюдения с немыслимыми характеристиками – не шутка. Неудивительно, что расследование таинственных «неуловимых» поручили его хозяйству. А теперь выходит, что надо подключать и этих ненормальных из «П». Парапсихологи, телекинетики, экстрасенсы и другие паранормалы не так давно были собраны в отдельное подразделение для более глубокого изучения аномальных и паранормальных явлений. Отдел создали в ответ на аналогичные действия «заклятых друзей»-американцев, которых дураками далеко не считали, но реальной пользы от него пока не было. Новоявленная служба прославилась исключительно своими странными во всех смыслах сотрудниками, над которыми открыто посмеивались.

Звонить начальнику «П» или нет? Еще раз прочитал тест и решил звонить. Больно любопытные факты приводил умница Шувалов, нельзя разбрасываться такой, пусть и случайной удачей. Чем черт не шутит. А «верю – не верю», «возможно – невозможно» – решим потом, интуиция – не последняя вещь в работе следователя.

– Сергей Вениаминович? Приветствую! Узнал? Я рад, что не забываешь старых знакомых при новой должности. Да что ты говоришь – куда мне до тебя! А теперь серьезно. Мне одну любопытную записку прислали, без тебя никак. Я перешлю тебе копию и сразу предупреждаю – это прорыв по вашей части. Да не смеюсь я, на полном серьезе! Привычки потешаться над старыми товарищами не имею. Да, Сергей Вениаминович, только так, на том и стоим. Ха! Ну ты даешь… не, мне подробности о твоих, прости за прямоту, сумасшедших ни к чему… Даже в двух словах сказать не могу, прочитаешь – поймешь. Да-да, придется вместе поработать. Да, в кои-то веки. Я высылаю, Сергей Вениаминович, изучи. Спасибо, твоей тоже привет.

Переключил селектор:

– Петр, зайди.

В кабинет зашел капитан, адъютант. Он единственный в отделе носил уставную форму: должность обязывала.

– Письмо со всеми вложениями распечатать и передать в отдел «П». И готовься дать делу ход, согласовывай с другими службами. Свободен.

Капитан произнес уставное: «Есть», – четко развернулся и вышел из кабинета. Свою службу он знал на отлично. Шестеренки огромного механизма по имени «государство» пришли в движение. Массивный маховик, который тяжело запускается и с еще большим трудом останавливается, закрутился.

Навороченную рацию импортной модели с надписями исключительно на английском девушки включить так и не смогли, а ведь полдня провозились. Роза, хоть и была эвенкийкой, но была также типично городской жительницей, проведшей в стойбище только положенные всем эвенкийским школьникам часы, и ни секундой больше. Коротковолновые передатчики, по которым кочевники друг другу сплетни пересказывали, в глаза не видела. Зина тоже склонностью к технике не отличалась. Поэтому робинзонки постоянно подкармливали костер, который развели на открытом пространстве, травой и сырыми ветками. А через день после исчезновения «границы», как только послышался фыркающий свист вертолетных винтов, в огонь полетела заранее приготовленная куча влажного мха. Дым повалил – текстильная фабрика позавидует.

Важным пузатым шмелем из-за скалы выполз хмурый вертолет, ни на что, казалось, внимания не обращающий. Роза с Зиной отчаянно запрыгали и замахали руками. Безразличный толстяк сделал круг, будто бы размышляя – внять призывам или полететь дальше. Решил-таки сжалиться и завис над берегом речки, лениво сбивая первую снежную поземку. Наконец нехотя опустился на землю.

Не дожидаясь выброса трапа, из нутра сутулого МИ-8 выпрыгнули четверо мужчин в куртках спасателей МЧС, один из них держал в руке чемоданчик с красным крестом.

– Заблудившиеся? – натужно прокричал командир отряда спасателей, вышедший первым. Вертолет и не думал глушить двигатели. – Здоровы? Быстро в машину!

– У нас есть пострадавший, пойдемте, покажем, – проорала в ответ Зина и потянула за собой врача.

– Вы с ума сошли держать раненого здесь! – ругнулся доктор, когда увидел Егора в скальной нише. – Быстро понесли раненого в тепло!

– Доктор, вы внимательно его осмотрите, а потом командуйте. Я – медсестра.

Врач подозрительно посмотрел на Зину и нагнулся к Егору.

– Да он холодный! – вырвалось у него. – Вы зачем меня к трупу привели? Живые пострадавшие есть?!

– Доктор, внимательней. Пульс проверьте. – Зиной овладело удивительное спокойствие.

– Не учите меня! – совсем обозлился врач, но приложил руку к шее. – И что я должен определить у трупа? – спросил с сарказмом. – Он и без раны скоро помереть должен был, по возрасту… Ой… – вдруг вырвалось у него недоверчиво.

Врач сильнее вдавил пальцы в шею Егора. Скоро брови эскулапа превратились в нарисованный на лбу домик. Лихорадочно, непослушными руками вытащил из чемоданчика фонендоскоп и прижал мембрану к груди раненого.

– Сколько он находится в таком состоянии? – быстро спросил доктор, разрезая повязку на живота Егора.

– Третьи сутки пошли, – невозмутимо ответила Зина.

– Не может быть… – пробормотал врач, ощупывая живот. – Ничего не понимаю… индурации нет, окоченение отсутствует, роговицы влажные… – рассуждал опытный врач, внимательно осматривая бледное холодное старческое тело, смело переворачивая его с бока на бок. От волнения он проговаривал мысли вслух. – Рана сухая. И тоны. Черт, тоны четкие, три удара в минуту… Но не дышит же, черт! Кто он вам? – спросил, резко повернувшись к Зине.

– Муж, – гордо заявила девушка.

Этот ответ доктора добил. Если бы стоял – упал бы, а так, с колен, просто опустился пятой точкой на хвойный пол. Лицо его выражало тупость.

– А! Понимаю, – сардонически усмехнувшись, опомнился и продолжил осмотр.

– Нет, вы не так поняли, ему двадцать пять лет! – запальчиво пояснила Зина, смутившись от того, что о ней подумали плохо.

– Ну-ну, конечно, я вижу.

От дальнейших унижений Зину спасла заработавшая рация доктора.

– Егорыч, женщины с тобой?

– Да.

– Пошли одну к нам, срочно нужны пояснения, здесь… – командир отряда спасателей замялся, не находя слов, и переключился. – Как раненый?

– С раненым не понятно: то ли жив, то ли нет. Скорее, да… потом объясню.

– Я иду, – сказала Роза и пошла на улицу. Откидывая брезент, понимающе переглянулась с Зиной.

После долгих споров женщины решили не пытаться спрятать следы трагедии – все равно найдут, и тогда вопросов появится еще больше. Договорились рассказывать правду и стоять на ней. Поверят, не поверят – другой вопрос. К возможному задержанию обе были готовы, главное – поместить Егора в больницу, пусть и тюремную. Трупы закидали еловыми ветками, и вчера их присыпало снегом.

– Доктор, я предполагаю у него летаргический сон. Я – медсестра реанимации, – сказала Зина, когда врач в очередной раз устало опустился на пол.

– А чего же не помогала, когда я его вентилировал?! – грозно прикрикнул на нее врач. Изо рта Егора торчала интубационная трубка с приделанной к ней «гармошкой».

– Ему этого не нужно, – твердо возразила девушка.

– Да что ты понимаешь! Самая умная, да?! Я пятнадцать лет на «скорой» в реанимационной бригаде отработал, пять лет в медицине катастроф! По-твоему, я в профессии не разбираюсь?!

Зина лишь пожала плечами.

– А я – пять лет медсестрой в реанимации, и тоже не понимаю.

– Ты издеваешься?! Сравнила… с пальцем! – доктор не контролировал себя. – Какой летаргический сон? Какие двадцать пять лет? Сказки все это, лапша на уши! Это… – прорычал, показал на Егора пальцем и, явно не зная, как назвать: – Живой труп, и умер он от старости!

– А ваши слова – не сказка?! – оскорбилась Зина.

И снова в разговор между ними встрял уоки-токи.

– Да! – рявкнул в ответ на вызов Егорыч.

– Ты чего это разбушевался, Егорыч, на себя не похож. Разобрался с раненым?

– Да! Труп он! – прорычал врач. Зина фыркнула.

– Раз труп, то не первый. Бегом сюда, нужна твоя консультация, и девчонку захвати. Мы на другом краю долины… Она слышит?

– Слышит! – недовольно гаркнул доктор, мозги которого безнадежно заклинило.

– Поняла куда? – командир обратился непосредственно к Зине.

– Она поняла, – ответил за нее Егорыч, – конец связи.

Чтобы не сказать грубость, Зина поспешила выйти из мини-пещеры. Доктор, ругаясь, пошел за ней. Заткнулся он только тогда, когда увидел аккуратно, по линеечке разложенные трупы. Четко выделялись два расчлененных тела.

– Господи, ну почему мое дежурство сегодня! – взмолился врач-клиницист, не патологоанатом. – От старика голова кругом идет, а тут еще и это! Что здесь произошло?! – с рычанием, ставшим уже привычным, вопросил он, поворачиваясь к Зине.

– Остынь, Егорыч! Что с тобой произошло – это важнее… – укорил друга командир. – Можно подумать, ты трупов ни разу не видел. Что случилось – мы потом вместе еще не раз послушаем, а пока, будь добр, определи, когда и от чего они все дуба дали.

Доктор, успокаиваясь, тяжело подышал с минуту, нервно закурил и приступил к осмотру.

Женщин на борт не взяли.

– Не переживайте, девушки, доставим мы вашего дедушку в больницу, – кричал командир во время погрузки носилок, отгоняя суетливых женщин от тела Егора.

– Он не дедушка, сколько раз можно повторять! – настырно, в который раз поправила спасателя Зина. Роза недовольно потянула подругу за рукав. – Куда доставите? – уточнила жена «старика», упрямо отдергиваясь от эвенкийки.

– Пока в Богучаны, но Егорыч говорит, что оттуда обязательно в Красноярск заберут, если не дальше. Не потеряешь, тебе обязательно сообщат, – устало сказал командир отряда, будто отмахиваясь от повернувшейся умом девицы.

– Только обязательно пускай сообщат, вы там передайте начальству!

– Передам, передам! Все, от винта!

А вот Зина была совсем не уверена, что сообщат, она прощалась с любимым. Долго не могла отойти от Егора, когда его грузили в вертолет. Роза тоже чувствовала, что расставание будет долгим. Насколько – другой вопрос.

«Предки! Не позвольте ему уйти навсегда, Я, Вальчикан, вас очень прошу! Он – шаман, он вас отблагодарит!» – мысленно просила девушка. Потом попробует покамлать.

Дед предупреждал, чтобы она этого никогда не делала, но Роза решила для себя однозначно. Она станет чуть ли не первой женщиной-шаманом, что в Эвенкии большая редкость. Очень большая – это почти запрет. Не абсолютный, на уровне традиций, лишь из боязни прогневать духов, которые якобы женский дух, простите за тавтологию, не терпели. Это тоже ей дед объяснил, сам с этим выводом не согласный, однако обычай не допускать слабый пол до камлания держался.

По распоряжению начальства, которое передали по рации, девушек оставили ждать другой вертолет, в котором вылетела усиленная следственная бригада. Происшествие, если попадет в прессу, обещало стать очень громким, а этого допустить было нельзя. Региональный дежурный МЧС, имеющий подробную инструкцию, незамедлительно подключил ФСБ. Девять трупов (в том числе троих туристов), алтарь сатанистов, непонятный «живой труп» какого-то древнего старика и две живые-здоровые девушки: одна местная, вторая приезжая. «В голове не укладывается» – самое мягкое выражение при описании случившегося.

С тяжелым сердцем возвращался командир отряда спасателей из, казалось бы, рядового вылета. Выпавший снег скрыл следы, затруднил наземный поиск заблудившихся отдыхающих, и его воздушному отряду «повезло». Именно в кавычках.

Случай, конечно, интересный. Невероятный, невозможный, любопытный, восхитительный, захватывающий, пугающий, ужасный… и прочие эпитеты, но главное – секретный. Значит, последуют неприятные допросы, подписки, отчеты – хлопот не оберешься. Вон и Егорыч возле полутрупа хмурится, думает: радоваться или наоборот. Может быть, потом диссертацию напишет, давно порывается. «Ентот дедушка Егор – не твой ли папа́, Егорыч?» – такая шутка уже прозвучала. Доктор обиделся. Он вообще разнервничался сегодня, на себя не походил. Вот что значит необычный случай совместно с сумасшедшей женщиной, считающей себя самой умной.

«Как это она в старике юношу видит? – с любопытством рассуждал командир отряда спасателей, чтобы отвлечься. – Даже интересно стало. В других ситуациях полностью адекватна – то есть на шок не спишешь, а тут как заклинило. Любимый дедушка, не иначе… Ладно, надо отчет обмозговать… как же надоела эта писанина, кто бы знал! Эх, нелегка ты доля командирская…» – последнее подумал иронично.

Службу спасения капитан МЧС любил, относился к ней серьезно и карьерного роста не чурался.

(обратно)

Глава 18

Эгнор. Иверский материк. Коалиция стран, именуемая «Земли, хранимые Спасителем». Королевство Асмар. Графство Хром. Баронство Комес. Замок Комес.

Лизия проснулась в холодном поту. Сердце колотилось, как у загнанного зайца. Не рожденный еще ребенок лупил ножками, больно избивая мать изнутри. «Спокойно, маленький, спокойно, – мысленно проговорила она, поглаживая живот. – С папой все хорошо… хорошо». Мальчик затих.

Шел шестой месяц беременности. Сын развивался без проблем, на собственное здоровье Лиза тоже не жаловалась. Егор был жив, она чувствовала это, и в этом ее поддерживали стихийники, все члены магического сообщества «Стихия» и одноименной школы, основанных Егором. «Он обязательно вернется», – верила она свято. Но сегодняшняя ночь посеяла зерна сомнения.

Поход в Батвию группы мщения, состоящей из пяти стихийников во главе с Егором и семи воинов из его же гвардии, спецназа баронства Комес, командованием армии Земель Спасителя остался незамеченным. Просто как-то раз, в одну прекрасную ночь, случилось мощное астральное возмущение, после которого батвийская армия вторжения оказалась парализованной. Все некросы – маги стихии Смерти вдруг потеряли силу, а у жрецов Неназываемого перестали вызываться демонские твари, не говоря уже о самих демонах. Воспрянувшая армия Земель Спасителя выгнала захватчиков и буквально на хвостах их коней ворвалась в Батвию, с ходу ее оккупировав.

Страна чернокнижников не сопротивлялась. С исчезновением бога по имени Вартараар, которому посвящались все дарующие Силу жертвоприношения, государственно-религиозно-магический аппарат царства разрушился. Простые жители встречали воинов Земель Спасителя рассеянно, пребывая в состоянии полнейшей прострации; весь их многовековой уклад – справедливо-несправедливый, честно-лживый, жутко привычный, родной, регламентированный законами «от и до», всегда казавшийся вечным, незыблемым, как Главный храм Неназываемого, – вдруг в одночасье рухнул.

Да что говорить о Батвии! Совет глав государств Земель Спасителя до сих пор пребывает в растерянности. Владетели не знают, что делать с навалившейся на них победой, куда девать огромное царство, оставшееся без власти. Церковь Спасителя спешно организует новые приходы, Совет непрерывно заседает, а скромные творцы этой победы – стихийники предпочитают не высовываться. Слишком много к ними возникнет вопросов, ответы на которые очень не понравятся Церкви.

Победу приписали, разумеется, Спасителю. Это он выгнал Неназываемого из благословенного Эгнора, и только из скромности своей не показался верным почитателям Его. Ни вестников не послал, ни святых старцев не предупредил, ибо сказано: «Во испытания даются вам напасти. Будьте стойкими и верьте. И тогда, когда надежды в сердцах ваших останется чуть, не крупнее макового зернышка, Я приду. Но вы, в грехах погрязшие, не разглядите Меня». По всем землям прошли торжественные службы во славу Его. Ну и что, что особой благодати не снизошло? Не заслужили. Слишком легко досталась победа, не смогли грешные люди без Его помощи одолеть врага, отошли от заповедей Его. Это только подтверждает речи служителей о том, что Спаситель добр безгранично. Молитесь, возвращайтесь к истокам веры, пока не поздно! Но люди пока не спешили, в храмы особо не ломились. Они праздновали победу.

Армия баронства Комес поучаствовать в войне все-таки успела. Лиза, временно заменившая Егора, наконец-то разрешила воинам, готовым рвать «черных» буквально голыми руками, отбыть на фронт, а командование коалиции новое соединение приняло. Оно хоть и было невеликим, но оказалось весьма боеспособным. Семеро участников похода в Главный храм чернокнижников молчали как рыбы. О своем подвиге даже друзьям не поведали, а после возвращения из армейского похода дали магическую клятву о неразглашении, причем добровольно. Так, на всякий случай. За две недели комесовская армия прогулялась до Северных гор, что находятся в Вольных баронствах, и вернулась обратно. С небольшими потерями, но страшно довольная, отведшая душу. Заодно и опыт приобрела. «Черные», несмотря на потерю большей части магической поддержи, дрались упорно, знали, что не пощадят. Их и не щадили.

По официальной версии, Егор и Лиона пропали во время неудачного эксперимента. Твердь, проректор Шелмиусской академии (а по совместительству и главный безопасник влиятельнейшего графства – Шелтона), у которого на Егора имелись большие планы, был в ярости. Правда, в Комес он приехал только через месяц, за который успел успокоиться. Долго разговаривал с Агнаром и Витаром и в итоге… прислал троих студентов из своей академии. Согласился на принятие ими клятвы о неразглашении, что являлось нормальной практикой в отношениях между конкурирующими учебными заведениями. Власти герцогства Русток объявили тот злополучный розыскной лист, по которому Егора и Рона с женой должны были преследовать во всех Землях Спасителя, подложным. Дело в том, что вассальный граф Флок с его одиозным епископом, которые обвиняли троицу в чернокнижии, пали жертвой настоящих «черных». Стремительно подошедшие кочевники – почитатели Неназываемого с ходу захватили графство, а следом и половину герцогства. Графскую семью с церковной верхушкой пустили под нож.

После освобождения страны их мучениками не объявили, а, наоборот, козлами отпущения сделали. Из-за них, мол, герцогство пало. И слава Спасителю, что в Рустоке был действующий телепорт – сам герцог с семьей и епископатом успели смыться. Разумеется, героически.

– Агнар, ты же чувствуешь Лиону, скажи… с ней ничего не случилось? – загадочно поинтересовалась Лиза утром за завтраком.

Агнар и Агна, вдова Рона, остались жить в замке, а вот Витар со своей женой Асмильдой переехали в подаренный им дом. Там в подвале организовали комнату с «отражением», откуда можно было запросто попасть и в Офис, и в замок, не опасаясь возмутить потоки маны, которая при открытии портала очень даже неслабо колеблется. А изменения магического фона засекается на раз, самыми простенькими амулетами, поэтому и нужно было «отражение», чтобы сохранить главную тайну Комеса – наличие свободного прохода в сердце грундских Руин, к сокровищам Древних. Там, в Офисе, находился великолепно сохранившийся телепорт с управляющими устройствами, действующими из любой точки мира, и масса других вкусностей, за которые тот же Твердь голову откусит, проглотит и не подавится. Витару это ныряние в подвал по нескольку раз на дню было не совсем удобно – ответственность за безопасность баронства с него никто не снимал, а усадьба располагалась километрах в тридцати от замка, но Асмильда настояла на переезде. Нет, сердцем Асмильду Лиза понимала: свое личное гнездышко, полноправная хозяйка и все такое, исконно женское; но умом… Бывшая принцесса тихонечко прижимала мужа к своему аккуратному, красивому ноготку.

– У меня-то все в прядке. В смысле, у Лионы… если то, что с ней случилось, можно назвать порядком… Жива, – тяжело вздохнул Агнар. – А ты признавайся.

– Сегодня ночью я почувствовала… трудно объяснить. Ему плохо. Он… при смерти, если не умер. Но не умер. Я совсем запуталась, Агнар. – В конце речи девушка уткнулась собеседнику в плечо.

– Ну-ну, успокойся, девочка, – друг погладил ее по голове, приобнял за плечи. – Ничего страшного не произошло. Если бы он умер, ты бы поняла это однозначно. Не переживай, малышу это вредно.

– Он тоже забился ночью, – тихо ответила Лиза.

Ученый-теоретик, ректор магической школы «Стихия», задумался.

– Ну… не знаю, что делать, не специалист. Попробую связаться со специалистами по астралу в Грунде. Понимаешь, наша связь с любимыми – непонятный феномен. Он редок, но отнюдь не уникален. Подобное случалось и до нас, кое-какая литература по этому эффекту имеется. Считается, что взаимопроникновение чувств на большом расстоянии происходит на глубинном астральном уровне…

– Точно! Вспомнил, – продолжил спустя минут десять. – Есть один старичок, мой бывший преподаватель. Он читал теорию построения рун. Так себе дисциплина, по большей части бесполезная. – Лиза согласно кивнула. Она начинала обучение в классической академии. – Но дело не в этом. Он увлекался астральным управлением порталами, а это еще то искусство! Так просто, как получалось у «черных» или у нас, благодаря древним управляющим амулетам, классическим магам направить портал в нужную точку не получится. Нужны расчеты, представления… ладно, сейчас это не важно. Суть в том, что астрал старичок знает как свои пять пальцев. По крайней мере, другого специалиста я не вижу.

– Свяжись с ним, Агнарчик, пожалуйста! Очень я волнуюсь. Чувствую, что Егору требуется наша помощь.

– Попробую. Надеюсь, дед еще жив. Характер у него, правда… ну да ладно. Ничего не обещаю! – воскликнул, подняв руки в шутливом оборонительном жесте. Чего ему это стоило! На душе было очень тревожно.

– Ты, главное, найди его и свяжись, а дальше я сама, – улыбнулась девушка. – Я его обломаю. Сама к нему приеду.

Она пыталась докричаться в астрале до Егора, и не однажды. Бесполезно. Что сегодня, что раньше. И вдруг снова затеплилась надежда. Умеет Агнар подбирать слова. Сам ничуть не меньше переживает, но виду не подает. Сожалений о судьбе Лионы никто из его уст не слышал. Вот Витар открыто убивался. И по Егору, и по своей матери, Лионе.

– Найду. Сегодня же напишу всем своим грундским знакомым, может, кто про него чего и знает.

– Напиши, Агнарчик, напиши. Надеюсь, Творец нам поможет.

Вера в Творца, как в забытого бога Эгнора, у стихийников укоренилась крепко, особенно после известных событий с Вартарааром. Открыто ее, разумеется, не высказывали – служители Спасителя не дремали и конкурентов не терпели.

– Только на него и надежда, – тихо согласился с ней Агнар. И подумал: «И не только в отношении Егора… Лиона, вернись! Я люблю тебя, как никого никогда не любил!»

Зину с Розой, как они и предполагали, арестовали. Единственное, чего не ожидали девушки, – что окажутся во внутренней тюрьме ФСБ, в «кровавых подвалах Лубянки».

Суд был закрытым. Молодой судья без мантии зачитал им постановление об аресте, и их сразу увезли. Поместили в разные одноместные, довольно комфортабельные камеры. Предоставили адвокатов, правда, неизвестно каких, возможно и даже скорей всего – своих же сотрудников. Женщины права́ не качали, а сопели в тряпочку. С Розы взять было нечего: про нелегальное золото даже не намекали, и держали ее больше для сохранения тайны, обещая в скором времени отпустить. А вот в Зину вцепились. Ее подловили на горячем желании увидеть Егора, на это и давили. То обещали отвести к нему, то пугали намеками на убийство Егора. Зачем, мол, нам этот труп, он и так неживой. Скрывала девушка только одно: подложное свидетельство о рождении – не хотела подставлять брата и, соответственно, молчала о встрече с родителями Егора, который оказался Игорем. В остальном же поведала обо всем. Рассказала с легким сердцем – Егор никогда не просил хранить сведения о себе в тайне, тем более что знала она до обидного мало.

А ее все таскали и таскали и вопросы задавали одни и те же. Всю неделю.

– Скажите, когда Егор делал амулеты в аэропорту, он хоть немного постарел?

– Н-нет, – Зина удивилась, вопрос оказался новым. – А что?

Следователь был моложавым мужчиной лет сорока, совершенно непробиваемым. Он мог проигнорировать вопрос, а мог и ответить. Этот, Александр Сергеевич, часто менялся с Виталием Леонидовичем – «злым» следователем. Даже в одежде они разительно отличались друг от друга. Если первый всегда в строгом костюме-двойке, то второй – в мятой джинсовке. Зина понимала, что это игра «добрый – злой полицейский», но ничего не могла с собой поделать, всегда тянулась к «доброму». И сегодня облегченно вздохнула, увидев «доброго» Александра Сергеевича. Про себя она звала его, разумеется, Пушкиным, второго, естественно, Гитлером. Тот постоянно орал, пугал и оскорблял. Она тихо зажималась, вздрагивала и молила, чтобы это быстрее закончилось. Хорошо хоть не бил.

– Внимательно подумайте, вспомните и заново ответьте на мой вопрос.

Зина задумалась. В аэропорту Красноярска Егор купил две деревянных медали города, сувенирный портсигар и поочередно зажимал их в кулаке.

– Да нет же! Точно не старел! Да в чем дело? Когда вы меня к нему приведете, вы обещали! Где мой адвокат?

– Успокойтесь, Зинаида Ивановна, не все зависит от меня. Если бы вы были до конца откровенны…

– Да сколько можно!!!

– Эх, Зинаида Ивановна! Я-то вам верю. Я бы хоть сейчас отвел вас к нему и делаю для этого все, что в моих силах, но начальство, увы, не убеждено в вашей искренности… – с этими словами следователь поднял над столом ладонь, ненадолго задумался, сделавшись похожим на филина, который зачем-то прищурился, и решительно опустил руку на лист протокола, будто печать поставил, допрос завершая. – С адвокатом встретитесь в положенные часы. Конвой! Уведите арестованную.

– Подождите секундочку! Ответьте, он в порядке?!

– Он без изменений.

Обманул не моргнув глазом. Шувалову медики вчера доложили – пациент начал молодеть. Это он возглавил следствие, Александр Сергеевич Шувалов, отозванный из закутинской командировки.

Генерал на доклад отреагировал оперативно. Буквально на следующий день следствие было расширено, и очень скоро Шувалов окончательно убедился, что Егор Комес – фантом. В электронных базах его нет. Ни по линии МВД, ни в армии, ни в учебных заведениях, ни в ЗАГСах. Единственный факт – из архива пришло подтверждение, что он действительно родился в пос. Таежный. Сведения о его родителях, учебе, работе, да и вообще обо всей его поселковой жизни сгорели. Справка о пожаре подшита в дело. Постановления о допросе вероятных свидетелей, жителей сгоревшего поселка, разлетелись по всей стране. Ответов пока не было. Как назло, никого из жителей Таежного в Закутке не нашлось. Допросы всех, кто контактировал с Егором в Закутке, света на его биографию не пролили, но появилась явная зацепка – внезапный должностной рост Сергея Ивановича Хрома, начальника следственного отдела РОВД, а по совместительству родного брата Зинаиды Хром, который вел дело по выяснению личности Неизвестного. Формально дело было в порядке, но… слишком в порядке. Разобраться Шувалов не успел. Как гром среди ясного неба пришел вызов в Москву: арестована Зинаида Хром, найден человек в коматозном состоянии с документами на имя Егора Комеса.

Чем глубже раскручивал дело Александр Сергеевич, тем сильнее мрачнел и восторгался одновременно. Единственное логичное объяснение всех событий было самым нелогичным – магия. Волшебство, колдовство, мистика, инопланетные технологии – как угодно назови, но самые лучшие сотрудники отдела «П» Егору в подметки не годились. Мир перевернется, если это окажется правдой. Нет, все же не «если», а «когда».

Его личность оставалась покрытой тайной. Возник в Закутке как джинн из бутылки, по-другому не скажешь. Пришли первые ответы старых жителей Таежного: Комесов никто не помнил. Стоит проверить архив, слишком близко он от Сергея Хрома. Это надо было давно сделать, но Шувалов даже себе не признавался, что не хочет копать под Хрома из-за собственной жены. Ей реально помог амулет «исцеления», а получила она его от жены Сергея. До сих пор помнилась приятная теплота простой деревяшки, которая дарила надежду.

Якобы амнезия после отравления – чистейший блеф. Права была психиатр из Закутка, она единственная из специалистов сомневалась. Были еще непонятные сутки в Красноярске. Темнит Зина, упорно темнит, а в других вопросах вполне искренна. Местные сотрудники допросили чету Кравцовых из Омска, которых видели за одним столиком с Егором и Зиной. Они знакомство отрицают. Просто так подсели, от скуки, и те молодожены были не против. К тому же столик один и обслуживался, остальные прибирались. Характеризовались Кравцовы со всех сторон положительно – уважаемые люди в городе. Не понравилась Шувалову эта бумага, пахла отпиской местного сотрудника. Надо будет самому их копнуть.

Не любил подполковник молодое поколение чекистов. Мало кто из них шел служить в органы за идею. Дело было не в старческом брюзжании, он видел, что… не горят глаза у многих молодых. В его годы такого не было. Оборотни они или нет, судить не ему, но такие вот отписки стал встречать в своей службе все чаще и чаще.

Больше всего Шувалова поразили не разрезанные непонятно чем трупы, не амулеты, от знакомства с которыми у паранормалов волосы вставали дыбом, а найденные в доме Зины деревянные мечи. На него дохнуло фэнтези. Он затряс головой, отгоняя наваждение.

Были найдены не только деревянные егоровские изделия, но и сектантские. Они были не только каменные: нашлись еще два аметиста в приборах с электрической схемой и странная старинная брошь с черным агатом. Были еще три наконечника арбалетных болтов и финка, от которых экстрасенсы шарахались, и лишь Роза ответила наиболее понятно: «В них сидят злые духи, они забирают души людей. Душа Белого щамана оказалась им не по зубам». Сергей Вениаминович, начальник отдела «П», предложил завербовать шаманку, и Шувалов склонен был его поддержать.

Брошь и наконечники с ножом исследованию не поддавались, а вот каменные амулеты работали – держали пули! За исключением трех «севших». Стал понятен большой расход патронов на месте убийства. Случайно выяснили и назначение электронных устройств: они подчиняли стоящего рядом человека. Жертва выполняла команды хозяина амулета, правда, заряд одного устройства быстро кончился, поэтому второй экземпляр больше не включали. На владельца каменного талисмана прибор не действовал. Если все это поставить на службу Родине, то… голова кружилась от открывшихся возможностей.

Сильно смущало занятие убитых сатанистов, очень сильно. Рядом с лагерем обнаружили целое кладбище, братскую могилу с без малого сорока трупами. Все – старики и старухи с колотыми ранами в сердце. Из-за особенностей климата даже самые старые тела полуторагодичной давности сохранились в прекрасном состоянии.

На сатанинские секты по всей стране объявили охоту, особенно на организации с древнеегипетским уклоном. Самой крупной оказалась «Храм Сета», но человеческих жертвоприношений у них не обнаружили. Зато вокруг троих ныне убитых добропорядочных сотрудников одного частного института постоянно пропадали люди, и пару раз находили заколотых (беременных!) старух, но троицу никогда не подозревали! Несколько раз их вызывали в милицию, но после сразу прекращали дела – почти все жертвы были бомжами. Теперь, после открытия подчиняющих приборов, стала понятна причина отсутствия подозрений. На данный момент ФСБ осторожно просеивала все контакты этой «черной» тройки, как и контакты остальных опознанных сектантов. В стране и за границей их оказалась масса.

Егор и сектанты использовали для магии общую энергию, жизненную силу, по определению Розы Верхотуровой. Егор – свою, а сатанисты – чужую. Энергию забирали вместе с душой, утверждала Роза, но это никак не проверишь. Некоторые эксперты сомневались в ее существовании в принципе.

Ох уж эти «П»-эксперты! Они не отходили от тела Комеса, пока их не отогнали, убедившись в полной бесполезности. Да и медики разводили руками. Возможно, это и был легендарный летаргический сон. Дыхания нет, сердце бьется четыре раза в минуту, кровоток еле-еле угадывается, температура тела – комнатная. При этоманализы относительно нормальные. Сердце здоровое, мозг девственно чист. Удивительно! Выборочная биопсия показала, что клетки живые, но словно спящие – мечта космических путешественников: анабиоз. Один молодой врач наобум поставил капельницы с питательными растворами и через два дня поразился: тело начало медленно молодеть. Все участники проекта «Мерлин», а именно в него переросло дело Егора Комеса, вздохнули с облегчением. Убийства ему практически простили.

– Зачем же вы меня обманываете, Зинаида Ивановна? – спросил довольный Александр Сергеевич на очередном допросе. В последние дни они стали редкостью, а «злой» Виталий Леонидович и вовсе пропал.

– В чем? Я рассказала все, что знала, по нескольку раз рассказала. Как вы мне надоели… – упавшим голосом ответила Зина.

Она маялась от безделья в своей одиночке. Единственное спасение – книги. Библиотека в тюрьме изобиловала фантастикой, и ею девушка увлеклась всерьез. Она напоминала о Егоре, и горячее желание увидеть его, пусть и бездыханного, не утихало.

– Не скажите, мы так и не разобрались с Красноярском. Каждое слово лжи оттягивает для вас встречу с… мужем.

– Что вы меня мучаете! Мне нечего добавить, я все сказала! Шантажировать беззащитных девушек низко. У вас у самого дети есть? Наверное, моего возраста.

– А что вы хотели от «застенков КГБ»? Рыцарского отношения? – Шувалов довольно улыбался. – Что ж, раз вы такая забывчивая, я вам помогу. О чем разговаривал Игорь со своей матерью? – спросил неожиданно резко, буквально придавив девушку тяжелым, как молот, взглядом.

– Я вам все рассказала… – автоматически произнесла Зина и заткнулась. Сжалась под тяжелым взором следователя.

– Он не рассказывал вам про июльское убийство в …нске? Тогда он с гордостью носил имя Игорь. Где он потом скрывался, не просветите?

Девушка вдруг разревелась. Неожиданно, резко, навзрыд. Ей стало до ужаса обидно. Она искренне надеялась, что происхождение Егора не всплывет, что не поймут подложность документов, к Сергею не подкопаются, но оказалось, что самое обидное не это. Следователь знал о прошлом Егора гораздо больше чем она, его жена! Это было невыносимо мучительно. За две недели она так срослась с ролью единственной жены, что… ее больно ударило невольное напоминание о собственном месте.

– Прекратить истерику! – рявкнул следователь. – Меня игрой не проведешь; где он был три недели?!

Но Зина не могла успокоиться. Сквозь слезы она истерично прокричала:

– Я не знаю!!!

Шувалов налил в стакан воды и выплеснул его в лицо девушки. Она задохнулась, закашлялась, и плач сам собой прекратился.

Ничего она не знает, понял следователь. Познакомилась в больнице, он ее баснями о потере памяти кормил. В Красноярске наврал какую-нибудь чушь. И родители стоят на своем – не их это сын, и все. И не надавишь на них никак. Даже звонок с сим-карты Егора не поколебал их упертость – вы ошиблись, мы всегда ждем звонка от сына. Пояснили, что Егор сам на них вышел и обещал свести с Игорем, который в Бурятии в каком-то дальнем буддистском монастыре в монахи постригся, поэтому так часто с ним разговаривали. Эту версию проверили – ложь от начала до конца.

Родителей вычислили после детализации звонков с симки Егора, и только после этого выяснилось о розыске Игоря Кравцова по обвинению в убийстве. Детализация затянулась из-за якобы случайной утери Зиной мобильника Егора с сим-картой. Пока обратились в компанию-оператор, согласовали, восстановили – время утекло.

Будь его, Шувалова, воля, он бы рассекретил тело Игоря-Егора для родителей, но начальство запретило – никаких утечек! А как красиво: увидев сына в таком состоянии, они бы непременно «поплыли» и выдали все, что он им наболтал. Жаль, но придется работать с тем, что есть. Телегу на халатность омских сотрудников Александр Сергеевич накатал, не поленился. И еще он облегченно вздохнул: Комес оказался нашим, земным, а то уже что попало начал думать. Про другую галактику или параллельную реальность. Да что только не приходило в голову!

Вытиралась Зина носовым платком Александра Сергеевича, периодически всхлипывая.

– Успокаивайтесь, я вам верю. Хоть вы и не заслужили, но свои обещания я привык выполнять. Сегодня же сходим к телу Егора.

– Правда?! – недоверчиво переспросила девушка. Уголки губ снова предательски дернулись.

– Хватит разводить сырость! Не говорите потом, что я вас шантажировал. Не доросла еще до шантажа… – проворчал тихим голосом, как бы про себя.

Интересно посмотреть на ее реакцию: заметит ли она омоложение? Сам Шувалов замечал только после объяснения врача. Чем черт не шутит: может, это заставит его проснуться? В этом деле логика большой роли не играет, кругом мистика. Он давно выбивал у начальства разрешения на эту встречу, и, наконец, оно было получено.

– Егор! – Зина с криком бросилась к телу.

Шувалов качанием головы остановил кинувшегося ей наперерез медика.

Егор лежал в отдельной палате лубянской больницы. В нее занесли реанимационную аппаратуру, из которой работал пока один кардиомонитор с выключенным звуком. Чтобы не пищал от отсутствия сердечной деятельности. Крайне редкие удары им за таковую не считались. В голове стояла, казалось, застывшая капельница – так медленно капало там лекарство.

Зина прижалась к груди, нежно погладила бороду и поцеловала в губы, что-то пришептывая, и пристально остановила взгляд на лице. Следователь застыл в волнительном ожидании. Он ждал чудес, о которых столько читал в многочисленных заключениях экспертов. Амулет «исцеления» не считается, он его чувствовал, а не видел.

– Александр Сергеевич, он молодеет! – восторженно выпалила Зина.

– Да что вы, Зинаида Ивановна, – просто помыли и подстригли немного. Заметили?

– Нет-нет! Посмотрите, эти морщины были гораздо глубже, и кожа была суше. Глаза стали не такие ввалившиеся. Он поправился!

– В него жидкость льют, девушка, а обратно она не выходит, – язвительно заметил медбрат и осекся под хмурым взглядом Шувалова. Хоть и не прямое начальство, но личность влиятельная.

Зина его не услышала, она продолжала любовно смотреть на Егора.

– Даже так? – притворно-удивленно сказал следователь. Впрочем, притворство в голосе заметить было невозможно. – Глядишь, и в себя придет, не успеем оглянуться.

– Не знаю, – огорченно вздохнула девушка. – Дай-то бог! Роза лучше знает, а я в летаргическом сне не больше вашего понимаю.

– Жаль, – с искренним расстройством произнес Шувалов. – Я надеялся, вы его как-нибудь подстегнете.

– Да я бы все на свете отдала! К Розе обязательно обратитесь! Она еще у вас?

– Пойдемте, Зинаида Ивановна, нам пора, – сказал следователь, беря девушку под локоток. Зина не сопротивлялась. Она пятилась, не отрывая взора от самого дорогого в ее жизни, теперь Шувалов в этом не сомневался. – Конвой! Уведите арестованную.

– Я вернусь, Егор, слышишь! – пообещала напоследок Зина.

Шувалов огорчился, он ожидал большего. А Роза согласилась сотрудничать. Кто бы сомневался! Скоро переедет из камеры в общежитие. Куратора подобрали на испытательный срок, заказали снадобий по списку. Когда доставят, Роза начнет камлать в подмосковном лесу. Ничего не обещает. Сказала, что попробует позвать его душу. Посмотрим.

«М-да, глубоко я ввязался в это дело. На полном серьезе, с надеждой думаю об успехе шаманского обряда по призыву души. Куда катится мир?» – думал Шувалов, выходя из палаты.

(обратно)

Глава 19

Лиона, читая очередную нудную книжку из жизни королевских особ, внезапно нахмурилась. Отложила книгу, закрыла глаза и раскачалась на кресле-качалке. Погода стояла великолепная. Приятное тепло и влажность, яркое ласковое солнце, а в беседке царствовала благодатная тень. В воздухе витали стойкие ароматы полевых цветов. Вдруг на солнце налетели тучи, и два раза ударили порывы холодного сырого ветра. Прямо в лицо. Лиона поморщилась, открыла глаза, и погода быстро исправилась. Снова солнце, снова тень и снова цветочные ароматы. Только упрямый ветерок охлаждал чуть сильнее, чем хотелось. Перед графиней зарябился воздух, из него словно выпало точно такое же кресло-качалка. Вслед за этим возникла сидящая в нем юная синеглазая девушка, почти девочка, с роскошными золотыми волосами, одетая в легкое белое платье.

– Чем занимаешься, Пимена? – спросила Лиона.

– О! Чую тревожный ветерок, что случилось? – живо заинтересовалась девочка, вопрос проигнорировав.

– Все пытаешься охмурить Кассиона? С твоими талантами это бесполезно. – Лиона в свою очередь не обратила внимания на заинтересованность девицы.

– Да кто бы говорил! – фыркнула девушка.

– Красивая опытная мудрая женщина, вот кто. Это я о себе, если ты не поняла.

– Не начинай, опытная! Мужу ни разу не изменила, а туда же. Флирту меня учить вздумала! Фи… – произнесла, морща свой красивый носик. Бездонные глаза ее меж тем лучились весельем.

Пимена была очень юной богиней, всего пяти тысячелетий от роду. Слабая, без собственного даже задрипаного мирка, без почитателей. Скакала по многочисленным дальним родственниками и занималась излюбленным женским делом – флиртом. А чем еще, не имея собственного мира, заниматься молодой интересной богине? Однажды она, чтобы произвести впечатление на кавалера, прыгнула в первую попавшуюся свободную душу – и попалась. Душа… вернее, это оказалось частью души, брахмой, чего она по неопытности не разглядела, внезапно вернулась в живое человеческое тело. Как назло – в закрытый мир, где любое божество слабеет. Там же оказался Вартараар, однажды брошенный ею поклонник, который освободил ее.

Вот это работа так работа! Создатель оперирует богами непринужденнее, чем сами боги умеют управлять смертными. Плетет вероятности на таком уровне, какой Кроносу не снился, а сильнее Кроноса, бога первого поколения, Пимена никого не знала.

Что было раньше: боги или люди – доподлинно неизвестно, и юная богиня этим не интересовалась. Она родилась при взрыве сверхновой с готовыми знаниями и больше их не расширяла. Заботливые родственники, а боги данной части реальности взяли ее на воспитание, пытались впихнуть в красивую головку новые сведения, но бесполезно. Как все рожденные звездами, она была очень ветренна, недальновидна и совсем не честолюбива, в отличие от богов, рожденных обычным родительским смешением. Богиня ведала, что люди – любимое детище Создателя, а боги – остатки Его силы, которым он позволил осознать себя. Создал вселенную со всеми слоями, реальностями – и удалился. Теперь изредка проявлялся некоторыми невероятными обстоятельствами, например, как в случае с пленением и освобождением Пимены. Иногда в людском обличье спускался в человеческие миры, и даже самые сильные боги не могли заметить Его присутствия. Всегда узнавали постфактум. Он мог быть последним нищим, а мог быть властителем или магом.

Магия – частичка Создателя для людей, но не только. Ею пользовались и демоны, и новые расы. Она возникала спонтанно в любом мире, а некоторые миры так и вовсе полностью создавались ею. Старые боги любили этим заниматься. А может, и не спонтанно магия появлялась в мирах, кто знает Его волю? Сами боги использовали магию, но не пользовались ею. Им это было не нужно. У них была другая, собственная сила и, конечно, любимые вероятности, которыми они крутили в зависимости от собственного желания и умения.

В повседневной жизни боги копировали людей. И внешне, и внутренне, с человеческими страстями и стремлениями. Не желали они быть просто разумной энергией. Во время первого обретения облика определялся пол и более не менялся. Наиболее спесивые боги утверждали, что, наоборот, люди копируют поведение своих богов, но в глупой голове Пимены это не отложилось. Нет, кое-что после своего рождения она усвоила. Например, что некоторые миры создали уже сами боги, в основном первого поколения. Заселили их расами, отличными от людей, некоторые расы сделали бессмертными. Не обошлось и без курьезов: как ни старались творцы миров, люди там обязательно появлялись. Велик Создатель. Единственное, где не было этого пронырливого племени, – нижние миры. Часть их была создана богами, а часть – Создателем для наказания заблудших детей своих. Создал и населил их демонами, охочими до вкусных человеческих душ.

Бессмертные души с частичкой Его сущности – предмет охоты, торга, обмана для всех богов или демонов. Вокруг людских душ крутились все высшие и нижние сферы мироздания. Из-за них воевали и мирились, плели интриги и честно обменивались, ими мерили богатство. Жили ради них и за счет них. За счет праны. Так называли частичку сущности Создателя в душе каждого человека. Исключение одно – боги, рожденные вспышками сверхновых звезд, которым прана не требовалась. Еще одна загадка Создателя.

– Девчонка, да что ты понимаешь! Вот попросишь еще у меня совета и посмотришь, что я тебе отвечу.

– Да ладно, Лиона, не обижайся, это я так. Что с меня взять? Я глупая. – Это слово богиня произнесла, оказавшись рядом с графиней. Легкомысленно обняла ее и чмокнула в щечку. Точно нашкодившая девочка, подлизывающаяся к любящей матери. – Говори, что случилось, не просто так ты меня позвала.

Они два года были вместе. Да-да, после возвращения в верхние сферы для них прошло именно столько. Время воистину понятие относительное, подчиненное лишь Создателю.

Лиона поселилась во внутреннем мире богини и оказалась не в заточении, как некогда Пимена в душе Лионы, а стала его хозяйкой. Ох и пометалась тогда богиня, ох и позлилась! Но ничего не смогла поделать – смирилась, приняла как данность. Разумеется, Пимене не нужны были советы Лионы. Как ни молода и ни глупа была богиня, но по сравнению с человеком она все же бог. Просто Лиона могла доставить богине много неприятных ощущений. А с другой стороны, могла и много приятных дать. Приходилось ей льстить и угождать. У своенравной и капризной Пимены не всегда это получалось.

– Случилось, милая, случилось…

Лиона не знала, как относиться к своей пленительнице. С одной стороны, стоило ее ненавидеть, а с другой… она все же невольно спасла и ее, и сына, и Агнара от мучительного посмертия. К тому же она теперь была единственным существом, с которым Лиона могла общаться по-настоящему, иначе давно бы рехнулась. Она безумно скучала по Агнару, по сыновьям, да и по всем людям, по Эгнору, по человечеству в целом. Вынашивала планы возвращения, и пока ничего путного в голову не приходило. Пимена не могла, да и, как подозревала графиня, не хотела ей помогать. Ветреная богиня легко смирилась с тем, что она себе не хозяйка. Она, наоборот, стала купаться в новых ощущениях, которые украсили ее бедную событиями божественную жизнь. Как в неприятных, иногда доходящих до невыносимых, так и в невероятно захватывающих, воистину божественных, с человеческими наркотиками несравнимых. К тому же можно похвастаться. У кого еще во внутреннем астрале живет свободный полноценный человек-маг? Знакомые боги ужасно завидовали. Постепенно сложилась такая игра: Лиона – умудренная опытом, Пимена – неразумная девочка.

– Я почувствовала Агнара. Не как обычно, а получила конкретное известие. Егор пропал.

Пимена поражалась этой способности человека чувствовать любимого. Осторожно навела справки. Явление редкое, но не уникальное. Любовь – страшная сила, она частичка самого Создателя. Хорошо, что люди этого не понимают, да и искренне любить умеют не многие.

– Иномирянин, который Вартараара в замкнутое пространство отправил? Молодец! Странный он какой-то. И что?

– Лизия почувствовала, что с ним плохо. Помоги ему.

– Разумеется! Для тебя – все что угодно, моя госпожа! – Пимена оторвалась от общения с гордым Кассионом. Вернее, она и в данный момент продолжала беседовать с этим опытным богом, владетелем трех миров, просто теперь окончательно переключила эмоции. Расщепление сознания – плевая задачка для богов. С чувствами – немного сложнее.

– Знаешь, Лиона, я не смогу ему помочь, – сказала спустя несколько минут.

– Нашла?!

– Как ни странно, да. Он не посвящен никому. Его вероятности переплелись так причудливо, что я не могу их распутать. И не думаю, что кто-то может.

– Где он, что с ним?

– Он в Нигде. Есть такой пласт в реальности, на самой границе с тонкими мирами. Еще не умер, но и не совсем жив.

– Хотя бы поговорить с ним можешь? – с надеждой спросила Лиона.

– Не в моих силах. Не обижайся. Я и в Эгнор не могу попасть. И не из-за прихоти, как ты себе воображаешь, а из-за слабости. А просить родственничков – себе дороже, ты же знаешь.

– Так я тебе и поверила про Эгнор!

– Не начинай опять! Сколько можно оправдываться? Закрытый мир – не шутка. Я бы давно от тебя избавилась, если бы могла!

– Дай мне хотя бы с Агнаром поговорить!

– Не могу!

Забушевала буря. Солнце затянуло свинцовыми тучами, ветер с корнями вырвал цветущие деревья, легкую беседку снесло. Женщины повисли друг против друга в хлопающих, трещащих по швам платьях и смотрели друг другу в глаза.

Лиона первой отвела взгляд. Не выдержала читать страдания во взоре богини, а Пимене было очень больно. Через мгновение снова настала та же внешняя идиллия в целой тенистой беседке под ласковым солнышком. К обстановке добавился легкий столик, заставленный вазами с фруктами, с графином легкого белого вина и двумя фужерами.

– Прости меня, Пименочка, я сама не своя, когда вспоминаю родных, – виновато сказала Лиона.

– Что ты, я не обижаюсь. Прекрасно понимаю твои чувства, – легко ответила богиня и потянулась к графину. – Всего чуточку поболело. Тебе налить?

Как она ненавидела свою пленницу в такие моменты! Боль была ужасной. Еще неизвестно, кто у кого в плену. Еле сдержалась, чтобы не показать свои чувства.

Кассион что-то успел заподозрить, хоть продолжалось это во внешнем мире всего мгновение. Спросил притворно-участливо:

– Тебе плохо, сестрица? Помочь?

Пимена по сути была содержанкой. Это не так унизительно, как в человеческом мире, но свобода, как ни крути, и здесь ущемлялась. Ее нельзя было изнасиловать, выгнать, лишить корки хлеба, но высокомерное отношение, такое вот открытое притворное участие ощущать было очень противно. Соль в том, что если богу плохо, то это всегда из-за проблем во внутреннем мире. А если ты не можешь его контролировать, то на что ты годен? Хорошо еще, что Кассион не знал о человеке внутри Пимены, а то презрением задавил бы. Это молодые небожители, восторженные юнцы, плененному магу завидовали (Пимена, разумеется, представляла Лиону как «свободную», но все же «пленницу»), а опытные боги, поглотившие тысячи душ в самых разных видах, подобную «свободу», мягко говоря, не приветствовали.

«Погоди, старик, не хотела, но затащу я тебя в постель. Лиону попрошу устроить нам такой фейерверк, что ты потом бегать за мной будешь, умолять повторить. Ни одна прана с этим не сравнится, и ты это поймешь. А Лиона всегда шелковая после таких вспышек, такой сад разведет – закачаешься! – со злостью подумала слабая молодая богиня. – Весь на зависть изойдешь, лужей под ногами расползешься, когда узнаешь…»

Во время божественного слияния, а по-человечески – банального секса, внутренние астральные миры пересекаются, и тогда Лиона легко устраивала кайф для обоих. Такое уже случилось однажды, и тот бог до сих пор с вожделением ищет Пимену по всем сферам, слюной исходит.

– С чего ты взял, что мне плохо? – игриво спросила богиня, обворожительно улыбаясь, и взяла «братца» под локоток. – Я слышала, у тебя на стенах висят настоящие шедевры, не хочешь показать их юной девушке?

– С удовольствием! Обожаю приобщать звездных девочек^[144] к искусству, – с усмешкой ответил бог, изображая галантный поклон, сам перехватил руку и повел Пимену в возникший рядом шикарный дворец. Двери открыл огромный степенный мажордом из новых рас, тролль.

Одновременно богиня объясняла Лионе:

– Понимаешь, я нашла Егора исключительно благодаря тебе. Ваши метки связаны общим кругом инициации.

– Но он же в своем мире проходил обряд? А я в Эгноре.

– Не важно, круг один и тот же, а потом вы клялись друг другу. – Пимена лукавила. Но не могла же она сказать, что их связь, связь всех стихийников, уходит в такую даль, что она боялась произнести это вслух. Зачем поминать попусту?

– Единственное, что можно для него сделать, это позвать его душу назад. Сам он не желает возвращаться, надо его подтолкнуть.

– Я могу?

– Не ты и не Лизия. Это должен быть человек из его мира, и обязательно любящий.

(обратно)

Глава 20

– Я, в принципе, удивлен, что ты жив, – сказал Игорь, отхлебывая из большой стеклянной кружки пенный напиток. Лицо его расплылось в наслаждении. – Хорошее пиво, – не преминул похвалить мое искусство.

Мы только что выбрались из парной и сидели в предбаннике новой бани, точной копии моей комесовской.

Мне нравилось это место. Не сама баня, а вообще все. Но и баня тоже. В первое мое «посещение» этого места в Нигде не было ничего, зато теперь есть все, что пожелаю. И собеседник передо мной – «древний» Игорь. Что еще человеку надо?

Личность «Игоря» влилась в меня в Египте. Обычный уличный торговец, которых там тысячи, всучил мне в руку сувенир – каменную пирамидку, копию гробницы Хеопса. Я подержал, тупо глядя на неожиданное предложение, невольно отмечая несоразмерно легкий вес изделия, думая, что подделка, наверное, пористая, и был одернут женой:

– Ты что застыл? Да брось ты этот хлам! Я этих брелков уже тьму накупила! И магнитиков кучу. Идем, а то не отстанет… – говорила, потянув меня за футболку. И обратилась к продавцу: – Нет, мы не берем! Ферштейн? Брось, Игорек!

Я, пребывая в странной прострации, механически отдал пирамидку египтянину и ожегся, наткнувшись на его колючий взгляд. Он ничего не ответил. Не стал, как остальные, приставать, навязывать и нахваливать товар, пытаясь всучить его чуть ли не за любую цену, а молча отошел и растворился в толпе.

По приезде домой у нас с Ольгой начались разлады. Чувства медленно, незаметно, но неизбежно остывали, пока закономерно не превратились в лед. Как-то неожиданно для меня превратились, болезненно. И когда жена ушла, я запил. Пока не нашел бумаги репрессированного профессора (до сих пор не пойму – откуда они у бабушки взялись?) и не закрутилась круговерть новой жизни.

В ключевые моменты моей эгнорской эпопеи я во сне становился древним магом (точнее, оператором пси-поля) Игорем и получал подсказку. Что-то вроде интерактивной справки в компьютерной игрушке, от меня не зависящей. А в конце эгнорских приключений я увидел сон, где я – Игорь – передаю копию своей личности, записанной на каменную пирамидку, своему брату, который отбывал в мир с названием Лизия, то есть на Землю. Так подарил, на память. Чтобы иногда общался со мной, не скучал. И было это много тысячелетий назад. На Земле эгнорская экспедиция собиралась в помощь аборигенам построить манные накопители, а наиболее выгодная форма для них, как всем известно, – четырехгранная пирамида.

Утром, проснувшись, я вспомнил тот случай в Египте, до этого сновидения забытый напрочь.

Сколько я уже здесь, в Нигде? А кто его знает. Может, мгновенья, может, века – мне по барабану. И настоящее имя моего нового друга мне без разницы. Игорь так Игорь – какая разница?

– Так я и не жив, – ответил я, проглотив добрую порцию вкусного холодного напитка.

– Раз я с тобой – значит, жив.

Высокий худощавый блондин с аристократическим лицом смешно смотрелся в обстановке типично русской бани. Я невольно улыбнулся.

– Мне без разницы, – сказал я, блаженно откинувшись на спинку кожаного дивана. В ответ Игорь пожал плечами.

Он появился сразу, как только я себя осознал. Это было как рождение: раз – и я появился, моргнул – осознал, хлоп – рядом стоит Игорь. Я сразу его узнал.

– Привет, Егор! Наконец-то. Скучно без живого общения.

– Привет, Игорек, – я совсем не удивился. – Сколько лет, сколько зим! А чего раньше не вылезал?

– Не мог, – ответил, лучезарно улыбаясь и разводя руками. – Но теперь мы вместе, наговоримся.

– Ага. Пошли в баню? Сто лет не был.

– Пойдем! А я никогда не был, интересно попробовать.

Даже ножками топать не пришлось. Раз – и мы в бане. Я знал, что здесь все делается на раз.

– Так чем ты удивлен?

– Тем, что ты до сих пор живой. Откуда столько здоровья?

– Ты что, совсем того? – Я покрутил пальцем у виска. – Мы же виртуальные. И ты бы выжил. Подумаешь, пару поддал! Эй! Ты зачем на пол сполз? – Игорь зашелся в беззвучном судорожном хохоте. – А! Ты «Матрицу» не смотрел, – догадался я.

– Да все я видел! – выдавливал он сквозь душащий его смех. – При чем здесь баня? Ты что, не понял? Я – это ты, ты – это я. Понятно?

– Не-а. Объяснись. – Думать было невообразимо лень.

– Как все запущено! – воскликнул Игорь, с трудом справляясь с дикой веселостью. – Ты думаешь, я в жизни так же изъяснялся, как сейчас с тобой? Таким слогом? И меня на самом деле зовут Игорь? Не угадал. В данный момент ты общаешься сам с собой.

– А чего же ты под полок залез? – ехидно прокомментировал я, блаженствуя. Еще пивка отхлебнул. Отличнейшее! Интересно, какая марка? Не могу узнать. Я «заказал» просто пиво, без уточнения. Да какая разница!

– Знал, что ты тупой, но не настолько же! – любовно высказался Игорь и, подумав, отпустил кружку, за которую взялся всего секунду назад. – Я это пойло терпеть не могу, вино предпочитаю. – Тотчас в его руке возник бокал красного вина.

– А чего хвалил: «Хорошее пиво»? – передразнил я его.

– Для пива – хорошее, – возразил он весомо. – Ладно, объясню, раз ты делаешь вид, что не понимаешь. Мы с тобой начали перемешиваться с того момента, когда сработал амулет с моей личностью. Помнишь, в Египте? – Я кивнул. – Сработал не тогда и не так, как я задумывал.

– Ага, ты хотел не делить, а занять собой чужое тело. Очень гуманно, – сказал я, салютуя Игорю пивной кружкой.

– Совсем не хотел! Я должен был оставаться в камне, чтобы Миша разговаривал со мной, когда пожелает. Достаточно было просто взять его и вспомнить обо мне. Я для брата его делал, как память.

– Я, собственно, в курсе, – безразлично отмахнулся я, показывая отсутствие интереса. – Видал, слыхал, чувствовал. Сон приснился, однако.

– Ничего, повторюсь. Тебе это полезно, – не сдался собеседник. – Я осознал себя после твоей невозможной инициации. Получил твои знания и понял, что ты получил часть моих умений. Я все время пытался пробиться к тебе. Удавалось это очень редко, и то во сне, и только частью своей памяти. Причем ты сам выбирал куски, которые тебе были необходимы. Или не сам. Но это точно определял не я. Вот и все. Потом ты вылетел из тела и меня прихватил. Теперь общаешься со мной через себя.

– Вот это вот… последнее место подъясни, – сказал я, делая очередной глоток. Хорошо!

– На самом деле ты про меня знаешь все. Но осознаешь это только через разговор со мной. Я могу довести до твоего сознания свои мысли исключительно через разговор. И говорю по-дурацки, по-твоему. Меня – нет. Я умер тысячи лет назад. Подъяснил?

– Почему, если по-моему, то по-дурацки? Мне нравится, – в ответ Игорь презрительно скривился, а я продолжил: – Так почему ты пар не переносишь? Может, ты вампир?

– Вот и шутки у тебя идиотские. А как должен вести себя человек, впервые побывавший в парной? Не увиливай и не успокаивай себя воображаемым миром. Ты понял, что я имею в виду. Ты все жизненные силы потратил, тебя пробили смертельным плетением, а ты не на небесах, а всего лишь в Нигде. Ну и название у местечка!

– Слушай, а может, это и есть небеса? – произнес я невнятно, откусывая вяленую чехонь. Давно не ел.

– Одно небо на двоих? – Игорь усмехнулся и отщипнул виноградину. Эстет, блин. – Раньше я был атеистом. Не воинствующим, а так, не задумывался над этими вещами. Над Мишей подтрунивал, который в священники подался. Но, пожив с тобой, я осознал, что он прав. Не знаю, как насчет формы веры, но по существу – несомненно. Это все, – сказал, обводя вокруг нас руками, – есть особая реальность, так называемое Нигде. Мы это точно знаем, мы здесь уже бывали. Сейчас мы создали здесь мирок. Хочешь сравнения с «Матрицей»? Пусть будет так, не важно.

После этих слов древний маг смочил вином пересохшее горло.

– Кхм, рассуждаю дальше. Нас двое. А ни в рай, ни в ад меня бы с тобой не пустили – я уже давным-давно где-то там отдыхаю, надеюсь, не в пекле. Отсюда следует то, что ты не умер. Иначе я бы с тобой не разговаривал. Логично?

– Давай за это выпьем! – В моей руке появилась запотевшая рюмка. Мы чокнулись. Следом пошел солененький огурчик. Хорошо сидим.

Потом я привел Игоря в свой замок. Познакомил с Лизой. Впрочем, он и так ее знал. Вскоре к нам присоединились остальные стихийники, включая Рона (ну и что с того, что он умер? В моем мире живым будет!), Лиона подтянулась. Позже присоединились Зина с Розой. Ох, и весело же было! Поочередно переспал с двумя своими женщинами. А что? Могу позволить. И они отношения потом не выясняли. Понимаю, что это не на самом деле, но какая разница? Игорь оторвался с Розой. Для него она была экзотикой, у них расы редко перемешивались. Кругом сплошные удовольствия, красота!

– Вот я дурак! – воскликнул я, загорая на пляже острова Дракона неизвестно через сколько.

Время не определялось совершенно. Более того, причинно-следственная связь угадывалась с большим трудом. То ли я только что появился в Нигде, то ли уже был в бане, то ли это мне еще предстоит. Замок, стихийники и Лиза с Зиной меня еще дожидаются. Или я уже повеселился? Все казалось равновероятным, и это воспринималось совершенно нормально. И мне это нравилось, черт побери!

– Слушай, Игорек: так я, оказывается, все время знал ваш язык и колдовать умел по-вашему? В смысле, по-древнему? Любую запись в Руинах прочитать мог?

Игорь в обнимку с Розой возникли в двух шагах от меня. Оба были голыми.

– Я знал, и я умел, – ответил, оторвавшись от поцелуя. Роза – ослепительно красивая, не такая, как в жизни, – не отпускала его и лезла целоваться дальше. – Сгинь, попозже, – сказал он, и девушка исчезла.

Игорь, уже одетый в купальные плавки, очутился на невесть откуда взявшемся гамаке под тентом. Материализовал коктейль с трубочкой под зонтиком и с удовольствием сделал большой глоток.

– Хорошо! Может, не будем возвращаться назад?

– Я и не собираюсь, – согласился я и тоже сварганил себе гамак с холодным коктейлем. Безалкогольным. Не хочется пока спиртного. – Думаю устроить тебе экскурсию к звездам. У вас, поди, не было такой фантастики.

– Еще как была! Хлеще вашей. Для вас вся наша жизнь – сплошная фантастика.

– Вот, вот, не сбивай с мысли. Ты так и не ответил: я знал вашу магию?

– Магия! – презрительно фыркнул Игорь. – Я не любил это слово. Я занимался наукой в области пси-поля, что, конечно, не меняет сути. Теперь я проще отношусь к определениям. Разумеется, знал, поэтому так легко творил свои плетения. Через меня знал, подспудно.

– Я всегда это подозревал.

– Подозревал он! Да ни черта ты не подозревал!.. И правильно делал.

– В смысле?

– Как тебе объяснить… А надо ли? Теперь-то…

– Говори. – Я повернулся на другой бок. – Все новое развлечение. Сколько мы здесь?

– Спроси что полегче.

– Объясни мне общую теорию относительности.

Игорь поперхнулся коктейлем и заржал во все горло.

– А ведь это действительно легче! Ты ее в институте учил! – проговорил он, смахивая слезу.

Я тоже улыбнулся. Хотел пошутить, но не предполагал, что рассмешу «древнего» до такой степени.

– Ты просто не понимаешь, – Игорь наконец отсмеялся, – в плане физики мы застыли на уровне конца вашего девятнадцатого века, и я порадовался, когда узнал что-то новое. Ядерная энергия, компьютеры – у нас их не было. А взять хотя бы проблему со временем, при переходе из мира в мир… По теории относительности решение выглядит гораздо изящнее. А у нас навертели дребедени про флуктуацию пси-поля. А, вспоминать не хочется, – рассеянно проговорил он, поднимаясь с гамака. Потянулся, зевая, и стал есть возникшее в его руке мороженое.

– Нет, ты все-таки расскажи: пользовался я твоими знаниями или нет. – Мое любопытство распалилось.

– Как тебе сказать… и да и нет. Сейчас, объясняю… мм, вкуснотища! – похвалил он стекающую по запястью сладкую белую массу, ловя ее языком.

В этот момент Игорь напоминал ленивого кота. Сытого, лакомящегося сметаной исключительно для удовольствия. Наконец оторвался и соизволил изъясниться:

– Свободное сознание – от меня, угадывание наших основных рун – тоже, остальное – твоя заслуга. Ты к дикой эгнорской магии, иначе ее современное состояние не назовешь, применил земную методологию. Ну и наворотили эти дикари! Такие неудобные конструкты навыдумывали, ужас! – возмутился и тут же сиганул в нежно-зеленую воду лагуны. Красиво, рыбкой.

Я не менее изящно последовал за ним. Вода приятно охладила разгоряченное на солнце тело. Вот это кайф! Чего еще желать от жизни? Ха! Есть чего – очередного секса. Не представлял, что мне понравится групповуха, в осознанных мыслях о таком не мечтал. Лиза с Зиной мило смотрелись вместе, век бы любовался. Так и делал. Они прекрасно дополняли друг друга. Высокая, светлая, длинноволосая, пышногрудая Лиза и миниатюрная, почти плоская коротковолосая брюнетка Зина. А что они в постели творили – сказка!..

– Егор! – послышался голос Игоря, и я очутился в тундре. – Давай поохотимся на мамонтов, как ваши дикари!

Неподалеку паслось небольшое стадо. Игорь и Роза, а древний маг практически с ней не расставался, были одеты в типично эвенкийские одежды. Я поежился от холода и оказался в аналогичных штанах и куртке.

– Давай. Копьями?

– С нами дама, – постыдил меня Игорь. – Луками. – И сразу заулюлюкал на животных. Те и ухом не повели. Непуганые. Знают, что у них врагов нет. Или Игорь их такими создал. Они продолжали спокойно пастись.

Луки у нас оказались бронебойными. Вдруг один мамонт не упал, а понесся на меня. Две стрелы его не остановили. Тогда я спокойно развеял животное, в тот момент, когда оно едва меня не коснулось.

– Не-э-эт, так неинтересно, – обиделся Игорь. – Я думал, ты его копьем, как хотел…

– Забыл! – ответил я, нисколько не расстраиваясь. – Ледяное копье подумывал создать, но здесь маны нет. Пришлось просто развеять. Эх, мне бы раньше так уметь, вот здорово! Чего обижаться? Это твоя идея была на мамонтов охотиться, я не подготовился.

– Не подготовился! Ну ты насмешил! Зачем в этом мире готовиться? Захотел – готово! Мне бы раньше так, не корпел бы на работе как каторжный.

– А ты чем занимался? – Мы оказались за пластиковыми столиками в летней кафешке посреди большого города. Я переместил.

– Многим чем, но в основном блокировкой пси-поля, то бишь маны. Военные да иномиряне заказывали. Иномиряне – это те, кто занимался разведкой и освоением новых миров.

– Как интересно!

– Работа как работа, ничего интересного. Сидел в лаборатории.

– Успешно блокировал? В современном Эгноре это считается невозможным.

– А то я не знаю! Навыдумывали тупицы уродливых модулей и довольны. А все просто – Игорь преобразил одежду в серебристый комбинезон, точь-в-точь как у охранников в Руинах и, откинувшись на спинку, закинул руки за голову. – Знаешь, кто у нас пси-поле открыл?

– Сумасшедший психолог Эфрад.

– Мишино выражение вспомнил? – уточнил Игорь. – Из сна? Нет, Эфрад не был сумасшедшим. Ну, может, самую чуточку. В первую очередь он был врачом. Нет, даже не в этом дело. Лечение – это так, побочно, в первую очередь он прекрасно знал генетику. Психологией увлекся позже, после инициации. Ты заметил, что у нас все животные, которые могут быть опасны, измененные?

– Ага, у вас до сих пор курорт.

Ядовитые змеи в Эгноре не кусались, комары, осы да пчелы людей не жалили. Поначалу меня это поражало, но потом привык.

– Это потому, что, когда Эфрад разрабатывал систему магии, он опирался на биологию. Согласно официальному эфрадоведению, семь основных стихий явились к нему во сне. Он начал разговаривать с ними. Знаешь, если бы не твои умные «девочки», я продолжал бы смеяться над этой сказочкой, как все ученики в мое время.

– А разве у вас, у древних, не так было? – удивился я. – Я всегда полагал, что техномаги, творившие невероятные вещи, как-то объяснялись с отражениями стихий у себя в головах, как я с «девочками»…

– Древние! Хоть мне бы такого не говорил. Нашел древнего, тоже мне. Да я современнее тебя! Остальные стали древними, согласен… О чем это я? А! Про умные стихии. Нет, вы с Эфрадом уникумы. Однажды, – Игорь оживился и говорил уже увлеченно, у него встал вопрос, как заставить стихию действовать на материю. Не просто отдать энергию со взрывом, что у него давно получалось, а сделать полезное дело. Его стихии были хоть и умные, но не до такой степени, как твои. Так вот, в то время Эфрад занимался синтезом инсулина. Это гормон для лечения диабета, слышал? И решил совместить приятное с полезным.

Дабы не прослыть голословным, на коленях Игоря возникла Роза в сексуальном топике и шортах. Игорь чмокнул ее в щечку и запустил руку под топик. Девушка томно вздохнула.

– После долгих раздумий, после многих неудачных экспериментов ему пришла в голову мысль прописать код гена, с которого синтезируется инсулин, непосредственно в «теле» стихии Жизни. Гены состоят всего из четырех нуклеотидов, которые в разных комбинациях кодируют все многообразие жизни. И стихия, что удивительно, поняла символы! Но этого оказалось мало. Пришлось добавить еще группы – аминокислоты. Вообще-то процесс биосинтеза очень сложный, это я тебе так, адаптированно излагаю. В итоге получились четыре базовых символа и двадцать пять рун, которые, в свою очередь, выводились из четырех базовых. И произошло чудо: стихия поняла задачу!

После первого же испытания Эфрад чуть не умер от резкого снижения сахара в крови, впал в кому. Уборщица нашла его в кабинете без сознания, подняла тревогу, и гения спасли. Ей тоже потом памятники ставили; не встречал? Дальше пошло-поехало. Подключились другие стихии, признали те руны, которые писались для стихии Жизни. Потом и цифры добавились. Умные стихии легко их поняли. Так все и началось.

– У человека всего двадцать аминокислот, – я решил блеснуть эрудицией. Понятия не имею, откуда помню.

– Двадцать, – согласился Игорь. – Но Эфрад добавил еще пять дэ-форм. Да чего тебе объяснять, неучу! Главное – стихии стали разуметь, что от них нужно. Получился универсальный код, написав который ты точно знаешь, что получится на выходе. Любой тупица, чувствующий пси-поле, может написать строчку и получит заранее известный результат. Тот же плазменный шарик, например. И все тупые стихии эту строчку поймут.

– Из твоего рассказа выходит, что любой может создать собственную систему.

– Да, у нас позже появились еще три, но не прижились. Эфрадовская оказалась лучше, универсальнее. Чтобы создать свою систему, многое необходимо. Во-первых, общение со стихией. Во-вторых, использовать естественную систему кодирования, чтобы для конкретного мира она была родной, тогда и стихия в ней разберется. Согласись, генная кодировка для миров, где живут белковые существа, – универсальна.

– Только для земного белкового типа! – Читал фантастику, знаю, меня не проведешь!

– Как ни странно, исключений мы не нашли. И в неживых мирах наша магия работала, и в нижних мирах. Ну, в них, конечно, не удивительно: у демонов тоже белки рулят… что ты глаза разеваешь? Смотри, лопнут еще, – сказал ужасно довольным тоном, радуясь моему удивлению, как фокусник, которому удалось-таки обмануть искушенную в иллюзиях публику. – Они, родимые, самые что ни на есть белковые белки. Только перевернутые напрочь! А вот в тех местах, где одни энергетические сущности обитают, в так называемых верхних мирах, магия так же действует, почему – непонятно совершенно. У нас целые институты над этой загадкой бились. Восхитился? А то!

Игорь был так преисполнен гордостью, будто все, чем он хвастался, было лично его заслугой.

– В-третьих, необходимо обойти изначальную привязку стихий к уже существующим символам. Они, стихии, инерционны. Если по колее покатились – свернуть трудно. К тому же инициация операторов пси-поля, то есть магов, проходит через стихии, которые уже привязаны к известным знакам. Замкнутый круг получается. Но троим основателям своих школ разорвать его удалось. Так что ты – готовый Эфрад. Надежда есть, гордись.

– А на фига мне это надо? – Я искренне удивился. – Вы хорошую систему сделали, лучше не придумаешь.

– Не скажи! Твои идеи насчет виртуальности очень неплохи, у нас такого не было. И вообще… в вашем мире я создал бы что-нибудь эдакое, какую-нибудь смесь на основе физики и программирования.

– Вах-вах-вах, придется, однако, в мир возвращаться. Систему менять надо, однако. Детишек уму-разуму учить надо. Вах-вах-вах… – Я взялся двумя руками за голову и зашатался в притворном сожалении.

Мы одновременно зашлись в хохоте. Какой мир? Зачем? Какие дети? Я ляпнул явную глупость, потому стало так весело.

Побывал у Игоря дома. Не впечатлило. Большая квартира в башне. И что? Всякая «живая» мебель – меняющая форму, чувствующая хозяина – у нас теперь на каждом углу. Общаться по инфотерминалам, в современном эгнорском просторечье – разговорникам, не с кем. А смотреть по ним же разные фильмы (это когда звук, изображение, запах, тактильные ощущения возникают прямо перед внутренним взором, создавая эффект полного присутствия, но не соучастия, что сильнонапомнило мне наблюдение через астральные метки) не получилось. Полностью свое любимое кино он не помнил, а эпизоды в единый сюжет не складывались. Я тоже показал какую-то лабуду, повыдерганную из старых советских комедий. Неинтересно.

– Пшик, – сказал я, и разговорник в моей руке испарился. Буквально. Истек паром. – Опасная штука, – прокомментировал я преувеличенно серьезно. – Один-два вирусочка – и нету цивилизации великих магов. Эти ваши инфотерминалы связывали всех и все.

– Похоже, так и случилось, – согласился со мной Игорь. – У нас все их носили. Очень удобно. Поговорить, посмотреть, послушать, даже понюхать. Заказать, вызвать, отправить. Ой, – вдруг он прыснул от смеха, – одними глаголами заговорил. Помню, было несколько сект, которые ушли от цивилизации. Они принципиально никакими амулетами не пользовались, в лесах жили. Над ними все кому не лень потешались, а смотри-ка как вышло: только они, похоже, и выжили. Но и по ним долбануло.

– С чего это? – вопросил я, внутренне не соглашаясь. Без разговорников, которые являлись устройством интерфейса, связью с инфосетью, воздействовать на людей очень даже проблематично… Или?

– От инфосети не скроешься, она у нас всю ноосферу пронизывала, включая каждый отдельно взятый мозг, – подтвердил мое «или» древний житель Эгнора. – Так что сумасшествие им было гарантировано. Поэтому их потомки дикими уродились, забыв все знания…

– Ага… А как ты там о компьютерах обмолвился? Вроде как не было их. Правда? – Древний снисходительно кивнул. Я ободрился. – Врун ты, Игорек. Я лично по ссылкам ходил!

– Так сеть, Егорушка, она и в Африке сеть! – Игорь назидательно поднял палец. – У вас ссылки, у нас метки – иначе нельзя. Нет, наверное, можно, но неудобно. Из счетных машин в древности только электрические арифмометры были. Ух ты, вспомнил! Уточняю: в моей древности, а не в той, которая моя… Ну тебя, запутал совсем. Если честно, я в школе не очень хорошо учился, чувствительность к пси-полю меня спасла, а то остался бы я каким-нибудь уборщиком. Или леса разной дрянью засевал бы, в поте лица на «блине» туда-сюда мотаясь. У нас, прикинь, людей-уборщиков оставили, в честь той Магды, которая Эфрана спасла, хотя амулетов была куча и животных специальных. Самая низкооплачиваемая и непрестижная работа, рост с нее невозможен. Такой я был тупой…

– Самокритично, Игорек, уважаю! А вот были бы у вас компьютеры, были бы антивирусники… Тогда никакие эльфы ни черта бы вам не сделали!

– Обижаешь, учитель! У нас этих Касперских как собак нерезаных было. Куча институтов работала. Кстати, о живых эльфах я не слышал. Извини, Игориэльчик, – съехидничал, шутливо мне кланяясь. – Ты, извиняюсь, попозже родился.

– Прощаю, смертный! – подыграл я. – Уроды они были, я тебе скажу, конкретные. Как вспомню его рожу мерзкую, так вздрогну. И между прочим, я долго замышлял свою мстю, а ваши прошляпили…

Образ эльфа Игориэля я подхватил в Руинах, когда полностью перестроил свою ауру в соответствии с его творением, с главным «макрофагом», который управлял всей иммунной системой Руин, убивая там всю чужую органику, и в первую очередь людей. А до этого, много тысячелетий назад, он же эти Руины и создал, превратив в них цветущий древний город.

Эльф, слава богу, мне не снился. Он появился однажды, когда я лежал без сознания, зато повеял на меня всем богатством своей мятежной души, мечтающей отомстить людям за свое же рождение. Ну и вирусом меня наградил, мешающим полноценно сливаться с ноосферой. И еще, сволочь, в астрале однажды в зеркале показался. Тогда у меня седых волосков прибавилось: жуть объяла неописуемая, чуть не помер от страха.

– Уроды, – согласился Игорь. Причем было непонятно, кого точно он имеет в виду.

В летающем пси-устройстве планетного типа – летающей тарелке, в обиходе «блине», мне летать понравилось. К полностью меняющейся прозрачности, которую я помнил из сна, добавилось полное отсутствие инерции и возможность управления проветриванием. Полетали с ветерком. На трехстах километрах в час он неслабый. Красота! Какой же русский не любит быстрой езды?

– Единственное, что не нравится, – форма. Тарелка, в натуре! У вас дизайнеров, что ли, не было? – высказался я, стукнув изделие кулаком по борту.

Звук почти полностью поглотился.

– Вечно ты моих соплеменников оплевываешь! Нельзя по-другому, плетения строго позиционные. Материал – специальный пластик с волокнами вдоль силовых линий, не абы как.

– Ладно, зауважал. Вот поэтому их и съели, как всю магическую органику. Представляю, как Агнар бы вокруг нее скакал!

– Вот видишь! А у нас практически у каждого подобная машинка была. Побогаче, победнее – не важно, главное, летали. Все дороги засеяли разной хренью.

– Заметил, сплошная экология. Хорошо у вас с путешествиями было, – сказал, хлопая по корпусу тарелки, и в этот раз она смялась, как консервная банка. Это Игорь так пошутил. – Но ничего, у вас и телепорты были, – не сдался я, ухмыляясь, и поднялся на мгновенно возникший рядом портальный куб. Шагнул в портал.

Игорь вышел вслед за мной на Драконьем пляже, но не из моей портальной воронки, а из собственной, поменьше.

– Ха! Да я умел и без этих громоздких постаментов! С накопителем, конечно. Были еще и переносные порталы, в кубических амулетах, – похвастался он.

– Это сколько же рутиния^[145] надо с собой таскать?

– Мне ста грамм хватало.

– И в другой мир? – спросил я с ехидцей.

– Не, туда только стационарные. Не веришь? Зайди в астр… ну да. Тогда на пальцах. – Единственным обломом в Нигде можно было считать отсутствие астрала. Ну и «девочек», разумеется, тоже не было. Но я не скучал ни по тому, ни по другому. Я не скучал в принципе.

Перед нами повисло объемное изображение древнего города с башнями-небоскребами. Здания неуклонно приближались, пока мы не «въехали» в одну из комнат Игоревой квартиры. Не «наяву», а в точную «астральную» копию.

– Это астральная метка, и мы как бы в астрале, – пояснил он. Окружающее исчезло, и мы повисли в пустоте перед изображением квартиры. – Пишешь три плетения…

Он демонстративно медленно написал три рунные строчки: желтую, зеленую и голубую. Писал в пустом пространстве, оставляя за пальцем застывший след нужного цвета.

– …заполняешь энергией… – Строчки мгновенно преобразились в сложное трехцветное плетение и окутали изображение-метку. – …выходишь из астрала…

Мы снова оказались на пляже.

– …произносишь фразу: «В добрый путь!» – и одновременно с этим активируешь в ауре «золотой ключик», – сказал, тыкая пальцем в две желтых руны. – И вуаля!

Перед нами возникло зеркало портала. Игорь приглашающе махнул рукой:

– Заметь, фраза: «В добрый путь!» – ключевая.

– Я буду добавлять: «Трах-тибидох» – о великий учитель! – ответил я, кланяясь Игорю в пояс. Взял его руку и поцеловал. И ошалело потер влажную от поцелуя тыльную сторону своей же правой кисти.

– А я тебе говорил, что я – это ты. Я мер-р-ртвый, – последнее произнес с гробовым рычанием, и его голова превратилась в голый череп.

Я на мгновенье испугался.

– Ах ты сволочь! – бросился на него с кулаками и сразу упал, зажав себе разбитый нос.

Больно! Игорь сидел напротив и тоже держался за лицо. Расхохотались мы одновременно. Прикольное место.

(обратно)

Глава 21

Голый осенний лес в ближнем Подмосковье. Под ногами ворохи желтой листвы. Роза в ритуальном шаманском костюме со священным орнаментом не торопясь собирала ветки для призывающего костра. Мандражировала. Камлать в первый раз без опытного проводника опасно. Хотя и знает теорию, и собраны все нужные вещи, и не раз наблюдала за дедом, все равно было страшно.

Подготовили ее серьезно, даже дедовский бубен привезли. На вопрос: «Как там, в Вартараре?» – ответили односложно: «Нормально, всех успокоили».

Кого всех, как успокоили – непонятно. Да и не важно это, главное, что доставили все необходимое. Ходу домой все равно нет – начальство не поверит в ее молчание. Как это – о золоте не спросили?.. Для них оно на первом месте, ни в жизнь не поверят, что есть вещи важнее. Пашин пистолет не забудут потребовать. И зачем его шаман брал? Все равно не воспользовался.

«Что за мысли лезут? Спокойно, Вальчикан, сосредоточься на обряде», – успокаивала себя Роза, но все равно отвлекалась.

Она третий день жила в скромном доме в центре Москвы с вывеской «Общежитие № 5 ПС ФСБ РФ». Делила комнату с девушкой-пограничницей, служащей в Домодедово. Та, естественно, не обрадовалась незваной соседке, тем более «чукче». Демонстративно морщила носик. Розе на это было глубоко наплевать. Свобода! Которая была, конечно, относительной: без присмотра девушку не оставили. Прикомандировали к ней молодого человека, якобы помощника. Хотя не якобы: он действительно показывал Москву, помогал выбрать одежду, водил покупать самое необходимое. Ей выдали самый настоящий аванс с росписью в ведомости. Она теперь числилась вольнонаемным сотрудником отдела «П», экспертом по шаманизму. Правда, корочки пока не выдали – только пропуск в общагу. Вахта там была серьезная.

Над костром Роза тщательно со всех сторон прогрела бубен, добиваясь нужного звучания. Все делала медленно, изгоняя ненужные мысли. Плеснула в огонь топленого оленьего жира и кинула туда же кусок старого рога матерого оленя, одновременно шепча ритуальные слова призыва. Плавно поднялась и начала древний танец, аккомпанируя себе бубном. На небе только что зажглась первая звезда.

Сначала ритм был медленным, Вальчикан, по-другому ее сейчас не назовешь, «разогревалась». Остановилась, плеснула еще жира в костер и внимательно посмотрела на взметнувшееся пламя. Духи услышали ее! Пора. Отрешенная от мира, абсолютно спокойная, из обычной алюминиевой фляжки глотнула грибной настойки и из нее же брызнула в огонь. Капли с шумом ушли в пар, не долетая до пламени. Схватила бубен и резко ускорила ритм. Из женских уст раздалось невообразимо низкое горловое пение.

Трое наблюдателей вздрогнули, услышав невозможные для горла молодой женщины звуки. Ее движения постепенно ускорялись. Она крутилась, сгибалась, разгибалась, подпрыгивала. Скоро темп танца достиг такого уровня, что четкие позы больше не различались. Возникла рваная размазанная тень, колыхавшаяся под быструю дробь ног и бубна, под густой однотонный горловой бас: «Гу-у-урл, гу-у-урл, гу-у-урл…» У мужчин волосы встали дыбом, оператор чуть не выронил камеру.

Это продолжалось около часа. В конце камлания пламя костра взметнулось метров на пять, и девушка, на секунду застыв в невообразимой позе, рухнула как подкошенная. К ней сразу подбежали двое наблюдателей и заботливо завернули в медвежью шкуру. Бледная шаманка тяжело и часто дышала, сквозь незакрытые веки виднелись белки. Вскоре глаза ее, закатившиеся вверх, будто в глубине лба что-то высматривали, выкатились, сменив жуткую белизну глазных щелей на глубокую черноту широченных зрачков. Грудь зашевелилась ровно, и через пять минут, сомкнув ресницы полностью, девушка уснула.

Проспать должна, по ее же словам, до рассвета. Мужчины подкинули дров, достали еды, термосы с чаем и приготовились провести здесь остаток ночи. Оператор отложил камеру и принялся жарить сосиску на веточке. Всем мучительно хотелось выпить, и все жалели, что не захватили с собой. Кто знал, что за час этот звук проберет от макушек до пяток! Об этом шаманка не предупреждала.

«Теперь придется чаем отпиваться, до сих пор руки дрожат. Хорошо охране – они довольно далеко и ничего не слышали. Командир уже выяснил это по рации. Эх, была же мысль бутылочку взять!» – сожалел оператор. Проверять качество снятого материала ему было неохота.

Как только Вальчикан пригубила настойку, ударила в бубен и сделала первые шаги ритуального танца, мир расцвел красками. Вокруг ее рук, вокруг кустов и деревьев, вокруг троих мужчин загорелись разноцветные огни. Она перестала чувствовать тело, и сразу раздался низкий горловой звук. Он заставлял вибрировать душу, постепенно вырывая ее из ткани окружающей реальности. Сияющий пейзаж закрутился все быстрее и быстрее, сознание рвалось из тела все сильнее и сильнее (и боясь, и желая покинуть свое уютное обиталище), пока наконец, после секундной паники, сравнимой с ощущением падения в бездну, когда дух захватывает и в прямом и переносном смысле, не вылетело в неизвестность.

Долина предков оказалась бескрайней песчаной пустыней с низким небом, затянутым серой хмарью. Нет, то был не песок, то была пыль… веков. Это знание пришло к Вальчикан само. Вдруг крупинки взметнулись, и девушка обернулась. И сразу осознала, что не обернулась, а лишь перенесла внимание назад и что тела у нее нет. Она была небольшим пылевым смерчем, и перед ней стоял, виляя по земле и выписывая замысловатую восьмерку, точно такой же. Слева, справа вздымались новые и новые вихри, и вскоре она оказалась окруженной со всех сторон.

– Она… она… она… – послышались слова внутри головы. Они разнились, как отличаются голоса людей: женские, мужские, детские – и все были чем-то взволнованы.

– Предки?! – неуверенно спросила Вальчикан. Она не расслышала себя, но точно поняла, что другие ее услышали.

– Кто… как… когда… она… – раздались нестройные голоса.

Шаманка была разочарована. Первичные страх, восторг, удивление сменились этим всеобъемлющим чувством.

Сначала она не поверила удаче, позволившей попасть ей в мир духов при первом же камлании. Потом удивилась запущенности. Куда смотрят великие Агды, Бува и другие духи-помощники? Понятно, что ничего хорошего в мире умерших нет, но не до такой степени! Где реки, где леса, где солнце? Дед рассказывал о них, а в долине предков он бывал однажды и любил это вспоминать. Рассказывал, как боялся встретиться с тамошними обитателями и еле-еле сумел вернуться. Он обманывал или ему привиделось? Вальчикан еще раз оглядела себя и местных обитателей. Пришло разочарование. Все не так, как должно было быть. Это не предки, и она неизвестно где. Наверное, в мире чужих духов, чужих предков, в чужой долине. Как она могла ошибиться? Что сделала не так?! Стало до слез обидно. А как вернуться?!

Из какофонии непонятных вопросов и сумбурных утверждений вырвался зычный голос.

– Ты звала нас, – произнес он раскатисто, выделяя каждое слово. Над толпой невысоких вихрей поднялся высокий толстый смерч.

– Я?! – растерянно переспросила Вальчикан. – Я звала предков, хотела найти духов-помощников… это не вы?

«Это местный шаман! Может, он знает?» – подумала она с надеждой.

Голос ответил не скоро, когда язык девушки давно щекотал следующий вопрос, требуя немедленного высказывания.

– Нам плохо ты звала мы пришли.

– Да кто вы такие? Ты – шаман, ты должен знать. Или вы все потеряли разум? – с облегчением выпалила она, не вникая в ответ высокого смерча.

И снова ей пришлось ждать.

– Беда кругом твой зов помощь другие не зовут забирают плохо тяжело думать смертная… – белиберда полнейшая.

– Ничего не поняла! Где беда? Здесь? А я чем помогу?! Где я, как мне вернуться?! – Юная шаманка вдруг ощутила опасность. Она веяла отовсюду. Девушка запаниковала и невольно попятилась.

– Давно живем рушится все силы нет дай силы спаси смертная…

Вальчикан взвыла. Давно она так не боялась! Ужас охватил ее всю, пронзил насквозь, проник в каждую песчинку, из которых теперь полностью состояла ее сущность, как человеческое тело – из клеток. В страхе бросилась сквозь толпу, ничего не замечая. А вихри меж тем при ее приближении втягивались вниз и возникали на удалении, уходя с пути и одновременно следуя за ней. Она всегда оказывалась в кольце.

– Егор! Спаси, Егор! – взмолилась шаманка и встала.

Ей было стыдно, и чувствовала она себя глупо. Пришла сюда за ним и совсем забыла. Вальчикан стала ругать себя последними словами, просила прощения у деда, извинялась перед Егором, но главное – не знала, что делать, и совершенно не представляла, как и с какой стороны надо начинать искать выход. И проклятый вихрь наседал, буквально сверля мозги:

– Дай силу смертная упади ты звала сама падай, – большой смерч неуклонно приближался – и зудел, зудел, зудел… своим раскатистым голосом.

Ноги Вальчикан задрожали, словно она слышала приказ-заклинание, сопротивляться которому с каждой секундой становилось все сложнее и сложнее. Даже при огромном желании убежать у нее уже не получилось бы. В данный момент ее не занимало, как могут дрожать отсутствующие ноги, ее обуревали стыд, сожаление и досада. Она почти смирилась с неизбежностью. Скоро, чувствовала девушка, она встретится с любимым дедом и познакомится с родителями, которых не видела с раннего детства.

«Мама у меня наверняка красавица…» – подумалось ей, и ноги женщины бессильно подогнулись.

Вдруг вспыхнула ослепительно-яркая голубая вспышка, и Вальчикан услышала насмешливый, но в то же время властный, преисполненный высокомерия голос молодой, уверенной в себе женщины:

– Вставай, красавица, нечего в пыли валяться.

Окончательно запутанная, не отошедшая от прощания с жизнью, шаманка поднялась. Вяло обратила внимание на отсутствующие конечности. Как падала, как бежала – непонятно…

– Говори, сладенькая, кем тебе приходится Егор ор’Комес?

– Что? Я… ничего не понимаю… я жива?

– К сожалению, да, – усмехнулся голос. И рявкнул: – Отвечай по существу!

По сознанию девушки словно сквозняк пролетел, мысли обрели ясность и четкость, ни одного сомнения не осталось. Разве что появилось ощущение собственной ничтожности перед разлитой вокруг силой, впрочем настроенной пока доброжелательно.

– Я знаю Егора – Белого шамана, его фамилия Комес, пришла позвать его душу. Он мне никто, я познакомилась с ним во время похода к «забирающим души», он всех убил, но и сам оказался на пороге мира мертвых, – отчеканила, как давно заученный доклад.

– Действительно, никто. Жаль. Тебе не удастся его позвать. Знаешь ли ты в своем мире кого-нибудь, кто его любит?

– Знаю, – твердо ответила Вальчикан.

– В следующий раз проведите обряд совместно, у вас получится, – распорядилась невидимая собеседница.

– Но… – Девушка не знала, как обратиться. – Госпожа! Я хотела попасть на порог мира мертвых, в долину предков, а оказалась здесь! Или это и есть?..

– Любить надо сильнее! – презрительно оборвало ее «сияние». – Тебя падальщики притянули. Оголодали они совсем, охоту устроили. У тебя такая вкусная прана, что даже я облизываюсь. Все, прощай… сладенькая.

После этих слов Вальчикан окончательно втянулась в землю.

Пимена, как все боги, не любила выполнять обещания и старалась их не давать, тем более смертным. Но если бессмертные обещали, то все же старались исполнить. Частенько, в отместку за «унижение», цеплялись за явную казуистику, и результат получался таким, что «заказчик» и сам жалел об исполненном обещании. Например, вечную жизнь могли обеспечить в загробном мире, богатством могли буквально придавить, засыпав золотом, и так далее.

Пимена не собиралась мстить Лионе таким образом – себе дороже. Да и не была она злопамятной или мелочной и излишней гордыней не страдала.

Метки Егора в его родном мире оказались всего у двух человек. С одной стороны, это очень странно, учитывая, что мир ему родной, а с другой – это к лучшему, легче проследить. Богиня не обманывала, когда говорила, что не может вытащить Егора из Нигде, туда ей дороги не было, и на Землю спуститься не могла, но по другой причине.

Слишком далек этот заштатный мирок от ее домена, местные боги не поймут подобного вояжа: «Ну и что, что мир ничей? Тебе-то какое дело? Сами разберемся. Праны на всех не хватит, шалишь! У тебя есть свой райончик, там и гуляй, а пока – держи плюху, для профилактики… Без обид?» Пример, конечно, утрирован, звучит по-дворовому, но примерно так и обстояло дело. Единственное место, где Пимене можно появиться, не рискуя нарваться на наглую шантрапу, – верхний слой тонкого мира в районе Земли, слой так называемых падальщиков. Это слабые духи, когда-то бывшие людьми, которые в силу разных причин не получили настоящего посмертия. Они паразитировали на проходящей сквозь слой пране. В мирах, не посвященных конкретным богам, ее было более чем достаточно, духам хватало эманаций от одного только ее прохождения.

Это опять было явное вмешательство Создателя: одна душа, помеченная Егором, оказалась «говорящей с духами». Нет, смещения вероятностей Пимена не заметила, но это же Создатель! А случайностей во Вселенной не бывает. Богиня относилась к той части небожителей, которые были уверены в этом. Другая часть оставляла случайностям право на существование. Не все же отписывать Создателю в самом деле!

Пимена лукавила, говоря Розе, что ее притянули падальщики. Как только богиня почувствовала начало отщепления части души от человека с меткой, то сразу подправила вероятности и обеспечила попадание брахмы (мобильной части души) в нужный ей слой. Однажды, оказавшись в плену у одной такой брахмы, у Лионы, пронырливая небожительница вызнала об этих сущностях все и теперь использовала эти знания. Про сладость праны богиня не обманывала: у всех шаманов, как, впрочем, и у магов, она была вкусной.

Пимена сделала свое дело, осталось подождать результата. В принципе ей было все равно, чем закончится «операция по спасению», но она была еще очень молодой и очень любопытной. Осторожно, буквально одним глазом осталась приглядывать за всеми Егоровыми метками.

(обратно)

Глава 22

После долгих споров с начальством Шувалов добился разрешения привлечь Зину к операции «Спящий красавец». Во время следствия, кроме как на очной ставке, подельникам общаться не положено – закон непреложный, многократно проверенный. «Ну и что, что одна из подследственных «не при делах»?» – отвечали ему, имея в виду Розу. Это, мол, исключительно ваша недоработка. «Вербовка эвенкийки, конечно, ход сильный, но мы-то с вами понимаем…» – намекали ему, не желая делить с ним ответственность. Аргумент: «Зина любит Егора, и только она может его позвать», – Шувалов, разумеется, не приводил, да и сам в нем сомневался. В итоге свел девушек в неопределенном «следственном эксперименте», якобы «для воссоздания обстоятельств». Генералы, заранее сверлившие себе дырки под ордена, облегченно вздохнули. Если и полетит чья-нибудь голова, то только Шувалова.

– Позвоните брату и отцу, он вернулся, – приказал Шувалов Зине, положив перед ней ее телефон. – Успокойте их. Они с ног сбились, вас ищут. Скажите, что находитесь в Москве в закрытой клинике с раненым Егором. Надеюсь, не станете нести отсебятину про арест?

Зина, судорожно кивнув и сглотнув слюну, внезапно ставшую вязкой, схватила мобильник.

– Я это, Сережка, точно я! Я с Егором в Москве. Да здорова, не переживай. Да точно тебе говорю, не вру! Это он в клинике лежит, а я за ним ухаживаю. Егор, Егор. Раненый он, без сознания. Да будет он жить, точно тебе говорю! Потом объясню при встрече, в двух словах не расскажешь. Да не могла я раньше позвонить, прости! Потом… Ну… в каком-то смысле из-за Змея… – неуверенно произнесла Зина, просительно глядя на следователя.

Шувалов, сурово сдвинув брови, отрицательно покачал головой.

– Ой, Сережка! – заторопившись, заговорила скороговоркой. – Меня врач зовет, потом перезвоню. Клиника за городом, связь плохая, я сама, ты не набирай. Папке привет и Эльке. Нет, денег не надо! Ты что, забыл? Все-все, пока! Не надо приезжать, не вздумай! – выпалила и быстро нажала на отбой. – Фу-у-х, – выдохнула, расслабляясь. На лице ее было написано разочарование. – Ну что за скотство, Александр Сергеевич? Не как следователь, а как человек – вы меня понимаете? Как отец?

Шувалов молча забрал из руки девушки телефон. Он выглядел абсолютно непробиваемым.

О деньгах Александр Сергеевич особо не пытал. Нашли и нашли, наследство так наследство. Оформлять его как клад не стал – слишком мелочно для такого дела, пусть пользуется, тем более неизвестно когда она выйдет отсюда. Следователь не собирался отпускать ее раньше, чем Егор придет в себя или умрет окончательно.

– Отлично, Зинаида Ивановна, вы справились, – холодно похвалил он девушку. – Теперь послушайте меня внимательно. Роза Верхотурова утверждает, что позвать душу Егора может только любящая его – вы.

Шувалов говорил и сам себе не верил. Неужели это его уста произносят слова «душа», «любовь», которая всемогущая? Еще месяц назад о подобных вещах он не задумывался, а сейчас на полном серьезе вещает. Пусть мировоззрение и переменилось – доказательства сверхъестественного были очень весомыми, – но открыто высказываться об этом было все еще непривычно. Да и неприятно.

– Поэтому вы поступаете к ней на обучение. Под нашим присмотром, разумеется.

– В камере? – упавшим голосом уточнила Зина, до которой смысл сказанного Шуваловым доходил медленно.

– Зачем же, на воле. В Подмосковье есть одно местечко…

Зина, наконец-то понявшая, что ей предстоит вернуть Егора к жизни, не дала договорить, бросилась через стол обниматься. Шувалов, не ожидавший такой бурной реакции, лишь растерянно ее отталкивал.

«Черт, совсем расслабился, форму потерял. А если бы это был подготовленный агент? Готов заложник в моем лице… Надо в форму входить. Вот скотство, все ведь записывается! Засмеют…» – с досадой подумал опытный следователь ФСБ.

– Спасибо, миленький Пушкин, я знала, что вы добрый! – тараторила Зина, плача от счастья.

Выпускают из опостылевшей камеры, да еще и спасать Егора! Девушка чуть с ума не сошла от восторга. Как именно придется «звать» любимого, она не задумывалась.

– Внимательно повторяй движения, слушай ритм, – втолковывала Роза своей ученице. – И пой. Главное, держи тональность.

Они уже неделю жили в каком-то охраняемом особняке с примыкающей к нему закрытой парковой территорией. Его выделил лично Директор, посмотрев обработанную специалистами запись с камланием Розы. У самых закоренелых скептиков она сняла все возражения. Двигаться с такой скоростью в течение часа, выделывать такие невозможные по анатомическим причинам па – мистика. А удивительно мощный горловой звук, который тем не менее далеко не расходился? Решение экспертов было на редкость единодушным, и руководство окончательно определилось – шаманку поддержать. Произошла небольшая заминка в связи с бюрократической волокитой, и Зину приписали к Розе с пометкой в деле: «Следственный эксперимент».

Зина в детстве занималась эстрадными танцами, поэтому с чувством ритма и выполнением движений больших проблем не было, но петь совершенно непонятные слова, даже не совсем слова, а набор монотонных гудков – не умела. Горло ломалось, дыхание терялось, и она начинала сипеть.

– Хватит, Зина, сойдет.

Роза, скептически качая головой, отмахнулась, останавливая танец. Третий день без улучшений. Танец за четыре дня освоила, последовательность обряда уловила и… застыла. Горловое пение – никак. Ну да ладно, не на конкурс исполнителей народного танца готовятся, надо, чтобы духи откликнулись.

«Только бы не падальщики! – с ужасом думалось девушке. – Нет, с Зиной попадем куда надо». Она твердо верила голубой силе.

Что это за Сила (с большой буквы) юная шаманка до сих пор не поняла, но то, что она вступилась за Белого шамана, добавило тому еще больше уважения, почти до благоговения. За обучение Зины, его любовницы, а вовсе, как оказалось, не жены, девушка взялась со всей страстью.

– Ты занимаешься очищением души, как я говорила?

– Каждый день спрашиваешь, – устало ответила Зина, – занимаюсь.

– Показывай.

Зинаида со вздохом села на желтую траву и скрестила ноги. Связки уже растянулись и почти не болели. На занятия они одевались в ритуальные зимние костюмы. Меховые штаны, длинные мохнатые запашные куртки с капюшонами и вышитые этническим орнаментом суконные нагрудники. На ногах легкие унты. Жарко в подмосковном климате было неимоверно, но зато можно было запросто сесть или вовсе упасть на прохладную землю. Отдохнуть, расслабиться, не задумываясь о последствиях.

Очищение души в понятии Розы – это изгнание из головы посторонних мыслей. Должно звучать только одно желание – вернуть Егора. Ни страхов, ни сомнений, только горячее, всепоглощающее стремление к нему. Тогда духи предков, привлеченные танцем и пением, непременно откликнутся и унесут душу шамана туда, куда он всем сердцем рвется. Так было в теории. В реальности получилось не совсем так, но Роза не унывала. Оказывается, для призыва души с порога мира мертвых нужно еще и любить того человека. Зина любит. Роза не рассказала ни ей, ни другим о неимоверной Силе, которая приказала (иначе не скажешь) позвать Зину на следующее камлание. Шувалову и остальному начальству она объяснила, что встретила души предков и те поведали ей, что вернуть человека, заблудившегося на грани мира мертвых, может только другая, живая, искренне любящая его душа. И сразу подсказала, что это Зина, и никто больше. Ни мать, ни отец, ни дети, а только она, за спасение которой Егор жизнью своей расплатился не задумываясь. Эвенкийская девушка была романтична, как большинство ее сверстниц других национальностей. Ей поверили.

Когда лицо Зины полностью расслабилось, дыхание выровнялось и замедлилось, Роза с силой хлопнула в ладоши у одного уха, через несколько секунд – у другого. Позже повторила. Реакции – ноль. Прогресс – вчера веки немного вздрагивали. Хлопки в ладоши – это ерунда, дед перед учеником из карабина стрелял. Еще два дня на оттачивание танца с пением – и можно камлать. Игре на бубне Роза учить и не пыталась, – слишком долго. Сама за двоих постучит. Для сопровождения совсем юных шаманов в их путешествии по миру духов это позволялось.

– Хватит, жена, возвращайся. Твоя душа достаточно чиста, – прошептала Роза. Еще один тест: не уснула ли? И женой назвала специально, зная, что это ее нервирует. Как себя поведет?

Повела нормально. Спокойно открыла глаза и ни намека на недовольство не выразила. Действительно очистилась от всего лишнего, хоть завтра камлай. Нет, через две ночи как раз будет полная луна. Роза решила придержаться даже такой мелочи, о которой шаманы обычно не вспоминали.

Ритуал начали после первой звезды в том же парке, где и тренировались. Роза не обращала внимания на операторов, а вот Зину они раздражали.

– Успокойся. Ты хочешь вернуть Егора? – сказала ей Вальчикан (сегодня она требовала обращаться к ней только так). – Относись к ним как к моим хлопкам в ладоши, как к писку комаров.

– Не люблю комаров, – проворчала Зина. Но, помотав головой, как бы вытряхивая из головы лишние мысли, словно песок из волос, закрыла глаза и медленно выдохнула. Распахнув веки, вымолвила: – Все, я готова, – произнесла решительно, без тени сомнения.

Вальчикан пристально посмотрела на нее и кивнула. Камлание началось.

Для стороннего наблюдателя отличие от первого ритуала было одно: горловой звук в этот раз был самым обычным, человеческим, от пения двух шаманок. Танцы в бешеном ритме продолжались так же, как и в прошлый раз, примерно час. После завершения камлания в шкуры завернули обеих бледных девушек. Они были удивительно холодными. И это после большой физической нагрузки, да в меховых одеждах! Одно слово – мистика.

В самый интересный момент секса Зина вдруг взвизгнула, заозиралась вокруг и завопила благим матом. Откинула меня от себя, вскочила и заметалась, пытаясь прикрыть голыми руками собственную наготу. Точно курица в курятнике, от петуха убегающая и не знающая, куда от пакостника скрыться. Только кудахчет, перья летят, да крылья хлопают. Лиза сидела в кресле и спокойно наблюдала за беготней товарки, то есть вела себя как обычно – молчала. Неохота мне было писать для них тексты.

– Эй, подруга, я так не играю, – нашелся я после секундного замешательства.

Зина застыла и уставилась на меня со страхом, постепенно переходящим в удивление. Глаза из орбит едва не вылезали, челюсть едва до груди не достала.

– Хорошо, я понял, встретимся позже, – сказал и развеял весь бордель.

Дело проходило в безумно шикарной обстановке старинного публичного дома: с золотыми подсвечниками, безвкусной лепниной, огромной кроватью с балдахином и всем в этом роде. Теперь же я очутился на золотом песке пляжа, но, к моему удивлению, не один, а с Зиной. Она, кстати, успела обмотаться газовой портьерой с балдахина, что только подчеркивало ее наготу, скрывая интимные места полупрозрачной тканью. Надо было раньше ее так одеть, сексуально смотрится.

– Не понял, а ты как здесь? – спросил я у нее, осознавая, что говорю явную глупость. Как она сможет ответить? Но она ответила!

– Егор?! Ты… здесь… Это где?! Как я… Почему? – произнося эту сумбурную речь, она осматривала себя, ощупывала, поправляла ткань, и в конце концов рассеянно опустилась на песок, не зная, плакать или радоваться.

– Зиночка, ты говоришь?! Как здорово! – Я схватил растерянную девушку на руки и закружился с ней. – Как достало меня ваше молчание, если бы ты знала!

– Егор! – услышал я пораженный возглас Игоря. – Роза заговорила!

Я обернулся и увидел разъяренную Розу, которая хлестала Игоря по щекам, а он уклонялся, пребывая в совершенном довольстве. Роза была в полюбившихся Игорем топике и шортах.

– Представь себе, а у меня Зина! – С этими словами я поставил все еще не соображающую девушку на Землю.

Роза отстала от Игоря и обратила внимание на меня, попутно оглядывая изменившийся пейзаж. Только что она была… бог его знает где. Я никогда не интересовался, а Игорь мне не докладывал.

– Белый шаман? – неуверенно спросила она.

– Точно! – обрадовался я. – Ты меня так называла. Вот здорово, что вы заговорили! Эх, еще бы и Лиза! А почему она молчит?

– Егор, я не могу ее развеять, попробуй ты, – обратился ко мне Игорь, показывая на Розу.

Я попробовал. Ничего не вышло. Тогда мы перенеслись в мой замок, но перенеслись вместе, а я хотел только с Игорем. Мы с ним переглянулись и сказали почти одновременно:

– Девочки, пожелайте исчезнуть. – Лично мне стало нехорошо от первого местного облома, это перекрыло радость от возможности поболтать с Зиной.

– Белый шаман, опомнись! – взмолилась Роза, заламывая руки. – Что с тобой случилось? Ты ведешь себя как… – не сумев подобрать слова, резко повернулась к Игорю и неприязненно спросила: – Кто этот человек?!

– Тебе же всегда нравилось! – возразил древний, оптимизма нисколько не потерявший. – И вдруг с кулаками полезла!

– Роза, Роза, спокойно, сейчас разберемся. И ты, Зиночка, приди в себя. – Я попытался рассуждать здраво. – Значит, вы себя осознали. Отлично! Теперь станет гораздо веселее. Лизу научим, правда? А сейчас пожелайте исчезнуть, хорошо? А потом мы вас вернем, честное слово! Попробуйте. Раз, два, и…

– Ты не понял, Белый шаман, мы пришли за тобой, а совсем не «осознали» себя. И кто этот блондин? Почему он лез ко мне под… – Девица растерялась в описании «этого» и только одернула топик.

– Позвольте представиться, мадемуазель, я не блондин, я – Игорь. Оператор пси-поля, а по-нынешнему – маг. – Древний щелкнул каблуками форменных сапог. Он оделся в форму гусара. Когда успел – я не заметил. – Я не приставал, а занимался тем, чем занимался с вами всегда, до вашего самосознания. Надеюсь, я прощен? – с этим словами сверкнул улыбкой наглости и самолюбования.

– Егор! Любимый! – Зина наконец окончательно опомнилась и бросилась мне на шею. – Мы к тебе, мы за тобой! Если бы ты знал, что мы пережили! Егорушка, пойдем со мной, идем отсюда, скорее!

– Куда ты меня зовешь? – возмутился я, освобождаясь от ее захвата. – Никуда я не пойду, мне и здесь хорошо.

– Действительно, барышни, зачем бежать? Давайте поедим и все спокойно обсудим. – Игорь показал на возникший стол, ломящийся от изобилия, с непременным шампанским в серебряном ведерке. – Прошу к столу! Вам понравится, леди, не побрезгуйте простой гусарской пищей.

– Белый шаман, Егор, опомнись! Ты на пороге мира мертвых, тебе надо срочно возвращаться на Землю, тебя там ждут. – Роза, не обратив внимания на расшаркивания Игоря, подошла к нам с Зиной.

Зина уже не висела на мне, а стояла рядом, судорожно вцепившись в мою футболку с какой-то крикливой надписью. Попытки избавиться от футболки ни к чему не приводили. Похоже, все, чего касались девушки, переставало принадлежать нам с древним всецело.

– Ты… мы к тебе… я думала, что ты страдаешь, а ты! – говорила Зина сквозь текущие по щекам слезы и трясла меня за майку. У меня невольно дергалась голова. – Хорошо здесь устроился. Спишь и со мной и с женой. Это же она там была, да? И никакого выбора не надо. Удобно. Но тебе придется, слышишь, придется выбирать! И ты пойдешь со мной! – последние слова выкрикнула и впилась в мои губы поцелуем. Я не успел отшатнуться.

Получилось точно как в сказке о спящей красавице. В данном контексте более уместен «спящий красавец», как и была названа эта фээсбэшная операция. Я вспомнил все. Нет, я и раньше не забывал, но ко мне вернулись чувства, стремления, воля и… жажда настоящей жизни.

Я был кроликом в клетке. Меня кормили, поили, подсовывали крольчих, развлекали – и я был довольным. Занимался главным кроличьим занятием и в ус не дул. Жил, потакая любым своим прихотям, осуществлял самые вычурные и пошлые желания. Пошлые – во всех смыслах этого слова, без стремлений, без страсти и без размаха. Даже фантазия притупилась, вкупе с чувствами. Бездушной жизнью я жил, и я это понял.

Словно пелена с глаз слетела. Досада, сожаление, стыд вихрем пронеслись в моей голове, очищая мозги от остатков бездушия. Надо возвращаться, срочно!

– Роза, подойди ближе и обними меня, мы возвращаемся, – решительно скомандовал я.

– Стой, Егор! – возмутился Игорь. – А как же я? Меня снова не станет. Вернее, я не смогу с тобой общаться, а для меня это одно и то же! Здесь же так здорово, и это будет продолжаться вечно! Одумайся! Хотя бы ради меня…

– Здесь смерть. Мы мертвы, понимаешь? Здесь я мертв вместе с тобой. Тебе не привыкать, а мне это невыносимо. Обещаю, что свяжусь с тобой при первой же возможности!

– Знаю я твои обещания, ты их никогда не выполняешь! – выдал он насупившись, не скрывая обиды. Точно мальчик перед прилавком, которому мама не хочет покупать игрушку. Причем она логично обосновывает, мол, денег нет, сынок. Но ему-то какое дело, ребенку? Ужасно же хочется…

– Я постараюсь, Игорь. Ты жди. Тебе, в конце концов, не привыкать. – ответил я твердо. – И… спасибо тебе. За все спасибо. Ну и прости, если что…

Закрыл глаза и пожелал вернуться в собственное тело. Это было мое последнее желание в Нигде. Оно исполнилось.

Утром девушек отпаивали горячим чаем. Несмотря на ночевку в теплейших медвежьих шубах, они дрожали. То ли от холода, то ли от возбуждения. Немного отогревшись, Зина разомкнула уста.

– К-как он? – спросила со страхом и надеждой.

– Уже знаете? – переспросил Шувалов, переведя взгляд на Розу. Та кивнула. – Теперь он просто без сознания. Начал дышать, сердце забилось по-нормальному, и, простите, первые отходы жизнедеятельности вышли. Медики говорят, что теперь он в «обычной» коме. С прогнозами осторожничают.

– Все у него теперь будет хорошо, – уверенно заявила Зина, на глазах расцветая. – Пу́стите меня к нему?

– Это не мне решать, – поспешил откреститься следователь. – А теперь вы поделитесь рассказом. Как вам это удалось?

Непосредственный руководитель проекта «Мерлин» приехал на спецдачу вчера вечером, но не показывался главным исполнительницам до сего момента, дабы лишний раз не нервировать. Он и сам чувствовал себя неуютно.

Женщины переглянулись.

– Расскажи ты, – отмежевалась Роза, у которой образ Игоря не выходил из головы, вызывая противоречивые чувства, – у тебя красивее получится.

Зина пожала плечами и поведала обо всем без утайки. Она забыла о своем статусе арестованной, не анализировала речь, и следователь ей сейчас представлялся чуть ли не самым родным человеком. Подполковник правильно подгадал с визитом, взял тепленьких. Ни Зина, ни Роза не желали ломать головы над выстраиванием каких-либо теорий и не хотели скрытничать; они находились в самом благодушном расположении духа.

Про жену Егора Зина рассказывала особенно горячо, употребляя эпитеты «тупая» и «блондинистая»; живописала средневековый замок «с камином, Александр Сергеевич!»; Игоря назвала «Ржевским».

– Значит, там… – Шувалов не знал, как назвать то место, где побывали… сознания девушек, – на пороге мира мертвых, – нашелся, повторив слова Розы, – Егор был не один, а с другим магом?

– Он так назвался, – нахмурилась Роза. – И очень не хотел, чтобы Егор уходил. Скучно ему там будет, что ли… Я не поняла.

– Да, – подтвердила Зина, – они там развлекались вместе. Только он не магом назвался, а каким-то оператором какого-то поля… пси. Точно, оператор пси-поля!

– Вот даже как… – Александр Сергеевич задумался. Подуло научной фантастикой. «Может, пришельцы? Ни черта не понятно… скорей бы Егор этот поднимался!» – думал он, пытаясь разложить повествование Зины по полочкам.

В ее рассказ он поверил от первого до последнего слова. Кое-какие пробелы в летнем трехнедельном отсутствии Игоря-Егора заполнились. Другая планета, параллельный мир или звездолет пришельцев. Неизвестно где, но вне Земли – это почти точно. Многие неувязки сходятся, и наличие жены и друга это подтверждает. Точнее только он сам разъяснить может. Если захочет, конечно. Как на него давить и надо ли это делать, Шувалов пока не имел ни малейшего представления.

Зину отвезли в камеру, Розу в общагу. Потянулись дни.

В своейодиночке Зина раз за разом вспоминала, как она отделялась от тела, как летела в окружении шепчущих разные мерзости теней, как было страшно, а в итоге почувствовала на себе мужчину. Как в ужасе завизжала, не поняв, что это. Изнасилование? Раз за разом она выскальзывала из-под тяжелого тела, окидывала взглядом средневековую обстановку и в упор смотрела на красивую голую девушку, на жену Егора.

Вот и свиделись. Конкурировать бесполезно. Там было только тело, а если вместе с душой? До ужаса обидно! Она впервые почувствовала себя ущербной. Никогда не завидовала высоким красавицам, а тут воочию, в двух шагах от себя встретила шикарную женщину, и сердце защемило.

«Может, он ее приукрасил в своей фантазии, а на самом деле она выглядит как чучело? – с надеждой думала девушка и обрывала себя. – Не глупи, Зинка, успокойся. Вспоминай лучше о том моменте, когда ты сама оказалась на том широком ложе. Тебя он тоже нафантазировал, значит, тоже любит! Борись, Зинка!..» – так, в муках ревности, сжимая-разжимая кулаки, Зина томилась в ожидании. О ней словно забыли.

Я пришел в себя классически, пролетев по лабиринту из труб прямоугольного сечения. Постукался в гулкие стенки при поворотах и, открыв глаза, вылетел в свет. Веки были свинцовыми.

Дежавю – я снова в больнице. Плохая привычка. Освещение тусклое – ночник. Писк кардиомонитора. В пределах видимости только потолок. Голова не поворачивается, руки-ноги не шевелятся. Нет сил. Ничего не болит. Нет, в животе слева что-то тянет. Там, куда болт попал. Вроде. Нет, точно туда, не зажило еще. А сколько прошло? Попытался оценить продолжительность своего отсутствия и испугался: совершенно потерял чувство времени в том проклятом Нигде! И устыдился. Если бы были силы, то застонал бы и зубы сточил от досады. Я вел себя как дорвавшийся до наркотика наркоман, как психопат пустоголовый, только об удовольствиях и думающий. Сладко пожрать, пьяно попить, поспать, потрахаться и развлечься; причем тупо и лениво, как пресыщенный недоросль или кот, которого «и здесь неплохо кормят». Если это и есть прообраз рая, то такой парадиз на фиг не нужен. Какая Зина все-таки молодец, вытащила! Кстати, а почему она, а не Лиза? Понятно, что она далеко, понятно, что Эгнор – мир закрытый, однако сомнения волей-неволей закрадываются, они – обратная сторона любви. Надо набраться сил, выяснить поточнее, и домой… А все ли я здесь завершил? С этим, кстати, необходимо разобраться в первую очередь. Очень уж у «серых» все было правильно устроено, без Высшей помощи обойтись никак не могли. Чувствуется, что та группа была далеко не одинока…

С такими невеселыми мыслями я уснул обычным сном без сновидений.

Валялся я около месяца. Последнюю неделю пытался вставать и делать зарядку. В последний день двигался уже вполне уверенно. Капельницы и уколы перестали ставить еще раньше и сегодня обещали выписать… в камеру. В постоянном медицинском наблюдении я больше не нуждался, оставалось просто есть и шевелиться.

Чего я только не передумал за это время! Самым обидным было то, что я упустил великолепную возможность учебы у древнего мага. Но что теперь сделаешь, время назад не вернешь. Или можно? Должна существовать возможность с Игорем пообщаться, раз он во мне устроился. Но подождать придется. Сначала до стихий надо добраться, свободное сознание заново освоить. Странно, при прошлых ранениях подобного не было. И «девочек» видел, и сознанием гулял. Причина либо в том «сером» плетении на наконечнике болта, либо в полнейшем истощении, либо… фиг знает в чем. Как мне вообще выжить удалось? Игорь тоже этого не понимал.

О колдовских способностях в данный момент особо не переживал – ауры видел прекрасно и совершенно не важно, за счет каких сил; значит, и остальное восстановится.

Один раз приводили Зину. Я тогда почти не разговаривал. Она поплакала надо мной, обцеловала, затребовала ножницы и подровняла бороду. Похвалила, что я хорошо выгляжу, на древнюю развалину уже не похож. Напоследок призналась в любви. А я только хлопал глазами, отвечая «да – нет». Я был ей искренне благодарен, мне было ее жалко, но не любил. На ее месте для меня стояла Лиза.

Как она там? Чувствую, что с ней все хорошо. Поволновалась, но сейчас успокоилась настолько, насколько это возможно при такой неопределенной разлуке. Удивительно! Знания о ее чувствах словно сидят где-то в укромных уголках сознания и совсем не мешают. Даже наоборот, стимулируют к жизни. Я это сейчас понял, после Нигде, а до того не задумывался. Надо было прочувствовать отсутствие этих знаний, чтобы понять.

Несколько раз появлялся следователь, Александр Сергеевич Шувалов. Везет же мне на Пушкиных – Верес так же именовался. Несмотря на запреты врачей, он пытался со мной общаться. Я поначалу не мог, а после молчал специально. Успеем побеседовать, потерпит. В камере и начнем. Ставлю сто против одного, как любят говорить американцы, что он сам ко мне заявится, а не вызовет в кабинет. Я здесь «вери импотент персон», в моем присутствии только шепотом изъясняются, боятся, что подслушаю. Зря. Я сейчас слабее младенца, но никому этого знать не обязательно.

Из комфортабельной палаты в стиле люкс, за которую состоятельные больные бешеные бабки платят, меня перевели в мрачные подвалы Лубянки.

– Встать! – раздался голос из прорезанного в двери зарешеченного окошка, и почти сразу лязгнул засов.

Я сел на застеленные чистым бельем нары. В целом камера была уютной. Параша, умывальник, стол, табуретка и откидные нары. В подобной Ленин трудился, из хлебной чернильницы на бумагу молоко наносил, революцию организовывал. Я же ничего написать пока не успел. Но пари выиграл: вошел следователь собственной персоной.

– Не вставайте! – с ходу заявил Шувалов, улыбаясь очень к себе располагающе.

Я подниматься и не думал, поэтому на его приказ-просьбу внимания не обратил.

Одним слитным движением, с каким-то полууголовным шиком Александр Сергеевич сел на табурет как раз напротив меня.

– Вас как называть: Игорем, Егором? – погнал он с места в карьер.

– Егором. Родители знают? – Я тоже решил обойтись без политесов.

– Нет. Стоит сообщить?

– Не стоит.

– Я сам пришел поговорить, без протокола.

– Ценю. За что я здесь, не напомните?

– Убийство двух и более лиц. Спланированное, хладнокровное, с особой жестокостью.

– Вот оно как! Сознаюсь во всем, не раскаиваюсь, могу подтвердить все на следственном эксперименте, рассказать о своих действиях с точностью до поворота головы. Довольны? – Горбатого лепить мне было ни к чему.

– Сотрудничество со следствием всегда приветствуется и принимается во внимание судом… – заученно произнес он и замолчал. Побарабанил пальцами по столешнице, отбивая ритм «мос-ков-ский-спар-так» и глядя на меня с задумчивым прищуром, и выдал: – Вы совершенно не боитесь? – спросил с подкупающей искренностью.

– А вы? Рядом со мной… – спросил я как можно более зловещим тоном, придвинувшись к следователю чуть ближе.

Хотел резко, но получилось беспомощно, как-то по-клоунски. Не в той я форме, ой не в той. Тем не менее короткая волна страха по его ауре промелькнула, но виду он не подал.

– Нет, не боюсь. Мы изучили вас вдоль и поперек, и я уяснил, что вы муху без причины не обидите. А сейчас и вовсе… не в форме.

Внешне я снова выглядел молодым, но телесная слабость неимоверно бесила. Меня не побрили и не подстригли, мне, наоборот, резинку подарили, чтобы было чем волосы в хвост перетянуть. Футболки, рубашки, белье, джинсы – всю одежду, кроме уличной, вернули. Правда, ремень зажилили и теплые кроссовки выдали без шнурков.

– А вас, скорее всего, посадят надолго, если не пожизненно. Не опасаетесь?

– Нисколечко! Не посадите вы меня. По крайней мере, в обычную зону. Я вам нужен.

– О как! До такой степени, что мы готовы закрыть глаза на массовое убийство?

– Даже если бы там были невинные младенцы, закрыли бы. Возможно, относились бы по-другому, содержали не так, но в целом – закрыли бы.

– Вот вы какого мнения о нашей службе! – искренне возмутился он. – Да я бы не посмотрел тогда на все ваши умения!

– Другие бы нашлись, – сказал я, безразлично пожимая плечами. – И я их понимаю. Представляете, что сулит государству изучение меня? Будь я хоть дьяволом во плоти. – При этих словах Александр Сергеевич еле заметно вздрогнул. Я криво усмехнулся. – Но я не такой, успокойтесь. Существование той личности вообще подлежит сомнению. – Здесь я слукавил. Например, Вартараара, темного божка, вполне можно поименовать этим словам. – В общем, располагайте мной. Отдаюсь, так сказать, в руки Родины. Надеюсь, они чистые.

Шувалов расслабился, немного ссутулившись, и скрестил руки, невольно глянув на ладони. Словно именно его верхние конечности олицетворяли тот светлый образ, который был сформулирован еще первым чекистом – Феликсом Эдмундовичем.

– А вы наглец! Кто вы такой? Только честно, – спросил заинтересованно, незаметно изучая меня с ног до головы, будто заново открывая.

– Оператор пси-поля, – ответил неожиданно для самого себя.

– О-го-го! Не маг, не колдун, не шаман, а просто «оператор»?

– Представьте себе. Но те названия мне тоже подходят, не вижу разницы. Кроме шамана, конечно.

– А чем вам шаман не угодил? – поинтересовался с хитринкой.

– А тем, что вы уже знаете его работу. Кстати, спасибо вам за Розу с Зиной, они реально меня спасли. Так вот, шаманы камлают, призывают духов, занимаются предсказаниями и так далее. А мы, волшебники, колдуем потихоньку, без камланий.

– Вы их сами поблагодарите, позже. А еще хочу вам напомнить, что вы, волшебники, и людей иногда в сердце закалываете. Не по злому умыслу, разумеется, а чтобы сил набраться.

Уел он меня этим заявлением. Не объяснять же ему сейчас все различия между мною и «серыми»? Разговор долгий.

– Знаете что, Александр Сергеевич, я вам потом все объясню. Я таких колдунов больше вашего ненавижу, мне есть за что. А сейчас я устал и хочу есть. Аппетит у меня, знаете ли, повышен, сил набираюсь. Мне тем более сказали, что у меня особое довольствие – по просьбе.

Шувалов шутливо поднял руки, мол, сдаюсь.

– Хорошо-хорошо. Но в следующий раз я приглашу вас к себе. Не возражаете? – последнее с издевочкой.

– Буду рад, – ответил я совершенно серьезно.

– Конвой! – позвал, стукнув кулаком по двери. – До встречи, Егор Михайлович.

– Ронович, – поправил я его. – Если Егор, то отчество – Ронович. Михайлович – для Игоря. Запомните, пожалуйста.

Перешагнув порог тюремной камеры, Шувалов словно пересек невидимую черту. Лицо его резко изменилось: там, рядом с Егором, оно излучало благожелательность, искренность и любопытство, а здесь, «на свободе», мгновенно стало мрачным. Точно подметил молодой нахал: будь на месте Егора один из тех, кто занимается жертвоприношениями, с ним носились бы не меньше. Очень уж заманчивые перспективы это сулит для страны. Да что страна – для всего человечества в целом! Разрешили бы тогда принести жертву в этих стенах? Если бы это зависело лично от него, то нет, а руководство… Ну, Егор, надавил же на больную мозоль!

Дни потекли за днями. Я постепенно набирался сил, по мере возможности тренировался, медитировал. Астрал так и оставался для меня закрытым. А без него я теоретик. Я и теоретизировал. Читал лекции в отделе «П» и ждал, когда ко мне вернутся стихии.

Меня неоднократно обследовали. Прокрутили во всевозможных приборах, по сравнению с которыми новейший компьютерный томограф казался древней рухлядью; проанализировали все что можно и что недопустимо; одной только крови высосали столько, что стадо вампиров подохло бы от зависти. Кроме этого, меня изучали мои же слушатели из отдела «П» и двое гражданских уфологов из Питера. По их отчетам я был «обычным» экстрасенсом, видящим ауры. Правда, очень хорошо видящим, все их представители были намного слабее меня в этом плане. Зато переплевывали в других областях. Особенно меня поразил пожилой мужик – телекинетик. Он действительно двигал спичечный коробок, не потребляя ни капли маны и жизненную энергию не тратя. По крайней мере, без свободного сознания, которое мне было так же недоступно, как астрал, я не замечал в нем никаких изменений.

Объяснил, как действуют амулеты «серых». Настолько, насколько сам разобрался. Рассказывал по памяти из того времени, когда осматривал их свободным сознанием.

Техномагическое устройство «подчинения», в условиях невозможности создания «пелены разума», на меня подействовало. Не так безусловно, как на других, но все же. Чувства приглушались, точно уши на высоте закладывало, и в ответ на команды «хозяина» возникало желание их выполнить. Тяжело, но я мог сопротивляться. Не знаю, сколько бы я выдержал, – не проверяли. Прибор быстро выключали, потому что силу в нем экономили – мана утекала буквально ручьем. Я навскидку придумал несколько вариантов уменьшить потери, но, разумеется, промолчал об этом.

Про старинную брошь поведал, что она – примерно такое же устройство, но действует исключительно в руках «серого» мага, оно гораздо экономичнее и качественнее современного техномагического прибора. После этого рассказа во взоре одного молодого экстрасенса с неплохими зачатками мага жизни расцвел такой букет вожделения, что я решил еще раз прочесть лекцию о сути «чернокнижия»:

– Понимаете, в чем дело… Сам факт жертвоприношения безнравственен, с этим никто из вас, надеюсь, спорить не будет. – В небольшой аудитории собрался весь отдел «П» и несколько экспертов из других служб. – Не буду говорить о том, что убийство – грех, это вы и без меня знаете… Не ухмыляйтесь, я серьезно. Да, я сам грешен, но я никогда не лишал человека жизни просто так и тем более ради удовольствия и получения силы. Там, – это слово произнес задушевно, многозначительно кивая на потолок, – мои поступки взвесят… честно скажу – не ведаю, кто это будет делать, но будут однозначно, и посмертие мне обеспечат такое, какое я заслужил… – последнее прозвучало грустно.

Я чуть ли не впервые задумался о судьбе своей души. Пример Рона, который доволен своим посмертием, вселял надежду, однако… мысли о смерти не бывают веселыми. Если только это не юмор висельника, который есть нарочитая бравада перед неизбежностью, игра на публику.

Я кашлянул в кулак и возобновил проповедь:

– Да черт с вами, о себе думайте сами, но решать судьбу души человека никто не вправе. А во время жертвоприношения именно это и происходит. Душа однозначно отправляется к демонам на вечные муки. Это наихудшее посмертие. А оно, посмертие, ждет всех нас, вне зависимости от нашего «верю – не верю» в какой-то там загробный мир.

Большинство взглядов было заинтересованными, но… сильно сомневающимися. А Фарид, тот молодой экстрасенс, так и вовсе кривился.

– Душа отправляется к демонам независимо от земной жизни, хоть человек муху за всю жизнь не обидел, хоть сознательно сто беззащитных детей погубил, – четко проговорил я, обращаясь большей частью к Фариду.

Он отвернулся. Но своего мнения, как мне показалось, не изменил. Не отказался бы он попробовать, когда на кону такие возможности, и в первую очередь – власть.

«Что ж, я ему не родитель, пусть сам воспитывается…» – огорченно подумал я.

– Кроме того, – продолжил я тоном усталого проповедника, который старается не обращать внимания на царящий в помещении скепсис. – Получая часть жизненных сил жертвы, вы посвящаете свою душу божеству, которое освятило это жертвоприношение. Пусть вы не будете знать его имени, но только бог может разрешить использование силы Смерти, и после этого ваша душа будет всецело принадлежать ему. Он станет определять ваше посмертие. Захочет – отправит к демонам, которые перерабатывают прану – так называется субстанция, добываемая из души человека, богам очень нужная – и она становится как бы слаще для них. А захочет… не знаю, что сделает. Да что угодно!

Я помолчал.

– Но главное, – и это важно для всех! – с каждой жертвой открывается канал к нижнему миру, миру демонов, и в один прекрасный момент они явятся сюда во плоти и крови. И Земля со всем своим оружием ничего им противопоставить не сможет. Попируют они здесь всласть, хорошенько проредят человечество. А для оставшихся людишек установят свои законы и станут разводить нас, как кроликов. Чтобы плодились и размножались на их радость и силу. Такой вот апокалипсис… Не верите? По ехидным шепоткам вижу, что нет. Увы, подтвердить свои слова ничем не могу, но дожидаться их прихода не советую, – закончил, остро жалея о потерянных магических способностях. Я бы жизненной энергией пожертвовал, но показал бы этим Фомам неверующим иллюзию того демона, которого я в батвийском храме замочил, да Фиона бы еще ужаса добавила. А так…

Задав мне разные каверзные вопросы, слушатели разошлись. Конечно, все понимали жуть и аморальность самого акта жертвоприношения, но сила чудесных амулетов перечеркивала мои слова, и я не мог предложить им альтернативы. Почему я раньше не наделал амулетов с «щитами жизни»? Они тоже держат пули! Амулеты «исцеления» хороши, но… военное применение магии, к сожалению, гораздо нагляднее и впечатляет гораздо острее, на уровне инстинкта; охотника или хищника – кому как нравится.

Однажды при встрече Роза, которая мои лекции иногда посещала, быстро прошептала, когда мой сопровождающий отлучился буквально на несколько секунд:

– Белый шаман, кто тот дух, что просил за тебя?

– Не понял, какой дух? – прошелестел я в ответ.

– В первый раз я попадала в место, где меня окружил очень могучий дух. Он и посоветовал мне пригласить Зину, чтобы она вытащила тебя.

– Откуда я знаю! Что, так и сказал, Зину?

– Нет, сказала – того, кто искренне тебя любит, а я только Зину знала.

– Подожди… «сказала», я не ослышался?

– Да, голос был женский.

– Как выглядел дух? – Я заинтересовался. Очень любопытно! – И еще! Именно про меня сказала или просто о том, кого хочешь спасти?

– Про тебя. Спросила, откуда я знаю Егора Горкомеса. Я поняла, что это ты.

– Стой! Может, ор’Комеса? – Сердце бешено заколотилось. – Как выглядел дух?!

– Точно, ор’Комес! А выглядел… – Роза задумалась. – Никак не выглядел. Ярко-синий свет вокруг меня и чувство огромной силы, прямо давящей, как огромный сугроб. Точнее, голубой свет. Очень сильный дух! Дед о таких не рассказывал.

– Я понял… спасибо, Роза, – имя девушки я прошептал, уже отвернувшись.

Вернулся сопровождающий и подозрительно посмотрел на слишком близко подошедшую эвенкийку. Здесь ее иногда дразнили «чукчей». За глаза, конечно… в смысле – в ее отсутсвие, не за разрез глаз.

Вечером в камере меня как по голове стукнуло: голубой сгусток света – богиня, в которую превратилась Лиона! Такой она возникла в алтарном зале, сгустком ярчайшего небесно-голубого света, и отвлекла Вартараара. Я успел собраться и дотянулся-таки до абсолютной энергии. Без богини мы бы все погибли.

«Молодец, Лиона! Прав был Рон: не умерла наша графиня, и действительно у нее какие-то отношения с той богиней, причем очень тесные, раз смогла уговорить. Вот только как она обо мне узнала?!» – подумал я недоуменно.

Почти каждый день были допросы. Допрашивали: Шувалов в одиночку, он же с компанией и компания без него. Я рассказал об инициации, об Эгноре, о своих действиях на Земле. Умолчал об умных стихиях, об астральных метках, об абсолютной энергии, о битве с Вартарааром… о многом не поведал, раскрыл лишь общие сведения. Объяснил, что кино в Закутке снимал при помощи заклинаний иллюзий, которые в данный момент продемонстрировать не могу. Увы, жду воссоединения со стихиями. Почему до сих пор не получается – не знаю и сам по этому поводу беспокоюсь. Во время повествования о событиях в Эгноре попросил пригласить Зину. Шувалов согласился. Она кусала губы, когда я рассказывал о Лизе, твердо глядя девушке в глаза. Жестоко, но необходимо. Пусть не питает надежды.

В конце этого допроса я набрался наглости и прямо попросил следователя отпустить Зину. К моему удивлению, он согласился. Тут же, «не отходя от кассы», взял у нее подписку о неразглашении и объявил Зину свободной. Более того, разрешил нам проститься!

Зина обняла меня, поцеловала и закрыла своим пальцем мои губы.

– Молчи. Я знаю, ты меня не любишь, но я люблю тебя, и моей любви хватит на двоих. Я еще поборюсь за тебя, так и знай. До встречи.

На следующем допросе я удивленно сказал Шувалову:

– Как это вы так, Александр Сергеевич? Неужели расписке поверили?

– Надоели ее брат и отец, – отмахнулся Шувалов, – с ними мы провели беседы и взяли подписки. Зачем она здесь нужна? Девушка она не болтливая, проблем не будет.

– А чего же так долго держали?

– А то вы не понимаете! На вас хотели надавить, – откровенно признался следователь. – Но после вашего рассказа, да специально в ее присутствии, понял, что это бесполезно.

– Как-то вы подозрительно откровенны, Александр Сергеевич.

– Да, Егор Ронович, – усмехнулся он. Шувалов звал меня Егором и обращался на «вы», но по имени-отчеству – крайне редко, – могу себе позволить, и вам настоятельно это рекомендую. Правда – лучшее оружие. Я хорошо к вам отношусь, поверьте мне, но есть руководство, которому мало от вас только теории. Понимаете меня?

– Не очень. Нет, понимаю, конечно, но… в чем смысл?

– Смысл в том, что вы после больницы почти месяц у нас нары греете, а отдачи от вас – ноль.

– ??? – беззвучно вопросил я, подняв брови.

– Проект «Мерлин» могут закрыть, за неимением самого Мерлина, то бишь вас. Ваше удивительно воскресшее тело продолжат изучать, и совсем не обязательно на Лубянке. А некоторые наши горячие головы считают, что убийца обязательно должен понести наказание. Вам есть что возразить?

– Полностью согласен насчет убийц и сразу подсказываю: как только поймаете хоть одного из сатанистов, подозреваемого в жертвоприношениях, пригласите меня на допрос. Очень прошу.

– Это все, что вы можете мне сказать?

– Нет. Еще прошу позволить мне заниматься в спортзале. В камере места не хватает, а на прогулках охрана не одобряет. Тело просит, прихожу в форму.

– Хорошо, Егор, я учту. И о спортзале хорошо, что напомнили. Вы говорили, что на мечах сражались, вот и проверим вашу подготовку.

(обратно)

Глава 23

«Жертвенная пятерка» смогла покинуть место жертвоприношения только к полудню. Пока забросали труп мусором и снегом, пока стерли с мерзлой земли знаки, то да се – раньше не получилось. Разъезжались по разным дорогам, каждый на своей машине. В последнее время приходилось соблюдать особую осторожность: менты как с цепи сорвались.

Никто точно не знал из-за чего, но приказы во всех отделениях были однозначными: регистрировать трупы всех бомжей, особенно пожилых, и расследовать обстоятельства смертей с особой тщательностью. В случае обнаружения в трупах колотых ран в области сердца объявлять план «Перехват» и сообщать смежникам из ФСБ. Задерживать всех лиц по малейшему подозрению в причастности к данному убийству.

В среде почитателей Апопа ходили упорные слухи, что это связано с пропажей одной из сибирских «пятерок» во главе с двумя Главными жрецами. Выяснение точных причин милицейской активности затруднялось разобщенностью почитателей, которая напрямую поддерживалась самими богами. Они лично организовывали встречи своих Главных жрецов и делали это очень редко и, само собой, перед недостойными смертными не отчитывались. На прямые вопросы Главного жреца, с которым общались во сне, не отвечали из принципа и требовали исключительно подобострастного отношения. Пилюлю недовольства подслащивали непременным обещанием сделать жреца Верховным, если он все приказы будет выполнять в точности. Главные старались. Ведь на другой чаше весов лежала вполне осязаемая возможность самому стать жертвой. Стоило Апопу присниться одному из Старших жрецов, прямому подчиненному Главного, как участь последнего была решена: его сила легко блокировалась недовольными богами-демонами, и провинившийся Главный, буквально секунду назад видевший себя в кресле Верховного, шел под нож, ничем от простого городского бомжа не отличаясь. Впрочем, сетовать почитателям было не на что. Как только они приобщались к культу, их земная жизнь резко шла в гору. Это было таким приятным сюрпризом, таким весомым довеском к ощущению силы и тайной власти, что некоторые жрецы даже самим себе боялись признаться, что опасаются реального прихода «начальства» на землю. А ну как попадешься на глаза того же ворчливого Апопа? Съест – не поморщится. Дрожали, но остановиться уже не могли – зависимость возникала мощнейшая, с героиновой несравнимая.

Евгений Светлов, или, в среде своей пятерки, Семех, попался по-глупому. Сегодня он был ведущим жрецом ритуала, то есть лично колол жертву. И надо же было такому случиться, что в нем изволила принять участие госпожа Главный жрец Вероника Павловна, руководящая тремя московскими пятерками. Многие посвященные облизывались на эту шикарную девушку, выглядевшую так молодо и доступно, но о большем и думать не смели. Строга она была невероятно; честолюбива, как все Главные; ненасытна, как большинство жрецов, но ориентацию имела нестандартную, и посвященные об этом знали. Глотали слюнки и отрывались на других женщинах.

Резали в этот день какую-то девушку, и для Вероники, похоже, это было чем-то личным. Она сама ее привела, но обряд доверила провести молодому Семеху. А после заставила слить всю силу в накопитель. Он, видите ли, сильно любит транжирить ману попусту, и это будет ему уроком, и что скоро сила должна будет потребоваться просто в неимоверных количествах, и даже не намекнула – на что. Накопитель – а «серые» в последнее время приспособились использовать графит в форме пирамидок – неплохо держал и несложно достать – забрала с собой.

«Су… ой, Великая. – Семех и в мыслях боялся оскорбить начальницу. – А как ты предлагаешь мне бизнес вести? На одних откатах и крыше разоришься! Да и конкуренты не дремлют, за удобными площадками под застройку – длиннющая очередь… Эх, мне бы этой пирамидки на месяц хватило… Как теперь на встречи буду ездить? Ну… Великая…» – досадовал он, уважительно вручая девушке накопитель.

Надо было и жертвенный нож отдать, но пожадничал. Он был новенький, впервые опробованный, и так приятно пах остатками силы, что рука не повернулась. Вероника лишь презрительно скривилась, позволив своему ухоженному личику на мгновенье испортиться. По слухам, дома она держала целый гарем, в котором была опытная визажистка.

С этим ножом и попался.

Семех выехал последним и вляпался в план «Перехват». Наскоро припрятанное тело девушки, превратившейся в старуху, нашли быстрее, чем предполагали «серые». Нехорошее было место, неудобное. Неподалеку располагался дачный поселок, и собак скорее всего бегало – не сосчитать. На рассвете их, конечно, видно не было, но Сергей бы на месте старшего поостерегся. Наверное, выкопала какая-то сучка на выгуле, и дачники, а их здесь круглогодичных полно, тут же подняли вой.

На посту ДПС гаишники нашли в багажнике нож – и пошло-поехало. Теперь Семеху приходится сидеть в отделении милиции и ждать допроса. Или Вероника раньше приедет – он успел с ней созвониться. Это была маленькая месть: забрала силу – выручай. Не будь она такой жадной, то кивнул бы Сергей тормозившему его сержанту и поехал бы дальше. Ничего, Вероника скоро все здесь поправит, и следов его задержания не останется ни в одном протоколе.

В спортзал меня привели на следующий день после просьбы. Маты, турник, шведская стенка, гантели, штанга, баскетбольные кольца, на полу разметка – все как обычно. С удовольствием пробежался по кругу, размялся, не обращая внимания на любопытные взгляды моего сопровождающего и пятерых занимающихся на матах коротко стриженных парней в тренировочных штанах и тельняшках. Я был босиком и в джинсах – спортивную форму мне выдать не удосужились. Принялся проводить бой с тенью. Тело слушалось сносно. Не по причине нездоровья, а из-за застоя. В ускорение не входил, но чувствовал, что могу. Не в полное, которое устраивала Синя, расходуя силу Жизни, а в «нормальное», за счет ресурсов моего измененного организма. Свободно двигаться, растягиваться, выполнять привычные движения и связки было очень приятно, душа пела.

Кто бы сомневался, что те ребята – не просто спортсмены, как бы на огонек заглянувшие и случайно с арестантом столкнувшиеся; они, как я и думал, подошли в разгар работы.

– Эй, парень, можно тебя отвлечь? – спросил самый старший по возрасту, лет под тридцать. Два метра ростом, за сотню кило веса без капли жира. Внешне – машина для убийства. Лицо меж тем было очень добродушным, курносым и голубоглазым, под рыжим ежиком на голове. По весне на носу наверняка веснушки выступают, и тогда мужик становится мишенью для подколок со стороны товарищей. Его совершенно не боялись.

– Разумеется, сударь, для того мы здесь и собрались, – манерно ответил я, остановливаясь. Ребята хмыкнули.

– Сударь так сударь, – с улыбкой согласился здоровяк. В его взоре плескались спокойствие и абсолютная в себе уверенность.

«Точно дразнят – стопудово! И сами ржут. А он смотрит на все это снисходительно, да еще и поддерживает», – подумалось мне неожиданно весело.

– Как называется твой стиль? – поинтересовался он.

– Э-э-э… ушу-Рона. Из дзен-архивов Шаолиня. Двадцать лет изматывающих тренировок и медитаций, – сказал я со всей серьезностью, кивая по типу «честь имею».

Парни откровенно заржали. Рыжий поддержал игру.

– Не соблаговолите ли, сударь, поучаствовать в спарринге? – предложил он с легким поклоном, получившимся неуклюжим. На слове «соблаговолите» пару раз спотыкался, чем вызвал дополнительный хохот.

– Извольте, – важно ответил я, чем вызвал новый взрыв смеха.

– Ша! – остановил расшалившихся ребят рыжий. – Ну хватит язык ломать. С кем хочешь поработать?

– Мне без разницы.

– Коля, – рыжий выбрал самого маленького, примерно моей комплекции, – у вас одна категория. Начали.

– Стой! – остановил я парня, вышедшего из мгновенно образовавшегося круга, и уточнил: – Полный контакт?

– Конечно! – удивленно ответил Коля. – Да ты не боись, калечить не буду! – успокоил меня насмешливо и несколько высокомерно.

– Согласен, – ответил я. – Ты уж поаккуратней со мной, – попросил жалостливо и сам скомандовал: – Бой!

Я получал искреннее удовольствие. Поначалу он себя сдерживал, но быстро разозлился. Я же только уходил и блокировал. Никакого ускорения не требовалось, по мне он, без хвастовства, был деревенским увальнем. Через пять минут я пожалел тяжело дышащего Колю и мягко уложил его на лопатки.

Раздались аплодисменты, одобряющий свист и язвительные замечания:

– Молодец… Коля, а ты долго его за нос водил… Не расстраивайся… Маслица пролили, да, Коля?..

Николай шумно дышал, непонимающе озирался, но… не расстраивался. Я подал ему руку, он ее принял и легко поднялся. Поклонился мне.

– Молодец! Не ожидал! А чего тянул? Давно бы мог меня завалить.

– Долго не занимался. В камере не развернешься. Удовольствие получал.

– Понимаю! – согласился он. Слова о камере его нисколечко не смутили.

– Дальнейшие спарринги, насколько я вижу, бессмысленны, – взял слово рыжий. – Как к тебе обращаться?

– Егор.

– Стас, – представился в ответ. – Командир этих неучей, спецназа охраны изолятора. Нас мало, но мы в тельняшках, – позволил себе улыбнуться. – Тренируемся не здесь, у нас, сам понимаешь, база в другом месте. А этот зал так, для сотрудников и некоторых других. Мне еще приказали на мечах тебя проверить, – перескочил без паузы. – Ты как?

– Я-то – «как», а ты? – спросил я насмешливо.

– Немного занимался кендо.

– А что это?

– Не знаешь? – удивился он. – Японский бой на мечах в защитных латах. Олег, принеси форму.

Мы оделись в шлемы с сеточкой на манер фехтовальных с добавленными к головному убору легкими наплечниками. Пластиковые нагрудники, переходящие в защиту живота, юбочка и «латные» рукавицы. Стас называл каждую деталь, но я не запоминал. Бамбуковый двуручник запомнил – синай.

– Какие правила? – спросил я, приноравливаясь к балансу, длине и хлесткости меча.

– Правил куча, но мы обойдемся без них. По яйцам не бить и… пожалуй, все.

– Колющие удары считаются?

– Если чувствительно, то почему бы и нет? – рассудил, пожимая плечами. – Но не советую на них размениваться, темп потеряешь. Бой кончается, когда один окажется на земле или признает поражение.

– Понял.

Мы разошлись метров на пять, и он скомандовал по-русски: «Бой!» – а дальше пошли чисто японские вопли вместе с хлесткими разнонаправленными ударами. Честно говоря, я не ожидал такой прыти и, запутавшись в непривычных неудобных латах, пропустил пару чувствительных ударов по корпусу. Бил он, признаюсь, увесисто. Позор! В настоящем бою так и погибнуть можно, а по мастерству мой соперник был далеко не Витаром – мастером меча и даже не Роном – хорошим середнячком. Я собрался, привык к одежде, к необычно легкому оружию и наконец потеснил Стаса. Он упал через минуту, вырубленный точным ударом по темечку. Для этого мне пришлось подпрыгнуть. Шлем, разумеется, бамбуковую палку выдержал, а голова – нет.

Стас не потерял сознание. Его повело и заставило оступиться, он вынужденно упал на колено. Сорвал шлем. Прижал ладонь к темени:

– Нихренасе! Я понимаю – боккэном, деревянным мечом, но бамбуком?!

– Не стану утомлять разговорами типа: «Сила в правде» или «Меч – продолжение духа воина». Скажу просто: мой вес, помноженный на скорость удара. На квадрат скорости, – уточнил я, уважительно поглаживая бамбуковый синай. – Ты погляди-ка, хороший бамбук – выдержал. Если бы сломался, погасил бы энергию удара. Я рисковал.

– Риск оправдался, – сказал Стас, поднимаюсь. – Думаю, закончим. Ты действительно знаком с мечом. Не буду спрашивать, где учился, – запретили. Построились, мужики!

Мне уважительно поклонились, повернулись направо и гуськом, никак не колонной – строем и не пахло, вышли через дверь, противоположную «моей» раздевалке.

– Егор, – позвал меня мой сопровождающий и показал на выход в тюрьму.

Я со вздохом сложил руки за спину и делано-угрюмо поплелся «домой». На самом деле настроение было великолепным, и руки назад мне совсем не обязательно складывать – давно вышло такое послабление, но играть так играть.

Александр Сергеевич явился в аудиторию и прервал очередное занятие в отделе «П».

Я проводил обучение медитации по-эгнорски. Надеялся, что кто-нибудь сумеет выйти свободным сознанием. Круг инициации ни для кого не сработал, новых способностей никто не получил. Хорошо хоть не пострадали, обошлось всего лишь головной болью. Мана нужна, много маны. Надо будет в лесу попробовать провести обряд, инициировать одну только стихию Жизни, но сейчас была зима – маны в лесном массиве было сущие крохи. А стихия Разума не была так разлита, как Жизнь, она имелась исключительно в астральном пространстве, завязанном на ноосферу, откуда ее и брала Фиона.

Я еще бодрился, убеждал себя, но надежда на то, что получится вернуть себе способности, по крайней мере в скором времени, таяла. После каждой попытки войти в астрал я долго скрипел зубами и чуть ли не выл. Как же так, за что?! Душа все чаще наполнялась меланхолией. Отъезд на зону становился все более и более реальным. Как мне говорили многие сотрудники отдела «П», меня держат на Лубянке в относительно комфортных условиях исключительно благодаря пробивным качествам Шувалова. Я был ему искренне признателен.

На заднем сиденье машины мы расположились вдвоем. Впереди сидели водитель и мой неизменный сопровождающий. Ехали на окраину Москвы, в обычное отделение милиции. Предыдущие два выезда закончились пшиком – задержанные не были «серыми».

– Егор, я хочу поговорить с вами серьезно, – тихо произнес Шувалов.

– Я слушаю, – так же тихо ответил я.

– Нашему проекту на следующей неделе собираются понизить статус, если не закрыть совсем, для вас это означает закрытый суд и отправку в… менее комфортные условия.

– И что? – Внутри меня неприятно скребануло.

– Я хорошо к вам отношусь и считаю, что там вам не место… – намекнул и многозначительно замолчал.

– То есть вы мне предлагаете…

– Я ничего не предлагаю. У вас есть хороший друг, Сергей Хром, я постараюсь вас с ним связать. Это все, что я могу для вас сделать.

– Спасибо, – ответил я через паузу. В голове закрутились разные варианты, один фантастичней другого. – Эх, Александр Сергеевич, сколько раз я просил вас отвезти меня к Тунгусскому метеориту, где ниточка силы. Может, она помогла бы! – горячо прошептал я, сжав руки в кулаки.

– Я всегда был только «за», но у меня есть начальство! – не менее горячо прошипел он в ответ. – Они боятся, что вы оттуда уберетесь в свой Эгнор! Не надо было о нем рассказывать, – закончил с сожалением и сразу предупредил: – Не делайте глупостей сейчас, вам не уйти, застрелят. Ваш сопровождающий – далеко не единственный.

В ответ я лишь хмыкнул. Появлялась такая мысль, не стану скрывать, и я до сих пор от нее полностью не отказался, но сначала – вероятный «серый». Машина остановилась в заснеженном дворе небольшого отделения милиции.

Маленький кабинет дознавателя. За столом женщина-дознаватель средних лет, напротив, через столешницу, стул для допрашиваемого и пара сидений у стены рядом с сейфом. На них мы с Шуваловым и пристроились. Меня Александр Сергеевич представил экспертом. Женщина посмотрела на меня недоверчиво и обратилась к заглянувшему в дверь сержанту:

– Приведите задержанного, – сказала уставшим голосом и с явным недовольством проворчала: – Навыдумывали приказов. Сиди теперь, жди вас. Чем бомжи-то вас заинтересовали?

– Мы приехали сразу, как получили сигнал, уважаемая Светлана Викторовна, – спокойно ответил ей Шувалов, вопрос проигнорировав.

Дознаватель вздохнула и изложила нам обстоятельства задержания.

Сегодня в полдень рядом с дачным кооперативом нашли труп старухи, заколотой в сердце. Как положено и по недавней инструкции, объявили план «Перехват». На посту ДПС остановили машину с одиноким водителем, он занервничал. Обыскали, в багажнике нашли кривой нож. Мужчину задержали и препроводили в ближайшее отделение милиции. Сидит в обезьяннике, ждет вызова.

Нож Светлана Викторовна показать не успела: ввели задержанного, но в носу у меня уже свербело: из ящика стола ощутимо несло запахом силы Смерти, запахом характерного «серого» цвета, до боли знакомого. В животе что-то оборвалось, тело само собой подготовилось к нападению.

Молодой человек годов эдак двадцати пяти вальяжно опустился на «допросный» стул. Закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки. Ботинки, джинсы, свитер, расстегнутый пуховик – все фирменное, не китайское. Держался очень уверенно, даже высокомерно.

Я не слушал вопросов-ответов, я присматривался и «принюхивался». Имя, фамилия, работа, обстоятельства задержания, откуда ехал и так далее – пролетало мимо ушей, я изучал ауру и ничего не понимал. Четко виделся свежий след от недавнего жертвоприношения, но ни капли силы не было. Аура растянута, но пуста, амулетов при нем не имелось.

Сердце мощно трудилось, гоня в сосуды декалитры крови, ноздри хищно трепетали, как у гепарда перед прыжком. Даже уши, казалось, прилипли к черепу. Я чувствовал подвох и не мог понять, в чем он заключается, слишком уж уверенно держался маг, знающий о своей пустоте. А не чувствовать ее он не мог.

Парень заметил мое внимание и в свою очередь поглядел на меня. Оценил и отвернулся, не скрывая презрения. Вдруг он напрягся. Светлана Викторовна вытащила из ящика стола запечатанный в пластиковый пакет жертвенный нож. С каким вожделением «серый» посмотрел на него! Но не дернулся. Значит, не на него расчет…

«В чем подвох?! – вопило все мое естество. – Где опасность?!» – и я дождался ответа.

Из коридора донесся приближающийся цокот женских каблуков, распахнулась дверь, и, обдав нас тонким парфюмом, в кабинет решительно вплыла эффектная девушка в распахнутой длиннополой норковой шубе. Обворожительно улыбнулась и выпустила в наши стороны три серых нити…

Пружина, сдавленная во мне до предела, усилием воли еле сдерживаемая, обрела свободу. Я увернулся от нити и прыгнул, целя пальцами в горло. У «серой» сработала защита, и моя рука уперлась в прочную упругую пленку, но сбить девушку удалось: слава богу, она использовала заклинание из серии «пелена», а не «стену», которая к земле крепится, иначе отлетел бы я от изящной фигурки, как мячик от бетонной плиты. Мы вместе, точно были единым организмом, стукнулись о стену и завалились на пол, переплетаясь еще больше. Извернувшись змеей, я буквально заполз ей на спину. Захватил шею колдуньи в замок, отчаянно пытаясь сдавить горло, что в принципе являлось делом безнадежным, и дождался неизбежного: серое плетение, выглядевшее как сеть, отцепилось от ее ауры и лениво-медленно окутало меня. Я погрузился во тьму.

Был бы я один! Увидев ауру колдуньи, раздутую, как воздушный шарик, от переизбытка силы серую насквозь, без полутонов, дал бы стрекача не задумываясь. А так… иного выхода, кроме глупого нападения, рассчитанного исключительно на авось, я в тот момент не видел.

Тьма была кругом. Не было никого, и меня в том числе. Внезапно прозвучал совсем юный, по-мальчишески звонкий голосок:

– Что, живчик, допрыгался? Хи-хи. Теперь узнаешь, как шутки шутить. К демонам пойдешь, они тебе бо-бо долго-долго будут делать. Хи-хи, – сказано это было так непринужденно-весело, что я мгновенно поверил.

Ужас спеленал мой разум,но все равно пришла догадка.

– Ва-вартараар?! – произнес, заикаясь. Душа окончательно ушла в пятки.

– Хи-хи, угадал, догадливый ты мой. Мы с тобой навсегда одной ниточкой повязаны. Стра-а-ашно?.. – прошипел он, и этот шепоток больно, холодной безжалостной лапой сдавил мне сердце. Несуществующая конечность, несуществующий орган – были только тьма и голоса. – А думаешь, мне сладко?! – эти слова бог уже прорычал. – Значит, так, я добрый, я помогу тебе, – говорил уже солидным, насыщенным басом. – Не бойся, никого резать не нужно, раз ты такой чистоплюй.

– Не-не ве-рю… – выдавил я. Ужас перерастал в панику, я чувствовал – это были мои последние связные мысли.

– А мне плевать, веришь или нет. Либо к демонам… – представился яркий сюжет, где убитый мной демон опускает меня, визжащего, в котел с кипящим маслом.

Я завопил в голос, почувствовав пальцами ног нестерпимый жар.

– …либо, – с этим словом боль мгновенно ушла, – забери у этой сучки силу. И все.

Ко мне медленно приближалась девушка в норковой шубе. Она вся была окутана серым клубящимся туманом. С приближением туман стал обретать вкус. Он был сладким и сочным, очень манящим. Горло пересохло, возникла просто нестерпимая жажда. Один глоток – и я спасен. Желание ощутить во рту живительную влагу становилось непереносимым, как у изжаренного солнцем страдальца, сидящего перед чистейшим родником. Пусть отравишься, пусть… вода такая желанная.

– Не бойся, – проникновенным шепотом продолжил уговаривать голос, – это всего лишь сила, не сами души. А души она погубила. Отправила одному божку из местных, а тот – демонам. Не осталось в ней ничего человеческого, ты всегда таких ненавидел. Вот и отомстишь, и сам спасешься…

«Да! Да! – во мне все пело. – Как вкусно! Пить! Ее задавить, гадину! Я этого хотел и хочу!»

Девушка подлетела совсем близко, туман поредел. Я собрался уже втянуть его в себя, как вдруг сквозь прорехи в серых клубах показалось лицо. Оно менялось. Спустя всего два мгновенья на меня укоризненно смотрела Лиза…

– А-а-а! – заорал я, разрывая несуществующие голосовые связки. – Ты – падаль, Вартараар! Лиза!!! Лизия!!! – провопил почему-то полное имя.

Все завертелось, как в цветном калейдоскопе. Мелькали лица, размазанные пятна, быстрые пейзажи – и вдруг перед моим прыгающим от головокружения взором появилась Земля. Планета, вид из космоса. Нет, не Земля – Лизия, мир без магии, по классификации древних эгнорцев. Я рухнул вниз. То ли послышалось, то ли на самом деле, но откуда-то из далекого далека, чуть ли не из преисподней, донесся нечеловеческий вой, полный досады, злобы и бессилия. Показалось, конечно, по-любому. Тьфу-тьфу-тьфу.

Я осознал себя лежащим на спине девушки в норковой шубе. Шуба была измята и вымазана в пыли. Двумя взятыми в замок предплечьями я сдавливал ее горло, а она слабо шевелила руками и ногами, хрипела. Меня кто-то тянул за волосы и что-то кричал. Наконец дошел смысл.

– Отпусти ее, Егор, задушишь! – голос Шувалова. Впервые на «ты».

Я мгновенно вскочил и нашел второго «серого». Тот лежал рядом с упавшим стулом и с диким животным ужасом смотрел на меня. Его будто парализовало. «Голыми руками задушить Главного жреца! Это… чудовище! Сам демон…» – звенело в голове Семеха.

Женщина-дознаватель сидела с открытым ртом, откинувшись на спинку стула. По краю рта тянулась тонкая полоска слюны, глаза были стеклянными.

«Откат от резко прерванного подчинения с дополнительным выбросом силы», – раздался в голове голос Фионы.

И тут Шувалов стянул мне руки назад.

– Спокойно, Егор, спокойно, – увещевающе зашептал мне в ухо, – теперь все будет хорошо.

– Все, Александр Сергеевич, я спокоен, отпустите, – сказал я как можно более уверенно.

Душа ликовала! «Девочки» вернулись, аура полна! Как давно я этого не чувствовал! Но в первую очередь – дело.

– Мне надо усыпить «серых», а вы пока вызывайте своих, – распорядился я.

Следователь помялся немного, но руки отпустил. Сначала я коснулся сжавшегося в комок парня, который с моим приближением скрючивался и сдавливался, словно пытался стать маленьким и забраться назад, в материнское лоно. Потом усыпил бессознательную девушку. У нее защиты не оказалось. Чем пробил? Не помню.

– Почему не звоните, Александр Сергеевич? – спросил, поднимаясь от спящих людей.

– Так местные прибежать должны!

– Давно бы явились. У дежурных либо установка – не отвлекаться на этот кабинет, либо они сейчас такие же, – сказал, показывая на Светлану Викторовну. – Звоните! – под конец я не выдержал, рявкнул.

Похоже, он находился в ступоре. Наверное, я его оттолкнул с пути нити, когда сам уклонялся, но, видимо, Шувалова чуточку задело. Дознавательницу, подумав, усыпил тоже. После обработки «исцелением».

Потом случилась заминка: дежурные не хотели пускать прибывших оперативников ФСБ в «наш» кабинет. Хорошо, что мы услышали крики, а то едва стрельба не началась. Местным была дана установка – не пускать, не обращать внимания и не выпускать. Пришлось мне вмешиваться и при помощи Фионы развеивать внушение. Милиционеры потом долго хлопали глазами и удивленно переглядывались. Девица оказалась сильной ведьмой: четырех человек походя качественно обработала.

Всю дорогу до Лубянки руководитель проекта мрачно молчал. Лишь подъезжая к воротам, повернулся ко мне и страдальчески прошептал:

– Как же нам с ними бороться? – Видимо, милиционеры, готовые открыть огонь по фээсбэшникам, стеклянные глаза женщины-дознавателя не давали ему покоя.

– Я помогу, Александр Сергеевич, не переживайте, – ответил я преувеличенно бодро.

Я совсем не был в этом уверен. На всех «серых» меня не хватит, а Главного алтаря на Земле, похоже, просто нет. И неизвестный бог «серых» вряд ли сюда спустится. Что-то мне подсказывает, что он не такой психопат, как Вартараар.

– Вы уже в порядке? – спросил он с надеждой.

– В полном.

Более чем в полном! Пока мы ехали, я побывал в астрале. Обнялся там со всеми «девочками», расцеловал их всех. Как они радовались! Не меньше, чем я, ей-богу. О причине блокировки не имели ни малейшего представления. В итоге списали на козни того же Вартараара. Он воспользовался практически полным отделением души от тела, которая оставалась с ним связана. Теперь, надеюсь, окончательно отвязался.

Легко вышел свободным сознанием и немного полетал по Москве. Аура этого вечно спешащего города тоже была неуверенно-спешащей, с причудливой смесью надежды и разочарования. А где-то на задворках, пока еще издалека, угадывалась гнетущая тревога. Я чувствовал ее связь с «серыми».

Но самое удивительное было не в этом, не в возвращении магических способностей. Более поразительным фактом было другое: я полон маны, набит ею под завязку. И аура, будто бы отяжелевшая, и астрал, в котором мои любимые «девицы» стали пухленькими, от переизбытка силы буквально лоснящимися. Откуда она взялась, будет ли пополняться – неизвестно.

Версия была всего одна, но такая невероятная, что… От явного вмешательства «провидения» меня не просто мутило, а революция в животе совершалась.

Дав имя нитке силы в районе Тунгуски, я тем самым привязал ее к себе. Оказывается, можно просто позвать ее, и можно было сделать это в любой момент, а я мучился. И в том сражении в урочище она меня спасла. Я же крикнул тогда: «Лизия» – и успел удивиться, что для меня нехарактерно так называть Лизу. Ей, кстати, отдельное спасибо. Если бы не наша любовь, то… неизвестно, что задумывал павший Вартараар.

Внутренний двор Лубянки я пересек уже не заключенным, а «Мерлином», сотрудником отдела «П». Как только мы вошли в здание, я сразу дал задание Шувалову достать ограненные кристаллы кварца квадратной формы со стороной пять сантиметров и толщиной два, и немедленно принести два любых полудрагоценных камня любого размера, лишь бы весили не менее двадцати грамм, да позвать ко мне слесаря, которому я намеревался заказать изготовление металлических ошейников. Мои распоряжения выполнили мгновенно, я даже бутерброд дожевать и кофе допить не успел.

Мне выделили пустой кабинет, куда приволокли раскладной диван, на котором я отныне буду спать, притащили стол, компьютер и, не успел я заикнуться, сунули кружку кофе и бутерброд с колбасой и сыром. Все это делали неприметные молодые люди с одинаковыми короткими стрижками. Постучавшись, вошел слесарь. Интеллигентного вида мужик в опрятном брезентовом комбинезоне. Вылитый Баталов из «Москва слезам не верит», я чуть не поперхнулся.

– Такие пойдут? – спросил, протягивая мне два стальных ошейника с замком как у наручников.

Вот теперь я поперхнулся и закашлялся. Зачем учить плетения? Зачем осваивать концентрацию? Пожелал – и готово. На щелчок пальцев. Я стал жутко завидовать магическому слову «Лубянка».

Откашлявшись, я согласно кивнул и поинтересовался:

– А…

– Гранаты, – ответил «Баталов» не дослушав, невозмутимо вытаскивая из кармана два овальных красно-зеленых камня диаметром примерно по два сантиметра.

Это был хук справа. Меня повело. Рефери отсчитал до девяти, и я собрался с духом. Слава богу, всего лишь нокдаун. Ситуация начала меня веселить.

«Лубянка – синоним Нигде. Хм, надо запомнить…» – подумал, мысленно усмехаясь. Тем не менее заговорил я серьезно:

– Эти камни надо жестко прикрепить к ошейникам и закрыть кожухом, чтобы их нельзя было снять или повредить.

– В каком месте?

– В любом, где они будут сидеть как можно более надежно.

– Вот это место рядом с замком устроит?

– Вполне. Кстати, я слышал, наручники можно гвоздем открыть, эти не из таких?

– Нет, не из таких, – уверил он с еле заметной снисходительностью. – Как срочно надо?

– Вчера.

– Через пятнадцать минут будут готовы, – отчеканил он.

Мысленно я прыснул: «А как же «волшебное слово»? Произнеси «Лубянка», мужик!» – однако промолчал.

Через минуту после ухода слесаря в дверь постучались, и после моего «да» в комнату заглянул молодой человек в приличном костюме и при галстуке. Другой, не из тех, которые мебель носили.

– Вам покушать принести?

Визит слесаря хорошо меня подготовил, поэтому я не удивился. Недоеденный бутерброд и остывший кофе, тоже возникшие благодаря волшебству, оставил нетронутыми.

Еда ничем не отличалась от тюремной. Первое, второе, булочка и компот. Меня, оказывается, с общего стола кормили.

Камни были спрятаны под сплошным железным кожухом, который был надежно приварен к торцам замков. Швы аккуратно отполированы – не подкопаешься. Положил ошейники на стол и приступил к чародейству. Решил использовать классическое «разрезание ауры» с агнаровской придумкой для блокировки астрала, заклинание на основе Жизни и Воды. Колдовать и входить в астрал (на случай, если злодеи умеют посредством его общаться или другие гадости совершать) в подобном амулете станет невозможно.

Плетение медленно залилось в камень и переплетенными как канаты волокнами протянулось по всему кольцу, прорастая в металле, точно сосуды в теле. Возникли петли крепления в узловых точках, структура коротко вспыхнула и засветилась слабым сине-зеленым светом активного заклинания. Естественно, в магическом зрении. Разомкнул замок – погасло.

«С богом», – мысленно произнес я и замкнул ошейник вокруг руки.

И опустел. Был полон сил и умений, был счастлив, чувствовал приятную сытость ауры, залитую маной, и вдруг будто ведро выплеснули разом – сосущая пустота. Крайне скверные ощущения. Попытался выйти в астрал – бесполезно. Хуже, чем было несколько часов назад. Тогда хоть ауры и силы видел, а сейчас как слепой. А вот вылететь свободным сознанием удалось. Надеюсь, «серые» так не умеют, а для меня страховка, особенно учитывая опыт заключения в тюрьме Шелмиусской^[146] городской стражи. Отомкнул замок – и мир снова обрел краски. Сделал и проверил второй ошейник. Нормально. Не жалея маны, заполнил камни под завязку. Прислушался к себе и почти не почувствовал снижения запасов. Чуть не подпрыгнул от радости.

«Девочки, давайте определим, на сколько времени хватит заряда», – одновременно с этой мысленной речью положил руки на активированные ошейники.

Через пятнадцать минут ответила Фиона:

«На пять лет. Не удивляйся. Сталь качественная, мелкозернистая, значит, кристаллическая структура более упорядоченная, чем у дрянного эгнорского железа, из которого делают подобные вещи; вдобавок камни чистые, хорошо держат силу, и ты сдуру вбухал маны по самую макушку. Да, пять лет, легко. Расход совсем ничтожный».

«Как все-таки приятно создать вещь, да еще и качественную. Однако устал я что-то, а надо еще ошейники нацепить… Опасная баба, как бы чего… а где следователя… тьфу, руководителя искать?» – с этой мыслью вышел в коридор и сразу наткнулся на парня-официанта. Он, скрестив ноги, сидел на стуле возле моей двери и читал книгу. Увидев меня, поднялся.

– Где найти подполковника Шувалова? – спросил я у него, адъютанта и стукача в одном лице. Приятная забота. Но могли бы и телефон поставить или сотовый вручить. Так же, по волшебству.

– Сию минуту позову. Он приказал немедленно, как только вы его спросите, в любое время. – По-военному развернулся и скорым шагом двинулся по коридору. Разве что честь не отдал.

Я пожал плечами и вернулся в кабинет.

– Надо немедленно надеть эти ошейники на «серых», особенно на бабу, пойдемте, – позвал я Шувалова, потянув его за рукав пиджака.

– Подождите, Егор, не горячитесь. Присядьте, – он освободился от захвата и кивнул на диван. – Объясните толком.

– Пока они спят и должны проспать до утра, но с «черными»… простите, с «серыми» ни в чем нельзя быть уверенным. – Я продолжал стоять.

– При чем здесь ошейники? – упрямо спросил он, указывая на железки в моей руке.

– Они блокируют любые магические способности. Это очень важно, поверьте мне!

Он протянул руку, я дал ему один. Шувалов задумчиво повертел и ощупал металлическое кольцо.

– Даже ваши? – спросил очень тихо, почти неразборчиво, одними губами.

– Да, – тоже тихо, но твердо ответил я, глядя ему в глаза.

Он отвел взгляд и прошептал:

– Я ценю ваше доверие, но за всю контору ручаться не могу. Вы поосторожнее с такими заявлениями, прошу вас. Вы меня поняли?

Я еле заметно кивнул.

– Так идемте, Александр Сергеевич!

– Куда?

– Как – куда? В тюрьму!

– Наш следственный изолятор находится в Лефортово, они сидят там. Не переживайте, в одиночках. Сейчас закажу машину.

– А почему их сюда не привезли?! – возмутился я.

– Внутренняя Лубянская тюрьма, к вашему сведению, была закрыта еще в шестидесятые годы, – произнес он с хитринкой, – вы уж извините.

– Как?! Подождите… а я, а Зина, а Роза?! – Я был поражен.

Постепенно все вставало на свои места. Еда, комфортные одиночки, минимальность охраны и отсутствие других заключенных, тюремный двор без вышек и сетки над головой, да и многое другое… вот это поимели меня так поимели! И все молчали, даже Роза, которая давно на воле! Ну, знаете ли!

– Подготовили три камеры. Согласитесь, упускать такие возможности для страны… а тут – под боком. Историю надо было учить, молодой человек!

Я скрипнул зубами.

– Даже если бы я где-то и прочитал об этом, то подумал бы, что жуткое КГБ обмануло всех и оставило тюрьму под носом, хотя бы для самых секретных и важных… а ведь так оно и есть!

Шувалов пожал плечами:

– Вам разве плохо было? А о тех, как вы их называете – «серых», высшего распоряжения не поступало…

– Александр Сергеевич, срочно машину, совсем забыли! – напомнил я ему, отбрасывая досаду на собственную тупость.

Мы едва не опоздали. Ведьма пришла в себя, и когда я, в сопровождении Шувалова и дежурного надзирателя, зашел в камеру, в нас полетело заклинание, от которого я без труда защитил всех «стеной жизни». В ответ ударил «ловчей сетью». Плетение не встретило защиты, девушка сложилась, словно была вылеплена из пластилина, и плавно завалилась на бок, будто бы прилипая к кафелю.

Никто ее не мыл и не переодевал. Она как была измазанной в пыли и грязи не совсем чистого милицейского пола, такой и оставалась. Только шубу забрали и украшения. Длинные темные волосы растрепались и свалялись, превратившись в спутанных змей. Точеные черты ее красивого лица были холодны, суровы и злы: Медуза Горгона, Снежная королева, но никак не добрая фея. От всей ее стройной фигуры, лежавшей в, казалось бы, беззащитной позе эмбриона, с подтянутыми к подбородку коленями, мощно веяло властностью, силой и опасностью.

Блокиратор на изящной шейке я застегнул лично.

Надзиратель застыл, открыв рот. Было от чего. Сначала баба черный туман пустила, а потом бородач чем-то синим пульнул – и та завалилась. В натуре, колдовство! И ошейник не просто так надели. Где только такую жуть откопали? Будто бы капкан на медведя. «Колье» из вороненого металла и жестокую охотничью снасть роднил еще тот факт, что после щелчка замка прапорщик вдруг почувствовал, что «зверь» пойман, можно расслабиться. Клетка на льва опущена, клыки вырваны. Сплошное колдовство да мистика…

В Лефортово меня пустили исключительно под ответственность Шувалова после звонка самого Директора, а тот, между прочим, уже находился дома, отдыхал от службы. И я окончательно убедился, что «попал» и что статус у меня – хуже не придумаешь. Домашний джинн в бутылке, подопытный кролик, автомат для производства чудес и так далее, и тому подобное. Никто не даст мне настоящую свободу, в Эгнор никогда не отпустят, и если я не буду служить Родине, то тогда – никому. Главное, чтобы врагу не достался. Расправятся, как Карандышев с неверной Ларисой. Ну и флаг им в руки! Пока нам по пути, а в принципе – кто меня удержит? Вот только помогу группе местных товарищей…

(обратно)

Глава 24

Утром меня снова привезли в Лефортово, где я разбудил обоих «серых».

Кроме меня и Шувалова, в допросную бригаду влились трое неизвестных товарищей, должностями, как я понял, повыше «моего» следователя. Нас друг другу не представили. Я тихонько пристроился в углу кабинета и помалкивал. Первым привели парня.

Задержанный мужик оказался бизнесменом средней руки. В секте состоял недавно, и последняя жертва была «всего лишь» второй принесенной лично им. Почувствовав ошейник, он поплыл и буквально в ногах у нас валялся. Про адвоката и думать забыл, и я сильно сомневался, что ему такового предоставят. Он легко сдал членов своей пятерки и все валил на принуждение со стороны Главного жреца, на возглавлявшую несколько подобных команд Веронику, ту самую ведьму. Рассказал много интересных вещей, из которых я ухватился за накопители из графита. Надо будет попробовать.

– Заклинания сами составляли? – задал я свой единственный вопрос.

– Вероника показывала, – с готовностью ответил он. – Она много-много знает, у нее спросите!

Места для ритуалов выбирал Старший жрец пятерки по наводке Вероники. Почему не в одном месте – он не знал; ему, мол, боги не снились.

– Так боги или демоны? – поинтересовался Шувалов.

Я посмотрел на него уважительно. Смотри-ка, штудировал мои лекции, а ведь ни на одной не присутствовал.

– Демоны, как есть демоны! Посмотрите на их рисунки у египтян – точно демоны. Мы между собой их так и называли, но Вероника требовала звать богами, и в Египте они боги. Я не знаю… – неожиданно проблеял он, чуть не плача. – А как надо?

– Где камни с душами? – спросил Александр Сергеевич.

– У Вероники, она одна ими занималась! Что со мной будет?! – визжал он, когда его уводили. Ему не ответили.

– А действительно, что с ним будет? – спросил я у Шувалова во время перерыва перед допросом Вероники. Мы перекусывали в столовой.

– Пока здесь посидит, а дальше видно будет, – ответил он неопределенно, жевать не переставая.

– А родные? Они их искать начнут. А в милиции скажут, что фээсбэшники забрали.

Шувалов поглядел на меня оценивающе, полностью отвлекшись от поедания салата:

– А, все равно узнаете, – вроде как сам себя успокоил. – Не сегодня завтра машина, перевозящая заключенных, уйдет под лед. В ней будут двое арестованных. Наверное, понятно кто? Трупы, объеденные рыбой и раками, найдут не раньше весны-лета. Экспертиза признает в них наших фигурантов. Конечно, родственники и правозащитники поднимут вой, но не впервой, отобьемся.

– Не очень понятно… – напрягся я. – Людей, что ли, убьете? Так чем вы от «се…

– Успокойтесь, молодой человек! – Следователь всерьез рассердился. – Думаете, в Москве мало невостребованных трупов?

«Он в это верит», – незамедлительно подсказала мне Фиона.

Я расслабился и подосадовал за свою несдержанность. Все, что касается «чернокнижников», меня ужасно нервировало.

– Правильно, – согласился я. – Нечего им с родственниками встречаться. Пусть они для всех мертвыми будут. Они и так мертвы, нелюди.

Шувалов отложил вилку и недоуменно уставился на меня.

– Признаться, не ожидал. Думал, вы о кознях КГБ съязвите или о чем подобном.

– Еще раз повторю, и вы постарайтесь уяснить это очень четко: «серые» – нелюди. Те люди, которые их любят, или родственники «серых» потеряли своих близких с того момента, когда новоиспеченный адепт «черного» культа пронзил свою первую жертву. После этого события все остальные… подчеркиваю – все, включая его же товарищей-сектантов, превращаются в его потенциальную добычу. Все! Поздно. Их не вернуть в лоно человечества. Пусть это и звучит высокопарно, но я в этом убежден абсолютно.

Александр Сергеевич продолжил обед через минуту пустого ковыряния вилкой в тарелке. Обдумывал мои слова. Я и сам, честно говоря, был удивлен своей патетикой.

– А остальные? – спросил я, допивая кофе с булочкой. Дрянной кофе с молоком.

– Что – «остальные»? – не понял Шувалов.

– Будут еще аресты, и все в ошейниках.

Он задумался.

– Они точно обязательны? Кандалы эти ошейные, я имею в виду, не аресты.

– Вы же сами видели действие главной сучки! Обязательны. И с такими, как Светлов, надо быть осторожным. Так что даже не сомневайтесь. Можно, конечно, уничтожать всех без лишних проволочек, и я лично готов осматривать каждого на предмет «серости», но я физически не разорвусь. Сколько-то времени злодеев держать придется, хотя бы до моего вердикта, и на всякий случай горлышки им надо перевязывать.

Можно было бы сделать наручные браслеты, но я твердо решил – ошейники. Так унизительнее, а значит, действеннее – дух сильнее ломается. По собственному опыту сужу. Тем более теоретически от руки можно избавиться.

Шувалов задумчиво пробарабанил «спар-так-чемпи-он» и неожиданно улыбнулся:

– Пусть начальство думает, для того оно и поставлено. – Мои слова об уничтожении «серых» чуть ли не на месте не прокомментировал.

Вероника Павловна Староверова держалась лишь немногим лучше Светлова. Ее тоже сломал ошейник. Даже сильнее, чем первого. За много лет поклонения богам-демонам она привыкла к силе и чувству наполненности ауры; пристрастилась к легкому манипулированию людьми, к скрытой и открытой власти, к рабскому подобострастию, к страху и безусловному подчинению; полюбила колдовать, наслаждаясь не только эффектом заклинания, но и самим плетением нитей силы, которые жалкие человечки даже не видят; упивалась «вечной» красотой и молодостью; была уверена, что это навсегда, что никто и ничто не сможет остановить ее, разве что сами боги, а тут – презренные людишки, рабы и потенциальные жертвы, созданные богами лишь для того, чтобы прислуживать ей, будущей Верховной жрице, отдавать силу и приносить наслаждение.

Но поначалу она молчала. Требовала адвоката и отказывалась отвечать на вопросы. Тогда к ней, державшейся гордо, презрительно-высокомерно, медленно подошел один из следователей. Достал из-под пиджака пистолет, демонстративно передернул затвор, приставил ей ко лбу и медленно спустил курок. Осечка. Бледная как смерть Вероника, не отводящая взора от могильного мрака, скрытого в глубине ствола, взвизгнула, как обычная базарная торговка, мгновенно растеряв весь свой лоск, замолкла, и… со стула закапало. Далее она рассказывала все, часто даже опережая вопросы. Уж не дар ли предвидения у нее открылся?

Ей было без малого шестьдесят. В детстве-юности страстно увлекалась Древним Египтом и была, если говорить по-современному, типичной «ботаничкой». Случилась несчастная любовь с насилием, и девушка возненавидела всех мужиков в частности и весь мир в целом. Потом было совращение опытной лесбиянкой с садомазохистским уклоном. В одной такой игре она и принесла свою первую жертву. В порыве сексуального возбуждения воткнула нож в сердце распятой «учительницы». Нож как бы сам собой вошел в грудь. Неимоверное блаженство и огромная сила потрясли ее… а ночью пришли боги. Учеба, успехи во всем, финансовое благополучие, частые поездки куда угодно, вернее, куда боги направят, реализация самых извращенных фантазий, настоящая сладкая власть над людьми и как самый ценный бонус – молодость, красота, здоровье.

Три года назад боги заставили собирать души жертв в специальные хранилища и отправлять им. Бессмертные людские сущности в этом случае будут поступать «по адресу» полностью, без потерь и гарантированно. А то ранее, мол, случались накладки. По подсказке звероподобных небожителей Вероника лично разыскала в Мексике древний артефакт в виде ступенчатой пирамидки. Он легко втягивал в себя силу и души, а после отправлял их в чертоги богов в виде черного смерча – портала. При первой же активации амулет едва не убил ее и двух приближенных. Пришлось выкручиваться: из туманных подсказок богини Сехмет Главная жрица сама придумала защитный узор и поняла, что силу в артефакт необходимо вливать «внешнюю», и только перед самой передачей, иначе амулет вытянет жизнь из окружающих. Один из Старших жрецов нашел хороший промежуточный накопитель – графит.

Откуда именно необходимо открыть портал – сообщали боги. Иногда, после недвусмысленного распоряжения, приходилось лететь на другой конец света.

Да, всегда занималась этим лично. С Главным жрецом Константином знакома была, боги сводили. Обменялись знаниями и с год уже как не общались. Назвала еще троих Главных: двоих иностранцев и одного москвича. Почему не было постоянного места для жертвоприношений? Боги заставляли искать Истинный алтарь и называли примерные места. Пока таковой не находился. Не знает, как он должен выглядеть, а боги объяснили, что почувствуют его во время принесения жертвы и сообщат. И да, они обещают явиться на Землю во плоти, уверяют, что Веронику назначат Верховной, только когда это произойдет – неизвестно. Нет, о точной дате или хотя бы временном периоде не говорили, даже намеками. Богиня Сехмет, а Веронике снилась чаще всего она, туманно говорила: «Скоро»…

На том первый допрос закончился. Я не открывал рта. Давить на жрицу не понадобилось, рисковать собственным здравомыслием и лезть к ней в голову я не собирался, поэтому в будущем на «свидания» с Вероникой решил не ходить. Плетения стихии Смерти, о которых она могла бы поведать, для меня бесполезны, а обо всем остальном прочитаю в протоколе. «Серые» артефакты принесут.

Я тяжело вздохнул, представив, что к изучению шкатулки, изъятой у геофизиков, прибавится еще и мексиканская пирамидка. Дел сейчас было – завал. Необходимо заниматься производством собственных амулетов, которые очень даже понадобятся.

После Лефортово мы с Шуваловым вернулись на Лубянку и зашли в «мой» кабинет. Он стал гораздо чище, и перед столом с компьютером появился офисный стул на колесиках.

– Выдвиньте ящик стола, – подсказал Александр Сергеевич.

В нем оказался паспорт, корочки вольнонаемного сотрудника ФСБ без указания отдела, ключи от машины с номером на брелке, права, ключи от квартиры с запиской адреса и банковская карта «Виза» с запиской – пин-кодом. Документы были на имя Игоря Михайловича Кравцова.

– Ого, это все мое? – глупо пошутил я. Казалось бы родное имя Игорь неприятно резануло. А вот материальные ценности не зацепили совершенно.

Практически не читая, начал подписывать ведомости, приказы, расписки в получении, о неразглашении и еще что-то.

– Служебное, – успокоил меня руководитель.

– А что с Егором?

– Умер. Дело закрыто, тело кремировано. Родственники ямбурских «серых» до сих пор ищут своих родных, которые, увы, пропали в тайге. Убийство Виктора Лященко, того скинхеда и, кстати, сектанта «Церкви Вельзевула», раскрыто, с Кравцова обвинения сняты. Ваших родителей предупредили, что все нормально, но связываться с вами нежелательно, и, где вы находитесь, не сообщили. Вы уж сами, но намного позже. Пора настала горячая, вы лучше меня об этом знаете.

– Понимаю, – вяло согласился я.

Про Вельзевула, кстати, подробнее надо будет узнать, но потом. Все потом.

– Так, – продолжил я, сев на диван. – Все это замечательно, богато, лирично, но не вижу кварцевых заготовок и новых ошейников.

– Они в слесарной мастерской. Я посчитал, что там будет удобнее. Или я не прав?

– Да нет, правы, это я не подумал. Тогда вот еще что. Насколько я понял, я руковожу… э-э… магической поддержкой в деле «серых». Так? Замечательно. А как мне давать ценные указания?

– Через меня или вашего секретаря, вы его вчера видели – сегодня он занял соседний кабинет. С ним связь через селектор, который встроен в компьютер, разберетесь, а со мной – через телефон. – С этими словами протянул мне вытащенный из кармана аппарат. – Трубка специальная, с шифрованием, мой номер туда забит. Надеюсь, вы не станете злоупотреблять? Например, звонить родне или знакомым.

– Вам денег жалко? Так я сам буду закидывать, – пошутил было я, но, увидев, как напрягся Шувалов, поспешил его успокоить: – Что я, не понимаю! Секретность, враги не дремлют и все такое.

– Типа того, – улыбнулся он одними краешками губ. Взгляд при этом оставался серьезным. – Секретаря зовут Костя.

Со слесарем «Баталовым – Гошей», в действительности откликавшимся на имя Михаил и все его склонения и сокращения, мы быстро нашли общий язык и перешли на «ты».

– Ошейнички нормальные, только я забыл в прошлый раз сказать, что необязательно замуровывать гранаты, подойдут и кварцы такой же формы. Чисто для экономии, но! Думаю, родное государство не обеднеет, – подмигнул я ему.

Он со мной согласился.

– Ладно, поехали дальше. Ошейниками займусь попозже, десять штук – не шутка даже для меня, – пояснил я, отвечая на нетерпение слесаря, которому очень хотелось увидеть, что же такое я с ними вытворяю. – А пока поглядим на кварцы.

По словам Миши, их было ровно сорок. Толстенькие квадраты три на три сантиметра. Очень чистые, без примесей, качественно ограненные. Не скупится Родина! Сказал бы – алмазы, достали бы алмазов. Но я скромный, о бюджете радеющий.

– Миша, будь добр, раскидай их на две равные кучки… У тебя лак есть?

– Есть, а какой нужен?

– Чтобы на кварце нарисовать кое-что.

– Да ты что! Такой краски в природе не существует! Любой краситель с них быстро сходит: на то они и драгоценные-полудрагоценные! – сказал он тоном возмущенного лектора. – Но можно вытравить, если сильно запечатлеть что-нибудь надо.

– Разве? – Я удивился. – Да я сам лично… – и замялся.

Та эгнорская краска была алхимической, и вдобавок я обрабатывал поверхность легким заклинанием. Нет, на Земле заморачиваться с алхимией глупо, тем более что я в ней не силен.

– Тогда по-другому поступим. Половину заверни в сеточки с цепочками, чтобы на грудь вешать, как кулоны, а ко второй половине приделай ручки в форме… пистолетной. Эти кристаллы стрелять будут. Ручки можно деревянные.

– Стрелять?! – Мишиному удивлению не было предела.

– Как в «Звездных войнах», – подтвердил я. – Луч пойдет с узкой грани. Какую поставишь «вперед», та и станет направляющей. – Я говорил на полном серьезе, и Миша поверил. Но все-таки недоуменно сел в дерматиновое кресло. Я давно сидел в аналогичном.

– Да, совсем забыл! В ручках сделай канал для заполнения пирамидками из графита, и чтобы самый верхний одной гранью обязательно касался кристалла. И к тем кулонам графит пришпандорь. Ясно? Придумай, чтобы общая форма получилась приемлемой, посимпатичней. Красота – тоже сила.

Кивнул Миша через минуту обдумывания. Обстоятельный мужик. Я потянулся, зевнул, тряхнул головой и принялся за ошейники. Вдруг вспомнил об испытании графита в качестве накопителя:

– Александр Сергеевич, распорядитесь принести в мастерскую пирамидку графита из найденных у «серой» и закажите партию новых размером… – потянул, в ожидании глядя на Мишу.

Тот подумал и выдал:

– Сантим.

– Сантиметр, – закончил я, – жду.

Камни душ, захваченные в Ямбурском урочище, давно разбили. Каких трудов стоило убедить это сделать! Только тогда, когда Фарида и Розу удалось научить увидеть-почувствовать в них тоскливую, ни на что не годную силу, начальство дало добро. Разбили камни обычной кувалдой, и сразу после этого все присутствующие, независимо от наличия паранормальных способностей, почувствовали облегчение и благодарность. Словно ангел крылом коснулся. Все искренне порадовались и потом, вдали от начальства, по чисто русской традиции, устроили поминки, плавно перешедшие в банальную попойку. Понятное дело, без меня. Я к тому времени уже был в местах не столь отдаленных.

Такая же участь ждала камни душ, найденные у Вероники.

Когда я объяснял «курсантам» то, что души жертв напрямую и в обязательном порядке попадают в распоряжение темного божка, то немного недоговаривал. Неопределенность все-таки была. Душа человека – потемки, и многое зависело от ее силы, упорства и груза грехов; являлся ли человек почитателем какого-нибудь бога или был атеистом, вел ли праведный образ жизни или гулял в свое удовольствие и так далее, и тому подобное. Зато с «камнями душ» все становилось однозначно – к демонам; туда, куда божок, принимающий жертву, души обычно и отправляет. Только посредством камней это происходило напрямую, без потери даже самой малой частички бессмертной сущности. Это меня Лиона просветила, которая при помощи «своей» богини пленных жрецов Неназываемого как орешки раскалывала.

Графит, забитый маной под завязку, как я и ожидал, оказался бесполезным. Сила Смерти – далеко не сырая мана, она переформатированию не поддается, как, впрочем, и любая другая специфическая сила: допустим, тот же Огонь. Но если последнюю силу можно легко добыть из «общей», чем мои «девочки» занимаются по сути автоматически, а я сознательно, когда прогоняю сырую ману через нужный форматирующий модуль. На выходе получается сила определенной стихии. И почти во все амулеты подобный модуль вставлял. А Смерть – есть Смерть, только жертвоприношение.

Замерил рассеивание маны из накопителя. Оно оказалось умеренным, немногим больше, чем из алмаза. Кусок графита убрал в карман. После, когда буду один, развею ману Смерти. Мишу жалко. Неприятные ощущения ему гарантированы.

Я успел активировать всего два ошейника, как принесли заказанные «чистые» пирамидки. Оперативно. Недолго думая влил в одну ману жизни и почувствовал снижение энергии в ауре.

«Запаса в накопителе всего на одно трехуровневое плетение хватит, графит – далеко не рутиний, – доложила Синя. – К тому же он пачкается, фи. Скоро ты на шахтера будешь похож. С десяток пирамидок заполнишь – и все, ты пуст, как сапог на вешалке. Ну и я еще на пятнашку смогу подкинуть по доброте душевной – и все. А как быть с восполнением маны? Ты, по своей всегдашней дурости, так и не разобрался. Тебе что, всегда подсказывать? Просто кликнуть Лизию – еще не факт, что та нитка откликнется. Может, надо воззвать к небесам, на горох коленями падая. Или пред жерлом вулкана руки воздеть и молиться, себя не жалея, в жерло прыгнуть готовясь… – не может Синя не ерничать. – Ты ж, считай, только перед угрозой гибели помощь получал».

«Еще и камушки по одному третьему уровню заберут, не забывай!» – поправил я Синю, фантазии оставив без внимания.

«Я-то помню! А вот ты… сколько ты в первые ошейники сдуру вбухал? Раздухарился, будто у тебя от маны склады ломятся! Почем нынче сила, не подскажешь? Прикупить хочу, не помешает…»

М-да, проблемка… но ничего, главное – начать. В волшебное слово «Лизия» я верил почти безоговорочно. Но в том-то и дело, что почти. Противный червячок сомнения точил, сволочь, мою убежденность, как его наглый коллега изнутри портил внешне аппетитное наливное ароматное яблоко. Но выхода не было: амулеты необходимы и ману потратить придется, а дальше последует «пан или пропал».

Заполнил остальные ошейники. Каждый, проверяя, застегивал вокруг руки и спешил снять. Операция неприятная, но необходимая – ОТК создавать не собираюсь. В итоге аура заметно облегчилась – маны потратилось много.

– Ну как, Миш, хоть один на пробу сделал? – крикнул я, обернувшись к открытым дверям в смежную комнату.

Я приспособился работать за видавшим виды деревянным столом рядом с абсолютно не нужными мне (а подозреваю, и Мише) тисками. В соседнем, большом помещении стояли станки и прочая слесарная дребедень, включая пару продвинутых верстаков, не таких, как «мой» антиквариат, приспособленный под перекусы и чаепитие. И не только чая.

– Да! – ответил он мне. Миша наблюдал за мной не дольше минуты. Ничего не заметив, крякнул, изображая понимание, и важно удалился к станкам. – Два кулона и один стреляющий. Хорошо, что я резьбе по дереву учился и плашки нашлись. Но я уже заказал в столярку, они этих ручек вмиг наделают. Ты заходи ко мне, чего там расселся?

Я с неохотой поднялся. Устал.

Кулоны выглядели красиво. В хромированной сеточке в форме мешочка сверкал кварц с прилепленным к нему кусочком графита. Графит был залит янтарной смолой, которая делала из него красивую овальную выпуклость на плоской стороне квадратного кварца. Выглядело это на удивление изящно, в асимметричном стиле псевдошемякинского авангарда.

– Ух ты! Да ты художник, Миша!

Он делано-скромно промолчал, небрежно пожимая плечами. Мол: «Чего там! Разве это красота? Так, плюнул и растер, не задумываясь…» Похвала была ему приятна.

Я решил вложить в защитный амулет два плетения: «щиты» Жизни и Разума, оба – второго уровня. Разум, понятно, от внушений, а Жизнь – лучшая защита от заклинаний на основе Смерти. Второй уровень – компромисс с возможностью накопителя, и, думаю, он вполне достаточен. Единственный минус – оба плетения в ауре немага будут включаться одновременно (срабатывает тот, на чью «епархию» покусятся первым: на мозги – «щит разума», на тело – «щит жизни»), но и конфликтовать не будут – проверено. Ничего, проинструктировать оперативников – не стоять тупо на пути пуль (а то обрадуются непробиваемости!), особенно когда вместе со стрельбой «туманы» да «огни» серые пускают – и тогда все будет хоккей. Лучшая защита – уклонение. Это мои «девочки» легко разделяют защиты, вынося одну за пределы ауры, а у обычных магов такой номер не проходит: два активных плетения, развернутые в одной ауре, – гремучая смесь, поражающая самого создателя. С атакующими заклинаниями проще; они вовне направлены, в ауре не задерживаются.

При заполнении второго кулона «внутренний голос» выдал язвительное замечание. Понятно, кто именно:

«Я уже свою силу отдаю: знай, недотепа». К сведению принял, но не отреагировал.

Моя аура облегчилась весьма значительно и не спадалась исключительно из-за того, что в ней оставались силы других стихий: немного Воды, которая потратилась на ошейники, Огня, Воздуха, Земли и Света, которые ранее отформатировались из «общей», и я, хоть убей, не помнил, когда это вставлял в ауру соответствующие модули-конвертеры. Зато получился, так сказать, НЗ.

Взялся за «ловчую сеть». Именно это заклинание я решил вложить в…

– Как назовем эти ручки? – спросил у Михаила.

– Бластеры, конечно! – ответил он не задумываясь.

– Бластеры так бластеры. Впрочем, потом можешь переиначить, когда увидишь, чем он стреляет.

В ручку легко поместились четыре пирамидки и закрылись деревянной пробкой. Подумал и перемотал для надежности изолентой, чтобы не выпала.

– Я потом нормальную защелку придумаю, – прокомментировал это действие Миша.

Плетение третьего уровня – тут не надо мелочиться, вкладывал аккуратно, с направлением на выход в сторону пальцев, где у нормального пистолета ствол. Ювелирной точности не нужно, захват у сети широкий, но все же… Предусмотрел «защиту от дурака», учтя обязательное наличие у пользователя желания пальнуть, и устроил чувствительное поле наверху кристалла – давить большим пальцем, вместо курка. Ничего нового, кроме формы, все это было давно опробовано в моем баронстве. Заполнил силой Жизни и сдулся окончательно, вместе с астральными накоплениями Сини.

«А я предупреждала! Ты за раз силы на пять трехуровневых плетений выдал! Между прочим, мою, кровную, использовал. Дракула недоделанный…» – комментарий от Сини не заставил себя ждать.

– Миша, кошку можешь достать? – поинтересовался я, замечание Сини привычно пропустив мимо ушей.

– Кошку? – удивился он. – Могу, их тьма в подвале. Расплодились бестии, пригрелись… А зачем?

– Для испытания. Ты иди, я пока посижу, устал.

Он нахмурился, но к двери направился.

– Да жива она останется! – крикнул я вдогонку.

В Эгноре, в отличие от Земли, не вели статистику на все случаи жизни, но там рассказывали, что хоть и редко, но от воздействия трехуровневой «ловчей сети» люди иногда умирали. «Серых» мне было не жалко, главным, что я имел в виду, когда доводил «сеть» до третьего уровня, была надежность поражения – в силе их защитных амулетов я лично убедился. Как быне по одному разу стрелять пришлось. Кстати, про кошек не зря говорят, что у них девять жизней, – они гораздо выносливее людей, для испытания достаточно мощного парализующего оружия подходят идеально.

Михаил принес сразу двух, возмущенно визжащих и царапающихся.

– Быстрее, Егор, что делать? – крикнул, на вытянутых руках держа животных за шкирку и матерясь, когда вертлявые бестии доставали-таки его когтями.

– Кидай одну вверх, – крикнул я и пальнул навскидку. Непривычно было жать большим пальцем сверху вниз, на джойстик больше походило, а не на настоящее оружие.

Специально смотрел только обычным зрением. Полупрозрачный ворох тускло-синих капель устремился к цели со скоростью быстро летящей стрелы. Мелькнуло что-то вроде синего нечто, отдаленно похожего на рой навозных мошек, и кошка, заглохнув, шлепнулась на землю.

Жива. Без движения и без сознания.

– Дай мне вторую кошку, – сказал я Мише.

Он не думая протянул мне хрипло голосящую вторую скотину. В моих руках она, точнее, он сразу затих. Михаил, пораженный действием бластера, не обратил на это внимания. Он ожидал чего угодно, только не этого. Например, лазерного луча или огненной стрелы, как в «Звездных войнах», а тут… сверкнуло синим – и все. На бетонный пол упала вялая кошка, глухо хлопнув черепом, точно горшок с цветком свалился. Миша даже ойкнул: не разбился ли?

Во вторую цель я уговорил выстрелить Мишу. Он тоже попал. Я объяснил, что целиться надо по большому пальцу, пояснил, что захват у бластера широкий, пусть не переживает за отсутствие прицела.

– Не, какой это бластер! На игральный автомат из детства похож, – проворчал он после выстрела.

– Может, тогда джойстиком и назовем?

– Пусть будет. Жостик так жостик, – не в ладах он был с компьютерными играми, сразу видно. – Но мушку я придумаю, есть мысль… А что с кошками-то? Вроде дышат…

– А ничего. Завтра оклемаются и будут как новые. У тебя пожрать есть?

– Так ты закажи! – подсказал Миша и хитро потер руки.

Больше я не работал. Позвонил Шувалову, заказал обед, вернее – ужин на двоих в мастерскую, и предупредил, что после сразу поеду домой, мол, вымотался.

– На завтра намечены аресты, – предупредил он меня.

– Отменяйте! – заявил я безапелляционно. – Завтра я еще поработаю над амулетами. Только послезавтра – и не вздумайте без меня!

Меня послушали. Обернувшись к верстаку, я обнаружил на нем початую бутылку водки и Мишу, режущего розовое, ароматное, остро пахнущее чесноком сало с тонкими мясными прожилками. Я слюной чуть не захлебнулся…

В шестиэтажном доме сталинской постройки, в просторной двухкомнатной квартире я наконец завалился на настоящую двуспальную кровать.

Синя убрала свежий алкогольный запах, и я поехал смело, не хуже опытного московского таксиста используя сквозные дворы да переулки, тщательно изучив перед отъездом компьютерную карту. На ней, кстати, были подписаны все проездные дворы со знаками и указанием самозастроенных препятствий. Не какая-нибудь инетовская халява, а техотдел родной службы поработал! Джи-пи-эс не понадобился. Тем более что равнодушная девка-диктор гнала меня по объездному маршруту. Я ее отключил.

На кровати набрал полную грудь воздуха и с замиранием сердца прокричал:

– Лизия! – облом. – Лизия, приди! – провозгласил, как заклинание. Пусто.

Заволновался не на шутку. Нырнул в астрал и уже оттуда во всю глотку: «Лизия!!!» В ответ теплый ветер пронесся по астральному миру, и на меня снизошло умиротворение.

«Надо силы? Пожалуйста, для всех стихий, я специально для тебя заранее разделила, бери сколько нужно…» Уверенный, спокойный, сильный… пожалуй, не голос, а понятия, пришедшие из мира, окутанные в форму женского… нет, заботливого и в то же время благодарного материнского голоса.

На полную зарядку Жизнью ушло минут пять, Разумом и Водой – быстрее, остальные стихии – практически незаметно. После зарядки я блаженно заснул.

Весь следующий день занимался исключительно амулетами. В этот раз мне помогал, точнее, не мешал Фарид. Этот в третьем поколении московский узбек сильно продвинулся в видении. По эгнорской классификации он был бы уже полноценным видящим и после нормальной инициации наверняка станет магом.

«Как там моя молодежь?» – всплыла у меня шутливая мысль. Я имел в виду «эвенкийских» эзотериков; москвичей, кстати. Совсем забыл о них. Спецслужбу к ним привлекать не стоит, а потом связаться надо будет. Какие у них успехи? Очень любопытно.

Миша приносил амулеты один за одним. Он еще вчера после моего ухода организовал чуть ли не конвейер со всевозможными смежниками, и работали они без сна. Крепок слесарь. Фарид смотрел во все глаза и параллельно снимал на камеру. Знал, что ничего она не зафиксирует, но для отчета это было необходимо. Когда я для проверки защелкнул на руке ошейник, теперь уже с кварцем, он бестактно спросил:

– Так на тебя тоже действует?

– Частично.

– Вижу, как частично, – ухмыльнулся он. – Щелкаешь замком, словно тумблером: щелк – и фонарь погас. Тьма. Полная. Ты ненормальный, что ли? Не понял, с кем связался?

Он был из тех людей, которые любят резать правду-матку. Не начальству, боже упаси! Провокаторы из таких непревзойденные получаются, наподобие попа Гапона небезызвестного.

– Будешь вякать – посадят в этот ошейник и станешь тявкать только по приказу. Я ни в жизнь им такое оружие против себя не подарил бы!

– А чего же ты здесь служишь?

– А где мне еще работать с моими способностями? – удивился он довольно искренне. – Пробовал свой салон открыть, типа гадать, там, порчи и другое фуфло снимать – муторное дело, а здесь практически на гособеспечении и оклад неплохой. Что еще надо?

– Ты прав, ничего. Надеюсь, меня им не сдашь?.. – прошептал я заговорщически.

– Они еще не знают? Конечно, за кого ты меня принимаешь! – Завтра же побежит стучать, у Фионы спрашивать не нужно.

Шувалов – сто процентов не рассказал. И аппаратура в моем кабинете разговор не зафиксировала, не зря он отворачивался и шептал. Так что пока не ведают… и плевать, если узнают.

– Я верю тебе, друг, – сказал я душевно, положив руку ему на плечо. Он с чувством сжал мою ладонь. Я покосился на камеру – она была выключена.

До вечера успел сделать сорок амулетов, по двадцать защиты и нападения, и десять ошейников. Три раза заполнял опустевшую ауру и устал как собака. Хватит. Больше пока делать не буду, дальше… определюсь по ходу. С накопителями надо вопрос решать, не все же время мне их заряжать! Саяно-Шушенской ГЭС себя чувствую.

Едва открыл дверь домой, как с порога в нос ударил аромат печеной утки с яблоками.

«Зина! – понял я, скрипя зубами, испытывая сложное чувство. – Оперативно сработали, черти. Мол, вот тебе пряник и кнут одновременно. Зашалишь, так мы ей каверзу учиним. Прекрасно знают, как я за нее бился. Тогда и понимать должны, что я их за нее порву! Тьфу! Это Фарид, сволочь, мрачные мысли навеял…»

Развеялись они сами собой, когда Зина в фартуке и цветастом халате бросилась мне на шею и поцеловала взасос. Вся такая домашняя, мягкая, густо пахнущая кухней и уютом, и тем не менее в «боевой раскраске» опытной соблазнительницы, ожидающей моего появления каждую секунду.

– Егорушка, как я по тебе скучала! – шептали ее губы, а руки сдергивали с меня одежду.

Я поддался. Родная она мне стала. Любовью это не назовешь, так что ты, Лиза, не ревнуй! Тебя я без всяких оговорок люблю. Да ты знаешь.

Потом мы с аппетитом уминали вкуснейшую утку, запивая ее красным пряным вином. Зине в фирменном магазине посоветовали французское «Ля Вьей», а деньги она не экономила.

– Один отец был против моего отъезда, – болтала довольная Зина. – Он зол на тебя после всех этих событий, и особенно после подписки о неразглашении.

– А Сергей?

– От них с Элькой тебе огромный привет и подарки, потом покажу. Там в основном Элькино вязание. С работы я уволилась, так что буду москвичкой-домохозяйкой. Не смотри на меня так, знаю я все! – воскликнула, нервно бросив утиное крылышко. – Чего ты мне настроение портишь…

– Все-все, не буду, – пробормотал я, раскаиваясь, прижимая ее голову к груди.

В астрал я сегодня не ходил.

Ровно в восемь ноль-ноль руководитель проекта «Мерлин», то бишь подполковник Шувалов, ждал меня в моем кабинете.

– Пойдемте, Егор, на оперативную планерку, – позвал после взаимных приветствий. – Будем обсуждать план задержаний «серых». – С моей легкой руки слово укоренилось.

– Сегодня?

– Да. Вы готовы?

– Готов.

– Из четырнадцати человек нашли тринадцать, это из «пятерок» Вероники, и одного Главного жреца. Того, москвича. Все находятся в Москве, все под круглосуточным наблюдением. По пути поговорим, Егор: нам в другой корпус идти, и я успею ввести вас в курс дела.

– Вы вызвали Зину? – спросил я, как только мы вышли в коридор.

– Не моя инициатива, но я был в курсе. А что, плохой сюрприз? – говорил, улыбаясь довольно искренне.

– Да не в этом дело! Можно подумать, вы не понимаете… – Фээсбэшник только удивленно поднял брови. – Заложница! – выдал я зло.

Шувалов остановился, резко повернулся ко мне и сказал сухо, выделяя каждое слово:

– Чем вы конкретно недовольны, объясните? Живете в хорошей квартире; есть машина, деньги, любящая вас женщина – и вы ей симпатизируете – практически жена. Работа рядом и, вы уже заметили, ни одного конкретного приказа! Вы делаете что хотите. Что вам надо, спрашиваю еще раз? Бред о «заложнице» даже комментировать не желаю, – в свои слова он верил.

Я не нашелся, что ответить. Все мои опасения основывались исключительно на уровне интуиции, я ждал подвоха. Слишком гладко все шло для такой службы, но как объяснишь? Бросил вполголоса:

– Свободы, – и зашагал вперед, оставив начальника позади.

Он услышал. Ответил чуть насмешливо:

– А вас никто не держит.

Так я ему и поверил.

Шувалов меня догнал и продолжил говорить, вернувшись к делу:

– Операция в целом разработана, от вас требуется консультация по поводу работы с амулетами. Насчет личного участия подумайте еще: оно действительно необходимо? Наши оперативники – настоящие профессионалы, поверьте на слово.

– В первый раз я должен быть рядом, теперь вы мне поверьте.

Оперативников в небольшой классной комнате с партами и доской, изрисованной разными кружочками со стрелочками, было двадцать пять человек, включая пять женщин. Одеты все были вполне обычно, среднестатистически. Кроме одной мадам, которая косила под потрепанную дорожную проститутку.

За первую перед доской парту сели Шувалов и начальник оперативного отдела. Это я понял из контекста, никто никому никого не представлял. Обо мне Шувалов сказал: «Разработчик новых устройств для задержания особо опасных лиц, обладающих паранормальными способностями». Предоставил мне слово. Перед этим я шепнул ему:

– Александр Сергеевич, срочно прикажите достать холста, или сукна, или хэбэ – метра три-четыре. Главное, чтобы только из натуральных волокон, без синтетики. Пусть сюда принесут. И ножницы. – Мне сразу бросились в глаза два деревянных ящика, в магическом зрении буквально пылающих. Опера́ тоже сверкать будут, как новогодние елки. Как раньше не подумал?

Шувалов тут же куда-то позвонил и поговорил на повышенных тонах.

– Мы собрались арестовывать колдунов – назовем вещи своими именами, – начал я свою речь. По аудитории прошел шумок и затих. – Этот предмет называется жостик, он выдает излучение, парализующее человека на расстоянии до пятидесяти метров. Эффективное расстояние – до двадцати… – и так далее, все тактико-технические характеристики обоих амулетов, и защитного и атакующего. – Вооружены ими будут двадцать человек. Вопросы?

– Негоже знакомиться с новым оружием в день операции, – пробасил начальник оперов, – испытать надо, пристрелять. Да и сомнительно мне: какие-то детские игрушки… – про колдунов промолчал, не в первый раз, видимо, слышал.

– Так давайте на вас испытаем игрушечку, – предложил я. В зале весело зашумели. – Не бойтесь, я вас сразу вылечу.

– Прекратите балаган, товарищи офицеры, – нестрого скомандовал Шувалов, укоризненно посмотрев на меня. – Во дворе мы подготовили контингент, прошу всех туда.

Я напрягся, и тогда он уточнил с сарказмом:

– Там козы. – Среди оперов снова послышались смешки. – Одного жостика достаточно? Возьмите, пожалуйста.

Здорово он меня уел «контингентом», остряк.

Из импровизированного загона выгнали первую козу. «На бойню везли, мы перехватили на время», – ответил Шувалов на чей-то вопрос. Обслуживали испытание офицеры в форме с погонами не ниже лейтенантских.

– Кто попробует первым? – спросил я.

– Разрешите мне, товарищ разработчик, – игриво попросила «проститутка», подходя ко мне развязной походкой.

– Рукоять один в один как у «макарова», – инструктировал я. – Берете как обычно, а большой палец кладете сверху – он как раз будет показывать направление выстрела. Для прицеливания совмещаете мушку и центр сустава последней фаланги (Миша приделал-таки мушку). Точность не критична, главное – направление. Пожелайте выстрелить и только после этого надавите большим пальцем на кристалл. Сила давления не важна, важен сам посыл. Это как бы сенсор на пульте, только желание поразить цель – обязательное условие. Вроде предохранителя. Понятно?

Женщина нахмурилась:

– В общих чертах.

Я помог ей взяться, правильно положить палец и направить оружие.

– Не переживайте, попадете. Расстояние – метров двадцать, значит, диаметр поражения – метра три, – сам выдумал, никто не замерял. В нашем рациональном мире констатация «точных» цифр действует магически. Люди чувствуют себя увереннее. – Пожелайте выстрела – и дави́те.

Несколько долгих секунд «проститутка» корчила разные злобные рожи, от которых остальные оперативники сдержанно хихикали, принимая последнее мое объяснение за шутку. Она, видимо, тоже. Наконец, неожиданно для всех и для нее самой, с кристалла сорвался рой синих мушек. Рой за мгновения домчался до парнокопытного, разросшись до клубка размером с легковушку, окутал козу и исчез, словно никаких мух и в помине не было. Животное упало, как подрубленное, наконец-то замолкнув. А то блеяла не переставая…

«Ох…» – раздался общий вздох, выражающий целую гамму эмоций.

– Действительно надо захотеть, – объясняла всем женщина, пораженная содеянным, пожалуй, гораздо больше других. – Я сначала просто так давила. Думала, что шутка, смеялась. Потом на себя разозлилась, потом на… – не сказала, но на меня покосилась, – скотину.

Шестой «курсант», взяв жостик в руку, вдруг замер и с каким-то детским восторженным удивлением произнес:

– Так он… пустой! Я… почувствовал!

– А я говорил: в нем пять зарядов. Предыдущий должен был почувствовать мигающую пустоту. – Я посмотрел на молодого парня в короткой турецкой дубленке.

– Я подумал – так надо… – ответил он, недоуменно пожимая плечами. – Вы не объяснили конкретно.

– Ладно, теперь все знают. Сейчас заряжу, – проворчал я, протягивая руку за амулетом.

Опер с интересом отдал его мне, держа как пистолет при передаче – «стволом» в сторону от всех.

Я подержал ручку в кулаке и через пару минут вернул шестому оперу. Как только он взял амулет, его лицо от удивления вытянулось. И следом все, за исключением Шувалова, та-ак на меня посмотрели, что мне стало неудобно. Так, наверное, снежного человека разглядывают. Если поймают. И меня, кажись, заарканили. Я, получается, единственная в этом мире магическая «электростанция», потому – ценная. Думать надо, как из этой ситуации выйти…

Десятого козла на мгновенье окутала серая пленка, и он не упал, а просто дернулся. Но стоял уже как пьяный, шатаясь и неуверенно переступая с ноги на ногу, в которых путался. И вопить перестал.

– Александр Сергеевич, предупреждать надо! – возмутился я.

Впрочем, сам был виноват. По-глупому отвлекся на очередного сотрудника, не глядел на животное, не заметил амулет. Шувалов в притворном сожалении развел руками. Я перехватил инициативу:

– Все заметили серую пленку?

– Да… нет… нет… да, – раздалась разноголосица.

– Вот видите! А надо, чтобы видели! – перекладывал я с больной головы на здоровую. Как мог забыть об испытаниях с амулетами «серых»?! Плохой из меня учитель.

«Учитель ты нормальный, а управленец – никакой», – встряла Фиона.

«Да я целым баронством управлял!»

«С друзьями-помощниками, – уточнила Фиона, усмехаясь. – Не заводись. Ты в экстренных ситуациях на высоте», – подсластила пилюлю явной лестью.

«Да иди ты!» – возмутился я, но хитрая «разумница» сделала свое дело – от досады следа не осталось.

Осталось сожаление о глупых ошибках, которые в Эгноре я ни за что бы не совершил. Во-первых, свечение амулетов. Подумал бы об этом заранее, там магов и видящих полно. Во-вторых, испытание «серых» амулетов… здесь, пожалуй, Шувалов просто меня опередил. В-третьих… в общем, вживаюсь я в земные условия, эгнорские уходят на второй план, и это грустно.

Диалог продлился чуть дольше секунды.

– Все смотрим внимательно! – решительно скомандовал я и обратился к оперативнику, держащему «жостик». Он был растерян. – Собраться! Целься! Пли!

Противная скотина снова устояла. Выписывала восьмерки вокруг колышка, спотыкалась, мотала головой, словно пыталась вытряхнуть из черепа что-то чужеродное, но упорно не падала. Амулет подобрали ни разу не пользованный.

«Фарид постарался, больше неко… нет, еще Роза могла подсказать», – рассуждал я, командуя:

– Огонь!

Коза наконец-то завалилась.

– Серую пленку теперь все видели? Отлично. Запомните: полнозаряженный амулет «серых» пробивается с третьего попадания. Товарищ подполковник, – обратился я к Шувалову, – передайте мой защитный амулет офицеру обслуги, пусть наденет на следующую козу.

Мой артефакт не выдержал. Синяя пленка сверкнула, но козел все равно зашатался и плавно опустился на снег. Как бы спать прилег, свернувшись.

– Я предупреждал! – воскликнул я, перекрывая недовольный гул. – Атаку я сделал сильнее, чем защиту. Но этого достаточно! Колдуны не смогут вас загипнотизировать и подчинить, а кроме того… секунду! Не оттаскивайте животное! – крикнул подошедшим к козлу сотрудникам.

Подбежал к спящей скотине, зарядил амулет, висящий на шее, и разбудил животное. Погладил, чтобы возмущенный самец перестал мекать и замер на месте.

– Стреляйте пулями, желательно помощнее.

Кто-то принес пистолет-пулемет. Амулет выдержал семь прямых попаданий, не считая касательных.

– Нихренасе! – выразил общее мнение молодой опер в турецкой дубленке. – Это же «Вереск»!^[147]

Я и сам был удивлен подобной непробиваемостью, но потом рассудил: «девочки» рассчитывали прямое попадание винтовочной пули в «щит жизни» первого уровня, а в моем амулете стояла защита второго уровня, к тому же с двумя стихиями, да еще и пленка колыхалась, всегда подставляясь углом, отводя пули рикошетом. Это… работа плетения Разума?

«Ты прав, – подтвердила Фиона. – Интересный эффект синергии, причем «щит разума» при этом не активировался».

Вернувшись в класс, я сделал лишнюю, по общему мнению, вещь – с помощью женщин-оперативниц завернул все амулеты в суконные мешочки из нарезанных тряпок и перетянул горловины капроновыми шнурами. С торчащими цепочками пришлось помучиться. Наложил на все чехлы модули блокировки свечения из стихии Жизни. Им хватит питания от уже существующих накопителей, расход минимальный. Свечение сразу прекратилось. Позже сошьют нормальные чехлы.

Никто не заметил изменений, но мне поверили, что «так надо». Каждый стал приноравливаться к стрельбе «вслепую». А чего там приноравливаться-то? Ручка ложится в руку прекрасно, кристалл чувствуется и сквозь ткань. Физически касаться голой кожей к кварцу не обязательно, там главное – проникновение ауры и желание пользователя. Может, потом доработать и сделать подобие ствола, чтобы в себя случайно не направить. Но это будет «по просьбам трудящихся» – им работать, подскажут.

Я не вмешивался в обсуждение планов и схем задержаний. Они толково усвоили преимущества и недостатки новых устройств и сразу включили их в разработку. Разбились на тройки со всевозможными подстраховками друг друга. Одна тройка на одного «серого» – более чем достаточно. Пришли к выводу, что основное – это первый «выстрел», который ушатает злодея, далее – проще.

– Я пойду с двумя оперативниками, которым третьего не хватает, и мы будем брать Главного жреца, – заявил я не терпящим возражения тоном. – Во всех вопросах, связанных с колдовством, слушаться меня беспрекословно. Ясно? – и в упор посмотрел на своих напарников, ставших таковыми вопреки их собственному желанию.

Одним из них оказался тот парень в короткой турецкой дубленке. В помещении, разумеется, без оной. Вторым был мужчина средних лет в очках. Такой потомственный интеллигент в дешевом костюме с небрежно незатянутым галстуком.

(обратно)

Глава 25

Все семь задержаний назначили на восемь вечера, и группы разъехались на подготовку. «Серые» жили в разных концах Москвы и ближайшего Подмосковья, наружка постоянно докладывала об их передвижениях.

Главный жрец жил в одном из коттеджных поселков в пятнадцати километрах от МКАД. Сегодня он отлучался в город, побывал в офисе одной из своих риэлтерских контор и в шесть вечера был дома. Ездил с водителем на «мерседесе» с мигалкой. Как за ним слежка по московским пробкам успевала, не пользуясь проблесковыми маячками, – ума не приложу. Мы сами продирались через город исключительно благодаря тому же «синему ведерку», всем автолюбителям ненавистному. За городом его сняли.

Низкий металлический заборчик, заснеженная лужайка с расчищенными дорожками, яркие уличные фонари, освещенный двор, большой, но аккуратный двухэтажный коттедж без изысков – как в голливудское кино окунулся, рождественский фильм с мягким теплым снегом из ваты. Собаки, как и охраны, не было.

Я позвонил в дверь.

– Здравствуйте, я ассистент режиссера кинокомпании «Сокол», мне необходимо поговорить с хозяином. Вот моя визитка, – напористо сказал я и протянул картонную карточку открывшему дверь мужчине с заметным брюшком. Дворник, садовник и все остальное в одном лице. Короче, прислуга.

Мы просмотрели фото всех домочадцев. В доме жили жена, дочь-студентка, сын-школьник, дворник и его супруга-домработница. И сам хозяин, Вениамин Олегович Раднов, пятидесяти лет от роду. Состоятельный бизнесмен, влиятельная личность в деловых кругах.

– Покажу хозяину… – пробормотал дворник и захлопнул передо мной дверь.

Кем мне быть с моей внешностью? Только творческой личностью. Я выбрал кино.

Спустя минут пять дверь отворилась, и дворник недовольно пробормотал:

– Заходите. Снег не забудьте отряхнуть.

В просторном теплом холле, украшенном фресками в египетском стиле и тремя старинными вазами, ко мне подлетела барышня в коротком домашнем платьишке:

– Ой, а вы правда из кино?!

– Правда, девушка, но подбором актеров не занимаюсь, я ищу натурные съемки. Но за вас готов замолвить словечко, – галантно ответил я ей, сверкая идеальной белозубой улыбкой.

– Да я не хочу становиться актрисой, – смутилась девушка, – просто интересно.

– Что вам нужно, молодой человек? – раздался уверенный, привыкший повелевать голос.

Дочь испуганно отвернулась о меня, едва не отпрыгнув, будто была гостьей, застигнутой хозяевами за воровством любимой серебряной ложки – бабушкиного наследства. Ойкнула, виновато ссутулилась и побрела к лестнице на второй этаж. В доме, кроме голоса диктора, тихо звучащего с экрана телевизора, не было слышно никаких посторонних звуков. Ни музыки, ни шума обычного общения домочадцев, ни звона посуды на кухне. Строго у них.

Хозяин шествовал со второго этажа по другой лестнице. Именно шествовал, иначе эту походку не назовешь. Высокий, атлетически сложенный, с богатой темной шевелюрой, в серых глазах – сталь. Шелковый халат, расшитый золотистыми дракончиками, надет на белую майку. Мягкие домашние брюки, теплые тапочки только подчеркивали статус барина; хозяина, отдыхающего в собственной вотчине. Аура большая, густо заполненная серостью. Нес он ее привычно, с непередаваемым достоинством. На пальце – старинный массивный перстень, в магическом видении ярко сверкающий серым. От хозяина просто физически веяло холодом. Высокомерия ему было не занимать.

– Добрый вечер! – улыбнулся я ему. – Я Юрий Найбауэр, помреж кинокомпании «Сокол», ищу натуру для кино.

– Я прочитал это, молодой человек, но при чем здесь я? – холодно ответил он.

– О! Вы просто не представляете, как ваш шикарный дом подходит для натурных съемок! Понимаете, – я говорил очень быстро, практически тараторил, – мы снимаем фильм ужасов с рабочим названием «Кошмары в загородном доме».

– Никаких съемок в доме я не допущу, – произнес еще более ледяным тоном, продолжая спускаться. – И попрошу вас…

– Что вы, что вы! Исключительно снаружи! – перебил я его, продолжая давление. – У вас вылитый европейский особнячок, а остальное – на студии в декорациях, там гораздо удобнее. И… я смотрю, кое-что можно позаимствовать у вас. Вы увлекаетесь Древним Египтом? – спросил как можно более невинно. Серость в ауре тем не менее заклубилась.

Только бы не попытался меня подчинить! Мне позарез надо его на улицу выманить, надо показать ребятам, на что способны «серые», а он – сразу видно – силен.

Обезвредить его в доме – пара пустяков. Ну, может, не пара, но достаточно просто. Ну, порушится кое-что немножко… или не совсем немножко, но спеленаю. Перстенек, правда, непонятный, но на моей стороне внезапность. Свою ауру я замаскировал под обычную, амулетов на мне нет, так что он ни о чем не подозревает. Однако! Остальные группы задержания сработают по-тихому, а мне надо пободаться с ним в открытую. Не только для того, чтобы ребята видели, дабы к дальнейшим арестам отнеслись более внимательно, и не только для снятия увлекательного фильма, который будет изучать отдел «П» (камеры ждали, операторы сгорали от нетерпения), но и для себя. Что могут «серые» – большой вопрос.

– Смотрели «Мумию»? Там, где демон вселяется в египетскую мумию? Из музея потом выходит… – Барин продолжал неспешный спуск, аура по-прежнему клубилась. – Так у нас тоже про демонов.

После этого слова из клубков серости вылетел щуп, но, не долетев до меня какого-то метра, развеялся. «Он передумал! Слава богу…» – Я позволил себе немного расслабиться.

«Он раздражен, но заинтригован ситуацией, – сообщила Фиона. – Ты как личность ему не интересен. Любопытство, ожидание. Из эмоций превалирует скука».

«Страх был?»

«В помине не было, на редкость самоуверенный тип. При слове «демон», наоборот, мелькнула радость. Он что-то хочет, не могу понять, в какой сфере…»

– Так вы ассистент режиссера? – Хозяин подошел ко мне и скрестил на груди руки. На золотом перстне сверкнул синий бриллиант. По-моему, это раритет. Такой камешек в полтора сантиметра, не разбираюсь в каратах, на рынке не купишь, и работа старинная. В камне сложное плетение.

– Да, работаю на картине К…

– С продюсером свести можете? – перебил он меня.

«Фиона, почему он не пытается мне это внушить?!» – я заволновался.

«Не знаю, но предполагаю, что так же, как и мне, ему необходимо повозиться. Это же на сутки вперед внушить надо, не на сейчас. Ленится, считает, что ты и так все выполнишь. Да, он уверен в этом. Самоуверенный тип», – повторилась она.

– Разумеется! Но только если хорошо отчитаюсь в выборе натуры, – поставил я свое хитрое условие. – Домик у вас – загляденье!

– Считайте, что натуру уже нашли, – усмехнулся он снисходительно.

– Вот спасибо! Я похожу вокруг, обойду дом?

– Я вам помогу. Семен!

Откуда ни возьмись появился дворник. В одной руке он держал самые обычные валенки с калошами, а через вторую была перекинута самая настоящая меховая доха. Вениамин Олегович вставил ноги в валенки, а доху Семен забросил ему на плечи. Я только в кино про дореволюционную жизнь такое видел. Потом дворник открыл дверь.

– Я за вами, молодой человек, – пригласил хозяин, показывая на дверь.

Мы вышли на середину двора, и я обернулся на дом.

– Красиво и со вкусом, – похвалил я, восторженно причмокивая. – О! Постойте здесь, я ракурс прикину, – с этими словами я сложил пальцы «рамочкой» и, глядя в нее, начал пятиться задом. «Серый» с ухмылкой скрестил на груди руки.

Он стоял в накинутой на плечи дохе, в черных валенках на белоснежном снегу и буквально источал здоровье и силу, выглядел гордым и надменным, оказывающим мне услугу из одного лишь снисхождения. Аур спрятавшихся людей видно не было, не говоря о блокированном излучении амулетов.

Отойдя от Вениамина на пять метров, я выстрелил «ловчей сетью».

На мгновенье мелькнула серая пленка, и синяя «сеть» (рой ярких мушек в магическом зрении выглядел как сеть, отсюда, собственно, и название), слабо вспыхнув, исчезла. Глаза Главного жреца на секунду расширились и сразу сжались в зловещие щелочки. Лицо расплылось в презрительной гримасе. Самомнение его не поколебалось. Вениамин, не тронувшись с места, вальяжно поднял руку и указал на меня пальцем, как бы говоря «ты – вошь». С пальца сорвалась черная молния. Я даже не попытался уклониться, стоял как влитой. Серое плетение бессильно, но с треском рвущейся бумаги растеклась по моему «щиту жизни». Я в ответ бросил фаербол, который растекся по той же серой пленке. На его лице мелькнуло удивление, и он ударил серо-фиолетовым вихрем, который окутал меня и опал, точно смерч, потерявший силу. Сработали «щиты» Жизни и Разума. Оперативникам я бы посоветовал от подобных смешанных расцветок, указывающих на наличие нескольких стихий, уходить, желательно с падением. Я же отправил в него сразу две трехуровневые «ловчие сети», одну за другой за доли секунды. Второе заклинание его потрясло. Это тоже надо учесть: стрелять предпочтительно одновременно из двух жостиков – так будет вернее. Его защита слетела после первого удара (третий уровень – не шутка!) и элементарно не успела сформироваться для отражения второй «сети», которая прилетела слишком быстро. А силы в ауре «серого» оставалось еще выше крыши.

Вениамин со стоном упал на колени и скрючился. Но сразу заревел, аки раненый буйвол, расправил плечи, задрал голову и выставил перед собой руку с перстнем. Сантиметрах в двадцати от нее стал очень быстро скручиваться… портал. Я, войдя в ускорение, прыгнул к нему, продираясь сквозь плотный воздух, и накрыл почти созревшее портальное зеркало своим заклинанием «зеркало». Вихрь, который тянулся от перстня к порталу, мгновенно превратился в фонтан сырой силы Смерти. Портал, не успев сформироваться, подернулся волнами, распался на части и взорвался, разлетевшись серыми брызгами. Совершенно бесшумно.

Накрыть взрыв я не успел, меня спас очередной мощный «щит жизни». Мое «зеркало» при этом развеялось. Вокруг меня замелькали короткие синие вспышки, а вслед за этим послышались стоны: пострадали операторы и группа сопровождения, которым я амулеты сляпал в машине, из подручного материала. Слабенькие получились. Я бросил взгляд на Главного жреца. Кисти рук и лицо были сожжены, причем давно, будто бы несколько дней назад – ожоги успели покрыться струпьями. Он был без сознания, дышал редко и хрипло. Не хотелось, но пришлось обработать его «исцелением» и усыпить. Лишь после этого я побежал на стоны, успев удовлетворенно подумать: «Слабоват супротив меня оказался. Себя не сумел защитить от взрыва родной стихии. В натуре, самоучка… Кино должно знатное получиться».

У наших состояние было гораздо легче, всем хватило легкого «исцеления», которое заработало прямо на глазах: красные ожоги затянулись. Что интересно, стонали они, потеряв сознание. Зашел в дом и подлечил всех домочадцев. Они, защищенные кирпичными стенами, пострадали меньше других, но шоковое состояние заработали – оглушило их неслабо. Следов «серости» ни у кого из них не обнаружил.

Мне активно помогали Слава с Жаном, «мои» оперативники, амулеты которых взрыв выдержали.

«Слава. Слава – Ярослав, а не Вячеслав» – так представился молодой, который в короткой дубленке, а Жан, соответственно, «интеллигент».

– Родители пошутили, – объяснил он самым серьезным тоном, с каменным выражением лица. Лишь в глазах угадывалась ирония.

С полчаса мне пришлось постоять на улице, отводить взоры водителям и пассажирам редких проезжающих автомобилей, и, слава богу, соседние дома были достаточно далеко, я понадеялся, что их не задело. После разбудил операторов и группу сопровождения, с которых даже краснота на местах ожогов сошла, мы погрузились и выдвинулись из поселка вон. Ленивая охрана на выезде из этого элитного района на наши машины внимания не обратила.

Остальные шесть арестов прошли гораздо легче моего: все оказались слабыми магами и только у троих «серых» имелись защитные амулеты.

На ночной летучке, посвященной подведению итогов нашей масштабной операции, на меня смотрели неприязненно. Мол, доверил бы лучше профессионалам, а то чуть людей не угробил, неуч. Я спокойно отнесся к такому отношению.

– Посмотрите завтра кино, которое мы сняли, – сказал я невозмутимо. – С Жаном и Славой пообщайтесь и поймете, что так сделано не зря; чтобы на будущее не было головокружения от успехов.

Я переживал. Взрыв при обрыве заклинания на стадии наполнения силой почти неминуем, но об этом я в тот момент забыл. Эгнорские жрецы Неназываемого пользовались амулетами, которые открывали проход в наш мир, выдергивая из Нижнего мира демонских тварей или самих демонов, которые были очень опасны, даже для меня. Этого я испугался. Потому и прыгнул к Вениамину сломя голову, разрывая плотный воздух. А портал оказался местным, направленным в сторону Тверской области – точнее «девочки» определить не смогли, – и предназначался исключительно для бегства. Не вел в иной мир, не вызывал демонов. И тогда, когда я в вертолете прерывал создание канала для переправки жертвенных душ, где-то в тонком мире тоже рвануло. Хотелось бы, чтобы в Нижнем, у демонов, но нет, до них тот портал еще не доставал.

«Надо бы изучить перстень», – подумал я, заранее понимая – это ничего не даст, кроме примерного времени создания артефакта.

А давно ли обосновались на Земле «серые»? Почему всего два-три года как активировались? К чему бы это? Может, и раньше были вспышки активности? Были однозначно – амулеты «отправки душ» очень старинные, аж с доантичных времен. Вопросы и вопросы…

Оперативники и строгое начальство разошлись ближе к часу ночи, уставшие, но в целом довольные.

Несмотря на усталость, перед сном я заскочил в астрал.

«Знаю, знаю – ошибся, – опередил я Фиону, – забыл о взрыве. Но ведь портал!»

«Я бы не стала обрывать портал, зная, что он не может идти из Нижнего мира».

Это она просто ворчала, по-стариковски. Стала бы! Если не знала, откуда он. Рефлекс сработал: «черный» – портал – демонские твари. И не зря! Окончательно поймут фээсбэшники – не стоит шутить с «серыми». Заодно и со мной.

«Кстати, Крася! У тебя теперь маны полно, а ты и в ус не дуешь. Кто будет жучки в доме искать? Я, что ли?»

«Сориентируй меня вне ауры, а дальше я сама», – стихия Света нашла что ответить.

Я вылетел свободным сознанием и «потащил» ее по квартире.

«Щупай! – крикнул я ей. – Цепляйся за провода, за излучения».

«Ну как?» – спросил, когда мы вернулись.

«Знаешь… все просто. Здесь все пронизано электричеством. Привязалась. Теперь прямо из астрала смогу действовать, появилось что-то типа астральных меток, как от людских аур. Разберусь».

«Прекрасно. О микрофонах и камерах рассказывать надо?»

«Обойдусь, в твоей памяти все есть. И с видеороликом мы хорошо поработали – принцип тот же. Жучки блокировать?»

«Пока не надо. Ты вот что… попробуй залезь в компьютер, может, освоишь? Мне совершенно некогда в нем копаться, а вопросов много. Хорошо?»

«Попробую. Мы с Фионой попробуем, она умная, – подколола «подругу». Интересные у них отношения… – Ты компьютер включи на ночь и не выключай».

Я так и сделал. В квартире были и Интернет, и ноутбук, но я к нему не подходил. Зина, по-моему, пользовалась, не спрашивал.

На допросы я не ходил, мне хватало занятия с амулетами. Да меня и не приглашали. Операция стремительно разрасталась, начались командировки в другие города. С Шуваловым стал пересекаться редко, но при встрече однажды спросил его:

– Что-то я не слышал об утопленном автомобиле с заключенными…

– Ах да, Егор; забыл вам рассказать. Отменили, и не без вашего участия.

– В смысле?

– Я рассказал, что скоро появится много арестованных с ошейниками, поэтому та операция показалась бессмысленной. Не читали возмущенные комментарии в Интернете и в некоторых газетах?

– Некогда мне.

– Мне тоже, но мне докладывают. Что с «серыми» дальше делать – ума не приложу! Начальство тоже. На меня все свесили. Судить и на зоны отправлять? Может, подскажете? Не расстреливать же их! А наша тюрьма не резиновая, мест в одиночках уже нет, садим в общие «серые» камеры.

– Я бы сжег, как в Средневековье. Не зря так поступают, поверьте. «Черные» невероятно живучи, «серые» такими же должны быть. А почему бы и не расстрелять? В затылок – это почти наверняка… если еще и голову с плеч.

– Экий вы кровожадный, – покачал он головой. Не понятно – с одобрением или осуждением.

«С сожалением, что не может этого сделать», – тут же подсказала Фиона.

– Знаете что… а сводите-ка одного на службу в церковь или мечеть. На пробу. В Эгноре черные в храмах дымиться начинали. С этого, собственно, и пошли костры. Ну и здесь, если «наши» тоже коптиться будут… Ну, тогда… зону особую организовать, с церковью. Не знаю, Александр Сергеевич! И думать неохота.

– А что, мысль! – обрадовался мой руководитель. – Спасибо, Егор, не ожидал, что и здесь поможете.

– Не за что, еще неизвестно, что получится. Я бы казнил без затей, честное слово. Нелюди они.

Через пять минут я и думать забыл об этом разговоре, пошел отдавать распоряжения о графите. Ну очень сильно достала меня необходимость тупой перезарядки амулетов. Решил поставить в мастерской пирамиду графита, килограмма на три, и пусть сами заряжают или человека специального посадят, хоть из того же отдела «П». А пока переделывал старые амулеты, вставляя базовые модули для конвертации «общей» маны в нужные стихии, а новые делал сразу с оными модулями.

А в ближайших планах у меня было организовать большой накопитель в специально охраняемой комнате в подвале, защищенной по типу банковского хранилища. Узкий коридор с поворотами, решетки, стальная дверь. В ней будет храниться три тонны графита в виде пирамиды, сложенной из «кирпичей» по килограмму каждый. По расчетам, маны в ней поместится на десять десятых уровней – это на хорошую атомную бомбу хватит. Заряжать эту массу мне придется примерно дней десять плюс-минус два дня. Решил посидеть неотлучно. Едой, туалетом и спальным местом обеспечат. Далеко от пирамиды не отходить, чтобы всегда касаться аурой – и вся работа. Заодно и отдохну.

И на амулеты «исцеления» время выкраивал, уже на кварцевом носителе. Три срабатывания на одной зарядке и возможность зарядиться от накопителя – очень даже неплохо. Вытребовал, чтобы распространением этих амулетов занималась Зина, а для зарядки поставил дома графитную пирамиду на три килограмма (при заполнении его маной и были рассчитаны те сроки). Шувалов в этом вопросе всецело был на моей стороне.

Еще один интересный момент с амулетами «исцеления»: в доме Сергея Хрома я просто так ляпнул, что их нельзя продавать, но это желание каким-то образом вставилось в структуру плетения. Каждый, кто берет в руку, что старый деревянный, что новый кварцевый, это непременно чувствует. «Девочки» не смогли объяснить этот феномен.

Тридцать первого декабря, в восемь вечера, мне позвонил довольный Шувалов. Поздравил с наступающим и спросил:

– Вы любите фильмы про вампиров?

– Это вы к чему? Вообще-то не очень.

– Двое «серых» сгорели в прах! Один в церкви, второй в мечети, оба случая сняли на камеру. Не желаете посмотреть?

– Нет, спасибо. Вы серьезно?! – Вот уж чего не ожидал, так не ожидал.

– Совершенно. Показали фильм некоторым несговорчивым задержанным – запели как соловьи. Еще раз благодарю.

– Пожалуйста… – я все еще был растерян. – И что намерены делать дальше?

– Вот об этом и хотел вас спросить. Некоторые заявляют, что это в ошейники было встроено средство для сжигания, что церковь здесь совсем ни при чем. Вот я у вас и решил поинтересоваться, нельзя ли блокираторы в храмах снимать?

Я задумался. В принципе…

– Пригласите видящих из отдела «П» и снимайте. Сразу за порогом храма, внутри. Двое оперов с амулетами тоже не помешают. Если видящий заметит опасное шевеление ауры, пусть опера́ их парализуют. Так, кстати, и места в тюрьме станут освобождаться.

– Какой вы гуманист! – сказал он иронично. – Но за совет спасибо… Вы представляете, что начнется? – услышал я, когда закончил выбиваться ритм «Спар-так-чемпи-он», через минуту раздумий. – Толпы народа, религиозный бум. Да у меня фантазии не хватает представить, что будет, если эти факты получат широкую огласку. Потрясения для страны неминуемы. Я боюсь, – закончил он как-то совсем уж потерянно.

– Не преувеличивайте. Люди теми же киношными вампирами сыты по горло, и чтобы убедить их в реальности – надо постараться. Все будет нормально,главное – управу на «серых» нашли, и это самое важное. Засекретьте, если так боитесь.

– Не выйдет, – горько вздохнул он. – Мы сначала священника в тюрьму пригласили. Он отслужил в камере с «серым», эффекта не было. Только в церкви, при стечении народа, в конце службы, прямо со словом «аминь». Вот так.

– С наступающим вас, и не заморачивайтесь сильнее, чем требуется на самом деле, Александр Сергеевич! Спасибо за лучший новогодний подарок! – сказал я легкомысленно, причем и себя одернул. Потом напрягаться, потом думать, а пока – отдыхать.

– Вас тоже еще раз с наступающим, и Зинаиду Ивановну от меня поздравьте.

– А вы – жену.

Новый год мы встретили вдвоем с Зиной. Общались с родней и друзьями по скайпу и телефону. Я тоже связался с родителями. Впервые после Красноярска. Обрадовались и я и они. Поговорили о новостях, погоде, здоровье, родственниках и знакомых, но ни слова о том, где я и чем занимаюсь. Однако! Неплохо их органы подготовили.

А потом я напился в одно лицо, пытаясь заглушить вдруг навалившуюся тоску. Как плохо, когда настоящих друзей рядом нет! Праздник получился немного смазанным. Одна мысль душу грела: нашли управу на «серых», появилась реальная надежда их одолеть. Тогда я свободен. Пусть политики разбираются с новым мироустройством, с ростом религиозных настроений, с увеличением влияния церкви, а я – пас.

Совсем недавно наши все-таки вышли на международный уровень и решились поделиться частью секретов. А куда деваться, когда «серых» в одной только Америке больше, чем у нас, раза в три. Откуда такие цифры – понятия не имею, Шувалов не просвещал. Мы под это дело еще типа сотрудничество по линии спецслужб провели, а в масс-медиа – тишина. И у нас, и у буржуев. Не считая Интернета, где всякого дерьма и сплетен всегда хватает.

Кстати, Крася освоила Инет и работает лучше любого поисковика. Добыла мне информацию по Вельзевулу. В христианстве это один из подручных дьявола, но его самые дальние корни уходят к древним шумерам, и у них он, под именем Баальзавор, покровительствовал кузнецам. Иногда его изображали в виде молота и наковальни. С течением времени он почему-то превратился в повелителя мух под именем Баала или Ваала, а дальше… но это уже не интересно. Появился вероятный кандидат на бога всей этой древнеегипетской демонской компании.

Я взял всего один выходной и второго января вышел на работу. Родина требовала амулетов, амулетов и еще раз амулетов. Все для фронта, все для победы.

(обратно)

Глава 26

Аресты пошли по всей Европе и Америке. Состоялись публичные сжигания «серых» в церквях разных конфессий, в мечетях. Только, извините, не в прямом эфире – этика, дети смотрят. И сам процесс сгорания по телевидению не показывали: человек, с перекошенным от страха лицом, богослужение, общий пораженный вздох присутствующих – куча праха и религиозный экстаз взволнованной толпы. Правозащитники выли, в средствах массовой информации шла дискуссия с лейтмотивом: инквизиция возвращается? Для атеистической общественности Европы бо́льшим шоком стало безусловное подтверждение существования Бога, чем открытие сект, исповедующих человеческие жертвоприношения. Секты укладывались в «свободу совести», а реальный Бог – почему-то не очень.

По эгнорскому примеру я создал «штампы». Простейшие «штамповочные» станки с матрицей, в которой содержались плетения, как бы завернутые в виртуальную магическую ауру. В углубление-матрицу помещается заготовка, на нее опускается накопитель с встроенным модулем-переносчиком. Записанное в матрице заклинание само, без участия человека, который нужен лишь для того, чтобы потянуть за рычаг, копируется в кристалл-заготовку. Подобные устройства я придумал в своем баронстве, когда надоело заниматься каждым артефактом «вручную», что отнимало массу сил и времени. Брака выходило довольно много, но результат окупался количеством. ОТК – эталонная матрица-сравнение – тоже был создан.

Здесь, в бывшей слесарной мастерской подсобного корпуса Управления ФСБ на Лубянке, теперь развернулся целый конвейер. Я сделал устройства для производства ошейников, жостиков и смешанных защитных амулетов со стихиями Жизни и Разума. За приборы уселись коллеги по отделу «П» и в буквальном смысле впечатывали плетения в кристаллы, результата не видя и хорошо если чувствуя. На «исцеление», с его сложной магической «виртуалкой», создать штамп не получилось, и я был этому несказанно рад – изготовление этих амулетов вносило разнообразие, а то в основном мне приходилось тупо заряжать графит. Теперь большей частью для отправки за границу.

Чувствовал, что отупел за месяц однообразной бездумной работы, и с нетерпением ждал, когда сделают хранилище с вожделенными тоннами графита. Уберусь потом на фиг с Земли, этой энергии хватит на борьбу с «серыми». Такими темпами через год-два их совсем изведут. Завтра обещают позвать «на зарядку» этих самых тонн, скорей бы! Я сгорал от нетерпения увидеть сына.

Лиза родила вскоре после Нового года. Сколько нежных Лизиных чувств разливалось по сердцу, сколько нетерпеливого ожидания моего возвращения! Еле-еле сдержался, чуть не сорвался. Поэтому и сделал штампы, чтобы без меня разбирались. Ну и лень, разумеется, никуда не делась: таких масштабов «серости», которая буквально заполонила Землю, я не ожидал.

Вениамин Олегович Раднов, Главный жрец четырех московских пятерок, заговорил. До этого он был единственным из всех арестованных «серых», кто молчал. Не помогали ни методы физического убеждения, ни психологическое давление, ни показанное кино о сгоревших в церкви сектантах. Даже «сыворотка правды» была бесполезна; и вдруг сам затребовал следователя.

Вениамин Олегович скептически посмотрел на молодого человека, капитана Лескова, который в радостном возбуждении раскладывал на столе бумаги.

– Мне нужен тот, кто может подтвердить мою искренность, – заявил он холодным, уверенным в себе тоном.

– Что? – оторвался от своих дел следователь.

– Ты слышал.

– Да как ты со мной разговариваешь! – Капитан, стукнув кулаком по столу, возмущенно вскочил со стула. Уперся взглядом в холодные глаза арестованного – и сдулся. Плюхнулся на место, для самоутверждения презрительно фыркнул и поднял телефонную трубку.

Главный жрец сидел на неудобном «допросном» стуле. Тем не менее его поза выражала неописуемое самодовольство полного хозяина положения, даже железный ошейник не портил этого впечатления. Обожженные лицо и руки делали его похожим на Фреди Крюгера из «Кошмара на улице Вязов», только взгляд был не зловещим, а просто барским. Высокомерным, презрительным. На Фарида, вошедшего в кабинет минут через пять, обратил внимания не больше, чем на муху. Я научил немногих «видящих» различать ложь по колебаниям ауры (заодно и сам отточил это умение, которое мне из-за подсказок Фионы было без надобности). Получалось не хуже детектора лжи.

– Фамилия, имя, отчество? – задал первый вопрос следователь и приготовился писать.

– Можешь не трудиться записывать рукой, мою речь и так записывают, – ухмыльнулся барин. – Мне сто пятьдесят лет, я из старинного дворянского рода, не важно какого, – проигнорировал он вопрос Лескова. – Я буду говорить тогда, когда сам захочу, а если ты меня перебьешь, я замолчу.

Следователь что-то вякнул, но, подумав, бросил ручку и скрестил на груди руки. «Мели, Емеля», – показывал всем своим видом. Фарид поудобнее устроился на стуле. «Серый» невозмутимо продолжил:

– Мы приносим жертвы во имя богов, в которых верим, получаем силы и долголетие. Да, убиваем людей ради этого, но кто они? Бомжи и преступники, недостойные ходить по нашей общей земле. Да, мы совершаем преступления, да, это не укладывается в рамки морали, но не только ради личных целей. Мы плоть от плоти Земли, мы живем здесь и собираемся жить дальше. Наши боги – древние земные боги, они проиграли нынешнему чужому Безымянному, и это безвозвратно. Подтверждения вы видели в церквях и мечетях.

Я, от лица бога Апопа, старшего среди равных, заявляю: завтра все мои почитатели по всему миру добровольно сдадутся властям. Можете на всех надеть ошейники, но это не обязательно – силы у них не будет. Судить их или не судить – дело ваше. Хотите – сожгите в храмах. Я отрекаюсь от родного мира, не будет ему моей помощи при внешней угрозе.

Все вы слышали о скором нашествии демонов и что мы его приближаем. Это ложь. Кто вам это рассказал? Чужак – иномирянин. Он вселился в тело рожденного здесь человека, побывал в родном мире и вернулся. Рассказал вам сказки из наших же книжек, и вы поверили. Он сам живучий как демон, черпает силы нашего, чужого для него мира. Сначала убивал сам, а потом и вас научил убивать нас, почитателей древних богов, потому что только мы могли помешать ему.

А что он сделал реально? Посвятить в тайны магических сил никого не хочет, – при этом чуть кивнул в сторону Фарида. – Заклинаниям не учит, делится только крохами узурпированной им силы нашего мира, по своему желанию и разумению. Кидает как подачку так называемые амулеты «исцеления», влюбляет в себя женщин, вызывает доверие людей – это особый вид колдовства. Лжет и завоевывает доверие власть предержащих. А скоро он уйдет в свой мир и вернется с подмогой, с теми самыми «демонами», которыми он вас пугает, пусть они и будут в человеческом обличье. Им нужны несметные ресурсы силы, которых полно на Земле, которыми он сейчас пользуется. Наши исконные земные боги не могли ее брать, им мешал Безымянный, поэтому нам, посвященным, и приходилось лишать жизни недостойных. Но вы, непосвященные, можете владеть ею в полной мере.

Вениамин вещал торжественно и призывно, будто был тем самым Апопом, старшим среди равных. Казалось, что он уже не сидит на стуле, а возвышается над всеми, точно Родина-мать над страной, и зовет на священную битву.

– Боги покидают нас, но дают шанс спастись. Для этого нужно не позволить демону в человеческом обличье вернуться домой. Тогда он не приведет остальных. Заставьте его инициировать способных, дать им доступ к силе. Мне боги разрешили научить вас пользоваться всеми их реликвиями, и вы сможете его принудить. Скажу: уйти к себе он может только из района Тунгуски. В первый раз нам удалось его остановить, теперь дело за вами.

Подтверждение моих слов увидите завтра: почитатели древних богов сдадутся властям.

Я выполнил волю богов и замолкаю. Слава уходящим богам! – возвестил он, возведя руки вверх и резко бросил, словно стряхнул прах мира, который погиб только что, в этот момент. Закрыл глаза. Из-под правого века выкатилась слезинка.

Больше не проронил ни слова.

– Что скажете, товарищ подполковник? – генерал Краснов вызвал на ковер руководителя проекта «Мерлин».

– Что я могу сказать… – пожал Шувалов плечами. – Получилось как нельзя лучше. «Серые» сдаются, угроза ликвидирована. «Мерлин» закачивает энергию в графит в нашем хранилище. То, что сказал жрец, – ложь с передергиванием фактов. Думаю, это маневр с целью нейтрализации «Мерлина». Зачем – неизвестно, но предполагаю, что демоны сами готовят вторжение, и он может им сильно помешать.

– Вот вы какого мнения… – задумчиво произнес генерал, нахмурившись. – Но тогда им было бы выгоднее, чтобы он убрался в другой мир. Они же, наоборот, предлагают задержать его на Земле.

– Насильно, а значит, в ошейнике. В нем он не сможет колдовать, – возразил подполковник.

– Но может заправлять графит энергией. Я прав? – продолжил генерал, пристально глядя на Шувалова.

– Он мне об этом не говорил, но по наблюдениям сотрудников отдела «П», однажды он, испытывая ошейник, не прекращал зарядку накопителя, – нехотя подтвердил Александр Сергеевич. – Но это сомнительно. Или ошейник на него не подействовал.

– Вы сами себе противоречите. Что с вами? Мне докладывали, что очень даже действует, – сказал генерал со значением, не скрывая подозрений в отношении подчиненного. Лицо его посуровело. – Вы же прекрасно знаете, что творится в стране и в мире! – Краснов повысил голос. – Только в России десять тысяч человек заявили, что они почитатели Апопа с компанией! А в других странах? Что с ними делать? Патриарх выступил с пожеланием не превращать храмы в места публичных расправ, ошейников для «серых» не хватает! Собирался Совбез ООН, решили созвать ассамблею; у президента, а тем более у премьера телефоны от звонков плавятся! Что делать, я спрашиваю?!

Шувалов четко ответил:

– У всех сдавшихся «серых» силы каким-то образом блокированы. Как говорят видящие, в их аурах остались следы от участия в жертвоприношениях – и только. Пока можно без ошейников подержать, а после, по мере штамповки, надевать, – политику руководитель проекта демонстративно проигнорировал, не его дело. А вот Краснов, как ни пытался сторониться, был втянут.

– На весь мир штампа не хватит, вы понимаете это?! Как и трех тонн графита с десятью десятого уровня… непонятно чего. Вы лично можете гарантировать, что колдун останется и наделает других колдунов? На нашей стороне, естественно.

– Никак нет, товарищ генерал, – по-военному ответил Шувалов, бодро вскочив и встав по стойке «смирно», – такой гарантии я дать не могу. Он бы с удовольствием, но не получается приобщить наших видящих к силе. Утверждает, что ее на Земле практически нет, а через него протекает чужая, непонятно откуда.

Генерал разочарованно махнул рукой.

– Слышал о вашем более чем лояльном отношении к «Мерлину», теперь сам убедился, – сказал устало. Поерзал на стуле. Помассировал виски, размышляя. – Да вы садитесь, Александр Сергеевич, нечего меня уставом тыкать. Меня и без вас есть кому укорять. Думаете, мне вся эта ситуация приятна?

Шувалов, помявшись, сел-таки на свое место, напротив генеральского стола.

– По большому счету – хрен с ними, с «серыми», – доверительно продолжил Краснов. – Сойдет эта напасть, как и раньше сходили разные поветрия. Руководство больше обеспокоено не этим. Пришествие демонов или иномирян – еще бабушка надвое сказала, а работающие амулеты – реальность. Вы знаете, что потери нашего спецназа практически сошли на нет? Что почти всех боевиков удается захватывать живыми? Знаете, что армия в этих ваших игрушках очень даже заинтересована? А у военных масштабы не штучные и даже не тысячные, и это стоит на высочайшем контроле. Пока не найдена альтернатива, «Мерлин» должен оставаться у нас, должен делать и заряжать амулеты. Это программа-минимум. А максимум – разрабатывать новые виды оружия и передавать свой опыт. Увы, Александр Сергеевич, – с этими словами Краснов, по-стариковски опираясь на столешницу, поднялся, выпрямился и преобразился, из скучного интеллигента превратившись в служаку, – в связи со всем вышеизложенным вы отстраняетесь от должности руководителя проекта, дела по нему сдайте капитану Лескову. Вы свободны, товарищ подполковник.

Шувалов резко вскочил, встал по стойке «смирно» и произнес по-уставному, сверля начальство взглядом:

– Есть! – Четко развернулся и отточенным строевым шагом вышел из кабинета. Это было единственное, чем он мог подчеркнуть свое отрицательное отношение к этому приказу.

За дверьми его вежливо взяли под белы рученьки, отвели в кабинет, где он сдал бумаги не скрывающему радости Лескову, и поместили под арест. Пока под домашний.

Заряжая пирамиду накопителя размером четыре на четыре метра, я отдыхал. Сначала читал беллетристику. Только не фантастику – надоело. Потом гулял по астралу, серьезно пытаясь дозваться Игоря. Избродил такие закоулки, о которых даже не подозревал, и вспомнил нашу беседу о магии. То, что было в Нигде, я помнил не очень четко, но тот разговор всплыл неожиданно ярко. А не замахнуться ли мне на собственную школу магии? Вторую по счету. Все равно делать нечего.

«Мы воспринимаем руны подсознательно, – объясняла Фиона. – Мы, отражения, имеем разум. У всех магов без исключения, даже у тех, кто воспринимает нас бесформенной кучей, из которой можно только лишь нити вытягивать, как из клуба шерсти в прялке. Это видно из самого названия: «отражение стихии в сознании», то есть в разуме. Но общаться со своими отражениями могут далеко не все, почему – неизвестно. Но сейчас не об этом. Допустим, я говорю с тобой. Вот как сейчас. Я, честное слово, не знаю, как это делаю. Так же и с чтением рун, которыми пишут заклинание, – это исключительно чувства. Стихии вместе с маной скручиваются, переплетаются или еще что-то делают – и результат готов: воля мага реализуется в природе. Не знаю, идеальна генетика для реализации воли мага или нет, но это работает. Есть ли что получше – не знаю, могу только предположить, что есть. Ищи».

Вот тебе и помощь… Спасибо, мудрая Фиона, и низкий тебе поклон! Так, с чего начинал Эфрад? С синтеза инсулина, который знал досконально. Что знаю я? Досконально – ничего. Тупик. Подожди… а так ли досконально знал Эфрад синтез белка? Поди, что ни год, то новое открытие в этой области происходит. Тогда в чем загвоздка?

Ломал голову несколько дней, пока не решил: все дело в уверенности. Если ты точно уверен, что белое – это белое, и это соответствует объективной реальности, то… а что понимать под объективной реальностью? Что первично: курица или яйцо, идея или материя? Стоять! Уверенный – и все, нефиг забивать голову. Кирпич он и в Африке кирпич, причем для всех. На голову упадет – мало не покажется. Я тоже оставлю конкретику и философствовать не буду; к примеру… ядерные превращения. Игорь советовал физику – пусть будет физика, а если она, то пусть будет ядерная, не мелочиться, тем более у меня по этому предмету пятерка. Была. Давно.

Верю в себя? Верю! Цель вижу? Вижу! Вперед, сквозь стену, которой нет! Теперь серьезно. Вот крошка графита. Практически чистый углерод. Во что превратить? Допустим, в один из изотопов азота. У одного нейтрона из каждого ядра выкинуть электрон – и готово. Невозможно? Сомненья – прочь! Кварки, сильные и слабые взаимодействия, классификации, разные бозоны и лептоны, сложные формулы – все побоку! Однако избавиться от «лишнего» оказалось очень сложно. «Многие знания – многие печали» – мудрость права. Эфрад действительно был сумасшедшим, раз взялся за такое, и, теперь я это подозреваю еще сильнее, был не слишком глубоко образованным. К тому же «выходной» элемент, азот-двенадцать – очень короткоживущий изотоп и быстро во что-то превращается самопроизвольно… вроде. Но это точно надо отбрасывать! Углерод преобразовать в азот, а дальше хоть трава не расти…

«Это я образно!» – извинился мысленно, простой поговорки испугавшись. С магией надо быть осторожным, с ней ни в чем нельзя быть уверенным. А с другой стороны, уверенным быть необходимо. Раздвоение мышления у колдунов обычное дело. Успокоился и поиски продолжил. Итак…

Задача ясна. Как ее прописать, чтобы поняли стихии? Зря я так про Эфрада, он гений. Взял готовый природный код – последовательность генов. Выполняй с первого до последнего – и готово. А мне? Рисовать шарики ядер? Собственно, а почему они шарики? Неизвестно, какую форму они имеют, их никто не видел! Пусть будут линейными. Та-а-ак, пишем последовательность. Латинскими буквами протоны-нейтроны: п-н-п-н-п-н-п-н-п-н-п-н, подразумеваем, что «н» состоит из «е»-электрона и «п»-протона. Ага, получаются множества – подмножества, константы, массивы, переменные…

Я так увлекся, что не заметил, как Роза принесла ужин.

– Привет, о чем задумался? – поинтересовалась она, и я очнулся.

– А? Да так, о девичьем. Что нового в мире? – Я сознательно отказался от телевидения, радио и Интернета, надеялся выключиться из мира. Случится каверза – сообщат.

– Вроде ничего нового. Сколько осталось? Ого, уже ощутимо дует!

– Дней пять-шесть.

– Давай быстрее, Зина скучает.

Я попросил Розу пожить с ней эти дни.

– Передавай привет. Как ее бизнес?

– Так же, – ответила несколько разочарованно. – По всем больницам нарасхват, и многие врачи так же против. – Это о распространении амулетов «исцеления».

– Понятно. Ладно, пока, Роза, я думу думаю.

– Ага. Завтра и потом меня не будет, в командировку в Питер отправляют, для проведения курсов. Серьезно отнеслись к шаманизму, я не ожидала.

– Рад за тебя. Кто меня кормить будет?

– Фарид.

– Скользкий тип, – выразил я свое недовольство. – Но ничего, не его же я буду есть.

– Ага, – согласилась Роза. – Гордый больно, поэтому горький.

Шутка не удалась: ни я, ни она сама даже не улыбнулись.

– Ну, пока, Егор. Удачи.

На выходе Роза обернулась и посмотрела на меня. Долго и пристально. Задумчиво потерла лоб, дернулась вернуться, но передумала. Впереди поездка, надо подготовиться к первым лекциям. Тень над Белым шаманом показалась – и исчезла. Проклятия и сглазы так себя не ведут.

Только я этого не видел, я снова ушел в расчеты. Не ожидал, что захватит. Думал, так – развлекусь между делом, а поди ж ты! Про «поиски» Игоря и думать забыл.

Четыре дня корпел над простейшим алгоритмом, причем большей частью в астрале, что еще увеличило время работы. В итоге получилось: берется одно ядро, которому присваивается номер ноль. Методом пересчета составляющих его нуклеотидов проверяется на исходное соответствие. Если истинно, то есть элемент является углеродом, то из нейтрона отнимается электрон и проверяется на истинность результата, то есть на возникновение азота-12. Далее цикл возвращается назад, прибавляется единица, то есть второму ядру присваивается номер один, и повторяется то же самое, и так до: либо строгого ограничения числа циклов – иначе ядер, или отсутствия таковых в ближайшем радиусе действия в десять нанометров, либо когда кончится энергия преобразования, то есть мана. Хоть по одному условию, хоть по всем трем, хоть по двум – целых семь заклинаний на одну операцию. Много, но разобраться можно потом, главное, проверить принцип. Осталось убедить Женю, которая есть стихия Земли, и именно она отвечает за ядра-атомы-молекулы.

«Что тебе не понятно, цифр не знаешь или алфавита?!» – в который раз спрашивал я Женю, от раздражения потея.

«Умом – понимаю! А чтобы выполнить, надо почувствовать! Алфавит как раз и не чувствуется!»

«Ты еще и чувствовать умеешь?!»

«Представь себе!»

Так мы переругивались по нескольку раз на дню. Астральному, разумеется. Остальные «девочки» тоже пытались вникнуть.

«Алгоритм вполне понятен, – подытожила мое творчество Фиона. – Он естественен. Конечно, чуть более абстрактен, чем генетический, но вполне…»

После этого и начались «чувства». Через несколько дней переписали программу скандинавскими рунами – Крася нарыла в Инете. Она через астральную метку, оказывается, могла связаться с моим компом откуда угодно и не говорила об этом, нехороший человек, когда я над преобразованием углерода корпел. С рунами стало «интуитивно понятней», но все равно не пошло.

«А ну-ка…» – пришла в голову мысль, и я пальцем нарисовал руну, которую видел у Игоря, когда он портальное заклинание рисовал.

«Этот знак чувствуется?»

«Да», – «девочки» ответили хором.

«Почему?»

Замялись.

«Э-э-э, изгибы напоминают… любимые, вернее, наиболее выгодные в энергетическом плане движения стихий. Я бы так сказала», – первой нашлась Фиона.

«Вот и прекрасно! Девочки, помните разницу в написании современных эгнорских рун для каждой стихии? Для земли это монументальность, угловатость, четкие углы. Вспомнили? А теперь…»

Я начал писать скандинавские руны именно так. Когда закончил – глаза Жени округлились.

«Я чувствую…» – прошептала она.

«Руна-ключ будет такая, – прогундосил я, аккуратно вычерчивая прямой угол. – Пойдет?»

«Чувствую», – согласилась она.

«Испытаем? – спросил я азартно. Желтолицая девушка со смазанными чертами кивнула. – Пишу формулу и сразу заливаю маной, – предупредил я. – Ты уж постарайся выполнить».

Линейная формула мгновенно превратилась в симпатичный маленький узорчик, отдаленно напоминающий схематичное изображение атома с орбитами электронов. Руна-ключ висела чуть в стороне и превратилась в булавку, игла которой упиралась в центр узора, а головка висела над плоскостью и имела вид маленькой сферы. Все было желтого цвета.

«Так, Женя, пусть эта красота повисит здесь, а я выйду из астрала, найду крошку графита и кину тебе мысленный посыл. Я пошел».

Тут же взял крупиночку на палец, и… он просто исчез.

«Был импульс бета-излучения, чуть позже – гамма», – доложила Крася.

«Газ появлялся», – добавила Голуба.

«Расхода маны не заметила, – заключила Женя. – Учету не поддается».

Взял на палец крошку миллиметра два. Сам представил формулу с ключом, сам активировал, направил на крошку и… лицом почувствовал едва заметный ветерок.

«Излучение было… если бы не твой организм, то радиационный ожог на пальце гарантирован», – предупредила Крася.

«Азот появлялся, в молярном исчислении его было столько же, сколько графита», – доклад Голубы.

«Маны израсходовалось… трудно сказать. Меньше первого уровня, единиц сто – триста. Такие маленькие величины трудноопределимы, поэтому след от плетения был ну очень бледным, практически незаметным. Азот превратился непонятно во что. Не могу разобраться, даже странно», – закончила Женя.

Душа пела от восторга! Я только что, сам… А кто говорил, что моя так называемая абсолютная энергия не имеет отношения к магии? Еще как имеет, надо просто уметь ее готовить!

«А ты не подумал, что рядом три тонны графита и они в твоей ауре? – охладила мой пыл Фиона, совершенно не обратив внимания на критику в ее адрес. – И пользовался ты обычной маной, конвертированной для стихии Земли, а не той абсолютной энергией, которая только на пробой пространства и годится».

Фиона, возможно, и пыталась уязвить мою гордость, но ничего у нее не вышло. Разве что с графитом под боком была права… А почему не предупредила? Шалишь! Вычислила, что эксперимент был безопасен, поэтому помалкивала.

Захотелось отметить это дело. Сколько времени? Через пятнадцать минут обед. А число… ого! Десятый день здесь загораю, а даже не заметил. Осталось… завтра выхожу. И со своими рунами. Их еще мало, и заклинание всего одно, но главное – начало положено! Повод железобетонный.

– Ура!!! – завопил я во весь голос. Мне хотелось, чтобы хоть кто-нибудь появился рядом и хотя бы покрутил пальцем у виска. Я бы и с ним счастьем поделился.

Глубокий бункер, метров двадцать под основным подвалом. Вентиляция, электричество и сантехника. Мне провели воду с раковиной и маленьким душем и унитаз поставили. Старый проводной телефонный аппарат без диска находился всегда под рукой.

– Передайте Фариду, пусть принесет бутылку вина! Любого, хоть портвейна!

На другом конце трубки, как обычно, не ответили. Ох уж эта секретность!

Микрофон камеры и динамики точно есть, Крася проверила, но сидит ли дежурный или все тупо пишется – вопрос. Скорее сидит, чем не сидит. Каламбур, то же можно сказать и обо мне.

Вина Фарид принес.

– Что решил отметить? – поинтересовался он безразлично.

– Скорый выход. Завтра часа в два дня. Оценил силищу?

– Да-а, впечатляет, – ответил узбек, раздувая ноздри. Он чувствовал ману как запах. Какой именно – не уточнял. – Наверху ждут не дождутся.

– Ну, недолго осталось. Выпьешь?

– Давай, – согласился он. Посидел недолго, заторопился и ушел.

После вина мое настроение поднялось совсем до небес. Я пел фальшивым голосом, приплясывал, не отходя от куба. Операторы небось ржали от души. И пусть. Все должны радоваться: сегодня День рождения Земной Магии!

Утром, после завтрака, вежливо прокряхтела Крася:

«Вчера я с твоим компом соединилась, руны по инету искала, а сегодня продолжила поиски других рун…»

«Похвально», – перебил я ее.

«Такое дело… – продолжила она. – Много текстов и роликов нашла о «серых». Посмотри выжимки, странно все это».

«Включай, любопытно». – И перед внутренним взором развернулась картинка.

Через пять минут я забыл слово «любопытно». В мире творилось черт знает что. Пять дней назад все «серые» во всем мире сдались властям и покаялись! С такой толпой заключенных не знают, что делать. Наш патриарх мягко отсоветовал сжигать «серых» в храмах, которые должны оставаться местом покаяния, а не однозначной казни. Но сразу предупредил, что это только «совет», что окончательное решение этого вопроса требует созыва Вселенского собора, и желательно совместного, с представителями других конфессий, в храмах которых происходит то же, что и в православных; мол, такое явное проявление божественной воли, которое не встречалось «со времен Спасителя», игнорировать нельзя. Выступили и многие другие религиозные лидеры с похожими заявлениями. Толпы родных осаждали тюрьмы, в Европе и обеих Америках шли массовые демонстрации с прямо противоположными лозунгами: «за» или «против» сектантов, им не давала схлестнуться полиция, и делала это с большим трудом. Под этот шумок начались погромы. Совбез ОНН ничего не постановил, собирается ассамблея, но и там вряд ли что решится. Наконец нашел то, что меня больше всего тревожило, и у меня чуть отлегло от сердца: все «серые» лишились колдовской силы.

У всех сразу это может быть только после вмешательства того бога, кто эту силу Смерти «активировал». Я его не изгонял, значит… ушел? Но зачем? Испугался арестов своих почитателей? Чушь! А почему мне ничего не сказали?!

Рука непроизвольно потянулась к телефонной трубке, но я ее отдернул.

Ага… по времени получается, что покаяние «серых» произошло на следующий день после последнего свидания с Розой, дальше стал приходить Фарид. Совпадение? Вряд ли. Ну-ка…

Нырнул в астрал и прошел по метке Розы.

Девушка красилась перед зеркалом, от нее пахло легкими духами. Быстро она впитала «большую» цивилизацию. Прошелся по комнатам – гостиничный номер. Точно в командировке. За окном типичные многоэтажки, какой именно город – непонятно. Вывеску отеля «приблизить» не получилось, слишком далеко от самой Розы, но взгляд упал на газету: «МК в Питере» – ясно, отослали подальше. Зина! Надо к ней. Внезапно засосало под ложечкой.

Только выскочил из астрала, как «затылком», магическим зрением увидел входящего Фарида, который сверкал амулетом.

– Опять в облаках витаешь! – позвал меня его голос.

Обернувшись, увидел, что в руках у него натуральная плетеная корзинка с бутылкой вина и фруктами.

– Работаю! – шутливо ответил я, напуская на себя важный вид.

Моя аура показала полную невозмутимость вместе с нетерпением выйти отсюда. Научил же Фарида читать ложь! На свою голову. Приходится представление разыгрывать.

– Знаю, как ты работаешь, – проворчал он не менее шутливо и, подойдя ко мне, предваряя вопросы, вручил с пояснением: – Это тебе лично от начальника за успешную работу. Я, извини, тороплюсь. Когда планируешь отсюда?

– В два дня, как и говорил, через три часа. А что?

– Да ничего, мы с ребятами приготовили тебе отличную встречу! Ждем с нетерпением! – сказал не моргнув глазом, и ведь по ауре не соврал!

«Только ребята не те, и нетерпение – со злорадством, и амулет с «серостью», – прокомментировала Фиона.

– А что у тебя за амулет? – спросил у Фарида.

– Да так, почти трофей. Выйдешь – покажу. Мне правда некогда, – бросил, направляясь к выходу из комнаты, к массивной сейфовой двери поторапливаясь.

Как он меня испугался! Не Фиона распознала, а я сам по ауре наконец-то разглядел. Неспроста… Чувство опасности взревело – и время замедлилось.

В дверной проем медленно влетел стеклянный… нет, хрустальный шар, пропитанный «серой» силой, с ярким серым плетением внутри. Дверь поползла закрываться. Вскакивая на ноги, я «подстелил» под место падения шара мягкую «воздушную подушку». Не помогло, шар разлетелся осколками. Они медленно планировали в стороны, а заклинание быстро даже для «ускорения» – значит, практически мгновенно – окружило меня густым плотным туманом грязно-серого цвета. Он состоял из множества микроплетений из «серости» с примесью фиолетового Разума. Мое мгновенно возникшее «зеркало» исправно их рушило, переводя в чистую силу, но откуда-то взявшийся ядовитый газ (не из плетений – из молекул) легко проникал через пленку.

«Не дыши и закрой глаза!» – прокричала Голуба.

Я послушно выполнил этот приказ и создал вихревой поток воздуха, направив его вокруг себя и дальше в вытяжку, которая, слава богу, оказалась не перекрытой.

Все плетения были разрушены, «зеркало» за ненадобностью отключено, а я все не дышал. Вокруг гулял свежий ветер, а мне не хватало воздуха. В закрытых глазах забегали пятна темноты, когда раздалась долгожданная команда Голубы:

«Отбой газовой атаки! – и с облегчением продолжила: – Дыши глубже, воздух безопасен».

Я жадно втянул в себя воздух, пахнущий бетонной и угольной пылью.

«Все, козлы: вы у меня допрыгались», – мысленно погрозил неизвестно кому.

Почему неизвестно? Всем, всей долбаной ФСБ! Что им надо? Я давал все, что мог, все, что им нужно! Ну… погодите.

Громкая связь в помещении, как оказалось, исправно работала, но перед этим услышал высказывание Сини:

«Газ был усыпляющим, очень мощным, я бы не успела справиться с засыпанием. Но разбудила бы тебя сразу, как только он развеется. Бестолковая затея. Разве что в противогазах за тобой бы явились, и то надо было бы поискать начинку – уголь такую гадость не поглощает».

– А теперь поговорим серьезно, Игорь Михайлович, или как вас там, – голос из громкоговорителя гулко гремел. Мне пришлось понизить чувствительность барабанных перепонок. – Разберите мою посылку и возьмите подарок.

Под яблоками с апельсинами оказался ошейник моего производства, завернутый в мой же чехол из сукна с блокировкой излучения.

– Спасибо большое, Александр Сергеевич, мне как раз его не хватало! – поблагодарил я начальника.

– Подполковник Шувалов смещен с руководства проектом, теперь его возглавляю я – капитан Лесков.

– А имя-отчество?

– После узнаете; наденьте амулет.

– А если не надену, а поднимусь и уши вам надеру? – Я специально смотрел в сторону громкоговорителя, хотя прекрасно знал, где находятся видеокамеры, целых три штуки.

– Послушайте предупреждение, – надменно ответил капитан.

– Егор, ты меня слышишь?! – Зина произнесла это с тревожной надеждой и не орала, а практически шептала.

– Слышу, Зиночка! Ты потерпи, пожалуйста, я скоро приду. – Сердце будто в тиски зажали, и поднялась волна злости. Ну почему всем так неймется ее похищать?! – Ты где? – спросил как можно спокойнее.

– Мне страшно, Егорушка, – усиленный пещерным эхом надрывный шепот хрипел. – Очень страшно, – пошелестела, шмыгнув носом. – Я боюсь пошевелиться. Арбалетная стрела, та, из урочища, которую мы с Розой из тебя вынули, смотрит мне в грудь. Чуть шевельнусь, и она выстрелит. В упор. Мамочка… я хочу сказать, что… – но ее выключили.

– У нее была хорошая защита, но, как видите… – сказал капитан с нотками превосходства.

– Пока только слышу, – пробормотал я, унимая в душе бурю. – Зачем это все, капитан? Я и так делал все, что мог, а с ошейником я стану бесполезен!

– А у меня и у руководства есть в этом большие сомнения. В крайнем случае станете живой электростанцией, вы и в ошейнике прекрасно проводите ток, – заявил он самодовольным тоном.

Как таких тупых в органах держат? Еще и к руководству подпускают.

– Значит, так, – повысил голос мой новый начальник. – Мы отключаем подачу воздуха. Это хранилище – сейф. Как только потеряете сознание, зайдем сами. Ты не помрешь, ты живучий, – произнес он с внезапной злостью. – Вздумаешь ломиться к нам – твоя любовница умрет.

– А ты не боишься, что я прямо отсюда убегу к себе? Или того, что у меня под боком куча силы. На полгорода хватит, – произнес я с шипящей ненавистью.

– К себе не убежишь, ты только из Эвенкии можешь туда попасть, и город не взорвешь – ты не самоубийца, и любовницу ни за что не убьешь, – ответил капитан пренебрежительно-насмешливо и добавил с сарказмом: – Ты – хороший герой, чужие жизни пожалеешь.

– Дай подумать, капитан! – раздраженно сказал я, беря себя в руки. – «С чего это он так уверен в Эвенкии? Я из любого места могу, даже отсюда…» – усмехнулся, размышляя, как попасть к Зине. Ее надо спасать в первую очередь.

– Думай. Воздух отключен. У тебя полно времени! Целых несколько часов, в зависимости от объема легких. Но мой тебе совет, – голос стал доверительным – надень ошейник сразу. Зине трудно долго не шевелиться, не дай бог дернется! Она такая нервная. Но что взять с беременных? – сказал со вздохом, с издевательским сочувствием, словно не он держал ее под прицелом, а какой-то абстрактный злодей, и я почувствовал, что он внимательно наблюдает за моей реакцией.

С огромным трудом мне удалось остаться невозмутимым. Неужели опять?!

«Спокойно, Егор, – сказала Синя чуть ли не приказным тоном. – Десять дней назад плода не было, значит, местные видящие совсем недавно заметили, ты же сам их учил».

«Но я же…»

«Последний месяц никаких усилий по предохранению не предпринимал и мне не наказывал».

Слава богу, не «провидение»! В Эгноре Лиза забеременела, несмотря на все мыслимые предосторожности, и как раз перед главной схваткой с Вартарааром. Вернее, мы тогда думали, что пойдем всего лишь на убийство царя Батвии, а оказалось… Но что делать?!

(обратно)

Глава 27

Я демонстративно отодвинул от себя корзину и сел в позу лотоса прямо на соломенный матрас. От кровати я отказался – это же был «отпуск на природе».

– Зина не такая железная, – прокомментировал мои действия Лесков. – Жаль, но это твой выбор. – Вслед за этим сочувствием послышался легкий щелчок отключения микрофона.

Я вошел в астрал. О бегстве в Эгнор не может быть и речи – это ежу понятно. Первая задача – выручить Зину, вторая – выяснить, что задумали «серые». Неспроста все эти события в мире. И наконец, чья была идея арестовать меня? Доморощенная? Жадность обуяла, чтобы не убежал со своей силой, или кто-то подсказал? Чтобы меня обезвредить, но не отпустить. Вопрос.

Почему они так уперлись в эту Эвенкию? Пожалуй, это просто – силу там увидели. А «серые» так и вовсе давно о ней знали, только пользоваться не умели.

«Думай, гений, – усмехнулась Фиона. – С ошейником просто: небольшая операция – и он не опаснее обычной железки. Светиться будет по-прежнему и ауру для стороннего наблюдателя пережмет, как настоящий».

«И после первого же моего заклинания вся эта бутафория слетит, и я сильно сомневаюсь, что Зину ко мне приведут сразу после выхода отсюда. А вспомни «серый» шар, которым меня усыпить пытались? Наверняка у них еще кое-что из арсенала «серых» припасено. А если я настоящий ошейник надену, не обезвреживая, то могут использовать что-нибудь такое, что я не освобожусь…»

«Серый» арсенал! Я давно его забросил, почти сразу. Кроме идеи о техномагии и использования графита в качестве накопителя, ничего не пригодилось. Остальное для меня оказалось бесполезным. Зря. Неужели наши экстрасенсы разобрались?! Очень даже сомнительно. Неужели кого-то из «серых» завербовали? Идиоты!!! Стоп, это потом. Сначала Зина.

Заглянул к ней по астральной метке. Комната с железной дверью без окон. Она, в грязной одежде, с заплывшим глазом и разбитой губой, сидела в зубоврачебном кресле, притянутая к нему ремнями. Пальцы правой кисти опухли. В глазах гулял страх вперемешку с надеждой. Буквально в полуметре перед ее грудью находился взведенный арбалет с тем самым болтом, который пробивает защиты неизвестно какого уровня, умерщвляя тело и забирая душу. Арбалет на хитром станке, к спуску привязан стальной тросик с грузом – расчет на внешние толчки. Похожий тросик шел к креслу, не давая сильно шевелиться, и главное – рядом с арбалетом лежал хрустальный шарик в ложе, к которой тянулись провода из непонятного электронного устройства. Похоже, предусмотрено все. Механизм арбалета был защищен от магического и физического воздействия. «Щитом» Зину не прикроешь – существовала большая вероятность того, что болт сорвется раньше, до полного развертывания защиты. Тем более что расстояние от наконечника до тела – маленькое, сантиметров десять, как раз на длину болта.

Тяжело девушке, очень тяжело. Сильно не пошевелиться, и смерть постоянно перед глазами. К тому же больно ей было, избитой.

В душе бушевала буря: «Сволочи, зачем так с беременной женщиной? Ничего, Зиночка, я что-нибудь придумаю. Каждый, кто прикасался к тебе, – ответит. Как же они амулет с тебя сняли? Ума не приложу», – но мысли оставались холодными.

Зинин амулет был моим шедевром. Крупный брильянт в деревянной оправе. С обратной стороны – графитовые накопители, залитые янтарем. В алмаз были встроены «пелена жизни», «пелена разума» и «каменная пелена», все – третьего уровня. Они не конфликтовали, а, наоборот, помогали друг другу при помощи встроенной виртуальной магической ауры и привязаны были исключительно к Зине. Можно дом взорвать – Зина останется невредимой. А сядет на наш домашний накопитель (даже табуретка была предусмотрена) – не сдвинешь с места. Обстрелы из жостиков могла бы выдерживать часами. Из пулемета не пробили бы! О газе я не подумал, не сталкивался с ним в Эгноре. Воистину: «Век живи – век учись»! Однако «пелена жизни» должна была сработать, как только почувствовала бы угрозу для здоровья от воздействия газов, перекрыла бы доступ воздуха, частично фильтровала. Так почему же у меня…

«Газ был очень необычный: алхимический, вызванный теми микрозаклинаниями, – живо ответила Синя, мои мысли «подслушав». – Я побоялась даже легчайшего попадания в организм для исследования. Только теоретическипредположила его действие. Проще было просто не дышать и закрыть глаза. А кожа у тебя дубовая, сдул – и все дела».

Закрыл Зинину метку. Расклад понятен. Девушку спасти почти невозможно, но это «почти» давало надежду. Главное, людей в комнате не было. А, кстати, почему?

«Чтобы не потревожить чувствительную конструкцию», – объяснила Фиона.

«Как же мне туда попасть? Вот гадство. Ладно, решим по ходу… Надо поторопиться, увиденное оптимизма не добавляет… А что у нас на выходе из хранилища?» – думал я быстро.

Вылетел свободным сознанием. За стальной дверью было пусто, как было пусто и за тремя решетками в извилистом коридоре. На каждом прямом участке по две видеокамеры, не считая камеры перед выходом из моего убежища. И тамбур, и проходы были переплетены серой сетью, которая вела в неприметную комнату. В ней сидели Фарид и Олег Петрович – сотрудники отдела «П», видящие, а рядом с ними на пластиковом стуле восседал, иначе не скажешь, Вениамин – Главный жрец. Несмотря на то что он был в ошейнике, держался «серый» очень уверенно и, несомненно, начальствовал. Как они могли?! Одно было приятно. Вениамин выглядел, как Фреди Крюгер, и, судя по ауре, ему было больно, но виду он не подавал. Бросал фразы, как всегда в свободном сознании непонятные, и наши видящие суетились вокруг странного нагромождения древних и современных, в том числе и технических амулетов, которые были пропитаны «серостью». Рядом стояла пирамида, выложенная из графита Вероники, а возможно, и других «серых». Силы в нем было немерено. Наши оказались вдвойне дураками – как сами до хранилища доберутся, если «серый» их надует? Заклятия, заключенные в старинных «безделушках», и без внешних накопителей могут долго хранить сюрпризы.

Как захотелось хлопнуть их всех по ушам (в буквальном смысле, из свободного сознания это возможно. Представляешь «руки» и бьешь ими кого-то по голове. Эффект ошеломляющий, оглушающий не хуже, чем реальный удар ладонями), но сдержался. Еще забеспокоятся, засуетятся, и кто знает – может, на штурм ломанутся, или на проверку, или… всех последствий не предусмотришь.

Еще раз облетел все закоулки и вернулся. В другой комнате сидели спецназовцы с автоматами, моими защитными амулетами и жостиками. Серьезно.

Мозговал в астрале.

«Девочки, предложения – время дорого. Зина, боюсь, долго не выдержит».

«Не суетись: здесь, в астрале, времени вполне достаточно», – успокоила рассудительная Женя.

Зина вернулась из очередной больницы в хорошем настроении. Главный врач сразу поверил, что амулеты не мошеннические, и дал «зеленый свет». В последние несколько дней, после открытия настоящих тайных сект с реальной мистикой, после реального сгорания людей в храмах, распространять амулеты стало легче – в них верили гораздо охотнее.

Приняла ванну, легко поужинала и собралась смотреть любимый вечерний сериал. Ее отвлек звонок в дверь. Открывала с легким раздражением: «Кого там принесла нелегкая!»

Это оказался Жан. Оперативник ФСБ, коллега Егора. Они приходили как-то вдвоем с Ярославом, и Егор их впустил. Посидели на кухне, выпили, поговорили. Зина накормила их вкусным ужином. Воспоминания остались самые приятные.

– Здравствуйте, Жан! Проходите быстрее, мой сериал начинается.

– Добрый вечер, Зиночка, но мы договаривались на «ты», – поздоровался оперативник, перешагивая порог. – А я, собственно, за вами… тобой. Меня Егор за тобой прислал.

– Как?! – У девушки перехватило дыхание.

Скучала – безумно! Еще целых четыре дня разлуки, с ума сойти! И Роза, как назло, уехала.

– Исключительно по блату, – улыбнулся Жан, хитро подмигивая. – С ночевкой. Так ты идешь?

– Я быстро! – сказала и сорвалась, как метеор. В пять минут уложилась – рекорд для женщины.

– А он мне говорил: «Тебя не пустят, и пытаться не стоит. Не ломись, побереги нервы», – жаловалась Зина в машине, ловко пародируя голос Егора.

– Правильно говорил, – подтвердил Жан, на секунду отвлекаясь от дороги. – Туда сотрудников не всех пускают, но сегодня приемный день, – снова хитро подмигнул девушке.

– Как – приемный? – не поняла юмора Зина.

– Самый настоящий! – усмехнулся фээсбэшник. Выдержал веселую паузу и продолжил: – Сегодня на всех постах дежурят друзья Егора. Рабочий день закончился, начальство разошлось, так что… – и многозначительно замолчал. – Но извини, утром придется рано вставать – в пять часов, не позже! Не надо подставлять хороших людей, – добавил уже серьезно.

– Что ты, Жан, какие могут быть вопросы, я все понимаю! – Душой Зина уже была рядом с Егором. Подумаешь, вставать рано! Он сам позвал, вот что главное!

Перед самым отъездом Роза заметила кое-какие изменения в ауре Зины. «Сказать или нет?» – подумала она. В конце концов решила: «Пока не стоит, новой жизни всего несколько дней. Расскажу после Питера, тогда и видно будет четче». Роза сама себе не призналась, что побоялась сглазить. И так над Егором тень мелькала, не стоит лишний раз языком молоть.

Проезжая через дальний неприметный пост перед въездом в огромный внутренний двор Лубянки, Зине пришлось лечь на пол и прикрыться заранее припасенным пледом.

– Выходи, приехали, – позвал Жан, остановив машину. – Только пробегай, пожалуйста, быстрее. Вон в ту приоткрытую дверь.

– Ага, – сказала девушка и, пригибаясь, побежала туда, куда указал друг Егора.

Все интересней и интересней! Люди рискуют из-за них. Приятно и ответственно.

Этот неприметный корпус она не знала. Да она и не видела ничего, кроме тюрьмы и внутренней больницы. После узнала, что настоящей была только больница, но теперь это к делу не относилось. На вывеску над входом не обратила внимания. Вестибюль с дежурным. Он кивнул ей и показал взглядом на лестницу вниз. Подвал перекрывала решетка. С той стороны подошел охранник в военной форме. Спросил: «Вы – Зинаида Хром?» – и сразу после ответа открыл замок. Привел в небольшую комнатку, где за столом скучал еще один сотрудник в кителе с погонами старшего лейтенанта.

– Вы жена Егора? Покажите паспорт. Записывать вас в журнал я не буду – посещение неофициальное, но все магические вещи необходимо оставить у меня.

– Но у меня только один защитный амулет, – призналась довольная Зина, сгорающая от нетерпения.

– Его и оставьте. Не беспокойтесь, верну сразу после возвращения. Туда нельзя с посторонними амулетами, специфика такая.

– Ой! – Зина вспомнила наказ Егора. – Понимаете, мне Егор строго-настрого запретил его снимать… – в ней боролись противоречивые чувства.

– Как хотите, Зинаида Ивановна, но с амулетами я вас в хранилище не пропущу. Егор не предполагал, что появится возможность пригласить вас. Он очень скучает, а связь в тех условиях, к сожалению, не работает, позвонить невозможно.

– Правда скучает?!

– Каждый день только о вас и говорит. Все уши прожужжал, – пожаловался сотрудник, горестно вздыхая.

Девушка решилась. В конце концов, она у своих, и Егор скучает о ней! Нельзя так нельзя: придется оставить амулет у дежурного. Егор не станет ругаться, он же понимает.

– Ого! – удивился дежурный, держа в руках массивный бриллиантовый кулон. – Сколько в нем карат?

– Не интересовалась, подарок мужа. Он ценен не весом.

– Не беспокойтесь, верну в целости и сохранности, – заверил офицер и положил драгоценность в сейф.

Дальнейшее для нее стало шоком.

Открыли другую решетку, в следующий коридор, вежливо пригласили в кабинет. В нем стояли два стола, и находилось трое мужчин в штатском. Один из них медленно подошел к женщине.

– Вы отведете меня к Егору? – безмятежно спросила Зина. Она выглядела окрыленной, распахнутой и беззащитной, как одуванчик. Мысленно она уже была в загадочном хранилище и тонула в бездонных глазах Егора.

Вместо ответа мужчина резко ударил девушку под дых. Лицо его при этом ничего не выражало. Ни ненависти, ни сочувствия.

Боль скрутила внутренности, Зина задохнулась, схватилась за живот и, скрючившись, по стене сползла на пол.

– Говори, сучка, кто такой Егор, откуда взялся, что может! – заорал другой, самый молодой мужчина, а первый с силой пнул ее по пальцам, закрывающим живот.

Она с трудом понимала смысл задаваемых ей вопросов, боль пронизывала все тело, не давала сосредоточиться, обида душила сильнее, чем удары по солнечному сплетению; но самые большие страдания приносила досадная мысль: «Я снова подставила Егора! Какая я дура, дура!» Эта мысль заезженной пластинкой повторялась снова и снова. Она не помнила, что говорила палачам, и говорила ли вообще что-нибудь.

Потом ее несколько дней держали в темной бетонной комнате с одним тонким продавленным матрасиком на полу, а после привязали к зубоврачебному креслу. Чернявый молодой человек, к которому обращались по имени Фарид, что-то настраивая на страшном станке с арбалетом, воскликнул, обращаясь к стоящему рядом начальнику, тому самому, молодому, вопившему неясные вопросы во время избиения:

– Да она беременная, товарищ капитан!

Капитан известию обрадовался:

– Точно? Отлично! Это прибавит нам очков. – Потрепал привязанную девушку по голове. – За двоих борись, не глупи.

Смысл сказанного Фаридом доходил до нее постепенно. Когда дошел, то радость как захлестнула сердце теплой волной, так и схлынула, оставив мучительный выбор.

«Господи, прости! Я хотела убить себя здесь, ради Егора, но теперь буду стремиться жить. Я постараюсь, Господи! Прости за малодушие», – эта мысль прозвучала так естественно, будто Зина всегда была истово верующей. Теперь есть смысл цепляться за жизнь, есть смысл жить, даже когда Егор уедет.

«Ты просто спаси меня, Егорушка. Нас спаси… и больше я ничего от тебя не потребую, обещаю. Спаси, мне страшно…»

На импровизированном мозговом штурме от «девочек» поступали самые невероятные предложения. Повертев и так и эдак, мы их отвергали.

«Не отвлекайтесь на другое, сначала Зина», – в который раз направлял я их фантазию.

Которая то и дело отвлекалась на различные варианты мести. Это было не иначе как отражение моих, в данный момент задавленных, но очень горячих желаний.

«Через астрал, я чувствую, что можно через астрал», – периодически твердила Фиона, с досады прикусывая губу.

«Думай, Фионочка, думай», – подбадривал я ее. Напряжение росло.

«Да что тут думать, прыгать надо!» – пошутила Синя, пытаясь разрядить обстановку.

И правильно сделала. Над моим «домиком хоббита» сами собой собирались черные тучи, вот-вот должна была разразиться гроза.

«Фу-у-ух…» – я облегченно выдохнул. Тучи мгновенно развеялись.

В этот раз я не заморачивался образом Гэндальфа, оставался самим собой.

«Спасибо, Синя; спасибо, Фиона; спасибо всем!» – Я обнял всех огромными руками и подкинул вверх.

«Я вспомнил!!! – и чуть отдышавшись, продолжил: – В Нигде Игорь показал мне древнее плетение портала – а я уже показывал вам одну руну из того заклинания – теперь вспомнил все до последней! Я «прыгну» прямо к Зине, – провозгласил, поклонившись Сине, – через астральную метку, – поклонился Фионе. Работаем, девочки!» – для пущего эффекта хлопнул в ладоши.

«А дальше?» – попыталась охладить мой пыл Женя.

«А дальше что-нибудь придумаю, – отмахнулся я от нее. – Показываю плетение, запоминаем. Расход маны выявляем исключительно экспериментально. Игорь утверждал, что ему хватало ста грамм рутиния».

«Семь-восемь килограмм графита, – мгновенно подсчитала Фиона. – Это если в форме единой пирамиды, и около десяти, если рассовать кусочками по карманам, – все предусмотрела, чертовка! Молодец. – А «кирпичики» брать придется: скорость наполнения силой непосредственно от твоей Лизии значительно меньше необходимой скорости заполнения заклинания».

«Возьму, какие проблемы: его здесь полно, и как раз кирпичами весом ровно по одному кило. Крася…»

«Уже поняла. Когда скомандуешь, то во всех следящих камерах ты так и останешься сидеть здесь, в этой же позе, с вполне естественным легким шевелением. Пока ты показывал портал, я сделала необходимое; жучки и микрофоны не позабыла – останется тот же шум».

«Подожди немного, Егор, – остановила Фиона. – Необходимо привязать аурные астральные метки людей к реальной карте, это займет время… – и через пару минут произнесла: – Закончила».

«А теперь Женин вопрос: а дальше?» – я возобновил «мозговой штурм».

«Как только ты там появишься, арбалет может сработать», – сказала Фиона.

«Возмущение из-за открытия портала?»

«Нет, оно возникнет при закрытии. От резких движений, от вливания дополнительной массы».

«Штурмуем дальше, – я уселся на зеленую травку. – Думаем, думаем. Я успею в ускорении?»

«Нет, – решительно ответила Синя. – И магией Зину не прикроешь, забудь от этом».

«Надо болт прямо с арбалетной направляющей выбивать, иначе не вижу реальных вариантов, – продолжил я рассуждения. – «Воздушным кулаком»?» – спросил, с надеждой глядя на Голубу.

Она покачала головой:

«Не успеешь, даже если голову в портал высунешь, не заходя полностью. Все равно устройство, думаю, среагирует раньше».

«А зачем выбивать, если можно сломать? – заинтриговала нас Женя. – Болт деревянный? Деревянный. Из чего в основном состоит дерево?..»

«Ты гений…» – прошептал я.

«И возмущения маны почти не будет, на магию устройство среагировать не успеет», – закончила Женя.

«Абсолютно ответственно подтвердить не могу, но вероятность большая», – уточнила Фиона.

Вот и проверю земную магию в настоящем деле. Дерево не меньше чем наполовину состоит из углерода. В заклинание изменений вносить не нужно, расстояние в десять нанометров с лихвой перекрывает внутренние связи и не задевает внешние, то есть работать будет исключительно в древке болта. Число циклов неограниченно, а силу прерву сам, когда увижу эффект.

«Включай жучки, Крася», – скомандовал я и встал с матраса.

Разбил бутылку вина и образовавшейся «розочкой» вспорол матрас. Вытряхнул все сено и положил в него двенадцать килограммовых кирпичиков графита. Скрутил на манер солдатской шинели и повесил скатку через плечо. Плотно завязал на груди узел. Попрыгал. Нормально, шевелиться можно. Груз за спиной, сидит плотно. Норовил съехать вниз, но я дополнительно перетянул скатку ремнем вокруг пояса, точнее, собственной рубашкой. Оставил «розочку» в руке как оружие и впервые в жизни без помощи древнего эгнорского артефакта и не пробивая пространство абсолютной энергией, создал портал, при этом мана вытягивалась из большого накопителя, а не из моей ауры. Оказывается, модули-конвертеры были встроены в плетение заранее, не пришлось мудрить.

Я осторожно сунул голову в портальное зеркало. Специально открыл его сбоку и сзади Зининого кресла, чтобы находиться подальше от хрустального шара, но в прямой видимости арбалетного болта и сзади Зины. Не дай бог, от неожиданности она дернется раньше времени!

Сразу направил давно готовое заклинание на древко болта и спустя полсекунды бросил «воздушный кулак», пытаясь сбить наконечник, падающий на колени Зины. Надо было раньше об этом подумать! Хлопнул арбалет, и пустое древко осталось торчать в блузке на уровне груди, не добравшись до тела. Зина открыла рот, намереваясь завопить во все горло, но я в ускорении влетел в комнату и успел накрыть ладонью готовый вырваться крик. Бросил взгляд на наконечник – он лежал на мятой юбке. Плашмя, не воткнулся. Сбить его в полете я не успел.

«Крася, камеры и микрофоны отрубай на хрен!» – в волнении я даже мысленно орал. Только через долгих две секунды она доложила:

«Видеокамеры здесь нет, микрофоны заблокировала».

Я отнял руку ото рта девушки. Зина быстро успокоилась. Ее взгляд из испуганного стал умиротворенным, будто она ни на мгновение не сомневалась в моем приходе и нисколечко не удивилась.

– Егорушка, я беременна, у нас будет ребенок… – прошептала и расплылась по бывшему зубоврачебному креслу. Веки медленно, словно бы нехотя, захлопнулись. Девушка уснула. Мгновенно, как это бывает после долгих бессонных ночей, когда ты наконец-то понимаешь, что все позади, ты в безопасности, и позволяешь себе расслабиться.

Я брезгливо смахнул с ее колена сверкающий «серой» силой наконечник. Надо резать ремни. Попробовал «розочкой» – получалось в час по чайной ложке. Сообразил, что ремни кожаные, и через несколько секунд единственное заклинание земной магии освободило заключенную от ремней. На «срезах» оставались капли воды и непонятная порошковая масса. Иногда, в начале действия плетения, если я сразу подавал много маны, поверхность вскипала.

«Крася, излучения много? – поздно что-то я испугался. Сам, своим чувством, радиации не заметил.

«Гораздо меньше, чем при рентгеновском снимке. Тебе в цифрах?

«Не надо.

«Плохо, что в некоторых местах разрезы соприкасались с кожей. Нет, заклинание не задевало, для него это далеко, а радиация – могла. Обработай эти места «исцелением», – посоветовала стихия Света.

Я так и сделал. Только Крася сказала несколько неправильно: «исцеление» нельзя направить на конкретное место, оно действует на весь организм. Зина открыла глаза, улыбнулась, обняла меня за шею и притянула к себе.

– Прости меня, Егор, я так перед тобой виновата! – зашептала, вдавливаясь своей щекой в мою.

– Все нормально, теперь все будет хорошо, – рассеянно говорил я, гладя девушку и поглядывая на дверь.

Внезапно щелкнул динамик, и голос Лескова спросил:

– Зинаида Ивановна, вы живы? – Подождал ответа, повторил еще раз и еще и, наконец, закричал: – Отвечать, сучка! В молчанку играешь?!

– Ты его видела? – спросил я, сжав зубы. Зина замахала руками, показывая на уши. – Он нас не слышит, – отмахнулся я, – микрофоны заблокированы. Видела?

– Видела! – выпалила Зина, злость скрыть даже не пытаясь. Глаза ее горели праведным гневом. – Сначала допрашивал в каком-то подвале, а здесь, козел, по голове меня погладил, пожалел, пидорас, а сам и есть главный гондон! – Нецензурщины было гораздо больше, это я еще сгладил. Никогда такого от нее не слышал!

– А бил кто? – вопросы я задавал абсолютно спокойным, даже несколько безразличным тоном.

Из динамика меж тем послышалось разочарованное, обращенное уже не к Зине, а к собеседнику, находящемуся рядом с капитаном:

– Пипец ей. Не выдержала, дернулась сильно. Говорил же Фариду поставить обманку, а он не согласился. Пусть, мол, все будет натурально – вдруг эта ведьма в механике и колдовстве разбирается! Убедил, черт свихнувшийся. Маньяк он, изобретение испытать захотел. Кулибин, мать его… Вот пусть теперь сам и выносит! Галилей нашелся. – При чем здесь итальянский ученый, я не понял. Хорошо, что микрофон не выключил. – Иванов, как там у демона дела?

«Ого! Я, оказывается, до демона дорос… Падаль ты, Лесков…» – подумал я огорченно.

– Как освободишься, сходи с кем-нибудь, надо вытащить сучку, – сказал капитан остывшим тоном и проворчал: – Он чего там, до утра сидеть собрался? На сколько еще воздуха хватит? – переспросил возмущенно. Видимо, ответ ему не понравился. – Ни хрена себе! Я пошел обедать. Карпенко – за старшего.

По моему мнению, таким, как этот капитан Лесков, – в армии самое место, на полной «уставщине», а не проектом «Мерлин» руководить. А где, интересно, Шувалов?

С этими мыслями я прихватывал «сваркой» железную дверь. Пусть поломают, время потратят.

– Ты запомнила тех, кто тебя бил? – спросил я у Зины.

– Двое здоровых быков и этот козел… Нет, он только спрашивал… не запомнила, не до лиц мне тогда было. – Зину передернуло от омерзения. – А знаешь, кто меня сюда привез? Жан. Тот оперативник, помнишь?

– Помню, продолжай.

– Амулет я сдала там, в подвале… – она замялась. – Но меня к тебе обещали отвести, а с амулетом никак нельзя было! – оправдываясь, от стыда сгорая.

Я прижал голову Зины к себе.

– Я же сказал, все будет хорошо, – прошептал успокаивающе. – Помнишь место, где оставила?

– Дежурный старлей в сейф положил, а потом – не знаю, – ответила она угрюмо. И переключилась на меня: – А ты из какой шахты вылез? И что за мешок за спиной? – сказала и будто опомнилась, окончательно к реальности вернувшись.

Отстранилась от меня, измазанного в графитовой пыли, и принялась отряхиваться. Я был черен как уголь и Зину замарал, лапая.

– Ты отряхивайся, а я пока… – поискал глазами, из чего можно сделать амулет, и хлопнул себя по лбу. – Пошли со мной.

Перед нами открылся портал. Графит за спиной ощутимо разрядился, но далеко не до конца. Нормально. Зина от неожиданности заупиралась, но я толкнул ее в спину. В хранилище ей будет надежнее. Быстро, насколько было возможно, переделал ошейник в защитный амулет для Зины. «Щиты» Жизни и Разума третьего уровня с подкачкой маны от накопителя. Уложился в три минуты. Защелкнул ошейник ей на руку:

– Жди здесь, я скоро. От пирамиды не отходи.

У которой, кстати, будто бы крыса большая отгрызла кусочек, в том месте, откуда я кирпичи повытаскивал. Фоновая потеря маны незначительно выросла – форма накопителя имеет значение, пирамида – самая «энергосберегающая».

– Егор! – девушка дернулась, но я строго предупредил:

– Не подведи меня больше!

Зина сразу заткнулась и села на солому.

– Не переживай, я с тобой, – подмигнул ей, заходя в портал. Воздуха действительно оставалось еще «ни хрена себе», только он стал малость спертым.

Портал открылся в «центре магического контроля» – так я обозвал комнату с амулетами «серых». Едва моя голова высунулась из портала, я создал «полог молчания» и лишь потом ступил на пол.

Фарид и Олег Петрович, которых из-за висящих на них «серых» амулетов Фиона усыпить не смогла, смотрели на зеркало, возникающее из закручивающейся куда-то в глубь себя абсолютно плоской воронки, открыв рот. Вениамин спал. Я был полностью в черной угольной пыли, включая джинсы, футболку, скатку и пояс из рубахи, рукава которой еле-еле зацепились в узел. Они тоже были покрыты черной пылью. Глаза и белые зубы, отлично видимые в растянутой во весь рот улыбке, на антрацитовом фоне сверкали алмазами.

Первым опомнился Олег Петрович.

– Демон в операторской, демон в операторской! – завопил он благим матом.

– Где?! – Я удивленно оглянулся. Наморщил лоб и «понял». – Это вы меня, что ли, демоном обозвали? Не-э, я – оператор, такой же, как ты или хитрый узбек.

Фарид поступил умнее. Он нашарил на столе жостик и выстрелил в меня.

– Жаль, – произнес я театрально, – мы не поняли друг друга. – С этими словами выдал серию мощных «ловчих сетей» в обоих.

«Серые» амулеты не пропустили «сети» и более того – не думали сдаваться, черпая энергию из графита. Я, злодейски ухмыльнувшись, бросил в них «ледяные крошки» на основе стихии Огня (не стоит удивляться, Огонь «работал» с температурой как в сторону повышения, так и понижения), особенностью которых было «примораживание» чего– или кого-либо к любой поверхности. Добавил к этому простейшему плетению подпитку от графита из-за моей спины и повернулся к «серому». Двоих моих бывших коллег протащило к стене и накрыло изморозью, которая переливалась разными цветами, трепетала и – давила, давила на серую пленку, защищающую тела обоих. В победе «крошек» я не сомневался: на редкость упорное заклинание, применяемое в строительстве. Люди примерзнут, но живы останутся. В боевых условиях этот узор не используется лишь потому, что действует медленно, и подпитка силой в классическом варианте не предусматривалась – это была моя, не побоюсь этого слова, гениальная придумка, разработанная только что, буквально за секунду.

Над Главным жрецом я мог позволить себе немного поглумиться: за минуту до создания портала я посмотрел сюда по астральной метке Вениамина. Ничто не изменилось. Все было штатно и спокойно, приборы находились в том же положении, что и перед моим приходом.

Местные микрофоны и видеокамеры были запитаны постоянной картинкой еще тогда, когда я находился в хранилище. Скажу без ложной скромности, это я посоветовал Красе, и она смогла «пройти» через ту же вениаминовскую метку и спустя десять секунд, доложила:

«Готово. С проверенными жучками это легче легкого».

Через астральную метку ее работу я не увидел, как не видел силы, ауры и плетения.

«Фиона! – меня еще раз озарило. – А попробуй и ты поработать».

«Исключительно создать нужный настрой, эмоции, влечения – большего не могу, дальше ты сам внушаешь».

«А усыпить?»

«Могу. Приступать?»

«Спрашиваешь!»

Фарид с Олегом не отреагировали, а вот «серый» уснул.

«У них защита», – пояснила стихия разума.

Я не стал мешкать и быстро создал портал. Первым заклинанием после выхода из него был «полог молчания».

В нагромождении «серых» амулетов разобраться было невозможно, но три монитора с моим изображением в позе лотоса глаз порадовали. Поискал еще, но управление вентиляцией в хранилище так и не нашел.

«Это не пульт управления, это просто параллельный выход с камер наблюдения и микрофонов хранилища», – объяснила Крася. Да я и сам догадался, жаль.

«Фиона, буди «серого» – и сразу максимальное внушение на откровенность. Он должен рассказать все!»

Вениамин выпрямился на стуле и распахнул глаза. Они сразу замутились, но через несколько секунд загорелись ненавистью.

«Очень сильная воля, на подчинение не пошел, но выговориться по злобе его потянет», – констатировала Фиона.

– Привет, Венька! Че, падаль, не ожидал?

– Ты!!! – зарычал он и бросился на меня, но отскочил как мячик и припечатался к стене.

Моя защитная «каменная пелена» прижала его. Не сильно, просто чтобы не дергался. Опрокинутый стул с противным пластиковым визгом скользнул в сторону. Теперь к крашенной в зеленый цвет стеновой панели были прижаты три тела.

– Может, тебя пощекотать, сосунок? – произнес я как можно глумливей.

– Ты – вошь для моих богов! – выкрикнул он, брызгая слюной.

– Богов или демонов?

– Для тебя, холоп, нет никакой разницы!

– Да ну! Одному демоненку я башку оттяпал. Прямо возле алтаря. Вжик сабелькой – и готов, – каких трудов мне это стоило, я разумеется, не упомянул.

Вениамин внезапно зашелся в истерическом хохоте. Его нервы, накрученные Фионой, были на пределе.

– Знай, грязь, они идут сюда! Скоро. Тебе некуда скрыться, на Земле они везде тебя найдут! Убирайся в свой мирок, пока не поздно. Они все про тебя знают, все! Это ты научил людишек пленить нас и убивать, это ты не отдал им столько душ! Они злы на тебя. Прости, Великий Апоп, я не смог задержать его на Земле!

– Подумаешь, Апоп, есть начальство повыше! Например, Баальзавор, – я внимательно последил за реакцией. – Или Ваальзавор – буква не имеет значения… мне нравится его наковальня.

– Не прячься за пустыми словами! Как бы я хотел тебя сам, собственными руками!.. – прошипел он. Вениамин, судя по всему, действительно был не в курсе.

– Когда ждать эту твою кодлу? – проговорил я как можно презрительнее.

– Ты увидишь, если хватит смелости остаться. Скоро, очень скоро. Мои братья не успеют проголодаться в тюрьмах, а ошейничков маловато ты наделал и больше не сделаешь! – и снова злорадно рассмеялся. – Эти дебилы поверили моему рассказу! – чуть ли не взвизгнул он, растягивая рот в довольной улыбке. Глаза лучились торжеством. – Они боялись потерять тебя с твоей силой. Где им другого такого идиота взять? А сила затягивает, правда? Это власть. Не лез бы ты к сильным мира, они не любят подачек, им нужно все!

Он снова рассмеялся:

– А чего я переживаю? Тебя отсюда не выпустят, не пустят к Тунгуске! Дрожи, колдун! Против всего государства не потянешь, а против моих богов – тем более.

– С чего ты взял, что мне нужна какая-то Тунгуска?

– Не строй из себя большего дурака, чем ты есть на самом деле! Скажешь, не той силой пользуешься? О, боги! Придите скорее! – внезапно он потерял ко мне интерес и впал в религиозный экстаз. – Великий Апоп! Равновеликие Анубис, Сет, Сехмет, Шу, благодарю, что выбрали меня Верховным, благодарю, что снились мне, недостойному жрецу. Я не сумел полностью выполнить вашу волю, но сделал все что мог! Примите мою душу!

Замолчал и опустил голову. Долго он так будет молчать? Словно услышав меня, он поднял голову и прошипел:

– Чего ждешь, колдунишка? Убей меня, ты за этим сюда пришел.

Я пожал плечами и… направил в его грудь почти невидимый луч ядерных превращений. В человеке углерода не меньше, чем в древесине.

Он взорвался изнутри, точно перекачанный компрессором футбольный мяч. Я прикрылся от крови и ошметок плоти «каменной пеленой». Нелюдей мне было абсолютно не жалко.

«Расход маны – первый уровень», – доложила Женя.

«Излучение было приличное, но вполне терпимое, бета и гамма, – это уже Крася. – Кстати, в воздухе мельчайшая угольная пыль – это его плоть. Я права, Женя?»

«Произошел обратный распад азота-двенадцать в углерод. Наконец-то определила».

«Точно! А я и не помнил, во что он распадается! Помнил, что радиоактивный и короткоживущий, а дальше… Ладно, пора убираться отсюда».

Повезло, что азот – это газ, за миллисекунды он успевал разлететься, а то в первый раз я и не понял бы, что заклинание сработало.

Собрался уже открывать портал, как краем «глаза» заметил сильно знакомое излучение. Зинин амулет! Он лежал в выдвижном ящике стола. «Стеной жизни» «смыл» кровь с ручки и забрал кулон. Больше там ничего интересного не было, кроме жостика. Его тоже прихватил.

«Серая» защита Фарида и Олега продавилась, и теперь они оба, покрытые искрящимся инеем, застыли, как приставленные к стенке изваяния. С моим уходом, в отсутствие источника маны, лед начал таять.

(обратно)

Глава 28

В хранилище воздух стал еще более спертым. Зина дышала чаще обычного.

– Возвращаю тебе свой подарок, и сматываемся отсюда.

– Ох ты! Спасибочки, Егор! Больше ни в жизнь не сниму, честное слово! – сказала и виновато поцеловала меня в черную щеку. Ее рот окрасился углем.

– Вытри губы, замаралась, – сказал я, улыбнувшись. Ее черный ротик меня развеселил. – Теперь надо определиться, куда прыгать. А ну-ка дай руку с ошейником. – Я, вспомнив Лизино воровское заклинание, отомкнул замок и снял его. – Теперь он не нужен.

– Ты еще не знаешь куда? А ко мне домой можно?

– Можно, но не нужно, там в первую очередь искать начнут.

– Я понимаю, я просто так предложила, – сказала она беспечно.

– Лучше всего остаться здесь, в Москве, вряд ли они этого ожидают. У тебя есть знакомые? Надежные, конечно, и в органах не засвеченные. У меня, сразу скажу – никого.

– Надо подумать… – и Зина задумалась. Ее сосредоточенность прервал внезапный рев громкоговорителя:

– Демон!!! Ты не понимаешь, с кем связался!!! – орал динамик бешеным голосом Лескова, я зажал Зине уши. – Да я все хранилище взорву к… собачьим!!!

«Крася, выключи звук и включи микрофон, Голуба, добавь в мой голос низких обертонов».

Лесков заткнулся с шаловливым щелчком – Крася пошутила. Я невольно усмехнулся и произнес:

– Ты посмел тронуть мою женщину, я приду к тебе. Не забывай участь Главного жреца с компанией… – говорил и я сам боялся собственного загробного голоса. Демон, без сомнения. И Зина та-а-ак на меня посмотрела… Пришлось ей подмигнуть. Вроде оттаяла, поняла.

«Крася, выключи микрофоны, включи динамик, – командовал я мысленно. – Только потише. Голуба, ну ты даешь! Меня теперь действительно в демоны запишут!»

– …ко! Пошли спецназовцев проверить Фарида: они там что, оглохли?! Блефует демонишка, – голос был очень тихим, и не только из-за приглушенных динамиков.

«Он микрофон рукой зажал, а я усилила», – пояснила Крася.

«Ладно, хватит развлекаться, вырубай все. Нет, видео оставь. Пусть думают, что я чем-то эдаким занимаюсь… Короче, ты поняла».

– Ну что, Зинуль, надумала? – обратился я к девушке.

Все еще под впечатлением от моей «демонской» речи она отрицательно помотала головой. Потом прокашлялась и нерешительно произнесла:

– Может, ну ее, Москву, давай в лес, в глушь, подальше от людей, от всех этих проблем. Хочу обратно в Эвенкию! Пожалуйста, я так устала…

– А ты не забыла, что там случилось? Тем более там сейчас зима, снега по пояс и фээсбэшников по грудь. Оттуда и экспедиц… – мысль крутанулась и шестигранным ключом зажала гайку, плотно и надежно. – Подожди… эзотерики! Они все москвичи! Ты гений, Зиночка! – Я чмокнул девушку в щечку, оставив на ее лице очередной черный след.

Первая астральная метка – Александр. Он очень быстро научился ауры видеть, может быть, еще дальше продвинулся.

Парень в трусах и майке сидел на кухне и вяло жевал бутерброд. Куцая светлая бородка, взъерошенные волосы.

– Мать просила передать, чтобы ты ее дождался, не уходил. Слышишь, Саша? – послышался громкий женский голос.

– Слышу, – буркнул в ответ Александр.

– Что сказал?

– Слышу, Нина Андреевна, дождусь, никуда не уйду, – ответил, повысив голос.

Я метнулся по комнатам. Большая пятикомнатная квартира, женщина старше среднего возраста в простом платье и фартуке – явно домработница. Больше никого.

Не годится: с родителями живет. Перешел на метку Тимура.

Он стремительной походкой шел по улице. Морозец, изо рта густой пар. Зашел в подъезд, лифтом поднялся на девятый этаж, на лестничной клетке отвернулся от крупной полной женщины в шубе и, втянув голову в плечи, метнулся к двери квартиры.

– Тимурчик, здравствуй, дорогой, – произнесла она напевно, приторно-ласково.

– Здрасте, теть Валь, – ответил он коротко, лихорадочно ковыряясь в замке.

– Чего убегаешь?

– Я тороплюсь, теть Валь.

– Ты всю неделю торопишься, а мой обормот мне проходу не дает, – «пропела» и продолжила раздраженной прозой: – Сказал бы, что не можешь, я бы давно мастера вызвала! – Подъехал лифт, но она вставила между створками ногу. – Ну, Тимурчик, я жду, – потребовала суровым тоном.

– Сегодня вечером – обязательно зайду! – пообещал Тимур вымученно.

– Смотри, я буду ждать. Не починишь – мать приедет, нажалуюсь. – С этими строгими словами зашла в уставшие хлопать двери лифта.

Тимур с облегчением выдохнул, напомнив мне подпольщика, чудом избежавшего провала, и попал ключом в замок. В двухкомнатной квартире царил многодневный бардак. Грязная посуда, разбросанная одежда, пыль и книги. Они валялись в самых неожиданных местах. Были открытые, положенные на разворот, были закрытые, с загнутыми страницами. Богатая домашняя библиотека со стеллажом от пола до потолка опустела примерно на треть. Создавалось впечатление, что томик вытаскивали, на ходу открывали, прочитывали нужные сведения и оставляли на том месте, где закончили чтение; не потому, что забывали поставить на место, а элементарно не считая это необходимым. Кроме Тимура, в доме никого не было, и чужим присутствием не пахло.

Я отметил Тимура «плюсиком» и хотел было наведаться к Ларе, как был остановлен Голубой:

«Газовая атака, Егор, фентанил в большой концентрации. Тебе ничего не будет, а Зина может пострадать».

Я выскочил из астрала и посмотрел на Зину. «Щит жизни» включился, и сейчас она держалась за горло, буквально глотая воздух. Кислорода и так было мало, а тут еще и фильтрация! Девушка задыхалась.

Снова цейтнот! Пришлось открывать портал в квартиру Тимура.

Я вышел в пустой комнате, дабы не пугать нервного парня раньше времени. Положил Зину на диван, скинув с него пару книг. Обработал «исцелением» и усыпил.

Тимур гремел посудой на кухне и ничего не слышал. Я накинул на себя «очищение» с направленным вихрем. Это микровибрации, выбивающие сухую грязь и пыль с тела и одежды, усиленные направленным вниз потоком воздуха. Стандартное эгнорское заклинание, специально для путников. Продается в двух амулетах – Земли и Воздуха, которые запускаются одновременно. Очень неприятное, кожу словно наждачкой дерет. Путешественники предпочитают мыться. «Очищением» пользуются только если времени нет, как, например, у меня сейчас.

Кожу зажгло, тело раскраснелось, но я это быстро под чутким руководством Сини исправил собственными ресурсами. Снял надоевшую скатку и аккуратно пристроил ее возле кучи спрессованной пыли, которая окружала меня ровным кольцом. Таким вот относительно чистым, в синей футболке, джинсах и кроссовках, с растрепанными полуседыми длинными волосами и всклоченной бородкой я и предстал перед наливающим себе чай Тимуром…

– Мы знали, что это ты пропажу людей устроил, и надеялись, что найдешь нас! Мы же твои ученики! – шумно восклицал Тимур, эмоционально жестикулируя.

Мы с Зиной после ванны сидели на кухне, пили чай и ели то, что нашлось в холодильнике. Одежду Зина постирала, а я высушил. Тимур пропылесосил квартиру и более-менее прибрался.

При встрече я успел перехватить горячий чайник и чашку с кипятком – спас хозяина от ожогов. Он не завопил, не полез под стол, а впал в ступор. Молодой, сердце здоровое – обошлось. Потом я в общих чертах обрисовал ситуацию с нами и вообще объяснил, что в мире творится. Он обзвонил своих, и вечером ожидалось собрание «учеников». Виктор, во время нашей первой встречи бывший пьяным, горел желанием реабилитироваться. Он тоже занимался по моей методике и вместе с остальными стал вполне приемлемым видящим.

ФСБ допросила их один раз. Убедились, что молодежь со мной не знакома, и отстали.

– Блин! – поморщился Тимур, хлопая себя по лбу. – Совсем забыл! Надо к соседу сходить. Давно обещал им комп починить. Я сейчас схожу, я быстро, а то вечером все соберутся – и снова некогда будет, – сказал Тимур и стал лихорадочно рыться в дисках и флешках. – Эта тетя Валя, соседка, жадная донельзя. Давно бы мастера вызвала, так нет, меня поймала и заставила пообещать. От нее не отвертишься.

Когда он ушел, Зина принялась мыть посуду, а я прилег на диван поразмыслить.

Что мы имеем? Нехорошую ситуацию имеем. Демоны рвутся к Земле. Бог, который договор с ними заключил, не захотел делиться праной. Баальзавор его имя или нет – не важно, но поступил он хитро: забрал силу у почитателей и передал своим демонам. На нее они и строят портал для себя. Интересно, а сам-то полезет или нет? Вряд ли, почему-то сильно шифруется. Из-за этого, кстати, и жертвы не полностью опустошались. А откуда я все это знаю? Понятно откуда, от Вартараара. Но лишней злости и странных желаний вроде бы нет. Да фиг с ним, хватит настроение портить, и так не фонтан. Главных вопросов два: когда и где. Ясно, что скоро. Серые «не успеют проголодаться», это… несколько дней – месяц, не больше, но где – большой вопрос.

Церковь. Обдумал и так и эдак – не помощница. Скольких людей храмы всех концессий вместят у себя внутри? С гулькин нос, а выносить благодать за пределы стен почему-то не получается. Наверное, далеко от алтаря расходиться не может.

Я снова в розыске, теперь в серьезном. Для всех властей, особенно для ФСБ, и скрываться придется до самого нашествия. Поскорей бы явились! Не думал, что стану ждать прихода демонов с таким нетерпением. Неохота долго прятаться, да людей подставлять. Может, действительно в лес уйти, как Зина хотела? Нет, есть мысль поинтереснее: займусь-ка я в эти дни с ребятами серьезно, знания им передам, сколько успею, и чем черт не шутит? По крайней мере, мана Жизни и Разума на Земле есть, и кое-какие мыслишки у меня наклевываются.

За Зину надо отомстить, хоть немного зуд уймется. Негоже бить женщин, тем более моих, а тем паче беременных. Как вспомню ее разбитое лицо, аж колотить начинает. Где-то глубоко внутри трясет; свои эмоции я хорошо контролирую. Интересно, а почему эта сволочь Лесков моих родителей в заложники не взял? Вариант гораздо надежнее Зины: вдруг она мне безразлична, а родители есть родители.

Я не мог знать, что Лесков поверил Вениамину почти во всем. Поэтому он всерьез посчитал, что я – не я, и мама с папой мне соответственно по барабану.

Вечером в квартире Тимура собрались все мои «ученики». Они с восхищением смотрели на мою ауру. Я повторил свою историю, объяснил опасность со стороны «серых», предупредил, чтобы не обольщались тем, что те якобы лишились силы и все в тюрьмах. Про скорый приход демонов пока умолчал. Ответил на многочисленные вопросы, в которых особенно отличилась въедливая Лара, и приступил к занятию.

Решил обучить ребят погружаться в астрал. Пока без отражений стихий, но и их задумывал разместить в учениках. Причем с использованием собственных знаков инициации, инициировать учеников конкретно к силам Лизии. С фээсбэшниками я об этом не догадался. Правда, тогда я и собственную магию создавать не думал. А кроме того, это я только сейчас четко осознал: не лежала у меня к ним душа. В чем-то они были правы, утверждая, что я не хотел им помогать в полной мере. Родина, конечно, святое, но службисты, особенно те, которые не служат, а выслуживаются. – совсем другое дело.

Перед началом занятий меня на минутку отозвала Зина:

– Спасибо, Егор. Я вылечилась и полностью отошла от шока.

– Да не за что! – я удивился.

Хорошо хоть за спасение в очередной раз не поблагодарила, да себя не упрекнула – надоело слушать. Не стыковалось это с ее нынешним положением будущей матери моего ребенка, коробило меня от подобных признаний. Я и так мучился, разрываясь между ней и Лизой.

– Я это к чему, – она заторопилась продолжить, – не мсти за меня, хорошо? Ничего непоправимого не случилось, ну их. Пожалуйста. Не надо, как со Славиком…

– Чего это ты?! – я удивился еще больше.

– Я боюсь за тебя. Нет, не за то, что тебя убьют, а именно за тебя, – взяла меня за плечи и умоляюще заглянула в глаза. – Не превращайся в зверя…

– За кого ты меня принимаешь, Зинуля? Мне и думать о них некогда! – не соврал, занятия начинаю. – Все будет хорошо, – успокоил женщину, обворожительно улыбаясь. – Садисьлучше послушай и сама попробуй. – С этими словами подтолкнул хмурую девушку в комнату к ребятам.

«Эх, Зина, Зина… Я и Славика убивать не хотел… Но как без наказания? Зло должно быть наказано – точка! Ты еще настоящих зверей не встречала, девочка…» – думал я, следуя за нею. Грустно думал.

Разошлись поздно. Пришлось применить власть, а то уходить не хотели. Ну и что, что все они студенты и у всех каникулы? Мы с Зиной устали, и нам пора баиньки.

Мы остались у Тимура. Его мама гостила у родни в Воронеже, вернуться должна не раньше следующей недели, отца отродясь не знал. Расположились на раскладном диване.

– Ты мне так и не пообещал, – упрямо сказала Зина, укладываясь спать.

– О фээсбэшниках? Да на фиг они все мне нужны? Спи давай, – сказал я и «подбавил» ей сна. Она блаженно расслабилась. Все мне действительно не нужны, но вот некоторые…

– Подобрал? – спросил у Тимура, войдя к нему в комнату. Он рылся в куче притащенных из кладовки вещей.

– Не знаю, какой тебе удобней, выбери сам, – ответил, показывая на три туристических рюкзака разной степени изношенности.

Я выбрал среднего размера с дополнительным ремнем вокруг пояса. Сложил кирпичи графита в плотный полиэтиленовый мешок (Тимур вытряхнул из него старые шмотки) и аккуратно запихал в рюкзак. Подложил тряпок, завязал, застегнул, примерил – попрыгал. Пойдет, двигаться можно, и довольно ловко. Двенадцать кило за спиной для меня пустяк, единственное – в ускорении проблемы. Когда я из портала кинулся к Зине рот зажимать, меня едва не снесло инерцией, и дохлая матрасная ткань еле-еле выдержала, чуть не порвалась.

– Спасибо, Тимур, ложись спать, а я на кухне посижу, понаблюдаю из астрала. Оттуда же и выйду порталом.

– Сиди здесь, я ни за что не усну! Хочу на настоящий магический портал посмотреть.

– Как хочешь, – я пожал плечами. – Но это надолго. Я глубокой ночью пойду, если вообще решу пойти. Только не мешай мне, не отвлекай.

Через астральную метку проследил за Жаном. Он еще не спал. Сидел перед телевизором и азартно болел. Играли «Ливерпуль» с «Манчестером». Из кухни доносился голос жены, разговаривающей по телефону. Он вел себя странно спокойно, зная, что я сбежал. Я надеялся застать его в засаде на меня где-нибудь на улице, или в чьей-то чужой квартире, или на худой конец с волнением ждущим телефонного звонка либо ерзающим за компьютером.

«Фиона, подкинь ему сонливости, но не усыпляй немедленно. Просто чтобы побыстрее угомонился».

Заглянул по метке к Шувалову. Он сидел за компом и что-то читал. Нет, печатал. «Шапку» видно не было, на экране светился текст:

«…мое отстранение от руководства проектом крайне негативно скажется на всей дальнейшей работе. Капитан Лесков недостаточно компетентен в вопросах паранормальных явлений, и, пока он войдет в курс дела, наше сотрудничество с «Мерлином» может сильно пострадать. Кроме того, капитан самоуверен, излишне жесток, слишком честолюбив, не склонен к компромиссам. Эти личные качества не дадут ему наладить полноценный контакт с «Мерлином»…»

Ясно, он не в курсе и кому-то стучит. Неплохой ты мужик, Александр Сергеевич.

Других меток, относящихся к Зининому аресту, я не вспомнил. Посмотрел на родителей, на Сергея Хрома – у них давно ночь, и они спокойно спали. Слава богу, с ними было все в порядке. Заглянул в нашу московскую квартиру – два незнакомых оперативника. Графитового накопителя, амулетов и наших банковских карт не нашел. Все вещи из шкафов, из ящиков были выброшены и лежали неприбранной кучей. Даже постельное белье не пожалели. Один из оперов играл на нашем ноутбуке. Повезло мне: если бы его изъяли, то неизвестно, нашла бы Крася другой комп или нет. Ладно, пусть сидят, на службе как-никак, мне там делать нечего.

Я вышел в спальне. Жан с женой мирно похрапывали. Они были дополнительно усыплены Фионой. «Лизия!» – мысленно воззвал я и поставил накопители на зарядку. Еще один тест: за сколько времени зарядятся, когда не в форме пирамиды. Спящего оперативника на руках унес на кухню, поставил «полог молчания» и привязал к стулу прихваченной у Тимура бельевой веревкой. Примораживать, придавливать Жана магическим способом посчитал излишним.

Специально для ученика портальное заклинание рисовал не в астрале, а напротив собственной груди. Представил астральную метку места и активировал. В воздухе повисло сложное плетение, которое словно оплетало будущее зеркало. Две руны висели возле меня. Тимур смотрел на все это, открыв рот. Еще бы, настоящая «большая» магия! Активировал ключ. Из рюкзака выскочил толстый желто-зелено-голубой шнур, передо мной возник разноцветный вихрь, который практически мгновенно скрутился в плоскость. Накопители заметно пустели, но яркий цветастый канат, видимый, разумеется, только магическим зрением, продолжал соединять рюкзак с порталом.

– Еще немного маны уйдет во время перехода, в зависимости от массы, но это мелочи, – пояснил я так и продолжающему стоять с открытым ртом Тимуру. – Я пошел, можешь ложиться спать, – с этими словами шагнул в серебристое зеркало, кстати ничего не отражающее и не просвечивающееся.

Проснувшись, Жан судорожно подергался, оглядел веревки – и тут увидел меня. Страх прошиб его насквозь и вылез на лбу холодным потом, но он быстро справился. Решимость, самоотверженность и вера в собственную правоту сменили панику.

– Освободился, колдун, – отметил он очевидный факт. – Ничего, мы тебя достанем, – пообещал гордо и уверенно.

– Зачем ты тронул мою женщину? – произнес я раздельно. Злость, до этого морозившая иные чувства, оттаяла. Не походил Жан на злодея. Скорее, благородного Ланцелота напоминал (в исполнении неухоженного Ричарда Гира, без очков слеповато щурящегося), обманутого коварной ведьмой.

– Думаешь, я не понял, зачем ты устроил ту дуэль с «серым»? – он проигнорировал мой вопрос. – Чтобы нас запугать. Нас, чекистов. Но не на тех нарвался! Ты ничем не лучше «серых», ты даже хуже. Те доморощенные, а ты – чужой. Во всем чужой. Задавить тебя надо, пока не поздно. Запомни: рано или поздно задавим. Справились с «серыми», справимся и с тобой. Не сверкай на меня глазищами, не запугаешь! Лучше сам сдайся, а то хуже будет.

– При чем здесь Зина? – повторил как можно четче. Ну надо же – «горячее сердце – чистые руки»! И ведь своим званием «чекиста» гордится.

– Ни при чем, – он произнес это тоже четко, раздельно, искренне сожалеюще. – Ей не повезло, что встретила тебя. Но ничего с ней не случится, – «успокоил», смело выражая мне презрение. – Мы не такие изверги, в отличие от тебя, людей на пустом месте под ожоги не подводим. – Судя по ауре, он в этом сильно сомневался, но старательно убеждал себя верить в лучшее; оправдывался перед собой, цепляясь за реальные и вымышленные доводы, направленные в общем счете на пользу Отечеству.

М-да, переборщил я тогда, затягивая схватку с Вениамином, должен в этом признаться.

Я не стал спорить, указывая на логические неувязки, а протянул лучик внушения; я торопился. Взгляд Жана из стального и твердого превратился в преданный.

– Кто приказал забрать Зину?

– Лесков. Он вызвал меня и приказал доставить ее в старый хозяйственный корпус. Предупредил, что у нее защита и привести надо добровольно. Я и привез. С ней же ничего не случилось, Егор? Каюсь, обманом заманил, но я думал, что прав!..

– Кто еще участвовал в работе с ней? – прервал я его покаяние.

– Если бы я знал! – воскликнул он с досадой. – Я чувствовал, что Лесков сволочь, но думал, что так надо! Для дела надо, прости, Егор.

– Ты знал, что ее будут бить? – я напрягся.

– Подозревал. Он жесткий… людям не сочувствует, через любого готов перешагнуть, но и моя вина есть! Думал, что это меньшее зло, что Шувалов попал под твое колдовство… как я мог такое подумать! – взмолился он в приступе раскаяния. – Нет мне прощения, Егор, я не переживу! Убей меня за предательство! – с этими словами склонил повинную голову, будто под топор подставляя. – Она… жива? – спросил Жан шепотом, не поднимая головы. С надеждой спросил и с глубоким сомнением.

– Где живет Лесков?.. – процедил я сквозь зубы. В мечтах я того капитана уже бил. И мне становилось все легче и легче.

– Лесков Василий Петрович, Малая Тульская, шестнадцать, сорок пять. – ответил он монотонно и обрадованно; подняв голову и преданно заглядывая мне в глаза, предложил: – Я работал по нему однажды, могу показать незаметный подъезд…

– Достаточно… – остановил я, думая: «А вправе ли я его судить? Приговор назначать? Сам не лучше. Вон Фионой в душу лезу, как безусловная мразь Вениамин, аж самому противно. Вру напропалую, ради цели… Вот Лесков – другое де…» – вдруг до меня донесся детский голосок:

– Папа, а кто этот дядя?

На входе в кухню, возле туалета, стояла заспанная девочка в мятой пижаме. Она подслеповато щурилась на яркий свет кухонной люстры. Вдруг умильно, по-детски шумно зевнула и почмокала губками.

К ней протянулся второй фиолетовый лучик.

– Тебе это снится, иди спать, – проговорил я, но она продолжала стоять, не шелохнувшись. Я снял «полог молчания», который, как всем известно, не пропускает звуки лишь в одну сторону, в данном случае от меня – к девочке, и повторил то же самое шепотом.

Нежная домашняя картинка счастливой семьи. У меня сердце зашлось.

«Фиона, усыпи Жана и сотри все воспоминания», – мысленно приказал я стихии Разума и принялся отвязывать веревки. В этот момент, не побоюсь признаться, я оперативнику завидовал. Что не мешало ненавидеть Лескова и тех двоих, кто бил Зину…

Накопитель был полон. По докладу Фионы, он зарядился за двадцать минут. Это быстрее, чем сутки назад заправлялся графит в хранилище.

«Да, но ненамного. Пропускная способность канала растет», – подтвердила мою мысль та же Фиона.

С кухни Жана телепортировался на кухню Тимура. Прошел в его комнату. Хозяин спал, но заворочался, почувствовав мое появление. Усыпил его и сел за компьютер.

Карта Москвы: Малая Тульская, 16… далеко… Свободным сознанием на такое расстояние лететь слишком долго, тем более что утащить за собой отражение стихии, которое по сути привязано к ауре, не получится, а снять астральную метку, то есть определить точку выхода портала, без «девочек» вовсе не возможно. Открыл спутниковые карты.

«Крася, Фиона, попробуйте привязать астральные метки к этим картам», – предложил я.

«Попробуем», – ответила Крася за двоих.

«За точность ручаться не смогу», – поправила Фиона.

С моей руки в системный блок скользнула красная нить, за ней фиолетовая. Через секунду на экране стало вытворяться черт-те что: увеличение-уменьшение, скачки туда-обратно, а потом он и вовсе замелькал частой сменой страниц. Сомневаюсь, что у Тимура такой быстрый трафик, – «девочки» мудрят.

Ждал полчаса. На мониторе застыла прежняя страничка, в голове раздался голос Фионы:

«Готово, заходи».

«Что-то вы долго».

«Извини, увлеклись. Это оказалось так интересно! – ответила Крася. – Оказывается, есть связь Интернета с ноосферой, но об этом Фиона лучше меня расскажет. Мы сделали астральную карту всего мира!»

«Это великолепно! Но ближе к делу, не отвлекайтесь».

«Тебя интересует Малая Тульская, шестнадцать, квартира сорок пять, так?»

«Совершенно верно».

«В квартиру – извини, а к дому хоть сейчас. Место сам выбери, смотри».

В астрале развернулся двор многоподъездной девятиэтажки в виде сильно расширенной буквы «П» с магазинами на первом этаже. Сорок пятая квартира… на дверях подъездов ничего не прописано – карта спутниковая. Интересно, откуда вообще такая четкость в деталях? Ах да, Фиона поработала! Скорей всего где-то первый или второй подъезд. Выйду… где газон нарисован (картинка была черно-белой), надеюсь, машин на нем нет.

«Предупреждаю, – снова голос Фионы, – точность в пределах метра».

«Учту», – место решил не менять.

Выходя из портала, уткнулся в припаркованную иномарку. Она заверещала. Крася быстро успокоила сигнализацию. Второй подъезд, третий этаж. Квартиру открыл Лизиной магической отмычкой.

Свет не горел. Только сделал первый шаг, как ко мне подбежала кошка и с тихим мурлыканьем потерлась о ноги. Тихое: «Брысь» – и она убежала. Три комнаты. В двух спали женщины. Одна пожилая, другая молодая. Обоим подбавил сна. В третьей, гостевой, на неразложенном диване спал молодой мужчина лет тридцати. Укрывался пледом. Под головой поролоновая подушка от спинки кресла. Я поставил «полог молчания», включил торшер и разбудил мужика. Едва увидев меня, он подскочил как ужаленный и завопил от ужаса:

– Демон! Демон! – Воспаленные глаза горели диким ужасом.

«Каменной пеленой» я заставил его сесть на диван и слегка прижал к спинке. Ловко я научился ею манипулировать!

– Заткнись! – Мой голос звучал загробно-зловеще, только гораздо тише, чем в сейфе-хранилище. – Я обещал прийти, вот и пришел.

– А… а… Ты разве не там?! – выдавил он из себя. – Ты ведь меня не убьешь, правда? – пропищал с надеждой.

– Эх, Вася, Вася. Зря ты доверил «серым» закрыть хранилище. Попасть не можете? – сказал я глумливо и захохотал демонически. – И я, по-твоему, до сих пор сижу там? – проговорил сквозь натужный смех, который, впрочем, превращался в по-настоящему веселый.

Теперь понятно, почему Жана не вызвали. А те опера в нашей квартире – засада на гостей.

– А как я, по-твоему, раскромсал «серого»? Как жену спас?

– К-колдовством! Не убивай меня, пожалуйста… – Если бы не пелена, он упал бы мне в ноги. Далеко не разведчик по характеру, в отличие от Жана. Как ему доверили шпионов ловить? В конторе небось всю службу штаны протирал, в горячие точки не выезжая.

– У тебя есть конспиративная квартира?

– Есть! Для тебя все отдам!

– Пустая?

– Да-да!

– Адрес?

Он назвал.

– Возьми телефон и все деньги, что есть в доме. Номера тех, с кем ты захватывал Зину, в нем есть? – и уже мысленно: «Фиона, поработай дополнительно…»

«Какой интересный случай! – перебила она меня. – Я его так обработаю, что он и не помыслит вздохнуть без твоего разрешения! Редкий трус даже для типа с садистскими наклонностями».

Услышав это, я поморщился и пообещал себе: в последний раз! Впрочем, понимая, что к помощи Фионы, к сожалению, прибегать еще придется. Но так не хотелось становиться похожим на Вениамина, что даже зубы заныли.

Я снял «пелену». Вася забегал по квартире.

– Потише ты! И штаны надень. Вообще оденься для улицы, там минус пятнадцать. – На мне из теплых вещей был только Тимуров свитер.

– Семьдесят пять тысяч хватит? – спросил, показывая пачку рублей и глядя жалобно, желая угодить еще больше.

– Ты что, банкам не доверяешь? – Я удивился сумме наличных.

– У меня там еще есть, снять?

– Хватит! Подходи ко мне и заходи в зеркало. Смелее!.. Если ты знаешь это понятие.

В конспиративной квартире я первым делом заблокировал жучки.

Зину, кроме Лескова, мучали двое прапоров. Несмотря на раннее время – четыре утра, они приехали для «срочной работы». Для них это оказалось не впервой. Я их по очереди избил до полусмерти, перед началом экзекуции приговаривая: «Помнишь, бугай, беззащитную девушку? Запомни, не все девушки одинаково беззащитны», – какой-то глупый слоган из рекламы. Васю заставил оттащить бессознательные тела в ванную. Злость схлынула. Третьим, к пяти утра, приехал злой как собака старлей, который забирал у Зины амулет. Не успел он заорать на Лескова, как я ударил его под дых. Уже вяло. Апперкот отправил его в нокаут. Чувство мести было удовлетворено полностью. На Лескова даже смотреть не мог, не то что касаться. Подумал было стереть память, но махнул рукой – все равно вычислят. Остальные двое: «вахтер» и «охранник» с ключами от решеток – послали капитана подальше, они не были в его прямом подчинении. А тех, кто не имел отношение к похищению Зины, я искать и не собирался.

– Спасибо, Вася, ты хорошо поработал, – сказал я, – гладя его по голове.

Он заискивающе улыбался.

– Но помни, если ты расскажешь о том, как мы с тобой к этому дому прибыли, то я вернусь и убью. Ферштейн? Хороший мальчик. Запомни, я вошел сюда через дверь, а ты зачем-то решил переночевать здесь, вот мы и столкнулись. Яволь? Ну, поживи пока, гнида… – с этими словами я вышел из квартиры.

Вася глядел на меня, хлопая пустыми глазами. С уголка рта тянулась тонкая струйка слюны.

«Как бы не свихнулся, – задумчиво прокомментировала Фиона, – от страха».

Я не ответил. Чувствовал я себя далеко не героем. Погано я себя чувствовал.

Шел шестой час утра. Зина и Тимур еще спали. Я пристроился к Зине. Она что-то пробормотала и потянула на себя одеяло.

«Четвертая зарядка завершилась за десять минут, – доложила Фиона перед самым засыпанием. – Дело не только в пропускной способности канала, но и в расходе маны. Она зависит от расстояния и массы. Зависимость нелинейная, рассчитываю».

«Считай, Фионочка, а я спать».

Мягкое тело Зины согрело. Вдохнув запах ее волос, я подумал: «Да пошло оно все! А если бы ее забили насмерть? Нет, правильно я поступил…» – с этой бодрящей мыслью и уснул.

(обратно)

Глава 29

По поводу избиения сотрудников ФСБ в газетах и на телевидении не было сказано ни слова. Обо мне, разумеется, тоже молчок, меня, собственно говоря, как бы не существовало, но в самом ведомстве…

Шувалова из-под домашнего ареста привезли на конспиративную квартиру, по которой неторопливо расхаживали хмурые знакомые и незнакомые следователи, оперативники, эксперты. Тихо переговаривались, щелкали вспышками. Из кухни раздалась зычная команда:

– Товарищи офицеры, пропустите ко мне товарища подполковника, – Шувалов с удивлением узнал голос Краснова.

– Товарищ генерал, вы же бросали, – само сорвалось с языка Александра Сергеевича, когда он увидел курящего начальника.

Краснов раздраженно махнул рукой и показал на кухонную табуретку.

– Садись, Александр Сергеевич, – сказал и спохватился: – Это ничего, что на «ты»?

Они никогда не были особо близки. Уважали друг друга, это да, но панибратством и тем более хамством не пахло. Даже при самых грандиозных разносах генерал никогда не опускался до «тыканья» Шувалову. Должно было случиться нечто экстраординарное, и следователь уже начал догадываться что.

– Ничего, товарищ генерал, если уж вы закурили, то… – сказал он, присаживаясь на табуретку.

– Сразу перехожу к делу. – Генерал сел напротив и с отвращением загасил окурок. – Лескову было поручено задержать «Мерлина», оставить его у нас… Млять! И тут шифруемся… Егора твоего гребаного! Чтоб его черти побрали!

Краснов выплюнул это с такой досадой, что Шувалов понял: генералу не отвертеться – Егор сбежал. Но при чем здесь эта квартира?

– Тот придурок задумал шантажировать его любовницей. Чуть не убил ее. А те два бугая, которые в комнате как мыши сидят, – «выбивальщики». Понял? Полюбоваться на их синие рожи успел? Еще один, который изображал из себя дежурного, тоже был вырублен, но так, легко. Домой отпросился. А Лесков знаешь где? В «Сербского» отправили. Только одно твердил: «Он через дверь зашел… он через дверь зашел…» – одно и то же, ни на какие вопросы не реагировал. Как заело у него! Взгляд дикий, безумный. Медики ни за что не ручаются…

У следователя отлегло от сердца. Не маньяк Егор, «око за око» наказал, как в Библии сказано, не более. При мысли о последней, почувствовал холодок. Там еще и апокалипсис описан…

– Как ты понял, всех собак на меня повесят, – прервал его мысли генерал. – Перед рапортом об отставке я подписал приказ о твоем возвращении в проект «Мерлин». Согласен возглавить его снова? – сказал, упершись твердым взглядом в лицо Шувалова. А в глубине глаз досада и… чувство вины?

– Так точно! – Александр Сергеевич вскочил и ответил чисто по-уставному.

– Обижаешься? – исподлобья спросил оставшийся сидеть Краснов. – Зря. Я виноват, и я один отвечу. Ушел бы Егор от тебя – отвечал бы ты. Лесков был последним средством. Эх, знал же, что он дурак, но не настолько же! – в сердцах хлопнул по столу. – Надо было самому контролировать. Да! Ты пока не знаешь, но в хранилище еще один труп – «серый» и двое пострадавших, замерзших до посинения, из отдела «П». «Серый» – который главным был… Ну, разберешься, – закончил он, вставая. – Приступай, Александр Сергеевич, а я пойду, не буду тебе мешать, – сказал и решительно зашагал из кухни.

В коридоре обернулся.

– Найди его, слышишь? – произнес своим зычным голосом, не обращая внимания на других сотрудников. – Он нам очень, – подчеркнул это слово и повторил: – Очень нужен.

ФСБ встала на уши, подтянув и смежников из МВД. По легенде, они искали бородатого длинноволосого маньяка, убившего в одиночку кучу народа.

Мировые страсти после массовой сектантской «явки с повинной» постепенно сникали. В западных странах еще продолжались демонстрации, больше по инерции, у нас на улицах была тишина. Только телевизор отыгрывался, подогревал эту жгучую тему, давил на мистику. Шли многочисленные ток-шоу по поводу колдовства и религии; во многие передачи, включая невинные «Квартирные ремонты» и «Кулинарные страсти», приглашались соответствующие «эксперты»: маги, экстрасенсы, уфологи и прочие не от мира сего; выпытывали заявления у официальных лиц, которые устали отбрехиваться – и все. Ну, люди, случалось, поспорят в общественных местах, пообсуждают дома с родными, выскажутся на форумах в соцсетях, напишут в блогах – в общем, текла обычная жизнь. Тревожности, какого-то особого беспокойства в обществе не было. Городская аура тоже была на удивление спокойной. Не к добру это было, я чувствовал.

После первой ночевки у Тимура мы с Зиной сняли двушку неподалеку от его дома. Телефонный звонок, встреча, легкое внушение с моей стороны, деньги на бочку – и готово: устраиваемся на новой хате. На Зинин вопрос, откуда деньги, последовал честный ответ – в квартире забрал. На ее пристальный взгляд – еще один честный ответ: «Я – не зверь, Зина!» Она была неглупой женщиной, уточнять не стала.

Заканчивается вторая неделя, как я провожу ежевечерние занятия с учениками. Сегодня попробую инициировать. Сильно беспокоит всеобщее общественное спокойствие, а что делать? Как узнать об открытии межмирового портала? Эти мысли текли параллельно работе с учениками, параллельно разработке новых «земных» рун.

Раз ядерная физика, то базовыми рунами стали кванты света, тепла, массы, движения, звука (колебаний), информации (бит), жизни (витаон). Последний – абсолютно искусственный, зато понятный Сине: как бы «мельчайшая частица жизни», но не вирус и даже не ген. По физической аналогии – квант жизни.

К базовым добавились пятнадцать управляющих рун: протон, нейтрон, электрон, позитрон, а также операторы, массивы, множества и так далее из области программирования и, разумеется, цифры. Они были самими обычными, арабскими, и к рунам я их не отнес. Главное – все двадцать две руны плюс цифры от нуля до девяти «чувствуются» стихиями, а каждая базовая руна своей стихии может конвертировать сырую (или «общую») ману в соответствующую стихийную.

Это был прорыв. Скольких трудов и нервов мне это стоило – подсчитать невозможно. Пусть написано только одно заклинание, зато оставлен огромный задел на будущее. Кстати, первое плетение я значительно улучшил: добавил ограничители по скорости наполнения и по объему маны. Единицу количества маны оставил прежнюю – уровень. Правда, чему он соответствует в новой системе, пока было не ясно. Работать и работать. Все двадцать две руны имели семь вариантов написания – свое начертание для каждой стихии. Только цифры оставались неизменными. Я попытался было разобраться в причине этого универсализма чисел, но быстро оставил: не до того сейчас.

Мелом нарисовал круг и семь новых рун-стихий в классической последовательности с привязкой к ходу солнца. Внутри круга написал по-русски: «Знание – сила» и, так как место оставалось, добавил, что: «Сила в правде». Пойдет. Я не знал, как переводилось изречение, вписанное в круг инициации у древних эгнорцев. За кругом расположил двенадцать килограммовых «кирпичей», наполненных маной под завязку, расположив их через равные расстояния. Потом мысленно произнесу магическое слово «Лизия» и заставлю сформировать над кругом купол сырой силы, которая сымитирует место силы. Вот и все, готово.

Первым в круг вошел Тимур, прочно занявший в четверке эзотериков место неформального лидера.

– Не волнуйся, Тимур, ты все знаешь, мы все проходили, – подбодрил я ученика, аура которого выдавала мандраж.

– Я спокоен, – ответил он и сел в позу лотоса. Они все умели это делать, еще до встречи со мной. Эзотерики, одним словом.

Надо расслабиться и войти в «астрал». Конечно, не в настоящий магический, а в свой, по большей части иллюзорный. Все описывали его по-разному. Скорее всего, это была глубокая медитация с сильным погружением в измененное сознание. Но Фиона не была в этом уверена, она чувствовала легчайшие колебания тонкого мира, не характерные для обычного транса. Я, разумеется, не забыл предупредить учеников о возможном «заманивании» стихиями новообращенных магов, с целью оставить душу чародея в астрале, растворить в себе. Это была своеобразная проверка на силу воли, на стремление человека к реальной жизни – Фиона этот эффект, который встречался далеко не всегда, давно мне объяснила.

– Готов, – сказал Тимур и закрыл глаза.

Я подождал, пока его аура успокоится, и запустил купол силы. Получилось, и довольно легко. Мана словно сама знала, что надо делать. Мое вмешательство заключалось лишь в небольшом волевом усилии, чтобы не дать куполу сильно разрастись вверх. Края он держал прекрасно, как раз по нарисованному кругу.

Инициация прошла почти так же, как в нашем эгнорском Офисе, с единственным различием – стихии не пытались удержать неофита в астрале.

«Значит, правильных людей ты выбрал», – сказала Фиона по этому поводу.

«Или стихии тебя знают и не захотели расстраивать, – продолжила Синя и вставила шпильку: – А то вдруг твои протеже тебя опозорят? Неудобно будет перед великим тобой, вот и застыдились стихии».

Знаки вспыхнули, стали объемными и втянулись в ауру Тимура. Следом за ними туда последовала надпись, а потом в нее хлынул поток маны. Накопители разрядились за пару секунд, а это… очень много, на целый портал в другой конец Земли хватило бы. Под конец купол сверкнул ярким белым светом, на мгновенье скрыв фигуру Тимура, и все стихло.

Новорожденный маг открыл глаза через несколько секунд после этого. Осмотрелся и с довольной улыбкой вышел из круга. Поклонился мне:

– Спасибо, учитель, за новую жизнь, – сказал абсолютно серьезно. Выпрямился и застыл в ожидании ответного слова.

– Прости, ученик, что дал тебе слишком мало, – вырвалось у меня.

Он посчитал себя свободным и кинулся обниматься с друзьями. С них наконец сошло оцепенение. «Фух», – я мысленно выдохнул и продолжил зарядку накопителей. Я волновался не меньше, если не больше Тимура.

После полной зарядки накопителей я позвал следующего. Им оказалась Лара. За час инициированными оказались все четверо, круг не отверг никого.

– А ты хочешь? – спросил я у Зины на волне отличного настроения, больше для проформы.

– Хочу! – сказала она совершенно неожиданно. До этого категорически отказывалась.

– Зина! Подумай, ты беременна! – я взволновался не на шутку.

– А зачем предлагал?!

– Да я знал, что ты не согласишься!

– А теперь хочу! – возразила еще более упрямо и попыталась меня успокоить: – Не переживай, все будет хорошо. Сама не знаю, что на меня нашло. Думаю, это она, – Зина выразительно погладила живот.

Я без всякого УЗИ узнал пол ребенка.

– Заходи, – произнес я решительно, хотя у самого сердце уходило в пятки. Но внезапно почувствовал, что так надо, так правильно, так будет гораздо лучше.

У нее получилось не хуже, чем у других, только сидела она в круге очень долго, с бледной бессознательной аурой. Лишь спустя четверть часа, когда мое сердце готовилось разорваться, аура вспыхнула всеми красками маны. Еще пять минут – и я плюнул бы на неизвестные последствия, которые даже примерно вообразить невозможно, и вытащил бы ее из круга.

«Минимум сумасшествие ей было бы обеспечено», – сразу вмешалась Фиона.

«А что надо было делать, по-твоему?»

«Не знаю, но не вытаскивать из круга. Через астрал бы к ней зашел, я бы подсказала…»

«Все, проехали», – прервал я этот диалог.

«Я бы сказала, что подъехали…» – возразила Фиона загадочно.

«В смысле?» – насторожился я.

«Позже объясню, пока не уверена».

«Что с Зиной?» – спросил я уже с напором.

«С ней все в порядке, я имею в виду, что ничего не кончилось и даже еще не начиналось…» – ответила нехарактерно иносказательно.

«Ах вот ты о чем! Сам жду с нетерпением. Что-то почувствовала?» – Я понял, о чем речь, и не на шутку встревожился.

«Очень-очень сомнительно. Ты не переживай, отпразднуй пока, я обязательно сообщу».

Мы и отпраздновали.

Следующим вечером я спокойно, откинув тревогу, учил всех рисовать руны. Как скрытно, в астрале, так и открыто, в ауре. А еще через день Фиона наконец-то выдала:

«Рвутся верхние слои астрала, создается проход между мирами. Пока только формируется. Решили сэкономить, – ухмыльнулась она. – Порталами быстрее, но затратно. Большой оравой собрались, видимо. Пора, Егор, надо определиться с местом, я не могу отгадать направление».

«Но мы же только на это и надеялись! Как еще нам узнать?!» – я буквально завопил от досады.

«Не знаю. Собери учеников, и я еще подумаю. По моим расчетам и интуиции, у нас есть примерно сутки».

– Зина! – заорал я. Она была в ванной, стояла под душем. Не услышала.

Придется самому срывать всех с занятий. Как назло, время – полдень, самые лекции-семинары. В итоге Зине тоже пришлось присоединиться к дозвону – у Ларисы и Виктора телефоны были выключены. Наконец, побросав все и вся, наши студенты собрались у нас. Я взволнованно вещал:

– Демоны открывают проход на Землю, в течение суток… нет, уже раньше, к ночи они его откроют. Я жду этого, но мне надо знать, куда откроется проход, иначе все без толку, я не смогу их остановить. И никто не сможет. Армии всего мира – ничто перед ними. Только если превратить Землю в радиоактивный пепел. Но не такие демоны идиоты, чтобы дожидаться взрыва: упрыгают порталами. Да и защиту высокоуровневую можно придумать… Ну? Ваши мысли.

– Да это мы уже слышали! – отмахнулся Виктор. – А ты в одиночку что можешь сделать? Об этом молчишь… – последнее произнес обиженно.

– Я – могу. Но лишь в момент их явления на Землю. Как – потом объясню, – сказал я безапелляционно. – Где? Куда прибудут? Должны быть точки, которые их тянут, не может пробой открыться абы куда!

– Те демоны, которым жертвы приносили? – уточнил Тимур. И он, и остальные были странно спокойны. Только Лара нервничала, окидывая друзей недоуменно-возмущенным взором, как бы говорившим: «Эй! Вы что? Очнитесь!»

– Именно, – терпеливо ответил я.

– Элементарно: к египетским пирамидам, – заявил Тимур.

– Точно? – переспросил я с нажимом. – Это было бы слишком просто. А если к мексиканским пирамидам? Или в район Тунгуски? Не зря один из главных «серых» все время об этом бубнил. Я не успею мотнуться туда-сюда; открытие их портала – секунды, а моего, из-за накопителей – минуты.

– Почему вы такие спокойные?! – взорвалась наконец Лара, вскакивая с дивана. – Демоны! Египетские боги-демоны идут! Мы давно об этом думали, переживали, а вы сидите как… как… – Девушка задохнулась от возмущения, судорожно дергая руками, будто замахиваясь на каждого и… плюхнулась обратно. В глазах появились слезы. Лара закрыла лицо ладонями. В ней было столько обиды и разочарования, что сердца окружающих не могли не дрогнуть.

– Ларочка, – обнял ее Виктор, пытаясь утешить, – мы все прекрасно понимаем, но теперь у нас есть учитель, – говорил он успокаивающим тоном. – Он попросил помощи. Ты у нас самая «египтянка», подумай, пожалуйста, как ему помочь.

Повисло молчание. Ученики вроде как размышляли. Лара, уткнувшись в плечо Виктора, успокаивалась. Прервал этот мощный мозговой штурм Александр:

– Пирамиды – накопители энергии, это доказано, значит, туда открыть портал легче всего.

– Я знаю, – ответил я. – Они хранят силу. Надежно хранят, ее трудно извлечь, но демоны смогут. Только к созданию портала она не имеет отношения: демоны создают проход из собственного мира за счет собственных же ресурсов. Проход гораздо больше размерами, но гораздо медленнее портала, который практически мгновенен. Океанский лайнер с тысячами пассажиров против истребителя с одним-двумя-тремя пилотами. Где-то так.

– Все равно, – не сдавался Саша, – когда демоны явятся, им надо быть ближе к источнику энергии!

– А как, по-твоему, действую я? Мне не нужен источник рядом со мной, главное, чтобы он в принципе существовал в этом мире. Думайте дальше.

Вяло потекли разные предложения, уже без уверенности. Шмыгнув носом, высказалась Лара:

– Как досадно! Я прочитала все, что смогла найти о Древнем Египте, и нигде нет упоминания о месте возвращения богов!

– Да, Лара, жаль, – поддержал я ее, – я тоже перерыл Интернет.

Конечно, это сделали Крася с Фионой, но какая разница?

Во мне поднималось беспокойство. Это что же получается? Все усилия насмарку?

«Примерно за минуту до открытия прохода его станет четко видно в астрале, – подсказала мне Фиона, в мозговом штурме тоже участвовавшая. – Можно будет спроецировать место открытия на реальный мир».

«В каком радиусе?» – Я заинтересовался.

«Точно сказать нельзя, примерно сто-двести километров. Предупреждаю еще раз – не уверена».

«Спасибо, Фионочка, хоть что-то. Предупреди, если сумеешь определить время поточнее».

«Я все понимаю, обязательно!» – очень серьезно так сказала.

– Значит, так, – обратился я к присутствующим, решительно хлопая ладонями по коленям. – Мне тут подсказали, – стукнул себя пальцем по голове, – и я решил…

Выдержал паузу, пронзительно всех оглядывая.

– Резко ускоряем обучение. Выходите в астрал. Я тоже выйду и позову вас, а вы придете ко мне. В Эгноре это делали опытные уже маги, но у нас нет выбора. Начинайте.

Ученики, в том числе и Зина, крайне заинтриговались. Уселись поудобнее, кто где, приняли позу лотоса. Я откинулся на спинку стула.

– Начинать? – с волнением спросила Лара. Я кивнул.

Все закрыли глаза. Зина, бросив на меня сомневающийся взгляд, закрыла глаза последней. Я подождал минуту и зашел в астрал. В свой «домик хоббита». Вызвал образы учеников и послал им приглашения. Стены моей «кроличьей норы» в пяти местах словно растаяли, превратившись в овальные окна-проемы, за которыми виднелись мои ученики.

– Входите смелее! – крикнул я им.

Я не стал принимать облик Гэндальфа, чтобы не отпугнуть новобранцев, я остался таким же, каким был в квартире, а вот Саша и, что особенно меня удивило, Лара превратились в классических эльфов. Таких, как в кино: очень красивых, с чуть заостренными ушами. Сашина бородка пропала. Что называется, насмотрелись и начитались. Не знал, что и Лара увлекается фэнтези. Впрочем, и остальные изменились в лучшую по их представлениям сторону. Зина стала высокой, пышногрудой красавицей, Тимур – накачанным, как Шварценеггер, Виктор… он практически не изменился, только бородка стала заметно гуще. Странно, но отрицательных эмоций от вида этих «эльфов» я не испытал. Я почувствовал другое.

Сердце невольно сжалось от ностальгии. Пять магов: Рон, Витар, Агнар, Лиза, Лиона. Где-то сидела «хозяюшка» Агна, готовила что-то вкусное… Хватит! Прочь, грусть-тоска, не до тебя!

Молодежь с восхищением осматривали каждый себя и друг друга.

– Лара! – воскликнул Саша. – Ты тоже?!

Не для одного меня ее облик стал сюрпризом. Девушка смутилась.

– Отставить восхищения! – прикрикнул я. – Лишние эмоции – на свалку! Не дай бог, по неопытности выскочите из астрала, а этот мирок – мой, заблудитесь! Всем сохранять спокойствие. Смотрите. – Одновременно с этими словами «домик хоббита» преобразился в мою, бабушкину квартиру. Не стал воспроизводить свой комесовский замок, дабы избежать излишних впечатлений.

– Рассаживайтесь.

В комнате возникло шесть удобных кресел. В одно сел сам.

– Каждый из вас может создавать в собственном астральном мирке что угодно, но это после, успеете поэкспериментировать, сейчас нам нужна просто связь. Для этого необходимо представить себе четкий образ человека, с кем хотите связаться. Если он также будет в астрале, то к нему откроется окно. Коридор, проход, да что угодно! Главное, человек, то есть его астральный образ, сможет прийти к вам. Верно и обратное: вы можете войти к нему, если он не против. Ясно?

Молчание.

– Молчание – знак согласия, значит, приступаем. Тимур, вернись к себе и попробуй позвать Лару.

– А как вернуться?

– Пожелай оказаться в том месте, где ты оказался, когда только зашел в астрал. Это твой астральный мир.

– Понял, – ответил он со всей серьезностью. – Только там ничего, кроме стихий, нет.

– Научишься обустраиваться. Теперь ты знаешь, что это возможно. Отправляйся. Запомните: главное для всех вас – эмоции. Вы еще не стабильны в чужих астральных мирах, запросто испугаетесь и заблудитесь… Да что я все одно и то же… отправляйся! – скомандовал ему сурово.

Я очень волновался за ребят. Опыту – два дня, и сразу такое… Но ничего, прорвемся! Другого выхода не видел.

Тимур исчез минут через пять. Перед этим закрывал глаза и сосредоточивался. Еще через десять минут на стене комнаты за спиной Зины замигало световое пятно. Я разрешил открыться проходу. Это сродни интернет-конференции: кто организовал, тот и рулит. Остальные могут выдавать запросы на присоединение к конкретному участнику, и только.

Проход напоминал длинную трубу со светящимися стенками, но преодолел его Тимур за миг.

– Вот это да! – воскликнул он восторженно, тяжело дыша. – Не думал, что так трудно вообразить образ. Ты извини, Зин, что я тебя вызывал, просто решил, что надо пробовать на том, кого хуже знаю, для тренировки.

– Чего ты задышал, как после марафона? – заметил я, иронично улыбаясь. – Здесь и дышать необязательно.

– Так это… устал! – Тимур, только сейчас прислушавшийся к собственному состоянию, выглядел так недоуменно и глупо, что его друзья рассмеялись.

– Тихо! – прервал я веселье. – спокойно. Сейчас на вас поглядим. Начали по очереди. Лара…

Сначала все открывали проходы ко мне, потом я доверил самостоятельно связаться Тимуру с Сашей, которые показались мне самыми продвинутыми. Под моим незаметным контролем, конечно! Получилось со второй попытки. После так же поступили остальные. Занимались почти сутки и вымотались донельзя.

– Расходимся, обедаем и снова собираемся.

– Ой, – опомнилась Зина, – а мы демонов не проспим?! – Глаза ее в ужасе округлились.

– Не волнуйся, во внешнем мире прошел от силы час. Точно никогда нельзя определить, но в этих пределах.

Прошло ровно тридцать четыре минуты. Очень даже неплохо! Плохо, что время все-таки шло, и было четыре вечера.

За обедом Зина спросила:

– А что за квартира там была?

– Бабушкина, – ответил я.

– Где ты с первой женой жил? – спросила совершенно невинно, но подвох чувствовался.

– Зина! Мы обо всем говорили!

– Помню, – согласилась она внешне невозмутимо. – Особенно помню, что ночью ты уйдешь из моей жизни, – само безразличие.

Да что же это такое, у меня сейчас демоны из головы не выходят, а она!

– Зиночка, дорогая, мы сто раз на эту тему говорили, – зашептал я, заметно нервничая. – Я не оставлю вас с дочкой надолго. Соки из себя выжму! Так получилось, что у меня два дома, и ты приняла это. Нам сейчас главное – демонов победить, а ты в душе у меня ковыряешься! Если мы не угадаем, то я брошусь на них, и тогда меня не станет вообще ни для кого и никогда! Ты это понимаешь?! И тебя не станет, и дочери. Вот о чем думай.

– Я знаю это, Егор… – прошептала с открытой грустью и отвернулась.

«Ревнует! Мир на пороге краха, а она со своей ревностью… ну как их, баб, понять-то?! – думал я, накручивая возмущение. Сердцем рвался домой, к Лизе и… был бы не прочь остаться… – Тьфу, черт! Демоны вот-вот заявятся, а я о чем думаю?! Боже, помоги нам всем!..» – взмолился я чуть ли не по-настоящему.

С час реального, то есть около двух суток астрального, времени тренировались, испытывая разные методы связи, пока не вышло более-менее стабильно. Снова поели. Аппетит после работы в астрале разгорелся просто жуткий. И опять полезли в астрал.

– Задача у нас, ребята, будет такая: разойдемся в пять наиболее вероятных мест на Земле, где возможно открытие прохода. Это Луксор в Египте, пирамиды ацтеков, пирамиды майя, Тунгуска, Бермудские острова. Остается незакрытым Стонхендж и пустыня Наска в Перу, но это самое маловероятное место – людей мало.

– Нас шестеро, – твердо сказала Зина. Поняла, что это ее я не включил в список.

– Ты беременная, и кроме того – кто-то должен остаться здесь, в квартире, на связи. Обычной, я имею в виду.

– Ты мне зубы не заговаривай! Я пойду, я так решила. – И вид ее говорил о том, что переубеждать будущую мать было бесполезно.

Я нахмурился и сделал вид, что напряженно задумался. Конечно, я знал, как она отреагирует. Можно было бы запретить волевым решением, но зачем тогда инициировал? А вдруг все-таки на том участке пойдет прорыв, где никого не будет? Тогда о будущем Зины и дочери можно будет забыть, будто их не было вовсе. Скрепя сердце, помня аналогичный случай с беременной Лизой, когда она решительно отправилась со мнойи серьезно помогла всей нашей команде, я согласился, привычно обматерив «провидение», которое нагло подсунуло мне две схожих ситуации.

– Ла-а-адно… – процедил я. – В Стонхендж пойдешь. Английский знаешь?

– Перевожу со словарем, – пошутила, довольно улыбнувшись.

Вероятные точки я выбрал из прочитанных допросов «серых»: оттуда они наиболее часто отправляли души. Стонхендж – менее вероятен, чем остальные, о нем было всего одно упоминание.

– Каждый в своем месте выберет укромный уголок, где никто случайно не потревожит, чтобы с аборигенами не объясняться, и выходит в астрал. Занимается там чем угодно. Когда начнется открытие прохода – вы почувствуете. Астральный мир изменится. Возможно, загромыхает или молнии забьют – у всех по-разному, но возмущение вы не пропустите – это точно. Более того, определите направление. Прислушайтесь к себе. Вы точно знаете, где север, юг и так далее.

– Действительно! – удивилась Лара. – А я в лесу всегда плохо ориентировалась, по признакам, но тут… здо́рово!

– Прислушайся ко времени… Сколько сейчас?

Лара на мгновенье «ушла в себя», и брови ее стали домиком. Но ничего не сказала. Я невольно усмехнулся, глядя на удивленные лица остальных учеников, но вводную продолжил давать серьезно:

– Потом, как определите направление, вызывайте меня. И все, ваша задача выполнена. Я отправлю обратно того, кто вызвал. А после победы – остальных.

– Ну уж нет, я хочу посмотреть! – выкрикнул Тимур. – И помогу, чем смогу.

– Как хочешь, – кивнул я. – Но главное, не мешать. Все ясно?

Яснее некуда.

– А где столько накопителя возьмешь? – задала вопрос Зина. Кстати, вполне логичный.

– Как где? В хранилище. А давайте-ка вместе посмотрим, что там творится.

Фиона открыто, специально для учеников, показала составленную ею карту Москвы, приблизила Лубянку, «нырнула» в здание, подвал и хранилище.

Я фыркнул.

«Фиона! Не изгаляйся, не хвастайся картой», – постыдил я ее мысленно и обратился к студентам:

– То, что вы видите, это изображение хранилища, где стоит заряженная маной пирамида. Оно же является астральной меткой, по которой можно попасть внутрь, по этой самой метке создав туда портал.

Сейфовая дверь заперта, никого нет.

«Голуба, проверь воздух. Крася, как дела с наблюдением?»

Ребята не слышали моих слов, как не видели красный и голубой лучики, протянувшиеся в хранилище. Здесь, в астрале, это была по сути лишь объемная картинка, но «девочки» прямо из астрала опустились по этой метке в реальное место. Им было не впервой.

– Воздух в норме, вентиляция включена.

– Микрофоны и видеокамеры выключены.

– Все выходим из астрала, – скомандовал я. Похоже, фээсбэшники так и не заходили туда, раз камеры не заменили. Просто выключили – надоела моя невозмутимая рожа. Поняли, что меня там нет, и самим туда попасть проблематично, после работы Главного жреца Вениамина. Идиоты.

– Зина, тащи баулы, – сказал, когда мы вышли в реальность, в нашу съемную квартиру, к нашим телам, сидящим в позе лотоса.

Три дня назад она ездила на рынок и купила десять дешевых вещевых сумок из мешковины. Меня, ввиду моей приметной внешности, с собой не взяла. Как-никак я в розыске, пусть и не показывают фоторобот по телевизору.

– Идем все. Задача – вынести как можно больше графита. Разобрать сумки!

Ребята загомонили, распределяя баулы, перешучивались, предвкушая нечто захватывающее. Первый проход через портал все-таки, это волнительно. Я ободряюще улыбнулся.

Первым в зеркало вошел Тимур. Я был замыкающим и, шагнув на пол хранилища, сразу наткнулся на Зину. Совсем забыл про освещение! В сейфе стояла кромешная тьма. Запустил яркий белый светляк.

– Предупреждать надо, – буркнула Зина, зажмуриваясь от неожиданности.

– А вспомни, как в прошлый раз здесь светло было! Не экономили чекисты, – подмигнул я ей и уже остальным. – Вот графит. Разбираем пирамиду и кирпичи складываем в сумки. Берите столько, сколько сможете унести, и осторожнее – ронять и кидать нежелательно: края крошатся. Он вообще хрупкий, – предупредил я и, сев на пол и прислонившись к стене, вышел свободным сознанием.

Подлетая к двери, услышал возглас Тимура: «Сколько здесь энергии, с ума сойти!»

В коридоре все по-прежнему было переплетено серыми нитями. Залетел в операторскую. Двое знакомых «паранормалов» копались в нагромождении «серых» амулетов. Пирамиду с силой Смерти убрали, но нити заклинания были закольцованы прямо в стене, ведущей в коридор, так что амулеты можно совсем выносить – ничего не изменится. Наверное, пробовали. Я бы тупо «выжег» нити из стихии Смерти какой-нибудь другой стихией, но кто это сделает? Искренне посочувствовал бывшему родному отделу.

Вылетел обратно и буквально прошил тело… Шувалова! Он как раз подходил к дверям операторской. Подполковник дернулся и глупо заозирался. На его лицо страшно было смотреть: под покрасневшими глазами, в которых застыло почти физическое страдание, красовались здоровенные мешки, такие большие и отечные, каких я в жизни не видел. Казалось, что они были специально приклеены скотчем, чтобы подчеркнуть общее выражение угрюмого недовольства и показать окружающим безмерную усталость. «Отстаньте! Надоели!» – вопило выражение его лица. Мне вдруг стало его жалко. А что делать?

С этой мыслью я вернулся в тело. Кстати, я все время слушал шутки ребят по поводу застывшего меня. Одна Лара пыталась их остановить: «Мужики, он на разведке, а вы его отвлекаете!» – бесполезно. Но я привык, и на шумы, которые раздавались возле покинутой сознанием головы, особого внимания не обращал.

– Сколько собрали? – спросил, как только «очнулся».

– Кто бы взвешивал! – довольно ответил Виктор. – Но поднять еще можно.

– На меня не забудьте, – бросил я и подошел к двери.

Положил на броню ладонь и мысленно сказал Оранж:

«Что, милая, соскучилась небось? Поработай, выжги нити «серых».

«Легко!» – взревела пламенем Оранж. На публику сыграла. Я улыбнулся.

Надо помочь ведомству. Как ни сложится моя миссия, мана всегда пригодится. Что я, зря амулеты делал? И штампы, поди, до сих пор работают. Допустим, пропущу я демонов. Тогда хранилище очень даже понадобится. И если, дай-то бог, одолею тварей, то все равно сила Смерти актуальность не потеряет, не произойдет того, что случилось в Эгноре, когда я победил Вартараара.

Местный неизвестный божок хитрее будет: он не придет сюда аватаром, не встретится со мной в честном поединке, а значит, так и останется «курировать» местную силу Смерти. Так что жертвоприношения, к сожалению, могут возобновиться. Только, надеюсь, ему долго придется искать других демонов.

Один из участков серого плетения касался двери. К нему и направила собственную нить Оранж. Потом пошла вдоль серых нитей. Минута, и к дверям с той стороны можно подходить свободно. Это далеко не древние эгнорские заклинания-ловушки, с которыми такая наглость не прошла бы. Заполучил бы я ответку – мама не горюй! И восстановились бы сами. Эгнорские Руины древних городов неплохо ими охраняются, в течение многих тысяч лет уже.

Если бы кто-то находился в коридоре, то он бы как минимум обомлел: алое пламя чертило узоры прямо в воздухе, уходило в стены, не обжигая краску, и возвращалось назад, продолжая танец.

«Готово, – доложила стихия Огня, – враг повержен!»

«Вольно, солдат!» – ответил я ей.

– Ну что, ребята? – спросил, оборачиваясь.

– Еле поднимаем, – ответил за всех Тимур. – Зачем ты силу Огня гонял?

– Да так, помог органам, – ответил я уклончиво. – Выдвигаемся на базу.

Обратно шли в той же последовательности, что и сюда. Я – замыкающий. Как только я пересек плоскость портала, светляк погас.

Видеонаблюдение в хранилище возобновили сразу после удивленного возгласа экстрасенса Петрова:

– Александр Сергеевич, «серое» плетение пропало! Совсем! Мы здесь ни при чем!

Камеры, срочно включенные по распоряжению Шувалова, успели засечь в помещении наличие света и его внезапное исчезновение. Когда включили освещение хранилища, то Петров, пытавшийся нейтрализовать узор «серых», тихо присвистнул, глядя на монитор. В двух гранях пирамиды не хватало существенного количества кирпичей. На первый взгляд – килограмм двести с копейками. Стоящий за ним Шувалов прикрыл глаза, чувствуя огромное облегчение.

Дома взвесили добычу – вынесли двести сорок килограмм, плюс «мои» двенадцать, с которыми я практически не расставался. Слился с рюкзаком, привык к нему и почти не замечал.

Помылись и поужинали. Восемь вечера. С ума сойти! В любой момент Фиона может скомандовать выдвижение по позициям, в Москве давно стемнело.

– В астрал, ребята, – распорядился я.

Там мы обсудили, кто где будет находиться, решили, во сколько по Гринвичу будут короткие перерывы для выхода из астрала, и многое другое.

– Теперь самое главное, ребята. – Я вытянул руку, и на ней возникла стопка из пяти тонких одинаковых книжек в красных обложках с надписью: «Магия. Теория и практика». – Разбирайте. В них все мои знания по эгнорской и, главное, по земной магии. С теорией. Это очень важно для практики, поверьте, надо знать магическое мироустройство. Эгнорская практика дана в объемных картинках с подробным описанием. Земная включает одно действующее заклинание и несколько заготовок других. Объяснена система, как создавать новые плетения. Вы люди умные, разберетесь. Тимур – программист, Саша – физик, Лара с Виктором – гуманитарии, Зина – медсестра, то есть представитель биологической дисциплины. Ставьте опыты, рассчитывайте. Никто не запрещает пользоваться компьютерами; и вперед, мир открыт! Накопители есть. Только без меня вам придется наведываться к месту падения Тунгусского метеорита и заряжать их. Попробуйте в том месте произнести слово: «Лизия», – есть шанс, что это поможет с маной. Вроде все. Да, Тимур, у тебя на диске «Д» – скрытая папка «Мэйджик», в ней все то же, что и в книжках, но советую заниматься в астрале – это гораздо быстрее.

На несколько минут повисло молчание. Первым высказался Тимур:

– А не слишком тонкая книжка? Как детская.

– Более того, в ней много иллюстраций. Нет, Тимур, не тонкая. Хочешь, сделаю фолиант? Форма не важна. Это чистая информация в виде скрученной флуктуации астрального поля. Для средневековых магов, а их в обитаемых мирах большинство, – это полуразумный астральный дух, раб владельца определенного астрального мирка. Раб, потому что его нельзя украсть, он будет служить только хозяину. В частности, вам. Книги унесете в свои миры и легко их там найдете. Если хотите, назовите именем собственным, я даже настаиваю на этом. Это как прописка нового пользователя в компьютере. Пароль встанет автоматически – вы сами и будете паролями. Потом, как зайдете в астрал, просто позовите.

Учебник был шедевральным творением Фионы и Краси. Оно получилось не только потому, что стихии сильно «поумнели», и даже не столько из-за этого. Они создали виртуальный астральный компьютер с псевдоживым интерфейсом. Идея была заимствована у создателей настоящих земных компьютеров и творчески переработана. В эту астральную машину были загружены мои магические знания, систематизированы и адаптированы под астрал.

Я попросил не делать учебники в виде ноутбуков или планшетников. Пусть будет классическая книга, магическая: выплывающие иллюзии, говорящие участки и саморазворачивающиеся плетения с полным разбором участков. Но основной текст – буквы. Пусть читают. При желании ее можно скопировать. Но по желанию одного только владельца, и в копии имя пользователя будет пустым. В нее, во вторую, можно самому добавлять инфу, можно дальше множить похожие книги с вытаскиванием части знаний (с переносом или копированием), в общем, работать как на обычным компьютере. С «матричной» же книги стереть изначальную информацию невозможно. Обо всем этом подробно изложено в инструкции пользователю, изучат. Хочу и надеюсь, что сообщество магов моей школы будет расширяться.

– Подготовьте по три килограмма графита, с собой возьмете. Если что, сырой маной прикроетесь, а в этом случае силы нужно много. Так, – продолжил, хлопнув себя по коленкам. Похоже, этот жест начал входить в привычку. – Книжки раздал – значит, вам есть чем заняться в астрале. А теперь… марш собирать шмотки!

У Лары никого дома не было, поэтому я отправил ее домой порталом. Ее ждали Бермуды, и собраться необходимо соответствующе. Остальные рылись в наших с Зиной и старых хозяйских шмотках, которые пожилые люди доверчиво оставили. Вернее, не захотели возиться.

Я подготовил дополнительные накопители. В самую дальнюю точку, в Мексику, необходимо двадцать килограмм. Их забил в большие сумки количеством семь штук. С запасом. И рюкзак еще возьму. Отложил ребятам по три кило в пакеты. Оставшийся графит аккуратно, не торопясь складировал в пирамидку. Каждое свое действие я обдумывал, со всех сторон обсасывал и отмечал в сознании как выполненное – это успокаивало. А напряжение росло. Подумал и повесил на всех учеников заклинания, маскирующие ауру и «отводящие глаз». Они прекрасно, с легкой обработкой Фионы, работали вместе.

Через полчаса позвонила Лара, и я сходил за ней. Она оделась как на пляж и на всякий случай взяла дождевик.

Как я ни готовился, как ни ждал неизбежного, но все равно сообщение Фионы прозвучало неожиданно, как обухом по голове ударило:

«Есть начало прорыва верхних слоев! Пора».

– Пора, ребята, – повторил я, тряхнув шевелюрой. Все. Волнение – вон, на сердце лег холод решимости.

Первым к пирамидам майя перекинул Виктора. Место выбрал по спутниковой карте скальное и, стало быть, пустынное, а угодили мы в густые заросли. Здесь день только начинался.

– Тебе повезло; сиди и не высовывайся. Удачи.

– Тебе удачи, Егор, и… прощай. На всякий случай, – улыбнулся, протягивая мне руку. Крепко пожал. – Задай им жару. Надеюсь, это будет рядом со мной.

В квартире поменял сумку и отправил Сашу к ацтекским сооружениям. Тоже тепло попрощались. Правда, он угодил в какую-то яму, и мне пришлось помогать ему выбираться. Место на первый взгляд было безлюдным.

Тимур пошел на самое вероятное место – к египетским пирамидам. Здесь стемнело, поэтому и под барханом он находился как бы в безлюдном месте. И это метрах в трехстах от пирамид… В них действительно светилась огромная сила непонятного формата. Мне не взять.

Тимур попрощался самонадеянно:

– До скорой встречи.

Лара угодила в колючие заросли на краю джунглей. Материлась! Я заслушался. Отошли от колючек и отыскали вполне неплохое место, скрытое густыми зарослями. Правда, людей на пляже хватало, но они находились достаточно далеко. Лара быстро разделась до купальника, нацепила солнцезащитные очки и панаму. «Заодно и позагораю», – добавила к теплому прощанию с пожеланием удачи.

Со Стонхенджем тоже были проблемы при десантировании. На карте была обозначена низина между холмами, а в реальности – центр какой-то возвышенности. Мы быстро сбежали вниз. Надеюсь, никто в темноте не заметил портала. Сигналка показала отсутствие людей в радиусе двухсот метров. До самих камней было около пятисот.

– Ну что, мой временный муж, давай прощаться, – весело сказала Зина. Не ведаю, что у нее на самом деле на душе творится, и знать не хочу!

– Зинуль, я обязательно вернусь! – дежурно пообещал я. Погладил девушку по животу. – И ради нее – тоже. В конце концов, мне тебя еще забирать отсюда, а ты говоришь, как навсегда прощаешься! – сказал я бодро.

– Ты специально сказал «тоже», чтобы я подумала, что ради меня! – заключила, не теряя внешней веселости.

– Не начинай, ты совсем не умеешь стервозничать, – усмехнулся я, надавив на ее носик. – До встречи, мне пора.

Зина делано безразлично поцеловала меня в щечку и быстро отвернулась, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. У меня у самого першило в горле. Хорошо, что надо уходить.

Мне досталась Тунгуска.

Ночь, трескучий мороз под сорок пять градусов. Я вышел около нити «Лизии» и сразу утонул в снегу, провалившись по грудь.

В Ямбурском урочище находился Истинный алтарь, которых по стране было всего три. Тоже вероятное место высадки, и до него сто пятьдесят километров. Вовремя засеку – достану. Но все-таки души отправляли отсюда, значит, сюда демонам прийти удобнее. Людей вокруг нет, зато сила рядом. Владеют ли демоны естественно-стихийной? Скорее да, чем нет. Тот, в Батвии, создавал что-то на основе природных стихий, в меня пулял. Однако чувствуют они себя в человеческом мире отвратительно, только лишь душами и спасаются.

«Каменной пеленой» я раздвинул вокруг себя снег, окутался теплым воздухом и сел на сумку с графитом. Пуховика, вязаной шапочки, джинсов с трико под ними, зимних сапог было вполне достаточно, даже жарковато. Чуть остудил окружающий воздух.

– Здравствуй, Лизия! – произнес я вслух. Показалось, что ниточка шевельнулась в ответ. – Как видишь, пришел. Демонов жду. Не в курсе, они сюда нацелились или как?

Нитка неопределенно пошевелилась. Я трактовал это как «не в курсе».

– К тебе люди начнут приходить, маги-всестихийники… Ты знаешь?! А, понял, по инициации! – Нить, как мне показалось, согласно согнулась. – Назовут твое имя – ты помоги им, силы дай побольше. Не понял, что за отрицание? Не отрицание? А что?

Она как-то непонятно вертелась, постепенно расширяя вращение, а потом резко вернулась на место.

– Ничего не понял. Не согласна помогать? – снова не то, вроде согласна. – Тогда что?

Опять бессмысленный танец. Плюнул и оставил «Лизию» в покое. Что с нее взять – сила есть сила, ума не надо. Но осадок от недоговоренности остался, и он меня сильно задевал, заставлял думать.

– Как ты вообще здесь появилась? – пробормотал я и вошел в астрал.

Если честно, то я опасался встречаться с «Лизией» в астрале. Сила добрая, материнская, но очень уж… большая. Неуютно. Но обойти «разговор» не удалось – в астрале на меня обрушился бездонный космос.

Звездолет в форме огромной баранки с различными непонятными надстройками (очень похожий на конструкцию из фильмов о космосе) летел себе и никого не трогал. Вдруг на его борту вспух пузырь и лопнул, выбросив ослепительное синее пламя. Сразу появились звезды. Причем с одной стороны красные, а с другой голубые. Сам корабль размазался, словно растянувшись до бесконечности. Я внезапно осознал, что одна из синих звезд по ходу движения звездолета – Солнце. Синее, из-за эффекта Доплера^[148] – корабль приближался с неимоверной скоростью. Он вышел из… гиперпространства, пусть будет так, и теперь двигался со скоростью, близкой к скорости света. Вдруг по ходу корабля возник белый полупрозрачный диск. Он сам собой соткался из белых нитей. Машина прошила его и стала распадаться, как бы тихо таять.

Закончилось все перед самой поверхностью Земли – последний кусок растаял, а ниточка от того диска, которая случайно зацепилась за корпус, вросла в землю. Я понял, что мертвый корабль был по частям перенесен в другое пространство, реальность или что-нибудь в этом роде, а нить силы совершенно случайно оказалась привязанной к земле. Если бы не тот белый диск, то неизвестно, что стало бы с Землей. Да что с Землей, со всей Солнечной системой! Энергия в корабле была колоссальной.

Или не диск? Что-то он мне напомнил…

– Спасибо, Лизия, объяснила свое появление, но более понятно, если честно, не стало. Кто сделал то плетение? И не вижу задачи твоего нахождения здесь. – В ответ на меня дохнуло заботливым недоумением: «А помощь тебе?» Вопрос о создателе того плетения проигнорировала.

– Понял: ты нашла себя. Когда я тебя назвал, ты самоопределилась.

«Верно, но не все. Мое имя совпало с древним именем этого мира, а случайностей во вселенной не бывает…» – отчитала меня, как мудрая мама – нерадивого сына. У меня резко пропал интерес к общению с ней. В ответ почувствовал легкое доброжелательное снисхождение.

Займусь-ка я лучше новыми заклинаниями.

(обратно)

Глава 30

Плетения не складывались. Не получалось полностью унять волнение. Да и периодические сообщения от учеников не способствовали творческому процессу.

У них все было нормально. Только у Лары случались небольшие проблемки из-за скопления людей, но они решались сами собой – на нее, скрытую «отводом глаз» и кустами, не обращали внимания. Проходили мимо по своим нуждам, и все. Правда, Лару, когда она выходила из астрала, это раздражало. Не выдержала и поменяла позицию на «подальше в заросли».

Фаербол или, по словам Игоря, плазменный шар. Стихия огня. Нагрев – квант тепла, помноженный на «эн» раз. Вещество – любое, значит, ставим истинным любые значения множества «н-п», то бишь атомных ядер. Каждый атом перебираем с определенным количеством тепла, которое можно задать точно. Допустим, тысяч десять градусов. Ограничение по количеству ядер задавать или еще как? Нет, вставим квант пространства – по размеру. Добавим импульс – и готово, теоретически должен лететь. Не до этого мне сейчас, не могу сосредоточиться, тревога растет.

Как ни ожидаешь пренеприятного известия, оно всегда застает врасплох.

– Егор, у меня астрал трещит! Скорее, Егорушка!!! – Это… Зина!

Я только-только немного отвлекся на интересное решение, как вдруг этот вопль. Сердце ухнуло в пятки. Специально на самое маловероятное место ее посадил и – на́ тебе!

Все. Лишние страхи – прочь. Я высунулся в широкое окно и увидел буквально рвущееся небо Зининого мира. Оно переливалось разными красками и с треском расходилось во многих местах, словно рвалось по швам.

– В каком направлении, Зина?! – крикнул я ей, одновременно заполняя портал энергией.

– Северо-восток! – и показала рукой. Даже в астрале ее глаза казались выпученными. В следующую секунду, вернувшись в реальный мир, я шагнул к ней.

Зина в зимней куртке сидела на пакете с графитом. Глаза закрыты, лицо расслабленное, но не спящее. По лбу и щекам периодически пробегали морщинки, под закрытыми веками суетливо бегали глаза, в волнении трепетали бледные крылья носа. Ночное небо Стонхенджа со стороны северо-востока подсвечивалось непонятным белым отблеском. В нем отчетливо виднелись облака, буквально на глазах стягивающиеся в огромную спираль с центром из бледного белого света. Оставались мгновенья. Пульс гулко стучал в висках, отмеряя время. Ровно один удар в секунду. Внутри, у солнечного сплетения, закипала холодная ярость.

Это действительно был проход, Фиона оказалась права. Он гораздо шире и самое главное – долговечнее. Есть у него еще одно важное для меня свойство: он проходим в обе стороны. Хотя, по утверждению той же Фионы, от моей абсолютной энергии и портал в противоположную сторону вывернется, но не хотелось проверять это утверждение в реальном сражении.

Свечение становилось все ярче и ярче, пока вдруг не сменилось черным провалом. В окружении бешено крутящихся облаков он опустился к земле и застыл на высоте нескольких метров. Ураганный ветер сбивал с ног все вокруг, за исключением нас с Зиной. Мы находились под «каменной пеленой».

«Пора», – подсказала Фиона.

Но я и сам это почувствовал. Шагнул вперед сразу тремя своими сущностями. Время замедлилось.

Разделиться получилось легко: легче, чем тогда, в Батвии, в алтарном зале. Тогда мне потребовалось крайнее волнение, а теперь – спокойно, почти на холодную голову. Я стал одновременно свободным сознанием, астралом и самим собой. Тут же появился резервуар с абсолютной энергией. Мелькнула мысль: «А что случится с окружающим, с людьми по соседству?» Мелькнула и пропала. Из черного провала медленно опускался огромный человек с собачьей головой. Анубис. Точно – это они, демоны, и они в проходе.

Я рукой зачерпнул энергию, размахнулся и… услышал быструю речь Игоря:

– Скатай как снежок, не разбрызгивай попусту!

Не задумываясь, так и сделал. Серый «снежок» попал в Анубиса и легко, как пушинку, втащил его обратно в проход. Следом полетел еще, еще и еще. На четвертом «снежке» проход раздулся в черный шар, сверкнул яркой вспышкой и пропал. Он словно схлопнулся сам в себя, и пошла волна. Пошла по верхним слоям астрала, уходя все дальше и дальше, стремясь к точке создания. Что станет с тем миром, куда вернется «обратка», – представить невозможно.

Тряхануло и местный астрал. Взвизгнули «девочки», видимый астральный мир всколыхнуло зыбучими волнами, покрутило циклонами, и… волнение успокоилось. А откуда-то издалека, постепенно стихая, продолжал доноситься предсмертный вой тысяч демонов. Может, и не тысяч, как я их посчитаю? Но визг стоял знатный. Еще я заметил, как метнулась назад, к пирамидам, сила неизвестного мне формата. Она, видимая лишь свободным сознанием, тянулась из Египта на встречу со своими хозяевам. Не успела.

Обычный земной очевидец, тот же Джеймс Голдсмит, наблюдал этой ночью необычное явление: кратковременную ночную бурю в районе Стонхенджа. Ураганный ветер перевернул несколько автомобилей, сорвал пару крепких крыш, поднял в воздух кучу пыли и мусора. Несколько раз сверкнули далекие молнии. Грома, как ни странно, слышно не было. Неизвестным образом устоял и тысячелетний каменный дольмен, который всегда казался хрупким. «Умели предки строить», – наполнилось гордостью сердце Джеймса.

На минуту посходили с ума все магнитные приборы, глюкнул Интернет по всему миру. Тысячи геймеров с досады разбили мышки, тысячи наблюдателей на метеостанциях, выпучив глаза, бросились звонить своим полярным коллегам: было ли северное сияние? Их собратья, операторы радиотелескопов, поступили более разумно: перезагрузили аппаратуру. Помогло.

В знаменитой Чикагской многоэтажной тюрьме, сразу после ланча, последователи религиозного культа, подследственные по делу о преднамеренном убийстве с целью жертвоприношения, легко собрались вместе в пустой прачечной на десятом этаже. Двое застывших охранников стояли у стены, а на полу спешно рисовалась пентаграмма с символами богов. Жрецов было шестеро.

– Готово, Вики, – сказал, поднимаясь с пола, один из жрецов.

– Ты, – обратился к толстому негру-охраннику Вики Пауэрс, Главный жрец трех чикагских пятерок, – снимай рубашку и ложись на звезду, головой к окну.

Толстяк подчинился. Второй жрец немного поправил его положение. Вики, с недавно взятым на кухне ножом, в предвкушении опустился на одно колено, остальные в томительном ожидании разошлись вокруг пентаграммы. Их сердца пылали надеждой.

Им всем приснились боги. Пообещали, что сегодня к ланчу вернется сила, а сразу после него они сами явятся на землю. «Несите нам жертвы немедленно, – приказал Апоп. – Мы вознаградим тех, кто принесет нам больше! Это будет мерилом вашей усердности и вашей веры, по нему и воздастся вам. Не прячьтесь более, мы идем!»

Но пока приходилось прятаться, сила вернулась жалкими крупицами. Ничего, скоро – первая жертва, за ней вторая, а когда придут боги… дух захватывало и пугало одновременно.

Прочитав длинный речитатив на древнеегипетском, Вики воткнул нож в сердце жертвы. Привычно хлынуло вожделенной силой, блаженство привычно растеклось по телу, но вдруг… в голову вонзился раскаленный прут. Раздался невообразимо дикий вой, в глазах мелькнули образы погибающих в муках богов, боль разрослась до силы сумасшествия, и сознание защитилось – провалилась в живительный омут беспамятства. Перед самым небытием жрец успел почувствовать ноющую пустоту, словно лично у него вырвали часть души.

Очнулся Вики в холодном изоляторе. Лучше бы он умер. Боль в избитом теле меркла перед гнетом невообразимой тоски. В душе зияла пустота. Боги погибли, жить стало незачем. Бывший Главный жрец закрыл глаза и пожелал умереть. Потянулся к силе и направил ее на остановку собственного сердца. Вдруг взвыл и подскочил, не замечая боли: у него есть сила! Она не ушла, боги оставили ее!

– Спасибо, Великий Апоп! – взмолился он, упав на колени.

Упер голову в кафельный пол и продолжил истово молиться, пока не осознал, что молится совсем не Великим богам, а кому-то другому и этого «другого» надо отыскать и это – цель его жизни.

Вики с облегчением улыбнулся. Сила есть, а значит, он легко выйдет отсюда. Соберет жрецов и направит всех на поиски нового бога, который постучался в душу во время молитвы. Уснул Главный жрец с надеждой.

В эту ночь бог-наследник ему не приснился. Жрец не отчаялся, за свою долгую жизнь ждать он научился.

Я продолжал стоять единый в трех лицах. Время замерло.

«Подожди, – внушала мне Мать-Лизия, – ты не доделал дело. Подумай».

А вот это как раз мне давалось с трудом, сказывалось «растроение» личности.

Демоны повержены, что надо?!

– Подумай, Егор, Лизия правильно говорит, – серьезно сказал Игорь.

– Не могу, объясни. Ты умнее, – слова я буквально выплевывал. Бесцельно держать три сознания – задача не из легких.

– Я не умнее, я – это ты. Вижу, как тебе тяжело, но потерпи, успеешь, время практически остановлено. Не мной, говорю это заранее.

– Бог, предположительно Баальзавор, пожертвовал демонами, – быстро продолжил говорить Игорь. – Зачем? Чтобы ты убрался. Что у тебя есть особенного? Правильно, абсолютная энергия. Ты уйдешь, запасы добытой тобой маны кончатся, и что тогда? Новое наступление «серых». Не забывай, он легко найдет других демонов, и сила Смерти, я уверен, скоро вернется к многим жрецам, если это уже не произошло. Опять начнутся жертвоприношения, число «серых» будет неуклонно расти, а почему?

Я промолчал и Игорь продолжил:

– Люди всегда хотели и продолжат мечтать оставаться здоровыми, жить как можно дольше и как можно лучшей жизнью. Стать сильнее и неуязвимее, обрести богатство и власть. Сила Смерти дает это, а другой на Земле просто нет. Понял?

«Я говорила, что случайностей не бывает?» – добавила свою мысль Лизия.

До меня наконец дошло, и я бросился в небо. Сразу стало легко – я обрел новую цель.

Горизонт расширился и плавно закруглился, превратившись в разноцветный глобус. Мой родной мир – планета Земля в данной реальности. Несмотря на ночную сторону, она была очень яркая, словно нарисованная блестящими красками. Голубые океаны, белооблачные циклоны, пустыни, белые шапки гор и многочисленная зелень степей, лесов и джунглей. Снег на большой части Северного полушария. Подо мной Европа. Далеко слева проглядывается восточный берег Американского континента.

Мне нужна «Лизия». Мысль прозвучала, и… то ли я переместился, то ли Земля услужливо повернулась, но подо мной оказались безбрежные снежные поля с бледной зеленью вечнозеленых сосен. Белая нить выходила из снега и неслась в бездонную черноту пространства абсолютно прямым лучом, не истончаясь, игнорируя закон перспективы.

«Я понял, Мать, чего ты хочешь, и знаю, что это нужно сделать», – думал я, зачерпывая из резервуара вязкую энергию. Облепил, как глиной, неожиданно упругую нить силы, сформировал из серой массы цилиндр и с силой отправил его по нити-струне к земле. «Муфта» скользнула вниз и потерялась. Ожидание показалось вечностью, но эффект превзошел все мои ожидания.

Нить силы, складываясь сама в себя, точь-в-точь как телескопическая антенна, ушла к земле, исчезая из космического пространства. Через мгновенье в районе Тунгуски расцвел огромный фонтан. Нити-брызги разошлись во все стороны и упали на землю. В этих местах возникли новые фонтаны. Новые нити-брызги взлетали и падали, порождая и порождая фонтаны, которые постепенно заполоняли собой всю Землю. Это было так красиво, что дух захватывало! Будто цветы распускаются, друг за другом. Каждый свежий бутон пускает отростки и прорастает еще несколькими цветами, и идет наступление…

Через пять минут вся Земля была оплетена нитями с четко видимыми местами силы, где были уже не нити, а толстенные канаты, не тоньше, чем в эгнорских Руинах. Но это оказалось еще не все. Нити устремились ввысь и стали оплетать пространство вокруг планеты, уходя все дальше и дальше, становясь при этом все тоньше и тоньше. Это походило на изображение магнитного поля: ближе к полюсам – плотное, далее, как бы исходя от одного полюса и возвращаясь к другому, туго искривленное, по мере удаления от магнита истончающееся, постепенно сходя на нет. Теперь все.

Для Земли – да, а у меня еще оставались свои нерешенные задачи. Я метнулся одновременно ко всем пяти ученикам, нежно поднял их и перенес в нашу съемную московскую квартиру. Они двигались как сонные мухи, для них смена обстановки произошла практически мгновенно. Я невольно улыбнулся, глядя на их застывшие в недоумении лица. Это они еще не осознали, что теперь они полноценные маги в магическом мире, пусть и недоучки. На секунду задумался и добавил им в астральные книги новых знаний о новых земных реалиях. Еще подумал и вставил курс мастера меча. Пусть учат. Не им самим, так будущим магам обязательно пригодится. Зине добавил отдельное личное сообщение.

Теперь точно пора. Миг, и я около Эгнора. Не менее красивый, не менее родной мир, только далекий. Непонятная блокирующая сила никуда не делась, не давала подлететь к планете близко.

«Я буду ждать тебя», – донеслась далекая мысль Земли-Лизии, и я почувствовал, как она пропала из моей сущности.

Я все еще в трех ипостасях? Действительно, совсем забыл об этом и свободно держусь в таком состоянии. Появился испуг: «Смогу ли я вернуться к нормальной жизни?» – и услышал ответ:

– Сможешь, не переживай, – раздался спокойный голос Игоря. – Подлетай к своему Комесу.

Я словно очнулся, выйдя из тупого состояния, в котором, ошеломленный, пребывал все время после того, как сделал Землю магической. Через секунду я завис над знакомой грядой низких зеленых гор с редкими белыми вершинами. Лето. Где-то там – небольшая долинка, мой Комес… Лиза, сын, баронство. Как я соскучился! Сердце защемило, зубы свело от нетерпения, и я лихорадочно зачерпнул последнюю горсть энергии.

– Подожди секундочку, дай насладиться моим миром, – грустно сказал Игорь.

Я опомнился. Мне стало немного стыдно.

– Да, извини, я так и не смог до тебя достучаться.

– Ничего, я все понимаю. Там, в той постоянной эйфории, я тоже вел себя как последний кретин. Это ты меня извини.

Помолчали, думая каждый о своем.

– Обрати внимание, эгнорские нити не расходятся в пространство, как теперь земные, а закручиваются назад. Словно упираются в стену и возвращаются, – заметил Игорь.

– Точно! Даже не в стену, а в зеркало, раз отражаются. Это явно искусственно сделано.

– Несомненно! И я боюсь даже подумать кем.

– Ясно кем! – ответил я, чувствуя необыкновенную легкость. – Богом с большой буквы, как угодно его назови. Ах да, я забыл, что ты атеист.

Игорь, или как его там, на эту шутку не отреагировал.

– А ты не боишься, что взвалил на себя слишком много? – вдруг поинтересовался он, будто сам не подсказывал, как мне поступить.

– В смысле? – Мне рассуждать не хотелось.

– Ты понял, о чем я. Что, если земная цивилизация закончится, как моя? Об этом ты не подумал?

– Подумал, и ты об этом знаешь, – ответил я легкомысленно. – Если сильно заиграемся в могущество, как вы, то, несомненно, так и закончится, если не хуже. Согласись, у нас изначальная точка выше вашей. Я имею в виду развитие науки. Но это когда будет! А пока мы реально закроемся от всех богов, которые точат зубы на Землю. И что они раньше тянули? – в конце все же пришлось задуматься серьезно.

– Смотри, мир – твой, – печально вздохнул Игорь. – И не тянули, а нападали. Тогда наши, эгнорцы, помогли отбиться…

– Наверное, – согласился я. – И да, мир – мой. Уже посмотрел, уже не исправишь…

Снова помолчали, купаясь в волнах тихой грусти.

– Слушай, а у вас долго анархия была? Ну, после открытия магии, – поинтересовался я, представляя, что же скоро на Земле начнется. И был тому не рад.

– Ага, забеспокоился! Историки уклончиво об этом пишут, но особой анархии не было. Ману у нас чувствовали давно, просто не знали, что это такое и как подступиться. Даже шептуны не могли разгуляться – с конвертацией были проблемы. А потом… дураков с магией вначале было мало. Это же учиться надо, осваивать, заклинания составлять. Но потом появились. Да разберетесь, не переживай! У твоих учеников огромная фора! – подбодрил он меня.

И я согласился: какого лешего вздыхаю, надо быть оптимистом! Никакой катастрофы нет – на Земле все работает как прежде. Катаклизм, слава мне и богу, не наступил, а магия станет проявляться постепенно. С тех же шептунов, в которые переквалифицируются некоторые нынешние экстрасенсы и прочие уфологи, и начнется. И мои ребятки знаний наберутся, проявят себя, и к ним другие потянутся. Все не так уж и плохо! Еще некоторое время подождал, из вежливости, кашлянул и спросил:

– Ну что, налюбовался?

– Да, Эгнор красив. Знаешь, я раньше никогда не смотрел на него с орбиты, а у нас были такие экскурсии, чтобы воочию полюбоваться. И многие не смотрели, мало было желающих. Всех устраивали инфотерминалы. И если честно, то там действительно впечатлений получаешь гораздо больше. Но сейчас я понял, что они были искусственными. Нет, я это знал, конечно, как любой образованный человек, но не думал, что насколько искусственными. Это… не передать…

– Ничего, потом с мыслями соберешься. Полюбуешься еще. Я не раз буду мотаться туда-сюда.

– Ого! И уже знаешь, как именно? – спросил Игорь насмешливо.

– Элементарно! Перейду в три ипостаси, пробью стенку и шагну.

– Во-первых, неизвестно, удастся ли тебе растрои́ться без четкой задачи, направленной на что-то глобальное, а твое эгоистическое желание трудно назвать чем-либо подобным. Во-вторых, куда будешь бросать свой «снежок»? В белый свет? До этого кидал исключительно в конкретную цель. В-третьих, Эгнор – не Земля, астральные возмущения заметят сразу, а магов, имеющих власть, которые гораздо сильнее тебя, – полно. Оно тебе надо, привлекать их внимание раз за разом? Перестроить телепорт – отпадает, ты воочию убедился в стене вокруг мира. Ничто тебя из сказанного не смущает?

Смущает? Надежду убивает! Так вернее. Ну, почти. Не может не быть выхода, я чувствую!

– Правильно чувствуешь. Я опытный оператор, пусть не такой талантливый… не спорь! Я знаю, что говорю, это не лесть. Но в пси-поле я соображаю гораздо лучше тебя. Смотри, вон одинокая ниточка к стене подходит и отражается, видишь? Во-он там. – В ту сторону протянулась зеленая стрелка.

Заметил. Единичная нить – редкость, со всех сторон мана подходит пучками.

– Эту твою энергию можно не просто руками мять, но и вкладывать в нее код. Почувствовал? Попробуй вытянуть ее длинным щупом, а на конце земными рунами написать имя любой стихии. И соответствующую руну-конвертер не забудь.

Я сделал это не задумываясь. Вытянул податливую как пластилин абсолютную энергию в подобие копья, выдавил на конце земными рунами: «Земля» – и добавил базовую руну стихии Земли, она же – конвертер.

– Сделал, что дальше? – Я доверился древнему магу абсолютно.

– Попади этим копьем в точку касания нити и стены.

Без проблем. Копье слушалось моей мысли. Мелькнуло серым росчерком и скрылось в стороне касания нити.

– Попал. Что-то не видно последствий. Что дальше?

– Ты не видишь, а я знаю. Там, на блокировочной стене, сейчас сидит мана Земли и ждет, когда ее позовут. Напишешь в астрале имя, активируешь его, и тебя притянет к метке. Стеночка окажется пробитой, и ты в нее провалишься без всяких астральных возмущений. Стой! – остановил он мою писанину. – Потом ты, объединившись из трех сущностей, полетишь вниз. Строй портал, ты в этом поднаторел. Метку за́мка, как только появится нормальный астрал, вызовешь легко, силы от той нити, которая подходит к стене, и маны из твоего рюкзачка с графитом на создание портала хватит. Риск есть, но он оправдан.

– Да уж, – вырвалось у меня, – хотя… не убьюсь! Вызову кучу «воздушных подушек» на крайний случай и в «каменную пелену» оденусь.

– Думаю, это не понадобится, – серьезно успокоил меня Игорь. – Слушай дальше, пока я с тобой. Обратный проход будет двухэтапный: пишешь имя, активируешь – тебя притягивает к стене и уже от нее строишь портал к Земле. Запомни эти руны. – Передо мной вспыхнула строчка из пяти древнеэгнорских рун. – Добавишь к портальной строчке из стихии Земли, представишь земную метку – и вперед. Не все же тебе абсолютной энергией бросаться, тем более неизвестно еще, сможешь ли до нее дотянуться… ну, ты знаешь насчет растроения. Да, накопителя побольше бери, рутиния, разумеется.

– Сколько?

– А я знаю? Килограмм десять примерно, не ошибешься. На крайний случай придется изгаляться и свою энергию добывать – кровь из носу.

– Успокоил! Ладно, спасибо, Игорь… Я пошел?

– А ты разве не хочешь узнать о нашей магии? Я расскажу, – сказал он с нескрываемой иронией.

– Нет уж, – засмеялся я, – я как-нибудь сам. Кстати, почему имя-метку послали именно к одинокой нити, а не к пучку? И как притянутая стихия одного вида сможет пробить стену?

– А ты говоришь: «Сам, сам!..» – усмехнулся он. – Не забывай, я занимался блокировкой пси-поля и знаю об этом многое. В двух словах: метка не разрушится соседними нитями – раз; ты для стены в месте крепления метки станешь простым материальным телом без магии, метеором, если хочешь, которые спокойно сквозь нее проникают, – два. Да, чуть не забыл! Сразу, когда станешь единым, закройся «каменной пеленой» как коконом. Воздуха вокруг практически нет, хоть немного успеешь сохранить тот, что с тобой на Земле зацепился. До поверхности дотянешь, здоровьем ты не обделен.

– Еще раз спасибо. Теперь можно идти?

– Пока. Надеюсь, встретимся. Только, пожалуйста, не в экстремальной обстановке!

Я вывалился из портала на заднем дворе своего замковогоособняка и жадно втянул в себя живительный воздух. Он пах зеленью, цветами, сыростью недавнего дождя и еще совершенно непередаваемым букетом, но главное, он пах домом! Лег поудобнее на бок и закрыл глаза, пытаясь унять разбушевавшееся сердце. Оно трепетало не столько от недостатка кислорода, сколько от радости.

«Я – дома, я – дома», – крутилось в голове заезженной пластинкой, ни капли не раздражая.

По своей обычной дурости я потерял драгоценные секунды во время падения. Решил, видите ли, устроить сюрприз и попытался открыть портал в Офис. Не открылся! Защищен он оказался, сволочь.

«Вот тебе активное плетение, вот тебе метка вашей комнаты в замке, – заорала Фиона. – Быстрее давай разрешение на открытие портала!»

«Нет, – твердо ответил я, – там может быть малыш, – и сам передвинул метку в задний двор. – Вот теперь – вперед!»

Сказал – и дал свою волю на открытие. Силы из рюкзака хватило с избытком.

Я лежал с блаженной улыбкой и «пропитывался» Эгнором. Сквозь закрытые веки видел бегущие ко мне ауры. Агна. Агнар, привычно маскирующийся под двустихийника. Лиза – то же самое. Но самое интересное она несла на руках. Маленькая теплая аура сына. Душу затопила нежность…

(обратно)

Эпилог

Пимена сидела в столовой дома Лионы и пила вкуснейшую, ароматнейшую цурку^[149], заваренную хозяйкой собственноручно. На белоснежной скатерти с вышитыми лично хозяйкой цветочками красовались вазы с домашней выпечкой и другими сластями. Лиона расположилась напротив и рассеянно смотрела в книгу с очередным романом. Книг в ее библиотеке, натасканных Пименой со всех миров, было не счесть. Графиня недавно в очередной раз поссорилась с эльфом и пребывала в расстроенных чувствах. Хвала Создателю, эти глубоко личные переживания слабо отражались на самочувствии самой богини.

Эльф был единственной полноценной душой, которую Пимена поглотила вполне осознанно, со знанием дела. Да какая она полноценная? Эльф есть эльф, большей частью магическое создание; откуда в нем частичка Создателя? Но сама его личность была крайне интересной.

Какой-то там благородный, чуть ли не царских кровей юноша задумал поиграть в революцию. Кровным ритуалом отрекся от своих богов и возглавил восстание. В одном из сражений погиб. Душа осталась «бесхозной».

Пимена успела. За той душой вообще-то никто особо и не охотился, в ней праны почти не было и на вкус – так себе. Но ей, звездорожденной, все это было не важно. Она не нуждалась в пране так остро, как другие боги. Да что там! Не нуждалась совсем и вкуса почти не ощущала. Для Лионы постаралась, чтобы ей жилось не так одиноко. Вскоре богиня о своей доброте пожалела, но сейчас речь не об этом.

– Лионочка, брось эту муть, – это про роман. – И не переживай ты так, все равно скоро помиритесь. Ты же знаешь, мне тоже тяжело.

– Извини, Пименочка, – вздохнула Лиона и отложила книгу. – Он у меня дождется, выкину отсюда, – проворчала она и крикнула во все горло: – Слышишь, дождешься!

В ответ – тишина. Пимена криво улыбнулась.

– Расскажи мне лучше историю про Егора, это тебя отвлечет, – богиня отставила чашку, уперла в стол локотки и умильно положила подбородок на изящные кулачки. Точь-в-точь любопытная девочка, лупающая глазками.

– Я уже сто раз рассказывала! – недовольно воскликнула Лиона, но, как всегда, согласилась.

Ей было приятно вспоминать последние события своей свободной жизни. Немного досадно, но все равно желанно. Села поудобнее и приступила к повествованию. Она знала, что Егор выжил, и не только из рассказа богини. Агнар каким-то образом дал понять, что Егор вернулся. Каким именно – графиня разобраться до сих пор не могла, как ни пыталась.

Пимена с деланым безразличием слушала очень внимательно, задавала уточняющие вопросы. В свою бытность стихией Разума в плену у Лионы она плохо воспринимала окружающее, смутно помнила те события и теперь восполняла упущенные факты. Слушала и никак не могла понять, не могла разгадать этот феномен. Обычный человек, чуть необычный маг, но натворил такое, что в голове не укладывается! Не многим богам такое по силам. Есть явное влияние Создателя, но в чем?! Одна победа над Вартарааром чего стоит… Правда, это случилось в закрытом мире, где аватары резко слабеют, и по большому счету это не выходило за уровень очень сильного мага с мощным амулетом. Но что произошло на Земле! Она никому не рассказывала о своем наблюдении, тем более – Лионе.

За тем заштатным мирком Пимена осталась приглядывать из чистого любопытства. Мир как мир, не магический. Никому не принадлежит, но какой-то божок пытается прибрать его к рукам. Тихой сапой, аккуратно. Странно, что раньше на него никто не покусился. Душ – миллиарды, магии нет – почему бы не забрать себе? Понятно, что магические миры «вкуснее», но в то же время они опаснее и труднее: можно отпор получить и чудесами аборигенов не запугаешь. А тут… удивительно! Может, у них в домене есть какое-то внутреннее соглашение, может, разыгрывают между собой или воюют за него, кто знает. Поэтому и божок скрывается.

Когда накрылся проход из какого-то нижнего мира, Пимена злорадствовала. Пожадничали демоны, медленно строили – вот и результат. И божок их – жмот, силой не поделился, так что так ему и надо! Но потом, говоря человеческим языком, у нее глаза повылазили: мир вдруг стал магическим! И рядом с этим событием, как и рядом с закрытием прохода из одного нижнего мира, недвусмысленно светилась метка Егора. Не сильного бога первого поколения, а человека! Причем ни одна вероятность не была изменена, что говорило о влиянии самого Создателя.

С этого мгновенья богиня стала относиться к своей пленнице вдвойне осторожно. Нашла ей собеседника. Не бог весть какого, но какой уж попался. А то если Лиона пожалуется, и если Егор вздумает спасти свою соратницу из «рабства», то… может, самой вернуть ее? Извернуться как-нибудь, постараться. Надо это серьезно обдумать. Создатель однозначно на стороне этого странного Егора.

(обратно) (обратно)

Алексей Селецкий КОГДА НАСТУПИТ НОЧЬ Сериал «Древняя кровь»

ГЛАВА 1

Землю давно затопили густые летние сумерки, но на верхушках облачных башен еще мягко дотлевали искорки заката. Где-то у горизонта перемигивались зарницы дальней грозы, красновато вычерчивались силуэты туч, но грома слышно не было. Журчала вода, орали лягушки, занудили комары – самые обычные звуки встречающей ночь дикой природы. Но басовитый рокот все-таки пробился сквозь них – медленно нарастающий, мерный, явно непохожий на гром. Под облаками разворачивался взлетевший с военного аэродрома «Ил», свистел турбинами, брал курс на юг, уходил в подоблачную темноту.

Из густой травы за пульсирующим красным огоньком следил человек в потертой куртке, заляпанной зелеными и коричневыми пятнами камуфляжа. Даже на таком расстоянии он мог бы рассказать о чувствах и мыслях тех, кто уносился ввысь и вдаль в толстом дюралевом брюхе. Полсотни, не меньше, молодых ребят летели на встречу с войной – для большинства первой, для кого-то, не дай Бог, и последней, об этом они тоже думали и не скрывали своих чувств. Александр чувствовал их волнение и испуг, страх перед неизвестностью. Это явно не ветераны-омоновцы, летящие в очередную «командировку».

«А вот интересно, у „бородатых“ такие способности есть или нет? – подумалось вдруг. – Есть, наверное, что-то свое, хорошо хоть не занялись этим… Вот тогда бы мы красным умылись по маковку. И так-то хватило…» Ночное небо ушло куда-то в сторону, вместо сумерек в памяти всплыло бешеное горное солнце.

… В узкой тени остатка стены недавно разрушенного дома сидели серо-желтые от пыли люди и жадно глотали горячий воздух. Воздуха не хватало на всех, ребра пытались прорвать выгоревшее «хэбэ», скинуть бронежилет вместе со всеми магазинами и гранатами, открыть белесому небу судорожно всхлипывающие легкие – дышать, дышать!.. Даже для тренированного, но родившегося на равнине молодого парня высокогорье – не лучшее место для забега на сто метров. Бежать пришлось гораздо дальше, причем не по прямой. Пулеметчику со склона горы их прыжки и зигзаги могли бы показаться забавными, но не попал ведь! Это сейчас главное. А легкие успокоятся, им не впервой.

Первым отдышался невысокий узкоглазый крепыш, перепоясанный поверх бронежилета длинной пулеметной лентой.

– Ну что, влипли, – все-таки пришлось прерваться на вдох, – или еще нет? И откуда он,…такая, долбит?!

Остальные прислушались. Пулемет молчал, но незаметно выбраться из-за стены явно не удалось бы.

– Не разводи пар, Миша, и без того дышать трудно. Не привык еще? – откликнулся кто-то от другого края стены.

– Тихо вы, дайте командиру подумать.

Все замолчали. Командир сидел, закрыв глаза, дышал спокойно и размеренно, словно решил вздремнуть в свободную минутку. На загоревшем до кирпичного цвета лице выделялись два белесых шрама. Молчание затягивалось. Минута, другая, третья… Разведчики начали беспокоиться. Александр, сидевший ближе всех, дотянулся до скрытого брезентом плеча и слегка потряс:

– Товарищ капитан, вы не ранены?

– Нет, все нормально. – Командир так и не приоткрыл глаза. – Кулиев, надень на ствол каску и подними над стеной. Только сам вслед за ней не сунься.

Крепыш с пулеметными лентами снял с головы горячий стальной колпак в матерчатом чехле, аккуратно приладил к стволу своего пулемета, оглянулся на капитана – тот все так же сидел с закрытыми глазами, – и приподнял оружие. Над головами звонко продолбило, посыпалась каменная крошка, солдат убрал каску.

– Этот сойдет, – в голосе капитана слышалось такое удовольствие, словно он выбрал спелый арбуз в груде безнадежно зеленых. – А теперь по моей команде то же самое, но еще одну каску сбоку, из-за угла.

Разведчики насторожились. Мало им пулеметчика, так еще…

– Готовы? Товсь… давай!

Долбящая струя свинца и стали, и почти не различимый в грохоте одинокий выстрел. Каска со звоном летит в пыль – та, что высунулась из-за угла.

– Так, нормально. – Капитан открыл глаза. – Больше сюрпризов не будет. Саша, подствольник заряжен? Сядь на корточки лицом к стене. По команде поднимешься, двести перед тобой и чуть слева на склоне дерево, под ним куст – бей туда, добавишь автоматом. Кулиев, твоя цель – влево вперед четыреста, над лощинкой обломок скалы, постарайся накрыть обе стороны, бей длинной с рассеиванием. Главное, чтобы не высунулся. Остальные – выпрыгиваем влево. Дальше и чуть вниз – сарай, за ним под кустами канава, нам туда. На бегу огонь по лощине слева. Всем ясно? К бою… вперед!!!

Александр вскочил, бесконечно длинную долю секунды искал взглядом дерево и наконец выстрелил. Одновременно с мощным хлопком гранатомета рядом зарокотал «пэкаэм» Мишки.

Смотреть, где тот булыжник и лощинка и накрыл ли их пулемет, было некогда: главное – поймать на пляшущую мушку куст и удерживать трясущийся автомат, чтобы не вело в сторону. Граната взорвалась чуть дальше, чем надо бы, а перезаряжать нет времени…

Кулиев, как потом оказалось, зацепил-таки снайпера, разбил и винтовку и прицел, но то ли стрелок уполз, оставив бурые пятна, то ли его утащили. Пулеметчик лежал в окопчике между кустом и деревом, уткнув заросшее черной бородой лицо в самодельный приклад. Спина была пробита осколками гранаты, несколько пуль попали в плечо. В лощине нашли еще два трупа, из-под маскировочных курток виднелись черные рубашки. Судя по следам, были и другие, и их нужно было опять гнать по горам, пока они не бросят оружие или точно так же не упадут на землю, которую не поделили два братских советских народа…

Уже внизу Александр подошел к командиру и задал вопрос, на который пыталась себе ответить вся разведгруппа:

– Товарищ капитан, как вам удалось их тогда засечь? Пулеметчика – ладно, он по нам стрелял, а снайпера? Чутье?

– Чутье, – совершенно серьезно ответил капитан, затягиваясь «беломориной». – Ты, кстати, их тоже мог бы почувствовать. Только опыт нужен, ну и чуть-чуть умения.

– А это сложно? Товарищ капитан, а других вы этому научить можете?!

– Не могу, Саша, не могу. Может быть, научишься сам, а может, тебя научат. Другому чему – могу, но и то не всех. Кулиева, например, и учить не стоит, не получится у него – по крайней мере, я не научу. Другие, может, и смогли бы. -

В голосе командира послышалась не то печаль, не то зависть.

* * *

…Кавказские горы растаяли в российских сумерках. Точнее, в ночи – пока Александр бродил по прошлому, «транспортник» исчез за облаками, да и на самих облаках вместо заката заблестел лунный свет.

Капитан действительно кое-чему научил сержанта-разведчика. Потом эта наука пригодилась не раз и не два – и в горах, и «на гражданке». И в другом оказался прав – позже нашлись те, кто научил еще большему.

Александр улыбнулся, вспомнив первую встречу. Эффектно, ничего не скажешь: ночью, на лошадях… Поездка по городу верхом, ноющие с непривычки ноги, романтика! Впрочем, теперь он и сам в такой ситуации предпочел бы коня, а не «Мерседес». Тем более, что через узкие проулочки между домишками прошлого века «крутая тачка» попросту не пролезет, а мотоцикл разбудит всех окрестных старушек…

* * *

В сенях было темно и пахло мышами. Тонкая полоска света обозначила контур двери, лучик выбивался из замочной скважины, подсвечивал ручку. После сегодняшних приключений, сильно напоминавших голливудскую постановку в исполнении деревенской самодеятельности, за дверью вполне можно было увидеть хоть дубовый стол с древними фолиантами и филином, восседающим на человеческом черепе, хоть прокуренную комнату с десятком хмурых и небритых, некогда интеллигентных личностей, с «калашниковым» на раскладушке и бутылками по углам.

Помещение приятно удивило. Книги на полках вполне современные, половина названий и авторов знакома, на старом резном столе – новенький компьютер, на подоконнике – самовар… увы, не старинный, а электрический. Вместо бородатого старца – мужчина лет пятидесяти, оторвавшийся от клавиатуры только через несколько секунд после появления гостя.

– Приехал-таки? Ну заходи, Саша, заходи, не стой на пороге. Не удивляйся, что сразу на «ты», можешь точно так же и по имени – Олег, и все. Да ты заходи, присаживайся, разговор долгий.

Сначала Александр никак не мог понять, что его настораживает в этом радушном хозяине. Мужик как мужик, глядит спокойно, лицо чуть морщинистое, обветренное, усы подстрижены, как у одного отставного политика-генерала, и такая же шевелюра с густой проседью. Лицо нормальное, одежда нормальная, только вот человек какой-то не такой. И почему-то вспоминается бывший командир.

– Что-то беспокоит? Ну так задавай вопросы, ты ведь именно для этого сюда приехал. Да садись ты! Чаю хочешь?

Назвавшийся Олегом шагнул к самовару, и тут до Александра дошло. Человек в комнате был, и в то же время его не было!

То есть и пол под ногами скрипел, и тень на стену падала, и обои через него не просвечивали – а все-таки не чувствовалось, что рядом есть живой человек. Александр попробовал посмотреть «внутренним зрением», которому в свое время научился у капитана – нет человека! Самовар горячий есть, вода из него в чашку льется, а человека рядом глаза видят, а безошибочное до этого чутье – нет. Дела-а-а…

Хозяин обернулся, поймал удивленный взгляд. Нахмурился, не понимая, и вдруг рассмеялся.

– Ах, вот в чем дело! – Александр даже отшатнулся – настолько внезапным было «появление». – Не знал, если честно, что ты это так воспринимаешь. Люди обычно не реагируют.

Вопросов стало еще больше, и далеко не все – приятные. Если «люди» – отдельно, то кто перед ним? И за кого здесь принимают его, Александра?

Олег вздохнул. Похоже, умел читать мысли. Впрочем, не исключено и то, что у приходящих сюда впервые людей (или нелюдей?) мысли не отличались разнообразием. «Сейчас он начнет мне задвигать про избранную расу, какое-нибудь предначертание или пришельцев», – подумал Александр. С сектантами и просто обчитавшимися всего подряд полусумасшедшими сталкиваться приходилось, но в сочетании с только что продемонстрированными способностями и, в конце концов, разъезжающими по ночному городу всадниками – впервые. От мистики и людей, организованно ею занимающихся, хорошего обычно бывало мало. Впрочем, на очередное «Белое Братство» тоже не слишком похоже.

– Саша, давай договоримся: я тебя не прошу верить, а ты не удивляешься и не считаешь меня психопатом. Просто представь себе, что мы обсуждаем одну интересную теорию. Что ты слышал о древнем народе? Не о скифах или сарматах, а о тех, кого так и называли – Древний Народ?

* * *

После того разговора мир стал намного сложнее. Не оказалось избранной расы, оказалась просто другая. Древняя. Обладавшая не совсем обычными для человека свойствами. Растворившаяся в европейских (и не только) народах. Собирающая своих по капле – капле того, что сами они называли Древней Кровью. Отличающая «своих» по смутным, иногда ошибочным признакам: дремлющим и неожиданно раскрывающимся способностям, незаметным для посторонних чертам лица… Олегу пришлось чуть ли не по потолку ходить, доказывая свою правоту. В конце концов опытный в беседах мудрец Древних чисто по-человечески махнул на все рукой и отправил оппонента спать в соседнюю комнату – наутро обоим на работу идти. Предложил заглянуть в субботу, если возникнут новые вопросы и желание воспринимать ответы.

Вопросы возникли раньше, но Александр, как ни бился, не мог найти дом. Маршрут запомнил, ориентиры совпадали – например, нависающая над дорогой газовая труба, об которую чуть не расшиб голову, проезжая верхом. Даже следы копыт отыскались – а вот дома не было. Не знали никакого Олега и вообще кого-то похожего и старушки на лавочках, поначалу принявшие рыскающего и высматривающего молодца в пятнистой куртке за бандита или воровского «наводчика». Впрочем, после предъявления «книжечки» с фотографией (пропуска в НИИ, но этого бабушки явно не разглядели) отношение явно переменилось, и Александр узнал много интересного – от сведений о соседях, сдающих квартиру подозрительного вида «кавказцам», до цен на самогон. Вот только Олега все равно никто не мог припомнить. Это пахло откровенной чертовщиной и добавило вопросов, а также уважения к своему новому знакомому.

В субботу на том же самом месте дом оказался. Причем рядом с лавочкой, на которой сидели старушки, приветливо кивнувшие «следователю» и тут же зашептавшиеся за его спиной. Оставалось только предположить, что в молодости (да и сейчас по случаю) старушки отправлялись на Лысую гору в компании с Древними.

Олег стоял на пороге и добродушно усмехался.

– Заходи… разведчик. Вот когда окончательно станешь одним из нас – найдешь в любое время. А на старушек не косись – они просто смотрят, но не видят. В старину на Руси это называлось «отвод глаз». Вот отсюда и легенды о невидимых дворцах и прочем. А на самом-то деле все довольно просто, сам научишься. Если захочешь, конечно.

Разговор вернулся к тому же, на чем закончился:

– А для чего вам именно я, если и кровь у меня не самая чистая, и способностей не намного больше?

Олег помрачнел, помолчал немного, словно раздумывал, говорить или нет. Потом решился.

– Потому что ты умеешь то, что не умею, например, я. А может, и умею, но хуже. Этого умения когда-то Древним и не хватило – может быть, к счастью. Но сейчас, Саша, оно нужно больше, чем знание традиций или целительство. Я не сказал тебе прошлый раз…

Александр напрягся. Знакомое предчувствие – словно ствол в спину. Кажется, он догадался, какого человеческого умения не хватало Древним. Спросил одними глазами, но Олег понял.

– Да. Война. Нам нужны воины – не солдаты, не пушечное

мясо, но все-таки те, кто может…

– Людей?!

– Ты же видишь, обычным людям мы можем просто внушить, что нас нет. Хуже, Саша. Нас самих. Точнее, таких же, как мы… и не только. У нас всегда были свои, не слишком известные людям враги. Впрочем, и с людьми они обычно не церемонились, даже с теми, кто им помогал. И сейчас, похоже, наших сил не хватит – по крайней мере тех из нас, кто не надеется остаться в стороне.

Слова, слова… сколько есть на свете хороших и нужных слов, особенно если надо уговорить кого-то кинуться на злобного врага.

– Однажды наш взвод обстреляли из той же деревни, откуда за неделю до этого мы вывозили больных детей и женщин. Оказалось, пришли бородатые «агитаторы» и рассказали, что на самом-то деле всех увезенных злые русские солдаты отправили в Россию то ли как заложников, то ли вообще для опытов… Не обижайся, Олег, но я навоевался на всю оставшуюся жизнь. И надеюсь, что все-таки отвоевался. К тому же – за кого или против кого мне воевать? На чьей стороне? Кто из вас Темный, кто Светлый? – уж извини, но к первым не хочется, а в Светлые Витязи не гожусь. Грешен, понимаешь ли…

Собеседник неожиданно улыбнулся, попытался бороться с улыбкой – но проиграл и расхохотался во все горло. Отдышался он только через пару минут.

– Н-ну, Александр, от тебя-то не ожидал. Ну ладно юноши бледные с глазами горящими, для них раз Древний Народ – так эльфы, Вечная Битва Света и Тьмы… Тоже начитался?!! Нашел святых и безгрешных… Ты своего командира помнишь?

Вопросы взвились в голове и разлетелись. Остался только один, и Олег кивнул в ответ.

Через пару месяцев Александр поехал в соседнюю область. Деревня, которую ему указали, оказалась самой обычной – не горсткой затерянных в лесу срубов и не покинутой людьми грудой развалин. Серебристая башня водокачки, стадо коров, грохочущий по улице «Кировец»… Постучал в окошко нужного дома. Никого. Толкнул калитку – та с пронзительным визгом распахнулась. Из-за дома выглянул седой старик:

– Кого надо?

– Николай Иванович здесь живет?

– Здесь, здесь, где ж мне еще жить. Заходи, не стой на пороге, – старик подошел к Александру. Всосал табачный дым из короткой трубки, оглядел гостя с головы до ног. – Откуда приехал-то?

– Из Желтогорска, я должен…

– Олег, значит, прислал, – не столько спросил, сколько подтвердил дед и снова приложился к чубуку. – Небось в воины тебя готовит? Зря это он, ну да ладно. Буду учить… если все выдержишь. Городской или деревенский?

– Городской.

– Эт хуже. Ну, тогда пошли на первый урок. Скидай свой мешок, во-он там под сараем лопата. Как тебя звать? Фамилия мне пока без разницы, только имя.

– Александр.

– Шурик, значит. А меня зови Иванычем, вся деревня так. Ну, пошли, Шурик, на огород. Яблоки любишь?

На кого угодно был похож этот старик, только не на могучего и мудрого наставника воинов Древнего Народа. По крайней мере такого, каким себе представлял будущего Учителя сам Александр. По рассказам Олега выходило, что этот Иваныч мог бы при желании раскидать пяток бывших разведчиков или навсегда упокоить хоть графа Дракулу, хоть Фредди Крюгера – даже обоих сразу. «Внутреннее зрение» показывало самого обычного деревенского старика – аура не исчезала, как у Олега, и не светилась ровно и ярко, как у виденных до этого воинов Древних…

Иваныч с кряхтением прошел вперед, наклонился за лопатой. Внезапно, без всякого предупреждения или хоть разворота, кинул ее в сторону Александра – тот едва успел перехватить.

– Молодец, Шурик, – из-под седых бровей сверкнули озорные глаза. – Небось, в десанте служил или еще где?… А простым казаться – это посложнее, чем исчезать. Еще сложнее простым быть, но этому я тебя не научу. Чему другому – посмотрим. Наша Кровь в тебе хороша, да и сам ты ей помог. Думаю, и обучишься, и испытания пройдешь. Будет у Олега в кругу новый воин. Пошли, в земле-матушке покопаешься. Заодно расскажешь, что на душе накипело. Честно говори, не бойся, не обидишь. У нас друг от друга не таятся – сам увидишь, почему. А прежде всего расскажи, чем тебе наш народ не нравится.

Александр опешил. Об этом он никому… даже себе… Иваныч расхохотался:

– Эх, молодежь!.. Все-то вы у нас особенные, все, что с вами, то впервые в мире! Думаешь, кому-то из нас легко поначалу было? Выйди на улицу, любую бабу спроси, как легко рожать – так то младенца! А ты самого себя, считай, заново рожаешь, взрослого, со своей готовой душой. Мало кто сейчас Древним рождается, все больше становятся. Может, оно и неправильно, но что ж делать? Пошли, а то стемнеет скоро.

* * *

Обучение он прошел и испытания выдержал, но в Воинское Братство вступить отказался. Не стал настоящим Древним. Не остался обычным человеком. Одиночка. Так даже было удобнее – до тех пор, пока в душу не вгрызалась непонятная тоска.

И сейчас он тоже был один, никого вокруг. За грядой дальних холмов светилось зарево города, с разных сторон перемигивались огоньки деревень и дачных поселков – до ближайших было несколько километров. Сюда Александр приезжал расслабиться, отдохнуть от своей двойной (или даже тройной) жизни. Хоть немного побыть с самим собой – ну, и с природой.

Этого ему не хватало ни на Юге, ни в городе – степь с ковылем и полынью, деревья вдоль реки и птичий хор в ветвях на рассвете. Говорили, что у каждого Древнего должно быть

свое место, чистое во всех отношениях и спокойное – что ж, вполне возможно, именно «свое» он здесь и нашел. А может быть, просто хотел отдохнуть по-человечески. Здесь всегда было спокойно.

Но не сегодня. Почему-то нормального отдыха не получалось. Переливы грозового пламени на горизонте… они всегда завораживали. Трава, деревья, животные – все вокруг спокойны, не нужно быть Древним, чтобы это понять. На всякий случай проверил «защитную сеть», оберегающую от незримого вмешательства – мало ли что, всякого успел насмотреться и наслушаться. Все чисто. Листья шелестят, комары пищат, лягушки надрываются – что же не так?

Все-таки гроза! Эх-мать, хваленый разведчик с хваленой же наблюдательностью, глаза и уши хоть армии, хоть Древнего народа! Только сейчас дошло.

Второй час нагромождение облаков плавно ползло к востоку, но пару минут назад словно взбесилось. Не проходило и пяти секунд – и черные глыбы на миг вырисовывались на фоне зарева, умиравшего в судорогах, чтобы через несколько мгновений вспыхнуть вновь. Лихорадочно метались километровые столбы пламени – ослепляя бело-голубым из-под туч, просвечивая зловеще-багровым – и все это без гула и ударов, сосредоточено и молчаливо…

Никогда не боялся грозы, а вот теперь захотелось отвернуться, спрятаться, не видеть этого мрачного буйства. От мерцающих громад шли холодные колючие волны, извивающиеся огненные удавы гипнотизировали, притягивали взгляд… Неладно тут что-то. Нервишки не из слабых, да и для дрожи вроде бы причин нет – на таком-то расстоянии,

что и гром не доходит. А страх все накатывал и накатывал, словно ледяной прибой.

Минута, другая, пять, десять… Ну-ка, стой! Почему это они бьют в одну точку?!! Впрочем, «точка» может быть чуть ли не полкилометра диаметром, точнее отсюда не определишь, но все-таки: тучи уползают – а вот место, к которому они тянут свои жгучие щупальца, остается прежним. Словно небо решило выжечь дотла в чем-то провинившийся кусок земли. Или что-то высасывает из туч этот огонь…

Александр попробовал мысленно сосредоточиться на месте, выбранном мишенью для грозы. По спине ударило холодом и жутью, по глазам – как ледяной плетью! Отблески зарева превратились в гневный взгляд, высматривающий наглеца – сейчас одно из огненных щупалец метнется сюда, дотянется, испепелит. Уже чувствовалась нарастающая мощь, вот-вот она прорвется… Врешь, не возьмешь! Сил не хватит, далеко!

Кто-то на горизонте словно понял то же самое, и огненный взгляд отступил.

…Разведчик медленно приходил в себя. Однако! Или ему пора к психиатру, или там что-то есть. Или было и ушло. Или не что-то, а кто-то. Иначе все, кто его учил – начиная с командира – заразные психи, хотя таких и не бывает. И вообще все это бред и галлюцинации, все Древние, новые и сверхновые. Однако весь опыт и чувства свидетельствовали как раз о другом. А раз так, то нечего на облака попусту смотреть – пора делом заняться.

Разведка есть разведка – если нужны сведения о снежном человеке, виденном у деревни Забубеновка, разведчик должен точно выяснить и в срок доложить, кого приняли за йети: сбежавшую из зоопарка гориллу, зашедшего из тайги медведя или тракториста из этой же деревни, после недельного запоя посиневшего, заросшего и ревущего дурным голосом. Александр засек направление, наметил ориентиры, чтобы уточнить на рассвете. Расстояние не определишь, но полосу поисков это даст. А что искать – выжженную глину, обугленное дерево?

Сотня ударов подряд не дала бы даже задымиться столетнему дубу – только головешки разлетелись бы. Ни одно существо, ни живое, ни, кстати, призрачное – с ними Александру тоже доводилось уже драться – не устоит перед потоками плазмы, бьющей вдоль «канала» молнии.

Гроза утихала, уползала дальше, уже «обычная», бросавшая молнии лениво, изредка, в беспорядке – уставшая, выжатая, выдоившая огненное молоко. Вот только кто мог подойник подставить?

В сущности, в снайперской точности молний не было ничего удивительного – Древний Народ научился притягивать их задолго до Ломоносова, Рихмана и Франклина. Но никто из известных Александру умельцев не занимался этим и не собирался заниматься в ближайшее время. Да и умения на только что виденный фейерверк не хватило бы – все-таки не одна-две «искорки», а чуть ли не половина грозового фронта. Рассуждения, впрочем можно пока отложить. И даже нужно, иначе привлечешь к себе внимание. Мало ли что ТАМ за нежить, до сих пор мурашки по спине. Лучше предоставить разведданные (а не разведдомыслы) тому же Олегу. Ему с потусторонней жутью привычнее – она его зачастую сама боится. Если может, конечно.

…Солнце, пробившее лучами утреннюю дымку, увидело фигуру с зеленым горбом рюкзака, спешащую через поле к станции электрички. А с запада плыли новые ряды туч, и под ними смутной цветной полоской светилась первая радуга наступающего дня. Она становилась все выше и выше, загибалась аркой – и под эту арку с дробным перестуком покатились вагоны, проскальзывая между скрывающими город холмами. С аэродрома взлетел очередной «борт», набирал высоту, уходя от приближавшегося грозового фронта.

(обратно)

ГЛАВА 2

– Это ты, Саша, молодец. – Голос Олега был если не радостным, то уж довольным точно. – Это ты вовремя там оказался, прямо как в рекламе: «В нужное время в нужном месте»… Так, а куда же я ее положил?! Давненько не доставал, все по памяти, по памяти…

С треском и шорохом на пол рухнула груда книг и тетрадей, по комнате пронеслась пыльная волна. Раскопки в книжном шкафу. Древность. Солидный и благообразный мудрец, встретивший Александра на пороге, сейчас был похож на взъерошенного пса, раскапывающего забытую косточку. Косточка потерялась или вообще сама собой переползла на другое место.

К ногам скользнул очередной фолиант. Александр осторожно поднял увесистый томик. Ничего себе, книжечка! «О видениях духовных», позапрошлый век, «Санкт-Петербургъ». Чего только не найдешь в поисках нужного… А, кстати, что нужно?

– Вот она! – Олег вытянул из шкафа продолговатый рулон бумаги, стряхнул засохшего таракана. – Ну-с, попрошу к столу!

Бумага с легким похрустыванием развернулась и оказалась картой окрестностей города. Не столь уж древней – всего-то двадцать лет как издана. В уголке даже штамп сохранился: «Для служебного пользования». Разноцветные значки разбежались по полям, по лесам… особо плотно они собрались на холмах около города. На военные обозначения не слишком похоже. На геологические – тоже.

– Не обращай внимания, это все дела давно минувших дней. – Хозяин карты, как всегда, угадал мысли. – Где это ты ночевал?

Александр достал из стаканчика карандаш, присмотрелся и поставил крохотный кружок севернее города. Тут же из ящика стола была извлечена офицерская линейка с транспортиром.

От кружка по карте наискось пролегла карандашная линия. На ее пути попались дом отдыха, речной островок, поселок, гряда холмов…

– Где-то здесь. Не ближе этого острова, даже подальше, пожалуй. Грома не слышно было.

Карандаш перешел к Олегу, тот отчеркнул часть линии. Потом

снова провел две линии – от кружка по обе стороны первой.

– Это у нас поправочка на все огрехи наблюдения… С запасом даже, но проверить все надо. Особенно меня интересует вот этот район. – Карандаш метнулся к холмам и обвел их широким пунктирным овалом. В этот овал попали два странных значка, расположившихся рядом с основной линией. – Здесь когда-то не самое приятное место было. Может быть, кто-то решил старое вспомнить, а может, и само вылезло.

– А что это вообще такое? Сколько не думал – непонятно. Вроде бы и ты меня учил нечисть распознавать, и после… не знаю. Просто не могу вспомнить.

– Ты знаешь, ведь я, старый склеротик, тоже. Ни разу с таким не встречался. Иначе сразу бы сказал: «Ага, это у нас был бармаглот пупырчатый! Осиновым колом его, и все нормально!» Вообще-то двух одинаковых случаев в этом деле почти не бывает – разве что кто-то умудрится на те же грабли дважды наступить. Догадки у меня есть, а вот узнать точно – это для тебя и Володи работа. Сегодня вечером свободен?

– Занят. А почему именно с Владимиром?

Олег посмотрел с лукавым «ленинским» прищуром.

– А почему бы и не с ним? Знаю, знаю, недолюбливаете вы друг друга. Зря, но это уж сами разбирайтесь. Пока что вам будет задача: не позже чем через два дня прочесать эти

холмы. Ничего не найдете – тоже результат. Но вот чует моя седая… скажем так, спина, что все-таки именно там. На остальные участки не отвлекайтесь, туда другие пойдут.

– Может, и мне с ними?

– Не надейся, пойдешь с Володей, и еще с его компанией. Вдвоем вы там и за неделю не управитесь, да и мало ли что.

В других местах без тебя пока обойдутся, а здесь, если я еще что-то понимаю, потребуется твое чутье. Ты теперь это место найдешь быстрее других, узнаешь его лучше и точнее. И вообще, у нас сейчас ни одного ведуна отвлечь нельзя, а ты хоть и молодой, но хотя бы человеческий опыт в таких делах есть. Поэтому в драки не лезь, великого воина из себя не строй, сейчас твое дело – узнать и вернуться. Поэтому компания тебе будет еще и для прикрытия. Так что звони Владимиру и договаривайся, когда и где встречаетесь. Я его сегодня еще увижу, суть дела объясню. Еще вопросы есть?

– Есть. Что там было раньше и когда именно? Что это вообще за значок?

– Раньше… Раньше там было много чего. Когда-то текла река, а еще раньше было море. А века три-четыре назад – раскольничий скит. А век назад в этом месте зарезали друг друга три брата. Просто так – подрались, схватились за ножи – и насмерть. Как тебе нравится такая легенда? Мне тоже никак не нравится. А по соседству каждый год, даже засушливый, грибы растут – хоть косой коси! И ни одного съедобного при этом, одни поганки. О чем это говорит?

– Не знаю.

– И я пока не знаю. И никто не знает. А если кто знает, тот не говорит. Вот только место это все пытаются стороной обходить, даже кабаны. Но кому-то надо было в самую

серединку.

– Это… кто-то из Древних?

– Из наших – нет, я бы точно знал, – Олег нахмурился, усы нервно зашевелились. – Понимаю, что ты сейчас думаешь, но… вряд ли и другая сторона стала бы лезть в подобные

дела. Нагадить на нашей земле они могут и по-другому, да и не это главное. Пока что никто не связывался с такими делами только для войны. Рискованно – и себя обнаружишь, и с тем, что натворил, не справишься. Так только люди могут, и то… – не договорил, задумался. В глазах мелькнул грозный огонек. – Может быть, и люди, хотя до сих пор за ними таких умений не наблюдалось. Вот только этого нам не хватало – если всякая местная самодеятельность начнет себе из проклятых мест Места Силы создавать… Так что иди и смотри. А пока можешь не думать, как бы на часы поглядеть – беги, а то на свидание опоздаешь.

– Олег, от тебя вообще мысли скрыть можно?!.

– Можно. Особенно если не поправлять левый рукав и не пытаться дотянуться до дома своей подруги горящим внутренним взглядом. Слушай, я все понимаю, любовь и прочее, но про маскировку-то не забывай! И вообще сегодня ходи осторожнее. Не помешает после такой ночи.

* * *

Автобус раскачивало и било на ухабах. При каждом толчке мешки и сумки пассажиров пытались поменяться местами с хозяевами, а из корзинки сидевшей впереди старушки слышался многоголосый писк. Цыплятам явно не нравилась такая поездка. То же самое могли о себе сказать молодые парни, занявшие задние сидения. Особенно это было заметно по лицам двоих – того, что был чуть постарше остальных, и брюнета в пятнистой куртке. Оба не отрывали взгляда от пейзажа за окнами, но глядели так, словно автобус ехал по бесконечной помойке.

Скрежет, лязг, отчаянное рычание, потом облегченное пофыркивание – старый «ПАЗик» перевалил через гребень холма и покатился вниз, к деревне. Сначала из-под колес испуганно взлетали не то воробьи, не то жаворонки, затем с отчаянным кудахтанием выскочили две курицы и наконец на центральной площади автобус выгнал из лужи несколько гусей. Дверь несколько секунд шипела в раздумьях, но все-таки решила выпустить ошалевшее от поездки содержимое салона.

Старушка с цыплятами выгружалась долго, в несколько попыток, попеременно благодаря шофера и проклиная свое старое здоровье и врачей райцентра. Вслед за ней потянулись все остальные.

– Ну, пошли! – парни взвалили на плечи рюкзаки, защелкали пряжками широких поясов, достали продолговатые брезентовые чехлы.

– На рыбалку, ребята? – поинтересовался водитель. – Сейчас, говорят, судак по ночам на резку хорошо берет.

– А где именно? – откликнулся тот, что постарше. – Ближе к Белогорскому или у оврагов?

– У оврагов, только чуть подальше. Как меловую осыпь пройдете, так с галечника и бросайте, – шофер оживился, чуя родственную рыбацкую душу. – Мелочь для резки ловите по траве. Малявочница есть? А то могу поделиться своей старой, недорого отдам.

– Спасибо, земляк, все свое. Лучше подскажи, как на овраги удобнее пройти. Вдоль реки долго, а через холмы ни разу не ходили еще.

– Вот как выйдете к холмам, там две дороги будут – вдоль леса и по гребню…

Один из брезентовых чехлов задел край двери. Глухо звякнул металл. Разговорчивый водитель осекся. Потом, видимо, решил, что не его дело, какими удочками будут рыбачить и кого ловить, и продолжил:

– По гребню точно не собьетесь, там на Трех Братьях только один овраг обойти придется по лесу, но можно и напрямую, тропа есть, увидите…

Странные пассажиры пошли по пыльной главной улице на дальнюю окраину деревни. Шофер вылез из автобуса, захлопнул дверцу и посмотрел вслед. Пошел было в сторону магазинчика, остановился, призадумался. Прислушался. Удивленно оглянулся на удаляющиеся рюкзаки – по деревне чужаки идут, и хоть бы одна шавка из-под ворот выскочила! И не лает никто из-за заборов. Даже старая карга баба Фрося сидит на лавочке и не ворчит на пришлых, что, мол, шатаются тут, а потом поясница болит. Непонятный народ какой-то, ну их… Впрочем, за проезд оплатили, и все, можно забыть.

Так и случилось. Когда открылась дверь магазинчика, водитель думал только о холодном «Жигулевском». Спроси его, кого привез, о парнях с рюкзаками и не вспомнил бы.

…За деревней начался подъем, солнышко припекало, спина под рюкзаком сразу взмокла. Пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог… из-под ботинок, если быть точным. Перед глазами качается рюкзак, сзади слышится тяжелое дыхание. Слабовата молодежь, однако. Тут еще можно подниматься спокойно, без лишних усилий. Можно пока не думать ни о чем. Это даже лучше. Иначе начнешь думать о вчерашнем. «Прости, Саша, я тебя люблю, но родителей я люблю больше…» Да, и намного. Это было заметно. Проклятые способности, чертова настороженность – превращаешься в ходячий детектор лжи! На базаре это хорошо, а не в разговоре с невестой… Теперь уже, скорее всего, бывшей невестой. Лучше бы этого не видеть. Не видеть, как спокойно она это говорит, как полыхнули чувства, когда предложил идти с ним… И не видеть разницу между тем, как она говорит о тебе как о «хорошем, честном, добром» – и как о «кормильце семьи». «Ты знаешь, я не могу носить нашу обувь…»

Сам виноват. Привык быть честным и говорить с честными. А как будешь врать, когда все вокруг сразу же видят твои чувства, маскируй их или нет? Вон Владимир впереди вышагивает, слова не скажет – если не по делу. И так все ясно. Прав был Олег, прав, после всего с людьми жить все труднее будет… Ну вот, уже сам себя человеком не считаю. А кто я – волк? Завыть сейчас было бы в самый раз.

Рюкзак впереди начал разворачиваться. Сейчас этот весь из себя великий воин что-нибудь как скажет…

– Слушай, я не знаю, что у тебя вчера было, но попробуй это из себя не выпускать, ладно? От твоей злости сейчас трава сохнуть начнет. Мне твои красные всплески весь обзор перекрывают. Давай делом займемся, а чувства потом выпустишь… разведка.

И ведь придраться даже не к чему, опять прав. Постоянно прав. Идеально. Рыцарь без страха и упрека, великий борец с Тьмой во всех разновидностях. Включая бородатую. Хорошо хоть не ввернул: «Вот у нас под Кандагаром однажды…» Бывало с ним такое раньше. Может, и сейчас бывает, только без меня, где-нибудь только при своих «орлах». Любит наш герой свысока посмотреть, любит. Все мы не без греха, впрочем. Уважать его есть за что, только вот давайте я это по собственному желанию делать буду. Ну вот какого идола Олег не мог с кем-нибудь другим послать? Ладно, займемся делом. Вот как раз и полоса наша начинается, во-он от тех кустиков. Ниже тут вряд ли молния ударила бы, все ровное, голое и низкое. И ничего не чувствуется – степь да степь кругом…

– Ну что, чуешь что-нибудь? – рюкзак опять повернулся боком.

– Здесь вряд ли. Давай выше пройдем. С вершины степную полосу посмотрим, там выжженное пятно должно бы остаться.

– Дельно. Пошли.

Пошли. Дошли до вершины, Владимир достал из кармана рюкзака бинокль, махнул остальным.

– Привал, рюкзаки не снимать!.. Сам посмотришь или я?

– Давай лучше ты, а я без него. Верхним зрением.

Верхнее зрение – это как чутье у собаки, когда она ловит тончайшие остатки запахов. Степь стала далекой, огромной и разноцветной. Деревня внизу мерцала ипереливалась, каждый ее житель добавлял свой оттенок и постоянно менял его.

На дороге медленно остывал и исчезал след. Местами на придорожной траве багровели язычки невидимого пламени – ай как стыдно-то, прав ведь вояка! Все равно что идти с колокольчиком на шее и еще знаки расставлять: «Здесь был Саша». Остается только надеяться, что больше на это смотреть некому. Чужим, по крайней мере. Так, а теперь отметим свою полосу. Во-о-он там около реки сидел… островок… значит, где-то в этом направлении.

Ничего. Ничего особенного, по крайней мере. Обычная жизнь. Обычные смерти: чуть поодаль мелькнула черная искорка, взлетел коршун с трепыхающимся тельцем в лапах. Самое потустороннее и противоестественное явление – ручеек голубоватых сполохов вдоль линии стальных опор, опять какая-то мелкая нежить у ЛЭП пасется. На деревенском кладбище все спокойно. Как и положено нормальному погосту, место когда-то было освящено и с тех пор никакой идиот на нем ни кошек ни резал, ни кресты не переворачивал. «Тихо-мирненько спят покойнички – удивительная благодать» – кто же это пел?

А скоро начнутся другие песни. «Кто ищет – тот всегда найдет»… вот только не на свою ли голову? За спиной – холмы, лес, и что-то там точно есть. Угадал Олег. Или знал.

– Владимир! – бинокль опустился. – Нам дальше по дороге и в лес.

– Подъем! Попрыгали дальше! – ребята поднялись, оторвали от земли рюкзаки. – Точно по дороге? Значит, пойдем без нее.

Спорить не хотелось. Все так же грело солнце, но спине было совсем не жарко. Постепенно под куртку, под кожу, в душу забиралась давешняя ночная жуть. Не короткой вспышкой-встречей, а всерьез и, похоже, надолго. Где-то впереди, среди деревьев, лежал черный клубок. Колючий такой, с очень острыми иглами.

На опушке небольшой отряд остановился. Достали и собрали оружие, проверили, зарядили. Это – против людей, если потребуется. Против нечисти и нежити пули не помогут. Даже короткий меч, который повесил себе на пояс Владимир, может не справиться, хоть и заговоренный, и с серебряной насечкой на клинке. Мелочь отпугнет, а против серьезного противника – не оружие. Конечно, если используется сам по себе. Каждый в отряде знал, как воспользоваться таким клинком и как обойтись без него. Если не можешь справиться с нежитью своими силами, то зачастую не помогут ни железо, ни серебро.

Взмах руки из стороны в сторону – разошлись редкой цепью. Еще взмах – зашелестели кусты. Зяблик, с интересом рассматривавший людей с ветки кряжистого дубка, завертел головой. Пискнул испуганно, взлетел и поспешил убраться подальше от непонятного. Люди на кого-то охотились, но не по-человечески, а по-звериному. Они не топотали, не хрустели ветками, не разговаривали – исчезли среди леса, затерялись в нем, только шорох сухого листа иногда выдавал их продвижение. Раньше в этом лесу так ходили только волки и забредавшие из деревни кошки.

Александр скользил между ветвями, нащупывал ботинком землю

– с носка на пятку, с носка на пятку, сдвинуть, не попасть на сухой сучок, с носка на пятку… В лесу разведчику ходить сложнее, чем по степи или городу. Хуже опавшей листвы и веток, пожалуй, только осыпающиеся горы – там не только зашумишь камешками, но и сам за ними запросто отправишься.

Не привык ходить волчьим шагом – держи ноги, через пару сотен метров начнут отваливаться. При любой спортивной форме, хоть у атлета, хоть у гимнаста. У гимнаста чуть позже.

Черный клубок колол все больнее, но где же он залег? Хорошо, что потусторонняя жуть теперь чувствовалась слабее – занялся конкретным делом, подобрал нервы. Взгляд перебегал по деревьям, шарил по траве слева и справа – пока никаких следов огня. И чутье подсказывает то же самое. Лес беспокоится, что-то его недавно встревожило, но это «что-то» не здесь. А где? Дальше, наверное. И скорее всего, правее. Если просто прочесывать весь массив, это не на один день работы. Тем более что полоса поиска уходит дальше вдоль холмов и расширяется, там вообще километр поперек и не меньше семи вдоль…

Справа краем глаза уловил шевеление, через секунду показался один из парней Владимира, махнул рукой. Что-то нашли.

Среди леса стоял расколотый молнией клен. Уголь с верхних сучьев еще не осыпался, не размылся дождями. Около трещины темнело влажное пятно сока, вились мошки. Прикоснувшись к стволу, можно было почувствовать отголосок боли дерева – небо ужалило недавно, клен еще не пришел в себя после удара и не начал постепенно затягивать страшную рану. Но других воспоминаний живая древесина не хранила. Молния была обычной, вслепую нашарившей ствол повыше. По крайней мере, большего сказать было нельзя. Или не хватало опыта, чтобы разглядеть то, что видели привыкшие общаться с лесом бывалые Древние. Александр убрал руки с коры и обернулся:

– Владимир, как ты дума… – и осекся, увидев глаза стоявших рядом. Вопрос, ожидание, надежда. Его не проверяли и позвали не для уточнения. Все ждали его ответа, его решения. Они что, сами ничего не почувствовали?

Мозг обожгла догадка: да они же просто не привыкли все узнавать сами! Распознать врага, заметить удар, нанести ответный, скрыть следы – это их дело, в этом они мастера величайшие. Если им говорят, кого искать или что сделать – сделают лучше всех. А сейчас для них именно он, Александр, не принесший клятв и не прошедший посвящения – тот, кто узнает, почувствует и подскажет. Разведчик. Ведун. Настоящих ведунов здесь нет, а без них они… просто воины. Со всеми способностями и чутьем Древних – солдаты. Всех сокрушим – только покажите, где и кого. Проведите разведку и растолкуйте маневр. Можем и сами, но лучше, если кто-то более умелый. И они правы – только какой из него умелец?

Какой уж есть, видно. Интересно, в каком случае Олег говорил правду: когда сказал, что он нужен Древним как воин, или когда посылал сюда вместо ведуна? Выясним… когда вернемся. А сейчас смотрят, ждут ответа и совета. Нехорошо ребят подводить. Еще хуже, если сомневаться будут, туда ли идем, то ли делаем, что надо. Придется быть тем, кем назначили… вот древний хрыч, это ж сколько теперь ответственности!

– Здесь чисто. Видно, одна из случайных, в начале или конце той же грозы. Давай правее, нам, похоже, туда.

Неизвестно, почему, но после этих слов сам почувствовал, что оказался прав. Именно правее, недалеко отсюда, километра полтора. На поляне.

– Куда именно, знаешь? – в голосе Владимира не было иронии. – Показывай направление, мы за тобой.

По лесу прокатилась заливистая птичья трель. Вторая. И еще одна – сигнал для тех, кто еще не подошел. Догонят по дороге, заодно по сторонам и за спиной у остальных посмотрят, нет ли кого и не слишком ли наследили.

Пошли. Вышли на тропинку, пересекли – и опять через кусты и ветки. Так было лучше. Так не отделяешь себя от леса, не идешь через него, а двигаешься в нем. И чувствуешь то же, что и он. Лесу не нравился черный клубок, нарушавший спокойствие, а странные люди, не похожие на людей по своим повадкам и чувствам, могли убрать мешающее. Если бы лес мог, он бы расчистил прямую дорогу, чтобы дошли быстрее. Впрочем, пришельцы, ставшие его частью, в дорогах почему-то не нуждались.

За деревьями мелькнуло яркое пятно, потом стволы расступились, и внезапно открылось огромное небо и туманная полоска горизонта. Гребень холма, а дальше – обрыв, река и степная равнина за ней. И никаких ожогов на зеленой траве. Александр удивленно огляделся – вроде бы шел правильно…

– И где?… – раздался голос за спиной. – Не похоже, чтобы здесь что-то было.

Все-таки что-то здесь не так. Не такая уж мирная лужайка. Александр поднял руку – не мешайте! Сел на скрещенные ноги, закрыл глаза… Земля чуть колыхнулась – или только показалось? Словно зверь перевернулся во сне с одного бока на другой. Глубоко внизу. Древний зверь, огромный, страшный, если проснется. Но сейчас спит. И еще… что-то помнит это место. Неприятное воспоминание. А где же черные колючки, мешавшие всю дорогу? Где-то на краю чутья – слишком мешало то, что ощущал под собой.

Расстегнул пояс рюкзака, скинул лямку с правого плеча. Карта лежала в кармане клапана – новая, без пометок. То, что видел у Олега, запомнил и так. Вот деревня, вот холмы и лес…

– Знаешь, куда мы вышли?

– Уже догадался. А куда нам теперь, в том же направлении

или кругами? – доверие Владимира к новоявленным ведовским способностям, судя по голосу, сильно пострадало. «Все-таки это хорошо – что не прячем чувств. Честнее. Лучше так, чем как вчера…» – воспоминание всплыло, ужалило в сердце и скрылось. Некогда. Потом.

– Водила сказал, здесь где-то должна быть тропа через овраг, так что пошли напрямую. Одолеем?

Ответное «хм!» можно было истолковать двояко. То ли как «А куда ж мы денемся!», то ли «Мы-то одолеем, а вот ты?» В любом случае сомнения в собственной повышенной проходимости не было. И то хорошо. Свои способности в хождении по склонам и обрывам Александр знал давно.

Тропинка нашлась довольно быстро. Серая полоска косо перечеркнула косогор, скрылась в кустах шиповника на дне и кое-где выглядывала из травы на другом склоне. Подъем будет легче – длинным зигзагом между деревьями, а вот спуск… не осыпался бы под ногами.

У спуска Владимир чуть придержал за рукав.

– Подожди, сейчас не ты первый. Серега! Вперед!

– С чего бы такие почести… – Александр попробовал пройти, пальцы на рукаве напряглись.

– Не шали, разведка! Сейчас не твой черед. Сейчас ты у нас особо ценным грузом идешь. Как бочка со спиртом – чтоб не расплескался случайно, – Владимир через плечо посмотрел, как по тропе бежит белобрысый парень с карабином наперевес. – Кто его знает, может, нас там ждут. Ты знаешь, – голос снизился до доверительного шепота, – я тоже много что чувствую, но у тебя сегодня лучше получилось. И с направлением, и вообще… Не зря тебя Олег выделяет, не зря. Вообще ты первый, кто Посвящение не прошел, а в таких делах участвует.

– Ты знаешь, может, ты и прав, – таким же шепотом откликнулся Александр. – Вот только если бы нас ждали серьезные и злые люди, то смотрели бы через прицел с того склона.

Владимир тяжело вздохнул.

– Это вряд ли. Я бы почувствовал. А вот у тебя, прости уж, в таких делах опыта маловато. Людей и ты бы учуял, а у нас воюют по-другому. Салага ты еще на этой войне. Только без обид, ладно? Дерешься хорошо, но у нас не это главное. Чутье у тебя на зависть многим, а опыта пока нет. Научишься. Хотя я бы не советовал лезть в войну, раз в Братство не вступил. Это не просто обряд для будущих крутых, но раз не прошел, не почувствовал – не поймешь. Я знаю, что у тебя свобода, сам себе командир и все такое, но… Влипнуть можешь по глупости со своей свободой. Ладно, потом все это. Вперед, теперь твоя очередь, – фигурка Сергея скрылась в кустах на дне, махнув вверх-вниз рукой. Чисто, можно спускаться.

Следы ботинок на тропинке перемежались с отпечатками копыт кабанов и оленей. Зверье бегало на водопой уже после дождей – значит, все вроде бы спокойно. Хотя на таких тропинках как раз их и подстерегают… Вспомнилось, что опытные охотники не глядят прямо на намеченную жертву, чтобы зверь не почуял. Впрочем, и охотники разные бывают. Ох, не надо бы сейчас об этом думать, опять холод подбирается. А может, и на пользу: острее почувствуется, куда идти надо.

Именно что острее: стоило начать подъем, как черные иглы ударили в грудь. Не выдержал, согнулся от боли, упал и чуть не скатился в овраг – кусты задержали. Ш-ш-шиповник! Мать-мать-перемать… Не куст, а моток колючей проволоки! Щека в кровь, куртка в колючках, хорошо, что глаза целы. Тут же над головой прошла горячая волна, растеклась по склону. Интересно, что там Владимир заметил?! Или просто перестраховался? Действительно как ценный груз прикрывает. Вон как поскакал вниз – не спеши, все в порядке, дальше иду! А ведь снова прав оказался. Салага и есть – защиту не усилил вовремя. Если бы в бою… Александр вспомнил парня, который в стычке с каким-то кланом изгоев-Древних не смог удержать свой невидимый щит. Говорили, что его можно вылечить, что все пройдет через пару месяцев… Но даже временно превращаться в пускающее слюни и обиженно взревывающее существо не хотелось. Уж лучше пуля.

Однако верной дорогой идем, товарищи. Теперь черный клубок – уже не клубок, а копошащийся комок ледяных игл, похожий на огромного морского ежа – был виден четко, стоило лишь прикрыть на секунду глаза. Почти что пришли. Подождем, пока все соберутся.

За оврагом начался плавный подъем. Шли по дубраве – молодой, не слишком высокой и кряжистой. Посадили для укрепления прибрежных обрывов, наверное. Прошлогодняя листва между деревьями местами была словно перекопана или вспахана – лакомка-кабан добирался до желудей. Расплодились хрюшки, а ведь несколько лет назад почти всех постреляли. Приспособились. Может быть, поэтому рядом никого из них не чувствуется. Надо, надо бояться человека с ружьем. Если ружье есть, многим хочется пострелять. Вот только нам почему-то не хочется. Хорошо бы обойтись без лишних приключений. Хоть с кабанами, хоть с людьми. Того, что впереди, хватит с избытком, не утонуть бы в этой каше, пока расхлебываем. Идти приходится напролом, как через кусты – колючки все время упираются в грудь, в лицо, в живот, кажется, что хруст слышен. Черный комок шевелится все быстрее – тоже боится? Или обеда ждет? Подавится.

Резкий запах горелого почувствовали все. А вроде бы дожди прошли… Как же тут воняло в ту ночь! Гарь какая-то странная – не только дерево и трава, что-то еще. Словно мясо на сковороде. С какими-нибудь специями – едкий запах, даже голова кружится, или она не от запаха? Сейчас подойдем, разберемся, подойдем ближе, ближе… Вот он, «ежик», и веки опускать не надо – через деревья видно, сейчас, сейчас…

– Стой! Стой, говорю! – резкий рывок за плечо, обида, а потом злость – кто это мешает? Лицо Владимира перед глазами странно расплывалось и менялось. Что ему нужно – вот, уже пришли, чего еще? Что-то говорит, кому-то приказывает – почему бы просто не пойти вперед, или испугался, вояка?!

Чего боишься?!

Расплывчатая фигура вскинула руку, с пальцев сорвалась красноватая искра и ужалила в плечо. Да что он, с ума сошел?! Пальцы еле заметно засветились, сейчас ударит сильнее, а кто-то такой же расплывчатый заходит справа, тоже руку поднимает. Детские игры затеяли? Иваныч чуть ли не в первые же дни научил, что в таких случаях делать. Н-нну!..

Вокруг Александра закружился невидимый вихрь, красная вспышка размазалась и брызнула спиралью искр. Тут же фигуры и лица стали четкими, перестала кружиться голова. Стоило расслабиться, как нахлынуло снова. Вот оно что! Придется вихрь так и дальше поддерживать. Плохо только, что из-за него не чувствуется, где именно наша колючая цель, но все равно идти недолго осталось.

– Ты как, в порядке? Не сильно обжег? Что ж ты, сам не мог, твою мать! Я тебе ору: «Закройся!», а ты, как козел за морковкой, прешься!

– Теперь-то не ори, а? Не слышал я тебя. А закрутил бы раньше, не нашел бы, куда идти. Я сейчас почти ничего не чую, только запах, а ты?

Владимир остывал, как раскаленное железо на воздухе – медленно, постепенно теряя красный оттенок на щеках.

– Эту вонь не почуять трудно. Какое дерьмо здесь палили?! Ладно, сейчас дойдем, увидим. За спиной держись. Еще раз забудешь про защиту или не будешь приказы исполнять – в лоб бить буду, без разговоров, раз по-другому не доходит.

Свободный ты или какой, но если тебя в овраге кинуло, надо дальше не лаптем щелкать, а чего другого ждать, понял?! Достался салабон на нашу голову… Как тебе на Юге ноги не повыдергивало? Подставишь остальных – сам займусь!

И возразить нечего, и сил возражать не осталось. За полчаса

– где там, минут за двадцать – дважды так по-глупому влипнуть. Это тебе не «барабашек» из сараев гонять. И не «серых волков» по горам – те хоть не мешают нормально соображать. Вернемся, попрошусь на повторное обучение или на дополнительные тренировки, или что у них бывает. Все. Пришли.

До грозы здесь была не слишком широкая поляна. Теперь проплешина в лесу заметно увеличилась за счет ближайших дубков. Под ботинками поскрипывал пепел, повсюду валялись обугленные сучья. От самих деревьев осталось немного – черные коряги с белеющими трещинами, пни… Чуть подальше стояли просто обожженные деревца. Несколько из них задели чудовищные «искры», но надежда на выздоровление была.

Чудовищный ожог на теле леса. Немой крик боли пробивался даже сквозь защиту – все вокруг было поражено не столько огнем, сколько ужасом. Только кольцо гари мертво молчало – не осталось ни одной травинки, в которой можно было бы почувствовать жизнь. Людям всегда становится не по себе, когда они попадают на подобные пожарища. Древним приходилось гораздо хуже – впервые Александр почувствовал это родство с природой на себе.

До этого подобное ему довелось испытать только однажды…

* * *

…"Вертушки" проскочили между лесистыми холмами и пошли над долиной. Рокочущий вихрь от винтов врывался в открытые иллюминаторы и дверь, резал глаза, мешал всматриваться в проносящиеся мимо ложбины и заросли. Вряд ли кто-то рискнет обстрелять пару, ощетинившуюся стволами, но и идиотов с автоматами бегает по этим горам слишком много.

Собственно, вылет этот был уже не их работой. Вообще их дела в этой республике (а теперь – суверенном государстве) закончились еще несколько месяцев назад, когда несколько президентов договорились избавиться от одного. О том, что десятки тысяч здоровых и вооруженных мужиков вдруг оказываются за несколько границ от дома, почему-то не вспомнили. Приходилось разбираться самим. Не пришло пополнение, никто не хотел умирать за страну, которой уже не было – «деды» разведроты собрались и решили не уезжать по домам, не бросать молодежь, пока всех не выведут с Юга. В ответ на требование новой власти перейти под ее трехцветные знамена над казармами поднялись красные флаги – государство умерло, но армия жила. И сражалась – чуть ли не через ночь бывшим «бородатым», а теперь «полосатым» (переименованным по налепленным где можно и нельзя «триколорным» нашивкам) приходилось доказывать, что оружие и технику со складов отдают только по приказу «сверху», поштучно и под расписку. Вчерашние боевики никак не могли понять, почему же нельзя просто вломиться и взять… и почему брошенные всеми солдаты и офицеры не бросают все и не идут домой.

Но на этот раз их попросили о помощи. Попросили не «полосатые», а командир местного ОМОНа, с которым разведчики прошли не одни «боевые». Просил не как солдат – как людей.

На небольшой городок напали то ли боевики, то ли такая же «суверенная армия», но другой стороны. Местное ополчение частью полегло, частью отступило, не выдержав боя – танки и бронемашины против двух десятков автоматчиков. Отступавшие пробились из окружения – мимо сел с «другими» жителями. В этих местах воюющие стороны жили раньше вперемешку, и линия фронта вполне могла проходить по улице, делившей одно село на «их» и «нашу» части. По словам выживших, из города вышла еще одна колонна беженцев, как раз в сторону этой долины. К «своим» до сих пор не вышел никто.

Вертолет нырнул вниз, заложил вираж. Что-то прокричал омоновец, показывая в дверь, на земле мелькнула разноцветная редкая россыпь. Камни? Командир рванулся к летчикам, машина выровнялась и начала снижаться.

– Приготовились! – пробился через грохот голос капитана. Вертолет коснулся земли колесами. – Пошли!

Разведчики и омоновцы выскакивали, разбегались вокруг вертолета, занимали позиции. Выпрыгнул капитан, махнул одной рукой, другой. Перебежками, прикрывая друг друга, двинулись к склонам долины, к деревьям и кустам. Над головами кружилась вторая «вертушка».

Бежавший впереди знакомый омоновец вдруг споткнулся обо что-то в высокой траве. Черный берет слетел с головы. «Попали», – мелькнула мысль. Александр провел стволом по сторонам – никого, и выстрелов нет. А парень стоял, согнувшись и с ужасом глядя под ноги. Автомат бессильно покачивался на ремне.

Несколько прыжков, присесть, оглядеться, перебежка…

– Юрка, ты что?! Ранили? Ложись!

– Не наступи, не наступи на нее, – голос Юрия был еле слышен сквозь шум вертолетов. Александр посмотрел на то… на ту… Омоновец наклонился и бережно, словно спящую, поднял маленькую девочку, прижал к себе, понес к вертолету. Сначала показалось, что на ней просто коричневая курточка…

Они опоздали на несколько часов. Девочку просто застрелили, автоматной очередью – случайно или по доброте душевной. Со многими другими поступили не столь милосердно. Женщины.

Дети. Подростки. Старики. Несколько мужчин вполне зрелого возраста, на одном из них была милицейская форма с пустой кобурой для «макарова». У другого на поясе висел охотничий патронташ с несколькими гильзами – может быть, вначале по привычке не выкидывал, потом стало не до того. Этих двоих изрешетили сразу. Чуть подальше лежали несколько молодых девушек – на их тела сначала старались не смотреть, потом чувства притупились, отказывались воспринимать увиденное. Отрубленные головы. Вспоротые животы. Кровь на седине.

Глаза, безразлично глядящие мимо опоздавших защитников.

Судя по следам, найденным разведчиками, беженцы уходили пешком, бросая последние вещи – несколько сотен. Оставалось пройти несколько километров до ближайшего «своего» села, когда из леса навстречу их колонне выехали два БТРа. Сначала бегущих расстреливали из автоматов и пулеметов, потом пожалели патроны – стали догонять и давить колесами, оставляя кровавые колеи. Разбегавшимся среди деревьев стреляли вслед, почти в упор для «калашниковых». Уцелевших согнали… может быть, несколько человек увезли с собой. Но вряд ли.

Вечером, в казарме, Александр впервые увидел своего командира пьяным. Почти до бесчувствия. И впервые сам пил водку стаканами, на глазах у офицеров, пил, пока не упал на койку. Кто снял с него заляпанные кровью ботинки и форму, он уже не помнил. Ночью на часть опять напали «полосатые», лезли на склады, и разведроту подняли по тревоге – кроме тех, кто летал в горы.

* * *

Выгоревший круг среди леса болел в душе так же, как та долина. И было еще что-то общее, но что именно – ускользало, не пробивалось через боль.

– Привыкай, – раздался непривычно тихий голос Владимира.

– Такое сейчас бывает все чаще. Когда-то именно этим люди нас выгнали из наших лесов – огнем по живому. Огонь – это больно, но не самое страшное. Бывает и хуже, когда вроде бы и лес стоит, а настоящей жизни в нем… – не договорил, махнул рукой.

– А от чего такая вонь?

– Сюда посмотри, – воин достал нож, разворошил комок слипшихся углей. – Поганки горели, по всей поляне, – острие ножа, словно стальная указка, описало широкую дугу. Действительно, таких комков было множество – больших, поменьше, крохотных… Александр представил себе, как это место должно было выглядеть до пожара. «…Грибы растут – хоть косой коси! И ни одного съедобного при этом, одни поганки…» Теперь будем выяснять, что это значит.

– Вокруг пройдите! Если был кто живой и без крылышек, то следы остались.

Двое двинулись в разные стороны, внимательно вглядываясь в пепел. Александр осторожно пошел к середине поляны, обернулся:

– Володя… Прикрой, если что.

Иногда казалось, что пепел под ботинками шевелится. Нервы. Идешь, словно по минному полю, словно пытаешься вовремя почувствовать тончайшую леску поперек или просевшую на волосок пружинку, отдернуть ногу до того, как ударит и обожжет железом. Невидимый вихрь вокруг колыхался и дергался, что-то пыталось пробраться внутрь, дотянуться до наглого пришельца. Интересно, а если сюда придет обычный человек, без всяких хитростей и умений? Хотя вряд ли придет. Выберет другую тропинку, пойдет в обход и сам не поймет почему. Приятнее или короче покажется. Если же особо любопытный… вот сейчас дойдем и выясним.

В самом центре выгоревшего круга что-то торчало из земли. Сначала Александр принял это за одну из коряг или обгоревший и сломанный стволик молодого деревца. Потом понял свою ошибку. Не хочется смотреть на это другим зрением, ой как не хочется, черная колючая масса теперь не просто рядом – вокруг и под ногами. Только и ждет малейшей слабины. А все равно придется приоткрыться.

– Володя, прикрой!

Иглы впились, рвали на части, проходили насквозь и возвращались – ледяные и огненные одновременно. Несколько мгновений – и Александр рухнул на колени, из последних сил закружил вокруг себя спасительный вихрь. Отдышался. Все-таки не зря! Пары секунд хватило на то, чтобы распознать главное – по черной палке змеился, переплетался ярко-голубой узор с ослепительной золотой искрой на верхушке. Посох. Из тех, что иногда называют «магическими жезлами». И еще – шага на три вокруг посоха пепел был чуть другого цвета, а внутреннее зрение показывало в этом месте еще и слабые красноватые искры. Все, больше сил не осталось, пусть доделывают другие.

Встал, пошатываясь, побрел по своим следам, стараясь наступать точно на отпечатки ботинок. Дошел до пенька, чуть не упал снова – подхватил за плечи подбежавший Владимир.

– Там… посох… и круг… До круга… можно дойти… дальше… не знаю…

– Понятно. Да ты сиди. Кому сказал, сидеть! Свое ты уже сделал – молодец, теперь наш черед. На вот, хлебни пару глотков, – в зубы ткнулось горлышко открытой фляжки. Глотнул, не почувствовав ни вкуса, ни запаха, глотнул еще и поперхнулся. – Дыши, дыши, это штука полезная. Сам смешивал. Ребята, помогите Сашке кто-нибудь, я пошел работать!

Глухо ударился о землю рюкзак, прошипел выскальзывающий из ножен меч, легко скрипнул пепел под ногами. Александр смотрел вслед. Когда шел по гари, поляна казалась огромной. Владимир в десяток шагов, не больше, дошел до того места, где кончалась цепочка следов. Опустился на одно колено, провел клинком над землей. Не поднимаясь, перешагнул-перекатился на полшага, коснулся земли другим коленом. Снова блеснул серебром меч.

Шаг-перекат, блеск, шаг-перекат… Клинок словно ударился о что-то у самой земли, короткими движениями прощупал воздух. Потом острие впилось в землю, по поляне прокатился хруст. Меч вспарывал землю так, словно его уже перековали на плуг-орало. В груди Александра шевельнулась зазубренная льдинка былого ужаса – ночь, вспышки и бешеный взгляд из-под облаков… Тем временем Владимир провел вторую борозду, встал, спокойно подошел к посоху, оглядел с разных сторон, не прикасаясь. Было слышно, как он сначала удивленно хмыкнул, потом выматерился сквозь зубы. Вернулся на край поляны – похоже, скоро к посоху будет хорошо заметная тропа…

– Ну что там?

– Сразу и не поймешь. Похоже, здесь не один человек работал.

– Человек?

– Может быть, и Древние. Что-то странное здесь, словно кто-то попытался и наши способности использовать, и человеческую магию. Даже и не человеческую…

Но не к добру это все затеяно.

Льдинка снова зашевелилась, цепляясь краями за сердце, перехватывая дыхание. Не к добру, точно. Причем первыми в этом убедимся мы сами.

– А что это за нечисть тут завелась?

Владимир махнул рукой:

– Нечисть как нечисть, не в ней дело. Да ты и сам с ней наверняка встречался, просто здесь гнездо завелось – их тут десятки… По отдельности эти твари крутятся там, где любым разладом и распадом пахнет, как крысы на помойке. Лесные полянки после буйных горожан видел? Передергивало тебя от этого? Вот примерно то же самое. Ни ума, ни силы, если по отдельности. Я, правда, такой стаи не припомню, даже не говорил никто.

– У них что, в стае способности так усиливаются? Лесная

грязь обычно сама в сторону шарахается, а эти словно хозяева устроились… И еще – у меня такое чувство, что не мы здесь охотники. Те, кто это натворил… они словно рядом где-то.

– Они сами – нет. А вот место это они на себя завязали крепко. Почему я посох не стал брать, знаешь? Он тут как ключ воткнут. Вытащи – и нечисть на вольную охоту отпустишь, и тебя самого шарахнет, а силы накопилось немерено. Там в круге остались линии, я такие видел однажды: все, что вокруг рассеяно, ударит в центр круга. Ты засек, там трава выгорела не сразу при грозе? Везде почти в пыль разнесло и дождем смыло, а в середине кое-где даже корешки живые остались. Внутри стояли те, кто этим всем управлял. Тогда их круг защитил, а теперь как капкан работает. Выдерни или обломи посох – и все. А через эту палку они или сейчас берут, что надо, или потом придут за ней.

Выдерни или обломи… а ведь можно и попробовать. Одна очень интересная мысль появилась, но вот опять бы салажонком не оказаться. И очень мешает дурное чувство, что времени не так уж много.

– А через этот посох они нас достать могут?

Владимир задумался. Поглядел на посох с сомнением, поднял глаза на ясное небо. Опять посмотрел в центр поляны-пожарища.

– Ты знаешь, вообще-то могут. Но сейчас… не знаю, вряд

ли. Если сами глупостей не наделаем. Вот же гр-ребучий потрох! – внезапно разозлился воин. – Уйти отсюда просто так нельзя. Если кто-то из наших с такими делами связался – это уже не изгои даже, а не знаю кто! А узнаю… – рука на мече судорожно сжалась. – И взять нельзя, и не оставишь. Даже если засаду оставить – без толку. Они могут и не подойти, и вообще они сейчас и в городе на диване этим местом воспользуются запросто.

– А если веревкой зацепить и дернуть, что будет?

– Плохо будет, – проворчал Владимир и снова оглянулся на посох. – Нечисть еще ладно, не впервой гоняем, а кто дергать-то будет? Даже если я сейчас опять круг закрою, веревки хватит, чтобы все накопленное вышло и по сторонам шарахнуло.

Идея окончательно созрела. Можно использовать по назначению.

– Иди, закрывай круг и готовься нечисть гонять. Ты уверен, что если посох выдернуть или сломать, то других последствий не будет?

– Это ты что собрался делать?! Сам выдернешь, что ли?! Сдурел, жить надоело, решил геройски загнуться?! Да я тебе!..

– Не ори, а то его сейчас от твоего вопля выдернет! Еще раз спрашиваю – все остальное обеспечишь? Только по делу, без нервов!

– Ну, обеспечу, и что? Плевком сшибешь или камнями кидать будешь?… – тут Владимира тоже осенило. Лицо растерянно вытягивалось.

– Ты кем служил-то? Только без лапши на уши! Я уже слышал, как ты то по горам бегал, то на вертолете летал, то из «Гвоздики» стрелял. Кем?

– На «Гвоздике» и служил, наводчиком… – отвернувшись в сторону, пробормотал бывший «афганец». – А что рассказываю, так это чтоб молодежь училась… Когда о себе говоришь, а не о ком-то, лучше доходит.

– Педагог… Эх, «бог войны», так помаленьку и разучишься по-человечески воевать. Ну, самоходки твоей сейчас нет, обойдемся подручными средствами. Серега! Одолжи «Сайгу» на минутку! А ты иди, иди, обеспечивай безопасность…

Минуткой не обошлись. Давящее чувство нарастало, нарастало… долго возимся, долго! Ну, вроде бы и заканчивают, все на местах.

– Готово?

– Давай! Н-ну, напряглись-уперлись!.. Глаза берегите!

Тонка палочка, но с такого расстояния да не попасть… да еще и с упора – хороша развилка, и по росту как раз… да еще и бывшему стрелку-разряднику. Давно, правда, это было, – спортивный тир, кольцо мушки, тренер с трубой… Но было же! И потом пригодилось. К сожалению. Вдо-о-ох, замри, плавно кончик пальца на себя…

Хлопнул выстрел. Александр успел заметить брызнувшие у самой земли щепки – как раз куда надо! – и тут же ослеп от бешеной бело-лиловой вспышки. Земля дернулась, ушла из-под ног. И без того уже ободранная об кусты щека проехалась по обугленной коре, зацепилась за щепку или сучок – черт, больно-то как! И ничего не видно, а на слух – только великий и могучий русский мат. Видно, правду раньше говорили – нет лучших заклинаний от нечисти и нежити, чем русские народные…

«Внутренним зрением» тоже почти ничего видно не было. Зеленоватые стены живого леса, между ними – темно-серая колышущаяся масса и красно-желтые вспышки. Изредка черкали по серому голубоватые полосы, змеились и дергались. В общем-то узнаваемо. Не одними матюгами работают.

Серое облако начало распадаться на узкие черные полоски, змейками ускользающие от вспышек пламени. Одна змейка кинулась к Александру, пронырнула между красными стрелами, пущенными с двух сторон… Не страшно. С такими можно и вслепую. Даже лучше, ничто не отвлекает. Голубая полоса протянулась от вскинутой руки, закружила черное, смяла в комок и сдавила. Легкое покалывание в руке – и комок исчез. Действительно, знакомые твари.

Постепенно вернулось и обычное зрение, хотя разноцветные круги перед глазами все еще мельтешили. Протер глаза, стер кровь со щеки, огляделся. Увидел Владимира – тот шел с мечом в одной руке и черной палкой в другой.

– Ловко ты его! Смотри! – конец посоха был расщеплен. От него по закопченному дереву вилась тонкая резьба. Где-то он недавно такое уже видел. Вспомнил – голубой узор… а где золотая искра? – Это вот их кто-то из наших, из Древнего Народа делал. Такому не обучишь. Но ты, главное, сюда посмотри!

На уцелевшем верхнем конце продолжением резьбы переплетались две изящные змейки – золотая и серебряная. Их пасти сходились на небольшом полупрозрачном камешке. Чем-то похоже на кадуцей – жезл Меркурия. Он же Гермес. Постой-постой – Гермес? Гермес Трисмегист, «Трижды величайший», основатель современных школ магии, алхимии и прочего! Но ведь считается, что герметические учения и магия Древних не совместимы!

Александр попытался рассмотреть посох поближе, взял в руки… Острая боль ударила в ладонь, скользнула выше, и беспокойная льдинка в груди все-таки впилась в сердце. А потом все снова исчезло. Только вспышка была черной. Донеслось еще издали: «Сашка, ты что?!» – и больше ничего не было слышно и видно. Потом и мысли исчезли.

– Мужики, сюда! Сашке плохо! – Владимир подхватил падающее тело. Подбежали, перехватили, отнесли от поляны, уложили поудобнее на землю. Нащупали пульс на шее – живой!

Похлопали по щекам, потрясли за плечи – нет, в себя не приходит.

Пока доставали аптечку и искали нашатырь, Владимир нагнулся к выпавшему из рук обломку посоха. На резьбе и змейках медленно исчезали красно-бурые полоски – не высыхали, а словно впитывались в дерево и металл. Взглянул на раскинувшиеся в обожженной траве руки – на ладони блестела кровь. Вспомнилось – держится за дерево, протирает лицо…

– Вот это тебя, браток, угораздило… – шепотом, словно боясь разбудить. И громче, командным голосом: – Ампулу не ломайте, все равно не поможет! Быстро, делаем носилки – и в город! Рюкзаки бросаем здесь, Ваня – караулишь! Говорил Олегу, надо было рацию взять… А, теперь один черт! Спальники доставайте. Ему сейчас тепло нужно.

(обратно)

ГЛАВА 3

Александр барахтался в фиолетовом тумане, плотном, как кисель. Временами туман чуть светлел, и тогда рядом звучали какие-то голоса. Говорили вроде бы о нем, но кто и что – не понять. Вообще хоть что нибудь понять или осознать не удавалось – туман проникал в голову и не давал пошевелиться мыслям. Больше всего злило чувство полной беспомощности. Вот странно – думать не получается, а злость и бессилие остались.

Слишком сильно злиться было опасно – если раздражение нарастало, из мглы выскакивали блестящие змеи и больно жалили в голову, сердце, руку… А кто-то мрачный и холодный смотрел на это сквозь туман, и это было куда больнее и страшнее змей. Под леденящим взглядом Александр пытался свернуться калачиком, стать крохотным и незаметным, спрятаться куда-нибудь – но кругом был только туман. Взгляд догонял, хватал, разворачивал и выворачивал наизнанку, и оставалось только корчится в фиолетовых клубах, пытаясь закричать и понимая, что кричать уже нечем…

* * *

– Что дальше с ним будет?

– Не знаю. В себя придет дня через два, не больше. Парень крепкий, но… Тело мы в таких случаях научились лечить, а вот зарубка на душе останется. Ты говорил, его вроде бы к этому месту тянуло еще тогда, когда заклятья творились?

– В общем-то, да. Рядом он не был, но стал свидетелем, и его самого заметили. Ты считаешь, могли именно для него ловушку поставить?

– Могли, конечно, но вряд ли сделали. Скорее всего, это даже не ловушка, а последствия самого обряда. Жаль, я не был на том месте, поторопились они с этим кругом. Наверняка еще день-два мог бы посох простоять, ничего особого не случилось бы. Эх, вояки! Не хмурься, не хуже тебя знаю, Братство – наша единственная защита и все такое, только не первый раз они сначала стреляют, потом думают. Особенно этот твой Владимир. Ты не мог туда кого другого послать? Юре на катере полчаса ходу до того места.

– Он проверял другую точку. Кроме того, один бы он мог и не найти. Этот парень нужен был, как… ну, не знаю, как ищейка. Или как сапер, если тебя сравнение не устраивает.

– Ну да, который ошибается дважды. Ты что, приказал им уничтожить это место?!

– Да не приказывал я! Я им обоим сказал – дойти, узнать и вернуться, только узнать! Что ж я, дурак?

– Выходит, что так, если дураков на такое дело послал. Ладно, я там не был и сам не видел, может, у них выбора не было. Но вот дров они наломали, это точно. Одно хорошо – теперь будем знать, с кем дело имеем. Ты выяснил, кто это сделал? Кто-нибудь из круга Пермяка или изгои?

– Пермяк клянется, что он и его кланы не имеют к этому

ни малейшего отношения. Не качай головой, я помню его идеи, но он бы вряд ли пошел на союз с людьми. И у него всегда хватало ума не связываться с такими силами на нашей земле. Может, ты и прав, но до сих пор мы воевали по закону и обычаю.

– До сих пор и войны между кланами велись по мелочам, а Пермяк хочет изменить все. И не только в нашем народе. Да что я тебе рассказываю, ты же нам первый сказал, что на этот раз надо быть готовым к войне без правил. Ну хорошо, Пермяк поклялся за себя и свои кланы, а другие? Он же вполне мог кого-то подговорить, мог просто намекнуть, а сделали другие. Ты уверен, что он не руководит тайно теми же изгоями? То, что на тех холмах было сделано, не под силу им самим. Все, кто может достичь такой силы, наперечет, все в кланах, таких не изгоняют. Незаметно от всех до такой мощи не поднимаются, сам знаешь – хоть где-нибудь, а проявились бы.

– Ну, там был не один человек, так что силы объединились. Могли быть пятеро или семеро слабых, научившихся объединяться. Дело в другом: для чего это им понадобилось? И кто им, в конце концов, посох сделал?!

– С этим мы потом постараемся разобраться. Что с твоим разведчиком делать будем? По-хорошему его бы на две недельки, если не на месяц, вывезти из города, чтобы в себя приходил. Ты видел, как его что-то достает? Скорее всего, он теперь как-то связан с этим посохом или его хозяевами. Или его будут искать, или он сам их найдет. В любом случае чем дальше он окажется, тем лучше. И хорошо бы в спокойной обстановке, под надежной защитой.

– В деревню послать, что ли? Как раз в Рябиновке сейчас и спокойно, и знахари хорошие, присмотрят. Только его же не привяжешь, сам сунется – если не приедет, так попробует через верх дотянуться.

– А вот этого чтобы ни в коем случае! Хоть раз вылезет – и все. Поймают. Откуда мы знаем, что с ним сделал посох? То, что я нашел и постарался вылечить – это только поверхность, болезни тела и самую малость – души. Кем он может стать или кому может подчиняться после того, как очнется… в лучшем случае скоро выяснится. В лучшем – потому что заметим сразу, а если пропустим – даже как человека вряд ли спасем.

– Ты хочешь сказать, что теперь он может быть опасен?

– Прежде всего для самого себя. Что бы с ним ни случилось, большего, чем он умел до этого, ему никто не даст. Но и воина ты, считай, потерял. По крайней мере никто тебе не даст гарантии, что однажды он не ринется выполнять чужой приказ или просто не опустит руки во время боя. Ты видел, как его крутит? А ведь здесь место защищенное, да и мы с тобой старались как могли. Это что-то изнутри его самого.

Или нечто такое, с чем мы не можем справиться и даже не способны пока распознать. Так что отправь его подальше и не спускай глаз. Может быть, он нас приведет к хозяину посоха.

– Знаешь, не люблю ловлю на живца. Что бы с ним ни сделали, он все равно наш, и подставлять я его не буду.

– А я и не прошу. Просто не оставляй без внимания и не подпускай к важным делам. Поверь, и ему самому будет лучше. Ты уже однажды был слишком мягким. Когда он отказался пройти Посвящение, надо было не допускать его до таких вот дел. Был бы он настоящим Воином, мне бы не пришлось столько возиться. Олег, ты слишком склонен к размышлениям, слишком доверяешь молодежи. Нашей опорой никогда не были такие, как этот парень или твой любимчик Володя. Я знаю, что сейчас новая война, особые обстоятельства, но иногда надо просто соблюдать традиции. Они созданы хоть и века назад, но не на пустом месте.

– Ты предлагаешь сказать молодым: «Не торопитесь»?

А может быть, каждому входящему говорить: «Извини, у нас строгий устав, поэтому или давай клятву воевать непонятно за что, или иди куда хочешь?» Уже уходят, Илья, уже, даже раньше, чем мы это успеваем заметить. Мы это просмотрели в Европе – тебе напомнить, сколько сейчас скрытых Древних пляшет на шабашах?! Молодежь… Мы привыкли, что пять лет для нас не срок, что все повторяется из века в век. Это не просто другая война, поверь. Это начало другого времени. Не смотри на меня так, я еще не свихнулся и не начал проповедовать «наступление эры Водолея». Подумай на досуге сам, что было бы с Пермяком двести лет назад? Заодно вспомни, как кое-кто радовался, когда в Германии заговорили о древних расах и мистических силах… Все, хватит трепа.

Что сделаем, когда он очнется?

– Он живет один? И где работает?

– Работает в научном институте, и как раз сейчас у них полевой сезон. Начальство уже выясняет, где их сотрудник пропал. Хорошо хоть родители у него в другом городе и без телефона. А живет он на квартире, хозяйку перед уходом предупредил, что по делам едет. Саша вечно мотается по экспедициям и командировкам, так что дело привычное. Но больше чем на пару недель он исчезнуть все равно не может. Кроме того, у него есть какая-то девушка. Перед этим они вроде бы поссорились, но все-таки…

Илья присвистнул и покачал головой:

– Это уже серьезнее. Во-первых, многое и объясняет, и меняет, особенно его состояние при контакте с посохом. Да и последствия… Она еще решит, что утопился милый из-за несчастной любви, начнет звонить на работу, напишет родителям… Я хотел его отправить в деревню сразу же, потом бы сделали справку из больницы, но теперь вариант отпадает. Ладно, пока очнется, что-нибудь придумаем. Ты позаботься, чтобы он сразу же не полез куда не надо.

– Может, вообщевколоть ему что-нибудь, чтобы верхнюю чувствительность на время блокировать?

– Лучше зелье, не шути с химией. Потом может контроль не восстановиться, получишь шизофреника. Тут одни деятели попробовали такое с пленным проделать недавно…

– Кто?! Почему мне ни одна тварь не доложила?!. Что за!..

– Успокойся, это не у нас. Ильменцы перестарались.

– А ты-то откуда знаешь? Они же Пермяка поддерживают!

– Их же ведуны и сообщили. Завоевался ты, я смотрю, забыл обычаи. Лекари, учителя и ведуны должны сотрудничать в любом случае. Это только люди могут себе позволить войну всех против всех. Гляди, Олег, скоро совсем человеком станешь.

– Я и так человек.

– Ну да, все мы люди. Только все разные. Некоторые, например, две войны воевали и одну партизанили, а все никак не повзрослеют. Знаешь, комиссар, о ком это я?

– Так точно, товарищ военврач третьего ранга!

* * *

Лес шелестел по-дружески, успокаивающе. Спокойный лес, которому не мешают расти так, как это нужно ему, а не отдыхающим или торговцам древесиной. Даже охотники здесь бывали редко, а кто ходил, знали меру и порядок. Охотиться с машиной и фарами, впрочем, здесь однажды тоже попробовали – с того дня и лежало огромное старое дерево поперек одной из просек. Убрать из-под него останки «УАЗика» никто так и не смог, но изуродованные тела браконьеров вытащили. И вообще место было странное.

Ходили слухи, что живет там самый настоящий леший, а по ночам иногда на полянах горят огни и слышна странная музыка. Кто-то даже вроде бы видел летающую тарелку, и из города приехали самодеятельные «контактеры», искать братьев по разуму. Вместо этого их самих нашел огромный кабан, и пришлось горожанам наблюдать с веток липы попытки контакта представителя местной фауны с содержимым рюкзаков. В результате видеокамера и какие-то хитрые аппараты были подробно исследованы, но ремонту уже не подлежали, а образцы сухого пайка получили высокую оценку. Довольный и сытый секач улегся в соседних кустах и с интересом слушал доносившиеся с дерева выражения, понятные только русскому человеку.

На вопли пришел некто в фуражке лесника, прикладом старенького ружья пошлепал зверя по заду, и тот спокойно удалился. Когда возмущенные ловцы «тарелок» потребовали компенсацию за погибшее оборудование, издали донеслось уже знакомое хрюкание, а лесник посоветовал не шуметь и не раздражать животное. До опушки он, лесник Филиппов, так и быть, проводит, но если попробуют вернуться – следующий раз может поблизости и не оказаться.

Самое интересное выяснилось в областном лесхозе. Вакансия лесника в этих местах была свободна с тысяча девятьсот сорок забытого года, а единственный Филиппов в тех местах работал еще раньше – до войны, но потом ушел на фронт и под Харьковом пропал без вести. На архивной фотографии «контактеры» узнали своего знакомого лесника – точь-в-точь такого же, разве что лет на пять помоложе.

В ближайшей к лесу деревеньке слыхом не слыхивали ни про лесника, ни про ручного кабана, и никакого Филиппова не знали. Жители Рябиновки вообще считали свой лес самым обычным местом, никто из них никогда не плутал, даже ребятишки. И вообще, граждане, вы уж извините, наука наукой, а у нас дела.

Дел у рябиновцев действительно было много. В этом Александр убедился в первый же день. Как и в том, что в этой деревне не было ни телефона, ни телевизора, ни водки в единственном магазинчике. Впрочем, последний факт объяснялся не поголовной трезвостью, а высоким качеством местных настоек; самым же странным было то, что настойки эти употреблялись строго в меру…

А самому ему очень хотелось напиться вдрызг. До полного беспамятства. Очнувшись от своего жуткого фиолетового забытья, он вдруг обнаружил, что полностью потерял свои способности, и новые, и приобретенные на Юге. То есть свое, человеческое, осталось при нем, и ребром ладони он по-прежнему мог перебить жердь… но вот почувствовать, как давно ее срубили, не мог. Ни внутреннего зрения, ни верхнего – только обычное. Ну, может быть, чуть лучше, чем у многих, особенно ночью – оно с детства такое было.

Ну и хрен бы с ними, со способностями. Другое было гораздо хуже. Вообще жизнь как-то сразу покатилась по черной полосе, причем явно вдоль. Светлых просветов не было видно ни впереди, ни с любой другой стороны.

Что с ним произошло там, на пожарище – никто так толком и не рассказал. Последнее, что он помнил сам – перебитый посох в руках Владимира. Вроде бы им все удалось, но почему он сам несколько дней лежал без сознания? Почему Олег уходил от разговора, смотрел так, словно на той поляне они все сделали какую-то огромную глупость? Владимира вместе с ребятами тоже куда-то отправили, и спросить-то некого… «Езжай, отдохни, полечись…» Чем лечиться? Трудом и свежим воздухом? Это можно было и в экспедиции сделать. В институте как с дезертиром разговаривали, когда попросил отпуск. Или дома мог посидеть – старики столько этого отпуска ждали… Что им теперь объяснять? Остается только соврать, что в командировке. В этой самой Рябиновке, куда почта приходит раз в неделю.

Оставалась и еще одна заноза. Алена, Алена… Где тот ангел с детскими глазами и испуганной улыбкой? Что вы с ней сделали, сволочи?! Свое подобие, маленькую хищницу, выбирающую кусочек получше?! Когда думал об этом, в глазах снова собирался фиолетовый туман. Лучше бы в нем и остаться. Лучше любой кошмар, чем эти мысли. Учись забывать, учись… А что потом, когда забудешь? Всю жизнь одному? Не выдержишь, не та натура. Повторять свои ошибки? Да хотя бы понять, где, когда, что сделал не так! «Все было хорошо, это моя ошибка. Извини, мне некогда!» Так и останешься для нее ошибкой молодости… Говорил Олег: «Не ходи!», надо было слушать. И потом всю жизнь казнить себя за потерянную возможность? Хватит, хватит об этом! Утешайся тем, что ты сделал все правильно, просто эта жизнь не для тебя. Волк не может вилять хвостом, тянуться за кусочком сахара и прыгать через обруч, когда говорят «ап!», так что бегай по лесу. Бего-ом, марш!

Он мчался по тропе так, словно хотел от кого-то убежать. От всех. От Древних, от людей, от этого мира, который сначала посылает тебя воевать и называет героем, а потом отворачивается от убийцы. От страны, которая учит тебя честности, а потом презирает за то, что не хочешь обманывать и воровать. От себя, дурака. Беги, беги, все равно никуда не денешься.

Сапоги грохотали по земле, сковывали ноги. Отвык от кирзачей. Когда он в них последний раз бегал, в карантине? Нет, позже, уже на Юге. Сейчас курорт по сравнению с тем, как их, молодых, гоняли по части. Длинный был городок, полкилометра в длину. Пол-кэмэ туда, столько же – обратно. По три раза, самое меньшее. Кирзачи, форма, бронежилет, каска, автомат, боекомплект. Когда стали бегать, не падая на финише, надели противогазы… Ну, тут уже выручала солдатская смекалка. Но все равно ругали извергов-командиров нещадно – и молча, чтобы дыхание не сбить. Потом так же молча благодарили за науку – после первых же «боевых», когда пришлось бегать по горам. Позже выдали ботинки – тоже не «Адидас» и не «Рибок», но любые «гады» после сапог казались верхом совершенства.

А по этой деревеньке в кроссовках не прогуляешься, любое дорожное покрытие воспринимается как оскорбление. Малейший дождик – и утонешь, не с головой, но по самые… колени, в лучшем случае. Народная обувь здесь – все те же сапоги. Хорошо, что нашлась пара разношенных и его размера, а великого умения наматывать портянки Александр еще не забыл.

Спина взмокла, ноги все чаще задевали за корни. Сколько он уже пробежал? Неважно. Ветки летели мимо лица, изредка поглаживая листьями. Через полувысохшую лужу перепрыгнул с разбега, чуть не поскользнулся, сбился с бешеного ритма, побежал дальше. Сворачивал на соседние просеки и тропинки, кружил и петлял по лесу. Все равно, куда бежать, если не убежишь.

Наконец выдохся, пошел быстрым шагом. Свернул с тропы, начал скользить между деревьями и кустами. Неплохо, не все забыл, чему учили, но… Без чутья Древнего Народа все-таки получалось хуже: не ощущал себя частью леса, и лес не подсказывал чужаку, как двигаться. Впрочем, и недовольства особого не проявлял. Просто шумел над головой, поскрипывал, свистел птичьими голосами.

Открылась небольшая полянка. Странная какая-то: кругом зеленая стена, сверху ветви словно друг друга испугались – ни одна над серединой не хочет расти, повернули в стороны. Колодец. И серые облака над ним.

Приглядевшись, Александр заметил и другие странности. Во-первых, трава. Росла она здесь не равномерно высокой или отдельными куртинками, как это бывает в лесах, и даже не поднималась пышно на солнечной середине. Больше всего эта поляна напоминала мишень в тире: ближе к краю кольцо низкой и жесткой зелени, потом круг нежных стебельков и листиков чего-то лугового – не понятно, чего именно. И в центре – довольно большая плешь с жестким подсохшим дерном. Вспомнилось – подобные круги видели на полях в Англии и еще где-то, считали следами летающих тарелок. Только на полях пшеница лежала спиралью, а здесь просто трава где растет, а где и не хочет.

Ну-ка, выясним, и почему это она не растет? Дерн в центре явно был положен не так давно, еще были видны оплывшие разрезы. Знакомо, сам такое на учениях проделывал, когда парашют или кострище маскировал. А здесь что? Сейчас посмотрим. Нож из голенища не выпал? Нет, конечно, куда ж он из охотничьих ножен денется. Теперь подденем дерн…

Пот на спине словно заледенел. Вспомнилось: яма с парашютами и черный мячик учебной гранаты – «подарок» возможным преследователям… А если здесь что-нибудь похожее? Осторожно провел лезвием, просунул руку, обдираясь о камешки и какие-то сучки – чисто. Следующая пластина с осыпающейся землей – тоже чисто. В смысле, без «сюрпризов» – рука черная от сажи. Просто убрали кострище, чего испугался-то?

А вот костерок действительно не помешал бы. Согреться – не жарко сегодня, вспотевшему и остановившемуся тем более. Просто посидеть у огня, посмотреть на желтоватые язычки над сухими ветками и тусклые огоньки углей, прокоптиться немного… Пойдем искать сушняк.

Как и следовало ожидать, рядом с недавним костром весь хворост был подобран до последнего сучка. Отошел подальше – тоже ничего. Кто-то терем прибирал… Наконец отыскал пару веток покрупнее, поволок через кусты, то и дело застревая. Еле нашел поляну со снятым дерном – почему она оказалась не там, где он ожидал? Не хватало только заблудиться в трех деревьях – вот смеху-то будет: разведчик! Древний!

Или сама полянка со странностями? Вот же черт, и не определишь теперь! Впрочем, деревенские за лесом присматривают едва ли не больше, чем за своими горницами, так что опасное что-нибудь здесь вряд ли есть. Да и костер кто-то уже жег. Возможно, что и не один – золы осталось изрядное количество.

Мелкие веточки с хрустом ломались в руках. Потом пришлось надсекать ножом, и наконец остались две коряги пальца в два-три толщиной. Топорик бы… Ладно, обойдемся. Вспомнился анекдот про спецназовца: «А может, ногой?!» Можно и ногой.

Х-х-ха! Короткий удар, треск, отлетевшая деревяшка кувырнулась в воздухе, чуть не попала в лоб, отбил ударом руки.

– Ну, могешь, парень!

Александр обернулся уже в прыжке. Как подошел?!? На полянке за спиной откуда-то появился пожилой мужичок в странной синеватой форме с потертой фуражкой. Двустволка-"тулка" висела на левом плече, стволами вниз и назад. Ого!

Интересно, где он такому научился? Наверняка может не только подкрасться без шелеста, но и навскидку с одной руки стрелять.

– Да ты не боись, ишь, пугливый какой!

– А я и не боюсь.

– Правильно, – мужичок хитро подмигнул. – Не боишься, но опасаешься. Ну и молодец. Костерок решил развести? Так разводи, чего ж трудам пропадать. Присядем у огонька, поговорим – если есть, конечно, такое намерение. А не хошь – как хошь, я никого не заставляю.

За тем, как раскладывался и разжигался костер, странный гость смотрел внимательно. Потом одобрил кивком – дымок поднялся после первой же спички. Точнее, спичек было три, сложенных вместе, но все равно огонь получилось разжечь без ненужной суеты.

– Ну, рассказывай, кто такой, что у меня в лесу делаешь?

– У вас?

– У меня, у меня. Лесник я здешний, Филиппов, слыхал?

– Нет, не слыхал. Я тут вообще недавно, из другой области приехал.

– К родственникам или так, погулять? – прищур лесника стал жестким. Почему-то этот вопрос был для него очень важен.

– К родственникам, только дальним, – Александру не хотелось рассказывать обо всем неизвестно кому. Хотя и лесником в этих местах обычный человек не стал бы. – В Рябиновку.

– А-а, понятно, – Филиппов вздохнул. – Так это тебя сюда Олег прислал? На отдых? Я-то никак понять не могу, что за человек: вроде и наш, а про поляну не знает, ничего не чует… – лесник посмотрел на изменившееся лицо Александра и осекся. Продолжил чуть тише и мягче: – Ты уж извини, парень. Чем это тебя так?

– Сам не знаю. Не помню даже, как шарахнуло. Очнулся через несколько дней, и вот, привет всему. Потом послали сюда, сказали, что может все со временем восстановиться, а пока подальше от города держаться надо.

– Подальше от города – это хорошо. Я вот тоже подальше от него забрался, да и все наши, которые здесь. Не выдерживаем мы, когда земля стонет. Ты еще молодой, потом поймешь. Некоторые привыкают, внимания не обращают, так это им себя ломать каждый день надо. Я вон как-то недавно решил на электричке проехать, надо было документы кое-какие в райцентре подновить, так не поверишь – не смог к ней, проклятой, подойти! Вот не могу, и все тут! Не то чтобы боюсь, а просто нутро как выворачивает, глаза слепит, только что волосы дыбом не стоят. Мертвечиной от нее прет, и не то чтобы кладбищем, а прямо нежитью, да такой силы, что чуть не сдувает. А мне этого никак нельзя, – лесник нахмурился. – Мне вообще сейчас без леса уже и не жизнь. Даже в деревне скоро появляться перестану, если так пойдет. Веришь, нет – сижу в доме, а словно без головы. Сросся с этим лесом.

– И как же вы?…

– Да вот так. Землянку себе вырыл, живу тут в берлоге заместо медведя. Зато чуть что где – сразу знаю. И не одно то, что глазами или ушами можно, а и больше, на полную свою силу. Вот ты когда бежал – ты ж из себя дурь выгнать пытался, скажешь, нет? Ты сейчас как молодой лось на первом гону, с ветками бодаться готов – силы много, а как правильно выпустить, не знаешь. Думаешь, что вот все потерял, конец, пропал, быть тебе до конца дней обрубком себя былого. Так ведь? Только не ври, я-то вижу!

– Так. А как еще? Если б дело только в этих силах… Хотя, если честно, без них хреново. Как оглох. Я понимаю, люди без этого живут, вообще слепнут, глохнут и дальше живут, да только… Не попробовал бы всего, не знал бы – не жалко.

– Э-э, парень, чего у тебя нет и не было, того, конечно, и потерять не жалко, жалеют-то всегда свое. Ну, может, и не только свое, но это уж как кто понимает. Да только это полбеды, а ты еще от чего бегал. Выкладывай, я тебе тут вместо попа на исповеди. Считай, что просто в лесу свое горе выкричишь, полегчает. Давай, не жмись, все свои – ты, да я, да поляна эта, больше никто и не узнает. Небось, на людей смотреть не можешь?

– Не могу. Осталось бы чутье – хоть различить бы смог, чему и кому верить, а так мне все время кажется, что вот-вот обманут, что говорят одно… И вроде бы честный человек, и доверять ему можно, и не подводил ни разу – а вот не верю, а проверить теперь нечем. Все время обмана жду. Все-таки у нас все честнее, по-моему. Маску не наденешь, сразу все видно.

Лесник расхохотался. Смеялся он довольно долго, но почему-то обижаться не хотелось. Наверное, потому, что очень уж заразительным получился смех – с уханием, мотанием головой и утиранием слез. Понемногу Филиппов начал успокаиваться.

– О-ох… ну ты выдал, паря!.. Это ж надо: «Сразу все видно!» У-ух-хо-хо! Ангелов небесных нашел! Да ты хоть подумай головой своей бедовой, если б мы друг от друга мыслей не прятали, с чего бы у нас война была? И откуда изгои взялись бы? А?

– Н-ну… Мало кто с кем несогласен бывает. В конце концов, на войне даже честнее получается. Я сперва тоже привыкнуть не мог. Вроде все свои, а… Потому теперь еще больнее. Кто мне свои? Как Древний я теперь калека, приятного мало. А вернуться к людям и знать, что ты не такой как все… Как фильм один назывался: «Свой среди чужих, чужой среди своих».

– По-моему, название ты спутал. А может, и нет, не помню уже. Смотрел я как-то его, смотрел… Да ладно, я тебе лучше другое сейчас расскажу. Вот в сорок втором шли мы из окружения, вел нас один капитан. А я тогда уже чуял немало, и вижу: он же, сволочь, не к своим ведет, а думает, как нас немцам сдать половчее и пулю в затылок не поймать! И что мне прикажешь делать? Стрелять? Тут же меня и самого шлепнут как предателя – командира убил. И поди докажи, что он хотел. Самому спасаться – и перед ребятами нашими совестно, и в спину выстрелят, правы будут – дезертир! А в плен ох как не хотелось, знали уже, что там с людьми бывает. Ну, что бы ты сделал?

– Не знаю. Сказал бы остальным, что не туда ведет или что заметил впереди что-то неладное.

– Вот-вот, сказал бы. А кто-то из них сказал бы капитану, и меня за паникерство и подрыв авторитета – в лоб. Даже укажи впереди засаду – капитан вывернулся бы, эту обошел, на другой «Нихт шиссен!» заорал бы. Эх, сразу видно, время теперь другое. Может, оно и к лучшему, конечно.

– Ну так что вы сделали? Как вышли?

– А я к самому капитану подошел, при всех, чтобы видели и слышали. Так, мол, и так, товарищ командир, я вот бывший лесник, и в этих местах бывать приходилось, давайте-ка меня в проводники. И что ему дальше? Отказаться – помощь в таком деле любая нужна, его бы заподозрили. Принять – может, я и выведу, опять-таки под его командованием, ему же медаль на грудь. А подловить меня на чем-то он всегда успеет, да и пристрелить по подозрению, если надо.

– И что же?

– Как видишь, живой. Чутье понадобилось, это верно, только мне оно помогло, а всем нам – нет. Соединились с другой такой же командой, повел нас другой командир и сдуру завел под пулеметы и сам погиб. Тот мой капитан руки поднял-таки, тут уж я его на законном основании… А самого ранили, еле уполз… – лесник замолчал. Александр только сейчас обратил внимание, что на ветерана той войны его собеседник никак не похож. На вид лет сорок, не больше. О долгожительстве Древних он слышал, но убедиться довелось впервые. Интересно, сколько же лет Олегу? – Да, так вот к чему я тебе это все. Я-то тогда врал или нет?

– Получается, что да, только этого же никто заметить не мог. А как такое проделать, если сразу видно, кто правду говорит, а кто мысли спрятать пытается.

– А я свои мысли и тогда не прятал. Лесник? Лесник. Места знал? Знал, это тоже честно. И к своим выйти хотел. Я просто всей правды не сказал. Ты молодой еще и у нас недавно, поэтому не научился различать, когда тебе говорят полправды, чтобы себя не выдать. А еще многие от такого чутья прятаться научились – не щит ставить, тогда сразу заметно, а что-то вроде. Переключаться, пока говорят, на мысли о другом. Присмотришься еще. Да и сам научишься – знаешь, многие у нас просто по привычке даже правду говорят так, что по-разному понять можно. Это у нас, можно сказать, народное умение. Да не горюй ты так, я ж сказал – научишься еще! Не ты первый. Совет дать?

– Еще бы! Только так, чтобы растолковать можно было сразу и правильно.

– Ишь ты, шустрый! – лесник опять рассмеялся. – Нет уж. Урок сразу начну, второй вряд ли будет. Слушай: для начала все мы стали людьми, а потом уж Древние отделились. А ты сам вспомни, как и с чего тебя учили Древним быть. Только не премудрости, не чему тебя Иваныч научил, а как. Вот и учись. Наших предков никто не наставлял, сами дошли, а ты хоть знаешь, где и что искать. Новое найдешь – не пугайся, бери, только посмотри, не гнилое ли. И еще тебе скажу – не все то, чему люди верят – сказки, да и в сказках много правды, не забудь. Ладно, пойду я, лес меня заждался, дел много. Будешь уходить – кострище дерном заложи, и на поляну эту больше не ходи. Не надо. А будет надо, тебя приведут. Да, и напоследок – по девке своей не убивайся. Не получилось – значит, не твоя. Нужна она тебе – борись, не хочешь – отступись, найди другую. Не мужик, что ли?! Э, э, уголек подправь, сейчас дернину подожжет!

Александр нагнулся, ножом закатил в огонь головешку, притоптал тлеющие травинки. Поднял голову, хотел спросить, откуда знает… Лесника на поляне уже не было. Ни шороха шагов по опавшей листве, ни колыхания веток на кустах. Даже следов на траве не осталось.

(обратно)

ГЛАВА 4

Непосредственное начальство было на удивление улыбчиво и вежливо. Конечно, замдиректора по науке всегда была интеллигентной женщиной, но сегодня она выглядела не подтянутой и суровой, а милой, какой-то домашней даже. Тетушка, обрадовавшаяся племяннику. Давно не виделись.

– Хорошо отдохнули, Саша? Как здоровье?

– Спасибо, Алевтина Алексеевна, подлечился, все нормально.

– Да, я вижу, и подзагорели, и окрепли. Дома на участке работали?

– Нет, у знакомых был, в соседней области. Места там – просто чудо! Лес, рыбалка…

– Ну вот и прекрасно! А у нас тут кое-какие изменения произошли. Сами знаете, на науку денег сейчас не дают…

Вот, ознакомьтесь. Да не пугайтесь, это у нас все получили, кроме директора и уборщицы, – улыбка стала совсем приятной и дружеской.

Половинка стандартного листка с машинописным текстом. Только фамилия – шариковой ручкой.

«Уважаемый г-н А.Шатунов! Администрация НИИ доводит до Вашего сведения, что в связи с недостаточным финансированием научных программ и отсутствием заказов на НИР Ваша должность может быть сокращена в двухмесячный срок. Директор института… Зам. директора…» Дата. Чуть ниже: «Ознакомлен:…»

– Вот здесь распишитесь… И вот здесь, в журнале. Вы не волнуйтесь, мы все с такими же бумажками – видите, здесь и моя подпись есть. А вы у нас молодой, перспективный, так что вы, скорее всего, останетесь… Если, конечно, есть такое желание.

Мило улыбнемся, аккуратно закроем за собой дверь, пройдем на рабочее место. Никого нет, народ в поле. Вот тебе, Саша, первый звонок. «Если есть желание…» Все-таки ему этот отпуск не простят. Или припомнят через два месяца, или приберегут. Уже не раз звучало в этих стенах: «Мы вам тогда… а вы в ответ… как вы могли!» Любит наше начальство воззвать к нашей интеллигентности и порядочности. Правда, обратный процесс всегда идет болезненно для воззвавшего. Пинком. Одна бывшая сотрудница уже книгами на проспекте торгует – двадцать лет в институте, пять лет до пенсии… но слишком независимой оказалась. И, как намекнули старожилы института, отказалась «стучать», кто и что на рабочих местах делает да как отозвался о начальстве.

Так что желание желанием, а на всякий случай работу подыскивать надо. Тем более что приключения, похоже, закончились. Осталась человеческая жизнь, постепенно приспосабливаться надо. Благо никто ничего не знает, не заметили – вот и хорошо. Будем работать, в поте лица добывать хлеб свой, так сказать. Пойти, что ли, в охрану? На хлебе, конечно, появится кусок масла, но служить собачкой при каком-нибудь «толстолобике» и заодно таскать сумки за его супругой… Или подпирать стену в магазине какой-нибудь Авроры Борисовны… от воспоминания все внутри передернуло, как от смеси лимона с полынью. Прав был лесовик – не для него была Аленка. «Если возьмешь ты себе жену, возьмешь с женой и тещу…» Ну и кем бы он был в семье завмагши? Торгаш из него… как из волка пастух. И даже еще интереснее. Проехали, помашем ручкой. Встретим кого-нибудь еще. Вот только забыть все равно не получится. Противоположность любви все-таки не ненависть, а равнодушие. Ну вот не получается быть равнодушным, беда какая. Такой уж он несовременный. Древний. Хоть уже и человек.

* * *

– Олег, что со мной тогда произошло?

– Я же говорил – не знаю. Мы до сих пор не разобрались с этим посохом. Ты молодец, все сделал правильно, если бы не ты, мы бы все сейчас сидели в такой гадости, что и дерьмо сахаром покажется. Но ты же сам прекрасно знаешь – не бывает войны без потерь. Честное слово, тебе еще повезло, все могло быть намного хуже, тяжелее – да ты и сам видел.

– Значит, меня уже списали? Безвозвратные, так сказать, потери, упаковать и забыть?

– Не кипятись, сам же понимаешь, что это не так. Считай себя тяжелораненым на излечении. Ты бы сразу из госпиталя в рейд не попросился бы, правда? Почему? Своих бы подвел, тебя бы тащить пришлось. Так что потом видно будет, а пока к боевым делам мы тебя допустить не можем. Хочешь, найдем что-нибудь еще, работы у нас всем хватает.

– А какой с меня толк сейчас?! Ты же знаешь, я сейчас ничего не чувствую!

– И не слышишь, и не видишь? Так, что ли?

– Я не об этом, не притворяйся. Я не вижу ничего как Древний! А зачем вам воин, который может только на спуск давить?! Я же с самого начала вам нужен был как боец, вы и внимание обратили только потому, что война идет!

Олег молчал, тяжело глядя из-под седеющих бровей. На скулах перекатывались желваки. Потом выдавил сквозь зубы:

– Н-ну, хорошо… Если ты все еще ничего не понял, то я тебе это в башку вбивать не намерен. Найдутся дела и поважнее. Ты, кажется, сам дал согласие, никто не заставлял? Так или нет?

– Ну, допустим, так.

– Не «допустим». Если бы ты отказался – шел бы на все четыре стороны. Помнится, кто-то говорил, что навоевался и отвоевался? Было такое?

– Было, не спорю.

– Вот и хорошо, что не споришь. Я с тобой тогда тоже не спорил. Не хочешь воевать – пожалуйста. Хочешь остаться просто человеком – оставайся. Клятв не даешь – твое дело, хотя и дурак ты со своей свободой, сам теперь и страдаешь. У нас тут не масонская ложа, никого с завязанными глазами не тянем и зарезать не грозимся. Когда в Братство вступать отказался, ты мне как это объяснил, напомнить?

– Не надо, склерозом не страдаю. Я и сейчас то же самое сказал бы.

– Да, ты не склерозом… Тебя предупреждали, что Братство не только забирает часть тебя, но и готово отдать эту часть, и поделиться своим, если потребуется? Ну и кто тебе теперь виноват? Я и так нарушил все правила, когда разрешил тебе работать самостоятельно. Думал, посмотришь, поймешь, что к чему, сам подойдешь… Да, не успел. Ну и что? Ты все равно остался Древним по крови, понимаешь ты это, дурак?! Если уж ты пришел ко мне сюда во второй раз, если ты и сейчас нашел этот дом – значит, ты наш. Да, пострадал. Да, сейчас ты ранен. А ты что, в своих горах раненых бросал – потому что они не просто воевать не могут, а еще и другим мешают?! Бросал своих?! Или добивал?!

Александр попытался сглотнуть перегородивший горло комок. Точно, дурак. Салага. Пуп всея земли, весь такой гордый и самостоятельный. Олег прав. А тот продолжал уже спокойнее:

– Николай Иваныч говорил, из тебя можно было бы не только воина вырастить. Задатки были, только время им не пришло вызреть. Еще и поэтому возле себя и оставил, посмотреть хотел. С твоей головой, да с тем, что в тебя разведка вложила… Поднабрался бы опыта, мог бы потом ведуном стать. Вот только одной учебы и даже хорошего чутья тут мало, сердце нужно миру открыть, почувствовать себя частью всего… Я когда-то попробовал, не получилось. А у тебя могло бы, да только ты всегда хотел отдельно от всех быть. Просто человеком быть невмоготу, а Древним становиться не хочется. Когда у тебя все чувства и способности в порядке были, ты ими только пользовался. Как оружием, как защитой, как инструментом… а просто жить с ними? Мало тебе этого – жить, как многие, как целый народ, стать одним из простых Древних. Даже одним из Воинов Древних. Не хочешь ты быть «одним из». Ну что ж… Свободная душа – это святое. Но тогда сам и решай, как дальше жить будешь.

– Вы меня… изгоняете?

– Изгоняем мы за преступления или тех, кто нам ничего, кроме вреда, принести не может. Тебя никто не гонит, кроме тебя самого. Законов наших ты принимать не хочешь, себя одним из нас не считаешь – так кто же ты? Вот когда поймешь – приходи. А зря ноги не бей, дом не ищи. Вернется чутье или нет, а пока сам себя Древним не почувствуешь, пока снова одним из нас не станешь – не найдешь. В тебе Древняя Кровь, ты наш, вместе с нами сражался, но если ты и после этого сомневаешься – я не имею права поддерживать тебя. Я не князь какой-нибудь – впрочем, и князья прислушивались к своим боярам. Многие из нашего Круга увидели в тебе будущего отступника, когда ты не вошел в Братство. Мы ценим свободу каждого, но ценим и свою, за нее слишком дорого заплачено.

Глава одного из Кругов Древнего Народа, правитель, главнокомандующий и прочая, почти что князь, подошел к Александру и положил руку на плечо.

– Прости, Саша… и постарайся понять. У нас свои законы. Каждый, в ком есть наша кровь – один из нас, и ты тоже. Но от Народа осталось слишком мало – мы говорим на разных языках, живем в разных странах, молимся разным богам. Большие народы могут позволить отдельным людям быть не такими, как все. Все, что у нас осталось, что нас объединяет – наши обычаи, наш образ жизни, мышление. Каждый из нас – личность, каждый видит мир по-своему – иначе мы и не можем. Но мы должны – понимаешь, просто должны! – отсеивать тех, кто не может быть одним из нас. Иначе мы будем принимать всех. В Европе и кое-где в России почти половина населения несет хоть каплю Древней Крови, треть проявляет какие-нибудь способности… Да ты и сам успел увидеть, наверное. Однажды мы почти растворились в этом океане. Пермяк и прочие предлагают перевернуть мир, чтобы заставить всех людей видеть и чувствовать то же, что и мы. Да, тогда Древний Народ не потеряет свои знания. Мы потеряем свою культуру, свои обычаи, историю – в лучшем случае. В худшем просто вымрем – вместе со всеми.

– Я знаю, Олег. Ты мне уже говорил. Я знаю, за что воевал, слышал о планах возвращения в мир древней магии. Но теперь я остался просто человеком. Вхожу в ту самую половину, но не в треть. Так что ты прав, я буду только мешать, путаться под ногами.

– Разве я об этом говорил? Мы своих не бросаем, помни это. Думаю, ты однажды сможешь снова стать одним из нас, пусть даже без способностей. Впрочем, о них ты тоже не забывай, всякое бывает. Просто теперь это только твой бой. Это я помешал бы тебе. Если я решу за тебя – это будешь уже не ты. Если не получится – лучше будь собой-человеком, чем тенью себя-Древнего. Иди. И если получится – возвращайся.

* * *

Глаза начали болеть, и никакая настройка и регулировка микроскопа не помогала. За окном все так же светло – июль месяц, день длинный. Укорачивается помалу, но за ужином это заметно, а на работе – нет. Сколько у нас там на часах? Ого, без пятнадцати шесть, собираться пора. Обработанные образцы – в шкаф, что не просмотрел – в ящик стола. Уменьшилась кучка, однако, день не зря просидел. Но и осталось солидно – натащили ребята. Пока это закончишь, еще подвезут, но тут уж кто другой пусть смотрит, в экспедицию проситься буду. Пусть не по своей теме, но и просидеть лето за столом… на то еще зима будет. Тут же кольнуло воспоминание о разговоре и лежащей в папке бумажке. Зима-то будет, а вот где будешь этой зимой ты сам? Еще и за квартиру скоро платить… Ладно, об этом потом подумаем. Экий ты нервный стал, Сашка. Руки-ноги-голова на месте – не пропадем. Бывало и хуже. Рабочий блокнот с записями – в другой ящик… А после работы сегодня – отдых души и радость сердца. Гитара и песня по кругу, возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть по одиночке. Пропадать – так с музыкой.

Хорошо, когда в нашем мире есть хоть что-то постоянное. Эта компания еженедельно собирается уже не первый год. Меняются люди (кроме хозяев и трех-четырех старых друзей), меняются песни, а чайник и диван те же. И то и другое – антиквариат. Хотя ценность и несколько уменьшилась от постоянного использования. Впрочем, продавать никто не собирается: вполне возможно, что лет через сорок здесь будут собираться дети тех, кто приходит сейчас. Точно так же соберутся кружком, будут попивать чаек с травами и распевать песни под гитару – или на чем они тогда будут играть? Наверно, все на них же. Доживем – увидим.

Трамвай лязгает и дергается, чем-то жужжит, воет и вообще выражает свой протест. Давно пора если не на свалку, то в капремонт, а вместо этого люди его каждый день пытаются раздвинуть собственными телами, впихнуться, уместиться, загрузить сверх всяких пределов оба вагона – еще и требуют везти. Этот трамвай явно злится на людей и поэтому пытается вытрясти из них суетные души. Э-эк! Ребра-то не стальные, бабуся, куда ж вы с такой коробкой! Хряп-хряп – что у вас там было, яйца? Очень им сочувствую. Муж-жик, выбрось палку, глаза людям выбьешь! Что, уже? Нет еще, только собираешься? И кому это? Ну да, а здоровья хватит? Мужик, тебе сейчас сходить, точно говорю. «Следу…я остан…ка кр-р-р…говый центр-хр-хр!» Нет, мне через одну. Давайте местами поменяемся, давайте. Вас бы на мое место… Впрочем, нет, не соглашусь. В принципе не так она и плоха – моя жизнь. Нормально живу. По-человечески.

– О, какие люди!.. – что всегда поражало в хозяине квартиры, так это умение радоваться приходу знакомых. Даже тех, кто приходил каждую неделю, Коля встречал как приехавших издалека дорогих друзей. Впрочем, действительно не виделись больше месяца… – Заходи, заходи! Дверь не запирай, сейчас еще народ подойдет.

Все места на антикварном диване были уже заняты, на стульях вокруг стола тоже сидели. Двое старых знакомых, кое-кого уже видел здесь, но имена мог и не вспомнить. Вроде бы студенты, компания достаточно странных романтиков. Любители фантастики и средневековой истории. Кого здесь только не встретишь! Трое явно незнакомые, раньше их не видел, это точно. И держатся особняком – значит, не компания привела. Ничего, потом узнаем, кто есть кто.

– Чаю кто-нибудь хочет? – Коля появился в дверях комнаты

со своим знаменитым чайником. Скоро про него здесь точно кто-нибудь песню сложит… в смысле про чайник. Хозяину квартиры уже посвящали песни, стихи, его рисовали и даже лепили. Такой тут народ собирается – творческий. Или потребители и ценители творчества, что тоже неплохо.

Раньше еще и разного рода маги-экстрасенсы захаживали, но в последнее время что-то их поубавилось. То ли отделились в отдельное сообщество, то ли часть творческой интеллигенции этим уже переболела. Вполне может быть, что просто мода кончилась, такое тут тоже бывает. По крайней мере в бытность свою Древним (лучше бы не вспоминать лишний раз…)

Александр заметил у нескольких посетителей явные признаки «астральных» и «энергетических» занятий. Впрочем, а кто и где сейчас этим не балуется?! Вон у романтиков на диване тоже то и дело в разговоре мелькает: «Маги… заклинания… пятый уровень… а у него меч заговоренный оказался…» Скорее всего, очередную свою игру обсуждают, как раз сезон. Бегают по лесу в плащах, машут деревянными мечами, грибников пугают.

Когда Александр учился в университете, на его факультете тоже завелись люди весьма странные. Эльфы, понимаете ли. В прошлой жизни и другом, прекрасном мире они были великими воителями и совершали геройские подвиги, а сюда вот попали то ли случайно, то ли за прошлые грехи. Обчитавшись книг, где описывался их прежний мир, они вдруг вспомнили свое прошлое, вот только тела им на этот раз достались похуже. Большинство эльфийских героев оказались девицами с кучей подростковых психологических комплексов и неудачной личной жизнью. Несколько парней, затесавшихся туда же, либо пытались ухаживать за «эльфийками», либо довольно быстро отказались от этой идеи. Кое-кто пытался всерьез заниматься магией – работали, как они себя называли, «астральными воинами».

Тяжелый, в общем-то, случай, но в принципе излечимый. Сейчас кто-то из тех «эльфов» обзавелся семьей и работой, не до прошлой жизни стало, эту бы наладить. Некоторые девицы таковыми же и остались – как эльфами, так и девицами. Последнее, впрочем, не факт, но на семью пока лаже намеков не было. Очень высокодуховные требования предъявлялись к претендентам – ежели не эльфийский государь, то непременно чтоб был рыцарем. Во всех смыслах. Еще чтобы и в доспехах разбирался, и мечом махал. И при этом не доходил до «грубого реализма» средних веков, а соответствовал образам из романов. Вопрос: как могут образовать семью два рыцаря? Почему-то эти девы младые с глазами горящими в прошлой жизни были именно воинственными мужиками…

Олег как-то объяснял это повальное увлечение эльфами, магией и старинным железом «зовом Древней Крови». Где-то он, конечно, прав. У некоторых из сидящих на диване Александр мог разглядеть те или иные черты, а вспомнив уроки и своих былых знакомых – даже определить, откуда родом были их предки-Древние… но при чем здесь сексуальная ориентация?! У Древних с этим всегда все обстояло нормально. А как же иначе? Если ощущаещь себя частью природы, то и свою искажать не будешь.

– Подвинуться можно? – это еще кто? Задумался, не заметил, как прошло время и подошел обещанный народ. За столом становилось все теснее.

Народ был разный, знакомый и не очень. Попросила подвинуться, например, девушка, которую вообще впервые видел. Впрочем, за ней протискивался между стульев старый знакомый. Понятно. У Лени новая страсть,…надцатая за последние два года – Александр даже попробовал однажды подсчитать, но запутался и бросил это неблагодарное занятие. Вот у кого со слабым полом нет проблем! В каждую влюбляется с первого взгляда и навек, бурно расстается, потом рвет струны своей многострадальной шестиструнки и орет диким голосом нечто депрессивное собственного сочинения. После чего следующая отзывается на буйный вопль души.

– Привет, Леня!

– Здоров, бродяга! – мощный шлепок по протянутой ладони.

– Где пропадал? В микроскоп затянуло и вылезти не смог? Или сослали в степь и транспорта не дали? Катя, познакомься, это Саша, будущая надежда российской науки и бывшая опора Советской Армии!

– Оч приятно! А вы где учитесь? – Катя изобразила на лице вежливый интерес.

– Я уже отучился, работаю.

– Ребята, а потом поговорить нельзя? Тут народ еще в прихожей стоит! Проталкивайтесь, там на скамейке Мишку потеснить можно, не такой уж толстый. Коля, стулья найдутся или все уже здесь?

С романтического дивана донесся радостный вопль – приветствовали кого-то из пришедших. Возникла суета, компания пыталась разместиться вшестером на трех местах. Как ни странно, это им удалось – правда, двоим пришлось сесть на спинку и опереться на книжные полки. Ничего, эта комната видала и не такое, в тесноте, да не в обиде.

– Ну, кто сегодня первым петь будет? – со стены снята гитара, голоса затихают. Почему-то каждый раз все стесняются, не хотят привлекать внимание… Нет, один все таки хочет – ну куда мы без него?! Ленька потянулся к инструменту…

– Не давайте ему, он опять про своего маньяка петь будет!

– чей-то возмущенный голос, как бы не со спинки дивана. Поздно! Жилистая рука уже дотянулась до грифа, по лицу поползла довольная ухмылка. Любит он доводить чувствительную публику своими песнями. Особенно с морем кровышши и кучей костей, а также иными анатомическими подробностями. И лицо при этом такое доброе, радостное…

Кое-кто демонстративно зажал уши ладонями – не поможет, только ухмыляться сейчас будет шире. И все равно споет.

И спел ведь. Послушать его (а еще лучше – посмотреть на хищный взгляд во время исполнения), так можно решить, что девиц своих он потрошит – медленно и живьем. Или так же медленно и живьем поджаривает и съедает. А потом плачет от голода и отлавливает новых. Маньяк. Садист. Пропел свое и хищно любуется произведенным эффектом.

– А сейчас я… – гитару все-таки отобрали. На диване запели про звон клинков, дороги, серые плащи и еще про что-то подобное. Неплохо запели, надо отдать должное. Одна из новеньких, длинная и худая, как сосновый ствол. Хорошо поет, но песня какая-то мрачная. «Короче, все умерли», как говорит в таких случаях Мишка. И глаза при этом… словно ее в это время Леня пытает всеми ранее пропетыми способами. На кого-то она похожа. Вспомнить еще бы, на кого?

Нет, не припоминается. Наверное, что-то неуловимое, как бывает у дальних родственников. Рядом поставь – все заметят, а вот так сразу… Но Древняя Кровь в ней точно есть. Даже по двум линиям. Европа, северо-запад – «Высокий Народ», и наша родимая, лесная среднерусская, вон какой «хвост» пепельно-русый. Верхним зрением… Нет у него теперь верхнего зрения. Да и вообще, теперь Олег сам будет высматривать «своих». Со временем, может, и на нее внимание обратят. Сделают из менестрельши знахарку, раненых лечить…

Ленька перебил, дотянулся через стул, не дал дослушать:

– Ты чего сегодня один?

– А с кем мне теперь быть?

– Поня-я-тно… С чего это у вас?

– Слушай, давай не будем об этом. Так получилось. Не сошлись характерами. Лучше сейчас, чем через десять лет.

– Это точно. Не расстраивайся, бывает. Какие наши годы!

Только глупостей не наделай.

– Я что, похож на молодого и глупого?…

– Ну, на молодого уже не очень, а вот… Ладно, ладно, шучу!

– Шуточки у тебя, отец-пустынник… Обратно в пустыню тебя с таким юмором! – почему Леню прозвали Пустынником, не знал никто. Вполне возможно, что он и сам забыл. По крайней мере, на все расспросы каждый раз отвечал новой версией. Но отзывался на прозвище чуть ли не быстрее, чем на имя. Даже на концертах и местном телевидении выступал без фамилии.

Гитара тем временем переместилась куда-то ближе к середине длинного ряда стульев.

– …Это песня не моя, а Юрия Шевчука, называется она «Мертвый город на Рождество»…

По всему телу Александра пробежали ледяные муравьи – от ног к затылку. Слышал он уже эту песню – не всю и краем уха. Некогда было вслушиваться, а жаль. Или к счастью. Парнишка, взявший гитару, явно хотел связать рыцарские битвы с современной войной, горевшей и корчившейся у подножия Кавказских гор… Ты воевал, парень? Или просто переживаешь за ребят? Все равно спасибо. Это о другом городе, о случившемся гораздо позже, но и про нас тоже…

* * *

«Не пройти мне ответом там, где пулей вопрос…»

* * *

…– Уйди, салага! Сиди, не высовывайся,… твою пере…!!! Без вас тут!.. – «дед», двадцати лет от роду, не договаривает, коротко и неприцельно строчит по нависшей над казармами «многоэтажке». Грохот, еле слышный звон катящихся гильз. Красные искры трассера – рикошет, в бетон ударило. – Кому сказал, пошел на…!!!

– Меня взводный послал! – тут же доходит двусмысленность ответа. «Дед» не обращает внимания, следит за темными окнами. Ночь не кончается – сумасшедшая ночь, начавшаяся трое суток назад. Никто неотделял опытных от новичков, никто не уводил «салаг» в безопасное место. Не стало их, безопасных мест, когда толпа перекрыла грузовиками, тракторами и собой все выходы из части и потребовала сложить оружие. Сегодня в полночь начался прорыв навстречу подходившим из Союза войскам. Танкисты застряли на баррикадах где-то в городе, километрах в трех – временами доносился сердитый рев моторов и перестук пулеметов. А по воротам, по казармам, по санчасти с окрестных домов стреляли, стреляли, стреляли…

– … тебя с твоим взводным! Сиди за углом, «рожки»

набивай! – снова очередь. Еле слышный хлопок над головами. – Ага, падла, вот ты где!

Автомат в руках «деда» дергается, втыкает быстрые алые иглы в блестящий квадрат. Тот на глазах темнеет, роняет осколки зарева вдоль стены – не сразу понял, что это падает разбитое стекло. Правее блеснуло – почему-то белесо-голубым, или так кажется? Автомат замолчал, «дед» пошатнулся, прислонился к стене. Тихо захрипел, выдавил из себя: «Попали» – и сполз вниз.

Александр вскинул свой «акаэс», одной отчаянной очередью выпустил магазин по окну справа. Лихорадочно рванул из рамки приклада индпакет:

– Ребята-а! Митя-я ранило-о!

* * *

"…С Рождеством вас, железо! В подвале темно.

Сколько душ погубило напротив окно?…"

* * *

…Четверо, пригибаясь, тащили носилки с пятым. Приостановились. Впереди, за углом казармы – пустое пространство, дальше – заборчик и сквер перед санчастью.

– Прикройте! Ну, раз, два… пошли! Эх, мать…!!!

Казарма словно взорвалась. Дом напротив осветило дрожаще-розовым. Огненные, грохочущие пальцы трасс вслепую шарили по крыше и окнам, надеясь дотянуться до тех, кто сейчас смотрел на пятерых. Не успели. Не нашли. Три горячие струи брызнули с третьего этажа. Две красные – в казарму, заставляя автоматчиков отшатнуться, спрятаться за каменные стены. Одна белая ширкнула по асфальту, ударила в бегущих…

– А-а-а, су-у-уки-и-и!!! А-а-а-а!!!

Неизвестно, кто закричал – один из упавших или тот, кто кинулся к ним от казармы. Хлопок. Знакомый звук. Так стреляют «мелкашки», спортивные малокалиберные винтовки. Бежавший споткнулся и покатился по асфальту. Снова застрекотали «калашниковы», третий этаж огрызался коротко и зло. От санчасти отделилась фигура в белом халате. Хлопок. Темное пятно на белом, шевелящемся на земле. Корчащиеся, стонущие тени рядом. Кто-то ползет к скверу, пытается спрятаться за дерево. Перестрелка. Хриплый голос:

– «Пачка», «Пачка»! Я «Куст»! К «крестикам» не посылай! Не посылай к «крестам»! Там «точка» и «солист», повторяю, «точка» и «солист»! У меня «трехсотые», шестеро! Шесть «трехсотых»! Подавить не могу, дай «коробку»! «Коробку» дай, надо «трехсотых» вытащить! «Шилку» дай, БТР не возьмет!

Треск стрельбы перекатывается над казармами. Воинская часть Советской Армии отбивается от представителей одного из советских народов. Гордый народ. Обиделся на то, что ему не дали суверенно вырезать представителей другого народа. Тоже советского. Братского. В клубе части, в казармах, в столовой – две тысячи сбежавших сюда из города, от погромов. Может быть, и больше – никто не считал. Не до того.

Приближается, нарастает лязг. «Коробочка»? Не та. По дороге между казармами и забором, над которым высится дом с «точкой», промелькнули три БМП, скрежетнули траками, доворачивая. На башне последней вспыхнула красная искорка. Кто-то не вытерпел, попробовал пулей броню. Ну-ну.

Наконец из-за поворота вывернулась «Шилка». Угловатый брусок корпуса, плоская широкая башня и четыре стволика. По сравнению с танковыми «бревнами» они кажутся смешными, несерьезными. Пока молчат. Командир знал, что делал, когда просил именно эту зенитку.

– Кто тут рядом?! Шатунов, Кулиев, Сидорин! Пока она работать будет, тащите раненых, вам оттуда еще помогут! Остальные – прикрываем!

Башня заворочалась, задрала стволы вверх, словно обнюхала дом. Из казармы полетели трассера, указывая на третий этаж. Похоже, в доме засел кто-то очень глупый или храбрый: длинная пулеметная очередь простучала по броне, запрыгали искры. Надеется ослепить наводчика? Поздно. Ночь вспорол чудовищный рев. Так мог бы реветь тигр, будь он размером с «Шилку». Четыре слепящих потока хлынули в окна, разгрызли стены и перекрытия, выбросили искристые хвосты из-за дома…

– Засмотрелся!!! Работай, чмота! – пинок под нижние пластины бронежилета вернул Александра в провонявшую порохом ночь. Побежал. Подхватил кого-то под мышки, поволок по земле…

* * *

«А наутро выпал снег после долгого огня…»

* * *

Не было у них тогда снега. Было серое небо. Пыльно-зеленые низкие оливы, растущие вдоль улиц. Эхо очередей – в городе продолжали постреливать снайперы, подошедшие войска в ответ били по чердакам. В «мертвой зоне» под забором сидели и лежали на высохшей траве солдаты – резервисты, неделю назад срочно призванные и брошенные сюда, на подмогу. Если бы не эти небритые, падающие с ног от усталости мужики… Оружия достаточно. Держать его было некому. В части оставалось не больше пятисот человек, треть – такие же, как Александр, «салажата». Половина – местные жители, которых не рискнули послать в «горячие точки» этой республики. Никто не мог предположить, что бои будут идти в ее столице.

Мирное время. Большой советский город. Перестройка, демократия, гласность. Стучат молотки – готовится к отправке «груз двести»… Сегодня Александр мог бы лечь в такой же ящик. Кто из погибших – вместо него? Тот, который не добежал до санчасти? «Дед» Митяй с пробитой грудью улетел в Москву, в «Бурденко», на госпитальную койку – вместо него? В покинутой квартире, той, что была за правым окном, при проческе нашли карабин и убитого снайпера. Молодой, не старше Митяя, с черной щетиной на щеках и подбородке, в свитере домашней вязки. Без затылка, кто-то попал в скулу и горло. Кто?

* * *

Слишком разные они были, несовместимые – всплывшие в памяти события и эта комната. Уже звучала другая песня, на диване говорили о чем-то своем – ухо поймало слова «древние знания». Опять какую-то магию затеяли, в астрал на прогулку собрались… астралопитеки! Не хотелось влезать в разговор. Не хотелось вообще сидеть остаток вечера здесь – не то у него сейчас настроение для теплой компании. Допил чай, поднялся.

– Уже уходишь, Саш? Вечер только начался!

– Не могу, дела. В следующий раз посижу подольше. Пока, народ!

Протиснулся к выходу, по пути пожал руку на плечо парню, спевшему «Мертвый город»:

– Спасибо, земляк. От всех. Спасибо.

Выходя из комнаты, поймал взгляд той, что пела о рыцарях. Удивленный. Внимательный. Какой-то… подозрительный, что ли? Почему-то стало неуютно. Хорошо, что лето – долго одеваться не надо, попрощался с Колей и вышел.

Пока Александр шел к трамвайной остановке, его не покидало крайне неприятное ощущение. Даже оглянулся – не идет ли кто сзади, не уперся ли взглядом в спину? Никого. А ощущение осталось, спина и затылок свербили до самого дома. Ночью приснились кроваво-алые трассера на лиловом небе и золотистые змеи, вьющиеся между ними.

(обратно)

ГЛАВА 5

– Чем порадуешь, Илья? Разобрались с этой гадостью?

– Нечем радовать. Лучше спроси, что у нас плохого, я тебе сразу отвечу.

Лицо Олега помрачнело, брови сдвинулись к переносице:

– Даже так? Неужели настолько серьезно?

– Серьезнее, чем ты думаешь. Я и сам не ожидал. Мы с таким столкнулись впервые – причем не только на моей памяти. В архивах пока ничего не нашли, а это больше шести веков. Я попросил другие Круги поискать, мы все-таки из Младших…

– Но и не самые молодые. Ладно, можем и Европу запросить. Сам-то ты что думаешь, это что-то действительно новое или просто хорошенько забытое старое?

– Думаю… Было бы хоть за что зацепиться! Поражения у Ивана тяжелейшие, а следов воздействия почти никаких.

Знаешь, на что это больше всего похоже? На грудного младенца, на то, как развиваются его реакции. Только все происходит наоборот и гораздо быстрее. Когда Ваню удалось успокоить, он еще был на что-то способен, пытался говорить. Три дня назад он давал понять, когда хотел есть или пить, сам жевал. Сегодня он лежит, иногда шевелится, реагирует на наше присутствие, но на чем-нибудь сосредоточить взгляд уже не может.

– А тонкие структуры? Верхние тела?

– Почти полный распад, причем прогрессирующий. Не

отделение, а именно распад, причем сверху вниз. Оболочки, связи, ритмы – все это разрушается, расползается не то что в кашу – в первичный бульон. Это смерть души, Олег – не уход, смерть, прямо здесь, на наших глазах.

– Думаешь, Та Сторона?

– Нет. По крайней мере, не только они. Или же Оттуда

вылезло нечто такое, чего до сих пор не было. И еще – ни Пермяк, ни изгои здесь не при чем. Это я тебе могу сказать точно.

– Точно… Не надо было начинать, мудрецы с мозгами в заднице и шилом там же! Хочешь сказать, что эти ягодки не от тех же цветочков? Вот она и приходит в мир – другая жизнь, новая магия! «Придется приспосабливаться к новым условиям…» Вот и приходится, мать его!.. В «психушках» узнавал, у них подобных случаев не было?

– Нет. Вообще все на среднем уровне. Я сам прошелся, еще позавчера – все как обычно. Случая три-четыре – из-за нежити, двое слишком усердно колдовали, остальные – обычные психи. Так сказать, нормальные ненормальные: у кого наследственное, кому телевизор меньше смотреть нужно было, сектанты разные есть, один наркоман на голоса жаловался.

– И какие голоса?

– Небесные. Брось, говорят, травку курить, а то рог на носу вырастет. У него нос чесаться начал, он и прибежал в больницу, чтобы зародыш рога удалили. К нашим делам это вряд ли имеет отношение.

Оба какое-то время помолчали.

– Олег, а что с этим твоим… Шатуновым?

– Думаешь, есть какая-то связь? Сейчас он живет сам по

себе, вроде бы ничего особенного не замечено. Несколько раз наши его видели в городе – все в порядке. А с посохом этим что-нибудь прояснилось?

– Это ты лучше у Николай Иваныча спроси. Но делали его явно не по книжечкам с лотков. Никакой Элифас Леви о подобных вещах не писал, и кадуцею эта штука весьма дальняя родственница. Во-первых, там были змеи, а здесь можно различить крылья и еще кое-какие детали, так что это, скорее, два дракона. Во-вторых, камень. Если бы Иваныч разрешил, я бы подробнее исследовал, но пока могу сказать только одно – это не самоцвет и вообще не кристалл. Больше похоже на янтарь или перламутр, часть чего-то живого и очень древнего. Вделано в дерево так, что только самая верхушка торчит.

– А само дерево?

– Ничего особенного, еловая палка, года три назад срубили. Обработали паяльной лампой или чем-то наподобие, вырезали узор, отлакировали. Самое интересное – узор. Вроде бы сам стиль наш, даже не просто Древних, а русской ветви. Только сделан неправильно, не должен работать. И дерево резал не наш мастер. Вообще неаккуратная резьба, ошибок много, никакого умения, у изгоев резчики и то лучше. Такое ощущение, что кто-то видел нашу работу и потом попытался повторить. Или случайно совпало, не думал, что делал – просто как в голову пришло. Однако работает же, и еще как!

– Ты думаешь, кто-то из скрытых Древних? Способности сами собой раскрылись, как Пермяк предполагал?!

– Нет, это вряд ли. Место обряда и все прочее… Там профессионал работал. Точнее, кто-то под руководством профессионала. Семеро «проснувшихся» Древних сразу? Еще и нашли друг друга и нас не заметили? На кого тогда ловушка поставлена – на кабана?

– Этот полу-Древний мог работать на людей. Точнее, быть одним из них – может быть, даже тем же самым профессионалом. Драконы, говоришь? А про такие группы, как «Орден Зеленого Дракона», «Черный Дракон», «Золотой Дракон» – забыл?

– Нет, не забыл. Только у них другой стиль. Молниями они до сих пор не баловались. Родство наверняка есть, все они «темненькие»… только здесь силы больше, чем у них всех, вместе взятых. Олег, ты же сам проверил всех местных «кошкодавов», никто не мог такое устроить. Лучше давай вернемся к моему предложению – подождем, пока хозяева посоха не сделают еще один шаг.

– А ты уверен, что уже не сделали? Что, если Ивана достали именно они? Он тогда на пожарище дольше других пробыл.

– Но накрыло его не тогда, а при чистке леса на Жигулях. Извини, не вижу никакой связи. Там была совсем другая ситуация, и симптомы не те, что у Александра. И с Володей ничего не случилось.

– Сплюнь через плечо!

– Не наш обычай. Что-то ты суеверным становишься…

– Сплюнь, говорю! И по деревяшке постучи! Вот так. Тут скоро сам не будешь знать, чему верить… На Жигулях Ваня в верхнем охранении был, отгонял мелочь нечистую, могло повлиять. Допустим, какая-то отметка появилась, по которой его нашли. Или брешь в защите, которая проявляется только в определенных условиях. Ладно, мы с тобой сейчас сотню возможностей переберем. Поди найди нужную… А Саша сейчас ничем не занимается, от нас отошел – с чего бы на него силы тратить? С их точки зрения, ловушка сработала, враг больше не опасен.

– А если способности вернутся? Врожденное не уберешь. Тем более что он уже знает, что и как искать, как подготовиться…

– Я надеюсь, что вернутся. Но на это у него уйдет не месяц и не два, а через полгода о нем забудут. В конце концов для этих семерых случай с ним – наверняка только эпизод. Неприятный, но прошедший. У них найдутся более важные дела, придется держать в голове много всего сразу. Если никому из них на глаза за это время не попадется, забудут. Тем более что в лицо они его не знают, а верхним зрением всего не различишь. Помнят отпечаток тех его способностей, мыслей, чувств… ну, может быть, что-то из природного. Про посох я тоже помню, как и про то, что у него внутри. Поэтому и прогнал. Ему это все своей волей ломать. Если придет к нам – сам придет, не придет – то и изнутри уже изменился. Сам посох у нас, так что по крови тоже не найти. Что им еще остается?

– Знать бы, что они могут… всего ждать приходится. Да, а вот такой вариант ты предусмотрел: он захочет вернуть свои силы, будет искать учителя – и подастся не к нам? Мы ведь его однажды уже выгнали, из гордости не придет, пока своего сам не добьется. Или с чьей-то помощью, но только не с нашей. Ты не думаешь, что как раз то, что внутри, может его привести к тем же семерым уже как ученика или слугу?

– Подумал, Илья, подумал. Я тут навел кое-какие справки – у него сейчас не самый легкий период: любовь не удалась, на работе неприятности из-за этого отпуска, могут уволить… Он парень крепкий, не сломается. Но думать ему сейчас придется не о чутье, а о зарплате и о жилье. Ну, может быть, еще о девушках. Вот когда найдет работу – видно будет, куда дальше пойдет. Если к родителям уедет – там его точно не достанут, городок тихий, кроме наших, там только мелкая самодеятельность магией занимается. Ну и как обычно – пара бабок заговорами подрабатывает и молодежь кошек вешает – развелось, однако, сопляков! Но именно что сопляки. Сашка это прекрасно знает. Если в городе задержится – тогда другое дело. Скорее всего он попробует остаться.

– А что его здесь держит?

– Друзья. Друзья, товарищи, однокурсники, память о вольных студенческих годах. Свобода и культура. Это нам с тобой большой город дышать не дает, а ему еще в маленьких тесно.

Да и подругу себе под стать здесь найти проще, у него требования – ого! Наша кровь чувствуется, «телки» не нужны. Там-то он будет первый жених, да только все первые невесты в таких местах уже расхватаны. Малолетка ему не нужна, а из школьных подруг его никто не ждет.

– Почему ты так думаешь? Хотя да – армия, учеба… хотел бы остаться дома, остался бы сразу.

– Вот именно. Или после университета вернулся.

– Задача, однако. Можно только туда, куда нельзя. А третьего, случаем, не дано?

– Может, и найдет. Посмотрим.

– Смотри внимательно, Олег. Нутром чую – что-то с твоим парнем связано. Сам знаешь, нутро у меня чуткое.

– Знаю, знаю. Ладно, поговорили – давай заниматься делами. В Ярославле один колдовской клан на сторону Пермяка перешел, слышал?

– Слышал. Это который, Славичи?

– Нет, эти просто в стороне остались. Тут для нашего круга еще хуже – род Хорта. Они с нашими колдунами в родстве. Боюсь, как бы не переманили. Наши-то недовольны еще с тех пор, как у них строители капище перерыли, кому-то особняк с хорошим видом потребовался.

– Да-а, не хотел бы я в этом особняке жить…

– Так и заказчик не живет. Они еще хотели его могилу разрыть, да больно гранит тяжелый поставлен.

– Это что ж, они сами его и…

– Нет, конечно. Они его честно предупреждали, что место проклятое – не послушал, крутой очень оказался, еще и пригрозил. Не успел вселиться – его самого «заказали». Не наши, мы проследили – его же зам и деньги выделил. А колдунам теперь что толку-то – хоть снеси этот дом, сделанного не вернешь. Теперь они злятся на весь город, так что могут и прислушаться к родичам. Они и так место держали сколько могли – когда закладывали его, до города семь верст было, а теперь все вокруг застроено, до трамвая десять минут хода…

* * *

Это была еще не настоящая осенняя грязь. Настоящая грязь прилипает к ногам, лапам, колесам, держит, с недовольным чавканьем отпускает добычу – все равно никуда не денешься, завязнешь… Поздней осенью даже по лесным дорожкам не так-то просто пройти-проехать. Приходится выбирать местечко посуше, перепрыгивать, идти по кочкам – и все равно время от времени будешь сдирать с ног липкие бурые гири-кандалы…

Но сейчас осень была не то чтобы ранней, но все еще золотой. Бабье лето подсушило землю, а быстрые дожди промочили лес ровно настолько, чтобы смыть пыль. Восемь копыт почти неслышно вдавливались в тропу. Ехавший впереди обернулся, блеснув сединой на виске:

– Саня, здесь осторожнее. Ветки нависают, к шее пригнись.

– Вижу, Юрь Натаныч.

– Видишь – это хорошо. Ружье перевесь, так стволом зацепишь. Ничего, десять раз проедешь – и не видя пригнешься. А через пяток лет – и ночью на скаку, раньше, чем сообразишь.

И действительно, говоривший отклонился, даже не глядя вперед – ровно настолько, чтобы клены не подцепили его за брезентовый ремень на плече и не сбили пятнистую кепку.

– Как, привыкаешь к седлу помаленьку? Дело хорошее. Я поначалу тоже никак не мог приспособиться, все на «козле» ездить пытался. Привык к технике, а тут живое, еще и ноги болят. Ничего, сейчас даже нравится. «УАЗ» – машина хорошая, но не всегда и не везде пройдет. И шумит – я не слышу, меня – все, за версту, что люди, что звери. Пешком много не находишь, зимой особенно.

– А лыжи?

– Это по степи на лыжах хорошо или по дороге, а по кустам… Да и так – до первого пенька. Нет уж, у меня свой вездеход. Точно, Сорока? – Юрий Натанович погладил лошадь между ушами. Уши дернулись, блеснул черный глаз – чего хозяин хочет? – Погоди, потом угощу. Тебе, Сань, повезло, что я вторую себе завел, как раз этой весной с начальством переговорил. Косить только больше приходится, ну так с того года вдвоем будем. Луга у меня хорошие, заливные – возле Гнилухи, завтра покажу. Все взвыли – бензин дорожает, а мои сами себе горючее возят. Я еще приглядел в лесхозе косилку, да они ее до ума никак не доведут, а мне не дают. Ничего, договоримся.

– А овес где берете?

– Э-э, чего захотел! Овес нынче дорог. Да и сеют его мало. Пяток мешков я у районного начальства добыл, а так больше пшеницей. Тут у меня один фермер побаловаться решил, ну ему эта пара зайцев и вышла… не самый большой убыток, и всем хорошо. Я ему еще и грибов сушеных подкинул, этот год урожайный.

– Так что, без протокола? Как же закон?

– Ты что, маленький? Или в Европе вырос? По закону я у него ружье отобрать должен был, а с чем бы он остался? С вилами, радостных соседей приветствовать? У него семья, у меня семья. Хоть все и выросли уже, а иной раз помочь надо. Учись жить с людьми, Александр, учись. Мы тут вроде бы одни, а без других не проживем.

– Кого же тогда задерживать, на что нам пистолеты?

– Пистолет… Пистолет у тебя для авторитета, ты за него не хватайся лучше. Эх, раньше «тэтэшки» были, одного вида городским «крутым» хватало. «Макар», может, и не хуже, но не такой солидный, а про «токарева» слава широко ходит. Ладно, зато «модерны» подкинули, – егерь похлопал по болтавшемуся на ремне короткоствольному автомату. – Вот это штука хорошая, если действительно припечет. Как у каждого третьего карабин с оптикой появился, так из «макара» разве что застрелиться впору.

– И что, стреляют из карабинов?

– А для чего ж они еще нужны?!

– Нет, я имел в виду – по вам стреляли?

– Было раз и по мне, только больше все-таки мимо. Потому и живой, потому и с автоматом теперь езжу. Сам увидишь. Года четыре назад тут вообще такие бои местного значения были – не успевал за патроны отчитываться. Вот кого брать надо – так это тех, кто с жиру бесится. Не то чтобы ему дичины не хватало – он может пять лицензий купить и в ресторан пойти. Не-ет, ему силу свою показать надо, да еще спьяну и перед дружками. Все равно, что шевелится – хоть еж, хоть косуля с маленьким… – сквозь чавканье копыт Александр услышал, как скрипнули зубы. – Еще и лес на прощание подпалят. Одному я за такие дела джип продырявил, так он мне мстить задумал. Хату пробовал подпалить, с дружками меня окружали. Там я дырку в плече и заработал. Но больше он ко мне не пристает.

– И как вы с ним разобрались?

– В порядке самообороны и при исполнении обязанностей.

Видел у меня на прикладе «Тигра» зарубки? Вот это он и его дружки.

– Всех?!!

– Что ж я, бешеный? Только тех, кто руки не поднял. Трое умных было, а остальные круче яиц. С тех пор со мной по-другому разговаривают. Хотели даже через начальство отсюда убрать, да шеф у нас тогда был толковый, сам бывший вертолетчик. Пообещал им одного еще похлеще меня на это место поставить. Есть у нас такой в области – любое задержание начинает со стрельбы. Ракету мимо носа, трассер над головой, а потом уже «Стой!»

– А с самим начальством как быть?

– Начальство, говорят, над нами господь бог поставил, его слушаться надо. Мне сообщают, кто, когда и на что едет охотиться, я выбираю им в лесу, кого отдать можно, и выгоняю. А некоторые вообще по банкам постреляют, воздухом подышат, водочку шашлычком закушают – и на бочок. Он себя мужиком показал, отдохнул – можно обратно в кабинет, к секретаршам. Начальство – наши лучшие друзья, запомни. Ты им лишнего лося, они тебе еще что-нибудь. Тот же овес. И лесу польза…

Какая польза от этого лесу, Натаныч не договорил. Вдалеке дважды сухо щелкнуло, ударило погромче. Два гулких удара подряд. Еще выстрел. Еще. Дикий, истошный, пронзительный визг – долгий, очень долгий. Прервался на минуту – и опять поднялся, пробил лес и небо над ним. Оборвался. Тишина.

– Эт-то еще какая тварь балует?! Пригибайся, Санек! За

мной! Только пригибайся, Гривна сама поскачет!

Пронзительно заржала пегая Сорока и пустилась быстрой рысью.

Александра затрясло в седле – караковая Гривна решила не отставать от подруги. Э-эк, н-ну, бросает-то как с непривычки! Как на велосипеде по ухабам и корягам! Потом приспособился, не беспорядочно дергался, а подскакивал в одном ритме с седлом. Чем-то это было напоминало езду на броне. Подзабылось это тонкое искусство за мирные годы. А вот броневичок сейчас явно не помешал бы. БРДМ, юркая маленькая разведмашина…

* * *

– На парад едем! – прокричал с передней машины Мишка и показал на башню. Три полустертых, белесых рисунка – ордена дивизии. Броневики разведроты частенько использовались на различных «мероприятиях» – встречах ветеранов, слетах юнармейцев, похоронах с почестями… Предыдущий «парад» был весной, на День Победы. С тех пор пыль и солнце потрудились на славу.

«Бээрдээмки», фыркая, пробирались между кирпичными и глинобитными домами. Когда-то здесь были заборы. Сейчас по бывшим садам и огородам пролегла танковая колея. Хозяева вряд ли обижаются. Если не сбежали сразу, то им не до того. Еще и благодарить будут – «черные рубашки» однажды уже взяли это село. Тогда решили отсидеться в погребах семеро, в том числе мать с грудным ребенком. Подоспевшие омоновцы раскопали в сгоревшем сарае шесть продолговатых головешек и одну поменьше. Война на уничтожение, война без милосердия и правил.

За домами громыхнуло, жалобно звякнули остатки стекол. Басом отозвался крупнокалиберный пулемет, выплюнул несколько коротких очередей. Из-за дома выскочил человек в пятнистой форме, махнул рукой. Бронемашины остановились, человек побежал к головной, запрыгнул.

Пока пятнистый что-то объяснял командиру, разведчики осматривались. Село расползлось по склону долины. Внизу где-то течет речушка – видели, когда въезжали, сейчас дома закрывают. Между крышами виден противоположный склон – высокий, поросший лесом. Километр до него, от силы полтора, нависает над долиной. Плохо. Само село в основном одноэтажное, только чуть дальше и выше просматривается продолговатое здание этажа в два, а может, и в три – отсюда не разобрать. Несколько домов оскалились почерневшими стропилами вместо крыш, в других видны пробоины от снарядов. Стреляли с той стороны долины, со склона.

Командир махнул рукой – «к машинам»! Спрыгнули с брони. По следующему взмаху двинулись вперед, держась возле стен. Пошли за дома, в долинку, туда, где ухало и стрекотало.

Года два назад за домами был сплошной сад. Время сейчас было самое яблочное, и деревья желтели и краснели плодами. Еще больше сочных, упругих яблок хрустело под сапогами, было раздавлено в многочисленных колеях, валялось на земле – никто не собирал урожай. Разве что худощавый парнишка в танковом комбинезоне, присевший за грязной кормой своей «семьдесят двойки», с аппетитом грыз нечто зеленое.

– Эй, боец, ты что, не мог поспелее выбрать! Аж скулы сводит, если на тебя смотреть!

– Виноват, товарищ… – танкист вскочил и замялся: из-под бронежилета виднелся только край погона, звание не разобрать. Как обращаться к офицеру?

– Капитан. Надо же, кругом спелых яблок тонны две, а он зеленое выбрал. Специально, что ли?

– Так точно, товарищ капитан. Люблю кислые, с ними и пить не так хочется. Першит в горле, два часа сейчас стреляли, надышался.

– А почему не в танке?

– Так я ж механик, а мы сейчас с места работаем…

Знакомая пятнистая фигура подбежала, придерживая автомат.

– Товарищ капитан, вас генерал Соколов срочно вызывает. Солдат ваших приказали пока на бывшем посту «вэвэшников» разместить, счас от них придут, проводят.

Вот же елова мать, раньше предупреждать надо! Разведчики перебежали за развалины дома, сели на землю. Командир ушел с пятнистым, стали ждать обещанного проводника. Бардак в Советской Армии. Ни связи, ни взаимодействия, ни четкого плана. Привычное явление.

Минуты через две из-за домов показался кто-то в милицейской форме, серой пилотке и с АКМСом наперевес. Чужие здесь не ходят – значит, свой. Но порядок есть порядок. Марку держать надо.

– Стой, кто идет?!

– Мушка!

– Москва!

– Вы, что ли, разведка? А командир кто? – подошедший был не милиционером, а солдатом «мотомехчастей МВД». Точнее, младшим сержантом – на погонах краснели лычки. Судя по красным глазам и чуть замедленной речи, младший сержант не спал третьи сутки. Не меньше, во всяком случае.

– Нету командира, к генералу побежал. Я за старшего, – отозвался Петряев, здоровенный, как скала, «дед»-сержант. – Куда идти?

Перебежками двинулись за «эмвэдэшником». Разбитые дома попадались чаще, под ногой звякнул «хвост» минометной мины.

– Вы под ноги смотрите, у них не все взрываются, – обернулся младший сержант.

– …твою мать, земеля, не мог раньше сказать?!

– Привык, – проводник пожал плечами. – Я с самого начала здесь. Мы село держали, когда полезли. Всемером. Четыре часа, потом десант подошел, отогнали. Ничего. Командира вот убили, сволочи. И ранили двоих.

Этот невыспавшийся человек не хвастался. Он не был героем. Он просто сделал свое дело, и теперь невыносимо хотел спать. Вот только проведет на свои позиции смену – и спать…

Вышли к окраине. Ниже текла речушка, ручей даже – конец лета, все пересохло. На берегу нелепо застыл самосвал с поднятым кузовом. «КрАЗ». Двигатель разворотило взрывом. Чуть дальше виднелся мостик с обугленным остовом машины – похоже, «Жигули».

– Вон там мы сначала сидели, – младший сержант показал на редкую цепочку окопов. – Потом, когда они поперли, отошли выше, в те дома, – ствол автомата качнулся в сторону груды развалин. – Они градобойки выкатили на холм, на прямую наводку. И мины швыряли. Потом мы в школе засели, с местными. Пока отходили, лейтенант нас из «снайперки» прикрывал, а сам не уберегся. Занимайте дома, там обзор хороший. Вода за школой в колонке. Не сильно поднимайтесь, тут где-то у них еще пулемет стоит. Никак не найдем, даст пару очередей и заткнется. Ну, я пошел.

Вдоль долины перекатывался грохот – однополчане Вакулы никак не могли разделаться с батареей боевиков. Над головой проскользнул вертолет, ударил дымными полосами по лесу на склоне. Ринулся вниз, к склону, рыча пушками – было видно, как черным дождем сыпятся гильзы.

Пришел капитан, поставил боевую задачу. С лязгом и грохотом приполз танк – из люка механика виднелась знакомая физиономия. Подъехали «бээрдээмы», подкатил грузовик, из кузова которого торчали стволы «зушки» – спаренной зенитной установки. Афганский вариант.

Громовые раскаты пушки. Злобное рычание зенитки. Басовитый клекот «владимировых» – крупнокалиберных пулеметов бронемашин. Пыль и дым на склоне. Разведвзвод перекатился через долину, мимо разбитого «КрАЗа», полез вверх, в лес – искать и уничтожать «градобойки», снайперов, пулеметчиков.

Советский Союз. До ГКЧП – год. Через год две республики, разделенные здесь высохшей речкой, станут суверенными государствами, конфликт будет предметом обсуждения в ООН и Совете Европы. Чтобы дипломатам было с кем впоследствии вести переговоры, по рыжей глине и серым камешкам скользят кирзовые ботинки пацанов со всей пока что большой страны.

Впоследствии очень многие зададут себе вопрос: «Кому это было выгодно?», и каждый ответит по-своему. Каждый будет в чем-то прав. Правду не захочет узнать никто. Или не сможет. Вполне возможно, не было ни правды, ни выгоды. Просто два народа решили, что тысячи лет рядом – это слишком мало, чтобы породниться. И слишком много, чтобы дальше жить вместе. Академики будут искать связь между «сепаратистскими выступлениями», «массовыми беспорядками» – и несколькими землетрясениями, вспышками на солнце, изменениями магнитного поля планеты и уровня океана…

* * *

– Не спи, свалишься! – Юрий Натанович ловко спрыгнул с лошади. Александр слез гораздо медленнее. Интересно, через сколько лет он будет скакать, а не просто держаться в седле? Прямо не верится, что этот егерь еще не так давно сидел в кабине боевого вертолета… в цирке бы ему выступать. С джигитовкой. – Первым заряди сигнальный, красный.

Александр тихо щелкнул затвором «самозарядки», вставил в магазин патрон из задней части патронташа, снова плавно отвел и подал вперед рукоятку. Двенадцатый калибр – если что, можно и сигнальный… одного удара хватит. И пламя такое, что сталь не выдерживает. Вот тебе и спокойная мирная жизнь. Вот тебе и уединение на природе. Впрочем, никто тебя после сокращения в егеря не гнал, сам подался. Берегите природу, мать вашу! Ну, пошли, будем беречь.

– Санек, ты раньше времени не суйся. Будешь меня прикрывать. Постарайся идти потише, вроде должен уметь. Зайди чуть сбоку и смотри внимательно. Говорить я сам буду, твое дело – чтобы нас не подстрелили. Если кто рыпнется – первый предупредительный. Перед носом, но чтобы не обжечь. А в общем… по обстановке. Понял?

– Так точно.

– Тогда вперед.

Лес уже начал сбрасывать листья, травы увяли и подсохли. Пробираться «потише» было нелегко. Умению бывшего вертолетчика оставалось только позавидовать. Справа от Александра лишь изредка шуршала по одежде ветка или чуть слышно вздыхал придавленный ногой лист. Временами фигура напарника вообще словно размывалась среди кустов. Бывший разведчик чувствовал себя кабаном, ломящимся напролом через сухой камыш – столько шума он создавал. Ну ладно, на Юге хождению по лесам он не слишком учился, но ведь тренировки у Древних тоже что-то дали?! Или все дело в том, что сейчас Александр не мог себя почувствовать частью леса?

Впрочем, для определения цели этого перехода особых способностей не требовалось. В притихшем после выстрелов лесу буйная компания слышна метров за триста, а то и больше. Чему они так радуются, интересно?

Натаныч махнул рукой: «Обходи!» Не так уж это сложно, под такой-то галдеж. Вон они, между деревьев уже видно. Гарью пахнет – костер жгут? Сейчас малинник обойдем и увидим.

Увидеть пришлось чуть раньше. За кустами малины кто-то напряженно и обстоятельно сидел. Отошел, значит, подальше от товарищей. Ну и что делать будем? Для начала поближе подойдем.

Сидевший закопошился, приподнялся, повертел головой. Пейзажем любуешься? Ну, это ты зря, парень. Теперь придется действовать быстрее, ты уж извини. А то ты еще на помощь кого-то звать вздумаешь – то ли друзей, то ли маму.

Однако звать он никого не стал. Взглянул на мчащуюся длинными прыжками фигуру в камуфляже и с ружьем наперевес – и вскинул руки с короткой палкой.

Александр неожиданно поскользнулся на влажном листе и полетел головой вперед в малину. Извернулся в воздухе, вломился в кусты не лицом, а плечом и шеей – тоже приятного мало, а треск – как от медведя. Хорошо хоть ружье из рук не выпустил. С чего бы это рифленая подошва так скользила?!

Но каков герой оказался – все-таки своих не позвал. Приблизилось лицо – бледное какое-то. Пацан еще, усики еле-еле пробились. Ухмыляется, палочку свою крутит. Говорит что-то. Чего?!

– Бросай ружье, говорю!

Ну что же, пожалуйста. Медленно положим на землю, медленно поднимемся. Молодой ты парень, почему-то очень уверенный в себе. И глупый. Ну вот зачем ты попробовал своей палкой по шее сзади ударить? Сзади бить нехорошо. Особенно когда человек к этому готов.

Александр упал на бок, достал ногой бедро паренька. Хотел в живот, да тот успел увернуться – ловок, ничего не скажешь. Ловкий, но легкий – от удара отлетел и шлепнулся. Попытался встать. Не получилось. Очень трудно вставать, когда на тебя падает пятипудовая туша. И не просто падает, а профессиональным движением затыкает распахнувшийся все-таки для крика рот. Одновременно палка выкручивается из рук – черт, гвозди на ней, что ли?! – и летит в многострадальные кусты.

– Эй, Юрик, ты где там? Пронесло?! – хохот приближается. Значит, тебя Юрой звать? Извини, Юра, некогда кляп делать. Друзья твои о тебе сильно беспокоятся. Полежи полчаса, отдохни… Рука уже опустилась на шею паренька, когда в голове мелькнуло: «Натаныч шкуру спустит – это же не поиск, а задержание!» Ну ничего, всю не спустит, что-то оставит. Положено, чтобы стажер был со шкурой.

На руке, как ни странно, не оказалось даже царапин. Саднило и чесалось так, словно схватил ежа, но ничего не видно. Позже разберемся. Идет кто-то.

– Всем стоять!!! Охотинспекция! – а вот и сам Натаныч. За деревьями хлопнуло и зашипело, по листве мелькнул красный отблеск. Александр подхватил ружье и выскочил из-за малинника.

Стоять никто явно не собирался. Двое прямо перед Александром разворачивались в ту сторону, откуда донесся голос, один из них поднимал ружье. На поляне за ними были еще люди, и кто-то тянулся к стоящему возле дерева оружию. Очень плохо.

– Стоя-а-ать, сказал! Перетак вас и разэдак! – в дерево над «стволами» с громом ударили алые нити. Взметнулись щепки. Тянувшийся отдернулся. Тот, кто стоял с ружьем, повернул дуло чуть в сторону. Опытный, сука?!

– Бросай оружие! – гром двенадцатого калибра, шипение врезавшейся в дерево красной искристой звезды. – Не поворачиваться! Бросай! Быстро!

Нет, не бросил. Метнулся в сторону, упал, перекатился. Зря. Александр проследил движение стволом и нажал спуск. Картечь взметнула листья возле руки. Рукав кожаной куртки вспороло, потекли темные струйки.

– Ах ты!.. – сквозь зубы. А по зубам? Нет, не стоит. Хотя очень хочется. Просто ногой отбросим от тебя ружье – ой, по руке попал? Извини. Зато ты больше не ругаешься, и вообще занят своими делами – скорчился, одну руку другой баюкаешь. Ну и молодец. И так тебе повезло – только слегка задело. Могло бы и вовсе оторвать. Голову. А второму мы стволом помашем. На прощание и чтобы не заблудился. Иди-ка на полянку, друзья ждут.

Друзья послушно отошли от оружия, встали с поднятыми руками. Щенки зеленые, сопляки – самому старшему, подвывавшему над простреленной рукой, было вряд ли больше двадцати пяти. Скорее даже двадцать. Самому младшему – точнее, самой младшей – лет шестнадцать. Раз, два… И еще прибавим бедного Юрика, лежащего за малиной рядом с кучкой собственного дерьма. Итого шестеро. И джип – не из особо крутых, но «Сузуки», не «УАЗ» и не «Нива». Плюс мотоцикл – поскромнее, обычная, не слишком новая «Ява».

И оружие. Валявшееся ружье – «помповое», движением цевья перезаряжается. Насмотрелись боевиков, шварценеггеры недоделанные! У тлеющего дерева – самозарядка, такая же, как у Александра. Карабин – СКС с оптикой. Серьезная вещь. Еще что-то, похоже, «мелкашка». Неплохой набор для такого возраста. После скольких лет охотничьего стажа выдают разрешение на нарезное? После пяти, кажется? Тогда вся эта компания бегает с ружьями лет с двенадцати-тринадцати. Или не встречалась с папиным ремнем с того же возраста.

Интересно, кто их учил? Для своего возраста ребятишки действовали достаточно умело. Ну, стрелок мог и в армии отслужить, а бледный Юрик с тонкими усиками? Ему-то вряд ли восемнадцать исполнилось. Секция у-шу какая-нибудь? А главное – что они такое страшное сделали в лесу, что за оружие хватаются? Или у них уже рефлексы выработались – чуть что, сразу «ствол» в руки?! Рановато. Даже по нашим неспокойным временам.

– На землю, лицом вниз! – похоже, эта молодежь чем-то сильно обидела Юрия Натановича. Обычно он работает по-другому – если верить его же рассказам. – Руки и ноги шире! Шире, сказал! Вашу мать, мозги вышибу!

Легли, а куда денутся. Воинственного пыла как не бывало. Подбитый стрелок пошел ко всем остальным, даже на ружье не взглянул, только оскалился. Александр подобрал «помпу», повесил на плечо. Подошел, встал так, чтобы держать под прицелом всех сразу.

Натаныч по очереди тыкал лежащих в затылок тупорылым «модерном», прохлопывал подмышки, бока и голени. На середину поляны полетели ножи, зажигалки, два пистолета – похоже, газовые, надо будет проверить. Егерь выхватывал из брюк ремни, ловко стягивал локти за спиной. Не пощадил и раненого – тот закричал и обмяк. Отойдет. Добрался до девчонки.

– Погоди, – вмешался Александр. – За малиной еще один валяется, притащить надо.

– А справится?

– Там парень хилый, должна.

– Ну, тогда бери, только осторожно, – ремень обхватил тонкие запястья. – Вот так, умница, теперь ты и работать сможешь… Ружье с плеча скинь, мешать будет.

Александр отбросил трофей к остальному оружию и повернулся к пленнице:

– Пошли, заберем вашего Юрика.

Девчушка обожгла взглядом волчицы, попавшейся в капкан, молча направилась к малиннику. Паренек лежал в той же позе, не шевелился и не стонал.

– Теперь бери его за шиворот и тащи. Если тяжело, можешь волочить по земле, он сейчас все равно не почувствует и не обидится.

– Сам тащи, ты, падаль! – внезапно огрызнулась девчонка. Начитанная девочка, воспитанная – словцо какое подобрала! Не в три этажа покрыла. Но работать все-таки придется.

Александр собирался уже ткнуть стволом между лопаток… Как-то у нее спина напряглась нехорошо. Словно только этого и ждет. Не будем повторять киношные ошибки. Может, это и грубо, но целее будем.

Рубчатая подошва ботинка отпечаталась гораздо ниже лопаток – на джинсах. Пискнув, юное создание полетело прямо на своего приятеля. Завозилась, встала – в сомкнутых руках блеснуло сталью лезвие. Откуда?!

– Брось! Брось, говорю, порежешься! – Александр постарался, чтобы голос звучал поласковее. Не получилось, наверное – девушка смотрела затравленно, то в глаза своему конвоиру, то на ружье. Попробовал протянуть руку – еле успел отдернуть, острие чиркнуло по рукаву.

– Брось, кому сказал! Не дури!

– А вот х… тебе! – воспитание закончилось. Или ситуация теперь не книжная. Внезапно глаза расширились, губы разошлись в яростной ухмылке – даже, скорее, в оскале. Руки с ножом взметнулись – и пошли вниз.

Александр успел ударить прикладом. Лезвие резануло по толстой резину затыльника, скользнуло, вспороло нейлон курточки. Поздно, красавица! Сила удара уже не та, и есть время выкрутить клинок из судорожно сжатых пальцев.

– Я же говорил, порежешься! И куртку хорошую испортила! – впрочем, не только куртку: свитерок тоже. Проглядывало загорелое тело с длинной царапиной, сочившейся кровью. Заживет до свадьбы, даже отметки не останется. – Но, но, не балуй!

Девчонка попыталась рвануться из рук. Рухнула на землю, задергалась, всхлипывая. Истерика. Но какова воительница попалась! И что это на нее накатило – нож себе под ребра вгонять? Ну и компания! Теперь придется тащить обоих. На всякий случай свяжем и бессознательного Юрика. А теперь за шиворот и вперед, на полянку. В левой руке вяло трепыхалось.

Юрий Натанович зря времени не терял. Оружие разложено рядком, сам егерь сидит на пенечке с планшетом и пачкой документов. Напротив него – задержанные. Словно любимого учителя слушают. Один только заснул, нерадивый. Впрочем, будем считать причину уважительной – на рукаве кожаной куртки виднеется жгут-закрутка. И когда только все успел?

Судя по всему, никто больше не пытался оказать сопротивление. То ли самые воинственные свое уже получили, то ли остальные поумнели. А может быть, аргумент у Натаныча хороший. Железный. Калибра пять – сорок пять.

– Итак, молодые люди, по пунктам, точнее, по статьям. Браконьерство. Незаконное ношение оружия – газовое я тоже впишу, но и нарезного хватает. Вооруженное сопротивление при задержании. Саня, ты не ранен?

– Все нормально. Запиши еще вот это, – нож пролетел через поляну и шлепнулся рядом с другими.

– Ага, значит, должностные лица не пострадали.

– А как бы вы могли пострадать, если мы не стреляли? Какое сопротивление, кто докажет?! Это вы на нас напали, Игоря и Юрку покалечили! – кто-то из молодых явно не раскаивался. В чем-то он прав. Поди докажи, чтоэтот стрелок собирался стрелять. Вот если бы он успел выстрелить, да еще и попал, адвокаты приняли бы это во внимание… Патологоанатомы тоже.

Впрочем, и егерь такое явно не впервые слышал.

– Не стреляли, говоришь? – Натаныч отложил планшет. Встал, подошел к трофеям. Вытащил из кармана и одел кожаные перчатки. Медленно – одну, потом вторую. Так, чтобы сидящие хорошо видели. Поднял карабин. – Из вот этого вы тоже не стреляли? А может быть, и нас тут не было, а вы сами друг друга, а?!

Дуло было направлено точно в лоб любителю законов. Тот побледнел и вжал голову в плечи.

– Ну так как, было сопротивление? Или разменяемся – мы кабанчиков порешили, а вы неострожно с оружием обращались?

Да одного этого карабина, – егерь неожиданно закричал и подскочил к пареньку, – одной «мелкашки» хватает, чтобы вас посадить! – помолчал, тяжело дыша, успокаиваясь. Обернулся. – Сань, я тут пока поговорю с молодежью, а ты отойди во-он туда. Полюбуйся на их развлечения.

Место «развлечений» нашлось почти сразу. Выгоревшее пятно – хорошо хоть лес после дождика не просох окончательно, не разгорелся. Это не просто случайная искра или непогашенный костер – видно было, в каких местах пытались поджечь. Под деревьями. Кучки опавших листьев под кустами. Два дымящихся, тлеющих пятна – бывшие муравейники. Выгорели изнутри – опять-таки поджигали специально, факелом в кучу. Или бензином плеснули.

Но это было не все. Александра затошнило, когда он понял, что именно висит на дереве. Чуть в стороне от горелых проплешин.

Вот кто так дико визжал… Дикий поросенок висел словно распятый. Прикрутили проволокой к ветке. Перед этим перебили задние ножки выстрелом – поэтому и не убежал. Ловкие ребятишки. Подстрелили, поймали, привязали. Потом вспороли животик. Сизые кишки вытянулись до самых корней, на них вяло копошились толстые осенние мухи. Тельце еще подергивалось.

Лес перед глазами поплыл, растекся в зелено-коричневую кляксу. Вот такие ребятишки потом и врываются в села, оставляя после себя бурые головешки – продолговатые и поменьше. Или ездят на БТРах по беженцам. Или бьют из пулеметов по санитарам. А может, он уже успел отличиться, этот стрелок с профессиональными навыками? Остальные, надо полагать, радостно смотрели. Или, что гораздо вероятнее, принимали активное участие. Веселенькая такая забава.

А почему же на визг не прибежала мамаша? Дикая свинья, да еще в ярости, способна растерзать любого. Это знают все, даже волки и рыси, поэтому на полосатых поросят с забавными пятачками редко кто осмеливается нападать.

Мамаша обнаружилась в пятидесяти шагах дальше. По следам на желтых и бурых листьях, по гильзам и пятнам крови можно было хорошо прочитать все, что здесь происходило. Выводок от чего-то бежал – и выбежал вот сюда. Чушка не заметила засады. Первый выстрел не убил ее, но заставил остановиться, развернуться – с разрывной пулей в спине. Второй вырвал кусок мяса из загривка – мать уже ринулась на защиту детенышей, неслась прямо на стрелка с карабином. Страшный удар картечи пришелся под ухо и снес половину черепа. Двенадцатый калибр, с тридцати метров – похоже, старший с «помпой» прикрывал горе-снайпера. Не слишком доверял ни силе оружия, ни искусству стрелявшего. Остальные стояли чуть в стороне, не вмешивались – только по разбегавшимся поросятам кто-то дал два выстрела. Гильзы отбросило далеко – «самозарядка». Остальные выстрелы – снова помповое ружье. Два полосатых трупика лежали в кустах. Один малыш все-таки ушел: раздвоенные копытца пробили листики, след нырнул в кусты. Ну а четвертый попался еще живым.

При воспоминании об этом лес опять начал тускнеть и расплываться. Сволочи!!! Распятое и выпоторошенное тельце напоминало о себе, не давало покоя, отдавалось болью во всем теле, как вошедший в заживающую рану шип. Ягоды бересклета и шиповника казались каплями крови, березовые ветви – поседевшими от ужаса. Все вокруг содрогалось от пережитого. Звери убивают чужих детенышей, но никто при этом не получает удовольствия от мучений.

Александр заскрипел зубами. Туша матки не была освежевана – в мясе компания явно не нуждалась. Не за этим приехали. Понятно, почему егерь не сдержался. Удивляет как раз выдержка. Случись драка с этими ребятишками еще раз – головы бы поотрывал. Откуда только они взялись, такие молодые да ловкие? Ни чужой жизни не жалко, ни своей. Впрочем, законник все же побледнел перед стволом. Не все на той полянке камикадзе. А кто есть кто, сейчас разберемся – отпечатки подошв он не забудет.

На поляну он вышел кружным путем. Молодежь сидела присмиревшая, угрюмо отвечала на вопросы. Юрий Натанович спокойно заполнял протоколы. Над раненым сидела девица, бинтовала руку. Пришедший в себя Юрик массировал связанными руками шею. Перехватив взгляд Александра, он почему-то прикрыл голову руками, зашевелил беспокойно пальцами. Наверное, узнал. И лицо сейчас такое доброе-доброе.

– Не я, не я! Я вообще в машине сидел! – закричал вдруг белобрысый долговязый парнишка. – Я ничего… Я даже за оружие не брался! Только за «мелкашку», когда по банкам стреляли! Можете отпечатки пальцев проверить!

Решил, бедняга, что здесь милиция? Какие «пальчики» среди леса?! И без этого ясно, что не врет. Следов от его «Адидасов» не было ни в засаде, ни на гари. А вот остальные смотрят с презрением. А кое-кто – не только. У «законника», например, глаза стали хищными, словно в прицел приятеля ловит. На ногах у тебя что, любитель доказательств?

Так, действующие лица определились. Поэтому ты так карабина и испугался – не иначе, Натаныч тебя успел вычислить. Или интуиция подсказала. Страховал тебя ныне раненый герой. С «самозарядкой» был вон тот бритенький, он еще к оружию в самом начале потянулся. А вот около дерева с поросенком больше всего наследили Юрик и девка. Что-то в них обоих есть такое… ненормальное. Сдвиг крыши в одну и ту же сторону.

Сдвиг крыши. Распятый и выпотрошенный поросенок. Нож, опускающийся к ребрам. Скользнувшая по листьям рифленая подошва. Гладкая палка, ужалившая руку. Стонущий, окровавленный, поседевший лес. Выгоревшая поляна.

Выгоревшая! Недавнее воспоминание ударило по глазам и голове. Выгоревший круг среди леса. Черный посох в руках Владимира. Золотые змейки. Что-то еще подобное, ускользнувшее от внимания, но только что виденное.

Шаг, второй, третий. Отнятое оружие. Отдельно валяется брошенный через всю поляну нож. Дешевая китайская поделка. Складной, но широкое лезвие достаточно надежно фиксируется. Не сложится при ударе. Накладки на рукояти – черный пластик. Простенький рисунок – летящий среди разноцветных облаков дракон. Золотой на черном фоне. В щелях рукояти – подсохшая кровь.

– Твой? – обернулся к Юрику.

– Мой, а что? Я его в «комке» купил, все законно. Это не «холодняк», лезвие короткое, – к парнишке на глазах возвращалась уверенность в себе.

– А кровь чья?

– Кабанчика. Я и не отказываюсь, прирезал подранка, – под усиками пробилась нагловатая усмешка. – Что еще? Ты не сильно-то наезжай, лесовик. Драться ты умеешь, но и тебя есть кому обработать, – глаза недобро сощурились. – Знаешь, кто мой хозяин?

– Ну и кто же? Мафиози какой-нибудь? Крестный отец?

Вскипела ярость – не холодная, боевая. Другая. Такое было с Александром, пожалуй, впервые. Он почувствовал, как внутри собирается огненный клубок, свивается все туже и туже. Юг. Древние. Потеря способностей, любви, работы. Все потери, все обиды, вся злость жизни. Выгоревший круг на холмах. Выгоревшее пятно на соседней поляне. Содрогающаяся полосатая тушка. Дрожь автомата в руках. Молнии, бьющие в далекие холмы.

– А какая тебе разница, кто? Мафия… Это все пыль. И ты тоже – пыль. Если он обратит на тебя внимание, ты этому поросенку позавидуешь, – сам бледный юнец явно не обращал внимания ни на что. А вот Натаныч заметил:

– Саша, ты что?! Успокойся! Остынь, говорю!!!

– Т-так, з-значит, пыль? – выдавил Александр сквозь зубы и шагнул вперед. – Хозяин, говориш-ш-ш? Позавидую?!

Не стало подбегающего егеря, исчез нагло ухмыляющийся Юрик. Исчез и сам Александр. Остался клокочущий, огненный клубок и молнии. Одна из них взлетела над лесом, развернулась и ударила в какое-то серое пятно.

И сразу все отхлынуло. Визжала девчонка, вопил от боли раненый, орали, держась за головы, остальные – кроме недоуменно озирающегося белобрысого. Юрий Натанович обхватил Александра за плечи. Поморщился, словно внезапно заныл зуб. А этот, верный раб своего хозяина, куда делся?!

Наглый Юрик обнаружился возле ног – катался по земле, нелепо дергался и подвывал.

– Чем это я его, Натаныч? И чего они орут?

– Ты его и пальцем не тронул. Он просто повалился, и все, а остальные перепугались. Кто их знает, чего? – егерь отвел глаза, поглядел на девицу. – Да заткнись ты, бога ради!

Визг как отрезало. Замолчали все, даже бледнолицый нахал корчился молча. Натаныч сплюнул.

– Знаешь что, Саня, бери-ка трофеи и иди к лошадям. Теперь я тут и один справлюсь, а лошадкам нервничать ни к чему. Да и вообще, мало ли что. Так что ты езжай прямо домой. Я дела закончу, из леса этих отправлю и пешочком дойду. Там от выезда не так уж далеко, а до него я на мотоцикле. Все равно хозяин его не поведет, с одной-то рукой. Ну, давай, давай, ступай. Можешь на мою Сороку сесть, она дорогу хорошо знает.

(обратно)

ГЛАВА 6

Лопата с хрустом впивалась в землю. Х-хруп! Темно-серый пласт перевернулся, скользнул, лег на то же место. Острие лопаты ударило в него, раздробило на мелкие комки. Блеснули на солнце отточенные края. Х-хр-скррр! Железо задело что-то. Новый пласт отвалился, на глянцевом срезе показался камешек со свежей белесой царапиной. Х-хруп! Недовольно пискнул перерезаный корешок. Х-хруп! Перед Александром оставался потемневший, бугристый участок. Сзади земля была бледно-серой, притоптанной, подсохшей. Все убрано, пора отдыхать, набираться сил. Перед этим люди перекопают, взъерошат граблями – и все. Покой до самой весны, когда рыхлая почва будет жадно, как с похмелья, глотать талую воду.

Самим бы людям такой покой. Нет покоя. Будет только тогда, когда сам станешь такой же рыхлой землей, ляжешь под серые комья. Впрочем, и тогда покой обещан далеко не всем. Да и не хочет никто зимовать без всякой надежды на весну. По крайней мере до тех пор, пока голову снегом не заметет и борода инеем не покроется. Тем, что и летом не тает. Но и тогда каждый цепляется, как осенний лист за ветку.

«Почему всегда самыми живучими оказываются сорняки?!» – думал Александр, ожесточенно вырубая корневище то ли осота, то ли еще какого-то незваного огородного гостя. Гость летом завоевал жизненное пространство и не собирался отступать. Не выкорчуешь сейчас – весной не справишься. Впрочем, весной он вполне может прорасти из мелких, уцелевших в борьбе с лопатой и морозом обрывков корня. «Так и эти. Остались хоть какие-то корни – и вот вам пожалуйста!» Сверкающее лезвие опустилось, словно топор палача на чью-то шею. Жаль только, голова в корзину не покатилась. Бледная такая, с усиками. «А может, их специально выращивают. Заботливые хозяева…» Самой большой загадкой во всей этой истории оставалась именно фигура таинственного хозяина Юрика. Не исключено, что и всей компании.

О существовании хозяина свидетельствовала недавняя поездка Натаныча в город, к начальству. Даже не непосредственному, а сразу областному. Вернулся бывший вертолетчик только через три дня. Нервы после разговора успокаивал, в компании старых боевых друзей. Дома добавил «лекарства» – не то чтобы в стельку, но и не один стакан. Правда, в лечебных целях распивался не самогон и не чистый спирт. Вообще все происходящее походило скорее на семейный праздник. Накрытый скатертью стол, фарфор, разносолы и закуски. Не хватало только гостей.

– Не пей водку, Саня, алкоголиком станешь! Водка нужна только чтобы напиться, чтобы человека в себе забыть. Вообще все забыть. А для здоровья… Ты что предпочитаешь, коньяк или вино?

– Вино. Терпеть не могу коньяк, одна вонь.

– Ну это ты зря, это кому как нравится. Но вообще-то ты прав, вино полезнее, особенно красное. Даже врачи рекомендуют. Только пить надо не часто, тогда и действовать лекарство будет лучше. Вот если бы мы с тобой каждый день пили, чем бы сейчас лечились? Так, значит, мне коньяк, тебе вино. Кагор пойдет?

Из кладовой была извлечена пыльная бутылка кагора. Явно не подзаборного разлива: красная этикетка с золотым тиснением, какой-то собор на ней, пробка не пластиковая, а из прессованой крошки. И содержимое соответствовало: густое, темно-рубиновое, в меру терпкое и в меру сладкое…

– Ну как, хорош? То-то же! Я года три назад случайно в городе на него набрел, распробовал – сразу пол-ящика взял, благо деньги были. Не прогадал – сейчас эта же фирма похуже лить начала. Эх, вообще сейчас не то вино пошло! Даже грузинские подделывают, виноградный «Инвайт» в портвейн добавляют, а этикетку тебе какую угодно наклеить могут. Так что лучше уж пить домашние. Экологически чистые. Тут у моих знакомых в райцентре такая вишневка!

Сам егерь пил нечто иностранное. Из пузатой бутылки, привезенной «от друзей».

– А из коньяков, если будешь когда-нибудь пить, не зарься на дешевое. Вот там действительно одна вонь и горлодерство! Настоящий коньяк должон благоухать, аки дубова листва по осени! – от благоуханной жидкости егерь постепенно захмелел. Начал выражаться исключительно старинным стилем. – И сомнению не подлежит, что есть и еще одно достоинство сего напитка. А именно – при скудных доходах наших долгому запою поддаться никак не возможно! Ежели не переходить на всякую дрянь. А дрянь, господа офицеры, несовместима с нашим благородным сословием и высоким призванием! – Натаныч медленно втянул в себя коньяк. Помедлил, взял со стола ломтик сыра. – Так описать вам, юноша, исход нашей баталии?

– Будьте любезны, ваше благородие! – подхватил предложенный тон Александр.

– Ваше высокоблагородие! Ну да ладно, своим прощаю. Итак, милостивый государь, воткнули нам ерша по самые ноздри. Мягенько так воткнули, нежно даже. Но так, чтобы не вытащили и век помнили. Главное, сударь мой, вы должны запомнить накрепко – никого мы не задерживали. И даже видеть не могли, поскольку в лесу в тот день никого не было. Кроме нас, естесс-но, и постоянных обитателей. Вашу мать, дятлы гребаные! – кулак грохнул по столу. Задребезжала посуда, бутылка кагора покачнулась, но устояла. – А свинки, Санек, совершили массовое самоубийство, ты это твердо запомни! И следующий раз, когда эти деятели будут совершать здесь массовое убийство, ты тоже их не увидишь, а пройдешь мимо! Понял?!! Никого мы не видели, не было ничего!!!

– А оружие?

– Какое оружие, Саня? Какое оружие, если не было никого?! Эти стволы нигде не числятся. Ребята для меня специально проверили до самой Москвы. Нету их, и все. Даже газовых. Ни в продаже не были, ни на учете, ни в розыске. Понял, дела какие?! От меня их принять не могут. Протокола задержания и изъятия нет? Нет. В лесу я их нашел? Хозяев искать придется – значит, все-таки кто-то был. С отпечатками пальцев и стреляными гильзами. Начальство могло бы и само замять это дело, но тогда оно хоть что-то, да обязано знать. А знать не хочет. Так что получай трофеи в полное владение. Еще лучше – выкинь их в болото и забудь, в какое. Иначе только мы рыпнемся – все эти стволы на нас повесят и будут долго выпытывать, а где это мы их раздобыли. Хочешь, продадим – одно ружье сейчас тыщи две потянет, не меньше. А уж карабин чистенький, без следов и документов, можно на-амного дороже загнать. В любой момент. Хочешь?

– Не хочу, Юрий Натанович. И вообще, непорядок это, когда оружие без хозяина гуляет. Еще выстрелит где.

– О! Понял мою мысль, значит?! Времена сейчас шибко неспокойные настали, это ты прав. Так что в болото кинуть можно, но только не забывать, куда именно. Раз у нас нынче начальство расщедрилось… Давай-ка еще по маленькой. За щедрое начальство!

Выпили. Посидели немного, обдумывая последние новости.

– Юрий Натанович, как вы думаете, эти… могут сюда вернуться?

– Испугался, что ли? Да шучу я, шучу, не вскидывайся ты так! Знаю, что не от этого спросил. И они знают. Поэтому и не сунутся. Очень уж ты их напугал напоследок.

– Чем, Натаныч?!

– Вот это ты уж сам разбирайся. Юрик этот всю дорогу в себя приходил. А остальные все шептались о каких-то силах, ключах и уровнях. Насколько я их понял, ты круче яйца оказался. Или они себя слишком высоко до этого ценили, да признаваться не хотят. Я не знаю, что ты там сделал, а гадать не буду. Тебе виднее. Только меня как током ударило, когда я к тебе после этого прикоснулся. Так что твои дела, судя по всему, проходят по ведомству доктора Чумака и прочей компании.

– А как вы думаете, есть в человеке что-нибудь подобное? Или бред и выдумки?

– Хороши выдумки – шибануло не хуже, чем двести двадцать вольт, – проворчал егерь. – Я, Сань, такого среди людей навидался, что и в черта с рогами поверишь. Ты на этого моего тезку как глянул – все заорали, как коты.

– Один не орал. Длинный такой, белобрысый. Тот, что оправдывался.

– Оправдывался, говоришь… – Натаныч задумчиво вертел в руках широкую рюмку. – Не орал, это точно. Знаешь что, такие эксперименты лесу, может, и на пользу, но ты их проводи в следующий раз без меня. А надумаешь огонь из глаз пускать или шаровые молнии из пальца – лучше иди на протоку. И пожара не будет, и рыбы наглушишь к ужину.

На берег Александр пошел, но молнии метать не получилось. Пробовал вспомнить все, о чем думал и что чувствовал там, на поляне, взвинчивал себя до красной пелены перед глазами – бесполезно. Нервы только потрепал, а почувствовать себя жгучим, мечущим молнии клубком не удалось. Не помогали и те способы боя, которым учился у Древних. Просто не срабатывали, и все. И внутреннее зрение не вернулось.

Проплывали к реке желто-бурые листья. Изредка на воде появлялись быстрые круги. Однажды около посеревшего деревянного причала плеснуло, выпрыгнула рыбешка, у поверхности пронеслась длинная тень. Щука никак не успокоится, пытается впрок наесться. Хищница.

Возле причала покачивался на медленном течении катер. Хорошая вещь. Водометный, мощный, может и по траве пройти, и по сетям. Осадка не больше, чем у дюралевых моторок, которые то и дело сновали по многочисленным протокам, заливчикам и озерцам. Рыбаки – черт с ними. И рыбинспектор заодно. А вот любителей «погулять, серых уток пострелять» пришлось отогнать. Задержать не удалось.

«Казанка» с двумя «Вихрями» вырвалась на большую реку и ринулась вперед, шлепая днищем по волнам. Натаныч, выматерившись, сбросил скорость и развернул катер. Перед глазами мелькнули белые барашки на серой воде, поредевшая щетка деревьев на островах – и над островами, в мутной полосе дымки, гряда холмов над противоположным берегом. Довольно далеко. Километров двадцать, не меньше. И оттуда, из этой мглистой дали, долетела и ужалила в руку лилово-золотистая искра. Те самые холмы. Даже не сверяясь с картой, Александр понял, за каким именно гребнем сейчас набухает от сырости пепел на выжженной молниями поляне. Катер скользнул обратно, в лабиринт речек и проток, под облетающие кроны леса.

С того дня Александр мог ходить по лесу без компаса. Направление на холмы он чувствовал всегда и везде. Даже в городе, во время своих редких поездок к друзьям. У родителей. За обедом. В погребе. При объезде леса. Разговаривая с Натанычем. Таская из конюшни ведра с навозом. Прочищая и смазывая ружье. Всегда. Везде. Он даже начал привыкать к этому свербящему чувству, как привыкают жители болот к комарью. Исчезни оно – и чего-то будет недоставать.

Старые способности не восстановились. Зато, похоже, зародились новые. Вот и пригодился совет странного лесника – учиться самому.

Раньше, среди Древних, чувствовать лес получалось не всегда. Боль леса, тревогу, беспокойство – бывало, иногда при помощи волевого усилия, чаще самостоятельно. Какое-нибудь дерево или зверька тоже понимал неплохо. Но тайная внутренняя жизнь огромного живого существа, состоящего из множества других, открылась ему впервые.

Он ходил по лесу пешком, реже – ездил на Гривне. Человека на лошади лес опасался меньше, чем пешего. Александр долго пытался понять, в чем дело. Зайцы, лисы, даже мыши настораживались задолго до того, как он подходил. Когда ехал верхом – только косо поглядывали и бежали по своим делам.

Ответ пришел неожиданно. Александр сидел у огромного дуба, прислонившись к стволу и закрыв глаза. Сквозь дрему он слышал, как переступает неподалеку лошадь, похрупывает, срывает пожухлую траву. Вокруг шелестела мелкая живность, где-то вдали долбил дятел, попискивали синицы…

…И вдруг не ушами – позвоночником, затылком почувствовал мерные глухие удары. Туп, туп, туп, туп. Гривна фыркнула, прекратила пережевывать. Лес насторожился, синицы запищали громче. Что-то жутковатое, чужое было в этом приближавшемся погромыхивании. Что-то такое, от чего могла бы встопорщиться шерсть на загривке, будь Александр зверем. Такого в лесу он еще не слышал. Не бывает в лесу таких размеренных звуков. Если лось или кабан бегут, спасая жизнь, звучит похоже, но копыта бьют о землю гораздо чаще, слышится треск кустов, тяжелое дыхание – а здесь словно механизм движется.

Тяжелые удары приближались. В кустах послышался шорох – пестренькая мышь кинулась к своей норе. Лошадь фыркнула еще раз, нервно ударила копытом. Кто-то или что-то подходит. Руку на ружье, откроем глаза, медленно, без резких движений повернем голову. Кто?

К дубу подошел небритый мужик в потертом пальто, из-под которого виднелись тупые носы резиновых сапог. Сквозь цветастый пакет проглядывали несколько горстей опят. Грибник. Всего лишь грибник?!

– Слышь, паря, я на Гнилуху так выйду, не знаешь? Говорят, там грибов этой осенью – море.

– Выйдешь, только потом свернуть надо будет. По просеке иди, до столба между шестым и седьмым участками, за ним тропа направо отходит. По ней прямо.

– Ну, спасибо, а то я на Гнилуху через эти места только раз ходил. А ты что, лесник здешний?

– Нет, я в охотхозяйстве, стажер.

– А-а, Юнату в помощь прислали! – обрадовался мужик. – Это хорошо, а то он запарился в последнее время, городских много наезжать стало. Слышь, стажер, а насчет грибов – точно?

– Точно. По краю луга, где вырублено, смотри. Только не рви, а срезай. Нож есть?

– Обижаешь, стажер! Что ж я, без понятия! Ну, пойду я. Привет начальнику передавай, от Сереги из Терешки.

Туп, туп, туп – шаги удалялись. Мышка высунулась из-под куста, повела носом, подозрительно блеснула темным глазком на Александра. Забавно пошевелила ушами, вслушиваясь в затихающие удары сапог. Вот оно что! Действительно, ни один зверь так не ходит. У каждого через десяток-другой шагов обязательно задержка: воздух или дерево понюхать, препятствие переступить, поинтересоваться чем-нибудь вкусным. Человек идет, как робот. Лесные жители так мерно, целеустремленно только спасаются от кого-то, уходят из плохого места подальше. Вот все остальные и настораживаются. А шаг с ударом всей подошвой далеко по земле отдается. Ну что, будем учиться у мышей? И ходить все время только звериным шагом. Волчьим. Как в разведке учили. Эх, и ноги же разболятся!

Пестрая подмигнула из-под куста и умчалась по своим делам.

С тех пор начало постепенно проявляться чутье. Не возвращаться, именно проявляться. По-новому. То, чему его учили Древние, было и похоже, и не похоже на открывавшееся в лесу. Уроки Николая Ивановича, Олега, командира – это были вопросы с заранее известными ответами, уже решенные задачи. Оставалось только следовать проверенной методике и получать свою оценку. Лес задавал вопросы и не подсказывал ответ. Слышимый не ухом, а руками шорох глубоко под землей – водные потоки? Ход соков в корнях? Ворочающийся в норе хомяк? Или вообще восприятие той связи между деревьями, о которой наука только догадывается, но еще не может доказать?

Первые ответы получил с помощью лопаты. Вот эта бурая полоска, еле заметно различимая под землей – корешок. Это пятно, холодное, если провести над ним рукой – сырой комок среди сухих. Синеватая искорка, разгорающаяся ярче, если поднести железо – потерянная или выброшенная Натанычем ржавая гайка…

Со временем пришло и понимание живого. Мог угадать, где и чем именно довольно чавкают кабаны. Зачем именно долбит кору дятел – ищет личинок или решил расширить дупло. Как реагирует на это дерево. Кто кому сильнее мешает – старый дуб или проросшие неподалеку осинки. Людей вообще чуял сразу – где чужак вошел в лес, насколько может повредить. Одного только никак не мог различить на расстоянии – своего шефа. Видимо, лес уже давно считал егеря частью себя самого, не отделяя от остальной живности.

Вернулось чувство опасности. Зашел однажды на полянку с пепелищем, прикрытым листопадом, с рухнувшим деревом, на котором бурели высохшие потеки крови – и отшатнулся. В этом месте был готов вытеснить любого человека, придавить, отбросить опасного двуногого пришельца. Через несколько минут по кронам из-за спины прокатилась шелестящая волна – признали своего. Тугой, болезненный комок в груди растекся и исчез. Попробовал подойти к упавшему дереву – шиповник схватил за куртку и штаны мягко, но настойчиво. «Не ходи туда! Опасно!» Согласился с лесом. Заодно вспомнилось, какими видел подобные места при помощи «верхнего зрения». Теперь эта полянка казалась черно-красной среди серого, засыпающего леса.

Домой возвращался только для того, чтобы выспаться и поесть. Иногда брал спальный мешок, кусок полиэтиленовой пленки вместо палатки – октябрьское небо протекало, как старая кастрюля – и оставался ночью в лесу. Сперва разжигал костер, потом уловил недовольство леса. Научился обходиться теплом своего тела и палой листвы, в которую зарывался, как зайчонок. Темнота ему мешала все меньше.

А вот присутствие «потусторонних» сил почувствовать не удавалось. И настроение, чувства людей оставлись закрытыми. Впрочем, на ком было проверять себя?! При редких встречах в лесу реакцию можно было предсказать заранее. Идешь, любуешься пейзажем – и вдруг навстречу человек с ружьем. Настороженность. Опаска. Выяснение, кто есть кто. У охотников – легкая неприязнь. Кое у кого и злоба. Облегчение – при прощании. Все это было слишком отчетливо написано на лицах, слишком хорошо улавливалось по глазам и голосу. Никто не таил мысли, не было несоответствия между тем, что видел и чувствовал.

Самой большой загадкой оставался Юрий Натанович, Юнат, как его прозвали местные. Не удавалось его ни понять, ни почувствовать. Даже когда он явно на что-то злился, это можно было услышать, но не учуять. Словно и не человек, а кукла говорящая – изнутри не выплескиваются ни яростное алое пламя, ни нежная зелень, ни желтые всплески беспокойства. Хотя вполне может быть, что Александр просто улавливал этого. Не хватало нового чутья, человек все-таки сложнее зверя и дерева.

Сам Натаныч метания своего стажера по лесу замечал, но относился к ним с добродушной усмешкой. «Бегаешь? Ну, побегай, побегай! Для лесу оч-чень полезно! И мне, старому, работы-то поменее!» – сказал он однажды с видом дряхлого деревенского деда. И уехал на неделю в город – в госпиталь, обследовать позвоночник, из-за травмы которого пришлось оставить авиацию. Сначала Александр испугался ответственности. Потом вышел на обход и понял, что он не один. Лес поможет.

Смутное беспокойство пришло в самом конце месяца. Холмы за рекой начали притягивать сильнее – и в то же время раздражали. Хотелось сравнять их с землей, разметать по камню, по песчинке. И само место, где они стояли, выжечь и перепахать. Александр стал все чаще вспоминать выгоревший круг, по ночам опять виделся фиолетовый туман с жалящими золотыми змеями. Уходил ночевать в лес, к старому дубу – туман исчезал, но вместо него появлялся и дергался на дереве выпотрошенный заживо поросенок. Во время очередного обхода поймал себя на том, что свернул с привычного маршрута и идет к черной поляне. Выругался, развернулся и пошел обратно – тяжело, словно по грудь в воде. Каждый шаг требовал заметных усилий.

Тридцатого под вечер вернулся Натаныч, поглядел на осунувшееся, потемневшее лицо и поблекшие глаза Александра, присвистнул.

– Ого, Санек! Как это ты себя умудрился до такого довести?! Лень было еду готовить или спать в одиночку боялся? Ну-ка, выкладывай, что тут без меня случилось!

– Да ничего не случилось. Давит что-то, и все. Может, погода, может, еще что…

– Вот и расскажи, что именно. Давай, давай, я же вижу, что сам знаешь. В лесу что-то случилось? Шалил кто?

– Все нормально. На вверенной мне территории чрезвычайных происшествий не было.

– Ты мне голову не морочь, по уставу мы свое прожили. Нас тут трое, все свои – ты, да я, да лес кругом. Зиму нам здесь сидеть вдвоем, за это время ты или засохнешь, или повесишься, или на меня тигром кинешься. Выкладывай, говорю! Как на духу! Не бойся, смеяться не стану и санитаров не вызову. Я ж тебе говорил, навидался всякого. Без причины человек до такого состояния себя не доводит.

– А если не человек?! – и Александра прорвало, как треснувшую плотину. Он рассказывал о своем командире. О ночной встрече и поездке верхом по городу. Об Олеге, о Древнем Народе. О молниях и черном посохе. О своих снах. О потерянном чутье и о том, что ему дал взамен лес. И о непрерывном зове с того берега. Наконец выдохся.

– Теперь, Юрий Натанович, вызывай санитаров. Или ФСБ – кого хочешь. Можешь попа со святой водой и ладаном – нечисть из дому гнать.

– Тебя, что ли? Так ты, извини, нелюдь, если твоему же рассказу верить. Нечисть – это уж совсем из другой оперы. Русский же человек, различать должен. Может, и не человек, – поправился егерь. – Но все равно русский. Родной язык надо любить и беречь. Сам-то ты кем себя чувствуешь?

– Не знаю я, Натаныч. Честное слово, не знаю, кто я теперь. Знаешь, как говорят? Что имеем – не храним…

– …Потерявши – плачем, знаю. Так ты по чем больше плачешь: по способностям своим пропавшим или по тому, что больше не человек? Не вскакивай, сиди. Я тебя что, ладаном окуриваю, веником гоню? Хотя батюшку позвать – мысль неплохая. Полегчало бы тебе. Но ехать далековато, на ночь глядя, да и не готов ты еще к такой помощи. Так что попролбуем обойтись как-нибудь. Так как с тобой прикажешь разговаривать – как с человеком или как с этим… Древним?

– А сам ты как думаешь? Кто я теперь?

– Дурак. Молодой такой дурень, салага. Сопливый Санька Шатунов. Полегчало? Если нет, подумай, почему ты прежде всего дурак, а уж потом все остальное. Не думается? О! Слышу, слышу. Скрипят уже.

– Кто?!!

– Не пугайся, нервный какой стал. Мозги твои скрипят, шарики, ролики и шестеренки. Друг за друга заезжают. Ладно, счас вправлять будем. Биологию учил? Тогда отвечай, к какому виду относятся Древние.

– При чем здесь биология?!

– Молчать!!! Думать я за тебя буду, раз дурак, а ты отвечай! Вид! По-латыни и по-русски!

– Хомо сапиенс, человек разумный, – командный голос почему-то успокоил Александра. Насколько легче, когда кто-то за тебя подумает…

– То-то! Че-ло-век! Значит, вопрос биологический решили, – Натаныч довольно потер руки. – Перейдем к следующему пункту повестки дня. Кашпировский – человек?

– Человек. Но у него способности другие.

– Ну и что?! А у негров еще какие-нибудь, у них колдуны мертвецов из могил поднимают. А на Филлипинах без ножа режут, и никто этих хиллеров-киллеров нелюдью не считает. Так что не каждый человек – Древний, но каждый Древний – человек. Так получается?

– Так.

– Ну вот на этом и успокойся. Теперь вопрос следующий. Тебе что надо – к Древним вернуться или доказать себе, что ты не хуже их? Считай, что доказал. Без их уроков почти к тому же самому пришел. Года два в лесу поживешь – еще и не тому научишься, если будешь такими темпами продолжать. А про волчий шаг и про движение по лесу – не ты первый догадался. Только больше так не ходи, особенно когда с ружьем. Зверье должно вооруженного человека опасаться, а не за своего считать. Про такую походку мне еще дед рассказывал, он с малолетства охотником был. Он же и сказал, чтобы я не каждый раз ее использовал. Человек умнее зверя, а если еще и чутье лесное обмануть – совсем нечестно получится. Одно дело, когда на кабана ходили с копьем, а другое… Сам видел, как. Ни единого шанса. Ты лучше подумай на досуге, чем они так чушку обманули, что она с поросятами прямо на них вышла? Там же от машин метров сто было. Теперь сам знаешь, что редкий зверь этого не почует, а когда матка с маленькими, у нее все острее должно быть. Вот где вопрос, а ты – кем быть?!

– И все-таки: быть иль не быть?

– Ну что ты, маленький, что ли? – рассердился егерь. – Здоровый лоб, третий десяток скоро прикончишь, отвоевал, а все тебе нужен учитель с указкой и дедушка с ремнем! Сам решай! Скажешь: «человек» – ну и живи по-человечески, скажешь: «Древний» – живи по-древнему. Я тебя в любом случае гнать не стану, не надейся. А сейчас – отбой! Я тебе на ночь одну хитрую настойку дам, проспишься нормально. Одни травы, а успокаивает лучше всякой химии.

Натаныч встал, подошел к шкафу, выдвинул ящик и долго звенел склянками.

– Во, держи! Сорок капель на стакан – и в койку. Утром поговорим.

Настойка оказалась на редкость вонючей и едкой. В горле сразу запершило, язык пересох и обдирал небо. «Надо бы еще воды выпить», – подумал Александр и вдруг понял, что не сможет. Заснет прямо со стаканом в руках. Пошел в свою комнату. Не дошел – опустился на пол. Свернулся калачиком, пристроил ладонь под голову. Заснул, как провалился – сразу темнота, тишина. Покой.

Старый егерь посмотрел на спящего, покачал головой.

– «Быть иль не быть?!» Эх ты, Гамлет в камуфляже! – наклонился, поднял Александра на руки и понес к кровати, как ребенка.

Бывший разведчик, бывший научный сотрудник, бывший воин Древнего Народа спал в доме среди леса. Рядом сидел пожилой, но еще отнюдь не старый мужчина с серебряными висками, курил и разглядывал своего стажера. Чем-то этот парень был похож на погибшего сына. Игорьку столько же было. Тоже море проблем, вопросов… А в ответ прилетел «Стингер», и даже похоронить нечего. Егерь закурил, сизый дым пополз по комнате и обвился вокруг лампы.

Спит, вояка. Супермен-недоучка. Бывает и хуже. Надо будет внимательнее за ним присматривать, не к добру эти сны и тяга к проклятым местам. Гордый он слишком, вот в чем беда. Все пытается сам решить, своим умом и своими силами. Что ни за кого не прячется, ни на кого не надеется, обо всем сам думает – это хорошо. Только если бы люди все пытались делать в одиночку, их бы еще саблезубые тигры скушали и облизнулись. Ну ничего, выговорился, душу раскрыл – теперь дело на поправку пойдет. А пока поправляется – поддержать надо. И придержать, чтобы не совался куда попало. И прикрыть, если все-таки сунется. Глаз на затылке даже у Древних нет.

Настойка подействовала и отпустила, теперь нормально спит, сам по себе. Перевернулся, улыбается чему-то, как ребенок. Наверное, хороший сон увидел. Спи, парень. Отдыхай. Похоже, завтра у тебя будет много работы.

(обратно)

ГЛАВА 7

Проснулся Александр далеко за полдень. Солнце светило в окна, стена и пол были расчерчены серыми линиями по яркому золотистому пятну. Похоже, сегодня дождя не будет.

Что-то мешало сосредоточиться, подумать о том, с чего бы сегодня он так разоспался, что нужно делать и почему же, черт побери, его не разбудил Натаныч.

Натаныч. Вчерашний разговор. Вот оно что! Просто снотворное, вот и все. А какие у нас дела на сегодня намечены?

О делах не думалось совершенно. Думалось о том, что не мешало бы и позавтракать для начала. Или пообедать – который там час? Ого, уже второй! М-да, сильны мы насчет поспать. Всплыла в памяти мудрость из «дембельского альбома»: «Солдат спит положенное, досыпает недоспанное и высыпается про запас». Недоспанного набралось много, Натаныч прав. И вообще прав. Ну, со сном разобрались, а как насчет поесть? Жрать хочется просто зверски. По крайней мере, нечеловечески.

Александр потянул носом. М-м-м! Вполне вероятно, что именно от этого запаха он и проснулся: яичница, жаренная картошка, колбаса. Не иначе, старый охотник точно знает о таком побочном эффекте своего зелья, как волчий аппетит. На кухню бегом марш!

– Доброе утро, Саня! Как, выспался или еще нет?

– Доброе утро, Юрий Натанович! Точнее, добрый день. Чего это вы мне вчера накапали?

– Ну, капал ты сам, а что именно – секрет фирмы! В основном травы, но кое-что для простоты и удобства в аптеке куплено. Валерьянка, пустырник, мята, еще кое-что. Всего понемногу. И вообще, может, у меня свои особые способности есть?! Давай обедай, тут все твое.

Яичница была из пяти яиц, картошки – полная сковородка.

– Куда столько! Присоединяйтесь, Натаныч!

– Я уже поел. Расправишься с обедом, займись делом – проверь у «козла» масло и поставь аккумулятор на зарядку. Я пока катером займусь. Праздники на носу, граждане отдыхающие обязательно приедут поразвлечься на природе. На кобылках своих мы за ними не угонимся, если что. Да и сразу по нескольку мест проверять нужно будет, и по суше, и по воде.

– Да по такому холоду кто на воду полезет!

– Вот и они так же думают. Ты ешь пока, ешь, тебе сейчас нужно! Тут от ледохода до ледостава на острова ездят. Места хорошие и от города недалеко, а между проток зверю порой и деться некуда. Однажды лося взяли прямо в протоке – переплыть решил, а тут как раз «Амур» с охотничками. За рога и в упор, – Натаныч помолчал немного. – Хорошо хоть горючка подорожала – раньше здесь моторками все кишело. Зато сейчас если уж добрался сюда кто-то в такой сезон – значит, человек серьезный. Или денег очень много, или он прямо здесь их и зарабатывает. Так что посуху я тебя погоню, ты с лесом уже освоился. Опять-таки чутье твое пригодится. А на реке и около я лучше справляюсь. Да, к нам могут еще и подкрепление прислать – милицию и общественников. Прошлый год были, а на этот пока неясно, как с финансами – перечислит область деньги, приедут. До сих пор вопрос решают, кто кому сколько должен за прошлый сезон. Ну, я пошел. Приятного аппетита!

– У-угм! – кивнул в ответ Александр. Более внятно ответить не было ни малейшей возможности – челюсти работали с такой скоростью, которой он и сам от них не ожидал. Сковородка пустела на глазах. Куда оно все только вмещается! Правду говорят ученые – возможностям человека предела нет…

После сытного обеда не хотелось ни работать, ни шевелиться вообще. Однако засиживаться нельзя – и так провалялся полдня. Работа не волк, в лес не убежит. Поэтому надо вставать и браться за нее.

Гараж встретил запахом металла, смазки, бензина и еще чего-то. Специфический такой душок, сладковатый. Почему-то сегодня от него поташнивало. Ничего, будем считать, что попросту объелся.

А как тогда объяснить тот факт, что вызывало отвращение само присутствие машины?! Так остро чужеродность оживающей железки Александр не чувствовал, даже будучи Древним. Возвращается былое чутье? Не вовремя-то как! Сейчас работать надо, чувствовать будем после.

Пересилил себя, откинул капот, полез в потроха зверю марки «УАЗ-469». Потроха были, как и положено, жирными, скользкими и резко пахнущими.

Темнеет поздней осенью не то чтобы сразу после обеда, но и не по-летнему. Как раз до густой темноты работы и хватило. Когда аккумулятор присосался к проводам огромного гудящего ящика, который у Натаныча назывался «зарядным устройством», на посиневшем небе вовсю перемигивались звезды. Много. В городе столько не увидишь. Александр протер руки ветошью, вышел из гаража и запрокинул голову. Красота! Ну вот теперь можно и расслабиться.

…Пришел он в себя от того, что Натаныч сильно ткнул пальцем в ямку на верхней губе. Есть под носом такое место – «точка реанимации». Действительно, если умеючи надавить, боль и покойника поднимет. Или живого уложит. Покойником Александр не был, но и укладывать его не требовалось – уже лежал. Лицом к красивым звездам. Не сразу, но вспомнилось, из-за чего потерял сознание. Впрочем, при потере сознания человек обычно ничего не видит, а если и видит, то вряд ли потом в состоянии вспомнить, что же именно.

– Ну и что с тобой было, а, древний герой? Бензина нанюхался или от свежего воздуха опьянел?

– Натаныч, мне на тот берег надо! Срочно! Катер дадите?

– Опять потянуло?! Нет уж, сиди здесь! Сам вчера жаловался, что тебя последнее время не туда ведет.

– Это другое. Там… Ну не могу я это объяснить! Слов не хватает! Там затевается что-то похлеще, чем эти пацаны с кабанами устроили. Корежит меня от этого. Насчет «потянуло» – тут ты прав, и это тоже. Только на этот раз по-другому. Юрий Натаныч, надо мне ехать, надо, поверь! Если не поеду – что-то такое случится… Не только себе не прощу, а вообще всем хреново будет! Ну вот предчувствие у меня такое, и все!

– Предчувствие, говоришь, – егерь задумчиво посмотрел туда, где за колышущейся темно-синей полосой леса пряталась река. – Может, и предчувствие. Только на той стороне уже не наш район, а мы не милиция. Не имеем мы там права пресекать и задерживать. Даже если сейчас злой чечен ползет на берег, тащит гексаген. Обязаны сообщить местным правоохранительным органам. Так что катер я тебе не дам.

– Натаныч, ну ты что, не понимаешь?! Там сейчас еще хуже! Ну, Натаныч, ну, твою ж мать!!!

– Не ори!!! – свирепый рык эхом вернулся от стены деревьев. – На кого пасть открыл, сопля дурная! Я Натаныч уже больше лет, чем твоему отцу исполнилось! Не Юра, а именно Натаныч – по отчеству! А тебе бы сначала старших дослушать, ты, древний!.. – и тут Александр отшатнулся и отступил на пару шагов. Плотный вал ругани ударил не хуже штормового, девятого. В нескольких выразительных словах егерь кратко описал биографию и моральный облик своего стажера, не забыв упомянуть особые способности. В том числе умственные. Ни разу не повторившись – по крайней мере, ухо не уловило. Не до того ему было, уху – оно покраснело и начало скручиваться в трубочку.

Наконец урок русского языка закончился. Александр облегченно вздохнул.

– Дыши, дыши, салага. И учись. Мозгами шевели хоть иногда. Врачи говорят, полезно. То, что может быть хуже – понимаю. Поэтому и катер не дам, и на тот берег не отпущу. Одного. Ты мне вчера рассказал, какие у тебя способности влипнуть в дерьмо по глупости и излишней резвости. Так что ты уж извини, придется с тобой ехать.

– Натаныч!..

– Опять «Натаныч»! Думаешь, только тебя, дурака, жалко? Катер-то казенный, за мной числится. Ну, поедешь, ну, влипнешь – а кто это корыто назад приведет?! Тынебось с голыми руками ехать собрался?

– Нет, конечно. Пистолет возьму, ружье. Ты автомат берешь?

– Ни за что! И пистолет оставлю. А то вдруг, не ровен час, стрелять придется.

– Ну так и я о том же…

– Спишем тебе на молодость и отсутствие опыта. Ты сейчас не государственный человек и не в разведку идешь. Понял?

– Гильзы?

– И пули. Дошло все-таки! Раз там не наш район, значит, там нас и быть не может. У меня те трофеи не единственные, найдется, что прихватить в дорогу. Бери лопату, пошли.

* * *

Река словно раздумывала – дать вволю разгуляться тяжелому осеннему шторму или подождать немного. Подожди, милая, подожди еще немножко, дай дело сделать. И без того короткая злая волна то и дело бьет катер в скулу, забрызгивет стекла и приподнимет корму. Обиженно взревывает водомет, глотнувший воздуха, ему вторит двигатель. Плохо. Нельзя так с машиной, она не человек, может не выдержать. А что делать? Кому в наше время легко?!

Всем тяжело. Натаныч впился в «баранку», не дает катеру развернуться и сбежать от волн. Интересно, не занимался ли бывший вертолетчик серфингом на досуге?! Каким-то особым чутьем он различал в темноте за мокрым стеклом самые крупные волны, чуть доворачивал – и катер проскальзывал по белеющему гребню. Шипела пена, рычал мотор, дрожал корпус – но упрямое суденышко ползло туда, куда его направляли люди.

"Я бы так не смог, – с тихой завистью подумал Александр.

– Добрался бы, но не скоро. И потом еще воду отчерпывал бы полчаса". Нависающие над рекой холмы уже не звали к себе. Наоборот. От них хотелось бежать, бежать быстро и далеко, спрятаться там, откуда их не будет видно. Убегать следовало сейчас же, не медля ни секунды – пока не случилось нечто ужасное. Так, должно быть, звери чувствуют приближающееся извержение вулкана и вовремя спасаются бегством. Холмы набухали, готовы были прорваться от малейшего прикосновения, в любой момент – как созревший гнойник.

Катер подпрыгнул на очередной волне, по днищу загрохотало железо. Александр нагнулся и поднял упавшее ружье. Хороший трофей Натанычу когда-то достался. Десять патронов, и еще один можно в ствол загнать. Что и сделано. Магазин меняется за пару секунд – благо не поленился связать «рожки» изолентой. Двадцатый калибр – хочешь, картечью стреляй, хочешь – пулей. Пули со стальным сердечником, кстати. Кирпичную стенку пробивает – перед выходом опробовали. Инструмент для вскрытия гнойника – самый подходящий, жалко только, что в боекомплекте серебряных пуль не предусмотрено. Судя по ощущениям, сегодня они не помешали бы.

Слева видна была только черная, мерцающая под звездами вода, и такой же черный береговой обрыв. Проползло смутно белеющее пятно – осыпь. Мотор заурчал тише, катер перестало бить и начало раскачивать с борта на борт. Наконец внизу заскрежетало.

– Прибыли, разведка! К десантированию! Готов – пошел! – Натаныч вынырнул из рубки первым, спрыгнул на берег, вбил в щебенку якорек. – Тебе правее и вверх, если я все правильно понял.

– А вы? – Александр прыгнул следом. Попал на мокрое, чуть не упал – под ногой скрипнуло, подошва съехала с гладкого камешка. Берег над головой круто поднимался к звездному небу. Неплохой обрывчик – от каменистой полоски подножия до смутно различимого верхнего края метров семьдесят. В лучшем случае.

– Я тут останусь. По такой погоде катер без надзора оставлять нельзя – унесет или разобъет, если ветер поменяется. Если что – выходи к этому месту поверху. Там отвесного меньше двух метров, дальше камешки, осыпь. Спину и все, что ниже, обдерешь, но съехать до воды можно. Главное, ноги не сильно расставляй – там кое-где деревца проросли, об них лучше ботинками тормозить. Ну, пошел. Осторожнее там! Если тебя опять оглушит, лежать будешь до утра, раньше я тебя не найду.

– Будем жить, Натаныч!

– Будем, Саня!

Бесшумным волчьим шагом по щебню не пройдешь. Впрочем, если здесь есть кому слушать, то уж рокот катера наверняка распознали.

Скоро в прибрежной стене показалась широкая щель. Овражек, здесь наверх. Все-таки есть что-то хорошее в потере сверхчувствительности: раньше не выдержал бы давления, а сейчас ничего. Приспосабливаемся понемногу.

Налево пойдешь – к Трем Братьям придешь… Знакомый овраг, оказывается. Вот в этот шиповник тогда и летел. Дальше можно и вовсе без всякого чутья дойти.

Лес здесь беспокойный. Напуганный даже. Интересно, кем? Впрочем, скоро все выяснится.

Оп! Чуть не налетел. Тонкая такая леска поперек тропинки, как заметил, еще и среди ночи – сам не понял. Опять чутье с предвидением, не иначе. Ясно-видение. К чему эта леска привязана, к гранате? Не так страшно. Хлопушка новогодняя. Впрочем, для того, чтобы гостю не пришлось стучаться в дверь, достаточно. Успешно заменяет сигнальную мину. Умные, однако, ребята сегодня здесь гуляют.

То, что он встретит именно людей, было ясно почти сразу. Как только дошел до первых кустов. Лес попробовал оттолкнуть от себя чужака, потом передумал. Почувствовал своего. Интересно, а через реку он с нашим не перекрикивается? «Кто это по мне ползет? – Да не пугайся, это наш новый егерь. Человек свой». На чужих бы не нарваться, а то тайна сия так и останется нераскрытой. Обидно будет. Всю оставшуюся жизнь.

Неизвестно почему, но Александр вдруг почувствовал, что вперед он шагнуть не может. Ну вот поднялась нога, а опускаться не согласна. Отшагнул назад – пожалуйста, сколько угодно. А вперед – ни-ни. С чего бы это?

Внутреннего зрения не было, а обычное ничего не видело.

То есть веточки, травинки, листья под ногами – пожалуйста, и никаких препятствий. С чего бы тогда?! Попробовал обойти справа – та же история. Слева – прошел на шаг дальше и снова уперся. Ткнул перед собой стволом ружья – проходит свободно. Кинул сучок – пролетел, только зашелестело и треснуло. Пошел, время от времени проверяя возможность пробиться в нужном направлении – бесполезно, словно забор посреди леса поставили. Так до утра и ходить вокруг да около? Между прочим, время к полуночи приближается. И чувствуешь себя при этом все хреновее и хреновее. Значит, кто-то на хлопушки не понадеялся, придумал что-то поинтереснее. Чтобы не мешали гулянке всякие посторонние.

Между прочим, о таком «невидимом заборе» даже от Древних не доводилось слышать. Мелкие участки, не пропускающие или отталкивающие – сколько угодно. Дверь запечатать – пожалуйста, без проблем. Но не гектар леса огораживать! Не хватит на это сил.

Над головой ухнуло. Александр отскочил за дерево, вскинул ружье… Вот же сволочь, напугал-то как! На ветке высоко над головой сидел здоровенный филин, смотрел сердито: кто это еще шляется, железяками размахивает?! Моргнул, повертел головой с торчащими перьями-ушами, спланировал между деревьями – прямо через невидимую ограду.

Так. Выходит, эта штука не пускает только людей. Ну, еще и Древних впридачу, не видит она тонкой разницы между нами, двуногими. Из леса, чуть дальше, опять ухнуло. Куда это он полетел? Докладывать хозяевам? Не исключено. Но вряд ли – все живое и дикое сторонится нечисти. А то, что здесь дело без потусторонних сил не обходится, ясно и ежу. Тем более – филину. Скорее всего, пользуется птичка тем, что у всей лесной мелочи внимание отвлечено на неведомую опасность, могут и не заметить привычную. Приятного аппетита, ушастый!

Что с этим забором делать-то? Деревом прикинуться? Идет себе молодой дуб, никого не трогает. Только одна ветка железная, ну да в наше время и не такое бывает. Александр представил себя деревом – осенним, вялым, стоящим рядом с себе подобными. Узловатые ветки, глубокие корни, тонкая, невидимая обычному взгляду сетка, соединяющая весь лес…

И мозги дубовые! Что ж ты раньше не додумался?! Стоило посмотреть на лес «деревянными» глазами, как впереди на земле засветилась зеленоватая сеть. Как паутина, только сплетена гораздо изящнее, не так геометрически правильно, зато с узорами-завитками. Творение мыслей человеческих – и не только. Некоторые узоры были удивительно знакомы. Сам нечто подобное плел.

Защитная сеть, хитрое сочетание заговора, использования сил природы и человеческой энергетики. Наступи Александр на нее – дальше можно было бы кричать, стрелять и бегать по лесу с колокольчиком. А можно и сразу развернуться и убегать. На дальнейший результат это бы уже не повлияло: тот, кто поставил сеть, увидит пришельца и решит, что с ним сделать. При нынешних способностях бывшего воина к защите и парированию ударов милосердный противник пустил бы незримую красную молнию в его сердце. Быстрая и почти безболезненная смерть. Может быть и хуже.

Однако что дальше делать-то? И еще – почему эта штука светится в двух шагах от невидимого «забора»? Впрочем, второй вопрос подождет. Займемся первым.

Сеточка светится только вдоль земли, только на нескольких кустиках и травинках приподнимается. Тот, кто эту защиту ставил, просто прошел здесь, не задерживаясь, не ожидая опасности. Сигнализация на всякий случай включена, но нападения не ждали, иначе заплели бы зеленой паутиной ветки, стволы, кусты – это не так сложно, достаточно просто обратить внимание на нужные места. Перепрыгнуть не удастся – широко и ветки мешают. Значит, будем обходить поверху. Белкой себя представить, что ли? Лес не поймет, тут белки не водятся. Ну, тогда пошли по-человечески. Эх, и затрещит сейчас!

Без треска и в самом деле не обошлось. Впрочем, мало ли что в лесу трещит: кабан пробежал, ветка упала – вон ветер какой, как там Натаныч с катером? Надо было договориться, чтобы уходил домой и утром возвращался. Раз тут пошла такая пляска, толку с него все равно немного. Чуть меньше, чем от самого Александра. Пока что везет, а что будет, когда навстречу выйдет этот колдун – или кто тут сети ставит и добрых людей пугает?

Залез на дерево, выбрал сук помощнее. Пошел-пополз по нему, цепляясь за ветки. В четырех метрах над землей «забора» не было. Даже не ощущалось ничего над тем местом, где последний раз мягко ткнулся в невидимую стенку. Она что, такая невысокая? Вполне возможно. Поэтому и филин пролетел без помех.

Сук под Александром заметно прогнулся и время от времени похрустывал. Нашел когда трещать – над самой сетью! Ну что, полетаем? И-и-и раз, и-и-и два… Александр осторожно раскачал сук, оттолкнулся и прыгнул, отводя лицо в сторону.

Корявые дубовые ветви хлестнули наотмашь, зашумела бурая листва. Руки судорожно вцепились в шершавую кору. Через несколько секунд понял, что висит сразу на двух ветвях, отходящих от разных сучьев. Осторожно перенес вес на одну руку – ничего, вроде выдержит. Можно подтянуться и двинуться к стволу. Спасибо сержантам, которые по «верблюду» гоняли, теперь на руках лезть – дело если не привычное, то знакомое. В метре под рифлеными подошвами слабо зеленел край защитной «сетки». Внутренний край. Прошел.

Без пятнадцати двенадцать. «Истинная полночь», астрономическая – часовой пояс широкий, местное время когда-то с московским не сходилось.

Далеко впереди, за деревьями, полыхнуло зарево. Костер, наверное. В то же время, на том же месте… Заныла, зачесалась рука, холод подобрался к сердцу. Посмотрел на небо – из темноты подмигивают звезды. Грозы не будет – и на том спасибо.

Не слишком слаженный хор запел что-то за деревьями. Ни слов не разобрать, ни даже возраста и пола поющих. Далеко и не слишком музыкально. Но страх перед этой ночью сразу усилился. Некогда бояться. Не опоздать бы. И не потерять голову. Это очень неприятно – потерять голову в такой ситуации.

Теперь можно и по-волчьи идти. С носка на пятку, с носка на пятку. Как летом. Только ноги уже не болят, привыкли. Кто-то смотрит слева. Пристально так смотрит. Кто там?!

Дерево стоит, то ли сухое, то ли облетело до последнего листа – сейчас не разберешь. А на дереве – старый знакомый желтыми глазами хлопает. Ну чего тебе надо, ушастая твоя голова? Самое главное – почему ты отсюда не улетаешь?

Из этих мест, похоже, все мыши разбежались. Или сидят по норам и от страха даже дрожать боятся. Пение тут такое, словно мертвецы встали и развлекаются. Эй, есть кто живой? Лучше не кричать, лучше у леса спросить.

Есть, есть живые. Возле костра несколько человек. По лесу четверо или пятеро. Точнее не разобрать. И еще – похоже, сейчас одним живым будет меньше. Там, у костра, напряглись в ожидании смерти. Лесу они кажутся стаей, загнавшей жертву и готовящейся к последнему броску. Вот теперь точно времени на страх не остается.

Те, кто по лесу разошлись – часовые, у них синевато поблескивает в руках оружие. Ближайший стоит метрах в тридцати. Хорошо стоит. Отсюда не подойдешь и мимо него к костру не проползешь, не проскочишь. Интересно, что у него в руках? Вряд ли двустволка. Ну, значит, придется сначала им занятся. На все про все не больше двух минут, иначе здесь будут два трупа вместо одного. Или три – если придется (и удастся, заметим) убить часового. Вперед!

Хорошо, что этому учили дважды: в разведке и у Древних. Александр двигался между деревьями тихо и плавно, замирая в тени и скользя по отсветам костра. На поляне голоса завыли особо пронзительное, часовой на миг повернулся.

Дважды дурак: отвлекся от службы и посмотрел на свет. Когда он обернулся, у Александра было лишнее мгновение до того, как часовой среагировал на возникшего из темноты человека. Впрочем, удар прикладом по шее он отбил сразу же – своим стволом. Похоже, ружье, но какое – разбираться некогда. Тренированый, гад! Ботинок задел бедро Александра – еле успел убрать болевую точку в сторону. А вот и второй удар – прикладом. Ну, с этим как раз проще.

Ружье пролетело мимо и двинулось дальше – с посторонней помощью, подхваченное другим стволом. За ним потянулись руки часового, все тело – нет, все-таки выпустил, не попался на прием. Жаль, штыка нет. Но почему он на помощь не зовет?

Как мысли подслушал – открыл рот. А рука движется к ножнам на груди. Крут. Но это движение нужно было сделать чуть быстрее и раньше – когда увидел. Можно было отскочить и выстрелить. Впрочем, ты же крутой, ты привык «мочить» всех руками и ногами. Ну, еще ножом, до которого так и не доберешься.

Штыка нет, но дулом можно очень больно ткнуть. В лицо, чтобы отшатнулся, приподнял руку от ножен – закрыться, чтобы напряглись мышцы шеи, не давая заорать сразу. И тут же – в солнечное сплетение. Теперь не до крика. Дышать нечем, скорчился, пытается голову руками закрыть. Не нужна мне твоя голова, а вот куда ты меня ботинком бил, сюда? Больно, правда? Ничего, сейчас доктор Саша применит наркоз. Под ухо. Лежи, а доктор дальше побежал. Ему некогда.

Знакомые обугленные деревья, памятная навеки горелая поляна – и круг на ней. Действительно, на том же месте. Пятеро по краю круга, все в черном. Перед ними – какие-то плошки горят. Между ними блестят воткнутые в землю мечи. Костров аж три штуки – треугольником. В середине, на коленях – шестой, в левой руке палка – посох?! В правой – нож. Нож, кажется, сейчас опустится на седьмого участника ритуала, лежащего…

Виноват, сударыня, лежащую. При этом – обнаженной. Вполне вероятно, без сознания. Впрочем, разбираться будем потом: нож двинулся. Повторим пройденное раньше?! По ножу!

Громыхнуло ружье, двое в кругу обернулись. Промазал. А главному – хоть бы что. Пуля рядом с головой прошла, даже не поморщился. И что хуже всего – нож не дрогнул, так и опускается. Профессионал, понимает важность момента, надо дело до конца довести.

Вторая пуля ударила куда-то в черную хламиду. Извини, самому противно, а что еще с такими, как ты, делать?!

Сейчас придется разбираться с этим вопросом. Пятеро прыгнули от круга в стороны. Двое при этом сунули руки под хламиды. Один потянулся к рукояти торчащего рядом с ним меча, но передумал. Тот, в кругу, залил кровью женское тело и повалился рядом, скорчившись и дергая ногами.

Александра затошнило. Так и не привык убивать. Сейчас вот опять придется, и не одного, похоже. Кто бы вы ни были, ребята, но почему бы нам не разойтись в разные стороны? Я забираю даму, вы забираете труп, и все довольны. Не верите? А пара выстрелов под ноги – не аргумент?!

Отшатнулись. Еще секунда в запасе есть. Круг все еще не разомкнут, и что будет, если туда влезть – неизвестно. Кто знает, тот не скажет. Не зря же этот черный меч не выдернул – значит, изнутри еще может вылезти то, что они здесь приманивали. Присутствие нечисти чувствуется, как запах навоза на свиноферме. Только от запаха спина не холодеет и руки не опускаются. Все равно придется к кругу прыгать. Прыгнул. Секунда кончилась.

Теперь оказался в кольце черных, а ведь сейчас еще и охрана на выстрелы прибежит. Что у вас там было под одежкой?

Пистолеты. Вряд ли газовые. Тихо хлопнуло, обожгло ногу. Глушитель, спецназовская «бесшумка»? Все может быть, но теперь, извините, необходимая самооборона. И так опоздал.

Ружье в руках задергалось, ударило огнем. Мимо. Мимо. Рука с пистолетом дернулась в сторону – попал. По второму – мимо, и опять хлопок. Больно как! Куда-то в правый бок, по ребрам. Мимо, твою мать! Во, попал наконец. Падает. Где третий, который за меч хватался? За спиной?

Выбегает из-за круга. Черт, бок болит, против костра не видно, и всего два патрона осталось. Некогда и рожок перекинуть. Что у него в руках?!

Ничего у него не было. Просто сплел пальцы, вытянул руки ладонями-чашей перед собой – и Александра отбросило. Ударился спиной о меч – хорошо хоть не на лезвие попал, плашмя пришлось. В боку вспыхнуло так, что задохнулся, перед глазами осталось только оранжевое пламя костра. Выстрелил наугад – приклад задел бок пониже раны. Дышать нечем. Конец?! И за спиной – темнота. Черный фонтан, с лиловыми краями. Края разрастаются, скрывают поляну клубами тумана. Сейчас выскочат золотые змеи, чтобы терзать и жалить, и на этот раз никто их не отгонит. Почему он не добивает?!

На ощупь отстегнул магазин, перевернул, судорожно нашарил полным «рожком» нужное отверстие. Ударил вслепую, еще раз, еще и еще, ведя стволом справа налево – картечь полетела веером. Кто-то закричал тонким голосом. Пока живем. Как крейсер «Варяг». Через сколько-то секунд добегут остальные – топот и треск слышен очень хорошо, в том числе за спиной.

Черный фонтан стал опадать, втягиваться в свой круглый исток. Туман рассеялся. За спиной с лязгом упал меч. Следующий судорожный вдох дошел до легких. Вернулось зрение.

Третий противник так и упал с вытянутыми руками. Еще одна черная фигура сидела на земле, прижав руки к животу, подвывала и раскачивалась. Капюшон слетел, по хламиде рассыпались длинные кудри, красновато блестящие в свете костров. Девчонка?! Твою мать, соплячка!!!

Некогда жалеть. Да и не стоит – знала, куда шла и что делала. Свою жертву эта компания не пожалела. И все остальное человечество – вряд ли. Не говоря уж об окрестном зверье. Круг открыт, нечисти больше не чувствуется – уходим!

Идти мог только он один. Женщина в середине круга по-прежнему лежала с закрытыми глазами. Кого-то она напоминает, но присмотреться не получилось. Под ногами одного из подбегавших скипнул пепел – значит, он уже на поляне.

Александр ожидал, что охранник на мгновение остолбенеет от зрелища – ничего подобного! Оружие поднялось сразу.

Вот теперь тебе конец, разведчик. «Калашников». Почти в упор. Хоть и с одной руки стрелять будет, и почему-то с левой. Ты не Шварценеггер, а это не фильм «Коммандос» – какая-то из тридцати пуль точно твоя. И бок болит, не подергаешься. Где я видел этого парня – на Юге?

Со звездного неба над поляной бесшумно сорвалась тень, мелькнули огромные коричневые крылья. Автоматчик дико закричал, ударил очередью куда-то вверх. Филин взлетел с его головы немыслимым для птицы зигзагом: упал вбок, метнулся над поляной, скользнул на одно крыло, на второе. Пошел вверх, пронеся над Александром и упал в трещавшие кусты за кругом. Оттуда навстречу летящему силуэту резко хлопнул выстрел, а затем к воплю автоматчика присоединился второй, пронзительный и жалобный. Спасибо, птичка, теперь будем жить! По крайней мере, постараемся.

Девушка в круге оказалась не слишком миниатюрной. С самого Александра ростом; к счастью, не его комплекции. Не будь она такой худой, нести на плече, да еще с дыркой в боку, было бы трудно. И сейчас нелегко – как мешок с картошкой, но хорошо, что не хуже.

Удивился, не увидев главного колдуна – только черный балахон валялся да поблескивал нож. Некогда. Кусты – воющий человек, зажимающий окровавленное лицо. Похоже, ему не до нас. По выбежавшим на поляну стрелять на прощание не будем. Пусть они заботятся о своих приятелях, а не о нас думают. Мы уже ушли, нас здесь нет и не будет. В ближайшее время – точно, потом – не обещаю. Слишком уж место интересное.

Александр бежал через кусты, петлял между деревьями, спотыкался о корни и чудом не ронял свою ношу. Спасибо тренировкам. Его научили временно загонять свою боль за грань восприятия, подсказали, как выложить все силы до конца. Никогда раньше не выкладывался, а теперь придется. Чем это обернется впоследствии, думать не хотелось. Ничто в мире не дается бесплатно, даже сыр в мышеловке стоит денег.

Тело девушки все время пыталось соскользнуть с левого плеча. Голая и скользкая от крови… И вообще, ее так долго не протащить. Погони вроде бы пока не слышно? Можно заняться и ранеными. Собой в том числе. Иначе потом потребуется не врач, а гробовщик.

Впереди показалось какое-то открытое пространство. Еще два десятков шагов – и вот он, край обрыва. К сожалению, не того, под которым катер. Убегая по лесу, Александр вышел с другой стороны оврага.

Посвистывал и плакал ветер в ветвях. Далеко внизу ворчала река. «Судака здесь много», – почему-то вспомнился водитель автобуса и его советы. Если не хватит сил уйти отсюда – еще и раки расплодятся, корма им хватит. Справа виднелись какие-то кусты – лучше сместиться туда, а не торчать на фоне неба. Снова поднять на плечо девушку сил уже не хватило, пришлось тащить по земле. Оч-чень эротическая сцена. Так и просится простое русское определение: зае…ся он с этими делами.

При всем при том девице сейчас отнюдь не жарко. На поляне хоть костры были, а здесь сырость и ветер. Так и загнуться от переохлаждения недолго. Вот же дуб, не догадался хоть черный балахон из круга подхватить! Впрочем, не до того было.

Над головой мелькнула крылатая тень, ухнула. Александр помахал рукой: все нормально, спасибо… А теперь не полетел бы ты ухать подальше, демаскируешь же! И вообще, о филине подумаем позже. Молодец он, помог, ничего не скажешь.

Кстати, надо свежий рожок вставить. Последний. И в этом еще половина осталась.

Тихо скрипнула защелка. Все, можно заняться другими проблемами. Например, снять «куртку камуфлированную утепленную», не выворачивая при этом правую руку и не потревожив лишний раз дырку в ребрах. Ох-х-х, с-сука! Все-таки на секунду перехватило дыхание и потемнело в глазах. Никакая тренировка не заменит полноценное обезболивание. В разведке были шприцы-тюбики с промедолом. Здесь из подручных средств только пахнущий кровью и дымом рукав. Кусать его противно до тошноты, но приходится. Звериный какой-то инстинкт, наследство диких предков: если сильно болит, надо кого-нибудь за это загрызть, и сразу полегчает.

Все-таки куртку он снял. Сразу влажное от пота и крови тело резанул ветер. Бедняга, а каково ей-то приходится! Впрочем, она ничего не чувствует и не воспринимает. Александр наклонился над девушкой, прикрыл курткой. Здорово ее об кусты ободрало, пока бежал. Ничего, все же лучше, чем нож в сердце. Всмотрелся в лицо – и наконец узнал ее. Та самая длинная певица, которая у Коли пела нечто рыцарское. Это у нее две линии Древней Крови. Вот, блин, мелодрама! Прямо Вальтер Скотт какой-то. В детском сериале американской постановки. Доблестный рыцарь спасает прекрасную красавицу из рук кровожадных колдунов. Причем в последний момент спасает, заметим. Все по правилам и по законам жанра. По тем же правилам красавицы приходят в себя, если их поцеловать.

Простите, господа зрители, но ситуация сейчас скорее напоминает фильм ужасов. Была бы здесь съемочная площадка, можно было бы надеяться на хэппи-энд. Увы, всегда нужно надеяться только на себя. И на проверенные приемы. Куда там давеча Натаныч давил?

Тело под окровавленной курткой дернулось. Жива пока что. Пора, красавица, проснись! Не хочет. Хотя веки явно дрогнули. Ну тогда пардон, мадмуазель. Придется по щекам бить для ускорения процесса.

Наконец глаза открылись. Ни единой мысли во взгляде не было. Почему-то ожидал удивление и подозрение – как тогда, на прощание. Ничего. Пустота.

Потом, потом будешь на девичьи глаза любоваться! Пусть пока в себя придет. Есть дела поважнее – бок, например. Рубашка пробита, вокруг – темное липкое пятно. Черт с ней, некогда опять возиться, снимать – вспорол ножом. Тельняшка приклеилась и дергала рану при каждом движении. Ну ничего, хоть кровь остановилась. А чтобы не дергало, придется присохшую часть аккуратно вырезать – прости, «тельник»! Теперь для нажежности все это надо примотать получше. Натаныч все-таки молодец, настоял на своем, всучил «индик». Конечно, может, и обошлось бы, но примета все-таки сбылась. «Не бери – воспользуешься!» С другой стороны, не возьми его, хорош бы сейчас был…

Прорезиненная оболочка перевязочного пакета рвалась с хрустом. Александр уже собирался дернуть за ниточку на второй обертке, бумажной, когда рядом взвилось что-то розово-красное. Куда, дура!!!

Прыгнул, сбил, зажал рот, не дал закричать на весь лес. Придавил дергающееся тело.

– Не кусай ладонь! Зубы выбью! Тихо, не мычи! Найдут – убьют! Твою мать, да что, глушить тебя?! – Александр перехватил нож поудобнее, примерился рукояткой ко лбу. Подействовало. Вот теперь взгляд стал вполне знакомым. Подозрительным. Попробовала вырваться, мотнула головой – слипшиеся от крови длинные волосы хлестнули по плечам.

Александр попробовал убрать руку с лица – молчит. Уже хорошо, можно говорить дальше.

– Слушай, если ты так хочешь свободы, я тебя сейчас отпущу. Ори и бегай сколько хочешь, а я пошел. Но куртку заберу, она все-таки моя. А ты можешь замерзать здесь или возвращаться к своим знакомым, они будут рады. Понятно?!

– Т-ты к-кто?! – зубы заметно стучат. От холода или от страха. Похоже, она его еще не узнала. Или просто не запомнила тогда.

– Робин Гуд в пальто. Охотник. Леший – шел да нашел, не люблю шабашей в своем лесу. Короче, сейчас мы тихо спускаемся вниз, садимся в катер и уе… отсюда к такой-то матери. Пока нас не нашли. Но сперва ты поможешь мне перевязаться, иначе будешь тащить на себе.

– Т-ты ра-анен? – кажется, до девушки начало что-то доходить. – К-как?!

– Пока не смертельно. Теперь берешь этот бинт, я

придерживаю подушечку, а ты плотно обматываешь вокруг ребер. Плотнее!

В боку что-то хрустнуло, Александр зашипел от боли.

– Мотай, мотай, не стесняйся! – если сломано ребро, не помешает. Если пробито легкое – тоже. А окровавленный клочок тельняшки прикроет дырку. Было бы что серьезнее, например, пуля в печени – он бы с поляны не ушел. Тем более с грузом.

Дышать с повязкой стало труднее. Но что странно, под ее руками боль утихла. Не ошибся все-таки, есть в ней Древняя Кровь, не иначе! Ну, теперь точно дойдем.

– А теперь вправо вдоль обрыва. Пошла, пошла, не стесняйся! – спасенная девчушка пришла в себя настолько, чтобы заметить отсутствие обуви и большинства деталей одежды. Куртка прикрывала бедра… в общем, почти не прикрывала. – Я тебя сюда тащил как есть, так что все свои. Вперед, сказал!

Подхватил ружье, поднялся, скрежеща зубами. Нет, не идет. Ноги колет, боится шаг ступить. Подошел, обтянул шнур на подоле куртки:

– Считать мини-юбкой! А туфель не будет, не надейся! И ботинки не отдам, ты из них через шаг вылетишь. Вперед! – пришлось слегка помочь прикладом. Простите, сударыня, сегодня ваш рыцарь оставил коня дома. – Пошла, кому сказал!

Видно, нога напоролась на сучок – девушка вскрикнула. Довольно звонко – от обрыва и деревьев донеслось эхо.

– Дур-ра, пр-ристрелю, чтоб не мучилась! – рык и озверевшая фихиономия наконец подействовали. Побежала, всхлипывая. Ничего. Заодно согреется. А все претензии – потом. Дома.

Если дадут дойти. Правее, у овражка, послышались голоса. Им ответили совсем рядом, в лесу. Идут по следу. Ну, милая, на выход мы опоздали, теперь остается только одно. С шумом, с громом и кувырком. Если повезет, то этот обрыв окажется таким же, как и соседний.

– Ложись! – Александр распластался по земле и пополз к краю. Прощупал землю перед собой – обваливаться вроде бы не собирается, и на том спасибо. Глянул вниз… Да, высоковато. Но осыпь есть. До нее даже не два, а от силы полтора метра. Можно осторожно перевеситься через край, сползти – и дальше с горы без санок. – Ползи сюда!

Подпозла. Не по-пластунски, а на карачках, оттопыривая все, что могла. «Мини-юбка» спозла на поясницу. Ладно, не до прелестей сейчас. Но вот что делать, если так же задерется, пока будут камешки считать?! Проблема, однако. Ни в одном наставлении ответа не найдешь.

– Снимай куртку!

– Не буду! – она одернула подол.

– Ну, так и перетак! Снимай и продевай ноги в рукава!

Глаза выкатила, но послушалась. Хорошо, что капюшон есть – можно дыру ворота прикрыть.

– Ну чем не Сен Лоран! Теперь ты молча – молча, поняла?!

– сползаешь под обрыв, целяешься за что сможешь и ждешь меня?

– А д-дальше?!

– Дальше аттракцион «Русские горки». Можешь остаться здесь и поиграть в прятки. Кто не спрятался – я не виноват. Лезешь?

Полезла. Одной рукой попыталась вцепиться в пучок сухой травы – хорошо, хоть удалось перехватить за запястье. Второй придерживает «штаны от Сен Лорана».

– Все, я стою, отпускай!

Отпустил. Тут же заскрежетали камни, раздался отчаянный вопль – и ушел вниз, закончился коротким криком. Александр похолодел. Разбилась?! Там же вроде негде было?!

В лесу тоже завопили. Что-то вроде: «Он здесь, здесь!» Привет, ребята! За добавкой? Обеспечим! Подождал, пока треск кустов приблизится, и дважды выстрелил на звук. Там что-то упало на землю, через секунду хлопнули ответные выстрелы. Пуля прошла где-то высоко – наугад палят, чтобы не поднимался. А нам все равно вниз. Вы тут полежите пока, подумайте, можно ли так быстро за нами бегать. Счастливо оставаться!

Перевалился через край, начал спускаться – из-под руки выскользнул не камешек – солидный кусок стены. Песчаник разъело дождями, крошится… Мысль эту додумывал, уже скользя вместе с небольшим камнепадом. Ружье не выронил – это и спасло. Тормозил прикладом, развернулся ногами вниз, ободрал лицо. Сбоку мелькнуло дерево, еще одно – помня совет Натаныча, сжал ноги и встретил третье ботинками. Зацепился, повис. Так, а где наша принцесса?

На дереве. Зацепилась метров на тридцать ниже. Вроде бы даже шевелится. Теперь можно к ней и с комфортом подъехать – на «пятой точке», притомаживая и ружьем и ботинками.

– Жива?

– Жи`а, токо `ос газби`а, – действительно, по прижатой руке стекает свежая кровь. – И ободга`ась си`но.

– Не замужем? Значит, до свадьбы точно заживет. Поехали дальше, там гости наверху.

До подножия добрались с новыми царапинами, но без приключений. Но силы кончились. Метров триста до катера.

Пять минут хода, если гуляешь с девушкой. Сколько, если сверху могут расстрелять, а ты можешь только ковылять по холодному щебню? Сколько, если на выходе из овражка тебя ждет засада? Вся жизнь. Попробовать докричаться до Натаныча? Волны, ветер, дыра в боку. И выстрелы на голос.

Внезапно в темноте фыркнул и заурчал мотор. У воды ночью слышно хорошо, да и эхо от склона. Куда это он?! Решил, что все кончено и ждать некого? Нет, рокот приближается. Ну, Натаныч, ну, вертолетчик, ты даешь! Только не лезь вдоль берега, не лезь!

На воде блеснуло, зашипело, и в тот же миг Александр зажмурился. Яркий белый свет ослепил. Ракета! Он что, с ума сошел?! Или оглох, не слышал очереди?

Чуть приоткрыл глаза. Вокруг все было подсвачено желтовато-белым, черные тени двигались по земле. Ракета отлетала на парашютике, подхваченная ветром. Ясно был виден приближающийся катер. Вторая ракета метнулась из его рубки к овражку, вспыхнула быстрыми красными звездами. Что-то коротко и пронзительно взвыло и затихло с прерывистым свистом. Внезапно катер рванулся в сторону, от берега, хлопнул днищем по волне.

Ракеты погасли. В темноте ничего нельзя было разобрать, только ревел где-то неподалеку катер.

Над головой хлопнуло, прокатилось эхо. Александр вскинул ружье – а куда стрелять-то?! Да и что толку? Будь автомат или карабин, можно было бы хоть на что-то надеяться, а сейчас… Сотня метров вверх, пуля просто шлепнется на склоне. А выстрел только поможет тому, кто наверху.

– Под кусты! – Александр рванул девушку за руку. Хоть какой-то шанс. Но как подать сигнал на катер, чтобы не увидели сверху?

Похоже, Натаныч обо всем позаботился. На рубке вспыхнул прожектор, скользнул поверху раз, другой, пробежался по берегу, осветил фигурки под кустом и погас. Мотор рявкнул, рокот ушел вдоль берега, начал возвращаться – но уже в отдалении. Сверху опять хлопнул выстрел. На этот раз Александр различил шлепок пули по воде. Бьют по катеру!

Но и катер не был безоружным. Гулко ударило, на воде возник и пропал отблеск. Удар. Сверху зашуршало, покатились камни. На воде возник темный силуэт с белеющими усами бурунов под форштевнем.

– Саня, бегом сюда!

– Вперед! – Александр шлепнул девушку по спине, та рванулась с места. Чуть не упала, запутавшись в «штанах». Шумно побежала по воде.

От овражка ударил автомат.

Первая очередь вспорола воду за кормой катера. Вторая защелкала о камни на берегу. С утробным воем над головой прошла срикошетившая пуля. Третью выпустить не удалось. Над рубкой поднялся Натаныч, вскинул длинный ствол. Вспышка, удар! Клацнул затвор, вторая пуля ушла вверх.

– Сашка, б…, ты где?! – снова металлический лязг.

– Здесь! – Александр подбежал, подсадил на борт замешкавшуюся, сжавшуюся в комок девушку. Попробовал забраться сам – и соскользнул. Кто-то не дал упасть, схватил за ворот. Смогнул воду с ресниц – его удержала женская рука.

– Дай-ка! – егерь перехватил, рывком вытянул. Бок сдавило, сам собой вырвался не то стон, не то вой. – Ранен, что ли?

Натаныч прыгнул в рубку, включил реверс. Под кормой забурлило и зашипело, катер медленно отошел от берега и развернулся. Тут же мотор загремел на полных оборотах, уводя суденышко из опасной зоны.

– И еще одну напоследок! – в открытый люк рубки высунулась рука с длинным картонным цилиндриком. Зашипело, над удаляющимся склоном взошла ослепительная белая звезда. По пологой дуге упала в овраг. – Как вам такой фейерверк?

Катер мчался на полной скорости, взлетая над волнами. Машину на этот раз жалеть не приходилось. Волны били в борта, подкидывали корму, порой шипели пеной у носа – Натаныч уходил замысловатым зигзагом. Что-то подобное уже недавно было…

– Ты как там, Санек? Серьезно тебя? – егерь не оборачивался, глядел в темноту за стеклом.

– Пока живой, – прохрипел Александр в ответ. Тряска на волнах изматывала его сейчас больше, чем бег по лесу. А может быть, просто расслабился. Полностью выложился, теперь пора платить за все геройства. – Ты… что-нибудь одеться… дай ей… Чуть не зарезали… человека.

– Ну-ну, ты помирать-то погоди, дай хоть реку переплясать!

По днищу мягко шлепнуло. Натаныч обернулся и увидел, как кинулась незнакомая девушка к упавшему Александру.

– Сама справишься? Мне рулить надо! Голову держи, и чтобы его боком не ударило!

– Н-не знаю… П-постараюсь!

– Старайся, тут уже мало осталось, сейчас потише станет!

Катер зашел в небольшой заливчик, и двигатель замолчал. Округлый нос с треском раздвинул сухой рогоз. Домой можно добраться и чуть позже, сейчас главное – раненый.

(обратно)

ГЛАВА 8

– Что с ним, Юрий Натанович? Что-нибудь серьезное?

– Конечно, серьезное. Не в игрушки же он играл! Ребро у него треснуло. Может, и сломалось, у меня рентгена нет.

Мышцы на груди распороло сильно, когда вдоль ребра пуля скользила. В ноге дырка, но не опасная, только мышцу повредило. Хорошо хоть не боевое оружие. Пневматика импортная, стальными шариками били. Вообще-то могли и насмерть, штука мощная. Повезло, что чуть наискось. Еще его побило сильно, расцарапало, крови много потерял. Не это страшно. Выгорел он, понимаешь? Все, что в человеке про запас есть, использовал. Как тот гонец, что из Марафона в Афины бежал. Учили по истории?

– Учили. И что, он теперь умрет? Может, его в город отвезти, в больницу? Надо же что-то делать?!!

– Не паникуй. В любом случае его до города везти – только хуже сделать. Сейчас его и перевернуть-то лишний раз страшно. Ничего, денька через два отлежится.

– А как же его кормить? Как лекарства давать? У вас капельница есть?

– Нету. Обойдемся без нее – думаешь, пока ее не изобрели, все сплошь помирали?! Напоить его – это запросто. Трубочку вставила, приподняла под плечи – дальше само пойдет. А на крайний случай у меня шприц есть, хоть и не люблю я его. Можно и примочками, припарками многое сделать.

– Может, я чем-то могу помочь? Я могу… у меня иногда получалось руками лечить. Биоэнергетикой.

– А вот это ты не вздумай! – егерь почему-то разозлился.

– Парень и без этой дури справится, ты ему только навредить можешь. Наш лес его и без тебя вылечит! Ты лучше расскажи, как ты на той поляне оказалась?!

– Ну я же вам говорила – не помню я! – девушка всхлипнула. – Почему вы мне не верите?!

– Потому что просто так горожане здесь не оказываются. Что, шла себе по своей улице, а потом очнулась в лесу? Или вообще дома сидела? Не темни, Ирина! Я тебе в отцы гожусь, если не в деды. Всякое повидал, а еще больше – слышал. И не реви, меня женские слезы давно уже не задевают. Рассказывай, как все было! Что молчишь? Не хнычь, нос еще больше распухнет, болеть будет. В твоем возрасте пора уже своих детей рожать, а не маленькой и глупенькой прикидываться! Ну? Я жду!

– Это… была у нас одна такая компания… Я их только по именам знала и в лицо. Ну нормальные они ребята были, нормальные, понимаете! – Ирина все-таки разрыдалась, задела нос и ойкнула. – Не панки какие-нибудь, в майках с черепами не ходили, даже травку не курили. Там даже девчонки были.

Все врем разговоры у них такие интересные – о предназначении человека, о разных культурах. Мистика всякая, древние народы, сказания, волшебники. Ну кто же знал?!

Некоторое время в комнате слышался только тихий плач.

– На, платок возьми. Аккуратно только, про нос не забывай. И не психуй. Небось, позвали Хэллоуин отпраздновать вместе?

Ирина закивала головой и снова разрыдалась. Наконец сглотнула, отдышалась и продолжила:

– Обещали… показать какое-то таинство. Говорили, что у меня огромные способности. Их надо раскрыть, а без обряда я этого не смогу. Сказали, если я соглашусь, то получу большую силу, больше даже, чем у некоторых из них. Говорили, что я будущая жрица…

– Ты в Бога веришь? – неожиданно перебил Натаныч.

– Крещеная… Только крестик не ношу, мешает он мне. Никак цепочку не могла подходящую подобрать, все лопаются, а с веревочкой ходить – некрасиво. А почему вы спросили?

– Да так, ничего. Продолжай. Ну, предложили они отпраздновать Хэллоуин, а дальше что было?

– Дальше… – Ирина на секунду задумалась, наморщила лоб. – Пришли мы на квартиру к одному парню. Там уже тыква стоит, свечки, все такое. Выпили немного, какую-то музыку послушали, потанцевали даже. Потом кто-то предложил поехать в лес, развести костер, около него потанцевать. Это же древний праздник, вы знаете? Он еще до христианства был. Только назывался как-то по-другому, я не помню, как. Ну вот и решили отпраздновать, как в старину. У нас сейчас чуть не половина факультета на чем-нибудь старинном помешана: кто дворянских предков ищет, кто костюмы какие-то шьет, кто стихи японские читает… Вот и поехали. Там у одного парня машина была. Иномарка, но не крутая, что-то японское. Джип какой-то маленький, мы почти друг на друге сидели. Потом заехали к знакомым этого парня. У них тоже была машина, а еще там были трое на мотоциклах. Поехали за город, где-то долго тряслись. Я еще спросила, почему так далеко, а они сказали, там место особое. Приехали, разожгли костер.

Все что-то пили вкруговую, до меня очередь дошла. Я глотнула – вроде бы вино, а потом меня та-ак накрыло!

– И больше ничего не помнишь?

Девушка замотала головой – разлетелись русые пряди. Потом мелко задрожала. Старый егерь сел рядом, приобнял за плечи:

– Ну-ну, не трясись. Все позади, дочка, все обошлось. Скажи Саньке спасибо – это он почуял и пошел тебя выручать.

– Правда? – Ирина недоверчиво заглянула Натанычу в глаза.

– Точно. Только он не знал, что именно происходит, просто почуял неладное и сказал, что должен идти. Рвался один, но я его не отпустил, сам навязался.

– Правильно и сделали, спасибо вам огромное! – неожиданно девушка поцеловала щеку. Чуть укололась о белесую щетину. Егерь смутился.

– Да ладно тебе… Вон, Саню целовать будешь, спасителя своего. Ваше дело молодое, тем более, говоришь, встречались где-то.

– Это на одной тусовке, там собираются… Ну, в общем, встречались. Вы не знаете, он и вправду где-то воевал? Ребята говорили, то ли в Чечне, то ли еще где, чуть ли не в спецназе, а я подсчитала – не получается ничего. Он институт закончил, когда в Чечне уже закончилось, а служил раньше. А Афган слишком давно был.

– В разведке он служил, еще до Чечни. Знаешь, был в прошлом веке такой генерал Кульнев, гусар, кажется. Так вот он сказал: «Хороша Россия-матушка еще и тем, что в каком-нибудь углу да дерутся!» Вот и Сане свой угол достался. Очнется, сама расспросишь. Ты лучше постарайся все-таки вспомнить, Иришка, что дальше было. Я понимаю, что тяжело, только и ты меня пойми. У нас тут подобная компания тоже сильно нагадила с месяц назад, только вот до людей они не добрались. А на следующий раз они не тебя подловят, так кого-то еще. Этих… – Натаныч тяжело вздохнул, помолчал и продолжил: – Ну, в общем, вроде твоих приятелей, развелось в последнее время как крыс. Ступить некуда. Понимаешь?

Ирина кивнула. Снова попыталась вспомнить что-то, вздрогнула, но быстро справилась с собой. Только голос подрагивал.

– Они меня… раздели.

– Это я заметил. Не… ну, в общем, ясно? Взрослая уже.

– Нет! Они сказали, что я посвящена какому-то хозяину и должна предстать перед ним. Я даже не боялась. Все как в тумане было, словно так и надо. Положили меня куда-то… Холодно было, но я не мерзла, не знаю, почему. Потом что-то они вокруг меня делали… А потом вокруг появились какие-то черные, с мечами, один подошел ко мне,поднял нож… – девушка все-таки расплакалась, уткнувшись в плечо егеря. – Так страшно стало, так страшно! Не могу!!!

– Не бойся, не бойся, все прошло, – узловатые, огрубевшие пальцы пригладили пышные волосы. – Больше никого нет, никому мы тебя в обиду не дадим.

Девушка никак не могла успокоиться, ее словно прорвало, и выплескивалось все пережитое:

– Там была такая жуть, вы не поверите, а они ее звали, звали ко мне, чтобы она меня забрала! А этот черный хотел меня зарезать, я видела и не могла пошевелиться! А жуть подползала снизу, подползала, я кричать хочу, а дышать не получается! Они все поют, все воют, зовут своего хозяина! Я видела только нож, а потом меня снизу как схватило что-то!

Я… я дальше ничего не помню, совсем отключилась… Прихожу в себя – все болит, кругом темно, рядом сидит кто-то с ножом, рожа вся в крови, и глаза светятся, как у волка! Думала, я уже на тот свет попала, рванулась, а он хвать! Потом поняла, что человек, где-то видела, а где – не вспомнила. Думала, он один из них, там тоже были такие, пятнистые и с ружьями, вроде как телохранители. Они их в глаза – «воины», а между собой – «быдло зеленое», «псы»! А потом замерзла, ногу распорола, он все гнал, я ничего не соображала. Потом я на обрыве не удержалась, покатилась вниз, разбилась вся. А там наверху стреляли, а потом он спустился… Дальше вы все знаете, вы же нас и подобрали. Я в себя только на катере пришла. Юрий Натанович, а можно вопрос?

– Валяй, спрашивай.

– Для чего вы ракетами стреляли? У вас же винтовка была! Так вы только себя подсвечивали. И прожектором! Вы от нас отвлекали, да?

– Ну-у, прямо Кутузов в юбке! Я думал, она про парня спросит, а ей тактику подавай! Молодец, боевая девка, раз успела заметить. А говорила, не помнишь ничего!

– Я же как в себя пришла, все точно помню. Ну, не хотите говорить, не надо. Может, это секрет какой.

– Этот секрет тебе любой офицер откроет, и не только офицер. Впрочем, не любой, есть у нас еще в штабах кресла дубовые… Ты сама подумай – что будет, если привыкшему к темноте человеку под нос горящий магний сунуть?

– Так вы их просто ослепили?!

– Точно. Как маршал Жуков немцев под Берлином. Ну, а потом пришлось и угомонить кое-кого… Хотел без этого, да уж больно упрямые попались. И с автоматом. Вариантов не было, или – или. Как думаешь, не ошибся с выбором?

– Вам виднее…

На широкой койке заворочался, застонал раненый Александр.

– О, Санек оживает! Стонет – значит, сил прибавилось. Ну-ка, разведка, как у нас дела?

* * *

– Итак, как мне вас называть? По имени-отчеству, по фамилии, по вашему Кругу?

– Лучше по Кругу. Вы ведь ко мне пришли именно как к его Главе, а не по личному вопросу? И не как к директору фирмы?

– Вы угадали, господин Пермяк. Впрочем, что я говорю! «Угадал» – это относилось бы к человеку. О вашем народе лучше говорить «увидел» или «почувствовал». Я прав?

– Полностью. Поэтому, чтобы сократить вступление, давайте

не будем ходить вокруг да около. Судя по всему, вы представляете некое сообщество так называемых черных магов.

– Браво, браво! Великолепные способности! Позвольте вам сказать, что вы, безусловно, равны…

– Я знаю, чему и кому я равен. И постарайтесь не сравнивать нас с вашими предшественниками. Они люди, а мы – нет, это раз. Два: все силы, которые у вас собственные, а не заемные – это проявление нашего генотипа. Три: кроме способностей, у меня есть еще и контрразведка. Кстати, тем колдунам, которые так удивительно глупо проболтались о существовании нашего народа, войне и прочем, санкцию на эту болтовню дал я. Лично. В этом же кабинете. Так что переходите к делу сразу, у меня не так много времени. Или, если хотите, можем назначить новую встречу.

– Хорошо. Вы, безусловно, понимаете, что я всего лишь передаю предложение своего руководства. Определенные полномочия и свобода действий у меня имеются, но…

– Понятно. Что нужно вашим хозяевам от Древнего Народа?

– Гоподин Пермяк, не от народа. От вас. Если бы мы хотели говорить со всеми, меня направили бы на Большой Совет. Удивлены? У нас тоже есть свои источники информации, в том числе среди Древних. Откровенность за откровенность, как видите. Собственно, нам с вами незачем враждовать, незачем и не за что. У вас свои интересы, у нас – свои, но на каком-то этапе они совпадают. Поэтому я и здесь. Мои… скажем так, руководители хотят заключить с вами некий договор о союзничестве. О, естественно, все неофициально, никакой огласки, шантажа и прочего. Оставим это людям. Нам будет достаточно вашего слова – и, разумеется, действий. Позволите? – гость протянул руку к чашке с дымящимся черным кофе. Осторожно отхлебнул. – У вас отличный вкус! Натуральный, в зернах? Такого аромата не даст никакой «Нескафе».

– И в чем же вы видите наши общие интересы?

– Насколько я осведомлен, вы начали эту войну для того, чтобы несколько встряхнуть человечество? Судя по вашим действиям, – поверьте, мы следим за ними очень внимательно! – вы решили усилить потустороннее влияние. Не столь уж важно, для чего вам это понадобилось. Проявление у людей магических способностей выгодно и нам, но самы большой интерес вызывает именно взаимодействие миров. Вы ведь не будете отрицать, что для своих целей используете силы Нижнего Мира?

– Не отрицаю. Однако делается это всегда под строгим контролем, причем источником способностей или какой-либо особой мощи они для нас не являются. Вы живете за их счет и за счет тех, кого им скармливаете, а мы вынуждены использовать их как оружие, и не более того. Как боевых псов.

– Ну и что? Насколько я помню, ваши противники это не слишком одобряют.

– И сами же используют.

– Естественно. Я вас, заметьте, не осуждаю. Вы несколько неверно оцениваете принципы и методы нашей работы. Пользуясь вашим же сравнением, у нас псы умнее и на более длинных поводках, только и всего. Зависим мы от них не более, чем какой-нибудь охотник прошлого века от своих гончих. Кроме того, у нас есть одно немаловажное преимущество перед вашими колдунами. Мы лучше регулируем свое восприятие, мы по желанию можем воспринимать иную реальность или нет, а вы лишены такого выбора. Не так ли?

Пермяк поморщился. Слова черного мага задели за живое. Да, этот гость знает больше, чем хотелось бы, и умеет пользоваться своим знанием. Один – один, в лучшем случае.

– А тогда зачем вам союз? У вас все преимущества – действуйте! Или наша война мешает вашей работе?

– Можно сказать и так. Впрочем, лучше сформулировать чуть

по-другому: она ограничивает нам обоим перспективы, не дает развиваться. И вы, и ваши противники слишком заняты и не оглядываетесь по сторонам. Просто невозможно иногда провести какое-либо исследование – в самый ответственный момент неизвестно откуда обрушивается ваш боевик в паре с оборотнем, палит направо и налево…

– Насколько я знаю, мои воины в последнее время в ваши дела напрямую не вмешивались!

– Да это не у вашего Круга, это южнее, у ваших недругов-соседей. Я имел в виду Древний Народ вообще. Кроме того, наши колдуны постоянно мешают друг другу, получаются досадные накладки и так далее и тому подобное. Но самое главное не в этом. Вы просто не учитываете само наше существование! Вы знаете, когда я услышал о плане войны, даже обидно стало: почему бы сразу с нами не проконсультироваться? В конце концов, по вашим же словам, в нас тоже течет Древняя Кровь. Поставили себя выше никчемных людишек? Взялись решать нашу судьбу, в богов играете?!

Пермяк промолчал. Ответить было что, но это затянуло бы разговор часа на два. Время действительно поджимало. А гость продолжал:

– Поверьте, ту же самую проблему в сотрудничестве с нами можно было бы решить гораздо быстрее и эффективнее.

Например, вы не слишком любите ходить в «аномальные зоны», тем более работать там. Для нас это не проблема, более того, нам эти места даже больше подходят. Между тем при разумном контроле, с учетом знаний вашего народа те же аномалии могли бы повлиять на человечество гораздо больше.

– Вы думаете, что я не задумывался об этом? Простите, но я бы рекомендовал вам и вашим руководителям держаться от таких мест подальше. Вы вполне способны вытащить пробку, не поинтересовавшись содержимым бутылки или настроением джинна. Аномалии мы охраняли и по мере сил будем охранять. Даже несмотря на войну, а после ваших слов остается только удвоить бдительность.

– Хорошо, хорошо, не будем так горячиться. Я доведу до руководства ваше мнение насчет этих зон, мы их постараемся не трогать. А как вы относитесь к так называемым «местам силы»? Насколько я могу понять, некоторые из них были созданы вашим же народом во дни расцвета. Потом кто-то их либо уничтожил, либо нейтрализовал. Как вы относитесь этому?

– Они запечатаны давно и неизвестно кем. Мы не один век пробовали их использовать, но все, что получили – объедки со стола наших предков, – голос Пермяка звучал глухо и раздраженно. – Между прочим, ваши предшественники тоже принимали участие борьбе с нами!

– Вот и я о том же! – гость почему-то обрадовался, засиял улыбкой. – Вам не кажется, что пора устранить вековую несправедливость? У нас, знаете ли, тоже есть свои секреты, так что можем и помочь. К сожалению, ближайшее место, которое мы могли бы открыть, находится на территории вашего противника, а с ним договориться практически невозможно. Ужасно подозрительный тип, к тому же терпеть не может разговоров о древних силах и их использовании. По-моему, он просто доволен сложившимся положением и не хочет приспосабливаться ни к чему новому.

– В чем-то я с вами согласен. Итак, насколько я понял, вы предлагаете мне совместно вскрыть такое место и потом так же совместно пользоваться?

– Ну, для начала. Потом, я думаю, мы найдем пути к полному осуществлению вашего плана. Вполне возможно, в новом мире смогут ужиться и люди, и древние. Вы же не планируете загнать в резервации две трети человечества? – гость добродушно посмеялся над своей шуткой, но увидел серьезное лицо хозяина кабинета.

– Нет, не планирую. Как не собираюсь и заключать союз с вами. Приспосабливайтесь к нам, господа маги, приспосабливайтесь. Только не пытайтесь устроить переворот в мире при помощи нечисти. В этом нам с вами не по пути. Вы, должно быть, неправильно поняли то, что должны были до вас довести мои колдуны. Нечисть разрушает наш мир, поэтому сначала мы будем воевать с ней, а потом уже – друг с другом. Да, я хочу вернуть наш народ на свое законное место. Да, для этого нужно ограничить прогресс технологический и начать прогресс внутренний, разбудить Древнюю Кровь. Но это не значит, что новые способности нужны будут для выживания среди упырей и демонов.

– Вы предполагаете, что можно уговорить людей возвыситься духовно? Не-ет, дорогой господин Пермяк, любая эволюция возможна только тогда, когда начинается борьба за существование. Когда человека заставляют, как вы говорите, приспосабливаться. Ну что ж, очень жаль, что мы не нашли общий язык. Все-таки подумайте, хорошо подумайте над нашим предложением, – гость встал и направился к двери. Уже на пороге обернулся и спокойно добавил: – А то как бы вам не пришлось воевать на два фронта. Мы-то ваших правил придерживаться не будем, на численность чистокровных Древних нам плевать. Нам что люди, что, например, ваши дети и внуки… Подумайте. Надеюсь, еще увидимся.

* * *

– Ирина, а вас родители не хватятся? Вы ведь уже третий

день у нас живете, а никому знать не дали.

– Не хватятся, я же не с ними живу. Они у меня вообще занятые, им вечно некогда. Я с бабушкой жила, а потом, когда она умерла – в ее квартире. Они продать хотели, а я не дала, без моего согласия не получится. Тогда мы с ними и полаялись. Я захочу – зайду, а они ко мне редко. Придут – а я у подруги или еще где. Так недели две не видимся. Деньги дают, когда прошу – и все. Папка у меня еще ничего, только он с утра до ночи в работе, а мать меня все время пыталась под себя переделать. «Ах, как ты можешь, не сходи с ума! Ах, порядочные девушки так себя не ведут! Не ходи к этой девочке, она тебе не подруга!» Сама разберусь! Ладно, когда двенадцать лет было, но когда в двадцать требует чуть ли не бантики носить!.. В общем, я ей раз попробовала объяснить, два, а на третий раз послала. С тех пор то ли рукой махнула, то ли поняла наконец. Ну и ладно. Слушай, а почему мы все время на «вы»?

– Хочешь, перейдем на «ты»?

– А что, я бы спрашивала? Вообще-то как хочешь, но просто у нас принято как-то больше на «ты». Оба не старые вроде бы, из одной компании, и вообще, мы теперь брат и сестра! – из-под пепельно-русой челки лукаво стрельнул зеленый глаз. – Наша кровь смешалась, так что мы теперь боевые побратимы.

– Ну если ты так хочешь… Кстати, а с этим, который тебя резал, как будем? На тебе его кровищи не меньше было!

Зеленый взгляд как-то сразу потускнел. Челка взметнулась – Ирина резко повернула голову и уставилась в окно. На серый лес медленно падали редкие снежинки.

– Ну, Ирина… Прости дурака, не подумал. Ну, успокойся, успокойся, все же кончилось. Приеду в город, ты мне этих дружков еще покажешь. Все нормально будет, слово даю. – Александр попробовал приподняться на кровати и дотянуться до сидевшей у ног девушки.

– Лежи уж… мститель и спаситель. Ладно, Саш, сама как-нибудь, не маленькая, двадцать четыре уже.

– Сколько?! Я думал, двадцать-двадцать два, не больше!

– Ну вот, не успел ожить, сразу комплименты! – однако потеплевшие глаза выдали. Какой женщине не нравится выглядеть моложе своих лет?! Только той, которая хочет вырасти и стать взрослой. – Лучше расскажи, как ты у Коли оказался?

– Меня с этой компанией еще студентом познакомили. Сначала просто сказали – вот, мол, интересные люди, говорят о том, о сем, песни хорошие поют, книги обсуждают. Можно душевно пообщаться за чашкой чая, а не за стаканом водки. Ну, потом привели, познакомили, – о том, что знакомила бывшая подруга, Александру почему-то не хотелось рассказывать. – Я сам не пою, но слушать люблю. А у тебя хорошо получается, помню, как ты тогда пела. Только что-то сильно невеселое. Настроения не было?

– Ну так и тебе не только веселые песни нравятся. Вон ты

как на Сережку смотрел, а потом еще поблагодарил. Мы тогда вообще не знали, что и думать – сидит такой мрачный, смотрит куда-то сквозь стенку. Вспоминалось что?… Ой, извини. Ну вот мы и расквитались – ты мне, я тебе.

– Это ничего, это еще не самые серьезные последствия. Я однажды от фейерверка прятался. В центре города на квартире жил, пришел домой усталый, завалился спать. А неподалеку на площади дискотека шла. Ну, бог с ней, с музыкой, я ее и не слышал, а вот когда загрохотало… Там еще пиротехники постарались, что-то очередями рвалось. Грохот, вспышки – я под кровать нырнул спросонок, лежу и «акаэс» пытаюсь нашарить. Во где прикол был!

Ирина не оценила юмора. Смотрела с жалостью, с беспокойством. Потом протянула руку и погладила по щеке:

– Бедный… Как же тебе там тяжело пришлось!

– Знаешь, Ир, такую песню: «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели!» Что было, то было и прошло. Давай лучше поговорим о рыцарях. Ты тогда так пела, как будто все это видела.

– Я в играх участвовала. Ну, в ролевых. Там похоже на средневековье. Знаешь, мечи деревянные, смерть не настоящая, крови нет, а как разыграешься – все равно иногда страшно бывает. Как представишь, что все на самом деле…

Она рассказывала о палаточных королевствах, о крепостях из одной бревенчатой стены, о могучих волшебниках, которым для чародейства достаточно лишь порвать бумажку. Александр слушал, поддакивал, о чем-то спрашивал – и в то же время думал совсем о другом.

Невидимый забор в лесу явно не был частью защитной системы, поставленной колдунами. «Сеточку» в этом случае или не стали бы раскидывать вообще, или довели бы до той же высоты. Могли и перед забором поставить – как хлопушки. Вообще слишком много всего получается – одной невидимой стены за глаза хватило. Тогда кто эту ограду сделал – и зачем?

Вполне возможно, конечно, что попросту в таком виде проявилось новое чутье – не подпускало к опасному участку. Но почему он тогда не засек сеть сразу же? Можно списать все и на «самозащиту» леса от опасных гостей – не подпускал своих обитателей. И лично Александра Шатунова – за компанию или по просьбе соседнего леса. Вот только почему тогда лес попустил всю незванную компанию? Сил не хватило задержать?

Может быть, может быть… Все равно остается один вопрос.

Кто бы мог научить филина уходить из-под выстрелов противозенитным маневром?!

* * *

Из газетного сообщения: "6 ноября в Перми была похищена дочь известного в городе предпринимателя, генерального директора группы компаний «Ветвь» С. Чудина. Двое телохранителей, пытавшихся помешать преступлению, были застрелены.

Похитители пока не выдвинули никаких требований. Следствие выдвинуло несколько версий, по всем проводятся необходимые мероприятия. Неофициальные, но заслуживающие доверия источникии сообщают, что местные криминальные «авторитеты» проводят собственное расследование, которое также пока не принесло результатов. Нашему корреспонденту удалось задать вопрос самому предпринимателю – по словам г-на Чудина, происшедшее вряд ли напрямую связано с коммерческой и промышленной деятельностью «Ветви».

(обратно)

ГЛАВА 9

– Ну вот, Саня, и Новый год на носу! Елку будем наряжать

или рябину, что под окном?

– Не знаю, Натаныч. Можно и рябину. Жалко деревца ради одного дня губить.

– А кто собирается?! У нас на седьмом участке сосенки молодые, вот одну из них и приукрасим. Туда же и праздновать пойдем. Как, твоя Снегурочка к нам не собирается?

– Да какая там моя…

– Не отводи глаза, не отводи! «Какая»… А письма кто каждую неделю получает и ответы пишет? Ну так приедет или нет?

– Не сможет она, дела не пускают. Зовет в город, вместе отпраздновать, да я написал, что вряд ли приеду.

– Почему бы это? Бери машину и езжай! Повеселись, пока можно. Сейчас в лесу тихо, праздновать все по домам будут, так что работы нет. Мне одному тоже не впервой, да я один сидеть и не буду. Есть и у меня к кому поехать, поближе, чем в городе. Так что – вперед!

– Еще одного боюсь, Натаныч – отвык я от города. С лесом… Ну, срослись мы, что ли. Особенно пока заживало все. Уезжать – как себя от себя отрывать, напополам

рваться.

– Э-э, да ты теперь у меня вообще стал настоящий… как вас там?… Вспомнил! Древний, вот ты теперь кто! Сам на этот счет что думаешь?

– Может, оно и так, только как-то это все далеко стало. Древние, люди, война, колдуны… Не косись на мои ребра, сам помню. Напоминает пока что – как на мороз выйду, так и ноет, и нога тоже. Но это было другое. Тогда словно мне самому угрожали или моему лесу, вот я и пошел.

– А ты думаешь, у остальных Древних по-другому? – глаза Натаныча вдруг стали печальными. Словно вспомнил что-то. Потом провел рукой по лицу, покосился на Александра – нет, вроде бы не заметил. Слишком увлечен своими мыслями. Ну и хорошо.

– Не знаю, я же не настолько близко с ними общался. Общее дело, вот и все. Насчет их переживаний как-то не думал.

– Ну вот и узнай. Сегодня у нас какое число, двадцатое?

– Двадцать первое, а что?

– Ничего, просто надо бы съездить в город, уточнить кое-что по годовой отчетности, подарки кому следует передать. Думал сам съездить, но надо и тебе весь круг пройти. Я тебе объясню и запишу, к кому с чем подойти. Заодно проведаешь свою певунью. Но с одним условием!

– Каким?

– Перед тем, как на свидание идти, ты найдешь своего Олега

и с ним обо всем поговоришь. Все ему расскажешь, что произошло, что ты чувствовал и так далее. Выяснишь, кто ты и что с тобой. А если будешь тут потихоньку с ума сходить, уволить придется.

– Почему, Натаныч? За что?!

– Потому! Служебное оружие выдавать сумасшедшим не положено.

* * *

Все получилось на удивление просто. Пришел, увидел, постучал. Дверь открыл не Олег, а какой-то русобородый мужик.

– Молодой человек, вам кого надо?

– Мне Олега, он дома?

– А зачем он вам? Олег сейчас занят, зайдите позже. Дня через три, – русобородый не торопился пропускать в дом или окликать хозяина.

– Я в городе проездом, и к Олегу у меня важное дело. Личное, – никогда в этом доме не было сторожей на входе. Александр насторожился: уж не случилось ли чего?… – Он все-таки дома или нет?

Не меньше минуты бородач молча и тяжело разглядывал незванного гостя. От этого взгляда становилось не по себе.

Ни с того ни с сего засвербило в затылке, Александр даже оглянулся – не смотрит ли кто еще и сзади. Нет, все вроде бы чисто. Наконец бородатый хмыкнул и посторонился:

– Проходи. Только пистолет оставь.

– Нет, так дело не пойдет. Машинка казенная, никому я ее не отдам, – то, что под одеждой различили «макара», не удивляло. Это и опытные люди могут. Не говоря уж о Древних с их чутьем. Однако что у них тут за порядки ввели – осадное положение или спецрежим?

– Ну и ладно, не отдашь так не отдашь, – неожиданно легко согласился бородач. – Только тогда держи при себе и не балуйся. Проходи, холодно тут.

В сенях Александру велели подождать минуту. Наконец появился сам Олег, пристально посмотрел в глаза и кивнул:

– Все-таки пришел? Ну тогда здравствуй, Саша. Заходи, здесь все свои.

Сразу потеплело на душе. Все свои. Хорошо быть своим там, где ты этого хочешь.

Знакомая комната напоминала штаб. Или предвыборный в разгар агитации, или армейский во время войны. Карты города, области, соседних областей. Одна вовсе огромная: «СССР и соседние государства». В «соседях» числилась вся Европа, пол-Азии и даже часть Африки, поэтому вся карта не поместилась на стене комнаты целиком. Дальний Восток, Испанию, северные моря и южные страны пришлось подвернуть. И везде – значки, флажки, воткнутые булавки с цветными нитками. Не хватает только синих и красных стрелок – направлений ударов и контрударов. Эта война решила обойтись без линии фронта и танковых прорывов.

Народу было не то чтобы много, но для такого помещения – с избытком. Незнакомый очкастый парень сидел за компьютером и лихорадочно щелкал клавишами и двигал «мышкой». Еще двое незнакомцев, молодой и постарше, вглядывались через его плечо в экран. Встретивший Александра бородач, судя по всему, вернулся к прерванному делу: что-то замерял циркулем на карте, пересчитывал и вносил результаты в блокнот. На диване, прикрыв глаза, сидел не кто иной, как Николай Иванович – «деревенский дед» и учитель воинов. Александр потянулся было к нему, хотел поздороваться, но на плечо властно легла рука хозяина дома.

– Не трогай его. Занят человек, нельзя отвлекать. Подожди, сейчас одно дело доделаем, сможем полчаса поговорить. Ты как раз в горячий момент попал, работы много.

– Опять Пермяк? Или изгои?

– Да нет, Пермяку не до нас сейчас… Сам скоро все узнаешь. Ты же вроде вернуться хочешь? Ладно, пока обдумывай все, что скажешь, я мигом. Женя, как у вас там?

– Идет, Олег Лексеич, идет! – откликнулся очкарик, не отрывая глаз от монитора. – Сейчас еще в одну дырку заглянем, и можно выходить.

– От десятой выше по ручью, где-то километр. Поляна возле усья сухого оврага, – неожиданно произнес Иваныч, не открывая глаз.

– Есть от десятой выше километр! – бородач подошел к карте города и нарисовал карандашом треугольник, воткнул в него булавку с зеленой ниткой.

– От железнодорожного моста наверх, ниже вышки, на дачах, – продолжил Николай Иванович.

– Есть! – на карте появился еще один значок, но ниточка на этот раз была ярко-синей.

– На том берегу, ниже, возле насосной, точнее – не ясно.

– Есть… От канала выше или ниже?

– По-моему… ниже, возле самого выхода.

– Есть! – в широкий круг воткнулась еще одна булавка.

– Все, больше ничего не возьму. Не хватает меня, – Николай Иванович открыл глаза. – О, Шурик! Какими судьбами?!

– Потом поговорите, потом! – прервал его Олег. – Авось, времени хватит. Ты как? Голова не болит?

– Не, все в норме. В ушах только чуть звенит, ну так это дело обычное, сейчас пройдет.

– Как все видно было?

– Как в тумане. Я в основном не видел, а скорее догадывался. Тяжкое дело, однако!

– Отдыхай пока, твоя часть сделана. Илья?

Бородач обернулся:

– Сейчас новые точки обсчитаю, и можно смотреть общую картину. Минут десять на это у нас есть?

– Хоть полчаса. Женя, что там?

– Забито пока. Сейчас попробую обойти, но вряд ли получится. До этого места доходим нормально, а дальше полный стоп.

– Ну вот, Саша, у нас с тобой время и появляется. Илья, Женя, как закончите – не ждите меня, начинайте сразу готовить результат! Если что – зовите. Пошли, Саш, поговорим.

Они зашли в соседнюю комнату, Олег скинул со стула на диван груду вещей, кивнул приглашающе. Сам он устроился на подоконнике.

– Итак, ты вернулся, значит, все-таки чувствуешь себя Древним. Я прав? Тогда рассказывай, что с тобой произошло за эти месяцы. Не упускай главного, но покороче если можно. Времени совсем нет.

На рассказ о самом главном ушло минут десять. Вспомнилось все. Распятый и выпотрошенный кабанчик. Родство с лесом. Скитания и ночевки под открытым небом. Невидимая стена, не подпускавшая к «сигнализации». Странный филин. Ирина.

– А вот здесь, пожалуйста, подробнее! Как она, говоришь, к ним попала?! Пообещали большую силу?

В дверь заглянула бородатая физиономия:

– Олег, у нас готово!

– Подождите, ребята, здесь, кажется, по нашему делу уточнения. Где она с ними познакомилась, не говорила?

– Ничего конкретного. Какая-то студентческая компания, судя по всему, при деньгах ребята.

– А тебе ничего странным не показалось? Там, на поляне?

– Ну, Олег, ты и спросил! А что там было обычным?!

– Я не о том, хотя обычного там было больше, чем надо бы. У нас в последнее время чем дальше, тем такие вещи обычнее становятся. Ты свои впечатления сравни с тем, что тебе твоя Ирина рассказывала. Студенты с автоматами? Молодежь, дошедшая до использования таких сил?

– Ну, с этим-то сейчас как раз просто. Все кому не лень в магию ударились, чуть не с детского сада.

– А результаты какие? Ты уж поверь, за последние годы до такого мало кто доходил. А кто дошел – ума хватило не пользоваться. Нет, Саша, это уже что-то другое. Ты посох помнишь, за который ты сдуру схватился?

Александра передернуло, все вокруг заволокло фиолетовой дымкой. Еще бы! Такое и не помнить!

– На том посохе заклятия были в три слоя, – продолжал Олег. – И самый мощный, самый нижний, никто из нас опознать не смог. Это не наше, Древнее, и не обычное человеческое, которым сейчас все балуются. Нам всем повезло, и тебе, кстати, в первую голову: совершенно случайно был у нас проездом один любитель и знаток древностей из Прибалтики.

– Археолог, что ли? Или антиквар?

– Можно сказать и так. Он один из нас, собирает всякую всячину, вышедшую из употребления в наших кланах и не заслуживающую титула реликвии. Так вот, ему доводилось слышать – заметь, только слышать! – о существовании подобного. Когда он подсказал нашим ведунам, что это могло быть, они схватились сначала за головы, а потом за бороды – выдирали их друг другу по волоску, выясняли, чья же ошибка и почему раньше не вспомнили.

– И что же это было?

Олег помолчал, покатал желваки по скулам, тяжело взглянул на Александра:

– Тебе обязательно нужно знать, но сказать я могу тебе только при одном условии.

– Каком?

– Ты прекратишь метаться туда-сюда. Полностью признаешь себя одним из нас. Присягу я от тебя требовать не буду, но слово ты мне дашь. Слово Крови. Помнишь наш разговор на прощание? Есть законы, через которые я не могу переступать. Сейчас – особенно. Тем более что ты во всех этих событиях увяз по уши и глубже. Ты должен дать слово, что никогда больше не отделишь себя от своего народа, от его судьбы. О сохранении тайны я говорить не буду. Не маленький, воевал, должен понимать. Готов дать слово? Да или нет? Времени на раздумья у тебя было предостаточно.

По груди разлился холод. Приехал поговорить по душам, обсудить жизнь тяжелую… Ну, Натаныч, ну ты и присоветовал! Слово Крови… нарушивший его муками совести не отделывается.

С другой стороны – что терять? Свободу? Свободы у него в последнее время было с избытком. Не такой уж большой кусок ее отнимают, кстати. Зато никаких больше сомнений. Устал он от сомнений и метаний, от неуверенности в самом себе.

– Готов! – и все-таки голос сорвался. В последний миг накатили даже не сомнения – страх и беспокойство. Как с парашютом прыгаешь: нога от люка уже оттолкнулась, а сердце подрагивает – а что, если… Ну ничего, уже летим, дальше видно будет.

– Вот и молодец! – ободряюще хлопнул по плечу Олег. – Подошел к двери, высунул голову. – Иваныч! Илья! Зайдите-ка на минуту, – снова обернулся к Александру. – Обычай напомнить или как?

– Помню, – расстегнул куртку, вынул охотничий нож. – Пойдет такой клинок?

– Вполне, – кивнул Олег. – Только лезвие обжечь не забудь. Спички есть? Ты ж вроде не куришь.

– Куда в лесу без спичек?!

* * *

Потом все стало легко и весело. Прямо праздник души – свалился груз, рассеялся туман. Объяснения насчет природы наложенных на посох заклятий Александр слушал одним ухом, большая часть подробностей благополучно вылетала в другое. Запомнилось только что-то мрачное про чужеродные силы, общение с миром мертвых и нежитью. В принципе после того черного фонтана на поляне догадаться было нетрудно. Удивило только то, что эти знания считались утраченными. Описания подобных ритуалов и заклинаний встречались в каждом втором учебнике магии, причем самое меньшее четверть из них срабатывала даже у юных сатанистов-"кошкодавов". К их же собственному ужасу. Последствия таких шабашей доводилось видеть и даже исправлять полгода назад, как раз перед всей этой молниеносной историей.

– И в чем же особенность именно этого посоха?

Олег и сидевший на диване Николай Иваныч посмотрели так, словно он спросил, почему все-таки Солнце не падает на Землю.

– Иваныч, это безнадежно! Он ничего не хочет понимать!

– Шурик, давай я тебе попробую на пальцах, малыш ты наш. То, что эта деревяшка была не простая, а волшебная, ты понял?

– Николай Иванович, только не надо вот так, как с

маленьким!

– А как с тобой еще прикажешь?! Тебе думать лень, ну так дай я тебе разжую своими старыми протезами и в рот положу. Еще и попрошу: «Глотай, Сашенька, ну пожалуйста, за маму, за папу!»… Твою через лоб в колено!!! Ты бы меня хоть здесь не позорил! Надо было в тебя это раньше вбивать, да палку хорошую найти никак не мог! Об твой лоб можно поленья дубовые колоть! Мы тебе вдвоем втолковываем, что явилось неизвестно что и неизвестно откуда, весь Круг, да что там – половина Древних по всей Руси-матушке сейчас думает, что со всем этим делать, а ты – «в чем особенность»! В том, что за последние три тыщи лет такого никто не упомнит, а последнего чародея, который такую штуку сделать мог, на кол посадили еще в первом веке. До рождества Христова. А чтобы при помощи этого чародейства еще и соединить нашу магию с людской – до такого и тогда никто не додумался. Ну как, особенное это или нет?

– А откуда же они это узнали?

– Вот! Первые проблески мысли в этом мозгу! Олег, не напрасны были наши труды! Кстати, этот вопрос тебе задать надо. Ты с этой братией ближе всего знаком. Можно сказать, почти родственник.

– Это каким же образом?

– А через Ирину твою ненаглядную! Это же ее компания затеяла все-таки. Так вот у нее и спроси.

– Николай Иванович!..

– Здесь я, чего тебе?! Ее не на улице схватили и не в мешке туда привезли.

– Саша, в таких обрядах жертвой не может быть человек с улицы, – подал голос Олег. – Я тебя не зря спрашивал, что на поляне было странного, как она познакомилась и прочее.

Там орудовали явно не любители-беспредельщики, а профессионалы высокого… во всяком случае, выше среднего класса. Через такую особенность ритуала они не переступили бы.

– Она говорила, что ей обещали какое-то посвящение…

– Вполне может быть. Я же и не говорю, что она была какой-то особо могучей ведьмой. Просто приглядись повнимательнее и лишнего не болтай. Не вскидывайся ты так! Любовь любовью, а для вас же обоих лучше, если она в такую же компанию больше не попадет. Знаешь, их идеи – как наркотик. Привыкаешь быстро, а вот избавится… Все ведь вроде бы и правильное, они ко всем свой подход найдут. Ну, не свяжется она больше с этой компанией, встретит другую, такую же.

– Олег, накаркаешь! – Николай Иванович постучал по столу. – Нам с одними этими не управиться, а ты – «такую же»! Кстати, Шурик, судя по всему, в вашем лесу орудовали те же самые, которых ты на холмах прищучил.

– Иваныч, вы-то откуда про лес знаете?! Вас же не было, когда я Олегу рассказывал!

– Н-ну… У нас свои методы, ты же знаешь. Что и как происходит, можно и без тебя узнать.

– Да ладно тебе, теперь ему можно сказать, – Олег махнул рукой. – Не морочь парню голову. Саша, что ты можешь сказать о своем шефе?

– Каком?

– О Юрии Натановиче.

– Странный он какой-то. А еще – помнишь, я о филине рассказывал? Который мне тогда помог? Мне показалось, что слишком уж умная птица. Слишком ловко от выстрелов уворачивалась. Честно говоря, я на Натаныча уже коситься начал – не оборотень ли?

– Эх, и чему я тебя учил? – Иваныч тяжело вздохнул. – А куда бы он массу лишнюю дел? В твоем Натаныче пять пудов, не меньше. Ты у нас грамотный вроде бы, вот и прикинь, какие ему крылья потребовались бы.

– Так что же тогда?

– Да очень просто: взял под контроль птичку. Прямо не сходя с катера. Честно скажу – я б так не сумел. С кабаном, а еще лучше – с медведем, так это запросто, а летать только он может. Летчик – ему и штурвал в руки.

– Он один из Древних?

– «Один из» – это так слабо сказано. Вообще-то он возглавляет Воинов нашего Круга, просто вмешивается только в крайнем случае. Когда без него никак. Раскрою тебе и еще один секрет – к «сетке» защитной это он тебя не пускал. Притормаживал, не давал задеть. Только вот разглядеть на поляне мало что успел. Сам понимаешь, скорость, да и не своими глазами. Со старшим ихним что сталось? Убил ты его или нет? И лицо не разглядел, случаем?

Только сейчас вспомнилось – пустой балахон в пятнах крови, тускло отсвечивающий клинок…

– Олег, Николай Иваныч, а может такое быть, чтобы человек попросту испарился?

– То есть как это?!

– Ну, я ручаться не могу, там суматоха была та еще, но мне показалось, что из круга он не выходил, и вообще я в него хорошо так попал, правильно. А потом, когда я Иринку вытаскивал, там уже никого не было, только одежда.

Олег тихонько присвистнул, Иваныч мотнул головой:

– Ого! А ты уверен, что там вообще был человек, а не морок в плаще? Призрак какой-нибудь.

– Вроде бы все нормально было. И рука была обычная, когда нож поднимал, – события той ночи вспоминались все отчетливее, словно кто-то прокручивал видеозапись. Александр и не подозревал, что он успел все так хорошо запомнить. – И крови с него натекло море, и ногами дергал, когда помирал. Призраки же так не могут? Или я опять позабыл всю науку?

– Не позабыл… Олег, дело совсем серьезно. Получается, их «хозяин» все-таки забрал свою жертву. Это меняет все.

– Получается, что так. Сами можем и не управиться, – похоже, хозяина дома последняя новость привела в глубокую задумчивость. Александр ни разу не видел Главу Круга ошеломленным – по крайней мере, до такой степени. Олег смотрел куда-то сквозь стену, взгляд был пустым, остановившимся. – Вот теперь мы все, кажется, влипли. Пермяку такое и не снилось.

– Теперь уже снится, – проворчал Николай Иванович. – Раньше думать надо было. Если бы не его дурная возня, может, и обошлось бы. Ну, пусть не обошлось, но хоть лет сто, а то и двести подождало. Да, Шурик, это ты нам удружил… Впрочем, извиняюсь. Жертва все равно была бы, а так еще на сколько-то они ослабели. Хотя такой сорняк будет прорастать, пока не выкорчуешь. Работы нам, однако, все равно нынче прибавилось.

– Да объясните наконец, что тут происходит? К чему все готовятся, что за работа? И почему Пермяку сейчас не до нас?

– Ах, да, ты ничего не знаешь… В общем, твои старые знакомые попытались завербовать в свои ряды Пермяка, а тот, соответственно, надеялся приспособить их для своих великих планов. Не знаю уж, на чем они не сошлись, только господин Пермяк отказался сотрудничать, а у него в отместку украли дочку. Самое печальное во всем этом – даже не судьба девчонки, ее всего лишь держат как заложницу. Самое печальное и опасное – это глупость Пермяка. Этот крутой идиот, точнее, его верные и послушные кретины разболтали слишком много подробностей о нашем народе. Хорошо хоть ума хватило нам сообщить об этом. Выяснилось, что знают о нас эти черные приятели гораздо больше, чем можно предположить. Не иначе, кто-то из наших же и рассказал.

– Изгои?

– Не исключено. С этих как раз станется, особенно с молодых и обиженных на весь мир. Так что ты не особо языком трепи, мало ли где сейчас уши развешаны. И с Ириной своей в том числе! Что замялся, или уже успел?

– Нет, не успел. Олег, я как раз о ней хотел с тобой поговорить. Понимаешь, в ней явно наша кровь, и способности кое-какие есть. Ты же сам говорил, что каждый, в ком Древняя Кровь…

– Помню, говорил. И не отрекаюсь. Но сейчас, ты уж извини, не до того. По нашим данным, эта веселая компания опять что-то затеяла. Ребята сейчас рассчитывают, чего мы можем ждать и что надо сделать. Скорее всего, это произойдет не сегодня – завтра.

– Откуда такая точность? Свои агенты среди черных магов?

– Если бы… Все гораздо проще. Какое нынче число?

– Двадцать второе… Ну да, конечно же! Солнцеворот, зимнее солнцестояние?!

– Точно. Так что некогда, Саша, просто некогда. С Ириной мы обязательно разберемся, это я обещаю. Устроишь смотрины, жених? – Олег неожиданно озорно подмигнул. – Только чуть попозже. А пока даже не знаю, что тебе посоветовать. И ее береги, и сам не зевай. Все-таки чувство у меня нехорошее остается. Что-то не то в этой истории с жертвоприношением. Может, и вправду заблудшая какая-нибудь любительница мистики, а может, и нет. Посмотреть надо. Так что любовь любовью, а язык не распускай. И нервы тоже. Лучше всего… Пожалуй, для вас обоих лучше, если ты будешь относиться к ней как к нормальной девчонке. Самое умное, что ты сейчас можешь сделать – это быть с ней нормальным человеком. Как ты сам-то считаешь, любишь ты ее или нет?

– Н-не знаю… Пока, во всяком случае.

– Ну так иди и узнай. И помни: умными разговорами и увещеваниями ты ее «заскок» не исправишь. Сердцем это делается. Все, больше никаких советов и разговоров, время идет! Счастливо! Натанычу привет не забудь передать. Да, и еще – не забывай про маскировку, вечная твоя беда. Все на лбу написано. Ну да ладно, теперь тебя есть кому потренировать, авось еще успеешь научиться. С наступающим – в этом году вряд ли увидимся. Хотя… Знаешь, зайди двадцать пятого вечером, часов в шесть. Тогда или все наладится и поговорим, или и твоя помощь может потребоваться, всех будем собирать, кого сможем.

– Олег Алексеевич! – донеслось из-за двери.

– Иду, Женя, иду!

Провожал Александра старик-учитель. Уже в сенях ревниво спросил:

– А все-таки, Шурик, ты мне вот что скажи: когда ты все обратно восстанавливал, мои уроки пригодились? Или оно все само пришло?

– Пригодились, Николай Иваныч, еще как пригодились! И насчет огорода – чуть ли не в первую очередь! Да и себя когда перепроверял, все по вашей же методике.

– Ну, методика, положим, не моя… Но все равно ценно, очень ценно. А то учишь вас, учишь, а потом и гадай – то ли просто вызубрили и натренировались, то ли и вправду думать и

чувствовать по-нашему стали. Вот ты у меня чуть не первый такой случай, когда можно на мою науку посмотреть, как она с нуля может подняться. Так что ты у меня герой и опытный образец в одном лице. Будет время – готовься, я старик дотошный, заставлю все до мелочей вспомнить. Я по тебе еще диссертацию напишу. Жалко только, что таких наук в нашей академии еще нету, а то стал бы я сразу профессором. Ну, ступай себе с Богом, я тут покурю еще да работать пойду.

Хотя, если хочешь, постой тут, пока я дымлю. Эх, старею…

– Иваныч, а сколько вам лет на самом-то деле?

– Вот уж чего не знаю, так это по годам. Я тебе говорил или нет, что еще войну с Наполеоном застал? Так-то по нашим меркам возраст почтенный, хотя и не старческий, но вот поди ж ты… Видно, срок мой скоро подойдет. Вон как сегодня устал, раньше работа не в тягость была. Да и то, легко, что ли – смотреть, что случиться может. Подавай сведения по не знаешь точно кому, скоро и неведомо где, но с точностью до квартала… Ладно, разберемся с этой компанией, буду смену готовить. Пойдешь в ведуны? Сразу не говори, подумай сначала. И сильно в голову не вбивай, пока что тебе и без этого много сделать надо. Ступай давай, подруга ждет.

– Я ей не звонил еще. Она и не знает, что я приехал.

– Если любит – то знает. Чувствует. Кому-кому, а уж мне ты можешь поверить, я в таких делах еще что-то смыслю. Какая у вас там любовь-морковь – дело ваше, но что и ей ты интересен – это мне заметно. Ты когда о ней думаешь, сразу эхо откликается. Ну, ну, глаза загорелись, сейчас заноешь: «Дедушка, научи!» Это в тебе сейчас молодая кровь говорит. Вот как то же самое Древняя запросит – тогда придешь. Кстати, если не пойдешь сейчас же, то до Ирины своей будешь пешком добираться. Машину ты на улице оставил, а мне тот парень, что около нее крутится, ой как не по душе.

* * *

«УАЗ» словно чувствовал, что ведет его не привычный ко всем капризам хозяин, а нечто, разместившеся в кабине временно. И не исключено, что не по праву. Машине, как и лошади, нужна властная, уверенная рука и внимательное отношение. Александр и раньше-то водителем был не лучшим, а с некоторых пор стал почему-то неприязненно относиться к движущимся железкам. Сейчас он предпочел бы не уютный и теплый (относительно, конечно) салон, а седло Гривны. Увы, увы. Да и жалко гонять лошадь в такую даль по морозу. Опять же: где ее прикажете парковать в городе? На платной стоянке? Или привязывать к ручке подъезда, пока на пару часов отлучаешься?

Колеса скользнули по наледи, руль попытался вырваться на свободу. Даже «русскому вездеходу», подкованному шипами, сейчас неуютно. Ворчит, временами взрыкивает так, что неприятно отдается где-то в животе. Уличное движение вообще непонятно какое. Оттепель, а потом мороз. Водители разделились на две неравные части: те, кто хочет доехать побыстрее, и те, кто хочет простодоехать. Александр относил себя к немногочисленным вторым. Утешало то, что он хотя бы не единственный. А вот эта улица, вот этот дом… Сейчас и до барышни доберемся.

А барышни дома и не оказалось. Иваныч, конечно, ведун, но тут он мог и ошибиться. Никто не ждет за этой дверью, не подскакивает нетерпеливо от звонка. Впрочем, мало ли какие дела могут быть. Торопиться сейчас некуда, можно и подождать. Но все равно немного обидно. На всякий случай и для убийства излишка времени сядем и напишем записку.

…Записка успела превратиться в письмо, потом у него появилась третья страница, четвертая… Мимо шли с работы люди. Потом те же местные жители, уже поужинав и малость передохнув, выходили гулять со своими собаками. Александр поймал несколько недоуменных и даже настороженных взглядов. Машина «чужая», торчит возле подъезда неизвестно зачем, а время нынче лихое. Мало ли. Успокаивали, видно, служебные номера. Один дед взглянул даже сочувственно – видно, принял за шофера, которого начальник оставил мерзнуть под брезентовой крышей, пока «шеф» гоняет чаи или что покрепче.

Ирины не было. Между прочим, время – девятый час, уж не случилось ли чего?! Дожидаться или ехать устраиваться на ночлег? Проблемы, у кого «кинуть кости на диван», не было, даже если не пользоваться готеприимством Древних. Как пели удалые мушкетеры, «но слава Богу – есть друзья». Заявись сейчас полгода не виденный Сашка «на пару ночей вписаться» – с радостью и чаями до утра. Хоть после полуночи ввались. Однако дружба дружбой, но и злоупотреблять не следует. Кое у кого дети, и визит наносить надо не позже десяти. Еще лучше – до девяти, но это он никак не успевает. Остается дописать письмо, поставить точное время – и увы, увы. Но все же – что могло случиться? Еще и эти туманные намеки Олега… С утра разберемся. Хотя нет, с утра в министерство надо. В бывшее облуправление. Вечером. Кстати, нынче у нас какой день недели? О, завтра у Коли должна компания собираться! Тогда еще и постскриптум добавим. Если даже Ирина туда не придет, можно будет хоть какие-то слухи узнать. На подобных тусовках «беспроволочный телефон» действует не хуже солдатского.

(обратно)

ГЛАВА 10

– Какие люди!

Все по-прежнему. Даже восклицание радушного хозяина. Хотя одно отличие от летнего визита обнаруживается сразу же, как только приходит черед повесить куртку и пристроить под вешалкой ботинки. Места и для того, и для другого катастрофически не хватает. Народу опять полно – не иначе, тоже солнцеворот отмечают. Или чей-то день рождения. Или просто общую встречу.

– Саша!!! – а вот и Иринка! – Я вчера твое письмо получила, так извелась! Ты меня совсем чуть-чуть не дождался. На вашей машине приехал? Я как раз во двор заходила, ты выруливал. Не поняла сначала, что за машина, номер в темноте не видно. Потом прочитала и чуть не заплакала. Знала бы, побежала и остановила. Да ты садись, садись, устал ведь за день. Ребята, подвиньтесь чуточку!

После двухминутной перетасовки сидящих в комнате Александр оказался на диване. Успел заметить косой взгляд кого-то смутно знакомого. Кто бы это?… Конечно же! Тот парень, что Шевчука пел, Сергей, кажется. Что ж ты таким волком глядишь?! Впрочем, мало ли. Его проблемы. А сейчас Иришка притиснулась к боку, рассыпала по его плечам волосы, и все, кроме этого, может подождать. Даже вопрос, где же она была так поздно. Хотя какое там поздно, девяти не было – могла и у подруги засидеться, и вообще, не маленькая.

– А у нас вчера репетиция была, в клубе концерт готовится, – угадала невысказанный вопрос или захотела оправдаться? Черт, заразил Олег своей подозрительностью! – Я там три песни петь буду.

– Опять что-нибудь рыцарское?

– Не совсем, но тоже из прошлого. Точнее, из книги. «Волкодава» читал?

– Детектив?

– Нет, что ты, какой детектив?! Фэнтэзи, классная вещь. Автор – Мария Семенова, из Питера. На ее стихи одна моя подруга музыку написала, я договорилась, она мне разрешает исполнять. Так что песня не моя, но хорошая, – Ирина прикоснулась губами к его уху и зашептала: – Тебе понравится. Я потому эту песню и выбрала, чувствовала, что ты приедешь… Ты надолго?

– На весь этот год и пару дней в следующем.

– Ой, правда?! Тогда мы Новый год вместе встретим! Сашка, какой ты молодец, что вырвался!

И она поцеловала его. Прямо в губы, крепко, огненно. При всех. Не стесняясь и не смущаясь. Сквозь взвихрившийся в голове туман Александр отметил алый сполох чуть в стороне.

Не сразу понял, что бы это могло быть, а поняв, не знал, радоваться или настораживаться. Алое мерцание, медленно затухавшее вокруг головы Сергея-гитариста, было видно верхним зрением. Похоже, парень был явно недоволен последним событием. Как и вообще происходящим. Что-то было у них или просто строил планы? Какая разница! С кем она сейчас? Вот то-то!

А верхнее зрение – это хорошо. Особенно в том виде, как им все Древние пользуются. Все-таки вернулось! Очень своевременно, однако с чего бы? Прямо заколдованный принц: поцеловали – вот и обернулся добрым молодцем. Или потому, что Слово Крови дал? Или все вместе? Ладно, буду у Олега – спрошу. Кстати, об Олеге и делах…

– Ир, а концерт этот когда?

– Послезавтра вечером, а что?

Послезавтра какое у нас число? Двадцать пятое – вот, блин, не везет!

– А точнее, во сколько? – может, удастся поспеть и к Олегу и на концерт?

– В шесть часов начало, где-то до полдевятого или девяти петь будем, а потом еще собраться хотели в своем кругу. Отметить европейское Рождество, ну, и сам концерт обмыть. Он у нас в этом помещении первый, так что положено. А что, у тебя дела? – встревожилась Ирина.

– Дела, Иринка, дела. Скорее всего, на начало опоздаю, но на все остальное попробую успеть.

– Ну-у во-от… А я наде-еялась… Я второй выступаю… – похоже, Ирина всерьез расстроилась. Можно понять. Приезжает парень на несколько дней, и не может дела отложить ради такого события.

Может, не ездить к Олегу? Или нагрянуть пораньше? Проблема, однако. Обычно Олег точное время не назначает, а на этот раз сказал – значит, в ином случае можно и не застать. Что раньше, что позже. Опять-таки – а если помощь потребуется? Надо ехать, надо. Вот же черт!

– Знаешь что?! – встрепенулась вдруг Ирина. – А давай я тебе эту песню сейчас спою! Ребята, гитара далеко?

Пришлось чуть отодвинуться, чтобы не мешать. Девушка перебирала струны, прислушивалась то ли к их звучанию, то ли к чему-то далекому. Она не смотрела ни на кого. Александру вдруг показалось, что рядом никого нет, а звук идет издалека. Возможно, из другого мира. А может, и из другого времени. И тут пришел негромкий голос. Не голос. Образ.

Поток образов, цветных, объемных. Потянуло печным дымком, старым закопченным деревом и мокрой волчьей шерстью.

* * *

* * *

«Ты права, Иринка, – подумал Александр. – Эта песня и обо мне тоже. По крайней мере, таким я был. А сейчас? Не знаю. разве что сравнить с оборотнем, попавшим в стаю себе подобных. Все равно мы оборотни. Внешне вроде бы люди, а живем своей жизнью. Может быть, и неплохой, но своей. Интересно, что будет, если однажды все узнают о Древнем Народе? Пойдут выпрашивать „сверхспособности“ или действительно с перепугу начнут искоренять нелюдей?»

* * *

* * *

Вспомнилась ночная поляна, грохот выстрелов, оседающая фигура в черном, схватившийся за лицо автоматчик. Вот уж где действительно оборотень поработал – ну, почти оборотень. И не один.

Видно, не одному Александру припомнилась та ночь. Ирина подняла глаза и посмотрела… Обычно серо-голубые глаза считают «холодными». Может быть. Но Александру почему-то стало жарко. Олег и Николай Иванович предостерегали, подозревали, призывали к бдительности – что ж, по-своему они были правы. Но на них так не смотрели.

А песня продолжалась, только теперь голос шел не издалека. Они с Ириной были рядом – исчезли все остальные. Остались только двое – и мир, на несколько минут созданный словами и струнами. Это был их мир, и в нем не было неправды, и все то, о чем сказали глаза, подверждалось словами:

* * *

* * *

«Мы с тобой одной крови, – мелькнуло в голове. – Древней. Просто ты об этом еще не знаешь. А впрочем, какая разница?»

* * *

* * *

…Они ехали по широкому проспекту, залитому бело-золотым светом фар, окон и фонарей. Александр вел машину молча, Ирина тоже не начинала разговор. Это не было тяжкое молчание, когда двоим больше нечего сказать друг другу. Просто все, что надо, уже сказали песня и глаза.

Уже возле самого дома, когда «УАЗик» мигал поворотным огнем перед въездом во двор, Ирина тихо спросила:

– Саша… Это правда? То, что ты мне написал?

– Конечно, – Александр вывернул «баранку» и въехал во двор. – А твоя песня?

– Это не моя, я же говорила.

– Какая разница! Важно, кто пел. Так что скажешь? – машина затормозила у подъезда.

– У тебя сейчас тоже дела?

– Вроде бы нет. Только на ночлег выбираться пора, чтобы не в полночь приехать.

– Ты где ночуешь, в гостинице?

– Откуда у меня такие деньги?! У знакомых устроился!

– А я тебе кто?

– Не понял. В каком смысле?

– Я тебе знакомая или нет? В общем, Саш, оставайся сегодня у меня… если хочешь, конечно.

Похоже, запас потрясений этого вечера еще не был израсходован. Александр долго пытался поймать в голове хоть какую-то мысль. Не получалось.

– Ну как, останешься? Да не смотри ты на меня так! Ты что, меня испугался?!

– С-скорее себя, – выдавил наконец Александр. – Неожиданно как-то… Мы и знакомы не так уж долго, и вообще. Ну, не привык я к такому.

– А ты не к такому привыкай, а ко мне. Кто тут расписал, что без меня не может?! Или со мной – тоже? В конце концов, что я такого предложила страшного?! – в голосе девушки послышались слезы. Она задергала ручку, пытаясь открыть дверцу. «УАЗ» явно решил помочь водителю – пусть не хозяин, но все-таки свой. Дверца не открывалась.

– Постой, Иришка! – Александр перехватил руку. Ирина попробовала освободиться, дернулась раз, другой и затихла. Отвернулась обиженно.

– Может быть, все-таки выпустишь? Раз уж я тебе не нужна? – голос звучал глухо, сдавленно.

– Да кто тебе такое сказал? Просто… Не было у меня никогда так вот все сразу. Ну, не обижайся ты! Я тебя действительно люблю, ты мне очень нужна, честно!

– Дурак ты, Сашка! Пень лесной! Медведь! – Ирина повернулась к нему. На щеках поблескивали мокрые дорожки. – Ты что думаешь, у меня такое каждый день? Может, еще и со всеми подряд?! Выпусти меня отсюда! Немедленно! Слышишь, ты, выпусти меня сейчас же!

– Как хочешь. Извини, если что не так, – Александр дотянулся до ручки. Дверца открылась сразу же.

Ирина так и осталась на своем месте. Как-то растеряно посмотрела на ручку, оглянулась:

– Ну, я пошла!

– Как хочешь! – мрачно повторил Александр. У медведей тоже есть нервы. Может, он и неправ, но если она ждет, чтобы перед ней падали на колени, умоляли… Не дождется. Переживем как-нибудь. Не впервой. В конце концов, ничего действительно обидного он не сказал. Хорошая вещь – свобода, но надо же и чужую душу уважать. «Не привык» – это еще не значит, что сейчас расфыркается с отвращением. И вообще, чего Александр не любил в романтичных девушках, так это склонности к театральным постановкам в жизни. И к ролевым играм, Ирина их, помнится, любит. – Слушай, сейчас не май месяц, холодно. И так салон не утепленный. Сидишь здесь, так хоть дверцу закрой.

Ирина захлопнула дверцу. С этой стороны. Все-таки не вышла. Александр посмотрел на нее, чуть прищурил глаза… Вокруг головы медленно гасло красно-желтое свечение. Бледнело, розовело постепенно, сменялось лиловым мерцанием. А ведь она не играла! Действительно разозлилась и обиделась, а сейчас успокаивается и даже чувствует себя виноватой. Или это ему так кажется? Видит то, что хочет увидеть?

– Саш… Ты на меня обиделся? Ну, Саша, извини, пожалуйста. Просто… Меня мать задолбала своими поучениями на эту тему. И не только она. Был у меня один парень, я его любила, а потом я ему возьми и скажи, что он у меня не первый… И все, вот и вся любовь. Все вроде бы ничего, просто замечательно, и все у нас наладилось, все было. Месяца два после этого встречались, а он мне потом и заявил, что ничего серьезного у нас не будет. Мол, он мне не сможет доверять и все такое. Вот ведь гад попался! Сказал бы сразу, так нет, как «телка» я его устраиваю, а в жены обязательно ангелочка подавай!

Свечение вокруг головы опять полыхнуло алым. Она еще что-то говорила, но Александр уже не различал отдельных слов. Он вдруг поймал себя том, что разглядывает ее только верхним зрением. И при этом любуется переменой цветов. Чуть позже понял, почему. Не из-за тонких оттенков или неожиданных переходов, просто каждый цвет в точности соответствовал тому, что и как говорила Ирина.

Не врала она, вот в чем суть. Ни ему, ни себе, скорее всего. Просто говорила то, что думает и так, как чувствует. Редкая среди людей прямота. Среди Древних, впрочем, тоже, прав был лесник из Рябиновки. Только у Древнего Народа все чувства в таких случаях скрывает серый колпак маскировки, а Ирка прятать чувства просто не умеет. М-да… у Алены ей бы поучиться. Хотя лучше не надо. Пусть лучше со своей прямотой пять раз «влипнет», чем однажды и навсегда научится лицемерить. И так чудо природы, что до таких лет дожила и не освоила это искусство. А может, просто еще не «повзрослела» окончательно. К счастью.

– Ладно, Иришка, мир. Как, будем считать, что все правы и виноваты оба? Проехали?

– Проехали! – радостно согласилась она.

– Чаем хоть напоишь? А то я действительно подмерз малость.

– Конечно, напою! Пошли! – она опять задергала ручку. Обернулась, жалобно позвала: – Са-аш! Она опять не открывается!

– Не хочет он тебя выпускать. Может, поедем к нам с Натанычем, Новый год отметим?

– Не могу я сейчас, концерт, потом еще тридцатого дела… У тебя вроде бы тоже?

– Пока не знаю, но как раз на время вашего концерта встреча назначена. После нее выяснится. Сиди, не ломай машину, я сейчас!

Александр открыл свою дверцу, выпрыгнул, обошел «УАЗик». Выпустил Ирину, распахнув дверцу жестом швейцара какого-нибудь «Хилтона»:

– Пр-рошу вас, мадмуазель!

– Благодарю вас! – она очень изящно выпорхнула. Тоже уметь надо, кстати, не из лимузина. Русские вездеходы к изяществу не располагают.

– Подожди, я сейчас тут кое-что налажу…

Александр скрутил вместе два проводка под сидением, перешел к месту водителя и нащупал под пультом выключатель. Щелкнул – на приборной панели замигала и погасла лампочка контроля «поворотника». Порядок. Иваныч зря беспокоился – эту машину так просто не угонишь. Егеря, конечно, народ лесной, но не глупый же.

– Пошли!

И они зашли в подъезд, поднялись на заплеванном лифте на седьмой этаж. Александр придержал ногой стрворки лифтовой двери: тусклая лампочка в кабине была единственным источником света на площадке. Премерзкое, надо сказать, место. Может быть, жильцам оно даже нравится – раз в порядок не привели. Однако тому, кто из лесу вышел, ой как неуютно среди ободранной штукатурки, «бычков» на лестнице, вони из мусоропровода… Тошнит, однако. А еще хуже то, что дом панельный, железобетонный. Александру давненько не приходилось бывать в «панельках», а в прошлый раз, когда забегал сюда, был слишком занят своими мыслями. Теперь он прочувствовал, почему Древние избегают таких жилищ.

Металл арматуры в стенах напрочь отсекал верхнее зрение и вообще всяческое чутье. То есть в пределах площадки или коридора – запросто, а вот «дотянуться» хоть чего-нибудь за пределами дома мешала синевато мерцающая сетка. Вдобавок эти чертовы железки усиливали помехи от электропроводки. В кирпичных домах такого не было.

В принципе все это можно было перетерпеть, но все равно неуютно. Словно оглох и нюх потерял. И вообще, чутье, оказывается, стало настолько привычным и необходимым, что без него Александр начинал себя чувствовать беззащитным, сидящим в клетке. Причем у всех на виду. Глупо, конечно, но все равно не по себе.

Ирина наконец разобралась с замком и вошла в квартиру. Щелкнула выключателем, хлынул желтоватый свет.

– Заходи, Саша! Вот здесь я и живу! Раздевайся, проходи в комнату, а я пока чайник поставлю.

Комнат оказалось две. В одной из них явно была спальня, вторая была отведена под гостиную и кабинет. А в кабинете – книги, книги…

Глянцевые обложки Стивена Кинга – целая полка. Фантастика – Саймак, Толкин, Желязны, а вон и та самая Семенова… Булгаков. Гоголь. Библия. Двухтомник «Мифы народов мира». «Домашняя выпечка». Энциклопедический словарь. «Золотая ветвь» Фрэзера – однако! Где только достала, дефицитная вещь в наше время! Еще одна полка – книги по магии всех цветов. От Папюса до Кастанеды, и какие-то гороскопы впридачу. Рядом – томики по истории средних веков, костюма, оружия… Правду говорят: книжные полки скажут о хозяине все. Особенно если присмотреться, какие корешки покрыты пылью, а какие заметно потрепаны от постоянного использования. Папюс, например, запылился, а вот из «Мифов» торчат свежие закладки.

– Саш, тебе покрепче? – донеслось с кухни.

– Средний! И не крутой кипяток, если можно!

Гостиная хорошо, а кухня лучше. Почему-то самые задушевные разговоры именно на ней ведутся. В неофициальной обстановке. Пойдем, значит, на кухню.

– Ой, не заходи, у меня тут не убрано!

– Ну и что? Мы народ простой, лесной, грязи не боимся! Да и где ты ее тут найдешь, эту грязь? – по мнению Александра, порядок на кухне пусть не идеальный, но имел место. Видал и пострашнее – и намного! Для приведения своего прежнего холостяцкого жилья в такой же вид ему когда-то требовалась генеральная уборка.

– Да ну… Я тут с утра… А, ладно, раз уже зашел, садись за стол! Тебе что приготовить – весь день не поевши бегаешь, наверное?

– Пока только чай, а там видно будет. Ир, ну честно ничего не хочу!

– Ну тогда хоть бутерброды к чаю, и еще у меня печенье есть. И варенье, крыжовник и вишня. От этого не откажешься?

– Нет, не откажусь. Вот уж что есть, то есть – сладкоежка. Как и все медведи.

– Да ладно тебе, не вспоминай! А насчет любви к сладкому – это я помню. Как ты тогда, у Натаныча, мед ел – это на видео снимать надо было! Тебе бутерброд с чем?

Она плавно двигалась по кухне, намазывала масло и резала колбасу, а Александр смотрел на нее. Как грациозно все-таки она движется! И как у них все просто получается. По-домашнему. Почти по-семейному. А чем черт…

В прихожей переливчато запел дверной звонок.

– Привет, Ирка! Мы что, не вовремя?… – голос был девичий, молодой. И чем-то знакомый.

– Н-не совсем… но заходите, раз пришли.

– О, да у тебя гость! – в кухонную дверь просунулось миловидное личико в обрамлении рыжих кудряшек. – Здра…

И осеклась, увидев, кто сидит на кухне. Похоже, где-то точно встречались. Но вот где именно – Александр никак не мог припомнить. Вспомнил, когда увидел лицо спутника рыжеволосой. Бледное такое лицо, с тонкими усиками. Впрочем, надо отдать должное – с осени они несколько подросли и загустели. Вот так встреча! Вспомни черта, он и явится. Попал, однако. И что теперь прикажете делать? Вести светскую беседу?

– Здравствуй, Юра! Узнаешь?

– Узнаю, конечно, – похоже, бледнолицый Юрик был не слишком удивлен. – Вот и встретились, лесовик.

– Вы что, знакомы? – Ирина проскользнула на кухню.

– В общем-то да, и даже довольно близко, – вокруг головы и правой руки Юрика начало сгущаться темно-багровое облако. – Что же ты так далеко от своего леса забрался? Да не тянись ты к стволу, не тянись.

Дельный совет. Все равно не дотянуться и не выхватить раньше, чем с руки ударит черная молния. Знаем мы эти штучки. Эх, действительно, далековато от леса. И попусту много сил израсходовал на эту глупую сцену в машине. А вокруг – замурованная в бетон синяя клетка… Похоже, влип. Хотя пока еще неясно, кто именно.

– Саша, да ты что?! Ребята, что у вас такое было?

– В принципе ничего особенного, – не паникуй, разведка, с этим юнцом ты уже встречался, и счет был два – ноль в твою пользу. Ну, может быть, два – один. – По работе встречались.

– Ну вот и разберитесь. Садитесь, пейте чай и выясните все, что надо, – голос Ирины был какой-то непривычный. Потом стало ясно, почему. Ни разу не слышал от нее приказов. Тем более таких решительных. Рука словно сама по себе отодвинулась от куртки и легла на стол. Багровое зарево над Юриком медленно угасло, сменилось расплывчатым серым вихрем.

(обратно)

ГЛАВА 11

Для четверых кухня была все-таки тесновата. Да и сидеть на табуретках во время делового разговора не так уж удобно. Компания переместилась в гостиную.

На письменном столе не хватало только флажков и табличек с именами Высоких Договаривающихся Сторон. Дипломаты все-таки правы, разделяющий двоих противников стол должен быть достаточно широким. Две подруги принесли из кухни подносы и настороженно уселись на диван.

– Итак, не начать ли нам со знакомства? А то даже неудобно как-то: вы меня знаете, а я вас – нет.

Юрик сейчас действительно был похож на дипломата «при исполнении». Или по крайней мере на менеджера крупной фирмы, ведущего переговоры с возможным компаньоном. Словно не над ним пару минут назад собиралась незримая грозовая туча. Надо отдать должное – держится превосходно. И про защиту не забывает, серый вихрь вокруг него не остановился ни на секунду.

– Александр, – на вопросительный взгляд пришлось добавить: – Можно без отчества.

– Что же, можно и без… А чин ваш можно узнать? Так сказать, воинское звание, номер части, все такое…

– Сержант запаса.

– Ну что вы, я же не об этом! Только не надо меня уверять, что вы одиночка и самоучка. Во-первых, профессионала выдает почерк… Хотя, извините, ваш небольшой стаж довольно заметен. Во-вторых, я вам сейчас могу назвать имена ваших руководителей – Главы Круга, учителя и так далее. Назвать?

– Да я и сам знаю, так что не обязательно. Лучше скажите, какое отношение вы имеете к организации под названием «Золотой дракон»? – Александр решил принять предложенный тон беседы.

Глаза выдали. Удивился Юрик, хотя и постарался не показать этого.

– Уверяю вас, достаточно косвенное. Я, правда, не понимаю, откуда вам это известно, – тут на мгновение сузившиеся глаза рыскнули в сторону диванчика, – однако «Золотой дракон» для меня давно пройденный этап. Не скрою, в чем-то полезный, но все подобные группы рано или поздно начинают мешать настоящей работе. Вы меня понимаете?

– Не вполне, если честно, – на самом деле Александр совсем не понимал. О «Золотом драконе» он слышал краем уха, спросил просто потому, что вспомнил первую их встречу и отнятый нож. Попал! Пусть случайно, а все-таки. Теперь «раскрутить» бы на подробности. Подобная магическая публика иногда бывает весьма говорлива. Особенно в присутствии девушек.

– Н-ну да, у вас, вполне вероятно, таких проблем нет. Пока еще нет, – поправился Юрий. – Вам кажется, что крупная организация может работать более эффективно, чем одиночки, и возможностей у вас гораздо больше. А вы никогда не задумывались, Александр, что вы сами отдаете вашему хваленому Братству и что получаете взамен?

Так. Похоже, именно о нем эта компания знает довольно мало. Ну что же, пусть считает его одним из Воинов. А Юрик продолжал, в глазах постепенно появлялся блеск – видно, тема знакомая и любимая.

– Вы мчитесь туда, куда вам прикажут, рискуете своей головой – если бы только ею, не мне вам рассказывать! – выполняя приказы старших. Да, я знаю, они для вас – истина в последней инстанции, мудрее и правильнее не найти. Вот вы сами, Александр, когда-нибудь задумывались, что именно и зачем вам приказывают делать? С кем и за что воюете? Разве что поначалу, когда вам вся эта древность была еще в новинку. А после вступления в Братство?

– В общем-то нет. Знаете ли, еще в армии приучен: иногда лучше сначала выполнить приказ, а потом рассуждать, для чего он был нужен. Иначе ни времени на рассуждения не останется, ни средства. Думать с пулей в голове очень неудобно, ни у кого еще толком не получилось.

– Но ведь здесь не армия и пули не летят, не так ли? Да-да, опять-таки война и воинство, но на этот раз вы это все выбрали сами. Знаете, Александр, вы не слишком похожи на человека, которому нравится подчиняться кому-то другому. Есть и такие, есть. Так гораздо проще – не надо думать, не надо нести ответственность за свои действия. Почти не надо. Мы солдаты, мы только исполняли приказ – знаете, где это звучало? На Нюрнбергском процессе.

– Ну, предположим, там были скорее ваши единомышленники.

– Только не надо сейчас загонять насчет мистических сдвигов фюрера и компании, – сморщился Юрик. Усики при этом забавно встопорщились. Будь они подстрижены, их обладатель и в самом деле походил бы на молодого Гитлера, каким его показывали в фильме «Обыкновенный фашизм». – Если бы у них хоть что-то получалось в этом отношении, не было бы необходимости в танках и прочем блицкриге. А если вы имеете в виду те лесные приключения… Вы книги читать любите?

– Предположим. А какое это имеет отношение?…

– Прямое. Выйдите завтра в город и погуляйте, подсчитайте объем макулатуры на лотках. В том числе заведомой дряни, которая ни уму ни сердцу. Прикиньте тираж, умножьте – и подсчитайте, сколько гектаров леса ради всего этого уничтожено. Добавьте краску и печать – а это отравленные вода и воздух. Вам природа так близка и дорога? Вступайте в «Гринпис». Наша компания принесла ущерба гораздо меньше, чем областное начальство со всеми знакомыми и прихлебателями, про всю страну я уж и не говорю.

– Живьем поросят потрошить – это от высокой культуры и духовности, надо полагать?

– Ну что вы: «поросята», «поросята»… Вы же егерь, в конце концов. Волки или бродячие собаки делают то же самое. Если вы думаете, что мы там с жиру бесились – ошибаетесь. Мы делали только то, что необходимо, и не более того. Это, кстати, наш принцип. В отличие от вашего руководства, у которого есть вредная привычка соваться в чужие дела. В том числе совершенно никого не касающиеся. Если не ошибаюсь, именно вы летом принимали участие в уничтожении магического круга к северо-востоку от города? На прибрежных холмах?

Вот же!.. Не так уж мало он знает, этот Юрик. Но откуда бы?!

Ухмылка на бледном лице была торжествующей. Заметил удивление, заметил.

– Гадаете сейчас, откуда мне это известно? Никакой телепатии, уверяю вас, вы достаточно хорошо маскируетесь… для вашего уровня, разумеется. Но все равно мысли при этом не прочитаешь, особенно вот так сразу. Все гораздо проще, Александр. Я даже не собираюсь это от вас скрывать, настолько все банально. При нашей первой встрече на вас еще довольно четко просматривались следы одной маленькой ловушки, которая стояла на холмах как раз на этот случай. Кроме того, отдам вам как противнику должное – при той же встрече вы меня удивили. Более того – ошарашили. В прямом смысле слова. Признаться, трудно было ожидать такую мощь. Этому ваших вояк не учат, это у вас что-то оригинальное, свое. Не жаль размениваться по мелочам?

– Ни в коем случае. Я вполне доволен своей жизнью… пока.

– Мудрое дополнение, – Юрик даже слегка похлопал в ладоши. – А потом? Сотня лет до главы Братства – если вам, «пушечному мясу», кто-нибудь позволит им стать? Или пожизненное заключение в какой-нибудь деревне или даже в лесу? Конечно, если вы проживете эту сотню лет, останетесь в своем уме и так далее. Этого вам, кажется, никто не гарантировал – и не смог бы. Не лучше ли жить свободным человеком – пусть не сто лет, а шестьдесят-восемьдесят?

Зря, ой как зря заговорил бледнолицый дипломат о свободе. Точнее, зря перед этим напомнил одну деталь их прошлой встречи.

– Юрий, а вы себя считаете свободным человеком?

– Насколько возможно в этом мире, – то ли уклончивый ответ был готов заранее, то ли уловил подвох. – Все мы в любом случае от кого-то зависим. От тех, кто рядом, от тех, кто выше, даже от тех, кто ниже. Все в мире взаимосвязано, от этого нам никуда не деться. Но вот выбрать, от кого именно мы зависим и насколько – это не каждый себе может позволить, не так ли?

– И кого же именно вы себе выбрали? Помнится, в лесу вы грозились каким-то хозяином? У меня, сколько себя помню, начальство было, а вот хозяев…

Какой недипломатичный вопрос! Так и взвился Юрик, не сдержался. Казалось, некуда ему еще бледнеть – ан нет, нашлось! Серый какой-то стал. На диван косится. Александр тоже посмотрел… Лучше бы ему такого не видеть.

Девчонка, пришедшая с Юриком, краснее собственных волос, и зарево над ней соответствующее. Растерзала бы Александра взглядом, если бы смогла. Ну и хрен с ней, с девчонкой. Но Ирина! То, что полыхало вокруг ее головы, огнем назвать было трудно. Как ядерный взрыв пиротехникой. Пламя это явно собиралось в плотный клубок, уплотнялось и вытягивалось. Взгляд не обещал Юрику ничего хорошего. Вот он почему побледнел… Да, такой удар мудрено выдержать.

Не зря эта девушка чем-то интересовалась и занималась. Может, и не надо бы ей это все, но чему-то научилась. Соседей только жалко. И себя, если однажды ее довести удастся до такого состояния. Только теперь Александр понял, что там, внизу, в машине она на него не слишком злилась. Впрочем, понять можно: ее как раз какому-то мистическому хозяину собирались в жертву принести. Неужели и Юрик?… Но тогда она бы его узнала сразу же. И на порог бы не пустила.

– Иришка! Стой!

Встряхнула головой, захлопала глазами. Словно проснулась. Пламя над головой медленно остывало. Теперь оно просто было ярко-алым, дрожащим. Как у человека, готового вцепиться в чье-то горло.

– Итак, Юрий, продолжим? Так какому же хозяину вы служите? И, насколько я понимаю, хотели предложить и мне перейти на службу?

Юрик на глазах возвращался к нормальной окраске, даже порозовел больше обычного. Вернулась и уверенность в себе.

– Не буду скрывать, хозяин у меня есть. Впрочем, Александр, он и ваш хозяин тоже, и не только ваш. Просто кто-то боится себе в этом признаться, кто-то не хочет верить, а вас, например, от него отделяет толпа посредников. Тех самых, которых вы называете своим начальством. Не возмущайтесь, лучше подумайте сами. Пусть не сейчас, пусть на досуге. Как вы думаете, кому на пользу вся эта ваша война, да и вообще превращение нормальных людей в нечто особенное? Римляне говорили: «Ищи, кому это выгодно». Так вот, кому выгоден отбор людей – пусть даже нелюдей – с магическими способностями? И не просто отбор, а совершенствование, селекция – кто выживает в этой войне? Самые сильные, самые ловкие, самые способные! Подумайте, Александр, хорошенько подумайте. Не так уж важно, кто в этой вашей войне победит – в любом случае это будет наш общий хозяин. Победите вы – ваше начальство будет уверено, что идеи были правильные и праведные, возьмется развивать нечеловеческую культуру удвоенными темпами. Между прочим, считать себя выше всего рода человеческого, пусть даже не выше, но не таким, особенным, могущим больше и знающим лучше – это ли не гордыня?! Вы, случаем, не верующий?

– Случаем, нет.

– И хорошо, и плохо. Вы знаете, какому-нибудь «рабу божьему», – эти слова Юрик произнес с омерзением, – какой-нибудь богомольной старушке даже проще растолковать подобные вещи. Так вот, если победят ваши противники – нам будет даже несколько сложнее. Когда способности к тайным искусствам пробуждаются у всех сразу, толпа самонадеянных недоучек сразу же забьет все щели. И сейчас-то разное быдло лезет, куда попало, мешает работать…

– Это вы не о нас, случаем? Я, кажется, точно кому-то помешал. Или нет?

– Ну что вы! Я о тех идиотах, которые кошек на кладбищах жгут и режут. Знаете, с вашим Братством все-таки легче. Вы нам волей-неволей помогаете, исправляете то, что наделали разные кретины. Впрочем, и они бывают полезны, среди них проще искать способных к чему-то настоящему, чем в толпе на улице. Да и комплексов у них поменьше. Наш средний обыватель – это же зомби, а не человек! Ни одной своей мысли! Скажут ему газетки с девочками на обложке, что черные маги младенцев живьем едят – поверит! Скажут в следующем номере, что черная магия полезна для здоровья и успокаивает нервы – тоже поверит, еще и другим расскажет! Покажи ему по телевизору пару кадров из «ужастика», присобачь фото хоть вашего же Главы – завтра же будет митинг с требованием публичной казни!

А ведь прав, ничего не скажешь. Весь этот кавардак, когда каждый третий – экстрасенс, а половина интеллигенции впадает в транс и бормрчет мантры в поисках смысла жизни, порядком поднадоел Александру. И как Древнему, и как человеку. Просто удивительно, до чего люди не любят утруждать свой мозг и проверять качество лапши на ушах.

Юрик заметил интерес собеседника, опасливо покосился на Ирину – багровое облако над ней постепенно уменьшалось – и продолжил:

– Так вот, победи ваш Пермяк, у нас было бы гораздо больше проблем. Процесс мог легко выйти из-под контроля. Нашего контроля, я имею в виду: хозяин все равно останется не в накладе. Просто сейчас, на пороге новой эры, эры его правления – если не прямого, то уж во всяком случае заметного и реального для всех – нам важно остаться среди первых, не раствориться в толпе. Да и вам тоже, кстати.

Постой, постой… Что-то подобное говорил Олег. Тогда, при последнем перед уходом Александра в леса разговоре. «Однажды мы почти растворились в этом океане… Мы потеряем свою культуру…» И тут же словно кто-то подсказал другие слова, недавно услышанные: «Знаешь, их идеи – как наркотик. Привыкаешь быстро, а вот избавиться… Все ведь вроде бы и правильное, они ко всем свой подход найдут». Вот же, блин! И думай теперь, кто из них прав – или не правы оба? Или в чем-то правы и тот, и другой?

С одной стороны – Слово Крови… да, но оно обязует его быть Древним, а не слепо верить всему. Думать надо своей головой. На том Народ и держится. С другой стороны – кто сказал, что этот малец не вешает на уши ту же самую лапшу? рассуждает он просто великолепно, излагает и того лучше – как по написанному. Кем?

– Кстати, Юрий, а кто ваши непосредственные хозяева? Не мистические и потусторонние, с этим все ясно, а местные? Или приказы в областное правительство теперь приходят по факсу прямо из Нижнего Мира?

Ой, не надо было затрагивать эту тему! Да еще при его девушке. Ну, действительно, эти маги все сплошь велики и независимы – вот только деньги на карманные расходы не заклинаниями добывают. А какому романтику, пусть даже с большой дороги или с ночного кладбища, нравится напоминание о том, что его профессионализм – всего лишь надежный винтик в большой машине? И машину конструировал не он, и управлять пока не дают. Глаза сузились, опять сереть начал – на этот раз от злости. Даже защитный серый вихрь порозовел. Эге, парень, да это у тебя и в самом деле больное место!

– А вы не думали о том, что наше сообщество может найти свои пути воздействия на власть? Предположим, после неких наших действий кому-то «наверху» может очень захотеться поддержать начинание молодежи? Или, того проще, в нашей компании после соответствующей обработки окажется кто-то из достаточно влиятельных людей – или, допустим, его сын, это еще проще?

– Нет, не думаю. При всем уважении к вашим способностям, Юра, должен заметить одно. Власть в этом мире дается обычно людям с очень неплохой головой, а удержаться наверху могут только те, у кого нервы крепче. На таких воздействовать гораздо сложнее, чем даже на Нижний Мир. В отличие от его обитателей, солидные люди на контакт с вами не пойдут. Молоды вы еще, Юра. Рассуждения правильные, а вот опыта не хватает. Сколько вам лет?

– Какое это имеет значение! – вихрь стал расплываться красным облаком. Разозлился? А ну-ка попробуем один фокус показать – хотя погоди, это может быть ловушка. Не торопись.

– Имеет. Например, такое, что при вашем огромном опыте – года четыре, не так ли? Или меньше? Моложе четырнадцати у вас не посвящают… Так вот, при всем этом огромном стаже вы еще недостаточно наделали своих ошибок. Или не насмотрелись на чужие. Есть и еще одно – увы, Юра, природа есть природа, вам, людям, свойственно ее недооценивать. Так вот, мышление у вас развито хорошо, не по годам, можно сказать. А вот организм остался какой есть – вчерашнего подростка. Это важно, поверьте: нервы, гормоны и все такое.

Слушает с вежливой улыбкой, а из глаз искры сыпятся. Что ты там готовишь? Ну, это не страшно, это мы проходили – спасибо, Иваныч! Продолжим разогревать объект.

– Я понимаю, что вы гораздо грамотнее и опытнее тех щенков, которые по кладбищам хороводы водят. Однако и в вашем черном сообществе вам лично уготована пока что довольно скромная роль. Сколько и кого у вас в подчинении? Десяток, ну пусть дюжина таких же, как вы, молодых. Может, чуть постарше, но не таких ловких. В любом случае только то, что вы собрали сами, не более того. А где же маги с опытом? Занимающиеся тем же самым лет двадцать-тридцать? Или вы будете уверять, что они тоже подчиняются вам лично?

– Не буду! – зло выдохнул Юрик. И на выдохе, как положено, метнул в Александра давно приготовленный черный сгусток.

То есть должен был метнуть. Почти метнул. Первые брызги тьмы даже полетели вперед – и взвились над столом, расплылись мелкой моросью, осели туманом. Комната больше не воспринималась обычными чувствами. Верхнее зрение, внутреннее зрение, чутье. Предчувствие, интуиция. Взгляд на все сверху, со стороны.

Чему-то в нашем Народе воинов все-таки учат, молодой человек. Александр даже не стал поднимать руки. Достаточно было слегка развернуть ладонь – и в черный сгусток впилась голубая стрела. Вспыхнула, сгорела. Красное облако вокруг черной головы колыхнулось, зарябило желтыми полосками – не ожидал такого. А вот этого?!

Широкий взмах руками, потом свести их вместе. Не надо ни на кого злиться, не надо ссориться. Все люди братья. Поэтому, если младший брат буйствует, его надо связать. Пока не причинил чего плохого себе и людям.

Зеленая петля обвилась вокруг красно-черного, колыхающегося. Захлестнула рванувшуюся вверх руку, не дала закончить жест. Прижала вторую руку к телу. Рот затыкать или не будем? Обойдемся. Надо же продолжить беседу.

– Все в пределах необходимой самообороны, не так ли, Юра? Вас, кстати, не учили, что во время переговоров нападать нехорошо? Или вы, как всегда, выше правил и морали?

Дернулся, попытался еще что-то сделать. Зря. Хрипи теперь – петля эта имеет вредное свойство затягиваться при подобных резких движениях. Одним можно ослабить ее действие – успокоиться, подумать о чем-то прекрасном. Вряд ли ты, парень, на это сейчас способен.

– Юра-а-а! – с дивана метнулось рыжее облако. Приготовился встретить что-то магическое… Куда там! Полтора с чем-то метра сплошных рук, ног, когтей и, кажется, даже зубов. Похоже, ее даже учили драться. Неплохо учили, но сейчас половина науки не вспоминается. Тем более не от пьяного хулигана отбивается. И вообще не отбивается, а нападает. Нервная нынче молодежь пошла!

Первыми пострадали чашки. Одна разлетелась вдребезги прямо на столе, вторая отправилась под диван – возможно, уцелеет. Мудрая чашка – двое дерутся, третий не лезь! А вот девчонку этому еще учить придется. И бить не хочется, и верткая, сразу не поймаешь, тем более позиция для атаки неудобная – сидя на стуле, за столом…

В конце концов этим же стулом пришлось и связать. Фирменный рецепт. Хорошо, что стул со спинкой, а не табуретка. Привязывать к спинке длинные волосы было уже совершенно излишним варварством с его стороны, но для надежности не повредит. Теперь можно сесть на стул и продолжить разговор. По возможности спокойно.

– Так вот, на чем мы остановились? Ах да, на властях земных. Ира, тебе наша беседа еще не надоела?

– Смотреть даже интереснее, чем слушать, – как ни странно, Ирина смотрела на все происходящее спокойно, даже с каким-то весельем. Или с иронией, потом разберемся. – Только постарайтесь больше не бить чашки и не греметь мебелью. Соседи давно уже спят. Кстати, и мне не мешало бы выспаться. Так что покороче, если можно.

– Да мы, в общем-то, уже обо всем поговорили. Так вот, Юра, в наши дни черной магией занимаются в основном неудачники. Те, кто может достичь чего-то в этом мире самостоятельно, к потусторонним силам редко обращаются. Они реалисты, Юра, они делают деньги, убирают ближних своих традиционнными способами и вычисляют свое будущее не по звездам, а по биржевым сводкам и опросам социологов. Не спорю, сволочей среди них не меньше, чем среди вашей братии. Может, даже больше. Но они не тянут в наш мир нечисть. В крайнем случае они купят для этого вас же – причем не тебя, сопляка, а настоящих, опытных специалистов. А поиски крутости в Нижнем Мире начинаются с подростковых психологических комплексов. От общей неполноценности до сексуальных, это уж каждому свое. Чувствуете, что своих силенок не хватает, а жить как все, умом и трудом – не хочется. Вот и продаетесь нечисти, как… не при дамах будь сказано, кто. Только на панели не мечтают о мировом господстве, Юра. На панели мечтают о богатом клиенте и добром хозяине.

При слове «хозяин» глазаЮрия полыхнули багровым пламенем. Он отчаянно рванулся – куда там! Невидимая петля держала крепко. Однако смотреть на изменившееся лицо было жутковато. Александру доводилось иметь дело с потусторонними обитателями, но человека, постепенно превращающегося в демона, он видел впервые. пентаграмму, что ли, вокруг него начертить? И времени нет, и не поможет. И незачем, если подумать. Мог бы, давно «русские вожжи» порвал. А ведь приемчик-то простенький, раньше так «сведомые люди» буйных пьяниц укрощали. Вот только ни в одном учебнике «современной магии» не описан. Потому, наверное, и кажется чем-то особо могучим.

– Развяжи! – от повелительного рыка вполне могли дрогнуть если не стекла, то поджилки. У кого-нибудь послабее Александра. И не служившего в армии.

– А вот командный голос надо вырабатывать, надо! Только не здесь и не сейчас. Слышал, что Иринка сказала? Соседи спят! Так что развяжу я тебя, Юра – или кто ты сейчас? – с одним условием. Ты испаришься из этой квартиры и постараешься в ней больше никогда не появляться. Нет, что за народ?! Сидели, чай пили, беседовали. Все по-джентльменски, даже почти мирно. И вдруг трах-бабах, подраться захотелось!

Юра молчал. Интересно, каким его сейчас видят нормальные люди? Александр сейчас не мог себе позволить убрать верхнее зрение – опасался нового подвоха. Бледно-зеленая рожа, тлеющие красно-оранжевым глаза, слизь какая-то серо-сизая – как бы ковер не запачкал…

– Ну так что скажешь? Расходимся? Честно говоря, я сейчас должен был бы созвать наших, и попал бы ты куда следует для допросов и опытов. Например, как на тебя святая вода действует?

– Никак не действует! – рычание было все еще самоуверенным. Вообще-то, говорят, подобные существа склонны себя переоценивать. Тем и живут. – Так что зови своих, зови!

– Да ладно, обойдусь. Не был бы ты таким буйным, может, еще и встретились бы, поговорили. Кое-какие идеи мне даже понравились, обдумаю на досуге. Нет того, чтобы выдержку проявить, мудрость, понимаешь ли – нет, сразу надо что-то в драке доказывать. Эх, молодежь!

– Мы еще встретимся! – пообещал Юрик. К нему постепенно возвращался привычный облик, видимое обычным и верхним зрением уже почти совпадало.

– А может, не надо? У тебя, Юра, каждый раз какие-то неприятности из-за этого. Ну да, любить меня не за что, так я и не прошу. Не голубой все-таки. Ты просто веди себя нормально. Как человек, как мужик, в конце концов. Может, ты и круче, я ж не спорю, только пользоваться крутостью тоже надо умеючи. Так что пока не научишься – лучше нам не встречаться. Ты хорошо меня понял, Юрик?

– Мы еще встретимся! – мрачно повторил тот. – Мы встретимся, когда наступит ночь, и вот тогда обо всем поговорим. Если захочешь. И если сможешь. Я тебя, лесовик, не забуду, не бойся!

– Я и не боюсь, с чего ты взял? Кстати, ночь уже наступила. Даже полночь прошла, полпервого уже. Вы как, пешком доберетесь? Или вас подвезти, чтобы не замерзли?

– Доберутся, – подала голос Ирина. – Наталья здесь неподалеку живет, через квартал. А насчет ночи – это он другую ночь имел в виду.

– Пришествие их хозяина, что ли? Так его уже не первую тысячу лет обещают, и каждый раз со дня на день. В этом году обещали, в наступающем пророчат… Думаю, не доживу я до этого дня. От старости помру. А перед тем правнукам об этих пророчествах расскажу. Чтобы тоже не верили.

– Не волнуйся, скоро уже. Вот тогда и посмотрим, у кого настоящая власть. И куда вас, таких правильных и умных девать, тоже посмотрим. Если тебе раньше никто шею не свернет или ты под трамвай не кинешься.

– Фу, Юрий, как грубо и примитивно! Вот уж от кого не ожидал! Ну не на базаре же, в самом деле. А насчет шеи – мысль интересная, – Александр снова развел руки, свел их вместе. С удивлением увидел, как судорожно задергался кадык Юрика, покраснело лицо и заходили ходуном ребра. Что за новости, ведь ничего не делал, только напугать хотел!

– Юра! – опять рванулась рыжая Наталья. Привязанные волосы дернули назад, девчонка вскрикнула, из глаз потекло. – Юрка, ну что же ты!

– Ладно, салага, на этот раз прощаю. Не тебя жалко,

девчонку твою, – Александр потянул за торчащий рыжий локон, узел послушно распустился. – Но лучше нам не встречаться.

Ни днем, ни ночью. Ну что поделать, если ты такой невезучий! Да и хозяин твой на выручку не особо спешит. Хочешь, подскажу, почему? Не любит он слабаков и буйных. Я, знаешь ли, тоже кое-что читал. Да и с разными людьми общался, в том числе с твоими коллегами. Так что уматывай. Через полчаса все окончательно спадет, а до тех пор побегай в ошейнике. На всякий случай.

Гости молча оделись, вышли, одарив на прощанье злобными взглядами. Лифт по ночному времени не работал – пришлось им топать вниз. Слышно было, как они спотыкаются на темной лестнице, налетают на перила и друг на друга. Потом шум остался за плотно закрытой дверью.

– Ну у тебя и приятели, Иришка!

– И не говори, – вздохнула она в ответ. – Сначала за оружие хватаются, потом о разных гадостях на ночь говорят, а в довершение всего еще и дерутся, чашки бьют… Ты расскажи лучше, о каком таком братстве Юрка вспоминал? Ты что, из этих? Которые в белых балахонах и песни поют?

– А что, сильно похож?

– Не похож, – призналась Ирина. – Скорее уж на какого-то инквизитора. Что ты вообще с ним сделал? Я вроде бы в таких вещах разбираюсь, но ничего не поняла. Юрка и дернуться не мог.

– Да так, русское народное творчество. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось черным мудрецам.

– Нечего Шекспира уродовать. Не хочешь говорить?

– Не могу. Подписка о неразглашении и все такое.

– Значит, все-таки инквизитор. Или как там это сейчас называется? Спецподразделение по борьбе с колдунами?

– За что ты меня так?! Простой российский егерь…

– Да уж, видела, какой простой! И Натаныч твой – ну прям деревенский мужик! Ватник, тельник и самогон! Вы с ним что, из одной команды?

– Можно и так сказать…

Продолжить разговор не дали. За окном хлопнуло, кто-то заорал – и, перекрывая крики, покатился над домами чудовищный вой. Начавшись низко, басовито, он перешел в пронзительный визг. Сверлил уши, перекатывался, отражался от стен, метался по двору. Постепенно спадал, затихал, возвращался к гудению – чтобы через несколько секунд снова начать подъем.

– Что это? – побледнела Ирина. – Война?!

– Почти, – вздохнул Александр. – Похоже, этот твой знакомый еще глупее и мелочнее, чем я думал. Сейчас он весь квартал на ноги поднимет. А может, и не один. Одевайся, пойдем его проведаем. Только быстро, пока милиция не подъехала. А пока – окно открывается?

Он подошел к кухонному окну, распахнул его, выглянул. Все в порядке, «УАЗик» фары зажег. Черная коробочка долго не хотела вылезать из теплого внутреннего кармана. Вытащил наконец, высунул в окно, щелкнул кнопкой. Сирена тихо провыла и наконец замолчала.

– Это Натаныч противоугонку переделал, – объяснял он

Ирине, спускаясь по темной лестнице. – Осторожно, здесь скользко! Пищалку обычную в лесу издали не услышишь, да и в городе на них мало кто теперь внимание обращает. Вот ему друзья-летчики и раздобыли «примочку». Где и откуда – не знаю, но каков эффект! А на второе усовершенствование сейчас сама полюбуешься. Сволочь твой Юрик, оставил меня на пару дней без машины!

– А почему? Там что-то сломалось?

– Сейчас сама увидишь. Вернее, почуешь, – Александр пинком распахнул дверь подъезда, подождал пару секунд. Незачем рисковать попусту. – Пошли, вроде все нормально.

Первой, кого они увидели, была рыжая Наталья, рыдавшая в три ручья и надрывно кашлявшая. Юрик обнаружился около самой машины. Сейчас он просто задыхался, хватаясь за горло и судорожно вталкивая в себя воздух. До этого, судя по виду, его еще и рвало, причем не только на землю. Воздух был пропитан едкой, режущей глаза вонью. Дверца машины возле места водителя была распахнута.

– Подожди, пусть проветрится чуть-чуть, – Ирину пришлось чуть придержать, чтобы она не кинулась к своим знакомым. – Но каков интеллигент! Интересно, кто этого сопляка научил машины угонять? Ведь без ключа открыл же!

Рыжая девчонка, спотыкаясь, побрела на голос. Александр перехватил, не дал споткнуться о низкую лавочку.

– Ты-то чего туда сунулась? За компанию? Присядь вот сюда, отдышись.

– Я-а-а… оста-ановить… ха-атела… Ш-што э-это?…

– Маленькая химическая война. Битва с дураками, как Макаревич поет. Твой Юрик что, на место водителя сел?

Говорить Наталья не могла, только судорожно кивала.

– Ну я же говорю, дурак. А если бы я волчий капкан поставил? Так бы больше присесть и не смог. Или еще чем-то заниматься.

Чтобы встать и добраться до той же лавочки, Юрию понадобилась помощь. Сам он, похоже, все еще плохо соображал, что с ним и где он находится. Ну, Натаныч, ну садист! Мало газовой гранаты, он еще и сирену разместил не под капотом, а в салоне. Как теперь с этим горе-угонщиком разговаривать?!

Между тем из окон уже высовывались любопытные. Какая-то бабка костерила всех прсутствующих вдоль и поперек. Понятное дело – такой рев без малого в час ночи! Скажите спасибо, что не в четыре утра, сейчас еще можно мирно уснуть.

– Граждане, сохраняйте спокойствие! – Александр вышел на свет. Громкий, командный голос. Пятнистая форма, нашивки, в правой руке – «макаров», в левой – блестящая золотым орлом красная обложка. – Проведена операция по задержанию группы угонщиков! Всех желающих выступить в качестве свидетелей и понятых попрошу одется и подойти с документами.

Окна захлопнулись практически одновременно. Впрочем, бабка на прощание еще пригрозила найти на всех управу. Никто так и не вышел. Ну как тут строить правовое государство, если все граждане уклоняются от исполнения своих законных прав и обязанностей? Зато все как один научились не лезть не в свое дело. И это иногда полезно.

– Так вот, Наташа, – вернулся к подъезду Александр. – Забирай свого дружка, тащи отсюда и постарайся не попасться на глаза патрулю. Когда придет в себя, повтори ему мои слова: нам лучше больше не встречаться. Для него же лучше. Надеюсь, теперь ты сама в этом убедилась? Вот и попробуй его уговорить. И еще – пусть он не думает впредь, что весь мир глупее и слабее его. Если, конечно, после сегодняшнего твой Юрка будет в состоянии думать, а не только гадить. Осторожно, испачкаешься, он весь заблеванный! Есть чем вытереть или свой платок дать?

(обратно)

ГЛАВА 12

– Ну-ка, посмотри, эта штука тебе ничего не напоминает?

Олег вытащил из-за шкафа длинную черную палку, протянул Александру. Тот отшатнулся. На подрагивающей возле лица черной деревяшке переплелись две змейки – золотая и серебряная. Их головы сходились на выступающем из торца посоха тусклом коричневом камешке.

– Где вы это… достали?

– Да так, друзья твои поделились. Идут это давеча наши ребята, видят – сидит кто-то на полянке. С посохом. Ну, нашим посох понравился, попросили. Те и отдали. Ты возьми, возьми, не бойся. Руки чистые, без царапин, без крови? Тогда бери. Да и вообще – не заряжено. Иваныч вчера же и разрядил.

– Как?

– Это ты у него спроси. Но, судя по всему, твоя находка помогла разобраться. Так ты смотреть будешь, или я его обратно прячу?

Александр заставил себя прикоснуться к лакированному дереву. Ничего. Попробовал всмотреться, что-то почувствовать – палка как палка. Ну, еще металл и какой-то странный камень.

– Что, не нашел ничего? Хочешь, лупу дам? Да ты поверху не ищи. Все, что на нем колдовского было, размотано и погашено. Наше счастье, они его подготовить полностью не успели. За этим делом мы их и застукали.

– А что здесь за камень?

– Это не камень, это окаменелость. Белемнит, «чертов палец», как их раньше называли. Слышал?

– Конечно, слышал, даже видел. Десятками. На наших холмах

их полно. Только как они его обработали? Я сколько пробовал – или крошится, или структура резко выделяется, а здесь ровно просвечивает.

– Это ты у них при случае спроси. Дело в другом – такая окаменелость здесь дает двойной эффект. Сразу и магический кристалл, и что-то давно отжившее. Как кость, но еще более древнее. Древнее динозавров – или драконов, если хочешь, – только после этих слов Александр обратил внимание на крохотные крылышки у змей. Опять драконы! – Не в этом дело, не в «чертовом пальце» и не в драконах. Ты к узору резному присмотрись.

Узор попросту был глубоко процарапан чем-то острым. Александр вспомнил найденный летом посох – там резьба была выполнена куда лучше. Тщательно, неторопливо. А здесь – словно в спешке обозначили рисунок, не заботясь о красоте и даже о том, увидит ли кто.

– Да тут и резьбы почти нет. Смотреть не на что. Сам рисунок, по-моему, обычный. Это древнерусский стиль, с таким вот переплетением – или я ошибаюсь?

– Не слишком. Такие узоры по всей Европе были распространены, но на Руси задержались дольше, это точно. И еще в Скандинавии, кстати. Но именно вот такой стиль, с

листовидными углами – это наше… Не буду тебе читать лекцию по истории, не для того показываю. Ты сюда вот посмотри, – палец Олега скользнул по лаку. – Видишь?

Плавные изгибы были словно изломаны. То ли по неумению, то ли по неосторожности. Рядом под лаком поблескивал на древесине след карандаша, продолжавший «правильный» узор, нарушенный неловкой рукой.

– Копировали с чего-то?

– Точно! Сам узор придумал или выучил не тот, кто резал. Воспользовались готовым, где-то найденным или подсмотренным.

А ведь на твоем посохе, летнем, этого не было. И резьба была куда лучше. Что на это скажешь, разведка?

– Что резчик другой. Или тот, прежний, куда-то исчез, или просто налаживают самостоятельное производство, пытаются повторить. Может быть, даже пробуют сделать таких побольше.

– Молодец, Сашка! И то, и другое. Это копия, причем не самая удачная. Самое главное отличие – был неправильно вывязан глубинный узор, внутренний. Может быть, успей они довести дело до конца, эта деревяшка и заработала бы. Иваныч говорит, даже узор мог бы глубже стать. Проявиться. Вовремя мы успели, – Олег не пытался скрывать свою радость. Обычно свои чувства он прятал и от глаз, и от верхнего зрения. На этот раз не стал.

– И как это было? – с одной стороны, Александр радовался успеху. С другой – было чуть досадно, что обошлись без него. Все понятно, воинов и без него хватает, но все же, все же… Словно в тылу отсиживаешься, пока все воюют. – Кого нашли и что с ними сделали?

– А что с ними сделаешь? Отпустили, – помрачнел Олег, явно помрачнел. Темное пятно на хорошем настроении. – Что с ними еще прикажешь делать? Сдавать в милицию по обвинению в злонамеренном колдовстве? Нас же и посадят. В психушку. И так вся наша война – сплошное нарушение законов. Вообще меня можно хоть сейчас сажать по обвинению в «организации незаконного вооруженного формирования». Поди докажи, что этому формированию три тысячи лет, самое меньшее. Только по письменным источникам. Ну и что при этом прикажешь делать с сопляками? На костер или осиновыми кольями? Завтра же нас вся Россия будет разыскивать. За убийство в ритуальных целях – или как это сейчас там называется? Тебе на твоих холмах хорошо было…

Александр поежился, вспомнив это «хорошо». Да уж, лучше не придумаешь. Хотя бывает, конечно, и похлеще.

– Не дергайся! Говорю, что хорошо, значит, так и есть. Там ты стрелял, в тебя стреляли, попытка совершения преступления налицо, а все остальное – крайняя необходимость и самооборона. Человека вот из-под ножа спас – любой суд присяжных снисхождение проявит. Все если не законно, то уж точно порядочно и благородно. По-человечески, – последнее слово Олег произнес с какой-то странной интонацией. – Вот когда сидят – ну пусть даже прыгают и пляшут! – семь человек вокруг костра в зимнем лесу, а на них набрасываются громилы в камуфляже – это что? Нарушение прав человека и свободы совести. Есть эта самая совесть или ее нет – никого не волнует. То, что таких компаний аж четыре одновременно оказалось – тоже.

– И что, вы их всех одновременно накрыли? – такой масштабной операции Древнего Народа Александр припомнить не мог. В двух местах сразу – брали, но четыре?! Растет масштаб, однако. Радостного тут мало. Работы прибавилось – это не к добру. Как у милиции.

– Не всех. Тех, что в лесу были – да, а четвертая точка в квартире оказалась. Сам понимаешь, вламываться нельзя, мы не ОМОН. Что могли, сделали – поставили наблюдение, блокировали все, до чего дотянулись. Похоже, именно в этой квартирке центр всего и был. По лесам молодежь была, слабенькие все. Недавно занимаются этим делом. По одному старшему на группу – и сразу трое, не меньше, в квартире.

– Итого шестеро. Что-то число неровное, семеро в таких делах лучше. Или тогда уж пятеро.

– Похоже, седьмого не нашли. Хотя он мог и в квартире быть, просто его не засекли. Или не вмешивался, или просто его черед не пришел еще.

– А может, просто не в состоянии был? – Александр вдруг вспомнил свой разговор с Юриком. Особенно то, чем эта беседа завершилась. Вполне возможно, что один из черных магов до сих пор приходит в себя. Плохо слышит, например. И глаза у него красные, и вообще насморк. Должно бы уже пройти, но кто знает? Замкнутое пространство, заряд большой – перестарался Натаныч, машина до сих пор толком не проветрилась. Сюда пришлось своим ходом добираться, на концерт к Иринке теперь точно не попасть.

– Че-го? Давай выкладывай, что там у тебя за приключения!

Пришлось выкладывать. Хотел покороче – посыпались требования уточнений и дополнений. Еще полчаса пропало. Ну, не пропало, но теперь и «посиделки» после выступлений без него обойдутся.

– Значит, хозяина они вскорости ждут, – задумчиво подвел итог разговора Олег. – Ну, не первый век они этим занимаются, так что пусть ждут. Но вот то, что из него проглядывало – это уже интереснее. И при этом – настолько поддаваться примитивному внушению? Слушай, а может, это он тебя прощупывал? Определял, что ты можешь?

– Не похоже, слишком уж разозлился. Да и опять-таки – зачем в машину лезть.

– Не похоже так не похоже. А может, и его самого использовали. Подставили. Тот же хозяин. Кстати, если они без посредников… Ну пусть даже с меньшим количеством – это многое объясняет.

– Что, например?

– Осведомленность в наших делах, например. Да и знание кое-чего давно позабытого. Это у нас здесь забыли, а там и там, – палец Олега показал сначала на потолок, потом на пол, – никто не забыт и ничто не забыто.

– Олег… Ты это что, серьезно? Насчет «там»? – Александр повторил жест.

– Что, испугался? Армагеддоном запахло? Не волнуйся, большие дяди и без нас между собой разберутся. Это для них дело привычное. А вот как они при этом с нами будут обходиться – это уже другой вопрос. Ты этой болтовне насчет отбора и селекции поверил?

– Н-не очень. Но что-то в этой идее есть.

– Да, идея неплохая. Хотя и не новая. Однако твой Юрик прав – к нашей ситуации она подходит как нельзя лучше. Так что готовься, Саша, готовься. Похоже, чем дальше, тем интереснее будет. Отберут тебя и скажут: «Заверните!»

– А если серьезно?

– Серьезно, Саша, будет дальше. Очень серьезно. Эта публика действительно может сделать то, что не удалось Пермяку. только со своим уклоном.

– Неужели они действительно могут перевернуть мир?! Олег, извини, но это уже полный бред! Я с этим Юрой разговаривал – да и не только, как ты помнишь. Не первый раз встречаемся. Хоть ты, хоть Володя с ним справились бы еще быстрее. Сил у них не хватит не то что на мир – лишний рубль заработать, фокусы показывая.

– Им не рубли надо. И они не фокусники. Про лето напомнить? – внезапно взгляд Олега стал пристальным, даже грозным. – Не тебе их недооценивать, Александр! То, что тебе трижды повезло – еще не значит, что тебе в самом деле повезло. Это могли подстроить и оттуда, – палец Олега снова показал на пол. – Как раз для того, чтобы мы не воспринимали их всерьез. Чтобы расслабились. А для их дела не нужно больших сил. Иногда надо просто легонько подтолкнуть – только надо знать, куда, когда и как. Эти могут и узнать, это уже не «кошкодавы» с кладбища.

– Олег, неужели таких раньше не было? В первый раз черные такой силы достигли, что ли?

– Не в первый. Бывали и сильнее, и не раз, – Олег тяжело вздохнул. – Но тут есть две особенности, даже три. Первая – их всегда удавалось разглядеть вовремя. В чем ты прав -

так это в том, что сами по себе они мало что могут. С ними каждый раз много возни, бывали и у нас ощутимые потери, но до сих пор справлялись. И мы, и люди – зачастую совместными усилиями. Вот тут и начинается вторая особенность нынешней ситуации.

– Война?

– И она тоже. Мы не можем договориться между собой, во всем ищем ловушки, не верим друг другу. Людям тем более. А нынешние люди не знают о нас.

– Нынешние? Когда же был предыдущий случай таких… усилий?

– Давненько. Полтыщи лет назад, даже побольше уже. Тогда не только находились способные люди, которые нас принимали и поддерживали. Все было гораздо проще. Может, это тебе и покажется отвратительным, но даже к магии приходилось прибегать редко. Просто укажи на опасного противника – остальное делало само общество.

– Как?

– Очень даже просто. Горячо приветствовало – иногда медленным огнем, но чаще быстрым. Это потом ударило по нам же. Такие дела нельзя делать безнаказанно – и когда были переловлены черные, взялись за всех остальных. За просто способных. За неспособных ни к чему, но неугодных. За чистокровных людей и чистокровных Древних. Видишь ли, те, кого мы, как сейчас говорят, сдали, признались в существовании заговора. А те, кто их пытал, не делали различий между колдунами, нечистью и нелюдью. Мы еще оказались в не самом плохом положении, у нас были леса, был путь отхода по ним на восток. Нашим бывшим союзникам уходить было некуда.

– Это… Это подло, Олег. Просто мерзко и сволочно.

– Знаю. И тогда все знали, все понимали, какая будет расплата. Просто у них не было другого выхода. Или сон разума и порождаемые чудовища – но люди, что бы они не творили, или – пол-Европы выгоревших холмов и царство

Юриков на этом пепле. Кстати, то, что происходит сейчас – тоже расплата за те годы. Маятник качнулся в другую сторону, Саша. Сейчас колдуны в почете, за те зверства общество перед ними кается. А результат? Как ты думаешь, скажи сейчас людям, что обнаружен такой вот заговор, что будет.

Александр попробовал себе это представить. М-да.

Безрадостная картина. Те, кто сказал, уезжают на лечение – с рукавами за спиной и ухмылками «черных» в спину. А те, кто поверил – пытаются об этом забыть. В лучшем случае думают о спасении себя и ближних своих. Самых ближних – ведь все человечество не спасешь, правда? В худшем – радостно готовятся встретить нового хозяина и новый порядок. Где-то посередине – те, кто запасает спички и мыло. Те, кто надеется приспособиться – хуже того, может приспособится. А также те, кто под шумок зарубит топором соседа – «колдуна» или «энергетического вампира».

– И что нам теперь делать, Олег?

– К сожалению, пока ничего. Самое большее, что мы можем – это срывать их планы на ближайшее будущее. Не все – те, что угадаем, те, что сможем. Как вчера, как летом, как ты с освобождением своей Ирины. Кстати, как она?

– Нормально вроде бы, а что? Концерт вот у нее сегодня, сейчас уже идет.

– И ты приехал сюда?!

– Да, а что? Ты же говорил – может помощь понадобиться.

– Говорил, не спорю. Вообще-то хорошо, что приехал, просто прекрасно. Слушай, а когда вы с ней намерены встретиться?

– Вообще-то думал сегодня к концу выступлений, там они еще в узком кругу намерены собраться…

– В узком кругу – это хорошо. Очень хорошо. Тебя пригласили – может, ты и меня где-нибудь по дороге встретишь? Своего… Ну, например, бывшего коллегу?

– Не знаю. Неудобно как-то, Олег. И вообще, с чего тебе так срочно? У меня в общем-то были на этот вечер свои планы.

– Ну и планируй дальше. Если получится. Слушай, Саша, – голос неожидано стал жестким, – я в твою личную жизнь не вмешиваюсь. Не подругу твою еду смотреть – хотя тоже не мешало бы, я уже говорил. Но вот то, с какой компанией она связана и что у них на уме – это уже серьезнее. Понял? Так что можете хоть целоваться, хоть вообще исчезать. Но не раньше, чем я, как сказал Михаил Сергеевич, разберусь, кто есть ху.

– Олег, они ведь тебя знают!

– Да? А ты в этом уверен? Пошли одеваться и такси ловить. Сегодня я для тебя буду – ну хотя бы и Михаилом Сергеевичем. Пошутим и по этому поводу немного. Усе у порядке, товарищи, усе нормально, процесс пошел, – голос внезапно изменился. Словно действительно включили запись какого-нибудь выступления советского экс-президента.

– Вот не знал за тобой такого таланта!

– А ты вообще многого не знаешь, – ответил Олег уже своим обычным голосом. – Кстати, с этого момента называй меня на «вы». У вас в институте это вроде было принято? Не смотри большими глазами, ты своих коллег мне только по имени-отчеству называл. Так что давайте на «вы». Я вас, по вашей молодости и служебному положению, могу и на «ты», и без отчества, а вы, Саша, соблюдайте субординацию и дисциплину. Хоть и не работаете у нас больше. И к лицу постепенно привыкайте.

Действительно, к такому надо привыкнуть. Александр видел это впервые. Зрелище вызывало смешаные чувства. Разумом понимал, что надо удивляться и восторгаться способностями. Нутро отказывалось воспринимать увиденное. Тошно было. В самом прямом смысле этого слова – желудок рвался к горлу. Видено было всякое – и полуразложившиеся трупы, и раны, и гной, и пепел. Но все это теперь казалось естественным и нормальным. Привычным и объяснимым.

– Не морщься, привыкай! И не отворачивайся! Если дела наши так и дальше пойдут, тебе еще и не то предстоит увидеть. Так что смотри. Знаю, что противно, самого на первых порах выворачивало. И вообще, все это только иллюзия. Отвод глаз – как с домом, только чуть сложнее. На конкретном участке и не с исчезновением, а с новым видом.

Легко сказать – не отворачивайся! Олег мял кожу на лице – временами казалось, что он ее просто снимает и тут же приклеивает заново. Черты лица то растекались в серую, похожую на грязный творог массу, то застывали в самых немыслимых сочетаниях. Одно ухо выше другого, скулы разной высоты, сползающие на губу ноздри… Только глаза оставались на своем месте, но и они менялись. Потемнели, изменили прищур, веки стали тяжелыми и рыхлыми, потом вернулись к прежнему виду.

Постепенно лицо стало приобретать хоть что-то определенное. Например, волосы стали светлыми с проседью, обозначилась солидная залысина. Нос подергался и застыл: что-то среднее между «горбинкой» и «картошкой», смесь Кавказа и России. Или не Кавказа? Потом заняли свое место высокие скулы. Подбородок покрылся легкой щетиной.

Олег что-то шептал, гляделся в зеркало, лицо уже не мял, а слегка приглаживал. Наконец обернулся:

– Готово! Можешь пощупать. Протяни руку, говорю! Не бойся, не укушу. Проверить надо, как легло.

Это «пощупать» далось нелегко, но, к своему удивлению, ничего особенного Александр не почувствовал. Лысина как лысина, скулы как скулы, даже подбородок колючий. Попробовал увидеть это все верхним зрением – обычное лицо, и все тут! А вот общий «рисунок» сияния изменился. Теперь это был самый обычный человек. Чуть нервный, чуть уставший. Со средними человеческими способностями, судя по всему.

– Ну как? – голос все-таки был прежний. Олега, а не того мужика сорока-с-лишним-лет, который стоял перед зеркалом. – Все держится, все прощупывается?

– Как ты… Простите, как вы это сделали?

– Давненько я этим не занимался, – чувствовалось, что Олег был доволен и собой, и произведенным эффектом. – Это все временное, часов через пять сойдет. Если сильно устану – то быстрее. Если потеряю сознание – сразу. Так что времени у нас немного, пошли машину ловить. За мой счет, не пугайся – знаю я твою зарплату.

– А голос? Вдруг по голосу узнают?

– Тут уж ничего не поделаешь. Если там будет кто-то из особенно хитрых или сильных, то и эта маскировка не поможет. А чужим голосом я долго говорить не могу. Сегодня мне собственные голосовые связки, чувствую, сильно понадобятся.

Михаил Сергеевич – не то что язык, мысли не поворачивались назвать этого человека Олегом – оказался прав. Голос ему потребовался. И не подвел.

Они все-таки успели к самому окончанию концерта. Несколько песен – и одна прощальная, пропетая хором. Ирина со сцены разглядела своего «оборотня», еле дождалась окончания аплодисментов – и кинулась к боковой лесенке, чуть не оборвав подвернувшиеся под ноги провода. Несколько смутилась, увидев рядом с Александром кого-то чужого, потом мотнула русой челкой – и все-таки кинулась на шею:

– А я боялась, ты совсем не придешь!

Пришлось тут же знакомить с «коллегой». Покрылся испариной, когда Иринка вежливо спросила: «А вы чем именно занимаетесь?» – вот влипли! Легенду толком не продумали. Удивила реакция «Михаила Сергеевича». Ну, изобрести тему диссертации не сложно – но начать разговор по ней, еще и достаточно грамотно… Более того – профессионально. Или это опять какое-нибудь чародейство, или они с Олегом действительно почти коллеги. «Почти» – это самое меньшее.

Собравшееся за кулисами общество встретило незнакомца настороженно. Чего и следовало ожидать. Пошли в какую-то комнатку на втором этаже здания, набились, как сельди в бочку – скорее, как гости у Коли, селедку так не прессуют и гитару в придачу не дают. Через полчаса Александр понял, как мало знает он о своем нынешнем командире.

Эти полчаса «Михаил Сергеевич» просидел скромно, молча в сторонке – насколько это возможно в такой тесноте. Слушал певцов. А потом гитара по кругу дошла до него. Из вежливости и по традиции спросили:

– Вы не играете? – и уже приготовились передать инструмент дальше. Никто не ожидал того, что произойдет дальше. Меньше всех – Александр.

– Да вы знаете, балуюсь иногда… – скромно ответил лысоватый мужичок, неизвестно как попавший в этот круг.

– Споете что-нибудь? – в этом вопросе все еще было больше вежливости, чем интереса.

– Свое или чье-то? Чье именно?

– Свое, если можно! – интереса стало гораздо больше.

– Ну что же, попробую… Заранее извиняюсь, если что не так, давненько до гитары руки не доходили.

Взял инструмент, попробовал звучание. Чуть поморщился, покрутил колки – еле заметными движениями. Вздохнул тяжело – что, мол, поделаешь. И запел.

Потом он попробовал передать гитару дальше, но ему не позволили. Попросили спеть еще. И еще. И еще раз. Здесь умели ценить хорошую песню и хорошего певца. Олег пел хорошо. Наверняка музыка могла быть и более изысканной, гитара могла попасть к музыканту повыше классом. На это никто не обращал внимания.

Олег пел старинные песни. «Музыка моя, слова народные», – добавлял он в таком случае. Этих слов раньше никто не слышал, хотя знатоки народных песен здесь были. Пел песни поновее – можно было догадаться, какие события в них упоминаются. Пел то, что не имело возраста – многое существовало всегда и будет не раз, и каждый может найти в этом свое.

Слушали нового барда внимательно. Восхищенно, ревниво, с любопытством, оценивающе – но никто не отвлекался, не перешептывался, не обсуждал какие-то свои дела. У Лени-Пустынника горели глаза, он подался вперед, пальцы шевелились, словно он подыгрывал или пытался повторить мелодию. Сергей скрестил руки на груди, пытался выглядеть отрешенным и даже надменным – слыхали, мол, и не такое, ничего особенного. Выдавали глаза – то грустили, то смеялись, то задумывались вслед за песнями. Ирина прижалась к плечу, тихо дышала в щеку, иногда вздыхала – и бурно восторгалась в перерывах между песнями, просила петь дальше.

Очередная песня началась с долгого перебора струн. Скорее даже перезвона, перешедшего в быструю мелодию. Наконец Олег запел. Но запел не своим голосом – глубоким, гортанным. сначала показалось, что поет он на каком-то неведомом, чужом языке. Потом начал доходить смысл слов. Слова словно играли с ритмом. То отставали, то перепрыгивали через него, то бежали вместе с ним в веселом хороводе. Скорее даже по спирали – каждый новый повтор чуть отличался от другого. Голос становился то громче, то тише, взмывал в высоту и опускался до грозового гула. Сначала Александр пытался уловить смысл песни – было в ней что-то про созвездие рун на клинке, про шепот листвы и пение вьюги… Потом слова опять растворились в ритме. Потом и ритм исчез. Остался мощный, бурный поток, который подхватил и понес, потащил, завертел – и вдруг выбросил на поверхность. В тесную, маленькую комнату. Песня кончилась.

Тихо было в комнатушке. Все молчали – ни похвалы, ни обсуждения. Ирина затрясла головой, провела ладонью по глазам, словно избавляясь от неожиданного видения. Еще несколько человек хлопали глазами, озирались по сторонам, приходили в себя.

– Фигня какая! – первым нарушил тишину Сергей. – Ни музыки, ни слов, ни… – он осекся, хмыкнул и махнул рукой. – Извините, конечно, но я привык говорить то, что думаю.

– Нет, Серега, ты не прав. Не скажу, что все понял, но здесь что-то есть. И довольно много, – Пустыннику не пришлось приходить в себя, но выглядел и говорил он задумчиво, без своего обычного балагурства. – Сильная вещь, необычная. Это тебе не вечный ля-минор. Простите, Михал Сергеич, вы где-то специально учились? В музшколе, в училище?

– В общем-то нет, все частным образом. Просто учителя были хорошие, – Олег говорил устало, словно все силы ушли на то, чтобы спеть. – Ну, кто следующий?

– Михаил Сергеевич, а еще что-нибудь можно? -

встрепенулась Ирина. – Пусть не такое, я понимаю, но хоть повторите из прежних.

– Увы, сударыня, увы. Другим тоже петь хочется, да и мне пора. Саша, вы меня до остановки не проводите? Я в этих местах не вполне ориентируюсь.

– Ирин, подождешь? – Александр уловил тень огорчения в глазах. – Я не надолго, надо человека до транспорта довести.

– А может, останетесь? – девушке явно хотелось о чем-то поговорить с новым товарищем по гитаре. Причем товарищем явно старшим и опытным.

– Не могу. Хотел бы, но некогда. Может, потом еще увидимся, а сейчас дела ждут. Да и ваше с Сашей дело молодое, вам вдвоем побыть надо, а не со мной. Так что извиняюсь и исчезаю. Да вы сидите, вам незачем туда-сюда бегать. Тут, как я понимаю, недалеко, так что Александра я похищаю минут на пять, не больше.

Вышли молча, так же молча спустились на первый этаж.

– Слушай, здесь где-нибудь туалет есть? – неожиданно спросил Олег. – И сидели долго, и невмоготу больше личину держать. Сил и так много потратил. Еще засну в автобусе, всех напугаю.

– Должен быть. Я его на первом этаже унюхал, когда

сюда шли.

Туалет нашелся довольно быстро. Олег умылся, пофыркивая, протер лицо руками – и снова стал самим собой. Подмигнул:

– Помянем твоего коллегу Михал Сергеича? Потом не забудь придумать, почему его нельзя снова пригласить. Второй раз я точно такое же лицо не слеплю.

– Предупреждать надо, что петь собрался. Что я теперь скажу? Что работал с таким талантом и знать о нем не знал?

– А почему бы и нет? Насчет таланта – это ты загнул. Тут не в моем мастерстве дело, и вообще, давно я инструмент в руки не брал. И на этот раз не собирался. Просто посидел, посмотрел, послушал, а потом понял, что это будет самый простой способ их раскрыть. Кстати, как тебе финал? – Олег отряхнул руки и направился к двери. – Что услышал?

Александр задумался.

– Черт его знает, что услышал. Я вообще слабо понял, что это было. Похоже на какую-то «психоделику». Вся эта работа ритмом, голосом – что-то подобное я уже встречал. То ли в «эн-эл-пи», нейролингвистическом программировании, то ли еще где.

– Догадался все-таки… Это плохо.

– Почему?

– Если ты догадался, то и другие могут. А потом и поймут, для чего именно это было нужно. Специалистов хватает. Тот парень, хамовитый такой, который первым встрял – это кто?

– Сережка, что ли? Да его я и не знаю толком. Это ты к

Ирине лучше обращайся, они вроде бы давние знакомые, – тут Александр остановился и внимательно посмотрел на Олега. – А что с этим Серегой?

– Да так, ничего. Знакомые у твоей подруги странные. Один вообще великий маг и факир, если верить ему самому. Второй от всяческого воздействия закрыт наглухо. Как бункер при бомбежке. Ничего его не берет – единственного из всей этой компании, кстати.

– То есть как? И что его должно было взять? По-моему, песни он слушал нормально. Вид только делал, что выше всего, но глаза…

– Да вот в том-то и дело, что только глаза. Чем другим посмотреть не пробовал?

– Нет, – оплошал разведчик, нечего сказать. Предупреждал же Олег, что не на вечеринку собрались… – Как-то не сообразил. Заслушался.

– Вот именно. Ты заслушался – и про все верхнее, нижнее и внутреннее забыл, а ведь тренированный. Да и опыта успел кое-какого набраться. В этой комнате еще четверо были, которые подобными вещами балуются – у них через десять минут все ослабло и растекаться начало. Поэтому и видно, что только балуются – усилием поддерживают, не рефлексом. А Сергей твой сидел все время – хоть бронебойным в него стреляй! Причем ладно бы какой-нибудь «зеркальный купол» держал! Понаворочено такое, что я впервые и сам вижу. А повидал я, поверь, немало, и старого, и нового. Мало таких людей найдется, чтобы и песни эти могли внимательно слушать, и защиту такого класса удерживать. Всем, кого я знал из подобных умельцев, далеко за пятьдесят было, а занимались они этим с детства.

– Может, у него просто врожденные способности?

– Не может. Такое достигается только опытом – хотя способности, конечно, тоже нужны. Кстати, о твоем опыте – молодец, растешь помалу. Смотреть ты забывал, но прикрывался до последней песни.

Похвала обрадовала. Тем более что и про защиту, и про маскировку Александр тоже напрочь позабыл. Ну, может быть, какие-то смутные ощущения остались. Как воспоминания о неоконченной работе. Неужели и их хватило?! Тогда действительно растем. А еще – за одного битого двух наивных дают. Еще пара-тройка юриков, и прямо на коже броня отрастать начнет.

Они вышли из здания. Валил мокрый, липкий снег. Тяжелые хлопья сыпались так, словно наверху, за облаками, кто-то вовсю работал лопатой. Похоже, занесло крышу, теперь расчищают. Небеса у нас тоже российские, поэтому сбрасывают все на тех, кто ниже. Больше всего, как всегда, достается прохожим. Вот блин, а на «УАЗе» форточки открыты!

От форточек и причины, по которой они сейчас пропускали в машину пару лопат будущей сырости, мысли опять вернулись к защите и сегодняшнему вечеру.

– Олег, а для чего нужна была последняя песня? И почему она подействовала не на всех? Меня вообще почти оглушило, Иринка тоже в себя приходила, а половине ребят хоть бы что.

– Еще не догадался? – Олег хмыкнул и прищурился. – Попробуй сам ответить. Избирательное действие налицо, все остальное тоже заметно. Думай!

До остановки дошли молча. Время позднее, погода мерзкая – в обклеенном рекламой и объявлениями павильончике не было никого, кроме них. Постояли немного. Наконец Александр высказал догадку:

– Эта песня… Она как-то связана с силой человека? С его способностями?

– Горячо, горячо. Но не попал. Одно слово тебе мешает. А ведь кто точно должен бы догадаться, так это ты.

– Какое слово? Хотя погоди минутку…

– Зачем? Я же вижу, что ты догадался. Этой песней мы раньше пользовались, чтобы своих распознавать. Сейчас проще, со всеми современными сдвигами по фазе Древняя Кровь сама о себе заявляет. А лет двадцать назад мало кто интересовался «резервными возможностями человека», – последние слова заставили Олега криво улыбнуться. Словно хотел посмеяться над шуткой, да вдруг скулы свело. От лимона, например. – А уж начни рассуждать о временах доисторических да не прояви должного материализьма… Знаешь, был такой диагноз: «вялотекущая шизофрения»? Специально для этих случаев придумали. Вот самодеятельная песня – дело святое, народное творчество мы всегда поощряли. Особенно если песня ни о чем. Опять-таки фольклорные корни, тоже замечательно. И нам хорошо: спел в таком вот кругу – и все свои как на ладони.

– Значит, она только на Древний Народ действует?

– В основном, и не на всех. Я же говорил – носителей нашей крови много. Тут не одно поколение работало, что над музыкой, что над словами. Раньше вообще таких песен больше

было – и у нас, и у людей. Руны – только не путай с письменами, кощуны, ниды, даже индейские и африканские ритуальные пения – все из этой же области. А именно эта песня сильнее всего действует на таких, как ты.

– Это каких же? – Александра задело за живое. Опять он какой-то неполноценный получается, что ли?

– Да не подскакивай ты! У тебя все нормально, – Олег, как обычно, угадывал настроение и мысли, даже не глядя на собеседника. – Через несколько лет перестанешь на нее так реагировать – конечно, если с Народом останешься. Обычный Древний к такому привыкает. Ты же толком нашей жизнью еще и не жил, все туда-сюда метался. Даже вступи ты в Воинское Братство, сегодня тебя так не накрыло бы. После обрядов к подобным вещам постепенно вырабатывается. Смысл будешь улавливать, но голова чистой останется. Это… – Олег задумался. Пошевелил губами, подыскивая нужное слово. – Это как с водкой. Если ты совсем никогда не пил – с рюмки свалишься. Научился пить – и после бутылки на ногах останешься и соображать будешь.

– Потом станешь алкоголиком и не сможешь без бутылки обойтись, – закончил мысль Александр.

– Не исключено, – Олег призадумался. – Бывает и такое, бывает. Правда, песни для здоровья не вредны. Цирроза печени от музыки не бывает. Но это уже другой вопрос. Дело тут еще вот в чем: даже если в тебе Древней Крови ведро и бутыль впридачу, эта песня может не подействовать. Для этого нужна проснувшаяся Кровь. Помнишь, что это?

– Конечно. Проявляющиеся способности, характер, склад ума…

– О, вот и автобус показался! Ну, потом договорим. Самое главное: поосторожнее сейчас. Особенно с Сергеем, не нравится он мне. Попробуй разузнать о нем побольше – чем увлекается, о чем думает и прочее. И Ирину береги. Ты был прав – она из наших, причем в не слишком далеком колене.

– А как твои подозрения?

– Пока никак. Ни да, ни нет. И вообще, это твоя личная жизнь, сам и разбирайся. Присматривайся, но и причин шарахаться от нее я пока не вижу.

– Хоть что-нибудь увидел?

– Ты все и сам знаешь. Кровь есть, сила есть, и немалая. Занималась колдовством.

– Именно колдовством?

– В основномим, но сейчас у людей так все перемешалось, что там полный типовой набор. Может быть все, что угодно – от некромантии до знахарства. И все размыто. Либо дано не

делала ничего, либо хорошо от следов избавляется.

Фары желтого «Икаруса» надвигались сквозь летящий снег.

Мотор ворчал, как телефонистка, прерывающая затянувшийся разговор.

– Олег, а можно ей о Народе рассказать? Все равно она при том разговоре с Юриком была. Заодно и о ее Древней Крови.

– Опять ты не вовремя с этим!.. Ладно, скажи. Только думай,

что можно говорить, а что нет.

– Понимаю, не совсем еще дурак.

– Не совсем, а просто влюбленный. Так что язык к уху привяжи и веревочку покороче выбери. Не только в секретности дело – отпугнуть можешь. Она еще с одной волшебной компанией не разобралась, а ты в другую манишь.

Створки дверей сложились с шипением и скрежетом. В салоне маячила кондукторша, глядела хмуро – пассажиры или как? И уж не льготники ли? На всякий случай предупредила:

– Автобус коммерческий! Льгот нет!

– Ну все, бывай! – Олег шагнул на подножку, обернулся: – До отъезда зайди обязательно, а лучше на днях. Я сейчас дома все время.

– Побыстрее садимся! – захрипело в динамиках. Олег вскочил в салон, ухватился за поручень. Поднял руку, прощаясь. Александр ответил тем же, и тут же прошипела и лязгнула дверь. Остановку заполнило облако дизельного выхлопа. Ф-фу, черт, какая вонь! Как раньше этим в армейской технике дышал?!

Облако рассеялось. Дергающиеся красные огни удалялись за белый шелестящий занавес. Который час? Иринка голову свернет – вот так «на пять минут»!

(обратно)

ГЛАВА 13

Машину в конце концов пришлось бросить. Три дня непрерывного снегопада – слишком много для лесной дороги. Даже если ее за три недели до этого расчистил бульдозер – все равно много. Из-под днища «УАЗа» валил пар, перед бампером громоздился сугроб. Дверцу удалось открыть не сразу. «Говорил Натаныч, чтобы лыжи взял. Надо было слушать бывалого человека, а не смеяться шутке, – думал Александр, вытаскивая рюкзак с заднего сидения. – Ничего, два километра проехали – три дойдем». Он поглядел на дорогу. Попробуем дойти. А куда ж мы денемся? К тому же здесь, в низинке, наверняка просто намело слишком много. Дальше вряд ли снега по колено. Но и не по щиколотку, это точно. Ну, надо идти. Мерить. Александр выключил фары, вынул ключи, захлопнул и запер дверцу. Подошел к радиатору, застегнул дермантиновый чехол. До встречи, вездеход, отдыхай. Я скоро.

Первая сотня шагов далась легко. Вторая тоже. И третья. На пятой ноги чуть потяжелели. К тому же в воздухе запорхали, закружились белые точки – две из них опустились прямо на нос и тут же растаяли. Хреново, конечно, но не смертельно. Если опять начнет заваливать дорогу – придется больше работать лопатами, только и всего. А трактору все равно, сорок сантиметров или сорок пять.

Сбиться с пути Александр не боялся. Не дадут кусты на обочинах. Кроме того, даже промороженная и укрытая снегом лесная земля отличалась от убитой колесами колеи. Остатки травы, спящие семена – все это просвечивало зеленоватым, оттеняя серую полосу, уходящую в лес. Все было знакомое. Родное.

Было бы лето – лес бы помог и рюкзак донести. Поделился бы силами. Сейчас разве что кабана искать и навьючивать – все остальные спят. Правда, есть еще косули, зайцы, где-то под снегом слышна мышиная возня… Александр представил себе скопище зайцев, несущих на спине один большой мешок. Улыбнулся – над снегом только уши торчать будут. Придется как-нибудь самому, не впервой. Да и не смог бы он не то что подчинить – подозвать животное. Это пока не для него, это для Натаныча и других. Старших.

Можно было, конечно, позаимствовать силенок хоть у тех же мышей. Юрик наверняка попробовал бы. На то он и Юрик, он и у людей не постеснялся бы. Впрочем, сил у человека гораздо больше – что мышке на день, то человеку на пару шагов. Особенно если шагать с таким горбом на спине.

К концу первого километра рюкзак потяжелел настолько, что Александр начал подумывать – а оставить не оставить ли часть груза под каким-нибудь приметным деревом? Надо было еще в машине рюкзак облегчить. Не подумал. Не рассчитал маленько силы. Смешно – прошел километр, а ноги привала просят! Впрочем, проламываться по снегу – это не по летней тропинке гулять. Тем более что «по щиколотку» проваливаться почти не приходилось. А вот пара мест «выше колена» уже попалась. Специально дорогу закидывало, что ли?! Навалило так, словно с осени не чистили.

Полтора километра – можно не считать шаги, места знакомые. Вон поворот на Гнилуху, чуть дальше – просека между пятнадцатым и шестнадцатым участками. Летом можно было бы по тропинкам угол срезать. По такому снегу – нечего и думать, это только кабаны и лоси могут себе позволить. Чуть правее ложбинка – ее и не видно под снегом. Значит, там не по колено, а выше пояса. Куда выше…

Где-то зашуршал об ветки снег. Птица потревожила, ветка последних снежинок не выдержала – отряхнулась? Не похоже. Задел кто-то. Белый покров похрустывает, вздыхает от шагов. Прислушался – нет, не человек. И не кабан. Кто там?

Все-таки человек. Причем верхом на лошади.

Натаныч выехал с просеки на дорогу, повернул к Александру.

– Ну, привет! А где машину угробил?

– Застрял я на ней. Завалило у тебя дорогу, хозяин, не следишь! Скоро и на лошади не проедешь!

– В одиночку не справляюсь, а помощник вот уехал… Завтра дам ему лопату – и пусть расчищает! – Натаныч спрыгнул с Сороки, пожал протянутую руку. – Как съездил, Саня? Как отпраздновал, с подругой или без?

– С Иринкой, конечно! Тебе привет передает. И не только

она, – добавил Александр.

– А-а, побывал все-таки у Олега! Ну и как, узнал, наконец, кто ты такой?

– Узнал, и не только о себе. Еще про одного древнего рассказали. Живет, оказывается, прямо в нашем лесу.

– Это где же? – Натаныч нахмурился, но глаза смеялись. – Ну-ка, пошли, покажешь!

– Да вот к нему и иду!

– Правда? А я думал, ты ко мне! – егерь не выдержал, рассмеялся. – Ты уж извини, но нельзя тебе было всего знать.

– Да я понимаю… – отмахнулся Александр. – Все понимаю, кроме одного: каким образом я вообще сюда попал? Меня же никто специально не посылал, сам эту работу нашел. Или тоже не сам? Приказали, программу вложили?

– Сам, сам, не волнуйся. Никто тебя насильно не тащил. Вот предложили – было дело. Место тут не само собой возникло. Могу тебе честно сказать – не ты здесь первый стажируешься. Да и для меня, когда я из Казахстана переезжал, тоже специально освободили.

– А зачем переезжали? Как в газетах пишут, «в связи с известными событиями?»

– В газетах о наших делах не пишут. Например, о том, куда деваться человеку, если по документам ему ого-го сколько, а он живет и выглядит… На сколько я выгляжу? Ась?

– Н-не знаю, лет на пятьдесят, не больше шестидесяти.

– По нынешним документам мне примерно столько и есть. А по прошлым было бы почти семьдесят. Мне их сразу после Афгана сделали, в восемьдесят пятом. Когда комиссия забраковала.

– Так вы и в самом деле вертолетчик?

– А ты как думал? Конечно! Хоть сейчас в кабину.

– Нет, я серьезно. Летали?

– Летал. На «восьмых», на «двадцать четвертых». А в войну

– на «Илах». Слышал про такие штурмовики?

– Конечно. Послушайте…

– Уже слышу, и не первый раз. Санек, мы, кажется, на «ты» успели перейти? Или как узнал, что я тебе теперь дважды начальник, так козырять решил? Слушать друг друга потом будем, в тепле. Давай сюда рюкзак. Может, тебе место уступить? Я и пешком дойду.

– Я тоже.

– Тогда пошли. Машину выручать завтра будем, с утра. А сегодня я тебя в баню пошлю. Начальственным приказом.

* * *

После бани Натаныч поил стажера травяным чаем и расспрашивал. Пообещал переоборудовать противоугонное устройство так, чтобы после его применения в машине можно было ездить не через неделю, а уже через сутки. Требовал подробностей. Что именно делали Олег и остальные Древние, когда приехал Александр? Какая интенсивность свечения была вокруг Юрика? А вокруг Ирины? Как и на кого именно подействовала песня Олега? Как старый год проводил и новый встретил?

* * *

Прекрасно проводил и неплохо встретил. Все было – и хлопки шампанского, и грохот петард. К петардам он добавил полную обойму «макарова», но об этом Натанычу лучше не знать – тем более что патроны были не казенные. Где взял? В большом городе все продается и покупается. Ну, может быть, и не все, но оружие достать можно. Умеючи, конечно, и имея сто, а лучше тысячу рублей и пару друзей. Пострелял не только от радостных чувств, но и показывая Иринке, как обращаться с пистолетом. Мало ли что. Странные знакомые у нее. Для кого послабее Александра – даже страшные. Лучше бы эта наука не пригодилась, но знать ее надо. Иначе в нужный момент и до оружия дотянешься, но не то что врага застрелить – сам застрелиться не сможешь. Бывает еще интереснее – один умелец ухитрился вместо того, чтобы перезарядить «макаров», попросту и неожиданно для себя разобрать его – да так, что инструктор полчаса детали искал…

Было и другое, мирное – несколько компаний, поздравления. Мирного было больше. Хороших знакомых и старых приятелей хватало. К ним добавились подруги, родственники и знакомые Ирины, так что первые два дня наступившего года превратились в сплошной визит вежливости. Всех Александр перечислять не стал – незачем Натаныча утомлять. Да и времени на это потребовалось бы как раз до утра – с учетом объяснений, кто есть кто и кому кем приходится.

Не нужно знать старому егерю, а теперь еще, как оказалось, и Главе Воинов, что было между его подчиненным и когда-то спасенной ими обоими девушкой. Что – в общем-то он и сам догадывается, а как именно – это уже дело двоих и только двоих. Не сразу все получилось. Когда это чуть не произошло впервые – еще в старом году – в последний момент то ли нервы не выдержали, то ли еще что… Отшатнулся Александр. почему-то себя не смог перебороть: показалось, что не берет он, а наоборот – теряет. Не первой была у него Иринка, и даже не второй – а вот испугался чего-то. Не то что

Натанычу – самому себе не признается, чего именно. А были это всего лишь глаза девушки – такие, словно в следующий миг она радостно кинется на шею. Не обнимать – прокусывать! Долго отходил от этого видения, потом пошел спать со смешанным чувством стыда и облегчения. Следующая ночь была новогодней, после нее и долгих визитов сил осталось только опустить голову на подушку. И только потом все было хорошо. Очень. И глаза были нормальные – полузакрытые в ожидании, шальные, горящие…

Вот о том, как рассказывал ей о Древнем Народе, Натанычу знать не только можно, но и нужно. Олег попросил передать.

Ирина сначала смеялась удачной и тонкой шутке. Новогодней сказке, сочиненной специально для нее. Можно было все так и оставить – пусть будет сказка. Не захотел. Лучше пусть все сразу начистоту.

Все равно не поверила. Рассердилась даже. Потом расплакалась.

– Дурак ты, Сашка! Ох и дурак! Тебе вилку с кухни принести?

– Зачем? – не сразу понял Александр.

– Лапшу с ушей снимешь, которую они тебе навешали! – снова потекли слезы. Иринка стиснула зубы, помотала головой. -

Вот и я так же… – не смогла договорить, отвернулась, всхлипнула. – Думала, хоть ты поможешь выбраться, а ты сам в таком же болоте сидишь…

– Ну почему сразу – «в болоте»?! Что тебе не понравилось?

– У нас тоже таких хватало, – Ирина шмыгнула носом. – Древние народы, древние знания… Каждый второй если не русский язычник, то уж точно наследник древних магических школ и кланов. Войны друг с другом ведут – сидят каждый в своей комнате и пыжатся, изображают напряжение воли…

– Ну, положим, у нас далеко не так. Я тебя с холмов как тащил, сидя в комнате?! Или когда почуял, что там будет – тоже пыжился?! – теперь пришла его очередь разозлиться. -

А может, там вы просто играли, а я помешал?!

– В том-то и дело, что нет… не играли, – тяжело вздохнула Ирина. – Я же не говорю, что это все бред и шиза. Сама кое-что могу – ну, ты видел. Вот только когда силы у человека достаточно для серьезных дел, почему-то всегда его тянет другими править. Эти, которые меня на холмы приволокли, своих собрали и вооружили, твои тоже. Тем и берут, что не просто руками машут, а научились чему-то. У нас ведь как – на дурака не нужен нож. А если пообещал чудеса и сделал – дальше вопросов нет. Вот и тебе что-то показали, чему-то научили – и готов, ружье в зубы, воюй в чужих разборках.

– Почему ты думаешь, что в чужих?

– Ну да, конечно, теперь уже и твоих. Саша, ты пойми, там, где есть старшие и младшие, одни всегда используют других. Твоим старшим что-то надо, они за это сцепились, а таких, как ты, друг на друга натравливают.

– Я знаю, за что воюю.

– А ты в этом уверен? Ты хотя бы своего первого врага

видел? Для войны с которым тебя обучали? Слышал, что он об этом думает?

Вот же черт, и ответить нечего! Был бы тут Олег – может, и сумел бы объяснить, растолковать. Как тогда, с Юриком – вроде и мысли все правильные, да только на одну сторону свернуты. Сильно же ее покорежила эта компания.

– Ира, мы сейчас не только о войне говорим. Я тебе хотел о Народе рассказать. В тебе ведь тоже наша кровь…

– Знаешь, Саша, таких теорий я тебе могу хоть сейчас парочку придумать. Например, что все, у кого есть такие способности – потомки марсиан. Или избранные космосом, Великим Разумом, древними богами – выбирай на вкус. Я и не такого наслушалась. На нашей тусовке у каждого свой мир, где он – царь, бог или хотя бы вождь племени. Кому фантазии не хватает – лезут в книги. О твоих Древних я тоже где-то читала – или что-то подобное.

– Хорошо, пусть это выдумка. А как быть с деревнями, в которых все жители сплошь Древние, у всех способности и все такое? Это уже целая культура, Иришка, тысячи людей…

– У какой-то секты в Сибири тоже поселения по несколько тысяч человек, все на своего очередного Христа молятся. Тоже культура. Хорошо, пусть это не сейчас выдумали – думаешь, раньше у людей ни способностей, ни мозгов не было? Ну, может, и сто лет твоим Древним. От этого что-то меняется?

Как посылали таких, как ты, стрелять и хватать, так и будут посылать. Что Древние, что современные – все одинаковые.

– Меня никто на холмы не посылал. Сам пошел, когда почувствовал.

– Ладно, – устало отмахнулась Ирина. – Будем считать, что ты инквизитор и борец с нечистью по убеждениям, а не по приказу. Но я в эти ваши дела лезть не хочу. Мне одного раза хватило, теперь я из всего этого выбраться хочу. И тебя придется вытаскивать.

– Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам, – снисходительный тон окончательно разозлил. – А то ты еще Юрика своего позовешь на подмогу, чтобы меня переубедил. Или кого – Сергея? Он, кажется, тоже со способностями.

– Точно, очень способный парень, – спокойно ответила, даже слишком спокойно. Холодно. – На гитаре вот играет хорошо, поет неплохо, стихи иной раз пишет просто чудесные. За все вокруг переживает, как за свое. Не врет, мысли не прячет, все в лоб говорит. Спокойный. И в чужие дела не лезет. Какие еще тебя способности интересуют? Я за ним больше никаких не замечала.

Сказать ей, что ли, какие способности обнаружил у спокойного Сережи гость тусовки Михаил Сергеевич? Нет, не стоит. Не только потому, что придется слишком много объяснять. Чутье подсказывало – незачем сейчас лишнее болтать. А Ирина продолжала:

– Насчет Юрика – я его не зову и не звала, сам тогда пришел. Не он ко мне приходил, а Наташка. Мы с ней со школы дружим, и кто ее парень – это не мое дело. Ты им тоже не понравился, они меня уговаривали не связываться – сказать, куда я их послала? Юрик после этого еще и комплименты мне делал – какая я свободная, с какой силой воли и огромными возможностями. Звал к себе в компанию, жрицей и ведьмой. Пришлось еще раз послать, по другому адресу – тогда дошло окончательно.

– Это когда же ты с ними успела встретиться?

– А это так важно? Город не такой уж большой, можно хоть на улице. На концерт они приходили, специально подошли пораньше, извинялись. Юрик, кстати, тоже хотел извиниться за то, что себя как дурак повел.

– Знаешь, не верю я в то, что этот парень – дурак. Прикидываться он может, это да…

– Я и не говорила, что он дурак, – голос девушки стал не просто ледяным. Такого мороза нет даже в Якутии. Антарктика. Или вообще жидкий азот. – Он хотел сказать, что глупо себя вел, сгоряча. Еще что-нибудь хорошее ты можешь сказать?

– Иришка… Я тоже себя глупо сейчас веду. Давай свернем тему, а то мы из-за одной дури сейчас в еще большую влезем. поссоримся из-за ерунды.

Она смотрела жестко, настороженно, но через минуту вгляд постепенно оттаял:

– Действительно, давай о чем-нибудь приятном. Хватит этой глупости, только ты мне ее не повторяй, ладно? Лучше скажи, у вас в лесу сирень дикая есть? Обожаю, когда она цветет! Привезешь как-нибудь веточку?

* * *

– Нету у нас дикой сирени, – проворчал Натаныч. – Ох-хо-хо… Чуял я, что не все в порядке с этой девчонкой, чуял.

– И что теперь делать?

– Да ничего ты не поделаешь. То же, что и раньше. Высказал все, теперь все по-честному? Не разбежались после этого? Ну и дальше вместе держитесь. Глядишь, потихоньку удастся переубедить. Только не пытайся все сразу. Ты ее совету не собираешься последовать? – ехидно прищурился егерь. – От нас отколоться и зажить нормальной человеческой жизнью?

– Обижаешь, начальник!

– Не обижаю, а спрашиваю. Мне по должности положено знать, кто шатается, а на кого опереться можно. Не пыхти, я тебе верю. Мы из тебя еще сделаем ведуна – если, конечно, доживем.

– А что, можем и не дожить? Почему бы вдруг?

– Во-первых, работа у нас с тобой не самая тихая. А во-вторых, все-таки не нравится мне эта кампания и все вокруг нее. И силу быстро набирают, и пользуются ей все лучше и решительней. Самое главное – у них есть четкая программа, а не просто мечта о всемирной империи под их мудрым руководством. Так что они шаг за шагом свое дело продвигают. Главное, проследить, чтобы слишком далеко не зашли. Насчет Хозяина и его появления в мире – это, конечно, вряд ли, но нагадят сильно.

– И что же они могут сделать?

– Это ты бы у Олега спросил, а еще лучше – у Иваныча. Что могут? Да хотя бы напустить нечисти – столько, что и конца света не потребуется. Еще проще и быстрее – кого-нибудь из Нижних Миров вытащить, посолиднее, покрепче. Остальное тогда само все приложится. Ты думаешь, это так сложно? Силы надо много, это да, так у них ее сейчас достаточно. Ума как раз не надо. Был бы ум – не взялись бы за такое. До них тоже бывали не слабее, и не один раз. Только у всех ума и совести хватало не делать. Даже со злости на весь мир. А эти – эти у нас вполне современные. Сначала построим и распашем, а потом будем думать, как все разгребать.

– Так ты думаешь, они все-таки начнут?

– Не начнут, а продолжат. И достаточно скоро – теперь они понимают, что время против них. Все сдуру, все сгоряча – не задень они Пермяка, могли бы годами готовиться. Думали нас использовать, пока мы друг в друга вцепились. Шакалы они, Санек, самые натуральные шакалы. Не учли только, что мы можем сначала им холку потрепать, а уж потом к своим делам вернуться, если захотим. Нет в них такого – соглашаться с врагом, мириться с ним. Или не поняли, что тут два брата подрались, и чужой не лезь. Теперь они нашего объединения боятся, поэтому и торопятся.

– Зря, по-моему, боятся. За пару месяцев перемирие может быть, а вот война до конца не утихнет. Все равно не будем доверять тому, с кем воевали.

– Тут ты прав, но вот гонцов ко мне пермяки уже прислали. Как раз под Новый год, пока тебя не было. И не только они – если бы один этот Круг с нами воевал… Союзники Пермяка тоже вроде бы начали понимать, в чем дело, до них тоже отголоски докатываются. Наши черные знакомцы ведь не сами по себе, такие везде найдутся. Но, похоже, главный удар будет все-таки у нас. По крайней мере, следующий шаг в этом направлении – точно. И довольно скоро.

– Когда именно?

– Вот это как раз совсем нетрудно угадать. Впрочем, «угадать» – не совсем то слово, которое здесь нужно. Скорее уж «понять».

– Когда же?

– Подумай сам. Вспомни все и подумай.

Александр подумал. Ничего не ясно. Конечно, не в любой день… Но кто их знает, черных, что для них самое подходящее?

– Не получается? И не получится, – Натаныч довольно хмыкнул. – Слишком много думаешь в последнее время, да только все не о том. Если так дальше пойдет, надо будет тебя на лекаря переучивать. Хотя нет, там иногда тоже быстро действовать надо. Ты все пытаешься рассчитать, сообразить – поэтому от тебя все и ускользает. Усложняешь все на свете своими размышлениями.

– А как же иначе? Как думать, если не рассуждать?

– Сразу понимать надо. Знать. Ведать – понял, с каким словом корень общий?

– Со словом понял, а со сроками – никак не пойму.

– Бывает, – егерь тяжело вздохнул. – Ну тогда давай по-человечески. Когда они последнее большое действо проводили?

– Двадцать второго, на солнцеворот. У них это один из Дней Силы – или как они их называют?

– Неважно. Когда следующий такой день, знаешь?

– Откуда бы? Вроде бы они отмечают еще ночь с страстной пятницы на страстную субботу, как противоположность пасхе… Еще – первые новолуния каждого сезона, ну и, конечно, Вальпургиева ночь, на первое мая.

– До появления святой Вальпурги эту ночь тоже отмечали, но это сейчас неважно. Я смотрю, ты неплохо покопался во всем этом дерьме.

Однако что-то в голосе Натаныча настораживало. Не слишком была похожа на похвалу последняя фраза.

– Чего я не учел, Юрий Натанович?

– Не в том дерьме копался. Ты наткнулся на неплохие

сведения о сатанистах… но вот действуют против нас не они. Все они одним мазаны, это понятно, да вот только любезная нам компания кошек уже не сама вешает. Других посылает. А сами глубже закопались – гораздо глубже. И спешат они сейчас сильно – что-то их гонит. Или кто-то. Так что, думаю, мая они ждать не будут. К маю у них все должно быть готово, как пионер к борьбе за дело, а на такую подготовку тоже времени немало уйдет. Учатся они тоже быстро, тут не поспоришь. Сам посуди: летом они начали всерьез заниматься этими делами. Когда не вышло – пришлось силы копить до ноября. Опять не получилось, причем с большим треском – двух месяцев не прошло, как на новый виток пошли.

– Иваныч говорил, что на холмах у них все-таки большая

часть получилась. Жертва все-таки была.

– Может быть, и так, – Натаныч задумчиво поскреб щетину на подбородке. – Но все-таки не по полной программе отработали. Причем, заметь: наш друг Юрик у них не самый сильный, но уже через него нечисть проглядывает.

– А почему ты думаешь, что не самый? Потому что попался?

– Нет, Санек, не поэтому. Тут ты молодцом, все как надо провел. Но вот будь он из самых старших – ты бы и не заметил, что у него за нутро.

– Так все-таки – когда их ждать?

– Не понял еще? В конце марта, конечно. На равноденствие. Раньше вряд ли подготовятся. Судя по тому, что наши ребята нашли, им еще чуть-чуть до полной силы не хватает. И позже не начнут – не будет удобных дней до самого мая. Даже с учетом всех кошкодавских праздников, которые ты перечислил – пасха в этом году поздняя.

– А после первого мая они что, силу потеряют?

– Не потеряют. Только им ведь теперь тоже известно, кто против них и чего от нас ожидать можно. Они нам полную силу набрать не дадут. Так что готовься, Санек – в конце марта я тебя опять в командировку отправлю.

– Одного? Как же…

– Вот мне-то в городе появляться совсем необязательно. Скорее наоборот – желательно не появляться. Еще лучше – чтобы обо мне вообще не узнали и чтобы я в это дело не вмешивался.

– Но вы… ты же Глава Воинов, если я все правильно понял.

– Точно, есть такой факт биографии. Должность, считай, генеральская. С тобой генералы часто в разведку ходили?

– В разведку – нет, но в бою видел пару раз.

– Когда? Когда уже во весь дух жареным пахнет – или вас припекли, или вы кого-то. А пока перья щипать надо – тут шеф-повар ни к чему. Дошло, наконец? Что-то ты сегодня на жирафа смахиваешь, Санек. Иди-ка спать. Второй час, а утром нам еще машину вытаскивать.

(обратно)

ГЛАВА 14

– А вот и я!

– Сашка!!! – как Иринка умудрилась повиснуть на шее, непонятно. При ее-то росте… Разница в пару сантиметров, а такое ощущение, что она ниже на полголовы. – Приехал! А я тебя ждала, прямо чувствовала – весь день только об этом и думала! Ты как приехал – в отпуск или по делам?

– По делам, Ира, по делам. И в городе, наверное, долго не задержусь.

– Правда? – родные, только что искристые глаза

погрустнели. Потемнели, как небо осенью. – И на сколько ты? На часок?

– Завтра с утра должен уехать. И сегодня еще надо кое-куда сгонять. После этого я сразу же к тебе.

– Ну, и то хорошо, что не на часок, – успокоилась Ирина.

– Вещи здесь оставишь?

– Я сегодня налегке. Все, что надо, или по карманам, или на месте найдется.

– Когда тебя ждать?

Какой приятный вопрос! Многие и многие слышат его ежедневно – и не понимают своего счастья. Тебя ждут. Ты нужен. Без тебя не обойтись. Причем не там, где нужны твои мышцы, глаза и умение плавно шевелить указательным пальцем. Ты нужен человеку, без которого и тебе не обойтись. Твоя девушка будет тебя ждать.

– Часа через два-три, а дальше я свободен. Скорее всего, до завтра.

– Это все… твои серьезные дела? Древние-инквизиторские?

Хотел отшутиться. Не получилось – в глаза посмотрел. Не до шуток сейчас Иринке. Страшно ей, тревожно, и соврать сейчас нельзя. Поэтому просто кивнул.

– Саша, без тебя они никак не обойдутся?

– Нет, Иришка, никак. Ты что, боишься?

– Боюсь. За тебя страшно, и вообще – что-то нехорошее будет. Очень нехорошее. Знаешь… – Ирина замялась, отвернулась в сторону. Полыхавшее вокруг головы зарево беспокойно металось, меняло цвет. Ну вот что с ней делать? Обнять, притянуть к себе?

Иринка ткнулась носом в плечо, тихо всхлипнула.

– Ир, ты что?! Ну, не надо, маленькая, не надо… Что это с тобой?

– Понимаешь… – и в голосе, и в глазах были слезы. – Я сегодня сон видела… Страшный. Все так ярко было… У меня такие всегда сбываются. Не спорь со мной, не спорь!

– Я и не собирался. О чем хоть сон?

Она снова прижалась к плечу.

– Понимаешь, Саша… Во сне было как тогда, когда ты меня спасал… На холмах… – рассказ прервался, Ирина несколько раз хлюпнула носом. – Только меня там не было. Тоже лес, какие-то не то холмы, не то овраги. И снег. И тоже эти… в балахонах.

Девушка судорожно сглотнула, отдышалась и продолжила:

– Я точно знаю, что это мои знакомые, только никак не могла разглядеть, кто же именно. А потом появились какие-то еще люди, начали стрелять… Одного я узнала – помнишь, после нового года мы его встретили? Высокий такой, лет тридцать ему, не меньше.

– Володя, что ли? И как он там себя вел, во сне? – Александр старался говорить весело, но перед глазами все начало плавно раскачиваться. У Ирины вполне мог быть и такой дар – видеть… То, что она узнала во сне Владимира, еще ни о чем не говорит. Но настораживает. Особенно если учесть подробности будущей операции.

– Он сначала стрелял, а потом упал. И не вставал, – почему у нее такой глухой голос? Из-за того, что в куртку уткнулась, или горло перехватывает? – Потом все стрелявшие исчезли, остались только те, черные, в балахонах, и… – девушка разрыдалась. Потом неожиданно схватила Александра за плечи и начала трясти: – Не ходи, Саша, не ходи! Там ужас что началось! Там страшнее, чем тогда, очень страшно, очень!

– Успокойся, Иришка, успокойся, это только сон. Ни на какие холмы я не собираюсь, и вообще все будет хорошо. Ты же знаешь!

– Не знаю! Я знаю, что будет что-то страшное, и не только с тобой. Может, со мной, может, с родителями. Саша, ну ты можешь хоть раз не ходить?! Ради меня, ради нас с тобой!

– Не в этот раз, Ир. Ты меня ждать будешь? Значит, все со мной будет хорошо. И вообще, в тот раз мы твоих знакомых вдвоем с Натанычем разделали. С Юриком – сама видела. А теперь тем более все будет хорошо. Обещаю.

– Правда? – она подняла заплаканные глаза. – Ты обещаешь, что с тобой все будет хорошо?

– Не только со мной – вообще все.

– Меня «вообще» не интересует. Мне ты нужен, – Ирина

отошла к зеркалу. – Ну вот, доревелась: нос распух, глаза красные – кому я такая нужна?

– Мне нужна. Очень. Честное слово, очень нужна.

– Ну вот и остался бы!

– Не могу. Я и так уже опаздываю. Ну – жди меня, и я вернусь!

– Только возвращайся поскорее, хорошо?

* * *

– Сон, значит? – Олег встал с дивана, прошелся по комнате.

– Бывает, и не такое снится. Может, ей что-то напомнило о

том случае, вот и приснилось?

– Не знаю, я не расспрашивал. Может быть, и напомнило. Но испугалась она действительно сильнее, чем на холмах, я поверху видел.

– М-да… Николай Иваныч, что скажешь?

– Хрен его знает, – старый учитель сидел и рассматривал свою трубку. Очень внимательно – так, словно она впервые попала к нему в руки. Или он обнаружил какой-то непорядок и теперь прикидывал, как все это исправлять. – Ты же знаешь, Олег, у нас, у ведунов, к снам серьезно относятся. Хотя сон сну, конечно, рознь. И превеликая. Мне бы самому с ней поговорить, посмотреть при рассказе – глядишь, что-нибудь и прояснилось бы. Вот только мне сейчас вмешиваться нельзя, только испорчу дело. Шурик вон ее видел, знает ее не первый день – давай ему поверим. Знаешь, кого бог бережет?

– Дураков, пьяниц и влюбленных?

– Не тот случай, Олег, не тот. Береженого бог бережет – слышал такое?

– Причем от тебя же, и не раз.

– Ну вот и хорошо. Тем более, – ведун достал потертый и засаленный кисет, начал набивать трубку. – Тем более, что и я видел кое-что. Не в таких деталях и не с той стороны, но достаточно, чтобы почувствовать. С Володькой твоим действительно что-то неладно будет, это раз.

– А вероятность? – быстро перебил Олег.

– Пополам, пятьдесят на пятьдесят. Может, даже больше, но и это много. Дальше – вчера кто-то до тех холмов, что над рекой, добирался. Это я точно почувствовал, без всяких снов.

– Думаешь, готовятся?

– Мы же готовимся, так почему бы им тоже заранее не заняться? Ребята серьезные. Я о другом еще думаю – место это на овраг никаким боком не похоже, а Ирина эта точно сказать не могла.

– Там рядом есть овраг, – напомнил Александр. – Между

этой точкой и «Тремя братьями».

– Да, местечко что надо, – согласился Иваныч. – Но вряд

ли сейчас кто-то туда сунется, по такому снегу. Разве что с бульдозером.

– Слушай, а не под городом ли эти холмы? Там оврагов – хоть отбавляй, и еще…

– Знаю, что на тех холмах. Печати. Думаешь, полезут?

– Кто их знает. Могут и сунуться. Хотя нет, вряд ли – проще старое место добить, тут ты прав. Там раз уже почти получилось, а на Печатях придется пробиваться сквозь все старое и новое. С нуля.

– Даже хуже, – кивнул Иваныч. – Не знаю, чего сейчас эти недобры молодцы и черны девицы достигли, но если по прежним делам судить – слабоваты пока для Печатей.

– Ты думаешь, опять на том же месте?

– Не дам тебе гарантии, но скорее всего – там же.

– А поточнее выяснить можешь?

– Могу-то могу… – Иваныч почесал переносицу мундштуком трубки. – Да только и тогда я тебе гарантии не дам. Разве что связи прощупать между этим местом и тем, что мы уже наработать. Что у нас там – квартира с обитателями, молодежь, еще что?

– Посох, кое-какие амулеты. Трава сушеная с остатками крови.

– Не пойдет. Посох по другому делу, да и взят слишком рано. Кровь… Не буду я с ней работать. Колдунам отдай, такие штуки к ним поближе. Ладно, попробую сам. Авось нащупаю кого-нибудь – с твоей и божьей помощью.

– Если на холмах – что делаем? Как с Володей быть?

– Это ты у нас полководец, тебе и решать. Знаю, знаю, его ребят ты во все дыры посылаешь, личная гвардия твоя. Но опять-таки – горяч, а толк с этого не всегда есть.

Остальные у тебя где?

– По разным углам. Знаешь, перемирие перемирием, а поберечься надо.

– Думаешь, Пермяк все-таки сговорится с ними?

– Не думаю. Но может быть и такое, дочку он любит больше, чем нас.

– Ну, так он у своих не царь и не бог. Случись такое – свои же ему крылья повыдергают, чтобы против народа не шел.

– А если обманет? Вот выходит он сейчас и говорит: «Все это вражеская провокация! Ударим, да посильнее!» Думаешь, не поверят? Третий год в его словах никто не сомневается – даже ты. Сказал Пермяк: «Воюем!» – и вот она война. Сказал: «Миримся!» – и с тех пор ничего серьезного. Не морщься, недоразумения – не в счет, там не его вина. Скорее наша общая глупость. Так, в общем, у тебя сейчас все, кроме Владимира, раскиданы.

– Не все. Из старших в городе сейчас Илья, да и под городом несколько человек. Тот же Натаныч.

– Натаныча пока не трогай. Он нам нужен там, где есть. Кто еще из воинов поблизости? Так, чтобы хоть чуть-чуть обстрелянных, не последнего набора, и готовых к работе?

– Михаил с командой неподалеку. Часов пять, если на машине.

– Вот это уже получше, особенно если ты с ними связаться можешь, – Николай Иванович улыбнулся каким-то своим мыслям. Видимо, этот самый Михаил чем-то хорошо запомнился. – Тогда Володю твоего можно в городе оставить. Мало ли что здесь начнется – могут провести какой-нибудь еще обряд. То ли для прикрытия, то ли для помощи. Да и опыта тихой работы у Владимира побольше.

– Хорошо. А отслеживать здесь вы с Ильей будете?

– Мы? – возмутился Иваныч. – Не-ет, Олежка, тут Илья и сам справится. А от меня больше пользы на месте будет. Или ты меня вообще считаешь мешком с костями?

* * *

– Саша, так все-таки, что вы там решили? Ты идешь? Или тебе можно остаться?

– Надо идти, Иринка, надо. Не бойся, в этот раз я не самый главный супермен. Есть кому поработать, а я так, для подстраховки. Ну, и потому, что место и компанию знаю.

– Значит, все-таки на холмах?! – вокруг Ирины все забурлило от выплеснувшегося страха. – Саша!!!

– Не кричи, соседей разбудишь. Ну да, там же. Постоянное место сбора этой компании, раз там чуть не получилось – теперь точно не дадим.

– Не ходи, Саша! Не надо никому туда ходить, слышишь?! Ни вам, никому! Вообще никому! Я… я его и сейчас чувствую, этот проклятый круг. Там опять эта жуть поднимается!

– Такая вот наша работа – загонять жуть обратно. Да не бойся ты! Там будут настоящие профессионалы, не год и даже не десять лет с нечистью воюют. И как видишь, все целы.

– А сколько за это время других погибло? А сколько покалечилось? Ты же сам мне рассказывал, что с тобой летом было!

– Было и прошло. Теперь умнее стал. Да что ты, Ира, в самом-то деле! И вообще, нельзя об этом перед делом говорить, знаешь о этом? А то возьмешь и… напророчишь, в общем.

– Хорошо, Саш, молчу, – голос был виноватый, но верхнее зрение выдало: сердится и боится. Впрочем, одно другого не исключает. – Тогда иди ко мне. Давай опять обо всем забудем.

– Не выспимся. Тебе вставать рано, мне следующую ночь не спать…

– Тебе во сколько завтра ехать к своим… Древним?

– К четырем.

– Значит, с утра выспишься.

– А ты?

– А я прогуляю! Могу я себе такое позволить, если уж ты приезжаешь и тут же сбегаешь?!

* * *

Перед домом сидел Николай Иванович. Спокойно курил. Около ног лежали два вещевых мешка – старые, выгоревшие и потертые до белизны. Набитые не то чтобы до отказа, но до заметной округлости.

– Ну что, боец, готов? С невестой попрощался?

– Иваныч, не туда твоя шутка пошла, – из дома вышел Олег. – Вернемся – тогда насчет прощания и поговорим.

– Не учи. Вернемся, куда мы денемся. Я такие вещи чувствую.

– А если ошибешься?

– Типун тебе на язык! – рассердился Иваныч. Сплюнул, начал выколачивать трубку о подошву кирзового сапога. – Если я в таких вещах ошибаться начну – знаешь, куда мне самому пора?

Олег не ответил – возился с замком. Лязгнул, положил ключ в карман. Подхватил прислоненное к косяку ружье. Ничего себе!

В охотничьем оружии Александр разбирался пока что не очень хорошо, но эту «железяку» оценить сумел. Потому что «Моссберг-500» можно, конечно, считать охотничьим ружьем: двенадцатый калибр, гладкий ствол, все как положено. А можно считать и боевым. По крайней мере, американская армия от него не отказывается. Именно от этой модели, со складным прикладом – в первую очередь.

– Любуешься? – Олег перехватил внимательный взгляд. – Вообще-то есть ружья и получше, это я тебе по секрету говорю. Но в нашем деле важно еще и что?

– Пшыхолохия, – проворчал Иваныч, раскуривая трубку и одновременно поднимая «сидор». С мундштуком в зубах разговаривать неудобно, но он старался. – Думаыш, они тебе шражу ждадутша? Вшпомны ноабр, – последнее слово получилось совсем невнятным, потому что трубка все-таки попыталась выскользнуть. Старик перехватил ее на лету. Без помощи рук – только зубы клацнули.

– Помню я, все помню. Только сейчас не один Сашка туда идет. Думал я карабины достать, но не получится. Лишние хлопоты, лишняя задержка – может кто-нибудь придраться. Сейчас с нарезным охотиться нельзя. Егерь, подтверди!

– Можно, – не согласился Александр. – Отстрел копытных опять разрешили. Но придраться могут, это точно. Недавно распоряжение пришло – усилить контроль за нарезным. «Левых» много появилось, особенно «эскаэсов».

– Это их на Кавказе раздавать начали, – Иваныч накинул на одно плечо лямки вещмешка и держал теперь трубку в руке. – А дальше – закон войны и рынка. Мужик здесь продает карабин, там за ту же цену покупает автомат. Прибыль в бою будет.

– Так вот о психологии, – Олег решил закончить свою мысль. – Есть ружья поточнее, есть и самозарядные, но вот на это, – он подтянул ремень и похлопал по стволу, – они по видику насмотрелись. А там оно бьет не хуже гаубицы. На то, чтобы сообразить, кино здесь или нет, лишние полсекунды надо.

– Посмотрим на твои секунды.

– Лучше бы не пришлось, – Олег поднял второй «сидор». – Ну что, охотнички, поехали.

Они закинули мешки в «УАЗ», сели сами. Хлопнули дверцами.

– Ты что, дом без охраны оставляешь? – поинтересовался Александр, разворачивая машину.

– Забор не снеси… Зачем нам сейчас охрана? Простой

человек его и не увидит, а остальным сейчас не до нас. И в любом случае они по форточкам не лазят. Самое ценное там – книги, но до них тоже добираться надо умеючи. Иначе никакая отмычка не поможет.

– Не боишься, что однажды умельцы найдутся? – спросил Иваныч. Старик разместился на заднем сидении, ворочался там, устраивался поудобнее сам и устраивал мешки. – Твоя железка не заряжена?

– Магазин полный, но патрон не дослан. Так что не бойся, не выстрелит. Положи так, чтобы в глаза не лезла, но мог сразу выхватить. Насчет умельцев – а что их бояться? Если человек может мой шкаф открыть, ему эти книги нужны разве что для коллекции. Только у него наверняка ума хватит не лезть.

– Если хватит, – проворчал Иваныч. – Сомневаюсь я в этом, особенно когда речь о нынешних идет. У них сила есть, а ума не нажили. Шурик прав, надо тебе было кого-нибудь в охране оставить.

– Кого? Всех, кого можно было, мы заняли, сам знаешь.

А молодежь с такими умелцами не справится. Как-нибудь обойдемся.

– Ну, гляди сам.

Выбраться из города оказалось не так просто. То ли вечерний «час пик» уже начался, то ли просто не повезло, но «УАЗ» застрял в двух автомобильных заторах-"пробках" подряд. Надышались выхлопами все, но Иванычу досталось больше, чем он мог выдержать. Пришлось отъехать в сторону от магистрали, останавливаться возле чахлого скверика и подождать, пока старый ведун вернет ужин матери-природе. Все попробовали отдышаться и пришли к выводу, что и воздух сегодня какой-то не тот.

– Олег, а как же тогда быть с курением? Почему Николаю Ивановичу табак нипочем, а бензин так сильно пробирает?

– Так ведь он не только табак курит. На запах внимание обратил?

– Вроде бы нормальный. Сладковатый только, но на «травку»

не похоже. Скорее на хорошие сигареты.

– Табак Иваныч сам себе выращивает. Сигарный сорт, кстати, да он еще и сам над ним поработал. Как – его спроси, только на ответ не надейся. Травы там тоже есть. Наши, местные, по лесу да по степи собранные. Какие и сколько их там – опять-таки только ведуны знают. Так что курево куреву рознь. В любом случае – большой химии и свинца там нет. И дым отечества нам сладок и приятен…

До нужного перекрестка добрались в сумерках. На обочине стоял тупомордый «ГАЗ-66» с зеленой будкой, а рядом вышагивала длинная фигура в серо-голубом камуфляже. Человек нервничал и не собирался этого скрывать – оранжевое сияние Александр различил задолго до того, как увидел его источник. Почему он не маскирует?… Потом сообразил – и машину, и того, кто около нее, видно обычным зрением. Значит, они не должны вызывать лишних подозрений у посторонних – и в первую очередь у тех, кто способен увидеть чувства других. Если черные вышлют дозор, то не из слепых – и в этом смысле тоже. Так пусть они увидят обычного человека – нервного, занятого своими делами.

Как ни болезненно это было для самолюбия, но Александр признался себе: за год мало чему научился. Как был салагой, так и остался. В одном опыт получил, в другом – хоть кол чеши.

– Не расстраивайся, Саша. Михаил действительно опытный

воин, но и у тебя свои преимущества.

– Спасибо, Олег… Только я даже не научился от тебя свои мысли прятать.

На заднем сидении что-то лязгнуло. Потом зашуршало.

– Иваныч, ты как там?

– Да вот, как Шурика услышал, так трубку выронил. Мне, старому, и то не всегда удается… Шурик, на то он и Глава, чтобы нас без рентгена видеть. Главное в его деле – не уметь больше всех. Главное – расставить всех умельцев с толком, по своим местам и в нужное время. Для этого человека надо чуять со всеми мыслями и потрохами. Тормози, приехали.

Долговязый Михаил всмотрелся в подъехавшую машину, вскинул приветственно руку, подбежал. Олег приоткрыл дверцу:

– У тебя все нормально, всех собрал? Новости есть? – долговязый мотнул головой. – Тогда поехали! Время!

Времени и в самом деле почти не оставалось. Машины мотало и било в чудовищной колее – разбитой колесами, подтаявшей, снова разбитой и после этого вновь замороженной. Никакая "тойота" такой езды не выдержала бы. И наверняка не было в мире такого автомобиля, который смог бы пройти весеннюю русскую дорогу, не потеряв при этомскорости. По бездорожью – могли бы, а по этой колее – вряд ли. Стрелки часов двигались по ровному циферблату, им было проще. И поэтому они бежали гораздо быстрее. Подгоняли и обгоняли.

Наконец под очередным спуском затеплились огоньки знакомой деревни. Рыча и скрежеща, небольшая колонна спустилась, проехала по уличным колеям, мало отличавшимся от дороги – разве что хрустело и чавкало под колесами громче и чаще. Начали карабкаться вверх – здесь дорога только угадывалась. Мало кто ездил по холмам зимой. Может быть, поэтому и удалось взобраться на них довольно быстро.

Погасили фары, дальше ехали в темноте. Если их уже ждут,

то наверняка услышали. Могут и увидеть – но в любом случае чем позже это произойдет, тем лучше.

Развилки на нужном месте не оказалось. Единственная чуть заметная колея уходила дальше вдоль леса. По гребню точно никто не ездил. Ну, значит, будем первыми. Вроде бы на во-он тот прогал между деревьями двигаться надо.

Когда въехали под деревья, Олег похлопал по плечу:

– Ну-ка, Саш, мигни поворотниками. Приехали, дальше только пешком.

Из «ГАЗа» выпрыгивали молодые парни. Много, не меньше десятка. Кое-кого Александр узнал. Лица знакомые, а вот имен вспомнить не мог. Да и чего еще ждать – знакомство было недолгим и поверхностным. Кого-то видел сразу после обучения, вон с тем, в пятнистом подшлемнике, прошлой весной вместе на операции были – Тарас, кажется? Точно, Тарас – вылезший из кабины длинный Михаил тихо окликнул воина: «Эй, Бульба, мешки тащи!» Мешки оказались рюкзаками – большими, серыми, с какими-то свертками и чехлами. Как всегда – идешь на день, бери всего на три.

Олег подошел к командиру, что-то негромко сказал. Тот подозвал своих бойцов, жестами направил их в разные стороны. Без лишних слов. Зачем они нужны, слова? И так все понятно. Тарас по прозвищу Бульба – чего еще ожидать с таким именем? – взял один из рюкзаков и пошел по оставленному машинами следу. Почти сразу же свернул в кусты, исчез в них. Будет караулить. Трое нырнули в лесную темноту, растворились в ней – даже верхним зрением не различить. Дозор. Остальные разбирали рюкзаки, поправляли ружья. Началась большая охота. Хищники против хищников.

Через несколько минут возле машин появился один из дозорных, махнул рукой: все спокойно, можно идти дальше. Пошли. Не так уж тихо пошли – с хрустом. На снегу оттепели и морозы выковали слой наста – хочешь не хочешь, а проламывать придется. Дозорные еще могли пройти, не взломав корку, а вот остальным пришлось хуже. Рюкзаки мешали, добавляли вес. За небольшим отрядом оставалась узкая тропа, выдавленная по хрустящему снегу где на полметра, а где и побольше.

Овраг решили обойти. Можно, конечно, пройти что по дну, что по склонам – прорубая канаву, выбивая ступени, обрушиваясь вместе с маленькими лавинами. В обход получится хоть и дальше, но гораздо быстрее. Вот только стоит ли спешить?

– Иваныч! – прошептал Александр в маячившую перед глазами спину. – Ты что-нибудь чуешь?

– Нет, – старик обернулся на ходу. – И не должно быть. Их там нет. Мы вроде бы собирались засаду устраивать, а не штурм?

– Это понятно, я о другом. В прошлый раз я их заранее почувствовал, когда они еще не собрались. Ну, то есть не их, а то, что будет на этом месте, – после такой длинной фразы пришлось на секунду остановиться, перевести дух. В спину толкнули, заворчали недовольно.

– Не останавливайся, другим мешаешь, – сделал замечание Иваныч. – Может, тогда они заранее место подготовили, вот и учуял. Или они с тех пор осторожнее стали работать – не круглые же идиоты, хоть на своих ошибках учиться должны.

Может быть, может быть… Однако лес впереди был пустым – иначе не назовешь. Обычный зимний лес. Хотя должно было бы чувствоваться место, должно – после всего, что на нем происходило. Опять-таки – Иришка его прямо из города почувствовала, а тут чуть ли не в двух шагах – ничего. Замаскировали? Ой, не верится в это! Впустую столько сил тратить – место давно «засвечено»… Впрочем, черт их знает. Хозяин их незабвенный. Пусть он с ними и разбирается. Впрочем, скоро и мы разборками займемся.

Снова появился из темноты дозорный, подскочил к Олегу, зашептал что-то.

– Можешь громче говорить, ничего секретного. Тем более что нет никого, если вам же верить. Кто был, не установили? И когда?

– Судя по следам, две машины, шесть-семь человек. Может, кто-то в «тачках» остался.

– Какие машины?

– «Нива» и джип-иномарка. Шины не наши, а точнее – не ясно. Три костра жгли, снег с главного круга расчищен до самого пепла.

– Верхние следы, все остальное?

– Все очень слабое. Была какая-то нечисть, но почти без следов, только присутствие чувствуется. Вообще место словно вымершее. Или вычерпанное, – поправился дозорный. Действительно, вымерло местечко еще летом. Точнее, его старательно убивали. – Никакой активности.

– Что скажешь, Иваныч?

– В любом случае – они тут были, по такой дороге добирались, вряд ли просто холмы проведать. Что-то готовили. Либо убрали следы старых обрядов, чтобы не мешались, либо готовят что-то совсем уж новое.

– Хорошо. Значит, все по-прежнему: приходим, маскируемся, ждем, захватываем.

– А если не сдадутся? – поинтересовался кто-то из воинов, лихо поправляя ружейный ремень.

– Не шалить, по возможности брать живыми. Если бой

затянется – окружить, отсечь от машин. В час или чуть позже подъедет Володя с ребятами. Справимся сами – поможет отвезти, не справимся – будет подкрепление.

– Справимся, – откликнулся Михаил сзади, с «хвоста» короткой цепочки бойцов. – Обязаны. Всем понятно?!

Всем. Александр улыбнулся. Боевое братство, как всегда, превращается в боевое соперничество. Мудрый у нас Глава Круга: теперь никакой агитации не надо. Чтобы лишний раз показать себя и утереть нос «гвардейцам» Владимира, ребята хоть дьявола с рогами скрутят. Не говоря уже о его прислужниках любого ранга и облика. Даже если до этого не смогли бы и не взялись.

Наконец показалась знакомая, дважды знакомая поляна. Старый кошмар в новой постановке. На белом снегу черный круг – в том же самом месте, где лежала Иринка. Подпалины-проталины тоже темнеют на прежних местах. Снег был основательно истоптан – вокруг черного пятна, похоже, водили хоровод. И время от времени бегали из него в кусты, причем каждый раз в другие. Цепочки следов терялись между сгоревших древесных скелетов, переплетались хитрым узором. На всякий случай проверил этот узор верхним зрением – нет, ничего. Просто следы на снегу.

– На поляну не ходить! – раздался негромкий окрик Олега. Понятное дело – зачем выдавать себя? Достаточно и того, что дозорные оставили свежие отпечатки. Впрочем, в такой темноте вряд ли кто-то будет разглядывать им же самим протоптанную тропку. А вот лишнюю черту поперек белого листа может и разглядеть.

Отряд рассыпался вокруг поляны. Михаил с четырьмя воинами залег поближе к оставшейся от чужих машин колее – правильно, сразу надо отрезать пути отступления. Остальные взяли поляну в широкое кольцо. Редковато получилось колечко, однако… Ничего, в этом деле главное – застать врасплох. Сейчас все почти как на волчьей охоте – кольцо должно сыграть роль загонщиков. И флажков – не выпустить «волков» за пределы поляны, заставить броситься назад. Поэтому и начинать им первым. Олег начнет, в тот момент, который ему подскажет Иваныч. Оба они залегли как раз напротив въезда на поляну, в кустах за кругом – как раз на том месте, через которое прорывался Александр с украденной жертвой на плече. Вот уж действительно – умыкание невесты… Сам он сейчас лежал в кольце правее этого места, подстелив под себя одолженный у ребят спецназовский коврик-гамак – утепленный, многослойный, водоветронепроницаемый и все прочее. Как раз то, что нужно, если лежишь в засаде несколько часов.

Время двигалось – лениво, нехотя, но все-таки приближалось к полуночи. Скоро в лесу должны замелькать отблески фар: без них дорогие гости не проедут, с ночным зрением у них намного хуже, чем у Древнего Народа. Однако гости задерживаются, а лежать на подтаявшем снегу холодно и сыро. По идее, коврик и одежда должны были надежно защищать и от того, и от другого. Идею они защищали, а вот Александра – не очень. Вполне возможно, через слои ткани и прокладок и в самом деле ничего не проникало, но мокрая снежная каша под животом уюта не прибавляла.

Черт побери, как же в таких условиях ребята служат? Ведь и в Сибири есть разведка, проводит учения, лежит в засадах… Вся армейская жизнь Александра прошла в тех местах, где снег выпадает пару раз в год и долго не залеживается. Разве что в горах – но там все равно было как-то теплее. А может, просто так казалось.

Внезапно слева послышался громкий вопль. Кричал старик Иваныч. И не просто кричал – сначала это был разъяренный и одновременно обиженный вой, словно голодный волк упустил добычу. Потом стали слышны отдельные слова. Помнится, Натаныч как-то ругался. Виртуоз, конечно, но до нынешнего ему было далеко. Как салажонку до боцмана царского флота. Кто-то говорил, что Иваныч унтер-офицером при Порт-Артуре был? Похоже, очень похоже. Старинные загибы идут, фольклорные. В царствующий дом и всех святителей.

Постепенно ухо привыкло к незнакомым оборотам, начало выделять более-менее полезную информацию. Получалось, что самому Иванычу пора отшельничать в куче навоза, а не делами заниматься. Поскольку провели его, как леший младенца вокруг куста. И теперь из-за него, Иваныча, все накрываются большой расписной крышкой и ползут куда следует.

Из всего этого следовало только одно: засада провалена. Более того: их всех послали в одно место – дед даже уточнил, в какое – а сами вполне готовы и уже начинают обряд. Что и почувствовал старый ведун.

– Где, Иваныч?! Ты только скажи, где?! – никогда еще Александр не видел своего Главу Круга таким. Отчаяние, тоска, сумасшедшие попытки найти выход – все это было видно и без верхнего зрения. И заодно слышно. Хорошо бы никогда больше не слышать его таким.

– На холмах, Олежек. Да только не на этих. Над самым городом, – похоже, все силы Николая Иваныча ушли на ругань. Теперь он говорил еле слышно, усталым до полного безразличия голосом. – Не успеваем мы, они уже начали.

– А Володя с ребятами?

Верхним зрением Александр различил, как в темноте над Иванычем слабо мигнуло желтое пламя – и тут же погасло. Действительно выдохся старик. Маскировку не поддерживает. Но все-таки заинтересовался – и тут же разочаровался:

– Не выйдет. Разве что к концу успеют. Если повезет. Да и как ты с ними свяжешься сейчас? Они, небось, как раз сюда выехали. Эх, поспешили мы с эти местом… – Иваныч махнул рукой. – Все, Олег. Приплыли, суши весла. Уходить отсюда надо.

– Погоди сушиться! Где точно это происходит? – глаза Олега светились в темноте зеленым огнем. Теперь это снова был Глава. Вожак стаи, промахнувшийся, но не потерявший добычу из вида и продолжающий охоту. Что-то у него нашлось в запасе, не иначе.

– На Печати. Они ее сейчас ломать будут, и достаточно успешно, – устало сообщил Иваныч.

– На которой именно? – Олег распахнул полевую сумку. Фонарь ему сейчас не требовался. Даже Александр видел карту – хотя и не со всеми подробностями, конечно. Перенапряжение сказалось, обострившиеся способности или еще что-то, но граница между обычным зрением, ночным и верхним становилась все тоньше. Просто зрение, позволявшее видеть сразу все – от пара над лежащими на другом конце поляны воинами до дремлющей под снегом травы.

– Западная. В овраге, рядом с лагерем.

– Помню, помню, – палец Олега ткнулся в карту, скользнул сначала вверх, потом влево. – Сейчас попробуем…

Из внутреннего кармана куртки Олег достал небольшой продолговатый предмет, забарабанил по нему пальцами. Сотовый телефон?! Вот уж чего раньше Александр у Древних не замечал. Не в ладу они были с этим изобретением, слишком резко оно било по тонким структурам. Да и верхним зрением воспринималось болезненно – как бело-голубая вспышка. Николай Иванович болезненно поморщился.

– Понимаю, Иваныч, но вот видишь, пригодилось. Как чувствовал. Ребята, прикройтесь!

Александр и без напоминания уже ставил защиту, отсекал бьющее по нервам излучение. Заодно снижал свою собственную чувствительность. Словно глаза и уши прикрыл – ничего не вижу, ничего не слышу… Совсем как человек.

– Алло? Девушка, для абонента два-сорок шесть. Готовы? Праздник срочно переносится… На двадцать шесть, сорок три, девяносто два… Да, вы не ослышались. Послушайте, вы уж передайте, а что это, я и сам разберусь. Повторить цифры?… Правильно… Дальше диктую: родственники ждут с нетерпением. Обязательно захвати подарок… И передай самые лучшие пожелания… Всех крепко обнимаю… Олег. Да, это все. Спасибо, до свидания, – Олег засунул «сотовый» за пазуху. – Отбой, ребята! Полный! Поехали в город, там сейчас самое главное начинается.

* * *

Когда они добрались до города, стало ясно, что все уже началось. Более того – продолжается и развивается. Александр перевалил гребень, за которым дорога спускалась в город – и резко затормозил, взглянув вперед. Сзади скрипнули тормоза «ГАЗа».

Котловина городского центра словно утонула в черном тумане. Обычные люди, скорее всего, тоже что-то почувствовали. А может быть, просто им начали сниться кошмары. Одновременно многим – это было хорошо заметно.

В третьем часу ночи обычно город выглядит темным, дремлющим. Полумрак жилых кварталов кое-где пересекают цепочки уличных фонарей, горят несколько бессонных окошек – и все. Сейчас окошек было гораздо больше. Во много раз. И это только те квартиры, в которых хозяева или дети проснулись от ужаса. Сколько их сейчас мечется, стонет, кричит во сне? Сколько не проснется, и наутро врач запишет: «Причина смерти – острая сердечная недостаточность»?

– Не успели ребята… – прошептал Олег.

Черный туман выплескивался из ущелья между холмами. Изредка можно было различить какие-то сгустки, ползущие-переливающиеся в мрачном потоке, накрывающие целые дома, присасывающиеся к жилью. К счастью, люди этого не видят. с ума сошли бы от ужаса. А может, и сейчас сходят… Александр представил себе, что может сделать с обычным человеком вырвавшаяся нежить, и на мгновение позавидовал безумцам. Тем, кто тихо свихнулся до всего этого. Не буйным, не одержимым – мирным, счастливым сумасшедшим, жиущим в своем мирке. Им, скорее всего, ничего не грозит.

– А может, и не справились. Ты погляди, что там творится! – откликнулся с заднего сидения Николай Иванович. – Видел что-нибудь подобное?

– Нет, конечно.

– И я не видел. Вот она и пришла, их ночь. Хотя знаешь, Олег, это еще не самое страшное, – ведун внимательно всматривался в ползущую мглу. – Это еще так себе, цветочки. Даже червячки, которые удобрение готовят. Не чую я тут большой мощи.

– Получается, это все так себе, мираж? К утру растает?

– Нет, Олег, не надейся. Хотя кто его знает… Может и растаять. Главное, что последствия останутся. Ты понимаешь, нет здесь ничего разумного. Просто жрущие твари. Даже не хищники – амебы, протоплазма потусторонняя. До хреновой матери всякой гадости выплеснулось – но никто этим не руководит, не направляет.

– Точно знаешь?

– Ничего я не знаю, просто чувствую. И еще, Олег – это ведь уже описывалось. И у нас, и в Европе. Глухо, намеками, никто так и не понял тогда, что же это такое и откуда взялось. Но справились, вот что главное. Ты не этого бойся. Я же говорю – это удобрение. Работы много, неприятно, но разгребем. А вот что за семечко прорастет и когда?

– Скоро, Иваныч. Если до такого дошло, то уже скоро. Ну что, поехали разгребать? Давай, Саша, вперед помалу. Поосторожнее только. Мало ли что сейчас с водителями творится.

Поехали. Даже странно было видеть, как свет фар проходит через черное марево, ничуть не теряя яркости. Вообще освещение на улицах не пострадало.

Верхним зрением Алекандр видел темные космы, какие-то завихрения. Однажды померещились даже протянувшиеся к «УАЗику» щупальца. Впрочем, вокруг машин туман рассеивался. Словно боялся прикоснуться. В зеркале видно было напряженное лицо Иваныча – видно, защита давалась ему не так уж просто. За ребят в задней машине беспокоится не стоило – молодые, тренированные. Как раз сейчас для них идет тяжелая, но привычная работа. Еще и прикидывают, наверное, как на эту муть контратаку получше провести.

Навстречу с воем и синими вспышками промчалась «скорая». Потом встретилась еще одна. Хлопотная нынче ночь для врачей. И самим наверняка тяжко, и по вызовам задергают. Хотя, может, им и легче от этого – некогда собой заниматься, остаться наедине с ужасом. Рядом кто-то, кому еще хуже – это всегда успокаивает.

Кольнуло в сердце: как там Иринка? Что с ней, где она сейчас? Вроде бы что-то умеет, сил хватает – выдержит, если не запаникует. Нам бы только ночь простоять да день продержаться… Днем надо будет отправить ее из города. В лес, к Натанычу. Вот уж куда эта гадость в последнюю очередь доберется.

Проехали мимо района одноэтажных домишек. «Частный сектор» тоже не спал. Какой там сон – сразу два пожара полыхают! Где-то еще разгорается зарево. Ну, со «скорыми» понятно, а почему пожары? Где-то за печкой не усмотрели, окурок из ослабевших рук упал? Потом разберемся. Если сможем.

Район, где жил Олег, тоже подсвечивал тучи розово-золотым. Горит, но где?

Когда въехали на знакомую улицу, увидели черную коробку, в которой весело плясали желтые языки, время от времени салютовавшие прибывшим гроздьями багровых искр. Олег рванул дверцу, не дожидаясь, пока Александр сообразит нажать на педаль тормоза. Тупая морда "ГАЗ-66" чуть не подмяла под себя неожиданно возникшего перед ней человека. Затормозили одновременно. Только теперь дошло, что горит именно дом Олега. Странно, что никого нет – ни пожарных, ни зевак-соседей. Не видят они, что ли? До сих пор глаза отведены?

Со стороны пожарища сухо треснуло. Несколько раз подряд. Сначала показалось, что это огонь пережевывает остатки крыши, пытается прогрызть стены. Раздалось несколько хлопков погромче. Звонко лопнуло стекло, разбегаясь мелкими трещинами от двух дырочек. Александр выпрыгнул в чей-то палисадник, выхватил пистолет.

– Держи! – из задней дверцы вылетело ружье, следом неожиданно резво выскочил Иваныч. – Так, Шурик, я прикрываю поверху, ты – стволами! Давай перебежкой вдоль домов, до березы!

Из «ГАЗика» прыгали воины, разбегались по сторонам улицы. Снова хлопнуло, на «шестьдесят шестом» ухнуло и зашипело колесо. Кто-то из ребят выстрелил в ответ – провыла и зачмокала по деревяшкам картечь. От горящего дома ударили сразу два ствола. Один – с сухим треском, другой – тот, что погромче.

В свете пожара заметил Олега, с проворством ящерицы уползающего в тень – к той самой березе. Подбежали. За березой начинался досчатый забор, ограждавший участок Олега. Невысокий, по грудь. Раньше этого хватало.

– Возьми ружье, мне «макара» хватит! – Александр протянул «Моссберг» законному владельцу.

– Гранату бы сейчас, а?! – Олег блеснул злыми, сузившимися глазами. – И автоматов пару!

– Еще лучше танк!

– Не скажи, не скажи. Танк тут не лучше. Вот тебя вперед послать – это другое дело. Справишься, разведка?

– Должен… Дай только оглядеться.

– Гляди на здоровье, нам теперь не к спеху. Шестеро их тут, четверо отходят, двое прикрывают. Нет, теперь еще один перебегает.

– Где второй сидит?

– На крыше сарая, с чем-то длинным. Второй сейчас за пожар отбежал, плохо чувствуется.

– Олег, по сараю работай, я пошел!

Александр пополз вдоль, выглянул в щель между досок. Крышу сарая было видно плохо. Верхнему зрению мешали пожар и черные пряди, подползавшие снизу. Хреново. Придется работать по-старинке.

Громыхнуло за спиной – раз, другой, третий. Черт, что же ты так часто, патроны береги! Александр метнулся через заборчик, распластался на земле. Мелькнула вспышка, за спиной звонко треснула доска. Перекатился, выстрелил и опять перекатился. Тут же Олег еще раз ударил из ружья.

Бегуну трудно стартовать лежа, но разведчиков и такому учили. Пригодилось. Теперь подскочить к сараю. Зацепиться в прыжке за выступающий край стропила. Подтянуться на одной руке. Второй вскинуть пистолет. Пару раз выстрелить туда, где за двумя слоями шифера верхним зрением угадал мутное красноватое пятно. На войне как на войне.

Сзади что-то кричал Олег – похоже, командовал оставшейся группой. Щеку и шею обдавало жаром близкое пламя. Где там этот второй? Нету второго. Сбежал под шумок вместе со всеми остальными. Может, и уйдут. Если повезет. Олег сейчас не на шутку разозлился – еще бы! Да и ребята горло перервут: уютный был домик, у каждого с ним что-то свое связано. У всего Круга.

Подбежал Иваныч. Ну, старики-разбойники! Недавно еще вроде бы выдохся, чуть сознание не терял от слабости, а теперь бегает, как молодой. Да еще как бегает! Профессионально – перебежками, укрываясь за кустами, не высовываясь лишний раз на свет.

– Что у тебя тут, Шурик?

– Вроде бы все. Больше никого не чувствую.

– Дай-ка я… Точно, никого. Из живых никого. А теперь пошли, посмотрим на твою работу, – старик первым завернул за угол сарая.

Убитый сполз с крыши, но за что-то зацепился брюками. Труп висел вниз головой, чуть покачиваясь. Руки словно пытались дотянуться до лежащего на земле карабина.

– Ишь ты, какая вещь серьезная! – Иваныч нагнулся за оружием. Александра железо не заинтересовало. Он смотрел на то, что осталось от стрелка.

Работу они сделали вдвоем с Олегом. Жакан двенадцатого калибра разворотил грудь справа. Одна пистолетная пуля попала в живот, другая – в лицо. Кровь еще текла из ран, и узнать убитого было довольно трудно. Но можно. Александр достал нож и разрезал рукав пятнистой куртки. Так и есть – вот он, шрам от картечины. Ну, здравствуй, стрелок. Теперь ты сам стал кабанчиком. Как тебя звали? Не вспомнить уже, разве что у Натаныча копию протокола посмотреть. Интересно, кого ты на этот раз прикрывал? И на кого или на что вы тут решили поохотиться? Эй, приятель, а что это у тебя на лице?!

Рукавом стер кровь с мертвого лица. Точно! Следы от когтей! Скулы глубоко вспороты, так и не успели хорошенько зажить. Свежие шрамы, один из них тянется к выбитому пулей левому глазу. А был ли глаз? Или коготь тогда просто повредил? В любом случае встречались-то, получается, не раз. Отборная тут действовала команда. Личные «псы» Юрика и ближних его. Уж не его ли ты и прикрывал? Кстати, на холмах бегал с автоматом, а здесь с чем?

Иваныч все еще разглядывал трофей. Действительно, солидная штучка. Удивительно, как из нее всех не положили. На таком расстоянии, да с оптическим прицелом… Все-таки, наверное, сказались старые раны. Или просто не повезло стрелку. Или сильно повезло его противникам.

– Шурик, ты в современном получше разбираешься – это что за штука?

– «Тигр», Николай Иванович, охотничий карабин. У Юрь Натаныча такой же… – Александр запнулся, посмотрев на приклад. – Разрешите?

– Да бери, не мое. Что ты там увидел?

Знакомый какой приклад. И зарубки на том же месте, и выжженный гвоздем узор. Все собирался Натаныча расспросить, что же это за монограмма. Теперь кого спросить?!

– Николай Иваныч… Это его карабин и есть.

– Чей?

– Натаныча. Вот, посмотрите сюда, – Александр повернул рисунок на прикладе к свету пожара. Старик сначала не разглядел – или не поверил самому себе. Провел пальцем по лакированному дереву, нащупал шероховатость.

– Едрить!.. Олег! Олежка! Сюда давай, кончай играться! – Иваныч заорал так, что звук отразился от соседних домов и заборов. Эхо было хорошо слышно сквозь треск и свист огня.

Через минуту Олег выскочил из-за угла. Ружье наперевес, глаза бешенные:

– Что тут у вас?! Ранили?!

– Хуже, – ведун перехватил приклад «Тигра» и показал знак. – Узнаешь?

– Ну и что? – Олег все еще не понимал, в чем же дело.

Повернулся к Александру. – У тебя в машине, что ли?…

– Что несешь? Какая машина?! – рассердился Иваныч. – Только что подобрали. Смекнул, чем дело пахнет? Юрка что, добром оружие отдал? Не одним тобой занялись сегодня. Вот так-то, парень. Хорошо еще, если не всех подряд, а только нас, кто повыше.

– Что пнем, что об пень, – Олег смотрел на соседние дома. Черный туман поднимался все выше, огибая пламя и стоявших неподалеку Древних. – После сегодняшнего нам только и остается, что уходить.

– Не рано ли сдаешься? – из-под седых бровей блеснул сердитый взгляд ведуна.

– Я не сдаюсь, – ответил Олег устало. – Просто никому здесь теперь не удастся нормально жить. Нашему народу тем более. Мирных уводить надо, Иваныч. Да и вообще перебазироваться. Хоть в леса, хоть к тебе в деревню.

Видишь, что от моего хозяйства осталось? А там ведь и книги были, и много чего еще. Хорошо еще, если Илью не тронули, тогда у нас хоть какой-то резерв останется.

С улицы донеслись знакомые голоса. Ребята возвращаются. Со щитом или на щите?

С пленными. Двоих тащили без особой вежливости – под руки. Связанные локтями за спиной, да так, что лопатки через одежду просматривались. Лица в крови – перепало под горячую руку.

– Кто это там? Гости пришли? Ну проходите, проходите, – лицо у Олега сразу же изменилось. Только что Глава Круга мрачно обдумывал свалившиеся ему на голову беды. Теперь радушный, веселый хозяин приглашал на вечеринку. Правда волчья улыбка обещала гостям не совсем приятное угощение. – Погрейтесь у огонька. Посидим, поговорим. Как у них с подарками, ребята?

Долговязый Мишка шагнул вперед, что-то взял у стоявших за ним воинов. Положил два длинных предмета у ног Олега. Что-то еще вытащил из карманов, потянулся за пазуху.

Лежавшее на земле Александр не видел. Зато лица пленных… Не иначе, сегодня ночь встреч со старыми знакомыми. Впрочем, ничего удивительного: компания одна и та же. Лесная, дикая. Только Юрика для комплекта не хватает. И его рыжей подруги. Да, и еще того белобрысого, который не стрелял. Ну, этого на подобные дела и не взяли бы. А Юра с подружкой Наташей сейчас чем-то поважнее налетов на дома занят. Отдельные дома ему теперь – мелочь, пусть подчиненные занимаются. Псы, быдло. Юрику теперь целые города подавай. И на этом ведь не остановится.

Бритый, который в лесу тянулся за оружием, за зиму малость оброс. Но стрижка все равно короткая. Куртка из кожаных лоскутьев, штаны «Адидас» – все в грязи, копоти, брызгах крови из разбитого носа. Головой вертит, смотрит по сторонам ошалело. Не рассчитывал, что попадется. Так все хорошо и весело начиналось, такие перспективы были впереди. Ну, теперь попался, так не чирикай.

Второй знакомый, знаток и любитель законов, выглядит и держится получше. Оскорбленное достоинство: шел, никого не трогал, налетели какие-то хамы, губу разбили… Может быть, даже зуб выбили – пока не видно. Но это явно под горячую руку. Вряд ли этот мальчик с золотой цепочкой на шее оказывал сопротивление здоровенным мужикам. У него другое оружие. Хотя и стрелять он, помнится, умеет. Не так чтобы очень хорошо, но неплохо, неплохо, надо отдать должное. Особенно если кто-то страхует и прикрывает, а мишень не отстреливается.

– Ну, молодые люди, присаживайтесь. Присаживайтесь, говорю! Сидеть! Миша, научи их вежливости! – сразу несколько рук придавили пленников, бросили на колени. – Теперь рассказывайте, что вам надо было в моем доме. И вообще, зашли, погрелись, взяли, что приглянулось – но жечь-то зачем! Да еще и по хозяевам стрелять. Пусть даже подожгли – так уйдите по-тихому!

Стриженный молчал. Сказать нечего или предоставлял слово старшему? Зато законник оправдал ожидания Александра.

– Простите, а вы вообще кто такие? ОМОН, милиция? Спецназ? Документы ваши можно посмотреть?

– Нельзя, молодой человек, никак нельзя, – Олег говорил добродушно, даже виновато. Через серый колпак его маскировки иногда проскакивали красноватые искорки – добродушие давалось ему с большим трудом. – Сгорели документы вместе с домом. Такая вот беда. Может, вы видели, как это все произошло? Тогда помогите разобраться.

– Ничего я не видел! Засиделись с ребятами, пошли по домам. Транспорт не ходит, пришлось пешком через весь город идти. Пошли через эти места, тут ваши бойцы, – парень попытался кивнуть через плечо, но связанные руки не позволили, – налетели, избили, связали.

– Ай-яй-яй! А остальные где? Успели убежать? Все, кроме вас двоих?

– Этого… гражданина я вообще не знаю. Может, он здесь как-то и замешан, но я при чем?

– Ну, ты, сука… – попытался что-то сказать стриженный и вдруг захрипел. Попытался вдохнуть, еще раз. Скорчился, начал заваливаться на бок. Михаил схватил парня за плечи, тот повис мешком, задергался. Лицо перекосилось – и вдруг он сделал один вдох, второй, задышал глубоко и часто. Выпрямил спину.

– Не балуй, парнишка, – Николай Иваныч погрозил пальцем законнику. – Не в той компании. Тут твои фокусы не пройдут.

– Это вы о чем? – удивился тот.

– О том, как дружку своему кислород перекрывал.

– Ничего не понимаю.

– Знаешь, парень, ты сейчас не среди девочек и не на сцене, – Олегу, похоже, надоели попытки отвертеться и воззвать к закону. Да и трудно все-таки сдерживаться, сидя рядом с догорающим домом. – Поиграли, и хватит. Тем более что ты сдуру себя только что показал. Мы не милиция, у которой статьи на такие дела не найдется.

– А у вас найдется?

Или парню терять нечего и пытается напоследок получше выглядеть, или привык к безнаказанности. До сих пор все с рук сходило – даже та история в лесу. Попугали и отпустили. Еще и в дураках остались, сверху плюнули – внизу умылись. Сейчас тоже могло бы обойтись. Если бы не две вещи – карабин Натаныча и черная мгла в городе.

– Иваныч, нам статья нужна? Или мы в милицию заявлять

будем? – Олег устало обернулся к старому учителю.

– Не будем, Олежка. Давай по нашим законам разберемся.

Только быстрее работай, дел еще много сегодня.

Вот теперь любитель законов начал бледнеть и выцветать. Как тогда, под дулом собственного карабина. Глаза забегали, даже попробовал обернуться, словно высматривая, куда бы сбежать. Сзади темнели фигуры с оружием в руках. Далеко не убежишь.

– Ну и что с вами делать, ребята? – повернулся Олег к пленным. – Допрашивать – или сразу? Саша, подвинься, пусть на своего дружка посмотрят.

Александр отошел в сторону. По знаку Олега связанных подняли, подвели к висящему телу. Затрясло обоих, но по разным причинам. Стриженный пацан смотрел на то, что осталось от его приятеля. Не исключено, что стрелок был авторитетом и образцом для таких вот боевиков при черной братии. Теперь этот образец представлял собой наглядное пособие для будущих врачей и криминалистов. Хотя смотреть на такое действительно страшно – это тебе не поросенок, это твой товарищ… Так что стриженного Александр хорошо понимал.

Чего не скажешь о расширившихся глазах второго пленника. На труп он не смотрел. Он с ужасом уставился на Александра – словно на выходца из могилы:

– Это ты?! Ты – здесь?!

– Опять твои знакомые? – Олег криво усмехнулся. – Скоро откроем магический салон: «Александр Шатунов и компания». Саш, возьмешь дежурным чародеем? Ладно, шутить позже будем. Из той же лесной компании?

– Точно. Насчет магии – не знаю, а пострелять он любит.

Он, по-моему, Юрику обеспечивал основную работу. Не скажу, какая именно он рука, правая или левая, но точно не последний в компании. Должен что-то знать обо всем этом, – Александр кивнул через плечо в сторону клубящейся мглы.

– А второй?

– Мелочь. Обеспечение, пацан на подхвате и для подстраховки. Похоже, приятель вот этого… был, – висящий на сарае стрелок теперь в друзьях явно не нуждался. В живых, по крайней мере.

– Так, Миша, стриженного в расход и в огонь, будет пострадавшим. Только чтобы потом пулю не нашли, аккуратненько сработай, – Олег искоса посмотрел на

открывающийся рот приговоренного, отвернулся и продолжил спокойно: – Этому… юристу кляп в пасть – и в машину. Приедем – разрешу допросить, а до тех пор чтобы был в целости и сохранности.

Паренек все-таки заорал. Сначала это был бессловесный, животный вопль человека, сорвавшегося в пропасть. Потом в подвывании стали различаться отдельные слова, все еще без связи и смысла. Одно повторялось чаще других, на все лады: «Не надо! Не надо! Не надо!!!» Олег кивнул, кричавшего подхватили под мышки, поволокли к горящему дому. Тот попытался вырваться – бесполезно.

– Не убивайте! Я тоже много знаю! Я расскажу, все расскажу, только не надо! – наконец стриженный смог выдавить из перехваченного ужасом горла что-то связное. – У меня мама! Ну пожалуйста, не надо!

– Ты бы о маме подумал, когда все это заваривали, – устало откликнулся Олег. – Сейчас много мам с ума сходит. И от ваших дел, и от того, что с их детьми твориться. Ты о них думал? Или о том, что у наших ребят тоже мамы-папы есть. Не думал об этом, когда стрелял? Теперь поздно, земляк. Не мы это начали, так что на войне, как на войне.

– Не на-адо!!! – паренька приподняли на руках, пару раз качнули. Язык пламени дотянулся до головы, пригладил короткие волосы. – Я скажу-у-у!!!

– Хорош, ребята. Кляп, и в машину. Но учти, земеля – не скажешь ничего интересного, сам в огонь попросишься. Усек?

Стриженный замычал радостно, попробовал кивнуть головой.

Помешали руки, втискивавшие в рот тряпку. «Запасливые у нас ребята, – подумал Александр. – Впрочем, ведь за тем и ехали, пленных брать. Вот и приехали. Даже приплыли…»

Над соседними домами черный туман сгустился, потек через крышу. Неожиданно перед глазами все поплыло, закачалось, в горле возник шершавый комок. Потемнело – и для обычного зрения, и для верхнего. Это в глазах или на самом деле?

Вроде бы даже пламя потускнело, прижалось к углям, втянулось в черную коробку стен.

Рядом коротко выругался Иваныч. Тут же мир покачнулся в последний раз и встал на место.

– Стар я для таких вещей, Олег, совсем стар. Ну зачем они это выпустили?

– Специально чтобы тебя позлить, не иначе, – Олег странно шевелил пальцами, словно свинчивал из двух половинок что-то круглое. Невидимый футболный мяч, судя по размерам. Впрочем, не такой уж невидимый. Вернувшееся верхнее зрение показало сначала тусклую зеленую искорку, постепенно разросшуюся в шарик. Тонкие красные паутинки тянулись от него к пожарищу.

– Ты лучше не шаром, тут резать надо будет, – ведун внимательно смотрел за манипуляциями Главы Круга. Начальство начальством, а учитель всегда должен посоветовать, что и как получше сделать.

А толковый ученик, пусть даже бывший и кое в чем обогнавший учителя, должен прислушиваться к советам. Шарик в руках

Олега сплюснулся, превратился в зеленый диск. По ободу побежали красные искры – сначала медленно и беспорядочно, потом все быстрее и быстрее.

– Давай! – азартно выдохнул Иваныч.

Рука Олега коротко дернулась. Зелено-алая спираль мелькнула в воздухе, пронеслась над участком.

– Промазал, неуч! Засиделся, руки опустил! – действительно, огненный диск прошел над крышей с колышущимся черным сгустком. Встал в воздухе на ребро – и отвесно рухнул вниз. Сгусток задергался, побледнел, начал рассеиваться клочьями тумана.

– И нечего ругаться, Иваныч. Мне не щупальце нужно было,

мне что посущественнее подавай, – Олег был явно доволен результатом.

– Ты где такому выучился? – ворчание старого ведуна было ревнивым. Как у профессора, поставившего любимому студенту «отлично» – и вдруг обнаружившего, что к экзамену тот

готовился по учебнику коллеги-соперника. – Это не наша школа, это ты уже понахватался человеческого!

– Не понахватался, а творчески использовал. И, кстати, у наших южан подобное тоже встречается, хотя и с другим материалом.

– Грамотные все стали… Ладно, потом я у тебя поучусь. Как сделал – видел, а вот как в полете развернул?

– Само развернулось, как бумеранг. Потом покажу, сейчас времени нет. Можно и через дом было, да соседям могло повредить, поэтому так и кинул. Ладно, поехали к Илье.

– Здесь ничего подбирать не будешь? Или не осталось?

– Есть одна захоронка, есть. Только все равно не

докопаться, пока не прогорит и не остынет. Обойдемся тем,

что есть. Плюс трофеи, – Олег присел на корточки и стал собирать то, что положил перед ним Михаил. Первым появился и облокотился на плечо ствол винтовки. Вторым…

– Смотри, Саш, опять фирменный посох, – в руках Олега оказалась длинная деревяшка с блестящей двойной спиралью на конце. – А ты говорил, этот парень в магии не очень силен. Знакомый инструмент, а?

– Не опять, а снова-здорово, – Иваныч нагулся, рассматривая конец посоха. Провел рукой над палкой, потряс кистью, словно обжегся. – Это не трофей, Олежка. Точнее, трофей, но старый. Это тот самый посох, который у тебя в доме был. Так что они не просто спалили, они еще и похозяйничали перед этим. Ну, посох-то вернулся. А вот что утащили те, кому уйти удалось – это вопрос самый интересный.

– Ничего, Иваныч, – Олег зло прищурился и скрипнул зубами. – Скоро на твой вопрос ответят. Вот эти двое, которых взяли. Или думаешь, не заговорят?

* * *

Заговорили, конечно же. Причем законник – первым, к удивлению Александра. Даже особенно давить на него не пришлось – просто перед ним разложили кое-какие слесарные и столярные инструменты. Как и каждый домовитый хозяин, Илья хранил в кладовке «железки на все случаи жизни» – многие из них выглядели в точности как иллюстрации к «Молоту ведьм». Руководство для инквизиторов, судя по затравленным взглядам, читали оба пленника. У любителя законов воображение и память явно работали лучше. Или просто быстрее в себя пришел, когда обоим кляпы вынули.

Олег при допросе не присутствовал. Нашлись дела поважнее. Михаила он тоже послал куда-то со спешным поручением, Илья не отходил от телефона, так что волей-неволей роль отцов-доминиканцев досталась Александру и Иванычу.

– Ты, Шурик, сам не робей. Гляди грознее, греми и щелкай внушительнее – вот увидишь, до дела и не дойдет, – поучал старый ведун, пока пленных привязывали к стульям в соседней комнате. – А если что, я тебе подскажу. Силы у меня сейчас не те, да и ты молодой, половчее… А как что делать, посоветую.

– Да я, в общем-то, знаю, Николай Иванович, – вздохнул Александр.

– По книжкам, что ли? Так там примитивно и неэффективно все.

– Не по книжкам. Учили нас в разведке. Это сейчас называется «форсированный допрос», – науку эту вспоминать не хотелось. Однажды, на Юге, пришлось применить ее на практике: боевик попался то ли фанатичный, то ли действительно забывчивый сверх всякой меры. Рассказал-то он все, что нужно, но Александр после этого долго не мог видеть сырое мясо. Никакая психологическая подготовка не помогала, даже ребята подшучивали: «Санек в йоги подался, мяса не ест!» Потом отошел, но следующий «форс-допрос» взял на себя Мишка Кулиев.

– Ну, раз ученый, тогда пошли.

Зашли в комнату. Куда делась былая уверенность в себе молодого и крутого законника?! Что забывал он – напоминал стриженный приятель. Точнее, теперь уже не стриженный, а лысый – от покрасневшей головы ощутимо воняло паленой шерстью.

Для начала определились, кто есть кто. Стриженный Витек происхождение имел самое что ни на есть «гоблинское», с компанией этой связался исключительно ради дружбы и уважения со стороны своего соседа – ныне покойного стрелка Игоря по кличке Рэмбо, бывшего десантника, воевавшего «еще в первую Чечню». Избежавший службы Витек всячески пытался подражать своему соседу.

Где и как этот сосед столкнулся с такой странной компанией, было интересно, но сейчас не нужно. гораздо важнее было распределение ролей в команде. Законник Костя, студент юридического института, был ближайшим довереннным лицом «самого Юрия», стрелок Игорь его прикрывал и оберегал, а все они вместе создавали условия и выполняли поручения.

Последние поручения команды были связаны почти исключительно с устранением досадных помех великому плану. Самой большой помехой оказались Древние.

– А вас, – теперь Костя обращался к Александру только на «вы», – Юрик приказал убрать обязательно. Слишком вы удачливый, как он говорит, и всегда попадаете когда не надо. По-моему, он вас опасается больше остальных. Говорит, какие-то непонятные способности у вас. Он никак не мог определить, что же это и как у вас получается. Еще тогда, в лесу, когда вы нас всех сразу ударили – вы его защиту пробили, а этого до тех пор никому не удавалось. Да вот и сейчас – вы ведь узнали, что мы приедем? как тогда, с холмами, учуяли?

Какая там была защита и каким образом он ее пробил, Александру и самому хотелось бы узнать. Но допрос велся не для этого. Да и репутацию могучего мага надо поддерживать. Поэтому Александр с умным видом покивал: да, мол, было дело. Не стоит на мелочи отвлекаться, дальше рассказывайте. За предвидение и особое чутье потом Ирине отдельное спасибо надо сказать, но вам этого знать не обязательно.

Самой радостной новостью было то, что карабин они взяли у Натаныча без боя. Не то чтобы совсем без стрельбы, но все получилось не так, как рассчитывали. Шли они сразу за двоими. Обоим лесовикам полагалось быть дома, в кроватях, и выскочить на стволы и «кое-что еще», как туманно выразился Костя. Что – он и сам не знал. Какой-то магический сюрприз. Подробности знала рыжая Наташка, которую Юрик направил в лес специально для устройства этой ловушки.

От Александра в лесном доме остались к тому времени только вещи, книги и маслянистые потеки перед гаражом. От Натаныча – следы копыт: уехал в лес. Как определил Игорь – давно. Поэтому команда решила обыскать дом и засесть в нем в ожидании хозяев.

Дальше оба рассказчика начали путаться и мяться. Чего-то они не договаривали. Щелканье клещами не помогло, пришлось взять толстую штопальную иглу в одну руку, а палец Кости – в другую. Память улучшилась моментально. Никаких лекарств не потребовалось. Хоть патентуй методику лечения.

Выяснилось, что бесчестная компания слишком увлеклась погромом в доме и дележом добычи. Поэтому присутствие Натаныча первым обнаружил джип, на котором они приехали – ухнул и запылал ярким коптящим пламенем. Засада превратилась в осаду: семерых налетчиков осаждал один егерь. Через окна им удалось выбраться, но вот высунуться из-за стен и обойти «проклятого лесовика» никто не хотел. Пара автоматных очередей досыта утолила жажду приключений и подвигов во имя великой идеи. Почти у всех.

Все тот же Игорь, как и положено нормальному герою, пошел в обход. Остальные должны были отвлекать егеря, в том числе с использованиеммагических умений.

Первая же попытка метнуть что-нибудь невидимое, но помощнее, вызвала такой ответ, что автомат показался милым, приятным и гуманным оружием. Всем стало не до обходов, отвлечений и не до войны вообще. Попытка Наташки привести в действие «сюрприз» окончилась тем, что вдоволь поползавший по весеннему снегу Игорь вместо егеря обнаружил свою команду в состоянии полного безразличия ко всему, кроме головной боли и – в этом месте пленные особенно засмущались – поголовного поноса.

Вывод из этого был сделан для Александра весьма неожиданный. Но логичный, ничего не скажешь. Поскольку великим магом и чародеем является именно молодой егерь, то именно он сейчас скрывается в лесу. Старый, соответственно, уехал в город. На старого плевать, а вот молодого надо изловить любой ценой. Иначе в город лучше не возвращаться.

Заночевали в доме, выставив двух часовых и вдобавок раскинув «сигнальную сеть». Наутро, приведя себя в порядок и позаимствовав кое-что из гардероба и арсенала егерей, компания «для начала» подожгла дом и – тут Александр пожалел о том, что оба заговорили сразу – пристрелила стоявшую в конюшне лошадь. Заодно перебили кур. После чего решили искать «объект» с помощью магии и экстрасенсорики.

– Умные учатся на чужих ошибках, а дураки и на своих не могут, – проворчал Иваныч, услышав о таком решении. – Ну ладно, вы-то все горожане небитые, но этот ваш Игорь что, без понятия был? Ладно, – старик махнул рукой, – валяйте дальше. Эх, портит людей ихняя магия, портит. Совсем нельзя вам этого.

В лесу же началось нечто совсем странное. Несколько раз они совершенно точно засекали человека, приближались к этому месту – и не находили даже следов. Ни человеческих, ни лошадиных. Однажды все почувствовали взгляд в спину, обернулись – и увидели мелькнувшую в кустах буровато-серую тень. Следы сразу же нашлись. Волчьи, совсем свежие. При том о волках в этом лесу никто из компании не слышал лет пять.

Тут же Игорю вспомнились холмы и филин. Поскольку серебряными пулями никто не запасся, разговор с Юриком начал представляться мелочью – по сравнению с охотой на оборотней в надвигающихся сумерках. Решили уходить из леса – и поняли, что заблудились. Даже собственных следов не нашли – пробитая в снегу цепочка рубчатых отпечатков через двести метров странным образом превратилась в несколько кабаньих троп. Тоже свежих. Протоптанных после прохода команды.

От окончательной паники спасло то, что вышли к какому-то ручью. Дальше было совсем просто: дошли до реки, прошли по льду до знакомых мест. К вечеру вышли на дорогу. Поймали попутную машину – не сразу, конечно. Ночью посреди лесов и степей попутчиков обычно не берут. Пришлось уговаривать, выскочив на асфальт с оружием. Доехали, в общем.

А Юрик оказался даже доволен. Мол, загнали в лес – пусть там и сидит, теперь не успеет. Сказал, что пришла наконец их ночь, что теперь можно все – и послал проделать то же самое с домом Олега. Там точно не должно было оказаться хозяев – их следовало дождаться и… Кто же знал, что хозяин приедет чуть ли не со взводом мотопехоты?

– Ну, насчет взвода – это вы загнули, ребята, – довольно усмехаясь, подытожил Иваныч. – Взвод на вашу шайку посылать – велика честь. Так, с приключениями и прочей лирикой покончили? Теперь давайте, выкладывайте самое главное. Быстро! – неожиданно рявкнул ведун. – Сколько человек в высшем круге? Что сегодня делали? Где вы собираетесь? Сколько таких компаний, как ваша? Кто самый главный? Говори, сволочь, пока живой!

С перевернутой табуретки с лязгом полетели на пол инструменты. Иваныч схватил Костю-юриста за шиворот, приподнял вместе со стулом. Превращение добродушного старичка в разъяренного тигра с горящими глазами было настолько неожиданным, что даже Александр выронил иглу и втянул голову в плечи. То же движение повторили оба пленника. Сейчас их можно было спрашивать о чем угодно.

Не удалось. Хлопнула входная дверь, в прихожей послышались возбужденные голоса, что-то упало. В комнату заглянул Михаил:

– Николай Иваныч, помощь нужна, срочно! Один не справлюсь!

Стул с привязанным Костей покачнулся и завалился на спинку. Ноги юриста смешно дернулись. Им полагалось болтаться в воздухе, но кто-то аккуратно привязал колени и лодыжки к ножкам стула. Чтобы сидящий не мог пнуть палача, да и вообще меньше дергался, не мешал работе.

– Я продолжу, – Александр подобрал железки с пола.

– Не надо, Шурик, я уже все, что надо, узнал. Пошли, посмотрим, что там. Впрочем, можешь что-нибудь свое поспрашивать.

– Иваныч, так ведь они ничего еще не сказали!

– Ну и что?! – ведун ответил на удивленный взгляд Александра такими же широкими глазами. – Обязательно воздух греть, что ли? Мне этот треп нужен был только для того, чтобы они расслабились и лишнего в голове не держали. Например, как меня обмануть. Такому вас не учили? Правильно, и я тебя не учил. Пока что это не для тебя, такие штуки проделывать. Зеленый еще. Все, некогда мне, – Иваныч захлопнул за собой дверь.

За дверью кто-то протяжно закричал и тут же умолк. Нет, похоже, рот заткнули – мычание слышно. Правильно, нечего соседей будить. Хотя они и не спят. Хотя и квартира у Ильи наверняка изолирована. Интересно, если у Олега вокруг дома был отвод глаз, то как это называется? Заворот ушей?

Мычание сменилось стоном. Больно человеку, очень больно. Пытается себя сдержать, а не получается. Краем глаза Александр увидел, ка втянул голову в плечи лысый Витек. У Кости, наоборот, глаза заблестели, даже плечи распроавил. Насколько веревка позволила. Наслаждается он чужой болью, что ли?! Нет, не похоже. Удовольствия не чувствуется. Скорее гордость какая-то. Значит, сообразил, что кому-то из наших досталось.

– Шурик, давай сюда! – послышалось из-за двери. Что-то там действительно серьезное. Но и здесь без присмотра бросать не хочется. Александр пошарил взглядом по комнате, нашел брошенные кляпы. Поднял, отряхнул от пыли.

– Ну что, ребята, скучно? Поскучайте пока еще. А вот говорить вам незачем, – кляпы вошли на прежнее место. Между зубов. – Подумайте пока, вернусь – разговор продолжим. Старик все, что надо, узнал, а у меня еще несколько вопросов есть. Так сказать, в частном порядке, без протокола.

Веревки проверить надо. На совесть вязали, да и умело, ничего не скажешь, но все-таки, мало ли что… Нет, пока ничего. Пока – потому что через полчаса, не позже, надо будет ослабить. Перестарались ребята под горячую руку.

– Шурик, ты где застрял, твою в конюшню!..

Выскочил из комнаты, рванул дверь соседней. Знакомая, до боли знакомая картина. До своей боли и до чужой.

Камуфлированный костюм когда-то был светло-серым с голубоватыми и синими пятнами. Бурый цвет в зимней маскировке применяется редко. Сейчас каштаново-коричневые и темно-багровые пятна расползлись по штанинам так, словно кто-то решил перекрасить одежду, да не успел. Зато на лохмотьях, когда-то прикрывавших живот, светлых участков не осталось совсем. Приглядевшись, понял, что ткань сначала рвали чем-то не слишком острым, а затем полосовали ножом.

Память горячо толкнулась в голову и отступила.

Действительно, не время сейчас для воспоминаний. Работать надо.

– Смени Мишу, он выдохся, – Николай Иванович коротко мотнул головой, указывая место около раненого. Руки были заняты – держали голову стонущего парня, легко массировали лоб и виски. Двое ребят в пятнистом приложили свои ладони к рукам товарища, еще один растирал босые ноги. Долговязый Михаил водил кончиками пальцев по бинтам на животе. На свежей повязке краснели два небольших пятна – слева под ребрами и справа, почти у бедра.

– Что делаем? – Александр обошел вытащенную на середину комнаты кровать. Встал так, чтобы не мешать остальным. Потер ладони, покатал между ними невидимый горячий шарик. – Я готов.

– Снимай боль и поддерживай. Кровь мы остановили, но он потерял много. Ежовый корень, Ильи нету! Придется как получится, – Иваныч закрыл глаза, словно к чему-то прислушивался. – Так, левую руку меньше. Левую, сказал, сено-солома! Ноги нормально. Саша, взялся?

Пальцы легли на белые полосы, под которыми пульсировало чужое страдание. Дрожат пальчики-то! Учился Александр боль сниамать, у того же Иваныча и учился. И еще раньше, у капитана своего, светлая ему память. Даже применял. Только не в таких тяжелых случаях. Когда голова у кого-то болит или даже зуб – это одно. Когда две раны…

– Миша, уходи! Уходи, с тебя хватит!

Тут же на руки словно кандалы надели. С гирями – по пуду на каждую руку. Александр пошатнулся, пальцы дрогнули, но на живот не надавили. Даже странно как-то. Через несколько секунд тяжесть прошла, осталась ноющая боль и покалывание. И еще – чувство чужого тела. Ого! Это на животе дырки маленькие. Из спины клочья мяса выдраны, а что в кишках твориться – лучше бы не заглядывать. Хотя надо. Иначе будет хуже. Хорошо еще, что ни печень, ни почки не задеты.

Серьезно парню досталось. Винтовка или карабин. А может, и «Калашников» – старенький, калибра семь – шестьдесят два. Видели такие дырки, и не раз. Только почувствовать все лучше всякого рентгена пока не доводилось. К счастью.

Ого! Никогда бы не подумал, что это столько силушки потребует. Не то чтобы сразу выдохся, но уходит много, как в ванну без пробки. Как только Мишка выдерживал?! А ведь он еще этого паренька откуда-то тащил. Ну, пусть даже не один и не на себе, но снимал-держал сам. Под такие дела он никого не подставляет.

Боль и слабость под руками словно стремились переползти на свободное от посторонних место. Вот почему Михаил пальцы передвигал. Заткнешь одну дырку – тут же в другом месте прорыв. Нет, это не ванная. Это решето, в котором надо воду нести. Не воду – кровь! А ведь еще и ребята поддерживают. Что-то здесь неладно. Не просто пули навылет прошли. Или не они одни.

Под бинтами словно что-то толкнулось. Раз. Второй. Мелко

задрожало и перекатилось. Пронеслась горячая волна.

– На ногах – хватит! Просто держи, – голос Иваныча был хриплым, словно в горле у старика пересохло давно и основательно. – Миша, если можешь, пот мне вытри. Мешает. Ну… Господи, благослови!

Пальцы обожгло, на мгновение потемнело в глазах. Потом все стало нормально. Действительно все. И сила не вытекала неизвестно куда, и боль перестала кочевать. Остались ровные горящие трубки вокруг пробитых в теле каналов, под красными пятнами – и все. Что-то стукнуло об пол.

Иваныч не упал, только опустился на колени ухватился за изголовье. Глаза так и остались закрытыми. Под ними четко выделялись темные пятна. Четко – потому что лицо бледнело и вытягивалось. Старика подхватили сразу несколько рук.

– Это ничо, это щас пройдет, – голос был еле слышен. -

Вот только… Посплю… Маленько…

– Я тебе посплю! – Михаила самого шатало, когда он начал приподнимать учителя. – Я тебе дам спать, старый ползучий крендель!

– Мишка! – узловатый палец приподнялся и вяло качнулся. – Знаешь, что… и куда… вставлю?

– Вот это другой разговор! Вот теперь верю, что пройдет! Но спать все равно не дам. До рассвета – точно. Забыл, что вокруг делается?!

– Не забыл. А вы на что? Всем войском… одного старика… не укарау-у-у… – фраза завершилась отчаянным зевком. – Сил же нет. Шибко много всего нынче было. Не те годы… Ну дай же хоть вздремнуть!

– Гриша, Мосол! Деда на диван! Держите вокруг, не укараулите – всем ерша вставлю и не выну! Ясно?!

Никто не ответил. Да и грозил Михаил больше для порядка и дисциплины. Все в этой комнате были учениками старого ведуна. Всем все было ясно.

(обратно)

ГЛАВА 15

Ленивый золотистый кругляк всплыл над великой рекой. Ему не было никакого дела до кучки серых коробок между берегом и холмами. Он выполнял привычную работу – полз по небу, отмеряя новый день.

Для города, впрочем, этот день начался задолго до восхода.

И действительно был новым. Почти во всем, если не считать привычного движения солнца.

Первым почувствовал разницу сторож на окраинной стройке. Несмотря на солидный возраст, по имени-отчеству его никто не называл. Как, впрочем, и просто по имени. Пропил он свое имя, зато приобрел новый титул: Профессор. В самом деле, у сторожа когда-то было высшее образование. А также престижная работа, семья и двухкомнатная «служебная жилплощадь». Именно с нее в свое время все и началось. С того момента, когда новый этап хозрасчетных отношений в обществе сделал ненужной его службу. Зато квартира оказалась кому-то ну очень нужна. Настолько, что прежних жильцов из нее не совсем вежливо выпроводили. Жена забрала дочку и уехала к своей матери в деревню. А отец семейства пошел зарабатывать новое жилье в СМУ, быстро превратившееся в ЗАО «Эверест». Дела пошли в соответствии с названием – трудно, но все выше. А вот Профессор покатился вниз.

Причину этого без труда распознал бы любой россиянин, оказавшийся в это утро на охраняемом объекте. Даже слепой. Слепой, пожалуй, даже несколько раньше – как известно, они более чувствительны к запахам, чем зрячие. От Профессора пахло тяжким русским похмельем.

Народ наш в таком состоянии склонен лечить болезнь тем же лекарством, которое ее вызывает. Соответствующая доза у Профессора была предусмотрительно припасена с вечера. Но, против всякого обыкновения, поспешил он не к ней, а к крану с холодной водой, торчащему из серого бетона рядом с вагончиком-сторожкой. После ночных кошмаров, от которых не спасало никакое пробуждение, Профессор твердо пообещал себе просохнуть окончательно и более не напиваться. Не впервые обещал, впрочем. Но нынешнее средство оказалось вполне эффективным. Один только запах из бутылки возвращал к ночному ужасу.

Разогнав звон и стон в голове, Профессор огляделся. Чего-то не хватает. Тревожно оглядел свое полузабытое хозяйство. Два вагончика, бульдозер, бетономешалка, торчащий из-за здания ковш экскаватора. Решетки на подъездах. Толстые черные трубы в подмерзшей грязи. Что не так? Пойти, что ли, обойти «объект»? Тут же стало ясно, чего именно недостает этим утром.

– Муська! Муська, ты где? Иди сюда, сучка старая!

Собака не отзывалась. Обычно она вылезала из-под вагончика сразу же, как только поутру открывалась дверь, и выклянчивала завтрак. Сегодня собаки не было.

– Муська! Мусь, Мусь, иди, сейчас поделюсь!

Убежала, что ли? Нет, не похоже на нее. Своих хвостатых ухажеров она всегда заманивала, как посмеивались строители, «с доставкой на дом» – а потом свирепым лаем отгоняла от заветной миски.

– Муська!.. – сторож заглянул под вагончик и осекся.

Собака была там. Блестели оскаленные зубы с подсыхающей на них кровавой пеной. Шерсть на загривке вздыбилась и застыла сосульками. Земля около лап была изодрана когтями. Но не это было самым страшным.

В свое, не такое уж далекое, время Профессору приходилось ставить опыты на таких вот дворняжках. И на специально прикормленных при институтском виварии, и на привезенных «собачниками». Трудно забыть страх, который видишь в собачьих глазах вместе с отражением белого халата. Так вот все виденное в прошлом страхом назвать было нельзя. Так, легкое недоумение. Страх был здесь, на морде рыжей Муськи.

Надо было бы осмотреть труп. Узнать, что еще, кроме смертного ужаса, убило собаку. Хотя бы просто вытащить ее из-под вагончика. Но Профессор этого не смог бы сделать. Он просто пятился, пятился, пятился, пока ему не показалось, что мертвая дворняга пошевелилась и блеснула из темноты клыками. Тут он сделал сумасшедший рывок в сторону, не отрывая взгляда от темноты под сторожкой. Запнулся за какие-то трубы, прыгнул через них, чудом сохранив равновесие. Кинулся, не разбирая дороги, ударился обо что-то. Звонко лопнуло, захрустело и лопнуло еще раз. Профессор споткнулся и упал около стены. Меховая шапка смягчила удар, и он не потерял сознание. Он лежал лицом вверх и смотрел, как из утреннего неба быстро растет серое от цементных брызг, квадратное…

* * *

Из города уходили собаки. Кошки – те как-то приспособились. Забились в темные углы, шипели на хозяев, жалобно мяукали по чердакам, но оставались в городе. А вот псы не выдержали. Когда чужак, поджав хвост, входил на запретную прежде улицу, на него не кидалась ощетинившаяся свора. Никто не подходил познакомиться и обнюхать хвост. Некому было.

Даже возле мясных рядов на рынках не крутили хвостом обычные разномастные попрошайки. Зато там появились крысы. И не только там. Они вываливались из вентиляции в бетонных многоэтажках. Лезли из щелей, не заделанных в «частном секторе» с прошлого века. Шастали по помойкам. Высовывали морды из подвалов. Нагло садились почесаться на тротуарах.

Поначалу горожане еще не связывали это с ночными кошмарами. Каждый из нас считает себя единственным, неповторимым, уникальным. Наши переживания, наш опыт не могут быть такими же, как у соседей. В какой-то степени это было верно и сейчас. Кошмары были у каждого свои.

Время сравнивать их пришло чуть позже. Серые лица, темные круги под глазами – и настойчивый писк отовсюду. Говорить о прошедшей ночи начали еще в троллейбусах. К полудню наиболее опытные начали отпрашиваться с работы под любыми предлогами. К обеду цены на многие продукты подскочили в полтора раза – и все-таки брали мешками.

Гораздо раньше собралось срочное совещание у мэра.

Поочередно отчитывалось руководство городских служб – невыспавшееся, но все еще ничего не понимающее. Самыми спокойными выглядели двое – главврач «скорой» и начальник спасательного отряда. У них просто не осталось сил на переживания и обсуждения. Спасатель приехал на совещание прямо в закопченной и порваной спецкуртке. Когда он начинал медленно клониться к столу и тут же выпрямлялся, в карманах и на поясе что-то тихо позвякивало.

Смерти. Смерти. Несчастные случаи. Травмы. Обострения болезней, из них психических столько-то – приблизительное число и тут же проценты от средней суточной нормы. Много. Больше двухсот. Самоубийства и попытки их совершить – по предварительным данным, большинство немотивировано. Мало кто застрелился или наглотался таблеток, зато многие, очень многие выбрасывались из окон или пытались повеситься. Два случая групповых самоубийств – супруги и три студентки из одного общежития. Укусы собаками, укусы крысами. Владельца частной коллекции экзотических животных чуть не убил питон. Усиленная миграция грызунов – можно ожидать вспышку различных инфекций…

Пожары. Несчастные случаи. Взрыв газа. Взрыв на бензоколонке. Дорожно-транспортные происшествия. Убийства – немотивированные, с особой жестокостью. Почти все – бытовые. Четыре перестрелки в разных районах, есть жертвы.

И самое главное – никто не понимает, что происходит и как на это реагировать. Угрюмый полковник в милицейской форме предложил ввести чрезвычайное положение. Мэр не успел ответить – на столе запел телефон.

– Да. Да. Как раз сейчас проводим совещание. Ничего, совершенно ничего. Ни малейшего намека. Представляю. Сейчас же выезжаю. Всех? Да, а что по другим районам? Значит, только у нас… А может, это что-то химическое? Ну так если у них – они и не скажут. Ого! У них тоже?! И что Данилыч? По боевой – это хорошо. Я тоже думаю, что могут пригодиться. Понял, сейчас позвоню, чтобы не паниковали, а то еще ляпнут в эфир… Есть, выезжаем, – мэр положил трубку. – Так, через полчаса совещание у губернатора. Всех попрошу явиться с последней сводкой. И еще – организуйте у себя подписки о неразглашении. В первую голову с тех, кто все эти цифры мог видеть.

– А что с журналистами делать? – устало поднял голову спасатель. – Меня с утра уже двое перехватить умудрились.

– С журналистами? – мэр несколько секунд раздумывал. – Журналистам сказать, что все как обычно. Не выше среднего.

– Насчет крыс – тоже? – тихо спросил главврач.

– Насчет крыс – отсылайте в университет, к биологам. Это их дело, такие вещи разъяснять. Ректор, я думаю, тоже будет у губернатора. Да, и вот еще что – по своим каналам выше области ни звонка! Всем все ясно?

* * *

– Так, а теперь посмотрим, что у нас есть на этот час.

Квартиру затопил яркий солнечный свет. Прошедшая ночь казалась бредовым сном. Все происходящее сейчас – просто сном. Впрочем, во сне редко хочется спать. Во сне почти никогда не болят уставшие мышцы, не саднит ожог и не пахнет гарью и кровью. И даже во сне Александр не видел такими уставшими и опустошенными Олега и Николая Иваныча. Бородатый Илья, казалось, просто дремал, откинув голову на спинку дивана. Михаил сидел на подоконнике и посматривал вниз, во двор, на въездную арку и на соседние крыши. Рядом с ним очень уютно пристроился «калашников» – магазином между чугунных ребер батареи, серым, облезшим от возраста и службы дулом – на подоконник. Михаил и его автомат в равной степени не теряли оптимизма, выглядели бодрыми и готовыми к немедленным действиям.

– Обряд был проведен около полуночи, так? – Олег спрашивал скорее для порядка, но Иваныч кивнул. – Точных данных по самому ритуалу нет и быть не может. Судя по месту проведения, а особенно по результатам, была снята одна из так называемых Печатей Древнего Народа. Все знают, что это такое?

Глава Круга пытался быть бесстрастным и официальным. До полного бюрократизма. Так ему было легче. Удавалось скрыть то человеческое, что кричало от страха и беспомощности.

– Я знаю, но не слишком хорошо, – подал голос Александр.

Он сидел на полу около двери, прислонившись спиной к косяку. На коленях у него лежал не автомат, а Олегов «Моссберг». «Калаша» предлагали, но не взял. Вообще-то было интересно, откуда у Народа такое количество боевого оружия и для чего оно накоплено. Не исключено, что как раз для такого случая. – Сколько их всего и какая между ними разница?

– Слишком хорошо о них никто ничего не знает. Сколько всего в мире – тоже. У нас возле города – семь. Четыре из них – на холмах единой группой, остальные разбросаны поодиночке. Считается, что кажая из них закрывает собой какой-то канал, прорыв из нашего мира. Точные сведения утеряны, – голос Иваныча был спокоен, словно старик читал обычную лекцию будущим воинам. – Как видишь, под Западной были отнюдь не ворота в рай. Скорее всего, другие тоже могут выдать нечто подобное.

– Но другое? Или такое же самое? – Михаил задал вопрос, не оборачиваясь и не отводя взгляда от двора. – Что могут сделать еще?

Олег кашлянул и проворчал:

– Вообще-то об этом я хотел поговорить позднее…

– Подожди, сейчас у нас время есть, – Иваныч явно хотел закончить лекцию. – Что они могут, Миша, этого я не знаю. Скорее всего, все они разные. Раньше считалось, что соседние Печати скрывают какое-то… единство, что ли. Или лучше так – комплекс. Да, именно комплекс каналов. Каждый из них, открываясь, усиливает остальные. Сняв последовательно четыре Печати, я думаю, можно получить почти неограниченный доступ Вниз. Или выпустить все, что там накопилось. В определенных пределах, конечно – катастрофа будет иметь локальный, местный характер…

– Насколько местный? – этот вопрос задал мрачного вида брюнет, пришедший под утро вместе с Ильей. Александр пытался вспомнить, где и когда он его видел. Наконец всплыл в памяти тот день, когда он после обучения отказался вступать в Братство. Этот мраный тогда сидел рядом с Иванычем и спросил ведуна: «А может, мне его отдадите?» – так, словно речь шла о какой-то ненужной никому вещи. Обидно и невежливо.

Впрочем, трудно требовать вежливости от главного колдуна Круга. Да и опасно.

– Все зависит от того, где еще удастся провести такие же… акции. Если только здесь, то дело ограничится городом и окрестностями. На первых порах, по крайней мере. Потом это пятно будет расползаться во все стороны. Если начнут снимать другие Печати – быстрее. Если вовремя создать карантинный пояс – медленнее.

– А полностью уничтожить? Опять заткнуть эти дырки? – Михаил вынул из кармана куртки небольшой бинокль и принялся рассматривать окна соседних домов, время от времени отрываясь и осматривая двор. Внизу стояла охрана, но в таком деле еще одна пара глаз лишней не бывает.

– Можно, наверное… – ведун почесал затылок. – Но никто давно уже не пробовал. Да и вряд ли дадут.

– Вот тут мы и возвращаемся к тому, с чего начали. Что у нас есть сейчас? – прервал научную дискуссию Олег. – Стратегическими планами займемся позже. Миша! Что вы нашли в лесу? Повтори для всех, если можешь.

– Саша, смени меня, – Михаил спрыгнул с подоконника, уступил место и бинокль. – Вон на ту крышу внимательнее смотри, мы подходы к этому дому не держим. И на арку поглядывай. Остальное вроде чисто. Прикройся занавеской, не светись зря.

Александр взял бинокль, но положил на подоконник. Своих глаз хватит. Если пялиться в стекла, можешь не заметить уголком глаза движение – и сам перестанешь двигаться. Или поросту не успеешь – что, в общем, одно и то же.

– Ну что повторять, – прогудел за спиной Мишин баритон, малость охрипший за эту ночь. – Не дошли мы до места.

Машину Володину тоже не обнаружили, но она могла дальше оказаться. Нас еще около асфальта встретили, мы вперлись, как…

Несколько секунд молчания, потом чуть слышный шелест одежды – не иначе, рукой махнул. Продолжил:

– Обошлось без потерь, успели залечь. Три или четыре автомата, хорошо хоть стрелки у них хреновые. Но или прицелы у них ночные, или видят в темноте. Мы без шороха отходили, а нас продолжали прижимать.

– Могли и поверху засечь, – негромко заметил колдун.

– Ну, это вряд ли, у нас маскировку все держали, – обиделся Михаил. – Не такие уж мы и глупые.

– Не такие, – согласился колдун. – Другие. У них могли быть амулеты, позволяющие засечь именно вашу маскировку.

Просто как воздействие на окружающее.

– Да ну… – начал было Миша, но его перебил Олег:

– Вполне может быть. Мы вообще слишком увлеклись своими способностями и забыли про человеческие. И про их магию. То, что она заемная, ее не ослабляет. Продолжай.

– Ну так вот, кое-как отползли. Пошли в обход, наткнулись

на защитный пояс. Чисто наткнулись, не влипли. Двинулись вдоль него. Наткнулись на Серегу – он был с той стороны, но недалеко. Решили пойти на прорыв, ну, и вытащили.

– Что было в поясе? – поинтересовался Иваныч.

– Сигнальная сеть, что-то отпугивающее и еще непонятно что. Больше всего похоже на… Ну, не знаю, на фугасы. Сгустки силы в оболочке, от них нити тянулись к сети и в центр района куда-то.

Кто-то присвистнул. Послышался негромкий голос колдуна:

– Знаков никаких не заметили? На земле, на деревьях?

– Силовых, верхних – не было. А обычное что-нибудь – не разглядели. Темно и не до того было.

– Точно ничего верхнего?

– Я же сказал – не было! Не первые боевые все-таки… Дальше в лесу чувствовалось, но что – разобрать не удалось.

– Ладно, прорвались вы через сеть, и что дальше. Фугасы эти не сработали.

– Нет. Мы ни сами сгустки, ни нити не трогали. Может, поэтому и обошлось. А может, там не успели среагировать – мы барьер поставили, Серегу вытянули и сразу назад. Отошли из леса. Я двоих оставил в дозоре, чуть подальше.

– С ними как, все нормально?

– Полчаса назад на связь выходили – все в порядке. Никто не выходил, активности не замечено.

– А что с этим Сергеем? – поинтересовался колдун. – Кто он вообще и откуда?

– Из группы Владимира. Они были в резерве, Олег их выслал наперехват, когда понял, что обряд будет не на том месте.

– Точнее, прекратить обряд, – откликнулся Олег. – Он уже начался, а Володя мог успеть.

– Не успел? – это спросил еще один Древний, пришедший с Ильей. Александр его вообще видел впервые. Лицо как-то расплывалось в памяти, запомнил только длинные рыжие волосы.

– Успел, но помешать не смог. Олег, я перескажу?

– Давай, Илья. Тут никакого секрета.

– Сергей говорит, что к месту ритуала они успели до полуночи. Нашли их сразу – трудно было не найти. Через внешнее кольцо прорвались сразу, с хода. Уже в овраге наткнулись на еще одну группу охраны, с автоматами. Сергей и еще двое начали перестрелку, отвлекли на себя, а Владимир с остальными пошел дальше. Между деревьев уже было видно костры, а поверху – свечение от самого обряда.

– Какого цвета и формы? – уточнил рыжий незнакомец.

– Сергею было не до того, но вроде бы купол, фиолетовый с зеленым. Через полминуты возле костров тоже началась стрельба. Видно было, как трассер ударил в купол и отрикошетил.

– Серега сказал, что там не только стреляли, – тихо

добавил Михаил. – Он не видел, но чувствовал, что ребята применили чуть ли не все сразу. И поверху обойти пробовали, и просто пробить. Кого-то они убили, но не под куполом, а сбоку. Охрану. Илья, извини, что перебил.

– Да ничего, спасибо за уточнение. Так вот, потом все сначало рухнуло, а потом вспучилось, как это воспринял Сергей. Купол вспыхнул, а потом почернел. Что было дальше, он помнит плохо. Приподнялся, получил две пули в живот. Отполз в сторону. По оврагу что-то черное надвинулось, но вроде бы не только на Сергея, а сразу во все стороны. Куда он полз и как – не помнит. Вроде бы его чем-то еще ударило – очнулся он уже в машине у ребят. Остальное пусть Иваныч расскажет, с Сергеем больше всего он возился.

– Да что там рассказывать, – старик вздохнул. – Два тяжелых ранения, потеря крови – это можно не учитывать.

Хуже другое. Почти полностью разрушены системы верхней регуляции. Нервы – ни к черту. Тонкие структуры – удалось на какое-то время поддержать, но распад продолжается. Как это лечить, я не знаю. Почему он до сих пор жив – тоже. Он должен был умереть еще в лесу.

– Иваныч!.. – не выдержал Михаил.

– Тут ничего не поделаешь, Миша, – Илья встал с дивана и подошел к воину. Похлопал – скорее всего, по плечу, на слух не разобрать.

Александру некогда было смотреть. Во двор въезжал старый «Москвич-412», нужно было следить за ним. Кажется, ничего необычного. Дверца водителя открылась, вылез молодой парень. Если верхнее зрение не подводит – человек как человек, только раздраженный чем-то. Пнул подвернувшуюся крысу и зашел в один из подъездов напротив. Тут же выскочил, кинулся к машине. Достал из-под сидения монтировку и снова направился к подъезду. Через несколько секунд донесся яростный писк, перемежаемый звонкими ударами по камню и железу. Несколько серых клубочков выкатились во двор. Одна крыса явно хромала.

– …у Ивана, – поймал он обрывок фразы. Олег что-то пояснял. – То же самое сейчас наблюдается в городе. Видимо, люди не так восприимчивы к этой гадости, но у них такой распад тоже заметен. Больше всего пострадали те, кто жил около холмов и в ущелье. При этом можно выделить две закономерности: в центре хуже со здоровьем, ближе к окраинам больше несчастных случаев. Пока нельзя подсчитать точно, но по отдельным случаям видно, что почти не пострадали любители различных тайных наук.

– И верующие, – добавил рыжий гость. – В монастыре была небольшая паника, но обошлось без жертв и даже без серьезных обострений. Хотя стоит он под самыми холмами, и рядом с ним творилось то же, что и везде. Соседка рассказала, она туда с утра кинулась свечку ставить.

– Самой-то ей помогло? – в голосе колдуна любопытство смешалось с иронией.

– Вполне возможно. По крайней мере, она и ее дети

отделались кошмарами. Муж был на дежурстве, пока что с

работы не вернулся, но он только к обеду и приходит.

– Миша, иди сюда! Быстро! – в арке показались несколько

крепких парней. Судя по всему, во двор они зашли не случайно

– первый сразу же решительно направился к подъезду Ильи, на ходу опуская руку в карман.

– Все в порядке, Саш, это наши подходят. Можешь слезать с окна, теперь с обороной вопросов не будет. Олег, я пойду встречу?

– Иди. Это что, уже резерв призвали?

– Нет, это пока из Братства. Я автомат пока тут оставлю, нечего соседей пугать.

– Оставляй, никуда твой драгоценный АКМ не денется.

Михаил загрохотал ботинками по коридору, хлопнул входной дверью.

– Итак, господа, заседание продолжается, – Олег тяжело вздохнул. – Оставим пока людям их проблемы, займемся своими. Как у нас с эвакуацией?

* * *

С эвакуацией было хорошо. Не тем, конечно, кого эвакуировали, а тем, кто это организовывал. Видимо, Древний Народ давно учитывал такую возможность. Не исключено, что сказывалась и память предков, постоянно уходивших от преследователей. К тому же в городе попросту было не так уж много Древних. Тысячи три или четыре, не больше. Для властей почти миллионного Желтогорска перевезти несколько тысяч человек – пустяк.

Но людей не вывозили, а у Древних не было тех возможностей, которые открываются движением мэрской руки. Более того – бдительное око власти, одетое в форму инспекторов ГИБДД, уже начало следить за тем, чтобы несознательные граждане не подавались панике. Проще говоря – не бежали из города и не выносили с собой дурно пахнущий сор из начальственной избы.

Для начала все это было названо очередным этапом антитеррористической операции «Смерч». Вскоре кое у кого возникли подозрения, что город является крупнейшим поставщиком взрывчатки в мире, при этом каждый горожанин только и мечтает о том, как бы ее продать террористам. Тщательно только досматривались машины, пытающиеся выбраться из города, просевшие под тяжестью чемоданов, мешков и родственников. На "КамАЗы", едущие в город, никто не обращал внимания.

К вечеру начальству стало ясно, что террористов в городе меньше, чем рвущихся из него горожан. Помогли осознать это и грозные запросы из Москвы – шило где-то вылезло из мешка, нашлись структуры, больше опасавшиеся гнева столичного начальства, чем немилости губернатора. Губернатор, тяжело вздохнув, отправил заготовленную на такой случай и согласованную на дневном совещании просьбу о помощи. Через час широкая фигура областного руководителя появилась на телеэкранах. Одновременно с ней на выездах из города встали БТРы внутренних войск, в темнеющем небе зарокотали вертолеты. Неизвестная инфекция, эпидемия. Карантин.

Как в этой суматохе Олег умудрялся выводить из города сотни Древних, оставалось неясным. Возможно, применял отвод глаз. Или еще какое-то волшебство. Но, кроме воздействия на посты, нужно еще и воздействие на машины. На те самые, которые должны вывозить всю эту встревоженную, мятущуюся толпу.

Самой большой проблемой стал бензин. Колонки «в целях безопасности» были закрыты. В вечерних сумерках закашлялся и обиженно умолк мотор «УАЗика». Оттащили на стоянку на тросе – как пленника за конем победителя. То горючее, что правдами и неправдами еще можно было достать, глотали более вместительные машины. Глотали и упозали из города, не зажигая фар.

– Ты как? – осведомился Олег. Отвечать не потребовалось – посмотрел в глаза и все понял. – Отдых! Ставь защиту – и до утра на боковую.

На боковую, однако, не получалось. Осталось недоделанным одно, но важное дело. Важнее многих, сделанных за последние сутки. Трижды удавалось найти минуту и телефон – только для того, чтобы выслушать длинные гудки. Никто не брал трубку.

То ли нет дома Ирины, то ли… Эту мысль он весь день гнал от себя работой. На измор, до кругов перед глазами. И вот теперь отгонять ее нечем и незачем.

– Олег, дай машину. Или хоть литра три бензина. И пару ребят.

– Ирину вывезти? Не дам.

Неожиданно резкий ответ. Как удар. А Олег продолжал:

– Сейчас не до этого. Всех наших из этого района уже вывезли. Дать тебе бензин – отнять его у пятерых других. Понятно? А бойцов сколько – сам знаешь. Кого я тебе дам? Откуда снять? С сопровождения? Или из леса вывести? – Олег говорил это зло, бросая сквозь зубы, словно оплевывая.

– Но ты же сам говорил – она одна из нас.

– Да, говорил. Сколько тысяч таких наших в городе, знаешь? По десять человек на одного Древнего. Настоящего Древнего. Который кошмарами и головной болью не отделается, если что.

Холодный взгляд Главы Круга встретился с таким же ледяным лезвием:

– Так как же быть, Олег Алексеевич? Будем спасать только настоящих своих? Тех, до кого руки не дошли, бросим?… – Александр хотел сказать еще что-то, но не успел. Сначала ударился спиной о стену, потом затряс головой. В ушах звенело. Олег ударил не сильно, но быстро. Не поднимая рук и вообще не прикасаясь.

– Это тебе вместо душа и валерьянки… сопляк, – голос

Олега был спокойным, как бетонная стена, снова вдавившаяся в лопатки и затылок. – Если бы я бросал всех, то отдыхал бы ты в полусотне кэ-мэ отсюда. И пацаны, которые сейчас холмы стерегут – тоже. Единственный человек, которого я могу послать за твоей Ириной – это ты сам. Хочешь – пешком, хочешь – на трамвае. Хоть машину угоняй – если не попадешься и через три часа будешь здесь. В полдесятого уходит последняя на сегодня машина. Привезешь свою… – губы шевельнулись и помогли проглотить слово, – найду ей место. Все! У тебя три часа – время пошло!

(обратно)

ГЛАВА 16

Город втянулся в дома, как улитка в раковину. Даже фонари словно боялись светить слишком ярко: круг около самого столба – и все, дальше сумрак. Впрочем, не такой уж непроницаемый. Светились почти все окна. Сквозь тяжелые шторы, белые простыни, просто газеты. Нигде не было видно прозрачных тюлевых занавесок, не просматривалась ни единая комната – люди пытались заслониться от наступающей ночи.

Иришкины окна выделялись темным пятном на мерцающем доме. Плохо. Но проверить все равно нужно. В конце концов, там могла остаться записка.

«Или засада», – подумал Александр, открывая дверь подъезда. В ботинок что-то тупо толкнулось, пискнуло и толкнулось еще раз. Пинком отбросил крысу – вконец серые ошалели. Интересно, что заставляет их вылазить из подвалов и кидаться на все подряд?

Наверное, то же, что и людей. На площадке около лифта верхнее зрение различило темно-красное пятно. Потом и глаза уловили качнувшийся навстречу силуэт. В поднятой руке тускло блеснуло.

Нет, это не засада. Слишком уж грубо и тупо. Александр повертел в руках внушительного вида кухонный нож. Отбросил наверх, к мусоропроводу, нагнулся над мычащим у ног телом.

Не повезло мужику. Дважды не повезло: первый раз – это когда ночью до него добралось черное щупальце. Впрочем, и сам виноват. Что-то Илья с Иванычем говорили об этом – на первой стадии поражения у человека «нутро наружу вылазит», как выразился дед. То, что он загоняют в душе подальше, но не хотят выбросить совсем. Значит, и у этого мужика было такое – всех порезать, всем кровь пустить. Повезло его соседям, однако. А если бы в подъезд первым не бывший разведчик зашел, а кто-то другой? Старушка, например? Или Иринка – от такой возможности холодный слизняк пополз где-то за грудиной. Хрен с ним, с мужиком. Не за ним пришел.

Лифт, естественно, не работал. Седьмой этаж – хорошо, что не двенадцатый или двадцатый. При этом желательно не топать слишком громко. Мало ли кто может оказаться на четвертом или на шестом, к примеру.

На четвертом распахнулась дверь, на миг ослепила после мрака на площадке. Отпрыгнул в сторону. С другой стороны двери шарахнулись с приглушенным криком. Потом пригляделись.

– Молодой человек! – голос почему-то показался знакомым. Что-то неприятное было связано с этой старушкой. -

Помогите, пожалуйста, помогите! Ради Бога!

Непохоже на ловушку. Разве что бабушка в прошлом была великой актрисой. Черт, не хватало только мании преследования! Везде ловушки мерещатся. Впрочем, немудрено – в свете последних событий, так сказать. Точнее, во тьме их же. Береженого бог бережет, стреляный воробей и пуганой вороны боится… А старушка не умолкала:

– Молодой человек, я же вас помню! Вы на седьмой этаж

идете, правильно? К этой… к студентке, Марь Васильевны покойной внучке. В органах работаете, правильно?

Вот откуда этот голос знаком! Разбудил тогда Юрик старушку. Помнится, обещала управу на всех найти. Да и ругалась завидно, мастерски, нечего сказать. Как тут не запомнить! Однако каков подъездный КГБ – на всех подробное дело имеется!

– Молодой человек, вы обязаны нам помочь! – голос окреп, морщинистые пальцы цепко ухватили рукав. – Это ваш долг!

Очень хотелось сказать, что ничем он не обязан и никому не должен. Но бабка уже тащила в квартиру:

– У меня внук… Павлик… Пришел сегодня с занятий,

заперся у себя в комнате и не выходит, не отвечает! Сначала музыка играла, а потом совсем ничего! Я думала – спит, потом хотела ужинать позвать, а он молчит, и дверь заперта!

Дверь с огромным плакатом какой-то «металлической» группы действительно была заперта и смотрелась довольно мрачно.

Даже без учета всего происходящего в городе. Александр постучал по черепу влезающего из могилы мертвеца – сначала костяшками пальцев, потом кулаком. Бесполезно.

– Ну что, будем ломать?

– Без этого никак? – в старушке боролись страх за внука и бережливость хозяйки. Внук победил. – Тогда ломайте. Сейчас топор принесу.

– Зачем нам топор? И-эх! – вся накопившаяся за день злость собралась в каблуке. От удара двери о стену что-то упало с полки. Под ногой звякнули остатки то ли задвижки, то ли чего-то подобного.

Павлик был жив. Павлику было не то чтобы хорошо, но явно лучше, чем мужику в подъезде. Лет шестнадцать было Павлику, никак не меньше. Чем это ты так обдолбился, парень? Дымком от тебя не пахнет, перегаром – тоже. Провел ладонью перед глазами, всмотрелся повнимательнее – нет, на жертву прошедшей ночи тоже не похож. За день успел на них наглядеться.

Бабкины причитания начали раздражать. Куда ты раньше смотрела! Впрочем, старики к таким делам никак не привыкнут. Для них вершиной добровольного сумасшествия остается литр самогона. Александр потрепал паренька по щекам – никакой реакции. Похлопал сильнее – какое-то невнятное лепетание. Уже какой-то эффект есть. Посильнее, что ли, приложиться?

– Что с ним? Заболел, что ли? Ой, сегодня что творится, что творится… За что это на нас такое?!

– Да нет, не заболел. По крайней мере, не сейчас и не этой болезнью. Ну-ка еще посмотрим… – закатать рукав оказалось не так уж просто. Павлик начал приходить в себя и слабо отбиваться. Пока еще слабо. – Ого!

Следов от уколов не было. Зато были розовые черточки – сеткой. Много. Свежие и не очень. Любил парень себе руку полосовать, когда сильно нервничал. Еще и «анархия», кроме всего прочего – криво вырезанная по коже буква «А» в круге. Ну и хрен бы с ней, с «анархией», не в ней дело. Самое интересное – скромная татуировочка: крест с двумя перекладинами, вырастающий из «восьмерки» – символа бесконечности.

«Кошкодав». Любитель, сопляк, но неодиночка. Одиночке

такими символами не перед кем хвастаться, да и не надо ему этого.

– Ну-ка, парень, вставай! Давай, давай, хватит валяться! Ночью спать будешь!

– Ночь… – неожиданно внятно сказал лежащий. – Ночь – это класс… Счас пойдем…

– Пойдем, пойдем, – согласился Александр. И вдруг по какому-то наитию добавил: – Хозяин ждет.

– Хозяин! – глаза парнишки распахнулись. – Хозяин пришел! Тогда мы им всем… – он не договорил, снова закрыл глаза. – Счас пойду… Надо идти…

– Куда идти, помнишь? – Александр сдерживал себя. Спокойно надо, спокойно. Не давить. Не спешить. Тогда все сам скажет.

– На-а гору… Когда соберется круг и придет хозяин… Ужас бросит на колени… Только избранные и достойные…

И тут вмешалась бабушка. Протиснулась, затрясла внука:

– Павлик, Павлик, поднимайся! Да что ж ты такое несешь! Вставай, Павел!

Парнишка молчал. Заснул? Нет, по дыханию не похоже. Мать твою перетак, бабуся! Нашла время… Впрочем, что ей объяснять? Она права. По-своему и по-человечески. Ну что ж, чем богаты, тем и рады.

Тем временем что-то мягко толкнуло Александра. Сначала он не обратил внимания. Толчок повторился. Бабка задела? Нет. Еще один толчок.

Защита. Полузабытая, ослабевшая, почти не активная. Как в таком состоянии Александр продолжал ее поддерживать – он и сам не знал. Забыл он о ней напрочь. А она осталась, даже выдержала несколько незримых ударов. Повезло, что не таких уж сильных.

Над лежащим Павликом верхнее зрение видело серый, копощащийся мешок, время от времени выбрасывавший щупальца и пытавшийся дотянуться до Александра. Ого! А если вот так?! Над согнувшейся старушечьей спиной Александр сплел пальцы, развернул ладони от себя. Старый, проверенный прием. Красный шарик мелькнул и впился в серую массу.

Бесполезно. Разряд исчез, как в болоте, только мешок заколыхался быстрее. Вот же сучий блин, как ослаб! На большее сейчас явно не хватит сил. Но и оставлять эту гадость не годится. Где, интересно, парень подцепил нежить?

А может быть, и не подцепил. Не исключено, что прицепили. Причем не так давно – мешок еще не успел оформиться ни в карикатурное подобие своего подопечного, ни набрать достаточно сил и полностью подчинить паренька. К счастью. Иначе воевать пришлось бы по-другому, не только на «невидимом фронте».

Серая амеба вновь попробовала дотянуться, да так, что Александр еле устоял на ногах. Разозлился всерьез, выбросил из головы все лишние мысли. Ну, воевать так воевать! Как тебе вот это понравится?!

Голубая лента, скользнувшая с ладони и захлестнувшая серое пятно, совсем не понравилась. Ни потусторонней амебе, ни ее человеку. Павлик задергался на кровати, захрипел. Александр попробовал стянуть петлю. Парень закричал – тоскливо, отчаянно, с подвыванием. Забился в судорогах – бабушку, пытающуюся его удержать, бросало из стороны в сторону и наконец кинуло на колени.

– Па-а-авлик! Па-а-а-авлик! – старушка обернулась, посмотрела безумными глазами. – Ну что ты стоишь! Он же умира-а-ет!!!

– Не умрет, – Александру пришлось отпустить серую тварь. Тело на кровати тут же обмякло. Парень с трудом, с хрипом и бульканьем втягивал в себя воздух, словно пил его и не мог напиться. – По крайней мере, в ближайшее время. Но помощь ему понадобится.

– Скажите, что с ним? – старушка снова вцепилась в пятнистый рукав. Ну что ей отвечать? Что внук у нее – одержимый? В глаза плюнет, а за глаза – позовет подруг и начнет брызгать святой водой, пришептывая полузабытые и переиначенные молитвы и заговоры. Или еще что-нибудь наподобие устроит. Остается сказать половину правды.

– Наркотики. Скорее всего, чего-то наглотался.

Как ни странно, бабушку это успокоило.

– И что ж теперь с ним делать, с паскудным?… – как все-таки меняет человека привычное слово! Все потребляют – вот и мой тоже… – Из дому не выпускать – не могу, все равно уйдет. В отца пошел – тот спился, и этот туда же, а нам с Ниной расхлебывай. Нина – это дочка моя, на работе она, – поспешила с объяснениями старушка. – И так никакой жизни нет, цены взлетели, в городе каратин ввели, а тут еще этот… Может, «скорую» вызвать?

– Вообще-то они могут и отказаться, у них и без того дел по горло. И еще одно – его на учет поставить придется. Сейчас за наркотики привлекают.

Куда привлекают – объяснять не потребовалось. Старушка вдруг вспомнила, что помощник ее – из тех самых «органов», которые будут ставить на учет бесценного Павлика. Это сразу же добавило сил – и громкости. Голос бабки стал совсем знакомым:

– А ты сейчас что, при исполнении? Как людей среди ночи будить или по девкам шастать – вы тут как тут! Сами разберемся, он никому не мешает! А заявления не дождетесь! – похоже, старушке было не впервой схватываться со стражами порядка. – Так что давай, иди, иди!

– А если я сейчас наряд вызову?

– Ирку свою вызови! Она вчера еще с каким-то хахалем умотала! Что, думаешь, ты один к ней ходишь?!

Рука сама дотянулась до ворота засаленного халата. Сгребла, подтянула к лицу.

– С каким хахалем? Что ты несешь?

– Вот сами с ней и разбирайтесь, вот и будет тебе чем заняться!

– Некогда мне, бабуся. Совсем некогда, – свободная рука нырнула под куртку, вытащила «макаров». Поднес дуло к расширившимся, помутневшим глазам. Щелкнул предохранителем. – Ну так что, будем сотрудничать со следствием – или по законам чрезвычайного положения?

– Какое положение?… – старушка попробовала вырваться, но как-то вяло. Мешала не столько рука на вороте, сколько ствол возле глаз.

– Вот это самое, – дуло переместилось ближе к лбу. Мутные глаза тут же сошлись около переносицы. Нехорошо так с пожилыми людьми обращаться. Непорядочно. Даже мерзко. Но иногда приходится. Научили. Спасибо горячим южным бабушкам, полосовашим молодых солдатиков бритвами и угощавшим лепешками с крысиной отравой. – Печать на лоб поставить?

Или и так документ убедительный?

– Сынок… – просипела бабка. – Ты только… Я со зла сказала насчет хахалей…

– Так что с Ириной? Кто за ней приехал? Когда? На чем?

– Вчера под вечер. Лифт уже не работал, топали они сильно.

А я не спала, Павлушку ждала, он вечно за полночь где-то гуляет. Двое их было – парень и девчонка, я слышала, как они говорили в подъезде, а потом из окна посмотрела, как в машину садились. Может, и еще кто в машине был, я-то не знаю.

– Ирина сама шла? Или вели?

– Сама, даже говорили о чем-то. И в машину сама села.

только в последний момент словно передумала – тут ей девчонка что-то сказала и рукой на плечо как надавила. Она и села, Ирина твоя. Неужто что случилось? – перепугалась старушка. – Она с ними вроде нормально разговаривала, не кричала, не звала никого…

– Машина какая была?

– Вот не знаю. Не разбираюсь я в них. Белая какая-то, новая.

– Понятно. И на этом спасибо, – Александр отпустил ворот, но пистолет убирать не стал. – Пойду-ка я наверх. Спасибо, бабушка. Вы извините, что так пришлось. Да, и еще – внука в эти дни хоть в туалете заприте, но из дома не выпускайте. Если все наладится – попрошу наших спецов, попробуем неофициально разобраться.

– А что с Ириной-то? Украли? – старые глаза начали разгораться. Любопытство, конечно же, не порок. Особенно если вокруг происходит такое, что не во всяком сериале увидишь.

– Вот сейчас я это и буду выяснять.

– Поня-а-атно. Ну, ни пуха, ни пера.

– К черту!

И старуха действительно пошла к черту. Точнее, к той нечисти, которая обосновалась в ее квартире. А Александр пошел наверх.

Никого в квартире не было. Ни Ирины, ни засады. Записки тоже нигде не видно. Что дальше делать – совершенно не ясно. Оставалось два выхода – вламываться и пытаться найти объяснение внутри или сидеть на ступеньках и надеяться на озарение. Впрочем, можно было сделать сначала одно, а потом другое.

«Иришка мне голову отрежет этим ножом, – подумал Александр, протягивая руку к ботинку. – Ну и ладно. Найдется – сам шею подставлю. Только бы нашлась».

Дверь была не стальная, но добротная. И открывалась наружу – пинком не выбьешь. Да и косяки в этих домах сделали металлическими, на страх взломщикам. Впрочем, у тех

инструмент получше: этот замок за полминуты вскрыли бы. Но нету инструмента, а грохотать выстрелами не хотелось.

Хорошо, хоть клинок крепкий. И в рукоятке кое-что припрятано, под круглой завинчивающейся крышкой. Минут десять пришлось повозиться, но все-таки дверь открылась. Почти без ущерба – по крайней мере, можно будет потом починить.

Непохоже, чтобы отсюда кого-то уводили насильно. Скорее наоборот – сидели на кухне, пили чай: три чашки так и остались невымытыми. Рядом с ними на блюдце лежали засохшие ломти хлеба и кружочки колбасы. Александр прошелся по пустой квартире. Все как обычно. В меру аккуратно, в меру вверх дном – творческий беспорядок, так сказать. Все вещи на своих местах. Значит, поездка не была неожиданной – поспешные сборы всегда оставляют определенные следы. Как и обыск, кстати.

Впрочем, точно так же можно предположить и другое. Ирина планировала быстро вернуться, наверняка к утру или вообще через часок – поэтому ни сборов, ни записки. Мало ли что? Подруга заболела, знакомый из другого города приехал, с родителями неладно… На ревность сил не было. Да и не похоже это на нее – «хахаля» себе заводить. Тем более ехать к нему, когда в городе намечается черт знает что…

Черти – это уже похуже. Еще хуже – компания, которая с ними знается. Самая страшная мысль упрямо билась в голове, словно хотела выскочить и стать свершившимся, прошедшим и настоящим. «Сладкая парочка», Костя с лысым Витьком, были только одной из шустрых команд. Вторая вполне могла заняться и фигурами поменьше Олега и Натаныча. По старому мафиозному закону: бывший свой хуже любого врага. Потому что бывший. Дисциплину подрывает, знает много. Опять-таки заложница из нее хорошая получилась бы. В любом случае на ее поиски нужно будет кого-то направлять, а это уже отвлекает и ослабляет противника.

И ведь ничего не поделаешь, придется принять эту игру вместе с правилами. Какой там у Ильи номер?

– Дежурный по штабу слушает! – рявкнуло в трубке. Вот

же… Хотя, если подумать, то все правильно. Там сейчас

самый настоящий штаб. Все по уставу.

– Это Шатунов. С Олегом Алексеевичем связаться можно?

– Погоди, Саш, сейчас, – только теперь узнал голос.

Далеко Мишка пойдет – командирский тон такой, что чуть мембране не козырнул. Хорошо хоть со своими говорит по-человечески. Александр усмехнулся собственной мысли: устав как основа Древнего Языка, все, что сверх него – от людей.

– Александр? – строгий голос был чуть слышен. Похоже, Михаил переключил на другой аппарат – если вообще не на рацию или радиотелефон. В трубке потрескивало. Быстро аппаратуру развернули, все успеваем, ничего не забываем. – Где вас носит?! Время уже! К одиннадцати ты мне здесь нужен будешь, идем на место, – на какое, Олег не сказал. Секретность, мать ее! На войне как на войне. Скорее всего решили-таки овраг штурмовать, Михаил все с этой идеей носился. Сломить супостата, выручить не пленных, так хоть их тела… Все правильно. Только Александру почему-то казалось, что ничего из этой затеи не выйдет.

– Если можешь, не ори. Нас не носит. Ирина пропала, я сейчас в квартире один.

Было хорошо слышно, как присвистнул Олег. Потом спросил:

– Как это произошло, выяснил? Может, требования какие-нибудь предъявляли или еще что-то?

– Не все, но часть выяснил, соседка слышала и видела. Похоже, что все было достаточно мирно. Да, вот еще что: похоже, против нас действует не только одна эта группа. Они объединились с остальными себе подобными, – на пересказ услышанного от бредящего Павлика ушло не больше минуты. К концу этой минуты на лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. Ирина? Нет, не похоже. Гребаная железная клетка, ничего толком не уловишь! Только на слух.

Вот человек дошел до шестого этажа. Постоял – ага, там еще кто-то поднимается! Дальше звук стал тише и реже – по ступенькам явно поднимались осторожно, крадучись. Мягкий прыжок, тихое позвякивание. Второй поднимается более уверенно. Знакомый расклад. Профессиональный. Первый из подкрадывающихся поднялся на лестничную площадку перед взломанной дверью. Теперь его можно было различить: беспокойство, немного испуга. Злость. Умеет парень себя взвинчивать, и делает это точно в меру. Только почему у него все какое-то тусклое? На защиту не слишком похоже…

– Олег, ты мультфильм «Остров сокровищ» смотрел?

– Ну, смотрел, а при чем здесь он? – Олег, судя по голосу, сильно удивился такой резкой перемене темы. – Ты лучше

скажи, что…

– Фраза мне там одна понравилась, – Александр пытался говорить спокойно. Плохо получается, наверное. Судя по темно-голубой полоске где-то на уровне груди, у человека за дверью наготове оружие. Побольше пистолета. – «За мной пришли. Спасибо за внимание. Сейчас, должно быть, будут убивать».

– Саша, что там у тебя?!

Опускать трубку на аппарат не было времени. За дверью полыхнуло красным, человек пошел вперед. На площадке появился второй – тоже с оружием. Когда Александр прыгнул в кухню, «макар» уже лежал в руке.

В дверь ударил не выстрел, а кулак. Или приклад. Или рукоятка – в любом случае что-то крепкое, увесистое. Шума было много.

– Откройте, милиция! – и тут же стучавший отскочил от двери. Толково. Пусть пока постучит, надо в окно выглянуть. Хорошо, что свет за собой выключил – теперь в спину светить не будет.

А под окном действительно "жигуль" с мигалками. И третий стоит – в огромной каске, с пистолетом, что-то в микрофон бормочет. Это кто же их натравить успел? Неужели бабка?! Зато теперь понятно, почему они толком не просматриваются «поверху». Каска, бронежилет… И никаких лишних мыслей и чувств. Люди при исполнении. Люди готовы брать опасного преступника, рискуя жизнью. и что теперь с ними делать?

Были бы силы – мог бы попробовать отвести глаза. Впрочем, в городской квартире, да при тщательном осмотре… да еще каска эта… И в лучшие времена успех не гарантирован. Разве что рядом Иваныч стоял бы или кто-то еще из старших. Попробовать оглушить? На двоих сразу сил не хватит. Второй не будет разбираться, как свалили его напарника – рукой, ногой или вообще не прикасаясь. У первого наверняка автомат, но здесь и чего попроще хватит. Даже через дверь. Так что свой табельный-казенный лучше спрятать подальше, чтобы на глаза случайно не попался.

– Открывайте! – в дверь ударило посильнее. Парень еще не сообразил или не разглядел, куда дверь открывается. Понадеялся с первого пинка выбить? Значит, сейчас основательнее примется. – Открывайте, или взломаем дверь! считаю до трех!..

– Слушай, а может, там нет никого? – приглушенно раздался другой голос. – Опять перемкнуло что-то.

– …тебе перемкнуло! На дверь посвети! Видел?! А заперто изнутри! – повезло, однако. Специалист попался. Этот точно не отступит. Интересно, какая им за это премия положена? – Открывай, сука, сейчас замок отстрелю!

Придется открыть. Во-первых, никуда не денешься. Во-вторых, от излишнего усердия такой может и всю прихожую изрешетить. будем надеяться, что Иришка сюда еще вернется – так зачем ей вместо дома кусок Хиросимы?! Хорош был бы сюрприз!

– Сейчас открою, не стреляйте!

– О-о! Я что тебе говорил?! – какой радостный голос. Много ли нужно человеку для счастья: на улицах кошмары хуже Хичкока, а он ближнего своего поймал. Хотя вообще-то побольше бы таких старательных. Тогда не пришлось бы Олегу на пожарище возвращаться и руины отвоевывать.

Очень старательные были ребята. Не забыли угостить – один рукояткой, второй прикладом. Кто из них добавил ботинком по крестцу – не ясно. Но больно. Остатки сил уходили на то, чтобы сдерживать боль, оставаться в сознании и не дать при этом схлопнуться защите. Самой простой, почти детской – куполу. Даже не зеркальному. А милиционеры радовались, как дети. Особенно найденной в кобуре под курткой «игрушке». То ли потому, что за вооруженного преступника платят больше, то ли потому, что этот преступник по ним не стал стрелять. Каска и бронежилет, конечно, хорошо, но от пули между глаз не спасают.

Когда тащили по бесконечной, уходящей в неведомые глубины лестнице, успел заметить мелькнувший в полумраке засаленный халат. Испуганный старческий голос спросил: «Это за что ж вы его?! Он же вроде ваш?!» Спасибо, бабушка. Значит, не ты. есть женщины в русских подъездах: ведь наверняка хорошо помнит времена, когда своих забирали ни за что, а вот вступилась же!

Александр улыбнулся разбитыми губами. С этой улыбкой его и запихнули в подкативший патрульный «УАЗ». Может быть, делали что-то еще, но он этого не помнил. Спать хотелось просто чудовищно. И он заснул раньше, чем водитель вырулил со двора.

* * *

Перед глазами что-то белело. Далеко-далеко наверху. По белому бродили тени. Где-то гудели голоса, слышались шаги, позвякивание, иногда – невнятные, быстро затихающие вопли. Понять, что происходит, не было никакой возможности – любая мысль, на которой он пытался сосредоточиться, показывала язык и с хихиканьем отбегала в сторону. Повернуть вслед за ними голову было почему-то очень трудно. Он попробовал развернуться всем телом, но не смог.

Это испугало. Он рванулся раз, другой – бесполезно. Ни перевернуться, ни встать. Только в руке шевельнулась боль. Боль – хорошо. Но почему, он не мог бы сказать. Во-первых, потому что язык распух и с трудом помещался во рту. А во-вторых, потому что вряд ли вспомнил бы, как это – говорить.

Кто-то подошел к нему. Перед глазами появилось девичье лицо, прикрытое какой-то повязкой. Удалось различить белый халат. Он обрадовался своей удаче – хоть что-то понятно! Халат.

Белый. Значит, с ним будет все хорошо. Может быть, скоро он

даже поймет, почему именно белый халат – это хорошо.

Боль в руке пошевелилась и затихла. Над головой звякнуло. Он скосил глаза и увидел, как белая рука вынимает из крепления стеклянную бутылку с прозрачной трубочкой. В соседнем гнезде стояла вторая бутылка, точно так же перевернутая пробкой вниз. Трубка отходила куда-то вниз и в сторону.

Капельница. Ухватившись за название, он начал подтягивать другие. Словно поднимал на веревке тяжкий груз – потянул, перехватил покрепче, опять потянул… Капельница. Белый халат. Больница. Это больница, и он лежит на койке, ему только что ставили капельницу. Точнее, только что убрали. Значит, ставили давно, но когда – он не заметил. Он не мог вспомнить, как попал сюда, чем он болеет. Самое обидное, что он не помнил даже себя самого.

– Как вы себя чувствуете? – лицо с повязкой снова наклонилось над ним. Он попытался хоть что-нибудь сказать, но язык не послушался. Мычание расстроило девушку – это было видно по глазам. Она исчезла, а лежавший на койке тихо радовался тому, что думать получалось все успешнее. Вот теперь он смог сообразить, что девушка – или врач, или, скорее всего, медсестра, что она расстроилась, и что произошло это из-за его состояния. Но что с ним самим? И почему нельзя встать?

Неизвестно, сколько он пролежал, глядя в потолок и заново учась думать. Белая бесконечность закончилась появлением мужчины в очках, у которого из-под белой маски топорщилась борода с заметной проседью.

– Так, что у нас здесь?

Вопрос был вроде бы задан лежащему, и он попытался ответить. Язык поворачивался уже лучше, поэтому мычание удалось разделить на несколько частей. В этих звуках при желании даже можно было различить вопрос.

– Ну, молодой человек, для начала не так уж плохо. Теперь попробуйте еще раз.

Лежащий попробовал. Получилось не слишком хорошо, но бородатый понял вопрос и обрадовался:

– Здесь вы, здесь, где же вам еще быть! Вторая городская больница. Я, соответственно, ваш лечащий врач. Вот видите – лицо исчезло: видимо, бородач обернулся к кому-то, стоявшему неподалеку, – а вы говорили, что это безнадежно. Молодой человек явно приходит в себя. Ну, – лицо появилось снова, – теперь еще несколько вопросов. Как вас зовут?

Человек на койке задумался. Где-то вокруг головы вращался ответ, но не было возможности поднять руку и схватить его. Поэтому оставалось только пожать плечами.

– Бывает, бывает. Ничего, это не безнадежно. Что с вами было, тоже не помните? Тоже не беда. А теперь посмотрите сюда. Узнаете этого человека? – вместо бороды и очков перед глазами возникла небольшая книжечка. Документ. С фотографией. С фотографии смотрело хмурое лицо. Лежащий некоторое время пристально вглядывался, вспоминал – и вдруг часто закивал головой, возбужденно пытаясь что-то сказать.

– Прекрасно! Великолепно! Значит, это вы и есть? Вы точно уверены?

Быстрый кивок.

– А что рядом написано, прочитать смогли?

Лежащий снова попытался что-то сказать. Потянулся к документу. Врач прислушался и снова протянул книжечку к глазам.

– Прочитали? – новый кивок. – Совсем хорошо! Мы даже читать можем! Тогда я за вас, Саша, почти спокоен. Можно вас так называть – или лучше по фамилии? Все равно? Вот и хорошо. За язык не волнуйтесь – это от лекарства. Поняли? Значит, пока все, лежите. Сестра! – бородач опять обернулся. – Я думаю, можно развязать. Саша, вы обещаете не вставать и вести себя спокойно? Хорошо, поверим. Чуть позже я к вам снова наведаюсь, сейчас меня другие пациенты поджидают. С большим нетерпением.

Врач исчез. Медсестра наклонилась над ногами, подергала что-то. Дернула сильнее – видимо, узлы были затянуты крепко, сразу не развяжешь.

– Полежите пока, я сейчас приду! – девушка ушла. Можно

подумать, у привязанного человека есть выбор…

Можно подумать. Пока время есть, именно этим и нужно заняться. Книжечка с фотографией помогла вытянуть больше половины груза – теперь память заработала быстрее. К тому

моменту, когда вернулась медсестра, Александр вспомнил почти все. Кроме одного – как он здесь оказался? То, что за ним приехала милиция, он еще помнил. Но больница?

Сестричка справилась с узлами на ногах и принялась распускать следующие – где-то сбоку. Развязала, отстранилась с опаской. Интересно, что такого он успел натворить, что его привязали? А вот бояться его сейчас незачем. Развязанные ноги не желали подчиняться приказам головы. Чуть шевелились – и все. Вряд ли с руками дело обстоит иначе.

Наконец девушка расправилась с последним узлом, собрала вафельные полотенца с серенькими штампами и унесла. Тело постепенно начинало двигаться. Александр огляделся. Справа стояла еще одна койка, на ней лежал кто-то бледный, еле дышащий. Полотенца плотно обхватывали руки и ноги, перехлестывали грудь и живот. К левой руке тянулась прозрачная трубка капельницы. Рядом с приклееной пластырем иглой виднелись черные точки. Много. Не первый раз капают, значит. А может, еще и кололи.

Посмотрел на свои руки. Одна согнута и подвязана все той же вафельной тканью – та, в которую только что кололи. На второй разлился солидных размеров синяк. Точек было всего три.

– Да, пришел в себя, – послышался из-за двери голос бородатого врача. – Нет, я не считаю, что его можно куда-либо перевозить. И не позволю. Поймите, в городе таких случаев… – голос осекся. – В общем, очень много. Некоторые чувствуют себя лучше, некоторые хуже, но причина эпидемии еще не установлена. Вы должны лучше меня понимать, что это значит. Хотите, чтобы он у вас прямо в кабинете впал в кому? Или желаете сами на его место? Пожалуйста, даже соседняя койка свободна, – после этих слов Александр покосился влево. Действительно, третья койка в этой палате пустовала. Даже белья не было. Только на тумбочке лежали какие-то вещи – словно тот, кто занимал это место, выписывался в большой спешке. Почти все бросил. Или… Или эти вещи ему уже не нужны. А санитаркам и медсестрам не до того.

За дверью кто-то пытался спорить с врачом. Слышался недовольный голос, но слова никак не удавалось разобрать.

– Света! Светлана, этого сюда! – рев докторской глотки прервал все споры. Нельзя же так в больнице! Но, видимо, нужно было – буквально через минуту дверь палаты распахнулась, два небритых санитара под руководством молоденькой сестрички впихнули каталку, подрулили к свободной койке. С каталки на синее одеяло переложили обмякшее тело, начали сноровисто прикручивать к металлической раме.

– Готовьте систему, пока не очнулся! – донеслось от двери. Словно в ответ на эти слова новый обитатель палаты замычал, задергался. В воздухе мелькнула рука с привязанным к ней полотенцем, санитаров затрясло. Вбежал врач, навалился на плечи больному, помог скрутить. Железная кровать тряслась и поскрипывала от рывков, слышалось отчаянное мычание. наконец оно перешло в тихий, тоскливый вой и затихло.

– Света, что стоишь? Шприц и систему, быстро! Сейчас новый припадок будет!

Медсестра выскочила в коридор, быстро простучали каблучки. Врач повернулся к санитарам:

– Спасибо, мужики, дальше я сам. Будете выходить, скажите тому старлею в коридоре, чтобы дня через два приходил, не раньше. Или, если уж совсем невтерпеж, пусть помогает таскать и вязать, это у него должно получиться… В общем, проводите. Будет сопротивляться – на каталку. Под мою ответственность.

Санитары вышли. Было слышно, как они переругиваются со стоявшим в коридоре. Однако до каталки дело не дошло, старший лейтенант предпочел удалиться сам. Служба службой, а лишний раз задерживаться в больнице никому не хочется. особенно во время эпидемии. Особенно если можно свалить невыполнение задания на кого-то другого.

– Ну-с, молодой человек, – бородатый врач повернулся к Александру. – Теперь опять займемся вами. Что вы натворили и как здесь оказались, помните?

– Не-а, – это удалось выговорить более-менее нормально. благо слово короткое и простое.

– Ну вот, делаем успехи! Точнее, хорошо справляемся с лекарством. Так вот, пока есть время, восполним пробелы. Вас привезли в бессознательном состоянии. Сейчас всех, кто падает с ног, тащат к нам. Так вот у вас не было никаких признаков вот этого, – бородатый кивнул на соседнюю койку, откуда опять послышалось мычание. – Можете не опасаться. Насколько я могу судить, эта зараза или бьет сразу, или вообще не цепляется. Как мне передали, взяли вас в чужой квартире и при оружии. Дверь была взломана, но сопротивления вы не оказали. Хотя бы это вы помните?

– А-ага.

– Просто замечательно, никакой амнезии! А зачем вы залезли

в эту квартиру, тоже помните? Просто кивните, не

напрягайтесь пока.

В коридоре опять послышался быстрый стук каблуков и какой-то скрип. Вошла Светлана, неся перед собой высокую, похожую на вешалку стойку. Мерно покачивалась капельница. Врач внимательно наблюдал за тем, как в руку входит игла, как в короткую резиновую трубку одноразовым шприцем вкачивается прозрачная жидкость.

– Хорошо, Света, я здесь пока сам прослежу. Понадоблюсь – зовите, – сестричка снова скрылась за дверью. – Так, на чем мы остановились? Вот видите, у вас память даже лучше, чем у меня. Замотался… – врач снял очки, приложил к глазам рукав халата. – В общем, у вас было переутомление, нервное перенапряжение и ничего более. Так что еще денек вы здесь поваляетесь – и вперед.

– Ку-у-а? – с согласными у Александра пока не все получалось, но язык стал ворочатся гораздо быстрее. И не только язык. – В ми-ициу?

– Что? А, нет, не в милицию. Видите ли, наша больница – экстренная, а вам требуется длительное лечение. Так что отправим вас дальше, нашим коллегам. Не волнуйтесь, вам вредно! Я знаю, что у вас какие-то срочные дела. Какие – меня не интересует, но через сутки, самое большее – через два дня вы к ним вернетесь. С нашими доблестными органами порядка разбирайтесь сами. Как только вас вывезут за ворота – я вас знать не знаю и ни за что не отвечаю. Понятно?

– Спа-а-си-ба.

– Не за что. Я только старый должок отдаю. За вас один мой коллега попросил. Он для меня в свое время тоже немало сделал. А теперь – спать! – врач достал из кармана ампулу и упаковку со шприцем. – Сейчас вы заснете, а дальше – не ваше дело. Да и не мое, впрочем.

(обратно)

ГЛАВА 17

– Очнулся, боец?

Над Александром снова нависло бородатое лицо. Сначала показалось, что он все еще в больнице. Через пару секунд узнал Илью.

В горле пересохло, язык как песком натерли, но ворочался он достаточно свободно.

– Где это я?

– Да уж не на квартире у подруги! Ты что, не знал, что там сигнализация?! Скажи спасибо Олегу с Николай Иванычем – они до тебя и в ментовке добрались, подержали малость, чтобы не проснулся, да прикрыли от остатков нечисти. А дальше уже было дело техники. Но учти – работу ты, считай, уже потерял. Прописку – тоже, тебя ищут. Так что сидеть тебе теперь и не рыпаться.

– Ну и… с ним со всем. Ирину нашли?

– Нет, конечно. Где ее искать? И как? Весь город переворачивать, проческу устраивать? Извини, конечно, но у нас для этого ни сил, ни времени нет. Со своими делами не успеваем управиться. Спасибо тебе за сведения о «кошкодавах», кстати. Помогли, хотя и не сильно.

– Почему не сильно? Не справились с ними?

– Это тебе Олег объяснит, – Илья отвел взгляд. – Ты идти сможешь?

– Не знаю, еще не пробовал.

– Давай я тебе встать помогу.

Ходить было тяжело. Ноги не слушались: то подгибались, то отказывались двигаться. Александра шатало, кружилась голова.

– Это тебя в больнице накачали, скоро пройдет, – успокаивал Илья. – Ты давай, сопротивляйся активнее, приводи себя в порядок. Некогда залеживаться.

С горем пополам добрались до соседней комнаты. На диване лежал Олег. Похоже, дремал, но при их появлении сразу же вскочил.

– Очнулся? Вот и хорошо. Ну, что с тобой делать, боец? Влип ты, Александр, по самые уши. Пока что тебя в розыск не заявили, но куда ты от них денешься… Куда? В лес, к родителям? Или опять тебя в Рябиновку отправить? Молчишь? Правильно и делаешь. Сейчас тебе и в городе показываться лишний раз нельзя. Ну ничего, как-нибудь разберемся. Вопросы есть?

– Что в городе? – хотел спросить другое, но не спросил. Не вовремя. И не нужно – после такого приветствия.

– Вот это уже другой разговор! Хреново сейчас в городе.

А наши дела – особенно. Похоже, город придется совсем оставить. Уходить в леса и деревни, попробовать отсидеться. Или откочевывать все дальше. Проситься на постой к другим Кругам, объединяться с ними, попытаться хоть какую-то оборону наладить.

– Неужели настолько?… Что случилось? Еще одна Печать?!

– Еще две. И те, с первой, вышли совершенно спокойно. А что бы ты делал, если большой группе молодежи вдруг приспичило погулять на природе? Все бегут, спасаются, в городе паника, а молодежь в лес идет, – Олег тяжко вздохнул, посмотрел в окно. Серые тучи, мелкие брызги на стекле. – Вот такая же погода была. В самый раз для прогулок.

– А карантин?

– Что карантин? Холмы официально в черте города, внешний пояс постов далеко за ними, по объездной дороге. Да и эпидемия эта пошла на убыль. Как Иваныч и говорил. Кого зацепило – постепенно проявляется, а массового заражения нет. И возбудитель не выявлен. Сейчас уже говорят, что и не эпидемия это. Мало ли что – утечка химического оружия, например. Или все те же биогенераторы КГБ – слышал про такие?

– Слышал, но так и не понял, есть они или нет.

– Может, и есть, это только сама контора и знает. Только к нашему случаю, сам понимаешь, такая техника отношения не имеет. А вот в городе кто-то упорно распускает слухи, будто что-то такое на холмах испытывали, вот город и накрыло. Или вообще – поставили эксперимент, как американцы на Хиросиме. Представляешь, какие сейчас люди добрые? И что начнется, если хоть один участок на холмах оцепят солдаты, милиция – кто угодно, но в форме и с оружием?

– Умно придумано. Олег, а другими средствами не пробовали? Глаза отвести или еще что?

– Умно, хитро, а главное – подло. Ты что думаешь, так вот простая городская молодежь десятками и поперлась? Повели! «Отвод глаз!» – Олег встал, подошел к окну. Раздраженно хлопнул ладонью по подоконнику. – Моему дому отвод сильно помог?! Там же не просто пацаны малолетние гуляли, там в каждой группе хренов черный умелец шел. А то и не один! Оттеснили наших без единого выстрела. Не расстреливать же толпу сопляков!

– Может, и стоило бы кое-кого пристрелить, – тихо заметил Илья.

– И что потом? – спросил Олег у окна и сам же ему ответил: – Потом туда нагрянет ОМОН и будет наших хватать, вязать и стрелять под горячую руку. Тут же в городе выплеснется все, что у людей накопилось за эти дни. Представляешь, Илья, какой подарок? Гуманитарая помощь! Все наши или сидят, или лежат, или разбежались. Заходи на холмы, черпай силы из бунта и делай, что угодно.

Все молчали. Холмы потеряны, вернуться на них невозможно – наверняка в нужных местах все еще «отдыхают»… Остается только сидеть и смотреть, чувствовать, как одна за другой падают преграды. И знать, что будет за последней из них.

– Олег, а что было после вскрытия тех Печатей? Еще какая-нибудь нечисть выплеснулась?

Глава Круга не отвечал. Смотрел в окно, за которым небо оплакивало обреченный город. Ответил Илья – все так же тихо:

– Второй они открыли Южную. Вроде бы ничего не произошло.

По крайней мере, не чувствовалось. Только Николай Иванович и отреагировал, да еще колдуны. Они и сказали, что потом будет.

– Что было? – Александр приготовился к рассказам о

монстрах, о встающих из могил мертвецах, о неотразимых магических ударах… Все оказалось гораздо проще.

– После этого за нами началась охота. Как они научились отличать нас от обычных людей, никто так и не понял. Тем более что научились за какие-то несколько часов. Все те же «кошкодавы» и прочие сдвинутые на служении Тьме. Большинство наших к тому времени успело выйти из города, но оставшимся… – Илья не смог договорить, схватился за горло, как будто воротник свитера вдруг превратился в петлю и стал затягиваться.

– Туго нам пришлось, Саша, – Олег обернулся и сел на подоконник. – Сколько погибло – мы еще не подсчитали, но ясно одно – до хрена или чуть больше. Может, кто-то и отсиделся.

– Милиция не вмешивалась?

– Милиция? Какая милиция, во что вмешивалась? Ты что, в первый раз с таким столкнулся? Милиция у нас только трупы подбирает. Ну еще дураков ловит, которые вовремя сбежать не сумели. Не беспокойся, у этих ребят подготовка оказалась на уровне – что стрелять, что драться они умеют не хуже нас. И оружие у них нашлось, и командиры. Так что на этот час ситуация такая: мы отстрелялись и сидим в окружении. Если хочешь куда-то сходить – в магазин, например – бери с собой пару друзей с автоматами. И двигайся быстро-быстро. Перебежками.

– Снайперы?

– Зачем же так грубо? Хватает наблюдателей. Наш сейчас этот квартал и кусок окраины. Впрочем, об этом знаем только мы и они. Для простых граждан все выглядит вполне обычно: слоняются себе по улицам лоботрясы, сидят на лавочках.

Иногда появляются компании побольше, явно навеселе – то к прохожему пристанут, то еще что. Машины и раньше сталкивались, и водители между собой не всегда мирно разбираются.

– А как же стрельба? Никто не слышал? Или тоже – отвод глаз и ушей?

– Этот отвод у нас по всей стране. Мирные граждане, знаешь ли, к разборкам попривыкли, милицию вызывать не торопятся. а милиция не торопится приезжать на такие вызовы. Сейчас в городе чрезвычайное положение, так что иногда и из автоматов постреливают. Ты отличишь, кто и в кого стреляет? Мы друг в друга, ОМОН по колесам или солдатики на постах – в воздух, для бодрости? Когда большая перестрелка была – подкатили БТРы, и все разошлись в разные стороны. Только поэтому мы еще здесь, а не геройски погибли или не менее геройски драпаем. Иногда даже выбираемся в город – вот тебя притащили. Ты чуть ли не поледний оставался. По больницам они не шарили. А сейчас, кажется, им хватает того, что мы здесь сидим. С побежденными они всегда успеют разобраться, – Олег закрыл глаза, прислонился к стеклу. – Давно с нашим народом такого не было. Очень давно. А после третьей Печати нашим способностям, считай, конец пришел. В одном отдельно взятом городе.

– Каким образом?!

– Ты когда последний раз верхним зрением пользовался? – Илья справился с воротом и теперь сидел на диване, уронив голову на кулаки. От знаменитой скульптуры его отличало только то, что «Мыслителю» для удержания тяжелых раздумий хватает одной руки. – До того, как в больницу попал?

– Точно. Потом я и обычным не всегда и не все видел.

– Ну тогда посмотри, – сказал Олег и спрыгнул на пол, уступая место у окна.

Сначала Александр не понял на что же он должен был смотреть. Сумрачный город, рваные тряпки низких облаков – сплошная серость. Верхнее зрение расцвечивало пейзаж всеми цветами радуги – но тусклыми, словно под слоем пыли. Или на телевизоре с выгоревшим экраном и расстроенным блоком цветности. Блок, судя по всему, увело в сторону красного и синего. Местами над крышами можно было разглядеть лиловые колышущиеся бугры. В целом нормальный город, тоько от бугров тошнило.

– Ты на небо посмотри, – подсказал Илья из-за спины.

– Небо как небо. Что там такого? С облаками что-то не так?

– Смотри, смотри. Приглядись повнимательнее. Верхним, только верхним.

И Александр увидел. Темные точки, еле заметные, кружились под облаками. Сначала принял их не то за ворон, не то за коршунов. И кружились они похоже, как воронье над помойкой – над лиловыми буграми. Странные какие-то птицы. Некоторые подлетали поближе. Обычно на таком расстоянии все-таки удается разглядеть не только точку, но и ее дрожание – взмахи крыльев. Или точка разрастается в черточку – если пернатый хищник плывет в воздушных потоках, распахнув темные паруса. А здесь – словно мыльные пузыри кружатся. Черные такие пузыри. Вроде бы даже зеленью отливают.

Стоило повнимательнее присмотреться к одной из точек, как она стремительно рванулась к окну, разрастаясь и темнея. Все больше, больше, вот уже пузырь превращается в теннисный мячик, вырастает… Словно на преграду натолкнулся. Отрикошетил, не долетев до окна сотни метров – по крайней мере, так показалось. Трудно судить о расстоянии до воздушной цели, если не знаешь ее размеров. Мелькнуло и исчезло где-то вверху черно-зеленое нечто. Остальные заметались быстрее, словно обеспокоились судьбой собрата.

– Что это было? – спросил Александр, не в силах отвести взгляд от бешеной черно-зеленой пляски. Перед глазами постепенно проплывало то, что могли увидеть глаза за доли секунды – или то, как мозг воспринял увиденное. Человек не может полностью осознать незримое и не имеющее названий в обычной речи, поэтому его память, его мысли услужливо пытаются подобрать более-менее сходные образы. На этот раз всплывали когти, клыки, чешуя, кожистые крылья, какие-то шипы – и бешенные, пылающие глаза. Слишком похожие на человеческие. И вообще – нет у невидимых тварей ни клыков, ни когтей, и летают они без перепонок. Зато есть желание вцепиться в добычу и раздирать ее, нажираться и снова жрать, жрать…

– Вот это к нам и пришло из-под третьей печати. Для удобства можешь называть эту нечисть демонами. Хотя, конечно, до «печального духа изгнанья» им далеко. Не слишком соблазнительная внешность, правда? – Олег кивнул на бесновавшуюся у невидимой ограды стаю. – Прекрасно реагируют на любые попытки активного воздействия. Половину из них подавляют одним своим присутствием. В любом случае остается заниматься только защитой. Как видишь, наши обычные методы против них довольно эффективны, но не позволяют расходовать силы на что-то еще.

– К тому же каким-то образом наладили взаимодействие со всей черной компанией, – вставил Илья. – Не подчиняются напрямую, но явно сотрудничают. Незамеченным не проскочишь. Пробовали сбивать – не помогает. Одного собьешь, десять налетят, самому бы уцелеть.

– Так что, Саша, влипли мы основательно, – подвел печальный итог Олег. – Соседние Круги уже и рады бы помочь, но не успевают. В городе нас две горстки. Круг останется, но… Сколько мы сможем жить здесь – зависит уже не от нас. Впрочем, людям тоже придется несладко. Война закончена, война начинается. Кстати, Саша, ты еще не знаешь – такие же попытки взлома Печатей и вообще прорыва всякой чертовщины были не только у нас. Только остальные так глупо не попались, они все силы на охрану этих точек кинули. А мы вот на отвлекающий маневр клюнули, с этими холмами, мать их… Только и остается, что вслед за Пермяком податься.

– Не дури, Олег! Чем сдаваться, лучше бы подумал, как дальше драться! – упоминание Пермяка почему-то сильно рассердило Илью.

– А куда он подался? За границу?

Олег промолчал, зато откликнулся Илья:

– За границу… Хочешь, называй это границей, тоже неплохо. Застрелился он вчера. Узнал про то, что здесь творится, взял всю вину на себя – и ствол в рот. Говорят, башковитый мужик был – заляпал мозгами половину кабинета. Вот и Олег у нас себя за все ошибки приговаривает. Не-ет, дорогой, – Илья взял Олега за плечо и развернул лицом к себе. – если уж ты признаешь, что ошибки твои – сам их и расхлебывай, понял?! Круг тебя выбирал не для того, чтобы ты в такой момент сбежал! Ты сейчас должен работать, а не валяться!

– Пошли вниз, – равнодушно сказал Олег. – Круг ждет. Там и решим, кто кому и что должен.

* * *

Двумя этажами ниже, в чьей-то опустевшей квартире, собрался Малый Круг. Высшая власть Древнего Народа на сотни километров в любую сторону, на территории нескольких областей. Сегодня он был действительно малым.

– Ну что, господа, последний раз в городе собираемся? – Олег тяжело вздохнул. – На природе хорошо, а оставлять город все равно жалко. Неплохо мы здесь поработали, но надо было лучше. Так что назад мы вряд ли вернемся. Кто-то хочет возразить?

– Я хочу, – первым откликнулся мрачный черноволосый колдун. – Ты, Олег, слишком быстро сдался. Почему ты решил, что все кончено? Потому что больше нельзя действовать мягко, так, как мы привыкли? Так давайте жестко. Мы еще не ответили толком силой на силу.

– Что ты предлагаешь? Попробовать бороться с демонами при помощи какой-то еще нечисти, только с нашей стороны? – Илья нервничал и злился. Даже не пытался скрыть этого – пальцы барабанили по подлокотнику кресла, а вокруг головы в такт постукиванию пульсировало багровое зарево.

– Можно повежливее и ближе к делу? – колдун был невозмутим. – Я не предлагаю гасить пожар бензином. Проще было бы в этом случае самим снять четвертую Печать и попробовать приручить то, что полезет. Никто не хочет попробовать? Я рад. Потому что, как мы думаем, приручить это не сможет никто и ничто. Это еще не конец света, но тварь, которая можетпоявиться, достаточно сильна и разумна.

– Насколько? – задал вопрос Михаил. Он сидел с перевязанной головой и забинтованной левой ладонью. На бинтах подсыхали бурые пятна. За широким брезентовым поясом торчал кинжал – старинный, с длинным клинком и украшенной самоцветами рукоятью. Знак Главы Воинов. Натаныча так и не удалось разыскать. Точнее – он не вышел из лесу. – Что мы сможем ей противопоставить, чем встретить? Я не имею в виду свой отряд, я говорю о Народе вообще.

– Встретить – ничем, – развел руками колдун. – Если она все-таки выйдет в наш мир, встречать будет поздно. разве что с почестями – как это и собирается сделать наш противник. нас, кстати, тоже пригласили на торжественную встречу Хозяина. Так сказать, примирение и разрешение всех былых недоразумений. К сожалению, нам не удалось убедить своих… мнэ-э-э… коллег в их глупости. Начиная с того, что эта тварь не является их Верховным Хозяином, и кончая побочными эффектами такой церемонии.

– А какие могут быть эффекты? – поинтересовался Александр. колдун покосился на него крайне неодобрительно, но все-таки ответил:

– Видите ли, подобный переход обычно требует больших энергетических затрат. Как эти твари обычно утоляют свой голод, вам известно?

Известно. Бедные наивные «кошкодавы»! Интересно, скольких «избранных» подадут на первое, а скольких – на второе? И каким пунктом меню окажется, например, Юрик?

Об Ирине старался не думать. С тех самых пор, когда услышал про погромы в городе. В чем-то она оказалась права, когда отказалась присоединиться к Народу. Пусть ей это поможет уцелеть – если, конечно, до нее еще раньше не добрались старые знакомые.

Тем временем Михаил опять что-то спросил. Боевой парень, не сдается. Судя по ответу, речь на этот раз шла о самих «коллегах».

– Таким образом, мы, совместно с ведунами, – брюнет вежливо поклонился Николаю Ивановичу, тот кивнул в ответ, – предполагаем, что их старший круг состоит из семи человек. В общей сложности за эти дни нашими воинами, – не менее вежливый кивок в сторону Михаила, – взято в плен более двенадцати пленных различного уровня информированности. Допросы первых из них подтвердили некоторые ранее имевшиеся данные, что позволило захватить одного из приближенных к старшему кругу магов – некоего Юрия Акудина.

Ого! Похоже, самое интересное Александр пропустил. Юрика ему хотелось бы допрашивать лично. Впрочем, судя по перехваченным взглядам, Иванычу и Олегу это доставило не меньшее удовольствие. Однако получается, что об Ирине этот сопляк

тоже ничего не знал. Олег не из тех, кто забывает спросить о важных мелочах. По крайней мере, раньше за ним такого не водилось.

– К сожалению, – продолжал колдун, – нам не удалось

добыть все интересующие нас сведения из-за вмешательства местной власти. Но и того, что мы успели узнать, более чем достаточно. Окончательный обряд назначен на следующую полночь. Присутствовать будет не менее сотни человек, предполагается вооруженная охрана. Еще до этого мы выяснили, что выставляемая при этом обряде защитная оболочка защищает от обычного оружия.

Михаил кивнул. Александру вспомнился рассказ уцелевшего паренька из володиной группы. М-да, броня крепка. Старший круг явно не любит лишнего риска.

– Есть еще вопросы? – тусклый, негромкий голос. Не сразу понял, что это говорил Олег.

– Каак я поннял, я немношко оппосдал.

Все повернулись к скромно сидевшему возле двери старичку. Александр его не знал, но мало ли кого он не успел узнать за этот год. Колдуна, например, так и не вспомнил по имени-отчеству. И того рыжего, что в прошлый раз о монастыре говорил: вроде бы Игорем звать, а кто и чем занимается – неясно. Пришел, сидит – значит, так надо.

Было одно предположение насчет старичка. Прибалтийский акцент подсказал. Что-то однажды Олег говорил о своем знакомом – не то антикваре, не то историке Древних. А гость продолжал:

– Наш крууг тавно пыл опеспокоен войной. Мы претполагалли такой вариант, осопенно после того, что я уснал прошлыы рас. Как снает Олег Аллексеевич, я сейчас сдесь претставляйю несколко кругов Северра. Мы поттершивали Пермьяка, потому что мы в ротстве с еко кланами, но не совсем расделяли иттею.

– Юхан Оттович, сейчас нам не до той войны. Сейчас речь не

о старых счетах и новых глупостях, – Иваныч говорил устало,

но спокойно. Похоже, он сдаваться и уходить не собирался. -

Что предлагают Северные Круги?

– Я привез оттин забавный экспонаат, – прибалт отлично говорил по-русски. Даже акцент понемногу исчезал. – Но сейчас я не вишшу, как вы мошете его испольсоват. Этто нада было привести сюта хотя бы на нетелю ранше, – гость опустил голову и тихо добавил: – Простите, пратья. Я не успел.

– Что вы привезли? – Михаил приподнялся, но тут же сел, держась за голову. Отдышался. – Если это что-то серьезное, может, мы все-таки сумеем применить. Или хотя бы попробуем. Хуже от этого точно не будет.

– Тта, хуше не путтет, – согласился историк-антиквар. – Корошо. Олег Алексеевич, мошно принести?

– Пожалуйста, – разрешил Олег равнодушно.

Старичок вышел в соседнюю комнату и вернулся с арбалетом в одной руке и длинным чехлом из жесткой кожи – в другой. Оружие явно было сделано не слишком давно. Древностью от него не веяло, скорее современными достижениями техники. Тетива из нержавеющей стали, пластиковая рукоятка на взводящем механизм рычаге, диоптрический прицел… С подобными штучками Александр сталкивался во время службы. Однажды у боевика изъяли спортивный, бельгийского производства. Машинка в руке Юхана Оттовича была явно посерьезнее, помощнее. Говорят, такие по заказам спецназа в прежние времена делало «космическое» НПО «Энергия». А может, и сейчас делает.

– Сам арпалет – этто ничего, – гость поискал глазами место, куда можно было бы положить оружие. Михаил протянул руку, взял, начал внимательно осматривать, что-то проверять пальцами. Похоже, в подобных устройствах он понимал больше Александра. Между тем прибалт продолжил: – Самое главное – этто его, так скасать, боеприпасы.

Он расстегнул чехол, вытащил из него стрелы. Одна была длинной, с плотным серым оперением и небольшим серебристым наконечником. На арбалетную она походила мало. Тем более что из того же чехла, словно для сравнения, появились короткие и толстые «боеприпасы». Классические «болты» – блестящий металл чуть не на половину длины, древки-веретенца с короткими деревянными же крылышками вместо перьев. Юхан подкинул их на ладони. Тяжеловаты стрелочки, грузно подпрыгнули и глухо ударились друг о друга.

– Этти болты, так сказать, опычные. Конечно, серепро на наконечниках, осиновое тревко, вся неопхотимая магия – отним словом, фольклоор. Но оччень эффективный фольклор, мошете поверить. Хотя давно не испольсованный – к нашему счастью. Этто не главное, главное – вот! – он поднял над головой длинную стрелу. – Сопственно, ради нее и все остальное.

– Что в ней такого? – Михаил прислонил арбалет к стене и теперь, задрав голову, разглядывал стрелу.

– А вы посмотритте, как у вас говорят, поверху. оччень внимательно посмотритте.

– Дай-ка, Юхан Оттович, я посмотрю.

– Пошалуста, Никколай Иванович, пошалуста.

Ведун попробовал пальцем острие, провел ладонью от наконечника до оперения. Поднес к глазам, прищурился.

– Простите, Юхан Оттович, но мне кажется, это не ваших мастеров работа. Даже старых. Это Европа, если я еще что-то помню. Еще до Великого Исхода.

– Совершенно верно, Никколай Иванович, совершенно! Этто Европа, десятый век. Вы опратили вниманийе на усор?

– Обратил. Такого я еще не видел, только похожее. Насколько я могу судить, здесь не против нечисти сплетено, а против чар. Вот что точно – пока не могу сказать. Может, чтобы времени не терять, вы нам объясните?

– С уттовольствийем, коллега. Так вот, как точно заметил Никколай Иванович, этта стрела пыла стеланна в прешние времена для проттивотействия магии. Насколько мне исвестно, таких осталось не польше шести штук – вместе с эттой. Самое главное тостоинство такого орушийя – восмошность уничтошить мага в момент проведения ритуала. Бес знашительных побошных эффектов.

– Ну-ка, ну-ка, поподробнее, пожалуйста, – Михаил заинтересованно посмотрел на стрелу. – То есть если обряд прерван вот этой штукой, то все накопленное просто исчезает? Каким образом, известно?

– Вы не совсем правы, молоттой человек. В этом мире, как и в остальных, ничего никуда не исшесает. Просто лишняя энеркия иттет на разрушение самой стрелы. Тошнее, не столько самого преттмета, сколько налошенной на неко магийи.

– Теперь понятно, – Иваныч еще раз поднес стрелу к глазам. – А вот это, возле острия – зачем? Усиливает пробивное действие?

– Именно! Пропивное тействие против такой зашшиты, которую мошет ставить не только маг, но и поттерживаюшшая еко… как этто… нещист.

– Нечисть, – машинально поправил Иваныч. Он что-то внимательно разглядывал на потолке – или даже сквозь него.

– Проститте, нечисть, именно, – поправился гость. – Поэттому, как ни крустно, я оппосдал с эттой стрелой. На

первом этапе с помошью ее можно пыло сорвать опряд и не допустить таких послетствий.

– А почему ее нельзя использовать сейчас? Она что, силу потеряла? – судя по всему, михаил не собирался отказываться от возможности опробовать уникальное оружие на ком-нибудь из черных. – И почему их так мало осталось, если так хорошо действует?

– Сам подумай, Миша, – ответил вместо прибалта Иваныч. – Стрела легкая, даже из этого самострела ты ее далеко не кинешь. Тем более прицельно. Сотня метров, если не меньше.

Ты хочешь пробиться через охрану и толпу приглашенных кошкодавов? И при этом не спугнуть эту семерку, чтобы они не перенесли обряд на другое время? Они могут и подождать месяц-другой. Кроме того, в кого ты будешь стрелять?

– В того, кто ведет ритуал, – Михаил ответил сразу, не задумываясь.

– Правильно, не зря я тебя учил. А как ты его отличишь от остальных до начала? Если ошибешься – замену тут же найдут. И вообще, незаменимым он становится, только когда все уже идет полным ходом. Учитывая, чего они сейчас достигли, я не стал бы надеяться на то, что даже эта стрела пробъет полностью подготовленную защиту. Ты ее силу просчитал?

– Прикидывал, – Михаил вздохнул. – Если пуля рикошетит, а не вязнет, плотность купола слишком большая. Разве что из пушки попробовать. Чтобы защита не успела полностью сработать, нужна большая скорость. Но, Иваныч, на стреле же чары!

– Не чары, а заговор! – рассердился ведун. – Помни разницу! Не поможет он.

– Почему?

– Потому что не один маг, а семеро в круге. Тебе их всех сразу накрывать придется, пусть даже обычными стрелами. Успеешь шесть раз перезарядить? Или потащишь с собой отряд – чтобы вас засекли раньше, чем вы на холм подниметесь?

– А если взять с собой обычное оружие?

Иваныч посмотрел так, что воин осекся и потупил глаза.

– Можно и обычное, Миша, – ответил вместо ведуна Илья. – Даже успеешь попасть во всех, прежде чем охрана тебя расстреляет, я в твои способности верю. Какая лужа крови при этом в круге образуется, представил? Что произойдет, сам знаешь или напомнить?

Михаил молчал. Все молчали. Что тут скажешь? Одна стрела, пусть самая чудесная – это только одна стрела. Против сотен, если не тысяч – аргумент слабый. Лужу крови и последствия тоже несложно было представить. Александру, например, было достаточно вспомнить груду тряпья вместо трупа – тогда, на холмах… Не об Ирине думай, о деле! Ей ты сейчас все равно не поможешь. Разве что тем, что все-таки сможешь придумать способ одним ударом избавиться от всех черных в городе.

– Так что, я думаю, вопрос ясен, – все так же безразлично сказал Олег. – Может быть, еще придется использовать и эту стрелу. От имени Круга благодарю за оружие и вас, Юхан Оттович, и представленные вами Круги. Но сейчас мне остается только дать приказ к отходу из города.

– Погоди, Олежка, – Иваныч вернул стрелу прибалту. – Успеешь. Есть тут одна идея. Пойдем-ка, с глазу на глаз переговорить надо. Ты еще не все свои знакомства в городе порастерял?

Они вышли. В комнату заползло и улеглось тяжкое молчание. Не требовалось ни верхнего зрения, ни опыта психолога, чтобы определить настроение всех собравшихся. Усталость, отчаяние – и робкая надежда: а вдруг действительно что-то можно сделать?

Первым нарушил тишину Михаил. Не сиделось ему спокойно. Бой, только бой – даже без надежды на победу, но до конца. Иначе ему никак. И если могут скомандовать: «Вперед!» – нужно быть готовым. Кроме всего прочего, для командира это означает еще и учет всего, что можно предусмотреть.

– Юхан Оттович! – прибалт повернулся. – Если на этой стреле такой мощный заговор, почему его не чувствуют на расстоянии? Вы же ее сюда пронесли мимо демонов? Да и

обычных наблюдателей хватало. Как с ней вообще можно подобраться к магу на выстрел, чтобы он не почуял?

– А, вы оп эттом! Тут вся штука в футляре, – гость подал кожаный чехол. – Он тоше не простой. Оччень хорошо маскирует и от демонов, и от…

От чего и что еще может замаскировать этот колчан, сказать не дали. Шум и крики раздались сначала во дворе, потом в подъезде. Загрохотали по лестнице приближающиеся шаги. Михаил мгновенно выхватил из-за ближайшего шкафа автомат. Так же быстро в руке Ильи оказался старый, потертый ТТ, чудом сохранивший остатки какой-то надписи. У Александра оружия не было. Кинжал, что ли, у Мишки позаимствовать?!

Оружие не потребовалось. В дверь комнаты заглянул один из воинов Народа – глаза ошалевшие, но радостные:

– Владимир вернулся!!! – крикнул и тут же исчез. А в коридоре уже гомонили, что-то пытались расспрашивать. Голос, отвечавший на вопросы, был каким-то незнакомым. Или просто показалось?

Первым в коридор выскочил Илья – все еще с пистолетом в руке. Михаил отставил автомат. А за дверью уже слышалось: «Ну-ка, дайте пройти! Да не хлопай ты его, он же раненный!» Наконец Илья помог зайти в комнату человеку в окровавленном камуфляже.

– Привет всем! – нет, все-таки голос его. И все остальное

– тоже. Просто человек еле на ногах держится, шатает его. Лицо – как дубовая кора, бурое от крови и грязи. – Я гляжу, без меня совсем хреново? Вот я и пришел!

В комнату не вбежал – запрыгнул Олег.

– Володя, ты где был? Что с тобой? Ранен?

– И это тоже. Меня, извиняюсь, малость в плен взяли. Еле сумел вырваться. Понасмотрелся там… Уходить нам надо, ребята. И чем быстрее, тем лучше. Опоздали мы.

– Знаю, все знаю. Да ты погоди, тут одна идея появилась! – от равнодушия и вялости Олега не осталось и следа, то ли возвращение любимого «гвардейца» так подействовало, то ли и

в самом деле Иваныч додумался до чего-то спасительного. – Давай, садись сюда, в кресло.

Владимир сел. Что-то в этом движении насторожило Александра. Как-то не так Володька двигается. Может, из-за раны? И говорит странно. Голос вроде бы его, хоть и сильно охрипший, а вот сама речь… Слова, фразы… Ничего особенного, но что-то неуловимо отличается от обычного.

Нет, глупости. Двойника вряд ли могли послать, даже с такой личиной, которую когда-то Олег делал. Личину ребята на входе обнаружили бы сразу. Что же не так?

– Илья, посмотри, что с ним! – к Олегу вернулись властные нотки. Тоже хорошо. Илья сразу же склонился над раненным. Приложил руку к груди, недоуменно нахмурился.

– Что там, Илья? Раны тяжелые?

– Ты знаешь, Олег… Не чувствую я их. Вроде бы вот они…

– Илья, Олег! В сторону, быстро! – крикнули от двери.

Все недоуменно обернулись. В дверях стоял Иваныч, поднимая «Моссберг». Жесткие глаза ведуна не отрывались от кресла.

Илья отскочил, не раздумывая. Олег начал удивленно

выпрямляться:

– Ты что, Ива…

Договорить не удалось. Сидевший в кресле вскочил, и дальше все пошло быстро. Очень быстро. Сухой щелчок. Блестящая полоска перечеркивает горло Олега. Грохот – из спины Владимира вырывается розово-красный фонтан, взлетают клочья обивки кресла. Что-то обжигает Александру плечо. Зеленая тень бросается к двери. Второй выстрел – глухо, с влажным хлопком. Пятнистая спина изергает новый фонтан, сыпется штукатурка. Хрип. Пистолет в руке Ильи дергается, блестит красно-желтым. Михаил тянется к автомату. Что-то черное отбрасывает прибалта, тот падает, рассыпая зажатые в кулаке серебряные стрелы. Страшная фигура – с дырами в груди и животе, с вываливающимся из разбитого пулями затылка кровавым студнем – поворачивается к стоящим в комнате. Черная тень подхватывает серебряную блестку. Окровавленный нож в руке того, расстрелянного, тянется к боку Михаила. Не успевает. Затянутоя в черное рука вбивает толстый арбалетный болт в глазницу. Мгновенно выхватывает и с резким хрустом вгоняет в ребра, слева, в буро-красное пятно на маскировочной куртке.

Сначала об пол ударились колени того, кто был Владимиром. За ним, на пороге, медленно оседал залитый алым Иваныч. Оба упали одновременно.

– Вот так, я думаю, будет лучше, – колдун одергивал черный рукав, оценивающе посмотрел на пятнышко крови. – Юхан Оттович, спасибо за фольклор. В самом деле прекрасно действует.

– Что… это?… – Олег держался за шею, из-под пальцев текла кровь. Илья отшвырнул пистолет и бросился к Иванычу.

– Нежить, – пожал плечами колдун. – Зомби, но хорошо замаскированный. А ведь раньше считалось, что с нашим

Народом такое сделать невозможно. Мастера работали – даже ауру подделали! Ведун молодец, сразу почуял. Я, если честно…

Олег уже не слушал. Спотыкаясь, кинулся к двери. Илья поднял голову:

– Все, Олег. Бесполезно. Над ключицей и вглубь шеи.

Артерии, вены, трахея. Плюс усталость и возраст. Несколько минут… И ты знаешь, что еще. Хорошо, что все на месте. Не будет мучиться.

Иваныч еще хрипел. Из рта и узкой раны выплескивалась кровь. Тело содрогалось, не хотело умирать. Глаза глядели спокойно. Ни боли, ни страха. Старик сначала посмотрел на Олега, потом нашел взглядом Александра. Медленно прикрыл глаза, снова открыл – будто кивнул. Олег оглянулся через плечо:

– Саша, быстро сюда! Становись рядом! Возьми Иваныча за руку!

Александр опустился на колени рядом с умирающим. Рука была жесткой и сухой – ни крови, ни смертного пота. Мозолистая рука старого крестьянина. Долго жил, много поработал – вот и отдых.

– У него не было ученика-ведуна, – продолжал Олег. – Точнее, был… это сейчас не важно. Ты слышал о том, как умирают?… – не смог договорить, горло перехватило.

Александр кивнул. Об этом он слышал. О накопленной силе, не дающей спокойно уйти Древнему. О страшных мучениях, об агонии, растягивающейся на часы и дни. Правда, до сих пор считал это сказками. Фольклором. Как и серебряные стрелы, и оживающих мертвецов.

– Иваныч хотел тебя взять в ученики, все передать, – за Олега продолжил Илья. – Говорил, ты справишься. Не успел.

– Я знаю, – слова не хотели выходить из горла. Александру

приходилось проталкивать их силой. – Натаныч говорил.

– Думал об этом? Хорошо. Значит, понимаешь, что сейчас нужно. Если, конечно, ты согласен. Силой никто не заставляет. Что скажешь?

Снова все застряло. Кивнул. Наконец выдавил:

– Но я не умею…

– Не волнуйся. Здесь все, кто может вам обоим помочь. Ты согласен?

– Да, – на этот раз удалось произнести это вслух.

– Тогда просто расслабься. И внутренне тоже. Вспомни, как

он тебя учил воспринимать образы.

Александр закрыл глаза. На плечи и голову легли чьи-то ладони. Уже откуда-то издалека послышалось:

– В последний раз – согласен?

– Да, – твердо ответил Александр и провалился в радужный водоворот.

(обратно)

ГЛАВА 18

– Который час? – спросил Александр у белеющего над ним потолка.

– Пять вечера. С минутами, – ответило пространство голосом Ильи.

Голова поворачивалась неожиданно легко. Вообще тело было легким и послушным. Не ожидал от него такого.

Вскочил с кровати – какая-то незнакомая квартира, застеленная кровать, валяется на ней одетый и в ботинках…

– Илья, где мы?

– В той же квартире. Где собирались, – Илья смотрел в окно. Ничего там не изменилось. Серые облака и кружащиеся под ними демоны. Вот только нечисть теперь различалась совершенно отчетливо. Как и невидимый даже верхним зрением барьер, отбрасывавший их вчера.

– Значит… Получилось?

– А как же иначе? Пошли, все уже готовы. Тебя ждали, после такого дела будить нельзя. Уходим, времени нет.

– Как уходим?! Совсем? А как же план Иваныча?!

– Ты его помнишь? – Илья впился взглядом. – Попробуй вспомнить, Саша!

Попробовал. Много чего постороннего обнаружилось вдруг в памяти. Заговоры. Заклинания. Несущие силу Слова. Узоры, соединяющие все это – и не только вид, но и нанесение на разные вещи: оружие, инструменты, книги. Много чего.

Спасибо, Иваныч, за последний урок и подарок… Лучше бы ты его позже преподнес.

Знания были. Не было собственных мыслей старого ведуна. Каждый думает сам, своей головой. Можно дать сведения, научить действиям – но не переучить думать. Это у каждого только свое.

– Нет, Илья. Не помню. Этого – точно нет.

Взгляд ушел в сторону и погас.

– Значит, этого не помнит никто. Не успел он все Олегу рассказать, только общие намеки. Как все быстро получилось, словно они заранее знали и рассчитали… Ладно, пошли. Нам еще кое-что забрать нужно.

В соседней комнате тоже было все по-прежнему. Даже пятна крови вытерли. Только кресло не успели подлатать. Кстати, как там плечо?

– Зажило все, – заметил движение руки Илья. – теперь на тебе все будет быстро заживать. Сам затянешь, без моей помощи.

– Знаю, – действительно, теперь Александр вспомнил и это. Вспомнил, как остановить кровь, унять боль. Раньше тоже умел, но как нерадивый ученик. Теперь будет проще. И не только себе сможет помочь, если что.

– Бери, и пойдем, – Илья кивнул на лежавшие на стуле арбалет и кожаный футляр. – Может, когда-нибудь еще пригодится.

– А почему именно мне оставили? Не могли сами забрать?

– Не могли. Такие вещи должны быть у ведунов. Ты что, не знаешь?

– Знаю. Кстати, хозяйство принято по описи принимать, – Александр отстегнул крышку. Под ней торчало серое перо, в глубине тускло отсвечивали деревяшки. Прикоснулся к стреле – пальцы чуть кольнуло. Действительно, мощная штука.

– Пересчитал? Тогда пойдем. Ребята ждут, сейчас малость почистили окрестности.

– Как зачистка прошла?

– Нормально, без потерь. Черных мало осталось, все к горе потихоньку стягиваются. Нас в расчет почти не берут, – Илья тяжело вздохнул. – И правильно делают. Не успеем до полуночи от города уйти – то, что после первой Печати было, нам отдыхом покажется.

– Подожди, какая гора?! Должны были завтра!..

– Сегодня. Ты спал больше суток. Бери самострел и пошли, всех задерживаешь.

Александр поднял увесистый механизм со стула. Подкинул в руке. Вот Иринка бы обрадовалась, она любила старинное оружие… Это хоть и современный, но арбалет. Ей бы понравился, она мечтала пострелять из чего-нибудь такого, не огнестрельного…

– Знаешь, я остаюсь. Дело одно есть, – подумал немного и добавил: – А ты иди, и ребят забери. вам действительно лучше уходить подальше.

– Что-о?! – направившийся было к выходу Илья начал грозно разворачиваться. Не успел. Приклад коротко ударил его в затылок – не сильно. В самый раз.

– Ты уж извини, – Александр подхватил падающего, осторожно опустил на пол. Прислонил к шкафу. – Так надо было. Потом сочтемся.

Наклонился, достал у Ильи из-за пазухи ТТ. Сунул во внутренний карман куртки. Вышел на лестничную площадку – там дежурили двое ребят с автоматами.

– Мужики, там Илье плохо стало! Помогите ему, мне бегом нужно! Олег где?

– Хрен его знает, – обернулся второй. Первый уже исчез в квартире. – Нам не докладывали.

* * *

Мелкий дождик размыл снег, обнажил прошлогоднюю траву.

Среди серых листков попадались и зеленые – то ли свежие, то ли уцелевшие с прошлого года. В звездном свете Александр видел дрожащие капли на былинке перед лицом. Красиво, но для него плохо: этот склон был единственным местом, откуда его наверняка не ждали, а теперь придется лезть вверх по каше из раскисшего снега и скользкой глины. И времени на обход не остается. Ну, все, пора.

Почти на середине подъема нога все-таки соскользнула на мокрой траве, но до самого низа катиться не пришлось, только пропахал двухметровые борозды скрюченными пальцами. Теперь он ставил ногу еще осторожнее, выбивая носком ступеньки и пробуя их на прочность. Потом трава и снег кончились, дальше были осыпь и обрыв.

Наверху или действительно никого не было, или замаскировался кто-то очень уж могучий и умелый, сумевший обмануть даже ведуна-разведчика. Что вряд ли – все, кто мог это сделать, сейчас наверняка заняты более важными делами, чем поиск одинокого недоучки. А может быть, им уже действительно никто не мог помешать, но об этом думать не хотелось. Все скоро выяснится.

Мелкие камешки скрипели и перекатывались под ногами. Сорвись он сейчас – удержаться будет не за что, а шума будет столько, что можно будет и не подниматься снова. Просто вернуться домой или уехать за город. Можно и здесь остаться – тогда не придется лишние несколько часов ждать, когда же он вслед за всеми остальными перестанет нервничать, чувствовать, думать… Есть и более простой выход – на привычном месте под курткой. Впрочем, после того, что черные сумели сделать с Владимиром, в надежность обычных пуль не верилось.

Вот и расселинка, над которой они тогда стояли, штырь должен быть левее. Веревочная петля, оплетенная для жесткости проволокой, зацепилась с первого раза – спасибо ей. Теперь нам наверх – проще простого. Только вот времени не хватает катастрофически. Сегодня это слово к месту приходится, прямо как никогда раньше… До истинной полуночи меньше десяти минут.

Когда он выбрался на обрыв, оставалось меньше семи минут. Веревку бросать не хотелось, но вряд ли она ему больше понадобится. Да и сматывать некогда. Часовой наверху все-таки оказался, но сидел намного левее, над тропинкой. Молодой, неопытный – сам замаскировался, а ствол выставил – прямо отсюда железо чувствуется. Наверное, «кошкодав», они точно сегодня все здесь. Александр не стал ползти – ринулся напрямую к рощице. Здесь пришлось потерять еще три минуты – арбалет упрямо цеплялся за ветки. А за деревьями уже поднималось лиловое зарево с багровыми и зелеными проблесками.

Ноги не хотели двигаться, приходилось толкать их словно через груду песка, в грудь толкали раскаленные волны. Верхним зрением были видны огненно-зеленые ленты, змеившиеся по земле и все больше оплетавшие ботинки, поднимавшиеся выше и выше… на то, чтобы стряхнуть их или сказать Слова, не было ни сил, ни времени. Полторы минуты. Александр поднялся на бугорок и увидел свою цель.

Все они собрались сегодня здесь. В черных кожаных куртках, турецких дубленках, китайских «алясках», самодельных балахонах, еще черт-знает-в-чем. Молодые и не очень. Люди, но во многих привычный глаз мог найти явные черты Древнего. Радостные, испуганные, озлобленные, безразличные, накачавшиеся разной гадостью и совершенно трезвые. Свечения вокруг них сливались в переливчатую радугу, окружавшую невысокий холм, на котором должен был явиться их «Хозяин». Александр знал, что в городе «кошкодавов» и прочих любителей страшных чудес немало, но такую толпу увидеть не ожидал.

От холма по земле стелилась зеленая поземка, постепенно растекавшаяся тонкими ниточками, вокруг вершины все выше поднималась ярко-лиловая сияющая стена, постепенно загибающаяся в купол. А на вершине пылал костер, вокруг которого стояли высокие фигуры в черном. Раз, два… некоторых закрывало пламя, но их было явно больше семи. Не семь – девять!!! Кто же еще двое?!

Минута. Где-то сбоку раздались частые удары – некогда разбираться. Руки делали свое дело, скрипел рычаг. Около лица пролетела алая комета, обдав жаром, чуть дальше и выше – еще одна. Двигались они настолько медленно и плавно, что не сразу узнал в них трассирующие пули. Заветная стрела тоже никак не могла вылезти целиком, наконец из устья колчана показался наконечник, блеснувший в свете очередного трассера.

Откуда-то сверху падала черно-зеленая тень, заслоняющая звезды, за ней вторая. Узнал нечисть, но отбиваться было некогда. По земле прошла тягучая дрожь, купол над холмом почти сомкнулся. Скажи кто Александру раньше, что можно видеть сквозь землю не на пядь или даже собственный рост, а на сотни метров – не поверил бы. Сейчас же ясно различалась угольное на багровом зареве острие, поднимавшееся к пылающей в лиловом кольце точке костра. Спустя миг разглядел такое же, тянущееся сверху, из тьмы между звездами.

Времени совсем не оставалось, разве что нажать на спусковой рычаг еще успевал. Оружие дрогнуло в руках, серебристая иголка ушла в ночь… и встретилась с красной кометой, переломившей стрелу пополам. Теперь точно все. Не успел. Время рванулось вперед и побежало, наверстывая свое. Знакомо рычали автоматы, шипели несущиеся рядом огненные струи – одна из них задела плечо, рванула и развернула лицом к вспышкам. Сверху ударило тяжелое, схватило за сердце и пригнуло к земле. Где-то около холма зашипело и ударил громовой раскат. Земля ударила по лицу.

Как ни странно, сознания он не потерял. Чувствовал, как холодные когти терзают его, пытаются добраться до глаз, проникнуть в голову, попробовал сопротивляться… и вдруг понял, что вполне способен на это. Напрягся сильнее, внутренним ударом отшвырнул от себя демонов, привстал, ожидая продолжения борьбы. Сколько секунд осталось?

Продолжения не последовало. И вообще творилось что-то странное. За спиной слышались вопли, зеленая паутина под ногами погасла, по траве метались оранжевые блики. Разведчик оглянулся на холм, ожидая увидеть что угодно – поднимающийся из земли багровый силуэт с рогами, ангела с мечом, дракона, пожирающего толпу…

Толпу никто не ел. Впрочем, от этого она разбегалась ничуть не медленнее. Вершина холма пылала, фигуры на ней уже не возвышались – кто-то горел, лежа ничком, кто-то огненным колесом катился по склону… Где-то он уже такое видел, но вот где? Слишком многое за сегодня свалилось на голову. В том числе как минимум один демон и пара камешков во время подъема по расселине. По крайней мере ясно одно – кто-то все-таки помешал черным, причем достаточно эффективно.

Справа хлопнул выстрел, за ним еще два. Тут же отозвалось плечо. Александр скосил глаза – ничего, рука цела. Зарастет, а боль сейчас отгоним. Кровь под взглядом текла

все медленнее и наконец остановилась. Спасибо еще раз, Иваныч. Что-то острое кололо лопатку, но с этим можно будет разобраться и позже.

На холме тем временем появились живые, ходили среди огня, поднимали что-то, накрывали темными полотнищами корчащиеся и неподвижные продолговатые костры. Глазами не узнать, ни верхнее, ни внутреннее зрение ничего не показывало. Понятно, что Древние, а кто именно? Ладно, в любом случае вряд ли кто-то из чужих. Надо идти, раз геройски умереть не удалось… И арбалет надо не забыть подобрать.

Голос Олега окликнул его около самого холма.

– Саша! Шатунов! Ты как, цел?! – сверху прыжками спустился человек в маскировочном костюме, с знакомым карабином «Тигр» наперевес. – Ого, как тебя разворотило! А ну, повернись!

Поворачиваться Александр не стал. Вместо этого он размахнулся арбалетом… попробовал размахнуться, но боль в лопатке скрутила в узел и бросила на колени.

– Вот это да-а, давно такого не видел! А ну замри, не шевелись!

– С-с-сво-олоч-шш… Т-ты ззнал! вы все… – тут уж стало не до разговоров и не до злости. Голова опять уткнулась в землю.

– Говорят тебе, не дергайся. Сейчас вытащу, полегчает, а остальное потом заделаем… Тебе железку на память оставить? – перед лицом возникла ладонь с куском металла, похожим на обрубленный гвоздь. – Нет? Ну и правильно, нечего всякий мусор хранить. Впрочем, пока сохранить надо, вдруг тебе для заговора понадобится. Теперь ты у нас вместо Иваныча – не во всем, но в чем-то. Эх, не дожил дед… Все-таки сработала его затея. Риск, конечно, был, но оправданный, как видишь. А ругаться потом будешь, легкое побереги.

– Н-но… почему… не с-сказал?…

Олег тяжело вздохнул и некоторое время помолчал. Потом махнул рукой.

– Ладно, все равно узнаешь. Да и понять должен. Все-таки не в стройбате служил. Ты такие слова – «отвлекающий десант» – слышал?

Мысли бились в голове, но сказать Александр ничего не мог.

Да и что скажешь после такого? Морду бить? И пробовал уже, и почти не за что. Все пережитое за самые длинные в жизни дни бурлило и перемешивалось, пока на поверхности не вспыхнуло одно.

– П-почем-му… д-девя-а… н-не с-семь?… Кх-хто?…

На этот раз Олег молчал еще дольше. Вдруг как-то сразу стало заметно, что он стар – не только по человеческим меркам. Даже для Древнего.

– Одного так и не опознали… – выдавил он наконец.

– А… В-вто…рой… то… же… Д-древ-ний?…

– Пойдем… посмотришь сам. – Олег поднял руку и помог подняться. Они медленно побрели вверх.

На вершине дотлевала трава, а снега не осталось совсем – только пар то земли поднимался. Можно было различить остатки канавок, обозначавших вписанную в круг сложную фигуру, похожую на разомкнутую многолучевую звезду. Продолговатые и изогнутые бугорки, похожие на коряги были аккуратно прикрыты пятнистыми плащ-палатками. Среди пепла блеснул обломок металлической трубы, топорщившийся полосками дюраля. Очень знакомый обломок, но опять не было никакой возможности вспомнить – откуда и почему.

– Видел? Можешь считать, твоя работа. – Олег пнул странный предмет. – Хотя можно было бы и обойтись, наверное. После того, как главного хлопнули, круг распался, но для надежности пришлось добавить. Все-таки у них почти получилось. Ладно, пошли, чего уж… – он решительно шагнул к одной из плащ-палаток и откинул край. Блеснула серебристая подкладка, под ней оказалось что-то непонятное, черно-белое – точнее пока было не разобрать. Александр шагнул ближе.

– Тебе фонариком подсветить? – голос Олега внезапно охрип

и сорвался.

Подсвечивать не пришлось. Половина головы обгорела, но на второй даже сохранились длинные пепельно-русые волосы. Ирина глядела единственным уцелевшим глазом испуганно и удивленно, как тогда, в на холмах…

Наконец-то на Александра обрушилась непроницаемая темнота, и он все-таки перестал чувствовать и думать.

* * *

Раннее, с мая начавшееся лето прогрело асфальт. Город переоделся в легкие платья и майки, кое-кто даже потянулся на пляж. Сестрички в военном госпитале распахнули окна настежь, ходячие больные и раненые правдами и неправдами пытались выбраться из палат в скверик. За ними приходилось приглядывать, чтобы не перемахнули через забор – «самовольщиков» прибавилось, а объясняться с главврачом не хотелось в такой день никому. Как и в любой другой, впрочем.

В одну из палат заглянула бойкая девчушка в коротком халатике. Выздоравливающие были на прогулке, только поступивший больше месяца назад с Кавказа «контрактник», как обычно, лежал и глядел в потолок.

– Шатунов, к тебе посетители! Офицеры какие-то!

Глаза оторвались от потолка и холодно уставились на дверь. Под этим взглядом медсестра почему-то смутилась и скользнула обратно в коридор. Было слышно, как она говорит кому-то: «Только не больше двадцати минут!» Затем по коридору простучали каблучки, а в палату шагнули двое. Сначала Александр скользнул взглядом по погонам и орденским планкам, и только потом узнал обоих – серебристо-седого усатого полковника и майора с окладистой русой бородой.

– Как самочувствие, герой?

Глаза глядели все так же холодно, но смутить Олега было значительно труднее.

– Ты уж извини, что раньше не зашли… дел как всегда и даже больше. У нас тут есть кое-кто, так что по части медицины все знаем. А как ты сам-то?

Взгляд ушел в сторону. За окном шумели ярко-зеленые деревья, и на них явно можно было разглядеть что-то более интересное, чем посетители.

– Молчишь? Простить не можешь? Ну что ж, воля твоя… Только если ты думаешь, что это мы специально все так подстроили, то подумай еще раз, и получше. Насчет операции

на горе – еще тогда сказал, а что было раньше – так ты меня не переоценивай, я не господь Бог. Да и тебя никто за руку не водил никогда.

Молчание вновь повисло под потрескавшимся потолком. Майор притронулся к погону Олега:

– Пойдем… не видишь, не будет он с нами говорить. Даже скрывать этого не хочет.

Они повернулись к двери, но с койки толкнул в спину хриплый голос:

– Олег… погоди… Что сейчас в городе? Да садитесь вы,

что ли… раз уж пришли.

Гости устроились на синем одеяле, покрывавшем соседнюю койку.

– В городе? В городе-то получше стало. Прежнего не вернешь, мертвых не воскресишь, но похоже, что кое-кого из выживших можно будет вылечить. Наши, кто с других Кругов на помощь подошел, почти все разъехались. Через месяц постарайся поправиться, хочу тебя на Большой Совет взять. Тебя много кто послушать хотел бы. Да и тебе, я думаю, на пользу пойдет. Заодно с коллегами-ведунами пообщаешься. Обменяешься опытом.

– Что это было все-таки… тогда, на горе? Я начал догадываться, но до конца не понял. Честно говоря, такой мощи я не ожидал. Показалось, что это действительно… их Хозяин.

– Может быть, и еще хуже, – Олег помрачнел. – Давай сейчас не будем говорить об этом, не с твоим здоровьем. Тем более я и сам пока не все понял. Это все нам еще и аукнется, и откликнется. Дырку оно не просверлило, но подошло близко. Что-то все равно просочилось. В этом месте и в ближайшее время, скорее всего, не повторится, тут и наши позаботились, и кое-кому из людей подсказали. А вот в любом другом и попозже… пока никто не знает.

– Что с людьми? Которые там были?

– Да кто где. За последнее время ни одного случая – ни жертв не приносят, ни даже спиритизмом заниматься не пробуют. Кто-то в психушке, одна компания, говорят, чуть ли не в монастырь пошла… Ну, кое-кого и наши в обработку взяли. Другое плохо – неосознанных действий стало больше. Случайных. То ли отдаленные последствия, то ли… а, ладно, не будем пока загадывать, времени еще мало прошло. Но я вот боюсь, что проблем у нас не намного убавилось.

– Олег, и еще… как там тогда было, на горе? как

получилось их круг разбить?

– А ты еще не додумался? Я ж тебе еще тогда сказал! Эх, разведка… Ну, спишем тебе это на ранение и переживания. Ты и помог. Стрелой.

– Ее же вроде в воздухе в щепы разнесло… Это надо же – так попасть!

– Ну да, разнесло – я, кстати, наконечник подобрал. Цел, пригодится еще… хотя лучше бы не надо, конечно. Так вот, похоже, маги отвлеклись еще на выстрелы, когда по тебе охрана бить начала. А как стрела пошла – тут и тебя, и ее трудно не заметить было, полет все почувствовали. Купол еще не сомкнулся, и кое-кто в кругу струхнул. Этого хватило, чтобы пулей попасть в лоб тому, кто вел обряд.

– Серебряной или заговоренной?

– Бронебойной! Из крупнокалиберной винтовки стреляли, тут уж никакой магии не хватит, чтобы на полпути остановить. Защита не успела сработать. А потом, ты видел, ударили из огнемета… Это нам Николай Иваныч подсказал – чтобы всех сразу и крови не было. Девятого мы опознали. Угадай, кто оказался?

– Не буду, и так тошно вспоминать.

– Наш с тобой знакомый, Сережка-гитарист! Не делай большие глаза, он не последней фигурой оказался, и не у «кошкодавов», а у той компании, которую вы с Натанычем в лесу взяли. Только хитрости хватало до поры не лезть самому, Юрик у него на посылках был. Но тут уж не мог упустить, маловато было тайной власти…

– Кстати, как они?

– Кто? – не понял сначала Олег.

– Натаныч… и Юрик.

– Юрий Натаныч в лесу отлеживался, ранили его все-таки тогда. Кинжал он Мишке так и оставил. Отошел от дел. А Юрик… Ну что с пацаном сделаешь? Отпустили.

Оставался самый тяжелый вопрос. Собрался задать. Передумал. Потом все-таки решился:

– А… Ирина как же?… Как ее-то опять заманили?

– Заманили?!! – Олег скрежетнул зубами и чуть не закричал. – Я ж тебе еще тогда говорил, что в таком обряде только доброволец нужен! Ну вот и… – он не договорил и отвернулся.

Помолчали какое-то время, потом Александр мотнул головой, отгоняя воспоминания.

– Что ж ты не настоял тогда, если точно знал?

– Ничего я не знал точно, а тебя тогда предостерегать тем, в чем и сам не уверен – думаешь, помогло бы? Вспомни себя тогда. – Олег говорил глухо, не поворачиваясь. – Думаешь, я не знаю, что такое любовь? Ты бы и не поверил. Да и я верить не хотел, а хочешь знать, почему?! – он повернулся, и Александр остолбенел, впервые увидев слезы на лице Главы Круга. Лицо оставалось спокойным, но из глаз медленно стекали капли и бежали по морщинам в густую седину усов. – Мне она… правнучка… была…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

(обратно) (обратно)

Алексей Селецкий НЕЛЮДЬ Сериал «Древняя кровь»

ПРОЛОГ

– Это не мой ребенок! Верните мне моего ребенка!

– Успокойтесь, пожалуйста…

– Верните моего ребенка! Верните мне моего ребенка! Говорю вам, верните мне моего ребенка!

– Послушайте…

– Ничего не хочу слушать! Вы подменили ребенка! Специально или по ошибке – сами разбирайтесь, а мне нужен мой ребенок!

Врач, немолодая уже женщина в синеватом халате, устало опустилась на кушетку. Ну и что прикажете делать? Как объяснить человеку то, что он не желает воспринимать? Не было ошибки, проверяли и перепроверяли уже второй день. Да что проверять, если еще в родильном зале все стало ясно?

Конечно, все младенцы появляются на свет отнюдь не розовыми карапузами из рекламных роликов. За годы своей работы приходилось видеть всякое – и перекошенные головки у вполне нормальных новорожденных, и шестые пальцы, и много чего еще, о чем эта кричащая мамаша не догадывается. К счастью. Дети хронических алкоголиков, дети работниц химзавода, дети чернобыльцев… Последние, впрочем, в большинстве своем как раз получше, особенно сейчас. В первые годы – да, хватало отклонений. Теперь нашлись другие причины.

А у этой истерички все более-менее прилично. Рефлексы новорожденного нормальные, ультразвук отклонений тоже не показал. Вот только внешность… Ну, еще зубы, пожалуй, но это бывает не так уж редко. Уши чуть заостренные – тоже могут расправиться. После родов, особенно таких тяжелых, трудно ожидать идеальной формы. Вот что не объяснить – этопропорции черепа. Глазницы слишком большие, разрез глаз странный – это уже сейчас видно. А в остальном – нормальный ребенок. Даже чем-то на мать похож. Голосом, наверное. Такой же пронзительный.

Вообще с этими родителями вечные проблемы. Особенно после эпидемии. Странная была болезнь, накатила и отхлынула. Как, почему – никто не знает. Но, говорят, последствия до сих пор ощущаются. Вот и это, вполне может быть…

– Простите, а четыре года назад вы или ваш муж не болели? Вы понимаете, что я имею в виду?

Разъяренная женщина – да какая там женщина, девчонка почти – замолчала. Захлопала глазами:

– Вы думаете, это может быть…

– Не знаю, не знаю. Так болели или нет?

– Н-нет… Но я мужа спрошу. Он не рассказывал, но вы же знаете, многие бояться признаться… Неужели из-за этого?

– Не могу вам сказать, – врач строго посмотрела в испуганные глаза. Добавила многозначительно: – Не имею права. Но не исключено. А что ребенок именно ваш – можете генетическую экспертизу провести. Если выяснится, что мы ошиблись – оплатим. Но за наш роддом я ручаюсь. Так что, будем создавать конфликтную комиссию? Такие дела у нас через Облздрав делаются.

Интересно смотреть, как меняются люди. Только что в кабинете бушевала даже не разъяренная тигрица – выпущенная на свободу стихия. Ураган, цунами, извержение вулкана! И вдруг – маленький, испуганный человек. Осознавший, что он не прав, и его проблемы придется решать ему самому. Или еще не осознавший, но уже получивший спокойный отпор. Когда противник спокоен и готов к бою – это заставляет задуматься.

– Я вас прекрасно понимаю, – теперь врач могла себе позволить быть мягкой, сопереживающей. – У меня у самой двое, лечить приходилось… У вас все еще более-менее, начнете коррекцию сейчас – к году и следа не останется. Сейчас это можно бесплатно сделать, в городе центр открылся для детей с такими патологиями. Вам адрес и телефоны дать?

– Давайте, – решительный кивок, проглоченные слезы. Сдалась окончательно. Вот и славно. Впереди еще долгий день и масса других хлопот. В реанимации такую же девчонку после кесарева никак не могут в сознание привести. Пока вроде бы ничего страшного, затянувшееся действие наркоза, но скоро начнутся настоящие проблемы. Хорошо хоть главному пока не докладывали.

* * *

– Готов? Пошел! – голос выпускающего почти не слышен. Шлем на голове, ветер в открытом люке. Мотор «кукурузника» трещит и ревет. Шлепок по плечу. Шаг – какой он тяжелый, длинный, этот шаг! Головой вперед, краем глаза виден проносящийся над головой зеленый «хвост» с красной звездой. Ветер в лицо, слезы из глаз. Кувырком, вверх ногами! Рывок – первый, еще не самый сильный. И-раз, и-два, и-три… Можно не считать, кольцо сегодня дергать не придется. Принудительное раскрытие – карабин, трос и так далее. Шорох и шевеление за спиной – словно раскрываются крылья. Если бы! Сжать зубы… Удар! Над головой гулко хлопнуло. Тело дергается в ремнях подвесной системы. Все, купол раскрылся. Теперь до самой земли – тьфу-тьфу – проблем быть не должно. Можно оглядеться.

Все-таки красиво смотрится земля из-под купола. Поворачивается, покачивается плавно, как манекенщица на подиуме. Есть что показать, есть, никто не спорит. Пусть даже не раз виденное – все равно каждый раз красиво. Ради такого зрелища можно и в люк шагнуть, и дернуться от динамического удара.

Где-то над головой урчит «кукурузник», чуть в стороне и ниже парят еще несколько шелковых зонтиков. Внизу – «пятачок», но до него еще лететь и лететь. Да и не попасть точно на него, это для спортсменов задачка, не для «летучих чайников». Выбросили, хлопнул куполом – виси, любуйся. Вон река блестит, острова зеленеют сквозь слепящее сияние. Какое-то суденышко ползет. За рекой – полоска прибрежного леса и степь до горизонта. Или поля – не разберешь. На горизонте что-то дымится.

Поворот – другой берег, холмы, поля. Городская окраина с высокой красно-белой трубой. Чуть дальше – серо-белая бугристая корка города. Поближе – электричка ползет, дачников развозит. Трактор что-то тащит по полю, агрегат какой-то. Вдалеке – лесистая гряда в сизой дымке. Почти под ногами – лесок, домишки среди садов, серая ниточка асфальта. Смещается в сторону, скрывается за леском. Поляна внизу все шире, на ней уже чей-то купол гаснет. Все, пейзаж кончается. Ноги вместе, чуть подогнуть…

– Ну, лейтенант, который сегодня?

– Четвертый… товарищ подполковник.

– Еще один прыгнешь – и будешь запаску опробовать. Согласен?

– Как прикажете.

– Не «как прикажете», а «так точно!» – подполковник ухмыльнулся. – Ничего, скоро десантником станешь. Жалко, голубой берет нам не положен, а то девчонки с шеи не слезали бы!

Лейтенант пожал плечами. Стать десантником он не мечтал. Девчонки – неплохо, но и без берета пока обойдемся. И вообще, хотел бы стать военным – поступал бы в училище, а не в университет. Есть же у нас, в конце концов, химвойска и все прочее?! Вот из них бы и набирали себе…

Кому-то наверху было виднее. Кто-то решил, что проще и быстрее вчерашнего студента одеть в форму, чем подготовить нужного специалиста в армейском училище. Тем более что студент со второго курса работал с «закрытой» темой, прошел все проверки – хоть врачебные, хоть в первом отделе. Да и на «объекты» регулярно выезжал. Одним словом, почти что свой. Хотите получить работу по специальности, Андрей Владимирович? С неплохой зарплатой, служебным жильем и тэ-дэ? Тогда давайте ваш красный диплом и получите вот эти книжечки. Синяя, зеленая и красная. Удостоверение и два пропуска. Звездочки на погоны сами покупайте, форму выдадим. Впрочем, если не хотите, форму мы вам все равно выдадим. Ненадолго, на год всего. И без звездочек.

А парашют и все прочее – это уже дополнительно. Спецподготовка, особенности службы. Как и ручьи пота под противогазом, вонь реактивов и растворов, пыль командировок. Присягу давали? Устав читали? «Обязан стойко переносить…»

Хорошо хоть понятно, для чего все это. И без замполитов понятно. Помощнику командира по воспитательной работе лейтенант и сам мог бы многое объяснить. Если бы не две особенности. Первая – замполит не поймет и половины объяснений, вторая – неизвестно, есть ли у него, у воспитателя, трепача хренова, нужный допуск. Вполне возможно, что и нет. По крайней мере, ему о результатах работы лейтенант не докладывал.

А работы хватало. И действительно – по специальности, хотя и не совсем по той теме, которую взял в университете. Там он занимался отдаленными экологическими последствиями. Здесь – вскакивал среди ночи и летел туда, куда посылали. Выгружался из дюралевого брюха, командовал, выполнял приказы.

Непонятные, невиданные в этих местах и возникшие без причины эпидемии. Старые склады с позабытой хозяевами гадостью, которая выползла из проржавевших стенок и начала убивать. Или калечить. Или сводить с ума. Заброшенные полигоны среди степей или верблюжьей колючки. Подземелья, в которых не различишь, где кончается бетон и начинается каменная шкура планеты. Острова, на которых не гнездятся птицы. Берег, заваленный десятками трупов тюленей. Дохлая рыба. Дохлые мыши. Оскаленные трупы собак и кошек. Вонь, которую не могут сдержать никакие фильтры. Красные лампочки приборов. Дегазация, дезинфекция, дезинсекция, дератизация, дезактивация…

Специальный отряд быстрого реагирования на то, что может придумать и сотворить человек. А также на то, что в ответ ему способно появиться в природе. Какой-то любитель фантастики предложил название – «сталкеры». Можно, конечно, назвать и так. В Чернобыле, говорят, так прозвали разведку, бегавшую по четвертому блоку. Можно назваться, но не стали. Посмотрели фильм – тот же любитель кассету раздобыл – и передумали.

А парашют нужно еще сложить. Не тщательно, стропа к стропе, складочка к складочке – для прыжка его переуложат потом. Просто сложить, чтобы поместился в большую пятнистую сумку и при этом не запутался и не перекрутился. Тоже, между прочим, уметь надо.

(обратно)

ГЛАВА 1

Вроде бы все готово. Вычерчено, расставлено, произнесено. В середине поляны – аккуратный круг с вписанным в него треугольником. Хорошо, что не потребовалась пентаграмма, ее чертить сложнее, а чуть ошибешься – и лучше не начинать. Канавки рисунка заполнены осиновым углем, выцарапанные в темной лесной земле письмена – тоже. Костерок дымит, свечи в пластиковых бутылках горят ровно, не задуло их. Тоже важно.

Все? Все. Время подходящее. Это маленькие дети считают, что лучшее время для магии – полночь. Дети, старушки и создатели «ужастиков». Для настоящего мага и полдень может оказаться самым лучшим часом. Или три часа дня. Все зависит от того, что именно вы хотите получить. Или кого. Сейчас посмотрим, что получится, и получится ли вообще. До сих пор найденная на пыльном чердаке тетрадка не врала, все выходило как следует. Но раньше были мелочи – головную боль снять, свечку погасить, глаза кому-нибудь отвести, чтобы внимание не обращал… На этот раз нужно соприкоснуться с другим миром. Жутко. Но если уж заниматься такими делами, то всерьез.

Девушка на поляне подняла руки и произнесла длинное, странно звучащее слово.

И ничего не произошло.

Густые русые брови недоуменно изогнулись, чуть сдвинулись к переносице. Странно. В чем ошибка? Надо еще раз попробовать. И меньше внимания самому слову, не в нем суть. Чувствовать надо, что делаешь, лучше чувствовать. Все зависит от самого мага, а не от ритуала – об этом она уже прочитала. Чуть ли не на первой странице. Значит, нужно повторить.

Девушка сосредоточилась, попробовала посмотреть на все окружающее не так, как это делают обычные люди. Все смотрят глазами на то, что на поверхности. А нужно – изнутри себя на самую суть. Некоторые советуют глядеть на мир уголками глаз. От этого мало что меняется. Восприятие важно, а не глаза… Вот, вроде бы получилось.

В воздухе повисли светящиеся зеленоватые нити. Такие же, но другого оттенка, змеились по земле, переплетались, чуть подрагивали. Самый большой клубок, как и положено, слабо светился в центре круга. Часть зеленых паутинок бессильно колыхалась, отрезанная поблескивающей полусферой, выросшей из осинового угля. Нити сцеплялись, пробовали найти опору. Две или три протянулись к девушке, та привычным, почти незаметным даже для нее самой внутренним усилием создала вокруг себя такой же зеркальный купол. Защита. От таких зеленых канальцев большого вреда нет, но чуть-чуть помешать в работе могут. Лучше без них обойтись.

Теперь еще раз – Слово, и вместе с ним – все силы на зеленоватый клубок. Дотянуться своей волей, дернуть – и резко разметать в стороны.

Для постороннего наблюдателя ничего не произошло и на этот раз. Для того, кто умеет видеть все по-настоящему – нити полыхнули красным, клубок разлетелся разноцветным фейерверком. Тяжкая волна, словно эхо взрыва, покатилась по светящейся паутине от круга в лес, все дальше, дальше… Вернулась, заставив подпрыгнуть и заплясать даже самые толстые незримые канаты.

Не то, не то! Правда, в тетрадке не говорилось, как именно должен выглядеть результат, но на прорыв в иной мир, чем бы он ни был, происходящее мало походило. В середине треугольника – никого и ничего. Вообще после вспышки круг превратился в самое спокойное место поляны.

Натужно, страшно застонали деревья. Вроде бы ветра не было… А деревья шумят, скрипят, скрежещут. Одно взвизгнет – другое тут же охнет в ответ. Шелест какой-то в кустах. Земля подрагивает. И птицы, птицы – что они почувствовали?! Такой крик подняли, словно ко всем одновременно кошки в гнезда полезли!

Не кошки. И не в гнезда. Что-то ужалило в ногу. Еще раз. Еще, еще и еще. Крошечные лапки пробежались выше, за ними поспешили следующие. Девушка хлопнула себя по ноге, пригляделась… Муравьи! Десятки, сотни. Тысячи. Может быть, и десятки тысяч. Трава на поляне шуршала и колыхалась. Со всех сторон спешили маленькие упорные существа. Очень целеустремленно спешили. Кто является их целью – догадаться было несложно.

Скорее отсюда, скорее! Черт с ними, с вещами, с сумкой, с заветной и предательской тетрадкой! Из леса, в город, домой… На том месте, где минуту назад была тропинка, топорщился куст шиповника. В рост человека. За спиной тяжело ухнуло упавшее дерево, подскочило от удара. Взмахнуло напоследок раскидистыми ветвями. С довольным вздохом улеглось на второй тропе. Хорошая полянка, укромная, не видно ее за кустами и густым подлеском. Всего два прохода.

Скрип и шелест на мгновение исчезли, утонули в истошном визге. Визг сменился криком – отчаянным, бессловесным криком. Пронзительным звуком боли. Так кричит заяц, когда на его спине смыкаются зубы или в лапу попадает раскаленная дробина. Лес спокойно принял в себя новый звук, растворил его, разметал между стволов и ветвей.

Девушка прыгнула в середину круга, завертелась, пытаясь сбить с себя крошечных палачей. Ноги горели так, словно их по самые колени зарыли в раскаленные угли. На мгновение показалось, что магический рисунок способен защитить от безмолвного нашествия. Мураши суетились, бегали вдоль полосок золы, словно не решаясь ступить дальше. Неужели защита их удержит? Или…

Рыже-черная волна перекатилась через канавку, задержавшись на пару секунд, не больше. Но этих секунд хватило. Зола! Огонь! Все живое боится огня! Девушка схватилась за горящую веточку, вылезшую из костерка. Обожглась, чуть не выронила. Чиркнула пламенеющим кончиком по земле. Какой кислый запах… Еще раз, еще – и подгоревшая ветка обломилась. Трава не вспыхнет, лето сырое выдалось. Боль в ногах и обожженной руке куда-то отошла, только чувствуется, как жалят и жалят, все выше и чаще.

Что еще может гореть? Извиваясь, лихорадочно сдернула с себя легкую куртку, сунула в костерок. Упала на колени, не обращая внимания уже ни на что, кроме огненных пятен перед глазами. Подула. Первый язычок ухватился за рукав, нащупал сухую ткань. Лизнул жадно, вспыхнул, подтянулся повыше. За ним поспешили остальные. Девушка взмахнула курткой – огонь приугас, потом взялся за дело с новой силой.

Горящая куртка очертила еще один круг. В нескольких местах трава все-таки затлела. Не щадя ничего, хлестнула огнем по ногам – посыпались обуглившиеся тельца. Так их, так! Но одного рукава уже нет. Тошнит от кислой вони, и подгибаются обожженные ноги. Как глупо. Так не бывает, так никогда ни с кем не бывает. Словно в кино. Выключите же, выключите! Хватит!

– Ну ни хрена себе! Вот это доигралась!

На крик или визг сил уже не осталось. Девушка поперхнулась, закашлялась. Уставилась круглыми от ужаса и удушья глазами на долговязого парня. Откуда он взялся? Только что там никого не было, это точно. А главное, как прошел через эти кусты?! Не проломился, не протиснулся – просто появился на поляне, и все. Без треска, даже без шелеста.

Сначала ей даже показалось, что он вообще вырос из переплетения ветвей и листьев, отделился от них. В этом сошедшем с ума, бредовом, невозможном месте могут и кусты в людей превращаться. Нет, ничего подобного – просто пятнистая куртка. Маскировочная. В таких сейчас и военные ходят, и лесники… Лесник?! И он что, муравьев не замечает?!

– Тарас, Гриша! – голос долговязого не затерялся в лесу, а пошел перекатываться гулким эхом. – Сюда давайте!

С двух сторон одновременно возникли такие же зеленые-пятнистые. Почти такие же – ростом они явно были пониже первого. И появились не так бесшумно – с шорохом и треском. Негромким, но все-таки. То ли не такие опытные, то ли не до шорохов ей было, когда первый на поляну вышел.

Кстати, муравьи тоже обратили внимание на странных пришельцев. По крайней мере, поведение насекомых резко изменилось. Только что разъяренная лавина пыталась добраться до человека, шла по сгоревшим трупам сородичей – и вдруг поляна оказалась заполненной бестолково суетящимися букашками. Десятка два еще бегали по ногам, щекотали спину и живот, но впиваться в тело явно не торопились.

Между тем пятнистые парни явно понимали в происходящем куда больше, чем девушка. И, в отличие от нее, знали, что нужно делать. Для начала все трое встали по углам пепельного треугольника – спинами к кругу. Развели руки в стороны, забормотали что-то непонятное. Девушка попробовала посмотреть на происходящее так, как до этого на переплетение зеленых нитей – куда там! Глаза обожгло сразу же. Она долго терла их, трясла потяжелевшей вдруг головой, пыталась хоть что-то разглядеть сквозь радужную круговерть. Бесполезно. Только слышалось бормотание – все громче и громче, но слов все равно не разобрать. Вроде бы что-то знакомое, и в то же время явно не по-русски. А вот шум леса изменился. Сначала умолк истошный птичий ор. Потом и деревья начали успокаиваться. Все еще скрипели и скрежетали, но уже не так грозно. Словно гнев их выдохся, и осталось только раздражение.

– Уходим, пока все притихло!

Девушка узнала голос долговязого, повернулась к нему – и ноги все-таки не выдержали. Она упала на колени, вскрикнула от резкой боли, начала заваливаться на бок. С двух сторон ее сначала поддержали, потом подняли.

– Идти не можешь? – она помотала головой. – Тогда цепляйся за шею!

– Не вижу я ее, шею-то!

– На ощупь! – рявкнул долговязый. – Тарас, на руки! Уходим!

– Сумка! – вспомнила вдруг девушка. Рванулась. Сильные руки подхватили, подняли в воздух. Шея с шершавым воротом нашлась сама собой. По спине хлестнули ветки.

– Здесь твоя сумка, здесь. Муравьев сама вытряхивать будешь?

При воспоминании о муравьях девушка теснее прижалась к тому, кто ее нес. Замотала головой:

– Не буду, не буду, не буду! – и разрыдалась, уткнувшись носом в невидимое плечо.

* * *

– И как же вас зовут, сударыня? Да не трясись ты, не трясись! На сегодня самое страшное кончилось. Остался только я. Честное слово, девушками не питаюсь. Даже такими симпатичными. Так как нас звать?

– Т-таня…

– Вот и прекрасно. А теперь еще раз попробуй открыть глаза.

Попробовала. Получилось. Разноцветные искорки нет-нет да и проскакивали, под веками жгло, но смотреть можно было.

Комната. Низкий потолок. Полумрак. Зашторенные окна, через которые не пробиваются огоньки, как это чаще всего бывает в городе. Настольная лампа с низко опущенным абажуром. На подоконнике поблескивает самовар. Книжные полки. Комната как комната.

Хозяин. Серебристая шевелюра, пышные седые усы. Глубокие морщины, как трещины на коре старого дерева. Обветренное, бурое какое-то лицо. Лет шестьдесят, не меньше. Улыбается.

– Ну как, видишь что-нибудь? Меня вот видишь?

– Вижу.

– Ну, значит, будем знакомы. Олег Алексеевич. Как себя чувствуешь, ведьмочка? Ноги не болят?

– Н-не знаю… – девушка прислушалась к своим ощущениям. И в самом деле, почти все прошло! – Не болят, чешутся только.

– Вот и ладно. Будешь хорошо себя вести, познакомлю с доктором. Помнишь хоть, как тебя лечили?

– Нет, не помню. Совсем ничего не помню.

– Совсем? И поляну не помнишь?

Девушку передернуло. Да уж, такое точно не забудешь…

– Поляну помню… Олег Алексеевич, а вы кто?

– Ишь ты! Так ей все сразу и скажи! Я вот еще не разобрался, кто ты. Вот это, например – твое? – на стол рядом с лампой шлепнулась толстая растрепанная тетрадь в черном виниловом переплете. Та самая.

– Мое, то есть моя. То есть не совсем моя, я ее на чердаке нашла.

– Прочитала? Понравилось?

– Прочитала… Только там не все понятно.

– Еще бы! А теперь скажи мне, Таня – и где же этот чердак?

– У нас дома. Улица Кузнечная, четырнадцать.

– Давно нашла?

– Д-давно… В прошлом году…

– И с тех пор пытаешься все по ней делать? – Олег Алексеевич укоризненно покачал головой. – Быстро нынче у молодежи все получается. Быстро, да только не то, что надо бы.

– Ну что я сделала не так? – в глазах девушки блеснули слезы. – Что не так? Что вообще произошло? Какое вам до этого дело, в конце концов?

– В конце концов среди концов… Не обращай внимания, это я так, к слову вспомнилось. Какое дело, говоришь? Не было бы никакого – сейчас бы лежала ты рядом со своей тетрадочкой среди леса, Таня, – из-под седых бровей неожиданно грозно сверкнули глаза. – Только тетрадке не больно было бы. Ее, как ты видишь, не тронули. Что не так… А чего ты вообще ожидала? Ну вот что тебя в лес понесло, а, горе ты луковое? Скажи спасибо – Михаил с ребятами неподалеку оказался. Что произошло? Лес ты разбудила своей народной самодеятельностью.

– Лес? А причем здесь лес?

– Вот-вот. Как всегда, – старик горестно вздохнул. – И при чем здесь лес? И какая вообще разница, есть лес или его нет? Степь, горы, город, собственная комната – ни малейшей разницы. Так, что ли? А потом мы делаем гадости и удивляемся – за что нас?!

– И какую же я гадость сделала? – обиделась девушка.

– Не знаю.

– Вот видите!

– Не перебивай старших! Пока еще не знаю. Ясно одно – изрядную. Девочка, хочешь – верь, хочешь – нет, но я видывал очень многое. И этот лес, кстати, тоже. Вот… Э, да что вспоминать! И выжигали, и травили, и такой черной магией занимались, что тебя кондрашка хватила бы на месте. От одного вида. Что только не делали – все было. Для него, для леса, человек – та же букашка. Когда вредная, когда полезная – смотря как себя ведет. Приходит, уходит, не всегда его лес и заметить успевает. А ты, значит, чем-то особо досадила. На моей памяти с этим лесом такого еще не случалось. И чтобы муравьи – вообще первый раз слышу. Деревья падали, бывает такое. Кружит на одном месте – это запросто. Тропинки меняет, иной раз болото под ноги подсунет…

– Олег Алексеевич… Простите, пожалуйста, что перебиваю… Вы так говорите, словно у леса руки есть.

– А зачем ему руки? – удивился старик. – Ты микробов руками ловишь? Или от простуды тебя руки лечат? Вообще, Татьяна, ты сколько классов закончила?

– Одиннадцать.

– Сейчас где-нибудь учишься?

– Поступаю. В университет, на филологический.

– Понятно, – Олег Алексеевич хмыкнул в усы. – Гуманитарий, значит. От слова «хомо» – что от человека, то и главное. Остальное, так сказать, дано роду людскому во владение на веки вечные. А по биологии сколько в аттестате стоит?

– Пятерка.

– Ну, тогда напрягай память. Биогеоценозы, экосистемы и все прочее учили? Должны были, должны. Так вот, гуманитарий, лес – тоже организм. Точнее – надорганизменная система, – это словосочетание старик произнес с таким видом, как будто пирог откусывал. Сладкий, душистый, с румяной корочкой. – То есть стоящая над всеми организмами в нем. Посему против тебя все сразу и ополчилось. Муравьи – они как раз по вредителям ба-альшие специалисты. А куст передвинуть – дело несложное. Но люди этого не умеют, разве что лопатой или бульдозером.

– А вы можете? Без лопаты.

– Почему бы нет? – пожал плечами Олег Алексеевич. – Если понадобится – смогу. Только лесу виднее, где у него что должно стоять. Так что без крайней надобности лучше не лезть. Да и тогда – с опаской и вежливо. Иначе будешь пытаться не один куст сдвинуть, а весь лес. Со всеми корнями и сучьями. Это, согласись, и бульдозеру не под силу.

– Так что же вы говорите: «Люди этого не могут»? – Девушка торжествовала. Пусть крохотная, но все-таки победа.

– Ты меня на слове не лови. Сказал – не могут, значит, не могут.

– А как же вы? Вы что, не человек?

– Нет, не человек.

Сказано это было скучно, чуть ли не со вздохом. Буднично. Даже с каким-то сожалением. Так говорят о вставных зубах или квартире на первом этаже. Подумаешь, эка невидаль… От этого будничного тона почему-то спина словно инеем покрылась.

– Ну, и что ты так смотришь? Не бойся, рогов, копыт и хвоста не наблюдается. Крылышек, впрочем, тоже. Какие там крылышки, – Олег Алексеевич все-таки вздохнул. – Ну хорошо, не пугайся так. Человек, но не совсем. Точнее, не только человек.

– А… кто?

– Долгая история, а уже, между прочим, поздно. Родители, небось, беспокоятся.

– Нет, не беспокоятся. Я не с ними живу, с бабушкой. А ей сказала, что у подруги заночую. Я же собиралась до полуночи в лесу остаться.

– Лихо! – покачал головой старик. – До полуночи, значит… А потом? Ночи нынче холодные, транспорт не ходит.

– Потом к подруге пошла бы, – Таня пожала плечами. – Она сегодня в больнице дежурит, у нее переночевать можно. Мы договорились.

– У подруги, значит. В больнице. В которой именно?

– В областной.

– Три… Стоп, даже четыре с гаком километра по ночному лесу. Плюс километр по дороге, плюс пара кварталов окраины. Итого часа полтора-два. Да еще, помнится, охрана в больнице довольно строгая. Впрочем, охрана – это уже дело второе, для слабого пола в особенности. И не страшно было бы после полуночи через лес идти?

– А чего там бояться? – удивилась девушка. – Волков нет, людей

в такое время – тоже. Разве что по окраине, да и то – во втором

часу все «гоблины» уже спят.

– Действительно, все так просто… Ты, значит, всю тетрадку прочитала? – неожиданно переменил тему Олег Алексеевич.

– Всю.

– И чему научилась?

– Н-ну… Каналы видеть, энергетические. Защиты ставить – стенку, зеркальный купол. Боль руками пробовала снимать, но не всегда получалось. Несколько раз пробовала глаза отводить, однажды получилось, – при этих словах одна бровь Олега Алексеевича поползла вверх. – А что в этом такого?

– Да нет, ничего особенного. Что еще? Нечисть видеть не научилась?

– Не знаю. Ни разу не видела. То есть что-то иногда замечала, но нечисть или нет – не знаю. Мутные пятна.

– Так, с этим ясно. Еще один вопрос – насчет проклятых мест и тому подобного прочитала?

– Прочитала, конечно.

– Видела?

– Нет, не случилось, – в голосе девушки послышалось сожаление.

– А могла бы. Не вблизи, но тебе хватило бы. Если бы из лесу пошла после полуночи.

– Это где же?!

– Ишь, как глаза загорелись! Интересно, правда? Интереснее муравьев, это точно. Особенно по ночам. В среднем с полуночи до трех, в новолуния – в особенности забавно. На будущее – оттуда тебя вытаскивать не стали бы. Тем более что к лесу оно уже не относится.

– Вы что, только лес караулите?

– Караулим… Лес, как ты заметила, сам себя прекрасно укараулит. Запросто. Тебе сильно повезло, что Миша с ребятами рядом оказались. Отдыхали они, да твою суету заметили. А когда лес просыпаться начал, решили вытащить и выяснить, кто это хулиганит и каким именно образом.

– А на том месте?

– Что – на том месте? Там все ясно и понятно. Как ты заметила, нормальные люди по ночам дома сидят. Дежурить там в это время желающих нет и не будет. Если уж кто-то сдуру попал – его проблемы.

– И что с такими бывает?

– Ты четыре года назад в городе была?

– Во время эпидемии?

– Эпидемия… Помнишь, что тогда с людьми было?

– По-омню… – любопытство куда-то исчезло из девичьих глаз. Страх там был. Ужас, старательно запрятанный в самый дальний уголок и вдруг вынырнувший. – Так это все было из-за того самого места?

– Почти, – глаза Олега Алексеевича тоже приугасли. Отвечал он вяло, нехотя. – Вообще-то чуть ли не полгорода об этом знает. Или по крайней мере слышало. Особенно такие, вроде тебя, любители самодеятельности. Вот они туда время от времени и лазят. Для полного подтверждения кое-чьих теорий. А некоторых, говорят, просто притягивает. Идут мимо и вдруг сворачивают. Так что муравьям ты еще спасибо скажи.

– И что бывает? Неужели то же самое?

– Хочешь проверить? – старик криво усмехнулся. – То же, то же. С маленькой поправкой – выздороветь труднее.

– Так почему же… Почему вы это не прекратите, если знаете?! Если все так страшно?!

– А с какой стати мы должны это прекращать?

– Но ведь люди…

– Именно, – ледяным голосом отозвался Олег Алексеевич. – Люди. Напомнить? В любом случае – мы не благотворительная организация. Не Армия Спасения, не миротворческие силы ООН. Ты в лесу набедокурила – это нас касается. Впрочем, в лесу, в степи, на речке – разница небольшая. А тетрадочку твою, – морщинистая ладонь хлопнула по черному переплету, – тоже люди написали. И местечко на холмах – не наша работа. Ни я, ни, скажем, тот же Михаил, даже спьяну к нему ночью не сунется. И днем – тоже, разве что очень уж нужно будет. Ты знаешь, что даже вороны на то место не садятся? И обычный человек стороной обойдет.

– А кто туда попадает?

– Я же говорю – любители. Те, кто все на зуб пытается попробовать, как щенок мыло. Ума не набрались, ни с кем не посоветуются, а где-то взыграло. Ты вон тоже в одиночку с

тетрадкой возилась. Так или нет?

– Так.

– И при этом себя считала не такой, как все. Исключительной. Выше остальных. Только тебе такое счастье, такие возможности – ну, может, и не только тебе, но ты точно среди избранных, а все остальные серые и скучные. Было такое на уме?

– Было, – девушка опустила голову. – Как вы догадались?

– Догадался? Да при чем здесь догадки! Все через это проходят, кого сразу другому не учат. Все! Только некоторые умнеют, а остальные так и ходят дураками. Исключительными дурнями, тут уж не поспоришь, исключительными.

– А вы? – Таня вскинула голову. – Вы ведь себя тоже человеком не считаете! Тоже – выше, или нет?!

– Нет, – спокойно ответил Олег Алексеевич. – Не выше. Просто другие. Не выше и не ниже. На том же этаже, и даже вход из того же подъезда. Соседи, одним словом.

– И что, давно соседствуете? И люди вас не замечают? – девушка обиделась и разгорячилась. Как-то забылось и то, где она сидит, и как она сюда попала. Вообще все, кроме обиды. – Или вы так хорошо прячетесь?

– Почему же, замечают, – все так же спокойно сказал старик. – Не первую тысячу лет замечают. Сейчас, слава богу, меньше, а было время – всерьез заметили соседей. Почти удалось выселить, да вот мы умудрились остаться.

– И как же вас называть?

– Обычно нас называли Древним Народом. Теперь мы и сами себя так называем. Можешь попросту – Древние, это тоже принято.

– Ну вас-то ладно, можно и так назвать, – Татьяну словно прорвало. Не нужно бы сейчас этого ехидства, но она ничего с собой поделать не могла. Такой уж характер. – А Михаил ваш с его ребятами – тоже древние? Не похожи, если честно.

– Древние, можешь не сомневаться. Лет им, конечно, поменьше, чем мне, но нашей крови в них более чем достаточно. В тебе, если я не ошибаюсь, тоже. Иначе у тебя просто ничего не получилось бы. Точнее, получилось, но не то. Ты хоть знаешь, что это за тетрадь?

– Хотите сказать – тоже кто-то из ваших написал?

– Не хочу, – в голосе хозяина комнаты отчетливо лязгнул металл, и девушка прикусила язык. Буквально. И больно. – Написано явно человеком. И для людей. Для таких вот любителей, как ты. Только не для того, чтобы всех и каждого научить и силу даром раздать. Не надейся. Верхнее зрение, отвод глаз – это мелочи. А дальше – каждому свое. Кого-то будут учить, кого-то просто используют.

– Как… используют?

– По-разному. В лучшем случае – на побегушках, деньги добывать и так далее. В услужении. Быдло – именно так они своих слуг называют.

– Кто – «они»? И что – в худшем случае?!

– В худшем – в жертву принесут, – Олег Алексеевич недобро прищурил глаза. – Догадалась, кто? Люди, Таня, люди. Это мы – нелюди. Не-люди. А тетрадочку написали люди. С самой что ни на есть человеческой душой. Если она у них еще осталась, эта душа…

– Так почему же на меня эта… это не подействовало.

– Уже начало действовать, – уточнил старик. – Чему-то ты научилась, верно? И дальше учиться хотела, так ведь? А дальше – сбой. Может быть, я и ошибаюсь, но скорее всего системка эта промахнулась именно на твоей Древней Крови. Наши способности наложились на человеческую науку. В результате чего ты и умудрилась лес разбудить. Вместо чего – этого я еще не понял. Впрочем, тут не мне разбираться нужно, на это специалисты есть. Ведуны.

– А вы – кто? Колдун?

– Да ну тебя! – отмахнулся Олег Алексеевич. – Скажет тоже – колдун! Просто старик. Чуть дольше пожил, чуть больше увидел. Преимущества возраста, знаешь ли. Вот молодежь и идет со всем непонятным. Тебя вот притащили. Забавный экземпляр, правда? Ну, ну, не обижайся, это я шучу так. Но случай действительно интересный. Так что, будем специалиста приглашать? Или отпустим тебя домой и больше не встретимся?

– Будем, – слабо улыбнулась Таня. – Мне и самой интересно стало, что я за… экземпляр.

* * *

Почему-то Татьяне казалось, что обещанный странным стариком «специалист» непременно должен быть таким же седым. Да еще и косматым-бородатым в придачу. Этакий волхв-отшельник, как у Пушкина. Не боящийся владык и княжеского гнева, с пронзительными глазами и посохом в руке. Ведун, ведун… Было что-то в этом слове… странное, что ли? Обычно современные маги и кудесники называют себя колдунами, придумывают себе различные степени посвящения и дипломы международных центров. Не поленилась, пошла в библиотеку. Все, что удалось найти – строчка словарика в конце какой-то атеистически-разоблачительной книги: «Ведовство – мелкое вредоносное колдовство».

Странно. Ведун – от слова «ведать», знать. При этом знахари – отдельно, и с ними как раз все понятно. А чем занимаются специалисты-ведуны? Что знают или о чем выведывают? Судя по уважительному тону Олега Алексеевича, о мелочности и вредоносности речь не идет. Как раз наоборот. И колдуны – тоже не то, вон как старик руками замахал… Ладно, поживем – увидим.

Наконец в почтовом ящике забелел конверт. Вместо обратного адреса стояли две аккуратные буковки «О.А.» и замысловатая закорючка, которую можно было принять за подпись. Но где-то Татьяна такой завиток уже видела. Вертится в голове заветная тетрадка, письмена в ней… Нету тетрадки. Отняли и не вернули. Знать бы – хоть переписала. И ведь думала, но все времени не хватало, все другие дела находились. Теперь и заглянуть некуда, узнать, что бы это значило.

Хорошо, что письмо оказалось написано по-русски. Без всяких иероглифов. Четко и коротко – куда приходить, когда, что брать. «Возможно, потребуется задержаться на два-три дня. Письмо сожги». М-да… А потом найдут девочку Таню в каком-нибудь овражке. Впрочем, вряд ли. Это старик со своей компанией могли бы и раньше устроить. Без долгих разговоров. Бр-р-р… Девушку передернуло, когда в памяти всплыла полянка с кишащими на ней муравьями. Там бы и девочку не нашли. Один скелет, да и тот нашлось бы кому по кустам растащить.

Ладно. Посмотрим, что там впереди, увидим, куда повезут, узнаем, кто такие ведуны. А теперь надо найти предлог, чтобы исчезнуть на три дня из дома. Подругой тут не отговоришься…

(обратно)

ГЛАВА 2

Поездка к специалисту началась скучно. Буднично. Переполненная электричка, ведра и лопаты дачников, тетки какие-то по ногам прошлись. Духота, давка. Сразу Цой вспомнился: «Электричка везет меня туда, куда я не хочу…» Тут самой поездки достаточно, чтобы не захотеть куда-нибудь ехать. Интересно, а иначе к этому ведуну нельзя было добраться?

– Терпи, – обернулся Олег Алексеевич. – Скоро полегче станет.

Мысли он читает, что ли?! Татьяна попробовала подумать о чем-то постороннем. Вот, например, о пейзаже за окном. В эти места она раньше не выбиралась. Вообще-то на дачах у знакомых бывала, в деревне у родственников гостила – но все почему-то в другую сторону. И не так далеко от города.

Толпа в вагоне стала постепенно редеть. Татьяне показалось, что даже колеса теперь стучали иначе. Облегченно. Дачи кончились, дачники исчезли. А перед каким-то райцентром удалось даже сесть – народ потянулся к выходу, и Татьяна тут же приметила местечко у окна. Напротив с шумом устроился загадочный старик, не причисляющий себя к людям. Полез в белесую от времени котомку – настолько древнюю, что рюкзаком назвать не было никакой возможности. Язык не поворачивался. В голову лезло где-то вычитанное слово «сидор».

– Не голодная? Ну, смотри, как хочешь. Нам еще больше часа

ехать, да и там идти не два шага. Так что я, пожалуй, маленько перекушу.

На коленях разместилась газетка, сверху лег российский набор путешественника: вареные вкрутую яйца, пара огурцов, помятый помидор. В спичечном коробке у запасливого деда оказалась соль – крупная, коричневая какая-то.

– Ты бы не стеснялась, перекусила. А то потом попросишь, да некогда будет. Так что, присоединяешься?

– Спасибо, не хочется.

– Ну смотри, наше дело предложить, – Олег Алексеевич захрустел огурцом. Татьяна отвернулась и снова принялась разглядывать плоские холмы и перелески, зеленым ворсом выпирающие из оврагов.

Через несколько минут хруст сменился тихим бульканьем. Девушка скосила глаза – неужели водка? Заранее поморщилась.

Нет, все-таки не водка. Чай, с каким-то буро-зеленоватым оттенком. По вагону поплыли ароматы не то степи, не то нагретой солнцем лесной поляны.

– На-ка, хлебни, – старик протягивал небольшой алюминиевый стаканчик с облупившейся краской. Странный стаканчик, необычный. – Такого ты точно не пробовала. Не бойся, не отрава.

Татьяна поколебалась несколько секунд – пить иль не пить, вот в чем теперь вопрос? Неизвестно, что за зелье… Потом все-таки решилась. Взяла теплый стаканчик, отхлебнула осторожно.

Одновременно обожгло глотку и защипало в носу. При всем при том спирта не чувствовалось совершенно. Пряная горечь, какой-то терпкий привкус. Закружилась голова, на глаза навернулись слезы.

– Ну как? – донесся из радужного тумана веселый голос. – Пробирает, а?

– Еще… как… – не выдержала, закашлялась. Минуты через

две-три удалось отдышаться. – Это что?

– Чаек, – с самым невинным видом ответил Олег Алексеевич. – Травяной чай. Чабрец, душица, ежевичный лист, чуть-чуть полыни, еще кое-что по трети щепотки. Очень полезно для здоровья.

– Да уж!

– Ты подожди немного, скоро сама почувствуешь, – старик снова плеснул в стаканчик, выпил. Татьяну передернуло – ладно бы залпом! Понемногу, маленькими глотками, смаковать такую дрянь – так и вправду поверишь, что это не человек напротив тебя сидит… Люди такое не могут пить. По крайней мере – с удовольствием.

– Ну, хорошенького понемножку. Потом еще хлебнем.

Хотела возразить, но взгляд задержался на фляжке. Таких Татьяна тоже раньше не видела. В сером суконном чехле, с узким, похожим на бутылочное горлышком и мелкой резьбой на пробке. Стаканчик, оказывается, надевался сверху на горлышко и пробку, как крышка.

– Интересуешься? – Олег Алексеевич приподнял флягу. – Не

видела раньше? Немецкая, трофей.

– А вы воевали?

– Воевал. Можно сказать, от звонка до звонка – начал в сорок первом на Украине, а закончил в Восточной Пруссии. Что, молодо выгляжу?

– Я думала, вы… Вам больше шестидесяти не дашь, – призналась Татьяна.

– Хе, шестьдесят! – старик лихо пригладил усы. – В шестьдесят, сударыня, я был вообще кавалер хоть куда. Пожалуй, даже рискнул бы ухаживать за такой симпатичной девчушкой. А сейчас – увы, увы! Возраст сказывается, проклятый, никуда от него не убежишь.

– Так сколько же вам?

– Ну-у, это просто неприлично, так вот в лоб спрашивать. Я уж и сам забыл. Дай-ка вспомню… За девяносто, это точно.

– Не может быть!

– Не веришь – зачем тогда спрашивать? – обиделся Олег Алексеевич. – Я в сорок первом старшим политруком был. По нынешним временам – офицерское звание, да и не первый и не второй год служил. Вот и посчитай сама.

– Все равно как-то странно. Как же вам удается?

– А мне не удается. У меня получается. В том числе и вот таким способом, – фляжка утвердительно булькнула. – Плюс к этому я тебе уже говорил, кто мы такие. Ладно, приедем, поболтаем – потом, может быть, сама поверишь, без моих аргументов и фактов. А я сейчас фляжечку обратно уберу и вздремну чуток. Ты меня через час разбуди, не позже, а то проспим свою остановку.

Старик и в самом деле откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. Надо же – девяносто лет… Конечно, живут и больше: Татьяне вспомнилась статья о каком-то кавказском долгожителе, родившемся во времена Наполеона, а умершем при Брежневе. Но одно дело – Кавказ, а другое – Желтогорск с его химией и прочими радостями. Или действительно все дело в травах?

Странный чай, похоже, действовал и на нее. Например, обострился слух. Кроме стука колес и поскрипывания вагона, появилось много новых звуков. Тонкое посвистывание где-то над головой. Странный шелест в самом вагоне – через несколько минут Татьяна догадалась, что слышит дыхание нескольких десятков людей. Бормотание приемника у сидящего через три сидения парня стало отчетливым. Словно к уху поднесла.

Это, правда, не радовало: шла какая-то «игра со слушателями» где самому-самому умному любителю попсы предлагалось фальшиво спеть очередной хит и получить майку и ящик «пепси-колы»… Был бы приемник рядом, переключила бы. Или вообще вырубила. А этот придурок еще и подвывает радостно, словно его сейчас этой «пепси» поить будут. Нет уж, что бы там старик не говорил, а черная тетрадка права. Есть обыватели, и есть те, кому серость поперек горла стоит. Впрочем, обывателей серость тоже раздражает.

Особенно наличие у кого бы то ни было серого вещества в голове. В количестве большем, чем необходимо для просмотра сериалов и поглощения пепсово-попсовой бурды.

Татьяна обернулась, чтобы посмотреть на хозяина приемника. Ого, а чаек-то у старика совсем не простой! Паренька она увидела. Но не просто увидела. Над коротко стриженой макушкой колыхалось зеленоватое сияние с редкими синеватыми искрами. Через несколько мгновений подобные нимбы начали проявляться и вокруг других пассажиров. Разных цветов – вон у той бабки, например, ярко-алый, дрожащий… А у девчонки возле соседнего окна – желтый с фиолетовым… Ничего себе! Без всякой концентрации, без напряжения, вот так просто разглядывать ауру – о таком Татьяна не слышала. И не читала, надо признаться. В тетрадочке, наоборот, говорилось о необходимости усилий для такого вот зрения. Чай с травками, значит… Интересно, а у самого старика какая аура?

Никакой не оказалось. Вообще никакой. Он что, помер?! Нет, дыхание вроде бы слышно. И веки подрагивают. Может, из-за того, что спит? Вряд ли – вон там мужичок-забулдыга храпит вовсю, а над ним целый костер полыхает. Так это что же получается – старичок и и в самом деле… не человек?! Нежить какая-нибудь?! Мамочка, куда я еду, с кем я связалась!

Едкий холодный пот начал разъедать глаза. Татьяна смахнула его, перевела дыхание. Ну-ка, не паникуй. Попробуй присмотреться повнимательнее. С концентрацией, как обычно. Может, на него просто действие чая не распространяется. Мера предосторожности, так сказать. Вдо-ох, вы-ыдо-о-ох, посмотримвнутрь себя и через себя…

Олег Алексеевич приоткрыл один глаз. Посмотрел насмешливо, погрозил пальцем и снова задремал. Или сделал вид, что дремлет. При этом никакая аура так и не появилась. М-да, как хочешь, так и понимай. Например, так, что он просто не показывает себя. Спрятался. И при этом, значит, еще и чувствует, когда его разглядывают. Ну хорошо, больше не буду. Полюбуюсь видом из окошка. Тоже интересно, особенно с учетом новых особенностей зрения. Надо пользоваться, пока есть. Вопрос – это теперь навсегда? А если нет – то когда действие этого чая закончится?

– Следующая остановка… – название утонуло в хрипении динамика

и шипении закрывающихся дверей.

– Что ж ты меня не будишь, а?! Чуть не зевнули! Замечталась?

– Задумалась…

– Это полезно, не спорю. Особенно когда вовремя. А теперь – хватай пожитки, и в тамбур! Нам на следующей выскакивать, там только минуту стоять будем.

– А что за станция?

– Не станция. Остановочный пункт, платформа в чистом поле, -

Олег Алексеевич подхватил свой «сидор», выбрался в проход. -

Давай быстрее, а то восемь кэ-мэ по шпалам обратно топать придется.

Вышли в грохочущий тамбур, немного постояли. Состав чуть заметно тряхнуло, деревья и столбы за побитым стеклом мелькали все реже и медленнее. Тряхнуло посильнее, заскрипело, заскрежетало.

– Кхря… – донеслось из вагона, и тут же засвистели и чмокнули двери. Действительно, платформа. Причем почему-то гораздо ниже последней ступеньки.

– Не зевай, вперед! – сзади чувствительно подтолкнули. – Что стоишь, прыгай!

Пришлось прыгать. За спиной тут же тяжело ухнуло. Татьяну повело в сторону, она взмахнула руками, успев испугаться – упасть бы на платформу, не слететь под поезд! Падать и лететь не пришлось, чья-то сильная рука поймала за локоть. Придержала.

– Эх, молодежь! Ну ладно, если бы меня ноги не держали, мне уже положено…

Хлопнули закрывшиеся двери электрички. Состав лязгнул, дернулся и тронулся с места. Колеса ворчали, словно соглашались с занудным стариком. Обидно – деду девяносто лет, а прыгает, как молодой… даже лучше. Хотя в его возрасте положено острожно выбираться. С палочкой, опираясь на руку внучки. Или даже правнучки.

Татьяна огляделась. «Чистое поле» оказалось скорее «дремучим лесом». Ну, не совсем дремучим. но явно побольше придорожной посадки. От платформы в лес убегали две тропинки. С другой стороны дороги к пути подходила битая-перебитая колея с торчащим посередине узловатым корнем. Вдоль растрескавшейся асфальтовой полосы тянулись столбики в рост человека, когда-то покрашенные белой краской. Очень давно покрашенные. Скорее всего, еще до рождения Татьяны. Над противоположной платформой такие же столбики поддерживали проржавевший железный лист, на котором среди процарапанной и намалеванной похабщины и признаний в любви можно было разобрать большие выцветшие буквы: «…О…ВКА»

– Где это мы?

– В соседней области. Добро пожаловать в Черноземье! – старик закинул котомку за спину и направился к одной из тропинок. Оглянулся, приглашающе махнул рукой. – Чего стоишь? Нам сюда!

– В лес?! – почему-то Татьяна не могла себя заставить сдвинуться с места. Больше всего ей сейчас хотелось не разбираться в себе, в тайнах мироздания или древних стариков. Хотелось просто перейти через стальные полоски на другую сторону и дождаться обратной электрички. Когда бы она ни пришла – через час, утром, через день, хоть через неделю. Лучше тут в землю врасти, чем идти под деревьями… которые падают… и под которыми наверняка полно муравьев!!!

– В лес, в лес! – рассмеялся Олег Алексеевич. – Да не бойся ты! Во-первых, это не тот лес, во-вторых, ты сюда не колдовать приехала. А в-третьих… В-третьих, ты идешь со мной. Ну что, за руку взять и вести?

– Н-не надо, я сама.

Странно, но ей удалось шагнуть к краю платформы. Потом еще раз. И еще. Сойти с асфальта на пыльные листья подорожника. Сделать еще один шаг навстречу протянутой руке.

– Вот и умница! Давай, давай, левой, теперь правой! Не падаешь? Никто тебя не кусает? Тогда потопали дальше. Тебе как лучше – чтобы я впереди шел или чтобы сзади придерживал?

– Лучше впереди…

– Понятно, чтобы спину видеть. Ну, тогда не отставай. Я постараюсь не сильно разгоняться, но и ты не стесняйся. Устанешь – скажи, привал сделаем. Можешь быстрее – тоже говори, прибавим шаг.

– А долго нам идти?

– Моим ходом – час с небольшим, твоим – пока не знаю. Ну, пошли. Раньше выйдем – раньше придем. Ты, главное, ничего не бойся, тут все свои. Весь лес со всеми обитателями.

Тропинка завела под деревья и почти сразу же начала извиваться и петлять. Почему-то местным жителям не нравилось ходить напрямую. То ли не интересно, то ли трудно сотню метров прогуляться, никуда не свернув и не отклонившись. Минут через двадцать Татьяна уже не могла понять, удаляются они от железной дороги, идут вдоль нее или кружатся на одном месте. Тем более что время от времени точно такие же тропинки примыкали сбоку, пересекали путь или вообще тянулись рядом в каком-нибудь десятке шагов, за низкими кустами. Лабиринт, да и только!

– Олег Алексеевич, мы тут не заблудимся?

Старик не обернулся, только хмыкнул. Через минуту все-таки решил ответить. Все так же, не оборачиваясь, словно с листвой говорил.

– Ну как тут заблудиться? Сама посмотри, тут разве что указатели не развешаны!

Посмотрела. Сначала ничего особенного не увидела – лес как лес… Постой, а это что? Знакомые зеленоватые нити свободно переплетались между деревьями, колыхались в воздухе – повсюду, кроме этой самой тропинки. Словно коридор. Или даже галерея,

ажурная, как в старинных парках. Если бы не слабое свечение, вполне можно было принять невидимые паутинки за кованую-литую-резную решетку. Странную, но по-своему красивую. Даже узор какой-то проглядывает, причем время от времени повторяющийся. Тропинка, выходит, совсем не простая. Интересно, кто ее сделал? Древний Народ? В него до сих пор верилось слабо. Однако вот она, сеточка-ограда – протяни руку… Хотя лучше не надо. Кто ее знает, как отзовется. Или все-таки попробовать?

Глянула на седой затылок – вроде бы старик шагает спокойно, оборачиваться не собирается. Украдкой протянула руку к висящей в воздухе сетке, потянулась…

И тут же отскочила с визгом, налетела на спину с котомкой, чуть с ног не сбила. С размаха села на тропинку. Из куста на нее смотрели два темных блестящих глаза. Потом ветки затрещали, раздвинулись. Высунулся темный, шевелящийся обрубок с двумя присвистывающими отверстиями. По краям обрубка топорщились какие-то желтоватые изогнутые сучья, грозно поблескивали острыми кончиками. От ужаса Татьяна зажмурилась. Странно – зеленоватую сетку можно было различить даже сквозь веки. А еще – смутное коричнево-голубое пятно на том месте, где полагалось быть страшному гостю. По пятну метались желтые и багровые сполохи.

– Ну и чего визжать? Кабана никогда не видела, что ли?

Татьяна мотнула головой, не раскрывая глаз. «Чего визжать?»! Кабан! Здоровенный кабан! Рыло чуть ли не с тарелку размером! А эти острые сучья – это, значит, клыки. Те самые, одним движением волка вспарывающие. Где-то она читала, что с матерыми кабанами даже медведь и тигр не всегда рискуют связываться. Интересно, старик об этом слышал или нет?

– Эй, красна девица! – по плечу похлопали. – Глаза-то открой! Или мне тебя дальше под руки вести? Так в этом случае мы до ночи идти будем. Борька, отстань!

В лицо фыркнули, обдали горячим дыханием. Ф-фу, какая вонь! Приоткрыла один глаз, увидела бурую шерсть и желто-белесый клык, опять зажмурилась. Значит, дед с кабаном знаком? Вот пусть и разбирается. Только где-нибудь подальше.

– Отстань, говорю! Вот же скотина упрямая! – раздался громкий шлепок, кабан ответил радостным «Хрю!» – Танька, не спи! Выломай прутик, помоги эту свинью отогнать! Отстань, не для тебя припасено!

– А вы его колдовством отгоните. Как ваши ребята тогда муравьев разогнали, – посоветовала девушка, не открывая глаз.

– Иди ты!.. Это ж здешнего лесника кабан! Меня Филиппов потом по всему лесу гонять будет! Борька, тварь, не рви!!! Ну ладно, ладно, угощу, зараза ты копытная!

Похоже, ситуация складывалась скорее смешная, чем страшная. Можно и посмотреть.

Кабан действительно был здоровенный, но не такой уж и огромный. Вот уж действительно – у страха глаза велики! И пятачок у него не с тарелку. Самое большее – с блюдце. Симпатичный такой пятачок, жадно тянущийся к уже развязанной котомке. Короткий хвостик мотался туда-сюда. Было в нем что-то от флагов на трибунах стадиона. Похоже, только что был забит победный мяч. А вот и он – красный, помятый… свинье все равно. За помидором последовал огурец. Последним пунктом собираемой с прохожих пошлины значилась краюха черного хлеба, густо посыпанная солью.

– Видела? Хуже гаишника, ей-богу! Пограничник, блин! И вот ведь свинья какая: как один иду – хрюкнет, поздоровается и дальше бежит. Если с кем-нибудь из наших – то же самое. А чуть кого чужого веду – вот такое представление, причем не с кого-нибудь мзду берет, а с меня же! Борька, у тебя совесть есть?

Сквозь чавкание секач проворчал что-то утвердительное.

– Ладно, плату содрал, мы дальше пошли. К хозяину иди! Домой, домой!

Кабан дожевал краюху, оценивающе посмотрел на котомку. Потом тяжело вздохнул и с треском исчез в кустах. Зашуршала прошлогодняя листва, тяжело и быстро простучали копыта. Снова затрещало, но уже в отдалении.

– Помчался докладывать, – Олег Алексеевич подкинул «сидор» в руке, словно оценивая размер ущерба. – Полицай, а не кабан! Ладно, мы тоже пойдем. На ходу поговорим.

– Слушайте, неужели он действительно такой умный? И все понимает? Как его вообще удалось приручить?

– Да никто его не приручал особенно. В голодную зиму приблудился, подсвинком еще, так и бегает, где хочет. Что он понимает, а что нет, я не знаю. Вот начет пожрать – это да, это он гений. А вообще-то свиньи не намного глупее собак, наверное. Особенно дикие. Борька несколько слов точно выучил, а все остальное, шельмец, по тону и по виду угадывает.

– А почему вы сказали: «Побежал докладывать»? Лесник его что, по хрюканью понимает? Или тоже по виду?

– Да кто его знает, лесника… И по тому, и по другому, и чутьем. Борька у него вместо собаки. Хотя, честно сказать, Филиппов и так знает, что мы в лес вошли. Стой! – старик замер и предостерегающе вскинул руку.

– Что случилось?

– Замри, дай послушать!

Девушка замолчала, сама попробовала прислушаться к лесным звукам. Ничего особенного – слабый шум деревьев, птицы звенят, кто-то мелкий в кустах шуршит. А слух, между прочим, после «чая» обострился. Так что же такого дед услышал? Или птицы для него как-то не так поют?

– Можешь дышать и даже говорить, – Олег Алексеевич опустил руку, почему-то вздохнул. – Считай, повезло тебе. На полпути встречают. Идти, конечно, все равно придется, но хоть не ждать.

– Чего ждать? Кто встречает? – не поняла Татьяна.

– Как кто? – удивился дед. Седые брови возмущенно полезли на лоб. – А к кому ты вообще идешь?

– К специалисту какому-то. К ведуну.

– Вот он и встретит. Да ты прислушайся, прислушайся! Неужто не слышишь? Ну тогда землю послушай, по ней дальше слыхать.

Прижиматься ухом к тропинке не пришлось. К лесным голосам добавился новый звук – быстрые глухие удары. Словно толчки сердца. Торопится сердечко, скачет… Скачет?!

Удары все ближе, все отчетливее. Точно, скачет кто-то. На лошади. Даже слышно, как тихо звякнула сбруя – или что там может бряцать металлом у всадника? А вот и он сам показался.

Сначала Татьяна смотрела только на коня. Вороной, изящный, как-то особенно поблескивающий в пробивающихся сквозь лесной полог солнечных лучах. Увидел чужих, мотнул недовольно головой – опять этот тихий лязг. Большой темный глаз скосился подозрительно, конь принюхался, фыркнул. Настороженные уши пригладила широкая ладонь.

– Ну, ну, Гривна, не шуми. Олега не узнала? Свои, свои, хоро-ошая моя.

Почему-то девушка почувствовала легкую досаду. Разочарование какое-то. Оказывается, это не конь – кобыла! Было в этом что-то… не такое романтичное, что ли? Подняла взгляд, посмотрела на всадника – расстроилась еще больше. И это – тот самый специалист? Мудрец-ведун, знающий куда больше странного старика Олега Алексеевича? Мужик как мужик. Лет тридцати, не больше. Парни в лесу – и те смотрелись круче: подтянутые, в пятнистых комбинезонах – или что там на них было? А этот мало того, что неделю не брился, так еще и одет черт знает во что. Джинсы какие-то трижды выгоревшие, рубашка зеленая им под стать, а на ногах – сапоги! Огромные, разбитые и расхлябанные кирзовые сапожища, с коркой подсохшей грязи. Из-за правого голенища что-то торчит, рукоятка с плетеной кожаной петлей-ремешком. Плетка, что ли? По виду мужик как раз на деревенского пастуха похож, видела она таких. Может, обознался старик?

Олег Алексеевич снова поднял руку, но на этот раз – дружески приветствуя.

– Здравствуй, Саша. Что, опять в лесники подался?

– Просто проехаться решил. Да и вас заодно встретить, – мужик спрыгнул с лошади. Ловко спрыгнул, ничего не скажешь. Такое в цирке можно увидеть или в кино, но никак не в деревне. В обычной деревне, по крайней мере. – Ну, гостью представлять будешь?

– Таня, – девушка сама шагнула вперед, протянула руку. На секунду ладонь утонула в мощной кисти, потом случилось то, чего девушка ожидала меньше всего. Учтивый поклон, рука чуть приподнимается, и пальцев легко касаются теплые, чуть шершавые губы. Надо же!

Краем глаза Татьяна успела заметить, как дрогнули усы и чуть прищурились глаза у Олега Алексеевича. Непонятно. Но явно не показалось – распрямившись, странный мужик ответил ее спутнику спокойным, чуть хмурым взглядом. Что-то тут есть. Что-то было между Олегом Алексеевичем и этим Сашей. Личное. Впрочем, это их дело. Ее сюда не в гости привезли, а на консультацию к специалисту, как больную – к врачу. Осмотрят, поставят диагноз, назначат лечение – и век она не увидит ни этот лес, ни этого всадника, ни непонятную «…о…вку». А со своими делами старик пусть сам разбирается.

(обратно)

ГЛАВА 3

– Проходите, лейтенант. Вас ждут.

Ох уж эти адьютанты-ординарцы-денщики… Будь это все не в штабе, а в какой-нибудь фирме, сидела бы за этим столом более или менее длинноногая – в зависимости от доходов и знакомств шефа – девица, хлопала бы накрашенными глазами. А этот… «Проходите, лейтенант!» Между прочим, по уставу положено было бы обращаться «товарищ лейтенант». Ну ладно, генералу «летеха» не товарищ, но этому-то, орлу застольному… Те же две звездочки на плече. Маленькие такие. И смотрит брезгливо, чуть нос не зажимает. Ну да, конечно, к начальству можно было бы и «парадку» надеть. Или хотя бы вот такую новенькую, отутюженную форму, как на адъютанте.

И не вонять чуткому штабному носу кирзой с гуталином. Ноздри ходуном ходят, морщится слегка. Словно в училище сам так же не благоухал. Ничего, ничего, понюхай… товарищ хренов. И все остальное, чем может пахнуть офицер-химик, выдернутый прямиком с тактических занятий. Хорошо хоть у водителя в штабном «бобике» нашлись щетка и скипидарно-солярный «крем обувной черный». Не то полюбовался бы еще и на пыль полигонную, с хлорпикрином пополам. Правда, этот запах адъютант мог бы и не распознать. Пехота… Впрочем, особый отдел какими только знаками различия не обзаводится. Ладно, хрен с ним, с адъютантиком. Нас ждут. Войдем.

– Здравь-желаю, товарищ…

– Вольно, лейтенант, вольно. Проходи, садись.

Вот этому полковнику Андрей точно не товарищ. Просто лейтенант. Один из сотен, если не тысяч, порученных попечению и надзору, как открытому, так и негласному. Впрочем, может быть, полковник лейтенантов не опекает. У полковника есть дела поважнее. Видел его Андрей впервые, и чего ждать, не знал. Ничего, сейчас все ясно станет.

– Сел? Вот и молодец. Хорошо сел, ценю. Чему-то научили тебя все-таки. Прямо с полигона? – полковничьи ноздри тоже шевельнулись. Еле заметно. – Окуривали?

– Товарищ полковник, не имею права…

– Знаю. Опять молодец, на мелкие провокации не ловишься. Ладно, оставим. Это все присказка, а теперь сказка начинается, – полковник раскрыл лежащую перед ним картонную папку. – Перейдем к делу. Если не ошибаюсь, во время эпидемии в Желтогорске вы были студентом в местном университете?

– Так точно.

– Привлекались к карантинным мероприятиям?

– Так точно, в качестве…

– Не важно. Ваше мнение об этой эпидемии? Не официальное, а именно ваше. Подумайте, хорошо подумайте.

О чем тут думать, интересно? О том, что именно хочет услышать полковник из особого отдела? Все остальное уже не раз и обдумал, и обсудил. С друзьями. С преподавателями. С самим собой. С новыми сослуживцами… Постой, постой, уж не заложила ли какая-нибудь сволочь?! А если и так – что особенного?

– Ну как, подумали? – полковник насмешливо прищурился. – Или подыскиваете ответ помягче? Не ищите, выкладывайте все, что есть. Я вас не трясти собираюсь, мне нужно мнение специалиста. Независимое и неофициальное. Поверьте, Андрей Владимирович, – особист перешел на дружеский, даже задушевный тон, – нам важно именно ваше мнение. Причем такое, которое не пойдет по инстанциям и не будет обсуждаться старыми хрычами со званием профессора и мышлением образца сорок пятого года. Хотите, я вам на выбор предложу их версии? Диверсия, применение неизвестного психохимического оружия, обработка со спутника излучателями, вскрытие старого могильника или утечка новых разработок… Как вам все это? Ну, что вы думаете об этих версиях?

– Проверить не мешало бы, – осторожно отозвался Андрей. – Отработать каждую, насколько возможно.

– Сделали, – поморщился полковник. – Результатов, как видите, никаких. Иначе мы бы с вами не беседовали.

– Ну почему же никаких? Отрицательный результат – тоже результат, товарищ полковник.

– Точно. Так вот, лейтенант, версий много, но все равно не хватает. Поэтому вас и привлекли. Вы – очевидец и участник событий, после этого приобрели кое-какой опыт в отряде… Скажите, только честно, с чем-нибудь подобным сталкивались?

– Не знаю, товарищ полковник. Если бы у меня тогда нужное оборудование имелось, провели бы исследования, можно было бы сказать.

– Исследования проводились, – полковник раскрыл зажимы скоросшивателя, вынул из папки несколько листков. Просмотрел, подал несколько Андрею. – Вот, ознакомьтесь. Ваш допуск позволяет.

Лейтенант взял бумаги. Бегло просмотрел. Задумался, взглянул еще раз, уже внимательнее.

– Может быть, чего-то действительно не нашли? – сказал он через пару минут. – Вот здесь реакция все-таки была, хотя и слабая…

– Проверили, можете не беспокоиться, – полковник усмехнулся. Чуть заметно, уголком рта. – Это одно местное предприятие картинку подпортило. Так, лейтенант, данные у вас есть. Что дальше? Ну, представьте себе, что вас в этот самый Желтогорск забрасывают с отрядом. По разработкам, могильникам и прочему мусору все проверено вплоть до основания города в тысяча пятьсот забытом году. Никогда ничего подобного не было и быть не могло. Ваши действия? Что вам еще нужно?

– Полная статистика по пораженным. Включая место работы и вредные привычки.

– Сделано. Показать не могу, но есть. Общий итог – никаких совпадений. От детей до стариков, от спортсменов до бомжей-алкоголиков – полный спектр, включая областного замминистра. Национальность, год рождения, район проживания – не имеют значения.

– А по времени?

– Что – по времени?

– Где началось раньше, есть данные? Хотя бы по вызовам скорой помощи посмотреть можно.

Настала очередь полковника помолчать в раздумьях. Только смотрел он не в бумаги, а на собеседника.

– Профессионал, – подвел итог особист через минуту. – Есть такая статистика. Началось все в западной части города, распространялось с большой скоростью, но проследить удается. Естественно, с поправками на плотность населения и наличие телефонов – из многоэтажки вызовы быстрее поступят, чем из развалюх, где один телефон на три улицы. В общем, наибольшая скорость распространения – на север и северо-восток. Чуть меньше – в южном направлении. А вот центр накрывало медленнее, хотя он гораздо ближе. И поражения не такие тяжелые.

– Ветер? – быстро спросил Андрей.

– Не соответствует. Ни основной, ни местные завихрения. Дальше, лейтенант, дальше.

– Характер поражений в центре и на окраинах одинаковый?

– Практически одно и то же, – кивнул полковник. – По всему городу. Однако за городскую черту выходов практически нет. Несколько пригородных поселков дают ту же картину, что и город. За реку вообще не перешло. Те случаи, что там зафиксированы – результат поездок в город в самом начале эпидемии.

– После начала число пораженных сильно выросло?

Полковник не ответил. Опять замолчал, но на этот раз внимательно разглядывал не лейтенанта, а стоящую на столе пепельницу.

– Незначительно, – наконец отозвался особист. – В основном поступали те, к кому раньше не могли подъехать. Через сутки после начала новые случаи можно считать единицами.

– С учетом того, что пострадало около трехсот человек… – Андрей не договорил, вопросительно посмотрел на полковника. Тот кивнул:

– Государственная тайна. Точную цифру назвать не имею права, но больше.

– Но хотя бы приблизительно? Насколько больше? В несколько раз?

– На порядок, – жестко ответил особист. – Можешь считать, что на порядок.

Андрей на несколько секунд онемел. Да он был тогда в городе, видел, что творилось на улицах, слышал еще больше, чем видел – смотреть пришлось в основном на пробирки и в микроскоп… Но больше трех тысяч за сутки? И на следующий день – единицы?

– Это не эпидемия, – он покачал головой. – Это однократное применение чего-то. Почти точечный удар. Или выброс.

– Конечно, не эпидемия, – подтвердил полковник. – Иначе здесь

сидел бы ваш врач. Или еще кто-нибудь. Какие еще будут

предположения, лейтенант?

– Нечистая сила вмешалась, товарищ полковник.

Шутка не удалась. Особист смотрел настороженно, как-то хищно. Потом все-таки пришел для себя к какому-то решению, чуть расслабился. Спросил:

– Что, и такие слухи ходили?

– Так точно. Парнишка у нас в группе был, экстрасенсом считался. Его не накрыло, но он уверял, что в ту ночь ему от какой-то нечисти пришлось отбиваться. Да и не он один такое нес. Вы же знаете, товарищ полковник, сейчас магов много развелось. На любой вкус и цвет.

– А вы, значит, в это не верите?

– В магию? Честно говоря, не очень. Биоэнергетика, резервные возможности человека – это куда ни шло. А колдовство, заклинание погоды и все прочее… Может быть, в этом и есть что-то, но в нечисть верится слабо.

– Мне тоже. Но иногда приходится верить. И вам придется, если согласитесь на одно мое предложение. В принципе, можно было бы и приказ отдать, но есть причины, по которым добровольцы полезнее. Итак, Андрей Владимирович, если бы создавалась специальная группа для работы по Желтогорской проблеме, вы бы согласились в нее войти?

– Согласился.

– Я вас не тороплю. Можете подумать сутки – естественно, с соблюдением секретности.

– Понятно. Нет, суток не нужно. Я согласен.

– И все-таки – минута на размышление, – полковник улыбнулся. – Читали?

– Читал, конечно, – Андрей почти сразу же догадался, о чем именно спрашивают. Еще бы! В отряде – почти что настольная книга, вечный источник здорового юмора.

– Время пошло. Думайте.

Ровно через минуту полковник повторил:

– Итак, вы согласны, товарищ лейтенант?

– Так точно, согласен.

– Хорошо. Тогда подпишите вот это, – из папки появились еще два листа. Две одинаковые распечатки, сделанные на стареньком принтере, причем не самым лучшим качеством печати. Что у них, современного оборудования нет? Андрей вчитался в текст, где его данные были проставлены заранее. Действительно, оставалось только подписать. Подписка о неразглашении и еще кое-что.

– Чем подписывать?

– Можно кровью, но это вы всегда успеете, – полковник был совершенно серьезен. – А пока – вот вам ручка. Здесь вот черкните, на обоих экземплярах. Отлично, – листы вернулись в папку. – Раз вы все так быстро решили, то сутки я вам даю на сборы. Завтра к вам в отряд прибудет сменщик, сдадите дела ему.

– И что потом?

– Потом за вами приедут.

* * *

– Подбрось еще хвороста, гаснет.

Татьяна послушно дотянулась до лежащих неподалеку веток, сунула несколько в костер. Красно-желтые язычки неуверенно попробовали угощение. Облизали сильнее, вытянулись. Темнота обиженно убралась к краю поляны.

– А теперь попробуй убавить огонь. Нет, не трогай! Не руками. Головой. Только в огонь не суй, я не об этом.

– Понятно, – обиженно ответила девушка. Все-таки первое впечатление не обманывает. Мужик и есть. Медведь лесной. Туда же – руки целовать… Старик тоже хорош. «Познакомились? Ну вот и ладно, дальше сами разберетесь, а я к леснику зайду». Бр-р-р, холодрыга! И костер не спасает. Конечно, она ехала с расчетом переночевать неизвестно где, но не в лесу же, под открытым небом! И Саша этот – чего ему надо? То одно сделай, то другое… Специалист! Разговаривает, словно ее из дурдома привезли. Ну хорошо, попробуем убрать пламя.

Огонь не гас. Даже не трепетал. Пламя свечки всегда колыхалось и съеживалось перед тем, как погаснуть под взглядом. Но то свечка, а не костер!

– Не могу, – выдохнула Татьяна через несколько минут. – Все, сил не хватает.

– При чем здесь сила? Сила нужна, когда стену ломом долбишь, – спокойно ответил небритый ведун. Провел рукой над костром. Пламя вжалось в угли и выпрыгнуло, когда ладонь отодвинулась. – Если умеешь гасить свечу, сможешь и пожар потушить… Кроме лесного, – добавил он через несколько секунд. Снова замолчал, на этот раз надолго. Наконец словно очнулся, мотнул головой. – Тебе Олег о Древнем Народе что рассказывал?

– Почти ничего, – пожала плечами девушка. – Вроде бы нелюди какие-то, с врожденными способностями ко всему этому, – она попробовала провести рукой над костром, обожглась, затрясла ладонью. – Н-ничего, в общем.

– А насчет тебя самой?

– Сказал, что я тоже каким-то боком к вам отношение имею.

Способности мои из-за этого не те, какие должны быть.

– Так и сказал – не такие? – глаза собеседника странно

блеснули.

– Н-ну, может, и не так. Что-то насчет того, что именно из-за вашей крови у меня ничего не получилось.

– Из-за нашей… Это где же ты ее подобрала? – Саша криво, вымученно улыбнулся. – Нет, девочка, это и твоя кровь. Только твоя. Если хочешь, могу сказать и не так романтично. Гены. Генотип. Он у тебя от папы с мамой. А также от прадедушек и прабабушек по всем линиям, от самых питекантропов. Вот на этих линиях где-то у тебя и были… наши. Причем и у папы, и у мамы.

– Откуда вы знаете? – недоверчиво покосилась Татьяна. Дожили. Расцвет науки и просвещения: в деревнях уже о генетике рассуждают. – Вы что, мои анализы проверили?

– Надо было бы – проверил, – Саша поморщился. – Не шуми и не ершись. Думаешь, зря я тут над тобой несколько часов издеваюсь? Заставляю вокруг поляны бегать, траву руками греть, костры взглядом гасить? Или шутки ради? Ей-ей, Татьяна, я бы сейчас с удовольствием дрых на собственной кровати. Или чаи гонял на веранде, под разговоры о жизни и магии. Что у тебя есть гены Древнего Народа, это и без анализов видно.

– И по чему видно?

– Как тебе сказать? – ведун почесал лохматый затылок. – По тебе. Тут все дело в опыте. Вообще-то даже по внешности чаще всего можно догадаться, но чтобы вот так сразу сказать, по чем именно… Чуть другие скулы, уши, глаза. Даже шея. Хотя внешность

– это, конечно, не аргумент. В России такой коктейль из всех племен и народов, что ничему уже не удивишься. Так что основное – это чутье. Если с нами останешься – через полгода-год и у тебя появится. А уж во время такой работы, – он снова пригасил костер движением руки, – тем более можно понять, что к чему. Точнее, кто есть кто.

Угли светились багровым, иногда по ним проходили алые волны. Несмело пробивался одинокий желтый огонек – не больше, чем от спички. Лицо Саши больше не казалось деревенским. То ли из-за мрачных отсветов, то ли из-за того, что не видно было густой щетинистой поросли на лице. Смотреть было жутковато. Перед костром сидел не человек. Кто-то другой, заглянувший на эту поляну из другого мира. Или из других веков. Из древних. Где-то в темноте тихо фыркнула лошадь. Достань сейчас собеседник откуда-нибудь из темноты огромный меч или светящийся посох – Татьяна не удивилась бы.

Огонь разгорался все ярче, и наваждение прошло. Просто мужик. Человек. Не такой уж простой, как показалось вначале, но и не сказочный герой, не пришелец, даже не иностранец. Уставший, задумавшийся человек. Интересно, сколько ему лет? Олег Алексеевич в свои девяносто выглядел на шестьдесят. Если ему действительно столько, сколько он сказал. А сколько может быть мужчине, который выглядит от силы на тридцать? Пятьдесят, семьдесят?

– Саша, а сколько лет Олегу Алексеевичу?

– Что? – ведун очнулся, оторвался от своих мыслей, наморщил лоб. – Олегу? Кто его знает, не считал. Он сам не говорил?

– Сказал, что за девяносто. Но ведь такого не может быть!

– Почему? – удивился Саша. – До девяноста и люди неплохо живут, даже дольше. Может, ему и больше ста, не знаю. Он у нас один из самых старших… Теперь, по крайней мере. А моему последнему учителю было сто двадцать два.

– Мно-о-го…

– Было бы и больше. Убили его, а то и до ста пятидесяти дотянуть бы мог. Крепкий был дед, боевой.

– Как убили? Кто?!

– Неважно, – Саша зло прищурился. На скулах заиграли желваки. – Они его не надолго пережили.

– Это вы их?… – язык не повернулся сказать то, что было на уме.

– Мы. Мы все. Иначе – они бы нас. И так еле справились.

Надо же, какие страсти! Стало совсем неуютно. Приключение с тетрадкой затягивало все дальше, словно дурной сон. Сначала муравьи, потом таинственный старик… А теперь, оказывается, здесь еще и убивают друг друга! И вот этот небритый, потертый мужичок – тоже убийца. Да-а, Татьяна, ты попала конкретно, как сейчас говорят. Уйти бы уз этого леса, вернуться домой – и забыть навсегда сумасшедших долгожителей и лесных колдунов!

– Не бойся. Это все в прошлом и тебя не касается. Успокойся.

Легко сказать – успокойся! Так, наверное, и барана хозяин поглаживает, успокаивает. Чтобы тот стоял смирно и не мешал ножом до горла дотянуться.

– Да не бойся ты! Никто тебе ничего не сделает. Хочешь – иди хоть сейчас на все четыре стороны. Могу даже до станции проводить. Или до деревни.

Он что – мысли читает? С таким провожатым только ночью через лес ходить. Потом и не найдет никто. Наткнутся через пару лет грибники на скелет в сгнивших тряпках – и все!

– А мысли я не читаю. Мог бы узнать, о чем именно ты думаешь, но это и так видно. Тебе бы сейчас на себя верхним зрением посмотреть! – Саша неожиданно улыбнулся. – Прямо салют в честь Дня Победы! Искры во все стороны. И почти все – красные. Знаешь, что это такое?

– Нет, не знаю. Догадываюсь, – Татьяне удалось призвать разбушевавшееся воображение к порядку. Значит, у них это называется верхним зрением? Интересно. – Саша, вопрос можно?

– Хоть сотню! – он улыбнулся еще шире. – Мы тут и сидим для вопросов и ответов. Насчет верхнего зрения спросить хочешь?

– Угадали! Вы не знаете, чем меня Олег Алексеевич напоил по дороге? После этого оно у меня обострилось. Ну, зрение это. И еще слух.

– А нюх – нет? Или реакция на тепло?

– Нет… А что – должны были?

– Не обязательно, но могли. Все зависит от состава, ну, и от обработки, конечно же. Немного знахарства, ничего особенного. С научной точки зрения там несколько стимуляторов, с нашей – они же, но действие усилено и узко направлено.

– Чем же?

– Заговорами. И тем, кто это все делал. Вообще-то такой чай – дело тонкое. Можно и травы знать, и нужные слова, и все по рецепту сделать – а выйдет обычное пойло, не самое приятное. Или вовсе отрава. Вот такой, чай, которым тебя угостили, я пока не берусь готовить. Разве что сильно припечет, а попросить будет некого.

– А Олег Алексеевич сам делал?

– Мог и сам, а мог и просто заранее у знахарей запастись. Такие составы долго хранятся, не прокисают и не выдыхаются. Особенно если профессионал готовил.

– А вы в какой области специалист?

– В области добывания и обработки информации. Любыми путями и способами, – Саша хитро и весело прищурился. – Вплоть до допросов третьей степени. Да не пугайся ты так! Я в свое время в разведке служил, там учили. Среди всего прочего.

– Вы… воевали?

– Воевал, – кивнул ведун. – Олег сказал или сама догадалась?

– Я просто спросила – а вдруг? Вы с Олегом Алексеевичем вместе воевали, да?

– Ого! – Саша громко расхохотался. По лесу прокатилось эхо, истаяло шорохом среди дальних деревьев. – Слушайте, сударыня, вы меня пугаете! Неужели я таким же стариком выгляжу?

– Нет, что вы, – девушка смутилась. – Просто… Вы говорили, что можете и сто пятьдесят прожить… Может, стареете медленнее, я же не знаю!

– Стареем медленно, но не настолько же! Сколько мне можно дать, а?

– Не знаю. Ну, если Олегу Алексеевичу девяносто, то вам не больше пятидесяти. Угадала?

– Не больше, – вздохнул собеседник. – Даже не больше сорока. Да и до тридцати пяти пока что не дотянул.

– Так вы, значит, в Чечне воевали?

– Опять промахнулась. Чуть раньше. Когда Чечня началась, я уже два года как на гражданке был. Ладно, не ломай голову, вы эту войну в школе вряд ли проходили. Может, оно и к лучшему. Давай о чем-нибудь другом поговорим, ладно?

– Как скажете, – похоже, она чем-то лишним заинтересовалась. – А вы раньше лесником были? Олег Алексеевич…

– …Иногда очень много говорит, – продолжил за нее Саша. – И при этом на старости лет не всегда понимает, что можно говорить, а что нельзя. Не обижайся, Татьяна.

– С чего вы взяли, что я обиделась?

– Вижу. Если решишь остаться с нами, сразу же учись не светить своим настроением на всю округу.

– С вами? В лесу?

– С нами – это с Древним Народом. Если бы тебя это совсем не интересовало, мы бы сейчас здесь не сидели. А с нами можно быть где угодно. У себя дома, например. Многие именно так и живут.

– А в чем тогда разница – с кем? И зачем вообще с кем-то быть?

– Ну, например, чтобы муравьи не кусались. Сиди, не подскакивай. Разница в том, что твои способности нужно если не развивать, то хотя бы контролировать. Самостоятельно у тебя это плохо получается, правда?

– И что? Это ведь мое дело – или нет?

– Твое, конечно. Вот только лес после тебя пришлось нашим ребятам успокаивать. Между прочим, не такая уж простая работа, и не всегда безопасная.

– Ну хорошо, а если я ничем таким больше заниматься не стану? Хотите, могу честное слово дать? Или поклясться – чем хотите?

– Не клянись, если не выполнишь.

– Почему же я не выполню? Откуда вы знаете?

– Работа у меня такая – знать… Во-первых, ты этого уже попробовала, обожглась и не испугалась. Интерес у тебя есть, и чуть ли не больше, чем до той полянки. Вот сегодня тебя Олег чаем угостил – понравились ощущения? Можешь не отвечать, и так вижу.

Рано или поздно все равно захочется еще раз попробовать. И не просто захочется, а так потянет, хоть вой. Или случай какой-нибудь подходящий подвернется. Например, помочь кому-нибудь, боль снять.

– И что здесь плохого?

– Может быть, и ничего. Особенно если умеючи. А с клятвой тогда как быть? В таких делах, знаешь ли, на уважительную причину не сошлешься. Раз сказала – все, то никаких исключений. Оступилась раз – на следующий тебе уже ногу подставят.

– Кто?

– Неважно, – то ли костер приугас, то ли собеседник заметно помрачнел. – Попросту твои способности могут выйти из-под контроля. Силы у тебя не такие уж малые, а главное – от природы талант. Пока что особенно заметный по неприятностям. Тогда были муравьи, в следующий раз дом рухнет или автобус взорвется. Что, не веришь? И такое бывает. Особенно в последнее время, как раз с такими, как ты.

– Но почему?! – верить в услышанное не хотелось. Совсем. До слез и крика. – Почему обязательно именно такое? Почему со мной?!

На этот раз костер явно был не при чем. Послышался тихий скрип зубов и несколько глубоких вздохов. Но раздавшийся вслед за этим голос был совершенно спокоен.

– Почему бы и не с тобой, если это с кем-то бывает?! О таком ты не думаешь? Ладно, скажу, невелика тайна. Сейчас все скрытые способности обостряются. Те самые гены, дремавшие до поры до времени. На самом деле они, конечно, еще до рождения свое дело сделали, просто не проявляли себя. Условия были не те.

– А сейчас изменились? Но почему, как?

– Много будешь знать… будут тебе парни на вид пятьдесят давать. Еще в тридцать, если не раньше. Ответить я могу, но ты просто не поймешь. Или нам тут с тобой неделю просидеть надо, все обсудить и кое-чему еще научиться. Если получится, конечно. Просто знай на будущее, что тебе или учиться, или готовиться к неприятностям.

– Ну хорошо, пусть надо учиться. Но ведь можно просто научить это все контролировать, правда? Почему тогда – или с вами, или против вас?

– А кто сказал, что против нас? Достаточно и того, что не с нами.

– Но почему?

– Потому что некогда. Устраивает такой ответ? Некогда учить все человечество. Не будет оно учиться, да и учителей не хватит. А еще – потому, что если кто не с нами, то им совершенно необязательно знать, как и что именно мы делаем. Вопрос на засыпку: когда ты по тетрадке училась – делала только то, что прочитала? Или пыталась еще что-то свое добавить? Пробовала те же принципы и приемы по-другому применить?

Девушка не ответила. Впрочем, и молчание иногда может быть ответом, не менее понятным и красноречивым, чем слова. Да, конечно же. А кто не попробует? Кому интересно будет только повторять за кем-то все шаги и не пойти туда, куда самому хочется?

– Вот так-то, Таня, – костерок разгорелся поярче, когда ветка в умелой руке чуть подправила головешки и поворошила угли. – Когда человек становится Древним, начинает думать, чувствовать, видеть все так же, как мы – это совсем другое дело. Тогда появляется хоть какая-то гарантия, что он не вывернет все наизнанку. Контроль над своими силами, знание всех своих возможностей – это очень много. Можно их придержать – а можно и снять барьеры в нужный момент.

– Ну и что в этом плохого?

– В самой возможности – ничего. Весь вопрос в том, как ее использовать. Например, возможность растревожить лес. Теперь ты точно знаешь, что для этого нужно сделать, правильно? А я вот возьму и научу тебя этот лес успокаивать, или хотя бы уходить из него целой и невредимой. Мало?

– Много.

– Правильно. Потому что в один прекрасный день ты приведешь кого-нибудь на ту же полянку и покажешь чудеса. Да, конечно, сейчас ты можешь дать самую страшную клятву, кто никогда ничего такого не сделаешь. Но через год, три, десять лет – и твой испуг, и твоя клятва могут и позабыться. Тем скорее, чем сильнее ты будешь жалеть о своих способностях. Ты можешь и не пользоваться ими каждый день – но показать кому-то, кто ты есть на самом деле… Для того, чтобы тебя уважали, тобой восхищались, да просто чтобы доказать, что ты не такая, как все. Спроси любого, кто подобными делами занимается – нравится ему чувствовать свою силу, свое превосходство? Самой тебе – нравится?

– Не всегда.

– А я и не говорю, что ты целыми днями будешь на той поляне сидеть. Или еще один пример – не понравился тебе кто-нибудь, пригласила ты его в лес. Погулять. Или по грибы.

– Или просто подождала, пока сам пойдет… Понятно. Значит, вы мне не доверяете? Но зачем тогда сюда вытащили? Зачем обо всем этом разговариваете?

– А действительно, зачем? – спросил Саша у нависающего над поляной дерева. – Чего я, спрашивается, не сплю и человеку не даю, ежели человек ничего понимать не хочет? Ну вот не хочет, и все? Спорит так, словно пытается мне доказать, что она не хуже и не глупее? Это я и так знаю, чего спорить-то?

– Я не пытаюсь доказать, – обиделась Татьяна. – Я хочу во всем разобраться!

– Тогда думай. Хорошенько думай, прежде чем спрашивать. Я отвечу, мне не жалко. Только если ты сама поймешь, еще до того, как спросишь – это будет гораздо полезнее. Для начала, пожалуйста, усвой одно: тебя никто никуда не вербует, ни обманом, ни силой не тащит. Мы не сектанты какие-нибудь, к людям на улицах не пристаем. Скорее наоборот, пытаемся на глаза не попадаться.

– Поэтому такая секретность? Встречи в лесу, неизвестно где? Для секретности.

– Нет, не для секретности. Лес – это очень важно, а в твоем случае – особенно. А в городе я вообще стараюсь пореже появляться. Не лучшее это место для нашего брата, не лучшее. Даже в пустыне уютнее.

– Но Олег Алексеевич в городе живет, и ничего. Да вы и сами говорили, что многие ваши как жили, так и дальше живут. Или это из-за того, что вы – ведун?

– Нет, не из-за этого. Тут отдельная история, не ночью ее рассказывать. Может, еще узнаешь, в чем тут дело – даст бог, не на собственном опыте. А лес… Лес – место хорошее. Особенно такой, как этот. На тропу обратила внимание? Верхним зрением разглядела? Это ведь не специально сделано, никто особенно не старался. Подправили чуть-чуть, а так – само наросло. Просто наши постоянно этой дорогой ходят.

– Их что, так много здесь живет? То есть вас. Древнего Народа.

– Много. Если с детьми считать – почти тысяча.

– Ого! А сколько вообще в мире? Или это секрет?

– Какой там секрет! Просто никто точно не подсчитывал. Тут еще вопрос встает – кого именно считать настоящим Древним. Если более-менее чистокровных – вряд ли больше миллиона. Это при том, что не всех мы знаем. Кстати, в России из них почти половина.

– Почему? Потому что лесов больше?

– И поэтому тоже, но в основном потому, что раньше лесов было еще больше, а людей в них – меньше. Веков семь-восемь назад из Европы многие сюда пришли. Да и жить отдельно, не смешиваясь с остальными, удалось дольше. Ладно, поздно уже. Спать надо, утром рано встанешь. Сама не проснешься – роса разбудит. Утро вечера мудренее – вот с утра и будешь остальные вопросы задавать.

– А еще один можно? Последний?

– Можно.

– Вы давно в лес ушли? И где раньше жили?

– Это уже два вопроса. На какой из них отвечать? Ну да ладно, на оба отвечу. В Желтогорске жил, а потом неподалеку. Уехал сюда после эпидемии. Все? Вижу, что не все, но остальные –утром! Спокойной ночи!

Какое уж тут спокойствие! Во-первых, ей еще не приходилось спать, завернувшись в брезентовый плащ и лежа на чем-то, сильно пропахшем лошадью. Не так уж это просто – заснуть в таких непривычных условиях. Во-вторых, вопросы распирали голову и просились наружу. В-третьих… В-третьих, Татьяна успела только понять, что голова у нее кружится и тяжелеет. Какое-то время она еще слышала тихое потрескивание костра и шум леса. Наверное, этот шум ее в конце концов и убаюкал.

* * *

– До утра точно не проснется.

– Помог?

– Точно. Немного придавил, чтобы успокоилась. Ты разговор не слушал?

– Не имею такой привычки, Саша – слушать чужие разговоры. Мы тут с Филипповым былое вспоминали. Ну, и что ты можешь сказать об этой девчонке?

– Может, и приживется у нас, но на первых порах – глаз да глаз за ней нужен. И еще – вряд ли она в какой-нибудь клан захочет войти. Будет сама по себе.

– Такая же упрямая, как ты?

– Куда уж мне! У меня, если еще помнишь, были хотя бы остатки армейской дисциплины, да и поколение другое. Нас все-таки воспитывали «с чувством глубокого коллективизьма». Если нужно всем – значит, можно и потерпеть. А она вот терпеть и поступаться не хочет.

– И возраст еще такой.

– И возраст, – согласился Александр. – Подростковый, пока еще не слишком затянувшийся. Да еще дома наверняка много свободы – родители заняты, единственное чадо, воспитывали бабушка с дедушкой… Угадал?

– Почти угадал. И забыл добавить идеи полной свободы от всего и вся. Тетрадочку-то прочитал?

– Прочитал. И вообще – можешь не напоминать, от кого это идет.

На всю жизнь запомнил, – Александр потянулся к плечу, потер его.

– И зарубку на память получил.

– Зарубку получил, а все равно сразу не вспоминаешь, -

проворчал Олег. – Ну ладно, хрен с ней, со свободой. Что с девчонкой делать будем? Лечить или учить? Может, ей просто все ее способности заблокировать, и дело с концом?

– А потом очередная случайность – и все опять вскрылось. Только теперь к этому будет еще и озлобленность за то, что ее так надолго этих талантов лишили. Не то время, Олег. Сейчас такие самородки из-под ног вылазят, как поганки на газоне. Если уж через черт знает сколько поколений эти способности ни с того, ни с сего пробиваются, то наша блокировка… Я думаю, станет только хуже. Лучше уж пусть на глазах будет. И наученная тому и так, что и как нужно. Если вдруг не туда пойдет, наши с ней справятся. Тогда и блокировать можно – объяснив, за что и на какой срок.

– Жестоко. Что ж ты так в лоб, Саша?

– Жестоко, не спорю, – Александр, прищурившись, смотрел на сияющую сердцевину пламени. – И спорить не собираюсь. Не первый раз об этом говорим. Ты спросил мое мнение – я тебе ответил. Учить, Олег Алексеевич, всенепременнейше учить. Учить, учить и учить. Ее. Того паренька, что ты в прошлый раз приводил. Тех, кого ты еще приведешь. Я свое на Совете сказал и отступаться не собираюсь.

– И ты все еще считаешь, что наш народ с этим справится? Саша, ты последние данные знаешь? Я про Желтогорск уже не говорю – по соседним областям, по стране? Местами людей с такими способностями – от сорока до шестидесяти процентов взрослого

населения! Ладно, у нас это можно объяснить последствиями разрушения Печатей. Вполне возможно, мы что-но не нашли, не убрали вовремя, что-то сказывается все эти годы – например, на детях. Но в других областях что действует? Ты об этом думал?!

– Не шуми, разбудишь. Думал. Ты знаешь, теперь и время есть, и сведения накапливаются. Кое-что сам, многое мужики из нашего клана раздобыли. Все то же, Олег. Везде – одно и то же. И по тем же самым причинам. Тогда, возле города – это был детонатор. Запал. А к взрыву давно уже все готово.

– Но тогда мы детонатор успели вынуть.

– Не успели. Опоздали на несколько минут – это если себя похвалить. А если поругать – на несколько дней. Как только сняли первую печать, появилась связь между нашим миром и теми, кто лез снизу. Фонтан мы заткнули, но теперь все сочится по капле, и не в одном месте, а в сотне. Все, хватит на эту тему, нечего и сюда навлекать. Расскажи лучше, как там в городе дела. Что новенького? Как Натаныч, все так же отошедши от дел? Помощника ему нового дали? Прошлый раз ты говорил, что подыскиваете.

– Подыскали. Не ревнуй, на кого попало твой лес не останется. Из наших парнишка. Новичок, ты его не знаешь. Гордится и боится – как же, на чье место пришел! Миша ему перед отправкой такую обработку устроил, что тот в твоей комнате спать не ложился.

– Мемориал, – хмыкнул Александр. – Комната-музей имени великого воителя Шатунова. Приехать, что ли, стать главным экспонатом?

– Не приезжай. Всем хуже будет, тебе в первую очередь, – Олег был совершенно серьезен. – Искать тебя перестали, но если объявишься – вспомнят. Илья узнавал – дело пока не закрыто. Так что сиди здесь, Филиппову помогай. Тут тебя никто не разыщет.

– И долго мне в лесах отсиживаться? У меня, между прочим, еще и родня осталась! Да и вообще – надоело по кустам прятаться.

– Ну хорошо, если так уж хочешь – можешь со мной поехать. Только учти: передачи я тебе носить не буду – некогда. Зато повидаешь новые места и познакомишься с разными людьми. И все это – за казенный счет. Я тебе это предлагал?

– Предлагал. Ладно, разговор старый. Ничего не изменилось – значит, буду тут сидеть. А ты мне работу на дом приводить.

– Приводить – это не беда. Другого я боюсь, Саша.

– Чего?

– Что работа к тебе сама сюда придет.

(обратно)

ГЛАВА 4

Огонек свечи мигнул, чуть не сорвался с тоненького фитилька, но каким-то чудом удержался и выпрямился.

– Ну и что ты делаешь? Давай еще раз!

– Не могу я, Олег Алексеевич. Не получается!

– А ты пробуй, пробуй. Делай все так, как я тебя учил.

Девушка вздохнула и мрачно посмотрела на свечку. Пламя снова колыхнулось.

– Это не я! – удивилась Татьяна. – Я еще ничего не делала!

– Конечно, не делала. А должна бы, – проворчал Олег. – Проходи, Илья. Посмотри, какими плюшками балуемся. Познакомься – это та самая Татьяна.

– Очень приятно, – вошедший в комнату бородач кивнул и чуть насмешливо прищурился. – Руки не подаю, не хочу отвлекать. Я не сильно помешал?

– Можешь подавать, тут уже ничем не помешаешь, – Олег

раздраженно отмахнулся, и огонек сменился дрожащей струйкой дыма. – Не хочет учится, и все!

– Я хочу! – обиделась девушка. – Я стараюсь, а ничего не выходит! Не могу я так, как вы!

– Правда? – брови Ильи поползли на лоб. – А как можешь?

– Я не свечки гасить… – Татьяна смущенно отвернулась.

– …Только муравьев собирать, – вполне серьезно закончил за нее Олег. – Потребуется тараканов вывести – честное слово, дам полную свободу. Поставлю тебя во дворе и попрошу сделать что-нибудь этакое. А пока что, будь так любезна, делай все так, как я сказал.

– Я и делаю. Как вы говорите, так все и стараюсь делать. Настраиваюсь на эту чертову свечку, пытаюсь почувствовать огонь частью себя, а он все равно не слушается.

– Свечка не чертова, а моя, – возмутился Олег. – Была бы это «чертова свеча» – у тебя уже дым из ушей пошел бы! Настроилась бы ты тогда, как телевизор «Рубин» после гарантийного срока. Еще раз говорю: не настраиваться надо, не думать – просто чувствовать!

– Погоди, Олег, – бородач достал зажигалку, подошел к свечке.

– Таня, а вы не могли бы еще разок попробовать? Может, я

что-нибудь увижу да подскажу, а?

– Как хотите, – плечи приподнялись и сразу упали. Словно не

выдержали тяжкой ноши. – Разницы никакой, что девять раз не получилось, что десять.

– А вы попробуйте, попробуйте.

Сухо чирикнуло рубчатое колесико, выбило сноп искр. Еще один, еще – и голубовато-желтый язычок лизнул свечку.

– Вот видите, и техника не всегда с первого раза… Ну, работайте. Только не пугайтесь так, не дрожите. Не экзамен все-таки, – Илья шагнул в сторону, и все трое пристально поглядели на непокорный огонек. Тот несколько секунд покачался – и вдруг задергался, сорвался с фитиля и повис в воздухе над свечкой. Через мгновение на этом месте с легким хлопком заклубилось дымное облачко.

– А вы говорили, не получится, – Илья усмехнулся в бороду. Две пары глаз ошарашенно поглядели на него. – Пусть не совсем так, как полагается, но все же, все же! Да! Я, собственно, чего зашел: завтра воскресенье, ребята за город собираются. Выше по реке.

Пока бабье лето, последние золотые деньки поймать. Рыбалка, костер, уха и осенний лес. Приглашали Олега Алексеича, но… – зажигалка задумчиво потерлась о переносицу, – …но, думаю, и его ученицу рады будут видеть. Опять-таки и вам, сударыня, познакомится с нашей жизнью полезно. Так что ждем-с.

– Н-не знаю, – взгляд Татьяны все еще рассеяно блуждал между погасшей свечой и блестящей зажигалкой. – Помешаю, наверное.

– Не помешаете. Ну, разве что уху в котелке, и то если рыбаки допустят. Или опасаетесь быть единственной дамой в мужской компании? Можете не бояться, будет вам с кем поговорить о своем, о женском. Я думаю, можно эту поездку считать практическим занятием. Если, конечно, учитель не возражает. Или у вас на этот выходной свои планы?

* * *

Серый катер разваливал пополам серое зеркало. Ленивая вода с отражениями облаков шипела на стали и вспучивалась двумя валиками, убегавшими к пожухлым камышам. Желтые проблески плывущих навстречу листьев удивленно подпрыгивали и переворачивались, натолкнувшись на волну.

После очередного поворота протока кончилась, и старенький «ярославец» побежал чуть побыстрее. Зеркало кончилось – по большой реке гулял ветерок. Не сильный, но для мелкой морщинистой ряби вполне хватало. Этот же ветерок выхватил из-под борта горький дизельный выхлоп и бросил на палубу.

Олег Алексеевич поморщился. С самого начала этой поездки ему явно было не по себе – устроился на какой-то железке перед рубкой, нахохлился и уставился на реку. Укачать вроде бы не могло…

– Возраст, знаешь ли. Скоро вообще из дома выйти не смогу, – старик перехватил сочувствующий взгляд Татьяны. – Это мне за то, что много знаю. Вот выучишься у меня, будешь много знать…

Девушка не выдержала и прыснула в кулак.

– Вот буду много знать и состарюсь, правда?

– Точно. И что тут смешного? По-моему, совсем ничего.

– Нет, я ничего, Олег Алексеевич. Вы только меня научите, как начать стариться в сто лет, хорошо?

– Ну, не в сто, положим. Да и не сегодня начал. Просто надышался этой вонью, да и трясет тут хуже, чем на трамвае. Нутряной какой-то дребезг. Не заметила?

– Вроде бы нет, – девушка прислушалась к своим ощущениям. – Чуть дрожит, но не трясет же. А почему мы на машине не поехали? Дороги нет?

– Дорога есть, но лучше бы ее не было, – Олег Алексеевич снова посмотрел на реку. – И не до самых лучших мест, там острова с хлипкими мостиками. Пешком идти придется. А машины оставлять без присмотра по нынешним временам весьма накладно.

– Неужели и тут угнать могут?

– А что, люди здесь не живут, что ли? Слева, во-он за тем холмиком – деревня. Не пастухи, так рыбаки запросто дойдут, для деревенских верста – не крюк. Да и городских тут немало бывает, места рыбные. И охота неплохая. Оставь «уазик» на полдня – глядишь, кому-то колесо лишнее понадобится. А то и вовсе отгонят за пару оврагов – и на запчасти, что себе, что на продажу.

– И у вас угонят? Но вы же… – Татьяна растерялась. – А магия? Можно же что-то придумать?

– Можно… было. Я же говорю – времена не те, – Олег

повернулся к рубке. – Вань! Помнишь, как у Ильи «десятку» раскулачили?

– А то! – донеслось из распахнутой двери. – Одна жестянка осталась, и ту еле нашли.

– Вот так у нас теперь, – старик снова посмотрел на реку. Потом обернулся к девушке. – На той машине столько всего понакручено было, что и я угонять не взялся бы. Мы и кузов-то нашли потом верхним зрением – светился, как лампочка. Зато тем, кто угонял – хоть бы что, словно и не заметили. Лет пять назад у них и мысль не мелькнула бы – именно к этой «тачке» подойти. Ноги мимо пронесли бы. А теперь сиди и гадай: то ли они просто к таким делам нечувствительные, то ли их, наоборот, только больше привлекло. Меняется народ, Татьяна, меняется. Раньше такого никогда не было – это я тебе не только за свою жизнь говорю, поверь. Ладно, – Олег Алексеевич махнул рукой. – тут мы сами виноваты. За что боролись, на то и напоролись, теперь плакать нечего. Лучше скажи, чего ты тут сидишь, а не с ребятами? Стесняешься?

– Стесняюсь, – честно призналась Татьяна. – Неудобно как-то.

– Это ты зря. Ну ничего, день впереди, познакомитесь, разговоритесь. Хотя шла бы ты к ним на корму. Послушала бы, о чем говорят, тебе на пользу пойдет. Привыкать пора, и для учебы неплохо.

– А можно, я в рубку пойду? Я на корабле в первый раз.

– Кора-а-абль! – усмехнулся Олег. – Ладно уж, иди, если Ваня не прогонит. Но тогда будет тебе задание: гляди по сторонам, и как заметишь что-нибудь интересное – сразу мне говори. Не только глазами гляди, понятно?

Романтическая рулевая рубка оказалась полутемной комнатушкой.

Даже коридором – примерно метр в ширину, меньше трех – в длину. С одного борта – дверь, и с другого – дверь. На передней стене три окошка – маленькое круглое посередине и квадратные, чуть побольше – по сторонам. Зато перед круглым окошком расположился самый настоящий штурвал: деревянный, с точеными спицами и рукоятками, поблескивающий какими-то золотистыми деталями. Небольшой, но настоящий, точно такой же, как на разных рисунках и «морских» сувенирах.

Вот только не стоял за этим штурвалом этакий «морской волк» в лихо заломленной фуражке и с дымящейся трубкой в зубах. За штурвалом вообще никто не стоял.

Сидевший на высоком табурете больше походил на слесаря из домоуправления, чем на капитана. Лысеющий мужичонка в сером засаленном ватнике, из-под которого виднелась не первой свежести тельняшка. Вместо фуражки капитанскую голову венчала изрядно повыгоревшая кепочка с еле различимой надписью «Речфлот». Морщинистые руки, увитые тусклой синевой татуировок, спокойно лежали на коленях.

Капитан не обращал внимания не только на появившуюся в рубке девушку, но и на реку. Дремал. Или делал вид. что дремлет. Тем не менее катер по-прежнему бойко вспарывал речную воду, уверенно бежал туда, куда было нужно. Или туда, куда он считал нужным.

Пока что, судя по всему, катеру хотелось уткнуться в камыши на приближающемся берегу.

До берега оставалось метров тридцать, не больше, когда Ваня решил вмешаться. Не очнулся от своей дремоты – просто лениво возложил правую руку на штурвал. Деревянное колесо чуть провернулось, и катер плавно отвернул от берега. Из желтовато-бурой стены листьев с истошным кряканьем поднялись две утки. Рука на несколько секунд крепко придержала штурвал и вернулась на привычное место.

– Не пугайси, – из под голубоватого козырька сонно блеснул

глаз. – Машинка вумная, сама добегить. Она по ентому маршруту дольше бегает, чем ты на свете живешь, и сама все знает. Ты лучше по сторонам поглядывай, как Олег велел.

– А вы что, тоже верхним зрением смотрите? – догадалась Татьяна.

– И верхним, и нижним. Когда захочу. А сейчас надобности нет. Я же говорю – машинка все знает. И я вместе с ней. Тут не город, тут проще. Там кто-нибудь под колеса нырнуть норовит, а на реке сейчас разве что моторка какая проскочит, так ее по шуму…

Ваня не договорил. На стенке возле его колена ожил какой-то серый ящик. Зашуршал, заскрипел, потом трескучим голосом произнес:

– «Ярославец» снизу у Черных Вод, ответьте «Волгонефти»!

Капитан моментально выхватил откуда-то серую трубку, похожую на телефонную. Поднес к уху, попутно приподняв козырек.

– «Волгонефть» – «Рубин»! Левыми расходимся!

– Понял, левыми! Ты, что ли, Вань? «Дозорный» сегодня где, не знаешь?

– Час назад стоял где всегда, за мостом. За старым. А что?

– Да ничего, – рация с присвистом вздохнула. – Должок есть, опять солярку шакалить будет. Ну, бывай.

– Бывай, – Ваня повесил трубку на место. – А так все было приятно…

– Это вы о чем? – не поняла Татьяна.

– Сейчас сама увидишь, – капитан поморщился, словно ему предлагали хлебнуть нашатырного спирта. Потом высунулся в дверь, обернулся к корме. – Прикройтесь, отмашка!

Что такое отмашка, Татьяна спросить не успела. Рука с синим якорьком легла на небольшой пульт, щелкнул выключатель. И тут же визгливый пронзительный скрежет ударил по ушам. Ввинтился, вошел в голову и там взорвался голубым фейерверком. Почему-то слева огней было больше.

Девушка моргнула, хотела потрясти головой – снова ударило и оглушило. Рубка побледнела и расплылась. Татьяна зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Все было нормально, только где-то над головой загудело, треснуло – и левый борт подсветило призрачным бело-лиловым светом, похожим на вспышку электросварки.

– Все, хватит с них, – капитан снова щелкнул выключателем. Вздохнул. – До чего, однако, противная штука. Сколько лет, а все не привыкну. Уже и защиту ставить пробовал… – Ваня махнул рукой и поудобнее устроился на своем табурете.

– А… что это было?

– Мелкие неудобства на наши… Гм-м, не головы, в общем. Во-он с той длинной бочкой расходимся, – козырек качнулся куда-то вверх. Татьяна машинально посмотрела на ближайшее облако, потом опустила взгляд к реке. Впереди, километрах в трех, и в самом деле виднелось какое-то довольно большое судно. – Видишь? Кроме радио, положено и отмашку давать – сигнал то есть, как расходиться будем. Лампа мощная, импульсная. То ли частоты какие-то совпадают, то ли еще что – по верху режет каждый раз, как ножом. Илья – и тот ничего не смог сделать, каждый раз сам закрывается. Не то чтобы опасно, но неприятно, – Ваня внимательно посмотрел на девушку. – Э-э, да ты и на себе проверила! Что, не успела прикрыться? Или не сумела?

– И то, и другое, – честно призналась Татьяна. – Как-то неожиданно все. И противно.

– Противно, – согласился капитан. – А что неожиданно… Эх, деваха, если бы все ожидать можно было! Ну ничего, научишься. Погоди, тут повнимательнее надо. Приплыли почти.

Катер прошел между двумя островками, несколько минут скользил вдоль небольшого обрывчика.

– Так, а теперь выйди-ка отсюда. Мешать будешь, – Ваня вскочил

с табурета, встал за штурвал. – Поди к Олегу, только сядь, не маячь. Мне обзор нужен.

Олег Алексеевич вяло приподнял голову, чуть подвинулся. Татьяна примостилась на железке, как кошка на заборе: вроде бы надежно, но и свалиться есть куда. Очень даже просто.

Особенно если этот забор выдергивать. Катер резко качнуло, повело куда-то в сторону. Двигатель заворчал чуть громче. Немного притих, пробубнил что-то еле слышно. Опять коротко прогрохотал, и вдоль борта сердито зашипела мутная пена. Новый рывок, и «ярославец» протиснулся в узкую – не развернешься – протоку. Почти сразу же над головой сомкнулся зеленый с золотом навес – деревья стояли у самой воды, и через протоку дотягивались не только тоненькие веточки, но и солидные узловатые сучья.

Водный коридор посреди леса повернул, еще раз, еще – и внезапно деревья раздвинулись. Почти сразу же нос катера покатился влево, заскрипел, чуть дернулся. Почти уткнулся в берег – глинистый откос с торчащими корнями и небольшими норками. За кормой забурлило, поплыли какие-то ошметки, стебли.

– Приплыли, – Ваня вышел из рубки, нырнул в люк. На корме зашумели, засуетились. Двигатель стукнул пару раз и замолчал.

– Что случилось? На мель сели?

– Нет, просто приплыли. Помоги-ка, сходню выдвинем, – Олег оживился, взялся за длинную доску с приколоченными поперечинами. – Вот так, на верх обрыва… Вот и хорошо! Кстати, задание мое ты так и не выполнила, так что получай наряд вне очереди.

Картошку чистить умеешь?

* * *

Картошку почистили быстро. И мало ее было – а много ли надо на котелок ухи? – и чистить пришлось не в одиночку.

– Нечего тут армейские порядки вводить. Женщине мужик должен дарить наряды, а не назначать.

– Так то своей… – попробовала пошутить Татьяна и тут же

снова занялась картошкой: слишком уж свирепо блеснули очки собеседницы.

– Какая разница, чьей! Тем более, если чужая! А если

разобраться, то с ученицей надо быть вежливее, чем с родной дочкой! – тяжелый охотничий нож дважды перечеркнул блестящие бока картофелины, желтоватые куски плюхнулись в воду. – Дочка никуда не денется, пока замуж не выйдет… да и потом тоже. Все равно и любить будет, и воспитание с малых лет идет. А сейчас злости тебе добавь – вот она вместе с наукой и останется. Где-нибудь прорежется потом. Ты кем хочешь стать?

– Не знаю еще. Пока что Олег Алексеевич только самому простому учит.

– Это и без него могли бы. Учитель из него… Командиром быть – это он запросто, а педагог никакой. Можешь поверить, я пятнадцать лет в школе. Высшая категория.

– Вы… учительница?!

– А что, совсем не похожа?

– Нет, почему же…

Со своими школьными учителями Татьяна рассталась каких-то три месяца назад, и до сих пор немного робела перед ними. И вообще перед преподавателями – даже молодыми. А сидевшей рядом с ней женщине явно было за тридцать. Это если по человеческим меркам.

На самом деле, наверное, больше – до сих пор не получалось сразу узнавать возраст Древних. Впрочем, если в школе пятнадцать лет работает, то вряд ли больше сорока.

Обычная женщина, выглядящая на все свои годы – не больше, но и не меньше. Чуть полноватая, с короткой стрижкой. На плечи накинута видавшая виды куртка-ветровка, настолько выгоревшая и застиранная, что и цвет не разобрать. Большие очки на переносице. Почему-то эти очки не давали Татьяне покоя: казалось бы, Древний Народ со всей своей магией мог бы и зрение исправить… если вообще оно у Древних может испортиться. Или верхнее зрение может помочь при близорукости? Надо будет потом у Олега Алексеевича спросить.

– Простите, Любовь… – сразу захотелось назвать по имени-отчеству. Неудобно как-то на «ты» с учительницей.

– Васильевна. Но вроде бы договаривались, что просто Люба? Вот давай так и продолжать. Заодно и про картошку не забывай. Что хотела спросить?

– А что вы преподаете?

– Историю мировой культуры, во второй гимназии. До этого – музыку, я и сейчас студию веду, – в котелок отправилась еще одна четвертованная картофелина. – И сейчас ты спросишь, кто я у Древних. Угадала?

– Угу, – нож Татьяне достался острый, как бритва, но слишком длинный. По крайней мере, для такого ответственного занятия, как чистка чего-нибудь. Выковыривание же глазков превращалось в сложную операцию, в ходе которой нужно было ухитриться не откромсать половину чего-нибудь – или картошки, или пальца. Хорошо хоть глазки эти были неглубокими.

– Думаешь, знахарка, колдунья или еще кто-нибудь в том же роде? Не-ет, милая. Это муж у меня специалист, и сына учит. Меня тоже пробовал научить – я начала было, а потом отказалась.

– Почему?! – от удивления Татьяна чуть не отхватила себе половину ногтя. Нож скользнул вдоль пальца и с мокрым хрустом снес верхушку клубня.

– Осторожней, порежешься. Отказалась, потому что не всем нужно этим заниматься. Даже если получается, не нужно. Я уж не говорю, что не надо бы никому в такие дела лезть, не для людей это.

– Но вы… Мы же не совсем люди. Так ведь?

– Может, и так, – Люба тяжело вздохнула. – Хотя это еще с

какой стороны смотреть. Я вот себя человеком чувствую. Просто каких-то способностей больше, каких-то меньше. Вот с верхним зрением у меня не очень получается, зато настроение хорошо чувствую – и у людей, и в природе. Только не вижу, а слышу. Выше или ниже, тише или громче. Вот в лесу – там музыка, и здесь тоже, а в городе иногда такой скрежет, что голова болит. Одно спасение – жить по-человечески, тогда меньше воспринимаешь. Все, хватит картошки. Дай-ка луковицу, там возле тебя пакет лежит, черный. И сходи-ка, потревожь наших рыбаков, скажи, что у нас все готово. Если хотят уху – пусть ловят, а не забавляются.

Рыбаков было трое. Олег с Ильей азартно швыряли блесны вдоль камышей, а с кормы катера грустно глядел на поплавок капитан

Ваня. Татьяна недоуменно повернулась к учительнице:

– А почему вы думаете…

– Не думаю, а просто знаю. Хотели бы рыбешки наловить – уже по полному ведру было бы. Не в первый раз с ними. Им, понимаешь ли, тоже хочется по-человечески пожить, хотя бы на рыбалке. А по-нашему рыбачить – это неспортивно. Ладно, сейчас сама схожу, поговорю с ними.

Люба тяжелой поступью пошла к берегу. Что она говорила, слышно не было. Только блеснула над бородой улыбка Ильи и смущенно поправил кепочку капитан. Олег просто кивнул, еще раз взмахнул удилищем, покрутил ручку катушки – и по речке раскатился гулкий удар. Длинное зеленое тело выпрыгнуло из воды, боком плюхнулось обратно, рванулось – пластиковый прут в руках Олега согнулся крутой дугой. «Да не возись ты с ней, глуши сразу!» – донесся женский голос. Илья махнул рукой и отвернулся, пошел к катеру.

Через несколько минут Люба вернулась к костерку. В одной руке – ведерко, пальцы другой цепко впились в глаза щуки. Пасть судорожно подергивалась у самого плеча учительницы, а хвост молотил траву и время от времени сочно шлепал по мокрой штанине.

Чуть ниже колена.

– Вот видишь, могут же, если захотят!

– Это… что? – Татьяна не сразу пришла в себя. Зеленое чудище шлепнулось поодаль от костерка, запрыгало в пожухлой траве. – То есть они с самого начала могли поймать?

– И я тебе о том же, – Люба вздохнула. – Как молодых учить, так сразу – другое мышление, смотрите на мир иначе, вы теперь не те, что раньше… А как сами до удочек дорвались – так сразу же дайте им без этого пожить, дайте по-прежнему подумать и на мир

посмотреть!

– Может, им самим от этого всего отдохнуть хочется?

– Отдохнуть? – учительница ловко перехватила нож, ударила по щучьему черепу – раз, другой. Хвост задрожал, вяло махнул напоследок и замер. – От чего отдохнуть, Таня? От жизни? Если это наша жизнь – от нее не устанешь, просто будешь так жить. И не задумываться, почему именно так. Тебя ведь этому учат, правда?

Татьяна не ответила. Посмотрела еще раз на берег – Олег складывал спиннинг, что-то недовольно высказывая Илье. То кивал, соглашался, но глядел при этом не на собеседника. На дубовую рощицу, рыжевшую осенними листьями у дальнего поворота протоки. Не нравилось что-то Илье в этой роще – а может, просто чего-то он ждал от этих дубков.

Олег почувствовал взгляд, обернулся. Не торопясь, шагнул к катеру, положил снасти на палубу. Пошел к костру, по пути сорвал пучок травы – руки вытереть.

– Ну и как у вас дела? Как картошка, как рыбка?

– Ненастоящее это все, – неожиданно для себя самой выпалила Татьяна.

– Ничего себе! – глаза старика полезли под седую шевелюру. – Что тут ненастоящее? Картошку на рынке брали, щучка вот…

– Вы же знаете, что я не об этом!

– Знаю. А ты не злись, не злись. Или хотя бы учись свою злость прятать, – Олег неожиданно помрачнел, искоса посмотрел на Любу. – Так что у нас тут не настоящее? И почему?

– Все это, – девушка кивнула на катер, потом в сторону котелка. – Весь этот пикник на берегу, отдых на природе. И вообще… все.

– Вообще-то все вокруг настоящее. Не веришь – засунь палец щуке

в пасть, пощупай зубы. И природа настоящая, и пикник. Уха должна быть настоящая – если получится, конечно. Я вот давно так не отдыхал, честное слово. Очень давно. А что не только отдыхаем – это ты должна была еще раньше заметить. Для того и задание давал, да ты сама просмотрела все. Учись, привыкай, теперь у тебя все с изнанкой – вот и приучайся ее видеть. А пока – ладно уж, покажу. Пошли. Любовь Васильевна, одна управитесь?

– Справлюсь, – учительница пожала плечами. – Если что, еще два помощника есть.

– Тогда пошли, – повторил Олег и, не оглядываясь, зашагал к рощице.

Татьяна поплелась следом. Запоздало попробовала вглядеться в дубки верхним зрением – и ничего не поняла. Дубы как дубы, роща как роща. Единственное, что отличало это место от любого соседнего перелеска – зыбкое зеленоватое марево у самой земли. Такое уже приходилось видеть, и не раз. Летом. Летом – а сейчас осень!

Додумать эту мысль не удалось. Из куста на опушке поднялся молодой парень в пятнистых штанах и жилете с множеством карманов, накинутом на голое тело. Весьма мускулистое тело, кстати. Олег молча кивнул, и паренек шагнул в сторону, пропуская пришедших. Жилет колыхнулся, и на загорелой груди Татьяна успела увидеть небольшую татуировку – скорпион с какими-то цифрами над спинкой. И ниже – короткая надпись, но вот разобрать ее не удалось.

Парень весело подмигнул и пошел следом. Где-то его Татьяна уже встречала, но вот где именно – хоть режь, не вспомнить. На катере его не было, это точно.

– Ну вот и пришли, – Олег остановился, и задумавшаяся девушка чуть не уткнулась носом в плечо старика. – Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. А мешать не будем.

Сначала Татьяна не различала ничего, кроме переливающейся тени дубовых ветвей на небольшой полянке. Попробовала присмотреться по-другому – голова закружилась от всплесков зеленого огня и желтых сполохов. Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Наконец удалось разглядеть на дальней стороне поляны человека в стареньком джинсовом костюме. Даже узнала – он-то на катере был. Муж учительницы Любы. Виктор, кажется. Как причалили – подхватил сумку и пошел «за последними грибами», а с ним и еще четверо пассажиров. Интересно, а они где? Не видно. А смотреть верхним зрением Татьяна больше не хотела.

Виктор был занят отнюдь не грибами. Он стоял с закрытыми глазами, чуть приподняв руки, и дирижировал невидимым оркестром.

Осторожно, без резких взмахов. Тихо. Очень тихо. Бесшумно.

– Что он делает? – прошептала Татьяна Олегу в спину.

– Место лечит, – ответил тот чуть громче, но все-таки вполголоса. – Вон, посередине кострище видишь? А теперь вокруг посмотри.

Кострище она заметила только теперь. Приглядевшись, заметила и то, что было вокруг: какие-то серые линии, словно выгоревшие в прошлогодней листве… Выгоревшие?! Татьяна отшатнулась, снова налетела на плечо – на этот раз молодое и крепкое. Тут же вспомнила, где она видела этого парня – там же, где и сама чертила на земле такие же линии, складывающиеся в аккуратную, очень правильную фигуру.

– Узнала рисунок? – в голосе Олега не было ни насмешки, ни какого-нибудь интереса. – Только здесь не один человек был, а компания. Тоже, впрочем, любители приключений. Повеселились, похулиганили, а убирать нам. Праздник у них был, видите ли, день Дагона. Хорошо хоть без крови его отмечают, не так загадили все. Да и место спокойное, возле города хуже было бы.

– Вы и после меня так… лечили? – догадалась Татьяна.

– Не совсем так, но похоже. Ты по-другому набедокурила. Пожалуй, хуже, чем здесь. Эти-то своим делом были заняты, а ты все вокруг раздергала. Здесь просто – помочь немного, и лесок все сам затянет, еще до морозов. Только зола останется. Так что это и в самом деле отдых, ну, и уборка между делом. По осени нужно такие мелкие помойки убирать, чтобы к зиме чисто было.

– А большие помойки есть? И где?

– Э-э, чего тебе захотелось! Бывают и большие, и такие, что

вовсе не уберешь. Только там гулять незачем, и пикник рядом не устроишь. Там серьезная работа, но пока – тьфу-тьфу – давненько не видывали. А лучше вообще не давать гадить по-крупному, только не всегда получается.

– Как тогда, возле города?

– Как тогда, – хмуро кивнул Олег. – Там как раз такое, что век

не уберешь.

– Олег Алексеевич, а все-таки: что тогда было? Вы обещали

рассказать, и все время – в другой раз…

– И на этот раз не расскажу.

– Но почему?! Не вовремя? Или такой большой секрет?

– Не секрет, просто не хочется вспоминать. Да и не поймешь ты

пока всего. Вот научишься всему, что нужно, тогда и расскажу… может быть. Или кто-нибудь другой расскажет. Знаешь что, – Олег поднял сухую веточку, повертел в руках, потом с хрустом переломил. – Подойди с этим к Илье. Попроси рассказать – он тоже все знает. А если будет ко мне отсылать – так ему и передай, что мне вспоминать не хочется. Ну все, посмотрела на настоящее? – голос Олега неожиданно изменился. Словно и не было только что мрачного взгляда и тяжелого дыхания, не сходились седые брови. – Тогда пошли обратно. Наряд вне очереди я тебе не отменял, после обеда котелок помоешь. Гриша, закончите здесь – долго не бродите, уха остынет!

(обратно)

ГЛАВА 5

Мир грохотал, трещал и сотрясался. Время от времени он еще и кренился, и тогда в маленьком квадратном иллюминаторе показывались то лохматая грива близкого леса, то бетонные коробки города. Впрочем, Андрею было не до вида из окошка. Гораздо больше его занимали приборы и дрожащая на крохотном столике карта.

– Захожу на цель, – раздалось в наушниках сквозь треск и рокот. – Высота сто, до цели пятьсот… Четыреста пятьдесят… Четыреста…

Андрей плотнее прижал к горлу кожаные мешочки ларингофонов:

– Скорость чуть сбрось, быстро идешь. Курс?

– Двести семьдесят. Скорость сбрасываю до двадцати. До цели триста… Двести пятьдесят… Двести… Сто пятьдесят… Сто…

– Зависни! – выкрикнул Андрей. На экранчике одного из приборов

заплясали цифры. Вертолет задрожал сильнее, и прибор словно

испугался такой крупной дрожи. Цифры замерли. Но на каком

значении, черт побери! За несколько секунд от робких одного-двух

десятков они дошли почти до трех сотен. На карте появилась

крупная точка с прыгающей надписью: «286». Таких точек было довольно много, но трехзначная надпись появилась впервые. До этого рекорд был шестьдесят три… – Дальше, самым малым! Ниже можешь?

– Не могу, ЛЭП мешает. Все, пополз! – качнуло, цифры опять начали меняться. – До цели семьдесят… Пятьдесят… – на приборе заканчивался отсчет третьей сотни. – Сорок…

Тридцать… Мать!!!

Андрея мотнуло из стороны в сторону, повело по кругу. Шлем чиркнул по какому-то углу, под рукой смялась в гармошку карта. Рокот изменился, вертолет застонал и завалился на бок. Потом нос машины пошел вверх, стон сменился сердитым ревом, да и тот постепенно становился все тише, спокойнее.

– Все, можешь менять штаны, – наушники тяжело вздохнули. – Отходим от цели.

– Что случилось?

– Хрен его знает. То ли поток какой-то, то ли мать его

перетак… Просели, чуть провода не зацепили. У тебя как, наука? Все цело? Посмотрел, что нужно?

– Заходи еще раз. Курс тот же, скорость, высота – те же.

– Рехнулся? – поинтересовались наушники. – Второго выхода не гарантирую. Там киловольт двести, учти!

– Двести пятьдесят. Заходи еще раз. Мы не прошли над целью.

– Давай я тебе вдоль ЛЭП зайду. Хоть пять раз подряд.

– Боевой курс – двести семьдесят, высота – сто, скорость та же, от ста… нет, от ста двадцати – ползком. Как можешь.

– Твою мать, наука! У тебя семья есть?

– У меня приказ, у тебя тоже.

– У меня приказ тебя возить, а не сдуру гробиться! Завтра пройдем. Может, этого потока не будет.

– Сейчас.

– Твою перемать! Все, уходим домой. После такого надо машину проверить.

– Проверишь. Пройдешь еще раз и проверяй, сколько влезет. Но сейчас ты зайдешь на цель, понял?! Я тут не на карусели катаюсь! Приказ напомнить? Дословно?!

– Иду на повторный заход, – трудно было не угадать по голосу все, что летчик думает о своем пассажире. Плевать. Плевать на его нервы. Ему бы показать то, что успел заметить Андрей на приборе, когда их мотало и трясло. Да еще и объяснить, что к чему. Жаль, что нельзя. Не положено. Хороший парень этот пилот. Воевал опять-таки. Но знать, что именно они здесь измеряют, ему совсем ни к чему. Пусть думает, что радиацию или химию. Подписку дал, но если не знает – еще надежнее.

– До цели триста… Двести пятьдесят…

Андрей выглянул в иллюминатор. Вот и ЛЭП. Цели не видно, она по курсу. Все, некогда – прибор!

– Сто пятьдесят… Сто двадцать… Сто…

Опять бешенная пляска цифр. Переключить! Вот никогда не думал, что придется этот диапазон использовать.

– Пятьдесят… Сорок… Тридцать… – вертолет качнулся, задергался. Припадочный, наверное. – Прошли ЛЭП, двадцать… – голос хриплый какой-то. – Десять… Цель!

– Дальше! Курс, скорость – те же! – выкрикнул Андрей. Точки он уже не ставил, просто торопливо записывал на краю карты показания прибора. Растущие. И за целью – растущие!

– Как теперь счи… – летчик не договорил. Вертолет тряхнуло, что-то звонко щелкнуло и зашипело с присвистом. Серый экранчик заполнился восьмерками и погас. Мигнул и пропал красный огонек на панели. В следующее мгновение кресло попыталось выскользнуть из-под Андрея, ремни придавили плечи. Почти сразу же со страшной силой ударило снизу. Боль проскользнула от поясницы к затылку и огненной струей хлестнула под череп. Потом все вокруг начало переворачиваться и темнеть. Почему-то темноту рассекали серо-зеленые молнии. «Как краска на борту», – успел подумать Андрей, прежде чем молнии погасли и пришла тьма.

* * *

– В лес мне пора, Саша. Старею я, на этот раз совсем старею. Устал.

Александр не удивился. Привык. То ли мысли совпадают, то ли Олег их угадывает. Читать точно не может – особенно теперь.

– А город на Илью оставим?

– Почему бы и нет? Он у нас мужик крепкий, все, что надо, знает.

Попомни мои слова – уйду на покой, его на мое место выберут.

– Так может, мне сразу к нему идти? – Александр привстал на

стуле.

– Сиди уж, раз пришел. На вот, перекуси с дороги, – на столе появился пакет с пряниками. – Или тебе чего еще сообразить? Картошку, макароны?

– Не надо, хватит. Я ужинал.

– Перед тем, как в город въехать? – уточнил Олег и

неодобрительно покачал головой. – Эк тебя, парень, развезло. В руках себя держать нужно, в руках. Давит тебя или тошнит, а в любой обстановке ты должен быть как огурчик. И при необходимости таким же огурчиком закусывать. Если уж просто в городе невмоготу, представь, что с тобой будет…

– Что у вас тут? Случилось что-то или только намечается?

– А ничего пока не случилось. Ровным счетом ничего, – Олег хитро прищурился. – Местные проблемы. Вот о чем они говорят и что из них может вырасти – это как раз ты мне должен ответить, ведун.

– Обязательно. Как разберусь, так сразу и скажу. Но если хочешь побыстрее – лучше нам не ходить вокруг да около. Свое расследование ведь уже провели, точно? Опять какая-нибудь компания сверх нормы похулиганила?

– Расследование… Ну ты загнул. Да нечего там расследовать, говорят тебе! Пробовали уже. Лес прочесали, нашли поляну, где эта компания отдыхала – и опять ничего. Хотя зола еще теплая была. Посидели люди у костра, чай попили и разошлись. Даже костерок аккуратно загасили. Один только заблудился. Судя по всему, из них, но кто там был, что делали – не говорит. И у него следов никаких, разве что от обуви.

– А как он заблудился, выяснили?

– Лес его завел. Сам по себе, ни с того, ни с сего. Чем-то не понравился парень.

– Так может, это он и есть? Тот, кто все это натворил?

– Нет. Это, скорее всего, с ним так же. На него показали или метку какую-нибудь поставили. А дальше уже лес сам справился. Просто, правда? Даже изящно, леший их побери! Никакой траты энергии… Ну, почти никакой. Своих следов – тоже нет, не сами водили. Не проклятие, не заклятие, не сглаз и тэ дэ.

– Погоди, погоди! Ты сказал – метку поставили?

– Если и была, то или она исчезла, или нам ее не видно.

– Но хоть какие-то следы должны были сохраниться?

– Ты что, в самом деле не понял?! Хотя да, тебя же Иваныч толком ничему не научил. И потом упустили, не это главным посчитали. Ладно, придется сейчас объяснять. Как ты думаешь, что лесу помогает одного человека от другого отличать?

– Что-то вроде нашего верхнего зрения, наверное. Биоэнергоинформационный отпечаток.

– Ого, как загибать умеешь! Почти угадал. Но только почти. Ну хорошо, есть этот самый отпечаток. Так что же, его по всему лесу за человеком передавать? Как портрет преступника? Если, допустим, нагадил в одном месте, а ведет его за десяток километров?

– Не обязательно… Все, понял, признаю свою ошибку, лежачего не бьют! Если и была метка, то ее уже не отличить, так? То ли ее лес поставил, то ли для леса?

– Точно. Можно, конечно, разобраться, да вот только времени не было. Не вязать же этого парня, не сидеть с ним три дня и три ночи! А так вот сразу – не понять. Да и не это важно. Ты лучше подумай, кто у нас мог бы такое сделать, а? И сколько времени бы потребовалось?

Немного помолчали. Александр глядел на остывающий чай и вертел в пальцах пряник. Потом так же механически начал подбрасывать.

Взлет – шлепок о широкую ладонь. Взлет – шлепок. Взлет – шлепок. Наконец вместо следующего шлепка раздался короткий сухой хруст. С ладони на пол посыпались крошки.

– Не нравится мне это, Олег. Слишком легко получилось, слишком

быстро лес ответил. А ведь никто из наших не учуял, верно ведь? И никаких следов.

– Это еще не все, Саша, – под тяжелым взглядом хозяина крошки заскользили в угол, прижались там небольшой горкой. – Ты у нас недавно. Многое узнал, да кое-что надо почувствовать. И на шкуре, и вообще. Не человеческое это. Не умеют этого люди, не дано им. Вот так, чтобы с лесом договориться… Никогда не было. На моей памяти – точно, да и другие не слышали. Человек это тоже смог бы, но по-другому. Силой своей, Словом, подчинением леса – бывало. Так, как на этот раз – нет. Нету сейчас никого, кто так умеет. И при этом еще и силу такую накопил. Из наших – нет, точно знаю, а из людей – и быть не может.

– Однако вот нашелся же умелец. И именно на нашу голову. Везет городу на чудеса в последнее время!

– Везет, – кивнул Олег. – И все они друг за друга цепляются.

– Хреново.

– Точно.

Помолчали немного. Действительно хреново. Ожидали, что много будет работы, но вот что столько и такой – никто и не мог угадать. Не думали, не гадали, никак не ожидали такого вот… Пусть не конца, а продолжения, но все же, все же… Никакое ясновидение и предсказание не помогло.

Сначала казалось, что обойдется. Ну, работы хватало, конечно же. После каждой катастрофы идет ликвидация последствий. Тут уж ничего не поделаешь – кроме того, что в этот момент от тебя требуется. Потом наступила передышка. Тогда она казалась победой. Тогда – это три года назад. Даже три с половиной.

Передышка кончилась быстро. Года не прошло. А может быть, и не было ее, этой передышки, а просто все усталии не заметили, как все изменилось. Искали нечисть, колдунов и прочую чертовщину, а на обычную жизнь не обратили внимания. На простых людей.

Ну, что сказанное от всей души имеет обыкновение сбываться, это не новость. Особенно если что-нибудь нехорошее в сердцах пожелать. Не ногу человек сломает, значит, колесо у машины отвалится. К такому привыкли, и людей с выдающимися достижениями в этой области соседи издавна сторонились. А Древние не видели в них ничего необычного. Оговор, сглаз, проклятия – на это ни силы, ни умения не нужно. Вот поправить…

Не видели необычного. Поэтому и проглядели. Сбываться начало все чаще. И у патентованых-дипломированых шарлатанов кое-что начало получаться всерьез. И вообще способности по части магии и всякой экстрасенсорики начали проявляться все чаще, да такие, что телевизионные чудодеи померкли и забылись.

Впрочем, и без того о них никто уже и не вспоминал, кроме старушек во дворах. Когда учебники и пособия по магии всех цветов лежат на любом книжном лотке, а для экстрасенсов открыты специальные магазины и клубы-библиотеки – чем еще удивить народ? Разве что высадкой инопланетян на Красной Площади. Да и тогда – поговорят в очередях и трамваях, выскажут крепкое рабоче-крестьянское мнение по поводу окончательно погибшей противовоздушной обороны – и разойдутся по своим делам. Потому как инопланетной гуманитарной помощи в ближайшие дни не предвидится, а семью кормить нужно.

А чем удивить человека… извините, Древнего, который несколько месяцев подряд гоняется за нечистью? Который и во сне поддерживает над собой невидимый для обычного глаза купол-вихрь защиты? На глазах которого не бабушка соседке молоко сквасила, а десяток колдунов намеревался конец света устроить – и без малого преуспел?

Видно, что-то опять упустили. И начали меняться люди. Надо же – игрался и придумал!

– Это, в общем, не первый случай. Но раньше были в основном более-менее взрослые люди. Могли где-то увидеть, у кого-то научиться. А нынче вот – пацан. И теперь точно сам по себе, – Олег встал, налил себе воды из крана. Выпил залпом. – Вот оно как получается, Саш. Здесь таких самоучек все больше и больше. Сейчас только об этом и говорят, спорят, что к чему и почему. Скоро Большой Совет, там вообще ни о чем другом речи не будет. Ты представляешь себе, как это все может кончиться?

– Пробовал представить. Еще тогда, когда про Пермяка и его идеи узнал. Ты же мне и объяснял, что может быть. Неконтролируемое применение, охота на ведьм, магические войны – и так далее, вплоть до полного хаоса и всеобщего сумасшествия. И мы свихнемся первыми.

– Где-то так, хотя тогда с другого началось бы и по-другому пошло-поехало. Да-а-а, был бы жив Пермяк, посмотрел бы… Может, и порадовался бы. Ладно, не будем о мертвых на ночь, приснится еще. Тем более что и время нынче как раз подходящее.

– То есть? – брови Александра поползли вверх.

– Эх ты, лесной житель! Совсем счет времени потерял? Какое нынче число?

– Вроде бы двадцать… Погоди, вспомнил! Блин, послезавтра уже Самэйн!

– Он же Хэллоуин, – Олег ухмыльнулся. – Тебе-то и вовсе забывать грешно. Ну, ну, не кипятись! А не можешь сдерживаться – хоть про маскировку не забывай. Отсвечиваешь, как доменная печь. Я тебе не в упрек и не для давления на старую больную мозоль.

Александр мрачно разглядывал блестящие широкие чаинки, колыхавшиеся на дне, словно водоросли. Да, мозоль действительно больная. И не такая старая, как хотелось бы. Может быть, именно поэтому не хочется лишний раз вспоминать, что бывает в ночь на первое ноября. И что вообще есть такой древний праздник. И что каждый его празднует по-своему. Ну и черт с ними. Хотя…

– Вспомнил? А ты что думал, ты мне понадобился, для разговора под чаек? Я бы тогда к тебе сам приехал, приятственно у тебя там, приятственно, и весьма задушевно… Это-то и плохо. Засиделся ты в своем лесу, засиделся, надо тебя на пару месяцев оттуда выковырять. Ладно, не пугайся, маленько вспомнишь старое, поработаешь – и обратно в берлогу. Но не надейся, не навечно. Дел тебе хватит, тут столько гадости – лопатами не разгребешь…

– Олег, с тех пор вроде бы все спокойно проходило. Неужели опять за свое взялись?

– Спокойно, говоришь? Это уж смотря с чем сравнить. А вообще-то ты прав, полегче было. Кошек жгли, кур резали – не в счет, дурную малышню всю не переловишь. Тут не столько старые традиции, тут самодеятельности опять прибавляется. Что, в общем, неудивительно, только что мы с тобой об этом говорили. Кто обереги делает, а кто пентакли перевернутые в подъездах рисует – причем, заметь, тоже по всем правилам. Так что на этот раз Михаил попросил помочь. Боится, что у него просто бойцов не хватит, чтобы за всем проследить. Дело добровольное, как субботник: никого персонально не зовут, но пойдут, я думаю, почти все.

– А что делать-то надо? На ведьм охотиться? С ружьями или без?

– Можно и с ружьями, – на лице Олега не было и намека на улыбку. Жесткое стало лицо. И глаза жесткие, как полированный гранит. – Но не всем. Милиция у нас тоже по ночам не спит, так что человеком с ружьем заинтересуется обязательно. Оружие будет у Мишиных ребят, они у нас по плану сидят и ждут сигнала. Или ездят на машинах.

– Мобильная опергруппа.

– Точно. А все остальные – патрулируют. В основном вокруг города. Если что-то серьезное и будет, то скорее всего именно там.

– А если опять – в одном месте ждем, а в другом начали?

– Вот для того и субботник, чтобы ждать сразу везде, где только можно. Вообще-то народа набралось достаточно, но лишним не будешь. Подготовка есть, опыт тоже.

– Какая там подготовка, – махнул рукой Александр. – Воин из меня сейчас, как из… Никакой, в общем. Сижу в лесу, смотрю на пупок и размышляю – вот и вся моя тренировка. Если тебя последствия шабаша интересовать будут – запросто, а что-то сделать – только под ногами путаться буду. Уже подзабыл и то, чему в армии учили.

– Это ты зря на себя наговариваешь, Саша. Тебе не зубы ногой вышибать… хотя, может, и это пригодится. А вот почуять, где что затеяли – тут ты ценнее любого бойца. Особенно из последнего набора, – Олег скривился, словно этот последний набор угощал его лимонами. – В общем, если пойдешь, то выбирай: или сидишь и чуешь, где что, или ходишь по лесу.

– А почему «ходишь»?! Я лучше на Гривне.

– Ты-то на Гривне, а остальные на чем? Не один пойдешь, вдвоем, самое меньшее. Да и ночью на своих ногах надежнее. Мало ли что – по кустам придется прыгать, в овраги скатываться. Забыл, какой у нас тут лес? То вверх, то вниз. Это тебе не Рябиновка с одной речкой и тремя оврагами, здесь ты ни своих костей не соберешь, ни лошадиных. Или вообще разучился пешком ходить? Тогда сиди и держи связь.

– Не разучился, пойду. Уговорил. Ты лучше скажи, кого мне в напарники дашь?

– С этим ты не ко мне, а к Мише, он нашим войском командует, на нем и вся процедура. Завтра с ним поговоришь, пожалуешься на сидячую жизнь. А сегодня – давай-ка на боковую. Я с этим зимним временем никак в режим не войду, да и вообще уставать начал. Старость – не радость… А ты, молодой, досыпай недоспанное и высыпайся про запас.

* * *

Под вечер похолодало, и в оврагах начал копиться белесый туман. Густел, набухал, переливался через край и расползался среди кустов. Летом – обычное дело в этих краях, а вот осенью сырая мгла чаще появляется по утрам. Конечно, верхнему зрению туман не помеха, но по сырому лесу ходить не так уж приятно. И звук дальше разносится, и не поймешь, откуда. Тебя слышат, ты слышишь, а где кто – не разберешь. И вообще, верхнее зрение – хорошо, но все чутье сегодня нужно для другого.

– Вот же черт, затягивает все, как…

– Не поминал бы к ночи, Тарас. Особенно к этой.

Высокая фигура в темно-зеленом камуфляже отмахнулась:

– Да ладно, я просто к слову! Сейчас тут есть кому и посерьезнее помянуть.

– Вот поэтому и помалкивай. И вообще, не трепись попусту. Не на проспект вышел.

Тарас скептически хмыкнул, но все-таки решил прислушаться к совету. Напарника дали не такого простого, чтобы не обращать внимания на его слова. Кому-то досталось по двое-трое мирных граждан, за которыми присматривать нужно, а этот сам командует. Причем по делу ведь, ничего не скажешь.

Напарник повел носом. Прислушался к чему-то. Поморщился.

– Паршиво. Фон большой, не чую почти ничего. Пошли налево.

Налево так налево. Ведун лучше знает. Самому Тарасу, например, было совершенно все равно, куда идти. Слева склон был покруче, да и кусты не слишком приятные на нем росли, но это дело привычное. За ночь придется пройти не один десяток таких мест. Если только по тропинкам патрулировать – ходить будешь быстрее, шуметь меньше, но много не увидишь.

Если бы через эти кусты пытался пробраться обычный горожанин… Впрочем, и не пытался бы. Просто не пошел бы здесь. И на мокрых листьях не стал скользить. Протопал бы там, где все нормальные люди ходят – пусть даже крюк получается без малого километровый. А здесь не люди ходят. Вот кабаний след, а вот тут пара зайцев проскочила. Совсем недавно – верхним зрением Тарас успел заметить быстро гаснущую серую полоску. Звери здесь ходят. И Древние.

Александр пробирался через кустарник первым. Дело привычное. Это, конечно, не коренной лес. Так, лесопарковая зона, деревьям лет по тридцать-сорок. Но после города – отдых души. И нервов. Прав был Олег, знал, куда поставить. Там, среди серых коробок, не до чутья. Все силы на себя приходилось тратить. А здесь и чего не заметишь, подскажут. Здесь все свои. Насколько – этого даже Тарасу не понять. Ломится за спиной, трещит. Для человека почти бесшумно идет, а вот для Древнего – плоховато. Засиделись ребята, из машин да с асфальта редко выбираются. Надо будет завтра Мише сказать, чтобы подтянул…

Тарас чуть не ткнулся носом в спину напарника. Замер, увидев вскинутую руку. Через мгновение ладонь дважды чуть качнулась вправо.

Скользнули тенями вверх по склону. Поднялись на гребень. Теперь и Тарас мог уверенно показать то место, к которому они подкрадывались. Тут уже ни слова, ни знаки не нужны. Работа. Каждый знает, что ему делать. Хорошо, когда напарник прошел ту же подготовку, что и ты. У того же учителя. Все понятно. Или почти все. Сочетание ведуна и воина – дело не то чтобы неслыханное, но не такое частое, чтобы с ним раньше приходилось встречаться. Теперь Тарас оценил все его преимущества. Даже мысль мелькнула – а может, самому попробовать?… Тут же отогнал – не время думать о будущем. Есть настоящее, есть цель – вот она. Темное пятнышко, неуверенно колышащееся среди леса. Пока что неуверенно, но постепенно набирает силу, темнеет, уплотняется.

Когда можешь сосредоточиться на каком-нибудь определенном месте, почуять происходящее становится намного легче. Пятнышко собралось в несколько сгустков. Человек шесть или семь, вряд ли больше. Один чуть потемнее – скорее всего, главный. Искорка костра. И еще что-то, чего Тарас сейчас различить не мог. Что-то или кто-то. Отдельно от всех, но с ними вместе. Испуганный или недовольный. Собака, кошка? Человек чувствовался бы лучше, мощнее – даже без сознания.

Остановились. До темного пятнышка – метров триста. Ближе пока подходить не стоит – даже если не увидят и не услышат, могут почуять. Компания собралась наверняка не простая, простые люди сейчас по домам сидят. Даже если у костра собрались сопляки-кошкодавы, рисковать незачем. Не собой рисковать. Спугнуть можно.

А если действительно пугнуть? Заставить убраться из леса, вернуться по домам? Большего-то сегодня и не требовалось. Разогнать, помешать, по рукам отшлепать, чтобы не лезли куда не надо. Тарас посмотрел на своего напарника – как он?…

Лучше бы не смотрел. Всякое приходилось видеть. Бывали зрелища и пострашнее. Но все равно неприятно. Тем более что из-за темноты и тумана обычным зрением удавалось различить только мутный силуэт, серое расплывающееся пятно. Пришлось смотреть поверху.

Нет, с маскировкой все было нормально. Никто и не заподозрил бы, что в кустах притаился человек. Бледные красноватые всполохи не в счет, их и зверек испуганный может породить. Вот только зверь, припавший к земле в нескольких шагах от Тараса, сам мог напугать кого угодно. Вот так в старину, наверное, и появлялись сказки про оборотней. Кто-то из сказочников тоже мог поверху посмотреть. Только что был человек – и вот уже волк. Огромный. Шерсть отсвечивает бледно-зеленым, топорщится на загривке. Глаза посверкивают – только не зеленью, как у настоящих волков, а кроваво-алым пламенем. Когти тихо скребут землю, оставляя среди разрытых листьев полоски синеватого блеска.

– Саша, ты что?!

Волк ощерился, обернулся на шепот – и растаял. Обычное зрение различило шевельнувшуюся тень. Человеческую. Александр возник из темноты, зашептал в ухо:

– Этих нужно брать живьем. Не пугать, не гонять, понял? Брать.

Хочу на сволочей поближе полюбоваться, в глаза посмотреть.

– Так пошли сейчас, – Тарас все еще не понимал, что заставило

напарника… именно озвереть, иначе не скажешь. – Или давай

сразу возьмем и поговорим. Думаешь, не справимся?

– Сейчас отвертятся. Сидят у костра, разговаривают, и что ты им скажешь?

– Да в чем дело-то? Что ты там такое разглядел?

– А ты не разобрался? – Александр покосился удивленно, потом отвел взгляд. – Может, оно и к лучшему, что не понял еще. Спокойнее работать будешь. Ты только одно запомни: нам опаздывать нельзя. Как только они свой шабаш начнут – хватаем, понял? Живьем берем, живьем. Всех, – зубы ведуна скрипнули. – Я с ними со всеми поговорю. Долго и со вкусом.

– А если разбегутся?

– Тогда ты мне хоть одного поймай. Лучше всего – главного. Все, поползли на исходные, они там треп закончили. Я справа. Сигналов не будет, сам увидишь, когда начну.

Вообще-то начинать, да и всю работу делать, полагалось именно Тарасу. Но возразить не получилось. Не орать же в исчезающую спину! Оставалось только самому тихо двинуться влево, в обход костерка и сидящих около него. Потом разберемся, с какой стати напарник так раскомандовался. Сейчас есть дела поважнее. Например, чтобы под ботинком сучок не треснул.

Впереди действительно зашевелились. Сгустки потемнели окончательно, выделялись черными точками в сером облаке. Что там еще? Боятся. Только не тех, кто к ним крадется. Себя боятся, того, что затеяли. А по сторонам, похоже, и не смотрят. Ну и хорошо. Что там, интересно, Сашка такого высмотрел, что из себя вышел? Кого-нибудь из старых знакомых? А ведь запросто… Сейчас посмотрим.

Красноватые отблески на деревьях становились все отчетливее. Потом сквозь туман проступил дрожащий огонек костра. Время от времени светлое пятно перечеркивала тень. Наконец одна из теней замерла смутным силуэтом в пламенном ореоле. Тарас чуть прикрыл глаза, отметил в памяти положение остальных. Очень просто и знакомо – костер в центре круга. Старые знакомые. Кошкодавы. Хотя вполне возможно, что и какие-нибудь «неоязычники» или «дети пламени». Разницы в принципе никакой, что в идеях, что в делах, но друг друга знать не хотят. Пока что. К счастью. Развелось их, однако, на нашу голову…

Пятьдесят шагов. Сорок. Тридцать пять. Тридцать. И ведь не чувствуют, не слышат! Куда там слышать – завывают себе под нос. Сбиваются, нестройно тянут что-то тоскливое. Молитва, заклинание – какая разница? Тем более что толку от нее никакого. Не меняется ничего. Разве что местная нечисть поближе подтянулась. Ну, эти всегда на дармовое угощение слетаются. А вот чтобы у этих шабашников что-то серьезное получилось – не похоже. Совсем. С чего же тогда Сашка… И куда он, собственно, пропал? Если брать – так сейчас. Тарас прислушался, всмотрелся – нет, не видать напарника. Маскируется.

Тень у костра качнулась в сторону, подняла какой-то длинный сверток. Откинула тряпку. Круг отозвался ало-желтыми искрами – страшно, но интересно. Возбуждает, видать. Донеслось сердитое, истошное мяукание. Все-таки кошка? По свертку не скажешь…

– Всем стоя-а-ать! Милиция!

Не сразу узнал голос. Рванулся к костру – и тут же на мгновение зажмурился. Не помогло – веки не защищают от того, что поверху видишь. Голубая вспышка ударила из леса, растеклась по тени с мяукающим свертком. Остальные черные сгустки тут же полыхнули

алым, рванулись от костра в разные стороны. Двое побежали прямо на Тараса. Ну что тут остается делать? Конечно же, работать. Пока что все просто, без лишних изысков. Прыгнуть навстречу одному, сграбастать его, швырнуть прямо через куст на второго. Что для человека – резервные возможности организма, для воина Древнего Народа – навык. Потом, дома, мышцы будут болеть немилосердно. Но недолго, есть средства и от этого, как не быть.

Оба черных покатились сбитыми кеглями. Кто-то еще ломился через подлесок чуть в стороне. Попробовал остановить издали – не помогло, противник споткнулся и дальше побежал. Силен, однако! Это же уметь нужно, от такого увернуться! Значит, придется вручную. Три прыжка, четыре, на пятом – дотянулся до черного балахона, подправил рывок. С молодого клена сорвались последние листья. Ветер они выдержали, дожди выдержали, но головой о ствол – это уже слишком. Обернулся к костру – как там?

Там тоже все нормально. Сашка вырвался из тумана, перепрыгнул через лежащее тело. Взмахнул рукой – с ладони сорвалась красноватая стрела, умчалась в туман. Где-то коротко вскрикнули. А у нас что?

Почти ничего не изменилось. Под ноги вдоль клена сползает черный балахон. Двое первых, оказывается, в таких же были. Именно были – с одного содрали кусты, раскинули на цепких ветках. Второй выпутался сам. Даже почти встал. Это ты зря, это лишнее. Тарас

быстро свел ладони вместе, вскинул перед собой. Невидимый обычному человеку мячик сорвался с пальцев, ударил поднимающемуся в голову. Повалил, заставил судорожно дернуться. Такой же мячик достался и второму. Так, на всякий случай. Чтобы и не пробовал встать. Теперь попрыгали дальше – может, помочь нужно.

Из темноты доносились тихие стоны и невнятные причитания. Александр что-то завернул в свой пятнистый бушлат, прижал к груди. Обернулся, всмотрелся Тарасу за спину.

– Хорошо ты их. Правильно приложил. А у меня вот двое ушли. Ну и… с ними. Не до того было. Все силы на этого потратил, – тяжелый ботинок качнул скорчившееся у самого огня тело. Рукав черного балахона попал на откатившуюся головешку, потянулся дымок. – Держать пришлось. Упорный гаденыш, сильный. И еще – вот, – ведун кивнул на бушлат.

– Что у тебя там? Котенок?

– Посмотри. Поймешь, почему мне с ними поговорить охота. Особенно вот с этим, – ботинок придавил шевельнувшийся было балахон. – Смотри, только не разбуди. У меня сил не осталось, потом сам успокаивать будешь. И вообще, подержи, я сейчас.

Сверток оказался неожиданно увесистым. Явно не кошка – разве что какой-нибудь сибирский кот. Полпуда в бушлат завернуто, не меньше. Осторожно отогнул пушистый воротник, заглянул…

И чуть не выронил. Под ногами опять зашевелилось – Тарас, не раздумывая, пнул. От души. От всей воющей души пнул. С размаху. Так, что в балахоне что-то противно хрустнуло. Лежавший у ног коротко хлюпнул и скорчился. Сволочи!!!

Ребенок недовольно заворочался. Промозглая сырость заползала в бушлат, и малышу это совсем не нравилось. Он еще не проснулся, но уже всем видом выказывал недовольство окружающим миром: кто-то должен вернуть тепло и уют, где вы там?! Тарас тихо прикрыл крохотное сморщенное личико серой овчинкой воротника. Прижал к себе пятнистый сопящий сверток, покачал. Месяцев шесть, не старше. Интересно, а мать-то его где? Не может быть, чтобы среди этих… отдыхающих. Впрочем, потом сами расскажут, откуда ребенка взяли. Расскажут. Со всеми подробностями. А забудут – найдутся желающие память освежить. Многие захотят, но Тарас место в этой очереди уже занял.

Александр вынырнул из белесой мглы, что-то на ходу засунул в

рукав. Поглядел на дергающееся на земле тело, криво ухмыльнулся.

– Порядок. Жаль, тех двоих не догоним. У тебя сколько?

– Трое.

– Итого семеро, из них пятерых упаковали. Вызывай ребят, пусть забирают.

– А чем ты пятого достал? Я не разобрал, некогда было…

– Пятую. Нож бросил, ничего особенного. Я же говорю – все силы на главного ушли, – ведун задумчиво поскреб затылок. – Не рассчитал малость. Рассмотрел, кого они резать собрались, ну и сорвался. Если бы у кого-то из них ума и таланта хватило… А-а, ладно, урок на будущее. Кстати, как тебе этот пацан понравился?

– Который?

– Тот, который у тебя на руках. Хочешь сказать, не заглядывал?

– Ну, вроде бы ничего…

Александр посмотрел не то что удивленно – ошарашенно. Иначе не скажешь. Сразу стало понятно, откуда взялось это слово. От таких выпученных глаз. В точности шарики для пинг-понга.

– Так ты что… не понял?! Или не рассмотрел ничего?

– А что я должен был увидеть?

– Ну тогда еще раз посмотри.

Посмотрел – со всеми предосторожностями. Которые, впрочем, не помогли. Ребенок проснулся, посмотрел на незнакомого дядьку. Потом обиженно сморщился и заревел так, что колыхнулся туман. Тарас чуть не уронил камуфлированный сверток. Только не от крика.

– Понял теперь? – Александр перехватил бушлат, что-то зашептал на ухо сердитому малышу. Провел рукой по голове, покачал немного – крик сменился недовольным кряхтением. – Вот так получше будет, незачем сейчас кричать… Скоро домой пойдем… Между прочим, все прямо по легендам получается. Ушки остренькие, глаза раскосые, зубов полон рот – самый обычный эльфийский подменыш. Или, если по-русски, чертов.

– То есть Древний… – рассеянно уточнил Тарас.

– Можно и так сказать. Так что поехали к Олегу. Слушай, ты среди Народа все-таки чуть дольше, чем я – скажи честно, хоть раз чистокровного Древнего видел? Или чтобы хоть похож был?

– Нет. И не слышал даже.

– Ну, теперь увидели, – Александр надолго замолчал. Прошелся вокруг костра, поглядел на то, как Тарас подтаскивает бесчувственные тела в балахонах. Потом странно хмыкнул. – А знаешь, ведь в точности по сказкам получилось. Помнишь, как от подменыша избавлялись? Выходили в лес или на опушку и начинали мучить. Чтобы настоящие родители увидели, пожалели и забрали обратно. Вот еще узнать бы, кто у этого мальца папа с мамой, поговорить по душам… Если найдутся.

– Найдем.

– Да я не о родителях, эти-то никуда не денутся. Я насчет душ. Знаешь, вот не верится мне, что этого ребенка украли. Не чувствую. Ну ничего, разберемся. Всех повязал? Теперь посмотри, у кого что отбито. Возьми мой «индик», перевяжи эту… пятую.

– Куда ты ее?

– Да вот как раз в подходящую точку. То есть в пятую. Вроде бы не смертельно.

– Ну ты даешь! – Тарас посмотрел на напарника с восхищением. – Метров с десяти, не меньше, да по бегущей…

– Я промазал, – хмуро откликнулся ведун. – Вообще-то я в спину

целился. Да, и еще: вам тут в городе такие значки еще не

попадались?

На ладони Александра что-то золотисто блеснуло. Крестик. Только необычный. Не то странно, что петелька наверху – дела египетские, знакомые. Но вот чтобы такой «анкх» еще и вверх ногами подвешивали?…

– Нет, такого еще не видел, – покачал головой Тарас. – Где нашел? Здесь?

– Трофей, только что срезал. Ну, значит, кто-то новенький. Тем интереснее.

– Какой, к че… к лешему, интерес? Расплодилось их, как собак нерезанных!

– Чем тебе собачки-то не угодили?! Жестокий ты парень, как я погляжу…

(обратно)

ГЛАВА 6

– Как здоровье, лейтенант? Вылечили?

– На ноги поставили, товарищ полковник. А так – в отряд я точно не вернусь. Ограничено годен.

– Да-а, помяло тебя серьезно… Ладно, спина на месте, голову тебе не оторвало – нашей работой пока можешь заниматься. Рапорт твой читал. Молодец, хорошо поработал.

– Ни хрена себе!.. Простите, товарищ полковник, вырвалось. Как же хорошо, если замеры не окончил, вертолет разбил…

– Я сказал – хорошо! Не спорь со старшими, тем более – по званию. На то она и боевая техника, чтобы не ржаветь. Вертолет ты не разбил, вертолет сбили. А вот кто или что – это мы сейчас выясняем.

– Я слышал, что там просто какая-то деталь не выдержала. Слишком большие нагрузки или еще что-то, не помню уже.

– А что ты еще в госпитале мог бы услышать? Деталь не выдержала, это точно. А вот в какой именно момент, ты помнишь? Точно над очередной целью.

– Чуть дальше, товарищ полковник.

– Дальше вы уже почти без движка несколько секунд летели. Это приборы после прохода цели начали с ума сходить. Кстати, наши спецы так до сих пор и не верят, что их аппарат перегорел еще до удара. Говорят, такого не может быть.

– Товарищ полковник, я указал…

– Читал, знаю. За рационализацию – спасибо, вторая модель уже с самописцем сделана. И с собственным «черным ящиком» – как раз на такой случай, как с тобой. Молодец, хорошо отметил.

– Время было подумать. Месяц в кровати – больше нечем заняться, кроме мыслей. Телевизор – и тот смотреть не получалось.

– А газеты читал?

– Иногда. То, что соседям приносили. Самая приличная – «Аргументы и факты», а остальное – аж в глазах желтеет. Как при гепатите.

– Вот эту, например, читал? – на столе появился сероватый, потертый лист.

– Как же не читать! У нас в палате ее так и называли – «желток» или «желтушка».

– А у нас ее «гад-парком» прозвали, – ухмыльнулся полковник. – Это один деятель из второй группы так выговаривает. Надо же было журналюгам так обозвать свое детище: «Желтогорский Гайд-парк»! Да ладно, бог с ним, с названием. Ты вот этот самый номер читал?

Андрей пригляделся повнимательнее. Крупные заголовки на первой полосе – каждая вторая страница посвящена очередной сенсации. Если не века, то уж недели точно. Маньяки, убийцы, секс-бомбы, экстрасенсы… В любом номере одинаковый набор развлечений. Но именно этот точно в руки не попадался.

– Вижу, что не читал, – кивнул полковник. – Иначе сам вопросы бы задавал. Ну-ка, взгляни на снимок. Узнаешь место?

Фотография на третьей странице была плохонькая, напечатана была вообще отвратительно. Не сразу понял, что именно изображено. Серая выпуклость, похожая на лесной муравейник, какое-то черное пятно сбоку. Только конструкция, смутно проглядывавшая на заднем плане, позволяла судить о величине объекта. И то приблизительно – совершенно неясно было, какое между ними расстояние.

Опора ЛЭП. Темная полоса за ней – скорее всего, лес. А если посмотреть на этот бугор сверху…

– Это сюда мы грохнулись?

– Угадал. Черное пятно – это выгоревшая трава. У «вертушки» из баков немало вылилось, а после того, как ее вывезли, солдатики порядок наводили. Взяли и подожгли. Ты почитай, почитай, что про это место пишут.

– И насколько этому можно верить?

– Достаточно. По крайней мере, достаточно для проработки версии. Вполне возможно, что именно эта статейка и объясняет то, что ты там намерить успел.

* * *

– Твоя работа? – перед Татьяной шлепнулся на стол газетный лист. – Твоя или нет? Что, молчишь?!

Говорить было нечего. Оправдываться? Бесполезно и бессмысленно. Да, эту дурацкую статью написала именно она. Пусть и под чужим именем. Ну и что? Таких статеек в «Гайд-парке» каждую неделю – десяток. Никто их всерьез не воспринимает, разве что какие-нибудь бабушки с лавочек.

– Ну и что с тобой теперь делать, а? Ты хоть понимаешь, что натворила?

– Ничего я не натворила! – вскинулась девушка. – Да, написала, да, напечатали! Мне, между прочим, надо свои авторские работы иметь к пятому курсу, если я хочу куда-нибудь устроиться! А чтобы под своим именем публиковаться, надо опыта набираться и знакомыми обзаводиться – прямо сейчас! Думаете, кто-нибудь на эту статью внимание обратит?! Да все равно, о чем пишут – хоть про летающую тарелку в секретном институте! Хоть про снежного человека в живом уголке! Или вам обидно, что ваш Древний Народ в такую компанию попал?

– Нет, не обидно. Просто снежные люди в живых уголках сидят, а тогда весь город трясло из-за этой эпидемии. И половина страны подрагивала – будет у них такое или нет? Если уж сочиняла – на кой хрен тебе потребовалось подлинные факты приводить? Да еще с фотографией?

– Ну и что? Нашла бугор с обгоревшей травой…

– В том-то и дело, – и глаза, и голос Олега Алексеевича окатили Татьяну такой тоской, что горло перехватывало. – Ты тот самый бугор нашла. Не знаю уж, как и что тебя туда привело… Знаешь, сколько тогда на этом месте людей было? Думаешь, они на твоей фотографии ничего не различат? Не узнают, не вспомнят?

– Ну что такого случится, если вспомнят? До этой статьи у них провалы в памяти были, что ли?

– Почти. Многие постарались позабыть… И мы им в этом немного

помогли. Не всем, к сожалению. Те, кто еще тогда знал, что к чему, помалкивали, да и сделать ничего не могли. А теперь они в эту статью вцепятся. Раздувать угольки будут. Искать, напоминать.

– Почему же они до этого не делали? Без статьи? Могли бы и сами такую же написать, если им на руку.

– Не могли. Да и подробностей таких они не знали. А для них, кстати, все это не желтые бредни. Подкинула ты нам работу, Танюша, нечего сказать, подкинула. И себе, между прочим, тоже. Готовься, придется тебе побегать.

– И что я должна делать? – она попыталась сказать гордо, с

вызовом, но голос неожиданно куда-то исчез. Получилось испуганное

сипение.

– Я же сказал – бегать, – глаза у Олега Алексеевича сейчас были вовсе не старческие. И не человеческие. Звериные глаза, горящие.

– Куда? И зачем?

– От кого. От тех, кто тебя теперь искать будет. А через тебя – и нас. Так что для начала ты сбежишь из этого дома, и сюда больше не вернешься. Даже если захочешь, – глаза придвинулись, и от ужаса перехватило дыхание. Зрачки старика больше не были привычными черными дырочками. Голубовато-зеленое пламя впивалось, жгло, выжигало…

Очнулась Татьяна на улице. Тряхнула головой. Что же это было? И почему она не сможет вернуться? Вот он, дом. Подняться на второй этаж, позвонить два раза – и все. Прямо сейчас и вернется.

Дверь открыл какой-то незнакомый тип. Грязная майка, спортивные штаны с дырами на коленях, рваные шлепанцы. Щетина чуть ли не до бровей. А за его спиной – совершенно незнакомая прихожая.

– Тебе кого? – с вопросом долетел крепкий запах. «Анапа» местного разлива. Или портвейн. Или еще какая-нибудь тараканья смерть, которую по опасному недоразумению принимают внутрь.

– Мне… Олега Алексеевича…

– Нету таких. Еще что?

– А где его можно найти?

За секунду до хлопка двери ей сказали – где. Впрочем, адрес был настолько знакомый и общий, что искать там кого-либо явно не стоило. А дверь, между прочим, та же самая. И «бронзовый» номер, и белая кнопка звонка. Вот только теперь здесь другая квартира и другие люди.

Татьяна постояла несколько минут. Звонить еще раз или не звонить? Тихо щекотала душу надежда – вот сейчас откроет тот же чудаковатый седой дед, и все будет как прежде. Нет, не будет. Похоже, теперь за любой дверью для нее будет то же самое. Проход в сказочный мир закрылся, осталось… Сама виновата. Конечно же, сама. Но до чего обидно!

Она не удержалась, заплакала. Выщербленная лестница расплылась, радужно замерцала и повела ее вниз. В серую жизнь.

Олег Алексеевич смотрел в окно. Невысокая фигурка брела от подъезда к углу, прижимая руки к лицу. Жаль девчонку. Может, и зря он ее так резко. В конце концов, о Древних знали и без этой статьи, знали как раз те, кому не нужно. Очень много знали. Слишком много. Только вот обнаружить это знание перед всеми, что-то предпринимать – все равно что вербовать армию для войны с фараоном Рамзесом Вторым. Или попадешь в сумасшедший дом, или навербуешь себе его обитателей. Ну, по крайней мере, тех, кто туда еще не попал. Другое дело – когда людей напугали ожившей мумией, и эта армия собирается сама собой. Тут, глядишь, и в командиры выбиться можно. Или даже в генералы.

Ладно, хватит размышлений. Действовать надо, причем довольно быстро. Вот же черт, из Малого Круга сейчас никого ни в городе, ни в окрестностях! Кто где. Подгадала девочка момент, однако… Мелькнула мысль: а если не подгадала? Если вычислила? Нет, вряд ли, и нечего в панику ударяться. Не знает она никого. Значит, просто совпадение. Хотя в таких делах случайностей не бывает, и девчонку, скорее всего, тихо ведут. Снизу. Скажем спасибо опять-таки случайно найденной тетрадочке. То-то лес взметнулся тогда… Раньше додумываться надо было, пень дубовый! А с другой стороны – кого из таких новичков-одиночек самодеятельных не ведут? Да и не только новичков?

* * *

«Все равно я вас найду. Никуда не денетесь. Сами говорили – ваша… наша кровь, способности и все прочее, будем вместе! Свинство какое – взяли и выбросили. Что я – кошка нашкодившая? Собачонка?»

За окном столбы и деревья бежали назад, к городу. В городе, между прочим, был рабочий день. И учебный тоже. Ну и пусть вышибают прямо с первого курса. Весной филфак для нее был всем – взрослой жизнью и ее целью, далеким миражем, загадкой и наградой. Теперь университетская парта казалась продолжением школьной. Такая же унылая каторга. Еще пять лет зубрежки того, что никому не нужно, не интересно и никогда не потребуется.

Настоящая жизнь не успела начаться, как тут же закончилась. Точнее, ее попробовали закончить – посмотрим, как у них это получится!

Слезы кончились в тот же вечер. Осталась обида, потом пришла злость. Дед – девяносто лет, маразматик старый! Ну, выгнал, ну и что? Кто он вообще такой?! Глава Круга сколько-то десятков лет – и что с того? Сам говорил, что тот же Саша знает и может больше. Вот с ним и надо поговорить. В конце концов, он ведун, значит, может лучше разобраться, так ли она навредила своей дурацкой статьей. По крайней мере, будущие неприятности он должен предвидеть.

Тем более что эта статья напрямую касается именно Саши. Хорошо, что не с одним вредным стариком удалось пообщаться, нашлись и нормальные люди. То есть Древние – сами себя они людьми не считают. У Олега Алексеевича на половину вопросов один ответ: «Потом узнаешь». А почему бы и не сейчас? Ну что такого в этой истории с темными колдунами, почему ее нельзя сразу рассказать? Тем более что никакой военной тайны здесь нет и быть не может, сотни людей при этом присутствовали. Именно людей. Причем явно не друзей Древнего Народа.

Хорошо еще и то, что у старика склероз начался. В дом к нему она теперь попасть не сможет, но про поездку он явно забыл. Конечно, в том лабиринте с кабанами чужой ничего не нашел бы. Да и приведи она кого еще – неизвестно, чем бы дело закончилось. Но хоть одна

лазейка к Древним у нее еще оставалась.

Название остановки она теперь знала. Не так уж сложно посмотреть на вокзале карту-схему путей и станций, вспомнить, как ехали и найти эту «…о…вку». Деревня Рябиновка, несколько километров от дороги.

Вагон мелко дрожал и покачивался. Райцентр уже давно проехали, скоро и выходить. Если никого не найдет – можно к ночи домой вернуться. С пересадкой, правда, но можно. На все поиски – три с половиной часа, потом обратная электричка как раз до райцентра. Там посидеть еще час – и домой. Хорошо, что сейчас на пригородные поезда стали не только билеты «туда и обратно» продавать, но и проездные по зонам. На день, на три, на десять – хоть на весь летний сезон. До лета далеко, и постоянно сюда ездить незачем, а вот трехдневный она взяла. Так что проблем с пересадками быть не должно. Лишь бы втиснуться.

На всякий случай вышла в тамбур за пару перегонов до Рябиновки. Не пропустить бы. Наконец заскрипело, завизжало, дернулось. За окном скользнула и застыла знакомая жестянка с остатками надписи. Приехали. Теперь по тропинке… А дальше? Где и как искать Сашу, она не имела ни малейшего представления. Разве что кабан его приведет. Ну ничего, за лесом – деревня, там наверняка должны знать. В крайнем случае можно спросить дорогу к дому лесника.

А с тропинки точно не собьешься: верхнее зрение не даст. На свежем, только что выпавшем снегу не было никаких следов, но переливающийся, мерцающий тоннель уходил в серую лесную тень, плавно изгибался. Интересно, что это за пятно проглядывает? Большое что-то. Но спокойное. Не Борька ли опять в кустах засел? Надо за поворот осторожно заглянуть. И вообще не торопиться – мало ли на кого можно налететь. В тот раз впереди Олег Алексеевич шел, все на сотню шагов вперед чувствовал. Так кто же там такой?

Лошадь. Черная – вороная, если точнее. У каждой масти свое название. Во всех этих караковых и соловых не разберешься, но вот вороных знают все. Ну, еще гнедых, может быть. Где же твой хозяин, лошадка? Не иначе, мы с ним знакомы.

– Не меня ищешь?

Голос за спиной прозвучал до того неожиданно, что Татьяна подпрыгнула. Еще в воздухе попробовала обернуться и посмотреть на шутника. В итоге чуть не упала – хорошо, что за плечи придержали. Сильно, но аккуратно.

– С чем пожаловала, красавица? С какими обидами?

– Саша?!

– Точно, – голос тот же, а лицо не сразу и узнала. Помнила небритым, а щетина с тех пор превратилась в солидную бородку – аккуратно подстриженную, кстати. И вообще от деревенского пастуха мало что осталось. Подтянутый парень, пятнистая форма перечеркнута ремнями. На плече – не то винтовка, не то ружье. Партизан. «Полевой командир» какой-нибудь. Перекрасить бороду под цвет лошади – и в самый раз милицию пугать.

– А почему вы думаете, что с обидами? Может, просто в лес выбраться решила?

– Ну да, – хмыкнул в бороду Саша. – За пару сотен верст на прогулку поехала. Да ладно, чего уж там, – ведун махнул рукой. – Я тоже не сразу научился закрываться. Только когда все прочувствовал на своей… Гм, скажем так, шкуре. В общем, сударыня, вас видно было ажно из-за леса, как дым от паровоза. По алому зареву, причем направленному именно сюда.

– Правда?! – на глаза сами собой навернулись слезы. Вот и учись всему… А она-то думала…

– Почти. А еще я ждал этого приезда. Я же все-таки ведун, – пятнистый собеседник опять усмехнулся и хмыкнул. – И разведчик, хоть и бывший. А разведка доложила точно – Олег Алексеевич за что-то одну новенькую девчонку решил на порог не пускать. И другим не советовал. Знаешь, кого именно? Да погоди ты реветь! Я тебя не выпроваживать сюда приехал, а встречать. Олег, конечно, Глава Круга и все такое, но мне самому разобраться нужно, что же ты такого натворила.

– А потом? – Татьяна закусила губу и помотала головой. – Потом – выпроводить?!

– А потом посмотрим, – Саша мрачно посмотрел на нее. – Просто провожу или выпровожу – это уж смотря что ты мне принесла. Все равно выговориться сюда ехала, обо всем рассказать, на всех пожаловаться, так? И еще – проверить, найдешь ты еще кого-нибудь из Народа или нет. Угадал?

– Угадали, – девушка перевела дыхание.

– Ну тогда – прошу! Верхом ездить не доводилось еще? Ничего, все когда-то бывает в первый раз. На самом деле на лошади – проще, чем на велосипеде. Она не падает – раз, педали крутить не нужно – два. И не так трясет, когда по тропинке едешь.

Как трясло бы на велосипеде – неизвестно. Организму в общем-то

все равно, что или кто его везет. Вот как именно – это дело

другое. На всяческие неудобства непривычный крестец очень чутко

реагирует. «Хорошо, что не вскачь», – Татьяна отвела рукой

очередную ветку. – «Интересно, как же он тут ездит? Так недолго и всадником без головы стать. Всадницей. С отбитой…» Додумать мысль не получилось – распрямившаяся ветка хлестнула по спине, чуть не сбросила на землю. Ие-эх!!! Как это она, интересно?! Вроде бы в другую сторону отводила!

– Не проламывайся, лучше отклоняйся. Скользи через ветки. А ты все пытаешься с лесом силой справиться. И боишься при этом. Не бойся и не воюй. Стань его частью.

Шагавший чуть впереди ведун даже не оглянулся. И кепка его пятнистая не дернулась. Лошадь свою, между прочим, он не вел. Сама шла, изредка пофыркивая хозяину в ухо. Наверное, неумелая всадница доставляла ей не меньше неудобств, чем седло – Татьяне. Или просто ревновала кобылка. Изредка Гривна неодобрительно поглядывала на свою спину – причем именно на спину. Большой темный глаз старательно уходил в сторону от нервного груза.

– Хоро… шо бы. Насчет части. Леса, – слова выскакивали в такт толчкам по копчику. – А как?

– Попробуй, со временем привыкнешь. Только на рожон не лезь. И на сук не напорись. На этот!!!

Девушка едва успела нырнуть лицом в терпко пахнущую гриву. По волосам тут же с шелестом прошлись бурые дубовые листья. М-да, попробуй, проскользни через такую веточку! Тут уж кто через кого – вопрос. Ответ на который ясен и ежу. Татьяна вдруг представила себе ежа, задумчиво чешущего лапкой колючий затылок – и прыснула прямо в настороженное ухо. Тут же по носу больно щелкнуло, а седло попыталось выпрыгнуть из-под наездницы.

– Ну, ну, не шали! – хозяину все-таки пришлось схватить под уздцы заплясавшую на месте лошадь. – А вы, сударыня, не пугайте животное. Оно, между прочим, и без этого не сразу согласилось вас везти.

– Я могу и пешком пойти.

– Не можешь. Тут снега тебе по колено, а по снегу ходить – уметь надо.

– А я за вами и за лошадью. Вон какая тропа!..

– Сказано – верхом, значит, верхом. Вот в чем твоя беда – все лучше других знаешь и видишь. Только не думаешь при этом, что именно. И почему все именно так, а не иначе. Ты не злись, – Саша все-таки обернулся. – Это не в упрек, это для науки. «Возлюби розгу учителя» – слышала?

– Слышала. Только там, по-моему, не розга, а трость.

– Хочешь тростью? – изумился ведун. – Да ты только скажи! Тут неподалеку орешник есть, так я живо! А если серьезно, то пешком тебе как раз нельзя. Даже если я за руку поведу. Туда, куда я веду – нельзя. И не пройдешь, не для чужих это.

– А я разве чужая?! Вы же сами говорили – Древняя Кровь, одна из нас!..

– Древняя Кровь сейчас много у кого есть… Голову! – волосы взъерошил очередной сук. – На тебе сейчас метка стоит, понимаешь? Печать, сигнал – как хочешь, так и назови. На тебя теперь наша охрана должна как на чужака смотреть. И не только она. Что, думаешь, Олег тебе лично глаза от дома все время отводит? А если бы ты пришла, когда его нет поблизости? Тут все просто, Татьяна. «Свой-чужой». Как на самолетах.

Про самолеты ей уже доводилось слышать. Сейчас больше интересовало другое. Сквозь сжатое обидой горло все-таки удалось протолкнуть:

– А… Снять?…

– Что, метку?! – Саша даже приостановился на мгновение. – Сама – и не думай! Такого наснимаешь – ни один экстрасенс не поможет! И психиатр, кстати. А из наших никто не возьмется, кроме самого Олега.

– Почему? Потому что он главный?

– Нет, не поэтому.Он вязал – ему и развязывать. Просто взять и убрать метку ко всем чертям – это и я бы смог. Хоть сейчас. Но не буду. И знаешь, почему? Это, я думаю, для твоей же пользы. Что-то он измыслил такое, чего мне пока что не видно. Хотел бы Олег от тебя раз и навсегда избавиться – ты бы вообще забыла, что с нами встречалась. Ладно, вот приедем, расскажешь все – может, что и прояснится.

– А долго ехать еще?

– Нет, не долго. Считай, уже приехали. Сама спрыгнешь или снять?

– Сама.

– Н-ну, как хочешь. Тогда слазь – и пошли, – Саша скинул ружье с плеча, перехватил поудобнее и растворился в кустах. Облетевших – только прутья из снега – но таких густых, что серо-зеленые пятна на одежде пропали из вида сразу же.

Легко сказать – слазь! Это в кино герои запросто прыгают с лошадей. Из любого положения и на любой скорости. А живая лошадь – она, между прочим, высокая. Не шкаф, конечно. Но явно повыше велосипеда. И спускаться с нее не так уж удобно. Минуты через две Татьяна все-таки сползла по черному боку. Пошатнулась. Земля почему-то не хотела стоять на месте, мелко подрагивала и норовила выскользнуть из-под ног. Причем скользила одновременно в разные стороны.

– Сударыня, вы скоро? – донеслось из-за кустов. Придется идти. Ходят же моряки по кораблю в шторм.

Это где же он умудрился пролезть?! Ветки шиповника и терна приглашающе помахивали колючками. Сплошная стена, ни тропинки, ни даже просвета. Мышь, возможно, здесь и сумела бы проскользнуть. Худенький молодой мышонок. Толстый оставил бы на кустах половину шкуры. Вместе с ушами и хвостом.

– Иди, иди, – раздалось совсем рядом. – Поверху посмотри.

Верхнее зрение показало те же самые шипастые ветки. Только и разницы, что удалось различить быстро гаснущий след, свернувший с тропинки в непролазные дебри. Пойти по нему? Татьяна для проверки дотянулась рукой до прошлогодних листьев, застрявших среди шипов – мало ли, вдруг наваждение какое-нибудь? Вдруг этих кустов на самом деле нет? Чуть шершавые пластинки вздрогнули, похолодили ладонь.

– Ступай, не бойся. По моему следу иди. Ну-ка, шаг вперед!

И она сделала этот шаг. А потом – еще один. Зажмурившись, прикрыв лицо руками. Колючки скользнули по ладоням, по локтям, прощекотали… И пропали.

– Открывай личико, Гюльчатай, открывай! Прошла уже!

Она оглянулась. За спиной подрагивала та же самая непроходимая стена. За спиной! Татьяна с удивлением посмотрела на свои руки – ни единой царапины! Только зудящие красные полосы. Почесывалось, впрочем, все тело – даже ступни. Хотя их-то оцарапать никак не могло!

– Что это, Саша? Иллюзия? – она протянула руку к кустам – и тут же отдернула, уколовшись.

– Можно и так назвать. А вообще-то это гораздо… – ведун посмотрел на заросли, чуть пошевелил губами. – Мощнее, что ли. Другой уровень. Иллюзия – это когда видишь и чувствуешь то, чего на самом деле нет. Морок, одним словом. А эти кусты – они и есть, и их нет. Весной они цветут, осенью облетают – но пройти можно насквозь. Чешешься?

– Ага, – в самом деле, руки зудели ужасно. Как после пиршества комариного роя. Ничего себе иллюзия! – Так что же меня укололо, если там ничего нет?

– Память. Я не шучу, – Саша чуть кивнул, встретив ее взгляд. – Лес помнит, какими были и должны быть эти кусты. Ты помнишь, какие они колючие. А полосы – это от тех мест, на которых раньше были ветки.

– А как же верхнее зрение? – Татьяна снова оглянулась. Присмотрелась. Никакой разницы – эти кусты или вон те, шагов на двадцать в обе стороны. – Тоже память?

– Тоже. Просто закрепленная. Я еще студентом одну статью читал, про кирлиановские фотографии растений…

– Какие?!

– Неважно. Есть такой метод фотографии. Считается, что он позволяет делать снимки… Не люблю это слово, но придется назвать биополем. Так вот, если половинку листа отрезать и сфотографировать, на снимке будет виден контур целого листа. Здесь то же самое. Понятно?

– Не совсем. Почему так происходит? И что именно?

– Не знаю. Но наши научились это использовать. Научились где-то за пару тысяч лет до изобретения фотографии. Как тебе такая маскировочка?

– Великолепно, – девушка свирепо чесала ладонь. – А не настолько эффектно можно было?

– Нельзя. Это не для эффекта, это для эффективности. Погоди, я сейчас, – Саша снова нырнул в колючую стену. Послышался его голос: «Домой, Гривна, домой!» В ответ недовольно фыркнули. «Иди домой, я надолго!» Фыркнули еще раз, наконец глухо ударили копыта. Нехотя, медленно. Потом быстрее и быстрее, и наконец частая дробь стала удаляться и затихать. Ведун вернулся, потирая щеку.

– Тут никакая привычка не поможет, – проворчал он, перехватив чуть насмешливый взгляд. – Пошли, здесь уже совсем рядом.

Оказалось, действительно рядом. Только в какую сторону – Татьяна так и не поняла. Пятнистая спина мелькала перед глазами, сворачивая то вправо, то влево. По идее, они должны были бы крутиться вокруг одного-двух деревьев. А может быть, так оно и случилось – но после каждого поворота все выглядело совершенно иначе. Наконец Саша нагнулся, ухватил неприметный кустик – и вдруг поднял его вместе со снегом и дерном.

Нет, не поднял. Отвалил в сторону, как крышку люка. С повисших в воздухе корней сыпался песок. Несколько взмахов широкой ладони – и в свежей яме показались лакированные доски. Ведун достал из-за голенища нож, поддел. Тихо скрипнули петли.

– Вот и моя келья, – в темноту круто уходила деревянная лестница. – Вперед не пропускаю, поскольку темно. Сейчас плошку зажгу, и можно будет спокойно посидеть, поговорить. Разговор вроде бы долгий намечается, а к вечеру снег обещали. Возможно, что и с ветром.

Хозяин соскочил в свое подземелье, почти не касаясь ступенек. Чем-то звякнул, чертыхнулся. Почиркал спичками. Наконец где-то далеко внизу замерцал, задрожал красноватый отсвет.

– Прошу! – гулко выкатилось из лаза. – Только осторожно, лестница крутая!

Идти или нет? Черт с ней, с лестницей, спуститься-то можно – а выбраться? В лесу, если что, можно хоть убежать… куда угодно. Куда глаза глядят. Пусть даже через настоящие кусты. И снег по колено. А сейчас вот сама спустится – и делай с ней, что хочешь. Хоть закопай, хоть запри в этом погребе, чтобы не лазила куда не надо. Тогда она точно никому уже не помешает… И ведь сама сюда приперлась, сама!

Вот именно. Если уж приехала, надо дело сделать. И в конце концов, пристукнуть ее можно было и без таких хитростей. Да и все остальное сделать, о чем тот же «Гайд-парк» постоянно пишет. Чикатило подземелья не рыл. Да и в эту яму ее можно было спустить, не показывая дороги к ней. Стукнуть по голове еще на тропинке – и на веревке в этот же люк. И очнулась бы непонятно где. Так что не сочиняй, где и чего не надо, светило журналистики! Лезь лучше, тебя человек… то есть Древний ждет.

Внизу оказалось довольно уютно. Никаких земляных стен и осыпающихся потолков, никаких корней и червей. Даже на погреб не слишком похоже. Тесный тамбур, откинутая в сторону тяжелая брезентовая штора. А за ней – обшитая досками комнатка. И размерами, и обстановкой напоминающая скорее вагонное купе. Две лавки и столик между ними. Только вместо окна – полка, с которой подмигивал желтый огонек.

– Проходи, присаживайся, я люк закрою, – хозяин протиснулся на лестницу. Чем-то пошуршал. Наконец тихо хлопнула крышка.

Татьяна пощупала стену. Надо же! Ни сырости, ни плесени. И доски – лакированные, что ли? Похоже. А самое удивительное – в воздухе не чувствовалось подвальной затхлости. Свежий воздух, разве что от плошки горящим парафином попахивает.

В тамбуре ухнуло. Похоже, ведун решил не пересчитывать ступеньки, а попросту спрыгнул. Метров с трех, не меньше – лестница длинная. Интересно, сколько земли над головой? И зачем понадобилось так глубоко прятаться? Он тут что, бомбежку пересидеть готовился?

– Ну как, устроилась? – Саша задернул за собой брезент, плюхнулся напротив. Лавка возмущенно затрещала и скрипнула.

– Это вы сами все… выстроили?

– Сам. От первой лопаты до последнего гвоздя.

– А зачем? От кого-то прятались?

– Почти, – хозяин подземелья прищурился и посмотрел на штору так, словно из-за нее должен был выскочить незваный гость. Очень неприятный гость. Скорее всего, даже опасный. На скулах ведуна перекатывались желваки. – Только не спрашивай, от кого, ладно? Наверно, можно было и проще, а я вот взял и вспомнил, чему учили. В разведке, – ответил он на немой вопрос. – За службу, правда, ни разу такой схорон копать не довелось, а вот в мирной жизни видишь, что иногда получается. Ладно, это все было и прошло. Рассказывай лучше, что ты за новости привезла.

– Простите, а наверху об этом нельзя было поговорить? Под небом как-то лучше, – не удержалась девушка. – Или там птицы подслушать могут?

– Могут, – Саша сказал это вполне серьезно. Так, что острить больше не хотелось. – А самое главное – незачем лес тревожить.

И не только лес. Здесь – мое место, понимаешь? Только мое. Там, наверху – я один из Круга, со всеми обязанностями и обетами. Здесь – сам по себе. Александр Шатунов, как он есть… И как его нет. Там, наверху нет. Не поверишь – даже Филиппов, лесник наш вековечный, и тот здесь не был. Знает, что у меня где-то своя нора есть. Правда, он и не искал специально. Так что я сейчас, как говорят менты, не при исполнении. Ну, рассказывать-то будешь? Или тебе обязательно официальный ведун нужен?

– Не обязательно. Вот из-за чего все, – Татьяна покопалась в сумке, вытащила и положила на стол газету. Заранее сложенную так, чтобы злополучную статью не искать. – Понимаете, я теперь на филологическом…

Осеклась. Приготовленная еще дома и повторенная в электричке речь развернулась поперек горла и застряла. Саша смотрел на снимок. Только на него. С ужасом. Такой же вид, наверное, был у незадачливой ведьмы, когда на нее полезли муравьи. Только со стороны она себя тогда видеть, конечно же, не могла. Теперь можно представить… Но что же они все такого находят?!

Саша крепко зажмурился, сжал кулаки. Шумно выдохнул. Спросил, не разжимая ни век, ни зубов:

– Когда снимали?

– Недели три назад, – недоуменно ответила девушка. – Может, чуть больше или чуть меньше, я уже не помню. Сама и щелкнула. А в чем дело?

– Там что, выгоревшее пятно? – голос какой-то незнакомый.

Словно совсем другой человек перед ней сидит. Незнакомый.

Охрипший от напрасных криков в пустыне, уже не надеющийся на ответ.

– Да… Недавно выгорело. то есть незадолго до того, как я там была. Наверное, мусор жгли. Там тряпки какие-то, железок мелких полно и пахнет то ли бензином, то ли еще чем-то таким…

Нет, все-таки муравьи – это не самое страшное. Внезапно распахнувшиеся, светящиеся в подземных сумерках глаза ведуна заставили Татьяну вжаться в холодные доски. Хотелось убежать – немедленно выскочить отсюда и спрятаться, спрятаться, спрятаться!.. Лучше всего – дома, под одеялом. И сразу же проснуться. И понять, что все это – просто кошмар, нечего всякую ерунду на ночь читать…

– Бензином, говоришь? – проскрежетал голос. Она кивнула, но Александр этого, похоже, не увидел. Смотрел куда-то через доски, через метры земли и сотни километров лесов, холмов и полей – туда, где почернела и рассыпалась пеплом трава на небольшом холмике. – Бензином… Нет, сударыня, не бензином. Неужели до сих пор?… Или недавно появилось?

Страшные глаза закрылись, Саша провел по ним рукой. Потер лоб. То

ли вздохнул, то ли застонал. Убрал руку, посмотрел на

собеседницу. Устало, отчаянно, тоскливо, но хотя бы без этого

потустороннего блеска. Или просто минуту назад померещилось?

– Татьяна, ты это место в первый раз видела? Сама нашла, или показал кто?

– Никто не показывал, честно! Просто… Ну… Я же эту статью писала от балды, не так серьезно, как вы все смотрите! Ну что такого! Обычный «желтяк», сенсация с потолка – чуть-чуть правды, чтобы остальное на нее похоже было! Присмотрела местечко за городом. Там каждый выходной целыми толпами гуляют – вот и сняла, чтобы узнавали, и интереснее было! Я же не знала…

– Чего не знала?

– Ну… Что именно там все было. Мне же никто до конца всего не рассказывает, одни намеки! – страх уступил место обиде. – Рассказали бы – я что, не понимаю? Написала бы о другом, нашла бы им сенсацию! А гари этой там не было раньше. В октябре точно

не было, мы там проходили. В лес пошли всей группой, посвящение в студенты отметить. Я же говорю – недавно выгорело. Да что там хоть было-то? Что горело?

– Не «что», а «кто», – Саша опять зажмурился. Помотал головой, скрипнул зубами. – Люди там горели, Таня. Люди. А может, уже и не люди.

– Древние?!

– Почти. С Древней Кровью, но не из наших. Вот после этого я в лес и ушел.

Почему-то подробности сразу перестали интересовать. Особенно не хотелось их выяснять, сидя в этом… Почему-то уютная подземная комнатка сразу стала похожей на склеп. С двумя гробами. Высунься сейчас из стены или из-под лавки костлявая рука – Татьяна бы испугалась. Возможно, что и до смерти. Но не удивилась бы, это точно. Ужасно хотелось наверх, под небо, к деревьям. К людям. Обычным людям, с обычной скучной жизнью. Без тайн и приключений.

– Зря ты в это ввязалась. Ей-богу, зря. Что ты хоть понаписала-то? – ведун поднес газету поближе к дрожащему огоньку. Пробежал глазами по строчкам, негромко присвистнул. Посмотрел на девушку. – Ну ни хрена себе… Точно никто не рассказывал?

Взгляд снова переменился. Теперь он ввинчивался в голову, шарил под черепом. Заломило виски, тупо ударило в затылок. Саша тяжело вздохнул, снова посмотрел на газету – и боль прошла. Осталось только чувство пугающей пустоты. Словно черепную коробку вскрыли, вынули все, что ее заполняло – а на место положить забыли. Попросить, что ли, чтобы вернул все?

– Та-ак… Проболтался все-таки наш молодняк, не сдержались… Перед девчонкой хвост распушили… эх! Ладно, не твоя вина, но Мишка своих распустил, и кое-кто свою порцию горячего теперь получит. А тебе могу на все это только сказать одно: здорово ты вляпалась со своей статьей! По самое некуда.

– Это я уже поняла, – теперь пришла очередь Татьяны тяжело

вздыхать и смотреть тоскливо. – А выбираться как?

– Вот уж чего не знаю! Одно могу сказать – скучно не будет. Обещаю. И помочь ничем не могу. Разве что советом, и то общим и смутным.

– Каким?

– Никому не верь, держись от всех подальше. И больше не любопытствуй. Что, кто, почему – не спрашивай, не знаю. Просто чувствую. Может, интуиция, а может, собственный опыт на ухо шепчет.

– А как же – с вами, с нами то есть? С Древними? Мне что, теперь… возврата нет? Совсем?

– Уже говоришь «с нами»? Это хорошо, – ведун улыбнулся. – Вот тебе и ответ. От себя ты никуда не денешься, а мы, остальные – это уже другой вопрос. Придется тебе пока что самой как-нибудь разбираться.

– Пока – что?

– Не знаю. Но к Олегу больше не ходи и сюда не приезжай. Я тебе уже объяснил, почему. Считай, что это тебе экзамен. На выживание. Сдашь – еще встретимся.

– А если не сдам?

– Тогда и встречаться не с кем будет. Я не шучу. Твоя статья нам всем – как Ивану-дураку перо жар-птицы. Помнишь? «Много, много непокою…» – и так далее. У меня к тебе одна просьба будет. Личная.

– Какая?

– Не пользуйся шпаргалками. Своих у тебя еще нет, а по чужим экзамены тяжко сдавать. Особенно такие.

(обратно)

ГЛАВА 7

Дверь распахнулась неожиданно. Сидящий за компьютером парень не услышал шагов в коридоре. Теперь ему оставалось только одно. Неприятно, но что поделаешь. Короткий удар по клавишам – и экран погас.

– Да сиди ты, сиди, не дергайся! Марина Сергеевна где?

– Ф-фу, черт! Нельзя же так с человеком! Нету ее, ушла и сегодня не будет. Тебе она зачем?

Ящик на столе проворчал что-то неодобрительное, и монитор снова засветился. Появилось безмятежно-голубое небо с легкими облачками, яркая надпись… Которую тут же перечеркнули кровавые кляксы, сложившиеся в слова: «Must die!» Понятно. Меняются времена, совершенствуется техника, одно остается неизменным: страстная любовь русского народа к детищу Билла Гейтса. Приятно все-таки, что есть еще у нас вечные ценности и традиции.

– Так что передать Марине?

– Я, собственно, насчет задания… Она просила статью…

– Какую? Если срочно, это к Палычу, в семьсот третью. Если нет

– можешь оставить. У тебя на бумаге?

– Нет у меня ничего. Я к ней и пришла, чтобы сказать, что нету.

Парень поморщился.

– Чтобы сказать, что не будет, чтобы не было… Ты что заканчивала?

– Я учусь. На первом курсе.

– Филфак? Тогда следи за словами. Если, конечно, доучиться хочешь. Есть там один препод, любит за язык ловить. На третьем курсе познакомитесь. Я сам два года как с дипломом. Если бы не эта плешь – был бы с красным. Зарезал, сволочь, и пересдать на «четверку» не дал. Ну и черт с ними, с корочками. Ладно, так насчет чего статья?

– Насчет эпидемии. Вообще-то это продолжение, я уже одну написала.

– Погоди, это с мистикой которая? Древний Народ, черные обряды и все такое? Так вот это кто! Ужель та самая Татьяна?!

– Та самая. А что?

– Да ничего особенного. Тут уже трое или четверо заходили, автора спрашивали. Познакомиться хотят, у них какие-то идеи есть. Один даже телефон для тебя оставил. Позвонишь? Может, и в самом деле идеи появятся, напишешь вторую…

– Не буду я ее писать! Я же сказала, что не буду! Вообще ничего!!!

Парень удивленно смотрел на громыхнувшую дверь. Бешенная какая-то… Само собой, девушка, а не дверь. Выскочила, как будто ей не визитку, а повестку вручить собирались. То пишет, то кричит, что не будет. Между прочим, с такими статьями ей что гонорар, что место всегда обеспечены. Но если так психовать – лучше идти в архив работать. У газетчика нервы – рабочий инструмент, с ними поосторожнее надо. Ну и бог с ней, с Татьяной этой. Пусть Маринка с ней разбирается. Кинуть ей на домашний адрес, что ли? Нет, незачем. Дела на работе делать надо, а не домой тащить. Срочного ничего нет, можно и завтра сказать.

Пальцы простучали по планшету. На экране появился мрачный пейзаж – холмы, искореженные деревья, призрачное сияние под ночным небом. Из центрального холма выбирался черно-багровый монстр. Блин, как же с этими колдунами разделаться? Ракетой, что ли, попробовать? Вообще-то у них там защита стоит…

* * *

Как всегда, весна пришла в город неожиданно. В первую очередь – для городских властей. Оказалось, что никуда не денутся груды снега вдоль улиц, что под снегом обнаруживаются тонны мусора… что, в конце концов, даже осенние листья еще не везде убраны. И готовы с первыми ручейками забить и без того дряхлую ливневую канализацию.

Татьяна сморщилась и пнула комок снега. В ближайшей куче, судя по вони, тлели не только листья, но и весь мусор, который накопился на аллее за зиму. И занятия сегодня какие-то… По запаху очень похожие. Только от лекции пахло еще и плесенью, сыростью и древним подвалом.

В начале курса все было новым и интересным. Даже грядущая сессия. А теперь… Теперь совершенно непонятно, для чего это нужно – чуть ли не месяц подряд слушать пространные рассуждения об авторитетах и основоположниках, восторги по поводу выдающихся ученых, с поразительной точностью установивших, что в Рязани говорят не так, как в Архангельске, и прочая, и прочая. Самое неприятное – что на экзамене попадется как раз этот вопрос. И не дай бог забыть, как и чем именно доктор наук Такой-то развил учение профессора Растакого-то. Не ответишь – углядят в этом неуважение к науке и к преподавателю лично. Поскольку именно доктор Такой-то во время оно завалил преподавателя на экзамене по предмету того самого профессора… Скука. Серость. Одна надежда – что дальше будет интереснее.

А еще лекции пахли сыростью в самом прямом смысле. Говорят, когда филологи переезжали в новый корпус, открытие было пышное. Ректор пригласил губернатора, губернатор – кого-то из Москвы… Потом оказалось, что крыша протекает, отопление маломощное и вообще бывшие гусарские казармы не отвечают требованиям и нормам.

Сначала обещали еще один капитальный ремонт, потом – новое помещение. Пока же вместо очередного губернаторско-ректорского подарка студенты получили всеобщий и устойчивый насморк. Кое у кого переходящий в грипп. Врачи расписывали опасности и коварные свойства нового вируса и рекомендовали «при первых же признаках вызывать врача» и не заражать окружающих. Преподаватели советовали посещать занятия, поскольку справку на зачете не предъявишь.

А-а-ап-чхи! За что, спрашивается, боролись? Стоило дрожать на экзаменах? Окружающие уверяли, что стоило. Так-то оно так, но…

Шедший по аллейке парень привлек внимание Татьяны. Чем? Непонятно. Вроде бы все как у всех, идет себе человек и идет. Знакомый? Не припоминается что-то. Тогда что?

Татьяна вгляделась повнимательнее. Еще внимательнее. И сама себе поразилась – это же надо! Оказывается, даже в таком настроении, даже думая о чем-то своем, она продолжает оглядывать по сторонам не только обычным зрением. А как поначалу тяжело давалось, как напрягаться приходилось! Теперь вот на все смотрит действительно другими глазами.

Вроде бы и верхним зрением парень виделся таким же, как все остальные. Вот только у обычного человека сияние вокруг головы хоть чуть-чуть, но цвет меняет, переливается вслед за мыслями. А у этого застыло голубовато-зеленое, и все. Ни проблеска! Задумался? Не похоже. Но где-то такое уже видеть приходилось.

Парень отошел довольно далеко, когда Татьяна наконец вспомнила – где. И у кого. Догнать, поговорить? А нужно ли? И что сказать, о чем поговорить? Посоветовать маскироваться получше? М-да, хороша учительница и наставница. Михаил сам все увидит и выскажет. Парень, похоже, из его ребят, новичок. По крайней мере, именно новички у Древних так неумело маскировались. И только вояки – остальным или маскировка без надобности, или просто не разглядишь их верхним зрением. Совсем.

Остается только тяжело вздохнуть и пойти дальше. Настроение от этой встречи не улучшилось, скорее наоборот. Нельзя так жестоко наказывать, нельзя! Отобрали бы совсем и способности, и умения. Оставили бы обычным человеком. Жила бы человеческой жизнью – погоревала, повыла и приспособилась бы. А вот так, не одно, не другое, и не человек, и не Древняя… Нельзя же так!

И со статьей получилось глупее некуда. Ну, отказалась писать продолжение – что с того?! Если тема интересует публику, редакция всегда найдет, кому поручить дальше разрабатывать. И поручили. И появилось продолжение. Лучше бы согласилась! Не знала, что ли, как «желтушка» умеет сенсации раскручивать?! Ни к чему этой редакции факты и очевидцы, не нужны ей настоящие Древние: все, что нужно, сочиняется прямо на седьмом этаже. Включая интервью и журналистские расследования. А именно интервью и было в том продолжении. С «главой желтогорской общины Древнего Народа, Игорем К.»

Если верить откровениям этого Игоря, община представляла что-то среднее между высокодуховной сектой и тусовкой любителей мистики и экстрасенсорики. Имевшей целью «собрать воедино Древнюю Кровь, разлитую в людях» – во как! Причем из статьи можно было сделать и такой вывод, что собирают эту кровь при помощи ножа и трехлитровых банок. Ну, может быть, и каких-нибудь сосудов поприличнее. Жертвенных чаш, например. Завершала статью многообещающая фраза: «В следующем номере мы продолжим рассказ о тайнах Древнего Народа».

Противно. И ничего теперь не поделаешь. Столкнула камешек – слушай теперь, как громыхает лавина, да прикидывай, кого она накроет. Только вот самой под этот же обвал не угодить бы.

Интересно все-таки, кто же оставлял телефон? Дура, устроила истерику, а надо было визитку взять. В конце концов по телефону еще никого не убили. Позвонила бы, выяснила, кто и с какими идеями. Олегу Алексеевичу низкий поклон – запугал на прощание, теперь только дома сидеть. А на учебу – перебежками. И только по людным, хорошо освещенным улицам. Ни с кем знакомств не заводить, ничем не интересоваться…

Да пошли они все к черту со своими советами и страхами! Ну что такого она сделала? В самом деле – что нового сказала? Если там действительно несколько тысяч были, кто-нибудь рано или поздно рассказал бы. Слухи по городу до сих пор ходят. А Древние… ну и что? Опять-таки – враги об их существовании знают. Подробности? Да что с нее взять?! Что и кого она видела? Самый лучший способ не выдавать тайны – это их не знать. Она и не знает. Разве что про подземелье Саши. И то она показать не сможет, даже если рядом пройдет. Как в лес войти, она знает, а вот выводили ее всегда чуть ли не за руку.

– Татьяна! Таня! – раздалось за спиной.

Кто там еще? Может, вообще не ее зовут? Поворачиваться не хотелось. Совсем.

– Таня!

Все-таки пришлось обернуться. Присмотрелась. Однокурсница, но из другой группы – не сразу и вспомнила, как зовут. Вроде бы Лена. Или Алена. Или вообще Алиса. Рядом с ней кто еще? Эту девушку Татьяна точно раньше нигде не видела. Запомнила бы. Пышная рыжая копна на голове и глаза цвета молодой травы. И вообще, симпатичная девушка. Даже красивая. Парни, наверное, прохода не дают. И шеи выворачивают, когда мимо проходит. А одета просто – джинсы, куртка нараспашку, под ней – свитерок, из украшений – только какой-то кулончик на шее…

– Вот, это та самая Татьяна! Таня, это моя соседка, Наташа, она

с тобой встретиться хотела. Ну, вы поговорите, а мне бежать надо, на тренировку опаздываю! – и Алена-Алиса умчалась к трамваю. Никто не успел ничего сказать. Да и некуда было слово вставить. Как вихрь – налетела, прошумела и скрылась. Остались только две девушки на аллее.

Потрескивал вонючий костерок. С шуршанием покосился подтаявший сугроб. Гудел и вздыхал большой город. Нервно прозвенел кому-то трамвай, заскрипел дверями, проворчал неразборчиво динамиком. Девушки молчали. Первой не выдержала Татьяна:

– Вы хотели меня видеть? Можно узнать, по какому случаю? А то прохладно здесь, да и домой мне пора.

– По случаю вашей статьи, – рыжая Наташа улыбнулась. Не насмешливо – скорее приветливо. Так, словно хотела сказать: «Все понимаю. Навязалась. Но не лучше ли…» – Не лучше ли нам как-нибудь в другой раз поговорить? Не торопясь, в тепле?

– Не знаю. Смотря о чем вы хотите поговорить. Что вас не устраивает в статье?

– Все устраивает, интересная статья. Только не совсем точная. Вы специально не стали всего писать или вам не все рассказали?

– Господи, да что там писать-то! Наташа, простите, но такие статьи берутся из двух мест. В зависимости от журналиста и его привычек: или с потолка, или из пальца. Вы что же, в самом деле верите всему, что «Гайд-парк» пишет?!

– Не всему. Например, тому, что писали после вас, поверить трудно, – на этот раз улыбка была еще обаятельнее. В зеленых глазах мелькнул веселый огонек. – Таня, давайте поговорим честно: вас Олег так запугал? Насчет того, что вас обязательно найдут и зарежут после этой статьи? Или вы встречи с ним не удостоились? Кто-то из младших проболтался?

– А-а… Не знаю, старшие или младшие. Я в трамвае ехала, а двое парней…

– Вот только сейчас не надо фантастики и детектива, -

скривилась Наташа. Словно одним махом половинку лимона откусила. – Таня, я же просила честно, и неужели это так трудно? Ну, если хотите, оставим этот разговор. Если боитесь меня – вообще больше не встретимся… Хотя жаль. Я надеялась, вам будет интересно.

Хотя бы как журналисту, если не как Древней. Но раз не нравится разговор – не будем.

– А почему вы вдруг решили, что я какое-то отношение имею к

этому народу? Что, про Африку только негры пишут?

– Возможно. Мысль, кстати, интересная. Вы про «литературных негров» слышали? Может, и в самом деле они, – собеседница задумалась и вздохнула. – И все-таки любопытство побеждает. Ну и правильно. Таня, хотите, скажу, чем вы себя выдаете? Во-первых, вы после имени Олега вздрогнули. Чуть заметно, но все-таки было. Во-вторых, и самое главное: от верхнего зрения вы попытались закрыться с большим опозданием – и причем достаточно стандартно. Так, как это обычно делаем мы. Конечно, и среди Древнего Народа есть разные стили и школы, но… Вы наверняка к мастерам не относитесь. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – настроение испортилось окончательно. А еще кому-то что-то советовать собиралась… Эх! – Кстати, а почему «мы»?

– Потому что у меня тоже достаточно много Древней Крови. Для меня, для таких, как мы с вами, достаточно. А вот для кого-то другого, наверное, мало, – улыбка исчезла, словно и не было ее. Серьезное лицо, очень серьезное. Даже слишком. И мокрый блеск на зелени. – Я же говорю, вы знаете только одну сторону. Во время эпидемии вы уже с Олегом и прочей компанией были?

– Нет. Я совсем недавно… Была.

– Была? – Наташа усмехнулась. Совсем невесело. Горько. – После статьи выставили, точно? Да еще так, что и дорогу к ним теперь не найдете?

Татьяна смогла только кивнуть. Говорить мешал комок в горле. Но откуда она может знать?! Или в самом деле – одна из них… из нас?

– Вот видите! Повезло, что вы с ними не в то самое время познакомились, о котором писали. «Древняя Кровь, Древняя Кровь!» – передразнила кого-то Наташа. – Вам никто не рассказывал, как они тогда из города драпали? Сколько их уехали, а сколько остались – с такой же Древней Кровью? Только и того, что Олега свет Алексеича в глаза не видывали и начальником не признавали? Своих они вывезли, а нас… – девушка тихо скрипнула зубами. – Ваше счастье, Татьяна, что тогда вы не могли все почувствовать и увидеть. Я имею в виду, верхним зрением.

– Мне рассказывали.

– Рассказывать можно обо всем, а вот показать… Ваше счастье, что не видели, – повторила Наташа и зябко передернула плечами. – Кое у кого и крыша поехала. Обычным людям проще было. А вот свихнулись в основном наши. Пусть даже с нераскрытыми способностями.

– Но… Насчет всего остального – тоже неправда? Кто это все остановил?

– Они остановили, они, никто не спорит. Герои наши, спасители и все прочее. Включая Олега Алексеевича лично. Не он там был главным, не он больше всех сделал, но это не беда. Зато он после всего этого главным сумел остаться. Тоже подвиг в своем роде.

– А кто больше всех сделал? – заинтересовалась Татьяна. Похоже, и в самом деле эта рыжая знает о тех делах немало. Не меньше, чем рассказывал Олег, это точно.

– Был у них один парень, Александр Шатунов. Лесник, бывший разведчик и все такое, – Наташа брезгливо поморщилась. – Сила есть, ума не надо. Вот поэтому те, кто поумнее, его и подставили. Наломал дров, полез напролом, а нормальные герои, как всегда, пошли в обход. Неужели вам даже этого не рассказали? Тогда они его разве что на руках не носили, а теперь, значит, и не вспомнил никто. Интересно, где он сейчас?

Татьяна чуть не сказала – где. Сдержалась, не похвасталась. Хватит доверчивости. Осторожнее надо быть. Даже если тебе желают только добра и говорят правду. Правда и добро – они у каждого свои. Вот и не зарься на чужое. Лучше узнать еще кое-что интересное.

– Простите, Наташа, а много вас? Тех, кто с Олегом и остальными

не согласен?

– Дело не в согласии или разногласиях, – рыжая девушка снова тяжко вздохнула. – Просто их хваленому Кругу плевать на всех, кто в него не попадает. Так что нас он попросту не замечает. И нас и тех, кто к нам приходит. Понимаете, Татьяна, после этой катастрофы, после всего, что произошло и не произошло тогда на холме… Как бы это получше… Что-то в мире перекосилось. Осталась щель, и через нее что-то уходит отсюда, а что-то идет сюда.

– Что?

– Не знаю. Никто, наверное, не знает, – Наташа посмотрела на многоэтажный дом. Точнее, через него. Туда, где над городской окраиной поднималась гигантская туша обрывистого холма. – Что в результате, что главное – неизвестно. Зато хорошо заметны всякие побочные явления. Например, пробуждение Древней Крови в людях. Просто так даже ворона не каркает, Татьяна. Все в мире имеет причину и следствие.

– Учили. В школе еще.

– Правда? – бровь над зеленым глазом приподнялась и выгнулась удивленно. – Тогда извини за банальность. Тогда ты и сама должна понять, что эта твоя статья – тоже не просто так. Именно сейчас и именно в нашем городе. Кстати, тебе сказали, что ее перепечатал «Сфинкс»?

– Кто-кто?!

Выгнулась вторая бровь.

– Ты что, не читала ни разу? И на прилавках не видела?

Московская газета. Магия, экстрасенсорика, «тарелки» и все прочее. Таких нынче выходит чертова куча, но «Сфинкс» самая толстая и дорогая. И толковая, кстати. Так что сходи-ка в свою редакцию, разберись с гонораром и авторскими правами.

– Надо будет, – интересно, когда это успели перейти на «ты»? – Ну хорошо, перепечатали – дальше что?

– А дальше эту статью прочитают не только в Желтогорске.

Думаешь, только у нас это все началось – с голосом крови, Древними и тэ дэ? Просто здесь острее чувствуется. И, наверное, центр всего этого. Не знаю, как в Европе, а вот за Уралом о таком почти не слыхать.

– У вас и в Сибири свои связи?

– Ну, не то что связи, – почему-то Наташа замялась. Впервые за этот странный разговор. – Переписываемся кое с кем. Из таких же чудаков, что «Сфинкс» читают. Там тоже Древние есть, но не так много. Поэтому там и Круги по-другому настроены, свысока на всех не глядят. Да и не дрались между собой. Ты знаешь насчет войны среди Древних, перед самой катастрофой?

– Перед эпидемией? Слышала. Говорили, что именно из-за этого

чуть все не прозевали.

– Значит, слышала, – Наташу это не обрадовало. Постаралась скрыть раздражение, но все-таки огненно-красный язычок успел скользнуть над головой. А Татьяна – успела заметить. Вот так, мы тоже поверху кое-что видим! – Ну так вот сибирские в стороне остались, Европа тоже, одни наши…

– Вы в этом тоже участвовали?

– Мы?! – глаза распахнулись так, что зеленое чуть не смешалось

с рыжим. – Что нам, больше делать нечего?! Они наверху что-то не поделили, а нам головы подставлять?! Нет уж, извините, господа хорошие.

– А что вы вообще делаете? Чем занимаетесь? Древнюю Кровь по каплям в баночку собираете?

– Тоже прочитала? – смеялась Наташа долго и весело. Искренне, даже не пытаясь спрятать своих чувств. И чуть зло – или просто ехидно? – Кстати, такое чудо гороховое и в самом деле есть, Игорек этот. Даже к нам пару раз заходил.

– И что?

– Да ничего особенного! И нашего ничего – у него самого хоть пара капель найдется, а у его «общины»… Все, что угодно, включая Африку и Дальний Восток, только не Древняя Кровь.

– Откуда же он тогда узнал?

– Да от нас же! Не помню уже, когда его притащили, теперь никто

и не признается. Не оценили мы его талантов по достоинству – ни Древних, ни новых. Гребня слышала? «Я не выхожу из астрала, а выйду, так пью вино…»

– «Таможенный блюз»?

– Он самый, – Наташа посмотрела на собеседницу с уважением и интересом. – Старая вещь. Так вот, не иначе, эти строчки про какого-то собрата Игорька по несчастью написаны.

– Почему «по несчастью»?

Вместо ответа Наташа помахала рукой возле шевелюры.

– Настолько серьезно?

– Встретишься – увидишь. Точнее, услышишь, когда трепаться начнет. У него вся компания с тем же приветом. Наскучила людям серая жизнь, вот и нашли себе развлечение для избранных. С посвящениями, ступенями и стр-р-рашными тайнами.

– А как у вас?

– А ты приходи, посмотришь. Или боишься, что поймаем и в жертву принесем? – Наташа чуть прищурилась. И насмешливо, и оценивающе.

– Запросто. И поймаете, и принесете. Особенно если я сама к вам пришла.

– Разбираешься – это хорошо. И осторожная – это тоже хорошо. Сказать честно? Если бы вот так сразу согласилась – встретились бы и распрощались почти сразу.

– Почему?

– Терпеть не могу искателей приключений и скучающих самоубийц. Пусть сами вешаются. А то понадеешься на них, начнешь что-то серьезное делать – и все. Кто полез, куда не просят, кому страшно стало, запаниковал… Он, видите ли, не такого хотел, а пикничка с винцом и девочками у костерка! – Наташа сплюнула. Зеленый огонь в глазах полыхал недобро. Не иначе, вспомнился какой-нибудь случай из жизни. Вполне конкретный случай с любителем пикников. Интересно, что с ним стало? Судя по виду Наташи, зажарили на медленном огне, а остаток в порошок стерли. Или очень хотели, но не получилось. Поэтому с такой злостью и вспоминают.

– Вы не боитесь, что приведете… еще одного Игорька?

– Не боюсь, – злой огонь погас, сменился веселым блеском. – Рекомендация хорошая.

– Какая? – не сразу поняла Татьяна.

– Ну как же, а Олег Алексеевич и прочие? – Наташа удивилась вполне искренне. – Как ты думаешь, стали бы они этому… – слово угадалось по губам, – что-нибудь рассказывать? Тем более учить? Таких Олег сразу отсеивает. При первом разговоре. Такие просто уходят и забывают, где были.

– Так может, и Игорь этот?…

– Может быть, может. Хотя вряд ли.

– А вы сами Олега видели?

– Нет, не видела, – Наташа почему-то отвела взгляд. – Из его помощников кое-кого. Достаточно крутых, кстати. Того же Александра, еще нескольких…

– Во время эпидемии?

– И тогда, и раньше. Ладно, насчет встречи договариваться будем?

– Пока не знаю. Подумать надо. Если надумаю – через Алену передам.

– Можно и еще проще. Записать есть на чем?

– Найдется, – Татьяна достала тетрадку с конспектом.

– Вот и хорошо! Значит, слушай: первый телефон – это рабочий, с девяти до обеда…

* * *

«Сфинкс» действительно перепечатал злополучную статью. Все честь по чести, со ссылкой на «Желтогорский Гайд-парк», с указанием автора. Правда, насчет дополнительного гонорара и всего прочего разговора в редакции не получилось. Не стали разговаривать. Мол, деньги получены – чего еще нужно? Надо будет, хоть в «Нью-Йорк таймс» продадим. Если возьмут, конечно. И вообще, свобода информации… Журналистская этика… Вот если бы вы продолжали на нас работать, можно было бы и придумать что-нибудь! А так – извините, у нас не благотворительный фонд. Но ссылаться на перепечатки, конечно же, можете. Гордиться надо, девушка, что вашей статьей заинтересовались! Гордиться, а не претензии предъявлять!

Заинтересовались. Причем многие. Правда, газетки помельче ссылались уже только на «Сфинкс». В нескольких таких перепечатках Татьяна не нашла пары-тройки своих абзацев – зато появились те, которые она не писала и написать не могла. В самых благопристойных случаях статья была урезана редакциями – и снабжена огромными комментариями, разъяснениями, примерами, дополнениями…

Потом начались «письма читателей». Вполне возможно, что часть из них писалась в тех же редакциях. Но только часть. Лавина нарастала, раскаты ее громыхания вырвались за пределы «мистических» газет и журнальчиков. Осторожно отозвались вполне серьезные издания. Соседка с восторгом рассказывала матери, как «настоящие нелюди» раскрывали свои тайны в одном из полуночных телеоткровений. Наконец, в конце апреля Татьяна скользнула взглядом по книжному лотку-прилавку – и обомлела.

Две яркие глянцевые обложки. Не слишком понятно, кто или что на них изображено: огромные яркие буквы закрывали почти весь рисунок. «Тайны Древнего Народа» – на одной. «Древний Народ, XXI век: сенсация или миф?» – на второй. Быстро, однако… Взяла с интересом, открыла настороженно – и брезгливо положила на место. Те же статьи и комментарии, сведенные воедино – и поданные под таким приторно-желтым соусом, что глядеть тошно. Не то что читать. И ведь многие купят, а сколько из них еще и поверят написанному? Половина? Три четверти?

Уши и щеки обожгло. Татьяна шла по людному проспекту и больше всего на свете боялась встретить знакомых. Не однокурсников, не соседей по двору и не школьных подруг. Олега Алексеевича боялась разглядеть. Или Михаила. Или кого-нибудь еще из Древних, с кем успела познакомиться летом. Ведь наверняка купят – если уже не купили. И прочитают. А догадаться, с чего все началось… Да что там догадываться! Еще и подумают, что это она, именно она продолжает свою карьеру. В самом деле, написала статейку, так почему бы и книгу не написать?!

Никого не встретила. Пришла домой, заперлась в комнате и уставилась в потолок. Правильно ее выгнали, правильно! Еще и мягко обошлись! И вообще, надо было им с самого начала не вмешиваться. Остались бы кости на поляне, всем было бы легче. Ну, может, и не всем, но многим – точно. Одной дурой меньше было бы. Причем не просто дурой, а буйной, настырной, лезущей куда не надо!

Мелькнула какая-то мысль. Мелькнула и исчезла в кипевшем возмущенно разуме. Что-то насчет этой статьи и прочей… Нет, не вспомнить. Упустила. А ведь что-то важное. И для нее, и для Древних. Для всех Древних.

Ну и бог с ней, с мыслью. Теперь думай, не думай – все уже сделала. Что могла. Только не то, что нужно было. И почему тогда не додумалась до самого простого – сначала Олегу Алексеевичу отнести, а потом уже в редакцию? Побоялась? Конечно, побоялась. Знала, чувствовала, что не одобрит. Нет, надо же было умнее других себя почувствовать. Дура!

Дальше-то как? Что делать? Плюнуть на все и всех, заняться учебой, жить как все нормальные люди? В том-то и дело, что ни нормальной, ни человеком Татьяна себя не считала. Ну, человеком – еще может быть, а вот нормальной… С какой стороны не подойди – не такая, как все. Расскажи какому-нибудь психиатру про Древних, про нашествие муравьев и верхнее зрение – выслушает, кивнет и позовет санитаров. Расскажи то же самое родителям, и дело кончится теми же санитарами. В худшем случае. Если не прислушаешься к жалобным и грозным уговорам забыть все это, понять, что такого не бывает. Может, и в самом деле все забыть?

Заверещал телефон. Да ну их всех к черту! Не буду брать. Нет никого дома, отстаньте!

Аппарат послушно замолчал. Подождал пару минут и снова разразился настойчивой трелью. Кому-то очень нужно, прямо сейчас. Татьяна вяло поднялась, подошла – и в этот момент телефон замолчал. Ну вот и славно, вот и хорошо. Теперь мо…

Новый звонок ударил неожиданно. Прямо по нервам. Татьяна зло схватила трубку, выкрикнула:

– Слушаю! Вам кого?!

– Татьяна, привет! Как дела?

– Здравствуйте…

– Не узнала? – в трубке хихикнули. – Богатой буду!

– Наташа?!

– Она самая. Жду, жду – а ты все не звонишь. Может, случилось что?

– Д-да ничего, в общем-то, – как хорошо, что по телефону только голос передается! Посмотреть бы сейчас на это «ничего» верхним зрением, со стороны. Или попросить кого-нибудь поглядеть. Хотя нет, лучше не надо. Незачем людей пугать. И Древних тоже. – А как вы телефон узнали?

– А что тутсложного? Пришла в редакцию, поговорила с людьми…

– И прямо сразу дали?!

– Нет, конечно, – Наташа снова рассмеялась, звонко и весело. – Не возмущайся, кому попало твои координаты не выдадут. Уметь надо разговаривать и людей убеждать. Слышала такое слово: «очарование»?

– Конечно, слышала. Постой, так ты… Вы к ним…

– Ой, давай уж на «ты»! Я все-таки не старушка Марь Иванна. Или так похожа? Ну да, немножко пришлось подействовать на твоих коллег. А что тут такого? Это у людей что-то в этом особенное или страшное, а у нас – жизнь как жизнь. Не привыкла еще?

– Пока нет.

– Ну так привыкай. Если, конечно, не собираешься жить по-человечески, – последнее слово было произнесено с явным презрением. С отвращением даже. Не ясно только, кого так не любят Древние? Людей с их жизнью? Или тех своих, кто не желает меняться?

– Не собираюсь. Буду жить так, как я сама живу.

– Ка-ак хо-о-очешь… – ответ явно не понравился. Или его просто не ждали. – Тогда я, наверное, зря позвонила. Ну, извини, не буду мешать.

– Подожди, не вешай трубку! – почему-то Татьяне захотелось встретиться с этой рыжей ведьмой. Поговорить. Высказаться, черт побери! Хоть кому-то, кто не станет пальцем у виска крутить или хмыкать снисходительно! – Просто… Извини, настроение сейчас не то.

– Это я уже поняла. Помочь? Поднять?

– А как? – вырвалось у Татьяны. Прикусила язык – незачем вот так себя выдавать. Неизвестно еще, что за человек, и стоит ли душу нараспашку открывать. Особенно в такие моменты.

– Да очень просто! Я, собственно, чего звоню: тут небольшой пикник намечается. Без всякого лишнего, не подумай – просто на природе посидеть. Весна, тепло, травка свежая лезет, первые цветы уже появились. Костерок, гитара и все такое. Будут только наши – и несколько новичков. Совсем новые, чуть ли не на прошлой неделе в первый раз о Древних услышали. Не то, что ты. Я вот подумала – может, тебе в такой компании легче будет? Как раз все друг с другом знакомятся, ничего серьезного… Посмотришь, что и кто, не понравится – хоть сразу вставай и уходи.

– А где это все будет?

– Так ты едешь? – почудился вздох или нет? И какой именно – облегчения или сожаления? Все-таки скорее первое.

– Не знаю. Посмотрим. Как настроение, как дела. Можно и

съездить.

– Можно, можно! – обрадовалась Наташа. – Не пожалеешь, честно!

– Так где вы встречаетесь? И когда?

– В субботу, в час. На конечной третьего трамвая, возле рынка.

– Тогда точно не смогу. Занятия до пол-третьего.

– Значит, все-таки хочешь поехать. Тогда слушай, – голос в трубке стал решительным, почти командным. – Без четверти три я тебя ждать буду на аллее. Там, где мы познакомились. Жду до трех. Остановка рядом, если чуть-чуть опоздаешь – догоняй. Третьим трамваем до конца, потом пересаживаешься на четвертый – и тоже до конца, так что не разминемся и мимо не проедешь. Поняла?

– Суббота, аллея, до трех. Потом трамвай – третий до конца и четвертый до конца. Это… – Татьяна вдруг вспомнила, где именно заканчивается маршрут «четверки», и чуть не выронила трубку.

– Все, тогда до субботы! Тут у меня телефон требуют! Пока!

– Пока.

Через пару минут Татьяна наконец сообразила, что нужно сделать с коротко гудящей трубкой. Положила ее на аппарат. Еще несколько секунд разглядывала телефон. Тот самый лес. Только подходила она тогда с другой стороны. Вот смеху-то будет, если и поляна окажется та же самая! Впрочем, может получиться и не смешно. Совсем. Саша что-то говорил насчет памяти леса. И Олег

Алексеевич, кстати, тоже. Отказаться, что ли? Придумать что-нибудь, встретиться и развести руками – увы, увы, обстоятельства…

Ничего такого она не сделает. Ни леса она не боится, ни этой компании. Все это один большой, долгий и красочный бред. Сон. Кошмарный или нет, до сих пор не ясно, но проснуться не получается. Если до субботы удастся – никуда она, само собой, не поедет. А не удастся – куда же из собственного сна еще денешься?! Придется досматривать до конца. Хотя и это, скорее всего, не конец. А жаль.

(обратно)

ГЛАВА 8

Мягкие губы прикоснулись к затылку. В ухо кто-то фыркнул, обдал шею теплым дыханием.

– Ну, ну, не балуй, – человек, не оборачиваясь, протянул руку и нащупал морду лошади. Потрепал, пригладил. – Потерпи, Гривна, попасись пока.

Пастись лошади не хотелось. Нежной весенней травы вокруг было вполне достаточно, только через нее пробивались кустики горькой полыни. Гривна могла бы сжевать и их, но пока обходилась. Можно подождать до более приятных мест – лесной полянки, например. И вообще, ночь лошадям не нравится. Ночью спать нужно. Люди обычно придерживаются такого же мнения, но хозяину зачем-то понадобилось ехать. Причем в город.

Город Гривна тоже недолюбливала. Шум, резкие запахи, рычащие машины, жесткая мостовая вместо податливой лесной дороги – что хорошего? Конечно, в городе светло, все хорошо видно, но лучше уж зыбкий лунный свет, пробивающийся через ветки. А еще лучше – спокойная темнота стойла. Темнота, уют, покой. Тишина – разве что сверчок поскрипывает да мыши возятся в сене…

Человек усмехнулся. Настроение своей лошади он чувствовал достаточно хорошо, но потакать ей не собирался. Сначала дела. И так отвлекся, дал себе и ей передышку. Ничего, ничего, не впервой по ночам ездить. С самого начала к этому приучал, с жеребячьего возраста.

Город подмигивал множеством огоньков. С холма, на котором расположился человек, можно было различить многоэтажки окраины. Пунктиры дорог, убегающих через невысокий гребень и белеющую садами долинку туда, где мерцало зарево центра. Правее холма зарево было гораздо ярче. Из него тоже уходил красноватый пунктир, только не вдоль земли, а вверх, в небо. Труба ТЭЦ. Неприятное местечко – по нервам бьет, как колючей рукавицей. Слепит – и не только глаза.

Живое-мертвое пятно среди накатывающейся на окраину степи.

Живущее своей, нечеловеческой жизнью. И мертвое. Тоненькие ниточки, связывающие степь в живой, чувствующий, трепещущий ковер, рвались на бетонных глыбах. Человеку на холме это не нравилось. До нервного зуда, до зубной боли. Люди в городе не обращали внимания.

С некоторых пор он старался не появляться там, среди огней. По крайней мере, сокращал свои визиты настолько, насколько удавалось. Каждая минута на асфальте медленно убивала, высасывала все то, чем он теперь жил. Сначала это пугало, потом привык. Научился выделять живые островки и держаться за них – хоть за газон, хоть за цветы в горшках.

Вот и опять нужно ехать в каменный лабиринт. Точнее, бетонно-кирпичный: настоящего, природного камня в городе почти не было. К счастью, город был старым, достаточно патриархальным. Бывший губернский, ныне областной центр. Впрочем, область снова возглавляет губернатор… И он, как и многие, предпочитает не многоэтажную коробку, а особняк среди зелени.

Самые богатые живут в особняках, самые бедные – в рассыпающихся деревянных домишках ста лет от роду. И те, и другие заботятся о тишине и зелени вокруг своих домов. Так что почти до любого места в городе можно добраться по живым местам. Таким, где деревья выше крыш. Или хотя бы вровень с заборами.

Но сначала все равно придется проехать между девятиэтажных коробок. В других местах рискуешь переломать ноги среди оврагов и промоин. Пусть не свои ноги, пусть лошадиные – это еще хуже.

Днем можно было бы и в обход пробраться, но днем как раз не нужно. А ночью Гривна не разглядит то, что видит всадник, не узнает, куда и как именно ставить копыто. Так что – по асфальту.

– Ну что, подруга? Двинулись дальше?

Лошадь согласно фыркнула. Подошла так, чтобы хозяину было удобнее вскочить в седло. Вскочить… Давно ли забирался, чуть ли не карабкался на спину той, первой Гривне? Недавно, совсем недавно.

А теперь вот одним движением. Как когда-то на броню. Ну все, поехали. Дел много. Их всегда много, но скоро будет еще больше.

Слева, в перелеске, что-то мелькнуло. Знакомый зеленоватый отсвет с черными прожилками. Сунется нечисть? Нет, не решается. Чует, что ее ждет. Надо будет позже заняться этим местом, а еще лучше – ребятам подсказать. Работа несложная, а молодежь на чем-то тоже тренировать нужно. Молодежь… Вот ты и выбился в старики.

Не хотел, не думал, а пришлось. Ты теперь Старший. Не на месте покойного деда Иваныча, который тебе все свое успел передать, но где-то рядом. И никто тебе, одиночке, времени на размышления не дал. Надо – и все. Не было тогда лишнего времени. И того, что было, еле-еле хватило.

Грунтовка кончилась, подковы цокнули по асфальту. Там, за оградами дач и просто отгороженных участков – мостик. Ручей небольшой, но по весеннему времени достаточно разлился, чтобы не пытаться перейти вброд. Летом, когда берега подсохнут, обнаружится еще десяток переправ, но пока что мостик – единственный путь с этого холма в город. Если, конечно, нет желания проехать километра три до соседнего моста. Или пять километров в другую сторону – до шоссе.

Цок-цок, цок-цок, цок-цок… Неспешная рысца. Хозяин никуда особо не торопится, Гривна все прекрасно понимает. Чего вороная кобыла ни разу в жизни не пробовала, так это шпор. Хозяин их не носит – принципиально. Если лошадь может быстро бежать – ее можно уговорить. В крайнем случае и скифский способ сгодится – острием ножа в круп ткнуть. Но до сих пор не требовалось. Цок-цок-цок – этого в большинстве случаев вполне достаточно. Вот и окраина.

Дома словно не хотели иметь ничего общего с дорогой. Отгородились от нее палисадниками, обросли деревьями. Крайний дом еще стоит посреди строительного пустыря, а возле его старших братьев вытянулись топольки, рябины, кусты какие-то… Сирень? Точно. Скоро зацветет, бутоны уже набухли.

«У вас в лесу сирень дикая есть? Обожаю, когда она цветет! Привезешь как-нибудь веточку?»

Всадник подъехал к кустам, протянул руку. Пригладил тяжелую кисть. Под его ладонью что-то едва заметно шевельнулось. На лиловых шариках появились трещинки, расширились. Бутоны развернулись крохотными крестиками. Поплыл запах – тонкий, слабый, неуверенный.

Привез бы, привез… а теперь куда везти?! Есть, впрочем, куда. Но там с чем ни приходи – все равно опоздал. То, что ты принес, нужно только тебе. Как и все остальные воспоминания. Эх!..

Гривна скакнула вперед, помчалась галопом. То ли сам не заметил, как послал, то ли почувствовала, что хозяину хочется бежать отсюда. Как можно дальше и быстрее. Да не отсюда, глупая. И не от кого-то злобного и страшного. А впрочем – пусть скачет. Так действительно легче становится. Какой же русский не любит быстрой езды…

Засидевшийся где-то за полночь водитель «девятки» ударил по тормозам. Ошалело взглянул на несущееся навстречу видение: плащ за спиной, черный конь – как пятно тьмы в свете редких фонарей… Копыта прогрохотали мимо. Несколько секунд водитель соображал, кого и что ему это напоминает. Когда все-таки сообразил, воспоминание ему не слишком понравилось. Зябко поежился, посмотрел на всякий случай в зеркальце заднего вида. Нет, не померещилось – вот он, темный силуэт. Завернул за угол. Эхо побегало от дома к дому и успокоилось.

* * *

– Хорошо, что приехал, Саша. Что будешь – чай, кофе? Пиво есть, холодное. Да ты садись, садись! Занимай место, пока свободно.

– А что, должен еще кто-то подойти?

– Должны, обязательно должны. Думаешь, тебя просто так вызвали

за триста верст? Да, так что тебе наливать?

– Чаю, только не горячего. И не очень крепкого.

– А травяной пьешь? С чабрецом?

– Олег, когда я от него отказывался?!

Из самовара в чашку побежала окутанная паром струйка. Старый самовар – хоть и не настоящий, не дровяной, а все равно старый. Помятый, поцарапанный, закопченный и опять начищенный до блеска. Перепаянный, с чужим краником и самодельным шнуром. Предмет с большой и бурной историей. Единственное, что у хозяина осталось от сгоревшего дома. От сожженного, если уж быть точным. С тех пор Олег переезжал раза четыре, но в каждом жилье сразу же на подоконник водружался героический «водонагревательный прибор».

Сколько же это прошло? Пять лет, даже почти шесть уже, с первой их встречи – и с самоваром, и с хозяином.

* * *

…Время было даже не «между волком и собакой», а самое что ни на есть волчье, за полночь. Даже «веселые компании» вдоволь навеселились и разошлись по домам. А по улице спешила одинокая фигурка – засиделся в гостях, с кем не бывает. Редкие милицейские патрули не интересовались поздним прохожим – не пьяный, походка уверенная, а так – что с него взять?

Но кому-то одинокий прохожий оказался нужен. За пару кварталов до дома, когда главная и хорошо освещенная улица осталась далеко позади, из проулка слева показалась другая фигура, гораздо больших размеров. Необычная, невероятная для ночного города – в первую секунду прохожий даже не поверил в ее реальность.

Всадник на рослой лошади темной масти – точнее не разобрать при таком свете. Конная милиция, спортсмены? – милиция не ездит на лошадях по ночам и в этом районе, а ипподром на другом конце города. Опять-таки милиционеры не наряжаются в длинные плащи, смутным в темноте пятном закрывающие седло и ноги. Лица не видно под капюшоном… Дочитался, призраки мерещатся. Не надо ночью с романтиками чаи гонять. Был бы хоть пьяный, а вот так…

Сзади глухо стукнули копыта – улицу пересекала такая же фигура

– явно не призрачная, резкий электрический свет отбросил на асфальт тень и заставил плащ перелиться буровато-серыми оттенками. Второй всадник двинулся к замершему прохожему, и стало ясно, что он их тоже чем-то заинтересовал.

Александр отступил к стене, развернулся так, чтобы одновременно следить за обоими «призраками». То ли он кому-то помешал дела делать, то ли кто-то хочет старое вспомнить. Ну что ж, посмотрим, кто кому глаз вон – рука нырнула под куртку…

– Оружие тебе не нужно, здесь нет врагов, – голос того, кто выехал из проулка, не был ни «призрачным», ни «южным». И на том спасибо.

– А друзья есть? – поинтересовался Александр, не снимая руки с теплой рукоятки. – Может, встретимся в другой раз, в более удобное время? Ни разу не знакомился с друзьями в полночь на улице.

– Ты прав, но лучше познакомиться сейчас. Я, например, Владимир. Можешь не представляться, мы знаем тебя. Только не стреляй сразу, – всадник медленно, не делая резких движений, покинул седло, плавно развернулся и откинул капюшон.

Лицо могло и насторожить, и вызвать доверие. Вроде бы неприметное, но те, кто побывал в разных переделках, каким-то образом различают себе подобных. В прежние времена Александр доверял бы такому человеку сразу. Теперь он убедился, что и среди «своих» немало профессионалов с довольно странными понятиями о чести. Впрочем, «убрать» человека можно и без такого маскарада…

– Ты прав, Александр, – повторил человек в плаще. – Мы пока не друзья, и знакомство необычное, но нам очень важно поговорить с тобой именно сегодня. В другое время тебя трудно застать одного – ты уж извини, но мы за тобой следили. Везти тебя силой никто не собирается, да это и не так-то просто сделать… – Владимир усмехнулся и слегка поклонился. А может быть, кивнул на по-прежнему спрятанную под курткой руку.

– И все-таки что во мне такого ценного? Ни тайн не знаю, ни богатых родственников у меня нет.

– Перестань, пожалуйста, – Владимир чуть поморщился. – Я понимаю, что вид у меня не самый обычный, но это все-таки не Голливуд, так что не переигрывай. Лучше проверь, насколько я для тебя опасен, тебя же учили это делать. Сказать, кто и где? – и новый знакомый назвал город, номер части, фамилию…

Но откуда… елки-палки, проговориться о науке капитана он сам где-нибудь мог, но такие подробности?! Разве что кто-то потрудился еще и над личным делом, причем не тем, которое в военкомате. Д-да, серьезно ребята к встрече готовились…

– Я вижу, у тебя появились вопросы? Можешь поехать со мной и задать их тому, кто хочет с тобой поговорить. Даю слово, что в любую минуту ты сможешь спокойно уйти, да и «ствол» можешь при себе оставить. И вообще, тебе никто ничего делать не собирается. Ни плохого, ни, кстати, и хорошего.

Ну и что терять, в конце-то концов? Настроение у Александра почему-то сменилось с настороженного на лихое. В конце концов, раньше смерти не помрем, а до нее точно доживем. И вообще, интересно же, кто это вместо «мерсов» и «десяток» по ночному городу на лошадях катается?! Да, кстати…

– Насчет поехать – это на чем? За спиной? Или пешком по следу?

– Мой конь устроит? Только плащ надень, – второй всадник по взмаху руки подъехал, отдал Владимиру свой плащ и ловко спрыгнул с коня. Почти сразу же тень растворила фигуру человека, словно и впрямь призрак растаял. Ловко! Бывший разведчик и сам мог «уйти в тень», но сейчас разглядеть или просто почувствовать присутствие человека не удавалось никак. И ни лица, ни одежды разглядеть не удалось. Серьезные ребята.

А оставшийся более чем реальным и серьезным собеседник уже помогал взобраться на коня, придерживал стремя. Почему-то вспомнилось, что на Востоке это знак уважения. А может, и просто «чайнику» помог. Сам Владимир вскочил в седло одним движением – явно не для хвастовства, просто привычка. М-да.

Конь сам пошел за ехавшим впереди хозяином. Чужака на спине он словно не заметил. Посадили – значит, так надо. Ехали по каким-то боковым улицам и переулкам. То ли чтобы покороче, то ли подальше от лишних глаз. Тоже хорошо, на проспекте пришлось бы объясняться со скучающей на ночном дежурстве милицией («А куда, собственно, в час ночи путь держите?» – «Сам не знаю, везут куда-то…»), а то и подвыпившему «крутому» втолковывать, что это не его катать приехали. И вообще бред полнейший: рабочий день, друзья, засиделся в гостях – и тут тебе кони, плащи какие-то, призраки, таинственные разговоры… В том, что это не сон, бывшего разведчика убеждало только одно. До этого сидеть в седле ему как-то не случалось, и романтика верховой езды была вполне ощутима – как на велосипеде по проселочной дороге. Хорошо хоть не вскачь.

Въехали в кварталы старых, постепенно ветшающих домов. Улица была смутно знакома – вроде бы здесь в бытность студентом жилье искал. То, что обходилось без трюков с завязыванием глаз, могло означать одно из двух: либо доверяют, либо не отпустят. В первое хотелось верить, а на второе почему-то было наплевать. Гораздо больше беспокоило то, что вот завтра на работу, а он опять ночь где-то пробегает – точнее, проездит…

Судя по всему, скоро надо будет именно идти. Кони поднялись на несколько кварталов по склону горы, и Владимир свернул в какой-то из боковых проездов. У одного из домов из темноты возник еще один «призрак» в плаще. Владимир спрыгнул на землю, приглашающе махнул рукой. Такого же изящного прыжка не получилось, хорошо хоть мешком не свалился – есть и у нас кое-какая подготовка, есть. Хоть ноги с непривычки и не совсем в порядке, но идти можно.

Дом был далеко не новый, но и не «избушка-развалюшка». Владимир указал на дверь и повел куда-то коней. Обычная деревянная дверь почему-то напомнила Александру люк «кукурузника», с которого он делал свой первый прыжок. И так же, как тогда, потребовалось внутреннее усилие, чтобы перешагнуть порог…

* * *

– О чем задумался? – голос Олега вернул в день нынешний.

Точнее, в ночь. Теплая чашка легла в ладони, ноздри защекотал горьковатый запах. – Вспомнил что?

– Точно, – способность угадывать мысли уже не удивляла. Все как и должно быть. Вот если бы не обратил хозяин внимания на настроение своего гостя, было бы странно. – На самовар посмотрел, припомнилось, как меня к вам впервые привезли. Среди ночи поймали, чуть до стрельбы не дошло. Кони, плащи, «высокий штиль словес»…

– Было такое, – седые усы еле заметно приподнялись. – Любил Володя новичкам театр устроить, любил. Да и отбор сразу: не поехал бы тогда – значит, и дальше разговаривать не нужно, все равно уйдешь. А насчет лошадей и плащей – ты сам-то как сюда приехал?

– На Гривне… Олег Алексеевич, так я сейчас в машину попросту сесть не могу!

– А вот это ты зря! В руках себя держать надо, не распускаться. Так ты и в городе жить не сможешь.

– Ну, слава богу, мне это и не нужно… – пробурчал Александр и осекся, напоровшись на грозный взгляд собеседника. Продолжил растеряно: – Олег, неужели серьезно? Я сюда возвращаться не собираюсь, говорил уже. Как-нибудь обойтись не можете?

– Нет.

Коротко и ясно, как отрезано. Даже лязг послышался.

– Нет, не обойдемся. Могли бы – никто и не попросил бы тебя, сиди в своем лесу. Сегодня еще все уточним, но если я не сильно ошибся и не зря всех пугаю – считай, призван из резерва. Сам знаешь, того, что тебе Иваныч передать успел, в наших краях ни у кого больше нет. Я тебе еще осенью сказал – можешь здесь потребоваться. До сегодняшнего дня обходились, хотя кое-кто и начал уже ворчать – мол, кто не с нами…

– Там и еще одна фраза найдется на эту тему: «Кто не против нас, тот с нами». Знаете?

– Знаю, – Олег был спокоен, и не только внешне. – Знаю и то, что против нас ты не пошел бы, даже при всех прошлых обидах. И что приказы мои для тебя уже пятый год не более чем сотрясение воздусей – тоже помню.

– Ну зачем же так, Алексеич! Скорее настоятельные рекомендации. Слово Крови я не нарушаю, а что до всего остального – тут уж извините. Или у нас теперь порядки новые, а я в своей берлоге и не слышал?

– Не паясничай. Ты у нас всегда был сам по себе. И вообще, давай без повторения пройденного обойдемся, тьфу-тьфу… – постарел Олег, точно, и сильно постарел. Суеверным становится, даже в мелочах. Вот и сейчас: поискал взглядом деревяшку, не нашел, постучал по лбу. – Ладно, вольный стрелок, тогда будем считать это не приказом, а просьбой. Очень настоятельной и не только моей личной. В городе сейчас позарез нужен человек с твоими знаниями – и, кстати, знакомствами, пусть и давними. Запамятовал, я тебе в прошлый-то раз говорил о нынешней молодежи? Не нашей, а городской?

– Это насчет ходоков в астрал? Или что-то опять вроде той

Татьяны с ее муравьями?

– Да если бы… Не только о них речь, хотя и эти деятели в общей куче. Тут у нас, если помнишь, уже три года как бешенный рост всяческих групп и группочек с тайными знаниями за пазухой, а вот сейчас наблюдается вполне диалектический переход количества в качество. Все по науке: с декабря месяца активность и численность удвоились, и получаться у них стало достаточно неплохо. Даже по нашим меркам.

Александр насторожился. Если уж Олег говорит «достаточно неплохо» – это серьезно. Более чем. Оценку «отлично» у него не получил бы и легендарный Мерлин, разве что идея с мечом в камне была бы отмечена за оригинальность – мол, точно никто втихую на пояс не повесит… Потом вспомнился прошлый приезд в город, и рука сама собой потянулась к голове – не затылок чесать, а приподнявшиеся волосы пригладить. Удвоилась, значит, численность. И активность, соответственно. И получаться начало.

На Самэйн отловили каких-то сатанистов, пытавшихся принести в жертву младенца. Через три недели некий «центр нетрадиционной медицины» чуть не свел с ума два квартала. Так и не удалось выяснить, случайно они выбрали себе офис точнехонько на месте снесенной в тридцатых годах церкви, или подсказал кто. А в декабре месяце, перед самыми праздниками, городские Древние с ног валились из-за «повышенной активности», и рук не хватало все дыры затыкать. Кого-о тогда все-таки здешние «кошкодавы» втихую зарезали. По всем правилам, хотя и не на вольном воздухе, а в подвале – на свою голову. Впрочем, если бы только на свою: вся пятиэтажка рухнула, хорошо хоть жильцы успели повыскакивать. В чем были, на лютый мороз, но все-таки не на кладбище.

Каким образом и кто именно уговорил городские власти не оставить груду руин до лета в покое, а разбирать сразу же, тайна велика и непостижима, ибо никакой магией здесь дело не ускоришь. Как бы то ни было, всего через три дня до того самого подвала докопались. Живых не нашли, да и не могло их там остаться. Следствие все списало на взрыв газа из-за хулиганских действий, судить было уже некого, а последствия устранять пришлось еще неделю. Не добрались бы до места ритуала сразу – в лучшем случае весь микрорайон пришлось бы отселять. Еще и следить за разъехавшимися жильцами: нежить вырвалась не то чтобы сильная, но ужасно прилипчивая, особенно к рассерженным людям. Каковых, понятно, хватило бы с бо-ольшим избытком.

Значит, теперь активность удвоилась.

– И что у нас на этот раз?

– Пока еще ничего. Но скоро будет. Что именно – не спрашивай,

не знаю. Для чего, собственно, тебя и позвали. Ты у нас вроде разведчик бывший?

– Бывший, Олег Алексеевич, в том-то и дело, что бывший. Очень давно бывший и все уже позабывший.

– Ничего, вспомнишь. Теперь много чего надо вспоминать. А чего

не припомнишь – заново учить. Ребята наши тебя потренируют, подготовят, а то ты и впрямь засиделся.

– Я, кстати, пока что согласия своего не давал. Может, мне нравится сидеть на печи и семечки лузгать? Может, я уже набегался – о таком варианте вы не подумали?

– Не подумал, грешен… Я, прости старого, тебя знаю не то чтобы давно, но неплохо. Вот ты не спрашиваешь, что у нас тут происходит и чем тебе заниматься предлагают, а почему? Потому что знать не хочешь. Узнаешь – не отсидишься на печи, вот чего ты сейчас боишься. Опять в бой полезешь, даже в одиночку на толпу.

– И опять вы меня подставите.

– Да, если нужно будет – опять подставлю. Снова. Жив останешься, еще раз в мясорубку пошлю. Потому что ты у меня, родимый, со всей своей тройной подготовкой и иванычевым наследством, один и бесценный. Тебя я уговариваю и чаем пою. Ты пей, пей, а то за разговором совсем остынет. Кстати, еще на несколько тысяч нашего народа у меня чая не хватит, да и обойдутся они, все равно самые обычные обыватели. Так получается, Саша? Ну, может, и не совсем обычные, но к мясорубкам плохо приспособленные. Однозначно, понимаешь, не выберутся. Потому я их туда и не посылаю… Александр, ну ладно, какому-нибудь мальчишке все это объяснять нужно, но тебе-то? Вас что, перед каждым боем упрашивали?

– Вот я и говорю – набегался, навоевался, хочу…

Договорить не дали. Из-за окон донеслось тихое урчание мотора и скрип тормозов. Потом во входную дверь постучали – громко, но вежливо. Исключительно из вежливости и постучали, все равно никто ждать ответа не собирался. Хозяин еще не успел поставить свою чашку на подоконник, а в комнату уже ввалились веселые гости. Первому пришлось сложиться чуть ли не пополам, чтобы пройти в невысокую дверь. Распрямился – словно дерево выросло. Зелено-коричневое, пятнистое, кряжистое. Вот только пояс с кобурой и огромным ножом не часто вокруг ствола обвивается, а нашивки «Охрана природы» на ветвях – и вовсе редкость.

– Здрасьте, Олег Лексеич! Привет, Саша, сколько лет, сколько

зим! Твоя, что ли, кобыла позади избы?

– Моя, Миша, чья же еще. А ты все бензином дышишь?

– Приходится, Саша, деваться некуда. Удобнее все-таки, согласись, особенно в случае драк на дорогах.

– Да и просто удобно, – заявил следующий посетитель. Не такой высокий, как первый, зато с пышной русой бородой, в которой отчетливо поблескивала седина. Одет он был не в камуфляжную форму, а в самый обычный джинсовый костюм – некогда синий, а теперь бледно-голубой, с отчетливыми белесыми «пузырями» на коленях. – На твою Гривну, при всем к ней уважении, мы вчетвером не сели бы.

– Это точно, не сели бы, разве что в телегу запрячь. Только не будет эта лошадка между оглобель ходить, не так? – в комнату зашел… майор милиции! В форме, при погонах и с топорщащей полу кителя кобурой. С наручниками и рацией под одеждой – верхним зрением угадывалось голубоватое сияние. Александр окаменел. – Что, гражданин Шатунов, не ожидали? Между прочим, вы официально все еще числитесь в розыске. Оружие при себе есть?

– Не пугай, Максим, он и так пуганый, – Олег ухмыльнулся и все-таки звякнул чашечкой. – Познакомься, Саша – майор

Абрамцев, твой, в некотором роде, спаситель. Скажи ему «спасибо» – твое дело где-то потеряли, не нашли и плюнули. Кстати, если бы не этот плевок, Максим бы уже в подполковниках ходил.

– Лучше на охоту пригласи, – майор подмигнул. – Со всеми национальными особенностями. Пойдет?

– Н-не знаю, тут не я решаю… – Александр не сразу пришел в себя. До сего дня он жил истинным партизаном – от властей шарахался, милицию обходил подальше… даже глаза отводить приходилось пару раз, чтобы бдительность стражей порядка притупить. И не столько из-за оружия – охотничий нож был честь по чести зарегистрирован и вписан в документы, а больше ничего он в последнее время не носил – сколько из-за своих имени-фамилии на этом самом «разрешении на ношение». Грехи перед законом на нем были не то чтобы смертные, но неприятные: очень не любит наша милиция тех, кто у нее прямо из рук уходит. Особенно с обвинениями во взломе – да что там обвинение, прямо в квартире и взяли! Значит, потеряли все-таки дело… Действительно, за такое как не отблагодарить!

– Да ладно, приглашай, не стесняйся! – Михаил хохотнул

откуда-то из-под потолка. – Чтобы Филиппов своим не позволил?! Разве что его Борьку на мушку ловить начнете!

– А с каких это пор у нас лесники охоту разрешают? – поинтересовался сварливый голос из-за двери.

– Юрий Натанович! – Александр ракетой взлетел над креслом. Ухмыляющийся милиционер еле успел отпрыгнуть в сторону.

– Я, Санек, я, собственной персоной! Вот видишь, придется еще погреметь старыми костями, раз вы, молодые, не справляетесь! – старый егерь обнял своего бывшего напарника, похлопал по плечу. – Слыхал про тебя, слыхал. Как, впрок моя наука пошла?

– Еще бы! Я тут…

– Воспоминания – это хорошо. Вот о деле поговорим – и времени

у вас будет хоть до утра. До завтрашнего, – уточнил Олег. – А теперь… чаю кто-нибудь хочет?

– Не откажусь с дороги, – Михаил потянулся к самовару. Майор только кивнул. Бородач и Юрий Натанович посмотрели друг на друга и дружно замотали головами, словно китайские болванчики.

– Мы тут… гм… уже возместили потерю жидкости, – объяснил егерь. Умильно посмотрел на мгновенно рассвирипевшего хозяина и добавил: – В плепорцию, Олег Алексеевич, точнехонько в плепорцию. Исключительно экологически чистой лесной настойки, поскольку с Ильей мы уже два года как не виделись. Кстати, сей отменный продукт и вам доставлен, в общем объеме трех литров.

– Еще не хватало вам водкой здороваться, – проворчал Олег, успокаиваясь. – Господа офицеры, ну рюмку, ну две…

– Ровно три, не больше. По тридцать грамм каждая, я в мензурку наливал, – бородатый Илья был вполне серьезен. – По одной на тост, сам понимаешь. Олег, мы хоть и бывшие, но тоже люди, да и вообще – все в пределах нормы, работе не мешает. Только твой чай уже в перебор пойдет.

– Ну, раз ничего не мешает, тогда работайте. В соседней комнате стулья, несите сюда…

Наконец все жаждущие допили чай, отшутились, расселись, перевели дух. Помолчали немного, глядя друг на друга.

– Ну что, Санек, тебе уже рассказали, зачем мы все здесь? – негромко спросил Юрий Натанович. – Нет? Вот и мне пока только намекнули. Говорят, наши старые знакомые объявились.

– Если бы только они, – тут же откликнулся хозяин комнаты – нет, теперь уже Глава Круга. Тот, кто мог несколькими фразами изменить жизнь не только сидящих рядом с ним, но и тысяч других. – Так, тут у нас не все о последних событиях наслышаны -

Максим, тебе слово.

Майор откашлялся, оглядел собравшихся, почему-то остановил взгляд на Александре.

– Ну, после эпидемии… в общем, сами знаете после чего… у нас в областном управлении решили отрабатывать все версии, а не только официальную. Если честно, это нам из Москвы присоветовали, когда комиссия приезжала. Новый отдел под все это организовали, без рекламы и прессы. Полное название получилось длинное и заковыристое, что-то и со здравоохранением, и с экологией сразу, поэтому у нас их «зеленым патрулем» прозвали. Чем они на самом деле занимаются, мне по службе знать не положено, а мужики там не особо распространяются. Целителей всяких проверяют, это точно, был приказ: всех с жалобами на экстрасенсов к ним направлять.

Да и рейды мы вместе с ними проводили, по разным салонам и курсам. Секты теперь тоже по их части, кстати, хотя и не полностью…

– В общем, инквизиция, – хмыкнул егерь. – У них там попа в штате не предусмотрено?

– В штате – не знаю. А внештатный есть, – Максим был не просто серьезен. Очень серьезен был майор Абрамцев. До мрачности. – У нас с тех пор иконы в каждом кабинете, а три года назад начальство в каждом райотделе по часовне устроило. А в городском управлении и батюшка появился, замполита и психолога поддерживать. Теперь с «зелеными» этот отец Роман разве что на химкомбинат не ездит.

– А в допросах не участвует?

– Не смешно, Юрь Натаныч. Совершенно не смешно, честное слово,

– неожиданно отозвался Михаил. – Он не участвует, он отдельно беседует. По душам, так сказать. Мы тут целую операцию провели, чтобы выяснить, что у них и как.

– И что?

– Да в том-то и дело, что ничего не увидели. Человек как человек, серый и мутный, как туман в ноябре. Слова говорит самые общие – мол, о Боге нужно подумать, грешно колдовством заниматься и прочее…

– Погоди, погоди, – перебил Натаныч. – Это вы что, кого-то ему за экстрасенса выдали?

– Почему выдали? – возмутился Михаил. – У нас одна дама есть,

с вполне официальным дипломом народного целителя, с лицензией от облздрава и прочими бумажками. Просто дождались, пока до нее очередь дошла, и попросили немножко помочь. Прощупать собеседников, кое-что в кабинете забыть… В общем, она нам здорово помогла. Так вот, верхним зрением этот отец Роман выглядит именно серым пятном. Не просматривается полностью, хоть что делай.

Егерь присвистнул и задумчиво почесал небритый подбородок.

– Это еще не все, – Михаил тяжело вздохнул и продолжил. – До того, как наш позабытый подарок обнаружили, кое-что все-таки из их кабинета услышать удалось, уже после того, как даму с миром отпустили. А дальше цитирую батюшку дословно: «Возьмите-ка ее на карандашик, вот сердцем чую – не то с ней чего-то. Не приведи Господи ошибиться, только на человека она не похожа». Как вам такие способности?

Минуту-другую был слышен лишь закипающий самовар. Потом Максим снова кашлянул и спросил:

– Так я продолжаю? В общем, пока что была присказка. А сказка у нас новогодняя, с этим самым отделом вместо Деда Мороза. Как раз двадцать четвертого декабря они очередной рейд проводили, по кладбищам и прочим укромным местечкам. Ну, и я, грешный, среди прочих на усиление попал. В ночь перед выходным, будь они неладны… В общем, мне почти никого не досталось, разве что два шпаненка церковь разными нехорошими знаками разрисовать пытались, но и то по дури, а не для чего-нибудь. Подарок дальше был. Доставляем мы этих художников нашему «зеленому патрулю», для общего количества в рейде, а там как раз протокол составляют на вполне солидного молодого человека. И в отделе все радостные такие, словно на премию документы подписывают – видно, на чем-то серьезном накрыли. Я стою, они радуются, только хотели его в ка-пэ-зэ наладить, как телефончик у них зазвонил. Лично областное начальство приказывает – такого-то отпустить. Ничего никому не напоминает?

Юрий Натанович и Александр переглянулись, потом одновременно впились взглядами в Олега. Тот кивнул – слушайте, мол, дальше.

– Вот и мне одну давнюю историю напомнило, я возьми и поинтересуйся – кто это у нас такой скользкий, тефлоновый-телефоновый? Заглянул через плечо в протокол – Юрий Акудин. Ну…

– Да чтоб вас!.. – егерь вскочил, опрокинув стул. – Сколько месяцев молчали, никто сказать не мог! Максим, кончай сказку, по делу говори! На чем поймали, где он сейчас?! Хоть следили за ним?!

– Следили, Натаныч, не переживай, – подал голос Илья. – Тоже ведь не глупые и не без памяти. Сколько могли, столько и проследили. Где живет, с кем знается… На все сто не поручусь, но со старой своей компанией он за это время не встречался.

Собрал молодежь, верховодит. Магический круг всех цветов радуги. Эффективность пока что на уровне средних кошкодавов. Хочешь повидаться – заходи в антикварный салон на Чапаева, он там оценщиком устроился.

Александр молчал. Надо бы сходить, в самом деле. Поздороваться со старым знакомым, былое вспомнить… Выплыл, значит, Юрик. Такие и в самом деле не тонут. Приближенным к верхам ему, конечно же, мало быть, да и верхи нынче где? Вот теперь заново все организуется. И мальчишки в школах делают обереги такие, что Олег чешет в седом затылке, а девчонки травятся зельями, сваренными без ума, зато по «проверенным» рецептам. И кошек на кладбищах режут, и если бы только кошек… Все тоже самое, что и пять лет назад. И десять лет. А вот двадцать лет назад не было такого, Советская Власть не давала, зажимала свободу, понимаешь. К чему все эти развлечения пять лет назад привели, как раз бы и напомнить приятелю Юрику. Впрочем, он-то хорошо помнит, только своим не говорит. Зря, наверное, тогда секреты разводили, старались, чтобы люди все позабыли. Ну, постарались, забыли, и что теперь? Раньше был десяток тигров, теперь сотня дворняг. Кто опаснее, если бешенство в стае пойдет, кого легче перестрелять? Вот то-то. Так что надо бы сходить, посмотреть…

…Ах, Олег, Олег Алексеич! Смотришь искоса, улыбаешься краем губы. Ловко ты нас, отшельников! Вот и Натаныч места себе не находит, по сторонам озирается. И руки просятся к стволу… Как не помнить ему Юрика с компанией! Но от старика-то чего нужно?

Или в самом деле настолько дела серьезные начинаются, что всех под ружье ставить приходится, последний резерв подбирать? А майор продолжает:

– Две недели назад те же «зеленые» настоятельно попросили другие отделы обратить внимание на новое молодежное неформальное движение. Все, что удастся о нем выяснить – в первую очередь к ним на стол.

– Да не тяни ты, Максим, в самом-то деле! – на этот раз не выдержал Илья. – В общем, придется мне заканчивать эту историю. У нас, кажется, началась новая мода. Прямо посреди города, ни с того ни с сего, появился Древний Народ. Так что поздравляю вас, господа, с историческим событием. Уже, кстати, вся местная пресса его отметила, а позавчера и в «Добром утре» сюжет мелькнул.

– И не просто появился, а всячески себя рекламирует. Причем наших коллег из милиции надо бы поправить, – Олег хмуро посмотрел на майора, словно тот был лично виновен не только в неточностях, но и в неприятных для всех присутствующих событиях. – Во-первых, работают они с некоторым опозданием. Объявились эти Древние еще осенью, и тогда же в газетах статьи появились. Не считая памятной всем присутствующим, – на этот раз под взглядом Главы Круга передернули плечами Александр и Илья. После чего удивленно посмотрели друг на друга. – В появлении которой я тоже виноват, признаюсь, недоглядел. Продолжим. Итак, во-вторых, насчет молодежности этой компании у меня лично есть большие сомнения. Сначала подростки и переростки игрались, это точно. Это мы первым долгом отследили, проверили – ничего интересного, та компания уже поразбрелась кто куда. А вот нынче к нашему народу себя причисляют и достаточно взрослые люди, причем дело у них налажено неплохо. Бывшая «община Древних» наполовину к ним ушла. Так что эта мода могла и сверху пойти, от старшего поколения. Или хотя бы от тех, кому нынче двадцать пять, а то и за тридцать – по крайней мере, именно они сейчас молодежь собирают и направляют. Причем весьма активно, по моим сведениям. Саша, теперь тебе понятно, при чем здесь именно ты и твои знакомые?

– Погоди, Олег, ты что это задумал? Опять парня подставляешь? – Юрий Натанович ударил кулаком по стулу. Что-то треснуло, и одна из ножек подломилась, заставив старика вскочить еще раз. – Прошлого раза не хватило? Тогда не поймали, теперь он сам к ним пойдет?

– Возьми другой стул и садись, – Глава Круга был совершенно спокоен. Каменно. Только желвак перекатился по скуле. – Дослушай до конца, потом выскажешь свое мнение. Тебя, Юра, сюда ради умного совета пригласили, а насчет своей совести я отдельно с тобой поговорю. Да, и еще – твое участие во всей этой операции не просто желательно, а крайне необходимо. По крайней мере Михаил так считает, и я с ним согласен.

– Точно, Юрь Натаныч, без вас никак, – долговязый охранник природы вздохнул. – Уж извините, это моя идея была. Вам придется Сашу подстраховывать. Мои ребята говорят, что восемь из десяти – под наших сейчас та же самая компания подделывается. Вспомните, сколько им тогда узнать удалось, как на Пермяка вышли… да и на Олега, если уж на то пошло.

– Этого уж я по гроб не забуду, не волнуйся, – глухо откликнулся егерь. – А теперь скажи, что толку-то от меня сейчас? Или ты их в лес предлагаешь заманить?

Илья неожиданно расхохотался.

– А что их заманивать?! Они и сами туда пойдут, причем не раз и не два. Уже ходят, Натаныч! Это сейчас называется «имидж», или, если хочешь, по-старинке: «Назвался груздем – полезай в кузов!» Назвались Древними, объявили о своей неразрывной связи с природой… не подумай, это не я так загибаю, это в газете было… куда же им еще податься? В степи пикник устаивать не так удобно, дровишек для костра мало. Да и видно будет за три версты без всякого бинокля. Так что без леса они не обойдутся. Только подстраховка другая нужна. Они тебя тоже хорошенько запомнили, да еще и с нужной стороны. Напугал ты их здорово, до сих пор помнить должны. Так что если появишься поблизости, спокойной жизни у них не получится.

– Я-то думаю, зачем им старик понадобился, а они меня вместо пугала выставлять будут. Михаил, сходи за стулом, я пока на твой присяду… Вроде ничего, крепкий. Так, значит, выясняем дальше. Хотите умного совета – выкладывайте все. Что Шурику придется с ними работать, я уже понял. Теперь скажите, почему они его должны радостно встретить, а не послать подальше сразу же – это если все по-хорошему будет. Ась, Олег? Под личиной пошлете? И на сколько ее хватит – на два часа, на три?

– На два-три месяца, если он глупостей не наделает, – спокойно отозвался Максим. – Внешность ему сильно менять не нужно, он и так изменился. Ну, волосы подкрасить, прическу переделать, уши там оттопырить или еще что. Косметика, одним словом. Это у нас запросто. Верхним зрением – он и подавно на себя прежнего не похож. И вообще, не в первый раз, Юрий Натанович. И на два года лица меняли.

– Все обсудили? – поинтересовался Александр. – Если все, тогда я пошел. У меня там лошадь,если кто не заметил. А если что еще, так меня все равно не спрашивают – обсудите, потом расскажете, что решили.

– Саша! – голос Олега громыхнул так, что жалобно звякнули чашки и стекла. – Не дури!

– Не надо кричать, Олег Алексеевич. Это возраст и нервы, как я понимаю. За доверие спасибо, как я понял, все тут со мной в разведку пошли бы. Остается только один вопрос, для меня лично очень важный.

– Слушаем, – Илья попытался улыбнуться. – Какие условия?

– Да никаких условий, – Александр устало махнул рукой. – Вопрос у меня простенький: никто тут не думал, а с кем из вас я в разведку пошел бы? Юрий Натаныч, это не к вам, если согласитесь прикрывать – сочту за честь. А в общем – за это дело я возьмусь. Самому интересно стало.

(обратно)

ГЛАВА 9

Проспект – местный Арбат, пешеходная зона в сердце города – был по-весеннему прохладен. Именно прохладен, а не холоден. Здесь такая благодать обычно бывает только поздней весной, в мае. Город достаточно прогрет, чтобы отойти от зимних воспоминаний, но еще не расплавлен летней жарой. Самое приятное время года. Да и время суток неплохое: чуть позже начнется развеселый отдых с бурной радостью по разным поводам и не менее бурным выяснением отношений. Не слишком приятная ситуация для тех, кто чувствует чужие переживания. Один-два «толчка», даже всплеск чувств у нескольких человек сразу – от этого закрыться просто, но вот если настроение маленькой группы помножить на длину проспекта… Многовато получается. Тут уж не до работы. Тем более такой, при которой всякая защита может помешать. Из-под купола работать – все равно что хирургу поверх резиновых перчаток варежки одеть.

А сейчас – самое времечко. Бегут куда-то люди, делами заняты. Все о чем-то думают, и каждый о своем. Радуются весне, тревожатся, чего-то ждут, хотят добраться домой и отдохнуть после работы. И прекрасно друг друга уравновешивают. Общий фон – почти идеальный. Серый. Чуть колышущийся. И по этому холсту – яркие, звенящие мазки каштанов. Старые деревья, не вековые, но уж точно постарше Александра. Хорошо…

– Здравствуйте, минутку внимания! Держите, это вам! Мы сегодня поздравляем каждого пятидесятого…

Надо же! Сколько лет, сколько зим, а эти ребята все так же бегают! Не весь еще лежалый ширпотреб из Китая сюда перевезли, не весь. А перевезут – великий сосед нового наштампует, у них это быстро и без проблем. Вот, например, в этом наборе виднеются фонарики и бритвочки – еще студентом был, их здесь каждому прохожему всучить пытались. Сама фирма вроде бы канадских корней, а верность традициям прямо-таки конфуцианская – под стать товару.

– Здравствуйте, можно вас на минутку? Мы проводим благотворительную акцию, не хотите ли помочь студентам?

Не хочется. Особенно если вспомнить, что руководитель благотворительной секты – один из первой сотни «самых-самых богатых». По мировому рейтингу, не по российскому. И не в последнюю очередь из таких рубликов его доллары растут. А девчушка все достаточно всерьез воспринимает. Идейная, так и светится вся – радостное голубовато-зеленое сияние.

– Обратите внимание, пожалуйста…

Листок – четвертушка стандартного. Распечатка. Приглашают куда-то… И вдруг ударило по глазам: «Древняя Кровь».

Оглянулся, увидел в толпе парнишку, бойко раздающего такие же листочки каждому встречному. А каждому ли? Присмотрелся – и тут парень обернулся. Почувствовал взгляд, нашел Александра в толпе. Шагнул навстречу.

– Простите, а что вас заинтересовало в нашем объявлении? Что именно?

Вот теперь надо поосторожнее. И в первую очередь – убрать маскировку. Ну, не совсем, конечно же, но верхним зрением все должны видеть обычного человека. Когда-то Александр и не думал о такой возможности. Теперь он делал это, почти не задумываясь. Парень-то чуткий попался, это тебе не рекламный агент какой-нибудь.

– Да ничего, в общем, – Александр пожал плечами. – В газетах пишут, по телевизору показывают – теперь вот живьем увидел. И как это у вас – серьезно?

– Что именно? – сказано это было совсем другим тоном. Парень, как ерш на крючке, дернулся, встопорщился, сразу колючки во все стороны. Достали люди человека. А человек, значит, молодой и еще обидчивый, во всем видит попытку принизить и ущемить. Поэтому, наверное, и подался к этим… собирателям Древней Крови. Почувствовать себя если не выше всех, то хотя бы не таким.

– Я вот насчет этого, – наугад ткнул в рекламу. – «Обрести иное понимание мира и себя». И еще вот: «Приглашаем разделить с нами ощущение иной реальности». Это как, все всерьез или опять глюки ловить компанией? Я лет десять назад связался было… – Александр махнул рукой, старательно изображая возмущение. – Чуть на наркоту не подсадили. Тоже иную реальность открывали. У вас возможности сознания чем расширяют?

– У нас их не расширяют, – парень еще ершился, но уже скорее гордо, чем обиженно. – Мы просто видим мир по-другому. Если у вас есть Древняя Кровь, то получится, если нет – значит, нет. Ничем помочь не можем, никого не держим.

– Ну-у, у меня точно ничего такого не водилось… В смысле крови. Не держу, – в ответ на непонимающий взгляд чуть улыбнулся. Осторожно, чтобы снова не обидеть. – У меня никакой крови нет, ни в баночке, ни в пробирочке. Вот во мне – дело другое. А как вы определяете, есть эта самая древняя в человеке или нет? Анализ берете? – краем глаза Александр заметил, как останавливаются и прислушиваются к разговору прохожие.

– Нет, это… – паренек явно смутился. Похоже, и сам толком не знает. – Это сложно, так сразу не скажешь. Вот если увидите… Вы знаете, лучше приходите к нам. Сами все посмотрите, и на вас старшие посмотрят. Они обычно сразу говорят, есть наша кровь или нет. Там внизу написано, где и когда собираемся. Приходите!

– И кого там спросить?

– Просто приходите, там только наши. Если кто спросит, откуда знаете, просто листок покажите. Вообще-то спрашивают редко, у нас всех принимают. Мы не секта какая-нибудь! – это было сказано настолько гордо и уверенно, что Александр промолчал. О гостеприимстве в сектах можно и потом поговорить. А лучше – не говорить совсем. Лучше пойти и самому поглядеть, что это за Древние и кто у них кровь проверяет.

– Ну ладно, зайду как-нибудь. Да, а сегодня можно?

– Можно, можно! Как раз сегодня новичков и собираем! – обрадовался парень. – Вам повезло, мы не каждый день приглашения раздаем.

Александр кивнул на прощание. К листовкам в руке парнишки протянулось сразу несколько человек – в основном молодых, хотя одной даме было явно за сорок. Интересно, каково почтенной матроне будет в такой компании? И главное – зачем ей нужна эта Древняя Кровь?

За час указанного на листочке срока неприметный мужичок в некогда пятнистой, а теперь белесой от солнца и многократных стирок куртке устроился поудобнее на лавочке. Вокруг шелестел окрепшей листвой старый сквер, прогуливались мужчины с собаками и женщины с колясками, где-то над головой ссорилось воронье. Мужичок прикрыл глаза, умиротворенно улыбнулся и задремал. Прямо перед ним высились напряженные фигуры революционных пролетариев и целился в резиденцию губернатора бронзовый «Максим». Среди гранитных плит мрачно колыхался желто-красный газовый факел.

Через полчаса к памятнику подошла девчушка лет шестнадцати. Покрутила головой, кого-то высматривая среди гуляющих горожан. Уселась на серый полированный камень возле огня. Поправила расшитый крестиком ремешок на голове, достала из пестрого рюкзачка книжку и зашелестела страницами. Впрочем, углубиться в чтение ей не дали. В сквере появился тот самый паренек, который недавно раздавал на проспекте приглашения всем носителям Древней Крови. Точно так же осмотрелся, поприветствовал девушку каким-то сложным жестом. Сел рядом, начал о чем-то внимательно расспрашивать. Дремавший на лавочке мужичок еле заметно вздохнул.

Знакомо это все. И пять лет назад собирались «у огня» – или, как говорили завсегдатаи, на" зажигалке", и десять. Возможно, что и больше – центр города все-таки. Назначались свидания и важные встречи, собирались активные читатели бесплатных объявлений и торговцы-сетевики, толкинисты и обманутые вкладчики… Неизвестным образом появилось и установилось своеобразное расписание. В крайнем случае располагались в разных углах сквера. Впрочем, молодежь надежно оккупировала площадку перед огнем и меняться местами ни с кем не собиралась. Благо у «зажигалки» можно было не только с особым шиком прикурить, но и малость погреться промозглыми осенними вечерами. Осенью же тусовки постепенно перемещались под крыши квартир и разных клубов: даже у самого огня в зимние морозы полчаса беседы выдерживали только особо стойкие…

Весна. Все тянутся из опостылевших стен, всех манят новые запахи. Вот еще двое на огонек заглянули, а вот и компания побольше – явно откуда-то вместе шли. Потом начали подходить по одному, но чуть ли не ежеминутно. Кое-кто озирался настороженно, однако не без любопытства – сразу видно новичков. Вроде бы некоторых сегодня уже видел… ага, вот и та самая дама «в возрасте». К ней сразу же подошел парень-агитатор. Постепенно вокруг них столпились потеснее, любопытные новички перестали глазеть по сторонам и помалу включались в разговор. Пора.

Мужичок на лавочке проснулся, потряс головой. Провел по лицу ладонями. Встал. Отряхнул и пригладил скромную одежку. И исчез.

То есть ничего чудесного не произошло. Никто не пропадал с блеском и треском, не растворялся в воздухе и не превращался в легкий дымок. Просто к гудящей компании подошел уже не полубомж неопределенного возраста, а подтянутый, крепкий молодой человек. Может быть, и не совсем молодой, но уж если «за тридцать», то совсем немного. Несколько уставший, чуть небритый. В потертой и выгоревшей «камуфляжке» со следами каких-то нашивок – эти места были темнее. Не намного, но опытный глаз замечал сразу.

Впрочем, собравшимся у огня не было дела до чьей-то одежды. Вопросы обсуждались куда более важные. Например, кто же такие Древние и как их определить, отделить от всех остальных. Почему Древним быть намного лучше, чем простым человеком. Даже странно как-то, отвык от такого: лучше, хуже… Интересно, а когда они додумаются до того, что Древний Народ – это вообще не люди? Когда не представят, а осознают? Очень может быть, что никогда. Даже если помочь.

Пока что Александр ни помогать, ни вообще как-то вмешиваться не собирался. Просто стоял. Слушал. И смотрел.

Не то удивительно, что среди пришедших у многих была Древняя Кровь. Хоть по капле, но у половины местных жителей она нашлась бы. Даже не то удивительно, что были тут и обычные люди – без всяких примесей и добавок. Удивительно то, что почти не было более-менее чистокровных представителей какого-нибудь из Древних родов. Обычно на подобные сборища их притягивает, как магнитом – вспомнить хотя бы… Нет, лучше не вспоминать. Лучше просто посмотреть. Полюбоваться на подрастающее поколение, которое не выбрало «пепси» и попсу.

Поколение было весьма говорливо и возбуждено. Дама сопротивлялась натиску героически, как «Варяг» японской эскадре. И примерно с тем же результатом. То есть вопросы она еще задавала – острые, даже иногда остроумные – но как-то вяло. Из последних сил. Чувствовалось, что пришла она то ли в расчете на более солидных людей, то ли с уверенностью в своем превосходстве, да вот не угадала малость. А ребятки попались не такие уж наивные и совсем не глупые. И не играют они в Древних. А если играют, то очень уж хорошо. Всерьез у них все, сами верят. И продумано неплохо. На каждый вопрос по два ответа с разных сторон.

– Ну, хорошо, с народом вашим все ясно. Древнейшая цивилизация, иные способности, единство с природой – это понятно, смешались с людьми и растеряли культуру… Простите, одно только непонятно пока, – дама огляделась и выпустила последний снаряд. – А главный у вас здесь кто?

– Здесь – никого, – тут же откликнулась девчушка с рюкзачком. – Здесь все равны и всех выслушают.

– А кто решения принимает?

– Какие решения? – удивление было неподдельным. – Хотите что-то предложить – давайте поговорим. Кому понравится, тот к вам присоединится, вот и все.

– Для чего же вы тут собираетесь? – дама настолько растерялась, что это было заметно через все слои косметики. Собралась с силами, потрясла бумажным листочком. – Зачем все эти агитки?

– Ну там же написано! – возмутилась девушка. – Собираем всех, у кого есть Древняя Кровь. Просто собираем! Вот вам самой никогда не было одиноко? Не хотелось найти таких же, как вы? – это была уже явная контратака. Причем не ради одной дамы затевавшаяся: стоявшие вокруг нервно шевельнулись. Кому в наше время не одиноко? Правильно. Только тем, кто по трое собираются. Да и они иной раз перед зеркалом сидят, чтобы не в одиночку… -

Поэтому у нас главных нет. Каждый сам решает, что он делает и зачем. Не нравится с нами – уходит, захочет поговорить – вернется.

– А тогда чего здесь тусоваться, а не еще с кем? – поинтересовались откуда-то слева. – Не въехал в разницу! Я думал, здесь что-то серьезное… Пошли, Вован, что ли?

– Не, погоди, я еще не все понял. Можно я спрошу? – из-за спин протолкнулся невысокий парень. Сначала показалось – совсем мальчишка, лет двенадцать. Потом Александр присмотрелся и добавил года три-четыре, если не все пять. Тоже в пятнистой куртке. Служил? Нет, вряд ли. И по возрасту, и по самой одежде. Под бдительным командирским оком ее по-другому носить приходится, и это уже на всю жизнь. – Я вот чего спросить хочу: чего это у вас за иная реальность? Виртуальная или как? И что за это платить? Вход – рубль, выход – два?

– Вход бесплатный, с выходом и помочь можем, – в тон ему откликнулся агитатор. – Есть у тебя способности, можешь мир по-другому увидеть, тогда будет тебе реальность. Без глюков, разве что у тебя самого крыша не выдержит. А так – все по жизни. Только по другой. Дискотек точно не будет.

– А насчет пива как? – деловито поинтересовался низенький-пятнистый. – Или воздержание и строгий режим?

– Слушай, ты где сейчас был? Здесь вроде бы стоял? Только сейчас говорили – каждый живет, как хочет. Два условия: не мешай остальным и говори только за себя, если тебя друзья не попросили.

– Вот не в обиду, а тебя кто попросил? Увидеть можно? Или тоже

– сам за себя?

– Можно и посмотреть, – невысокого похлопали по плечу. Тот обернулся – и притих. Не потому, что новый собеседник был на две головы выше и на две ладони шире в плечах. Не потому, что лет на десять старше. И даже не перебитый-переломанный нос внушал уважение. Скорее уж глаза. Светлые, прозрачные, словно выгоревшие. Спокойные. Очень спокойные. Добрые даже. И не по возрасту уставшие от созерцания этого мира. Не у каждого старика такие глаза бывают. – Я вот попросил, например. Потому что у Ромки лучше получается с новичками разговаривать, да и вообще голова светлая. Взял он это дело, хорошо у него идет – пусть работает, нам всем только на пользу. Вот за всех и говорит.

Хочешь с остальными познакомиться?

– А чего, можно и познакомиться, – сказано это было совсем другим тоном. Даже голос изменился. – Только я вам «здрасьте», а вы сразу «до свидания», и все знакомство.

– С чего бы? – брови над светлыми глазами сначала удивленно взметнулись, потом нахмурились. Не сердито, скорее задумчиво. – Уже чем-то обидели? Или наши условия не подходят?

– Это я вам не подхожу, – низенький то ли хмыкнул, то ли вздохнул. – Тут способности нужны. К иному пониманию мира.

– А ты уверен, что у тебя их нет? Тебя что, кто-то из наших уже проверял?

– Проверяли. Такие же древние, песок сыпался. На этом самом месте, полгода назад.

– Серый, ну пошли, что ли? – снова встрял приятель. – Пошли, а то опять машин свободных не останется.

– Не, ты погоди, – пятнистое плечо раздраженно дернулось. – Я только начал еще…

– Можно, я продолжу? Мне все-таки не ответили по существу, – дама решительно вклинилась в разговор. Вся ее внушительная фигура колыхнулась навстречу светлоглазому. – Молодой человек, вы, как я понимаю, здесь самый старший? Давайте с вами поговорим серьезно, как взрослые люди, без этих деклараций независимости.

– Если хотите – поговорим. Вас как зовут?

– Раиса Александровна.

– Очень приятно, а я Алексей, – парень чуть наклонил голову. Не кивнул, не поклонился, скорее обозначил поклон. – Небольшая просьба, Раиса Александровна, даже две, а потом продолжим. Во-первых, вам уже сегодня говорили насчет равенства, поэтому не надо меня воспринимать как самого главного. И во-вторых, раз у нас все равны, позвольте уж мне договорить. Все-таки я не с вами начал разговор, не правда ли?

Возражений не последовало.

– Так вот… Володя, как я понял? – светлоглазый Алексей повернулся к пареньку в пятнистом. – Насчет способностей продолжим?

– Продолжим, – вид у парнишки был несколько ошалелый.

– Вот и ладненько. Во-первых, кто тут тебя проверял, я не

знаю, но догадываюсь. У них главного не Игорем звали? Ладно, не это важно. Важно то, что понемногу этих способностей есть у многих. У очень многих, хотя и не у всех. Другое дело, что этой малостью просто не умеют пользоваться. Не умеют, не хотят, сами себе мешают – по-разному бывает. Тут не столько иное понимание мира нужно, сколько вера в себя, а как начнет получаться – сам на все по-другому посмотришь. Ты говоришь, проверял уже, но все-таки сейчас вот подошел… Значит, все-таки хочешь в себе это найти?

– Ну, может, и хотел бы… – проворчал парень и оглянулся на

скучающего за спиной спутника. – А че, прикольно…

Несколько секунд Алексей внимательно разглядывал собеседника.

Молча. Очень сосредоточенно.

– Знаешь что, давай пока так договоримся: ты подумаешь, всерьез тебе это нужно или по приколу. Если всерьез – через неделю приходи сюда в это же время, продолжим разговор. Если нет… впрочем, все равно заходи. Может, потом поймешь, когда чему-нибудь научишься. Договорились? Ну, тогда до встречи. Так, Раиса Александровна, теперь я вас внимательно слушаю. Очень серьезно, как взрослый человек. Так что именно вас интересует?

– Мне так и не ответили, для чего нужны эти ваши листовочки, – не нужно было особых способностей, чтобы почувствовать раздражение дамы. Какое-то привычное раздражение, словно весь мир только что подтвердил свою хамскую природу. В очередной раз, пятый, а может быть, и сотый. Причем только за этот день. – И еще одно: если у вас все равны, кто будет определять, нужен вам человек или нет? Общее собрание? Большинство всегда право, так получается?

– А как бы вы дали о себе знать, Раиса Александровна? – светлоглазый улыбнулся и чуть заметно вздохнул. – Подходить к прохожим и говорить: «Здравствуйте, вы знаете, что вы не вполне человек?» Боюсь, в этом случае придется наши идеи обсуждать с врачами. Или дать объявление в газету: мол, там-то и тогда-то собираются… ну, пусть даже колдуны и маги. И что? Кто-то среди рекламы не разглядит, кто-то адрес не поймет, кто-то вообще эту газету из принципа не читает. А главное – никакого личного контакта. Согласитесь, это тоже много значит – первая встреча. И сразу видно, с кем дело иметь придется, и разъяснят все тут же, если потребуется.

– Простите, а вы кем работаете, если не секрет? – подкрашенные глаза хищно прищурились. – Не в коммерции?

– Не угадали, хотя и подрабатываю в одной фирме. По трудовой книжке вообще-то «педагог дополнительного обучения». Проще говоря, в подростковом клубе веду туристическую секцию. А с чего бы это вас заинересовало?

– Да нет, ничего, знаете ли, – Раиса Александровна была явно разочарована. Чуть брезгливо огляделась, поджала губы. – Я так поняла, вы себе здесь пополнение в клуб набираете?

– Не поняли, – Алексей говорил тихо, словно боялся, что услышат все остальные. – К моим ребятам это никакого отношения не имеет… не знаю уж, к счастью или к сожалению. И опять вы меня тут самым старшим назначили. Вам так хочется поговорить с большим начальством? Узнать, кому это выгодно? Или боитесь, что решение о ваших способностях будут подростки принимать, а не солидные люди? Могу вас успокоить – нужно это всем и каждому, кто приходит, и решение принимает тоже каждый самостоятельно. Просто вы увидите, что получается у вас, и что – у всех остальных. Силой еще никого у нас не выставляли, а вот сами уходят частенько. Без всякого голосования. Не верите?

Светлые глаза опять стали чуть колючими, слишком напряженными и внимательными. Дама под этим взглядом слегка покачнулась, засуетилась, зачем-то открыла и закрыла сумочку. Неуютно ей было, неудобно. И какие-то дела нашлись: посмотрела на часы снова открыла сумку, вынула блокнотик. Снова огляделась и нервно спросила:

– Так вас через неделю здесь же можно будет найти?

– Можно. Здесь. И через неделю, и через две. Мы не зверинец на колесах, переезжать не собираемся, – Алексей чуть улыбнулся. – Приходите, поговорим о способностях.

Дама вежливо попрощалась и ушла. Довольно быстро ушла. Скорее всего, и в самом деле важные дела нашлись, неотложные, о которых чуть не забыла в такой интересной компании. Хорошо, что вовремя вспомнила.

А вот Александр никак не мог вспомнить, где он этого парня мог видеть. Где-то точно пересекались уже дорожки, где-то чуть ли не рядом сидели… Нет, не вспомнить. Нужно, нужно обязательно: такого человека забывать нельзя. Вот же черт глазастый, где только научился! Надо с ним поговорить, вот только маскировку еще раз сменить придется, да подождать, пока устоится новый образ. Спешить тут вредно, очень вредно. Обычного человека этот парень почти сразу отсеет, не заинтересуется. Не иначе, поэтому и стоял в сторонке, в толпу не лез – разглядывал всех пришедших, проверял. Только вот для окончательного решения ему напрягаться приходится, поскольку опыта явно маловато. Александру «способности» дамы были видны сразу. Точнее, почти полное отсутствие таковых… по сравнению с тем же пятнистым Володей, например. Кто его в прошлый раз проверял, интересно? Впрочем, и Раису Александровну пока что сбрасывать со счетов не будем. Сделаем поправку на возможность той же самой маскировки и хорошие актерские способности. Все, время прошло, вперед!

– Извините… Алексей, я правильно расслышал?

– Совершенно верно, – добрые усталые глаза прищурились. – У вас тоже какие-то вопросы?

Александр чуть не хлопнул себя по лбу. Головой надо работать, головой! Не надо долго думать, надо сразу понимать! Сам же сказал – турист. И где же ты его еще видеть мог?!

– Вы случайно с нашими бардами не знакомы?

– Не случайно, но знаком, – прищур стал хитрым. И внимательным. На какое-то мгновение все вокруг Александра подернулось туманом, люди и деревья расплылись радужными пятнами. Только огонь «зажигалки» остался таким же ярким. – Даже в клуб к ним иногда захожу. А вас кто интересует?

– Леня-Пустынник жив еще? На маньяка своего не нарвался?

– Живой, не нарвался… даже не поет про него, разве что попросят, – Алексей улыбнулся. Широко, приветливо. -

Послушайте, а мы с вами нигде раньше не встречались? На Грушу вы в прошлом году не ездили?

Можно дышать дальше. Все в порядке. Впрочем, и без всех ухищрений Максима и Ильи вряд ли турист узнал бы Александра – а ведь на одном диване сидели! Только редко. На «четвергах» у Коли этот парнишка – тогда еще студентик с пестрым рюкзачком за плечами – не так уж часто появлялся. Нос у него, помнится, был целехонек, а вот глаза такие же прозрачные. Привели его и в самом деле ребята-туристы, водники. Этот Алексей с ними на байдарках ходил, а потом вроде бы к скалолазам подался. Тесен город Желтогорск…

– Нет, не ездил. Я вообще тут три года не появлялся, только неделю как приехал. Вот хожу, заново привыкаю к родным местам.

– Просто на огонек зашли или специально к нам?

– Если честно, к вам, но без всякой задней мысли, – Александр достал из кармана листочек-приглашение. – Просто стало интересно, что еще у «зажигалки» вырасти может. Опять-таки – вдруг кто из знакомых сюда заглянет по старой памяти.

– А куда ездили, если не секрет? – светлый взгляд пробежался по выгоревшему камуфляжу, споткнувшись на следах от нашивок.

Особенно на груди – там, где короткие полоски отмечали ранения. – Не на курорты Кавказа?

– Вообще-то секрет, но и в тех краях бывать приходилось. Решил подзаработать, вот и ездил туда, куда Родина посылает и денег побольше на дорогу дает.

– И как?

– Сначала ничего, а потом… – Александр махнул рукой, чуть поморщился. – В общем, есть места и поинтереснее. Где что заработаешь, то и платят. Мне-то повезло, а с одного земляка еще и за ботинки вычли. В которых у него ноги остались. Мало ли – вдруг он их продал, а на мину босиком наскочил?… Ладно, замнем. Да, кстати, встречаться мы точно могли. Пять… нет, шесть лет назад на «Золотой осени» не был?

– Точно! – обрадовался Алексей. – Отборчный прошел, а на

первом туре провалился! А ты?

– Я вообще не заявлялся. От моего голоса мухи на лету дохнут, – улыбнулся Александр. Очень радостно улыбнулся, от всей души. Еще бы! Контакт налажен, вот уже на «ты» – а ведь три минуты назад прощупывал, проверял. Впрочем, и сейчас еще не расслабился. – Я

на дверях стоял, проверял приглашения. Вместе с Мишкой-Академиком.

– Говорил же – встречались! А в клуб почему не зашел? Там через две недели концерт будет, из Москвы ребята приедут!

– Не хочется что-то, – вздохнул Александр. Перехватил

удивленный взгляд, пояснил: – Я тут на днях Мишку встретил, он мне рассказал про нынешний клуб. И про то, как старый развалился, и кто в новом музыку играет, а кто заказывает. Не нравится мне все это.

– Вот зашел бы – может, и понравилось… Ладно, – осекся Алексей. – Здесь все-таки по другому поводу собираются.

– Да, кстати, может, хоть ты толком объяснишь – что это за Древний Народ и что за способности? Слушал-слушал – так до конца и не понял.

– Способности? – глаза на мгновение стали не то что светлыми – светящимися. Нестерпимо, словно от десятка комаров, зачесался лоб. Чесать Александр не стал: мало ли, может, обычному человеку этого и чувствовать не положено. Но на всякий случай чуть шевельнул бровями. – Способности у тебя, скорее всего, есть. Проверить надо бы получше, но это потом, если захочешь. Не знаю, сможешь ты свечку зажечь или нет, но что погасишь – это точно. Кстати, никогда не пробовал? – спохватился Алексей. – Ну, взглядом?

– Пробовал, не гаснет. Вот боль руками снимать – было дело. Полезное занятие, только у самого себя не получается. Так ты эти, что ли, способности-то проверяешь? Биоэнергетику?

– Только при наших так не ругайся, – поморщился собеседник. -

А еще не упоминай биополе, Чумака и Кашпировского. Разве что в анекдотах.

– Почему бы вдруг? Настолько не любите?

– Именно настолько. Дело вполне серьезное, а его как раз в анекдот и превратили. Даже хуже – в модный анекдот. Повторяют все, кому не лень, да так, что уже никому не смешно. А насчет Древнего Народа – это не… Ну-ка, погоди, я сейчас!

Александр оглянулся. Сначала через плечо, а потом развернулся всем телом. Похоже, у молодых Древних начались неприятности. Весьма знакомые и вполне человеческие. Впрочем, и Народ они стороной не минуют… Пока разговаривали, подошли новые действующие лица. Вон тот, раскачанный до полной квадратности, действует оч-чень активно. Остальные пока что изображают группу поддержки. Моральной. Поблескивают макушками и ждут, когда потребуется не только присутствие, но и участие. Человек шесть-семь, оружия вроде бы нет, даже бутылки с пивом не стеклянные. А настроение можно и без верхнего зрения увидеть. Да и слышно неплохо.

– Не, ну я не понял! Ты че тут… – квадратный дотянулся до рубашки Романа-агитатора, все еще пытавшегося что-то объяснить. Секундой позже на перекатывающиеся бугры плеча легла ладонь светлоглазого Алексея. Квадратная голова развернулась. – Это еще что за… твою мать?!

– Какие-то проблемы, ребята?

Добрые и спокойные глаза бугристому-мускулистому явно не понравились. Да и перебитый нос явно не удивил. Под бритым черепом было не слишком много мыслей, и времени на их пробежку потребовалось всего ничего. Александр не успел даже протиснуться поближе.

– Проблемы? Щас будут!

Рубашку он не просто выпустил – с резким толчком, так что Роман полетел спиной вперед. И вниз, под ноги. Потом угловатый кулак двинулся вкруговую, вместе с мощным торсом. Красивая, очень правильная дуга должна была завершиться где-то на скуле Алексея.

«Бокс», – подумал Александр, увидев взметнувшуюся руку своего недавнего собеседника. «Нет, скорее славяно-горицкая… Вот чертова маскировка, придется все вручную!» Завизжала какая-то девчонка. Бритоголовые действовали слаженно, не впервой им такое. Двое поймали падающего паренька подкованными армейскими ботинками – один в ребра, другой в ухо. Еще двое попытались зайти Алексею за спину. «Засиделся я в своем лесу…» Дальше стало не до размышлений. Шестой год без тренировок – слишком много, да и возраст не тот. Тело, может быть, и вспомнило все, чему учили в армии, вот только не было оно теперь молодым, восемнадцати лет от роду. И опыта с тех пор большого не было, все больше железками работал, да еще головой. А эти – кулаками, и не только ими. Очень умело работали, надо отдать должное. Александр не отдал – скорее получил. По ноге – не в счет, по лопатке – вскользь, но старый шрам заныл, потянул мышцу. Эк!.. Удар слева под ребра принял правильно, без потерь, от второго закрылся – а вот третий пропустил. Откуда-то справа прилетело пушечное ядро и взорвалось между ртом и глазом. Остатки армейской выучки в этой вспышке как-то поблекли, зато своего времени дождалась другая наука.

Теперь все вокруг двигались заметно медленнее. Было время повернуться вправо, пропустить мимо головы следующий удар и помочь бритому пролететь вслед за кулаком. Немного. До ребра ладони, встретившего острый кадык. Было время, рядового Шатунова заставляли этой ладонью кирпичи ломать. Плохо получалось, но и хрящ помягче будет. Точнее, был. А тот, что слева, теперь пробует ногой достать – прямо как в анекдоте про спецназ. Вот только не смешно. Когда сначала эту ногу вверх, чуть придержать, а потом таким же ботинком между ней и соседкой – никому не смешно. Противно. Все, хватит, пора заканчивать раунд. Гонг!

Вообще-то «колокол», но это уж кому как нравится. Александру, например, не нравилось совсем, когда в давние времена Иваныч на нем такое показывал. В учебных целях. Правда, и сам от ученика то же самое принимал, но старику не так сильно доставалось. И вовсе не потому, что кто-то пожалел его седины. Не получался этот прием у бывшего разведчика, хоть тресни. Особенно когда надо было обработать двоих-троих, а то и больше. С шестерыми точно бы не справился. Но и не пришлось. Неплохо дерутся нынешние туристы, даже завидно…

У оставшихся на ногах троих бритоголовых разом исчезла с лица свирепая радость. Обмякли, один согнулся, другой схватился за голову. Третий, возможно, и последовал бы их примеру, только не успел – поймал переносицей сначала кулак Алексея, потом локоть. Толстый загривок ударился об асфальт с таким звуком, словно уронили пакет молока.

– Цел, земеля? – светлые глаза больше не были добрыми и усталыми. Помолодели. И потемнели – по крайней мере, стали не такими прозрачными, как пять минут назад. Или не пять?

– Почти, – Александр ощупал зубы языком. Пошатал клык, сплюнул вместе с кровью большой острый обломок. Осторожно дотронулся до губы – так и есть, пробита. Ну и леший с ней, затянется. Почему человек не акула? У них запасные зубы есть, выбьют – тут же на его место следующий лезет. – Есть незапланированные потери. Слушай, чем это ты их? Способностями вашими? Хорошие способности, у меня до сих пор в ушах звон.

– Это не я… А может… Черт его знает, как получилось, – Алексей задумчиво посмотрел на попавших под «колокол». Одного рвало, второй раскачивался и тихо подвывал. – Раньше такого не было. Да и сейчас ни о чем таком не думал. Может, из наших кто помог?

Оба одновременно посмотрели на толпу. Заметно поредевшую, кстати. А вот пятнистый Володя никуда не ушел. Стоял один, чуть в сторонке, и восхищенно разглядывал побоище. У других на лицах читались разные степени облегчения. Девчушка с рюкзаком помогала поднятся Роману. По шее у агитатора стекала кровь, но не слишком обильным потоком. От губернского «Белого Дома» подбегал наряд милиции.

– Ш-ш-што у ва-ас ту-ут?! – опередил всех запыхавшийся сержант. – Ш-што за драка?! Документы!

– Нет у меня документов, не ношу с собой. Если надо, можем

пройти ко мне на работу, тут недалеко, – Алексей пошевелил пальцами, слегка потер ушибленный локоть. – Вот ребята какие-то нервные подошли, даже закурить не спросили, начали на людей кидаться. Так что все было по крайней необходимости и в пределах самообороны.

Александр молча полез во внутренний карман, достал потрепанный военный билет. Пояснил:

– Паспорт дома. Я как раз из военкомата шел, насчет выплат узнавал. Остановился узнать, чего народ тусуется, а тут вот… подвалили. Товарищ… виноват, гражданин сержант, вы бы «скорую» вызвали, тут кое-кому требуется.

– Вижу, – милиционер уважительно заглянул в «книжечку», потом посмотрел на хрипящее тело под ногами. – Это чем вы его? Жить хоть будет?

– Должен вроде бы. Он мне зуб сломал, ну и… рукой я его. В общем, как учили, но постарался не со всей силы.

– Па-а-анятно… – сержант задумчиво приподнял кепку, потер

лоб. – Десант, спецназ?

– Разведка, – тяжко вздохнул Александр. – Армейская.

– Чечня?

– И там тоже.

– А где именно? Может, рядом были? – под козырьком жадно и радостно загорелись глаза. – Я три месяца как из командировки…

– Куда посылали, там и были. Везде, в общем. Я уж извиняюсь, не положено рассказывать. Подписку давал.

– Ну ладно, – голос снова стал жестким. Официальным. Сразу чувствуется: человек при исполнении своих служебных обязанностей. – Кто еще участвовал? Эй, ты! Ты, ты, тебе говорю, с подбитым ухом! Сюда иди! Так, свидетелей попрошу остаться!

Захрипела рация, сержант откликнулся.

– Слушаю вас, «Жетон»… Да, да, драка… Есть пострадавшие… Нет, не слишком… Надо, вызывайте, не меньше двух машин… Сами справимся, тут все кончилось уже… Так точно… Все на месте, свидетели сейчас будут…

– Чую, разговор мы продолжим в другом месте, – Александр стер текущую по губе кровь. Посмотрел на протянувшуюся через ладонь красную полосу. – Как думаешь, древняя или нет?

– Свежая, это точно. А остальное, если хочешь, выясним. В другом месте. Приходи в субботу к фонтану у цирка, в это же время… если хочешь, конечно.

– Думаешь, до субботы нас уже выпустят?

– А за что нас сажать? – светлые глаза округлились и моргнули. – Тут дело ясное, «скины» не первый раз на этом месте развлекаются. Разве что счет теперь не в их пользу, за что, кстати, тебе спасибо. Нас еще не трогали, правда, но мы тут недавно.

– Других мест не нашлось? Поспокойнее?

– Не подскажешь, где сейчас спокойно? Переберемся. Если уж у губернатора под окнами… – Алексей посмотрел на завывающего «качка». Добавил задумчиво: – А может, именно поэтому и здесь.

Ну ладно, так ты придешь в субботу или нет?

– Приду… Ч-черт! Слушай, у тебя нет знакомого зубаря? Такого, чтобы не сильно дорого за новый клык запросил?

(обратно)

ГЛАВА 10

Говорят, что любая история время от времени повторяется. Даже уточняют: в первый раз – трагедией, во второй – фарсом. А в третий или четвертый? М-да. Не исключено, что и бредом.

Александр стоял у окна и смотрел во двор. За спиной шумела компания – кто на диване, кто на стульях вокруг выдвинутого на середину комнаты стола. Дюжина человек – пардон, Древних. По крайней мере, большинство из них точно с Древней Кровью. Десять минут назад к таковым был причислен и он сам, нашлись все нужные способности. Ну, кое-что не совсем хорошо получается, но это поначалу, не волнуйся… А чего, спрашивается, волноваться? Не удалось с первого раза свечку взглядом погасить? Сил на это много потратил? Эх, ребята, а вы попробуйте не сразу погасить, а подергать огонек туда-сюда. Да еще и делать вид, что сейчас от натуги посинеете – причем впечатление это должно поддерживаться на трех уровнях восприятия… вот уж действительно бред какой-то.

Нет, все-таки никудышный из него шпион. Сейчас надобно сидеть вместе со всеми у стола, слушать разговоры, вникать в суть. Хотя бы понять, «кто есть ху», как сказал однажды советский президент. Всех друг другу представили, но вот сейчас обернуться, посмотреть – сразу и не вспомнишь. Ничего, память тоже не зря тренировал. Потребуется, все всплывет из серой глубины, а если Олег или Илья помогут – и вовсе дословно, даже то, что вроде бы не расслышал. Но это вариант крайний и в этом случае совсем ненужный. Не те разговоры ведутся за спиной. Что-то о каких-то новых фильмах, которые Александр не видел и видеть не мог – хоть в лесу, хоть по своей «контрактной» легенде. Что-то о каких-то компьютерных играх и клубах. Странные люди эти новые Древние. Похоже, они всерьез вознамерились построить систему реальной магии по примеру виртуальной. Флаг в руки, товарищи, и барабан на шею. Может, и верной дорогой идете. Потом посмотрим, куда этак приходят.

А сейчас будем разглядывать другое место. Лучше не нужно, конечно, но это как не думать о белой обезьяне. До чего все же мал и тесен почти миллионный город: окна этой «явочной квартиры» выходят как раз в тот двор, которого пять лет избегал больше, чем огня. Куда больше. Вон там, за огромным асфальтовым пустырем автостоянки – другой дом, такая же многоэтажная коробка. Почти посередине коробки – подъезд, возле которого однажды истошно завывал сиреной егерский «уазик» и выхаркивал из себя «слезогонку» юный маг-недоучка Юрик. А на седьмом этаже – как раз окно кухни светится – жила-была девушка Ирина… Александр вяло удивился собственному спокойствию. Впрочем, чему тут удивляться? И времени немало прошло, и нервы лишнюю нагрузку отключают. Тоже тренированные. Вон за углом виднеется троллейбусная остановка – там он Иришку в последний раз видел. Живой. Расплывчатый силуэт на холме не в счет, не было ее там. Была ведьма, вместе с другими творившая жуткий обряд, готовившаяся принять нечеловеческую силу и власть – а Михаил уже вскинул на плечо тяжеленную трубу огнемета… Все-таки дрогнули нервишки: поплыло перед глазами, замутило, даже паленым на миг запахло. Александр сглотнул застрявший в горле угловатый камень.

– Аня, может, вы чай будете? – робко спросили за спиной.

– Ой, мам, ну что ты вечно…

– А в самом деле, народ, давайте по чайку пройдемся! – в семейный разговор тут же встрял Алексей. Все-таки лидер в каждой группе должен быть, какие бы идеи равенства в этой комнате не провозглашали.

Народ отнюдь не безмолвствовал. Народ одобрительно зашумел. И правильно – от долгих разговоров горло сохнет, а за чашкой чая многие проблемы гораздо проще и быстрее решаются. Можно, конечно, и не только чай пить, но тогда вместо решения любой вопрос

получит очередную отсрочку. К тому же собираться в следующий раз придется на другой квартире: мало найдется родителей, радостно приветствующих в своем доме попойку с участием любимого ребенка. Даже более чем умеренную, по пол-литра пива на каждого… Проверено. Еще в бурные годы вольной студенческой жизни.

– Сейчас, сейчас, у меня уже чайник на плите! – обрадовалась хозяйка. – Аня, что же ты не предупредила, я бы хоть пирог испекла или печенье. Может, бутерброды с колбаской сделать?

– Ну, мам… – начала было дочка и оглянулась на Алексея. Возникла пауза, и Александр решил быть поближе к природе.

Которая, как известно, не терпит пустоты. Если по молодости лет здешний… гм… Древний Народ еще не успел создать привычки и традиции – надо же когда-то и начинать, не так ли? Тем паче если есть опыт предыдущего поколения. Видно, мало этот светлоглазый с туристами ходил, если не сообразил сразу. Можно было бы по дороге все взять.

– А не послать ли нам гонца?

Все изумленно повернулись к окну.

– По паре лишних монеток у всех найдется? Тогда давайте

скинемся, – Александр порылся в кармане, вытащил хрустящую бумажку и положил на стол. Перехватил удивленный взгляд Алексея. – Мне сегодня начали долги выплачивать, так что не обеднею. Ну, у кого что? Сходим, купим все, что нужно. Печенье, хлеб, сахар, масла пачку – какие еще предложения будут?

– И колбасы, – Алексей поднялся, пошарил в карманах. Его

бумажка была не такой новой, но того же достоинства. – Триста тридцать грамм. Можно и побольше. Кто при деньгах, выкладывайте, мы с Сашей сходим.

– Инициатива наказуема исполнением, – хихикнули за столом.

– Да нет, просто дело ответственное, – неожиданно вступилась сидевшая по соседству девушка. – Не тебя же посылать, ты пива вместо масла принесешь!

Кто-то прыснул в кулак, кто-то просто усмехнулся – не иначе, случалось с неудачливым остряком подобное. Звякнула на столе мелочь, поверх легла мятая десятка.

– Я сейчас… – двинулась было к двери Аня.

– Погоди, с тебя кипяток и посуда, – светлоглазый турист пересчитал деньги, ссыпал в карман. – Мы все-таки в гостях, а ты хозяйка. Мы к тебе пришли, нам и скидываться. Спасибо Саше, напомнил. Пошли, что ли? Тут рядом, возле остановки.

На площадке было темно и неуютно. Судя по запаху, труба мусоропровода была забита доверху – причем не первый день. Не спасали даже разбитые окна: вечер был тихий и теплый, сквознякам в такую погоду гулять по подъезду совсем не хотелось. Лифт

проехал наверх, двери скрипнули. Еще раз. И еще. Ну ничего, вниз – не вверх. Впрочем, и вверх было бы не так уж высоко: пятый этаж, не девятый все-таки. Можно и пешком. Да хоть бы и на девятый…

На третьем этаже сияла новенькая, еще не запылившаяся и не засиженная мухами лампочка. Видимо, кому-то из жильцов надоело использовать лифт для подсветки замочных скважин. Ярко освещенный подъезд уютнее не стал, скорее наоборот. Интересно, почему некоторые люди не могут не изгадить собственное обиталище?

Перед дверью подъезда в сизом дыму тускло алели звездочки сигарет. Коротко, очень коротко стриженные парни потеснились, освободили проход. Заныл обломок зуба… Нет, все вежливо. Обдали табачно-пивным перегаром, скользнули безразличным взглядом и вернулись к своему разговору. Александр придержал железную дверь, кодовый замок мягко щелкнул. Будем взаимно вежливы.

Прошли вдольдома, завернули за угол. Сотня шагов, до магазина, не больше.

– Саша, только честно – кто тебя учил?

– В смысле – учил? – Александр от неожиданности споткнулся на ровном месте. – Чему?

– Ладно, хватит на сегодня, давай напрямую. Я, конечно, глупо вляпался, но еще не совсем дурак. Со свечкой ты поигрался просто замечательно, даже я почти поверил, и не видеть ничего очень стараешься. Держишься ты хорошо, словно тебя это все и вовсе не интересует. Вот только на площади – это не я был. И не наши, точно говорю. Так где такому учат?

– В разведке. Я не вру и не шучу, – Александр тяжело вздохнул, перехватив недоверчивый взгляд собеседника. – В обычной армейской разведке, даже не в спецназе ГРУ. Ты знаешь, Леша, я во все эти фокусы вообще не верил, пока наш ротный на боевых не применил кое-что. Не глушил никого, огнем не кидался – просто нас прижали, а он с закрытыми глазами вычислил, где «бородатые» сидят. Сел, глаза закрыл – и, как в рекламе, с точностью до миллиметра. Вот после этого я к нему в ученики и навязался.

– Интересно было бы с ним встретится, – задумчиво протянул Алексей. – Он где сейчас?

– Под Грозным остался. Так что лучше бы вам подольше не встречаться. Лет этак с полсотни, не меньше.

– Извини, не знал…

– Да ладно, за что извиняешься? Ты мне вот что скажи – а серьезные люди у вас где собираются? Может, все-таки познакомишь?

– Какие это – серьезные? Чем тебе наша тусовка не понравилась? Или для тебя не круто – с молодыми за одним столом?

– Остынь, земляк, не кипятись. Тусовка, она тусовка и есть. Ты меня расколол, так и я кое-что сказать могу. В этой квартире у вас фильтрация, сортировка. Присматриваетесь, кто что может, кто приживется, ну, и новичков держите. Даже свободу им даете – когда встречаться, пиво пить или чай с бутербродами. А ты, по своей учительской привычке, молодежь потихоньку направляешь, куда старшие скажут. Точнее, Старшие – с бо-ольшой буквы. Я не прав?

– Не совсем, но в общем… Ты из нас прямо секту какую-то

сделал. Или подпольщиков, этакую «Молодую гвардию».

– Скорее «древнюю».

– Точно, – хмыкнул Алексей. – Это у тебя что,

профессиональное? Сразу такую вот структуру с конспирацией строить? Учили вас в разведке партизанские отряды организовывать?

– Ловить и давить их учили. В пределах, необходимых в горно-лесистой местности. А насчет конспирации – так нечего ее разводить, если все настолько честно и открыто… Хочешь, скажу, где у вас прокол?

– Скажи, скажи, – в светлых глаза блеснул неподдельный интерес.

– Агитатор ваш прокололся. Роман. Еще при самой первой встрече, на проспекте, сказал: «Приходите, старшие на вас посмотрят». Дальше все просто, как дважды два. Может, там и еще кто-то смотрел, но у тебя была задача – держать все в нужном русле. Я не прав? Да, кстати – эта Раиса… как ее там по батюшке, не помню… Она не из ваших? Очень уж вовремя и с нужными вопросами подошла.

– Нет, не наша, – Алексей рассмеялся. – И весьма надеюсь, что не будет. Это тебе еще повезло, что она одна пришла! Вот когда приходит таких десяток, да все если не с дипломами целителей, так с откровениями пророков – вот это, я тебе скажу, шоу! Никакого телевизора не надо! Да, раз уж речь о подсадных и подставных зашла – хочешь совсем уж дурацкий вопрос?

– Давай, выдвигай на рассмотрение.

– Ты-то сам на кого работаешь?

– На себя самого, разумеется. А что, есть другие варианты правильного ответа?

– Нету, – вздох получился не менее тяжким, чем за минуту до

того – у бывшего разведчика. – Жалко просто, если и в самом

деле ни на кого. Если честно, не один я жду, когда же нами соизволит хоть кто-нибудь официальный заинтересоваться. Кроме патрулей, только раз наша местная «полиция нравов» подъехала, поинтересовалась. Даже до конца не дослушали, заскучали, предупредили, что «в случае сигналов будут приняты меры» – и больше мы их не видели. По-моему, они нас вообще с кем-то путают. То ли с сектой, то ли с неформашками… а может, и с помесью того и другого.

– Запросто. Поставь себя на их место и найди с первого взгляда десять отличий. Кроме названия, разумеется. Только, знаешь, давай будем все-таки быстрее к магазину продвигаться, а то я сейчас икать начну – ей-ей, нас добрым словом уже поминают…

На обратном пути компанию в подъезде уже не застали, зато на первом этаже оказался вполне исправный лифт. Из него как раз выходила дама с собачкой – пришлось посторониться, чтобы пропустить сначала здоровенного ротвейлера, а затем хозяйку вполне соответствующего сложения. Пока пропускали, дверцы успели закрыться, но послушно разъехались по первому же нажатию кнопки.

Поднимающуюся железную коробку била мелкая дрожь. Для Александра эта тряска была еще и сине-желтой, с отчетливым тошнотворно-кислым привкусом. Не до разговора стало.

Наконец лифт открылся, вытряхнул на площадку пассажиров – и сразу словно цветным прожектором по глазам резануло. Нет, не по глазам.

– Вот и работай с ними, – вздохнул Алексей и брезгливо поморщился, словно выгребную яму учуял. – Ну никак одних нельзя оставить, сразу шалят детишки. Как ты думаешь, чем они сейчас заняты?

– Понятия не имею.

– А ты присмотрись, присмотрись. При них еще ладно, играй в новенького, но уж при мне… Кстати, меньше будут стесняться, а то очень уж подозрительно косятся на большого дяденьку. Так что у них там сейчас, как ты думаешь?

Александр попробовал разглядеть… куда там! Сквозь мерцающую сетку стенной арматуры можно было понять только одно: кто-то действительно шалит. Без всякого злого умысла, но затрачивая такие силы, что хватило бы слона поднять.

– Не разберу никак.

– Тогда пошли, посмотришь поближе. Если не напугаем.

Шалунам было не до испуга. И отвлекаться от своего важного дела они не собирались. Со стороны – с человеческой стороны – это действительно выглядело детской игрой в «гляделки».

Видимо, шуточки насчет безответственности и хождения за пивом продолжались довольно долго, и, как это бывает по законам диалектики, количество перешло в качество. Шутники, те самые парень и девушка, сидели в разных углах комнаты и пристально всматривались друг другу в глаза. Остальные с интересом наблюдали за поединком.

Посмотреть было на что. Особенно верхним зрением. Колышущиеся и вращающиеся радужные пузыри время от времени, словно грозовые тучи, выплескивали желтые молнии, прогибались под ударами, рвались и тут же заращивали дыры. В защите парня дыры появлялись гораздо чаще, зато его ответные удары становились все злее и мощнее. Желтый цвет постепенно сменялся злобным тускло-багровым.

– Брэк, – негромко сказал Алексей. – На сегодня хватит, давайте чай пить.

– Погоди, не мешай, – девушка отмахнулась, не отрывая взгляда от соперника. – Сейчас он не выдержит, и с него…

– Я не выдержу?! Я вот сижу и думаю, что с тебя потребовать: «Балтику» или «Ярпиво»!

«И впрямь – дети!» – молча ужаснулся Александр. – «Они тут на пиво поспорили, а потом будут половину жизни по больницам бегать! И ведь ничего им сейчас не объяснишь…»

– Хватит, ребята, хорошего понемногу, нехорошего – тоже. Пиво с меня, две бутылки, – голос Алексея приобрел мягкость резиновой дубинки, а сам он шагнул в комнату. Расставил руки так, чтобы взгляды с обеих сторон уперлись в его раскрытые ладони. – Хватит дуэлей, господа! На сегодня хватит дуэлей! И кстати, я извиняюсь, но ошибочка у вас вышла.

– Какая? – первой откликнулась девушка.

– Если бы одна… Вот сейчас за чаем и будет о чем поговорить. А пока что – наряд вне очереди, будете вдвоем на стол накрывать. Анюта, бери их в свою команду, пусть чашки таскают!

– Нужны они мне?! – откликнулась с кухни Аня. – Еще разобьют! Или друг на друга кипятком плескаться начнут.

– И кстати, об очереди и нарядах, – продолжил Алексей. – Лето на носу, если кто-то еще не заметил. Со своей детворой я уже бродячий сезон открыл. Народ, какие будут предложения?

– В ле-е-ес!!! – хором ответил народ.

– С палатками? С ночевкой?

– С но-чев-кой!!!

– Тогда подумайте всерьез о выезде, организации, порядке и тэ дэ. Снарягу я на первых порах обеспечу, однако кто будет харчи покупать, а кто на горбу тащить, это уж сами решайте. Чтобы не было, как сегодня. И заодно – кто будет ваши котелки и чайники от копоти отскребать. Если какой-нибудь особо продвинутый Древний освоит технику магического мытья посуды, пусть сразу поделится с обществом, мы ему памятник поставим.

– Из мрамора или из золота? – ехидно поинтересовался кто-то.

– Из консервных банок. Но в натуральную величину, с протертой до дыр кастрюлей в руках. И в венке из картофельных очисток, если еще и с этим делом заодно разберется. Кроме шуток, ребята, дежурный по лагерю – должность ответственная, по природной скромности не каждый согласится. Так что подумайте серьезно, кто с кем вместе хочет принести пользу товарищам, и в какой последовательности будем чередоваться. Готов дежурить первым. Кто в напарники пойдет? – Алексей оглянулся.

– Я, наверное, не пойду, – Александр потер подбородок. – Тут и в самом деле без опыта сложно, так что предлагаю: пара дежурных, один с походным опытом, второй на подхвате. Стажером, так сказать. Не знаю, как у вас тут заведено, я человек новый… Вдвоем мы запросто справимся, вот только как бы потом очередь не дошла до пары, которая огонь только на кухне разжигала. Все равно кому-то помогать придется – зачем тогда очередь?

– Можно и по-другому сделать, – откликнулась девушка, только что игравшая в «гляделки». – Кто-то костер разводит, кто-то на этом костре готовит, еще кто-нибудь воду таскает – у кого что лучше получается.

– Можно и так, – согласился Алексей. – Лена, а ты сама что будешь делать?

– Все, что нужно, кроме костра и дров.

– То есть согласна быть постоянным поваром? – уточнил Алексей и покачал головой. – Не думаю, что тебе это понравится. Все по лесу гуляют, а ты трижды в день вокруг костра с поварешкой пляшешь. Встаешь раньше всех… Кстати, проблему дежурства твой подвиг все равно не решает – если, конечно, ты не захочешь еще и воду таскать, и котелок мыть.

– А почему постоянным?! – возмутилась Лена. – Что, больше никто готовить не умеет?

– Значит, и отдельно дежурство поваров назначить… Кстати, на костре готовить – это уметь надо, это не плита. А раз уж ты согласилась на эту тонкую работу, то вряд ли другие умельцы найдутся. Или есть еще желающие?

Если таковые и были, то не отозвались. Только недавний спорщик довольно хмыкнул:

– Я же тебе говорил, что инициатива наказуема…

– Слушай, Антон, ведь достанешь, – неожиданно вступился за девушку Роман-агитатор. – Есть предложение, господа Древние: первым на таскание воды и мытье посуды назначить вот этого джентльмена – дабы впредь не смеялся пока другие работают. Кто за? Один против! Ничего, Антошка, не бойся, парень ты крепкий, справишься.

– Ну хорошо, пускай, – несколько ошалело согласилась жертва демократии. – А с кем я в паре получаюсь?

– Со мной, не бойся, – Алексей был явно доволен только что произошедшим судом. Скорым, но справедливым. – Считай, повезло тебе. Первый выход будем делать коротким, на пару дней – вы пока еще не втянулись. Так что дежурить нам с тобой только до полуночи, а потом нас сменят. Ужин приготовим, котелок вымоем – и спать. Следующая пара готовит завтрак, к обеду сворачиваем лагерь.

– А кто следующий? – блеснул глазами Антон. – Помнится, кому-то еще вне очереди назначали…

– Вторая пара – Саша и Лена. Справедливо, народ? Или кто не согласен? Если все «за», тогда следующий вопрос. Куда мы идем?

Зашуршала и расстелилась по столу карта. Желтогорск и его окрестности, километров на двадцать от города.

– Принимаются заявки и предложения! Кто места знает, чтобы красиво, с водой и людей поменьше?

* * *

Летний лес шумит совсем не так, как весенний. Особенно ночью.

Днем человек не столько слушает, сколько смотрит. Его привлекает и отвлекает свежая, только что пробившаяся зелень с яркими всплесками ранних цветов; пока не развернулся ввысь и вширь подлесок, человек видит сквозь будущую непролазную чащу на сотни метров во все стороны. Да и ошалевшие от поисков семейного счастья птахи звенят в ушах так, что не до шорохов, не до пришептываний… Ночь смазывает зелень в смутное пятно, заставляет цветы мерцать бледными призрачными свечками, разгоняет на ночлег порхающих певцов. Ночью в лесу человек вспоминает, что назначенное ему время – день, и любой ветерок в далеких вершинах заставляет прислушаться к своему негромкому шепоту.

Так вот, в весенних деревьях любой шепоток ветра – с присвистом.

И ветви поскрипывают тоньше. Летом слишком уж шуршат листья,

развернувшиеся во всю ширь и уже успевшие чуть подсохнуть,

затвердеть. Листьев много – и дерево качается всем телом, как

мачта с парусами, и так же горестно постанывает до самых корней. Летом звонче шорохи в подлеске, среди высокой жесткой травы на полянах. Да и шуршащих ночных зверушек прибавляется. И тех, кто на них охотится. И пробирающихся по своим ночным делам жуков, червяков, всякой хлопотливой суетливой мелочи. А еще вокруг человека летней ночью го-ораздо звонче радостное комариное пение… Но все-таки когда по темным веткам катится шипящая ветровая волна, а ветви рычат и вскрикивают на разные голоса – даже комары не так слышны. Наверное, их распугивают поднимающиеся на затылке волосы. Древняя, инстинктивная, а потому простительная каждому реакция на неизвестность, крадущуюся в темноте.

Александр давно уже в ночном лесу чувствовал себя не менее уверенно, чем в дневном. Да и видел немногим хуже – разве что цвета были совсем другие: верхним зрением сонная листва, например, воспринималась не зеленой, а скорее тускло-лиловой, а все без исключения цветы были желтоватыми. Лесные шорохи и пришептывания не пугали, а помогали. Но все равно – у костра было как-то уютнее. Не теплее, не увереннее и надежнее – просто по-домашнему хорошо. Хотелось, как коту, лежать прямо на земле и задумчиво смотреть на огонь.

Однако на земле было все-таки холодно. Май кончается, но все-таки не июль, еще тянет зимней стылостью, не прогрелась матушка-земля до самых костей. Поэтому лучше подстелить хоть и насквозь синтетическое, но весьма приятное исчадие цивилизации – коврик-"пенку". Так еще уютнее. И мягче.

В палатках ворочались, шушукались, шуршали тканью, чем-то позвякивали. Устало проныла задетая гитарная струна – инструмент был один на всех, и за вечер его общими усилиями растерзали почти до полной потери внятного звучания. «И Запад от них не ушел!» – рявкнули в одной палатке. «Ти-хо! Народ, спать давайте!» – откликнулись из других. «Кто будет орать – утром моет посуду! Всю!» – пообещал полусонный голос Алексея. «Капитана за борт!» – проворчали в ответ, но уже вполголоса. Наконец все угомонились, слышался только легкий шорох да дыхание – по большей части чуть заметное, но кое-где и напряженное, прерывистое. В конце концов и из этих палаток донеслось сонное посапывание. Вдали простучали по рельсам колеса. Затихли и они.

Александр подбросил несколько прутиков на угли, подул. Перемигнулись алые огни, весело запрыгали по сухой коре желтые лепестки. Рука потянулась было за веткой потолще, благо куча хвороста была под самым боком – нет, пока хватит. Не для тепла костерок, не для света, просто для огня.

День закончился, можно подводить итоги. Впервые посмотрел на этих молодых Древних в привычной – для себя нынешнего – обстановке. В плюсе: очень стараются любить природу. Очень. Так стараются, что сразу видно – дело не слишком привычное. Ничего, опыт как вес, быстро набирается, если все правильно усваивать и откладывать. Еще плюс, хотя и сомнительный: способности есть у всех, а у некоторых раскрываются прямо на глазах. То, что этим ребятам не с первого, так со второго раза удается, положено долго воспитывать, под чьим-нибудь присмотром. И не в таком возрасте, а чуть попозже. Когда прыти меньше, а собственных ошибок набралось столько, что можно и на чужих поучиться.

Алексей у них, конечно же, учитель и наставник, как и ожидалось. «Заместителя» ему явно не хватало, особенно с нынешней разросшейся компанией. Бывалый, знакомый, но не слишком «продвинутый» вояка для него сейчас утешение и облегчение, с неба свалившееся. Однако на широкие пятнистые плечи перекладываются дела исключительно внешние – дровишками разжиться, воду найти да присмотреть, чтобы детки слишком далеко не разбредались. Ну, и боевая единица в наше смутное время лишней не бывает. Новые идеи приветствуются, но только в обозначенных пределах. Спросишь, зачем и для чего все делается – разговор идет «на общих основаниях»: смотри, мол, и сам увидишь. Если умный. А если нет, и показывать незачем.

В особенности это касается волшебства всяческого, древним называемого. Здесь, кстати, отметим две детали: во-первых, обучение тех же Романа, Антона, Лены с Аней и прочего молодого народа идет куда тщательнее. Кое-что вообще не показывается, причем умышленно. Откуда же было знать этому туристу, что в заместители ему навязался ведун, которого пошли за водой, а он и от родника, за триста шагов может понять, кто и что там вытворяет… Это номер раз, как говорит Натаныч. А номер два – так это сами знания, которые передает молодежи Алексей, равный среди равных. Но некоторые равны более других… Слишком уж знакомо. До тумана в глазах. Фиолетового, с золотыми змейками.

И притом странные теперь у молодежи наставники появляются: впечатление такое, что сам он не так уж давно эту науку усвоил. И не так уж крепко: каждый урок – это еще и для него самого тренировка, причем неудачи свои он пытается объяснить причинами педагогическими: «Посмотри – и так не делай!» А сам злится, и злость свою от верхнего зрения не закрывает. Хотя чувствительных ребят здесь – каждый первый. Вопрос: что бы это значило? Либо «старшие» у нынешних Древних и в самом деле не слишком опытные, либо все это…

Додумать не получилось: сзади зашуршал полог палатки, тихо скрипнула «молния» входа, и в спину Александру уперся чей-то взгляд. Несколько удивленный, изучающий. Вдоль позвоночника пробежала ледяная струйка – неужели чувства не прикрыл, засветился? Ф-фу-ух-х, можно жить дальше. Не Алексей. Осторожные легкие шаги, тихий вздох в темноте.

– Заходи к огоньку, Лена, гостьей будешь, – не оборачиваясь, сказал Александр. – Замерзла или просто не спится?

– Вау! – донеслось из темноты. – Ты что, уже по шороху всех узнаешь?!

– Ну, типа, по шагам. И по отпечаткам пяток, чисто конкретно.

– А куда тут, типа, гостям заходить? Ну, где конкретно присаживаться? – поддержала игру девушка.

– Давай сюда, если не боишься. Я заодно дровишек подкину, – Александр встал с «пенки». – И чайник подогрею.

– Да ла-адно, не на-адо… А может, и вправду так лучше. Действительно, холодно что-то. Слушай, откуда этот чайник вообще взялся, не знаешь? Вроде бы никто не брал, собирались в котелке кипятить – а тут такое чудовище обнаружилось. Валялся он здесь, что ли?

– Не валялся, – костерок принял несколько чурбачков, разгорелся поярче, и над ним повисло черное «чудовище». Только слабый отблеск возле ручки позволял распознать в нем металлический предмет: слой копоти наводил на мысли о геологических эпохах, угольных пластах и их промышленной разработке. – Вполне планомерно лежал. И Алексей об этом знал: что, где и как. Это у нас не случайный привал в лесу, на этом месте туристы уже поколениями останавливаются. Если хорошенько поискать, таких заначек может быть и больше, но я бы не искал. Не мы прятали – не нам и брать.

– А чайник, значит, Леха заначил?

– Может, и не он сам, а просто видел, где кладут. Или сказали ему, нам-то какая разница, – Александр присел у огня, прутиком передвинул головешки, закатил обратно выпавший из кострища уголек. – Наше дело – использовать по назначению, не изгадить и вежливо назад положить.

– Ну хорошо, это мы такие вежливые, но вот приходим через две недели – и нету чайника. Что делать будем?

– То, что и собирались, – пожал плечами Александр. – Кстати,

на будущее, вдруг пригодится: никогда для этого не бери армейский котелок. Он для другого предназначен, а готовить в нем, и тем более на целую ораву… Это уж совсем крайний случай должен быть, лучше кастрюля с проволокой. Мы хотели Вовке сказать, да подумали и не стали. И ты не говори.

– Почему? Он же его и в следующий раз притащит!

– В следующий раз кроме него кому-то еще поручим, а он потаскается и сам поймет. Незачем мальчишку лишний раз носом тыкать, и без того весь в колючках, как ерш. А чайник… Могут, конечно, и прихватизировать, смекалки у людей хватит. Или не хватит совести. Только его ведь еще найти надо, не просто же под кустиком лежал. Разве что случайно наткнутся.

– Спасибо, о мудрейший, объяснил и просветил, – Лена облегченно вздохнула. – Теперь могу спать спокойно и не переживать за горестную судьбу наших чайников. И черных, и зеленых, – девушка не выдержала и блеснула улыбкой. – Послушай, Саша… можно вот так, по простому?

– Даже нужно, – улыбнулся в ответ Александр.

– Вот с тем же Володей – ну чего вы возитесь? Он уже всех достал, как… не знаю, как кто, но уже сил нет. Чуть что – сразу обиды, сразу пальцы веером и сопли пузырями! Слова ему не скажи – он сразу уходить собирается, Леха сразу на всех рычит, что ведем себя «по-человечески»… А как еще с ним… А вы: «Он тоже один из нас, нам всем надо вместе быть!»

– Это когда я такое сказал?!

– Ну, на этот раз не ты, какая разница! Все вы долбите все время: единства не хватает, надо быть спокойнее, надо быть выше!

– М-да, это уже, как говорится, без меня меня женили… Лен, вот посмотри на меня. Нет, я же не сказал: «Взгляни и отвернись», ты внимательно посмотри!

– И что?

– Ты меня ни с кем не перепутала? Ночь, знаешь ли, темно, видно плохо… А теперь вспомни: давно я с вами тусоваться начал?

Когда меня проверяли, годен я в вашу компанию или нет, ты сколько уже времени как Древней числилась? Это кто кому должен насчет поучений говорить?

– Вот-вот, числюсь долго, хожу долго, и что с этого? – голос девушки прозвучал неожиданно глухо. – Кто сейчас кого учил насчет котелков? Думала, хоть здесь нормально будет… Нет, все то же самое – сиди, не высовывайся, а то отшлепаем! Сиди, не рыпайся, пока не поумнеешь! Братство, блин, с распорядком из казармы! То-то Леха и обрадовался, когда ты пришел – будет кому нас построить! Ты мне скажи, только честно: не навоевался еще, герой? Не надоело строем ходить? Или других не успел погонять?

– Не успел, знаешь ли. Не до того было. Хотя и предлагали в учебку идти. Таким, знаешь ли, голливудским сержантом-инструктором, только не по строевой подготовке, – Александр пригляделся к закопченному носику. Нет, не кипит чайник. А он сам? Спокойнее надо, спокойнее! – Кстати, о казарме: я в ней за последние три года хорошо если месяц прожил. Если все дни вместе сложить. Так что ты, наверное, тамошний распорядок лучше меня знаешь, раз он у вас давно введен. А насчет войны… Знаешь, Лена, если уж честно говорить, то на войне вся ваша компания двух дней не прожила бы. Если бы вообще не перестреляли друг друга, как только оружие получили. Добрый у вас тут народ подобрался. Дружелюбный, спокойный, все друг другу братья и сестры. Такие братья, такие сестры, что сижу и думаю: а какого лешего я еще здесь?! Не пойти ли мне куда подальше, не поискать ли другую компанию?

– Ну и чего сидишь?

– А куда идти, не подскажешь? Только, не говори, что на север! Сам знаю, где здесь электричка. Прежних компаний нет, новыми не обзавелся, разве что вашей. К бардам податься, вспомнить былое – привет, мол, мамонта заказывали? Был я у них недавно, с Алексеем вместе заходили. Старых знакомых почти не осталось – кто в работу и семью ушел, кто вообще в Москву перебрался, счастья столичного искать. А новые… Это люди новые, а поют все то же самое. На дискотеки я и раньше не ходил. На троих знакомства заводить не хочется. Где еще сейчас интересных людей найти?

– Ну, это смотря кто тебе нужен. Чайник сними, выкипит. Это чья кружка?

– Будет наша.

– Давай покрепче, все равно спать не тянет. Эй, ты что! – кипящие капли разлетелись из пыхнувшего носика, окропили и руку, и джинсы. – Тоже, блин, бывалый – налить не умеет! Ау-у-у, жжет как!

– Дай-ка, боль сниму.

– Уйди, я сама. Целитель пятнистый… – девушка покачивала обожженную руку в здоровой, словно ребенка баюкала. – Ты наливай, наливай, я от чая не отказывалась. Только подальше держ-жись! Ничего, ничего, поболели, и хватит… Вот так, вот так, и все хорошо…

Молчали долго. Очень долго. Пар над кружками розовел в отблесках костра, свивался призрачными струйками, уходил куда-то вверх – искать свое место между звездами и комарами. Чаинки, широкие и темные, как прошлогодние листья, всплывали при каждом движении и вновь оседали в бурую глубину. Потом стали видны через чуть мутноватую жидкость. Потом и вовсе показались на поверхности, улеглись влажно блестящей горкой.

– Так кто тебе был нужен? – задумчиво сказала Лена, разглядывая бурый, похожий на водоросли холмик в своей кружке. – Такие, чтобы на войне дольше двух дней прожили? Или интересные?

– Обиделась? – вопросом на вопрос откликнулся Александр. – Не нужно, на правду не обижаются. Вообще-то ты права, я, похоже, и в самом деле никак с войны не вернусь и кирзой насквозь пропах. И здесь, с вами, все какое-то… ну, не знаю. Ненастоящее, что ли. Или просто такое, что никак всерьез поверить не могу. Вот то, что вас учить надо, как ноги не стереть или спину рюкзаком не намять – это доходит, а все остальное словно сквозь сон.

– Бывает. У меня у самой иногда так же – словно я не здесь, а кино смотрю. Или все это какая-то игра, квест компьютерный: нужно набрать побольше способностей, разгадать все загадки и только потом узнать, зачем все-таки это нужно было. Хотя с самого начала вроде бы и знаешь, куда и зачем идешь, только пока дошел – и ты меняешься, и твоя цель…

– И мир вокруг тебя, – подхватил Александр. – Точно. А вообще, вот ты сама для чего сюда пришла? И как? Тоже на улице листочек дали?

– А я не сюда пришла, – девушка поставила кружку на землю. Развернулась и посмотрела собеседнику в глаза. Где-то за ее зрачками плясали то ли блики костра, то ли звериные злые алые угольки. – Я сначала в другой компании была. И Леха там же был. Еще с самого начала, с осени, когда эта самая статья вышла и все как с ума посходили. Знаешь, как это было? Закрываешь глаза – и все-все, про что там написано, видишь, никаких фильмов не нужно. Только в газете все это расписано-разрисовано красивенько, чуть ли не радостно – вот, мол, герои какие! Полные штаны радости: ночью просыпаешься, закричать хочешь, а воздуха нет, горло передавило. Сходишь с ума потихоньку, а потом в универе встречаешь кого-то – и видишь, что у него та же ночь в глазах. Без всяких разговоров. Обо всем говорите, а про то, что все только и обмусоливают – страшно. И когда кто-то рядом вспомнит – страшно. Вот и собрались, чтобы бояться вместе, как дети под одним одеялом. Понимаешь, как это бывает?

– Понимаю. Можешь поверить, самому снилось… Только не это, а свои дела, – спохватился Александр. – Погоди, а что за статья? Осенью меня тут не было.

– У-у-у, так ты же не знаешь ничего! А эпидемию ты помнишь или тебя тоже не было?

– Был, – в огонь полетели очередные сучки, пламя притихло и вновь радостно взвилось. – Даже самого малость зацепило.

– Ну тогда возьми у кого-нибудь да почитай, все наши тогда вырезки собирали. Хоть у Лехи поинтересуйся, хоть у той же Анюты. Как раз про тогдашнюю заразу и про то, как с ней Древняя Кровь связана. Там, правда, не сразу разберешь – то ли Древние эту штуку выпустили, то ли обратно запихнули… Все по-разному говорят, кто как прочитает. Сосед мой вообще бегал по двору, грозился всех нелюдей порезать. У него тогда сестра умерла, да и сам крышей маленько сдвинулся, а как прочитал – вообще везде стал врагов человечества выискивал.

– И как, нашел?

– Врагов – не знаю, а дружков – точно. Таких же идиотов. Ходит в какой-то спортзал, качается, а потом бабок с лавочек распугивает. Орет, что все они ведьмы и что до всех еще доберутся. Один раз вообще заявился с целой толпой, человек десять. Стояли возле дома и всем в глаза пялились.

– Что-то много идиотов по улицам ходит…

– Я же говорю, как с ума посходили. Всем городом. Раньше у нас в любом подъезде если не колдун, так экстрасенс жил, а сейчас вообще каждый третий сам себе маг.

– А почему каждый третий? – поинтересовался Александр. – Почему не каждый второй или вообще не каждый?

– Потому что из троих один колдует, второй у него не то лечится, не то учится, а третий бегает с топором и мечтает второго от первого спасти, – без малейшей тени улыбки ответила Лена. – Ты на базар в воскресенье выйди и на людей посмотри. Хорошенько

посмотри, изнутри. И послушай заодно, о чем разговаривают. Три года тебя не было – что, разницу не заметил?

– Н-нет вообще-то… Знаешь, там все по-другому было. И люди другие, и разговоры. Даже у местных. Так что я и забыл-то, как оно раньше было. На базаре и в трамваях всегда о ведьмах

говорили, еще в Союзе. Ладно, присмотрюсь, спасибо за совет. Ты лучше все-таки расскажи, как вы собрались. Ну, прочитали статью, посмотрели друг другу в глаза и решили бояться вместе. Кто первый одеяло на себя потянул? Тот, кому страшнее было?

– Всем страшно было, поэтому все и тянули, – почти прошептала девушка и дернула плечами. – Не смешно, Саша, совсем не смешно. Кстати, об одеяле – дровишек не подкинешь? Что-то и в самом деле холодает.

– Погоди, я способ получше знаю, – Александр нырнул в сумеречную, мерцающую тишину возле палаток. Нашел свой рюкзак, отстегнул пухлый сверток. Вернулся к костру. – Накинь на плечи. Если дров подкинуть, ты ноги поджаришь, а спина все равно мерзнуть будет. Одевай, не бойся, порохом не пахнет, кровью не заляпано. Я этот бушлат уже здесь купил, мой старый весь вытерся.

– А почему не куртку? Сам говорил, никак с войны не вернешься – не надоело? – толстое камуфляжное одеяние чуть не вывалилось из непривычных рук. – Бр-р-р, какой холодный!

– Ничего, сейчас прогреется. А куртку – ну где ты такую

найдешь, чтобы и под рюкзак не жалко, и у костра, и грязь не так видна? И сколько она стоить будет? Хотя вообще-то ты права, пора шкуру менять. Ладно, давай теперь разговорами погреемся – или еще чаю плеснуть?

– Только подогрей. Да ладно, не вешай, просто к костру поставь! – Лена неожиданно рассмеялась. – Вот видишь, и тебя учить нужно! Рано тебе еще к старшим, рано! Не буду рассказывать!

– Погоди, так эта ваша компания, которая осенью собралась – это и есть Старшие?!

– Тепло, еще теплее! Скоро совсем жарко будет! Вообще-то той компании уже нет. То есть кто-то остался, кто-то новый пришел – вот Леха, кстати, уже зимой. А я вот ушла, когда эти собираться начали.

– Почему, если не секрет?

– Какой там секрет… – торчащий над пушистым воротником бушлата носик забавно сморщился. – Сначала мы друг за друга цеплялись, как за соломинку: надо же, и еще есть такие люди, как мы! Надо же, и тоже не совсем люди! А потом подвалила одна странная компания, и как то у нас началось… то ли слишком уж не по-человечески, то ли наоборот. Нет, я не спорю, вот этой всей магии они как раз толком и начали учить. Как чувствовать, что когда можно делать, как защиту ставить, та же Наташка и меня научила. Но вот… не знаю даже, как сказать. Там с нами один парень был, то ли нефер, то ли просто в этом направлении подвинутый, так лучше него не скажешь. Он первым ушел, я его потом встретила, спросила, почему. Вот он мне и ответил: «Знаешь, Ленок, хорошие они ребята, только братковского духа в них нет». Потом я присмотрелась – точно заметил. Умеют они много, летают высоко, орлы наши. Вот только если бы просто смотрели сверху вниз, еще ничего, а они каждый раз обгадить норовят – не тебя, так найдут кого-нибудь. Вот я им и сказала однажды, прямо как теща в анекдоте: «Злые вы, уйду я от вас».

– И ушла?

– Ушла, как видишь. К Игорьку этому ходила, горюшку нашему дивному, так они там только глюки ловят – хоть по квартире, хоть по лесу. Ну вот не верю я, что Древний Народ – пришельцы из параллельного мира! А они там только и делают, что свою прошлую жизнь вспоминают и вздыхают: как бы им, несчастным, в новой жизни обратно туда попасть. Так вот одна побродила-побродила и сюда дошла.

– Ну и что с того? Вернулась к той же компании, под их же крыло.

– Не скажи! Тут народ другой, и живут по-другому. И вообще, Леха нормальный парень, если с той же рыжей стервой сравнить или с ее дружками.

– С какой стервой? – в голове шевельнулось тревожное воспоминание. – С этой… твоей первой учительницей?

– Ну да, Наташенька, золотце наше рыжее. Ей, по-моему, уже под тридцать, хотя так сразу не скажешь. Добрая такая, все понимает, всех хвалит, пока не попробуешь что-нибудь поперек сказать. Чем она всех держит, я не знаю: там что парни, что девчонки все со своей головой. Есть и нормальные – ну, то есть, с кем нормально поговорить можно, если никто рядом не стебается и пальцы не гнет. Вот тот же Леха хотя бы. Недавно я к ним заходила, пока эта… на работе была, хорошо так поговорили, жалко, что мало. Там один появился недавно – парень не парень, мужик не мужик, но интересный, Андрюхой звать. Он парашютом занимается, всякие приколы рассказывал. Вот, кстати, чуть не забыла! Весной пришла к ним девчонка, которая эту статью и написала. Я сама не видела, ее Наташка везде с собой таскает, но, говорят, толковая, не из этой компании с пальцами…

В нависших над палатками ветках что-то зашуршало, ухнуло и завозилось. Потом костер взвихрился – чуть не касаясь языков пламени, бесшумно плеснули здоровенные крылья, вспыхнули два круглых глаза и умчались в темноту. Лена тонко пискнула и нырнула в бушлат, кинулась Александру за спину. Тот перехватил, прижал трясущийся клубок рук, ног и одежды к груди. Нашел голову, погладил.

– Тихо, тихо, ты что?! Это филин, всего-навсего филин. Старый, наверное, заснул и на ветке не удержался…

Верхним зрением филин был еще различим, хотя деревья почти закрыли скользящую между ними большую птицу. Что-то знакомое почудилось Александру в этом полете. В полете – и еще в необычно ярком желтоватом свечении, постепенно гаснущем в мельтешении ночной жизни леса.

(обратно)

ГЛАВА 11

– Оплачиваем за проезд! Кто вошел, оплачиваем! Задняя площадка!

Умение кондукторов протискиваться сквозь переполненный трамвай явно сверхъестественное. Обычные люди так не могут. Необычные – тоже: еще ни один экстрасенс не сумел раздвинуть задыхающуюся толпу усилием воли. Локтями, ребрами – пожалуйста, но тут же получишь не менее жесткий ответ. Еще и праведный гнев всего трамвайного общества, сопротивляться которому может далеко не каждый. Даже среди жителей отдельно взятой шестой части суши.

Однако тот же самый житель, пришедший на трамвайно-троллейбусную службу и взявший в руки рулончик билетов, почти всегда способен проникнуть сквозь монолитную стену сограждан. Почти – потому что в час пик никакие законы природы в трамвае не действуют. Ни физические, ни метафизические. Все равны, все одинаковы, и только большой опыт и врожденные способности позволяют кондуктору втиснуться и собрать с пассажиров полагающуюся дань. Или не позволяют – на радость «зайцам» и контролерам.

– Оплачиваем за проезд, на линии контроль! Молодой человек, у вас что?

– Проездной.

– Показываем!

Молодой человек повел себя странно. Он не полез в карман за раскрашенным кусочком пластика. Не начал излагать причины, по которым он именно сейчас не может этот кусочек показать. Не пообещал сойти на следующей остановке. Даже не отвернулся к окну, как большинство безбилетных россиян, не платящих и не желающих платить за проезд по соображениям скорее идейным, чем материальным. Нет, молодой человек тряхнул длинной гривой светлых волос, зачем-то поправил удерживающий их ремешок-хайратник и пристально посмотрел в глаза кондуктору.

Могучая дама с сумкой через плечо и номерным значком ответила мрачным взглядом и повторила чуть громче:

– Показываем! Или оплачиваем!

– У меня все в порядке, – негромко сказал длинноволосый.

– Раз в порядке, значит, плати! – номерной значок возмущенно содрогнулся. – И нечего пялиться! Или платим, или выходим! Давай, давай, на выход! Вот сейчас остановка, на ней и сойдешь!

Молодой человек был настолько удивлен, что даже не сопротивлялся решительному подталкиванию. Загрохотала, откатываясь в сторону, обшарпанная дверь.

– Выходим, выходим! Вот моду взяли – не платят, еще и глаза отвести пытаются! Девкам своим глаза отводи! Нет денег – пешком надо ходить! За-а пра-аезд готовим, кто без денег – выходим сразу!

Дверь заскрипела, задергалась и гулко хлопнула. Как стартовый пистолет. Трамвай качнулся и начал очередной забег по узкой дорожке среди дачных заборов. Внутри неразборчиво забормотал динамик, потом все заглушил пронзительный визг стали и стук колес. На повороте красная жесть взлохматила разросшийся куст сирени, обтряхнула чуть пожухшие листья и скрылась.

Молодой человек еще раз поправил хайратник и задумчиво посмотрел вслед вагону. До сих пор отвод глаз у него получался весьма неплохо, почти безотказно. Мало кому удавалось перебить. А тут – какая-то тетка, в которой и под микроскопом не углядеть ничего особенного… Может, кондукторам обереги начали выдавать, вместе со значками? Хорошо хоть никого из своих рядом не было. Долго бы припоминали. Ну и ладно, пару остановок пешком пройти можно. Так даже лучше: можно сказать, что от самого центра шел. А что? Трамвай – это для людей, а нас от него тошнит. И верхнее зрение отказывает, поскольку кругом провода и железо, сплошные помехи. Ну, пора, и без того за опоздание вздрючат. Пешком или нет, а к началу успеть должен.

Трамвай катился дальше. Снова открылась дверь, и на заднюю площадку поднялся парень в строгом сером костюме. Предъявил кондукторше красную книжечку. Спокойно дал удостовериться в подлинности всех печатей и сходстве фотографии с физиономией владельца документа. Прислушался к раздраженному ворчанию и осторожно остановил двинувшуюся было дальше даму с значком:

– Простите, и часто у вас на маршруте такое бывает? Я имею в виду, колдуны, экстрасенсы и тэ дэ?

– Часто, часто! Вам один? – это уже было сказано другому пассажиру. Звякнула в сумке мелочь. – Развелось их в последнее время, сил никаких нет! И управы нет! Все умные стали, плюнуть некуда!

– Ну зачем же плевать… – задумчиво протянул парень в сером. – А управа может и найтись. Вот вы сами – взялись бы порядок наводить?

– Стреляла бы я их! – тетка обрадовалась так, словно ей уже выдавали «калашников». С серебряными пулями. – Или на кострах сжигала! Слышали, что они прошлой осенью в лесу творили?

– Нет, не слышал.

Вместе с парнем интерес к разговору проявил почти весь салон. Задняя половина – наверняка.

– Во-от, не слышали! – кондукторские обязанности были на время забыты. – А там ребенка в жертву принесли! Даже в газетах было. Прямо совсем крохотного, взяли и зарезали, нелюди!

Сидевший неподалеку пожилой мужчина скрипнул зубами, хотел что-то сказать, но сдержался. Вмешалась его соседка:

– Как узнали-то о ребенке? И что же, до сих пор не нашли, кто?

– Так вот и узнали! Там люди рядом проходили, попробовали вступиться, так одного тоже ножом пырнули, еле до больницы потом довезли! А почему не нашли, так это… – распалившаяся кондукторша обернулась к парню в сером и наткнулась на жесткий прищур. На секунду, не больше. Этого хватило, чтобы закончила она заметно тише: – …это вы у милиции спрашивайте. За-а проезд кто не оплатил, приготовили!

– Вот так оно и будет: мы болтаем, а нас режут, – негромко произнес пожилой. Посмотрел через плечо на парня, поймал внимательный взгляд. – Что, земляк, скажешь? Так и дальше пойдет?

– Посмотрим, – жесткие глаза что-то пытались высмотреть среди пробегавших мимо садов и домиков. – Посмотрим. Если захотите еще что-нибудь сказать, а еще лучше – сделать, позвоните по этому телефону, – из внутреннего кармана серого пиджака появилась желтоватая визитная карточка с красной полоской. – Лучше всего в рабочее время. Скажите, что насчет колдунов и что в трамвае виделись.

* * *

Давно забытое ощущение бездомности. Газеты, столбы, заборы, крупные буквы «СДАЮ» и мелкая приписка: «русской семье без детей», «только студенткам», «семье»… Все понятно, каждому хочется каких-то гарантий порядка и порядочности. Одинокий молодой мужик с неясным прошлым, настоящим и будущим – это в наших краях как раз противоположность благим пожеланиям. Впрочем, есть еще фирмы: заплати и живи, деньги не пахнут. Вот только интересует фирмачей в основном жилье побольше, поприличнее, со всеми удобствами. И подороже. И ближе к большим улицам – что, согласитесь, сказывается на цене. В приятную для коммерсанта сторону.

Центр и удобства – это хорошо, но есть люди, которые готовы пожертвовать комфортом. Точнее, обычными представлениями о нем. «И нелюди тоже», – думал Александр, пытаясь и дома разглядывать – что за заборами и деревьями не всегда было так уж просто – и местных шавок, хозяек пыльной улицы, близко к ногам не подпустить. Воздействовать на них он пытался вполне по-человечески: нагибался за ближайшим камнем. Дворняги отскакивали на приличное расстояние, но продолжали выполнять свой тявкающий долг. Одинокий прохожий приобрел свиту, грозившую разрастись до роты почетного караула. Или до эскадрона – что именно собачьему войску больше подходит? Следующий участник демонстрации протеста выскочил из калитки с обрывком цепи на шее. Вслед ему выглянула ошарашенная хозяйка.

– Уберите собаку, пожалуйста!

Никакой реакции. Ленивый, изучающий взгляд. Пес-барбос, почувствовавший безмолвное одобрение и добирающийся до штанины. Добрался все-таки… Хорошие, между прочим, брюки были. Новые. Только вчера надел. А перед этим половину рынка перебрал, пока нашел подходящие. Пес, надо сказать, достаточно шустрый – за ошейник ухватить не удалось. Хотя Александр старался на совесть: очень уж хотелось приподнять мерзавца и немного подержать над землей. Минуты две, не больше.

Пришлось довольствоваться малым – подобрать камень и все-таки осуществить угрозу. Не попал. Камнем. Но пес все равно обиженно взвизгнул и нырнул за хозяйскую юбку. Остальная свора, поскуливая,кинулась по домам. Почувствовали, значит. И не только они: в доме дико взвыла кошка.

– Так, я просил собаку убрать? – Александр мрачно повернулся и увидел только захлопывающуюся калитку. – Эй, эй, а за штаны мне кто заплатит?

– А ну иди отсюда, пока собаку не спустила! – привычно откликнулись из-за забора. Тут же поправились: – Пока милицию не вызвала!

– Давай-давай, вызывай! Протокол составим, кобеля пристрелим! Телефон хоть есть?

Хлопнула дверь. Через минуту на окне опасливо шевельнулась занавеска, колыхнулась и тут же замерла. Еще минуту Александр изучал повреждения и раздумывал – ломиться в калитку и требовать возмещения и возмездия или махнуть на все рукой. Дыра показалась не столь уж заметной, а денег у местных жителей отродясь не водилось. Разумнее всего было не связываться и пойти дальше. Но какова чувствительность, однако – не хуже кошки… Ведь юркнула во двор чуть ли не быстрее собаки, а на людей такое действовать не должно. Или просто здоровые инстинкты, позабытые населением многоэтажек? Если зверье спасается, надо бежать со всеми. Как от лесного пожара. Сильно, значит, у нас недооценивают простого обывателя, жителя городских окраин. Близок он к природе, и неизмерима мощь его интуиции. Однако спросить, кто здесь сдает жилье, не удалось, придется идти дальше.

Нет худа без добра! Только успел отойти от окна с подрагивающей занавеской, как чуть дальше по улице приотворилась калитка. Все, что можно было разглядеть в щель – край платка, кончик носа и горящий здоровым соседским любопытством глаз. Лучше всего в таких случаях – сделать вид, что ничего не заметил, и попытаться пройти мимо.

Как и ожидал, пройти не дали. Будто бы случайно серой утицей выплыла на улицу старушка в платочке, приметила незнакомца, посмотрела на него уже двумя глазами:

– Молодой человек, не подскажете, который час? У меня будильник что-то остановился, видно, завести забыла, вот шла узнать у кого…

– Без десяти двенадцать.

– Вот спасибо, вот спасибо, дай вам бог здоровья, а вы к кому?

– Пока еще не знаю. Вы не в курсе, может, кто комнату сдает? По центру все дорого, а мне все удобства не нужны, мне в зарплату уложиться… Да и спокойно тут у вас, воздух чище.

– И правильно, и правильно, да и у нас дорого, приезжают… – старушка осеклась, взглянув куда-то вдоль улицы. – А вы сами будете или с семьей?

– Пока не обзавелся, – Александр постарался улыбнуться добродушно и доверительно. – Сначала работа, потом жилье, а потом уже и о семье подумать можно.

– Конечно, конечно, – одобрительные кивки почти слились в крупную дрожь платка. – А вы, значит, сами не здешний или просто от родителей отселяетесь?

– Не здешний, из Баронска, – до этого райцентра было километров шестьдесят. И близко, получаешься почти что своим, местным, и довольно далеко, особенно не наездишься. – Завод закрылся, в армии по контракту служил, теперь вот место в охране нашел. Так не подскажете, кто у вас тут…

– Ага, ага, уж извините, заболталась, одна живу, так давайте, я с вами прямо и схожу, тут рядом совсем. Ой, да кто же вас так?! – только теперь бабуся опустила свой взгляд и соизволила заметить рваную штанину.

– Да вот тут по соседству у вас псина какая-то дурная, выскочила да ухватила, – Александр отметил про себя бабкино «кто». Выдала себя старая подпольщица, не поинтересовалась, где порвал. – Она что, на всех кидается? В милицию заявить надо, вдруг бешеная.

– Ой, заявите, заявите, давно надо! – старушка засеменила дальше по улице, приглашающе оглядываясь. – Да идемте, идемте. Этот Байкал тут никому прохода не дает, а Верка его нарочно не привязывает. Она и вообще ведьма, вот не верите, а я какое хотите слово дам, – следующий взгляд через плечо был уже осторожным, изучающим. – Она мне иголку под калитку подкладывала, я сама видела, только говорить не стала, а то еще что придумает, а я взяла и переложила ей! Вызовите, вызовите, пусть пристрелят! Вон она как вас испугалась!

Александр не успел толком сообразить, кого же именно нужно пристрелить и как соотносятся испуг ведьмы и поражающие свойства милицейских пуль. Шустрая проводница бочком-бочком нырнула куда-то в сторону и вниз – только платочек мелькнул среди кустов смородины. Тут же донесся дребезжащий стук по оконному стеклу и истошный призыв: «Михална! Михална!»

За кустами обнаружилась проложенная вдоль улицы неглубокая траншея и ведущая в нее металлическая лесенка с причудливым сочетанием ржавых, блестящих и блекло-голубых пятен на ступеньках. Недоумевая, кому понадобилось здесь закапываться под землю, Александр спустился и с некоторым облегчением вздохнул. Не было траншеи. Был невысокий – метра полтора – обрывчик, почти вплотную к которому еще до революции построили деревянный домишко. Облупившаяся зеленая крыша в бурых потеках и заплатах серого рубероида могла вызвать острый приступ зависти у любого специалиста по камуфляжу. Довершало маскировку раскидистое дерево, торчавшее из обрыва под таким углом, что Александр невольно прикинул: перебьет оно дом при ближайшей грозе или только чердак сдвинет. Ветки обнимали халупу почти со всех сторон. Случайный прохожий мог догадаться о наличии здесь жилья только по двум проводам, нырявшим в листву с ближайшего фонарного столба. Александр вспомнил свой лесной схорон и проникся к развалюхе некоторой симпатией.

Тем временем глас вопиющий был услышан, и стучащей открыли.

– Чего кулаком-то хлобыщешь, стекла высадишь!

– А я думала, ты спи-ишь… Вот, жильца тебе привела, ты вроде дом сдавать собиралась, я вижу – ходит, жилье спрашивает, и сразу к тебе, вот, думаю, Михайловна обрадуется, а то что ты все ищешь, ищешь, никак не найдешь. Вот посмотри, посмотри!

Хозяйка замаскированного домика оказалась чуть ли не вдвое стройнее своей соседки. Точнее, лет двадцать-тридцать назад ее еще назвали бы стройной, а сейчас впечатление было такое, что на этот божий одуванчик кто-то все-таки дунул. Выбившийся из-под бело-зеленой косынки седой пух только дополнял сходство – этакое последнее зернышко, неизвестно как зацепившееся… Впрочем, у одуванчиков не бывает таких подозрительных глаз. Не просто близоруко всматривающихся, а с явным неодобрением: ты, молодой человек, точно прохиндей, наверняка хулиган и вдобавок еще, наверное, и пьяница. Потому что все вы такие. Весь мир. Кроме самой старушки, которая много натерпелась и знает, как отложить фунт лиха на черный день…

– Так это что, знакомый твой или сродственник?

– Да что ты, Михална, я же что говорю – шел по улице, спросил, где жилье сдают, я и вспомнила, как ты говорила, что дом сдавать будешь, а сама к внучке жить переедешь. Или раздумала?

– Пока и не надумала, и не раздумала. А звать вас как, молодой человек?

– Александр. Можно просто Саша.

– Але-екса-андр, значит… А я Александра Михайловна. Вы как, для себя одного подыскиваете или с семьей? И как надолго?

– Пока без семьи, а там видно будет. Надолго ли – не знаю, но пока жить где-то надо. Заработаю побольше, может, где-нибудь комнату куплю.

– А сами откуда будете? И работаете где или учитесь? Вам как, прямо сейчас переезжать или до осени подождать можно?

– Сам из Баронска, работаю в охране. Сейчас у знакомых живу, на кухне угол нашли, – Александр вздохнул. – Так что еще несколько дней могу подождать, но точно не до осени.

– А до этого где? Тоже снимали что? – спаренные зрачки способны были если не танковую броню прожечь, то уж самолет сбить точно. Главное, чтобы слишком быстро не улетел. – С хозяевами не поладили?

– До этого, Александра Михайловна, я жил везде, где Российская Армия приказывала. Хоть в палатке, хоть в землянке. А потом мы с армией тихо-мирно рассчитались, потому что война вроде бы закончилась. Нам, когда увольняли, именно так и сказали: в мирное время не нужны, а денег лишних у государства нет.

Подозрительности не поубавилось. То ли насчет военных у хозяйки было свое мнение, то ли… То ли эта бабка чувствовала фальшь не хуже музыканта. Соврал ведь. Как ни привыкай к своей легенде, сам в нее до конца не веришь, и это можно учуять. Правда, чутье для этого должно быть просто феноменальное. А верхнее зрение ничего необычного не показывает, ни у старушки, ни у дома – значит, не ведьма какая-нибудь.

Наконец подслеповатые глаза моргнули, и пронзительный взгляд подернулся дымкой.

– Только я сразу говорю, я такая, врать не стану: удобств у меня никаких, воды нет, галанку дровами топить. Вы, наверное, в квартире жили, так вам непривычно будет. Да, а еще следить надо будет, чтобы в дождь вода под дом не текла. Если до зимы останетесь – от снега и двор чистить, и крышу, и вот тут перед домом, а то до весны не пройти, а весной все поплывет… Как, дом будете смотреть?

– Буду, конечно. Я для этого и пришел. А насчет дров и воды – я так лет пять жил, и ничего. Колонка тут вроде бы недалеко, дрова сейчас раздобыть тоже можно. Зато не думать, дадут тепло или батареи среди зимы отключат – когда надо, тогда и протопил.

– Это правильно! – оживилась хозяйка. – А если колонка замерзнет, так можно и снегу натопить, у меня в сенях бак двухведерный стоит, вовсе новый. Да вы проходите, проходите. Павловна, дорогу дай молодому человеку, не загораживай!

Павловна засуетилась так, что всем остальным впору было выскакивать из «траншеи». После сложных маневров, живо напомнивших Александру неизвестную нынешней молодежи карманную игру «пятнадцать», будущему постояльцу удалось все-таки пробиться к своему будущему жилью.

– Ну, проходите, посмотрите, как живу. Вот спасибо, Павловна, заходи как-нибудь, посидим напоследок. Или давай я к тебе зайду, так лучше будет, а то не угадаешь, когда я съеду, – Михайловна решительно избавлялась от соседки. Та потопталась возле калитки, разочарованно повернулась и начала взбираться по лесенке. Как только платок скрылся за кустами, хозяйка лихо свернула кукиш, ткнула в «траншею» и забормотала что-то. Искоса поглядела на Александра: – Вот вы смотрите, словно я из ума выжила, а вы этой ведьме не верьте. У нее глаз дурной, это у нас все знают, а еще видели, как она воду на дорогу плескала, да все под дома людям целила, чтобы добра не было.

– Это еще как? – изумился Александр. С таким способом наведения порчи он еще не сталкивался.

– А вот так, – Михайловна еще раз оглянулась на заросли смородины. – Соль варит и наговаривает на нее, а потом вареным и плещет, чтобы у всей улицы добра не было. Если кому одному, она бы соли на порог насыпала, а так на всех не находишься, вот и плещет.

– Она говорила, у вас тут еще одна ведьма есть. Вот мне как раз

ее пес штаны порвал.

– Это Байкал, что ли? Этот может! – радостно закивала хозяйка.

– Только Верка не ведьма, она на картах раскидывает, а так чтобы кому на худое желать – не было такого, не упомню. Вы Павловну больше слушайте! Разве что она сама ей что задумала, да Верка первая успела, так это бывает. Так-то Верка у нас хорошая, сердце у ней доброе. И здоровается всегда первая, все спрашивает, как дела. Да вы проходите на веранду-то!

Насчет сердечной доброты здешней гадалки у Александра были весьма обоснованные сомнения, но спорить не стал. Шагнул со света в длинный и темный коридор, с одной стороны побеленный, с остальных – дощатый, пестрящий облезшей краской и торчащей паклей. Где-то в дальнем конце угадывался огромный, накрытый белесой клеенкой сундук.

– Я сейчас, сейчас! – засуетилась Михайловна. Протопала в полумрак, открыла дверь в беленой стене. Хлынул поток тусклого света. – Вы только осторожно, на погребицу не наступите. Во-он справа, возле сундука!

Внутри домик оказался несколько уютнее, чем предполагал Александр. По крайней мере, нагибаться пришлось только при входе, потолочные балки достал поднятой рукой, а не макушкой. Крохотная кухонька тоже имела свои достоинства – например, можно было копаться в холодильнике, не вставая из-за стола. Да и дровишек подкинуть – только чуть с табуретки нагнуться.

– Тут у меня комната, а тут вот еще одна, спальня получается. Только я сама на диване, в большой комнате, а в спальне раньше кровать стояла, мать моя покойная спала.

За фанерной перегородкой кровать вполне могла поместиться. Если ее по частям заносить и уже внутри собирать. Осторожно так собирать, чтобы ненароком не задеть перегородку. Иначе комната в домике останется только одна. Впрочем, достаточно уютная и, видимо, теплая: печка была, конечно же, не «голландка», но стояла в нужном месте и сложена оказалась достаточно толково. С вентиляцией дело обстояло намного хуже – вторые, «зимние» рамы были не то что вставлены – наглухо закрашены много лет назад, а форточки были только на летних, внешних…

– И сколько вы в месяц брать будете, Александра Михайловна?

– Тысячу! – хозяйка бросила цену, как гранату, и тут же чуть втянула голову. Наверное, ждала взрыва.

– Ну-у-у, я же серьезно спрашиваю. За тысячу, простите, однокомнатную квартиру снять можно. Со всеми удобствами и прямо возле автобусной остановки.

– Так то квартира, а это свой дом! И у меня две комнаты! – старушка чуть приободрилась. – Тут вон двор свой, сарай…

– Эх, если бы кур разводить – цены бы не было, Александра Михайловна. А мне здесь просто жить надо. Так что двор хорошо, вот только, простите, до туалета по нему бежать далеко. Особенно среди ночи и под дождем. Кстати, о дожде: не заливает ваш двор-то? Я видел, под калитку ручеек по весне бежал, канавка осталась. И еще – на крыше заплатки, протекает через них или нет?

– Канавку прочищать надо, тогда вода сходит, и грязи нет. А крыша и не течет вовсе, – обиделась Михайловна за свое жилье. Потом подумала и все-таки выдала тайну. – Только когда дождь шибко льет, на чердаке тазик выливать надо, я там подставила. Хороший тазик, медный, большой, я за него пять рублей отдала. Давно еще, – глаза хозяйки на миг заволокла дымка воспоминаний. Только на миг, не больше. – Так что, не устраивает моя цена?

– Нет, не устраивает. Извините, пойду я, поищу что подешевле.

– Эй, эй, а ваша-то цена какая? – видимо, не так уж много желающих было поселиться в этом домике. Наверное, слишком хорошо спрятан оказался, прохожие не замечают. – Ну, я-то сбавлю…

– Половину сбавите?

– Ну, половину-то… Пятьсот рублей за дом, с двором… – цену Александр назвал точную, в этих краях за нее можно было найти и что-нибудь получше. Обе договаривающиеся стороны это прекрасно знали. – Может, хоть семьсот?

– Пятьсот, Александра Михайловна, – и без особых способностей можно было понять, что старушка согласится, но стоять будет до конца. Жаль было не денег, жаль было времени. – Давайте так: пятьсот, задаток даю на три месяца сразу, крышу починю сам.

– А не покрасите заодно? – взгляд хозяйки загорелся золотым огнем. – И еще забор у меня худоват…

Александр выглянул в окно. С одной стороны забор и вправду прохудился и накренился. С другой от него попросту остались одни столбы.

– Ладно, если ребята с работы помогут – сделаю и забор. Только вон там, справа, досок слишком много нужно. Сетки хватит? Мне ее достать проще будет, да и поставить – тоже.

Предложение было подкреплено появившейся из кармана пачкой

сторублевок. Не очень большой – как раз за три месяца заплатить.

– Хватит, хватит сетки! – вид денег, как и ожидалось,

подействовал лучше любой магии. Старушка уже слышала приятное

похрустывание в своем кошельке и отказаться от этой захватывающей музыки не могла. – Ну, значит, я за три дня-то съеду к внучке, так вы на третий день и приходите с вещами.

– Это в субботу? – уточнил Александр. – А вы за три дня не передумаете? Или вдруг переехать не получится?…

Расплатились, распрощались. Громыхнули под ногами облезлые ступеньки. Вылезший было на улицу Байкал юркнул обратно под калитку, обиженно гавкнул в щель. Дернулась занавеска на Веркином окне – вот так, отношения с соседями понемногу налаживаются. Или устанавливаются. Ничего, через два дня все стороны обменяются информацией, то-то будут глазеть да подходить знакомиться.

На перекрестке, перед тем как свернуть за угол, Александр обернулся. Нашел знакомые уже кусты, угадал дом под ветвями. Сейчас уже не казалось, что старый вяз может рухнуть на крышу. Скорее наоборот: дерево бережно обнимало ветхое строеньице, прикрывало ветвями от невзгод и непогод. Хорошее место, доброе. Не зря на эту улочку свернул, не обмануло чутье. Впрочем, в последнее время оно очень старалось не ошибаться. Завтра, например, будут не самые большие неприятности. Самые большие завтра только начнутся, получат первый толчок для долгого разбега. Долгого и мучительного. Для всех.

* * *

Окажись под надзором Александра какая-нибудь фабрика или, боже упаси, крупная автостоянка – сторожить по ночам было бы непросто. Утомительно. В круглосуточном супермаркете, например, можно иногда и вздремнуть на стуле, но обязательно найдется шальной и хмельной покупатель, которому приспичило купить себе и друзьям добавку не в соседнем киоске, а именно в сияющем огнями торговом заведении. Но хуже всего, рассказывал Михаил, караулить ночные кафе в «проходном» месте – на проспекте, например. Там охраннику-вышибале иной раз присесть не то что некогда – попросту опасно. Конечно, денег можно заработать побольше, крутые и накрученные парни иной раз ими сорят в самом прямом смысле. Однако охраннику такую надбавку остается только отложить на черный день. Вернее, на ту темную ночь, когда он получит нож куда-нибудь между нашивкой своей фирмы и пряжкой пояса. Или пулю. Или выстрел в упор из газового пистолета – тоже, между прочим, вещь малоприятная и требующая лечения. Которое у нас только по закону считается бесплатным. Да и то не по всякому.

Конечно, самому Михаилу, прошедшему Афган, две «горячие точки» и воинскую выучку Древнего Народа, пьяные разборки почти ничем не грозили – по крайней мере если сравнивать с главными его хлопотами. Досадное недоразумение, не более того. В персональной «берлоге» главы воинского клана на кухне расположилась коллекция изъятых ножей всех необходимых в хозяйстве форм и размеров. Самым ценным экспонатом был кавказский кинжал позапрошлого века, ныне использовавшийся в качестве мясницкого тесака.

Формально Михаил был сотрудником охранного агентства «Желтая сова». Возглавлял эту фирму его бывший однополчанин. Деньги на организацию агентства добывал в давние времена Олег Алексеевич лично. Словом, проблем с официальным трудоустройством у Александра не было никаких. Кроме тех, которые он сам создал себе и всем остальным, прислушавшись к внутреннему голосу и позвонив конкурентам «Совы».

Что бы там ни было, а нынешним утром он о своем выборе не жалел. Потому как оптовый склад пива – цель для многих привлекательная, но в постоянном и тщательном присмотре в принципе не нуждающаяся. А главное, достаточно скромная по размерам. Достаточно, чтобы раскинуть по нему сла-абенькую, почти незаметную даже верхним зрением сигнальную «сеточку», заговорить входы-выходы и спокойно поспать. Благо выдаваемый начальством на время дежурства «сотовый» имел крайне необходимую любому сторожу функцию. Будильник.

Теперь Александр был свеж, бодр, готов к труду и, если потребуется, к обороне. Даже город не так уж сильно давил на нервы: ночью прошла гроза, смыла пыль и выдула в степь все, что не давало дышать. Улицы пахли мокрой травой и еще не пожухшей листвой. От реки тянуло водорослями и рыбой. Оставалось только дождаться кладовщика и сменщика, передать в целости и сохранности полагающиеся замки, печати, «сотовый» и чайник – и иди на все четыре стороны. Можно одновременно, как колдун из «Аладдина» – не диснеевского, а старого, советского, который с финальной песенкой «В Багдаде все спокойно». М-да… У Диснея, помнится, никакого Багдада не было, а было некое абстрактное королевство. Словно чувствовали янки. Или уже тогда знали. Ну и к бесу их. А мы пойдем к лешему. За неимением такового – к Натанычу. Вернее, не пойдем, а поедем. С благодарностью к опытному городскому народу, подсказавшему пусть не полную, но во многих случаях терпимую замену лошади. Интересно, не Древние ли в свое время изобрели велосипед?…

То, что механический конь живого не заменит, стало особенно хорошо заметно на окраине города. Там, где дома пониже, а асфальт пожиже. Если в центре ночной ливень не оставил даже сколько-нибудь заметных луж, то дачный поселок, похоже, прополоскало основательно. Именно – до основания. Хорошо хоть на ногах были не кроссовки, а высокие армейские ботинки: кирза не разбухает. И из грязи вытаскивается легче – по крайней мере, на ноге остается. В некоторых местах двухколесное «средство передвижения» приходилось тащить даже не за руль, а на плече. Почему-то не хотелось проверять шинами, что же именно может лежать на дне мутных водных просторов. Судя по хрусту под ботинками, ничего приятного.

Все когда-нибудь кончается. Кончилась и расхлябанная колея, остался поросший травой проулок. Зеленая губка под ногой брызгала водой, чавкала, но не расплывалась и не проваливалась. С рубчатых подошв отваливались серо-бурые пласты и комья, идти стало намного легче. Судя по ощущениям, килограмма на три-четыре. К заросшему диким виноградом забору Александр подошел с почти чистыми ногами.

Чтобы найти калитку, пришлось сначала воспользоваться верхним зрением, а потом нырять под шелестящие лохмотья-ветки. Натаныч поселился на даче у старого сослуживца, отставного вертолетчика, и малость перестарался с маскировкой. Настолько, что на первых порах и хозяин не мог на свой участок попасть. Просто проходил мимо и только в конце проулка начинал искать пропавшую недвижимость. Соседи вообще словно забыли о ее существовании – даже не заглядывали через забор и не пытались познакомиться с новым жильцом. Наверняка, впрочем, и на улице его в упор не видели: с некоторых пор Натаныч стал избегать общения с людьми. С тех самых пор, как сгорел его лесной дом. Ничем не защищенный, не спрятанный ни от друзей, ни от врагов.

Замок глухо щелкнул за спиной.

– Юрий Натанович, встречай гостя! – Александр повел велосипед по дорожке. Никого. И в доме никто не шевелится, не выходит встречать. Странно. Прислонил свой двухколесный транспорт к стене, постучал в окно. – Натаныч, свои!

Тишина. Тишина, как учили в незапамятные времена, всегда настораживает. Оглядел окрестности дома, взглянул даже на грядки под окнами – никаких следов. На дорожке – только отпечатки его ботинок и пары узких колес. По крайней мере, после дождя никто не выходил и не пришел. Осторожно толкнул дверь, приготовившись – мало ли что! – по малейшему щелчку отпрыгнуть за угол, растянуться в грязи… Дверь приоткрылась, скрипнула, качнулась туда-сюда. Ничего. Скользнул внутрь, заглянул в комнату.

Натаныч лежал на полу. Лицом вниз, чуть раскинув руки. Голова время от времени чуть подергивалась. Вдруг ладони уперлись в пол, ноги судорожно поджались – и через мгновение старый егерь вскочил, даже чуть подпрыгнул. Несколько ошалело посмотрел на визитера, зажмурил и опять открыл глаза.

– Привет, Санек! Извини, что сразу не встретил, досмотреть надо было. Бр-р-р! – Натаныч опять зажмурился и потряс головой. – Никак не привыкну, переход слишком резкий.

– Ну, дед, ты нехристь! Напугал, дурной! – Александр шумно вздохнул. – Нельзя же так! А если бы не я?!

– А кто же еще! У меня сигналка надежно поставлена, тебя еще с той стороны забора узнать можно было. Вот навстречу выйти не мог, это факт. Занят был, – один глаз приоткрылся, оглядел комнату и закрылся вновь. – Вот же пропасть какая, все еще кружится. Никак не привыкну, что бокового зрения почти нет.

– И долго ты так лежал? Кто у тебя там был на этот раз – снова филин?

– Не-ет, дорогой, филин среди дня – птица больно уж заметная. Зрение у него, конечно, к человеческому ближе, что да, то да, никаких проблем бы сейчас не было, – Натаныч снова открыл глаз. Поморгал, открыл второй. – Вот, вроде все в порядке… Нет, Саня, на этот раз не филин, на этот раз ворон. Птица крупная, оглядываться, кто тебя съесть собрался, не приходится. Да и от природы любопытный, так что приглядываться можно сколько угодно, никто не заподозрит. Там как раз неподалеку пара гнездится, так что пришлось хозяина от дел оторвать на полчасика. Ну, пару раз по полчасика…

– Там – это где? – уточнил Александр.

– А вот неподалеку отсюда, на одном оч-чень знакомом местечке. «Романтик» знаешь, бывший пионерлагерь? Вот вверх по ручью, с километр примерно, полянка есть.

– Погоди, погоди… Блин! Это что, там, где Володька с ребятами тогда попались?!

– Вспомнил, – удовлетворенно кивнул старик. – Та самая. Удобное место для стоянки, кстати – ровное, тут и ручеек, и родничок на склоне, и не дует, и не каплет. Комаров, правда, много… Молодец, и выдержка хорошая, и маскировка. Как ни посмотри – вроде бы и не волнуешься. Ладно, не буду дразнить. Даже не заставлю угадывать, что за компания там сейчас палатки ставит. Твоя молодежь сегодня чем занята?

– Что у нас сегодня, пятница? Значит, вечером у Вечного огня должны собраться. Если честно, я неделю никого не видел – сначала переезд, потом работа. А что?

– Ничего особенного, – Натаныч вздохнул. – Ну, почти ничего. Кроме того, что сегодня ты их в городе вряд ли встретишь. Эх ты, разведка, глаза и уши… Ну ладно, не сказал тебе никто ничего, а чутье твое где? Тебя вообще-то для чего в город выдернули – работу искать? Вон она, твоя работа, дровами запасается!

– Подожди…

– Да чего ждать-то! Почти полным составом, во главе с твоим разлюбезным туристом и, кстати, несравненной прекрасной Еленой – как ее там по батюшке? Надо отметить, девица сия обеспокоена вашим отсутствием и уже выясняла, предупредили или нет ее Сашу. Причем уже двое ответили, что должны были. В их числе известный тебе Алексей. Ну как, сильно удивлен?

– Не то слово…

– Вот-вот. Я понимаю, какие у тебя сейчас слова на языке, но там их и оставь. Или переадресуй их себе самому. Поскольку вычислить это все ты попросту был обязан. Посмотреть на календарь и вычислить. Летнее солнцестояние, знаешь ли, только по старому стилю в июле… Ладно, хватит с тебя выговора, по былой памяти легко отделаешься. Даже Олегу не скажу. Давай-ка быстренько обсудим, что тебе лучше сделать – сейчас туда идти или до вечера здесь сидеть? Вечером наши сюда заявятся, праздник нынче намечается вполне трудовой. Причем твой молодняк еще не самое главное блюдо на этом празднике. Посему скорее всего будешь ты с ними один, без прикрытия. Эти хотя бы к серьезным делам еще не готовы, так что наблюдателя хватит. Если что наметится, ребята с других точек подскочить попробуют.

– Понятно… Слушай, Натаныч, а как ты узнал, о чем они говорили?

– Ага, задело все-таки за живое! Тоже должен догадаться, кстати. У ворона слух не такой уж плохой. Хотя и похуже совиного, но мне хватило. Тем более сидел этот ворон прямо над головами и приглядывался к клеенке с харчами, которые твоя подруга и раскладывала. И, между прочим, однажды даже какой-то палкой в мою птичку кинула – ни за что ни про что. Хорошо хоть не попала… А перед самым твоим приходом она за водой отлучилась, и состоялся в лагере интересный разговор. Насколько я понял, кому-то очень не хочется, чтобы ты нынешней ночью на этой полянке оказался. Все испортить можешь. Кому и как – не знаю, но забыли тебя в городе с согласия начальства.

– Разберусь, кому я там помешал.

– Не торопись. Ты что, прямо сейчас решил туда ехать? Тогда подумай, что будешь объяснять своим приятелям. Откуда, например, ты точное место узнал, а? Ленке еще объяснишь, девкам головы морочить ты мастер, а вот турист этот от тебя так просто не отстанет. Да и своих потрясет: кто рассказал? У кого язык длиннее нормы? А ведь он не просто спрашивать будет, он может точно выяснить, что никто не врет и никто тебе не говорил. Вот тебе и прокол, вот тебе и провал. Так что иди-ка, поставь чайник на плитку. Посидим, отдохнем, подумаем. Я потом еще попробую на полянку заглянуть. Хотя птичку, надо сказать, жалко, не на пользу ей это. Ничего, может, еще кто подходящий подвернется.

(обратно)

ГЛАВА 12

Тропинка мягко уступала ногам, чуть пружинила, словно подталкивая – дальше, дальше! Изредка в примятой траве плюхала неприметная лужица, но чаше похрустывал сучок или желудь. Эти места когда-то засадили дубами – не так уж давно, деревья еще не превратились в неохватных великанов, но ветки уже пытались сомкнуться где-то высоко над головой. Точнее, над рюкзаком.

– Саша, а если бы я не приехала, так бы домой и пошел?

– Не знаю, может, и пошел бы. Хотя, если честно, в лес сильно тянуло. Так что скорее всего «станок» на спину – и вперед.

– Один?!

– Почему один? Вместе с лесом! Нет, Ленка, ну серьезно – не ребенок все-таки, и свои дома каши не просят. Птица вольная, куда хочу, туда лечу.

– Нет, я хотела сказать – не скучно тебе одному было бы?

– В лесу?! – возмутился Александр. – Знаешь, тут каждый день такое кино, что весь Голливуд не придумает! Ты когда-нибудь видела, как зайцы дерутся?

– С волками, что ли?

– Какие там волки! Друг с другом! Только шерсть клочьями, особенно если задней лапой хорошенько достанет. А чтобы на волчьи скандалы посмотреть, это тебе не один день рядом с логовом прожить нужно, пока привыкнут. Да и не найдешь сейчас в наших местах волков, разве что очень повезет.

– Да уж, везение! – Лена дернула плечами. – Я, конечно,

природу люблю, но вот чтобы она меня, особенно на ужин… Нет, спасибо!

– Не того боишься. В этом лесу, кстати, есть звери и пострашнее волка. Кабаны, например.

– А ты их здесь видел?

– Сюда посмотри! – Александр опустился на колено, подхватил сползшую лямку. Отодвинул нависшие над тропой травинки. – Вон листья прошлогодние пробиты, копыто четко прорисовалось. А чуть дальше – видишь, лунка на тропе? Это земля не такая сырая попалась, немного осыпалась уже. Сегодня кабан прошел, после дождя.

– Это что, их тут столько, что все затоптали? – изумилась девушка. – Саша, ты знал или просто повезло?

– Какое там везение! – рюкзак подлетел на спине и глухо шлепнулся, занимая назначенное ему положение. – Мы по его следу минут пять идем. Слева целую яму вырыл, желуди искал. И потом, сама посуди – зачем ему новую тропинку прокладывать, когда рядом готовая и в нужном направлении? Зверь не человек, он лишнюю работу не делает.

– Ты, наверное, охотником был? Ну, до армии? Или там всему этому научили?

– И охотится приходилось, и учили. С кабаном проще, он, знаешь ли, обычно засад не делает. И мин не ставит, а то всех бы приучил в лесу под ноги смотреть. Кабан вообще-то зверюга мощный, но мирный, если его из себя не выводить. Раненный – да, тогда он и медведя порвать может. А самые опасные твари в наших краях – собаки одичавшие. Вот эти съесть могут запросто. Говорят, бывали случаи, набрасывались здесь своры на мирных граждан. Да и бешенство у них не так уж редко бывает. Бешеная собака, пожалуй, единственный зверь в наших краях, которого всерьез опасаться нужно.

– Да ну тебя! Так я скоро мышей боятся начну!

– И правильно сделаешь. В нашем городе от мышиной лихорадки каждый год кто-нибудь умирает.

– Знаешь что, Саша, зря я за тобой поехала! – Лена встала поперек тропинки и уперла кулаки в бедра. – Так хорошо сидели, праздновали, а теперь хоть из леса беги! Твоя фамилия, случаем, не Кайфоломов?

– Ага, не будешь мирных волков обижать! Кстати, а что праздновали-то? Забыл, понимаешь, спросить, сильно обрадовался, когда тебя увидел. Там что, чей-то день рожденья? Так может, мне и не ходить без приглашения? Невежливо все-таки…

– Правда, обрадовался? – кулаки как-то вяло разжались. – Нет, правда?

– Конечно, – Александр внимательно посмотрел в растерянные глаза. – А почему бы и нет, кстати? Или ты думаешь, что мне твое общество неприятно? Я человек простой, даже не сильно вежливый – поздоровался, узнал новости, пошел по своим делам, и все… Тихо! – он вскинул руку ладонью вперед, словно пытался удержать что-то. Постоял полминуты, прислушался к чему-то. – Теперь,

Лена, мы пойдем очень быстро и очень тихо. Все вопросы чуть позже, а пока – за мной! Не отставай!

Подлесок зашипел, рассержено хлестнул ветками по рюкзаку. Не отставать оказалось не так уж просто. Тем более сложно было не шуметь. Как удавалось проламывающейся впереди пятнистой глыбе не хрустеть сучьями, не трещать кустами и даже почти не шуршать прошлогодней листвой, Лена так и не поняла. Сама она ухитрялась только не ругать подвернувшиеся под ноги коряги и не взвизгивать, когда лицо и руки прихватывали липкие нити паутины. Паутина – это было особенно непонятно и обидно, по всем законам природы ей полагалось остаться на груди и голове того, кто идет первым… Не призрак же он, в самом деле!

Рюкзак внезапно куда-то провалился, и впереди все-таки зашумело. Скрип, глухой удар. Лена едва успела остановиться на краю обрыва. Как ей сначала показалось – отвесного и почти бездонного. Далеко впереди деревья карабкались по другому склону лесного оврага, а возле самых кроссовок вынырнуло рассерженное лицо.

– Не тормози, прыгай сюда! – прохрипел Александр. – Быстро, быстро, вперед! Время теряем!

– Какое время? Куда ты вообще бежишь? – девушка все-таки взглянула под ноги и невольно шагнула назад.

Собственно, обрыва почти не было. Стеночка высотой около метра. Ну, от силы полтора, но не больше. Вот только дальше начинался склон, от вертикального почти не отличающийся. Особенно если смотреть сверху и готовится по нему спускаться. Кое-где за эту осыпающуюся кручу даже ухитрились зацепиться кустики. В некоторых местах даже травы не было – только желтоватые языки щебня и серые лысинки промоин. Лесные верхушки зеленели где-то внизу. Сначала показалось, что дно оврага заросло кустами.

– Я же сказал – вперед, а вопросы потом! Эх, беда с вами… Иди сюда, помогу спуститься.

– Спуска-а… – горло перехватило, и Лена попыталась отшагнуть еще дальше. Не получилось: над обрывом метнулась пятнистая змея, схватила за ногу и дернула. Вторая подхватила чуть ниже поясницы, не дала упасть – точнее, направила это падение в сторону оврага. Ни возмутиться, ни даже вскрикнуть девушка не успела. На мгновение мелькнула подсохшая травинка, торчащая из трещины в глинистой стенке. Сменилась вначале далекими деревьями, потом еще более далеким облаком. В конце концов нос довольно жестко втиснулся в крепко пропахшую лямку рюкзака – и тут же мир зашуршал и взлетел куда-то вверх. Жестко тряхнуло раз, другой, больно провело щекой по шершавой капроновой ленте. Лена отвернулась – и увидела над собой лицо Александра.

Нет, не лицо – маску. Голову статуи. Скульптура «Чингачгук на тропе войны». Только глаза шевелятся – туда-сюда, влево-вправо, вверх-вниз. Больше всего, конечно же, вниз, но не под ноги, а куда-то дальше. При очередном толчке вся композиция чуть развернулась, и Лена увидела стремительно несущийся вверх склон – скачками, рывками, еще и влево-вправо покачивается. Затошнило. Лучше закрыть глаза. Не так страшно. Особенно если забыть про вершины деревьев глубоко внизу – впрочем, уже наверняка ближе, намного ближе. А если этот идиот подвернет ногу или поскользнется?!

Толчки участились, что-то ударило по ноге, по спине, обожгло шею. Мир качнулся еще пару раз и остановился.

– Можете открывать глаза, барышня, – как сквозь вату услышала Лена. Тут же ее перевернули, перехватили и наконец-то поставили на ноги. – Первое время рекомендую все-таки придерживаться за меня.

– Не дождешься! – собственный голос прозвучал тоже как-то

глухо. Сглотнула, и тут же в ушах щелкнуло, вокруг зашумели ветки и запищали птичьи голоса. – Пусти!

– Пожалуйста! – жесткие руки разжались. Однако идти самостоятельно не получилось: стоило взглянуть на деревья и тропинку под ногами, как земля еще раз качнулась, и все-таки пришлось ухватиться за пятнистый рукав. Лена подняла глаза, оценила высоту залитого солнцем склона и вцепилась еще крепче.

– Ты что, с дуба рухнул? – получилось не сердито, а скорее жалобно. – Шли себе, все нормально… Кабанов испугался?

– Ну, во-первых, не с дуба, а во-он оттуда! – Александр показал рукой на кромку обрыва. Почему-то не над головой, а гораздо левее. – Во-вторых, мы все-таки не рухнули, а спустились.

Быстро, но аккуратно. В-третьих, кабан – не самое опасное животное в этом лесу. Представители вида «хомо сапиенс» могут устроить гораздо больше неприятностей. Ты кому-нибудь говорила, что идешь меня встречать?

– Да всем, кто спрашивал! И что в этом такого?

– Какой дорогой мы пойдем, кто мог знать?

– Н-не помню… Никто, наверное. Я и сама думала, что мы на трамвае подъедем, с той стороны ближе. А в чем дело-то?

– Дело в том, что нашлись люди, которым очень не хотелось меня сегодня видеть в теплой праздничной компании. Настолько не хотелось, что они мне решили это объяснить прямо в лесу. Если совсем коротко и без шуток, нас искали, шли навстречу. Меня хотели убить, это хорошо чувствовалось. Тебя – не знаю, но свидетели таким людям обычно ни к чему. Прикопали бы где-нибудь или просто в этот же овраг скинули. Доступно объясняю? Все, обдумывать будешь на ходу, и так долго на виду маячим. Могут заметить, если к склону присмотрятся, я там наследил здорово. Пошли.

– И куда мы теперь? К тебе? Или в милицию?

– Тогда уж сразу к психиатру. Угадай, куда нас пошлют менты, с учетом всех наших доказательств, – снова качнулся рюкзак, устраиваясь на спине поудобнее. – Идти можешь, голова больше не кружится?

– Вроде нет.

– Тогда за мной. Не отставай, но и вплотную не держись, чтобы ветки не хлестали. На месте поговорим. Тут в общем-то недалеко, прогуляемся перед ужином.

Дальнейшее на прогулку походило примерно так же, как собака Баскервилей – на болонку. Александр лез наискось вверх по какому-то склону, нырял под кусты, снова спускался в овраг… Минут через десять Лена перестала обращать внимание на паутину. Чуть позже – насколько, определить она уже не могла – перестали мешать даже хлещущие по лицу ветки. Просто лес расплылся дурным сном, из которого нужно выбраться, но никак не получается – с каждым шагом ноги все больше вязнут в земле… Долго, мучительно долго выбирались наверх. Александр дал отдышаться, хрипло каркнул: «Вперед!» – и опять повел вниз, по какой-то звериной тропе, словно нарочно нырявшей под огромные кусты. До дна оврага на этот раз не дошли. В очередных – каких по счету?! – зарослях нашлось что-то вроде полянки. Промятый в гибких прутьях овал: три шага вдоль, два поперек. И дубовые ветки – крышей.

– Привал. Здесь можно и поговорить, – рюкзак плавно скользнул с плеча под куст. – Пить хочешь?

Сил хватило только на кивок. И на то, чтобы не выронить

здоровенную флягу в матерчатом чехле – пластиковую, белую,

наполненную чем-то тепловатым. В нос ударил горький травяной

запах.

– Ты пей, пей. Вот увидишь, сразу полегчает!

Глоток чуть не застрял в горле – попробовал выскочить обратно, но испугался сурового взгляда Александра и начал пробиваться поглубже. Наконец шершавый комок упал в желудок, подпрыгнул там, перекатился и затих. Второй прошел гораздо легче, а потом отвратительное пойло как-то сразу утратило и запах, и вкус. Даже прохладнее стало.

– Теперь прислоняйся к рюкзаку и отдыхай. Хочешь, могу пенку развернуть, ляжешь. Ноги не болят с непривычки?

– Н-не знаю. Я их вообще не чувствую. Ой!

– Вот видишь, и чувствительность вернулась… Садись, не стесняйся. Через час танцевать сможешь. У вас там вроде бы праздник намечался – ты так и не рассказала, по какому поводу и что в программе.

– Праздник как праздник. Летний солнцеворот, купальская ночь – не слышал, что ли? – говорить не хотелось. Хотелось спать. – Потом его еще начали Ивановым днем называть. Ивана Купала.

– Погоди, так ведь до Иванова дня еще две недели! – Александр шумно плюхнулся под куст на другой стороне полянки, зажмурился. – И вообще, какое отношение имеет ихний Иоанн Предтеча к нашему Древнему Народу?

– Никакого. Поэтому не по церковному календарю и празднуем, а по Солнцу. И не Иванов день, а Солнцеворот, не понял, что ли? -

Лена подозрительно покосилась на спутника. Нет, не посмеивается. Глаза прикрыл, но вроде бы слушает внимательно. – Этот праздник во все времена и во всех странах отмечали, только везде по-своему. Даже войны прекращали…

– Иногда и начинали, – приоткрыл один глаз Александр. Горестно вздохнул, заметив удивление собеседницы. – Эх, молодежь! Древний Народ возродить пытаетесь, капли крови высчитываете, а собственных дедов-прадедов забыли. Которые этой кровушки пролили… Что у нас в стране в этот день вспоминают? Неужели совсем не помнишь? «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…» – слышала в детстве такую песню? Ладно, проехали, вернемся к нашей славной компании. Что ж там такое в программе праздника намечалось, что мне видеть не нужно? Как праздновать собирались?

– Не знаю. Мы сначала просто собирались выехать в лес, посидеть, песни попеть, через костер попрыгать, и… ну… – щеки заметно порозовели. – В общем, в озере искупаться. Ночью.

– Надо полагать, в чем мама родила. По старому русскому обычаю, – уточнил Александр. – Каковой, в свою очередь, восходит к языческим обрядам плодородия и прочему циклу сельских работ. И чего, спрашивается, краснеть? Участвовать, значит, можно, а разговаривать об этом – нет? Не вижу ничего особенного, мы вроде бы взрослые люди. Теперь, если можно, поясни одну вещь: почему «сначала»? Что такого потом случилось?

– Да ничего, в общем-то. Просто мы пораньше приехали, палатки поставили, всех остальных ждали. Народ подходил по одному, по два, потом из старших небольшая компания подвалила: Андрюха-парашютист со своей Татьяной, Костя, еще кто-то, я его раньше не видела. Сказали, что могут и остальные вечером заехать – мол, все вместе праздновать будем, надо все-таки ближе быть, по своим углам не разбредаться.

– Они как, тоже в озере купаться собрались? Или сразу заявили:

у нас так не праздновали, это все человеческое?

– Собирались, а почему бы и нет? – удивилась Лена. – Им когда Леха сказал, они сначала не хотели, а потом прикололись. Андрей этот только ворчал, что холодно на рассвете в воду лезть, он лучше в спальник нырнет.

– Погоди, а почему на рассвете? Обычно наша молодежь в полночь бегает… И чем они всю ночь заниматься намерены?

– Да не знаю я! Не говорил никто! Ребята дровами на всю ночь запасались – так, чтобы подольше хватило, и не на маленький огонек, а посолиднеечто-то. Еще Леха с Костиком ходили по поляне, что-то прикидывали, даже две палатки переставить пришлось. Они там какое-то заросшее кострище нашли, вот на нем и решили большой костер жечь. Даже рулетку взяли и высчитали, где канавку рыть. Ну, чтобы лес не зажечь, вокруг окопать решили. Такой круг огромный, я еще… – девушка замолчала, задумалась. Потом испуганно посмотрела на Александра. – Круг… Вот я дура… Нет, ты видел где-нибудь такую дуру?!

– Я, Леночка, много чего в жизни видел. Успокойся, я и не таких дур встречал. Если сообразила, почему – уже не безнадежно, поверь. А теперь постарайся припомнить, что именно они в круге вычерчивали? Пентаграмму?

– А ты-то как догадался? Неужели знал?

– Ну, если берут рулетку, а не прикидывают на глазок и отмеряют шагами – дело серьезное, точности требует. А дальше и догадываться не нужно. Нужно сразу знать. Так все же, что там было, в круге-то?

– Сейчас, подожди, нарисую…

– Э, нет, лучше не надо! Еще накличешь чего-нибудь! Ты так объясни, словами. Я понятливый.

– Ну-у-у… Точно не запомнила, но, кажется, большой круг они на шесть частей делили, а не на пять. Потом внутри, у самого кострища, еще один вычертили – а вот что там было, я уже не видела. Я как раз с обедом возилась.

– Погоди, в этот раз вроде бы не твоя очередь дежурить была?

– Да какое там дежурство! – Лена раздраженно отмахнулась. -

Все делом заняты были, каждый своим, а готовить кому поручить? Аньке? Так она и дома на плите не умеет. Ты лучше скажи, к чему они там готовились? А то у меня уже коленки дрожат – вдруг кого зарежут? Тут по телевизору такого насмотришься, да и в городе поговаривают… Ну его, лучше не надо!

– О чем не надо? – теперь Александр открыл оба глаза. И смотрел очень внимательно. – О том, что в этих местах людей режут… пардон, «совершают убийства в ритуальных целях»? И такое бывало. Не раз. Или о том, что кто-то из милой компании мог и тебя зарезать? Собственно, почему бы и нет. Но из наших – вряд ли. По крайней мере из тех, кого я знаю. Кишка тонка. Тренироваться нужно, хотя бы на кошках, а вот просто так зарезать даже не первого встречного, а своего приятеля… хотя какие у вас тут приятели… Вот те ребята, которые нам навстречу должны были попасться – эти да, эти могли. Без всякого ритуала. Потому я их и почуял.

– И что теперь? – прозвучало совсем жалобно, почти сквозь

слезы. – Что мы теперь делать будем? Может, все-таки в город, в милицию? Есть же у них сейчас какой-то отдел, который всеми этими делами занимается? Ритуалами, сектами разными…

– Есть, как не быть. Только вот связываться я с ними не хочу. Видишь ли, я еще не до конца понял одну вещь, – Александр задумчиво подпер голову кулаком. – Какими ритуальными делами наши доблестные менты занимаются, а главное – как именно? Моя милиция, конечно, меня бережет… Но я уж лучше сам как-нибудь. Они нас уже и от наркотиков берегут, и от террористов, и от «скинов» – зачем таким занятым людям лишнюю работу подкидывать? Есть тут у меня одно предложение, чем можно заняться в ближайшие три-четыре часа… до темноты, в общем.

– И чем же? Куда-нибудь пойдем? – встрепенулась девушка.

– Скорее наоборот. Считай, что мы уже пришли. В этом месте нас не найдут, пока на голову не наступят, да и то могут внимания не обратить. Так что ты как хочешь, а я сейчас все-таки разверну пенку и закрою глаза. Впрочем, могу и на спальнике, а пенку уступить одной нервной барышне. Как тебе привычнее будет?

– Да ты что! Я сейчас вообще… Да я не заснуть – чихнуть боюсь!

– Я же говорю – нервная. Как знаешь, но я бы советовал вздремнуть, если получится. Или хотя бы прилечь, ноги вытянуть. Ночью вряд ли получится. У меня, по крайней мере. Тебя до трамвая провожу и пойду смотреть, что же они там нарисовали.

– Я с тобой, – неожиданно набралась храбрости Лена. – Я домой не поеду. Буду тебе помогать.

– Особенно тем, что тебя не придется таскать на руках или просить замолчать в нужный момент, – уточнил Александр. – Еще варианты помощи найдутся?

– Не знаю… Я пока не думала…

– Вот до вечера и подумай. Лучше все-таки лежа, хотя бы из соображений маскировки. Так что вот тебе спальник – хочешь, залазь, хочешь, сверху ложись. Рекомендую сверху, жарко все-таки. А я сейчас еще одну вещь найду, – последние слова прозвучали глухо. Из рюкзака. – Во-от эту.

На свет появился странный серый сверток. Александр сноровисто подергал за обматывавшие «вещь» веревочки, привязал три из них к кустам, взмахнул рукой – и половину полянки накрыла пятнистая ткань. Впрочем, какого именно цвета были эти пятна и даже где они начинались и кончались, сказать было достаточно сложно. Полотнище чуть колыхнулось, и пятна изменили цвет и положение – все оттенки тускло-серого. Больше всего это напоминало нефтяную пленку на воде, только ткань не поблескивала на солнце. Переливы были матовыми, словно упавший на землю клочок осеннего тумана. Лена дотянулась, пощупала странный полог – нет, все-таки настоящая ткань. Даже чуть рубчатая. Сверху еще и какая-то маслянистая. Жирная, будто и в самом деле мазутом политая.

– Любуешься? Хорошая материя, к тому же воду не пропускает. И, между прочим, свободно продается. Дорого, но дело того стоит. С расцветкой, правда, я намучился: золотистые или лиловые – сколько угодно, в любом магазине, а вот такую тусклую специально заказывать пришлось. Зато этот полихром разве что на свежем снегу в глаза бросается.

– Так ты что, знал, что прятаться придется?! Или как там у тебя – чувствовал?

– И не знал, и не чувствовал, – Александр выглядел несколько смущенным. – Просто люблю быть не слишком приметным, что в толпе, что в лесу. Можешь считать меня маньяком, можешь – психом. Когда тебя замечают, это не всегда хорошо, можешь поверить. Вот, например, кто-то сегодня уже обратил свое внимание, с нас пока хватит. Так, теперь станочек вместо стойки приспособим – и милости прошу к нашему шалашу! Залезай, устраивайся!

– А ты?

– У меня еще одно дело есть.

По матерчатой крыше шуршало, полог слегка подергивался и прогибался. Ноги в больших ботинках потоптались туда-сюда, потом как-то неожиданно нырнули под навес.

– Все, теперь нас точно никто побеспокоить не должен. Закрывай глазки и лежи тихо, – Александр устроился как-то по-кошачьи: на животе, подобрав руки под себя. – Кстати, не забудь придумать, как же ты мне можешь помочь. У тебя на это четыре часа. А я, пожалуй, вздремну…

* * *

Сообразить, где она и что вообще происходит, сразу не удалось. Ни потолка, ни неба. Сизые сумерки и серая колышущаяся пелена. Шорох и какие-то отрывистые удары – то ли неимоверно далекие, то ли невероятно тихие. Туп, туп-туп, туп. Туп. Полное отупение. И кто-то рядом.

Лена попробовала вскочить – на голову ей тут же упала сырая, пахнущая чем-то едким и знакомым тряпка. Попыталась вскрикнуть – рот зажали прямо через эту тряпку.

– Не ори! Ты мне всю дичь распугаешь! И навес уронила, теперь сама поправляй. Вставай, вставай, а то уши отлежишь.

Голос она узнала еще до того, как рука убралась с лица и скинула ткань. Александр помог выпутаться из серых складок, сразу сунул в ладонь какой-то тюбик:

– Лучше сразу намажься. Главное – шею, лицо и руки, а то сожрут. Даже до остановки не дойдешь.

На нос упала холодная капля, встряхнула голову и расставила все по своим местам. Зачесались укушенные места – сразу несколько, а рук только две… По кустам и серому навесу бродил, спотыкаясь, лесной дождь. Вернее, та его часть, которая скатывалось с дубовой листвы над головой. Сумерки. Пасмурные летние сумерки, и можно только гадать – зашло уже солнце или просто не хочет пробиваться через сизые тучи. Час, когда черную нитку от белой отличаешь запросто, а вот зеленую от синей – увы.

Мазь была вонючей, едкой, комариные укусы от нее начинали зудеть вдвое сильнее. Зато новых не прибавлялось, только гудело вокруг ненасытное облако. В этом овраге вроде бы сухо, и откуда только кровопийцы собрались! Разве что их сюда специально собрали. Правда, для чего это потребовалось – для медленного жестокого убийства или для отпугивания всего теплокровного – Лена никак не могла решить. На всякий случай она растирала мазь и по одежде – комариный нос не пробивает разве что джинсы. Да и то лишь старые, давно не стираные, задубевшие до жестяного громыхания. В этом она уже успела убедиться.

Александр деловито рылся в рюкзаке, что-то втискивал в разбухшие карманы пятнистой куртки и под нее, вешал на широкий пояс разные чехлы и коробки. Выпрямился, попрыгал, поправил все, что гремело или мешало.

– Ну что, готова? Деньги есть, домой доедешь?

– Никуда я не поеду!

– Тогда сиди здесь. Вещи стереги. До утра не появлюсь – выбирайся сама, главное – все время вниз. Там будет ручей, по нему можно до дач дойти. Два километра вниз по течению, «маршрутка» начинает бегать часов с восьми.

– Ты что, хочешь меня здесь оставить?! – возмутилась Лена. – А кто меня пугал кабанами и волками?! И теперь одну бросаешь!

– Не бросаю, а оставляю в проверенном месте, – уточнил Александр. – Человек здесь точно не найдет, а зверь этот запах за версту учует и сбежит. Очень уж неаппетитно мы сейчас пахнем, даже для комаров. Так что можешь забираться в спальник, если не хочешь домой под одеяло.

– Я с тобой хочу! И вообще, я придумала, чем я тебе пригожусь.

– Чем?

– Ты кого из наших Старших в лицо знаешь? То-то, а я почти всех! Ты ведь туда собрался, посмотреть, что наши делать будут. Угадала?

– Ну, предположим… Ладно, засчитываю. Обещал взять, если придумаешь, значит, возьму. Собирайся.

– Да я уже готова, мне собирать нечего, это у тебя полный мешок.

– Готова? – Александр прищурился, одним глазом оглядел будущую напарницу с головы до ног. Наклонился над рюкзаком, что-то вытащил. – Держи!

В Лену полетело что-то темное, шелестящее. Оказалось – здоровенный плащ, пятнистый снаружи, серебристый изнутри.

– И как это одевать? Я же в нем запутаюсь!

– Ничего, ничего, одевай. Сейчас по месту подгоним.

Следующие несколько минут Лена вертелась, приседала, замирала неподвижно, опасливо косясь на огромную иголку в мужских руках.

– А теперь руки подними. Выше, выше, над головой! И помаши! Ложись! Если хочешь со мной ходить, эту команду ты должна выполнять как робот – не думать, не выбирать, где мягче, падать моментально и куда придется. Хоть на муравейник, хоть на коровью лепешку, понятно? Повторим. Встать! Ложись! Встать! Ложись! Куда поднимаешься без команды?! Слушай, давай я сам разберусь, кто из них кто, а? Ты здесь посидишь, потом я тебе всех опишу, и расскажешь, кто это был. Мне их имена пока что не важны… Встать! Три шага вперед! Ложись!

– Здесь же кусты! – возмутилась девушка. – Куда ложиться-то?!

– А вдоль кустов упасть трудно? Или не сообразила? Ладно, это дело безнадежное… В одежке не путаешься, и то спасибо. Теперь займемся косметикой, – из бездонных карманов куртки был извлечен очередной тюбик. – Не бойся, с реппелентами эта краска не реагирует. Даже лучше, потом проще отмывать. Закрой глаза!

Через минуту Лена порадовалась, что не взяла с собой зеркальце. Даже самое маленькое. В какую маску превратилось ее лицо, даже догадываться было страшно. Скорее всего, поперек и чуть наискось пролегла широкая полоса, и повсюду разбежались полоски поменьше. Возможно, они рисовались по какой-то специальной системе, но по прикосновениям уловить ее не удалось. Ощущение было такое, словно всю физиономию наскоро заляпали сапожным кремом. Судя по цвету пальцев Александра, «косметика» была угольно-черной…

– А ты сам почему не разрисовываешься? Или это только мне обязательно?

– Угадала, я и так обойдусь. Меня и без этого вряд ли заметят, а ты головой слишком много вертишь. И глаза широко раскрытые, блестят.

– От чего им блестеть, темень кромешная! Вон тучи какие – даже звезд не будет!

– В том-то и дело, – Александр поморщился. – Была бы луна, все проще – лист блеснул, бутылка или пакет какой-нибудь, мусора хватает… ты не забывай, нам к кострам подходить.

– Так близко?!

– Не так уж далеко. Я не только посмотреть, я, если получится, и послушать хочу. Значит, метров сто, самое большее. Тебя подальше оставлю, ты ползать не умеешь.

– Я…

– Сказал – не умеешь, значит, не умеешь! – голос прозвучал неожиданно сурово. Даже грозно. – И без самодеятельности, если сдохнуть не хочешь! Не умереть, а именно сдохнуть! Падать – не умеешь, бегать – не умеешь, прыгать – тоже. Таскать приходится. Ползать – тем более не умеешь, тут мозоль на брюхе должна быть.

– А у тебя есть?

– Как-нибудь покажу. Все, на этом разговоры закончим. Нужно будет что-то показать – только руками, рот не открывай! Подниму руку – стой, не шевелись! Махну вниз – ложись и не дыши! Ладно, остальное сообразишь. Последняя инструкция: тебя защиту ставить учили? Не только от удара, но и от просмотра?

– Учили. Да я и сама уже умела, когда с нашими познакомилась…

– Ну-ка, закройся. Умельцы, блин! Ты что делаешь?!

– Как что? Ты же сам сказал – защиту поставить! Зеркальный купол, все вроде получилось.

– Получилось, – покивал Александр. – Просто великолепно получилось. Зеркало – хоть смотрись. Купол – хоть палатку ставь. Все вместе отсвечивает на несколько километров. Дошло? Так, переучивать тебя некогда, попробуем вот как: вместо зеркальной стены вокруг тебя должны вырасти кусты. Невысокие, но колючие, плотные – в прятки играла? Лежишь за кустиком, тебя не видно, а ты в дырочки посматриваешь… только особо не приглядывайся, а то дырка увеличится. Теперь попробуем еще раз поставить защиту.

Лена попробовала. Только представила себе невидимые ветви – голову и горло словно сжали чьи-то руки. Твердые и беспощадные. Шлепанье дождевых капель сменилось злобным шипением. Она попыталась вздохнуть. Не смогла. Деревянные руки давили все сильнее, выдавливали не только жизнь, но и душу… и вдруг отпустили. Зато появились другие – теплые, надежные. Одна обвилась вокруг талии, другая крепко придержала за плечо.

– Падать при этом не обязательно.

– Я-а-а… – воздух наконец-то прорвался в легкие, и на несколько секунд все вокруг поплыло и смазалось.

– Отдышись, отдышись. Бывает с непривычки. В следующий раз попробуй не из воздуха кусты создавать, а из земли проращивать. Лесу, знаешь ли, так привычнее, он им быстрее место найдет. Да и деревья в твой круг не попадут.

– Я… больше… никогда… Меня… чуть не задавили, – последние слова дались гораздо легче.

– Раз задавит, два задавит, а потом привыкнете, – пробормотал Александр. – Потом будет легче, по себе знаю. И вообще, лес к тебе тоже еще не привык. По крайней мере, к этим твоим способностям.

– А ты откуда знаешь? И вообще, где ты всему этому научился? У кого, у Лехи? Я же помню, как ты свечку гасил… а тут вдруг такое!

– Долгая история, ночи не хватит, а нам идти пора. На месте попрыгай! Хорошо, греметь нечему, – Александр и сам прыгнул пару раз, прислушался. Запихнул рюкзак под серый, уже почти неразличимый в темноте полог. Нагнулся, подергал какие-то веревки. – Теперь пошли. Смотри под ноги, держись за мной и постарайся не наступать на сучки. Все, дальше молчком, – он повернулся, махнул рукой и скрылся за кустами.

Осталось только идти следом. Разглядеть что-нибудь было почти невозможно, разве что тропинка чуть выделялась среди травы и прошлогодней листвы. Буквально с каждым шагом лес становился все темнее и темнее. Ветви над головой сначала слились в дымчатый покров, потом вдруг четко обрисовались. «Зарево», – поняла Лена. – «Огни большого города. Если тучи низкие, света будет не меньше, чем от луны». Под ногой хрустнуло, и Александр, не оборачиваясь, приподнял руку над плечом и погрозил пальцем.

В овраге было совсем темно, пару раз Лена обнаружила – весьма чувствительно для лба и груди – рядом с тропинкой раскидистые кусты. От шиповника она каким-то чудом увернулась в самый последний миг: огромные когти-шипы проскрежетали по плащу. Под кустом кто-то дернулся и помчался вверх по склону, отчаянно шурша и треща. Александр остановился, огляделся, прислушался и махнул рукой – подойди поближе!

– Так дело не пойдет, – прошипел он на ухо. – У тебя что, куриная слепота? Не видишь ничего в сумерках?

– Какие тут сумерки, тут ночь! Может, нам чуть медленнее идти? – Лена старалась шептать тихо, но убедительно. – Тогда я хоть присмотреться смогу…

– Тогда мы к полуночи не успеем. Ты верхним зрением пользуйся. Кусты, деревья – они живые, их сразу видно. И корни под ногами, кстати, тоже.

– Верхнее… А-а, поняла! А земля, камни? Ветки сухие?

– Не видишь – ну и бог с ними. Ладно, сейчас нам немного пошуметь можно, не подкрадываемся все-таки. Вот когда ваш костер увидим – тогда на ощупь пойдем, а пока… Тут сейчас много всяких разгуливает. Все, пошли. Не сбивайся с тропы и на меня поглядывай.

Идти и в самом деле стало легче. По крайней мере, настолько, что можно было позволить думать о чем-то еще, кроме тропинки и кустов. Например, о том, почему вышагивающий впереди вояка сказал «верхнее зрение». Все знатоки, которых знала Лена, называли его «тонким», «вторым», даже «духовным». А вот «верхнее»… У кого же он все-таки учился? И откуда вообще взялся?

Впереди чуть посветлело. Или только показалось? Нет, не показалось – над пятнистым плечом взметнулась широкая ладонь. Лена замерла и запоздало удивилась: вот уж никогда не думала, что сможет так быстро научиться команды выполнять… Александр присел, двинулся вперед по-утиному, вперевалку, правой рукой словно нашаривая что-то над самой землей. Приподнялся, всмотрелся, выпрямился. Подозвал к себе коротким взмахом. Показал куда-то вперед и влево. Там, вдали, деревья были подсвечены дрожащим светом, переливающимся от розового к оранжевому. На несколько мгновений показалась яркая звездочка, уколола глаза и тут же расплылась, исчезла.

– Костер. Почти километр, – прошептал на ухо Александр. – То

ли палатки его прикрывают, то ли еще что-то.

– Это наши?

– Нет, в другой стороне. Еще какая-то компания. Просто я тебе показать хотел, как далеко его заметно, даже в лесу. И отсвечивает хорошо. Правда, здесь овраг, вдоль него все дальше видно. Кстати, не пугайся, но справа от нас в кустах хрюшка сидит. Дикая. Метров сто до нее, а мы чуть приблизимся. Так что если затрещит и побежит – не пугайся, ей страшнее.

– Как ты ее увидел?! – Лена не сдержалась, от удивления чуть повысила голос. Тут же воняющая реппелентом рука прижала губы.

– Тихо! Тут не только она может быть! Поверху увидел, как же

еще? Присмотрись – вон там, на склоне… Потопали дальше, не в зоопарке все-таки.

Действительно, затрещало солидно – как будто через кусты по склону покатилась каменная глыба. Рокочущая тень перемахнула через тропинку и помчалась по кустам дальше в овраг. Где-то вдалеке обиженно хрюкнули, и все затихло.

Ненадолго. Редкие щелчки дождя по кронам становились все громче. Потом исчезли – пришел ветер, зашумел над головой, сбросил с листьев воду и начал швырять холодные капли в лицо. Александр приостановился, обернулся, сказал весело:

– Погодка как по заказу! Теперь можно немного и шагу прибавить. Да не натягивай капюшон, откинь! Ничего же не услышишь. Кто тут купаться среди ночи собирался? Ну, не озеро, так душ. Зато вода чище и пиявок нет. И спать не хочется.

Какой там сон! Разверзлись хляби небесные, ливень ударил штормовой волной. Во что собирался вслушиваться проводник-лесовик, непонятно: гул и стон прокатились по лесу. Мокрыми тряпками шлепали листья, ветки трещали так, словно их кто-то грыз огромными тупыми зубами. Отсвет далекого костра погас, и Лена не взялась бы даже показать, где именно он был. Тропинка под ногами сначала намокла, потом понемногу расплылась липкой грязью. Над головой перекатился бледный сполох. Через полминуты сквозь шум деревьев и ветра донеслось сердитое ворчание грома.

Прибавить шаг не получалось. Ветер и дождь заставляли идти чуть ли не спиной вперед, мокрая грязь облепила кроссовки и уже ехидно чавкала внутри. Молнии полыхали все чаще и ближе. Очередная ярко-лиловая вспышка на миг высветила застывшие в воздухе алмазные россыпи, и тут же все скрылось в непроглядном мраке. Грохнуло так, что удар почувствовали даже плечи. Лена остановилась, затрясла головой. Как бы ни называлось это зрение… Сейчас у нее не было никакого. Даже обычного. И слуха тоже.

– Все, стоим здесь! – хлопнувшая по плечу рука заставила не вздрогнуть – подпрыгнуть. На долю секунды показалось, что опускаться придется уже где-нибудь далеко: ветер чуть не

перевернул в воздухе. – Давай вон под тот куст, там рядом

высоких деревьев нет. На гребень сейчас пусть мои враги вылазят!

– Н-н-не люб-бишь т-ты их! – простучала зубами Лена, покорно ныряя куда-то во мрак и неизвестность. Плащ на ней жил собственной жизнью: дергался, потрескивал, временами разворачивал хозяйку из стороны в сторону. – И в-воб-бще ж-жест-токий т-ты ч-человек!

– Кто тут сказал, что я человек? Я с тобой как Древний пошел, то есть нелюдь по определению. А любить врагов…

На этот раз увидеть вообще ничего не удалось. Почти. Кроме огненно-белого столба и его разноцветных отпечатков, запрыгавших под зажмуренными веками. Мир покачнулся и лопнул, ударив в лицо острым, щекочущим запахом. Потом земля ушла из-под ног, все перевернулось, что-то ударило по лбу. Еще один кувырок, и нижняя точка спины почувствовала под собой опору. Надо заметить, очень уверенно почувствовала. Искры перед глазами уже были, просто они приобрели новое направление полета.

– …и не рыпаемся! – наконец-то вернулся слух. Интересно, многое ли она пропустила, и что именно? – Главное, не поднимайся! Как, видишь что-нибудь?

– Ниче… – красный всплеск под веками и новый хлесткий удар над головой. Затрещало и со стоном рухнуло дерево. Далеко, но земля вздрогнула. – Ничего я не вижу! Я и глаза открыть не могу!

– А ты попробуй, – голос был на удивление мягким. Даже почти ласковым. И звучал над самым ухом. – Только сначала ладошкой прикрой и старайся смотреть вниз.

Получилось. Следующая вспышка позволила рассмотреть собственные ноги и мокрую, мерцающую и искрящуюся траву. Гром на несколько мгновений запоздал, но все равно прозвучал внушительно.

– Пронесло, – вырвалось у Лены.

– Это ты о чем? – тут же с прежним ехидством уточнил Александр. – Если о грозе, то и в самом деле. И почти что на нас. Заметила, как она быстро налетела? Я такое за всю жизнь раза четыре видел, и то два из них – в горах. А чтобы так быстро проходила – вообще впервые. Обрати внимание – ветер уже не тот, да и дождик поменьше.

Дождик хлестал по листьям, брызги летели в лицо. Хотя вообще-то ветра и холода Лена почти не чувствовала. Блеснула еще одна молния – и стало понятно, почему. Плащ над ней был растянут руками Александра. Получился вполне уютный шатер для одного не слишком крупного человека. Впрочем, скорее не шатер, а кресло с навесом. Можно было прислониться к сидящему сзади человеку, а колени использовать как подлокотники. Когда он успел?!

– Ку-уда выскакиваешь? – шатер тут же превратился в мешок. – Сиди, грейся, пока возможность есть. Минут пять, самое большее – десять, и пойдем дальше.

– Пусти, слышишь?! Выпусти сейчас же!

– Ну, как знаешь! – Александр вскочил, помог девушке выпутаться из пятнистых складок, поставил на ноги. – Тогда пойдем прямо сейчас. Погоди, я тут найду кое-что.

Он прошел несколько шагов вверх по тропинке, начал что-то высматривать под ногами. Подобрал тускло блеснувшую полоску металла, сунул за голенище. Шагнул в сторону, снял с разлапистого шипастого куста здоровенную темную тряпку. Встряхнул – еле слышно звякнуло и стукнуло. Одел, вернулся. Посмотрел виновато.

– Вот видишь, испугался малость. Когда рядом молния шарахнула, я от железок быстренько избавился, чуть нож не посеял. Рос бы потом здесь кактус из нержавейки…

Куртка даже при тусклом свете городского зарева выглядела достаточно жалко – насквозь мокрая, грязная, с налипшими прошлогодними листьями и торчащей из-за ворота травинкой.

– Саша, а куда эта молния ударила?

– Пойдем, покажу.

Идти пришлось совсем немного. Шагов тридцать. Дерево как дерево, ничем не примечательное. Разве что ветки немного обломаны – но и ветер был вполне…

– Вот, смотри, – Александр нагнулся и поднял с земли сук. Провел рукой по коре, показал ладонь – оттиснулась четкая полоса. – Можешь сама пощупать. Обуглился. Ничего, бывает хуже, здесь хоть само дерево жить будет. Вторая чуть выше и дальше врезала, там дела посложнее, там почти половину ствола снесло. Видела, как дрова колуном разваливают? Вот и здесь то же самое, только полено тонны три весит. А может, и пять. Как-нибудь еще окажемся в этих краях – напомни, посмотрим.

– Слушай, так мы же по этой тропинке шли! – девушка как-то опасливо поглядывала на лежащую под ногами ветку. Словно в ней осталась часть огненной стрелы. Тронь, задень, и выскочит… – А если бы не остановились, тогда что было бы?!

– Были бы две большие порции мяса, – судя по чуть слышному шороху, Александр пожал плечами. – Скорее всего, сыроватого, силы не хватило бы еще и нас прожарить. Могло бы и просто оглушить. Варианты от легкой тряски до шока и паралича. Какой выбираешь? Ты знаешь, в общем-то нет большой разницы – врежет по мне Господь Бог миллионом вольт или какой-нибудь супостат длинной очередью. Первый вариант даже лучше.

– Почему?! Для души, что ли, лучше? – от изумления Лена забыла про свои страхи. – Или ты молнию выдержать можешь?

– Не знаю, не пробовал. А вот пулю ловил, был такой факт. И что она с другими делала, не раз видел. Молния хотя бы кишки тебе не вывалит… Ладно, потопали дальше. Работать нужно, теорией дома займемся. Когда будет сухо и комфортно. Выберемся из леса, приглашаю на глинтвейн, а сейчас за мной! И не отставай!

(обратно)

ГЛАВА 13

Бывший разведчик безуспешно пытался вспомнить часть своего боевого прошлого. На память он не жаловался. Он вообще не жаловался. Зачем? И кому? Девице, старательно притворяющейся кустом в полусотне шагов позади? Или впившемуся под ребра корню? В горах были камни, лежать на них было еще хуже – это он помнил. Головой. А ребра и брюхо не хотели вспоминать. Не нравились им такие впечатления, они их быстренько забывали. Мол, все это было давно и вообще неправда. Отвык лежать в неудобном, не выбранном и не подготовленном заранее месте. Давно не приходилось. Тем более вниз головой. Только как еще устраиваться, если объект на дне оврага, а единственная удобная позиция для наблюдения за ним – крутой откос?

Точнее, единственная возможная. В нынешнем положении, по крайней мере. А как все просто начиналось – приходишь вместе со всеми, мирно сидишь у костерка, смотришь на пляски молодежи… или не пляски, но что-то не менее интересное… Подумать только, всего-то несколько часов прошло! Да как все серьезно обернулось – даже не все нужное в мешок положил. Не учел, не почуял, не знал заранее. К сожалению. К огромному сожалению. Очень не хватает заранее запасенной и подложенной соломки, когда твоя задница уже вычислила точку падения…

Однако солидно они там, внизу, обосновались. И подготовились на славу. И место удобное выбрали, и оборудовали его должным образом, не придерешься. Лес от ветра защищает, гроза в низине не страшна. Деревья крепкие, ветром не повалит, склоны тоже вроде бы от дождя поползти не должны. Сушняком запаслись изрядно, Михайловне этих дров на всю зиму бы хватило. За водой далеко ходить не нужно: вот он, родничок, полсотни шагов от костра.

Что особо примечательно – внутри защитной черты. Мощной. Оборонительной. Обычному человеку к ней просто не подойти: повернет на другую тропинку, и только потом подумает – с чего бы? Впрочем, наверняка решит, что не понравилась ему компания на полянке. Чем – опять-таки не поймет. Потому что не разглядит толком. Необычный человек – или, к примеру, не совсем человек – как раз все увидит и даже пройти сможет. До черты. Дальше ему совсем нехорошо станет. Впрочем, даже перешагнуть ее, если умеючи, можно. Или попробовать обойти поверху, по деревьям, как сделал когда-то сам Александр. Да вот только выдаст умелец себя с головой и потрохами, раззвонит на всю округу о своих способностях, и будут его, такого мастера на все руки-ноги, встречать. Радостно так встречать. Горячо. Вон и дровишки заготовлены…

Голова ныла, и надоедливо зудели глаза. Понимали, бедные, что не будет им отдыха, и даже поплакать толком не дадут. До самого утра. Утром они тоже продержатся какое-то время, а потом придется ползти чуть ли не ощупью к Натанычу или Олегу свет Алексеичу, валяться с примочками на веках и тихо подвывать. Зато сейчас никакого прибора ночного видения не требуется. И бинокля. И верхнее зрение сейчас вполне совмещено с обычным. Очень удобно. Жаль только, ненадолго. Значит, нужно это время полностью использовать.

Александр смотрел сквозь темноту, листву и чужое колдовство, смотрел и пытался понять, что же происходит. К полуночи он из-за грозы не успел, но вроде бы ничего особого не произошло. Было, конечно, колыхание по лесу из этого места. Слабенький такой всплеск, словно и в самом деле поплясали у костра да праздник радостно отметили. Сейчас вот сидят, песни слушают да винцо кушают. На земле мир и в челове… пардон, в Древних… в общем, хорошо им там. Прямо-таки видно, как хорошо. Любым зрением видно.

А если верхним, то можно неплохо рассмотреть и весь сложный чертежик на полянке. Аккуратный, но несколько перекошенный. Тщательно, старательно перекошенный. Круг делили на шесть частей, Ленка правильно подметила, но соединили почему-то только пять точек – вот и получилась у них этакая приплюснутая «пента». Сжатая, так сжатая, что даже лопнула – посередине, у рдеющей в темноте груды углей, возле которой сплетено что-то совсем уж непонятное. Скорее восточный орнамент, чем точная наука геометрия. И при всем этом чертежик совершенно пустой. Холодный, как лягушка зимой. Сделали, но не задействовали. Отложили? Передумали? Или не сработало? Последний вариант особенно грел душу, сладко успокаивал и все завершал. Поэтому его следовало оставить на десерт.

Взгляд скользил по поляне, по расплывчатым теням людей и вещей, фокусируясь на знакомых лицах. Кто-то с гитарой – лица не видно, спиной сидит, но вроде бы из молодых. Напротив него, с отблесками костра на лицах – Аня, Роман, Антон. Все радостно-возбужденные, до ярко-зеленых бликов вокруг. Алексей разговаривает с кем-то из новичков – даже имя не вспоминается, хотя человек тусуется уже недели две. Новичок просто заинтересован, слушает словно откровение. Или сказку. А вот сам сказочник явно нервничает, оранжевый отсвет начинает понемногу пропитываться алым. На кого он там оглядывается?

Ну, здравствуй, приятель. Можешь не отвечать, Костя, можешь вообще не замечать старых знакомых. Чем ты, собственно, и занят: все-таки чуть дернулся, скользнул взглядом по склону, но разговор интереснее. Почувствовал, но не обратил своего благосклонного внимания. Даже искры не было в уверенном голубом сиянии. А ведь крут ты стал за эти годы, ох, крутехонек. И раньше не последний был в своих кругах, а теперь и вовсе на холм поднялся бы… Хотя, впрочем, могло бы и ума хватить пропустить вперед самых нетерпеливых. Особенно с учетом имеющегося опыта.

И спутница твоя подросла. Во всех смыслах. И грива ее огненная достигла пышности невообразимой. Вот только терпения рыжей ведьме не хватает – совсем как в юности. Взвинчена, напряжена, чего-то опасается. Силы тратит на защиту свою полупрозрачную, держит в воздухе дергающийся клубок бледных ниток. Поучилась бы у Костика, что ли? У того не защита видна, а готовность ее поставить. Моментально, опережая даже собственную мысль. На взводе человек, но спокоен. А Наталья – как ее там по батюшке? – в общем, не уверена в себе Наташенька. И чего-то ждет. Полыхает желто-красным заревом куда какому костру, даже прятать не желает – а ведь знает, что здесь и молодежь верхним зрением смотрит. А еще подруга наша пылающая не только по сторонам поглядывает, но нет-нет – и на часики глаза опустит. И тем выдает вас, братцы-сестрицы, с головой. Намечено у вас продолжение банкета, и в самое ближайшее время. Так что десерт отменяется. Вместо него подадут кашу непонятного происхождения. А уж кто как расхлебает – это по аппетиту и величине ложки.

А кто это там третий? Не узнать, никак не узнать. Однако фигура до крайности неприятная. Квадратная такая фигура, плечистая, раскачанная до безобразия. И, что характерно, с ровным блеском на бритом затылке. Однако не из простых гопников, отнюдь не из простых. Гопник обычно не держит вокруг себя такое густое облако, через которое и не видать-то почти ничего. Могучая защита, сильная, хотя и несколько бестолковая. И мрачная, какого-то серо-стального оттенка. Редкость. Да и колдун с бритым затылком и фигурой культуриста – явление не то чтобы уникальное, но и не рядовое. Балуются многие, а у скольких получается? Не нужно это им, у гопы свои способы воздействия на окружающий мир. Так что надо присмотреться и запомнить. Город не такой уж большой, рано или поздно придется встретиться. Может, и встречались уже… даже клык зачесался, даром что железка вместо нерва.

Очень интересная собралась компания. И разговор, наверное, интересный. Жалко, не удалось поближе подобраться. А еще жаль, что не получается уши так же настраивать, как глаза. Александр согласился бы два дня прожить глухим и немым, лишь бы хоть на пару минут прислушаться и понять: что так нервирует Наталью, от чего у гоблинского колдуна вместе с раздражением чувствуется и вина, и растерянность… почему этот разговор так важен для Алексея, в конце концов.

Впрочем, никакие чуткие микрофоны тут не помогли бы. Веселый дребезг гитары заглушит любые звуки, если они слабее командирского мата и пушечной пальбы.

Вот, кажется, и договорились. Бритый затылок заходил вверх-вниз, руки приподнялись успокаивающе: мол, все будет… или хорошо, или сделано – понимай как хочешь, если не слышишь. Уверенно встретились мощная лапа и направляющая-указующая рука Костика. Уважительный поклон рыжей ведьме, небрежный кивок обернувшемуся Алексею – и показалось лицо уходящего «качка». Знакомое лицо. Видел, но давно, а когда и где – сразу и не вспомнить, как не старайся. И не нужно. Сейчас важно не прошлое. Вот квадратный силуэт подошел к зеленоватой полоске защиты, потоптался, помялся. Неуверенно оглянулся на костер и шагнул дальше. Задрожало марево, мелькнул искристый вихрь – и опять все успокоилось. Только на секунду сбился с ритма гитарист, да деревья в овраге проворчали что-то недовольное.

Прелестно, чудесно, замечательно! Деревья – это свидетели ценные, и потом найдется кому их опросить. Древесина впитывает все, что может, но потом и отдает, не жадничает. Забыли об этом ребята, забыли. А может, и не знали никогда. А если и знали, то не обратили внимания на лес.

Хотя один-то человек из этой компании точно не мог забыть и обратил бы. Вон она, общая любимица Татьяна, сидит на бревнышке, прислонилась к какому-то зелено-пятнистому крепышу. Причем, что интересно, и верхним зрением тоже зеленый, только пятна не коричневые, а синие. Темно-синие. Даже завидно, насколько уверен в себе человек. Это, надо полагать, и есть тот самый парашютист Андрей. М-да, хороший у него спорт. Нервы укрепляет… Даже слишком. Все хоть как-то возбуждены, у всех праздник, у всех чувства фонтаном брызжут и фейерверком полыхают – только один человек бесстрастен, как видеокамера. Не интересно ему, что ли? Причем и скуки тоже не наблюдается. И, особо отметим, никаких следов недавних занятий всяческим колдовством, ведовством и прочими штучками. Ни малейших. Каким, спрашивается, образом он попал в старший круг этой компании? И чем он там занимается? Надо будет Ленку порасспросить…

А вот подруга его нервничает. И даже не собирается этого скрывать. И чего-то вдобавок боится. При этом так поглядывает на Наталью и Костика, словно они вот-вот обернутся волками и начнут неспешный и плотный ужин. Впрочем, насчет волков – это вряд ли. Двое волков даже с зимней голодухи всю тусовку не слопают. Разве что пара драконов могучих размеров и с соответствующим аппетитом. Что-то знает наша Татьяна. Что-то такое, о чем молодежь с гитарой пока что и не догадывается. Вот Алексей наверняка знает и заметно нервничает. И Наталья рыжая ждет события, «времени Ч». Добавим более чем возможный страх Татьяны перед какими-либо ритуалами в лесу. Добавим неиспользованный чертежик. Остается выяснить два вопроса: что именно они собираются здесь устраивать и в котором часу?

Время шло. Не бежало, не летело – шло неровным шагом, словно собирающий бутылки бомж. Время нервно икало в часах, и от этой икоты секундная стрелка двигалась явно медленнее, чем следовало. Сзади довольно шумно чесались кусты: после дождя нужно было еще раз намазаться, но в спешке про комаров забыли. Брюхо тосковало по оставшейся в рюкзаке тушенке. Внизу начали танцевать. Костик и Андрей оставались каменно спокойными. Нервные участники действа напряглись еще сильнее, постепенно разгорались оранжевым пламенем, словно живые костры. Татьяна встала с бревнышка, подошла к Наталье, что-то спросила – сноп алых искр и темно-лиловый отсвет. Алексей как-то обреченно поглядел на обоих, шагнул к почти остывшим углям, что-то засунул в кострище. Накрыл сверху дровами, пошел из круга…

И даже вышел. Сразу же остановился, оглянулся на пляшущую компанию, кому-то приглашающе кивнул. Словно по этому знаку, шагнули друг от друга Татьяна и рыжая Наталья. Костик посмотрел на небо, чуть отогнул рукав – тускло блеснул огонек подсветки часов. Подошел один из танцоров, поправил выбившиеся из-под хайратника светлые волосы. Потоптался, покрутился на месте, глядя почему-то под ноги. Видимо, что-то спросил – Алексей вытянул руку, показал на круг поодаль от себя, и паренек послушно занял свое место. На крайнем правом луче пентаграммы – если смотреть от среднего луча к костру. Посередине – Костик, мальчики направо, девочки налево… Все в порядке. Представление начинается.

Пятеро дружно вскинули руки. Не иначе, по команде. По верхнему зрению плеснуло яркими, чистыми красками: алый страх, оранжевое беспокойство, желтая тревожная сосредоточенность, зеленое любопытство – и спокойная, уверенная, пронзительно-голубая сила режиссера. Он же, судя по всему, дирижер и солист. Или главный герой – кому как нравится. Пламя костра взметнулось и тут же испугано вжалось в угли. По сплюснутой звезде метнулась синяя молния, брызнула искрами из углов, набухла заревом над кострищем. Лилово проступил лабиринт непонятного чертежа в середине. Проступил, высветился – и тут же погас, и зарево легким облачком вылетело через открытую сторону пентаграммы. Заклубилось перед кругом, потом каким-то судорожным рывком перепрыгнуло – и тут же растеклось, расплылось сиреневой дымкой. Исчезло. По плечам Александра протоптались холодными лапками мурашки – и все.

И все?!

Танцоры даже не сбились с ритма, гитара не запнулась, не сфальшивила. Парашютист Андрей что-то прихлебывал из армейской фляжки. Где-то за спиной комары выигрывали сражение. Пятеро от круга расходились по своим местам – танцевать, сидеть на бревне… Такое простое действие, такое быстрое, никто и не заметил. И столько приготовлений – для чего? Для чего именно?

Что это вообще было? Вызов кого-то потустороннего? Не похоже. Совсем не похоже, гости с другой стороны совсем по-другому выглядят. Кого-то проклинали или, наоборот, пытались помочь? Не то. Этот голубой сгусток так бы и потек, куда послали. Обработали присутствующих? Вряд ли: пентаграмма была открыта как раз в противоположную сторону. Если проследить дальше ось Костик-костер-выход – куда она приведет? Мимо бывшего пионерлагеря, через дачи и железную дорогу, по степи и холмам…

В Россию, словом. Надо будет потом по карте посмотреть. Хотя занятие скорее всего бесполезное, направленного импульса не было. Да и с таким выходом силы проще было перебраться поближе к цели. Значит, все, на что нужно было воздействовать – здесь.

Крохотное такое воздействие. Незначительное. Почти незаметное. Однако очень нужное тем, кто его затеял. Настолько нужное, что помехи надо было устранять самым решительным образом. И самое непонятное – чего так боялся Алексей? Точный, точечный удар, в нужное время в нужном месте. Камешек, который должен сдвинуть гору – вот только какую и куда? Ладно, будет с кем это обсудить, теперь пора отсюда выбираться. Теперь там, внизу, на предстоящем действе не сосредотачиваются, так что могут и заметить. Особенно если их все так же пристально рассматривать, да еще и пытаться понять. Будешь много думать о добыче – почует. Это не только люди-охотники знают, это, говорят, даже медведю понятно. А может, и ежу. Он тоже хищник.

Уползти со склона получилось, и даже вполне прилично. А вот встать – не сразу. Поплыло все перед глазами, ноги подкосились и попробовали уронить хозяина. Еще и замутило вдобавок. Мысли задергались, запрыгали внутри черепа: кто? Как? Специально достали или просто что-то накрыло? Или – черт его знает – вот они, результаты… Потребовалась минута, не меньше, чтобы догадаться: никакой магии. Все просто и обидно: лежал-то вниз головой, вот и прилила к ней кровушка. Хорошо хоть не сразу вскочил, мог ведь и сознание потерять. Бывало такое у людей, сам видел в прежние времена. Настолько далекие, что кое-какие полезные мелочи начинают забываться.

Тихо подозвал Елену, молча отошли подальше – так, чтобы затихли гитарные переборы и не угадывался между деревьев даже просвет над оврагом. Первым делом Александр вытащил из кармана тюбик с репеллентом: спасайся, кто может! Долго и старательно мазали едким кремом все, что могло послужить кровопийцам аэродромом и благотворительной столовой. С подветренной стороны глубоко в лесу зашумели ветки и чмокнула влажная земля. Затрещало, затопотало и покатилось дальше. Значит, и туда дошла химическая вонь…

– Ну, что там было? – блеснула глазами Лена, растирая отраву по щиколоткам. – Увидел что-нибудь?

– Увидел, только еще не совсем понял, что именно, – честно ответил Александр. – Слушай, кто у вас из «стариков» белобрысый и ходит в хайратнике? Худой, не то что длинный, но чуть выше среднего. Вроде бы молодой, лет двадцать – двадцать пять, не больше, если я все верно разглядел.

– Погоди, погоди, есть такой… Н-нет, как зовут – не вспомню, он там недавно. Меня уже не было, когда он появился, но я его пару раз с Наташкойвидела. Да и к «зажигалке» он иногда приходит. А что такое?

– Не знаешь, он чем-нибудь до прихода к вам занимался? Ну, маг он, сенс или еще кто?

– Нет, не скажу. Хочешь, узнаю?

– Хочу, конечно.

– А что мне за это будет?

– То есть? – опешил Александр. – Извини, не понял юмора. Ты что, ко мне шпионкой нанимаешься? Прости – тайным агентом? Так я никого не вербую.

– Что, полномочий нет? – прозвучало это достаточно ехидно, и было подкреплено соответствующим взглядом. Впрочем, чуть опухшее веко несколько испортило эффект. – Слушай, давай честно, а? Раз уж ты меня в это втянул и до сих пор не пристрелил, не зарезал и подальше не послал, так должен объяснить, во что я вляпалась. По всем законам жанра сейчас самое подходящий момент.

– Угу, подходящий, – непонятно было, ругаться или хохотать. Впрочем, и то и другое надо было делать как можно тише. – Для того, чтобы тихо исчезнуть отсюда и добраться до рюкзака. А потом или ждать первого трамвая, или еще несколько кэ-мэ пешим порядком. Задача ясна?

– Конечно, товарищ командир, будет исполнено, товарищ

командир… Разрешите обратиться?

– В кого? – подозрительно покосился Александр. – Если в лягушку, то разрешаю. И не так промокнешь, и комарья меньше будет.

– В лягушку – это классно, – задумчиво ответила Лена. – Это сейчас самое то – в лягушку. Если уж все по сказке… Саша, кроме шуток – нам сейчас обязательно бежать и прятаться или все уже кончилось?

– Не знаю. Похоже, что сегодня ничего больше не намечается, – тут он вспомнил колдуна с бритым затылком и добавил: – А вообще-то я пока что ни в чем не уверен. Кроме одного: отсюда нужно убраться побыстрее и потише. Поэтому пошли, и старайся не шуметь. Давай договоримся – все серьезные разговоры оставим до города. Там хоть дома запремся, хоть в парке на лавочке устроимся, и будешь расспрашивать. Годится?

– Вполне, – как-то грустно откликнулась девушка. – Только я

еще кое-что здесь и сейчас сделать хотела. Сегодня купальская ночь, точно? Пусть не с нашими, но просто найти пруд можно? Тут есть два подходящих, минут двадцать идти… если днем. Ты скажи, у нас есть время, чтобы туда смотаться?

– Это значит, полчаса в одну сторону, да там… Погоди, это те пруды, что в Широком овраге? Возле дач?

– Дачи есть, а как овраг называется – не знаю. Там еще «Звездочка» рядом, детский лагерь.

– Тогда точно, они. Далековато потом идти будет. Блин, и угол ведь нигде не срежешь. Придется еще и крюк по просекам накидывать… Знаешь что? Если уж так приспичило, пошли сначала за рюкзаком, а потом уже к прудам.

– Пошли! – обрадовалась Лена. И тут же получила щелчок по лбу. – За что?!

– За нарушение маскировки. Можешь хоть прыгать и визжать, только не здесь. И под колпаком, под защитой, чтобы никто из наших тебя за километр не увидел. Между прочим, до стоянки вероятного противника на-амного меньше. Так что ноги в руки – и вперед, но тихо!

– А просто сказать нельзя было? Обязательно сразу в лоб?

– Потопали, потопали! В лоб – это чтобы сразу пылкая радость кончилась. Видела бы ты себя…

– И что такого? Нельзя и обрадоваться? – это было сказано уже в удаляющуюся спину.

– Неужели плохо объяснил? – удивленно обернулся Александр. – Твоя радость верхним зрением была видна лучше всякого костра.

Пока я объясню, пока ты закроешься – засекут, а так все сразу пришло в норму. Моментально. А теперь – не отставай!

* * *

– Придется тебе подождать с купанием, – прошептал Александр, оглядывая поблескивающее темное зеркало пруда. – Занято.

– То есть как – занято? Кем?

– Потише, не пугай народ. Вон, погляди, справа. Не иначе, из «Звездочки» девахи сбежали.

– Какого лешего им тут потребовалось в четвертом часу?! – возмутилась Лена почти в полный голос. – Все спят уже!

– Тогда уж не лешего, а водяного… Как видишь, спят не все. Наверное, сначала их начальство караулило, потом по двое-трое весь лагерь бегал, а до этих очередь только сейчас дошла.

– Ну, так уж и весь лагерь!

– Запросто. Не одни вы нынче умные. Прежде, может, и до шестого июля ждали бы, а сейчас все продвинутые. Девок, между прочим, это во все времена больше касалось, все эти обряды и гадания. Так что чему удивляешься? Погоди, скоро это в список мероприятий по лагерю вставят… И наверняка мужская половина сегодня не столько купалась, сколько подглядывала – если у них разведка нормально поставлена. Вот, кстати, тебе еще одна причина столь поздних процедур: ждали, пока хождение полностью прекратится. У мальчишек в первую голову.

– Да ну тебя…

– Чем тебе моя версия не нравится? Ладно, готовься – вылазят русалочки, замерзли. Через пару минут сама пойдешь синеть и пугать комаров лязгом зубов. И чего тебе приспичило? Ладно бы еще жара-духота, а то после грозы, чуть ли не на рассвете – в самый колотун!

– Вот захотелось, и все… Погоди, а ты что, на берегу будешь сидеть? Вот так, как за этими, смотреть?!

– Ну, во-первых, я смотрю не за ними, а на них. Во-вторых, смотреть тут особо не на что, ты гораздо интереснее. В-третьих, голяком по лесу бегать неудобно. Мало ли что, дела нынче интересные творятся. Если что, тебя и без одежды утащить можно, не впе… – Александр запнулся. Закончил совсем другим тоном, без следа веселья. – Не проблема, в общем. Так что купайся спокойно. Могу даже отвернуться. И вообще, я в кустах посижу, не хочу на открытом месте маячить.

– Ну, тогда отворачивайся, а я пошла.

Александр послушно развернулся спиной к берегу, скинул рюкзак под куст. Улегся так, чтобы просматривались обе тропинки, выходящие на эту сторону пруда. Третья тропа – дорожка к лагерю – терялась за деревьями, но для верхнего зрения все равно как на ладони. Даже голову поворачивать не нужно, чтобы различить две весело-испуганные искорки: все-таки учуяли девчонки, ночью в лесу и шепот разносится, а Ленка чуть ли не орала. Вон и она сама, возится на пляжике, оборачивается… Причем и поверху пытается глядеть. И опять про маскировку забыла. Даже затылок свербит от ее взгляда. Ладно, там все пока что нормально, надо за лесом приглядывать.

С лесом между тем творилось что-то странное. Непонятное. С таким Александру еще не приходилось сталкиваться. Первые признаки были заметны еще по дороге к оставленному рюкзаку, но тогда все можно было списать на излишне обостренные чувства. Потом, когда шли к прудам, обращал внимание в основном на ориентировку и поиск посторонних. И думал о том, почему же никого из своих не почувствовал там, возле стоянки. Натаныч знал, Олег и Илья наверняка знали – неужели действительно на него одного понадеялись? Оставили без присмотра такое место и с такой компанией? Чего это стоило несколько лет назад, вряд ли кто-то забыл. Даже если наблюдатели замаскировались так, что и своим не видно, кто-то мог бы и после подойти. Встретить в лесу. Хотя бы знак какой-нибудь подать. Ан нет, не было никого. Теперь самое время подумать – не связаны ли две эти странности.

На первый взгляд, ничего особенного в лесу не было. Деревья как деревья, кусты как кусты. Даже тучи постепенно расползаются – звездочки проглядывают, верхушки облаков луна подсвечивает. И на второй взгляд, верхний – тоже более-менее нормально. Живет лес

своей жизнью, листья подремывают, мыши в подлеске бегают, шуршат, дерутся за что-то. Сова пролетела – нормальная, обычная, сама по себе да по своим делам. Разве что светлые ниточки между деревьями – тонкие, почти незаметные, речными струйками вьющиеся – чуть ярче, чем обычно. И быстрее дергаются-переливаются. Те самые ниточки, которые делают лес не древесиной на корню, а живым существом. И где-то глубоко, между корнями, можно различить чуть изменившийся оттенок этих лесных нервов. Такое бывает иногда на исходе лета, когда смотришь на поросший деревьями холм: вроде бы еще все зеленое, но уже угадывается будущая желтизна.

Бывает такое с лесом. Не слишком часто, но бывает. Если гусениц слишком много развелось, например. Или где-то далеко хрустит кустами низовой пожар. Так далеко, что даже запах гари не доносится. А вот вырубка редко тревожит, разве что сразу несколько бригад лесорубов план перевыполняют. Видел Александр такое, чувствовал лесной испуг.

Вот только спина при этом так не холодела. Потому что в поскрипывании веток сейчас чудился стон – далекий, словно через толщу земли. Протяжный, горестный, безнадежный. Стон не деревьев – всего леса. Что-то он почувствовал, что-то понял, узнал. Страшное, необоримое. Неведомое ни людям, ни Древним, а только поколениям вековых дубов. Еще не наступившее – но уже подобравшееся настолько, что вряд ли остановится или пройдет мимо.

Внезапно желто-зеленая волна поднялась вокруг, накрыла с головой – и Александр захлебнулся. Судорожно дернулось тело, не желающее расставаться с привычной жизнью, руки впились в траву – и срослись с ней. Лес нашел того, кто может понять, подумать, что-то исправить. Может быть, даже отвести общую беду. Нашел ту часть себя, которая могла не ждать, а действовать. "Муравьи", – мелькнуло вдруг в расползающемся сознании. – «С Татьяной – муравьи, а теперь я вместо муравейника».

Странное чувство – одновременно видеть себя и сверху, и изнутри. С разных сторон и во многих местах. Весьма странное. Особенно если ты в состоянии понять, что раскинулся на многие километры, и саднящая царапина между лопаток – это полоса асфальта. С одного бока медленно поджаривает город, с другого медузой растекаешься по степи, выбрасываешь молодую поросль опушек. И сердец несколько, бьются вразнобой. И сыто плюхает в озерцах и болотцах. А где-то глубже приятно холодят грунтовые воды. А еще глубже и почти возле самого города – уже леденящий мороз, от которого хочется отодвинуться подальше. Там пожухнут листья, там застынут соки, не гнездятся птицы и не роют норы лисы. Торчит, тянется к живому острая сосулька. «Холм. Тот самый холм, где пять лет назад…» Лес не дал сосредоточится на воспоминаниях, и Александр этому обрадовался бы – но не смог. Не сумел. Не до того сейчас. Тянет холодным сквозняком еще в нескольких местах, но в привычных, знакомых. Угроза – смутная, но отчетливая. Никак не понять, откуда.

Александр попробовал найти тот овражек, где совсем недавно стояли по углам раздавленной звезды Костик и его помощники. Ничего особенного. Такое было и будет. Для леса – не более чем холодная дождевая капля на щеке. Костер возле устья соседнего оврага раздражал куда больше: заночевавшая там компания явно чувствовала себя венцом творения и правительством всего окружающего. Временным правительством, ничего не боящимся, не стесняющимся и не берегущим. Противно, но не то. Еще одна компания – не то. Третьи гадят еще хуже, но опять не то. А вот и наши! Что-то у них стряслось, кого-то они ловят, но лес это не беспокоит. И еще одно местечко, и снова не то, что нужно… Вот оно!

Словно дым, ползущий между деревьями и стелющийся по низинам. Только пахнущий не честной горькой золой и даже не сладковато дурманящими парами бензина. Тяжкая, выворачивающая наизнанку вонь разложения, тухлый смрад. Рыбьи кишки, залежавшиеся в мусорном баке. Прорвавшийся застарелый гнойник. Давно не чищеный свинарник. И все это облаком поднималось над городом, растекалось по окрестностям, жадно тянулось к ледяным фонтанчикам и ярким огонькам. Странным образом эта летучая гниль была сродни потустороннему холоду – но не смешивалась с ним. Лес ее не интересовал, она его, похоже, просто не замечала. Просто текла из города через холмы – но там, где удушливая волна свивалась с глубинными сквозняками, тускнела и гасла зеленая паутинка между деревьями…

Словно с дерева да лицом о землю: вокруг кусты, деревья, сердце снова одно. Бешено, чуть не выламывая ребра, колотится там, где ему и положено – слева. Справа синеватыми искрами металла поблескивает рюкзак. А сзади кто-то осторожно подходит. Даже подкрадывается. Кто-то замерзший, но довольный – и при этом нерешительный до отчаяния.

– Искупалась? – слова дались с трудом. Еще труднее было обернуться.

Хорошо, что Александр и сейчас видел мир не только своими, но и лесными глазами. Для леса не было ничего проще и уместнее искрящихся капель на серебристой от лунного света коже. А вот одежда в руках казалась лишней.

Впрочем, только казалась. Капли заметно подрагивали, а кожа все больше напоминала гусиную. Точнее, куриную – синих пупырчатых кур, которых и сейчас еще можно встретить у «отечественного производителя». Романтика – дело хорошее, но придется подождать.

– Ты что, по бронхиту соскучилась? – прорычал Александр, распахивая рюкзак. – Или не было никогда, решила познакомиться? Так не надейся… Вот, то, что надо!

Одежда упала на сырую траву. Девушка отшатнулась – то ли возмущенно, то ли испугано, но Александр твердо решил пренебречь правилами хорошего тона. Сначала дело, беседа потом. Дрожащее тело очутилось в крепких шерстистых руках. Попыталось вывернутся.

– Не дергайся! Хоть бы вытерлась… Сейчас разотру, потом все остальное.

– П-пу-уст-ти! Н-нашел ч-чем – н-н-носка-ам-ми!

– Не бойся, чистые. И шерстяные – то, что доктор прописал. Не хуже любой банной рукавицы. А одеться все-таки стоило – даже мокрая одежда хоть немного, но защищает. Спасибо, конечно, польщен, весьма приятно… Ты что, всерьез подумала, что меня твоя простуда обрадует? Даже таким способом заработанная?

– Я д-думала, т-ты с-согреешь! А т-ты…

– А я именно этим и занимаюсь. Есть, конечно, способы и получше. Да, кстати! – один носок пришлось снять с руки, чтобы достать и открыть фляжку. – Пей, а я пока продолжу.

Лена глотнула – и тут же поперхнулась, закашлялась, чуть не выронила фляжку.

– Э-э… Э-это что за отрава?!

– Фирменная настойка на травах. По рецепту одного моего старого знакомого. Все, что требуется для здоровья, плюс медицинский спирт. Теперь то же самое наружно… – он щедро плеснул на «рукавицу». – Потерпи, сейчас будет холодно.

– А-а-а! Садист, маньяк, козел, ты что делаешь!!!

– Не ори на весь лес! Предупреждал же, неужто потерпеть нельзя было? Да, садист. Да, маньяк. За козла ответишь?

– Да пошел ты! – девушка все-таки вывернулась из рук. – Я к нему… Саша, что с тобой?!

Это был уже не крик. Сдавленный шепот, хрип какой-то. Лена затряслась еще сильнее, подняла руку, словно хотела дотронуться до щеки своего спутника – и тут же отдернула. Рванулась в сторону, остановилась. Испугано смотрела то на свою одежду, то на Александра.

Тот ощупал лицо. М-да, похоже, накрылась маскировка. Даже не дубовым веником, целым лесом. Которому все равно, что у вас там сверху, ему подавай самую сущность. Снова придется личину накладывать – Александр поморщился при воспоминании о процедуре и ее последствиях. Впрочем, на этот раз может и легче обойтись, привык все-таки.

– Не шуми, я это, я. Кто тут час назад в тайные агенты напрашивался? Вот и привыкай к нашим шпионским штучкам.

– З-зачем… Т-так… П-пугать?!

– Честное слово, я не специально, оно само. Ну, не дрожи, иди сюда. После растирания нельзя на ветру стоять, только хуже будет.

Девушка нерешительно шагнула к нему. Остановилась, попросила жалобно:

– Слушай, Саш… верни все, пожалуйста. Сделай, как было.

– Увы, рад бы, но не могу. По крайней мере, сейчас. А что, таким я тебе не нравлюсь? Между прочим, это мое настоящее лицо.

– Н-нет… То есть не знаю. Просто… другой человек.

– И не человек вовсе. Мы же с тобой вроде как Древние, так чему удивляешься? Иди сюда, замерзнешь. Не бойся, послезавтра… точнее, уже завтра все на своем месте будет. Скажи спасибо, хоть голос тот же остался.

– Я и так… Я думала, все, крыша сдвинулась от всего сегодняшнего, глюки бегают по лесу… Слушай, а зачем это все потребовалось? Ну, чужое лицо и все прочее? Тебя что, ищут?

– Можно было догадаться, – проворчал Александр, снова зарываясь в рюкзак. – Почему мы с тобой до лагеря не дошли, помнишь?

– Ну, помню. Хочешь сказать, все равно узнали? Тогда зачем… Погоди, так это ты от наших скрывался?!

– Одень-ка тельняшку, она теплая, двойной вязки. От кого же мне еще скрываться прикажешь?

– Ну, не знаю, – Лена то ли пожала плечами, то ли попыталась получше устроиться в огромном полосатом мешке. – Ты же воевал – может, кровники какие-нибудь. А как тебя выследили? И вообще, с чего это твоя маска сползла?

– С лица, конечно. А почему – это уже отдельный вопрос, требующий долгого рассказа. Так что там насчет согреться? Каким образом ты это проделать собиралась?

– А то ты не понял… – девушка отвела глаза. – В конце концов, эту ночь раньше не только купаниями отмечали!

– Ну, отмечать так отмечать! – вся выпавшая из рук одежда полетела в рюкзак. Сверху шлепнулись носки и фляжка. – Только отсюда уйдем. Я выше место хорошее приметил.

– Да ты!.. – договорить не получилось. Рюкзак как-то сам собой взлетел на плечи хозяину, потом пятнистым крылом развернулся плащ – и Лена обнаружила, что ее спеленали. Более того – оторвали от земли и несут на руках. – Пусти! Пусти, нелюдь!

– Вот-вот. Нелюдь, маньяк, садист – знала, с кем связалась? Только не вопи на весь лес, ради бога. Мало ли кого накликать можешь, особенно нынче. И не дергайся, без этого тяжело нести!

– Отпусти сейчас же! – прошипело из-под надвинутого капюшона.

– Поставь на землю и верни вещи!

– Если отпущу, то не поставлю, – пропыхтел Александр. – Уроню. А вниз тебя легче было…

– Отпусти!

– И куда ты пойдешь среди ночи? Погоди, не брыкайся! Сейчас вон те кусты пройдем, там поставлю. Сможешь одеваться и не оглядываться, кто там еще на бережок пришел. Ф-фух, еще три шага, – по ткани плаща скрежетнули ветки. – Приехали! Погоди, площадку утопчу, а то ногу еще пропорешь… Все, приземляйся. Можешь на плаще стоять, пока я твои шмотки достану.

Ухнул оземь «станок». Александр откинул клапан, нащупал все, что требовалось. Не оборачиваясь, протянул за спину. Подождал. Потряс рукой, чтобы обратить внимание. Обернулся:

– Ну, в чем теперь-то дело?

– Саша, я дура? – в голосе дрожали слезы. На глазах – тоже. – Нет, ты скажи, я дура? И истеричка в придачу, да?!

– Не скажу. Я тебя не так давно знаю, ты с собой лучше знакома, так что – как хочешь. Могу и сказать. Только ты одевайся, не мерзни.

Лена дернулась, дотянулась до одежды – и расплакалась. Уселась на плащ, натянула на лицо ворот тельняшки, прижала его ладонями и тихо, отчаянно зарыдала. Всхлипывала, задыхалась. Полосатые плечи дергались так, словно пытались сжевать качающуюся между ними голову.

Александр присел на корточки рядом с девушкой. Попытался пригладить торчащие волосы – его отпихнули локтем. Положил руку на плечо – судорожные рывки и отчаянные всхлипывания. «Иваныч меня бы по стене размазал», – подумал бывший разведчик, протягивая обе руки над трясущейся фигурой. – «Или советами замучил бы…»

Ого! По ладоням ударило так, что Александр не удержался и с размаху продолжил утрамбовывать полянку – на этот раз не пятками, а «пятой точкой». Руки сразу онемели, заныли от кончиков пальцев почти до лопаток. Ничего себе! Вот уж чего не ожидал – настолько активной защиты. В квартире, помнится, поменьше была, а ведь Лена с Антоном «играли» в полную силу. Хотя вполне возможно, что сознательно у нее и не получилось бы так ответить… Но тогда каков резерв, какие скрытые возможности! Если попытка успокоить вызывает такой всплеск – что будет при серьезной опасности?!

Однако рыдания все-таки стали тише и реже. То ли и через защиту удалось-таки добиться своего, то ли все силы Лены ушли на сопротивление. «Дальше только по-человечески», – дал себе слово Александр. Пересел на край плаща, подхватил девушку и усадил себе на колени. Обнял, прижал к себе. Осторожно попытался убрать тельняшку с лица. Показавшиеся над воротом глаза были красными даже в лунном свете. Несколько жутковатое зрелище…

– Ду-урак ты, Сашка! – глухо раздалось из-под черно-белых рук. – Го-осподи, какой дура-ак!

– Дурак, – покорно согласился ведун. – Большой и зеленый.

– И я-а дура!

– И ты, – кивнул Александр, поглаживая мокрый взъерошенный затылок. – Оба.

– А ты хоть знаешь, почему? – плач прекратился. Совсем. Осталось только обиженное похлюпывание носа.

– Нет, не знаю. Только догадываюсь.

– Вот в такого дурака… Нет, ну в самом деле, козел ты, Сашка!

– Значит, именно козла. В точности по народной мудрости, так получается?

– Пусти! – Лена трепыхнулась в руках, но как-то вяло. – Ну да, да, и что теперь?! Если я тебе совсем…

– А я тебе? С такой вот непонятно чьей рожей? И потом, может быть, нам, шпионам, не положено? Вот свяжешься со мной – а тебя за компанию и шлепнут! И хорошо, если сразу. И хорошо, если до смерти. Ты об этом подумала?

– Не хочу я думать, ни об этом, ни вообще. Я же говорю – дура! И вообще… рожа… мне холодно! Кто обещал согреть? И только попробуй свои носки опять достать! И отраву свою мерзкую! Куда фляжку вытащил?!

– Не хочешь – не надо, мне больше достанется, – Александр хлебнул, не щадя глотки, и на полминуты остался без воздуха. – У-ух, аж до пяток пробрало! Все-таки зря отказываешься, Лен. Штука полезная во всех отношениях.

– Давай сюда.

– Держи. И привстань на минутку, пожалуйста, мне еще кое-что в рюкзаке нужно.

Когда Лена отдышалась после третьего глотка, на кустах уже лежал знакомый переливчато-серый полог. Александр приглашающе распахивал спальник:

– Пожалуйте греться, сударыня!

Девушка юркнула в сыроватый мешок, поежилась.

– Бр-р, ну и холодина тут у тебя! – подождала, недоуменно подняла голову. – А ты?!

– Вообще-то он одноместный…

– Тогда я сейчас вылезу!

– Ну, раз так, то есть одна идея. Только не шуми!

Лена только напряженно вздохнула, когда спальник вместе с ней поднялся в воздух и опустился уже под открытым небом. Успела заметить втягивающиеся под серый навес ботинки и ползущий за ними рюкзак. Под тканью словно боролись два медведя, даже слышалось странно похожее ворчание. Потом Александр начал не то напевать, не то насвистывать – и по глазам будто провели мягкой голубой тряпкой. Моргая и пытаясь вытереть слезы, Лена сообразила, что цвет ночью различить сложно. Значит… Додумать не успела – полет в спальнике повторился. Тихо зашуршала застежка, сырой кокон распался и вывалил девушку на груду чего-то мягкого и теплого.

– Думаю, так лучше будет, – Александр возился с рюкзаком и веревками, завязывал вход. Протерев глаза, Лена обнаружила, что лежит не под навесом, а в странной палатке без стоек и каркаса. Серая ткань была связана с серебристой изнанкой плаща, торчавшей из-под коврика-пенки и груды одежды. Удивилась, что все так хорошо видно, потом повернула голову и обнаружила на рюкзаке зеленовато светящуюся палочку – длинный, гибкий стебелек не толще карандаша.

– Это что? – почему-то хотелось разговаривать шепотом. – Тоже что-то… шпионское?

– Ничего особенного, химия. На дискотеках из таких браслетики делают и прочую ерунду.

– А я думала, волшебное… – разочаровано вздохнула Лена.

– Зачем зря силы тратить? Как, начинаешь согреваться?

– Нет. Тебя жду.

– Правда?

– Конечно… Сашка, да ты что, боишься?!

– Может, и боюсь. Только еще не знаю, чего. Или, скорее, за кого.

– Все-таки – чего? Ты извини, что спрашиваю, но… я у тебя не первая, так ведь? И ты…

– Нет, не первая, – Александр вздохнул так, что шевельнулся полог. – И я у тебя, если правильно догадался. Мне… твое дело, в общем-то. Другого боюсь – вдруг что получится.

– А вот это уже точно мое дело!

– Ну, знаешь ли, я тут тоже участвую!

– Пока что не заметно твое участие. Да не бойся ты, ничего не будет!

– А если?

– Ну и дурак ты! Говорю же, не будет никакого «если»! Не нравлюсь, так и сказал бы! – Лена заворочалась, пытаясь развернуться под спальником и не запутаться при этом в тельняшке. На плечо легла широкая рука, удержала.

– Нравишься. В том-то и дело, что нравишься. Даже очень.

Она обернулась. Посмотрела в почти незнакомое, но уже не чужое лицо. В глаза – знакомые и серьезные. Спросила тихо:

– Эту твою химию можно как-нибудь выключить?

– Нельзя, – так же тихо ответил он. – Но можно спрятать.

– Тогда спрячь, пожалуйста. И иди ко мне, пока я совсем не замерзла.

Лес смотрел на спрятавшуюся в кустах серую палатку вполне одобрительно. Здесь не было разложения и гнили. Здесь была жизнь, восторгавшаяся существованием жизни. Такой же. Другой. Единственной. Единой…

…Александр попробовал отдышаться. Протянул руку, нащупал узел возле рюкзака, дернул за свисающий шнур. Втянул свежую холодную струю, пахнущую росой и дубравой. За край полога с посеревшего неба заглядывали звезды. Еще две блестели совсем рядом, возле самой щеки. Длинные мокрые волосы чуть холодили плечо.

– Саш… Не заснул?

– Что нужно?

– Мозоли-то у тебя на животе и нету! А хвастался, обещал показать…

– И это все?

– Нет, не все. Знаешь, Сашка, я тебя… Скажи, я тебе и в самом деле нравлюсь?

– Знаю, Лена. Знаю. И в самом деле, и даже больше. И, ты знаешь, я тебя, наверное, тоже.

– Это тебе сильно помешает?

– Почему? – он даже приподнялся на локте.

– Ну как же, все твои шпионские дела… Кстати, ты так и не объяснил, во что же я ввязалась. На кого я хоть работать буду, а? Не на Америку? Или на родных бурильщиков?

– Еще чего не хватало! Пускай люди со своими делами сами разбираются, – Александр лег поудобнее и накрылся вместо одеяла спальником. Проверил, хорошо ли укутана Лена. – Ты же сама сказала, что я нелюдь.

– А какая именно?

– Тогда уж какой… Древний, естественно.

– Ну?! По тебе не скажешь! А сколько тебе лет? Или веков?!

– Века не считал. Нечего. А лет… как, по календарю или с учетом начисления «год за три» и всего прочего?

– Как хочешь.

– Тогда примерно четвертый десяток кончается. По календарю -

не так давно начался.

– Не такой уж и древний… И все-таки, если все эти игры в Древний Народ отбросить – ты кто? Вот такой, со своим лицом?

– Когда-то был человеком. А потом мне объяснили насчет Древней Крови и подсказали, что с ней дальше делать. Так вот и заигрался.

– Погоди, так ты что, из этой компании?! С Наташкой заодно?!

– Не выпрыгивай из-под спальника, лежи спокойно. Был бы заодно, мы бы сейчас уже мирно спали. Наплясались бы, наколдовались, дружески отметили все, что положено… Сразу говорю, что к некоему Игорьку и его команде тоже отношения не имею. И вообще, ты думаешь, им эта идея просто так в голову взбрела?

– Так что, эта статья… которую Татьяна написала…

– Слушай, давай как-нибудь после обсудим всю историю, ладно? Придем ко мне, выспимся, чайник поставим – и хоть до следующего утра будешь расспрашивать. Только учти, я не на все ответить могу. Просто не все знаю.

– А что знаешь – не все скажешь, так?

– Конечно.

(обратно)

ГЛАВА 14

Тополя чуть покачивали верхушками над крышами пятиэтажек. Крыши были, как частенько бывает у современных домов, плоские, залитые битумом. Жара заставляла черную липкую массу сочиться через водосточные трубы, поднимала дрожащие столбы марева над домами. Микрорайон пропитался густым нефтяным запахом.

Внизу, в тени домов и деревьев, было не намного прохладнее. Ветерок дышал сухим жаром перегретых улиц, поднимал пыльные смерчики возле углов, шевелил бумажки и выцветшие обрывки пакетов. Впрочем, у тени было по крайней мере одно неоспоримое преимущество: асфальт не прилипал к ногам и не пытался оторвать каблуки.

Татьяна стояла перед запертым «козырьком» подвальной лестницы и безуспешно пыталась оттереть серую липкую пакость с подошвы. Будь этот двор лет на двадцать-тридцать помоложе, обязательно нашлась бы торчащая из земли или еще откуда-нибудь арматурина. Увы, поблизости не наблюдалось ни одного ребристого прута. Еще пару раз шаркнув по выщербленному бордюру дорожки, девушка раздраженно пнула ни в чем не повинный камень и в десятый раз принялась разглядывать железную дверь.

На облупившейся бледно-голубой табличке можно было разглядеть силуэт парусника с красной запятой на мачте. Крупные белые буквы сообщали, что в подвале находится "Детско-подростковый клуб «Рома…ик». Кроме того, табличка, как и вся дверь, могла многое поведать о спортивных, музыкальных и личных пристрастиях тех, для кого этот клуб был предназначен. Преобладали черные и синие маркеры, но некоторые выражения были старательно выцарапаны не только по краске, но и в металле двери. На стене рядом с дверью чернела относительно свежей краской перевернутая пентаграмма – кривая и косая, явно наспех напыленная из баллончика-спрея. Между лучами красовались две шестерки и часть третьей. Судя по всему, творческую работу пришлось спешно прервать, а возможности вернуться и продолжить не предоставилось.

Татьяна отвернулась от символа человеческой глупости и тяги к чертовщине, попыталась чуть лучше разглядеть корабль с алым парусом. Не удалось. Зато бросилось в глаза нелепое слово «fack», выведенное вдоль борта. Довольно долго в голове теснились различные варианты неоконченного названия романтического суденышка. Потом дошло. Своего языка не хватает – хоть бы на чужом правильно писать научились! Где-то в сумке помада была…

– Все-таки решила исправить орфограмму! Не выдержала душа филолога! – ехидно отметил из-за спины знакомый голос. Тут же подхватил второй: – Танек, зря стараешься с журналистикой, быть тебе училкой!

А ведь только что оглядывалась, и никого не было! Откуда они взялись? Не в подъезде же стояли?! Такой толпой, десять минут и совершенно бесшумно. И подошли еще тише. Неужели в упор не разглядела? И чутье не помогло. Еще и ухмылочка у Наташки… Да и остальные хороши: Димка, шкаф с пальцами, ржет, Алиска ему подхихикивает. Женька с Сергеем на рыжую поглядывают, как бобики на хозяйку, зубы скалят, только что хвостами не виляют. Не отрастили еще, но стараются. Один Костя сдерживается. Чуть приподнялась губа – и все. При желании можно считать улыбкой. Что-то в последнее время он словно каменный, то ли устал, то ли новый имидж у него. Великого и бесстрастного. И говорит, словно каждое слово жерновами перемалывает.

– Ладно, хватит смеяться, – даже скрип почудился. – Задумался человек, не заметил. Тем более вы под моим куполом были. Подвинься, Таня, дай открыть.

– Вот именно – человек! Танюша, когда же ты привыкнешь по-нашему смотреть? – однако улыбку Наталья спрятала. Только зеленые глаза остались едкими. Даже цвет у них сегодня какой-то химический. Кислотный. – Нельзя же так расслабляться! Я понимаю, жара, сессия, но с твоей-то подготовкой, с таким опытом…

– Причем здесь подготовка? – холодно заметил Костя, позвякивая ключами. – Ее уровня все равно не хватило бы. И твоего, кстати, тоже. Несмотря на опыт и привычку. Хочешь проверить?

– Не хочу, – почти прошипела Наталья. – Я же тебе не предлагаю…

– Проходите, – дверь заскрежетала и распахнулась. – Все, проехали. Каждый хорош на своем месте, все мы умные и сильные. А теперь пойдем заниматься делами. Их сегодня много.

Все двинулись вниз по пыльным ступенькам. Еще одна дверь – вот оно, царство прохлады! Сырое, темное, половину коридора занимают хрюкающие и урчащие трубы. Кто сказал, что ад – под землей, а рай – на тропических островах?! Нежится на пляже сейчас явно никому не хотелось.

Темный проход, поворот, снова клацание замка, потом тихий щелчок выключателя. Комнатушка – четыре шага вдоль и три поперек. Стол у дальней стены. Встык, буквой «Т», еще два. Десяток казенных, канцелярских стульев. Шкаф с полуоторванной дверцей. Какие-то выгоревшие и отсыревшие фотографии на стене. Пожелтевшая таблица с трафаретным заголовком: «График дежурства». И в углу – новенький вентилятор на высокой «ноге».

Расселись. Поговорили о погоде, о работе-учебе-семье… Кто-то пожаловался на духоту – замельтешили под проволочной решеткой лопасти, начали гонять подвальную затхлость из угла в угол.

Подходили опоздавшие. Запыхавшись, ссыпался по ступенькам белобрысый Стас в темном от пота хайратнике. Начал оправдываться некими совершенно мистическими причинами, но под насмешливым взглядом Натальи стушевался, забормотал что-то совсем невнятное и скромно сел поближе к двери. Андрей спокойно поздоровался со всеми, улыбнулся Татьяне. Нахмурился:

– Танюша, что-то случилось?

– Ничего, – девушка отвела глаза. Очень неудачно – пришлось смотреть на рыжую копну. Отвернулась, стала разглядывать асфальтовое пятно на каблуке. – Настроения нет.

– Поня-атно… – парашютист громыхнул стулом, подсаживаясь ближе. Нашел под столом руку, чуть сжал шершавой ладонью. – Уже успели испортить? Ладно, исправим.

– Вряд ли.

– Подожди, там видно будет. У тебя на нынешний вечер какие планы?

– Сидеть и учить. Послезавтра экзамен.

– Крайний?

– То есть? – изумилась Татьяна. Собеседник чуть смущенно рассмеялся.

– Привычка… Точнее, маленькое суеверие. Никогда не слышала?

– Не-ет…

– Ну, тогда начинай собирать современный фольклор. И никогда не говори «последний прыжок», «последний вылет» и прочее в том же духе. Почему, объяснить или уже не нужно?

– Нет, спасибо, сама догадалась. А что, часто сбывается?

– Редко говорят, – улыбка исчезла, зато чуть нахмурились брови. И потемнели глаза. – Но если уж кто сказал – бывает, что и последний.

– Извини… Не надо было спрашивать, наверное?

– Почему? Все нормально, дело житейское. А жизнь у нас сейчас такая, что и суеверия иной раз сбываются, и хорошие приметы не помогают. И вообще, парашют – не самый опасный вид спорта. Особенно если все делаешь правильно и не ищешь лишних приключений.

– Так, все наговорились? – вмешался в разговор Костя. На председательском месте он смотрелся совершенно неприступно и недостижимо. Как и полагается старшему среди старших. – Хорошо. Тогда первый вопрос: еще народ ждем или сразу делами займемся? Предупреждаю, сегодня работы много и вся серьезная. Лишнего трепа не будет.

– Слушай, в такую жару и еще серьезные дела? – Стас беспокойно заерзал на своем стуле. – Тогда давай я хоть за пивом… – И тут же поперхнулся. Взгляд у Кости был такой, что холодно стало всем. Даже вентилятор показался лишним.

– Теперь по существу, – снова скрежетнули жернова. – Девять Старших здесь, сегодня вопрос строго по моей специальности, так что веду я. Восемь голосов, потому что идея тоже моя. Кто не пришел – значит, тому не нужно.

– Подожди! – вскинула голову Наталья. Прислушалась к чему-то.

Медленно и гулко отозвались чьим-то ногам ступеньки. Еще несколько неторопливых шагов – и в дверном проеме показался Алексей. Молча кивнул. Взял свободный стул, но поставил его не к столу, а в угол, рядом со шкафом. Сел, откинулся на спинку, закрыл глаза.

– Что-то случилось, Леша? Помочь? – забеспокоилась рыжая ведьма. – Ты как себя чувствуешь?

– Нормально, – ответ был вялым. Не безжизненным, но чуть живым. – Сейчас, ребята, посижу только немного.

– Слушай, но я же вижу…

– Не приставай, Наталья, – перебил холодный голос. – Не

ребенок. Сказал «нормально» – остальное его дело. Алексей, ты в заседании участвовать будешь?

– Буду. Для того и пришел, – глаза так и не открылись. – О чем сегодня речь?

– Отлично. Значит, девять голосов из двенадцати, три четверти. Любое решение – от всего Народа. Точнее, от Древних города Желтогорска, – поправился Костя. Взяла верх профессиональная любовь юриста к точным формулировкам. – Первый вопрос, который сегодня выносится на обсуждение: об официальной регистрации нашей общины.

– Каким образом? – тут же поинтересовался Андрей. – Как клуба

по интересам или еще как?

– Как общественного объединения. Так проще всего. Сразу уточню, есть одна тонкость: можно регистрироваться как организация, движение или учреждение. В первом случае необходимо фиксированное членство, и мы сразу можем сказать, кто наш, кто нет, и почему на нас нельзя чужие дела навешивать. Если движение – тогда никакого членства, от имени всех говорит выборный орган управления.

– А если этот орган не голова, а какой другой? – тихонько проворчал кто-то. Костя кивнул и продолжил:

– Вот и я об этом же. Набегут всякие… шустрые мелкие Игорьки,

и потом будем еще что-то регистрировать. Поскольку большинство решит двигаться в другом направлении, то есть тусоваться и радоваться своей крутости. А мы большинству будем всячески мешать, грузить и вообще станем не Старшими, а устаревшими. Больших денег у нас нет и большой политикой мы не занимаемся – значит, и толпу повернуть в нужную сторону не сможем. Или у кого-то есть предложения?

Предложений не было.

– Ну и третий вариант. Учреждение. Есть учредители, есть совет без права распоряжения имуществом и вообще с совещательным голосом, нет никакого членства. Просто оказываются определенные бесплатные услуги – хоть юридические, хоть культурные. Могут потребоваться лицензии и куча других бумаг. Поэтому лучше уж членские билеты распечатать – дешевле обойдется и может пригодиться. По крайней мере будет что показывать, если дяди с дубинками поинтересуются.

– Это точно! – радостно поддержал Стас. – Приходят менты тусовку разгонять, а мы им – корочки!

– В результате они разгоняют не тусовку, а несанкционированный митинг, – лениво заметил Андрей. – Костя, я прав? С юридической стороны?

– Не совсем, но почти. Если кому-то нужно будет, то и толпой по проспекту пройти – уже шествие. Найдут у всех эти самые корочки, припишут нарушение общественного порядка, особенно если гопа к нам прицепится. Так что все будет зависеть от того, насколько мы понравимся в большом белом доме. Который у бронзового Ленина за спиной. Поэтому я и считаю, что организация – именно то, что нам сейчас нужно. Плюс участие в официальных мероприятиях.

– Каким образом? – поинтересовался из своего угла Алексей. – Показательный магический фейерверк? Сеансы массового оздоровления? Или костюмированное представление?

– Может, и представление. Может, и массовиками-затейниками пойдем. Детишкам утренники устраивать. А еще лучше – появляться пред светлые губернаторские очи на конференциях, круглых столах и прочая, и прочая. И подписываться под теми обращениями, которые сверху на этот стол упадут. Понятно? Или у тебя с твоими юными туристами не то же самое? Не выводишь их на площадь, не устраиваешь «показухи» по праздникам?

– Потому и спрашиваю, что опыт… Кстати, о детишках! – Алексей чуть подался вперед. – С какого там возраста по закону это самое членство возможно?

– С восемнадцати, – чуть помедлив, ответил Костя. Стас вскинулся было – и тут же поник, уставился в стол. – Ты о своем молодняке беспокоишься? Лучше бы внимательнее смотрел, кто у тебя там тусуется.

– А в чем дело? – светлые глаза туриста спокойно встретили ледяной взгляд, даже насмешливо прищурились. – Вроде бы ничего не натворили, народ новый приходит. Учим помаленьку. В лесу все нормально было, ты же сам за них порадовался.

– Порадовался, не спорю. И учите, и приходят. Кто у тебя там их сейчас учит?

– За меня сейчас Ромка остается. Антон в последнее время молодцом, скоро сам будет новичков гонять. Ленка помогает, чем может. Вообще сейчас у меня ядро сейчас растет, почти десяток уже. Что тебе не нравится?

– Все мне нравится, вот только ядро у тебя какое-то рыхлое.

Взять тот же праздник в лесу, – Костя быстро переглянулся с Наташей, та хищно сверкнула зеленым из-под прически. – И ту же самую Ленку, которой у нас здесь когда-то не понравилось. Почему она с праздника сбежала, даже рюкзак оставила?

– Что ты мне тогда насчет Сашки сказал, помнишь? Так вот, Лена за ним поехала, а на дежурстве уже не застала. Разминулась. Пока к нему домой ездила, пока собрались – трамваи встали. Пешком не пошли, потому что гроза надвигалась. Что еще? Или ты теперь

недоволен, что и его не было? – под скулами Алексея неторопливо задвигались желваки. – С утра она приезжала, но мы уже снялись. Ее рюкзак я в свой засунул, там почти ничего не было, Ленка на поляну тащила жратву. Почти на всю компанию, кстати. Я к ней уже съездил, вещи отдал, поговорил. И вообще, если уж меня поставили молодым помогать, давай я с ними сам разбираться буду. Ты лучше скажи, как ты их к этой организации приписывать будешь, если там кое-кто и до шестнадцати не дорос еще?

– Очень просто. Наша общественная организация выступит учредителем еще одной, молодежной, входящей в нашу на правах отдельного юридического лица. Так что я вас, господин председатель, заранее поздравляю, – Костя весьма любезно улыбнулся и даже изобразил нечто, напоминающее поклон. – В молодежных организациях членство предусматривается с четырнадцати до тридцати. Руководству можно и постарше быть. Кстати, у тебя кто-нибудь старше тридцати есть? Или сразу отсеиваешь?

– Сами отсеиваются. Вот разве что тот же Сашка – ему вроде бы тридцатник уже есть.

– Это тот Александр, который контрактник? – уточнила Наташа. – Погоди, так это с ним Ленка до леса не доехала? Тогда понятно, почему. Жаль, хотелось бы познакомиться. Ты о нем столько рассказывал, о его чутье… Привел бы к нам, что ли. Вы же с ним вроде бы и раньше знакомы были, так?

– Точно. В один клуб ходили, к бардам нашим. Он потом воевать

уехал, мы года четыре не виделись. Если не больше.

– Это он что, столько воевал?! – изумился Андрей. – Понравилось, что ли: три раза контракт продлевал? Или ему платили все и вовремя?

– Не все, остаток он уже здесь получал. После госпиталя, – неожиданно подал голос Дмитрий. – У Сашки там какие-то свои счеты были. Он вообще все эти дела вспоминать не любит.

– Так ты что, тоже его знаешь?! – Алексей даже подскочил на стуле. – И молчал?

– Да не то чтобы знаю, – огромные плечи качнулись, почти достав до курчавого затылка. – Общие знакомые нашлись. Раньше мы с ним иногда на тусовках пересекались, но не слишком часто. В городе встретишься, руку подашь: «Привет, как дела?» – и разбежались, а потом вспоминаешь, где виделись да кто познакомил. А вообще как раз у «огонька» разговорились, когда я прошлый раз заходил.

Там и вспомнили друг друга. И потом еще он мотался, работу искал, и в нашу контору забегал.

– Так, хорошо, все его знают пять лет, он воин, бард, чутье у него нечеловеческое. Древняя Кровь имеется, – снова ледяные глаза быстро впились в зеленые и тут же повернулись к Алексею. – Приводи своего Сашу, может, и у нас с ним общие знакомые

найдутся. Не захочет к нам сюда – пусть у тебя заместителем числится. Особенно если все-таки будет на общихмероприятиях появляться, а не только на тусовке. Приведешь – будем его обсуждать. При нем, чтобы совсем вежливо было. Сейчас вернемся к нашей повестке дня. Насчет устава намечающейся организации… Это еще кто?

Подвальное эхо подхватило шаги и обрывки разговора. Два голоса. Один старческий, но еще вполне крепкий и уверенный, без дребезжания и заикания. Второй – сильный и наглый, небрежно сплевывающий слова и не стесняющийся в их подборе. Впрочем, и выбор-то не слишком велик. Два голоса, а шагают человека три, не меньше. Даже с поправкой на эхо…

– Вот здесь, Виктор Палыч, налево, у нас тренажерный зал, – заскрипел ключ, ухнула открывшаяся дверь. Теперь старика узнали все. Управдом, он же – заведующий клубом «Романтик». Благодетель и надзиратель. Значит, кого-то еще облагодетельствовал.

Залязгали железки, что-то пронзительно заскрипело. Третий голос, совсем молодой, неуверенно заявил: «Не, а ниче вроде?» Мощно отозвался невидимый Виктор Палыч:

– Па-айдет, хрен ли надо для разгону. Так, а что пошире? Типа, там, зал… Тут, блин, что ли?

Последние слова прозвучали совсем близко и остались без ответа. в комнату заглянул… Все почему-то ожидали классического «новоросса» из анекдотов – с золотой цепью и пальцами, которым мешают сойтись перстни. Или, на совсем уж худой случай, клубящуюся и выпирающую из майки-борцовки тучу мышц с полнолунием бритого лба над ней.

Виктор Павлович ожиданий не оправдал. Был он не слишком высок и скорее жилист, чем мускулист. На темечке странным квадратом прилепился короткий ежик русых волос. И одет был несолидно: просторные штаны серо-синего камуфляжа, подпоясанные офицерским ремнем-портупеей, и сетчатый жилет-безрукавка с множеством карманов – сетка тоже пятнистая, только зелено-бурая. А самым несолидным был возраст. Лет двадцать пять, никак не старше. «Как раз в молодежную организацию», – подумала Татьяна. Она жестоко подавила совершенно неуместный смешок и оглянулась на Костю.

Ни малейшего следа былой неприступности и холодности. Разве что отнести к последней бледные пятна, проступившие на щеках. А глаза… Не видела еще у него таких глаз Татьяна. Никогда. Не думала, что такие могут быть. Впрочем, довольно быстро уменьшились до нормального размера. На лице даже появилось какое-то подобие дружелюбной улыбки:

– Ну здравствуй, что ли… Витек… – голос Кости все-таки дрогнул. – Давно не виделись. Заходи, гостем будешь.

– Ты… Ну, блин, это… Ты тут чего? – гость владел собой несколько хуже, чем пригласивший его молодой юрист. Точнее, в несколько раз хуже. А когда Наталья тряхнула головой, откидывая свою рыжую шевелюру, квадратная челюсть почти упала в один из жилетных карманов. – И ты… Ну, блин… Вы чего?

– Тебя вот ждем, Витя! Костя прав: сколько не встречались, надо же когда-нибудь! – Наташа мило блеснула улыбкой и прищурила глазки – только изумрудные искры мелькнули. – А вообще-то у нас тут свой клуб. Экологический и культурный. Так что будем соседями.

– Не, ну, привет… – трудно было понять, поздоровался он или

просто вырвалось. – Экологи, значит. Вы чего, в «Гринпис» пошли?

– Или еще в какую-то пись… – угодливо хохотнули в коридоре.

На этот раз не угадали: жилистая рука исчезла из виду,

потянулась, кого-то нашарила. Квакнуло, глухо ударило по бетону. – Не, Витек, ну ты…

– Усохни! – гость снизошел до того, что обернулся и рявкнул. – Я их еще до армии знал, просек тему? Они меня от срока отмазали. Все? Или еще что?

– Все… Так и сказал бы…

– Не спрашивают тебя – так меньше вые… Прощения просим, девушки!

– Да ладно, все свои, – улыбка Натальи стала просто обворожительной. Во всех смыслах: Татьяна почувствовала, как сдавило виски и чуть зашумело в ушах. Витек недоуменно потряс головой, совершенно по детски захлопал глазами. – Ты лучше скажи, где был, какими судьбами сюда попал? Да не стой на пороге, заходи! Народ, уступите кто-нибудь стул человеку!

Женька, самый молодой в компании, отреагировал молниеносно: вскочил, отстранился, подвинул. Вытянулся у стены – разве что не по стойке смирно. За что и был удостоен сразу двух благосклонных взглядов: гостя и хозяйки. На последнюю он, впрочем, почти не смотрел. Его приятель Сергей вообще ел Витька глазами, как лейб-гвардейский фельдфебель на параде – царя-батюшку при генеральской свите. Андрей тоже разглядывал нового участника заседания, но несколько хмуро и подозрительно. Особенно парашютиста заинтересовал левый нагрудный карман сетчатого жилета.

– Порядок, выдержит, не рассыпается, – удовлетворенно заметил жилистый пришелец, покачавшись на предложенном стуле. – Где был? Да где я не был?! Я тогда из города смотал, в Москву поехал, с хохлами на какой-то стройке вламывал. С восьми до восьми. Хавчик хозяйский, вагончик с печкой – чего еще? Летом достроили, бабки в руки – и гуляй дальше. А прописки нет, менты долбят. В Питере – та же муть, еще и не приткнешься нигде. Домой приехал – а тут повестка: Родина, мать ее, зовет! Хотел закосить, да Игоря вспомнил…

– Рэмбо? – негромко уточнил Костя.

– Его, земля ему пухом, – Витек помолчал. Потом как-то поник, сгорбился, кашлянул. Вздохнул тяжело. – Слушай, может, помянем его? Эй, Вован!

– Может, не надо, на жару-то? – поморщилась Наталья. – И вообще, ты помнишь, что мы водку не пьем?

– А мы не пить, мы помянуть. Где там… – в дверь сунулся

парень помоложе Виктора Павловича, но и ростом, и плечами заметно больше. Мощная рука потирала красное пятно на скуле, глаза смотрели чуть испугано. – Так, Вован, возле остановки комок, возьмешь кагор и три… точно, три стакана. Бери тот, что с собором.

– Есть поближе точка, – вмешался Костя. – Выйдешь из подвала, перед тобой дом. Обойдешь слева, над первым же подвалом вывеска. Только бери тот, где купола на соборе золотые, а не желтые. И что-нибудь на закусь возьми, хоть шоколадку.

– Слышал? Шесть минут! – Витек взглянул на часы. – Время

пошло!

– Виктор Па… – заглянувший в комнату управдом едва удержался на ногах, когда с топотом стартовала живая ракета. – Вы помещение смотреть будете?

– Да ладно, был бы там зал, а нам сойдет! Значит, в ту субботу,

и половину я принесу.

– Вы говорили, сразу… – старик замялся.

– Сейчас, обождите минутку! – скрипнул опустевший стул. Открылась еще одна дверь, скрипнули половицы. Гулко, как из колодца, докатилось: «Ну, сойдет, а я че сказал?» И тихо, слабо, но достаточно настойчиво: «Насчет оплаты, Виктор Палыч…» Послышался шорох, словно в городском парке осенью. «Все? Значит, мы с пацанами приходим. Без проблем? Тогда прощения прошу, я у вас тут старых друзей встретил». Управдом кашлянул, забряцал чем-то металлическим: «Да-да, я понимаю. Тогда до субботы, Виктор Палыч? И ключи сразу возьмите, у меня вторые есть. Этот – наружная, этот – нижняя, вот эти – тренажеры и зал. Запомните?» Прощались уже перед дверью кабинета. Витек несколько секунд смотрел в спину старику, словно прицеливался, потом вернулся за стол. Еще раз взглянул на часы.

– Так, время у него еще есть… У меня тут тоже свой клуб намечается, – вместо улыбки получился зверский оскал. – Не очень культурный, зато очень экологический. А то очень много всякого нехорошего народа развелось. Портят людям окружающую среду, загрязняют.

– Много. Даже чересчур, – согласился Костя. – Ты кого именно сейчас вспомнил?

– Да вот, вернулся я домой, а тут у вас как с ума все посходили. Куда не глянь – колдуны, куда не плюнь – кто-то кому-то гадит… – Витек захохотал, оскалился чуть дружелюбнее. – Не боись, не о вас! Да, вот, может, и вы к нам присоединитесь?

– Ты сначала толком расскажи, чем заниматься будете, – негромко заметила Наталья. – Может, мы тем же самым заняты.

– Я и говорю – природу очищать. Чтобы людям можно дышать было.

А то не продохнуть стало от таких, кто за людей никого не держит. Нет, блин, мы тогда тоже сдуру много нахреначили, но я как послушал, что теперь поехало, так мы тихие были. Баловство одно. Что у вас в городе творят, слышали? Детей, блин, режут! Знаете про такое?

– Рассказывали, – кивнул Костя. – Знаешь, Витек, это мелочи.

– Ну ни хрена же себе мелочи! – даже зубы скрипнули. – Это, блин, беспредел полный! Что еще терпеть, а?!

– Это мелочи, – откликнулась Наталья. – То же самое, что и раньше, только крови бояться перестали. Насмотрелись за это время, такая вот теперь соплячня подросла. Когда ворье мелкое начинает глаза отводить, чтобы сумку сдернуть, это тоже еще баловство. Ты лучше о другом подумай, да и ребят своих спроси: кому все это нужно?

– Что нужно? – нахмурился Витек. – Чтобы резали?

– Чтобы глаза отводили. И чтобы не боялись никого и ничего. Мы, если не забыл еще, хоть кого-то над собой чувствовали, потому и не особенно размахивались. А теперь мы от всего отошли, а нынешние только себя и слушают. Вот только, если помнишь, в этих

делах просто так даже ворона не каркает.

Загремело на лестнице и в коридоре. Запыхавшийся Вован протянул бутылку с красной этикеткой, широкую плитку в черной обертке и три – один в другом – пластиковых стаканчика.

– Пять тридцать две, норматив выполнил, – Витек оторвал взгляд от часов и одобрительно хлопнул гонца по плечу. – Вот так вас, духи, учить надо! Все, поставь сюда и свободен. Постой с Козырем в тенечке, можете пивка по баночке. По одной.

– Не, а… – жалобно посмотрел на принесенное Вован. Рука на его плече сжалась, пальцы вмялись в мускулы, и парень побледнел. Но высвободиться не пытался.

– Ты, типа, не сечешь? Оборзел, сам хочешь? Позоришь меня,

Вован?

– Не-ет, я пивка-а…

– Во, допер. Мы человека знали, а ты нет. Пошел! – рука разжалась. – Что останется, ваше. Тоже помянете, когда до вас дойдет. Кру-гом! Бегом отсюда!

На этот раз топот затих почти сразу. Только дважды скрипнул пол: не иначе, бегущего заносило на поворотах.

– Учишь их, учишь, а один… Не, ты скажи, Кость, я не прав? – под черной оберткой горлышка оказалась фирменная пробка. Не пластиковый колпачок, а «корка» с виднеющимся через зелень стекла черным штампом. – Вот, блин, закрыли! Штопор есть у кого? Или дальше загоним?

– Дай-ка сюда! – Костя подождал, пока бутылка через третьи руки доплывет над столом, плотно обхватил горлышко. Накрыл сверху ладонью. На пару секунд закрыл глаза. Глухое «шпок!», резкое движение рук. Вылетевшая пробка тут же была перевернута и до половины вбита обратно. – Разливать сам будешь? Тогда держи!

– Это ты как? – камуфлированный учитель ошалело уставился на торчащий коричневый пенек. – Вытянул, что ли?

– Уметь надо! А в принципе – то же самое баловство. Видишь, и оно на что-то пригодится может, так что ты, типа, того, не всех вычищай. Мы тебе, добрый молодец, еще пригодимся.

– Не, ну ты скажи, как? – не мог успокоиться Витек. – Я, типа, тоже не тупой в этом деле. Как ты это?

– Да разливай ты, что ли! – отмахнулась Наташа. – Он горлышко прогрел, пробка и выскочила. Воздухом выбило. Тут вся хитрость – чтобы стекло не лопнуло. И прогревать нужно точечно, чтобы вино не кипятить. Видел, как Юрик костер без спичек разжигал? То же самое, только аккуратнее.

– Вот, блин… Не, это надо попробовать. Этот прикол точно пригодится. А я, блин, такие продавливал, корячился. Ладно, будем знать, – темное вино полилось в стаканчики, просвечивало багровым. – Ну, не чокаясь. За Рэмбо покойного, за всех, кто не пришел.

Трое выпили. Наталья чуть поморщилась, вздохнула. Разломали темные дольки. Помолчали. Витек плеснул себе еще, проворчал:

– Вообще-то за это третьим пить положено…

– Когда-то первым и пили. Это потом уже третий стал, – негромко заметил Андрей. – В Афгане повелось, и то не сразу.

– Это кто тут под руку?! – возмутился Витек. Резко повернулся

– в руке плеснуло, на стол упали вишневые капли. – Ты откуда будешь такой умный? Что, сам в Афгане воевал?

– Командир там был, рассказывал, – спокойно откликнулся парашютист. – Он в Ложкаревке служил.

– Где-е?!

– В Лашкаргахе, есть там такое местечко. Может, слышал когда? Кстати, земеля, а ты сам где был? – почему-то Андрей не смотрел в глаза собеседнику. Никак не мог оторваться от левого кармана.

– Вить, и в самом деле! – поспешно вмешалась Наташа. – Ты начал рассказывать, что повестка пришла – а дальше что было?

– Да ну, че там было… Учебка, полгода плац утаптывали – и звездец кому-то на погоны, а нам горные курорты, – Витек повертел стаканчик, осторожно поставил на стол. – Вернулся, боевые не дают. Пошли с пацанами к военкому, он нас сразу на все русские буквы отправил. Психанули, попали в ментовку, а там один меня узнал, видел раньше с Игоряном. Они где-то тоже воевали вместе. Ну, он и посоветовал, куда пойти, кого найти, чего попросить. Помотался, чуть не прибили.

– Погоди, а где мотался-то? – заинтересовался Костя. – По контракту или с братвой?

– Не угадал ни разу, – криво ухмыльнулся Витек. – Зато в

Африке побывал, веришь, нет? Потом снова гребаный Кавказ, потом хотели к арабам пойти, а они – езжай своя Россия, только мусульманам платят. Ну, пара штук у меня залежалась. Думаю – и какого мне еще? На первый случай есть, а на жизнь я себе и здесь зелени нарежу. Вот, приехал – а тут такая хрень… Так что, с нами будете?

Недобрый, прицельный прищур. Словно надпись на лбу: «Кто не с нами, тот против нас».

– А что, можно и вместе поработать, – Костя задумчиво потер подбородок. – Ты тут как, осмотрелся на месте? Старых знакомых видел?

– Которых? Юрца, что ли? Видел, на Чапаева встретил. Он нынче

при делах, круче скалы, выше яйца, но узнал сразу. Сказал, наигрался, теперь жить пора. А больше вроде никого…

– Да нет, я не о наших. Думаешь, я тебя просто так спрашивал – кому все это нужно? Ты лучше других знакомых вспомни. Которые тогда Рэмбо замочили и нас повязали.

– Ах, твою!.. – Витек вскочил, стул улетел в коридор и с грохотом брызнул щепками. – Вот, блин, что! Вот кто нам в компот валит! Я, блин, думал, их тогда и в городе не осталось, сгребли отсюда, а они тут?! – Кулак звучно впечатался в дверной косяк. Посыпалась штукатурка. – Ну, Кость, считай, я тебе должен! Ты, блин, знаешь, где они? Или мне искать?

– Остынь малость, – в холодных глазах проскочили огоньки. То ли насмешливые, то ли торжествующие, не разобрать. – Где, я не знаю. А если и найдешь, сунешься, что дальше? Положишь без толку своих пацанов, ляжешь сам, а они останутся. Может, кого-нибудь из пешек достать перед смертью успеете. Думаешь, наш приятель Олег Алексеич за пять лет ничему новому не научился и других не научил?

Татьяна почувствовала, что жара кончилась. Потянуло ледяным сквозняком, где-то зашумела вьюга. Она нащупала руку Андрея, вцепилась, чтобы не упасть со стула. А Костя продолжал:

– Никто у них никакие выводы, что ли, с той ночи не сделал?

Тогда они нас в расчет не брали, в упор не видели, своими разборками занимались. Теперь только и ждут, кто дернется. И мебель нечего ломать, я, между прочим, за нее тут пока что отвечаю. Так что побереги кулаки, головой работать нужно.

– Да пошел ты! – огрызнулся бывший наемник. Потер разбитые костяшки, взглянул на развалившийся стул. Резко выдохнул. – Все, проехали. Я не понял, так тут ты сам с ними разбираешься? Или здоровья пока не хватает?

– Не хватает. И у тебя не хватит, если вот так сразу. А

понемногу – работаем. Что, думаешь, ты у нас единственный, кто этой экологией заняться решил? Ну ладно, дело твое, у тебя свои методы, у нас свои. Ты сейчас сам себе командир, я не спорю, и ребята у тебя хорошие. К нам я тебя не зову, но какие-нибудь правильные дела вместе делать можем, ты об этом подумай на досуге.

– Какие? – подозрительно покосился Витек. – Опять за вас, умных, башкой в огонь? Хватит, напрыгался.

– Это ты о… Ага, вспомнил! Кстати, опять-таки о прошлых делах. Помнишь того лесного козла, который Рэмбо застрелил? И нас потом допрашивал?

– Не забыл, не бойся. Помирать буду, вспомню, – мощный плевок растекся по обломкам казенной мебели. – Тоже выжил, сука? Я его до-о-олго искал, блин… Говорят, менты его загребли, но он и от них слинял. Такой, блин, не тонет.

– Помирать не обязательно. Точно не скажу, но, похоже, ты искал, а мы нашли. Проверить еще надо, но в городе его недавно видели.

Не подскакивай, лучше скажи: у тебя трубка есть? Мобильник?

– А то! – последовало гордое похлопывание по жилету. – Номер дать?

– Давай, пригодится, – Костя полез в папку с бумагами.

– Карандашик ищешь? – хмыкнул Витек и гордо достал визитную карточку. – Тут и домашний есть, только я там и сплю не всегда, – короткий смешок. – Лучше по мобиле. Если узнаешь, где этот урод прячется – в любое время.

– Держи, – в ответ из папки появилась почти такая же картонная полоска. Только и того, что не белая, а разноцветная. – Только на фирму не звони, разве что совсем срочно, а мою трубку не достанешь.

– Ого! Солидно… Слушай, ты, это… Я не сильно наехал? – гордости поубавилось. Да и голос стал не таким уверенным. Прогнулся голос, поджал хвостик. – Тут у людей с вашей конторой дела были. Блин, я и не знал, что ты там работаешь!

– Да ладно, все путем! – Костя дружески улыбнулся, встал из-за стола. Подошел, покровительственно похлопал жилистое плечо. – Ты мне сейчас не клиент, а по старой дружбе заглянул. В общем, как узнаю – ты первый на очереди.

– Все, понял! Узнаешь – по гроб должен буду! Ничего, кое-кому

мы еще кровь пустим, посмотрим тогда, древняя или свежая… Лады, тогда пойду я, там молодые одни остались. Пока, Наташка!

Наталья кивнула, не отрывая двух зеленых лучей от побледневшего лица Татьяны. Костя постоял, послушал, как затихают шаги на лестнице. Поглядел на недопитое вино, на свисающий с треснувшей ножки плевок. Расправил смявшуюся в кулаке карточку, выключил потрескивающий вентилятор. В наступившей тишине обвел всех тяжелым взглядом, почему-то задержав его на Алексее. Сказал, четко выговаривая каждое слово:

– Следующий вопрос повестки дня: изменение адреса будущей организации…

(обратно)

ГЛАВА 15

– Эй, охрана! Как там тебя – Сашка, что ли? А-ахра-ана-а, блин!!! Ты где пропал?!

– Чего орешь? Где положено! Осмотр территории перед закрытием.

– Оставь территорию, насмотришься за ночь! Тут люди к тебе пришли.

– Какие еще люди?

– А я знаю? Так что ты иди, я сам склад закрою.

– Пошли вместе. Если ты там свет не выключил, меня завтра шеф вместо этой лампочки ввинтит.

– Да ладно тебе, все там путем… Ну пошли, пошли, ревизор хренов. К нему тут девушки ходят, а он жизнь по уставу устраивает.

– Ничего, если я нужен – подождут три минуты. Так, погоди, чайник ты выключил, пожарка работает, форточки… Ага, кто тут окно открывал и не запер?!

– Ну, я забыл… За то тебе, блин, и платят, чтобы до этого окна никто не дошел! Все, все, запру сейчас…

– Залезет – фигня, поймаю, а вот если ветром грохнет – стеклить за мой счет будут. Все, порядок теперь.

– Ты еще понюхай, может, я гексоген на полке спрятал.

– А вот это уже не мое дело, за товар ты отвечаешь, какой и где. Все, склад закрываю. Ваш автограф, господин… Время поставить не забудь.

– И откуда ты такой взялся, бюрократ хренов? И почему с такими способностями не в налоговой полиции сидишь?

– Денег не хватает, чтобы туда посадили. А если бы я там работал, то ты бы давно уже сидел.

Вдвоем подняли кроссовками пыль во дворе, Александр отпер калитку в железных воротах. Пропустил кладовщика, тот обернулся на прощание, протянул руку:

– Ну, бывай! Смотри, чтобы за посторонних на объекте горячих блинчиков не получил!

– Разве что ты настучишь… Да, шучу, шучу, иди себе! Все, до завтра! – подождал несколько секунд, послушал удаляющиеся шаги. – Привет, Ленка! Кого это ты привела? Вроде где-то виделись, только где?

– Здравствуй, Саша… – Лена чуть замялась, но вовремя сообразила: и в самом деле не должен был узнать. Наталью на тусовке у «зажигалки» видел, Костик всем представлялся, а эти двое если и заходили, то держались в сторонке. – Это Таня, это Андрей. Из наших… точнее, из старших…

– Из старшей группы детсада, – улыбнулся Андрей, протягивая руку. Ладонь оказалась жилистой, шершавой. И еще Александр отметил свежую ссадину возле уха и чуть приподнятое, нерешительно двигающееся левое плечо. Похоже, разговор будет интересным.

Неожиданный гость крепко ответил на пожатие, предложил: – Может, внутрь пройдем, не будем тут на пороге торчать? Разговор серьезный.

– Не могу, ребята. Хотел бы, но не могу. Шеф у нас недавно скрытую видеокамеру установил, с записью. Не столько от воров, сколько для улучшения работы. Так что за порогом – уже объект, не имею права посторонних пускать.

– А выключить ее никак нельзя? – поинтересовалась Лена. – Или

в другую сторону направить?

– Ленок, я о ней, по идее, и знать-то не должен. Сам вычислил, где она и куда смотрит. Как раз от этой двери к моей дежурке и складу. Так что погодите еще немного, надо пройтись, показаться.

Не успел Александр пройти от калитки десяток шагов – запиликал сотовый на поясе. Поморщился, вытащил трубку из чехла. К уху не притиснул – держал чуть в отдалении, словно обжечься боялся.

– Да, слушаю… Так точно, Михал Палыч, только что ушел. Сейчас еще внешний обход – и включаю, все как положено. Нет, никого не осталось. Так точно. Спасибо, и вам тоже. Постараюсь! До завтра!

Засунул телефон обратно в черный кармашек, придавил «липучку». Не оглядываясь, пошел к приземистому кирпичному строению с остатками штукатурки на серых стенах. Нырнул в боковую дверцу, через минуту вышел, на ходу застегивая появившуюся на ремне кобуру. Направился к воротам, внимательно поглядывая по сторонам.

– Все, пошли, пять минут у нас есть, – на калитке лязгнул огромный висячий замок. – Тут в одном месте гаражи к забору пристроены, надо проверить, проволока цела или нет. Со двора не видно.

– А что, могут залезть? – поинтересовался Андрей.

– Кому нужно? Пацанятам мелким? Раз попробовали, больше не

хотят, тут солидные люди им воспитание устроили. По понятиям. Тут другой прикол: у нас новенькая «егоза» висит, спираль режущая. На дачу – лучше не придумаешь. Три раза сдергивали, и каждый раз сигнализацию рвут. Первый раз ночью, сразу все сработало, только их поймать не успели – бросили все и удрали. А потом днем приспособились, ближе к вечеру, когда работа кончается, а система не включена. Кто – не найдешь, все на глазах у целой девятиэтажки, и никто ничего не видел, никто в окна не смотрит.

– Слушай, так они же подождут, пока ты пройдешь, и снимут!

– Мне нравится ход ваших мыслей… Только времени не хватит, там крепеж такой, что за пять минут не срежешь. Минут пятнадцать-двадцать надо продолбаться, не меньше, а то и полчаса. Ладно, у нас и того меньше. Пока ходим, рассказывайте – что там сегодня стряслось? Опять гопа приходила?

– Хуже, Саша, намного хуже. Если бы просто гопники, – Лена покосилась на парашютиста, тот чуть поморщился. – В общем, они тебя спрашивали. Ребята, может, вы сразу все расскажете, что хотели?

– Да что там рассказывать! – Андрей хотел махнуть рукой, но плечо помешало. – Человек восемь, может, десять. Тренированные, не только «качалка», но еще и кто-то их драться учил, причем группой. Арматуры, трубы, две цепи. Сначала подошли трое, спокойно так: чего стоим, о чем говорим, чем занимаемся. Все нормально, ребята им рассказали – вдруг заинтересуются. Один спросил: есть, мол, у вас такой Александр, по контракту служил.

Им сказали, что вообще-то есть, но сейчас не подошел.

– Андрюша, ты уж все скажи. С самого начала, – Татьяна смотрела встревоженно и чуть растеряно. – Или лучше я?

– Как хочешь. Вообще-то ты лучше знаешь, кто у вас где, тебе и рассказывать.

– Тогда… Ну хорошо. Александр, простите, если слишком любопытствую… Вам что-нибудь говорит такое имя-отчество – Олег Алексеевич?

– Говорит. Скорее всего, человек русский, – хорошо, что можно отвернуться и внимательно разглядывать забор. – Впрочем, возможны варианты. У меня в группе приятель был, так внешность у него – хоть в сказке про Иванушку без грима снимай. При этом

звали его Эльчин Физули оглы Гусейнов. А его брата-близнеца – Эльхан.

– Нет, я, собственно, об одном своем знакомом. Думала, вы его тоже знаете. Это было бы очень кстати, но если уж нет…

– Татьяна, давайте честно и без шуток, – Александр обернулся. В глазах горе-журналистки поблескивали слезы, но не так уж много.

Не через край. – Вопрос первый: вы сюда пришли по поручению ваших… э-э… старших товарищей? Константина – не помню, как его там по батюшке, а также верной его Наталии и прочего Древнего Народа, который не старше тридцати?

– Нет, я сама. Мы с Андреем поэтому сегодня и приходили – предупредить вас, что… – девушка замолчала и чуть стиснула руку спутника. – Расскажи ты, я не могу. Противно.

– Да что там противного? Дело обычное до банальности, – парашютист чуть вздохнул. – Старшие подставили младших. Причем не со зла, а по необходимости. Ну, может, еще и со страха.

Правда, кто там кого больше боится, еще не ясно. Некий Александр когда-то очень сильно напугал нашего могучего Костю, да так, что он готов из шкуры выпрыгнуть, а супостата сничтожить. Поэтому договорился с гопой. А гопа не нашла главную цель и наказала кого попало. То есть попробовала, – Андрей снова поморщился и потер плечо. – Леха только малость затормозил и попал в больницу.

– Он не тормозил, он магией ударить пытался, – возмутилась

Лена. – Только их не взяло почему-то. Саша, честно, я тоже пробовала – и все как в стену. Даже хуже. Их и верхним зрением почти не видно было. Серая масса, и все. Как туман, и все там вязнет.

– А у меня не вязло, – удивилась Татьяна. – Наоборот, все назад отбрасывало!

– Какая разница! – скривился Андрей. – На магов надейся, а сам не плошай. Простите, девочки, но это все хорошо, когда в комнате или на полянке. Я понимаю, костер голыми руками зажечь – дело полезное, но лом или арматурину взглядом еще никто не расплавил. Времени на ваши ритуалы и приготовления больно много требуется. Вот Алексей и получил, пока готовился. Хорошо хоть по рукам, а не по голове. И Роман молодец, сообразил из-под удара выдернуть.

– Так, подробности сражения можно и потом обсудить. Погодите, я сюда загляну, вот они, гаражи, – Александр свернул на потрескавшуюся асфальтовую дорожку. Прошли между раскидистых кустов шиповника, вынырнули в небольшой дворик – точнее, задворки большого дома. В самом деле, на гаражах поблескивали витки проволоки – и какой-то подросток увлеченно пытался отодрать их от железных столбиков.

– Эй, пацан! – рык был такой силы, что Татьяна прижала ладони к ушам. – Там, наверху, я тебе! Ну-ка, иди сюда!

Пацан замешкался. Секунды на две, не больше. Потом догадался бросить застрявшие в ершистой спирали плоскогубцы и прыгнуть с плоской крыши. Александр стартовал с места, метнулся наперерез со скоростью зенитной ракеты. Перехватил, тряхнул за шиворот.

Немедленно сверху, из дома, донеслось:

– А ну, оставь малого! Сейчас спущусь, ноги выну и…

Перегнувшийся через балконные перила мужик был весьма грозен. Могуч. Если бог лепит людей из глины, то на эту статую материала ему потребовалось чуть ли не вдвое больше, чем на Александра. Классика, греческий атлет – ничего лишнего, пособие для желающих изучать мускулатуру. Даже на высоте четвертого этажа отчетливо различалась обильная синева татуировки.

Александр прикрыл левый глаз, задрал голову. Не выпуская ворот, одной рукой вытащил «мобильник», придавил пару кнопок.

– Михал Палыч? Это охрана вас беспокоит, со склада. Тут у меня охотник за проволокой попался. Да, прямо на месте. Какого-то шибздика послали, а с балкона сейчас папаша права качает. Второй подъезд, четвертый этаж, и, если не ошибаюсь, вторая квартира направо. Чьи приметы, папаши? Шкаф под два метра, весь разрисован. Чем – не вижу, на плече вроде бы череп с кинжалом. Понял. Мне их ждать? Хорошо, сейчас поправлю и пойду. Да, обязательно. До свидания.

– Эй, ты, козел! – громыхнуло сверху. – Ты меня сейчас достанешь!

Александр вздохнул, тряхнул подергивающийся ворот:

– Слышь, ты, сапер! Беги домой, передай этому дяденьке, что за козла он сегодня ответит. И за проволоку – тоже, причем за всю сразу. Просек момент? Пошел!

Юный резчик по проволоке не стал дожидаться, пока чужая подошва придаст ему начальное ускорение. Если бы его сейчас могли увидеть тренеры олимпийской сборной – взошла бы на нашем спортивном небосклоне новая звездочка. На зависть всем «черным гепардам». Увы, не было тренеров, был только допинг в камуфляже. Пыль взметнулась возле поворота дорожки, зазолотилась в вечерних лучах.

– Так, ребята, подождите минутку. Посмотрю, что он там наковырять успел, – Александр подпрыгнул, ухватился за идущую от гаражей к дому трубу. Прошелся ногами по загудевшим железным воротам, забрался наверх. Освободил плоскогубцы, что-то ими закрутил – в одном месте, в другом, в третьем. Засунул трофей в карман, спрыгнул. Оглянулся на балкон – грозного защитника не было видно.

– Пошел свое чадо встречать, – прокомментировал Андрей. – Или решил выйти, разобраться. Тебе помочь, если что?

– Не надо, у меня приказ начальства – возвращаться на объект. Шеф сейчас позвонит кому надо, без нас разберутся.

– В милицию, что ли?

– Ку-у-уда?! – Александр выпучил глаза. – Ты что, парашютист, с Луны спрыгнул? Или из Советского Союза? «Крыше» он позвонит, кому же еще можно в таком случае?! Пошли отсюда, нас тут не было. Давай, выкладывай, что там наш друг Костя задумал. А главное,

я-то тут причем?!

Через полчаса они стояли во дворе склада, возле калитки. Александр задумчиво ковырял штукатурку острием широкого охотничьего ножа.

– Как тот чукча в анекдоте говорил? Тенденция, однако. Знаешь, Лен, а ведь этот шкаф на балконе тоже был какой-то… мутный, что ли. И ни черта его не брало. Кидал как в вату. Причем я даже могу тебе сказать, когда эти проблемы начались.

– И когда же?

– Незадолго до нашей прогулки по лесу. По мелочи, но все наши фокусы начали осечки давать. А после той ночи вообще с людьми что-то странное творится. Так, мы теперь все свои?

– Вроде бы, – осторожно ответила Татьяна. Андрей кивнул, а от Лены ответ и не требовался.

– Тогда скажите мне, товарищи Старшие: как и чем вы отмечали летний солнцеворот? А то меня пригласить, мягко говоря, забыли, так что я мог самое интересное пропустить.

– Да нормально в общем-то отмечали, – Андрей посмотрел на свою подругу и явно удивился, когда та отвела глаза. – Посидели, попели, поплясали. Хотели пойти искупаться – гроза помешала.

Мне, например, там ничего интересного не было, а молодежи, говорят, понравилось. Что я забыл, Таня?

– Почти ничего, – она упорно прятала взгляд.

– Я подскажу. Кое-какой обряд, маленький такой, – негромко сказал Александр. Татьяна вздрогнула и отшатнулась, словно хотела убежать, да ноги не послушались. – Минут пять, не больше.

Костик, Наталья, Алексей и еще двое. Один светлый такой, с хайратником – как его звать?

– Стас, – прошептала Татьяна. – И еще я там была.

– Ну и что там такого было? – искренне удивился Андрей. – Я ничего особенного не заметил. По-моему, вообще ничего не получилось.

– Ничего особенного, – кивнул Александр. – По сравнению с тем, что в эту ночь в других местах вытворяли, вообще ничего. А все-таки, Таня, в чем смысл этого «ничего»? И почему ты этого «ничего» не хотела, а друг наш Алексей вообще боялся, как кролик удава?

– Откуда ты знаешь?! Тебя же там не было! Да и не… – голос сорвался. Остались только огромные глаза.

– В самом деле, Саша, откуда? – Андрей смотрел с каким-то непонятным интересом. Словно пытался узнать давнего знакомого, но никак не мог понять: почему не здоровается? Или просто похожий человек встретился? – У тебя что, своя агентура в наших кругах?

– Конечно, нет! – улыбка была широкой и добродушной. И руки разведены как следует: не слишком широко, зато с открытыми ладонями. – А ты знаешь другой ответ на такие вопросы?

– Знаю, – нахмурился парашютист. – Например, честный. Мы вроде бы договорились, что все свои?

– Ну, тогда давайте честно. Я там был. Двести метров вверх по склону, на обрыве. Над всей вашей защитной линией.

– С ночным биноклем, что ли? – оживился Андрей. Тут же поправился: – Да нет, деревья помешали бы, костер засвечивал… Опять-таки эмоции прочитал. Слушай, поделись рецептиком, а?

– Ноу-хау нашей фирмы, лицензии не продаются. Способности у меня такие. Опять же – каждому свое.

– А почему же просто не подошел, если до нас все-таки добрался?

– Жить хотел, а кому-то это не нравилось, – еще раз улыбнулся Александр. – Среди фирменных способностей есть и такое чутье. Если бы не оно, я бы до вас и не дошел. Среди бела дня прилег бы под кустики где-нибудь по дороге, а добрые люди еще и веточками укрыли бы. Или нелюди? Татьяна, а кто у вас там такой гостил – раскачанный до квадратности? Перед самым вашим обрядом ушел?

– Н-не знаю. Не заметила. Кто-то был такой, к Косте приходил. Сначала днем, по каким-то своим делам, а потом ночью уже подошел. Но точно не этот… не Витек.

– Вроде бы они о каких-то своих делах говорили, – припомнил Андрей. – О клиентах, о договорах, какой-то счет закрывать нужно было. По безналу, я на это как раз внимание обратил. Сижу на бревнышке и думаю, неужто такие деловые, что в рабочее время не смогли. Прозвище у этого качка как раз под стать фигуре – Терминатор.

– Серьезно. Более чем. Ладно, будем считать, это наши дела. Так кому же вы там хором пожелали спокойной ночи? В чем смысл всего черчения и почему так все напрягались?

– Там… В общем, ничего особенного. Мы никому ничего плохого не хотели. Просто не знали, получится или нет, там слишком много всего было. Ну… – Татьяна замялась, потом все-таки набрала воздуху побольше и выпалила, словно отличница у доски: – Нужно было, чтобы город стал лучше приспособлен для занятий магией. Чтобы не так давил. Вот и все.

Александр присвистнул, покачал головой:

– Всего-то навсего… Это ты точно знаешь, что именно такой эффект, или сказал кто?

– Все говорили, – удивилась девушка. – А как же? Мы же в одном кругу стояли! Если кто-то не будет знать, что делает, или не согласится – все наперекос пойдет!

– Хотя Алексей, надо полагать, был против?

– Н-ну да, его Костя уговаривал. Нужен был пятый, но Сергей не приехал. Поэтому Лешку прямо на месте и подготовили, он ведь тоже Старший.

– Похоже, только он один… Вы, ребятки, хоть понимаете, в какие дела сунулись? И чем вообще занимались? Город, между прочим, это не просто дома и люди в них. Это система, и она кое в чем посильнее леса будет. А уж что лес может натворить, если ему чьи-то дела не понравились, кому и знать, как не вам, сударыня. Догадываетесь, о чем это я? Вот город нам всем и ответил.

– Кому это – «нам»? – поинтересовался Андрей. – Вроде бы пока что изменения скорее с обычными горожанами… Или это и есть ответ?

– Он самый, – Александр зло, с хрустом ударил ножом по стене.

– Э-эх, молодеж-ж-жь… Хоть бы книги читали умные. Например, школьные учебники. Физику – действие равно противодействию, проходили такое? Или вот биология тоже наука забавная… Ладно. Общий итог: хреново, товарищи. И это только начало. Как там, кстати, наша тусовка у огонька – через неделю соберется или испугается?

– Не знаю, – Лена смотрела на выбоину в стене. – Пока никто ничего не говорил, но думаю, испугается. По квартирам расползутся или будут другое место искать. Саша, ты говорил, у тебя здесь где-то видеокамера была? Тебе не нагорит, что мы тут столько стоим?

– Уже не нагорит. По крайней мере, за вас – точно. Вот она, твоя камера, – острие ножа еще раз ковырнуло стену и подцепило пластиковый обломок с тянущимися под штукатурку проводками. – Раздолбал я ее. Нечаянно. Я же не знал, что она здесь, правильно? И вообще, все равно мне здесь больше не работать. Если уж взялись искать, то здесь запросто вычислят, так что нынешнее дежурство у меня последнее.

– Крайнее, – машинально поправил Андрей.

– Да нет, не крайнее… Впрочем, как хочешь. Ты мне вот что скажи, орел наш парящий: юрист этот долбаный организацию все-таки регистрирует? Или передумал?

– Из-за гопников? Которых он же и натравил? Плохо ты его знаешь, – Лена тряхнула головой, откинула волосы со лба. – Вот увидишь, он этим воспользуется, чтобы всех под себя подмять. А то слишком самостоятельная молодежь стала, может его и не послушаться. Вот он и будет защитой и обороной, а также всеобщим благодетелем. По совместительству.

– Это точно, – кивнул Андрей. – Я пока не знаю, что он нам скажет насчет сегодняшнего, но такой не утонет. Не способен.

Хотя, если честно, он этого Витька почему-то побаивается. Хотя паренек и в самом деле опасный. Татуировка у него занятная, слева на груди.

– Группа крови? – быстро, отрывисто спросил Александр. – И что с ней? Скорпион?

– Если бы… Лежащий волк. И больше ничего. Знакомо?

– Самому не доводилось, – нож лег лезвием в руку. Покачался, словно собираясь в полет, искать эту самую татуировку. – Но слышал. Если это то, о чем я думаю…

– …То следующий вопрос – на чьей стороне он там воевал, – продолжил Андрей. – И почему даже не скрывает.

– Думаешь – они? Не похоже.

– Точно, не похоже. Посему вопрос третий – кому это выгодно. И кто этих пацанов к рукам прибирает.

– Меня больше сейчас волнует вопрос пятый: нам-то что делать? В тайгу перебираться? Лена, ты как, в Сибирь поедешь?

– Не поеду! – зло отозвалась девушка. – Почему я должна из-за какой-то шпаны свой город бросать? Может, это их – в Сибирь? Или еще куда-нибудь подальше? Что у нас там – Колыма?

– Я знаю, с кем посоветоваться нужно, – подала голос Татьяна, и все дружно обернулись к ней. – К Олегу Алексеевичу надо подход искать. Предупредить его, что за ним тоже охотятся. И вообще, все рассказать. Тогда, во время эпидемии, они справились, а сейчас еще проще будет, пока все еще далеко не зашло.

– Слушай, это тот самый главный Древний, про которого в твоей статье? Тогда ему и без нас доложат, – проворчал Андрей. – И вообще, ты мне до сих пор не рассказала, что за фигура такая и где вы с ним познакомились. Я пока что из Древнего Народа только наших видел, Игорька с компанией и эту даму… как ее там? Ну, у нее еще теперь свой магический салон?

– Раиса Александровна, что ли? – усмехнулась Лена. – Не угомонилась еще тетка?

– Какой там угомон! – Татьяна отмахнулась, как от комара. – У нее теперь человек десять таких же, как она, собирается. Медитируют, духовно поднимаются и все такое прочее. Только из них Древние… разве что по возрасту. И то еще не дотягивают.

– Зато пропаганду ведут – куда твоим статьям! – поддразнил Андрей. – Если экстрасенс, значит, с Древней Кровью. Только еще об этом не догадывается.

– Другие догадаются, – тихо заметил Александр. – Время придет, и сразу сообразят. Вам, ребята, интересно, вы этой самой кровью гордитесь, только не дай бог, насчет нее сообразят такие, как этот… с балкона. Возьмут и поверят всерьез, что вы другой народ.

– Ну и что? – удивилась Татьяна. – Народов у нас в России

мало, что ли? Вон на том же Кавказе… – тут же замолчала, ошалело захлопала глазами.

– Дошло, – кивнул Андрей. – Не такие, как все, и далее по программе. На базарах, кстати, бабки уже и в засухе, и в ливне колдунов обвиняют. Раньше говорили, что из-за заводов, а теперь опять про ведьм вспомнили.

– Слушайте, ну ведь у нас теперь законы, в конце-то концов, не средневековые! – пришла в себя Татьяна. – Какая охота на ведьм?! Какие погромы?! Вон, даже «скинов» сейчас прижали, милиция их гоняет.

– Кроме милиции, у нас есть и другие организации, – задумчиво ответила Лена. – Которые, между прочим, и за нами должны следить. Особенно если им это для чего-нибудь нужно. Как ты думаешь, Саша, кому может пригодиться Древний Народ?

* * *

– Входите, лейтенант, входите! Как здоровье?

– Не жалуюсь, товарищ полковник.

– Эт-то правильно, жаловаться не нужно, – особист кивком указал на стул. – Садитесь. Рапорт ваш я прочел. Любопытно, но… Не более того. С работой своей вы справляетесь, хорошо справляетесь, благодарю. от лица командования, – полковник подождал несколько секунд. Чуть поморщился. – Между прочим, не слышу уставного ответа. Вы сейчас не в форме, но офицером остаетесь. Или вы решили, что уже не служите Отечеству? Зря, товарищ лейтенант, очень зря. Отечество, между прочим, вашу службу видит и ценит, так что скоро можете приглашать на обмывку звездочек. Приказ сейчас в министерстве готовится. Хотя вы, насколько я помню, не собирались делать военную карьеру?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Ну вот видите, она у вас сама собой получается. А ваши идейные соображения советую оставить пока что при себе. Заметьте, не приказываю, а дружески советую. И уж точно не присылайте их на бумаге в нашу тихую обитель. Эта работа никому не нравится, тут я с вами полностью согласен, но у вас еще не худший вариант. Между прочим, у какого-нибудь ротного, который оставляет группу прикрытия, совесть болит по более серьезным причинам. И ему потом приходится смотреть в глаза не своим приятелям, с которыми без году неделя познакомился, а матерям на похоронах. Почувствовали разницу? Тогда докладывайте, что у вас по теме нового.

– Я все изложил в докладе, товарищ полковник. Новых данных пока что нет. Кроме того, техника не позволяет провести замеры в полевых условиях, а запланированный выход не был отслежен.

– Знаю, – полковник поморщился. – Погода подвела. Когда у вас следующее… мероприятие?

– Пока что ориентировочно – начало августа. Намечено на второе число, но возможны изменения. По погоде, по обстановке.

– Что, день ВДВ решили отметить? – улыбка особиста была почти добродушной. – Ваша идея, или народ сам выдвинул?

– Никак нет. Там как раз очередной древний праздник, кельтский, если не ошибаюсь. Праздник урожая.

– Не ошибаетесь. Ламмас, он же Лугнассад и так далее. Я с этой темой скоро смежную специальность получу. Выйду на пенсию, буду читать лекции по истории религии и культуры. Все, работаем, – улыбка исчезла. Остался внимательный прищур, почти классический. Словно на памятнике. – Что у вас там за особенности обстановки?

– Праздник может не получится, товарищ полковник. Вообще вся эта группа на грани распада. Молодежь попросту боится собираться, за две недели – три нападения. Причем одно – только вчера, и не на улице, а в подъезде. Вычислили квартиру и подождали,когда гости выйдут.

– Вычислили… Это уже система, лейтенант. Это организация, которая работает против ваших Древних. И, не могу исключить, против нас. У вас есть соображения на этот счет?

– Только то, что я уже докладывал, товарищ полковник.

– А конкуренцию вы полностью исключаете? Со стороны, например, старших групп? Кстати, как продвигаются дела в этом направлении? Когда вы наконец обеспечите выход на непосредственных участников?

– Не знаю. Никаких зацепок, честное слово. Татьяна пробовала найти своих знакомых, но у нее не получилось. Хотя она старается, товарищ полковник, очень старается. У нее свои причины.

– И вдобавок кодирование, пока что назовем это так. А ваши подозрения насчет этого охранника? Он действительно с кем-то связан?

– Возможно, но пока что никаких следов. Ни малейших. К тому же с его способностями… Даже микрофон не подложить, товарищ полковник.

– А техника? Вы его домой приглашали? Почему в докладе не было?

– Заходил он домой, – тоскливо ответил Андрей. – Заходил… По-моему, он и наши приборы обнаружил. Только повышенный фон, а он и у меня появился в последнее время, так что кого зафиксировали – и сам не знаю. Активная проверка ничего не дала. Не реагирует он на нее, товарищ полковник. Даже защиты не ставит.

– Тэ-эк… Я, признаться, ожидал чего-то похуже. Например, сгоревшей аппаратуры. Слушай, лейтенант, а может, это вообще пустой номер? Вся эта старшая группа, все эти Олеги, Ильи и прочие Александры в большом количестве? Просто не пацаны, а взрослые люди с той же дурью. Правда, играют всерьез, надо отдать должное. Вот у твоего сторожа, например, документы фальшивые. Не был он ни на каком Кавказе – по крайней мере с нашей стороны. И в военкомате никаких денег он не получал. Вообще там не был. С его фамилией-именем-отчеством и годом рождения по всей армии нашелся один старлей, но тот честно погиб еще в девяносто шестом. Вывезен, опознан, похоронен с почестями в родном городе. Вот так-то… Так что в этом направлении стоит продолжать движение уже из-за таких подробностей. И заметь – внедрился он так, что ни у кого вопросов не возникло. Живет в городе, устраивается на работу, получает разрешение на газовый пистолет – заметь, не подделывает, а именно получает! В милиции, со всеми ее проверками! И ни у кого лишних вопросов не возникло. Это значит – что?

– Профессионал.

– Не обязательно. С тобой тоже проблем не было, а шпион из тебя, извини, новенький-хреновенький. Организация солидная, с хорошим опытом и неплохими возможностями, вот это что! Вероятнее всего – наши коллеги из «серого дома». Но может быть, и еще кто-нибудь.

– Товарищ полковник, а как же его способности?

– Это да, это пунктик… Обидно, если где-то таких уже отбирают

и готовят. Поэтому ты и нужен – чтобы и у нас, понятно?! А ты рапорты подаешь.

– Виноват, товарищ полковник!

– Хорошо, что понял. Надеюсь, второго такого я не увижу, а то придется тебя отправить моржей изучать. И то – запомни, лейтенант! Не сейчас, а только после окончания всей этой опупеи! Ты там слишком хорошо уселся, чтобы можно было кого-то еще на это место с нуля пропихивать. Понял?

– Так точно…

– Все, вопрос закрыт. Теперь по поводу вашего праздника. Тут после прошлого раза идея одна возникла, как все это отследить в любую погоду. А раз уж у вас проблемы с безопасностью – тем более пригодится. Ты только заранее место скажи. Да, и еще – своих деятелей предупреди, что сможешь договориться с вояками. Дружить надо с армией, дру-у-жить! – полковник хитро подмигнул. – Она, конечно, нынче не та, не Советская, но в этой стране кое-что еще может!

(обратно)

ГЛАВА 16

Лето. Город. Пыль и марево, подрагивающее у стен. Холмы, ощетинившиеся лесом. Оттуда, с гребня, хорошо видна суета внизу: убегающие из бетонной жаровни поезда, нервно дергающиеся трамваи, предынфарктное пульсирование улиц. Муравьиное мельтешение. И смог, серое покрывало – над заводами, над проспектами, над выгнутой хребтиной моста. Дымная пелена колышется, пытается перевалить через холм и бессильно падает на крыши.

Сорвавшимся с подставки вентилятором выскальзывает из-за леса вертолет. Вытянутое, щучье тело цвета выгоревшей листвы, издали кажется – еще и запыленное. Сиплый рокот, присвистывающее «цок-цок-цок» блестящего винта. Чуть накренился, вильнул хвостом над домишками окраины. Нырнул куда-то вдоль склона, к блестящему пятнышку пруда между длинными серыми откосами. Чертиком выскочил из оврага, бодро усвистел обратно за пожухлую щетку деревьев.

Возле пруда – родник, и при нем – разомлевшая, полузадушенная очередь с канистрами и гроздьями пластиковых бутылок. Несколько машин. Зонтики, газеты, даже простыня на двух палках: жалкие попытки укрыться от солнца, создать если не прохладу, то хотя бы ее иллюзию. Потревоженный винтами воздух докатывается издалека, обдает жаркой волной.

– В лес бы сейчас, – тоскливо говорит один из жаждущих, примостившихся в коротенькой тени «Жигулей». – Там сейчас хорошо… Залез бы в ручей и до темноты не вылазил.

– Нос распухнет, – лениво отзывается сосед. – Комары облепят так, что не продохнешь.

– Да лучше комары, их хоть прихлопнуть можно, а эти… блин… разлетались! Делать им не…

– А чо, думаешь, им там холодно? – от соседней машины оборачивается молодой парень. – Эти, летуны, еще ладно, а прикинь, как сейчас в оцеплении пацаны жарятся!

– Оцепление – фигня, это еще жить можно. А те, кто в самом

лесу, они вообще сейчас в химзащите подыхают, – снова ленивый голос. – Я вчера на даче был, в Золотой долине она у меня – знаешь, где это? Так мне аж оттуда видно было, как они по солнцепеку корячились. Даже в противогазах, понял? И командир тоже. Тут, земеля, одного приказа мало, тут надо еще и жить захотеть.

– И ты думаешь, это из-за мышей? – хозяин «Жигулей» безуспешно пытается сплюнуть. – Вот, блин, сушняк… Да эта лихорадка тут каждый год, и ни черта, только советуют руки мыть и в лес не ходить. А мы ходили, и ничего, все живы.

– Да ну, мыши… – сосед встает, подхватывает канистру. – Все, мужики, очередь подходит. Лет через тридцать доживем – узнаем, что тут за мыши были и кто их ловил.

– Я бы и пораньше узнал, – уже в спину ему добавляет молодой.

– Сейчас вот наберем водички, а она как раз из-под этого леса течет. Хрен его знает, чего напьемся… потом и расскажут, что лучше из крана было… Можем ведь и не дожить с таким раскладом.

* * *

Выскочивший из-за поворота джип отчаянно завизжал тормозами, прочертил по асфальту черные полосы. Поперек дороги разлеглась тяжкая туша бронетранспортера, угрюмо пялилась на посторонних разнокалиберными зрачками пулеметных стволов. Из-под огромного жестяного плаката «Берегите лес от пожара!» метнулся взмыленный солдатик. Попытался одновременно поправить съехавшую на глаза белую каску с красной полосой, вернуть на место скользящий с плеча ремень автомата и взмахнуть полосатым жезлом. Все-таки успел поймать «калашников» за ствол. Перехватил, грозно направился к машине.

– Проезд закрыт! Давай, разворачивайся! Карантинная зона, не знаешь, что ли?!

Плавно открылась передняя дверца – правая, не водительская. На пыльную обочину выпорхнула стройная девушка, одернула легкий подол. Поправила сбившуюся рыжую копну.

– Простите, а вы не подскажете, кто выдает пропуска? Мы слышали, что все-таки можно проехать. Понимаете, у нас было запланировано мероприятие в пионерлагере «Березка», все уже оплачено, а тут вдруг карантин… Нам хотя бы с руководством лагеря поговорить. В городе их нет, сказали – на месте, помогают обрабатывать территорию. К кому мы можем обратиться?

– Это не сюда, мы не пропускаем, – вороненый ствол сначала опустился, а потом и вовсе перекочевал за плечо. – В городе штаб есть, они и выдают. И въезд не с этой стороны, это вам вокруг всего города надо. У нас перекрыто наглухо.

– Тогда подскажите, пожалуйста, где этот штаб? Или хотя бы телефон можно узнать? – зеленые глаза смотрели умоляюще. – Все на завтра намечено, а мы даже не знаем, то ли переносят все это, то ли просто деньги возвращать нужно. У нас там молодежь в основном, школьники, студенты, родители нас задергали уже. Не поможете?

– Не могу… Вы извините, ну не знаю я… Тут телефона нет, только рация, – солдатик виновато улыбнулся и лихо сдвинул каску к затылку. Потом вдруг хлопнул себя по открывшемуся лбу. – Подождите минуточку!

Кирзовые ботинки захлюпали, вскидывая облачка пыли, автомат брякнул о броню. Белая каска наклонилась над распахнутым люком.

– Колян! Слышь, Колян!

– Чего орешь? – глухо донеслось из стальной коробки. – Не глухие!

– Слышь, Колян, у тебя там листовка нигде не залипла? Тут классная деваха приехала, телефон штаба просит!

– А зачем ей штаб, лучше наш адресок дай! – из люка показалась коротко остриженная голова. Вежливо кивнула: – Здрасьте! Вы не к нам, а?

– Увы, ребята, увы! – девушка развела руками. – По делам. У вас своя служба, у меня своя. Не сделаю все до вечера – шеф голову оторвет!

– А мы к нему все вместе приедем, прям на бэтре! – радостно оскалился Колян. – Защитники мы или кто?! Ладно, где-то у меня парочка заначена была. На дембельский альбом берег, но с такой красивой девушкой как не поделиться!

Через пару минут стука и лязга распахнулся бортовой люк, и Колян показался целиком. В пятнистых штанах, с лоснящимся от пота мускулистым торсом – и с небольшим листочком в руке.

– Вот, берите. Только подойдите сами, а? Мне в берцы влазить – лом, а дорога горячая.

Девушка легко подлетела к пышущей жаром боевой машине, схватила листочек, пробежалась глазами по тексту.

– То, что надо! Спасибо, ребята! – рыжая шевелюра качнулась к борту, на секунду закрыла растерявшегося Коляна. – Выручили! Ну все, мы помчались!

И, уже захлопнув дверцу, девушка вдруг опустила стекло, помахала рукой:

– Счастливо, защитники!

Джип развернулся, фыркнул, скрылся в серо-желтой завесе. Автоматчик снова поправил каску, ревниво поглядел на товарища:

– Помаду сотри, а то летеха приедет, поставит нас.

– Учись, плафон, пока дедушка живой! – довольная ухмылка скрылась под зеленой крышкой. Потом люк чуть приоткрылся, и показался мозолистый кулак: – А если кого еще принесет, а ты в тенечке будешь кемарить, я тебя и сам. Просек, чмота?! Слушать надо, кто едет!

Джип въехал в город, приостановился у светофора. Водитель снял зеркальные очки, обернулся:

– Ну, что там интересного пишут? Все то же самое?

– Один к одному. Думаешь, для газеты другой текст сочиняли? Разве что вот этого не было! – на обороте наспех был нацарапан номер полевой почты и совершенно неразборчивая фамилия. – Тебе это не нужно, случаем?

– Оставь, может, для чего-нибудь пригодится. Вот же черт, а я думал, хоть до «Березки» доедем! Там же асфальт через весь лес насквозь проходит – что они, не могли его в первую очередь обработать? Закрыли бы грунтовки и ловили своих мышей… коты зеленые!

– Надо было Андрея слушать. Ясно же, что он в этих делах лучше нас разбирается. Помнишь, что он говорил? Закрыли весь лес, там еще и второе кольцо может быть. Все, ищи другое место.

– Не нравится мне это, Наташа. Знаешь, на что похоже?

– Помню, не хуже тебя помню. И что ты предлагаешь? Как тогда – собрать толпу и проломиться? Не выйдет, времена не те. Эти же ребятишки нас и положат, прямо на дороге. Точно говорю, я в них успела такое разглядеть. Да и в тот раз холмы внутри оцепления были, а теперь именно наши места в кольцо взяли.

– Вот и я об этом. Не надо было раньше времени вылазить… хотя не рано, подмяли бы нас. Когда этот Саша исчез, с молодыми полегче стало. Так что думаешь, вся эта спецобработка для нас затеяна? Опять чьи-то старые друзья постарались?

– Знаешь что, Костя, не паниковал бы ты раньше времени! Надоело уже, шестой год за каждым углом тебе эти старые друзья мерещатся! Подожди, давай хотя бы все, что можно, выясним. С тем же штабом еще не разобрались – может, сейчас позвоним, приедем, а нам спокойненько пропуск выпишут и до лагеря проводят. Только там не мы с тобой разговаривать должны, а Андрей.

– Это почему же?

– Потому что я так чувствую. Потому что там надо будет не законы наизусть рассказывать, а стоять столбом и отвечать: «Так точно!», «Никак нет!» и «Виноват, ваше благородие!» Сумеешь? Если нет – поехали в офис, Андрюхе позвоним и отвезем его вместе со всеми бумажками.

– Позвонить я и отсюда могу.

* * *

Автобус, коптя и постанывая, тащил свой громоздкий короб на подъем. Пассажиров бросало из стороны в сторону, шлепало жесткими сидениями, душило сочащимися из всех дыр выхлопами. На задней площадке позвякивали и громыхали рюкзаки, сумки и пакеты.

Дорога нырнула в глубокую выемку и вроде бы стала не такой крутой. Двигатель рявкнул, одобрительно заворчал и потянул старенький «ЛАЗ» гораздо быстрее. По крайней мере, пешком вряд ли удалось бы догнать. Бегом – вполне возможно.

Кто-то в салоне не выдержал, попробовал дотянуться до форточки. Расположившийся на переднем сидении парень развернулся, грозно нахмурился:

– Это кому там жарко стало? Артем, ты что, не понял? Окна и люки не открывать! Мало ли чем они тут опрыскивали! Эй, эй, а кто додумался шторку отдергивать? Ну-ка, чтобы ни единой щели! И не выглядывать! И так разрешение еле-еле выбили! Увидят нарушение, завернут всех сразу, разбираться они долго не будут!

– Андрей, ну сдохнем же, пока доедем! Это душегубка, а не автобус! Газовая камера на колесах!

– И на что здесь смотреть? – еле слышно проворчал девичий голос. – Кусты секретные, что ли? Или дубы особые, армейские?

– Чем больше в армии дубов… – тут же отозвались из задних рядов. Салон дружно захихикал.

– Так, смеетесь, значит, живые. Документы лучше приготовьте, вон уже пост показался.

Выемка стала чуть мельче и шире, зато над откосами и в самом деле показались молодые дубки. Впереди начинался настоящий лес, но до него еще нужно было доехать. Военные успели обосноваться капитально. Свежевыкрашенный черно-белый шлагбаум. Снятая с какой-то машины будка-кунг, над которой поблескивал длинный, поднимающийся над склонами прут антенны. Выгоревшая палатка с облупившимся красным крестом в белом круге. Чуть дальше к обочине приткнулась зеленая автоцистерна, и на самом выезде из выемки – плоский брусок гусеничного тягача. Поперек. Видимо, движение здесь было не слишком оживленное.

От стенки кунга отделился автоматчик в бронежилете и каске, махнул милицейским жезлом. Оглянулся на дверь будки, что-то сказал. Вышел офицер с красной повязкой на рукаве. Поправил кепку и портупею, направился к остановившемуся автобусу. Приглашающе зашипела передняя дверь, заскрипела, застряла – Андрей толчком помог створкам сложиться.

– Та-ак, здрав-желаю, дежурн-ка-пэ-пэ капитан Селиверстов, ваши пропуска, пожалста… – скороговоркой выпалил страж карантинного режима, оглядывая салон. Заметил груду рюкзаков, бдительно прищурился. Сказал четко, раздельно: – И вещи к осмотру приготовьте.

– Вот, пожалуйста, пропуск и список группы, – сидевший рядом с Андреем Костя приподнялся, распахнул кожаную папку. – Только мы в штабе уточняли, вещи досматривать не должны.

– Это в каком штабе вы… уточняли? – взгляд из-под зеленой кепки стал убийственным. Бронебойным. Вот только на юристов он, похоже, не был рассчитан.

– В штабе особого района, – любезно пояснил Костя. – В том самом, который в мэрии расположился. Насколько я понимаю, вы ему тоже подчиняетесь?

– Кому я подчиняюсь, это не ваша забота. Насчет вашего автобуса со мной связались, а насчет вещей ничего не говорили. Порядок общий, без досмотра идет только спецтехника, – капитан стоял насмерть. – Так что разбирайте свои вещички и с ними на выход. Будем проверять состав по списку.

– Капитан, тут же написано: «Следуют до конечного пункта без досмотра», разве не ясно? Там будем разгружаться, там ваши коллеги…

– Разговорчики! – первые ряды инстинктивно пригнулись, пропуская над головой раскаты командного голоса. Автоматчик у шлагбаума беспокойно зашевелился. – У меня приказ, ЭТО вам ясно?! Без досмотра я вас не пропущу, хоть с губернатором приезжайте. Все, прекращаем прения – или выходите с вещами, или разворачивайтесь к грибной матери, понятно?!

– А вы не кричите, капитан… – начал было Костя, но замолчал, почувствовав руку Андрея на плече.

– Так, теперь давайте попробуем спокойно, – парашютист встал, посмотрел в наливающиеся яростью глаза офицера. – Товарищ капитан, разрешите… Можно с вами поговорить? Только не здесь, а то уж очень душно. Мы тут вашу инструкцию соблюдали, ехали закупорившись, а у коробочки, видно, прокладки подтравливают. Давайте выйдем, спокойно все обсудим. Тут действительно случай особый.

– Для меня все случаи особые! – рыкнул Селиверстов, но все-таки соскочил на землю. – Так все-таки, кто у вас старший?

– Со старшим вы сейчас разговаривали, теперь я попробую. Собственно, я в штабе документы на эту поездку и пробивал… Слушайте, товарищ капитан, может, все-таки в тенек отойдем, к будке? Автобус никуда не денется, выходить из него пока что никто не будет.

Дальнейший разговор Костя почти не слышал. Мешал бормочущий вхолостую мотор. Иногда можно было разобрать даже не фразы, а шальные обрывки: «…а если вынимать, то опасность зараже…» – «Вы меня не у… прика…» – «…асаев ваш пост не за…» – «…таком тоне…» Отчетливо донеслось гневное капитанское: «Сопляк!» В ответ Андрей улыбнулся, развел руками и сказал что-то совсем тихое, но подействовавшее на дежурного, как стакан воды. Холодной. Выплеснутой в лицо. Мотнулась голова, желваки на обветренных до красноты скулах задвигались, словно капитан вознамерился разжевать собеседника прямо здесь и сейчас. Сырым. И, не исключено, вместе с автобусом и пассажирами. Однако пришлось подавить здоровые рефлексы хищника: шевельнулись под козырьком ноздри, вспучилась перечеркнутая портупеей грудь – и бессильно опала. Андрей сказал еще одну фразу, из которой удалось разобрать только: «…аз на такой слу…» – и под беспокойным взглядом часового спорщики направились к кунгу. Грохот дверцы, захлопнутой капитаном, заставил вздрогнуть даже шофера. Из палатки выскочили два солдата, ошалело огляделись, на всякий случай направили автоматы на автобус. Из-за цистерны показались еще две головы, а на тягаче беспокойно шевельнулась башенка с пулеметом.

Через пять минут дежурный по КПП вышел из будки, рявкнул – лишние свидетели тут же попрятались. Следом за ним показался Андрей, взялся за дверцу, потом передумал и оставил открытой. Капитан, не оглядываясь, зашагал к автобусу. Поднялся в салон, глянул на всех разъяренным тигром, протянул руку в сторону Кости:

– Давайте ваш список, – голос, на удивление, оказался почти вежливым. – Все здесь?

– Двоих нет, там отмечено. Остальные все, паспорта тоже у всех имеются.

Офицер еще раз скользнул взглядом, на этот раз внимательно – видимо, считал по головам.

– Одного нет… Ага, все. Так, давайте пропуск, отмечу время, – похлопал себя по карманам, огляделся, заметил предложенную Костей ручку. Пришлепнул листок к лобовому стеклу, быстро черкнул. – Окна не открывать, до лагеря не останавливаться, с асфальта не съезжать даже на обочину. Понятно? – капитан обернулся к шоферу. – Всем понятно?

– Так точно, командир, – лениво откликнулся шофер. – Ездил уже сюда.

– Тогда все. Проезжайте, – последнее слово пришлось выдавливать по капле. По звуку, по буковке. Дежурный спрыгнул с подножки, посторонился, пропуская Андрея. Махнул автоматчику у шлагбаума: – Емелин, открывай! Быстрее шевелись!

– «Таблетку» уберите, мы ее не перепрыгнем, – напомнил парашютист, поднимаясь к своему месту. – А вообще – счастливо оставаться!

– Да пошел ты… Давай, давай, откатывай! – капитан махнул высунувшемуся из тягача механику-водителю. Тот кивнул, скрылся в люке. Над дорогой поднялся клуб сизого дыма, глухо зарокотал укрытый броней дизель. Гусеницы напряглись, звякнули, со стуком впечатались в раскрошенный асфальт. Зеленый брусок неожиданно резво качнулся вперед, развернулся вдоль обочины. Замер, фыркая выхлопом. – Все, давай вперед! Проезжайте!

Лязгнула дверь. Застоявшийся автобус тронулся с места так, словно боялся не успеть до закрытия шлагбаума. Проплыла за стеклом цистерна с змеящимися черными шлангами, сбоку прогрохотал на прощание тягач. В зеркале заднего вида мелькнула крохотная фигурка плюющего на асфальт капитана. Въехали в лес.

Трясло на ухабах. Тошнило от бензинового перегара, от жары, от грязных занавесок на окнах. Раскалившаяся на солнце железная крыша превращала салон в духовку.

За окнами – запрещай не запрещай, все равно подглядывали – ничего интересного не наблюдалось. Ничего такого, что могло бы отвлечь от жары и вони. Лес как лес, все в нем были. Если не сто раз, то уж не один десяток точно. Обочины распаханы – ну и что, каждое лето этим лесничество занимается. Разве что не ставит при этом столбики с желтыми табличками: «Заражено!», «Заражено!», «Заражено!» – можно подумать, здесь кто-то об этом еще не знает… Если и найдется такой олух, то капитан Селиверстов поймает и объяснит.

Негромко урча, автобус обогнали две бронемашины. Словно прощаясь, помахивали желтыми флажками на блестящих штырях – по две здоровенные пачки свисали у каждого зеленого жука с кормы. Прогрохотал вертолет, прошелся низко над дорогой и отвалил куда-то за верхушки деревьев. На промелькнувшей справа широченной поляне стояло что-то ну очень секретное: от дороги этот объект отделял двухметровый забор из маскировочной сети. Только антенны торчали – всех фасонов и размеров, на выбор. Самая длинная, с решеткой на блестящей мачте, была чуть ли не вдвое выше соседних кленов и вязов.

– В окна не пяльтесь! – прохрипел Андрей. – К посту подъезжаем!

Шофер сбросил скорость, хотел притормозить возле стоящих у перекрестка бронетранспортеров. Все жадно приготовились глотнуть свежего воздуха из открытой двери. Напрасно. Прорезиненная фигура с пятачком респиратора под капюшоном властно махнула серой перчаткой: дальше, не задерживайся! Чуть дальше три такие же фигуры поливали друг друга из шлангов, тянувшихся от знакомой уже автоцистерны. По крайней мере, в точности, как на первом посту.

– А у них тут серьезно… – Костя сглотнул, закашлялся. – Ох… Может, зря мы в это дело ввязались?

Слева замелькали высокие пестрые стволы в ярких космах листвы и гибких веток. Поворот – и через лобовое стекло все увидели большой указатель: «Березка». Три красных треугольника – то ли языки костра, то ли пионерские галстуки – и белые буквы поперек. Деревянная автобусная остановка с затейливой резьбой. И тупорылый, почти квадратный от высокой будки «ГАЗ-66». Белый. С цветастой полосой, звездчатой эмблемой и огромным флагом на антенне.

– Во, уже получше! Спасатели! – обрадовался водитель. – Может, хоть тут мозги парить не будут. Вам куда, прямо в лагерь?

Впрочем, надежда на гостеприимство угасла сразу же, как только повернули к запертым решетчатым воротам. Сигналить не пришлось: из сторожки выскочили два солдата в пятнистых комбинезонах и резиновых сапогах. Один приложил «калашников» к плечу, посмотрел на шофера поверх прицела. Второй проскользнул через калитку, требовательно стукнул стволом автомата по дверце:

– Куда прешь?! Давай назад, к остановке!

– Нам сюда, в лагерь! – Андрей приподнялся, махнул пропуском. – У нас пропуск, все договорено!

– Давай, давай, отъезжай! Рядом становись! – часовой показал на машину МЧС. – У них тоже пропуск! Сейчас арс приедет, всех обработает, тогда и проедете!

– Слушай, у меня тут люди задыхаются! Может, мы выйдем, а технику потом помоете?

– Ничего, становись под деревья, в тенек! У вас химзащита есть? У кого есть, может выйти. В лагере чистая зона, на входе мыться положено.

– Вот как чувствовал, – проворчал Андрей. – Давай, отъезжай, я сейчас пойду с начальством поговорю.

Он пробрался к рюкзакам, нашел свой. Вытащил брезентовый чехол, распахнул. Раньше, чем кто-то успел удивиться, оказался одетым в серую резину – от подошв до груди. Прихватил такую же прорезиненную куртку, вернулся на переднюю площадку.

– Эй, боец! Противогаз не нужен?

Солдат заглянул через стекло.

– Сойдет. Штанов хватит. А отъехать все равно придется, выезд загораживаете.

– Может, хоть форточки открыть?

– Не положено… Хотя ладно, – смилостивился автоматчик. – Здесь сегодня травить не будут.

Все кинулись к окнам и люкам. Дверь снова застряла, пришлось помогать пинком. Костя отдал папку с документами, придержал Андрея за рукав:

– Слушай, чего мы тут ждем? Что за «арс»?

– Авторазливочная станция, – парашютист посмотрел недоуменно, словно его всерьез спросили, кто Пушкина написал. – Грузовик, на нем цистерна с насосом. Видел, на постах такие стояли? Приедет, помоет автобус дезраствором, можно будет заезжать. Непонятно только, почему у них тут своего не оказалось, их же в любой части как собак… И знали ведь, что мы уже едем, посты сообщили. Ладно, сейчас пойду, выясню.

Он спрыгнул на обочину, пошел к калитке. Предъявил пропуск и паспорт. Автобус заворчал и отодвинулся от ворот, начал разворачиваться. Дверь водитель не закрывал, проветривал салон. Стали в тени, попробовали отдышаться. Где-то рычали моторы, хлопали по небу вертолетные винты. В березовой роще пищали и пересвистывались птицы.

Ждать пришлось недолго. Минут десять. Армейский «ЗИЛ», прищурившийся маскировочными «козырьками» на фарах, вывернулся из-за лагеря. Остановился на асфальте. Из кабины неторопливо вылез молодой человек в таких же серых резиновых штанах-сапогах, которые нашлись в рюкзаке у Андрея. Влез в куртку, откинул капюшон. Подошел к машине спасателей, о чем-то спросил водителя. Кивнул, направился к автобусу.

– Так, вы тут первые на обработку? Закрывайте окна и давайте-ка вон туда, на площадку. Во-он, справа, за дорогой, бетонка. Только осторожно, в канаву не свались!

Со стоном начали захлопывать люки, задвигать непослушные стекла. Автобусу тоже не хотелось подвергаться непонятной процедуре, и он напрочь отказывался заводиться. Выл стартером, кашлял и хрипел. Наконец замолчал совсем.

– Приехали! – радостно доложил шофер. – Эй, химик! Дай прикурить!

– Обойдешься, – мрачно ответил серый человек. – У самих все севшее, с утра тягачом таскали, пока запустился. Тебя тросом дернуть?

– Лучше сразу дотащи. Дольше возить придется, и еще не факт, что запустим.

– Ты на площадку посмотри! Ну, потяну я тебя, и что дальше? Сам-то заеду, а как потом твой гроб разворачивать?

Подошел Андрей. Прислушался к спору, оценил ситуацию. Хмыкнул:

– Так, придется все-таки здесь выгружаться. А транспорт потом на большую площадку тащить, тут наверняка такая есть.

– Не положено! Ручками толкнете! – огрызнулся химик. Обернулся к нежданному советчику – и вытянулся, попытался козырнуть. – Извините, товарищ старший лейтенант!

На потертых камуфляжных погонах парашютиста тускло отсвечивали зеленые звездочки.

– Вольно! К пустой голове руку не прикладывают, сначала головной убор найди… Отставить, куда побежал?! Из училища?

– Так точно. Четвертая рота, курсант Архангельский.

– Обработку у вас Маркин вел?

– Нет, Волков… А вы тоже наше заканчивали?

– «Тоже»… Сначала доучись, потом будет «тоже». В бочке у тебя что, дезраствор или вода?

– Вода. Нам сказали – машины чистые, только по асфальту ехали.

– Тогда проще. Так, курсант, диспозиция будет следующая: сейчас цепляешь автобус, подтаскиваешь поближе к воротам. Потом обмываешь подножку и даешь воду на асфальт перед воротами, народ выходит по мокрому. Дальше – как хочешь, можешь убрать обратно под деревья, тягач мы и сами вызовем. Задача ясна?

– Так точно, товарищ старший лейтенант! – отрапортовал

химик. Радостно, с улыбкой даже. Можно понять служивого: есть начальник, есть приказ, нет проблемы. Выполнил свою работу, а дальше пусть другие разбираются.

– Трос у тебя есть? Тогда вперед, а я пока с пассажирами поговорю.

Первым, с кем пришлось разговаривать, оказался Костя.

– А погоны у тебя откуда? Вроде не было…

– Теперь есть. Ты по военному билету кто?

– Да нет у меня билета! – возмутился юрист. – Что я, служил, что ли?! У меня почки больные. Ну, справку сделали.

– Вот то-то! Косари в состояньи распада… А у нас была такая штука, ныне исчезнувшая – военная кафедра называется. Полдня в неделю, месяц сборов, и ты уже офицер. Даже дали пострелять. Один раз, перед присягой. Потом еще одни сборы, этот самый Маркин из училища нас со шлангами и щетками погонял – и плюс еще одна звездочка. Так что все законно. Теперь вот пригодилось. Пришел к здешнему начальству, а они с порога: "Звание какое? Вот звездочки, носи, меньше проблем с нашими бойцами будет. Считаешься временно призванным на службу, как специалист!" Да, кстати, народ! Кто-нибудь есть еще с военными билетами?! Чтобы не одному мне погонами сверкать?

В салоне забеспокоились, но на призыв откликаться не спешили.

– Значит, никого, один я, – подытожил Андрей. – Ну и ладненько, переживу. Теперь слушайте внимательно: в лагере и окрестностях распоряжаются товарищи военные, поэтому свободы никакой. Приказы выполнять буквально и моментально, особенно если приказывает часовой. Чтобы, не дай бог, не ошиблись, уточняю: лучше всего считать часовым любого человека с автоматом. Скажет: «Стой!» – замереть на месте, не спорить и, если жить хотите, не пытаться убежать или спрятаться. Специально для любителей повыпендриваться с магией напоминаю, что в последнее время она не всегда срабатывает, а у людей чувствительность повысилась. Посему не исключено, что автоматчик не будет разбираться, отводите вы ему глаза или выбить их пытаетесь – посчитает это нападением, и будете потом выяснять, выдерживает ли ваша защита пулю «калаша» или нет.

– А если выдержит? – ехидно поитересовались откуда-то сзади.

– Тогда супермена отдадим воякам для опытов, – вполне серьезно ответил Костя. – Пусть учатся без танков обходиться. Так, Андрей, у меня вопрос: куда нам можно соваться и куда нельзя?

Или вообще лучше из автобуса не выходить, а сразу обратно поехать?

– Обратно, к сожалению, не получится. Транспорт сломался, а

когда дадут другой, не знаю. Не говорил еще. Теперь о приятном: можно нам везде, где не запрещено. В лагере – почти вся территория, но к технике и палаткам лучше не соваться. Несколько домиков заняты, вас туда и не пустят. В лесу есть несколько чистых участков – ну, относительно чистых, там обработали в первую очередь. Сейчас уже все нормально, можно хоть гулять, хоть на травке лежать, только после этого в душ сходить.

– Вау, тут и душ работает! – обрадовалась какая-то девчушка. – Поехали тогда, чего стоим!

– Сейчас зацепят, и поедем, – Андрей обернулся и посмотрел на приближающуюся задним ходом цистерну. – Так, о душевых кабинах и прочей гигиене. Горячей воды нет, но есть нагревшаяся в баках, так что теплая. Мыться сейчас будем все, нам под это дело две палатки выделяют. Руки мыть почаще, ноги – каждый раз, как в домик входите, там краны есть. По лагерю можно в кроссовках, в лес – только в резиновых сапогах, я не зря тогда говорил. Насчет одежды есть два варианта: или перед отъездом отдать ее на обработку, или денек походить в казенном. Я лично выбираю то, что нам родная армия предоставит.

– А почему, Андрюша? – робко поинтересовалась Татьяна. – Ты же сам советовал одевать такое, чтобы не жалко было!

– Потому что обрабатывать будут в армейской «вошебойке». То, что после этого останется, можно будет неделю по запаху опознавать. Автобус качнулся, еще раз. Натужно зарычал двигатель «ЗИЛа».

Рывок – Андрей едва устоял на ногах. Шофер выворачивал руль, бормотал что-то невнятное, но энергичное.

– Так, с одеждой потом разберемся. Значит, так, братцы-сестрицы: не толкаемся, не суетимся, готовим паспорта и ждем команды на выход. Потом сзади по одному берем рюкзаки и топаем за ворота, ждем остальных. Я остаюсь выпускающим, проверяю, кто что забыл и выхожу последним. Список и пропуск у меня, так что один черт никто никуда не разбежится…

* * *

После душа все смотрели друг на друга с немалым интересом.

Щупали и поправляли пятнистые комбинезоны. Сетчатые, мешковатые

– такие же, как у большинства военных в лагере. В своей одежде остались немногие: даже девушки прельстились возможностью пощеголять в необычном наряде. По крайней мере, такова была основная версия.

– И пусть кто-то попробует сказать, что мне это не идет! – заявила Наталья, заправляя серо-зеленый капюшон под намокшую шевелюру. – Ну как, похожа я на террористку?

– Как свинья на табуретку, – прошептала Татьяна на ухо своему парашютисту. Сама она предпочла остаться в стареньких джинсах и футболке. – Ног столько же…

– Так, с легким паром! А террористов мне здесь не нужно, не

люблю эту публику. И так их расплодилось, как тех мышей, тоже травить надо.

Все обернулись. Незаметно подошедший офицер был в обычной камуфляжной форме. На погонах – по три звездочки. Только не такие, как у Андрея, а побольше.

– Все помылись? Да, а кто это там еще в гражданке?! Лейтенант,

ты их предупредил? Насчет обработки?

– Так точно, товарищ полковник! У них есть во что переодеться.

– Н-ну, как знаете… – покачал головой офицер. – Ваши вещи, не мне их жалеть. Тогда дальше пойдем. Строить я вас не буду, не солдаты все-таки, но попрошу собраться поближе. Специально для кого-то повторять будут те, кто расслышал, а мне некогда. Все здесь? Тогда разрешите представиться: полковник Юнусов, комендант лагеря и представитель штаба особого района. Все, что в лагере и вокруг него – моя зона ответственности, и все вопросы вам придется решать со мной. Насчет вашей группы со мной связывались из штаба, просили посодействовать… – полковник хмыкнул. – …возрождению реликтовых культур. Правильно я ваше общество назвал? Чем можем, поможем, но учтите – порядок один на всех, и заведен не для того, чтобы армейские дубы вашу свободу придушили, а чтобы ваши мамы потом не плакали. Это до всех дошло? Вот и хорошо. Вам что нужно для работы?

– Для чего? – сначала не сообразил Костя. – Ах, да!

Господин… Простите, товарищ Юнусов, а кроме лагеря сейчас какие-нибудь места безопасные есть поблизости? Желательно чтобы лес, поляна, можно было костер развести и все прочее. И еще – как тут ночью, передвигаться за пределами лагеря можно?

– Нежелательно, – поморщился полковник. – Выйдете не туда, и будут у всех серьезные неприятности. Так что лучше все заранее согласовать, часа за два, а лучше за три, чтобы я караул успел предупредить. А насчет мест… Карта есть у вас?

– Запаслись на всякий случай, – Костя достал глянцевый разноцветный лист. – Туристическая, довольно подробная. устроит вас такая?

– Сойдет на первый случай… Ага, лесные кварталы здесь обозначены, уже проще. Значит, в вашем распоряжении тридцать восьмой и пятьдесят второй, это возле лагеря, там обрабатывали давно. Тридцать седьмой, в принципе, тоже чистый, но там вы точно покажите, что нужно будет, и без сопровождающих не лазьте, а то подстрелят. Объект у нас там в одном углу.

– Хорошо, не будем, – согласился Костя. – А вот эта долинка как? Туда нам можно?

Андрей заглянул через звездно-пятнистое плечо. Палец юриста уткнулся точно в знакомый по прошлому «празднику» овраг.

Километра полтора от лагеря, не так уж и далеко.

– Нет, вот сюда точно нельзя, – казалось, полковник и сам об этом весьма сожалеет. – Там только вчера отраву раскидали, туда еще дня три никого пускать нельзя.

– Ну, нет так нет. Найдем что-нибудь поблизости, – карта сложилась так, чтобы наверху оказался участок с «Березкой» и ее окрестностями. – Как я понял, место нам тоже лучше с кем-то смотреть? Или самим можно, а потом вас в известность поставить?

– Да пожалуйста, смотрите, вот старший лейтенант у вас есть, и хватит. Сейчас всех зарегистрируем, каждому пропуска выдадим – и гуляйте себе. Только на соседние кварталы не суйтесь, а то влезете не туда, куда для здоровья полезно. Потом доложите, что вам приглянулось. И еще: сапоги резиновые у всех есть? Если нет, можем поделиться запасом. Хотя, похоже, не все размеры, – полковник пригляделся к ногам девушек. Секунду подумал и нашел решение проблемы. – Впрочем, если очень большие, то прямо на обувь можно натянуть. Как химзащиту. Подумайте, кому что нужно, сразу и выдадим, чтобы потом по десять раз старшину не искали. Так, еще вопросы есть?

– Пока вроде бы нет, – ответил за всех Андрей.

– Вот и отлично. Тогда, лейтенант, ведите их на регистрацию. Это в том домике, где вы меня нашли, третья комната. Заходить в домик по одному, остальные ждут очереди

на улице, чтобы не толпиться и не мешать людям работать. Все понятно?

– Так точно…

– Идите, я потом к вам подойду.

Через двадцать минут Костя рассматривал свой новенький пропуск. Остальные толпились вокруг.

– Вот могут же, если захотят! Блин, в нашей фирме и то дольше возились бы! Но и аппаратура у них, я вам скажу… Народ, фотографию видели? Это мне прямо там сделали. Сразу на картонку распечатали.

– Это как? – недоверчиво пригляделся Антон. – Слушай, точно, свежая! Волосы не просохли, и то заметно!

– А чего возиться, небось, цифровая камера стоит. Напрямую подключенная. Дай-ка, – Дмитрий протянул свою широченную ладонь. Попробовал согнуть пластиковую оболочку, пригляделся к буквам. – Принтер у них какой стоит, не видел? «Эпсон»? И камера тоже?

– Пойдешь, попробуй сам разглядеть. Там вообще порядок интересный: заходишь, садишься, пацану какому-то на вопросы отвечаешь, он их в комп забивает. Потом поворачиваешься к этой самой камере – и свободен, идешь в соседнюю комнату, там тебе все готовое выдают. Запаянное и даже с цепочкой, – Костя отобрал пропуск у любопытствующих и повесил себе на шею. – Вот только я не понял, что это за штуковина прилагается. Сказали, постоянно носить при себе, перед отъездом сдать.

Он достал из кармана небольшой, в половину спичечного, серый пластиковый коробок. Две намертво стянутые половинки, блестящий винтик в торце – и больше ничего. Никаких кнопок, лампочек или отверстий. Только выдавленный в пластике шестизначный номер.

– Ну, и что это такое? Знатоки есть?

– Фиг его знает, что за пакость, – раздраженно отозвался кто-то. – Не нравится она мне. Это что, всех носить заставят?

– Может, развинтим и посмотрим? – прищурился Антон. – А потом обратно соберем. Если что сломалось, мы не виноваты.

– Ага, а если твои пальцы сломаются? Оторвет их, пока

отвинчивать будешь – и привет!

– Да ну-у, чему тут отрывать? Куда ты тут взрывчатку засунешь?

– Запросто, – кивнул Дима. – Если пластит или еще что похуже, не то что пальцы, всю руку отхватит. Как раз когда винтик повернешь. Поэтому нечего лезть в такие секреты: сказали, носи – значит, носи. Может, это датчик или маячок какой-нибудь? Как на самолетах: «свой-чужой», кто без него, охрана не виновата.

– Или подошел куда не нужно, он у тебя в кармане – ба-бах! -

не унимался пессимист. – И предупреждать не нужно!

– Нужно меньше видик смотреть, – Костя спрятал коробочку обратно. – Минздрав вот тебя специально предупреждал: Голливуд опасен для вашего здоровья! Психического. Вы не в Чикаго, юноша – у нас если надо кого убрать, это делается не таким дорогим способом. Самая убойная охранная система в этой стране – Ваня Косорылов с автоматом Калашникова.

– Есть и получше, – Андрей наконец-то решил вмешаться. -

Первый ряд – сигнальные мины, дальше – боевые. Причем нажимные вперемешку с растяжками. Главное, не заснет и кормит не нужно.

Так что если кто из вас не послушается полковника Юнусова, пойдет не туда и случайно дернет за веревочку, то запросто может начаться фейерверк со свистом. А штуковина эта больше всего напоминает дозиметр. Нам на кафедре такие показывали, они то ли химические, то ли кварцевые, не помню уже.

– Вот только радиации нам и не хватало! – раздражение перелилось через край, как закипевшее молоко. – Говорил же, пакость! На кой черт нам тут дозиметры?

– Выдали, значит, порядок такой, – терпеливо объяснил Андрей.

– Есть радиация, нет ее, а химики на тебя навесят все, что положено. Скажи спасибо, прививки не делают! Хотя вообще-то должны… Так что можешь сказать полковнику, что здесь только микробы, он тут же и вспомнит, чего тебе для счастья не хватает. Так, кто там следующий? Очередь не задерживаем! Сейчас всем такие же пропуска раздадут, еще налюбуетесь.

(обратно)

ГЛАВА 17

Вялый получился праздник. Невеселый. До вечера слонялись по лагерю, брали в руки гитару – больше двух песен подряд никто из себя выдавить не смог. Вокруг шла своя жизнь, деловитая, строгая и непривычная. Места Древнему Народу и его традициям в этой жизни не было. Другие тут оказались традиции. Монастырь со своим уставом – и даже не с одним. Солдатики пытались подходить, знакомиться с девушками, просили закурить у парней. Тут же, словно гриб после дождя, вырастала какая-нибудь грозная начальственная фигура, и общение заканчивалось. Карантин…

Наконец березки в рощице превратились в слепящее золотое кружево, а над головой расплывчатыми серыми мазками протянулись тени редких облаков. По центральной дорожке лагеря протопал серый от усталости строй – от душевых палаток к длинному зданию столовой. Ужин. И вертолеты затихли: весь день гудели и ворчали над лесом, а теперь даже не хватает этих зеленых шмелей.

Костя встал с крыльца, обернулся, негромко крикнул в распахнутую дверь домика:

– Стас, Димка! Растолкайте Андрюху, хватит ему дрыхнуть! Пошли место готовить!

– Сначала разобраться нужно, кто здесь спит! – первым выглянул как раз Андрей. Нагнулся, поддернул резиновое голенище. – Черт, хлюпает все время, великоват сапожок-то… И портянки сделать не из чего, точно ведь ногу сотрет. И говорил я этому прапору – не выдаешь, так хоть продай! Знал бы, свои захватил.

– Давай махнемся, мне как раз жмут, – Дмитрий развернулся чуть боком. Похоже, боялся расширить рассчитанный на пионеров дверной проем.

– Да ну тебя, мамонта! У тебя какой размер – сорок четвертый?

– Сорок пятый…

– Ну вот, а мне сорок третий нужно. Эй, Стас! Ты долго там еще?

– Пошли, догонит. Нам еще девчонокдожидаться, – Костя хотел шагнуть на газон. Занес ногу, посмотрел в сторону штабного домика и передумал. – Вот же замотали нас, а? Так вот сядешь на травку, а тебя с хлоркой полоскать будут… Слушайте, народ, а вам не кажется, что вся эта возня не для мышей затеяна?

– Скорее не для них, а против, – плечи Димы беспокойно шевельнулись. – Нет, ребята, с этой лихорадкой лучше не шутить.

У нас сосед вот так года три назад на даче весной уборку не сделал – и еле откачали, весь в синяках лежал, словно били его.

И результат тот же. Почки до сих пор лечит. Знаешь, что каждый год у нас в области человек пять от этой заразы загибается?

Не-ет, Кость, хорошо хоть у вояк сил пока что хватает на такие дела.

– А денег у них откуда столько? – ухмыльнулся Костя. – Ты подсчитай как-нибудь, сколько они только за день горючего жгут! Вертолет не трактор, он кушает мно-о-ого. И еще – ты думаешь, без приказа из Москвы такую ораву сюда пригонят? Дали бы роту в помощь местной санэпидстанции, и все довольны.

– За день не обсудили? Ну вы даете, ребята, прямо дети малые!

«Москва»… – Андрей вздохнул. – Деньги губернатор из местных толстопузов вытряс, а товарищи генералы проводят учения в обстановке, максимально приближенной к боевой. При этом еще и не за счет министерства – так что, Москва против будет?! Еще из других областей пришлет, чтобы погонять! У нас вон училище химзащиты в городе, так курсантики в основном со всей обработкой и стараются. Пошли, а то заболтаемся, и будем поляну при луне смотреть. Нам еще полковнику докладывать, что и где будем делать.

– Можешь прямо сейчас идти. Карту дать? Пятьдесят второй

квадрат, триста метров на северо-восток от лагеря, за сосновыми посадками, – Костя показал рукой куда-то за торчащие зеленые антенны. – Там дубы старые, а между ними – хоть в футбол играй. Место не то чтобы лучшее, но хорошее, я тут был пару раз. Сегодня пригляделся, прислушался – вроде бы ничего в том направлении не шумит, и лес достаточно спокойный. Только проверить нужно и разметить. Да еще дровишек запасти. Наташке только показать, подойдет ей или нет. Сегодня она у нас парадом командует. Все равно половина работы – на показуху. Твой полковник нас на видео снимать собирался, ему для какой-то отчетности нужно. Подходил тут недавно, спрашивал. Клялся-божился, что только для служебного пользования, а я ему в лоб: можно, мы копию сделаем? Для телевидения? Нам, мол, перед мэрией тоже отчет о мероприятии держать?

– А он что? – заинтересовался Андрей.

– Обрадовался, – предположил Дима. – Только отдаст не пленку,

а те кадры, которые сам отберет.

– Ясновидец, однако! – уважительно кивнул Костя. – Не знал за тобой еще и этих талантов, не знал. Точно. Но отбирать кадры будем вместе. Так что пошли готовить съемочную площадку и актеров. Эй, Ста-ас! Ты что, опять заснул?!

* * *

– Ну что, старлей, скоро капитаном будешь! – полковник Юнусов не доверил съемку никому. Сам сидел на корточках у треноги, как у пулеметного станка. Ловил в прицел пляшущие фигуры, морщился от ярких отблесков костра. Толстый ствол специального объектива качался туда-сюда, кабель дергался, словно патронная лента, шуршал прошлогодней хвоей. – Такой материал привез, что нам только сливки снять осталось! Тут тебе не только волновая активность и ее, блин, вторичные производные! Ты хоть понял, что они сегодня делали, а? Да скажи я вчера этим ишакам московским, что на связи экоценоза можно напрямую воздействовать – меня бы в дурдом запихнули! А теперь – вот они, записи!

Андрей угрюмо молчал. Пытался разглядеть, что происходит в кругу, придерживал мешающую колючую ветку. Похоже, ребята все-таки развеселились. Даже Татьяна, которой весь вечер было не по себе, а уж от поляны чуть не стошнило. Не хотела на нее идти, и все. Что-то и в самом деле с этим местом не так. Не понравилось оно Андрею. Но остальные весьма одобрили. Красиво, величественно даже. Густая трава – ну, была густая, до того как пришли… – и среди нее могучие деревья. Высокие, раскидистые, таинственно шелестящие в темноте. И достаточно далеко друг от друга, кроны не смыкаются. Словно специально кто-то посадил, чтобы дать укрытие от солнца и дождя тем, кто будет на этой травке отдыхать.

Впрочем, может, и специально – кто ее знает, лесопарковую зону… По краю поляны шла разъезженная до последнего русского предела колея – и дальше сразу лес. Стеной. Словно отрезанный дорогой – без опушки. Ни одного выбежавшего из-под надзора старших братьев деревца-самосейки, ни одного куста за серой полосой с двумя канавами. Этот лес Андрею почему-то особо не нравился. Выяснить бы, чем именно. Да на всякий случай прихватить с собой пару автоматчиков из охраны. Просто так, для успокоения нервов.

Не даст полковник сходить и проверить. Затребовал, понимаешь, представителя для комментариев. Ну что ему комментировать? В видоискателе все с подробностями, а простым глазом отсюда и не всех различишь. Ночь, свет в глаза и сотня метров до костра – ближе Костя камеру ставить не разрешил. Теперь только по одежде узнать можно. А среди тех, кто в «комбезах» пляшет – разве что Наташку по блеску шевелюры и Димку по выдающимся габаритам. А вот пляшет нынче Древний Народ так, что мэрскому начальству лучше не показывать. Смесь дискотеки с хороводом, кто во что горазд. Надо было хоть придумать что-то днем да в лагере порепетировать.

Ладно, это уж пусть сами потом разбираются… Зато музыка живая. Гитара, флейта, бубен. Жалко, скрипачей не на нашлось.

– Ты, кстати, видел, какая аппаратура у нас была вокруг комнаты регистрации? – полковник никак не мог сдержать своей радости. – Жаль, нельзя было сразу медицинское обследование устроить. Ну ладно, поработаем, отберем кого получше, там и займемся. Учти, заниматься тебе! И не забудь сказать спасибо – я тебя на постоянную разработку темы беру. Понял? Не слышу восторга! – особист на несколько секунд оторвался от камеры, подозрительно оглядел хмурого подчиненного. Опять припал к окуляру. – Понятно, восторга не будет. И не нужна тебе эта карьера, и от работы этой блюешь, и тянет тебя, Иуду, к ближайшей осине. Во-он за полянкой как раз растут, разрешаю. Но не раньше, чем тему закроем, понятно? Товарищ старший лейтенант, устав забыли?

– Никак нет, товарищ полковник…

– Не забыл или не понятно?

– Не забыл. Приказ понял, товарищ полковник.

– Вот то-то… С Костей твоим я поговорил, думаю, работать с

нами будет. Не сразу и не просто так, себе на уме парнишка, но никуда не денется. Такие, как он, на сотрудничество идут, поверь опыту. Скоро тебя из этой компании будем убирать, пока совсем не разболтался. Вернешься к приборам, так что твои приятели тебя и не увидят, если сам не покажешься. Будешь вот так сидеть под сосенками и фиксировать. Ну-ка, покажи, где бы ты сенсоры здесь разместил, чтобы никто не нарвался и все отследить?

– Слева от костра – кусты акации, и справа, ближе к нам, в малиннике. Виноват, отставить – в малинник полезть могли бы, если бы не обработка. Тогда чуть подальше. Не вижу, что там?

– Шиповник там. Точно, еще помнишь, чему учили. Соображаешь. А

на что мне два часа нужны были, сообразишь?

– Расставить аппаратуру вокруг места.

– Почти угадал, – из-под видоискателя блеснула довольная

улыбка. – Не только вокруг, но и на самом месте. Твоя

компашка сейчас по моим датчикам топчется. Даже под кострище закопали один хитрый контейнер. Учись, старлей, как работать надо! Плюс у каждого на шее маячок – и все у нас с точностью до секунды, кто, что и с какой силой! Я же говорю…

Как полковник собирался окончить эту фразу, Андрей так и не узнал. Потому что за дорогой, в темно-сизом лесном сумраке, мелькнул колючий сизый огонек. Мигнул и погас. Сухо щелкнуло, словно ветка в костре. Только все-таки чуть по-другому и громче. Кто-то в кругу растеряно замер, кто-то продолжил плясать, не обратив внимания. Или не успев сообразить, что произошло. Барабан затих, а флейта и гитара тянули веселую мелодию дальше.

– Что за!.. – объектив резко двинулся в сторону, начал ощупывать место выстрела. – Кто там с ума сходит?! Карпенко, ваши, что ли?

– Наших там быть не должно, товарищ полковник! – отозвались басом из соснячка справа. Качнулись ветки, блеснул тусклый отсвет на автоматном стволе. – Разрешите выяснить?

Щелкнул еще один выстрел. Флейта застонала и смолкла: сидевшая на бревнышке светловолосая девушка выронила инструмент и медленно согнулась. Как-то боком скользнула с бревна и скрылась в дергающихся травяных верхушках.

Андрей прыгнул вправо, сбив особиста с ног и чуть не повалив камеру. Крепыш в пятнистом комбинезоне, басовитый Карпенко, всматривался в темноту за костром, одной рукой нащупывая тангенту рации, второй стаскивая с плеча ремень «калашникова». Рация сейчас нужна была только ему, а вот оружием пришлось поделиться. «Хорошо хоть он рожки связал», – успел подумать Андрей, на бегу сдвигая предохранитель. Отбирать подсумок было некогда. Отводить ветки от лица – тоже, и хвоя хлестнула по глазам. Взял чуть в сторону, чтобы круг танцоров не мешал стрелять. Все равно не успевал. Опаздывал.

Опоздал. Толпа вокруг костра пришла в движение: кто-то упал на землю, кто-то ринулся в сторону. Сумрачная стена за дорогой выплеснула сразу несколько ало-желтых вспышек, и листья на дубах шевельнулись от грохота. Упали сразу несколько фигур. «Все в гражданке», – успел отметить Андрей. Кто-то истошно закричал. Блеснуло рыжим: Наталья прыгнула навстречу стрелявшим, вскинула руки. «Не успеет. На такую защиту время нужно, сама же…» – приклад нашел свое место в плече. Мушка ходуном ходила, и бестолково метались по поляне те, кто пытался убежать от пуль. Из леса по ним стеганули новым залпом.

– Ложи-и-ись!.. – сквозь панические вопли пробились сразу несколько голосов, и среди них Димкин рык. Толково. Но почти бесполезно: неподвижные мишени, почти в упор, разве что трава кого-то скроет. Андрей чуть приподнял ствол, прошелся очередью по веткам, поверх голов. Трассера – это хорошо, молодец, Карпенко. А теперь прыгнуть в сторону и постараться приземлиться без переломов.

Все-таки начали, начали ложиться. Не падать, а неуклюже плюхаться в траву, опускаться на четвереньки. Кто-то в пятнистом сшиб Наталью – тут же грохочущая вспышка развернула его и уложила поверх рыжей колдуньи. Зато теперь можно было поймать место выстрела между дугами намушника и нажать на спуск. Почти одновременно с пулями Андрея в то же место наискось ударили еще две огненные нити. Поляна опустела – кто не залег, тот додумался удрать и спрятаться за дубовыми стволами. Андрей выпустил еще одну очередь, рванулся поближе к костру. Услышал где-то поблизости легкий посвист, пригнулся. На бегу полоснул веером от пояса куда-то над обочиной дороги. Трава под ногами заблестела красным, поползли корявые тени. Шипение ракеты узнал только через секунду. Помешали крики, доносившиеся спереди. Надрывные. Отчаянные. Безумные.

Упал, отщелкнул и перевернул магазин, несколько мгновений не мог вставить «рожок» в автомат. Сколько в первом осталось патронов – не считал, но лучше сейчас иметь полный. Над головой прошепелявила еще одна трасса – сзади, из сосняка. Пополз, чтобы не мешать своим. Из леса больше не стреляли.

Наткнулся на кого-то, под рукой тонко пискнуло. Голос вроде бы девчоночий. Спросил, не отрывая глаз от кромки леса:

– Это кто здесь?

– Я…

– Кто "я"?

– Андрей, это вы?! Андрей, мне страшно! За что нас, что мы сделали?!

– Сейчас разберемся… – за дорогой что-то шевельнулось, и Андрей, не раздумывая, вогнал в движение среди теней пять пуль. Глухо каркнуло, затрещали ветки. Мгновением позже девчонка заорала чуть ли не громче «калаша» и вцепилась в рукав. Оторвать удалось с немалым трудом. Приподнялся, бросился дальше, залег за бревном. Рядом стонали и возились. Под руку попалось что-то гладкое, продолговатое. Поднес к глазам – флейта. Белая. Только темные липкие потеки возле отверстий.

Слева зашуршала трава. Развернулся, выставил вороненый ствол.

– Андрюха, не стреляй, свои! – сначала и не понял, кто это сказал. Не было у Кости такого сорванного, хриплого голоса. И не слышал никогда страха в этом голосе, обычно таком уверенном. – Это ты их шуганул?

– Погоди, что тут с Машкой? – вспомнить имя флейтистки удалось не сразу. – Давай, я прикрою, а ты посмотришь. Перевязать надо.

– Можешь не смотреть, – Костя подполз к бревну, обессиленно уткнулся в него головой. – Не нужна ей перевязка. И Женьке тоже.

– А ты откуда знаешь?

– Эх, вояка… Так и не научился толком ничему, а еще Старший… – Костя вздохнул, перевернулся на спину. Мертво, потускневшим взглядом уставился на яркую голубоватую звезду. – Живых от мертвых не отличишь. Ладно, зато стреляешь хорошо.

Над головами снова замелькали искристые хвосты трассирующих пуль. Судя по грохоту, били из трех-четырех автоматов, не меньше. И где-то уже совсем недалеко.

– Это они зря, там сейчас не осталось никого, – Костя прикрыл глаза. – Раненые есть, лежат, а все, кто еще могут, драпают. Ты можешь как-нибудь просигналить, чтобы стрелять прекратили?

– Было бы чем, – проворчал Андрей. – Вот «калаш» я ухватил, а рацию отнимать некогда было.

Вокруг рыдали, стонали, громко молились непонятно кому – лишь бы помогли…

– Эй, мужики! – этот голос не плакал. Трудно было бы представить плачущий паровоз. Или танк. Или Дмитрия. – Помогите кто-нибудь, я Наташку тащу!

– Так, я прикрываю, ты помогаешь! – Андрей чуть высунулся, положил ствол автомата на бревно. – Пошел!!! Правее возьми!

Костя полз неумело, но старательно – только трава похрустывала. Через минуту из темноты высунулись три головы сразу. Дима морщился, но полз сам. Глаза Натальи были закрыты, на щеке блестела темная полоска.

– Жива?

– Жива, по голове скользнуло, – Дмитрий зашипел, дернулся. Бережно поджал ногу. – И еще куда-то в плечо попало. Хорошо хоть Женька ее уронить успел, только ему самому всю грудь разворотило. На картечь похоже. Мне вот тоже перепало, еще раньше. Кость вроде не задета, сосуды тоже. Посмотри, что там с Натахой?

– Дай-ка я… – Костя быстро, чуть касаясь, провел пальцами по рыжей прическе. Нащупал пульс на шее, внимательно ощупал плечо. – Оглушило. И еще что-то. Похоже, она чуть-чуть не успела, и ее отдачей от собственной работы накрыло. А плечо – ерунда, там пуля в мякоти. Или дробина крупная – в общем, металл какой-то, точнее не разберу. Кровь остановилась, сейчас ничего трогать не нужно. Давай-ка свою ногу… Андрюха, оставь ствол, сползай, посмотри, кто тут еще поблизости.

– Погодите, ребята, Татьяна где? Я краем глаза успел заметить, вроде бы она сама ложилась.

– Не помню, не до нее было, ты уж извини… Дима, ты не видел?

В отдалении зарокотали моторы, по деревьям скользнул яркий отсвет фар. Окреп, пробился сквозь ветки. Раскрасил мир черно-зелеными полосами. Слепя огненными «глазами», обшаривая лес прожектором, из-за поворота дороги на поляну вывалился бронетранспортер. Развернул стволы к лесу, харкнул из крупнокалиберного пулемета длинным оранжевым пламенем. Мгновением позже возле башни показался второй дрожащий огонек, поменьше. В луче прожектора взметнулись листья и обрубленные ветки. Когда дробный, долбящий рокот прерывался, можно было расслышать нежный перезвон катящихся гильз. За первым БТРом показался второй, с его брони прыгали на обочину солдаты в касках и бронежилетах. На повороте показалась черно-красная в свете задних фонарей тупая морда «КАМАЗа».

– А вот и Красная Армия! – Костя сплюнул. – Теперь еще бы выяснить, почему нас расстреливали при такой охране!

– Потом выяснишь, – Андрей приподнялся, огляделся. От сосняка подбегали автоматчики во главе с коренастым Карпенко. За ними спешил полковник Юнусов. – Сейчас лучше ранеными займись.

– А ты? – сквозь зубы поинтересовался Дмитрий.

– А мне кое-что нужно законному владельцу вернуть, – он поставил «калашников» на предохранитель, перехватил за ремень. Встал, шагнул – тут же навстречу вскинулись стволы. Карпенко что-то сказал своим бойцам. Те опустили автоматы, но поглядывали с явным подозрением. За спиной Андрея оглушительно громыхали пулеметы и жалобно трещали расстреливаемые деревья.

К чести особиста, дыхание ему после пробежки выравнивать не пришлось. Сразу же начал разнос обычным командным голосом:

– Ты, герой,…твою мать! Куда без приказа сунулся! -

полковник поморщился от крупнокалиберной долбежки. Махнул кому-то рукой, заорал: – Прекратить огонь! Радист, продублируй им, если не поняли! Так, старлей, теперь с тобой дальше разбираться будем. Во-первых, сдай оружие.

– Есть сдать оружие! – Андрей протянул качнувшийся на ремне автомат хмурому Карпенко. – Спасибо, пригодился.

– Пригодился, видите ли! – Юнусов выматерился так, что солдаты замерли. То ли испугано, то ли восхищенно. – Какого… вообще чужое оружие хватаешь! Твое место было рядом со мной, понял?!

– Потому что своего не было, товарищ полковник, – затылком Андрей почувствовал напряженный взгляд Кости. – И место мое было здесь, со всеми. Особенно в этом случае. А если уж самом в центре вашего особого района не можете безопасность обеспечить, так и скажите. Со своим бы приехали, раз у нас теперь такая армия! Все, я пошел раненых собирать. Слышите, как кричат? Если захотите, потом продолжим беседу, а лучше присоединяйтесь. Может, хоть санитар из вас получится.

Однажды Андрею довелось увидеть любопытные кадры: взрыв гранаты, замедленный специальной съемкой в десятки раз. Стальной корпус колыхался, раздувался и наконец растрескался, показав раскаленное нутро, расплылся отдельными осколками. Полковник, судя по всему, был на грани чего-то подобного. Очень уж его физиономия напоминала эту самую гранату. Даже черты лица как-то смазались. Страшнее всего были глаза: так выпучились, что казалось – еще чуть-чуть, и выпадут из глазниц, шмякнутся на траву.

Однако справился особист, не взорвался. Косо открылась щель между челюстями, с коротким шипением вырвалась злость. Не вся, только тот избыток, который мешал работать. И глаза спрятались, скрылись в злом прищуре.

– Н-ну хорошо, лейтенант… Побеседуем, если захочешь, – скрипнул зубами полковник, оглядел поле недавнего боя. -

С госпиталем я сразу связался, так что сейчас и без меня санитаров будет достаточно. Карпенко, индпакеты у твоих бойцов есть? Посмотрите пока, кого там зацепило, а то не дождутся еще, сдохнут, а мне отвечать… Эй, на броне! Подсветите на поляну!

Прожектор повернулся, заставил всех прикрыть глаза и слепо моргать. Первым поднялся Костя, повернулся к боевым машинам спиной, замахал руками.

– Эй, ребята, все кончилось! Кто живой, давайте ко мне! Все, выходите, сейчас нас отсюда вывезут! Эгей, наро-о-од!

Многие откликнулись на призыв или нет, Андрей не разобрал. Потому что в луче прожектора показалась Татьяна. Одной рукой заслонялась от режущего света, другую прижимала к правому боку.

Бегал Андрей плохо, если не отродясь, то со школьных лет уж точно. И в отряде инструкторы замучились, махнули рукой – безнадежен. Эх, педагоги, стимула просто не находилось! И лучше бы век не нашлось…

– Что с тобой, Танюшка?! Куда тебя? Сильно болит?

– А-а, ерунда, терпеть можно. Нет, Андрюша, я честно. Печет немножко и на вдохе покалывает, – черная футболка промокла насквозь, но голос был достаточно уверенным. – Ты же знаешь, я могу боль отгонять.

– Погоди, сейчас посмотрим. Ну-ка, покажи… Да не уворачивайся ты, и так плохо видно, – слепящий луч ушел в сторону, и от этого стало еще темнее. – Не стесняйся, я там уже все видел… Да-а, подруга, повезло тебе. Теперь потерпи… Если так, очень больно?

– В-ва-а!.. Ты что, спиртом плеснул?!

– Надо бы, да под рукой не оказалось. Ничего, в санчасти обработают. Похоже, ребро у тебя сломано. А вообще-то повезло, пуля по нему скользнула и ушла. Бок, конечно, распороло, но аккуратно, кровь подсохла. Все, давай руку, пошли к дороге.

– Пойдем… Слушай, а с полковником этим что? Чего он на тебя разорался? Я думала, его сейчас инфаркт хватит. Ты бы на него поверху посмотрел – ну просто красно солнышко взошло! Весь алый, как пионерский галстук.

– Он и так выглядел неплохо. Даже в темноте, – проворчал Андрей. – Только скорее уж синьор Помидор. Перезрелый, чуть не лопнул.

Татьяна фыркнула и тут же скривилась, схватилась за ребра. Посмотрела укоризненно:

– Ты что делаешь? Мне же смеяться нельзя! Лучше скажи, какого овоща он тобой командует? Ты же у него не служишь!

– Зато он старше по званию. А еще я ему должен подчинятся, потому что… Слушай, приедем домой, я тебе книжку дам почитать.

Учебник начальной военной подготовки. Там все расписано и разъяснено. А сейчас пойдем потихоньку, тебя перевязать нужно.

– Зачем? – поморщилась девушка. – Сам же сказал, подсохло.

– Ага, и в любой момент отвалится. Чуть дернешься – и привет, опять полилось. Да и повязку тебе надо тугую, чтобы ребро не болталось. Давай, давай, полегонечку, не торопясь.

Подбежал солдат, взглянул вопросительно.

– Тут я сам, ты дальше посмотри, – Андрей кивнул в сторону ближайших дубов. – Вроде бы там кто-то падал.

– Есть, сейчас посмотрим. Товарищ старший лейтенант, вам полковник Юнусов передал, чтобы к головному бэтру подошли. Там наши лес зачищать начали, нашли кого-то. Полковник сказал, что на ваших похоже.

– Иди, Андрюша, я сама дойду, – Татьяна попробовала обернуться и вздрогнула от боли.

– Ничего, ничего, подождет товарищ Юнусов, никуда не денется…

И в самом деле, никуда не делся. Стоял, прислонившись к приплюснутому бронированному носу, что-то рассматривал в ладони. Поднес к фаре, чтобы лучше разглядеть. Потом шагнул на обочину, властным взмахом руки подозвал Костю, показал ему золотисто блеснувший предмет. О чем-то спросил – в ответ молодой юрист недоуменно пожал плечами.

– Точно говорю, не было, – донеслось до Андрея. – Я бы запомнил. И снять бы попросил. У нас такой гадостью не балуются.

– А почему, кстати, гадость? – полковник еще раз заинтересовано посмотрел себе на ладонь, потом бросил косой взгляд на лес за обочиной. – С вашими реликтовыми традициями не сходится или какой-то магический смысл в этом есть.

– Скорее мистический. Ну, и еще много о хозяине говорит.

– И что же именно?

– Понимаете, такой крест считается символом жизни, ее возрождения. Вообще-то это египетский знак воскресшего бога Осириса, но с тех времен его много кто использовал. А если его переворачивают вверх ногами, то получается, что носитель этого знака вообще против всякой жизни. Готов убивать все живое.

– Вот и начали бы с себя, – пробормотал Андрей, выходя из

темноты на освещенное фарами место. – Костя, сколько у нас… совсем?

– Пока что трое. Про Женьку и Машу ты знаешь. Артему, из новеньких, точно в затылок попали. Помнишь, ты на него еще в автобусе шуманул, чтобы окна не открывал?

– Помню. Из раненых сколько тяжелых?

– Не знаю. Не считал, но много. Не всех еще нашли, кого-то вдогон достали. А из тех, что у костра были, шестеро. По ним картечью били. Гады, как по кабанам! У Стаса весь живот разворочен – не знаю, дотянет до госпиталя или нет. Там с ним двое наших девчат сидят, Алиса и Аня. Держат, сколько могут, по очереди. Эх, Наташка не убереглась, она бы ему хоть кровь остановила…

– А с ней что?

– Контузия. В себя пришла, но подняться не может – голова болит…

– Так, орлы, давайте-ка медицину врачам оставим, – полковник решительно влез в разговор, хмуро повернулся к Андрею. – Лейтенант, я гляжу, ты свою подругу нашел? Вот и прекрасно, а теперь будем работать дальше. И ты, Константин… как там тебя? Ладно, молодой еще, будешь просто по имени. Сейчас машины из госпиталя подъедут, а первую партию я приказал в «КАМАЗ» грузить, так что довезут вашего Стаса. На «вертушку» перебросят – и через десять минут уже в хирургии. Вот, слышали? – где-то в отдалении тонко взвыли, запускаясь, турбины. Засвистели, басовито заклекотали. – А легкими потом займемся. И вообще, все, кто по поляне валялся, пойдут на обработку, а потом под карантин.

Неделя.

– Это как? – оторопел Костя. – Тут же одна молодежь, им по домам нужно!

– Ничего, родителям мы сообщим. И объясним, что лучше несколько дней передачи носить, чем потом весь остаток жизни – цветочки. Думаю, поймут.

– Прикроют нашу организацию, – Костя тоскливо вздохнул. – После всего этого точно прикроют. Только зарегистрировались, блин, месяц бумаги проталкивал!

– А за что вас закрывать? – удивился полковник. – Безопасность должны были мы обеспечивать, это лейтенант верно заметил. – взгляд, доставшийся Андрею, недвусмысленно намекал, что некоторые вещи лучше не замечать. Или не говорить о них своему прямому начальству. Тем более при посторонних. – Я думаю, виновных мы найдем быстро. Особенно если вы поможете. Так что пошли, посмотрите, кто на вас напал. А заодно расскажете, кому вы могли своими песнями и плясками помешать. Карпенко, за мной!

Идти пришлось недолго. Свет фар и прожекторов пробивался сквозь ветки, раскрашивал землю пятнами и полосами – зелеными, серебристо-серыми, темно-сизыми, черными. Людей, лежавших в этом пестром лесу, удалось заметить не сразу. Помешал камуфляж – да не какая-нибудь пятнистая униформа, а самые настоящие маскировочные комбинезоны. Лохматые, обшитые растопырившимися во все стороны кусочками и ленточками серой и зеленой ткани. Лица тоже не выделялись – разве что у одного посреди черно-зеленой раскраски блестели зубы. Издали могло показаться, что парень улыбается. Вблизи улыбка превращалась в смертный оскал.

Андрея замутило, деревья покачнулись и двинулись куда-то в сторону. Трупы он видел не впервые. И друзей приходилось хоронить, да если бы только хоронить – по частям вынимать из искореженного металла. Бывали и пострашнее картины, но это… Кого-то из них он убил сам. Возможно, что как раз того, белозубого. Одно дело – подавлять огневую точку, выпускать алые трассы по вспышкам среди деревьев. Другое – видеть тело молодого, еле-еле за двадцать, парня. И можно сколько угодно говорить, что… Едва успел отвернуться и покрепче схватиться за шершавую ветку. И нагнуться. Выворачивало Андрея долго, тщательно, до желчи. Почти наизнанку. Почти – потому что в зубы ткнулось жесткое горлышко фляги.

– Сполосни, сполосни рот, не пей сразу, – не сразу узнал голос. Не было никогда такого голоса у полковника Юнусова. – Эк тебя полощет… А вроде мужик-то бывалый. Погоди, так это у тебя что, первые, что ли?!

– Пе-е… – глотку снова обожгло, и пришлось срочно заливать в нее ледяную воду. А потом еще и удерживать в себе разом потяжелевший желудок. Непонятно, каким образом, но удалось. – Первые… товарищ полковник. Не приходилось по людям стрелять, слава богу.

– Ну, тогда все нормально, – негромко вздохнул где-то за плечом Карпенко. – Не стесняйся, не ты один такой. Меня, помнится, вообще с первого развезло так, что только в полку оклемался.

Потом привык, за две войны кто хочешь привыкнет. Зато теперь будешь знать, для чего за оружие хватаются.

– Правильно, старлей, не трясись. Тут все просто было – или ты их, или они всех ваших, – полковник похлопал Андрея по плечу. – Да и то: не ты один стрелял. Может, ты и не попал ни в кого. Все, отдышался? А теперь уж извини, некогда тебя жалеть. Придется тебе еще раз посмотреть – может, узнаешь кого-нибудь. Мало ли что, точнее, кто.

– Одного я уже почти узнал, – Костя был спокоен. Как обычно. Стоял над оскаленным трупом, брезгливо морщился. – Видел, это точно, причем недавно. Сейчас постараюсь вспомнить, где и когда…

– Света маловато, товарищ полковник, – Андрей сглотнул, откашлялся. – Фонарика у вас нет? А то еще и краска эта…

Может, отмыть их сначала, потом опознавать будем?

– Пока оставим как есть, еще следователям работать. И так

ворчать будут, что оружие подобрали и трупы перевернули. Не рассчитали наши бойцы, проверили, нет ли живых, и трофеи похватали. Ну и ладно, мы менты или армия, в конце концов? Но умывать не будем, такая раскраска – тоже улика. Не на прогулке были ребятки, не просто по лесу гуляли. Через два кольца оцепления прошли… умельцы хреновы! Так, ты смотри – может, тоже кого-нибудь узнаешь.

– Вспомнил! – радости в голосе Кости было мало. Злость была. И какая-то растерянность. – Андрюха, посмотри поближе. Помнишь то заседание, на которое Витек ввалился?

– Погоди, как его… Вован?! Тот, что за вином бегал?!

– Он самый. У меня на лица память хорошая, работа такая, что не обойдешься. Да и учили нас…

– И что вы заканчивали? – заинтересовался особист. – Юридический?

– Он самый, – Костя коротко кивнул. – Теперь, правда, называют академией права, а юридический институт у нас в городе – бывшая школа милиции. Так что, гражданин полковник, этого я точно видел. И кто у него командиром был, и где его найти – хоть сейчас могу сказать. Даже номер телефона знаю. Андрей, на остальных глянь – Витька среди них нету?

– Вроде бы не видать… Погоди, а вот этого я знаю. Товарищ полковник, они нас уже бить пытались. Костя, вон тот, слева под кустиком, туристу нашему руку тогда и сломал. Помнишь, когда гопа Сашку искала.

– Помню, – Костя присел над трупом Вована. – Гражданин полковник, а на шее у этого… субъекта… ничего не было? След такой, словно цепочку сдернули.

– Было, коллега, – особист встретил удивленный взгляд легкой усмешкой. – Я даже показывал, что именно. Причем, у него одного. Сам досматривал.

– Даже во-от как… Заня-я-тно, – процедил сквозь зубы юрист.

– И что же тут занятного? Надо было выяснить, кого мы ловим.

– Да я не о вас… Мне бы с их командиром сейчас очень хотелось потолковать. Очень. Да, кстати! – Костя хлопнул себя сначала по лбу, потом по поясу. – Вот черт, перекладывал же…

Он достал из-за пазухи сотовый телефон. Голубовато засветился экранчик, зеленым фосфором – кнопки. Некоторые тут же скрылись под пальцами.

– Та-ак, записывал я его номер… Ага, ну-ка, сейчас я кому-то пожелаю спокойной ночи…

Внезапно по ночному лесу разнеслась тоненькая, пищащая музыка. Карпенко отскочил за дерево и вскинул автомат, полковник рванул висевшую на боку кобуру. Писк повторился. Знакомая какая-то мелодия. Ну конечно же! «Турецкий марш». В исполнении мобильного

телефона.

– А вот и наш абонент, – хмыкнул Костя. – Вполне доступен. Можно пойти и посмотреть.

– Сейчас посмотрим, – Карпенко щелкнул рацией. – «Полста второй», я «Пятый», сижу на заборе. Быстро ко мне!

Где-то за спиной треснула ветка, зашуршала прошлогодняя листва. Через минуту в сторону пиликающего телефона двинулись перебежками четверо автоматчиков. Еще трое остались прикрывать начальство.

– Здесь он! Лежит, готовый уже! – донеслось из темноты.

– Ну и все, нечего батарейки зря сажать, – «Турецкий марш» оборвался, Костя засунул свою трубку в карман. – Посмотрим, кого они там нашли?

Зрелище было не из приятных. Даже по сравнению с телами Вована и его товарищей. Фонарик высветил красно-желтое месиво, обернутое камуфляжными лохмотьями. Кто-то присвистнул:

– Это чего, из «владимира», что ли?

– Похоже на то, – полковник взял фонарь, нагнулся, присмотрелся внимательнее. – Точно. Я думал, еще из дробовика могли, в упор. Нет, все-таки БТР его достал. Это же надо было так попасть – на бегу и точно в голову! И как теперь это опознавать? По пальцам?

Действительно, процедура не из простых. Человеческий череп – вещь довольно прочная, но на попадание крупнокалиберной пули явно не рассчитанная. Мало что от него остается после такого попадания.

– Подождите, товарищ полковник, – Андрей встал на одно колено, перевернул обезображенный труп на спину. Достал карманный нож, взрезал липкие тряпки. – Точно, Костя, это он.

Карпенко вполголоса выматерился. Особист сдержано хмыкнул, плюнул себе на палец, потер грудь убитого – слева, под соском. Еще раз подсветил себе фонариком. Поднялся.

– Татуировка настоящая. Подлинная, насколько могу разобрать. Занятные у вас знакомые, ребятки.

В желтоватом электрическом свете разлегшийся на холодной коже волк казался зеленым.

– Ну что, можете радоваться, – продолжил полковник. – Больше с вами воевать некому.

– Не можем, – тоскливо ответил Костя. – Если бы он один был… С Витьком… – голос сорвался. – С ним хоть как-то могли бы договориться. А теперь где я главных искать буду? Единственная зацепка была.

– Да-а, так тут контора еще серьезнее, чем я думал, – полковник потер подбородок. – Похоже, у вас будут интересные времена… и у нас тоже.

– Просто удивительные, товарищ полковник, – Андрей рывком поднялся. – И чем дальше, тем удивительнее.

(обратно)

ГЛАВА 18

Дребезжание звонка отдалось эхом в подъезде, скатилось по лестнице и вылетело в давно разбитое пыльное окно. За дверью тут же гулко и хрипло залаяла собака. Простужено как-то. Полаяла и утихла, обиженно подвыв-зевнув напоследок. И больше никто не отозвался.

Стоявший перед дверью снова дотянулся до желтоватой кнопки, придавил. Тут же кашляющий лай возобновился, стал глуше, удалился куда-то в недра квартиры. Вернулся, но на этот раз за ним двигалось неторопливое шлепанье. Приблизилось, замерло у двери. Чуть заметно мигнул дверной глазок.

– Кто там? – наконец отозвалась хозяйка. Не такой уж старый голос: посетитель ожидал встречи со старушкой лет шестидесяти. Или это дочка?

– Мне Раису Александровну. Я вчера звонил, насчет заговора…

– Помню, помню, – скрежетнул замок, серебристо звякнула цепочка. Хозяйке и в самом деле было не больше пятидесяти. Даже меньше – если судить по виду. Впрочем, посетитель по виду и не судил, у него были свои принципы и методы. – Заходите. Вы Сергей, если я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – молодой человек в потертом джинсовом костюме шагнул через порог. Остановился, услышав неодобрительное рычание. – А вы – Раиса Александровна? Ведьма?

– Не ведьма, а целительница! – строго поправила хозяйка. – Да вы не бойтесь, не укусит. Место! Место, сказала!

Собака злобно поблескивала глазами из-под густой серой шерсти. Команду выполнять явно не торопилась, скорее наоборот: скалилась желтыми клыками, пыталась проскользнуть за дверь. Наконец снова залаяла-закашляла – на этот раз не с подвыванием, а с грозным рыком. Будь она побольше, могла бы и напугать. Хотя вообще-то бойцы из миттельшнауцеров неважные. Могут, конечно, и выше колена достать, но только в прыжке. А такой бочонок на лапках, который скалился из-за двери, прыгать вряд ли сможет.

– Я и не боюсь, – Сергей пожал плечами и продвинулся еще на полшага. – Просто убедится хотел, что туда попал и что именно с вами разговаривал.

– Со мной, со мной. Тут больше никто не живет, – проворчала целительница. – Да вы будете прохо…

Легкие, быстрые шаги на лестнице. За спиной у Сергея появилось еще двое – такие же молодые и подтянутые. Один в сером костюме, другой в спортивной куртке. У обоих – старые донорские значки: капелька крови с крестиком и полумесяцем внутри.

Молодые посмотрели на хозяйку. Переглянулись, серый слегка кивнул. Женщина попробовала захлопнуть дверь, но Сергей подставил ногу. Тот, что был в сером, достал из внутреннего кармана листок бумаги. Второй вытащил из-под куртки пистолет.

– Раиса Александровна, за колдовство и преступления против человечества вы приговорены к смерти, – Сергей был спокоен. Равнодушный голос. Холодный взгляд – ни возбуждения, ни ненависти. Скука и легкое презрение. – Нелюдям среди нас не место.

Джинсовая спина отшатнулась к косяку, и тут же ударил первый выстрел. Целительница пошатнулась, судорожно вцепившись в дверь. Попыталась закричать, но сразу две алые кляксы шлепнулись на грудь. Опрокинули. Собака кинулась вперед и повисла на потертой штанине.

– Дай-ка сюда, – Сергей выхватил пистолет из трясущихся рук. По подъезду еще раз прокатилось громовое эхо, заглушившее короткий визг. И еще один гулкий шлепок. – Вот же сучка, порвала! – в голосе впервые послышалось сожаление. – Возьми ствол. Потом потренируешься, и в следующий раз прямо в голову, понял? На первый раз прощаю, а на второй могу и не успеть. Поехали.

Парень в сером шагнул вперед, наклонился и положил листок прямо на красные пятна. Потом все трое повернулись и неторопливо начали спускаться по лестнице. Пистолет никак не хотел возвращаться в спрятанную под спортивной курткой кобуру. Не попадал.

– Вот так на прошлой неделе пришли к одному, а он прямо из-за двери нас скрючил. Прикинь, сколько силы! И ведь ни у кого не получалось, а тут как за горло и яйца сразу хватанули. Думал, все, шиздец, – Сергей коротко хохотнул. – Хорошо хоть дверь была деревянная, не любят они железа. Пашке еле сил хватило спуск выжать, но после второй нормально пошло. Все восемь высадили, и бегом. Контрольку не сделали, нам потом… – заскрипела и чавкнула дверь подъезда.

Кисловатый дымок развеялся по квартире. Бумажный листок набух, пропитался красным. Остался только самый верх с сероватыми буквами «Приговор…» и вписанным от руки числом «16». И еще – левый нижний угол с плохо оттиснутым символом: чуть перекошенная капля с крестом и полумесяцем внутри.

Собачьи лапы судорожно задергались. Маленькая латунная гильза звякнула под когтем и отлетела к порогу. Покрутилась немного и успокоилась.

* * *

Ночью на окраинах большого города движение замирает. Изредка по главным улицам прошуршат запоздавшие машины, торопливо свернут к своим гаражам, а то и погасят сонные фары прямо у подъездов. Милицейские патрули тоже предпочитают ездить там, где асфальт получше и фонарей побольше. Поэтому упорно пробирающийся по темным задворкам автомобиль мог бы привлечь внимание. Особенно если бы дотошный наблюдатель заметил, что водитель в этих местах явно впервые и дорогу ищет чуть ли не ощупью. Точнее, шинами. К счастью, большинство россиян ночью предпочитает не вмешиваться в чужие дела.

Снаружи эта машина выглядела обычным «бобиком». Или «козликом». Или попросту автомобилем УАЗ-469 – заслуженным советско-армейским «джипом», единственной надеждой российской бездорожной глубинки. Стандартная темно-зеленая, «защитная» окраска. Стандартный, до желтизны выгоревший и пропылившийся тент. Правда, из брезентовой крыши торчали несколько необычные для автомобиля трубки. И еще антенна была не совсем привычной для «легковушек». Длинный гибкий прут, ребристый, словно собранный из множества маленьких стальных катушек.

Внутри же… И без того невеликий комфорт и простор «бобика» был самым безжалостным образом уничтожен. За передними сидениями расположились серые и зеленые металлические ящики, поблескивающие лампочками и окошками. Вместо подголовника затылок сидевшего впереди пассажира упирался в громоздкую танковую рацию. На очередной рытвине это стало особенно заметно.

– Так можно и совсем не доехать, – Александр ощупал пострадавший участок. – Девчонки, вы как там?

– Нормально. Сначала тесно было, а теперь даже хорошо, падать некуда, – откликнулась с заднего сидения Лена. – Татьяну я держу, не бойтесь. Слушай, Андрей, откуда ты этот агрегат угнал?

– За кого ты меня принимаешь? Угнать я мог бы и что поудобнее.

Все вполне законно. Это, можно сказать, теперь мой служебный

транспорт.

– "Кто в жизни счастья не нашел, тот в химвойска служить

пошел!" – продекламировал Александр. – А как же парашют? Или в самом деле спортсмен?

– Какой там… Но прыгать приходилось.

– Понятно. Значит, разведка.

– Вроде того, – Андрей на миг отвлекся от дороги, посмотрел в глаза собеседнику. – А ты сам?

– Срочную в ней служил. Еще в Союзе, под самый развал. Закавказье, четвертая армия.

– Значит, и в самом деле воевал? И по контракту ездил?

– Воевать довелось, а насчет контракта ты уже и сам все знаешь. И насчет документов.

Александр чуть не выбил головой стекло. «Козлик» возмущенно взвизгнул тормозами и подпрыгнул на рессорах.

– Ты что, телепат? – Андрей побледнел. – Откуда?!.

– Поехали! Сам говорил: времени нет, быстрее, быстрее… Я в чужие головы не лезу, мне своей хватает. Ну, еще иногда друзья-товарищи помогают. Знаешь, не имей сто ушей, а имей сто друзей. Тогда в сумме получается двести два.

– Чего двести два?

– Уха, конечно. И глаз столько же. Если и собственные считать. Давай, двигайся, не тормози, когда не нужно. Один друг у нас в военкомате сидит, он и с документами помог. Ему же запрос от твоего начальства и пришел, на мои нынешние имя-фамилию. И никакой телепатии, правильно?

– Правильно, – машина дернулась и снова покатилась по ночному городу. – Может, заодно скажешь, на какое ведомство твои друзья работают?

– На наше, – хмыкнул Александр. – Поверни налево, попробуем здесь подняться.

– Ого! – лучи фар уперлись в разъезженную и размытую колею, уходящую, казалось, почти вертикально вверх. – Это кто же здесь ездить ухитряется?

– Соседи мои, на «Жигулях» и «Москвичах». Даже один «Запорожец» есть. Давай, давай, «УАЗ» тут точно выберется.

Харкнула передача, натужно застонал мотор. Нос «козлика» задрался, как у взлетающего самолета. Что-то громыхнуло под задним сидением, перекатилось, брякнуло металлом.

– Эй, это что там под нами? – забеспокоилась Лена. – Не взорвемся случайно?

– Случайно – не должны, – сквозь зубы ответил Андрей. «Баранка» руля дергалась, рвалась у него из рук. – И вообще, там ничего опасного быть не может. Все уже сперли. Дальше куда?

– Возле колонки направо, и сразу держись по левой обочине. Тут откос, под него съехать – просто запросто… Вот так, молодец. А теперь стоп! – неожиданно выкрикнул Александр. – Глуши мотор!

– Что, приехали? – Андрей повернул ключ, скрипнул ручным тормозом. – И где ты тут живешь?

– Погоди! – предостерегающе взметнулась рука. – Давай-ка я пешком прогуляюсь. И фары пока выключи. Если все нормально, я фонариком мигну.

Со стоном распахнулась дверца. Захлопывать ее Александр не стал. Тихо выскользнул из машины, исчез в темноте. Из-за заборов лениво брехали собаки. Где-то невдалеке дружно и задушевно пели о шумящем камыше и гнущихся деревьях. На заднем сидении заворочалась и невнятно забормотала Татьяна.

Минут через пять впереди, возле самой земли зажглась яркая звездочка. Погасла. Снова загорелась. Погасла. Появилась чуть выше, описала несколько небольших кругов.

– Это еще что? – удивилась Лена. – Почему он фонарик крутит?

– Сигнал «Заводи!», все как положено, – Андрей похрустел рычагами, что-то подергал, завел двигатель. – Толковый у тебя парень. До дверцы дотянешься?

– Тогда мне Таню из рук выпустить придется. Поехали уж с открытой.

– Ну, поехали, – «УАЗ» медленно, словно крадучись, двинулся вперед. В темноте. Фары Андрей не включал, хватало отсвета снизу, из города. Колея выделялась темными провалами на белесой дороге. Объехали приткнувшийся к обочине старенький «Москвич», подобрались к лиловым от теней кустам.

– Все, приехали, глуши мотор, – возле распахнутой дверцы из сумрака возник Александр. – Ничего не оставлять, не забывать, особенно из того, – в темноте блеснула улыбка, – что взрывается не случайно. Лена, погоди вылазить! Я сейчас с другой стороны зайду, ты мне изнутри поможешь Татьяну высадить.

– Я… сама… – еле слышно донеслось из машины.

– Ничего, ничего, поможем. Ты тут между приборами не протиснешься, привычка нужна. По железкам лазить – это тебе не по лесу гулять.

Со стороны все было вполне обычно, не раз и не два такое видели на этой улице: пьяную вдрызг девицу друзья-приятели выводят из машины, чуть ли не на руках тащат в дом. Спотыкаются на узкой лестнице, падают, ловят друг друга. Долго не могут в темноте справиться с калиткой, потом гремят замком на двери… А что перегаром не пахнет – так это только вблизи учуять можно. Кто же среди ночи к пьяной компании подойдет?!

В темной «веранде» Александр снова включил фонарик. Прошел вперед, открыл внутреннюю дверь. Предупредил:

– Вправо не ходить, в погреб свалитесь. За стенку держитесь, я

вам сейчас под ноги подсвечу.

– Может, все-таки свет включишь? – возмутилась Лена. – И так ясно, что мы дома, раз машина возле ступенек стоит.

– Я не для конспирации, Ленок, – неожиданно мягко ответил

бывший разведчик. – Я для глаз. Потом, если что, после электрического света мы в темноте слепые будем. Погоди, зайдем, я в печке огонь разведу и дверку приоткрою. Самое то освещение, которое сегодня нужно.

– А что сегодня будет? – Андрей за что-то зацепился, громыхнул в темноте жестью и стеклом. – Вот же… У тебя здесь что-то ценное было?

– Это бабкины сокровища. Хозяйки здешней, – пояснил Александр.

– Банки, ведра, тазики. Может, через тысячу лет им на аукционах цены не будет, и ей уже сейчас выбросить жалко. Так, Танюшка, вот мы и дома. Пойдем, на диванчик ляжешь, отдохнешь с дороги. Сейчас чайку согрею, перекусим, тут у меня вроде бы что-то оставалось.

– В самоваре? – совершенно ясным, уверенным голосом спросила Татьяна. – У Олега Алексеевича был самовар. И чай у него был с травами. Разноцветный. Он сюда приедет?

Андрей шумно вздохнул, закашлялся.

– Нет, к Олегу мы потом поедем. Утром. Сейчас отдыхать нужно, – Александр дотянулся до вьюшки, с усилием вытянул до половины. Нашарил за печкой припасенную загодя старую газету, запихнул в топку. Чиркнул спичкой, стараясь не глядеть на вспыхнувший огонек. – Лен, там на холодильнике банка с лучинками была, дай-ка горсть… Спасибо. Слушай, ты сама насчет чаю сообрази, мне с Андрюхой поговорить нужно. Что у меня где, помнишь еще?

– Помню, не первый раз… У тебя хоть вода в ведре свежая? Или две недели стоит?

– Обижаешь, позавчера принес. Я свой дом хоть через день, да навещаю. Да еще так, чтобы соседи видели.

– Тогда идите, говорите… конспираторы. Что, у мужчин тоже свои секреты? Насчет майонеза «Кальве»?

– Именно! – почему-то обрадовался Андрей. – Пошли, Саша, поделишься рецептиком.

Вышли во двор, выбрали место поукромнее – чтобы и от калитки не видно, и к дому никто не подошел без их ведома. Присели на корточки.

– Теперь рассказывай, химик, почему ты сегодня кинулся подвиги совершать, – Александр прислонился к стене, чуть прикрыл глаза. – Во-первых, почему именно сегодня? Два месяца твоя Татьяна была в госпитале, и вдруг такое похищение невесты. И во-вторых, зачем тебе потребовалось именно меня и Ленку в это дело втравливать?

Ваш Костя мог бы все это организовать чинно и законно, с адвокатами и правозащитниками.

– Ты что, не видел, в каком она состоянии?!

– Не кипятись. Это состояние у нее не вчера началось. Можешь поверить, видел я такое. Фенобарбитал, галоперидол или еще какая-нибудь гадость. Обычно психам дают, чтобы спокойнее были.

В хирургическом отделении этого, насколько я знаю, не назначают. Ничего, не пугайся, через месяц-другой отойдет.

– А он у нас есть, этот месяц? – Андрей сплюнул себе под ноги.

– Ты что, в лесу все это время сидел? Не знаешь, что в городе творится? Костя… У Кости офис с охраной, два телохранителя, съемки на телевидении и встречи с губернатором. Наташку он в Москву долечиваться отправил, в госпиталь Бурденко. А ребятишки наши, кого недавно выписывали, в голос плакали, просили еще хоть недельку полечиться. Знаешь, почему?

– Потому что родина у нас сейчас чисто конкретная, – Александр старался говорить негромко, равнодушно. И не открывал глаз, чтобы ненароком не выдать своих чувств.

Общественное движение «За чистую Родину». Очень мирная организация, зарегистрированная еще полгода назад. Судя по уставу, занималась она охраной природы, возрождением духовности и пропагандой здорового образа жизни. Последнее было, пожалуй, достаточно близко к правде: по крайней мере, здоровых молодых ребят в этом движении было предостаточно. Крепких ребят из «спальных районов», из заводских поселков и с неуклонно разваливающихся окраин. За свои духовные достижения движение получило в народе почетное название «Чисто конкретная Родина». Впрочем, отдельные журналисты пытались задаться вопросом: кто и как собирается охранять природу с их помощью? После того, как особо едкому и въедливому служителю пера и экрана разбили голову его же собственной видеокамерой, вопросы исчезли. Всем стало ясно, что движение это весьма нужное, правильное и в перспективе способствует воспитанию поколения и процветанию государства. Вот эту идею и несли теперь в массы.

Массы откликнулись с редкостным по нынешним временам энтузиазмом. Особенно после того, как узнали, что в начале августа армия расстреляла группу активистов, пытавшихся помешать сатанинским обрядам в пригородном лесу. Слухи ходили самые разные.

Подробности жертвоприношения отловленных спецназом мальчишек не совпадали. Однако в том, что весь карантин и ловля мышей в лесопарковой зоне были затеяны именно ради колдунов, не сомневался теперь никто. Городу, не забывшему повальное сумасшествие пятилетней давности и перегородившие все выезды

БТРы, большего и не нужно было. И виновных долго не искали. Им припомнили все: газетные статьи, недавнюю моду, нежелание быть «простыми людьми». За чистую Родину решили бороться даже не сотни – тысячи. А сочувствовали им десятки тысяч.

Донорский значок можно было увидеть чуть ли не чаще, чем в советские времена – комсомольский. Только вот нынче красная капелька была совсем другим символом. «Мы с тобой одной крови!» – а при чем здесь крест и полумесяц, никто и не спрашивал. И так понятно. Вначале носители значков на всякий случай таскали с собой еще и справки со станции переливания крови – по двести грамм за каждую. Потом появились свои собственные удостоверения. «Потом» – это к концу августа. Тогда же рядом с телами убитых гадалок и целителей стали находить записки с тем же символом. Общественное мнение дружно возмутилось такой наглой провокацией, прокурор области поклялся лично отыскать бандитов, препятствующих духовному оздоровлению нации. Газету, уловившую в официальном названии истинно народного движения слово «зачистка», закрыли с санкции того же прокурора.

Неизвестные провокаторы теперь печатали свои приговоры типографским способом, а среди жертв почти не стало дипломированных и исправно платящих налоги экстрасенсов. Когда информация о странных происшествиях в городе Желтогорске мелькнула в программе «Время», общественный совет при губернаторе послал в Москву гневное открытое письмо. Среди множества подписей на почетном третьем месте отметился «Центр возрождения реликтовых культур». Потом Костя еще и отдельно не раз выступал, разъяснял мнение Древнего Народа «по поводу» и «в связи с».

– Саша, ты что, заснул? – голос Андрея вернул ведуна к проблемам сегодняшнего дня. Точнее, ночи.

– Нет, задумался, – Александр тряхнул головой. – Выписывают, говоришь? А зачем тогда ты свою Татьяну оттуда увез? По-моему, самое для нее безопасное место. Да и состояние, ты уж прости, тоже.

– Да ты!.. Ты что несешь?!

– Кстати, на мои вопросы я ответов так и не услышал. Почему именно сегодня и почему именно мы с Леной? Не хочешь говорить – так и я тебе ничего не скажу. Мы вроде бы когда-то с тобой договаривались: все свои, откровенность за откровенность. Забыл?

– Не забыл, – Андрей сверкнул глазами. – Ну хорошо, тогда давай все по-честному. Ты тоже не ответил, на кого работаешь.

– На Древний Народ, – не задумываясь, ответил Александр. Его

собеседник поморщился:

– Ну сам же говорил… Саша, не ломай комедию. Сначала ты говоришь о своих друзьях, о глазах и ушах повсюду, а теперь что – сказки рассказывать будешь? Ну ладно, Татьяна им верит… Верила раньше. Теперь ты еще скажи, что в той чертовой статье одна правда была!

– Нет, конечно. Не одна. Даже несколько сразу. Если бы там что-то одно было правдой, твою журналистку вместе со всеми бы выписали. Не веришь мне – спроси ваших армейских особистов. Вот иди к своему шефу и спрашивай: почему одних домой отпускают, а другим мозги перекашивают? Жалко, меня в вашем лагере не было. Интересно все-таки, какой именно техникой у нас сейчас колдунов ищут. Да и пригодится. Потому что твое начальство очень захотело до нас добраться. Вот скажи – кому потребовались свои собственные экстрасенсы? Не самозваные, а проверенные, да еще и прирученные?

– Ты… Ты откуда знаешь? Опять твои друзья? Слушай, может, мы

на одного человека работаем, а? Только с разных сторон?

– Сомневаюсь, – Александр покачал головой. – Очень сомневаюсь.

Видишь ли, я вообще не работаю на людей. А на таких – в

особенности. Да и не пришлось бы тебе, бедолаге, в шпиона играть, тащить меня в квартиру с аппаратурой, а ребятишек наших – в лагерь. Еще и под пули их подставлять.

– Ты хочешь сказать, что это… Что про этого Витька заранее знали?

– Да нет, вряд ли. Хотя кто же наши «органы» разберет… Но скорее всего, просто подвернулся вовремя. Зато представь себе, какой материал: максимальное воздействие, ваши обороняются изо всех сил, жизнь свою спасают – тут сразу и выяснится, насколько все это для военных нужд подходит.

– Не подошло, однако. Не получилось у наших ничего. И тогда, на тусовке, не подействовало, когда Лехе ногу сломали. Так что боевую магию оставим в сказках.

– Конечно, оставляйте, – кивнул Александр. – И не могло получиться. Ты знаешь, почему ни один колдун от «чистильщиков» не отбился? А ведь в городе не одни только шарлатаны и дураки были! Кое-кого я видел раньше – они бы и десяток таких молодчиков в бублик скрутили, да за чаем и скушали. Не получилось – а почему?

– Не знаю. Я вообще в этих делах слабо разбираюсь. Знаю, что должен, раз Старший, но не получилось.

– Старший среди младших… Тебя, дорогой, туда пристроили. Внедрили. Ладно, не в том суть. А на самом деле все просто: не берет «чистильщика» ни магия, ни экстрасенсорика. Особенно «при исполнении», так сказать. Олег сначала думал, от веры зависит, от религии то есть…

– Погоди, какой Олег? – Андрей приподнялся. – Тот самый Олег Алексеевич, про которого мне Татьяна все уши прожужжала?

– Тот самый. Глава здешних Древних. Не молодежи самозваной, а настоящих. Да ты сиди, сиди! Утром, если повезет, познакомишься, он еще не уехал, скорее всего. Так вот, уже обо всем думали, вплоть до того, что значки эти треклятые у них вместо оберегов. А подсказку как раз Татьяна и дала – помнишь тот разговор у меня на складе? Все так просто, хоть плачь. И ничего не поделаешь.

– Это почему же?

– Потому что единственный способ раз и навсегда прекратить это безобразие – снести к чертовой матери город Желтогорск. До основанья. Этими «чистильщиками» он от нас защищается, удаляет из своего организма чужеродный элемент. Я же говорил тогда – действие равно противодействию, вот и дождались… Где-нибудь подальше отсюда с ними еще можно было бы потягаться, а в городе или около него – бесполезно, весовая категория не та. И чем больше у нас «чисто конкретных», тем сильнее каждый из них по отдельности. Кстати, еще одну закономерность подскажу, если сам еще не додумался. Дано: наша Древняя Кровь городу поперек горла встала, но чуть ли не у трети горожан ее следы при желании найти можно без всяких анализов. Даже у тех же «чистильщиков». Вопрос: кого именно будут вычищать?

– Колдунов? – предположил Андрей. – Тех, кто свои способности активно использует?

– Ответ правильный, но не полный. На «четверочку». С минусом, – подумав, убавил полбалла Александр. – Должен знать разницу, если столько тусовался в этой компании. Способности можно по разному проявлять. Кошек резать или карты Таро тасовать – пожалуйста, сколько угодно. Медитаторы какие-нибудь трансцендентальные городу тоже не мешают. Он не на них отреагировал, не они ему репей под хвост засунули. Тут нужно хитрое сочетание: и наследственность, и способности, и еще чтобы человек сам себя городу противопоставлял, когда их использует. Вот так-то, такая система распознавания…

– Погоди! Кстати, о знаках и символах: тебе случаем не попадался ни у кого амулет – перевернутый египетский крест? Такой, знаешь, с петелькой, только обычно она наверху. Не видел нигде?

– Видел, – окаменел ведун. – А в чем дело?

– Да понимаешь, тогда, возле «Березке», нашли на одном. Он у этого самого Витька первым помощником был – не крест, конечно, а тот, с кого сняли.

– Даже так… – Александр взглянул на городское зарево. – Чем дальше, тем удивительнее. Хотя, в принципе, ничего странного. Но спасибо, это новость не из последних. Олегу обязательно передам. Ну, тогда услуга за услугу. Хочешь еще одну догадку? Насчет твоей Татьяны?

– Давай, выкладывай, – теперь настала очередь Андрея казаться спокойным. Только глаза он не прикрывал, а отводил в сторону.

– Ее не просто так химией накачали. Даже не для эксперимента и не для того, чтобы способностей лишить… хотя и это тоже, наверное. Допрашивали ее, и очень активно. Из-за ее статьи.

Судя по всему, искали всю нашу компанию, Олега в первую очередь. Вытрясали все, что могли, и сколько успели вытрясти, я не знаю. Но кое-что у них не получилось.

– Почему? То есть почему ты так думаешь?

– Ну, во-первых, потому что где сейчас Олег – она не знает и знать не может. Во-вторых, потому что весь сегодняшний побег твое начальство заранее подготовило. Ну что ты вскакиваешь! Я же не говорю, что тебя во все детали посвящали. Просто что-то тебе сказали такое, на что ты должен был отреагировать вполне однозначно. И вот ты здесь и с нами. Что сказали, кстати?

– Ничего мне не говорили, – Андрей уселся землю, подобрал какой-то камешек и запустил им в забор. Промахнулся – в соседнем огороде глухо прошуршали листья. – Просто довели приказ до всех офицеров части, под подписку… А, черт с ней, с секретностью! В общем, слушай внимательно: семьи приказано вывезти из города, кому некуда – забрать в городок, под общежитие одну казарму выделили. Боеготовность с завтрашнего дня объявляется повышенная, караулы усиливаются. И при этом – еще раз напоминается, что армия не должна вмешиваться в политику и во внутренние дела. Понятно?

– Чего уж тут не понять, слышал я такой приказ однажды, -

кивнул Александр. – В аккурат перед очередными погромами нам его и зачитали, где-то за неделю. Так в этом случае тем более Татьяну нужно было в госпитале оставить, его точно охранять будут.

– Конечно, конечно… Только, знаешь ли, по бэ-гэ «повышенная» в госпитале обычно койки от лишнего народа освобождают. Выписывают, кого только можно, а из хирургии тем более. Я тебе говорил, что меня месяц к ней не пускали? Ни начальство мое, ни врачи? И то, что она еще на своем месте, я только от наших и узнавал, кто выписывался и на прогулку ходил? Ну а теперь догадайся сам, куда бы ее перевели под все это дело и нашел бы я ее после этого или нет? Кроме вас с Ленкой, мне тут больше никто не поможет. По крайней мере, в таком деле. Я, если честно, и не надеялся, что вы сможете лишние глаза отвести. Не верил я в это дело, думал, по-другому как-нибудь придется. Тем более сами говорили, столько осечек в последнее время…

– Понятно. Ну, значит, спасибо за доверие, – Александр поднялся, потянулся. Тихо хрустнули суставы. – Ладно, там уже чай готов, наверное. Вроде бы самое главное выяснили, остальное и после ужина можно. А начальство у тебя, Андрюха, умное – прямо-таки убивать пора. Тебе что, после всего этого приказа так машину и выделили, в персональное пользование? Только не говори мне, что «УАЗ» химразведки у нас старшим лейтенантам дают просто так, по городу покататься. Да еще и без водителя. Я все-таки хоть разок, но в армии служил.

– Я и не собирался такого говорить, – Андрей шевельнулся, но остался сидеть, словно его земля не отпускала. – Машина из моего взвода, я на ней все время мотаюсь. А водителя я отпустил.

– Ну я же говорю, умный у тебя шеф. Даже предусмотрел, какую ты

машину выберешь. Впрочем, это вычислить – особого таланта не нужно. Вот только не учел он, бедолага, что я ваше оборудование почуять смогу. Даже в металлическом корпусе от другого прибора. Если уж тогда в квартире, через две стены, разобрался, с включенным аппаратом за самой спиной – тем более. Ты заметил, что я всю дорогу старался на спинку не откидываться? Противно все-таки, свербит от этой электроники…

– Да не может такого быть! – Андрей все-таки вскочил. Бледность на его лице была заметна без всякой подсветки. – Вчера… Нет, позавчера с утра занятия были, все работало как надо! У тебя на спинке газосигнализатор висел, так мы его как раз настраивали! Может, ты на него так реагируешь? Хотя нет, выключенный же…

– Ну, может, позавчера он там и висел, а сегодня та же гадость, которую ты тогда у себя на кухне врубал. И тоже думал, что я не замечу. Как она, кстати, у вас называется?

– Датчик волновой активности. Сейчас пойду и все к чертовой матери выпотрошу. Хочешь полюбоваться на секретное снаряжение?

– Век бы его не видеть, – поморщился Александр. – Зачем оно мне, если у меня свои датчики имеются? И всегда при себе, и батареек не требуют – разве что пожрать иногда. Вот как сейчас. Ты приборы лучше не трогай, а то начальство прямо сюда нагрянет. Разбираться. Тебе же машину еще и маячком оснастили, если вообще не телеметрией. Она и сейчас что-то передает, хотя рация тоже вроде бы выключенной числится. Причем хитро она у тебя выключена – сама холодная, а с антенны сигнал идет. Пошли, девчонки заждались уже…

Они сидели в красноватом полумраке, пили обжигающе горячий чай и закусывали сухарями с тушенкой. Из еды еще нашлись два пакета супа и полведра проросшей картошки, но открытым голосованием решили отказаться от расширения меню. Готовить никому не хотелось. Волчьего аппетита тоже ни у кого не оказалось, однако нужно было подкрепиться после одного бурного дня и перед другим, таким же беспокойным. Татьяну, впрочем, грядущие заботы явно не одолевали. Положили перед ней еду – значит, нужно поесть. Положили добавку – и ее съела.

Хуже всех приходилось Андрею. Кусок в глотку не лез, но одну армейскую мудрость он успел запомнить крепко: ешь, пока дают! Неизвестно, когда и где найдется следующая порция, а главное – будет ли время ее укусить. Поэтому с сухарями он сражался стойко и ожесточенно, а тушенку рвал зубами так, словно представлял вместо нее чье-то горло. Крепкое такое горло, привыкшее исторгать командный рык.

Внезапно Александр насторожился, к чему-то прислушался. Судорожно, чуть не подавившись, глотнул. Шепотом попросил:

– Ребята, подождите жевать. Идет кто-то.

Лена поперхнулась, Андрей положил сухарь и нашарил что-то за пазухой. Только Татьяна продолжала спокойно работать челюстями. Потом сонно, равнодушно спросила:

– У нас гости?

– Похоже на то… – Александр выскользнул из-за стола, тихо прикрыл печную дверцу и поддувало. В небольшой комнатке стало темно, только через окна чуть пробивался свет далеких фонарей. – Пока что далеко, но идут сюда. Андрей, какие железяки у тебя в коридоре остались?

– «Сайга» короткая, двенадцатый калибр. Знаешь такую?

– Я думал – автомат… Ничего, сойдет на первый случай. А патроны?

– Там подсумок, пять магазинов по восемь. И патронташ на два десятка, – старший лейтенант чуть помолчал перед тем, как сознаться в очередном должностном преступлении. – Еще там сумка с двумя «лимонками». Запалы не вставлены, в кармашке торчат.

– Все как положено… Зря оставил, сказал бы сразу. Так, я пошел потихоньку, ты здесь пока останься. Ложитесь-ка на пол и на окна посматривайте. Пистолет есть или дать?

– Свой, – Андрей вытащил из-за пазухи тускло блеснувший «макаров». – Может, я пойду?

– Опять на банки налетишь. Я свою веранду лучше знаю, и в темноте вижу. Все, ложитесь и молчите, я пошел. Если что – действуй по обстановке. Ленка, никакой магии! Не поможет, только засветишься зря и силы потеряешь. Понятно?

Стараясь не скрипеть половицами, Александр прокрался за дверь и двинулся вдоль стены. Верхним зрением разглядел холодный металл оружия, лежавшего сбоку от сундука. Дотянулся, развернул грязный, липкий брезент. Из комнаты долетел удивленный голос Татьяны: «А зачем на пол? Холодно будет!»

Где-то далеко лаяли собаки. Александр прислушался. Точно, не похоже это на обычную ночную перекличку. И все ближе шумная волна. Кто-то идет уже по улице. Вроде бы до выходных далеко, раньше пятницы здешний житель за полночь не гуляет. Тем более что

собак незнакомый прохожий чем-то напугал. На хватающегося за попутные заборы пьянчугу так бешено не лают, привычные. На идущего посреди улицы – тоже. Проверено. Значит, совсем уж невиданный гость пожаловал – как сам Александр в свое время. И, если чутье не обмануло, не один.

Жаль только, никак не удавалось различить, сколько их там. Сплошное серое пятно. Колышется, перемещается, чуть посверкивает синеватыми искорками железа. Видел уже такое, насмотрелся за последний месяц. Ну, ребята, давайте посмотрим, так ли просто брать добычу, когда она и сдачи дать может. Если вообще дойдете. По крайней мере, смертельной угрозы для себя Александр не чувствовал. Опасность – да, но не смерть, как иногда бывало раньше. Впрочем, однажды может и ошибка случиться. Всего один раз, зато последний.

Вот и хриплое гавкание с подвывом, старый знакомец Байкал к хору присоединился. Ишь как гремит цепью, задыхается – не иначе, на ворота прыгает, а ошейник горло давит, не пускает… Сквозь лай едва донесся отдаленный дребезжащий стук. Еще раз, сильнее – судя по звону, в окно стучат. Что-то сказали – не разобрать, что. Ага, вот и засов лязгнул. «Байкал, в будку! Я кому сказала!» – это уже Верка вышла, такой голосок трудно не услышать. «А вы, значит, к соседу моему? Давно пора!» Даже вот как… О чем еще говорили возле соседской калитки, Александр не расслышал. Зато хорошо было слышно, как вскрикнула Верка, рванулся на цепи Байкал – и тут же гулко охнул пистолет. Глухой стон, и сразу же, один за другим – еще два выстрела. Та-ак, значит, ошиблась гадалка.

Не подумала о том, что и кроме нее на улице добрые люди найдутся. Которым она сама как кость поперек горла. А практика стука у наших старушек все же побольше будет. Если вообще не привычка, с тех еще времен. Интересно, как там любопытная Павловна – крепко спит или все слышит? Если в этом деле без нее обошлось, то плохо Александр успел узнать своих соседей. И в людях перестал разбираться. И вообще чутье потерял.

Байкал залаял изо всех сил, захрипел на цепи – а потом заскулил, застонал. Взвыл горестно, заплакал так, что перелай вдоль улицы умолк. Голоса приблизились, стали отчетливее. Серое пятно приблизилось почти вплотную. Наверху стоят, возле смородины. «Здесь, что ли?» А парень совсем молодой, похоже. Вряд ли старше двадцати. Тот, что ответил, в отцы ему годится – если слух не обманывает. «Погоди, видишь – машина-то армейская. Подсвети… Точно, номера военные». – «И что с того?» – «Дубина ты, Гришка. Сейчас только с вояками поссорится не хватало. Знаешь что, ну его на фиг, этого соседа. Нам бабу заказали, мы ее и отработали. Командиру скажем, что сигнал был, пусть сами разбираются. Надо будет – еще раз сходим». – «Да чего два раза ходить!..» – «Салага, ну-ка быстро прикинься тряпочкой и помалкивай! Я тут старшой, я и решаю. Хватит с тебя на сегодня и одного раза!»

Умный ты мужик, старшой. Долго жить будешь. По крайней мере, сегодня – точно. Не так вас и много, за мелкой дичью охотились.

А с вояками ссорится точно не надо. Они, вояки, потому так и называются, что воевать умеют. И все для этого необходимое при себе у них имеется. Запал покрутился по нарезке, мягко уперся. Все, хватит. Ружье заряжено, подсумок на поясе – добро пожаловать, гости дорогие! Только слушались бы вы старших, шли бы подальше. Всем от этого лучше будет.

Еще один голос в разговор вступил: «Так, зелень, ты че, оборзел? Сказано – пошли, значит, ногами двигай, а не… Погодь, это сзади чего торчит?» – «Антенна, не видишь, что ли?» – «Вижу, вижу, что антенна – да еще какая! „Куликовка“, всю жизнь мечтал!» – «Да на что она тебе!» – возмутился старшой. – «На макушку, что ли, прицепишь? Или еще вместо чего-то?» – «Э-эх, дядь Вась, не знаешь – не говори! Сейчас сниму, покажу. Вот падла, крепко приделали…» Послышался скрежет металла. Потом молодой восхищенно сказал: «Ух ты, гля – приборов сколько! Слушай, давай всю тачку угоним!»

Следующий звук больше всего напоминал начало бурных аплодисментов. Несколько сочных, очень звонких шлепков. Потом пара ударов поглуше. Видимо, первые пришлись по голове, а последние – по тому месту, которым молодой Гриша думал перед этим высказыванием. И на которое искал приключений. «Да вы чего, мужики!» – всплакнули на улице. «Че, че – ниче!» – злобно отозвался специалист по антеннам. – «Ты вообще охренел? Может, блин, в этих приборах каждый винтик секретный? Знаешь, что с нами потом сделают?» – «Да откуда они узнают?» – «А что, трудно будет выяснить, кого сюда послали и когда? Эф-эс-бэ наших за что-то подвесит – сразу все и поедем. Только не на тачке, а по этапу». – «Ага, а твоя антенна?!» – «Так, борзый, щас ты у меня „куликовкой“ по морде огребешь, узнаешь, для чего она нужна. Понял? Таких антенн в армии – как портянок, не обеднеют». – «Все?» – поинтересовался суровый дядя Вася. – «Тогда уходим. Вы не на гоп-стоп сюда выбрались, шпана. Вы серьезным делом занимаетесь. И не для себя, а для людей».

Серое пятно удалилось, разговор опять превратился в невнятное бормотание. Потом вообще затих. Только подвывал безутешный Байкал и робко тявкали на уходящих «чистильщиков» какие-то шавки. Александр утер пот со лба и поставил ружье на предохранитель. Шагнул обратно в комнату – на него из полумрака сразу же уставились три пары удивленно-испуганных глаз и равнодушный зрачок ствола.

– Что там было? – хрипло спросил Андрей.

– Это не к нам, это к соседке, – Александр положил «Сайгу» на диван, ногой поддел дверцу печки. Приоткрыл, прищурился на красноватый отблеск. – Зато теперь твоя машина никому не сигналит. Точнее, пробует, но ее не слышат.

– «Куликовку» сняли? Говорил же водиле – оставь стандартную, так нет, повыпендриваться решил, – Андрей ухмыльнулся и поднялся с пола. – Ну и ладно, так даже лучше. Будем считать, обошлись минимальными потерями. Теперь что делать будем? До утра ждать?

– Лучше сейчас поедем. Пока они не вернулись. Верка, покойница, успела мой дом показать. Спасибо Красной Армии за заботу, номера твои черные помогли. «Чистильщики» решили без санкции своего начальства не связываться. Как ты думаешь, успеют они ее до утра получить?

– Думаю, запросто. Ну что, собираемся?

– Нечего тут собирать, разве что огонь залить, чтобы пожара не было. Справишься? Потом выводи девчонок и заводи машину. Я посмотрю, что там. Может, жива еще.

– Так она же тебя… – начала было Лена и осеклась.

– Вот именно, Лен. Можешь не считать нас людьми, но мы такая странная нелюдь, что должны быть человечнее остальных. Иначе окажется, что «чистильщики» правы, нас всех отстреливать нужно. Пока совсем не озверели. Андрюха, будешь выходить, патронташ не забудь, он на сундуке лежит. «Лимонки» я обе взял. Держи фонарик, я обойдусь. Да, чуть не забыл – вот ключи, запрешь обе двери, а то с утра соседи здесь порядок наведут. Не хочу бабку подводить.

Александр взял ружье, перехватил поудобнее. Прошел по «веранде», поставил на полку откатившуюся банку – еще споткнется кто-нибудь в темноте. Перед тем, как выйти из калитки, прислушался, мысленно ощупал окрестности. Нет, никого. Даже соседи не вышли. Может, в окна поглядывают, но из домов не высовываются. А «чистильщиков» и след простыл.

Прошелся тихонько по «траншее», подобрался к распахнутой калитке. Байкал уже не выл, только плакал, словно слепой щенок, и пытался лизнуть хозяйку в лицо. Сначала по привычке зарычал на чужака, потом узнал, робко вильнул хвостом. Заскулил, с надеждой глядя в глаза. Нет, песик, тут уже никто не поможет. Даже если очень захотеть, ничего не сделаешь. Нет у нас лекарства от пуль в затылке. Некроманты – и те твою хозяйку уже не поднимут. Кстати, а где документ? Или теперь уже не обязательно пояснять, кто и за что? Нет, вот он, просто в сторону отнесло. «Приговор № 256» – однако шустро работают, сволочи! Неделю назад был шестьдесят второй… Настолько резко увеличили «производительность труда»? Или просто заранее расписали пачку и теперь раздают своим «бригадам»?

За спиной фыркнул стартер, застучал мотор «УАЗика». Прощай, Верка, покойся с миром. Хоть и пыталась ты откупиться чужой жизнью… да и не одной – наверняка ведь видела, что не один приехал. Александр дотянулся до ошейника Байкала, отщелкнул застежку-"карабин". Уходи, пес, беги. Утром здесь будут чужие люди, и никто тебя не отвезет в приют для бездомных собак. В лучшем случае – просто пристрелят, чтобы не мешал работать и за штаны не хватал… Вот и мы из города убегаем, чтобы не пристрелили. Кому-то наша порода сильно мешает работать.

В под брезентовым потолком машины горела синяя лампочка. В ее тусклом свете Андрей возился с какими-то проводами, развинчивал разъемы, ожесточенно рвал ножом изоляцию. Обернулся к подошедшему ведуну.

– Все? Понятно… Сейчас поедем, я тут немного порядок наводил. Ну как, больше приборы не беспокоят?

– Спасибо. Только тебя теперь начальство из-под земли достанет.

– Ничего, тебя же не достали, – на удивленный взгляд Андрей ответил невеселой улыбкой. – Татьяна тебя не узнала, а я по ее рассказам вычислил. И по твоим разговорам. Шатунов твоя фамилия, точно? У тебя где-то в лесу землянка вроде была? Пусти на постой, командир!

– Какой я тебе командир! Чудно: старлей под командованием сержанта… Да и не спрячешься там, – покачал головой Александр. – Наверняка твои особисты из Татьяны про этот лес все вытянули. Где мой схорон, они вряд ли найдут, но прочесать все и еще посты выставить – это с них станется. Придется другие места подыскивать.

– Ничего, новый построим, под твоим мудрым руководством, – Андрей запихнул перерезанный кабель под сидение, забрался на место водителя и хлопнул дверцей. – Чего-чего, а копать я могу. Еще могу не копать… Саша, научишь потом, как внешность менять?

– Лучше я тебя со специалистами познакомлю, которые мне рожу переделывали. Вот как раз к ним сейчас и поедем. Девчата, у вас там все нормально?

– А мы сейчас к Олегу Алексеевичу поедем? – почти нормальным голосом отозвалась со своего места Татьяна.

– К нему, к нему. И Илью увидишь, и всех остальных. Давай, Андрюха, выбираемся отсюда. Прямо, потом направо, вниз и по асфальту налево.

Познакомить Андрея со специалистами не удалось. Не доехали. За квартал перед домом Олега наткнулись на стоявшую поперек улицы бело-голубую «девятку» с надписью «ДПС» и включенной сине-красной мигалкой на крыше. Милиционер в бронежилете и с автоматом под рукой свирепо махнул полосатым жезлом в сторону:

– Давай, давай, объезжай! Закрыто здесь движение!

– В чем дело, товарищ младший сержант? – Андрей высунулся, блеснул звездочками на погонах. – Почему перекрыто?

– Значит, так нужно! – военные никогда не подчинялись «гаишникам», и те отвечали взаимностью, насколько могли. – Проводится спецоперация!

– У меня приказ – через десять минут быть на месте! Может, это как раз с вашими делами связано?

– А у меня – никого не пропускать! Когда мне номер вашей машины назовут, скажут, чтобы проезжали – тогда пущу. Я тут на посту, товарищ старший лейтенант! – милиционер был весьма доволен собой. Поддернул ремень автомата. – Сами знаете, что это значит.

– Ладно, все с тобой ясно, – сдался Андрей. – Как тут к вашему

райотделу быстрее проехать – или кто тебе приказы отдает?

– До райотдела двадцать минут, – младший сержант торжествовал.

Потом позволил себе милость к побежденной армии. – Можете слева

объехать, по Стахановской. Там возле магазина штабной «газон» стоит, у них спросите. Может, пропустят.

– Ну что, поехали, товарищ майор? – Андрей обернулся к машине.

– Давай, сейчас на месте выясним, – у Александра такое

повышение в звании вызвало несколько неуместную улыбку. Он переадресовал ее милиционеру. – Ну, счастливо оставаться, боец! Учись, лейтенант, как надо личный состав воспитывать!

– Обижаете, товарищ майор, мои ребята службу не хуже знают! – отъехали, развернулись. Андрей тихо переспросил: – Что, в самом деле к их штабу поедем?

– Поехали. Вот чует мое сердце, это все с нашими связано.

Предчувствия его не обманули. Возле магазина стоял не только зеленый ГАЗ-66 с тараканьими усами антенн над будкой. Чуть дальше в тени тополей вырисовывался знакомый силуэт БТРа с задранным куда-то вверх пулеметом. Под фонарем покуривали два автоматчика: каски-"сферы", серо-голубой камуфляж, у одного на бронированной спине отсвечивала золотом надпись «СОБР». Еще один тащил к штабной машине целую связку разных «стволов». Среди них блеснул красноватым лаком знакомый приклад. Фигурный, со сложным вырезом, не похожий ни на ружейный, ни на автоматный. У снайперских винтовок такие, но длинный ствол СВД из общей охапки не торчал. Значит, добрались и до тайника Натаныча. Или он сам вынул, да не вовремя. Помнится, у его «Тигра» как раз под красное дерево отделка была…

Попробовали подъехать ближе – один из курильщиков обернулся, повторил жест давешнего «гаишника». Только вместо жезла использовал короткий «калашников».

– Дай-ка опять я поговорю, – Андрей спрыгнул на асфальт, направился к СОБРовцам. О чем-то спросил, шагнул к зеленому «таракану». Оттуда выдвинулся – иначе не скажешь – милиционер в фуражке, квадратный не от бронежилета, а от перекатывающихся под камуфляжем мышц. Поговорили два офицера, дружески пожали друг другу руки. Андрей вернулся к машине, кивнул автоматчикам. Тяжело плюхнулся на сидение. Шумно выдохнул.

– А ведь он меня так и не узнал. Наше, ребята, счастье, что он меня не узнал. Зато я его теперь не забуду. Знаешь, кто этим делом командует? – Андрей повернулся, поглядел ошалевшими глазами.

– Кто-то из «чистильщиков», – спокойно ответил Александр. – У него на лацкане значок сверкнул.

– Ага, а ты знаешь, кто это?! Помнишь, ты нас с Татьяной расспрашивал про качка, который у Костика в лесу был? В ночь солнцеворота?

– Помню. «Терминатор» у него прозвище, точно?

– Точно. И работа у него подходящая. Ловит, понимаешь ли, особо опасную банду. Точнее, уже поймал. С его стороны обошлось без потерь. Через пять минут можно будет проехать.

Из проулка вырвались две бело-голубые машины, взвыли сиренами, бросили на стены домов скользящие красные и синие блики. На заднем сидении первой Александр разглядел знакомое бородатое лицо. По скуле Ильи медленно прокладывала дорожку большая темная капля, глаза были закрыты. Во второй машине между двумя серо-голубыми фигурами седым ребром блеснула запрокинутая голова Олега.

– Они? – выдавила из себя Лена. Александр кивнул – на большее сил не хватило.

– И что теперь? Что делать-то будем? – Андрей обернулся, посмотрел на Татьяну, словно спрашивал у нее совета. Девушка не ответила. Провожала взглядом яркие «мигалки».

– Теперь? Теперь будем сами как-нибудь, – Александр скрипнул зубами. Медленно отлепил руку от рубчатого корпуса «лимонки». – Хорошо хоть наших уже почти всех вывезли.

– А как же наши ребята? – бешеные глаза старшего лейтенанта словно хлестнули ведуна по лицу. – Ты что, этих… детишек, которых мы подставили… так и бросишь?

– Хорошо, что наших вывезли, – спокойно повторил Александр. – Не всех, но уже полегче. Теперь займемся молодежью. А заодно… – тяжелый взгляд, казалось, заставил качнутся на рессорах штабную будку. – Заодно и Терминаторами. И Костей. И прочей компанией, включая твоего начальника.

– Бывшего начальника, – угрюмо отозвался Андрей. – И что, сам этим займешься?

– Почему сам? Я же сказал «займемся», а не «займусь».

– Сил у нас не хватит, Саша, – Лена чуть не плакала. – Ты же говорил, что тут не просто отдельные люди, а сразу весь город… Да еще и «органы» на его стороне…

– Ничего, справимся. Подумаешь, город! А органы эти, Ленок, внутренние. Если бы голова, тогда хуже было бы. Вот Андрей не даст соврать – голова с этим какую-то свою игру ведет. Знаешь, что в этой игре для нас главное?

– Не знаю. Не играла я в такие игры. И не хочу.

– Я тоже не играл и век бы не взялся. Но раз уж влипли – самое главное теперь не быть пешкой. И вообще фигурой.

– А кем? – зло спросил Андрей.

– Игроком, товарищ старший лейтенант, только игроком. Иначе съедят.

– Думаешь, справимся?

– Куда ж мы денемся… Ладно, заводи, поехали.

«УАЗик» заворчал и двинулся мимо сигаретных огоньков. Развернулся. Помигал перед главной дорогой огоньком «поворотника» и покатил к выезду из города – туда, где под серым предрассветным небом темнел лес.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

(обратно) (обратно)

Игорь Смит Артефактор Горта

Рост

За минуту до переноса

Очередная пуля из автоматной очереди разбила каменную статуэтку, стоявшую на невысокой колонне, за которой я пытался укрыться.

«Ещё один-два моих ответных выстрела из травмата, и «коллеги» поймут, что они спокойно могут войти в галерею и добить меня», – мелькнула невесёлая мысль.

И тут моё внимание привлёк неясный свет, исходивший из основания разбитой статуэтки. Обтекая меня, свет стал быстро сгущаться, и мне показалось, будто я нахожусь в каком-то подобии водяной капли с чёткими границами.

«Интересные дела», – подумал я, наблюдая эту картину как бы со стороны. Затем свет окончательно сгустился, последовала вспышка – и темнота…

Рост

Через три часа после переноса

Пришёл я в себя в темноте и тишине. Воздух был затхлый и пыльный, на лицо явно прилипла паутина. Судя по ощущениям, я лежал на твёрдой каменной поверхности. Попробовал пошевелиться, тело привычно отозвалось. Так, с темнотой надо что-то делать. Осторожно встал в полный рост. Достал из кармана зажигалку и отвёл руку в сторону. Слабый свет разогнал тьму. Поводив рукой с зажигалкой перед собой, я увидел каменные стены и свод. Зажигалка нагрелась, и я, немного обжёгшись, потушил её. На стенах вдруг стали разгораться светлые шары из материала, похожего на стекло. Быстро увеличив яркость, они осветили всё помещение.

Таких светильников было много, они располагались на равных расстояниях друг от друга, и теперь я мог рассмотреть помещение, где очнулся. «Похоже, приплыл…» – уныло подумал я, разглядывая довольно обширное помещение без дверей и окон, одновременно похожее на заваленный старыми вещами подвал и заброшенную лабораторию. Посреди помещения находился ряд массивных столов из почерневшего дерева, уставленных массивными колбами, разнокалиберными мензурками и непонятными предметами, у дальней стены отдельно стоял ещё один стол, стена рядом с ним была скрыта полками. Всё это добро покрывал толстый слой пыли, в углах и на светильниках висели лохмотья паутины. Место, где я пришёл в себя, оказалось каменной четырёхугольной площадкой, немного приподнятой над полом, по углам которой стояли невысокие металлические бруски.

Сделав шаг в сторону ближайшего бруска, чтобы лучше его рассмотреть, я вздрогнул от неожиданно прозвучавших прямо в голове слов:

«Как это «приплыл»? Вода не обнаружена, средства передвижения не обнаружено, одежда сухая. Лаборатория загерметизирована… Перенос прошёл стабильно, жизнедеятельность организма в пределах нормы, нервное возбуждение локализировано… Вы кто?»

«Капец…» Судя по полному запустению вокруг меня, я уже сам с собой разговариваю… Потрогал лоб, помахал перед собой руками – и с координацией, и с температурой вроде всё нормально. Да ладно, напомнил себе, психи тоже думают, что с ними всё нормально.

«Молодой человек, вы долго руками махать будете и голову ощупывать?» – Голос в голове не унялся.

– Я – Олег… – выдавил я из себя.

«Понятно. О'Лег. Знаю этот род. А имя ваше?»

– Зовут меня так, а фамилия Рост. А как же имя моего воспалённого мозга?

«Как вы зовёте ваш мозг, я не знаю – прошу заметить, следов его воспаления не обнаружено и при повторном сканировании, – а говорит с вами О'Нос – Хранитель лаборатории магов-артефакторов Свободных территорий. Хочу обратить ваше внимание, молодой человек, что для ученика вы слишком вольно себя ведёте».

– Товарищ Относ, а вы где вообще и как со мной разговариваете?

«Не Относ, а О'Нос, и разговариваю по мыслесвязи, пребываю на месте Хранителя – обратите внимание на стол преподавателя возле книжных полок».

Я медленно подошёл к упомянутому столу, на котором стал разгораться ровным светом шар на невысокой массивной металлической подставке, и обошёл его вокруг. Мощные тумбы, казалось, были из цельного тёмного дерева, никаких следов дверок и замков, ровная поверхность столешницы, укрытая толстым слоем пыли. На ближнем ко мне углу разместился, похоже, глобус? Сдув пыль, я прокашлялся и поражённо на него уставился.

«Нет, пора мне очнуться: с Относом пообщался, наглобус He-Земли посмотрел, пылью подышал… Контузило, видно, меня сильно, и лежу себе в палате, весь обмотанный белыми бинтами, а сиделка бегает ищет беруши, чтобы не слышать мой бред», – подумал я, осматривая глобус.

А посмотреть было на что: на синем фоне океанов резкими линиями и непривычной формой выделялись очертания четырёх незнакомых материков.

«Так, О'Лег, повторяю ещё раз: меня зовут Хранитель О'Нос. Теперь положите обе руки на сферу Горта. Да не на осветитель! Ну, на глобус. Так, что вы чувствуете? Тепло? Кхм… Представьте себе, что вы положили руки на голову человека и своим теплом пытаетесь согреть его холодную кожу. Какого лысого? А, лысую голову, ну пусть лысую, давайте, напрягитесь. Да, получается… Как горячо? Терпите… Всё, достаточно…»

Я отскочил от стола, дуя на обожжённые ладони. С лёгким щелчком рядом со мной появился ритмично пульсирующий шарик света. Он стал увеличиваться в размерах, пока не перетёк в форму человека. Вспышки света с каждой пульсацией становились всё ярче и напоминали фотовспышку, в конце концов, пульсация стала нестерпимо яркой, и я, прикрыв глаза, отвернулся. Через мгновение буйство света внезапно прекратилось. Повернувшись, я увидел среднего роста мужчину неопределённого возраста. Ничем не примечательная одежда: просторные брюки серого цвета, рубашка свободного покроя, абсолютно лысая голова, на бледном волевом лице выделялись ярко-зелёные чуть раскосые глаза. Тонкие губы мужчины тронула ироничная усмешка.

– Присаживайся, Рост. – Взмахом руки Хранитель указал на формирующееся прямо из воздуха кресло слева от меня.

Я скосил глаза и зачарованно смотрел, как из пола волнообразно вырос матовый каркас кресла, на сиденье и спинке с очередной волной проклюнулись пружины, которые затем покрылись волокнистым материалом. Следующая волна изменений накрыла каркас тёмным, похожим на кожу материалом. Позади Хранителя таким же образом сформировалось ещё одно кресло.

Мысленно схватившись за голову, я осторожно опустился в кресло. Плавно перетекая материалом, кресло приняло более комфортную структуру, подстраиваясь под меня.

– Пока я введу тебя в курс дела, – произнёс Хранитель, усаживаясь в своё кресло, – помощники наведут здесь порядок.

С лёгким щелчком отъехали в сторону стенки тумб стола, из глубоких ниш на свет появились две пятерки… тараканов? Гораздо крупнее привычных мне земных квартирных прусаков – спутников человечества, чёрного цвета, с тремя суставчатыми лапками с каждой стороны туловища и двумя подвижными отростками-антеннами спереди. Два отряда тараканов-переростков споро обтекли незримый круг, в котором стояли наши кресла, и, быстро перебирая лапками, унеслись в дальнюю часть лаборатории.

– Итак, предупреждая твои вопросы, расскажу о нашем мире. – Хранитель повозился в кресле, устраиваясь поудобнее, и продолжил: – То, что ты видишь, – лаборатория, она же учебный центр одного из закрытых комплексов магических исследований. Несколько таких комплексов были созданы после начала войны империи Ном против нас, магов Свободных территорий. Я, маг-артефактор О'Нос, погиб в первые дни войны, когда приграничный замок, в котором я находился для обновления магического заряда охранных артефактов, был полностью уничтожен внезапным ударом магов империи Ном. Благодаря тому, что замок находился на пересечении линий Силы, я смог удержать свой дух в умирающем теле до прибытия первого отряда Стражи Свободных территорий. К сожалению, маг, который прибыл вместе с отрядом, не владел должной квалификацией по переносу душ. Восстановить мою память в полном объёме не удалось, большая часть моих личных воспоминаний и знаний была утрачена. После того как отряд Стражи был практически полностью уничтожен, уцелевший маг передал хран с моим духом главе нашей Гильдии магов-артефакторов. Когда стало ясно, что утраты моего духа не позволят полностью восстановить мою личность, хран был передан магу Лордану для формирования на основе моего духа Хранителя лаборатории магов-артефакторов, которая была спешно развёрнута для создания новых магических артефактов и обучения магов. По сути, тот вид, в котором ты сейчас меня видишь, – это результат успешного эксперимента по созданию Хранителей лаборатории. В течение войны из-за постоянных потерь магов для обучения стало не хватать. Поэтому в этой и нескольких других лабораториях живые наставники-маги были заменены Хранителями, которые следили за безопасностью лабораторий и занимались обучением новых магов. Все прочие Хранители были созданы путём копирования моей личности-духа, вместе с тем, исходя из разной направленности, каждому Хранителю были переданы знания магов иной специализации. Маг Лордан, гений в своём роде, который занимался созданием Хранителей, не учёл, что все они – это базовая копия моей исходной личности. Благодаря этому все Хранители оказались связаны единой сетью магической связи. Но об этом мы узнали уже после окончания войны. Судя по тому, что все другие лаборатории покинуты магами Свободных территорий, война закончилась не в нашу пользу. – Хранитель с хмурым выражением лица передёрнул плечами.

– Как давно это произошло? – воспользовавшись паузой, спросил я.

– По вашему летосчислению, около двухсот лет назад. Ты, кстати, не удивляйся. Пока ты после переноса лежал на портале, я просканировал твою память. Поэтому мы с тобой спокойно общаемся на твоём языке. Множество известных тебе понятий я позаимствовал из твоей памяти. И сразу скажу: ты будешь моим учеником, магических способностей у тебя достаточно, – продолжил Хранитель.

– Но, позвольте, уважаемый товарищ О'Нос (я усмехнулся, мысленно представив удлинившийся нос Хранителя), а если я имею другое мнение? Честно говоря, ваша история познавательна и многогранна, только где я – а где вы со своей войной…

– Послушай, Рост, – Хранитель медленно повернулся в профиль, и я увидел-таки увеличивающийся нос мага, впрочем быстро уменьшившийся до приемлемых размеров, – сейчас не время для шуток. У тебя просто нет другого варианта. Портал, которым ты был сюда перенесён, – односторонний. Попасть на поверхность, а мы находимся глубоко под землёй, самостоятельно ты не сможешь, да и не выживешь при этом. Не перебивай меня, мы к этому и к тебе ещё вернёмся. Так вот, после того, как последний маг покинул мою лабораторию, я заблокировал все входы в комплекс. Сумев разобраться и настроить связь сначала с Хранителем лаборатории огненных магов, я постепенно связался со всеми остальными. Картина везде одинаковая: практически в одно и то же время все маги покинули свои комплексы, оставив инструкции охранять лаборатории и принимать новых учеников. За последующую неделю в лаборатории прибыл только один ученик. После него никто из магов Свободных территорий не выходил на связь. Как сообщил ученик, все наши маги были собраны возле главного Источника Силы Свободных территорий с целью нанесения удара по столице империи Ром. Видимо, удар был неудачный… Как нам известно, на следующий день после прибытия ученика Свободные территории потряс колоссальный магический удар, были ли выжившие – нам не известно. Магические возмущения длились несколько десятков лет, судя по всему, поверхность и сейчас крайне небезопасна. Но, как у вас говорят, нет худа без добра. Связь Хранителей между собой дала в конце концов интересный результат. Мы фактически объединили свои знания и возможности, образовался некий искусственный разум, центром которого являюсь я, как исходная личность-дух всех Хранителей. Нельзя сказать, что это произошло безболезненно, – усмехнулся О'Нос, – ведь все Хранители кроме копии моей личности-духа несли в себе ещё и копии личностей-духов других магов, которые они получили вместе с их знаниями. Я, как базовая личность, оказался сильнее, и все остальные подчинились мне. Время, пока на поверхности бушевали магические бури, не было потрачено нами впустую. С использованием знаний других Хранителей я смог усовершенствовать значительное количество магических плетений. Фактически это удалось благодаря тому, что я стал в теории универсальным магом, чего магам Свободных территорий так и не удалось достичь. До этого считалось, что быть универсальным магом невозможно, так как все известные маги Горта были инициированы только по одному – максимум двум видам магических возможностей. К сожалению, большинство моих достижений так и осталось в теории, так как мои возможности оперировать Силой были ограничены помещениями лабораторий, охранными големами и лабораторными помощниками-тараканами, которых ты видел.

– Хранитель, а как же ученик, который смог попасть в лабораторию? Почему вы не использовали его? – Наконец я смог задать один из многих мучивших меня вопросов.

– С ним меня постигла неудача – он умер, – ответил О'Нос.

«Просто царство мёртвых и искин – король без подданных», – подумалось мне.

– Рост, не забывай, что я читаю твои мысли, – хмыкнул Хранитель, – но ты прав. Без возможности подзарядки магических артефактов, на основе которых созданы Хранители, мы смогли продержаться около восьмидесяти лет. Нас элементарно некому было зарядить. Могли продержаться и больше, но через некоторое время после войны во входы комплексов стали проникать чудовищные создания, порождённые магическими бурями. Затраты Силы на поддержание охранных периметров и боевых големов стали слишком велики. Постепенно большинство Хранителей исчерпали свои резервы Силы и поддерживать охранные плетения и големов больше не могли. В некоторых комплексах контроль за входами был утрачен. Поэтому я приказал отвести големов на охрану лабораторий. Когда стало ясно, что мы более не сможем удерживать и лаборатории, я распорядился применить к ним всем коконы подпространства и всю оставшуюся Силу использовать только на поддержание плетений нетленности. С этого момента связь между лабораториями пропала. Вместе с ней я утратил и возможность пользоваться знаниями других Хранителей, однако, когда это стало ясно, я сумел скопировать себе основные базовые знания по различным видам магического искусства.

– Хранитель, можно ещё вопрос? – Я воспользовался небольшой паузой. Получив кивок О'Носа, спросил: – Если все лаборатории были законсервированы, если я правильно понял, с использованием коконов подпространства, то каким образом я смог попасть сюда?

– Дело в том, что ещё магом Лорданом была выдвинута теория о множестве реальностей. Портал, который ты видишь сзади себя и которым ты был перенесён в мир Горта, является единственным известным мне действующим прототипом.

«Н-да, вот попал так попал», – подумал я.

– Портал был создан приблизительно в одно и то же время со мной как Хранителем. Сначала Лордан отправил с его помощью несколько добровольцев с амулетами возврата. Так как никто из них не вернулся, он предположил, что портал не пропускает живую материю, то есть добровольцы погибли. После этого с помощью портала были отправлены ещё несколько десятков амулетов возврата, но ни один из них так и не был активирован. Тогда опыты с порталом были прекращены. На фоне войны магам стало не до этого. Опыты с порталом продолжил уже я, когда стало ясно, что никто из магов не вернётся с поверхности. С помощью объединённых знаний Хранителей я исследовал плетение пространственного прокола, которое использовал маг Лордан при создании портала. Как и предположил сам маг, портал мог перенести в другое измерение только неживой материал, то есть амулеты возврата были перенесены успешно. Я смог усовершенствовать портал так, что, в теории, он должен был перенести в обратном направлении при его активации живое существо. То есть в другое измерение мы можем отправить только амулеты возврата, а обратно только живое существо при условии, что оно сможет активировать сам амулет. Перед полной консервацией этой лаборатории я настроил этот портал на приём, так сказать, оставил последнюю надежду магам Свободных территорий на возрождение. Активация портала активировала и меня.

– Значит, статуэтка, которую разбила пуля в моём мире, была тем самым амулетом возврата?

– Именно так. Видимо, ты передал ей достаточно магической Силы, чтобы амулет смог сработать и открыть пространственный переход для тебя.

– А как же моя одежда, зажигалка, которую я использовал после переноса?

– Сам проверь, – усмехнулся Хранитель.

Опустив глаза, я увидел, как моя одежда моргнула и изменила свою форму и цвет. Теперь я сидел в некоем подобии кожаных штанов, кожаной безрукавке и мягких полусапожках. Карманов как таковых не было, так что попытки найти зажигалку я даже не стал делать.

– Твоя одежда – это иллюзия. Свет от зажигалки, который я транслировал тебе в мозг, позволил мне довести тебя до сферы Горта. Когда ты наложил руки на неё, я смог заполнить свой магический запас и активировать все доступные мне функции.

– Да, О'Нос, сделали вы мне беременную голову. А мой магический запас?

– А твой запас сейчас пуст. Не переживай, он постепенно наполнится, все лаборатории размещены в местах пересечения линий Силы, и эта – не исключение.

– И какие планы в отношении меня?

Хранитель пристально посмотрел на меня:

– Ты, Рост, сейчас последняя надежда магов Свободных территорий на возрождение. Без твоей помощи и доброй воли я не смогу восстановить магические резервы других Хранителей. А без их знаний и возможностей у меня нет шансов доработать портал, чтобы вернуть тебя в твой мир.

Я задумчиво посмотрел на свою одежду, на Хранителя, перевёл взгляд на портал. «Ну конечно, спаситель мира и т. д. А что, если Хранитель не совсем, скажем так, искренен со мной? Что, если портал благополучно работает и я могу в любое время вернуться обратно? Носатый в любом случае уже прочитал мои мысли…» Я перевёл взгляд на безмятежного Хранителя, который устремил свой взор на сферу Горта. Неторопливо поднявшись, я подошёл к порталу, наклонился к одному из четырёх металлических брусков, испещрённому волнистыми рисунками неизвестных мне рун. Осторожно провёл по ним рукой. Никаких ощущений… Вышел в центр каменной площадки, закрыл глаза, напрягся… Попрыгал, прилёг, полежал… О'Нос.

– Ты наш первый и единственный шанс за последние двести лет!

– Хорошо, что надо делать? – устало произнёс я.

– Для начала подождём, пока ты восстановишь свой магический резерв. Потом я пересажу тебе феррон – это магический материал, из которого созданы храны для душ. – Хранитель сделал несколько движений рукой, а когда остановился, то над его ладонью появился кусочек чёрного материала размером с небольшую маслину. – В феррон будет скопирована моя личность-дух, что позволит тебе использовать магические плетения и Силу. Тебе станут доступны мои знания, а когда мы активируем других Хранителей, то и их знания и возможности. Кроме того, пересадив тебе копию моей личности, мы сможем беспрепятственно общаться на любом удалении, когда ты покинешь лабораторию. Сейчас ты используешь всего лишь незначительную часть своего мозга, а с помощью феррона твой мозг постепенно задействует все свои ресурсы. Даже я до конца не знаю все последствия пересадки тебе феррона, могу только сказать, что без этого мы не обойдёмся.

– Сделаете из меня киборга, однако… Неужели нет другого варианта овладеть магическими знаниями, дыхательные упражнения там какие-нибудь, гимнастика и йога?.. Эта ваша личность-дух матрицу мне не перепрошьёт? – Что-то не очень мне хотелось запускать в свой перспективный организм чужеродные элементы.

– Другого варианта нет. Без инициации твоих магических способностей осмысленно управлять Силой ты не сможешь. В лаборатории без еды я не смогу долго поддерживать твой организм магической Силой. Маной сыт не будешь. – Хранитель улыбнулся, как акула в расцвете сил. – И ещё много «но» и «поэтому», из-за которых ты не сможешь и шагу сделать даже к выходу из комплекса.

Рост

За шесть часов до переноса

Утро началось как обычное утро понедельника. Нащупав мобильник, переставил будильник на звонок через десять минут. Полежал, отходя от сна, и, уже окончательно выключив вновь сработавший будильник, уныло поплёлся бриться-умываться. Хлебнул горячего кофе, проверил, выключен ли газ и отключён ли утюг, захлопнул за собой дверь и поехал на работу. Вдоволь насладившись всеми прелестями поездки в маршрутке, надышавшись свежим амбре перегара от помятого после вчерашнего отдыха пассажира, без десяти десять прибыл в офис. Традиционно сделав себе полкружки «рабочего» кофе, отправился в курилку послушать о вчерашних событиях в городе. Ничего необычного вчера не произошло. Валера с товарищем в очередной раз совершил вояж по ночным клубам, подробностями которого не преминул поделиться. Согласившись с ним, что, мол, «девушки пошли сейчас не те… я девушка порядочная, поэтому дорогая… и так далее», запивая сигаретный дым крепким кофе, прослушал животрепещущую историю Сани, что у него дома скалярии слопали мальков гуппи. Наши рекомендации по созданию в аквариуме охраняемой зоны для мальков гуппи были прерваны звонком зама, который вызывал меня к себе через пять минут.

Захватив на всякий случай блокнот с ручкой, через четыре минуты постучался в кабинет зама.

– Войдите.

– Вызывали, Сергей Николаевич?

Сергей Николаевич Реутов, наш бессменный заместитель начальника отдела уже на протяжении пяти лет, отложив в сторону какой-то документ, указал мне на стул напротив него. Пока я усаживался, придвинул себе свой блокнот, что-то почеркал в нём и только тогда обратился ко мне:

– Олег, через час выезжаешь с группой на мероприятие. Указание самого… – Зам указал пальцем в потолок. – Действуете по стандартной схеме. Вот данные и адрес заказчика. – Реутов передал мне исписанный мелким почерком лист бумаги. – Он сам будет вас встречать.

Когда разобрал фамилию заказчика, я сделал круглые глаза и поднял вопросительный взгляд на зама.

– Да, известная в городе личность, правая рука мэра, меценат и коллекционер, – кивнул зам. – Вчера вечером в Интернете появилась статья, содержащая, по мнению заказчика, данные, которые без использования техники у него «позаимствовать» не могли. Кроме этого, у заказчика серьёзные политические и бизнес-разногласия с несколькими влиятельными группировками в городе. Возьмёте на всякий случай машину наружки, экипаж Леонова – я его предупредил. Что-то не очень хорошие у меня предчувствия. Олег, будьте поаккуратней, да «прощупай» охрану, опроси по поводу визитов в последнее время сотрудников Горгаза, Зелентреста и так далее на объект. Жучки могли попасть на территорию и с посторонними. Короче, сам знаешь, что делать. Будут новости – звони, – закончил Реутов и кивком дал мне понять, что я свободен.

«Заказ как заказ. Не часто, конечно, такого уровня, но ребята свою работу знают, если что-то стоит, найдём», – решил я и отправился раздавать группе ЦУ.

Пока ребята загружали своё оборудование в нашу «газель», заскочил в кабинет и кинул в наплечную кобуру свой травмат, «Форт-14», он же – устройство для отстрела резиновых пуль. Что-то беспокойство Реутова передалось и мне. Услышав адрес заказчика, наш водила Петя удивлённо хмыкнул, завёл машину, и «газель», мягко шурша колесами, выехала из дворика фирмы. Я достал из бардачка рацию и вышел на связь с Леоновым:

– Фёдор, привет. Это Рост. Мы выехали, что там у вас?

Через пару секунд Леонов ответил:

– Мы на месте, всё тихо. Заказчик десять минут назад прибыл с охраной на точку. На стоянке возле офиса бизнес-центра стоит пара подозрительных машин, сейчас мой человек их осмотрит.

– Остаюсь на связи, будем минут через пятнадцать.

Оставив рацию на приёме, я положил её на торпеду. Мы ехали в район города, который стал за последние несколько лет экономическим центром региона. Насколько я знал, заказчик, пользуясь своими связями на самых верхах, выкупил лет десять назад практически весь квартал. Раньше там были расположены несколько длинных двух– и трёхэтажных зданий, которые были простроены ещё до революции. Не знаю, правда это или нет, но мой товарищ утверждал, что до революции в них располагались несколько вполне официальных публичных домов. Я ему верил: планировка зданий и их расположение в районе между историческим центром города и крупным морским портом вполне соответствовали истине. Пара домов, жильцы которых отказывались продавать свои квартиры заказчику, как бывает, сгорели. По результатам экспертизы пожарные установили, что один сгорел из-за короткого замыкания, второй подожгли бычками бомжи. Вот ведь растяпы! А то, что два дома сгорели с небольшими промежутками во времени и в последующем их выкупил один человек, никого не волновало. Упорные жильцы сгоревших домов, отказывающиеся продавать свои квартиры за полцены, получили в итоге вообще копейки и в буквальном смысле слова были выброшены на улицу. То, что заказчик начинал строить свою империю ещё в лихие девяностые, ни для кого не было секретом. И то, что сейчас он находится в верхушке городской и региональной власти, сакральной чистоты ему не добавляло. Перманентная борьба за бизнес и власть, конечно, не достигала уровня боевых действий девяностых, но время от времени выплёскивалась на улицы в виде быстротечных перестрелок и подорванных машин.

Сегодня в этом районе высились безмолвными памятниками деньгам несколько элитных домов и жемчужина квартала – многоэтажный бизнес-центр, который также является собственностью нашего заказчика. На первом этаже были расположены несколько банковских отделений, на втором – офисы различных компаний, принадлежащих заказчику. Третий этаж целиком был отдан под экспозицию исторических ценностей, которыми, как не сложно догадаться, также владел наш заказчик, известный в стране коллекционер и антиквар. Этажи выше сдавались в аренду под офисы различным фирмам и компаниям, которых привлекало удачное расположение бизнес-центра.

Как сказал Реутов, я знал, что нам предстоит делать. Ничего необычного. Я должен опросить сотрудников заказчика, которые потенциально могли иметь доступ к информации, утечка которой проявилась в Интернете, в случае необходимости использовать наш штатный «детектор лжи». Ребята из моей группы должны проверить помещения и компьютеры центрального офиса заказчика с целью обнаружения «закладок» и жучков. В моих планах ещё было скопировать, в случае разрешения заказчика, архив видеонаблюдения (камерами которого было утыкано всё здание) для последующего вдумчивого просмотра специалистами нашей компании.

Но в реальности всё прошло не так…

Щёлкнула рация.

– Олег, это Леонов. Машины чистые. Подъезжайте к чёрному входу, мой человек вас встретит. Я с экипажем остаюсь наблюдать за центральным входом.

– О'кей, принял, через пять минут будем.

Когда мы подъехали через невзрачный переулочек к чёрному входу бизнес-центра, сотрудник Леонова уже ждал нас. После того как он представил меня начальнику охраны, я, захватив рацию, поднялся вместе с последним представиться заказчику, а ребята остались разгружать нашу технику.

Пройдя через огромную приёмную, в которой кроме миловидной секретарши был представлен дежурный бодигард, я попал в кабинет к нашему меценату.

– Олег Рост, руководитель группы технической безопасности компании «Безопасность – Юг», – представился я заказчику.

Рядом безмолвно с подобострастным лицом замер начальник охраны.

– Меня, я так понял, вы узнали. Поэтому перейдём сразу к делу, – сказал собеседник, вытирая белоснежным платком блестевшее от пота полное лицо с бегающими глазками. – Все необходимые распоряжения я отдал, вам будет оказано максимальное содействие. Николай Степанович, – он махнул рукой в сторону начальника охраны, – проконтролирует. У него получите списки моих сотрудников, которые могли знать о событиях, выложенных вчера в Интернет. – Заказчик с раздражением посмотрел на начальника охраны, который делал вид, что его нет, и продолжил: – Офис в распоряжении ваших коллег, кабинет для опроса будет выделен. Что ещё вам необходимо?

– Мне бы хотелось скопировать архив видеонаблюдения, чтобы его обработали наши сотрудники. Возможно, кто-то из ваших посетителей пронёс на территорию…

– Об этом не может быть и речи, – перебил меня заказчик. – Слишком много уважаемых людей посещают бизнес-центр, и если ещё и плёнки попадут в Интернет… – Заказчик не закончил, сделал кислое выражение лица и снова промокнул лоб платком.

– Как скажете, но без этого картина будет неполной.

– Вы, уважаемый, делайте своё дело, за которое я плачу. Остальное вас не касается.

– Хорошо, – сказал я, не выражая никаких эмоций.

Уж что-что, а эти толстосумы никогда не понимают, что не бывает полного результата от обрезанных мероприятий. Что хочет, то получит. Чего-то он явно недоговаривает, вон нервничает как, хотя с такими габаритами его явно одолевает гипертония. Да и вся эта возня вокруг заказчика на самом пике очередной предвыборной гонки мне абсолютно не нравится.

Выйдя из кабинета вместе с начальником охраны, я обратился к нему:

– Николай Степанович, может, вы немного расскажете об обстановке, чтобы легче было работать?

– Обстановка как обстановка, – хмыкнул начальник охраны. – И давай, Олег, будем на «ты». Шеф в свои дела никого не посвящает, есть несколько порученцев, которые взаимодействуют напрямую с ним и по которым мне запрещено работать. На технике противодействия он сэкономил, за что и получил: как говорится, скупой платит дважды. Я работаю здесь седьмой месяц, сразу, как устроился, дал предложения по оборудованию и мерам, которые необходимо было предпринять. Почти на всё получил отказ. Думаю в конце месяца увольняться. Работа собачья, шеф больше охрану и меня за антураж держит. Для личной охраны у него есть собственная бригада, меня к ней не допускают. Заметь, вооружены настоящим огнестрелом и документы оформлены как у сотрудников госохраны. Что по ситуации – напряг с выборами наверняка известен. – Дождавшись моего согласного кивка, Николай продолжил: – Кроме того, несколько дней назад какие-то скользкие личности доставили под охраной шефу какой-то ценный груз. Сейчас он закрыт в хранилище на третьем этаже, ну, там, где экспозиция. – Он криво усмехнулся. – Это настоящий сейф с бронированными стенами и отдельной сигнализацией. У входа постоянно дежурит один из личных людей шефа. Вот после этого и активизировались попытки его конкурентов проникнуть в офис. Мыслю так: груз может быть связан с компроматом на конкурентов. Шеф на завтра пригласил – конечно, не лично, а через представителя одной из общественных организаций – журналистов ведущих местных и центральных СМИ на пресс-конференцию. Как подсказывает моя практика, все эти конференции обычно связаны с выбросом очередной партии компромата… Такие вот дела.

– Весело у вас. Ладно, давай список сотрудников и человека, который организует мне их вызов по очереди на беседу.

Николай, открыв своим ключом один из кабинетов на втором этаже, пригласил вёрткого паренька по имени Петя, вручил ему и мне по копии списка сотрудников и отправился по своим делам, вызвав ещё одного охранника для сопровождения моих ребят, которые уже поднялись с оборудованием в офис. Проконтролировав, что группа начала свою работу с приёмной, и попросив Петю пригласить первого сотрудника, я подошёл к окну выделенного мне кабинета, чтобы немного собраться с мыслями перед предстоящей работой.

Итак, что мы имеем? А имеем заказчика, который находится как в политическом, так и в экономическом клинче с известными в городе группировками. Если вчерашняя утечка в Интернет связана с доставкой неизвестного груза в офис заказчика, то налицо попытка очернить источник компромата. Если груз – компромат. Если источник утечки – в офисе. Если он технический. Нет, так я ни к чему не приду. Ладно, начну общаться и восстанавливать по разговорам описание нескольких последних дней, там и решу, в каком направлении копать дальше.

Мои размышления были прерваны щелчком рации.

– Олег, это Леонов. К центральному входу подъехали два затонированных микроавтобуса. Вот блин! Выгружаются люди в масках с автоматами… Есть пара гранатомётов! Уходите!

– Какие на фиг гранатомёты в центре города?

– Капец… – донёсся голос Леонова и одновременно звон разбитых стёкол и грохот близкого разрыва.

Успев отвернуться буквально в последнюю секунду, я был отброшен ударной волной в центр кабинета. Отряхнув голову от осколков стекла, я обернулся к окну, за которым рассеивались облака дыма. С улицы донёсся треск автоматных очередей. «Профессионально лупят, по два-три патрона», – пронеслось в голове. Вспомнив наставления нашего инструктора по боевой подготовке ещё по конторе: «При боевых действиях в условиях города старайтесь избежать блокировки в ограниченном пространстве, по максимуму перемещайтесь, стараясь занять выгодные позиции…», я, пригнувшись, выхватил из наплечной кобуры свой «форт», передёрнул затвор и вышел из кабинета в коридор. Рация молчала. Сделав пару попыток связаться с Леоновым, я пошёл к приёмной, в которой сейчас работали мои ребята. Столкнувшись с парой сотрудников офиса, пребывавших в слегка заторможенном состоянии, я отправил их к чёрному входу. Мимо, крикнув мне что-то вроде «Теракт, в сторону!», в направлении лестницы на главный вход протопали трое мужчин с беджиками сотрудников охраны. Судя по приглушённому звуку выстрелов, нападавшие переместились на первый этаж. Дойдя до приёмной, с ходу распахнул дверь и скомандовал своим ребятам, уже деловито подтаскивавшим офисный шкаф к окну:

– Всё бросили, уходим к лестнице чёрного входа.

– Олег, а оборудование? – выдал один из них.

– Всё оставьте, быстро на выход, – в нетерпении бросил я, сделав красноречивый жест рукой.

Возле двери в кабинет заказчика замер в бронежилете с пистолетом в руке один из бодигардов, прижимая свободную руку к уху с гарнитурой рации. В этот момент из кабинета высунулся второй бодигард, также вооружённый пистолетом, и, получив короткую команду от первого, двинулся в коридор. Вслед за ним появился сам заказчик, закутанный в небывалого размера чёрный бронежилет, надетый прямо поверх бирюзового цвета рубашки. На его красном лице царило паническое выражение. Более не задерживаясь в приёмной, я выскочил в коридор за своими коллегами. На фоне нарастающей стрельбы с первого этажа в коридоре разгорался хаос от бесцельно мечущихся людей и хлопанья дверей. Откуда-то отчётливо потянуло дымом. Вслед за грохотом нового разрыва гранаты, потрясшего здание, с лестничной клетки к центральному входу выплеснулась очередная порция стекла и бетона. Трое из людей, рвавшихся к лестнице, были мгновенно прошиты разнокалиберными осколками и безвольными куклами отброшены ударной волной обратно на площадку перед лестницей. Подталкивая своего замешкавшегося коллегу в спину в сторону лестницы чёрного входа, я услышал нарастающий треск стрельбы. «Зачищают первый этаж, значит, скоро появятся на лестнице», – промелькнула мысль.

– Быстрее, быстрее! – крикнул я своим ребятам.

Сзади, прикрываемый со спины бодигардами, пыхтел заказчик.

Выстрелы раздались уже на лестничной клетке. Наша группа быстро приближалась к нужному повороту на противоположную лестницу. Полуобернувшись, я, как в замедленной съёмке, увидел вылетающий из дыма на противоположном конце коридора кругляш ручной гранаты. Толкнув своего коллегу, который бежал чуть впереди меня в сторону поворота, я рывком метнулся за большой бак с питьевой водой, стоявший в конце коридора. Граната разорвалась, не коснувшись пола, посреди мечущихся по коридору людей. Противно взвизгнуло возле левого уха, ощутимый рывок за левое плечо – и меня развернуло спиной к стене за баком с водой. На мгновение скосив глаза, я понял, что осколок всего лишь вырвал из плеча пиджака клок материала, не ранив меня. Заказчик, залитый кровью, барахтался посреди коридора под накрывшими его телами бодигардов. Один из пистолетов бодигардов отбросило к баку. Подхватив его с пола и слегка оглушённый близким разрывом, я рывком поднялся и метнулся за поворот коридора. Сзади простучала автоматная очередь. Пули с резким хлопком пробили картину, висящую на стене. «Всё, накрылся заказчик», – с каким-то безразличием подумалось мне.

Ребята уже начали спускаться по лестнице, ошалело глядя перед собой. Я метнулся к лестнице, догоняя ребят. Один из них уже достиг выхода и взялся за ручку металлопластиковой двери чёрного входа, когда снаружи раздались автоматные очереди и несколько пуль прошили его насквозь. Перепрыгивая через ступеньки, я достиг промежуточного лестничного пролёта и, увидев, как мой товарищ опускается на кафель, а входная дверь плавно открывается, вскинул руку и сделал в расширяющуюся щель дверного проёма три выстрела из «форта». Резким взмахом руки указал всем оставшимся наверх, на третий этаж, и, резко развернувшись, показал пример ускоренного подъёма по лестнице. Поравнявшись с коридором второго этажа, я отступил в сторону, пропуская своих товарищей, а сам опустился на колено и вытянул руку с пистолетом в сторону коридора, из которого мы вырвались буквально минуту назад.

Стрельба в нём прекратилась: видимо, нападавшие решили, что мы отступили на первый этаж. Когда последний из нашей группы проскочил мимо меня, из-за поворота в коридор высунулось чьё-то лицо в маске. Сделав, как мне показалось, два выстрела прямо в его расширяющиеся от испуга глаза, я побежал наверх. Сзади раздался полный боли нечеловеческий вопль, который был перекрыт несколькими автоматными очередями. Пули взвизгнули над моей головой и с треском вонзились в металлопластиковую раму окна с торчащими зубьями стекла.

Проскочив последний пролёт, мы выскочили к входу в галерею. Проход был перегорожен охранниками хранилища импровизированной баррикадой из офисных столов и стульев. Сзади уже раздавался топот ног по лестнице, поэтому, не теряя времени, мы быстро перебрались через баррикаду, по-быстрому обменявшись с двумя залёгшими здесь охранниками информацией о приближении нападавших и о судьбе их шефа. За матово блестевшим металлом хранилища располагались многочисленные стеклянные стеллажи с разными изделиями из камня и бронзы, между ними на специальных колоннах высились статуэтки античных богов и каменных изваяний. Не успевая добраться до противоположной двери, мы заняли ближайшие укрытия. Я едва успел заскочить за колонну с каменной статуэткой, как на входе в галерею застучали выстрелы из автоматов. В ответ охранники сделали несколько выстрелов из пистолетов – и тут им прилетело.

«Писец», – констатировал я, глядя, как очередная граната приземляется среди столов баррикады, и вжимаясь всем телом в колонну. Взрыв гранаты разметал обломки мебели и изломанные тела охранников, вслед за ним несколько автоматных очередей прошили стекла выставочных стеллажей, осыпая осколками калёного стекла спрятавшиеся за ними фигурки людей. Кто-то громко вскрикнул от боли. Опершись рукой на подножие статуэтки, я сделал несколько выстрелов в направлении выхода из галереи, намереваясь хоть немного задержать нападавших.

«Судя по тому, как они легко используют гранаты, времени на аккуратное вскрытие хранилища терять не будут. Будут подрывать. Дёшево и сердито. Но перед этим зачистят от нас галерею. Вот и всё, стрельба из резинострела задержит их ещё минуту, а потом прилетит опять – и каюк…» – перезаряжая «форт», подумал я.

Очередная пуля из автоматной очереди от входа в галерею разбила каменную статуэтку, стоявшую на невысокой колонне, за которой я пытался укрыться…

Рост

Через двое суток после переноса

Двое суток прошло в обсуждении истории Горта, известной Хранителю. Из четырёх материков, которые я видел на сфере Горта, хорошо исследованным оказался только один, тот, на котором мы сейчас и находились. Как сказал О'Нос, торговцами неоднократно делались попытки достигнуть других материков, но никто из них не вернулся. Самые же искусные маги также пытались, используя телепортацию, перенестись через океан на ближайший материк. Но, по утверждению Хранителя, опять же ни одна попытка не увенчалась успехом. Территория других материков была закрыта чем-то вроде магических щитов, которые не позволяли магам перенестись по известным координатам. Эти координаты были указаны на сферах Горта, которые попали в руки магов Свободных территорий после вскрытия древнего кургана. Несмотря на то что сферы выглядели достаточно просто, на них были нанесены неизвестные ранее материки, кроме этого, сферы ощутимо «фонили» магической Силой. Они практически не поддавались никакому влиянию, ни магическому, ни физическому. Исследуя их, маги ценой неимоверных усилий и затрат магической Силы смогли разбить одну из сфер и обнаружили внутри неизвестный ранее магический материал, который позднее назвали феррон. Весь спектр применения феррона так и не был до конца исследован, кроме того, что ранее мне перечислил Хранитель. Было доказано, что феррон является своеобразным аккумулятором магической Силы, однако это свойство проявлялось только при взаимодействии феррона и человека, обладающего магическими способностями.

Раньше маги использовали только те резервы Силы, которые мог накопить их организм. По сути, они были привязаны к территориям, где скопление магических линий образовывали Источники Силы. В этих местах маги строили себе башни. Чем ближе маг находился к Источнику, тем быстрее он мог восполнить магический резерв и, соответственно, использовать больше магических плетений. На территориях, бедных Источниками, маги были ограничены в использовании плетений, их резервы быстро истощались, а восстановление было очень долговременным. Теперь же, после находки феррона, у магов открывались блестящие возможности. Хотя для того, чтобы синтезировать немного феррона, у сильнейших магов Свободных территорий ушло несколько десятков лет, и только перед войной на основе полученного феррона были сделаны несколько видов хранов: одни для личностей-духов, другие служили носителями больших объёмов информации, слепки которой маги также научились сбрасывать на храны. После начала войны сферы были отданы Хранителям лабораторий.

До войны Свободные территории представляли собой нечто подобное средневековой республике. Как я понял, они образовались после того, как несколько могущественных магов, чьи башни были расположены на территории десятка баронств, договорились между собой и баронами о совместных усилиях по защите территорий баронств от постоянных вторжений со стороны других государств. Постепенно военный союз стал и политическим, совет баронов управлял общественной и экономической жизнью Свободных территорий, а маги вели магические исследования и обеспечивали магическую защиту. Имея несколько крупных морских портов, плодородную почву и горы с множеством полезных ископаемых, при умеренных налогах и стабильной защите от набегов Свободные территории стали быстро богатеть. Естественно, это вызвало зависть окружающих их со всех сторон государств – королевств, княжеств и кочевников. Однако все их попытки завоевать Свободные территории успешно отражались объединённой армией баронств при поддержке магов, которые на своей территории были очень сильны. После того как самые рьяные захватчики крепко получили по зубам, несколько десятков лет на Свободные территории никто не решался нападать. За это время бурно развились торговля и ремёсла, люди, бежавшие из соседних государств, постоянно увеличивали население Свободных территорий. Магическое искусство также активно развивалось, что привело к значительным достижениям и открытию феррона.

В это же время Ном, правитель соседнего королевства, не оставлял надежды расквитаться со Свободными территориями. Путём нехитрых комбинаций он смог женить своего наследника на единственной дочери правителя соседнего королевства. После «скоропалительной и неожиданной» болезни этот правитель умер, и сын Нома захватил в соседнем королевстве власть. Через некоторое время преодолев сопротивление элиты дворянства этого королевства, а попросту разными путями практически уничтожив её, сын Нома присоединил своё королевство к королевству отца под его верховной властью. Затем объединённые вооружённые силы этих королевств захватили несколько более мелких княжеств, и король Ном объявил о создании империи Ном и себя, соответственно, императором.

Руководители Свободных территорий смотрели на все эти события сквозь пальцы – нас не касается, и ладно. Что и привело к поражению в следующей войне. Также неожиданным для магов Свободных территорий оказалось появление в империи Ном некромантов. Магия смерти ранее была повсеместно запрещена, и считалось, что магов этой специализации на материке нет. Как оказалось, зря. Появление некромантов в империи Ном было внезапным, Хранитель предполагал, что они пришли извне, либо из другой реальности (существование которых к тому времени уже было доказанным), либо с другого материка, что более вероятно. Для некромантов было необязательным нахождение возле Источников магической Силы. Они черпали её, проводя чудовищные обряды умерщвления сотен и тысяч людей, противников императора Нома, которых после его захватнических войн было более чем достаточно. Столкнувшись с некромантами сразу после нападения на Свободные территории, маги оказались неготовыми эффективно противодействовать им. Армия Свободных территорий была разбита, а выжившие маги собрались возле главного Источника, чтобы нанести объединённые удары по армии и столице империи Ном. Что было дальше и сработал ли план магов, Хранитель не знал. Война для него и других Хранителей, с которыми О'Нос смог связаться, закончилась сокрушительным ударом по Свободным территориям, выжегшим всё живое на поверхности и вызвавшим целый ряд глобальных землетрясений и разрушений…

На исходе второго дня О'Нос сообщил мне, что мой магический резерв достаточно наполнился для проведения пересадки мне феррона. К этому времени я уже основательно проголодался и хотел пить, несмотря на то что Хранитель утверждал, что он в полной мере поддерживает жизнедеятельность моего организма. Хммм… от этого привычка есть и пить у меня не пропала.

Не видя смысла более оттягивать время, я дал согласие на операцию.

Лаборатория сияла чистотой. Помощники-тараканы за первые сутки буквально вылизали всё помещение до зеркальной чистоты и теперь изредка пробегали черезлабораторию по только Хранителю ведомым делам. Я достаточно быстро привык к их суете поблизости и практически перестал обращать на них внимание. Было о чём другом подумать…

По взмаху руки Хранителя в центре помещения из сгустившегося воздуха материализовалось некое подобие больничного лежака, ну, того, который для психов, с зажимами для рук и ног.

– Ложись, – приказал О'Нос.

– Хранитель, к чему мне готовиться? – не удержался я от вопроса.

– После начала переноса ты заснёшь, а когда проснёшься, уже всё будет нормально.

По ещё одному взмаху руки Хранителя моя одежда растворилась в воздухе. Слегка потупив взор и инстинктивно прикрыв руками своё достоинство, я подошёл к лежаку и, кряхтя, улегся на него.

Щёлкнули зажимы на руках и ногах, шея, живот и лоб были перетянуты широкими кожаными ремнями, надёжно зафиксировав меня на лежаке.

– Хранитель, можно ещё один вопрос?

– Да, но только один. Мне необходимо сосредоточиться, – ответил О'Нос.

– Хранитель, а от чего умер ученик, тот, который смог попасть в лабораторию после начала войны?

– А ты не так прост, Рост, – скаламбурил Хранитель и, слабо улыбнувшись, ответил: – Он умер в ходе переноса ему феррона. У него были слабые магические способности, было необходимо их усилить. Операция прошла неудачно. Но в этот раз всё получится, я долго готовился к этому и уверен, смогу достигнуть положительного результата. И более не отвлекай меня, это в твоих интересах, – закончил Хранитель и, было видно, напрягся.

Лапки помощников прошуршали по каменному полу, процокали по металлическим ножкам лежака. Что-то кольнуло мои запястья. Хранитель подошёл поближе и простёр над моей грудью руки. В сгустившемся воздухе над его руками материализовался ранее виденный мной кусочек феррона, из которого начали вырастать нити тоненьких щупалец. Когда феррон полностью покрылся медленно шевелящимися в воздухе щупальцами, Хранитель плавно убрал свои руки. Феррон стал опускаться на мою грудь, а моё сердце замерло от нехорошего предчувствия. По мере приближения феррона в центре грудной клетки стал нарастать обжигающий холод, раздался едва слышимый треск лопнувшей кожи на груди. Буквально чувствуя, как кожа на груди раздвинулась в стороны, я полностью перестал дышать. Феррон наконец достиг моей грудной клетки, я ощутил резкое прикосновение обжигающего льда и отрубился.

Несколько раз, рывками приходя в сознание, я то чувствовал на своём горячем лбу холодную руку Хранителя, то слышал его неразборчивый шёпот и каждый раз снова терял сознание от новой волны боли. Боль просто выкручивала моё тело, вспышки жара сменялись обжигающими волнами холода. В один из сознательных моментов, весь скручиваемый судорогами, я смог с неимоверным трудом приоткрыть веко правого глаза и, прежде чем снова нырнуть в спасительную волну темноты, увидел гротескную картину висящей надо мной сферы Горта и беззвучно пронизывающие меня молнии энергии, причудливо избивающие моё тело и пространство над ним.

Поисковик Рон

За день до выхода в Потерянные земли

Проснувшись с утра и утолив мучавшую его жажду, Рон сделал попытку задуматься о планах на сегодняшний день. Сосредоточиться не удавалось, в голову лезли воспоминания вчерашнего вечера. Отдохнули на славу. Его команда из пяти поисковиков проводила последний свободный вечер в нормальных условиях перед очередным выходом в Потерянные земли. Идти не хотелось, хотя к опасности и лишениям все уже давно привыкли. Самый молодой из их команды, Синий Глаз, прозванный так за постоянно украшенную синяками физиономию, ходил в Потерянные земли уже третий год. Сам Рон занимался поиском и добычей артефактов уже добрый десяток лет. Несмотря на то что команда каждый раз тщательно готовилась к выходу, прорабатывала маршрут и не жалела средств на защитные амулеты, оружие и снаряжение, потери всё равно были. Обидно и больно, оттого что потери невосполнимые. Только в прошлый выход Рон потерял двух ветеранов, каждый из которых ходил в Потерянные земли не менее семи лет. Сэм Ложка попал в западню, устроенную лагерами возле одной развалины времён Свободных территорий, когда-то бывшей башней мага.

Рон вывел к ней группу, тщательно изучив старую карту, добытую им в Потерянных землях год назад и оберегавшуюся как самое настоящее сокровище. Ведь с её помощью его команда за последний год уже нашла несколько погребённых под слоем пепла и обугленной земли забытых хранилищ. Было найдено немало артефактов и амулетов, продав которые его команда сумела хорошо обеспечить своих близких и в достатке прожить этот год, значительно сократив количество выходов в Потерянные земли.

Лагеры, эти злобные и коварные порождения Потерянных земель, умнели с каждым годом. Ещё десять лет назад, когда Рон только стал поисковиком, лагеров достаточно легко было уничтожить, имея определённый опыт и зная точки смертельных ударов. Первый раз, когда команда поисковиков, в которой Рон был тогда на правах «принеси-подай», столкнулась с лагерами, он был потрясён их внешним видом, неукротимой яростью и силой. Около двух с половиной метров высотой, лагеры, покрытые крепкой мелкой чешуёй, которую практически не пробивало обычное оружие, имели три пары когтистых лап и мерзкую клыкастую морду, усыпанную наростами острых шипов. Сбиваясь в небольшие стаи по пять – восемь особей и будучи полуразумными, они охотились на поисковиков, как на самую доступную добычу в Потерянных землях. Старые поисковики, которым удалось выжить и отойти от дел, поговаривали, что лагеры – это переродившиеся потомки жителей Потерянных земель, которые практически все погибли во времена войны империи Нома с магами Свободных территорий. Так же они объясняли и происхождение оборотней и вампиров, о которых до этой войны никто и не знал. И это только самые многочисленные опасности Потерянных земель, а ведь были ещё и зомби, которых тоже было в Потерянных землях в достаточном количестве. Последствия некромантского проклятия, накрывшего когда-то благословенные Свободные территории, продолжали исправно поднимать усопших буквально в течение суток и давать мертвецам какое-то подобие жизни. Жизни без мозгов и с единственной целью – сожрать всех живых людей в пределах досягаемости. Как все эти порождения магической катастрофы существовали на одной, хоть и обширной территории, невозможно было объяснить. А ведь практически каждый выход Рон становился свидетелем или объектом атаки ранее не встречавшихся тварей. Даже насекомые не были безобидны в Потерянных землях, чего уже говорить о крылатых тварях и многочисленных видах ползучих гадов, в изобилии водившихся в развалинах и пещерах Хребта Мёртвых, навеки отгородившего территорию Потерянных земель от остального мира. Все эти твари при случае пожирали друг друга и никогда не упускали возможности напасть на команды поисковиков, проникающие в Потерянные земли для поиска артефактов, оставшихся от некогда самого развитого государства на материке.

В тот раз, когда команда нашла развалины башни мага и раскопала вход в подземелье, Сэм Ложка успел сделать только несколько шагов в полумрак тоннеля, едва освещаемый тусклым светом отсыревшего факела. Лагер спрыгнул откуда-то сверху, сразу пронзив длинными когтями грудь поисковика. Сэм только успел вскрикнуть, после чего его рука, сжимавшая короткий клинок, безвольно опустилась. Ренин Длинный, постоянный напарник Сэма, всегда прикрывавший его спину и вошедший в тоннель вторым, метнулся к своему другу и тут же был пронзён когтями двух лагеров, которые скрывались в узких нишах по обе стороны тоннеля. В обоих случаях кольчуги поисковиков не смогли защитить людей от нечеловеческой мощи лагеров.

Остальных поисковиков спасло только то, что лагеров было всего трое. Будь их хотя бы пять, живым из команды не вернулся бы никто. Когда остальные члены отряда во главе с Роном набросились на лагеров, Сэм Ложка был уже мёртв. Лагер одним мощным рывком практически разорвал Сэма на две части, обильно окропив человеческой кровью всё вокруг. Рон, успев уклониться от удара смертоносной верхней конечности лагера, удерживающего Ренина на когтях другой лапы, сумел точным ударом своего клинка пронзить лагера под мышкой – одно из немногих мест, в котором можно было пробить чешуйчатую шкуру монстра. Ударом небольшого щита Рон сумел выбить лапу монстра из тела Ренина. Ещё один взмах клинка – и поражённое в глаз чудовище неуверенно покачнулось на четырёх нижних конечностях и начало заваливаться назад, на уже приблизившегося лагера, разорвавшего Сэма. Подоспевшая помощь в лице ещё троих поисковиков из команды сумела завалить лагера, удерживающего Ренина длинными когтями. В это время Рон активировал амулет Трёх лезвий и направил его на первого монстра. Лезвия амулета, невидимые до встречи с препятствием и горизонтально прошедшие на равной высоте друг от друга, буквально перерубили бывшего уже на расстоянии вытянутой руки лагера на четыре части.

Переполненные адреналином поисковики по команде Рона подхватили Ренина и вытащили его из тоннеля в лагерь, где один член отряда охранял походные мешки и другое имущество команды. У входа в тоннель Рон оставил амулет файербола, активировав его на взрыв. Артефакт не подвёл. Как только команда убралась на безопасное расстояние, прозвучал взрыв, и с таким трудом расчищенный вход в тоннель был качественно завален обломками породы и сыпучим грунтом.

– Братцы, а ведь это была засада, – отдышавшись, выдавил Рон, пока Пучок, штатный лекарь команды поисковиков, осматривал Ренина. – Как Длинный?

– Ранения очень серьёзные, – тяжело произнёс Пучок, – пробиты лёгкие. Амулет жизни едва поддерживает его. Даже с вашими амулетами, если мы не доставим его в течение двух суток к городскому магу, он умрёт.

– Тогда не будем терять время, – отрезал Рон, – быстро дайте все свои амулеты жизни. Пучок, когда мы сможем выступить?

– Дайте мне пятнадцать минут.

– Хорошо, быстро все собираемся, выступаем через пятнадцать минут, – скомандовал Рон.

Через пятнадцать минут отряд выдвинулся в обратный путь. Наплевав на собственную безопасность, поисковики как можно быстрее устремились к городу. Но они не успели. Не успели буквально на несколько часов.

Уже перед городскими воротами Пучок, в очередной раз проверив состояние Ренина, остановил отряд и сообщил, что Длинный умер.

Скрипя зубами от бессилия, Рон завёл команду в город. Городские стражники, увидев, в каком состоянии возвращается команда, безмолвно проводили глазами поредевший отряд, не взяв положенной мзды за проход.

Вечером Рон с амулетами поисковиков отправился к городскому магу. За ним увязались Пучок и Стрела, ещё один из ветеранов команды. Отшвырнув охранника, пытавшегося перегородить Рону вход в лавку городского мага, поисковики буквально ворвались внутрь помещения. Посетитель, скользнув взглядом по перекошенным лицам поисковиков, поспешил ретироваться из помещения. Услышав, как за ним захлопнулась дверь, Рон выгреб из холщового мешочка амулеты и швырнул их на стол перед магом.

– Почему амулеты жизни разрядились раньше, чем ты обещал? Почему поисковые амулеты не сработали на лагеров? – не сдерживая ярость, прорычал Рон и, шагнув к магу, левой рукой схватил его за шею, а правой выхватил из-за пояса короткий кинжал. – Из-за тебя мы потеряли сегодня наших друзей, – прошипел Рон.

Сделав быстрый пас рукой, извивающийся маг активировал какое-то защитное плетение, которое отбросило и впечатало поисковиков в стену. Дом ощутимо содрогнулся.

Сползая на пол, Рон очумело помотал головой, приходя в себя. Потянулся и, нащупав висящий на поясе короткий арбалет, который был предусмотрительно заряжен болтом со специальным покрытием, направил его на мага.

– Ты думаешь, магия тебя спасёт? – прохрипел Рон, прицелившись растирающему себе шею магу прямо в голову.

– Остановись, – просипел маг, – моей вины в смерти ваших товарищей нет. Поисковые амулеты иногда не срабатывали и раньше, есть несколько видов лагеров, обладающих совершенной мимикрией как от визуального обнаружения, так и от магического. А амулеты жизни, видимо, исчерпали свой магический резерв из-за тяжести ранений. Я заряжал их добросовестно, спроси у Пучка.

– Да, Рон, – подтвердил Пучок, приподнимаясь с пола, – я всегда тщательно проверяю амулеты жизни перед выходом в Потерянные земли, ты ведь сам это знаешь. А про таких лагеров я слышал. Просто они нам ещё не попадались…

Прошло две недели. За это время поисковики похоронили Ренина и передали его вдове и родным Сэма Ложки свои последние сбережения. Денег осталось только на зарядку амулетов и покупку еды в дорогу, поэтому два дня назад команда решила предпринять очередной выход. Вчера вечером Рон, взяв взаймы у знакомого поисковика золотой, устроил по заведённому в их команде обычаю последний ужин в трактире. Ели мало, пили много, пока тревожные мысли не покинули головы членов команды.

Отбросив тяжёлые воспоминания, Рон быстро собрался и пошёл к Пучку. В этот раз он решил забрать амулеты вместе с ним. Пучок уже ждал старшего команды, и они отправились к городскому магу.

Городской маг О'Тил

За неделю до встречи с магом Свободных территорий

Городской маг О'Тил повидал на своём веку разных поисковиков. За двадцать с лишним лет работы в этом городе он сумел накопить немного деньжат и выгодно приобрести несколько артефактов и магических книг магов Свободных территорий. О'Тил реально оценивал свои магические способности и считал, что правильно решил двадцать лет назад отправиться в маленький приграничный городок, где по сей день являлся единственным магом. Место гарнизонного мага так и оставалось незанятым всё это время, поэтому О'Тил неплохо зарабатывал, обеспечивая поисковиков и городскую стражу магической Силой для зарядки амулетов и оказывая не требующие высокой квалификации магические услуги для небольшого населения городка. Знания древних магических артефактов, которые О'Тил зазубривал в магической академии, позволили городскому магу по дешёвке перехватывать у поисковиков некоторые ценные артефакты, пользуясь тем, что скупщики нечасто наведывались в приграничный город, а предпочитали приобретать найденные поисковиками артефакты в лавках в более крупных, удалённых от границы, а значит, и более безопасных городах. Самую хорошую цену давали в столице королевства, но поисковики практически никогда не отправлялись туда самостоятельно для продажи артефактов. Хватало опасностей и при их поиске, что уже говорить о многочисленных разбойниках, постоянно нападавших на дорогах даже на крупные торговые караваны, снаряжение которых съедало немалые деньги.

Знал О'Тил и то, что ему нельзя больше оставаться в этом городе. Выходец из знатного рода, он был вынужден в юности поступить в магическую академию за счёт королевства, так как его дед отказался оплатить его обучение. Последние пятнадцать лет он фактически отдавал весь свой заработок на погашение немалого по нынешним временам долга за своё обучение. Будь у него магических способностей побольше, он смог бы рассчитаться значительно быстрее, да что говорить, мог бы пойти на службу в один из крупных гарнизонов, где постоянно требовались маги, или даже рискнуть отправиться с поисковиками за артефактами магов Свободных территорий. Но если как маг О'Тил был слаб, то как воин он не удался вообще. В магической академии воинских наук не преподавали, а на использование боевых плетений у О'Тила просто не хватало магического резерва.

Этот приграничный город просто съедал жизнь О'Тила. Последнее время мага беспокоила рутина и отсутствие каких-либо перспектив изменений в жизни. Каждый день одна и та же работа, все эти горожане и поисковики достали его однообразием своих запросов. Ни-че-го светлого впереди…

О'Тил недавно поймал себя на мысли, что он стал чаще прикладываться к вину, практически каждый вечер просиживая в трактире и слушая байки бывалых поисковиков. С семьёй как-то не сложилось, сначала не было средств, а сейчас не хотел привязывать себя к этому городку.

А ведь как в юности он мечтал стать могущественным магом! Даже когда, пройдя сканирование перед вступлением в магическую академию, он узнал о своих слабых способностях, не опустил руки. Его дед, работавший в своё время в королевском архиве, рассказывал внуку, что по скудным сохранившимся данным маги Свободных территорий перед войной сумели разработать методику увеличения магических способностей. И якобы от них остались некие храны со знаниями. Только как эти артефакты выглядят и остались ли после последней войны, стёршей с лица земли и Свободные территории, и империю Ном, маги, которые могут их использовать, О'Тил не знал. И несколько, как подозревал маг, очень ценных магических книг, найденных поисковиками в Потерянных землях и обмененные О'Тилом на дешёвые амулеты, ничем ему помочь не могли. У магов Свободных территорий была своя тайнопись, использование которой позволило им сберечь свои секреты от магов других государств. «Но не уберегла от гибели», – хмыкнул про себя О'Тил.

Надо завязывать с вином и возвращаться в столицу, твёрдо решил он. Продам часть артефактов, осмотрюсь, глядишь, что-то выясню в королевском архиве.

События последних двух недель только укрепили решение О'Тила. Сначала этот разъярённый поисковик Рон, едва не переломавший ему шею. Хорошо, что он сначала решил высказать О'Тилу свои претензии, а если бы сразу воспользовался арбалетом, от болта которого, с характерным синеватым цветом менского железа, как подозревал маг, его защита не спасла бы. Затем на прошлой неделе, когда маг после того, как засиделся в трактире и, честно говоря, немного переусердствовал с вином, подвергся по дороге домой нападению двоих неизвестных молодчиков. О'Тила спасло только то, что после первого удара дубинкой по голове, будучи в крайней степени опьяневшим, он кулем упал на грязную обочину, а второй удар клинком только чиркнул по нижнему ребру, не причинив, впрочем, особого вреда. Благо что шум услышал патруль городской стражи, случайно оказавшийся рядом и спугнувший грабителей.

Рана была пустяковая. Активировавшийся амулет жизни, который О'Тил по привычке всегда таскал с собой, уже к утру качественно заживил пустяковый порез. Головная боль, которая мучила мага после удара дубинкой, несмотря на все его потуги по ускорению лечения, прошла только через несколько дней. И то первые два дня после нападения О'Тил провалялся в кровати в своей квартире на втором этаже над лавкой…

Очередной горожанин, булочник, наконец-то убрался, забрав заряженный магом простой амулет от грызунов. За неполные полчаса, пока О'Тил заряжал амулет, булочник успел изрядно вымотать магу нервы бесчисленными жалобами на жену, тёщу, соседей, налоги, тяжёлую судьбу. Хорошо зная этого клиента, О'Тил сразу предложил ему не терять драгоценное время, за которое булочник сможет напечь много хлеба для так нуждающихся в этом горожан, и прислать заряженный амулет с нарочным после обеда. Тот только отмахнулся, и маг скрепя сердце полчаса терпел качественное промывание мозгов.

После ухода булочника О'Тил хотел закрыть лавку и немного помедитировать, ускорив восстановление магического резерва. Только привстав из-за рабочего стола, маг услышал, как звякнул колокольчик входной двери. «Только не булочник, неужели что-то забыл?..» – пронеслось в голове.

– Кто там?! – громко крикнул маг, приближаясь к выходу из своего кабинета, где он обычно вёл приём и выполнял лёгкие заказы. В помещении лавки царили полумрак и тишина.

«Видно, кто-то заглянул, но по какой-то причине решил не заходить и ушёл, – подумал маг и направился к входной двери, чтобы запереть её. – Хотя странно, что не слышно охранника». Сделав несколько шагов, О'Тил вдруг увидел, как из воздуха перед дверьми материализовался арбалетный болт синеватого цвета и, стремительно набирая скорость в его направлении, быстро пролетел пару десятков метров площади лавки, после чего исчез в яркой вспышке. А ведь О'Тил как чувствовал и уже неделю носил один из артефактов магов Свободных территорий, который заряжал своим скудным ручейком магической Силы на протяжении последних двух лет, надеясь продать его гораздо дороже, чем незаряженный артефакт. И теперь ежедневная нудная работа, когда маг каждый день сливал остатки своего магического резерва в амулет, спасла ему жизнь. Ведь его собственные слабые щиты не смогли бы остановить болт из менского железа. Сработавший амулет своей вспышкой ослепил О'Тила, но нападавшие, размытые тени которых метнулись к нему, просчитались, рискнув напасть на мага в его лавке.

«Мой дом – моя крепость» – маг всегда следовал этому правилу, которое неоднократно повторял его дед, когда О'Тил ещё маленьким жил с ним после гибели родителей. За все двадцать лет, пока О'Тил владел этой лавкой, сначала арендуя, а потом накопив достаточно денег и выкупив её, он использовал все доступные ему средства для усиления её защиты. Маг сначала оснастил лавку всеми доступными ему защитными амулетами поисковиков. Потом внедрил в опутавшие лавку охранные плетения ещё несколько артефактов, добытых поисковиками в Потерянных землях. Всё это О'Тил делал, используя ту малость магической Силы, доступную ему. И все его труды оправдались. Силуэты атакующих мага двоих противников окутались парализующими коконами. Одновременно с этим сработали два из четырёх амулетов Трёх лезвий, которые были предусмотрительно размещены под стеллажами с магическими товарами по направлению к входной двери. Одному из нападавших хватило трёх призрачных лезвий, как говорится, с головой. Его тело плавно распалось на несколько обрубков, которые с мягким стуком ударились о деревянный пол лавки. Второму повезло немногим больше. Видимо, амулет был чрезмерно наклонен к полу, поэтому нижнее лезвие вспороло доски деревянного пола, а верхние два перерезали второго нападавшего в районе коленей и поясницы.

О'Тил в ступоре смотрел на результаты работы защитных амулетов, когда уцелевший нападавший, а вернее, его верхняя часть тела стала медленно приближаться к магу, подтягиваясь по полу руками. За обрубком оставался кровавый след, оставляемый волочившимися, выпавшими из перерубленного живота, кишками. Сделав ещё несколько рывков, нападавший с трудом приподнялся, замер и, уставившись дико горевшими глазами прямо в лицо мага, произнёс:

– Ты… – после чего огонь в его глазах потух.

Обрубок человека с глухим стуком упал на пол и замер.

Очнувшись, О'Тил приблизился к телу и убедился, что нападавший мёртв. Маг ошеломленно обвёл глазами окровавленную лавку. Перевёл взгляд на разбросанные по полу куски человеческих тел. Даже в этом состоянии маг обратил внимание на очень дорогие амулеты мимикрии, которые болтались на поясах напавших на него людей.

Звякнул колокольчик открывшейся входной двери.

Рост

Через трое суток после переноса

В себя я пришёл, испытывая дискомфорт – будто проснулся после сна на неудобном диване. Побаливал позвоночник, тело ощущалось, как после долгого пребывания в неподвижности. Открыв глаза, увидел нарезающего круги вокруг лежака Хранителя.

– Это невероятно… – бормотал себе под нос Хранитель, не обращая на меня никакого внимания.

– Кхмм… Хранитель, всё прошло успешно? – привстав на лежаке и устав смотреть за мечущимся О'Носом, произнёс я.

– Я знаю, что ты пришёл в себя. Но то, что произошло, – это невероятно! – Хранитель опять закатил глаза и начал что-то негромко бормотать.

– О'Нос, можно хотя бы вернуть мне одежду? – попросил я, спуская босые ноги на каменный пол.

– Да, конечно, извини, Рост. – Хранитель пасом руки вернул одежду на моё тело.

Кстати, никаких следов на груди от внедрения феррона не было. Я уже начал грешить на своё богатое воображение, когда О'Нос остановился и повернулся ко мне.

– Рост, то, что произошло, – невероятно, – повторил Хранитель. – Ты первый человек, которому успешно внедрён феррон. До войны маги разработали эту методику, но она не была опробована. Я несколько раз усовершенствовал технологию объединения живой материи и магического вещества, но предыдущий опыт с погибшим учеником, как я говорил, был неудачен. Так вот, после внедрения в твоё тело феррона ты сутки провалялся без сознания. Процессы жизнедеятельности твоего организма как-то странно изменились. Ты несколько раз был на грани смерти. Мне пришлось обильно вливать в твой организм магическую Силу, чтобы поддерживать в тебе жизнь. Глубокое сканирование показало, что феррон невероятным образом объединился с твоей материей и полностью изменился. Я не знаю, что получилось в итоге. Всё не так, как планировалось. Хотя все планируемые до операции возможности уже проявились. Вот, например… – Щёлкнув пальцами, Хранитель с театральным хлопком растворился в воздухе.

«Мне нет больше необходимости постоянно напрягаться, чтобы читать твои мысли. – Голос Хранителя опять прозвучал у меня прямо в голове. – Я теперь есть часть тебя. Копирование слепка моей личности-духа прошло успешно, хотя и не на феррон в твоём теле, а на то вещество, которое появилось после него. Я назову его… ммм… да, лорданом, в честь гениального мага Свободных территорий. Я попробовал и утверждаю, что синтезировать лордан магическим путём невозможно, он есть продукт твоего организма. Так, дальше. Теперь ты постоянно будешь на связи со мной, я проверил, всё работает. Не могу сейчас сказать, на каком расстоянии связь будет действовать, но уверен, аналогов в мире Горта нет. Связь будет такой же, как и у меня была с другими Хранителями, ведь теперь часть меня в тебе. Как я и предполагал, появление ферр… лордана в твоём организме уже стало изменять его. Так, возможности твоего мозга увеличились минимум процентов на десять и будут прогрессировать дальше. У тебя сейчас фактически абсолютная память, тебе осталось только научиться её правильно использовать. Твой магический резерв увеличился, – продолжил Хранитель, делая короткие паузы, чтобы отдышаться. – Я научу тебя использовать магическую Силу, пропуская её через себя и напитывая плетения, которые ты скоро будешь хорошо знать. Ведь тебе будут доступны и мои знания, а когда мы восстановим магические резервы других Хранителей, то и их знания тоже!» – Голос О'Носа зазвучал торжественно.

– Спасибо, Хранитель, очень рад, что остался живым, стал обладателем мегаспособностей, хоть пока этого и не ощущаю. – Я постарался вернуть О'Носа на бренную землю. – Что будем делать дальше?

– Дальше пару дней я буду тебя гонять, – хищно усмехнулся Хранитель, вновь появляясь в зримом облике. – До обеда будем прививать твоему организму навыки выживания, а после этого усиленно подтягивать по использованию магических плетений.

За двое суток Хранитель дал мне поспать всего несколько часов. Оказалось, что моя память содержит все приёмы рукопашного боя, фехтования и различных боевых искусств, которые я когда-либо видел в своей жизни. Да, я действительно мог вспомнить любой факт или событие, которое произошло в моей жизни или свидетелем которого я был. Но было одно очень большое и толстое обстоятельство – все эти воспоминания оказались так перемешаны, что каждое воспоминание какого-либо ранее забытого факта по команде Хранителя (он уже успел плотно покопаться в моих мозгах) требовало моего напряжения и некоторого времени. По моему предложению мы провели во время очередного перерыва на отдых небольшой эксперимент. По моей просьбе во время моего сна Хранитель должен был попытаться упорядочить все сведения по боевым искусствам, которые я знал, в некое подобие каталога, создать между ними логические цепочки и взаимосвязи. Что ж, эксперимент удался. Теперь я знал множество приёмов и порядок их выполнения. Но… при первой же тренировке, когда я решил продемонстрировать Хранителю своё идеальное знание сложных приёмов, я жестко потянул себе несколько сухожилий, и только вмешательство Хранителя, вовремя остановившего меня, спасло мой бедный организм от новых потрясений и травм. Да, память у меня абсолютная, я знаю, как пользоваться приёмами боевых искусств, но моё тело не имеет динамической памяти, или, как сказал Хранитель, физической памяти выполнения этих приёмов.

Как заявил О'Нос, худо-бедно отбиться как в рукопашной, так и с использованием холодного оружия я смогу, однако любой серьёзный мастер мне не по зубам. Впереди предстояли долгие тренировки на развитие моего тела и его физических возможностей.

С использованием магических плетений тоже оказалось не всё так просто. Хранитель погонял меня в простейших плетениях, показывая, как их активировать и оперировать Силой.

Методика обучения оказалась понятна для моего «носатого» учителя и неимоверно сложна для меня. Вначале Хранитель несколько раз прогнал через моё тело волны магической Силы, что сопровождалось достаточно непривычными ощущениями. У меня создалось впечатление, что под моей кожей закопошились сотни мелких морских блох – гаммарусов, плавно перемещавшихся от позвоночника к кончикам пальцев рук и ног. С третьей попытки я смог самостоятельно направить такой поток перед собой и впервые увидел, как из кончиков пальцев моих вытянутых рук в пространство выплеснулись маленькие, едва различимые частицы зеленоватого света, медленно сформировавшие некое подобие хаотично изменявшего свою форму облака.

– Поздравляю, Рост, – похвалил Хранитель, – ты смог реализовать исходный прообраз магического плетения. Если не напитаешь его Силой, он развеется в течение нескольких секунд. Теперь научись его уплотнять, и я покажу тебе формы начальных плетений и азы управления ими.

Посмотрев, как облако медленно растаяло в пространстве, я напрягся и направил более сильный поток магической Силы перед собой. Облако приобрело более насыщенный цвет. Под контролем и с подсказками Хранителя я научился создавать в исходном прообразе центр Силы, который связывал всё облако мельчайшими силовыми волокнами. Добавляя или убирая центры Силы, которые создавались дополнительным вливанием в исходный прообраз точечных и насыщенных включений магической Силы, я смог придать ему вид плоскости, которая была пронизана силовыми линиями. В центре и по бокам прообраза чётко выделялись более яркие сгустки энергии центров Силы.

– То, что ты сделал, Рост, – прокомментировал Хранитель, – называется магическим щитом. От того, сколько слоев таких плетений ты сможешь связать между собой, зависит стойкость щита от ударов плетений, которые используются для нападения. Кроме этого учитывай, что плотность силовых линий плетения магического щита обеспечивает его управляемость и продолжительность действия. Теперь смотри, – продолжил О'Нос, развеяв небольшим вливанием пучка магической силы моё плетение и создав аналогичное своё, правда имеющее белый цвет. – Собрав все центры Силы в единый участок, – Хранитель легко соединил все центры Силы своего плетения, – и не нарушив силовые линии, ты получаешь готовое к активации плетение магического щита. Для этого необходимо, чтобы участок, объединивший центры Силы готового плетения, был покрыт ещё одним дополнительным центром Силы. – Хранитель добавил поверх небольшого сгустка энергии, образовавшегося в результате объединения центров Силы его плетения, ещё один центр Силы.

В результате перед О'Носом висел в пространстве сгусток энергии белого цвета величиной с горошину. Подведя под него руку, Хранитель втянул этот сгусток энергии себе в ладонь.

– Ты видишь, как я добавил готовое к активации плетение щита к своему магическому резерву. Но есть одно но: чем больше готовых к активации плетений ты добавляешь к своему магическому резерву, тем больше уменьшаешь его объём. Поэтому маги используют различные артефакты из хорошо сохраняющих магическую энергию материалов, размещая в них готовые к активации плетения. Это могут быть кольца, перстни, элементы одежды и оружия. Для активации плетения необходимо всего лишь магическим импульсом разрушить центр Силы, сохраняющий готовое плетение в свёрнутом виде. Для людей, не обладающих магическими способностями, активация артефактов стала возможна благодаря использованию дополнительного плетения, которое срабатывает от сильного мысленного посыла. – О'Нос вновь выпустил в пространство горошину свёрнутого плетения щита и создал рядом с ним дополнительное плетение, пояснив мне расположение его центров Силы. После этого он соединил его с уже имеющимся сгустком энергии магического щита. – Теперь мы имеем магический щит, который может активировать любой человек при условии, что он знает, что очень хочет активировать именно плетение магического щита, – усмехнулся Хранитель. – Мы может поместить его, например, в камешек и получим амулет магического щита. Однако при использовании обычного камня магическая энергия, влитая в плетение магического щита, будет постоянно расходоваться, вытекая в окружающее пространство, и плетение продержится в камне очень недолго, после чего развеется. Давай повтори всё самостоятельно.

После двух суток изматывающих тренировок я мог уверенно использовать магический щит, защищавший от атак с использованием файерболов, Воздушных таранов и Дыхания смерти, состоявших на вооружении некромантов.

Из магических средств нападения мне стали доступны плетения файерболов, Трёх лезвий и всё того же Воздушного тарана, которыми я сносно научился управлять. Как ни восхищался Хранитель, утверждавший, что это грандиозно для двух дней, я всё равно испытывал чувство разочарования, рассчитывая на значительно больший результат. И успокаивал себя тем, что теперь всё зависело как в магическом плане, так и в плане физического развития только от моих тренировок и наличия на это времени.

На исходе вторых суток после операции по внедрению в мой организм феррона Хранитель заявил, что мне пора выходить на поверхность.

– Рост, время истекает. Тебе необходим воздух, еда и вода. Дальнейшее твоё пребывание здесь без необходимых твоему организму элементов может негативно отразиться на его жизнедеятельности. К тому же твой организм продолжает перестраиваться, и я не хочу замедлять этот процесс. Последнее сканирование показало, что основная масса лордана сосредоточена в твоей голове и позвоночнике, а волокна, которые отходят от основной массы, расходятся по всему телу. Судя по всему, масса лордана продолжает увеличиваться за счёт преобразования материи твоего тела. Плохо это или хорошо, не знаю, – отрезал Хранитель, жестом прервав готовый сорваться с моих уст вопрос. – Я буду дальше наблюдать эти процессы и попробую разработать методику возможного влияния на них в случае необходимости. К сожалению, в лаборатории нет ни одежды, ни оружия. Книги забрать я тебе не предлагаю, они есть в моей памяти, и ты в любой момент можешь ими воспользоваться, – продолжил Хранитель. – Тебе надо подняться на ярус выше, там, в комплексе были расположены хранилища оружия и снаряжения Стражи Свободных территорий. И помни, что, кроме твоего желания вернуться домой, ты остаёшься последней надеждой Свободных территорий на возрождение.

Моё пребывание в лаборатории завершилось ещё небольшой переделкой сферы Горта. Как оказалось, под чутким руководством Хранителя я смог выделить из своего организма частицу лордана, материализовав её над рукой. Протянув руки над сферой, я с тревогой наблюдал, как лордан тоненькой струйкой стёк на её поверхность и начал медленно впитываться. Я волновался, так как это также был эксперимент Хранителя, который предполагал, что лордан в силу своего происхождения сможет легко взаимодействовать с ферроном, на основании которого действовали сферы Горта. Ведь если сфера Горта будет утрачена, я вряд ли смогу без полноценных возможностей Хранителя разобраться с задачами по активации других лабораторий и разработке усовершенствованной версии портала для моего возвращения домой. Всё прошло успешно, небольшая частица лордана без проблем была размещена в сфере Горта, что уже, по мнению Хранителя, оправдывало возможный риск. Как объяснил Хранитель, теперь его магический резерв стал самостоятельно восстанавливаться от силовых линий, пронизывающих всё пространство. Теперь не было необходимости в присутствии и участии живого человека, обладающего магическими способностями, для зарядки магического резерва сферы Горта.

Перед выходом из лаборатории я задал Хранителю ещё один вопрос:

– О'Нос, после моего переноса вы сказали, что знаете род О'Лег. Что это за род? Как вы уже знаете, на самом деле это моё имя.

– Видишь ли, Рост, род О'Лег действительно существовал на Свободных территориях и славился во всём обитаемом мире искусными магами и воинами. Приставка «О'» означает принадлежность человека к магам. Изначально я решил, что ты имеешь какое-то отношение к этому роду, ведь имена добровольцев, которые были ранее телепортированы в другие измерения, мне неизвестны. Если ты сможешь пробиться к обитаемым местам, не рекомендую тебе называть своё имя. Не знаю, как сейчас, но во времена Свободных территорий самозванцев, присваивающих чужие родовые имена, очень жестоко карали. И если по поводу обладания магией к тебе вопросов не возникнет, то я не знаю, как доказать твою принадлежность к роду О'Лег. Многие из жителей нашего мира используют вместо имён разные прозвища, которые зачастую потом трансформируются в родовые имена. Так что можешь использовать любое понравившееся тебе прозвище или имя Рост.

Мы ещё обсудили с Хранителем мои дальнейшие действия. Рассмотрели два варианта. Если на поверхности мне ничего не будет угрожать, тогда я отправляюсь активировать Хранителей других лабораторий, благо у меня в голове была отличная карта Свободных территорий, которую О'Нос, по его уверению, тщательно откорректировал уже во время войны, нанося на неё создаваемые комплексы и лаборатории. Если же поверхность будет опасна, тогда я должен постараться достичь населённых людьми мест, обосноваться там и постараться собрать отряд или несколько отрядов для походов на поиски законсервированных лабораторий. В этом случае мы договорились действовать по ситуации, а мелкие детали обсуждать по имеющейся связи. Хранитель также пообещал, что, пока я буду выяснять наши шансы на поверхности, он попробует восстановить систему защитных плетений и охранных големов комплекса и лаборатории. Ведь теперь у Хранителя не было опасности опустошить магический резерв сферы Горта.

Кроме этого О'Нос отправил со мной двух помощников-тараканов, туманно объяснив, что они мне ещё пригодятся.

И вот настал момент, когда я покинул лабораторию. По взмаху руки Хранителя часть стены лаборатории поднялась, и из открытого проёма потянуло сыростью и затхлым воздухом. Выставив перед собой магический щит, подвесив несколько плетений лезвий и файерболов на моментальное срабатывание в случае необходимости, я смело шагнул в неизвестность. Мимо меня быстро прошуршали два помощника и скрылись в темноте, я же, подвесив в двух метрах впереди себя светляка, осторожно двинулся вперёд. Стена за моей спиной глухо опустилась, надёжно перекрыв вход в забытую лабораторию магов Свободных территорий.

Поисковик Рон

День выхода в Потерянные земли

В голове Рона с трудом укладывалось то, что вчера произошло в лавке городского мага. На его памяти случаев таких жестоких нападений на городских магов не было. Ведь нападавшим грозила бы ужасная смерть от городского населения, лишённого возможности обслуживаться у единственного в окрестностях мага.

Ещё когда они с Пучком подходили к лавке мага, Рон насторожился, обратив внимание на отсутствие у дверей лавки Плевка, привычного охранника мага, который когда-то служил в городской страже, а потом нашёл непыльное место по охране магической лавки. Плевок, может, и мог показаться недалёким человеком, однако к своим обязанностям всегда относился серьёзно.

Рон привык доверять своим ощущениям, поэтому замер на месте, кивком отправив Пучка посмотреть за углом, сам в это время нащупал заряженный арбалет. Не успел Пучок сдвинуться с места, как в лавке городского мага прозвучал грохот и вспышка сработавшего магического щита стегнула ярким светом по окнам. Больше не раздумывая, Рон, выхватив арбалет, шагнул к входу в лавку. За его спиной, прикрывая командира с тыла, сразу же притёрся Пучок, сжимавший в своей руке короткий кинжал. Из лавки донёсся звук, как будто одновременно упали несколько человек. Рон потянул на себя дверь, звякнул колокольчик, поисковик пригнулся и нырнул вперёд и влево, тут же справа от двери замер Пучок.

Их вмешательство не потребовалось. Как бы Рону ни не нравился городской маг, особенно после смерти Ренина, в глубине души он признал, что защита магической лавки была подготовлена очень хорошо. Об этом свидетельствовали разбросанные части человеческих тел – результат применения Трёх лезвий ни с чем не перепутаешь. Помещение сейчас напоминало мясницкую, где вырвалась и разнесла всё вокруг недобитая свинья. В дальней части помещения ошарашенно стоял маг, впрочем, без видимых повреждений.

Рон быстро проявил инициативу:

– Послушай, маг, ты цел? Мы за амулетами как раз к тебе направлялись, и смотрим, Плевка на своём месте нет. Тут как шарахнуло! Мы сюда, а… наша помощь вроде и не требуется. Извини, маг, но у нас ещё много дел, завтра на выход готовимся, так что мы бы с радостью забрали свои амулеты и убрались, пока городская стража не прибыла…

– Так вы… это… – прокашлялся маг, постепенно приходя в себя, – зайдите через задний вход, я сейчас открою. А то здесь всю одежду запачкаете. Амулеты готовы, выходите и обойдите лавку с другой стороны.

Поисковики с радостью выскочили из помещения. Двинулись в обход лавки и только завернули за угол, как Пучок толкнул Рона и указал на сапог, торчавший из зарослей крапивы.

– Плевок? – задал вопрос Рон, хоть и сам уже знал ответ.

Плевок всегда по-особому подбивал носки сапог металлическими пластинами, чем хвастался перед каждым посетителем магической лавки. Пучок подобрался поближе к телу Плевка, раздвинув валявшейся тут же палкой крапиву. Посмотрел на неестественно повернутую, практически за спину, голову Плевка и отрицательно помотал головой в ответ на немой вопрос Рона.

– Ладно, забираем амулеты и уходим. Иначе точно стража вопросами закидает, и тогда к завтрашней вылазке не успеем подготовиться.

– А проблем со стражей не будет, если мы смотаемся втихую? – задал вопросПучок.

– Не должно быть. Нападавшие вон в лавке остались, маг это подтвердит. Мы пришли позже. Если и будут вопросы, ответим на них после возвращения. А сейчас поспешим.

Быстро убедившись, что амулеты заряжены, рассчитались с магом, расстроенным нападением и предстоящим расследованием, которое наверняка задержит его в городе. Предупреждённые магом, что он больше заказов не примет, так как сразу после завершения следствия он покинет город и переедет жить в столицу, поисковики отправились дальше по своим делам. Рону ещё надо было посетить кузнеца, а Пучок должен был закупить провизию для всей команды.

На следующий день вышли, как обычно, засветло. Погрузив на лошадей припасы и снаряжение, поисковики за несколько часов добрались до последнего пограничного поста перед Потерянными землями. На этом посту все команды поисковиков оставляли своих лошадей, с ними в Потерянные земли никто не отправлялся, потому что защитить кроме себя ещё и лошадь от опасностей было нереально, не говоря уже о необходимости приобретения дорогих защитных амулетов в случае желания проехаться на коне по выжженной и пустынной земле. Агрессивная флора и фауна Потерянных земель не оставляла беззащитным животным ни одного шанса. Рон припомнил, как когда-то он вместе со своей командой наблюдал костяки людей и лошадей, разбросанные у подножия Хребта Мёртвых. Один из ветеранов, бывших тогда с командой Рона, рассказывал, что это всё, что осталось от большого отряда поисковиков-новичков, которые решили, что на лошадях им будет гораздо легче вытаскивать из Потерянных земель бесчисленные сокровища и артефакты, которые они планировали здесь найти. А нашли совсем другое. Когда расположившийся на отдых перед подъёмом по горным тропам отряд был атакован местной живностью, новички не придумали ничего лучшего, как рассредоточиться для защиты своих лошадей. Они все были перебиты здесь, из отряда вырвалась только пара поисковиков с множеством ранений.

Оставив пограничной страже несколько серебряных монет за присмотр и корм лошадей, команда Рона быстро пересекла незримую границу, отделявшую Потерянные земли от королевства Ленна, на границе которого и располагался маленький городок Кулон, служивший уже на протяжении многих лет базой для нескольких отрядов поисковиков.

Кстати, никто не мог объяснить, почему твари Потерянных земель никогда не пересекают невидимую границу между опустошёнными территориями и землями королевства Ленна. Лет сто назад граница, бывшая тогда с другой стороны Хребта Мёртвых, внезапно и без видимых причин передвинулась километров на пятьдесят в глубь королевства Ленна. Тогда погибли жители нескольких окрестных деревень и гарнизоны передовых пограничных застав, в одно утро обнаружившие, что находятся на территории Пустынных земель. Немногие успели спастись, побросав нажитое имущество и хозяйство, а пограничная стража полегла почти вся, защищая до последнего солдата отступающих беженцев от тварей Потерянных земель. Теперь о событиях столетней давности напоминали только несколько разрушенных от времени деревень и развалины пограничных форпостов перед Хребтом Мёртвых.

К вечеру команда достигла подножия Хребта Мёртвых и разбила лагерь, чтобы утром с новыми силами преодолеть естественную преграду. Через полчаса после привала, когда в походном котелке над костром весело побулькивала каша с мясом, поисковики были атакованы бродячим роем горных ос. Отряд был готов к такому нападению, охранные амулеты, активированные по периметру лагеря, вовремя сработали, накрыв плотно сбившихся ос парализующим облаком.

Застывший рой с сухим треском осыпался на землю. Основным отличием этих насекомых, чаще всего встречавшихся у Хребта Мёртвых, от обычных ос было то, что они питались исключительно мясом. Обездвиживая жертву, горные осы облепляли её и, прокусывая шкуру животного или кожу человека мощными жвалами, впрыскивали в тело особую жидкость. Под её действием уже через сутки мясо превращалось в некий студень, которым и питались осы. Они надолго застывали возле поверженной добычи, образуя слабо шевелящийся кокон. Съеденный до половины труп осы использовали как инкубатор, вводя внутрь разложившегося мяса свои личинки. Как только кожа лопалась, выпуская молодых горных ос, два роя разделялись и покидали костяк, обтянутый кожей, в поисках следующей добычи. Если горные осы долгое время не находили себе новую жертву, рой замирал в какой-нибудь горной расщелине, впадая в некое подобие сна. При появлении живого существа осы моментально просыпались, внезапно атакуя очередную жертву. Яд горных ос парализовывал человека почти мгновенно и без применения специального эликсира приводил через несколько дней к мучительной смерти.

Пока действовало парализующее плетение, Пучок с помощью Синего Глаза специальными щипцами вырвал у каждой осы ядовитые жала, которые были весьма востребованы магами, использовавшими яд в своих эликсирах. Остальные поисковики быстро передавили обездвиженных ос, с хрустом переламывая хитиновые тела своими окованными железом сапогами. Некоторые команды поисковиков специально выходили в Пустынные земли на охоту за водившимися только там тварями, зарабатывая себе на жизнь исключительно продажей перекупщикам редких ингредиентов. Но охота на монстров, порождённых Пустынными землями, была ещё более опасным занятием, чем поиск артефактов, оставшихся от магов Свободных территорий. Рон несколько раз принимал участие в таких охотах, сопровождавшихся постоянными потерями, поэтому, когда он сколотил свою команду, в Пустынные земли выходил только в поисках артефактов, избегая по возможности мест, в которых отмечались скопления тварей.

Остаток ночи прошёл спокойно, если не считать нескольких нападений ползучих гадов, которые были разрублены на части бдительными часовыми, сменявшимися каждые два часа. С рассветом, подкрепившись лепёшками и вяленым мясом, отряд выступил на преодоление Хребта Мёртвых.

Тщательно осматривая все расщелины и внимательно глядя под ноги, поисковики, страхуя друг друга, медленно передвигались по горной тропе. Здесь каждый миг можно было ожидать нападения хвосторубов – змей, водившихся среди скал. Эти ползучие твари использовали при нападении кроме ядовитых зубов ещё и костяное жало на кончике хвоста, которое пробивало слабо защищенные кожаные доспехи. Длиной более двух метров, эти твари пружиной выстреливали навстречу жертве, впиваясь зубами в открытые участки кожи, и, обвивая тело несколькими кольцами, жалом пробивали горло или другое незащищённое место. Костяные жала хвосторубов использовались магами при производстве амулетов, так как хорошо сохраняли заряд магической Силы.

Идущий впереди Синий Глаз внезапно подал рукой сигнал опасности, и отряд замер, тревожно вслушиваясь в окружившие его со всех сторон скалы. Рон медленно, тихо приблизился к Синему Глазу и шёпотом спросил:

– Что там?

– За поворотом тропы только что были слышны шуршание и потрескивание, – так же шёпотом ответил поисковик.

Рон, сделав остальным поисковикам знак затаиться, осторожно приблизился к повороту и выглянул из-за скалы.

На каменной площадке посреди тропы гигантский хвосторуб заканчивал заглатывать горного барана, задние ноги которого ещё виднелись из неестественно широко раскрытой пасти гада. Сразу за головой тело змеи было сильно раздуто втягиваемой тушей барана, которая по толщине в несколько раз превосходила толщину самой змеи. Чешуйки шкуры змеи так растянулись, что между ними стали видны светлые прожилки кожи.

Знаками приказав поисковикам приблизиться, Рон шёпотом обрисовал сложившуюся ситуацию. Пока змея заглатывала добычу, решено было её атаковать, чтобы не ждать, пока она освободит проход.

По команде Рона поисковики выскочили из-за поворота и набросились на неповоротливую обжору, порубив её в считаные секунды.

– А ведь тварь длиной не менее четырёх метров, – удовлетворённо сказал Пучок, отрубив костяное жало и пристраивая его в своём походном мешке.

Сбросив раздувшийся труп змеи в расщелину, поисковики двинулись дальше.

Как и было оговорено, в этот раз отряд двигался к развалинам башни мага, где погиб Сэм Ложка и получил смертельные ранения Ренин Длинный. Поисковики никогда не бросали своих раненых и погибших бойцов в Потерянных землях, и то, что им пришлось оставить Сэма, спасая Ренина, довлело над командой. Поэтому без долгих раздумий было решено вернуться за его останками. Все осознавали, что кроме перебитых лагеров в подземельях башни ещё может быть много тварей, но никто не сомневался в необходимости возвращения на место засады. Для поисковиков стало делом чести отдать последний долг их погибшему товарищу.

Бесшумно передвигаясь по тропе, отряд преодолел горное ущелье и к вечеру спустился к подножию Хребта Мёртвых с другой его стороны. Впереди расстилались просторы Потерянных земель.

Рост

Четвёртые сутки после переноса

Я успел сделать пару шагов по достаточно высокому тоннелю, и в моей голове прозвучал голос Хранителя: «Этот горизонт должен быть относительно безопасен. Вход в него, да и вся вертикальная шахта с лестницей была завалена камнями последними големами перед полной консервацией комплекса. Двигайся прямо по тоннелю и ищи выход в вертикальный ствол вентиляционного канала. По нему ты сможешь подняться на уровень выше, где расположены хранилища и классы боевой подготовки, мастерские по сборке големов и прочие подсобные помещения», – пробубнил Хранитель.

Стены тоннеля были покрыты слоем оплавленного камня. Кое-где попадались деревянные рошпаны, покрытые ярко-зелёного цвета лишаем и пятнами плесени. Словно услышав мои мысли (хм, а чего словно, именно так и происходит), Хранитель продолжил:

«Все тоннели и помещения этого комплекса были выжжены в скальной породе под башней мага Лордана. При этом использовались огромного размера файерболы, которыми управляли несколько магов. В файерболах применялись особые плетения, которые не позволяли им взрываться при соприкосновении с препятствиями, а всего лишь выжигали необходимые ходы в скале, заодно укрепляя расплавленной породой стены и потолок. Это позволило практически не использовать дополнительные укрепления для потолка, хотя кое-где и были поставлены рошпаны, чтобы предотвратить возможные обвалы. Как видишь, практически везде тоннель остался цел».

На каменном полу стояли чёрные лужи воды, возможно скрывающие глубокие ямы. Такие места я старался обходить, чтобы не переломать ног. Отражения лучей светляка бросали причудливые тени на тоннель, по которому двести лет не ступала нога человека. Где-то впереди шуршали своими лапками помощники-тараканы.

Минут десять побродив по мрачному тоннелю, я вышел к небольшой развилке, возле которой замерли оба помощника.

«Посмотри вверх», – предложил Хранитель.

Последовав его совету, я обнаружил забранное металлической решёткой отверстие вентиляционного канала. С покрытых ржавчиной металлических прутьев свисали несколько жгутов слабо колыхающейся в воздухе паутины. Подпрыгнув, я смог ухватиться за прутья, но мои рывки привели только к тому, что я оказался весь засыпан ржавчиной от решётки.

«Допустим, решётку я выбью файерболом, а как дальше забраться в канал? – задумался я. – Придётся возвращаться и попробовать перетащить пару рошпанов, чтобы забраться наверх».

«Иди вперёд по левому ответвлению тоннеля. Если ты снимешь здесь распорки, поддерживающие потолок тоннеля, может произойти обвал, потом сам же не сможешь попасть в лабораторию», – вновь вмешался Хранитель.

Признав в его словах смысл, я двинулся в указанную сторону. Мимо меня проскочил и убежал один из помощников, второй же остался возле вентиляционного канала.

«Послушайте, Хранитель, не верю, что помощники самостоятельно принимают решения, что им делать», – вступил я в мысленный разговор.

«И правильно делаешь, что не веришь, – отозвался О'Нос, – их действиями управляю я. Потом я покажу тебе, как перехватить линии управления ими. Помощники, по сути, тоже големы, только выполняют функции незаметных личных охранников и помощников в бытовых вопросах. Их питание, кроме встроенного артефакта с запасом магической энергии, сейчас настроено на силовую линию от твоего магического резерва. Они были специально разработаны для Стражи Свободных территорий и чаще всего использовались ими как разведчики. При этом они были завязаны на магический резерв отрядного мага, им же и управлялись. После создания Хранителей часть помощников, с более расширенными возможностями, была изготовлена и для лабораторий, где они использовались для обслуживания комплексов».

Так, беседуя, я дошёл до нескольких рошпанов, поддерживающих потолок у очередной развилки тоннеля.

«Хранитель, куда ведут эти ответвления?»

«Внизу находятся ещё несколько уровней, но они ещё во время войны были залиты водой, поэтому, даже если здесь произойдёт обвал, ничего страшного не будет».

Обстучав пальцем деревянные распорки, я выбрал несколько из них, расположенных на близком расстоянии от соседних, предполагая, что после их удаления не сильно нарушу несущую конструкцию. Теперь осталось решить, как их изъять. Банальное выбивание точно всё разрушит. Бензопилу бы сюда…

«Неуч, используй плетение Трёх лезвий, – вмешался Хранитель, – заодно и потренируешься».

– Ага, четыре дня назад я о магии только в сказках слышал, а сейчас должен с ходу сыпать во все стороны плетения… – пробормотал я себе под нос и улыбнулся. Каламбур, однако: под носом у О'Носа… Ха-ха… – Ладно, соберись, – сказал сам себе.

Чтобы не терять времени на создание нового плетения Трёх лезвий, я решил воспользоваться одним из тех, которые подвесил перед выходом из лаборатории.

Для начала я встал напротив одного из рошпанов и вытянул в его сторону руку, мысленно проведя линию прицеливания от своего указательного пальца к середине деревянной распорки. Так, стоп! Поняв, что если призрачные лезвия полетят к цели параллельно полу, то они оставят строго горизонтальные срезы, я остановился. Действительно, а как я потом эти распорки выну? При тончайшем срезе, который останется после действия плетения, у меня не будет, так сказать, возможности даже пошевелить необходимые мне части рошпана. Поступим немного по-другому. Подошёл к рошпану поближе и значительно изменил угол прицеливания. Сосредоточившись, одним коротким импульсом развеял центр Силы, сдерживающий плетение Трёх лезвий в свёрнутом виде. От моего указательного пальца отделился сгусток энергии, мгновенно развернувшийся в три призрачных лезвия, который устремился к рошпану. За доли секунды преодолев расстояние до выбранной мной распорки, лезвия при соприкосновении с древесиной стали чётко видимыми. Практически не скинув скорости, лезвия вошли и срезали распорку под углом, оставив на её стволе тонкий, почти незаметный след. Перерезав распорку, лезвия впились в каменную стену и, потеряв запас энергии, исчезли.

«Если не удастся вернуться домой, стану лесорубом», – усмехнулся я про себя.

«Довольно неплохой результат, – раздался голос Хранителя, – особенно для подвешенного плетения. В случае создания плетения с нуля ты можешь регулировать необходимую глубину действия лезвий путём добавления или уменьшения объёма магической энергии, которую ты вливаешь в плетение перед его активацией. Не забудь подвесить новое плетение взамен использованного, хватай распорку и давай, двигайся к вентиляционному каналу», – вернул Хранитель меня, созерцавшего творение рук своих, на бренную землю.

Довольно быстро восстановив использованное плетение, я подхватил два приблизительно равных по длине обрезка распорки, ещё раз подивившись ровности среза, и двинулся в сопровождении помощника в обратный путь.

Возле решётки ничего не изменилось, всё так же безмолвно нёс свою вахту помощник-таракан.

«Выход из вентиляционного канала на следующем уровне будет из стены, так что он наверняка не завален, – сообщил Хранитель. – Я сейчас уже смог протестировать кое-что из управления и оснащения комплекса. Новости не радостные, наверху кто-то основательно порезвился. Пока ты будешь подниматься, я постараюсь запитать энергией сохранившихся наверху помощников и отошлю их обследовать помещения».

Вот и ладненько. Хранитель занят, и я займусь делом. Приставив два колена бывшего рошпана к стене, я задумался, какое плетение использовать для взлома решётки. Хранитель что-то говорил о файерболе, которым маги прожигали ходы в скальной породе. Такой наверняка и решётку возьмёт. С другой стороны, он говорил, что этим файерболом управляли несколько магов и ещё использовали дополнительное плетение, предотвращающее взрыв файербола. А мне пока доступны только обычные файерболы, которые, конечно, разнесут решётку, но вместе с ней разнесут и вентканал. Ладно, тогда будем использовать плетение Трёх лезвий. Только создадим его заново и по-быстрому попробуем его немного усовершенствовать.

Создав необходимое плетение, я убрал два из трёх его слоев, оставив лишь одно необходимое мне лезвие. Так, эти центры Силы тоже лишние. Оставим всего несколько, уменьшив длину лезвия сантиметров до сорока. Кхмм… А если добавить к получившемуся призрачному лезвию ещё и рукоятку, будет неслабый бебут. Такой призрачный артиллерийский кинжал, лезвие которого будет видно только при соприкосновении. А чтобы бебут не был одноразовым и лезвие не исчезало после нескольких соприкосновений с препятствием, рукоятку надо сделать из какого-нибудь материала, который используют здешние маги для изготовления надёжных артефактов, обеспечив постоянную подпитку магической энергией. Ладно, всё это потом, хотя перспективы мне понравились.

Сделав с десяток Малых лезвий (а что, чем не название), я забрался на хлипкую конструкцию из обломков деревянной распорки. Одной рукой крепко ухватился за решётку и, действуя второй, постепенно перерезал основные прутья. Не дорезая все до конца, я упёрся свободной рукой в каменный свод, а второй попытался отогнуть решётку. Вроде поддалась. Ну-ка, ещё немного… Решётка мало-помалу отошла в сторону, открывая проход. Отдышавшись, я подтянулся и наконец-то попал в вентиляционную шахту. И, только уперевшись ногами в уступы (видно было, что вентканал файерболом не выжигали, а использовали инструменты для прохода через скалу), спохватился, что не подумал о помощниках, оставшихся внизу.

«А им помощь не требуется, – вернулся на связь Хранитель, – их лапы приспособлены для того, чтобы, если потребуется, перемещаться по отвесной скале».

Подтверждая его слова, мимо меня, ничуть не изменив свою скорость, проскочили оба помощника и, резво обогнув мои руки и ноги, умчались наверх по вентканалу.

«Хранитель, есть новости?» – задал я вопрос.

«Удалось заполнить магический резерв ещё трёх помощников на необходимом нам горизонте комплекса, отправил их осматривать тоннели и помещения. Один пропал, на связь не выходит. Думаю, что просто поломка, но всё равно будь настороже. То, что там творится, говорит о полноценных боевых действиях, девять из десяти големов разнесены на мелкие обломки и восстановлению не подлежат. Время восстановления последнего я даже пока не берусь подсчитать. Схему горизонта я тебе скопировал, нужные хранилища пометил красным цветом. В общем, смотри в оба», – закончил Хранитель.

На мгновение задумавшись, я проанализировал маршрут по появившейся в памяти схеме находящегося выше горизонта комплекса. Попытался представить, что я могу противопоставить возможной опасности в своём состоянии. М-да, не густо. Файерболы вообще опасно в замкнутом пространстве использовать, могу сам себя оглушить как минимум. Три лезвия на крупного монстра хватит, а вот для твари вроде змеи может и не подойти. Плетение Воздушного тарана могу не успеть создать, а свёрнутого его в запасе не было. Что ж, опробуем идею с бебутом из появившегося подручного материала. Наклонившись к решётке, я срезал ещё одним Малым лезвием кусок металлического прута немного шире собственной ладони. Покрутил его в руках и за пару минут наполнил его десятком свёрнутых плетений Малого лезвия. Проверил структуру, добавил ещё немного магической Силы. Навскидку на пару часов энергии хватит. А там разберёмся. Теперь я практически мгновенно мог активировать магический щит и Малое лезвие. Прут служил одновременно и амулетом, и рукояткой, из которой при активации плетения мгновенно вырастало призрачное лезвие сорокасантиметровой длины. По моим расчётам, каждое плетение должно было выдержать в активированном состоянии две-три минуты, что я посчитал более чем достаточным для планируемого обследования хранилищ Стражи Свободных территорий. Главное, не забыть крепко держаться за ржавый обрезок прута, чтобы ладонь не соскочила на лезвие, ведь ограничителей нет.

Лезть наверх было легко. Преодолев около десяти метров подъёма, я достиг бокового выхода из вентканала, также забранного решёткой. Возле него замерли мои молчаливые спутники.

Городской маг О'Тил

За пять дней до встречи с магом Свободных территорий

О'Тил устало присел на кровать, отойдя от скрючившегося на полу комнаты тела.

Очень тянуло напиться. События последнего дня выбили мага из привычного ритма жизни.

О'Тил, сразу после ухода дознавателя, решил самостоятельно распутать клубок событий, связанных с нападением на него.

Используя плетения иллюзии, маг сделал два слепка лиц людей, напавших на него.

Убедившись в том, что стража забрала обрубки тел из его лавки, маг повесил объявление о том, что сегодня он больше никого не принимает. Нанятые уборщики за несколько часов привели помещение в относительный порядок, хотя пятна от крови намертво въелись в пол и стены помещения. Заперев лавку, О'Тил отправился опрашивать трактирщиков, верно рассудив, что нападавшие должны были где-то жить.

Первый и второй трактирщики лишь отрицательно помотали головой, не опознав в двух иллюзиях знакомых им лиц.

Третий сразу же сообщил магу, что эти двое являются его постояльцами. Кроме того, с ними на постой стал и третий человек, сейчас находящийся в своей комнате.

О'Тил сразу поднялся на второй этаж и постучался в указанную трактирщиком комнату.

– Да? – раздался из-за двери мужской голос.

– Смена постельного белья, господин, – ответил маг.

Услышав приближающиеся шаги, О'Тил сжал в руках амулет с парализующим плетением, направив его на дверь.

Когда бородатое лицо изумлённо уставилось на мага, явно узнав его, маг мгновенно активировал плетение. Вместе с телом жильца на пол комнаты упала толстая жирная муха, неудачно попавшая под действие амулета.

Маг быстро шагнул внутрь, заперев за собой дверь на засов. В комнате больше никого не было.

Осмотрев походные мешки постояльцев, лежавшие в углу комнаты, О'Тил достал из одного из них моток крепкой бечёвки и связал парализованного мужчину. Сам уселся на лежак, перебирая найденные в вещах амулеты, в ожидании пока тот придёт в себя.

Вскоре бородач очнулся и с ненавистью уставился на мага.

– Послушайте, уважаемый, – обратился к нему маг, – я хочу знать, почему люди, прибывшие в город вместе с вами, уже два раза нападали на меня. Сейчас то, что осталось от их тел, остывает в городском морге. Предлагаю вам сделку. Вы рассказываете мне, почему вы хотите меня убить, а я оставляю вам жизнь. Можете даже успеть убраться из города, пока городская стража до вас не добралась.

– Мне нечего вам сказать, – хрипло ответил мужчина, с трудом двигая губами.

– Что ж, тогда перейдём к плохому варианту. Вы всё равно всё мне расскажете.

Маг встал с кровати и вставил пленнику в рот кляп из скомканного полотенца.

– Это, – маг достал из кармана плоскую склянку и показал её пленнику, – пещерный слизняк, который водится в Пустынных землях и может выжить вне их территории. Слизняки легко проникают под кожу человека и паразитируют в его организме, медленно пожирая человека изнутри. Говорят, что особенно сильную боль испытывают, когда слизняк добирается до своего деликатеса, спинного мозга.

Маг потряс склянкой перед лицом бородача, осторожно открыл бутылку и вытряхнул слизняка на тыльную сторону ладони пленника. На лице мужчины выступила испарина.

Через секунду из тела слизняка вырос тоненький отросток, который опустился к бледной коже человека и, нащупав капилляр, вонзился в него. По телу слизняка пробежала судорога. Мерзкий паразит Пустынных земель быстро втянулся человеку под кожу. На коже образовался небольшой бугорок, который стал медленно перемещаться вверх по руке.

Из другого кармана О'Тил достал маленький пузырёк с жёлтой жидкостью.

– Это, – маг также поднёс пузырек к глазам мужчины, – эликсир, единственный способ убить слизняка, пока он не разрушил организм изнутри. – Маг положил пузырёк на пол перед лицом пленника и уселся на кровать. – Выбирайте: или даёте мне необходимую информацию, или я раздавлю этот пузырёк. В округе эликсир приобрести у кого-то, кроме меня, невозможно. Боюсь, что стража не будет никого посылать в другой город для вашего спасения.

На багровом лице мужчины отразилась внутренняя борьба, затем он что-то промычал сквозь кляп.

– Надеюсь, мы обойдёмся без криков? – сказал О'Тил и, дождавшись утвердительного кивка пленника, вытащил из его рта кляп.

– Я всё скажу, дайте мне эликсир, – быстро сказал мужчина, исказив лицо в мучительной гримасе.

Его руки стали подрагивать.

– Минут десять у вас есть, можете начинать рассказывать. После этого принимать эликсир будет поздно.

О'Тил немного обманул пленника, эликсир спасал заражённого и через несколько часов. Но так как мужчина был явно не местный, маг предположил, что подробными сведениями об особенностях пещерных слизняков тот не располагает. А вдали от границы заражений практически не было. Поисковики давно научились определять симптомы заражения и вовремя принимали эликсир, а кроме них в Пустынные земли никто не ходил.

– Я контролёр Детей свободы. Те двое, которые должны были вас убить, адепты первого круга. Месяц назад мы получили заказ на ваше устранение. Подробные инструкции нам давал сам заказчик, он же сообщил, где вас найти.

– Имя заказчика? – спросил маг.

– Его имя… – Речь пленника прервалась, его глаза закатились, лицо исказила гримаса боли, а тело начало биться в судорогах.

Маг подскочил к мужчине. Не может быть, чтобы слизняк так быстро добрался до какого-то жизненно важного центра. О'Тил хорошо знал, как ведут себя слизняки в теле человека. За свою практику он обследовал и излечил не одного поисковика и нескольких жителей приграничного города от этих тварей.

Быстро прощупав пульс пленника, маг приоткрыл двумя пальцами его веко, и догадка пронзила его. Пыльца смерти, понял маг.

Плетение Пыльцы смерти использовалось некромантами. Оно накладывалось на человека, если некромант хотел сохранить некие сведения в тайне. Плетение завязывалось на ключевые слова, произнося которые человек погибал. Маг никогда не встречал человека под действием такого плетения, да и считалось, что некромантов в королевстве Ленна нет. После войны магов Свободных территорий с империей Ном империя распалась. Её столица и армия, которую сопровождали некроманты, были уничтожены ответным ударом магов Свободных территорий, нанесённым ими прямо перед своей гибелью. После восстания людей, ужаснувшихся деяниям некромантов, последние были практически полностью уничтожены и сохранились лишь в королевстве Рат, границы с которым уже сотни лет были закрыты. Что происходило на его территории, никто не знал.

О плетении Пыльцы смерти маг знал из книг в библиотеке магической академии. У человека, погибавшего от него, белки глаз заливались чёрным цветом, и после активации плетения спасти его было невозможно.

Пленника сотрясали судороги, его пальцы скребли по деревянному полу, а тело выгнулось дугой. Через минуту он затих.

Убедившись в отсутствии пульса, О'Тил устало присел на кровать, отойдя от скрючившегося на полу комнаты тела контролёра. Гильдия убийц и воров, которые сами себя называли Детьми свободы, тайно действовала на территории королевства уже много лет.

Клубок событий вокруг мага оказался куда серьёзней, чем показалось с первого взгляда, а ниточка опять оборвалась.

В коридоре раздался топот подкованных металлом сапог и тревожный голос трактирщика. Через мгновение в дверь застучали.

– Откройте, городская стража. Маг, мы знаем, что вы внутри, – раздался зычный голос дознавателя, который ещё утром был у мага.

Вздохнув, О'Тил встал, забрал с пола пузырёк с эликсиром и отодвинул засов.

Дознаватель, за спиной которого толпились четверо стражников и встревоженный трактирщик, быстро оглядел помещение, подошёл к лежавшему на полу трупу, кинул взгляд на его связанные руки и, убедившись, что мужчина мёртв, пристально посмотрел на мага.

– Господин городской маг, – сказал задумчиво дознаватель, – вы задержаны по подозрению в убийстве. Прошу не оказывать сопротивления и проследовать за мной.

Стражники нерешительно двинулись к О'Тилу.

Маг оглядел притихших людей, вжавшегося в стену трактирщика. Посмотрел на скрюченного контролёра и произнёс:

– Я невиновен.

– Разберёмся. Порядок есть порядок, – ответил дознаватель.

– Хорошо, я готов, – ответил маг.

На полу слабо зашевелилась парализованная муха.

Поисковик Рон

Второй день выхода в Потерянные земли

Когда сумерки уже опускались на Потерянные земли, отряд достиг небольшой рощи, окружавшей маленькое озерцо. Возможно, и даже наверняка, здесь было когда-то красиво. И безопасно. Глядя на тихую воду озера, Рон представил себе картину, как он сидит с удочкой на берегу, рядом шепчет лёгкий ветерок в окружающей озеро осоке, а деревья бросают длинные тени на воду в лучах заходящего солнца. Всё это могло бы быть так, если бы это не была территория Потерянных земель.

Поисковики разбили лагерь недалеко от озера, срубили дерево, сухой ствол которого по своей твёрдости был недалёк от камня, и развели костёр. Деревья, от которых остались почерневшие стволы с искорёженными ветвями, молчаливо напоминали о произошедшей двести лет назад катастрофе, уничтожившей и изменившей здесь всё живое.

Поисковики не стали приближаться к озеру – брать воду из водоёмов на Потерянных землях категорически не рекомендовалось. Мало того, вода стала таким же местом обитания чудовищных тварей, как, впрочем, и вся местность вокруг.

Особого выбора, где остановиться на ночлег в Пустынных землях, не было, опасность была повсюду. Порождённые магической войной монстры постоянно мигрировали по территории Пустынных земель, представляя собой реальную опасность для смельчаков, пришедших сюда в поисках артефактов магов Свободных территорий.

Сейчас Рон сидел у костра и задумчиво смотрел на огонь. Уже завтра поисковикам вновь придётся разобрать завал у входа в тоннель под башней мага, чтобы найти останки Сэма Ложки. Что делать дальше? Стоит ли рискнуть жизнью поисковиков поредевшего отряда и проникнуть в глубь тоннеля? Рон задумчиво перевёл взгляд на своих товарищей. Все они ветераны, к таковым Рон причислял уже и Синего Глаза, неоднократно показавшего свою смелость и рассудительность в выходах в Потерянные земли.

Все они знают, какая опасность им грозит, и все осознанно выбрали путь поисковика Пустынных земель. Адреналин от постоянной игры со смертью будоражил кровь поисковиков не хуже наркотика. А средства, вырученные от продажи найденных здесь артефактов и ценностей, позволяли всей команде достаточно хорошо жить.

«Будем исследовать тоннель». – Рон принял решение и, расставив часовых, лёг спать. В эту ночь поисковики дежурили попарно, лагерь также был окружён охранными амулетами.

Посреди ночи Рон проснулся от приснившегося ему кошмара. Разорванный на части Сэм Ложка превратился в зомби, каким-то образом сумев соединить свои части тела. С причмокиванием он отрывал полоски мяса от руки Ренина Длинного, бросая вполне осмысленные взгляды на лежавшего рядом с ним связанного Рона.

Смахнув выступившую на лбу испарину, Рон поднялся и присел к костру, добавив в него ещё пару изломанных веток и разворошив тлеющие угли.

Ночную тишину разорвал крик часового:

– Зомби, зомби!

Поисковики, спавшие вместе со своим оружием, мгновенно вскочили с расстеленных на почве плащей. Вооружённые острыми клинками люди сгруппировались вместе с часовыми вокруг костра, приготовившись отразить нападение.

Стрела, подавший сигнал тревоги, сообщил Рону:

– Сработал дальний охранный амулет, – и показал командиру налившуюся красным цветом костяную пластинку, парную той, которая была ещё в сумерках размещена в окружающих лагерь деревьях.

Поисковики тревожно всматривались в темноту вокруг стоянки, стараясь не особо загораживать своими телами свет от пламени костра.

Наверное, сейчас Рон не удивился бы, если бы из темноты появился Сэм.

В окружившей лагерь тишине послышался шелестящий звук. Что-то приближалось к лагерю.

Рон достал из кармана последний амулет Трёх лезвий. Теперь точно с пустыми руками из похода возвращаться нельзя. Без амулетов в Пустынные земли выйдет только сумасшедший.

– Вот они! – указывая острием клинка по направлению на проступившие из темноты смутные силуэты, выкрикнул Синий Глаз.

Напряжение нарастало.

Поисковики смогли рассмотреть приблизившихся к лагерю зомби, и теперь стало понятно, почему они так медлительны. Рон с содроганием опознал в шатающихся и медленно переставляющих ноги фигурах таких же поисковиков, как и они. Вот и их старший, совсем недавно одолживший Рону золотой и ушедший со своим отрядом в Пустынные земли на пару дней раньше, чем команда Рона. «Недавно обратились», – понял Рон, глядя на медленно приближающиеся тела.

Зомби, не замедляя свой размеренный ход, напали на поисковиков, вытягивая руки и бессмысленно вращая потухшими глазами. Их характерная походная одежда поисковиков была изорвана и покрыта засохшей кровью. Рука знакомого Рону поисковика была оторвана чьим-то жестоким ударом и свисала на сухожилиях, сверкая белым обломком кости при каждом покачивающемся шаге зомби.

Отряд методично рубил приближающихся мертвяков, отрубая мощными ударами головы трупов и прикрывая друг другу спины. Рон участвовал в рубке вместе со всеми наравне, убрав амулет Трёх лезвий в карман, посчитав, что с медленными зомби они без проблем справятся только клинками. Ему достался этот самый знакомый поисковик, вышедший прямо на Рона. Пронзив грудь мертвеца своим клинком, Рон на доли секунды всмотрелся в широко распахнутые мёртвые глаза и сильным ударом длинного кинжала во второй руке срубил ему голову. Тело мертвеца рухнуло на землю, Рон выдернул свой клинок и огляделся. Кто же стал причиной гибели целого отряда? Поисковики добивали последние, слабо шевелящиеся на земле трупы, когда из темноты, метя в спину Пучка, выпрыгнула размытая тень. Странным образом изменившийся мертвец, в котором от человека остались только общие черты, видимо, и уничтожил всю группу знакомого Рону поисковика. Мертвец вонзил удлинённые когти в спину содрогнувшегося от удара Пучка и уже потянулся украшенной чудовищными клыками мордой к незащищённой шее, когда тварь была сбита на землю сильным ударом щита подоспевшего на помощь Стрелы. Поисковики окружили слабо стонавшего на земле Пучка, выставив перед собой покрытые гнилой кровью мертвецов лезвия клинков. Тварь, резко отпрыгнув в сторону и опустившись на четыре конечности, продолжала кружить вокруг людей. Рон судорожно нащупал в кармане амулет и приготовился к его активации. Тварь, пригнувшись к земле и изготовившись к прыжку, медленно огибала поисковиков. Видно, выбрав для себя удобную жертву, мертвяк резко оттолкнулся задними конечностями от земли и взмыл в воздух. В середине прыжка на людей тварь встретилась с тремя призрачными лезвиями активированного Роном амулета. Обратно на землю под ноги поисковиков приземлились уже три отдельных обрубка тела монстра. Горящие злобой мутные глаза твари потухли, когда подскочивший Стрела одним мощным ударом пронзил своим клинком обезображенную голову, пригвоздив её к земле.

Все облегчённо перевели дух, осматриваясь по сторонам в поисках новой опасности. Но если в темноте ещё и были подобные монстры, то этой ночью они решили более не нападать на поисковиков. Пучка спасла плотная кольчуга, которую лекарь отряда предусмотрительно надел перед выходом в Пустынные земли. Изодранная куртка и пара трещин в рёбрах от удара монстра были не в счёт. Ободряемый товарищами Пучок был туго перевязан и усажен у костра, а уставшие поисковики немедленно ещё раз убедились в том, что напавшие на лагерь зомби теперь уже окончательно мертвы, для надёжности практически расчленив каждый труп.

Осмотрев трупы, Рон насчитал семерых мертвецов, хотя, как он знал, в отряд его знакомого входило восемь поисковиков.

– Командир, думаю, их лагерь, – кивнул на трупы подошедший к Рону Стрела, – находится где-то рядом. Зомби свежие, издалека не могли прийти.

– Я знал их старшего, – поделился Рон, – они ушли в Пустынные земли за пару дней до нашего выхода. Согласен, с утра пойдём по следам.

Скоро рядом с лагерем запылал новый костёр, в котором вместе с дровами сгорали останки мертвецов.

На горизонте занялся рассвет.

На расстеленном возле Пучка походном плаще маленькой горкой высились амулеты и россыпь мелких монет, собранные поисковиками с трупов. Отдельно были сложены несколько клинков и кинжалов погибших.

– Оружие и деньги передадим близким погибших, – сказал Рон притихшим поисковикам, – а амулеты по закону принадлежат нам. Так что, Стрела, загружай всё в свой мешок, после возвращения в город добычу разделим, а клинки вернём родственникам поисковиков.

Рон окинул взглядом прилегающую местность.

До развалин башни мага остаётся несколько часов хода.

Где-то вдали, в той стороне, куда собирались выступить поисковики, раздавались глухие удары, похожие на звук грома.

Рост

Пятые сутки после переноса

Всё же я немного запыхался. Передохнув несколько минут перед решёткой, я вслушивался в тишину, стоявшую в тоннеле за ней. Несколько паутинок, приклеившихся к прутьям решётки, слабо колыхались в воздухе. «Раз есть движение воздуха, значит, выход таки есть, – решил я. – Осталось только благополучно до него добраться».

«Не торопи события, Рост, – вмешался в ход моих мыслей Хранитель, – воздух может циркулировать по оставшимся вентиляционным каналам. А ближе к поверхности они сильно сужаются, там ты не пройдёшь. Хотя, когда комплекс строился, было предусмотрено несколько входов и выходов. Я отправил одного из помощников проверить их. Хочу тебя предупредить, – продолжил Хранитель, – от помощников поступила информация о наличии большого количества паутины в верхних горизонтах комплекса. Хотя пауки пока и не попадались, будь внимателен, ничего хорошего после войны в тоннелях завестись не могло. Всё, я работаю дальше с восстановлением инфраструктуры комплекса, буду за тобой приглядывать», – закончил О'Нос.

«Ладно, сами с усами, не пропадём», – подумал я. Хотя к предупреждению Хранителя отнёсся серьёзно. Решив опробовать свой Бебут, как я стал ласково называть мой первый самостоятельно созданный амулет, я быстро повторил операцию по срезанию и отгибанию решётки. Силёнок, что ли, прибавилось? Что-то легко я стал перегибать хоть и корродированные, но всё же крепкие металлические прутья.

Амулету я поставил мысленно оценку «четыре» по пятибалльной шкале. Всё же расход энергии из-за непригодного материала артефакта шёл быстрее, чем я рассчитал.

Восстановив потраченные Малые лезвия Бебута, я проскользнул в проделанный в решётке проход и оказался в новом тоннеле комплекса.

Впереди меня опять шелестели лапки помощников, деловито обследующих новый горизонт.

Так, если следовать схеме Хранителя, мне налево. Отправив вперёд светляка, я двинулся к первому хранилищу Стражи Свободных территорий, указанному Хранителем.

В тоннеле царило запустение, всё было покрыто слоем пыли. Потом попался полузаваленный рухнувшими с потолка камнями участок, где я с трудом протиснулся через узкий проход сбоку обвала. С другой стороны я увидел его причину, внешне выглядевшую как следы от подрыва немаленького фугаса моей прошлой жизни.

«Хранитель. – Я мысленно обратился к О'Носу и, дождавшись его отклика, спросил: – У вас взрывчатку вообще использовали?»

«Нет, нашему миру эти ваши сомнительные достижения науки неизвестны. То, что ты видишь, результат действия файербола».

Я мысленно присвистнул, когда представил себе размеры файербола, который здесь разорвался. Уже имея понятие о том, сколько магической энергии надо было в него влить, и представив, какого размера должно быть плетение, я немедленно зауважал неизвестного мне мага.

«Не буду лишний раз скромничать, – иронично продолжил Хранитель, – этот файербол подорвал здесь именно я. Правда, в основу файербола был встроен амулет, который служил накопителем магической энергии, что и позволило получить такой разрушительный эффект. Амулет перенёс из лаборатории в этот тоннель голем, когда один из монстров, ворвавшихся в комплекс, сумел преодолеть барьер из охранных големов и начал спускаться на нижние уровни. Я посчитал целесообразным перехватить его в этом тоннеле, хотя приготовил аналогичные файерболы и в нескольких других местах. Потом я снял все другие файерболы, когда стал испытывать недостаток магической Силы».

«Спасибо, Хранитель, за пояснения, пожалуй, пойду дальше», – ответил я, и О'Нос отключился, занявшись своими хранительскими делами.

По пути мне попалось ещё несколько мест, где явно использовались файерболы, но я уже не стал отвлекать Хранителя своими расспросами. Зато мне удалось рассмотреть, как я понял, охранных големов комплекса. Натолкнувшись на очередное место, где однозначно произошло локальное сражение охранников комплекса и неизвестных нападавших, от которых остались лишь фрагменты костей, я, наконец, получил возможность, как говорится, потрогать руками одно из изделий местных магов. На каменном полу тоннеля среди обломков камня, каких-то досок и других обломков явно органического происхождения были разбросаны останки двух големов – ничем другим это быть не могло. Судя по всему, маги Свободных территорийособо не заморачивались тонким тюнингом и дизайном, а изготовляли големов из металла и керамики человекоподобной формы. Хотя, насколько я мог судить по разбросанным в радиусе нескольких метров частям, големы имели несколько смещённый вниз центр тяжести по сравнению с человеком, что, по всей видимости, обеспечивало лучшую устойчивость.

Пообещав себе обязательно потом вернуться для более тщательного исследования обломков големов, я продолжил путь к хранилищам.

Достигнув обозначенной на схеме Хранителя точки, я с изумлением уставился на некое подобие металлической двери, которые видел в своё время в фильме про немецкую подводную лодку. В общем, там дверь открывалась, если покрутить установленный посредине её маленький металлический штурвал.

Не знаю, что сделали бы немцы на моём месте, но я первым делом попробовал этот штурвал покрутить в противоположную часовой стрелке сторону. Потом в другую сторону. Потом тупо постучал по металлической двери, убедившись, что броня крепка… Обозвав дверь плохими словами, я решил наконец-то подумать головой.

Ну что ж, я пробовал по-хорошему, пришло время использовать уже зарекомендовавшее себя плетение Малого лезвия.

Мои приготовления были прерваны хихиканьем О'Носа, который, оказывается, тоже имел чувство юмора.

«Дверь изготовлена из менского железа, которое магией не возьмёшь, – сообщил Хранитель. – Надо было сразу спросить меня, как её открыть. Не мог себе отказать в удовольствии понаблюдать за тобой, такое развлечение не видел уже лет двести». – Хранитель явно продолжал издеваться надо мной.

Насупившись, я уставился на дверь как баран на в общем-то уже не совсем новые ворота.

«Справа от двери есть камень, который своим более тёмным цветом должен отличаться от окружающих его», – продолжил Хранитель.

Действительно, этот камень сразу же бросился мне в глаза.

«Да, я его вижу», – нейтральным тоном сообщил обиженный я.

«Приложи к нему руку, получишь результат», – в лучших традициях группы «Технология» сообщил мне О'Нос.

«Ладно, – подумал я про себя, – за мной не заржавеет».

Приложив руку к тёмному пятну камня, я замер.

Через секунды три раздался щелчок.

«Можешь крутить маховик», – сказал Хранитель.

Этот мини-штурвал на удивление легко поддался. Через несколько его прокруток я услышал синхронный щелчок затворов, выходящих из металлических пазов.

На всякий случай покрепче перехватив Бебут, я потянул дверь на себя.

«Вот оно какое, хранилище древней Стражи…» – мысленно протянул я, оглядывая ряды стеллажей из неизвестного мне материала, уставленные всякого рода имуществом.

Сразу было видно, что в помещении ранее хозяйничали военные.

На каждом стеллаже была прикреплена металлическая табличка бронзового цвета с надписью, в хранилище царил идеальный порядок. Казалось, что ещё совсем недавно в этом помещении практиковались в наведении чистоты и порядка несколько новобранцев под руководством сурового старшины, настолько всё было аккуратно, идеально разложено.

«По сути, ты недалёк от истины, – сообщил Хранитель, – на хранилища были наложены коконы подпространства и плетения нетленности сразу после того, как маги покинули комплекс. Здесь всё осталось так и в том же самом состоянии, как было двести лет назад. Еда в продуктовом хранилище также пригодна для употребления, ведь по субъективному времени для неё прошло не более нескольких суток. Здесь ты можешь выбрать себе одежду и снаряжение, оружие находится в смежном помещении, амуниция там же».

Испытывая непонятный мне трепет, я приблизился к стеллажам. Странно, но таблички оказались с вполне читаемым текстом.

«Ничего странного, – заметил Хранитель, – не забывай обо мне и пересадке феррона. Сейчас тебе многое может показаться понятным вне зависимости от твоих прошлых знаний. Просто тебе необходимо научиться этим пользоваться».

«Будем, будем учиться, но потом, – сказал я, – а сейчас самое время делать покупки…»

Обходя стеллажи, я сначала натянул на себя нечто похожее на комбинезон советских танкистов, только без шлема, конечно. Такой же чёрный цвет, множество карманов, в общем-то удобный, хотя сначала в разных частях комбеза ощущались какие-то уплотнения. Вернулся к табличке и прочитал: «Походный костюм, мимикрирующий». Да без разницы, хоть крякающий. Первая похожая на нормальную одежда в этом мире, ещё и мой размер.

«Размер стандартный, – опять влез Хранитель, – комбинезон универсальный, специально разработан для Стражи и позволяет чувствовать себя комфортно в боевых и походных условиях. Посмотри через два стеллажа, найдёшь себе обувь. Да не пропусти стеллаж с головными уборами, там есть шапки типа ваших лыжных масок, захвати себе одну, в комбинезоне есть специальный карман для неё».

Последовав совету О'Носа, я нашёл себе пару отличных, вполне похожих на привычные мне берцы, высоких ботинок. Обув подходящий мне размер, я сам себе не поверил: на стоящем рядом стеллаже обнаружил самые настоящие носки! Быстренько разулся и, нацепив носки, вновь облачился в ботинки. Вот… теперь я почувствовал себя человеком. Засунув в карманы ещё две пары носков, я отправился разыскивать указанный Хранителем стеллаж с шапками. Без труда найдя их, я померил одну, виртуально оценил свой внешний вид молодого омоновца, стянул шапку и засунул её в специальный карман, действительно обнаруженный на комбезе.

В общем-то, жизнь удалась, ещё бы поесть.

«Но сначала получим оружие», – ухмыльнулся я про себя.

Перейдя в смежное помещение, я, мягко говоря, слегка прозрел.

Какое же это хранилище – это арсеналище! В просторном помещении находилось несколько громадных высоких стеллажей, плотно забитых разнообразным холодным оружием. Напротив оружия стоял открытого типа шкаф с видневшимися ремнями кожаной амуниции и ранцами, ещё дальше были расположены несколько стеллажей с различными тубусами и пеналами. Посреди помещения стояли несколько пирамид с копьями. На стенах, по принципу рыбьей чешуи, висели щиты. В дальнем углу комнаты стояла ещё и целая колонна, выложенная из круглых и, похоже, однотипных щитов.

Я, перебрав пару ремней, причудливо соединённых между собой, выбрал один комплект и попробовал надеть его на себя. Через две минуты это удалось. Как и все военные, видимо, Стража Свободных территорий не стремилась к усложнению своего оснащения, отдавая прерогативу его простоте и удобству. Поэтому мне удалось разобраться с кожаными ремнями и ремешками достаточно быстро. Просторный ранец удобно лёг за плечи, и я перешёл к выбору оружия.

Сказать, что я умел фехтовать, я, естественно, не мог. Знания есть, это да, но, прежде чем я смогу прилично держать в руках меч, пройдёт немало времени в тренировках. Поэтому, особо не напрягаясь, выбрал среднего размера клинок с прямым лезвием из металла с синеватым отливом и подвесил его с имевшимися тут же ножнами себе на пояс. Потом не удержался и подвесил с другой стороны длинный кинжал, понравившийся мне узором и долами на лезвии.

Затем задумчиво покрутил в руках ещё один кинжал с удобной рукояткой, перевитой для удобства толстой проволокой жёлтого цвета. Какое-то ранее мне незнакомое чувство подсказывало, что есть смысл поменять рукоятку для Бебута.

Через пару минут я уже держал в руках отсечённую Малым лезвием рукоятку кинжала. Освободив ржавый отрезок прута от десятка плетений Малых лезвий, я перенёс их на новую рукоятку, сразу опробовав обновлённое оружие. Всё работало, и работало не в пример старому образцу. Видимо, я выбрал хороший вариант для рукоятки Бебута, так как магическая энергия сохранялась намного лучше, а количество плетений Малого лезвия, которые я мог разместить в ней, было намного больше. Подвесил на пояс и рукоятку Бебута, специально расширив для этого один из клапанов.

Трезво размыслив, что дополнительные запасы не помешают, я стянул с себя ранец и сложил в него ещё несколько дополнительных кинжалов.

Перешёл к стеллажам с тубусами и пеналами, которые лежали в специальных ячейках. Достав один из пеналов, выполненных из тёмно-красного дерева, аккуратно открыл его. Ничем иным, кроме походной аптечки, это быть не могло. В разделённом на два отделения пенале находились перевязочные средства из неизвестного мне материала, кровоостанавливающий жгут, маленький металлический скальпель и ножницы. В другом отделении в специальных зажимах находилось около десятка пузырьков с разноцветными жидкостями. Захлопнув пенал, я захватил ещё один и сложил их в специальные отделения ранца. Хранитель потом подскажет, что за зелья находятся в разноцветных пузырьках.

Тубусы были разных размеров. Открыв один из них, по форме напоминавший стандартный термос для чая, я высыпал на пол полтора десятка исполненных в разном стиле амулетов. В предметах были чётко видны магические плетения, правда, не наполненные магической Силой. В одном из них, по форме напоминающем браслет из серебристого металла, мне удалось распознать амулет жизни.

Посчитав, что он может мне пригодиться, я напитал структуру его плетения магической энергией, которой ушло, должен признаться, на удивление много. Защёлкнув браслет на правой руке, обратил внимание, как несколько силовых линий разного цвета окутали моё запястье.

Остальные амулеты собрал обратно в тубус и, захватив ещё один с аналогичным содержанием, сложил в ранец.

Более длинные тубусы, снабжённые специальным ремнём для размещения на плече, оказались наполнены несколькими средней длины метательными дротиками. Их ромбовидной формы наконечники бронзового цвета были украшены причудливой вязью непонятного рисунка. Полюбовавшись красотой исполнения этого оружия, я сложил дротики обратно в тубус, решив также взять его с собой.

В голову пришла очередная идея. Изготовленный из лёгкого металла продолговатый корпус тубуса с дротиками по своей форме и длине очень напоминал хорошо знакомый мне ещё по службе РПГ-18 «Муха». А что, если соорудить себе нечто наподобие этого советского гранатомёта, соединив разрушающее действие файербола и скорость Воздушного тарана? Может, и получится, только надо немного времени, чтобы соответствующим образом проработать плетения.

«Будет день – будет пища», – решил я. Но пару тубусов освободил от дротиков и прицепил их с внешней стороны ранца, используя имеющиеся на нём дополнительные ремешки.

Кстати, о пище. Желудок ощутимо сводило от голода. Что там Хранитель говорил о непортящейся еде?

Тут я поймал себя на ощущении, что слышу какие-то посторонние звуки.

В тоннеле, ведущем к хранилищу, раздавались гулкие звуки тяжёлых шагов.

Городской маг О'Тил

За три дня до встречи с магом Свободных территорий

О'Тил лежал на покрытом соломой топчане, заложив одну руку за голову, а второй отщипывал кусочки от свежего хлеба, который принёс сегодня булочник, узнавший, что маг задержан по подозрению в убийстве.

Как рассказал этот болтун (хотя в глубине души маг был ему очень благодарен за внимание и ещё тёплый хлеб), город наполнился слухами о произошедших событиях. Жители были взбудоражены, убийства в лавке мага и в одном из городских трактиров обсуждали на каждом шагу.

Особенно ухищрялся на этом поприще, как стало понятно из слов булочника, тот самый трактирщик, который указал дознавателю комнату, где маг допрашивал контролёра. Какие только варианты не предлагались для ушей доверчивых слушателей! То трактирщик с дознавателем появились в момент, когда городской маг расправлялся с одним из постояльцев ужасающим по мощи плетением, использование которого почти полностью разрушило левое крыло трактира. Всю ночь несколько бригад строителей восстанавливали жильё для постояльцев, и теперь трактирщик хочет, чтобы городские власти возместили ему огромный ущерб. То трактирщик вместе с магом до прибытия городской стражи героически сдерживали целую банду разбойников, которые хотели уничтожить всех постояльцев в трактире и похитить его казну.

В общем, ситуация ясна, трактирщик рассказывает каждому то, что тот хочет услышать. Кстати, как сказал булочник, уже появились несколько очевидцев и даже участников событий в лавке городского мага. Эти люди путались в своих рассказах о роли и участии мага в гибели нападавших на него и его охранника.

Большинство населения города всё же оставалось на стороне городского мага, считая, что после разбирательства его отпустят. Ведь все убитые злодеи были приезжими, чужаками, одним словом, а Плевок героически погиб, выполняя свой долг по защите жизни и имущества своего нанимателя.

Есть совершенно не хотелось. Уже вторые сутки городской маг был лишён своих амулетов и возможности слить свой резерв магической энергии.

О'Тил так привык ежедневно опустошать свой магический резерв, в течение рабочего дня заряжая амулеты горожан, а вечером наполняя собственные амулеты и артефакты, что сейчас энергия просто переполняла его.

Аппетита не было. Маг задумчиво отщипывал кусочки хлебного мякиша, скатывал его в комки и бросал в дальний угол своей камеры.

После каждого падения комка хлеба на пол из узкого отверстия внизу стены камеры выскакивала лоснящаяся крыса, которая хватала мякиш и умильно съедала его, придерживая хлеб передними лапами. Видимо, задержанные, содержавшиеся в этой камере, частенько подкармливали городского паразита.

Дознаватель, проводя вчера допрос, попросил мага воздержаться от использования любых магических плетений до окончания следствия. Так как маг не желал конфликта с ним, эту просьбу он собирался выполнить. Свои амулеты маг сдал сразу после своего прибытия в городскую тюрьму.

В первый вечер задержания мага никто не допрашивал. Как решил О'Тил, видимо, в тот день дознаватель провёл поиск и опрос возможных очевидцев событий вокруг него.

Не исключено, что дознаватель, кроме изучения мест преступления и обсуждения с городскими лекарями причин смерти сразу четверых людей в один день, доложил о событиях непосредственно городскому голове. Дознаватель был его ставленником, что не было для мага секретом, так как его услуги изредка требовались в ходе очередного расследования редких, но всё же происходящих в приграничном городке преступлений.

Насколько маг знал городского голову, тот вначале взвесит на одной чаше весов все плюсы от деятельности мага в городе в первую очередь лично для него, а потом для горожан. На другую чашу весов городской голова поместит максимальную тяжесть проступка мага. И уже от его решения зависит направление расследования дознавателя, а в итоге и выводы следствия.

Впрочем, вчерашний день показал, что никто особо «утопить» мага не планирует. Дознаватель прибыл в тюрьму вскоре после того, как мага накормили завтраком.

– О'Тил, я вчера провёл тщательное обследование мест, где были совершены убийства, – сообщил дознаватель, присаживаясь на табурет, услужливо поданный в камеру стражником. – С утра мне доложили результаты осмотра погибших лекарями. Ситуация неоднозначна. Если по гибели горожанина Плевка всё достаточно ясно – ему просто переломили шею, то остаются вопросы по событиям в вашей лавке и трактире. Особенно, – дознаватель достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб, – по событиям в трактире.

– В лавке я даже не приближался к нападавшим, – О'Тил решил начать с событий в лавке, чтобы дать себе дополнительную возможность обдумать пару скользких моментов о смерти контролёра, – они атаковали меня арбалетным болтом, как только я вышел из своего кабинета.

– Действительно, в ходе осмотра помещения нами был найден полусгоревший болт из менского железа. Как вам удалось уцелеть? – продолжил дознаватель. – И поясните факт применения амулетов Трёх лезвий, которые запрещено использовать в городе.

– На мне был активированный артефакт магического щита времён магов Свободных территорий, – не спеша ответил О'Тил. – Если заряд этого амулета полон более чем наполовину, он может выставить щит, который выдержит и атаку оружием из менского железа. Этот амулет я приобрёл несколько лет назад по случаю у одного из поисковиков по имени Лот, уже год как погибшего в Пустынных землях. Мне пришлось заряжать этот артефакт каждый день последние два года, чтобы вчера он смог остановить арбалетный болт, направленный в меня.

– Хорошо, а амулеты Трёх лезвий? – продолжил допрос дознаватель. – Ведь для обезвреживания напавших было достаточно парализующих плетений, следы использования которых определили наши лекари.

– По поводу этих амулетов я вам уже говорил, – ответил маг. – Я заряжаю амулеты практически для всех поисковиков, которые выходят в Потерянные земли из нашего города. Естественно, у меня есть определённый обменный фонд, амулеты из которого я могу выдать заказчику взамен его собственных в случае необходимости. Как вы знаете, – продолжил О'Тил, – мы, я имею в виду магов, имеем возможность активировать магические плетения без личного контакта с амулетом, то есть, чтобы его активировать, мне не надо было брать его в руки. Так и произошло в этом случае. Когда я был атакован арбалетным болтом и увидел, что силуэты нападавших метнулись ко мне, наверняка чтобы добить, все мои мысли сосредоточились только вокруг того, как защитить свою жизнь. Возможности выбрать, какой амулет активировать, а какой нет, у меня не было, от каждой доли секунды зависело, буду ли я дальше жить. Поэтому я активировал поблизости все амулеты, которые могли меня защитить.

Городской маг решил не признаваться, что амулеты Трёх лезвий он уже давно скрытно разместил в лавке как раз для таких случаев. Так что ни о какой случайной их активации не могло быть и речи. Фактически он действительно мог ограничиться плетениями парализации, накрывшими напавших на него в лавке адептов первого круга Детей свободы. Но после того, как он узнал, что Дети свободы перед нападением на него убили Плевка, О'Тил не испытывал никаких угрызений совести. То, какой испуг он пережил, когда сработал его щит и он увидел нападавших, абсолютно оправдывало в глазах мага то, что кроме амулетов с парализующим плетением он активировал и амулеты Трёх лезвий.

– Поэтому я вас и не задержал после событий в вашей лавке, – ответил дознаватель, – тогда этих объяснений было достаточно. Теперь же, после убийства в трактире, кажется, что эти события взаимосвязаны. Почему после вас остались одни трупы? Как мне убедиться в том, то вы говорите правду? И как вы поясните, наконец, произошедшее в трактире?

– Я нашёл третьего соучастника нападения на меня, используя плетения иллюзии и желая оказать следствию посильную помощь. К тому же я просто хотел узнать, разыскивая место, где остановились напавшие на меня люди, откуда они появились. Мне было совершенно неизвестно, что у них есть третий сообщник.

– Лекарь сказал мне, что человек из трактира умер от разрыва сердца, – продолжил дознаватель. – Что он сообщил вам и почему был связан?

– Когда я постучал в дверь, она оказалась не заперта, и, услышав шум, я заглянул в комнату. Этот мужчина лежал на полу, его тело били конвульсии. Я сразу увидел, что человек был поражён пещерным слизняком, который, похоже, добрался до какого-то болезненного места в теле мужчины. Руками он мог причинить себе вред, так что мне пришлось вначале наложить на него плетение парализации, а потом связать его, так как я намеревался оказать ему помощь. Я собирался уже дать ему универсальный эликсир, который изготавливаю сам. А так как я единственный маг в городе, естественно, что несколько доз у меня всегда при себе… Но сделать я ничего не успел, мужчина умер. Тут вы и появились. Да, чуть не забыл, эликсир я сдал вместе с амулетами страже, можете проверить.

– Звучит правдиво, но всё же странностей слишком много в этих делах, – сказал дознаватель. – Почему вас хотели убить?

– Я этого не знаю, – ответил городской маг. – Уже двадцать лет я живу в этом городе и не знаю причин, по которым трое чужаков стали бы использовать против меня менское железо.

О'Тил решил утаить от следствия правдивую историю общения с контролёром и причину его смерти. Очень хорошо, что лекарь не догадался поднять веко мёртвого мужчины из трактира. Тогда бы причина его смерти, а именно активация запрещённого некромантского плетения, была бы определена правильно. В этом случае, подозревал маг, дознаватель раскопал бы и правду о Детях свободы. О'Тил думал, что эти знания приведут к тому, что городской голова решит избавиться от мага, представив, какие неприятности он может получить хотя бы только от Детей свободы, не говоря уже о некромантах, за сотрудничество с которыми в королевстве Ленна полагалась смерть на месте. А ведь подозрение в использовании плетения некромантов легло бы в первую очередь на мага! Никто бы и разбираться не стал. Так что всё, что ни делается, всё к лучшему.

– Да, и хотел вам ещё сказать, – продолжил маг свой разговор с дознавателем, – тело мертвеца из трактира необходимо сжечь, если вы не хотите, чтобы оно стало инкубатором для небольшой колонии пещерных слизняков из Пустынных земель. А всем, кто контактировал с трупом, необходимо в ближайшее время принять мой эликсир, иначе есть шанс заражения этими паразитами. Вы, – глянул маг на побледневшего дознавателя, – можете не откладывая принять тот эликсир, который у меня был с собой, когда вы меня задерживали.

– Почему же вы ничего не сказали об этом мерзком слизняке вчера? – вскипел дознаватель.

– Так меня никто ни о чём не спрашивал, – усмехнулся ему в лицо маг, – тем более я испытал вчера серьёзные душевные травмы и долго не мог прийти в себя.

Больше до вечера мага никто не беспокоил, кормили хорошо, только он практически ничего не ел, а думал о своих дальнейших планах…

Сегодня городской маг ждал освобождения. Максимум, что ещё могло потребоваться, так это пройти проверку на Кристалле правды, одном из немногих артефактов, бывших в распоряжении городской власти.

Размышления городского мага были прерваны раздавшимся писком крысы.

Маг привстал и посмотрел на неё.

Крыса, попискивая, забилась в конвульсиях, потом затихла на полу в неестественной позе.

Поисковик Рон

Третий день выхода в Потерянные земли

Рон согласился отправиться по следам зомби только с одной целью: найти хотя бы несколько мощных защитных амулетов, которые позволят поисковикам хоть что-то противопоставить монстрам Пустынных территорий. Израсходовав последний амулет Трёх лезвий, Рон, как и всякий командир, реально оценил снизившиеся боевые возможности своей группы. А ведь поисковикам предстояло добраться до развалин башни мага, а потом ещё и попытаться обследовать уходящий в глубь скального массива тоннель. Там, где они попали в одну засаду лагеров, могла быть и другая, а шансы выйти из новой переделки у отряда без мощных боевых амулетов снизились после сегодняшней ночи.

По хорошо различимому следу отряд повёл Пискун, хороший следопыт и признанный ветеран среди поисковиков Пустынных земель. Прозвище прилипло к Пискуну из-за характерного писка во время сна. Как объяснял сам Пискун, этот писк появился после ранения стрелой кочевников, которое он получил ещё во время службы в армии королевства. Стрела что-то нарушила в его лёгком, и, хоть лекари сумели поставить Пискуна на ноги, из армии его списали. Кроме умения распутывать следы Пискун хорошо владел практически любым холодным оружием, поэтому, когда деньги стали заканчиваться, он перебрался в Кулон и присоединился к поисковикам.

Разгромленный лагерь обнаружили с другой стороны мёртвой рощи через сорок минут ходьбы. Первым делом поисковики тщательно осмотрели окрестности, чтобы не попасть в засаду к таким же монстрам, который направил сегодня ночью свежих зомби на поисковиков.

Прежде чем тела зомби были сожжены, Рон тщательно осмотрел тело странного мертвеца, который атаковал поисковиков из темноты. Рон признал, что если бы не успешное применение амулета Трёх лезвий, то ещё неизвестно, чем бы закончилась эта ночь для отряда.

Мертвец, бывший когда-то человеком, странно изменился. Его нижние конечности ногами уже назвать было сложно – перевитые жгутами мышц под синеватой кожей, они явно были более приспособлены для прыжков. Об этом свидетельствовал и дополнительный мощный сустав на ноге, которого у человека не было. Передние конечности монстра заканчивались самыми настоящими когтями пятисантиметровой длины, которые Рон с трудом отрубил, надеясь показать в Кулоне другим поисковикам и предупредить их о новом опасном существе Пустынных земель. Кроме этого Рон отдавал себе отчёт, что именно этот монстр как-то руководил ночной атакой на лагерь, направив свежих медлительных зомби с одной стороны, а сам напал с другой. Рон стиснул зубы. Если бы монстров было хотя бы двое, все поисковики сегодня ночью присоединились бы к своим коллегам, ставшим зомби. Однако Рон не стал делиться своими мыслями с членами отряда. Вернёмся в город, тогда и разложим по полочкам всю новую информацию.

Осмотрев окрестности и изготовив оружие к бою, поисковики осторожно вошли в лагерь. Теперь Рону стало понятно, где пропал ещё один человек из отряда его знакомого поисковика. Оставшийся от него костяк, разорванный на несколько частей и полностью обглоданный, лежал посреди лагеря.

– Эта тварь была не одна, – сказал Пискун, подошедший к Рону, пока остальные осматривали походные мешки и другие вещи, оставшиеся от погибшего отряда. – Судя по следам и лужам засохшей крови, две твари вначале покончили с часовыми, а потом быстро перебили спящих. Тому, – Пискун указал пальцем на костяк, – повезло больше, его разорвали на части и сожрали. Пока твари были им заняты, остальных поисковиков обратило в зомби.

К Рону приблизился Стрела, собравший в отдельный мешочек все найденные в лагере амулеты.

– Вот, – сказал он, протягивая командиру ладонь с четырьмя амулетами, – нашёл в одном месте, видно, где их старший спал.

– Теперь понятно, почему их взяли врасплох, – сказал Рон, рассмотрев две костяные пластинки, предназначенные для предупреждения о зомби. – Эти охранные амулеты банально не заряжены. Поэтому они их даже не установили. Непонятная беспечность. – Рон изучил другие два амулета. – А эти амулеты – Трёх лезвий и Огненного кнута – вполне готовы к использованию. Так, ребята, – обратился Рон к поисковикам, уже собравшимся вокруг командира, – лишний хлам не брать, оружие, деньги и амулеты с лагеря сдаём пока Пискуну. На всё ещё десять минут, потом выступаем к башне мага.

Сам Рон оставил при себе два боевых амулета, сдав Пискуну только две незаряженные костяные пластинки.

Удовлетворённый тем, что боевая мощь его отряда вновь восстановлена, Рон проследил за быстрым сбором и выходом поисковиков.

Они влипли, когда прошли где-то половину пути. И влипли серьёзно. Обходя глубокую расщелину, преградившую им путь к башне, отряд был полностью накрыт Облаком преобразования. Защиты от этой магической аномалии Потерянных земель не было. Облако преобразования состояло из мельчайших спор особого серого гриба, когда он, внешне похожий на обломок обычной скалы, внезапно лопался и выбрасывал в воздух тысячи мельчайших спор. Эти споры были активны только несколько часов после их выброса, а грибы встречались крайне редко, благодаря чему поисковики в Пустынные земли ходить всё же рисковали.

Теперь Рон понял, что показалось ему знакомым в странно изменившемся мертвеце, который вместе с зомби напал сегодня на них. Видимо, свежеобращённые зомби попали под Облако преобразования, которое сумело изменить даже уже мёртвых людей.

При попадании этих спор на человека с ним происходило немыслимое преобразование, через месяц превращавшее человека в тупого монстра. Преобразование практически полностью убивало человека как личность, к его завершению заражённые были лишь отдалённо похожи на человека. При этом у них появлялись дополнительные суставы на конечностях, длинные острые когти на руках, лицо превращалось в звериную морду вытянутой формы с чудовищными клыками. Всё тело покрывалось толстой ороговевшей кожей, которая успешно противостояла боевым плетениям.

Тот мертвец находился где-то на промежуточной стадии преобразования, только поэтому поисковикам удалось его уничтожить. Полностью преобразованные оборотни, как их называли жители приграничных областей, обладали чудовищной силой и скоростью и могли жить вне Пустынных земель. Несколько стай их, в которые сбивались преображённые, вырвавшиеся в своё время из Пустынных земель, выкосили целые деревни на территории королевства, пока не были уничтожены в кровопролитных боях специальными отрядами королевской армии.

Только Рон раньше не встречал, да и не слышал об оборотнях из мёртвых. То ли зомби не попадали раньше под Облака преобразования, то ли поисковикам раньше просто везло.

Оглядев замерших поисковиков, Рон устало скинул свой плащ, подстелил его под себя и уселся на камень рядом с лопнувшим грибом.

Раньше, когда был жив Сэм Ложка, отряд всегда избегал встреч с Облаками преобразования. Сэм обладал поистине даром, чутьём, которое позволяло ему уверенно определять места возможного нахождения серых грибов.

Всё кончено, понял Рон. Разумного существования членам его отряда оставалось от силы две-три недели. Потом жизнь животного… Лучше смерть! Она привычней для них…

Поисковики, сохраняя внешнюю невозмутимость, устало скидывали свои походные мешки и усаживались вокруг командира. Только лицо Синего Глаза смертельно побледнело, когда он осознал, что произошло. Спешить больше было некуда.

В том направлении, в каком ранее двигался отряд, вновь зазвучали странно ритмичные удары грома, вроде бы прервавшиеся около часа назад.

Рон посмотрел на небо без облачка. В принципе какая уже разница, откуда в направлении башни мага взялся гром, если нет грозы…

Не ожидая распоряжений командира, Стрела встал и развёл костер из захваченных из мёртвой рощи дров. Пучок с Пискуном быстро разместили вокруг стихийного лагеря охранные амулеты. Все поисковики собрались возле костра, на котором Стрела уже готовил привычную кашу с кусочками вяленого мяса.

Перекусили в молчании. Подождав, пока поисковики запили незапланированный обед сладким травяным настоем, Рон наконец произнёс:

– Что произошло, – он указал ложкой, которую крутил в руке, на лопнувший серый гриб, – вы все поняли. Преобразование или смерть, вот что мы можем выбрать.

После небольшой паузы в разговор неожиданно вступил обычно молчаливый Лесоруб, самый пожилой член отряда:

– Мы можем выбрать третье – излечение. Лет пятнадцать назад, когда большинство из вас ещё маршировало пешком под стол, одна из команд вернулась из Пустынных земель с заражённым поисковиком, который попал под Облако преобразования, когда был часовым. Команда вернулась с богатой добычей: в Пустынных землях ими были найдены несколько очень ценных и редких артефактов. Чтобы вы поняли приблизительную стоимость, скажу только, что Кристалл правды, который есть у сегодняшней городской власти, был тогда выкуплен у поисковиков за сумму, равную годовому обороту казны города. Деньги у команды были очень большие, поэтому все лучшие лекари города были приглашены для излечения их товарища. Только все они отказались, утверждая, что излечить человека от преобразования в оборотня после спор серого гриба Пустынных земель невозможно. В последней надежде спасти своего товарища, поисковики обратились к молодому городскому магу. – Лесоруб перевёл дыхание.

– О'Тилу? – не выдержал Стрела.

– Да, к нему, – ответил Лесоруб. – Поисковики пообещали магу любую оплату за спасение их товарища.

– Продолжай же! – почти выкрикнул Синий Глаз, когда Лесоруб замолчал.

Все настороженно уставились на Лесоруба, который никогда раньше не рассказывал эту историю, да и можно было по пальцам пересчитать, когда он вообще вступал в разговор.

– Заражённым поисковиком был я, – в абсолютной тишине сказал Лесоруб. – Команде это обошлось, – продолжил он после секундной паузы, – во все заработанные деньги. Пришлось также продать несколько дорогих боевых амулетов и два комплекта оружия из менского железа. Маг согласился на моё лечение при жёстком условии: никто не должен был узнать о том, что заражённый поисковик выжил.

– А зачем магу скрывать такой результат? – недоумённо спросил Синий Глаз.

– Для моего излечения маг применил плетение, использование которого находится на грани закона. Нет, – остановил Лесоруб готовые сорваться с уст его товарищей предположения, – оно не было из плетений некромантов. Маг сказал, что это плетение является промежуточной формой магического плетения между магией жизни и магией смерти, его использование оставит после активации кроме следа магии целителей и след магии некромантов. В случае его обнаружения городского мага ждала немедленная смерть, малейшего подозрения в использовании плетений некромантов для этого бы хватило. Молодой маг решился на такой риск, поддавшись на уговоры командира команды поисковиков, с которым он был очень дружен. Поговаривали, что, когда маг только прибыл в наш город, он сделал один или два выхода в Потерянные земли и этот поисковик спас однажды магу жизнь. Как сказал маг, плетение он изучил ещё в юности, но никогда не использовал по двум причинам. Первую я уже озвучил: плетение было на грани запретного, а вторая была в том, что у мага было недостаточно магической энергии для запитывания плетения и его активации.

– Как же вы вышли из этой ситуации? – опять не выдержал Синий Глаз, перебив Лесоруба.

Рон укоризненно посмотрел на него: негоже прерывать старших.

– Нам, а если сказать точнее, мне в очередной раз повезло, – ответил Лесоруб, поглаживая мозолистой ладонью свой боевой топор, за постоянное пользование которым и получил своё прозвище. – В это время в городе находились несколько скупщиков артефактов. На вырученные от добычи из Пустынных земель деньги моим друзьям удалось купить у них все амулеты, заряженные магической Силой. Что-то поменяли на свои личные артефакты, добытые каждым поисковиком команды за несколько лет выходов. В общем, магической Силы городскому магу хватило. Как видите, я не оборотень. После выздоровления я изменил своё имя и свои привычки, – усмехнулся Лесоруб, посмотрев на свой топор, – да и к сегодняшнему дню из поисковиков той команды в живых остался только я, – закончил свою исповедь поисковик.

– Спасибо, друг, что открыл нам эту тайну, – задумчиво сказал Рон, – но что нам это даёт?

– Мы можем тоже излечиться, – сказал Синий Глаз, – надо немедленно возвращаться в город и идти к городскому магу.

– Да ты себе отдаёшь отчёт, сколько стоит артефакт типа Кристалла правды? – вмешался ранее молчавший Пучок. – Чем мы рассчитаемся с магом, даже если он согласится вновь использовать то плетение?

Все задумались. Только что мелькнувшая по лицам тень надежды опять сменилась угрюмой сосредоточенностью.

После минутной паузы Рон сказал:

– Я считаю, что нам следует разыскать останки Сэма Ложки, обыскать тоннель и только после этого возвращаться в город. Даже если мы не найдём ценных артефактов, мы выполним свой долг по отношению к нашему товарищу и простимся с родственниками и близкими людьми. Потом можно будет уйти в Потерянные земли, чтобы дать тварям последний бой.

Первым, как ни странно, поднялся Лесоруб, сделал шаг навстречу Рону и твёрдо сказал:

– Я с тобой, командир. Своё я уже отбоялся. У меня и так уже второй шанс. Даже если мы сможем только отдать последний долг Сэму, я буду считать, что прожил свою жизнь не зря. Потом можно будет и в последний выход уйти.

Следом за ним поднялся Пучок:

– Я с тобой, командир. Уверен, необходимо осмотреть тоннель под башней мага и использовать шанс излечиться.

Тут же встали Стрела, Пискун и Синий Глаз.

Переглянувшись, они практически хором сказали:

– Я с тобой, командир.

Отряд быстро собрался и вышел в сторону башни мага. Через несколько десятков метров от стихийного лагеря раздался характерный хлопок лопнувшего серого гриба, и отряд вновь накрыло Облако преображения. Поисковики даже не остановились.

Через час, когда отряд, быстро передвигаясь по выжженной земле, значительно приблизился к развалинам башни, к Рону подошёл Пучок.

– Рон, – сказал поисковик, – эти звуки грома, которые доносятся от башни мага, явно искусственного происхождения. Больше всего они похожи на взрывы файерболов, только не могу себе представить мага, который может выпускать такое количество фаейрболов, да ещё с определённой периодичностью.

– Да, я тоже уверен, что это файерболы, – ответил Рон. – Хуже то, что, похоже, эти файерболы взрываются возле развалин башни мага, как раз там, куда мы идём. Подберёмся поближе, надо будет аккуратно посмотреть, кто это магией балуется.

Пучок лишь согласно кивнул.

Когда стали видны развалины башни, Рон повёл отряд немного в сторону, туда, где были слышны разрывы файерболов, от которых в небо поднимались жидкие облака пыли и дыма.

Медленно пробираясь среди каменных обломков, усеивающих местность, поисковики выбрали удачную позицию, с которой открывался отличный вид на происходящие события.

А посмотреть было на что.

Посредине широкой каменной площадки стоял голем. Или то, что от него осталось. Настоящий голем! И это при том, что после войны империи Ном и магов Свободных территорий рабочих големов не осталось! Правда, у этого голема были оторваны руки, из плеч с обрубками рук свисали какие-то жгуты. Его металлический корпус с вкраплениями какого-то материала, похожего на покрытый слоем лака камень, явно носил следы не одного боя – тело голема покрывали многочисленные вмятины и несколько трещин. Но это не мешало голему твёрдо стоять на ногах. И более того, с пугающей периодичностью выпускать из шлема, заменяющего ему голову, небольшие файерболы, которые довольно резво вонзались в продолговатые белёсые, как будто покрытые паутиной куколки, которые в несколько рядов были разложены перед големом: он, выпустив файербол в одну куколку, поворачивался к другой и, видимо накопив нужный заряд, снова выпускал файербол уже в следующую.

Сзади голема стоял человек высокого роста, одетый в странную чёрную одежду. Проследив, как файерболы, выпускаемые големом, сожгли очередной ряд куколок, человек направился к зиявшему у подножия холма образованного обломками разрушенной башни чёрному провалу тоннеля. Через несколько минут он появился вновь, уже таща несколько новых куколок. Сделав несколько ходок, человек выложил новый их ряд и устало уселся позади голема, который продолжил ритмично выпускать файерболы.

Через мгновение ситуация кардинально изменилась. Человек вскочил, устремив свой взгляд к темнеющему входу в тоннель. Голем прекратил бросать файерболы и также развернулся к развалинам башни мага. Из темноты раздались звуки, напоминающие шипение.

Звуки быстро приближались. Из прохода в тоннель появилась крупная тварь, напоминающая паука. Увидев человека и голема, рассмотрев дымящиеся останки куколок, паук мгновенно сориентировался, из хитиновой головогруди раздался резкий шипящий звук, и, быстро переставляя восемь конечностей, покрытых множеством волосков, тварь кинулась к ним.

Человек ощутимо напрягся. Его мгновенно окутал полупрозрачный кокон, переливающийся всеми цветами радуги.

Голем выпустил один файербол, через мгновение – второй. Однако файерболы не успевали за быстро приближающейся тварью и разорвались позади неё, не причиняя ей вреда.

Резко притормозив перед двумя обломками скалы на середине пути к замершему человеку, в руке которого была зажата пустая рукоятка от клинка или кинжала, тварь выплюнула из хелицер комок паутины, покрытый слизью, который легко проник в покрывший человека кокон и, развернувшись в подобие сетки, накрыл его с ног до головы. Человек страшно закричал.

В это же время тварь резво прыгнула по направлению к человеку.

Голем выпустил ещё один файербол, который разорвался на месте, где паука уже не было.

Когда паук в прыжке поравнялся с проходом, образованным двумя обломками скалы, раздался мощный, практически одновременный сдвоенный взрыв.

Оглушённые поисковики вжались в землю, осыпаемые обломками камней с неба. Когда развеялось поднятое взрывом облако пыли, перед глазами поисковиков предстал огромный котлован вместо двух обломков скал.

На месте, где стоял человек, лежала подергивающая переломанными ножками хитиновая головогрудь твари, из трещин в которой на пыльную землю стекала густая тёмная жидкость.

Оторванное брюшко чёрного цвета валялось в стороне, полузасыпанное землёй и обломками камней.

Рядом с останками паука зашевелился и, невообразимо изогнувшись, поднялся на ноги сбитый на землю голем. Сделав несколько тяжёлых шагов к разорванной твари, он замер, несколько раз поводив своим шлемом в разных направлениях.

Оглушённый Рон, действуя по наитию, знаком приказав лежащим рядом поисковикам оставаться на месте, привстал и сделал шаг по направлению к голему.

Шлем на плечах голема развернулся в сторону появившегося человека.

Из тёмного входа в тоннель раздались гулкие, приближающиеся шаги.

Несколькими секундами позже из тоннеля появился ещё один голем и сделал несколько тяжёлых шагов по направлению к замершему собрату. Потом приподнял и нацелил руку, на которой вместо ладони виднелся трёхстворчатый металлический раструб, на застывшего Рона.

В тревожной тишине замершего от потрясений мира раздалось оглушительное чиханье Синего Глаза.

Рост

Шестые сутки после переноса

Я приходил в себя и вновь проваливался в спасительную темноту от мучительной боли, эпицентром которой являлось моё обожжённое лицо. Сквозь мутную пелену слышались обрывки голоса Хранителя, что-то бормотавшего где-то на границе сознания.

Когда темнота бессознанья в очередной раз отступила, а боль, пронизывающая лицо, перешла в разряд терпимой, я почувствовал, что лежу на земле.

Рядом раздался шорох мелких камешков от приблизившихся ко мне чьих-то шагов.

Кто-то осторожно приподнял мою голову и смочил полопавшиеся губы водой. Моя голова была замотана тряпочными бинтами, которые не позволяли мне открыть глаза.

Закашлявшись, я напрягся и потянулся к источнику воды, прикосновением напоминавшему горлышко алюминиевой фляги. Меня аккуратно придержали, и холодная вода живительной влагой потекла мне в рот.

Меня опять осторожно уложили на землю и чем-тонакрыли.

Рывками вернулись воспоминания.

Услышав в тоннеле, ведущем к хранилищу, гулкие звуки от тяжёлых шагов, я отложил в сторону ранец и активировал Бебут. По лезвию призрачного клинка пробежала волна света, и он вновь стал совершенно прозрачным.

Шаги в тоннеле затихли.

Крадучись, я приблизился к входу в хранилище, осторожно выглянул из проёма.

Посреди тоннеля возвышалась человекоподобная фигура из металлокерамики, из оторванных рук которой свисали несколько жгутов проволоки чёрного цвета. Фигура стояла на двух массивных ногах, центр тяжести был непропорционально смещён вниз. На плечах этого существа виднелся шлем, в расщелинах которого то разгорался, то угасал огонь плетения файербола.

Дезактивировав плетение Малого лезвия, я вложил Бебут под клапан на комбезе и вышел в тоннель, разглядывая замершего голема.

«Хранитель, я потрясён», – мысленно сказал я.

«Да, удалось поднять одного из охранных големов комплекса», – раздался скромный ответ О'Носа.

Приблизившись к голему, я провёл пальцем по вмятинам на его корпусе, нащупал пару трещин, пересекавших керамические вставки в его теле.

«Несмотря на то что его руки оторваны, голем вполне боеспособен, – продолжил Хранитель. – Я запитал его магический резерв и восстановил управление. В случае необходимости голем прикроет тебя файерболами. Амулет их создания встроен ему в шлем и не пострадал. Двигательные функции не повреждены, так что этот голем будет сопровождать тебя по тоннелям, пока я не запитаю магической Силой и не восстановлю управление над ещё несколькими охранными големами, которые находятся в запасниках комплекса и прекрасно сохранились».

«Хранитель, – вспомнил я о голодных судорогах желудка, – вы что-то говорили о еде, которая сохранилась в комплексе».

«В нескольких десятках метров дальше по коридору находится хранилище с продуктовыми комплектами Стражи, они прекрасно сохранились, – ответил О'Нос. – Можешь подкрепиться, но потом надо будет зайти ещё в одно место».

«Как скажете, Хранитель», – повеселевшим голосом сказал я, быстро заскочил за ранцем, спешно засунул в него ещё один комбинезон и выскочил в тоннель по направлению к следующему хранилищу. Ах да, что-то от голода совсем мозги набекрень. Опять вернулся к хранилищу и запер за собой металлическую дверь. Услышав щелчок входящих в пазы запоров, рефлекторно приложил к тёмному камню руку. Всмотрелся и увидел, что в камне расположено магическое плетение. Оно активировалось от моей руки, отправив импульс магической энергии по силовой линии, связывающей камень и двери.

«Граница на замке», – хмыкнул про себя, закинул ранец за плечи и отправился к хранилищу с продуктовыми комплектами.

При мысли о еде рот мгновенно наполнился слюной. Помечтав о горбушке тёплого хлеба с хрустящей корочкой, я быстро добрался до аналогичной предыдущей металлической двери в следующее хранилище и так же приложил руку к более тёмному камню рядом с ней. По активированному моим прикосновением плетению прошла волна магической Силы, чем-то напомнив процесс сканирования. Центр Силы плетения наполнился магической энергией, засветившись ровным зелёным светом, открывая доступ, и через несколько секунд я легко провернул маховик и услышал щелчки запоров.

Плавно распахнув дверь, я сотворил ещё одного светляка и направил его в хранилище. Следом проскользнул один из помощников, второй застыл перед входом.

Всё помещение было уставлено однотипными стеллажами. С одной стороны они были заполнены одинаковыми ящиками коричневого цвета, с другой – рядами стояли фляги из тёмного стекла, корпус которых был плотно оплетён кожаными ремешками. Я снял ранец, хищно улыбнулся, подошёл к ближайшему стеллажу и с трудом снял один из ящиков. Он, почти ничем не отличавшийся от своего земного варианта, был сделан из прочных деревянных досок, щели между которыми были залиты затвердевшей смолой. Вытащив из ножен длинный кинжал, вставил его острый конец в щель между досок, сковырнув смолу. Немного напрягся – и доска с лёгким треском откинулась в сторону.

Ящик был наполнен ровными рядами брикетов в вощёной бумаге. По крайней мере, оболочка выглядела как бумага. Вытащив один из брикетов на свет, я рассмотрел его получше. Размером с большую плитку шоколада и толщиной в два пальца, брикет весил граммов двести. Обёртка на ощупь напоминала слой парафина и не оставила на моих пальцах никаких следов. Перевернув брикет, я обратил внимание на нарисованную на нём ладонь.

Присмотревшись, увидел не запитанное энергией магическое плетение, покрывавшее всю оболочку брикета. Какие-то центры Силы были расположены так же, как в плетении файербола, другие – по-другому и составляли в целом совершенно неизвестное мне плетение. Хотя, поизучав его пару минут, я пришёл к выводу, что оно достаточно простое и в случае необходимости я смогу довольно быстро создать подобное.

В голову ничего, кроме функции саморазогрева при активации этого плетения, по типу солдатских пайков из моей реальности, не приходило. Я взял ещё один брикет, проверил – на нём было размещено аналогичное плетение. Более не колеблясь, влил в него магическую Силу и активировал.

Брикет резко нагрелся градусов до сорока, верхняя часть его оболочки лопнула с трёх сторон. Я ещё немного подождал, но более ничего не происходило. Зацепив ногтями за лопнувшие края, потянул их на себя и открыл содержимое.

По помещению распространился запах подогретой гречневой каши с тушёнкой!

Внутри брикет состоял из трёх отделений. В одном из них аккуратно лежала стопка галет, в другом находилась серая клейкая масса, в которой, присмотревшись, я различил волокна мяса! В третьей была такая же клейкая масса, только белого цвета.

Желудок возмущённо взвыл, не выдержав таких испытаний.

Что ж, время ланча.

Достав одну тёплую галету, осторожно откусил от неё. Ощутил вкус подогретого тоста. Ха, а ложки-то нет. Ничего, зачерпнем эту клейкую массу переломанной пополам галетой. Вкусно… Тёплая каша по вкусу была очень близка к гречневой. Быстро съев кашу и несколько галет, я попробовал клейкую массу из третьего отделения, точно так же зачерпнув его галетой. О-о-о, это десерт. Сладко, даже приторно. Ясно, глюкоза.

Так, это на потом. А сейчас можно ещё один сухпай открыть. Уже привычно влив в плетение разогрева энергию, активировал его и положил брикет на ящик. Отошёл к противоположным стеллажам и взял с полки одну флягу, горлышко которой было залито всё той же смолой. Аккуратно срезав смолу кинжалом, я выдернул деревянную пробку из фляги и понюхал содержимое.

Пахнет вполне приятно, травами.

Раз Хранитель молчит и ранее говорил, что всё должно быть годным к употреблению, будем пробовать. Ух ты, ничего так… От глотка терпкой, насыщенной букетом разных трав жидкости по телу растеклось приятное тепло. Странно, на вкус при этом алкоголя не чувствовалось.

Вернулся к открытому ящику и уже медленно, растягивая удовольствие, съел очередную порцию каши с галетами, изредка запивая настоем из фляги. Обед закрепил двумя порциями сладкого, хоть и не сильно его люблю.

Настроение улучшилось.

Открыл ранец и прикинул свободное место. Так, влезет штук десять сухпаёв и пара фляг, одну вложу в подходящий карман комбеза. Остаётся пара свободных отделений, пригодятся.

Заполнив ранец едой, немного сыто подремал на выложенных в ряд трёх ящиках, потом вызвал Хранителя.

«Сэр, я готов», – сказал я, получив его отклик.

Однако О'Нос не поддержал моё хорошее настроение.

«Рост, вернись в тоннель, тебе надо зайти ещё в одно хранилище и взять дополнительно пару амулетов», – деловым голосом отозвался он.

Выйдя в коридор, я проделал процедуру запирания продуктового хранилища и направился к следующему, указанному Хранителем.

Сзади раздались гулкие шаги голема, от которых я вздрогнул, совсем забыв про него.

Впереди меня всё так же бежала пара помощников.

Сверяясь с имеющейся схемой, я выбрал необходимые ответвления тоннеля в двух развилках и через десять минут уже стоял перед ставшей привычной дверью с круглым маховиком. Получив подтверждение Хранителя, что эта дверь именно та, которая нужна, открыл её и вошёл внутрь. Оказалось, что дверь просто перегораживала тоннель, так как за ней находился уходящий в темноту ход. Как только я сделал несколько шагов по нему, сзади меня раздался щелчок захлопнувшейся двери.

Голем и помощники остались с противоположной стороны.

«Не волнуйся, – прозвучал голос Хранителя, – так надо. Иди вперёд, когда дойдёшь до следующей двери, откроешь её».

Шагая за светляком, которым я уже прекрасно управлял, для пробы выписав ещё в продуктовом хранилище несколько немыслимых кульбитов, я чувствовал себя в этом участке тоннеля как-то не по себе.

Приглядевшись по сторонам, я увидел разные многослойные плетения, покрывавшие стены, пол и потолок просторного каменного хода. Пройдя метров тридцать, я упёрся в очередную дверь и открыл её.

Переступив порог, я увидел продолговатое помещение метров пятнадцати длиной. Посреди комнаты стоял простой деревянный стул. Вдоль стен были расставлены в ряд несколько десятков вместительных деревянных ящиков с откидными крышками, снабжённые специальными зажимами.

«Что ты видишь?» – раздался в моей голове вопрос Хранителя.

«Ящики, стул, гмм…» – протянул я.

«Рост, здесь ты в безопасности, но, когда выйдешь на поверхность, я не всегда смогу защитить тебя. Запомни, первым делом, попав в незнакомое место, ты должен осмотреть его на предмет наличия боевых и охранных плетений и амулетов. Сделай это».

Выполняя указание Хранителя, я внимательно присмотрелся к стенам помещения. Ну да, на противоположной от входа стене были размещены несколько плетений Трёх лезвий, которые не оставили бы нежеланному гостю этого помещения никаких шансов. На боковых стенах я разглядел плетения Воздушного удара и чего-то Огненного (очень похоже на плетение файербола, но не оно, при активации, по моим прикидкам, плетение должно накрыть метров пять перед собой несколькими огненными жгутами). Напоследок я обратил внимание, что стою на вмурованных в пол нескольких амулетах файерболов.

Кроме этого, было отчётливо видно, что все плетения и амулеты были заполнены магической энергией, а центры Силы, отвечающие за их активацию, были накрыты ещё одним небольшим, но очень сложным плетением.

«Эти плетения наложены на центры Силы для того, чтобы не позволить нежелательным гостям перехватить управление над другими плетениями, – сказал Хранитель. – Хотя в принципе маловероятно, что кто-то сможет войти в это помещение. Плетения и амулеты в этом помещении, так сказать, последнего шанса. Любой враг, если сможет проникнуть через первую дверь, будет уничтожен охранными плетениями ещё в тоннеле».

«Да, Хранитель, их я видел», – ответил я.

«Конечно, видел. Плетения такой мощи только незрячий не увидит. Ладно, открой первый ящик с левой стороны».

Откинув защёлки, я открыл тщательно подогнанную крышку ящика. Внутри, в отдельных отсеках, затянутых бархатистым материалом зелёного цвета, лежали полированные камни прямоугольной формы размером со спичечный коробок.

«Это морионы, горный хрусталь, очень редкие камни на Горте, – объяснил Хранитель. – Чёрного цвета – это храны для духа, тёмно-красного – храны для слепков информации, а жёлтые камни – это Кристаллы правды. Мало кто знал, что кроме своего прямого назначения эти камни ещё являются совершенными резервуарами для магической энергии. Внутри каждого камня находится частица феррона, что делает их поистине бесценными. Они тебе могут пригодиться, поэтому возьми каждого по одной штуке. Я обучу тебя ими пользоваться при первой необходимости».

«Хранитель, – обратился я, выбирая красивые камни и складывая их в специальные чехлы, лежавшие в отдельном отсеке, – а что в других ящиках?»

«Тоже морионы, но есть ещё и несколько экспериментальных образцов, только они тебе пока не понадобятся», – ответил О'Нос.

Выбрав три указанных Хранителем камня, я аккуратно разместил их в карманах комбинезона на груди, следуя его же наставлению. Потом доложился Хранителю, что готов, и покинул хранилище, последовательно заперев за собой обе двери.

Оказавшись в тоннеле возле замершего голема, в шлеме которого продолжал ритмично пульсировать огонь плетения файербола, я был остановлен Хранителем.

По его распоряжению я снял ранец, положил его на пол и встал ровно, вытянув руки в стороны.

На мой вопрос, для чего я это делаю, последовал многообещающий ответ: увидишь. Пришлось подчиниться.

Когда я замер в этой странной позе посреди тоннеля, помощники, которые постоянно сопровождали меня, одновременно забрались по штанинам моего комбинезона мне на грудь и замерли, плотно прижавшись к ткани комбинезона. Через секунду произошла быстрая, едва уловимая глазом метаморфоза их тел, после чего тараканы с щелчком соединили свои панцири, а лапками укрепились за многочисленные клапаны комбинезона, образуя некое подобие лямок, туго стянувших меня со спины. В результате на моей груди образовалось нечто вроде кирасы, которая выглядела очень прочной, при этом совершенно не стесняла движений. Ещё через мгновение кираса приняла цвет комбеза.

«Вот так помощники защищали Стражу в походных условиях. Кроме прочного и лёгкого панциря, они могут теперь создавать мощный магический щит, который полностью накроет твоё тело».

Я попрыгал, поводил руками. Действительно, веса кирасы практически не ощущалось.

«Ну что ж, – одобрил Хранитель, – будем считать, что ты готов к выходу на поверхность. Есть неприятные и очень неприятные новости. С каких начать?» – спросил О'Нос.

«Давайте, что ли, с просто неприятных», – вздохнул я.

«Неприятные новости в том, – начал Хранитель, – что удобные выходы из комплекса завалены, причём один из них недавно. Среди обломков лежат останки каких-то монстров и разорванного человека. Проверяя другие выходы из комплекса, помощники обнаружили только один открытый проход. Кроме этого, я всё ещё не успел поднять оставшихся големов, которые могли бы обеспечить тебе защиту и беспрепятственный выход».

«Хммм, так свободный выход – это хорошо, а в чём проблема?» – не понял я.

«Очень неприятные новости связаны с этим открытым выходом, – сказал О'Нос. – На пути к нему помощники обнаружили останки гигантской твари, и весь выход перекрыт ловушками из паутины. Сейчас они обследуют прилегающие проходы и помещения. Кстати, именно там пропал помощник, о котором я тебе говорил».

«Раз есть труп издохшей твари, тогда можно попробовать выбраться из комплекса, тем более, – я непроизвольно махнул рукой в сторону замершего голема, – этот товарищ, как вы говорили, боеспособен».

«Хорошо, – ответил Хранитель после секундной паузы, – тогда вперёд».

«Хранитель, ещё вопрос, – сверившись со схемой комплекса, на которой появился подсвеченный красным цветом выход, остановил его я, – как я понял, выход находится на несколько горизонтов выше. Вы говорили, что лестницы и вертикальные тоннели завалены големами…»

«И что тебя смущает?» – спросил О'Нос.

«Где это «вперёд»? И как за мной последует голем, если сюда я сам пробирался через вентканал?..»

«Обрати внимание на схему, – насмешливым голосом предолжил Хранитель. – Ты должен видеть кроме хранилищ и выхода ещё несколько мест на разных уровнях, которые подсвечены зелёным цветом».

«Да, есть такие», – согласился я.

«Если ты думаешь, что маги, создавшие портал между реальностями, передвигались по комплексу, используя лестницы, то глубоко ошибаешься, – продолжил глумиться надо мной Хранитель. – Весь комплекс пронизан стационарными порталами, сейчас я смог запитать магической энергией уже значительную часть из них. Со временем я восстановлю все».

«Ладно». – Я направился к ближайшей подсвеченной зелёной точке на схеме.

Миновав несколько развилок и переходов тоннеля, я оказался в просторном помещении, центр которого был чётко обведён кругом из вмурованных в пол амулетов. На всякий случай, несмотря на недовольное ворчание Хранителя, мол, рановато ещё изучать пространственную магию, я задержался и потратил около двадцати минут на изучение нового плетения, которое было расположено в середине круга. Амулеты, как я понял, осуществляли функцию энергетической подпитки плетения после его активации.

Под руководством О'Носа я встал в середину круга и направил импульс магической силы в центр Силы плетения портала.

Мир моргнул, картинка поменялась. Потом моргнул я.

Я оказался в таком же помещении, только, если судить по схеме комплекса, на его верхнем уровне.

«В сторону отойди», – раздражённо сказал Хранитель.

Я отступил в сторону. Мир моргнул.

Посреди помещения появился голем, развернулся и протопал к выходу из комнаты. Я моргнул.

«Так и останусь на вторых ролях», – подумал я и побежал догонять голема.

Чем ближе становился выход из комплекса, тем больше попадалось обломков и следов тяжёлых боев. Кое-где стены были обуглены и иссечены глубокими трещинами, отчего казалось, что тоннель вот-вот осыплется.

Через некоторое время мы достигли места, где голем остановился. Перед ним посреди тоннеля лежал экзувий – старый экзоскелет гигантского паука. Что-то в раскраске знакомо. Мой товарищ однажды притащил такого на работу – попугать девушек и похвастаться сотрудникам. Только земной вариант паука был в десятки раз меньше! Итак, имеем экзувий, значит, эту старую шкуру монстр сбросил в процессе линьки, а сам сейчас затаился где-то в укромном месте комплекса. Но, внимательно осмотрев хитиновую головогрудь и брюшко, я обнаружил несколько явно свежих прокусов на теле твари, внутренности которой были в буквальном смысле высосаны. Как же, я вспомнил и название её земного аналога – Терафоза Блонда. Лежащий на полу тоннеля монстр был тоже чёрного цвета, суставы восьми ног окрашены в ярко-белый цвет. Всё тело паука и его ноги были покрыты волосками, подозреваю, что ядовитыми. Очень мерзкая тварь.

«Хранитель, в моём мире самки некоторых пауков убивают самцов после спаривания, – сказал я, – значит, мы можем иметь в комплексе самку, которая отложит кладку из сотен яиц, а может, и тысяч. Если мы не найдём и не уничтожим её, эти монстры заполнят все тоннели и, боюсь, не захотят мирно уживаться с кем бы то ни было. Думаю, надо направить всех помощников на поиски кладки», – добавил я.

«Уже ищут, – ответил Хранитель после секундной паузы. – Впереди тебя чисто, можешь пока попробовать пробраться наружу».

Обойдя сбоку паука и ещё раз поразившись его размерам, я двинулся вперёд. Сзади, нещадно протопав прямо по лапам и хитиновой головогруди твари, раскрошив её с противным чавканьем и треском, через преграду перебрался мой спутник и последовал за мной.

Впереди становилось всё больше паутины, которая свисала по бокам тоннеля, порой образуя настоящие сети.

Остерегаясь трогать паутину руками, я достал клинок, который взял в хранилище. Не всё же Бебутом махать. Перерубая паутину, действуя клинком как мачете, я постепенно приближался к входу. Несколько раз попадались боковые проходы, которые были полностью перекрыты паутиной.

Через час я, наконец, перерубил последнюю паучью ловушку и первый раз увидел поверхность чужой планеты.

Впереди расстилались просторы мёртвой выжженной земли, из которой торчали обломки скал. Выйдя наружу, я вздохнул полной грудью. Обождав, пока глаза привыкли к яркому солнечному свету, я, с подсказками Хранителя, определил по солнцу, что на поверхности приблизительно раннее утро.

Я нашёл подходящий камень и уселся на него, разглядывая окрестности. Рядом замер голем, выбравшийся из тёмного провала тоннеля. Я достал из кармана фляжку и, делая редкие глотки, стал наслаждаться минутой отдыха.

Немного в стороне возвышался холм, образованный обломками какого-то грандиозного строения, от которого сейчас виднелся лишь остов.

«Башня мага Лордана, – подсказал Хранитель. – Печальная картина некогда величественного сооружения, – с тяжестью в голосе добавил он и без всякого перехода: – Рост, возвращайся, помощники нашли кладку».

На схеме тоннеля в одном из боковых проходов верхнего уровня загорелся ещё один маяк красного цвета.

Через пять минут я уже яростно перерубал своим клинком сети из паутины, пробиваясь к обнаруженной кладке. Значит, самка паука всё же есть.

«Помощники продолжают искать её, – отозвался на мои мысли Хранитель. – Существует вероятность, что она покинула комплекс, однако, если она осталась в нём, помощники её найдут».

Кладка была невероятно огромна. Сотни яиц, похожих на обмотанные паутиной куколки длиной около метра, в несколько слоев покрывали боковой проход.

Понимая, что куколки необходимо уничтожить в любом случае, я попробовал разрубить одну из них своим клинком. Лезвие с трудом перерубало жёсткий слой паутины, который покрывал каждое яйцо. Для того чтобы разрубить одну куколку на мелкие части, мне потребовалось около пятнадцати минут, после чего, вытирая пот и глядя на ещё сотни таких же, я устало опустил руки.

«Рост, – в унылый бег моих мыслей вмешался Хранитель, – есть предложение. Если ты сможешь вынести куколки на поверхность, голем уничтожит их с помощью файерболов. Взрывать куколки в тоннеле нельзя, он может разрушиться».

«Хорошо, попробую», – ответил я.

Куколки были достаточно лёгкими. Несмотря на то что таскать их было неудобно и они постоянно норовили выпасть из рук, я достаточно быстро перетаскал первую партию куколок наружу, где выложил их рядами на каменистой площадке неподалёку от входа в тоннель.

Пока голем расстреливал файерболами первую партию, я успел передохнуть. Рассмотрев где-то на середине пути между входом в тоннель и площадкой с куколками два обломка скал, которые сложно было обойти другой дорогой, я решил несколько обезопасить себя от возможного нападения самки паука. Бережёного Бог бережёт. Получилась такая себе магическая растяжка. На оба каменных обломка я наложил плетение файербола, влив в их структуру и центры Силы большое количество энергии. Потом связал оба получившихся фугаса силовой линией и настроил активацию плетений на пересечение силовой линии крупным телом. Естественно, исключил вариант срабатывания на себя и голема. Добавив ещё немного магической энергии, отправился таскать вторую партию куколок. Голем работал как заведённый, ритмично отправляя файербол за файерболом в каждую куколку.

Прервавшись только на обед, уничтожил один из сухпайков из ранца. Свой клинок и кинжал, а также ранец ещё перед началом работы грузчиком сложил перед выходом из тоннеля, трезво рассудив, что обойдусь пока Бебутом, который не мешал работать, а то клинки постоянно пытались попасть между ног.

Вынеся последнюю партию, проверил, чтобы в тоннеле не осталось ни одной куколки. Что за жизнь, где мага и надежду нации заставляют работать грузчиком?

Устало пристроился на обломке скалы позади голема, глядя, как он заканчивает уничтожать паучью кладку. Брр… какая гадость.

Вдруг меня внезапно вызвал Хранитель.

«Рост, помощники обнаружили самку паука. Она была в одном из технических ответвлений тоннеля, где устроила себе лёжку. Сейчас она быстро приближается к выходу, помощники не смогут её задержать».

Я встал.

Голем перестал выпускать файерболы и развернулся к выходу из тоннеля.

Из него раздались звуки, напоминающие шипение.

На свет выскочила громадная тварь и, мгновенно оценив обстановку, бросилась ко мне.

Я активировал Бебут, помощники накрыли всё моё тело магическим щитом. Где-то на периферии сознания звучал голос Хранителя:

«Маску, маску надень!»

Я не успел сделать даже движения.

Голем сделал несколько выстрелов файерболом, но они не успевали за монстром, разорвавшись за его спиной.

Паук резко остановился перед моей растяжкой и что-то выплюнул в меня.

Я успел увидеть, как шипящая тварь прыгает в мою сторону, инстинктивно закрыл глаза и заслонился рукой от развернувшейся передо мной паутины. Что-то жёстко обожгло лицо, из моего горла вырвался крик боли.

Раздался мощный, практически одновременный сдвоенный взрыв, и меня кинул на землю чудовищный удар в грудь.

Темнота.

Городской маг О'Тил

За день до встречи с магом Свободных территорий

Городской маг О'Тил вчера напился. Напился так, что не помнил, как попал к себе в комнату. Комнату? Сбросив с груди неизвестно как оказавшийся там свой сапог, маг приподнялся. Голова ужасно болела.

Маг бросил взгляд на стоящую возле кровати бутылку с весьма известным клеймом в виде хвосторуба, пронзающего самому себе голову.

Нет. Всё. Надо выбираться из города. Пить больше нельзя.

О'Тил с трудом слез с кровати и добрёл до своего старого походного мешка (это ж сколько ему лет…), измазанного в саже, и вывернул его на пол.

Нащупав несколько амулетов жизни, поочерёдно все их активировал и нацепил на шею.

Тупо уставился на свою измазанную в саже руку…

Когда в камере тюрьмы маг увидел, что крыса умерла, в голове у него появилось два варианта: первый – он стал свидетелем внезапного сердечного приступа и второй – крыса умерла от отравления.

Вариант с сердечным приступом О'Тил сразу отбросил.

Вариант с отравлением привёл к тому, что объектом отравления должен был стать сам городской маг. Хлеб!

Маг затарабанил в двери.

Всё-таки в городе он пользовался заслуженным авторитетом, и через несколько минут послышался стук подкованных сапог стражника.

Дверь открылась. На пороге появился среднего возраста стражник в помятой кирасе, но чистой одежде и блестящих отполированных сапогах.

– Да? – вопросительно уставился стражник на мага.

– Меня хотели отравить, вот видите. – Маг указал на трупик крысы. – Я кормил её хлебом, и она умерла.

Стражник посмотрел на мага, на крысу, на мага.

– И что? – задал он вопрос.

– Что?! Булочника задержите, – возмущённо ответил маг, – это он принёс отравленный хлеб.

– Все умирают, – заметил стражник с видом умудрённого годами философа, – при чём здесь булочник? Человек вам добро хотел сделать… Не волнуйтесь, маг, скоро приедет дознаватель, всё решится.

С трудом сдерживая негодование, маг промолчал, улёгся на топчан и стал ждать.

Ждать пришлось недолго. Где-то через час в коридоре застучало множество сапог, раздался предупредительный голос начальника городской тюрьмы, хорошо знакомого О'Тилу по совместным допросам, когда он помогал дознавателю установить вину нескольких бродяг, использовавших в городе запрещённые амулеты. Дверь камеры распахнулась, аккуратно придерживаемая стражником. Первым в камеру вошёл дознаватель, кивком поздоровавшись с магом. Через мгновение в камеру двое стражников внесли маленький пузатый сундучок, обитый бронзовыми полосами, и поставили его на стол.

Отойдя к стене камеры, они вытянулись и уставились на дверь.

В камеру вошёл высокий импозантный мужчина в дорогой одежде. Поправив идеально выстриженные усы, городской голова с улыбкой обратился к магу:

– О'Тил, не буду говорить, что я рад вас здесь видеть. Но, – городской голова сделал вращательное движение пальцем руки, – обстоятельства заставили стражников задержать вас. – Городской голова бросил короткий взгляд на дознавателя. – Я уверен, что вы не виновны, – торжественно сказал городской голова, – вместе с тем, О'Тил, вы понимаете, я должен провести вас через испытание Кристаллом правды. Думаю, через несколько минут все сомнения будут отвергнуты и вы будете свободны, – заявил городской голова.

Маг внутренне напрягся, тщательно прорабатывая варианты своих действий. Кристалл правды реагирует на неправдивые, ложные ответы испытуемого, значит, необходимо перестроить ответы так, чтобы был только один однозначный и правдивый ответ на любой скользкий вопрос.

В юности маг несколько раз так проводил деда, который имел постоянный доступ к хранилищу артефактов королевства. Дед, пользуясь тем, что артефакты королевского хранилища заряжали вне зависимости от затрат, иногда пользовался этим в своих целях. Как он иногда шутил, «когда нечего украсть на работе, не красть же рабочее время», и без зазрения совести использовал артефакты из королевского хранилища для обучения своего внука. И проверки его честности в том числе. Но то были проверки честности внука для деда, а для внука это были уроки изворотливости.

Хотя иногда юный О'Тил ловил себя на мысли, что дед вполне осознанно обучает и этому искусству своего внука.

Быстро набросав себе схему ответов, основным условием для которых было то, чтобы испытуемый сам верил в их правдивость, маг ответил:

– Я стал жертвой обстоятельств и готов сейчас же пройти испытание. – Маг сделал полупоклон городскому голове, зная о его чрезмерном тщеславии.

Расплываясь в улыбке от столь явных выражений уважения к своей персоне, городской голова махнул рукой дознавателю, тот отдал короткую команду стражникам.

Аккуратно открыв сундучок, стражники достали завёрнутую в тряпицу невысокую золотую подставку, на которой был закреплён жёлтый Кристалл правды.

Гордо посмотрев на артефакт, городской голова сказал:

– О'Тил, не буду вам говорить, вы сами знаете, что запас магической энергии Кристалла очень мал, – городской голова хохотнул, – вы сами его заряжаете. Поэтому я попросил дознавателя провести необходимую процедуру с минимальными затратами. – Он кивнул дознавателю и опустился в кресло, которое принесли запыхавшиеся стражники и в котором О'Тил неоднократно видел начальника городской тюрьмы в его кабинете.

Дознаватель приблизился к магу и торжественно сказал:

– О'Тил, положите свою руку на Кристалл правды.

Маг последовал указанию и положил свою руку на артефакт, который через несколько секунд приобрёл ярко-зелёный цвет.

– Я готов, – сказал маг.

– Итак, – начал дознаватель, – правила вы знаете. Первый вопрос: вас зовут О'Тил?

– Да.

– Вы городской маг?

– Да.

– Вы некромант?

– Да.

Кристалл правды моргнул красным цветом.

– Вы специализируетесь на магии огня?

– Нет, я универсал.

– Вы можете запитать энергией плетение запрещённой магии некромантов?

– Да, могу.

– Вы использовали плетения некромантов?

– Нет.

Кристалл правды продолжал светиться ярко-зелёным цветом.

– От чего умер человек в трактире?

– От разрыва сердца.

– В его теле был пещерный слизняк?

– Да.

– Вы хотели его спасти?

– Да, но не смог.

– Люди, погибшие в вашей лавке, угрожали вашей жизни?

– Да.

– Вы знаете, почему вас хотели убить?

– Нет.

– Вы…

– Стойте, стойте, хватит… – перебил дознавателя городской голова. – Вам была необходима формальность, мы её соблюли. – Как будто маг поверил, что дознаватель сам решил использовать Кристалл правды. – Вы, – продолжил городской голова, – прекрасно знаете, что зарядку артефакта оплачивает городская казна, поэтому думаю, что столь дорогие затраты уместней будет применить к тем, кто менее благонадёжен. Уважаемый О'Тил, – городской голова обратился к магу, – я и не сомневался в вашей полной невиновности. Городские власти примут все меры, – он смотрел честно и открыто в глаза мага, – чтобы установить этих преступников, посягнувших на жизнь столь ценного для города жителя.

– Спасибо, – ответил О'Тил, абсолютно не собираясь предупреждать городского голову о своём решении покинуть город.

Одно дело – поисковики, которых маг искренне уважал и не собирался скрывать от них свой планируемый отъезд. Маг всегда помнил своего первого в этом городе друга, который был командиром отряда поисковиков и, к сожалению, погиб при очередном выходе в Пустынные земли. Другое дело – городской голова. Напишет в королевскую канцелярию заявку, и ему пришлют нового мага, который по уши в долгах перед магической академией.

– Вы свободны, О'Тил, – торжественно сказал городской голова и потряс его руку.

После этого он сбросил приторную маску и, кривя лицо от тюремных запахов, вышел из камеры. Следом за ним выскочили два стражника, бережно неся сундучок с артефактом, затем ещё пара стражников, пыхтя, вытащили тяжёлое кресло начальника тюрьмы. Последним в камере остался дознаватель.

– Вы свободны, О'Тил, – повторил он фразу городского головы. – С моей стороны я бы попросил вас не покидать город без уважительных причин, – сказал он и, развернувшись, вышел из камеры.

В дверях камеры топтался стражник.

– Получите ваши вещи? – спросил он.

– Нет, останусь здесь ночевать, – неразборчиво буркнул маг себе под нос и вышел из камеры.

Быстро забрав свои вещи, маг не обнаружил пузырька с эликсиром. Значит, дознаватель поверил в историю о слизняке и воспользовался его эликсиром, а тело мужчины из трактира сожгли. И только очень опытный маг сможет определить по следам магического плетения в комнате, что там было активировано плетение некромантов. Откуда здесь возьмутся очень опытные маги?

Теперь надо разобраться с булочником. Маг не верил в совпадения и почти полностью был уверен, что отравленный хлеб принёс булочник. Но всё же требовалась стопроцентная гарантия.

В его хранилище было несколько амулетов, определяющих яд в пище. Правда, не заряженных. Но мага и так переполняла магическая Сила, не вмещаясь в его незначительном магическом резерве. Организм требовал следовать привычке и слить излишки магической энергии. Так что магу предстояло совместить приятное с полезным: зарядить амулет и убедиться, что его опять хотели убить. Ха.

О'Тил быстро добрался до своей лавки и зашёл к себе в кабинет. Зарядил амулет. Через несколько минут он был полностью уверен, что в горбушке хлеба, которую он тайком завернул в плащ и вынес из тюрьмы, был яд.

Булочник пропал. Его жена утверждала, что не видела своего мужа с самого утра, то же самое говорили его пекари.

Бегая по городу в поисках булочника, маг постоянно отвлекался на беседы со своими постоянными клиентами, которые интересовались событиями в лавке и трактире. По большинству вопросов О'Тил отмалчивался, на часть отвечал невразумительно. И к вечеру был вымотан как никогда, так и не найдя булочника, и отправился домой отдыхать.

Жил городской маг прямо над своей лавкой, во вполне уютной и хорошо обставленной квартире. Всё-таки он был единственный маг в городе.

Добравшись домой, маг наспех перекусил, расставил и активировал ещё несколько дополнительных охранных и защитных амулетов (чего стоят запреты, когда за несколько дней маг пережил уже три покушения и стал свидетелем использования плетения некромантов) и только после этого заснул крепким сном.

Полноценно отдохнуть магу не пришлось. Его разбудили несколько одновременно сработавших охранных амулетов.

Маг с трудом вырвался из объятий сна. Быстро провёл рукой по лицу, сгоняя его остатки.

Судя по амулетам, в дом мага проникли сразу со стороны лавки и с чёрного входа.

Маг быстро оделся и, не зажигая света, тихо двинулся к лестнице на первый этаж. Как только он ступил на верхнюю ступеньку, в лавке послышался шелест сработавших амулетов Трёх лезвий. Раздались приглушённые вскрики. От чёрного входа донёсся звук падения тяжёлого тела – сработал амулет с парализующим плетением. Несмотря на это, со стороны лавки послышались звуки приближающихся шагов.

«Да сколько ж можно!» – с яростью подумал маг и приготовился использовать амулеты Трёх лезвий, зажатые в обеих руках.

Как только из коридора на первом этаже, ведущем в лавку, появились несколько крадущихся фигур, маг без раздумий активировал оба амулета. Призрачные лезвия столкнулись с магическими щитами нападавших, проявившихся слабым ореолом вокруг их тел. Трое мужчин, более не скрываясь, двинулись через столовую О'Тила к лестнице на второй этаж, двое из них подняли арбалеты, нащупывая в прицел фигуру мага.

Раздались слабые щелчки спущенных арбалетов, и две вспышки магического щита мага оповестили об удачно отражённой атаке.

Маг судорожно нащупал в карманах ещё несколько амулетов. Схватив первый попавшийся, он направил его на нападавших – счёт шёл на секунды.

Амулет оказался с плетением Огненного кнута. Три извивающиеся струи огня отбросили нападавших обратно в коридор, невзирая на магические щиты. В нос мага ударил тошнотворный запах горелого мяса. На лестнице ярко вспыхнул ковёр, попавший под удар одной из струй огня.

Сзади мага тренькнула тетива, и ещё один арбалетный болт был отражён магическим щитом со спины О'Тила. Хлопнула ставня окна комнаты мага, об пол разбился цветочный горшок, раздались приближающиеся шаги.

На первом этаже огонь перекинулся на перила.

Нащупав амулет файербола, маг влил всю оставшуюся у него магическую энергию в его плетение и активировал амулет.

Огромный файербол оторвался от руки О'Тила и, чудом не зацепив коробку двери, врезался в приближающуюся из спальни мага фигуру с обнажённым клинком.

Раздался оглушительный взрыв, из комнаты на лестницу выплеснулись языки пламени и ошмётки тела нападавшего. Мага швырнуло с лестницы вниз, где он разнёс своей спиной обеденный стол. Магический щит мага моргнул и погас.

Маг поднялся на ноги, пошатнулся и оглушённо потряс головой.

Одна из полуобуглившихся фигур на полу коридора зашевелилась, трясущейся рукой достала из-за пазухи какой-то амулет и сжала его в руке.

Маг интуитивно бросился в открытую дверь своего кабинета.

Яркая вспышка осветила помещение, в прыжке в спину мага ударила догнавшая его взрывная волна, буквально впечатав его в стену кабинета. В коридоре поднялась стена огня, вливаясь в кабинет. С другой стороны коридора огонь подобрался через выбитую дверь к лаборатории О'Тила, уставленной различными пробирками, флягами и кувшинами.

Лёжа на полу, маг смотрел на языки пламени, подбиравшиеся к нему всё ближе и ближе. О'Тил дополз до своего стола и, уцепившись за столешницу, с трудом поднялся.

В коридоре гудел огонь, помещение быстро наполнялось дымом.

Маг распахнул дверцу в тумбочке стола и сгрёб лежащие там амулеты и стопки монет, вываливая всё в свой старый походный мешок с комплектом одежды, в которой маг когда-то выходил в Пустынные земли.

Всё, пора убираться. Огонь охватил уже лабораторию и подбирался к шкафу с готовыми препаратами.

Сдерживая дыхание и полузакрыв слезящиеся от дыма глаза, маг ударом табурета выбил окно во двор и вывалился наружу. Огонь жадно полыхнул навстречу свежему воздуху.

Кое-как О'Тил откатился к обочине городской дороги и свалился в канаву. Вокруг надрывно лаяли собаки, из соседних домов выглядывали испуганные лица разбуженных людей.

Дом мага внезапно распух и разлетелся осколками камня и горящими обломками деревянных конструкций. Одновременно с этим ужасающий грохот взрыва накрыл улицу. Зазвенели осыпающиеся стёкла окон соседних домов. Собаки, повизгивая от испуга, забились в укромные места за домами.

В опустившейся на улицу тишине были слышны только шум от падающих с неба обломков и потрескивание объятых огнём балок перекрытия крыши на месте дома О'Тила.

Когда прибывшая на место пожара стража откопала мага из-под засыпавших его обломков, пожарище на месте его дома уже было потушено подоспевшими соседями.

Маг очумело смотрел на дымящиеся обломки его прошлой жизни. В ушах стоял ритмичный звон. Стоявший рядом дознаватель в казённом мундире, из-за ворота которого выглядывала пижама, что-то энергично втолковывал магу.

Не добившись его реакции, дознаватель подозвал старшего из отряда стражников, что-то приказал ему, после чего двое стражников подхватили мага под руки и бережно увели от разрушенного дома. По пути к ним присоединились ещё два стражника. Доставив мага в ближайший трактир, стражники уложили мага на кровать в свободной комнате, один из них остался на табурете возле двери, а трое расположились в просторном зале трактира, потягивая горячий травяной настой.

Через несколько часов О'Тил пришёл в себя настолько, что спустился в сопровождении стражника в зал, где участливо заглядывающий магу в глаза слуга подал ему обильный завтрак и круто заваренный травяной настой.

Позавтракав, маг словно во сне снова поднялся к себе в комнату, где через полчаса его и нашёл дознаватель.

– Господин О'Тил, – начал дознаватель, – с этого дня к вам приставлена охрана. Городской голова с утра отправил посыльного в королевскую канцелярию с просьбой выслать в наш город дополнительные силы и пару опытных магов для оказания помощи в следствии. Вы остаётесь здесь до его окончания, так сказать, под домашним арестом. И постарайтесь сделать так, чтобы к завтрашнему утру я не разгребал развалины трактира в поисках вашего тела. Кстати, среди обломков вашего дома обнаружены трупы семерых мужчин. Установить их личности практически невозможно, так как они сильно обгорели. Сейчас я должен вас покинуть по делам службы, но мой помощник останется и запишет ваши показания. – И дознаватель, не прощаясь, круто развернулся и покинул комнату.

Помощник дознавателя вымотал магу все нервы, записывая его показания и постоянно задавая уточняющие вопросы по мельчайшим деталям происшествия.

Выжатый как лимон, О'Тил спустился на обед, после которого заказал сначала одну порцию крепчайшего огненного хвосторуба, потом вторую, потом третью… Потом к магу кто-то подсаживался, уходил, приходил, в памяти об окончании вечера остались только силуэты двух стражников, постоянно отиравшихся позади мага…

Размышления мага были прерваны стуком в дверь. Потом она приоткрылась, и в комнату заглянул один из вчерашних стражников.

– Господин маг, к вам поверенный из столицы по срочному делу, еле разыскал вас здесь.

– Э-э-э… – Ответ собиравшегося с силами мага уже не потребовался, так как стражник уважительно посторонился, пропуская в комнату господина средних лет, одетого по последнему писку столичной моды.

Оглядев разбросанные на полу амулеты и полуодетого О'Тил а, поверенный, всмотревшись в лицо мага, сказал:

– Господин О'Тил, у меня для вас плохая новость. Две недели назад в своём доме от пожара погиб ваш дед, барон Лордан О'Тил. Выполняя его последнюю волю, вам надлежит прибыть в столицу для ознакомления с его завещанием. Это, – сказал поверенный, протягивая магу замотанный в вощёную бумагу пакет, – он предписал доставить вам незамедлительно в случае его смерти.

О'Тил застыл на месте. Из зала трактира в полуоткрытую дверь доносились пьяные выкрики какой-то уже с утразагулявшей компании.

Поисковик Рон

Четвёртый день выхода в Потерянные земли

Скоро будем обедать», – глянув на солнце, определил Рон. Сейчас было его время дежурить в лагере, заодно приглядывая за лежащим в тени человеком, укрытым походным плащом поисковика.

Раздался стон раненого мага.

Рон аккуратно промокнул его потрескавшиеся губы смоченной в воде тряпицей, осторожно влил в его рот пару глотков воды. Раненый потянулся за горлышком фляги. Поисковик аккуратно придержал его и дал уже по-настоящему напиться, глядя, как тот судорожно глотает живительную влагу. Наконец оторвавшись от фляги, маг откинулся назад, Рон бережно уложил его обратно на расстеленные в несколько слоев плащи, которые, впрочем, не особо смягчали бугристую землю.

В том, что этот странно одетый человек маг, Рон не сомневался. Взвешивая все за и против, поисковик склонялся к мнению, что этот человек не может быть никем другим, кроме мага Свободных территорий. Ну и что, что прошло уже более двухсот лет после войны.

Перед глазами поисковика быстро промелькнули события вчерашнего дня, которые привели его к такому выводу.

Когда Рон оказался на прицеле у двух големов, у одного из которых в смотровых щелях шлема разгорелся зародыш файербола, а у другого оконечность руки, нацеленная на поисковика, очень напоминала подобие соединённых в единое целое трёх нестандартных амулетов Трёх лезвий, Рон покрылся холодной испариной, кляня себя за то, что интуитивно встал из-за укрытия.

Чих Синего Глаза чуть не вызвал цепную реакцию со стороны изготовившихся к нанесению ударов големов. Рон скорее почувствовал, чем увидел, как на доли секунды его жизнь зависла на волоске.

Практически не дыша, поисковик развернул пустые ладони по направлению к замершим големам и стал поднимать руки вверх. Уже подняв их, Рон сделал судорожный глоток воздуха.

Големы не шевелились.

Рон сделал шаг по направлению к истекающей слизью головогруди чудовищного паука.

Рука дальнего голема немного сместилась, раздался едва слышимый звук активированного амулета, и мелкие камешки под ногами Рона были буквально разнесены в пыль мгновенно проявившимися призрачными лезвиями.

Рон замер.

Голем, с разгоревшимся в шлеме файерболом, сделал несколько шагов, выбивая металлическими подошвами искры из скальных обломков, и занял позицию на линии между останками паукообразного монстра и поисковиками.

Рон не шевелился.

Дальний голем, во второй руке которого был зажат широченный клинок длиной не менее полутора метров, пришёл в движение и быстро дошагал до поверженной твари. Сделав движение рукой, как будто вкладывая свой клинок в ножны за спину, голем освободил свою руку, а клинок непостижимым образом прилип к его спине.

Голем наклонился и, схватив рукой за несколько вытянутых лап монстра, резко выпрямился и отбросил хитиновую головогрудь в сторону.

С места, где стоял поисковик, было видно только верхнюю часть тела того странного человека в чёрной, непривычной одежде. Как ни странно, верх его одежды был чист, словно не было никакого плевка паука, хотя рядом вся земля была залита слизью. Только его голова была причудливо переплетена паутиной, особенно плотно накрывшей левую сторону лица.

Голем, стоявший у тела человека, сделал Рону свободной рукой знак подойти.

Рон медленно, по окружности, обошёл голема, бросавшего файерболы, и приблизился к человеку в чёрной одежде. Голем, шелестя сочленениями суставов, наклонился и указательным пальцем чётко вывел на земле: «Помощь». Выпрямился, и его шлем с тёмными провалами смотровых щелей уставился на поисковика.

Рон согласно кивнул. Потом указал пальцем на камни, за которыми укрылся его отряд, и написал на земле: «Там мои люди, четверо».

Голем согласно махнул рукой. Отступил назад несколько шагов. Голем с файерболом сделал несколько шагов в сторону, беря под прицел и затаившихся в камнях поисковиков, и место, где лежал странный человек.

– Выходите, – крикнул Рон своим товарищам, – похоже, этому человеку нужна помощь!

Поисковики несмело приподнялись из-за камней. Големы не шевелились.

Медленно приблизившись к Рону, поисковики окружили тело человека в чёрной одежде. Вперёд выступил Пучок.

– Если я правильно понял, – сказал он, обращаясь к Рону, – големы хотят, чтобы мы ему помогли?

– Я тоже так понял, – ответил Рон.

– Тогда необходимо перенести его на чистое место, подальше от слизи, – сказал Пучок, – потом я попробую очистить его лицо от паутины.

– Давай, – ответил Рон.

– Эти, – спросил Стрела, указывая на големов, – не будут против?

– Не должны, – не совсем уверенно сказал Рон.

Следуя указаниям Пучка, четверо поисковиков, надев на руки специальные походные перчатки, которые у каждого были заткнуты за поясным ремнём, аккуратно приподняли чужака и перенесли его на ровную и чистую площадку ближе к развалинам башни мага.

Когда поисковики отнесли чужака в сторону, синхронно двинулись големы. Только тот, который был без рук, отправился ко входу в тоннель, где и замер, развернувшись к нему спиной, а второй подошёл поближе к человеку в чёрной одежде и остановился неподалёку, грозно выставив свою руку с амулетами Трёх лезвий, как уже не сомневался Рон, в сторону ближайшего удобного подхода среди камней.

– Пучок, – обратился Рон, – тебе помощь нужна?

– Один человек как минимум, – ответил он, – думаю, необходимо как можно быстрее снять эту паутину с его лица. Мне очень не нравятся волоски, прилипшие на ней, они могут быть ядовитыми.

– Значит, делаем так, – принял решение Рон, – Стрела, Лесоруб и Синий Глаз, отправляетесь на разбор завала, там, где мы потеряли Сэма. Я остаюсь помогать Пучку. Как только он меня отпустит, присоединюсь к вам. Думаю, пробовать проникнуть в тоннель здесь, пока не пришёл в себя чужак, не стоит, можем попасть под файерболы, очень уж недвусмысленно тот голем перегородил вход. Поэтому сначала откапываем Сэма, потом думаем об исследовании подземелий под башней. Согласны? – Получив утвердительные кивки, Рон продолжил: – Лесоруб, вот тебе амулеты, позаботься об охране раскопа. Потом один будет часовым, а трое – разбирать завал. Тому, кто останется с раненым, думаю, – Рон кивнул в сторону замершего голема с широким клинком за спиной, – ничего не грозит. Мне кажется, предлагать его перенести к месту поисков Сэма нет смысла, они, – Рон опять указал на големов, – вряд ли позволят. Ну что, работаем?

– Да, командир, – ответили поисковики.

Внезапно раздался резкий щелчок. Некое подобие кирасы на груди мага вдруг распалось на две части, которые резко втянули в себя охватывающие чужака со спины полоски странного материала. Молниеносно началась метаморфоза разъединившихся частей, которая так же резко и закончилась. Перед поисковиками стояли на шести суставчатых лапках два существа, которые смутно напоминали переростков насекомых – паразитов, изредка встречающихся в южной части королевства.

– Легендарные големы-помощники, – сдавленно сказал Лесоруб.

Поисковики молча уставились на них. Помощники так же молча замерли перед поисковиками.

Тишину нарушил Лесоруб:

– Это – охранники и разведчики Стражи Свободных территорий. Считалось, что они погибли вместе со Стражей…

Помощники резво сорвались с места. Один отбежал в сторону близлежащих обломков скал и, взобравшись на самую высокую из них, замер наверху. Второй отбежал немного в сторону, где находился вход в тоннель с заваленным телом погибшего Сэма, остановился, сделал несколько быстрых шагов назад и снова вперёд.

– Думаю, – сказал Пучок, – нам дают понять, что помощник будет сопровождать и охранять людей, которые отправятся к месту гибели Сэма.

Трое из поисковиков, взяв снаряжение, отправились к месту второго входа в тоннель, который находился в пределах прямой видимости с места, где Пучок, в перчатках и вооружённый маленьким острым ножом, с помощью Рона начал медленно срезать паутину, облепившую лицо чужака.

Дело продвигалось медленно. Пучок осторожно срезал верхний слой паутины. Как он и подозревал, волоски, которые во множестве были налеплены на паутине, были ядовитыми и вызвали сильные ожоги на лице раненого. Особенно сильно пострадала левая сторона лица, где ядовитые волоски полностью разъели кожу и отдельные нити паутины буквально въелись в мясо. Волосяной покров головы человека на удивление легко отошёл вместе с паутиной, полностью защитив собой кожу на голове. Раненому повезло. Видимо, он инстинктивно закрыл рукой глаза, и они не пострадали. Это подтверждалось и тем, что Пучок снял ещё несколько комков паутины с тыльной стороны ладони левой руки раненого. Под ними, на удивление поисковиков, оказалась молодая и вполне здоровая кожа, как будто прошло уже несколько недель после воздействия ядовитых волосков. В правой, не пострадавшей руке чужак продолжал сжимать рукоятку кинжала без лезвия. Поисковики несколько раз пытались разжать его пальцы, чтобы достать этот обломок, но раненый держался за свою вещь мёртвой хваткой, и в конце концов поисковики оставили всё как есть.

У чужака был жар. Он неразборчиво бредил.

После того как Пучок обмотал лицо раненого бинтами с лечебным бальзамом, оставив открытыми только глаза и рот чужака, Рон попытался расстегнуть странную одежду чужака, чтобы ослабить его воротник и облегчить ему дыхание. Его рука случайно коснулась кармана на одежде раненого, ощутив твёрдый предмет. Действуя исключительно из благих намерений и желая хоть что-то выяснить о раненом мужчине, Рон без задней мысли вывалил из его карманов несколько предметов.

И обомлел.

Пучок наконец отвлёкся от бинтов раненого и тоже посмотрел на кучку артефактов, вываленных Роном из карманов чужака на плащ. И тоже потерял дар речи.

Рядом зашевелился и зашелестел сочленениями голем, сделал несколько шагов к поисковикам, выразительно достав из-за спины меч.

Рон сделал ему успокаивающий знак рукой.

Голем замер.

Рон аккуратно разложил предметы по тем карманам, где он их взял.

– Ну что, Пучок, – сказал многозначительно Рон, – если закончили, предлагаю осмотреть останки паука, может, результаты помогут в лечении раненого.

– Да, – ответил Пучок, бросив взгляд на Рона, – это и я хотел предложить.

Когда поисковики отошли в сторону валявшейся головогруди монстра, Пучок, не поворачивась к Рону, проговорил:

– Командир, ты себе представляешь, кем может быть этот чужак?

– У меня пока только одно предположение, – ответил Рон, – я думаю, что человек, которого защищают големы магов Свободных территорий, у которого есть охрана из двух помощников Стражи и у которого в карманах находятся три самых дорогих артефакта на Горте, может быть только…

Поисковики обменялись понимающими взглядами.

Осмотр поверженного монстра, который поисковики всё же решили провести, дал неожиданный результат.

Как оказалось, причиной смерти стал не взрыв, оторвавший головогрудь от брюха. Судя по зияющей дыре в хитиновой головогруди, после того как тварь упала на человека, её мозг был пронзён непонятным оружием. Исследовав оставшуюся на головогруди пробоину, Рон пришёл к выводу, что против монстра был применён нестандартный амулет, оставивший след призрачного лезвия необычной формы.

Перенеся решение этой загадки на потом, Рон отправился помогать товарищам. Пучок занялся лечением раненого.

До вечера поисковики успели значительно продвинуться, работая под охраной голема – помощника Стражи Свободных территорий, который бдительно сновал вокруг. Как ни удивительно, всё было спокойно.

На ночь работу прекратили, опасаясь попасть под обвал.

Лагерь разбили возле раненого, быстро приготовили ужин, и вымотавшиеся за день поисковики улеглись спать.

Это была первая ночь в Потерянных землях, когда поисковики смогли сравнительно нормально выспаться.

Голем с амулетами Трёх лезвий несколько раз ночью отгонял лагеров и каких-то тварей, два раза воспользовавшись призрачными лезвиями и один раз своим широким клинком. Видя, как голем спокойно расправился с тройкой лагеров, часовой даже не стал будить остальных поисковиков.

С рассветом продолжили разбор завала, планируя добраться до останков Сэма до обеда.

Сейчас была очередь Рона дежурить с раненым.

От входа в тоннель, где работали поисковики, прибежал запыхавшийся Стрела.

– Командир, мы добрались до тел, – отдышавшись, доложил он.

– Останься с чужаком, – сказал Рон и быстро направился к освобождённому проходу.

Поисковики действительно откопали останки лагеров и Сэма Ложки. Неприятным открытием для них стало то, что тела двух из трёх лагеров, которых они порубили в тоннеле, и тело Сэма были полностью обмотаны паутиной. Видимо, паук добрался до них и сделал себе запасы, подвергнув разрубленных лагеров и разорванного пополам Сэма своеобразной консервации. Тело третьего лагера было почти полностью завалено обвалившимися от взрыва амулета файербола камнями.

Сделав надрезы в плотных коконах из паутины, поисковики определили, где находятся останки Сэма. Забрав два кокона, где был Сэм, поисковики перенесли их в лагерь, чтобы под надёжной охраной голема с амулетами Трёх лезвий спокойно освободить его от паутины и решить, что делать дальше.

Поисковики не учли только одного.

Когда Лесоруб и Синий Глаз закончили освобождать от паутины обе части тела Сэма и положили их рядом, уставшие члены отряда собрались возле них, чтобы почтить память друга.

Внезапно голова Сэма неловко дёрнулась и повернулась, на лице трупа открылись подгнившие веки, и мутные глаза мертвеца уставились прямо в глаза Рона.

Ночной кошмар Рона претворялся в жизнь.

Рост

Шестые сутки после переноса

Шаги отдалились, послышались обрывки чьего-то разговора недалеко от меня.

«Это твои спасители обнаружили тело своего товарища, погибшего в другом входе в тоннель приблизительно неделю назад, – раздался в голове голос Хранителя. – Рост, я рад, что ты пришёл в себя. Вкратце введу тебя в курс событий. Ругать тебя за то, что ты не успел надеть маску, которая бы предохранила твоё лицо и голову от паутины, я не буду, ты действительно не имел на это времени. Да и сам я опростоволосился. Не предусмотрел, что плевок паука может оказаться невосприимчивым к магическому щиту. Такие свойства встречались, но крайне редко. Знал бы это, а ещё и то, что паук окажется таким быстрым, сразу бы выдвинул голема ему навстречу, а не направил его стрелять по следам этого монстра. И если бы не твоя выдумка с фугасами из файерболов, боюсь, что мы бы сейчас не общались. Эта тварь накрыла тебя сетью из паутины, на которой оказалось немало волосков с очень сильным ядом. Костюм Стражи отлично защитил твоё тело, пострадало только лицо, сильнее всего его левая часть. Думаю, что потеря волос с головы при таких раскладах – не самая большая утрата. Когда паук прыгнул на тебя, он нарушил в полёте силовую линию. Файерболы, взорвавшись, разорвали тварь пополам, оторвав брюхо от головогруди, но она оказалась поразительно живуча. Её прикончил твой Бебут, которым ты удачно проткнул её мозг, когда она ударилась в тебя. Кираса из помощников значительно смягчила удар, хотя без пары трещин в рёбрах ты не обошёлся. Так, дальше, – продолжил Хранитель, – в это время мне как раз удалось закончить с восстановлением одного из големов комплекса, вооружённого Веером лезвий. Это усиленное плетение Трёх лезвий, уже знакомое тебе. В последний момент я подогнал его к выходу из комплекса, но тварь уже напала на тебя. Тут и появились твои спасители. Это группа из шести человек, старшего зовут Рон. Как я понял из их общения, они являются кем-то вроде поисковиков артефактов, оружия и ценностей. Некоторое время назад они обнаружили один из входов в комплекс и намеревались проникнуть в него. При этом попали в засаду неких монстров, которых они называют лагерами. Позже скину тебе их образы, которые я сделал этой ночью, когда голем отогнал несколько их стай от лагеря. В засаде погибли двое из отряда поисковиков, все три лагера были уничтожены. Когда поисковики вырвались из засады, унося смертельно раненного товарища, им пришлось оставить в тоннеле останки другого, а вход в тоннель взорвать с использованием амулета файербола. В общем, сейчас они вернулись за ними и прибыли как раз к нападению паука на тебя. С помощью големов я сумел как-то объяснить им, что тебе нужна помощь, которую они тебе и оказали, причём вполне на хорошем уровне. Сейчас ты недалеко от места сражения с пауком под охраной голема с Веером лезвий. Голема с амулетом файербола я поставил охранять вход в тоннель. За время, пока ты был без сознания, я восстановил управление и запитал магической Силой ещё одного голема с Веером лезвий. Сейчас он расположился внутри тоннеля, вход в который раскопали поисковики. Хоть они и оказали тебе первую помощь, но разрешить им разграбить хранилища в комплексе я не намерен. Кстати, – усмехнулся Хранитель, – когда они тебя бинтовали, они обнаружили морионы в твоих карманах. Мне пришлось дать им понять с помощью голема, что твоё имущество неприкосновенно. Должен сказать, что они не сделали ни одной попытки завладеть артефактами, хотя оценили их стоимость, хе-хе… Сейчас один из них остался с тобой, а второй направился к тому входу в тоннель, где лежат останки их товарища… Так, по тебе. Заживление проходит вполне успешно. О трещинах в рёбрах и обожжённой ядом паука руке можешь забыть. Есть небольшая проблема с лицом: яд разъел кожу на его левой стороне. Но заживление идёт вполне успешно, единственное – паутину не удалось полностью вывести из него, допускаю, что её частицы останутся под шрамами. Со зрением и слухом всё нормально, повторяю, что с волосами на голове тебе пришлось расстаться навсегда, они отошли вместе с комком паутины, а повреждения волосяных луковиц критичны. Но не всё так плохо. Через час, думаю, уже можно будет снять бинты, новый слой кожи к тому времени уже достаточно покроет раны на лице. Воистину, – закончил Хранитель, – кто бы мог предположить, что лордан в твоём организме даст такой положительный эффект».

«О'Нос, когда я смогу встать?» – только и спросил я.

«Думаю, ты способен сделать это уже сейчас, но не торопись, дай мне ещё полчаса на полное завершение твоего излечения. Лордан уже почти заменил твой скелет на костную структуру. И полагаю, это ещё не конец. Процесс его распространения хоть и замедлился в ходе восстановления твоих ран, но продолжается. В результате твой магический резерв опять значительно увеличился».

Пока мы общались с Хранителем, послышалось множество приближающихся шагов, потом отдельные обрывки фраз разговоров людей.

Осторожно подвигав руками и ногами, я понял, что боль ушла и я могу попробовать сесть. С некоторым напряжением я приподнялся и сел, облокотившись на скалу, в тени которой я лежал. Пока мои глаза привыкали к солнечному свету, я рассматривал появившиеся в голове образы лагеров, как их называли поисковики. Такие себе крокодилы прямоходящие, явно выше меня минимум на полметра, коричнево-серого цвета, покрыты костяной чешуёй. Хорошо развитые задние конечности в количестве четырёх штук и длинные передние лапы с мощными когтями. Шкура усыпана хаотично расположенными острыми костяными шипами, более крупными на теле и становящимися мельче на украшенной огромными клыками голове. Очень хищный и злобный вид.

Ну да ладно, посмотрим, что делают поисковики.

Двое из них склонились над коконами из паутины, которые лежали в центре лагеря.

«Это паук добрался в том тоннеле до тел и обмотал их паутиной для лучшей сохранности», – прокомментировал О'Нос.

«Вы же говорили, что они потеряли одного человека в тоннеле, а коконов два», – мысленно высказал я непонимание.

«Гхм-м-м… просто того поисковика лагер разорвал пополам», – пробурчал Хранитель.

Тот поисковик, который должен был за мной присматривать, тоже отвлёкся и подошёл ближе к месту, где столпились его друзья, так что пропустил момент моего возвращения в сознание.

Когда тело человека, разорванное на две части, было освобождено от паутины, поисковики, не сговариваясь, собрались вокруг него, склонив головы.

Внезапно я увидел, как рука мертвеца пошевелилась. Потом голова трупа, повернутая вбок, развернулась, и поисковики отпрянули от тела.

На части тела, где оставались одна рука, нога и голова, происходили судорожные движения. Рука и нога подрагивали, пальцы на руке скребли по пыльной земле.

«Вот это да… – подумал я, – тут что, ещё и трупы оживают?»

«Видимо, последствия некромантского удара, уничтожившего Свободные территории, сильны до сих пор. Ты видишь обращенную в зомби часть тела человека с головой. Если бы труп был целый, боюсь, люди подверглись бы нападению».

Поисковики, отпрянувшие от зашевелившегося трупа, о чём-то разговаривали, собравшись в стороне. Потом от них отделился широкоплечий человек с волевым обветренным лицом и выгоревшими волосами соломенного цвета. Подойдя ближе к содрогающемуся мертвецу, мужчина достал короткий клинок, что-то сказал, склонив голову. Потом размахнулся и резким ударом отсёк трупу голову. Сделав ещё несколько взмахов клинком, рассёк всё ещё шевелящееся тело на части. Повернулся и сделал то же самое со второй частью тела.

Даже до меня со слабым порывом ветерка донёсся гнилостный запах.

Люди приблизились к разрубленному телу, уже переставшему шевелиться. Один из них достал из походного мешка, лежавшего рядом, два мешка из плотной материи. Надев перчатки, шестеро мужчин быстро собрали части тела в эти мешки.

Тот, который ранее присматривал за мной, кинув на меня короткий взгляд, обнаружил, что я сижу. Что-то быстро сказал мужчине с выгоревшими волосами, который сразу распрямился и направился ко мне.

«Это их командир, – предупредил Хранитель, – Рон. Того, который должен был за тобой приглядывать, называют Стрелой. У лекаря, который накладывал на тебя повязки и освобождал от паутины, прозвище Пучок. Остальные: тот, который вооружён двумя средней длины клинками, – Пискун, ночью во сне действительно пищит, а не храпит. Тот, у которого боевой топор и самый пожилой из них, – Лесоруб, а самый молодой – Синий Глаз. Не спрашивай меня, почему такое прозвище, не знаю».

Командир поисковиков подошёл ко мне и присел на корточки:

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше, чем вчера, – морщась от боли в потрескавшихся губах, выдавил я. – Можете принести мои вещи от входа в этот тоннель? – Слабо приподняв руку, я указал на вход в тоннель, где замер голем без рук.

– А он разрешит? – Поисковик кивком указал на него.

– Да.

– Кстати, меня зовут Рон, – представился поисковик, отдав короткое распоряжение самому молодому из отряда, и, проследив за ним взглядом: – Я командир этого отряда поисковиков. Мы ходим в Потерянные земли за артефактами магов Свободных территорий.

– Да, я знаю, – ответил я, – у меня есть связь с големами, поэтому я в курсе событий, которые произошли, пока я был без сознания. И я очень благодарен вам и вашим людям за оказанную помощь.

В это время к нам подошёл молодой поисковик, бережно неся мой ранец, клинки и флягу, которую я тоже оставил в тоннеле. Сложив их рядом со мной, поисковик отошёл к своим товарищам, готовившим обед и заинтересованно поглядывавшим на нас.

Открыв флягу из хранилища, я сделал несколько больших глотков, ощущая, как силы возвращаются в моё тело, а энергия пропитывает каждую его клеточку. Потом предложил флягу поисковику.

Рон, с интересом разглядывающий мой ранец, клинок и длинный кинжал, без лишних эмоций взял флягу и сделал два маленьких глотка. На его лице появилось удивлённое выражение.

– Очень странный вкус, – сказал он, – даже не берусь предположить, что это за напиток.

– «Походный эликсир», – процитировал я Хранителя. – Утоляет жажду и возвращает силы, способствует скорейшему заживлению ран. Думаю, что мне уже можно снять бинты. Если ваш лекарь не занят, прошу, пусть поможет мне.

– Да, конечно… – откликнулся командир поисковиков.

Его фраза осталась незаконченной, видимо, он хотел узнать моё имя, и не знал, как это спросить.

После секундной паузы я сказал:

– И зовите меня Рост. Просто Рост. Предлагаю также перейти на «ты», вы всё-таки спасли мне жизнь…

– Хорошо, Рост. – Поисковик пристально посмотрел на меня. – Наш лекарь Пучок сейчас поможет тебе.

Рон встал и отошёл.

Через пару минут ко мне подошёл ещё один поисковик. Одетый в однообразную одежду всего отряда, он ничем особенным не отличался от других поисковиков. Прямые тёмные волосы, нос с горбинкой, упрямый подбородок, карие глаза. Разве что небольшое родимое пятно над правым глазом, но и то я его увидел, когда поисковик присел рядом со мной и машинально отвёл рукой волосы, упавшие на глаза.

– Здравствуйте. Рад, что вы пришли в себя, – сказал он. – Я – Пучок, лекарь нашего отряда.

– Спасибо, Пучок, за помощь, – искренне поблагодарил я. – Моё имя Рост, и давай на «ты». У меня просьба: самому снимать бинты с головы неудобно. Можешь помочь?

– Не рано? – спросил Пучок. – С такими ранами я бы не рекомендовал снимать повязки и через неделю, разве что с необходимостью их сменять.

– У меня несколько ускоренный, как это правильно сказать… – запнулся я, обдумывая, что сказать: «метаболизм» или «обмен веществ», не желая умничать перед поисковиком.

– Регенерация, – подсказал он.

– Хммм, – промычал я, удивившись, откуда простому на вид парню известно такое слово. – Да, именно регенерация. Так что, – продолжил я, – повязки уже можно снимать. На воздухе процесс заживления пойдёт быстрее.

Пучок ухмыльнулся, видимо посчитав, что сумел поразить меня своей эрудицией, и принялся за разматывание бинтов с моей больной головы.

Несколько раз ему пришлось отмачивать засохшие от крови бинты, чтобы не сорвать их с болью для меня. Чувствовалась опытная рука знающего своё дело специалиста.

Ну что ж, у меня для него тоже сюрприз будет.

Чем больше тряпочных бинтов снимал Пучок, тем удивлённей и задумчивей становилось его лицо. Наконец, когда все бинты были сняты, он странно посмотрел на меня, но никаких вопросов так и не задал.

– Всё, Рост, – сказал Пучок, – должен сказать, что я удивлён. Я повидал немало разных ран, но такого быстрого излечения ещё не видел. Вся левая сторона твоего лица ещё вчера была сплошной раной, а сейчас уже покрыта молодой кожей. Хотя думаю, что пара шрамов может остаться. Но всё равно я удивлён. Мы там обедать собрались, – продолжил он, – командир просил предложить тебе перекусить вместе с нами. Идти сможешь?

– Думаю, да, – неуверенно ответил я.

«Вещи в лагерь перенесёт голем, его руки вполне достаточно, – в разговор вклинился слышимый только мной Хранитель, – а то я раздумывал, под каким предлогом его поближе к тебе держать, если тебе предложат переместиться в лагерь».

Воспользовавшись помощью Пучка, я поднялся и, опираясь на его руку, заковылял к лагерю.

Сзади сдвинулся с места голем, напугав Пучка. Легко поднял мой ранец, пристроил его за лямку на своём могучем металлокерамическом плече, осторожно взял в руку мои клинки и потопал за нами.

– Не думал, что он может быть таким аккуратным с вещами, – сказал Пучок, оглянувшись на голема.

Около костра парил походный котелок, распространяя по округе вкусные запахи. Возле Рона мне было уже приготовлено место – обычный камень, на котором лежал сложенный в несколько раз плащ из плотной ткани. Просто, но мне стало приятно. Да и вообще общество людей рядом подействовало на меня благоприятно, внутри я как-то успокоился.

«Не расслабляйся, Рост, – тут же влез Хранитель, – сейчас не время. Попробуй выяснить их планы, возможно, мы сможем использовать поисковиков для активации законсервированных комплексов. Живность, которая появилась на поверхности после войны, внушает мне опасения в безопасности твоего одиночного путешествия по землям Свободных территорий».

Бережно усадив меня на импровизированный табурет, Пучок подал мне деревянную миску с ароматной кашей и ложку. Потом взял себе порцию и вместе с остальными поисковиками принялся за еду.

Голем, замерший было в нескольких метрах за моей спиной, приблизился ко мне, чем отвлёк поисковиков от еды. Они уставились на нас в ожидании какого-то действа.

Голем аккуратно подал мне мой ранец и положил возле меня мои клинки. Достав из ранца несколько сухпайков, я решил немного разнообразить еду окружавших меня людей. По своей прошлой жизни я прекрасно помнил, что ничто так не объединяет и не располагает людей друг к другу, как совместная еда. А если ты разделяешь свою еду с кем-нибудь, то демонстрируешь симпатию и расположение к этому человеку. Поэтому я, нисколько не сомневаясь в целесообразности угощения поисковиков дополнительной кашей, быстро активировал саморазогрев пайков. По крайней мере галеты и сладости точно не будут лишними.

Открыв один из них, я показал пример, что пища съедобна, потом попросил Пучка раздать всем разогретую еду. Сам быстро съел кашу из сухпайка, заедая галетами, отложил полуопустошенный брикет, в котором оставалась только сладкая паста, и так же быстро прикончил кашу поисковиков, которая всё ещё оставалась горячей. Ничего так, явно какое-то зерно, типа пшеничной каши с вяленым мясом. Желудок требовал ещё еды. Набравшись наглости, решил, что больному попросить добавки не зазорно, получил ещё порцию каши поисковиков и с удовольствием умял её. Потом, смакуя каждую ложку, медленно съел сладкий десерт с остатками галет.

«Жить хорошо», – подумал я про себя.

«А хорошо жить – ещё лучше», – подхватил смеющийся Хранитель.

«Понахватались тут всяких фраз из моей реальности, – мысленно проворчал я и, глядя, как поисковики с удовольствием поедают галеты со сладкой пастой, продолжил мысленный разговор с Хранителем. – Послушайте, О'Нос, – спросил я, – вы до сих пор читаете все мои мысли?»

«Естественно, – ответил Хранитель, – я ведь часть тебя. За это время я даже сделал и скопировал на сферу Горта слепок всех твоих воспоминаний, разбираюсь с ними потихоньку. И должен тебе заметить, есть очень, очень много интересных моментов…» – О'Нос многозначительно замолчал.

«Если вы думаете, Хранитель, что я покраснею, – отозвался я, – то напрасно. Я подозревал нечто подобное, хотя вы, скорее всего, это знаете. У меня есть вопрос. Мне его задавать или вы ответите на него без этого, так сказать, получу ответ на незаданный вопрос?» – с сарказмом спросил я.

«Да нет уж, задавай», – хмыкнул Хранитель.

«О'Нос, я могу как-то закрыть свои мысли от их прочтения вами? – спросил я. – Может, щиты какие-нибудь существуют или хотя бы танец с бубнами вокруг костра? Мне неприятно чувствовать, поймите меня правильно, что всё, что я думаю, особенно глубоко личное, становится сразу же известно ещё кому-то. Это морально давит на меня. Что бы вы ни говорили, я воспринимаю вас как отдельную личность, каковой вы и являетесь. Вы осознаёте себя, испытываете эмоции, руководите своими действиями… список можно продолжать, но, надеюсь, вы понимаете меня. Я благодарен вам за всё, что вы для меня делаете, и отношусь к вам с глубоким уважением. Более того, в вас я вижу своего учителя и партнёра, равноправного партнёра, – сделал я ударение. – Нас объединяют наши цели, – продолжил я, – поэтому, во имя их полноценного достижения, я хочу, чтобы вы помогли мне создать этот барьер».

«Да, Рост, как-то я упустил этот момент из вида, – задумчиво ответил Хранитель, – как-то отвык от общения с живыми людьми. Конечно, я согласен, такие щиты существуют. Единственное, что я прошу, позволь мне и дальше поработать со слепком твоих воспоминаний, могут получиться очень уж интересные вещи, если использовать некоторые научные достижения твоего мира и магические возможности моего».

«И об этом я тоже хотел поговорить, учитель, – уважительно ответил я. – Возьмите хотя бы мой Бебут или фугасы из файерболов. Есть ещё много интересных вариантов, а я даже не могу представить, что сделаете вы, когда досконально изучите молекулярную химию и ядерную физику из моей реальности».

Городской маг О'Тил

За день до встречи с магом Свободных территорий

Городской маг сделал несколько неровных шагов и взял пакет из рук поверенного.

Тот, ещё раз оценив состояние О'Тила, сказал:

– Господин О'Тил, я ещё сутки буду в вашем городе. Остановился в этом трактире, если захотите поговорить, буду рад ответить на ваши вопросы.

Маг сдержанно кивнул. Сейчас он хотел побыть один. Голова только-только стала проясняться под воздействием амулетов жизни.

Поверенный тоже кивнул магу и вышел из комнаты. Охранник закрыл за ним дверь, и О'Тил остался один. Окончательно один!

Маг устало присел на кровать. В руках он продолжал держать пакет, не решаясь распечатать его.

Дед заменил ему и отца и мать, воспитывая мальчика с пяти лет после их гибели. О'Тил плохо помнил своих родителей, из детства остались только смутные воспоминания ласковых рук, улыбающегося мужского лица и чувства полной защищённости. С высоты прожитых лет О'Тил понимал, что дед, хоть и был всегда строг и отстранён с ним, относился к внуку очень хорошо. Его воспитание и полученные от деда знания позволили магу поступить в академию и дали возможность самостоятельно обеспечивать себя.

Дед не был беден. О'Тил, стыдно признаться, даже и не знал, насколько велико имущество и владения деда. Ему было точно известно о столичном доме, где и прошло его детство, а также о двух замках в разных частях королевства. Дед никогда не бедствовал, но тратил деньги крайне расчётливо, предпочитая роскошной одежде и праздной жизни казённый мундир и службу королевству. Многому он учил О'Тила, воспитывая в нём строгость тела и стойкость духа, обучая его иногда странным, больше нигде не виданным магом знаниям и умениям.

Именно дед научил его нескольким плетениям, которые он называл промежуточными. Дед тоже был магом, но, как сейчас оценил бы сам уже опытный О'Тил, дед был намного слабее его самого. Вместе с тем он всю свою жизнь посвятил собиранию и изучению наследия магов Свободных территорий. Как сейчас понимал О'Тил, именно поэтому его дед всегда занимал такие удобные для своего дела должности на службе королевству: то работал в королевском архиве, то в хранилище артефактов королевства, то ещё на какой-нибудь должности, обеспечивающей ему доступ к интересующей его информации и артефактам.

В столичном доме, в котором О'Тил провёл всё своё детство, всегда было полно древних вещей. Особенно много их было в кабинете деда, куда маленькому О'Тилу доступ был запрещён. Но он не унывал. Его беспокойный характер, не позволяющий ему сидеть на одном месте, заставил О'Тила многократно исследовать этот старый дом в самом сердце столицы. Дед рассказывал, что семья О'Тила владеет этим домом уже более четырёхсот лет подряд и каждое поколение что-нибудь достраивало и меняло в нём. Так что мальчику было что исследовать. Дом сам берёг О'Тила, не открывая ему двери в опасные помещения или немедленно вызывая деда на место очередной шалости.

Безопасность была вообще семейным коньком. Даже дед не мог точно сказать, сколько с момента приобретения их семьёй этого дома в нём было замуровано и встроено защитных амулетов и охранных плетений. Но все они прекрасно действовали, за четыреста лет превратив столичный дом в самую настоящую крепость. Об этом хорошо знали и столичные преступники, и после того, как в доме О'Тилов сгинули несколько очень и очень подготовленных групп воров, залезть к ним рисковали только одиночки, не осведомлённые о прославленности защитных систем дома в определённых кругах города.

«И к чему эти размышления? – подумал О'Тил. – А к тому, что дед не мог сам погибнуть от пожара в своём доме». Скорее в столице сгорели бы все дома рядом с домом О'Тилов, чем в нём самом мог случиться пожар. Значит, его деда убили. Странные события, происшедшие в последнее время с магом, и смерть деда могли оказаться взаимосвязаны, пришла в голову мага ещё одна светлая мысль. «Трезвею», – грустно усмехнулся он. Да, если добавить к покушениям на него, к смерти деда ещё и смерть его родителей, то получается, что какие-то силы стремятся вырезать до конца семью О'Тил.

Что маг знает об этих силах?

Конечно, привязка смерти его родителей, которая произошла уже тридцать пять лет назад, к событиям вокруг него и смерти деда очень смелая, но вполне правдоподобная.

Его родители, как рассказывал дед, погибли достаточно непонятно. Они отправились в южную часть королевства посетить родителей матери О'Тила. С ними была охрана и защитные артефакты. Когда в оговоренное время родители мага не вернулись в столицу, дед забил тревогу. Специально посланный им отряд нашёл только останки его сына и невестки, тел охранников не обнаружили. Причём дознаватели потом определили, что родителей О'Тила перед смертью пытали. Преступников так и не нашли, хотя дед использовал всё своё влияние и возможности для привлечения к расследованию каких угодно сил. А возможности у деда были очень велики. Все мужчины в семье всегда были магами, правда, слабого, максимум среднего уровня. Насколько как маги О'Тилы были слабы, настолько они были сильны своим влиянием в высших кругах королевства, всегда занимая неприметные, но важные должности. Их влияние обеспечивалось связями, которые О'Тилы использовали с филигранным искусством для решения сложных проблем в государстве.

Сам городской маг не очень вписывался в эту схему, но, как говорил его дед, надо сначала научиться самостоятельной жизни и умению использовать всё то, что дала природа с рождения, а потом приложатся и возможности семьи.

О'Тил не разделял взглядов деда на жизнь, иногда прямо заявлял ему об этом. Но дед только посмеивался в ответ, говоря, что всему своё время.

И вот сейчас О'Тил, как бы он ни относился к деду, осознал, что он действительно остался в этой жизни один. Если он прав в своих рассуждениях, на него ведётся охота, и силы, которые её организовали, не останавливаются ни перед человеческими жертвами, ни перед использованием запрещённых некромантских плетений…

– …Что же дальше? – Застонав, маг схватился за голову, больно ударив себя уголком пакета, который всё ещё сжимал в руках.

Ясно было, что в столицу сейчас отправляться нельзя.

Если действительно деда убили, то своей поездкой он только облегчит работу силам, которые стремятся его уничтожить. До сих пор его спасали случайности и ранее подготовленные защитные и охранные амулеты и плетения. В дороге он не сможет обеспечить свою безопасность.

Маг с грустью посмотрел на небольшую кучку амулетов, вываленных им из мешка на пол. Да, среди них есть ещё несколько достаточно мощных, чтобы попробовать отразить ещё одно нападение. Но здесь, в трактире, даже предполагая, что нападение может повториться, ему будет проблематично обеспечить сохранность своей жизни. После последнего нападения маг не верил, что даже четыре стражника смогут его защитить. Его магического резерва не хватит на противодействие нескольким нападающим, если они, в свою очередь, воспользуются амулетами, как те, которые напали на него в его защищенном доме.

И здесь оставаться нельзя, и в столицу ехать нельзя. Надо где-то затаиться. Безвыходная ситуация.

Ладно, посмотрим, что за пакет передал О'Тилу его дед. Может, станет хоть что-то понятным.

Внутри пакета прощупывалась книга в твёрдом переплёте.

Маг осторожно разрезал острым кинжалом оболочку пакета с одной стороны. Руки уже не дрожали.

Из обычной для упаковки вощёной бумаги О'Тил вытащил по-особому упакованный пакет, переплетённый силовыми линиями и защищенный центрами Силы специального, предназначенного для сохранения очень ценных посланий плетения. Насколько маг помнил, такое плетение позволит открыть пакет только своему адресату, при вскрытии его посторонним человеком послание будет немедленно уничтожено.

Осмотрев ещё раз плетение, защищающее пакет, маг приложил свою руку к его управляющему центру Силы и активировал его. Просканировав ладонь О'Тила, плетение моргнуло и рассеялось.

Когда маг вскрыл очередной слой упаковки, на его колени опустились потрёпанная книжка в затёртом кожаном переплёте и несколько листков бумаги. Отложив книгу в сторону, маг взял в руки письмо, написанное размашистым почерком деда.

«О'Тил, надеюсь, эти бумаги ты всё же не будешь читать. Но, предвидя невозможность моей личной встречи с тобой, я решил воспользоваться услугами службы поверенных, которую, кстати, организовал ещё мой дед. Хочу тебе сообщить некоторые сведения, известные мне и которые могут помочь тебе понять, почему я не могу сейчас рассказать тебе всё это лично. Наш род, О'Тил, происходит от одного из магов Свободных территорий. Благодаря этому О'Тилы всегда пользовались поддержкой могущественных магов Свободных территорий, по существу являясь их тайными представителями перед членами королевской семьи Ленна. Сохраняя в тайне родственную связь нашего рода и семьи мага Свободных территорий, при поддержке короны мы смогли усилить и упрочить наше положение в стране.

Во время войны империи Ном и магов Свободных территорий один из магов родственного нам рода, по имени Лордан, передал нашему представителю эту книгу, в которой находятся личные записи Лордана о его разработках в области промежуточных плетений, как их назвал сам маг. Он сумел выявить закономерности в плетениях различных магических специализаций, в том числе и плетений некромантов. Лордан был истинным гением своего времени, ему удалось создать на основе своих разработок плетения, которые не подчинялись привычным законам нашего мира, действовали абсолютно по-новому.

Но он не успел довести дело до конца. Чтобы обезопасить результаты своей работы, Лордан по мере исследований заполнял дневники, которые хранил в разных местах. Самый первый дневник с основами разработок гениального мага он отдал на хранение в нашу семью. Второй дневник попал в руки некромантов в одном из первых замков Свободных территорий, которые они захватили и разрушили во время войны. Местонахождение третьего мне точно неизвестно, хотя есть определённые мысли, где он может быть. Четвёртый дневник и последний, с последними же результатами разработок Лордана должен находиться в тайном хранилище одного из комплексов магов Свободных территорий, которые были созданы во время войны для подготовки боевых магов и Стражей.

Эти четыре книги позволят довести его исследования до конца. Лорданпредполагал, что в результате применения особого промежуточного плетения невероятной силы, которое он и хотел получить в итоге, будет возможным изменить основы магии нашего мира, что приведёт к полному исчезновению возможности использования плетений некромантов.

Предвидя свою возможную гибель в войне с некромантами, Лордан, в честь которого меня и назвали, наложил на моего прадеда особое плетение, которое должно было позволить ему получить доступ к информации, изложенной в дневниках в случае гибели Лордана.

С того времени, несмотря на слабость магов в нашем роду, это плетение накладывается на каждого мужчину из О'Тилов, в том числе оно есть и на тебе.

Я подозреваю, что некроманты каким-то образом узнали об этом плетении и его предназначении и, когда был убит твой отец, хотели прервать передачу плетения в нашем роду. Но тогда они не знали, что плетение уже было наложено на тебя перед самым их отъездом.

Всю свою жизнь я выполняю цель нашего рода – получить все четыре дневника, сделать всё, чтобы довести исследование Лордана до конца и избавить этот мир от некромантов.

Как установили наши с тобой предки, второй дневник Лордана после войны был перевезён некромантами в королевство Рат, которое единственное осталось под их властью после падения империи Ном. Границы с королевством закрыты, так что точно определить, где дневник находится сейчас, не получилось.

Результаты моих действий по поиску третьего дневника ты узнаешь, когда будет оглашено моё завещание и ты вступишь во владение моим имуществом и домом в столице.

А для нахождения четвёртого дневника тебе потребуется нанять поисковиков из твоего города для обследования мест, где находились комплексы магов Свободных территорий. Все они расположены на территории сегодняшних Потерянных земель, поэтому я и посодействовал в своё время отправке тебя в приграничный городок для отработки долга за обучение в магической академии. Заодно хотел спрятать тебя подальше от внимания некромантов, которые, как мне известно, имеют своих резидентов на территории нашего королевства.

В поиске комплексов тебе поможет карта их расположения, которую начал составлять ещё мой отец, а продолжил я. Этот главный результат моих многолетних трудов ты получишь у главного поверенного в столице во время оглашения моего завещания.

В конце, внук, хочу извиниться перед тобой за то, что был с самого начала не таким, как мне бы хотелось, не уделил тебе той теплоты и ласки, которая так нужна каждому человеку в детстве. Все мои поступки и действия были всегда направлены на то, чтобы воспитать тебя в духе потомков магов Свободных территорий, чтобы к моменту, когда я открыл бы перед тобой наше предназначение, ты был бы готов к самостоятельным действиям. Мне ещё многое тебе хочется сказать, но боюсь, не смогу выразить это в сухих строках этого письма.

Ещё раз говорю тебе, что избавление нашего мира от некромантов превыше наших личных желаний и целей, поэтому прошу тебя отнестись к этому серьёзно.

Да, мой отец всегда говорил, что свернуть с нашего пути нам не позволят сами некроманты: или мы победим их, или они уничтожат нас.

Победа или смерть!

Твой дед, барон Лордан О'Тил

P. S. Часть ключа к пониманию, как тебе узнать, где находится третий дневник, – у поверенных. Это часть их клятвы поверенного, которую написал мой дед. Тебе расскажет её любой из них по первой просьбе, впрочем, как и любому другому человеку».

Маг отложил письмо в сторону. Да, хоть что-то стало понятным, хотя таких врагов, как некроманты, никому не пожелаешь. Да и дед тоже – всегда умел напустить тумана. Ведь явно знает, где третий дневник, а вот сколько условностей придумал, нет чтобы просто сообщить, где он. Первый же дневник передал с поверенным…

О'Тил взял в руки потрёпанную книжку, обложка которой была явно сделана из шкуры поясохвоста, ящерицы, населявшей земли Свободных территорий с незапамятных времён. Правда, поисковики говорили, что поясохвосты, живущие сейчас в Потерянных землях, стали крупнее в несколько раз, про агрессивность вообще нечего говорить, там все твари стремятся к уничтожению всего живого.

Открыв дневник, маг увидел только ровные строчки незнакомых ему знаков и символов. В голове как будто что-то щёлкнуло. «Плетение, о котором пишет дед, работает!» Знаки расплылись, и уже через мгновение О'Тил смог читать ранее непонятный текст.

«Хммм… Интересно. Так вот с чего Лордан решил, что возможно создать промежуточные плетения!»

Перевернув страницу, маг прочитал описание и увидел схематическую структуру того самого своего первого промежуточного плетения, которое его нудно заставлял изучать дед ещё до поступления в магическую академию. И все отговорки О'Тила, что он никогда не сможет использовать это плетение, потому что для его активации необходимо немыслимое количество магической энергии, которого не хватит в резервах и у сильных магов, дед и слышать не желал. И заставил О'Тила сделать как он хотел.

Именно с использованием этого плетения городской маг смог лет пятнадцать назад излечить одного из поисковиков от воздействия Облака преобразования и превращения его в очередного монстра Потерянных земель, в оборотня. Тогда магу пришлось использовать все доступные ему амулеты и артефакты, заряженные Силой, для наполнения этого плетения и его активации. Процесс заполнения структуры плетения, которое должно было, по задумке мага, нейтрализовать и уничтожить споры серого гриба в теле поисковика и остановить изменения его тела, длился около суток. А сама активация плетения полностью опустошила личный резерв мага, что привело к неделе тяжёлой лихорадки, свалившей мага. Но всё же плетение сработало! Поисковик выжил и излечился, что было невероятно, так как всеми магами и лекарями утверждалось, что заражение человека от Облака преобразования неизлечимо. Только после применения плетения подтвердилось худшее опасение О'Тила: после него оставались следы использования магии некромантов, хотя по сути плетение находилось где-то на стыке употребления плетений жизни и плетений некромантов.

Поэтому О'Тил, опасаясь своего преследования в случае выявления следов плетений некромантов, что в итоге грозило ему смертью, больше никогда не использовал это плетение и просил поисковиков сохранить всё в тайне. Насколько маг знал, все поисковики, знавшие об этом, на сегодняшний день погибли.

Закрыв дневник, маг откинулся на кровать и задумался над своими дальнейшими действиями. В столицу нельзя, здесь нельзя, нигде нельзя. Что же делать?

Так, что там дед писал о клятве поверенных? Пока один из них здесь, можно услышать эту часть загадки…

Но сначала перекусить.

От переживаний маг проголодался. Он сжёг письмо деда, наложил на дневник Лордана охранное плетение, активировав его только на себя, и влил в его структуру большую часть магической энергии из своего резерва. После чего, засунув дневник в потайной карман за пазухой, захватил с собой несколько полностью заряженных защитных амулетов и отправился в общий зал, где с удовольствием обильно поел. Стражники всё это время маячили где-то рядом, хотя мага так никто и не побеспокоил.

Рассчитавшись за еду, О'Тил спросил у трактирщика, где расположился поверенный из столицы, и, получив ответ, поднялся на второй этаж трактира, где были дополнительные комнаты для постояльцев. В сопровождении двух стражников нашёл нужную дверь и постучал в неё. Никто не открывал. Маг постучал сильнее. Дверь оказалась не заперта и приоткрылась. Обуреваемый нехорошими предчувствиями, О'Тил отошёл в сторону, предложив одному из стражников заглянуть в комнату. Через несколько секунд после того, как стражник вошёл в комнату, он выскочил из неё с перекошенным лицом.

– Там… – дрожащими губами сказал он и весь задрожал, – того…

Маг прислушался: из комнаты не раздавалось ни звука.

Активировав артефакт магического щита магов Свободных территорий, О'Тил решительно направился внутрь, но остановился, когда дорогу ему заступил второй стражник. Столкнувшись с тяжёлым взглядом мага, стражник посторонился, и О'Тил осторожно вошёл в комнату поверенного, сжимая в каждой руке по готовому к активации боевому амулету.

Опасаться в комнате было нечего. Уже. Да и поверенного уже не было в нормальном понимании этого слова, потому что оставшаяся от него высохшая мумия с почерневшей и растрескавшейся кожей явно говорила о том, что в комнате было использовано Дыхание смерти – плетение некромантов.

Рост

Шестые сутки после переноса

Пока поисковики ели, Хранитель показал мне, как выстроить магические щиты, защитившие мои мысли от влияния извне. Структура плетения была похожа на защитный магический щит, однако в нём было несколько нестандартно расположенных центров Силы. Этот магический щит перекрыл почти все силовые линии, соединявшие меня с точкой в груди, где, как пояснил Хранитель, располагался слепок его духа-личности, который ранее был перенесён на внедрённое в моё тело магическое вещество. Осталось всего три соединяющие меня и Хранителя силовые линии, по которым осуществлялась наша связь. Одна линия основная и две дополнительные, на создании которых настоял я.

«Учитель, – обратился я, – в моём мире было много проблем, когда в важный момент прерывалась связь. Поэтому давайте, тем более если есть такая возможность, создадим дублирующие системы, оставив дополнительные силовые линии. Ведь затраты магической энергии от этого не возрастут?»

«Затраты будут только в том случае, если ты их задействуешь, – немного подумав, ответил О'Нос, – тогда согласен, сделаем».

Хранитель также научил меня, как осуществлять постоянную напитку этого щита, соединив управляющий центр Силы плетения и мой магический резерв, материальным носителем которого стал лордан. Это вещество уже подменило собой даже костную структуру моего черепа, так что магическое плетение, защищавшее мои мысли, я разместил поверх кожного покрова головы и соединил несколькими силовыми линиями со своим черепом из лордана. Получился такой дополнительный магический шлем, невидимый для обычного человека. Затем я также наложил несколько плетений на центры Силы магического щита. Посоветовавшись с Хранителем, я создал их по аналогии с теми, которые увидел в хранилище морионов. Они должны были защитить мои щиты от влияния другого мага.

«Хранитель, – спросил я, когда мы уже завершали работу, – а почему большинство плетений, которые я изучил, например файербола, Трёх лезвий, не имеют этих дополнительных плетений для защиты от активации другим магом?»

«Это связано с тем, – пояснил О'Нос, – что большинство магов держат такие плетения в свёрнутом виде. Между его активацией и началом действия проходит очень мало времени, что практически лишает возможности другого мага повлиять на активированное плетение. Плетения для защиты от посторонней активации накладывают в основном на центры Силы плетений постоянного действия и которые размещены стационарно, например на вмурованных в стенки амулетов».

«Но всё же, – я решил развить свою мысль дальше, – если маг имеет возможность разрушить чужие плетения, разве не даст ему это преимущество в случае магического поединка? Вот как я это вижу. Один маг хочет поразить другого файерболом. На активацию уже готового плетения файербола и его направление в сторону противника маг тратит несколько секунд. Если за это время его противник успеет разрушить управляющий центр Силы плетения файербола, думаю, произойдёт его взрыв в руках мага. Разве не эффективно? Мне представляется, что несвоевременная активация чужого плетения или разрушение управляющего центра силы чужого плетения потребует гораздо меньше магической энергии, чем поддержка магического щита, который отразит файербол атакующего, а также создание, напитка и активация своего ответного плетения».

«В общем, – ответил Хранитель, – должно сработать. Но на создание такого плетения надо время, получается сложная структура. А о том, чтобы сделать магическую отмычку для сторонней активации или разрушения нескольких видов плетений, мне кажется, пока и думать не стоит».

«Дорогу осилит идущий, – хмыкнул удовлетворённо я. – Как только появится свободное время, предлагаю начать, а там будем смотреть по результатам. Если всё получится… – У меня в мыслях уже завертелась идея создания на основе такой магической отмычки амулета. – Представляете, О'Нос, что простой человек сможет практически на равных противостоять магу?»

«Ладно, Рост, – ответил Хранитель, – не забегай вперёд». Поисковики уже заканчивали есть, самое время расспросить их о дальнейших планах…

Действительно, Рон и другие поисковики уже поглядывали на меня, допивая из кружек травяной настой, от которого я кода-то отказался, решив допить остатки походного эликсира Стражи, чтобы восстановить свои силы.

Что ж, сейчас самое время для маленьких подарков, решил я, а потом можно будет и обсудить планы поисковиков.

– Рон, – обратился я к их командиру, – можно тебя на минуту?

– Да, – отозвался он и подошёл.

– Что ты можешь сказать о нём? – спросил я, протягивая Рону свой клинок, который я взял в хранилищах комплекса.

Рон осторожно взял его в руки и аккуратно вытащил клинок из ножен. Поисковики, бросавшие на нас заинтересованные взгляды, замерли. Отдающий синеватым цветом металл прямого лезвия блеснул в солнечных лучах.

Рон полностью освободил клинок от ножен, примерился к рукоятке и сделал несколько взмахов, разрубая воображаемого противника.

– Этот клинок сделан из менского железа. Такие очень редко встречаются, – ответил он, со вздохом разочарования вложив клинок в ножны и протягивая его рукояткой ко мне.

– Он твой. – Я отрицательно взмахнул рукой от протянутого клинка.

– Это очень дорогое оружие, – замер Рон.

– Не всё измеряется в деньгах, и спасибо ещё раз за моё спасение, – поблагодарил я.

Когда Рон отвесил мне искренний поклон и с обалдевшим от радости лицом отошёл к другим поисковикам, я подозвал отрядного лекаря, Пучка.

– Имеешь представление, что это? – спросил я, протянув поисковику пенал из тёмно-красного дерева.

На лице Пучка сменилось несколько выражений – от задумчивости до узнавания и изумления.

– Но откуда? – с волнением спросил он. – Мой учитель рассказывал, что в тёмно-красном пенале у Стражи Свободных территорий был походный набор лекарств и инструментов. Такой пенал я видел у него, только он был пустой. Их не находили уже многие десятки лет. Можно я открою? – попросил он.

– Да, – ответил я, – открывай. Это действительно аптечка Стражи, будь добр, прими её в подарок от меня за твоё искусное лечение.

Уняв дрожь, охватившую лекаря от волнения, Пучок осторожно приоткрыл пенал. Через минуту, когда я смог оторвать его от созерцания металлических инструментов, я пояснил ему назначение лекарств, которые были в аптечке. Естественно, повторил названия и назначения за Хранителем. Пучок посмотрел на меня другими глазами.

«Ага, – подумал я про себя, – это тебе за регенерацию…»

Увидев, что Пучок опять погрузился в созерцание невиданного богатства, свалившегося на него, я обратился к оставшимся без подарков поисковикам:

– Стрела, Синий Глаз, Лесоруб, Пискун. Я не ошибся?

Поисковики утвердительно кивнули, с удивлением переглянувшись, ведь вроде они не представлялись.

– У меня есть несколько кинжалов для вас, надеюсь, вы примете их в подарок?

– О да, – улыбнувшись, ответил за всех Стрела.

Достав из ранца три кинжала и присоединив к ним свой, я раздал по одному каждому поисковику. Вот ведь правильно сделал, что прихватил их с запасом из хранилища.

Когда радующиеся, как дети сладостям, поисковики немного успокоились, ко мне обратился Рон:

– Рост, ты сделал нам очень дорогие подарки, а сам остался без оружия. То, что ты маг, всё же не спасёт тебя в Потерянных землях, без оружия здесь не выживает никто.

– Не волнуйся, Рон, – ответил я и достал из-под клапана комбеза рукоятку Бебута, – я не остался безоружным.

Вытянув руку с Бебутом в сторону от себя, я активировал Малое лезвие. Над рукояткой вспыхнуло и мгновенно погасло призрачное лезвие.

Поисковики в очередной раз за день вошли в ступор.

– Да… – протянул Рон, – о таком амулете даже слышать не приходилось.

– Его зовут Бебут, – сказал я, мысленно погладив рукоятку своего призрачного клинка, уже спасшего мне жизнь, дезактивировал плетение и вложил рукоятку обратно под клапан комбеза. – Рон, можно поинтересоваться вашими дальнейшими планами?

От меня не укрылось, как поисковики смущённо переглянулись при моём вопросе.

– Рост, не буду скрывать, – сказал Рон, обведя взглядом притихших поисковиков, – до того, как мы тебя нашли, после нахождения останков Сэма мы планировали исследовать тоннель. – Он замолчал, задумавшись. Голем пошевелился за моей спиной, сместился на несколько шагов в сторону. – Да ладно, – продолжил Рон, – мы поняли, что этот тоннель предназначен не для нас. И Пискун сказал, что в глубине второго входа разглядел ещё одного такого же голема, как этот с амулетами Трёх лезвий. – Рон указал рукой в сторону второго входа в тоннель.

– Веером лезвий, – машинально поправил я его.

– Не знал, пусть будет Веером лезвий. Я не об этом хотел сказать. Мы не разбойники какие-нибудь. – И с гордостью сказал: – Мы поисковики. Мы знаем, что такое честь, что такое дружба и верность слову. Нам чужого имущества не надо. Правильно я говорю? – оглянуся он на остальных поисковиков, которые молчаливо слушали наш разговор. Получив их утвердительные кивки, Рон продолжил: – Рост, ты сделал нам дорогие подарки. Но сейчас у нас есть другая проблема, и её решение зависит отчасти от того, сможем ли мы вернуться домой с ценными артефактами или нет.

– Можно подробнее о проблеме? – спросил я.

– Проблема в том, – устало ответил Рон, – что перед подходом к развалинам башни мага мы попали под Облако преобразования, заразившись спорами серого гриба Потерянных земель. Это означает, что если в течение двух-трёх недель мы не сможем остановить заражения, то мы умрём. Вернее, превратимся в очередных безмозглых тварей Потерянных земель, в оборотней. Для нас лучше смерть. Поэтому, – после секундной паузы продолжил он, – если мы вернёмся в Кулон с пустыми руками – извини, Рост, твои подарки очень ценные, но их не хватит на лечение, – то после того, как мы похороним Сэма и попрощаемся с близкими, мы планировали уйти в Потерянные земли в последний раз.

– А как вы видите решение вашей проблемы? – уточнил я.

Рон ещё раз переглянулся с поисковиками и, видимо приняв какое-то решение, ответил:

– Считалось, что заражение спорами серого гриба неизлечимо. Но вчера мы узнали от Лесоруба, что наш городской маг может исцелить человека от последствий Облака преобразования. Лесоруб был когда-то заражён спорами и исцелён этим магом. Как сказал Лесоруб, маг использовал особое плетение, которое он называл промежуточным, а для его активации ему потребовалось огромное количество магической энергии.

Лесоруб кивком подтвердил правильность слов своего командира.

В этот момент за моей спиной с лёгким шелестом сработал Веер лезвий голема, разнеся в клочья незаметно подкравшуюся к нам крупную ящерицу.

– Поясохвост, – присмотревшись, сказал Стрела, – мелкий какой-то, и так бы зарубили.

«Рост, попроси их подробней рассказать об этом маге и промежуточном плетении», – вдруг оживился Хранитель.

– Рон, а почему магу потребовалось так много магической энергии и что это за промежуточное плетение? – Я продолжил расспросы.

– Маг сказал, что узнал об этом плетении в магической академии в столице, – ответил поисковик, – а большое количество магической энергии ему понадобилось потому, что у него самого очень ограниченный магический резерв, он этого и не скрывает. Ещё одной опасностью использования этого плетения было то, что его применение оставляет следы некромантского плетения, хотя маг утверждал, что оно с магией некромантов не связано никоим образом. Это всё, что мы знаем. Иначе говоря, для нашего излечения нам необходимы артефакты, чтобы на вырученные деньги удалось купить у перекупщиков заряженные магической Силой амулеты и согласие мага на применение этого промежуточного плетения.

Рон замолчал. Молчал и я, мысленно советуясь с Хранителем.

«Рост, как я понимаю, поисковикам сейчас не до нас с активацией комплексов. Но тут есть один аспект. Если они правильно назвали то плетение, которое было использовано для лечения Лесоруба, то нам необходимо найти этого мага. Видишь ли, над разработкой промежуточных плетений работал маг Лордан, именно на их основе создан портал между реальностями. Я был уверен, что, кроме магов Свободных территорий, эти плетения нигде не известны. Это означает только одно: этот городской маг, использовавший промежуточное плетение, должен быть магом Свободных территорий!»

«Хранитель, что вы предлагаете делать с поисковиками?» – спросил я.

«Видишь ли, Рост, – ответил он, – информация о промежуточных плетениях очень ценна и для твоего возвращения в твой мир, и для восстановления Свободных территорий. Предлагаю: пообещать поисковикам помочь магической энергией или, если не хватит твоего резерва, в чём лично я уже сомневаюсь, артефактами на продажу. Отправься вместе с поисковиками в их город, который, я так понял, называется Кулон, для встречи с магом и выяснения, действительно ли он использовал плетение мага Лордана и откуда ему о нём стало известно. Если лечение поисковиков пройдёт успешно, найми их для сопровождения тебя в Свободных территориях. И, Рост, – заканчивая свой инструктаж, сказал Хранитель, – считаю, что в комплекс их пускать нельзя. Ценности, которые находятся в его хранилищах, потребуются для восстановления Свободных территорий».

«Ладно, учитель, я понял, – ответил я, – буду договариваться с поисковиками».

– Рон, – спросил я, – в случае вашего излечения возможно ли нанять ваш отряд для моего сопровождения в Потерянных землях?

– Да, – ответил Рон, – это возможно. Только не вижу смысла что-то тебе обещать, пока неясна наша дальнейшая судьба.

– Тогда у меня есть к вам предложение, – сказал я. – Я отправлюсь с вами к магу, предоставлю необходимое количество магической энергии – у меня довольно большой резерв. Если не хватит, добавлю артефактов магов Свободных территорий. – Я достал из специальных карманов комбинезона все три мориона, заигравшие на солнце разными цветами. Показав их поисковикам, убрал обратно и продолжил: – Итак, если маг вас излечит, мне будет необходима ваша помощь, чтобы найти кое-что очень важное для меня в Потерянных землях. Поход будет долгим, и, – взмахом руки я указал на останки поясохвоста и головогрудь паука, лежавшие неподалеку, – подозреваю, опасным. Вместе с тем я беру на себя обязательство полного обеспечения отряда и очень хорошего материального вознаграждения после завершения похода.

– Нам необходимо посоветоваться, – ответил Рон.

– Да, конечно, – сказал я, – я сейчас покину вас на полчаса, мне необходимо заглянуть в тоннель. Голем останется с вами.

Ко мне подскочили два помощника и, быстро взобравшись на мою грудь, через мгновение срослись в кирасу.

Взяв в руку Бебут и активировав плетение магического щита, я, оставив голема с Веером лезвий охранять поисковиков, отправился в комплекс, чтобы пополнить припасы и захватить несколько комбинезонов для поисковиков. Не знаю, о чём они там будут советоваться, но думаю, что иного варианта у них, кроме как согласиться со мной, нет. Без артефактов им всё равно возвращаться в город нельзя. Останется только мага уговорить…

Ну а мне, если я собрался с ними путешествовать, надо, чтобы мои спутники были хорошо защищены, для этого как раз комбинезоны Стражи и подойдут. Сейчас оружия им хватит. Если же маг их действительно вылечит и ребята согласятся меня сопровождать, тогда я снова загляну в комплекс по дороге в глубь Свободных территорий и выдам им дополнительное оружие и амулеты. Да, можно вместе с комбинезонами ещё и каждому по амулету магического щита захватить, видел, слабые амулеты жизни у них есть, а вот магического щита ни на одном не было.

За этими раздумьями я быстро добрался до стационарного портала на верхнем горизонте тоннеля, откуда перенесся на уровень хранилищ. В тоннеле увидел, как пару раз прошмыгнули помощники, – видимо, Хранитель усиленно работает над восстановлением инфраструктуры комплекса.

«Работаю, работаю, – проворчал Хранитель, – я восстановил уже пару рабочих големов, так что один из них поможет тебе принести наверх припасы для поисковиков. А когда ты вернёшься из города, – похвастался Хранитель, – то не узнаешь в комплексе ничего. К тому времени я восстановлю большинство големов и верну комплексу его былую функциональность».

Быстро погрузив на рабочего голема, который имел две пары рук и несколько дополнительных сочленений в корпусе, два ранца с сухпайками и флягами с походным эликсиром Стражи, я захватил ещё шесть комплектов комбинезонов. Обувь решил не брать, у поисковиков она вроде была нормальная. А, забыл! Заскочил в арсенал и отобрал несколько десятков амулетов, а на голема нацепил пару тубусов с дротиками. Вроде всё, ничего не забыл.

Запечатав все хранилища, добрался вместе с големом к порталу.

Мир моргнул, картинка поменялась, и вот я уже с големом на верхнем уровне тоннеля.

Я задумался и остановился в тоннеле перед выходом.

«Хранитель, – обратился я к О'Носу, – у меня есть вопрос».

«Да?» – откликнулся Хранитель.

«Не знаю, насколько вы уже успели изучить слепок моих воспоминаний, но в моём мире есть такое устройство – радар».

«Пока ещё не попадалось», – задумался Хранитель.

«Когда я открывал двери в хранилища, мне показалось, что плетение, которое встроено в них, прежде чем разрешить мне открыть дверь, сначала просканировало меня».

«Что-то в этом роде и используется», – отозвался Хранитель.

«А скажите, есть ли плетения, которые позволяют сканировать прилегающую местность с целью обнаружения людей и животных, которые могут представлять опасность?»

«Да, – согласился Хранитель, – такое плетение есть. Только его использование требует большого количества магической энергии, кроме того, это плетение имеет достаточно сложную структуру».

«А в чём принцип его действия?»

«При его активации плетение выбрасывает в пространство значительное количество силовых линий – чем больше энергии влито в плетение, тем дальше выброс. По этим линиям со всех сторон поступает информация о препятствиях и движущихся телах. Магу требуется какое-то время, чтобы обработать полученную управляющим центром Силы плетения информацию, после чего он может предположить, что находится вокруг него».

«Значит, у меня есть предложение, как немного улучшить это плетение, естественно, с вашей помощью, учитель», – сказал я.

«Давай, давай, рационализатор», – оживился Хранитель.

«Что, если переработать это плетение таким образом, чтобы силовые линии не выбрасывались во все стороны, а действовали следующим образом. После активации плетения от мага, то есть от меня, на определённую глубину в произвольную сторону выбрасывается пучок, скажем так, из полусотни силовых линий, расположенных в вертикальной плоскости. После чего этот пучок совершает оборот вокруг меня и движется по кругу далее. Информация, поступающая от силовых линий на управляющие центры Силы, обрабатывается вами, Хранитель, и выдаётся в виде образа монитора того самого радара, с которого я начал. Вот как выглядит монитор. – Я представил хорошо знакомый каждому моему современнику монитор экрана радара, по которому бежит зелёная полоса, определяя попавшие в поле действия радара цели. – А вот как выглядит радарная установка. – Я представил вращающуюся по кругу антенну радара. – Она тоже выпускает особого рода лучи или силовые линии, правда немагические. Чего мне не хватает, чтобы такая система обеспечивала мою безопасность на поверхности, так это возможности оперативной обработки получаемой информации, в чём я очень надеюсь на вас, Хранитель».

«Что ж, – ответил Хранитель, – принцип действия я понял. Да, я могу взять на себя обработку получаемой информации и выдачу готовых результатов. Но как ты предполагаешь отличать враждебные объекты от дружественных? Например, ты движешься, движеш… Да! Это поисковое плетение может работать даже в движении! Так вот, ты движешься с поисковиками, и один из них, пока пучок силовых линий пробежит круг, меняет своё место расположения рядом с тобой. Плетение определит его как новый и, вероятно, враждебный объект? А враг, который окажется на месте поисковика, будет определён как дружественный объект?»

«Учитель, – ответил я, – но ведь можно за первым распознаванием объекта после первого круга, сделанного пучком силовых линий, как-то помечать объекты, делать что-то вроде меток «свой», которыми пучок при втором витке пометит дружественные объекты. К тому же можно воспользоваться и накапливать признаки, подходящие для распознавания целых групп объектов, например, отличительные признаки лагеров – три пары конечностей, определённая высота, вес, скорость движения и так далее».

«Понял, да, это возможно, – задумчиво ответил Хранитель. – Ну а как действовать плетению, например, в городе, когда вокруг тебя появляются и уходят множество людей, приблизительно схожих по групповым признакам?»

«В этом случае, думаю, можно значительно уменьшить расстояние, на котором будут действовать силовые линии. Использовать плетение, только когда находишься в комнате, отдыхаешь, а длина действия плетения сканирования распространяется только на площадь комнаты и прилегающий коридор. А объекты из одинаковой группы можно разделить дополнительными магическими метками. Например, для города поисковики проходят как объекты с меткой «свой», другие люди с меткой дружественного объекта или с меткой, которая проставляется в зависимости от ситуации».

«Хорошо, Рост, – сказал Хранитель, – думаю, за пару часов я смогу создать структуру плетения прототипа твоего радара. Да, у тебя действительно прогресс, такая идея здесь ещё никому не приходила в голову. Правда, и вживлённого Хранителя ещё ни у кого не было», – засмеялся О'Нос.

Не теряя больше времени, я выбрался из тоннеля, который всё так же бдительно охранял голем с файерболом, и быстро достиг лагеря поисковиков.

– Ну что, приняли решение? – спросил я, пока поисковики рассматривали загруженного поклажей рабочего голема.

– Да, Рост, – ответил за всех поисковиков их командир. – Если ты поможешь нам излечиться, мы готовы последовать за тобой хоть на край Горта. Можешь нами располагать. Слово наше крепкое.

– Спасибо, – ответил я, – я тоже выполню все свои обещания. Я готов к походу. Вот, – я указал на рабочего голема, – здесь дополнительные припасы для вас.

Я разделил пайки и фляги с эликсиром, а также раздал каждому поисковику по комбинезону. Ранцы достались Рону и Пучку. К ним я прикрепил тубусы с дротиками.

Поисковики преобразились. Теперь мы выглядели как настоящий отряд – одинаковые комбинезоны, даже полузакрытые походными плащами поисковиков, бесспорно создавали такое впечатление. Как завершающий штрих, я выдал каждому из поисковиков по амулету магического щита.

«Голем Веера лезвий проводит вас немного, – сказал Хранитель. – Потом вернётся в комплекс для его защиты. А в городе, я думаю, поисковики смогут помочь тебе в случае необходимости».

Рабочий голем развернулся и протопал к входу в тоннель.

Поисковики проводили его задумчивыми взглядами.

– Рост, мы готовы, – сказал Рон.

– Тогда бери командование на себя, веди нас, – отозвался я.

Для защиты заживающей на голове кожи я накинул на себя глубокий капюшон походного плаща поисковиков, который мне выдал Пучок.

И отряд выдвинулся в сторону Хребта Мёртвых. Впереди вышагивал, шелестя сочленениями, голем Веера лезвий.

Поисковик Рон

Четвёртый день выхода в Потерянные земли

Когда Рост ушёл в тоннель, поисковики собрались вокруг своего командира.

– Вы слышали предложение чужака, – сказал Рон. – Какие будут мнения?

– А какой у нас есть выбор? – отозвался Стрела. – Самостоятельно проникнуть в тоннель за артефактами при таком владельце и охране, – Стрела махнул рукой в сторону голема Веера лезвий, – рискнёт разве что самоубийца. У нас нет другого варианта, как согласиться.

– Я думаю, – высказал своё мнение Пучок, – чужаку можно верить. Все артефакты, которые есть у него, оружие, которое он нам подарил, его быстрое излечение говорят только об одном, – он обвёл глазами поисковиков, – мы с вами встретили последнего мага Свободных территорий.

– Но как, – вмешался Синий Глаз, – как он мог выжить и появиться только через двести лет после войны? Разве такое возможно?

– О магах Свободных территорий вообще ходит столько легенд, – спокойно произнёс Лесоруб, – что я не вижу ничего невероятного в его появлении. И он вполне может располагать необходимым нам запасом магической энергии. Вспомните только его магический клинок или как он управляется с големами.

– А может, это Страж? – спросил Пискун. – Защитники, его странная одежда…

– Нет, – замотал головой Пучок, – Стражи не имели магических способностей. По крайней мере, об этом не осталось никакой информации. Я всё же уверен, что мы имеем дело с самым настоящим магом.

– Так что, – вновь взял слово Рон, – что ответим магу?

– Думаю, нужно соглашаться, – сказал Лесоруб, – в противном случае нас ждёт смерть. А так остаётся только добраться до города и уговорить нашего мага использовать своё плетение.

Рон обвёл глазами замолчавших товарищей.

– Добро, – наконец заключил он, – тогда соглашаемся. Как вернётся маг, выступаем. Свёртываем лагерь. Ты, Синий Глаз, и ты, Лесоруб, понесёте мешки с останками Сэма. Потом поменяемся.

Когда поисковики заканчивали собираться, появился Рост с големом нового вида. Металлическое тело того с вкраплениями странно блестевшего материала, напоминавшее камень, имело несколько дополнительных сочленений. Верхняя часть туловища была украшена ещё одной парой рук, более тонких, что ли, чем у боевого голема, который замер возле лагеря. На этом големе было навьючено пара таких же кожаных ранцев, как назвал свою сумку Рост. Кроме этого, в двух нижних руках голем держал стопку одежды, такой же, как у мага, и несколько продолговатых цилиндров с металлическим блеском. У самого мага в руках было несколько артефактов, какие Рон видел на груди городского мага в тот день, когда на него было совершено нападение в лавке.

Рон сообщил магу о принятом поисковиками решении, что, впрочем, не очень удивило того, занятого своими мыслями. В ответ Рост пообещал также выполнить все свои обязательства и раздал поисковикам комплекты одежды, которые, по его словам, обладали значительной прочностью и защитными свойствами, в том числе и от магических плетений. Кроме этого, каждый поисковик получил несколько брикетов с едой, которой угощал маг во время обеда, и по обмотанной кожаными ремешками фляге с эликсиром Стражи Свободных территорий. Когда поисковики переоделись в новую одежду – Рост называл её необычным словом «комбинезоны», – она странным образам оказалась всем впору, и маг раздал ещё каждому по амулету магического щита, показав, как его активировать.

Рон ещё никогда в жизни не был обладателем такого количества артефактов, какие он получил в этот день. Его радость обладания клинком из менского металла, ценным артефактом магического щита, который в Кулоне мог себе позволить только очень состоятельный человек, омрачалась нависшей над ним и его товарищами перспективой близкого преображения в оборотней.

Зачесалась рука выше запястья. Рон оттянул рукав и оторопело уставился на покрытую мелкой сыпью кожу. Начались проявления действия спор серого гриба Потерянных земель. Надо спешить. Силой воли Рон отбросил тревожные мысли, раскатал рукав и доложил магу о готовности к выступлению.

К удивлению поисковика, маг отказался от командования отрядом, поручив это Рону. Кроме этого, сообщил, что боевой голем будет их сопровождать.

Отряд выступил по направлению к Хребту Мёртвых. Впереди шагал голем Веера лезвий, внушая уверенность в успехе мероприятия. Рон поставил мага в середину колонны, а сам замыкал её.

Двигались быстрым шагом. За первый час задержались только один раз, когда голем приостановился, чтобы несколькими выстрелами из своего амулета разнести в клочья выводок поясохвостов, изготовившихся к нападению на отряд. Поисковикам даже не пришлось ничего делать. Молча проследовав мимо разрезанных на части крупных ящериц, Рон поразился, как легко призрачные лезвия перерезали крупную чешую монстров, под которой располагались ещё и костные пластинки. Хорошо развитые пятипалые конечности этих тварей уже никому не смогут причинить вреда.

Маг попросил короткую остановку, на которой открыл один из цилиндров и выдал каждому поисковику по короткому дротику, наконечники которых были украшены непонятным рисунком. Рост пояснил, что наконечники этих дротиков усилены магической Силой, которая позволяет им пробивать даже металлические доспехи средней толщины.

Отряд двинулся дальше.

По мёртвым просторам Потерянных земель проносилась подгоняемая ветром пыль, стремясь забиться под одежду поисковиков.

Обойдя расщелину, возле которой поисковиков по пути к башне накрыло два Облака преобразования, отряд через час подошёл к мёртвой роще, где было решено сделать небольшой привал.

Маг показал, как активировать разогрев у той странной еды, брикеты с которой он раздал поисковикам, порекомендовав запить её несколькими глотками эликсира из фляжек.

Сам Рост не ел, только сделал несколько глотков из своей фляги. Когда он откинул капюшон своего походного плаща, который выдал магу Пучок, Рон поразился почти исчезнувшим следам жестоких ранений на его лице. Только левую сторону лица мага покрывали причудливым рисунком несколько бугрящихся шрамов, оставленных ядовитой паутиной твари из тоннеля.

Маг, стоящий чуть ближе к мёртвому озеру, сделал Рону знак подойти. Рядом, сжимая в одной руке свой широкий клинок, прогромыхал по мелким камням голем и остановился возле самой воды, направив руку с амулетом Веера лезвий на воду.

Когда поисковик приблизился к магу, Рост, указывая на крупные полупрозрачные шарики, которые усыпали берег, спросил:

– Рон, что это такое?

Всмотревшись в круглые предметы, частью лежавшие на каменистом берегу, а частью колыхающиеся в прибрежной воде, Рон с тревогой ответил:

– Похоже на икринки саламандр Потерянных земель. Надо уходить, ещё вчера, когда мы делали здесь привал, их не было. Похоже, какая-то тварь напала на самку, откладывающую яйца. Обычно где-то поблизости находится и самец, так что он может появиться здесь в любую минуту, если мои предположения верны.

По воде мёртвого озера пробегали мелкие волны от слабого ветерка, овевающие прилегающие к озеру обожжённые силуэты искорёженных деревьев.

– Да, – сказал маг, – лучше уйти, как-то тревожно тихо здесь.

– А в Потерянных землях везде тревожно тихо, – хмыкнул поисковик.

Когда маг и Рон повернулись, чтобы вернуться к остальным поисковикам, воды мёртвого озера резко разошлись от толчка сильного чешуйчатого тела, выпрыгнувшего на берег.

Саламандра, длиной не менее трёх метров, легко сбила с ног голема, который тоже разворачивался, чтобы проследовать за магом.

Рон обернулся, криком предупреждая мага об опасности. Но тот уже успел активировать свой магический щит, окруживший его тело сияющим и переливающимся всеми цветами радуги ореолом. Маг выхватил из своего комбеза рукоятку призрачного клинка, и в следующую секунду блеснуло и пропало его лезвие.

Тварь, сбившая на землю громыхнувшего на всю округу голема, развернулась к магу и медленно стала приближаться к нему, пружиня изготовившимися к прыжку мощными задними лапами. Сзади неё забарахтался на земле голем, пытаясь подняться на скользких от слизи, хлынувшей с твари, камнях.

Рон быстро активировал, как показывал маг, свой амулет с магическим щитом и поравнялся с Ростом, выхватив свой клинок из менского железа.

Голем, перестав барахтаться, опёрся на землю рукой, из которой выпустил свой широкий клинок, и приподнялся, вытянув руку с амулетом Веера лезвий в сторону гигантской саламандры, приближавшейся к людям. Послышался шелест сработавшего амулета. Рука голема в последнюю секунду соскользнула с камней, и он снова грохнулся своим металлическим телом о камни.

Призрачные лезвия полыхнули, отрубив саламандре хвост.

Тварь зашипела от боли и резко развернула свою усыпанную шипами морду к голему. Из открывшегося рта монстра с едва уловимым движением что-то выстрелило, и резкий удар по металлическому шлему голема откинул того в прибрежную воду. Обратное движение языка, на кончике которого был костяной шип, а тварь ударила голема именно им, было заметно гораздо сильнее.

Саламандра вновь повернулась к людям и, яростно зашипев, прыгнула на Рона.

Сделав шаг в сторону, Рон вонзил свой клинок в широкую грудь твари, чудом проскользнув под пронёсшейся над ним лапой с чудовищными когтями. С другой стороны монстра ярко вспыхнуло призрачное лезвие, врезаясь в его шею. С булькающим звуком раздалось затихающее шипение, голова твари отделилась и упала на землю. Тело саламандры забилось в конвульсиях, разбрасывая когтями мелкие камни. Из разрубленной шеи хлынул поток зелёной крови.

В прибрежной воде распрямился голем, раздался шелест несколько раз сработавшего амулета. Веер лезвий изрубил барахтающееся на земле тело монстра, оставив после себя парящие куски мяса и зловоние, распространившееся из разрубленного желудка твари.

Рон поморщился. Рядом, побелевший от нервного напряжения, замер маг. На левой стороне его лица чётко проступили квадратики шрамов, оставшихся после ожогов паутиной.

Остальные поисковики, побросав свои вещи и выхватив клинки, уже стояли перед трупом монстра.

Из воды выбрался голем, поднял свой широкий клинок и замер рядом с магом.

– Я же говорил, – хриплым от отпускавшего его напряжения голосом сказал Рон, – что надо уходить. Хорошо, что тварь одна.

– Не будем медлить, – сказал маг, дезактивировав свой артефакт, снова блеснувший напоследок призрачнымлезвием, и спрятал его в один из карманов комбинезона.

– Собирайтесь, – распорядился Рон, а сам наклонился и поочередно отрубил у саламандры все её длинные когти.

Потом немного поднапрягся, раздвинул лезвием ужасную пасть твари и другой рукой в перчатке вырезал длинный язык, увенчанный костяным шипом, оставившим вмятину на металлическом шлеме голема, отрубил шип и, пнув ногой голову монстра, присоединился к уже собравшимся поисковикам.

Когда отряд снова двинулся в путь, маг поравнялся с Роном и спросил:

– А зачем ты отрубил у саламандры когти и шип?

«Странный вопрос для мага», – подумал Рон и ответил:

– Наши маги используют когти и шипы некоторых тварей Потерянных земель для изготовления амулетов. Когти саламандры, например, очень хорошо сохраняют магическую энергию. А кость её шипа с языка подходит для накладки структур сложных плетений.

Рон протянул магу один из когтей саламандры и ускорил шаг, чтобы догнать Пучка и поправить ему ослабшую лямку ранца, удерживающую металлический цилиндр. Затянув её потуже, Рон пропустил Пучка и следовавшего за ним Синего Глаза вперёд и опять поравнялся с магом. Тот задумчиво крутил в руке коготь саламандры.

– Ах да. – Маг протянул коготь Рону.

– Оставь себе, – сказал поисковик, – половина из когтей саламандры твоя, да и шип с языка тоже. Ведь ты убил эту тварь. Когда доберёмся до города, я передам их тебе, а если хочешь, то могу отдать и на ближайшей стоянке.

– Не вижу смысла нести на себе дополнительный груз, – улыбнулся маг, – так что никакой спешки нет.

Ответ мага развеселил и Рона.

Рассказывая магу об особенностях других тварей, населяющих Потерянные земли, Рон шёл ещё некоторое время рядом с ним.

Впереди виднелись скалы Мёртвого Хребта.

– Нам что, – спросил маг, – надо будет преодолевать эти горы?

– Да, – ответил поисковик. – Через них есть несколько вполне изученных нами троп и ущелье, которыми можно воспользоваться.

Маг на мгновение задумался.

– Хммм. Раньше этих гор не было, – сказал он.

– Когда раньше? – спросил Рон. – Я сколько живу, Мёртвый Хребет всегда отделял королевство от Потерянных земель.

– Раньше, – задумчиво сказал маг, – это до войны с империей Ном…

– Скажи, Рост, – не выдержал поисковик, – а это правда, что ты маг Свободных территорий? Ты жил ещё до войны? Сколько же тебе лет? – засыпал Рон вопросами.

– Всё относительно, – уклончиво ответил Рост. – Да, можно сказать, что я последний маг Свободных территорий. Мой физиологический возраст приблизительно равен твоему, чтоб я так жил, – закончил с улыбкой маг и дружески похлопал Рона по плечу. – Сколько нам ещё добираться? – без всякого перехода спросил маг.

– До Хребта Мёртвых и входа в ущелье где-то полчаса, потом часов шесть через горы – и спустимся с другой стороны. А там уже рукой подать до пограничного поста и до города.

– Голем через горы не пройдёт, – сказал маг, – придётся отправить его обратно. Будем делать привал?

– В темноте двигаться через горы небезопасно, да и днём тоже, – хмыкнул Рон, – хотя, будь моя воля, я бы пересек Хребет Мёртвых и ночью, но от факелов будет слишком мало света. У нас, Рост, – продолжил поисковик, – очень мало времени. Споры серого гриба уже действуют, видимо, то, что мы почти сразу попали под второе Облако преобразования, ускорило процесс превращения в оборотней. – Рон закатал рукав комбинезона и показал магу руку, кожа на которой уже была покрыта мелкими язвочками. – Пучок! – крикнул Рон. – Подойди на секунду.

Пучок замедлил шаг и поравнялся с магом и Роном.

– У тебя так же? – спросил Рон, показывая свою руку лекарю.

– Ага, – ответил тот с помрачневшим лицом. – Полагаю, это влияние второго Облака преобразования.

– Как думаешь, – спросил Рон, – сколько нам осталось?

– Максимум неделя, – ответил Пучок, – потом преобразования станут необратимыми. Вернее, к этому времени мы потеряем разум…

Поисковики замолчали. Маг что-то обдумывал, мерно переставляя ноги.

Спереди ровно шагал голем, настороженно поводя амулетом Веера лезвий по сторонам. На его корпусе болталась пара засохших ниток водорослей, застрявших в сочленениях шлема.

«Не такое уж озеро и мёртвое», – подумал Рон, глядя на покачивание кончиков засохших водорослей на широкой спине голема.

Молчание прервал маг.

– Если я обеспечу свет, рискнём пройти ночью? – спросил он. – Амулеты магического щита можно активировать, я обеспечу их постоянное действие и подзарядку. Если есть ещё разряженные боевые амулеты, могу зарядить…

Рон переглянулся с Пучком. У лекаря зачесалась рука.

– Я за то, чтобы рискнуть, – сказал Рон. – Эй, друзья! – крикнул он, чтобы услышали все поисковики. – Поступило предложение на ночлег не останавливаться. Рост обеспечит свет и постоянную работу амулетов щита, кроме этого, зарядит боевые амулеты, кому необходимо.

Поисковики замедлили шаг. Переглянулись. Пучок почесал руку прямо через ткань комбинезона и походного плаща.

– Да, мы согласны, – сказал за всех Лесоруб, – с ночлегом потеряем почти сутки, а так, если пройдём, завтра уже будем в городе.

Остальные согласно закивали.

– Пройдём, – заверил маг, – у меня ещё пара сюрпризов есть, – и загадочно улыбнулся.

Достигнув подножия Хребта Мёртвых, отряд сделал короткий привал, на котором маг зарядил имевшиеся у поисковиков разряженные боевые амулеты. Потом попросил его пару минут обождать и в сопровождении голема отошёл в сторону.

Рон смотрел, как маг, приседая, оставляет какие-то метки на камнях, окружающих сравнительно ровную каменную площадку перед входом в ущелье, разрезавшее Хребет Мёртвых почти до середины.

Поисковик посмотрел на склонившееся к земле солнце.

«Ещё минут сорок – пятьдесят, и начнутся сумерки», – подумал Рон.

В этот момент к нему подошёл Рост:

– Можем идти, я готов.

Отряд ступил на тропу, извивающуюся среди камней, покрывавших дно узкого ущелья. Сзади, на входе в ущелье замер голем.

Когда Рон, замыкающий отряд, оглянулся, голем совсем человеческим движением поднял свой широкий клинок, отсалютовав уходящему отряду, развернулся и зашагал в обратную сторону.

Через полчаса в узком ущелье начали сгущаться сумерки.

Отряд сделал короткую остановку, и по настоянию Рона все обвязались прочной бечевой, уменьшив расстояние между поисковиками. Над их головами разгорелись несколько светляков, равномерно распределились вдоль вытянувшегося отряда, качественно осветив путь. Не переставая удивляться возможностям мага, Рон проследил, как светляки чётко следуют за людьми, испуская яркий свет.

По короткому распоряжению Рона все активировали амулеты магических щитов – Рон хорошо помнил последнюю встречу с хвосторубом и горными осами.

Отряд продолжил свой путь. Скорость немного уменьшилась, но, впрочем, особых затруднений поисковики пока не испытывали.

Маг о чём-то усиленно думал последний час. Двигаясь в общей связке, он совершенно абстрагировался, не обращая внимания на тропу, освещаемую, казалось, живущими своей жизнью светляками, и тем не менее ни разу не споткнулся за всё время движения.

Внезапно маг подал рукой всем понятный сигнал опасности. Отряд остановился. Скалы, окружавшие людей, бросали мрачные тени в ярких лучах светляков. Маг поднял руку, и над ней появился и разгорелся файербол, увеличиваясь в размерах с каждой секундой. Второй рукой маг сделал сигнал пригнуться. Все присели. Файербол, достигнув какой-то определённой магом величины, размером с крупный мужской кулак, вдруг сорвался с его руки и устремился вперёд по ущелью. Достигнув скалы, за которой тропа делала поворот, файербол обогнул её по сложной траектории и скрылся. Раздался оглушительный взрыв, содрогнувший скалы и отражённым эхом ударивший по ушам.

Послышался шорох камней мелких обвалов.

Когда камни остановились, маг произнёс:

– За скалой находились несколько тварей, похожих на змей. Когда мы стали приближаться, они явно изготовились напасть на первого, кто завернёт по тропе. Сейчас я их не чувствую, – ухмыльнулся маг. – Можем идти дальше.

Когда поисковики завернули за скалу, они увидели разбросанные обожжённые и разорванные тела двух крупных хвосторубов. Скала с обратной стороны была покрыта копотью и растрескалась, но выдержала взрыв.

– Это хвосторубы, – сказал Рон, когда поисковики остановились, давая возможность склонившемуся Стреле подобрать и отрубить два костяных жала с кончиков их хвостов. – Эти твари нападают на всё живое, обвивая и сдавливая тело жертвы, а также пробивая жалом незащищённые места, – пояснил он магу. – Их костяные жала тоже используются магами для изготовления амулетов.

Когда Стрела по цепочке передал магу два костяных жала, тот с интересом осмотрел их, потом закинул в свой ранец.

Поисковики сделали по глотку эликсира из фляжек Стражи и, ободрённые живительным напитком, продолжили путь.

Через час горную тропу, на которую уже вышли из ущелья поисковики, перегородил большой обломок скалы. Отряд остановился, убедившись, что обойти его не получится.

Рон вопросительно посмотрел на мага. Тот, улыбнувшись, расправил плечи.

Отвязавшись от бечевы, маг приблизился к скале. Осмотрев её со всех сторон, маг замер, проведя в таком положении несколько минут. Потом вернулся к членам отряда и попросил всех скрыться за поворотом тропы.

Оглядев вжавшихся в скалу поисковиков, маг улыбнулся им и, раскрыв ладонь, стал поочередно загибать пальцы. Когда прижал последний палец, присел. У завалившей тропу глыбы грохнул взрыв, напомнивший Рону звук сдвоенного взрыва файерболов, которые разорвали паукообразную тварь из тоннеля.

Когда затихло эхо взрыва, поисковики, следуя за магом, вернулись на тропу. Путь был свободен. Только небольшое углубление на каменной тропе да разбросанные в хаотичном порядке осколки скалы напоминали о преграде.

Дальнейший путь прошёл спокойно. Через несколько часов поисковики спустились к подножию Хребта Мёртвых с другой стороны.

Попросив поисковиков задержаться на несколько минут, маг проделал ту же самую странную процедуру приседаний и ощупывания камней на площадке, которую совершил в начале пути.

Горизонт осветился первыми лучами солнца.

– Рон, – обратился маг к командиру отряда, когда стало достаточно светло и светляки, моргнув, растворились в воздухе, – впереди около десятка людей.

Отряд изготовил оружие и медленно двинулся в сторону развалин одной из деревушек, когда-то ютившейся у подножия Хребта Мёртвых.

Тревога была напрасна.

Люди оказались ещё одной группой поисковиков, на закате вышедшей из Хребта Мёртвых и разбившей лагерь для ночлега.

Два отряда поприветствовали друг друга. Среди них оказалось несколько знакомых по совместным посиделкам в городе, когда поисковики обменивались впечатлениями о выходах в Потерянные земли.

Чужой отряд как раз собирался выступать к пограничной заставе, где они также оставили своих лошадей.

Поисковики Рона, сделав по нескольку глотков эликсира, немного перекусили и отдохнули. Две группы поисковиков смешалась и вместе двинулись к пограничному посту, впрочем не теряя бдительности в этих ещё гиблых местах.

Рон шёл вместе с магом, накинувшим на голову глубокий капюшон.

Поисковики быстро достигли пограничников, которые не стали особо их задерживать. Возвращаются люди из выхода в Потерянные земли, живые – и хорошо. Рон задержался буквально на десять минут – сообщил о гибели отряда знакомого ему поисковика, описал место и события, произошедшие при обнаружении зомби.

Чужой отряд решил остановиться на короткий отдых, а группа Рона сразу же забрала своих лошадей и вывела их на дорогу. В возникшей суматохе возвращения сразу двух групп поисковиков никто из пограничников не обратил внимания на то, что отряд Рона вывел шесть лошадей, а человек в отряде было на одного больше.

Рон предложил магу сесть на лошадь позади Синего Глаза, как самого худосочного. Маг отказался, и отряд повёл своих лошадей на поводу. Когда застава скрылась из вида за ближайшим холмом и маг остановился посреди дороги, Рон в недоумении обратился к нему:

– Рост, мы что, так и будем вести лошадей до самого города?

Маг задумчиво посмотрел на него, улыбнулся и спросил, указывая на петлявшую среди зеленевших холмов дорогу:

– Насколько вам безопасно передвигаться дальше?

– Безопасно, – ответил Рон, – на поисковиков никто не рискнет напасть, а тварей Потерянных земель здесь нет.

– Хорошо, – ответил Рост, – встретимся возле города.

Маг ощутимо напрягся. Рон моргнул. Маг исчез.

Городской маг О'Тил

За день до встречи с магом Свободных территорий

Городской маг О'Тил уже находился в своей комнате под охраной двух стражников, когда появился дознаватель с целым отрядом городской стражи.

Третий стражник остался дежурить возле комнаты с трупом поверенного, чтобы отгонять от неё любопытных постояльцев. Вот же люди! Сами потом будут пугать друг друга ужасами о деяниях некромантов, но всё же возможность посмотреть на внешнее проявление их чудовищных плетений, если, конечно, нет прямой опасности, никогда не упустят.

Четвёртый стражник отправился с дурными новостями к дознавателю.

И вот теперь коридоры трактира переполнены лязгающими железом и тихо переговаривающимися с охранниками городского мага солдатами. Стражники быстро разогнали всех постояльцев по их комнатам, а парочку особо рьяных паникёров вышвырнули на улицу.

Скрыть факт применения в трактире плетения некромантов городской власти не удалось. По городу нарастала волна слухов и паники, которую надо было остановить.

«Каким же путём городская власть остановит нарастание напряжения среди горожан?» – задавал сам себе этот вопрос городской маг.

Сидя в своей комнате, он слышал, как застучали подбитые металлом сапоги многочисленных стражников по мостовой на подходе к трактиру. Слышал, как хлопали дверьми постояльцы трактира, разбегаясь перед солдатами. Слышал, как в затихшем коридоре прозвучали шаги дознавателя, приближавшиеся к его комнате.

Маг бросил взгляд на недопитую бутылку с клеймом хвосторуба, и почему-то пронзающая себе голову змея напомнила ему самого себя.

Скрипнула дверь, и в комнату зашёл дознаватель.

– Здравствуйте, маг, – устало сказал он и опустился на табурет возле стола. – Вам не кажется, О'Тил, что мы стали с вами слишком часто видеться? – с раздражением спросил дознаватель. – Вокруг вас каждый день образуются трупы. Я вас просил не разрушать трактир?

– Так он цел, господин дознаватель, – тихо ответил маг.

– Цел, – повторил в раздражении дознаватель, – а то, что в нём использована магия некромантов, это что? Лучше бы трактир действительно был разрушен, чем это… Что предпримет теперь королевская канцелярия, когда узнает, что в нашем городе было точно применено плетение некромантов, вот вы, как маг, можете ответить?

– Полагаю, – так же тихо ответил маг, – что город будет перекрыт войсками, пока не будет найден некромант.

– Правильно полагаете, – голос дознавателя почти срывался на крик, – только когда этот некромант будет найден? Что за это время произойдёт с торговлей и поставками в город товаров?

– Господин дознаватель, – тихо сказал О'Тил, – ведь эти вопросы должны беспокоить городского голову, а не вас…

– Его и беспокоят, – сбавил тон дознаватель. – Как только я доложил, что в трактире было использовано плетение некромантов, городской голова, выяснив, что события опять связаны непосредственно с вами, распорядился изолировать вас как ценного свидетеля. – При этих словах дознаватель поднял указательный палец. – По его распоряжению вас надлежит охранять всеми свободными от патрулирования стражниками в помещении, которое находится под казармами городской стражи. Также, согласно утверждённому королевской канцелярией обязательному порядку действий, при обнаружении проявлений магии некромантов городской голова подписал сегодня распоряжение, согласно которому все городские ворота с сегодняшнего дня будут закрыты, а второстепенные дороги и проезды будут заблокированы городской стражей. Всем горожанам и гостям города запрещён выезд из него и, соответственно, въезд. Город уже блокирован. Такой порядок продлится до тех пор, пока его не отменит специальный уполномоченный королевской канцелярии, который должен прибыть в город вместе с дополнительными силами, включая дознавателей и магов. Вы, как маг, – продолжил надзиратель, – должны хорошо знать, какое основное событие является поводом для отмены такого положения. Это обнаружение некроманта или мага, который использовал плетение некромантов.

– Да, я знаю, – ответил маг.

– Чтобы ускорить расследование и поскорей найти некроманта, городской голова и отдал распоряжение охранять любой ценой такого важного свидетеля, как вы. Да, О'Тил, – доверительно наклонившись к магу, проговорил дознаватель, – именно свидетеля. Мы знаем, что к смерти поверенного вы точно непричастны, ваши охранники обеспечили вам безусловное алиби. Поэтому собирайтесь, я провожу вас в казармы городской стражи, – закончил дознаватель и вышел из комнаты.

В коридоре послышались короткие команды дознавателя, застучали подкованные сапоги стражников.

Городской маг посмотрел на бутылку. Хвосторуб на клейме не шевелился.

«Как же, очень важный свидетель, – подумал О'Тил, – скорее вы удавите меня в этом помещении под казармами городской стражи и предъявите моё тело как доказательство обнаружения мага, использовавшего плетение некромантов в городе, чем будете несколько недель ждать, пока будет проведено следствие, и не факт ещё, что некромант будет найден. Кстати, хороший маг обнаружит в той комнате, где погиб контролёр, следы от использования плетения некромантов – Пыльцы смерти. Что станет уже для всех бесспорным доказательством моей вины. Похоже, живым мне из казарм не выбраться, необходимо что-то предпринимать. Хотя, если доживу до прибытия специального уполномоченного королевской канцелярии, то, в свете открытой дедом информации о доверительных отношениях нашего рода и королевской семьи, можно попробовать обратиться напрямую к королю с объяснениями событий. Причина-то всех этих нападений и смерти деда практически известна…»

Размышления мага были прерваны скрипом двери, и в комнате появились два дюжих стражника.

– Господин городской маг, – сказал один из них, – дознаватель просит вас пройти с нами.

Маг кивнул и подошёл к окну. Бросил в него короткий взгляд. Весь двор был заполнен солдатами.

О'Тил подхватил с кровати свой походный мешок, потом взял со стола бутылку с недопитым хвосторубом и сделал вид, что ищет пробку. Он приготовился активировать боевые амулеты.

Старший стражник сделал шаг навстречу магу и сказал:

– Да вон же ваша пробка, – указывая пальцем на лежащую на дальнем конце стола пробку от бутылки.

Маг кивнул и сосредоточился.

Его взгляд случайно зацепился за некую деталь одежды старшего стражника. Потом скользнул по груди второго.

Дверь снова открылась, и в комнату вошло ещё три стражника.

Маг расслабился, протянув руку, достал пробку и запечатал бутылку. Положил её в свой походный мешок и сказал:

– Я готов.

Один стражник посторонился, пропуская своего товарища и мага вперёд.

На груди у всех стражников висели активированные амулеты магического щита, гораздо слабее, чем артефакт магов Свободных территорий, но какое-то время они бы продержались. Как раз пока у мага не закончился бы его слабый магический резерв.

Значит, солдаты были изначально готовы к тому, что маг может оказать сопротивление. Да, версия со свидетелем становится все более неубедительной.

Перед трактиром собрался народ из близлежащих домов, который возбуждённо обсуждал события в городе.

Маг в сопровождении двух стражников вышел из трактира.

Люди замолчали, тревожно вглядываясь в лицо О'Тила.

Маг, сделав короткий шаг, остановился и вгляделся в лица окружающих его людей. У многих на лице была гримаса самой настоящей злости.

Маг понял, что в мыслях горожан именно он является виновником их бед, возможно, многие видят в нем мага, который и применил запрещённое плетение.

К стражникам, охраняющим – хм, скорее конвоирующим мага, – присоединился целый отряд солдат под предводительством дознавателя.

Раздвинув толпу, дознаватель вывел отряд, окруживший мага, из двора трактира и сопроводил его в казармы городской стражи.

На улицу опускалась ночь, разрезаемая колышущимися на ветру факелами стражников.

О'Тилу довелось неоднократно бывать в этих казармах. Да, он знал, что под ними есть подвалы с арсеналом и хранилищами снаряжения. Но маг и не подозревал, что между подземными хранилищами расположена самая настоящая камера, стены которой были выложены большими каменными плитами, между которыми практически не осталось следов мест соединения.

В камере была жёсткая кровать, стол из грубого дерева и пара табуретов. Окна не было, и неудивительно, ведь камера находилась под землёй. Массивная дверь камеры из толстых деревянных брусков, обитых полосками металла, захлопнулась за городским магом, отрезав ему возможность к побегу.

Городской маг бросил на стол свой походный мешок, в котором звякнули амулеты и бутылка хвосторуба.

О'Тил, усевшись на кровать, мучительно прикидывал варианты своего ближайшего будущего. Всё сводилось к тому, что городской голова решит от него избавиться. Лучшим выходом для городской власти станет его самоубийство. Как же, маг, измученный угрызениями совести за использование запрещённого плетения, не смог выдержать самоедства и покончил с собой.

О'Тил всё больше мрачнел.

Необходимо срочно что-то предпринять. Хорошо, что у него не отобрали его личные вещи. Дневник, переданный дедом, оставался у него за пазухой.

Дневник!

Маг достал пакет и деактивировал охранное плетение. Посмотрел на тускло моргавшую свечу на столе, сотворил светляка и открыл книгу, которая принесла его семье столько испытаний.

Непонятные символы расплылись, текст и рисунки плетений стали читаемы. Рассмотрев структуру нескольких плетений, описания и рекомендации по построению их – незнакомые плетения следовали за уже известными ему, – О'Тил всё больше разочаровывался. Для их активации требовалось такое количество магической энергии, которое он не сможет собрать, даже если будет каждый день на протяжении года полностью сливать свой магический резерв в амулеты.

Около часа маг изучал новые промежуточные плетения и, уже когда чувство разочарования охватило его полностью, наконец нашёл ниточку к спасению.

Из-за массивной двери в камеру не доносилось ни звука. Сколько там было стражников? Вроде четыре, вспомнил маг момент, когда перед его заходом в камеру дознаватель распределял охрану. Итак, четыре в коридоре, человека два на входе в подвал. Сколько стражников может быть сейчас в казарме? Учитывая, что значительная часть солдат выделена в патрули и посты, которые блокируют город, там могут отдыхать человек пятьдесят. Плюс пост у ворот в казармы из двух человек. Плюс дежурный офицер. Итого человек шестьдесят. И магу надо обеспечить себе беспрепятственный выход. Тихо не получится. Убивать солдат О'Тил не хотел.

Маг встал, подошёл к столу и высыпал на него амулеты из походного мешка. Разложив их на две кучки – одни заряженные, другие нет, – маг задумался, уставившись на выкатившуюся за амулетами из мешка бутылку со злосчастным хвосторубом.

Что-то крутилось в голове, но маг никак не мог ухватиться за кончик идеи.

Так, заряженных амулетов и его собственного резерва должно хватить, чтобы запитать и активировать новое промежуточное плетение.

Оно отличалось от того, которое использовал маг для излечения поисковика. И предназначено было совсем для другого. Плетение накладывалось на какой-либо предмет и полностью уничтожало его материю, превращая в чистый заряд магической энергии, во много раз превышавший заряд, вложенный в его активацию.

Что это даёт, прикинул маг. Исходя из его резерва и заряженных амулетов он может наложить новое плетение, размер которого должен полностью перекрыть большой участок стены или дверь. Да, дверь. Зачем разрушать структуру стены, чтобы оказаться в запертом арсенале? Уничтожив дверь, маг может попасть к выходу из подвала. Но как поступить со стражниками?

Маг уселся на кровать. О'Тил вспомнил описание к новому плетению, которое говорило о том, что огромное количество магической энергии от этого промежуточного плетения может лишить слабого мага всех магических способностей, переполнив и уничтожив его магический резерв. Если маг не сможет справиться с таким количеством энергии, активация этого плетения приведёт к неуправляемому разрушению окружающей материи, пока магическая энергия не растает в пространстве. О физических последствиях для испытавшего чудовищное перенапряжение организма О'Тил старался не думать.

Какое-то время его поддержат амулеты жизни, пока он не найдёт место, где сможет затаиться и восстановить свой организм.

Если воспользоваться парализующим плетением, напитав его огромным количеством магической энергии, которая выделится в ходе разрушения двери, амулеты магического щита, которые оставались на стражниках в коридоре, не смогут ему противостоять. То есть четверо минус. Стражники на входе в подвал. Нет, так не пойдёт. Времени на то, чтобы поочерёдно парализовать стражников в коридоре, у входа в подвал, в казарме, у ворот, ему никто не даст. Даже его амулет магического щита магов. Свободных территорий долго не выдержит массированных атак оружием и магией. А в том, что они последуют, как только маг активирует промежуточное плетение, О'Тил не сомневался. У солдат достаточно оружия и амулетов, он сам же их заряжал.

Тогда остаётся следующий вариант. Необходимо, чтобы парализующее плетение полностью накрыло казармы. Магической энергии от него хватит с избытком. Двери из подвала можно вынести амулетом Трёх лезвий, вон несколько штук лежат на столе. Даже сейчас пара из них заряжена, а после активации нового плетения маг может зарядить все. Ну что ж, в первом приближении план может сработать. Всё равно энергии от промежуточного плетения остаётся много. Какая разница, если пострадают хранилища и арсенал, если речь идёт о его жизни.

Лошади в казармах стражников тоже будут парализованы. Где взять лошадь?

Так, патрули. Есть незаряженные парализующие амулеты. Зарядить. Городские ворота и блокирующие посты. Воспользуюсь второстепенной дорогой в город, по которой завозят воду и дрова. Там наверняка будет что-то вроде наспех сделанной баррикады или даже вообще неукреплённый пост стражников. Используем парализующие амулеты, хммм, может, пару файерболов для устрашения. Зарядить. Так, у постовых должны быть лошади. Хотя бы у посыльного. Значит, аккуратно используем парализующие амулеты, чтобы не зацепить лошадей. Потом. Потом уносить ноги как можно быстрее. И думать, думать, где найти безопасное место. И преждевременно не свалиться с ног от последствий использования промежуточного плетения. Маг хорошо помнил, как он неделю провёл в горячке после того, как использовал плетение для спасения поисковика.

Маг встал, разложил на столе разряженные амулеты для скорейшей зарядки, добавил к ним ещё пару амулетов Огненного кнута – пусть будут на всякий случай, лишние убрал в походный мешок, чтобы потом не терять на них время. Хмыкнув, туда же убрал и бутылку хвосторуба. Заряженные амулеты разложил отдельно на кровати, чтобы воспользоваться их энергией для активации промежуточного плетения.

Сел с другого края кровати и, сосредоточившись, стал создавать структуру самого грандиозного парализующего плетения в его жизни.

Через пару часов маг был готов.

Силовые линии парализующего плетения накрыли всё пространство казарм. На двери камеры было наложено промежуточное плетение, которое должно было послужить источником магической энергии для претворения в жизнь планов мага. О'Тил передохнул несколько минут, ещё раз проверил структуру нового плетения. Пора начинать.

Маг сосредоточился и влил весь свой резерв в плетение на двери. Вздохнув, задержал дыхание и влил энергию из амулетов в его управляющий центр Силы. Импульс активации!

Дверь призрачно задрожала, покрылась рябью. О'Тил видел, как промежуточное плетение дрогнуло, вокруг управляющего центра Силы появились завихрения магической энергии, превратившиеся в жгуты, соединившие с ним мага. Материя дверей стала медленно истаивать, исчезая и преобразуясь в магическую энергию, рассеивающуюся вокруг мага и переполняя его резерв.

О'Тил стал быстро наполнять структуру своего парализующего плетения.

За дверью послышались удивлённые возгласы стражников.

«Не успеваю активировать парализующее плетение», – понял маг.

Отклонив одну из силовых линий, маг в течение секунды зарядил пару парализующих амулетов и поочерёдно активировал их в направлении коридора. Магические щиты стражников не выдержали массированного удара, через расширяющееся отверстие в двери послышался звук падения тел стражников.

Не прерываясь, маг вливал всё больше энергии в парализующее плетение, окутавшее казармы. Отдельная силовая линия наполнила энергией все разряженные амулеты. Даже те, которые отложил в походный мешок. Резерв мага был полон, но промежуточное плетение продолжало наполнять пространство вокруг мага энергией.

Всё, парализующее плетение и его центры Силы наполнены. Маг послал короткий импульс активации.

Дверь и кусок стены вокруг неё пропали. Но в камере продолжал раскручиваться спиралью вихрь магической энергии.

О'Тил выбрался в коридор, дополнительно напитав энергией два громадных, величиной с голову взрослого человека, файербола, которые сейчас кружили в коридоре, выполняя функции светляков. Энергии в камере от этого меньше не стало.

Маг быстро проследовал к дверям из подвала. Тишина.

Вернулся и, с опаской заглянув в камеру, оценил ускоривший своё вращение громадный сгусток энергии. Активировал поочерёдно два амулета Трёх лезвий – их призрачных лезвий должно хватить, чтобы дверь, преграждавшая путь магу, рассыпалась перед ним.

Маг осторожно вышел во двор, окружённый двухэтажными зданиями казарм. Над ним кружились два огромных файербола, языками магического пламени осветившие центр двора. Всё было тихо.

О'Тил двинулся по направлению к воротам из внутреннего двора казарм. Из тени подворотней арки выдвинулись несколько силуэтов. Маг остановился, увидев их.

Шестеро людей вышли на свет, который бросали на притихший двор два медленно кружащих над головой мага файербола.

– Господин О'Тил, – выдвинувшись вперёд, сказал дознаватель и указал рукой на пятёрку стражников, окруживших его и нацеливших короткие арбалеты с такими знакомыми болтами из отдающего синем цвета металла в сторону мага, – мы ожидали нечто такое. – Он махнул рукой в сторону лежавших без сознания тел стражников. – Предлагаю вам сдаться, – продолжил он, – обещаю, суд будет справедливым. У стражников и у меня амулеты магического щита магов Свободных территорий, эти арбалеты заряжены болтами из менского железа. У вас нет выхода. Если вы используете против нас файерболы или боевые амулеты, стражники просто застрелят вас.

Маг вздохнул. Пять болтов из менского железа его артефакт не выдержит. Что делать? Видно, добегался…

Мир вздрогнул. Оглушительный взрыв разорвал ночную тишину, обломки ворот сбили с ног стражников и дознавателя. Среди оседающей пыли показался силуэт в чёрном плаще с наброшенным на голову капюшоном.

Выйдя на свет, фигура в чёрном остановилась и протянула руку к магу.

– Дневник… – прозвучал хриплый голос.

Лежавшие между магом и фигурой в чёрном стражники и дознаватель пошевелились и начали вставать. Капюшон человека в чёрном плаще повернулся в их сторону.

Над шевелящимися людьми сгустилась тьма, от сгустка чёрной энергии в сторону людей вытянулись магические щупальца и вонзились в них. Раздались нечеловеческие крики боли.

Через минуту всё затихло. На усыпанной обломками ворот земле остались лежать шесть иссохших почерневших тел, когда-то бывших людьми.

– Дай дневник, – повторил некромант, вновь протянув руку к магу.

Кружившие вокруг О'Тила файерболы резко сорвались с места и вонзились в матовый щит некроманта. Полыхнула сильная вспышка, О'Тила бросила на землю взрывная волна. Уже в падении нащупав в кармане два амулета Огненного кнута, маг приподнялся и активировал их в сторону вышедшей из бушевавшего у ворот магического пламени фигуры, прикрытой матовым полупрозрачным щитом. Фигура протянула руку в сторону О'Тила, и в его магический щит вонзилось сразу несколько щупалец чёрной энергии.

Пламя от файерболов у ворот стихло, оставив на земле дымящиеся головешки. Маг несколько секунд удерживал амулеты, пока не кончился их заряд и жгуты огня не перестали терзать щит некроманта. Потом устало опустил руки и с вызовом посмотрел на некроманта. Матовый щит некроманта моргнул и пропал. Артефакт О'Тила тоже исчерпал свою энергию, и его магический щит исчез.

Некромант, впрочем, не спешил добивать мага. Щупальца чёрной энергии рассеялись в пространстве.

Времени, чтобы достать и активировать боевые амулеты, у мага не было, а магический резерв был снова пуст, отдав всю свою энергию артефакту магического щита.

Некромант сделал несколько шагов к магу – мелкие обломки досок затрещали под его ногами – и остановился.

– Но сначала ты расскажешь… – раздался из-под капюшона хриплый голос.

За его спиной из дыма, окутавшего место, где взорвались файерболы, проступила ещё одна фигура в плаще с капюшоном на голове. Только плащ явно был похож на походный плащ поисковиков.

Фигура взмахнула рукой, и вспыхнувшее из металлической рукоятки в её руке призрачное лезвие причудливой формы легко рассекло некроманта.

Некромант упал двумя отдельными частями на дымящуюся землю.

Из дыма позади фигуры в плаще поисковика проступило ещё шесть фигур в такой же одежде.

Маг в ступоре уставился на них.

Один из поисковиков откинул капюшон.

– Маг, – Рон подошёл к нему поближе, – ну что стоишь, пойдём, – и потянул его за рукав.

Когда восемь человек перебежали улицу и углубились в узкий проход между домами, во дворе, окружённом казармами, вспухло громадное облако взрыва от вихря магической энергии, который наконец-то перестал вращаться в камере подвала.

Рост

Седьмые сутки после переноса

Я мерно вышагивал рядом с Роном, беседуя с О'Носом. Идущий впереди Синий Глаз в красках рассказывал незнакомому мне поисковику о том, как группа Рона, которая ещё совсем недавно сидела вместе с ними в трактире за бутылкой хвосторуба, подверглась нападению зомби.

Поняв, что речь идёт о выпивке, а не о змее, костяное жало которого сейчас болталось у меня в ранце, я перестал слушать их разговор, сосредоточившись на информации Хранителя.

«Рост, – сказал он, – связь с комплексом утеряна. По большому счёту в этом нет ничего катастрофичного. Уверен, что мне – хммм, странно чувствовать, что я есть и с тобой, и где-то ещё, – хватит средств для восстановления комплекса. Главное ты сделал, у меня есть магическая энергия! Как я полагаю, между Свободными территориями и этим королевством существует какой-то барьер, возникший после войны. Уверен, это последствия удара некромантов. Кстати, – продолжил он, – твоя идея с магическим плетением, работающим по принципу радара из твоего мира, оказалась вполне практична. Хотя я несколько изменил принцип его работы. Оказалось, что более практично и менее энергозатратно использовать импульсный вариант выброса в пространство вокруг тебя силовых линий. Теперь каждые десять секунд от тебя формируется силовое поле, по отражённым от препятствий сигналам удаётся не только определить расстояние до преграды, но и её размеры. Есть некоторые проблемы с движущимися телами, связанные с их распознаванием. Но эта проблема временная, её решение зависит от наполняемости базы образов и характеристик известных мне тел. Задача же с нанесением меток на тела, попавшие в зону действия плетения, решилась очень просто. Силовые линии, встречая преграду, оставляют на ней первичную метку, а после распознавания объекта через десять секунд метят его уже как «свой – чужой»».

Я мысленно посмотрел на образ экрана моего магического радара, который формировал для меня Хранитель. Вокруг белой точки, которая обозначала меня, двигались шесть точек, помеченных Хранителем зелёным цветом, то есть группа поисковиков Рона. Среди них, так как поисковики смешались, перемещались синие точки, означавшие невраждебные объекты, в данном случае поисковиков другой группы. Красных точек, означавших неопознанные или потенциально враждебные цели, на радаре не было.

«Хранитель, а какая дальность действия плетения?» – спросил я.

«В зависимости от условий, – ответил О'Нос, – стандартная дальность обнаружения объектов от двухсот до семисот метров. В случае необходимости возможно её увеличение до двух километров, но это потребует дополнительных затрат энергии. Так что плетение сейчас работает в экономичном режиме. Пока вы будете искать мага, – продолжил Хранитель, – я отправлю в выбранное тобой место перед Хребтом Мёртвых голема с необходимыми амулетами и материалами для создания стационарного портала. Когда вернёшься, не будет необходимости пересекать мёртвые земли Свободных территорий, подвергаясь опасности. Я сделал бы портал и перед Хребтом Мёртвых с той стороны, но голем через горы не пройдёт, поэтому, если будет необходимо, тебе придётся самому доставить туда материалы для создания портала».

На горизонте показалось какое-то каменное строение, над которым высилась вышка.

– Что это? – спросил я у молчавшего Рона.

– Пограничный пост, разделяющий королевство от Потерянных земель, – ответил он.

– Что, здесь такое оживлённое движение? – с удивлением спросил я.

– Да нет, – ответил Рон, – кроме поисковиков, в Потерянные земли никто не ходит. Пограничная стража скорее здесь для предотвращения проникновения в королевство некоторых видов тварей Потерянных земель. Таких, как оборотни, – закончил он и помрачнел.

Пограничный пост мы миновали быстро, практически не задержавшись. Рон только сообщил о гибели группы поисковиков, которые обратились в зомби, и показал пограничникам когти обратившегося под действием Облака преобразования мертвеца. Пограничники поохали. После этого поисковики забрали своих лошадей, и мы выступили в город. Ехать на лошади я отказался. Как-то в детстве неудачно упал со спокойной вроде лошадки и больше к ним не подходил.

Была у меня задумка попробовать телепортироваться, или переместиться, как сказал Хранитель. Он же и сообщил, что моего магического резерва уже вполне достаточно, чтобы попробовать сделать это. Хранитель пояснил, что маги Свободных территорий имели возможность беспрепятственно переноситься по всему Горту, единственное, что было необходимо, – это единожды побывать в месте планируемого переноса. Для телепортации людей, которые не обладали магическими способностями, или для слабых магов, а также для переноса грузов использовались стационарные порталы по типу тех, которые были установлены в тоннеле. Поэтому я и отметил несколько подходящих мест перед Хребтом Мёртвых и за ним. Хранитель сказал, что раньше сеть порталов переноса покрывала все более или менее крупные города Горта. Только после войны с империей Ном эта сеть, судя по всему, перестала действовать. Маги могли запитать энергией плетения, на основе которых функционировали порталы. Но было одно но. Управляющие центры Силы этих плетений не подчинялись никаким магам, кроме магов Свободных территорий. Когда все они собрались в Свободных территориях, все центры Силы плетений порталов переноса были ими заблокированы, чтобы затруднить империи Ном переброску войск. Сами-то маги могли обойтись и без порталов… У некромантов тоже были порталы переноса, только действовали они по другому принципу, их плетения были намного сложнее и сложны в использовании, что исключало их широкое распространение в империи Ном.

В общем, пока мы добирались до пограничников, Хранитель сумел мне подробно объяснить, как пользоваться плетением переноса, показал места расположения в нём центров Силы. Конечно, пользоваться плетением было непросто, но когда рядом с тобой опытный учитель, умеющий всё доходчиво объяснить, то материал становится понятным для ученика. Способного. То есть меня, хе-хе.

Пока мне предстояло освоить телепортацию на короткие расстояния. Так как я нигде не был на Горте и не мог вызвать в памяти образ местности, где я хотел бы оказаться, Хранитель предложил мне перенестись в пределах видимости. То есть вижу я вдалеке вершину холма, хлоп – и я на нём.

Так и оказалось. Представляю себе лица поисковиков, когда я пропал. Стою я на дороге, поисковики уставились на меня, ожидая, когда моё великолепие соизволит сесть на лошадь. Мир моргнул для меня. А для них я просто исчез. Стоя на вершине зелёного холма, я с умилением смотрел на покрывающего его траву. Да, в мёртвых Потерянных землях такую картину не увидишь. Где-то вдалеке на петляющей дороге зашевелились поисковики, изумлённо оглядывая место, где я только что стоял. Потом наконец кто-то разглядел меня на холме и помахал рукой. Я ответил тем же. Поисковики уселись на своих лошадок и быстро тронулись в мою сторону.

Придерживаясь дороги как ориентира, я телепортанулся, что ли, или телепортировался, короче говоря, совершил подряд ещё несколько переносов и остановился, когда впереди показался город. Однако запас магической энергии изрядно уменьшился.

Город был окружён стандартной городской стеной из камня, как сказал Хранитель, однотипной для большинства городов на Горте. Где-то красивее, где-то серо и обыденно, как здесь. Единственное, что удивило меня, это то, что ворота, над которыми возвышались две башенки, были закрыты. На моих глазах к ним подъехала телега какого-то крестьянина, постояла возле ворот минут десять, пока крестьянин о чём-то оживлённо переговаривался с высунувшимся из-за стены стражником. Потом крестьянин замахал руками, уселся в свою телегу и, развернув её, отправился в обратном направлении.

Появятся поисковики – разберёмся, в чём там дело… А у меня, я так прикинул, есть как минимумчас до появления Рона и его товарищей.

Что ж, проведём время с пользой. Подкрепившись эликсиром, я решил вернуться к своей идее о создании на основе плетений файербола и Воздушного тарана некоего подобия ручного гранатомёта типа «Мухи».

Я помнил, как, уничтожая двух хвосторубов (змей, а не выпивку, хе-хе), обратил внимание на некую неповоротливость файербола. Для того чтобы попасть им в цель, приходится управлять им по силовой линии по аналогии с ПТУРсом, когда за ракетой разматывается тонкий медный провод, по которому оператор управляет ею. Да и скорость его перемещения оставляет желать лучшего, за такой тварью, как паук, напавший на меня возле тоннеля, файербол явно не успевал.

Значит, что? Берём плетение файербола и интегрируем в него плетение Воздушного тарана. Присев в небольшой роще возле дороги, я сосредоточился на этой работе. Хранитель несколько раз поправлял меня, удовлетворённо хмыкая, когда задумка стала явно удаваться. Идём дальше. Отвязав от ранца пустой тубус из-под дротиков, я активировал Бебут и лёгким ударом отсёк низ тубуса. Надо будет придумать что-то вроде защитного колпака на него, чтобы внутрь не попадала вода и мусор. Вспомнил, что у меня есть коготь саламандры, который мне дал Рон. Покрутил его в руках. Да, действительно отличный материал для нанесения плетения, должен хорошо сохранять заряд магической энергии. Опять активировав Бебут, нарезал коготь тонкими костяными пластинками, почти полупрозрачными на свет. Достал из ранца аптечку Стражи, где, как подсказал Хранитель, когда я задумался, как прикрепить пластинки когтя внутри тубуса, в одном из разноцветных пузырьков было что-то вроде медицинского клея. Аккуратно вклеил по кругу внутри тубуса эти пластинки. Так. Сосредоточился и наложил на каждую из них по отредактированному варианту объединённого плетения файербола и Воздушного тарана. Заполнил плетения магической энергией, уже практически полностью восстановившейся в моём резерве. Напитал энергией управляющие центры Силы. Всё, можно проверять. Перенёсся в сторону от дороги на пару километров и спустился в неглубокую лощину. В округе никого, только где-то вдалеке виднеется деревенька и поля вокруг неё, на которых колосилось что-то зерновое.

Выбрав хорошо заметную мишень в виде засохшего дерева, я закинул на плечо тубус и прицелился. Импульс активации!

Из тубуса вырвался огненный файербол, который практически моментально достиг цели. Дерево пропало. Неплохо. Я подошёл и задумчиво поковырял носком берца остатки расщеплённого пенька: можно немного добавить мощности плетению, увеличив размер файербола как раз до размеров внутреннего диаметра тубуса. Осмотрел тубус – вроде всё в порядке, внутренняя поверхность не нарушена, все десять костяных пластинок на месте, среди них одна разряженная. Отрегулировал размер плетения, изменив файербол до требуемой величины. Где ещё одно сухое дерево? Ладно, и вон тот камень сойдёт. Отойдя от него метров на семьдесят, опять закинул тубус на плечо. Импульс активации!

Даже на таком расстоянии разрыв файербола выглядел внушительным. Я аж пригнулся, когда рядом засвистели осколки камня. Приятно, что из тубуса при активации плетения не вырывается реактивный след, значит, нахождение сзади человека безопасно. Теперь доведём мой второй в этом мире артефакт до ума. Наложил на костяные пластинки ещё одно плетение, которое мне показывал Хранитель, оно позволит активировать Муху, как я и назвал своё изобретение, простому человеку, у которого нет магических способностей. А если стрелять по нескольким целям, которые перемещаются? Как сделать файербол немножко умнее, что ли, чтобы он попал именно в ту цель, которую выбирает стрелок? Надо подумать.

Подумать мне не дал Хранитель, который, оказывается, уже решил эту задачу. Пока я корпел с тубусом, он подготовил плетение, которое должно было фиксировать на файерболе образ цели, получаемой от стрелка. Неплохо. Хранитель явно использовал знания из моего мира, где ракета наводилась на цель специальным датчиком на тепловое излучение от двигателей вертолёта. Никогда не видели, как боевой вертолёт во время полёта сбрасывает непонятно для чего грозди мелких дымящихся ракет? Так вот, это он делает для того, чтобы сбить прицел у реактивного снаряда, который наведётся на негодную цель, а вертолёт останется цел. Сомневаюсь, что в этом мире есть вертолёты. Хранитель тут же подтвердил отсутствие на Горте подобных летающих средств. Хотя что-то вроде авиации таки есть, только она представлена в основном у некромантов, которые используют специально обученных полуразумных тварей, похожих внешне на птеродактилей, только с более мощным клювом и когтями, которые некроманты ещё усиливают металлическими накладками. По крайней мере, так было во время войны. Сейчас в окрестностях птеров не наблюдалось. На моё удивление, именно так, как сказал Хранитель, этих тварей и называли. Птеры. Я точно первый человек с Земли? Ну да ладно. Я добавил плетение Хранителя на костяные пластинки. И что мы имеем? Мы имеем счастье держать в руках первый на Горте – Хранитель о таких не знает – ручной десятизарядный гранатомёт, или файерболомёт. Нет, так язык сломаешь. Просто Муха, хе-хе. Настроение у меня сегодня явно хорошее. Посмотрим, что будет вечером.

Разнеся для пробы ещё несколько камней, я удовлетворённо хмыкнул, оглядев полигон, напоминающий лунный пейзаж. Потом наполнил энергией костяные пластинки в Мухе и вновь приторочил её к ранцу.

«Рост, приближаются наши поисковики», – сообщил Хранитель, увеличивший дальность действия магического радара, пока я проводил испытания. Перенёсся к дороге, по которой в мою сторону быстро перемещалось пыльное облачко, поднятое лошадьми поисковиков. Когда они приблизились, я картинно зевнул, прикрыв рот рукой, и улыбнулся.

Поисковики остановились возле меня и спешились.

– Ну ты даёшь, – сказал Рон, – мог бы и предупредить, что исчезнешь. Мы, честно говоря, обалдели, когда ты пропал с дороги. Потом догадались, что происходит, когда Синий Глаз увидел тебя впереди на холме.

– Так Синий Глаз, кроме того, что он синий, ещё и глазастый? – снова улыбнувшись, спросил я.

– Его так прозвали, потому что он вечно умудряется находить себе приключения и ходит с синяками на лице, – ухмыльнувшись, ответил Рон.

– Пока я был здесь, я обратил внимание на некую странность, – посерьёзнев, сказал я. – Так и должно быть, что днём ворота в город закрыты и всех разворачивают обратно?

– Нет, – удивившись, ответил Рон, – такое может быть только в двух случаях. Если городу грозит нападение или город заблокирован для поисков некроманта. Насколько я знаю, войны у нас ни с кем не предвидится, так что остаётся второй вариант. Хотя в наших краях некромантов уже давно никто не видел. Но в город попасть надо… О, перед воротами уже целая толпа собралась. – Рон глянул в сторону городских ворот. – Пискун, узнай, в чём дело.

Пискун легко запрыгнул на коня и ускакал в сторону ворот. Минут через десять вернулся:

– Люди говорят, что в городе ищут некроманта. Сегодня в трактире был убит поверенный, и это как-то связано с нашим магом.

– Да, – сказал Рон, – интересные дела. Может, городской маг использовал то плетение, что оставляет следы магии некромантов? Хотя тогда кто эти следы определил, маг ведь в городе один, – задумчиво закончил он.

– Нет, – повторил Пискун, – речь идёт не о плетении, а именно об убийстве человека.

– Ладно, – ответил Рон, – разберёмся. Нас это касается постольку-поскольку. Главное, чтобы мы с магом смогли поговорить. А для этого надо попасть в город. Хотя какой поисковик не сможет попасть к себе домой? – улыбнувшись, сказал он.

– Какие предложения? – спросил я.

– С другой стороны городской стены есть глубокий провал в земле, – ответил Рон. – В него из города выведен слив для сточной воды и нечистот. Правда, он забран решётками, но думаю, их можно преодолеть. – Рон указал на мой Бебут. – Разве что его тоже должны охранять, но уверен, стражников будет не так много, как у ворот.

– Значит, когда стемнеет, – ответил я, – проникнем через канализацию.

– Пахнуть будем, – брезгливо сказал Синий Глаз.

– Не будем, – ответил я, – активируете магические щиты, к телу ничего не сможет приблизиться.

– Сильно, – сказал Пискун, – артефакты магов Свободных территорий против, извините… нечистот.

– Не хочешь – можешь не использовать, – улыбнувшись, ответил ему Рон.

До темноты мы расположились в той роще, где я ранее работал с плетениями файербола и Воздушного тарана. Под кваканье какой-то местной разновидности лягушки мы с поисковиками плотно поужинали.

Воспользовавшись свободным временем, я вручил Муху Рону, показал, как с артефактом обращаться и что от него ждать. Сначала слушал только он, а во время моего импровизированного инструктажа к нам подтянулись и другие поисковики. Амулеты файерболов поисковиками широко использовались, но все они были однократного действия. То есть выпустил файербол – и всё, иди к магу на перезарядку. Оказывается, Рону попадались и усиленные амулеты, в которых использовалось совмещение файербола и Воздушного тарана, так что велосипед я не изобрёл. Но вот о десятизарядных амулетах, и ещё с самонаведением поисковик не слышал. Торжественно вручил ему своё творение, только название ему было непонятно, почему такой артефакт называется Мухой. Сказал ему, что это закрытая информация и тайна магов Свободных территорий. Он не поверил, но расспросы прекратил.

Пока мы отдыхали, Хранитель показал мне усыпляющее плетение. Хотя он же и отсоветовал его использовать, потому что, если в городе ищут некроманта, тогда у стражников наверняка активированы магические щиты. Я уточнил у Рона о наличии амулетов у городской стражи. Есть. Конечно, слабые по сравнению с артефактами магов Свободных территорий, сильным плетением их можно быстро преодолеть, но всё равно стражникам станет понятно, что против них применяется магия. Надо что-то придумать.

На Горт медленно опустилась ночь.

Выручил нас Лесоруб. Оказывается, когда-то в молодости он побыл ещё и контрабандистом, поработав с людьми, которые доставляли в город некоторые товары, минуя пошлинный сбор. Платили ему мало, а деятельная натура требовала размаха и приключений, поэтому молодой Лесоруб и подался в поисковики. Но с того времени он помнил, где расположен тайный тоннель, проходящий под городской стеной и выходящий в районе базара в одной неприметной лавочке. Лесоруб не знал, используется ли он сейчас, но проверить не мешает.

Чтобы попасть к входу в тоннель, пришлось обойти город с другой стороны. Естественно, кто же будет делать тайный вход напротив городских ворот. Когда мы приблизились к глубокому провалу к земле, неприятный запах подтвердил мои подозрения, что именно в нём расположен слив городских нечистот. Нормальный человек вниз к… пардон, нечистотам вряд ли полезет. А мы полезли.

Воспользовавшись крепкими верёвками из походных мешков поисковиков, уже через полчаса мы обнаружили вход в тоннель, который был искусно замаскирован деревянной дверью, которую местные умельцы качественно залепили кусочками камней и грунта. Стоишь рядом – у входа оказалась естественная удобная площадка, – а дверь в упор не видишь.

Общими усилиями открыли дверь, из тоннеля пахнуло сыростью и плесенью. Видно было, что им давно уже никто не пользовался. Лесоруб начал искать факелы, которые всегда были у входа, но я остановил его. Светляки зажглись в тоннеле, осветив его стены, которые явно несли следы творения рук человека. Вернее, следы кирки.

Что-то после встречи с паукообразной тварью мне не очень нравились тоннели в последнее время. Но всё прошло нормально. Минут через сорок, и то только потому, что мы тщательно осматривали проход, чтобы не нарваться на какую-нибудь старую ловушку, мы уже были в городе. Выход оказался в полу старой лавки, которую, судя по толстому слою пыли и лоскутам паутины, уже давно никто не посещал. Дверца подпола тоже была очень качественно замаскирована и специальным образом утяжелена, чтобы её было невозможно простучать.

Хранитель показал, что рядом с лавкой никого нет.

Рон не сомневался, что никто не поинтересуется, откуда они взялись в городе. Поисковики были такими же горожанами, как и все другие, и местные жители относились к ним с уважением. Поэтому спокойно вышли из лавки, заперев за собой дверь. Тайные тоннели надо беречь…

Когда добрались до ближайшего трактира, мигом узнали все новости. Мага, оказывается, поместили под охрану городской стражи, и не где-нибудь, а прямо в казармах. Вроде как свидетель он важный. Неприятные новости. В казармах его тяжело будет достать. По информации Рона, в городе было более трёх сотен стражников, а сколько их может сейчас быть в казармах, он не представлял. Хотя, если ищут некроманта, все должны быть на службе. Час от часу не легче. Идти на конфликт с солдатами и мне, и поисковикам не хотелось.

Решили действовать по простому плану. Отправляемся к казармам, и Рон узнает у стражников, можно ли мага просто посетить. Хотя бы завтра днём. А там уже будем думать и планировать дальше.

Действовать по плану не получилось. Как всегда.

В городе было много, я бы сказал, чрезмерно много патрулей. Благодаря магическому радару и подсказкам Хранителя, а также тому, что Синий Глаз знал здесь все закоулки и проходные дворы, мы сумели беспрепятственно добраться до казарм и затаиться в тёмном переулке на другой стороне городской улицы.

Никто никуда не пошёл узнавать, можно ли увидеть мага, так как ещё на подходе к казармам, которые представляли собой окружённый со всех сторон невысокими каменными зданиями местный аналог плаца, тревожно завопил Хранитель: «Рост, там, где вы идёте, активировано какое-то мощное плетение! Думаю, из тех, которые маг Лордан называл промежуточными! И это не всё! – продолжил О'Нос. – Вот-вот будет активировано парализующее плетение грандиозных размеров! Сам посмотри!»

Я сосредоточился. Да, плетение было гигантского размера и накрывало все здания казарм и прилегающие дома.

– Все активируйте магические щиты! – приказал я, было не до субординации. Все быстро активировали артефакты. – Похоже, наш маг не удовлетворён условиями проживания и хочет покинуть это место, – объяснил я. – Пока ничего предпринимать не стоит, в казарме полно стражников. Всё идёт к тому, что маг их всех парализует, а мы подождём развития событий.

Наблюдая на экране радара, который развернул Хранитель, перемещение точек, означающих людей в казармах, я особо обратил внимание на действия одной из них.

Оппп! – по плетению прошёл импульс активации, и оно сработало. Точки в казармах двигаться перестали. Точки в прилегающих к казармам домах двигаться перестали. Даже собака через несколько дворов гавкать перестала.

А вот шесть точек в районе ворот во двор казармы продолжали двигаться. Глядя на радар, я тихо комментировал происходящие события для поисковиков. В округе перемещались патрули городской стражи, также отслеживаемые радаром.

Оппп! – точка в глубине двора переместилась ближе к нам, потом вернулась на исходную. И так несколько раз. Что это может означать, я не знал. Потом точка наконец перестала метаться и двинулась в сторону ворот. Точно, наш маг. А те шестеро возле ворот затаились. Ясно, засада, и люди тоже с такими артефактами, как у поисковиков, поэтому парализующее плетение на них не подействовало.

На связь вышел Хранитель: «Рост, обрати внимание на человека, который быстро приближается к воротам казарм с внешней стороны. Уверен, это некромант. Посмотри, как его окутывает кокон чёрной энергии. Правда, такой себе, между слабым и средним некромантом, а может, просто давно не восполнял свой запас энергии в их мрачных ритуалах».

Из переулка было видно, как человек быстро подошёл к воротам казарм.

Внутри тоже происходили интересные события. Видно, нашего мага приняла засада, так как шесть человек передвинулись ближе к точке-магу, которая замерла посреди двора.

– Некромант. – Я рукой указал поисковикам на человека, подошедшего к воротам.

Те замерли: некромант посреди города!

Человек в чёрном плаще взмахнул рукой, и мощнейший удар чёрной энергии вышиб ворота, разметав их на мелкие обломки. Оглушительный взрыв разорвал ночную темноту. Некромант, защищенный матовым магическим щитом, даже не покачнулся и шагнул в облако пыли, поднявшееся на месте, где когда-то были ворота.

– Быстро за ним, – распорядился я, – или можем потерять мага…

Мы стремительно перебежали через улицу, и, знаками приказав поисковикам хранить молчание, руководствуясь показаниями радара, я шагнул в пылевое облако. Ночь и пыль, не видно ничего.

Во дворе мигнули и пропали с экрана радара точки, ранее задержавшие мага, раздался пронзительный крик боли нескольких человек.

Следом во дворе один за другим разорвалось два мощнейших файербола, нас защитили только магические щиты. Сначала полетел рой осколков камня и дерева, потом сквозь пыль навстречу полыхнуло пламя.

Точка-некромант приблизилась к точке-магу. Из них явно никто не пострадал.

Так, надо действовать. По обычному сценарию сейчас некромант должен прибить мага. Хммм. Вроде должен ещё перед этим с ним поговорить, рассказать, что я, мол, пришёл, чтобы завоевать весь мир, и только ты, мелкий и слабый маг из приграничного городишки, мне мешаешь.

Почти так и случилось.

Только некромант расслабился и отключил свой щит, или его щит слишком исчерпал магический заряд, поэтому долгой рубки на мечах главного героя и страшного чёрного мага не получилось. Я просто шагнул из пыльного облака, теперь уже обильно разбавленного дымом из тлеющих обломков деревянных ворот, и прямо посреди его фразы чётко разрубил некроманта призрачным лезвием Бебута. Некромант распался на две части, которые с глухим стуком упали на дымящуюся землю.

Напротив стоял уставший мужчина лет сорока и тупо смотрел на меня, я не стал его разочаровывать и так же тупо уставился на него.

Из-за моей спины выдвинулся Рон.

– Маг, – поисковик подошёл к мужчине поближе, – ну что стоишь, пойдём. – И потянул его за рукав.

Тут опять вклинился Хранитель: «Рост, быстро уходите. В глубине двора раскручивается спираль магической энергии, порождённой промежуточным плетением. Через пару минут она остановится и взорвётся, уничтожая само пространство вокруг себя».

Я сообщил об этом Рону, тот задёргал мага поактивней.

Когда мы уже скрылись в переулке и присели по команде Хранителя, над казармами поднялось грибовидное облако от мощного взрыва, у окрестных домов посносило заборы, вокруг раздался звук разбившихся окон.

Но попали мы минут через десять.

Уклоняясь от патрулей, после взрывов ринувшихся в сторону казарм, мы всё же не смогли избежать встречи с одним из них и через пять минут были заблокированы со всех сторон возле базара.

На небольшом перекрёстке четырёх городских улиц мы остановились. Со всех сторон на нас нацелились из коротких арбалетов солдаты в лёгких доспехах. С их стороны раздался голос:

– Да убьём их всех, эти некроманты и их приспешники только что уничтожили казармы!

Из улиц к стражникам продолжало прибывать подкрепление.

Поисковик Рон

Возвращение в город

Ситуация накалялась.

Маленький отряд поисковиков оказался зажат возле базара, до лавки с входом в тоннель не дошли совсем немного.

Пока отряд бегал по переулкам, избегая встречи со стягивающимися со всего города патрулями стражников, Рост и О'Тил перекинулись несколькими фразами, из которых Рон услышал только что-то вроде «Лордан», «дед», «промежуточные», «дневник».

Сейчас со всех сторон на поисковиков были направлены арбалеты стражников, из улиц, позвякивая металлом оружия и доспехов, к ним присоединялись всё новые и новые группы солдат.

Кто-то из стражников не выдержал и выкрикнул призыв расправиться с поисковиками в отместку за разрушенные казармы и гибель их товарищей.

Артефакты поисковиков были активированы ещё возле казарм, так что смерть в ближайшие секунды им не угрожала.

Рон не хотел сражаться с городской стражей, но ситуация становилась тупиковой. Поисковикам надо было не только сберечь свои жизни, но и защитить обоих магов – и городского, который всё больше бледнел и становился вялым, и мага Свободных территорий, без магической энергии которого всё становилось напрасным.

Рон принял решение. По его короткому сигналу поисковики окружили магов, защищая их со всех сторон.

Рост сделал несколько коротких движений рукой, и над головами поисковиков разгорелись около десятка файерболов, которые продолжали увеличиваться в размерах. Достигнув величины с голову взрослого человека, файерболы приобрели насыщенный красный цвет и начали кружить над поисковиками, с шипением разрезая прохладный ночной воздух.

Передние ряды стражников отшатнулись. У кого-то из них не выдержали нервы, или ему подбили руку. Раздался короткий звук спущенной тетивы: треньк!

Отражённый магическим щитом Стрелы арбалетный болт упал на землю.

Остальные не стреляли, но видно было нарастающее напряжение на лицах окруживших поисковиков солдат.

Маг Свободных территорий указал Рону рукой сначала на Муху, этот необычный артефакт, который он вручил ему сегодня вечером, потом на разлапистое дерево метрах в тридцати от поисковиков.

Ясно. Рон нацелил Муху на дерево, стоящие возле него стражники отшатнулись, почуяв неладное.

Вжииик!

Вырвавшийся из тубуса файербол моментально врезался в дерево, окутав его плазмой взрыва и отбросив взрывной волной находящихся рядом стражников.

Треньк! Треньк! Треньк!

Около дюжины арбалетных болтов опали на землю рядом с поисковиками, отражённые магическими щитами.

Разъярённые стражники загалдели и придвинулись ближе к поисковикам, размахивая обнажёнными клинками.

Рон нацелил Муху на ближайшую группу стражников, они не оставляли ему выбора.

Файерболы снизились, увеличив скорость вращения.

Городской маг издал болезненный вздох и побледнел ещё больше. На его лбу выступили капельки пота, видимо от сдерживаемой боли.

– Стойте! – за спинами стражников раздался повелительный голос человека, который приближался к месту событий с новой группой солдат.

Раздвинув ряды застывших стражников, вперёд в сопровождении офицера городской стражи вышел высокий мужчина с аккуратно подстриженными усами.

– Городской голова, – коротко кивнув в его сторону, сказал Рон магу Свободных территорий.

Файерболы перестали кружить над перекрёстком, замерев в воздухе. От одного из них оторвалась капля плазмы и с шипением капнула вниз, вызвав язычок пламени при соприкосновении с истоптанной землёй.

Городской голова посмотрел на висящие в воздухе файерболы, оглядел напряжённых поисковиков, двое из которых уже поддерживали под руки городского мага, который был близок к потере сознания. Потом обратил свой взор на Роста, который стоял в расслабленной позе, держа в одной руке рукоятку своего Бебута. Городской голова окинул оценивающим взглядом фигуру неизвестного мага, задержался на мгновение на безволосой голове Роста, изрезанной шрамами левой стороне его лица, потом заметил ранец мага и видневшийся из-под полураспахнутого плаща чёрный комбинезон и опустил глаза на его непривычную обувь.

В это время Рост, видимо, дезактивировал свой артефакт, потому что на секунду призрачное лезвие его Бебута ярко полыхнуло в воздухе.

От неожиданности городской голова вздрогнул. Посмотрел прямо в лицо Росту и спросил:

– Кто вы такой?

Рост сделал небольшой шаг навстречу ему.

– Маг Свободных территорий, – ответил он.

Городской голова молчал, вглядываясь в его лицо.

Непонятно, что он в нём разглядел, но через секунду спросил:

– Зачем вы разрушили казармы?

– Это сделал некромант, – ответил Рост. – Мы пришли за своим человеком. – Он указал на обвисшего в руках поисковиков городского мага. Офицер, стоявший рядом с городским головой, наклонился к нему и что-то тихо сказал. – Останки некроманта сейчас украшают двор казарм, – закончил Рост.

Городской голова несколько секунд молчал.

– С каких это пор городской маг О'Тил стал человеком магов Свободных территорий? – спросил он наконец.

Рост спокойно ответил, указав рукой на О'Тила:

– Он, – маг усмехнулся, – мой родственник. Праправнук, если будет угодно. Если хотите долгую историю, то пожалуйста… – Рост снова усмехнулся. – Давным-давно, в далёкой галактике…

Его слова были прерваны нетерпеливым жестом городского головы.

– Для разговора приглашаю вас в ратушу. – Он указал на смутно видневшийся в темноте шпиль здания городской ратуши. – Вас проводят. – Он посмотрел на воронку, оставшуюся на месте дерева, на зависшие файерболы и махнул в их сторону рукой: – И это уберите, пожалуйста.

Офицер подал команду, стражники вложили свои клинки в ножны и разделились на два отряда.

Городской голова развернулся и в сопровождении четырёх солдат ушёл в темноту.

Через несколько минут поисковики, впереди и позади которых следовали внушительные отряды солдат, направились в сторону ратуши. Городской маг еле переставлял ноги, и то он несколько пришёл в себя только благодаря тому, что Рост напоил его эликсиром из своей фляжки.

Когда они добрались до высокого каменного здания, перед которым стояли несколько памятников прошлым королям Ленна, офицер провёл поисковиков по широким коридорам, на стенах которого висели портреты членов королевской семьи и картины со сценами батальных сражений. Вдоль всего коридора через каждый метр замерли городские стражники с суровыми лицами.

Поисковики остались в просторной приёмной, куда сразу после их появления вбежал заспанный помощник городского головы и, безошибочно определив командира отряда, пригласил всех в кабинет.

Из-за широкого массивного стола в шикарно обставленном кабинете поднялся городской голова и жестом пригласил магов и поисковика занять удобные кресла за приставным столиком. Офицер городской стражи сел за стол вместе с ними.

– Чего-то желаете? – спросил городской голова.

– Я бы не отказался попробовать хвосторуба, – усмехнувшись, ответил Рост.

Городской голова тоже усмехнулся и сделал несколько шагов к деревянной панели на стене кабинета. За ней оказалась ниша, уставленная бутылками и стеклянными бокалами. Выбрав одну высокую бутылку матового стекла и захватив несколько бокалов, городской голова поставил их на стол и кивнул офицеру городской стражи.

Городской маг чему-то ухмыльнулся, глянув на бутылку с клеймом хвосторуба, пронзающего себе голову жалом.

Офицер резко встал, звякнув креплениями своего клинка и лёгких доспехов, взял бутылку и, аккуратно вытащив пробку, налил немного жидкости тёмного цвета в каждый бокал.

Городской голова встал за своим массивным столом, поднял бокал и коротко сказал:

– За здоровье короля!

И резко выпил жидкость из бокала.

У Рона сильно чесалась грудь. Вздохнув и стараясь не отвлекаться на зуд, он выпил свой бокал. Обжигающая жидкость тёплой волной моментально прошлась по пищеводу и опустилась в желудок.

Рост посмотрел на портрет короля Леннара, который висел на стене за спиной городского головы, покачал в бокале жидкость и выпил её.

– Виски, – произнёс он непонятное слово.

– Итак, – сказал городской голова, – один из дежурных офицеров, у которого также был амулет защитного щита магов Свободных территорий, – городской голова посмотрел на Роста, – выдержал парализующее плетение и, хотя и был полупарализованным, видел, как погиб дознаватель и как вы расправились с некромантом. Хотя он был сильно контужен после взрыва в казармах. – Сидящий за столом офицер в подтверждение кивнул. – Кто применил парализующее плетение и как вы оказались во дворе? – спросил городской голова, глядя на О'Тила. – Почему некромант охотился на вас и какова ваша роль, – он посмотрел на Роста, – во всей этой истории?

Рост жестом остановил готовящегося ответить городского мага и сказал:

– С вашего позволения, я отвечу на все вопросы. Для этого нам придётся немного вернуться назад, во времена ещё до войны магов Свободных территорий и империи Ном. То, что я вам скажу, является тайной не только магов Свободных территорий, но и вашего королевства. – Рост посмотрел на городского голову, потом перевёл взгляд на застывшего офицера городской стражи.

– Продолжайте, – нетерпеливо сказал городской голова, – я полностью доверяю командиру городской стражи.

Офицер слегка покраснел, гордо выпрямил спину и расправил плечи.

– Мужчины рода О'Тил всегда являлись нашими послами в вашем королевстве. – Рост сделал паузу и многозначительно добавил: – Это может подтвердить ваш король. Некроманты узнали об этом и сначала уничтожили его родителей, потом деда, который спрятал О'Тила в вашем городе, а сейчас добрались и до него. Произошедшие в казармах события, применение таких мощных плетений – всё это связано с погибшим некромантом. О'Тил воспользовался нашим артефактом магического щита и, благодаря тому, что он маг, смог выбраться наверх и подпитывать магический заряд амулета до нашего появления. Я появился в королевстве с очень важной миссией, – продолжил маг Свободных территорий, – и случайно узнал о событиях вокруг О'Тила. Защита членов его рода является прямой обязанностью всех магов Свободных территорий, – внушительно сказал он, – ведь О'Тил – прямой потомок одного из основателей Свободных территорий. Вернусь к моей миссии, – продолжил Рост. – Я направлялся в столицу, для охраны нанял отряд Рона, – под его взглядом Рон кивнул, – для того, чтобы сообщить королю, что мы, маги Свободных территорий, возобновляем своё сотрудничество с вашим королевством. Наш первый шаг в этом направлении – восстановление системы порталов переноса. – После секундной паузы, маг продолжил: – Так как мне пришлось вмешаться в события вокруг О'Тила и оказаться в вашем городе, я в первую очередь восстановлю ваш городской портал.

– Неужели это возможно? – взволнованно спросил городской голова, ослабив узел тугого шейного платка.

– Я осмотрю его прямо сейчас, – сказал Рост. – Где он находится?

– Портальная площадка прямо напротив ратуши, – ответил городской голова.

Бутылка, стоящая на столе, плавно поднялась в воздух и, поочередно облетев собравшихся за столом мужчин, аккуратно наполнила все бокалы.

– Это займёт пару минут, – сказал маг и сделал маленький глоток из своего бокала.

Городской голова моргнул. Маг пропал.

– Куда он исчез? – неизвестно у кого потрясённо спросил городской голова.

– Осмотрит портал и вернётся, – устало ответил Рон и взял свой бокал.

Покачал его в руке, по его прозрачным стенкам витиевато растекались струйки тёмной жидкости.

– Как-то всё очень быстро и неожиданно, – сглотнул городской голова. – Это правда то, что маг сказал? – спросил он у бледного О'Тила.

– Всё, что касается моего рода, – ответил изворотливый городской маг, – чистая правда. А что касается планов мага Свободных территорий, то я о них знаю не больше вашего…

– Ну хорошо, что хоть некроманта прибили… – выдохнул городской голова и моргнул.

За столом сидел безмятежный маг Свободных территорий.

Сделав ещё один глоток, Рост поставил бокал на стол.

– Дело оказалось сложнее, чем я думал, – медленно произнёс он. – Завтра мне надо будет вернуться в Свободные территории за необходимыми компонентами для того, чтобы активировать портал. Судя по всему, его кто-то повредил, ведь возле него я не заметил ни одного охранника. – Маг с упрёком посмотрел на городского голову.

– Так ведь они не работают уже две сотни лет, – начал оправдываться городской голова, – кто же думал, что маги Свободных территорий выжили…

– Ничего непоправимого не произошло, через пару дней я вернусь, и портал заработает. Сейчас уже поздно, и я бы хотел, чтобы мои люди отдохнули, завтра они сопроводят меня в Свободные территории.

– Но позвольте, – остановил его городской голова, – вы всегда с такой скоростью действуете и принимаете решения? Окончательную точку в следствии по делу некроманта поставит только специальный уполномоченный королевской канцелярии, который вскоре должен прибыть в город. Хотя некромант и убит, я не имею права отпустить такого важного свидетеля, как городской маг О'Тил.

– Вы просто не осознаете, – ответил Рост, – какая опасность нависла над вашим королевством и Гортом в целом. Неужели вы думаете, что некромант в вашем королевстве действовал один? – Выдержав паузу, он веско продолжил: – Во-первых, вы не можете нас задержать, а О'Тила я здесь не оставлю, он последний в своем роду. Во-вторых, – маг выложил из карманов своего комбинезона три артефакта и ткнул пальцем в чёрный морион, – это вы покажете вашему специальному уполномоченному, чтобы подтвердить мои слова. В-третьих, когда я вернусь, Кристалл правды, – Рост указал на жёлтый морион, – будет передан городской власти, то есть вам, в виде благодарности за оказанное содействие в борьбе с некромантами. Остальные должны быть возвращены мне. В-четвёртых, – вздохнул Рост, – когда вы скажете вашему поверенному, с какой целью я прибыл в королевство Ленна, я думаю, больше к вам вопросов не будет. И в-пятых, – маг улыбнулся, – предполагаю, что, когда я прибуду в столицу и расскажу королю о вашем непосредственном участии в столь важном для государства деле, то король лично поблагодарит вас и наградит. Достаточно причин? – спросил маг.

– Думаю, да, – ответил городской голова и вытер белоснежным платком вспотевший лоб.

Его глаза перебегали с жёлтого мориона на столе на Роста и обратно.

«Видно, вспомнил, в какую сумму городской власти обошёлся тот Кристалл правды, который уже есть у него», – подумал Рон.

– Что ж, время позднее, – повторил Рост, – мы хотели бы немного отдохнуть. Рано утром мы отбываем.

– Конечно, конечно, – любезно согласился городской голова, – я распоряжусь, вас сопроводит охрана. – Он кивнул офицеру, который с момента, когда маг пропал, сидел с открытым ртом.

Теперь он собрался с мыслями, встал, коротко поклонился и вышел в приёмную, откуда раздались его резкие команды.

– Рад был познакомиться. – Маг встал и улыбнулся: – Меня можете звать Рост, просто Рост, для вас на «ты».

Пожав руку городскому голове, который проводил мага и его людей до самого выхода из ратуши, маленький отряд под охраной всего четырёх стражников добрался до ближайшего трактира, где Рон, О'Тил и Рост благополучно расположились до утра. Остальные поисковики отправились по домам повидать родных, Лесоруб, у которого не было родных, ушёл по знакомым. Утром все должны были вновь прибыть к трактиру.

Рону не к кому было спешить. Он отметил, что в коридоре и у входа в трактир выставлены посты городских стражников, и удалился в свою комнату. Тело сильно чесалось, кожа покрылась зудящими язвочками. Споры серого гриба продолжали действовать.

Он проснулся через час, чтобы попить воды, и слышал, как из соседней комнаты доносились тихие голоса О'Тила и Роста, которые заперлись сразу после прибытия в трактир и о чём-то долго беседовали.

Утром, когда посвежевшие поисковики собрались во дворе трактира, в сопровождении давешнего офицера прибыл городской голова. Он явно что-то для себя решил, потому что, несмотря на его внешнее благодушие и любезность, его бегающие глаза Рону очень не понравились.

Городской голова поинтересовался, как они планируют добираться до Свободных территорий, если у них нет лошадей, на что маг ответил, что лошади отряда находятся в ближайшей деревеньке, а ему самому лошадь не нужна.

Городской голова кивнул, вспомнив, как маг ночью перенёсся прямо из-за стола. Ещё раз предложив им охрану из городских стражников, от которой Рост отказался, городской голова пожелал им счастливого пути.

Вскоре отряд поисковиков вместе с магом Свободных территорий Ростом и городским магом О'Тилом покинули город через городские ворота, с открытием базара приобретя только одну лошадь для О'Тила. Блокада с города была снята городским головой в связи с обнаружением и, как сказал Рост, ликвидацией некроманта.

Дойдя до ближайшей рощи, поисковики быстро перегнали лошадей, которые были привязаны поблизости от провала с входом в тайный тоннель, и выступили в сторону границы с Потерянными землями.

– Вернее, уже в сторону Свободных территорий, – поправил себя Рон.

Рост переносился вперёд, но постоянно оставался в пределах видимости: как только поисковики догоняли его, он переносился дальше.

В один из моментов, когда поисковики с городским магом приблизились к месту, где маг Свободных территорий что-то ковырял носком своих высоких ботинок в земле, он не исчез.

Удивлённый этим, Рон сделал поисковикам знак остановиться и, когда они поравнялись с магом, спросил:

– Что-то произошло?

– Пока нет, – ответил маг, – но сейчас произойдёт, – и указал в сторону ближайшей рощи, примыкающей впереди прямо к дороге.

Все посмотрели туда.

Поняв, что они обнаружены, через несколько минут из-за деревьев появилось множество людей в самой разнообразной одежде, большая часть которой выдавала в них разбойников. Все они были вооружены, у некоторых даже были арбалеты. Толпа постепенно увеличилась и угрожающе двинулась в сторону застывшего на дороге отряда.

– Это городской голова таким способом хочет убедиться в том, что я маг Свободных территорий, и в противном случае оставить себе мои морионы, – усмехнулся Рост. – Он решил не город разрушать, а воспользоваться этим сбродом с большой дороги.

Поисковики спешились и активировали амулеты. Рон быстро снял с ранца Муху и прицелился в приближающуюся толпу.

Городской маг О'Тил

Первый день встречи с магом Свободных территорий

Ничего, – решил городской маг, – увеличу свой магический резерв, и мне станут подвластны такие же силы, которыми легко оперирует Рост».

Мысли городского мага были прерваны внезапной остановкой поисковиков возле Роста, который в этот раз не переместился вперёд по дороге. Рон осведомился о причине остановки, маг Свободных территорий ответил, что впереди неприятности, за которыми якобы стоит городской голова.

Неприятности через пару минут появились на дороге из ближайшей рощи – обыкновенный сброд, но сброд с оружием и единой целью. Без сомнения, эти грязно одетые люди планировали напасть на них, так как через мгновение разъярённой толпой ринулись на маленький отряд.

Вовремя предупрежденные Ростом, поисковики и маг успели активировать свои амулеты магического щита и приготовиться к схватке. Рон взял на изготовку Муху, почему-то поисковики так называли этот странный артефакт, который с немыслимой скоростью метал мощные файерболы.

Сам маг не растерялся и сжал в руках амулеты Трёх лезвий и Огненного кнута. Когда эта толпа приблизилась, маг разглядел, что многие из них вооружены дорогостоящими арбалетами и амулетами магического щита, которые смотрелись очень чужеродно и необычно в руках и на груди этих людей.

Хммм, но от Мухи эти амулеты не спасали. Пока толпа приближалась к отряду, Рон успел сделать подряд десять выстрелов из этого артефакта, не дав разбойникам с ходу снести поисковиков с дороги. Более того, бандиты решились продолжить атаку, только убедившись, что амулет Рона перестал действовать.

Очередной рой арбалетных болтов осыпался на землю, отражённый магическими щитами поисковиков.

В этот момент О'Тил моргнул, маг Свободных территорий исчез.

О'Тил отбросил лишние мысли, Росту виднее, что предпринимать, и активировал амулет Трёх лезвий, как раз когда разбойники приблизились на расстояние их действия. Кто-то из поисковиков активировал амулеты одновременно с магом, так как несколько троек призрачных лезвий легко рассекли приближающихся людей.

Несколько, но не все.

Маг успел заметить как в паре мест вспыхнули магические щиты, отражая удар призрачных лезвий. В некоторых бандитов вонзились дротики, которые вслед за использованием боевых амулетов метнули в противника поисковики. Мимолетно маг удивился, заметив, что дротики легко преодолевали магические щиты разбойников, насквозь пронзая их тела.

Заменяя одной рукой использованный амулет на заряженный, другой рукой маг активировал амулет Огненного кнута. «Посмотрим на ваши щиты», – злорадно подумал он.

Несколько жгутов извивающегося огня легко преодолели магическую защиту, которая к тому же была явно не у всех разбойников. В то время как стоящие слева и справа от мага поисковики приняли на свои клинки первые удары клинков разбойников, извивающиеся три струи огня выжгли перед ним самую настоящую брешь в строю нападавших.

Воздух наполнился тошнотворным запахом палёного мяса и волос, а разбойники, увидевшие ужасную смерть своих товарищей, отшатнулись от городского мага.

Магические щиты поисковиков, стоящих рядом с магом, легко отражали удары арбалетных болтов и клинков обычного оружия бандитов.

Атака разбойников захлебнулась. Чему способствовала ещё одна причина: сзади их ряды практически полностью вырезал маг Свободных территорий. Он на мгновение появлялся то позади, то прямо среди бандитов, наносил один-два удара своим вспыхивавшим при соприкосновении с телом оружием и опять исчезал, вновь возникая в неожиданном месте. Страшный противник.

Разбойники даже ничего не смогли толком понять, как через несколько минут после начала боя в живых остались только те, кто сейчас рубился с поисковиками. Да и они, осознав, что их внезапно стало очень мало, сделали попытку выйти из боя, но были безжалостно уничтожены поисковиками, которые поняли, что удары бандитов не причиняют им вреда.

Маг огляделся. Вокруг лежали несколько десятков порубленных разбойников, перед ним – широкая полоса выжженной земли, покрытой кусками горелого мяса. Метрах в ста впереди вся земля была изрыта дымящимися ямами от файерболов Мухи, а дорога от рощи к месту боя завалена разрубленными Бебутом на куски телами.

Рост стоял возле какой-то кочки метрах в тридцати перед поисковиками. Отряд направился к нему. Лошади боязливо переступали через ещё парящие обрубки, бывшие совсем недавно людьми, пофыркивая и испуганно поводя мордами от запаха горелого мяса.

Когда О'Тил приблизился к задумчиво стоящему Росту, тот произнёс странную фразу, разглядывая лежавшего на земле рослого мужчину:

– Да, после ковровой бомбардировки мы бы несмогли взять его живым. Он, – маг указал носком своего ботинка на мужчину, – руководил этой толпой.

А мужчина действительно был жив, но без сознания. Рон приказал Стреле и Пискуну связать пленника, что те достаточно сноровисто и сделали.

– Что ж, метров через триста делаем незапланированный привал, – улыбнувшись, сказал маг Свободных территорий.

Поисковики закинули на одну из лошадей бессознательное тело бандита и, ведя лошадей в поводу, быстро покинули зловонное место, покрытое останками банды. Синий Глаз и Лесоруб остались собирать трофеи – амулеты и оружие.

Через десять минут после того, как поисковики разбили лагерь, О'Тил привёл связанного мужчину в сознание. Предположив, что пленник был просто оглушён Ростом рукояткой Бебута, он снял свой амулет жизни и на несколько минут приложил его к груди здоровяка. Это сработало.

Рост и Рон стояли рядом.

Заметив, что пленник приходит в себя, О'Тил забрал свой артефакт.

– Открывай глаза, – сказал Рон, толкнув пленного рукояткой дротика.

Поняв, что притворяться бессмысленно, тот открыл глаза.

– Ты до сих пор жив только по одной причине, – сказал Рост, – мы хотим знать, почему вы напали на нас. Банальные ответы, что вы хотели нас ограбить, не принимаются, вы прекрасно видели, что напали на отряд поисковиков, тем более не выходящий из Потерянных земель, а двигающийся только в их направлении.

Пленный отрицательно помотал головой и произнёс:

– Мне терять нечего, пыток я не боюсь, поэтому можете меня убить, я ничего не скажу.

Неожиданно для О'Тила и Рона маг Свободных территорий легко согласился:

– Хорошо, шанс пожить подольше у тебя был, – и распростёр над разбойником свою руку.

Глаза связанного мужчины в испуге расширились.

Маг видел, как над пленником начали формироваться силовые линии какого-то сложнейшего плетения. Рост всё накачивал и накачивал его силой. Потом из его руки материализовалась капля материи чёрного цвета, которая опустилась на управляющий центр Силы плетения. Так, по крайней мере, решил городской маг.

Импульс активации!

Плетение мгновенно обвило тело пленника, который потерял сознание, капля приблизилась к его груди и втянулась в кожу.

Рон, которому, судя по всему, была видна только капля чёрного цвета, зависшая в воздухе, а потом втянувшаяся в кожу пленника, стоял с открытым ртом.

О'Тил, обнаружив, что его рот тоже открыт от удивления, корректно промолчал.

Остальные поисковики, отдыхающие рядом, ничего особенного не заметили.

По телу пленника прошла судорога, он внезапно открыл глаза и снова закрыл их.

Рон сжал рукоятку своего клинка.

Рост успокаивающе помахал ему рукой. В задумчивости он ещё постоял с минуту над распростёртым телом.

– Всё, – очнулся маг Свободных территорий, – можем выступать, время дорого…

– А он? – Рон указал на лежащего пленника.

– Он умрёт, – ответил Рост. – Как я и предполагал, за нападением стоит городской голова. Именно он приказал этому здоровяку, который смог собрать за ночь столько людей, напасть на нас. Амулеты, арбалеты, всё предоставил городской голова. И тот офицер, который руководит городской стражей, принимал в этом непосредственное участие. Так что, – закончил он, – свидетель у нас в случае необходимости будет.

Городской маг отошёл к своей лошади. Несмотря на то что он только что убил несколько человек и понимал, что этот связанный мужчина их враг, он не хотел видеть, как его будут убивать.

А пленника убивать никто не стал. Маг Свободных территорий просто влил в его тело большое количество энергии, которое обычный человек не мог в себя принять.

И дал команду на выступление. Несмотря на удивлённые взгляды поисковиков, связанный пленник просто остался лежать на месте вынужденного привала отряда.

Как только отряд выехал на дорогу, Рост вновь перенёсся вперёд. Поисковики и маг пришпорили лошадей. Минуты через две сзади них, там, где они оставили связанного пленника, раздались раскаты мощного взрыва.

Рон и городской маг переглянулись, другие члены отряда с пониманием оглянулись назад. Что ж, этот бандит наверняка не планировал оставлять никого из них живыми. И снова маг Свободных территорий, получается, спас всем им жизнь.

Городской маг О'Тил ехал рядом с поисковиками и думал о том, как причудливо меняется жизнь. Он размышлял об одном, другом, третьем и никак не мог всё расставить по своим местам. Такая динамика событий явно претила ему…

Ещё совсем недавно он вёл образ жизни добропорядочного горожанина и даже подумать не мог, как всё изменится буквально за неделю.

Вот Рон, поисковик, который совсем недавно хотел пристрелить мага из арбалета. А сейчас охраняет мага, ведь с ним связана возможность его излечения от Облака преобразования.

О'Тил посмотрел, как в очередной раз, когда они приблизились к Росту, он исчез, перенёсся. Живой маг Свободных территорий! А все были уверены, что этих легендарных магов уже не существует.

Но больше всего О'Тил был потрясён перспективой стать сильным магом, о которой ему поведал Рост ночью. Оказывается, та методика, о которой ему рассказывал дед, всё же существует!

Рост, конечно, предупредил о возможном риске для О'Тила, но городской маг не боялся. Не боялся после всего, что он пережил за эту неделю. Контролёр, наёмные убийцы, яд и на десерт – некромант.

Городской маг отдавал себе отчёт в том, что если бы не вмешательство Роста, то его сейчас уже не было бы в живых. Скорее всего, его прикончил бы некромант, забрав дневник, или городские власти, объявив его некромантом…

Роста очень заинтересовала информация городского мага о происхождении промежуточного плетения. Вернее, он знал, что промежуточные плетения разрабатывались Лорданом. Но о существовании дневников и роли рода О'Тила в истории взаимоотношений королевства Ленна и магов Свободных территорий он слушал очень внимательно.

Ещё когда они прятались от патрулей, маг почувствовал резкое ухудшение своего состояния, тело просто ломило от боли, его амулет жизни явно не справлялся. Но он нашёл в себе силы вкратце пояснить магу Свободных территорий ситуацию вокруг него и известные ему причины происходящего. Потом О'Тил практически отключился, стычка со стражниками, общение с городским головой пролетели как в тумане.

Городского мага выручил эликсир Роста, притупивший боль и вливший живительные силы в его организм. Кроме этого, Рост заменил О'Тилу его амулет жизни на артефакт магов Свободных территорий, который был гораздо мощнее.

Когда они сняли комнаты в трактире, маг чувствовал себя уже удовлетворительно и смог обстоятельно побеседовать с Ростом. Мага Свободных территорий интересовали абсолютно все подробности его взаимоотношений с дедом и история дневника.

О'Тил тогда же предупредил Роста, что городскому голове не стоит так доверять, раскрыв свою принадлежность к магам Свободных территорий и оставив ему три мориона, бесценных по нынешним временам артефакта.

Но Рост с улыбкой ответил, что он предусмотрел возможный кидок, как он выразился, со стороны городского головы. Видимо, он имел в виду обман… И вообще, маг иногда использовал слова, значение которых О'Тилу не совсем было понятно. Наверное, язык магов Свободных территорий изобиловал терминами, которые не дошли до нашего времени, решил городской маг.

Одного взгляда на Роста, когда он выскользнул из дыма и пыли и сразил некроманта одним ударом своего артефакта, хватило О'Тилу, чтобы определить в нём могущественного мага. Такого переплетения силовых линий магической энергии вокруг него городской маг не видел даже у сильных магов, которые преподавали у них в магической академии в столице. Потом эти файерболы, настолько насыщенные энергией, что с одного из них даже капала на землю плазма, с лёгкостью осуществляемые Ростом переносы, его артефакты, о которых в королевстве даже никто не слышал.

Когда они беседовали ночью, Рост пояснил магу основную причину, из-за которой он пришёл с поисковиками за ним. Промежуточное плетение…

О'Тил сразу же предупредил, что в городе его использовать нельзя, от него остаются следы использования магии некромантов. Зная о том, что скоро в город прибудут несколько опытных магов, которые будут проводить следствие по делу некроманта, Рост изящно аргументировал городскому голове причину, чтобы покинуть город, необходимостью доставки компонентов для ремонта портала. Хотя позже пояснил О'Тилу, что никаких компонентов для активации портала не требуется, там просто нечему ломаться. Рост планировал использовать возвращение в Свободные территории для того, чтобы провести исцеление поисковиков от спор серого гриба, кроме этого пообещал магу провести операцию по увеличению его магического резерва.

Опасную операцию, как ещё раз предупредил он. Но маг уверенно согласился на неё, прекрасно понимая, что со своими слабыми силами следующей встречи с некромантами он не переживёт.

Рост пояснил магу, зачем он сообщил городскому голове о том, что он является магом Свободных территорий. Рост был намерен разыскать другие части дневника Лордана, для этого ему были необходимы союзники. Союзники для противостояния некромантам. А что они ещё появятся, маг Свободных территорий не сомневался.

Рост предполагал, что король Леннар, как никто другой, сможет обеспечить мага людьми, самым ценным ресурсом, как он выразился. Магу Свободных территорий необходимо было решить несколько очень важных для него вопросов: восстановить работоспособность каких-то Хранителей Свободных территорий, собрать дневник, а попутно он не против прикончить и некромантов. Для всего этого ему были необходимы люди.

Рост сказал, что маги Свободных территорий сейчас очень малочисленны, их сил не хватит для противостояния некромантам.

Рост, предлагая реализовать заветную мечту О'Тила об увеличении его магических способностей, предупредил, что в случае успеха операции городскому магу предстоит стать магом Свободных территорий, это обязательное условие. О'Тил сразу заверил Роста, что он полностью в его распоряжении, к тому же обязан ему жизнью.

Мысли городского мага перескочили на другую тему.

Когда Рост ночью изучал дневник Лордана, маг получил последнее неоспоримое подтверждение, что тот является магом Свободных территорий. Рост смог его прочитать! Что постороннему человеку сделать было бы невозможно. Ненадолго задумавшись и изучив структуру плетения, которое предполагалось использовать для излечения поисковиков, Рост заявил, что использовать его он будет самостоятельно, без помощи О'Тила, причём с некоторыми изменениями, которые, как он считал, должны были улучшить результат его использования.

О'Тил не совсем понял, что Рост имел в виду, ведь это плетение было настолько сложным и требовало такого количества магической энергии, что он просто не мог предположить, что кто-то может даже подумать о внесении в него изменений.

Поисковики быстро приближались к границе.

Вот и последний холм перед пограничным постом. О'Тил, несмотря на то что выходил в Потерянные земли очень давно, узнал местность.

Возле холма сидел на плаще, постеленном на зелёной траве, Рост. Когда поисковики приблизились к нему, он встал и шагнул им навстречу.

Мир дрогнул. Сзади Роста воздух всколыхнулся, раздался режущий уши звук.

О'Тил успел заметить, как в нескольких десятках метров от Роста в воздухе появились переплетения чёрных силовых линий плетения некромантов. Приобретя видимую форму широкого овала с тёмной, пузырящейся поверхностью, портал некромантов исторгнул первую фигуру в чёрном плаще. Из-под опущенного капюшона раздался хриплый голос.

«Они там у себя все, что ли, простуженными ходят?» – успел подумать городской маг.

Фигура в чёрном плаще произнесла:

– Несчастные, вы что, думали так просто уйти, после того как уничтожили моего ученика?

Позади него из портала выходили один за другим чёрные воины некромантов, которые уже лет двести не ступали на землю королевства Ленна.

Через некоторое время городской маг узнал, что означали непонятные слова Роста «ковровая бомбардировка».

Рост

Восьмые сутки после переноса

Нет, эти некроманты становятся чересчур назойливыми.

Пока я ждал поисковиков, успел подобрать место для ещё одного портала, итого получается: портал перед Хребтом Мёртвых, за ним и здесь, перед границей со Свободными территориями. Границу придётся преодолевать на своих двоих, видимо, Хранитель был прав, когда предположил существование магического барьера, не позволяющего совершать перенос из королевства Ленна напрямую в Свободные территории и в комплекс.

Выбор места для портала уже привычно занял немного времени, и я успел сделать ещё одну Муху из тубуса. Ещё перед выходом из города я позаимствовал с десяток когтей саламандры у Рона, так что, по прибытии в комплекс, планировал оснастить всех поисковиков многозарядными артефактами своего производства. Тубусов в хранилищах комплекса хватит, хе-хе.

Изготавливая вторую Муху, я пришёл к выводу, что размещение костяных пластинок в тубусе не обязательное условие, но его труба всё же служит определённым направляющим для файербола, пока не начинает действовать его система наведения. Поэтому оставил всё как есть. Времени особо на испытания не было.

Стоило поисковикам подъехать к холму возле пограничного поста, где я их дожидался, как во весь голос завопил О'Нос, что он фиксирует формирование портала из чёрной энергии поблизости от меня. Проще говоря, некроманты открывали портал рядом с нами. Думаю, ничего хорошего от этой встречи не выйдет.

В те секунды, пока портал формировался, я влил как можно больше энергии в свой магический щит и артефакты защиты у поисковиков и городского мага, а всю остальную решил использовать для создания атакующих плетений, в большинстве своем файерболов, моментально окружив всё пространство планируемой точки перехода некромантов десятками плетений, правда пока не запитанных энергией.

Хранитель сообщил, что существует возможность прервать силовые линии чёрной энергии, которые служили основой портала некромантов, поэтому я попросил его сосредоточиться на формировании плетения, которое должно было бы разрушить портал противника.

Когда некромант появился и произнёс свою фразу классического злодея, у меня наготове уже было около сотни файерболов.

– Растёт мастерство участников соревнования, – подражая спортивному комментатору, с улыбкой произнёс я вслух.

Кроме некроманта из портала вышло больше десятка чёрных воинов, вооружённых клинками из менского железа. Серьёзные противники.

Как пояснял по ходу происходящих событий Хранитель, чёрные воины когда-то были просто людьми. Некроманты изменили их. Чёрные воины не испытывали страха, практически не чувствовали боли и обладали ускоренной реакцией. А вот то, что дальше сказал Хранитель, мне очень не понравилось. Оказывается, для того, чтобы создавать своих чёрных воинов, некроманты разводили людей как скот. Сами чёрные воины не были способны к размножению, хотя среди них были и женщины, и мужчины, что в принципе было почти незаметно под одинаковыми доспехами из воронёного металла и одеждой чёрного цвета. О'Нос скинул мне образ очень похожей на концлагерь фермы некромантов для разведения людей, и меня прямо передёрнуло.

Как только из портала появился десятый чёрный воин, плетение, подсказанное Хранителем и созданное под его руководством, было готово.

Импульс активации!

С жутким скрежетом позади портала загорелось само пространство, пламя моментально охватило пузырящуюся чёрную материю. Некромант оказался к этому не готов, и, хотя явно что-то предпринял за сохранения портала, тот с громким щелчком свернулся, извергнув напоследок дымящуюся половинку тела одиннадцатого чёрного воина.

Остальные чёрные воины окружили некроманта, выставив перед собой клинки. И вовремя, потому что приблизившиеся ко мне поисковики быстро сориентировались и накрыли некроманта и его отряд выстрелами из боевых артефактов.

Чёрные воины и некромант оказались неплохо прикрыты общим магическим щитом из чёрной энергии, который образовался, когда они сблизились друг с другом.

На периферии сознания мелькнула мысль, что надо будет попробовать сделать тоже общий магический щит для своего отряда, тем более с разбойников собрали достаточно простых амулетов, которые можно использовать для опытов.

Пока я разбирался с порталом, десять файерболов разных размеров – видимо, поисковики использовали кроме Мухи и свои амулеты файерболов – вонзились в купол защитного щита некромантов, который при каждом соприкосновении с гулом отражал удар, заливаясь плазмой очередного разрыва файербола.

Некромант тоже не стал засиживаться без дела. С его стороны последовал мощный удар Дыханием смерти, но щупальца чёрной энергии были успешно отражены артефактами поисковиков и моим магическим щитом, хотя я и ощутил резкий расход магической энергии – некромант оказался силён.

Пока я перекинул Рону вторую Муху, некромант активировал плетение Опустошающего огня, как его назвал Хранитель. Всё пространство между мной и поисковиками покрылось странным облаком серого пламени, малейшие частички которого пытались проникнуть через наши щиты защиты. Опять резкий всплеск затраты энергии на щиты!

Когда Опустошающий огонь рассеялся, земля вокруг меня и поисковиков превратилась в растрескавшееся пятно, покрытое прахом от испепелённой травы и попавших в зону действия плетения нескольких насекомых-неудачников.

Я запитал несколько плетений файерболов энергией.

Импульс активации!

Пятерка огненных шаров, возникших над противником, резко сорвалась вниз и одновременно ударила в защитный купол некроманта. Купол содрогнулся от удара и даже немного прогнулся под ним.

Дзанг! Дзанг! Дзанг!

Со стороны поисковиков в залитый плазмой разрывов купол резко ударили арбалетные болты, вспыхнули призрачные лезвия амулета Трёх лезвий. Отразив их, защитный купол некроманта распался на десяток щитов, и чёрные воины устремились в атаку, сжимая обнажённые клинки.

Хммм, воспользуемся ситуацией. Я активировал Бебут и резко перенёсся за спину некроманту, сразу же атаковав его. Хоть это и произошло внезапно, его защита выдержала удар призрачным лезвием, он резко развернулся и, выхватив клинок из менского железа, атаковал в свою очередь меня.

В воздухе яркой вспышкой полыхнули искры от встречи призрачного лезвия Бебута и лезвия из менского железа. Видимо, некромант был такой же искусный фехтовальщик, как и я, поэтому поединок происходил практически на равных.

Незатейливый удар сверху, отражение. Дзанг! Сноп искр.

Мой ответный удар сверху вниз, отражение. Дзанг! Сноп искр.

Одновременно с этим вырвавшееся из левой руки некроманта щупальце чёрной энергии стегнуло меня по магическому щиту, опрокинув на землю.

Некромант торжествующе хмыкнул из-под своего глубокого капюшона и шагнул ко мне, замахиваясь клинком и продавливая извивающимся щупальцем мой щит.

За доли секунды я влил огромное количество энергии в готовое плетение Воздушного тарана.

Импульс активации!

Некроманта отшвырнуло мощным ударом, его ноги оторвались от земли, и тело отправилось в незапланированный полёт. В этот же момент в его спину вонзилось практически одновременно два мощных файербола из моей Мухи и призрачные лезвия из амулета Трёх лезвий.

«Вовремя», – подумал я, лёжа на земле. Видимо, Рон и О'Тил в последний момент успели разрядить в некроманта свои амулеты, надеясь меня спасти.

Мощная вспышка огня полностью накрыла магический щит некроманта, но не пробила его, однако сильные потрясения от динамических ударов с двух сторон, видимо, дали свой результат. Из-под капюшона послышался какой-то всхлип, вылетело несколько тёмных капель почти чёрной на цвет крови.

Некромант упал на землю, левая рука судорожно скрутила полы чёрного плаща, а правая сжала какой-то амулет.

Даже не вставая с земли, полуоглушённый мощным ударом некроманта, я смог перенестись к поисковикам, на ногах из которых оставались только Рон, Лесоруб и Пучок. Рядом валялись несколько изрубленных фигур чёрных воинов, лежали Пискун, Синий Глаз и Стрела. Между ними замер, опустившись на колено, О'Тил с боевыми амулетами в обеих руках, направленными в сторону отступивших чёрных воинов.

Шестеро из них, покрытые ранами, окружили лежавшего на земле некроманта.

– О'Тил! – крикнул я городскому магу, указывая рукой на лежавших поисковиков. – Что с ними?!

– Все живы, но и ранены практически все, а эти ещё и оглушены, – ответил он. – Чёрные воины в самом начале, когда приблизились к нам, использовали амулеты Удара тенью, их магические щиты, – он указал головой на лежавших поисковиков, над которыми уже склонились Пучок с Лесорубом, – оказались более разряженными, хотя и смягчили потрясение.

Внезапно вклинился Хранитель.

«Рост, наблюдается подготовка ещё одной точки выхода портала!»

«Некромант жив?» – спросил я.

«Живой, только оглушён вашими ударами», – отозвался Хранитель.

«Планирует скрыться, поэтому его чёрные воины и прекратили атаку, вернувшись для его защиты?»

«Может быть, – ответил О'Нос, – однако, вероятно, из портала к нему прибудет подмога. Уходите!»

– Быстро уходим, – сказал я Рону, пояснив эту необходимость возможным прибытием подкрепления к некроманту.

На удивление, лошади, которых поисковики привязали буквально в нескольких метрах от места побоища, не пострадали. Были испуганы, да, но Рон и Лесоруб быстро подвели их к Пучку и вместе с ним погрузили на них поисковиков, бывших без сознания.

Мы в это время с городским магом, который зажимал на ноге длинный порез, замерли с активированными магическими щитами между поисковиками и чёрными воинами, которые застыли с обнажёнными клинками возле тела некроманта, снова образовав один сплошной купол магической защиты.

– Сам в седле удержишься? – спросил я у О'Тила.

– Да, – ответил он, – кровь под действием твоего амулета жизни перестала сочиться.

– Рон, уводи людей к пограничному посту, – сказал я поисковику, который подвёл лошадь О'Тила.

– Я останусь с тобой, – решительно заявил О'Тил, придерживая лошадь за повод.

– Тогда мы все остаёмся, – сказал Рон.

– Уходите, сейчас здесь откроется чёрный портал, из него может хлынуть новая волна воинов некромантов, – с нажимом в голосе сказал я. – Мне не сложно уйти с помощью переноса, встретимся вон на том холме. – Я указал рукой на холм, за которым была граница со Свободными территориями.

Убедившись, что поисковики с магом удалились, я начал наполнять магической энергией структуры файерболов, которыми так и не смог воспользоваться во время скоротечного боя. Поодиночке они не наносили существенного вреда защитному куполу некроманта, а от их одновременного использования мог пострадать и мой отряд.

Рядом с группой чёрных воинов начал формироваться новый широкий овал с тёмной пузырящейся поверхностью.

Пора, плетения файерболов запитаны магической энергией под завязку. Я резко перенёсся на вершину холма, где уже замерли поисковики с магом. Пискун и Стрела уже пришли в себя, очумело рассматривая своих товарищей. Пучок бинтовал Синего Глаза, из рассечённого бока которого всё ещё сочилась кровь. В глаза бросился наливающийся свежий синяк на побледневшем лице Синего Глаза.

– Если нашёл себе новый синяк, жить будет, – с улыбкой сказал я вздрогнувшим при моём появлении поисковикам.

Я развернулся лицом к месту сражения, где возле некроманта уже парил полностью сформировавшийся портал. Чёрные силовые линии портала некромантов при этом прикрывало какое-то защитное плетение, отсюда сложно было рассмотреть его структуру…

Рядом со мной замерли Рон и О'Тил.

Импульс активации!

Над местом, где замерли чёрные воины и где из портала уже показалась чья-то рука, ярко вспыхнули огромные сферы мощных файерболов, размещённые в несколько рядов друг над другом.

У О'Тила от удивления расширились глаза.

Почти синхронно, ряд за рядом файерболы ринулись вниз, полностью накрыв бушующей плазмой разрывов и купол некроманта, и место, где сформировался портал.

По мнению Хранителя, массированная атака файерболами если и не проломит защиту некроманта, то, по крайней мере, возникшие от такого их количества магические возмущения должны опять повредить портал и не позволить прибыть подкреплению к некроманту.

Когда магическое пламя от всех разорвавшихся файерболов наконец схлынуло, обугленная земля внизу холма была сплошь изрыта громадными кратерами. Портал исчез. На нескольких кучах дымящейся земли виднелись части обгоревших тел. Отсюда не было видно, части некроманта или его воинов.

«Некромант не ощущается, – сказал Хранитель, – но сложно сказать, погиб он или успел перенестись порталом, место было так накрыто магическими возмущениями, что это определить не удалось».

Рядом раздался потрясённый голос городского мага:

– Вот она какая, ковровая бомбардировка…

Я хмыкнул и улыбнулся, напряжение спадало, и вместе с этим странное чувство пустоты магического резерва охватило меня.

«Да, – отозвался Хранитель, – в этот раз ты полностью опустошил свой резерв. В принципе это и хорошо, организм научится ещё быстрее его восстанавливать, а объём резерва ещё увеличится».

«Ага, – скептически ответил я, – если бы не успел активировать Воздушный таран, боюсь, что сейчас восстанавливаться было бы уже нечему…»

К нам подошёл Пучок и обратился к своему командиру:

– Рон, если это возможно, предлагаю сделать небольшой привал. Всех надо перевязать. Синему Глазу я наложил бальзам из аптечки Стражей, амулет жизни всё хорошо восстанавливает, так что он вот-вот придёт в себя. У тебя, – он указал на рассечённую кисть Рона, – и у мага кровь уже не идёт, но мне кажется, всё равно необходимо обработать раны лекарствами Стражи. Это ведь раны, нанесённые воинами некромантов! Меня беспокоит, что несколько ударов чёрной магии, по-моему, хоть и были отражены нашими щитами, но всё же ускорили действие спор серого гриба. По крайней мере, у меня и у Синего Глаза резко увеличилось количество язвочек на коже груди.

– Давайте, пока Пучок продолжит перевязку, – сказал я, – попробую кого-то осмотреть.

«Хранитель, – мысленно я обратился к нему, – вы покажете, как правильно просканировать организм человека на предмет выявления болезней и отклонений от нормы?»

«Смотри, – откликнулся Хранитель, и у меня перед глазами развернулась структура незнакомого плетения, – это плетение несёт вот в этом центре Силы образ совершенно здорового человека со всеми необходимыми параметрами. Хотя все люди разные, но, по сути, процессы в их организмах проистекают практически одинаково, что позволило выделить определённую нижнюю и верхнюю границу их нормального проявления. Обо всём, что выбивается из нормы, силовые линии передают первичную информацию вот в этот центр Силы, который ещё раз её перепроверяет. Только потом информация поступает по управляющему центру Силы магу. Когда объясняешь, получается долго, но плетение действует очень быстро и широко используется целителями. Впрочем, оно для них и было разработано. Давай, – предложил он, – под моим контролем создай аналогичную структуру, если всё будет правильно, активируешь её, а я буду пояснять результаты на наглядном примере».

За время моего мысленного разговора с Хранителем Пучок отошёл перебинтовать Лесоруба, получившего несколько незначительных царапин. Как сказал Рон, поисковики отделалась сравнительно легко благодаря комбинезонам, которые хорошо держали удар даже клинков из менского железа. Он растянул свой плащ и показал его на свет.

Хммм, да… ему придётся потратить некоторое время на латание многочисленных прорех от ударов клинков чёрных воинов.

О'Тил, стоящий рядом, пояснил, что выстрелами из Мухи Рон успел сильно разрядить магические щиты чёрных воинов, которые удалось ещё больше ослабить выстрелами из арбалетов болтами из менского железа. Болтов было мало, и, пока противник добрался до поисковиков, они все были израсходованы. Первых двух чёрных воинов удалось заколоть дротиками, а одного помог сразить маг несколькими выстрелами из боевых амулетов. В начавшейся рубке большинство поисковиков и получили свои ранения, когда клинки чёрных воинов из менского железа стали продавливать их магические щиты.

При очередном упоминании клинков Рон приказал Лесорубу с кем-нибудь из поисковиков обыскать место сражения на предмет ценного оружия и амулетов, например тех, которыми воины некроманта так хорошо приложили членов отряда.

Дальше О'Тил рассказал, что в тот момент, когда они увидели, как некромант поверг меня на землю, то сумели выстрелить по нему из своих амулетов, чтобы отвлечь его внимание.

– Спасибо, – поблагодарил я О'Тила и Рона, – а теперь обследуем тело Рона.

Командир отряда расстелил свой плащ и улёгся на него. О'Тил с интересом уставился на создаваемое сканирующее плетение. На моё удивление, оказалось, что он с ним знаком и дал мне несколько дельных, даже с точки зрения Хранителя, советов. Когда структура плетения была готова, О'Тил с горечью сказал, что его магического резерва никогда не хватало на использование таких плетений.

Я ободряюще похлопал его по плечу. Эти ребята – поисковики и городской маг – мне нравились всё больше. Несколько заварушек, которые мы прошли вместе, показали их решительность и неплохие боевые качества…

Магической энергии хватило только на заполнение самого плетения, но ждать даже пару минут, чтобы его активировать, я не хотел.

– О'Тил, – сказал я городскому магу, – право активировать это плетение предоставляется тебе… – О'Тил с изумлением и радостью посмотрел на меня. – Давай, О'Тил, потом будешь с улыбкой вспоминать эти моменты, когда твой собственный резерв позволит с лёгкостью создавать и активировать мощные плетения. – Я ободряюще посмотрел ему в глаза.

Щёки городского мага порозовели.

Импульс активации!

По большому счёту работа сканирующего плетения напомнила мне работу магнитно-резонансного томографа, только вместо доктора получаемую картинку и данные комментировал для меня Хранитель. От управляющего центра Силы плетения отходила ещё одна силовая линия, появившаяся в результате активации плетения О'Тилом и, судя по восторженному лицу мага, передававшая картинку и данные также и ему.

Мои мысли были прерваны Хранителем.

«Видишь, Рост, – сказал он, – Пучок был прав, когда говорил, что магия некроманта ускорила действие Облака преобразования. Изменения проходят на генетическом уровне, и, должен тебе сказать, очень быстро. Боюсь, что необходимо применить промежуточное плетение уже сейчас».

«Так моей магической энергии сейчас не хватит и на плетение для одного поисковика, а их шесть, резерв ведь пуст!»

«Да, ты прав, – заметил Хранитель, – тогда немедленно выдвигайтесь к комплексу. Доберётесь до портала за Хребтом Мёртвых, сразу же перенесётесь в комплекс – накопленной мной энергии должно быть уже достаточно для всех поисковиков».

«А портал уже готов?» – спросил я.

«Да, – ответил О'Нос, – я предполагаю, что рабочий голем уже должен был если не закончить его, то находиться в стадии завершения».

«Хранитель, – попросил я, – можете выслать ещё пару боевых големов и одного рабочего с необходимыми амулетами к готовому порталу? Как только мы войдём в Свободные территории, я попробую перенестись к нему, может, энергии уже хватит, чтобы забрать амулеты и создать портал с этой стороны Хребта Мёртвых. Тогда уже через несколько часов поисковики будут в комплексе».

«Хуже точно не будет, – сказал Хранитель, – ты можешь и сам перенестись в комплекс, хотя, конечно, потребуется больше энергии, а её может не хватить. Как только будет связь, я перенесу големов и компоненты через новый портал».

– Рон, – обратился я к поисковику, – можешь вставать. Пучок прав, действие Облака преобразования ускорилось. Нам необходимо спешить. Сканирование показало, что промежуточное плетение необходимо использовать уже сейчас, но моего запаса магической энергии сейчас недостаточно для того, чтобы излечить даже одного из вас. Спасение впереди, там, в тоннеле, рядом с которым вы меня нашли, достаточный запас магической энергии.

У Рона опустились руки и помрачнело лицо.

– Это же почти сутки пути, если идти так же быстро, как мы шли в последний раз, – сказал он. – А так быстро идти мы не сможем, половина отряда ранены.

– Впереди нас ждёт портал, – сказал я ему, – тем более, как только я восстановлюсь, я тут же перенесусь, чтобы сделать ещё один портал как можно ближе. Мы успеем!

– Выходим, – согласно кивнул Рон и дал соответствующую команду поисковикам.

К этому времени Лесоруб вернулся с места «дружеской встречи» с воинами некроманта и передал мне несколько необычных амулетов, которые я закинул в ранец – потом разберусь.

Постоянно нет времени!

Только мы спустились с холма, как навстречу нам появился отряд пограничной стражи. Увидев забинтованных и явно вышедших из боя поисковиков, пограничники остановились рядом с нами, их командир спрыгнул и подошёл к Рону, которого, видимо, хорошо знал.

– Что там произошло? – махнул он рукой за холм. – Давненько не слышал такого грохота. Это ведь было магическое сражение? – Он пристально посмотрел на меня и О'Тила, явно опознав в нём известного в округе единственного мага.

– Да, – ответил Рон, – сначала на нас напали разбойники, а потом некромант со своими чёрными воинами.

Услышав это, пограничник отшатнулся.

– Какой некромант, какие чёрные воины?! – с бешенством спросил он. – Их ведь лет двести в королевстве не было!

– А маги Свободных территорий были? – спросил Рон в ответ, получив мой лёгкий кивок.

– Какие маги Свободных территорий, ты что, Рон, издеваешься надо мной?! – разъярённо спросил пограничник.

Его люди напряглись – обычно поисковики не шли с ними на конфликт.

– Пожалуйста, – легко сказал Рон, – представляю, – он протянул руку в мою сторону, я сделал шаг навстречу командиру пограничников, – маг Свободных территорий господин Рост. Находился с миссией в королевстве Ленна, сейчас возвращается в Свободные территории за необходимыми для восстановления сети стационарных порталов переноса компонентами. Мы сопровождаем его в пути, у городского головы Кулона есть все необходимые доказательства.

Пограничник и его люди зачарованно посмотрели на меня. Я, чтобы их не разочаровывать, скинул капюшон и показал свой лысый череп и украшенное шрамами лицо. Надеюсь, мужественное.

– Я спешу, – веско сказал я. – Если к нам нет больше вопросов, мы отправляемся в Свободные территории. Если вы попробуете нас задержать, это может осложнить в будущем дипломатические отношения королевства и Свободных территорий.

Пограничник ещё раз пристально оглядел меня, посмотрел на поисковиков, у каждого из которых на поясе были клинки из менского железа, а на груди – артефакты магов Свободных территорий, посмотрел на мага, который на вопросительный взгляд пограничника утвердительно кивнул.

«Рост, – вклинился Хранитель, – у меня даже сейчас не пропадает ощущение, что за нами следят. Это чувство появилось сразу после того, как мы покинули город. Магический радар ничего подозрительного не показывает, хотя пару раз, когда я увеличивал дальность его действия более чем на два километра, на самой границе обнаружения что-то быстро показывалось, а потом исчезало. Подумай сам, ладно, разбойники просто организовали засаду, ну а некромант? Его портал тоже появился не случайно на месте вашего появления. Он об этом знал! Значит, за вами наблюдают…»

«О'Нос, – ответил я, – нельзя к этому вопросу вернуться немного позже? У нас тут первый пограничный конфликт назревает…»

В этот момент пограничники по знаку своего командира пропустили нас и быстро направились в сторону нашего сражения с некромантом.

Не знаю, что молодой пограничник себе подумал, но, видно, решил, что с такой наглой ложью никто разумный в Потерянные земли выезжать не будет, а ко времени нашего возвращения он всё выяснит по поводу моего статуса. Сейчас он, вероятно, хотел убедиться в следах некроманта и чёрных воинов.

Ну-ну, спешите, хотел бы я увидеть ваши лица, когда вы побываете на месте моей ковровой бомбардировки…

Не задерживаясь, мы двинулись дальше. Я украдкой поделился подозрениями Хранителя, естественно выдав их за свои, с О'Тилом. Мы оглядели горизонт. В стороне Свободных территорий был хорошо виден пограничный пост с высокой вышкой и реющим над ней флагом королевства. Везде одно и то же… Здесь только дьюти-фри нет.

– Рост, везде пусто, нигде нет движений. Один раз я видел, как на горизонте мелькнула чья-то тень, но думаю, это была просто птица, – сказал городской маг.

Я осмотрелся ещё раз, но ничего подозрительного не увидел.

Оставили на пограничном посту лошадей и пару монет за их кормёжку.

Провожаемые удивлёнными взглядами пограничников – ведь только вчера группа Рона вышла из Потерянных земель, а сегодня уже снова входит в них, да ещё все израненные и с городским магом, – мы пересекли незримую границу.

Впрочем, особых вопросов нам никто не задавал – рядовым по большому счёту было безразлично – подумаешь, очередной выход поисковиков, хоть и немного странный. Хотя, как сказал Рон, пограничники к поисковикам относились с уважением, ведь было немало случаев, что поисковики предупреждали пограничную стражу о возможном нападении оборотней, а несколько раз плечом к плечу с пограничниками отражали их.

Как только мы удалились немного от пограничного поста, Хранитель сообщил мне, что у него появилась связь с комплексом.

«Видишь, Рост, – сказал Хранитель, обменявшийся информационными пакетами связи со сферой Горта комплекса, – всё же на границе действует магический барьер, который не даёт осуществлять связь и переносы из королевства Ленна в Свободные территории. Могу тебе сообщить, что портал с другой стороны Хребта готов. Голем как раз закончил его и остановлен мной возле портала. У него был с собой двойной запас необходимых амулетов, так что ты можешь перенестись за ними. Энергии для переноса у тебя уже достаточно. Пару боевых големов я сейчас перенесу к нему для вашей защиты».

Сказав Рону и О'Тилу двигаться к подножию Хребта, я оставил хромающих на все лады поисковиков и перенёсся в новый портал. По обе стороны от него замерли два голема Вееров лезвий, а рядом стоял рабочий голем с необходимыми для создания нового портала амулетами.

Быстро перегрузив амулеты к себе в ранец, я перенёсся на другую сторону Хребта Мёртвых, где ещё вчера утром разметил необходимую площадку. Требований к ней особых не было, разве чтобы площадка была ровная и рядом не было материалов, поглощающих магическую энергию.

Для начала я разместил по кругу почти два десятка амулетов, которые должны были осуществлять энергетическую подпитку плетения переноса. Амулеты поместил в небольшие ямки в земле – небольшой слой почвы абсолютно не мешал работе портала. Позже рабочий голем покроет всю площадку сверху защитным слоем специального раствора. Вспомнив сетования Хранителя о том, что я тратил время на запоминание плетения портала в комплексе, я достаточно быстро нанёс его структуру прямо в середину получившегося из амулетов подпитки круга.

Конечно, я пару раз ошибся, но в конце Хранитель меня даже похвалил.

Встав в середину круга, я направил импульс магической силы в центр Силы плетения портала.

Мир моргнул, картинка поменялась. Рядом замерли уже виденные мной големы Веера лезвий. Энергии при переносе порталом тратилось несравненно меньше, я фактически потратился только на импульс активации.

Перенёсся обратно, через мгновение все три голема перенеслись вслед за мной.

Оставив рабочего голема заливать площадку портала специальным раствором, который предохранял амулеты и плетение от внешних повреждений, я, в сопровождении двух боевых големов, направился бегом навстречу поисковикам. Можно было и обождать их здесь, но что-то мне подсказывало, что моя помощь не будет лишней.

Големы, шелестя сочленениями, быстро шагали, прикрывая меня с двух сторон. Механически переставляя ноги, я мысленно обсудил с Хранителем результаты внедрения феррона в здоровяка бандита. Значит, внедрить феррон со слепком личности Хранителя без доброй воли человека невозможно. Хранителю, как он сообщил мне, пришлось полностью подавить волю бандита, что в итоге позволило сделать слепок всей имеющейся у него информации, в том числе и о заказчиках нападения на отряд поисковиков. Хранитель специально исключил из слепка все проявления личности, иначе информация была бы непригодна к дальнейшему использованию, сопротивление личности приводило к её разрушению. Так как Хранитель не смог взять контроль над управлением телом бандита, а необходимая информация уже была получена, я хотел достать феррон из уже более не нужного тела бандита.

Не тут-то было. Достать феррон обратно не удалось.

Тело вместе с ферроном, да таким редким-редким и ценным-ценным, пришлось уничтожить двумя фугасами по типу тех, которыми я подорвал тварь у тоннеля, чтобы магический материал с копией Хранителя случайно не достался никому из врагов.

Лордан, кстати, это магическое вещество, которое образовалось в моём теле после внедрения феррона, в теле здоровяка образовываться не спешил. Так как исходной информации было мало, неизвестно, причиной для этого послужило сопротивление его личности или просто особенности физиологии. Пришлось пообещать Хранителю, когда всё немного успокоится, отловить пару очень суперплохих мегаразбойников и позволить Хранителю довести опыты с внедрением феррона до конца.

Через некоторое время показались поисковики, которые совершенно вымотались и радостно приветствовали меня и големов, закинувших свои широкие клинки за спину. На освободившиеся руки големов были загружены походные мешки и ранцы поисковиков, мы допили остатки эликсира из фляг Стражи и с удвоенной энергией отправились к порталу перед Хребтом Мёртвых.

Хотя поисковики храбрились и не показывали виду, невооружённым взглядом было видно, что им стало ещё хуже. Их лица были покрыты пятнами и мелкой сыпью, тела иногда непроизвольно вздрагивали.

Ничего, успеем.

Следующее сканирование мы провели уже в специальном помещении комплекса, убранного ипохожего на большую обычную комнату, с удобными кроватями, нормальными стульями и тумбочками. Вернее, сканирование проводил лекарский голем, который был специально создан магами Свободных территорий для лечения раненных в боях с чёрными воинами некромантов.

Поисковикам стало настолько плохо, что они уже совсем не реагировали на то, что возле портала в комплексе, куда мы перенеслись от портала, который я сделал собственными руками, нас встретил О'Нос, вернее, его магическая проекция. Только О'Тил, если я правильно понял его внимательный взгляд на материализовавшегося Хранителя, догадался, что тот не настоящий.

Но нам было не до обсуждения вопросов бытия или небытия Хранителя. Как только мы с помощью пары рабочих големов дотащили поисковиков до указанного О'Носом помещения (кстати, по хорошо освещенным и убранным коридорам), лекарский голем сразу же провёл сканирование Синего Глаза, состояние которого было самым плохим.

Передо мной и О'Тилом была развёрнута магическая проекция, где выводились данные сканирования. Пока ещё не совсем понимая полученные результаты, пришлось довериться Хранителю, который несколько раз ткнул на разные участки тела Синего Глаза, потом указал на результаты сканирования и спокойным голосом сообщил нам свой диагноз:

– Использовать промежуточное плетение уже поздно.

О'Тил, внимательно следивший за пояснениями Хранителя, ещё раз внимательно изучил выводимые лекарским големом результаты и тихо тяжело сказал, глядя в глаза Рону, который сидел рядом с нами, наблюдая за странными манипуляциями трёх магов:

– Как бы мне ни хотелось сказать обратное, но вынужден подтвердить, что использование промежуточного плетения уже не поможет. Тот поисковик, которого я излечил лет пятнадцать назад, был в гораздо лучшем состоянии. В таком состоянии, как его, промежуточное плетение наверняка убьёт.

В накрывшей помещение комплекса тревожной тишине тихо шелестели сочленения лекарского голема, продолжавшего двигаться и обследовать тела поисковиков.

Поисковик Рон

В комплексе магов Свободных территорий

Рон смутно помнил, как они добрались до портала перед Хребтом Мёртвых.

На ногах его держала только очередная порция эликсира Стражи, остальным поисковикам было так же плохо. Зуд распространился по всему телу и стал просто нестерпим.

Когда мир моргнул, вместо пустынной земли и подножия Хребта Мёртвых, Рон и поисковики обнаружили себя в просторном помещении, на полу которого была расположена круглая площадка портала, покрытая гладкой, как будто отполированной каменной поверхностью.

Синий Глаз потерял сознание.

Возле портала их ждал ещё один маг Свободных территорий, О'Нос, как представил его Рост.

Поддерживая друг друга, Рон и его товарищи добрались вслед за этим магом до просторного помещения, где было расставлено несколько кроватей и присутствовала кое-какая мебель. Синего Глаза, Пискуна и Стрелу, которым стало хуже, аккуратно уложили на кровати, Рон опустился в удобное кресло и наблюдал, как вокруг поисковиков суетится новый вид големов, приземистый, с тонкими руками и гибкими пальцами, которые были способны выполнять мелкие операции. Лекарский голем, как сказал Рост.

Рон был не в том состоянии, чтобы чему-то удивляться.

Рост сунул ему и Пучку ещё по одной фляге с эликсиром – боль немного отпустила.

Маги что-то обсуждали, потом О'Нос выдал совершенно спокойным голосом неутешительный диагноз, что промежуточное плетение использовать уже поздно. Городской маг его поддержал.

Это была катастрофа. Всё, что они сделали на пути к спасению, было напрасно – им предстояло стать тварями Потерянных земель…

Рон встряхнулся и встал.

– Если ничего нельзя сделать, можно ли привести моих товарищей в сознание? – спросил он. – Мы хотим выйти на поверхность и погибнуть в бою, как мужчины…

– Присядь, – сказал ему Хранитель, как называл О'Носа Рост, – я сказал, что использовать промежуточное плетение в том виде, в котором его применял О'Тил, нельзя. – Подождав, пока Рон уселся обратно, Хранитель продолжил: – Мы с Ростом уже обсуждали некоторые изменения, которые можно внести в плетение О'Тила, только это можно было сделать немного раньше. Теперь тоже есть шанс вас спасти, но результат будет несколько другим… Вы, – продолжил маг после секундной паузы, – можете не просто излечиться, но и стать обладателями тех возможностей, которыми оборотни наделили Потерянные земли. Это – скорость, ускоренная регенерация, сила и мощь, кроме того, скорее всего, вы сможете поддерживать между собой мысленную связь на расстоянии. Вы сможете по собственной воле перекидываться в оборотней, сохраняя при этом свой рассудок и свободу мысли. Но тут возникает одно условие. Все эти результаты можно подтвердить или опровергнуть, только проведя эксперимент, ранее ничего подобного не создавали. Не говоря уже о том, что промежуточные плетения очень сложны и никто ранее даже не пытался их изменить, сейчас придётся кроме изменений внести ещё и частицу магического вещества, феррона, которое используется только гражданами Свободных территорий. Так вот, условие одно: если эксперимент пройдёт успешно, вы станете возрождённой Стражей, первыми из нового поколения граждан Свободных территорий. Времени мало, – продолжил Хранитель, – ваше решение должно быть принято прямо сейчас. Особенности применения феррона предполагают ваше добровольное согласие, поэтому голем сейчас приведёт твоих товарищей в сознание.

Глядя, как голем, шелестя сочленениями, быстро засуетился вокруг поисковиков, которые были без сознания, Рон встал и сказал.

– Рост уже несколько раз спасал наши жизни… Впереди меня ждёт смерть или преобразование в оборотня. Я выбираю третье, я готов стать одним из Стражей.

Посмотрев на него, Лесоруб и Пучок встали со своих мест и также подтвердили свою добрую волю на применение к ним промежуточного плетения и феррона.

Когда их товарищи очнулись, Рон быстро пересказал им информацию О'Носа, и поисковики тоже ответили согласием.

Маги о чём-то совещались это время, Хранитель им что-то рисовал в воздухе.

В помещение вошли несколько рабочих големов, уже виденных Роном, и расставили кровати в круг в середине помещения, потом удалились. Возле дальней стены замер лекарский голем.

Поисковики, сняв одежду, легли на кровати. На полу прошуршали своими лапками помощники – на телах поисковиков защёлкнулись крепкие зажимы. Что-то укололо в запястья обеих рук.

В центре круга встали маги.

О'Нос сказал, обращаясь к магам:

– Действуем, как договорились. Я создаю три структуры плетения, Рост, ты две, О'Тил одну. Все структуры сверяйте с моими так, чтобы плетения были идентичны. Напитывать их я буду сам, а перед активацией на управляющие центры Силы нанесу по частице феррона. Приступаем.

Маги сосредоточились, творя невидимые для поисковиков плетения. Рон видел, как Хранитель, видимо закончив свои плетения, проверил работу Роста и городского мага, указав им на несколько ошибок.

Когда всё было готово, Хранитель вытянул руку, над которой появился шарик чёрной материи, который через мгновение разделился на шесть равных частей. Слабо вращаясь вокруг своей оси, эти частицы переместились и замерли в воздухе над грудью поисковиков.

Рон сосредоточил внимание на частице чёрной материи, которая зависла над ним. Что она ему принесёт – новую жизнь и новые испытания? Что ж, он выбрал свой путь…

Хранитель сконцентрировался.

Рон почувствовал, как невидимые путы сжали его тело, где-то в груди стала нарастать боль. Всё сильнее и сильнее. Тело Рона стали сотрясать непроизвольные судороги, мышцы бешено и хаотично сокращались. Из полуоткрытого рта силился вырваться крик боли… Частица магического вещества стала медленно опускаться на грудь, и Рон потерял её из вида.

Последнее, что Рон увидел, – это то, как от распростёртых рук Хранителя вспыхнули и протянулись к телам поисковиков шесть жгутов причудливо изгибающейся энергии…

Сознание к Рону вернулось легко. Он немного полежал, прислушиваясь к ощущениям. Потом открыл глаза.

Он лежал в небольшом помещении, которое хорошо освещалось круглым светильником на потолке. Когда глаза привыкли к свету, он разглядел лекарского голема, замершего у изголовья его кровати. В маленькой комнате больше никого не было. На Рона нахлынули воспоминания…

Проанализировав ещё раз собственные ощущения, Рон пришёл к выводу, что может попробовать подняться с кровати.

Как только он сделал первое движение, лекарский голем быстро зашелестел сочленениями своих суставов, его тонкая, но крепкая металлическая рука прижала Рона обратно к кровати.

Рон не услышал звуков открывающейся двери, но в комнате внезапно появился Хранитель. Минуту он рассматривал Рона, потом произнёс:

– Как ощущения? – и улыбнулся.

– Вроде всё нормально, – задумчиво ответил Рон. – Какая-то непривычная лёгкость в теле. Ничего не болит, зуд совершенно пропал. Как мои товарищи? – обеспокоенно спросил Рон.

– С ними всё тоже нормально, – ответил О'Нос. – Лесоруб пришёл в себя самым первым и уже рвётся к тебе. Поздравляю, плетение сработало как надо, феррон прижился. Можешь попробовать связаться с Лесорубом.

– Но как? – спросил Рон.

– Просто подумай о нём и сильно пожелай с ним поговорить. Дальше вызов будет происходить ещё проще, тебе не придётся сосредотачиваться на этом. Пока ты будешь пробовать, рабочий голем доставит тебе поесть, потом можешь вставать, твоя одежда, – Хранитель указал на высокий стул, на спинке которого висел новый чёрный комбинезон Стражей, – здесь, твоё снаряжение рядом. Потом голем тебя проводит к нам, а сейчас, извини, обстоятельства требуют моего присутствия в другом месте, – закончил он, улыбнулся и исчез.

Рон ошеломленно повёл глазами по опустевшей комнате. Рядом всё так же безмолвно стоял лекарский голем.

– Ну хорошо, – сказал Рон и сосредоточился на образе Лесоруба.

В голове послышался удивлённый голос его товарища:

«Рон? Рон! Ты как это?..»

«Хранитель сказал, что всё прошло успешно и мы теперь можем пользоваться мыслесвязью. Попробуй вызвать меня – просто сосредоточься на моём образе и пожелай со мной поговорить».

Рон полежал пару мгновений в тишине.

Перед глазами появился пульсирующий образ Лесоруба, Рон мысленно потянулся к нему.

«Рон? Действительно, всё просто, – раздался довольный голос Лесоруба. – А что с другими нашими?»

«Хранитель сказал, что всё нормально, – ответил Рон, – просто ты пришёл в себя первым, я вторым. Вскоре, наверное, и они присоединятся к нам».

В разговор вклинился Рост:

«Вы сможете общаться не только между собой, но и с Хранителем и со мной. Немного позже, будем надеяться, и с О'Тилом. Пока мы точно не знаем, на каком расстоянии действует связь, так как ещё не удалялись друг от друга на большое расстояние. Единственно, что точно стало известно, что между Свободными территориями и королевством связь не действует из-за какого-то магического барьера, образовавшегося после войны. Я ещё раз поздравляю вас, перекусите и присоединяйтесь к нам, големы вас проводят».

Голос Роста пропал.

Скрипнула массивная дверь, в комнату вошёл рабочий голем с двумя разогретыми брикетами-пайками и флягой уже известного Рону эликсира. Поставив еду и флягу на прикроватную тумбочку, голем удалился, вслед за ним, шелестя сочленениями суставов, в дверь прошмыгнул лекарский голем.

При виде еды Рон почувствовал сильный аппетит и с удовольствием съел обе порции, обильно запив их эликсиром. И ощутил небывалый прилив сил. Он осторожно приподнялся на кровати и спрыгнул на пол, который приятно холодил босые ноги. Несколько раз присев, Рон прочувствовал совершенную гибкость суставов. Левое колено из-за перенесённой когда-то в выходе в Потерянные земли травмы раньше похрустывало, что сопровождалось неприятным ощущением. Сейчас же всё было в полном порядке! И вообще, Рону показалось, что он скинул семь – десять лет, настолько его переполняла сила и желание двигаться.

Рон быстро надел уже привычный комбинезон. Нацепил клинок и кинжал, вложил наполовину полную флягу в специальный карман на комбезе и закинул на плечо ранец, который не так давно подарил ему Рост. Попрыгал – вес амуниции и снаряжения абсолютно не чувствовался. Рон удовлетворённо хмыкнул, подошёл к двери и аккуратно приоткрыл её.

В коридоре стоял рабочий голем, который зашевелился, когда увидел Рона, и сделал жест одной из рук, как будто приглашая поисковика следовать за собой.

Рон проследовал за големом по хорошо освещенному тоннелю, вдоль которого на одинаковом расстоянии в стенах располагались однотипные двери. Мимо иногда пробегали помощники, один раз ему пришлось посторониться, пропуская сразу трёх боевых големов Веера лезвий. Через несколько минут рабочий голем вывел Рона к стационарному порталу, такому же, как тот, на котором поисковики оказались в первый раз в комплексе.

Рон встал в центр портала, как показывал Рост. Голем замер рядом, видимо, он и активировал плетение переноса. Рон уже не удивлялся увиденным здесь проявлениям магии.

Мир моргнул. Рон осмотрелся – помещение явно было похожим, но выходы из него были расположены несколько в иных направлениях. Голем прошелестел вперёд, Рон проследовал за ним.

Через несколько минут, пройдя по такому же чистому и хорошо освещенному тоннелю, голем вывел Рона к полуоткрытой металлической двери странной полуовальной формы, в центре которой был размещён круглый маховик. Голем замер возле двери, сделав приглашающий взмах рукой в сторону входа.

Трезво рассудив, что если дверь открыта, то можно входить, Рон немного потянул дверь на себя. Её ход оказался на удивление плавным, хотя и чувствовалось, что дверь очень тяжела.

Рон переступил высокий порог и оказался в просторном залитом светом помещении, где за широким столом сидели Лесоруб и все три мага и что-то обсуждали.

Лесоруб вскочил из-за стола и, не удержавшись, крепко обнял командира.

– У нас получилось! – с радостью сказал он.

– У кого-то уже целых два раза, – с улыбкой сказал городской маг.

Хранитель пригласил Рона за стол.

– Големы сообщили, – сказал О'Нос, – что ваши товарищи также приходят в себя. Через полчаса все уже будут здесь. Пока можете подкрепиться, если есть желание, – улыбнулся он, указав на лежащие на столе стопки брикетов и несколько фляг. – Пока, к сожалению, еда только из хранилищ Стражи, запасы других комплексов пока не доступны.

Рон с удовольствием съел ещё один паёк и выпил немного эликсира. Нормальная и очень даже вкусная еда!

За это время за столом собрались все поисковики, оживлённо обмениваясь впечатлениями об удачном исцелении. У кого-то исчез старый шрам, Пискун так вообще сказал, что больше не чувствует дискомфорта в пробитом когда-то стрелой лёгком. В общем, поисковикам было что обсудить.

Рост и О'Нос с улыбкой посматривали на них. О'Тил был погружён в собственные мысли.

Когда все подкрепились, Рон встал, сделал поисковикам знак успокоиться и, дождавшись тишины, сказал, обращаясь к магам:

– Спасибо! Спасибо, что дали нам возможность жить дальше… Хоть я и не имею таковых, но спрошу за своих товарищей: как нам быть с нашими близкими людьми и родственниками?

– Спасибо за вопрос, – улыбнувшись, ответил Рост и сделал знак Рону присаживаться. – Решение этого вопроса сейчас напрямую зависит от наших планов, – продолжил он. – Есть несколько важных дел, которые стоят перед нами. Первое – активация других комплексов магов Свободных территорий, которые были законсервированы после войны, и второе – поиск и доставка в Свободные территории частей дневника мага Лордана, гениального исследователя и разработчика промежуточных плетений, одним из которых вы и были излечены. Хранитель, который в настоящее время является главой Свободных территорий, – Рост склонил голову в сторону О'Носа, – решил, что в первую очередь нам необходимо отправиться в столицу королевства Ленна для встречи с королём и восстановления дипломатических отношений с ним. В этом нам поможет О'Тил, род которого всегда представлял интересы магов свободных территорий в королевстве. Кроме того, дед О'Тила оставил ему ниточку, которая может привести нас к одной из частей дневника Лордана. Эта ниточка тоже ведёт в столицу. Так что, если мы сможем убедить короля Леннара во взаимовыгодном развитии нашего сотрудничества и получим в его лице верного партнёра, я думаю, и Хранитель меня поддерживает, что мы сможем решить с ним вопрос о переселении ваших близких и родственников в Свободные территории.

Слово взял Хранитель:

– Спасибо, Рост, ты всё верно сказал. Добавлю, что вначале вашим родственникам придётся немного пожить внутри комплекса, пока поверхность Свободных территорий представляет опасность. По мере активации законсервированных комплексов, с вашей помощью и помощью наших магов, – он кивнул в сторону Роста и О'Тила, – земли Свободных территорий будут очищены от монстров, которые сейчас их населяют. Для этого, в частности, также необходимо собрать все части дневника Лордана, мы предполагаем, что он может дать ответ, почему появились на нашей земле эти многочисленные твари, а также сможет помочь устранить причины их распространения. Есть ещё много задач, которые возможно решить с помощью дневника, – закончил он.

– А сколько всего частей дневника? – спросил Рон.

– Всего известно о четырёх частях, одна из них находится у нас, – ответил Хранитель. – Сведения, которые нам доставил О'Тил, говорят о том, что ещё одна часть или её след, возможно, находятся в столице королевства Ленна.

Рон оглядел лица поисковиков, или, теперь, Стражей, и сказал:

– Мы готовы.

– Хорошо, – ответил Хранитель. – Вам предстоит защищать магов Свободных территорий в королевстве. Да, я не ошибся, маг О'Тил также станет нашим магом. Пока вы узнаете и привыкнете к своим новым возможностям, мы с Ростом проведём необходимую процедуру для увеличения магических способностей О'Тила. Это потребует несколько часов. Мы приступим немедленно. Голем проводит вас в тренировочный зал, где вы найдёте всё необходимое. Ещё добавлю, что, хотя ваши организмы не обладали ранее магическими способностями, внедрение в них феррона образовало некий встроенный в ваши тела амулет, на который возможно нанести мощные плетения. Мы с магами считаем, – продолжил он, – что в первую очередь вам необходим серьёзный магический щит, который не будет зависеть от съёмных амулетов, поэтому позже Рост нанесёт плетения магического щита на каждого из вас. Особенность феррона ещё и в том, что он обладает свойством уникального сохранения и рационального расходования магической энергии, поэтому заряда хватит очень надолго, а потом любой из наших магов сможет его пополнить. По мере необходимости на каждого из вас будут нанесены другие плетения, как защитные, так и боевые, что существенно расширит ваши физические возможности. Но об этом потом, а сейчас, – Хранитель сделал паузу, – нам с Ростом необходимо поработать с О'Тилом.

Поисковики встали, поклонились и потянулись к выходу, где их уже ждал рабочий голем.

– И привыкайте думать про себя, как Стражи, – с улыбкой сказал им вслед Хранитель.

О'Тил, маг свободных территорий

Городской маг О'Тил пришёл в себя от тихого разговора рядом. Судя по знакомым голосам, разговаривали Хранитель и Рост.

«Рост, – прозвучал голос О'Носа, – наш маг приходит в себя, поэтому ты можешь отправиться к Стражам, чтобы наложить на них плетения магического щита».

«Хранитель, – ответил Рост, – дайте хотя бы немного поговорить с городским магом, ведь интересно же».

«Забудь о городском маге, – ответил Хранитель, – с этого дня О'Тил такой же маг Свободных территорий, как и ты».

«О'Тил!» – Голос Хранителя прозвучал ближе.

«О'Тил, очнись, тебя ждут великие дела!» – Натянуто торжественный голос Роста перешёл в жизнерадостный смех.

Городской маг открыл глаза. Может, уже правильней сказать – маг Свободных территорий? Недавно, по словам Роста, с такой же проблемой столкнулись поисковики, по привычке называвшие себя… да-а-а… не Стражами, а поисковиками…

На него с улыбкой смотрели два мага Свободных территорий. Один – человек, а второй…

О'Тил сразу, как увидел Хранителя в комплексе, не поверил своим глазам. Вместо тела у него были переплетения силовых линий, которые в видимом диапазоне создавали некую конструкцию, которая воспринималась людьми, по крайней мере поисковиками, как человек. То есть Стражами как человек.

– Ну что, – прервал его мысли Рост, – как самочувствие?

– Если честно сказать, – ответил О'Тил, – ничего не помню ни до процедуры, ни в процессе. Заснул на кровати и проснулся вот сейчас.

– Это Рост убедил меня использовать, как он говорит, анестезию, а на самом деле я усыпил тебя, чтобы ты не чувствовал болевых ощущений во время процедуры. И Рост, который тоже подвергся такой операции, и Стражи, все они испытывали боль. Ну-ка, исследуй свой магический резерв…

О'Тил сосредоточился и проанализировал своё состояние. Вот это да! Центр его грудной клетки был сплошь перевит толстыми силовыми линиями, по которым постоянно циркулировала магическая энергия, напитывая его магический резерв. Его возможности значительно возросли! Феррон, если правильно понял О'Тил, увеличил его запас магической энергии на несколько порядков и дал возможность роста его магического резерва и в дальнейшем!

– Да, – сказал Хранитель, – феррон замечательно прижился в твоём теле, – он переглянулся с Ростом, – хотя результат мог бы быть ещё лучше. Пока говорить о перспективах рано, но могу сказать, что твой магический резерв будет увеличиваться, а с ним и возможности. Кроме того, вместе с ферроном в тебя внедрена копия моего духа, что позволит тебе в случае необходимости обратиться к моим знаниям. Слепок моей личности духа также обеспечивает тебе мыслесвязь с Ростом и Стражей, и со мной, конечно, – добавил он. – Рост, – продолжил Хранитель, – я тебе говорил, что я не живой человек. Я слепок личности мага – артефактора Свободных территорий, который погиб в начале войны с империей Ном. Маги Свободных территорий сделали на основе моей личности Хранителя этого комплекса. После войны мне пришлось его законсервировать из-за недостатка энергии. Недавно Рост помог мне его активировать, а я увеличил его магические возможности на тех же условиях, что и тебе. Теперь ты всё знаешь. Есть вопросы?

– Вопросы будут, но потом, – ответил О'Тил. – Сейчас мне бы хотелось поесть и освоиться с новыми возможностями…

– Все вы одинаковые, – добродушно проворчал Хранитель. – Вставай и одевайся, поешь вместе с нами… Потом отправитесь вместе с Ростом в тренировочный зал, – улыбнулся он, – там есть на что посмотреть. И начинайте готовить отряд к выходу. Время не ждёт…

После этой фразы Хранитель покинул помещение в сопровождении Роста, который ободряюще подмигнул О'Тилу напоследок.

О'Тил быстро оделся в такой же комбинезон, как у Роста и Стражей, и пошёл в зал, где Рост и Хранитель расположились на обед.

Удивительно, но добирался он сам, ориентируясь по схеме, которая появилась в его голове, как только он покинул комнату, где очнулся. О'Тил догадался, что схему ему передал Хранитель. Вспомнил о мыслесвязи и попробовал связаться с Ростом, который очень быстро откликнулся и подтвердил магу, что тот движется в правильном направлении.

Во время обеда говорил в основном Хранитель. Он рассказывал, что необходимо предпринять О'Тилу для развития и улучшения его способностей, и пару раз похвалил мага за то, что тот хорошо изучил за время учёбы в магической академии и во время своей практики множество сложных плетений, несмотря на то что у него никогда не было достаточного количества энергии для их активации.

В завершение обеда Хранитель плавно подвёл беседу к тому, что руководить отрядом в королевстве Ленна будет Рост, с чем О'Тил безоговорочно согласился. Он видел, на что способен этот маг, и верил в него.

Последовав совету О'Носа, Рост и О'Тил направились в тренировочный зал. О'Тил всё лучше и лучше ориентировался по схеме, Рост дал ему пару дельных советов и пообещал на поверхности показать О'Тилу, как использовать некий магический радар, который позволит магу видеть противников на дальнем расстоянии. Именно он помог Росту, по его словам, определить место засады разбойников на пути из Кулона в Свободные территории.

Также Рост показал, как использовать стационарные порталы комплекса, объяснил, что они ничем не отличаются от того, который установлен Ростом перед Хребтом Мёртвых, да и в Кулоне однотипный.

О'Тил вспомнил о неработоспособности портала в Кулоне, на что Рост ответил, что активирует его, как только они прибудут в город. А заедут они в него обязательно, так как Рост твёрдо был намерен пообщаться с городским головой и вернуть свои артефакты.

Для того чтобы О'Тил попрактиковался в управлении порталами, маги несколько раз перенеслись внутри комплекса, а потом Рост заставил О'Тила телепортировать их на портальную площадку перед Хребтом Мёртвых. Постояв на ней буквально несколько минут, маги перенеслись обратно в комплекс и наконец добрались до тренировочного зала.

О'Тил был потрясён. Войдя вслед за Ростом в зал, он чуть было не активировал свой магический щит, когда увидел, какие воины тренируются в зале. Рост успокаивающе придержал его за локоть. Благо О'Тил за свою практику насмотрелся на всяких тварей Потерянных земель.

В просторном зале бешено сражались три пары воинов. Не совсем людей. Конечно, к этому времени О'Тил уже догадался, что он видит Стражей в их втором облике, облике оборотней. От них у Стражей появились в боевой ипостаси, как обозначил её для себя О'Тил, очень развитая мускулатура, дополнительные суставы на конечностях и длинные острые когти на руках. Всё тело Стражей было покрыто толстой ороговевшей кожей, которая у настоящих оборотней, как помнил маг, успешно противостояла боевым плетениям. В отличие от оборотней Потерянных земель, лица у Стражей остались человеческими. Только они украсились острыми длинными клыками, которые, видимо, были призваны ещё больше повысить их боевые качества.

Стражи двигались поразительно быстро, совершая невозможные для человека прыжки и кульбиты в стороны. Вооружены они были, как понял маг, тренировочными клинками с призрачными лезвиями, которые при соприкосновении с противником просто обозначали удар, не нанося травмы или раны. Когда же их клинки соприкасались друг с другом, всё помещение заливали яркие вспышки света и снопы искр.

– Моя разработка, – раздался рядом голос Хранителя, появившегося совершенно незаметно, – дальнейшее развитие идеи Бебута Роста. Посмотрите на них, – Хранитель указал на сражающиеся пары, – мы с вами, спасая их жизнь, создали совершенных воинов. Их потенциал ещё до конца не раскрыт. Понадобилась пара часов, чтобы первый из них смог совершить трансформацию. Вы не поверите, – с улыбкой сказал О'Нос, – первым смог трансформироваться и принять боевой облик Синий Глаз, может, потому, что наиболее молодой, а может, потому, что обладает более гибким мышлением. Глядя на него, остальные Стражи в течение последующего часа смогли тоже подвергнуть себя боевой трансформации, всё-таки в облике оборотня большая степень подвижности и защищённости от боевых плетений, и это пока без магических щитов! С обратной трансформацией дело обстоит проще, всё-таки человеческий облик для них является привычным и родным. Должен вам сказать, что первые несколько раз трансформация заняла очень много времени. Но потом дело наладилось, так как Стражи поняли, что не испытывают при изменении своего облика боли. Посмотрите, что они творят! – указал Хранитель.

Стражи, образовав две тройки, сошлись в центре зала, используя каждый по два клинка. Зал постоянно озарялся вспышками света.

Дзанг! Сноп искр. Дзанг! Дзанг! Сноп искр!

За движением Стражей не успевал следить взгляд.

– Достаточно! – на весь зал прозвучал голос Хранителя.

Стражи замерли, опустив рукоятки своих призрачных клинков.

И тут О'Тил, разглядывая ближайшего к нему Стража, увидел, как происходит обратная трансформация.

По телу Стража пробежала короткая судорога, после которой в кожу стали втягиваться костяные пластинки, составлявшие основу ороговевшего покрытия при боевой трансформации. Длинные клыки уменьшились, когти тоже втянулись в пальцы рук, которые постепенно приняли нормальный человеческий вид. Быстрое изменение закончилось уменьшением гипертрофированной мускулатуры воинов до обычных размеров. Правда, О'Тил обратил внимание, что после излечения поисковиков промежуточным плетением их мускулатура явно увеличилась. Закончилась трансформация щелчками исчезающих дополнительных суставов, которые были у Стражей на руках и ногах. Комбинезоны сжимались по мере изменения тел и к завершению преобразования вновь были впору каждому. Всё обратное изменение заняло от силы минуту.

Стоящий ближе к магам Рон картинно сделал шаг вперёд и с улыбкой поклонился.

– Боевая трансформация происходит ещё быстрее, – пояснил Хранитель для Роста и О'Тила, которые стояли открыв рты. – Предложение такое, – сказал Хранитель уже для всех, – Стражи отправляются обедать, а вы, – повернулся он к магам, – идёте в арсенал и готовите для Стражей модифицированные Бебуты.

Маги кивнули в ответ, потом Рост, немного задумавшись, обратился к Рону:

– Рон, если ты не против, я задействую костяные жала хвосторубов, которые вы насобирали на поверхности. Думаю, они позволят увеличить количество плетений и время их действия для призрачных лезвий.

Рон без слов кивнул Пучку. Тот подошёл к своему ранцу, лежавшему возле стены, аккуратно достал из него три костяных жала и передал Росту.

Хранитель растаял в воздухе. Стражи, весело переговариваясь, отправились обедать, а О'Тил проследовал за Ростом к порталу, который перенёс их на уровень хранилищ.

По тоннелю деловито сновали помощники, пару раз маги прошли мимо нескольких рабочих големов, которые молчаливо и слаженно разбирали в нескольких местах обвалившиеся камни.

Рост показал О'Тилу, как открывать двери хранилищ, рассказал о сложной системе плетения распознавания, которое имело сходство со сканирующим плетением, что было знакомо О'Тилу. Да и приблизительно такую же функцию выполняло охранное плетение на пакете, который он получил от деда, только там, кроме распознавания, плетение ещё могло уничтожить содержимое в случае попытки вскрытия пакета посторонним человеком. Роста заинтересовало это плетение, и О'Тил на удивление легко и быстро показал его структуру и центры Силы.

Так, обсуждая и делясь своими знаниями, маги добрались до стеллажей с разнообразными клинками. Такого количества оружия из менского железа О'Тил ещё не видел. Здесь его находилось столько, сколько, наверное, не было во всём королевстве. И ведь это только один комплекс, а Хранитель говорил, что существуют и другие…

Рост выбрал из разложенного на стеллажах оружия семь клинков, которые имели лезвия длиной около восьмидесяти сантиметров, и довольно быстро срезал их лезвия своим Бебутом. После этого достал три жала хвосторубов и аккуратно нарезал из них несколько дюжин костяных пластинок, которые были чуть короче рукояток клинков. Потом выдал О'Тилу половину заготовок и стеклянный пузырёк с жёлтым веществом – очень сильным клеем, как сказал Рост. Задача была в том, чтобы закрепить костяные пластинки на рукоятке, а после этого ещё закрепить их дополнительно толстой мягкой проволокой, моток которой Рост приволок из соседнего помещения.

Работа шла споро, маги, советуясь друг с другом, быстро и качественно подготовили рукоятки будущих артефактов. Рост показал О'Тилу своё плетение призрачного лезвия, которое он создал на основе амулета Трёх лезвий. Структура плетения Роста кардинально отличалась от плетения Трёх лезвий тем, что в ней были нестандартно установлены центры Силы. О'Тил знал, что маги использовали именно три призрачных лезвия в амулете Трёх лезвий, потому что такое их количество позволяло ему быть простым и стабильным и продолжительное время сохранять заряд магической энергии.

Рост, оставив одно лезвие, изменил его длину и форму, а также добавил несколько дополнительных центров Силы, одни из которых отвечали за его более продолжительное действие, а другие давали возможность запитать его гораздо большим количеством магической энергии. С точки зрения простых магов, такое использование призрачного лезвия было нерациональным и требовало гораздо больше магической энергии. Поэтому О'Тил и не встречал амулетов с использованием одиночного призрачного лезвия.

Рукоятку клинка для себя О'Тил сделал сам одной из последних. По совету Роста он взял себе такой же укороченный вариант, который уже был проверен Ростом в его Бебуте. Длина призрачного лезвия составляла около сорока – пятидесяти сантиметров, что для мага было удобным. Призрачные лезвия для клинков Стражей Рост удлинил приблизительно до восьмидесяти – восьмидесяти пяти сантиметров, опять изменив структуру плетения.

Маги наполнили рукоятки готовых артефактов свёрнутыми плетениями и необходимой энергией. На рукоятки артефактов для Стражей Рост также наложил дополнительные плетения, которые позволяли бы активировать артефакты простым людям, не обладающим магическими способностями. Потом вместе с О'Тилом несколько изменили сканирующее плетение так, чтобы оно опознавало своего владельца. При попытке активации артефактов не Стражами происходил мощный взрыв, для чего маги наложили ещё и плетение файербола, связав его особым образом со сканирующим плетением. Естественно, маги исключили себя из действия сканирующего плетения, вызывающего взрыв.

Рост внимательно осмотрел призрачный клинок для Стражей и, подняв его над головой, торжественно сказал:

– Нарекаю тебя Палашом, сыном Бебута! – подмигнул О'Тилу и рассмеялся.

Затем Рост помог О'Тилу подобрать ему необходимый комплект амуниции и снаряжения, выдал такие же, как у себя, высокие ботинки и напоследок подобрал больше десятка различных амулетов.

О'Тил почувствовал себя ребёнком, которого родители в один миг просто завалили подарками. Сбылась его давняя мечта: он значительно увеличил свои магические возможности и на равных обсуждал с самым сильным магом, которого встречал в своей жизни, особенности создания и применения сложных плетений. Его снабдили артефактами, половину из которых он даже никогда не держал в руках. Маг чувствовал себя окрылённым и безмерно благодарным Росту и Хранителю за всё это.

Ничего, он найдёт возможность высказать свою признательность этим людям. Да, людям, ведь он воспринимал Хранителя совершенно как живого человека и не чувствовал никакой скованности оттого, что по сути О'Нос давно погиб… Сейчас этот маг восстанавливал целое государство, разве может неживая личность заниматься таким делом?

За такими размышлениями мага застал приход Стражей, которых привёл к арсеналу один из рабочих големов.

О'Тил, который уже достаточно разобрался, что и где лежит, быстро подобрал необходимую амуницию и снаряжение для Стражей, дополнительно выдав каждому из них по длинному кинжалу с прямым клинком из менского железа. Свои старые клинки Стражи аккуратно сложили на специально расчищенном месте на стеллажах. Рост за это время наложил на каждого из Стражей по мощному плетению магического щита.

Амулеты, дротики, короткие щиты, комплекты наручей и поножей, аптечки, высокие ботинки и по дополнительному пустому тубусу тем, у кого ещё не было Мухи. Кроме того, Рост раскопал целую связку очень тонких и коротких тубусов, которые были изначально пустыми, возможно, ранее использовались для перевозки и хранения документов, и выдал по две штуке каждому из Стражей.

Когда Стрела заикнулся о лёгких доспехах для защиты груди, Рост всего лишь усмехнулся и сказал, что у каждого из Стражей будут по два помощника, которые обеспечат их похожими на его кирасами.

После арсенала Стражи вместе с магами посетили продовольственные хранилища, где заполнили место в своих уже не пустых ранцах сухпайками, как Рост называл брикеты с едой, и флягами с эликсиром, восстанавливающим силы.

Воспользовавшись порталами, Стражи и маги, полностью укомплектованные, поднялись на средний уровень, где в зале их ожидал Хранитель.

Напыщенных слов напутствия не было, Хранитель только сказал, что очень рассчитывает на них. После этого в зал проскользнуло более десятка помощников, которые быстро разбились на пары, и уже через мгновение на каждом Страже образовалось по кирасе из двух помощников. Хранитель добавил, что в случае необходимости помощников можно будет использовать как разведчиков, их управление и подпитка магической энергией завязана на Роста и О'Тила.

Постояв в тишине несколько секунд, отряд из Стражей и двух магов направился к порталу, который перенёс их на площадку за Хребтом Мёртвых.

Возле портала отряд ожидали три голема Веера лезвий и пара рабочих големов, которые были нагружены специальными вместительными ранцами. Рост сообщил, что эти големы будут по распоряжению Хранителя сопровождать их в столицу королевства Ленна, тихо добавив О'Тилу, что больше О'Нос сейчас просто не смог выделить.

Небольшой отряд, сопровождаемый грозными боевыми големами, выступил в сторону границы.

За время короткого пути Рост и Хранитель, голос которого звучал у О'Тила прямо в голове, что поначалу было непривычно, показали ему, как использовать магический радар. Очень просто, учитывая, что все расчёты и большинство необходимых действий производится Хранителем.

Так отряд, быстро перемещаясь по выжженной мёртвой земле Свободных территорий, достиг пограничного поста. Пограничники, разглядев, что в небольшой колонне следуют големы, которые возвышались даже над рослыми Стражами, сыграли тревогу.

О'Тил улыбнулся, когда они подошли ближе и он увидел обескураженные и удивлённые лица пограничников.

Узнав Рона и О'Тила, а также бывших поисковиков, пограничники повели себя, впрочем, вполне миролюбиво, засыпав их вопросами о необычном вооружении и с опаской поглядывая на замерших рядом големов, руки которых, вооружённые амулетами Веера лезвий, были недвусмысленно направлены на них.

Тот самый молодой командир пограничников, который остановил их после сражения с некромантом, приблизился к Росту и, настороженно поглядывая на Стражей и големов, сказал:

– Мы действительно обнаружили место предполагаемого сражения с некромантом, там нашли останки тел чёрных воинов. С описанием событий я направил посыльного к городскому голове, но ответа пока не получил. Если я правильно вас понял в прошлый раз, вы направляетесь в столицу с дипломатической миссией?

– Именно так, – ответил Рост, – по пути мы также намерены активировать портал в Кулоне и пообщаться с городским головой.

– Так как я не имею инструкций на такой случай, мы беспрепятственно пропустим вас. Если вы желаете, я отправлю с вами пару солдат для сопровождения.

– Спасибо, в этом нет необходимости, – ответил Рост, улыбнувшись, – полагаю, после нашего визита в столицу пограничная стража королевства получит дополнительные распоряжения.

После того как Стражи и О'Тил забрали своих лошадей, отряд, ведя их на поводу из-за Роста, который не пожелал садиться на коня, быстро дошёл до того места за холмом, где совсем недавно произошло сражение с некромантом. Там остались один из големов Веера лезвий, рабочий голем и сам Рост, который сказал О'Тилу, что задержится для создания на ранее отмеченном месте нового портала, а потом быстро догонит отряд. Рон предложил оставить ему пару Стражей, но Рост переубедил его, пообещав, что сам в любой момент перенесётся, а големам ничего страшного не грозит.

Отряд выступил дальше верхом. Големы не отставали, увеличив скорость и равномерно шелестя своими сочленениями. Несколько случайно попавшихся по пути крестьян испуганно замирали, разглядывая этих легендарных помощников магов, которых никто не видел уже больше двухсот лет.

Через час, когда Стражи и О'Тил достигли очередного поворота дороги, они увидели поджидающего их Роста. Маг велел им следовать дальше, забрав у них шесть пустых тубусов и пообещав встретить отряд возле города. К этому времени, по его словам, отставшие големы должны будут их догнать. После чего исчез.

Дальше дорога была пустынной, только один раз навстречу проследовал отряд поисковиков, командир которого перекинулся парой фраз с Роном. Големы, застывшие в это время на дороге в грозных позах, их тоже не оставили равнодушными.

Настроение у О'Тила было хорошее, путь его совершенно не утомлял, а за всё время следования им не встретилось ничего угрожающего. Большую часть времени О'Тил провёл разбираясь с магическим радаром, пока не освоил его в совершенстве, научившись ориентироваться в подсвеченных разными цветами точках и масштабах расстояний.

После короткого привала на обед, во время которого прибыли два голема, отряд выступил к городу, который был уже недалеко.

В ближайшей к нему роще их встретил улыбающийся Рост, который вручил каждому из Стражей, у которых не было артефактов файербола, и О'Тилу по тубусу, которые он переделал за это время в двадцатизарядные Мухи.

Настроение О'Тила улучшилось ещё больше от обладания этим мощным оружием и мгновенно испортилось, когда их не пустили в город.

Более того, как только они приблизились к городским воротам, их без всяких переговоров встретили залпом из арбалетов.

Благо Рост, что-то подозревая, приказал заранее всем активировать магические щиты. На городской стене, кроме этого, явно была пара магов, потому что вслед за арбалетными болтами в магические щиты О'Тила и Роста вонзились средние файерболы. Големы мгновенно выступили вперёд, с шелестом сработали их амулеты, и камень надвратных башенок стал крошиться под ударами призрачных лезвий. Рост моментально отправил в башенки по мощному файерболу, которые окутали их плазмой разрыва. О'Тил быстро соединил силовыми линиями свой магический резерв и управляющие центры Силы магических щитов Стражей. Рост жестом остановил их, готовых к боевой трансформации, и приказал не стрелять. Затем и вовсе отвёл ощетинившийся Мухами и арбалетами отряд обратно к роще. Големы отступали последними, пятясь и грозно поводя своими увенчанными арбалетами руками перед собой. Со стен уже никто нестрелял.

Когда отряд собрался в роще возле Роста, тот отозвал О'Тила и Рона в сторонку.

– Что будем делать? – спросил он у товарищей.

– Да разнесём эти дрянные ворота Мухами, выловим городского голову и надерём ему задницу, – мрачно ответил Рон.

– А ты что скажешь? – спросил Рост у О'Тила.

– Я думаю, надо попробовать выяснить причину нападения на нас, – ответил О'Тил, – файерболы со стен говорят о том, что в городе появились маги.

– Так, может, городская стража воспользовалась амулетами файерболов? – предположил Рон.

– Нет, – покачал головой О'Тил, – у стандартных амулетов, которыми вооружена городская стража, файерболы гораздо меньше, можете мне поверить, я столько лет их заряжал. Думаю, что это файерболы магов, которые прибыли для расследования событий вокруг покушений на меня.

– Согласен, – сказал Рост, – это самая вероятная версия. А причина нападения видится мне в желании городского головы оставить себе наши артефакты. Скорее всего, прибыл специальный уполномоченный и он заявил ему, что мы с тобой, О'Тил, некроманты и под угрозой применения силы заставили его выпустить нас из города. Руки так и чешутся разобраться с ним.

– Так я же и предлагаю здесь всё разнести, – повторил Рон.

– Рон, лучше подумай, что в нашей разборке могут пострадать невиновные люди, например их родственники. – Рост кивнул в сторону Стражей.

««Разборка» – какое точное слово для данной ситуации», – промелькнуло в голове у О'Тила.

– Да, – смутился Рон, – это я не подумал…

– Полагаю, – продолжил Рост, – пробиваться через городские ворота, вокруг которых я насчитал с помощью Хранителя около трёхсот стражников, будет ошибкой. Мне видится такой вариант: мы тихо заходим в город, забираем наши артефакты и тихо уходим. Ладно, ладно, – с усмешкой добавил он, – ещё делаем что-нибудь плохое городскому голове.

В итоге предложения Роста были приняты за основу дальнейших действий. Соратники обговорили детали и вернулись к остальным членам отряда.

Стражи вопросительно посмотрели на Роста.

– План такой, – сказал он, – как стемнеет, мы проникнем в город через тайный тоннель. Кое-кого накажем и так же бесшумно город покинем… А если чисто сработать не удастся, тогда будем действовать по ситуации…

Маги переглянулись и весело рассмеялись.

О'Тила совершенно не пугала предстоящая вылазка в город, он видел, что уже может использовать намного более сложные плетения, чем раньше, а возможности Роста его просто поражали. К тому же с ними Стража и големы… Так что предстоящая операция вообще показалась пустяковой.

– Вы знаете, – задумчиво сказал Рост, – я всё больше убеждаюсь в правоте своих выводов по поводу предполагаемых действий городского головы. Мы точно знаем, что он организовал на нас засаду, теперь, если бы он показал уполномоченному королевской канцелярии чёрный морион, он бы однозначно не смог убедить его в том, что мы некроманты. Хранитель уверил меня, что чёрный морион, кроме всех других функций, всегда подтверждал личность мага Свободных территорий, а специальный амулет его распознавания всегда входил в комплект амулетов сотрудников канцелярий всех правителей Горта. Поэтому, думаю, городской голова утаил от него морионы.

– Городской голова, – ответил О'Тил, – всегда думал только о собственных интересах, поверь, я его знаю больше десяти лет. Его принцип жизни – «всё для себя, для города только минимум обязательного», так что уверен, ты прав.

Когда начало темнеть, Рост скомандовал выход. На удивление О'Тила, двух боевых големов он оставил в лагере, а третий утопал по направлению к городским воротам. На его вопрос, почему они не возьмут големов с собой, Рост ответил, что к входу в тоннель надо спускаться и големы сами там не пройдут, а терять время на их спуск (вход оказался в каком-то провале в земле) Рост не хотел. Да и сомневался, что големы потом смогли бы пройти в нескольких узких местах потайного тоннеля. Лошадей тоже оставили в роще, планируя забрать их на обратном пути.

Когда отряд обошёл городскую стену по широкому кругу, О'Тилу показалось, что от места, к которому они приближались, ветерок доносит до них зловонный запах. Так и оказалось, вход в тайный тоннель находился в провале в земле, куда сливались городские нечистоты. Бррр…

Но делать нечего, придётся спускаться. Рон быстро нашёл вход, и отряд проник в тоннель. О'Тил проверил магический радар, и хотя дальность его действия под землёй сильно уменьшилась, он исправно показывал, что в ближайших ста метрах никого нет. Маги зажгли несколько светляков, и отряд двинулся по тоннелю. Когда все благополучно выбрались из него в заброшенной лавке, Рост связался с Хранителем, который управлял големом.

В стороне городских ворот послышался слабый шум и металлический лязг, потом вдали проиграли тревогу.

– Это голем начал долбить лезвиями в городскую стену, – сказал Рост, – немного отвлечёт стражников от нас. О'Тил, давай веди к дому городского головы, ты знаешь здесь всё лучше всех.

– Это да, – согласился маг.

О'Тил вывел отряд к дому городского головы меньше чем за полчаса. Радар помог пару раз уклониться от встречи с патрулями, а народу на улицах практически не было.

Ещё когда до дома головы оставалось метров триста, на магическом экране радара появились четыре яркие неподвижные точки.

«Это морионы, – раздался в голове голос Хранителя: видимо, О'Тил подумал так сильно, что его мысли услышал О'Нос и решил ему ответить. – Они всегда помечались специальными магическими метками, так что увидеть их с помощью радара не проблема».

Кроме морионов, радар показывал в доме почти два десятка людей, половина из которых была явно стражниками. Магов среди них не было, наверное, отправились отражать атаку на городскую стену, хе-хе. Рост сказал, что магов радар определяет по силовым линиям, окружающим магический резерв каждого из них.

Затаившись в тёмном переулке, Стражи и маги осмотрели слабо освещенный дом с тыльной стороны. Рост разбил его на секторы и скинул импровизированную схему каждому Стражу и О'Тилу, где были для всех указаны свои цели. Стражи явно оценили удобство доведения информации.

– Главное, – сказал Рост, – это внезапность и тишина. Стражи, лучше примите боевую форму.

Тихий шелест и несколько щелчков – и через пару секунд перед магами стояли шесть совершенных воинов. «Да, сложно представить, что я бы сделал, если бы встретил их в тёмном переулке», – подумал О'Тил.

– Действуем, – отдал приказ Рост.

Как будто ветер пронёсся по улице, с такой скоростью двигались Стражи. Пара мгновений – и вот пост из двух стражников во дворе уже мирно отдыхает, оглушённый Стрелой.

Рост тихо двинулся вперёд, сжимая в руке рукоятку своего Бебута, сзади него следовал О'Тил, тоже вытянувший из специального клапана комбинезона призрачный клинок.

Дверь чёрного входа открылась изнутри, в проходе стоял Рон.

О'Тил не знал, как это объяснить, но он уже по малейшим деталям даже изменившихся лиц Стражей различал, кто из них кто.

– Всё чисто, – сказал Рон, странно произнося звуки, видно, отросшие клыки с непривычки затрудняли речь, – все стражники нейтрализованы, голова, уполномоченный королевской канцелярии и его помощник находятся в кабинете под присмотром Лесоруба и Синего Глаза. Сидят тихо. Мы их не связали. Сделать?

– Думаю, не стоит, – ответил Рост. – Что ж, пойдём пообщаемся.

В доме стояла тишина. У порога, на оторванной от лёгкого доспеха городского стражника металлической пластинке, поблёскивали отражённые лучи свечи, горевшей в специальной подставке на высоком столике и заколыхавшейся при открытой двери. Рон остался возле входа, а Рост и О'Тил проследовали к видимым на радаре пяти фигурам на втором этаже дома, две из которых были отмечены цветом Стражей.

Поднявшись на второй этаж по широкой, отделанной искусной инкрустацией по камню лестнице, Рост свернул направо и без стука вошёл в полуоткрытую дверь. В просторном и, О'Тил сказал бы, чрезмерно богато обставленном кабинете, у небольшого стола с бокалами и дорогой бутылкой с клеймом хвосторуба, пронзающего себе голову, сидели на диване бледный городской голова и спокойный мужчина лет сорока пяти, одежда которого явно выдавала в нём столичного жителя. Роскошный шейный платок был украшен золотой заколкой с крупным зелёным камнем, а на груди на широкой золотой цепи висел ромб белого металла со знаком королевской канцелярии. Рядом с уполномоченным замер полноватый мужчина, покусывающий кончики своих рыжих усов, – видимо, его помощник.

Увидев знакомое клеймо хвосторуба, О'Тил усмехнулся, вспомнив, сколько пережила аналогичная, так и не допитая бутылка, которая так и лежит в его ранце.

У противоположных стен замерли грозными фигурами Лесоруб и Синий Глаз в боевой трансформации.

– Г-г-господа, – заикаясь и постоянно оглядываясь на Стражей, начал городской голова, – п-п-произошла ошибка.

– Артефакты где? – перебил его Рост.

– З-з-здесь. – Городской голова указал трясущейся рукой на портрет Леннара, висящий на стене.

– Покажи, – приказал ему Рост. – Синий Глаз, проследи.

Привставший городской голова отшатнулся от Стража, шагнувшего к нему, и опять опустился на диван. Синий Глаз сделал ещё шаг и легко поднял его за шиворот, специально, как увидел О'Тил, поцарапав ему своими когтями кожу на шее. Так и не опустив почти потерявшего сознание от страха городского голову на пол, Синий Глаз сделал несколько шагов к портрету и поставил перед ним своего пленника. Тот, дрожащей рукой отодвинув картину, показал дверцу металлического сейфа, вделанного в стену.

– Н-н-но у м-м-меня нет с собой ключей, – промямлил городской голова.

Рост кивнул Синему Глазу на сейф, тот как будто только этого и ждал. Резко отбросив городского голову обратно на диван, он неуловимым движением активировал свой Палаш и легко вскрыл дверцу сейфа, как консервную банку.

Без напряжения отодвинул в сторону вывороченный металл, аккуратно достал и положил на стол шкатулку из тёмного дерева и тяжёлый мешочек, звякнувший о столешницу.

Рост подошёл к столу и открыл шкатулку, заглянул в неё, удовлетворённо улыбнулся и достал четыре небольших мешочка из нежнейшей ткани. Поочередно развязал каждый и выложил из них на стол морионы.

Потом развязал оставшийся большой мешочек и, достав из него одну золотую монету, подкинул её в воздух, поймал и забросил обратно в мешочек.

– Мы забираем свои морионы, а также ваш Кристалл правды и эти деньги в виде репараций, то есть как возмещение ущерба за нападение на нас разбойников, организованное вами, и за сегодняшний обстрел нас из арбалетов и файерболами.

Хладнокровно сидевший до этого мужчина со знаком королевской канцелярии пошевелился.

– Вы хотите что-то сказать? – спросил Рост.

– Если мой амулет не ошибается, а такого просто не может быть, – спокойно начал мужчина и, получив разрешающий кивок Роста, медленно достал из кармана связку небольших амулетов, – этот чёрный морион, – он указал на лежащий на столе немного в стороне от других чёрный морион, – показывает, что вы маг Свободных территорий. Это поразительно, но я верю своему амулету, которому уже больше трёхсот лет. Тогда понятно, – продолжил он, глядя на сжавшегося городского голову, – чего хотел достичь городской голова, объявив вас и городского мага некромантами.

Мужчина медленно поднялся, за ним встал и его помощник, продолжающий нервно покусывать кончики усов.

– Господин маг Свободных территорий, – торжественно произнёс специальный уполномоченный королевской канцелярии, – я от лица короля Леннара приношу извинения за тот приём, который вам был здесь оказан. Я вас уверяю, что уже сегодня виновные будут арестованы и препровождены в столицу для суда и следствия.

Городской голова потерял сознание.

– Я подтверждаю ваше право получить это имущество, – уполномоченный указал на мешочек с монетами и Кристалл правды, – в счёт компенсации за вред, который был нанесён вам недобросовестными гражданами нашего королевства.

– Хорошо, – ответил Рост. – А чтобы сократить следствие, задержите также начальника городских стражников: он участвовал в организации нападения на нас разбойников, соответственно, может свидетельствовать о деяниях городского головы.

– Да, конечно, – сказал уполномоченный, – я ещё раз приношу извинения, уже за себя, что поверил этому обманщику, оклеветавшему вас. Если можно, – продолжил он, – я бы хотел обсудить с вами ваши дальнейшие планы, но не при нём. – Он брезгливо поморщился в сторону городского головы. Затем указал рукой на приоткрытою дверь в соседнюю комнату: – Там кабинет, чуть меньше, но тоже комфортный. – Уполномоченный слабо улыбнулся.

Рост согласился и направился во второй кабинет, за ним последовал уполномоченный. Его помощник, косясь на Лесоруба, который так и не пошевелился за всё это время, прошмыгнул вперёд и шире распахнул дверь перед ними.

Рост задержался на пороге, вежливо пропустив вперёд специального уполномоченного королевской канцелярии, отчего тот благодарно заулыбался и прошёл в кабинет.

В этот момент помощник уполномоченного, придерживающий одной рукой дверь, резко замахнулся и ударил блеснувшим синим металлом кинжалом со странной костяной ручкой Роста в спину, практически полностью погрузив лезвие кинжала в тело мага.

Рост

Десятые сутки после переноса

Пропустив уполномоченного вперёд, я сделал было шаг за ним, как почувствовал сильный удар в спину, всё вокруг поплыло, и я упал на пол…

И опять темнота…

Пришёл в себя от мысли: сколько же раз за последнее время я терял сознание? Перенос – раз, внедрение феррона – два и сегодня – три. Вроде ничего не пропустил? А, ещё горячая встреча с самкой Терафоза Блонда возле комплекса… Только сегодня от чего?..

«От того, что расслабился… – раздался в голове голос Хранителя, – хотя виноват опять не только ты… Я не отреагировал на полное отсутствие амулетов у помощника уполномоченного, Стражи и О'Тил не подстраховали тебя».

«А что, отсутствие амулетов должно было навести на какие-то мысли?» – удивился я.

«Рост, – вздохнул Хранитель, – ты всё ещё мыслишь категориями своего мира. На Горте практически у каждого есть хотя бы один амулет. У бедных хоть и слабые, но обязательно есть амулеты жизни, у богатых – как минимум защитные и боевые, достаточно распространены мощные амулеты магов Свободных территорий. Поэтому у помощника хоть что-то должно было быть… А он, зная, что его оружие не амулет, просто избавился от всех магических вещей. Помощник использовал кинжал из менского железа, рукоятка которого сделана из кости фосса, животного, которое полностью инертно к магии. Тоже, кстати, как сказал О'Тил, порождения Потерянных земель, однако благодаря своим свойствам сумели расселиться по всему Горту, пока люди их не выбили, поэтому очень редко встречаются. Благодаря этой рукоятке кинжал спокойно пробил магический щит».

«Так что со мной?» – обеспокоенно спросил я, понимая, что абсолютно не ощущаю боли.

«С тобой теперь всё в порядке, ты практически полностью здоров. Я специально сохранял у тебя состояние сна, чтобы дать твоему организму нормально восстановиться, – ответил О'Нос. – А тебе интересно, что происходило, пока ты был без сознания? Так вот, после того, как помощник ударил тебя, Лесоруб успел сразу же перехватить его, предотвратив возможный второй удар, и едва не размозжил его об стену, отбросив убийцу со страшной силой. О'Тил тут же парализовал его, уполномоченного и городского голову. Синий Глаз еле удержал О'Тила, так как он хотел испепелить этого помощника. Я сразу усыпил тебя, чтобы ты не умер от болевого шока. Синий Глаз тут же вызвал Пучка, который вместе с О'Тилом извлёк кинжал и использовал для твоей раны лекарства из аптечки Стражей. Пока ты был без сознания, руководство, по моей просьбе, взял на себя Рон. Он приказал связать и городского голову, и уполномоченного, и помощника. Потом, – продолжил Хранитель, – у нас тут случился, выражаясь твоими терминами, маленький локальный конфликт. Со стены вернулись два мага, так как атаки голема я прекратил, ещё когда вы беседовали с уполномоченным. Поняв, что дом головы захвачен, они подтянули сюда почти две сотни солдат и хотели взять его штурмом. О'Тил, вместе с Роном и Стражами, – довольным голосом рассказывал О'Нос, – дали им прикурить. Кстати, пояснишь мне потом, что общего с прикуриванием сигареты в твоём мире и вооружённым отпором превосходящим силам противника. О'Тил чуть не сжёг обоих магов, а Стражи разнесли из Мух все близлежащие строения. Итог: у нас, кроме тебя, раненых нет, дом городского головы немного пострадал. У противника оба мага выведены из строя, один сильно обожжён, а второму О'Тил переломал все кости мощным плетением Воздушного тарана. Как минимум двадцать стражников ранены – кто арбалетными болтами Стражей, кто осколками от взрывов файерболов из твоих артефактов, кто обожжён. До рукопашной дело не дошло, к тому времени пришёл в себя уполномоченный, который вызвался остановить бой. О'Тил быстро проверил его через Кристалл правды, он действительно не имеет никакого отношения к нападениям на тебя и был с вами искренен. Уполномоченный тут же навёл порядок. Городской голова сейчас в тюрьме, а вот рыжего помощника О'Тил отдавать отказался и постоянно оттачивает на нём своё умение использовать усыпляющие плетения и ждёт твоего решения, когда ты придёшь в себя. Сейчас перед домом головы, – хмыкнул Хранитель, – вместо шикарного газона и клумб с цветами – как это правильно сказать… – зона безопасности, за которую Стражи никого, кроме уполномоченного королевской канцелярии, не пускают. Из дома тоже никого не выпускают, здесь оказались пара слуг и повар. Городские ворота, – продолжил О'Нос, – по приказу уполномоченного открыты, и к охране твоей персоны присоединились големы. Так что близко вообще никто не подходит, стражникам хватило вида полуразрушенной стены, когда я направил после твоего ранения двух големов снова атаковать город, чтобы разделить их на два фронта. Вроде всё… – задумался Хранитель. – А, ещё О'Тил по моему разрешению выдал один Кристалл правды уполномоченному и помог ему проверить городского голову, когда он пришёл в себя. Все наши обвинения подтвердились, командир городской стражи тоже арестован и помещён в тюрьму. Да, и лошадей из рощи забрали. Теперь всё».

«И сколько прошло времени?» – спросил я.

«Около двенадцати часов, – ответил О'Нос, – за это время лекарства Стражи и лордан практически полностью залечили твою рану. Кстати, проявилось ещё одно свойство этого магического вещества. Когда О'Тил и Пучок вынули из тебя кинжал, лордан полностью заполнил разрез. Должен заметить, что лезвие кинжала надрезало твоё сердце, и лордан ещё до того, как ты упал на пол, полностью срастил самое поражённое место. В ране, когда лордан заполнил её, образовались все дублирующие поражённый участок тела структуры, вплоть до нервных окончаний и клеток. Сейчас под повязкой в разрезе, который из-за лордана я не разрешил Пучку зашивать, полоска магического вещества, которая целиком имитирует твой кожный покров, так что вместо шрама ты в этот раз обзавёлся кожей из лордана».

Рядом что-то глухо стукнуло, я открыл глаза и увидел стоящего ко мне спиной Стража в чёрном комбинезоне, который что-то раскладывал на столе.

«Можешь позавтракать, – прокомментировал Хранитель, – это Пучок принёс тебе еду и эликсир, он тебе сейчас не помешает. Добавлю, что твоё ранение в очередной раз ускорило увеличение объёма лордана, а с ним вырос и твой магический резерв».

«Хранитель, – спросил я, – а такой мой образ жизни не приведёт к тому, что я весь буду состоять из этого магического вещества?»

«Вряд ли… – задумчиво протянул О'Нос. – Там видно будет».

Я ещё пару секунд полежал с открытыми глазами. Ничего не болело. Я аккуратно потянулся, потом смелее. Хорошо… В спине немного тянуло, а так ничего…

Через открытое большое окно в комнату лился солнечный свет и свежий воздух.

Справа от кровати находился небольшой столик, на котором стояло несколько тарелок с аккуратно нарезанными овощами и хлебом. Широкое блюдо с чем-то вроде жаркого, явно только приготовленное, парило, распространяя по комнате аппетитные запахи.

Слева от меня замер Пучок и с улыбкой смотрел на меня.

– Кхммм, – прокашлялся я.

– Рад, что ты пришёл в себя, Рост, – поприветствовал меня Пучок, – твоя регенерация просто поразительна. Рана была очень опасной, кинжал практически прошёл на миллиметр от сердца. Если бы этот убийца успел выдернуть его, чтобы нанести второй удар, он наверняка повредил бы сердце при обратном ходе. А так всё нормально, лекарства Стражей творят чудеса, мой учитель не зря так хорошо о них отзывался. Поешь, пока горячее, повар городского головы удивительно вкусно готовит.

Он помог мне приподняться и сесть на кровати, хотя я подумал, что это было лишним, я отлично справился бы и сам. Но не отказывать же ему.

Я с удовольствием поел – и жаркое было восхитительным, и свежие овощи, и ещё тёплый хлеб, и ломтики мелко нарезанного копчёного мяса, и нежный соус с кислинкой. Жизнь хороша!

Во время еды, утоляя жажду, выпил почти полную фляжку эликсира.

Пожалуй, зря я ем в кровати, так и привыкнуть к удобствам недолго. А всё же хорошо…

Ладно, пора вставать. Надел запасной чистый комбез, обулся. Стали возвращаться мысли о делах. Как дома, когда выпьешь с утра кофе и одеваешься на работу. То есть ещё не вышел из дому, а чувство такое, что ты уже на работе.

Быстро нацепил уже привычную амуницию, помощники тут же сформировали на мне кирасу. Понятно, почему они не защитили от кинжала – со спины кираса крепилась подобием широких ремней, между которыми и пришёлся удар этого рыжего убийцы.

«Кстати, О'Нос, где сейчас О'Тил?» – мысленно спросил я.

«Спускайся вниз, – откликнулся Хранитель, – он уже ждёт тебя, я ему сообщил, что ты в норме».

Я вышел из комнаты, за мной последовал Пучок, к нему присоединился Пискун, который, как оказалось, со строгим видом дежурил в коридоре возле двери. Видно, Хранитель назначил их моей охраной… Комната была на втором этаже дома городского головы. Неплохо бы оставить этот дом за магами Свободных территорий, выстроен он почти в центре города, да и город от границы недалеко. Сделаем что-то среднее между штабом, перевалочной базой и местом отдыха – планируем ведь развивать связи с королевством… Попросим в дополнение к репарациям!

С этими мыслями я спустился на первый этаж, где меня радостно приветствовали Рон и О'Тил. Похлопывать меня, всего такого израненного, они не решились, но с улыбками поводили вокруг меня хоровод, видимо осматривая, не появилось ли на мне лишних морщин.

Потом мы вышли во двор. Ничего себе локальный конфликт!

Рон и О'Тил смущённо отвели глаза. Дома рядом были разрушены, вся улица завалена обломками камня и дерева. Правда, перед домом деловито суетились два голема, разбирая завалы и засыпая глубокие воронки.

Слева и справа виднелись грозные фигуры застывших големов Веера лезвий, на которых издали глазела толпа местных ребятишек.

Пара Стражей, Лесоруб и Синий Глаз бдительно расположились на стыке мощёной дорожки от дома и городской улицы. Ограды между когда-то красивой лужайкой и улицей нигде не сохранилось. Печально… но поправимо.

– Рон, – спросил я, – а кто у вас в отряде был штатным казначеем?

– Пучок, – ответил командир отряда Стражей, – он отлично совмещал и обязанности лекаря и хранителя ценностей, которые мы добывали в Потерянных землях.

– Что ж, Пучок, – сказал я стоявшему рядом с нами Стражу, – будешь и дальше совмещать приятное с полезным. Мешочек с золотом переходит под твою опеку. Выдели денег хозяевам этих домов, – я указал на остатки трёх зданий вокруг дома головы, – на покрытие ущерба от вашей маленькой войны. Надеюсь, из них никто не пострадал?

– Нет, когда они увидели магов и подтягивающиеся отряды городских стражников, все сразу покинули свои дома. Город ведь пограничный, тут глупых нет, – ответил Рон.

– А как состояние магов и раненых стражников? – спросил я у О'Тила.

– До тебя им далеко, – ответил улыбающийся маг. – Когда мы удостоверились, что с тобой всё будет в порядке, а уполномоченный навёл здесь порядок, я отправил Пучка с одним из големов оказать помощь раненым с противной стороны. Они ведь не виноваты в произошедшем. Хранитель меня поддержал. Хорошо, что мы действовали больше на сдерживание, поэтому погибших среди них нет. На магов и стражников Пучок истратил содержимое почти трёх аптечек, но хорошие отношения того стоят. Тем более в городе лекарей сейчас мало, а целителей нет вообще.

– А где мой киллер? – спросил я и поправился: – Рыжий убийца, он же помощник уполномоченного?

– Этот гад, связанный, в подвале, – ответил Рон, – под охраной Стрелы. О'Тил время от времени активирует на него усыпляющее плетение, чтобы он не пришёл в себя.

– Ну что, побеседуем? – спросил я. – Не знаю, как вам, а мне очень интересно, с чьей подачи у меня дырка в спине…

– Рост, – сказал О'Тил, – уполномоченный просил разрешить ему поучаствовать в допросе его помощника, он давно с ним работает, к тому же здесь опять затронута честь королевства… Уполномоченный должен вот-вот быть. И есть ещё новость, – продолжил маг. – Помнишь, я рассказывал, как погиб контролёр Детей свободы, этого клана убийц? Так вот, я обследовал нашего рыжего пленника и обнаружил, что на него также наложено плетение Пыльцы смерти.

– Значит, опять некроманты?

– Они, – подтвердил О'Тил, – поэтому перед допросом это плетение необходимо с него убрать, иначе, как только он станет делиться запретными сведениями, умрёт. Сам я пока не знаю, как это сделать…

– А что говорит Хранитель? – спросил я.

«Хранитель говорит, – откликнулся О'Нос, – что ты справишься. А нет, тогда я помогу. Давайте, учитесь самостоятельно развивать знания, потому что некроманты не будут ждать, пока я вам что-то посоветую и передам знания», – проворчал он.

– Рон, – приказал я, – веди нас в подвал.

Подвал оказался неглубоким. Ничего, если дом останется за нами, рабочие големы Хранителя быстро устроят под ним подобие комплекса, знаю я его.

Коридор в подвале привёл нас к крепкой деревянной двери. Запертой снаружи. А где же Стрела? Рон хмыкнул и сдвинул в сторону массивный засов. Мы вошли в небольшую комнату, где в углу на брошенной на каменный пол соломе лежал связанный киллер. С рыжими усами… Нехарактерно яркая примета для его профессии.

У стены стоял грубый стол, возле него – несколько стульев.

Посреди комнаты стоял Стрела.

– Каждые два часа сменяемся, – сообщил Рон, – по времени совпадает с визитами О'Тила. Так что он ещё ни разу не приходил в сознание после покушения.

– Хорошо, – сказал я, – думаю, мы с О'Тилом справимся сами.

– Нет, – возразил Рон, – я отвечаю за твою безопасность. Стрела, можешь идти отдохнуть, я останусь с магами.

Кивнув нам напоследок, Стрела ушёл наверх, а Рон притулился у дальней стены. Расслабился. Ага, так я и поверил.

Ладно, с чего начинать-то в этой Пыльце смерти?

Сосредоточился и осмотрел рыжего киллера. Человек как человек, слабые силовые линии, без магических способностей.

– О'Тил, – спросил я, – как ты определил плетение Пыльцы смерти?

– Внимательно присмотрись к силовым линиям на его голове, – указал маг, – сразу над висками, на той тонкой силовой линии есть небольшое уплотнение тёмного цвета, практически незаметное.

– Да, действительно есть, – увидел я его.

– Это свёрнутое плетение, но оно работает. На его управляющий центр Силы, запитанный чёрной энергией, нанесено специальное плетение, которое защищает Пыльцу смерти от влияния других магов, кроме некромантов, так что его лучше не трогать.

– Если я правильно понимаю, плетение активируется при определённых ключевых словах и разрывает силовые линии человека, которые отвечают за его жизнедеятельность?

– Приблизительно так, – кивнул О'Тил. – Чаще всего при его активации человек умирает от обычного разрыва сердца, а характерным признаком активации этого плетения являются чёрные белки глаз у мертвецов.

– Мысли светлые есть, как с ним бороться?

– Предполагаю, что плетение необходимо удалить с силовых линий человека, но каким способом? Если его просто развеять, оно сработает и человек умрёт.

Я задумался.

– О'Тил, а если подставить под него другие силовые линии, которые будут идти поверх силовых линий человека, плетение перейдёт на них?

– Думаю, да.

– Тогда делаем так: формируем прямо в его собственной силовой линии свою, дополнительную. Сначала маленькую, она смешивается с линией рыжего, потом увеличиваем её, наша покрывает исходную линию, и паразит некромантов уже держится на ней. Уводим свою силовую линию в сторону и разрушаем плетение некромантов. Оно рвёт уже нашу силовую линию, не причиняя вреда пленнику, и самоуничтожается. Получится?

– Не знаю, – пожал плечами маг, – я Пыльцу смерти вижу второй раз в жизни, а результаты первого вмешательства ты знаешь…

– Рыжего, конечно, жаль, но истина дороже! – сказал я. – Полдела ты уже сделал, когда обнаружил Пыльцу смерти. Теперь мы знаем, что против нас опять играет команда некромантов, поэтому пробуем.

– Как скажешь, – ответил польщённый маг.

Нам понадобилось около получаса, чтобы с хирургической точностью подвести свою силовую линию под плетение некромантов и снять его с нашего пленника. Напряжение реально утомило меня, поэтому я предложил отдохнуть перед допросом, на что он с радостью согласился. Мы поднялись наверх подышать воздухом. Но перед этим О'Тил окатил пленника ещё одной волной усыпляющего плетения.

– Сон – это на пользу, – непонятно сказал маг.

Весело щебетали местные птички и жужжали насекомые, недовольные, что не находят цветов на их обычном месте.

Наверху нас терпеливо ждал уполномоченный, в этот раз одетый по-деловому, строго, в чёрный мундир, правда, ромб из белого металла оставался на груди.

– Уважаемый маг, – шагнул он мне навстречу, но О'Тил заступил ему путь.

Уполномоченный напрягся.

К нам приблизились Стрела и Пучок.

«О'Нос, успокой их всех!» – мысленно воззвал я к Хранителю.

Через мгновение Стражи остановились, не дойдя до нас буквально пары шагов, но бдительно поедали глазами уполномоченного.

О'Тил тоже отступил в сторону, но остался стоять рядом со мной.

«Пусть держит дистанцию», – сказал мне по мыслесвязи О'Тил.

Я улыбнулся и развёл руками, мол, ничего не поделаешь, реакция у товарищей такая после покушения…

Уполномоченный правильно понял мои мимические объяснения и расслабился.

– Уважаемый маг! Позвольте уверить вас, что я никоим образом не знал, что мой помощник может готовить это подлое нападение. Я даже попросил провести меня через постыдную процедуру Кристалла правды, чтобы снять подозрения со своего чистого имени и не бесчестить короля. Скажите, что королевство может сделать, чтобы мы забыли об этом случае? Король столько лет верил, что маги Свободных территорий когда-нибудь появятся, а тут за один день два таких случая! Я попрошу короля наказать меня по всей строгости, – сказал он, побагровев от возмущения.

– Простите, господин специальный уполномоченный королевской канцелярии королевства Ленна, вас можно называть по имени?

Уполномоченный ещё больше покраснел, видно, его спокойствие закончилось в один момент с покушением на меня.

– Меня зовут герцог Литон, пожалуйста, просто Литон, – поправился он.

– Послушайте, уважаемый Литон, это собственность, – я указал на трёхэтажный дом городского головы, – казны или частная собственность городского головы? Видите ли, кроме посольства в столице мы хотели открыть своё представительство в этом приграничном городе, он произвёл на нас, – я помахал рукой в воздухе, – такое неизгладимое впечатление…

– Я понял вас, – ответил герцог. – Пока этот дом частная собственность бывшего городского головы. – Литон сделал ударение на слове «бывшего». – Когда мы прибудем в столицу, суд, принимая во внимание тяжесть совершённых городским головой против короны преступлений, уверен, изымет всю собственность головы в пользу королевства. Распоряжаться им будет королевская канцелярия, которая в первую очередь передаст имущество головы во владение магов Свободных территорий. Но распоряжаться здесь вы можете уже сейчас, поверьте, всё остальное будет чистой формальностью, а моих полномочий, чтобы передать вам в пользование арестованное имущество, вполне достаточно.

– Спасибо, – ответил я, – я рассчитывал на понимание короля, помня о наших крепких и дружных связях между государствами, которые было до войны. И зовите меня Рост. – Я дружелюбно улыбнулся Литону.

– Кхмм, Рост, – сказал герцог, – ваши люди сказали, что вы готовитесь к допросу моего бывшего помощника?

– Да, через пять минут приступаем.

– Могу ли я участвовать? Дело касается чести королевства!

– Да, конечно, тем более вы его хорошо знаете и сможете пояснить, если возникнут непонятные моменты, – ответил я. – А пока не желаете попробовать нашего эликсира?

Пять минут мы потратили на обсуждение вкусовых и полезных качеств эликсира, который потряс Литона своим животворным действием на его организм. Подарив герцогу целую флягу волшебного напитка, чем он был весьма доволен – невелика цена: поменял флягу эликсира на большой капитальный трёхэтажный дом практически в центре города, – мы отправились в подвал.

Рон по-другому связал рыжего товарища, так, чтобы он мог сидеть на стуле, и О'Тил быстро привёл пленника в чувство, воспользовавшись своим амулетом жизни. Мы с Литоном уселись напротив него, О'Тил сидеть отказался и начал допрос, когда глаза пленника приняли осмысленное выражение.

– Нас интересует очень мало. Во-первых, почему вы хотели убить мага Свободных территорий, и, во-вторых, кто заказчик, потому что маловероятно, что маги Свободных территорий перешли где-то лично вам дорогу.

– Я убивать никого не хотел, – с трудом шевеля губами, проговорил рыжий.

Хорошо же его Лесоруб к стене приложил!

– А кто хотел? – спросил О'Тил и напрягся.

Ага, понятно, если Пыльца смерти ещё где-то есть на пленнике, то после его ответа она активируется.

– Такое задание мне дал контролёр Детей свободы, – сказал рыжий и весь сжался.

«Странно, – подумал я, – он совсем себя не защищает и не просит о пощаде…»

– Как конкретно звучала задача? – продолжил О'Тил.

– Вы что, смогли удалить с меня Пыльцу смерти? – вопросом на вопрос ответил рыжий.

– Да, – ответил О'Тил, – можете отвечать спокойно, ваша жизнь пока в безопасности.

– Вы не понимаете, – мужчина устало откинулся на спинку стула, – было всего три варианта: маг погибает, я погибаю, моя семья остаётся в живых; маг выживает, я погибаю, моя семья остаётся в живых; маг выживает, я выживаю, моя семья погибает. – Через секунду он продолжил: – Такого варианта, что маг остаётся в живых, я остаюсь в живых и моя семья остаётся в живых, нет, просто нет… Они уже победили.

После этого мужчина резко дёрнулся вперёд и ударился со всего размаха головой об угол грубого деревянного стола.

Всё произошло за доли секунды. Но О'Тил и Рон успели отреагировать и заняли позиции между мной и пленником.

Только он ко мне и не стремился и теперь лежал на полу, а из виска, пробитого сильным ударом, пульсирующей струйкой вытекала кровь. Через пару секунд пульс прекратился.

Литон невозмутимо сидел на своём стуле, видно, он уже восстановил своё каменное спокойствие, а может, это эликсир помог прийти ему в равновесие.

Что ж, нити в наших руках. Против нас – наёмные убийцы и некроманты, персоналии установим потом. Пора в столицу.

Так ничего и не сказав, только ободряюще похлопав О'Тила по плечу, а то он вообще расстроился, видимо приняв смерть пленника опять на свой счёт, я вышел. Вместе с Роном. Я теперь один нигде не хожу…

Поднявшись на улицу, я остановился и вдохнул полной грудью чистый воздух.

Следом за нами вышел Литон.

– Кхмм, Рост, я могу узнать ваши дальнейшие планы? – спросил он.

– После обеда я планирую выехать в столицу, – ответил я, – перед этим, как и обещал, активирую городской портал. Вы, кстати, не желаете с нами отобедать?

– С удовольствием, – ответил герцог.

Стол был накрыт в обеденном зале на первом этаже. На первое в пузатой супнице был подан отличный густой и вкусный грибной суп. Второе, тушёная рыба с гарниром, тоже порадовало. Нежнейшее мясо, пропитанное соусом и специями, таяло во рту. И это при полном отсутствии костей! Специально, что ли, их выбирали? Были мясные и овощные нарезки, несколько видов соуса. Завершился обед большим куском сладкого пирога и фруктами, напоминающими по вкусу апельсины.

За обедом мы не разговаривали. Воспользовавшись этим, я спокойно мысленно пообщался с Хранителем по одному из перспективных для этого мира вопросов.

«Послушай, Рост, – он сам первым вышел на связь, – изучив некоторые моменты твоих воспоминаний, я нашёл очень интересную для развития тему».

«Весь внимание, О'Нос», – отозвался я.

«Так как мы намерены найти дневники и восстановить Свободные территории, то должны создать несколько вариантов стабильного зарабатывания денег в королевстве, что позволит нам полноценно обеспечить выполнение наших планов. Эти твои наглые репарации не бесконечны…»

«Но-но-но, Хранитель, отбросьте инсинуации! – возмутился я. – Это же всё во благо Свободных территорий!»

«И я о том же. Давай вернёмся к законному получению денег, – продолжил О'Нос, – думаю, ты меня поддержишь, что продавать артефакты из хранилищ комплекса нецелесообразно. Они нам самим пригодятся на оснащение экспедиций для активации других Хранителей. С оружием то же самое. Ты, конечно, можешь заняться изготовлением Мух, Бебутов и Палашей, но их свободное распространение может привести к тому, что рано или поздно нам придётся столкнуться с противником, который использует против нас наше же оружие, согласен?»

«Трудно не согласиться, – ответил я. – Хранитель, не забывайте об активации сети порталов. Ведь для всех это будет не бесплатное удовольствие? Если у вас есть ещё решение, давайте ближе к делу, догадываюсь, что вы не зря начали этот разговор».

«Ага, – ответил О'Нос, – про порталы я помню. Но, как у вас говорят, денег много не бывает. Другой источник финансирования наших грандиозных планов – это мобильная связь!»

Я чуть не подавился очередным кусочком свежего местного овоща со вкусом, напоминающим огурец. Наклонил голову и с трудом сдержал приступ смеха.

««Горттелеком»?» – спросил я Хранителя.

«Смейся, смейся, – обиделся О'Нос. – Подумай сам. На сегодняшний день на Горте практически нет амулетов связи. Мне известны только сферы Горта, которые сделали возможной связь между комплексами благодаря феррону и копиям личностей-духов разных магов Свободных территорий. Кроме того, во время войны стало известно, что у противника тоже есть свои амулеты связи. Но пользоваться ими могли только сильные некроманты – их амулеты требуют чудовищного объёма чёрной энергии, то есть многочисленных жертв. Поэтому, насколько мне известно, на сегодняшний день на Горте мыслесвязь используете только вы с О'Тилом и Стражи».

«Хранитель, вы ведь не предлагаете пересадить каждому жителю королевства феррон?» – для приличия спросил я, прекрасно понимая, что решение уже есть.

«Рост, будь серьёзней, – отозвался О'Нос, – конечно нет. Поясню тебе принцип построения нашей мыслесвязи. На феррон, который был внедрён в тебя и О'Тила для расширения ваших магических способностей, нанесены копии моей личности-духа, а Стражам пересажено минимальное количество феррона, и только с целью использования промежуточного плетения, которое их спасло. А вот потом уже, для того чтобы и они могли пользоваться мыслесвязью, я нанёс на внедрённое в них магическое вещество очень ограниченную копию своей личности-духа, фактически только ту часть, которая делает возможной мыслесвязь. Тебе это ничего не напоминает?»

Я задумался. Ненадолго. Хорошо быть способным учеником.

«Получается что-то вроде сот мобильной связи, где я с О'Тилом – базовые станции, а вы, О'Нос, коммутирующее оборудование. Стражи, по вашей схеме, мобильные станции. Сигнал, не буду оригинальным, видимо, передаётся по силовым линиям, которые повсюду пронизывают пространство».

«Именно так!» – похвалил Хранитель.

«Хорошо, а какая зона покрытия сотами получается?»

«Сложно сказать, – задумался О'Нос. – На сегодняшний день Стражи от вас сильно не отдалялись. По опыту Свободных территорий, дальность действия связи приблизительно могу оценить в пятьдесят – сто километров, в зависимости от условий, конечно».

«Ну, немало, – прикинул я. – А где и как вы предполагаете разместить ферроны, которые будут служить базовыми станциями? Думаю, что для покрытия большей части королевства желательно расположить их в тех городах, где установлены порталы, это удобно для последующей подзарядки… Хммм, а что, если использовать портальные площадки как базовые станции?»

«Не думаю, что это удачная идея, – возразил Хранитель, – ведь в случае утраты портала мы потеряем и базовую станцию. Хорошая хозяйка не складывает все яйца в одну корзину, не так ли? Я предлагаю разместить феррон в костяных жалах хвосторубов, это достаточно энергоёмкий материал, на него хорошо накладываются плетения, и он отлично сохраняет магическую энергию. А с частицей феррона её затраты будут сведены к минимуму. В Кулоне, приграничном городе поисковиков, выгодно скупить имеющиеся запасы костяных жал, чтобы потом не платить пятикратную, как я полагаю, цену в крупных городах, а в столице наверняка и того больше. Из их крупных частей делаем базовые станции, в которые вносим частицу феррона, достаточную для нанесения моей полной копии личности-духа, остальное делим на мелкие части, из которых делаем носимые амулеты и внедряем в них мелкие частицы феррона по такому же подобию, как мы поступили со Стражами. То есть чтобы нанести только ту часть моей копии, которая отвечает за связь».

«Хранитель, а вы представляете, – спросил я, – какое продолжение может иметь ваша идея?»

«Тебе этого недостаточно?» – хмыкнул Хранитель.

«Если бы вы могли упасть, я бы предложил вам присесть, – с сарказмом продолжил я. – Уверен, что амулеты связи будут пользоваться спросом, а «Горттелеком» станет популярной лавкойартефактов, ха-ха. Клиентов будет становиться всё больше и больше, и ведь это будут совсем небедные люди. А небедные люди обычно занимают важные посты, я бы сказал, ключевые. А наши с вами противники где-то среди них, ведь какой злодей обойдётся без связи. Из этого следует два предложения. Первое: необходимо предусмотреть, чтобы нашими амулетами связи не могли пользоваться некроманты».

«Это возможно», – задумчиво сказал Хранитель.

«И второе, – продолжил умный я, – ведь все сигналы будете обрабатывать вы? Базовые станции, если использовать пример Свободных территорий с Хранителями комплексов, которых вы объединили своей личностью-духом, лишь расширят ваши возможности по обработке сигналов. То есть что я хочу сказать: вы можете обеспечить полную прослушку всех переговоров по амулетам. Рассказывать вам, что это нам даст, или вы уже поняли после обработки слепка моих воспоминаний?»

«Я понял, – ответил Хранитель. – Рост, ты страшный человек! Всё гениальное – просто: обеспечиваем всех удобной связью, и сами же её прослушиваем по принципу «Эшелона» в твоём мире, то есть по ключевым словам и фразам. Да в первую очередь мы сможем вычислить большинство Детей свободы! А там и ниточка к некромантам найдётся».

«Спасибо, Хранитель, не надо бурных оваций, – со смехом, если его можно передать в мыслесвязи, ответил я, – это и ваша идея. Кроме этих двух предложений, я думаю, что на амулеты и базовые станции необходимо в обязательном порядке накладывать мощное плетение файербола, такое, чтобы ни один маг или некромант не мог его взломать и получить в своё распоряжение частицу феррона или, хуже того, доступ к вашим знаниям. Плетение должно срабатывать на попытку вскрытия амулета либо когда в руки его возьмёт некромант. Всех будем честно предупреждать, что на амулеты наложено древнее плетение связи магов Свободных территорий, которое уничтожает амулет при попытке в нём разобраться. Уверен, что пара магов наверняка пострадает, пытаясь разобраться, как действует плетение, а потом все будут знать, что в амулет лезть нельзя. А некромантов я вообще жалеть не буду – только для того, чтобы они все вместе разом взлетели на воздух, я готов изготовить необходимое количество амулетов с вашей помощью».

«А зарядку магической энергией как предлагаешь проводить?» – спросил Хранитель.

«Сами амулеты, так же как и все другие, обычные, пусть заряжают простые маги, – ответил я. – Нас с О'Тилом всего двое, вы представляете эту очередь на зарядку, если мы замкнём её только на магов Свободных территорий? А с энергосберегаемостью феррона, я думаю, такая зарядка будет требоваться нечасто, что ещё больше увеличит ценность этих артефактов. Базовые станции, ввиду их ценности, предлагаю заряжать только магам Свободных территорий. Естественно, то, что вначале я, а потом и О'Тил, когда сможет материализовывать феррон, будем изготовителями амулетов связи, необходимо сохранить в секрете, чтобы не создавать ещё одну причину охоты на нас, только уже со стороны обычных магов».

«Разумно», – поддержал меня Хранитель.

«А вот дальность связи мы проверим уже сегодня, – продолжил я. – В моих планах отправиться в столицу одному. Сменю плащ поисковика на такой, который носят обычные жителями в столице, и спокойно проникну в город, где активирую портал. А потом, когда портал перенесёт группу поддержки вместе с герцогом Литоном, уже отправлюсь на представление к королю. Полагаю, сам Литон это и организует».

«А почему один?! Я против!» – заявил Хранитель.

«Наоборот, так будет безопасней. Посмотрите, сколько нападений было на пути от границы в Кулон и в самом городе. Мне кажется, что, если мы даже всем отрядом и солдатами Литона выедем в столицу, нападений на дороге нам не избежать. Отсюда вывод: я переношусь, так сказать, в пределах видимости, и так раз за разом. Перенёсся, огляделся, перенёсся, огляделся. Муторно, но только первый раз, пока я не побываю в столице. А потом – раз! – и я уже на месте. Когда прибуду к столице, даже не буду проходить фейсконтроль на воротах, то есть представляться городской страже. Наверняка над городскими стенами возвышается какое-нибудь строение, имеющее удобный балкончик или крышу. Туда и перенесусь. А там уже сориентируюсь и перенесусь поближе к ближайшей площадке портала. Кстати, портал там один?»

«Портал в столице найти не сложно, – ответил Хранитель, – все стационарные порталы расположены на площадях, а их раньше было десять. Был ещё один, одиннадцатый портал, который находился во дворце, но к нему лучше потом добираться, когда король подтвердит своё доброе отношение к магам Свободных территорий. А что, я тебя поддерживаю. Действительно, если действовать так, как ты предлагаешь, тебя просто никто не успеет перехватить в пути, а если доберёшься к порталу в столице к сумеркам, то и активируешь его спокойно, а там сразу помощь и охрана твоя прибудет».

«Поэтому и хочу отправиться уже сегодня, – сказал я, – чтобы к вечеру уже быть в столице. Думаю, и наши противники, а они наверняка в столице есть, не могут предположить такого быстрого нашего там появления».

«Согласен, убедил, – вздохнул Хранитель. – Что ты там про проверку связи вначале говорил?»

«Когда я буду удаляться от Кулона, – ответил я, – вы, в перерывах между моими переносами, можете точно определить, когда пропадёт связь со Стражами. Вот и будет средний показатель зоны покрытия будущей соты. Заодно и проверим, насколько хорошо будет работать связь между базовыми станциями, то есть мной и О'Тилом».

«Она будет работать, – заверил Хранитель. – Неужели ты думаешь, что Свободные территории такие маленькие? Нам с тобой просто повезло, что мой комплекс находится ближе всех к границе. А в своё время я без проблем поддерживал связь со сферой Горта комплекса, который находился в другом конце Свободных территорий, у самого побережья, и поверь, расстояние между нами было больше, чем тебе сейчас до столицы королевства Ленна».

«Вот и хорошо, – ответил я, – значит, проблем с синхронизацией наших с О'Тилом действий не возникнет, когда я активирую столичный портал и буду ждать его со Стражей. Там в принципе решу по обстановке, может, перенесусь обратно в Кулон и подготовлю отряд к отправке».

«Хорошо, – отозвался Хранитель, – на том и порешим. Кстати, все уже закончили есть и ждут, когда ты перестанешь с задумчивым видом поглощать в огромных количествах пирог».

…Так что обед прошёл отлично. Надо будет предложить повару остаться работать уже на нас.

Когда я оторвался от еды, все с умилением смотрели на меня. Ну, изголодался я, с кем не бывает.

– Если вы не против, Литон, – сказал я герцогу, с трудом приподнимаясь из-за стола, – отправимся активировать портал.

– Да, конечно, – согласился он.

Мы вышли на улицу, рабочие големы уже вычистили всё вокруг и заканчивали устанавливать новую ограду вокруг наших будущих владений. Молодцы, мо-лод-цы!

Я подозвал Рона.

– Извини, что раньше забыл предложить, – сказал я, – сейчас, когда големы нас охраняют и есть Литон со своими солдатами, нам уже ничего не угрожает. Поэтому раздели Стражей на две группы и отправь по очереди по домам, пусть проведают родных. И пусть Пучок выдаст им столько денег, сколько надо будет, чтобы их семьи нормально жили без кормильцев минимум ближайший месяц. – Рон посмотрел на меня другими глазами. – И скажи мне, – продолжил я, – как быстро в Кулоне можно купить костяные жала хвосторубов?

– Да очень быстро, – улыбнулся Рон. – Перекупщиков сейчас нет, а городской маг, который иногда выкупал артефакты и материалы для амулетов, сейчас не работает. – Он ещё больше развеселился.

– Хорошо, – улыбнулся я, – сделай так, чтобы у меня в ближайший час была хотя бы пара костяных жал. И пусть этим займётся кто-то способный к торговле, к вечеру необходимо выкупить всё доступное количество этого материала. Денег Пучок пусть не жалеет.

Рон кивнул, и через две минуты ушёл в неизвестном направлении Синий Глаз. Надеюсь, вернётся с жалами и без синяков.

А мы с Литоном, О'Тилом, Роном и Лесорубом в сопровождении двух грозных големов отправились к зданию городской ратуши, на площади перед которой была расположена площадка стационарного портала.

Вспомнилось, как тогда, когда мы беседовали в ратуше с городским головой, я перенёсся прямо из кабинета к ней. Группки солдат, мирно ожидавшие перед ратушей развития дальнейших событий, слабо будет сказано, немного удивились, когда посередине площади появился я и, создав пятерку светляков, около минуты исследовал каменную площадку портала, делая вид, что так и должно быть. Солдаты ещё не пришли в себя от удивления, когда я пропал. Не знаю, что они тогда подумали про меня. Просто я сам не знаю, что ожидать от магов Свободных территорий.

Сейчас мы шли по улице, и люди уже без испуга глазели на мерно топавших големов, на меня и в особенности на О'Тила. Конечно, жил себе такой городской маг в городе около двадцати лет. Кто бы мог предположить, что этот спокойный человек приведёт в город некромантов и мага Свободных территорий. Видно, скрывал свои возможности, таинственность развёл.

Когда пришли на площадь, обнаружилось, что Литон переживает за благо королевства не в пример больше, нежели бывший городской голова. Возле расчищенного и вымытого от многолетней грязи портала, вокруг которого собралась порядочная толпа зевак разных возрастов – такое событие явно не осталось незамеченным местными жителями, – стояла четвёрка солдат, никого не подпускавших к нему. И жителям таки удалось лицезреть таинство активации портала самим магом Свободных территорий.

Настроение у меня после обеда было хорошее. И для них я разыграл настоящую сцену «могущественный маг пробуждает древний артефакт». Встал посреди каменной площадки портала, несколько раз воздел руки, бормоча что-то под нос, под конец создал на высоте метров пятидесяти средний файербол и активировал его на подрыв.

Бум-м-м!

Толпа отхлынула от портала и испуганно вжалась в стены окружающих площадь домов. Решив, что танец с бубном будет уже лишним, я простым прикосновением к управляющему центру Силы плетения портала активировал его и влил в него энергию. Буднично и просто.

Потом сошёл с портала и принял от Рона открытую фляжку с эликсиром, сделал пару глотков. Пить после плотного обеда хотелось.

Расстался с Литоном, сказав ему, что мне надо часик-полтора передохнуть, а потом хотел бы с ним переговорить. Он, усилив охрану портала ещё четвёркой солдат, отправился в ратушу, а мы вернулись обратно на нашу кулонскую базу.

В кабинете на втором этаже меня уже ждали три жала хвосторуба. Рон сказал, что отправил всё же Синего Глаза повидать родню, а то он хотел прямо сейчас начать доставку со всего Кулона партий магического материала. Тем не менее перед уходом сообщил, что к вечеру у нас будут все костяные жала, которые за последнее время были добыты поисковиками в Потерянных землях, он уже договорился.

Я пригласил в кабинет О'Тила и сообщил ему об идее с амулетами связи. Он выслушал с интересом. Рон, действуя своим Палашом – ну не хотел он оставлять нас даже в кабинете одних, – быстро вырезал из трёх жал большие заготовки для будущих амулетов – базовых станций связи, остатки О'Тил нарезал своим Бебутом на костяные пластинки.

Я в течение получаса создал четыре капли феррона, три из которых влили в костяные заготовки, а четвёртую разделили на частицы, которыми заполнили пластинки. Хранитель перенёс в это время необходимые слепки на феррон. Нудной оказалась работа по нанесению плетений файербола на каждую пластинку для амулета связи, и мы с О'Тилом изрядно вымотались при этом. Потом ещё нанесли отредактированную Хранителем версию защитного плетения, которое должно было активировать подрыв файерболов в случае попытки его вскрытия или получения некромантом. О'Нос сказал, чтобы крупные артефакты с ферроном – базовые станции мы не трогали, об их безопасности он в состоянии позаботиться сам.

Сам так сам. И так закончили с амулетами только через полтора часа.

Едва решили немного расслабиться, как на связь вышел Следопыт и сообщил, что прибыл специальный уполномоченный.

О'Тил остался в кабинете считать амулеты, а я спустился вниз, к Литону. В сопровождении Рона.

– Вы хотели со мной поговорить? – спросил он.

– Да, – подтвердил я. – Как вы смотрите на то, чтобы отправиться в столицу вместе с нами?

– Я как раз хотел вам, Рост, – сказал он, – это предложить. Со мной хорошо вооружённый отряд солдат, которые, даже при ваших големах, не будут в дороге лишними.

– Согласен, – кивнул я, – безопасность должна быть безопасной. Но планы несколько другие. Через полчаса-час я отправлюсь в столицу один, к вечеру буду там и активирую один из порталов. И этим же вечером вы, вместе с моими людьми, перенесётесь в столицу. Кстати, сколько порталов в столице?

– Затрудняюсь точно сказать. – Литон явно был сбит с толку и не готов к такому вопросу. – По всем документам проходило десять порталов, установленных на каждой площади города, и один во дворце. Тот, что во дворце, точно сохранился, несколько я видел на площадях, но сохранились ли остальные, не знаю. Надо смотреть.

– Хорошо. Так вам подходит такой вариант?

– Конечно, – с радостью ответил герцог. – Просто до сих пор не верится, что сеть порталов вновь заработает!

– У меня для вас есть ещё один сюрприз, – продолжил я, – только, с вашего позволения, я хотел бы его вручить в ратуше, в присутствии человека, который будет выполнять обязанности городского головы. Приблизительно через полчаса, подойдёт?

– Да, Рост, – ответил герцог. – Ещё сюрпризы? Естественно, я буду ждать вас.

Герцог отбыл по своим делам, а я вернулся в кабинет. По пути Рон задал мне вопрос:

– Рост, это правда, что ты планируешь отправиться в столицу один?

– Рон, – с тоской ответил я, – даже не начинай. Если я доберусь до столицы переносами, то так будет намного безопасней, чем путешествовать вместе с отрядом. Обещаю, вернусь при первой опасности. Хранитель мой план одобрил. Пойдём лучше узнаем, сколько амулетов мы создали.

Рон ещё немного поворчал, а потом смирился с неизбежным.

О'Тил насчитал двести одиннадцать костяных пластинок, которые станут первым товаром артефактной компании «Горттелеком». Ох, чувствую, у неё большое будущее!

Правда, О'Тил недоуменно поморщился, когда я выдал ему это название, пришлось рассказать ему, что у магов Свободных территорий слово «телекоммуникации» являлось синонимом сегодняшних амулетов связи. Может, он и поверил.

Рассказал ему о своём плане самостоятельно добраться до столицы переносами. Он тоже посопротивлялся – они что, договорились?

Потом, захватив один из артефактов – базовых станций и пять амулетов связи, я отправился с О'Тилом и Роном в ратушу. Ещё и одного голема Веера лезвий с собой захватили для охраны особо ценного груза.

Хозяин лавки готовой одежды, которую, по моей просьбе, мы посетили по пути, чтобы купить мне плащ, подходящий для столицы, по-настоящему перепугался, когда напротив открытой двери в лавку остановился, прошелестев сочленениями суставов, и развернулся в его сторону настоящий боевой голем. Пока он дрожал за стойкой с вещами, лавку быстро осмотрел Рон, не доверявший нашим словам, что внутри, кроме одного человека, больше никого нет.

Кое-как успокоив его, мы купили мне самый обычный плащ, который был распространён среди жителей столицы, да и всего королевства. Он полностью скрывал мой чёрный комбинезон, что и требовалось. По случаю мы прикупили ещё и плащей для поисковиков всего отряда, уж очень они были практичными и носкими.

Больше не задерживаясь, мы добрались до ратуши, где у входа нас встречал Литон – видно, ему сообщили о нашем приближении.

По пути я объяснил О'Тилу, почему в Кулоне необходимо оставить одну из базовых станций. Во-первых, я планирую оставить здесь одного из боевых и одного рабочего голема для защиты нашей будущей собственности и её улучшения, а големами необходимо управлять, с чем справится Хранитель. Во-вторых, я действительно собирался развернуть первую соту связи в Кулоне. Была у меня надежда, что здесь, опираясь на создаваемую базу, мы сможем привлечь в наши ряды кого-то из поисковиков. По крайней мере, если мы пополним ряды Стражей из тех, кто попадёт в Потерянных землях под Облака преобразования, открытие здесь представительства уже себя оправдает. Да и удобный сборный пункт для других желающих получить гражданство Свободных территорий получается. В общем, О'Тил не сильно и возражал, всё-таки, если наши планы сработают, Кулон, в котором он прожил последние двадцать лет, будет только развиваться.

Когда мы поднялись в тот же самый кабинет, где раньше общались с городским головой, в приёмной нас ожидал молодой крепкий мужчина, который поднялся со стула при нашем появлении и, по приглашению герцога, зашёл вслед за нами в кабинет.

– Вот, пожалуйста, – представил Литон мужчину, – барон Тито будет временно исполнять обязанности городского головы. В зависимости от результатов и решения короля, возможно, в дальнейшем будет назначен на эту должность. Могу рекомендовать его только с позитивной стороны. Раньше барон служил в королевской гвардии, по ранению вышел в отставку. Умелый воин и командир, ответственный человек.

Потом герцог представил барону нас, после меня, правда, замялся на О'Тиле – вроде он и городской маг, а вроде уже и нет, непонятно. Я ему помог:

– Это О'Тил, маг Свободных территорий.

Брови Литона удивлённо приподнялись.

– Это Рон, командир отряда Стражей, барон Свободных территорий.

Брови Литона поднялись ещё выше, но он смолчал.

– Я попросил о встрече с вами, барон Тито, вот с какой целью. Вы, наверное, уже знаете, что одним из первых дел Свободных магов в королевстве будет активация сети стационарных порталов переноса.

Барон утвердительно махнул головой.

– Кроме этого, мы планируем ещё одно большое и, надеюсь, нужное дело.

Все в ожидании замерли, Литон даже немного подался вперёд, чтобы лучше слышать.

– Мы намерены, – торжественно произнёс я, – распространить в королевстве Ленна амулеты связи.

После некоторого молчания Литон переспросил:

– Я вас правильно понял: амулеты, которые позволят людям общаться на расстоянии?

– Совершенно верно, и на значительном расстоянии. Вынужден сразу предупредить, что это последняя разработка магов Свободных территорий, и я с трудом смог выбить для королевства лишь небольшую партию, и дальнейшие поставки будут очень ограниченны.

– Это неслыханно! Да мы готовы купить их за любые деньги! – тихо произнёс герцог.

– Этот амулет – главный. – Я выложил на стол базовую станцию. – Он обеспечивает связь с переносимыми амулетами на расстоянии как минимум пятидесяти километров. Вот переносимые амулеты. – Я выложил на стол костяные пластинки. – Согласитесь, размеры очень удобны. С виду они примитивны, но невероятно функциональны, просто маги Свободных территорий ведут очень аскетический образ жизни и избегают излишне богато украшенных вещей. Для короля мы специально закажем у ювелиров изысканный вариант.

– Поверьте, у короля много красивых и дорогих вещей, но ни одна из них не может передавать слова на расстоянии! – заявил герцог.

– Не совсем слова, – поправил я герцога. – Амулет передаёт на расстояние мыслеречь. Для того чтобы связаться с обладателем другого амулета, надо представить его образ и сильно захотеть с ним поговорить. Мы хотим, чтобы амулеты связи действовали везде, где установлены порталы переноса. Для бесперебойной связи необходимо обеспечить должную охрану главных амулетов. Мы, конечно, могли оставить этот в нашем будущем представительстве, доме бывшего городского головы, но хотим показать властям королевства нашу высокую степень доверия и передать этот амулет на хранение в этом городе вам, барон Тито.

Барон покраснел.

– Это высокая честь и для меня и для города. Мы сделаем всё, чтобы обеспечить наибольшую безопасность данного артефакта. Как его лучше хранить?

– Хранить главный амулет лучше всего в хорошо охраняемом хранилище артефактов, куда строго ограничен доступ посторонних лиц. Главные амулеты могут работать без дополнительной зарядки продолжительное время, но обслуживать и заряжать их могут только маги Свободных территорий. Не волнуйтесь, мы пришли к вам, чтобы возобновить сотрудничество. Переносимые амулеты может заряжать обычный маг. И ещё, совершенно забыл вас предупредить. В этих амулетах использовано древнее плетение, которое настолько защищено, что не поддаётся влиянию извне и при попытке исследовать амулет уничтожается. Но если этого не делать, амулеты абсолютно безопасны, наш отряд пользуется ими уже продолжительное время.

– То есть риска никакого нет? – переспросил Тито.

– Нет, плетение лишь защищает разработку магов Свободных территорий от копирования. Эти переносимые амулеты, – я указал на костяные пластинки, – мы передаём вам, господин герцог и господин барон, для личного пользования совершенно безвозмездно. Примите их как нашу благодарность за содействие в деле борьбы с некромантами!

– Это слишком, слишком дорогие подарки, – покачал головой Литон, впрочем уже отобрав себе три пластинки и оставив две барону Тито.

Так что ничто человеческое ему тоже не чуждо.

– На этом, господа, вынужден вас покинуть. – И, уже обращаясь к герцогу, я добавил: – К вечеру будьте готовы!

– А можно мне с собой бывшего городского голову захватить? – напоследок спросил герцог.

– Не вижу препятствий, – пожал я плечами.

Потом, быстро шепнув О'Тилу, чтобы после моего переноса выдал Тито ещё два амулета связи из нашего запаса, вроде как от себя лично, я моргнул. Картинка сменилась.

Ух, ну и наговорился я сегодня.

Я оказался на дороге за городскими воротами. Как рассказал О'Тил, главная дорога пересекала всё королевство, и, ориентируясь на неё, я и планировал добраться до столицы.

После пятого переноса Хранитель сообщил мне, что связь со Стражами утеряна, а я удалился километров на семьдесят – восемьдесят. Более чем достаточно. Связь же с О'Тилом продолжала действовать в штатном режиме. Да, Хранитель нахватался у меня терминов…

В сумерках я достиг столицы. Хоть уже и темнело, я оценил масштабы открывшегося мне города, но решил не терять времени, а рассмотреть его потом, при дневном свете.

За высокой и мощной городской стеной высилось какое-то здание с плоской крышей. То, что надо.

В одно мгновение я был на ней, замер, помня, что в сумерках со стороны хорошо видны движения, и быстро осмотрелся. Вдали высился дом в несколько этажей с парочкой боковых балкончиков. Выбрав тот балкон, рядом с которым не светилось ни одно окно, перенёсся на него и опять замер. Впереди виднелся просвет среди домов, похоже на площадь. Начало быстро темнеть, а бродить по чужому городу ночью мне не очень хотелось.

Сделал несколько быстрых переносов и оказался на месте. Действительно, когда-то это была площадь. Сейчас это, очевидно, был городской базар, весь уставленный разнокалиберными лавками, ларьками, стойками и всем тем барахлом, которое можно ночью найти и на нашем, земном рынке. Закрытом на ночь. И этот был обнесён оградой, рядом с которой время от времени прохаживались охранники.

Но они мне не помеха. Если я прав и рынок обустроен на месте старой площади, то портальную площадку я найду. Перенёсся за ограду и сразу чуть не упал, наступив в какой-то старый ящик. Хорошо, шума удалось избежать. Светляка зажигать не стал и потратил минут пятнадцать, пробираясь к центру рынка, благо потом нашёл центральную торговую улицу, и по ней движение ускорилось. И вот я в центре базара, который является и центром площади. К сожалению, нужное место – а тусклое плетение портала переноса я всё-таки там увидел – было перекрыто сверху несколькими торговыми павильонами.

Да ладно, не искать же в темноте другую площадь, справимся, – и уже решил как.

Как и ранее, легко активировал портал и напитал его магической энергией. И перенёсся обратно в Кулон. Кроме готового к отправке отряда (значит, Хранитель корректировал его подготовку через О'Тила), перед порталом собралось не меньше половины жителей города, ведь он должен был сработать после уже более двух сотен лет бездействия!

Да пусть смотрят, скоро надоест…

Рон сообщил, что отряд из одного мага, шести Стражей, двух боевых и одного рабочего голема готов к переносу. Литой, который тоже был здесь, добавил, что он и двое солдат, конвоирующих бывшего городского голову, тоже готовы.

О'Тил шепнул, что Синий Глаз скупил более восьми десятков костяных жал, которые отряд забирает с собой. Нормально, для начала хватит.

– Первыми отправляем големов, – сообщил я, – там, на месте есть небольшая накладка в виде какой-то лавки на месте портала. Рабочий голем расчистит место для комфортного переноса людей, боевые големы помогут ему, но основная задача – охрана рабочего. Через пять минут отправится О'Тил, Рон, герцог Литон и его солдаты. Ещё через пять минут переносятся все оставшиеся. Всё, приступаем.

Големы одновременно шагнули к портальной площадке в опустившейся на площадь тишине. В толпе, кажется, даже дышать перестали, не то что двигаться. Големы гулко дошагали до портала и замерли в его центре.

Мир моргнул. Големы исчезли. По толпе прошёл общий вздох.

Минут через пять на портале замерла вторая партия. В руках у солдат слабо забарахтался бывший городской голова.

Мир моргнул, портал вновь был пуст.

Ещё через пять минут мы со Стражами замерли на портале.

Мир моргнул.

Страж Рон

Столица

Мир моргнул. Картинка поменялась.

Все замерли. Темно так, что даже рядом стоявшего мага не видно.

Шелест сочленений големов, звуки от передвижения тяжёлых предметов, потрескивание деревянных деталей ящиков и запах подгнивших овощей.

Рон протянул руку, нащупал плечо мага и слегка потряс его.

Послышалось барахтанье бывшего городского головы, глухой звук удара и приглушённое айканье. Барахтанье затихло. О'Тил, наконец, догадался зажечь пару светляков, заливших ровным белым светом просторное помещение, заставленное ящиками с овощами.

Похоже на овощную лавку.

Големы уже успели расчистить центр помещения и даже сорвали тонкий деревянный настил, под ним виднелась грязная площадка портала, на поверхности которого сейчас и стояли люди.

Пока рабочий голем снимал остатки деревянного настила с пола, боевые големы синхронно передвинулись к высокому ряду деревянных ящиков и сдвинули их с края портала. Верхние ящики зашатались и с грохотом осыпались куда-то назад. Сдвинув ещё два ряда ящиков, големы открыли узкий проход, в конце которого за прилавком виднелось торговое помещение и дверь наружу.

Рабочий голем прошмыгнул вперёд, послышался звук отодвигаемого торгового стола, дробный стук падения мелких овощей, раскатывающихся по полу лавки.

– Переходим туда, – сказал Рон, привлекая внимание Литона и О'Тила, – освободим место для Роста и Стражей.

Големы Веера лезвий гулко прошагали по прогибающимся под их весом доскам пола и замерли возле запертых дверей выхода из лавки.

– Открываем? – спросил О'Тил.

– Дождёмся Роста, – ответил Рон, – он наверняка знает, какая обстановка снаружи.

Через минуту на площадке портала в окружении сосредоточенных Стражей появился Рост.

Лесоруб и Стрела проскользнули вперёд, вслед за ними из складского помещения вышел Рост, на ходу протирая прихваченный какой-то жёлтый фрукт.

– Таки овощная лавка, – аппетитно похрустывая, утвердительно сказал Рост. – Литон, снаружи обнесённый оградой крупный базар, вы приблизительно знаете, где мы?

– В Мекане три больших базара, – ответил Литон, – один из них на берегу реки, а два – на больших площадях, поблизости от городской стены.

– Я перенёсся в город с востока, – продолжая похрустывать, сообщил Рост.

– Значит, мы на восточном базаре, который, соответственно, у восточных ворот города. Всё, я знаю, как нам выбраться отсюда. Рядом много трущоб, поэтому рынок охраняется. Нам надо пересечь несколько кварталов и выйти на дорогу к центру. Вы, кстати, – спросил герцог, – не против, если я проведу вас в здание канцелярии? Надо сообщить королю о вашем прибытии, потом я сразу же размещу вас в своём доме.

– Хорошо, – отбросив огрызок, сказал Рост, – спасибо, а то дом О'Тилов, где было бы удобно остановиться, сожгли ведь.

– Ну что вы, Рост, я уверен, как только король узнает о вашем прибытии, вас тут же разместят во дворце.

– Посмотрим, – ответил маг.

Один из големов Веера лезвий сменил позицию по отношению к входным дверям, поднял руку, увенчанную амулетом, и выбрал необходимый прицел.

С внутренней стороны дверь была заперта на два массивных засова.

«Значит, где-то в лавке должен быть второй выход, через который хозяин её покинул», – подумал Рон.

Но предпринять ничего не успел. Раздался шелест сработавшего амулета, два раза вспыхнули призрачные лезвия. В ночной тишине раздались глухие удары осыпающихся на деревянный пол кусков двери вместе с засовами. Литон с улыбкой покачал головой.

Вперёд шагнул второй голем, который свободной рукой выломал пару торчащих из дверной рамы кусков дерева и пару досок сверху, которые мешали ему выйти. После чего оба голема протиснулись наружу. Отряд вышел на торговую улицу, освещаемую уже семью светляками магов. Стражи немедленно рассредоточились вокруг Роста и О'Тила.

Прищурившись, герцог осмотрелся, потом недоуменно уставился на Роста и пожал плечами.

– Право сказать, я редко бываю на базарах, – немного смущённо сказал он, – а на этом, признаюсь, был ещё в юности. Тут многое поменялось…

– Господин герцог, – вперёд выдвинулся один из его солдат, – разрешите мне показать дорогу, я здесь рядом живу и хорошо знаю этот район.

– Веди, – просто сказал Литон.

– Сусанина вперёд! – сказал непонятную фразу Рост.

Из лавки вслед удаляющемуся отряду раздался грохот падающих ящиков.

Солдат действительно хорошо здесь ориентировался, через десять минут они уже стояли перед базарными воротами. Из деревянной будки возле них доносились подвывания по меньшей мере трёх мужских голосов, неразборчиво горланящих застольную песню. Где-то рядом заржала потревоженная лошадь.

Солдат, по кивку герцога, решительно подошёл к двери будки и загрохотал по ней кулаком.

Голоса затихли. Потом дверь тихо приоткрылась и на людей уставилось раскрасневшееся лицо охранника.

– Ч-ч-что там? – раздалось из-за его спины.

Охранник схватился за короткий клинок и сделал шаг наружу, за его спиной появились ещё два обеспокоенных товарища.

Держась за клинок одной рукой, первый охранник сделал два нетвёрдых шага навстречу людям, второй рукой протёр глаза и изумлённо уставился на возвышающихся големов. Перевёл взгляд на светляки, потом на эмблему королевской канцелярии на нагрудном знаке герцога. Потом опять протёр глаза и помотал головой.

Сквозь раскрытую дверь виднелся деревянный стол, на котором лежала какая-то закуска, полбуханки хлеба и стояла бутылка самого дешёвого хвосторуба.

О'Тил чему-то улыбнулся.

Рону пришло в голову, что надо всё-таки как-то выяснить, почему маг каждый раз улыбается, когда видит бутылку с клеймом змеи, пробивающей себе голову собственным жалом.

Охранники глупо уставились на отряд.

– Ворота открывайте! – не выдержав, рявкнул Литон.

– Так мы это, господин уполномоченный, – замямлил первый охранник, – базар охраняем…

– Специальный уполномоченный, – перебил его герцог. – Вот и охраняйте дальше. Чего стоим, кого ждём! – повысил он голос. – Быстро выполнять команду!

Два голема синхронно сделали шаг в сторону охранников.

Ещё раз тряхнув головой, первый охранник толкнул пребывающих в ступоре подельников и подбежал к воротам. Его собутыльники так и остались глупо стоять на месте, вытаращив глаза на големов.

Первому охраннику никак не удавалось одному сдвинуть тяжёлый засов на массивных воротах.

Один из големов сделал несколько шагов к воротам, охранник, оглянувшись назад и увидев, кто к нему приближается, в испуге отпрянул в сторону.

Голем протянул свободную руку и, легко выдернув тяжёлый засов из металлических пазов, аккуратно положил его рядом с воротами. Потом сильно толкнул створку ворот наружу. Раздался звук лопнувших петель, и створка, покачнувшись, с грохотом выпала наружу.

– Он-н-ни, эт-то, – промямлил первый охранник, – в другую ст-торон-ну открываются.

Рост смущённо пожал плечами.

Голем сделал шаг к другой створке и аккуратно открыл её внутрь базара.

Более не задерживаясь, отряд, сохраняя построение, вышел на городскую улицу вслед за солдатом.

Первый охранник подскочил к своим застывшим товарищам и что-то начал им втолковывать, а они всё так же тупо пялились вслед удаляющимся големам.

Мощённая камнем улица, окружённая со всех сторон одноэтажными домами, не была пустынна, город ещё не спал. То и дело попадались компании припозднившихся горожан, ныряющих в переулки и испуганно прижимающихся к стенам домов, увидев, кто на дороге высекает искры из камней.

Рон улыбнулся. Освещенные места попадались редко, и, глядя со стороны, картина двигающегося отряда с парящими в воздухе светляками, мерно вышагивающими големами и обвешанными оружием Стражами в чёрных комбинезонах и развевающихся от лёгкого ветерка плащах поисковиков выглядела более чем странно.

Проблем не было. Пока прямо на отряд из переулка не выбежали трое мужчин, спасавшихся от орущей и нагоняющей их сзади толпы.

Рон подал Стражам знак остановиться.

Двое грязно одетых мужчин, поддерживающих под руки третьего, с лица которого на грязную мостовую капала кровь, прижались к стене углового дома и, не сводя с отряда расширившихся от удивления глаз, медленно, шаг за шагом, проскользнули вдоль стены дальше.

Из переулка на отряд накатывала орущая и размахивающая ножами опьянённая яростью толпа. Вперёд выдвинулись оба голема и тройка Стражей, остальные рассредоточились вокруг магов и Литона.

Выскочившие из переулка люди не успели отреагировать на застывших на их пути големов и Стражей. Передних двух големы просто отшвырнули свободными руками в стену дома, откуда донёсся звучный чмяк.

Рон, Стрела и Синий Глаз даже не стали доставать оружие.

Через пару секунд после появления противника на улице среди них мелькнули силуэты принявших боевую трансформацию Стражей.

Кто-то из нападавших прямо с бега взлетел в воздух и приземлился, с треском пробивая деревянную стенку в сарае, приткнувшемся к одному из домов. Двое отлетели обратно в переулок, рассыпая по мостовой подпрыгивающие на ней зубы и оставляя в воздухе мельчайшую россыпь брызг крови. Двое впечатались в стену дома, как и первые два противника, встреченные големами. Ещё одному повезло больше: он пробил собой деревянные ставни, промахнувшись мимо стены, и с треском улетел внутрь дома, откуда раздался громкий женский визг и глухие удары чем-то тяжёлым. Последний, удерживаемый Роном на вытянутой руке, барахтался в воздухе, тщетно пытаясь дотянуться до мостовой и прижимая к животу руку, из которой Рон выбил короткий нож.

Всё закончилось менее чем за минуту.

Пленник Рона оказался молодым парнишкой, ещё совсем юным. По знаку Роста Рон поставил его на мостовую, рядом замерли големы и Стражи в боевом обличье.

Из выбитого окна раздался повторный визг и звуки глухих ударов, через секунду из него вылетело и упало на землю тело счастливчика, промахнувшегося по стене. Он попробовал приподняться, опираясь на руки, потом бессильно упал на мостовую и затих.

Из окна высунулся бородатый обнажённый минимум по пояс мужчина, оглядел замерших людей, големов и Стражей в боевой трансформации и пропал обратно в доме.

Рост подошёл к парнишке, баюкающему свою отбитую руку, и спросил:

– И зачем?

Парнишка молчал, исподлобья разглядывая сквозь проступившие от боли слёзы големов.

Из переулка послышался приближающийся топот подкованных сапог.

Рост переглянулся с Литоном.

«Верните себе нормальный облик», – скомандовал по мыслесвязи Рост.

По телу Рона прошла лёгкая волна трансформации, раздались щелчки исчезающих дополнительных суставов Стражей.

Литон сделал шаг к переулку, големы синхронно развернули в ту же сторону свои руки с амулетами.

На свет выскочила четвёрка стражников в лёгких доспехах.

– Именем короля, – тожественно провозгласил герцог, вытягивая на руке свой ромб белого металла со знаком королевской канцелярии, – остановитесь.

Рост хмыкнул.

Старший стражник, усатый мужчина без мизинца на правой руке, коротко поклонился, выпрямился и доложил:

– Господин специальный уполномоченный королевской канцелярии, патруль городской стражи прибыл на место происшествия.

– Молодцы, – устало произнёс герцог. – Помощь вызвать можете?

– Да, – ответил стражник, поднял болтающийся на длинной цепочке на груди свисток и дунул в него, издав трель резкого свиста.

– Примите пока задержанного и с остальными разберитесь. – Литон указал рукой на разбросанные вокруг отряда тела уличной банды.

Старший стражник дёрнулся было к своим солдатам, потом тревожно посмотрел на големов.

– Всё в порядке, – перехватил его взгляд герцог, – это гости королевской канцелярии со своей охраной.

Старший стражник кинул короткий приказ своим солдатам, которые быстро заковали единственного пребывающего в сознании участника столкновения со стороны нападавших.

Из переулка снова раздался топот сапог.

Рядом тяжело вздохнул Рост.

– Извините, Рост, – смущённо сказал Литон, – в этом районе такое бывает, хотя городская стража и делает всё необходимое для наведения порядка.

Из переулка вынырнул ещё один патруль, следом за ним второй.

Стражники изумлённо уставились на големов, на металлокерамических (так говорит Рост) телах которых поблёскивали и отражались лучи света от круживших в воздухе светляков.

Рост снова тяжело вздохнул.

– Так, солдат, – раздражённо сказал Литон, обращаясь к стражнику без мизинца из первого патруля, – назначаю вас старшим. Второй патруль поступает в ваше распоряжение, наведите здесь порядок, третий патруль за нами.

Пополнившийся патрульными стражниками отряд опять двинулся вперёд.

По мере приближения к центру города дома становились ухоженнее, людей на улицах становилось больше.

Рон следовал среди вернувшихся к своему первичному построению вокруг магов Стражей. Впереди и сзади небольшого отряда мерно топали големы.

Спереди послышались звуки громкой музыки и крики людей.

Литон спросил у одного из патрульных, в чём там дело. Оказалось, свадьба.

Рост что-то шепнул О'Тилу, тот ухмыльнулся и закивал. Ох уж эти маги!

Когда отряд поравнялся со двором, где горел яркий свет множества светильников и колыхались на лёгком ветерке факелы, освещавшие ряд длинных столов, за которыми расположилось множество празднующих людей, а на круглой площадке танцевало несколько молодых пар, Рост поднял руку, и отряд остановился.

Музыка и крики постепенно затихли, люди уставились на големов и Стражей. Со стороны музыкантов продолжал ещё раздаваться нудный писк смычка, водимого по струнам. Послышался звук звонкой оплеухи, и смычковый инструмент захлебнулся.

Литон недоумённо посмотрел на Роста.

– Две минуты, улучшу себе настроение, – сказал маг, улыбнулся и направился вместе с О'Тилом в сторону молодожёнов.

Рон дал короткий знак, и Стражи двинулись перед магами, оттесняя нескольких подвыпивших людей, впрочем очень аккуратно и вежливо.

В окружении близких родственников, за центральным столом замерли новобрачные, перед которыми стоял высокий торт в форме сердца.

Рост остановился перед ними, умилённо посмотрел на торт и молодых, испуганно прижавшихся друг к другу.

В тишине потрескивали горевшие факелы, со стороны музыкантов послышался короткий звук накладываемого на струны смычка и повторный шлепок оплеухи.

– На моей родине, – сказал Рост, – есть примета. Если на свадьбу приходит незнакомец и дарит молодым подарок, значит, их ждёт долгая и счастливая жизнь. Мы на вас рассчитываем, – хмыкнул он, принял от улыбающегося О'Тила два амулета жизни магов Свободных территорий, наклонился и надел их на молодожёнов. Выпрямился и спросил: – Так что, здесь гостей не принимают?

Один из осмелевших родственников быстро плеснул из бутылки хвосторуба тёмной жидкости в два чистых стакана и подал их магам.

– За здоровье молодых! – провозгласил Рост, чокнулся с улыбающимся О'Тилом и резко выпил свой стакан.

Поставил его на стол и в сопровождении мага вышел со двора, где гости только-только начали приходить в себя и перешёптываться.

Отряд двинулся дальше, а Рон, поравнявшись с Ростом, спросил:

– Мне просто интересно, а зачем? – Он указал рукой назад, где высыпавшие на улицу гости провожали взглядом удаляющийся отряд.

– Смотри, – объяснил маг, – рано или поздно горожане узнают, чьи это големы и что за люди появились в городе. Те же охранники с базара и стражники разболтают. Что они будут о нас говорить? Что мы, только появившись, тут же надавали тумаков мирным гражданам, а мирные граждане, которых сейчас патрульные собирают в переулке, будут всеми силами расписывать причинённый им ущерб и наши потрясающие по своей жестокости действия. Согласен?

– Кхмм, да, – ответил Рон.

– А теперь с утра по городу пройдёт слух, что неизвестные появились на свадьбе и сделали два очень дорогих подарка молодожёнам, просто проходя мимо. Представь, как после этого нас будут уважать, когда узнают, что маги Свободных территорий и незнакомцы со свадьбы одни и те же лица. А расскажут хотя бы вот те стражники, – Рост указал на солдат герцога, которые вели бывшего городского голову, – дома расскажут об этом. Значение фактора ОБС, то есть слухов, нельзя недооценивать.

Литон, приблизившийся и прислушивавшийся к словам Роста, согласно закивал.

– То-то я себе голову ломаю, – сказал, улыбаясь, он, – зачем вы на свадьбу заходили. А в Свободных территориях действительно есть такая примета?

– Конечно, – ответил Рост.

Тут уже Рон не сдержал улыбку, отвернувшись в сторону. Больше десятка лет он ходил в Потерянные земли и ни разу не видел ни одной свадьбы…

Отряд, всё чаще встречая четвёрки патрулей, которые уходили в сторону после опознания герцога, вышел наконец к большому четырёхэтажному зданию, расположенному практически вцентре города на хорошо освещенной улице.

– Это, – сказал Литон, указывая рукой на здание, возле которого замерло несколько постовых, уставившихся на големов, куда же без них, – королевская канцелярия. Там, – он кивнул в сторону соседнего пятиэтажного здания, – казначейство, с другой стороны, – указал на другое здание, примыкающее к канцелярии, – военная коллегия.

Герцог подозвал одного из постовых, что-то приказал ему. Тот быстро убежал в здание, а обшитая начищенными бронзовыми накладками дверь осталась приглашающе открыта, придерживаемая другим постовым.

– Прошу за мной. – Литон вежливо пригласил магов следовать за собой. – Если можно, направьте големов во внутренний двор, им сейчас откроют ворота сбоку здания.

Големы отправились к воротам, а солдаты, конвоировавшие бывшего городского голову, повели его вслед за ними. Рон вместе со Стражами и магами проследовали за герцогом.

Широкие коридоры, яркие светильники, украшенные лепкой потолки, пол, укрытый коврами, картины на стенах и через равные промужутки – двери кабинетов.

Литон провёл отряд на самый верхний этаж. Возле каждого лестничного пролёта вставал из-за стола офицер с гвардейскими знаками различия и отдавал герцогу честь.

Несмотря на ночное время, из коридоров были слышны шаги и хлопки открываемых и закрываемых дверей – видно, работа здесь не прекращалась никогда.

На верхнем этаже Рон зашёл вслед за магами в просторную приёмную. Герцог указал на одну из приоткрытых дверей, расположенных друг против друга.

– Это кабинет моего помощника, можете разместить ваших Стражей там, я специально приказал открыть его кабинет. А вас, – он обратился к магам и Рону, – прошу в мой кабинет.

В кабинете Литон предложил всем усаживаться на два шикарных кожаных дивана, между которыми стоял массивный полированный столик.

Когда все расселись, герцог, потирая виски, устало сказал:

– Прошу вас дать мне ещё десять минут: необходимо отдать несколько распоряжений, а потом, как и говорили, приглашаю вас ко мне.

Рост кивнул.

Когда герцог вышел, Рон достал флягу с эликсиром и протянул её Росту, который с удовольствием сделал из неё пару глотков и передал О'Тилу.

– Вот мы и в столице, – выдохнул Рост. – Завтра наверняка пригласят к королю на представление. О'Тил, как ты смотришь на то, чтобы потом посетить твой дом? Вероятно, пожар не всё уничтожил.

– Дед говорил, – нахмурился маг, – что ключ к пониманию того, где, возможно, находится ещё один дневник, в руках поверенных. Это слова их клятвы и что-то связанное с завещанием, которое мне должен огласить главный поверенный. Его же мы можем попросить сказать слова клятвы поверенных. Так что, – задумчиво протянул О'Тил, – можно вначале отправиться к главному поверенному, а потом уже и дом осмотрим.

– Согласен. – Рост с удовольствием потянулся. – Ещё немного – и я прямо здесь засну, беспокойный день вышел.

Не успел он закончить фразу, как в кабинет вошёл улыбающийся герцог и сказал:

– Всё, господа, можем отправляться, прошу за мной.

Спускались они по другой лестнице, которая вывела Стражей и магов во внутренний двор здания. Там, кроме големов, вокруг которых стояли несколько солдат, их уже ждали три запряжённые мощными вороными конями чёрные кареты.

При появлении отряда големы зашевелились, солдаты отпрянули.

– Может, оставим их здесь? – спросил герцог, указав на големов.

– Нет, – категорически ответил Рон, не став дожидаться слов Роста, – они должны сопровождать магов.

Рост только развёл руками.

– Не волнуйтесь, они не отстанут, – с улыбкой вставил О'Тил.

– Я больше за местных жителей переживаю, насмотрелся на разрушения после ваших приключений в Кулоне, – буркнул себе под нос Литон и сказал громче: – Выезжаем!

Рон настоял, чтобы маги заняли среднюю карету, сам разделил Стражей на две тройки и рассадил их в переднюю и заднюю кареты.

– Прямо девятка работает, – хмыкнул Рост, но свои слова не пояснил.

Так они и выехали, боевые големы бежали по обе стороны от средней кареты, высекая ногами из каменной мостовой снопы искр. Рабочий голем быстро семенил за последней каретой, а на улице к нему присоединилась ещё и пятёрка конных гвардейцев.

Промчавшись по ночным улицам, кареты, не притормаживая, въехали в широкие ворота с двумя постовыми, пронеслись через сад и остановились возле парадного входа в длинный двухэтажный особняк. Подъезд был ярко освещен, возле крыльца стояли несколько слуг, готовых открыть дверцы карет.

Стражи, как только кареты стали притормаживать, первыми самостоятельно повыпрыгивали наружу. Слуги же отшатнулись, когда вместе со средней каретой перед ними остановился и голем.

Быстро образовав круг безопасности, Стражи подождали, пока маги и Литон выйдут из кареты.

Рост задумчиво посмотрел на Рона. Тот пожал плечами. Знания, как надо действовать при охране магов, сами приходили ему на ум – вот сейчас он оглядывал окна и крышу стоящего перед ним дома и хотел отправить Синего Глаза осматривать помещения внутри дома. Но сдержался: Литон может обидеться на такие меры безопасности в его собственном доме.

Удивительно, но слуги даже успели разогреть ужин.

Рон хотел оставить Пискуна дежурить на улице, но Рост сказал ему, что там достаточно будет двух големов и пятерых гвардейцев, поэтому все наконец-то смогли скинуть пропылённую верхнюю одежду и умыться.

За огромным столом, сервированным множеством приборов, Рон пожалел только об одном: что не умеет ими пользоваться. Другие Стражи тоже смущались, глядя, как Рост виртуозно меняет один столовый прибор за другим. Даже герцог удивлённо на него посматривал.

Стражи мялись-мялись, а потом начали есть так, как привыкли, ножом, ложкой и вилкой. Скромные и застенчивые пусть останутся голодными, а Рон и его товарищи себя к таковым не причисляли.

Герцог делал вид, что ничего не замечает, расспрашивая магов о свойствах амулетов связи, почему их могут заряжать простые маги, а главный амулет только маги Свободных территорий и тому подобное.

В конце позднего ужина Рон чуть не заснул за столом после обильной пищи.

Он ещё раз выразил желание выставить на ночь часовых, но Рост опять его отговорил, сказав, что големов и его магического радара для столицы более чем достаточно.

Под утро Рон узнал, что маги Свободных территорий тоже ошибаются. Около четырёх часов утра Рон внезапно проснулся от ощущения тревоги, которое тут же было подкреплено коротким сообщением Роста по мыслесвязи, что в сад проникли шестеро людей.

Рон быстро разбудил всех Стражей, оделся, нацепил амуницию и снаряжение. Через две минуты он и его товарищи вошли в комнату магов, которые вполголоса о чём-то совещались.

– Рон, пусть разбудят Литона и пригласят к нам, – попросил Рост.

– Пучок, – коротко кинул Рон.

Через пять минут в комнате появился впопыхах одетый, но вооружённый арбалетом и коротким клинком герцог.

– Извините за ранний подъём, герцог, – негромко сказал Рост, – но десять минут назад в ваш сад проникли шестеро людей. Сейчас они очень осторожно приближаются к дому. Вы гостей со стороны сада не ждёте? – даже в такой ситуации пошутил Рост.

– Какие гости могут быть в четыре утра? – спросил ещё не полностью проснувшийся герцог.

– Вот и я так думаю, что не гости, – ответил маг. – Кроме того, двое из них значительно крупнее остальных, что внушает мне дополнительные опасения. Рон, – маг повернулся к нему, – необходимо предупредить гвардейцев.

– Хорошо, – кивнул Рон, – возьму с собой Лесоруба.

Через минуту Рон с Лесорубом тихо сообщили гвардейцам, расположившимся в беседке во дворе, об опасности, приближающейся из сада. Только они немного опоздали.

Дзанг! Дзанг!

Два арбалетных болта, отражённые магическими щитами Стражей, опали с лёгким стуком на пол беседки, а ещё два навылет пробили часового и гвардейца, отправившегося будить спавших товарищей, и с глухим стуком вонзились в боковое ограждение беседки.

Тут же последовавший второй залп прикончил оставшихся троих солдат, один из которых проснулся и приподнялся, вслушиваясь в разбудивший его шум. Арбалетный болт вонзился ему в висок, прервав его жизнь.

Третий залп пришёлся по тому месту, которое секунду назад покинули два Стража в боевой трансформации.

Выпрыгнув из беседки, Рон и Лесоруб обернулись и приняли на магические щиты ещё по два болта.

– Отступаем к големам, они заманивают нас в сад, – быстро сказал Рон Лесорубу, потом сообщил Росту о нападении и странном поведении атакующих.

«Я уже знаю, – откликнулся Рост, – они выманивают нас. И мы идём к вам, отступайте к дому и укройтесь за големами».

«Делаем», – коротко ответил Рон.

Пока они добежали до големов, их накрыл ещё один залп, опять отражённый щитами.

«Стреляют четыре арбалетчика, где ещё два?» – подумал Рон.

Рядом зашелестели амулеты големов, раз за разом отправляя призрачные лезвия в темноту.

Из дома выскочили остальные преображённые Стражи, мгновенно присоединившись к товарищам. Вслед за ними, с торчавшей из-под лёгкой кирасы ночной рубашкой, но с обнажённым клинком и арбалетом, выскочил специальный уполномоченный. Магов не было.

Стало светло – над площадкой перед домом и частью сада закружило около дюжины светляков.

Из сада вылетела пара файерболов и вонзилась в големов, растекшись пузырями взрывов по их корпусу. Через доли секунды тишину разорвало грохотом их разрывов.

Это не помешало големам продолжить отправлять призрачные лезвия из своих амулетов в сторону деревьев, часть которых уже была срезана. Плазма же файерболов просто стекла с металлокерамических тел големов на землю.

Рон дал короткую команду на использование Мух, и воздух над площадкой засверкал прочерками десятков файерболов. Сад метров на пятнадцать в глубину покрылся сплошным облаком разрывов.

«Прекратить стрельбу!» – последовала команда Роста по мыслесвязи.

Секунда – и выстрелы прекратились.

Тут же в дыму от чадящих деревьев на месте разрывов файерболов засверкали два призрачных лезвия – Бебуты магов.

«О'Тил тоже может переноситься?» – мелькнула у Рона мысль.

Почти сразу он уже был со Стражами в гуще схватки. Рост как раз принял на магический щит очередной удар клинка нападавшего, когда Рон рассёк того одним резким ударом Палаша, легко преодолевшим магический щит врага. Ещё одно изрубленное тело валялось под ногами у Роста, а Лесоруб и Синий Глаз так же быстро прикончили противника О'Тила.

– Отходим к дому! – во весь голос крикнул Рост. – Костяные тусуры!

Рон ничего о таких не слышал. Но когда между Стражами и магами земля взлетела в воздух под мощными ударами двух чудовищных костяных монстров, а сам он закувыркался в воздухе, отброшенный нечеловеческим по силе ударом, то понял, что ещё многого не знает.

Маг свободных территорий О'Тил

Столица

Всё, отходим! Костяные тусуры! – что-то вроде этого скомандовал Рост, как только два Стража зарубили противника О'Тила.

Маг не успел даже развернуться в сторону дома, как из-под земли выпрыгнули два чудовищных творения некромантов.

Ещё в библиотеке магической академии О'Тил заинтересовался этими тварями. Тусурами называли костяных големов некромантов. Это обладающие огромной силой человекоподобные монстры из окаменевших костей людей и животных. Их кости обтянуты ссохшейся кожей человеческих жертв, с помощью которых некроманты вдохнули подобие жизни в эти ужасные творения.

Один из костяных тусуров широким ударом левой руки так приложил Рона, что тот, кувыркаясь в воздухе, улетел из поля зрения мага. Тут же ударом широкой стопы, с которой ссыпались комки земли, монстр резко ударил в грудь Лесоруба, активировавшего Палаш. Нелепо размахивая руками, Лесоруб тоже улетел куда-то к чадящим обломкам деревьев.

Потом тусур нанёс чудовищный удар клинком, зажатым в правой руке, по О'Тилу. К счастью мага, не сумевшего принять удар на Бебут, его магический щит выдержал, но О'Тил с неимоверной силой ударился спиной о чудом уцелевший, обугленный, одиноко торчавший посреди дыма ствол какого-то плодового дерева.

Маг успел заметить, как второй тусур промелькнул между ним и монстром, который так его приложил – видимо, Рост, а кто ещё отбросил его Воздушным тараном.

Впечатавшись в дерево, О'Тил, оглушённый столкновением, медленно сполз на дымящуюся землю. Ударивший его тусур резко развернулся в сторону Роста, у ног которого лежали без движения Синий Глаз и Пискун.

Будто в тумане маг видел, как из Мух, лежавших на плечах Пучка и Стрелы, которые упёрлись одним коленом в землю, вырвались несколько огненных прочерков, и файерболы, попавшие в уже изготовившегося к прыжку тусура, отбросили его далеко назад.

«О'Тил, к дому!» – по мыслесвязи резко пришёл приказ Роста.

Маг собрался с силами, сосредоточился.

Импульс активации!

Видно, он в чём-то слегка ошибся, так как его с силой кинуло о землю. Хотя он и оказался там, где надо, на площадке перед домом за видневшимися в клубах дыма спинами големов, пытающихся пробраться через завалы из перебитых призрачными лезвиями и взрывами файерболов садовых деревьев.

Маг привстал и с трудом распрямился, спина гудела после удара, големы в это время синхронно замерли и сделали несколько шагов назад, освобождая себе пространство для действия.

О'Тил поморщился, моргнул.

Между големами появился Рост с активированными Бебутом и чьим-то Палашом. Он что-то кричал.

Из дыма выскользнули Пучок и Стрела, быстро перенёсшие бессознательных товарищей к приходящему в себя О'Тилу.

Големы с Ростом, пятясь, медленно отступали к центру площадки перед домом, где стоял, покачиваясь, маг. О'Тил увидел, как сбоку от големов из сада вышел, тяжело ступая, Рон, левая рука которого безвольно свисала вдоль изменённого в боевой трансформации тела, а правой он придерживал закинутого за спину Лесоруба, который явно был без сознания.

Пучок метнулся к нему, Стрела было дёрнулся следом, но остался рядом с О'Тилом.

Передав Лесоруба Пучку, Рон что-то коротко сказал ему, Пучок отрицательно помотал головой, Рон резко добавил ему ещё что-то, Пучок подхватил Лесоруба и понёс его к О'Тилу.

Рон развернулся и нырнул в ягодный кустарник, разделявший площадку перед домом и сад.

О'Тил сосредоточился и перенёсся к Росту. Перенос с каждым разом давался всё легче.

В этот же момент из дыма выпрыгнули две смутные тени костяных тусуров. Один из них прямо в воздухе ударил рукой, украшенной длинными когтями, одного из големов Веера лезвий, выбив сноп искр из его корпуса. Голем отшатнулся, но удержался на ногах и ответным ударом своей свободной руки сбил костяного тусура прямо в воздухе. Тварь с грохотом упала на землю.

Второй тусур ещё в полёте раскрыл свои челюсти гораздо шире, чем мог бы себе представить О'Тил, раздался звук, вроде «кхарр», и в голема, за которого Рост рывком затянул О'Тила, попало около десяти костяных дротиков, вонзившись в его броню на пару сантиметров, звонко завибрировав при этом.

Приземлившись, костяной тусур чётким ударом снизу вверх отправил голема, прикрывшего Роста и О'Тила, в непродолжительный полёт, завершившийся сокрушением одного из опорных столбов беседки, которая тут же обвалилась, накрыв своими обломками пытавшегося подняться голема.

Из сада вновь появился Рон, теперь волоча одной рукой бездыханного Литона. За доли секунды оценив обстановку, командир Стражей бросил герцога и, активировав свой Палаш, так резко, что О'Тил, пребывающий в некоем ступоре, практически не заметил его перемещения, появился сзади этого тусура и вонзил свой призрачный клинок в его спину.

Монстр, раскрыв свою жуткую пасть, издал визг, больно ударивший по ушам. Затем тусур быстро развернулся и прямым ударом свободной от клинка руки, с просвечивающими через пожелтевшую кожу костями, резко ударил Рона, который, размахивая рукой и ногами, опять улетел куда-то в сад.

В это же время Пучок жёстким ударом Палаша сверху пробил закрытую несколькими рядами человеческих рёбер грудь опрокинутого на землю второго тусура, а Стрела точным ударом своего Палаша отсёк его раскрывающую пасть уродливую голову.

– Бей его самым сильным Воздушным тараном! – звонко прозвучал голос Роста, вырывая О'Тила из тумана обдумывания событий вокруг него, за которыми он явно не успевал.

О'Тил, даже не задумываясь, создал плетение Воздушного тарана и, накачав его всей доступной энергией за те доли секунды, пока тусур опять поворачивался к магам, активировал его.

Воздушный таран унёс готового к удару монстра метров на пятьдесят в сад, сокрушая деревья.

В небе сверху что-то сверкнуло, Рост, стоящий рядом, резко провёл руками сверху вниз. Из темноты неба в место, куда улетело чудовищное порождение некромантов, протянулся огненный шлейф за огромным файерболом. Вслед за этим раздался оглушительный грохот разрыва, поваливший оставшиеся целыми деревья в саду, бросивший на землю Стражей и магов и выбивший стёкла во всем доме герцога Литона. На ногах устоял только голем Веера лезвий, который окончательно разрубил своим широким клинком поверженную тварь на множество кусков. Только после этого тусур перестал наконец шевелиться.

О'Тил с трудом сел на усыпанную комьями земли и ветками деревьев такую ещё вчера чистую и ухоженную площадку перед домом герцога. В ушах звенело.

Обломки беседки зашевелились, из груды черепицы и деревянных стропил перекрытия поднялся второй голем Веера лезвий. Наклонился, добыл из-под руин свой широкий клинок и быстро приблизился к магам. На так и торчавших из его металлокерамического корпуса костяных дротиках тусура болтался окровавленный шейный платок одного из гвардейцев, погребённых под развалинами беседки.

Рядом привстал Рост, за ним поднялись Пучок и Стрела.

Рост что-то сказал Пучку, тот вместе со Стрелой двинулся с активированным Палашом в ту сторону, куда улетел Рон.

Участок сада, где Рост подорвал свой мощный файербол, перестал существовать. На его месте зияла глубокая воронка, через подымающийся дым от тлеющих остатков деревьев видны были вывороченные и раскуроченные обломки металлической изгороди, окружавшей ранее сад Литона.

Сам владелец, лежавший недалеко от О'Тила, пошевелился и сел на землю, очумело мотая головой и недоумённо оглядываясь вокруг.

Рост уже поил эликсиром Стражей, которые потихоньку начали приходить в себя.

Шум в ушах постепенно прошёл, к магу начал возвращаться слух, и он присоединился к Росту. Серьёзных ранений у Стражей не было, их кирасы выдержали страшные удары тусуров. Лицо Синего Глаза представляло собой один большой синяк, а у Пискуна треснула пара рёбер. На лбу Литона наливалась кровью огромная шишка, а кирасу Лесоруба пересекали несколько глубоких царапин, которые сейчас медленно самостоятельно затягивались помощниками.

Из остатков сада вышли Стрела и Пучок, аккуратно нёсшие бессознательного Рона, который всё ещё оставался в боевой трансформации.

– Контузия и вывих, – определил Рост. – Вправим прямо сейчас.

О'Тил, действуя абсолютно машинально, помог Росту вправить Рону вывихнутую руку. Почему-то в этот момент в голове крутились мысли только вокруг того факта, что ему удалось использовать плетение переноса. Ещё перед сном Хранитель, как будто ожидая нападения, долго не давал магу заснуть, заставив его несколько раз досконально проработать структуру этого плетения и процесс распределения в нём магической энергии. И вот спустя несколько часов оно явно спасло ему жизнь.

Послышался шум, и на площадке перед домом герцога под лучами светляков появился большой отряд конных гвардейцев. Командир отряда, подтянутый офицер с чёрной лентой, закрывающей левый глаз, быстро соскочил с коня и, удивлённо поглядывая по сторонам, подошёл к поднявшемуся на ноги герцогу Литону.

Отдав честь, офицер что-то доложил герцогу, ощупывающему свою шишку, выслушал несколько распоряжений и вернулся к гвардейцам.

Те разделились на несколько отрядов, один из которых спешился, а два других выдвинулись к выезду из поместья. Оставшиеся гвардейцы быстро окружили площадку перед домом, а часть из них под руководством офицера отправилась разбирать обломки беседки.

Рон пришёл в себя и принял обычный облик, после чего Пучок туго перебинтовал его руку и плечо. Вышедшие из дому слуги помогли перенести его и Пискуна в дом, Синий Глаз, по распоряжению Роста, прихрамывая, последовал за ними.

О'Тил подошёл к Литону и Росту, которые разглядывали куски разрубленного големом костяного монстра.

Рост наклонился и кинжалом приподнял за кожаный шнурок половинку круглого амулета, выудив его из-под одного из кусков тела тусура.

Пристально всмотревшись в него, Рост сказал:

– Вот из-за него мы и не смогли сразу определить, что это тусуры. Этот амулет скрывал реальные силовые линии его тела, так что создавалось впечатление, что это просто крупный человек. Где-то там, – он указал в сторону воронки, – должен быть второй амулет, если, конечно, уцелел.

– А после чего такие разрушения? – спросил озадаченный Литон, разглядывая поваленные деревья по краям воронки.

– Несколько модифицированный файербол, – усмехнулся Рост. – На тусурах был мощный магический щит, боюсь, что простой файербол его бы не взял. У него, созданного так же как и у Мух, к плетениям Воздушного тарана и самого плазменного заряда я добавил плетение мощного призрачного лезвия. Получился такой кумулятивный снаряд. – Он посмотрел на явно не понявших последнее предложение О'Тила и Литона. – Призрачное лезвие пробило магический щит отброшенного тобой, О'Тил, тусура, а потом, когда защита была преодолена, разорвался сам файербол. Как-то так.

Светало. Маги потушили светляков.

Стражи перетащили и сложили рядами изрубленные тела людей, участвовавших в нападении.

– Что думаете? – спросил герцог у Роста, задумчиво разглядывающего поверженных противников.

– Думаю, что у вас в канцелярии есть кто-то, работающий на некромантов или Детей свободы, которые с ними связаны. Уверен, что это, – он указал на тела, – скорее всего, наёмные убийцы, которых некроманты использовали как отвлекающий фактор. Уничтожить нас должны были тусуры, которые выжидали удобного момента для нападения. – Рост секунду помолчал, пока герцог переваривал его информацию, потом добавил: – Только у ваших людей они могли узнать, что мы отправились к вам домой. Надо что-то придумать, чтобы выявить предателей. Их оперативные действия начинают создавать нам серьёзные сложности.

К ним подошёл офицер гвардейцев.

– Что там? – спросил Литон, посмотрев на гвардейцев, уже доставших из-под обломков тела своих товарищей.

– Все мертвы, – угрюмо ответил офицер.

– Что ж, – ответил Литон, – они погибли как солдаты и выполнили свой долг.

Стрела с трудом выдергивал костяные дротики из корпуса голема, а Лесоруб задумчиво уставился на глубокие борозды от когтей тусура на груди второго голема. Потом провёл рукой по своей уже затянувшей аналогичные царапины кирасе.

– Надо как-то заделать их повреждения, – сказал он Росту, указав на големов.

– Я уже послал за хорошими мастерами, – сказал Литон, – здесь необходимо навести порядок и восстановить ограду. Можете воспользоваться моим кузнецом, он прибудет вместе с ними. Естественно, за мой счёт. Думаю, о произошедшем, – он обвёл рукой всё ещё дымящееся место сражения, – мне необходимо срочно доложить королю. Я сейчас же отправлюсь во дворец. Вас останутся охранять пятьдесят гвардейцев, двадцать я расположил вокруг дома, остальные будут контролировать территорию вокруг поместья. Как только я прибуду во дворец, пришлю ещё дополнительно три десятка солдат и пару армейских магов. Думаю, этого будет достаточно, чтобы вы могли спокойно себя чувствовать здесь. Подумать только, – воскликнул он, – творения некромантов в столице королевства!

– Насколько я знаю, – вмешался О'Тил, – тусуры всегда действовали в непосредственной близости от некромантов, так что можно утверждать, что в столице есть как минимум один из них.

– Да, дела… – сокрушённо протянул герцог, – а я думал, что все проблемы остались в Кулоне. Прошу меня простить, я должен ехать во дворец. Дом и слуги в вашем распоряжении.

Через десять минут Литон в сопровождении четвёрки конных гвардейцев покинул поместье.

О'Тил вместе с Ростом и Стражами, которые оставались на ногах, отправились в обеденный зал. Настроение у магов было отвратительным. Рост задумчиво перебирал еду, практически не обращая на неё внимания.

– Что будем делать, Рост? – спросил О'Тил, дождавшись, пока маг закончит завтрак.

– Дождёмся герцога, – ответил Рост, – хотелось бы знать решение короля. А пока займёмся изготовлением дополнительных амулетов связи и помозгуем над амулетом, который может помочь выявить помощников некромантов, но перед этим ещё раз осмотрим наших раненых Стражей.

Со двора раздавался перестук топоров и ржание лошадей, с помощью которых растягивали завалы садовых деревьев. На втором этаже слуги уже закончили вставлять новые стёкла взамен выбитых и перешли на первый, а кузнец с тремя помощниками устанавливали две широкие броневые пластины на грудь повреждённых големов. Несмотря на предложение герцога, Рост всё же приказал рассчитаться за ремонт големов из средств отряда.

Когда О'Тил вместе с магом поднялись в комнату Стражей, Пискун уже сидел на кровати, а Рон отбивался от Пучка, пытавшегося его уложить.

Увидев входящих магов, Пучок с обидой сказал:

– Рост, хоть ты повлияй на Рона. У него серьёзно повреждено плечо, общая контузия организма, а он срывает лечение…

Его прервал Рон:

– Я чувствую себя нормально, и не время мне валяться в кровати, когда такие дела происходят!

Рост успокаивающе поднял руки.

– Рон, полежи ещё немного, обещаю, мы без тебя ничего не предпримем. Стрела и Лесоруб от нас и так ни на шаг не отходят, во дворе пятьдесят гвардейцев, Литон обещал ещё отряд с армейскими магами прислать, так что, думаю, мы в безопасности. Договорились? Вот и ладно. Мы с О'Тилом сейчас поработаем с амулетами, дождёмся возвращения Литона, а потом определимся с нашими планами. Так что, Рон, отдыхай и восстанавливайся.

О'Тил вместе с магом ушли в свою комнату, перед дверью в которую Лесоруб и Стрела устроили импровизированный пост.

Маги споро изготовили около двухсот заготовок под амулеты связи, потом Рост материализовал небольшую каплю феррона и заполнил его частицами будущие артефакты. Дальше О'Тил работал один, нанося на каждый амулет защитные плетения.

Рост же замер возле окна, предупредив мага, что поработает с Хранителем над разработкой амулета, определяющего наличие плетения Пыльцы смерти у людей. Маги определились, что на сегодняшний день это единственный достоверный признак, который может позволить выявить помощников некромантов. О том, что могут быть люди, которые помогают некромантам по своей воле и без нанесения этого плетения, маги старались не думать…

Прошло около часа, прежде чем Рост пошевелился.

– Вроде что-то получилось, – наконец сказал он О'Тилу. – Смотри, плетение Пыльцы смерти сложно определить даже опытному магу, не так ли?

– Да, так и есть, – ответил О'Тил.

– Хранитель пока не придумал, как осуществить дистанционное выявление носителей этого плетения, однако мы, похоже, нашли один вариант, который может позволить решить эту проблему. Помнишь сканирующее плетение в комплексе? Там оно сканирует только руку. Твоё охранное плетение, которое используется для сохранения пакетов, тоже сканирует только руку. Хранитель считает, что если использовать четыре амулета с подобным плетением, в котором есть пара дополнительных центров Силы, а силовые линии распределить вот так и так, – Рост создал структуру плетения и показал магу внесённые изменения, – то становится возможным перекрыть небольшое пространство, например дверной проём. При этом получившееся плетение, назовём его Детектором некромантов, или просто Детектор, – Рост улыбнулся, – будет полностью сканировать организм человека, определяя не только чёрную энергию некроманта, но даже наличие на человеке плетения типа Пыльцы смерти. Но есть один неопределённый момент. Исходя из того, что мы обнаружили амулет, скрывающий чёрную энергию тела тусуров, вполне вероятно, что некроманта с таким же амулетом простому магу обнаружить будет очень сложно. А вот сработает ли Детектор на некроманта с амулетом или нет, покажет только практика.

– А почему мы не можем использовать найденный амулет для совершенства плетения Детектора? – недоумённо спросил О'Тил.

– Нам досталась только часть амулета, отломившихся осколков так и не нашли. Поэтому полностью определить его структуру не получается, – ответил Рост.

Дальше Рост показал О'Тилу структуру плетения, вместе с Хранителем пояснил расположение его центров Силы и распределение силовых линий.

«Рост забыл сказать, – дополнил Хранитель, – что к четырём плетениям Детектора мы добавляем амулет связи, который обеспечит его полную автономию. При определении чёрной энергии некромантов в человеке амулет посылает тревожный сигнал мне, я уже сообщаю кому следует – либо вам с Ростом, либо дежурному магу с отрядом солдат».

Потом Рост помог О'Тилу закончить нанесение защитных плетений на амулеты связи, после чего маги сделали пробную партию амулетов Детектора.

Во дворе послышался шум прибывшего конного отряда.

О'Тил подошёл к окну и увидел Литона, который в сопровождении трёх магов и нескольких десятков гвардейцев поднимался на крыльцо особняка.

Маги изумлённо глядели на уже расчищенный участок сада, посередине которого зияла глубокая воронка. Они указывали на что-то руками и недоверчиво качали головой.

Герцог оставил их и вошёл в дом. Через минуту раздался короткий стук в дверь, Лесоруб приоткрыл её, и Литон вошёл в комнату магов.

– Король приказал ещё больше увеличить вашу охрану, Рост, – с порога заявил герцог. – Аудиенция назначена на семь часов вечера, присутствовать будут король, я и несколько приближённых.

– Отлично, – сказал Рост, – значит, у нас есть время сделать несколько дел в столице.

– Позвольте, – удивился герцог, – мы не сможем обеспечить на улицах необходимый уровень вашей безопасности.

– Понимаете, Литон, – сказал Рост, – с каждым днём мы с О'Тилом убеждаемся всё больше, что опасность грозит в основном нашей охране и спутникам, нежели нам. О'Тил может, как и я, в любой момент перенестись в безопасное место, а когда мы окружены охраной, нам приходится приложить все усилия, чтобы в первую очередь не пострадала она. Так что, – закончил Рост, – считаю, что мы с О'Тилом вполне можем самостоятельно решить наши дела в городе, не привлекая к охране ваших гвардейцев. К тому же мы прибыли в столицу не для того, чтобы сидеть здесь взаперти. – Когда герцог уже хотел выплеснуть очередную волну отказов и негодования, Рост твёрдо добавил: – Извините, герцог, но со стороны магов Свободных территорий этот вопрос решён.

Литон ещё минуту смотрел на Роста, потом картинно махнул рукой.

– Рост, прошу, только не забывайте, что мирные жители столицы готовы к потрясениям гораздо меньше, чем жители приграничного городка, поэтому берегите наш город. – Герцог слабо улыбнулся и пощупал шишку на лбу. – И боюсь, если вы вечером не прибудете на аудиенцию к королю, то городским головой Кулона станет ваш покорный слуга.

– Не волнуйтесь, герцог, – ответил Рост, – мы освободимся раньше и прибудем за Стражами в ваш дом.

Герцог кивнул и вышел.

– Ну что, О'Тил, – спросил Рост, – отправимся к поверенному? Кроме того, я хочу посетить пару лавок – оружейную и амулетов. Всё же нельзя появиться на аудиенции с простыми подарками, боюсь, что принцип «встречают по одёжке, а провожают по уму» работает и в этом королевстве. Ты как, поддерживаешь?

– У меня есть выбор? – усмехнулся О'Тил. – Конечно, поддерживаю. И если ты переубедил Литона, то я хочу посмотреть, как Рон отпустит нас одних в город.

– Да, это проблема, – кивнул Рост, – но что-то и с ним придумаем.

Рона убеждали гораздо дольше, чем герцога. Тот был уверен, что без Стражей магам в городе находиться нельзя. И приводил вполне грамотные аргументы. Пришли к тому, что если в лавках опасность практически не грозит, исходя из того, что некроманты не могут отследить перемещение Роста и О'Тила, а также предугадать желание магов посетить лавки, то, принимая во внимание убийство поверенного в Кулоне, при посещении главного поверенного магов вполне может ждать засада.

Поэтому с Роном сошлись на том, что он немедленно отправляет четверых Стражей к дому главного поверенного, которые заодно предупредят того о скором прибытии О'Тила, а маги в первую очередь сделают необходимые покупки. Големов решили к делу не привлекать, слишком уж они заметны в городе. Рост с трудом уговорил Рона с Пискуном остаться в поместье герцога, ему только пришлось пообещать, что завтра, при осмотре дома О'Тила, активации порталов и установке нескольких Детекторов в канцелярии будет участвовать уже весь отряд.

Да, дел на завтра было много.

Распотрошив Пучка на несколько трофеев и часть денег, маги отправились за покупками. Перенеслись прямо из дома Литона почти перед самое здание канцелярии, а от него уже добрались до известной О'Тилу оружейной лавки.

Рост хотел приобрести изысканный клинок, его даже интересовал не сам клинок, а его рукоять, из которой он планировал сделать Бебут и преподнести его королю Леннару в подарок от магов Свободных территорий.

– Прежде чем что-то взять, надо что-то дать, – объяснил своё желание Рост.

«В принципе разумно», – подумал про себя О'Тил, да и Хранитель поддержал Роста.

Необходимую вещь нашли достаточно быстро. Вычурно и богато украшенных клинков в самой большой оружейной лавке столицы было много, хотя действительно хороших клинков с лезвиями из менского железа на продажу было выставлено всего лишь парочка.

Торговец с удивлением посмотрел на одежду ранних покупателей, поинтересовавшись, какими судьбами в столицу попали два поисковика.

Рост буркнул что-то вроде «жизнь заставила» и быстро сторговался с хозяином лавки на обмен одного клинка из менского железа, которые достались магам от чёрных воинов, на четыре клинка с лезвиями из дрянной стали, зато искусно изготовленными рукоятками. Прямо здесь, в мастерской оружейной лавки, один из удивлённых непривычным заказом мастеров, занимающихся подгонкой оружия, снял с рукояток клинков яблоки и верхние гарды, а изящно выполненные черенки сточил с внутренней стороны на толщину пластинок из жал хвосторубов, которые Рост ему показал. Таким образом костяные заготовки удалось разместить между хвостовиком и черенком, то есть рукоятки с внешней стороны сохранили свой изысканный вид.

После этого маги посетили лавку амулетов, но там Роста ничего не впечатлило. Да, было несколько очень красивых амулетов, выполненных из золота и драгоценных камней, но по такой цене! Рост категорически отказался тратить на них отрядные деньги или обменять на что-то из амулетов магов Свободных территорий, поэтому они отправились к ювелиру. Там за несколько золотых маги купили два красивых медальона из белого металла, внутри которых было свободное место для небольшого портрета близкого человека. Рост планировал вместо портретов поместить в них амулеты связи. На этом покупки завершили.

Маги спокойно и вкусно пообедали в трактире, который О'Тил помнил ещё по тем временам, когда учился в магической академии, и отправились к главному поверенному.

Возле входа в дом их уже ждали четверо Стражей в сопровождении одноглазого офицера из поместья Литона. Их одежда и вооружение привлекали недоуменные взгляды прохожих, некоторые даже останавливались поглазеть на них, вызывая раздражение у офицера. Стражи же с каменными лицами дожидались магов.

Понаблюдав издали за этой картиной, маги совершили последний перенос и возникли ровно между двумя парами Стражей, офицер даже вздрогнул из-за их внезапного появления.

Стрела доложил, что окрестности проверены, подозрительных лиц нет, а главный поверенный предупреждён и ожидает О'Тила. Он остался вместе с Пучком и офицером у входа, а Синий Глаз, с уже сошедшим синяком, и Лесоруб вошли в дом вслед за магами.

Секретарь доложил поверенному о прибытии О'Тила и предупредительно открыл перед магами дверь в кабинет.

Главный поверенный, худощавый седовласый мужчина лет семидесяти, легко поднялся навстречу О'Тилу, бросив удивлённый взгляд на Роста и вооружённых до зубов Стражей с непривычными ранцами и тубусами за плечами.

– Охрана, есть причины, – коротко пояснил О'Тил.

– Хорошо, – спокойно отреагировал поверенный. – Как меня предупредили, вы внук барона Лордана О'Тила, его единственный наследник?

– Именно так, – ответил О'Тил.

– Что ж, – поверенный открыл толстую папку, лежавшую перед ним на столе, – согласно заверенному мной завещанию, в случае смерти барона всё его движимое и недвижимое имущество переходит к вам.

Он достал из папки тонкий лист бумаги, исписанный размашистым почерком барона и украшенный печатями службы поверенных, королевской канцелярии и Гильдии магов.

– Прошу пройти опознание. – Поверенный положил лист перед магом на стол.

О'Тил сделал шаг вперёд и протянул над завещанием руку. По бумаге пробежала волна белого света, после чего печать Гильдии магов засветилась ровным зелёным светом.

– Личность опознана, – торжественно сообщил поверенный, – вы вступаете во владение всем перечисленным в завещании имуществом барона О'Тила, о чём я немедленно отправлю уведомление в королевскую канцелярию. Кроме того, Лордан просил передать вам этот пакет. – Из той же папки поверенный достал и протянул магу завёрнутый в вощёную бумагу пакет.

О'Тил принял пакет, обменялся коротким взглядом с Ростом и спрятал его во внутренний карман комбинезона.

– Господин главный поверенный, – обратился маг, – у меня есть к вам ещё одна просьба. Вас не затруднит огласить вашу клятву?

Поверенный с удивлением посмотрел на О'Тила, прокашлялся и ответил:

– Конечно нет. Пожалуйста. – Он распрямил плечи и продекламировал: – Я, Рико Генот, обещаю и клянусь на Кодексе Чести службы поверенных исполнять в точности законы королевства Ленна, не писать и не говорить ничего, что могло бы привести к ослаблению государства, общества, семейных устоев и доброй нравственности, честно и добросовестно исполнять обязанности принимаемого мной на себя звания, не нарушать уважения к судам и властям и охранять интересы моих доверителей или лиц, дела которых будут на меня возложены, помня, что я во всём этом должен буду дать ответ перед законом и перед своими собратьями-поверенными.

О'Тил обменялся с Ростом недоуменным взглядом.

– Это полный текст клятвы? – спросил он поверенного после минутной паузы.

– Самый наиполнейший, – с улыбкой заверил поверенный.

«Экземпляр Кодекса Чести возьмите, неучи», – прозвучал в голове голос Хранителя.

– Кхмм, господин главный поверенный, – смущённо произнёс О'Тил, – я могу попросить у вас экземпляр Кодекса Чести?

– Вот. – Поверенный протянул магу тонкую книгу в кожаном переплете, которую взял со своего стола. – Желание стать поверенным весьма похвально, возьмите мой экземпляр. Будем рады, если потомок основателя службы присоединится к нашим рядам.

– Спасибо, – поблагодарил О'Тил поверенного, коротко поклонился и вслед за Ростом покинул его кабинет.

Выйдя в приёмную, маг протянул книжку Росту. Тот хмыкнул, повертел её в руках и со словами «посмотрим у Литона» засунул за пазуху.

Возможно, после этого магам надо было сразу перенестись в поместье герцога, но об этом О'Тил подумал уже потом, после нападения.

Когда маги, погружённые в задумчивость, вышли из дома поверенного, Хранитель вдруг разразился скороговоркой предупреждения, а точка на магическом радаре, показывающая человека на верхнем этаже одного из зданий неподалёку, замигала красным тревожным цветом.

Видимо, сигнал тревоги прозвучал одновременно и для Роста, потому что маги синхронно начали поворачивать головы к указанному на радаре зданию.

Время для О'Тила как будто замедлилось. Он увидел, как из окна на верхнем этаже вылетела, блеснув металлическим наконечником, длинная стрела, сразу за которой полетела вторая.

Время опять ускорилось. Маг, поворачиваясь к Росту и напружинив ноги для того, чтобы в прыжке прикрыть его от стрелы своим телом, увидел, как Рост валится на землю, а из поднятого над ним короткого щита Стрелы торчит, вибрируя, вторая стрела. За доли секунды маг безошибочно определил, что её древко изготовлено из кости фоссе, инертной к магии и легко преодолевающей магические щиты.

Рост

Двенадцатые сутки после переноса

Сильно болело плечо, ударом в которое Стрела сбил меня на землю. В падении я всё же успел активировать плетение Абсолютного холода и, лёжа на земле, видел, как вокруг комнаты на верхнем этаже, откуда в меня вылетели две стрелы, воздух резко передёрнулся лёгкой дымкой. Через секунду этот лёгкий туман осыпался на землю крупинками льда, которые были всего лишь мгновенно замёрзшими частицами воды в воздухе вокруг цели активированного плетения.

Ещё через секунду угол верхнего этажа каменного дома, где было расположено окно, быстро покрылся извилистой сетью трещин, и немного погодя стены и крыша над этим участком дома обвалились. Вода, которая была в строении, в трещинах между камнями и в деревянных стропилах, резко замёрзла под действием температуры абсолютного нуля. А минус двести семьдесят три градуса по Цельсию – это не шутки.

На самом деле, когда я вместе с Хранителем потратил почти час на разработку Детектора некромантов, большую часть времени мы обсуждали возможность совмещения знаний из моего мира и магии из мира О'Носа. Так и родилось одно из новых плетений, а именно плетение Абсолютного холода, которое после активации мгновенно понижало температуру объекта воздействия до температуры абсолютного нуля.

Хоть позиция нападавшего и была поражена, а магический радар показывал это однозначно, Стражи и О'Тил полностью закрыли меня своими телами, отгораживая все возможные линии выстрела лучника. Прямо надо мной замер Стрела, со своим коротким щитом с застрявшей в нём стрелой из кости фоссе. Стрела спас меня от стрелы. Ха-ха.

Первую стрелу – язык можно сломать – Стрела сбил торцом своего щита прямо вполёте, изменив её траекторию, благодаря чему она сейчас торчала в земле приблизительно метрах в трёх от нас. А вторую уже принял на щит.

Ладно, пора вставать, отбой воздушной тревоги. И кстати, я успел заметить, что О'Тил хотел прикрыть меня своим телом во время выстрела. Запомним.

Пучок подал мне руку, и я встал. Хранитель молчал, опасности больше не было.

В метре от нас замер одноглазый офицер. Кого-то он мне напоминает, Нельсона или Кутузова? Кхмм… Хотя вопреки стереотипу оба этих человека не носили после ранений повязки на глазах.

В общем, офицер отреагировать не успел. Отряхнувшись и искренне поблагодарив Стражей и мага, я повернулся к нему и сказал:

– Господин офицер! Вот там, – я указал на часть развалившегося верхнего этажа, – находился лучник, который в меня стрелял. Если от него остались улики, я бы хотел их осмотреть. Если при нём были артефакты и остались ещё стрелы из кости фоссе, они, естественно, должны быть переданы мне. Посторонних людей там не было, так что правосудие уже случилось, но, если есть возможность выяснить происхождение убийцы, я был бы очень благодарен. – Я повернулся к Стражам: – Мы с О'Тилом переносимся к Литону, хватит на сегодня испытывать судьбу. Стрела, эту и первую стрелу сохрани для нас в любом случае, можешь Палашом даже порезать свой щит, чтобы аккуратно её изъять. Надо эту кость фоссе дополнительно поизучать на предмет противодействия. И пусть пара человек останется, чтобы посмотреть, не найдут ли солдаты там, – я взглядом указал на место, откуда стрелял киллер, – чего-нибудь интересного. О'Тил, отправляемся!

Через мгновение мы уже были в своей комнате в поместье герцога Литона.

До аудиенции ещё есть время закончить с артефактами для короля. Интересно, какой он? Спросить, что ли, у Литона? Да ладно, нет на это времени, сам определюсь.

Как ни интересно изучить, что в пакете деда О'Тила, на это сейчас нет времени, не говоря уже о Кодексе Чести поверенных. Будем думать, завтра выкроим для этого время между активацией порталов, установкой Детектора, осмотром дома О'Тилов. Хмм… Нет, пакет и кодекс надо изучить перед посещением дома О'Тила, а то получится оно как-то бесцельно.

Итак, артефакты на подарок.

Вначале делаем Бебут для короля. Палаш для него будет длинноват, им хорошо орудовать рослым Стражам с дополнительными суставами в боевой трансформации.

Я отобрал из приобретённых у оружейника четырёх клинков тот, у которого, на мой и О'Тила взгляд, была самая интересная рукоятка. А неплохо так получилось с размещением пластинок из жал хвосторубов внутри рукоятки, снаружи абсолютно никаких повреждений.

О'Тил уже привычно аккуратно срезал лезвие клинка, потом мы вместе нанесли на заготовку артефакта плетения призрачных лезвий и защитное плетение для опознавания владельца.

Готовый Бебут, достойный королевской руки, лёг на стол.

О'Тил отвлёкся, что-то разглядывая на сложенном в несколько раз листе бумаги, который достал из кармана. Чему-то хмыкал, а потом во весь голос засмеялся.

Я уже хотел поинтересоваться, что его так развеселило, когда в комнату постучал, а потом зашёл Рон. Хмуро оглядел нас и сказал:

– Я же говорил… Что было бы, если бы я не настоял на охране из Стражей? Рост, ты должен больше думать о своей безопасности!

– Перестань Рон, – остановил его я, – всего предусмотреть невозможно, да и некроманты действуют достаточно нешаблонно. Да и нападение произошло только потому, что мы не перенеслись прямо из дома поверенного. Сейчас задача другая, – продолжил я, – подготовиться к встрече с королем. Кстати, – не сдержался я, – что ты знаешь о нём? Да и ты, О'Тил, заканчивай ухмыляться и подключайся к обсуждению.

– Королю Леннару сейчас тридцать семь лет. Это точно, так как его день рождения является государственным праздником в королевстве, – ответил Рон. – Сам я его не видел, так как в столице не был, а Кулон он не посещал. Король достаточно осмотрителен и в вооружённые конфликты с соседними государствами не лезет, хотя значительно усилил армию на границе с кочевниками, которые никогда не успокаиваются. Что ещё? Женат, есть двое детей. Народ его уважает, так как ситуация в Ленне стабильна. При нём даже выросли закупочные цены на артефакты магов Свободных территорий, которые добывают поисковики, правда, только в Кулоне так ни одного государственного закупщика и не появилось.

– От себя добавлю, – сказал О'Тил, уловив, что Рон больше не собирается говорить, – что он развивает армию и поддерживает магов. При нём значительная часть выпускников магической академии стала распределяться именно в армию, благодаря увеличению финансирования академии со стороны государства. Я сам туда не попал, как теперь знаю, только из-за вмешательства деда. Знаю, что король также провёл несколько реформ в государственном управлении, сосредоточив в своих руках управление армией и финансами, которое раньше вместе с ним осуществлял королевский совет. Лет десять уже этого совета нет, король его упразднил. И ещё ему приписывают, – он протянул мне тот самый лист бумаги, который ранее разглядывал, – владение самой крупной в королевстве газетой, которая появилась лет пять назад. Так, позаимствовал у поверенного, – ответил он на мой удивлённый взгляд и продолжил: – Сейчас изданий уже несколько, но это, «Меканские известия», так и остаётся лидером. Посмотри здесь и здесь, – он указал на две статьи, – над второй я и смеялся.

Первое, что всё же бросилось в глаза, – это не текст, а фотография, на которой были сняты деревья, покрытые паутиной. Такое впечатление, что паутина даже шевелится от лёгкого ветерка. Приглядевшись, рассмотрел структуру плетения иллюзии, наложенную на бумагу в этом месте. О'Тил, в ответ на мой взгляд, утвердительно покачал головой и сказал:

– Да, активно сотрудничают с магами.

Заголовок статьи под фотографией гласил: «Пауки переселились на деревья!» И дальше текст: «На востоке королевства множество пауков, спасаясь от наводнения, перебрались на деревья, покрыв их своей паутиной. Жители им благодарны из-за резкого уменьшения количества москитов…»

Фото меня впечатлило, однако… вернулся к статьям, указанным магом.

Первая статья сразу навела меня на мысли, что речь идёт о нашем сегодняшнем ночном нападении тусуров: «Как уже сообщали «Меканские известия», вооружённые силы королевства Ленна продолжают проводить широкомасштабные военные учения, поддерживая готовность для отражения в любой момент атак недружественных государств и кочевников. Так, сегодня ночью отдельный этап учений был проведён прямо в Мекане, столице нашего королевства, на территории поместья герцога Литона, специального уполномоченного королевской канцелярии. Поздней ночью там были слышны звуки применения мощных файерболов и передвижения крупных конных отрядов гвардейцев.

Чего добивается такими действиями официальный Мекан и к чему они могут привести?

Мы обратились с просьбой дать разъяснения к самому герцогу Литону.

«Ни о каких полномасштабных учениях на территории столицы речи не идёт. Отдельные отряды гвардии королевской армии отрабатывали взаимодействие с магами в случае проникновения в столицу малочисленной группы кочевников. Хотя это и нереально, но армия должна быть в постоянной готовности к любым, даже непредсказуемым действиям. И я, как обычный гражданин королевства, способствую этому изо всех сил», – заявил специальный уполномоченный. Появившиеся в городе слухи о применении в учениях специальных боевых големов герцог Литон оставил без комментариев.

Своё мнение по этому поводу высказал «Меканским известиям» источник в посольстве княжества Волта, пожелавший остаться неназванным. «Последнее время королевство Ленна постоянно увеличивает численность солдат и количество магов в своих вооружённых силах. Мекану и королю Леннару пора задуматься над тем, что наращивание мускулов может вызвать ответную реакцию окружающих королевство государств. Вместо того чтобы вести конструктивные переговоры и предоставить волтанским торговцам необходимые преференции, Мекан проводит провокационные военные учения. Но армия Волта готова отразить любую агрессию. И в случае, если эти учения хоть в чём-то перерастут в наступление, вооружённые силы Ленны тут же получат сокрушительный ответный удар», – предупредил дипломат».

Понятно, решил я, пока власти не хотят афишировать не только появление магов Свободных территорий, но и проявления некромантов на территории королевства.

Посмотрим вторую статью с заголовком «Законодательная инициатива Гильдии трактирщиков», над которой смеялся О'Тил.

«В этом году Гильдия трактирщиков внесла в королевскую канцелярию проект закона «О предотвращении жестокого обращения с хвосторубозависимыми». Документ предписывает понимать под хвосторубозависимым Человека (с большой буквы), который страдает от зла и несправедливости, творящихся в мире, которого никто не понимает, который прост, прям и открыт навстречу другим людям, хотя и слаб. Перечисляются права и обязанности хвосторубозависимого. Кроме того, проект закона предусматривает учреждение Дня меканского хвосторубозависимого, разработку форменной одежды для них и увеличение количества парков, скверов и скамеечек в них, а также детских площадок с песочницами во дворах до отношения: одна песочница на трёх хвосторубозависимых. По информации издания, королевская канцелярия вернула законопроект в Гильдию на доработку с предложением все улучшения провести за счёт отдельного налога, который возложить на питейные заведения королевства».

– Ладно, – поулыбавшись, ответил я, – продолжим с артефактами.

Рон так и оставался в комнате, пока мы с О'Тилом изготавливали из двух красивых медальонов амулеты связи.

Бебут, амулеты связи, главный амулет с копией личности-духа Хранителя.

– Достаточно?

Рон и О'Тил дружно закивали.

Что ж, посмотрим, как пойдёт разговор с Леннаром. Если сойдёмся в наших намерениях по сотрудничеству, можно к этому и Кристалл правды добавить, тогда точно настоящий представительский комплект подарков получится.

Ещё немного времени заняла зарядка и проверка готовых амулетов связи, ведь часть из них я планировал передать королю для распространения среди его приближённых. Потом мы привели себя и свою одежду в порядок, приготовили чистые комбинезоны и новые плащи поисковиков. Хотя одежда и грубая, но сразу наводит на серьёзные мысли. Стражи почистили и приготовили своё оружие, О'Тил тщательно проверил зарядку их артефактов.

Рона, отправившегося к прибывшему Пучку снимать повязки, сменил Пискун, уже полностью восстановившийся.

Оставалось ещё где-то около часа свободного времени, которое я посвятил некоторой доработке Мух Стражей.

Проанализировав тот факт, что выстрелы из них не причинили серьёзного вреда мощной защите тусуров, я переделал их в два варианта, разделив имеющиеся восемь Мух на две группы.

В первые четыре наших магических РПГ я добавил к плетениям файербола мощное плетение призрачного лезвия, которое использовал при уничтожении тусура.

О'Тил внимательно наблюдал за моими манипуляциями и в конце концов потребовал подробного пояснения.

– Понимаешь, О'Тил, – ответил я, – то объяснение, которое я дал после уничтожения тусура, несколько неправильно. Смотри, призрачное лезвие, размещённое перед файерболом, имеет приблизительную форму воронки. При соприкосновении с целью оно пробивает или значительно ослабляет магический щит противника. А даже если не пробивает, то в ослабленную защиту по контуру воронки призрачного лезвия сразу же бьёт мощная струя узконаправленной плазмы файербола, окончательно пробивая защиту и уничтожая цель. В этом и есть кумулятивный принцип действия получившегося плетения. – О'Тил посмотрел на меня круглыми глазами. Поняв, что необходима наглядная демонстрация, я добавил: – Будет время, найдём полигон, и я специально покажу тебе действие этого плетения на практике. – Я усмехнулся и указал в окно: – Не будем же окончательно разрушать поместье Литона.

Назвав готовые изделия Мухи-2, что вновь заставило О'Тила улыбнуться, я перешёл к другой четвёрке магических РПГ.

С ними я провёл усовершенствование по типу РПГ-30 из своего мира, то есть наши Мухи стали тандемного вида. Я взял несколько малых тубусов, представляющих собой тонкие трубки, видимо использовавшиеся для хранения и перевозки сообщений, и пошёл с ними к кузнецу, который всё ещё работал со своими помощниками в поместье, восстанавливая изгородь. Он достаточно быстро понял, что от него требуется, и аккуратно прикрепил металлическими хомутами тонкие тубусы к основному корпусу Мух.

До сих пор некроманты нас несколько опережают в своих действиях, и после нападения тусуров я не очень удивлюсь, если в дальнейшем мы столкнёмся с новыми вариантами их магических атак и защиты. Уж если я думаю, как усилить и обезопасить свою защиту хотя бы так, чтобы она отражала средства нападения из кости фоссе, то не сомневаюсь, что у некромантов было гораздо больше времени для усовершенствования своих плетений.

В итоге получились четыре Мухи, каждая из которых при активации плетения практически одновременно выстреливала два заряда, один малый файербол из малого тубуса и один большой из основного тубуса. Что это нам даёт? Малый файербол летит на доли секунды впереди большого и первым попадает в цель, стягивая к точке попадания прилив магической энергии. Вслед за этим в момент, когда энергия начинает опять равномерно распределяться по магическому щиту, в эту же точку, через доли секунды попадает основной заряд, имеющий гораздо больше шансов преодолеть не успевающую отреагировать на него защиту. В принципе это должно сработать и в том случае, если некроманты будут использовать в своих щитах нечто вроде активной защиты, когда приблизившийся к магической защите поражающий элемент, будь то стрела или файербол, уничтожаются резким точечным встречным ударом. По крайней мере я думаю таким образом усовершенствовать свой магический щит. И не хочу оказаться неготовым к применению подобной защиты противником.

О'Тил выслушал очередную порцию моих объяснений по принципу действия получившегося тандемного магического РПГ, Мухи-3. Нет, надо показывать. Сложно объяснить магу, что такими РПГ легко вскрываются комплексы активной защиты израильских «Меркав». Да и не время ему знать о моём иномирском происхождении.

В завершение нашей с магом работы из малых тубусов мне захотелось сделать ещё несколько Мух, которые можно было бы жёстко закрепить на наручах Стражей, но времени на это уже не хватило. За нами с дополнительным отрядом гвардейцев прибыл Литон, и мы отправились на аудиенцию к королю.

Так как мы с О'Тилом во дворце ещё не были, то ехали туда всё в тех же чёрных каретах, которыми вчера добирались до поместья герцога. Охраны только вокруг нас было несравненно больше, не говоря уже о том, что рядом с каретой, в которой ехали я, О'Тил, Рон и герцог, опять бежали два голема с новенькими броневыми пластинами на груди. Удивляют они людей, а что делать?

Во дворец мы прибыли вовремя. Без всяких проволочек и задержек. Молчаливые гвардейцы особого королевского полка, как отметил О'Тил по их эмблемам, провели нас вместе с Литоном и Стражами через многочисленные и длинные коридоры и анфилады. Времени разглядывать художественные изыски особо не было, но даже так, мимоходом, я отметил, что с каждым коридором и залом, через которые мы следовали, будто менялись целые эпохи. И каждая со своими направлениями в произведениях искусства и предметах роскоши. Колонны из белого камня, разнообразные зеркала, статуи бывших королей Ленны, затейливая золочёная лепнина…

Если бы не было видно на каждом углу охраны и изредка мелькавших слуг, я подумал бы, что совершаю быструю пробежку по залам большого музея.

Гвардейцы в итоге вывели нас к массивной двери в очередной зал, в котором нас ждал король.

Стражей вежливо попросили остаться, на что я дал добро. Предвидя желание Рона последовать вместе с нами, я подтвердил его высокий статус в нашей делегации и необходимость его участия в переговорах, как командира военных сил Свободных территорий. Так что мы с О'Тилом и Роном в сопровождении Литона без помех проследовали в зал.

В хорошо освещенном и богато обставленном помещении, стены которого оживляла лепнина с изящным причудливым орнаментом, за широким столом в центре сидел подтянутый молодой человек в форме гвардейца без знаков различия. По бокам от него занимали места несколько человек, представляющие, как я догадывался, различные ведомства королевства, в первую очередь силовые и фискальные.

При нашем появлении негромкий разговор за столом стих, а король встал – за ним поднялись и «министры», – сделал несколько шагов по направлению к нам и, безошибочно угадав во мне мага Свободных территорий, представился, обращаясь ко мне:

– Леннар, король королевства Ленна.

– Рост, маг Свободных территорий.

Король, глядя мне прямо в глаза, протянул руку.

Неплохое начало.

После церемонного рукопожатия Леннар предложил нам рассаживаться. Все остальные почтительно ждали стоя, пока он не занял своё место за столом.

Под тяжестью Рона предательски заскрипел высокий резной стул, но выдержал. Я облегчённо выдохнул.

– Итак, – сказал Леннар, – мне доложили, что впервые за двести лет на территорию королевства прибыл посол Свободных территорий, квалификацию и силу которого как мага подтверждают мои помощники. – Он кивнул в сторону герцога и седовласого мужчины, которого я давно уже определил как самого сильного мага за столом, со стороны встречающих, конечно.

«Глава магической академии», – по мыслесвязи сообщил мне О'Тил.

– Кроме того, – продолжил король, – мне доложили, что посла сопровождает ещё один маг Свободных территорий, который, однако, является подданным короны и ранее служил в Кулоне городским магом. И что охрану посла осуществляют Стражи Свободных территорий, которые ранее были в этом же городе простыми поисковиками. Прежде чем вы объяснитесь, Рост, – голос короля звучал в абсолютной тишине, – я добавлю, что уверен в том, что на это есть веские причины. И заявляю, что рад убедиться в своей правоте, уверяя всю свою жизнь помощников и подданных в том, что маги Свободных территорий живы.

Леннар вновь открыто посмотрел мне в глаза.

– Спасибо, ваше величество, – ответил я. – Да, вы правы, перечисленные вами люди действительно были подданными вашего королевства. Я говорю «были», потому что на это действительно есть целый ряд причин, оглашая которые я должен быть уверен, что эта информация останется исключительно среди вас, ваше величество, и людей, которым вы абсолютно доверяете.

– Продолжайте, – кивнул Леннар, – можете говорить без опаски.

– Ваше величество должен знать, кто основатель рода О'Тил и какую роль они играли при вашем дворе.

– Да, я знаю, – подтвердил король, – и более того, глубоко скорблю о гибели вашего деда. – Он кивнул О'Тилу.

– По воле случая я узнал о том, что за О'Тилом идёт настоящая охота некромантов, и где! – на территории королевства! По нашим законам, каждый маг должен защищать потомков его рода, ведь у его истоков стоит один из основателей Свободных территорий. По праву крови О'Тил всегда был гражданином Свободных территорий, но действительно подтвердил это право не по прихоти, а во имя сохранения своего рода. По нашим данным, гибель его родителей и деда не случайна, а тоже дело рук некромантов. Для того чтобы предотвратить гибель О’Тила, нам, я имею в виду магов Свободных территорий, пришлось увеличить его магический резерв, а после этой процедуры маг может служить только Свободным территориям, в противном случае он погибает. В случае с поисковиками всё гораздо проще. В Свободных территориях, поверхность которых сейчас представляет большую опасность для всех живых существ, поисковики попали под действие Облака преобразования. Это…

– Не надо пояснений, я знаю о спорах серых грибов, – перебил меня Леннар.

– Наверное, – вкрадчиво спросил я, – вы знаете и о том, что заражение ими неизлечимо?

Седовласый маг за столом кивнул в ответ на вопросительный взгляд короля.

– Да, это так, – задумавшись, подтвердил он.

– После того, – продолжил я, – как поисковики стали оборотнями, они ведь перестали быть вашими подданными? – Я позволил себе улыбнуться.

Король, видимо представив себе количество таких его подданных на территории Потерянных земель и ненависть к оборотням со стороны населения королевства за их бесчеловечную жестокость и нападения на приграничные районы, утвердительно покачал головой.

– Так вот, – продолжил я, – наши методики позволили излечить оборотней, сохранив их боевые качества. Вместе с излечением они приняли и гражданство Свободных территорий. Рон, – я указал на него, – имеет лучшие результаты, поэтому быстро стал командиром нашей Стражи и сейчас участвует в нашем посольстве, возглавляя его охрану и представляя военные интересы Свободных территорий.

– Мне говорили, – задумчиво сказал Леннар, – что Стражи обладают, кроме ранее неизвестных и удивительных артефактов, ещё и способностью трансформироваться. Это правда?

– Если вы готовы, а арбалетчики и маги в тех нишах, – я указал в скрытые в стенах тёмные ниши, – не будут стрелять, это можно продемонстрировать.

– Стрелять никто не будет, – нахмурился король.

– Рон, прошу, – сказал я.

Страж легко поднялся из-за стола. Секунда, по помещению промелькнул его размытый силуэт, и вот он уже стоит в боевой трансформации посреди зала, держа на вытянутой руке низкорослого гвардейца-арбалетчика, выдернутого из скрытой ниши, а во второй его руке несколько раз ритмично полыхнул светом призрачный клинок Палаша.

Как ни странно, гвардеец не делал попытки вырваться, а так и висел несколько секунд, глядя на короля, как кролик на удава.

Присутствующие зрелищем впечатлились, приглушённо обсуждая боевые качества Стража.

По моему сигналу Рон аккуратно опустил гвардейца на пол. Несколько секунд обратной трансформации, завершившейся щелчками исчезающих дополнительных суставов, и Страж в своём обычном облике занял своё место за столом.

– Может, ваше величество хочет осмотреть боевого голема? – спросил я у Леннара.

Он шутку оценил, улыбнулся и ответил:

– Демонстрации боевых возможностей Стража достаточно, ремонт в этой части дворца я пока не планирую. И кстати, что это за артефакт в виде клинка с призрачными лезвиями использует ваш Страж?

– Здесь, ваше величество, мы переходим к более интересной части нашего разговора. Позвольте мне рассказать о цели нашего появления в вашем королевстве, а для этого как раз и потребуется наглядная демонстрация артефактов.

Леннар кивнул.

По моему знаку Рон и О'Тил достали и выложили на стол Бебут, амулеты связи и амулет с копией личности-духа Хранителя, а я выложил из своего кармана два изящных медальона из белого металла.

– Мы появились в королевстве для того, чтобы вы, ваше величество, подтвердили действие договора о дружбе и взаимном сотрудничестве, который ещё до войны связывал наши государства. Это наша главная цель. Далее, мы готовы активировать все стационарные порталы переноса в королевстве Ленна. Естественно, как и раньше, нас устроит равное долевое участие в прибыли с их работы, то есть половина Свободным территориям, а половина властям вашего королевства. Мы осуществляем активацию порталов и их обслуживание в случае необходимости, а вы, со своей стороны, обеспечиваете их охрану, регулируете эксплуатацию порталов и зарядку по необходимости вашими магами. Скорее всего, вам уже доложили, что порталы в Кулоне и на восточном рынке в Мекане уже активированы, именно с их помощью мы так быстро прибыли в столицу. – Дождавшись утвердительного кивка Леннара, я продолжил: – Кроме этого, мы имеем возможность обеспечить амулетами связи ваших подданных и жителей королевства. – Я сделал короткую паузу. – Литон, если можно, продемонстрируйте, пожалуйста, работу амулета, связавшись с бароном Тито в Кулоне.

Герцог достал из кармана амулет связи и сосредоточился. Через секунду он протянул амулет королю.

– Исполняющий обязанности города Кулона барон Тито на связи, – сказал он и уточнил: – Для того чтобы с ним общаться с помощью этого амулета, достаточно только представить его образ и захотеть с ним переговорить.

Леннар принял амулет и сосредоточился.

Хранитель в это время транслировал мне переговоры короля и барона, состоявшие из вопросов и ответов, сначала уточняющих личность барона, потом ситуацию в Кулоне.

– Да, – спустя минуту Леннар вернул амулет, – действительно работает. Должен заметить, я поражён.

– Пока производство амулетов связи ограничено, – продолжил я, – поэтому на рынок королевства мы можем поставлять только незначительные партии. Для их распространения мы планируем организовать здесь свою торговую компанию, «Горттелеком», и предложить вам участие в ней. Скажем, – задумчиво произнёс я, – десятая часть прибыли деньгами или амулетами, как больше устроит ваше величество.

Я замолчал, давая возможность королю обдумать моё предложение.

– Мы бы хотели пятнадцать частей, – сказал Леннар, переглянувшись с одним из присутствующих за столом, – и в первое время амулетами.

– Не возражаю, – ответил я, дело-то сдвинулось. – Если власти Мекана передадут нам в собственность большую торговую лавку в центре столицы, что будет в интересах всех участников предприятия.

Король ещё раз переглянулся с тем же самым мужчиной.

– Думаю, это разумно и можно будет устроить, – ответил он.

– Замечательно, – отозвался я, – вне зависимости от ваших дальнейших решений по нашему сотрудничеству меня уполномочили передать вам скромные подарки от Свободных территорий. – Я встал, взял Бебут, лежавший передо мной на столе, и активировал его. – Этот клинок называется Бебут, – сказал я, – он признает только своего владельца и активируется простым мысленным желанием. После того как вы возьмёте его в свои руки, ваше величество, больше никто не сможет его активировать. – После этих слов я дезактивировал клинок и передал его королю. – Далее, – я взял со стола два изящных медальона, – это амулеты связи для вашего величества и близкого вам человека. Должен повторить то, что я уже говорил вашему представителю в Кулоне. Наши амулеты связи хорошо защищены и самоуничтожаются при попытке их разборки и копирования плетения. А в эксплуатации они очень просты и совершенно безопасны. Действуют они на расстоянии до пятидесяти километров от главного амулета, который обеспечивает связь с другими удалёнными на большее расстояние амулетами при наличии в той местности ещё одного главного амулета связи. Амулеты связи могут заряжать обычные маги, а главные амулеты только маги Свободных территорий. Также главные амулеты требуют особой охраны и хранения в определённых местах, а именно – в хорошо оборудованных хранилищах амулетов. Это связано с необходимостью уменьшения естественной потери магической энергии главным амулетом, которая практически сводится к нулю при наличии повышенного фона магической энергии в хранилищах амулетов. Теперь я готов ответить на дополнительные вопросы, – закончил я.

– Всё это хорошо, – ответил Леннар, – но мы хотели бы знать, как вы видите развитие нашего дальнейшего сотрудничества.

– После войны поверхность Свободных территорий населена бесчисленными порождениями чёрной энергии некромантов, – начал я. – Для её очистки и полного восстановления нашего государства нам необходимы в первую очередь людские ресурсы. Да, нас осталось очень мало, но восстановление сильных Свободных территорий прежде всего выгодно и вашему королевству, на территории которого, как вы уже знаете, активно действуют некроманты, привлекая к реализации своих планов ваших людей. Мы хотели бы, чтобы ваше величество не препятствовали вашим подданным становиться гражданами нашего государства. Это можно достичь как простым переселением людей по их желанию, излечением попавших под действие спор серого гриба поисковиков, ведь Кулон не единственный город поисковиков на нашей границе, так и увеличением магических способностей слабых магов, которые смогут стать магами Свободных территорий. Да, это возможно. Со своей стороны при необходимости мы обеспечим наличие наших Стражей и сильных магов на службе в вашей армии, так как всегда помним о братских связях наших государств. Естественно, мы также видим необходимость в совместных усилиях по очистке территории королевства Ленна от некромантов и их приспешников. Уже завтра мы можем начать оборудовать ваши государственные учреждения специальными амулетами, которые помогут определить некроманта или наличие у человека плетений из чёрной энергии, таких как Пыльца смерти.

Я замолчал. Король погрузился в думы. Потом оглядел своих молчавших помощников, встал. Я последовал его примеру, остальные тоже поднялись.

– Что ж, – торжественно ответил он в полной тишине, – мы считаем, что интересы Свободных территорий в полной мере отвечают государственным интересам королевства Ленна. Я подтверждаю действие договора о всестороннем сотрудничестве между нашими государствами.

– Спасибо, ваше величество, я и не ожидал от вас другого ответа, – сказал я. – Моих полномочий достаточно, чтобы подтвердить действенность договора со стороны Свободных территорий. Уже завтра я активирую все доступные порталы переноса в столице и займусь размещением Детекторов некромантов. Мы планируем восстановить и использовать дом рода О'Тил как резиденцию нашего постоянно действующего посольства, в Кулоне будет также открыто представительство Свободных территорий. Уверен, что наши добрососедские отношения принесут много пользы нашим государствам.

После обсуждения ещё ряда уже незначительных деталей и совместных планов мы ещё раз уверили друг друга в своих самых добрых намерениях.

Леннар произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Молод и реально смотрит на жизнь. Конечно, он не может не видеть пользы от сотрудничества со Свободными территориями, но и мы не мало просим.

С этими мыслями мы, в сопровождении Литона, отбыли в его поместье.

После позднего ужина герцог уехал обратно на службу, сказав, что ему требуется до завтрашнего дня организовать охрану и очистку, где потребуется, площадок стационарных порталов переноса в столице. Деловой подход, уважаю.

Я дал всем команду отдыхать, остановил О'Тила, порывавшегося вскрыть пакет с бумагами его деда и посвятить ночь изучению Кодекса Чести поверенных, отправил его тоже спать и последовал за ним.

Вторая ночь в Мекане прошла спокойно. Утром я чувствовал себя хорошо выспавшимся и полным сил. Плотно позавтракав, я решил отправиться на активацию порталов самостоятельно, оставив О'Тила, хоть он и сопротивлялся, изучать для начала Кодекс Чести поверенных, чтобы перед осмотром дома рода О'Тил мы имели исходную информацию. Всё равно, если он что-то пропустит, искомую информацию определит и сообщит мне Хранитель.

Рон разделил Стражей, отправив их по одному к пяти первым порталам с сопровождающими от Литона. По мере их активации они должны были перемещаться к остальной пятёрке портальных площадок. Сам Рон решил сопровождать меня. Что сказать? Возле каждого портала было столько солдат, что к завершению их активации я уже совершенно не обращал внимания на свою безопасность. Все господствующие высоты занимали гвардейцы-арбалетчики, а пространство возле портальных площадок перекрывалось несколькими линиями оцепления солдат, не пропускавших к порталам посторонних. На том самом базаре, где мы слегка изменили конфигурацию овощной лавки, начали было возмущаться торговцы, которых утром не пустили к их торговым лавкам. Но потом, узнав, в чём, собственно, дело, спокойно ожидали снятия оцепления, трезво рассудив, что активация портала прежде всего в их интересах.

За несколько часов мотания по столице все порталы переноса были активированы. После чего мы отправились в королевскую канцелярию, где с помощью Стражей я установил в арках входа в здание амулеты Детектора некромантов. Очень быстро. Рон своим Палашом легко сделал аккуратные выемки в каменных стенах, я вставил в них амулеты, а специально выделенный Литоном человек моментально заделывал все отверстия так, что не оставалось никаких следов. Герцог организовал дежурный отряд гвардейцев с приданным им армейским магом, которому я вручил амулет связи для отслеживания срабатываний Детектора.

Так, первоочередные дела выполнены. Теперь можно пообедать и отправиться с О'Тилом осматривать его родовое гнездо. Связался с Хранителем на предмет наличия искомой в дневнике Лордана и в Кодексе Чести поверенных информации.

«Рост, ты знаешь, – откликнулся Хранитель, – О'Тил уже второй раз от корки до корки заканчивает изучать этот Кодекс, но мы не обнаружили ни одной зацепки».

«Есть одна мысль, – после паузы отозвался я, – но для этого мне необходимо посетить главного поверенного».

Через несколько секунд я уже входил в его дом.

Поверенный оказался на месте и без проволочек принял меня.

– Господин главный поверенный, – сказал я, – я действую по поручению О'Тила. У меня есть один вопрос.

– Слушаю вас, – с улыбкой ответил поверенный.

– Насколько я знаю, вашу службу создал один из предков О'Тила.

– Да, это так, – подтвердил Рико Генот.

– А кто написал ваш Кодекс Чести?

– Он же.

– Могу ли я узнать, – спросил я, – сохранился ли самый первый экземпляр Кодекса?

– Да, – ответил поверенный, – конечно, сохранился. Это самая ценная реликвия нашей службы.

– А как можно с ним ознакомиться? – задал я самый важный вопрос.

– Думаю, – ответил поверенный, – с вашим статусом это не составит труда. Первый экземпляр Кодекса Чести находится в хранилище библиотеки магической академии. Служба поверенных в моём лице не возражает, чтобы маг Свободных территорий ознакомился с ним, – опять улыбнувшись, закончил он.

Поблагодарив поверенного, я перенёсся в тот трактир, где мы вчера обедали с О'Тилом. Заказав себе лёгкий обед, вызвал Рона, который со Стражами ожидал меня возле королевской канцелярии, и направил его к О'Тилу, который оставался в доме герцога Литона. Опять целая минута ушла на его требования выделить мне охрану, в конце концов пришлось согласиться, чтобы возле магической академии меня ожидали два Стража.

Пока несли заказанные блюда, я изложил Хранителю свои мысли, что зацепка наверняка содержится в первом экземпляре Кодекса, с чем он согласился.

Я связался с О'Тилом и остановил его стремление разобрать имеющийся у него экземпляр Кодекса на составные части, сообщил о своих планах и договорился с ним, что, пока я посещу магическую академию, он изучит содержимое пакета своего деда. Вроде всё. Ах, нет. Связался с Литоном и попросил его организовать мне допуск в библиотеку магической академии. Когда я уже начал с аппетитом поедать уху, в которой плавали кусочки нежной рыбы, на связь вышел герцог и сообщил, что в библиотеку меня проводит сам глава магической академии.

Я быстро закончил обед, запив всё холодным травяным настоем. Эх, кубиков льда в нём явно не хватает!

В несколько этапов я перенёсся к зданию магической академии, с улыбкой вспоминая глаза одного патрульного, когда я, в перерыве между переносами, внезапно появившись перед ним, поинтересовался, как пройти в библиотеку магической академии. Подобрав свою челюсть, постовой без слов махнул в сторону возвышающейся в конце широкой улицы башни библиотеки магической академии. Постовой моргнул, а я перенёсся к самому входу в академию, где меня уже ожидали два Стража и тот самый сильный маг, который присутствовал на аудиенции у короля Леннара.

После короткого приветствия я изложил суть своей просьбы, и маг без слов провёл меня вместе со Стражами в библиотеку. Как только я заказал смотрителю необходимую мне книгу, последовал тревожный вызов Хранителя, который сорвал все мои планы.

«Рост, возле столицы в нескольких местах отмечается формирование порталов из чёрной энергии».

«Что?!» – не поверил я.

«Вторжение, – более спокойно ответил Хранитель и повторил: – Вторжение!»

Я стоял на маленьком балкончике башни библиотеки магической академии. Отсюда открывался замечательный вид на всю столицу. В мирное время. Сейчас над высокой каменной стеной, окружавшей город, вились птеры, эта чудовищная авиация некромантов. Их острые клювы и когти на мощных лапах, усиленные металлическими накладками, позволяли им с лёгкостью пробивать доспехи охраны стены. Болты, выпущенные из обычных арбалетов, не могли пробить покрытую костяными наростами шкуру птеров. Эти монстры, кружась над защитниками столицы, резко срывались вниз и, зацепив когтями очередного воина, поднимали его в воздух и сбрасывали на землю. Их непредсказуемые атаки не давали стражникам сосредоточиться на отражении нападения воинов противника, с осадными лестницами подбиравшихся к городской стене. А из чёрных пузырей нескольких порталов выливались всё новые и новые колонны чёрных воинов некромантов. Изредка среди них мелькали костяные, обтянутые ссохшейся кожей тела тусуров.

На возвышении среди порталов замер некромант в длинном чёрном балахоне с глубоким капюшоном. Полы его плаща слегка колебались на лёгком ветерке.

Я выпрямился. Рядом каменными истуканами замерли двое Стражей Свободных территорий, Лесоруб и Стрела.

Мрачно окинув взглядом открывающуюся картину, я сказал:

– Ну что ж, вы хотели неприятностей, и вы их получите.

(обратно)

Игорь Смит Бастион Одесса

«Меканские известия»

«Вероломное нападение некромантов на столицу королевства Ленна подтвердило мнение, что некроманты продолжают вынашивать захватнические планы по отношению к мирным государствам Горта, запретившим их чудовищную магию на своих территориях. В то время как большинство считало, что некроманты заперты в королевстве Рат, они смогли восстановить свои силы и вновь показать Горту, что их рано сбрасывать со счёта.

Наша столица устояла только чудом. И это чудо называется маги Свободных территорий, которые прибыли в королевство Ленна для восстановления дружественных связей с нашим государством.

В решающий момент битвы, когда городская стена Мекана уже была частично разрушена, а чёрные воины прорвали нашу оборону, маги Свободных территорий показали, что и через двести лет после последней войны есть кому остановить некромантов!

Все граждане королевства в едином порыве присоединяются к королю Леннару, который подтвердил договор о сотрудничестве с братским государством и выразил глубокую благодарность магам Свободных территорий за своевременную и эффективную помощь!

Война началась. Только отсутствие непосредственных границ с королевством Рат даёт нам возможность собрать все силы для борьбы с некромантами. В Ленне введено военное положение и объявлена мобилизация. Так встанем же все на защиту наших ценностей и не позволим чёрной чуме вновь повергнуть наш мир в хаос! Всё для армии, всё для государства!

Победа или забвение!»

(обратно)

РОСТ Тринадцатые сутки после переноса

Ещё перед выходом на балкон библиотеки магической академии я связался с О’Тилом, который уже был в курсе начавшегося вторжения, Хранитель дублировал своё сообщение и для него.

– О’Тил, отправляйся вместе со Стражами на стены, мы обязаны помочь защитить столицу, иначе нашим планам конец, – сказал я. – Встречаемся у восточных ворот в город. И големов захвати.

– Понял, – коротко ответил О’Тил. – Отправляюсь.

Постояв на балконе и посмотрев на безрадостную картину начавшегося вторжения, я несколько, мягко говоря, обозлился и в лучших традициях моего мира выдал фразу о грядущих неприятностях нашему врагу. Теперь осталось только придумать, как эти неприятности создать…

Хранитель обговорил со мной несколько вариантов отражения атаки некромантов, но все они привели бы к тому, что вместе с чёрными воинами перестала бы существовать и столица. Нет, нам это не подходит. Отправив Лесоруба и Стрелу на встречу к О’Тилу, я начал перебирать вместе с О’Носом варианты совмещения оружия массового поражения и магии мира Горта. Как-то не очень получается. Отравляющие вещества, даже если их удастся материализовать, что, по словам Хранителя, в принципе возможно, приведут к таким же результатам для столицы, как и плетения магов Свободных территорий, с помощью которых была уничтожена империя Ном. Да и магической энергии мне для такого дела не хватит. Даже с помощью О’Тила… Про ядерный боеприпас вообще молчу, для его разработки просто нет времени.

С тяжёлыми мыслями перенёсся к восточным воротам, где на городской стене уже занял оборону наш небольшой отряд Свободных территорий.

Стражи привычно окружили меня и О’Тил а кольцом защиты, взяв на изготовку свои модифицированные магические гранатомёты.

Оценив обстановку, я пришёл к выводу, что полноценным это вторжение назвать нельзя. Порталы некромантов явно не были рассчитаны на единовременное прохождение больших сил, так что если удастся в ближайшее время прервать их работу, то столицу вполне реально удержать.

Только как это сделать? Даже на таком расстоянии я чётко видел, что силовые линии порталов некромантов закрыты мощной защитой. Значит, использовать то плетение, которым я погасил портал с чёрными воинами возле границы со Свободными территориями, не получится…

Птеры, штурмовая авиация некромантов, продолжали кружиться над нами, время от времени резко пикируя и атакуя городских стражников. Кое-где на стенах уже начали появляться гвардейцы, отряды которых постепенно прибывали к месту будущего столкновения. Среди военных я по насыщенным переплетениям силовых линий определил несколько армейских магов. Гвардейцы сразу пустили в ход свои короткие арбалеты, но это оружие оказалось малоэффективным против низкокружащих птеров и не причиняло им особого вреда. А вот станковый стреломёт, расположенный на одной из башен возле ворот, сразу же показал неплохие результаты. Не знаю, как его обслуга умудряется наводить это громоздкое творение местных оружейников, но с очередным резким щелчком тетивы мощный арбалет поразил одного из птеров. Не сумев выйти из пике, пронзённый длиннойстрелой насквозь штурмовик некромантов врубился всем своим немаленьким весом в один из прикрывавших защитников каменных зубцов стены. Раздался громкий скрежет металла по камню, но оглушённый и слабеющий монстр всё-таки успел зацепить чудовищными когтями одного из стражников со стены. Издав пронзительный клёкот, птер вместе со своей последней добычей рухнул по ту сторону городской стены прямо под ноги прибывающим из порталов чёрным воинам.

В стройные шеренги приблизившегося неприятеля полетели арбалетные стрелы, несколько защитников активировали боевые амулеты. Призрачные лезвия бессильно исчезали во вспышках магических щитов чёрных воинов, не причиняя им вреда. Вслед за амулетами Трёх лезвий были активированы Огненные кнуты, причинявшие нападавшим более весомый вред и сжёгшие несколько передовых рядов неприятеля, уже закинувших длинные лестницы на стены. Армейские маги также не остались без дела. Тут и там среди рядов противника взрывались мощные файерболы, оставлявшие дымящиеся воронки и бреши в рядах чёрных воинов. Но это не остановило их наступательный порыв. Не реагируя на потери, бойцы противника, управляемые фигурами в чёрных балахонах, объединили свои магические щиты и организованными рядами вновь устремились к стенам столицы.

Птеры активизировались – они снизились, и их атаки заметно участились.

По мыслесвязи я отдал команду Рону – который и так уже несколько раз нетерпеливо пытался мне что-то сказать – разделить Стражей на две тройки, одну нацелить на птеров, а другую на тусуров, которые виднелись в рядах неприятеля.

Вступаем в бой!

Я, судорожно обсуждая с Хранителем, какие плетения применить против некромантов, одновременно согласовал с О’Тилом порядок нанесения ударов Мухами по ближайшей группе чёрных воинов с некромантом во главе.

Честно говоря, в этот момент меня очень беспокоил видневшийся на возвышении метрах в пятистах от городских стен неподвижный некромант, который явно руководил если не действиями своих воинов, так работой порталов. От клубящейся вокруг его фигуры чёрной энергии отходили силовые линии к пузырям порталов, из которых продолжали выходить воины и тусуры.

Вжи-и-ик! Вжи-и-ик!

Вырвавшиеся из тубусов Рона, Пискуна и Пучка файерболы врезались в двух пикирующих птеров.

Грохот близкого двойного разрыва слегка оглушил нас, после чего сверху посыпались ошмётки тела и брызги крови ближайшего птера. Другой же летающий монстр, в которого буквально через доли секунды вонзился одиночный третий файербол, рухнул, объятый плазмой разрыва, в какой-то сарай вблизи от городской стены. Из воспламенившегося сарая раздался высокий, режущий слух визг горящей твари. Вот живучая! Деревянная стена сарая рухнула, выбитая изнутри мощным ударом, после чего из огня и дыма появилась обгоревшая морда с покрытыми сажей металлическими накладками на дымящемся костяном клюве. Сделав несколько шагов, птер наконец выбрался из обломков деревянного сооружения, не переставая визжать на высокой ноте. Из его спины торчала дымящаяся обломанная кость, когда-то служившая началом кожистого крыла, обгоревшие изломанные останки второго монстр прижимал к другой стороне своего покрытого костяными наростами тела. Тварь, прервав визг, сделала несколько кувырков по земле, сбив с себя пламя. Потом резко повернула морду в нашу сторону и широко раскрыла клюв. Кожаные мешки по бокам шеи напряглись.

Вжи-и-ик!

Поймав секунду неподвижности цели, из тубуса Пискуна вырвался ещё один файербол и вонзился прямо в раскрытую пасть птера. Взрыв – и обезглавленное туловище монстра, подняв вверх кучу мелких обломков и искр, рухнуло точно в центр весело трещавшего костра на месте сарая.

Дзанг! Дзанг!

Мой магический щит полыхнул, отразив две стрелы, прилетевшие со стороны наступающих.

Рон подскочил к участку стены, где между двумя каменными зубцами с глухим стуком появились два бруса приставной лестницы. Вспышка активированного Палаша – и резкий удар срезал верхушку черепа чёрного воина, который появился между брусьями лестницы. Воин некромантов сорвался, вслед за ним полетел активированный Стражем амулет файербола. Глухой взрыв где-то внизу – и окончание лестницы исчезло со стены.

Слева от нас армейский маг активировал плетение Ледяного облака, на основе которого я с Хранителем и создал своё плетение Абсолютного холода.

Ледяное облако накрыло группу воинов неприятеля, окружающих одну из фигур в чёрном балахоне. Общий магический щит матового цвета содрогнулся, но выдержал. Мгновение – и стену слева от нас накрыл ответ некроманта – плетение Опустошающего огня. Слабые щиты гвардейцев и стражников, которые находились рядом с армейским магом, выдержали доли секунды, щит мага продержался вдвое больше, но тоже недостаточно для отражения удара. Серое пламя, охватившее корчившиеся фигуры, медленно растаяло, вместе с ним исчезли и люди, оставив после себя небольшие, припорошенные пеплом пятна на каменной стене.

«Думай, думай! – требовал я у самого себя. – Безвыходных ситуаций не бывает!»

В это же время я указал О’Тилу в сторону некроманта, убившего армейского мага. Мы синхронно вскинули свои Мухи – у меня тандемного типа, у О’Тила кумулятивного. Свой магический резерв пока надо беречь!

Вжи-и-ик! Вжи-и-ик!

Мы выстрелили с разницей в доли секунды. Сначала в матовый щит некроманта вонзился файербол О’Тила, практически пробив его. Следом за ним в защиту противника ударил мой первый, небольшой файербол. Вспышка – и магический щит некроманта рассеялся. В это же мгновение в центр группы влетел второй файербол моего гранатомёта и разорвался прямо под ногами некроманта.

Время замедлилось.

Из плазмы и дыма, окутавших место взрыва, вместе с комьями земли вылетела верхняя половина тела некроманта, левой рукой накидывавшего сползший с лысой головы капюшон. Вторая рука была оторвана в районе локтя, и из мяса, ещё не успевшего покрыться кровью, торчал розовый обломок сустава. На расстоянии в несколько десятков метров наши глаза встретились, и я впервые увидел лицо одного из своих врагов. Лицо обычного мужчины средних лет, правда, с очень бледной кожей и глубоко посаженными глазами. Его тонкие, бескровные губы начали изгибаться в жуткой улыбке.

Время вернулось в обычное русло.

Некромант, блеснув мокрыми болтающимися кишками, улетел куда-то в сторону. Через секунду оттуда раздался мощный взрыв, поднявший в воздух смесь из мелких частиц грунта и человеческой плоти.

«Самоуничтожился, что ли?» – пришла в голову невольная мысль.

Стражники и гвардейцы во многих местах уже сбрасывали поднявшихся на стены чёрных воинов, с трудом сдерживая их натиск. На атакующих летели активированные амулеты файерболов, дротики, стрелы и даже обычные камни, которые передавали собравшиеся с внутренней стороны под стенами горожане.

Стражам удалось сбить ещё с десяток птеров, затрачивая на каждого по два одновременных выстрела для гарантированного поражения. Вся стена была усыпана кусками тел, обрывками кишок, ранеными и убитыми солдатами.

Големы, которые не могли подняться на стены, точными выстрелами из своих амулетов Веера лезвий рассекли прямо в воздухе ещё несколько птеров и деловито добили их шевелящиеся останки.

«Есть, Рост, есть! – наконец воскликнул Хранитель. – Вакуумная бомба!»

«Кхмм, а что распылять и взрывать-то будем?» – недоуменно спросил я, одновременно выстрелив из Мухи в выпрыгнувшего над чёрными воинами тусура. Двойной заряд сравнительно легко преодолел его защиту, подтвердив правильность расчётов по модернизации гранатомёта. Разорванное взрывом тело тусура улетело обратно в толпу воинов некромантов.

Скоро буду как Гай Юлий Цезарь, который мог одновременно писать, смотреть бой и разговаривать. Аве мне!

В это время от некромантов, следовавших во втором эшелоне, в защитников на стенах ударили несколько маслянистых сфер чёрного цвета.

«Это ещё что за дрянь?» – невольно спросил я Хранителя, боковым зрением увидев, как одна из сфер впилась недалеко от нашей группы в армейского мага. Его щит вспыхнул, маслянистое вещество быстро растеклось по защите мага и, буквально за доли секунды разъев защиту, облепило тело человека. Маг страшно закричал, задрав голову от нестерпимой боли, руками тщетно пытаясь сорвать с себя облепленную чёрным веществом одежду. Миг – чёрная субстанция добралась до его открытого рта и влилась ему внутрь. Крик мага захлебнулся, он бессильно упал на каменную поверхность стены.

«Плетение Симбионта, – отозвался Хранитель. – Тело мага надо быстро уничтожить».

«Почему?» – спросил я, продолжая смотреть на упавшего мага.

Дзанг!

Ещё одна стрела была отбита моей полыхнувшей защитой, а вторую сбил Рон своим Палашом прямо в воздухе.

«Сейчас увидишь», – ответил Хранитель.

Видимо, не только Хранитель знал, что такое некромантское плетение Симбионта, потому что в это же время группа гвардейцев по резкой команде офицера кинулась с оголёнными клинками к бессознательному, или погибшему – не понятно, магу. По его неподвижному телу пробежала судорога.

Я как зачарованный смотрел на появляющиеся из-под одежды мага чёрные щупальца, толчками увеличивающиеся в размерах, а тело несчастного начало проседать, как будто спускался воздух из корпуса резиновой лодки.

Мне не удалось досмотреть окончательный результат действия плетения Симбионта, потому что подскочившие солдаты быстро изрубили тело мага и щупальца на куски.

В это же время из-за стены прилетели ещё две сферы Симбионта, одна была успешно отражена щитом гвардейца, который он тут же скинул вниз со стены. А вот вторая плюхнулась прямо на спину солдата, склонившегося за амулетом мага.

Его лицо в ужасе перекосилось, когда он, выпрямившись, понял, что попало в него и быстро расползается по его телу. Солдат успел только дернуть за ворот своего мундира, видимо желая сорвать его с себя вместе с чёрной субстанцией, как был тут же изрублен своими товарищами.

Это секундное отвлечение защитников от своих постов не прошло не замеченным со стороны неприятеля. На стену запрыгнули сразу несколько десятков чёрных воинов, и Стражам пришлось вступить с ними в бой, пока очнувшиеся солдаты сбрасывали со стен приставные лестницы и связали противника боем с тыла.

Двое из чёрных воинов атаковали меня. Перенестись было нельзя, так как я оставил бы неприкрытым О’Тила, который уже бросил свою Муху и рубился с одним из противников. Щит мага постоянно полыхал под ударами, которые он пропускал. Стражи были быстрее и гибче, но на каждого из них приходилось почти по три чёрных воина, поэтому никто из них не успевал прийти мне на помощь.

Хорошо, что заваленная обломками и трупами стена не позволила противникам напасть на меня одновременно. На периферии сознания что-то бубнил Хранитель, но я перестал его слушать, полностью переключившись на сражение.

Время замедлилось.

Первый чёрный воин занёс правую руку для удара сверху, короткий щит в левой руке прикрывает его грудь. Блок левой рукой, в которой зажат длинный кинжал, удар правой рукой с активированным Бебутом выше левого колена противника. Его перерубленная наискось нога подкашивается, он непроизвольно опускает щит. Движение правой рукой на обратном ходе – и его отрубленная голова улетает в сторону. Тело воина валится вперёд, и я вижу медленно вырывающуюся из разрубленной шеи струю крови и её отдельные капли, летящие мне прямо в лицо. Второй воин мощным ударом левой руки с зажатым в ней кинжалом отбрасывает падающее тело в сторону и правой рукой делает резкий колющий удар клинком мне в грудь.

Левой рукой с зажатым обратным хватом кинжалом отвожу клинок противника от себя, делая шаг назад и в сторону. Правой рукой с зажатой в ней рукояткой резко бью по локтевому суставу противника, переламывая его, как спичку. После короткого замаха бью боковой поверхностью стопы левой ноги по коленной чашечке выставленной вперёд ноги чёрного воина, перенося на ударную ногу вес и силу инерции всего своего тела и сделав лёгкий прокрут правой ногой. Колено противника с хрустом переламывается, он начинает заваливаться влево. Правой рукой наношу Бебутом колющий удар в его шею, пронзаю её, резким движением вверх рассекаю голову чёрного воина пополам.

Время потекло обычным ходом.

«…именно так, – донеслись разборчивые слова Хранителя, – Рост, магическую вакуумную бомбу можно создать с использованием промежуточного плетения О’Тил а. Бросайте всё, вы мне оба нужны», – закончил О’Нос.

Какой неприятный привкус во рту! Обводя взглядом заваленную трупами своих и чужих солдат стену, я увидел, что все Стражи на ногах. Уже хорошо. Рон, Стрела и Пучок замерли в непосредственной близости возле меня и О’Тила, а оставшиеся защитники сбрасывали трупы чёрных воинов на головы атакующих, вновь пытающихся проникнуть на стены.

Повсюду раздаются взрывы файерболов, клёкот птеров и звон металла. Пахнет гарью и кровью.

Я повернулся к О’Тилу и чуть не упал от пронзившей всё мое тело острой боли. Я пошатнулся, сознание моё помутилось.

– Только не сейчас, – сказал я непроизвольно вслух.

«Это последствия ускорения, – успокоил Хранитель. – Твои мышцы не обладают той скоростью движений, которые ты использовал для отражения атаки. Тренироваться надо».

«Ага, тренироваться, – устало ответил я, опираясь на руку О’Тила, – мне бы времени просто поесть и поспать…»

Снизу выпрыгнул тусур с широко раскрытой пастью.

Кхар-р!

Щиты Стражей, закрывшие меня от потока костяных дротиков, моментально стали похожи на спину дикобраза. Тусур улетел обратно вниз, получив в раскрытую пасть выстрел из Мухи Лесоруба.

– Рон, – обратился я к командиру Стражей, – нам с О’Тилом надо немного времени, чтобы сделать плетение для их, – я указал на отряды чёрных воинов внизу, – ликвидации.

Короткая команда Рона – и к нашим трём защитникам присоединились остальные Стражи.

«Хранитель, мы готовы», – обратился я к О’Носу.

«Значит, делаем так, – откликнулся Хранитель, – О’Тил, выбери объект рядом со стеной и начинай накладывать на него промежуточное плетение, которое преобразовывает материю в энергию. Энергии понадобится много, так что не мелочись».

О’Тил согласно кивнул и начал накладывать плетение на близлежащее двухэтажное здание. Надеюсь, О’Тил правильно рассчитал объём выхода энергии.

Кхар-р! Дзанг!

Рон опять успел своим щитом перехватить костяные дротики очередного тусура, ухватившегося за зубец стены, но один из них всё же достиг меня и полностью сгорел в магическом щите. Выдвинувшиеся вперёд Синий Глаз и Пискун сумели несколькими ударами своих Палашей перебить передние лапы костяного голема, и тот улетел вниз, нелепо вертя мордой.

Я абстрагировался от мира.

«Насколько я понял из твоих воспоминаний, Рост, – продолжил Хранитель, – вакуумная бомба основана на распылении в воздухе мельчайших частиц горючего вещества и подрыве полученного аэрозольного облака. Горючее вещество материализуем из части воздушного пространства перед городской стеной, оставляем соотношение сорока процентов вашей окиси этилена и шестидесяти процентов воздуха. На это и уйдёт большая часть энергии от промежуточного плетения О’Тила, остаток пойдёт на файербол, который подорвёт нашу газовоздушную смесь. Вот плетение преобразования материи в материю, используй его. Я применял его для создания неживых предметов, например тех самых кресел, которые я материализовал в комплексе».

Перед моими глазами развернулась структура описываемого Хранителем плетения. Так, построение силовых линий, расположение центров Силы. Обязательно использовать дополнительное плетение, защищающее от стороннего влияния, некроманты явно не останутся равнодушными зрителями, когда увидят, что вокруг них и их порталов что-то создаётся.

Повторим ещё раз, так, я готов.

«О’Тил?» – обратился я к нему по мыслесвязи.

«Я заканчиваю», – ответил сосредоточенный маг.

Я позволил себе на секунду вернуться в действительность.

Битва продолжалась. Несмотря на то что поле и стена были усеяны трупами воинов некромантов, из порталов продолжали прибывать новые отряды. Рядом с нашей группой бились гвардейцы и стражники, кое-где виднелись и простые горожане, увешанные разнообразными амулетами.

С правой стороны появился новый отряд гвардейцев и магов, среди которых я увидел Леннара. Король был одет в лёгкие доспехи гвардейца и вооружён нашим Бебутом.

Над нами, перекрывая шум битвы, громыхнули один за другим два разрыва файерболов, и ошмётки очередного птера грохнулись на землю прямо перед появившимся отрядом.

Король взглянул в нашу сторону поверх голов магов, которые придвинулись ближе к нему.

«С тобой хочет говорить Леннар, – раздался голос Хранителя, – думает, что у тебя тоже есть амулет связи», – хмыкнул он.

«Соединяйте», – мысленно ответил я.

– Рост? Это Леннар, – донёсся голос короля. – Вы можете что-то сделать? Резервные подразделения гвардейцев в столице уже все задействованы, а подмога не успевает подойти. Солдаты долго не продержатся, наших магов не хватает, а силы некромантов постоянно увеличиваются…

– Мы пытаемся, – ответил я. – Порталы уничтожить пока не получается, они прикрыты защитой. В ближайшие минуты попробуем задействовать одно мощное плетение, сейчас заканчиваем с его подготовкой.

– Пусть у вас получится, – устало сказал Леннар. – И, Рост… – Связь с королем прервалась.

– Рост, я готов, – сообщил О’Тил.

«Что ж, – вмешался Хранитель, – приступайте. О’Тил, активируй промежуточное плетение. Рост, раскидай сеть плетения вакуумной бомбы».

«Будет, будет вам Папа файерболов», – вспомнил я «Отца всех бомб», одну из последних разработок среди боеприпасов объёмного действия, который по мощности был вполне сопоставим с ядерным боеприпасом, но, в отличие от него, вакуумная бомба не оставляет после себя химического и радиоактивного загрязнения.

Я сосредоточился.

С каждой долей секунды моё плетение всё больше и больше заполняло поле битвы. Силовые линии обтекали пузыри порталов некромантов, где-то среди них разместилось плетение файербола, который должен детонировать получившуюся смесь воздуха и горючего газа. Последние центры Силы, защитные плетения. Я готов.

Големы внизу отогнали всех горожан, бестолково толпившихся возле здания, на которое О’Тилом было нанесено промежуточное плетение.

Я увидел, как от мага прошёл импульс активации.

Вокруг здания начал медленно раскручиваться вихрь энергии, а стены его стали неуловимо быстро истаивать в воздухе.

«Рост, не спи!» – взбодрил меня Хранитель.

Я быстро перекинул силовую линию от моего плетения Папы файерболов к энергетическому вихрю. Энергия потекла сначала тонкой струйкой, но уже через секунду через меня проходил её мощный поток. Напряжение стало столь велико, что я сосредоточился только на накачивании магической энергией своего плетения, полностью отрешившись от битвы вокруг нас. Стражи справятся, я знаю.

Всё, все центры Силы и структура плетения наполнены энергией с избытком. Напитываю структуру огромного файербола, размещённого в центре плетения преобразования воздуха в аэрозольную смесь. Готово.

А поток энергии даже и не думает уменьшаться. Всё-таки О’Тил переборщил. Ладно, кашу маслом не испортишь. В разных местах плетения вакуумной бомбы создаю ещё несколько файерболов, связываю их всех единым управляющим центром Силы. Напитываю их энергией по самое не хочу.

Куда ещё направить поток, мой магический резерв уже переполнен!

От меня протянулись силовые линии ко всем амулетам, которые были у Стражей, магов и солдат вокруг нас.

От внутреннего перенапряжения люди воспринимались как смутные пятна вокруг меня.

Что-то настолько сильно сотрясло стену, что я упал на колени. Вспышка боли от резкого движения чуть не выключила сознание. Нет, только не сейчас!

Всё, все амулеты в округе заполнены, а… энергия не заканчивается! Если создам ещё несколько структур файерболов, то, боюсь, результат от них будет в целом больше, чем от активации вакуумной бомбы, и столица будет снесена если не взрывом, то ударной волной. Что делать?..

«…рионы!» – пробивается ко мне голос Хранителя.

«Ну конечно, морионы!» – сообразил я.

Поочередно заполнил энергией все четыре артефакта магов Свободных территорий. Они оказались поистине бездонными аккумуляторами!

Наконец на четвёртом морионе я почувствовал, что поток энергии ослабевает.

Всё, пора!

Импульс активации!

(обратно)

СТРАЖ РОН На стенах Мекана

Когда маги начали медитировать, Стражам пришлось нелегко. Хотя они и выбили значительную часть птеров, остатки которых кружили теперь над видневшейся вдали фигурой некроманта в чёрном балахоне, напряжение боя меньше не стало.

Чёрные воины и некроманты, пополняя свои потери из беспрерывно работающих порталов, наоборот, усилили натиск.

Рон, осознавая, что гибель магов равноценна их собственной гибели, изменил тактику охраны.

Теперь он и Стрела, каждый с двумя Мухами, охраняли магов от нападения птеров и ту суров, Синий Глаз и Лесоруб с Палашами защищали маленький отряд с боков, откуда время от времени через жидкие ряды городских стражников и гвардейцев просачивались чёрные воины, а Пискун и Пучок защищали отряд с фронта, сбрасывая неприятеля со стен.

Как сейчас не хватает помощи магов! На глаза Рону попались две изломанные фигуры солдат некромантов, которых несколько минут назад зарубил Рост. Что это было вообще? Рон, который в боевой трансформации двигался намного быстрее обычного человека, не мог понять, как магу удалось в считаные секунды справиться с рослыми и сильными воинами противника. Он просто пропал из поля зрения, растаял в воздухе. А когда через секунду появился, два солдата уже мёртвыми искалеченными кулями грохнулись на камни стены. Надо будет потом поинтересоваться у Роста, это магия или воинское искусство? Но будет ли это потом?

Рон осознал, что долго они так не продержатся. Слишком большой расход зарядов амулетов при всё возрастающей активности и количестве врагов.

Боковым зрением Рон, сбивший со стены метким выстрелом из Мухи очередного тусура, увидел, как големы Веера лезвий перестали выцеливать небо в поисках зазевавшегося птера, а вместо этого быстро освободили от солдат и горожан пространство вокруг двухэтажного здания рядом с городской стеной. Несколько человек, в панике бросившихся обратно к дому, были жёстко перехвачены големами и отправлены в короткий полёт в глубь переулка.

Чмяк-к!

Со стороны врага прилетел и с чавкающим звуком врезался в щит Синего Глаза сгусток чёрного вещества.

– Бросай щит! Это Симбионт! – с трудом преодолевая визг тварей, лязг металла и грохот от разрывов файерболов, в голос закричал Рон, одновременно дублируя приказ Синему Глазу по мыслесвязи.

Привычка молниеносно выполнять приказы командира в Потерянных землях и в этот раз спасла самому молодому Стражу жизнь, щит тут же улетел вниз на головы чёрных воинов. Раздавшиеся с той стороны крики, которые преодолели общий шум сражения, явно указывали на то, что плетению Симбионта, быстро превращавшего под влиянием заражения магическим паразитом живого человека в мерзкую, вооруженную щупальцами тварь, абсолютно без разницы, на кого воздействовать – защитника Мекана или воина некромантов.

Знающие люди (к таковым Рон относил большинство ветеранов-поисковиков) говорили, что плетения Симбионта использовались некромантами в первый раз двести лет назад в войне против магов Свободных территорий, именно это и привело к появлению уже после войны такого паразита, как пещерный слизняк в Потерянных землях. Рон в это искренне верил, как и в то, что появление всех тварей Потерянных земель так или иначе связано с некромантами и их чудовищной магией.

Внезапно пространство участка стены, где держал оборону отряд, заполнилось странной серой пылью, которая пыталась проникнуть сквозь магические щиты магов и Стражей. Через участившиеся вспышки защиты Рон увидел, как острые грани одного из каменных зубцов городской стены, попавшего под воздействие этой пыли, на глазах начали покрываться сетью мелких трещинок и осыпаться. Все непроизвольно напряглись, практически потеряв видимость из-за сверкающих щитов, которые уже через секунду заработали в полную силу.

Сердце Рона тревожно сжалось. У кого первым не выдержит щит? За эти несколько десятков минут боя он уже видел, как в подобном облаке полностью исчезли несколько гвардейцев и даже маг. И ведь все они были с амулетами магического щита! Напряжение нарастало.

В бессильной ярости полуослепший от ярких вспышек магического щита перед глазами Рон так сильно сжал челюсти, что невольно прокусил удлинившимися в боевой трансформации передними клыками верхнюю губу. Капля густой бордовой крови сорвалась вниз и плюхнулась в растёкшуюся под ногами Рона лужу крови его сражённых врагов.

Щиты выдержали! Артефактам магов Свободных территорий действительно нет равных на Горте.

Несколько секунд передышки, пока атакующие рубили внизу своего собственного воина, заражённого Симбионтом, позволили Рону и Стреле скоординировать дальнейшие действия по мыслесвязи и нанести серию выстрелов из Мух по атаковавшему отряд некроманту. На седьмом выстреле купол магического щита некроманта разрушился, что было видно даже невооруженным глазом, так как вокруг мага и окружающей его группы чёрных воинов пропала матовая полупрозрачная сфера, вспыхивающая каждый раз при соприкосновении с атакующими файерболами. А вот восьмой файербол из Мухи-2 (такие странные названия артефактам, магическим файерболомётам, даёт Рост) оказался решающим и легко преодолел ту черту, где ранее полыхала сфера щита некроманта. Разлетающиеся в стороны солдаты, вспышка плазмы и глубокая воронка на месте вражеского мага вызвала бурную радостную реакцию у сражающихся рядом на стене других защитников столицы.

Только радость оказалась недолгой. Обратив внимание на то, что его амулеты внезапно наполнились энергией, Рон обернулся к магам, полагая, что это они вышли из медитации и заряжают артефакты Стражей.

Нет, поведение магов не изменилось. Вместо этого Рон увидел, как истаивает в воздухе материя целого двухэтажного здания, того самого, возле которого замерли големы. Да что же это происходит? Опять атакующее плетение некромантов? Почему с тыла? Как не вовремя отключились маги!

По короткому сигналу командира остальные Стражи быстро придвинулись ближе к застывшим магам, опять заняв круговую оборону.

В этот момент видневшаяся вдали между порталами фигурка некроманта, ранее безучастно наблюдавшего за бойней, вдруг подняла руки, свела их над капюшоном и резко опустила в сторону городской стены.

За доли секунды Рон увидел, как перед восточными городскими воротами появилось и сгустилось огромное чёрное облако, которое с чудовищной силой ударило в защитные башни, прикрывающие ворота по бокам. В тот же миг городскую стену потряс сильнейший удар, который сбил с ног практически всех защитников Мекана. Кто-то не удержался на стене и с криком полетел вниз, кто-то просто упал на камни и теперь пытался подняться, и, насколько видел Рон, только Стражи смогли устоять вокруг магов.

На месте участка стены, где раньше были ворота, зияла огромная дыра, через которую в город втекал поток чёрных воинов некромантов. От защитных башен не осталось и следа.

Големы Веера лезвий уже схлестнулись с несколькими солдатами некромантов внизу, правда очень быстро нашинковав их призрачными лезвиями. К големам из ближайшего переулка подтягивались гвардейцы, среди которых Рон с удивлением (даже в этот момент) заметил короля Леннара в простых лёгких доспехах гвардейца.

Стражи ещё ближе придвинулись к магам. Рон потряс за плечо Роста, пытаясь привести его в чувство. Всё, что могли, и маги, и Стражи сделали, сейчас надо быстро уходить. Сопротивление на стенах затихало естественным образом, так как чёрные воины перестали делать попытки преодолеть их с помощью приставных лестниц, и большинство стражников и гвардейцев направлялись к бреши в стене.

Рост не приходил в себя. Из его носа медленно сочилась кровь, на лице от напряжения чётко проступили шрамы от ранения пауком возле комплекса. Рон уже был готов подхватить мага на руки, чтобы вынести его со стены, когда О’Тил, с которым Стрела проводил такую же процедуру, внезапно открыл глаза и сказал:

– Берегись! Сейчас будет взрыв!

Стражи непроизвольно склонились над магами.

Рон, хоть и был готов к взрыву – уж словам О’Тила стоит доверять, – всё равно был потрясён. Сначала он был ослеплен яркой вспышкой громадного файербола, который появился на равнине прямо перед городской стеной. От него воспламенился сам воздух! Через доли секунды Рона оглушил чудовищный звук взрыва, и тут же он, вместе со всем отрядом, был сброшен со стены мощной ударной волной. Быстро восстанавливающееся зрение зафиксировало в падении, как языки пламени захлестнули всё пространство перед стеной.

Магические щиты удивительным образом выдержали и это испытание! Несмотря на то что Стражи и маги упали вниз со значительной высоты, кроме лёгких ушибов, никто серьёзно не пострадал.

С трудом выбравшись из-под Синего Глаза, который приземлился прямо на Рона, Страж первым делом нашёл глазами тело бессознательного Роста. Преодолевая сопротивление своего контуженого тела, Рон встал и, пошатываясь, добрёл до мага, рядом с которым очумело мотал головой оглушённый, но уже приходящий в себя О’Тил. Рядом с Ростом появился Пучок, разжал ему зубы и влил несколько капель эликсира, потом начал копошиться в своей аптечке, перебирая пузырьки с лекарствами.

Через стену перехлестывало медленно расходящееся облако пыли, поверх которого бушевала плазма, оплавляя торчащие каменные зубцы. Впрочем, Рону было видно, что огонь с каждой секундой ослабевал и отряда уже не достигнет. Другая ситуация была в провале стены, разрушенной ударом некроманта. Не встретив препятствий на своём пути, огонь выплеснулся до самых домов, и теперь на этом месте догорали останки целого отряда чёрных воинов и нескольких некромантов. Жаль, что не всех…

Лучше других огненную стену перенесли тусуры, целая пятёрка которых выбралась из огня прямо на глазах у Рона и осматривалась в поисках подходящей цели. Мимоходом расправившись с несколькими гвардейцами и городскими стражниками, которые были ошеломлены произошедшим и не оказали серьёзного сопротивления, тусуры развернулись к отряду Свободных территорий и изготовились к нападению. За их спинами в расходящихся клубах пыли и дыма замаячили несколько фигур в чёрных балахонах.

За то время, пока тусуры расправились со своими слабыми противниками, Рон помог остальным Стражам подняться на ноги, и его команда заняла привычный оборонительный порядок вокруг магов, настороженно следя за приближающимся врагом. Перед ними, прикрывая Стражей своими телами и осыпая врагов призрачными лезвиями, замерли големы Веера лезвий. О’Тил тоже не остался в стороне, занял позицию между стражами и Ростом, который всё ещё не пришёл в сознание.

С тыла к отряду приблизилась разрозненная группа гвардейцев в помятых, покрытых пылью доспехах, среди которых Рон опознал кроме Леннара ещё и седовласого мужчину преклонного возраста, который был за столом во время аудиенции у короля.

Старик был увешан амулетами и держался вполне бодро, что-то нашёптывая Леннару на ухо.

Времени на их рассматривание более не хватило.

Тусуры раздвинулись. Навстречу отряду, невзирая на обстрел призрачными лезвиями големов, выдвинулся один из некромантов. Ростом ниже среднего, тощая фигура, стандартный чёрный балахон. Бледная кожа, тонкие, длинные пальцы на руках. Больше ничего Рон разглядеть не смог.

Как по команде, големы Веера лезвий прекратили работу амулетов и немного сместились в разные стороны.

Навстречу некроманту вышел О’Тил. Рон хотел было остановить его, но получил мысленный приказ от мага не вмешиваться. Скрипнув зубами, Страж подчинился.

Маг и некромант пристально уставились друг на друга.

Через несколько секунд пауза прервалась безумным хороводом защитных и боевых плетений, большинство из которых Рону даже не удалось определить.

Первым атаковал некромант, использовав плетение Тёмного удара, типа того, который пробил городскую стену. Только, как оценил Рон, в этот раз плетение было намного слабее, иначе О’Тила просто распылило бы на мельчайшие частицы.

Маг устоял, укрывшись за мощным магическим щитом, и, в свою очередь, нанёс удар плетением Песчаного коловорота.

Рону приходилось несколько раз пользоваться в Потерянных землях таким амулетом. Облако из мельчайших частиц земли сформировалось перед магом, приняло форму воронки, раскрутилось вокруг своей оси и острым краем вгрызлось в защитный щит некроманта.

Обычным известным Рону результатом воздействия амулета такого плетения был отполированный и полностью лишённый плоти костяк твари Потерянных земель. Плетение считалось мощным, действовало даже на оборотней, стойких ко всяким боевым проявлениям магии, а амулеты были очень дорогими и редкими.

Некромант оказался силён. Сфера его защиты содрогнулась, а в точке соприкосновения с боевым плетением О’Тила вогнулась внутрь. Через несколько мгновений плетение Песчаного коловорота исчерпало свой заряд и развеялось в воздухе пыльным облаком.

Следующие пару минут маг и некромант обменивались мощными ударами, которые сопровождались вспышками магических щитов, скрежетом разрываемого пространства и шелестом призрачных лезвий. Рон с трудом понимал суть происходящего и был готов при первой удобной возможности вмешаться в поединок на стороне О’Тила. Вся его сущность противилась возможности гибели мага Свободных территорий.

В схватке наступил переломный момент. Пыль и дым, окутавшие место сражения, несколько развеялись, и Рон увидел, как некромант завис в воздухе в метре над землёй и судорожно пытается раздвинуть невидимые силы, кольцом сжавшие его магический щит в районе шеи.

Кольцо сжималось, матовый магический щит уже вплотную приблизился к чёрной ткани капюшона, а движения некроманта приобрели некую хаотичность.

Рон злорадно ухмыльнулся. Так его…

Но противник не стал бездействовать. Вперед выдвинулся ещё один некромант и резким взмахом руки отправил сгусток тьмы в О’Тила. Маг не удержался на ногах и опрокинулся навзничь, а первый некромант упал на землю, судорожно растирая шею под балахоном.

– Нет, так не пойдёт, – внезапно раздался голос сзади Рона, и вперёд вышел тот самый седовласый мужчина из ближнего круга короля Леннара. – Всегда был убежден, что между некромантами и магами не может быть честной дуэли, – сказал он и резко выкинул правую руку вперёд.

Само пространство искривилось от этого движения, а луч насыщенного красного цвета жестко ударил по защите некроманта и легко преодолел её. Воздух вокруг некроманта заколебался, передёрнулся волной возмущения. Раздался резкий звук хлопка, больно ударивший по ушам Рона, и на месте, где стоял некромант, остался только силуэт его тени.

Лежащий на земле некромант приподнялся, опираясь на левую руку, и, сосредоточившись, указательным и средним пальцем провёл черту в воздухе в сторону седовласого мага.

Вспышка магического щита – и пожилой маг со стоном опустился на колени, сжимая культю правой руки, в то время как его отрубленная невидимым лезвием кисть отлетела далеко в сторону. Из разжавшихся пальцев на обугленную и залитую кровью землю выкатился крупный морион тёмно-красного цвета.

Рон сделал шаг вперёд и двумя руками выдернул седого мага и О’Тила за спины Стражей, а големы опять встали перед ними. Лёгким движением Рон вытянул из ранца жгут, кинув его двум ближайшим гвардейцам, и флягу с эликсиром для О’Тила, а сам обернулся к противнику.

«Они пытаются открыть портал», – раздался голос О’Тила. Действительно, в нескольких метрах от группы противника в воздухе появился чёрный пузырь портала некромантов. «Но у них, – с нескрываемым ехидством продолжил маг, – ничего не получится. Магические возмущения после атаки Роста слишком сильны и не дадут некромантам закрепить пространственную точку выхода из портала. Кроме этого, их ждёт ещё один сюрприз…»

Практически сформировавшийся пузырь портала внезапно покрылся огнём, по чёрной материи прошли волны колебаний. Огонь стал сильнее и ярче, а потом с гулом втянулся в портал, который после этого просто исчез.

В это время тусуры атаковали, выдвинувшись и прикрыв своими телами поднимающегося с земли некроманта.

Кхар-р! Кхар-р!

Ближайший костяной голем раскрыл свою уродливую пасть и выплюнул облако дротиков на отряд Свободных территорий. Стражи приняли их на щиты, многие со звоном вонзились в корпус големов, а вставший О’Тил выкинул навстречу врагу несколько жгутов Огненного кнута.

Рон понял, почему никто из тусуров не выпрыгнул навстречу Стражам, – их прикрывал общий магический щит некромантов, который проявился, с шипением отразив Огненные кнуты мага и разбрызгивая вокруг капли пылающей плазмы.

Амулеты големов Веера лезвий беспрерывно засыпали врага призрачными лезвиями, вспыхивавшими при соприкосновении с защитой некромантов.

Основная масса гвардейцев с королём держалась за спиной у отряда, предпочитая обстреливать тусуров и некромантов из нескольких сохранившихся арбалетов, болты которых тоже легко отражались магическим щитом противника.

Леннар лично разрядил пару боевых амулетов во врага, а потом его, активировавшего Бебут и с решительным видом направившегося к Стражам, оттёрли назад подоспевшие гвардейцы.

Некроманты поменяли тактику. С их стороны в небо вылетели несколько тёмных сфер Симбионтов и по сложной траектории вонзились прямо в группу гвардейцев.

За спиной Рона раздался крик, полный ужаса и боли: видно, Симбионты в кого-то всё же попали. Сразу за этим последовала короткая команда, несколько хлёстких ударов, и крик боли резко прервался.

Рон и Стрела, действуя практически синхронно, выхватили из-за спины сохранившиеся Мухи и, не жалея заряда артефактов, накрыли файерболами магический щит некромантов.

Вжи-и-ик! Вжи-и-ик!

Огонь встал между отрядами сплошной стеной. Из неё в обе стороны вылетали горящие арбалетные болты и костяные дротики, на обугленную землю с шипением падали брызги жидкого огня.

Выскочившая из переулка между домами обезумевшая от испуга лошадь, не успев никак отреагировать на происходящие события, влетела на полном ходу прямо между сражающимися отрядами и мгновенно с одной стороны была утыкана костяными дротиками тусуров, а с другой в неё вонзилась пара фаейрболов Стражей, разорвав бедное животное на части.

Заряд магических щитов некромантов оказался небезграничным, так как в следующую секунду общий магический щит противника распался на отдельные части, а к Стражам навстречу молниеносно выпрыгнули сразу два тусура. Один из них приземлился между О’Тилом и Пискуном, второй оказался прямо перед Роном и Стрелой. Отбросив артефакты, Рон с товарищем активировали Палаши, пыльный и дымный воздух озарился вспышками столкнувшихся призрачных лезвий и менского клинка костяного голема. Отражая очередной удар тусура, который двигался почти так же быстро, как и Стражи, Рон сквозь вспышки сгорающих в его магическом щите дротиков, которые летели от оставшихся вокруг некромантов тройки костяных големов, увидел, как второй ту сур жёстким колющим ударом клинка пронзил грудь Пискуна, а свободной конечностью сбил О’Тила на землю. Больше сделать он ничего не успел, так как в следующую секунду его располовинил на две части сильнейший удар клинка подоспевшего голема Веера лезвий.

Рон взревел от ярости и ещё больше ускорил темп боя. Насколько бы тусур ни был силён, но противостоять двум Стражам и второму голему Веера лезвий, корпус которого был сплошь покрыт торчащими дротиками, он не смог, его голова с треском слетела от мощного выпада голема, а тело и конечности изрублены призрачными клинками.

От некромантов в небо взвился целый рой сфер Симбионта, проследив взглядом за которыми Рон понял, что они накроют его отряд и магов. В этот момент Рост привстал с земли, болезненно искривил лицо и упёрся взглядом в группу противника.

Рон увидел, как вокруг некромантов и оставшихся тусуров воздух резко передернулся в лёгкой белёсой дымке. Противники в различных позах застыли на месте. Через доли секунды в их строй влетели оба голема Веера лезвий, от ударов клинков которых застывшие и пошедшие трещинами тела противника разлетелись сверкающими на изломах осколками грязного льда. Одновременно с этим тусур, выпрыгнувший в сторону отряда Свободных территорий за секунду до применения Ростом плетения Абсолютного холода, грохнулся на землю перед Стражами и разбился на мелкие куски, брызгами разлетевшиеся по округе.

В это время сферы Симбионта накрыли Стражей и магов. С шипением вязкое чёрное вещество медленно стекало на землю по овальным сферам магических щитов воинов.

Вспыхнувший было при соприкосновении с материей Симбионта магический щит вокруг Роста вдруг моргнул и с хлопком исчез, а чёрное вещество покрыло тело мага.

Рон ничего не успевал сделать и заторможенно смотрел, как Симбионт впитывается в кожу Роста, заполняет его открытый в беззвучном крике рот.

Через мгновение всё было кончено, чёрное вещество стекло с магических щитов Стражей и О’Тила и впиталось в землю, а Рост лежал на земле, сотрясаясь в сильнейших судорогах, скручивающих его тело.

О’Тил приподнялся с земли и упёрся взглядом в тело Роста. Его лицо, припорошённое пылью, покрытое сажей и брызгами крови, накрыла маска безмерной усталости и разочарования.

Гвардейцы с обнажёнными клинками несмело сделали несколько шагов в сторону бьющегося на земле мага.

– Всем стоять на месте! – неожиданно для себя громко выкрикнул Рон и грозно повёл вспыхнувшим лезвием Палаша. – Того, кто приблизится к Росту, изрублю на мелкие куски!

Рядом с ним встали и замерли в готовности поддержать своего командира остальные Стражи.

(обратно)

О’ТИЛ Зачистка восточных кварталов

О’Тил рывком поднялся и подошёл к Стражам.Напряжение от боя всё ещё стучало пульсирующей болью в висках. Рассматривая Стражей вокруг лежащего Роста и обступивших их гвардейцев, маг судорожно искал выход из этой ситуации. Что делать? Неужели Рост погиб?.. Моментально проведённое сканирование физического состояния Роста ничего не показало. Ничего! И физическое тело Роста, и его магические составляющие оказались закрыты тонкой прослойкой чёрной материи, полностью закрывшей объект от сканирования. Только легко поднимавшаяся грудь Роста говорила, что он всё ещё жив. О’Тил не решался прикоснуться к его телу, помня, что вот-вот должны появиться щупальца паразита Симбионта.

«Хранитель, – мысленно воззвал маг к О’Носу, – что предпринять? Рост сейчас преобразится?»

«Успокойся, О’Тил, – немедленно отозвался Хранитель. – То, что Рост до сих пор жив, свидетельствует о том, что его организм оказался не такой простой добычей для Симбионта. Я тоже потерял с ним связь, но уверен, он борется».

«Почему пропал его щит? Как Симбионту удалось поразить его?» – продолжил сыпать вопросы маг, пытаясь понять, как такое могло случиться.

«Рост использовал всю энергию своего магического резерва для мгновенного создания и активации плетения Абсолютного холода, а также для поддержки вашей защиты от атаки Симбионтами. Ему самому на защиту энергии банально не хватило. Из-за перенапряжения организма Роста от того сложнейшего плетения, которое уничтожило все войска некромантов за стенами, он не успел восполнить свой резерв от морионов, поэтому Симбионт смог разрушить его ослабленный щит и проникнуть к телу. Думаю, нам остаётся только ждать, пока Рост или очнётся, или обратится в паразита… – задумчиво закончил Хранитель. Через секунду он продолжил: – Всё, О’Тил, необходимо действовать. Роста надо поместить под охрану в безопасное место. А тебя предстоит…»

Король Леннар уверенно раздвинул своих гвардейцев и прервал переговоры мага с Хранителем.

– О’Тил, – сказал он, – всех заражённых Симбионтом необходимо сразу уничтожать. Ты сам должен знать, что после обращения паразит чрезвычайно силён и опасен. Если мы не сделаем это сейчас, потом будут потери… – Незаконченная фраза повисла в воздухе.

Гвардейцы насупились и подняли свои клинки, опустившиеся было после жёстких слов Рона.

О’Тил обвёл взглядом место сражения. Ледяные осколки тел тусуров и некромантов медленно шипели на раскалённой земле, дым, поднимавшийся от неё, смешивался с клубами пара и распространял вокруг неприятный горько-приторный запах. Пучок склонился над Пискуном, перебинтовывая его рану. Страж был в сознании и, повернув голову и сжав зубы, пристально наблюдал за развитием событий. Кираса Пискуна минуту назад распалась на две части, и два помощника замерли невдалеке от отряда, контролируя обстановку вокруг. Гвардейцы так устали, что преобразование кирасы в двух легендарных помощников Стражей Свободных территорий не произвело на них практически никакого впечатления. Корпус одного из помощников сейчас медленно затягивал сквозную дыру, оставленную клинком тусура.

Глава магической академии, бледный и сосредоточенный, стоял позади Леннара, баюкая свою перетянутую жгутом руку, лишённую кисти. Рана уже перестала кровоточить, а на груди мага висел активированный амулет жизни магов Свободных территорий.

Вдалеке раздавался грохот разрывов файерболов, приглушенный расстоянием звон оружия. Над несколькими домами поднимался густой дым пожаров.

О’Тил решительно тряхнул головой и ответил:

– Рост жив и справился с плетением Симбионта, однако надо немного времени, чтобы он пришёл в себя. Сейчас мы перенесём его в мой дом, дом О’Тилов, – добавил маг, – там он будет в безопасности. А потом я и Стражи поможем вашему величеству очистить город от некромантов, – кивнул О’Тил в сторону поднимавшихся дымов.

Леннар задумался и, как сообщил Хранитель, связался с несколькими командирами отрядов своих гвардейцев. Да, ему было что с ними обсудить.

Уже секунд десять магический радар, развёрнутый Хранителем, показывал О’Тилу нерадостную картинку восточного района города. По подсчётам мага, больше сотни красных пульсирующих точек, подсвеченных на радаре, означали, что часть некромантов и их солдат, проникших в город в пролом в стене, уцелели и теперь сосредотачивались в непосредственной близости от восточного базара, где располагался один из стационарных порталов переноса, а именно тот, которым их отряд перенёсся из Кулона. Даже если Леннар, который уже знал о происходящем с помощью амулетов связи, не обратится с просьбой о помощи, О’Тил, по настоянию Хранителя, решительно был намерен предотвратить захват портала некромантами. Поэтому действовать надо было быстро.

О’Тил склонился над Ростом и, сняв с себя амулет жизни, спокойно перевесил его на грудь борющегося с Симбионтом мага, одновременно показывая всем, что это совершенно безопасно. Принял протянутую Лесорубом флягу эликсира и, с трудом разжав губы Роста, влил ему несколько капель живительной влаги. Постепенно О’Тил успокоился и начал действовать более собранно.

«О’Тил, – вновь обратился к нему Хранитель, – тот морион, который использовал глава магической академии в бою, является храном времён магов Свободных территорий и явно содержит какую-то информацию. Без его активации я не могу пока ничего точно утверждать, но эти храны всегда использовались исключительно для очень важных и ценных данных. Предложи этому магу обменять его морион на такой же, только полностью заряженный Ростом. Уверен, мы не прогадаем».

Один из офицеров уже строил гвардейцев, а Леннар, в окружении ещё трёх офицеров и двух армейских магов, увешанных боевыми амулетами, что-то доказывал им, нервно размахивая руками и время от времени указывая в сторону горящих в городе домов.

Увидев, что один из гвардейцев поднёс главе магической академии его морион, О’Тил, воспользовавшись временем, пока Лесоруб и Синий Глаз сооружают из плащей поисковиков и нескольких жердей лёгкие носилки, достал из ранца Роста аптечку Стражей и все четыре артефакта – накопителя энергии. Красный морион, который от полного заряда энергией прямо лучился изнутри мягким светом, О’Тил зажал в руке. После этого он подошёл к раненому седовласому магу, который с задумчивостью смотрел на кисть своей руки, скрючившуюся на земле, как будто решая, поднимать её или не стоит. На его щеках уже разгорелся лёгкий румянец, а дыхание было равномерным и глубоким, что свидетельствовало об активной работе амулета жизни.

– Господин О’Ши, – обратился О’Тил к магу, – я хочу вас поблагодарить за помощь в поединке с некромантом, без вас я бы не справился. – О’Тил уважительно склонил голову.

– Да полноте, юноша, – устало ответил маг, не отводя глаз от своей отрубленной конечности, – по-другому я поступить не мог. Должен отметить, что очень, очень впечатлён плетениями, которые вы использовали как на стенах, так и здесь. Не откажусь потом, когда всё это закончится… – Маг по привычке хотел указать рукой на то, что именно закончится, но, едва пошевелившись, сморщился от боли и, видимо, решил сохранять неподвижность и продолжил: – Обсудить с вами их структуру и возможности, особенно с учётом того, что вы изучали их явно не в академии. Да, да, – маг слегка покивал, – я прекрасно помню вас студентом, О’Тил, и хорошо знал вашего деда. – О’Ши тяжело вздохнул. – Это большая утрата для королевства. – Маг секунду помолчал. – Особенно сильно я впечатлён мощью господина Роста, думаю, что для Леннара это очень ценный союзник. Его жизнь действительно вне опасности? – Он посмотрел О’Тилу прямо в глаза.

– У меня есть основания говорить, – твёрдо ответил О’Тил, не отводя взгляд, – что с Ростом всё будет хорошо. Это не самое большое потрясение, которое ему пришлось пережить в последнее время. – «Из тех, которые чуть не убили его», – мысленно закончил фразу маг. – Позвольте подарить вам одну из аптечек магов Свободных территорий, – продолжил О’Тил, – надеюсь, наши лекарства смогут помочь вам быстрее залечить эту ужасную рану. И ещё, – маг разжал кулак и протянул к старику руку, – я могу предложить вам поменять ваш разряженный морион на аналогичный с полным зарядом…

Красный морион красиво засверкал на ладони О’Тила.

О’Ши пристально посмотрел на светящийся артефакт и задумчиво спросил О’Тила:

– Да, я с благодарностью соглашусь на такой неравноценный обмен. А вы, юноша, знаете, что мой морион является кроме накопителя энергии ещё и информационным храном?

– Знаю, – невольно улыбнувшись, ответил О’Тил, – и не буду скрывать, что также знаю, что вы не можете активировать сам хран и воспользоваться информацией, так как она защищена плетениями магов Свободных территорий. А мы сможем и, поверьте, используем информацию не во вред вашему королевству.

Тут О’Тил поймал себя на мысли, что, похоже, впервые за это время он сознательно дистанцировался от королевства Леннар и почувствовал себя настоящим магом Свободных территорий. Как же сильно он изменился за последнее время!..

О’Ши задумчиво посмотрел на О’Тила и согласно кивнул. Потом бережно принял светящийся морион и положил его себе в карман. О’Тил принял взамен разряженный двойник и пристально всмотрелся в него. Да, действительно, морион был более чем наполовину заполнен спиралями информационного плетения. Но сейчас не до него, надо срочно перенести Роста в его дом, а потом покончить с некромантами. В успехе этого мероприятия О’Тил не сомневался, его грудь грели остальные три мориона, практически полностью заряженные энергией. С таким запасом он сможет сделать это.

К магам быстрым шагом в сопровождении двух охранников подошёл Леннар.

– Господин О’Тил, – обратился король, – мне сообщили, что большая группа некромантов и их воинов при поддержке тусуров смогли проникнуть в восточный район сразу после разрушения городской стены. Сейчас, благодаря вашим амулетам связи, мои отряды под руководством герцога Литона смогли скоординировать свои действия и заблокировать их с помощью баррикад в нескольких кварталах. Бои идут очень жестокие. Я немедленно вместе с своим отрядом отправляюсь на помощь к герцогу, ведь здесь, – король указал рукой в сторону дымящегося провала в стене, – опасность городу уже не грозит. Некроманты явно к чему-то готовятся, так что ваша помощь будет очень кстати. К сожалению, наших сил может оказаться недостаточно для быстрого уничтожения противника, потери очень значительны. Основные силы армии сейчас рассредоточены возле границ. Кто мог предположить, что война придёт прямо в столицу?!

– Этого никто не мог знать, – ответил О’Тил. – Как только мы доставим Роста в безопасное место, я сразу же прибуду с несколькими Стражами к вам на помощь, ваше величество. Свои порталы для получения помощи некроманты в ближайшее время открыть не смогут, слишком сильны магические возмущения после плетения Роста. К тому же я отправлю для вашей охраны одного из големов Веера лезвий.

– Благодарю и рассчитываю на вас. – Леннар коротко кивнул и через несколько секунд отбыл вместе с отрядом гвардейцев, магов и големом Веера лезвий в направлении неутихающего шума сражений.

Погрузив Роста и Пискуна на носилки, Стражи, в свою очередь, двинулись за магом в сторону его родового поместья. Впереди семенили два помощника Пискуна, шевеля своими усами-антеннами и тщательно осматривая местность, Рон со вторым големом Веера лезвий замыкал отряд. О’Тил постоянно сканировал прилегающие улицы с помощью магического радара. По ним метались испуганные горожане, изредка попадались небольшие группы солдат и городских стражников, спешащих в восточный район города, но все они сторонились и, склоняя головы, молчаливо уходили с дороги, пропуская отряд Свободных территорий, только что вышедший из боя. Кто же ещё в сопровождении големов может идти по городским улицам?! Слухи о том, кто именно спас город и сорвал вторжение некромантов, как всегда, уже успели обогнать события…

Через пятнадцать минут отряд остановился возле трёхэтажного здания на высоком цоколе. Дом О’Тилов был построен в форме квадрата со скругленными углами.

Маг подошёл к небольшой калитке в мощных металлических воротах, которые полностью закрывали проход под высокой аркой и через которую можно было попасть во внутренний квадратный двор.

О’Тил на секунду замер, любуясь массивными стенами поместья, которые прорезали стрельчатые, круглые и сдвоенные оконные проемы, украшенные каменными наличниками и коваными решетками. С этим домом связано столько детских воспоминаний!.. Именно здесь дед впервые рассказал ему, что такое магия, показал первые простейшие плетения. Здесь он начал познавать этот прекрасный волшебный мир, оказавшийся таким жестоким и неприветливым за его стенами. Научившись создавать своего первого светляка, маленький О’Тил целыми днями пропадал в обширных и мрачных подвалах усадьбы, находя порой удивительные и чудесные вещи, а иногда попадая в непредсказуемые ловушки, которые создавались каждым поколением О’Тилов.

Услышав за спиной нетерпеливое покашливание Рона, маг сосредоточился и взялся за металлическую ручку калитки. Когда после смерти деда дом покинули последние слуги, ворота и калитка были заблокированы специальными замками, которые можно было открыть только при наличии специального амулета либо зная запирающее плетение, разработанное одним из предков мага.

О’Тил быстро создал необходимое плетение и активировал его. «Раз, два, три», – считал он про себя, тоненькой струйкой вливая магическую энергию в центр Силы запирающего плетения. На счёт «семь», как и должно было быть, энергия достигла необходимого объёма, раздался тихий щелчок отодвигающегося засова. Петли скрипнули, и маг, потянув за ручку, медленно открыл калитку. Теперь надо было деактивировать механические и магические ловушки, которые стояли на боевом взводе.

О’Тил коротко проинструктировал Рона и вошёл в калитку. Голем остался снаружи, а Стражи, аккуратно ступая друг за другом, двинулись за магом.

Большинство магических ловушек должно деактивироваться от одного только его присутствия, но О’Тил помнил, что некоторые из них были сознательно устроены так, чтобы срабатывать на любого человека, который не знал, как их обезвредить. Сделав четыре шага к внутреннему двору, маг резко повернулся направо и, отмерив три шага к стене, наклонился и вдавил в стену выступающий из неё небольшой камень. Арка была длиной около пятнадцати метров, и если бы маг не отключил эту механическую ловушку, то, как только отряд продвинулся бы в ней метров на десять, его осыпали бы болтами из менского железа несколько десятков самострелов, расположенных в скрытых в стенах бойницах на разных уровнях. Три магические ловушки, также расположенные в стенах и потолке арки, отключились, опознав в маге кровь О’Тилов. Мощные самострелы с хитрой системой перезарядки, амулеты Огненного кнута, Песчаного коловорота и, напоследок, Стирателя материи остановили бы под аркой даже сильных магов. И дальше почти на каждом десятке метров в доме ожидали непрошеных гостей не менее изощренные приключения, в большинстве случаев со смертельным исходом.

Перед самым выходом из арки О’Тил отклонился теперь уже к левой стене и вдавил ещё один неприметный камень, отключив действие мощной решетки, которая заблокировала бы под аркой людей, если бы они смогли преодолеть предыдущие западни.

Маг вывел отряд во двор, по пути обезвредив ещё несколько ловушек, и оставил Стражей возле каменного колодца, попросив немного подождать. Вести весь отряд сразу в дом было опасно, так как О’Тил не сумел бы деактивировать некоторые ловушки, которые должны были сработать в случае появления в зоне поражения сразу нескольких объектов.

О’Тил стремительно поднялся на третий этаж, деактивируя часть охранных плетений и, для экономии времени, обходя множество опасных мест. Здесь, в небольшом тайном помещении, с виду похожем на обычную кладовку, находился амулет, управляющий всеми ловушками в доме О’Тилов.

Пройдя сложную процедуру опознания, выполнив несколько механических действий и наложив на амулет ещё три необходимых плетения, маг наконец деактивировал защитные механизмы и амулеты родового поместья. О’Тил на несколько секунд задумался. Оставлять дом полностью беззащитным он не мог, всё же в городе обстановка оставалась пока слабопредсказуемой. Управляющий амулет имел несколько возможных режимов. Маг провёл быстрое опознание как «своих» всех присутствующих в доме, затем активировал защиту от стороннего проникновения. Всё, теперь даже один Страж, который останется в доме с ранеными, сможет продержаться длительное время и в случае нападения крупного отряда противника.

О’Тил направился было к выходу на лестницу и внезапно замер в коридоре, остановившись напротив обгоревшей двери. В этом месте до сих пор стоял запах гари. Маг сделал несколько шагов к двери в комнату, где, по всей видимости, погиб его дед. Протянул руку, намереваясь её открыть…

«О’Тил, – прервал его намерения Хранитель, – с тобой пытается связаться Леннар».

«Соединяйте», – ответил О’Тил, опуская задрожавшую руку и сделав шаг назад. А ведь во внутреннем кармане до сих пор лежат непрочитанные бумаги Лордана О’Тила!

– Господин О’Тил, – голос Леннара был напряжён, – некроманты пытаются прорваться к стационарному порталу на восточном базаре, мои гвардейцы сдерживают их из последних сил. Необходима ваша помощь!

– Я буду через минуту, – сухо ответил О’Тил.

– Портал необходимо защитить!.. – Связь с Леннаром прервалась.

В разговор резко вклинился Хранитель: «Действуй, О’Тил, Росту пока ничто не угрожает, его состояние стабильное. Есть слабые признаки того, что в ближайшее время я вновь смогу выйти с ним на связь. Действуй, О’Тил, – повторил Хранитель, – некромантов необходимо остановить!»

Маг быстро развернулся и, бросив ещё один короткий взгляд на обгоревшую дверь, побежал к лестнице. Сделав несколько шагов, он остановился, раздражённо скривился и перенёсся прямо во двор, появившись перед Стражами.

– Рон, – обратился маг к командиру Стражей, – нам необходимо срочно отправиться на помощь Леннару, некроманты пытаются прорваться к порталу на восточном базаре. Я переношусь туда немедленно, сам реши, кто останется с Ростом и Пискуном, дом хорошо защищён, здесь им ничто не угрожает.

Услышав эти слова, Пискун рывком поднялся на носилках, гримаса боли исказила его лицо, но тут же исчезла, и немного бледный Страж сказал:

– В случае необходимости я смогу защитить Роста. Рана практически затянулась, помощники, если что, предупредят об опасности. Оставьте мне пару заряженных Мух и боевых амулетов, и я справлюсь, – твёрдо закончил воин.

Рон и О’Тил переглянулись, потом маг кивнул:

– Перед домом оставим голема Веера лезвий. Тогда в наше отсутствие раненым действительно ничто не сможет угрожать.

Обождав ещё некоторое время, пока Стражи занесли Роста и Пискуна в подходящее помещение, маг перенёсся на площадку портала на восточном базаре. Когда он здесь был? Позавчера? За это время окружающая местность разительно изменилась. Овощная лавка исчезла, как и все торговые помещения в радиусе нескольких десятков метров вокруг портала. Даже сейчас здесь дежурил десяток гвардейцев, вздрогнувших, обнаружив появившегося из ниоткуда на площадке человека, и расслабившихся, когда кто-то из них опознал в нём мага Свободных территорий.

О’Тилу не нужно было раздумывать, куда ему направиться. Магический радар чётко высветил участок, на котором сосредоточились несколько десятков красных точек, пытающихся вклиниться в ряды точек, подсвеченных зелёным цветом.

Переносясь в пределах видимости, О’Тил в три прыжка оказался в гуще боя. За время переноса он успел соединить свой магический резерв и три заряженных мориона, находящиеся в карманах его комбинезона, несколькими силовыми линиями, обеспечив себе стабильный доступ к немыслимому объёму магической энергии.

Появившись с уже активированным мощным магическим щитом за спиной одного из гвардейцев Леннара, О’Тил отбил ударом своего Бебута клинок чёрного воина, который наверняка должен был поразить этого солдата. Действуя, как когда-то (кхмм, какое «когда-то», несколько дней назад!) Рост, перебивший практически в одиночку большую часть разбойников, напавших на них между Кулоном и Потерянными землями, О’Тил тут же исчез и через доли секунды появился позади чёрного воина и рассёк его сильным ударом призрачного лезвия с левой ключицы практически до поясницы.

Кхар-р! Дзанг! Дзанг! Дзанг!

В магический щит О’Тила вонзилось больше десятка дротиков тусура, который оказался в непосредственной близости от мага и моментально атаковал его.

«Давай Стирателем!» – закричал Хранитель.

О’Тил резко развернулся, пока дротики со вспышками сгорали в его магической защите, и активировал против тусура Стирателя материи, мощное плетение, требующее колоссальной затраты энергии.

Пространство в форме овала радиусом в десяток метров, в котором находились тусур и несколько чёрных воинов, задрожало и исчезло. Воздух с хлопком заполнил пустоту, вызвав небольшой скачок давления в окружающем пространстве. Громко завизжал чёрный воин, левая рука которого вместе с плечом оказалась в зоне действия Стирателя материи и исчезла, оставив на теле ровный срез костей, мяса и артерий, из которых фонтаном брызнула кровь. Сбоку от мага резко хлопнула спущенная тетива, и арбалетный болт пробил голову раненого противника, отбросив его назад.

Импульс активации!

Запустив перед собой двух Песчаных коловоротов, О’Тил перенёсся на несколько метров левее, Бебутом прикончил ещё несколько чёрных воинов, перенёсся на несколько метров вправо и активировал четыре мощных жгута Огненного кнута, выжегшие ещё одного тусура и пару солдат противника. За это время два вращающихся пылевых облака Песчаных коловоротов прошли вперёд почти на десяток метров, оставив на своём пути несколько блестящих идеальной полировкой костяков от чёрных воинов и повредивших ещё одного тусура, практически полностью сорвав с него растрескавшееся кожаное покрытие и обнажив окаменевшие кости. Тусур после этого потерял ориентацию и бесцельно побрёл в одном только ему известном направлении, однако тут же был изрублен несколькими гвардейцами, так кстати оказавшимися на пути костяного голема в никуда.

Дальше Песчаные коловороты уткнулись в магический щит противника, оказавшегося на их пути, и стали усиленно вгрызаться в его защиту, истощая магический резерв противника. Обратив на это внимание, О’Тил добавил некроманту ещё несколько мощных фаейрболов и в момент, когда щит некроманта рассеялся, активировал против него плетение Абсолютного холода. Тот самый гвардеец с арбалетом, которого спас О’Тил, не растерялся и в этот раз. Звонко щёлкнула тетива, и арбалетный болт вдребезги разнёс замершую фигуру в чёрном балахоне.

Вокруг мага раздался торжествующий крик гвардейцев Леннара, с удвоенными силами вступивших в бой с остатками отряда некромантов. Исход поединка был решён через несколько минут, когда в общий магический щит, окруживший двух некромантов, трёх тусуров и два десятка чёрных воинов, вонзились файерболы из магических гранатомётов (так Рост называет эти артефакты) подоспевших Стражей. Сплошной поток разрывов и несколько мощных плетений со стороны О’Тила преодолели защиту некромантов за десяток секунд. После этого смазанные от скорости силуэты Стражей метнулись с активированными Палашами вперёд, а О’Тил сосредоточился на поддержке их магических щитов, не желая рисковать жизнью своих бойцов. Через минуту бой был окончен, а враги повержены.

Пока Стражи собирали трофеи, О’Тила радостно приветствовал герцог Литон, который, как оказалось, руководил гвардейцами на этом участке.

– Это было невероятно! – с довольной улыбкой воскликнул герцог, пожимая руку магу. – Всего несколько минут – и крупный отряд некромантов начисто разбит и практически без потерь! До вашего прибытия я уже хотел дать команду отступить, так сильны были наши потери и натиск тусуров. – Затем улыбка медленно сползла с лица Литона. – А что с Ростом? – спросил он. – Я слышал, он попал под плетение Симбионта?

Герцог явно хотел, чтобы О’Тил сказал, что это не так, что маг был просто ранен, а с Симбионтом – это ошибка.

Однако О’Тил не стал ничего скрывать.

– Да, это правда, – ответил он, – Рост действительно попал под воздействие Симбионта. – Герцог помрачнел на глазах. – Литон, – продолжил маг, – посмотрите на Рона, – он указал рукой в сторону Стража, аккуратно складывавшего в свой ранец трофейные амулеты и клинки, – вы ведь знаете, что он попал под воздействие Облака преобразования?

– Да, – ответил герцог, начавший догадываться, к чему ведёт маг.

– Если споры серого гриба ничем не повредили Стражам, – продолжил О’Тил, – неужели какое-то плетение Симбионта повредит магу Свободных территорий?

– А ведь действительно, правда!

И разом повеселевший герцог унёсся раздавать указания и команды своему отряду, организуя отправку раненых в тыл и готовя остальных гвардейцев к дальнейшему продвижению вперёд.

Сам О’Тил такой твёрдой уверенности не испытывал, но верил, что с Ростом всё будет хорошо, тем более что Хранитель тоже в это верит… а О’Тил верит Хранителю… Голова кругом идёт.

«Хранитель, – мысленно обратился к нему О’Тил, – как там Рост?»

«Некоторые позитивные изменения есть, – отозвался О’Нос, – по крайней мере физическое состояние Роста явно улучшилось, по мнению Пискуна. Но я пробиться к нему пока не могу. Необходимо ещё немного времени. А пока я расскажу тебе, как необходимо проводить зачистку…»

«Какую зачистку?» – не понял О’Тил.

«Зачистка – это специальная операция, которая проводится в населённых пунктах по выявлению и ликвидации некромантов и их приспешников, неуч…»

Когда Литон сообщил магу о готовности его гвардейцев к наступлению, Стражи уже закончили с трофеями и собрались вокруг О’Тила.

– Хорошо, – ответил О’Тил герцогу, – значит, зачистку будем проводить следующим образом… Как, вы не знаете, что такое зачистка? Тогда слушайте…

Через десяток минут из отряда гвардейцев было выделено четыре отдельные группы из самых опытных ветеранов, в три из которых входило по одному армейскому магу, имеющемуся в отряде Литона.

В состав четвёртой группы вошёл сам О’Тил, Рон, Стрела и пять гвардейцев с различным вооружением.

В другие группы, кроме магов, входили: один Страж с Мухой, два арбалетчика, два мечника и два гвардейца, вооружённые различными боевыми амулетами.

О’Тил лично вручил каждому гвардейцу всех четырёх групп по амулету жизни и щиту магов Свободных территорий, кроме этого, гвардейцам, которые отвечали за амулеты, было роздано по жмени амулетов файерболов, Огненного кнута, Трёх лезвий и других боевых артефактов.

Потом О’Тил собрал всех вокруг себя и ёмко, но кратко проинструктировал, как необходимо действовать каждому бойцу и магу отдельной группы – кто ведёт разведку и наблюдение, кто и как первым проникает в проверяемый дом, когда производить выстрелы из арбалетов и магических гранатомётов, порядок движения к следующему объекту по улице, секторы стрельбы и наблюдения за верхними этажами домов, имеющих несколько этажей, действия групп при внезапном нападении противника и многое другое…

Гвардейцы из отряда Литона оставались, как выразился О’Тил, в резерве и должны были действовать в тылу этих четырёх групп, поддерживая их своими силами в случае обнаружения и вступления в бой с превосходящими силами противника.

Пару раз О’Тил чуть не оговорился, что действия таких штурмовых групп были опробованы и широко применялись в боях за Сталинград, но всё время останавливал себя, понимая, что тут же со стороны гвардейцев последует вопрос, где он, этот Сталинград?

На его аналогичный вопрос, когда Хранитель объяснял ему тактику действий штурмовых групп и несколько раз упомянул этот Сталинград, О’Нос смутился и ответил, что сейчас на это нет времени, а потом ему всё подробно расскажет Рост, когда очнётся. И вообще он, Хранитель, очень занят…

В общем, через полчаса группы выступили, осматривая и довольно успешно уничтожая врага каждая в своём секторе, умело комбинируя действия арбалетчиков и мечников, магов, Стражей и амулетчиков, как сразу прозвали солдат, вооружённых боевыми амулетами, остальные гвардейцы.

Сам О’Тил достаточно чётко видел действия противника и общую картину зачистки на магическом радаре и координировал действия всех групп с помощью Хранителя, Стражей и амулетов связи.

Противник действовал мелкими группами, и только в центре одного из кварталов, занятых войсками некромантов, наблюдалось большое, по сравнению с другими районами, скопление красных точек.

Единственное, что действительно обеспокоило в данный момент мага, – это то, что в очищаемых от чёрных воинов и тусуров домах практически не было горожан. В то же время к той группе противника в центре квартала постоянно прибывали и приближались отряды из точек, подсвеченных синим цветом, то есть, по мнению Хранителя, достаточно чётко распределявшего объекты по цветовой гамме исходя из определённых признаков, состоявшие из невраждебных объектов. А какие здесь могут быть невраждебные объекты? Только горожане…

Уверенность О’Тила в том, что некроманты сгоняют в одно место жителей из всех захваченных ими кварталов, была подтверждена словами мальчишки, которого обнаружили благодаря радару в одном из отбитых у противника домов.

Мальчик, развозя грязными кулаками слёзы по лицу, сквозь всхлипывания рассказал, что его родителей вместе со старшей сестрой увели из дому ворвавшиеся в него воины в чёрной одежде и доспехах.

За несколько часов напряжённых боёв, понеся потери в полтора десятка гвардейцев, которые были пополнены из резерва, и уничтожив около трёх десятков чёрных воинов, пятерых тусуров и двух некромантов, штурмовые группы О’Тила медленно приблизились к рубежу, за которым располагался пустырь. Посреди него было заброшенное здание, напоминавшее амбар, возле которого сосредоточилось сразу несколько десятков солдат противника, больше дюжины тусуров и пятёрка некромантов.

А вот то, что происходило при входе в амбар, заставило О’Тила скрипнуть зубами и сосредоточиться на координировании совместной атаки как его штурмовых групп, так и отрядов гвардейцев, вышедших к пустырю под руководством Леннара с другой стороны.

Тяжёлые, мощные на вид даже издали ворота в амбар были сорваны с петель и брошены посредине пустыря, на их створках были распяты двое мужчин. Как прибивали второго, уже наблюдал О’Тил, укрывшись в одном из домов, прилегающих к пустырю. Чёрные воины вынесли, как бревно, тело горожанина из амбара и раскорячили его на деревянной поверхности ворот, после чего несколькими ударами прибили к ней длинными коваными гвоздями руки и ноги жертвы. Причём сам мужчина на эти события никак не реагировал, хотя лежал с открытыми глазами.

Ужаснувшийся О’Тил хотел сразу же броситься на врагов, его сдержал только Хранитель, убедивший, что без согласованных действий с гвардейцами Леннара с пятью некромантами он может и не справиться.

Маг, скрипя зубами, стал наблюдать дальше. Один из некромантов, стоящий перед входом в амбар, проделывал какую-то операцию с людьми, которых чёрные воины поочередно подводили к нему. Странно, но сопротивлявшиеся до этого момента горожане после манипуляций некроманта, которые заключались в том, что голову человека опутывали чёрные силовые линии неизвестного О’Тилу плетения, а потом второй некромант навешивал на человека какой-то амулет, после этого прекращали двигаться и замирали, иногда даже с открытыми глазами. Чёрные воины размеренно, словно это были не люди, а брёвна, заносили их в амбар и складывали рядами возле стен.

Когда через некромантов провели несколько детей, О’Тил не выдержал и, хотя подготовка полностью не была закончена, отдал команду атаковать некромантов со всех сторон, благо Леннар передал свой отряд под его руководство.

Как только первые арбалетные болты и файерболы достигли невидимого рубежа, разделяющего улицу и пустырь, проявился гигантский магический щит, куполом накрывавший всё пространство пустыря и амбар в центре его.

Противник даже не шелохнулся, а некроманты только ускорили выполнение своего… ритуала?

Гвардейцы и маги усилили натиск, купол содрогался под ударами боевых амулетов, арбалетных болтов, а кое-где и просто под ударами клинков. Содрогался, но держался.

О’Тил сосредоточился, и через секунду громадный файербол, в несколько раз превышающий своими размерами и мощностью файерболы из Мух Стражей, вонзился в верх защитного купола. Все отшатнулись от грохота и мощной ударной волны.

Купол устоял.

В следующий миг на дороге перед О’Тилом сформировалось огромное пылевое облако из частиц песка, камней и земли, приняло форму воронки, раскрутилось и вонзилось в магический щит некромантов, со скрежетом высекая из него снопы искр.

Купол держался.

О’Тил приблизился к защитному куполу некромантов ещё на несколько шагов. Сосредоточился. И в следующую секунду Песчаный коловорот рассеялся в воздухе, а гвардейцы и Стражи получили от мага команду на прекращение атаки.

О’Тил увидел, что тела мужчин, прибитых к воротам, связаны жгутами силовых линий с управляющим центром Силы защитного купола, ничем иным эта непонятная точка на куполе быть не могла. И вот когда Песчаный коловорот усилил натиск на магический щит некромантов и, соответственно, повысил расход его магической энергии, тело одного из мужчин странным образом стало усыхать, как будто из кожаного бурдюка откачивают воду и он опадает, уменьшаясь в размерах.

Маг мгновенно понял, что защита некромантов завязана каким-то образом на жизненные силы людей, которых они сейчас сложили в амбаре и используют для подзарядки своего купола, как он использует морионы для подзарядки своего магического резерва.

Гвардейцы прекратили атаку и отошли за баррикады, поспешно созданные на выходах улиц на пустырь, а Стражи в боевой трансформации остались за спиной мага, продолжающего стоять перед магическим щитом некромантов, который после прекращения атаки стал опять практически прозрачным. Только изредка по нему пробегала рябь магического возмущения.

Через несколько минут к внутренней стороне магического щита приблизилась фигура в чёрном балахоне, которую со спины прикрывала пара мощных тусуров.

Остановившись напротив О’Тила, некромант приподнял свою пронизанную венозными жилками кисть, покрытую высохшей, тонкой и почти прозрачной кожей, и, указав на мага, повернул ее к себе и характерным жестом перечеркнул свою шею. Потом развернулся и не торопясь зашагал обратно к амбару, где продолжалась чудовищная процедура наложения на людей плетений некромантов.

В это же время двое чёрных воинов вынесли из амбара тело молодой девушки в лёгком платье, длинные светлые волосы которой, распустившись, цеплялись за неровности почвы и траву.

Поднеся её к воротам, солдаты бросили тело на землю, сбили иссохшее тело мужчины со створок, аккуратно высвободив из древесины державшие его кованые гвозди. Привычным движением расположили на его месте тело девушки и быстро пригвоздили её руки.

О’Тил смотрел на это и дрожал от бешенства и бессилия.

Чёрные же воины аккуратно сложили останки мужчины в глубокий мешок и занесли его в сопровождении одного из некромантов в амбар.

Ещё одна догадка пронзила мозг мага. Кроме того, что они своим нападением убили сейчас невинного человека, они ещё и помогли некромантам создать заготовку, как ни неприятно это осознавать, для создания тусура, костяного голема.

О’Тил медленно развернулся и, опустив плечи, вернулся за ближайший дом, откуда началась его атака. Там он обессиленно сел прямо на траву, облокотившись на стену дома, и уставился в небо.

Через час, максимум полтора стемнеет. Выхода в сложившейся ситуации О’Тил не видел, Хранитель тоже не мог ему ничего подсказать. Ранее с таким куполом, завязанным на подпитку энергии от человека, маги Свободных территорий не сталкивались.

О’Тил согласовал с Леннаром и Л Итоном расстановку часовых, хотя при его магическом радаре он и так прекрасно видел все движения противника, но помнил, что у некромантов могут быть такие амулеты, как у тех тусуров, которые напали на магов в поместье Литона и выглядели на магическом радаре просто как крупные мужчины. Лишняя предосторожность не помешает.

Создалась непонятная ситуация, патовая, как её назвал Хранитель, когда обе стороны оказались и не победившими и не проигравшими. О’Тил с Хранителем не знали, что ожидать от некромантов, и надеялись, что и некроманты не знают, что ожидать от них.

Так наступил вечер, вокруг пустыря запылали высокие костры и залетали яркие светляки, на количестве которых О’Тил попросил не экономить. Светляки потребляли такой мизер магической энергии, который сейчас казался О’Тилу практически естественной потерей, никак не влияющей на объёмы магического резерва.

Маг расположился со Стражами вокруг одного из костров, в тревожном ожидании подкрепляясь едой из разогретых пайков и эликсиром из своих фляг. За это время с О’Тилом несколько раз связывались Леннар и Литон, желая узнать о возможности дальнейшего противостояния некромантам. Маг искренне, в подробностях описал им сложившуюся ситуацию и последствия их атаки на некромантов, после чего ужаснувшиеся король и герцог наконец перестали дергать его каждые десять минут.

Внезапно обстановка резко изменилась. Услышав громкий крик часового, О’Тил и Стражи выглянули из-за дома.

В шевелящихся тенях от языков пламени костров прямо перед пустырём развернулся чёрный пузырь портала некромантов, из которого в следующий миг появилась высокая фигура в чёрном балахоне.

Поразительно, но магический радар абсолютно ничего не показывал, а Хранитель утверждал, что не замечает никаких магических возмущений в районе появления чёрного портала!

Некромант вышел из портала и остановился. Голова в глубоком капюшоне сделала полукруг в направлении замерших Стражей и гвардейцев.

В ночной тишине весело потрескивал огонь, пожирая обильное топливо для костров.

О’Тил прямо физически почувствовал, как на нём задержался холодный взгляд фигуры в чёрном балахоне.

Через секунду некромант развернулся и, без видимого труда преодолев границу защитного купола, широкими шагами направился в сторону амбара, из которого на пустырь уже вышли все выжившие чёрные маги.

О’Тила охватило тревожное предчувствие.

(обратно)

РОСТ Четырнадцатые сутки после переноса

«Ну, наконец воскресенье!» – подумал я, сладко потянулся, достал мобильник и посмотрел на время. Не слабо, уже десять утра! Надо вставать… От следующей мысли на моём лице появилась улыбка. Ведь через час должна прийти Катя!

Через пятнадцать минут, перестелив чистым бельём кровать, я уже стоял на балконе с кружкой крепкого кофе и сигаретой. Прекрасное утро и отличное настроение…

Это же сколько мы знакомы с Катей? Через месяц будет уже пять лет! Пять лет дружбы. Своеобразной дружбы, конечно, так как в дружбу между мужчиной и женщиной я не верю. Так и с Катей: наши встречи приблизительно раз в месяц, обсуждения событий в нашей жизни, а потом… потом первоклассный секс в самом лучшем его понимании. И главное, что устраивает меня, Катя ни разу не заявила своих прав на более серьёзные отношения, по её словам, такое положение вещей её полностью устраивает.

Познакомились мы как-то летом, когда вместе с друзьями пошли в кафе на шашлык. Кафешка была хорошо известна в городе своей первоклассной едой. Нежное мясо, печёный картофель и овощи, лёгкая музыка. И что многим нравится, алкоголь можно приносить свой, никто даже слова не скажет, подадут рюмки и спросят, чем будете запивать. По-моему, в этом кафе ничего из спиртного, кроме пива и вина, и не держали. В общем, мне с друзьями в этом кафе всегда очень нравилось, и тот вечер, когда мы познакомились с Катей, не стал исключением.

Что надо молодым мужчинам, слегка разгорячённым хорошей порцией виски и горячим мясом? Когда наша компания усидела часть закусок и полбутылки виски, мы обратили внимание на группу девушек за соседним столиком, которые время от времени выходили потанцевать под живую музыку, в основном весёлую и зажигательную.

Я вышел на данспол, наверное, самым последним, не знаю почему, но танцевать я не очень любил, предпочитая обычно рассматривать танцующих людей, сидя за столиком. В этот же раз я пошёл на поводу у своих друзей, которые нацелились на знакомство во время танцев с девушками из той самой компании.

Так с Катей я и познакомился. В тот же вечер мы оказались в постели и с тех пор встречаемся с завидной регулярностью. Наши встречи, как ни странно, не мешают мне знакомиться и встречаться с другими девушками, и, как рассказывает Катя, у неё тоже были серьёзные отношения, за это время она даже чуть не вышла замуж. Но чего-то у них там, как говорится, не срослось.

Допив кофе, я глянул ещё раз на часы и пошёл в душ. Через полчаса я, уже причёсанный и благоухающий дорогим одеколоном (которым, если честно, пользуюсь очень редко), был готов к встрече. Хорошо, что догадался порядок ещё вчера навести…

Катя пришла вовремя. В одиннадцать часов и пять минут затилинькал домофон. Сняв трубку и услышав дежурное «Скорую помощь вызывали?», я хмыкнул и нажал кнопку, отпирающую подъезд. Через минуту открыл двери, лифт щёлкнул дверьми, и появилась улыбающаяся Катя.

Для своего двадцатидевятилетнего возраста Катя выглядела превосходно, не скажу, что идеальные стандарты «девяносто – шестьдесят – девяносто», но где-то очень близко к этому. Кроме природной красоты и горячего темперамента, в Кате всегда была какая-то непостижимая непосредственность, с ней было действительно легко общаться.

Закрыв за ней дверь, я оказался в объятиях девушки, её сумочка глухо стукнула о пол.

– Я соскучилась, – сказала она и, мягко поцеловав мои губы, прижалась всем телом ко мне, чему совсем не мешало её тонкое, полупрозрачное платье.

По моему телу пробежала лёгкая волна истомы и сладкого предвкушения. Крепче прижав к себе девушку, я провёл рукамивдоль её тела, при этом левая спустилась немного ниже пояса, поглаживая соблазнительные полушария, а правая поднялась, и, мягко отклонив Катину голову в сторону, я вновь слился с ней в глубоком поцелуе.

Так, целуясь и сбрасывая с себя одежду, благо на улице было лето и на нас её было немного, мы, пятясь, медленно добрались до кровати.

На кровать мы опустились уже обнажёнными. Катя, удобно расположившись на спине, слегка развела ноги, и моя рука, убедившись, что волнительные соски девушки уже давно возбуждены, легко скользнула вниз. В то время как мои пальцы легко поглаживали увлажнившуюся ложбинку, губы и язык уже вовсю ласкали Катину грудь. Девушка выгнулась и застонала от возбуждения, затем её рука прошелестела по простыне и начала ласкать меня в ответ.

Теперь уже я напрягся от возбуждения. Хорошо зная друг друга, мы несколько раз доводили себя почти до пика возбуждения, а потом вновь замедляли темп.

Немного откинувшись назад, я умерил натиск на Катю и засунул руку под подушку, где лежали приготовленные презервативы. Девушка понимающе перенесла ласки на другие части моего тела, а я быстро надел резинку и перекинул Катю на себя.

Девушка, оседлав меня, уже начала плавно двигаться, а я руками ласкал её возбуждающие окружности. Мы ещё дважды меняли позы, то ускоряя, то замедляя свои движения, пока я не перевернул Катю на спину и, закинув её ноги себе на плечи, резко форсировал темп, уже не собираясь его сбрасывать.

– Быстрее, быстрее, ещё… – сквозь стоны подгоняла Катя, да я и сам уже был близок к завершению…

Мы практически синхронно содрогнулись от пронзившей нас волны удовольствия, мне казалось, что я вот-вот взлечу. Спустя несколько секунд я устало откинулся на подушку, заложив правую руку под голову. На моём левом плече устроилась Катина голова, накрыв мою грудь россыпью светлых волос.

Нащупав губами мочку моего уха, Катя что-то мне прошептала.

– Ещё раз, – не расслышав слова и улыбнувшись от щекотавших шею Катиных волос, попросил я.

– Рост, очнись, необходима твоя помощь! – В конце фразы Катин голос вдруг зазвучал мужским баритоном.

– Не понял, – удивившись такой резкой перемене голоса, сказал я и повернул к девушке лицо.

Катя отодвинулась в сторону. Лёгкая улыбка на её лице внезапно пропала, она посмотрела мне прямо в глаза, и её губы повторили мужским голосом:

– Рост, приди же в себя, необходима твоя помощь!

От изумления я даже не мог пошевелиться. Катино лицо, а затем и всё вокруг резко заволокло чёрным туманом, который быстро сгустился, и через несколько секунд я уже ничего не мог рассмотреть даже вблизи.

Слепые взмахи рук ничего не нащупали, затем появилось чувство, что я стою на ногах, хотя, наклонившись, той поверхности, на которой стоял, всё так же не нащупал.

«Да что же происходит?» – в панике подумал я.

Из тумана снова донёсся мужской голос:

– Рост, очни-и-ись…

И тут я вспомнил. Всё. О своём переносе. Как с новыми товарищами мы бились с некромантами и тусурами, как я в очередной раз потерял сознание. А голос, пытающийся меня разбудить, – это же голос Хранителя!

– Хранитель! Храни-и-ите-е-ель! – закричал я в ответ, но мой голос поглотили чёрные клубы тумана.

«Что-то мне напоминают эти крики, – подумал я и невесело усмехнулся: – А, старый мультик про ёжика в тумане, он вроде там лошадь так же безрезультатно звал».

Надо что-то делать, как-то вернуться в реальность, откуда ко мне пытается пробиться Хранитель.

Так, а для начала просканируем своё эфирное тело. Хмм, вот этого я не ожидал. Из моей спины торчало несколько щупалец, которые целиком состояли из силовых линий, и я отчётливо видел, что в этих жгутах приблизительно равную долю занимают силовые линии тёмного, практически чёрного цвета, которыми пользуются некроманты. Всё это навело меня на смутные мысли – не знаю, что чувствуют некроманты, но я себя таковым не считаю.

Интересно, а управлять я этими щупальцами могу?

Сначала неуверенно, затем более чётко я смог управлять этими щупальцами, которых, как оказалось, было три. В конце концов, щупальцами я мог управлять точно так же, как и своими руками, абсолютно не задумываясь о механике этого процесса. Щупальца могли удлиняться, правда, при этом они утончались. Силой воли я мог изменить их плотность и форму, получив в итоге управляемое копьё или манипулятор с вполне гибкими и надёжными захватами. Экспериментируя, я определил ещё одно их свойство. Когда я погрузил свои новые конечности в чёрный туман и сделал ими несколько движений, пожелав, чтобы туман наконец рассеялся, я увидел, как туман буквально впитывается моими щупальцами, а мой магический резерв, который и до того был полон, прямо на глазах увеличился в разы.

Когда я очистил вокруг себя от этого непонятного тумана довольно-таки большое пространство, магическая энергия просто переполнила меня. И в этот момент мир моргнул, а я ощутил себя в своём избитом и больном теле. Но пошевелиться я не мог, что-то мешало мне управлять моим телом. Я попробовал связаться с Хранителем, О’Тилом, Роном, но все попытки были безрезультатны. Я чувствовал, что кто-то есть рядом, именно чувствовал, так как слух ко мне тоже пока не вернулся. Но усилий вновь управлять своим телом я не оставлял.

При очередной попытке связаться с Хранителем я стал слышать его переговоры с О’Тилом. Меня же они не слышали. Ситуация у них была аховая, если я правильно понял. Некроманты захватили целую толпу городских жителей и сейчас были заблокированы на пустыре в восточном районе города. При этом противник использовал магический купол-защиту, заряд которого восполнялся за счёт жизненной энергии заложников-горожан.

Что же делать? Почему я заперт в своём собственном теле и не могу им управлять?

Перебирая возможные варианты своих действий, я не находил выхода. Так прошло достаточно много времени, но всё было тщетно, я так и оставался неподвижным, глухим и слепым. Судя по переговорам моих товарищей, а кроме О’Тила и Хранителя я слышал уже и Рона с остальными Стражами, время шло к полуночи, а ситуация у них с некромантами не изменилась.

Хмм. Хорошо, Катя мне привиделась, а что же щупальца? Как-то оказавшись в своём теле, я совершенно про них позабыл, полагая, что они тоже привиделись мне как игра моего подсознания, естественно, из-за нападения на меня Симбионта.

Ха! А щупальца никуда не делись, я смог вызвать их из своего тела и управлять ими. Всеми тремя! Обрадовавшись, вначале хотел создать что-то вроде органа чувства на одном из них, чтобы увидеть себя со стороны, хотя то, что я в доме О’Тилов и меня охраняет Пискун, я уже знал из его переговоров с Хранителем. Подумал, ещё раз подумал и решил в первую очередь разобраться со своим организмом, попробовать выяснить, почему я не могу им управлять.

Щупальца из энергетических линий легко проходили через моё тело, и я так ничего и не нашёл, пока не добрался до головы. А голова находилась в некой сфере из чёрной материи, которая, видимо, и прервала все мои попытки влиять на внешний мир и своё тело.

Вспомнив, как я в своих грёзах очистил пространство вокруг себя от тумана, я решил попробовать сделать то же самое с этой чёрной материей, думаю, остатками Симбионта. Хотя мои энергетические щупальца ведь тоже последствия Симбионта, но вот они мне понравились, оставим…

В итоге всё получилось. Слой материи истончался, а мой магический резерв наполнялся энергией, и вскоре я вновь смог управлять телом.

Просканировав свой организм, я убедился, что он практически полностью восстановился, кроме этого я получил дополнительные возможности, а именно энергетические щупальца, которые по моей воле появлялись из магического резерва. Единственное, что меня сейчас беспокоило, – что я так и не смог связаться с Хранителем – видимо, после воздействия Симбионта были нарушены какие-то настройки в нашей связи. Но то, что я слышал и О’Тила, и Хранителя, и Рона, вселяло надежду, что связь будет восстановлена.

Я приподнялся и сел на кровати. Пискун, наверное, вышел из комнаты, так как рядом с собой я его не обнаружил. Мой ранец лежал рядом, я достал из него флягу и полностью опустошил её от эликсира. Энергия и так переполняла моё тело, стремление действовать пересиливало желание спокойно вернуться на удобный диван, где я и лежал до этого времени.

Надо как-то помочь своему отряду. В следующую минуту план был готов. Да, сырой, да, несогласованный, но он может сработать. Именно сейчас, пока некроманты ещё ждут подмоги или эвакуации. Вспомнив, как выглядят стандартный некромант и внешние проявления их порталов, я решил, что вполне могу использовать плетение иллюзии для создания поверх себя образа некроманта и такого же эффекта при своём появлении на пустыре. Наличие чёрных силовых линий в моих щупальцах давало мне шанс преодолеть защитный купол некромантов, который, возможно, определит меня как своего. «Вскрытие покажет» – как любил шутить один мой знакомый, работавший патологоанатомом. А нет так нет, всё равно помогу своим.

Через минуту, когда я уже заканчивал натягивать на себя своё снаряжение и амуницию, в комнате появился Пискун, который выглядел уже абсолютно здоровым, и с радостью подскочил ко мне.

Я остановил его движением руки и сказал:

– Спасибо, Пискун, всё нормально. Всё потом. У Рона с О’Тилом сейчас сложная ситуация, поэтому я немедленно переношусь к ним. До встречи.

Мир моргнул.

Я перенёсся к портальной площадке, той, самой первой, которую я активировал в столице. Моментально сориентировавшись, я ещё раз перенёсся в пределах видимости и эффектно появился на пустыре, прямо перед куполом защиты некромантов.

Выйдя из иллюзии чёрного портала некромантов и выглядя абсолютно как один из них (плетение иллюзии мне определённо удалось), я замер на секунду, обводя глазами сосредоточившихся вокруг пустыря гвардейцев Леннара, даже умудрился встретиться взглядом с О’Тилом, и он меня не узнал!

Я развернулся и пересёк границу магического щита некромантов, просто раздвинув её своими энергетическими щупальцами перед собой, и направился к некромантам, вышедшим из большущего амбара, вход в который зиял чёрным провалом сорванных ворот. Я незаметно сжал в правой руке рукоятку своего Бебута, приготовил к использованию энергетические щупальца и подвесил несколько готовых к использованию боевых плетений. Весь мой безумный план проникновения под купол к некромантам строился на том, что они наверняка не будут использовать под общей защитой свои личные магические щиты.

Связи с Хранителем так и не было.

Когда до некромантов оставалась пара шагов, один из них, с иссохшими руками, в которых он держал какие-то амулеты, сделал шаг навстречу мне и что-то неразборчиво произнёс.

Не останавливаясь и не обращая внимания на его слова, я сделал последний шаг и практически одновременно нанёс несколько ударов по всем пятерым некромантам.

Первого и самого наглого, того, который сделал шаг навстречу ко мне, я резко перерубил от плеча до поясницы ударом активированного Бебута, ещё троим я эффектно, с хрустом позвонков переломал шеи энергетическими щупальцами, а по пятому, самому щуплому некроманту нанёс сильнейший удар Воздушным тараном.

Однако последний некромант успел также активировать против меня атакующее плетение, видно первое попавшееся, и, как ни удивительно, это оказалось плетение Симбионта.

Тусуры, державшиеся позади некромантов, отреагировали практически моментально.

Кхар-р!

С десяток костяных дротиков вонзились в мой магический щит, который я активировал одновременно с Бебутом. Потом в меня с чмоканьем влипла чёрная сфера Симбионта, которому мой магический щит не стал помехой, и сразу же за этим мощнейший удар ещё одного тусура отправил меня в непродолжительный полёт.

Хорошо, что я готовился к переносу, который и произвёл, кувыркаясь в воздухе от этого удара, а то, боюсь, после приземления или столкновения с препятствием вновь, уже привычно потерял бы сознание.

Перенёсся я к двум створкам ворот, на которых лежали прибитые гвоздями тела мужчины и девушки. Их абсолютно безучастные глаза были устремлены в небо, и каждого связывал с куполом жгут тёмных силовых линий.

Симбионт, не причиняя мне никаких неприятных ощущений, быстро впитался в моё тело, в то время как я, не теряя ни секунды, ударил по жгутам, связывающим людей и защитный купол, двумя своими щупальцами, имея единственную цель – разрушить энергетическую подпитку купола некромантов. Жгуты я разорвал, только купол продолжал стоять, а вот, похоже, от материи Симбионта мои щупальца ещё больше удлинились. Сзади раздалось знакомое «Кхар-р!» – видимо, тусуры успели сориентироваться после моего переноса и вновь нанесли удар. Я обернулся и принял на щит очередную порцию дротиков, в то время как из-за амбара выпрыгнули ещё четыре тусура и, слегка забуксовав при резком повороте, понеслись в мою сторону.

Не став испытывать судьбу, я опять перенёсся за спину тусуру, выпустившему в меня дротики, и нанёс ему быстрый удар Бебутом. Призрачное лезвие вспыхнуло, будучи отражено магическим щитом костяного голема. Всё, эффект неожиданности утерян, сейчас тусуры могут просто затоптать меня своей массой, если смогут перехватить и оглушить. Рубанув ещё и чёрного воина, одного из тех, которые тоже кинулись за мной после гибели некромантов, я убедился, что хоть с ними у Бебута нет проблем. Его призрачное лезвие легко преодолело защиту чёрного воина и перерубило ему руку выше локтя.

Активировав в сторону приблизившейся ко мне четвёрки тусуров плетение Абсолютного холода, я опять переместился в сторону и, пока противники искали место моего нового появления, направил мощный файербол в самый верх купола. Моё предположение, что купол держится только благодаря ранее вложенной в него энергии, полностью подтвердилось. От мощной атаки купол покрылся помехами и через долю секунды исчез.

В то же время появилась связь с Хранителем. Наконец!

«О’Тил, Рон! Командуйте атаку! Некроманты ликвидированы!» – передал я по мыслесвязи.

Стражи вместе с О’Тилом, который так и сыпал направо и налево сильными атакующими плетениями, вонзились в ряды солдат некромантов. Гвардейцы старались от них не отставать, но им было далеко до скорости Стражей, а их армейским магам до мощности плетений О’Тила.

Ещё одного тусура я сжёг Огненным кнутом, это плетение наверняка пробивало магическую защиту костяных големов.

Через несколько минут всё было кончено, все чёрные воины и тусуры были повержены совместными усилиями партнёров по оружию.

Стражи и О’Тил с радостными лицами окружили меня, мы поочередно с каждым обнялись, после чего я сказал:

– Спасибо, друзья. Сегодняшняя битва показала, что мы стали настоящими друзьями, объединёнными одной большой целью. Я уверен, что никакие некроманты и другие наши противники не помешают нам возродить Свободные территории.

О’Тил ответил:

– Рост, я видел, ты сегодня практически пожертвовал своей жизнью ради нашего спасения. Я прошу тебя считать меня с сегодняшнего дня своим братом, который готов точно так же отдать свою жизнь за тебя.

– И нас, – в один голос заявили Стражи.

Что-то в моём сердце ёкнуло, честно, не ожидал таких чувств от своих боевых товарищей.

«А я так и вовсе навсегда с тобой, – раздался в голове голос Хранителя. – И между прочим, один из некромантов, тот, которого ты ударил Воздушным тараном, всё ещё жив, хотя и без сознания. Рекомендую оставить его живым, может, мы сможем наконец узнать, чего они добиваются».

Сообщив Стражам и О’Тилу, что один некромант жив, мы все вместе двинулись к нему. На всякий случай я попросил Литона убрать с пустыря всех гвардейцев. Герцог явно намеревался пообнимать меня, поздравляя с победой, но сразу подчинился, услышав причину такой просьбы. Теперь он вместе с Леннаром стоял невдалеке под усиленной защитой своих солдат, ожидая, когда всё прояснится.

На магическом радаре горела только одна красная точка, означавшая именно этого живого некроманта.

Пока мы шли несколько десятков метров, мне пришлось переубеждать О’Тила, который настаивал, что некроманта необходимо убить. Всё же я смог убедить его повременить с высшей мерой наказания вражескому магу, пообещав, правда, дополнительно применить к противнику парализующее плетение.

Импульс активации! – и мощное плетение накрыло место, где лежал оглушённый некромант.

Мы подошли вплотную. Стражи пытались закрыть своими телами меня, и стоило труда убедить их освободить дорогу.

Некромант лежал на спине. Склонившись над телом в чёрном балахоне, я достал свой кинжал и кончиком лезвия откинул капюшон с головы врага.

Лёгкая дрожь пробежала по моему телу. На земле, раскинув светлые волосы, лежала моя подруга Катя. Я даже немного отпрянул назад, что вызвало удивлённый взгляд О’Тила.

Взяв себя в руки, я присмотрелся к женщине-некроманту более пристально. Конечно, это была не Катя. Но как похожа! Эта девушка была гораздо более худая, заострившиеся черты лица, бледная кожа под яркими лучами паривших над нами светляков и отсутствие родинки на мочке правого уха окончательно убедили меня, что эта некромантка ничего общего с девушкой из моей реальности не имеет.

– И что будем с ней делать? – после моего продолжительного молчания спросил О’Тил. – Я считаю, что приводить ее в сознание очень опасно, и предлагаю покончить с ней здесь.

«Хранитель, а вы что конкретно предлагаете? – обратился я к О’Носу. – Помнится, во время боя на стене раненый некромант самоуничтожился, что вызвало довольно мощный взрыв. Не сделает ли эта некромантка то же самое, если мы приведем её в сознание?»

После короткой паузы Хранитель ответил:

«Да, такое вполне может произойти, и всё же, боюсь, другого пленного мы не скоро добудем. Хмм. Да, ситуация. И хочется, и колется, как у вас говорят», – продолжил Хранитель.

Стражи и О’Тил замерли вокруг меня, не мешая мне (а на самом деле Хранителю) принимать сложное решение. Вокруг дымились останки нескольких тусуров, а люди, захваченные некромантами горожане… продолжали всё так же лежать без движений на створках ворот и внутри амбара.

«Хранитель, давайте что-то побыстрее решать с некроманткой, я хочу попробовать помочь горожанам, из которых некроманты лепили батарейки. Я тоже не хочу её убивать, но, если у нас нет других вариантов, лучше пусть будет так, чем подвергать себя опасности».

«Я вижу только одно решение в данной ситуации, – задумчиво ответил Хранитель. – Раз мы не уверены в собственной безопасности, я предлагаю пока полностью нейтрализовать некромантку, так сказать, до лучших времён… – хмыкнул он. – Магической энергии для этого более чем достаточно. Потом доставим её в комплекс, а за это время я проработаю варианты её возможного допроса».

«Подходит, – ответил я. – Что для этого необходимо сделать?»

«Используем чёрный и жёлтый морионы. Кроме их прямого назначения как храна для копий духов-личностей и детектора правды, если пользоваться твоими, Рост, словами, они содержат ещё и несколько мощных плетений. Только Кристалл правды бери тот, который ты взял в хранилище комплекса. Да, именно этот. Так, на чёрный морион наложено плетение Пространственного кармана, а на жёлтый – плетение Нетленности. С результатами плетения Нетленности ты знаком, это оно позволило сохранить все ценные припасы комплекса в хорошем состоянии. Если применить его к некромантке, то для неё время субъективно остановится, а Пространственный карман позволит переместить её тело в пространство между реальностями. Останется только привязка на чёрный морион, который позволит вернуть её обратно».

Перед моими глазами предстали структуры плетений, о которых говорил Хранитель. Они оказались очень сложными, и я понял, что оперативно развернуть их будет достаточно проблематично. Для их изучения необходимо время. Которого нет!

Поэтому, вернувшись к варианту использования древних амулетов, определившись с помощью Хранителя с центрами Силы, которые отвечают за их использование, взял у О’Тила артефакты и уже через минуту активировал оба плетения на некромантку.

Если О’Тил и видел мои манипуляции с силовыми линиями и управляющими центрами, то для Стражей действие артефактов выглядело, наверное, пугающе. По крайней мере, когда тело некромантки сначала окуталось призрачным сиянием, а потом с лёгким хлопком размылось в воздухе в облако плотного тумана и втянулось в чёрный морион, большинство из них вздрогнули, но мужественно остались на местах.

– Итак, – обратился я к Стражам, – некромантка сейчас безопасна. Я поместил её в место, из которого она не сможет нам причинить вред. Потом, когда для этого будет достаточно времени, мы с О’Тилом и Хранителем попробуем нейтрализовать её магию и допросить. А сейчас я попробую помочь горожанам, затем все направимся в особняк О’Тилов, где и примем решение по нашим дальнейшим действиям.

Рон, к которому я по большому счёту и обращался, согласно кивнул, после чего мы с О’Тилом приблизились к мужчине и девушке, которые лежали на створках ворот.

Всё это время за спиной О’Тила деловито шелестел сочленениями голем Веера лезвий, за моей, не жалуюсь, Рон в боевой трансформации.

Не хуже голема, должен заметить, и не только его внешний вид. Быстр и смертельно опасен.

Итак, люди. Была у меня мысль, что я смогу нейтрализовать наложенные на них плетения некромантов с помощью энергетических щупалец. Если щупальца, они же манипуляторы, могут впитывать тёмную энергию, то что мешает мне не только разрушить некромантские плетения, а также впитать заряд их энергии в себя, заодно пополнив этими действиями свой магический резерв? Надо попробовать…

Изучив лежащих без сознания людей, определил следующее. На них наложено плетение, которое полностью блокирует активность их мозговой деятельности, а висящие на груди амулеты осуществляют подпитку энергией этих плетений. Кроме этого, амулеты служат связующим звеном между силовыми линиями людей и управляющим центром Силы защитного купола некромантов. То есть необходимо прервать силовые линии, связывающие амулеты и плетения, а потом впитать структуры этих плетений с помощью своих щупалец. Лишённые подпитки от жизненной энергии людей, амулеты быстро потеряют заряд, и защитный купол разрушится. Как-то так. С самими амулетами будем разбираться позже.

Что-то много за последние дни приходится откладывать на потом, уже очередь первоочередных дел такая, что впору для их решения отдельные отряды Свободных территорий направлять… Только где их брать? С каждым днём я всё больше и больше погружаюсь в решение проблем этого мира, а порой и сам являюсь источником их возникновения. Да… чем дальше в лес, тем толще партизаны…

Для работы я использовал только одно энергетическое щупальце, незначительным усилием воли вызвав его появление из своего магического резерва. Последнее плетение Симбионта явно пошло на пользу. Я чувствовал, что управляемость и подвижность щупальца достигли если не совершенства, то определённой естественности, как будто эти магические манипуляторы всегда являлись неотъемлемой частью моего организма.

«Эти щупальца, – вмешался в мои мысли Хранитель, – неплохое приобретение. Овеществлённая материя Симбионта интересным образом соединилась с лорданом. По моим наблюдениям, в твоём организме, Рост, произошло несколько изменений, и боюсь, что это ещё и не всё. Во-первых, эти твои магические манипуляторы. Кроме тебя их видит только О’Тил, а обычные люди и даже Стражи уже нет. Нечто подобное использовал О’Тил в поединке с некромантом возле стен, пока ты был без сознания. Только он оперировал несколькими силовыми линиями, и достаточно неловко. У тебя же получаются полноценные и хорошо управляемые дополнительные конечности, силовые линии в которых уже объединены в сплошные энергетические жгуты. Лордан в очередной раз увеличил свой объём и теперь полностью подменил собой все костные ткани твоего организма».

После этих слов Хранителя я неосознанно провёл языком по внутренней стороне своих зубов, особенно тщательно там, где стояла пара пломб. Ух ты, а пломб-то и нет! Судя по ощущениям, во рту у меня были вполне здоровые зубы, которых никогда не касалась бормашинка стоматолога. Когда же это произошло? По-видимому, пока я пребывал без сознания в доме О’Тилов.

«И ещё одно, – продолжил Хранитель, – чёрная материя Симбионта не полностью впиталась лорданом. Теперь эта оставшаяся часть тончайшей плёнкой распределена сразу за сетчатым слоем твоего кожного покрова…» О’Нос замолчал.

«И?..» – в нетерпении спросил я.

«Полагаю, что после приобретения определённых навыков и после тренировок ты сможешь изменять свой внешний вид…»

«Интересно…» – задумчиво ответил я. Это, конечно, замечательно – уметь изменять свою внешность. Только не слишком ли быстро мой организм меняется и с такими темпами не потеряю ли я себя? Как человека? Н-да… Тоже откладываем на потом…

«А теперь последнее, – сказал Хранитель. – Полагаю, что материя Симбионтов в твоём организме позволит тебе качественно закрываться от сканирования некромантами. Это косвенно подтверждается тем, что некроманты так и не успели определить здесь, на пустыре, что против них используется плетение Иллюзии, кроме этого, тебя пропустил и магический щит некромантов».

«Ну да, – ответил я, – действительно, всё, что ни делается, всё к лучшему. Даже не представляю, что получится, если некромантам таки удастся меня прибить. Во что тогда я превращусь?!»

«Не преувеличивай, Рост, – сказал Хранитель, – опасность позади, ты приобрёл несколько дополнительных качеств, что в этом плохого? Вернись давай к людям, девушка вон уже очнулась».

Упс, как сказала бы Бритни Спирс, что-то я действительно отвлёкся.

Пока я завис, обсуждая с Хранителем вновь открывшиеся обстоятельства, моё энергетическое щупальце, которым я исследовал девушку, продолжало касаться силовой линии, связывающей амулет некромантов и блокирующее человека плетение. И сейчас оказалось, что я простым касанием неосознанно впитал структуру этого плетения. Достаточно было их совместить, а дальше в дело вступила хищная материя Симбионта. И, воздействуя на силовую линию, я, похоже, не просто разрушил её, а впитал ещё и весь магический заряд амулета и даже слегка откачал энергию из магического купола некромантов. По крайней мере, энергии в моём магическом резерве заметно прибавилось, а амулет в магическом плане превратился в полностью лишённую энергии заготовку. Да и купол что-то потускнел.

Девушка, видимо, очнулась от боли. Длинные металлические гвозди, пробившие её руки и ноги, оставили серьёзные раны, которые продолжали кровоточить. Недоумённо разглядывая меня и стоящих за мной Стражей, её глаза, полные страданий и слёз, взывали о помощи.

Импульс активации!

Это О’Тил, пока я раздумывал, что предпринять, активировал усыпляющее плетение. Девушка слабо вздохнула, из её рта так и не вырвался крик боли, а глаза медленно закрылись.

С помощью Пучка я освободил её руки, благо у Лесоруба в его ранце оказались простейшие инструменты. В это время Рон вместе с О’Тилом освободили ноги жертвы. Бережно переложив девушку на плащ Рона, мы оставили возле неё Пучка с открытой аптечкой, а сами с О’Тилом занялись мужчиной, который был в несколько худшем состоянии.

Выслушав ещё раз О’Тила о событиях, когда при атаке погиб один из людей, превращённых некромантами в источник энергии, мы пришли к следующему выводу. По всей видимости, магический щит забирал жизненную энергию у людей, которые были к нему подключены, поочередно. Когда жизненная энергия одного полностью перекачивалась амулетом в магическую защиту и человек погибал, купол переключался на другого, а мёртвого некроманты заменяли, в данном случае это была девушка. Так как О’Тил атаку прекратил сразу же, когда понял, каким образом работает купол некромантов, то второй мужчина пострадал серьёзно, но не смертельно. Его дыхание было прерывистым, кожа побледнела, появился озноб.

Медлить более нельзя. Договорившись с О’Тилом, что он активирует усыпляющее плетение сразу, когда я разрушу связь амулета с куполом, я приступил теперь уже к осмысленной работе.

Моё энергетическое щупальце вновь выдвинулось к силовой линии, соединяющей амулет и плетение некромантов. Секунда, две – и плетение разрушается, его энергетическая составляющая впитывается манипулятором и перетекает в мой магический резерв чистой энергией. Ха! Предположение, что в прошлый раз я откачал ещё и энергию от купола, сейчас подтвердилось. Амулет под воздействием моего щупальца сначала с сопротивлением, потом всё быстрее и быстрее начал передавать энергию от купола в обратном направлении. Но я, убедившись в своих предположениях, быстро прервал расширившийся поток, мощным импульсом вытянув заряд из амулета некромантов, что привело к разрыву его связи с куполом. В этот же момент О’Тил усыпил раненого. Повторив операцию освобождения человека от гвоздей, мы переложили его ещё на один плащ. Над ним тут же склонился Пучок.

– Рон, – обратился я к командиру Стражей, – предлагаю вам сейчас заняться сбором трофеев, особенно тщательно осмотрите тела некромантов. Так как опасности нет, я попрошу Литона, чтобы он дал указание своим солдатам вынести всех людей из амбара. Так работать будет удобней. Постараюсь закончить как можно быстрее, – ответил я на немой вопрос Стража, – сам отдохнуть уже хочу, но людей в таком состоянии оставить не могу. Да и король нас не поймёт… Кстати, гвардейцам на трофеи оставьте что-то из оружия, но амулеты забирайте все, думаю, никто против не будет. Всё, работаем, – со вздохом закончил я. Ведь действительно устал.

Рон коротко переговорил с остальными Стражами, раздались щелчки исчезающих суставов, и все Стражи, кроме старшего, который, по своему обыкновению, решил не отходить от нас с О’Тилом, совершили обратную трансформацию. Затем разделились: двое отправились осматривать тела некромантов, а другая пара занялась телами чёрных воинов.

Почувствовав лёгкий толчок в плечо, я полуобернулся. О’Тил, с улыбкой на уставшем лице, протянул мне свою флягу с эликсиром.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я, сделав два глубоких глотка, – самое время для него. О’Тил, я, наверное, поработаю с горожанами самостоятельно, серьёзно раненных среди них быть не должно, а с остальным и армейские лекари справятся. Займись сортировкой амулетов, которые собирают Стражи. Да, и давай оставшиеся морионы, думаю, пока буду освобождать людей от магии некромантов, получится их немного зарядить. Ты сам энергии много потратил?

О’Тил смутился, доставая из внутреннего кармана комбинезона два оставшихся у него мориона, жёлтый Кристалл правды, который мы замародёрили – кхмм, то есть получили в виде репараций у городского головы Кулона, – и тёмно-красный хран для информационного слепка.

– Извини, – сказал он, – мой магический резерв пока ещё не сравнить с твоим.

– Брось, – прервал я его и ухмыльнулся, – ты ещё длиной… предложи помериться.

– Не понял, – О’Тил удивлённо вскинул глаза, – какая ещё длина у магического резерва? – Но, увидев, что я махнул рукой и ещё шире улыбнулся, хмыкнул и продолжил: – Жёлтый морион практически пуст, попался серьёзный противник, да и потом, при зачистке восточных кварталов, расход энергии намного превышал мои возможности. А вот тёмно-красный пуст вообще, потому что это не наш артефакт, а господина О’Ши, главы магической академии Ленны. Наш заряженный артефакт мы передали ему взамен. Обстоятельства потом расскажу, ты в это время был без сознания. Да, замечу, что на обмене настоял Хранитель, утверждая, что в нём может храниться полезная тебе информация. Я проверял, информация действительно есть.

В наш разговор не преминул вклиниться О’Нос:

«И информация, я вам скажу, очень любопытная, насколько я могу судить».

«Хранитель, – обратился я к нему, – а вам известно плетение, замедляющее время?»

«К сожалению, нет», – отозвался О’Нос.

– Значит, с храном разберёмся тоже потом, – недовольно произнёс я. – Давайте поскорее завершать наши дела здесь, иначе мы до рассвета с этого пустыря не выберемся.

Я кивнул О’Тилу, забрал оба мориона и, перебив недовольное бормотание Хранителя, попросил его связать меня с Литоном.

Герцог откликнулся моментально:

– Литон, опасности нет. Если вам не сложно, дайте указание гвардейцам вынести людей из амбара, я могу их освободить от плетения некромантов. И прошу вас, поторопите их, этот пустырь начинает действовать на нервы.

Спустя короткую паузу, во время которой я слышал резкие команды герцога, Литон ответил:

– Солдаты уже направлены, Рост. И с вами хочет поговорить король.

Проследив взглядом, как от ближайших баррикад к амбару трусцой, придерживая руками путающиеся в ногах и звякающие ножны клинков, бежит внушительный отряд гвардейцев, я мысленно вздохнул и ответил:

– Конечно, я готов.

– Рост, это Леннар.

– Я слушаю вас, ваше величество.

– Рост, от лица королевства Ленна я поблагодарю вас за ту неоценимую помощь, которую оказали лично вы и ваш отряд в деле защиты столицы и её жителей от вероломного нападения некромантов…

Солдаты в это время споро расстелили свои походные плащи и начали аккуратно выносить и раскладывать на них бессознательных людей.

«Один, два, три…» – считал я про себя.

– Двадцать девять.

Похоже, последнюю фразу я выдал в эфир, так как Леннар сбился и переспросил:

– Что двадцать девять?

– Двадцать девять взрослых мужчин и женщин и тринадцать детей разного возраста.

Король секунду помолчал, осмысливая мой ответ.

– Рост, я не совсем вас понял.

– Сейчас эти люди, на которых наложены непредсказуемые по своему влиянию и последствиям плетения некромантов, без сознания лежат на пустыре. А я, подозреваю, единственный в Мекане человек, который может их спасти, вынужден терять драгоценное для них время! Так понятно?

«Рост! Остановись, возьми себя в руки! – резко перебил меня Хранитель. – Видно, Симбионт подействовал на твой организм не только положительно, раньше ты не был таким агрессивным…»

«А раньше меня каждый день по голове не били!» – отозвался я, впрочем уже остывая. Да, что-то я действительно перегнул палку. Стоило так много делать, чтобы заручиться поддержкой Леннара, чтобы вот так просто всё перечеркнуть одним махом…

– Рост!

«Капец! А Леннар, оказывается, не отключился!» – понял я.

– Прошу вас завтра посетить меня, – сухо, но всё же продолжил король. Он помолчал пару секунд и закончил: – В удобное для вас время. Если для моих подданных или для вас что-нибудь понадобится, Литон всё сделает, соответствующие приказы отданы. И, Рост, спасибо.

Теперь король отключился. А я, ругая себя за несдержанность, отправился освобождать людей от плетения некромантов.

Распутав двоих мужчин и потратив на это около десяти минут, я решил, что практики получено достаточно, и дальше действовал уже всеми щупальцами. Правда, вначале всё же работал только со взрослыми пленниками. И даже несмотря на то, что после первого десятка человек я смог ещё и значительно ускориться, всё равно потратил более двух часов на снятие блокирующего плетения со всех жертв. Освободив последнего человека, которым оказалась славная девочка лет двенадцати, на удивление быстро сориентировавшаяся, пискнувшая «спасибо» и попавшая в руки заплаканной матери, я не поленился и слил чёрную энергию из купола некромантов. В морионы. Пропуская через свой магический резерв. Всю!

Устал так, что пришёл в себя только в доме О’Тилов.

Увидел, что уже прибыли Стражи, и, даже не обращая внимания на мерно выхаживающего по зале Хранителя (где ж это он дармовой энергией на свою проекцию разжился?! Разберёмся…), призвал всех к тишине и спросил:

– Хранитель, как вы думаете, нам в ближайшее время грозит повторное нападение некромантов? Не одиночки, а вот такое, как сегодня?

– Нет. И вот почему…

– А вот почему, я вас прошу, Хранитель, пожалуйста, расскажете завтра! Хорошо? Спасибо! – Уже падая на тот самый диван, где я недавно пришёл в себя, выдавил: – Сейчас всем спать!

И свет погас. И все заснули. И в этом была моя ошибка.

(обратно)

РОН Дела в столице

Роста пришлось будить. И не потому, что пора было вставать, а потому, что пропал О’Тил. Хранитель твердил, что он потерял связь с магом ещё пару часов назад, а на закономерный вопрос Рона, почему он не сообщил об этом ранее, ответа не дал. Рассудив, что поиски О’Тила в его доме надо проводить вместе с другим магом, Рон с тяжёлым сердцем отправился в комнату, где отдыхал Рост.

Ночью, когда они прибыли в особняк О’Тилов, Рон привычно разделил Стражей на пары для дежурства, сам отдежурил с Лесорубом первую смену и отправился спать. Всё было спокойно. Да, он видел, что О’Тил не лёг, а отправился бродить по дому. На вопросительный взгляд Рона, который охранял вход в комнату магов, О’Тил ответил, что хочет осмотреть место, где погиб его дед, Лордан О’Тил. Этот ответ вполне удовлетворил Рона, тем более что мага сопровождал Хранитель.

О’Нос появился ещё ночью, сообщив, что Рост и О’Тил имеют достаточно энергии в магических резервах и артефактах для того, чтобы он мог свободно создать свою проекцию. Рон не стал расспрашивать, как Хранитель смог создать свой вполне материальный образ, находясь при этом в комплексе. Могущество магов Свободных территорий уже перестало его удивлять.

К тому же у Рона наконец-то появилось о чём подумать.

Он спокойно провёл ещё полтора часа на посту, размышляя о Лике, той самой девушке, которую некроманты использовали для поддержания своего защитного купола.

С того момента, как Рон её увидел, какое-то забытое чувство шевельнулось в очерствевшей душе Стража. Вначале Рон решил, что это жалость. Сострадание к молодой девушке, жизнь которой чуть не была прервана некромантами.

Лика была очень красива. А когда девушка открыла глаза, полные слёз, Рон понял, что чувство, возникшее в его душе, – не жалость. Девушка ему понравилась, Рон даже сам удивился, когда осознал это.

Перед самым отправлением в особняк О’Тилов Рон, убедившись, что Рост и О’Тил, занятые своими делами, находятся под надёжной охраной Стражей, отошёл на пять минут к Лике, руки и ноги которой были обработаны лекарствами и забинтованы Пучком.

Совершенно забыв, что он всё ещё находится в боевой трансформации, Рон присел перед девушкой, которая была в сознании и пристально рассматривала Стража.

– С тобой всё будет хорошо, – тихо сказал Рон, – наш лекарь обещает, что через пару дней твои раны затянутся. А с этим, – Рон снял с себя амулет жизни и, аккуратно приподняв голову девушки, надел его ей на шею, – уже завтра от них не останется и следа.

– Спасибо, – так же тихо ответила девушка. – Меня зовут Лика. А ты Страж? Свободных территорий? Это правда?

– Да, Страж, – ответил Рон и, сам не понимая почему, немного заволновался. – Меня зовут Рон.

– Наклонись, пожалуйста, – негромко попросила девушка.

Рон склонился ближе к Лике, а она, совершенно неожиданно для Стража, приподнялась, облокотившись на раненую руку, и поцеловала его в щёку.

– Спасибо, Рон, – ещё раз поблагодарила она. – Мы ещё увидимся?

Только сейчас Рон понял, что его ороговевшая в боевой трансформации кожа не помешала ему ощутить лёгкое прикосновение губ девушки. И она его в таком виде совершенно не испугалась!

Впервые за долгое время Рон смутился, хорошо, что пустырь был залит лучами от светляков и факелов, тут и там мелькали тени солдат, выносивших раненых и очнувшихся горожан, да и Страж не знал, отражаются ли эмоции на лице в боевой трансформации.

С лёгким щелчком исчезли дополнительные суставы, и через секунду Рон принял свой обычный вид.

– Конечно, – ответил Рон, – я постараюсь завтра найти тебя, хотя бы для того, – тут Страж лёгко улыбнулся, – чтобы забрать свой плащ. – Он указал на плащ, на котором лежала девушка.

Лика тоже улыбнулась, отчего сердце Рона будто что-то кольнуло.

– Я буду ждать, – сказала Лика, сообщила Рону свой адрес и неожиданно покраснела.

Разговор скомкался. Неловко и быстро попрощавшись с Ликой, Рон присоединился к другим Стражам и направился в особняк О’Тилов.

После сдачи дежурства Рон сразу заснул, и снилось ему что-то хорошее.

А тут его будит Хранитель, да ещё и по такому поводу!

«Всё же надо постараться и попробовать сегодня посетить Лику», – подумал Рон и вошёл в комнату магов.

Рост, завернувшись в свой плащ, спал на широком диване.

«Кстати, а почему мага не разбудил сам Хранитель?» – пришло в голову Рона.

– Рост, просыпайся, – позвал Рон, легко похлопав мага по плечу.

Рост, вздохнув и потянувшись, повернулся, сбросил с себя плащ и сел на диван.

– Что, опять некроманты? – с кривой ухмылкой на лице сонным голосом спросил он.

– Нет, некромантов нет. Но не всё хорошо.

Улыбка пропала с лица мага.

– Исчез О’Тил, часа два назад Хранитель потерял с ним связь.

В открытую дверь комнаты при этих словах вошёл О’Нос и встал рядом с Роном.

– Вы меня что, разыгрываете? – Рост, протерев глаза, недоумённо перевёл взгляд с Рона на Хранителя. – Как О’Тил мог пропасть в собственном доме?

Увидев, что Страж и Хранитель серьёзны, тяжело вздохнул и попросил:

– Давайте всё по порядку.

– Через полчаса, как ты заснул, О’Тил отправился в комнату, где погиб его дед, – начал рассказывать Хранитель. – Я пошёл с ним.

Рон кивнул.

– Тебя, Рост, не будили, опасность нам не угрожала, я всё контролировал. По словам О’Тила, это был рабочий кабинет Лордана. Там мы обнаружили всего лишь обгоревшее пятно на каменном полу и немного пепла, – продолжил О’Нос, – на столике лежало несколько оплавленных перстней, в которых О’Тил признал драгоценности Лордана. После этого О’Тил перенёсся в магическую академию, где встретился с её главой. О’Ши сообщил ему, что, по свидетельству слуги Лордана, маг погиб в ходе проведения какого-то магического эксперимента, а эти оплавленные драгоценности – всё, что от него осталось.

Рост недоумённо посмотрел на Хранителя:

– Что, это надо было делать ночью?

– Я посчитал, – ответил Хранитель, – что ему ничего не грозит. Как я пытался ранее сказать, некроманты не смогут больше открыть портал в столице и её окрестностях. Я определил признаки формирования портала и могу вызвать возмущениесиловых линий в точке его фокусировки, что не позволит некромантам создать портал в радиусе действия главного амулета нашей магической связи. То есть везде, где мы разместим наши управляющие амулеты связи, мы сможем предотвратить формирование порталов некромантов. Вот так.

– Очень хорошо, – сказал Рост, глядя на Хранителя, принявшего гордую позу. – И что было дальше?

– Дальше О’Тил взял в хранилище академии первый экземпляр Кодекса чести поверенных и перенёсся обратно в особняк. И кстати, – продолжил О’Нос, – О’Ши также сообщил, что этот экземпляр Кодекса был у Лoрдана как раз до его гибели, а затем манускрипт был возвращён в академию всё тем же слугой.

– И вы, конечно, не подумали, что здесь есть взаимосвязь? – улыбнулся Рост.

– Естественно, подумали, – обиженно, как показалось Рону, ответил Хранитель. – О’Тил прекрасно помнил этого слугу, Руди. Он служил Лордану, ещё когда О’Тил был совсем маленький. Мы решили, что искать его посреди ночи будет не совсем правильно, поэтому О’Тил и вернулся в особняк.

Рост встал, достал из лежащего возле дивана ранца флягу с эликсиром и пару пайков с едой. Кивнул Рону и Хранителю на стол, стоящий посреди комнаты, и, подавая пример, уселся на один из стульев.

Хранитель подождал несколько минут, пока разогрелись пайки, и продолжил:

– Вернувшись в кабинет деда, О’Тил взялся за изучение Кодекса и бумаг деда, которые всё это время он носил с собой. Ну не спалось ему! – сказал Хранитель в ответ на выразительный взгляд Роста. – Поставь себя на его место…

Рост сделал несколько глотков из фляги и передал её Рону, который с аппетитом уже доедал свою кашу.

– В Кодексе мы так ничего и не обнаружили. Стандартная клятва, буква в букву соответствующая тому, что нам рассказал главный поверенный. А вот материал обложки и мне и О’Тилу показался странным. Во-первых, мы так и не смогли определить, из чего она сделана, на кожу или дерево совершенно не похожа. Я бы даже сказал, что она искусственная, О’Тил со мной согласился. Во-вторых, хотя О’Тил этого и не почувствовал, я определил в ней какой-то неизвестный мне заряд энергии, очень и очень мизерный, практически незаметный. Знаете, – задумался Хранитель, глядя, как Рост и Рон расправляются с десертом, – сейчас я бы сказал, что этот заряд очень похож на остаточный след от одного из тех промежуточных плетений мага Лордана, которые известны мне и описаны в его дневнике. И в-третьих, на обложке было четыре чётких выступа, как будто специально сделанные для крепления книги в каком-то месте… Так вот, – продолжил О’Нос, – дальше мы стали исследовать завещание деда О’Тила. Кроме стандартных бумаг на владение этим особняком, оказалось, что у О’Тила теперь есть ещё несколько владений как в королевстве Ленна, так и в нескольких соседних государствах. Кроме этого, мы обнаружили один очень интересный документ, написанный дедом О’Тила.

Рост и Рон допили эликсир и уставились на Хранителя.

– Привожу дословно его текст: «О’Тил, жаль, что не могу самостоятельно всё тебе показать и рассказать. Как ты уже знаешь, большую часть своей жизни я посвятил поискам дневников мага Лордана. Один из следов привёл меня, как ни удивительно, в мой собственный особняк. Так, в записях наших предков я обнаружил информацию о том, что когда-то маг Лордан использовал одно из помещений подвала нашего особняка в качестве лаборатории. Есть упоминание, что он проводил в ней достаточно много времени и оставил в ней что-то очень ценное для себя. Исследовав лабораторию, я обнаружил, что у противоположных стен помещения расположены две ниши, явно служившие для крепления определённых предметов. На ниши нанесены плетения, которые применяются для управления тайниками. Уверен, что в лаборатории есть тайник с указаниями, где хранится ещё одна часть дневника. Я определил предметы, которые необходимо установить в ниши для активации тайника. Один из них хранится в нашем арсенале, раньше он принадлежал твоему отцу, и такой же есть у меня. Путь ко второму тебе подскажет первый экземпляр Кодекса чести службы поверенных. Лабораторию ты найдёшь там, где заблудился в подземелье в последний раз». На этом записка заканчивается. Как я не удерживал О’Тила, он решил, не откладывая на потом, посмотреть на лабораторию Лордана, о которой пишет его дед. – Хранитель сделал паузу.

– И когда с ним была утеряна связь? – спросил Рост.

– Сразу же, как только О’Тил спустился на третий уровень подземелья, – ответил Хранитель. – Да, не удивляйтесь. О’Тил сказал, что ему известно минимум о четырёх подземных этажах под особняком.

– Он, конечно, не сказал, какие предметы для открытия тайника имел в виду его дед в своей записке? – с сарказмом спросил Рост.

– Ну почему же, – возразил Хранитель, – мы достаточно быстро всё определили. В одну из ниш необходимо установить Кодекс, для этого и служат специальные выступы на его обложке. А второй предмет, как сказал О’Тил, – это один из парных клинков, которые передаются в его семье от поколения к поколению. По семейному преданию О’Тилов, основатель рода отлично бился обеими руками, от него и остались парные клинки. Один из них постоянно носил его дед, а второй хранился в арсенале после смерти отца О’Тила.

– О’Нос, в этот момент надо было остановить О’Тила, – сказал Рост.

– Сейчас я и сам это понимаю. Но, Рост, – добавил Хранитель, – О’Тил был в своем праве, это его дом, который действительно безопасен, такого количества охранных и защитных амулетов, наверное, нет даже у меня в комплексе. К тому же разве я мог предположить, что с ним будет утеряна связь? Я ждал его возвращения достаточно долго, а потом уже поднял Рона и тебя.

– Ладно, – уныло махнул рукой Рост, – спускаемся в подвал. Хоть какое-то разнообразие сегодня, а то каждый день или некроманты, или наёмные убийцы. Рон, возьми Пучка и Стрелу, пусть сопровождают нас.

– А остальные? – спросил Рон.

– Остальные пусть отдыхают, – ответил Рост, – всё равно в подвале от толпы толку не будет. Кстати, как Пискун?

– Полностью восстановился.

– Хорошо, десять минут на сборы и выходим.

Рон сообщил Пучку и Стреле, чтобы они готовились к выходу. А что Стражам готовиться? Они встали вместе с Роном и уже успели позавтракать и умыться. Осталось только взять снаряжение и оружие – и всё, они готовы. Остальные выразили своё неудовольствие, что они остаются без дела, на что Рон только пожал плечами.

Дорогу вниз показывал Хранитель. Он же показал и арсенал на втором этаже, откуда О’Тил взял клинок своего отца перед тем, как идти дальше.

Когда они спустились ниже второго подземного этажа, Хранитель вдруг сказал:

– Дальше свою проекцию я держать не могу. Здесь везде плетения, которые вносят помехи в силовые линии. Видимо, это и привело к утрате связи с О’Тилом.

В следующий миг он исчез.

– Ничего, мы справимся, – сказал Рост и добавил непонятное выражение: – Дедукцию никто не отменял.

Спустившись на четвёртый этаж, Рост добавил ещё несколько светляков, сказав, что затраты на их поддержание действительно значительно увеличились. Отряд сбавил шаг и вскоре по знаку Роста вообще остановился.

Рон, как и все остальные, прислушался. Где-то на этаже мерно капала вода, кроме этого не было слышно ни звука. Восемь светляков ярко освещали пространство вокруг людей, каменные стены и овальный свод подземного коридора.

Рост опустился на колено и указал Рону на чёткий след в пыли на каменном полу.

– Если брать в расчёт, что, кроме нас, в королевстве в обуви Стражей сейчас никто не ходит, то делаем вывод, что перед нами здесь мог пройти только О’Тил, и, значит, мы идём правильно.

– Пойду вперёд, я следы лучше читаю, – сказал Рон.

Как же, он следопыт ещё тот! Просто по таким чётким следам и ребёнок пройдёт. Просто с недавних пор, когда Рост в очередной раз спас им всем жизнь, Рон чувствовал свою прямую обязанность, долг, который он самостоятельно принял на себя, защищать и оберегать этого человека.

Рост посмотрел на него и кивнул:

– Хорошо, только идём медленно и аккуратно, слушаем меня. Здесь вокруг в стенах полно защитных амулетов, но они не активны. Я предупрежу, если будут действующие магические ловушки, но не исключаю, что могут быть и механические…

Следуя за отпечатками ботинок О’Тила, маленький отряд пересёк несколько помещений. В некоторых стояли какие-то ящики, другие были абсолютно пусты. Одно помещение, к которому они подошли, было сплошь заставлено помятыми и порубленными тяжёлыми доспехами, которыми уже давно никто в королевстве не пользуется.

Рон, остановившись при входе в это помещение, обратил внимание, что несколько шлемов хаотично разбросаны в узком проходе, а в одном месте путь через проход преграждает металлическая рука от одного из доспехов.

– Что там? – спросил Рост, осматривая помещение из-за его спины.

– Здесь полно старых доспехов, – ответил Рон, – только есть у меня подозрение, что не просто так они здесь находятся.

– Думаешь? – спросил Стрела.

– Ага, – ответил Рон и продолжил, уже больше для Роста, чем для остальных Стражей: – Мы пару раз в выходах в Потерянные земли встречали такие ловушки, когда в искусственно созданном узком проходе лежит совершенно безобидный предмет.

– Только когда сдвигаешь его в сторону, – продолжил его слова Стрела, – внезапно срабатывает ловушка, и в тебя вылетает или стрела, или ещё какая-нибудь гадость.

– Думаю, и здесь так, – сказал Рон. – На арсенал это помещение не похоже, да и хранить бесполезные доспехи так никто не будет. Поэтому идём след в след, старайтесь не зацепиться за торчащие части доспехов и переступать вон те шлемы и руку. Вот ведь засада, как специально разложены, чтобы сдвинуть их с места.

Люди аккуратно пересекли это помещение. Рон, несколько раз замирая, специально указал Росту на следы О’Тила, которые так же старательно огибали разбросанные части от доспехов. Рост согласно покивал.

Дальше коридор привёл отряд к помещению, вход в которое был закрыт тяжёлой деревянной дверью. Здесь все остановились уже по сигналу Роста. Подойдя к дверям, он показал Рону, что дверь закрыта неплотно, довольно широкая щель бросалась в глаза.

– А вот такое я раньше видел, – сказал Рост. – Сейчас проведём небольшой эксперимент.

Рост приказал всем отойти назад и рассредоточиться вдоль стен коридора, а сам, встав сбоку от дверей, достал свой длинный кинжал и, уперев его в дверь, резко распахнул её. Дверь на удивление легко открылась.

Бда-ам-м!

В тот момент, когда дверь раскрылась достаточно для прохода человека, сверху раздался щелчок, и вниз, в проём двери, с силой ударил деревянный брус из двух частей, на котором были закреплены несколько устрашающего вида ржавых металлических кольев.

– Н-да… – задумчиво протянул Рост и придержал брус, пока все Стражи проскользнули под ним.

Как только он сам вошёл в помещение и отпустил брус, в стене затрещал какой-то механизм, дверь плавно закрылась, а брус поднялся вверх. С щелчком остальные звуки прекратились и ловушка, вновь заряженная, застыла, поджидая очередного гостя.

Глядя на неё, Рост сказал:

– Значит, О’Тил не собирался задерживаться. Он не мог не предположить, что мы будем его искать, соответственно, кто-то из нас мог бы как минимум попасть в эту ловушку. Что-то его задержало.

Рон вновь пошёл вперёд, тщательно осматривая пространство впереди себя. Минут через десять, двигаясь по следам О’Тила, отряд упёрся в тупик. Стена из гранитных блоков преградила путь, пересекая след ноги О’Тила ровно посередине. По знаку Рона все принялись осматриваться, выискивая тайный рычаг для открытия прохода. Повезло Пучку, который обнаружил несколько гранитных крошек на полу, а над ними, сверху на стене слегка выступающую часть гранитного блока.

После осторожного нажатия на этот блок в потолке что-то сухо треснуло. После этого стена, преграждающая путь, стала медленно, иногда застревая и двигаясь рывками, подниматься вверх.

В открывшийся проход влетела пара светляков, управляемая Ростом. Впереди было просторное помещение. Других выходов в нём не было.

– Лаборатория? – спросил Рон.

– Посмотрим, – осматривая помещение, ответил Рост. – Стрела, останься перед стеной, не хочется, чтобы она заперла нас внутри.

Помещение было заставлено столами, на которых где аккуратно, а где навалом лежали разнообразные предметы, оружие и книги, колбы и шкатулки и многое другое. Возле стен расположились шкафы с древними манускриптами, а кое-где между шкафами виднелись статуи древних героев. Однако центр помещения был свободен.

Следы, оставленные О’Тилом, чётко вывели Рона к нише, в которой лежала какая-то древняя книга.

– Так, Кодекс мы нашли, – сказал Рост, когда Рон указал ему на свою находку. – Значит, действительно лаборатория.

– Знаешь, Рост, – ответил Рон, склонившись над отпечатками обуви О’Тила, – наш маг здесь за последнее время не первый. Вот видишь, – он указал пальцем на видневшийся рядом с чётким следом ещё один, который был слегка покрыт пылью, – думаю, не так давно, кто-то уже посещал это помещение.

– Будем думать, – сказал Рост, – что это был дед О’Тила. Ладно, давай найдём вторую нишу.

Через пару минут они обнаружили её, всё так, как описывал Хранитель. Только на этот раз она была пуста, а форма для предмета напоминала рукоять от клинка.

– А где сам клинок? – спросил Рост.

– Смотри, – показал Рон на следы, – О’Тил сначала вложил в эту нишу клинок, отошёл в сторону, потом вернулся обратно, достал из ниши клинок и вновь пошёл в центр лаборатории, откуда возвращался.

Рон с магом дошли до центра. Здесь следы прерывались. Каменный пол пересекала широкая, длиной метра три, полоса чистого от пыли пространства. Рон задумчиво обследовал пространство вокруг, стараясь оставлять как можно меньше следов. Рост в это время сосредоточился и, закрыв глаза, замер невдалеке. Пучок старался вообще не дышать.

Так и не обнаружив больше никаких следов, Рон вернулся к магу. Через минуту Рост расслабился и спросил:

– Больше следов нет?

– Нет, – ответил Рон. – Такое впечатление, что О’Тил растаял в воздухе.

– Итак, – сказал Рост, – что мы имеем? О’Тил пришёл в лабораторию вместе с двумя необходимыми для активации тайника предметами. Один мы видим, – он указал рукой в сторону ниши, в которой лежала книга, – второй исчез. Но ко второй нише ведут следы, которые оставил О’Тил, вернувшись за клинком, а потом он опять подошёл к центру лаборатории. Здесь мы наблюдаем свободную от пыли полосу шириной полметра и длиной три метра, как будто кто-то специально протоптал, протёр это пространство от пыли. Но мы же не думаем, что это сделал О’Тил?

Рон и Пучок отрицательно покачали головой: мол, нет, так не думаем.

Усмехнувшись, Рост продолжил:

– И я так не думаю. Особенно с учётом того, что пространство вокруг этого места буквально пропитано остаточными следами от применения мощного промежуточного плетения. Такие следы я уже наблюдал раньше в комплексе и в Кулоне. Мне кажется, никакого тайника здесь и не было. Что скажете?

У Рона уже возник свой вариант исчезновения О’Тила, но он решил промолчать, дав возможность ответить Пучку на вопрос мага.

– Портал? – скорее спросил, чем ответил Пучок.

Рост перевёл взгляд на Рона, тот кивнул.

– Похоже, так и есть, – сказал Рост. – Клинок является своеобразным пропуском, или ключом, для срабатывания портала. Поэтому О’Тил за ним и вернулся, а потом прошёл вместе с клинком в портал. Если не найдём второго такого ключа в кабинете деда, а я думаю, что мы его не найдём, есть большой шанс, что дед О’Тила инсценировал свою смерть, а сам также покинул особняк через этот портал.

– А как же пепел, оправленные перстни? – спросил Пучок.

– Не смешите меня, – отмахнулся Рост, – в столице сложно найти бесхозный труп?

Стражи переглянулись.

– Думаю, это возможно, – ответил Рон.

– Дед О’Тила, Лордан, определив, что он находится в интересном положении… – Рост усмехнулся и поправил сам себя: – Я имею в виду, что на него открыли охоту некроманты и, как там их, Дети судьбы…

– Свободы, – машинально поправил мага Рон.

– Да без разницы, – отмахнулся Рост, – киллеры, в общем, и решил, что пора делать ноги…

– Что делать? – недоумённо переспросил Пучок.

– Бежать! Пора бежать, – перевёл Рост. – Так вот, подумал, что пора скрыться. Но перед этим решил проверить тайник. Хмм, хотя, может, уже точно знал, что здесь расположен портал. Они вместе со слугой инсценировали смерть Лордана, потом дед О’Тила воспользовался своим экземпляром парного клинка, активировал портал и прошёл в него. Его слуга забрал отсюда Кодекс, заявил о гибели своего хозяина, а Кодекс передал или поверенным, или сразу в академию.

– Может быть, и так, – согласился Рон, – похоже на правду.

– И что делать нам? – спросил больше себя, чем Стражей, Рост. – Допустим, всё произошло так, как мы думаем. О’Тил нашёл деда, но помнит о том, что мы ждём его здесь и будем искать. Когда он вернётся? И может ли он вернуться этим порталом обратно? Может, именно с этим связано его отсутствие, может, портал односторонний…

Рон молчал. Пучок тоже.

Маг ещё недолго побормотал что-то себе под нос, из чего Рон расслышал только отдельные слова, вроде «безответственность» и «халатность», и совершенно непонятное словосочетание «румынская проститутка», однако предпочёл Роста об их значении не спрашивать.

Потоптавшись ещё немного на месте, Рост погрозил в воздухе кому-то кулаком, пробормотал «Ну, получишь у меня пилюлей», после чего развернулся к Стражам и скомандовал возвращение.

Минут через сорок, следуя обратно в том же порядке, Рон вывел свой небольшой отряд на лестницу. Поднимаясь наверх, Рон ожидал, что Хранитель появится в том самом месте, где и исчез, однако этого не произошло.

Рост шёл задумчивый и только наверху сказал, чтобы через полчаса все собрались у него в комнате на обед, а сам – Рон даже не успел ничего ответить – исчез. Перенёсся.

Остальные Стражи были во дворе, расположившись возле колодца. Охранять было некого, поэтому воины расслабились. Синий Глаз в красках рассказывал Пискуну, какие события тот пропустил в городе ночью.

Увидев командира, Стражи встали и подтянулись.

– А Рост где? – недоумённо спросил Лесоруб.

– Через полчаса собирает нас у себя в комнате на обед, – ушёл от прямого ответа Рон. Не будет же он говорить, что просто не знает, где маг…

Полчаса пролетели быстро. За это время Рон привёл себя в порядок, убедился, что перед входом в особняк бдительно несут службу оба голема Веера лезвий. Отметил и десяток гвардейцев с армейским магом, расположившихся на другой стороне улицы. Как оказалось, этот отряд был выставлен специально Литоном для охраны особняка, о чём герцог незамедлительно сообщил Рону, который, не постеснявшись, вызвал его по амулету связи. Кроме этого герцог сообщил, что в городе всё спокойно, прибыли несколько армейских полков для усиления охраны столицы, и спросил, какие планы у Роста. Немного подумав, Рон ответил, что об этом будет известно в течение часа, и предложил герцогу, в случае острой необходимости, связаться с Ростом самостоятельно. Герцог ответил, что такой необходимости нет, он дождётся, когда Рост сам сообщит герцогу о своих планах, и, между прочим, попросил Рона напомнить магу, что сегодня его ожидает король.

Рон уже был не рад, что связался с герцогом. Да ладно, что это меняет? А он ещё хотел сегодня вырваться, чтобы повидать Лику. О’Тил пропал, Леннар ждёт Роста, возможность посещения девушки становится всё сомнительней.

Когда Рон вошёл в комнату магов, Рост уже был там. Все Стражи расположились за почему-то пустым столом – ни привычных пайков, ни фляг с эликсиром. Хранитель сидел за столом вместе со всеми и с усмешкой смотрел на Рона. Почувствовав, что, стоя в дверях, он стал объектом внимания для всех, Рон пожал плечами и уселся на одно из двух свободных мест, оставшихся за столом. Ко второму подошёл Рост, однако садиться не стал.

Он сосредоточился, и в следующую секунду прямо из воздуха стали появляться и заполнять стол разнообразные блюда из мяса, овощей и фруктов. Над многими из них, что больше всего удивило Рона, ещё вился пар, распространяя в помещении ароматный запах свежеприготовленной еды.

Наконец, когда стол был заполнен, а Рост достал прямо из воздуха пару запечатанных кувшинов, расположил их среди блюд, затем расслабился и сел за стол, Рон не выдержал и задал вопрос, который, судя по лицам Стражей, интересовал всех:

– Рост, откуда такое изобилие?

– С помощью морионов и наложенных на них плетений Пространственного кармана и Нетленности, – ответил улыбающийся маг. – Я вот подумал и решил, что горячую и свежую еду никакие субпродукты не заменят. Кроме того, пайки надо беречь, прогнозирую, что впереди нас ждут очередные походы.

– Так, это что, – Синий Глаз с опаской разглядывал еду, – эта вся пища вместе с некроманткой хранилась?

Ответом ему был взрыв громкого хохота. Когда Рост и Хранитель закончили смеяться и маг вытер выступившие на глазах слёзы, он ответил:

– Если есть достаточный запас энергии, то с помощью мориона можно создать неограниченное количество пространственных карманов. Энергии мне пока хватает, поэтому я тут посетил один трактирчик, который недавно показал О’Тил. Там я выкупил всю еду, приготовленную на кухне. Ешьте, пока горячее, приятного аппетита.

И все с удовольствием принялись за еду. Рон первым делом выбрал себе кусок молодого жареного поросёнка, покрытого нежной ароматной корочкой. Добавил к нему печёные и свежие овощи, ломоть ещё горячего хлеба. М-м-м… Какая вкуснотища! Закончив с поросёнком, Рон перешёл к сочному мясу какой-то птицы, несколько запечённых тушек которых были наполнены благоухающей специями разваристой кашей. Кроме этого Рону удалось заставить себя съесть ещё небольшой кусок копчёной красной рыбы, и то только благодаря тому, что в Кулоне такая рыба была редкостью. Завершив свой обед двумя стаканами яблочного сока, которым, как оказалось, были наполнены оба кувшина, Рон съел ещё пару долек редкого южного фрукта и с чувством глубокого удовлетворения откинулся на стуле.

Жизнь хороша!

Рост закончил обедать раньше всех и теперь с улыбкой, переглядываясь с Хранителем, наблюдал за жующими Стражами.

Не повезло самому молодому. Когда Рост сказал, что, по обычаю Свободных территорий, кто последний ест, тот и убирает со стола, с едой не закончил только Синий Елаз. Правда, добродушно посмеявшись над ним, остальные Стражи помогли ему навести порядок.

После обеда Рост оставил Рона, как выразился маг, на планёрку. Поняв, что речь идёт о совещании, Рон отдал Стражам распоряжение отдыхать в пределах видимости и вернулся за стол, где его уже ждали Рост и Хранитель.

– Итак, – начал Рост, – нам надо решить, что мы будем делать в ближайшее время. Накопилось достаточно много дел, надо определить самые важные. Очень не вовремя исчез О’Тил. И поскольку мы не знаем, когда он вернётся, и сами не можем никак повлиять на этот процесс, я предлагаю его пока в расчёт не брать, а как только он появится, подключить его к выполнению наших планов. Как я считаю, первоочередными нашими задачами являются активация сети стационарных порталов в королевстве с одновременным распространением управляющих амулетов связи. Это позволит в первую очередь предотвратить открытие порталов некромантов в королевстве, а также быстро и эффективно перебрасывать войска Леннара в случае такой необходимости. Далее, незамедлительно просить Леннара о выделении людей для пополнения рядов магов и Стражей Свободных территорий. Думаю, что после вчерашних событий король пойдёт нам навстречу. Кроме этого считаю необходимым развернуть работу по привлечению добровольцев в тех же целях на территории Кулона и, по возможности, в других приграничных городах. Опытные люди, а именно поисковики и отставные солдаты, являются на сегодняшний день наиболее предпочтительным ресурсом с учётом значительной активизации некромантов. Также необходимо определиться с персоналом, то есть людьми, которых мы можем и должны привлечь к работе торговой компании «Горттелеком» для широкого распространения в королевстве амулетов связи. Это позволит нам как повысить общую боеготовность местного населения и оперативность противодействия некромантам, так и привлечь необходимые средства для закупки продовольствия и снаряжения для нужд Свободных территорий. Я не забываю о самых важных наших задачах, – продолжил Рост, – таких как поиск оставшихся частей дневника Лордана и активации других комплексов Свободных территорий, просто считаю, что мы не можем и не должны сейчас перейти к ним, не обезопасив и не обеспечив свои тылы. В первом приближении у меня всё, прошу высказываться.

– Пока мы не перешли к другим вопросам, Рост, – встрял Рон, – полчаса назад я разговаривал по амулету связи с Литоном, который просил напомнить тебе, что Леннар ждёт тебя сегодня.

– Как раз вовремя, спасибо, – поблагодарил Рост.

– Если вы не против, – сказал Хранитель, – выскажу немного своих мыслей. Насчёт О’Тила. Единственной ниточкой к нему или к событиям вокруг его деда – а мы предполагаем, что он может быть жив, – является слуга Лордана О’Тила некто Руди. Когда О’Тил общался с главой магической академии, ему удалось получить адрес, где сейчас живёт этот человек. Я думаю, что для полноты картины нам необходимо найти Руди и прояснить свои сомнения в той официальной версии событий вокруг деда О’Тила. – Хранитель сделал паузу. Рост и Рон переглянулись и кивнули. – Хочу ещё отметить, что, если мы сосредоточимся только на подготовке и обучении пополнения магов и Стражей, мы можем, мягко говоря, не успеть. – О’Нос внимательно посмотрел на Рона, затем перевёл взгляд на Роста и продолжил: – То, что мы видели вчера и сегодня ночью, говорит только о том, что некроманты качественно восстановили свои силы. Мне сейчас неясно, по каким причинам они сделали попытку захватить Мекан столь малым отрядом. Возможно, они просто не рассчитывали на наше решающее участие в отражении атаки. Но то, что мы не сможем противостоять полномасштабному вторжению, даже если оно осуществится без использования порталов, для меня является неоспоримой истиной. И тебя, Рост, и О’Тила, вернее, ваших возможностей не хватит, чтобы противостоять многочисленной и сильной армии некромантов, а вы, Стражи, не сможете защитить своих магов. Нас просто сомнут. Предполагаю, что у некромантов кроме тусуров и чёрных воинов есть ещё пара сюрпризов для нас и наших союзников.

– И что вы предлагаете, Хранитель? – спросил Рост.

– Я предлагаю подумать о том, что среди первых задач необходимо осуществить расконсервацию комплекса на территории Свободных территорий, где размещены мощности по производству големов. Место я укажу. Количество боевых големов, которыми располагает мой комплекс, ограниченно, от пяти до десяти я ещё смогу восстановить, но на этом всё. А без них мы даже с повторной атакой некромантов не справимся.

Несколько секунд за столом все молчали, обдумывая слова Хранителя. Затем Рост спросил:

– Рон, у тебя есть что добавить?

– Масштабных предложений у меня нет, большую часть того, что вы сказали, я и предполагал, только видел себе все несколько проще, – смутившись, ответил Рон. – Но всё же у меня есть небольшое предложение. Для привлечения поисковиков и отставников нужен человек, который жил в этой среде и понимает таких людей. Думаю, в Кулон надо отправляться мне. То есть к чему я веду: нам надо разделиться – действуя всем отрядом, мы не сможем охватить все вопросы.

– Правильно, – вздохнул Рост, – я тоже об этом думаю. И как бы мне ни хотелось обратного, но ты, Рон, прав: надо разделяться. Как не вовремя пропал О’Тил! – в раздражении кинул он. – Хорошо, – опять сосредоточившись, продолжил маг, – тогда разделяемся. Я отправляюсь на переговоры с Леннаром, а ты, Рон, постарайся за это время найти этого Руди и выяснить, что же на самом деле произошло с дедом О’Тила.

– Но остальные Стражи отправятся с тобой, – вставил своё слово Рон, – а с поисками слуги я справлюсь сам.

– Хорошо, – через секунду, встретив твёрдый взгляд Рона, ответил Рост. – Потом определимся, кто остаётся здесь, в Мекане, для организации работы «Горттелекома» и нашего представительства, которое будет принимать пополнение. И О’Тила дожидаться. Как минимум одного Стража придётся оставлять и искать местные кадры. Потом я займусь активацией порталов, к этому времени необходимо подготовить достаточное количество главных амулетов связи. А затем я отправлюсь в Свободные территории для активации комплекса по производству големов, ты же, Рон, в это время отправишься в Кулон. Хранитель, где будете вы?

– Я в своём комплексе буду принимать пополнение и обучать его и, конечно, помогать вам во всём остальном. Опять же, я поддерживаю Рона в том, что к Леннару тебе необходимо отправиться под охраной Стражи, и тем более под их охраной перемещаться по землям Свободных территорий.

Рост несколько секунд помолчал и сказал:

– Хорошо, всё так и делаем. Сейчас свяжусь с Литоном, пусть пришлёт свои тарантасы, а ты, Рон, бери у Хранителя адрес и отправляйся за слугой. Чувствую, – маг криво улыбнулся, – вечер нам предстоит весёлый, будем всем отрядом строгать амулеты связи…

Рост сосредоточился, видимо связавшись с герцогом, а Рон получил от Хранителя адрес Руди. И!.. Адрес этого слуги один в один совпадал с адресом Лики!

Дождавшись, пока Рост освободится, Рон сообщил ему и Хранителю об этом совпадении. Рост переглянулся с Хранителем и сказал:

– Ну, в этот раз, я думаю, совпадение случайно. В любом случае отправляйся по адресу. – Маг немного поразмышлял и продолжил: – И предложи этой девушке, если сложится нормальный контакт, работать на нас. Когда я освобождал её и того мужчину от плетения некромантов, я обратил внимание, что подключение к защитному куполу каким-то образом инициировало их магический резерв. По крайней мере, слабый потенциал у них обоих есть. Если девушка согласится работать на нас, я имею в виду в «Горттелекоме», хорошо, а нет так нет. Если сможешь найти того мужчину, сделай и ему такое же предложение, деньгами не обидим и соцпакет нормальный предоставим…

– Что предоставим? – переспросил Рон.

– А-а-а, – отмахнулся Рост, – условия работы хорошие обеспечим. Да, и если Руди вменяемый, тоже можешь предложить ему вернуться на службу… В общем, смотри по обстоятельствам, а мы будем на связи. – И Рост постучал себя пальцем по голове.

Когда Рон выходил из комнаты, ему вдогонку прозвучала фраза Хранителя:

– Голема с собой возьми, одного для охраны особняка будет более чем достаточно.

– Хорошо, – отозвался Рон и пошёл отдавать необходимые распоряжения Стражам: от Роста не отходить, по сторонам глядеть в оба, бдить, защищать и всё такое, что его воины и так знают, но порядок есть порядок.

Сборы были недолгими, ранец Рон решил не брать, ограничился своим стандартным вооружением, подумал секунду, но Муху за спину всё же закинул. Рон уже практически вышел за ворота, когда понял, что не знает, как управлять големом Веера лезвий. Возвращаться обратно? Есть же связь! И Рон вызвал Хранителя. Через доли секунды тот откликнулся. Ответ оказался простым, как чешуя поясохвоста… Используй мыслесвязь, и всё у тебя, Рон, получится.

Страж решительно вышел за ворота, за которыми замерли две внушительные, поблескивающие в лучах солнца, высокие, массивные, закованные в металл фигуры големов Веера лезвий.

«Вот кто не спит, не ест и существует только ради одной цели – выполнять приказы магов. Служить и защищать. Интересно, а как они устроены?..» – невольно подумал Рон.

Произвольно выбрав того голема, который находился от него с левой стороны, Рон сосредоточился и попробовал передать ему свою мысль: «Следуй за мной, охраняй, активные действия только по моей команде».

Голем откликнулся моментально: «Установка принята и одобрена Хранителем, поступаю в твоё распоряжение, Страж Рон, приступаю к выполнению поставленных задач: сопровождение, охрана, активные действия по команде Стража Рона».

«Лика, Лика, что связывает тебя с Руди?» – размышлял Рон, удаляясь от особняка О’Тилов. Сзади мерно зашелестел сочленениями боевой голем, так что за спину можно не опасаться. Проходя мимо вскочивших и вмиг построившихся гвардейцев, Рон приосанился, увидев, что армейский маг, который ими командовал, оглядывается в его сторону. Когда Рон поравнялся с выстроившимися в две шеренги солдатами, неожиданно для Стража прозвучала резкая команда, гвардейцы замерли, поедая глазами Рона, а маг выставил перед собой клинок лезвием вверх, отдавая честь и приветствуя Стража на воинский манер.

Рон аналогичным образом поприветствовал гвардейцев Леннара и, что поразило его, боковым зрением увидел, как голем поднял вверх руку с амулетом Веера лезвий, также приветствуя людей. Солдаты встретили этот жест торжествующими криками, а Рон улыбнулся, и его охватило ранее не испытанное чувство гордости за себя и своих товарищей.

Это чувство не покидало Рона практически на всём пути следования по нужному ему адресу. Люди, которые встречались ему, с улыбкой отходили в сторону, многочисленные патрули в большинстве своём также отдавали честь, приветствуя представителя Свободных территорий и его боевого голема. А когда Рон вошёл в восточный район города, наиболее пострадавший сегодня ночью, он не удержался во второй раз от счастливой улыбки – к нему подбежала стайка детей, которые вручили Рону маленькие букетики сорванных тут же на газонах пёстрых цветов.

Жизнь продолжается. Возле нескольких сгоревших домов работали группы людей, разбирая завалы. Улицы уже были освобождены от баррикад, которые ночью позволили заблокировать и уничтожить здесь большое количество врагов.

Чем ближе Рон подходил к нужному месту, тем чаще ему попадались крытые телеги с телами погибших. А возле одного из домов, где ночью кипела ожесточенная схватка, прямо на земле были разложены тела чёрных воинов, которых деловито осматривал дознаватель в сопровождении двух гвардейцев и армейского мага.

Увидев приближающегося Рона, они оставили работу и подошли к обочине дороги. Армейский маг, так и не сбросивший прожжённый в нескольких местах плащ, молча достал стеклянную фляжку, сделал из неё пару глотков. Когда Рон подошёл к ним, маг посмотрел на него уставшими, покрытыми сеткой лопнувших сосудов глазами и так же молча протянул ему свою флягу. Рон остановился, голем замер сзади. Так они постояли несколько минут, не говоря друг другу ни слова. Рон принял флягу, сделал пару глотков чистой воды и вернул её магу. Говорить не было необходимости, поверженные общие противники были лучше любых слов.

Через несколько домов Рон уточнил у какого-то местного, правильно ли он идёт. Оказалось, правильно, а необходимый ему дом был за следующим поворотом.

Спустя минуту Рон, оставив голема перед входом во двор, распахнул калитку и подошёл к дверям небольшого красивого домика. Судя по истоптанному огороду и сгоревшим остаткам какого-то сарая, этот дом вчера не остался без внимания солдат некромантов.

Осознав, что он попросту топчется на пороге и не может решиться войти, Рон мысленно одёрнул себя, решительно поднял руку и аккуратно постучал в дверь.

В доме послышались лёгкие шаги, дверь распахнулась, и ему на шею бросилась девушка в его амулете жизни. Рон в растерянности замер.

– Ты пришёл, – прошептала Лика, крепко обнимая его и прижавшись к нему своим хрупким и нежным телом.

– Я обещал, – почему-то хрипло ответил Рон.

За забором появились любопытные глаза соседки. Возле голема, замершего без движения у ограды, собралось несколько разновозрастных детишек. Уже знающих, что этот металлический человек – их защитник, но все ещё не решающихся дотронуться до его грозной фигуры. Пока не решающихся.

Через минуту девушка отстранилась и покраснела.

– Извини, – тихо сказала она, – я сама не знаю, что со мной творится после сегодняшней ночи.

За забором разочарованно вздохнула соседка, послышались удаляющиеся шаги.

– В дом пригласишь? – набрался храбрости Рон.

– Да, конечно, заходи, – тут же ответила Лика и посторонилась, пропуская Рона.

Бросив взгляд на голема и окруживших его детей, она повернулась и тоже вошла в дом.

– Дети голема не разберут? – с улыбкой спросила она.

– Ничего ему не будет, – тоже улыбаясь, ответил Рон, – он парень боевой.

Лика с минуту разглядывала Рона, а он, боясь встретиться с ней глазами, рассматривал простую, без изысков, но чистую комнату.

– Вынести плащ? – тихо спросила девушка.

– Да я и забыл о нём, – махнул рукой Рон. – Скажи, как твои раны?

– Как ты и говорил, с амулетом всё очень быстро зажило, – ответила Лика, – вот смотри, – она протянула ему свои тонкие, нежные кисти с длинными пальчиками, – даже следов не осталось. И на ногах всё зажило…

Девушка чуть лукаво улыбнулась и несколько раз покрутилась перед Роном, давая ему возможность осмотреть её со всех сторон. На её красивых ногах были открытые сандалии, а лёгкое платье замечательно облегало стройную фигуру.

Когда Рон смог говорить, он первым делом прокашлялся и попросил воды. Сделав глоток, сказал:

– Лика, ты извини, я действительно очень хотел тебя увидеть.

Девушка замерла.

– Но кроме этого у меня есть ещё два вопроса.

– Спрашивай, – ответила она.

– Кем тебе приходится Руди? Мне дали этот адрес, сказали, что он живёт здесь… – Рон смутился и скомкал завершение фразы.

– Да никем он мне не приходится, – твёрдо ответила Лика. – Год назад умер мой отец, а мама умерла ещё при моём рождении. Что-то мне оставил папа, который всю жизнь прослужил в армии, а перед смертью работал охранником в оружейной лавке. Мне в принципе хватает, выручает огород, кроме того, я подрабатываю швеёй. Но денег всё же немного, поэтому я сдаю флигель. А Руди, который раньше работал слугой где-то в центре, его и снимал.

Рон облегчённо выдохнул.

– А как с ним можно поговорить? – спросил он.

– Ты что, не веришь мне? – вспыхнула девушка.

– Не волнуйся, Лика, – ласково сказал Рон, – так совпало, что Руди работал слугой у человека, которого ищут маги Свободных территорий. И мне поручили его найти.

– Это невозможно, – сказала успокоившаяся девушка.

– Он уехал? – спросил Рон.

– Он умер, – ответила Лика. – Этой ночью он был захвачен, как и я. Некроманты успели его убить. Именно его я сменила на воротах амбара.

Рон тут же вспомнил, как купол некромантов вытянул жизнь из одного из горожан. Так это был Руди?

– Лика, – сказал Рон, – а можно я осмотрю его вещи?

– Конечно, – ответила девушка, – я даже не представляю, что с ними делать. Родственников у него вроде бы нет. Я пока даже не решалась зайти к нему во флигель, а тут как раз ты пришёл…

– Тогда вместе и посмотрим. Проводишь меня?

– Пойдём.

– Лика, а чем Руди занимался в последнее время?

– Да ничем, чего-то ждал. Говорил, что ищет новую работу, но я бы так не сказала.

Вещи Рон осмотрел быстро. Да и особо нечего было осматривать. Рон думал, что у городского человека скапливается за жизнь гораздо больше вещей. Странно. Несколько пар сменного белья, пара простых брюк и рубашек, один парадный костюм. Просторная вещевая сумка. Комплект зимней одежды, несколько пар крепкой обуви. Немного денег, рекомендательное письмо от какого-то дворянина. Ещё несколько документов непонятного Рону назначения. По-хорошему стоит показать их Росту.

– Послушай, Лика, – сказал Рон, – если ты не против, я могу взять эти документы и показать их нашему магу?

– Рон, давай сделаем так, – ответила девушка, – я всё равно не знаю, что мне с этими вещами делать. Хоронить Руди будут за счёт города. Я думаю, если ты заберёшь все его вещи и пообещаешь, что они будут храниться у вас некоторое время – не знаю, сколько там положено, – я буду чувствовать себя даже спокойней.

– Договорились, – с облегчением ответил Рон.

За десять минут все вещи Руди были собраны и упакованы, Лика помогала Рону, посмеиваясь над его неуклюжестью.

Когда всё было уложено в сумку Руди, Рон сказал:

– Лика, у меня есть к тебе ещё одно дело.

– Ну вот, всего полчаса назад девушка решила, что просто понравилась симпатичному парню, – улыбнулась Лика, – а у него одни дела на уме.

Рон покраснел.

– Поверь, Лика, – сконфуженно отозвался он, – ты мне очень понравилась. Я бы с радостью пригласил тебя сейчас где-нибудь погулять, но не могу, война…

– Война… – эхом повторила девушка. – Ты, Рон, извини, просто всё так неожиданно. До сих пор не могу поверить, что этой ночью я была на волосок от смерти.

– Лика, – сказал Рон, – какие у тебя планы на будущее?

– Буду жить как жила, у меня ничего не поменялось.

– Видишь ли, – смущённо продолжил Рон, – Свободные территории открывают в Мекане своё представительство и торговую компанию. Кхмм. Глава… В общем, наш руководитель обещает хорошую оплату и условия работы и уполномочил меня предложить тебе поработать на нас в торговой компании. Называется «Горттелеком». Что-то связанное с линиями связи. Вначале компания будет заниматься амулетами связи, а что будет дальше, я пока не знаю. По секрету скажу, что компания создана на паях с самим королём Леннаром.

Рон замолчал, ожидая решения девушки. После минуты размышлений она ответила:

– Ты знаешь, Рон, я, вероятно, соглашусь. Но при одном условии. Ты берёшь на себя обязательство всё же пригласить меня погулять.

На лице Рона появилась счастливая улыбка.

– Это я могу с радостью обещать, как только будет такая возможность, – ответил он, – а завтра с утра приходи в дом О’Тила. И кстати, ты не знаешь того мужчину, который… ну, был ранен так же, как ты?

– Знаю, – ответила Лика, – он живёт здесь неподалеку.

– Если можешь, – попросил Рон, – передай ему такое же предложение о работе. Всё от того же мага, который спас тебя и его.

– Меня спас ты, Рон, – щёки девушки зарделись, – я так решила. И не спорь. А предложение передам.

Потоптавшись на месте и ещё раз украдкой полюбовавшись стройной фигурой девушки, Рон всё же решился и сказал:

– Лика, извини, но мне надо сейчас идти. Меня, возможно, не будет несколько дней в городе, но я обязательно скоро вернусь.

– Я понимаю, – тихо ответила девушка, – подожди минутку.

Когда Лика вернулась, протянула Рону аккуратно сложенный, выстиранный, выглаженный и заштопанный плащ. Потом собралась снять амулет жизни со своей шеи, но Рон мягко перехватил её руку.

– Пусть он останется у тебя, – решительно сказал он. – И вот ещё, – Рон достал из кармана комбинезона ещё один амулет и протянул его Лике, – это амулет связи. Пользоваться им просто: надо всего лишь сильно захотеть поговорить с человеком, у которого тоже есть такой амулет. А у меня есть, – улыбнулся Рон. – Извини, надо бежать. А то дети точно голема разберут.

– Спасибо. – Девушка приблизилась к Рону, приподнялась на цыпочках и мягко поцеловала его в губы, оставив на них нежный привкус пряностей. Потом легко отпрянула и добавила: – Береги себя и возвращайся. Найдёшь меня в своём «Горттелекоме», – улыбнулась она.

Словно окрылённый, Рон возвращался в особняк О’Тилов. Лика явно запала ему в сердце, поразила его своей простотой и непосредственностью. Рон сам не заметил, как прибыл на место, забрал у голема вещи Руди и занёс их в просторный зал напротив комнаты магов.

В особняке никого не было, есть после обильного обеда ещё совершенно не хотелось, поэтому Рон с полчаса до прибытия своих товарищей просто сидел во внутреннем дворике и думал о Лике.

С возвращением Роста умиротворение и покой снова покинули Рона. Он кратко доложил о результатах поисков слуги Лордана, сообщил о том, что доставил в особняк все его вещи, поделился своими сомнениями о том, что их количество слишком незначительно.

Рост вместе с Хранителем быстро всё осмотрели, а потом маг сказал:

– Незначительное количество вещей, которые были при Руди, лишний раз доказывает, что наши выводы об инсценировке гибели деда О’Тила верны. Слуга, видимо, просто оставил большинство вещей здесь, в особняке, не планируя его надолго покидать. А сделать так Руди мог только в одном случае – если был уверен, что его хозяин жив. Это также подтверждает и его бездействие в поиске себе новой работы.

Когда Рон, немного тушуясь, доложил, что та девушка, которая проживает по одному адресу с Руди, просто сдавала ему свой флигель и согласилась работать в торговой компании магов Свободных территорий, и добавил, что уже выдал ей амулет связи, Рост улыбнулся, переглянулся с Хранителем, но по этому поводу ничего не сказал.

Сказал по другому поводу:

– Рон, король Леннар положительно ответил на все наши предложения. С завтрашнего дня сюда начнут прибывать люди, желающие вступить в наши ряды. Можешь себе представить, Леннар распорядился всех слабых студентов первого и второго курсов магической академии передать в наше распоряжение. Будут и другие люди. Скажи, как ты считаешь, кого можно будет оставить здесь, когда я отправлюсь на поиски нового комплекса?

– Думаю, лучше всех здесь справится Пискун. В армии служил, сможет навести порядок и всё проконтролировать, опять же – очень ответственный, впрочем, как и все мы.

– Хорошо, – ответил Рост. – А тебе, Рон, надо немедленно отправляться в Кулон для организации работы нашей перевалочной базы. В случае необходимости можешь нанять кого-то из местных. Разверни также работу среди поисковиков, как мы и планировали. Организуй скупку материалов для магических амулетов. Справишься?

– Да, – уверенно ответил Рон.

Обсудив ещё немного с Ростом и Хранителем планы по работе в Кулоне, Рон попрощался со Стражами, получил у Пучка половину всех денег отряда, собрал вещи, закинул за плечи ранец и Муху и отправился к ближайшему порталу. Он был твёрдо намерен справиться со всеми делами. А его сердце грело осознание того, что у Лики теперь есть амулет связи.

Охрана без вопросов пропустила Рона к площадке портала. Расположившись в его центре, Рон сосредоточился и незаметно для себя моргнул. В ту же секунду мир моргнул вместе с ним.

(обратно)

О’ТИЛ Комплекс Древних

То, что в лаборатории находится портал, О’Тил начал догадываться, как только понял все полунамёки деда. Действительно, какой тайник будет активироваться двумя магическими предметами?

Да, дед так запутал всю информацию вокруг этого тайного портала, что никто другой, кроме О’Тила, никогда не смог бы его найти и активировать. А у мага это получилось.

Как только О’Тил установил и Кодекс, и клинок в специальные ниши, в центре помещения появились и причудливым образом переплелись сотни силовых линий. Непонятно каким образом напитываясь энергией, эти линии уже через несколько секунд переросли в сплошной участок чистой энергии, настолько насыщенный и яркий, что маг невольно выставил перед собой руку и прищурил глаза.

Достигнув пика яркости, портал через полминуты постепенно потускнел, приобрел ровный сине-зелёный цвет. От него так и веяло мощной магией промежуточного плетения. Никакой опасности маг не ощущал.

О’Тил опустил руку и подошёл к порталу, остановившись перед ним. Вблизи портал выглядел как правильной формы круг воды диаметром не менее шести метров. Нижний край портала касался пола, верхний маг не смог бы достать, даже если бы вытянул руку. Его зеркальная поверхность время от времени покрывалась мелкой рябью помех, искривляя отражение мага.

О’Тил осторожно заглянул в портал. Толщина магического вещества составляла приблизительно тридцать сантиметров, а обратная сторона выглядела как чёрный бездонный провал.

Маг хмыкнул и вернулся к зеркальной стороне. Попробовать пройти? А как же Рост и Стражи? Ведь они обязательно будут искать его. С другой стороны, О’Тила невообразимо сильно тянуло разгадать тайну исчезновения деда. Ведь он наверняка находится там, по ту сторону. Возможно, деду необходима помощь, и промедления О’Тила приведут к непредсказуемым последствиям.

Поколебавшись ещё несколько секунд, маг глубоко вздохнул. Рост и Хранитель поймут. Тем более до рассвета ещё есть время, и О’Тил успеет вернуться… Может, вместе с дедом!

Маг осторожно протянул руку к участку перехода. Его пальцы прикоснулись к зеркальной поверхности. Ничего не произошло. Магическое вещество немного холодило пальцы, не пропуская при этом внутрь. Попытка надавить ни к чему не привела. О’Тил разочарованно опустил руку и задумался.

Так, после спуска в портал неожиданно пропала связь с Ростом и Хранителем. О чём это говорит? Да ни о чём! На этом уровне повсюду расположены сильнейшие охранные плетения, да и сам портал даёт ощутимые помехи в магическом фоне. Неудивительно, что Хранитель не отзывается…

Думаем дальше. Раз портал есть, значит, он работает и через него можно пройти. Почему же тогда переход не пропускает мага? Мысли О’Тила стали выстраиваться в логическую цепочку. Если предположить, что дед прошёл через портал, то для этого требуется ключ. Ведь они так и не нашли клинок, которым воспользовался дед для активации портала. Значит, для перехода необходимо взять из ниши второй клинок.

Маг развернулся и вернулся к нише. Утопленный в специальной выемке клинок прямо светился изнутри от пронизывающих его силовых линий сложного плетения. Как О’Тил ни всматривался, он так и не смог обнаружить Центр его активации.

Пожав плечами, маг аккуратно вынул клинок из ниши. Портал никак не отреагировал на эти действия. Ну, может, рябь помех на его поверхности стала появляться несколько чаще.

Сжав рукоять клинка в левой руке, О’Тил вновь подошёл к порталу. Теперь было видно, что помехи на зеркальной поверхности действительно участились. Может, это свидетельствует о том, что портал в ближайшее время исчезнет?

Больше не раздумывая, О’Тил непроизвольно зажмурился и решительно шагнул вперёд.

Почувствовав, что плёнка перехода перестала стягивать и холодить его кожу, маг открыл глаза. Увидеть ничего не удалось, место, где он оказался, было погружено в темноту. О’Тил машинально активировал защиту. Попробовал связаться с Ростом. С кем-нибудь из Стражей. Ничего не получается.

Несколько светляков, образовавшихся над головой О’Тила, позволили осмотреться и убедиться, что просторный тоннель имеет явно рукотворное происхождение. Ровный пол, гладкие стены, сводчатый потолок, всё было покрыто светло-зелёным веществом, пружинящим на ощупь. На пыльном полу были чётко видны следы человека, уходившие в глубь тоннеля. О’Тил был уверен, что следы оставил дед, и, решительно запустив вперёд светляков, двинулся за ними. Клинок, служивший ключом к порталу, О’Тил засунул за пояс и покрепче ухватился за рукоять Бебута, чтобы активировать его в случае чего в любую секунду. Магический радар сканировал пространство всего на несколько десятков метров вперёд, покрытие стен каким-то образом препятствовало распространению импульсов по силовым линиям.

На третьем шаге решительность покинула мага, так же поступило с ним и его сознание.

Очнулся О’Тил, лежа на полу. Кожу под носом стянула корка засохшей крови.

– И что это было? – недоумённо спросил О’Тил, разминая затёкшие мышцы.

«Парализующее плетение, я так полагаю, – вдруг отозвался Хранитель, значит, связь с ним восстановилась. – Скорее всего, сработала ловушка, хотя я и сейчас не могу определить артефакты в стенах. Плетение же очень сильное, твоя защита была преодолена фактически моментально. Уровень магии на порядок выше известного мне… Знаешь, О’Тил, возвращайся! Боюсь даже думать о том, сколько ты пролежал без сознания, я наконец смог связаться с тобой приблизительно одновременно с тем, когда ты очнулся. А твои затёкшие мышцы о многом говорят…»

Действительно, надо возвращаться… О’Тил подобрал с пола Бебут, его взгляд невольно скользнул по стене, и маг замер…

На стене тоннеля был коряво вырезан слой светло-зелёного покрытия, обнажив гранитную основу. Сам срез был выполнен в форме стрелки, остриём указывающей в тёмную глубину тоннеля. А под стрелкой были начертаны корявые буквы «Л. О.».

«Хранитель, вы это видите? – с волнением произнёс О’Тил. – Дед жив, он был здесь и оставил отметку для меня!»

«Хмм, действительно, – отозвался О’Нос, – можно считать, что Лордан О’Тил жив. Однако это не отменяет необходимость твоего возвращения».

«Но, Хранитель…»

«О’Тил, напомнить тебе, что у нас там война? Что в любую минуту Росту могут понадобиться твои силы?..»

«Хорошо, – маг тяжело вздохнул, – но, как только смогу, я сразу вернусь сюда за дедом».

Бросив прощальный взгляд на метку на стене, О’Тил развернулся и пошёл обратно. Достал клинок-ключ, вставил его в углубление ниши и замер, ожидая активации портала. Ничего не произошло. Маг подождал немного, склонился над нишей и убедился в правильности расположения клинка. Подождал ещё немного. Сосредоточился. Плетение с клинка никуда не делось, только по какой-то причине оно не активировалось.

«Хранитель, – произнёс маг, – похоже, я здесь застрял. Портал не активируется. Центр активации на плетении, которое нанесено на клинок, я найти не могу. Что делать?»

«Придётся всё же идти за твоим дедом», – вздохнул О’Нос.

«Да, Хранитель! – мгновенно отреагировал маг. – Может, он объяснит, как вернуться обратно».

«Ага, – отозвался О’Нос, – если знает. Сам-то он обратно не вернулся…»

О’Тил решил не развивать эту тему. Корявая стрелка на стене, оставленная рукой его деда, воодушевила его. Дед жив!

Маг покрепче сжал Бебут и шагнул в тоннель. Защита была активирована и от избытка энергии стала практически видимой. Светляки быстро летели впереди мага.

Как О’Тил ни всматривался, но так и не увидел в том месте, где его поразило парализующее плетение, ни одного амулета в стене. Светло-зелёное покрытие стен отдавало ровным магическим фоном, качественно перекрывая следы от амулетов, которые – маг уже испытал их действие на себе – наверняка были скрыты в стенах. А что делать? Надо идти дальше. Раз дед прошёл, то и он пройдёт.

Никаких ответвлений, почти прямой ход тоннеля. Однообразное покрытие стен и следы ног его деда на пыльном полу.

Трижды тоннель перегораживали чёрные металлические стены с однотипными мощными дверями всё из того же чёрного металла.

Достигнув первого препятствия, маг осторожно приблизился к нему. Двери толщиной в пару десятков сантиметров были широко распахнуты. Магический фон был немного выше, ничего больше О’Тилу определить не удалось. Маг потыкал в металл остриём своего кинжала, но на чёрной поверхности дверей не осталось ни малейшей царапины.

Осторожно миновав первую преграду, О’Тил точно так же преодолел и вторую, и третью. Двери везде были открыты, и ничто не помешало магу через полчаса выбраться в обширный зал.

Помещение было хорошо освещено. Вернее, свет разгорелся у потолка, как только О’Тил оказался внутри. Под потолком зала были прикреплены сферы из прозрачного стекла, внутри их клубился серый газ, который давал удивительно чистый холодный белый свет. Посреди помещения стояли стол и кресла, покрытые всё тем же светло-зелёным материалом. Из зала виднелись четыре выхода. Возле одного из них на стене темнела такая же стрелка с инициалами Лордана О’Тила, как и в тоннеле. Этот выход был перекрыт металлической дверью, а все остальные прямо посередине проёма преграждала белёсая пелена магического щита.

Убедившись, что, кроме него, в помещении никого нет, маг обратил внимание, что следы его деда ведут не только к выходу с металлическими дверями, но и к другим.

После недолгой борьбы любопытство победило, и О’Тил направился к первому магическому щиту. С помощью Хранителя он кратко проанализировал его и выяснил, что эта пелена представляет собой аналог плетения Нетленности, похожего на то, которое использовал Рост при захвате некромантки. Только в этом случае силовые линии плетения Нетленности переплетались с плетениями магического щита большой мощности, а Центр активации и управления был для них единым.

Как утверждал Хранитель, белёсая пелена, пересекающая проём в стене, является лишь видимой частью купола, который, пронизывая стену, полностью перекрыл прилегающее к залу помещение. На магическом радаре это место выглядело как белое пятно значительных размеров, образовавшееся из-за невозможности просканировать это пространство. Похожая картинка была и в двух других местах, которые также перекрывались аналогичным плетением. По настоянию Хранителя маг не стал воздействовать на эти магические щиты. Да, любопытно. Но О’Тил осознавал, что его неуёмное желание найти деда и так привело к тому, что он застрял в этом тоннеле неизвестно где. Портал, основанный на промежуточной магии, и парализующее плетение, которое легко преодолело мощную защиту мага, заставили О’Тила пересмотреть свои действия, добавили ему немного рассудительности.

Но всё определил случай. Когда О’Тил, обсуждая с Хранителем размещение силовых линий в обнаруженном плетении, приблизился к проёму в стене ещё на шаг, магический щит моргнул и рассеялся в воздухе. Проход был открыт. Магу сразу бросилось в глаза, что следы его деда, чётко видневшиеся перед проходом, за ним отсутствовали. Впрочем, вместе со следами отсутствовала и пыль, проход, а вернее, участок тоннеля, ведущий в смежное помещение, выглядел так, будто его совсем недавно убирали.

«Посмотрим, что там?» – спросил О’Тил у Хранителя.

«Магический радар показывает, что в помещении, расположенном за проходом, никого нет. Думаю, что купол, перекрывавший вход в него, действует по тому же принципу, что и артефакты в моём комплексе, обеспечивающие сохранность запасов и ценных предметов. Раз твой дед сюда заходил, значит, это безопасно».

Тоннель длиной в несколько метров О’Тил преодолел быстро. Предназначение этого помещения, в которое он вошёл, определить было несложно. Гораздо просторней, чем зал, из которого О’Тил сюда попал, хранилище было заставлено штабелями бочонков, бутылями в оплётках из лозы, различной формы стеклянными флягами и совсем маленькими разноцветными пузырьками.

Маг от удивления замер. Сколько же здесь всего?

«Энотека Древних», – раздался ошеломлённый голос Хранителя.

Через секунду воздух рядом с О’Тилом сгустился и материализовавшийся Хранитель осторожно приблизился к одному из штабелей с бочками, перешёл к ящику с десятком бутылок в тёмном стекле. О’Нос что-то потрясённо бормотал при этом себе под нос, переходя от одного штабеля к другому.

– Что? – переспросил О’Тил.

– Энотека, хранилище эликсиров, – остановившись, пояснил О’Нос. – Феррон, который мы с Ростом использовали для увеличения твоего магического резерва, был впервые обнаружен в кургане, образовавшемся за много лет на месте разрушенного древнего поселения. Никто не знает, кто они и куда исчезли. Древние. Их магические артефакты до сих пор не удалось превзойти даже магам Свободных территорий. Кроме нескольких сильнейших амулетов под курганом была найдена полуразрушенная энотека. Именно благодаря остаткам магических веществ из неё магам Свободных территорий удалось совершить прорыв в алхимии, создать целый ряд новых, мощных лекарств и эликсиров. – После короткой паузы Хранитель продолжил: – Это большая удача, думаю, портал перекинул нас в комплекс Древних, который, как ты видишь, прекрасно сохранился. Необходимо срочно сообщить об этом Росту, организовать здесь охрану и группу исследований…

– Подождите, подождите, – прервал О’Тил воодушевившегося Хранителя, – давайте вначале найдём обратный путь. Да и мы до сих пор не знаем, где находится это место. Вдруг на территории королевства Рат, под ногами у некромантов?

– Ты прав, – ответил мгновенно помрачневший Хранитель, – теперь я что-то увлёкся. Но каковы перспективы! Будь добр, – обратился О’Нос к магу, – захвати вот этот и те пузырьки. – Хранитель указал на стеллаж, плотно уставленный разноцветными пузырьками.

Хмыкнув, О’Тил отобрал указанные Хранителем образцы и рассовал их по обширным карманам комбинезона.

– Придётся пока всё это оставить, – с грустью сказал Хранитель, бросая печальный взгляд на алхимические сокровища. – Идём дальше. Не будем терять время. – И Хранитель растаял в воздухе. – «Экономлю запас энергии твоего магического резерва», – пояснил он.

О’Тил вернулся в зал. Как только он отошёл на пару шагов от входа в энотеку, проём стены опять перекрылся белёсой пеленой магического щита.

Решив, что осмотр двух других помещений, закрытых магическим щитом, можно оставить на потом из-за необходимости спешить, маг подошёл к металлическим дверям. В отличие от других, в которые он прошёл в тоннеле, эти были закрыты.

Таинственный чёрный металл оказался абсолютно невосприимчив к магии и успешно противостоял попытке просканировать пространство за ним. Так и не найдя никаких признаков скрытых амулетов, О’Тил просто взял и осторожно потянул за ручку.

Раздался приглушённый щелчок – и дверь легко открылась.

Маг сделал шаг вперёд, с удовольствием подставив своё лицо лёгкому ветерку, и уловил запах солёного морского воздуха…

Сделав ещё шаг, О’Тил оказался на каменистой площадке, с которой открывался вид на естественную долину, окружённую пятью поросшими деревьями горами. Практически в центре её высилась скала, на вершине которой расположилось укреплённое каменное здание с красной, потемневшей от времени черепичной крышей. Да и сама скала, сглаженная ветрами, носила отпечаток времени.

Невдалеке от тоннеля, из которого вышел О’Тил, виднелась площадка, соединённая со скалой, на которой маг увидел древнее строение, перекидной мост.

Маг невольно покачал головой. Какими силами надо владеть, чтобы построить на высокой скале это мощное укрепление?

«Давай поднимемся повыше, – сказал Хранитель, отвлекая О’Тила от созерцания местности, – в округе никого нет, сканированию не поддаётся только этот форт на скале. Судя по всему, мы где-то возле морского побережья, а это очень далеко от моего комплекса. А королевство Ленна, насколько я знаю, вообще не имеет выходов к морю».

«Ну, как мне известно, – отозвался О’Тил, – никогда и не имело. Значит, мы далековато перенеслись».

Выход из тоннеля был метров на триста ниже вершины горы, с которой маг обозревал окрестности, поэтому подъём не занял много времени. Дороги как таковой не было, однако подниматься по разрушенному временем склону было достаточно легко.

Когда маг достиг вершины, рядом с ним опять материализовался Хранитель.

– Остров, – изумлённо выдохнул О’Нос, осматривая округу.

Насколько простирался взгляд, всё пространство вокруг пятачка земли было покрыто водой.

О’Тил сделал шаг в сторону и сел, устало облокотившись на какой-то высокий камень.

Н-да, попали. Отсюда было хорошо видно, что с прилегающей к воде стороны горы оканчивались высокими обрывами. Маг невесело подумал, что ноги в морской воде так просто помочить не удастся. Как они отсюда выберутся, если не смогут активировать портал?

– О’Тил, – позвал его Хранитель, – обрати внимание, на что ты облокотился.

Маг обернулся. Камень как камень. О’Тил посмотрел на Хранителя. Тот, ничего не говоря, поочередно указал магу на вершины других гор. На каждой из них небо подпирала высокая колонна. Именно к подножию такой же и прислонился О’Тил.

– С тех пор, когда была найдена первая сфера Торта, как маги Свободной территории назвали эти артефакты Древних, – объяснил Хранитель, – их предназначение так и не было разгадано. Похоже, сегодня одну тайну мы раскрыли. Ничего не видишь?

О’Тил вздохнул, встал и сосредоточился. С того времени, как в его организм был внедрён феррон, видеть магическую составляющую этого мира О’Тилу удавалось всё легче и легче. Вот и сейчас мгновенно проявились силовые линии, пронизывающие все пространство вокруг. Их сплошное переплетение на месте форта говорило о том, что почти на каждый сантиметр этого укрепления нанесены мощные плетения. Какие? Ну, с такого расстояния, наверное, это не увидит даже Рост.

От верхнего края каждой колонны вверх уходили толстые энергетические потоки, объединяясь на большой высоте над островом. Из этой точки, перекрывая доступ к острову со всех сторон, расходились силовые линии магического щита.

– На каждой колонне, – произнёс Хранитель, убедившись, что О’Тил проникся масштабностью магической конструкции вокруг острова, – размещено по сфере Торта. Эти опорные артефакты поддерживают самый большой магический купол, о котором я знаю. Немыслимо, окружить защитой целый остров!.. Интересно, как через него смог сработать портал? Но это так, скорее размышления вслух, чем вопрос, – задумчиво сказал О’Нос. – Ну что, мой юный друг, продолжим поиски твоего деда? Или так и будем, раскрыв рот, ловить чаек на этой скале? Хмм, хотя чаек не видно…

О’Тил смущённо прикрыл рот. Буйство красок силовых линий и мощных плетений постепенно отошло, уступив место зелени поросших лесом склонов гор и синеве морской воды. Ещё раз с удовольствием вздохнув полной грудью чистого морского воздуха, маг шагнул к спуску с горы в сторону навесного моста.

Рядом хмыкнул Хранитель. О’Тил остановился и недоумённо посмотрел на него.

– Что тебе мешает перенестись отсюда прямо на площадку перед мостом? – улыбнувшись, спросил О’Нос.

– Да просто всё ещё не привык к этой возможности, – опять смутившись, ответил маг.

– Давай, тренируйся, – подбодрил Хранитель и растаял в воздухе.

О’Тил с досадой тряхнул головой. Сколько можно забывать о новых способностях? Он сосредоточился. Хмм. А что, если попробовать перенестись не к мосту, а прямо в особняк в Мекане? Однако как О’Тил ни напрягался, а создать пространственную точку перехода во двор такого знакомого ему особняка не удалось.

Не теряя больше времени, маг перенёсся на площадку перед навесным мостом. Отсюда укрепление Древних выглядело ещё внушительней. Выложенный из цельных, неподвластных времени гранитных блоков, дополнительно защищённый несколькими башнями, форт занимал практически всю вершину скалы, только в нескольких местах виднелась пара деревьев, сумевших неизвестно как вырасти на голых камнях.

Одна из башен форта, как только сейчас увидел маг, была оплавлена. «Сильное плетение использовалось», – невольно подумал О’Тил, даже мощные файерболы не оставляют таких следов.

Маг осторожно шагнул на мост. Тот даже не покачнулся. Умели строить. Уже более уверенно О’Тил подошёл ко входу в форт, который был прорезан прямо в скале. Ворота из чёрного металла, преграждающие дорогу, сейчас были открыты, и О’Тил решительно шагнул в них. Ведущий через сплошную скалу короткий тоннель привёл мага в небольшое помещение, из которого наверх вела крутая винтовая лестница. Разглядывать особо было нечего, поэтому О’Тил, не задерживаясь, поднялся наверх, в просторный зал, стены которого были увешаны разнообразным холодным оружием. Здесь были и гиганты, длиной чуть ли не в рост О’Тила, которые он, наверное, не смог бы и поднять. Были и клинки с лезвиями причудливой волнистой формы, а некоторые имели сразу по нескольку лезвий.

«Такое оружие на Торте не используется», – лаконично добавил Хранитель свои мысли к размышлениям О’Тила.

Возле выхода из зала были установлены полные доспехи непривычных для мага размеров и форм. И не менее трёхметровой высоты! У доспехов была дополнительная пара рук, все сочленения филигранно чётко подогнаны, не оставляя в местах соединений практически ни щёлочки. Вместо металлического шлема доспехи заканчивались стеклянной сферой, передняя часть которой отсутствовала, обнажая пустоту внутри.

«О’Тил, на втором этаже обнаружен живой объект», – кратко сообщил Хранитель.

«Дед?» – переспросил маг, тщетно пытаясь увидеть среди покрытого сеткой помех радара искомую точку.

«Не знаю, – недовольно ответил Хранитель, – здесь такое насыщение магического поля плетениями, что я даже не могу определить, человек ли это…»

– Что ж, в любом случае нам туда, – сказал О’Тил, активировал Бебут и с удвоенной осторожностью двинулся вперёд.

Длинный коридор пересекал ещё несколько помещений. В одном из них маг наблюдал странную картину. Вначале он почувствовал запах дыма и странное потрескивание. Заглянув в очередной зал, обнаружил существо, которое он определил как рабочего голема.

Среди стеллажей с непонятными предметами правильной прямоугольной формы вились жгуты проводов, целостность которых в одном месте была нарушена. Там с треском сыпались искры, раздавалось шипение. А посреди клубов едкого дыма просматривалась фигура невысокого голема. Тонкие стержни ног и рук, металлический корпус со множеством креплений для инструментов, часть из которых сейчас была разложена перед големом на полу. Ловко оперируя левой рукой, голем зажал несколько проводов из разобранного жгута, а второй верхней конечностью, кисть с которой причудливым образом съехала в сторону, спаивал эти провода между собой. И для этого использовал то появляющийся, то исчезающий из лишённой кисти руки тонкий луч, по насыщенности огня напомнивший О’Тилу плазму файерболов.

Преломляясь в дыму, прямо перед големом в воздухе висела небольшая пелена тёмно-синего цвета, на которой чётко виднелась насыщенная схема переплетающихся линий белого цвета. На одном пульсирующем участке линии были окрашены в ярко-красный цвет. Голем, на краткий миг прерываясь, то и дело сверялся с этой схемой.

Металлический трудяга заметил незваного зрителя, сверкнул в сторону его бусинками стеклянных глаз и продолжил работу.

Хмыкнув, маг пошёл дальше по коридору, в конце которого виднелась лестница на следующий этаж. Хранитель разговаривал непонятным языком: «аппаратные стойки», «ремонтный робот», «промышленный лазер», «манипуляторы», но О’Тил слушал его вполуха, стремясь побыстрее достичь помещения с живым объектом. За всю свою жизнь, пользуясь магическим искусством, О’Тил привык к тому, что рядом всегда есть вещи необъяснимые с точки зрения обычного человека, но полностью понятные магу. Рабочий голем не представляет опасности, остальное сейчас не важно.

Вот и последняя ступенька – и маг замер перед неплотно закрытой дверью из светлого, напоминающего дерево материала, но покрытого слоем блестящего вещества. Слишком толстым слоем, чтобы принять его за лак. О’Тил сосредоточился, пытаясь просканировать близлежащее пространство на предмет присутствия опасных амулетов, когда из-за двери раздался такой знакомый голос деда:

– Какой ты был, О’Тил, нерешительный и осторожный, таким и остался. Давай, заходи, я тебя уже давно жду…

О’Тил тряхнул головой, распахнул дверь и вошёл в помещение. С мягкого кресла навстречу ему поднялся сухощавый, подтянутый мужчина.

– Кое в чём, дед, даже ты ошибаешься, – тихо сказал О’Тил, крепко обнимая последнего родного человека на Торте.

Через несколько секунд Лордан О’Тил отстранился от своего внука, однако руку с его плеча не убрал.

– Ты думаешь? – хмыкнул он, старательно пряча увлажнившиеся глаза. Проморгавшись, дед пристально всмотрелся в О’Тила. – Действительно! – изумлённо подытожил он. – Это что ж с твоим магическим резервом произошло? Неужели ты смог его самостоятельно настолько сильно развить? Или постой… Свободные территории?

О’Тил пожал плечами:

– Да, дед, ты прав, без них не обошлось. Я сейчас… как бы это сказать… маг Свободных территорий. Вот, —

О’Тил указал немного в сторону, – знакомься, Хранитель О’Нос, мой учитель и глава магов Свободных территорий.

Дед наконец убрал свою руку с плеча О’Тила и непонимающе посмотрел на пустое кресло, на которое указал внук.

В кресле тут же появился Хранитель, который принял непринуждённую позу и лёгким жестом стряхнул несуществующую пылинку со своего, такого же, как и у О’Тила, чёрного комбинезона.

О’Тил усмехнулся, глядя на удивлённое лицо деда. Хранитель тоже улыбнулся, встал и протянул руку Лoрдану.

– Буду рад познакомиться с прославленным дедом нашего мага Лорданом О’Тилом, – сказал Хранитель.

– Хмм, а я думал, удивить меня сложно, – произнёс Лордан, посмотрел на внука, потом на Хранителя и крепко пожал ему руку. Выражение лица Лордана очень быстро приобрело обычное невозмутимое выражение, он махнул рукой в сторону кресел и сказал: – Присаживайтесь, чувствую, разговор нам предстоит долгий…

Удобно устроившись, О’Тил посмотрел на деда и Хранителя, глазами изучающих друг друга, и решил, что никто не будет возражать, если он прервёт паузу:

– Послушай, дед, когда поверенные сообщили о твоей гибели, я уже сам несколько раз подвергался смертельной опасности. Дети Судьбы, даже некроманты пытались меня уничтожить. Так сложилось, что Рост, это один из самых сильных магов Свободных территорий, и Хранитель не один раз спасали мне жизнь. Кроме этого ещё много чего произошло, и я уверяю тебя, что господину О’Носу можно полностью доверять. Моя дальнейшая судьба неразрывно связана с магами Свободных территорий…

– Да полно тебе! – решительно перебил внука Лордан. – Кому мне ещё доверять, как не своему внуку. Да и кто такие Хранители, я знаю. – Лордан вопросительно посмотрел на О’Носа.

– Всё верно, я Хранитель одного из комплексов магов Свободных территорий, – ответил О’Нос. – Во время войны с империей Ном копия моей личности была использована для создания артефакта, управляющего учебно-тренировочным комплексом и магической лаборатории. Используя возможности других управляющих артефактов и знания, оставшиеся от магов Свободных территорий, в первую очередь разработки вашего тёзки, мага Лордана, – Хранитель слегка улыбнулся, – мне удалось несколько расширить свои способности. Теперь я могу сопровождать наших магов, при необходимости используя их магический резерв для проецирования своего образа.

– О’Нос, – задумчиво произнёс Лордан О’Тил, – можно узнать, кто из магов Свободных территорий выжил во время войны?

– По моим данным, – лицо Хранителя помрачнело, – во время войны погибли все наши маги…

О’Тил удивлённо посмотрел на Хранителя. «А как же Рост?» – чуть не задал он вопрос, но сдержался. Взгляд О’Тила не укрылся от его деда.

– Ты что-то хотел спросить? – задал вопрос Лордан.

– Нет, это сейчас не столь важно, – ответил маг.

– Да, О’Тил, – продолжил Хранитель, – ты ещё не всё знаешь. Рост тоже не был изначально магом Свободных территорий. Для того чтобы восстановить работоспособность комплекса, мне пришлось воспользоваться единственной доступной на тот момент возможностью. А именно – задействовать портал, позволивший перенести Роста в мир Торта из другой реальности. Тоже, кстати, одна из последних разработок Лордана. Так что да, Рост чужой для этого мира… – Хранитель поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее. – Далее история развивалась следующим образом…

О’Нос около часа рассказывал, как Рост появился в комплексе, как они увеличили его способности и спасли О’Тила. Как у Свободных территорий появились Стражи и как все защитили Мекан от захвата некромантами.

О’Тил, по мере рассказа, добавил к словам Хранителя историю своих злоключений, подробности поисков деда и его дневников.

Лордан внимательно слушал, в некоторых местах одобрительно кивал, с гордостью глядя на своего внука, а в местах, которые касались нападений некромантов, крепко сжимал кулаки. Когда разговор коснулся вторжения в Мекан извечных противников и описания зачистки восточных районов столицы от некромантов и их чёрных воинов, Лордан вскочил и, с трудом сдерживая гнев, нервно заходил по залу.

– Вот таким образом мы здесь и оказались, – завершил свой рассказ Хранитель. – Теперь главный вопрос, который нас беспокоит, – как вернуться. Клинок не открывает портал, которым вы сюда перенеслись. Связи с Ростом у вас нет. Как мы поняли, этому мешает щит, который прикрывает остров. Кроме того, вы также не можете самостоятельно перенестись в Мекан. Да, – Хранитель с довольным видом посмотрел на Лордана, – ваш внук отлично может перемещаться без стационарных порталов, его магического резерва для этого более чем достаточно.

Лордан внимательно посмотрел на О’Тила, и тот ещё раз убедился, что дед под маской сдержанности всю жизнь скрывает свою глубокую привязанность к нему. После длительного расставания, пройдя неплохую школу жизни и став зрелым мужчиной, маг смог разглядеть те моменты, когда у деда невольно проявляется и чувство радости, что О’Тил уцелел. Что он не одинок и нашлись силы, которые помогли его внуку выжить и стать сильным магом… Дед искренне гордился им. О’Тил увидел, что внутреннее напряжение, сковывавшее Лордана в начале их встречи, постепенно покинуло его в ходе разговора. А дальнейший поступок деда только подтвердил мысли О’Тила.

– Сразу успокою вас, – ответил Лордан. – Проблемы с возвращением нет. Вернее, – дед достал небольшую записную книжку и сверился с какими-то записями, – через несколько дней мы сможем вернуться в Мекан. Раньше не получится, – ответил он, натолкнувшись на вопросительный взгляд Хранителя. – А теперь я расскажу свою часть истории. – Дед посерьёзнел, встал и обратился к O’Носу: – Хранитель, я хочу вас поблагодарить за спасение моего внука. Наша семья всегда была крепко связана с магами Свободных территорий. События, о которых вы рассказали, подтвердили ещё раз мои подозрения, что война с некромантами не была окончена двести лет назад. Зло вновь вернулось в наш мир. И речь уже не идёт о выживании моём или моего внука. Сейчас возрождённая мощь магов Свободных территорий стала единственной реальной силой, которая может спасти всех людей Горта от мучительной смерти от рук некромантов. – Лордан выпрямился и твёрдо сказал: – А семья О’Тил считает честью сражаться с некромантами в одних рядах с магами Свободных территорий. Хранитель, можете мной располагать, как и моим внуком.

О’Нос встал и ещё раз крепко пожал руку Лордану.

– Ничего другого, честно сказать, – ответил Хранитель, – мы от вас и не ожидали. Думаю, Лордан, что с нашей помощью вы станете не менее сильным магом, чем ваш прославленный тёзка.

– Мне тоже есть что внести в общее дело. – Лордан расслабился, улыбнулся и лукаво окинул взглядом Хранителя и О’Тила. – Но сейчас я предлагаю ненадолго прерваться, пообедать, а потом продолжить наш разговор.

После этих слов О’Тил вспомнил, что сегодня ещё не ел. Его желудок как будто только этого ждал и требовательно заурчал. Маг сглотнул слюну, моментально заполнившую его рот.

– Можем поесть здесь, – Лордан указал на стол в центре зала, – либо на площадке одной из башен. Обещаю морской воздух и прекрасный вид.

Хранитель посмотрел на О’Тила, пожал плечами и улыбнулся:

– Так как еда мне недоступна, я бы предпочёл прекрасный вид.

– Я только за морской воздух, – не заставил себя ждать с ответом О’Тил.

Магу не терпелось услышать причины, по которым их возвращение в Мекан возможно только через несколько дней. Но если дед сказал, что возможности вырваться с острова поскорее нет, значит, так оно и есть. Поэтому О’Тил переключил свой интерес на предстоящий обед. «Хмм, а чем питается дед в форте Древних? Наверное, припасов из Мекана набрал. Хотя, может, и здесь уже что-то из еды обнаружил? Вроде сухпайков из комплекса Хранителя?» – думал О’Тил, поднимаясь по винтовой каменной лестнице вслед за дедом.

Через пару минут они поднялись на плоскую крышу одной из башен. Площадка была накрыта массивным металлическим куполом, который предохранял башню от осадков. Судя по его подвижным частям и насыщенности силовых линий магического щита, в случае необходимости купол полностью перекрывал верх башни, осуществляя и магическую и механическую защиту наблюдателя.

Лордан уверенно подвёл своих спутников к месту на площадке, откуда открывался замечательный вид на море и долину среди гор.

О’Тил полюбовался природой, потом недоумённо посмотрел на деда, мол, а сидеть на чём будем? Лордан даже бровью не повёл. В следующую секунду из каменной поверхности площадки появились отростки из странного, пластичного материала. Быстро двигаясь, утолщаясь и изменяясь, отростки уже через минуту сотворили на площадке удобный стол и роскошные кресла совсем рядом с людьми. Материал быстро твердел, изменял свою фактуру и цвет, пока стол и кресла не приняли вид абсолютно идентичных дереву и коже натуральных изделий. По крайней мере, О’Тил, если бы не видел процесса их появления, ни за что не поверил бы, что эти предметы созданы всего пару минут назад. Ещё удивило мага, что при этом процессе он не зафиксировал ни одного проявления или колебания магической энергии. Поверхностно осмыслив случившееся, О’Тил убедил себя, что во всём виноват завышенный общий магический фон укрепления Древних и появившиеся предметы определённо созданы магическим путём.

Процесс создания стола и кресел закончился, но все продолжали стоять, не решаясь сесть. Причина этого была проста. Кресел на площадке было создано всего два. И, судя по местоположению их, кресла не хватало Хранителю.

Лордан нахмурился. Но О’Нос успокаивающе махнул рукой:

– Садитесь, мне даже самому интересно, почему система оставила меня без кресла.

Сделав пару шагов влево, затем вправо, Хранитель так и не дождался появления кресла для себя. Хмыкнул, сказал:

– Не дождётесь…

О’Тил ощутил всплеск магии даже на общем завышенном фоне и увидел, как Хранитель, используя магическую энергию, самостоятельно создал для себя кресло.

Когда все расселись, О’Тил не выдержал и спросил:

– Дед, а что сегодня на обед?

Лордан улыбнулся:

– А что бы ты предпочёл поесть?

– У тебя тут ещё и повара работают? – воодушевлённо спросил маг.

– Не совсем так, но где-то рядом, – неопределённо ответил дед.

Хранитель внимательно наблюдал за развитием событий, не вмешиваясь в разговор.

– Вот смотри, что надо сделать, чтобы поесть. – Лордан положил свою правую руку на стол ладонью вниз.

Через пару мгновений его кисть, казалось, пронзил широкий луч зелёного цвета, ударивший из поверхности стола. Поднявшись на пару сантиметров в воздух над рукой, луч пару секунд повисел в воздухе и рассеялся.

– Этот луч – первый, – продолжил пояснять свои действия Лордан, – он показывает, что устройство работает и определяет разрешённую еду для людей. Сейчас таким же образом появится жёлтый луч. Вот, он появился. Можно делать заказ.

– Что значит «делать заказ»? – недоумённо спросил О’Тил.

– Чётко представь себе, что именно ты хотел бы сейчас съесть… – ответил Лордан, прикрыв глаза. – Всё, – продолжил он после короткой паузы, – я заказал. О’Тил, повтори мои действия, это очень просто. Извините, О’Нос, насчёт вас не знаю, получится или нет…

О’Тил, следуя примеру деда, положил правую руку на стол. Что-то защипало кожу на руке, затем над кистью появился и растаял в воздухе луч зелёного цвета. Дождавшись, когда появится жёлтый луч, маг сосредоточился. «Так, тарелка с мелко нарезанным, хорошо прожаренным мясом. Вилка и нож. Овощная нарезка. Немного хлеба. Высокий запотевший стакан с холодным травяным настоем. Теперь понаглеем. Блюдо с нарезкой из красной рыбы. Корзинка с экзотическими фруктами. Три бокала. Запечатанная бутылка с самым дорогим и ароматным хвосторубом…» О’Тил не выдержал, улыбнулся и открыл глаза.

Судя по всему, Хранитель тоже решился что-то заказать. Лордан и О’Тил с интересом уставились на его руку на столешнице. Сразу же появились отличия. Луч, возникший и растаявший над кистью Хранителя, был тёмно-синего цвета.

– Хмм, цвет энергии, разумно… – пробормотал Хранитель.

Следующий луч оказался зелёного цвета.

– Есть в большом количестве, – тихо прокомментировал Хранитель и сосредоточился.

Когда он расслабился и открыл глаза, Лордан сказал:

– Пища должна появиться в течение нескольких минут.

О’Тил, воспользовавшись заминкой в доставке еды, обратился к Хранителю:

– Учитель, я так понял, вы как-то эти лучи уже для себя определили. Может, поясните нам?

– Скажем так: я сделал определённые предположения, – ответил О’Нос. – Если я правильно понял, вы, Лордан, ранее лучей другого цвета, чем комбинация зелёный – жёлтый, не видели?

– Да, – подтвердил барон, – точно так же происходит процесс заказа пищи и в том зале, где мы с вами встретились. Комбинация лучей действительно всегда одинаковая, зелёный – жёлтый.

Хранитель удовлетворённо кивнул и продолжил:

– Сама по себе напрашивается смысловая нагрузка этих цветов. В вашем случае зелёный цвет означает либо людей, либо что запрос на заказ делает живой объект. Жёлтый цвет второго луча я определил как показатель запасов пригодной для васеды, то есть среднее количество запасов. Пока всё понятно?

О’Тил кивнул.

– В моём случае система распознавания не определила ни человека, ни другого живого объекта, – Хранитель криво усмехнулся, – во мне система опознала энергетическое существо, каковым я и являюсь. И если я не ошибаюсь, энергии, которая только и может служить своеобразной едой для таких существ, как я, имеется в достаточном количестве, что и означает зелёный цвет второго луча. Интересно, в каком виде будет приготовлено питание для меня? – О’Нос коротко рассмеялся.

О’Тил тоже невольно улыбнулся. Желудок при упоминании еды опять громко заурчал. После чего, не сдерживая себя, засмеялись все.

Только маг протёр глаза от выступивших от смеха слёз, как на столе стали появляться заказанные блюда. От столешницы ощутимо зафонило, прямо как при работающем портале, – без магии здесь точно не обошлось.

Очень быстро весь стол был уставлен парящими свежеприготовленной едой тарелками, разносящими вокруг умопомрачительные запахи. На запотевшем стакане травяного настоя выступила капелька воды и стекла на стол. Жареное мясо пахло дымком и специями, нарезанный толстыми ломтями хлеб ещё хранил тепло печи.

Убедившись, что всё, что он заказал, действительно появилось на столе, О’Тил посмотрел на блюдо, возникшее перед Хранителем. Хмм, действительно, не совсем блюдо. Выполненный в форме бокала каркас из насыщенных энергией силовых линий поддерживал в воздухе перед О’Носом искрящуюся каплю чистой энергии. «Потрясающе…» – заворожённо подумал маг.

– Если не ошибаюсь, – произнёс Лордан, указывая на бутылку с клеймом змеи Потерянных земель, кусающей саму себя за хвост, – это первосортный хвосторуб? Это ты, внук, изощряешься?

О’Тил, с набитым мясом ртом, изобразил смущение на лице и кивнул.

– Тогда не вижу повода не выпить, – с улыбкой сказал барон, разливая в бокалы тёмную жидкость.

Когда Лордан налил себе и внуку, а затем взялся за третий бокал, он посмотрел на Хранителя, пристально изучающего энергетическую конструкцию перед собой. О’Нос отрицательно махнул головой, взглядом указав на свой переливающийся всеми цветами радуги энергетический напиток.

– Итак, за встречу… – провозгласил тост Лордан, когда все взяли свои бокалы.

Хвосторуб действительно был хорош. О’Тил прямо физически прочувствовал, как волна энергии прошла от желудка по всему его телу. Удовлетворённо кивнув самому себе, маг отставил полупустой бокал в сторону, с наслаждением закусил просвечивающим на свету тонким ломтиком красной рыбы, потом вновь принялся за мясо.

Хранитель смаковал свой энергетический напиток, отпивая переливающуюся магическую жидкость маленькими глотками. Судя по выражению его лица, он испытывал не меньшее удовольствие, чем люди.

Когда все насытились, а остатки еды, кроме напитков, так же внезапно исчезли со стола, как и появились, Лордан решил начать свой рассказ:

– В твоём возрасте, О’Тил, мой отец сообщил мне о том, что в подземельях нашего столичного особняка скрыт портал, который был перенесён туда ещё магами Свободных территорий. Сам отец никогда не использовал его, хотя и знал способ его активации с помощью магических ключей, парных клинков и Кодекса поверенных. От поколения к поколению в нашей семье передавалось это тайное знание, хотя и сопряжённое с запретом на активацию портала. По правде сказать, я долго размышлял, прежде чем решился его активировать. Приблизительно год назад на меня было совершено нападение неизвестных, которые использовали амулеты, насыщенные чёрной магией некромантов. Мне удалось выжить только благодаря постоянному ношению артефакта магического щита, но я был серьёзно ранен. Расследование показало, что нападавшие были адептами Гильдии убийц, которые сами себя называют Детьми судьбы. Использование ими амулетов некромантов очень обеспокоило меня. Ведь в своих поисках я вплотную приблизился к информации о существовании форта Древних, где Лордан, маг Свободных территорий, перед войной скрыл одну из частей своего дневника. Дополнительное изучение семейных архивов показало с большой вероятностью, что скрытый в нашем подземелье портал может быть связан как раз с укреплением Древних. Понимая, что некроманты осведомлены о том, что нашей семье известно о существовании дневников Лордана и что они ни перед чем не остановятся, чтобы их добыть, я решился на активацию портала. Всё прошло удачно. После того как я оказался в тоннеле, я подвергся воздействию неизвестного мне плетения, которое на какое-то время полностью парализовало меня.

– Да, – подтвердил О’Тил, – меня тоже парализовало в тоннеле. Сделал всего пару шагов и внезапно потерял сознание, а очнулся уже лёжа на полу с разбитым носом. Организму вроде никакого существенного вреда это не принесло…

– Да, всё так, – кивнул барон, – но всё же изменения произошли, только обнаружил я их немного позже. Мы ещё к этому вернёмся. Так вот, когда я вышел из тоннеля, форт был прикрыт дополнительным магическим куполом, который действовал таким же образом, как и купола, защищающие от воздействия времени энотеку и хранилища с оружием и одеждой, которые размещены в тоннеле. Вы их нашли?

– Да, но зашли только в энотеку, – ответил Хранитель, – потрясающая находка. Все эликсиры прекрасно сохранились, я проверил, да и О’Тила попросил захватить немного редких экземпляров.

– Когда я спустился к форту и шагнул на подвесной мост, – продолжил Лордан, – защитный купол форта дезактивировался. Как я потом разобрался, одновременно с этим заработала и система обеспечения укрепления Древних, благодаря которой мы сейчас и пообедали. Кроме этого появились несколько странных големов, в которых практически не ощущается магической энергии. Опасности они не представляют, их задача – текущий ремонт. Но это я понял потом. Постепенно исследовав открытые мне для доступа залы, а большинство помещений в комплексе так и осталось с заблокированными дверями, я обнаружил библиотеку со второй частью дневника Лордана, а также нашёл значительное количество его личных бумаг. Несколько дней, питаясь припасами, которые я захватил с собой из особняка, я разбирался с записями мага. Это позволило мне узнать много нового, например, как получить еду, а также сумел разобраться с тем, какие изменения в мой организм внесло то самое плетение, которое парализовало меня в тоннеле. Ещё больше я узнал, когда вернулся в форт Древних во второй раз. Начну по порядку. – Барон сделал небольшой глоток из бокала с водой. – Лордан, мой тёзка, обнаруживший портал Древних и сумевший перенестись в форт, смог разработать промежуточные плетения именно благодаря Древним, язык которых ему удалось расшифровать. Древние тоже чужие на Горте. Согласно Лордану, они появились в нашем мире пару тысяч лет назад. Именно Древние, используя магию и механику, создали Источники магической энергии, которые позволили людям, населявшим Горт, постепенно начать использовать магическое искусство. Источники представляют собой центры аккумуляции и распределения магической энергии, силовые линии которой пронизывают всё пространство вокруг нас. Древними было создано два вида Источников – тёмной и светлой энергии, энергии смерти и жизни, которая одинаково важна для существования нашего измерения, да и, как я понял, для любого другого измерения тоже. Лордан, продолжая свои исследования втайне от других магов, так и не смог установить, для чего Древние упорядочили магию в нашем мире. Это был или просто один из их экспериментов, или шаг, необходимый для изменения самого пространства в мире Горта. Вместе с тем Лордан узнал, что на каждом материке нашего мира, а их четыре, размещены по два Источника – один тёмный и один светлый. Тысячу лет назад появились люди, которые научились использовать магические плетения для влияния на окружающий мир.

– Существенного влияния, – вставил Хранитель, внимательно слушавший деда О’Тила, – особенно если вспомнить последствия войны некромантов и магов Свободных территорий. И кстати, мы не знали, что на нашем континенте только два реальных Источника… Предполагали, что мощные промежуточные центры Силы тоже генерируют магическую энергию…

– Они всего лишь выполняли роль своеобразных ретрансляторов, – пояснил барон и продолжил: – Так вот, разработав с помощью знаний Древних своё первое промежуточное плетение, которыми, как он понял, можно изменить физические и магические законы нашего мира, Лордан ещё раз убедился в необходимости продолжения его исследований втайне. Маг сумел также установить, что по задумке Древних люди, сумевшие подчинить себе все Источники, получат возможность точно так же изменять законы нашего мира по своему желанию. Лордан пришёл к выводу, что некромантам эта информация известна. Сам собой напрашивался вывод, что им удалось подчинить Источники на других материках, закрыв их от нашего магическими щитами. Что-то подобное этому щиту. – Барон указал на магический щит, окружающий остров. – Лордан осознавал, что если его выводы верны, то некроманты вплотную приблизились к овладению Источниками, расположенными на нашем материке. А так как светлый Источник находится на территории Свободных территорий, то война с некромантами была неизбежна.

– А как некромантам удалось нарушить равновесие сил? – задал вопрос О’Тил. – Ведь насколько я понял, изначально маги и некроманты не имели преимуществ друг перед другом?

– Верно, – ответил Лордан, – некромантам удалось значительно усилиться, умерщвляя людей и превращая их жизненную энергию в ходе своих чудовищных обрядов в тёмную Силу. Не спрашивайте меня, как подчинить себе Источник, я не знаю, – добавил барон, – но предположения Лордана, как показала война, оказались верны.

– Хмм, – задумчиво протянул Хранитель, – так магический барьер, окружающий Свободные территории, получается, создан некромантами…

– Скорее всего, – кивнул барон. – Уверен, что они готовятся к вторжению не только в королевство Ленна, но и к захвату Свободных территорий. Судя по вашему рассказу, они восстановили свои силы и хотят нанести последний удар по самой жизни на Горте. – Лордан немного помолчал, глядя на хмурые лица внука и Хранителя, затем продолжил: – Вернёмся ко мне. После того как я отчасти разобрался со знаниями, которые получил в форте Древних, приблизительно через неделю, я сделал попытку вернуться в особняк в Мекане. Однако мой клинок, он же магический артефакт, не активировал портал. Мне пришлось опять взяться за записи Лордана. Причина крылась в необходимости перезарядки артефакта, и мне это сделать удалось. Пойдёмте, я вам кое-что покажу.

Лордан провёл О’Тила и Хранителя в одно из помещений на первом этаже форта, где было расположено с десяток ниш, подобных той, которая была установлена возле портала в особняке в Мекане. В одной из них находился такой же клинок, как и у О’Тила, второй из парных.

– Здесь эти устройства служат для зарядки ключей, позволяющих активировать порталы Древних. Зарядка длится немногим более месяца, я специально засекал время, когда первый раз заряжал свой клинок. Когда я вернулся в форт, я сразу же установил этот артефакт на зарядку, срок завершается через несколько дней. Так что нам придётся здесь немного задержаться…

– Дед, а как ты обнаружил это помещение? – спросил О’Тил. – Ведь форт огромен. Или Лордан оставил и по этому поводу записи?

– Нет, этому помогла моя новая способность, которую я обнаружил у себя спустя некоторое время после воздействия того самого плетения в тоннеле. Пойдёмте, я вам ещё нечто интересное покажу. – Пока они шли по пустынным коридорам форта, Лордан пояснял: – Через пару дней пребывания в форте, когда я оказался здесь ещё в первый раз, – уточнил он, – я обнаружил у себя способность на короткое время видеть варианты последствий от своих действий вперёд. Проявилось это внезапно. Обдумывая свои дальнейшие шаги по исследованию форта, я вдруг погрузился в состояние полутранса и увидел, как в моём сознании, в зависимости от того, какой шаг я предприму, разворачивается линия дальнейших событий. Вначале я видел будущие события всего на пару минут вперёд, к сегодняшнему дню эта способность позволяет мне прогнозировать события почти на целых пятнадцать минут! Именно так я нашёл помещение для зарядки артефакта, узнал, что ты появился в форте, и именно благодаря этой способности я смог вовремя скрыться из Мекана, когда подвергся нападению Детей судьбы во второй раз.

– Ничего себе! – изумлённо произнёс О’Тил. – Так это значит, что я тоже стал обладателем такой способности?

– После её обнаружения, – ответил дед, – я ещё раз пересмотрел все записи Лордана. Оказывается, освоив промежуточные плетения, маг создал артефакт, позволяющий привить человеку дополнительную магическую способность. Не обязательно такую же, как у меня. Лордан не объяснил, каким образом артефакт определяет, какую способность дать человеку. Поэтому я не знаю, сможешь ты прогнозировать будущее или получишь другую способность. В любом случае она проявится, и ты поймёшь, обладателем чего ты стал. Такие вот дела…

– А что показывает ваша способность в отношении О’Тила? – задал вопрос Хранитель.

– Здесь такая ситуация, – ответил Лордан, – я точно вижу, что в том месте, куда я вас веду, вы, Хранитель, сможете нам пояснить нечто новое. Да и то потому, что это касается меня. То есть я стану обладать новыми знаниями, и в этом поможете мне вы. А вот в отношении внука я пребываю в затруднениях. Его сильный магический резерв каким-то образом глушит варианты событий с его участием. Видимо, в отношении сильных магов мой дар не действует. Да, да, О’Тил, – добавил Лордан, – ты действительно стал мощным магом, чему я не перестаю удивляться… Вот мы и на месте. – Лордан привёл О’Тила и Хранителя в просторный зал. В центре помещения виднелась каменная сфера, возвышающаяся на высоту около метра над полом. – Смотрите, – стал показывать барон, – если я поднимусь на эту площадку, – Лордан обошёл сферу и подошёл к возвышающейся на две ступеньки над остальным полом каменной площадке, – то здесь появляется удобное кресло. – Барон, демонстрируя сказанное, поднялся на площадку, где в следующую секунду действительно образовалось удобное кресло. Лордан, однако, садиться в него не стал, а вернулся в центр зала. – Если приблизиться к сфере и прикоснуться ладонью к этому участку на ней, – Лордан указал на круглый участок, находящийся сверху сферы и изменивший после приближения к нему барона свой цвет на зелёный, – то над сферой появляется проекция укрепления Древних.

Не успел Лордан договорить, как возле сферы образовалось ещё одно кресло, в которое с удовольствием барон и сел. В следующую секунду над сферой появилась проекция форта. Просвечивающиеся стороны проекции позволяли детально рассмотреть множество внутренних помещений. Кроме этого, оказывается, вся скала под фортом была пронизана множеством вертикальных ходов и горизонтальных уровней. На первый взгляд О’Тила никак не меньше, чем на десяток этажей вниз!

Проекция форта, на которой также имелось множество непонятных обозначений, повисев в пространстве над сферой почти минуту, рассеялась в воздухе.

– Никак не могу разобраться с ней, – вздохнул Лордан, – можете сами попробовать. Чувствую, что это какой-то управляющий фортом артефакт, но как с ним взаимодействовать, не понимаю.

– Действительно, очень похоже на некий пульт управления, – сказал Хранитель, приблизившись к сфере. – О таких известно в мире, из которого прибыл Рост.

О’Тил подошёл к сфере вместе с Хранителем. Пару секунд о чём-то поразмышляв, О’Нос решительно протянул руку и прикоснулся ладонью к участку сферы, окрасившейся на этот раз в синий цвет.

Возле сферы появилось ещё два кресла. Удобные сиденья с подлокотниками и прямыми спинками расположились вокруг сферы, и, по прикидкам О’Тила, места оставалось ещё минимум для трёх таких же кресел, тогда круг сидений оказался бы замкнут.

– Места для операторов, – пояснил Хранитель и, увидев недоумевающие взгляды Лордана и О’Тила, добавил: – Людей, которые управляют системой жизнедеятельности и безопасности форта. – Ясности в глазах барона и его внука не прибавилось. – В общем, для тех, кто воздействует на управляющий фортом артефакт, – ещё добавил Хранитель. Над сферой вновь появилась проекция форта. – Попробуем так, – задумчиво произнёс Хранитель и указательным пальцем правой руки прикоснулся к одной из точек проекции.

От этого прикосновения точка резко увеличилась в размерах, превратившись в объёмное изображение помещения, очень похожего на то, в котором они сейчас и находились.

Хранитель, слегка прикасаясь к проекции и делая движения указательным и большим пальцами правой руки, то соединяя их в круг, то раздвигая в стороны друг от друга, каким-то образом увеличивал и уменьшал образ зала, в котором вокруг большого белого пятна горели две зелёные и одна синяя точка.

Отведя руку от проекции и указывая пальцем на пятно и эти точки, Хранитель сказал:

– Это сфера, это мы с вами. Зелёные точки – это вы, синяя – я. – После очередного прикосновения Хранителя изображение помещения исчезло, сменившись опять общим видом форта. – Посмотрим теперь здесь, – произнёс Хранитель и прикоснулся к точке на одном из скрытых в скале этажей. Проекция развернулась в изображение помещения с множеством непонятных предметов. Прикасаясь к ним, Хранитель вызвал появление понятных и О’Тилу знаков. – Так, это хранилище съестных припасов. Это вода, – продолжил пояснять Хранитель, комментируя появляющиеся после его действий знаки, – это обозначение мяса, каких-то зерновых, готовой муки. Понятно, идём дальше. Что у нас в этом помещении с интригующим обозначением молний? – В этот раз проекция не раскрыла изображение помещения. Точка моргнула ярким красным цветом, а по ушам О’Тила ударил резкий звуковой сигнал. – Спокойно, спокойно, – произнёс Хранитель, махнув рукой подскочившим Лордану и О’Тилу, – просто мне отказано в доступе.

Так Хранитель провёл ещё с десяток минут, вызывая появление на проекции форта различных помещений и поясняя появляющиеся знаки. Ещё несколько раз звучал резкий звуковой сигнал, заставляя О’Тила и его деда вздрагивать, а О’Носа недовольно морщиться.

Закончив свои манипуляции, Хранитель наконец откинулся на спинку кресла, а проекция, повисев ещё с минуту, рассеялась в воздухе.

– Что ж, – задумчиво сказал Хранитель, – это действительно управляющий артефакт форта. В мире, из которого к нам был перенесён Рост, люди практически не используют магию, больше механику и электронику. Долго объяснять, что такое электроника, просто примите к сведению, что это – как наши магические артефакты, только действуют по другим принципам. Так вот, этот артефакт во многом похож на артефакты из мира Роста, что и позволило мне определённым образом взаимодействовать с ним. Однако в доступе ко многим управляющим элементам и информации – а я уверен, что с помощью этого терминала мы можем её получить, – мне отказано. – О’Тил промолчал, поняв, что под названием «терминал» Хранитель имел в виду проекцию форта, появляющуюся над сферой. – Думаю, что есть ещё один вариант, как мы сможем обойти ограничения этого артефакта, – продолжил Хранитель. – Я чётко знаю, что моя копия личности легко совместилась с опорными артефактами Древних, которые маги Свободных территорий назвали сферами Торта. Значит, мы также можем попробовать добавить небольшую частицу феррона с копией моей личности и в эту сферу. Её внешняя оболочка для магического вещества не помеха. Слабый магический фон сферы свидетельствует, что одной механикой или электроникой при создании этого артефакта Древние не обошлись. Так что пробуем? – спросил О’Нос.

Лордан и О’Тил переглянулись, и барон ответил:

– Хранитель, как я понимаю, вы самый опытный маг среди нас. Мои возможности ничтожно малы даже по сравнению с магическими способностями моего внука, как я могу возражать?

О’Тил же просто улыбнулся в ответ. Действительно, если предлагает Хранитель, значит, эксперимент можно провести. О’Нос всё десятки раз перепроверит, прежде чем что-то предложить. Хотя, надо признаться, магу всё равно стало приятно, что Хранитель на равных обсуждает с ним свои действия.

– Лордан, а что говорит ваша способность видеть будущее? – спросил О’Нос.

Барон сосредоточился и ответил:

– Чётко ничего не вижу, но опасность в ближайшее время мне, похоже, не грозит.

– Значит, пробуем, – подвёл итог Хранитель и улыбнулся: – Проведём, как сказал бы Рост, небольшой экспериментец…

«Меканские известия»

Из официальных сообщений

«По информации королевской канцелярии, вчера была проведена рабочая встреча представителя Свободных территорий и короля Леннара. В ходе встречи стороны подтвердили своё намерение о совместных действиях против королевства Рат. Представитель Свободных территорий сообщил, что для королевства Ленна будет предоставлено значительное количество совершённых артефактов, а также в ближайшее время армия Ленны будет усилена военными специалистами и магами Свободных территорий. Кроме этого, стороны объявили о перспективах в развитии торговых отношений между нашими странами. Так, в канцелярии зарегистрирован торговый дом „Стил”, который займётся поставками в королевство последних разработок магов Свободных территорий, а именно – амулетов связи. Король Леннар выразил удовлетворение ходом и результатами переговоров».

Своё мнение по поводу переговоров высказал «Меканским известиям» источник в посольстве княжества Волта, пожелавший остаться неназванным.

«– Посольство княжества располагает достоверной информацией о том, что так называемое вторжение некромантов в Мекан – не более чем очередная провокация канцелярии Леннара. Эти события инспирированы для того, чтобы снизить значение и завуалировать факт масштабной передачи магами Свободных территорий военных технологий для армии Ленны. Но миролюбивое княжество Волта бдительно отслеживает ситуацию и готово вмешаться в ситуацию в королевстве Ленна для защиты прав простых граждан от произвола властей, – предупредил дипломат».

Из частных объявлений

«Вчера в районе восточного базара Мекана был утерян торговый патент на имя Вана, торговца из королевства Кета. Нашедшего напою вкусным хвосторубом до потери сознания. Обращаться в трактир „Синяя саламандра”. Торговец Ван».

(обратно)

РОСТ Третья неделя после переноса

На встрече с королём Леннаром на фоне событий прошлого дня мы достигли как общего понимания необходимости объединения наших сил в борьбе с некромантами, так и нескольких конкретных и очень важных для Свободных территорий договорённостей. Так, Леннар дал указание главе магической академии выделить в распоряжение магов Свободных территорий весь первый и второй курс. Вначале его смутил тот факт, что ключевым условием обучения студентов по нашей методике является то, что будущие маги фактически станут гражданами другой страны. Будучи, по-видимому, неплохим и дальновидным правителем, Леннар при поддержке нескольких его советников, в том числе и главы магической академии О’Ши, пытался любым способом обойти это условие. Мне пришлось поспорить с ним и несколько раз повторить, что это условие обойти нельзя, что увеличение магических способностей магов невозможно без принятия нашего гражданства. Последним доводом стали мои личные гарантии в том, что будущие маги никогда не будут использованы против королевства Ленна. Кроме этого, чашу весов в нашу сторону также склонил тот факт, что все родственники и близкие люди будущих магов будут продолжать находиться в королевстве, пока земли Свободных территорий не станут безопасными для проживания людей.

В конце концов, уткнувшись в моё каменное спокойствие и уверенность в своей правоте, Леннар был вынужден сдаться, как никто другой понимая, что без магов, равных по силе магам Свободных территорий, королевство не сможет ничего особого противопоставить ужасной мощи некромантов. Да, наверняка у него оставался козырь в виде главы магической академии О’Ши и ещё нескольких верховных магов королевства. Но думаю, Леннар трезво понимал, что они капля в море против неизвестного количества сильных некромантов, окопавшихся на территории королевства Рат. А привлечение на свою сторону магов Свободных территорий, учитывая, что они к тому же являются уроженцами его королевства, позволит значительно усилить армию Ленны.

Кроме того, в связи с нападением некромантов на столицу Леннар очень хотел, чтобы мы передали весь запас наших амулетов связи на нужды королевства. Однако, уже располагая полученной от Литона информацией о приблизительном количестве войск, входящих в армию королевства, и расчётами о наличии у нас материалов и возможностей по быстрому созданию дополнительных амулетов, я сообщил Леннару, что мы можем почти сразу безболезненно передать ему около тысячи готовых изделий. Я пояснил удивлённому королю, который не ожидал услышать о таком количестве, что пятая часть амулетов у нас с собой, а остальную партию мы можем быстро доставить из особого резерва Свободных территорий, воспользовавшись уже заработавшими порталами в Мекане и на границе королевства. Тысяча артефактов – и Леннар со мной согласился – будет достаточно, чтобы оснастить весь командный состав его армии вплоть до командира самого небольшого отряда. А простым солдатам сейчас нет необходимости иметь амулеты связи.

По нашим с Хранителем расчётам, используя имеющийся у нас запас костяных жал хвосторубов, мы можем за короткое время изготовить около полутора тысяч амулетов связи и по нескольку сотен амулетов жизни и магического щита. Я всё же планировал до отбытия из Мекана запустить работу нашего торгового представительства и компании «Горттелеком». Свободные территории требовали не только людей, но и материальных ресурсов, а для этого, как ни крути, необходимы живые деньги. Конечно, все артефакты можно было передать за те же деньги Леннару, но Хранитель настаивал на том, чтобы амулеты связи попали и в народ, а не только в армию. Да я и не очень этому сопротивлялся, всё же чем раньше заработает наш магический «Эшелон» и чем больше представителей из разных кругов он будет охватывать, тем больше шансов на выживание появится у нас.

С Леннаром мы договорились, что пятнадцатую часть имеющихся амулетов связи он получит в счёт своей доли в предприятии, а остальные оплатит по согласованным расценкам. Хитрые советники короля предложили получить от нас амулеты в счёт доли будущих прибылей, но я не согласился. Полагаю, что интерес королевской власти к совместному предприятию лучше поддерживать ежемесячными дивидендами, чем эфемерным долевым участием в счёт уже полученных артефактов. Единственное, что было приемлемо в данной ситуации, – это то, что вместо части денег, которые королевская казна должна была выплатить за полученные артефакты, советники предложили поставить нам значительное количество магических материалов, которые можно использовать для последующего изготовления аналогичных амулетов. Своеобразный бартер: нам – сырьё, мы – готовые изделия. Оказалось, что королевство имеет солидный запас тех же жал хвосторубов и других материалов, которые длительное время скупались у поисковиков и частных скупщиков. Такие условия подошли всем сторонам, Леннар лишь частично оплачивал необходимое количество готовых артефактов, а мы получали живые деньги и материалы для амулетов. А когда Леннар услышал, что мы можем также предоставить для нужд королевства и по сотне амулетов жизни и магического щита, все спорные моменты окончательно исчезли.

Советники Леннара всё время пытались затронуть тему поставки для королевской армии боевых артефактов, да и сам король этому содействовал всеми силами. Таких артефактов, какие мы применяли в ходе отражения атаки некромантов в Мекане. По согласованию с Хранителем я пока от этой темы старался уйти, ну, не успеем мы физически в ближайшие дни произвести такое количество артефактов. Договорившись вернуться к обсуждению этого вопроса через несколько дней, мы перешли к обсуждению с Леннаром наших деловых отношений, иначе говоря, планам по развитию совместных предприятий.

В итоге во дворце я получил документы, удостоверяющие передачу прав торговому дому «Стил» на владение большой торговой лавкой в престижном районе столицы. Торговый дом «Стил» (а название получилось из аббревиатуры Свободных территорий и Ленна) должен был управлять активами трёх новых компаний, созданных при участии короля. Это: «Горттелеком» – реализация и обслуживание амулетов связи, «Амулеты Торта» – весь спектр других амулетов, изготовленных магами Свободных территорий (и, как особо отметил Леннар, боевых амулетов тоже), и «Сеть порталов Горта» – обслуживание порталов, которые я должен был активировать в ближайшие дни по всей территории королевства.

Согласовав ещё несколько менее важных вопросов с королём, я вернулся в особняк, где выслушал доклад Рона о поисках Руди. Как и предполагалось, с исчезновением деда О’Тила всё было далеко не просто, имеющаяся информация говорила о большой вероятности того, что Лордан О’Тил жив. Рона пришлось отправить в Кулон. Его опыт мог стать решающим для привлечения на службу в Стражу Свободных территорий новых людей из поисковиков и ветеранов. Кроме того, я поручил ему организацию работы нашей кулонской базы и скупку магических материалов у поисковиков.

Планов мы себе настроили громадьё, но сами по себе они не реализуются, поэтому после отбытия Рона я и Стражи в полном составе засели за изготовление амулетов связи. Хорошо, что нам удалось разделить несколько процессов, и работа, вначале казавшаяся нескончаемой, была проделана сравнительно быстро.

Пучок, Синий Елаз и Стрела занялись черновой работой, разделяя имеющиеся жала хвосторубов на костяные пластинки для амулетов, Лесоруб и Пискун, как наиболее усидчивые, доводили заготовки до необходимого качества, а я вместе с Хранителем занялся наполнением магического материала частицами феррона.

С учётом того, что в непосредственной близости постоянно дежурил отряд гвардейцев, выделенный герцогом Литоном, охрану особняка оставили на големов Веера лезвий.

Часа через три после начала работы мы сделали перерыв на ужин. Побаловав себя и Стражей разнообразием блюд, оставшихся после посещения трактира, я дал себе обещание выделить завтра время на пополнение запасов для приготовленной свежей еды. Использование плетений Пространственного кармана и Нетленности давало возможность прекрасно сохранять все вкусовые качества пищи. А питаться субпродуктами из комплекса Хранителя будем только в случае крайней необходимости.

Нельзя сказать, что отсутствие О’Тила меня не беспокоило. Тревожило, и ещё как! Но, исходя из невозможности осуществления каких бы то ни было активных мероприятий, мне пришлось смириться с неизбежным ожиданием, заняв себя навалившейся работой. О’Тил состоявшийся и сильный маг, к тому же с ним копия личности Хранителя, так что не пропадёт.

После ужина мы вновь продолжили изготовление магических артефактов. Кроме амулетов связи я должен был за сегодня-завтра изготовить ещё и некоторое количество амулетов жизни и магического щита. По договорённости с Леннаром значительная часть этих амулетов должна была пойти исключительно на оснащение его гвардейцев, большинство которых использовали слабые амулеты местных магов. Так что работы предстояло не просто много, а очень много!

Как утверждал Хранитель, даже за одни сутки я мог синтезировать достаточное количество феррона для того, чтобы использовать его частицы не только для амулетов связи, но и для амулетов жизни и магического щита. Что это дало? В первую очередь феррон значительно, в несколько раз по сравнению даже с амулетами времён магов Свободных территорий, увеличивал мощность артефактов и срок их активного использования. А в условиях боевых действий это должно было увеличить как уровень общего противодействия воинам некромантов и их големам, так и повысить выживаемость простых солдат. Ещё из своего мира я прекрасно помнил, что возможность возвращения в строй раненых ветеранов, которые имеют бесценный опыт, значительно повышает общую боеспособность армии.

Рутинную работу по наполнению амулетов ферроном и необходимыми плетениями, которую я, периодически зевая, осуществлял уже практически на автомате, пришлось прервать.

– Рост, к особняку под охраной нескольких магов и отряда гвардейцев прибыл курьер от короля с грузом магических материалов для изготовления амулетов, – сообщил Хранитель.

– Хмм, радует, что Леннар чётко выполняет свои обязательства, – немного взбодрился я. – Ну и мы не подведём… Лесоруб, – обратился я к Стражу, оставленному Роном за старшего, – отправь со мной кого-нибудь к воротам забрать деньги и материалы у курьера.

Когда я, сделав пару глотков живительного эликсира, вышел во внутренний двор особняка, бережно придерживая небольшой свёрток с двумя сотнями амулетов связи, там меня ждали Синий Глаз и Пучок, остальные Стражи продолжили работу над заготовками.

На улице уже стемнело. Незнакомые звёзды, усеявшие безоблачное небо, в очередной раз напомнили мне о моём мире. «Чтобы вернуться, осталась самая малость», – не удержался я от сарказма. Надрать за… пардон, победить некромантов, собрать дневники Лордана и усовершенствовать портал между измерениями. Всего ничего!

За воротами ярко горела пара светляков, тихо потрескивали факелы, с шипением роняя на мостовую капли горящего масла. Конные гвардейцы, сдерживая разгорячённых коней, окружали несколько чёрных, не удивлюсь, если бронированных, экипажей, расположенных полукругом поперёк подъезда к особняку. Хранитель уверенно высветил на радаре нескольких сильных магов, стоявших за экипажами со стороны улицы и имевших при себе небольшое количество мощных артефактов.

Курьер, убедившись, что из ворот появился именно я, с опаской поглядывая на застывших рядом големов Веера лезвий, тихо сообщил, что кроме магических материалов он доставил и всю сумму оплаты за артефакты для Леннара.

– Здесь, возможно, какая-то ошибка, – так же тихо ответил я ему, – мы договорились с королём, что артефакты будут доставлены несколькими партиями…

– Да, да, я знаю, – быстро закивал курьер, – герцог Литон просил вам передать, что король не видит необходимости растягивать оплату на несколько раз.

– Что ж, – сказал я, – передайте Литону, что остальные амулеты будут доставлены в Мекан в течение максимум трёх дней.

Курьер в знак согласия коротко кивнул. По его сигналу из одного из закрытых экипажей пара гвардейцев вытащила небольшой, окованный полосками металла сундучок. «Маленький, да удаленький», – подумал я, глядя, как гвардейцы напряглись, сделав всего несколько шагов. Синий Глаз подошёл к ним и легко перехватил сундучок, вызвав удивлённые взгляды у обоих гвардейцев.

Внутри сундучка что-то негромко звякнуло. Синий Глаз довольно улыбнулся. Из второго экипажа те же гвардейцы достали пару крепко сбитых деревянных ящиков.

– Господин маг, – обратился курьер, протягивая мне маленький мешочек из плотной ткани, – здесь ключ к сундучку. Если желаете проверить золото и материалы, – он быстро осмотрелся по сторонам, – думаю, лучше это сделать в особняке.

– Спасибо, – ответил я, протягивая курьеру свёрток с амулетами и принимая ключ, – в этом нет необходимости.

Из-за моей спины из арки протопал управляемый Хранителем рабочий голем, заставив гвардейцев вздрогнуть. Голем легко подхватил оба ящика, развернулся и пошёл обратно.

– Следующую партию амулетов мы доставим самостоятельно, – добавил я, прощаясь с курьером.

Тот коротко поклонился, подождал, пока мы вернёмся в особняк. Как только за нами захлопнулись ворота, снаружи раздались фырканье лошадей, приглушённые хлопки дверей экипажей, несколько резких команд. Через минуту отряд уехал и на улице всё стихло.

«Хранитель, – обратился я к О’Носу, глядя, как рабочий голем ловко занёс и расставил в одном из внутренних залов особняка ящики с магическим материалом, – а чего мы не задействовали этого голема в работе с амулетами?»

«Этот голем, – отозвался Хранитель, – предназначен для грубой работы. Поэтому я о нём и не упоминал. Несколько големов других модификаций в комплексе тоже имеется, но кто знал, что ты тут фабрику по производству артефактов откроешь? Вернёшься в комплекс, там все эти материалы, которые вы от Леннара получили, я и сам с их помощью спокойно обработаю».

«Это хорошо, – ответил я, – а то я себя уже тоже рабочим големом чувствую. Завтра можно будет отправить порталами оба ящика к границе, надо и охрану из одного боевого голема и пару Стражей выделить, пусть сразу в комплекс доставят».

– Рост, – отвлёк меня от разговора с Хранителем Синий Глаз, – а с этим что делать? – Он указал глазами на сундучок и поставил его сверху одного из ящиков.

– У нас кто за финансы отвечает? Пучок? – спросил я. – Вот пусть и разбирается… Хотя подожди, позови остальных, заодно короткий перерыв сделаем.

– У нас работы осталось где-то на полчаса, – доложил Лесоруб, заходя в зал.

– Вот и ладненько, – ответил я, – а вот мне без О’Тила так быстро не справиться…

Все Стражи собрались вокруг стола, с интересом поглядывая на сундучок. Сзади меня появился Хранитель, Стражи расступились, освобождая ему место.

– Пучок, принимай, – сказал я, открывая заветный сундучок, – наша торговая компания начала работать.

Ключ к сундучку оказался выполнен из серебристого металла в форме небольшой тонкой пластинки с нанесённым на неё сложным плетением. Крышка откинулась, стоило только провести магическим ключом над сундучком. Все замерли, и было от чего. Сундучок больше чем наполовину оказался заполнен новенькими золотыми монетами. Ради интереса я взял одну из них, невольно оценил её увесистость. Хмм, не менее десяти граммов. Поднёс монету ближе к свету. Чётко выполненный профиль Леннара на одной стороне и надпись вокруг короны на другой «Муадор. Королевство Ленна». Гурт оказался гладким с чёткой вдавленной надписью «Мекан». Приятно так выглядит меканский золотой.

Пучок придвинулся ближе к столу, взял двумя руками сундучок и, как бы взвешивая, приподнял его, а потом поставил на место.

– Да, – ошарашенно сказал он, – понятно, почему Свободные территории были очень богатой страной…

– Не только были, – ответил я, – но и будут. А пока нам всем надо очень много сделать. Лесоруб, отправишь завтра двоих Стражей с боевым големом и этими ящиками в комплекс. Только материалы переложите в ранцы, нечего ящиками светить. С утра я в торговую лавку, потом в академию, знакомиться с пополнением. Потом займусь активацией порталов по королевству.

– Рост, а с пополнением дальше какие планы? – спросил Лесоруб.

– Пока я буду занят, организуете их перенос порталами в комплекс, там ими займётся Хранитель.

О’Нос кивнул.

– Так, может, есть смысл эти заготовки, – Лесоруб указал на ящики, – отправить вместе с магами? Тогда охрану можно меньше дать, Пучок и сам с этим справится. Справишься? – спросил он у Пучка.

– А то, – с улыбкой ответил лекарь, – когда ещё будущими магами Свободных территорий покомандовать удастся.

– Да, так даже лучше, – согласился я, – тогда после комплекса, Пучок, наведаешься в Кулон, навестишь Рона. Отдашь ему ещё часть денег, у него тоже затрат сейчас много будет. Да, и не забудь выделить денег для ваших родных, пусть всем передадут.

– Так вроде недавно только выделяли, – смутился Пучок.

– Денег много не бывает, – глубокомысленно ответил я, – а ваши близкие ни в чём не должны нуждаться. Тогда и вы только о своей работе думать будете, ведь так?

– Всё так. Когда родные всем обеспечены, тогда не только работать, а даже просто жить легче, – ответил Пучок. – Спасибо, Рост, сделаем.

– Брось, Пучок, – сказал я, – ты главный казначей Свободных территорий, так что и учёт и распределение денег теперь вести тебе. Естественно, с учётом наших заявок, – улыбнулся я, – но ежемесячную выдачу денежного содержания Стражам, а потом и нашим будущим магам можешь планировать уже сейчас. По ситуации докладывай Хранителю, – я слегка поклонился О’Носу, – в его отсутствие мне или О’Тилу.

Хранитель чуть слышно фыркнул и улыбнулся.

– Всё, все за работу, потом отдыхать, – закончил я.

Несмотря на то что все устали, Лесоруб всё же распределил дежурство для охраны нашего появившегося золотого запаса и заготовок для амулетов. Но я в этом не участвовал и, совершенно вымотавшись с изготовлением амулетов, крепко проспал до утра.

Утром же тайком от Стражей быстро смотался в знакомый трактир, где запасся для завтрака румяными, пышущими жаром пирожками и яичницей с мясом. Заодно сделал заказ на горячую еду и напитки для пары десятков крепких мужчин. У трактирщика глаза полезли на лоб от такого заказа, особенно когда я попросил его всё приготовить к обеду и пообещал всё лично забрать.

Во время завтрака Лесоруб попросил меня самостоятельно в трактир не переноситься, видите ли, там может быть организована засада, если я его систематически буду посещать.

Нет, ну точно ему Хранитель о визите в трактир сообщил! Помешались они все на безопасности!

Хотя всё верно рассуждают, нападение в трактире организовать несложно, а слухи о том, что у него закупает еду маг Свободных территорий, сам трактирщик для рекламы распустит… Ладно, пока мы в Мекане, напряжём трактирщика с доставкой горячей еды прямо в особняк.

После завтрака появилась девушка, о которой говорил Рон. Она, немного нервничая, подтвердила своё намерение работать на нас и в ходе короткого разговора произвела на меня вполне благоприятное впечатление. Я рассказал свои мысли по поводу торгового дома «Стил» и попросил её поделиться своим видением организации его работы. Воспитанная отставным гвардейцем, Лика чётко и ясно излагала свои мысли, задала несколько уточняющих вопросов в отношении будущего ассортимента, расположения торговой лавки, наличия средств на закупку торгового оборудования, оплату работников и охрану. Получив развёрнутые ответы, девушка на пару минут задумалась, а потом выдала предварительнуюкалькуляцию. Тут я уже не выдержал и спросил:

– Лика, а откуда такие познания в торговом деле?

– Несколько лет, пока отец ещё был на службе, я помогала его брату, владельцу оружейной лавки. Дядя был очень грамотным и успешным торговцем, но в личной жизни ему не повезло. Детей у него не было. А когда он пропал вместе со своим караваном, его жена в первую очередь избавилась от всех работников, а потом и вовсе закрыла лавку. Дядя очень хорошо ко мне относился, учил меня счёту и грамоте, часто брал на деловые встречи. На ребёнка мало кто обращает внимание, разве что грубили друг другу в моём присутствии меньше. Так я многое в торговле и начала понимать. Дядя, тяготясь отсутствием интереса к делу со стороны жены, не стеснялся делиться со мной мыслями по поводу торговли и лавки. Жаль, что потом по торговой части мне пойти не удалось, конкуренты дяди брать меня на работу не хотели, а своих денег у нас с отцом для открытия своей лавки было недостаточно.

– Понятно, – ответил я, – тогда у меня предложение. Давай продолжим разговор на месте, в нашей будущей торговой лавке. Вместе всё посмотрим, может, у тебя какие дельные мысли появятся.

– Я не против, – ответила девушка, – да, и чуть не забыла. Трой, тот мужчина, который тоже пострадал на пустыре, тоже согласился работать у вас. Только он ещё несколько дней не сможет прийти, его раны оказались гораздо серьёзнее моих и ещё полностью не зажили, ведь у него не было амулета жизни. – Девушка слегка покраснела.

– С амулетом это Рон правильно решил, вот, – я достал из кармана один из сделанных вчера амулетов жизни, неказистый, зато действенный, – передашь это ему. И пусть приходит, когда оклемается, работы всем хватит.

– Спасибо, – поблагодарила Лика, – Трой будет очень благодарен.

Пока мы под охраной Стражей и одного голема Веера лезвий добирались в торговый квартал, Лика продолжила свой рассказ о Трое:

– Он нормальный, я давно его знаю. Живём ведь по соседству. Отслужил он несколько лет в армии, был списан по ранению.

– Что-то серьёзное? – переспросил я.

– Кисти левой руки нет. Но Трой по этому поводу не отчаивается. Они с ещё несколькими ветеранами организовали курьерское бюро. Постепенно появились заказчики, которые, убедившись, что их почта находится в ответственных и надёжных руках, подтянули других. Насколько я знаю, Трой с товарищами даже несколько филиалов в других городах открыли. Но позавчера, когда некроманты нас захватили, вроде все его компаньоны погибли, а одному такое дело, как он сказал, не потянуть. Только я думаю, что он справился бы, всё-таки не с нуля начинать. А работать на вас хочет потому, что вы против некромантов выступили. Насколько я знаю, кроме компаньонов у него в тот день и любимая девушка погибла… Он надеется, что с вами у него будет возможность отомстить, а в армию ему, безрукому, дорога закрыта…

– Понятно. А вот скажи мне, Лика, какие вообще настроения у людей после атаки некромантов?

– Большинство пока ещё просто не поняли, что те времена, когда на Горте бушевала смертоносная война людей и магов против некромантов, вот-вот вернутся… Хотя после обращения Леннара к народу многие уже потянулись на призывные пункты, в королевстве патриотические настроения всегда были сильны.

Мы ещё немного обсудили последние события в Мекане. Лика оказалась умной, не по годам развитой девушкой, что меня ещё раз приятно удивило. То-то Рон так неравнодушно о ней отзывался. Да и она, смотрю, несколько раз смутилась, когда его в разговоре упоминала. Ладно, это дело молодое…

Лавка меня тоже порадовала. Большое двухэтажное здание в самом центре торгового квартала Мекана явно говорило о том, что Леннар очень заинтересован в развитии нашего совместного бизнеса. Да, здесь на первом этаже только с десяток торговых залов. Побродив по зданию с Ликой и Пискуном, которому предстояло отвечать за безопасность торгового дома и всех наших компаний, я убедился, что девушка вполне может претендовать на должность управляющего торговым домом. А при помощи Пискуна, я был уверен, она наверняка справится. В общем, в конце нашей встречи я ей так и предложил. Лика смутилась, но, что меня сразу порадовало, не стала отказываться.

– Рост, вы должны знать, что в Мекане очень мало женщин, которые ведут такие крупные предприятия, каковым обещает в скором времени стать ваш торговый дом, – честно призналась девушка.

– Меня это не смущает, Лика, – я улыбнулся, – у нас принято доверять друг другу. А так как тебя рекомендовал Рон, то я верю, что ты справишься. Пискун тебе во всём поможет, можешь на него полностью положиться. Леннар, скорее всего, тоже выделит своего представителя, но всё руководство и принятие решений будет на тебе.

Покрасневшая при очередном упоминании Рона девушка на должность управляющего согласилась. Что ж, посмотрим, не ошибся ли я. Если справится, надо будет посоветоваться с Хранителем о возможности увеличения её магических возможностей. В ходе беседы я ещё раз убедился, что небольшие магические способности, замеченные мной у девушки во время освобождения из плена некромантов, действительно присутствуют. Глядишь, получим в Мекане ещё одного мага в руководстве нашего предприятия, так к ней вместе со Стражем вообще другое отношение будет…

Отправив Лесоруба и Стрелу в магическую академию, где мне через полчаса предстояла встреча со студентами, будущими великими магами Свободных территорий, я оставил Лику и Пискуна в одном из залов торгового дома и вышел на улицу позади него.

Да, очень удачное место и планировка. На задворках лавки оказалась просторная огороженная площадка, на которой в моём мире непременно сделали бы автосалон. Хмм, надо с Хранителем тему транспорта тоже обсудить. Есть у меня пара намёток… Но это потом.

Одна идея появилась, когда Лика рассказывала, что Трой занимался курьерской службой. Иначе говоря, он с товарищами организовал почту. Так. У нас почта без телеграфа раньше была немыслима. Это сейчас, когда телекоммуникационные технологии получили такое мощное развитие, значение телеграфа несколько упало. А раньше огромное количество междугородних переговоров шли именно через него!

«Хранитель, – обратился я к О’Носу, – здесь у меня ещё пара мыслей образовалась, не желаете принять участие в обсуждении?»

«Ой, не смеши меня, Рост, ты и мысли, – фыркнул Хранитель и заговорил совершенно о другом: – Сложилось у меня такое впечатление, что у этой девушки, Лики, есть большая перспектива. Думаю, что со временем можно попробовать развить её магические способности… Ладно, давай, что у тебя там за мысли?»

Я пару секунд озадаченно молчал, Хранитель только что повторил мои собственные мысли. Совпадение?

«Вот сделали мы с вами, О’Нос, амулеты связи. Так?»

«Так», – подтвердил Хранитель.

«Дорогие получились?»

«По нынешним меркам, я бы сказал, очень дорогие, – ответил Хранитель, – но аналогов нет…»

«Купить их все смогут?»

«Естественно, только богатые. Рост, давай ближе к телу, как у вас шутят».

«Если совсем ближе, то родилась у меня идея дать возможность использовать амулеты не только богатым, но и простым людям. Вы с информацией по телеграфу из моих воспоминаний ознакомились?»

«Кабинки, где люди могут поговорить с другими, которые находятся очень далеко в других городах? Я правильно понял?»

«Именно так, Хранитель. Что я предлагаю: богатые купят себе личные амулеты связи, а для простых людей можно организовать переговорные пункты, где за определённое время использования наших амулетов будет взиматься умеренная плата. Вы, О’Нос, представляете, сколько людей станет использовать нашу связь? Ваши возможности по перехвату информации станут просто безграничны!»

«Не устаю тебе повторять, Рост, – рассмеялся Хранитель, – страшные люди у тебя в мире. Не удивлюсь, если со временем ты мне на Горте Ин-тер-нет создать предложишь». Новое для него слово О’Нос произнёс по слогам.

«Может быть, Хранитель, может быть».

«Ладно, Рост, идея принимается. Только где мы столько людей наберём?»

«Будем активно работать с местным населением, или вы предлагаете големов операторами на переговорных пунктах делать?»

«Делай голема оператором, не делай, всё равно все функции по соединению с абонентами мне выполнять. Да, не думал, что на старости из меня коммутатор организуют, – проворчал Хранитель и вполне бодро продолжил: – Всё равно людей для переговорных пунктов нанимать придётся. Работы у них много будет – это охрана, расчёт по деньгам с клиентами, выдача амулетов связи, контроль за временем переговоров, да много всего. Но я согласен с тобой, перспективы у этого бизнеса колоссальные, и, главное, нет никаких конкурентов. Придётся опять Леннара в долю приглашать, боюсь, что государство такое дело мимо себя не пропустит».

«А Леннар – это значит государство?» – усмехнулся я.

«Даже в твоём мире, Рост, один из прежних правителей когда-то сказал „Государство – это я”. Думаешь, здесь по-другому?»

«Да ладно, я сам понимаю, что без Леннара нам не обойтись. Значит, тогда хоть охрану этих переговорных пунктов сбросим на него. Поскорей бы О’Тил объявился, тут не успеваешь только одно дело начать, как десятки других атакуют».

«Ладно, Рост, потом продолжим эту тему. Всё равно это разговор не сегодняшнего дня. Ты не забыл, что тебе пора в академию?» – напомнил Хранитель.

Отправив в особняк Пучка и Синего Глаза, которые меня сопровождали до нашей лавки, я перенёсся в магическую академию. Там во внутреннем дворе меня терпеливо дожидались с серьёзными лицами Лесоруб и Стрела, а невдалеке от них собралось несколько групп студентов, тихо переговаривавшихся и поглядывавших на замерших Стражей. Как только я появился, воины заняли место за моей спиной, студенты притихли, а на плац вышел О’Ши в окружении пятёрки магов, видимо наиболее значимых преподавателей академии.

– Рад снова видеть вас, господин Рост, – поприветствовал меня глава магической академии. – С минуты на минуту должен появиться король. Он решил лично присутствовать на церемонии вашего представления студентам.

– И вам здравствовать, господин О’Ши. – Я склонил голову. – Пока у нас есть время, можно задать вам несколько вопросов?

– Конечно, Рост, – ответил маг.

Пока мы разговаривали, из сопровождения О’Ши вышел один из магов и начал выстраивать студентов в два ряда напротив нас.

– О’Тил сообщил мне о красном морионе, полученном от вас. Должен признаться, что руки до его информационной начинки у нас всё ещё не дошли, слишком много дел. Но всё же хотелось бы знать происхождение этого храна.

– История этого мориона похожа на судьбу большинства других артефактов из Потерян… ох, извините, из Свободных территорий. Ещё прадед Леннара организовал несколько поисковых отрядов. Используя сохранившиеся сведения о приблизительном расположении известных нам башен магов Свободных территорий, одному из отрядов удалось обнаружить целое хранилище древних артефактов. Этот морион как раз из него. К сожалению, установить, кому из магов принадлежала конкретно та башня, нам не удалось. Что сказать, если из того отряда назад вернулась только пара человек, остальные погибли. О судьбе других трёх отрядов вообще ничего не известно. Потерянные земли умеют хранить свои секреты. Вы, Рост, не обижайтесь, привыкли мы за два столетия так вашу страну называть. После этих неудачных попыток королевство больше не отправляло поисковых отрядов. Однако уже в то время была организована скупка артефактов магов Свободных территорий у частных поисковиков, которые на свой страх и риск стали выходить в разрушенные войной земли. Леннар, в свою очередь, значительно повысил финансирование этого дела, так что королевство на сегодняшний день не совсем беззащитно перед некромантами… Вы знаете, Рост, – продолжил маг, – во время последних событий несколько активизировался наш вероятный внешний противник. Я имею в виду не некромантов. Литон вчера докладывал королю, что представители княжества Волта предприняли ряд шагов, которые расценены нами как очень недружественные. Сам факт вторжения некромантов подвергается сомнению, переговоры между нами трактуются с отрицательной стороны. Очень подозрительное поведение, особенно с учётом того, что княжество Волта имеет непосредственные границы с королевством Рат. Король даже задумался о разрыве отношений с княжеством, но пока у нас недостаточно фактов, которые могут послужить для принудительного выдворения их представительства из королевства.

В это время во дворе появилось около десятка вооружённых до зубов солдат и пара магов в форме особого королевского полка, и О’Ши замолчал. Солдаты быстро рассредоточились по плацу, и через минуту на нём появился сам Леннар в окружении советников и личных охранников.

Король тепло поздоровался со мной и О’Ши, а потом обратился к собравшимся с речью.

– Друзья! – начал Леннар. – Да, я называю вас так, потому что истинные патриоты сегодня собрались здесь на плацу. Вам оказана великая честь послужить интересам королевства. Наша страна стоит на пороге большой войны с некромантами. Количество погибших с нашей стороны в результате вероломного нападения на Мекан уже перевалило за сотни невинных людей. Именно вам предоставлено высокое право стать защитниками своих близких и родных, получить знания и способности, которые позволят вам стать совершенным оружием возмездия нашим врагам. Я не боюсь признать, что вы на сегодняшний день надежда не только нашей страны, но и всего живого на Горте. Помните об этом и сделайте всё, чтобы оправдать доверие, которое мы вам оказываем, – закончил Леннар своё короткое обращение.

Затем король передал слово О’Ши.

– Студенты, – сказал маг, – академия надеется, что те знания, которые вы успели здесь получить, будут использованы вами во благо и для жителей нашей страны. Да, вы не успели пройти полный курс обучения, но вы должны стать примером для всех других выпускников академии. Примером самоотверженного служения родине и высоким целям магического искусства.

Потом Леннар коротко представил меня как руководителя делегации магов Свободных территорий. Несколько десятков людей сосредоточили на мне свои взгляды, и я выступил с небольшой речью:

– С этого времени те из вас, кто действительно понимает, что ждёт его впереди, будут направлены для обучения в один из наших комплексов по подготовке магов Свободных территорий. Но перед этим я хочу вам пояснить несколько моментов, чтобы вы сами смогли принять окончательное решение по вопросу вашей дальнейшей судьбы. После начала обучения по нашей методике вы станете гражданами Свободных территорий. У несогласных с этим сейчас есть возможность отказаться, потом любое действие мага Свободных территорий во вред нашему государству приведёт только к одному результату. Это его гибель. Среди нас нет предателей и нет отщепенцев, магом Свободных территорий можно стать только на всю жизнь. Мы являемся непримиримыми противниками некромантов, и многие из вас могут погибнуть, вы должны это понимать. У нас принята жёсткая воинская дисциплина, необходимость которой продиктована целью нашего существования. Вас ждут не удовлетворение от увеличения магических способностей, а лишения и трудности, и жизнь ваша пройдёт в борьбе с общими врагами. Врагами Свободных территорий королевства Ленна! Врагами всего, что угрожает жизни на Горте! Каждого из вас будут защищать Стражи Свободных территорий, как они, – я указал на невозмутимых Лесоруба и Стрелу, – но гарантировать ваше выживание я не могу и не буду. – Увидев, что в ходе моей речи Леннар несколько раз недовольно поморщился, я добавил ещё пару слов: – С королевством Ленна мы искренне связаны братскими отношениями. Слово мага Свободных территорий нерушимо, и я обещаю тем, кто беспокоится о своей стране, о своих близких: никто из вас никогда не будет использован против королевства Ленна. Я прошу вас ещё раз хорошо подумать, прежде чем вы примете решение, потом обратной дороги не будет. Через десять минут я прошу всех, кто видит себя магом Свободных территорий, остаться на плацу. Остальные могут продолжить своё обучение в академии.

О’Ши кивком подтвердил мои слова.

Некоторые студенты после того, как король всех распустил, так и остались стоять на своих местах, а другие собрались в небольшие группы и стали что-то оживлённо обсуждать.

Воспользовавшись паузой, Леннар поблагодарил меня за первую партию амулетов связи, я в свою очередь заверил его, что уже сегодня будет отправлен отряд для доставки в королевство остальных артефактов. Узнав, что в мои дальнейшие планы на несколько дней вперёд входит активация сети порталов на территории королевства, Леннар распорядился, чтобы один из его советников предоставил мне последнюю карту Ленны. После этого король отбыл вместе со всей свитой и охраной, а я остался на плацу, где к этому времени опять образовались две шеренги студентов, которые решили стать магами Свободных территорий.

Я вгляделся в эти молодые лица, на которых отражались волнение и переживание. Да, я сказал им правду. Возможно, многие из них действительно погибнут. Но у каждого своя судьба, и свою судьбу они сейчас выбрали самостоятельно.

О’Ши, оставшийся рядом со мной, удовлетворённо отметил, что на плацу осталась большая часть студентов. Только двое, по его словам, ушли после моего обращения.

– Что ж, – обратился я к студентам, – у вас есть час на то, чтобы собрать самые необходимые вещи, попрощаться с близкими и прибыть к особняку О’Тилов, который используется нами в качестве представительства Свободных территорий в Мекане. Там вам будет представлен инструктор из числа наших Стражей, после чего вместе с ним вы сегодня же отбудете в Свободные территории. Всё, до встречи.

Студенты быстро разошлись, а я перекинулся ещё несколькими словами с О’Ши и перенёсся в особняк, по пути забрав из трактира заказанную утром еду.

За полчаса, пока все Стражи, кроме Пискуна, собрались в нашей резиденции, я успел закончить около сотни амулетов связи, но работы ещё оставалось очень много.

Лесоруб доложил, что Пискун останется пока вместе с Ликой, которая развила бурную деятельность по ремонту и оснащению торговой лавки совместного предприятия. По оценкам и прогнозам девушки, здание находится в достаточно хорошем состоянии и через несколько дней можно будет уже открывать торговый зал с амулетами связи.

До сбора студентов мы успели плотно пообедать. Так как Хранитель и Стражи выступали против моих визитов в трактир, пришлось от этого отказаться. Доставка трактирщиком горячей еды прямо в особняк была признана не лучшим вариантом, нам ещё не хватало попыток отравления, а ведь О’Тила таким образом уже пытались убить в Кулоне.

Попытка связаться с ним в очередной раз ничего не дала.

Синий Глаз, вспомнив, как в Кулоне нас вкусно кормил бывший повар кулонского городского головы, предложил нанять в том городке с помощью Рона ещё одного повара, но уже для работы на столичной базе Свободных территорий. Хранитель признал этот вариант подходящим, так как в таком случае он мог полностью контролировать весь процесс приготовления пищи для нас.

Во время обеда прибыл очередной курьер из королевской канцелярии и доставил подробную карту Ленны.

И вот в указанное время во дворе особняка собрались шестьдесят девять будущих магов Свободных территорий.

Студенты с интересом обступили Лесоруба и Стрелу, разглядывая их снаряжение и боевые артефакты, расспрашивая о комплексе и жизни в Свободных территориях. Стражи по большей части отмалчивались, снисходительно поглядывая на молодёжь.

По команде Лесоруба, когда я вышел во двор, все построились. Сами Стражи, показывая студентам пример, выстроились рядом с ними. Я с трудом удержал улыбку, когда Лесоруб чётко, невозмутимо доложил, что пополнение построено. Видимо, сам Лесоруб проникся моими словами о нашей суровой воинской дисциплине и решил с первых дней не расслаблять будущих великих магов. Представляю, как Стражи будут гонять этих магов на первых порах, проводя у них боевую и физическую подготовку, занятия которой я, по согласованию с Хранителем, в отличие от меканской академии решил ввести в обязательном порядке. Я сам уже несколько раз убеждался в том, что оперирование только магическими способностями без должной физической подготовки и умения владеть клинком может привести к очень печальным последствиям.

Я представил Пучка как будущего инструктора по боевой и лекарской подготовке, сообщил, что он будет сопровождать группу вместе с боевым големом к нашему комплексу. Попросил студентов не расслабляться, так как даже небольшой участок, который им надо будет преодолеть без порталов по населённым разными тварями землям, может стать смертельным для любого из них. Студенты прониклись, Пучок сохранял каменное спокойствие и невозмутимость. Выбрав трёх самых крепких студентов, я вызвал их из строя. Студенты напряглись.

– С этого момента все вы являетесь курсантами военной школы магов Свободных территорий. Слушайте первое боевое задание. Вы трое должны любой ценой доставить эти ранцы в комплекс и передать их Хранителю О’Носу. В ранцах находятся очень ценные материалы для изготовления амулетов. Чтобы их получить, наши маги и Стражи рисковали своей жизнью. Задача для остальных: охрана и сопровождение груза. Вероятный противник: некроманты, адепты Гильдии убийц, называющие себя Детьми судьбы, тусуры, это костяные големы некромантов. Кроме того, вы можете столкнуться с различными тварями, населяющими опустошённые земли Свободных территорий. Старшим на время проведения операции назначаю Стража Пучка. Все его распоряжения и команды выполнять беспрекословно, от этого зависит ваша жизнь. О выполнении поставленной задачи доложить непосредственно Хранителю О’Носу.

– Есть, – ответил Пучок.

Студенты прониклись моментом.

Я ещё немного понаблюдал со стороны, как Пучок разделил магов на четыре группы, назначил среди них старших. В общем, правильное решение, этим он как минимум повысил их управляемость. Пожелав Пучку удачи, я вернулся в особняк и начал готовиться к выходу из Мекана для активации порталов. Проверил заряды Бебута и Мухи, а Лесоруб, мучавшийся из-за того, что Стражи не могут разорваться и обеспечить мне охрану у каждого портала, помог подтянуть и удобно разместить мою амуницию и снаряжение. В ранец я загрузил пару десятков главных амулетов связи для их передачи представителям власти в городах, где предстояло активировать порталы. Судя по информации королевской канцелярии, таковых в Ленне насчитывалось около девяти десятков. Раздав последние ценные указания Стражам, я отбыл.

Перемещаться пришлось по такому же варианту, как и раньше, когда я добирался из Кулона в Мекан. То есть перенос в пределах видимости, потом следующий и так далее, пока я не прибыл в первый город, который назывался Венец. Странное название для города, ну да ладно. Там я понял, что сделал глупость, решив самостоятельно передать мэрам главные амулеты связи. С активацией портала всё прошло штатно, на поиски же и инструктаж городского головы Венца я потерял более получаса. Этот голова уже знал от посыльного из канцелярии о необходимости взятия городского портала под охрану, но информация о развёртывании средств связи до него дошла в сильно искажённом виде. Потеряв с ним столько драгоценного времени, я решил, что буду заниматься только порталами, а главные амулеты связи с копиями личности Хранителя пусть уже размещают курьеры королевской канцелярии. Пришлось вернуться в Мекан, встретиться с Литоном и пояснить ему суть проблемы. В итоге я потратил ещё около часа на инструктаж отряда курьеров, которым Литон поручил размещение по городам королевства наши управляющие амулеты. Убедившись, что они поняли все требования по хранению и бережному обращению с амулетами, я вручил им все приготовленные артефакты и договорился с Литоном, что по мере активации порталов он будет своевременно направлять в города, где размещены портальные площадки, по курьеру с артефактом и соответствующей охраной. Не всё же мне самому делать?

В итоге за день сделано было очень мало, а закончился он и вовсе моим испорченным настроением, когда ещё в одном городке я обнаружил, что на месте портала предприимчивые горожане построили свинарник. Я разбушевался, сжёг несколькими файерболами ветхое строение и очистил портальную площадку Песчаным коловоротом. Правда, дождался, пока подгоняемый солдатами хозяин эвакуировал своих возмущённо похрюкивающих и повизгивающих питомцев.

Абсолютно разбитый, я плюнул на дальнейшие планы на этот день, перенёсся обратно в особняк, на скорую руку поужинал и завалился спать.

Следующим утром дела опять навалились со страшной силой. О’Тил пока не появился. Зато на связь вышел Рон, который сообщил, что в Кулоне всё в порядке. Ему удалось нанять нескольких ветеранов. Их он озадачил скупкой магических материалов, которые поисковики доставляют из Потерянных, увы, земель. Кроме этого, Рон удачно отловил вернувшийся в Кулон отряд поисковиков, пятеро из которых попали в Свободных территориях под действие Облака преобразования. Этих поисковиков Рон через пару дней готовил к отправке с големом в комплекс, так что вскоре пополнение ожидало и Стражей. Рон выразил мнение, что ему желательно в ближайшее время посетить ещё несколько приграничных городков, в которых также имелось несколько отрядов поисковиков, что я и Хранитель одобрили. Я предупредил Рона, что сегодня или завтра его посетит Пучок и передаст ему дополнительную сумму денег. В общем, хорошо, что у Рона всё хорошо. На прощание я ещё раз похвалил его за удачный выбор нашего работника, Лики, которая получила пост управляющего торговым домом. По-моему, Рон смутился, но явно был рад.

Не успели мы договорить, как в особняк прибыл курьер из посольства княжества Волта, что меня несколько озадачило. Курьер передал предложение посла о встрече. Понятно, о чём меня предупреждал О’Ши, местную прессу я тоже просматриваю и сразу понял, о каких внешних врагах королевства мне говорил глава магической академии.

С курьером я передал волтскому послу согласие на встречу во время торжественного открытия представительства торгового дома «Стил», которое Лика запланировала через четыре дня. Посещать посольство у меня желания не было, да и в особняк О’Тилов приглашать чужих я не хотел.

Разобравшись с делами, я вновь взялся за активацию порталов.

Четыре дня пролетели незаметно. Каждый вечер я обессиленный возвращался в особняк, где ещё приходилось полностью расходовать свой магический резерв на зарядку и доработку амулетов. Хранитель в итоге заявил, что такое расходование сил пошло мне только на пользу, магический резерв стал восстанавливаться ещё быстрее. Заодно я отточил до совершенства пользование своими энергетическими щупальцами, которые стали незаменимым инструментом в ходе создания артефактов. Все оговоренные с Леннаром амулеты были ему доставлены, а имеющиеся в королевстве порталы активированы. Курьеры Литона заканчивали размещение на территории Ленны управляющих амулетов связи, что не могло не радовать меня и Хранителя. Огорчало только отсутствие О’Тила и бездействие некромантов. И я, и Хранитель сходились во мнении, что отсутствие активных действий со стороны некромантов и Детей судьбы говорит только о том, что они замышляют что-то грандиозное, а мы совершенно не знали, к чему надо готовиться.

Да, за это время вернулся Пучок, который кроме голема Веера лезвий привёл ещё одного рабочего голема. Эта модификация голема была специально адаптирована магами Свободных территорий для тонкой, искусной работы, что позволило нам подготовить несколько разных вариантов внешнего вида амулетов. От незатейливо простых до изысканно богатых. Естественно, с разными ценовыми категориями, но с одинаково высоким качеством магической составляющей. Так что, когда Лика сообщила, что торговый дом и лавка готовы к открытию, я отправил ей под охраной Стражей первую партию артефактов.

На открытие торгового дома собралось много представителей деловых кругов Мекана, были здесь и несколько послов, в том числе и княжества Волта. Слухи о необычных амулетах, позволяющих общаться на значительных расстояниях, будоражили воображение людей.

Торжественную программу разработал лично я. Вход перекрыли красной ленточкой, а фасад украсили цветочными гирляндами. Всё бы ничего, меканский народ привык и не к таким зрелищам. Но! Ленточку мы прикрепили к рукам обоих големов Веера лезвий, которые замерли по сторонам от входа в торговый дом. Начищенные до зеркального блеска боевые големы бросали весёлые солнечные зайчики в собравшуюся толпу. Кузнец, приводивший их внешний вид в порядок, намеревался устранить с корпусов големов все следы от боевых плетений некромантов и ударов тусуров, но я специально попросил его оставить несколько свежих повреждений. И затея сработала. Мощные големы с боевыми ранами служили напоминанием всем будущим клиентам, что молодой торговый дом далеко не беззащитный. Особенно этому содействовало то, что я попросил Хранителя время от времени двигать закрытыми шлемами големов, создавая у собравшихся впечатление, что големы настороженно оглядывают толпу. Не знаю, что там Хранитель дополнительно использовал, но, когда невидимый взгляд голема скользнул мимо меня, я почувствовал секундную волну холода, казалось пронзившую меня насквозь.

Хранитель увидел эффект от своих действий, не смог удержаться и ехидно сказал:

«Не только мои отдельные ученики могут плетения типа Абсолютного холода использовать, у меня тоже творческая натура и созидательная жилка присутствует. Как там у вас говорят, есть ещё порох в пороховницах!»

«И ягоды в ягодицах», – автоматически сыронизировал я.

«Что?!» – с притворным негодованием отреагировал Хранитель.

Мы одновременно рассмеялись.

Интересы короля представлял герцог Литон, который выступил с красивой речью и сказал много хороших слов о том, какие перспективные компании сегодня начинают свою работу в королевстве. Его сообщение о том, что на всей территории Ленны с завтрашнего дня начинает коммерческую работу сеть стационарных порталов, вызвало не меньший фурор, чем сообщение о возможности общаться практически на всей территории королевства по амулетам связи.

Под восторженные крики толпы мы с Литоном торжественно перерезали красную ленточку, затем зардевшаяся Лика, которой я вручил огромный букет цветов, а на ушко шепнул, что их просил передать Рон, пригласила всех собравшихся осмотреть торговые залы.

Когда Лика показала мне удобный кабинет для переговоров, я в очередной раз похвалил наш удачный выбор управляющей. Кроме помещений для работников на втором этаже также были хорошо оборудованные кабинеты и пара комнат отдыха для владельцев.

Посол Волта, бросавший неприязненные взгляды на герцога Литона, был одним из первых, кто напросился на приватные переговоры. Он не стал долго ходить вокруг да около, а почти сразу, как мы расположились в кабинете для переговоров, предложил мне за громадную сумму и гражданство продать княжеству технологию изготовления амулетов связи. Мой невинный вопрос, может, княжество Волта в его лице ещё что-нибудь желает, посол принял за чистую монету и начал перечислять известные ему артефакты и технологии магов Свободных территорий.

Пришлось его прервать. Вежливо. Сообщить, что среди магов Свободных территорий предателей никогда не было. Посол вспылил и начал мне угрожать. Послушав его пару минут, я вызвал Лесоруба, который появился в кабинете, уже приняв боевую трансформацию, что жутко испугало посла. Волтанец поспешно ретировался, а я переговорил с Литоном по поводу предложения дипломата. Оказалось, что оно совершенно не удивило герцога. Обсудив с ним необходимые меры безопасности для торгового дома и бесперебойной работы порталов, я провёл ещё несколько встреч с представителями деловых кругов. Все хотели большие партии амулетов. Пара торговцев зондировала почву по поводу возможности приобретения боевых големов. Другим были нужны наши артефакты на основе морионов. Всем пришлось отказать. Я сослался на то, что амулеты связи продаются только в розницу, так как это последняя разработка и количество пока ограниченно. Но в ближайшее время производственные мощности будут расширяться, тогда и оптовые поставки можно будет обсудить. На самом деле нам с Хранителем ещё предстояло разработать стратегию развития предприятия, включая и создание переговорных пунктов. Насчёт боевых големов и артефактов отговаривался, что пока мы работаем только для армии Ленны. Однако, чтобы не терять перспективные контакты, вскользь упоминал, что война скоро закончится, тогда частично и военные артефакты станут доступны… Торговцы понимающе ухмылялись и договаривались о повторных встречах.

В целом мне самому понравилось, как всё прошло. Местная газета «Меканские известия» в этот же день распространила спецвыпуск о торжественном открытии торгового дома «Стил». Из него откровенно торчали уши королевской канцелярии, а на всю первую полосу читателям довольно улыбались, пожимая друг другу руку, герцог Литон и Рост, маг Свободных территорий.

На следующий день я планировал отправиться в комплекс, чтобы оценить процесс подготовки магов и помочь Хранителю с операциями по увеличению магических резервов и излечению новых Стражей от спор серого гриба. К тому же я хотел в спокойной обстановке спланировать с Хранителем наши дальнейшие шаги по поиску и активации комплекса по производству големов. И главное, там я надеялся дополнительно заняться изучением доступной части дневников Лордана, чтобы найти вариант для помощи О’Тилу.

Но обстоятельства сложились иначе.

После завтрака со мной связался Литон и сообщил, что в канцелярии сработали амулеты – Детекторы некромантов, которые мы с О’Тилом там ранее установили. Герцог сказал, что клерк, на которого отреагировали амулеты, задержан. Хранитель, имеющий полный доступ к Детекторам, подтвердил наличие на невзрачном с виду и по должности служащем уже известного мне плетения некромантов – Пыльцы смерти.

Попросив Литона не допрашивать клерка без моего участия, я сообщил Стражам, что немедленно переношусь в канцелярию. Лесоруб тут же сказал, что при таком мероприятии необходима серьёзная охрана.

– Да, Рост, – сказал он, – у меня чёткие инструкции от Рона по таким вопросам. Синий Глаз остаётся на охране особняка, все остальные Стражи и оба боевых голема немедленно выдвигаются к королевской канцелярии. Прошу, Рост, без нас к задержанному не приближайся и допрос не начинай, – твёрдо и непреклонно закончил Лесоруб.

Пришлось согласиться. Стражи с големами двинулись к канцелярии, а я перенёсся прямо в кабинет Литона, где герцог рассказал мне подробности задержания предполагаемого пособника некромантов.

Прошло всего несколько минут, когда Хранитель резко вышел на связь.

«Рост, Стражи атакованы! Есть раненые, Стрела погиб! – быстро затараторил О’Нос. – Нападение осуществлено возле трактира, где ты заказывал еду!»

Больше не слушая Хранителя, я перенёсся к трактиру «Полный рот», активируя магический щит и Бебут. За доли секунды оценив обстановку, я в первую очередь напитал мощным притоком энергии магические щиты оставшихся в живых Стражей. Да, кроме Стрелы, погиб и Пучок. Они так и не успели перейти в боевую трансформацию, настолько нападение оказалось мощным и внезапным. Радар показывал множественные цели, но Хранитель смог чётко опознать среди них всего двух тусуров, и то только благодаря тому, что мы уже сталкивались с амулетами, скрывающими их сущность. Все остальные цели могли оказаться как нападающими, так и мирными жителями. Ан нет, из облаков дыма к Лесорубу, единственному Стражу, оставшемуся на ногах, вынырнула пятёрка вооружённых людей. В следующую секунду они атаковали его, но Лесоруб уже принял боевую трансформацию и резко сам начал наседать на нападавших. Я перенёсся на помощь к раненому Пискуну. Страж, одна нога которого была оторвана взрывом чудовищного магического фугаса, уничтожившего големов, Стрелу и Пучка, закончил с моей помощью перетягивать себе культю жгутом, потом отбросил с груди покорёженные обломки кирасы из помощников. С перекошенным лицом, в дымящейся одежде Пискун привстал на одном колене, увидев приближающихся прыжками тусуров.

Время замедлилось.

Оба тусура в прыжке попадают под действие плетения Абсолютного холода, несколько жгутов плазмы Огненного кнута бьют в двоих из нападающих на Лесоруба. Мои энергетические манипуляторы попарно впиваются в тела ещё двоих, а Палаш Лесоруба, полыхнув призрачным лезвием, приближается к груди пятого из атакующих. На тлеющем клапане нагрудного кармана комбинезона Пискуна вспыхивают языки пламени, а в сторону медленно приближающихся к земле обледеневших тусуров я активирую громадный Песчаный коловорот.

Время вернулось в обычное русло.

Оба тусура гулко бьются о мостовую, их тела покрываются сеткой мелких трещин. В них тут же вонзается Песчаный коловорот, разнося по округе облако крошечных ледяных осколков их тел. На месте нападавших, в которых ударил Огненный кнут, бушует плазма, рядом с этим местом потрескивают и заворачиваются от жара две пустые кожаные оболочки, оставшиеся от Детей судьбы после воздействия моих щупалец. Лесоруб с бешеным лицом несколькими ударами разрубает тело пятого нападающего на куски. Пискун ладонью хлопает по своему комбинезону и тушит загоревшийся клапан кармана. Мы встречаемся взглядами.

На периферии сознания что-то бормочет Хранитель.

В этот момент под мостовой, где мы отразили атаку, взрывается ещё один мощный фугас. Сквозь разлетающиеся куски брусчатки и языки пламени я ощущаю, что щиты Лесоруба и Пискуна не выдерживают мощнейшего динамического удара, гаснут, вместе с ними гаснут сознания Стражей, разорванных взрывом на части.

Мой щит держится невероятными усилиями организма, магический резерв тает с каждой секундой. Место засады погружается в бушующее облако раскаленной плазмы. Щит выдерживает, я невредимым выхожу из огня, хотя ботинки уже начали дымиться, а в нос бьёт запах палёной курицы.

В этот момент из окон близлежащих домов вылетает десяток стрел.

Отчаянное усилие!

Время замедлилось.

Приближающаяся костяная стрела пронзает магический щит, как будто его не существует. Стрела из кости фосса, животного, которое полностью инертно к магии. В последний момент энергетический манипулятор, став материальным, отбивает эту стрелу, другое щупальце отбивает вторую.

Дальше я осознаю, что со спины абсолютно не прикрыт, и в следующий миг спину пронзает резкая боль, а из груди вырываются, пробивая кирасу, три наконечника костяных стрел.

Время вернулось в обычное русло.

Лёгкий толчок, пронизывающая боль – и ещё пять стрел вонзаются в моё тело.

«Как всё не вовремя», – стучит в голове бредовая мысль.

Мой магический щит рассеивается, вместе с болью приходит слабость. Я падаю на колени. Передо мной внезапно появляется ещё пара тусуров. Один из них резко взмахивает костяной конечностью, в глаза бьёт импульс отразившегося от клинка света.

Лёгкий шлепок по моей шее.

Боль уходит, а моя голова падает на каменную мостовую, верх, низ, я теряю ориентацию в пространстве. Когда моя голова останавливается, через открытые глаза мозг бесстрастно фиксирует, как заваливается моё тело, а второй тусур бросает на него какой-то предмет. На мостовой темнеют пятна крови.

Через секунду тело, лишённое магического щита, превращается в пепел под воздействием выплеснувшегося из предмета облака плазмы.

Возле лица появляется нога тусура, костяные пальцы плотно охватывают мою голову, вдавливая кожу, ещё не потерявшую чувствительность.

Покачиваясь напротив ноги тусура, я понимаю, что костяной голем куда-то идёт. Боль вернулась. Сознание уходит. Я чётко осознаю, что умираю. Жаль…

Осколками сознания ощущаю, как в затылок бьёт волна огня, который полностью охватывает тусура. От нестерпимого жара мои глаза лопаются. Всё. Сознание исчезает окончательно.

(обратно)

ПОИСКОВИК РОН Дела в Кулоне

Мир моргнул.

Рон осмотрелся. Да, барон Тито ответственно подошёл к охране портала. На Стража уставилось сразу шестеро хорошо вооружённых солдат. Один из них, лишённый одного уха ветеран, видимо старший караула, шагнул к Рону:

– С прибытием в Кулон. Если не ошибаюсь, вы Страж Свободных территорий?

– Именно так, – ответил Рон. – Барон Тито в городе?

– Да, в ратуше. – Солдат указал рукой за спину. – Доложить?

Рон секунду помедлил с ответом. Вообще-то он планировал сначала посмотреть, как идут дела в их кулонском особняке, а нового городского голову посетить уже завтра с утра. Хотя… Тито наверняка уже сегодня будет проинформирован о возвращении Рона в Кулон и может обидеться, что Страж был рядом и не зашёл, так сказать, засвидетельствовать своё почтение городской власти. А так как Рону предстояло сделать в этом городе много дел и от хороших отношений с бароном тоже многое зависело, он решил посетить ратушу незамедлительно.

– Докладывай, – ответил Рон, – я к барону и собирался.

Солдат посмотрел на одного из своих подчинённых и указал ему глазами на ратушу. Тот понятливо кивнул и, придерживая рукой болтающийся на боку клинок, убежал к ратуше.

Рон сошёл с портальной площадки и остановился рядом с солдатом. Ветеран махнул головой в сторону ратуши, в дверях которой уже скрылся посыльный, и доверительным тоном сказал:

– Доложить, не доложить, это я так, больше по привычке спросил. Барон Тито не чета прошлому голове, у нас сейчас порядок и дисциплина. Так что я всё равно обязан был доложить о срабатывании портала. Тем более вы первый, кто за эти дни здесь появился.

– Ничего, через несколько дней, – поддержал разговор Рон, – сеть порталов заработает по всему королевству. Наши маги сейчас над этим работают. В Мекане, например, уже все порталы активированы.

– А правда, что некроманты хотели столицу захватить? – спросил солдат. – У нас тут со вчерашнего дня все командиры на ушах стоят, говорят, что чуть ли не война началась. Тито о наборе добровольцев объявил. Точно пока никто ничего не знает, а слухи такие, что чёрные чуть ли не целый квартал в Мекане вырезали. И костяные големы вроде тоже в нападении применялись?

– Тусуры, – поправил его Рон, – да, правда. Битва была жесточайшая. Много погибших. Некроманты ударили неожиданно, мы с трудом отбились. Даже Леннар в сражении участвовал. Только когда наши маги вражеские порталы накрыли, стало ясно, что столица устоит. И то всю ночь восточный квартал от некромантов зачищали.

– Хмм, зачищали, – как эхо повторил ветеран, оглядывая мощную фигуру Рона, задержал взгляд на рукоятке Палаша, задумчиво посмотрел на Муху. – Так что, мы теперь вместе?

– Вместе, вместе, – подтвердил Рон, – вам скоро объявят. Король и наши маги заключили соглашение о совместных действиях, да и вообще Леннар объявил Свободные территории братской страной. А у вас тут какие новости? – поинтересовался в свою очередь Страж.

– Ну, некроманты у нас не появлялись, – ответил солдат, – а так городок постепенно приходит в себя после ваших похождений, правда, казармы пока ещё не восстановили. Нет, нет, – добавил ветеран, увидев вопросительный взгляд Рона, – к вам претензий нет. Все ж понимают, что во всём чёрные виноваты.

– Ладно, увидимся, – сказал Рон и направился к входу в ратушу.

Пока он болтал с ветераном, Тито наверняка уже предупредили о прибытии Стража Свободных территорий.

И правда, не успел Рон подняться по ступенькам, как на крыльце появился сам городской голова.

– Барон Рон, – сказал Тито, протягивая Стражу руку, – рад вашему возвращению в Кулон.

– Я тоже, – ответил Рон, крепко пожав руку Тито. – Не стоило беспокоиться, господин барон, я бы спокойно нашёл ваш кабинет. Бывали уже…

– Да помню я, помню, – улыбнулся Тито. – Прошу, заходите. Я распоряжусь, чтобы нам подали горячий травяной настой. Или желаете чего покрепче? – Барон вопросительно посмотрел на Рона.

– Спасибо, – ответил Рон, – настоя будет достаточно.

В кабинете городского головы многое изменилось, отметил Рон, садясь в удобное кресло. Одна стена, там, где раньше висели картины в дорогих элегантных рамках, сейчас была задрапирована шторой. Портрет Леннара на стене за спиной барона тоже претерпел изменения. Раньше король Ленны был изображён в богатой одежде и с самодовольным лицом, сейчас же на посетителей городского головы взирал суровый воин в боевых доспехах.

– Литон сообщил мне о событиях в столице, – продолжил разговор Тито. – Насколько я понял, вы принимали непосредственное участие в отражении атаки некромантов?

Рону пришлось подробно рассказать барону о нападении на столицу. Когда он закончил, Тито напряжённо потёр пальцами свою переносицу и спросил:

– Так что… война?

– Да, – ответил Рон, – и Леннар, и наши маги считают, что чёрные, как их тут у вас метко назвали, не отступят.

– Но почему? – недоумевал Тито. – Что им надо сейчас?

– Барон, – пожал плечами Рон, – я такой же солдат, как и вы. Видимо, есть причины. Могу только добавить, что Рост предполагает наличие разветвлённой сети пособников некромантов на территории королевства. События и в Мекане, и здесь, в Кулоне, прямо указывают на это. Чёрным также помогают адепты Детей судьбы. Они минимум два раза участвовали в нападениях на магов Свободных территорий. Даже не два, а три раза, – уточнил Рон, вспомнив, что адепт Гильдии убийц также атаковал Роста у дома поверенных в Мекане.

– Да, – задумчиво произнёс Тито, – надо вырабатывать какие-то результативные меры противодействия. А у меня больше военного, чем разыскного опыта.

– Здесь, – ответил Рон, – я, к сожалению, вам помочь не смогу. Знаю, что наши маги передали Литону несколько артефактов, которые позволяют определить наличие на человеке плетений некромантов, например Пыльцы смерти.

– Уже что-то, – кивнул Тито. – Ладно, я переговорю с Литоном, может, нам выделят этих артефактов, да и человека надо бы по разыскной части в Кулон определить. Всё к одному, и гарнизон ещё без мага остался! – в сердцах сказал барон. – Нет, не верится мне, что чёрных здесь больше нет. Ладно, – махнул рукой Тито, – я так понял, вы вернулись в наш город не для того, чтобы меня повидать. Какие планы, чем могу помочь? Не стесняйтесь, и Литон просил оказывать полное содействие магам Свободных территорий, да и я сам, после вашего героического участия в отражении атаки некромантов на Мекан, готов помочь во всём. Так что говорите.

– Спасибо, барон, – ответил Рон, – какое там героическое участие! Мы просто делали свою работу. А насчёт моих планов, то всё достаточно просто. Рост договорился с Леннаром о возможности набора добровольцев из граждан Ленны для службы в рядах Стражей Свободных территорий. Насколько я знаю, сам король даже выделил студентов нескольких курсов столичной магической академии для обучения по методике наших магов. В Кулоне я также должен организовать скупку у поисковиков артефактов и магических материалов для амулетов, которые Свободные территории уже начали поставлять армии Ленны. Да, – добавил Рон, – чуть не забыл. Рост говорил, что уже через несколько дней будет полностью активирована сеть порталов по королевству. Одновременно с этим по всей Ленне заработают и амулеты связи.

– Прекрасные новости! – порадовался Тито. – А эти ваши амулеты – это нечто! Мне бы ещё с десяток, для городских стражников и пограничных застав – и я бы мог значительно повысить боеготовность моих солдат!

– Думаю, с этим я смогу помочь, – улыбнувшись, ответил Рон. – В ближайшее время будет несколько поставок для армии Ленны и нашего столичного представительства, так что я дам запрос на пару десятков для вас. Неделя-другая – и вы их получите.

– Приятно с вами иметь дело, – улыбнулся Тито. – У меня предложение: мы с вами солдаты, так что предлагаю перейти на «ты». А все эти возвышенные речи оставим напыщенным столичным прохвостам.

– Принимается, – кивнул Рон. – В принципе у меня всё. Сегодня разберусь с обстановкой в кулонском представительстве, а завтра приглашаю тебя, Тито, на ужин. Наш местный повар, как я помню, удивительно вкусно готовит.

– Спасибо за приглашение, – поблагодарил барон, – я буду.

Попрощавшись с Тито, Рон отправился на базу, как Рост называл кулонский особняк, доставшийся магам Свободных территорий от бывшего городского головы.

Несколько горожан, попавшиеся на пути, разглядывали Стража, увешанного артефактами, принимая его, видимо, за обычного поисковика. Хотя торчащий за спиной Рона тубус Мухи и нестандартный ранец заставили пару из них, видимо слышавших о судьбе одного из отрядов, ставших Стражами Свободных территорий, задумчиво наморщить лоб.

Не встретив по пути знакомых, Рон подошёл к преображенной территории особняка. На месте временной металлической ограды, которую големы собрали, ещё когда Рон в прошлый раз был в Кулоне, сейчас возвышалась мощная каменная стена с острыми металлическими штырями. Рабочий голем, оставленный Ростом на базе, времени зря не терял. И когда же он все успел?! Вот молодец! Кованые ворота хотя и позволяли увидеть аккуратную лужайку перед домом, но толщина их прутьев говорила, что враг не пройдёт. Да, точно не пройдёт. Молчаливым подтверждением этому служила грозная фигура голема Веера лезвий, выглядевшая абсолютно чужеродным предметом посреди зелени ровно выкошенной травы на площадке перед домом.

«Если по-другому расставить его руки, а потом выкрасить голема белой краской, то вполне сойдёт за скульптуру могучего древнего воина», – усмехнувшись, подумал Рон.

Как только Страж появился в поле зрения голема, тот резко повернул свой сплошной шлем в его сторону. После секундного промедления голем, шелестя сочленениями суставов, быстро приблизился к воротам, открыл для Рона специальную дверь и отступил в сторону, давая ему войти.

Страж вошёл, сделал несколько шагов и остановился. Голем закрыл дверь и развернулся к Рону. Несколько секунд Страж вглядывался в прикрытый бронёй шлем голема, пытаясь в очередной раз представить себе, как устроено это существо. Или механизм? Или ещё что-то?

Голем не дал Стражу возможности продолжить осмысливание этой проблемы. В голове Рона прошелестели лишённые эмоций слова:

«Принято указание от Хранителя. Страж Рон, поступаю в твоё распоряжение. Текущие задачи согласно установленной приоритетности: охрана представительства Свободных территорий, охрана рабочего голема, охрана наёмного обслуживающего персонала. Активные действия по команде Стража Рона или Хранителя».

Рон вздрогнул от неожиданности, хотя совсем недавно уже имел подобный опыт общения с големом в Мекане.

«Задачи подтверждаю», – мысленно ответил Страж.

Голем резко развернулся всем корпусом и зашагал обратно к лужайке.

У входа в дом Рона встретил один из двоих слуг, которые вместе с поваром решили не менять место работы. Рон, сбросив в оружейной на первом этаже лишнюю амуницию и снаряжение, проинспектировал особняк. Все помещения были чисто убраны, а повар в отсутствие хозяев навёл просто идеальный порядок на кухне.

Пока готовился ужин, Рон занялся планированием своих дел на завтра. С утра он хотел посетить кулонский базар, на котором предполагал повстречать знакомых поисковиков, чтобы довести до них предложение магов Свободных территорий. У отрядов поисковиков на базаре был целый торговый ряд, где многие лично выставляли на продажу свои находки из Потерянных земель. Некоторые, более удачливые, отряды имели на базаре своих постоянных представителей, в основном ветеранов, которые из-за ранений или травм уже не могли ходить в походы. Естественно, на самом базаре действительно ценные артефакты и другие приобретения на продажу никто не выставлял, поисковики придерживали их до прибытия в город скупщиков, которые могли дать нормальную цену. Хотя та цена, которая в Кулоне считалась нормальной, в столице повышалась в несколько раз.

Вспомнив, какой завтра будет день недели, Рон недовольно поморщился. Разговор с представителями поисковиков – это хорошо, но Страж также хотел пообщаться и с командирами отрядов, а завтра это сделать не получится. Обычно раз в неделю руководители поисковиков собирались около полудня в трактире «Однорукий голем», чтобы обменяться информацией о новых тварях и опасностях Потерянных земель, договориться о совместных выходах. Следующая такая встреча должна была произойти через два дня. Конечно, по вечерам в «Одноруком големе», да и в другом излюбленном месте встреч поисковиков, трактире «Первый амулет», можно было застать многих поисковиков. Но в это время они отдыхали, зачастую набираясь хвосторубом сверх всяких мер. Несмотря на это, Рон всё же планировал и посещения трактиров по вечерам, ведь в доверительных беседах с раскованными отдыхом и выпивкой поисковиками тоже многое можно было узнать. Рон хотел также встретиться со знакомыми ему ветеранами и торговцами, которые пользовались в Кулоне авторитетом и могли посодействовать Стражу в привлечении людей на службу Свободным территориям.

Повар превзошёл сам себя. Рон с усилием отвалился от стола, заставленного всевозможными блюдами, съесть которые под силу было разве что троим-четверым взрослым мужчинам. Подхватив большую кружку парящего, горячего травяного настоя, Страж вышел во двор, чтобы насладиться вечерним воздухом.

Обнаружив, что расторопный слуга уже вынес во двор столик и пару кресел, Рон с удовольствием расположился в одном из них.

Всё же Страж ощущал себя в Кулоне гораздо комфортней, чем в столице. Чувство возвращения домой навевало спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Отпивая маленькими глоточками душистый настой, Рон потянулся, довольно улыбнулся и расслабился.

На Кулон опускались сумерки, жизнь затихала. Где-то от соседей доносились приглушённый расстоянием лай собак, звяканье инструментов и другие звуки, сопровождающие окончание очередного рабочего дня.

Вдалеке хлопнула входная дверь, и до Рона долетели слова перекрикивающихся соседок:

– Селя, твой из трактира пришёл?

– Нет, чтоб он сдох, а твой?

– А мой пришёл, чтоб он сдох рядом с твоим!

Рон рассмеялся. В Кулоне ничего не меняется. Провинция, однако…

Допив настой, Рон ещё немного посидел на воздухе, раздумывая о Лике. Страж несколько раз порывался связаться с ней, но в последний момент передумывал, убеждая себя, что не надо торопить события…

«Всё, завтра много дел», – решил Рон и отправился спать.

…Утро началось с плотного завтрака. Насытившись и выйдя во двор, Страж поймал себя на мысли, что он совершенно не спланировал тренировки. Реакция и скорость оборотня Потерянных земель – это, конечно, замечательно. Но выводы, которые Рон сделал из последних столкновений с чёрными воинами, свидетельствовали о том, что владение телом и клинком необходимо постоянно не только поддерживать, но и улучшать. Да, один-два чёрных не создадут большую проблему для изменённого Стража, но согласованные действия нескольких воинов-некромантов могут создать вполне реальные проблемы. Так что Рон решил внести дополнение в свои планы, которое требовало найти в Кулоне хорошего инструктора по владению клинком. Жаль, конечно, что такого рода полноценной школы в Кулоне никогда не было, зато в городе всегда было большое количество опытных ветеранов, которые время от времени набирали группы новичков, решившихся вступить в отряды поисковиков.

Базар встретил Рона шумом и гамом многоголосой толпы. Проталкиваясь к торговому ряду поисковиков, Страж увидел Фантома, одного из местных старьёвщиков. Этот болтун, кроме торговли разным барахлом на базаре, предпочитал по вечерам подстраиваться за стол к подвыпившим поисковикам, отмечающим очередное возвращение из Потерянных земель. И делал это, когда отдыхающие поисковики уже были не против, и исчезал, когда вот-вот могли появиться проблемы, поэтому среди поисковиков его только так и звали – Фантом. И вот сейчас, издали заметив Рона, возвышающегося над другими людьми, Фантом призывным жестом радостно приветствовал Стража:

– Рон! Рон! Подходи сюда!

– Привет, Фантом, – поздоровался Страж, которому всё равно надо было пройти мимо старьёвщика.

Фантом прищурился, пристально разглядывая Стража. До Рона донёсся запах дешёвого хвосторуба. Слегка покачнувшись, Фантом сказал:

– Слушай, Рон, может, я вчера съел чего-то, что по глазам ударило, но ты вроде как подрос и окреп?

– Да нет, Фантом, каким я был, таким я и остался, – улыбнулся Рон. – А вот ты точно чего-то хорошо принял вчера, хотя с утра, наверное, тоже? Чего ты такой взбудораженный?

– А, брось, Рон. Я нормальный. Вот лучше смотри какой шкаф продаю. Смотри, чудо, а не шкаф! Какое качество, формы! Слушай, Рон, купи шкаф! Недорого отдам!

Невысокий шкаф, на который указывал Фантом, явно давно пережил свои лучшие времена. Потрескавшаяся древесина, облезший лак, покосившаяся дверца – и это не полный перечень недостатков, которые сразу бросились в глаза Стражу.

– И что я с ним буду делать? – улыбаясь, спросил Рон.

– Ну как что, повесишь в него одежду, – подумав пару секунд, ответил Фантом.

– Да? А сам я что, буду ходить голый? – с трудом спрятав улыбку и сделав недоумённое лицо, спросил Рон.

Фантом встал в ступор после столь очевидных последствий покупки шкафа, а его рука непроизвольно потянулась к потёртой фляге, висевшей на боку.

Рон воспользовался паузой, которая обещала затянуться надолго, и двинулся дальше. Через пару минут, встретив по пути ещё несколько знакомых, он попал наконец в торговые ряды поисковиков.

Так, кто здесь есть сегодня? Камень, Горбатый, Лагер – хорошо знакомые Рону поисковики. О, за прилавком щурит глаза сам Костяк, работающий сразу на несколько удачливых отрядов Кулона. С ним и поговорим.

Рон, внимательно рассматривая представленные товары, медленно приблизился к прилавку Костяка. Возле него нервничал один из покупателей, пытавшийся сбить цену на массивную чашу из тёмного от времени металла. Сквозь патину просматривался какой-то затейливый рисунок.

– Костяк, это дорого! – уверенно сказал покупатель. – Вы тут совсем цены подняли!

– Не нравится – сходи сам в Потерянные земли, – ответил спокойный Костяк.

– Да в ней же ничего такого нет! – продолжил покупатель.

– Нет так нет, – флегматично согласился Костяк.

– Костяк, ну скинь хотя бы пару монет! – не отставал покупатель.

– Послушай, Зубец, – не выдержал Костяк, видимо знавший надоедливого покупателя, – ты шёл мимо и иди мимо! Я должен кормить твоих детей? Я и так тебе скидку сделал, ты что, думаешь, ты самый умный? Я тебе говорил, что в том выходе, где её взяли, – Костяк указал на чашу, – один из поисковиков погиб? Говорил. Цена ниже не опускается! Всё, что с того выхода взято, всё идёт вдове поисковика. Ты думаешь, я не знаю, что ты потом её перекупам продать хочешь?! – Костяк явно начал распаляться. – Я сижу на честном проценте, об этом все знают. Скидку на свой процент я тебе дал! Всё, Зубец, не доводи меня, разговор окончен!

Костяк действительно был хорошо известен в Кулоне своей торговой репутацией. Когда-то, будучи поисковиком, он попал в один из выходов под воздействие вампира, одной из самых страшных тварей Потерянных земель. По крайней мере, так думал сам Костяк, который, переночевав со своим отрядом за Хребтом Мёртвых, с утра еле проснулся. Друзья, разбудившие его, едва не зарубили поисковика, обнаружив вместо полного сил мужчины обтянутого кожей скелета. Правда, убедившись, что он жив, поисковики практически на своих руках вынесли Костяка из Потерянных земель в Кулон. Все думали, что он умрёт. Лекарь сказал, что Костяк почти полностью лишился жизненной силы и долго не протянет. Но, вопреки всему, Костяк выжил. Слабость, так и не покинувшая его тело, больше не позволила Костяку выходить на поиски артефактов. Но деятельная натура нашла своё применение в торговле. Костяк был предельно честен, имел безупречную репутацию и, как бывший поисковик, хорошо разбирался в артефактах и ценностях, которые добывались в Потерянных землях. Несколько отрядов поисковиков быстро убедились, что им гораздо выгоднее иметь за небольшой процент своего человека на базаре, чем выделять специально для торговли одного из членов своих команд. Сам Страж тоже имел пару раз дела с Костяком и остался с самыми лучшими впечатлениями.

Конечно, Рон прекрасно знал, что особо ценные находки и артефакты на базар почти не попадали, но Костяк владел связями и информацией, с ним консультировались, зачастую его привлекали как посредника между поисковиками и скупщиками. В общем, где-то такой человек Рону и был нужен для организации скупки даже не артефактов, а магических материалов, которые поисковики добывали с тварей Потерянных земель.

Костяк ещё продолжал что-то недовольно бурчать себе под нос, когда раздосадованный Зубец ретировался, а Рон приблизился к его прилавку и поздоровался.

Торговец хмуро посмотрел на Стража. Потом устало провёл костлявой ладонью по лицу.

– А, привет, Рон! Не обращай внимания, тут один стручок мне с утра уже весь мозг высосал, – сказал Костяк.

– Да слышал я, – ответил Рон. – Ты ему говорил, что кто-то из поисковиков погиб?

– Да, – согласился Костяк, – Рыжий, ты его должен знать, он из отряда Пола.

– Молодой, рыжеволосый? Он ещё без клинка, только с ножами всегда ходил? – уточнил Страж.

– Ага, он, – подтвердил Костяк.

Они помолчали.

– А сколько за чашу хочешь?

– Пять серебряных монет.

Рон достал муадор и протянул его Костяку:

– Вот, для вдовы.

Костяк достал кошель и начал отсчитывать сдачу.

– Нет, Костяк, сдачи не надо, – сказал Рон.

Торговец не возразил, молча кивнул и спрятал золотой в карман.

– Наслышан, Рон, о твоём отряде, – сказал Костяк, внимательно оглядев Стража, – вижу, люди правду говорят, ты даже внешне изменился. Неужели вы действительно пошли на службу к магам Свободных территорий?

– Правду, правду, – согласился Рон, – и у меня к тебе серьёзное предложение есть. Ты сегодня когда освободишься?

– День сегодня слабый, – ответил Костяк, – думаю, через пару часов закончу.

– Тогда давай к обеду приходи в наше представительство. Где особняк бывшего городского головы, знаешь?

– А как не знать! – усмехнулся Костяк. – Хорошо, буду.

Попрощавшись с торговцем, который всё же заставил Стража забрать как оплаченную покупку потемневшую от времени чашу, Рон ещё с полчаса побродил по торговому ряду. Переговорил со знакомыми поисковиками, посмотрел на выложенный товар. Ничего особенного не попалось, артефактов не было в продаже вообще. Рон пришёл к выводу, что поисковики явно ожидают скорого прибытия в город скупщиков, поэтому основной их добычи из Потерянных земель на прилавках и не было.

Что ж, до обеда ещё есть время, можно зайти в «Острый клинок», трактир, где предпочитали собираться в основном ветераны, пограничники и городские стражи. Хозяин трактира, Шило, суровый ветеран, отдавший на службе интересам королевства пару десятков лет своей жизни, был хорошо известен Рону. Познакомил их Пискун, у которого Шило когда-то был первым наставником в армии. Пискун очень уважал своего бывшего командира, который, по его словам, несколько раз спасал ему жизнь. Именно по настоянию Пискуна их отряд пару раз отмечал своё удачное возвращение из Потерянных земель в трактире Шила.

Свернув в переулок, который вёл к «Острому клинку», Рон увидел, как из дверей трактира вышел мужчина, тащивший обеими руками огромную полосатую земляную ягоду. Когда они поравнялись, Рон, кивнув в сторону трактира, спросил у него:

– Шило на месте?

Мужчина с красным от напряжения лицом и выпученными от усилий глазами только сейчас увидел Рона. Услышав его вопрос, он сделал ещё один неровный шаг, вплотную приблизившись к Стражу, и неожиданно сгрузил в его руки земляную ягоду.

Рон, машинально приняв её, удивлённо посмотрел на мужчину.

Тот облегчённо вздохнул, вытащил из кармана грязный платок, вытер вспотевший лоб, сложил платок, убрал его обратно в карман, развёл руки в стороны и сказал:

– А я знаю?

После этого выхватил у озадаченного Рона земляную ягоду и, кряхтя от усилия, потащил её дальше.

«Нечего было спрашивать», – улыбнувшись, подумал Рон, продолжив свой путь к «Острому клинку».

Шила на месте не оказалось. Слуга сказал, что хозяина с утра ещё так и не было. Пара знакомых пограничников с той самой заставы, возле которой сейчас действовал стационарный портал, узнала Рона, и он немного поговорил с ними, выясняя обстановку в Потерянных землях. Не дождавшись Шила, Страж решил повторно наведаться после обеда.

Костяк прибыл в особняк вовремя. Торговец с интересом минут пять ходил вокруг голема, правда, сперва уточнил у Рона, насколько это безопасно. После обеда Рон сначала рассказал любопытствующему Костяку усечённую версию событий в Мекане, а потом наконец перешёл к делу, из-за которого и пригласил того на обед.

– Послушай, Костяк, – обратился Рон к торговцу, когда они расположились за лёгким столиком во дворе, а слуга подал традиционный травяной настой, – ты сейчас на сколько отрядов работаешь?

– На три, – ответил торговец, – раньше было четыре, но что-то у тех поиск не очень удачно складывается в последнее время, поэтому они пока прекратили работать со мной.

– Костяк, в настоящее время я представляю в Кулоне интересы Свободных территорий, – сказал Рон, – и у нас есть к тебе деловое предложение по твоему профилю.

– Я весь внимание, – улыбнулся торговец.

– Я хорошо знаю твою репутацию, – продолжил Рон, – и хочу предложить тебе постоянную работу на Свободные территории.

– В смысле – торговля артефактами и ценностями? – уточнил Костяк.

Рон на пару секунд задумался. Действительно, Рост поручил ему организовать скупку материалов для изготовления амулетов. Но ведь Рост собирался открыть в столице лавку по продаже амулетов. Сам собой напрашивается вывод, что в Кулоне кроме скупки заготовок со временем можно будет организовать и продажу готовых амулетов.

– Сейчас речь идёт пока о скупке магических материалов, которые поисковики приносят из Потерянных земель, – ответил Рон, – но в скором времени, я думаю, в Кулоне будет возможность организовать и продажу амулетов Свободных территорий. Ну, с амулетами жизни и магического щита, которые были сделаны в Свободных территориях ещё до войны, ты, естественно, знаком. Я же говорю о новых амулетах, новых не только по времени изготовления, но и по качеству. Те амулеты, которые сейчас изготавливают наши маги, намного лучше старых, долговечней, надёжней и мощнее. О боевых артефактах я вообще молчу. Кроме того, недавно у магов Свободных территорий появились абсолютно новые амулеты связи, которых раньше вообще не было.

– Так это правда? – не поверил Костяк. – Мне говорили, что у городского головы, барона Тито, появился амулет, с помощью которого он связывается с Меканом.

– Правда, – подтвердил Рон. – Кстати, власти поддерживают деятельность представителей Свободных территорий в королевстве, а Леннар заключил договор о широчайшем сотрудничестве с нами.

– Да, – сказал Костяк, задумчиво посмотрев на Рона, – всегда знал, что у тебя хорошие перспективы, но не ожидал, что ты пойдёшь так далеко. Ладно, допустим, я могу взять на себя ту работу, которую ты мне предлагаешь. Но у меня есть пара вопросов.

– Пожалуйста, – кивнул Страж.

– Почему ты обратился ко мне? – спросил Костяк.

– Это просто, – ответил Рон, – из-за репутации. Твоя честность известна многим в Кулоне. Конечно, я думаю, многие согласились бы поработать на нас, но у магов Свободных территорий не бывает предателей. Человек, который может обмануть, нам изначально не интересен. Ты слышал, что в Ленне практически объявлено военное положение, что страна находится на пороге войны? Так вот, Свободные территории войны с некромантами не прекращали. У нас суровая дисциплина и жёсткое отношение к людям, которые нас обманывают. Нам также важно, – продолжил Страж, – что ты разбираешься в своём деле и знаешь людей.

– Ответственность за работу меня никогда не пугала, – сказал торговец, – так что по поводу суровых наказаний, Рон, можешь не продолжать. Хотя спасибо, всё равно приятно услышать такую оценку. Следующий вопрос я не могу не задать. – Костяк улыбнулся. – В первую очередь я торговец, какое будет мне вознаграждение?

– А как ты хочешь, – уточнил Рон, – часть от сделок или еженедельную оплату?

– Хмм, – на секунду задумался Костяк. – Часть от оборота тоже хороша, но она может сильно колебаться. Сегодня товара много, завтра мало, ты понимаешь. Так что стабильная оплата гораздо интересней.

– Хорошо, сколько ты сейчас имеешь в неделю? – спросил Рон.

– По-разному, – ответил Костяк, – от двух до пяти муадоров.

– Думаю, мы могли бы предложить тебе десять золотых в неделю, – уверенно ответил Рон, готовый к такому разговору.

– Заманчиво, заманчиво, – ответил торговец, – я в принципе согласен. Невыполненных обязательств перед поисковиками у меня нет, а за пару дней я смогу завершить все свои общие дела с ними и сосредоточиться только на твоих задачах. – Костяк глухо закашлялся, сипло вдыхая воздух. Когда внезапный приступ кашля прошёл, он продолжил: – Есть у меня ещё одна просьба, если её можно будет выполнить, я тогда весь с потрохами ваш.

– Слушаю, – сказал Рон.

– Ты сам видишь, что от меня осталось после Потерянных земель, – вздохнул торговец, – лекари недоумённо крутят головой, говоря, что это чудо, что я вообще выжил. Целители, к которым я обращался, браться за восстановление моего здоровья отказываются. Думают, что меня спасли небольшие магические способности, которые, оказывается, – Костяк натянуто улыбнулся, – у меня были. О магах Свободных территорий ходит множество легенд, и, если они хотя бы на четверть правдивы, возможно, ваши маги смогут мне помочь? При таких условиях я согласен даже на заработок в свои пять муадоров.

– Костяк, – ответил Рон, – ты же знаешь, я воин. За магов Свободных территорий я тебе ответить не могу. Но если ты будешь работать на нас, я могу тебе обещать, что попрошу Роста, а это самый сильный маг, которого я знаю, чтобы он тебя посмотрел. Оплату оставим всё же в десять золотых, ты должен будешь отстаивать только наши интересы. А если возьмёшь на себя в Кулоне и торговлю нашими амулетами, то, думаю, заработок ещё увеличится. Тебя это устроит?

Костяк ещё пару секунд смотрел на Рона, а потом решительно тряхнул головой:

– Хорошо, Рон, я согласен. Какие будут основные задачи?

– В первую очередь надо организовать скупку магических материалов из Потерянных земель.

– Объёмы? – уточнил Костяк.

– Все доступные материалы, – ответил Рон. – Мы также заинтересованы в ценных артефактах, которые могут быть на руках у поисковиков. Особое внимание – морионам любого вида.

Костяк удивлённо посмотрел на Рона:

– В Кулоне не многие могут позволить себе выкупить такие артефакты.

– Средства будут, – ответил Страж и достал специально приготовленный для Костяка кошель с золотом. – Это на первое время. Каждую неделю будешь доставлять материалы в особняк… В ближайшие дни я выдам тебе такой же амулет, как у барона Тито, чтобы мы могли связываться по мере необходимости.

– Хорошо, – сказал Костяк, – вместе с материалами будет и еженедельный отчёт о расходовании и наличии средств.

– Прекрасно, – отозвался Рон, – скоро здесь будет постоянный представитель, которому дадим в отношении тебя все указания. Так что за работу!

Рон и Костяк скрепили договор крепким рукопожатием. Прощаясь, торговец сказал:

– Рон, хочу тебя предупредить. Думаю, что скупщикам, которые вот-вот должны приехать в Кулон, скорее всего очень не понравится, что вы перебиваете им выгодное дело.

– Мы, – поправил Рон.

Костяк поморщился:

– Ну да, мы перебиваем.

– По этому поводу не переживай, – усмехнулся Страж, – в столице их быстро прижмут, в наших компаниях участвует сам Леннар. А здесь, на первое время, я и сам с ними переговорю в случае необходимости.

– Хорошо, – согласился Костяк, – тогда успехов нам.

– Ты сделал правильный выбор, не сомневайся, – твёрдо заверил Страж.

Когда Костяк ушёл, Рон отправился в «Острый клинок», намереваясь всё же переговорить с Шилом. Ему повезло, хозяин трактира оказался на месте. Рон вкратце обрисовал ситуацию и попросил Шило помочь с поиском людей, которые хотели бы послужить Свободным территориям. Ветеран сразу же поинтересовался судьбой Пискуна, и Рон рассказал трактирщику, как они попали под Облако преобразования и о возможности излечения магами Свободных территорий поисковиков, попавших под воздействие спор серого гриба. Ведь многие из поисковиков были ветеранами, отслужившими в армии королевства, и поддерживали отношения с трактирщиком, и Шило мог бы направить таких к Стражу.

Хмурый трактирщик внимательно выслушал Рона, подробно расспросил его о требованиях к вероятным кандидатам и, удовлетворившись ответами, обещал своё содействие. Узнав, что Рон ищет также постоянного управляющего для представительства, Шило немного подумал и спросил:

– Возраст играет какую-то роль?

– Для управляющего, думаю, нет, – ответил Страж.

– Тогда, – сказал Шило, – полагаю, я мог бы поработать с вами. Что-то засиделся я в этом трактире. Сын вырос, вполне может самостоятельно дела вести. А у вас, что-то мне подсказывает, скучать не придётся.

– Вот это дело! – обрадовался Рон, вариант с Шилом был очень удачным.

Договорившись с трактирщиком, что тот прибудет в особняк завтра к обеду для ознакомления с задачами управляющего, Рон вернулся в особняк.

Дела сдвинулись, что не могло Стража не радовать. Осталось переговорить с командирами поисковых отрядов, и первоочередные задачи в Кулоне можно считать выполненными. А значит, через несколько дней можно будет, убедившись, что представительство заработало, вернуться в Мекан.

Вечером Рон поужинал с Тито. Барон сообщил, что он связывался с Литоном, который пообещал ему отправить несколько человек из канцелярии, имеющих опыт в выявлении Детей судьбы. Герцог также обещал при первой возможности переговорить с магами Свободных территорий по поводу артефактов, позволяющих определять пособников некромантов. Потом Тито, как истинный вояка, долго и подробно расспрашивал Рона о боевых артефактах Свободных территорий, очень уж его впечатлили разрушения, которые он увидел, когда прибыл в Кулон.

На следующий день Рону пришлось с утра отправиться с бароном за городскую стену. Там в одной из безлюдных балок он показал, как действует Муха. Ничего, пара зарядов стоит хороших отношений с властями. Барон впечатлился, его помощники, которые тоже лицезрели результаты применения этого артефакта, восхищённо поцокали языками, после чего вместе с Тито насели на Стража с просьбами посодействовать в получении от Свободных территорий партии этих боевых артефактов.

На обед в особняк прибыл Шило. Хмурый ветеран с интересом рассмотрел голема, познакомился со слугами и переговорил с Роном о задачах по представительству в Кулоне. Шило нисколько не удивился, что Костяк тоже будет работать на Свободные территории, и сдержанно похвалил выбор Рона. В конце концов, когда все вопросы по организации работы были оговорены, Шило пообещал сегодня завершить дела в трактире и уже завтра с утра прибыть в особняк. Потом Рон должен был отправиться с ним в ратушу, чтобы отрекомендовать его барону Тито как руководителя представительством Свободных территорий на время своего отсутствия.

Перед Роном встал вопрос оснащения новых служащих Свободных территорий амулетами связи. Поразмыслив над ним и зная, что все резервы направлены Ростом для армии королевства и открытия торговой лавки в столице, Рон решил, что несколько дней с этим ещё можно подождать, тем более что пока он находится в Кулоне, то может лично встречаться с Костяком и Шилом для решения тех или иных задач.

Вечером того же дня Страж ещё раз посетил «Острый клинок», где Шило познакомил его с одним из ветеранов, отличным мечником, который согласился заниматься с Роном по утрам на заднем дворе особняка, где была удобная для этого площадка, да ещё и скрытая от посторонних глаз.

Оттачивать мастерство владения клинком пришлось не принимая боевой трансформации, потому что мечник физически не успевал за движениями Рона. Да и вообще, в начале занятий побледневший Ножны, как звали мечника, хотел отказаться от работы с Роном. Ему хватило двух минут поединка с изменённым Стражем, чтобы получить пару десятков касаний тупым учебным клинком. Он согласился на продолжение занятий только при условии, что Страж не будет использовать боевую трансформацию. Рону было важно улучшить свои боевые навыки, и он, рассудив, что полученные знания и умение владеть клинком и телом в личине оборотня только улучшатся, легко согласился на такое условие.

Когда Рон вернулся из ратуши, в особняк прибыл Костяк за дополнительными деньгами. С собой он привёз значительную партию заготовок для артефактов и сетовал, что ещё на такое же количество уже имеет предварительную договорённость со многими поисковиками, но деньги уже закончились. Рон выдал ему ещё один кошель с муадорами. Если закупка пойдёт такими темпами, то в ближайшие дни Стражу придётся связаться с Ростом, чтобы попросить дополнительных средств для работы в Кулоне.

Но этого не потребовалось. На следующий день в Кулон прибыл со значительной суммой золотых Пучок, возвращавшийся из комплекса после сопровождения туда группы будущих магов Свободных территорий.

Рон искренне обрадовался, когда увидел Пучка. Лекарь с шутками рассказал ему, как он доставил Хранителю толпу ошарашенных новобранцев. К тому же сообщил, что в ближайшие дни в комплексе будут готовы ещё два боевых голема, которые Хранитель планирует отправить для укрепления баз в Кулоне и Мекане. Так что безопасность в представительствах вскоре укрепится. Ещё одной приятной новостью стало то, что кроме курсантов, как назвал Рост будущих магов, Пучок доставил в комплекс большое количество заготовок для артефактов, а Хранитель обещал незамедлительно организовать изготовление амулетов. Так что у Рона появлялось уже два варианта получить необходимые ему амулеты связи: отправиться в комплекс, где забрать големов и готовые амулеты, или обратиться к Росту, который тоже найдёт возможность выделить для Кулона пару десятков артефактов.

Около полудня, проводив Пучка в Мекан, Рон встретился в «Одноруком големе» с командирами нескольких отрядов поисковиков. В Потерянных землях ничего не менялось, твари попадались так же часто, а находок становилось всё меньше. Поисковикам приходилось каждый раз продвигаться всё глубже в опустошённые земли, чтобы найти нетронутые места с артефактами, вблизи границы разыскать артефакты становилось всё труднее и труднее.

Узнав, что в Потерянных землях объявились старые хозяева, поисковики с интересом выслушали Рона. Впрочем, в своём большинстве они не выразили особого желания идти на службу Свободным территориям, хотя и обещали подумать над этим, а сейчас только уточнили у Стража, не имеют ли маги каких-либо претензий к поисковикам. Новость Рона о том, что маги Свободных территорий умеют излечивать заражение спорами серого гриба, заставила многих призадуматься. Один из командиров, только с утра прибывший со своим отрядом в Кулон, задержал Стража после того, как все разошлись. Поисковик сообщил ему, что пятеро его людей как раз в последнем выходе попали под Облако преобразования и сейчас находятся в городке, чтобы попрощаться с близкими, а потом уйти в последний выход в Потерянные земли. Рон договорился с ним, что поисковик соберёт своих заражённых товарищей сегодня вечером в трактире «Первый амулет» для встречи со Стражами.

Вернувшись в особняк, Рон застал терпеливо ожидающего его мальчишку, которого послал Костяк с новостью о прибытии в Кулон скупщиков артефактов. Малолетний курьер с важным видом поведал Стражу слова Костяка, что перекупы были очень раздражены появлением сильного конкурента на своей, как они считали, территории. Рон поощрил посыльного мелкой монетой, после чего тот, изобразив на лице выражение выполненного долга, смущённо попросил разрешения потрогать голема. Страж сделал вид, что раздумывает над просьбой, а пацан с тревогой замер. После того как Рон всё же разрешил курьеру осмотреть голема, что мальчишка с восторженным лицом и проделал, Страж понял, что на одного сторонника в Кулоне у него стало больше.

Новость о прибытии в город перекупов не сильно обеспокоила Рона. Надо будет, он вызовет из Мекана свой отряд, и они быстро приведут в чувство зарвавшихся торговцев.

После обеда Рон посетил всех родственников Стражей, которые оставались в городе, и выдал каждому немалое, по меркам Кулона, денежное содержание.

А вечером Страж отправился в «Первый амулет». Товарищи попавших под действие спор серого гриба не оставили тех с бедой наедине, поэтому Рона в трактире ждал весь отряд поисковиков, насчитывающий полтора десятка человек. Многих из них Рон хорошо знал, некоторые были незнакомы. Рону пришлось в очередной раз изложить историю своего отряда. К окончанию рассказа вокруг их столов собралась ещё пара десятков поисковиков, заинтересованно вслушивающихся в слова Стража.

– …вот такие условия излечения, – закончил Рон.

– А что, нельзя вопрос решить деньгами? – переспросил один из заражённых с мрачным выражением лица, покрытого красными точками мелкой сыпи.

– Нет, – категорически ответил Рон, – принятие гражданства Свободных территорий – это практически единственное и основное условие излечения, сама процедура подразумевает наделение организма Стража особыми возможностями. Не спрашивайте какими, я и так многое вам рассказал.

– И как оно, на службе у магов? – спросил другой поисковик, лицо которого наискось пересекал уродливый шрам.

– Да нормально, – улыбнулся Рон, – не скучаем. Хотя, не буду скрывать, опасностей много.

– Ну, опасностями нас не напугать. А платят как? – раздался из-за спин ещё чей-то вопрос.

– Мы на полном довольствии, – ответил Рон, – и денег хватает, чтобы обеспечить наших близких и родственников всем необходимым.

В горле у Рона совсем пересохло. Так много говорить, как в последние дни, ему ещё никогда не приходилось. Он воспользовался паузой в вопросах, чтобы отхлебнуть травяного настоя.

Рон поставил кружку на стол, и поисковик со шрамом хотел ещё что-то спросить, но в это время дверь в трактир резко распахнулась, с грохотом ударив по стене. С улицы зашли шестеро вооружённых мужчин в лёгких доспехах. Когда они с настороженными лицами полукругом расположились в центре зала, в трактир зашло ещё трое людей. Один из них упёрся злыми глазами в поисковиков за столом, где сидел Рон, и спросил в наступившей тишине:

– Ну и где этот новоявленный стражник мёртвой страны?

Рон, ощутив буравящий его спину взгляд, медленно обернулся и спокойно посмотрел на ворвавшихся в трактир людей.

– Перекуп со своими наёмниками, – шепнул кто-то со стороны.

В это время к скупщику бочком приблизился трактирщик, вытирая руки о полотенце, заткнутое за пояс.

– Господин Тан, – обратился Черпак, хозяин «Первого амулета», к перекупу, – я вас попрошу все вопросы выяснять на улице. У нас тут приличное заведение…

Его слова были прерваны резким ударом в живот стоявшего рядом наёмника, отреагировавшего таким образом на недовольный взмах головы перекупа в сторону трактирщика. Черпак проглотил окончание фразы и, скрючившись от боли, упал на пол. Поисковики возмущённо загалдели.

– Так что, где этот слизняк Потерянных земель? – перекрикивая шум, повторил свой вопрос перекуп.

Страж поднялся. Перекуп, зыркая исподлобья на Рона, напрягся ещё больше. В это время рядом с Роном встал поисковик со шрамом и сказал:

– Послушай, Тан. У нас так себя чужаки не ведут. Рассчитайся с трактирщиком за причинённую ему травму и выметайся отсюда. Или мы выкинем тебя из города сами.

В подтверждение его слов рядом начали вставать остальные поисковики.

Наёмники приблизились к перекупу.

Рон понял, что, если Тан не даст обратный ход, без жертв не обойтись. Многие поисковики пришли в трактир налегке, без амулетов и клинков, имея при себе лишь короткие кинжалы. Наёмники же были просто увешаны всевозможным оружием, а их лёгкие доспехи без труда защитили бы от ударов кинжалов местных.

Рон, приняв решение, рукой подал поисковикам знак не вмешиваться.

Все притихли.

Страж сделал пару шагов вперёд и сказал:

– Ты зря наносишь обиду мне, как Стражу Свободных территорий. Этим ты бросаешь вызов многим.

– Да кто ты такой, чтобы учить меня?! – раздражённо бросил скупщик. – Знаешь, сколько таких пытались влезть в моё дело? Ты, отрыжка Потерянных земель, убирайся в свою пустыню, пока ещё можешь передвигаться.

– Я тебя предупреждал, – спокойно ответил Страж.

В притихшем зале раздались чёткие щелчки появляющихся суставов, и Рон, принявший боевую трансформацию, сделал шаг вперёд. Половицы со скрипом просели под весом его тела. Наёмники отшатнулись, скупщик побледнел. По трактиру прокатился ошеломлённый вздох поисковиков и других посетителей.

– Оборотень, значит, – выдавил из себя слова перекуп. – Да таких оборотней мои люди на куски резали, ещё когда ты под стол пешком ходил!

Он быстро поднял правую руку и опустил её, направив указательный палец на Рона. Стоявший рядом с ним наёмник мгновенно выхватил два клинка, зловеще блеснувшие холодной сталью, и бросился на Рона.

Страж не стал делать попыток уклониться. Наоборот, он сделал ещё шаг вперёд. Его правая рука резко ударила бегущего на него наёмника прямо в кирасу. Отброшенный чудовищным ударом наёмник с такой силой разнёс ближайший стол и врезался в стену, что за стойкой задребезжала посуда. С потолка на бессознательное тело в треснувшей кирасе просыпались мелкие каменные крошки.

Скупщик скрипнул зубами, поднял обе руки и опустил их, уже указывая на спокойно стоявшего на месте Рона обоими указательными пальцами. С шелестом клинки покинули свои ножны, и уже все наёмники бросились на Стража.

Рон сделал шаг в сторону, уходя от направленного ему в грудь клинка, присел, уклоняясь от второго. Резкий удар левой руки – и коленный сустав ближайшего к нему наемника с хрустом лопнул, а опорная нога согнулась в неестественном положении, подбив вторую его ногу. Тело первого охранника ещё не успело упасть на пол, а Рон, пружинисто выпрямляясь, ударил правой рукой второго, по инерции слегка подавшегося вперёд. Тело наёмника взлетело вверх и с треском впечаталось в потолок.

Короткий шаг вперёд и одновременный удар левой рукой, и ещё один наёмник, которому Рон попал в наплечник, закрутившись юлой, резко бьётся о деревянный столб, поддерживающий потолок. Неудачно бьётся, головой, и, оглушённый, падает на пол сразу после тела предыдущего наёмника, отлипнувшего от потолка.

В зале раздаётся нечеловеческий вой первого наёмника со сломанной ногой.

Оставшиеся на ногах солдаты перекупа переглянулись, пара из них мелкими шагами стала перемещаться за спину Стража, опять спокойно застывшего на месте.

Один из них сделал почти неуловимое движение рукой, и Рон едва успел отклониться от острого метательного ножа, всё же чиркнувшего по ороговевшей коже на правой щеке. И тут же последовала одновременная атака наёмников со всех сторон.

Рон делает прыжок вперёд, левой рукой перехватывает опускающуюся руку одного из наёмников, легко переламывая его запястье. Зажатым в его руке клинком отбивает удар следующего наёмника и на обратном ходе сильно, до кости разрубает его ногу выше колена. В воздух бьёт фонтан крови из перерезанной бедренной артерии, а в это время Рон, подхватив потерявшего сознание от болевого шока первого наёмника, швыряет его тело в двух оставшихся воинов. Один успевает отклониться, а второй, снесённый телом своего товарища, с грохотом влетает в стенной шкаф, вдребезги разбивая полки с посудой. Последний наёмник успевает выпрямиться и наносит удар клинком, целясь по шее Стража. Рон легко перехватывает этот удар, намертво зажав его руку. По металлическим пластинам, закреплённым на кожаных наручах наёмника, со скрежетом проходят когти Стража, оставляя на металле глубокие борозды.

Наёмник бьёт второй рукой, пытаясь достать Рона зажатым в ней кинжалом, но Страж перехватывает и эту руку. Практически подняв наёмника в воздух, Рон делает вместе с ним несколько шагов к ближайшей стене и с силой вонзает клинок и кинжал в стену, скрещивая их под подбородком наёмника таким образом, что тот вынужден замереть на носках, иначе клинки перережут ему горло.

Страж отпустил его руки и убедился, что охранник перекупа сразу же схватился за рукоятки вошедших почти наполовину в стену клинков, помогая себе удерживать тело в подвешенном состоянии. Правда, наёмник при этом болезненно зашипел, так как пару пальцев во время короткой борьбы Рон ему всё же переломал.

Совершенно не обращая внимания на скупщика, ошарашенно оглядывающего место побоища и, видимо, ещё не осознающего, что он проиграл, Рон склонился над его охранником, у которого было рассечено бедро. Страж быстро сорвал с него поясной ремень и умело перетянул пострадавшему ногу выше страшной раны.

– Если ему срочно не окажут помощи, – глухо сказал Рон, распрямившись и обращаясь к побагровевшему Тану, – то он вскоре умрёт.

– Думаешь, ты победил? – прошипел скупщик. – Сейчас ты тоже умрёшь!

С этими словами Тан выхватил из кармана амулет Огненного кнута и направил его на Стража.

Рон активировал магический щит.

«Лучше поздно, чем никогда», – пронеслось в голове Стража.

– Именем короля, остановись, – от входа раздался голос барона Тито, – или, Тан, ты будешь приговорён к смерти! Боевые амулеты запрещено использовать на территории Кулона!

С повреждённого наёмником потолка шумно отвалился и упал на пол, вызвав облако пыли, кусок перекрытия.

Перекуп ещё секунду поколебался, но убрал дрожащей рукой амулет обратно в карман.

С щелчками исчезли дополнительные суставы Рона, и вошедший в трактир в окружении нескольких вооружённых солдат Тито увидел его уже в обычном облике.

– Это недоразумение, – сказал Тан дрожащим от неутихнувшей ярости голосом.

– Я так и думал, – усмехнулся барон и приказал офицеру, зашедшему вместе с ним в трактир: – Задержать Тана и его людей.

– Вы не можете! – выдавил из себя вновь побагровевший перекуп. – Я уважаемый человек…

Двое дюжих городских стражников не дали ему договорить и, заломив Тану руки, вытолкали его на улицу. Стражники, оставшиеся в трактире, стали постепенно выносить покалеченных наёмников на улицу, а лекарь, прибывший вместе с бароном, стал оказывать им первую помощь.

Тито, аккуратно перешагивая через тела и обломки мебели, подошёл к стоящему на носках возле стены наёмнику и с интересом его осмотрел. Потом сделал пальцами несколько щелчков по металлу клинка, вбитого в стену, послушал раздавшийся от этого глухой звон, достал из кармана платок и промокнул пот, выступивший у наёмника на покрасневшем от напряжения лице. Посмотрел на него ещё минуту и обернулся к Рону:

– Оригинальное решение, Рон. – Тито откровенно ухмылялся. – Честно говоря, я предполагал, что Тан попробует с тобой разобраться, но чтобы так резко? Здесь он, конечно, погорячился. И, господа, – барон, повысив голос, обратился к поисковикам, которые делали вид, что их в трактире нет, – все могут быть свободны, заведение закрывается на ремонт.

– Тито, ко мне есть претензии? – спросил Страж.

– Какие претензии, Рон? – ответил городской голова. – Это я должен извиниться, что прибыл так поздно… А ты силён… – протянул Тито, глядя, как стражники подставили под ноги пришпиленного к стене наёмника скамью и тщетно пытаются вырвать из стены зажавшие его клинки. – Один и без оружия. Да… Свободные территории тебя сильно изменили, Рон. Один против восьмерых опытных наёмников… – Барон покачал головой. – Теперь я понимаю, как вы помогли отстоять Мекан…

Рон пожал плечами.

Барон подошёл к нему ещё ближе и совсем тихо, чтобы слышал только Страж, прошептал:

– Завтра, к сожалению, я должен буду Тана отпустить. Думаю, уже через полчаса меня начнут искать его компаньоны с бумагами, обязывающими оказывать необходимое содействие предъявителю. Да, Рон, я таких скупщиков знаю, они именно так и работают. Подкупили пару чиновников высокого уровня, те сделали им нужные бумаги. Ничего, Литон скоро их всех вычистит. Могу пообещать, – Тито улыбнулся, – что до утра меня компаньоны Тана не найдут. И мне кажется, Рон, что перекупщик от тебя не отстанет. Крайне злопамятный тип, если я не ошибаюсь. Лучше бы ты ему что-нибудь тоже случайно поломал… – Улыбка барона стала несколько зловещей. – Думаю, в городе, – продолжил голова, – он больше на тебя нападать не рискнёт, но всё же поберегись.

– Спасибо, Тито, – поблагодарил Рон, – я твой должник.

Тито махнул рукой, показывая, что всё это мелочи, коротко пожелал Рону хорошего отдыха и с интересом присоединился к своему офицеру, наблюдающему, как уже трое стражников пытаются освободить неудачливого наёмника.

Рон вышел на улицу и с удовольствием вдохнул полной грудью прохладный вечерний воздух. Потом с наслаждением потянулся, расправил плечи и направился в особняк. Пора отдыхать.

Далеко Страж не ушёл. В следующем переулке ему навстречу вынырнули сразу несколько силуэтов.

Рон мгновенно напрягся и уже был готов принять боевую трансформацию, когда узнал в одном из приблизившихся мужчин поисковика со шрамом из трактира.

– Рон, это мы, – окликнул тот, – дожидались тебя, чтобы сказать наше решение.

– «Мы» – это кто? – уточнил Страж.

– Нас восемь, – ответил поисковик, – пятеро тех, которые заражены спорами серого гриба, и трое поисковиков из нашего отряда, они тоже хотят пойти на службу Свободным территориям.

– А они-то по какой причине? – удивился Рон.

– Прониклись твоим рассказом, да и твой поединок с наёмниками очень уж показательным вышел, – усмехнулся поисковик. – Извини, я не представился: Шрам. – Поисковик протянул руку Стражу.

– Ага, следовало этого ожидать, – ответил Рон, пожимая руку. – В Потерянных землях заработал? – кивнул на лицо поисковика.

– Не, – помотал головой Шрам, – ещё в армии.

– Сколько вам надо времени, чтобы быть готовыми к выходу в Свободные территории? – перешёл к делу Страж.

– Дня, думаю, хватит, – пожал плечами поисковик. – Преобразование уже началось, как бы потом не было поздно…

– Договорились, – сказал Рон, – тогда до встречи послезавтра в нашем представительстве. Знаете где?

– Да слышали уже, – хмыкнул Шрам, – как вы отбили особняк у бывшего головы.

Попрощавшись с поисковиками, Страж уже без приключений добрался до дому.

Ночью Рону снилась Лика…

Следующий день пролетел в уже привычных хлопотах. Тито, как и обещал, продержал скупщика в городской тюрьме всю ночь. Ближе к обеду у представительства появился давешний мальчишка, освоившийся с ролью курьера у Костяка. Торговец опять проявил себя с лучшей стороны. Как оказалось, он организовал настоящее наблюдение за Таном, используя Сурка и его друзей. Сурок, этот самый недоросль-курьер, справился с задачей на отлично. Мальчишка сообщил Рону, что после того, как скупщика отпустили, он, взбешённый, покинул город, а пацаны незаметно провели его до самых окраин. Получив вознаграждение на всю компанию, окрылённый Сурок умчался по своим делам.

После обеда Рону пришлось опять посетить ратушу, где Тито торжественно передал ему патент на организацию представительства в Кулоне, а также документы, подтверждающие за Свободными территориями владение особняком.

Удивлённый таким оборотом дела, Рон спросил, почему документы не передали прямо в столице Росту, ведь он договаривался обо всём. На что Тито ответил, что все документы, касающиеся провинций, вручаются местными властями, дабы повысить их авторитет.

Вернувшись в представительство, Рон связался с меканской базой и вкратце доложил Росту об основных положительных событиях в Кулоне. Рон знал, что Рост взвалил на себя в Мекане всю работу, ведь О’Тил пока не появился, поэтому постарался не отвлекать мага несущественными событиями типа столкновения с перекупом. Зато Рон порадовался за Лику, которая, оказывается, была высоко оценена Ростом и заняла пост управляющего всем торговым домом Свободных территорий. Вот тебе и хрупкая девушка… Рон даже немного смутился, когда Рост похвалил его за удачный выбор.

Этим вечером Страж не выдержал и впервые связался с Ликой по амулету. После того как Рон поздравил её с высоким назначением, они ещё долго болтали на разные темы. Девушка весело рассказала о своих планах по обустройству торговой лавки, а Рон упомянул пару весёлых случаев, которые произошли с ним в Кулоне. Лика несколько раз давала понять Стражу, что она волнуется и скучает по нему, а тот никак не мог заставить свой косный язык выразить такие же чувства по отношению к ней. Но всё же, когда они прощались, Рон по тёплому тону Лики понял, что его чувства не остались для неё незамеченными. Страж, сидя во дворе особняка с глупой улыбкой и мечтательным выражением лица, почти физически ощущал, что все неприятности и хлопоты прошлых дней отступили, давая место какому-то новому, зарождающемуся чувству в его груди.

А ночью ему опять снилась улыбающаяся Лика…

Утром в особняк прибыли поисковики. И было их не восемь, а двенадцать. За то время, пока они собирались к походу, ещё четверо их товарищей решили связать свою судьбу со Свободными территориями. Рону пришлось подумать, как поступить с семью незаражёнными поисковиками. Что они будут делать в комплексе? Страж и так договорился с ветераном, впечатлённым его скоростью и силой, о его присоединении к Стражам Свободных территорий в качестве инструктора боевой подготовки для курсантов, то есть молодых магов, шесть с лишним десятков которых сейчас находятся в комплексе под опекой Хранителя. Хмм. Вспомнив сообщение Пучка, что он разделил новобранцев на несколько отрядов, Рон посчитал не лишним довести количество инструкторов до четырёх. Так даже будет лучше. Четверо бывших поисковиков будут охранять кулонскую базу (после столкновения с перекупом Рону это казалось уже далеко не лишним), а четверо других будут гонять курсантов в комплексе. А через неделю их можно поменять местами. В том, что поисковикам найдётся чему обучить молодых магов, Рон не сомневался. С учётом того, что, как говорил О’Тил, в меканской академии им ничего, кроме магических искусств, не преподавали, будущим магам Свободных территорий будет совершенно нелишним узнать много новых вещей из жизни приграничных поисковиков и армейских ветеранов, которых среди прибывших поисковиков оказалось кроме Шрама ещё трое. Так тому и быть. А новых Стражей Рон планировал после процедуры их излечения направить в Мекан для усиления охраны Роста. Хотя сам Рост и решит, как их использовать, скорее всего, на процедуру создания новых Стражей он прибудет лично, по крайней мере такие пожелания он вчера во время разговора и высказывал.

Познакомившись с новыми людьми, Рон провёл с ними короткий инструктаж, потом разделил здоровых поисковиков на две группы по четыре человека и оставил одну в Кулоне под руководством Шила.

До комплекса добрались сравнительно быстро. С порталами то расстояние, которое напряжённые от постоянной опасности поисковики проходили более чем за сутки, сейчас удалось преодолеть всего за пару часов. Сначала порталом из Мекана перенеслись к границе, потом короткий марш, пограничная застава, поход чуть менее часа к порталу у Хребта Мёртвых – и всё, «следующая станция „Портал комплекса Свободных территорий”». Так сказал смеющийся Хранитель, вышедший на связь сразу после того, как отряд миновал незримую границу между королевством Ленна и Потерянными землями.

Комплекс преобразился. Все тоннели были ярко освещены, входы охранялись боевыми големами разных видов. В одном из больших подземных залов, которые Хранитель называл аудиториями, собрались курсанты. О’Нос отрекомендовал Рона как главу вооружённых сил Свободных территорий. В свою очередь Рон представил инструкторов и потребовал с курсантов неукоснительно выполнять все их распоряжения. Новоявленные инструкторы плотоядно улыбались, курсанты напряжённо хмурились.

Хранитель осмотрел будущих Стражей и сказал, что крайне желательно, чтобы Рост через день-два прибыл в комплекс для оказания ему помощи. И не только со Стражами. Он предполагал, что уже сейчас можно увеличить магический резерв нескольким курсантам, чтобы он мог разделить их на учебные группы с разной интенсивностью обучения и специализацией.

Хранитель внимательно выслушал отчёт Рона о его действиях в Кулоне. Когда Страж рассказывал о Костяке, которого он привлёк к работе на представительство, Хранитель чем-то заинтересовался и спросил:

– Какие вампиры? Рон, подожди, какие-то твари выпили кровь из этого твоего Костяка?

– Почему кровь? – удивился в свою очередь Рон.

– Хмм, – запнулся О’Нос, – просто Рост когда-то сталкивался с некими тварями, которые пили из людей кровь. Эти твари боялись света, действовали в основном по ночам, убить их можно было кольями из особого дерева либо обезглавив и ещё там что-то. И они вроде разумны и бессмертны. Надо будет, Рост расскажет. Ты их имел в виду?

– Нет, – отрицательно замотал головой Рон, – о таких я и не слышал. Ещё и разумны, ну надо же! Наши вампиры другие. О них мало что известно. И только потому, что практически не бывает выживших, которые могут рассказать что-нибудь об этих тварях. Вот что мне известно, – начал перечислять Рон. – Вампиры Потерянных земель – это, скорее всего, энергетические существа, которые могут принимать облик жертвы. Были случаи, когда они иссушали нескольких поисковиков и занимали их места в отряде, а потом постепенно убивали всех остальных.

– Что значит «иссушали»? – уточнил Хранитель.

– Так как они энергетические, то питаются, вытягивая энергию из живых существ, – ответил Рон. – Так вот, продолжу. Поисковики говорят, что вампиры действуют роем, по четыре-пять особей. Одна из них полуразумна и управляет действиями других. Их практически невозможно убить, справиться могут только маги, да и то не все. Надо разрушить какие-то там связи в теле роевика, ну, того вампира, который управляет всем роем. Тогда остальные погибнут. Оружие, боевые амулеты на них практически не действуют. Страшные твари. Хорошо, что их почему-то крайне мало, я вот за все свои выходы ни разу с ними не сталкивался, о чём не жалею. А что касается Костяка, так целители сказали, что спас его слабый магический резерв, иначе вампиры наверняка убили бы поисковика.

– Да, – вздохнул Хранитель, – сколько же тварей появилось наверху…

– А вот этого, О’Нос, никто не знает, – ответил Рон. – Поисковики зачастую подвергаются нападениям новых тварей. – Рон вдруг сморщил лоб, сосредоточившись. – Действительно, я даже как-то не задумывался раньше! Это же очевидно! Хранитель, какие-то твари исчезают, какие-то появляются, – может, их специально разводят?!

О’Нос немного подумал.

– Пока это ничем не обоснованное заключение, – сказал он, – хотя… может быть, может быть… Рон, ты понимаешь, что это может означать?

– Что? – удивился Страж.

– Угадаешь или подсказать, кто может разводить тварей? – переспросил Хранитель.

– Некроманты? – изумлённо произнёс Рон.

– А это может означать, – тихо продолжил мысль О’Нос, – что они уже здесь, в Свободных территориях. Так, Рон, надо немедленно сообщить о наших догадках Росту!

– Хранитель, может, всё не так? – предположил Рон. – Ведь мы многое надумали! Да и твари, насколько я знаю, появились сразу после войны, как только над Свободными территориями отбушевали магические возмущения…

– Может, и надумали, – ответил О’Нос, – но Росту об этом стоит знать. Всё, давай собирайся и отправляйся обратно, пора. Да, как не вовремя пропал О’Тил! – в сердцах воскликнул Хранитель.

О’Нос завёл Рона в какое-то тёмное помещение на одном из нижних этажей комплекса. Попросил подумать о чём-нибудь хорошем. Стариковские причуды… Вслух Страж ничего не сказал, а думал о Лике. Вот как оказывается! Лика уже неосознанно ассоциируется у него с хорошим! О’Нос не дал ему долго пребывать в мечтах, вернув в суровую действительность ироничным покашливанием. Он выдал Рону полсотни простых и два управляющих амулета связи, пару десятков артефактов с боевыми плетениями и плетением магического щита.

В зале с портальной площадкой, откуда Рон должен был перенестись за Хребет Мёртвых, к нему присоединились два боевых голема, Веера лезвий и файербола.

Рон моргнул, и мир моргнул вместе с ним. Поняв, что он находится уже на портальной площадке недалеко от границы с королевством, Страж улыбнулся и снова пообещал себе в следующий раз попробовать уловить момент переноса.

Широкоплечий голем Веера лезвий, шелестя сочленениями, размеренно зашагал вперёд. Казалось, его ничто не может остановить. Рон оглянулся. Замыкая их маленькую колонну, позади Стража так же размеренно шагал не менее мощный голем, в узких расщелинах шлема которого то разгорался, то угасал огонь плетения файербола. Ещё на портальной площадке в комплексе Рон тщательно осмотрел его, вспомнив, что он так и не видел до сих пор голема файербол а с целыми руками. Хранитель сказал, что он немного усовершенствовал этого голема. Раньше тот был вооружен клинком из менского железа в одной руке и стационарным парализующим амулетом в другой. Рон засмеялся, мол, одной рукой голем парализует жертву, второй делает нарезку, а файербол ом, соответственно, поджаривает. Хранитель на это ответил, что парализовать противника легко смогут и обычные воины с амулетами, поэтому голема новой версии он вместо парализующего амулета вооружил призрачным клинком, таким как Палаш Рона. Почему-то Хранитель считал, что этим он достиг большей эффективности голема. Ну и ладно. Рон, который видел, как действует голем файербола, даже лишённый рук, нисколько не сомневался в его боевых качествах.

Неожиданно Рона вызвал Хранитель.

«Рон, – радостно сказал О’Нос, – ты где?»

«Где-то между Хребтом Мёртвых и пограничной заставой», – недоумённо ответил Страж.

«У меня есть две новости, хорошая и хорошая. С какой начать?»

«Хмм, дайте минуту подумать, Хранитель, – задумчиво протянул Рон. – А, ладно, давайте с хорошей!»

«Рон, хорошая новость – вернулся О’Тил, – весело доложил Хранитель. – А вторая хорошая новость – он нашёл своего деда!»

«Не верю!» – радостно отреагировал Рон.

«Хмм, – теперь удивился уже Хранитель, – тебе что, Рост о Станиславском рассказывал?»

«О каком Ста-ни-слав-ском?» – по слогам повторил Рон.

«А, забей, знакомый Роста, – отмахнулся Хранитель. – Я тут тоже немножко нагрузил О’Тила полезными вещами, он сейчас к заставе перенесётся, там и встретитесь. Удачи!» – пожелал Хранитель и отключился.

«Здорово, вот и О’Тил появился», – подумал Рон.

О’Тил не заставил себя ждать, через минуту он сам связался со Стражем:

«Рон! Как я рад тебя слышать, дружище!» Он не скрывал эмоций.

«О’Тил! Как ты? – не менее радостно приветствовал друга Рон. – У нас тут столько новостей! Правда, что ты деда нашёл?»

«Правда, Рон. Дед живой!.. А, подожди, Рон, чуть позже свяжусь», – вдруг оборвал себя маг и резко отключился.

Страж заволновался и дал команду големам ускорить движение.

Минут через пять О’Тил снова вышел на связь:

«Рон, ты сейчас где?»

«Где-то между Хребтом и заставой, наверное, уже ближе к заставе, – ответил Страж. – У тебя что-то случилось?»

«У меня нет, – устало выдохнул маг. – Тут какие-то твари заставу зачистили. Я только подошёл к ней, вижу, что-то не то. Пограничников очень мало, всего несколько человек. Дыма над кухней нет. А потом, когда с тобой разговаривал, заметил, как по одному вроде как рябь пробежала. Как на портале в особняке. А, ты же не видел! В общем, я их тоже вроде того, зачистил… Рон, ты когда будешь? – уточнил маг. – А то я думаю границу перейти и с Ростом связаться, дать знать, что я жив и вернулся. Пару минут – и я к тебе навстречу, хорошо?»

«Давай, О’Тил, – обрадованно согласился Страж. – Рост больше всех за тебя переживал, а за меня не волнуйся. Я с двумя боевыми големами, да и через полчаса максимум, думаю, буду возле заставы».

Маг отключился, а успокоившийся Рон продолжил путь. Застава и граница с каждым шагом становились всё ближе. Рон дал команду големам свернуть в неглубокий овраг между двумя холмами, чтобы сократить путь.

Возвращение О’Тила настолько обрадовало Стража, что он несколько отвлёкся от обстановки вокруг.

И немедленно поплатился за это.

Внезапный удар нескольких мощных Воздушных таранов со склона одного из холмов практически полностью вбил передового голема в грунт, кроме этого, на него тут же обвалилась нависающая над оврагом каменная глыба. Снаружи остались торчать только изломанная металлическая рука и небольшой участок шлема голема.

Рон мгновенно отпрыгнул в сторону, пытаясь уйти с линии возможного удара.

Дзанг! Дзанг!

В магический щит Стражу ударили и упали на землю оплавленными кусками металла два арбалетных болта со склона другого холма.

Одновременно с этим чудовищный удар сверху легко вмял голема файербола в землю. Глухо взорвался его шлем, сминаемый мощной невидимой силой.

Рон неудачно приземлился, поскользнувшись на камне. С щелчками появились дополнительные конечности, лицо затянулось ороговевшей кожей, а тело покрылось выпирающими сквозь ткань комбинезона буграми могучих мышц. Страж применил боевую трансформацию. Глухо звякнули по камню длинные когти, и Рон выпрямился, готовый встретить врага.

Кхар-р! Кхар-р!

Два облака костяных дротиков тусуров практически одновременно ударили в щит Стража, заставив его пошатнуться.

Рон активировал Палаш и резко развернулся, подставляя призрачное лезвие под удар клинка костяного голема.

Дзанг!

От столкнувшихся клинков брызнули искры.

Кхар-р!

Ещё один тусур атаковал дротиками спину Рона. Магический щит выдержал.

Дзанг!

Рон отбивает Палашом ещё один удар первого тусура.

Дзанг!

Страж, немыслимым образом изогнувшись, отбивает длинным кинжалом, зажатым в другой руке, удар второго тусура со спины.

Но внезапно появившийся сбоку третий тусур сильнейшим ударом пробивает щит Рона и отрубает ему руку.

Пошатнувшись, Страж всё же смог завершить второй рукой удар Палашом, и покрытая наростами костяная голова одного из тусуров, кувыркаясь, улетела в сторону.

«Рон, уходи! Рон, уходи! – тщетно пытался докричаться до Стража, ослеплённого боем, Хранитель. – О’Тил! О’Тил!» Но маг тоже не отвечал.

Удар второго тусура отсёк Рону другую руку, а одновременно с этим первый костяной голем перерубил Стражу колено.

Через секунду на землю упал обрубок тела, оставшийся от Рона. Истекая вязкой, тёмной кровью, лишённый конечностей, Страж, однако, оставался в сознании.

Тусуры, уже замахнувшиеся, чтобы прикончить Стража, внезапно остановились, затем отодвинулись в стороны.

Послышались шаги. Не в силах повернуть голову, терзаемый жесточайшей болью, Рон ждал, когда его наконец прикончат. Он смутно увидел, что над ним появилось чьё-то лицо.

– Я тебе говорил, слизняк, – раздался голос скупщика Тана, – чтобы ты убирался? Ты не послушал. Теперь ты умрёшь.

Рон напрягся, силясь что-то сказать…

Тан злобно засмеялся:

– Что, нечем плюнуть мне в лицо?

Из горла Рона донеслись нечёткие шипящие, булькающие звуки.

– Чего? – переспросил улыбающийся перекуп и наклонился пониже, чтобы разобрать, что говорит Рон.

– Увидимся… – смог выговорить более разборчиво Страж, и свет в его глазах погас, сменившись улыбающимся образом Лики.

Рон уже не видел, как Тан исступлённо рубил его тело на мелкие куски и несколько наёмников с трудом смогли оттащить своего хозяина от заляпанной бурыми пятнами каменистой земли.

Рон не видел, как один из людей Тана, которого скупщик послал за ранцем Стража, отлетевшим во время боя в сторону, поднял его и в ту же секунду ранец взорвался, разметав человека и залив всё вокруг горящей плазмой.

Рон не видел, что вскоре после того, как тусуры, скупщик и его люди скрылись за холмом, среди камней стала двигаться голова голема Веера лезвий. Через десяток минут изломанный и волочащий ногу голем медленно двинулся в сторону границы, ужасным скрежетом спугнув пустынных крабов, накинувшихся на столь редкое в этих бесплодных землях мясное блюдо.

Рон не видел, потому что он умер.

(обратно)

О’ТИЛ Маг Свободных территорий

Хранитель встал, вытянул перед собой руку и сосредоточился.

Маг ощутил, как силовые линии, связывающие его и О’Носа, наполнились мощными потоками энергии. Хранитель использовал его магический резерв для создания феррона. Истощив запасы О’Тила более чем на треть, отток энергии так же быстро ослаб, как и возник, а над ладонью Хранителя появилась капля чёрного цвета.

О’Тил посмотрел на Лордана. Процедура создания магического вещества произвела на того большое впечатление. Дед так и замер в своём кресле, внимательно разглядывая сложнейшие переплетения силовых линий над рукой Хранителя.

О’Нос медленно подвёл руку с каплей феррона к сфере, на мгновение задержал свою ладонь над ней, а потом так же плавно отвел её в сторону. Феррон остался висеть в воздухе над артефактом, переливаясь всеми цветами радуги, затем магическое вещество опустилось вниз и быстро впиталось в каменную поверхность, как будто капля воды – в сухой песок.

Хранитель сосредоточился ещё больше. Через пару минут раздался тот же самый тревожный сигнал, снова ударив звуковой волной по ушам О’Тила.

Хранитель устало пожал плечами и опустился в кресло.

О’Тил не выдержал и спросил:

– Учитель, есть результат?

– Это как посмотреть, – отозвался О’Нос, – чего-то мне не хватило… Это действительно артефакт, управляющий комплексом Древних. Только устроен гораздо сложнее, чем сфера Торта. Буквально сразу, как только феррон проник в структуру артефакта, я почувствовал нарастающее сопротивление, которое не позволило моей личности проникнуть глубже. Прежде чем я окончательно утратил с ней связь, я сумел затронуть только поверхностные информационные слои, а потом… – Хранитель запнулся, – а потом я почувствовал в артефакте шевеление Силы – и всё, конец. Рост бы сказал, что некий защитный механизм затёр мою копию.

– Значит, – нахмурился О’Тил, – мы не сможем проникнуть в тайны форта Древних?

– Не знаю, – задумчиво произнёс Хранитель и уточнил: – Вернее, не уверен. Пробовать с ферроном, думаю, больше не стоит. По моим ощущениям, артефакт воспринял магическое вещество легко, но так же легко уничтожил мою копию. Есть ещё один вариант, но для этого нам нужен Рост…

– Этот чужой обладает другими знаниями? – спросил Лордан.

Хранитель недовольно скривился и повернулся к барону:

– Не чужой, Лордан, Рост один из нас. Просто его организм обладает несколькими интересными возможностями, которыми вы, а уж тем более я, – О’Нос невесело усмехнулся, – увы, обделены…

– Извините, О’Нос, – сказал барон, – я не хотел вас обидеть. Просто вы сами говорили, что Рост чужой для нашего мира.

– Да, – согласился Хранитель, – это правда. Но Рост изменился, и сейчас даже я не могу представить, как много в нём от нашего мира… Что ж, – продолжил О’Нос после короткой паузы, – давайте решим, что будем делать, пока не можем активировать портал. Лордан?

– До окончания подзарядки артефакта, инициирующего портал… – барон ещё раз сверился со своей записной книжкой, – приблизительно пять-шесть дней. За это время я могу ознакомить вас со второй частью дневника, да и сама библиотека форта вам наверняка будет интересна. Можем также заняться исследованием самого укрепления Древних, ведь я, – барон пожал плечами, – большую часть своего пребывания здесь посвятил работе с бумагами Лордана…

– О’Тил? – обратился к магу Хранитель.

– Мы как-то упустили из виду, что необходимо поставить второй артефакт – ключ к порталу на подзарядку, – улыбнулся О’Тил, – что я и предлагаю сделать в первую очередь. Потом я, наверное, с удовольствием занялся бы исследованием форта. Раз неизвестно, сможет ли Рост помочь с активацией артефакта, управляющего этим укреплением, значит, за имеющееся время необходимо исследовать как можно больше доступных помещений. Не может быть, чтобы мы не обнаружили ничего из вещей Древних, что можно использовать в противостоянии с некромантами.

– Хорошо, – кивнул Хранитель, – к изучению дневника, библиотеки и форта я добавлю ещё исследование энотеки и операцию по увеличению вашего, Лордан, – обратился к барону О’Нос, – магического резерва. Если вы, конечно, твёрдо намерены стать магом Свободных территорий.

– Я, безусловно, согласен, – не стал скрывать своей радости барон.

– Тогда за дело, – удовлетворённо кивнул Хранитель и исчез.

По дороге в помещение, где заряжался один из парных клинков, О’Тил спросил у деда, что находится в двух других хранилищах, которые расположены рядом с энотекой.

– Тебе понравится, – улыбнулся тот, – это хранилища артефактов и одежды. В своих записях Лордан указал, что, когда он обнаружил форт, заполненными были только энотека и хранилище с одеждой. Третье помещение, хотя и закрывалось, как и сейчас, защитным куполом, тогда оказалось пустым. Вообще Лордан считал, что эти хранилища были созданы Древними, чтобы все необходимое было, так сказать, под рукой. Скажем, если у мага есть необходимость вернуться на остров только за артефактами, тогда он выходит из портала, пополняет их запас, дополнительно берёт эликсиры и возвращается обратно. Ведь не случайно порталы вынесены за пределы форта, хотя и находятся на защищённом пространстве.

– Так что, одно хранилище сейчас пустое? – уточнил маг.

– Нет, – помотал головой дед, – оно заполнено амулетами магов Свободных территорий. Видимо, Лордан предполагал возможность поражения своей страны в войне с некромантами, поэтому заблаговременно подготовил необходимые припасы, планируя использовать форт как запасной комплекс или убежище. Но сам в него так и не вернулся…

– Дед, но Свободные территории не проиграли в войне, – возразил маг.

– О’Тил, – отмахнулся барон, – давай реально смотреть на вещи и называть их своими именами. Маги Свободных территорий, все Стражи и население страны погибли. Так? Так. А некроманты? Да, империя Ном уничтожена, согласен. Но они смогли сохранить целое королевство! Ты что-то знаешь об их количестве? О величине их армии? Нет. А судя по твоему рассказу, они неплохо подготовились к новому витку противоборства. Так скажи мне, кто проиграл в войне?

– Дед, – упрямо сказал О’Тил, – пока жив хоть один наш маг, живы и Свободные территории! Ты не видел мощи Роста! А какие плетения он использует, какие артефакты изготавливает, ты себе даже представить не можешь!

– Зато я прекрасно осознаю мощь некромантов, уничтоживших целую страну, да так, что уже две сотни лет на её территории практически невозможна нормальная жизнь, – возразил Лордан. – Ладно, внук, давай не будем спорить. Ты прекрасно знаешь, что я на твоей стороне и желаю уничтожения некромантов не меньше тебя. Стоит только вспомнить виновников гибели моего сына, и у меня сжимаются кулаки. Просто я хотел тебе напомнить, что надо правильно оценивать свои силы и силы противника. И, судя по всему, счёт пока не в нашу пользу.

– Я понимаю, – согласился маг и, видя, что они достигли зала для подзарядки артефактов, добавил: – Хорошо, давай продолжим этот разговор позже.

Лордан показал О’Тилу, как правильно установить его клинок в специальную нишу, устроенную несколько иначе, чем те, которые активировали порталы Древних. Для подзарядки клинка необходимо было установить ключ к порталу в особое углубление, повторяющее форму клинка, затем отжать специальный рычаг. После этого из поверхности ниши выдвигались металлические заслонки, которые полностью изолировали клинок от внешнего мира. С последним щелчком соединившихся заслонок маг почувствовал, как ниша резко зафонила магией. О’Тил сосредоточился. Прямо над нишей, в которую они только что установили клинок, проявился небольшой, не длиннее ладони, столбик из переплетений силовых линий насыщенного тёмно-красного цвета.

Лордан аккуратно сделал пометку в своей записной книжке, приблизительно рассчитав, когда артефакт будет заряжен, и сказал, отвечая на невысказанный вопрос своего внука:

– Это магическое сигнальное приспособление Древних, бленкер, как называет его Лордан в своих записях. Бленкер показывает степень зарядки артефакта путём изменения цветовой гаммы. В любой момент можно отжать этот рычаг, тогда зарядка прекратится, а заслонки втянутся в нишу. Так я сделал, когда был здесь в первый раз, но благодаря своему дару быстро разобрался, что в таком случае артефакт работать не будет, и сразу же вернул его обратно на подзарядку. Когда силовые линии бленкера станут светло-зелёного цвета, артефакт можно будет использовать, а при полной зарядке, я уверен, подзарядка закончится самостоятельно. Хотя возможности проверить это у меня ещё не было, в прошлый раз я достал артефакт, как только догадался, что его уже можно использовать.

Маг перевёл взгляд на первую нишу. Действительно, над такой же полусферой, образованной металлическими заслонками, тоже висел бленкер, только его цвет был близок к светло-синему.

– Осталось, как я и говорил, несколько дней. И он поменяет цвет на светло-зелёный, – пояснил Лордан.

С интересом рассматривая другие устройства для зарядки артефактов, О’Тил обнаружил, что в зале достаточно много их для артефактов явно другой формы, чем клинки.

– Дед, эти ниши явно для артефактов другой формы. – Маг указал на устройство, в котором мог разместиться только небольшой продолговатый артефакт, явно имеющий с одной стороны заостренное окончание, а с другой заканчивающийся каким-то круглым предметом.

– Да, я тоже обратил на это внимание, – ответил барон, – но других магических вещей Древних я не знаю. Может, в библиотеке о них имеется информация, но все записи сделаны на их языке, с которым я всё ещё не могу разобраться. Лордан же в своих бумагах лишь мимолётно указывает, что, когда он попал на остров, в хранилище не было ни одного артефакта Древних.

– Дед, – спросил О’Тил, – но ведь не может быть, чтобы их не было. Клинки явно сделаны Древними! А ты видел оплавленную башню? У них наверняка были и боевые амулеты! Есть мысли, где их стоит поискать?

– Пока вы не появились, – ответил Лордан, – таких мыслей не было. А вот сейчас…

– Что сейчас? – не выдержал О’Тил.

– Ты помнишь, что несколько помещений, когда Хранитель работал с образом форта, были обозначены довольно-таки занятными значками? Например, значок с молниями.

– Ну да, – подтвердил маг, – значок с силуэтом странного голема, наконечника стрелы, да ещё пара непростых мелькнула… Подожди! Но эти помещения объединяло то, что, когда Хранитель хотел уточнить, что в них находится, ему было отказано в доступе! Ты думаешь…

– Да, О’Тил, – ответил Лордан, – думаю, что Древние специально убрали из хранилища рядом с порталом свои артефакты и обеспечили их надёжную охрану. Да и с этим порталом всё не так просто, – добавил барон. – Давай поднимемся наверх, я тебе ещё кое-что покажу.

Когда маг с дедом поднялись на смотровую площадку, где они раньше обедали, рядом с ними, как всегда, внезапно появился Хранитель.

– Что, друзья мои, – с улыбкой обратился к ним О’Нос, – не ждали? А я появился! Должен вам сказать, что некие знания в верхних информационных структурах управляющего артефакта я всё-таки получил. Это хорошая новость. Но для их расшифровки мне необходимо ознакомиться с материалами Лордана по поводу языка Древних. Есть такие? – спросил Хранитель у барона.

– Есть достаточно подробные описания, – ответил Лордан, – я над этим работал, но, к сожалению, позитивных результатов почти нет… Язык очень сложный…

– Ничего, – подбодрил барона Хранитель, – думаю, с этим мы с вашим внуком сможем помочь. Так что к текущим задачам добавляем изучение языка Древних. А вообще сюда вы зачем поднялись?

– Хотел показать внуку ещё несколько интересных вещей. Вот смотрите. – Барон указал на скалу, где располагался вход в тоннель, из которого к форту ещё несколько часов назад вышел О’Тил.

Маг и Хранитель посмотрели в ту сторону. Сейчас вход в тоннель был прикрыт плёнкой защитного купола, который было чётко виден даже с большого расстояния.

– Видите вход в тоннель? Он под магическим щитом, – уточнил Лордан. О’Тил и Хранитель кивнули. – А теперь посмотрите туда, туда и туда. – Барон поочередно указал на три других скалы, с разных сторон окружающие форт.

В точках, указанных Лорданом, виднелись такие же выходы из тоннелей, тоже прикрытые участками магического купола.

– Неужели ещё три портала? – удивлённо спросил О’Тил.

– Да, – ответил барон, – об этих порталах тоже говорится в оставленных магом бумагах. Сам я в эти тоннели не спускался, но полагаю, они не должны сильно отличаться друг от друга.

– И их количество, четыре, я подозреваю, тоже не случайно? – задумчиво произнёс Хранитель.

– Лордан пишет, что все порталы ведут на разные материки Горта, а их четыре, как и порталов, – подтвердил барон.

– Я смотрю, – продолжил О’Нос, – нам надо вдумчиво поработать с бумагами Лордана, вон сколько интересной и важной информации мы получили. Что ещё весомого вы смогли узнать, барон?

На секунду задумавшись, дед ответил:

– Из того, что сразу приходит на ум, это записи по поводу промежуточного плетения, которое маги Свободных территорий под предводительством Лордана готовились использовать для уничтожения столицы империи. Маг не описывает его структуру, он скорее высказывает свои тревожные мысли по поводу последствий его использования. Но позже, как я понял, Лордан всё же принял решение использовать такое мощное плетение. К этому его подтолкнул тот факт, что некроманты сумели захватить в начале войны часть его дневников, и маг опасался, что противники могут применить такое же мощное промежуточное плетение и к Свободным территориям.

– Так что, и столица империи, и Свободные территории были уничтожены промежуточными плетениями? – уточнил О’Тил.

– Похоже на то, если исходить из записей Лордана, – подтвердил дед. – Насколько я понимаю, маги нанесли два точечных удара, уничтожившие столицу и армию империи Ном, а некроманты в ответ уничтожили все земли Свободных территорий. Вероятно, они действительно смогли использовать захваченный дневник и значительно усилить свой удар, применив изменённоепромежуточное плетение. Слишком много предположений, – барон покачал головой, – но точные факты нам никто не может сказать.

– А какие следы остались на месте столицы империи и там, где была уничтожена армия некромантов? – спросил О’Тил.

– Маги ударили чистыми промежуточными плетениями, по своей сути нейтральными для пространства. Там, где была столица, теперь ничего нет, в земле осталась глубокая впадина, постепенно заполняющаяся водой. Такая же картина и на территории, где была уничтожена армия некромантов. И твари там не появляются, а вокруг живут люди и не испытывают никаких проблем со здоровьем. Я специально занимался этим вопросом ещё пару десятков лет назад, – ответил дед. – А вот некроманты как-то смогли усилить воздействие тёмной энергии в своём плетении, что и привело к появлению такого количества монстров в Потерянных землях. Но это только моё предположение, – добавил барон. – Давайте пройдём в библиотеку, где работал Лордан, там тоже есть на что посмотреть.

Библиотека оказалась странной и непривычной для О’Тила. Непривычной тем, что в зале, куда их привёл барон, книг, как таковых, не оказалось. В помещении стояло несколько массивных столов, а его стены, кроме одной, на которой висела большая картина, были плотно заставлены закрытыми стеклом стеллажами. Каждый стеллаж был разделён прозрачными перегородками, которые, в свою очередь, делили пространство внутри стеллажа ещё на несколько правильной формы ячеек. В этих прозрачных хранилищах в особых креплениях виднелось множество небольших пластинок глубокого синего цвета. С лицевой стороны стеллажей напротив каждой ячейки стекло покрывали непонятные значки.

– И это называется библиотека? – удивлённо спросил О’Тил.

– Думаю, Древние так хранили свои знания, – ответил вместо деда Хранитель, – показываю.

О’Нос уверенно подошёл к стеклянной перегородке стеллажа и аккуратно прикоснулся пальцем к первому попавшемуся символу. О’Тил почувствовал небольшой всплеск магии, стекло, закрывающее одно из хранилищ, резко помутнело и очистилось от других значков, как будто впитало их в себя. Тот непонятный символ, к которому прикоснулся Хранитель, осветился ярким зелёным цветом и плавно переместился вверх влево помутневшего участка. Как только значок остановился, весь участок ниже его покрылся другими непонятными символами. Хранитель прикоснулся ещё к одному из них. Картина повторилась. Опять остался только один знак, но все вновь появившиеся были уже синего цвета. О’Нос прикоснулся ещё к одному.

Сбоку от мага раздался еле слышимый шорох. О’Тил повернулся на звук и увидел, как за одним из столов сформировалось высокое кресло, а в воздухе над столешницей развернулась объёмная проекция, похожая на ту, которую создавал управляющий фортом артефакт.

– Прошу, – сказал Хранитель, указывая магу на кресло, – располагайся и получай знания.

О’Тил опустился в кресло. На проекции, висевшей в воздухе прямо перед ним, было несколько рядов всё тех же непонятных символов. Однако маг на них не смотрел. О’Тил изумлённо рассматривал объёмное изображение какого-то существа, занимавшее почти половину проекции. Внешне оно имело сходство с осьминогом, тушки которых иногда поставляли на базары Ленны вместе с другими морепродуктами торговцы из королевства Кета, которое имело выходы к океану. Но сходством всё и ограничивалось. В отличие от осьминогов эти существа имели не восемь, а около полутора десятков щупалец, каждое из которых заканчивалось тремя отростками, вооружёнными внушительного вида загнутыми когтями. В месте, где сходились щупальца и начинался короткий кожистый мешок, заменявший моллюску голову, торчал угрожающий костяной клюв. Два больших глаза существа завораживали своей глубиной.

Маг, внимательно рассмотрев изображение, решился на небольшой эксперимент. Хранителю можно, а он что, хуже? О’Тил усмехнулся. Тем более эксперимент будет очень маленький…

Маг осторожно поднял руку и, затаив дыхание, аккуратно прикоснулся указательным пальцем к одному из щупалец моллюска. Объёмное изображение существа сместилось немного в сторону, щупальце, к которому прикоснулся О’Тил, изогнулось, показывая свою тыльную сторону. Немного в сторону от щупальца протянулась короткая стрелка, указывающая на ряд непонятных символов, которые появились на проекции.

Маг догадался, что эти символы должны были пояснить ему какие-то вопросы, связанные с щупальцем моллюска, на которое указывала стрелка другой стороной. В магических книгах, что ему довелось не раз держать в руках, часто встречались схематические изображения плетений и давались поясняющие надписи.

– Это и есть язык Древних, – раздался из-за спины мага голос его деда.

О’Тил оглянулся. За его спиной Лордан и Хранитель с интересом вглядывались в объёмное изображение.

Маг повернулся обратно к проекции. На щупальце моллюска оказалось не три, как у гортских осьминогов, а шесть рядов мощных присосок.

О’Тил задумчиво нахмурился. Пропорции существа, его угрожающий внешний вид создали у него впечатление, что этот моллюск должен быть как минимум на порядок крупнее тех осьминогов, которые он пару раз покупал, чтобы разнообразить свою кухню.

Маг невесело усмехнулся своим мыслям. Похоже, здесь ситуация прямо противоположная: человек вполне мог разнообразить кухню этого моллюска…

О’Тил развернулся и вопросительно посмотрел на Хранителя.

– Не знаю, – ответил О’Нос, – мне такие существа неизвестны… Может, из другой реальности?..

– Как Рост? – уточнил маг.

Хранитель фыркнул и рассмеялся:

– На Роста он не похож…

– Ладно, что делать дальше? – спросил О’Тил.

Хранитель пожал плечами, потом протянул руку и прикоснулся пальцем к какому-то значку в левом верхнем углу проекции, которая сразу резко уменьшилась по горизонтали, а потом по вертикали, затем растаяла.

– Хмм, – чему-то опять улыбнулся О’Нос, – а Древние, оказывается, также склонны к упрощению процессов.

О’Тил недоумённо посмотрел на деда.

– А что я? – отстранился Лордан. – Я сам такую проекцию в первый раз вижу…

– Так ты же утверждал, что это библиотека? – переспросил маг.

– Библиотека, – подтвердил барон, – но я так утверждал несколько по другой причине. Прошу. – Барон подвёл О’Тила и Хранителя к стене с картиной.

На полотне, занимавшем практически треть свободной от стеллажей стены, были изображены улицы какого-то незнакомого магу города. Величественные дома, украшенные причудливыми барельефами, площадь, на которой высится памятник, изображающий поднятого на дыбы коня с воином, разящим кого-то копьём. Что ещё? Счастливые лица горожан, весело бегущие дети. В общем, отпечаток жизни большого города.

Хранитель приблизился к картине, медленно прошёл от одного её края к другому, вглядываясь в изображение.

– А я знаю, что здесь изображено, – тихо сказал он. – Это одна из площадей Бланта, столицы Свободных территорий. Города, которого уже нет… А это памятник Бланту, в честь которого и была названа столица. Поднятые две ноги коня означают, что воин доблестно погиб на поле боя, так и есть, Блант погиб, отстаивая интересы тогда ещё только созданного государства. – Хранитель ненадолго замолчал, погрузившись в свои мысли. Потом встряхнулся и сказал: – По крайней мере, ясно, что картина осталась в форте не от Древних, но всё равно непонятно, почему вас, барон, она навела на мысли, что это библиотека.

– Хранитель, – покачал головой Лордан, – уж вы могли бы так просто не смотреть на вещи. Хотя признаюсь, мне стало известно о тайнике ещё до первого посещения форта.

– Сложно здесь что-то разглядеть, – ответил О’Нос, – в этом зале из-за стеллажей всё пространство очень насыщено силовыми линиями. А мысль верная, – добавил Хранитель, – если хочешь спрятать каплю воды, то лучшее место, где её никто не найдёт, – это море…

Барон подошёл к левой стороне картины и приблизил свою ладонь к одному из выступающих на позолоченной раме рисунков. За картиной что-то тихо щёлкнуло.

– Здесь в раме встроен артефакт, который просканировал мою руку, – пояснил дед. – Он настроен таким образом, что опознаёт только меня и моего внука как представителей нашей семьи. Артефакт установлен ещё Лорданом.

Правая сторона картины плавно выдвинулась вместе с рамой немного вперёд, а потом совершенно беззвучно начала исчезать равными частями, пока с левой стороны, там, где стоял барон, не остался тонкий участок рамы.

За растаявшей в воздухе картиной оказалась приоткрытая сейчас металлическая дверь хранилища. Толщина двери была такой, что О’Тил невольно присвистнул.

– Не свисти в доме, муадоров не будет, – сказал ему Хранитель.

– Что? – удивился маг.

– А, я это так, – отмахнулся О’Нос, – не обращай внимания.

Лордан подошёл к двери и, налегая на неё всем телом, распахнул вход в хранилище.

– Вы не думайте, что, кроме картины, вернее, артефакта, который её имитирует, и этой металлической двери, больше защиты нет, – продолжил свои пояснения Лордан. – В стены встроены ещё несколько боевых амулетов большой мощности, которые в крайнем случае уничтожат всё хранилище.

В небольшом помещении, стены которого заменяли цельнометаллические плиты, стояло несколько шкафов с обычными книгами. «Хотя какими обычными, – одёрнул себя маг, – книгами времён Свободных территорий!» В центре хранилища – невысокая колонна, на которой лежала часть дневника Лордана.

– Это тоже защитный артефакт, – указал барон на колонну, – последний рубеж, так сказать.

Приткнувшийся между двумя массивными шкафами столик был завален бумагами, а на его углу стояла уже знакомая О’Тилу сфера Горта.

– Вот это да, – обрадовался Хранитель, – и дневник, и бумаги Лордана, и сфера Горта!

– Мы говорили о порталах, когда я позвал вас в библиотеку, – напомнил барон, – так вот, на сфере Горта изображены четыре материка. – Лордан секунду подождал, пока О’Тил и Хранитель подошли к нему поближе, и продолжил: – Вот Горт, материк, на котором мы с вами находимся, а вот эта точка на землях Свободных территорий означает место портала, связанного с фортом Древних. Вернее, – поправился дед, – означала, потому что Лордан переместил портальную установку в подземелье нашего особняка. И вот эти точки, обозначенные на других материках, тоже показывают места порталов, соединённых с фортом…

– Дед, а как называются другие материки? – спросил О’Тил. – Наш мы зовём Горт, да и наш мир мы называем Горт. А что известно о них?

– Да ничего не известно, – ответил барон, – никаких описаний Лордан не оставил, только информацию о портальных площадках.

– Значит, – продолжил О’Тил, – мы можем попробовать перенестись на другой материк?

– Попробовать можем, – отозвался Хранитель, – но если эти материки действительно захвачены некромантами, то к чему это приведёт? Нет, это слишком опасно. Я думаю, нам необходимо кроме исследования форта ещё изучить и эти три тоннеля с порталами, которые ведут на другие материки. Как-то неприятно чувствовать, что через них в любой момент в форт могут проникнуть наши враги…

– Не всё так плохо, Хранитель, – возразил барон, – я не стал в первую очередь их проверять, потому что Лордан чётко указал, что он обеспечил хорошую защиту этих порталов от проникновения некромантов.

– Всё же, – твёрдо сказал О’Нос, – лучше дополнительно осмотреть. Я не хочу оставлять чёрные пятна неизвестности у нас за спиной.

Лордан и О’Тил почти синхронно кивнули: надо так надо. Хранитель продолжил:

– Предлагаю на сегодня закончить, а с утра взяться за выполнение наших планов. Нам придётся повременить ещё немного с увеличением вашего магического резерва, Лордан, потому что с утра я хочу воспользоваться наличием сферы Торта и силами О’Тила, чтобы обеспечить себе возможность постоянного пребывания в библиотеке. Сейчас очень важно изучить дневник Лордана и как можно больше его бумаг, да и разобраться с языком и знаниями Древних необходимо. А делать я могу это только здесь, а тебя, О’Тил, привязывать к одному месту мне совершенно не хочется. Бери на себя исследование тоннелей с порталами и форта. Вас, барон, я попрошу помочь мне с исследованием бумаг, дневника и энотеки. А через день, когда силы О’Тила полностью восстановятся, мы расширим ваш магический резерв.

Возражать такому предложению никто не стал. В мыслях уже планируя, с чего он начнёт завтра, О’Тил за ужином ел машинально и, мечтая об артефактах Древних, вполуха слушал разговоры Хранителя и своего деда. После ужина дед разместил О’Тила в одной из спален рядом со своей, а когда Хранитель попрощался до утра и растаял в воздухе, дед и внук долго беседовали о событиях, происшедших с ними за время, которое они не виделись. И впервые за долгие годы О’Тил опять ощутил настоящее чувство радости оттого, что рядом есть по-настоящему родной и близкий человек…

Утро началось с переноса копии личности Хранителя в сферу Торта, обнаруженную в библиотеке форта. А потом О’Тил занялся запланированным осмотром форта.

Начал он, как и просил Хранитель, с порталов, ведущих на другие материки. Все они оказались действительно хорошо защищены. Путь к порталам перекрывали несколько тамбуров, закрытых мощными стальными створками ворот. Сами тамбуры были настолько плотно усеяны стационарными боевыми артефактами, что маг уверился в их неприступности. В каждом тоннеле с порталами были однотипные хранилища с эликсирами, артефактами и одеждой. Без находок здесь не обошлось. Если по поводу артефактов маг с сожалением убедился, что все они изготовлены магами Свободных территорий, то в хранилище одежды, кроме уже знакомых О’Тилу комбинезонов Стражей, маг обнаружил странные костюмы из толстой тяжёлой ткани, тёплой на ощупь. При их осмотре маг не нашёл ни одного шва. Костюмы имели капюшоны и массу прикреплённых прямо к ткани непонятных чешуек из серебристого металла. К каждому комплекту прилагались полусапоги из плотного, неизвестного О’Тилу материала. По всем четырём хранилищам таких костюмов насчиталось около двухсот. Не рискуя надевать его на себя, маг принёс один из комплектов в форт, где показал Хранителю и деду. О’Нос долго мял костюм пальцами, пробовал просканировать на предмет наличия плетений. Однако тот на сканирование не реагировал, все складки моментально выравнивались. Лордан попытался было проткнуть ткань кинжалом, но не смог этого сделать. В конце концов Хранитель произнёс с умным видом что-то типа «противоперегрузочный комбинезон или даже скафандр» и порекомендовал магу оставить его для ознакомления Ростом.

За следующие несколько дней Хранитель провёл операцию по увеличению магического резерва Лордана, а О’Тил исследовал почти все доступные помещения и тоннели форта. Было много интересных и непонятных находок, но артефактов Древних маг так и не обнаружил. Почти все тоннели, ведущие в подземные горизонты форта, оказались перекрыты сплошными металлическими плитами, не имевшими даже намёков на наличие дверей или створок ворот. Приближаясь к ним, маг неоднократно чувствовал, что подвергается сканированию, а прямо на металлических плитах появлялись небольшие проекции с мигающей красным цветом точкой посредине.

Действуя скорее по наитию, чем следуя логическим умозаключениям, маг сделал пару попыток воздействовать на сплошные переплетения необычно крупных силовых линий, окружающих эти проекции. Это вызывало тревожные звуковые сигналы, а когда О’Тил продолжил воздействовать на проекцию, желая провести изменения центров Силы сканирующего плетения, он услышал ещё более резкий звуковой сигнал. Проекция запульсировала насыщенным красным цветом, а маг почувствовал, что в стенах активировались какие-то мощные артефакты. Поняв, что дальнейшие его попытки могут грозить ему реальной опасностью, О’Тил бочком, бочком, осторожно покинул это место. Больше попыток получить доступ к заблокированным помещениям и переходам маг не делал.

О’Тил нашёл в форте несколько хранилищ с водой и едой. Большие прозрачные ёмкости с разноцветными жидкостями вначале привели его в недоумение, однако, обнаружив, что все они соединены сложной системой трубопроводов в отдельном помещении, маг задался вопросом его назначения. В этом же помещении оказалось несколько сложных устройств, повышенный магический фон вокруг которых говорил о том, что они действующие. О’Тил переговорил по поводу своей находки с Хранителем, и тот, немного поразмыслив, попросил Лордана сделать заказ какой-нибудь еды в обеденном зале, а сам спустился к магу. Согласованные с помощью мыслесвязи действия привели к тому, что в то время, когда барон делал наверху заказ еды, в помещении активизировалось одно из устройств, представляющее собой куб с прозрачной лицевой стороной. Из отростка трубопровода в куб поступила желеобразная масса, произошла яркая вспышка света, заставившая мага зажмурить глаза, и через секунду в кубе появился румяный окорок. Ещё через секунду окорок исчез в кубе и появился, медленно вращаясь в воздухе над широкой плитой у одной из стен помещения, а затем по нему пробежала волна мелких помех, и окорок вновь исчез. В это время Лордан сообщил, что окорок, который он заказал, появился на столе в обеденном зале.

Хранитель понимающе покивал:

– Помещение не что иное, как кухня форта, а процесс, который мы наблюдали, есть сложное преобразование энергоформ и работы локальных порталов. Очевидно, Древние в совершенстве владели процессом трансформации энергии. Ведь энергия – это и мы с тобой, О’Тил, и всё вокруг нас, просто в разной форме.

О’Тил немного помолчал, затем спросил:

– А мы сможем овладеть знаниями Древних?

– Время покажет, – усмехнулся Хранитель.

– Скажите, учитель, – спросил маг, – как у вас идёт процесс изучения языка Древних?

Хранитель хмыкнул и улыбнулся:

– Тебе сложный ответ или простой, О’Тил?

– Давайте вначале сложный, – решился маг, чувствуя подвох в словах О’Носа.

– Пожалуйста. Согласные и гласные языка Древних организованы в ограниченное количество тонированных слогов фиксированного состава. В этом языке насчитывается четыреста четырнадцать слогов, с учётом тоновых вариантов – тысяча триста двадцать четыре, присутствует четыре смыслоразличительных тона, каждый слог может иметь от одного до четырёх тоновых вариантов. Слогоделение морфологически значимо, то есть каждый слог есть звуковая оболочка морфемы или простого слова. Тональная система имеет правила чтения: тоны могут изменяться или нейтрализовываться^[150].

О’Тил, не понявший и половины сказанного Хранителем, а в конце фразы и вовсе утерявший нить смысла, ошарашенно помотал головой, приводя свой мыслительный процесс в порядок.

О’Нос с улыбкой смотрел на него.

– А можно теперь простой ответ? – переспросил О’Тил.

– Идёт изучение, идёт, – ответил Хранитель, – не так быстро, как хотелось бы, но язык действительно очень сложный. Однако прогресс есть. Ладно, О’Тил, продолжай заниматься своими изысканиями, вечером соберёмся, обсудим наши успехи. – О’Нос похлопал мага по плечу и исчез.

После ужина О’Тил рассказал деду и Хранителю о результатах осмотра форта и тоннелей.

Лордан, по привычке заглядывая в свою записную книжку, сообщил об эликсирах, которые он успел осмотреть в энотеке, однако добавил, что изучить успел только их четвертую часть. И обрадовал, что через день можно будет активировать портал и вернуться в Мекан.

Хранитель доложил, что исследование дневника Лордана показало, что в целом эта часть содержит в основном лишь фрагменты промежуточных плетений, видимо, Лордан сознательно разнёс описание их структур по разным частям дневника.

– Но, – добавил Хранитель, – несколько серьёзных результатов есть. Так, изучение бумаг Лордана позволило нам с бароном чётко определить, что портал в тоннеле может создать точку выхода в любом месте материка, где находится изначальная портальная площадка. И я знаю, как это сделать. А дневник Лордана позволил существенно изменить структуру плетения магического щита. Мы сможем теперь накрывать мощным защитным куполом либо группу людей, либо необходимое пространство, как это делали некроманты в столице. Загвоздка в том, что для использования защитного купола мне необходимо создать новый амулет, в котором будут комбинироваться разные магические материалы. А это я могу сделать только в моём комплексе в Свободных территориях. У нас есть ещё день, пока мы сможем активировать портал. Ближе к этому моменту и решим, кто куда из вас двоих отправится. Так что продолжаем работу…

На следующее утро О’Тил посидел в библиотеке, где пару часов рассматривал на проекции терминала, как назвал это устройство Хранитель, изображения необычных существ. Потом вышел прогуляться возле форта и в это время совершил, наверное, одну из самых значительных находок за всё время, которое он здесь провёл.

Взобравшись на широкую террасу одной из скал, окружающих форт, маг совершенно случайно обнаружил место в каменной стене, которое ощутимо фонило магией. Учитывая, что за последнее время чувствительность О’Тила несколько притупилась в насыщенном силовыми линиями пространстве вокруг и внутри форта, это было действительно удачей.

Исследовав стену, он обнаружил встроенный артефакт с таким же сканирующим плетением, как и в хранилище библиотеки. Каково же было его удивление, когда плетение опознало его, разрешив доступ в скрытую в толще скалы большую пещеру.

После срабатывания артефакта значительная часть каменной стены выдвинулась вперёд и отошла в сторону, освобождая широкий проход в глубь скалы. Перед магом моргнула и исчезла пелена плетения Нетленности, которое ему показывал Рост. Сотворив с десяток светляков, О’Тил запустил их в тьму прохода и шагнул следом. Магу открылась уходящая глубоко внутрь скалы пещера явно естественного происхождения. Светляки, разлетевшиеся по воле мага в разные стороны, хорошо осветили её, и в их ярких лучах заблестели матовые корпуса множества големов незнакомой О’Тилу конструкции.

Рядом с ним мгновенно появился О’Нос.

– Замечательно! – сказал Хранитель. – О’Тил, ты сделал прекрасную находку!

– Что это? – спросил маг, указывая на ближайшую к нему фигуру человекоподобного голема с бронированием из чёрного металла.

– Это Чёрный Ликтор, – ответил Хранитель, – один из самых совершенных големов, разработанных Свободными территориями. Внутри его мощного шлема скрыт Пульсар, стационарный амулет, который позволяет уничтожать противника на большом расстоянии с помощью узконаправленного пучка света. В левой руке голема размещён артефакт Отражающего щита, который позволяет ему защитить себя и, в случае необходимости, охраняемый объект от достаточно мощных плетений. В правой – скрыт боевой амулет ближнего боя, Огненных молний. Кроме того, в его обеих руках скрыты клинки из менского железа, ударные части ног оснащены выдвижными шипами, а по всему корпусу нанесено плетение Ускорения. Их начали производить перед самой войной, ко мне в комплекс так ни одного и не попало. Как же они здесь оказались? – недоуменно спросил сам себя О’Нос.

– Может, Лордан специально переправил их сюда для защиты порталов? – предположил О’Тил, подходя к големам поближе.

– Не думаю, – ответил Хранитель, – их слишком много. Для защиты выходов из тоннелей хватило бы и десятка, а тут не меньше сотни. Хмм, неужели Лордан готовился к проникновению на другой материк? Да, только так это можно объяснить…

О’Тил подошёл к возвышающемуся над ним Чёрному Ликтору и провёл пальцем по чёрной пластине брони, закрывающей грудь голема. Потом изучающе уставился на палец. Пыли почти не было.

– Хранитель, а почему они бездействуют? – спросил маг. – Истощился запас энергии?

– Да нет, – ответил О’Нос, – скорее всего, дело в другом. Посмотри, где-то здесь должна быть гениза, специальное переносное хранилище для магических кристаллов. – Пока О’Тил и Хранитель пробирались через строй застывших големов, О’Нос спросил: – О’Тил, ты никогда не задавался вопросом, как устроены големы?

– Да как-то не было необходимости, – пожал плечами маг. – До встречи с Ростом я только слышал о том, что они когда-то были у магов Свободных территорий. После войны, насколько я понимаю, так никто и не смог восстановить утраченные знания, и секрет изготовления големов был утерян. А сейчас на это просто не было времени…

– Изготовить человекоподобную фигуру из металла, сделать гибкие сочленения для суставов – задача не простая, но вполне выполнимая, – стал объяснять Хранитель, – а вот вдохнуть в неё подобие жизни – это действительно секрет, который тщательно охранялся нашими магами. Не знаю, где големы изготавливались до войны, но после её начала все производства были переведены в отдельный комплекс, который, насколько я знаю, уцелел. Поэтому я и предлагал Росту найти его и расконсервировать, потому что только с помощью големов мы можем сейчас основательно усилить наши возможности по противодействию некромантам. Так вот, тебе известно по меньшей мере четыре вида големов, это помощники, которые созданы для защиты Стражей, это рабочие големы и боевые, Веера лезвий и файербола. Сейчас ты видишь Чёрных Ликторов, а вообще их видов значительно больше. Одних только вариантов рабочих големов несколько десятков. Для создания голема используется белый морион, кристалл, магические свойства которого позволяют наносить на него особое плетение, Слепок Голема. Это плетение является продуктом разработки целого поколения магов Свободных территорий. Оно основано на использовании копии личности человека, как воспроизведён и я. – Хранитель обошёл одного из големов. – Как сказал бы Рост, Слепок Голема – это первая версия, а я – вторая. Сделав впервые копию духа – личности человека, маги Свободных территорий попытались перенести его в голема. Однако их ждала неудача. Перенесённая на белый морион копия сохраняла только базовые функции и была лишена полноты разумных действий и осмысливания себя. Это уже потом, когда был найден феррон, оказалось, что личность, перенесённая в это магическое вещество, продолжает оставаться полноценно разумной. Так появился я, копия личности мага-артефактора, который погиб в первые дни войны с некромантами. Потом появились и другие Хранители. Вернёмся к големам. Кроме базовых осмысленных действий в плетении использованы первые наработки наших магов по созданию подобия связи, что позволяет человеку управлять големом на расстоянии. Незначительном, правда, но с помощью связи, которую я наладил между комплексами после войны, за последующие годы уже нам, Хранителям, удалось продолжить дело создателей и добиться значительного прогресса в этом направлении. Что, собственно говоря, и позволило нам с Ростом создать известные тебе амулеты связи. Так, я не упомянул, что для создания помощника достаточно одного белого кристалла, для рабочих и простых боевых големов, таких как Веера лезвий, требуется два, а для таких, как Чёрные Ликторы, необходимо уже три белых мориона. Такая разница в количестве связана с двумя вещами. Во-первых, объём магической энергии, который может сохранить средний белый морион, не безграничен. От него зависят и время работоспособности голема, и её интенсивность, и количество встроенных амулетов. Поэтому одного мориона для боевого голема недостаточно. Во-вторых, чем больше количество морионов, тем больше функций можно внести в Слепок Голема, да и качество выполнения этих функций существенно возрастёт. Вот, например, у меня в комплексе есть несколько големов, предназначенных для выполнения очень тонкой работы, так у них тоже три кристалла, как у Ликторов.

Пока Хранитель рассказывал, О’Тил считал големов. Маг насчитал уже семь десятков молчаливых воинов из металла, когда Хранитель прервался и радостно сообщил, что нашёл генизу с белыми морионами. Хранилище для магических кристаллов представляло собой кофр с жёстким металлическим каркасом, внутри его было множество небольших ячеек, в каждой из которых на мягкой подкладке лежали белые непрозрачные камни.

– Это и есть белые морионы. Их можно использовать как накопители энергии, но по сравнению с другими кристаллами, обладающими магическими свойствами, у них гораздо меньше скорость высвобождения энергии. А для големов они подходят в самый раз. Давай досчитывай Ликторов, а я пока посмотрю, сколько в генизе кристаллов.

– Восемьдесят девять, девяносто. Один, два, три… – вслух продолжил считать маг.

– Ты что, сбился? – спросил Хранитель.

– Да нет, просто здесь не только Чёрные Ликторы, – объяснил О’Тил, – я за ними ещё несколько рабочих големов насчитал. Итого, девяносто Ликторов и восемь рабочих.

– Неплохо, неплохо, – порадовался Хранитель, – отличное наследство Лордан нам оставил. Белых морионов тоже достаточно. Слепки Голема на них нанесены, нам остаётся только зарядить кристаллы магической энергией. А ну-ка, давай, ученик, слей свой резерв в эти три камня, тебе это только на пользу. – О’Нос указал магу на несколько первых ячеек с морионами.

О’Тил вздохнул и принялся за работу. Нельзя сказать, что она была трудная, просто требовала сосредоточения и терпения. По внутренним ощущениям маг израсходовал почти три четверти своего резерва, когда Хранитель остановил его:

– Всё, достаточно. А ты молодец, развиваешься понемногу. Ещё неделю назад твоего резерва едва хватило бы лишь на то, чтобы наполнить только два белых кристалла.

– А четыре недели назад, – саркастически подхватил маг, – моего резерва не хватило бы ни на что.

– Не смейся, – улыбнулся Хранитель, – приблизительно так и было… Сейчас подойдёт твой дед и продолжит зарядку морионов, ему это ещё полезней, чем тебе, – усмехнулся Хранитель.

– О’Нос, а скажите, как морионы размещаются внутри големов? – спросил маг, продолжая рассматривать ближайшего Ликтора, на корпусе которого между пластинами брони не было ни малейших щелей. – Что-то я не вижу пока даже приблизительной возможности проникнуть в его внутренности. В шлеме, что ли?

– В корпусе, – ответил Хранитель, – только ты не сможешь проникнуть к местам креплений морионов без специальных инструментов.

– Не могу понять, в чём подвох, ведь не могли же оставить боевых големов без возможности перезарядки в полевых условиях, – произнёс О’Тил.

– Ладно, не буду тебе задавать наводящие вопросы, – рассмеялся Хранитель. – Для размещения кристаллов в Ликторах мы используем инструменты, встроенные в рабочих големов. Пойдём покажу, – сказал О’Нос, взял два заряженных мориона и подвёл мага к одному из рабочих големов.

Он показал несколько практически незаметных рычажков, размещённых между парными руками на корпусе голема, рассказал, в какой комбинации их следует задействовать, чтобы получить доступ внутрь голема.

– Иначе корпус голема не откроется, – сказал Хранитель. – Так сделано, чтобы исключить случайное срабатывание механизма.

После нажатия на последний рычаг внутри голема раздалось несколько металлических звуков, затем из правой боковой стороны голема выдвинулся тонкий металлический пенал.

– Если пенал с креплениями для морионов достать полностью, тогда можно будет продолжить разборку голема, а так можно просто установить кристаллы и вставить пенал на место.

– А почему пенал не выходит из корпуса спереди? – спросил маг. – Ведь так было бы удобней.

– Ты прав, – согласился О’Нос, – удобней, но не безопасней. Ведь рабочим големам иногда тоже приходится выполнять порученную им задачу в боевой обстановке. А размещение пенала спереди, где самое опасное для поражения место, нарушило бы жёсткость всей конструкции. Поверь, строение големов совершенствовалось из соображений практичности, безопасности и долговечности.

Хранитель откинул крышку пенала и показал О’Тилу несколько подвижных, со специальными фиксаторами креплений для морионов.

– Размеры кристаллов могут несколько колебаться, а подвижные крепления дают возможность вставить их жёстко, – сказал О’Нос, закрепляя белые морионы в пенале. – Всё, готово. Если хочешь, можешь сам активировать Слепок Голема.

О’Тил выразил готовность, и Хранитель развернул перед ним образ плетения, показал, как размещены центры Силы и где находится Центр активации. За это время к ним присоединился барон, которого Хранитель сразу же подключил к зарядке ещё одного мориона. Запасов энергии Лордана едва хватило на один магический кристалл. Последний морион, необходимый для активации одного Чёрного Ликтора, зарядил опять О’Тил, да и то не до конца, хотя полностью опустошил свой магический резерв. Хранитель, загадочно улыбнувшись, сказал, что с размещением его копии личности в сфере Горта в форте его возможности на острове тоже несколько изменились, и сам быстро закончил зарядку последнего кристалла.

Импульс активации!

Через секунду рабочий голем пошевелился, как будто проверяя гибкость своих сочленений. Затем быстро подошёл к ближайшему Ликтору. Маг даже не заметил, как на нижней паре рук голема появились замысловатые инструменты, один – выглядевший как тонкий металлический щуп с восьмиугольником на конце, а второй был загнут под прямым углом и имел многоугольную полость на конце. Голем немного повозился возле Ликтора, аккуратно и точно используя свои инструменты. Когда пенал выдвинулся и голем снял с него крышку, Хранитель предложил магу самостоятельно установить морионы.

Конструкция креплений была такая же, как и в рабочем големе, поэтому О’Тил медленно, но уверенно установил поочерёдно все три кристалла. Хранитель приглашающе махнул рукой, дед одобрительно кивнул.

Импульс активации!

Чёрный Ликтор медленно пошевелил шлемом, узкие расщелины которого изнутри подсветились зловещим красным цветом.

– Чёрный Ликтор – это всё-таки боевой голем и должен иметь устрашающий вид для наших противников, – пояснил Хранитель, увидев, как О’Тил напрягся, когда голем направил на него предполагаемый взгляд.

Ликтор совершил быструю проверку подвижности своих сочленений, и Лордан и О’Тил покинули пещеру уже в сопровождении двух големов – боевого и рабочего. Хранитель же, по своему обыкновению, предпочёл растаять в воздухе.

Во время обеда Лордан предложил попробовать зарядить несколько белых морионов в зале, где были устройства для подзарядки артефактов. По его словам, несколько таких устройств, ниши в которых вполне подходили для кристаллов, там имелись. Хранитель немного подумал и сказал:

– Полагаю, можно попробовать. Получится – хорошо, тогда завтра можно вместе с О’Тилом пару боевых големов отправить. Да, я не оговорился. Лордан, ваш магический резерв ещё слаб, и, кроме того, ваша работа в энотеке не закончена. Мне потребуется ваша помощь и в библиотеке. Поэтому я предлагаю вам задержаться в форте ещё на недельку, чтобы мы не оставили здесь много незаконченных дел. А через портал отправится О’Тил вместе с рабочим и боевым големами и захватит с собой в комплекс пару десятков белых морионов. В кофре их оказалось с большим запасом, а в комплексе я смогу восстановить с их помощью ещё несколько боевых големов. А также мне, Хранителю комплекса, надо сообщить информацию о возможности создания артефакта магического купола, чтобы я им там занялся. В общем, план такой: я навожу точку выхода портала на комплекс, ты, О’Тил, естественно вместе со мной, доставляешь туда морионы и големов. В комплексе получишь ещё партию готовых артефактов, переносишься к границе, перейдёшь её и перенесёшься в столицу. Задержка получается небольшая и ничего не решающая. Согласен? Тогда так и сделаем. За ужином окончательно определимся с временем активации портала.

После обеда Лордан отправился проверять свою идею возможности подзарядки белых морионов прямо в форте, а О’Тил поднялся в библиотеку, где продолжил изучение существ из других реальностей. Ну не верил маг, что всё это многообразие может существовать на Торте.

Через час вернулся Лордан и сообщил, что ключ для открытия портала завтра с утра уже точно можно будет использовать. По поводу зарядки кристаллов дед отмахнулся, сказал, что это пока непонятно. Устройство для зарядки морионы приняло, бленкер появился, но пойдёт ли зарядка или нет, ясно будет, только если сигнальное приспособление начнёт изменять цвет.

О’Тил посидел за терминалом ещё немного, пока не начали болеть от напряжения глаза, потом откинулся в кресле и осмотрелся.

Хранитель сидел за соседним столом и внимательно просматривал очередную рукопись Лордана, которую барон принёс из хранилища.

Маг с сожалением подумал, что ничего из арсенала Древних он так и не смог обнаружить. Почти сотня Ликторов – это, конечно, замечательно, но О’Тил не верил, что Древние смогли так надёжно укрыть все свои боевые артефакты. Магу идеалистически хотелось найти хоть один из них, чтобы раз! – и всё, все некроманты побеждены… Если Древние смогли создать Источники и изменить весь Горт, значит, им подвластны невообразимо могущественные силы. О’Тил ещё раз проанализировал ход своих поисков и с сожалением пришёл к выводу, что он осмотрел почти все места, где могло что-то сохраниться от бывших основателей форта. Почти… Ключевое слово. Но не мог же он заглянуть под каждый камешек на острове. Что там говорил Хранитель насчёт места, где лучше всего спрятать ценную вещь? «…Если хочешь спрятать каплю воды, то лучшее место, где её никто не найдёт, – это море…» Н-да. Звучит почти как «Если хочешь спрятать муадор, то храни его в сундуке среди других золотых монет…».

Рассеянный взгляд мага скользнул по открытой створке хранилища. Потом вернулся обратно. Если Лордан спрятал самое ценное, свой дневник, в этом хранилище, то, может, он также спрятал в нём что-то из артефактов Древних? Если у О’Тила просто нет достаточно времени, чтобы осуществить планомерный и тщательный осмотр форта и окружающих его скал, то у Лордана наверняка это время было… Значит, Лордан мог что-то найти… А не осмотреть ли до ужина ещё и это хранилище? О’Нос и его дед ведь тщательно его не досматривали, им хватило дневника и бумаг Лордана. Шансы есть!

И как это зачастую бывает, магу повезло в этот день опять. Ощупывая поверхность металлической плиты за столиком, на котором стояла сфера Горта, О’Тил внезапно обнаружил небольшую каверну. Палец в отверстие не пролезал, маг пытался достать до дна каверны кончиком своего кинжала, но это тоже не дало результата. О’Тил на секунду задумался, где ему взять тонкий щуп, чтобы довести своё исследование незначительного на первый взгляд изъяна в сплошной стене хранилища. На память пришёл один из инструментов рабочего голема, которым тот вскрыл Ликтора. О’Тил было дёрнулся, чтобы спуститься вниз за големом, но остановился. Маг он или не маг? Что из доступного арсенала плетений он может здесь использовать? О’Тил представил себе удивлённые глаза Хранителя и Лордана, крутящего пальцем у виска и показывающего Хранителю на него, когда они обнаружат мага, прожигающего плазмой Огненного кнута дыру в металлической стене. О’Тил усмехнулся. Нет, так не пойдёт. Нормальные герои всегда идут в обход. Используем плетение Воздушного тарана. Только вместо сплошной ударной стены воздуха немного изменим структуру плетения. Сделаем тончайшее остриё, которое гарантированно пройдёт до самого дна каверны…

Маг, мысленно осматривая структуру получившегося плетения, осознал, что то, что у него получилось, напоминает скорее тончайший дротик или стрелу. Хмм… Стоит призадуматься и о возможности боевого использования нового плетения, Воздушной стрелы. А что, звучит оригинально…

– А ты что здесь делаешь? – удивлённо спросил барон, который зашёл в хранилище за очередной рукописью и обнаружил замершего у стены О’Тила.

– Я? Я, это, пытаюсь проникнуться энергетикой этого места… – брякнул первую пришедшую в голову мысль О’Тил.

– Ну-ну, смотри, чтобы это не вошло в привычку, проникаться… – усмехнулся дед и вышел обратно в библиотеку.

Что ж, пробуем Воздушную стрелу, если не получится, придётся привести сюда голема. О’Тил твёрдо решил довести дело до конца.

Сформировав плетение, маг тщательно проверил его мощность. Хотя что металлической стене от него будет?

Импульс активации!

Несколько секунд ничего не происходило. Боевой задор мага стал медленно снижаться.

Но тут в глубине стены послышался глухой щелчок, за ним лёгкий скрежет, свидетельствующий, что в действие вступил какой-то механизм.

О’Тил затаил дыхание.

По участку стены около пола, казавшемуся ранее сплошным, резко, как будто изнутри сработала пружина, проявилась прямоугольная расщелина, обозначив потайную крышку.

– О’Нос! Лордан! Идите сюда, кажется, я что-то нашёл! – выкрикнул маг в сторону выхода в библиотеку.

– Ну вот, а говорил, проникаешься энергетикой места… – усмехнулся дед, остановившись вместе с Хранителем в шаге от мага.

– Что показывает сканирование? – деловито осведомился О’Нос.

– Ничего не показывает, – ответил маг, – здесь в стенах сплошные силовые линии защитных плетений. Мне кажется, что тайник чисто механический…

– Занятно, – пробормотал Хранитель, – посмотрим…

Наклонившись, О’Нос поддел пальцами выступающую крышку и осторожно потянул её на себя.

Как только отверстие расширилось на ширину ладони, внутри стены что-то звонко тренькнуло.

Дзанг!

Выбив из противоположной стены сноп искр, на пол упал и перекатился смятый болт из менского железа.

– Ну да, я так и думал, стандартная ловушка… – ухмыльнулся Хранитель и картинно провёл по груди, где быстро затягивалось отверстие, пробитое в его теле арбалетным болтом.

Крышка потянула за собой из стены металлический ящик, в котором находилось четыре продолговатых свёртка в странной обёртке серебряного цвета.

– Очень похоже на фольгу, – сказал Хранитель, – так в реальности Роста называется похожая обёртка. Так, что мы здесь имеем? – О’Нос аккуратно достал первый свёрток, покачал его на руках. – Увесистый. Давай, О’Тил, выноси в библиотеку на стол, там посмотрим, что внутри.

Когда все свёртки достали, на дне ящика оказался толстый ремень с шестью креплениями, подходящими, как показалось магу, для размещения чего-то, напоминавшего рукоятку его Бебута.

Хранитель предложил О’Тилу право первому развернуть свёрток. Обёртка снялась с металлическим шелестом, да ина ощупь напоминала прикосновение к металлу, хотя была очень гибкой. Внутри свёртка находился жезл. И какой! Сразу видно работу Древних. Составная костяная рукоятка из двух частей, соединённая перешейком из жёлтого, покрытого от времени патиной металла, навершие из сферы, очень похожей на сферу Горта, правда без рисунка, и заострённое окончание из белого кристалла. На рукоятке в разных местах виднелись красный, синий, зелёный и белый морионы! Костяные части жезла были покрыты причудливым рисунком и непонятными символами.

Хранитель изумлённо ахнул.

– Ну, О’Тил, ну, молодец! Вот это жезл! А фольга, значит, для экранировки использовалась… Это же малая сфера Горта! Чувствуете, какой внутри мощный источник магии? Феррон, только он может быть внутри!

Хранитель всё охал и ахал, когда все четыре свёртка были развернуты и на столе оказалось четыре похожих, как будто вышли из-под руки одного мастера, но всё же разных жезла. В боевом предназначении этих артефактов Древних никто не сомневался, слишком уж выразительно угрожающе они выглядели. У всех были однотипные навершия из малой сферы Горта, а вот рукоятки различались. У двух жезлов рукоятки представляли собой сплошные кристаллы, покрытые костяными накладками. Правда, у одного кристалл рукоятки был белого, а у второго чёрного цвета. На накладках тоже были прикреплены морионы разного цвета. У третьего жезла чёрная сплошная костяная рукоятка была странной волнообразной формы, как у одного из клинков, который маг видел на стене в форте. И морионы на ней были только чёрного цвета.

О’Тил внутренне торжествовал. Хранитель и Лордан несколько раз хвалили его. Боевые артефакты Древних оказались спрятаны буквально под боком!

Все забыли об ужине, разглядывая и ощупывая находки.

– Осталось дело за малым, – наконец сказал Хранитель, – определить, для чего эти жезлы предназначены, хотя лично я в их боевом назначении не сомневаюсь. Вот этот, – О’Нос указал на жезл с костяной волнообразной рукояткой, – навевает мне мысли, что в нём используется тёмная энергия. Какие будут предложения?

– Спешить не стоит, – рассудительно ответил барон, – думаю, надо вдумчиво их изучить…

– А я предлагаю выйти из форта и… – начал было говорить О’Тил.

– И как жахнуть! – продолжил его слова Хранитель. – Нет, О’Тил, так делать нельзя. Даже если мы и сможем их активировать, неизвестно, к чему приведёт использование жезлов вблизи форта. А я не хотел бы потерять столь ценное убежище и укрепление. Я думаю, надо поступить по-другому. Так как в этих малых сферах Торта явно находится феррон, я бы предложил перенести на него копии моей личности. Это самый безопасный и доступный нам способ изучения этих артефактов Древних. Согласны? И ещё, изучать жезлы в форте не следует, думаю, что их тоже надо отправить в мой комплекс и уже там проводить исследования и испытания этого оружия. Так сказать, – Хранитель указал пальцем в потолок, – во избежание! Всё, О’Тил, определились, завтра действуем по ранее оговоренному плану, ты сначала перемещаешься в комплекс, а уже потом в Мекан. А сейчас отдыхайте, завтра сложный день, а вам ещё запасы энергии в магических резервах надо восстановить.

Ночь прошла беспокойно, маг спал плохо, несколько раз просыпался в холодном поту, но смысл беспокоящих его кошмаров от него ускользал. Проснувшись очередной раз уже перед самым рассветом, О’Тил решил встать. Маг тихонько, чтобы не разбудить деда, прошёл в библиотеку, где застал Хранителя, корпящего над бумагами.

О’Нос неопределённо отмахнулся от него и закрыл глаза, откинувшись на кресле. Опущенные веки Хранителя нервно подрагивали, выдавая его сильное внутреннее напряжение.

Взгляд мага упал на стол, где лежали жезлы. О’Тил взял лежащий рядом с ними ремень и примерил на себя. А что? Нормально сидит, даже удобней собственного, ведь его крепления явно сделаны для жезлов. Маг снял свой ремень и уже основательно нацепил найденный. Перевесил на него кинжал из менского железа, Бебут тоже идеально вошёл в одно из креплений.

Хранитель глаза так и не открывал.

Маг немного подумал, а потом по очереди разместил на поясе все четыре жезла. Одно крепление осталось свободным, но маг не стал забивать себе этим голову.

О’Тил попрыгал, ремень и артефакты держались как влитые.

– Настоящий древний маг, – послышался голос деда от входа в библиотеку. – Ну что, О’Тил, вижу, ты готов? Я надеюсь, ты хорошо запомнил то, о чём мы говорили вчера вечером?

Маг кивнул. Вчера поздно вечером дед провёл с ним долгую беседу о необходимости быть осторожным, рассудительным, избегать опасностей и тому подобное. О’Тил не возражал. Глубоко в душе ему было даже приятно, что дед проявляет о нём такую искреннюю заботу. Как в детстве…

– Всё, завтракать и в путь, – скомандовал Хранитель, открывший глаза и с улыбкой разглядывающий магов. – Да, кстати, хочу вас огорчить. Перед рассветом я проверил, как заряжаются белые морионы: процесс не сдвинулся с места. А это значит, что большую часть найденных нами кристаллов ты, О’Тил, заберёшь с собой в комплекс. Там я смогу зарядить их гораздо быстрее, а потом отправим их обратно в форт для активации остальных Ликторов.

– Не много груза для меня одного? – усмехнулся О’Тил.

– Ой, – отмахнулся от него Хранитель, – можно подумать, ты всё сам будешь нести. У нас же есть рабочий голем, он и понесёт. Запас эликсиров и морионы уже готовы к отправке, так что не будем терять времени.

Они быстро позавтракали, забрали из ниши клинок-ключ, над которым висел бленкер светло-зелёного цвета, и отправились к порталу. Чёрный Ликтор и нагруженный рабочий голем уже ждали магов в тоннеле.

Дед крепко обнял О’Тила, похлопал его по плечу и, отвернувшись в сторону, потёр глаз, сделав вид, что в него попала соринка. Хранитель сказал:

– О’Тил, просто будь осторожен. Я прощаюсь, и я остаюсь с тобой, как-то так, – Хранитель улыбнулся, – и передавай привет мне, Хранителю комплекса. Всё, возвращайся. И… Удачи нам!

Уже знакомый магу портал Древних перегородил тоннель. О’Тил подошёл к его зеркальной поверхности, по которой пробегала мелкая рябь помех, и не колеблясь вошёл в своё отражение.

Когда плёнка портала отпустила мага, первое, что увидел О’Тил, – это голем Веера лезвий, который прицеливался в него из своего мощного амулета. О’Тил невольно отшатнулся, а в это время из-за его спины появился корпус Чёрного Ликтора. Голем Веера лезвий резко перевёл амулет на Ликтора, а потом внезапно опустил руку и замер. Из портала вышел рабочий голем, громко звякая ногами по каменному полу.

– Интересная конфигурация портала, – раздался сбоку от мага голос Хранителя. – Это чья технология?

Сердце О’Тила, безуспешно пытавшееся выпрыгнуть из груди, наконец начало медленно успокаиваться.

– Хранитель, я… – начал отвечать маг.

– Не надо ничего говорить, – перебил его О’Нос, – подожди пару секунд.

Хранитель сосредоточенно помолчал, потом сказал:

– И… Удачи нам! Понятно, – улыбнулся О’Нос. – С возвращением, О’Тил!

Хранитель подошёл к нему и крепко обнял.

Странное ощущение: только что маг прощался с ним в форте, и вот Хранитель уже приветствует его в комплексе.

А потом всё завертелось. Хранитель вкратце рассказал О’Тилу о том, что он немного разминулся с Роном, о прибытии пополнения в комплекс и о событиях в Мекане и Кулоне.

– Хранитель, если честно, я спешу, – вклинился в его повествование О’Тил, – хочу догнать Рона и вместе с ним вернуться в Мекан. Рост, наверное, заждался меня.

– Согласен, – ответил Хранитель, – отправляйся. Только при условии, что вернёшься в комплекс вместе с Ростом. Надо поработать с пополнением. Ладно, пошли, я выдам тебе немного артефактов, хотел передать их с Роном, но у него и так ранец был полный.

– О’Нос, у меня ещё и жезлы с собой.

– Да, да, я знаю, – ответил Хранитель, заводя мага в какое-то тёмное помещение и подводя к столу. – Нет, нет, света не надо, что-то глаза у меня болят в последнее время. Вот ранец, сложи в него эти амулеты со стола. Можешь подумать о чём-нибудь хорошем, а я пока нанесу копии своей личности на малые сферы Горта.

«Подумать о чём-нибудь хорошем… – мысленно повторил слова Хранителя О’Тил, на ощупь складывая амулеты в ранец, – в темноте… У О’Носа появились причуды? Н-да… Совсем очеловечился артефакт… А о чём же хорошем подумать?.. Да ведь на самом деле за последние дни жизнь коренным образом изменилась! И деда нашёл, и сильным магом стал, и друзья появились… И цель… Нет, не так! Настоящая Цель в жизни появилась!»

– Жезлы можешь не оставлять, – сказал Хранитель через минуту, когда маг перестал шуршать руками по столу и захлопнул ранец, – в пути могут пригодиться. А я по ходу попробую разобраться с ними. Как только будет результат, сообщу. Всё, отправляйся, я уже связался с Роном, он движется от Хребта Мёртвых к границе, можешь перехватить его на заставе. И, О’Тил, удачи нам! – Хранитель заразительно засмеялся.

Маг ухмыльнулся. О’Нос явно в хорошем настроении.

Мир моргнул.

Маг перенёсся прямо к заставе. Странно, как-то здесь сегодня безлюдно… Где пограничники?

О’Тил связался с Роном, тот действительно был уже недалеко. Страж тепло поприветствовал мага, да и О’Тил был очень рад его слышать. Так, вот и пограничники. Хмм… Что-то с ними не так…

Маг резко прервал свой разговор с Роном.

Из-под навеса, где поисковики, уходящие в Потерянные земли, обычно оставляли своих лошадей, навстречу О’Тилу вышли пятеро пограничников. Необычно сосредоточенные лица, какая-то неправильность в их движении сразу бросились в глаза магу. Где остальные?

Магический радар показывал, что в районе заставы живых людей нет, а синие точки, обозначающие пограничников, вдруг резко поменяли свой цвет на красный.

По телу одного из ожидающих мага пограничников пробежала рябь мелких помех.

«О’Тил! Опасность! Это засада, – вклинился в мысли мага Хранитель. – Пограничников нет, а поджидают тебя, скорее всего, вампиры, энергетические существа, которые могут принять облик любой своей жертвы!»

Маг замедлил шаг, сохраняя внешнее спокойствие и не подавая виду, что ему известно о засаде, затем моментально активировал щит, его рука потянулась за Бебутом.

«Бебут не поможет, – предупредил Хранитель, – возьми жезл, рукоятка которого целиком из белого кристалла, активируешь как обычный амулет».

О’Тил остановился и сосредоточился. Перед ним, на расстоянии каких-то десятка шагов сияли сплошными переплетениями силовых линий существа, которых действительно невозможно было бы спутать с обычным человеком.

Рука мага медленно переместилась с рукоятки Бебута на жезл, о котором говорил Хранитель.

Внезапно в щит О’Тила ударили пять энергетических щупалец, протянувшихся от вампиро-пограничников. Лицо одного из них украсила зловещая усмешка.

Затраты энергии на поддержание магического щита резко возросли.

«Бей!» – выкрикнул Хранитель.

Импульс активации!

С направленного в сторону вампиров жезла сорвался рой искр, моментально ударивших в сияющие силуэты.

Маг почувствовал, как отток энергии прекратился, а энергетические щупальца пропали.

Вампиры не успели пошевелиться, они как стояли, так и замерли в неестественных позах.

– Этот жезл является неким аналогом нашего парализующего плетения, – раздался голос Хранителя, появившегося рядом с магом и направившегося к окаменевшим вампирам, – только он действует на энергетические существа. Скажем так: если его использовать против меня, когда я принимаю материальную оболочку, как сейчас, меня тоже парализует. Серьёзное оружие Древних, действующее на живых и на энергетических существ. Механические устройства тоже обездвижит.

– А на зомби? – уточнил маг, подходя к О’Носу, с любопытством рассматривающему вампира с улыбкой на лице.

– Ну и на них тоже, – ответил Хранитель. – Это, скорее всего, роевик. – Он указал на замершего напротив него вампира. – Рон рассказывал мне о них.

– О вампирах в Кулоне всякие небылицы ходят, – сообщил О’Тил. – Когда-то один поисковик ко мне обращался, вроде пострадавший от встречи с ними.

– Ещё увидишь его, – кивнул О’Нос. – Рон нанял в Кулоне торговца, чтобы он занялся скупкой магических материалов. Так вот, это тот самый бывший поисковик, Костяк, который выжил после встречи с вампиром, хоть почти превратился в ходячий скелет.

– Точно, Костяк, – подтвердил маг. – А с этими что будем делать? – О’Тил указал на вампиров.

– А давай-ка, мой юный друг, доставай чёрный и жёлтый морионы, – ответил Хранитель и усмехнулся. – Буду пополнять мою кунсткамеру… Некромантка есть, теперь будут вампиры.

– Так, – задумался О’Тил, вынимая из специальных отделений ранца морионы, – на чёрный, насколько я помню, нанесено плетение Пространственного кармана, а на жёлтый – Нетленности. А кунсткамера – это что?

– В реальности Роста это хранилище всяческих уродцев, на которых приходят посмотреть люди за деньги, – ответил О’Нос.

Мага передёрнуло.

– У них что там, своих Потерянных земель нет? – спросил О’Тил.

– Есть, – ответил Хранитель, – и поисковики тоже есть. Они их там сталкерами называют. Книг о них написано очень много, если хочешь, расспроси Роста, он этой темой одно время интересовался. Только их артефакты, ну, которые сталкеры из Зоны, так их Потерянные земли называются, приносят, не чета нашим. Мощные и какие-то нереальные, что ли… Ладно, не отвлекайся.

Импульс активации!

Тела вампиров окутались призрачным сиянием.

Импульс активации!

Лёгкий хлопок – и их тела размылись в воздухе и превратились в облако плотного тумана, который втянулся в чёрный морион.

– Всего и делов-то, – усмехнулся О’Тил и сложил морионы обратно в ранец.

Хранитель, не попрощавшись, растаял в воздухе.

Маг задумчиво покрутил в руке увесистый жезл. Занятная вещица, как оказалось. Что же скрывается в других? Хранитель как-то не посчитал необходимым объяснить ему особенности остальных жезлов. Может, ещё не разобрался с ними? Ну да ладно, всему своё время.

О’Тил снова связался с Роном, вкратце сообщил ему о событиях на заставе и договорился, что он пересечёт границу, сообщит Росту о своём возращении, а потом встретится со Стражем у заставы. Рон согласился. За него можно не переживать, ведь вместе с ним Хранитель отправил двух боевых големов, а заставу маг зачистил.

О’Тил кровожадно ухмыльнулся. Вот чтобы так со всеми противниками справляться…

Как только маг пересёк незримую границу между Свободными территориями и королевством Ленна, в голове резко зазвучал голос Хранителя:

«О’Тил! В Мекане напали на Стражей и Роста! Есть погибшие!»

Не слушая дальше, маг сосредоточился.

Мир моргнул.

О’Тил оказался перед воротами столичного особняка, из которых в это время выскочил Синий Глаз, принявший боевую трансформацию оборотня.

– Где? – спросил О’Тил.

«Трактир „Полный рот”!» – ответил Хранитель, и одновременно с ним то же самое выкрикнул Синий Глаз и, ускорившись, пробежал мимо.

Мир моргнул.

Когда маг появился возле трактира, там уже всё было кончено.

Дымящиеся груды земли и камня, разбросанные куски тел Стражей и разорванных големов. И тусур, уносящий в костлявой руке отрубленную голову Роста…

Пелена бешенства застлала глаза О’Тила. Время как будто замедлилось. Не особо осознавая, что он делает, маг выхватил первый попавшийся жезл и направил его на тусура, а вторую руку распростёр в сторону близлежащих домов, где радар подсветил несколько точек красным цветом.

Импульс активации!

…От руки мага в сторону домов уносятся огромного размера файерболы. С жезла срывается сгусток плазмы и летит в спину костяного голема…

…Тусур пытается увернуться и разворачивается к О’Тилу. Но плазма, цепляясь появившимся отростком за один из костяных шипов тусура, резко меняет направление и полностью покрывает тело костяного голема. В последний миг перед тем, как мощная вспышка на месте голема ослепила мага, О’Тил видит, как открытые глаза Роста задвигались. Вместе со вспышкой по ушам резко бьёт грохот чудовищных взрывов на месте двух близлежащих домов…

…Ударная волна бросает О’Тила на землю.

Время вернулось в обычное русло.

О’Тил вскочил и бросился к тому месту, где только что был тусур. На засыпанной обломками земле остался только пепел. Маг, не веря своим глазам, огляделся, потом схватился за голову и обессиленно сел на землю.

Рядом с ним, полыхая призрачным лезвием Палаша, появился и замер Синий Глаз.

– О’Тил, это конец… Я не успел даже сделать копию его личности… – глухо сказал Хранитель, появившись рядом с магом.

«Почему я опоздал, ведь я мог их всех спасти!» – мысленно корил себя О’Тил. На душе становилось всё тяжелее и тяжелее, а голова мага начала вдруг раскалываться от внезапно появившейся боли.

Порывы лёгкого ветерка выдули с места побоища дым, расстилавшийся от чадящих воронок, оставшихся на месте домов, где скрывался противник. Из переулка показался городской патруль, усиленный королевскими гвардейцами. Удивлённо рассматривая перепаханную дорогу и снесённые дома, груды металлических обломков, оставшихся от големов, и останки погибших Стражей, солдаты остановились. Их старший отдал команду оцепить место сражения и осмотреть прилегающие окрестности. А сам офицер почему-то так и не решился подойти, хоть и узнал в человеке в грязном и запылённом комбинезоне, сидящем прямо на земле, союзного мага. Чем-то ужасным веяло от стоявших рядом с ним Стража в боевой трансформации и человека в обычной экипировке магов Свободных территорий, одежда которого была нереально чистой среди этих развалин.

Боль, раздирающая голову мага, становилась всё сильнее, а он всё сидел и смотрел, как очередной порыв ветра поднимает в воздух пепел, оставшийся от Роста.

Боль быстро растеклась по всему телу. Мелкие судороги стали скручивать конечности мага, перед его глазами пробежало несколько картин из прошлого, которого могло не быть, если бы он был немного расторопней…

…За миг до того, как мощная вспышка на месте голема ослепила мага, О’Тил видит, как открытые глаза Роста задвигались…

…«„Полный рот”!» – ответил Хранитель, и одновременно с ним то же самое выкрикнул Синий Глаз и, ускорившись, пробежал мимо…

…Лёгкий хлопок – и тела вампиров размылись в воздухе и превратились в облако плотного тумана, который втянулся в чёрный морион…

…«Ну и на них тоже, – ответил Хранитель. – Это, скорее всего, роевик. – Он указал на замершего напротив него вампира. – Рон рассказывал мне о них»…

Невероятным усилием воли О’Тил заставил себя вернуться в реальность и, инстинктивно понимая, что сейчас произойдёт и какой дар он получил в форте Древних, открыл глаза и сказал, обращаясь к О’Носу, который с испугом смотрел на него:

– Нет, Хранитель, это не конец, это только начало…

С трудом выговорив эти слова, О’Тил провалился в бездну беспамятства…

Боль, лишившая мага сознания, стала и толчком к его возвращению. Ощутив, что он опять её чувствует, О’Тил осознал, что приходит в себя. Маг открыл глаза, морщась от мелких судорог, продолжавших корёжить его тело.

…«Жезлы можешь не оставлять, – в темноте раздавался спокойный голос Хранителя, – в пути могут пригодиться. А я по ходу попробую разобраться с ними. Как только будет результат, сообщу. Всё, отправляйся»…

О’Нос на секунду замолк, а затем встревоженно спросил:

– О’Тил, что случилось?

Пересилив себя и кое-как подчинив тело, маг ответил:

– Хранитель, у нас большие неприятности… – О’Тил покачнулся и, чтобы устоять на внезапно ослабевших ногах, ухватился негнущимися пальцами за столешницу.

О’Нос резко перебил его:

– Не отвечай, помолчи секунду! Хмм… Надо же! «…Это только начало…» Эффект бабочки! Да, точно! Да, О’Тил, а я всё гадал, какой дар тебе достанется от форта Древних! Перерождающего события! Постой ещё пару секунд, я постараюсь тебе помочь…

О’Тил почувствовал, как что-то прохладное коснулось его висков. Магу сразу стало легче, судороги пропали, оставив после себя ноющие от хаотичных сокращений мышцы, а головная боль спряталась где-то глубоко в теле.

– О’Тил, ты должен держаться и спешить. Рона не жди, я сам его предупрежу. Но заставу тебе всё же надо по-быстрому зачистить, потому что он с вампирами даже при помощи големов не справится. Просто не теряй времени, и ты успеешь в Мекан до нападения. Давай, О’Тил, спеши!

Маг все ещё не верил, что он действительно смог перенестись в прошлое, хотя скорее не он, а его сознание… А может, даже он в прошлом просто получил каким-то образом знание о том, что будет происходить в пределах… скольких минут? Не меньше двух десятков и не более получаса! Он должен успеть! О’Тил хоть и чувствовал слабость, но после огромной дозы магической энергии и пары каких-то плетений, которые Хранитель явно задействовал на него, в целом он мог, нет, он должен сделать это! Спасти Роста и Стражей! Спасти своё и их будущее!

И начался отсчёт…

Мир моргнул.

Маг перенёсся прямо к заставе. Где вампиро-пограничники? Ага, вон навес для лошадей. О’Тил решительно перехватил жезл, рукоятка которого была целиком из белого кристалла, и перенёсся.

Вампиры явно не ожидали такой прыти от человека, а маг не дал им никаких шансов.

Импульс активации!

С направленного в сторону навеса жезла сорвался рой искр, моментально ударивших в сияющие под ним силуэты вампиров.

Пять энергетических существ, состоявшие из сплошных переплетений силовых линий, так и не успели покинуть место, усыпанное иссохшими останками пограничников.

Маг на доли секунды задумался. Они обездвижены, но живы. Их нельзя оставлять здесь, где будет проходить Рон. Когда они придут в себя? Уточнить у Хранителя? Или уничтожить? Но как это сделать? Спросить у Хранителя? Драгоценное время уходит!..

Маг решительно тряхнул головой. Лучшее – враг хорошего!

О’Тил быстро скинул ранец и достал два мориона.

Импульс активации! Импульс активации!

Не глядя, как плотный туман, оставшийся после вампиров, втягивается в чёрный морион, маг резко вызвал Рона.

«Я в курсе, дружище, Хранитель мне сообщил, – тут же отозвался Страж. – Мы с големами перешли на бег, не жди меня, спасай наших, давай, О’Тил!»

«Я постараюсь, Рон», – ответил маг и отключился.

Незримый отсчёт времени продолжается…

Мир моргнул. Граница. Маг перешёл на бег. Почувствовав, что он уже в королевстве, О’Тил вызвал Роста.

«О’Тил, дружище, – сразу же отозвался маг, – неужели это ты!»

«Извини, Рост, нет времени. Ты где?» – бесцеремонно перебил его О’Тил.

«У тебя, в столичном особняке», – чуть обиженно ответил Рост.

Мир моргнул.

Маг оказался в одном из залов своего меканского дома. Навстречу ему тут же шагнул и крепко обнял его Рост. Рядом появился Хранитель.

О’Тил высвободился, Рост с удивлением и непониманием смотрел на него.

– Рост! Я должен тебя предупредить… – сказал маг и пошатнулся.

Боль возвращалась.

Хранитель поднял руку, привлекая к себе внимание.

– Замрите оба и постойте молча пару секунд, мне надо синхронизироваться… – потребовал О’Нос.

Лицо Роста внезапно передёрнулось, он задышал, словно после быстрого бега, с трудом переводя дыхание. На его лбу выступили крупные капли пота. Потом он напрягся, стал дышать ровнее и сказал, поражённо глядя на О’Тила:

– Не может быть! Эффект бабочки!

«Достали уже, и Рост, и Хранитель со своими непонятными словами и фразами», – раздражённо подумал О’Тил. Волна боли нарастала, мелкие судороги уже пытались скрутить икры ног.

– Но может ли это быть правдой? – продолжил Рост.

Его перебил Хранитель:

– Ты сам всё видел… А, вот сейчас и подтверждение получим… Рост, тебя Литон вызывает…

Дальше О’Тил разговор уже не слышал, потому что от боли потерял сознание и стал падать, но Рост успел его подхватить.

(обратно)

РОСТ Пережить двадцать первые сутки

Не каждый день узнаёшь, что через десяток минут ты погибнешь. Более того, Хранитель смог показать мне настолько яркие картинки этого самого процесса, что меня буквально скрутило, моё дыхание сбилось, а всё тело покрылось холодным липким потом.

Кое-как приведя свои чувства в порядок, я невольно засомневался в реальности происходящего. Неужели О’Тилу действительно удалось узнать будущее и он может его изменить?

Наверное, свои сомнения я выразил вслух, потому что Хранитель тут же ответил:

– Ты сам всё видел… Ага… Вот сейчас и подтверждение получим… Рост, тебя Литон вызывает…

В это время наш маг внезапно сомлел, и я едва успел подхватить его. Быстро уложив О’Тила на диван, я попросил Хранителя вызвать всех Стражей и ответил на вызов Литона.

– Рост, – отрывисто сказал герцог, – в канцелярии сработали ваши артефакты по определению пособников некромантов. Один из наших клерков задержан. Не желаете поучаствовать в допросе?

Я посмотрел на О’Носа, он кивнул и пожал плечами.

Что ж, последние сомнения отброшены.

Литон все ещё ждал моего ответа.

– Герцог, у вас маг толковый под рукой есть? – задал я ему неожиданный вопрос.

– Да, – немного помешкав, ответил Литон.

– Пусть применит к задержанному парализующее плетение. Если вы сейчас начнёте его допрос, то пленник умрёт, плетение Пыльцы смерти вам что-то говорит?

– Сейчас отдам необходимые распоряжения, – отозвался Литон.

– Герцог, – продолжил я, не снижая темп, – нет времени всё объяснять, просто доверьтесь мне. Некроманты подготовили очередной удар, и у нас есть достоверная информация, где это случится. От скорости наших решений сейчас зависит, сможем ли мы их остановить.

– Я готов, Рост, – решительно сообщил герцог.

Увидев, что все Стражи собрались вокруг меня, следующие фразы я говорил уже всем.

– Так, что нам известно. Противник находится в районе трактира «Полный рот», – начал я, Стражи прислушались, – и занимает позиции в нескольких домах, прилегающих к улице, ведущей от особняка О’Тилов к королевской канцелярии. Количество противника от пятнадцати до двадцати человек, вероятно, адептов Детей судьбы. Из них пятеро – мечники с задачей напасть на Стражей по пути в канцелярию. В двух домах, примыкающих к трактиру, размещены около десяти лучников, на вооружении находятся стрелы из кости фосса, задача – уничтожение мага Свободных территорий, прибывшего на помощь Стражам после нападения. Сигналом к атаке для мечников послужит взрыв с помощью заранее установленного амулета в полотне дороги во время прохождения по нему группы Стражей. После появления мага противником планируется активировать подрыв второго амулета, заложенного под полотно дороги, и добить раненых с использованием лучников. Контроль нашего уничтожения проводит четвёрка тусуров, сейчас скрывающихся где-то в районе трактира. Общее руководство атакой и управление тусурами, скорее всего, осуществляется из одного из прилегающих к улице домов. Литон?

– По-онял, – протянул герцог и уже чётко, по-военному спросил: – Мои действия?

– Необходимо как можно более скрытно блокировать квартал с условным центром засады, трактиром «Полный рот». Желательно создать несколько рядов оцепления, так чтобы никто не смог покинуть его незамеченным. Все лица, пытающиеся выйти за кольцо оцепления, должны быть задержаны. Солдатам и магам быть готовым применять силу и артефакты. К задержанным, всем без исключения, – здесь я сделал особое ударение, – применять парализующие плетения, костяных големов, в случае их выхода на оцепления атаковать амулетами Огненного кнута. И, герцог, мне понадобятся несколько солдат из тех, которые охраняют особняк О’Тилов. Литон?

– Сейчас свяжусь с их командиром. Рост, сколько у меня есть времени? – заторопился взволнованный герцог.

Я на секунду задумался. Стражам до «Полного рта» добираться быстрым темпом от пяти до семи минут, три-четыре минуты ещё можно протянуть. Потом противник начнёт тревожиться и может переиграть засаду, что нам крайне нежелательно. Учитывая, что до канцелярии рукой подать, герцог, если проявит расторопность, должен успеть. Всё равно другого варианта нет.

– Восемь-десять минут, – ответил я.

– Понял, действую, – сказал герцог и отключился.

– У нас минута-полторы до выхода, – сообщил я Стражам. – Приготовьте по запасному комбинезону. Действуем так: вы обходите трактир и примыкающие к нему дома с тыльной стороны. Пучок, Пискун, за вами – дальний дом. Синий Глаз, Стрела, за вами – дом, примыкающий к трактиру по ходу. По сигналу атаки накрываете окна файерболами из Мух. Лесоруб, – я снял с ремня бессознательного О’Тила жезл, рукоятка которого была целиком из белого кристалла, и протянул его Стражу, – это мощный артефакт парализующего действия. За тобой контроль дома напротив трактира, где-то там должны быть тусуры. Активируешь жезл на цель как обычно, усилием воли. Также подстраховываешь гвардейцев после подрыва амулета на дороге, хотя они вместе с големами должны с мечниками справиться.

– А ты, Рост, – уточнил Лесоруб, – кто будет тебя страховать?

– Я действую сам, сейчас перемещусь в трактир и просканирую местность, по вашей готовности подкорректирую цели. Моя задача – выявить того, кто управляет засадой. Обещаю напрасно не рисковать. – Я жестом остановил Лесоруба, готовившегося мне возразить. – Всё, закончили. Сил у нас и так в обрез. Действуйте в боевой трансформации, амулеты магического щита активируйте сейчас, боевых артефактов берите по максимуму. Полминуты на сборы, встречаемся в арке у ворот. Время пошло!

Стражей как ветром сдуло.

– О’Нос, – обратился я к Хранителю, – с О’Тилом будет все нормально?

– Я в комплексе дал ему пару заряженных морионов, воспользуюсь ими для поддержания его организма. Энергии более чем достаточно. Не переживай, Рост, главное, не рискуй понапрасну!

– Хорошо, Хранитель, – сказал я и перенёсся под арку.

Возле стены, с торчащими за спинами тубусами Мух, выстроились принявшие боевую трансформацию сосредоточенные Стражи.

В ворота забарабанили.

– Гвардейцы, – сообщил Хранитель, появляясь рядом со мной.

По кивку Лесоруба Синий Глаз быстро приоткрыл калитку, под арку вошёл офицер.

– Господин маг… – начал было он, вытянувшись и щёлкнув каблуками сапог.

– Командир, давай быстро сюда пятеро твоих самых крепких солдат, – перебил я его, – бегом!

Офицер кивнул и, поддерживая одной рукой клинок, выскользнул за ворота.

На улице раздались резкая команда и топот подкованных сапог, под арку вбежали пятеро рослых гвардейцев во главе со своим командиром. Солдаты вздрогнули, когда увидели Стражей в боевой трансформации, но взяли себя в руки и выстроились напротив моего небольшого отряда.

– Лесоруб, отдайте им запасные комплекты комбинезонов и отправляйтесь. Как займёте позиции, немедленно доложите!

Пять смазанных вихрей вынесло на улицу.

– У вас полминуты на переодевание, приступайте, задачу поясню в процессе.

Офицер кивнул, забрал комплект одежды Стражей у одного из солдат и стал быстро раздеваться вместе с остальными гвардейцами. Оставшийся не у дел солдат помогал им, принимая у своих товарищей оружие и амулеты.

– Задача следующая: двигаетесь в сторону канцелярии по улице, проходящей мимо трактира «Полный рот».

Офицер, уже натянувший комбинезон и застегивающий на поясе ремень с оружием – кинжалом и клинком, опять кивнул.

– Идите по обочине дороги двумя колоннами, впереди каждой будут наши големы. В районе трактира под дорогой будет подорван мощный амулет файербола, будьте к этому готовы. Эти амулеты магов Свободных территорий позволят вам уцелеть. – Я выдал каждому гвардейцу наш артефакт магического щита.

Хранитель в это время вливал в амулеты дополнительный заряд энергии и немного корректировал структуру нанесённых на них плетений, пусть кратковременно, но значительно повысив мощность артефактов.

– После подрыва на вас нападут пять мечников, будьте и к этому готовы. Големы вам окажут помощь, но и сами не зевайте, если кто-то будет контужен, лучше прикрывайте товарищей и ждите подмоги.

Импульс активации!

Фигуры гвардейцев окутались невидимыми сферами магических щитов.

Увидев, что гвардейцы закончили переодеваться и практически готовы, я добавил:

– Бойцы, на выход!

– За Ленну и короля! – коротко ответил мне офицер и вывел свой отряд на улицу.

Хорошо здесь развит патриотизм…

Пока командир разбивал свой отряд на две неравные части, я нацепил по амулету магического щита и на големов, затем активировал их.

«Издалека за Стражей сойдут», – подумал я, провожая взглядом две маленькие колонны, двинувшиеся по обочине улицы в сторону трактира. Да и офицер молодец, решительный парень. Ведь мог солдата и не подменять…

Время!

Мир моргнул.

За угловым столиком, который я пару раз занимал, когда ранее был в трактире «Полный рот», всё так же царил полумрак. Ранних посетителей практически не было, лишь пара человек с аппетитом уминала завтраки за дальними столиками. Полная миловидная помощница трактирщика, протиравшая невдалеке ещё один столик, сделала круглые глаза, заметив меня за столом.

Потом устало покачала головой, деловито заткнула за передник влажную тряпку и подошла.

– Что будете заказывать? – спросила она, сдув прядь волос, упавшую на глаза.

– То же самое, что и им, – указал я в сторону завтракавших посетителей, – и горячий настой.

Женщина согласно кивнула и отправилась на кухню.

Я сосредоточился.

Радар подсветил цели. Так, вот пятерка мечников, занявшая позицию за широкой поленницей во дворе первого дома. Семь целей в самом доме и ещё пять во втором. Где костяные друзья? Это что за смазанные отклики четверых крепких мужчин?

Я посмотрел в окно, где виднелся дом с садом напротив трактира.

Что это у нас за милый садовый домик? Для инструментов? А четыре садовника там что, симпозиум проводят? Наверное, рассматривают варианты использования тусуров для хозяйственных работ…

Смотрим дальше. Точки женщины, ушедшей на кухню, и трактирщика, которого уже безошибочно определил радар, как-то странно слились. Я невольно усмехнулся: везде всё одно и то же. Люди не меняются, а трактирщик тоже человек.

Несколько посетителей не в счёт. Смотрим, кто у нас на втором этаже трактира…

Пара точек, очевидно спящие люди, неподвижно замерла на месте. Не наши клиенты. А вот это уже интереснее. Хранитель явно усовершенствовал магический радар. Одна точка, расположенная в проекции трактира, находится почти на срезе стены здания, как будто человек неподвижно замер у окна, ещё две точки ближе к предполагаемым входным дверям комнаты. Скорее всего, кроме стоящего у окна ещё один человек внутри помещения, а второй замер в коридоре, охраняя дверь. Смотрим… Хмм… Больше вариантов нет, похоже, товарищ нашёлся…

Время!

Стражи поочерёдно доложили о занятии позиций.

«После нескольких залпов из Мух немедленно проникайте внутрь домов, – воспользовавшись паузой, пока не появились наши переодетые гвардейцы, я продолжил инструктировать Стражей, – и здесь вступит в силу неумолимый закон: успевай поворачивайся! В каждый угол – амулет файербола. И вперёд! Активировать амулеты Веера лезвий по остаткам потолков, если этого мало – амулет Песчаного коловорота – и снова вперёд! Другая комната – амулет файербола. Поворот – ещё амулет файербола! Все помещения прочёсывайте призрачными лезвиями! И не медлить! Уже внутри самих объектов противник может перейти в контратаку. Он тоже драться умеет. Учитывать эту возможность! Мы уже возьмём инициативу в свои руки. Штурмуйте злее – амулетами файербола и Веера лезвий, контуженых и потерявших ориентацию поражайте клинками и кинжалами! Ритм боя внутри дома должен быть бешеным, ведь наш противник подготовленный, поэтому будьте готовы к неожиданностям. Сейчас должны появиться гвардейцы, готовность – полминуты!»

Понимая, что мои слова не сильно повлияют на ход сражения, я всё же продолжал морально накачивать Стражей. Хранитель хорошо отзывался по результатам их действий во время зачистки восточных кварталов Мекана, и это давало надежду, что Стражи не успели забыть бесценный опыт боевых действий в условиях города. Я специально не акцентировал их внимание на необходимости захвата пленных. Обойдёмся. Хоть внезапность и должна быть на нашей стороне, противник количественно превосходит наши силы. Поэтому любое промедление в выборе способа действия может привести к ранению или гибели, а нам это не надо. Мало нас…

На связь вышел Литон, который сообщил, что квартал с «Полным ртом» практически блокирован, из других районов города для усиления подтягиваются дополнительные армейские подразделения.

Время!

На периферии радара появились семь точек гвардейского отряда, усиленного големами, нашей лёгкой бронетехникой. Хмм… А ведь будь Стражи в подобии бронетранспортёра, даже в тех самых бронированных экипажах Литона, жертв в том развитии ситуации с засадой, принесённом О’Тилом, наверняка можно было бы избежать…

Големы, возглавлявшие две жидкие колонны воинов Леннара, поравнялись с первым домом, в котором засели адепты Детей судьбы.

В это время я незаметно покинул зал трактира и осторожно поднялся по лестнице, так чтобы не скрипнула ни одна ступенька, на второй этаж.

Аккуратно выглянул в коридор и так же быстро спрятался обратно за угол. Но расположение охранника, делавшего вид, что изучает какую-то картину на стене напротив дверей в комнату с предполагаемым руководителем засады, запечатлел. Напрягая все чувства, с трудом уловил лёгкий отклик двойного импульса активации, исходившего из комнаты с вероятным противником.

Снаружи трактира раздались практически одновременные сдвоенные разрывы фугасов. Видимо, противник предполагал, что отряд Стражей будет двигаться посередине дороги, а так он шёл по обочине, руководитель операции принял решение задействовать сразу оба заряда.

Всё, пора действовать! Время будто замедлилось.

Я перенёсся за спину охранника, обернувшегося к дверям.

…Левой рукой захватываю противника за шею, второй, с коротким кинжалом, наношу с максимальной силой удар сверху в шею, целясь в основание черепа. Охранник, чей спинной мозг разрушен проникновением лезвия кинжала, слабо трепыхнулся в моих руках, так и не осознав, что уже умер…

…С улицы доносятся звуки работы Мух Стражей. Стены трактира мелко сотрясаются от нескольких серий близких разрывов мощных файерболов…

…Мой усиленный Воздушный таран с таким напором вносит двери в комнату, что я успеваю только заметить, как они, подхватив кого-то по пути, резко впечатываются в противоположную стену комнаты, аккурат между двумя окнами с торчащими осколками выбитых ударной волной оконных стекол…

…Видимую через окна часть дороги быстро пересекает рой мелких искр и вонзается в костяных големов, появившихся из сада напротив трактира…

…Как только я прохожу дверной проём, второй охранник пытается ударить меня кинжалом в живот. Левой рукой отбиваю его удар и два раза резко пробиваю своим кинжалом его печень, третьим так же быстро рассекаю противнику сонную артерию на шее…

…Уклоняясь от брызг крови, вижу, что дверь, криво навалившаяся на стену, отлетает в сторону, отброшенная мощным ударом. У окон выпрямляется человек с разбитым лицом и делает неуловимый взмах рукой…

…Перекрываю возможную линию атаки охранником, его тело вздрагивает, насквозь пронзённое лезвием из металла с синим отливом…

…Мужчина с болезненной гримасой с трудом поднимает и нацеливает в меня вторую, мелко подрагивающую руку, в которой зажат какой-то амулет…

…В глаз противника впивается и входит по рукоятку мой кинжал, стремительно блеснувший через всю комнату. Удар настолько силён, что мужчину кидает назад, он спиной выбивает остатки стекла и выпадает наружу…

Время вернулось в обычное русло.

Ну вот, а я так рассчитывал на то, что сумею пленить главаря нападавших…

Совсем рядом раздался грохот мощнейшего разрыва, здание трактира ощутимо сотрясло. Через секунду с улицы донёсся скрежет и звук падения чего-то тяжёлого, пространство перед трактиром заполнило облако пыли.

«Доклад!» – вызываю на связь всех Стражей.

«Тусуры парализованы, – первым отзывается Лесоруб, – мечники уничтожены, среди гвардейцев безвозвратных потерь нет, двое контужены, двое легкораненых, один голем получил незначительные повреждения».

«„Безвозвратных потерь”… ишь как… Уже нахватались от меня или от Хранителя, который широко использует земной лексикон», – мелькнула мысль.

«Противник в домах уничтожен, – вслед за Лесорубом доложился Пискун, – в одном оказался укреплённый подвал, где заблокировались трое нападавших. На предложение сдаться ответили отказом». Он запнулся.

«И что?» – уточнил я.

«Так как команды пленных брать не было, вопрос решился с помощью забрасывания в подвал связки амулетов файербола, Пучок придумал. Все трое, скорее всего, уничтожены», – ответил Пискун.

«Почему „скорее всего”?» – опять не понял я.

«Не проверить. Количество необходимых амулетов несколько завысили, – смущённо ответил вместо Пискуна наш штатный лекарь, Пучок. – Взрыв в подвале оказался настолько сильным, что обрушилось всё здание, хорошо, что мы успели его покинуть».

«Потерь с нашей стороны нет, – продолжил доклад Пискун. – Синий Глаз заработал где-то очередной синяк, Стрелу слегка царапнуло болтом из менского железа, ничего серьёзного. В уцелевшем доме захвачено много оружия и боевых артефактов».

«Ладно, – ответил я, – собираемся перед трактиром, не забудьте собрать все трофеи…»

«Обижаешь, Рост», – откликнулся за всех Лесоруб.

Наверняка ведь нагло ухмыльнулся при этих словах, вот сталкеры доморощенные…

– Литон? – вызвал я герцога.

– Рост, что у вас там творится? – недоумённо отозвался он.

– Наша часть операции завершена, среди гвардейцев и Стражей потерь нет, уничтожен отряд приспешников некромантов, порядка двух десятков человек, сейчас уточняем их количество. Что по оцеплению? – спросил я.

– У нас всё в порядке, – сообщил герцог, – попыток проникновения через оцепление не было, слишком быстро всё произошло. Хмм… почти не было, – уточнил Литон. – От звука взрывов испугалась лошадь и понесла экипажпрямо на заслон. Армейский маг – молодец, не растерялся, так что и лошадь, и кучер, и супружеская пара в экипаже, так сказать, слегка парализованы и ждут вашего допроса.

– Ваш маг действительно молодец, – ответил я, – чётко выполнил команду, а с задержанными разберёмся. Хотя, – я усмехнулся, адреналин схватки постепенно покидал моё тело, – лошадь можно отпускать без допроса… Если серьёзно, Литон, дайте команду, чтобы старший оцепления разбил квартал на секторы, то есть участки, и направил несколько отрядов для их тщательного осмотра. Со всеми подозрительными личностями пусть поступают так же, как с той лошадью, потом разберёмся. Литон?

– Рост, – отозвался герцог, – кое-какой опыт у нас есть, так что отряды уже готовы…

– Извините, Литон, – опомнился я, не дети же вокруг собрались… – просто согласование деталей совместной операции иногда бывает решающим для её положительного результата. Да, герцог, трактир и прилегающие к нему дома находятся под нашим контролем, проверены, противника нет.

Сообщив, что свяжется со мной после завершения зачистки – интересно, кто это слово в Мекане в обиход запустил, – Литон отключился.

С пола в комнате я подобрал тот самый амулет, который главарь нападавших хотел применить против меня в последний момент. Незнакомый артефакт выглядел как толстый кусок абсолютно прозрачного стекла. Амулет оказался неожиданно холодным и полным тёмной энергией. Приберём, Хранитель поможет с ним разобраться. Так, кинжалу из менского железа тоже не место в этом негодяе. В ранец.

Когда я перенёсся во двор перед трактиром, то первым делом подошёл к лежащему ничком телу главаря и тщательно осмотрел его. Несколько мелких боевых амулетов… Ага, вот и искомый артефакт, управляющий костяными големами! Это уже действительно ценный трофей! В ранец.

Всё это время за мной следовал настороженно осматривающийся вокруг Лесоруб, так и не сменивший боевой трансформации. Вначале я хотел успокоить его, что радар не показывает в окрестностях ни одного противника, а потом передумал. Техника техникой, хоть и магическая, но всё равно ошибку допустить может…

В ходе осмотра вещей главаря к нам присоединился гвардейский офицер, поучаствовавший в операции. Измазанное сажей лицо, озорно блестевшие глаза и несколько порезов на комбинезоне говорили о том, что Рэй, так он представился, мимо схватки не прошёл. Надо будет как-то Литону намекнуть, что ли, чтобы отметил этих гвардейцев и Рэя. Хотя – я же не дома, а диппредставитель, так что не намекать надо, а прямо отметить участие гвардейцев в уничтожении диверсантов и наградить от лица Свободных территорий. Да, так будет правильно…

Поочерёдно осмотрев окаменевших тусуров, снял с них амулеты, которые, по предварительному анализу, помогали костяным големам укрываться от магического сканирования. Обломок такого же мы обнаружили после нападения Детей судьбы на поместье Литона, только тогда артефакт был разрушен. В ранец.

Из трактира испуганно выглянул хозяин. Узнав меня, трактирщик спросил:

– Господин маг! Мы что, пережили очередное вторжение? Нет, ну эти некроманты… И откуда они взялись на мою голову… Кто, кто возместит мне ремонт?! Три двери разбито, выбиты все окна, в одном месте обвалилось перекрытие….

– Всё уже нормально, – успокоил я его, – просто локализовали и ликвидировали небольшой отряд диверсантов… – Видя по округлившимся глазам трактирщика, что он ждёт пояснений, я добавил: – Отряд пособников некромантов хотел захватить ваш трактир и тайно разместить в нём чёрный портал. После накопления сил противник планировал внезапным ударом из трактира захватить плацдарм в столице для последующей переброски войск и полного захвата Мекана. Так что спасибо за сотрудничество. Думаю, после войны на вашем трактире, на самом видном месте набьют на стену бронзовую табличку с вашим именем и мемориальной надписью с благодарностью от жителей королевства Ленна своему защитнику…

Трактирщик ошеломлённо помотал головой.

– Ме-мо-риа-ль-ной… – по слогам повторил он.

– Памятной табличкой, – пояснил я.

– Так зачем, это, ме-мо-ри… тьфу, памятную-то табличку после войны? Мы это сейчас, сразу после ремонта своими силами сделаем. И вас, господин маг, магов Свободных территорий на ней отметим. Клиентов будет… – мечтательно закатил глаза трактирщик. – Я – и маги Свободных территорий! И, эти, ди-вер-сан-ты! Ух-х!

– Хмм… – задумчиво протянул я, – думаете, благодарный народ уже сейчас захочет табличку разместить?

– Да, конечно, – убедительно махнул рукой повеселевший трактирщик, развернулся и побежал в дом.

Улыбающийся офицер корчился за спиной у Лесоруба от хохота, из трактира тем временем донеслось:

– Давайте, шевелитесь здесь! Попрятались по норам! И это тогда, когда я с магами Свободных территорий этих, самих ди-вер-сан-тов, во! Самых сильных приспешников чёрных здесь ликвидировал! Ваши никчёмные жизни спасал!..

Постепенно перед трактиром на расстеленном плаще собралась груда разнообразного холодного оружия, включая несколько луков и лёгких арбалетов для ближнего боя с достаточным запасов стрел и болтов из менского железа. Рядом с оружием выросла кучка различных боевых и защитных артефактов, снятых Стражами с убитых адептов Детей судьбы. Да, хорошо они в этот раз подготовились, вон как подставу с клерком в канцелярии своевременно организовали, и, если бы не О’Тил, всё бы у них получилось…

Кстати, О’Тил.

«Хранитель?»

«У О’Тила все признаки улучшения, Рост, – отозвался О’Нос, – как у вас говорят, из крайне тяжёлого положения он перешёл в стабильно тяжёлое, то есть идёт на поправку. Через сутки, думаю, полтора должен прийти в себя. Но потом я его ещё на сутки лечебному сну планирую подвергнуть. Организм О’Тила крайне истощён, если бы не внешняя подпитка энергией и лечебные плетения, то даже феррон ему не помог бы. – Хранитель немного помолчал и продолжил: – Но, Рост, меня начинает беспокоить другое…»

«Что?» – насторожился я.

Моё настроение резко упало.

«Я не могу связаться с Роном, – ответил Хранитель, – а по всем подсчётам, он уже должен был пересечь границу…»

«Что будем делать, О’Нос? – Я тоже заволновался, но сдержал свой первый порыв переместиться к границе. Да, не хватало, чтобы ещё что-то с Роном случилось. – Но ведь с ним два боевых голема и застава от вампиров зачищена?»

«Так-то оно так…» – подтвердил Хранитель и замолчал.

«Что, О’Нос, что вы хотели сказать?» – затеребил я Хранителя, не дождавшись от него ясности.

«Секунду, Рост, подожди…» – взял паузу О’Нос.

Я терпеливо стал ждать, хотя тревожное предчувствие постепенно начало охватывать меня. Действительно, зная, что на нас в Мекане готовится нападение, как Рон мог задержаться?

«Рост, у нас беда, – наконец усталым голосом отозвался Хранитель, – на границу вышел повреждённый голем. Рон погиб, сбрасываю тебе картинку…»

После вида разбегающихся от останков Рона пустынных крабов, которых спугнул голем, образы, передаваемые Хранителем, прервались.

Слов не осталось, одни эмоции…

– Что случилось, Рост? – спросил меня Лесоруб, с тревогой вглядываясь в моё лицо.

– Рон погиб… – сдавленно ответил я.

Усилием воли я взял себя в руки. Что делать? Я хотел сразу же перенестись к границе, чтобы собственными глазами увидеть место гибели Стража, но нельзя же бросить посреди столицы четырёх окаменевших костяных големов?

Пока я думал, как поступить, Синий Глаз чуть не решил эту проблему. После того как Лесоруб сообщил остальным Стражам, что Рон погиб, наш самый молодой и эмоциональный воин решил, что порубить замерших тусуров будет наилучшим способом выразить свою ненависть некромантам. Смазанный вихрь, уже рассёкший полыхающим призрачным лезвием Палаша одного из тусуров, был перехвачен Лесорубом и Пискуном буквально в шаге от следующего кандидата на переработку в костяную муку. Синий Глаз ещё пару раз дёрнулся, зажатый с обеих сторон, потом бессильно опустил руки и склонил голову. По его запылённому лицу пробежали две дорожки от слёз.

– Рон был для него не только командиром, – тихо сказал Стрела, стоящий слева от меня, – он был для Синего Глаза примером того, каким должен быть мужчина. Рост, – продолжил Страж уже твёрже, – известно, кто это сделал?

– Образы убийц имеются, – ответил я, – думаю, мы скоро узнаем, кто посмел поднять руку на Стража. И это безнаказанным не оставим, – зловеще добавил я.

Мы спешили. Я вкратце пояснил Лесорубу, что отправлюсь на место гибели Рона, а Стражи должны остаться в Мекане для охраны О’Тила в особняке. Возражения не принимаются. Да, охрану нашего торгового дома необходимо увеличить.

Пока я перекидывал костяных големов и наши трофеи в Пространственный карман, возле трактира появились Литон с несколькими сопровождающими.

Герцог решительно направился ко мне.

– Рост, это дознаватель Кади, – представил он добродушного толстяка, – он будет заниматься этим делом.

– Литон, к сожалению, – остановил его я, – мне необходимо срочно отбыть. Эта засада оказалась не единственной, и среди наших людей есть погибший. В распоряжении Кади я оставлю старшего из Стражей, который предоставит всю информацию о столичном нападении на наших воинов. К тому же у нас есть и командир гвардейцев Рэй, – я указал в сторону офицера в форме Стражей, – он тоже непосредственный участник событий. Пришлось задействовать, – я пожал плечами, – спасибо, герцог, что так оперативно отреагировали на мою вводную, но сейчас мне действительно надо спешить. Обещаю скоро вернуться и всё подробно пояснить.

– А кто погиб, Рост? Я его знаю? – спросил герцог.

– Рон, – ответил я и перенёсся.

Граница, пеший переход, застава. Теперь куда? В сторону Хребта Мёртвых. Приблизительно через пару минут, пользуясь подсказками Хранителя, я нашёл место между двумя холмами, где погиб Рон. Человек, ставший за короткое время верным товарищем, другом и соратником…

Расстроенный, я уселся на каменный уступ на склоне одного из холмов. Внизу, в овраге, лёгкий ветерок гнал взвесь из пыли и мелких песчинок через сплюснутую кучу металла, бывшую раньше големом файербола, и дальше, через разбросанные и растянутые пустынными крабами кости Рона…

Рядом, на таком же уступе появился Хранитель. Так мы молчали минут пять, потом Хранитель вздохнул и сказал:

– Это была Тёмная Булла…

– О чём вы, Хранитель? – спросил я, отвлекаясь от мрачных размышлений.

– Против голема использовали артефакт некромантов, Чёрную Буллу.

Я вспомнил, как во время атаки на Рона один из големов был смят чудовищным ударом сверху.

– Плетение Чёрной Буллы некроманты специально разработали для борьбы с нашими големами. Это плетение и тусуры, вывод – засада тоже была организована или некромантами, или Детьми судьбы… – пояснил О’Нос. – Надо посетить Кулон. Мне кажется, последние слова убийцы, что он о чём-то уже предупреждал Рона, как-то связаны с этим городком. Какие планы дальше, Рост? – спросил Хранитель.

– Не знаю, О’Нос, – ответил я, – надо похоронить Рона, найти его убийц… Честно говоря, я пока всё ещё не осознаю, что Рона нет, а полчаса назад погибнуть должен был ия… Скажите, Хранитель, у меня мысли появились, что, если бы О’Тил не изменял прошлое, возможно, что Рон сегодня не погиб бы?

– Рост, что ты хочешь от меня услышать? – удивлённо спросил О’Нос. – Я что, должен сказать, что лучше бы О’Тил ничего не менял и погиб бы ты, а Рон остался в живых? Что сделано, то сделано, с твоей гибелью наши шансы сильно уменьшились бы. Прекращай себя изводить, давай собери останки Рона, нас ждёт много дел. И найти, кто его убил, – одно из самых важных, – закончил Хранитель.

Моё настроение стало вообще ужасным после того, как в течение получаса я постепенно выбрал на площадке, где погиб Рон, все фрагменты его останков. Страшно было осознавать, что ещё час назад эти обломки костей были человеком, спешившим мне на помощь… Не завидую убийцам Рона, пришло время взяться за адептов Детей судьбы всерьёз.

Пообещав Хранителю вскоре вернуться в комплекс вместе с О’Тилом, я перенёсся к границе. Пеший переход, мир моргнул – и вот наша база в Кулоне.

Да, порядок Рон здесь навёл. Как только я оказался на площадке перед кулонским особняком, так ко мне от ворот двинулись два дюжих охранника, высвободившие из ножен свои клинки. Моё имя не очень их впечатлило, старший только недоверчиво хмыкнул, мол, проходимцы и не такое нам рассказывали. В чувство их привели только несколько призрачных лезвий, которые вспороли высыпанную гравием дорожку прямо перед ними. А когда в подтверждение моих полномочий выступил даже голем, преградивший дорогу охранникам, они наконец признали во мне мага Свободных территорий.

– Шило, управляющий кулонским представительством Свободных территорий, – решительно сообщил хмурый ветеран, которого вызвал во двор один из наших новых охранников.

– Рост, маг, – ответил я ему.

– Вы извините, Рост, за такой приём. Рон предупреждал о вас. Но мы думали, что он прибудет в Кулон вместе с вами и сам представит одного из руководителей Свободных территорий. А он с утра покинул Кулон, видно, вы с ним разминулись. Впрочем, Рон предупреждал, – ветеран усмехнулся, – что лучше голема вас никто не опознает. Я тогда не понял, что он имел в виду. Сейчас я распоряжусь: подадут еду и травяной настой, а после этого я могу доложить вам о ситуации в представительстве.

– Спасибо, Шило, – ответил я, – еды не надо. У меня только есть несколько срочных вопросов, а потом я отправлюсь дальше по своим делам.

– Хорошо, – согласился управляющий и указал на столик, который, пока мы представлялись, устанавливал во дворе один из слуг, – прошу, располагайтесь.

– Шило, – начал я, – должен вам сообщить плохую новость. Рон погиб.

– Как погиб?! – вскинулся ветеран. – Он повёл людей в Свободные территории всего несколько часов назад! Не может быть!

– К сожалению, – ответил я, – это правда. Рон попал в засаду, возвращаясь из Свободных территорий в Кулон. Вот образы людей, которые участвовали в нападении на него, может, вы кого-нибудь узнаете?

Над столиком появились и начали медленно вращаться, давая себя обозреть со всех сторон, образы основных действующих лиц засады на Рона.

– Стойте, Рост, – сразу отреагировал Шило на появившиеся иллюзии, – я их знаю! Это же скупщик артефактов Тан и его наёмники. Я же только вчера предупреждал Рона, что этот перекуп опасный человек…

– Откуда сам этот Тан? – заинтересовался я.

– Вроде из Мекана, – задумался ветеран, – по крайней мере, всегда себя за столичного выдаёт. Охранники его, наёмники, тоже не местные. Так вот, этот перекуп несколько дней назад прибыл со своими компаньонами в Кулон и был очень недоволен тем, что Рон уже организовал здесь массовую скупку магических материалов и артефактов. Позавчера у них был неприкрытый конфликт в одном из трактиров, и Рон раскидал всю его охрану. А вчера Костяк, это торговец, которого Рон поставил на скупку, присылал посыльного, что Тан покинул Кулон. Так вот зачем он покинул город! Надо немедленно сообщить городскому голове, чтобы его задержали!

– Нет, Шило, этого делать не надо. Есть подозрения, что Тан, который руководил засадой, скорее всего связан с некромантами, если и не работает напрямую на них.

– Как это «связан с некромантами»? – не поверил управляющий.

– Во время засады против Рона использовались артефакты с плетениями некромантов и тусуры, костяные големы, – пояснил я, – но это информация не для разглашения. О том, что нам известно, кто организовал засаду, Тан не догадывается. Поэтому его необходимо установить в случае появления в Кулоне и проследить за его связями. Может так статься, что мы и за Рона отомстим, и сеть пособников некромантов сможем выявить. Так что, Шило, о том, кто убил Рона, никому ни слова. А вот появление скупщика в городе мимо вас не должно пройти незамеченным. Сможете это организовать?

– Легко, – кивнул Шило. – Кулон – городок маленький, чужого найти очень легко. Я возьму на себя ветеранов и поисковиков, есть проверенные связи. А кроме этого, торговец наш, тот, который Костяк, из местных пацанов здесь уже посыльную службу организовал, они и за перекупом в городе следили. Так что в Кулоне всё будет надёжно, – заверил управляющий. – Единственная проблема – это связь. Рон обещал, что через пару дней у нас будут амулеты связи, но…

– Эта проблема решаема, – ответил я, подтягивая к себе и открывая ранец. – Вот, пока только четыре штуки, чуть позже будут ещё. Пользоваться просто: необходимо только сильно захотеть поговорить с человеком, у которого тоже есть такой амулет. Я вернусь в Кулон через день-два. Если будет информация или другие вопросы, вызывайте.

Пока Шило с удивлением разглядывал амулеты связи, я переместился в Мекан, в особняк О’Тилов.

По прибытии коротко переговорил с Литоном, проинформировав его о том, что пограничная застава вблизи Кулона уничтожена тварями Потерянных земель, которые, в свою очередь, зачищены нами. Литон выразил свое и королевское соболезнование в связи с гибелью Рона и пригласил меня после обеда прибыть на аудиенцию к Леннару, на что я выразил согласие. Лесоруб и Пискун всё ещё общались с дознавателем в королевской канцелярии, так что, сообщив Пучку, который остался в особняке за старшего, о своём возвращении, я отправился в комнату, где лежал О’Тил.

Усевшись в кресло напротив мерно сопящего мага, я задумался.

Значит – скупщик артефактов Тан. Кто у нас в столице может найти торговца? Лика… Да, надо ей сообщить о гибели Рона. Всё равно рано или поздно это надо сделать. Хотя… А что, если дождаться, пока О’Тил придёт в себя, и попробовать разгадать секрет перемещения в прошлое и его изменения… Хмм… И что дальше, как это повлияет на события? Спасли меня, погиб Рон, спасём Рона и… Эффект бабочки, что-то там из теории хаоса, когда взмах крыльев бабочки на одном континенте вызывает гибельные негативные последствия на другом…

– О чём думаешь, Рост? – спросил появившийся в другом кресле Хранитель.

– Знаю, как выглядит убийца Рона, знаю, кто может нам помочь отыскать его, если он появится в Мекане. Но пока не могу решиться на следующий шаг. А сказать о гибели Рона всё равно надо… – не глядя на Хранителя, ответил я.

– Лика? – больше утвердительно, чем с вопросом, произнёс О’Нос.

– Да, – согласился я, – мне показалось, что у них с Роном возникла симпатия, причём взаимная… И как я ей должен теперь сказать, что Рон погиб?

– Рост, это жизнь, – ответил О’Нос, – чем дольше будешь оттягивать разговор, тем сложнее это будет сделать потом. Давай пока немного переключим твои мысли на другое. Нам необходимо по-новому посмотреть на наши планы в связи с местоположением форта, смертью Рона и ещё некоторыми моментами.

– Хорошо, Хранитель, – согласился я и немного расслабился, – давайте поговорим.

– Итак, попробую дать короткую выжимку из информации и дел, изучение которых мы постоянно откладываем на потом, – сказал О’Тил. – Исходя из данных деда О’Тила, подтверждается наличие в нашем мире четырёх материков, так, как и отмечено на сферах Торта. Кроме того, Лордан сообщил, что на каждом материке расположено по два Источника, созданных Древними, тёмной и светлой энергии. Тот, кто сумеет овладеть всеми Источниками, сможет изменять физические законы нашего мира, что также можно делать, объединив разрозненные части дневника Лордана, мага Свободных территорий. Существует мнение, что некроманты сумели овладеть Источниками на других материках, что косвенно подтверждается их масштабной атакой на Свободные территории две сотни лет назад. Также у них точно находится одна из четырёх частей дневника Лордана, хотя здесь мы их опережаем – у нас уже две части. Что следует из этой информации?

– Вывод простой, – ответил я, – не сумев заполучить остальные части дневника, некроманты направят усилия на уничтожение их сегодняшних владельцев, то есть нас, что и подтверждается постоянными атаками на членов семьи О’Тил и появившихся магов Свободных территорий. Некроманты, скорее всего, предпримут и попытку вторжения в Свободные территории для захвата расположенного там Источника. Кстати, а где расположен тёмный Источник на этом материке?

– Предполагаю, – сказал О’Нос, – что на территории королевства Рат.

– Это достоверная информация? – всё же уточнил я.

– Рост, сам я там не был, – недовольно ответил Хранитель, – но ради чего ещё некроманты подмяли бы под себя именно это королевство?

– Ладно, – согласился я, – будем исходить из того, что Источник тёмной энергии находится там. Что ещё?

– Существует большая вероятность, – продолжил О’Нос, – что некроманты уже проникли в Свободные территории. К таким выводам меня привели размышления о постоянном появлении на территории Потерянных земель всё новых и новых видов монстров. И Рон, который более десяти лет ходил по опустошённым землям, и другие поисковики, все утверждают, что почти в каждом выходе им встречаются новые твари, которых они раньше не встречали. Какие-то виды монстров сохраняются, другие исчезают, то есть весьма вероятно, что их кто-то специально культивирует или выводит. А кто это может быть? Некроманты…

– Может, всё же это естественный процесс? – предположил я. – Вроде последствий магической катастрофы…

– Я тоже так думал, – покивал Хранитель, – но сейчас больше склоняюсь к мысли, что всё это не случайно. Рон отметил, что за его десять лет выходов в Свободные территории со временем твари стали появляться и изменяться гораздо интенсивнее. Если бы процесс их преобразования зависел от последствий магической катастрофы, то на протяжении двухсот лет скорость появления новых монстров имела бы тенденцию к постепенному снижению. А мы имеем обратный процесс. Поэтому я думаю, что некроманты уже в Свободных территориях…

– И что мы можем предпринять, О’Нос? – спросил я. – Прочесать всю территорию Потерянных земель нашими силами нереально, попросим помощь у Леннара, уведём армию, а королевство тут же захватят некроманты, да и отдельные соседи королевства постоянно на Леину криво смотрят. С другой стороны, если мы никак не отреагируем на эту информацию, займёмся дальнейшими поисками дневников, изучением форта и другими рутинными вопросами, то очень скоро может оказаться, что некроманты овладели последним Источником – и всё, капец, как говорится, расслабьтесь и получайте удовольствие…

– Примерно так и может произойти, – усмехнулся Хранитель. – Я не случайно предлагал раньше найти и активировать комплекс, в котором было сосредоточено всё производство големов в Свободных территориях. После катастрофы у меня была налажена с ним связь, как и с другими подобными учебно-тренировочными и исследовательскими базами магов Свободных территорий. И я точно знал, что этот комплекс уцелел и сумел произвести значительное количество боевых големов до того времени, пока, как и все остальные, не был законсервирован из-за недостатка энергии. Но сейчас у меня другое предложение. По каким-то причинам, скорее всего для исследования порталов на другие материки, Лордан перед войной переправил в форт Древних около сотни боевых големов последней разработки, Чёрных Ликторов. Это самые совершенные боевые машины магов, которые когда-то были созданы, и мы их нашли благодаря нашему другу, О’Тилу. – Хранитель с уважением сделал лёгкий поклон в сторону мерно сопевшего мага и продолжил: – И это даёт нам шанс… – О’Нос задумался.

– Какой шанс? – не выдержал паузы я.

– Если я правильно понимаю действия некромантов, то в Свободных территориях у них не может быть полноценной армии, иначе мы с тобой сейчас уже не беседовали бы. Думаю, что если они и находятся в Потерянных землях, то, скорее всего, речь может идти о каком-нибудь экспедиционном корпусе с ограниченным количеством воинов и тусуров, что даёт нам шанс пробиться с помощью Чёрных Ликторов к Источнику и захватить его.

– Возможно, – согласился я, – и что дальше? Его ведь надо будет охранять? Мы захватим Источник, но не сможем продолжить поиски дневников…

– Рост, не всё так плохо, – ответил Хранитель. – Захватив Источник, мы можем создать непосредственно возле него новый комплекс, где разместим гарнизон из Чёрных Ликторов. Да и к тому времени, думаю, нескольких новых магов из новобранцев сможем подтянуть до удовлетворительного уровня. Рабочих големов для быстрой постройки нового комплекса должно хватить. Этим мы обезопасим свои тылы. А затем уже можно активировать комплекс по производству големов и быстро нарастить наши силы и укрепить присутствие в Свободных территориях.

– Хранитель, так почему же сразу этот комплекс не активировать? – Я ещё не всё понимал.

– Вот смотри, Рост, здесь мой комплекс, – передо мной появилась проекция Свободных территорий, и О’Нос ткнул пальцем в замерцавшую зелёным цветом точку, – здесь Источник, до него где-то полторы недели пути на лошадях, а вот здесь необходимый нам комплекс по производству големов, до него уже три недели пути. Источник находится в глубине нашей территории, ближе к океанскому побережью, а комплекс Големов практически на противоположной границе Свободных территорий. Что там сейчас происходит, я не знаю. Мы можем потратить уйму времени и обнаружить уничтоженный некромантами или разграбленный поисковиками комплекс, а то и попасть там в засаду, что вообще поставит точку в наших далекоидущих планах. Поэтому я и предлагаю вначале обезопасить Источник, а потом взяться за комплекс.

– А потом, Хранитель, вы предложите зачистить королевство Рат, потом оставшиеся три материка, и так и пройдёт моя полноценная и насыщенная событиями жизнь в этом мире без надежды вернуться домой… – Я с сарказмом продолжил слова О’Носа.

– У тебя есть другие предложения? – недоумённо спросил Хранитель. – Я как не имел возможности тебя отправить обратно, так и не имею. Только активация всех специализированных комплексов, нахождение оставшихся частей дневника Лордана может мне в этом помочь. Возможно, этот процесс существенно ускорит получение полного доступа к ресурсам и знаниям форта Древних. И захват всех Источников, – тут Хранитель не выдержал и откровенно усмехнулся, – тоже не надо сбрасывать со счетов. Рост, я помню своё обещание, и поверь, как только выстрою портал, который сможет тебя безопасно перенести домой, я сразу же это сделаю.

Я немного смутился. Хранитель всё же не заслужил, чтобы я его чем-то попрекал, поэтому сказал:

– Не обращайте внимания, О’Нос, видимо, на меня так повлияла смерть Рона…

– Ничего, – с сочувствием ответил Хранитель, – я понимаю. Его смерть действительно тяжело ударила по всем нам… – Он немного помолчал. – Итак, Источник. Мы можем перекинуть из форта восемь десятков Чёрных Ликторов, один десяток всё же там надо оставить. Слишком ценные знания могут находиться в форте, да и порталы на другие материки там… Нам надо только зарядить для них достаточное количество белых морионов. О’Тил оставил их у меня в комплексе, но сам я не справлюсь так быстро, как хотелось бы. Поэтому, как только О’Тил восстановится, вам необходимо прибыть в комплекс. А там и с новыми магами, и с пополнением Стражей поможете разобраться. Дальше. О’Тил также обнаружил несколько боевых артефактов Древних. Один вы сегодня уже использовали, это жезл с сильнейшим парализующим плетением…

– Заморозка, – кивнул я.

– В смысле «заморозка»? – спросил Хранитель.

– Как я понял, жезл воздействует на цель, как бы фиксирует её, мгновенно замораживает все процессы в объекте… – пояснил я.

– Да, можно и так сказать, – согласился О’Нос, – жезл Заморозки… Хмм… Пойдёт. Говоря словами из твоего мира, это нелетальное оружие, которое гарантированно выводит из строя механизмы и все формы жизни. Воздействие осуществляется путём погружения объекта в особое поле, которое функционирует на принципах промежуточной магии и ещё чего-то, пока не могу разобраться. Но известно следующее: оператор артефакта может усилием воли активировать его, одновременно задавая временной промежуток «выключения» объекта из активных действий на срок от одного до нескольких десятков часов. Так как в этом жезле теперь есть моя копия личности, то артефакт фактически стал «интеллектуальным» оружием, я и временной промежуток воздействия сам определяю, и чужому не дам его активировать. Так и с двумя другими жезлами будет…

– Подождите, О’Нос, – я не дал Хранителю продолжить, – но ведь О’Тил нашёл четыре артефакта?

– Верно, четыре, – согласился О’Нос, – но на один из них копию моей личности перенести не удалось. Не перебивай, дойдём до него. Так, что я ещё не сказал о жезле Заморозки? В принципе достоинства этого артефакта вы уже оценили. К недостаткам отнесу сравнительно малую дальность действия. По моим подсчётам, эффективная дальность жезла Заморозки составляет не более полусотни метров. – Хранитель на мгновение задумался, потом сам себе кивнул и продолжил: – Дальше. Во время нападения на тебя О’Тил неосознанно, но, заметь, очень эффективно использовал другой жезл.

– Что-то похожее на файербол, – сказал я и вздрогнул, как вспомнил об этом, так волна жара по затылку прошла…

– Практически правильно. По принципу действия этот артефакт аналогичен амулету файербола, но выстреливает полностью ионизированными сгустками плазмы, которые за счёт этого имеют температуру на несколько порядков выше, чем обычный файербол. Кроме этого, плазма обладает собственной системой корректировки, позволяющей ей эффективно и быстро поражать цель. Основной недостаток жезла Плазмы – это тоже малая дальность стрельбы, не более двухсот метров. Что касается двух других артефактов, то с ними всё немного сложнее. С одним я ещё разбираюсь, а на последний, костяная рукоятка которого имеет изогнутую волной форму, как уже сказал, копию моей личности я нанести не смог…

– Как вы думаете, почему? – спросил я.

– Есть у меня подозрение, что этот жезл завязан на тёмную энергию, поэтому надо будет провести несколько дополнительных экспериментов. Но это потом, когда вернётесь в комплекс. – О’Нос совершенно человеческим жестом устало потёр лоб. – Жезлы жезлами, но я думаю, Рост, что при первой возможности тебе надо посетить форт Древних. Слишком много в нём механизмов, отдалённо напоминающих системы из твоего мира. Хотя устройства Древних работают на магической энергии, они очень похожи на ту же самую электронику, компьютеры. Представь, если с помощью лордана, который наполняет тебя, мы сможем получить доступ к управляющему артефакту и системам форта, какие ресурсы станут нам доступны! Оружие, механизмы, знания! Но лучше это сделать, когда я разберусь с их языком, а на это уйдёт не меньше недели… И ещё подумай, ведь ты же тоже должен получить уникальный дар, как О’Тил и его дед! Тебе не интересно, что это будет?

– Вы знаете, Хранитель, – я жестом указал на О’Тила, – смотрю, как его покорёжило, и понимаю, что даже с его даром, если бы нас не оказалось рядом, О’Тил погиб бы. Неминуемо! И не факт ещё, что быть Перерождающим события действительно здорово! Вот я не могу избавиться от мысли, что, спасая меня и Стражей, О’Тил внёс изменения, которые привели к гибели Рона… Форт посетить надо, в этом я согласен. Но получить уникальный дар… это я должен обдумать…

– Хорошо, – О’Нос с интересом посмотрел мне в глаза и кивнул, – вернёмся к этому позже. Идём дальше. В форте мы также обнаружили значительный запас боевых и защитных амулетов магов Свободных территорий, комплекты одежды Стражей и другой одежды, в определении которой я несколько сомневаюсь, тоже надо исследовать. Комплект такой одежды на моей базе есть, моя копия там уже наверняка с ним работает… Посещение форта дало также возможность разработать амулет защиты, который сможет накрыть группу объектов куполом защиты, так, как это делали некроманты здесь, в Мекане, и приблизительно так, как защищён сам форт Древних. По моим подсчётам, опытный образец амулета защитного купола я создам через несколько дней в комплексе, материалы для этого там все есть. Если несколько таких амулетов установить на здание, то можно будет полностью накрыть и его мощным куполом магической защиты. Что нам это даёт? В идеале мы сможем накрыть новый комплекс и Источник куполом магической защиты!

– Вот это уже действительно хорошая новость, – согласился я. – А так как проблем с энергией возле Источника быть не должно, то эта магическая защита будет действительно мощной и стабильной!

– Да, именно так, – подтвердил Хранитель. – Идём дальше. В Пространственных карманах мы имеем некромантку, пятёрку вампиров и трёх тусуров. С тусурами очень удачно получилось! Мы получили и управляющий ими артефакт, и трёх целых костяных големов. Изучив их, мы сможем понять, нельзя ли во время боя перехватить управление тусурами или хотя бы дезориентировать их. О вампирах у меня есть кое-какие мысли, но они пока сырые, буду готов – сообщу. А вот с некроманткой я пока не знаю, что делать. Надо разбираться.

Хранитель замолчал, призадумался.

– И останки Рона… – тихо напомнил я.

– Что? – не расслышал О’Нос.

– Останки Рона, – громче произнёс я. – Когда вы, Хранитель, перечисляли, что мы имеем в Пространственных карманах, вы не упомянули об останках Рона.

– Да, извини, – замялся Хранитель.

Мы оба замолчали, погрузившись каждый в свои мысли, потом я сказал:

– Что ж, О’Нос, вы действительно всё разложили по полочкам – и наши приобретения, и наши задачи. Думаю, что сегодня я улажу все дела в Мекане, встречусь с герцогом и Леннаром. Завтра, когда О’Тил придёт в себя, похороним Рона, потом можно будет и в комплекс отправиться, там он отоспится, а мы начнём готовиться к походу.

– И с Ликой сегодня встретишься, – тихо напомнил О’Нос.

– И с ней, – грустно согласился я.

– Не печалься, Рост, всё будет хорошо, – попытался подбодрить меня Хранитель. – Рон прожил интересную и полную испытаний жизнь и в её завершение сумел совершить много важных и значимых дел. Память о нём навсегда останется с нами, а пока жива память, жив и сам человек. Посмотри на меня…

Я с интересом посмотрел на Хранителя.

– Я по сути живой артефакт, – в сердцах сказал О’Нос, – да я бы даже врагу не пожелал такой жизни после смерти, как у меня… Но меня во время войны никто не спрашивал, хочу я такого подобия жизни или нет… Да и сейчас выбора нет – от меня, от тебя и от О’Тила сейчас зависит, будут ли восстановлены Свободные территории и сможем ли мы остановить некромантов… – Хранитель немного помолчал. – Ты знаешь, Рост, мы ещё кое-что забыли. Во время вторжения некромантов на Мекан мы получили от главы местной магической академии хран, тёмно-красный морион. Помнишь?

– Ну да, и, как обычно, отложили его изучение на потом… – согласился я, действительно вспомнив, что так и не нашёл время узнать, какую информацию содержит морион, переданный мне О’Тилом.

– Вот! – Хранитель назидательно поднял указательный палец. – А время на него надо бы найти. Я слегка осмотрел информационные структуры, которые содержит морион, и могу сказать, что маг, который его заряжал, явно специализировался на плетениях воздуха. Конечно, в хране многого быть не может, но у магов с такой специализацией были очень интересные наработки во время войны. Ты, кстати, в курсе, что О’Тил в форте Древних с лёгкостью доработал плетение Воздушного тарана? Нет? Ну да, откуда… Так вот, наш талантливый маг создал плетение Воздушной стрелы, правда, использовал его как инструмент, сдвинувший запорный механизм тайника, где были спрятаны жезлы Древних. А я вижу в его плетении и значительный потенциал боевого использования. Фактически на его основе можно разработать оружие, обладающее значительной дальностью действия и точностью поражения цели! Так что вечером поработаем с храном, нельзя оставлять такие вещи неисследованными…

– Хорошо, – согласился я, – вечером так вечером.

Хранитель кивнул и растаял в воздухе. Странно, с нашей первой встречи он с каждым днём становится всё человечней, что ли? И действительно, как это – ощущать себя артефактом?.. Ладно, пора пообедать и навестить Леннара…

Обед прошёл скомканно, разговоров за столом почти не велось. Все были удручены последними событиями. Лесоруб вкратце доложил о беседе с дознавателем, которая свелась к формальному выяснению обстоятельств уничтожения Стражами и гвардейцами группы Детей судьбы. Для постоянной охраны нашего торгового дома Лесоруб выделил двоих Стражей, которые должны были периодически сменяться Стражами из особняка. График дежурств им предстоял нелёгкий, но я пообещал вскоре направить Стражам в помощь пару человек из новобранцев.

После обеда Литон прислал за мной в особняк один из своих бронированных экипажей под охраной пары десятков конных гвардейцев, и уже через полчаса король меня принимал.

Леннар искренне сочувствовал нам в утрате Рона и не терпящим возражения тоном заявил, что все затраты на его похороны королевство берёт на себя. Мы обсудили наши совместные планы, Леннар вытянул из меня – правда, я не сильно сопротивлялся – обещание сделать ещё несколько дополнительных поставок боевых амулетов. Армия королевства каждый день увеличивалась за счёт призыва и добровольцев, и Леннару требовалось всё больше артефактов. Король также выделил мне для охраны нашего представительства десяток гвардейцев, которых, на моё удивление, должен был возглавить Рэй, тот самый офицер, принявший участие в операции по уничтожению засады возле «Полного рта». Леннар, сообщив мне об этом, хитро прищурил глаза:

– Не знаю, Рост, как вам удаётся выпутываться из всех этих передряг, но о вашем противостоянии с некромантами и этими, как их там, – Леннар посмотрел в подсунутый кем-то из помощников листок бумаги, – ди-вер-сан-та-ми – придумали тоже! – в городе уже складывают легенды. Рэй, молодой и перспективный офицер, сам попросил своего командира закрепить его на постоянной основе для вашей охраны. А я, как самый главный его командир, это назначение утверждаю. Может, форма Стражей ему понравилась? – Король откровенно и добродушно усмехнулся. – Ну, там видно будет. Но от охраны, Рост, не отказывайтесь, это решённый вопрос. И защищённый экипаж Литон также передаёт вам.

– Хорошо, – согласился я, – пусть так и будет, только потом не жалуйтесь, что я сманиваю у вас людей. – Я позволил себе тоже улыбнуться. – И вообще, ваше величество, у меня к вам было предложение. Мы хотели бы со своей стороны наградить гвардейцев, особо отличившихся в борьбе с некромантами. Я имею в виду как раз Рэя и четырёх его солдат, которые сегодня реально рисковали своей жизнью. Вы знаете, что они сказали, отправляясь на верную смерть? «За Ленну и короля!» – процитировал я слова молодого командира гвардейцев.

Плечи Леннара расправились.

– Да, – горделиво подтвердил он, – наши подданные действительно любят свою страну.

Я решил, что ещё один небольшой комплимент королю будет только способствовать нашему взаимопониманию:

– Есть у нас такая поговорка, ваше величество, что подданные имеют такого правителя, которого они достойны. Смею заметить, что отношение к вам простых солдат лучше всяких слов говорят о сегодняшнем правителе королевства Ленна…

– Это что, Рост, лесть? – Король улыбался. – Что-то на вас не похоже. Мы тоже хотим наградить вас и О’Тила, ваших Стражей за помощь в отражении атаки на столицу. Вы просто меня опередили. Завтра вечером по этому поводу мы планируем приём, так что можно будет провести совместную церемонию награждения. Это очень важное дело, которое покажет нашим народам наше единство в борьбе с некромантами.

Я про себя улыбнулся, ведь к совместному награждению я и хотел подтолкнуть Леннара. Признание заслуг и активного участия в жизни королевства должно привлечь в наши ряды и тех, кто всё ещё недоверчиво относится к появлению магов Свободных территорий…

После визита к Леннару я отправился в наш торговый дом. Во время пути связался с Хранителем и попросил его организовать изготовление десятка наградных амулетов для гвардейцев и нескольких более изысканных и функциональных для высшего руководства королевства. К сожалению, артефакты – это пока единственные награды, которые мы сейчас, помимо денег, можем вручить. Хмм… Опять появилась задача на потом. О’Нос согласился, но потребовал от меня, чтобы я заехал на обратном пути к ювелиру и приобрёл в достаточном количестве материалов для изыскания, что я ему и пообещал.

Я подъезжал к торговому дому «Стил», соответственно приближался очень тяжёлый для меня разговор с Ликой…

Как я и предполагал, разговор получился крайне сложным. Лика вначале обрадовалась, когда увидела меня, ведь Стражи, которые сейчас постоянно охраняли наше представительство, так ей ничего о Роне и не сказали. Когда-то я слышал, что гонца, принёсшего плохую весть, в Древней Греции могли убить. В этот раз я готов был убить себя сам, настолько искренне Лика расплакалась, когда я всё же сумел сказать ей о том, что случилось с нашим Стражем. Н-да… Где-то я ошибся, просто при симпатии так не огорчаются. Мне пришлось подробно рассказать о нападении на Рона, а Лика хоть и рыдала, но переспросила сквозь слёзы, откуда известны такие чёткие подробности. Объясняя, что всё зафиксировал изломанный, но уцелевший голем, я поймал себя на мысли, что оправдываюсь и ощущаю вину, поясняя, почему никто не пришёл Рону на помощь… Да что там говорить, с того момента, как О’Тил изменил прошлое, я испытываю вину за гибель Рона, подозревая, что он погиб из-за того, что был спасён я…

Лика в очередной раз удивила меня, когда, собравшись и утерев слёзы, потребовала назвать ей убийц Рона. Мне пришлось взять с неё обещание, что никаких активных действий без согласования со мной она не предпримет. Её задача – только использовать свои связи среди торговцев для установления факта прибытия скупщика Тана в столицу и больше ни-че-го! Я объяснил, что, возможно, Тан является только фактическим исполнителем убийства, а могут быть ещё люди, виновные в смерти Рона, которые при «случайной, внезапной и скоропостижной» смерти Тана останутся безнаказанными. По-моему, Лика меня поняла…

Когда я ехал из торгового дома к ювелиру, её заплаканное лицо ещё долго стояло у меня перед глазами…

Вечером до тёмно-красного мориона я так и не добрался. В особняк прибыл гробовщик и, заикаясь, спросил, где он может снятьмерки. Синий Глаз опять сорвался, и мерки чуть не пришлось снимать с самого гробовщика, после того как он обнаружил перед собой взбешённого Стража в боевой трансформации. Когда гробовщик наконец покинул особняк, мне показалось, что заикаться он стал ещё больше.

А потом пришёл в себя О’Тил, чем удивил Хранителя, который ожидал этого только к утру. Как мы ни старались уйти от темы гибели Рона, всё равно пришлось рассказать магу обо всём, что произошло с момента его появления в особняке.

О’Тил хмурился и мрачнел, а когда Хранитель скинул ему образы, запечатлевшие момент гибели Рона, маг схватился за голову и опять потерял сознание.

– Я же говорил, что его нельзя волновать, – заявил возмущённый Хранитель, – ему требуется покой для восстановления организма. Его магический резерв настолько истощился, что он был на грани потери своих магических способностей!

Я пожал плечами и отправился в спальню. Хотя заснуть так и не смог. Перед глазами постоянно мелькали картинки моей гибели и гибели Рона. Вот напасть! Я встал и вышел в зал, где оставил флягу с эликсиром. Неожиданно в полутёмном зале я обнаружил О’Тила, который молча сидел в глубоком кресле с открытой флягой с эликсиром в руке.

– О’Тил! – воскликнул я. – Ты-то что здесь делаешь?! Хранитель и так меня отругал за то, что пришлось рассказать тебе о Роне… Иди спать, тебе надо восстанавливаться. Завтра похороны, потом приём у Леннара – и на базу к Хранителю…

– Вот там и высплюсь, – глухо ответил О’Тил. – Я в норме, Рост, не волнуйся. А спать не могу. И не могу понять, – в голосе мага появилось раздражение, – как я мог допустить гибель Рона? Рост, надо научиться управлять моим даром и всё исправить! – с жаром добавил он.

– Ты знаешь, О’Тил, я не уверен, что это наилучший выход из ситуации. Меня беспокоит опасение, что, возможно, спасая меня, ты как-то повлиял на реальность и эти изменения привели к гибели Рона.

– Ты что?! Рост, я верю, всё получится, надо только быстро восстановиться и провести несколько экспериментов!

– Ты хоть помнишь, – спросил я, – как проявился твой дар?

– Смутно, – покачал головой О’Тил. – Я сижу на земле возле пепла, который, извини, остался от тебя и тусура, Хранитель сказал что-то вроде «Это конец…», и всё завертелось, замелькали картинки из прошлого, и я внезапно почувствовал, что могу изменить события, которые уже произошли… «Это конец… Я не успел даже сделать копию его личности…» – процитировал О’Тил ещё раз слова Хранителя. – Рост, – задумчиво протянул он, – ты думаешь, что слова О’Носа стали своеобразным толчком для активации моего дара?

– Я не знаю, О’Тил, – вздохнул я.

Мы помолчали, потом маг спросил:

– Скажи, Рост, а что означает выражение «эффект бабочки»? И Хранитель, и ты первым делом произнесли эту фразу, когда поняли, что я изменил прошлое…

Я прикинул, как более понятно объяснить магу теорию хаоса, тесно связанную с этим эффектом.

О’Тил, заметив, что я задумался, сказал:

– Простым языком, если можно, на пальцах, Рост. – Первый раз за последнее время подобие улыбки появилось на бледном лице мага. – Вчера Хранитель объяснял мне кое-что о языке Древних, так у меня чуть мозг не закипел.

Я наконец решил, что расскажу О’Тилу.

– В моём мире, О’Тил, есть история, которую назвали «эффектом бабочки» в честь теории хаоса. В соответствии с ней взмах крыльев бабочки на одном материке вызывает стихийные бедствия на другом. Так вот, эта история о человеке, который узнал, что может возвращаться в своё прошлое и изменять его. Но каждый раз от его вмешательства изменялись сама история и судьбы окружающих его людей. И заметь, только в худшую сторону. То погибала его девушка, в которую он был влюблён, то его мать, то и вовсе посторонние люди. В ходе своих исследований человек узнал, что и его отец, и его дед тоже могли изменять прошлое, но их жизни, несмотря на это, закончились трагически. Человек понял, что его дар передаётся по наследству, и с ужасом узнал, что у его матери до него было два мертворождённых ребёнка. Он понимает, что эти дети выросли и начали применять свой дар, а когда поняли, что его использование привело только к бедам, то вернулись в своё прошлое и убили себя в утробе своей матери. И ты знаешь, чем заканчивается история этого человека, имевшего в моём мире дар Перерождающего события?

– Чем? – глухо спросил О’Тил.

– Он возвращается в момент своего рождения и душит себя пуповиной в утробе. Его мать тяжело переживает гибель своего третьего ребёнка. А для человека это стало выходом, ведь мой мир избежал его влияния и близкие ему люди остались живы…

Через несколько минут нашего молчания О’Тил поднялся и тяжело вздохнул:

– Я понял, Рост, что ты хотел мне сказать, пойду попробую немного поспать.

Маг, подволакивая правую ногу, ушёл к себе в спальню.

Сделав несколько глотков эликсира, я последовал его примеру.

А утром меня разбудил Хранитель.

– Рост, – спросил он, – а почему ты рассказал О’Тилу трагический вариант этой истории? Ведь, насколько я понял из твоих воспоминаний, есть нейтральный вариант, где человек просто не встречается с той девушкой, из-за которой всё закрутилось, и позитивный вариант, где человеку удаётся изменить прошлое в лучшую сторону.

– Да, О’Нос, вы правы, – позёвывая, ответил я, – действительно есть три варианта завершения той истории. У меня, скорее всего, сыграла привычка по жизни: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Да и гибель Рона не выходит у меня из головы…

– Понятно, – ответил Хранитель, – значит, ты не знаешь, что у матери О’Тила был до него мертворождённый ребёнок?

– Откуда, Хранитель? – поразился я словам О’Носа.

– А О’Тил знает, – сказал Хранитель. – И знаешь, что он сделал ночью?

– Конечно нет, – в ужасе выдохнул я.

– О’Тил вызвал меня и уточнил, могу ли я отключить его сознание в случае чего. Я ответил, что да, – стал рассказывать О’Нос. – Тогда он взял с меня обещание, что я отключу его сознание в случае, если его состояние будет близко к тому, которое было во время активации дара Перерождающего события…

Хранитель замолчал.

– Это его право, – тихо сказал я, – уверен, что такой дар действительно может быть опасным…

Хранитель устало поводил головой в разные стороны, как будто разминая затёкшие мышцы, и исчез. Хмм… Он наше поведение, что ли, перенимает?..

После завтрака в особняк привезли гроб. В полном молчании в окружении Стражей я перенёс в него останки Рона, а через пару часов мы отправились на кладбище.

Ухоженная территория за городом, покрытая прямоугольниками каменных плит и выбитыми на них именами. И посыпанные гравием дорожки, разделяющие кладбище на ровные участки. И никаких деревьев, лавочек-скамеечек и памятников. «Здесь это не принято», – кратко ответил Хранитель на мой немой вопрос.

На похороны собралось неожиданно много людей, и простых, скромно одетых горожан, и дворян, также было много военных и чиновников.

Оказывается, вечером вышел спецвыпуск «Меканских известий», посвящённый гибели героя Ленны и Свободных территорий, участвовавшего в защите столицы от вторжения и трагически погибшего от подлого удара некромантов. Там же, в статье, был призыв ко всем подданным королевства почтить память павшего героя, уведомлялось о месте и времени проведения погребения. «Меканские известия» объявили и о сборе средств на изготовление памятника Рону, который будет установлен на одной из площадей столицы. Леннар же брал на себя треть всех расходов.

Лика, с припухшим от бессонной ночи и слёз лицом, опиралась на руку Пискуна, который, как она раньше говорила, напоминал ей отца, тоже отставного вояку.

Из Кулона прибыли Шило и Костяк, которого я раньше не видел. Действительно, кости и кожа и глубоко запавшие глаза. Мы коротко переговорили, пока собирались люди. Торговец доложил, что работа по скупке организована, а сети на Тана расставлены.

Потом прибыл Литон, представляющий на похоронах короля, и сказал речь о героизме Рона, отдавшего всего себя делу борьбы с некромантами… Лика плакала, люди возмущённо шумели. И в конце концов на кладбище появился ещё один квадратик каменной плиты с именем Рона. Только он всё же отличался от других тем, что я ещё до погребения украдкой впаял в поверхность плиты покорёженную рукоятку Палаша Рона, которую нашёл на месте его гибели…

Никогда не терпел кладбищ. Какое-то чувство пустоты всегда оставалось у меня внутри даже после погребения неблизкого человека, а что уж говорить о Роне…

Так что после поминок опять пришлось собирать себя в кулак, чтобы принять участие в церемонии награждения, которую устраивал король. В торжественном зале собрались в основном дворяне и военные, чиновников было мало, женщин не было вообще.

Церемония началась с того, что Леннар напомнил всем, что сегодня чествуют не только живых, но и погибших героев, и торжественно вручил мне, как представителю Свободных территорий, одну из высших наград королевства Ленна для Рона, посмертно. Потом король ещё раз напомнил всем о его подвиге.

Затем рядом с нашими Стражами выстроились те четверо гвардейцев и их офицер Рэй, и, что несказанно меня удивило, строй заканчивал втягивающий в себя изо всех сил живот тот самый владелец трактира «Полный рот», которого я немного подначил с диверсантами и мемориальной табличкой. Леннар, перехвативший мой удивлённый взгляд, украдкой мне подмигнул. И я понял: простой человек, который помог военным обезвредить врага, – пример для других. Грамотно…

Леннар впереди, я справа, а Литон слева – так мы обошли весь строй. Король вручил нашим Стражам богато украшенное оружие, а я в свою очередь вручил всем гвардейцам и трактирщику наши артефакты в «элит»-исполнении и обладающие повышенной мощностью.

Когда приём закончился, король пригласил меня на короткий разговор в отдельный кабинет. Кроме нас с О’Тилом и Литона приглашения удостоился О’Ши, глава магической академии.

– Рост, мы тоже не хотим оставлять вас и О’Тила без награды, – сказал Леннар, – но чем наградить магов? С этим нам помог О’Ши.

Глава академии подошёл к королю и передал ему увесистый свёрток и небольшой мешочек из чёрной кожи.

– О’Тил! – торжественно начал Леннар. – Мы гордимся тем, что выходец из нашего королевства стал магом Свободных территорий, и высоко ценим ваш вклад в защиту нашей столицы и страны в целом. Примите этот чёрный морион в знак нашей признательности. – Король протянул О’Тилу кожаный мешочек. – Вам же, Рост, подарок, который много веков хранится в нашей сокровищнице. – Леннар весело улыбнулся. – Верите, в детстве я пару раз колол им орехи, пока отец не надрал мне уши. Господин О’Ши утверждает, что это очень ценная вещь, и мы ему верим. Спасибо вам, Рост, и примите это от нас. – Король протянул мне свёрток.

Поощряемый улыбками, я аккуратно развернул сверток и обомлел. Внутри лежал пятый жезл! Ошибки быть не может. Но почему они не смогли его активировать? Ладно, присваиваем жезлу категорию «потом».

– Спасибо, – искренне поблагодарил я Леннара, О’Ши и Литона, – это действительно очень ценный подарок. Я постараюсь разобраться с ним и обязательно сообщу, если у меня что-то получится, – пообещал я.

Для короля и его приближённых нами были удачно припасены как раз три артефакта нового образца. Амулеты представляли собой искусно сделанные браслеты, честно признаюсь, приобрёл их у ювелира. Но уже нами некоторые камни на браслетах были заменены на костяные вставки с разными плетениями. В совокупности получился единый артефакт, имевший и защитные, и боевые функции, что всем очень понравилось.

Вернувшись в особняк, я занялся тёмно-красным морионом, а О’Тила Хранитель прогнал спать – с утра планировали отправиться в комплекс.

…Хран, когда я с помощью О’Носа его активировал, преподнёс нам сюрприз в виде схемы сложного плетения, за изучение которого мы с Хранителем и засели. Полностью сосредоточиться мне мешали опять появившиеся картинки моей гибели и гибели Рона, но я усиленно пытался их отогнать и сосредоточиться. Сказывалось напряжение последних дней.

– Есть! – торжествующе вскрикнул Хранитель. Я даже вздрогнул. – Получилось, я разобрался! – радовался О’Нос.

– Хранитель, поделитесь информацией со мной, – попросил я, – мне тоже очень интересно…

– Здесь, Рост, – он указал на структуру плетения, – мы имеем работоспособную схему плетения антигравитации или левитации, как тебе будет удобней. Я не ошибся, когда сказал, что маг, работавший с этим храном, специализировался на воздушных плетениях. Но он, оказывается, затронул ещё и смежную область – вопросы магнитного поля. Ему удалось создать плетение, позволяющее с помощью магической энергии компенсировать силу тяжести объекта, а с помощью модифицированных воздушных плетений управлять этим объектом, обеспечивая его полёт в воздухе. Да эта разработка по значимости не менее важна, чем плетение Слепка Голема! – сообщил возбуждённый Хранитель. – Рост, ты хочешь научиться летать?

– Нет, – подумав, ответил я, – мне достаточно телепортации: жу-ух-х – и я на месте. Но я знаю, как мы можем использовать это плетение…

– Ну, давай, говори, – с интересом сказал Хранитель.

– Сначала ответьте мне на один вопрос, О’Нос, – попросил я.

– Да, пожалуйста, – ответил Хранитель.

– Когда я погиб, вы сказали О’Тилу: «Это конец… Я не успел даже сделать копию его личности…» – процитировал я.

– Да, было такое, – согласился О’Нос, – я действительно не сделал копию твоей личности.

– А чью сделали? – спросил я.

– Я так и знал, Рост, что рано или поздно ты задашь мне этот вопрос, – покачал головой Хранитель. – Я успел сделать копию личностей О’Тила и Рона.

– Так значит, что мы можем перенести копию Рона в артефакт типа сферы Горта?! – возбуждённо спросил я.

– Ты не представляешь, Рост, – взорвался негодованием Хранитель, – что значит быть думающим артефактом! А Рон даже не маг, он воин! Нет, я против такого издевательства над ним, категорически против!

Рухнули последние надежды. Ведь я уже почти поверил, что нашёл вариант, как спасти Рона… Тяжело вздохнув, всё же спросил у Хранителя:

– О’Нос, неужели нет ни единого варианта сделать так, чтобы Рон мог снова быть с нами?

– Ну почему же, – Хранитель пристально посмотрел мне в глаза, – у меня есть план!

«Меканские известия»

Из официальных сообщений

«„Сегодня в Мекане в посольстве княжества Волта произошёл невероятной силы взрыв. По данным королевской канцелярии, на это время известно, что погиб сам посол, два его помощника и заместитель, ранено как минимум двадцать два человека, семеро из которых в очень тяжёлом состоянии.

Сейчас там находится большое количество лекарей и городских стражников, работают несколько королевских дознавателей. Уже установлено, что взрыв произошёл непосредственно в кабинете посла. Мощнейший амулет файербола, по всей видимости, был доставлен в посольство курьером, которого свидетели видели входящим в здание посольства с большим кофром сегодня рано утром.

Власти полагают, что подозреваемых называть ещё рано. Вместе с тем, как стало известно изданию, несколько высокопоставленных лиц из военной коллегии королевства требуют принятия мер по обеспечению безопасности людей. „Разве мы настолько беспомощны, что некроманты могут нанести удар в любой момент?” – во время выступления на внеочередном заседании коллегии отметил Ран О’Джей.

В результате взрыва амулета здание практически полностью разрушено. Ударной волной выбило стёкла во всех домах, расположенных неподалеку. По рассказам очевидцев, над местом происшествия до сих пор поднимается густой чёрный дым”.

Своё мнение по поводу этих событий высказал „Меканским известиям” источник в посольстве княжества Волта, к счастью не пострадавший, но пожелавший остаться неназванным:

„Княжество Волта всегда проводило политику добрососедства и дружбы по отношению к королевству Ленна. Мы терпеливо воздерживались от соответствующих ответов на постоянное наращивание военной мощи королевства и проявления нетерпимости по отношению к миролюбивым гражданам княжества.

Мы, работники дипломатической миссии, ожидаем, что власти королевства не замедлят обвинить некромантов и королевство Рат в нападении на наше посольство.

Но уже в ближайшее время из княжества Волта в столицу королевства прибудут специальные дознаватели, которые, уверен, установят истину и найдут доказательства того, что власти Мекана замешаны в этой чудовищной провокации!” – предупредил дипломат».

Из других новостей

«Продолжается следствие по факту убийства известного в торговых кругах королевства скупщика артефактов Тана. Напоминаем, что вчера поздно вечером неустановленные преступники жестоко убили главу торговой компании „Заначка” и его охранников.

„Господин Тан со своими охранниками находились в представительстве своей компании. Видимо, Тан был готов к нападению, о чём говорит большое количество наёмников – пятнадцать опытных охранников. Однако такие меры предосторожности не спасли торговца. Все охранники были убиты с помощью артефактов, действие которых похоже на результаты применения амулета Веера лезвий. Самого же господина Тана, очевидно, перед смертью пытали. Об этом свидетельствует его расчленённое на мелкие части тело, которое, кроме того, ещё и иссохло, будто пролежало в пустыне несколько недель. Такие необычные следы убийства очень затрудняют ход следствия”, – сказал собеседник издания.

На месте событий есть и другие странности.

„В ходе дополнительного осмотра здания, где найдены тела торговца Тана и его охранников, было обнаружено и изъято большое количество защитных и боевых амулетов, в том числе стационарных, которые могли бы обеспечить мощную магическую защиту представительства торговой компании „Заначка”. Однако по непонятной причине все артефакты оказались разряжены. Сейчас амулеты изъяты и направлены на исследование в магическую академию для определения, когда именно они были разряжены”, – сообщает представитель службы королевских дознавателей.

Кто виноват, говорить пока рано. Убийца (или убийцы?) скрылся с места событий. Зато на вопрос „почему?” среди торговцев, которые знали господина Тана, почти каждый даст ответ.

Господин Гавр, торговец: „Говорят, связано что-то с работой”.

Кому скупщик Тан перешёл дорогу, пока сказать сложно. Помимо торговой компании „Заначка”, Тан был соучредителем ещё десятка компаний, по неподтверждённым данным, имел отношение к нескольким громким скандалам, связанным с торговлей запрещёнными артефактами. Несколько раз имел конфликты интересов с другими торговцами, но неизменно оказывался прав. В службе королевских дознавателей считают, что кто-то остался недоволен методами ведения дел торговцем Таном.

Убийство господина Тана и сегодняшний взрыв в посольстве княжества Волта уже сейчас называют самыми громкими преступлениями в Мекане за последние несколько лет.

Кади, старший дознаватель по особо важным делам службы королевских дознавателей: „В ходе следствия по делу Тана рассматриваются различные версии происшедшего, в том числе убийство по найму, связанное с торговой деятельностью потерпевшего”».

Из частных объявлений

«Вы молоды, владеете грамотой, умны и общительны? Вы хотите зарабатывать более десяти золотых в неделю? Вы хотите ездить в командировки за границу и быть представленными высшему обществу Мекана? Вы нам не подходите! Мы ищем повара, посудомойку и дворника! Обращаться в трактир „Полный рот”, спросить хозяина».

(обратно)

РОН Мёртвый спецназ

Как бы тихо курсанты ни старались перемещаться по лесу, он прекрасно слышал, как волна звуков, состоящих из потрескивания сухих веточек, шуршания травы, тихого шёпота, случайного постукивания ножен клинков о деревья, медленно приблизилась к тому месту, где под тонким слоем дёрна спрятался Рон.

Шёл второй день занятий на открытой местности, вчера была пустыня, сегодня лес, а завтра Рост обещал занятие в условиях города. Вот уж где повеселимся!

Так, мысли в сторону. Придётся показать этим неучам, что любая недооценка противника может привести к смертельным последствиям!

Звуки миновали условную черту, где скрывался Страж, кто-то из курсантов, неловко переступая через сухой валежник, прошёл прямо по Рону. Совсем под ноги не смотрят! А, нет, не всё так плохо… Страж почувствовал, как его тела коснулись силовые линии сканирующего плетения.

…Комья земли и пласты дёрна разлетаются в стороны, когда из неглубокой ямы вырывается вихрь, в который превратился Страж. Четыре сгустка энергии, имеющие форму тонких метательных ножей, отрываются от рук Рона и моментально достигают спин удаляющихся курсантов, шеренгой прочёсывающих лес. Четыре будущих мага в конвульсиях падают на землю…

…Резкая команда командира – и группа перестраивается, блокируя Стражу пути отступления. В это время несколько самых отважных курсантов выхватывают свои клинки и бросаются на Рона, давая своим товарищам возможность закончить манёвр…

…Рон встречает первого курсанта, замахивающегося клинком, размашистым прямым ударом ноги в грудь, от которого юноша с хрипом отлетает на несколько метров и врезается в небольшое разлапистое дерево, с хрустом ломая ветки…

…Дзанг! Дзанг! Несколько арбалетных болтов с неприятным звуком впиваются в магический щит Стража, отвлекая его от ещё трёх курсантов, атакующих его с разных сторон…

…Удар первого нападающего сверху. Отражение призрачным лезвием Палаша, вызывающее сноп искр в месте соприкосновения клинков. Неожиданное движение Палашом – и призрачное лезвие вонзается в левый бок курсанта. Левая нога уходит в сторону, на доли секунды опережая удар ещё одного атакующего, хотевшего перерубить Рону ногу. Как только курсанта уводит в сторону вслед за клинком, не встретившим ожидаемого сопротивления, Страж резко наклоняется и пронзает плечо противника вторым Палашом, зажатым в другой руке. Призрачное лезвие исчезает, а Рон, перенеся вес тела на ставшую устойчиво левую ногу, не останавливаясь, резко бьёт правой назад и сбивает третьего нападающего…

…По знаку командира пятёрка арбалетчиков стреляет болтами из менского железа, которые легко преодолевают магический щит выпрямляющегося Стража, и вонзаются в него, практически полностью погрузившись в грудь Рона…

…Пригибаясь к земле, Страж крепче стискивает зубы, волевым усилием активируя несколько амулетов. Два мощных вихря Песчаного коловорота сбивают и утаскивают в лес нескольких зазевавшихся курсантов, три тончайших Воздушных стрелы находят уязвимости в магических щитах ещё двоих, и те с криками боли падают на землю. Защита остальных со скрежетом и снопами искр отражает целый поток призрачных лезвий. Магический щит ещё одного курсанта не выдерживает атаки и с хлопком исчезает, а сражённый человек падает на истоптанную землю…

…Как только амулеты Стража истощаются, курсанты атакуют. Со всех сторон в Рона летят файерболы, плазма полностью обтекает магический щит Стража, быстро истощает его и врывается внутрь. На месте, где стоял человек, вверх поднимается факел пламени, опаливая кроны деревьев. Кто-то из курсантов активирует плетение Водяного облака. Огонь с шипением гаснет, место, где только что бушевало пламя, скрывается в облаке дыма и пара…

…Страж, в обгоревшем и дымящемся теле которого с трудом можно опознать человека, стонет и с трудом переворачивается на живот. Оставшиеся на ногах курсанты подходят к умирающему противнику поближе, в молчании обступая его со всех сторон. Командир группы приседает и толстой палкой, чтобы не запачкать руки, приподнимает голову Рона и заглядывает ему в лицо. Обгоревшие веки Стража открываются, его чуть насмешливый взгляд встречается со взглядом курсанта, а обугленную кожу на лице пересекает улыбка, от которой в разные стороны с треском лопающейся кожи расходятся извилистые трещинки…

Когда командир группы, осознавший, что противник приготовил им ещё одно испытание, начал открывать рот, чтобы предупредить своих товарищей, ранец, остававшийся всё это время на спине Рона и на удивление слабо пострадавший от огня, внезапно взорвался, накрыв всю прилегающую местность и курсантов множеством тонких острых осколков. Уцелевших не осталось. Те из будущих магов, кто был ранен и скрывался за деревьями, тоже не спаслись. Энергетическим осколкам деревья оказались не помехой.

Через десяток секунд судорожные движения и конвульсии, сотрясавшие некоторые из тел, усеявших землю вокруг места сражения, прекратились.

А ещё через минуту частицы энергии, рассеянные в воздухе, собрались на месте, где только что произошёл взрыв. Маг, обладающий хорошо развитыми способностями, увидел бы, как из этих частиц энергии возникли и начали расти силовые линии, постепенно создавшие мощный энергетический каркас, напоминающий по форме фигуру человека, ещё миг – и с земли, отряхивая приставший к ткани комбинезона пепел, поднялся Рон.

Оглядев разбросанные неподвижные тела курсантов его учебной группы, Страж хмыкнул, сделал несколько шагов к поваленному временем дереву и присел на него.

Где-то вдали загрохотали разрывы файерболов, впрочем, звуки вооружённого столкновения быстро прекратились.

Лес, испуганный скоротечным боем, начал постепенно приходить в себя. Недалеко от того места, где тихо сидел Рон, запрыгала, а потом и встревоженно заверещала какая-то мелкая лесная птичка.

Жизнь продолжается, несмотря ни на что… Страж даже зажмурился от удовольствия.

Через несколько минут, благодаря силовым линиям, связывающим его с Ренином Длинным, Сэмом Ложкой, Питом Кривым и Лиином Свистуном, Рон уже знал, что тем или иным способом все четыре учебные группы курсантов были уничтожены диверсантами, которых играли Страж и его группа.

Рон удовлетворённо кивнул сам себе. «Миссия выполнена», – вспомнил он слова Роста и улыбнулся. Именно так сказал маг, когда Рон и его команда вчера в пустыне разделали вчистую курсантов, объединённых в сводный отряд. Полночи, и это не стало для Рона секретом, курсанты обговаривали свои возможные действия на завтра, но сегодня их согласованные действия и планы были нарушены простым разделением сводного отряда на более мелкие группы. И завтра курсанты будут опять удивлены…

Рон дал команду своим бойцам закончить занятие, нашёл взглядом курсанта, назначенного командиром этой учебной группы, и уже хотел привести его в сознание, но остановился. Нет, Рост просил, чтобы инструкторы делали акцент на специализацию. Так, где у нас курсанты с этими странными повязками с красным крестом, которые маг пару дней назад прицепил двум курсантам, делавшим наибольшие успехи в освоении целебных плетений и эликсиров? Ага, вот один из них, а вон и второй. Вроде бы тот, что дальше лежит, немного слабее второго, значит, его и приведём в чувство первым.

Рон быстро подошёл к лежащему навзничь юноше с повязкой с красным крестом на рукаве комбинезона. Страж опять улыбнулся, вспомнив, как Рост истошно кричал во весь голос: «Медик! Медик!», когда изображал перед курсантами раненого и его действия во время боя. Потом улыбка слетела с лица Рона, когда он вспомнил, сколько товарищей потерял за свою жизнь поисковика из-за нелепых ранений и невозможности оказать им своевременную качественную помощь. То, что маг выделил в группе из семнадцати человек двух штатных лекарей, Рон поддержал, несмотря на ворчанье Хранителя, что они снижают боеспособность всей группы… И, несмотря на то что поведение Роста иногда выглядело смешным, Рон отдавал себе отчёт, что тот сжатый курс по оказанию первой помощи, который маг дал за несколько дней всем будущим магам, невозможно было получить больше нигде. А те знания, которые Рост давал девяти курсантам с повязками с красным крестом (маг упрямо называл их не лекарями, а медбратьями), вообще выходили за рамки знаний мира Горта. В ближайшее время Рост обещал, что его курс по лекарскому искусству будет дополнен Пучком и дедом О’Тила, которые должны были вскоре прибыть в комплекс и провести ряд занятий по использованию эликсиров.

Несколько лёгких манипуляций тонким силовым щупальцем, выровнявшим и восстановившим повреждённую энергетическую оболочку человека, – и будущий маг-медбрат открыл глаза.

– Как самочувствие, мой юный друг? – с насмешкой спросил Рон.

– Плохо… – с трудом приподнимаясь на руке, ответил курсант. Его лицо перекосила болезненная гримаса.

– А твоим друзьям сейчас и того хуже, так что давай, медик, восстанавливай их. На всё про всё тебе отводится не более часа, если кого-нибудь не успеете поднять на ноги, то в комплекс будете тащить его на руках. Ясно? – жёстко спросил Рон.

Курсант кивнул и снова поморщился.

– Время пошло! – завершил воспитательный процесс Страж и вернулся на своё бревно.

Глядя, как кряхтящий и постанывающий курсант наконец встал и, хромая на обе ноги, направился к другому юноше, на рукаве которого тоже виднелся красный крест, Рон решил, что вдвоём лекари должны успеть поставить в указанный им срок всю группу на ноги. Значит, можно немного отвлечься и подумать о том, что же с ним всё-таки произошло…

Первыми мыслями, которые обдумывал Рон, когда пришёл в себя, были, как чётко помнил Страж, мысли о Лике… Честно говоря, в тот момент Рон не осознал, что с ним что-то произошло. Ну, завёл его Хранитель в какое-то тёмное помещение на одном из нижних этажей комплекса. Ну, попросил его подумать о чём-нибудь хорошем. Стариковские причуды…

Но уже через мгновение Рон увидел, что хорошо освещённое и просторное помещение, в котором он находится, абсолютно другое, нежели то, в которое его завёл О’Нос. Рон, замерев посредине незнакомой комнаты, насторожился. Он что, потерял сознание и его перенесли в другой зал? Только странности этим не ограничились. Когда Рон невольно сосредоточился, обдумывая, как он попал в другое помещение, то вдруг увидел множество силовых линий, пронизывающих всё пространство вокруг него. Вначале, смутно разглядев их переплетения, Страж испугался и подумал, что что-то случилось с его зрением или, хуже того, с его сознанием. Он потрясённо тряхнул головой и, прикрыв глаза, пальцами потёр виски. Потом осторожно вновь открыл глаза. Всё нормально. Но стоило ему сосредоточиться, как перед ним опять проявилось множество силовых линий. Что-то не так, совсем не так!

Страж начал волноваться ещё больше. Что случилось?

В это время щёлкнули запоры двери, на которую Рон ещё не успел обратить внимание, и в зал вошли Хранитель, Рост и О’Тил.

– Рост, что происходит?! – с тревогой спросил Рон у мага. – Как ты здесь очутился? Я ведь только что собирался к выходу из комплекса! Хранитель, как я оказался в другом зале? Вы не поверите, но я вижу силовые линии! Почему?! – Страж просто забросал своими вопросами вошедших.

Хранитель успокаивающе поднял руку, и Рон замолчал.

– Давай для начала присядем, – сказал О’Нос и указал в сторону столика и нескольких кресел, непонятно каким образом оказавшихся позади Рона. Минуту назад, когда Страж рассматривал это помещение, их ещё не было.

Серьёзные лица магов не предвещали ничего хорошего. Пожав плечами, Рон занял одно из кресел, а маги и Хранитель расположились почему-то напротив него.

Они молчали, разглядывая Рона, а Страж, сосредоточившись, с изумлением обнаружил, что тела Роста и О’Тила скрыты за мощными и многослойными переплетениями силовых линий, соединённых какими-то яркими энергетическими сгустками. Неужели он видит их магические щиты? Но зачем маги используют щиты в комплексе? У Хранителя же тела не оказалось и вовсе. Силовые линии создавали подобие сложного каркаса человеческой фигуры, достоверно имитируя присутствие в зале ещё одного человека, О’Носа…

– Мне кто-нибудь объяснит, что всё же происходит? – не выдержал Рон. – У меня такое ощущение, что я схожу с ума, а вы молчите…

– Видишь ли, Рон… – протянул Хранитель, – кое-что действительно произошло… – О’Нос замолчал, и они с Ростом быстро переглянулись. – Не знаю, как тебе это сказать… – продолжил несколько смущённый Хранитель.

– Просто скажите – и всё, – потребовал Рон. – Неизвестность пугает меня всё больше и больше…

– Три дня назад ты погиб, – сказал вместо Хранителя Рост и поморщился. – Мы ничего не могли сделать. В это же время нас самих атаковали Дети судьбы, и, если бы не вмешательство О’Тила, я тоже погиб бы…

– Но… я же живой? – внезапно охрипшим голосом спросил Рон.

О’Тил скривил губы и отрицательно помотал головой.

– Как это произошло? – нахмурился Страж.

Рост внимательно посмотрел на Рона, потом повернулся к Хранителю и сказал:

– О’Нос, скиньте ему полную версию событий, он имеет на это право…

Хранитель кивнул и пристально посмотрел на Стража…

…чудовищный удар сверху легко вмял голема файербола в землю. Глухо взорвался его шлем, сминаемый мощной невидимой силой…

…два облака костяных дротиков тусуров практически одновременно ударили в щит Стража, заставив его пошатнуться…

…внезапно появившийся сбоку костяной голем сильнейшим ударом пробил щит Рона и отрубил ему руку…

Страж как со стороны увидел, что над обрубком, в которое превратилось его тело после атаки тусуров, склонился Тан, тот самый перекуп из Кулона…

– Я тебе говорил, слизняк, – донёсся до Рона голос скупщика артефактов, – чтобы ты убирался? Ты не послушал. Теперь ты умрёшь…

– Увидимся… – едва расслышал Рон слова, которые с трудом выговорил Тану умирающий человек, в котором Страж видел самого себя!

Но как? Череда картинок ещё не закончилась…

Рон увидел, как Тан исступлённо рубил его тело на мелкие куски… Увидел, как взорвался один из людей Тана, поднявший его ранец с артефактами…

А потом Страж увидел, как картинка сдвинулась с места, показав напоследок вид разбегающихся от его останков пустынных крабов… Потом чернота…

Рон открыл глаза и посмотрел на магов и Хранителя, пристально вглядывающихся в его лицо. Потом провёл рукой по своему лицу, как бы снимая колоссальное напряжение, сковавшее всё его тело.

– Но как?!. – наконец произнёс Страж.

– Три дня назад, буквально перед твоей гибелью, – начал рассказ Хранитель, – О’Тил зачистил пограничную заставу от вампиров, энергетических существ, уничтоживших там до его появления всех людей. О’Тил сумел парализовать весь рой, а потом перекинуть их в Пространственный карман. Вампиров было пять. – О’Нос сделал небольшую паузу, внимательно наблюдая за реакцией Рона. – Рост и О’Тил после твоей смерти, Рон, узнали, что я сделал копию твоей личности. Они буквально требовали, чтобы я, образно говоря, вернул тебя к жизни… Я мог переместить тебя в такой же артефакт, как сфера Горта. Но я не стал этого делать, так как сам прекрасно знаю, какой шок для человека осознать себя в артефакте. Поэтому я был против. Но потом появился шанс. За несколько дней я смог детально изучить строение вампиров и пришёл к выводу, что можно попытаться перенести твоё сознание в роевика. Только он обладает достаточной насыщенностью силовых линий структуры своей энергетической сущности, напоминающей нервную систему и связанные синаптическими связями нейроны, что…

– О’Нос… – перебил Рост пояснения Хранителя.

Тот быстро глянул на него и, нисколько не смутившись, продолжил:

– В общем, к чему я веду? На роевика можно было перенести твою копию личности, Рон. Сам вампир полноценным разумом не обладал: так, – О’Нос неопределённо покрутил пальцем в воздухе, – зачатки, не более того. В большей степени его действия были инстинктивны, а остальные четверо вампиров так и вообще полностью контролировались и управлялись самим роевиком. Их структуры оказались неразвитыми и для переноса личности не годились. Мы посоветовались, очистили структуры роевика от его хищного сознания, и вот, – Хранитель указал в сторону Рона, – нам удалось тебя восстановить.

Рон недоверчиво тряхнул головой:

– Но я – это же я? – Страж указал на своё тело. – Вы разыгрываете меня, Хранитель?

– Присмотрись к себе повнимательней, – ответил вместо него Рост.

Страж последовал совету и сосредоточился. Вот!.. Действительно, вместо своего тела Рон увидел густое переплетение силовых линий, насыщенных энергиями. Структура оказалась настолько сложной, что уже через секунду Рон понял, что его новое тело на несколько порядков сложнее структуры проекции Хранителя, которую он только что разглядывал. Вместо кирасы грудь и спину Стража прикрывали четыре плотных сгустка энергии, которые тесно переплетались между собой. Рон, продолжая рассматривать своё тело, осторожно поднял перед собой правую руку, сжал и разжал кулак, разглядывая, как некоторые силовые линии увеличились, наполнившись при этом потоками энергии, а другие, напротив, несколько уменьшились в размерах.

Опустив руку, Рон ошеломлённо посмотрел на магов. Значит, это правда… Ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Хранитель, – обратился Страж к О’Носу, – если я правильно вас понял, то вы могли спокойно перенести на роевика не мою, а собственную копию личности и получить в своё распоряжение почти настоящее тело?

– Соображаешь, – уважительно сказал Хранитель, – да, ты прав, это действительно так. Не буду скрывать, как только я понял, что на тело вампира можно перенести копию личности, я сразу же подумал о себе. Но, Рон, у нас есть ты… А для меня уже не столь важно и принципиально вернуться к образу жизни человека, а не артефакта. Ведь если посчитать время моей жизни как человека и как артефакта, то получается, что большую часть своего существования я провёл именно как артефакт… Кроме того, моя копия личности была сделана во время моей физиологической гибели как человека, а это не могло не сказаться на утратах в памяти… Твоя же копия была сделана специалистом, – Хранитель улыбнулся и шутливо поклонился, – и в благоприятных условиях, что гарантировало отличный результат при её переносе. Так что выбор был сделан, и ты снова с нами, Рон.

Мысли Стража были в сумятице. По его субъективному времени, полчаса назад он был ещё жив. А сейчас оказывается, что он… Кто он сейчас? Вампир? Или человек?

Видимо, внутренняя борьба отразилась на его лице, потому что Рост сказал:

– Не мучай себя, Рон. Ты жив, ты осознаёшь себя Роном, ты думаешь как человек, – это самое главное! Знаешь, когда-то один мудрый человек так выразил своё понимание того, что есть жизнь: «Я мыслю, значит, существую…» Прими как неизбежное то, что с тобой произошло, ты просто получил второй шанс, чтобы победить наших врагов! Давай мы пока лучше расскажем тебе те особенности вампиров, которые стали нам известны. – Дождавшись неуверенно кивка Рона, маг продолжил: – То, что роевик полностью управляет остальными вампирами, ты уже знаешь. Добавлю, что контакт между ними обеспечивается несколькими дублирующими силовыми линиями, которыми постоянно связаны между собой все особи в рое. И по нашим расчётам, эта связь очень устойчива, практически не обнаруживается доступными нам методами и действует на достаточно больших расстояниях.

Рон недоумённо осмотрелся. Ну и где ещё четыре вампира, которыми он может управлять? Ау! Где вы?

Какой-то отголосок его шутливого вопроса прозвучал прямо внутри груди Стража. Рон прислушался к своим ощущениям. Вдруг он почувствовал, как вокруг его тела что-то пошевелилось, а потом слабый укол пронзил его грудь. Неужели? Немыслимая догадка внезапно пришла ему в голову.

– Это они? – спросил Рон, пальцем поочередно указывая на четыре мощных энергетических сгустка, защищающие его вместо кирасы со всех сторон.

– Вот видите, Хранитель, – удовлетворённо сказал О’Тил, – а вы волновались, что активность мысленного процесса может несколько пострадать в результате переноса. Пожалуйста! Уверен, что не каждый из нас на месте Рона смог бы так быстро определить, где находится весь рой.

Хранитель покивал, а Рост ответил на вопрос Стража:

– Да, Рон, это они. Твои защитники, твой рой. Отныне вы всегда будете вместе… Тело вампира-роевика на самом деле практически совершенно. Когда ты очнулся, приходя в себя после переноса копии личности, то бессознательно вернулся к привычному для себя образу, в котором был на момент снятия копии. Твоё оружие, экипировка и снаряжение, одежда, наконец – всё это создано твоим новым телом. Попробуй активируй свой Палаш.

Рон кивнул, догадываясь, к чему ведёт маг. Страж встал, поднял руку с рукояткой призрачного клинка магов Свободных территорий. Волевое усилие! И произошло то, чего Рон никак не ожидал: Палаш сработал, на мгновение полыхнув призрачным лезвием. Рон недоумённо посмотрел на Роста. Маг улыбнулся в ответ:

– Твоя энергетическая сущность позволяет тебе, Рон, не только копировать внешний вид известных тебе предметов, но и их свойства, так, как это у тебя получилось с Палашом. – Страж и сам уже видел, рассматривая свой призрачный клинок, что его Палаш – это не более чем сгусток энергетических силовых линий. – Не волнуйся по этому поводу, – продолжил Рост, – ведь мы и всё, что нас окружает, – маг обвёл рукой вокруг себя, – всё это энергия, только в разных формах своего проявления. Так вот, твоё тело вампира, по своей сути, одно из самых совершенных оружий в мире Горта. Ты обладаешь безупречной маскировкой, можешь принимать вид практически любого близкого к твоему размеру существа. Ты питаешься энергией. Минимизировав её расход, ты долгое время можешь находиться без её подпитки… Настоящие вампиры – хищники, они вытягивают энергию жизни из существ, населяющих Горт. У тебя не будет в этом необходимости, так как любой маг Свободных территорий может в достатке снабдить тебя энергией. Впрочем, – ухмыльнулся Рост, – никто не мешает тебе иссушать наших врагов… Ты и твой рой можете очень быстро перемещаться, принимая вид энергетического облака. Вас крайне сложно определить с использованием сканирующего плетения, хотя, – Рост улыбнулся, – для опытного мага это возможно. Наверняка есть ещё неизвестные нам пока свойства твоего организма, но их выявление всего лишь вопрос времени… Хочу также тебе сказать, что уничтожить вас крайне сложно, но тоже возможно. Сделать это могут только маги, простым оружием и амулетами тебе вреда не причинить… – закончил свои пояснения маг.

– Так что же мне теперь делать? – задумчиво спросил Рон.

– Изучить свои возможности и научиться ими управлять, – ответил Рост. – А мы поможем тебе в этом.

Через несколько секунд осмысливания своего состояния Страж принял решение и, расправив плечи, сказал:

– Спасибо вам, спасибо за то, что вернули меня. Я вас не подведу!

– Мы ничего другого от тебя, Рон, и не ожидали, – улыбнувшись, ответил за всех О’Нос.

А Рон обратил внимание, что после этих слов Хранителя магические щиты, прикрывавшие Роста и О’Тила, исчезли, растаяв в воздухе… Он действительно вернулся. И что-то подсказывало Стражу, что у него будет возможность выполнить своё обещание, которое он дал перед смертью перекупу Тану…

Следующие несколько дней Рон учился. Вначале это было похоже на то, как люди вновь учатся ходить после нескольких месяцев вынужденной неподвижности. Рост передал Стражу жёлтый морион, наполненный огромным запасом энергии, которая теперь стала жизненно необходима для Рона. Хранитель и О’Тил помогли ему разобраться с тем, как наиболее эффективно и быстро менять структуру своего тела, научили управлять своим роем, вампиры которого, как оказалось, точно так же, как и Страж, могли принимать вид другого человека. Через пару дней Рон смог преобразить одного из своих вампиров в Сэма Ложку. С помощью Хранителя и О’Тила Страж создал информационную составляющую Сэма (матрицу, как заявил Хранитель) с использованием своих воспоминаний о внешнем виде, характере и поведении погибшего поисковика, который долгое время был другом Рона. О’Нос положительно отнёсся к результатам эксперимента, сообщив, что, как только в комплекс прибудут другие Стражи из его отряда, можно будет существенно дополнить эту матрицу.

На следующий день Рон точно так же преобразил и остальных вампиров, передав им информационные матрицы ещё троих своих погибших в разное время друзей Ренина Длинного, Пита Кривого и Лиина Свистуна. Да, Страж понимал, что это всего лишь подобия настоящих людей, но так ему было гораздо легче управлять вампирами своего роя. К тому же информационная матрица явно воздействовала на его вампиров позитивно, они стали проявлять отдельные признаки осмысленных действий и перестали требовать постоянного контроля за собой, когда находились вне его тела. А это происходило всё чаще. Так как человек использует свои руки в качестве тонких инструментов, Рон учился использовать рой для решения разных задач: от простых, типа «пойди, найди, принеси», до боевых – «пойди, обнаружь, уничтожь». В этом ему очень помог Рост, который оказался настоящим хранилищем разнообразных знаний по методам и способам ведения боевых действий. Теперь каждый вечер Страж проводил в обществе Роста, который передавал ему знания по разным боевым наукам. От рукопашного боя до методик партизанских действий в условиях города. Это происходило точно так же, как Хранитель передал Рону знания о его гибели, зафиксированные в тот момент изломанным, но действующим големом. Именно в процессе получения от Роста новых знаний Рон чётко осознал, что маг – чужак в мире Горта. Просто не было в его мире столь утончённых и разнообразных методик убийства себе подобных. Впрочем, Рост своего происхождения и не стал скрывать, вкратце рассказав Рону о том, как он здесь появился и как стал магом Свободных территорий.

Рост порекомендовал Стражу изменить свою внешность. Он рассказал ему о том, что в Мекане Рона считают погибшим, о том, как приняла Лика весть о его гибели. Маг также сообщил Стражу, что в столице королевства собираются установить ему памятник.

Рон признал целесообразность изменения своего внешнего вида и недолго думая изменил лицо, сделав его похожим на лицо своего отца. Человек, хорошо знавший Стража, мог обратить внимание на несколько фамильных черт нового лица Рона, но с какой стати ему это делать?

На самом деле изменение внешности далось Рону не так легко, как он показал своим друзьям. И не физически, это с каждым днём становилось делать всё легче и легче. Страж страдал из-за понимания того, что его внешность, его настоящее лицо было тем немногим, что сегодня связывало его с Ликой. Но для неё он погиб, умер, она даже была на его похоронах. Что ему теперь остаётся? Ведь он уже не человек…

Как только Рон более-менее освоился со своими новыми возможностями, Хранитель стал привлекать его к занятиям с курсантами, будущими магами. Других Стражей в комплексе не оставалось. Рон знал, что за время, пока его, хмм… не было, те пять заражённых спорами серого гриба поисковиков были излечены и отправлены вместе со своими здоровыми товарищами в Мекан и Кулон для усиления охраны представительств Свободных территорий. В комплексе оставался только один мечник, которого Рон нанял ещё в Кулоне. Но ветеран не мог взвалить на себя всю боевую подготовку почти семи десятков будущих магов и вёл у них только занятия по владению клинком. Рост и О’Тил ежедневно увеличивали магический резерв у нескольких курсантов, полностью истощая свои магические возможности, вели занятия по созданию и использованию плетений, а потом запирались в одном из самых просторных помещений комплекса, где громоздились кучи разобранных на части бронированных экипажей, доставленных Ростом из Мекана. Рабочие големы что-то собирали под их руководством, но Рон так и не понял, что именно, а сами маги от ответов на вопросы уклонялись.

Так что Стражу пришлось взвалить на себя, как выразился Рост, курс молодого бойца будущих магов. Разделив курсантов на четыре учебные группы, Страж назначил в каждой из них по командиру из числа самих будущих магов. С утра, до завтрака и занятий с Хранителем и магами, Рон с помощью своих вампиров до изнеможения выматывал курсантов различными физическими упражнениями, чередующимися с приёмами рукопашного боя. Через несколько дней, когда курсанты привыкли к утренним занятиям, Рон ввёл дополнительные несколько часов и после обеда. А пару дней назад к нему подключился Рост, сказавший, что пора выводить курсантов на полевые занятия.

Первым испытанием для них стал марш-бросок от Хребта Мёртвых к брошенной заставе у границы с королевством Ленна. Брошенной, потому что новую заставу герцог Литон по согласованию с Ростом приказал построить на территории Ленны, а именно на холме возле границы, откуда открывался вид как на портальную площадку на территории королевства, так и на новую портальную площадку, которую рабочие големы установили на землях Свободных территорий прямо перед незримой границей. Теперь пограничники одновременно охраняли два портала, находившиеся на расстоянии нескольких сотен метров между собой. Кроме того, количество пограничников на новой заставе было увеличено почти в два раза, а Рост, как слышал Рон, обещал вскоре поставить им несколько мощных стационарных боевых амулетов для дополнительной защиты портальных установок, обеспечивающих транспортную систему двух стран.

Курсанты преодолевали расстояние, которое Рон со своей командой поисковиков мог одолеть за несколько часов, почти весь световой день. И более того, если следовать установленным Ростом правилам, курсанты, объединённые для марш-броска в один большой отряд, это расстояние так и не преодолели, будучи условно уничтоженными группой мёртвого спецназа. Так выразился на разборе ошибок кровожадно ухмыляющийся маг, щедро раздающий курсантам наказания в виде дополнительных физических и силовых упражнений. Мёртвый спецназ, или, как пояснил Рост, группу бойцов, выполняющих специальные задачи, представляли, как ни удивительно, Рон и вампиры его роя. И как ни крути, маг со всех сторон был прав, ведь и Рон не совсем живой или, по-другому говоря, совсем не живой, а его команда-рой состоит так и вовсе из давно погибших поисковиков… Ну и пусть, пусть боятся враги!

Ко времени первых полевых занятий с курсантами Рон уже в совершенстве владел несмертельным оружием, которое ему дало его новое тело. Страж с помощью Хранителя смог продублировать большинство самых распространённых боевых артефактов и оружия, изменив их средства поражения на энергетические составляющие, которые не убивали, а лишь обездвиживали человека в зависимости от степени предполагаемого ранения. Это оказалось очень удобно. Весь магический и боевой потенциал курсантов Рону был абсолютно безвреден, а его оружие их не убивало, а только оглушало на некоторое время, правда очень болезненно. Страж хотел убрать болезненные ощущения, но Хранитель и Рост в один голос настаивали на их сохранении, мол, у курсантов будет больше желания лучше учиться.

Тактика «блохи и собаки» – приблизительно так назвал Рост тактику действий, которую Рон использовал против отряда курсантов в пустыне. Рассредоточенные, не обнаруженные будущими магами вампиры наносили кроткий удар-укус, условно уничтожая одного или двух курсантов. И тут же отходили. А пытающиеся обнаружить лёжку стрелка курсанты зачастую не обнаруживали даже следов противника, только что вычеркнувшего из их отряда ещё нескольких бойцов. Порядочно измотав курсантов постоянными, действующими на нервы и деморализующими атаками, Рон нанёс им окончательный удар, уничтожив оставшихся в живых курсантов в том самом овраге, где до сих пор оставались следы от применения Таном артефакта Чёрной Буллы. Обломки голема файерболов, разрушенного этим мощным плетением, уже давно были собраны и перенесены в комплекс рабочими големами, но полузасыпанные песком, нанесённым пустынным ветром, следы недавнего боя живо напомнили Рону о его долге перед скупщиком артефактов.

До оврага дошли не более половины курсантов. Измотанные постоянным напряжением, они не нашли ничего лучшего, чем остановиться в овраге на короткий отдых. Даже не выставили часовых, понадеявшись на поверхностное сканирование, не выявившее закопавшихся в склоны холмов вампиров. Ну как же, будущие великие маги!.. Боевое охранение, вернее, нескольких курсантов, которые должны разведать путь впереди, пока остальные будут отдыхать, они всё же отправили. А вампиры, по команде Рона, спокойно их пропустили. Всё равно после атаки это охранение вернётся к основному отряду на помощь…

Вампиры расположились на склонах так, чтобы видеть позиции друг друга. Рон хотел свести к минимуму использование силовых линий для связи внутри роя, опасаясь, что курсанты смогут обнаружить тщательно подготовленную засаду.

Страж поднял над собой кулак с большим пальцем, направленным вверх, – запрос о готовности. Ложка, Кривой, Свистун и Длинный не задержались с ответом, поочередно над их позициями показался ответ тем же знаком, – все готовы. Сигналом к атаке послужили подрывы Роном пяти мощных фугасов, которые Рост изготовил в виде обломков скал. В отличие от настоящих фугасов поражающими факторами этих были только звуковая волна и энергетические осколки. Ударную волну пришлось исключить, чтобы избежать настоящих потерь среди курсантов.

Но им хватило и этих фугасов, разорвавшихся практически в центре походного лагеря будущих магов. Осколки накрыли почти половину отряда, а звуковая волна обескуражила остальных. Тут же со склонов ударили мощные Воздушные стрелы, точечно выбивая оставшихся в живых и мечущихся в поисках укрытия курсантов. Через полминуты условного столкновения боеспособными среди курсантов осталось всего семь человек, выставивших перед собой мощные магические щиты. Среди них в основном были те курсанты, которым Рост и О’Тил самым первым увеличили магические резервы, добавив в их организмы феррон.

Но будущих магов это не спасло. Со склонов в их защиту ударили мощные плетения Воздушных таранов, сбившие курсантов с ног и отбросившие на землю, из которой моментально выросли холодные жала плетения Энергетических игл. Среди основного отряда в живых уже не оставалось никого, когда ему на помощь вернулось боевое охранение, привлечённое шумом разрывов фугасов. С ними без труда справились Ложка и Кривой, атаковавшие уставших и запыхавшихся магов амулетами Веера лезвий с тыла, который курсанты решили магическими щитами не прикрывать, так как там они противника всё равно не обнаружили…

Вот и сегодня, уже на занятии в лесу на территории королевства, все курсанты были опять условно уничтожены. Правда, сегодня они сумели обнаружить и почти ликвидировать Рона. Но «почти» в бою не считается, что и показал им Страж, полностью разгромив учебную группу…

Что же будет завтра, в условиях города? Интересно, сможет ли договориться Рост о безболезненном разрушении нескольких домов или даже квартала? Рон ухмыльнулся. Да, с этими магами без разрушений точно не обойтись…

Пара сопящих от усилий курсантов продолжала таскать своих обездвиженных товарищей, раскладывая их на полянке, где оба медбрата группы пытались активно привести всех в чувство… Должны успеть.

И ведь успели! Часа через полтора, объединившись в один отряд, грязные и хромающие курсанты вышли к границе Свободных территорий.

Пограничники, свободные от дежурств, высыпали на дорогу перед заставой, чтобы рассмотреть колонну учеников магов Свободных территорий.

Новый начальник заставы, молодой, недавно окончивший столичную военную академию офицер, подошёл к Рону, который остановился, чтобы поприветствовать пограничника. Так, внимание! Надо не забыть, что Рост представил офицеру Рона как Влада, нового командира Стражи Свободных территорий. «Почему Влад?» – поинтересовался тогда Рон. Как пояснил маг, в его мире существует легенда о вампире, который уж очень похож на роевика. Звали его Влад Цепеш, но Цепеш – это слишком длинно, а Влад будет как раз… По большому счёту, Рону было всё равно, имя как имя. Хотя Страж прекрасно понимал, что вместе с именем он утратил ещё одну ниточку, связывающую его с прошлым…

– Привет, Влад, – поздоровался офицер, подозрительно осматривающий идеально чистого Стража и перепачканных, со свежими ссадинами и синяками курсантов. – Где это вы так их, мягко говоря, притомили?

– В лесу, – ухмыльнувшись, ответил Рон, – специальная войсковая операция по выявлению и ликвидации группы диверсантов…

– И как диверсанты? – улыбнулся в ответ пограничник.

– А что им будет? – пожал плечами Страж. – Обиделись и зачистили всех этих неумелых вояк…

– Хмм… Почему-то именно так я и подумал, – сказал офицер. – Интересные у вас занятия. Может, как-нибудь вместе с моими бойцами что-то подобное совместно проведём?

– Может быть, может быть, – ответил Рон, провожая взглядом замыкающих колонну курсантов. – Ну ладно, бывай!

– Увидимся! – махнул рукой в ответ пограничник и рявкнул, обращаясь уже к своим солдатам: – Чего рты поразевали?! Давно занятий по боевой подготовке не было?! Расслабились?! Ну, я вам!..

Через десять минут весь отряд был уже в комплексе и Рон распустил курсантов, чтобы они отдохнули и привели себя в порядок. А вечером, так как Рост оказался занят, Страж сам провёл разбор ошибок и назначил дополнительные наказания.

– Какая была вводная? – спросил Рон у одного из сидевших перед ним курсантов.

– В небольшом лесном массиве, примыкающем к особо охраняемой территории, замечены следы возможного присутствия диверсантов. Задача: обнаружение противника, его локализация и задержание. В случае невозможности – уничтожение. Дополнительная вводная: по предварительным данным, диверсанты могут иметь экспериментальный ранцевый фугас повышенной мощности, который планируется использовать для уничтожения охраняемого объекта.

– У кого-то есть что добавить? – спросил Рон. – Нет? Замечательно! Значит, задачу поняли все. И как вы её выполнили?

Будущие маги опустили глаза и пристыженно молчали.

– Прошу обратить внимание, – продолжил Рон, – что все ваши учебные группы, изображавшие поисковые отряды, тем или иным способом были уничтожены! То есть о чём это говорит? О том, что боевую задачу вы не выполнили! Да, пожалуйста. – Рон дал слово одному из курсантов, несмело потянувшему руку вверх.

– Курсант О’Баррет, господин инструктор. Мы не согласны.

– И с чем же вы не согласны, курсант О’Баррет? – с сарказмом спросил Рон.

– Хоть наши группы и были уничтожены, но все обнаруженные нами диверсанты при этом также были ликвидированы, господин инструктор, – ответил курсант. – Это даёт нам право утверждать, что задача выполнена.

– Да-да… – протянул Страж. – Все противники погибли, задача выполнена, все счастливы… Не бывает так, курсант О’Баррет! И встаньте, я вам не разрешал ещё садиться!

– Извините, господин инструктор, – сказал вскочивший и поморщившийся курсант.

– Так вот, курсант О’Баррет, проведём с вами простой урок по элементарному счёту. Вы знали, что диверсантов будут играть инструкторы?

Курсант кивнул.

– А сколько у нас инструкторов? – продолжил Рон.

– С мечником считать или без? – по-деловому уточнил курсант.

– Без мечника, – усмехнулся Страж.

– Тогда пятеро, – ответил О’Баррет, лицо которого начало мрачнеть. Все эти расспросы Стража явно неспроста…

– А сколько у нас учебных групп, курсант О’Баррет? – спросил Рон.

– Четыре, – ответил опустивший голову курсант.

– Какой из этого вывод, курсант О’Катори? – обратился Рон к другому курсанту, что-то шептавшему на ухо сидящему рядом товарищу.

– Курсант О’Катори, господин инструктор! – вскочил будущий маг. – Вывод простой: четыре диверсанта ликвидированы, но и четыре группы уничтожены. Значит, пятый диверсант остался в живых…

– Заканчивайте, заканчивайте свой вывод, курсант О’Катори! – подбодрил Рон.

– Значит, пятый диверсант мог выполнить свою задачу… – договорил курсант.

– Вот теперь правильно, – сказал Страж, – и уверяю вас, в боевой обстановке именно так и произойдёт. Некроманты выполнят свою задачу, не считаясь ни с какими потерями… А теперь давайте детально разберём, почему ни одна группа не выполнила своей задачи. Инструктор Ложка, прошу вас…

Когда получившие очередной нагоняй курсанты в полном составе отправились на дополнительные занятия по физической подготовке, в комплексе появился Рост и вызвал Стража для беседы.

– Ну что, господин инструктор, как дела? – с улыбкой спросил маг.

– Более-менее, – ответил Рон, – ребята стараются, и кое-что у них уже получается. Думаю, просто так их уже не возьмёшь… Так что завтра, Мекан или Кулон?

– Ого! – удивился Рост, понявший, что Страж спрашивает о месте проведения занятий в условиях города. – Ты уже на столицу замахнулся? Ни то ни другое, наши планы немного поменялись, – ответил маг и посерьёзнел. – Для курсантов у меня есть кое-что особенное, но занятие перенесём на послезавтра. А позвал я тебя, Рон, для того, чтобы сообщить, что скупщик артефактов Тан обнаружен. Вчера вечером он прибыл в Мекан. – И немного тише маг добавил: – Заслуга Лики, она его нашла… Желание отдать долги этому человеку ещё не пропало?

– Смеёшься, Рост? Когда я могу отправиться в Мекан? – решительно спросил Страж.

– Прямо сейчас, – ответил маг. – У тебя сутки на подготовку и проведение операции. Несколько просьб: наше участие не проявлять, явных следов не оставлять и по возможности выяснить у Тана, где он взял артефакты и костяные големы некромантов. За перекупом уже установлено наблюдение, старший – Лесоруб. Я его предупредил, что прибудет новый командир Стражи, так что он в твоём распоряжении. И, Рон, – маг доброжелательно посмотрел в напряжённое лицо Стража, – перед своими можешь открыться… Хмм… Старый новый командир. Интересно будет посмотреть на лицо Лесоруба, когда он узнает, что ты жив…

– А Лике? Лике можно открыться? – спросил взволнованный Страж.

– А это тебе решать, – ответил Рост. – Если доверяешь ей свою жизнь, можешь и открыться… Подумай хорошо, ладно? Всё, Рон, извини, много дел. Кстати, через пару дней нас ждёт длительный поход. Очень важный… Подробности сообщу немного позже. Так что действуй, Рон, пока есть время. Все наши ресурсы в твоём распоряжении. Справишься?

Страж в ответ молча кивнул. Справится ли он? Несомненно… Рон зловеще улыбнулся и пошёл готовиться к отбытию в столицу Ленны.

Уже перед порталом Рона остановил Хранитель и попросил его доставить в Мекан пару ранцев с амулетами, их запасы в компании «Стил» постоянно требовали пополнения. Случайность ли, что Хранитель попросил доставить груз для Лики именно его? Вряд ли… Конечно, Рон согласился. Через секунду ранцы подхватили два его вампира, Сэм и Ренин. Рон вместе со своими бойцами встал на портальную площадку и глубоко вдохнул…

Мир моргнул.

Граница, застава, портальная площадка.

Мир моргнул.

Мекан!

Страж оказался в столице прямо в особняке, где рабочими големами к этому времени уже была собрана новая портальная площадка. Безопасность должна быть безопасной, как говорил Рост. Рон знал, что и в кулонском особняке уже тоже есть своя портальная площадка.

Не успел Страж осмотреться, как сбоку от него раздались знакомые щелчки, обернувшись на звук которых Рон увидел, как в руках принявшего боевую трансформацию Лесоруба полыхнуло призрачное лезвие Палаша.

– Это что за… – скорее прошипел, чем сказал Лесоруб, указывая второй рукой на Сэма и Ренина, замерших за спиной Рона. – Они же мертвы!

Сразу же после этого в стену с грохотом впечатались двери, ведущие в зал с портальной площадкой, а рядом с Лесорубом из смазанных от быстрого движения вихрей появились Пучок и Стрела, тоже в боевой трансформации и с активированными боевыми артефактами.

В этот же момент между Роном и Стражами появился Хранитель.

– Спокойно, все свои! – сказал О’Нос, подняв руки в успокаивающем жесте, и обратился к Рону: – Да, не самое лучшее начало ты выбрал, чтобы открыться перед своими…

Рон пожал плечами. Действительно, нагрузив Сэма Ложку и Ренина Длинного ранцами, следовало бы подумать, какую реакцию вызовет их появление среди Стражей, которые присутствовали при гибели своих товарищей-поисковиков. Но в тот момент, да и сейчас, если быть перед собой откровенным, мысли Рона были заняты совсем другим вопросом: как поступить с Ликой? Открыться или нет? Быть или не быть? Даже предвкушение от мести Тану слегка потеряло свои краски в свете этого вопроса…

– Господа, – сказал Хранитель, обращаясь к Лесорубу, Пучку и Стреле, – прошу любить и жаловать, – О’Нос указал в сторону Стража, – наш Рон вернулся…

Лесоруб опустил Палаш и недоверчиво поморщился, вглядываясь в лицо Стража. Рон сосредоточился, по его лицу пробежала быстрая волна изменений, возвращая привычный вид…

– Что за… Не может быть! – ошарашенно пробормотал Стрела.

– Рон, это ты? – тихо спросил Лесоруб.

А потрясённый Пучок молча, словно выброшенная на берег рыба, открывал и закрывал рот…

Рон в очередной раз пожал плечами, несмело улыбнулся и коротко кивнул.

Лесоруб зажмурился, потом открыл глаза.

Рон решительно не исчезал.

Улыбающийся Хранитель внезапно, как и появился, исчез.

С лёгкими щелчками Стражи вернули себе обычный вид.

– В это невозможно поверить… – протянул Лесоруб и указал в сторону Ложки и Длинного: – А они, они как?

Повинуясь короткому мысленному приказу Рона, Сэм и Ренин положили на пол ранцы и внезапно исчезли…

– Это долгая история, – ответил Рон. – Может, мы найдём более удобное место, чтобы я мог её рассказать?

– Рон! Это ты! – С этими словами Стражи окружили своего командира и по очереди крепко обняли его, всё ещё не до конца веря своим глазам…

Через десяток минут в особняк влетели Пискун и Синий Глаз, которых из города срочно вызвал Лесоруб.

Больше часа Рону пришлось рассказывать о событиях, которые позволили ему вновь появиться в Мекане, а счастливые улыбки и искренняя радость его друзей сказали Стражу гораздо больше, чем слова…

Радостное настроение несколько сбил Пискун своим вопросом:

– Рон, а что ты решил с Ликой? Я девочку вижу каждый день и после твоей, хмм… твоего исчезновения она, скажем так, очень переживает…

Пискун изучающе посмотрел в лицо Рона.

– Не знаю… Не знаю, что мне делать, – смутился Страж, – ведь я сейчас не совсем человек…

– Брось, Рон, – сказал Стрела, – все мы не совсем люди… И ничего, здесь нас уважают!

– Это несколько по-другому… – задумчиво возразил Рон. – Ладно, всё решится. Друзья, извините, но у меня важное дело, и мне надо переговорить с Лесорубом. И прошу вас: никому ни слова о том, что я жив. Пискун?

– Да понял я, понял, – отозвался ветеран.

Стражи с пониманием переглянулись и вышли. У Рона осталось ощущение, что они прекрасно знают, что именно он будет обсуждать с Лесорубом…

– Итак, – сказал Рон, – что у нас есть по Тану?

– Перекуп появился в Мекане вчера вечером, – начал докладывать Страж. – Кто сообщил о его прибытии, ты знаешь? – Дождавшись кивка, Лесоруб продолжил: – За ним сразу установили наблюдение. Для этого используем пару молодых ребят, которых опять же подобрала и подготовила Лика. Да, Рон, не удивляйся. Оказывается, с момента, когда Рост сообщил ей о твоей, хмм… ну, гибели, как ещё сказать, в общем, с того времени Лика скрытно готовила целую сеть осведомителей из торговцев, которые были нацелены на выявление Тана. Девушка нашла также нескольких смышлёных пареньков и воспользовалась нашим кредитом доверия перед Литоном и возглавляемой им канцелярией, чтобы его специалисты тайно подготовили этих ребят к ведению наружного наблюдения. Представляешь? И ведь Литон ничего нам не сказал, похоже, он изначально догадывался, для чего Лика готовит свою команду… Так что, скорее всего, он может уже знать, что нашей целью является скупщик артефактов Тан.

– Это ничего не меняет, продолжай, – коротко отозвался Рон.

– Хорошо, – ответил Лесоруб. – Ещё до появления перекупа Лика собрала на него подробное досье: чем владеет, где, какие доли есть, с кем общается, враждует… – Лесоруб запнулся, но продолжил: – Спит и так далее. Врагов у него оказалось достаточно много, так что нашей даме плаща и кинжала без труда удалось расставить своих осведомителей на ключевых точках, где мог бы появиться перекуп…

– Подожди, – не сдержался удивлённый Рон, – ты где таких слов нахватался: «досье», «плаща и кинжала», «осведомителей», «наружное наблюдение», а, Лесоруб?

– Тлетворное влияние Запада, – улыбнулся Лесоруб.

– Понятно, – догадался Рон, – мог и не спрашивать. Рост и Хранитель?

– Они, – кивнул Лесоруб. – Между прочим, не пояснишь мне, что означает фраза «Бамбарбия! Кяргуду!»?

– Наверное, это что-то на языке Древних, – задумчиво ответил Рон. – Хранителя надо спросить, он может знать.

– Так он это Росту и говорил, когда работу по Тану обсуждали, – отмахнулся Лесоруб. – Ладно, продолжу. Перекуп остановился в здании одной из своих компаний. За сегодняшний день единственный раз покинул его в сопровождении шести человек охраны. Угадай, что он посетил?

– Откуда я знаю? – удивился Рон.

– Ну да, – согласился Лесоруб. – Представь себе, он посетил «Стил»!

– Как «Стил»? Нашу компанию? – поразился Рон.

– Ага, – кивнул Страж. – Так вот, Тан купил пять амулетов связи.

– И ему их продали? – не поверил Рон.

– Продавец сказал перекупу, что амулетов нет, а продажа только по записи, очередь расписана на несколько партий вперёд. Тан возмутился, мол, я такой очень-очень торговый торговец в Мекане, и потребовал встречи с управляющим. Пока Тан ругался с продавцом, Пискун доложил Хранителю о выходе на компанию разыскиваемого нами скупщика. Хранитель связался с Ликой, переговорил с ней. Лика приказала продавцу привести Тана к ней в кабинет. А потом продала уважаемому и известному торговцу сразу пять амулетов связи из нашего неприкосновенного запаса! Представляешь?

– Но зачем? – удивился Рон.

– Вот и мы спросили зачем, – согласился Лесоруб. – А Хранитель всё предусмотрел… Оказывается, в наших амулетах связи есть недо-ку-мен-тиро-ван-ная функция, во!

– Это ещё что такое? – поразился Рон, хотя догадки, зачем Тану продали амулеты, у него уже появились.

– А это возможность, о которой наши маги умолчали, когда создали амулеты связи. Представляешь, – Лесоруб перешёл на доверительный шёпот, – Хранитель может прослушивать все переговоры, которые ведутся по нашим амулетам! Только Рост сказал, чтобы никому, ты понимаешь… Это одна из самых наших важных тайн.

– Да… – согласился Рон, – наши маги не промах…

– Благодаря этому мы знаем, что на завтра у Тана есть договорённость о встрече с одним из командиров наёмников, – продолжил Лесоруб.

– Где? – уточнил Страж.

– В здании гильдии наёмников, – ответил Лесоруб, – скорее всего, речь пойдёт о найме дополнительной охраны для перекупа. Он не знает, что нам известно о его участии в… никак не привыкну… в твоём убийстве, но, как говорит Хранитель, неосознанно боится нашей мести. Так что, может, лучше его взять перед посещением гильдии наёмников? Всё же шесть человек – это не десять, так что справимся… – закончил свой доклад Лесоруб.

– Надо подумать, – ответил Рон. – Досье на Тана у тебя?

– Копия у меня, – хмыкнул Лесоруб, – оригинал Лика оставила у себя. Девушка тоже не промах…

– Дай прочитать, – попросил Рон. Волна изменений пробежала по лицу Стража, преображая его во Влада. – А потом я посещу Лику, всё равно надо это сделать… – задумчиво добавил Рон.

Лесоруб тактично промолчал.

Изучив подробное, основательное досье на перекупщика, Рон ещё раз удивился, сколько талантов скрывает в себе молодая девушка. А что касается Тана, то, насколько разобрался Рон, большого шума в случае его гибели никто поднимать не будет. Судя по данным, собранным Ликой, Тан неоднократно участвовал в сомнительных сделках, вокруг которых потом разгорались настоящие скандалы. Но свидетелей против перекупа почему-то никогда не находилось, и он всегда выходил чистым из мутной воды. У него было много врагов среди разорённых им торговцев и ни одного настоящего друга. Кроме здания, где сейчас остановился торговец, он мог скрыться ещё в нескольких местах, но все они были под наблюдением… В принципе Тана можно было ликвидировать уже сегодня, но Рост дал на операцию сутки и просил по возможности выяснить, не связан ли перекуп с некромантами… Так что скупщик артефактов, хотя он этого и не знал, мог ещё целые сутки наслаждаться жизнью…

Немного погодя, собравшись с духом, Рон отправился в торговый дом «Стил», чтобы встретиться с Ликой и передать ей партию артефактов, захваченных им из комплекса. Лесоруб предложил Рону сопровождение, но Страж отказался, а Лесоруб не настаивал… Только вздрогнул, когда рядом с Роном появились и подхватили ранцы с амулетами Пит Кривой и Лиин Свистун. Рон не удержался от мелкой пакости, и Свистун, выходящий с ранцем из комнаты, вдруг приостановился, обернулся к Лесорубу, улыбнулся и нагло подмигнул ему. А потом вышел, оставив ошеломлённого Стража с открытым от удивления ртом…

Рон подошёл к торговому дому, когда на улице начало темнеть. От Пискуна, с которым Страж заблаговременно связался, Рон знал, что, хотя торговые залы закрылись, Лика осталась в своём кабинете разбираться с текущими делами. Перед входом в «Стил» стоял один из новых Стражей и голем Веера лезвий. Предупреждённый Пискуном, Страж, коротко поприветствовав Рона, освободил ему и его бойцам проход. А голем Веера лезвий в это время, оставаясь вне поля зрения нового Стража, сделал Рону едва уловимый жест, по-видимому также приветствуя его. Ну да, О’Нос не удержался. После того как Рон увидел воочию моменты своей собственной гибели, он понял, что големы тесно связаны с Хранителем. И амулеты связи…

– Влад, – коротко представился Рон, когда Пискун провёл его в кабинет Лики и отрекомендовал его как одного из руководителей Стражи Свободных территорий.

«Как же ты себя истощила…» – подумал Рон, глядя на бледную и похудевшую, но такую красивую девушку, которая встала, приветствуя его, и предложила присаживаться в одно из гостевых кресел.

– Глава Стражи? – уточнила Лика, пристально рассматривая Рона.

– Сейчас да, – ответил Страж, – а потом, скорее всего, эту должность займёт Лесоруб. Только пока не говорите ему об этом. Просто после гибели Рона я оказался у наших магов под рукой, и меня попросили временно заменить его на этом посту…

– А почему временно? – спросила Лика.

– Специализация у меня несколько другая, – усмехнувшись, ответил Рон, – мне подчиняются силы специальных операций Свободных территорий. – Тут Рон не удержался и необдуманно добавил: – Мёртвый спецназ, как называет нас Рост.

– Интересно, – сказала девушка. – А откуда взялось такое название? Спецназ – это какие-то особые задачи, верно? Почему тогда Мёртвый?

Рон несколько секунд лихорадочно размышлял, что же ответить Лике. Дёрнуло же его за язык сболтнуть прозвище, которым Рост наградил его рой! Так и не найдя вразумительного ответа, Рон сказал:

– К сожалению, я не должен был этого говорить. Это тайная информация, и я не могу ответить на ваш вопрос.

– Понимаю… – протянула Лика, переведя свой внимательный взгляд с Рона на его бойцов, неподвижно замерших возле дверей кабинета. – Вы прибыли в Мекан не случайно, господин Влад?

– Да, – подтвердил Рон, – у нас с вами есть одно незаконченное дело. Кстати, Рост поручил мне передать вам его личную просьбу… – Лика поощрительно кивнула, изобразив на лице особое внимание. – Не вмешиваться. Вы знаете, о чём я… – сказал Рон. – Девушка упрямо поджала губы. – Также я доставил вам небольшую партию амулетов, – добавил он, прерывая неловкую паузу.

По его сигналу Свистун забрал ранец у Пита и поднёс свой и его к столу.

– Давайте сразу в хранилище, – попросила Лика. – Сейчас уже поздно, завтра буду с ними разбираться.

Рон подхватил оба ранца и сам помог Лике отнести и положить их в хранилище, устроенное в специальном, хорошо защищённом помещении, которое охранял ещё один Страж из нового набора.

Следуя за Ликой по коридорам торгового дома, Рон непроизвольно вдыхал тонкий, такой знакомый аромат, остающийся за девушкой. Сердце Стража кольнуло, потом чувствительно заболело. «Какое сердце у энергетического существа?» – взял себя в руки Страж. И сердце болеть перестало… А Лика, внезапно остановившись, почему-то вновь пристально всмотрелась в лицо Рона и спросила:

– Влад, а вам не говорили, что вы очень похожи на Рона?

– У нас дальнее родство, – сдавленно ответил Страж.

Лика недоверчиво глянула на него, но промолчала и продолжила показывать дорогу к хранилищу амулетов. Когда наконец ранцы были сданы под надёжную охрану, девушка посмотрела на Рона и совершенно неожиданно для него предложила Стражу проводить её домой.

Рон быстро обдумал возможные последствия своего согласия. По его расчётам выходило, что Лика расколет его хилую и неподготовленную легенду, как только получит возможность расспросить Стража более подробно. Что-то она почувствовала…

И Рон отказался. Что он скажет девушке? Что он живой?.. Живой мёртвый Рон? Он не готов… Не готов сказать ей правду и увидеть реакцию Лики на то, что Рон более не человек…

Страж сослался на наличие важных и неотложных дел и быстро попрощался. А Лика, ничего не говоря, с какой-то чисто женской всепонимающей грустью в глазах посмотрела ему вслед.

Рон разозлился на самого себя. Чего он решил лично пообщаться с Ликой? Надо было передать амулеты с Лесорубом или Пискуном… А ещё больше Рон разозлился на Тана…

Ночь не прошла зря. Рон сам отправился к дому, где укрылся перекуп, и после полуночи, преобразившись в прозрачное, незаметное энергетическое облако, лёгкой дымкой втянулся в здание.

Три этажа. По четыре комнаты на каждом. Оружейка на первом, комната охраны на втором и пост наёмников перед кабинетом Тана. Большое количество боевых и защитных амулетов, но это не помеха. А вот это интересно… Тайное хранилище артефактов, скрытое в стене кабинета перекупа. Ага, вот и артефакты некромантов… Самих некромантов нет, костяных големов нет, а с остальным разберёмся. Тщательно изучив планировку, Рон через полчаса покинул здание компании «Заначка». А скрывающийся в нём перекуп так никогда и не узнал, что его смерть прошла в эту ночь буквально рядом с ним…

Следующий день особых новостей не принёс. Новых контактов перекупа выявлено не было, в гильдии наёмников Тан нанял ещё девять охранников. Как доложил Лесоруб, все они были из отряда, у которого была крайне плохая репутация. Эти наёмники не чурались самой грязной работы, так что жалеть их Рон не собирался.

Операцию он наметил ближе к полуночи. Откладывать её проведение больше не было времени, значит, придётся слегка допросить Тана, выполняя просьбу Роста. А ведь Тан не зря появился в столице, он чего-то явно ждёт…

Выбирая тактику, Рон остановился на скрытных одиночных действиях вампиров своего роя. Методики, знания о которых передал ему Рост, не совсем подходили для такой малочисленной группы, бывшей в его распоряжении. Но зато и способности его бойцов далеко превосходят возможности обычного человека.

Рон закрепил за каждым бойцом по этажу, одного вампира оставил на контроле главного входа, а второго – на контроле запасного. Сам взял себе третий этаж, где находился кабинет Тана.

Как ни удивительно, никаких сложностей не возникло. Рон бесшумно поднялся на свой этаж. По его команде все вампиры двинулись на зачистку помещений. Пленных Рон приказал не брать. Не нужны они были. Кроме Тана… Страж двигался лёгким шагом, немного согнувшись и слегка выставив вперёд левую руку. От неё пространство перед роевиком пронизывали несколько тонких энергетических щупалец, которыми Рон мгновенно разряжал все амулеты, попадавшиеся ему на пути, независимо от их назначения. Во второй руке, прижатой к телу, Рон приготовил разнообразные боевые амулеты, вернее, их смертоносные энергетические копии, порождённые новым организмом Стража. И конечно, в правой руке была зажата рукоятка энергетического Палаша, не менее убийственного, нежели настоящий артефакт.

Скользнув в освещённый коридор, Рон вновь преобразовал себя так, как он тренировался под руководством Роста. При такой маскировке тело Стража становилось практически прозрачным и было видимо постороннему человеку, только если он знал, что немного расплывшееся перед его глазами пятно в пространстве – это не результат неожиданного ухудшения зрения, а признак появления перед ним вампира…

Так что Рон достаточно спокойно приблизился к трём дюжим охранникам, расположившимся перед входом в кабинет Тана и обсуждавшим достоинства какой-то местной красотки. Три почти одновременных смертельных ударов энергетическими лезвиями – и на пол тихо опустились бездыханные тела наёмников.

Так, в комнате, примыкающей к кабинету перекупа, ещё четверо. Спят. Через минуту с ними было тоже покончено. Страж просто немного приоткрыл дверь и закинул в центр помещения небольшой сгусток энергии, который через секунду бесшумно разорвался, накрыв всё пространство в комнате сотнями мелких, но смертоносных осколков. От других вампиров пришли доклады об успешной зачистке всего остального здания. Все наёмники убиты, амулеты разряжены, а вампиры сыты… Отдав команду на осуществление охраны подходов к дому, Рон вернулся к кабинету, где находился главный противник, а вернее – его личный враг.

Тело Стража мгновенно преобразовалось в энергетическое облако, которое легко просочилось сквозь мелкие щели двери в комнату. При этом несколько невидимых сгустков энергии остались между металлическими деталями внутренней задвижки и мгновением позже намертво приварили их друг к другу.

Тан, сидевший за столом, что-то пересчитывал, морща лоб. Видимо, лёгкий сквозняк донёс до него запах раскалившегося металла, потому что он внезапно принюхался и насторожился. Перекуп, склонив голову набок, напряжённо прислушался. В доме было тихо… Тан отодвинул от себя бумаги, потянулся, похрустев застоявшимися суставами, встал и подошёл к двери. Опять прислушался, пожал плечами и потянулся к засову. Легко подёргал его, но засов даже не пошевелился. Сначала недоумение, а следом и испуг проявились на лице Тана. Он сильно затарабанил в дверь, ещё раз попробовал подвигать засов, но безрезультатно. А в здании продолжала стоять мёртвая тишина…

Перекуп выхватил из кармана амулет связи и судорожно сжал его в руке, было видно, как он напрягся.

Тан открыл рот и глубоко вдохнул, собираясь криком привлечь внимание своих охранников. Лёгким касанием энергетических щупалец Рон моментально парализовал его голосовые связки. Тут же гримаса боли и растерянности исказила лицо скупщика, и руками он схватился за горло. Одновременно с этим магические светильники, развешанные на стенах комнаты на равном расстоянии, стали медленно тускнеть и гаснуть один за другим, пока не остался лишь один, расположенный на рабочем столе Тана, тускло осветивший кабинет.

Перекуп в испуге попятился, упёрся спиной в стену, все ещё держась руками за горло. Потом он переборол себя, быстро метнулся к столу, схватил кресло и размахнулся, собираясь выбить окно, чтобы привлечь чьё-нибудь внимание. Но тут же его ноги подкосились, а руки выронили кресло, звук падения которого погасил толстый ковёр. Парализованное тело Тана растянулось в неловкой позе на полу, только его глаза хаотично метались из стороны в сторону.

Из сумрака, скрывающего дальнюю часть комнаты, напротив перекупа медленно появился вначале неясный силуэт человека, который постепенно наполнялся чёткостью, пока Рон полностью не показался перед перепуганным до смерти врагом.

Страж сделал несколько шагов к нему, наклонился и прошептал:

– Ты помнишь, что я тебе обещал? – На побледневшем лице Тана выступили крупные капли пота. – Вижу, помнишь. А теперь давай поговорим…

Но перед тем как Тан рассказал всё, что он знает, перекуп с ужасом увидел, как прямо на глазах его правая рука, неловко вывернутая при падении, внезапно начала усыхать, уменьшаясь в размерах и теряя нормальный цвет кожи. И это оказалось для Тана страшнее, чем боль, которую он в тот момент не чувствовал…

Из храна с курсом лекций по тактико-специальной подготовке боевых магов

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О’БА,

ПОЛНЫЙ МАГ СВОБОДНЫХ ТЕРРИТОРИЙ

Раздел 4. Действия в городских условиях

«…Особо остро стоит вопрос о работе с пополнением. Опыт – дело наживное. Любого новичка можно научить приёмам городского боя. Опыт войны показал, что противник цепляется за каждый населённый пункт, превращает его вопорный пункт и узел сопротивления. Поэтому в нашей системе подготовки боевых магов необходимо больше уделять внимания обучению курсантов приёмам боя в населённом пункте…

…Тактика действий магов в уличных боях многогранна. Если обстановка диктует необходимость подземной борьбы, как это, например, было в Бате, наши штурмовые группы быстро применяются и к ней, отлично ориентируясь в запутанном лабиринте подземных ходов. В крупных городах некромантов штурмовые группы прекрасно орудуют в обстановке, характерной для широких улиц, больших зданий и производственных цехов, находя и здесь наилучшее применение техническим средствам и манёвру. При этом взаимодействие Стражей с магами, бронированной техникой и Мёртвым спецназом принимает самые разнообразные формы. Когда необходимо, Стражи и маги садятся на броню самоходных экипажей, врываясь в пределы города и быстро заполоняя его улицы. Если требуется, маги идут впереди Мародёров, уничтожая с помощью боевых плетений и големов амулетчиков врага…

…Правильно нацеливая штурмовые группы, маги используют их для выполнения общего замысла, сводящегося к тому, чтобы захватить основные опорные пункты и разгромить врага по частям. В тех случаях, когда обстановка позволяет, штурмовые группы быстро прорываются к центру города. Бои в этих случаях завязываются на окраинах, на них же порой и завершаются, поскольку враг подвержен атакам одновременно извне и изнутри. В некоторых случаях Стражи и големы методически откалывают от городской обороны некромантов один опорный пункт за другим. Они расстраивают всю систему обороны врага, занимая выгодные позиции, и, в случае необходимости, задействуют бойцов Мёртвого спецназа для точечной ликвидации уцелевших очагов сопротивления…

…Здесь очень показательны практические занятия первого выпуска боевых магов Свободных территорий. Непредсказуемость действий инструкторов и разнообразие применённых ими методов позволили подготовить полноценных боевых магов в неимоверно сжатые сроки.

…Приведу пример из моего личного опыта участия в одном из таких занятий.

Храны можете дезактивировать, просто слушайте…

Вы! Да, вы!

Толкните своего заснувшего товарища.

Вдвоём, упор лёжа, принять! Раз, два! Раз, два…

Этот день чётко запомнился мне на всю жизнь. Среди инструкторов, которые вели у нас занятия по боевой и физической подготовке, тогда было пятеро бойцов Мёртвого спецназа и только один действительно человек, на то время работающий по найму на магов Свободных территорий обычный мечник. Искусство применения амулетов, боевых и защитных плетений нам преподавали сам Хранитель О’Нос и хорошо известные вам первые маги…

Да, разрешаю, спрашивайте…

Да, именно Рост и О’Тил.

Ваш сегодняшний преподаватель, известный ранее как курсант О’Баррет, волею случая был назначен командиром одной из четырёх учебных групп, на которые нас разделил инструктор Рон.

Да, разрешаю, спрашивайте…

Да, тот самый Рон, основатель Мёртвого спецназа. Правда, тогда мы его знали как инструктора Влада, но это совершенно другая история, не относящаяся к теме нашего сегодняшнего занятия.

Сигнал боевой тревоги поступил к нам после обеда. Это было достаточно неожиданно, так как все наши полевые занятия обычно начинались с утра.

Инструктаж проводил Рост. Поставленная перед нами боевая задача заключалась в том, чтобы совершить небольшой марш-бросок в полной боевой выкладке, занять господствующее над местностью здание на специальном полигоне, имитирующем городской квартал, и удерживать его до завершения полевых занятий. В амулетах, снаряжении и экипировке никаких ограничений предусмотрено не было.

Марш-броски к тому времени нам были уже не в новинку, а вот появившийся посреди пустыни городской квартал действительно удивил многих. Выполняя поставленную задачу, мы совершили марш-бросок и заняли возвышающееся над кварталом трёхэтажное здание, где организовали круговую оборону. Моей группе выпало взять на себя оборону самого сложного участка – фронтальной части здания, выходившей на широкую улицу, окружённую со всех сторон двухэтажными домами. С учётом того, что выполнение задачи потребовало согласованных действий, другие командиры учебных групп неожиданно передали общее командование операцией мне.

В свою очередь я перераспределил наши силы, выделив дополнительно по несколько курсантов из других групп для усиления фронтального участка обороны, так как посчитал его наиболее уязвимым для внешней атаки. Но то, что произошло дальше, иначе как полным разгромом назвать нельзя. На конкретных ошибках я остановлюсь дальше.

Итак, в нашем распоряжении оказалось большое количество защитных и боевых амулетов, которые запасливые курсанты догадались захватить с собой. Трое курсантов умудрились притащить в своих ранцах даже несколько мощных стационарных амулетов Веера лезвий и новейшие на то время амулеты Пульсара, Штурма и Воздушной стрелы. Как курсантов в запасниках тогда не остановил Хранитель, я до сих пор не знаю. Скорее всего, О’Нос дословно воспринял слова Роста о том, что в ходе занятий разрешено использовать любые амулеты.

Свои силы и средства мы расположили следующим образом. Большая часть курсантов, вооружённых арбалетами и боевыми амулетами, разместились на первом этаже. Они были равномерно распределены возле окон, которые обеспечивали хороший обзор улиц и переулков, ведущих к нашему опорному пункту. Центральная улица квартала, выходящая прямо на здание, дополнительно контролировалась двумя группами амулетчиков, одной из которых был придан Штурм, многозарядный метатель файерболов повышенной мощности. Второй группе был придан стационарный амулет Веера лезвий, который позволял перекрывать ближайшие подступы к нашим позициям сплошным потоком призрачных лезвий. Секторы обстрела были распределены так, что перед зданием практически не оставалось мёртвых зон. На втором этаже мы разместили Пульсар, который позволял уничтожать противника на большом расстоянии с помощью узконаправленного пучка света. А снайперы, вооружённые самыми дальнобойными амулетами Воздушной стрелы, отправились занимать позиции на самый верх. Первая пара замаскировалась в глубине одной из комнат третьего этажа, а вторая расположилась на чердаке. Воспользовавшись тем, что атака всё не начиналась, мы обустроили в кирпичной печной трубе, возвышающейся над зданием, наблюдательный пункт. Посчитав, что мы сделали для обороны более чем достаточно, я дал команду всем быть готовым к активации щитов и отражению нападения противника.

Прошло более получаса тревожного ожидания. И противник наконец появился.

Вначале наблюдатель, а потом и снайпер, засевший на чердаке, сообщили об обнаружении нескольких воинов, скрытно занимающих позиции на крышах удалённых от нас домов. Я дал команду оператору Пульсара и снайперам применять оружие по мере обнаружения целей, что они тут же и сделали, открыв беспорядочный огонь по крышам расположенных вокруг опорного пункта домов.

Так продолжалось около десяти минут, а потом действительно началась атака, посеявшая среди курсантов самый настоящий хаос.

Перед тем как замолкнуть, наблюдатель сообщил, что в другом конце улицы, выходящей к нашему зданию, появился какой-то бронированный монстр. Как вы наверняка догадываетесь, это был Мародёр, который, кстати, тогда тоже проходил испытание.

Так вот, наблюдатель сообщил о нём и замолк, на мои повторные вызовы не отвечал. Потом замолк и снайпер с чердака, сообщивший, что возле громадной коробки, покрытой бронёй, в нашем направлении также двигаются два голема чёрного цвета.

Здесь мне стало понятно, что условный противник применяет против нас Чёрных Ликторов, на то время одних из самых совершенных боевых големов, партия которых, как мы знали, была недавно доставлена в комплекс О’Тилом.

Серьёзные противники! Не меньшее опасение вызывала и бронированная громадина, которая, как мы сумели рассмотреть по мере её приближения к нашим позициям, по непонятным причинам парила на небольшом расстоянии над землёй.

Когда замолчал и снайпер, я понял, что творится что-то неладное, и послал одного из курсантов посмотреть, что с ними произошло. Одновременно с этим я отдал команду всем операторам стационарных амулетов открыть огонь по големам и бронированному экипажу, приближающимся к нам.

Противник массированную ответную стрельбу не начинал, постепенно сокращая между нами расстояние. Лишь с корпуса Мародёра непрерывно бил стационарный амулет Воздушной стрелы. Среди курсантов появились первые потери. В то же время я обратил внимание, что импульсы нашего Пульсара отклоняются в сторону, не поражая бронированную машину.

Ещё через минуту в дело вступили наши остальные стационарные амулеты, показавшие именно то, чего я и опасался. Боевая машина оказалась прикрыта мощным магическим щитом, область действия которого прикрывала и Чёрных Ликторов!

Со стороны противника тоже начался активный ответный огонь. Из небольшой башни, размещённой на крыше бронированного монстра, начал стрелять файерболами такой же Штурм, как был и у нас, а на боковой турели активировался стационарный амулет Веера лезвий. Шлемы Чёрных Ликторов заморгали от частых выстрелов Пульсаров. Здание затряслось от попаданий, один файербол влетел в комнату на втором этаже, откуда я руководил обороной, и разорвался. Однако, благодаря вовремя активированному магическому щиту, кроме лёгкой контузии, этот разрыв почти не причинил мне вреда. В это время сверху сбежал курсант, которого я посылал посмотреть, что с наблюдателем. Из его криков я понял, что наши снайперы и наблюдатели уничтожены Воздушными стрелами противника.

Вражеский огонь становился всё более насыщенным, вследствие чего я практически утратил возможность управления обороной. Но я всё же предвидел такую возможность: инструкторы приучили нас рассчитывать на лучшее, но готовиться к худшему. В смежных с моим командным пунктом комнатах занимали позиции семеро курсантов, которым первым из нашего выпуска был увеличен магический резерв. Шестеро из них к тому моменту уцелели, а седьмой был поражён практически одновременным попаданием светового импульса Чёрного Ликтора и Воздушной стрелы.

Собравшись в одной комнате, полуоглушённые близкими разрывами, под градом сыпавшихся со всех сторон осколков и обломков межэтажного перекрытия, мы сумели не растеряться и смогли всё-таки согласовать наши действия, разделившись на три группы. Мы со своим товарищем быстро создали структуру громадного плетения Песчаного коловорота, вторая группа из трёх курсантов напитала его силовые линии всем имеющимся у них запасом магической энергии, а к тому времени, должен сказать, мы уже далеко обогнали обычных магов. Оставшиеся двое курсантов влили свои запасы магической энергии в центры Силы плетения, а я с товарищем использовал остаток своей энергии, чтобы активировать этого монстра.

Как только начал формироваться громадный вихрь Песчаного коловорота, в нашу комнату влетел и разорвался мощный файербол, вызвавший обрушение части потолка, обломки которого полностью засыпали четырёх бывших со мной курсантов. В очередной раз контуженный, я с трудом протёр глаза от пыли. Эта же пыль вызвала у меня судорожный кашель. В общем, когда я обнаружил, что четверо моих товарищей погибли под обломками, накрывшими большую часть комнаты, как боец я уже ничего собой не представлял. Слезящимися глазами я всё же увидел, как наше плетение накрыло магический щит остановившегося перед домом бронированного экипажа. Только особого результата это не дало. Големы и бронемашина не пострадали, а центральная часть Коловорота быстро рассеялась, исчерпав свой заряд. Но даже остатков нашего плетения, не вошедших в соприкосновение с щитом противника, хватило для того, чтобы снести до основания несколько домов по обе стороны улицы. Именно в тот момент я понял, что мы опять проиграли. Потом я почувствовал, как здание содрогнулось, – это спецназовцы подрывали проходы в здание, используя для этого связки амулетов файерболов. Обстрел дома из Штурма практически прекратился, значит, Мёртвый спецназ приступил к зачистке. А потом в комнате что-то полыхнуло, и я решил, что тоже погиб. А через пару часов я пришёл в себя…

Итоги этого поучительного занятия оказались для нас неутешительны. Двое снайперов противника перебили наших наблюдателей, снайперов и нескольких операторов стационарных амулетов. Огнём из амулетов всего одного Мародёра и двух Чёрных Ликторов были уничтожены или выведены из строя абсолютное большинство курсантов нашего сводного отряда. А трое бойцов из Мёртвого спецназа зачистили остальных. Вдумайтесь над соотношением сил! Три голема и пять бойцов уничтожили почти семь десятков сильных магов! Да… это стало для нас хорошим уроком.

Да, разрешаю, спрашивайте…

А вот именно теперь мы и разберём детально ошибки, которые были допущены и мной, и остальными курсантами в ходе подготовки и проведения мероприятий по обороне этого здания…»

(обратно)

О’ТИЛ Поход к Источнику

Время после переноса копии личности Рона в тело вампира-роевика пролетело для О’Тила молниеносно. Каждая минута мага оказалась занята различными делами. О’Тил, тяжело перенёсший потрясение, когда Рост рассказал ему о возможной взаимосвязи его дара и того, что у его родителей был мертворождённый ребёнок, своей занятости был только рад. Хранитель привлёк мага к обучению курсантов, после занятий с которыми О’Тил помогал Росту собирать его Мародёра. Уже два раза маг отправлялся в форт Древних, где устанавливал заряженные морионы в очередную партию Чёрных Ликторов и переправлял их в комплекс. Благо полностью дозаряженный дедом клинок-ключ позволял активировать портал несколько раз подряд. Кроме того, каждый день они с Ростом увеличивали магический резерв ещё нескольких курсантов, создавая и перенося в их организмы феррон.

Правда, и Рост, и Хранитель освободили О’Тила от множества других дел, так или иначе связанных с подготовкой к походу к Источнику. Рост самостоятельно занимался с Роном, постепенно осваивающим свои новые возможности, участвовал в планировании и организации полевых занятий курсантов. А также раз в несколько дней мотался в Мекан за очередной партией бронированных листов, заказанных им в компании, которая изготавливала и поставляла защищённые экипажи для королевской канцелярии и богатых заказчиков, беспокоящихся о своей безопасности.

Именно из такой поездки Рост привёз вчера известие от Лики о том, что в столицу прибыл скупщик артефактов Тан.

– Это дело Рон должен закончить сам, – согласился Рост, когда Хранитель предложил отпустить Стража в столицу одного. – Он сейчас и так очень сильно переживает по поводу своего, так сказать, воскрешения в теле роевика, поэтому не поймёт нас, если мы вмешаемся в его вендетту…

– Во что? – уточнил О’Тил, уже привыкший, что Хранитель и Рост часто используют слова и выражения из мира Роста. Но интересно же, что они означают…

– В его личную месть, – пояснил Рост. – Рон уже достаточно хорошо владеет своим телом, вот пусть и проверит боевые качества роя, да и курсанты слегка передохнут. В принципе на завтра у нас было запланировано последнее полевое занятие в условиях, приближённых к городским…

– Это громко сказано, – хмыкнул Хранитель, – если учитывать, что квартал и здание, которое будут оборонять курсанты, рабочие големы построили на полигоне всего за пару дней.

– Зато големы получили и закрепили навыки по быстрой постройке наземных сооружений, – вставил О’Тил, который и руководил этими работами. – Вы ведь хотите возле Источника не только подземный комплекс, но и наземные защитные сооружения построить? Вот и надо было их обкатать.

– Так смысла не было во время и после войны что-то на поверхности строить, – пояснил О’Нос, – поэтому такой специализации у имеющихся у меня големов и не было предусмотрено…

– То, что занятия будут проведены на полигоне, – продолжил Рост, – не столь важно. Не разрушать же нам настоящие дома в Мекане или Кулоне… Главное, что мы проверим на полигоне Чёрных Ликторов, сможем почти в настоящих боевых условиях испытать Мародёра, а курсантам дать навык по обороне здания. Кстати, что по поводу их безопасности? – спросил Рост О’Тила.

– Всё получилось, – ответил маг. – Учебные объекты, как ты и просил, построены из недолговечных лёгких материалов, которые при разрушении не дадут тяжёлых острых обломков. Предусмотрено всё, что можно: в опасных местах Хранителем нанесены плетения, которые преобразуют магические щиты курсантов в коконы безопасности и не дадут будущим магам получить серьёзные травмы, даже если здание, которое они будут защищать, полностью разрушится.

– Замечательно, – сказал Рост, – значит, пока Рон не вернётся, у нас будет время провести ходовые испытания Мародёра. Чем займём курсантов?

– Сегодня операцию по увеличению магических возможностей прошли последние из них, – ответил Хранитель, – правда, это не помогло им устоять против вампиров Рона в лесу. Завтра предлагаю их после теоретических занятий направить на стрельбище. Пусть осваивают на практике боевые плетения. Давайте я сам этим займусь, а вы можете полностью сосредоточиться на испытаниях нашей техники. – Рост посмотрел на О’Тила, тот кивнул, соглашаясь с Хранителем. – Хорошо, – закончил планёрку Хранитель. – Рост, тогда сообщи Рону о Тане, только попроси его выяснить, откуда у перекупа артефакты некромантов.

Через минуту в библиотеке комплекса, где произошла эта беседа, не осталось никого, кроме О’Тила. Маг устало подвигал плечами, потянулся и активировал лежащий на столе хран, который они с Ростом использовали для коррекции и сохранения информации и планов по проекту «Мародёр».

Это странное название, данное Ростом проекту создания первой на Горте боевой машины пехоты, сразу же вызвало у О’Тила закономерный вопрос: что оно означает. Как пояснил маг, в его мире когда-то был наёмник с похожим именем. Он стал известен благодаря тому, что не гнушался накладывать руку на имущество пленных и мирных граждан противника. Постепенно его имя стало нарицательным, мародёрами называли воинов, которые осуществляли грабежи на захваченных территориях, или людей, которые присваивали имущество, оставленное в результате какой-либо катастрофы. А через много лет, когда отрицательное значение этого слова несколько стёрлось из памяти людей, в одной из стран мира Роста появилась машина, названная её создателями Мародёр. Эта машина, реальную проекцию которой Рост неоднократно показывал магу, обеспечивала небольшой группе солдат хорошую защиту и поддержку во время боевых действий в пустыне.

Образ такой машины маг и использовал в качестве примера для создания бронированного экипажа Стражи Свободных территорий. Рост пояснил, что он думал о создании экипажа, защищённого от разрушающих плетений некромантов, с момента их первых атак на магов и Стражей. Но приступить к реализации его планов удалось только после того, как они с Хранителем обнаружили в морионе, который О’Тил обменял у главы меканской магической академии, информацию о плетении левитации.

За несколько дней Ростом и Хранителем были разработаны требуемые новые плетения, артефакты и сам экипаж, который Рост недолго думая тоже назвал Мародёром. Плетений было немало. Днище Мародёра, имеющее специальную угловатую форму для лучшей защиты от поражающих факторов магических фугасов, покрывало плетение левитации. При его активации Мародёр поднимался над поверхностью земли на расстояние около полуметра, что Хранитель и Рост посчитали достаточным для преодоления мелких неровностей грунта. В местах, где на корпусе экипажа должны были быть прикреплены колёса, располагались мощные амулеты с модифицированным плетением Воздушного тарана, которые обеспечивали движение Мародёра вперёд, в стороны и назад. Торможение и повороты экипажа осуществлялись дополнительными амулетами, размещёнными на корпусе Мародёра и формирующими необходимое для остановки и разворота машины сопротивление воздуха. Бронированный экипаж после активации плетений левитации и Воздушных таранов должен как бы скользить над землёй и развивать скорость в несколько раз большую, чем подобные экипажи королевской канцелярии, запряжённые лошадьми.

Не забыли маги и о защите, и о вооружении Мародёра. На его корпусе големы собрали специальные подвижные крепления, турели, на которых были установлены три стационарных боевых артефакта. Увеличенный тубус артефакта файерболов, Муха-4, получивший название Штурм, предназначался для уничтожения противника на средних расстояниях. Мощный амулет Веера лезвий поражал силы противника на ближних расстояниях, а амулет Воздушной стрелы, кстати разработки самого О’Тила, позволял с большой точностью уничтожать противника на больших расстояниях.

Для обеспечения дополнительной защиты Мародёра кроме брони магами было предусмотрено использование амулета магического купола, созданного Хранителем после посещения О’Тилом форта Древних. После его активации вокруг экипажа формировалась сфера магического щита, который обеспечивал мощную защиту Мародёра даже при его движении. Но и это было ещё не всё! Хранитель напомнил магам о том, что некромантами и Детьми судьбы может использоваться оружие, обладающее инертностью к магии. Для противодействия ему Ростом были разработаны артефакты, использующие магический радар Хранителя и плетение всё того же Воздушного тарана. Четыре таких амулета, которые Рост назвал Заслонами, были размещены на Мародёре с разных сторон. В теории после активации эти артефакты непрерывно излучают на небольшом расстоянии от корпуса Мародёра насыщенное силовое поле. В случае появления в его области атакующего предмета осуществляется активация Воздушного тарана. Это плетение создаёт круговое поле высокоскоростных энергетических осколков, которые поражают атакующий элемент и приводят к его подрыву, если это файербол, или изменению траектории движения, если это предмет, преодолевший магический купол. Под воздействием высокоскоростного потока осколков средство нападения взрывается или изменяет свою траекторию и либо уходит вне зоны защищаемого объекта, либо встречается с основным бронированием Мародёра под невыгодным углом. В этом случае бронепробиваемость средства нападения значительно снижается, а сам металлический корпус Мародёра обладает достаточной степенью устойчивости.

По крайней мере, как-то так объяснил Рост принцип действия артефактов Заслона. Насколько теория совпадёт с практикой, покажут только испытания, которые Рост планировал провести в ближайшие дни.

Естественно, такое количество боевых и защитных плетений и амулетов требовало огромного расхода энергии, которое не мог предоставить ни один из магов Свободных территорий. Именно для решения этой задачи Хранитель с Ростом и создали амулет Реактора – ещё одно название из мира Роста. Этот артефакт использовал промежуточное плетение, преобразовывающее материю в энергию, и лордан, созданное Ростом магическое вещество, что позволило напитать достаточным количеством энергии все плетения и амулеты на собранном рабочими големами бесколёсном бронированном экипаже.

Процесс преобразования материи в энергию потребовал постоянного управления и контроля. Поэтому Реактор состоял из двух основных частей или модулей. В кубе, стенки которого были сделаны из нескольких слоев менского железа, между которыми был размещён лордан, находилась активная зона, где с использованием промежуточного плетения и происходила сама реакция преобразования материи в энергию. Второй частью Реактора являлся управляющий амулет, на который в очередной раз была нанесена копия личности Хранителя. Только после этого удалось перераспределить получаемую магическую энергию по всем плетениям, а также обеспечить управляемость Мародёра. Человек, каким бы сильным магом он ни был, не мог самостоятельно, без Хранителя, управлять экипажем. Так что в итоге Мародёр стал своеобразным големом, неплохо вооружённым и защищённым и предназначенным для транспортировки до десяти Стражей и их обеспечения, в случае необходимости, огневой поддержкой.

В передней секции Мародёра, рассчитанной на двоих-троих людей, был размещён артефакт, позволяющий управлять экипажем человеку, условно названному Ростом пилотом. Выполненный в виде небольшого костяного круга, этот амулет был закреплён на особом шарнире перед левым креслом, которое должен был занимать этот самый пилот. Амулет вращался в разные стороны и передавал таким образом по силовым линиям импульсы активации и управления на артефакты модифицированного Воздушного тарана, что позволяло повернуть экипаж влево или вправо. Внизу, под ногами у водителя было расположено два подвижных рычага, нажимая на которые человек либо увеличивал скорость Мародёра, либо производил его торможение. Кроме этого, рядом с креслом пилота располагался дополнительный рычаг, который переключался в два положения, обеспечивая движение экипажа вперёд или назад. Естественно, все эти три амулета были связаны силовыми линиями с копией личности Хранителя, который контролировал и синхронизировал всю сложную систему активации и управления артефактов, отвечающих за движением Мародёра. В критических случаях, если пилот и операторы боевых артефактов ранены, О’Нос мог и сам взять на себя функцию управления Мародёром, но это в несколько раз повышало общий уровень затрат энергии Реактора, что Хранитель считал непозволительной роскошью. Как маги ни бились над решением проблемы добавления в модуль с активной зоной Реактора дополнительной материи для её преобразования в энергию, в столь сжатые сроки создания Мародёра это у них не получилось. Поэтому модуль с активной зоной сделали сменным. После преобразования всей материи, которая закладывалась в Реактор при его сборке, Хранитель должен был проконтролировать дезактивацию промежуточного плетения, а пилот, после получения соответствующего подтверждения О’Носа, сменить израсходованный модуль на запасной. Время работы Мародёра от одного сменного модуля активной зоны Хранитель обещал определить в ходе испытаний. И это было очень важно, так как процесс создания лордана для каждого сменного модуля требовал времени и практически полного расходования магического резерва Роста.

После завершения работы над созданием Мародёра О’Тил с радостью осознал себя действительно сильным магом. А те знания из чужого мира, которыми щедро делился Рост, изменяли Горт просто на глазах мага. И маг поверил, что их вылазка для захвата Источника может оказаться удачной…

Как только Мародёр вышел на финальную стадию сборки и настройки артефактов, О’Тил вместе с Ростом приступили к созданию другой версии бронированного экипажа, Мародёра-Т.

– Почему Т? – спросил тогда О’Тил у Роста.

– А чтобы никто не догадался. Шутка. Т означает тяжёлый, – с улыбкой ответил маг.

Мародёр-Т действительно получился тяжёлым. Эта модификация предназначалась для транспортировки боевых големов, которых маги планировали взять с собой для обеспечения безопасности в походе к Источнику. Корпус Мародёра-Т сделали в несколько раз большим, чем корпус Мародёра первой модификации, предназначенного исключительно для Стражей и магов. В нём также было переднее отделение, где могло расположиться два или три человека, а второе отделение отводилось исключительно под загрузку двух десятков Чёрных Ликторов. Кроме этого, вооружение Мародёра-Т было усилено ещё двумя боевыми стационарными амулетами, а Реактор его был повышенной мощности.

Через сутки рабочие големы должны были закончить сборку ещё двух Мародёров, в общей сложности у них получалось два экипажа для людей и два для големов, что Хранитель считал достаточным для выхода к Источнику.

Завтра ходовые испытания, после возвращения Рона – испытания Мародёра в условиях города…

Интересно, как курсанты отреагируют на появление среди атакующих бронированного монстра? О’Тил ухмыльнулся. Рост умеет удивлять… Маг дезактивировал хран и отправился отдыхать. Следующие дни обещают быть насыщенными, значит, потребуется много сил…

Утром Хранитель вывел всех курсантов на стрельбище, а О’Тил вместе с Ростом спустились на один из этажей комплекса, где в огромном помещении стояли два готовых к испытаниям Мародёра, первой и второй модификации.

Ещё при сборке, которая происходила на самом нижнем горизонте, отведённом Хранителем исключительно для производства новой техники, перед магами встал вопрос, как доставить Мародёры на поверхность. Если с боевыми големами всё было проще, для их переноса можно было спокойно использовать имеющиеся на каждом горизонте комплекса стационарные порталы, то для Мародёров пришлось создать три портальные площадки с повышенной пропускной способностью. Одну на этаже, где рабочие големы собирали бронированные экипажи, другую на горизонте, где Хранитель объединил несколько больших помещений. Рост назвал получившийся зал гаражом, а Хранитель разделил этот зал на несколько секций, назвав их боксами. Каждый из боксов был оснащён артефактами с плетением Нетленности. По задумке О’Носа это должно было обеспечить сохранение каждого Мародёра, в случае если они не используются. Третья портальная площадка была собрана големами на некотором удалении от комплекса, в небольшом овраге среди холмов, что обеспечивало скрытую переброску техники на поверхность.

– Какой выбираешь? – спросил Рост, указав на два бронированных монстра, матово блестевшие в своих боксах.

– Тот, который поменьше, – не задумываясь ответил О’Тил, кивнув в сторону простого Мародёра.

Хотя Рост и тренировал его уже пару дней на специально созданном тренажёре, О’Тил всё равно испытывал некое волнение перед первым самостоятельным выездом на этой боевой машине.

Рост ободряюще похлопал мага по плечу и направился ко второму бронированному экипажу, Мародёру-Т, существенно превосходившему первую модификацию по размерам.

«Вот громадина так громадина…» – подумал О’Тил, глядя, как Рост подошёл к боку своего экипажа и без колебаний забрался внутрь. Глухо щёлкнула захлопнувшаяся за ним бронированная дверца пилота, через несколько секунд магический фон вокруг Мародёра-Т резко повысился, а потом боевая машина плавно поднялась над каменным полом бокса.

О’Тил тряхнул головой и направился к своей машине.

«Не дрейфь», – раздался в голове голос Хранителя.

«Что не делать?» – переспросил маг, забираясь на место пилота.

«Ты море и корабли видел?» – спросил в свою очередь О’Нос.

«Море видел только на острове Древних… А корабли… Где я их мог видеть? Ленна не имеет выхода к океану», – недоумённо ответил О’Тил, положив обе руки на управляющий Мародёром амулет.

«А, забудь, потом объясню, – отмахнулся Хранитель. – В общем, не боись, всё будет хорошо. Ну, давай, выводи экипаж на портальную площадку».

Смотровые люки перед и по бокам от пилота, несмотря на то что они были перекрыты толстым слоем особо закалённого стекла, довольно неплохо обеспечивали обзор. В боевых условиях эти люки закрывались бронекрышками. Обзор с тыла в случае необходимости обеспечивался Хранителем специальной проекцией, также применяющейся и при закрытых бронекрышками смотровых люках. Но, как и все артефакты в Мародёре, использование проекции существенно влияло на энергозатраты, поэтому сейчас О’Тил тщательно всматривался сквозь стекло, глядя, как громадина бронированного монстра Роста аккуратно выдвинулась из своего бокса на портальную площадку.

Мир моргнул – и Мародёр-Т исчез.

Импульс активации!

Маг почувствовал, как невидимые силовые линии, пронизывающие его боевую машину, наполнились потоками энергии. Осторожно передвинув рычаг сбоку от сиденья в положение «вперёд», О’Тил резко отжал обе педали. Двинувшийся было Мародёр судорожно задёргался и остановился, а маг от напряжения и досады даже слегка вспотел.

– Так, отпусти педали, – раздался спокойный голос Хранителя, материализовавшегося на сиденье рядом с О’Тилом. – Успокойся и расслабься. Вспомни, как ты действовал на тренажёре. Левая нога едва прикасается к педали торможения, правая плавно нажимает на педаль движения. Давай, медленно и несильно нажми на правую педаль. Я сказал «несильно»! – повысил голос О’Нос, когда Мародёр с резким ускорением тронулся с места и быстро выскочил из бокса.

Видимо, Хранитель сразу заблокировал движение, так как Мародёр резко остановился, и мага бросило вперёд, больно приложив головой о металлическую пластину над смотровым люком.

– Хмм, надо делать ремни безопасности, – задумчиво произнёс Хранитель, пока О’Тил ощупывал шишку, вырастающую на лбу, – не ездить же пилотам с активированной защитой…

Маг посмотрел вперёд и увидел, что машина остановилась, практически касаясь каменной стены гаража. О’Тил смущённо посмотрел на Хранителя.

– Переведи рычаг во второе положение и немного сдай назад, – невозмутимо распорядился О’Нос.

Маг глубоко вздохнул, сжал и разжал пальцы рук, сбрасывая напряжение. Перевёл рычаг в положение «назад» и плавно нажал ногой на педаль движения. Стена гаража начала удаляться.

– Достаточно, – остановил Хранитель.

О’Тил убрал ногу с педали движения, второй в это время аккуратно утопил педаль торможения. Экипаж остановился.

– Разворачивай Мародёр, – продолжил подсказывать Хранитель, – артефакты, отвечающие за повороты, позволяют развернуть машину практически на месте. Ну вот, молодец, пошли дела кое-как, – добавил О’Нос, когда Мародёр плавно развернулся в сторону портальной площадки.

Дело действительно пошло. Маг взял себя в руки и вспомнил всё, чему он научился на тренажёре. Через пару секунд Мародёр замер почти точно в центре портала.

Мир моргнул.

Перед магом открылся вид на стоящий у одного из склонов оврага Мародёр-Т.

– О’Тил, ну наконец, – тут же раздался голос Роста, – я уже подумал, что ты там заснул.

Увидев, что Хранитель усмехнулся, О’Тил смущённо ответил:

– Мы это… навыки управления Мародёром закрепляли…

– Понятно… – с сарказмом откликнулся Рост. – Не расстраивайся, О’Тил. Когда я первый раз сел в подобную машину, я вообще несколько раз с тормозом тронуться пытался. Ладно, давай следуй за мной, после выхода из оврага перестраивайся справа от меня, будем проверять скоростные режимы.

– Принял, – коротко ответил маг.

Пристроившись в хвост Мародёра Роста, О’Тил вывел машину из оврага. Впереди расстилалась выжженная магической катастрофой земля.

– Вот и вышли на оперативный простор, – хмыкнул Хранитель и исчез.

Экипаж Роста быстро набрал скорость, так что О’Тилу пришлось несколько напрячься, чтобы догнать его и занять правильную позицию, указанную магом.

Две грозные бронированные машины уверенно двинулись в пустыню, легко наращивая скорость. Пару раз О’Тил чуть не врезался в Мародёр Роста, отклоняясь от крупных валунов, изредка попадающихся на пути. А потом постепенно привык к управлению, начав даже получать некое удовольствие от быстрого движения. Через пару часов осторожного маневрирования Рост, видимо убедившись, что О’Тил в достаточной степени освоил управление, скомандовал магу:

– Теперь пробуем увеличить скорость до максимума…

О’Тил до упора отжал педаль движения, отчего в первые секунды передняя часть его Мародёра даже немного приподнялась. Через минуту транспорт мага, уверенно набирая скорость, обогнал машину Роста и устремился вперёд. Сбоку от О’Тила появилась проекция заднего обзора, показавшая, как в поднятой его Мародёром пыли медленно исчезает из видимости Мародёр-Т Роста.

– Неплохо, неплохо, – сообщил маг, – как и я и предполагал, первая модификация Мародёра быстрее ездит за счёт более низкого веса. Как управляемость, О’Тил?

– Великолепно! – отозвался маг.

– Спасибо Хранителю, – сказал в ответ Рост.

– Ага, спасибо мне! – с сарказмом вклинился в их разговор Хранитель.

О’Тил рассмеялся и почувствовал такой же всплеск позитивных эмоций от Роста и О’Носа.

Погоняв Мародёры в разных режимах, с помощью Хранителя наконец определили экономичную скорость, которая, по прикидкам О’Тила, раза в три превышала скорость хорошего скакуна.

Возвращаясь к комплексу, маги вспугнули небольшую стаю лагеров. О’Тил хотел было проверить на них действие боевых артефактов, но Рост остановил его, сообщив, что испытания боеспособности Мародёра они проведут после обеда.

Этот перерыв потребовался Хранителю для того, чтобы сделать полную проверку Реакторов и артефактов Мародёров, отвечающих за их движение.

Так что маги перегнали экипажи обратно в комплекс, где оставили их в гараже в окружении рабочих големов.

Разгорячённые скоростью, бурно обмениваясь эмоциями от первых испытаний Мародёров, Рост и О’Тил шли по переходам комплекса, направляясь в столовую, где уже обедали вернувшиеся после занятий с Хранителем курсанты.

Доносившиеся из столовой шум и галдёж заставили магов замолкнуть и сделать серьёзное выражение лица. Оказалось, что даже набитые едой рты курсантов, взволнованных посещением стрельбища и применением боевых плетений, не мешают им обговаривать полученные впечатления. Правда, когда О’Тил и Рост вошли в столовую, курсанты мгновенно притихли, делая вид, что усиленно пережёвывают пищу, но украдкой поглядывая на магов, проследовавших через зал к отдельному столику.

Активируя подогрев своего пайка, Рост недовольно поморщился:

– Надо было попросить Рона организовать доставку нормальных продуктов из Мекана. Денег для этого более чем достаточно, ведь даже эти хорошие пайки свежеприготовленной пищи не заменят.

Маг, отправляя в рот очередную порцию каши, согласно кивнул.

– Если хочешь, завтра с утра смотаюсь в Мекан, – прожевав, предложил О’Тил.

– Давай, – согласился Рост, на секунду задумался и добавил: – Только отправляйся не в столицу, а в Кулон. У Шила там всё схвачено, так и быстрее, и дешевле получится. Да и лишнее вливание денег в развитие торговли Кулону не помешает.

Пока маги ели и обговаривали, какие продукты в первую очередь необходимо доставить в комплекс, курсанты завершили свой обед.

– Закончить приём пищи! – раздалась в зале чья-то громкая команда, что заставило О’Тила с любопытством посмотреть, как будущие маги дружно повставали со своих мест и цепчкой потянулись к выходу. Проходя мимо окошка в стене, каждый курсант получал от видневшегося там рабочего голема небольшую флягу с эликсиром, который выдавался им каждый день как раз после обеда.

Заметив, что один из командиров групп задержался возле выхода из столовой и поглядывает в сторону магов, О’Тил толкнул локтем Роста и кивком указал ему на мнущегося курсанта.

Рост дожевал, запил еду глотком эликсира и, вытерев салфеткой губы, сделал знак курсанту подойти.

– Ты что-то хотел? – спросил Рост у приблизившегося юноши.

– Курсант О’Баррет, господин Рост, – доложил будущий маг и, немного замявшись, сказал: – Инструктор Влад планировал сегодня провести с нами очередное занятие в полевых условиях. Мы знаем, что занятие перенесено на завтра, но инструктор так и не сказал, какие амулеты, экипировку и снаряжение нам готовить. Многие курсанты из моей группы задают этот вопрос мне, а я ничего не могу им ответить. Господин О’Нос говорит, что не знает, где будут проводиться занятия. Может, вы сможете нам помочь?

– Да? Нам инструктор Влад ничего о своих планах на следующее занятие не говорил. – Рост сделал удивлённое лицо. – Сам он сейчас в отъезде. Готовьтесь, как обычно, – махнул он рукой и вернулся к своему пайку.

Курсант с сожалением посмотрел на Роста, потом на О’Тила, который тоже пожал плечами.

Раздосадованный О’Баррет сдержанно поблагодарил, извинился, что отвлёк магов от еды, и вышел из столовой.

– Ну да, – с улыбкой сказал О’Тил, – конечно, Рон нам ничего о планах не говорил. Это ведь ты спланировал занятие в городе?

– Хитрят курсанты, хитрят, – усмехнулся Рост, – хотят от нас узнать, к чему им готовиться. Видно, два последних занятия их очень впечатлили. Ничего, пусть шевелят извилинами, – маг поднёс ложку с едой ко рту, – очередная небольшая встряска им не помешает.

– Согласен, – поразмыслив, сказал О’Тил. – Некроманты нас не предупреждали, какие плетения они будут использовать…

После обеда маги немного отдохнули, а потом по сигналу Хранителя вновь спустились в гараж.

– Техника проверена, – сообщил встретивший их О’Нос, – кое-что поправили, сейчас все системы в норме. Берите один Мародёр, проверьте боевые артефакты, заодно и местность вокруг комплекса от всяких тварей почистите. А там уже и с ресурсом Реактора определимся.

– Тогда берём лёгкий Мародёр, – определился Рост. – Давай, О’Тил, побудешь за стрелка, потом поменяемся.

Маг кивнул и забрался через специальную дверцу в боевое отделение Мародёра, которое находилось в средней части бронированного корпуса машины. Здесь сразу за креслами пилота и командира были установлены два одноместных сиденья – одно для оператора Штурма, башенного метателя файерболов, и второе для пехотинца, управляющего стационарными амулетами Веера лезвий и Воздушной стрелы. Маг расположился на сиденье оператора Штурма, установленного в башне.

– Ну что, готов? – спросил Рост.

– Ага, – отозвался маг, поудобнее устраиваясь на жёстком сиденье и пристёгиваясь двумя ремнями, появившимися за время обеда.

– Хорошо, – сказал Рост и тихо пропел себе под нос:

Слова мага завершились импульсом активации – и Мародёр медленно поднялся над полом.

Практически бесшумно выдвинувшись из бокса, машина плавно повернула и замерла над портальной площадкой.

Мир моргнул.

Когда знакомый овраг с портальной площадкой для переноса бронетехники скрылся из вида, О’Тил спросил у мага:

– Рост, а что это ты напел?

– Да так, – неопределённо хмыкнул маг, – навеяло… Приготовься, сейчас Штурм на тех валунах испытаем…

Впереди показалась полуразрушенная временем и ветром гряда скал, ккоторой быстро приближался Мародёр.

Приноравливаясь к управлению Штурмом, О’Тил развернул башенку Мародёра влево, потом вправо, подвигал тубусом метателя файерболов вверх-вниз. Качественно подогнанные рабочими големами детали издавали при этом едва слышимый шелест.

Приблизившись на расстояние эффективного действия Штурма к наиболее крупным обломкам скал, Мародёр остановился, легко погасив скорость и по инерции качнувшись назад. Передние артефакты модифицированного Воздушного тарана, компенсировавшие скорость, слегка потрескивали после перенесённой перегрузки. Выждав несколько секунд, пока лёгкий ветерок унёс в сторону клубы пыли, догнавшие бронированный экипаж, Рост немного развернул Мародёр, чтобы обеспечить О’Тилу удобную для стрельбы позицию.

– Давайте начинайте, – нетерпеливо поторопил Хранитель, внезапно появившийся рядом с О’Тилом на сиденье стрелка-пехотинца, – мне тоже интересно…

Вжу-ух! Вжу-ух! Вжу-ух! – с непривычным звуком Штурм выпустил короткую серию из трёх файерболов.

Оставляя за собой след из мгновенно раскалившегося воздуха, файерболы с разницей в доли секунды вонзились в самый крупный валун.

Бда-ах! – разорвался первый, и тут же в появившуюся в камне громадную выбоину вонзились второй и третий файерболы.

Крупные осколки камня долетели даже до Мародёра, бойко отстучав по его броне.

– Не слабо, – удовлетворённо сказал Хранитель и, перед тем как исчезнуть, добавил: – Давай длинными сериями…

О’Тил кивнул и вновь активировал артефакт.

Вжу-ух! Вжу-ух!..

Грохот сплошных разрывов на столь близком расстоянии оглушал даже внутри экипажа.

Внезапно мощный удар в район силового отделения, где был расположен Реактор, потряс весь корпус Мародёра и рывком сдвинул его с места. Натужно взвыли передние артефакты, компенсируя удар. Мага ощутимо тряхнуло, но кожаные ремни удержали его на сиденье.

– Это что такое?! – заорал Рост.

О’Тил быстро развернул башенку в тыл.

Помахивая массивной головой, украшенной большими наростами, какое-то необычное крупное животное (а животное ли?) группировалось, готовясь вновь таранить Мародёр.

– В сторону, Рост! – успел выкрикнуть О’Тил до повторного прыжка этого монстра.

Резкое ускорение опять пыталось выбросить мага из сиденья. Зверь, покрытый крупными пластинами, по цвету неотличимыми от окружающих скал, немного промахнулся, и, пока вновь разворачивался в сторону машины, О’Тил сумел прицелиться в него из Штурма.

Импульс активации!

Вжу-ух! Вжу-ух!

Практически одновременный сдвоенный разрыв бросил на растрескавшуюся землю зверя, опрометчиво прыгнувшего прямо навстречу файерболам.

– Что там? – донёсся до мага взволнованный голос Роста.

– Похоже, мы его достали, – переводя дух, ответил маг.

– Кого «его»? – недоумённо спросил Рост.

– Я не знаю, – ответил О’Тил, – посмотри сам…

Что-то недовольно бормоча себе под нос, Рост быстро перелез из отделения управления в боевое и устроился на сиденье рядом с магом, прильнув к смотровой амбразуре.

Зверь со снесённой файерболами головой конвульсивно подёргивал мощными лапами. Ещё несколько судорожных движений – и он затих.

– Н-да, – пробормотал Рост, – интересный экземпляр… Выйдем посмотрим?

– А если ещё парочка таких нападёт? – резонно спросил О’Тил.

– Попросим Хранителя нас подстраховать, – решительно сказал маг. – О’Нос?

– Подождите, – отозвался Хранитель, появляясь на одном из сидений для десантников, – радар был активирован, но сканирование почему-то этого монстра не обнаружило… Мы поступим по-другому.

Щёлкнула, открываясь, большая двухстворчатая бортовая дверь, размещённая по правому борту сразу за башней и предназначенная для высадки и посадки десанта из Стражей. Верхняя крышка бортовой двери откинулась вперёд по ходу машины, а нижняя открылась вниз, став подножкой. В широкий проём шустро прошмыгнули трое големов-помощников, быстро разбежавшись в разные стороны.

– Можете выходить, – через секунду сообщил О’Нос, – помощники предупредят об опасности. Беру управление на себя…

О’Тил подождал, пока к выходу из Мародёра спустится Рост, и последовал за ним.

Маги осторожно выбрались наружу, предусмотрительно активировав щиты. Оглядываясь по сторонам и приготовив к использованию Бебуты, они двинулись к замершей в нескольких десятках шагов туше зверя. Мародёр аккуратно, почти не поднимая пыли, тронулся с места и занял позицию немного в стороне от тела монстра, чтобы маги, в случае чего, не попали под удар его боевых артефактов. С тихим шелестом задвигалась башенка бронемашины, нацеливая тубус Штурма на скалы. Артефакты Веера лезвий и Воздушной стрелы, повернувшись на своих турелях, нацелились в другие стороны.

– Всё-таки животное, – сказал О’Тил, указывая на бурую жидкость, сочившуюся из разорванных сосудов на месте головы зверя.

Рост попинал носком ботинка громадные когти, которыми заканчивалась мощная лапа животного, потом протянул руку и постучал суставом пальца по одной из костяных пластин на теле монстра.

– Да, просто какой-то броненосец, – задумчиво произнёс маг. – Видимо, поджидал среди валунов подходящую добычу, а мы его напугали файерболами Штурма.

– Так напугали, что сами чуть добычей не стали, – усмехнулся О’Тил.

– Ну, на нас он зубы обломал, – ответил Рост, – но вот будь мы без Мародёра, не знаю, как дело закончилось бы… Он, кстати, нам корпус не пробил?

– Корпус выдержал, – ответил вместо О’Тила Хранитель, появившийся между магами, – только прогнулся немного в месте удара. Ничего, големы поправят…

О’Нос, с интересом осматриваясь, пошёл в обход вокруг туши зверя.

– Хранитель! – выкрикнул ему вслед Рост. – Вы своими внезапными появлениями-исчезаниями нас скоро до икоты доведёте…

Из-за тела монстра донёсся смех Хранителя:

– Ничего, справитесь. Мне что, колокольчики к ногам привязывать? – Через пару секунд О’Нос вышел из-за туши с другой стороны. – Передохните пока, а я немного интересного материала для амулетов наберу…

Лязгнув металлическими ногами по подножке, из Мародёра выбрался рабочий голем и быстро зашагал к поверженному монстру.

Понимающе переглянувшись, маги отошли в тень Мародёра.

– Будешь? – спросил О’Тил у Роста, открывая свою флягу с эликсиром.

– Нет, спасибо, – отказался Рост. – Смотри сюда!

Он указал на несколько глубоких царапин, пересекающих борт Мародёра.

– Так это, наверное, твой броненосец нас зацепил, когда промахнулся во второй раз, – ответил О’Тил.

Рост провёл пальцами по оставленным когтями зверя следам на броне машины, покачал головой и пошёл посмотреть на след от первого удара. Через минуту он вернулся и потрясённо сказал:

– Это не броненосец, а самый настоящий бронекапец! Есть в моём мире животное, слон, почти такого же размера. Громадное такое создание с большими ушами, длинными загнутыми клыками и щупальцем вместо носа. – О’Тила аж передёрнуло, когда он представил себе это животное. А Рост продолжил: – В принципе, если его не трогать, слон достаточно безобидное создание. Естественных врагов среди животных у него практически нет. Так вот, если этого вашего зверя выставить против нашего слона, боюсь, что через минуту слон примет вид мелконашинкованной мясной нарезки. Откуда он здесь взялся? – Рост кивнул в сторону туши, вокруг которой сновал голем, тщательно срезающий с неё костяные пластины.

– Не знаю, – пожал плечами О’Тил, – наверное, эхо войны…

Рост чему-то улыбнулся и полез внутрь Мародёра.

– Теперь ты за пилота, – донёсся из башенки его приглушённый голос. – Я тоже пострелять хочу…

– Честно, ну как дети! – воскликнул подошедший Хранитель. – Новую игрушку получили. Успеете ещё настреляться… Голему надо ещё немного времени, потом можем отправляться…

Как только голем загрузил в экипаж заготовки для амулетов, Мародёр двинулся обратно, возвращаясь в район комплекса Хранителя.

Исследуя окрестности разрушенной башни, скрывающей входы в тоннели комплекса, маги обнаружили небольшую стаю лагеров. Рост проверил работу стационарного амулета Воздушной стрелы, на значительном расстоянии отстреливая этих тварей, так и не понявших, откуда к ним пришла бесшумная смерть.

Потом Рост опять занял место пилота, а О’Тил перебрался на место стрелка.

До вечера они ещё обнаружили небольшое озеро, которое облюбовал целый выводок саламандр. Так что в комплекс вернулись не только проведя все запланированные испытания, но и с порядочным запасом магических материалов.

Уже на обратном пути им повстречалась пара почерневших зомби, быстро ликвидированных О’Тилом из Штурма. Но перед тем как плазма взрыва уничтожила тела мёртвых людей, О’Тил успел заметить на них обрывки характерной для поисковиков одежды. Потерянные земли продолжали собирать свою кровавую жатву…

После ужина Хранитель подвёл итоги дня.

– Должен признать, – сообщил О’Нос магам, – что испытания показали даже лучшие результаты, чем я ожидал. Крейсерская скорость Мародёра приблизительно в два с половиной – три раза превосходит скорость хорошей лошади. Бронезащищённость корпуса, характеристики боевых артефактов позволяют с уверенностью заявить, что к Источнику мы добраться сможем. Вопросы?

– У меня два, – быстро, пока его не опередил Рост, заявил О’Тил. – Что такое крейсерская скорость и какой ресурс у сменного модуля Реактора?

Хранитель и Рост переглянулись.

– Модуль с активной зоной Реактора проработает приблизительно четверо суток, – ответил О’Нос. – Естественно, если будут активно использоваться боевые артефакты и амулеты защитного купола, то его ресурс исчерпается гораздо быстрее. Пока у нас есть по одному запасному модулю к каждому Мародёру, так что этого хватит с головой. Ну а крейсерская скорость – это наиболее выгодная скорость Мародёра с точки зрения расходования энергии Реактора. В мире Роста крейсеры – это такие военные корабли, оттуда и название, понятно? – спросил Хранитель.

– А почему тогда морское название используется при описании скорости Мародёра? – всё же уточнил О’Тил.

– А потому, – торжественно ответил Рост, – что Мародёры – это наши корабли пустыни!

Хранитель с Ростом рассмеялись, и О’Тил невольно присоединился к ним.

– Ладно, – после того как все успокоились, сказал Хранитель, – давайте отдыхайте. Завтра после возвращения Рона проверим Мародёр в условно реальном бою с курсантами, а потом выступаем к Источнику…

Рано утром в комплексе появился взволнованный Рон, поднявший магов с постели.

– У нас проблема, – первым делом сообщил Страж. – В ходе допроса Тана выяснилось, что в одном из ближайших к столице городов, в Лоше, им спланирована операция по захвату нашего управляющего амулета связи.

– Заказчик? – нахмурился Рост.

– Помощник посла княжества Волта, – ответил Рон. – Перекуп давно с ним сотрудничает, поставляя ему артефакты из Свободных территорий и выполняя для посольства грязные поручения. Сами понимаете – того устранить, того покалечить. Для этого Таном были созданы несколько отрядов, одному из них придана тройка костяных големов. Угадайте, кто передал перекупу тусуров?

Хранитель сделал нетерпеливый жест рукой.

– Да что тут гадать, – кивнул Рон, – именно помощник посла, он же снабжал Тана артефактами некромантов. В доме скупщика я смог обнаружить целый тайник с ними. Сейчас ваша копия, Хранитель, разбирается с трофеями в меканском особняке.

– Спрашивать, где сейчас Тан, я так понимаю, не стоит? – спросил Рост.

– У него было очень слабое здоровье, – пожал Рон плечами. – Тан нас покинул. Наблюдение за домом, где я его… хмм… ликвидировал, организовано.

– Что ж, в Мекан! – решительно сказал Рост.

Как только маги вместе с Роном оказались на портальной площадке в особняке О’Тилов, к ним тут же подошёл Хранитель.

– Связь с управляющим амулетом, который был в городе Лош, – без приветствия сообщил О’Нос, – действительно исчезла сегодня ночью. И это странно. Хуже того, я не могу установить, где он находится.

Рост поднял руку, привлекая к себе внимание, его лицо было сосредоточенно. Маг явно с кем-то общался по мыслесвязи.

О’Тил недоумённо посмотрел на молчавшего мага, потом на Хранителя.

– Литон на связи, – тихо пояснил Хранитель молчание Роста.

Приблизительно через минуту Рост сказал:

– На меня только что вышел Литон и сообщил, что ночью какая-то банда напала на ратушу города Лош. Хранилище артефактов, где был и наш управляющий амулет, разграблено. Хоть охрана и сумела перебить больше половины нападавших, но некоторым из них удалось скрыться вместе с частью амулетов.

– Ограбление, судя по всему, – высказал предположение О’Нос, – всего лишь попытка скрыть истинную цель нападения – наш амулет.

– Что будем делать, Хранитель? – спросил Рост. – Если артефакт попадёт в руки некромантов, они попытаются вскрыть нашу связь. Этого нельзя допустить!

– Не забывайте, – спокойно отозвался Хранитель, – что все амулеты с моей копией защищены. Поверьте, если я не могу связаться с управляющим амулетом, это не значит, что моя копия не сможет уничтожить сам артефакт в случае попытки несанкционированного доступа к его плетению. Такой механизм самоуничтожения предусмотрен на всех наших управляющих амулетах, начиная от связи и заканчивая Мародёром. Так что ничего у некромантов не получится. А если не упустить посредника, который доставит амулет, и потрудиться над связями помощника посла, то у нас появляется перспектива вскрыть и установить сеть некромантов в королевстве Ленна.

Рост согласно кивнул.

– Посредник должен доставить Тану амулет ближе к обеду, – сказал Рон, – подступы к его дому под наблюдением големов-помощников. Непосредственно в самом доме Лесорубом организована засада. В его распоряжении Синий Глаз и Пучок, так что курьера они не упустят.

– Хорошо, – одобрил Рост. – Если мы не можем повлиять на события, тогда будем ждать. А пока, Рон, расскажи, как прошла сама операция по устранению Тана и что ещё ты узнал от него.

Когда Рон закончил говорить, маги поделились с ним впечатлениями об испытаниях Мародёров.

– Вы знаете, – смущённо сказал Рон во время позднего завтрака или раннего обеда, – я так и не смог решить, как мне поступить с Ликой. Она мне действительно очень нравится. Честно признаюсь, я боюсь… боюсь, что Лика отвернётся от меня, если узнает, что я стал вампиром…

– Об этом ты можешь и не говорить, – посоветовал Хранитель. – Я не говорю, что это лучший вариант, но в образе человека все, так сказать, функции твоего тела ничем не отличаются от функций обычного человека. Хотя на обмане счастье не построишь…

– Вот и я о том же, – вздохнул Рон и отставил в сторону стакан с травяным настоем, – она всё равно рано или поздно узнает обо всём. Что мне делать? Рост, что скажешь?

– В таких делах я не советчик, – покачал головой маг. – Ты сам должен решить. Просто не торопи события: разберёмся с помощником посла, смотаемся к Источнику… Время лечит, вот увидишь, решение само придёт…

– Так, внимание! – прервал его Хранитель. – Появилась связь с украденным амулетом!

Все напряжённо уставились на О’Носа, который застыл на месте.

– Где он? – не выдержав паузы, спросил О’Тил.

В это время за окнами так громыхнуло, что задребезжали стёкла.

О’Тил вместе с друзьями подскочил к окну.

Где-то в центре города в небо поднимались клубы чёрного дыма.

– Это посольство Волта горит, – уставшим голосом пояснил Хранитель, тоже подошедший к окну. – Мне пришлось уничтожить амулет. Если я правильно понимаю ситуацию, посредник по какой-то причине отправился прямо к заказчику…

– Видимо, он не смог связаться с Таном, – высказал догадку О’Тил, – и знал, кто заказчик…

– Вполне вероятно, – согласился Хранитель. – Могу добавить, что курьер доставил амулет в посольство в каком-то кофре, который отсёк все силовые линии артефакта от внешнего мира. Именно поэтому я не мог установить с ним связь. А когда его достали, у меня было очень мало времени.

– Почему? – спросил Рон.

– Потому что из кофра амулет достал некромант… – ответил вместо Хранителя Рост.

О’Нос кивнул.

– Опять очередная ниточка оборвалась… – вздохнул Рост.

– То, что мы узнали о сотрудничестве княжества с некромантами, уже не мало, – произнёс Хранитель. – А дальше… дальше пусть пока работает королевская канцелярия. Несколько дней ничего не решат. Наводку мы им дадим, пусть выясняют, откуда в центре столицы в иностранном представительстве взялся некромант. Мы им поможем, но только после того, как выясним ситуацию с Источником. Это намного важнее. Если его захватят враги, то всё потеряет смысл… Поэтому, Рост, переговори с Литоном, и отправляемся обратно в комплекс. Рон, ты собирай своих Стражей, они нужны нам в походе. Охраны в Мекане достаточно, ещё и големов оставим. Всё, действуем по старому плану.

В комплекс вернулись перед обедом. Рост всё же решил обкатать курсантов на полигоне перед тем, как выбрать из них десяток, которому предстоит отправиться в составе экспедиции в глубь Свободных территорий. Дав курсантам поесть и немного отдохнуть, маг подал сигнал сбора.

Пока Рост ставил перед ними боевую задачу, О’Тил показал Стражам Мародёров и довёл до Рона его роль и место в предстоящих учениях. Остальные Стражи тоже проявили желание поучаствовать, но маг был вынужден отказать, чтобы не нарушить план атаки, ранее оговорённый с Ростом. Хранитель, хитро улыбнувшись, предложил воинам в качестве утешения обкатать два новых Мародёра, уже собранные к этому времени големами и занявшие свои боксы в гараже. Естественно, Стражи с радостью согласились.

Воины уже распределились по экипажам, когда в гараже появился Рост.

– А они куда собрались? – указав в сторону Стражей, удивлённо спросил маг.

– Лишние пилоты нам не помешают, – ответил Хранитель. – Не волнуйся, я не дам им ничего поломать. Пусть получат пока хотя бы первичные навыки, времени сажать их на тренажёр не остаётся. По моим планам, завтра мы должны выступить к Источнику.

– А подготовиться успеем? – усомнился О’Тил.

– У меня, например, всё готово, – заявил Хранитель. – А курсанты во время пути отоспятся.

– Так в Мародёре спать же неудобно, – возразил О’Тил.

– Неудобно спать на потолке, – с видом знатока сказал Рост, – а на сиденьях в десантном отделении им всё равно делать нечего будет. Пусть привыкают к трудностям и лишениям воинской службы.

О’Тил промолчал. Всё же иногда он жалел этих молодых парней, попавших в железные лапы таких учителей… Но дашь им послабление сейчас, а завтра многие из будущих магов могут погибнуть, ведь некроманты не отступят, и кто знает, какие испытания им всем ещё предстоит преодолеть…

– О’Тил! О’Тил! Ты где витаешь? – окликнул мага Рост. – Так вот, дадим курсантам небольшой запас времени. Я специально разрешил им взять в оружейке и запасниках комплекса любые оружие и артефакты. Посмотрим, чему они научились и смогут ли защитить свой опорный пункт от нас. О’Тил, мы с тобой двинемся в Мародёре. Добавим к нему ещё двоих Чёрных Ликторов, а то Хранитель сообщил, что эти лоботрясы несколько стационарных боевых амулетов с собой прихватили. Думают, что самые умные… Ничего, мы им покажем кузькину мать! – О’Тил благоразумно не стал спрашивать, кто такая Кузькина мать. И так понятно, что Рост собрался в очередной раз показать курсантам суровые реалии настоящего боя с сильным противником. – Рон, выдели из своего спецназа не одного, а двух снайперов, продолжил Рост, – пусть в первую очередь выявят и ликвидируют операторов стационарных амулетов и корректировщиков огня. Остальные действуют как штурмовые группы. Жёстко, но максимально приближённо к действительности. Хранитель, что с нашим вооружением?

– Как и планировали, – ответил О’Нос. – Все боевые амулеты на Мародёре, кроме Штурма, заменены на учебные энергетические. На Чёрных Ликторах, которые будут участвовать в атаке, уже заменяются. Не волнуйтесь, для курсантов мной предусмотрены все варианты защиты. Даже если вы полностью разнесёте их опорный пункт, будущие маги не пострадают. Ну, почти… – усмехнулся Хранитель.

– О’Тил, ты вчера больше стрелял, так что будешь за пилота, – предложил Рост.

Маг не возражал, он действительно вчера вдоволь наигрался с боевыми артефактами Мародёра. А последних двух зомби старался и не вспоминать…

Когда вдали показались строения полигона, О’Тил остановил бронемашину, а Рон выпустил вперёд Ренина и Ложку, своих условных снайперов на сегодняшние учения. Вампиры быстро исчезли среди домов. Выждав немного, чтобы они успели занять удобные позиции, маг вновь активировал Мародёр и медленно двинул его на широкую улицу, которая выходила прямо к трёхэтажному зданию, определённому курсантам для организации обороны. По обе стороны от машины мерно шагали два Чёрных Ликтора. Интересно, что делал бы сам О’Тил, будучи на месте курсантов?

Впереди послышались разрывы файерболов.

– Активирую купол защиты! – доложил маг Росту.

– Это мои бойцы вскрывают огневые точки противника, – сообщил Рон причины разгоревшейся впереди схватки. – Всё, цели определены, спецназ приступил к их уничтожению…

– Приготовьтесь, сейчас мы войдём в зону действия боевых амулетов противника, – предупредил Рост. – Ага, вот и первые попадания… Нет, ребята! Так нас не остановить! Думать надо головой, а не только есть ею… Активирую амулет Воздушной стрелы!

О’Тил даже не почувствовал тех попаданий, о которых говорил Рон. На всякий случай он опустил бронещитки, закрыв смотровые люки. И сейчас вёл Мародёр, ориентируясь исключительно по проекции окружающей местности, которую развернул для него Хранитель.

– Активирую Штурм и Веер лезвий! – сквозь грохот близких разрывов, окруживших Мародёр, донёсся выкрик Роста, и уже по мыслесвязи распорядился: «Переходим на мыслесязь, а то я уже наполовину оглох».

«Активирую амулеты Чёрных Ликторов!» – подключился к бою Хранитель.

Почти достигнув условной отметки, маг подал короткую команду:

«Штурмовикам приготовиться к десантированию!»

Заняв позицию, О’Тил остановил Мародёр.

Дополнительный импульс активации!

Щёлкнули, открываясь, двери десантного отделения, размещённые по обоим бортам бронемашины.

– Десант! На выход! – подал команду маг.

Не дожидаясь полного открывания бронированных дверей, из Мародёра выскользнули размытые от скорости силуэты бойцов Мёртвого спецназа.

Вместе с оглушительным шумом боя в двери проник и горький дым от опалённой земли. Маг чихнул.

– Ну, ничего себе! – забыв о мыслесвязи, заорал из боевого отделения Рост. – О’Тил, быстро подключайся к силовой линии защитного купола, эти паразиты объединились для создания атакующего плетения!

Маг сосредоточился. Моментально определив силовую линию, соединяющую Реактор и артефакты защитного купола, О’Тил соединил с ней свой магический резерв.

Грохот разрывов снаружи резко пошёл на убыль, стали слышны «вздохи» Штурма бронемашины и размеренный треск амулетов Веера лезвий и Воздушной стрелы.

– Сейчас я их накрою! – сообщил Рост.

Вжу-ух! Вжу-ух!..

– Держись! Они успели активирова…

Внезапно Мародёр покачнулся, а О’Тил почувствовал, как отток энергии из его магического резерва неимоверно возрос. Что же там курсанты такое мощное активировали? Полуобернувшись, маг увидел сквозь открытые десантные двери, как рушатся, поднимая густые облака пыли, близлежащие двухэтажные дома. Купол держался.

– Самый мощный Песчаный коловорот, какой я только могу себе представить, – как будто услышав его мысли, сообщил Рост. – Всё, пронесло. Но – молодцы! А ведь без нашей подпитки защитный купол не выдержал бы, О’Тил! Не знаешь, ты не в рубашке родился?

Звуковая волна от трёх мощных взрывов в районе здания, занятого курсантами, не дала возможности О’Тилу ответить на глупый вопрос Роста. Ну как можно родиться в рубашке? Может, мага там наверху, в башенке, того, контузило слегка?

– Это наш спецназ проходы в стенах здания подорвал, – сообщил Рост. – Активное сопротивление подавлено, пошла стадия зачистки…

Для надёжности дождавшись всё же сообщения Хранителя о том, что операция завершена, а все курсанты условно уничтожены, О’Тил дезактивировал защитный купол Мародёра. Хмм… Больше половины магического резерва израсходовано…

– Пошли посмотрим на наших поверженных героев, – усмехнулся Рост, спускаясь к одному из десантных люков, – вот я им пистон вставлю! Кто там у них командовал? Курсант О’Баррет! Конечно, знакомая личность. Талант! Но пока мы ему об этом говорить не будем…

О’Тил выбрался из бронемашины вслед за магом. Да-а-а… Дома по обе стороны от Мародёра просто перестали существовать… Да и сам опорный пункт курсантов представлял собой жалкое зрелище. Кое-где сквозь побитые проёмы окон были видны частичные обрушения межэтажных перекрытий.

Рост, видимо тоже впечатлённый открывшимся зрелищем, потрясённо покачал головой.

– Можете не спрашивать, – раздался из-за спины мага голос О’Носа, – все целы. Сейчас големов подключу к разбору завалов, они живо всех курсантов из здания повытаскивают.

– Вампиры помогут, – сказал Рон, выходя из широкого пролома в здании. – Я ошибаюсь или в конце боя курсанты чуть Мародёр не накрыли?

– Не ошибаешься, – подтвердил Рост. – Нам с О’Тилом пришлось подключаться к защитному куполу, чтобы погасить их плетение. Это, должен сказать, было несколько неожиданно…

Через пару часов Рост угрожающе размахивал кулаком перед строем грязных бледных курсантов:

– …Я вас научу команде «Рота! Газы!» Для кого, для кого каждый день проводятся занятия? Для меня, Влада? Или, может, Хранителя? Бездари, лентяи… Кто вас так учил оборону организовывать? Почему для выявления снайперских позиций не задействовали големов-помощников? Почему вы все сосредоточились в здании? Где засады из амулетчиков и арбалетчиков в близлежащих домах? И самое главное, почему на удобных для противника подступах к опорному пункту не заложены фугасы? Для чего вас учили минно-взрывному делу? Ну, ничего, нам скоро предстоит много строить, где вы все сможете забыть, что вы великие маги и воины, и будете весело копать с утра и до забора! Завтра мы отправляемся в глубь Свободных территорий. Поход предстоит очень сложный. Из вас мы возьмём десять человек, которые будут выполнять самую тяжёлую и грязную работу! Остальные будут восстанавливать за это время полигон! И полосу препятствий дополнительную построят! А если меня не удовлетворит их состояние, то всё разберут и начнут заново! Раз военные маги из вас не получаются, станем готовить из вас строителей, а воевать с некромантами отправим рабочих големов! Ну что, мне самому выбрать, кто отправится с нами, или есть желающие? Добровольцы, шаг вперёд!

После секундной паузы из строя вышел курсант, прихрамывающий, помятый, с иссечённым осколками лицом.

– Курсант О’Баррет! Господин маг, разрешите вопрос?

– Да, разрешаю, спрашивайте, – ответил Рост.

– Организацией обороны командовал я, господин маг. Нельзя ли не наказывать остальных курсантов, а наказать только меня?

– Нельзя, курсант О’Баррет. Можете стать в строй.

– Я доброволец, господин маг, – понурив голову, ответил курсант.

– Выше голову, курсант О’Баррет! Свободным территориям нужны строители, каменщики и в особенности землекопы! – продолжал бушевать маг. – Я сделаю из вас отличного строителя! Ваши близкие будут гордиться вами! О!.. Кто это выкопал такую замечательную канаву? Это наш сын, наш О’Баррет. Для этого он специально окончил особые курсы в Свободных территориях… Ладно, ещё добровольцы есть?

Строй неуверенно качнулся, из него вышли ещё семеро курсантов. Звонкие юношеские голоса выпалили почти друг за другом:

– Курсант О’Катори! Господин маг, я доброволец!

– Курсант О’Милаки! Господин маг, я доброволец!

– Курсант О’Чиртон! Господин маг…

О’Тил видел, что с каждым выкриком курсантов опущенные плечи курсанта О’Баррета распрямлялись, а в его глазах загорелся какой-то огонёк… решимости, что ли? Да, надо не забыть выяснить у Роста, что надо делать при команде «Рота! Газы!»…

– Поздравляю вас! – проорал Рост, когда курсанты закончили доклады о своей готовности быть добровольцами. – Через пару дней вы будете завидовать вашим товарищам, которые останутся здесь! Но вас мало! Мне надо ещё два курсанта!

Через секунду сначала один курсант, потом сразу трое, а вслед за ними и весь строй сделали шаг вперёд.

– Курсант O’Лy… – начал было докладывать первый курсант, но Рост остановил его решительным взмахом руки:

– Ясно! Решили показать мне, какие вы тут дружные! Все за одного, да? Надо было раньше, когда оборону организовывали, об этом вспомнить! Ещё двоих из вас выберут Хранитель и инструктор Влад! Пять минут на сборы и марш-бросок к комплексу! И попробуйте забыть здесь хоть один амулет! Всё, командиры групп, командуйте!

Когда последняя группа курсантов запылила в направлении комплекса, О’Тил не выдержал и сказал:

– Да, Рост, не ожидал, что ты можешь быть таким суровым…

– Учить их надо, – ответил маг, – учить! И не только магии или воинскому искусству, но и крепости духа…

Вечер и утро прошли в суете, связанной с подготовкой к походу. О’Тил занимался големами, Рост – Мародёрами, Рон – припасами, а Хранитель всем остальным. Дел хватало. Вместо четырёх десятков Чёрных Ликторов взять решили тридцать пять. Рост настоял, чтобы двоих отправили на усиление безопасности кулонского представительства, а троих – в Мекан. Вместо этих боевых големов Хранитель решил взять пятёрку рабочих, планируя использовать их для обслуживания боевых големов и техники и быстрой постройки, в случае необходимости, портальной площадки.

…Как ни удивительно, но сама поездка к Источнику, которая длилась два с половиной дня, оказалась самым спокойным временем за последние несколько недель для О’Тила. Все потенциально опасные места они старались объезжать, предпочитая открытую, хорошо просматриваемую местность. Впереди шла лёгкая бронемашина, за ней два Мародёра-Т, груженные големами и припасами. Небольшую колонну замыкал опять же лёгкий Мародёр. Курсанты и Стражи были равномерно распределены среди двух экипажей. В передовой машине обучением новых пилотов руководил Рост, а в замыкающей – О’Тил. Тяжёлые Мародёры, пока других пилотов не было, шли на автопилоте, как Рост обозвал Хранителя.

– Внимание, – сообщил Хранитель, – мы приближаемся к Источнику! Всем привести себя в полную боевую готовность и усилить бдительность.

Через несколько минут с магом связался Рост.

– О’Тил, ты ничего не чувствуешь? – спросил землянин – как-то так он себя называл.

– Да нет, вроде ничего, – ответил О’Тил. – А что?

– Последние пару минут мне кажется, что я чувствую запах моря… – задумчиво протянул маг.

– Нет, ты ошибаешься, Рост, – вмешался в их разговор Хранитель. – Источник расположен достаточно далеко от морского побережья…

– Посмотрим, – тихо отозвался Рост.

И как показали дальнейшие события, ошибся как раз Хранитель. Источник, видимый даже не обладающему магическим даром человеку, представлял собой высокую колонну, состоящую из невероятного переплетения энергетических линий и центров Силы. Как такое можно было создать? Какими знаниями для этого необходимо владеть?..

Маг практически моментально полностью заполнил свой магический резерв. Всё пространство вокруг Источника, казалось, было наполнено энергией, да на самом деле так оно и было…

И вдвойне невероятно было убедиться в том, что некромантов здесь не было. Значит, успели!

Когда радость оттого, что Источник найден, немного поутихла, пришло время удивляться Хранителю.

Всего в нескольких сотнях шагов от Источника уровень земли резко понижался и превращался в песчаный пляж, омываемый морскими волнами. Или океаническими? Надо потом будет разобраться. Хранитель высказал предположение, что море подступило почти к самому Источнику в результате войны и катастрофы, уничтожившей все Свободные территории. Видимо, центр удара некромантов пришёлся на столицу, которая и находилась на побережье. Где-то там, где сейчас плавно вздымались и опускались морские волны…

– Вокруг Источника будем строить бастион, – торжественно сообщил Хранитель. – Я до сих пор удивляюсь, почему здесь нет ни некромантов, ни их чёрных воинов и големов. Неужели мы ошиблись, приписывая распространение монстров на землях Свободных территорий именно некромантам? Но другого варианта я просто не вижу… Ладно, по бастиону. Его схему я составил заранее, честно признаюсь, что позаимствовал из твоих, Рост, воспоминаний. Големы сейчас быстро соберут поблизости от Источника портальную площадку. Перекинем из комплекса всех имеющихся рабочих големов, да и свободных от дежурств боевых тоже подключу. Бастион построим быстро, а с энергией, которую нам даст Источник, он станет практически неприступен!

Подтверждение того, что некроманты об Источнике не забыли, появилось сразу же, как только големы стали расчищать участок земли под портальную площадку. Когда был снят верхний слой песка и растрескавшейся почвы, под ними обнаружили многочисленные, выбеленные временем и ветрами человеческие кости. Начали смотреть дальше – и вся местность возле Источника оказалась завалена сотнями и сотнями обломков костей.

– Чёрные воины, – сказал помрачневший Хранитель, обследовав их, – и тусуры. Точно не скажу, но погибли они здесь лет десять назад. Не понимаю, что могло их уничтожить?

– На большинстве костей есть следы клинков, – доложил Лесоруб, также обследовавший найденные останки, – но на многих также присутствуют следы, которые могут быть оставлены только боевыми амулетами или плетениями…

– Да, так оно и есть, – подтвердил Хранитель, – но кто, кто мог защищать Источник? Ведь все люди и маги Свободных территорий погибли, я точно это знаю…

Эта загадка тогда так и осталась неразгаданной. Големы построили портальную площадку, из комплекса прибыли все имеющиеся рабочие големы, и закипела стройка. Несмотря на то что Рост пугал курсантов тяжёлой работой, копать канавы он их не заставлял. Большую часть их времени занимали занятия с Хранителем по управлению големами, как рабочими, так и боевыми. Чёрные Ликторы, разделённые на несколько отрядов, надёжно охраняли все пути к источнику. А курсанты за пару дней разместили на всех удобных подступах к месту строительства бастиона мощные фугасы. Рост также подтягивал их по пилотированию Мародёров, а Стражи не забывали об их общефизической подготовке. Так прошло несколько дней.

В один из вечеров, когда мощные укрепления, окружившие Источник, стали чётко вырисовываться, О’Тил вместе с Ростом отправились прогуляться по пляжу. Как сказал маг, перед Источником на самом деле оказалась очень удобная бухта. Он пояснил О’Тилу, видевшему море только в форте Древних, что бухта – это небольшая часть моря, обособленная от открытых вод участками суши и защищённая ими от волн и ветра. Рост остановился на берегу и молча уставился куда-то в даль моря.

Здесь их и нашёл Рон.

– Рост, Хранитель отправил меня к тебе, – сказал Страж, – укрепления бастиона постепенно растут, а мы его до сих пор не назвали. Непорядок. Курсанты даже интересуются, а Хранитель отсылает всех к тебе. Так что, как мы бастион назовём?

Рост немного помолчал, повернулся к Рону и ответил:

– Бастион Одесса, Рон.

– Почему Одесса? – удивился Страж.

– Потому, Рон, – улыбнулся землянин, – что я домой хочу, на родину…

– А тебя там ждут? – не смог удержаться от вопроса Рон.

Маг промолчал и вновь повернулся к морю. Он явно не желал ничего отвечать…

(обратно)

РОСТ Ещё один день. Комплекс големов

В бастионе Одесса, опоясавшем Источник высокими укреплениями со всех сторон, уже начались внутренние и отделочные работы, когда Хранитель предложил отправиться на другой конец Свободных территорий, чтобы найти и активировать комплекс по производству големов.

– Наша программа-минимум, заключающаяся в том, чтобы обезопасить Источник от некромантов, выполнена, – заявил он после обеда на очередной планёрке. – Мощные стены и укрепления бастиона, стационарные амулеты и Чёрные Ликторы, дежурная смена из десятка магов-курсантов, артефакты защитного купола и, в конце концов, полноценный доступ к энергии обеспечат его безопасность даже в случае массированной атаки некромантов. Теперь нам необходимы силы, чтобы увеличить наше присутствие на землях Свободных территорий, силы, чтобы безопасно активировать все законсервированные комплексы и вернуть нашу страну к жизни! Для того чтобы форсировать этот процесс, я вижу единственную возможность – это ускоренное масштабное производство боевых големов. Наши маги-курсанты уже могут достаточно хорошо управлять ими, дело за тем, чтобы наладить их производство…

– Хранитель, вы забыли упомянуть форт Древних, – высказал свои мысли О’Тил.

– Изучение наследия Древних и активация его систем оказались не такой простой задачей, – раздражённо ответил О’Нос. – Рост наверняка мог бы всё это ускорить, но он по каким-то причинам отказывается от посещения форта.

– А действительно, почему, Рост? – спросил Рон.

– Почему, почему, – пришлось отозваться под пристальными взглядами моих друзей, – вот спроси у О’Тила, как он относится к способности, которая обнаружилась у него после посещения форта?

Все посмотрели на мага.

О’Тил поёжился и выдавил:

– Я пообещал себе, что больше ни за что этот дар не применю. Есть несколько очень веских причин, чтобы не лезть в естественное течение времени.

– Ты не преувеличиваешь, О’Тил? – спросил Рон.

– Нет, – уверенно произнёс маг, – любое изменение прошлого вызывает непредсказуемые и неконтролируемые изменения будущего. Например, чтобы вы наконец поняли мою позицию, из-за моих действий в прошлом могут погибнуть ваши близкие в настоящем. И давайте больше об этом не будем, я всё решил…

– Ну хорошо, – сказал Рон, – оставим О’Тила, но как, Рост, это касается тебя? Насколько я понял, дар у каждого свой, и тебе не обязательно выпадет дар Перерождающего события!

– Возможно, да, а возможно, нет, – ответил я, – но что-то во мне противится получению нового дара. За время пребывания на Горте я и так получил столько способностей, что до сих пор до конца не освоил и половину из них… В общем, мне надо время, чтобы решить, хочу я или нет получить новый дар. Не давите на меня. Давайте найдём и активируем, как хочет Хранитель, комплекс големов, а потом вернёмся к вопросу с посещением форта. К тому же в форте твой дед, О’Тил, и вы, Хранитель, процесс изучения медленно, но идёт… Может, всё решится и без моего участия.

– Вот видите, – раздражённо сказал Хранитель, – я же говорил. Ладно, так что будем делать? Комплекс големов или Мекан?

– Я за то, чтобы отправиться в комплекс големов, – ответил Рон, – тем более что по последним данным, которые каждый день поступают на Свободные территории от курьеров, которых вы, Хранитель, сделали из нескольких големов-помощников, и в Мекане, и в Кулоне всё спокойно.

– Ой, мог бы и не говорить, – фыркнул О’Тил. – Всем и так понятно, что ты, пока ничего не решил с Ликой, будешь избегать посещать Мекан… – Увидев, что Рон нахмурился и помрачнел, маг быстро добавил, успокаивающе подняв руки: – Извини, Рон, извини, не хотел тебя обидеть. В общем, я тоже за комплекс. Бастион практически готов, пока его доведут до ума, мы вполне можем потратить пару дней, чтобы активировать ещё один комплекс на Свободных территориях. Признаюсь, – маг улыбнулся, – мне очень интересно, как именно организовано производство големов. Извините, Хранитель, но те мастерские, где собирались Мародёры, ну никак нельзя назвать полноценным производством.

– Главное, они выполнили свою задачу, – недовольно буркнул О’Нос.

– О’Тил, ты что, сегодня не в духе? – спросил я мага. – Сначала Рона обидел, теперь и на Хранителя покушаешься, того и гляди, обратно пешком пойдёшь…

– Да, – отозвался маг, – не понимаю, что это на меня сегодня находит. Учитель, извините, я как-то не подумал, – сказал маг Хранителю.

– Забудь, – бросил О’Нос, – но по сути ты прав. Мой комплекс действительно не предназначен для производства големов. Тогда что, решили? Значит, с утра в путь!

Мы все переглянулись и согласно кивнули.

– А сейчас, – добавил хитро улыбающийся Хранитель, – кому интересно, может пройти на берег, я покажу и расскажу, как использовать ещё два жезла из арсенала Древних…

Естественно, интересно было всем, поэтому через полчаса я уже вовсю учил О’Тила и Рона запускать блинчики из подобранных возле бастиона плоских камней, плашмя бросая их в спокойную воду бухты. Хранитель задерживался.

Кто-то из инструкторов Рона гонял свободных от дежурства на стенах бастиона курсантов. Кстати, мы перекинули в бастион ещё два десятка обучающихся магов. Так что теперь кроме Чёрных Ликторов на боевое дежурство в бастионе посменно заступали под руководством Стражей три наряда по десять курсантов в каждом. Почти так же охрана была организована и в комплексе О’Носа, куда мы отправили в помощь Хранителю Синего Глаза и Пискуна, обязав последнего ещё и приглядывать за нашими представительствами в королевстве.

Так что если мы на несколько дней отправимся на поиски комплекса големов, то спокойно можем оставить здесь Лесоруба и Пучка на хозяйстве. А с собой взять четвёртый десяток курсантов из комплекса Хранителя, всё равно у них достаточно большие промежутки между дежурными сменами получаются…

Рон и О’Тил весело заспорили, у кого количество прыжков блинчиков по воде больше. Действительно, как дети… Как мало им надо, чтобы отвлечься от наших проблем!.. А что надо мне?

Я глубоко вдохнул свежий морской воздух. Почему-то вспомнился вопрос Рона о том, кто ждёт меня дома… Действительно, а ждут ли меня…

Мои мысли были прерваны появлением Хранителя, которого сопровождал один из рабочих големов. Робот местного производства бережно нёс тот самый пояс, который О’Тил нашёл в форте Древних.

– Стар я уже стал, чтобы таскать всякие тяжести, – добавив скрипучих ноток вголос, сказал О’Нос, увидев, что я смотрю на пояс с четырьмя жезлами в руке голема.

Рон и О’Тил, подошедшие к нам, удивлённо посмотрели на Хранителя.

– О’Нос шутит, – с улыбкой пояснил я им.

Все улыбнулись.

– Так, теперь серьёзно, – продолжил Хранитель. – Вы уже знаете свойства двух жезлов, Заморозки и Плазмы. К этому времени я смог разобраться ещё с двумя. Предвосхищая ваши вопросы, сразу скажу, что пятый чёрный жезл, рукоять которого имеет волнистую форму, я пока так и не смог активировать. И вам не рекомендую с ним разбираться, очень уж сильные у меня подозрения, что он завязан на тёмную энергию. Возможно, Рост, ты сможешь его активировать, но пока повремени, я проведу ещё ряд исследований… Итак, начнём с жезла, который нам подарил Леннар. С ним оказалось всё просто, в нём не было феррона. Вообще я предполагаю, что он был подарен королевской семье Лорданом, но маг предварительно удалил из жезла феррон. Зачем? Не знаю, не буду гадать. Феррон я восстановил, и жезл заработал. Поражающим элементом этого оружия являются лучи когерентного света. Луч настигает цель мгновенно, с лёгкостью пробивает обычную броню, по крайней мере толщиной с ладонь пробивает элементарно. Магические щиты луч просто не замечает. Недостатки: дым и запылённая атмосфера значительно уменьшают радиус эффективного поражения цели, который при нормальной видимости составляет более трёх сотен шагов. И луч бессилен против доспехов из менского железа.

Хранитель сделал паузу, а Рон и О’Тил уставились на меня. Спасибо, Хранитель, и как я должен им пояснить, что такое лучи когерентного света?

– Что-то вроде Пульсара Чёрных Ликторов, только намного мощнее, – как мог, описал я действие этого оружия.

– Третий из жезлов, найденных О’Тилом, – продолжил Хранитель, – после активации почти мгновенно формирует из окружающего воздуха поражающий элемент, ускорение которого производится сверхмощным магическим полем. Отличается очень высокой скорострельностью и неимоверной скоростью полёта заряда. На расстоянии в две сотни шагов запросто пробивает лист из менского железа толщиной в два пальца, больше я просто не нашёл. – О’Нос пожал плечами. – Из недостатков можно выделить увеличенное потребление магического заряда по сравнению с другими жезлами. Если жезлов Заморозки, Плазмы и этого, – Хранитель указал на жезл, оперирующий лучами когерентного света, – легко хватит на три сотни активаций подряд, то последнего – не более чем на полторы сотни активаций. Потом требуется перезарядка.

О’Тил дисциплинированно поднял руку:

– Разрешите вопрос, Хранитель?

– Да, разрешаю, слушаю, – со знакомыми интонациями отреагировал О’Нос.

Не понял? Да он же меня копирует! Именно этими словами я отвечал курсантам, когда распекал их после провала по обороне здания на полигоне!

Рон прыснул.

– Маг О’Тил! Господин Хранитель, а как этот жезл после активации формирует поражающий элемент из окружающего воздуха? Нам непонятно!

Да они что, сговорились? Надо мной издеваются?

Теперь уже Хранитель не выдержал и прыснул от смеха.

О’Тил, стоявший с выпученными от показного усердия глазами и красным от напряжения лицом, тоже долго не продержался, и на берегу раздался его оглушительный хохот, к которому тут же присоединились и Рон. Растерявшись, я несколько секунд смотрел на своих друзей, держащихся за животы, и тоже заразился их дружным смехом…

– Если серьёзно, – сказал Хранитель через несколько минут, когда мы начали успокаиваться, – то я пока не могу детально объяснить принцип формирования заряда этого жезла. Хотя и имею некое представление, но до его обоснования я всё ещё далек. Вот смотрите, водой разве можно порезаться?

– Конечно нет! – ответил Рон.

– А льдом? – продолжил Хранитель.

– Осколком льда – легко, – сказал О’Тил.

Ясно, к чему ведёт Хранитель…

– А ведь по сути и вода, и лёд состоят из одинаковых элементов, только они находятся в разном состоянии, – стал объяснять О’Нос. – Так и с этим жезлом. Видимо, вокруг нас есть множество веществ, которые мы просто не знаем, именно из них и формирует жезл свой поражающий элемент.

– Ясно, что ничего не ясно, – подытожил я.

Хранитель смущённо пожал плечами.

– Когда-нибудь я решу и эту задачу, – добавил он. – А теперь можете испытать новые жезлы, только не затягивайте, помните, что вам надо отдохнуть, ведь завтра с утра выступаем…

– Пробой! – сказал Рон.

– Ультиматум! – отреагировал я.

– Что пробой, что уль-ти-ма-тум? – еле выговорил растерянный О’Тил.

– Это они новые жезлы так назвали, – с улыбкой пояснил Хранитель.

– А я?.. – обиженно протянул О’Тил.

– А ты некромантский жезл назовёшь, – злорадно ухмыльнувшись, ответил я.

Все опять рассмеялись.

– Ладно, Рост, – согласился О’Тил. – Но объясни, что такое ультиматум.

– Это предложение, от которого невозможно отказаться, – начал пояснять я. – Например, встречаются две армии, одна из них намного, в десятки раз превосходит силами и вооружением другую. Командующий первой армией говорит своему противнику, мол, сдавайтесь или вам через пару минут наступит полный капец! Вот это и есть ультиматум…

Отстреляв новые жезлы, мы отправились отдыхать. Десяток курсантов, которые поедут с нами, утром прибудут из комплекса Хранителя через портал, О’Нос об этом обещал позаботиться. Возьмём один тяжёлый Мародёр с големами, а курсантам и нам хватит лёгкой бронемашины. Правда, кому-то придётся постоянно сидеть на месте оператора Штурма и стрелка из двух других амулетов, потому что посадочных мест в лёгком Мародёре рассчитано не более чем на один десяток человек. Ничего, курсанты будут сменяться, а О’Тил поведёт Мародёр с Чёрными Ликторами. Там же, в отделении управления Мародера-Т, и Рон разместится…

Утро началось без суматохи, Стражи и остающиеся курсанты постарались дать отъезжающим хорошо отдохнуть и всё подготовили самостоятельно.

Позавтракав, мы собрались возле бронетехники на плацу, где Лесоруб и Пучок выстроили свободных от дежурства курсантов и десяток боевых големов.

– С этого дня, – торжественно сказал Хранитель, – в бастионе Одесса вводится новая традиция. Встречать и провожать наших боевых товарищей песней…

«Ну вот, а я только вчера раздумывал ввести традицию общего построения и подъёма флага на рассвете… Ничего, вернёмся – обязательно введём…» – пронеслось в голове.

По команде Лесоруба все курсанты вытянулись, и он поднял перед собой клинок из менского железа, салютуя отряду, покидающему бастион.

А потом все мысли потерялись… Потому что на плацу зазвучала лёгкая музыка и раздался такой знакомый голос Утёсова:

Я неверяще покрутил головой. Звук шёл из множества рупоров, появившихся и размещённых на укреплениях бастиона явно за сегодняшнюю ночь. Вчера их точно не было. Да, Хранитель… Кто бы мог подумать, что ты на такое способен…

А в чужом мире над бастионом с неизвестным здесь названием Одесса продолжали звучать слова моего любимого певца…

Наверное, Рона эти слова тоже заставили о ком-то вспомнить, потому что его лицо погрустнело, а сам он напрягся. А песня продолжала литься над плацем…

Несмотря на то что укрепления бастиона уже давно скрылись из вида, слова, пронзившие моё сердце, всё ещё продолжали звучать где-то внутри. На сиденье рядом с креслом пилота появился Хранитель.

– О’Нос, я тронут, действительно тронут, – расчувствовавшись, с трудом выговорил я, – спасибо…

Хранитель ничего не ответил, просто дружески улыбнулся в ответ…

Наша дорога к комплексу големов почти ничем не отличалась от похода к Источнику. Везёт нам, что ли? Мы всё так же огибали потенциально опасные места, тщательно сканируя местность и предпочитая двигаться по выжженной пустыне, не приближаясь к редким оазисам и скоплениям скал, иногда попадавшихся на пути.

И наутро третьего дня мы были на месте.

Мародёры, плавно сбавив ход, остановились прямо перед обрывом. Я активировал открытие десантных люков и выскочил из бронемашины через дверцу пилота. Курсанты тоже резво покинули экипаж и, разминая затёкшие конечности, весело переговаривались, поправляли друг другу снаряжение.

Из Мародёра-Т выбралась последняя двойка Чёрных Ликторов и сразу присоединилась к остальным боевым големам, уже распределившимся вокруг машин и создавшим зону безопасности. Из отделения управления тяжёлой бронемашины вылезли О’Тил с Роном и направились ко мне.

Горизонт уже пронзили яркие лучи встающего солнца, и на Мародёрах, моргнув, погасли мощные осветители. Лёгкий ветерок пошевелил клубы тумана, закрывающего огромный провал каньона, начинающегося прямо перед нами.

– Мы с местом не ошиблись? – спросил Рон, подойдя к самому обрыву и удивлённо посмотрев вниз.

– Сорваться не боишься? – вместо ответа, спросил О’Тил.

– Разбиться мне не грозит, – хмыкнул Рон.

– Всё верно, – сообщил Хранитель, как всегда внезапно появившийся рядом с нами, – именно в этом каньоне и расположен комплекс големов. Где-то слева должен быть спуск, големы-помощники уже ищут его. Мародёры придётся оставить здесь, а Чёрные Ликторы должны там пройти.

– А как же раньше, когда комплекс работал, големы доставлялись наверх? – удивился я.

– Порталы, Рост, порталы, – ответил Хранитель, подойдя к Рону и заглянув вниз, – но сейчас они, как и комплекс, дезактивированы. Спуск, которым мы пойдём, является резервным, он использовался при строительстве этой базы. Он хорошо скрыт, и противник не должен был его обнаружить. Странно, – нахмурился О’Нос, протянув вперёд руку, которая тут же скрылась в серой, медленно движущейся мгле, – откуда здесь взялся такой густой туман? Его вроде быть не должно… – Хранитель вдруг резко развернулся к нам: – Всё, спуск обнаружен. Рон, давай организуй курсантов, оставим с Мародёрами только двух Ликторов, для охраны машин их хватит с головой.

Страж кивнул и направился к будущим магам.

Зашелестели сочленениями боевые големы, меняющие позицию и выдвигающиеся вперёд и по сторонам от нашей формирующейся колонны из десятка курсантов, двух магов и одного вампира-роевика.

– Следуйте за мной! – решительно сказал О’Нос.

Около десяти минут мы шли вдоль каньона. Впереди шумно лязгали металлическими подошвами Чёрные Ликторы, с треском давя мелкие камни и хищно поводя руками с боевыми амулетами по сторонам. Сзади нас дружно топали курсанты под предводительством Рона. А мы с О’Тилом, как и полагается основной боевой силе, шли за Хранителем во главе колонны.

– Это здесь, – сказал О’Нос, остановившись перед каким-то невзрачным валуном, точно таким же, как и те, которые во множестве попадались нам на пути.

Сканирование показывало обычный для этих земель магический фон. Интересно…

– Здесь только механика, – пояснил Хранитель, ощупывая поверхность камня, – питающие элементы скрыты в глубине скал. Есть!

О’Нос что-то нашёл на куске скалы, нажал, откинулась небольшая крышка, идеально закамуфлированная под цвет камня. Хранитель засунул в появившееся отверстие руку и с усилием отжал какой-то рычаг внутри.

От валуна донёсся щелчок, скала под нашими ногами вначале едва заметно, а потом всё больше и больше завибрировала.

Хранитель удовлетворённо кивнул и отошёл к нам.

– Работает, – улыбнувшись, сказал он.

Курсанты столпились за нашими спинами, пытаясь рассмотреть, чем мы занимаемся.

Появившийся гул и вибрация нарастали, как будто внизу заработал и набирает обороты мощный двигатель. Быстро повысился магический фон. На поверхности скалы между нами и обрывом резко проявились трещины, в которые со стуком посыпались мелкие камни. Трещины, а вернее, щели между большими каменными блоками увеличивались прямо на глазах. Внутри скалы раздались друг за другом многочисленные щелчки, как будто какие-то металлические детали становились на свои места. Вслед за этим огромные каменные блоки стали медленно опускаться вниз, выстраивая перед нами широкие ступени. Через несколько минут гул, а затем и вибрация исчезли, а вместо обрыва выстроилась широкая каменная лестница, уходящая прямо в пелену тумана.

Вперёд, шустро перебирая своими лапками, юркнуло несколько големов-помощников, а за ними двинулись ближайшие Чёрные Ликторы. Хранитель сделал приглашающий взмах рукой.

– Рон, – обратился я к Стражу, – организуй пару курсантов, пусть слабыми Воздушными таранами разгоняют туман впереди отряда… Ничего же не видно!

Рон кивнул и быстро выделил курсантов, которые двинулись вслед за боевыми големами. А что? Опасности вроде нет, а если что – помощники предупредят. Пусть тренируются…

– Я пойду с ними, на всякий случай, – пояснил Рон и, дождавшись моего кивка, добавил, полуобернувшись назад: – За старшего – курсант О’Баррет!

– Есть! – тут же донёсся ответ.

Я ухмыльнулся. Курсант О’Баррет. Перед выездом к комплексу големов он буквально уговорил меня включить его в группу курсантов, отправляющихся вместе с нами, хотя и должен был остаться в бастионе. Я согласился только потому, что его поддержал Хранитель, утверждающий, что курсант делает значительные успехи в обучении боевой магии.

Рон проскользнул мимо нас. Когда Страж вступил на первую ступеньку, по его телу пробежала быстрая волна мелких помех, и тут же позади и впереди него появилась готовая к бою четвёрка вампиров.

Передовая группа курсантов принялась активно разгонять густые хлопья тумана, обеспечив видимость на пару десятков метров. Да, так гораздо лучше.

– Ну что, пошли? – спросил О’Тил.

– Да, – ответил я и, делая первый шаг вниз, на полную увеличил радиус действия магического радара.

Тут же почувствовал, что О’Тил сделал то же самое.

Вслед за нами, чётко выполняя команды О’Баррета, двинулись все курсанты, разбитые им на двойки. Прикрывали спуск несколько Чёрных Ликторов.

Мы осторожно спускались в каньон около часа. Достигнув дна, сделали небольшой привал, плотно перекусив неизменными пайками из комплекса Хранителя. На дне каньона обнаружился глубокий ручей, но О’Нос категорически запретил из него пить, так что довольствовались водой и эликсиром из наших фляг.

Плотный туман преследовал нас и здесь, придавая нереальности окружающей местности. Солнечный свет перестал освещать нам дорогу практически сразу после начала спуска, так что курсанты тренировались не только с плетениями Воздушного тарана, но и создали целый рой светляков, сопровождавших экспедицию на всём протяжении лестницы.

Хранитель нетерпеливо дождался окончания привала и вновь скомандовал марш.

До комплекса, по его словам, оставалось совсем немного, когда он внезапно подал сигнал опасности.

«Всем активировать защиту!» – скомандовал я по мыслесвязи.

Убедившись, что все курсанты успешно активировали щиты, я снял с пояса Ультиматум и приблизился к Хранителю, напряжённо всматривающемуся вперёд. Жестом отослав замерших рядом с ним курсантов к остальным, я спросил:

«В чём дело, Хранитель?»

«Что-то непонятное, – ответил О’Нос. – Рон проверяет».

Через несколько беспокойных минут Страж, появившийся из тумана напротив нас, доложил:

– Дорогу впереди преграждает необычный защитный купол. Я не могу сквозь него пройти, и помощников он тоже не пропускает…

– Этот туман отлично глушит любое сканирование, – задумчиво произнёс Хранитель, – надо посмотреть поближе. У комплекса такой защиты быть не должно…

Я поднял мощность радара до предела. Никакого присутствия живых существ вокруг нас. Лишь где-то впереди, там, откуда вернулся Рон, проявилась сетка мелких помех.

– Надо смотреть, – повторил Хранитель, – даже если до комплекса добрались враги, мы должны в этом убедиться!

Надо так надо… Но рисковать всеми сразу не будем.

– Рон, О’Тил, организуйте круговую оборону.

Маг, сжимая в руках готовые к активации жезлы Плазмы и Пробоя, кивнул.

– Рассредоточиться, приготовиться к бою! – резко скомандовал курсантам Рон.

Залязгали Чёрные Ликторы, создав вокруг курсантов дополнительное кольцо защиты.

Два боевых голема чёрными исполинами замерли передо мной и Хранителем.

– Ну что, пошли? – спросил я у Хранителя, покрепче перехватив Ультиматум и приготовив к активации Бебут.

Он согласно кивнул.

Но только Чёрные Ликторы шагнули вперёд, повинуясь мысленному приказу О’Носа, как мой магический радар запульсировал десятками, нет, сотнями целей, внезапно проявляющимися вокруг нас.

– К бою! – резко скомандовал Хранитель.

Из тумана донеслись звуки перемещения противника, сопровождающиеся металлическим лязгом.

– Големы? – непроизвольно перейдя на шёпот, спросил я у О’Носа.

Он неопределённо пожал плечами.

Невдалеке от нас, сразу в нескольких направлениях одновременно, послышался какой-то гул, и туман стал быстро рассеиваться.

Напряжение возросло до предела, особенно учитывая тот факт, что многочисленные цели, обозначенные радаром, окружали наш отряд со всех сторон. А это ещё что за сюрприз? На радаре, немного вдали от остальных отметок, вдруг проявилось ещё четыре каких-то пятна. Прикинув их реальный размер, я внутренне содрогнулся. Зачем, спрашивается, мы сами себя загнали в западню, когда могли подождать, пока основательную разведку каньона не проведут Чёрные Ликторы?

Туман, быстро исчезая, открыл нашего противника. Похоже… Всё же големы?

Непривычно приземистые големы на четырёх ногах, корпус каждого из которых был прикрыт отдельным магическим щитом, окружали отряд со всех сторон. При этом все они нацелили в нас пару рук с боевыми амулетами, а что ещё это может быть? Первый ряд, второй, третий, да сколько же их здесь?!

Земля содрогнулась. За спины вражеских големов из отступающего к стенам каньона тумана вышли, шагами сотрясая землю, четыре мощных, высотой не менее десятка метров, металлических монстра. Вот… мы попали!

Показалась и граница того купола, о котором говорил Рон. Внутри защищаемой им территории тумана не было, поэтому стоящие там големы на четырёх ногах, а за ними такие же, как у нас, Чёрные Ликторы стали видны во всей своей красе.

Я судорожно пытался понять, что происходит и что нам необходимо предпринять. Ясно было, что даже с жезлами мы долго не продержимся. Эти четыре гигантских голема просто передавят нас, а о мощи их боевых амулетов я старался не думать.

«Хранитель, что делать?!» – мысленно воззвал я к О’Носу.

«Ждать!» – лаконично ответил он.

Туман окончательно рассеялся. Чужой защитный купол, внезапно моргнув, исчез.

«Пока ничего не предпринимать!» – передал я всем остальным по мыслесвязи.

Строй металлических воинов противника, находившийся передо мной и Хранителем, вздрогнул и с шелестом сочленений двигающихся големов разошёлся в стороны. Открыв при этом вид на две фигуры в таких знакомых до боли чёрных балахонах!

Некроманты!!!

Я почувствовал, как Рон и его вампиры рассеялись позади меня в воздухе, перейдя в энергетическое состояние. Вот это правильно! Но я и О’Тил так сделать не можем. Не можем бросить курсантов, которые не успеют быстро переместиться отсюда, как мы… Значит, будет бой!

«Жди, Рост!» – повторил по мыслесвязи Хранитель.

В этот момент один из некромантов двинулся вперёд и остановился прямо перед нами всего в нескольких шагах. Сзади меня О’Тил активировал свои жезлы, а я привёл в готовность Ультиматум.

Совершенно неожиданно, отчего я вздрогнул и чуть не дал команду на атаку, некромант заговорил.

– Хранитель… – раздался мужской голос из чёрного провала глубокого капюшона.

– Хранитель… – эхом прозвучали ответные слова О’Носа.

Да что происходит?!

Хранитель, развернувшись ко мне, улыбнулся, развёл руки и исчез.

Капец…

(обратно) (обратно)

Роман Юров «МиГ»-перехватчик. Чужие крылья

Глава 1

Виктор подходил к небольшому бугорку, выступающему посреди подсолнечного поля. Шел он уже без всякой надежды, скорее из упрямства. Три часа он месил ногами размокший от частых дождей чернозем, а дичи как не было, так и нет. Даже ружье, первое время настороженно сжатое в руках, он давно забросил за спину, на ремень. Раскисшая грязь налипала на ноги, превращая старенькие, еще помнящие армию берцы в пудовые гири. Он не спеша поднялся на холмик — как и следовало ожидать, никого на нем не оказалось. Вздохнув, стряхнул с ботинок грязь и, изменив первоначальный маршрут, пошел к виднеющейся неподалеку посадке. Месить чернозем подсолнечного поля еще раз, чтобы добраться до машины, ему не хотелось. Впрочем, подсолнечным поле было месяца три назад. С тех пор его задисковали и оно белело истерзанными краями перемолотых в щепки стеблей да гниющей трухой прошлогоднего бурьяна. Пусть идти по посадке будет длиннее, но там нет такой грязи.

Посадка встретила его шелестом травы и скрипом трущихся друг о друга сучьев. Она была старая, заросшая до непроходимости. Он пошел вдоль, по узенькой полоске, заросшей кустарником и бурьяном. Раньше такие полосы были пошире, но фермеры в борьбе за лишний центнер зерна уверенно побеждали природу, распахивая все, что можно. Настроение у Виктора было мрачное, как и погода вокруг. «Что за черт меня сегодня на охоту понес? — думал он. — Вчера вечером и в мыслях не было. С чего-то проснулся спозаранку, как ужаленный, и помчался. А охота получилась — курий смех. Исходил километров десять по пахоте, а толку-то? Только ноги убил. И погода эта мерзкая…»

Погода действительно не радовала, южная зима показывала себя во всей красе. Погода была мерзкая: ветрено, сыро и промозгло. Порывистый восточный ветер гнал по небу низкие свинцовые тучи, срывая с них редкие капли дождя, посвистывал в голых ветках бурьяна. Несмотря на декабрь, снега никто еще не видел, поэтому все вокруг было серо-черным. Серые, с прозеленью мха, деревья, посеревшая, жухлая трава, серое небо с низкими, темными тучами. Серый цвет органично вплетался в черный фон размокших черноземных полей. Такое сочетание обычно вызывало тоску и уныние, но для здешних мест это привычная картина.

Заяц появился внезапно, метрах в пяти впереди, он выпрыгнул из травы и сразу рванул влево, обходя по дуге. Виктор, на секунду опешивший от резкого шума, сорвал с плеча ружье и выстрелил вдогонку. Промах! Дробь легла чуть впереди, сделав у косого в ушах несколько лишних дыр. В азарте он сразу выстрелил еще и снова мимо, контейнер дроби разбил глыбу чернозема в считаных сантиметрах позади цели. Злой от своей плохой стрельбы, Виктор повел стволом, вынося упреждение, пытаясь снять зайца наверняка. Тот, однако, бежать ровно не хотел никак, петляя из стороны в сторону. Обычно Виктор попадал в такую цель вторым выстрелом, реже третьим, хотя пару раз бывали случаи, когда заяц поднимался прямо из-под ног и под грохот его пятизарядки успешно убегал. Ружье снова ахнуло, толкнув в плечо и обдав приятным запахом сгоревшего пороха. И снова промах. Как ему показалось, сноп дроби просвистел прямо между ушей перепуганного зверька.

«Надо же отпустить, — догадался он, — я же, как сопляк зеленый, бью контейнерами в упор». Однако и четвертый выстрел не попал в цель, Виктор даже не видел, куда попал. Оставалась последняя надежда на пятый патрон. «Сейчас я должен в него попасть, — подумал он. — Тут метров семьдесят всего, но в стволе четыре пули, наверняка достану, это как пить дать».

Однако выстрела не последовало, затвор застыл в заднем положении, пятый патрон лежал в кармане куртки. Когда он переезжал с поля на поле, забыл доложить его в магазин. Незадачливый охотник зло сорвал шапку и с размаху швырнул ее на мокрую пожухлую траву. Было досадно и обидно, упустил верного зайца. Хорошо только, что нет свидетелей его позора, сегодня на охоту он поехал сам. Никто не будет сочувственно вздыхать и подкалывать. Остановившись, Виктор вытер о траву налипшую на берцы грязь, начал заряжать ружье.

Неожиданно на самом краю поля, рядом с только что отстрелянной гильзой, он увидел какой-то кусочек белого металла. Не поленившись, поднял, чтобы разглядеть. Это оказалась согнутая прямоугольная пластина из алюминия. Очистив ее от грязи, Виктор разглядел потертую черную краску и выбитые на металле буквы — это была какая-то шильда. Такого добра и в полях, и на заброшенных колхозных фермах встречалось много. Эти пластинки с сеялок и тракторов, комбайнов и жаток, со всевозможного оборудования встречались тут повсеместно, утерянные или выброшенные. Он тоже хотел выкинуть свою находку, однако взгляд за что-то зацепился, и Виктор принялся обтирать табличку мокрой травой. Сквозь грязь проступили белые буквы — «завод №», «регулировка распределения», «ход поршня», «октановое число», однако не это привлекло его внимание, а скромная надпись в правом углу — «год выпуска 1940». Остальное читалось плохо, трафаретная краска от старости облезла, навсегда скрывая текст. Зато четко виднелись выбитое — «М-11», затем, наверное, был набит номер «4112643», это было ясно, потому что чуть выше по облезлой краске виднелось «№ серия». Дальше шли какие-то цифры, смысл которых был совершенно не понятен.

«Интересная находка, — подумал он, запихивая найденную шильду в карман, — довоенная. Может, антикварам с „блошиного рынка“ продать? Или Сашке подарю, он за такой вот старой ерундой с ума сходит. Наверное, это с самолета. Батя рассказывал, что где-то в этих краях в войну аэродром был». Он поправил шапку и не спеша направился вдоль посадки, надеясь поднять еще одного зайца. Заходить внутрь посадки не хотелось, сильно заросшая молодой порослью и терном, заваленная буреломом, она было практически непроходима. Да и зайца там можно увидеть только при большой удаче. Зато сбоку идти — благодать, видно далеко, шагаешь по траве, и раскисший чернозем не налипает на ботинки. Да и стрелять удобно, цель как на ладони.

Срывающийся редкими каплями дождь внезапно перешел в ливень. Крупные капли падали сплошным потоком, заливая все и закрывая горизонт белесым покрывалом. Виктор побежал к дороге, где стояла его машина, кляня себя, что не накинул сверху водонепроницаемый маскхалат, кляня себя за идиотскую идею отправиться сегодня на охоту.

В этот момент сзади что-то громыхнуло: «Ну вот, зимняя гроза. Что может быть чудеснее?» — подумал он, ускоряясь, мчась длинными прыжками, стараясь успеть как можно скорее. В этот момент впереди что-то ослепительно вспыхнуло, обжигая глаза болью. Неведомая волна ударила в тело, причиняя жуткую боль, завертела его в стороны, потащила вперед… деревья завертелись в калейдоскопе, и наступила тьма…

У сержанта Виктора Саблина сегодняшний день складывался удачно. Сегодня с утра он слетал с комэском на учебно-тренировочном самолете «УТ-2» — «утенке». Полетал по кругу, немного отработал пилотаж в зоне, восстанавливая навыки. Теперь предстоял самостоятельный вылет на учебном самолете, а после на боевом — «МиГе». Если все будет хорошо, возможно, завтра он полетит на боевое задание. От этой мысли сладко щемило сердце. Друзья уже давно летают, воюют, сбивают немцев. А он отлеживается. В сентябре, как только полк приступил к боевой работе, всего четыре вылета сделал, под Харьковом. И на тебе, воспалился аппендикс. Почти месяц не летал, очень плохо заживало. Потом, уже в октябре, сделал еще пять вылетов и подхватил воспаление легких. Больше месяца провел в лазарете, только вчера полковой врач наконец-то разрешил ему летать. Видимо, фортуна все-таки повернулась к нему лицом, ведь сколько же можно болеть?

Повинуясь белому флажку стартера, он плавно толкнул сектор газа, и «утенок» весело затарахтел своим слабеньким движком, разгоняясь по укатанному снегу взлетной полосы. Набрав скорость, он поднял хвост самолета и через несколько секунд был в воздухе. Это было счастье, после такого длительного перерыва самому пилотировать самолет. Внезапно, сразу после взлета, на высоте метров тридцать мотор его «утенка» вдруг взвыл, и из патрубков вырвались длинные, до самого центроплана, языки пламени. Виктор автоматически выключил зажигание и начал присматривать место для посадки. Винт вращался все медленнее и медленнее, вот уже вместо сплошного круга видно мелькание лопастей… Вдруг винт вылетел со своего места, с неприятным свистом пронесся над кабиной незадачливого летчика и с треском ударил по стабилизатору. От удара самолет вздрогнул и свалился на крыло. Наступила тишина. Виктор пытался выправить машину и хоть как-то ее посадить, но скорости не было, самолет на рули почти не реагировал, падая с сильным креном, под углом градусов двадцать. Земля приближалась беззвучно, угрожающе и неумолимо. Последнее, что он успел сделать, это немного сгруппироваться и упереться рукой в борт кабины. Уткнувшись в землю, с противным хрустом сломалось крыло, и последнее, что он успел увидеть, как капот его самолета утыкается в снег. Дальше наступила вечная темнота.

Виктор открыл глаза. Над ним было низкое серое небо. Срывались редкие снежинки, тая на лице. «Черт, как это я? И где? — Голова казалось тяжелой, словно налитой свинцом. Сквозь мешанину мыслей и каких-то обрывков воспоминаний он попытался вычленить главное. Откуда тут снег? Дождь же был? Так! Я шел к машине, этот сраный дождь испортил охоту, что-то впереди вспыхнуло… Да нет же, что за бред? Откуда это в голове? Я летел на тренировочный вылет. Нужно было выполнить упражнение № 2, сесть, а потом должен был вылететь на „МиГе“, но после взлета отказал мотор»… — Тут Виктор почувствовал, что-то теплое льется ему на подбородок, хотел вытереть лицо рукой, но движение отозвалось такой жуткой болью, что он потерял сознание…

В следующий раз он пришел в себя от плавной тряски. Виктор лежал на чем-то мягком и колючем, слышался рев мотора, плавно покачивало. С неба по-прежнему падал снег, было холодно. «Меня куда-то везут. Но куда меня могут везти? В городскую травматологию? Или, может, в районную больницу? Хотя какая тут больница? Судя по звуку, это едет наша полуторка. Ведь мотор остановился, и я упал, а значит, расшибся, и меня везут с аэродрома в полковой медпункт. Хотя какой еще медпункт, медпункт остался в армии, добрых три года назад. Тут ближайший медпункт, наверное, только на Таганрогском военном аэродроме». В голове была жуткая каша из образов, мыслей и воспоминаний. Он помнил, что с утра был на охоте, но одновременно он точно помнил свой утренний полет с командиром эскадрильи и что его не хотели выпускать во второй вылет из-за ухудшающейся погоды. Тогда он уговорил комэска на полет, при условии, что будет пилотировать прямо над аэродромом… Что за бред, какой еще аэродром, — пробилась очередная мысль, — я, Виктор Александрович Чемикос, работаю офисным планктоном в конторе местного завода, да и аэродромы я только в армии видел, и то издалека. Но память отлично помнила, что он никакой не планктон, а вообще Виктор Александрович Саблин — летчик сто двенадцатого истребительного полка, сержант. Что он выполнял тренировочный полет для восстановления навыков пилотирования после болезни. И это было именно на аэродроме. Мысли, образы, воспоминания перемешивались в голове. И детский дом двадцатых годов, и детский сад девяностых. Родители и воспитатели, детдомовская школа тридцатых годов и просто обычная постсоветская школа, ФЗУ, завод, аэроклуб, училище, университет, армия… внешне один и тот же человек, но две разные жизни. От обилия хлынувших воспоминаний и образов голова шла кругом. Снова вернулась боль, она разламывала голову на части, небо завертелось и пропало в кровавой пелене…

В себя Виктор пришел от холода. Он лежал на земляном полу в какой-то маленькой комнате. Низкий, крытый камышом потолок, грязные, давно не беленные стены, маленькое окошко. Солнце уже заходило, однако света сквозь это тусклое окошко хватало. Он полностью замерз, закоченел и только в районе сердца ощущался жар. Этот спасительный жар усиливался, постепенно расширяясь. Впрочем, тела он не чувствовал, даже голова уже не болела, только жар в груди и холод вокруг. Виктор лежал и смотрел вверх, больше он не мог сделать ничего. Он не мог дышать, ничего не слышал, не мог даже закрыть глаза, он мог только лежать и смотреть. И еще думать. В голове прояснилось. Он понимал, что он Виктор Александрович Чемикос, неудачливый охотник, лежит на полу в какой-то мазанке и не может ничего. Но при этом он знал, что этот сарайчик находится возле их полкового медпункта и что три дня назад на этом самом месте лежал убитый осколком солдат из БАО. Он видел, как его забирали, чтобы похоронить. И еще он помнил такое, чего раньше не только не знал, но и предположить не мог. Помнил всю жизнь человека с фамилией Саблин, до мельчайших подробностей, помнил, как будто прожил ее сам. И голодные детдомовские годы и фабричное училище, аэроклуб, счастье первого самостоятельного полета. Валю, очень красивую девушку, что училась с ним в аэроклубе, училище, армию. Вся жизнь, вся сущность Саблина, эмоции, любовь, ненависть были в памяти как собственные. Мысли в голове постепенно упорядочивались. Тела он по-прежнему почти не чувствовал, чувствовал только неприятную пустоту в районе живота, жар в груди и жуткий, всепроникающий холод. Внезапно легкие обожгло болью, словно тысячи иголок вонзились ему в грудь и в горло. Виктор понял, что дышит. Со страшным хрипом, выплевывая сгустки крови, но все же дышит. Это словно послужило неким катализатором — жар из груди все быстрее растекался по всему телу, обжигая его, причиняя невыносимую боль, но чем шире он расходился, тем сильнее остывал, превращаясь в тепло и возвращая в тело жизнь. Пустота в груди, животе пропала, она заполнилась чем-то новым, теплым. Он заморгал глазами, услышал, как легкие с клокотанием вдыхают воздух, пошевелил пальцами, перевернулся на живот. Тело оживало, но вместе с жизнью возвращалась и боль. Виктор лежал, скрючившись, беззвучно подвывая от ужаса. Он не понимал, что случилось, ему было жалко себя, свою прошлую жизнь. Как могло быть такое, что он оказался на прифронтовом аэродроме, в теле этого летчика, как ему быть дальше, как вернуться домой. Он лежал ничком в холодной комнатке, сотрясаясь в рыданиях, царапая ногтями и грызя земляной пол, заливая его слезами и кровью. Ужас заполнил все его существо, заставлял его тело биться в истерике. Иррациональный ужас смерти. Он понял, что прежний хозяин этого тела, человек, чей жизненный опыт, воспоминания и жизнь стали для него родными, летчик ВВС РККА — сержант Саблин Виктор Александрович умер несколько часов назад…

Успокоиться и собраться с мыслями он сумел только через несколько часов. Сложно быть спокойным, находясь в чужом теле, которое лежит в кромешной темноте и трясется от холода. Та великая боль уже отступила. Осталась нормальная, привычная. Боль, которую можно терпеть и которая не мешала думать. «Надо выйти к людям, выбраться из этого сарая, — размышлял он. — Здесь я до утра замерзну. Домой, скорее всего, я не вернусь. Или вернусь неизвестно когда. Как вернуться, я не знаю. Значит, надо обживаться здесь. К тому же военный летчик — это элита. Между работающей за гроши планктониной и военным летчиком бесконечная пропасть. А летать я умею, половина памяти была в этом твердо уверена».

Как это ни удивительно, но встал Виктор без труда. Ноги побаливали, подкашивались, но держали. Снова сильно болела голова и распухшая кисть правой руки. Все остальное было терпимо. Как назло, хлипкая дверь сарая оказалась заперта снаружи. Виктор навалился на нее всем телом, но та не поддавалась. Он отошел и с размаху ударил по ней ногой. Боль напомнила о себе, но дверь немного приоткрылась. Загнутый гвоздь, играющий роль замка, выдержал еще три удара, и Виктор вышел на улицу.

Темно и холодно. Нигде ни огонька, ни звука. «Поздно уже, все спят», — подумал он. Только снег скрипел под ногами. Из-за туч вышла луна, осветив улицу желтым, неровным светом. Он даже в темноте шел правильно, выйдя в нужное место. Вон в соседнем доме находится летное общежитие, там спят летчики его эскадрильи. Там же спит и Игорь Шишкин, рыжий, невысокий, но плотно сбитый парень — однокашник по училищу, единственный друг Виктора. Дверь оказалась запертой. Виктор принялся бить в нее ногами, хотел закричать, но из горла вырывался только хрип и клекот. Наконец послышались шаги, дверь открылась, осветив Виктора, и показался маленький, заспанный красноармеец. Он держал керосиновую лампу без стекла и подслеповато щурился в круглые очки, пытаясь разглядеть полуночного визитера.

Виктор, улыбаясь, шагнул вперед, в центр освещенного круга. Он увидел, как глаза этого красноармейца резко расширились, а лицо побелело.

— Тава… тав… тава… — Солдат стал задыхаться, он хотел что-то сказать, но не мог, трясясь всем телом, медленно отступал внутрь комнаты. Виктор так же медленно шел за ним. Лампа в руках солдата задрожала. Виктор, помня, что керосинка в их комнате всего одна, протянул руку, чтобы ее забрать, но тот испустил жуткий, протяжный визг, швырнул в Виктора лампой и бросился в дальний угол. От удара фитиль потух, и комната погрузилась во тьму.

Солдат орал как резаный. Он носился по комнате, в темноте натыкаясь на стены, переворачивая мебель и вопил. Наконец, видимо, сумев нащупать дверь в спальню летчиков, заскочил туда и закрылся, привалившись к двери всем телом. Виктор услышал его финальный вопль: «Упы-ы-ы-рь! Там упы-ы-ы-ырь!»

Виктор похолодел. «Может, я в самом деле слегка того? Перекинулся, а теперь мертвый хожу?» Он пощупал тело под одеждой, кожа как кожа, теплая. Сердце бьется, голова болит, все болит, жрать охота, да и сортир не мешало бы посетить — значит, живой я! То этому придурку спросонья померещилось…

Тем временем продолжавшийся шум в соседней комнате говорил о том, что вопли солдата не остались неуслышанными. Судя по приглушенным голосам, там решались извечные вопросы — кто виноват и в чем, собственно, дело… Виктор прислушался.

— Слышу, в дверь стучат, открываю, а там наш Саблин стоит, что сегодня разбился. Стоит мертвый, шатается, черный весь, зубы у него волчьи, в крови. Тут он и руки ко мне тянет, а руки у него тоже черные, в крови все, и когти, как у зверя, хрипит страшно…

Виктор дотронулся до зубов. Зубы как зубы, правый передний шатался и немилосердно ныл. Ногти тоже вроде как не изменились, за исключением, что все они были сорваны и болели…

Послышался скрип открываемой двери, и внезапно ему в лицо ударил луч фонарика. Виктор скривился от резкой боли в глазах, лучик тотчас погас, дверь с грохотом закрылась.

Шум в комнате усилился, отчетливо послышался лязг передергиваемых затворов. «Ага, — подумал он, — нетрудно догадаться, что сейчас начнется сеанс разоблачения черной магии. Меня набьют свинцом, а потом выяснится, что никакого упыря нет». Виктор хотел крикнуть, что это он, чтобы не стреляли, но из горла вырвался лишь хрип, сменившийся сильным, надсадным кашлем. Так он еще никогда не кашлял, казалось, что еще немного, и легкие оторвутся. Виктор упал на колени, выплевывая из легких какую-то дрянь, содрогаясь в спазмах, грудь горела огнем. Наконец приступ прошел. В доме стояла абсолютная тишина, только потрескивала дверь в комнату летчиков. Видимо, на нее навалились всей эскадрильей.

— Ребята! — Голос наконец-то прорезался. Хриплый, дребезжащий, однако хоть что-то. — Ребята, это я, Витя. Откройте!

Дверь заскрипела с новой силой. Виктор подошел ближе, став в сторонке, чтобы ненароком не подстрелили.

— Мужики, да вы чего? Совсем охренели? Открывайте, мать вашу! Всем морды поразбиваю! Козлы! — За дверью послышался шум, какие то реплики…

— Витька, это ты? — Виктор узнал голос Игоря.

— А кто еще? Конечно, я! Открывайте, замерз, как собака!

— А чем докажешь, что ты? — это уже Вадик Петров влез в беседу.

— Да вы чего, мужики? Совсем в атаке охренели? Да я это, я! Мать вашу за ногу, бога душу семь раз через кобылу и сорок святых… — Виктор несколько минут высказывал все, что думает.

Наконец дверь открылась, освещая светом прихожую, появился Игорь, он осветил Виктора фонариком, долго всматривался.

— А-а-а! Живой! Ну, я же говорил, что это Витька, а вы этого дурня послушали… Живой, чертяка!

Следующие несколько минут превратились в радостный калейдоскоп. Его обнимали, хлопали по плечам, тискали, расспрашивали. Виктор, смущенно улыбаясь, отшучивался.

— Ну, ты чертяка! — Игорь улыбался в тридцать два зуба. — Да мы тебя почти похоронили! Привезли с аэродрома, а доктор говорит: все, отмучился летчик.

— Точно, — поддержал Вахтанг, высокий, красивый кавказец, — слушай, ты как покойнык был, закочинэвший, ми думали всо… поминули за ужином, а ты вот он.

— Да ты сейчас, как покойник, — засмеялся Нифонтов, — ребята, принесите ему зеркало.

Виктор глянул на себя в зеркало и оторопел. Разбитое лицо распухло, сгустки запекшейся крови, налипшая грязь делали его неузнаваемым.

— Да, Витя, — Петров снова влез в разговор, — наделал ты делов! Я тут, понимаешь, сплю сладко, и тут сквозь сон раздается жуткий вой, как будто свинью режут! Я и не знал, что люди так умеют! А потом этот влетает, — он небрежно ткнул в сторону смущенного дневального, — белый, как мел, трясется… Упыри, кричит! Чуть не сожрали. Я сперва не поверил. Думал, розыгрыш. Потом пригляделся, а у этого воина, —новый тычок в дневального, — глаза шире очков и трясется, понимаешь, натурально так… Засомневался я. Фонариком на тебя посветил — ну точно, упырь, вылитый. — Он засмеялся. — Ну ты дал! А мы «ТТ» похватали… ха-ха… кому расскажи, не поверят. А чего ты так хрипел?

— Да я не хрипел… кашлял… ушибся сильно. Вот и кашлял. — Виктор устал от всего, у него закружилась голова, и пришлось сесть на лавку.

Петров внимательно его осмотрел и резюмировал:

— Да ты совсем плох, надо тебя срочно в медпункт! Шишкин, иди доктора поднимай. Вахтанг с Нифонтом, отведите его…

В медпункте Виктора кое-как отмыли, после чего за него принялся его старый знакомый доктор — военврач второго ранга Синицын, высокий, немного пухловатый человек, с вечно сонным выражением лица.

Он долго и недоверчиво его осматривал, ощупывал и даже измерил температуру, нудно расспрашивая про самочувствие. Виктор, которому эта процедура нравилась все меньше и меньше, вскоре не выдержал:

— Товарищ военврач, может, хватит уже? Вы меня накормите сперва, остограмьте, а после вопросы задавайте!

— Я тебе продсклад, что ли? — огрызнулся тот. — Вконец обнаглел! Это ты мне наливать должен, что я тебя с самого начала войны постоянно лечу. Причем, заметь, бесплатно. Нельзя тебе сейчас. Вредно!

— Вредно, товарищ военврач, на живого летчика заключение о смерти подписывать. Вот это точно вредно…

— А ты не много болтаешь, сержант?

— Ну, для покойника я, пожалуй, и впрямь немного того… но для моего обычного состояния почти в пределах нормы. Все-таки приятно чувствовать себя живым, несмотря на все старания родной, полковой медицины. Между прочим, именно по вашей милости я сегодня без обеда и без ужина остался. К тому же очнулся в местном морге. Представляете, какой стресс для молодого организма? А до завтрака еще часов шесть. Так что я, товарищ военврач второго ранга, прямо-таки требую компенсации.

— Тьфу на тебя, балаболка! Ладно, исключительно от моей щедрости, — он залез в небольшую тумбочку и принялся в ней копаться. — Держи, — он протянул Виктору пару сухарей и луковицу, — чем богат. — Потом достал флягу, налил немного в кружку, разбавил водой, поболтал. — Вот так нормально будет, а то пожжешь все.

— Спасибо. — Живот у Виктора уже сводило от голода.

Водка обожгла пищевод, растекаясь по организму блаженным теплом. А вот грызть сухари оказалось больно, болела ушибленная челюсть, ныл зуб. Пришлось размачивать их водой, а лук резать на маленькие дольки. Алкоголь подействовал быстро, Виктор дожевал последний кусочек, запил водой и тут же завалился на лавку. Когда Синицын подошел глянуть, что же это случилось с его постоянным пациентом, тот крепко спал…

На следующий день Виктор проснулся поздно. Он лежал на мягкой кровати, в помещении медпункта, в огороженном плащ-палатками закутке. Состояние было неважным, знобило, горло распухло. Побитое тело отзывалось болью на каждое движение.

— Силен ты спать! — видимо, услышав шорох, в закуток заглянул Синицын. — Как себя чувствуешь? Ого, да у тебя, кажется, жар. Будем лечить. Иди пока умойся и пожуй, завтрак из столовой тебе сюда принесли, а после приступим к лечению! — Он кровожадно подмигнул и вышел на улицу.

Следующие несколько часов Виктор провел в компании доктора. Он был полностью ощупан, осмотрен, прослушан, опрошен, залит йодом и напичкан порошками. Наконец, когда эта процедура смертельно надоела обоим, Синицын вынес вердикт:

— Ну как такое может быть? Ты вчера был как мертвый, сердце не билось, пульса не было. А сегодня, если не считать многочисленных ушибов, ангины и, весьма вероятно, прогрессирующего воспаления легких, ты почему-то живой, — Синицын засмеялся. — И возможно, скорее всего, даже таковым останешься. Хе-хе, в общем, оставляю тебя в полку, полежишь тут, под моим наблюдением, а после видно будет. Эх, судьба моя незавидная — всю войну тебя от всяких болячек лечить.

Врач ушел по своим делам, а Виктор остался размышлять. «Вот так попал. Не, я, конечно, мечтал попасть в прошлое, давать советы Сталину, лично разбить всех немцев и прочая, прочая… Но, блин, почему так не вовремя? Да и вообще… на хрена… Я же ничего не знаю… Схему автомата Калашникова не помню, хотя в армии и отслужил. Знаю устройство винтовки Мосина… но это, видимо, из багажа Саблина. Атомную бомбу? Ну, там Е=мс квадрат, Эйнштейн… массачусетский проект… или брайтон-бичский? Не, не помню. Был там еще какой-то Оппенгеймер… м-да. Что еще? Сейчас декабрь, 41-й год, мы наступаем. Летом немцы нас погонят на Сталинград, потом мы их обратно, потом Курская дуга, Багратион, Ясско-Кишиневская операция, Одерская и взятие Берлина. Потом будет с японцами война, а после с американцами, в Корее. Что еще? Алмазы в Якутии и нефть в Сибири? Не смешите мои тапочки, Якутия большая, а Сибирь еще больше. Хрущев, козлина, Сталина предаст… мелковато это… Однако… багаж-то у меня скудноват… с такими знаниями не Сталина поучать, а коровам хвосты крутить. Все, что я умею и знаю полезного, это наследство нового тела — навыки летчика-истребителя».

Вообще чудеса, конечно. Вот этот самый Игорь Шишкин. Он для Саблина был всем. Они вместе с детдома, за одной партой сидели, везде вместе по жизни. А я этого рыжего обалдуя этой ночью впервые увидел. Едва десятком слов успел перекинуться… так почему он для меня стал как брат? Что память вытворяет… и этих летчиков, из эскадрильи, вчера я впервые увидал, а они для меня как друзья… Почему так? Это для Саблина они были почти семьей, а мне ведь никто… Это память Саблина мою заменяет или как? Может, наша память слилась? Вот херня… кто бы подсказал? Или вот еще… этот Саблин со мной, как близнец. Я имею в виду тело, конечно. Точно такое же, как мое там, только покрепче будет, руки в мозолях от турника. Почему я попал в его тело? Из-за схожести? Или он мой предок? Так не было у меня Саблиных в роду… исключено такое родство. Или нет?.. Думаю, что спрашивать доктора бессмысленно. Пропишет дурку как пить дать… или симуляцию впаяет…

Так что же делать? А что делать… Согласись, Чемикос, что ты тут скотинка совершенно бесполезная. Даже попади ты к Сталину и выжми тот тебя досуха… да не напьется он. Маловато знаний в черепушке. Да и что потом? А потом шлепнут, чтоб языком лишнего не болтал, делов-то. Нет человека — нет проблемы…

Значит, остается воевать… а что еще можно? Дезертировать? Ну, уж нет, трусом я никогда не был. Да и что потом? Всю жизнь прятаться, надеясь, что свершится чудо и меня перекинет обратно? А если не перекинет? Или перекинет уже сегодня… Вот хрень! А может Саблин умер, потому что я в него вселился? И я теперь должен жить за него! Или нет? Почему все это? Вот хрень… А что я еще могу? Да ничего, пожалуй. Дела печальные… Значит, придется стать Саблиным. Сталинским соколом — летчиком-истребителем. Тут, по крайней мере, все понятно, выполняй приказы. Голова не болит, напоят, накормят, а может даже когда-нибудь наградят… посмертно…

Хотя к чему пессимизм, судя по памяти, летчик я неплохой. В последнее время, конечно, больше по госпитальным койкам валялся… Но налет весьма приличный, на вчерашний день составлял 127 часов, по нынешним меркам это очень хорошо, «МиГ» неплохо освоил. Конечно, не ас вроде нашего комэска — капитана Шубина, но Игоря в учебных боях всегда бил…

Вечером зашел Игорь. Лицо у него было настолько серым от усталости, что даже веснушки пропали. Он тяжело привалился на табуретку.

— Фу-у-ух, ну и денек был. Ну как ты?

— А чего мне? Уже лучше. Лежу, лечусь, Синицын всякой дрянью пичкает, ем и сплю. Курорт! Только жрать охота все время, как тогда, в училище, помнишь?

— Ха, — Игорь вымученно улыбнулся, — такое забудешь. Ну, это я подумаю. А насчет пожрать я припас кой-чего… Синицын далеко ушел?

— Да нет, скоро будет. Он мне сегодня всю плешь проел. Видеть его не могу. Четвертый месяц вижу его рожу.

— Значит, поправляйся быстрее, — Игорь вынул из-за пазухи флягу. — Тара где? Ага! — Он налил полкружки мутноватой жидкости, достал из кармана сморщенное яблоко. — Держи! Это хорошее лекарство, куда лучше порошков. Ну, давай, за Победу!

Саблин выпил. Самогон был довольно крепок, но предельно вонюч, Виктора передернуло от вкусового отвращения.

— Как тебе местный табуреткин? До печенок пробил? — Игорь налил себе. — Ну, давай! Твое здоровье! — Он выпил вонючую гадость, запил водой и задумался… — Сегодня летал с Шубиным на прикрытие, еще Нифонтов летал. Над целью, на нас четверка «мессеров» насела. Подошли с превышением и давай лупить, а мы им ничего сделать не можем. Он сверху падает, разогнавшись, тебя обстрелял и обратно наверх ушел и так по очереди. А ты, как утка хромая, внизу крутишься. За «мессером» наверх не выпрыгнуть, скорости не хватит. Нифонт, сдуру, за одним потянул, ну и завис без скорости. Ему как врезали, хорошо хоть не зажгли. Минут десять нас били, потом лаптежники прилетели, а мы связаны. Они отбомбились, как на полигоне, развернулись и ушли. И «мессера» за ними. А мы висим. Что прикрывали, что нет. Нифонт там же на вынужденную посадку сел, в поле, механики уже поехали. Вот так вот, Витя…

Он сидел на табурете, поникший, серый от усталости. Виктору стало его жалко…

— Да ладно тебе, будем и мы немцев бить. Вот с силами соберемся и вломим. Мы эту войну выиграем, я точно знаю!

Игорь невесело усмехнулся.

— Ладно. Пойду я. А то придет Синицын, опять начнет гундеть… Поправляйся!

Он ушел. Виктор еще некоторое время лежал, размышляя, но вскоре заснул. Закончился его первый день в прошлом.

(обратно)

Глава 2

Проснулся он от голода. Было еще темно, в комнате стояла тишина, было слышно, как посапывает во сне спящий у противоположной стенки Синицын, как скребет мышь за стеной. Он пытался было снова заснуть, но сон не шел, хотелось есть, живот едва не сводило.

Виктор поднялся и, шлепая босыми ногами по холодному земляному полу, пошел, напился воды, голод немного отступил, но уже не спалось. Тогда он завернулся в одеяло и, усевшись на кровать, принялся ждать утра. Самочувствие улучшилось, и значительно. Опухоль с лица спала, ушибы почти не ощущались, только немного побаливала рука. Удивило то, что зуб перестал болеть и шататься и зажили сорванные ногти. Однако быстро организм заживает. Раньше такого не было.

Постепенно деревенька начала просыпаться. Начали кукарекать первые, самые горластые, петухи, со стороны столовой кто-то гремел пустыми ведрами, проехала машина, видимо, за летчиками. Потом заскрипела кровать в соседней комнате, это проснулась хозяйка дома — Екатерина Павловна, женщина лет шестидесяти. В этой хате она жила одна, муж умер вскоре после Гражданской, дети уехали жить в город. Так она и доживала сама свой век, в этой маленькой, затерянной в полях деревушке.

Она повозилась в своей комнате, потом вышла на улицу. Вскоре послышался скрип колодезного ворота, загремели ведра — Екатерина Павловна управлялась по хозяйству. Хоть оно у нее и небольшое — две козы и пара десятков кур, а ухода требует каждодневного.

Наконец проснулся Синицын, он долго потягивался, зевал, наконец окончательно проснувшись, ушел в прихожую, умываться. Вернулась Екатерина Павловна, звякала в своей комнате чугунками, возилась, потом неожиданно принесла Виктору большую кружку козьего молока.

— На вот, касатик, выпей.

Молоко оказалось теплое, с запахом, однако он выпил с большим удовольствием, после долго благодарил хозяйку…

Потом Синицын провел очередной, утренний медосмотр. Удивленно почесал голову, но комментировать ничего не стал, сказав только Виктору, чтобы тот ходил в столовую самостоятельно. Однако, когда достали его летный комбинезон, от этой мысли пришлось отказаться. Комбинезон был рваный, кожа костюма измазана грязью и кровью, в меховой ворот набился всякий мусор.

— Да, Саблин, в таком виде тебя на люди пускать нельзя. Хотя очень хочется. Елки-палки, одна морока мне с тобой, ты своим появлением превращаешь полковой медпункт в богадельню. Ладно… смотри, я после обеда поеду в дивизию, за лекарствами, чтоб успел постираться. Я сейчас в столовую, скажу, чтобы тебе поесть принесли и шинель.

Однако врач проявил чудеса щедрости и лично принес два котелка с завтраком, буркнув:

— Держи, хворый, помни своего благодетеля.

На завтрак оказались осклизлые макароны на постном масле. Гадость, конечно, но Виктор сжевал с большим удовольствием, как и едва темный чай с черным, почерствевшим хлебом.

После завтрака Синицын приказал ему спрятаться в закутке и не мешать, начинался прием больных. Таковых было довольно много. Сперва пришел знакомый электромеханик из первой эскадрильи. Он накануне проткнул руку отверткой, рана загноилась, и рука распухла. Виктор стал свидетелем небольшой операции, он удивился, как ловко и быстро врач почистил, обработал и забинтовал рану. Прошло едва ли десяток минут, как он уже принимал следующего пациента — мастера по приборам из второй эскадрильи. Тот был ранен пять дней назад при бомбежке аэродрома и теперь ходил на ежедневные перевязки. Еще было четверо, но они были с простудными заболеваниями, этих он напичкал порошками и быстро отпустил.

Потом Виктор поставил на печку чайник, выпросил у Екатерины Павловны большую деревянную бадью и приступил к стирке. Комбинезон, намокнув, превратился в нечто малоподъемное и мылся очень неохотно. Однако спустя час мучений даже кровь перестала выделяться на коже костюма. Повесив одежду сушиться, Виктор походил по комнате. Энергия переполняла его тело, хотелось чего-нибудь этакое совершить. Он прибрался и вымыл полы в их комнате, починил сломанную лавку в комнате хозяйки, набрал воды и, не найдя никакого вектора для приложения усилий, принялся отжиматься от пола. За этим занятием его и застал вернувшийся Синицын.

— Охренеть! Саблин! Немедленно прекрати! Ты что творишь, елки-палки? Последние мозги отбил?

— Не знаю, товарищ военврач. Как будто нашло что-то, прям невтерпеж стало. — Виктору стало стыдно, переполнявшая энергия кончилась, руки подрагивали от напряжения, в голове зашумело.

— Вот дурной физкультурник! Ты понимаешь вообще что творишь? Ты загнуться можешь, идиотина! К черту! Завтра же тебя выписываю! Дубина!

Напевая песни, которые здесь услышат еще не скоро, Виктор шел на аэродром. Шлось легко, легкий морозец не мешал. Дорога была хорошо укатана, солнце ярко светило, снег искрился, так отчего бы не спеть. Доктор выписал его сегодня утром. После вчерашнего он был сильно зол на Виктора, поэтому, быстренько осмотрев его утром, выдал:

— Хватит морочить мне голову. Ты здоров, как бык! На тебе землю можно пахать. Так что иди, летай. Чтоб я тебя больше здесь не видел.

И Виктор ушел, а что еще оставалось делать. Комбинезон, аккуратно зашитый Екатериной Павловной накануне, давно просох, так что ничего его не задерживало. Весь летный состав полка и все начальство были на аэродроме, так что он, немного побродив по деревне и отобедав в столовой, зашел в летное общежитие, где жили летчики их эскадрильи. В прихожей за столом, ткнув голову в ушанку, спал дневальный, тот самый солдат, который открывал ему дверь несколько ночей назад. Услышав скрип двери, дневальный испуганно вскинулся, но, увидев Виктора, успокоился. На щеке у него краснел отпечаток шапки. Виктор молча миновал солдата и зашел в комнату летчиков. В этой тесной комнате помещался весь оставшийся состав их эскадрильи. Жили тесно. Двухъярусные нары в количестве трех штук занимали большую часть помещения, оставляя место для стола, лавки, пары тумбочек и узких проходов между ними. Его место, на верхней полке у дальней от окна стены, белело стругаными досками, скатанный соломенный матрас с тощей подушкой лежали в изголовье. Надо бы сходить к старшине и получить постельное белье, но Виктору было лень. Он открыл тумбочку и принялся изучать разложенные на полке свои вещи. Все осталось в сохранности и в том самом виде, что и пять дней назад. Записная книжка, пара карандашей и школьная тетрадь для писем. Тетрадь заметно похудела, хотя Виктор за все время не написал ни одного письма, видимо, постарался Шишкин, тот писал много. Основное место среди его вещей занимал главный предмет его гордости — темно-синие командирские бриджи. Он купил их по случаю, еще до войны, учась в летной школе и отдав за них последние деньги. С тех пор прошел почти год. Такие бриджи сняли с вещевого довольствия и летчикам не выдавали. Хотя многие старшие летчики еще донашивали старое обмундирование, сержант в таких бриджах смотрелся бы по меньшей мере вызывающе. Но Виктор все равно их хранил, надеясь когда-нибудь пощеголять. Сунув в тумбочку завернутое в полотенце мыльно-рыльное, он собрался было идти, но тут взгляд его упал на лежащую на койке Петрова гитару. Гитара эта осталась в наследство от штурмана полка — Королькова. Тот неплохо играл и часто пел под нее вечерами, развлекая летчиков. После его гибели гитару взял себе Петров, пытаясь научиться, впрочем, без особого успеха. Виктора осенила идея — вот он верный способ прославиться. Достаточно вспомнить побольше песен будущего, того же, к примеру, Высоцкого, подобрать аккорды, и дело сделано. В той жизни, что осталась в будущем, он немного умел бренчать на таком инструменте, так что особых проблем быть не должно.

Гитара оказалась семиструнной, но Виктора это не смутило. Однако дальше началось сплошное разочарование. Он не мог взять даже простейший ля-минор, не говоря уже о баре, пальцы не слушались совершенно. Он перебирал пальцами и так и сяк, но ничего не выходило. «Моторика у тела другая, — озарение пришло не сразу, — Саблин-то гитару в руках не держал никогда, а я в его теле». Решив, что моторика дело поправимое и со временем появится сама, он продолжил терзать гитару, решив ее для начала настроить. Но и тут его ждало разочарование. Звуки казались совершенно одинаковыми, струны вроде как звучали в унисон, но выдавали какую-то какофонию. Он сидел почти час, извлекая из инструмента хриплый дребезжащий трезвон, и в итоге плюнул. Если разучить аккорды и научиться ловко перебирать пальцами еще было возможно, то чем заменить отсутствие музыкального слуха? Расстроенный, он бросил гитару обратно на койку, та обиженно загудела. Вариант прославиться, распевая чужие песни, накрылся медным тазом. Еще можно было попробовать стать поэтом. Навспоминать кучу стихов и песен из будущего и выдавать их за свои. Однако такая слава Виктора как-то не прельщала. Посидев еще немного и обдумав свое положение, он решительно направился на аэродром. Благо идти было недалеко.

Аэродром был небольшой. Весь в снегу, он представлял собой укатанную полосу на краю бывшего колхозного поля, с двумя самолетными стоянками и наспех сооруженными капонирами. Каждая эскадрилья базировалась на своей, поэтому стоянки так и назывались: первая и вторая. Сейчас аэродром был пуст, все самолеты были на задании, и эта притрушенная серым снегом пустота действовала на Виктора угнетающе.

У входа в КП он неожиданно встретился с командиром полка, полковником Мартыновым. Командира в полку не любили. Этот некогда храбрый летчик, герой войны в Испании, сбивший там шестерых фашистов и заслуживший орден Красного Знамени, сейчас потихоньку спивался. В дела полка он вникал слабо, поверхностно, переложив почти всю работу на комиссара и командиров эскадрилий. Периодически его дрючили из дивизии, он на некоторое время бросал пить и имитировал деятельность. Как правило, это ни к чему хорошему не приводило и, к счастью для полка, длилось недолго. Летал он очень мало, видимо, полагая, что он свое уже отвоевал, пусть теперь воюют другие, «МиГа» же откровенно побаивался, предпочитая изредка совершать вылеты на «утенке» — «УТ-1».

— Здравия желаю, товарищ полковник! Сержант Саблин, прибыл после лечения, готов к полетам!

— А! Саблин! Быстро ты… быстро… Здоров, значит. А что доктор говорит?

— Так точно, здоров. Доктор говорит, что пахать можно!

— Это хорошо… хорошо. Ну, иди в эскадрилью… Хотя… Отставить! Погоди-ка… погоди. — Мартынов задумался. — Там, на стоянке, стоит «восемнадцатый» «МиГ», видишь? Вот давай, бери его… сделай пару кругов над аэродромом и садись. Потом взлетай снова и пилотаж, пилотаж выполни. Десять минут тебе на пилотаж, не больше. Замысел ясен? Ну, давай… выполняй…

До стоянки Виктор шел как на Голгофу, едва переставляя ноги. К чему торопиться на собственные похороны? При мысли, что ему сейчас придется лететь, бросало то в жар, то в холод. Он понимал, что вроде бы летал и раньше, что тело должно помнить навыки, и в принципе он знает, как лететь… Но все равно было не по себе, страшновато… «Блин, черт меня сегодня на аэродром понес. Отлетал бы завтра, с кем-нибудь на спарке, а потом можно и на „МиГе“ пробовать», — думал он.

Стоянка была почти пустая. Возле капонира стоял одинокий «МиГ» с большой желтой цифрой «18» на киле, да в соседнем капонире стоял другой, разобранный. К его немалому удивлению, техник Семен Павлович, здоровенный, усатый мужик, лет тридцати пяти, попытался его прогнать.

— Да ты чего, Палыч?

— Вали давай, — напирал Палыч, — нечего тебе тут делать. Без приказа Шубина я тебя к самолету не пущу. Опять разобьешь. Давай, шагай отсюда! — Работающие поблизости техники, услышав перепалку, побросали работу и заинтересованно прислушались.

— Палыч, ты в натуре оборзел? — вскипел Виктор. — Мне только что комполка приказал лететь, и я полечу.

Палыч отступил. Бросил под ноги грязную тряпку и, тихо ругаясь, ушел со стоянки. Ну, вот сейчас свершится…

Виктор не торопился. Зная, что в авиации мелочей не бывает, тщательно провел внешний осмотр самолета, проверив все, что можно. Судя по внешнему виду, самолет уже бывал в переделках, на фюзеляже виднелись две некрашеные латки, еще одна украшала левое крыло. Он был выкрашен в белый цвет, однако побелка где облетела, где стерлась, и выступающая родная зеленая краска придавала истребителю неповторимый вид.

Самолет был заправлен и внешне готов к взлету, даже парашют лежал на сиденье. «Перед смертью не надышишься, — обреченно подумал он, — придется лететь!»

Палыч ушел, никто из техников помогать ему не захотел, так что ему пришлось самому убирать колодки и возиться с парашютом.

«Ну вот… уже скоро. Так… кабина чистая, ничего лишнего, сиденье как будто под меня подогнано. Ручка ходит легко, педали тоже… триммер на нейтрали». — Виктор проверил, все было нормально, машина была готова к взлету, даже мотор еще не успел остыть после прогревания.

Появился Палыч и с независимым видом подтащил баллон с воздухом, подключил его к системе…

Мотор зарычал, разметая всей своей тысячетрехсотсильной мощью снег вокруг, машина задрожала, и Виктор, следуя указаниям техника, медленно порулил на старт. Рассыпая искры, с КП взлетела зеленая ракета, давая «добро» на старт. Дальше оттягивать с полетом было уже нельзя.

Он плавно подал сектор газа полностью вперед. Мотор взревел, задрожав от переполняющей его мощи. «Так… хорошо… а теперь отпустить гашетку тормозов…» Истребитель плавно тронулся. Виктор больше не боялся. Страх был загнан куда-то глубоко, только сердце бешено колотилось, и липкий пот растекался по телу. Разбег, скорость начала расти, и тут машину начало вести вправо, Виктор дал левую педаль, но это не помогало. Тогда он несколько раз нажал на тормоза, и самолет, словно нехотя, выровнял направление движения. Оторвалось от земли заднее колесо. Машина все сильнее ускорялась вперед… Наконец он плавно потянул рукоятку на себя, и самолет легко оторвался от земли и начал неспешно набирать высоту. Он летел!

Виктор переключил кран уборки шасси и приветливые зеленые лампочки погасли — загорелись красные. Значит, все нормально, шасси убрались. Он прибрал тягу, однако скорость все возрастала, а земля удалялась все быстрей. «Ну вот, набрал сто метров, пора делать разворот влево». Машина плавно повернула, повинуясь скупому движению ручки. Во время полета он, как учили еще в аэроклубе, постоянно осматривался, двигая взгляд по определенному маршруту: капот, скорость, альтиметр, курс, приборы контроля двигателя, снова капот… Периодически вспоминая о том, что он все-таки летчик-истребитель, Виктор начинал осматривать небо вокруг.

«Ну вот, уже второй круг завершается. Быстро время летит, однако…» Последний разворот, самолет с небольшим снижением устремился к полосе, та немного уходила вправо. «Ага, тут еще снос есть. — Он слегка подвернул машину. — Теперь нормально, и курс и глиссада… Так… выпускаем закрылки». Самолет немного вспучило, скорость начала падать. «Вот черт, немного недотягиваю…» Виктор послал сектор газа немного вперед. Посадочное «Т» быстро приближалось. Он выровнял машину по горизонту, убрал появившийся крен, и через несколько секунд самолет плавно приземлился на три точки, покатился по аэродрому, подпрыгивая на неровностях и быстро теряя скорость… «Есть посадка! Ну, слава богу!»

Второй раз он взлетал куда спокойнее, мандраж почти прошел, иногда только потряхивало… плавно набрал две тысячи метров и принялся выполнять пилотаж. Выходило не очень… Виражи получались плохо, шарик все норовил ускользнуть из центра, самолет скакал по высоте, сказывался долгий перерыв в полетах, ну и, само собой, «вселение». Петли получались куда лучше. От перегрузок, при резких маневрах, немного темнело в глазах, голова вдавливалась в плечи и казалось, что внутренности вот-вот опустятся к сиденью… Время вышло, Виктор уже собирался идти на аэродром, как вдруг, осматривая заднюю полусферу, увидел чужой самолет. Истребитель заходил на него на большой скорости, со стороны солнца, дистанция была метров двести и быстро сокращалась. «Сейчас меня срубят», — от страха перехватывало дыхание… однако Саблин не растерялся, он полностью прибрал газ, резко рванул ручку на себя и дал правую ногу. Машина задрожала и тут же сорвалась в штопор. Вовремя! Хищная тень мелькнула где-то выше и пропала, Виктор выровнял свой «МиГ» и начал разгоняться в сторону аэродрома, ища глазами противника. А вот и они. Врагов оказалось трое, они летели параллельным курсом справа выше, видимо, потеряв из виду его самолет. Однако в облике этих самолетов было что-то знакомое. «Да это же „МиГи“! Е-мое, чуть свои не сбили. Или это такие шутки идиотские? — Он начал строить заход на посадку, истребители пошли следом. — Точно, свои! Вот гады». Он сел, зарулил на стоянку, выключил мотор. Вылезая из кабины, увидел, как заходили на посадку «МиГи». Судя по бортовым номерам самолетов, садились Шубин, Шишкин и Нифонтов. «Ба, да это не только наши, а можно сказать, почти родня…»

К его удивлению, Мартынов был тут, на стоянке, распекал кого-то из техников, Виктор тут же направился к нему.

— Тащ полковник, задание выполнено, разрешите получить замечания!

— А, Саблин! Вернулся уже? Ну что же, неплохо. Хотя вираж у тебя слабоват… слабоват. Ну да ничего, наверстаешь. Включим тебя в боевое расписание. Так… эту машину за тобой закрепим, я Шубину скажу. Ну, иди… иди, изучай район действий, готовься…

Мартынов ушел на КП, а Виктор остался дожидаться посадки своего непосредственного командира.

Капитана Шубина можно было коротко охарактеризовать тремя словами: хам, пьяница и Летчик. Именно, Летчик с большой буквы. Лет тридцати, среднего роста, худощавый, с острыми чертами лица. Его голову украшала уже изрядных размеров проплешина, как помнил Виктор, эта проплешина появилась уже на фронте — за четыре месяца капитан сильно облысел. Выпить он был не дурак, употребляя при любом удобном или неудобном случае. Командование полка его тихо ненавидело, но он был один из лучших и опытнейших летчиков в дивизии, и ему все сходило с рук.

Шубин с ведомыми уже выбрались из кабин и проводили разбор вылета. Он издалека заприметил Саблина и с ходу выдал следующее:

— О! Вредитель пожаловал! Саблин, ты сейчас летал?

Виктор, который собирался доложить о прибытии, на секунду завис, чем Шубин сразу воспользовался:

— Какого хрена? Кто тебе разрешал лететь?

— Вылетел согласно устному приказу полковника Мартынова, выполнить два вылета на истребителе, полет по кругу и пилотаж.

— По приказу значит… Вот гусь-то… — ни к кому не обращаясь, протянул капитан. — А почему… тута, в штопор попал?

— Ну так, тащ капитан, это… пилотаж выполнил, собирался уже на аэродром лететь, тут вижу, на меня кто-то сзади заходит, вот-вот стрелять начнет, вот и пришлось штопором из-под атаки уходить.

— Саблин, то, что ты из-под атаки так ловко ушел — это ты молодец, а вот то, что меня так поздно увидел, говорит, что говно ты, а не истребитель! Ты должен врага первым увидеть, построить маневр для внезапной атаки и сбить его. Сегодня ты меня увидел в последний момент, завтра «мессера» можешь и не увидеть. Запомните тута этот пример, — резюмировал Шубин, — в любом, даже учебном вылете нужно осматриваться, нужно видеть все, как в бою… Ладно… Я так понимаю, что тебя Мартынов в расписание уже включил? Хорошо. Я, тута, на КП, пока отдыхайте… А, кстати, Саблин, тот «утенок», что ты разбил. Там оказался заводской брак в моторе, так что ты тута невиновный. Радуйся…

В ожидании вылета летчики полка проводили время не на КП, как водится, а на стоянках, в маленьких эскадрильных землянках. Дневальных там не водилось, за порядком и поддержанием тепла следили сами летчики. Топили маленькую буржуйку чем придется, обычно для этой цели использовали стебли подсолнуха с близлежащего колхозного поля. Колхозники успели убрать урожай, но подошедший фронт прервал оставшиеся полевые работы, и сейчас оно темнело частоколом серых, изломанных стеблей. Вот и сейчас Виктор с Игорем бродили по полю, вырывая толстые промерзшие стволы и подбирая уцелевшие шляпки. После из них выбивали семечки и жарили на буржуйке.

— Слушай, — спросил он Игоря, — а чего комэск злой такой? Ну, вылетел я, это же хорошо, ему мороки меньше.

— Да тут дело не в тебе. Это Валерка Нифонт сегодня рассказывал. Так вот, у нас в полку четырнадцать исправных самолетов получается. И летного состава без тебя тоже четырнадцать было, у нас — пять, в первой — семь, ну, и комиссар с командиром. А в боевом расписании всего двенадцать летчиков. Мартынов-то не летает, Изаксон, после того как Королькова сбили, тоже перестал… А задачи полку выполнять надо, ставят-то как будто у нас полный комплект… Вчера комдив прилетал… вздрючил Мартынова, что летчиков мало. А этот тебя увидел и обрадовался — сразу в расписание включил. Тебе бы, по-хорошему, надо еще потренироваться… А вот то, что не твоя вина за этот чертов «утенок» — это хорошо, я слышал, в соседнем полку летчик «ишака» разбил. Зазевался на взлете. Так ему семь лет дали, правда, с отбытием на фронте, — тут Игорь невесело засмеялся…

К аэродрому подошло еще одно звено «МиГов».

— О! Наши возвращаются, давай быстрее…

Эскадрилья была в сборе, даже Шубин вернулся с КП. Летчики набились в крошечную землянку и, растопив с помощью бензина буржуйку, чинно расселись по местам. Коптилка на столе светилась тусклым желтым язычком. Все молчали. Нифонт успел задремать, уронив голову на скрещенные руки. Шубин закурил, задумчиво рассматривая потолок. Полумрак в землянке вызывал тоску, располагая к неспешным раздумьям.

«Вот я и стал летчиком, — думал Виктор. — Как-то быстро, неожиданно. Включили в расписание, и все — скорее всего, завтра я уже полечу в бой». — От этой мысли стало как-то неуютно, снова захотелось обратно, в будущее, где его не будут целенаправленно и изощренно убивать. Однако от действительности не убежать, как бы ему ни хотелось домой, в сытый XXI век, но вокруг оставались все та же тесная землянка и усталые летчики.

Причем, как он понял, домой хотелось вернуться не столько от войны, сколько от окружающей действительности. Война пугала возможной смертью, но одновременно манила неким любопытством — а как оно там? А смогу ли я? Память Саблина ответ дать не могла, для него война тесно связалась с больничной койкой, а вот Виктору почему-то хотелось это узнать. Как и для многих людей, что родились во времена Советского Союза, гитлеровская Германия на подсознательном уровне воспринималась им как враг. Не нужно было ломать себе голову, искать причину, раз есть фашисты — значит нужно с ними воевать. К тому же воевать не в серой пехоте, а в элите войск — истребительной авиации.

А вот действительность удручала. И не тем, что один из командиров давно забил на все, кроме стакана и собственной задницы, а второй хам и смотрит на тебя как на пустое место. Это было нормально, такого добра и в будущем хватает. Удручала окружающая нищета. Он знал, что раньше жили не очень хорошо, но не представлял насколько. Все эти земляные полы в саманных, крытых камышом хатках, бедно одетые, полуголодные люди. Оставаться среди всего этого не хотелось. Но и выбора не было.

«А с другой стороны, — подумал он, — ведь кое-что я знаю. Как там Покрышкин воевал? Парами летали, с радио и что-то было — то ли про колокол, то ли шкаф. Нет, колокол это фигура такая, пилотажная. Шкаф… блин, а ведь читал я про Покрышкина. Помню, в нарядах на КПП ночью делать нечего было, вот читал всякую ерунду из библиотеки. Попадались мемуары всякие… Вспомнил! Точно, вспомнил, только не шкаф, а этажерка. Когда самолеты на разной высоте идут и как-то там так выходит, что немцы этого боятся и чуть ли не сами падают». Память Саблина по этому поводу ничего вразумительного подсказать не могла. Как Виктор уже разобрался, прежний владелец практически ничего не читал, да и вообще мало интересовался всякой там тактикой и прочей ерундой. Его гораздо больше интересовала собственно красота полета и женщины. Однако последние интересовали больше теоретически, поскольку и в училище, и на фронте их было мало, а их, в свою очередь, совершенно не интересовал высокий, угрюмый и застенчивый сержант.

Вечерело. Тусклое зимнее солнце все сильнее склонялось к горизонту. Все расслабились — сегодня вылетов уже не будет. Послышались шутки, под темным потолком поплыли сизые клубы табачного дыма. На улице раздался надтреснутый звук автомобильного клаксона. На сегодня все. Эскадрилья веселой гурьбой вывалилась на улицу, забрались в кузов полуторки и стали дожидаться пилотов из первой, чтобы вместе ехать домой.

В столовой были обед и ужин сразу. Днем обедать ни у кого (кроме Виктора) не было времени. Стоял шум и гам. Пилоты первой эскадрильи сегодня провели три воздушных боя и сбили «мессера». Они жестикулировали, рассказывали эпизоды проведенных боев, чувствовали себя именинниками. Героем дня оказался старший лейтенант Сергей Лисичный — командир звена из первой эскадрильи. Эта его точная очередь положила конец карьере гитлеровского аса. Сейчас он сидел, глупо улыбаясь, принимая поздравления от наших летчиков, пьяный от радости. Это был его первый сбитый.

Подали водку в запотевшем графинчике, затем начали приносить первое. По столовой поплыл запах наваристого борща. Неужели продовольственная служба расстаралась? Летчики довольно водили носами, принюхиваясь.

Шубин разливал водку, это была уже полковая традиция, едва ли не священнодействие. Каждому летчику наливалась порция в соответствии с его дневными заслугами. Виктору сегодня недосталось, он боевых вылетов не совершал, зато себе капитан налил заметно больше. Ну да это ничего, Виктор с большим удовольствием налег на борщ, странно, в обед его кормили супом, ну да ладно…

После ужина все высыпали на улицу. Было уже темно, шли едва ли не на ощупь. Вот и их хата, здесь жил состав эскадрильи, и здесь теперь будет его дом. Впрочем, скорее не дом, а кровать. Он забрался на нары и, переполненный впечатлениями, моментально провалился в сон.

(обратно)

Глава 3

— Подъем! — Глухой голос из-за двери вырвал их из объятий Морфея. Летчики проснулись и принялись не спеша подниматься. Зашел дневальный, маленький, щуплый солдат в длинной не по размеру шинели, напустив мороза в и без того остывшую комнату. Он внес небольшую коптилку, сделанную из гильзы от БС. Неровное пламя, подсвечивая его лицо снизу, придавало ему какой-то демонический вид. — Подъем, товарищи командиры. Машина уже ожидает. — Все быстро оделись и выскочили на улицу. На дворе была зимняя ночь, в просветах плотных облаков светили тусклые звезды. Возможно, погодка днем будет не очень… Раздолбанная жизнью и дорогами полуторка уже ожидала. Виктор запрыгнул в кузов и попытался забиться в середину, где теплее, однако не преуспел. Когда машина тронулась, его ловко оттерли под борт, на ветер.

Минут через десять машина лихо затормозила у КП полка. Комэски убыли получать указания, остальных летчиков прогнали в землянки эскадрилий. Наломав хворосту и растопив печку, пилоты уселись вокруг нее, закурили. Как обычно, началась «травля» баек и анекдотов.

Идиллию прервал вскоре завалившийся в землянку комэск. Разговоры моментально стихли, народ замер в ожидании. Шубин не спешил. Он уселся на «свое» место, щелкнув трофейной зажигалкой, закурил и принялся задумчиво рассматривать летчиков. Сделав несколько затяжек и, видимо, что-то для себя решив, начал излагать:

— Значит, тута так. Звонили из дивизии, чайки из восемнадцатого будут по гаубичным позициям работать, под Самбеком. А мы, силами эскадрильи, должны прикрыть и оказать содействие в штурмовке. Значит, так, Саблин, хватит тебе отлеживаться и харч казенный переводить. Тута сегодня со мной летишь, ты и Шишкин…

— Так точно! — Виктор вздрогнул, услышав свой голос со стороны. Игорь, моментально ставший серьезным, просто кивнул.

— Берем по две полсотки, — продолжал Шубин. — Я распорядился, оружейники уже подвешивают. Вылетаем через двадцать минут. Саблин, ты слева, Игорь, тута само собой справа, ну тебе-то не впервой…

— Значит, тута, смотри, — Шубин обратился уже к Виктору, — держись метрах в ста, делай все, как я. Оторвешься — прибью. Хотя… чего там, тебя тогда немцы сами схарчат. Понял, тута?

Виктор кивнул.

— Ну, раз понял, идите, тута готовиться.

Только в кабине «МиГа» Виктор осознал, что уже сейчас он летит воевать. Буквально через несколько минут. И его там могут убить. От волнения перехватило дыхание, сердце стучало так, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Моментально пробила испарина. Чтобы хоть как-то успокоиться, Виктор попытался вспомнить по карте маршрут. Получалось плохо.

Потом он долго, вслед за вторым ведомым, выруливал на полосу. Холодный воздух от работающих винтов быстро остудил пот, голова прояснилась, но все равно успокоился Виктор только после взлета. В небе переживать стало некогда. Три «МиГа», рассекая морозный воздух, устремились к низким зимним облакам.

Виктор знал, что самолеты «И-153» — «чайки» уж очень тихоходны. Знал, что звену «МиГов» придется ходить змейкой, чтобы те не отстали. Впрочем, «чаек» он видел всего пару секунд. Быть ведомым в их, трехсамолетном, звене было еще то веселье. Казалось, что головы у Шубина и у Игоря словно на шарнирах. Они постоянно ими вертели, оборачивались во все стороны. При этом самолет ведущего постоянно нырял то вверх, то вниз, рыскал по курсу — старался осматривать все небо вокруг. Ведомые повторяли все его маневры. Но это давалось Виктору с большим трудом.

Мотор его «МиГа» то ревел на максимальных оборотах, вгоняя машину в легкую дрожь при поворотах вправо, то затихал на минимальных, когда ведущий поворачивал в его сторону. Постепенно Виктор немного освоился с групповым полетом и даже, расхрабрившись, решил осмотреться и поискать подопечных. «Чайки» отыскались быстро, они шли внизу слева, выделяясь на общем фоне своим грязно-белым камуфляжем. Под ними проплывала небольшая, засыпанная снегом, деревенька. Он присмотрелся. Сверху были хорошо видны крытые камышом крыши, редкие дымы труб, накатанная дорога и тропинки. Идиллию портили несколько разбитых пепелищ и свежие оспины воронок. Бомбили деревню недавно, снег еще не успел спрятать следы войны. Что за деревня? Кто в ней, наши или немцы? Характерных ориентиров вроде не видно. Внизу только снег, балки и редкие линии посадок. Он полез за картой и машинально глянул вправо. А там, всего в двух десятках метров, на него неумолимо накатывал самолет ведущего. Шубин грозил ему кулаком, широко открывая рот в беззвучных матюгах. Прозевал поворот. Виктор, уходя от столкновения, резко рванул ручку на себя. Сердце словно взбесилось, и, несмотря на холод в кабине, его бросило в пот.

Он кое-как снова занял свое место в строю. Смотреть по сторонам уже категорически не хотелось. Ведущий с перекошенным от злости лицом продолжал свою беззвучную критику. «Влетит от него, как вернусь. Главное, вернуться, — грустно подумал Виктор. — А там пусть». Метрах в ста справа скалился в ухмылке Шишкин. Ну да, он, наверное, тоже так поначалу попадал.

Дальше полет шел ровно, «МиГи» летели под зимними темными облаками, старательно оберегая «чаек». Впрочем, оберегали их Шубин с Игорем. Виктор по сторонам больше не смотрел, сосредоточив все внимание на самолете ведущего. Он не видел, как пятерка «чаек» провалилась ниже влево, строя заход на склон балки. Внизу, среди чахлых кустов, в ломаных зигзагах траншей притаились немцы. «Чайки» вышли из пикирования, и балку заволокло дымом и снежной пылью. Хорошо накрыли, сегодня у немецких артиллеристов день явно не сложился. Из близлежащей посадки в сторону «чаек» потянулись тонкие росчерки трассеров — проснулось вражеское ПВО.

Шубин не повел звено вслед за «чайками», выжидая в стороне. И теперь немедленно пошел в атаку на позиции немецких зенитчиков, сбросив на них бомбы.

Виктор даже не понял, что происходит. Он увидел, что Шубин начал мелко покачивать крыльями — сигнал «Внимание», а затем, с доворота, ушел в пикирование. Виктор тотчас пошел за ним. Внизу вырастала чахлая посадка, рядом темнели какие-то ямки. Внезапно от крыльев ведущего отделились темные капли и стремительно понеслись вниз. Бомбы! Виктор тотчас нажал кнопку бомбосбрасывателя. Самолет слегка «привспух», освободившись от доброго центнера железа и взрывчатки. Выход, новый разворот, и снова пикирование. Теперь ведущий расстреливал что-то на земле из пулеметов. Виктор тоже нажал на гашетки и сразу бросил, увидев, что комэска уже выходит из атаки. Он успел только увидеть, что его трассы ушли куда-то в сторону лесополосы.

Снова начались развороты, змейки и восьмерки над пятеркой штурмовиков. Виктор больше не озирался, сосредоточив все внимание на самолете ведущего, стараясь не упустить ни одного маневра. Получалось плохо, частенько его самолет то проваливался на десяток-другой метров вниз, то поднимался вверх, над звеном. Шубин также периодически грозил ему кулаком, обещая всяческие кары. Но то ли помогли капитановы угрозы, то ли по еще какой причине, но к концу полета Виктор уже несколько освоился и уже более уверенно держал строй.

Вот и родной аэродром. Самолет тряхнуло при посадке, и он, подпрыгивая на неровностях и гася скорость, покатился. Неподалеку от стоянки Виктор притормозил, и на крыло, весьма ловко для своей комплекции, запрыгнул Семен Павлович. Дальше он ехал медленно, подчиняясь командам с крыла. Вот и капонир. Торможение, выключить мотор, и все. Он вернулся. Живой и здоровый. Война показалась ему какой-то странной…

Виктор вылез из кабины, бросил парашют на крыло и пошел вокруг самолета, разминая ноги по мокрому, непротоптанному снегу. Пока он летал, немного потеплело.

— Как слетали-то? Много фашистов убил? — спросил Палыч. Он уже залез под крыло и что-то рассматривал.

— Да нормально. Машина-зверь! Все работало хорошо, замечаний к технике нет.

— Хорошо… а дырка в крыле откуда?

— Где? — Действительно, в левом крыле, ближе к законцовке, была небольшая сквозная дырочка. — Блин. — Виктор расстроился. — Такая маленькая. А я даже не почувствовал ничего. Да и вроде как не стреляли по мне…

— Ладно, это я сейчас залатаю. Тут работы минут на десять. А ты там аккуратней. — Семен Павлович пригладил прокуренные усы. — Не привози больше. А то такая маленькая, а таких дел наделать может. На этой машине раньше Саша летал, Литвинов. Так вот ему, тоже при штурмовке, в ногу пуля попала. Ага… аккурат в пятку вошла. Дырочка в кабине была точно такая же, маленькая. Ну, он сел, только вот врачи в госпитале ему ступню-то и отрезали.

— Вот спасибо, Семен Павлович, умеете вы настроение поднять.

— Саблин! — У соседнего капонира, дымя самокрутками, уже стояли Шубин с Шишкиным. — Дуй сюда.

— Товарищ капитан, задание выполнено. Разрешите получить замечания?

— Ты чего, летун? Ты чего творишь тута? — Негромко, чтобы не слышали обступившие его семерку механики, начал он. — У тебя ручка управления, а не хер, так чего ты ее дрочишь… Ты чего прыгал вверх вниз, как заяц в цирке? Чему тебя учили?

— Виноват, товарищ капитан. Волновался.

— Волновался тута он! Смотри мне, Саблин! Ты же, мля, не крестьянин из пополнения, раньше неплохо летал. Еще раз такое повторится — дам рапорт, чтоб тута в пехоту тебя на хер списали.

Виктор похолодел:

— Товарищ капитан, не надо в пехоту. Я после того случая еще в себя толком не пришел, но я быстро освоюсь. Мне бы только потренироваться еще немного…

— Товарищ капитан, — подключился Игорь, — как же можно Саблина в пехоту? Вы видели, как он отбомбился? Он бомбы аккурат зенитчикам на головы положил. Вы, когда в атаку шли, резкий доворот дали, ну я и отстал немного, видел все хорошо. Ваши бомбы не долетели, а вот саблинские уже среди позиций взрывались. Так они стразу заткнулись, я уже, как на полигоне, кидал.

— Ну, смотри тута! — Комэск, видимо, немного успокоился. — Я тебя, Саблин, предупредил… Смотри… По тренировке я с командиром переговорю, сам знаешь, как сейчас с бензином. Ладно! Я в штаб! Игорь, я вроде зажигалку забыл в землянке. Принеси, пожалуйста.

Игорь подмигнул Виктору и пошел к землянкам эскадрильи.

— А ты давай, помогай механику дыры заделывать. Чтоб тута не привозил больше. Исполняй…

Палыч Виктора помогать не пустил. Он уже поставил свежую латку и теперь полез осматривать мотор. Оружейники снимали пулеметы для чистки. В кабине возился специалист по приборам. Подъехал заправщик, обдав всех сизыми клубами выхлопа. Стоянка эскадрильи напоминала разворошенный муравейник, все были при деле, чем-то занимались, куда-то спешили. Виктору не нашлось никакого дела. Он отошел в сторону и обессиленно уселся на груду пустых воздушных баллонов. Вылет дался ему тяжело, а нагоняй от капитана еще добавил. Сил не осталось совершенно. Сейчас бы поспать, но идти в темную и прокуренную землянку не хотелось.

«В пехоту мне нельзя, — размышлял он, — там убьют, как пить дать убьют. Домой бы вернуться, но как? Надо до конца войны дожить, только сложно это. В авиации образца сорок первого года жизнь не сахар». Насколько Виктор помнил, из летного состава, начавшего воевать с начала войны, к концу остались в живых единицы. Но в пехоте шансов уж точно не будет. Значит, лучше летать, ведь он летчик, и летать это все, что он хоть как-то умеет. Это лучше, чем бежать на пулеметы.

«Только нужно сейчас полетать побольше. Тело-то все помнит, это я головой туплю. А чтобы выжить, нужно летать хорошо. И знать, что делать и как. Блин, в голове каша какая-то. Хрен его знает, что делать, летел, как кутенок. А вот комэска глазастый, как он про пробоину узнал? С таким, наверно, не пропадешь… Это у него уже пять сбитых. Хороший летчик, сильный. Возможно, он станет известным Героем Советского Союза. Шубин. Что-то не помню такого. Вот Покрышкина помню, Кожедуба тоже, еще про Федорова что-то по телевизору говорили. Кое-что видел на форумах, приятели обсуждали. Ладно, сейчас это неважно, лучше пойду, послушаю, чего там ребята заливают…»

Вылет комполка разрешил. Видимо, благодаря красноречию Шубина нашлись и излишки бензина, и моторесурс. Вечером Виктор вновь поднялся в воздух, на отработку пилотажа. Сперва сделал несколько виражей, стараясь выполнять их как можно с большей перегрузкой, потом приступил к петлям. Ощущение, что летишь верхом на неуправляемом птеродактиле, пропало. С каждой выполненной фигурой пилотажа, с каждой секундой в небе машина становилась все более послушной его воле. Полет начал доставлять удовольствие. Разрешенные полчаса пролетели очень быстро. Посадив машину, Виктор немного посидел в кабине, отдыхая. Сидеть было неприятно, начинало подмораживать, и мокрая от напряжения одежда противно липла к телу. Все остатки сил ушли на полет. Палыч обошел самолет и пошел за стремянкой, ему нужно все осмотреть, пока не стемнело. Подъехал знакомый бензовоз, вокруг была уже привычная Виктору суета. Заканчивался второй день его войны.

На следующий день, как обычно затемно, прибыли на аэродром, комэски ушли, а оставшийся народ забился в землянку. К утру сильно потеплело, и земля под ногами раскисла. Виктору внутрь лезть не хотелось, талая вода залила весь пол, летчики пытались раскочегарить печку, но отсутствие сухих дров и нежелание идти за хворостом делали их попытки тщетными. Он с Игорем остался снаружи, у входа. Было шумно, техники суетились вокруг самолетов, прогревали моторы, аэродром готовился к очередному боевому дню.

— Слушай, ведь у тебя уже двое сбитых. Расскажи, как ты их сбил.

Про «своих» Игорь мог рассказывать часами, не отвлекаясь на такие мелочи, как обед и сон. Вот и сейчас он сразу оживился, выбросил бычок и, жестикулируя, принялся за рассказ:

— Девятнадцатого ноября над Ростовом патрулировали пятеркой. Шубин вел, я справа, как обычно, а слева тогда Литвин летал… ну который Сашка Литвинов… И еще Лахно Вася и Беридзе Вахтанг. С ними должен был Нифонт лететь, но у него одна нога шасси не убиралась, он сел. На трех с половиной мы ходили. А тут «юнкерсов» девятка идет, чуть пониже. Я их первый увидал, ну ты же знаешь, как я вижу. Ну вот. А они нас не видели, мы со стороны солнца были, ну мы и атаковали с ходу. У нас РС были подвешены, так мы ими как дали! Немцы сразу зассали, развернулись и драпать, бомбы поскидывали. Ну, еще бы, там все в разрывах было…

Жестикулируя руками с грязными, обкусанными ногтями, Игорь показывал элементы боя, как строился заход. При этом, вспоминая короткие моменты своего триумфа, он довольно щурил зеленые глаза, напоминая при этом здоровенного, рыжего кота.

— Ну вот. Я точно видел, как мой снаряд попал. Ракурс неважный был, где-то две четверти, но я точно попал. «Юнкерс» такой еще полосатый был, как тигр, там еще что-то нарисовано было у кабины… В общем, попал я, рвануло у него в фюзеляже, в районе крыла, так он сразу загорелся. Вот знаешь, как спичка загорается? Пых… и такой комок огня вниз полетел. Красиво так… Так вот, мы РС врезали, потом с пулеметов добавили, немцы разворачиваются. Мы их на скорости проскочили — и в разворот. Думаю, сейчас как вмажем еще… Но в это время на нас «мессера» упали. Я когда осматривался… а Лахно с Вахтангом, они после разворота сзади шли и чуть выше, вижу, «МиГ» Лахно горит и пара «мессеров» на нас сзади заходит. Прохлопали, в общем. Командир их увидал и вниз полупетлей, мы с Литвином за ним, «мессера» проскочили и ушли наверх. Их-то всего двое было. Они еще одну атаку сделали и ушли.

— Да, блин. А как же это вы их так?

— Хрен его знает. Они тоже вроде как от солнца зашли. Мы «юнкерсов» без прикрытия увидали и элероны развесили. Командир потом на разборе вставил, все на «юнкерса» горящего пялились… по сторонам никто не смотрел, вот так вот.

Наши техники потом ездили на место. Говорят, немец еще в воздухе сгорел. Калинин, хуторок такой есть под Ростовом. Так «юнкерса» рядом с этим хутором по всему полю кусками раскидало, ничего не осталось. Один только немец успел выпрыгнуть, но у него парашют сгорел, он разбился. Остальные в самолете погорели… А Вася Лахно с самолетом упал. Там рядом речка есть, Мертвый Донец — так он прямо на берег упал. Хотели достать и похоронить, но там одни крылья остались, фюзеляж с мотором на несколько метров в землю ушел, яму водой залило.

Игорь печально вздохнул и полез в портсигар за новой папиросой.

Один «МиГ» из соседней стоянки внезапно порулил на старт. Уже немного рассвело, и Виктор разглядел на хвосте истребителя желтую четверку.

— А кто это? Чего он один полетел?

— Это майор Никифоров, командир первой эскадрильи. Это его «четверка». Наверное, на разведку погоды полетел. Погода-то видишь какая? Полеты могут отменить. Но это он как слетает — узнаем.

«МиГ» очень долго разгонялся и затем с трудом оторвался от полосы, Виктор увидел, как от колес отлетали комья грязи.

— Во! Видал, как взлетел? — Два «экспертных» специалиста внимательно наблюдали за взлетом.

— По грязи сложно машину удержать. Но Никифоров-то ас. Они как-то с Шубиным договорились и провели воздушный бой прямо над аэродромом. Так весь полк головы вверх позадирал. Даже Мартынов из своего блиндажа вылез. Как они дрались! Я так не скоро научусь. И ведь побил он нашего комэска. Тот, правда, потом рассказывал, что у него двигатель в бою не вытягивал. На старшего техника долго орал. Но тут сам понимаешь… — Игорь хитро подмигнул. — Так вот, а второго я недавно сбил, шесть дней прошло. Мы тогда в районе Троицкого на штурмовку летали звеном. Петров вел, я с Литвином ведомые были. А Литвин, он на немцев злой был. Как начнет штурмовать, так пока все до железки не выстрелит, не уходит. А тут один заход сделали, а Литвин чего-то в сторону отваливает, и домой. Мы догнали, а он белый весь, в ручку вцепился. Тут «мессера» появились, две пары. Я их издалека увидал, и мы чуть в сторону отошли и выше поднялись. Они нас не видели, сразу на Литвина кинулись. Они ниже шли, мы на них хорошо сумели разогнаться и атаковали замыкающую пару. Немцы нас прошляпили. Я сперва думал вслед за Петровым ведущего бить, а потом гляжу, до ведомого уже метров сто, где-то три четверти ракурс был. Я прицелился и тут вижу, через прицел уже, как он голову в мою сторону поворачивает. — Игорь злорадно ухмыльнулся. — Так у него натурально, глаза квадратные стали, ей-богу! А я как дал из пулеметов, почти в упор! Он только дернуться успел. Всю кабину «мессеру» разворотил. Я его проскочил, а Петрова немец увидал и увернулся, тут еще их первая пара боевым разворотом развернулась и на нас. Как «мой» сбитый падал, толком и не смотрел. Только когда кинулся к Петрову, увидал, как он уже на снегу валялся, разбитый. Но немцы нам потом дали жару. Втроем как насели, думал, сожрут. Как мы с ним крутились! Я тогда весь БК расстрелял. Минут двадцать нас гоняли. У меня в машине двадцать семь дыр насчитали, в левом баке две сквозные, бронеспинка помята. У Петрова в парашюте пуля застряла и прицел разбили. Отмахались. Как, сам не помню. Когда сели, я из кабины вылезти не мог. А Саше Литвинову тогда в ногу пуля попала, когда из атаки выходил, вот он и ушел. Он сел и сознание потерял. Не знаю, как дотянул, — там весь пол кабины был кровью залит. Палыч твой драил. Его перевязали — и в госпиталь, а там ступню отрезали. Мы с Вахтангом ездили позавчера проведать. Он серый весь. Злой. Как без ступни летать-то? Врачей материт. Его дальше эвакуировать будут. Отлетался, а жалко, летчик хороший, и как политрук неплохой был.

— А я слышал, что без ног летают.

— Да ну? Как ты педали будешь чувствовать? Брехня!

— Да нет же. Я читал где-то, что у англичан одному летчику обе ноги оторвало, до войны еще. Так он протезы так освоил, что сейчас летает и немцев сбивает. Точно! Фамилию вот не помню, то ли Бардер, то ли Джонсон.

— Ну, дела. Надо Сашке будет написать, может, тоже… А где читал? Вложили бы вырезку в письмо.

— Да не помню я. Я как головой приложился, хожу и охреневаю.

— Так врачу скажи. Может, какие таблетки есть, выпьешь, и все как рукой снимет.

— Да ну его, затаскают по госпиталям. Еще, не дай бог, спишут. На фиг. Вот сейчас начал летать, и хорошо, а голова… голова пройдет.

Из низких облаков, укрывавших аэродром, внезапно вывалился «МиГ» и начал с ходу заходить на посадку.

— Как бы не скапотировал. Вон как развезло.

Однако посадка прошла успешно. «МиГ» обдал друзей ветром от винта и зарулил на свое место.

Наконец остальным летчикам надоело сидеть в полутьме, и они выбрались на свежий воздух. Обсуждали перспективы на текущий день. Нифонтов с Беридзе вяло спорили со старшим лейтенантом Петровым на тему отмены полетов на сегодня, приводя в качестве доказательств примеры из своей практики. Подошел Шубин, послушал обрывок спора, зевнул:

— Вот что, орлы. Погода дрянь, сами видите. Никифоров летал, еле вернулся. Синоптик тоже ничего не обещает. Летать нельзя, но нужно. Звонили из штаба армии, срочно требуется разведка перемещений противника по дорогам. Выполнять будет наша эскадрилья, я полечу, но нужен ведомый. Есть добровольцы?

— Я! Я! Я! — Виктор успел раньше Игоря и Вахтанга. Он сам от себя не ожидал такой прыти. Да и минуту назад у него даже мыслей не было о возможности полета по такой погоде.

— Саблин?! Что же, хорошо. Вот, товарищи летчики, берите пример. — Шубин чего-то развеселился. Остальные летчики удивленно посматривали на Виктора. — Слушай тута. На разбеге будь особенно внимателен. Грязь! Машину может тута в сторону вести гораздо сильнее. Смотри по скорости, лучше больше разгонись. И еще, жалюзи тута открывай после отрыва. Забьешь грязью — сорвешь задание. По полету… держись слева, если в облака зайдем, прижимайся ближе ко мне. Главное, не потеряйся. Вылет через полчаса… тута чего еще? Возьмем РС, я уже дал указание, может, чего на дороге встретим. Значит, иди готовься, изучай маршрут, ориентиры…

Этот вылет Виктор запомнил надолго. Машина набирала скорость медленно, словно нехотя. Только у края полосы Виктору удалось ее оторвать. Двигатель едва не перегрелся, однако обошлось. Он пристроился к ведущему и полетел в свой первый боевой вылет на разведку.

Полет проходил на малых высотах. Темные, тяжелые тучи прижимали к земле, не давали самолету подняться выше. Сегодня лететь было проще — вчерашний полет и тренировка не прошли даром, Виктор уже прочно удерживался на своем месте чуть сзади и немного выше ведущего и даже пытался осматриваться, но быстро выдохся. От постоянных маневров и верчения головой устали шея и руки. Самолет ведущего мелькал на фоне земли. Оттепель сверху была видна особенно хорошо. Дороги сразу почернели, на полях кое-где появились черные проплешины. Впрочем, Виктору уследить за этим было сложно, на бреющем полете пейзаж сливался в одну грязную белую массу.

При подлете к линии фронта облачность стала более редкой. Самолеты подпрыгнули выше, и Виктор успел немного осмотреться. Сверху фронт казался нестрашным. Тонкие линии траншей, и очень много черных маленьких оспин от воронок. А вот и деревня Успенская. Виктор опознал ее по характерному ориентиру — водонапорной башне, здесь начинался их разведывательный маршрут. Ведущий, оставив дорогу по левому крылу, жестами приказал подойти ближе. «Ну да, — подумал Виктор, — ему же так удобнее. И на дорогу смотрит, и за мной. Ловко. Надо запомнить». Однако дорога была пустой. Дальше облака снова стали низкие и плотные. Пара истребителей снова прижалась к земле. Виктор потерял ориентировку, постоянные маневры ведущего не давали времени сосредоточиться, а малая высота полета не давала уцепиться глазом хоть за какой-нибудь ориентир. Внизу стелилась под крыло белая земля, какие-то деревеньки, дороги, промелькнула небольшая автоколонна, затем железнодорожная станция, и снова начался однообразный белый пейзаж. Он успевал следить только за температурой воды и масла. Ну и за ведущим, конечно. На остальное не хватало времени. Облачность снова поднялась. Внезапно Шубин начал покачивать крыльями, а затем начал резко снижаться — увидел подходящую цель для атаки и начал строить заход. Впереди, по дороге от линии фронта двигался небольшой, с десяток подвод, обоз. Крошечные с высоты полета лошади тащили такие же фургоны и телеги.

Виктор пошел за ведущим, выбрав своей целью фургон со светлым, выгоревшим верхом, запряженный парой лошадей. Первый РС рванул с перелетом, метрах в тридцати от повозки. От взрыва лошади понесли. Второй тоже лег с перелетом, зато третий попал точно между фургоном и лошадьми. Дистанция до цели была уже совсем маленькой, и Виктор сразу потянул ручку, избегая встречи с землей. Он успел только увидеть вспышку беззвучного взрыва и какой-то бурый дым, секунда, и эта картина смерти скрылась под капотом.

Разворот и новый заход. Обоза уже не было. Несколько подвод удирали по полю, хорошо выделяясь на фоне снега, носились одиночные кони. На дороге разгорался фургон, Виктор увидел, как рядом с перевернутой телегой бьются в агонии лошади. Теперь он выбрал своей целью бричку, запряженную вороной лошадью. Она неслась в сторону небольшой рощицы, видимо, надеясь спастись за деревьями. Виктор выстрелил по ним РС, а потом добавил из пулеметов. Возница, увидев валящийся на него с неба самолет, моментально вывалился на снег и тем самым избежал смерти. Светлые трассеры шкасов на долю секунды задержались на бричке, а затем уперлись в лошадь. Та рухнула, словно подрубленная, бричка закувыркалась, раскидывая по снегу свой груз.

Новой атаки Шубин делать не стал — полетели домой. Погода портилась на глазах. Облака прижимали все ниже и ниже. Ближе к линии фронта попали под слабый дождь, пришлось прижаться к ведущему чуть ли не вплотную. Оторваться в таких условиях — верная смерть. Однако обошлось, вышли точно к аэродрому. На посадке самолет вел себя немного странно, очень неохотно опускал нос, по полосе его водило, словно на коньках. Все же подмокший аэродром — это не шутки. Но все прошло успешно. Снова Палыч на крыле показывает, куда рулить, вот и своя стоянка, тормоза, зажигание. Можно расслабиться. От вылета у Виктора было какое-то странное впечатление. Что-то мешало. С одной стороны, он хорошо отлетал в очень сложном вылете, но, с другой стороны, ощущался какой-то дискомфорт. Перед глазами вставала картинка падающих на снег лошадей. «Война войной, а животинку жалко».

Он вылез, показал Палычу большой палец — мол, все в порядке. Показался Шубин в окружении летчиков. Он им что-то весело рассказывал:

— Ну, Витька, молодец. Хорошо держался. Как мы немчуру причесали?! Там обозники обосрались, небось. Тока ты тута низковато выходишь. Решил немцев винтом порубать?

Летчики засмеялись. Виктор тоже улыбнулся, идея рубить врагов винтом показалась забавной.

— Да нет, тащ капитан. Я наверняка хотел, РС летят хрен куда, зато я как врезал, так все в клочки.

— Ты смотри тута. А то тебе как врежут… в упор или сам немного не рассчитаешь, и привет, полон рот земли. Аккуратнее надо, повыше выводи. Но вообще молодец. Хорошо слетали! Ладно, я в штаб. Вы тута ждите пока.

Теперь летчики обступили Виктора, расспрашивая про подробности вылета. В землянку никто не шел. Воды в ней уже было по щиколотку. Расположились на самолетных чехлах, травили анекдоты, вспоминали истории из жизни. Вскоре появился Шубин.

— Все ребята, шабаш. Наши погодные оракулы предсказывают потепление. Если за сегодня никакой команды на перелет не получим — застрянем тут надолго. Аэродром раскиснет, будем тута долго сидеть.

Сидели до вечера. Там же, на чехлах, и пообедали. Команды на перебазирование не поступило.

Целую неделю истребительный полк был прикован к земле. Аэродромы действительно размокли, раскисли, превратив боевых летчиков в заложников погоды. Жизнь Виктора за это время потихоньку налаживалась. Он хорошо «вписался» в коллектив полка, привык к режиму. Стараясь допускать поменьше проколов, говорил мало, больше слушал бывалых летчиков. Единственно, что сильно мучило — информационный голод. Привыкнув в будущем к непрерывному потоку информации из Интернета, телевизора и массы печатных изданий, здесь он словно попал в вакуум. Читать было решительно нечего. Попадавшие в полк газеты прочитывались в течение часа, все остальное от скуки «добивал» различными руководствами по эксплуатации, наставлениями и уставами. Это вызывало искреннее недоумение Шишкина, однако Игорь пока от вопросов воздерживался.

В это нелетное время каждый в полку занимался чем мог. Валера Нифонтов либо пропадал где-то у своей Вальки, либо слонялся по расположению, узнавая новости. Петров оказался заядлым шахматистом. Высокий, ростом с Виктора, худощавый, он часто сидел, сгорбившись за доской, двигая фигуры, почесывая кончик носа в задумчивости. Играл он хорошо, обыгрывая всех в полку, а поскольку достойных противников было немного, то обычно он играл сам с собой. Несмотря на большой налет, летчиком он был средним, но уже имел на счету одного сбитого «мессера». А еще он был заместителем командира эскадрильи. В чем заключались его обязанности, для Виктора оставалось загадкой. Шубин во все дела эскадрильи вникал сам, руководил жестко, хоть и несколько хамовато, однако свое дело он знал хорошо.

Шишкин же в свободные минуты писал письма своей девушке — Нине. Он с ней познакомился на танцах, в августе, когда полк проходил переформирование в Подмосковье. С тех пор он регулярно, 2–3 раза в неделю, писал ей письма, мусоля карандаш, высовывая от напряжения кончик языка и постоянно шмыгая носом. Она отвечала ему куда реже, однако для него это был праздник, как конфеты для дошкольника. Он по-детски радовался, перечитывая ее письма по несколько раз: сперва быстро, затем куда медленнее, вдумчиво и, наконец, едва ли не по слогам, шевеля губами и обдумывая каждую фразу. После ее писем обычно язвительный Игорь затихал на день-другой, становился более покладистым.

А вот Вахтанг и Виктор предпочитали спорт. В свободное время, когда не было полетов, подтягивались на турнике, отжимались и особенно много внимания уделяли упражнениям на развитие мышц живота. Эта мания началась после того, как Виктор озвучил услышанную где-то фразу: «Хочешь, чтобы не зашли в хвост — качай пресс». Эта фраза была тщательно осмыслена присутствующими летчиками и признана идеологически правильной. Так что качали они пресс на пару. Впрочем, остальные летчики полка к спорту относились положительно, частенько составляя компанию…

…Подмораживать начало еще с вечера. Летчики засуетились и стали посматривать в небо. Однако небо было чистое, мороз только усиливался. На другой день снова поехали на аэродром затемно, как обычно. К рассвету определились с задачами.

— Орлы, значит так тута, быстро перерисуйте линию боевого соприкосновения. Сегодня снова прикрываем железнодорожную станцию Миллерово. Там пополнение разгружаться будет, начальство сказало, чтоб ни одна бомба не упала. Сейчас вылетает старший лейтенант Петров с лейтенантами Беридзе и Нифонтовым. Вылет через 15 минут. Я вылетаю через полтора часа, пойду с Шишкиным и Саблиным. Высота — четыре тысячи метров.

И вот новый вылет. Взлетели с ходу всем звеном. Аэродром хорошо подмерз, и самолеты легко отрывались от земли. Сверху было хорошо видно, как оттепель знатно отыгралась на зиме. И хотя снег так и остался лежать на полях, но уже не укрывал землю полностью. Он съежился, проявились многочисленные проталины. Очень четко выделялись голые стволы деревьев и кустарников, издалека выделялись черные нитки дорог. На подходе к станции они встретили возвращающееся звено Петрова. Приветственно покачали крыльями и разошлись каждый своей небесной дорогой.

Сверху станция казалась крошечной, малюсенькие паровозики, снующие туда-сюда машины и люди. Люди мелькали черными точками, коротенькими ленточками маршевых колонн. Фронт поглощал все, от гуталина до точнейших приборов ПУАЗО, все, что могла произвести измученная войной страна. Но больше всего он поглощал людей. Оторванных от семьи и привычной жизни, одетых в одинаковую форму, наскоро обученных и вооруженных. По тонким артериям железных дорог они прибывали к фронту, к таким вот станциям, чтобы отсюда растечься по стылым землянкам и промороженным окопам зимнего фронта. Многим из этих людей, что сейчас копошились внизу, не суждено пережить эту зиму.

Виктор поморщился. «Нашел время философствовать». Они патрулировали над станцией на высоте четырех тысяч метров. Минимальная скорость позволяла продолжать барражирование более часа. Редкая облачность и ясная погода позволяли издалека увидеть приближение противника. Мельком глянуть на приборы, потом на Шишкина — нет ли новых команд, и по сторонам, нет ли кого, и снова проверить показания приборов. Самое противное было выискивать противника на фоне солнца, глаза слезились, жесткий ворот гимнастерки натер шею, однако хочешь жить — умей вертеться. Виктор помнил из книг, что большинство сбитых летчиков даже не видели своего обидчика. А значит, снова приборы на ведущего и бесконечный обзор бескрайнего неба. Время прошло быстро, пора домой. Над аэродромом Шубин немного схулиганил, дал команду ведомым подойти поближе, а затем «пробрил» посадочное «Т».

И снова привычная аэродромная суета. Привезли обед. Летчики забились в землянку и, хлебая борщ, обсуждали новости. Главная новость — это то, что летчики из первой эскадрильи завалили немецкого разведчика. Об этом сейчас и рассказал Нифонт, ходячая справочная служба полка. Это была его первая особенность. Он был в курсе всех новостей полка, причем не только бытовых — типа с кем, что и сколько вчера было выпито Власычем — механиком из первой эскадрильи. Но и был в курсе жизни полка на самом верху. О всех приказах он узнавал едва ли не за сутки. Поговаривали, что он огулял Вальку — толстую, неопрятную машинистку из штаба полка. Виктор представил себе эту Вальку неглиже и вздрогнул. Аппетит, нагулянный долгим вылетом, чудесным образом испарился…

Второй особенностью Валентина Нифонтова было то, что для Виктора он напоминал героя американского сериала «Теория большого взрыва» Шелдона. И лицом, и такой же длинный, худой и нескладный. А еще, когда Нифонт ничего не рассказывал и ничего не узнавал, он жевал. Доставал горбушку хлеба и начинал ее грызть, пережевывать, мерно двигая челюстями. Игорь как-то рассказывал, что Нифонт грыз одну горбушку целых полтора часа. Он специально, ради смеха, засекал время…

По словам Нифонта, летчики из первой эскадрильи, прикрывая наземные войска, обнаружили диковинный самолет с двумя хвостами и после многочисленных атак сумели его поджечь. Самолет этот, несмотря на чудный вид, был очень маневренный и легко выходил из-под атак, они вчетвером еле управились…

После обеда новый вылет. Поставили задачу прикрыть эскадрильей полк новых пикирующих бомбардировщиков. Бомбардировщиков ожидали сидя в кабинах, как оказалось, не зря — они опоздали с появлением на целых полчаса. Но вылет едва не оказался сорванным. Сперва на самолете Шубина на взлете отказал мотор. Только благодаря своему высокому мастерству он сумел посадить самолет на самом краю аэродрома. Затем снова не убралась одна нога шасси Нифонтова. Ему приказали садиться, однако при посадке эта нога произвольно сложилась, и он плюхнулся на пузо, вспахав винтом полосу. Все это время девятка «петляковых» нарезала круги над нашим аэродромом. Пришлось прикрывать их только четверкой. Заняли позицию слева выше бомбардировщиков, Петров с Вахтангом стали справа. Так и полетели. Виктор, боясь прозевать внезапную атаку немецких истребителей, смотрел за небом во все глаза. В воздушном бою без Шубина, опытнейшего летчика, будет очень тяжело. Однако пока везло, горизонт был чист, только пара «МиГов» справа да девятка бомбардировщиков под крылом. Такая идиллия продолжалась до цели, а там начался ад.

Немецкие зенитчики обрушили на бомбардировщиков шквал огня. Такого Виктор еще не видел. Вокруг девятки отважных «пешек» разрывались сотни снарядов, казалось, что черные облачка разрывов закрыли все небо. Однако бомбардировщики упорно шли к цели, не сворачивая и не выполняя никаких противозенитных маневров. Да, хорошо, что я на истребителе! Лететь и не сворачивать, когда по тебе долбит такая сила, — это нужно иметь стальные яйца. Бомбардировщики сбросили бомбы и теперь спешно разворачивались на обратный курс. Их цель — довольно крупную железнодорожную станцию — заволокло дымом, там внизу что-то горело. За одним из бомбардировщиков тоже тянулся дымный шлейф, он начал быстро отставать от группы…

Бомбардировщики растянулись. Их некогда красивый строй распался, некоторые вырвались вперед, некоторые отстали, замыкала отход та самая отчаянно дымящая машина. «Вот уроды. Ведь себе же хуже делают. Сейчас подойдут „мессеры“, так они всех порвут», — подумал Виктор. Однако бомбардировщики своего не бросили, пара самолетов пристроилась к горящей машине, остальные ушли вперед. Истребители тоже разделились — пара Петрова ушла вслед за большинством бомберов, Виктор с Игорем остались сзади, прикрывая отставших. Болела шея, этот чертов воротник натер кожу, каждый поворот головы вызывал боль. Однако не смотреть по сторонам было нельзя. Они находились над территорией противника, и их истребители могли появиться в любую минуту. Ушедшие вперед машины, пользуясь преимуществом в скорости, быстро растаяли вдали. А они так и ползли впятером, подстраиваясь под дымную машину, километр за километром. Бомбардировщики, которые не бросили своего, и пара «МиГов», нарезавших вверху восьмерки и стараясь видеть все вокруг. Над линией фронта дымящий бомбардировщик загорелся. Пламя появилось на моторе, а потом охватило все крыло. Самолет еще тянул минуты две, стараясь уйти подальше на свою территорию, потом от него отделились три черные точки и забелели купола парашютов. Обреченный бомбардировщик завалился набок и устремился к земле, перечеркивая небо черной копотью. Недалеко от земли, видимо, взорвался бензобак, в яркой вспышке от самолета оторвалось крыло, и горящие обломки упали на землю…

На аэродром сели нормально, поврежденную машину Нифонтова оттащили с полосы на стоянку. На самолете командира снимали мотор. Пока самолеты заправляли и готовили к новому вылету, летчики обсуждали прошедший. Шубин выслушивал доклады, коротко обсуждал нюансы вылета, давал свои комментарии. Узнав, что бомбардировщики сильно растянулись, скривился:

— Вот как всегда. Понабирали в Красную Армию по объявлению! Который тута раз уже… Они бомбы скинут и сразу драпать, растянутся кишкой, а тута «шмитты» подходят, много и с превышением, часть на тебя накинется, часть на бомберов. А они ни хера не могут поодиночке, вот и сшибают их тута почем зря. А нас потом дрючат за то. Как вдвоем-то леталось-то?

— Нормально, — ответил Игорь, — хорошо небо видели. Удобно перестраиваться. Оно, конечно, не знаю, каково в бою будет, но лететь нормально.

— Да, немного удобней, — подтвердил Виктор. — Маневрировать проще, я на крыле держался, чуть сзади. Так и ведущего хорошо видел, и все, что вокруг творится.

— Ага. Самолетов мало осталось, попробуем парой полетать, как немцы. А что до боя… Попробуем. Я с командиром поговорю, может, он согласится учебные бои провести. Но все равно, раз такая херня с самолетами, то будем тута парой летать, потому что задач нам не уменьшают.

— Товарищ командир, — снова встрял в разговор Виктор, — еще бы радио поставить, чтобы переговариваться можно было. Почему мы его не используем?

— Радио, — видно было, что Шубин зол, но сдерживается. — А ты сам тута с радио летал? Херня твое радио. Я вот летал, все шумит, трещит на хер. Через 10 минут голова начинает болеть. Снял к чертовой матери, к чему лишний вес возить.

— Так это, товарищ капитан, может, оно у вас не настроено было?

— Мля. Саблин, тебе делать не хрен? — Однако Шубин задумался. — Впрочем, ты же военный человек тута, знаешь, что в армии инициатива наказуема исполнением? Николаич! — окликнул он старшего техника: — Подайте-ка мне сюда механика по радио. Я надеюсь, у нас такой еще водится?

Шаховцев, помощник командира эскадрильи по эксплуатации, высокий мужик лет под сорок, что-то сказал механикам, вытер замасленные руки ветошью и несколько опасливо подошел поближе.

— Николаич, помнишь, ты с моей машины передатчик снимал? Он живой еще? Сколько их в эскадрилье?

— Да лежит у меня на складе. Чего ему сделается?

Но тут, путаясь в полах длинной шинели, прибежал механик. Им оказался тот самый вечный дневальный — маленький, щуплый солдатик. Форма сидела на нем, как на корове седло. Шапка, видимо, на несколько размеров больше, постоянно сползала на нос, закрывая очки, длинные рукава шинели закрывали кисти рук.

— Мля! Опять тута это чучело, — все сильнее закипая, протянул Шубин: — Гольдштейн, какого хера! Как долго ты будешь позорить своим внешним видом нашу доблестную Красную Армию? Никчемный сын великого народа! Выглядишь, как последний босяк. Ты выйди в воскресенье на паперть, тебе медяков накидают. Превратили армию в бордель! И вас тоже это касается, товарищ старший техник, — закричал он на Шаховцева. — Когда у вас механик похож на огородное пугало, то чему удивляться, что половина машин в эскадрилье небоеспособна. И не мое дело, где вам брать запчасти! Рожайте! Это безответственность! — Видно было, что Шубина уже понесло и оправдываться перед ним бессмысленно. — Раздолбаи! Развели тута… Вы на фронте или кто? То один ходит по стоянке пьяный, видом другого можно людей пугать, а потом в эскадрилье моторы летят. Я тут наведу порядок, мать вашу, я вас под трибунал…

От потоков начальственного гнева Гольдштейн съежился и стал еще меньше, Шаховцев же воспринимал крики невозмутимо, видимо, привык. Командир так разорялся еще пару минут и наконец иссяк. Помолчав с минуту, поостыв и успокоившись, начал раздавать указания:

— Шаховцев, нужно установить на «восемнадцатом» «МиГе» передатчик, проверить работу приемника, настроить. Чтоб работало тута, как часы. Подготовить вторую наземную станцию для проверки. А ты, Саблин, проверишь, как оно работает в воздухе. Сколько нужно времени на установку?

— Сутки, товарищ капитан, — голос у механика оказался тонкий, под стать росту. — На складе есть, но нужно аккумуляторы зарядить и отлаживать долго.

— Хорошо, сутки! Вот этого, — палец Шубина ткнул в Гольдштейна, отчего тот съежился еще сильнее, — переодеть! Видеть его в таком виде не могу. И, — тут капитан снова сорвался на крик, — какого хера вы тут столпились? У комэска нет своего самолета, давайте тута работайте!

…Через час Виктор снова был в воздухе. Пришел срочный приказ прикрыть бомбардировщики. Под это дело полк сумел наскрести только два самолета, остальные были на задании. Шубин забрал у Шишкина самолет и взял Виктора в качестве ведомого, хотя тот думал, что будет наоборот. За этот час между вылетами полковой врач успел намазать его шею какой-то гадостью, а Шишкин выделил из своих запасов небольшой кусок трофейного парашютного шелка. Виктор обернул им шею, чтобы не натирало.

Теперь они прикрывали «Су-2» — небольшие одномоторные бомбардировщики. Их пятерка должна была отработать по немецким позициям в какой-то деревне, которую никак не могла взять наша пехота. Вылет проходил гладко, небо было чистое, зимнее солнце ярко освещало землю. Камуфлированные «сушки», поблескивая остеклением кабин, проплывали внизу. Вот и деревня, среди огородов тянутся ломаные линии траншей, видны позиции пушек, на окраине догорают несколько домов. В поле, у деревни, застыло несколько маленьких коробочек, одна из них все еще чадила жирным черным дымом, то тут, то там на снегу лежали черные крапинки, словно проплешины. «Это же убитые лежат», — догадался Виктор. Зенитки не стреляли, небо было чистое, и бомбардировщики отбомбились, словно на полигоне. Сверху хорошо было видно, как прямо среди позиций взрываются бомбы. Один из домов внезапно рассыпался трухой, его обломки загорелись. Крыша другого немного приподнялась вверх, а потом внезапно разлетелась тысячами кусков, стены рухнули — видимо, в дома попали крупные бомбы. Бомбардировщики прошли над целью и принялись не спеша разворачиваться, решили ударить еще раз, видимо, храбрые ребята. Саблин увидел, что по направлению к деревне по снегу движутся редкие цепи, впереди медленно ползли коробочки — наша пехота начала новую атаку.

Внезапно на солнце что-то мелькнуло. Виктор закачал крыльями, привлекая внимание ведущего, и показал ему на возможную опасность. Вовремя. На них сверху уже пикировала пара «мессершмиттов». От первой атаки увернулись легко, уйдя вниз переворотом. «Мессера» заходили на очень высокой скорости и никак не могли довернуть. Они просвистели в стороне и снова полезли вверх. Виктор впервые увидел немецкие самолеты так близко. Они были опасно красивы, словно акулы. Желтоносые, с тонким фюзеляжем, скругленные крылья в серо-белых разводах камуфляжа и черными крестами. Смертельно опасные твари. Догнать их нечего и думать. С их преимуществом они легко поднимутся гораздо выше, к тому же на такой высоте «МиГ» не отличается ни скоростью, ни скороподъемностью.

«Мессера», видно, решили не затягивать бой и атаковали снова. Все повторилось, «МиГи» синхронно выполнили переворот, развернулись и, набирая высоту, потянули в сторону опекаемых бомбардировщиков. Те сбросили оставшиеся бомбы на немцев и уходили домой. Истребители устремились следом, находясь сзади и выше. Еще выше ходила пара «мессеров», подгадывая удобный момент. Виктор увеличил интервал до ведущего, чтобы лучше видеть атаки. «Как же не хватает радио, ведь куда проще согласовывать действия». В этот момент «мессеры» предприняли новую попытку их сбить. Правда, эта атака прошла вяло, словно «для галочки». Понимая, что с наскока никого сбить уже не получится, и не желая ввязываться в маневренный бой, немцы отвернули и скоро растаяли в небе.

Дальше полет прошел уже спокойно. Проводили бомбардировщиков прямо к ним домой, их лидер, с крупной цифрой «5» на хвосте, покачал на прощание крыльями и повел свою группу на посадку. Истребители полетели к себе. Вот и родной аэродром, сделали круг, вышли на глиссаду. Виктор следом за ведущим, на малых оборотах, подошел к посадочному «Т», убрал газ и приземлился. Все это Виктор выполнял привычно и буднично, словно на автомате. Самолет, гася скорость, запрыгал по неровностям аэродрома. Саблин, увидев, что на стоянке ничего нет, лихо подрулил к своему капониру, выключил мотор. «Однако устал немного. Сейчас бы в землянку и на боковую, часа на три».

Но этим сугубо пацифистским планам не суждено было сбыться. Его «МиГ» едва успели заправить, как поступила новая команда на вылет. Снова прикрывать железнодорожную станцию. Теперь ведущим полетел Шишкин. Целый час они утюжили небо, однако противник так и не появился. Обратно возвращались уже в сумерках. Аэродром нашли легко, несмотря на плохую видимость, летное поле и стоянки отчетливо выделялись на фоне белых полей. Маскируй не маскируй, а оттепель что хочешь размаскирует. После посадки вылезать из кабины не хотелось. Четыре вылета с непривычки дались тяжело.

Набившись в кузов полуторки, летчики полка весело болтали, обсуждали минувший день. Настроение у большинства было приподнятое, потерь нет, все живы-здоровы, даже немца сбили. Впереди ожидает вкусный ужин и положенные, после тяжелого летного дня, наркомовские 100 граммов.

В столовой Виктор принял от комэска свою норму, выпил сразу, залпом, не дожидаясь своей порции ужина. Водка привычно обожгла пищевод и приятно разлилась по телу, ударила в голову. Он сидел, расслабившись, чувствуя, как понемногу уходит напряжение от тяжелого дня. Официантки в накрахмаленных передниках ловко разносили порции, весело улыбались знакомым летчикам, шутили. Виктор присмотрелся к одной из них, рыженькой. Стройная, симпатичная молодая женщина. Завалить бы в ее койку. Однако тут не светило ничего… тут все было давным-давно поделено начальством. Эта рыженькая, в частности, была ППЖ начальника штаба, другая, крепенькая блондинка с грудью, наверное, 4-го размера — начальника БАО. Он негромко выругался. Летчики удивленно на него покосились, Шубин, поймав взгляд Виктора, понимающе усмехнулся.

— Ты тута, Саблин, за столом не ругайся. Тут люди кушают. И на баб чужих нечего заглядываться. От того потом беды и происходят.

Виктор не ответил и налег на ужин. Картошка с тушенкой показалась вкуснее, чем обычно. Шубину хорошо про баб говорить. Оба комэска живут отдельно от остальных летчиков, в соседнем доме, и их хозяйка, женщина лет тридцати пяти, охотно делит с ним свою постель.

После ужина, ориентируясь только по тусклому свету звезд, летчики эскадрильи добрались до своего дома. Игорь с Вахтангом тут же затеяли партию в дурака, Петров с Нифонтом сели было играть в шахматы, но вскоре присоединились к картежникам. Виктор же забрался на свой жесткий, набитый соломой матрас и моментально провалился в сон…

— Подъем, товарищи командиры! — Глухой голос из-за двери разбудил его следующим утром. Начинался новый день войны…

(обратно)

Глава 4

На следующий день Виктор вместе с Нифонтовым попал в дежурное звено ПВО. Точнее, не в звено, а в пару. Больше самолетов в полку наскрести не смогли, да и то Нифонтову выделили истребитель командира полка, его самолет был еще в ремонте. Вот и сидели они в готовности № 1, с задачей прикрывать аэродром и быть всегда готовыми к вылету, чтобы через 2–3 минуты после сигнала устремиться в небо…

Готовность № 1, дежурное звено… это красиво на бумаге,а в жизни оказалось куда прозаичней. Техники укрывали разогретые моторы теплыми чехлами, на Викторе чехла не было. Мороз усилился, промораживая землю, крепко покалывая открытое лицо, вытягивая последние крохи тепла. В открытых кабинах не спасают ни собачьи унты, ни меховые комбинезоны. Холодно. Виктор поежился, глядя на размытый мглой горизонт, на серую рванину облаков: там, на высоте, ветер еще покрепче. Бр-р-р, неохота наверх. Время тянулось нудно, он ерзал на сиденье, пытаясь изменить положение затекших ног, чтобы хоть немного петь, но губы замерзали. Дежурства эти были, скорее, проформой, за последний месяц звено вылетало всего два раза.

Неподалеку стоит «ЗиС» — топливозаправщик, ожидает возвращения улетевших истребителей. Водитель заперся в кабине, курит махорку так, что сквозь стекла ничего не видно из-за густого дыма. Солдат-телефонист, поддерживающий связь с КП, закутанный в длинный грязный тулуп, уже устал приплясывать. Скорей бы стемнело — тогда отбой.

От нечего делать Виктор принялся отрабатывать различные ситуации, могущие случиться в полете — последовательность действий в том или ином случае, порядок переключения кранов, расположение вспомогательных приборов. Холод донимал. Отвлечься уже никак не получалось. Виктор подтянул ноги и, упираясь руками в борта кабины, принялся поднимать и опускать тело, как на брусьях. Это помогло, кровь быстрее побежала по жилам, немного согрелся. Скорей бы вечер…

Прибежал мокрый, запыхавшийся Гольдштейн, покрутил колесики настройки радиостанции и заспешил обратно. Передатчик он уже установил, но у него никак не получалось настроить две рации между собой. Второй радиопередатчик он установил в землянке техников, и теперь бегал туда-сюда, что-то подкручивая, пробежаться в оба конца приходилось где-то с километр.

Внезапно, сквозь потрескивание эфира в наушниках, Виктор четко услышал:

— Восемнадцатый, Восемнадцатый, как меня слышно? Как меня слышно? Восемнадцатый. Прием.

Вот так вот, настроил-таки Гольдштейн. Молодец. Он щелкнул кнопкой передатчика:

— Восемнадцатый ответил. Яша, как слышно?

— Хорошо вас слышу, товарищ командир. Наконец настроил.

Вскоре он прибежал. Сияя, как самовар, доложил:

— Все, товарищ командир! Настроил! Работает как часы! Вы когда полетите, чтобы в воздухе проверить?

— Ты, Яша, не торопись. Скорее всего, только завтра проверим. Ты вот что сделай. Видишь, где находится кнопка передатчика? Чтобы его включить мне нужно либо ручку бросить, либо левой тянуться. Неудобно. Так что ты переставь кнопку на ручку управления или вблизи сектора газа. Понял?

— Так точно, понял, вечером сделаю.

И снова потянулись томительные минуты ожидания. Кабина была изучена вдоль и поперек, движения отработаны до автоматизма, до тошноты. Это вынужденное ожидание угнетало. Сидеть и ждать, зная, что ждешь впустую. А аэродром жил своей жизнью, самолеты садились, чтобы моментально попасть в черные, обмороженные руки техников и оружейников, и снова взлетали. Полк «работал».

Мрачное, зимнее солнце все сильнее склонялось к горизонту. День заканчивался. Он прошел вхолостую, не принеся ничего, кроме лютого холода, проморозившего тело насквозь.

Вечером, за ужином, Мартынов мрачнее обычного, объявил:

— На завтра готовьтесь. Из дивизии приказали, на Таганрог надо идти, крыть полк СБ. Разведка говорит, что немцы туда целую истребительную дивизию посадили… посадили штук пятьдесят «мессеров». Они их на стоянке накроют, ну а мы прикроем…

Летчики замолчали, разговоры и веселье стихли, все словно окаменели, обдумывая. В столовой наступила непривычная тишина, только тихо перешептывались официантки. Таганрог… некогда теплый приморский город превратился в осиное гнездо, утыканное зенитками, напичканное постами ВНОС и прикрытое истребителями. Страшно туда лезть. Если там и правда пятьдесят «мессеров» — велик шанс, что завтра в это же время будешь не сидеть в теплой столовой, а валяться в степи обугленным куском мяса…

Взлетали в темноте, по подсветке прожекторами, Виктору с непривычки было немного жутковато. Впрочем, не ему одному, но приказ есть приказ, куда деваться. Зато вот в небе оказалось проще, светлее, видимый с высоты краешек солнца, на востоке, подсвечивал облака и придавал им легкомысленный розово-голубоватый оттенок. Полк поднял в небо двенадцать «МиГов». Виктор впервые оказался в составе такого крупного соединения и увидел там много самолетов в небе одновременно. Грозная сила. Они собрались быстро, догоняя подопечных — пятнадцать СБ, идущих клином звеньев. Бомбардировщики в камуфляжной окраске казались размытыми призраками, скользящими над ночной землей.

Вот и Таганрог. Солнце поднялось выше, освещая землю, и он сумел сравнить два города. Новый, город будущего, каким он его знал, и старый, военный, видимый с высоты трех километров. Сравнение оказалось не в пользу старого. Он показался маленьким, расхристанным. Занесенный снегом, усохший по сравнению с собой же из будущего, он не казался Виктору родным, чего-то не хватало…

Над городом было чисто, немцы в небе их не встречали, поэтому бомбардировщики с ходу, не теряя ни одной минуты, отбомбились. За это время Виктор успел хорошенько рассмотреть цель их атаки — таганрогский аэродром. Никаких обещанных полусотни фашистских самолетов там не было. Он увидел только три здоровенных транспортника да на дальней стоянке, в капонирах укрылось звено «мессершмиттов». Сверху бомбежка казалась даже красивой, на земле вспыхивали маленькие огоньки разрывов. Они ложились сериями по шесть-восемь штук, накрывая полосу, стоянки, аэродромные строения, оставляя на земле оспины воронок или редкие огоньки пожаров. Одна такая серия легла прямо через капонир с «мессером», теперь сквозь дым проглядывалась только куча обломков. На другом конце поля полыхала огромная туша «Ю-52», добавляя света в утренние сумерки.

В небе появились первые комочки зенитных разрывов. Бомбардировщики торопливо ложились на обратный курс, выжимая максимум из моторов. Хоть немцы и откровенно проспали налет, но искушать судьбу лишний раз не хотелось никому. Ближе к линии фронта их догнала шестерка «мессеров». Однако на сближение идти не решились, так и маячили сзади выше, чтобы у линии фронта отвернуть и быстро растаять в морозном небе.

В землянке всех словно прорвало. Летчики говорили одновременно, радуясь, что остались живы, выговариваясь, снова посыпались шуточки, раздался смех. Напряжение раннего вылета медленно отступало…

После обеда Виктору довелось лететь еще раз. Они уже привычно тройкой полетели на разведку. Вылет проходил тяжело. Тяжелые свинцовые облака не позволяли истребителям подниматься вверх, превращая середину дня в сумерки. Кое-где из облаков выпадали белесые полосы падающего снега.

Он шел слева, как обычно. По привычке осматривался, уже без былого напряжения. Полетав, он обвыкся в воздухе, даже немного приучился ориентироваться на местности, стараясь определять свое местонахождение в снежной степи. За Матвеевым Курганом немцы обстреляли их звено с земли, из зенитных пулеметов. Тусклые трассеры появились внезапно и пропали, мелькнув за крылом. Шубин сразу увел звено в облака. Началась немилосердная тряска, они сомкнули строй, но все равно соседние истребители казались Виктору темными размытыми тенями. Чуть отстанешь, и ищи ветра в поле, догнать и найти группу снова можно только чудом. К счастью, длилась эта болтанка недолго, ведущий вскоре вышел из облаков, продолжив поиск.

Вот и Латоново, пустая засыпанная снегом деревенька, только дым из труб беленых, крытых камышом хат, расчищенные и накатанные дороги да натоптанные тропинки говорили о том, что здесь есть люди. А вот в Анастасиевке им повезло, из деревни к фронту вытягивалась колонна автомашин, штук двадцать. Лакомая цель, истребители сразу начали строить заход. Атака! Самолеты пошли в пологое пикирование вдоль остановившейся колонны. Виктор хорошо видел, как немцы выпрыгивали из машин и убегали в поле подальше, проваливаясь на снегу, смешно барахтаясь. Сброс, самолет слегка тянет вверх. Шишкин с Шубиным тоже отбомбились, строят новый заход. С колонны никто не стрелял, выбирай и бей любую машину на выбор, как в тире. Хорошо видно, как одна из машин, накрытая близким взрывом авиабомбы, перевернулась на бок. Другая весело разгорается, закрывая остальные черным дымом, мешая целиться. Виктор выбрал своей целью небольшой кургузый грузовик, тот быстро рос в прицеле. Он нажал на гашетки, и красные нити трассеров устремились к машине, исчезая где-то под колесами, потом уперлись в цель, чтобы сразу уйти выше. Он плавно отдал ручку от себя, загоняя грузовик в прицел, и добавил еще из БСа. От мощи крупнокалиберного пулемета самолет мелко затрясся, вокруг грузовика вновь заплясали фонтанчики снежной пыли, его как-то странно перекосило, и через мгновение он скрылся под капотом выходящего из атаки истребителя.

Третий заход Шубин делать не стал, оставил разгромленную колонну позади, вновь уйдя в облака. Виктор, немного отстав при штурмовке, кинулся догонять. К его ужасу, в облаках никого не было видно. Только серая мгла вокруг и устрашающее одиночество. Он вывалился вниз, озираясь, надеясь найти остальных у земли, но вокруг были только снег и серо-свинцовая мгла. Покрутившись так несколько минут и никого не обнаружив, Виктор, решив, что Шубин решил уйти вверх, за облака, устремился туда же. Снова началась немилосердная тряска, казалось. еще немного, и потроха покинут организм. Вскоре вверху порозовело, облака ушли вниз, и он вырвался на ослепительный простор с голубым пологом неба и сияющим солнцем. Он шел на высоте трех с половиной километров, среди незабываемого зрелища, освещенный солнцем, вокруг гор белой ваты облаков. Это было великолепно, только ради такого зрелища стоило становиться летчиком.

Что заставило его обернуться, он так и не понял. Может, инстинкт, какое-нибудь шестое чувство, а может, Бог приглядел за глупым попаданцем, не дал пропасть дурню.

Позади его «МиГа», всего в сотне метров, спокойно шел «Мессершмитт». Хищный, камуфлированный, он плавно водил ярко-желтым носом, прицеливаясь.

У Виктора все застыло от ужаса. Он резко дал ручку от себя, утопил правую педаль в пол и прибрал газ. Вовремя, над кабиной мелькнули росчерки трассеров, немец опоздал менее чем на секунду. Он рванул в правый вираж, а затем резко, ломая самолет, переложил рули обратно. «Мессер», не ожидавший такого финта, проскочил вперед, и вот уже Виктор, довернув, загонял его в сетку прицела. «Теперь посмотрим, кто кого». «Мессер» медленно отрывался, пользуясь преимуществом в скорости, за ним тянулся черный дымный выхлоп. «Форсаж, гад, включил. Ну ничего, до него сейчас метров триста, я его из БС возьму, пусть и не собью, зато дыр наковыряю изрядно», — Виктора захлестнул охотничий азарт.

На всякий случай он обернулся осмотреть небо перед стрельбой. Сзади на него заходил брат-близнец «мессера».

«Черт, разинул варежку. Это же ведомый, ведь они все время парами летают», — злость на себя добавила адреналина. От атаки ведомого он ушел нисходящей полупетлей, но тут в него вцепился первый, ведущий «мессер».

Они играли с ним, как кошки с мышью. Работая парой, атаковали его поочередно, избегая больших перегрузок, пилотировали легко, не давая ему толком ни контратаковать, ни выйти из боя. Виктору же приходилось несладко, от резких маневров с большими перегрузками он начал уставать. Так долго продолжаться не могло. Во время очередного разворота он сумел извернуться, рванув ручку так, что потемнело в глазах, и, выполнив размазанную бочку, сумел-таки обстрелять «мессера» на встречных курсах. Вроде как попал, однако на «мессере» это никак не отобразилось, только их атаки стали еще злее. Понимая, что еще немного, и его собьют, Виктор, выгадав момент, рванул с переворота в пикирование, надеясь укрыться в облаках. Однако, пробив неожиданно тонкий слой белой ваты, увидел под собой землю, какие-то дома. От неожиданности он перевел машину в горизонтальный полет, осматриваясь. «Мессеры» также пробили облака и теперь торопливо его догоняли. Внизу же раскинулась довольно крупная, занесенная снегом деревня, крутил свои извилистые, закованные в лед берега Миус. Он сразу увидел характерный ориентир, небольшое кирпичное здание ГЭС на берегу речки. «Идиот, как я раньше не додумался», — Виктор щелкнул тумблером рации: — Я Восемнадцатый! Я Восемнадцатый! Веду воздушный бой над Курганом, прошу помощи… — он повторял эту фразу снова и снова, надеясь скорее на чудо.

«Мессеры» уже заходили сзади сверху, в новую атаку. Он развернул самолет и пошел на них вверх, в лоб. Те боя не приняли, ушли выше, строя новый заход. Виктор старался держаться от врагов на расстоянии, чтобы они не занимали позицию прямо над головой. Пока получалось, но какой ценой… он был мокрым от пота и постепенно терял высоту, перегруженный мотор ревел на повышенных оборотах. Немцы по-прежнему атаковали, в маневренный бой не лезли, но, пользуясь преимуществом в скорости и скороподъемности, не пускали к маячившим вдали спасительным облакам, наседая все сильнее и сильнее.

Бой уже проходил над самыми крышами равнодушного ко всему поселка. Виктор дрался из последних сил, «мессеры» ловко его загоняли, чувствовалась богатая практика, только чудом его истребитель еще не получил повреждений. Вдруг, сбрасывая с хвоста размашистым виражом особо настырного «мессера», он увидел, как слева выше, из облаков вывалилась пара «МиГов».

— Ребята, я Восемнадцатый, нахожусь справа ниже, за мной выше пара «мессов». Атакуйте! — «МиГи» его услышали, набирая скорость, моментально провалились вниз и устремились в атаку, заходя «мессерам» в хвост.

Те, увлеченные боем, казалось, ничего не замечали вокруг. Виктор, плюнув на оборонительные маневры, уходил по прямой. Они вытянулись за ним, медленно догоняя. Ведущий «МиГов» настиг замыкающего «мессера» и чуть ли не в упор расстрелял его из пулеметов. Хорошо было видно, как росчерки трассеров пропадают у того в фюзеляже… С секунду ничего не происходило, «мессер» продолжал полет, паря пробитыми радиаторами и оставляя за собой белесую полосу вытекающего бензина, а потом он загорелся. Сперва как-то робко, словно рыжий песок начал сыпаться из-за крыла, потом все сильнее, и вот уже огненный ком, увенчанный черными крестами на крыльях, мчится к земле, оставляя черный шлейф дыма. Второй «мессер» сразу врубил форсаж и, снизившись до самых крыш пологим пикированием, стал уходить. «МиГ» пытался его преследовать, но безрезультатно, тот отрывался все сильнее и сильнее…

Он пристроился к «МиГам». Это оказались свои, Шубин привычно погрозил ему кулаком, но беззлобно, улыбаясь. Шишкин же вообще растянул улыбку в тридцать два зуба.

Обратно вернулись без приключений. Устал Виктор страшно. Сил, чтобы рулить, почти не осталось, из кабины его вытаскивал Палыч, он же помог снять парашют. Виктор стоял, покачиваясь, и глупо улыбался.

— Ты где так вспотел? — улыбаясь в прокуренные усы, спросил Палыч.

— Да, — Виктор устало махнул рукой. — немцы кого хочешь вспотеть заставят.

— Хе, ну они такие, — с важным видом подтвердил механик. — Иди, там тебя командир уже заждался…

— Ну-с, — Шубин с удовольствием сделал первую затяжку. — Тута начнем, пожалуй… По атаке колонны… отработали чисто, правда, Витя, смертничек наш, как обычно, отличился. Я же говорил тебе, чтобы так низко не опускался… как об стену горохом… Ну, тута, ладно, немцы тебя быстро отучат. Теперь дальше, ты почему от группы оторвался?

Виктор задумался.

— Я сперва при штурмовке оторвался, но недалеко, надо, наверно, было форсаж дать, догнал бы, потом вы резко вправо повернули, я же левее был, еще сильней отстал. Вы в облака ушли, я сразу за вами, зашел, а там никого. Спустился ниже, вас там тоже нет. Тогда я решил, что вы наверх ушли…

— Вот видишь тута, к чему приводят такие атаки? — перебил его комэск. — Там немного, тут немного, вот и отстал. А тута немцы, а они одиночек отставших ой как любят. Дальше что?

— А дальше облака пробил, а там немцы…

— Так чего же ты сразу обратно в облака не ушел?

— Ну, — Виктор смутился, — как-то не подумал. Сбить хотел.

— Ха! Сбить. Однако, герой, — Шубин с Игорем развеселились. — Ну как, тута, сбил?

— Нет, — поник Виктор, — крутились минут десять, а потом вижу, одолевают меня, я рванул в облака, а там-то уже облаков толком и нет. Окно, здоровенное, над Курганом. Вот тогда-то я и стал вас по радио звать…

— Это ты теперь его должен долго водкой поить, — указал комэска на Игоря, — выскочил вперед меня и давай крутить крыльями, на Курган потащил. Игорь, что это было?

— Так, Дмитрий Михайлович, это Гольдштейн мне перед вылетом приемник настраивал, крутил. А потом, когда Саблина искать стали, я и вспомнил, что у него передатчик стоит. Включил, а тут он, весь эфир воплями забил, под Курган звал.

— Я так и думал, — протянул Шубин, — выходит, Витек, спасло тебя твое радио. Вот запомни этот урок хорошенько, как оно, от группы отрываться. Схарчили бы тебя тута немцы через пару минут, как пить дать. К земле бы прижали и схарчили или на силу бы взяли, тебя-то вон до сих пор шатает, а они вдвоем, вполовину не так устали. Хотя силен, силен. Почти пятнадцать минут против пары драться, это тута, конечно…

Тут Шубин снова увидел незадачливого механика по радио.

— О, Гольдштейн, поди сюда… — последний, испуганно озираясь, заспешил к начальнику.

Комэск, видя его испуг, напустил на себя грозный вид, нахмурил брови, но не выдержал, засмеялся.

— Гольдштейн, за оперативную установку и хорошую работу радио на самолетах объявляю тебе благодарность! Молодец… Теперь дальше, сколько у нас в эскадрилье радиостанций?

— Приемников семь, правда, один неисправный, а вот передатчиков всего два и есть.

— Почему так мало? — изумился Шубин.

— Все штатно, было раньше три, но третий стоял на машине Королькова…

— Так… ясно. Тогда вот что, один передатчик поставь на мою пятерку. Второй с его машины снять, — палец комэска уперся в грудь Виктора, — и поставить на истребитель Петрова.

«Ну вот, — пригорюнился Виктор, — мало того что идея радиофикации всей эскадрильи накрылась медным тазом, одни приемники… так еще у самого отобрали аналог местного тимспика. Но, по крайней мере, в нашей эскадрилье радио все же будет. Значит, есть хоть какая-то польза от моего попадания в прошлое. Хорошо бы еще свободную охоту ввести. Вот только на „МиГе“ это сложно. Одиночного „мессера“ не догонишь, а от звена „мессеров“ и не убежишь. Эх, не все так просто в этом прошлом»…

— Дальше, — продолжил комэск, — все рации настроить на одну волну. Сегодня или завтра, посмотрим по времени, проведешь занятие с летчиками, как правильно ими пользоваться, может, забыл кто или не знал, — последнее он буркнул себе под нос. — Иди, Шаховцева позови, мне он нужен… Ну что, — обратился он к своим ведомым, — пошла писать губерния… Двинули на КП, рапорта напишем, заодно проверим ваши литературные таланты, — он засмеялся, — не каждый день эскадрилья «мессеров» сбивает.

В землянке хорошо. Там нет такого пронизывающего зимнего ветра. Там нет мороза. Печка, растопленная стеблями подсолнуха, сильно дымит, плюется искрами, однако исправно дает тепло. В землянке полумрак, накурено и дымно. Летчики развалились на лавках, «добирают». Подъем каждый день происходит рано, вот и используют каждую возможность, чтобы поспать часок-другой.

Но вот на улице заурчал мотор полуторки, и в землянку, занося с собой клубы морозного воздуха, гремя термосами, ввалилась Галка, официантка из столовой. Розовая от мороза, она быстро скинула тулуп и затараторила, не забывая накрывать на стол:

— Вот, товарищи командиры, покушать принесла, присаживайтесь. А то вы еще не завтракали, а на улице так холодно, так холодно…

Летчики быстро занимали свои места, Шишкин, увидав ненавистные макароны, заворчал:

— Опять эти макароны, да сколько же можно? Они в меня не лезут уже…

— Бойцовый петух должен быть злым, худым и жилистым, — выдал старую остроту Нифонт. — А макароны, да на стареньком маслице, как нельзя более этому способствуют. Так что кушайте на здоровье, товарищ летчик!

Шубин хлопнул неосторожно повернувшуюся официантку по упругому заду.

— Вот так, Галинка-красавица, покушаешь макарон ваших, потом случится тебя в койку затащить, а сил-то, после макарон, на такую роскошную женщину и не хватит. Так и осрамиться недолго.

Галка, делано смущаясь, захихикала.

— Ой, ну вы, товарищ капитан, все только грозитесь. Хотя именно вам макароны как раз полезны. Манька, хозяйка ваша, бабам недавно жаловалась… у нее кроватная сетка железная порвалась, а она новая была, перед войной куплена…

— Вот балаболка. — Шубин снова хлопнул ее по попе. — Давай, накладывай…

Галка весьма двусмысленно ему подмигнула и принялась за раздачу…

— А все-таки почему так происходит? — спросил молчавший все утро Вадим. — Ведь недавно же кормили борщом, и очень вкусным борщом.

— И картошка была, — Игорь мечтательно прикрыл глаза, — с тушенкой.

— Да это повара в столовой путают свой котэлок с чужим!

— Хватит! — вмешался в беседу Шубин. — Развели тута. Что на склад поступает, то и готовят. Сами они и того не едят.

— А вчера, — влез Нифонт, — мотористы из первой эскадрильи зайца застрелили. Из винтовки. Говорят, ничего, вкусный.

— Да тут зайцев навалом, я десяток настреляю легко. — Виктор не удержался и влез в разговор. — Мне только фонарик нужен будет, ночью хорошо охотиться. Я хорошее место приметил поблизости. А готовить их довольно просто, со сметанкой, пальчики оближете…

— Когда ты успел научиться готовить зайцев? — недоуменно спросил Шишкин. Виктор прикусил язык, кляня себя за болтливость. Положение спас комэск, он грохнул кулаком по дощатому столу и начал, все повышая голос:

— Да вы совсем охренели, Чингачгуки доморощенные. Какие, на хрен, зайцы! Какие, на хрен, петухи с макаронами! Ешьте, что дают! И спасибо потом сказать не забудьте. А после летайте, сколько прикажут. Распустились у меня тута… Анархисты-охотнички…

— Зря ты так, командир, — спокойным, ровным голосом, словно и не было вспышки начальственного гнева, продолжил Вадим. — Ведь никто ничего такого не предлагает. Ну, отлучится Витька на пару часов, ночью. Мало ли зачем. Зато мяса свежего поедим. От этих макарон уже живот сводит…

Командир на минуту задумался, поостыл, кивнул Виктору: «Давай мол, излагай». Тот, все еще переживая за глупый прокол, нехотя начал рассказывать:

— Тут за деревней, километрах в полутора, фермы стоят. Да вы все видели, каждый день мимо них на аэродром ездим. Скотины там никакой, все уже эвакуировали. Зато оставили целую гору бураков.

— Каких еще бураков?

— Ну свеклы сахарной. С поля вывезли и бросили. Так вот, там зайцы кормятся, все следами истоптано.

— Понятно, а зачем ночью и с фонариком?

— Ну как… заяц же ночью кормится. Я быстро. Туда сбегаю, посижу час-полтора и мигом обратно.

— Беда мне с вами. — Шубин нахмурился, устало махнул рукой. — Ладно, после ужина можешь сбегать. Только недолго, а то потом заснешь, тута, в воздухе. Фонарик возьми у Шаховцева, у него хороший. Упрется, на меня ссылайся… Чингачгук… — И добавил игривым тоном: — А Галюня нам зайчатины приготовит, да, красавица?

Галка расцвела, заулыбалась, нахально ему подмигнула:

— Для вас, товарищ капитан, сделаю все, что угодно…

Подавая порцию Саблину, она ненароком коснулась его крупной, высокой грудью. От этого прикосновения и от ее томного голоса у Виктора стало тесно в штанах. Он торопливо проглатывал остывающие макароны, не чувствуя вкуса и стараясь не смотреть на официантку. «А ведь бабенка ничего, — лихорадочно думал он, — конечно, старая уже, ей, наверное, может быть и все двадцать пять… но мне же не жениться…»

Позже, когда они с Игорем собирали очередную порцию дров — промерзших подсолнечных стеблей, он не удержался и как можно более равнодушным тоном спросил:

— А что, эта… Галка, которая официантка… дает?

Шишкин замер, покраснел, а потом неожиданно рассмеялся:

— Знаешь, Литвинов Сашка вот так вот насмотрелся, как Шубин Галку за задницу лапает. Ну и тоже… однажды ухватил. Так она ему потом дала… по морде. Хе-хе. Это Нифонт рассказывал. Она по капитану сохнет, а тот… ни себе, ни людям, как собака на сене.

После завтрака Виктор вылетел ведомым, с комэском, на разведку. Вследствие малой численности самолетов фронтовой авиации их полку нарезали немаленький сектор для наблюдения. Вот и летали каждый день, невзирая на погоду, состояние матчасти и количество летчиков. Обычно летали наиболее опытные летчики эскадрильи: Шубин с Петровым. Однако Дмитрий Михайлович всегда брал с собой Виктора или Игоря, смеясь: «Вдвоем веселее!» — а на самом деле натаскивая, давая налетать как можно больше часов в относительно спокойной обстановке. Если позволяла погода и обстановка — проводил короткие воздушные бои, один на один. В таких боях он обязательно комментировал свои действия по радио, а после проводил обязательный разбор. Указывал на ошибки, хвалил за успешные действия…

Немцы в небе больше не встречались, и за неделю Виктор выполнил двенадцать вылетов и провел четыре тренировочных воздушных боя. И хотя он понимал, что это ничтожно мало, однако даже такая малость позволила ему на многое взглянуть иначе. Он начал понимать суть воздушного боя, видеть свои слабые стороны и понял, что бой это не только маневрирование кто сильнее, до темноты в глазах. Нет! Бой сродни мастерству игры в шахматы, сродни поединку на шпагах в благородном искусстве фехтования. Правильное маневрирование самолетами в бою похоже на движение фигур на черно-белых клетках доски. Взаимодействие самолетов в звене так похоже на положение игральных фигур, что прикрывают друг друга, завоевывают инициативу. И занятие выгодной позиции с последующей стремительной атакой схоже с неотвратимым ударом рапириста.

Другое дело, он догадывался, что для понимания все этого ему далеко. Пока что Виктор мог только брать силой. Так говорил Шубин, а он с ним был согласен. Благо силы и выносливости ему хватало. Комэск только разводил руками, выдерживать подобные перегрузки так долго он не мог. Благодаря этому он почти сумел выиграть самый первый учебный бой, в последний момент комэск успел ускользнуть ему под капот. Потом Виктор увидел его сзади, как он любил говорить: «На шести часах». В последующих же боях он был позорно бит. Шубин уже не ходил за ним в виражи и не крутил петли, а ловко уходил вверх, захватывал преимущество по высоте и непрерывно атаковал.

Однако сегодня учебного боя не вышло. Во время разведки, неподалеку от Куйбышево, наткнулись на колонну. Колонна была аппетитная, полтора десятка автомобилей неспешно катили по укатанной дороге, посреди заснеженного поля.

— Атакуем! — Шубин перевел машину в пологое пикирование, Виктор тотчас устремился за ним, выбирая цель.

Однако колонна огрызнулась, от замерших машин к истребителям потянулись разноцветные шарики трассирующих снарядов, расплели паутину светящиеся нити трассеров из счетверенных пулеметов. Самолет Шубина словно заплясал, уходя от летящей навстречу смерти. В эфире Виктор услышал, скороговоркой:

— Маневрируй… маневрируй… с ходу бей и уходим…

Он бросил самолет вниз, уходя под ряд приближающихся ярко-красных шариков из «эрликона», дал левую ногу, оставляя справа потянувшуюся к нему линию пулеметных пуль и успев поймать в прицел цель, залпом отстрелил все РС. Целью оказалась небольшая легковая машина со счетверенной установкой зенитных пулеметов на борту. Ракеты легли вразнобой, однако одна из них, взорвавшись в паре метров от машины, перекинула и словно сдула ее с дороги. Он это успел увидеть мельком, отчаянно маневрируя, уклоняясь от вражеского огня, в этот момент самолет вздрогнул от попадания. Виктор замер от ужаса, однако ничего не происходило, дыма не было, он так же слушался рулей, только появилась тряска. Трясло так, что начало тошнить, пришлось сбросить тягу, стало немного лучше.

Ушли, оставив позади такую опасную цель. Над ней поднималось облако черного дыма, одна из вражеских машин все-таки загорелась от их огня. Когда Виктор поравнялся с ведущими, тот, улыбаясь, поднял вверх палец.

— Хорошо отработали. — Сквозь треск помех в наушниках раздался его уверенный голос. — Ловко немцев причесали. Теперь быстренько проверим дорогу до Кумшатского — и домой. У тебя, кстати, фюзеляж пробит. Все нормально?

Виктор отрицательно закачал головой, жестами пытаясь показать проблему. Шубин, видимо, ничего не поняв, нахмурился, коротко бросив в эфир:

— Уходим домой!

Неприятности продолжились на посадке. Когда он повернул кран выпуска шасси, в пневмосистеме вместо привычного свиста что-то коротко пшикнуло, сигнальные лампочки так и продолжили гореть красным. Только теперь Виктор доглядел, что манометр давления воздуха был на нуле. Пришлось крутить лебедку аварийного выпуска…

На пробеге самолет как-то особенно жестко воспринимал все неровности аэродрома, норовил завалиться вправо и в итоге так и застыл, перекошенный на один бок, раскорячив крылья. Моментально выключив мотор, он выскочил из кабины, опасаясь пожара. К нему уже бежали со стоянки люди, неслась псевдосанитарка, их старая полуторка, что каждый день возила летчиков на аэродром. Виктора моментально осмотрели, ощупали и, убедившись, что все нормально, народ переключил внимание на самолет.

Тут все оказалось куда хуже. Правое колесо шасси, видимо, простреленное в бою, теперь чернело лохмотьями свежепорванной резины. Из-за чего машину и перекосило. В крыльях виднелись черные точки нескольких пулевых пробоин. В фюзеляже, позади кабины, была дыра размером с кулак. Машине досталось изрядно, самолет было жалко до слез. Виктор ходил кругами, осматривая повреждения, переживая, ведь попади этот снаряд чуток левее, и такая дыра была бы в кабине. Подошел Палыч, посмотрел, сочувственно хлопнул по плечу, буркнул:

— Ничего, к утру залатаем… будет лучше прежнего. — Вскоре подъехал трактор и не спеша потащил искалеченный самолет на стоянку.

Вот так Виктор стал «безлошадным». Очень неприятное состояние, как будто неполноценный, чуть ли не убогий. Остальные летчики сегодня летают, благо погода позволила, а ты на земле слоняешься. Он долго сидел в землянке, глядя на огонь, пытался отоспаться, но сон не шел. Чтобы хоть чем заняться, двинулся на стоянку, помочь Палычу. Самолет затащили в капонир и уже успели снять винт. Раскапотированный, без винта, с козелками под правым крылом, он казался жалким. Палыч, весь измазанный в масле, слез со стремянки и чинно подошел, закуривая.

— От так от. Шесть пробоин в крыльях. Пробили камеру колеса и амортизатор шасси, остальное ерунда. А вот по фюзеляжу дела хуже, одна пуля пробила винт, кок, разбила компрессор, в нем застряла. А слева, видать, зенитка попала, воздушный клапан в труху размолотило. Вот ты без воздуха и остался.

— Так вот почему трясло, — догадался Виктор, — из-за винта все… Слушай, Палыч, давай помогу.

— Командир, иди, отдыхай, у меня тут помощников выше крыши, есть кому гайки крутить…

Ужин прошел уныло, в похоронном молчании. После обеда снова летали полком, прикрывать полк СБ. В этот раз немцы бой приняли, дрались яростно и упорно. Никифоров, командир первой эскадрильи, сумел сбить одного врага, однако и немцы не остались в долгу, сбили два бомбардировщика. Пилот первой эскадрильи, Сергей Лисичный, недавний герой, заваливший «мессера», также был сбит в этом бою. Его горящий «МиГ» упал в окрестностях Таганрога, парашюта никто не видел. Многие машины в полку получили повреждения. И теперь все летчики вяло ковыряли свои порции, изредка тихо переговаривались. Ощущение было такое, словно находишься на похоронах, даже наркомовские сто граммов не сумели разгладить обстановку…

После ужина Виктор направился к замеченной ранее колхозной ферме. Снег весело поскрипывал под ногами, взошедший месяц хорошо освещал заснеженную степь. Вот и ферма. Он быстро забрался на кучу, устроился поудобнее и принялся ждать. Как она тут оказалась — неясно. Может, война помешала увезти свеклу на переработку, а может, чье головотяпство — никто уже не скажет. Тем не менее приличная гора свеклы, порядка сотни тонн, осталась лежать под открытым небом никому не нужной промерзшей горой. Однако, несмотря на то что она промерзла, ни зайцам, ни оставшимся местным жителям, что часто наведывались сюда с мешками, это, видимо, не мешало. Заячьими следами здесь все было буквально затоптано. Снега выпало непривычно много для этих мест, вот косые и облюбовали себе большую кормушку.

Накануне он зашел к механикам, разжился фонариком и, воспользовавшись кусачками, обкусил скругленные головки пуль в обойме. Конечно, точность у таких пуль убогая, но на пару десятков метров хватит, а больше и не надо. Заяц на рану очень крепкий, а Виктор хорошо себе представлял, как «шьет» «ТТ» и бежать километр по снегу за умирающим подранком ему не хотелось.

Первый заяц показался минут через десять, темной тенью выделяясь на белом фоне заснеженной земли. Он настороженно подбежал к куче, шурша по снегу, принялся хрустеть промороженной свеклой и замер, освещенный ярким светом фонарика. Выстрел на морозе прозвучал каким-то жалким хлопком, зато от вспышки пламени и света фонарика Виктор ослеп. Однако все оказалось зря, он промахнулся. Заяц серой тенью удирал в спасительную тьму, а незадачливый охотник, беззвучно матерясь и моргая, так и сидел, карауля следующую жертву.

Второй зверек прибежал скоро, буквально минут через пять. Теперь Виктор стрелял без фонарика, тщательно целясь в серую, расплывающуюся на фоне незанесенной снегом свеклы фигуру. Снова тихий хлопок выстрела, ослепляющая глаза вспышка, и белые пятна в глазах. Шум на снегу показывал, что в этот раз он попал. Заяц бился в агонии, рассыпая на снегу кажущиеся черными в ночи капельки крови.

— Ну, с первой кровью! — поздравил Виктор сам себя. Раньше… или нет, не раньше — позже, по этому поводу проводился целый ритуал. В конце захода быстренько, на скорую руку накрывали стол на капоте машины, разливали по стопочке и под немудреную закуску поздравляли стрелка. Сейчас же… свои сто граммов Саблин употребил еще за ужином…

Мороз усиливался, несмотря на унты и меховой комбинезон, сидеть на куче промороженной свеклы было некомфортно. Тем не менее за час с небольшим он добыл четырех зайцев. Конечно, это неспортивно, и сам Виктор такое занятие охотой не считал, но макароны надоели, а зайцев тут действительно было много. Запихав добычу в заранее припасенный мешок и похвалив себя за предусмотрительность, — не придется пачкать комбинезон кровью, он отправился домой. По дороге решил заглянуть к техникам, отдать фонарик. Благо там кто-то еще не спал, сквозь неплотно задернутые шторы светомаскировки пробивался слабый лучик света.

К его удивлению, Шаховцев, Палыч и еще трое техников их эскадрильи еще ужинали. Расположившись за большим столом, они устало ковыряли остывшие макароны, запивая холодным чаем. Виктор поразился, насколько у них был усталый вид. Красные, распухшие руки с въевшимся в кожу маслом и грязными ногтями, измученные лица с черными пятнами от обморожений, — видимо, недавно пришли с аэродрома, закончив ремонт.

— Николай Николаевич, я вам фонарик принес, спасибо!

— А, Саблин, с тебя за фонарик пять зайцев. Много настрелял? — хриплым, простуженным голосом спросил Шаховцев.

— Я думаю, торг здесь уместен, — засмеялся Виктор, — нож дадите хороший и керосинку не мешало бы.

— Слушай, — сказал ему Палыч, доставая откуда-то финку, — а тебе их шкуры нужны? Кстати, наш самолет я починил.

— Спасибо, Палыч, — искренне обрадовался Виктор, — а шкуры мне не нужны. Зачем? Если хочешь, забирай, постараюсь аккуратнее их снять, только их еще выделывать надо, знаешь?

— Да, знаю, — буркнул Палыч, — есть тут умелец. Пойдем, посвечу. Там вон, фартук возьми, запачкаешься…

С зайцами Виктор управился быстро, благо там особых навыков и не надо. Снимал шкуры, потрошил, складывал в ведро, пересыпая снегом. Палыч только сопел, глядя, как быстро он с ними разделывается. Закончив работу, Виктор умылся, полюбовавшись ножом, вернул его хозяину.

— Хороший нож, удобный, острый. Сам делал?

— Сам, — ответил Палыч, — еще в финскую. Вот с тех пор с ним не расстаюсь. Тогда также холодно было…

— Да. Хороший нож. Ладно, пойду я. Держи, Палыч, зайца, с мужиками приготовите. На суп он не очень, постный, но тушить самое то.

Месяц уже зашел за облака, когда Виктор пошел домой, скрипя снегом по заметенным улицам ночного хутора, натыкаясь впотьмах на заборы и влезая в сугробы. А Палыч все стоял, задумчиво смотря ему вслед и что-то тихо бормоча себе под нос.

(обратно)

Глава 5

Над аэродромом темно, и так будет долго. Солнце еще не взошло, но низкие облака и изредка срывающийся снег говорили о том, что погоды, скорее всего, не будет.

— И зачем было будить в такую рань, — злобно шипит Игорь, выпрыгивая из полуторки, — ведь ясно же, что погоды не будет. Дали бы выспаться по-человечески…

— Точно, — поддержал его Вахтанг, — вчэра просидели весь день в землянке, зачем?

— Разговорчики! — обрезал нытье Шубин. — Все вам языками чесать. Идите, тута, занимайтесь…

Летчики, проваливаясь по выпавшему за ночь снегу, пошли к самолетам. Мимо, оставляя за собой относительно чистое пространство, протарахтел трактор с прикрепленным отвалом, БАО включился в работу по очистке взлетной полосы. На стоянке механики орудовали лопатами, очищая стоянки и рулежные дорожки. Палыч, весь мокрый от работы, с красным лицом, отрапортовал о готовности самолета к полету. В руках при этом, словно знамя, он держал снеговую лопату.

«Вот вредная зараза, — чертыхнулся про себя Виктор, — вот не может без фокусов».

Он пошел проверять. Обошел самолет, осмотрел, посидел в кабине. Все было нормально, двигатель прогрет, баки полные. Бери и лети. Палыч, пыхтя, словно паровоз, все еще вяло ковырялся в снегу. Стало немного светлее, но мороз не ослабевал, пощипывая лицо, норовя забраться внутрь мехового комбинезона. Решив немного согреться, он забрал у техника лопату и принялся за работу. Снег словно попятился от натиска сильного молодого тела, лопата мелькала в руках, разбрасывая легкую белую массу. Виктор сразу вспомнил свою армию, длинную дорогу в их части, ежеутренний псевдомоцион с лопатами и скребками. Тогда снег был врагом, он ненавидел его всей душой, а работа по уборке была противной обязанностью. Сейчас то же самое приносило только удовольствие…

Снова набились в землянку, растопили печку. В землянке полумрак, света от печки и коптилки мало, поэтому отчетливо видно мерцание папиросных огоньков. Летчики молчат, кто задумался о своем, кто курил, Виктор же решил «добрать». После ночной охоты спать хотелось неимоверно, он приткнулся в углу и сразу провалился в сон. Разбудил его Шубин.

— Вставайте, тетери, устроили тута лежбище морских котиков. — Лицо комэска прямо-таки лучилось оптимизмом и энергией, сонному Виктору это не нравилось. — Давай, Саблин, поторапливайся, со мной полетишь, чтоб знал, тута, как по ночам шляться…

Однако их вылет не заладился, низкая облачность и метель на маршруте обусловили отвратительную видимость. Пришлось возвращаться и лететь снова. Через четыре часа снегопад закончился, облачность поднялась, а небо прояснилось и посветлело, когда два «МиГа» снова оторвались от снежной полосы.

И вновь полет над белой землей. Под крылом проплывают затихшие деревеньки, ни единой души на улице, только дым из труб показывает, что там еще есть жизнь.

Под Марьевкой их обстреляли «эрликоны». Может, немцы ошиблись с определением расстояния, а может, специально отгоняли издалека, но внезапно недалеко от «МиГов», выросла стена из маленьких вспышек разрывов. Пришлось уйти за облака, обходя опасный район… На обратном пути, неподалеку от линии фронта, Виктор увидел какую-то странную лишнюю тень, пересекавшую их курс. Приглядевшись, он увидел пролетающий ниже одиночный самолет.

— Видишь? — раздался в наушниках хрипловатый голос командира. — Это костыль. Сейчас пусть немного пройдет, а потом падай за ним и сзади-снизу атакуй. Я прикрою.

Виктор потянул ручку, сваливая машину в пике, провалившись чуть ниже немца, выровнял самолет и устремился вдогонку врагу, быстро его настигая. Вражеский корректировщик «Хш-126», прозванный на фронте «костылем», стремительно рос в прицеле. Виктор понял, что его увидели, когда пулемет стрелка развернулся в его сторону, однако немцы пока не маневрировали, выжидая, пока истребитель приблизится…

В наушниках, сквозь треск помех, раздался спокойный голос Шубина:

— Ближе, ближе подходи, заходи снизу и в упор, тута его бей.

«Как же в упор? — подумал Виктор. — Они же меня видят, сразу увернутся, ведь моя скорость выше раза в два. Надо сейчас бить…»

Он прикинул дистанцию, до врага было метров четыреста, однако расстояние быстро сокращалось, увидев, что «хеншель» собирается довернуть вправо, а пулемет стрелка озарился вспышками, он быстро вынес упреждение и нажал на гашетки. Самолет мелко задрожал, выплевывая килограммы свинца, запах сгоревшего пороха проникал в кабину, моментально выдуваясь в открытый фонарь. К его удивлению, он попал. Очередь легла точно в мотор и фюзеляж начавшего поворот врага. «Костыль» сразу вспыхнул и, продолжая начатый маневр, устремился к земле. От него отделилась черная точка, забелело пятнышко парашюта. Обреченная машина прочертила короткую черную дугу и рухнула в поле, оставляя на месте своей гибели чадный столб дыма.

Обратно Виктор в буквальном смысле летел, как на крыльях, эмоции переполняли его, и мир казался прекрасным. Его не мучила совесть, что среди горящих обломков «хеншеля» валяется убитый им немецкий летчик, а второй лежит неподвижно, среди заснеженной степи. На их судьбу ему было плевать. Он даже не думал, что эту победу ему фактически подарил ведущий — Шубин. Он был счастлив, считая себя непобедимым. Потому что сегодня он сам сбил врага!

На аэродроме его первым поздравил комэск, улыбаясь, пожал руку, но затем попенял:

— Надо тута ближе подходить. Чтобы заклепки было видно. Тогда шкасы бьют хорошо, как пилой режут. Но ты все равно молодец, прям снайпер.

Потом поздравляли остальные летчики, техники. Комиссарполка, оказавшийся по случаю на стоянке, едва не закатил по этому случаю митинг. Виктор ходил опьяненный радостью от этой неожиданно легкой победы. Казалось, что и дальше все будет так же легко.

Вечером, в столовой, комэск налил ему порцию водки заметно большую, чем остальным.

— Ну, с почином! Ловко ты своего первого срезал, — начал он своеобразный тост. — И главное, я кричу по радио: «Ближе подходи», — а он как дал короткой очередью, метров с четырехсот, — приукрасил чужую победу комэск. — В общем, чтобы тута таких побед было больше!

Летчики зашумели, присоединяясь, поздравляли с победой. Обстановка была праздничная, никоим образом не напоминала похоронный вчерашний ужин. Летчики сидели оживленные, ведь сегодня косая прошла мимо, а значит, можно выпить свои законные и радоваться жизни. Про вчерашнее настроение и погибшего Лисичного никто не помнил. Жизнь на войне — штука тонкая, обрывается легко и быстро, так чего плакать. Радуйся, пока живешь, благо этой гарантированной жизни осталось до завтрашнего утра, до нового вылета…

После ужина всей эскадрильей отправились домой. К ним по дороге, видимо, на запах заячьих котлет присоединились Сергей Никифоров, комэск первой эскадрильи со своим замом, лейтенантом Лешей Васиным. Это была колоритная парочка. Здоровенный широкоплечий Сергей с роскошным пшеничным чубом и маленький чернявый, как цыган, но шустрый Васин. Хорошо посидели, объедаясь чудесными котлетами под мутный, вонючий самогон. В итоге выпили немного, граммов по двести, но Виктора с непривычки развезло. Он сидел за столом и глупо улыбался, ему было хорошо. Все летчики, даже малознакомый строгий командир из первой эскадрильи, казались такими родными, хорошими людьми. Заканчивался еще один день долгой войны…

Наутро распогодилось, снегопад пошел на убыль и вскоре совсем прекратился. Низкие облака поредели, и кое-где между ними уже пробивалось солнце, освещая засыпанное снегом пространство. Полк сразу же включился в работу, словно пытаясь наверстать утраченное время. Пары и звенья поднимались в небо и садились обратно, старательно, словно дворники-таджики, сметая снег с взлетной полосы. Виктор давился надоевшими макаронами, с утра они уже сделали вылет на патрулирование, готовились к следующему, и пока техники готовили машины, летчики торопливо поглощали завтрак, расположившись на чехлах, под крылом самолета комэска.

— Ну, хоть мяса вчера наелись, теперь и макароны нормально идут, — Вадим был само благодушие.

— Да, — подтвердил комэск, — славно вчера посидели. Витя, ты как-нибудь еще зайцев настрелять сможешь?

Тот пожал плечами. Охотничье счастье переменчиво, гарантировать сложно. Вчера зайцы были, а сегодня могут уже не появиться.

— Я схожу, как стемнеет, — ответил он, — посмотрю. Только патроны надо.

— Там сегодня охотников будет больше, чем зайцев, — с набитым ртом влез в беседу Нифонт, — весь полк только про зайцев говорит, и БАО тоже. Наши механики уже команду готовят, в наганах патроны переснаряжают. Наделал ты, Вить, делов…

— Черт, — огорчился Вадим, — про конспирацию не подумали. Плакали наши котлеты.

— Я им покажу команду, — Шубин разозлился, — там сегодня ночью весь полк собирается с фонариками сидеть? Черт знает что. Охотники сраные. Я им покажу охоту! Постреляют тута друг друга на хрен. Где Шаховцев? — крикнул он. — Подайте его сюда!

— Надо было вам, Дмитрий Михайлович, — Нифонт наконец-то проглотил свои макароны и начал говорить более внятно, — Галку обработать, тогда бы все прошло шито-крыто, а котлеты были бы еще вкуснее.

— Лейтенант Нифонтов, — Шубин явно разозлился сильнее, — что-то ты слишком часто несешь всякую херню, о которой не имеешь ни малейшего представления. Трахаешь свою Вальку, вот и дальше трахай, а в чужие дела не лезь…

Нифонт, не ожидавший такой вспышки, испуганно примолк. От дальнейшего разноса его спасло появление Шаховцева. Видимо, его оторвали от завтрака, он все еще что-то пережевывал, пытаясь вытереть рот какой-то грязноватой тряпкой.

— Товарищ старший техник, — злой командир перешел на официальное общение, — до меня дошли слухи о планируемой охоте на зайцев. Так вот, я запрещаю личному составу эскадрильи в этом участвовать. Любой, кто будет обнаружен за пределами расположения части без моего на то разрешения, будет объявлен дезертиром. Сообщите это всем своим подчиненным.

— Есть, товарищ майор! Только как я это им объясню? Первая эскадрилья будет зайцев жарить, а мы смотреть и слюной давиться? Люди и так злые и уставшие…

— Я поговорю с Мартыновым и Никифоровым, — командир резко махнул рукой, — подумаем. Но любую самодеятельность я запрещаю. Самолеты готовы? Хорошо, идите. Так, мужики, — продолжил он, — давайте, тута, доедайте, поторапливайтесь. Через семь минут «пешки» подойдут, будем прикрывать. Вадим, вы слева будьте, повыше метров на пятьсот, поднимитесь, но так, чтобы нас видеть, и шире станьте, на пару километров. Про рацию, тута, не забывайте. И по сторонам не зевайте, погода хорошая, «мессера» могут быть.

Опять в небе. Тучи больше не закрывают солнце, оно освещает заснеженную поверхность, подсвечивая редкие облака. Небо голубое-голубое, редкость для зимы, ослепительно-белый фон земли создает незабываемый контраст, редкую по красоте картину. Внизу проплывает пятерка «пешек». Они тоже выкрашены в белый камуфляж, но облезшая побелка по зеленой краске резко отличается от слепящей снежной белизны земли.

Слева, еще левее и выше пары Петрова летят «мессеры». Тоже пара. Они пристроились еще до линии фронта и теперь двигаются параллельным курсом, выжидают. Отогнать их невозможно, остается только терпеть. Скоро цель, старая знакомая железнодорожная станция — «пешки» ее недавно уже бомбили. К «мессерам» пристроилась еще пара. Они быстро собрались, двое отделились и пошли в атаку на пару Петрова. Вадим развернулся, встречая немцев в лоб, те сразу отвернули. Однако на них сразу же накинулась вторая двойка врагов.

— Вадим, если будут зажимать, отходи под нас, прикроем, — раздался в наушниках спокойный голос командира. — Витя, набираем высоту, смотри тута внимательно, они могут нас отвлекать.

Виктор смотрел, постоянно вертя головой, до боли всматриваясь в пространство. Немцы — вояки опытные, могут устроить любую пакость, надо быть всегда настороже. Уже обе пары немцев наседали на Вадима и Нифонта, те уклонялись от атак, огрызались и, снижаясь, пытались уйти в сторону Шубина.

— Смотри тута, — продолжил командир, — немцы уже на нашей высоте, и скорости у нас равные. Видишь? — спросил он, как будто Виктор мог ему ответить. Голос ведущего был на удивление спокоен, как будто он сейчас не вел воздушный бой, а проводил его разбор на земле. — Вадим, мы атакуем, потерпите еще минутку.

— Давай, командир, не тяни. — Голос у Петрова был хриплый от напряжения.

Пара Шубина, разгоняясь, помчалась в клубок дерущихся истребителей. Немцы, не желая подставляться под их атаку, мгновенно развернулись и с небольшим снижением вышли из боя.

— Фух, спасибо, Дима, вовремя, — раздался хриплый голос Вадима, — еще немного, и хана бы нам пришла. Вот с-суки…

Так заслуженно обозванные, немецкие истребители тем временем набирали в стороне высоту. Похоже, их нисколечко не волновало то, что бомбардировщики уже подошли к цели и, несмотря на яростный огонь зениток, успешно отбомбились.

«Дежавю, — подумал Виктор, — я ведь это уже где-то видел».

Сверху, сквозь дым и пыль, четко виднелись маленькие воронки попаданий, большинство из них легли в стороне, но станции тоже досталось. Было видно, как в одном из эшелонов загорелись вагоны, заволакивая все дымным облаком. Весело разгоралось какое-то станционное здание, у другого отсутствовала крыша. Однако и немецкие зенитчики тоже в долгу не остались. Один из бомбардировщиков, с отбитой прямым попаданием снаряда плоскостью, кувыркался к земле, словно сорванный с дерева осенний лист. Из его пробитых баков выливался бензин, загораясь в воздухе, оставляя завораживающе красивую в своей жути картину гибели самолета. Второй бомбардировщик, дымя поврежденным мотором, отставал от общей группы, оставшиеся машины начали растягивать строй, стараясь выйти из-под обстрела зениток.

— Да что же они, гады, делают, — закричал Шубин, — опять, тута, расползаются…

К немцам подошла еще пара, некоторое время они летели все вместе, рядом, словно совещаясь, а потом сразу две пары накинулись на наших истребителей. Шубин маневром уклонился от атаки, однако немцы оказались настырные, насели снова, пришлось встречать их лобовой атакой. Они отвернули и сразу с переворота постарались зайти в хвост. Дальнейший бой напоминал какую-то адскую карусель, противники отчаянно маневрировали, стараясь уничтожить друг друга.

— Третья пара, — закричал Петров, — третья пара «пешек» пошла… Нифонт, левей бери, врежь ему, врежь…

— Саблин, отбей их атаку, — сквозь треск эфира донесся голос ведущего. — Я прикрою, если что.

Виктор сразу с переворота кинулся к бомбардировщикам. Те растянулись, трое уже собрались в клин, четвертый же сильно отстал, причем дистанция все увеличивалась. «Мессеры», разгоняясь с высоты, нацелились на этого, отставшего бомбардировщика. Со стороны это смотрелось даже красиво, если бы не было так страшно. У поврежденной «пешки» против пары эти стремительных и опасных, словно акулы, охотников шансов очень мало. Виктор шел им наперерез, однако, несмотря на громадную скорость, немного не успевал.

— Отсекай, отсекай! — закричал комэск. Виктор с трудом узнал его голос. Усталость, волнение боя и помехи исказили его так, что казалось, будто говорит старик. — За тобой наша пара и гонится, но далеко. Отсекай, я прикрою.

До «мессеров» было метров семьсот, они нагоняли «пешку», еще немного, и будет поздно. Виктор вынес прицел и принялся стрелять заградительными очередями, стараясь отогнать «мессеров» от «пешки». Красно-белые росчерки трассеров таяли вдали, мелькая то перед носом ведущего «мессера», то вообще далеко за его хвостом, разброс на такой дистанции был очень большим. Однако этого хватило, «Мессершмитты» прекратили атаку и правым разворотом потянули наверх.

— Отлично, — голос комэска дрожал от возбуждения, — у тебя пара на хвосте, уходи влево, в вираж. Наверх не лезь. Вадим, какого вы там хера яйца чешете? Давайте сюда.

Виктор обернулся, сзади, догоняя, висела пара «мессеров», выше и дальше мелькал «МиГ» Шубина. Вот пропал ни за грош. Он прибрал газ, затяжелил винт и потянул в левый вираж. Перегрузка вдавила в сиденье, в глазах потемнело. «Мессера» не сумели вписаться в вираж и промчались в стороне.

— Прикрой, атакую, — Шубин уже летел за ведомым «мессером», видимо, намереваясь расстрелять его в упор, однако на него уже заходила пара, что атаковала «пешку».

В отчаянии, что не может предупредить об атаке, Виктор бросил свой истребитель наперерез, обстреливая «мессеров» на встречном курсе, издалека. Враги отвернули, однако Шубин тоже бросил свою жертву. Противники разошлись, выжидая, словно боксеры расходятся по углам ринга после жесткого клинча.

Некоторое время так и летели, четверка над дымящей «пешкой» и шестерка «мессеров» впереди. Остальные «пешки» сильно оторвались и маячили впереди жирными черными точками. Пара «мессеров», разгоняясь, устремилась за ними, остальные же вверху.

— Вот тупые бомбовозы, — судя по голосу, Шубин был вне себя от злости, — ну раз бросили своего, так тикали бы, тута, домой быстрее. А так всем гадость сделали… Козлы… Группа, внимание, идем за тройкой «пешек». «Мессеров» отсечь. Вадим, прикроешь.

— Командир, а «пешка»? — недоуменно спросил Вадим. — Сожгут ведь.

— Выполняем, — Шубин говорил с какой-то обреченной усталостью, это слышалось даже сквозь треск помех. — Или она, или полгруппы тут положим. Выполняем.

«Мессера», увидев сзади противника, от атаки отказались и привычно отошли вверх и сторону. «МиГи», насилуя моторы, догоняли ушедших вперед бомбардировщиков. Сзади же ведущий «мессер», с разрисованным абщюсбалками килем, занял удобное положение для атаки. Переворот, разгон с высоты, и длинная очередь легла в обреченную «пешку», дырявя дюралевую оболочку, решетя баки и системы самолета. Горящий бомбардировщик начал медленно заваливаться на крыло, наконец свалился на спину и закувыркался в смертельном штопоре. Черный дымный столб, далеко видимый на белом покрове земли, поднялся ввысь, пачкая голубое небо, выступая немым укором тем, кто остался жив.

«Мессера» отстали, словно волки, отбившие от стада больного оленя, они еще немного покружили в стороне и повернули на свой аэродром.

После посадки Виктор с размаху кинул мокрый от пота шлемофон в снег. Было стыдно и обидно. А еще его переполняла злость, злость на собственное бессилие. Он понимал, что бомбардировщики сами бросили своего на смерть. Но это не укладывалось в голове. Про авиацию времен войны он помнил немного, однако из тех немногих прочитанных книг о войне выходило, что советские летчики никогда не бросали своих и дрались до конца. Однако память плохо сочеталась с тем, что он сегодня увидел.

Не спеша собрались на разбор полета. Обычно после вылета все улыбались, шутили. Сейчас сходились молча, с недовольным видом, стараясь не смотреть друг на друга. Мало курящий Петров садил одну папиросу за одной. Виктор, забрав у Палыча свою ушанку, задумчиво теребил застежки сохнущего шлемофона. Нифонт молча ковырял носком унта снег. Шубин подошел медленно, вразвалочку. Щелкнув предметом зависти всей эскадрильи — трофейной зажигалкой «Zippo» (Виктор постоянно недоумевал, как американская зажигалка попала на Восточный фронт), начал воспитание:

— Саблин, хватит уже шлемофон мять, это тебе не бабьи сиськи. Что, тута, носы повесили? Отвыкли по соплям получать? На войне всякое бывает, так что зря отвыкли. А мы правильно действовали, так что хватит тута…

— Но ведь можно было пару оставить с «пешкой», а парой ту тройку прикрыть. — Виктор никак не мог смириться со случившимся.

— Можно, — легко согласился комэск, — но смотри тута, что получается. Их шесть нас четыре. У них одна пара всегда свободна. Драться вчетвером против шести лучше, чем вдвоем против четырех. Если бы эти дурни, тута, своего не бросили, глядишь, мужики живы остались. Хотя кто его знает, немцы тогда так просто не отстали бы. А вот разделись мы — половина бы там точно легла. Вот такая, тута, мать ее, арифметика.

Так что пойдемте все на КП, будем рапорта писать. Эти жопоголовые наверняка нас обвинят, что мы их не прикрыли. Поэтому надо нам свои бумажки иметь, пока самолеты готовят, как раз и напишем. Нифонт, ты, если что, спишешь у Саблина. Хе-хе, твоим, Витя, прошлым рапортом, весь штаб зачитывался. У тебя писателей в роду случайно не было? Будешь теперь на всю эскадрилью наградные писать. Почитают наверху твое представление, и бац, вместо Красной Звезды — Знамя дадут. Хе-хе. Так что ты не теряйся тута, бери за то бутылкой и командиру не забывай наливать, за науку.

«Да у него самого на душе кошки скребут, — догадался Виктор про комэска, — вот он и пытается острить». Под такие невеселые мысли следом за остальными летчиками он направился на командный пункт.

КП представлял собой четыре близкорасположенные землянки, в которые, словно сельди в бочку, набились различные полковые службы. Кто есть кто в этом хаосе, Виктор особенно не разбирался, однако, глядя на мельтешащих тут людей, его посетила мысль об огромном количестве дармоедов, которые оккупировали штабы, тылы и готовы были на любую работу, лишь бы оказаться подальше от фронта. Может, он был и несправедлив, но количество людей, отирающихся вокруг штаба, явно превышало число оставшихся в полку пилотов. Они зашли в крайнюю землянку и, как оказалось, попали в своеобразный тамбур. Виктор, ничего не видя в полутьме, налетел на какой-то стол, едва его не перевернув, что вызвало недовольное бурчание сидящего за ним субъекта. Чуть ли не насильно усаженный Нифонтом на лавку, он кое-как осмотрелся, привыкая к темноте. Несмотря на низкий потолок, землянка была довольно крупная и разделялась на несколько небольших закутков, огороженных от своеобразного тамбура солдатскими одеялами и плащ-палатками. Из левого закутка слышался треск пишущей машинки, раздавался монотонный мужской голос. Большую же часть тамбура занимал грубо сколоченный стол, за которым некогда восседал сержант-писарь. Сейчас он с печальным видом разглядывал залитый чернилами документ, нехорошо при этом посматривая на Саблина.

Шубин довольно осклабился:

— Говорил я тебе, Ерохин, убери отсюда стол, людям мешает. Вот будешь теперь знать… Значит, так, пишите, тута, рапорта. Витя, ты смотри, если будет время, то и за меня напиши, я потом почитаю, подпишу. Смотри тута, акцент делай на управление группой по радио в бою с превосходящими силами и на то, что эти дурни сами своего бросили. Ну, ты вроде как умеешь. Давайте тута…

Он еще раз победно посмотрел на понурого писаря и, привычно раздвинув грязные одеяла, зашел в закуток. Виктор не мог слышать, с кем и о чем разговаривает комэск, сквозь треск машинки, доносились только отдельные слова и фразы.

Писарь передал Вадиму несколько листов бумаги и демонстративно вышел на улицу. Они втроем втиснулись за стол, принявшись за чистописание. При этом Нифонт регулярно мешал писать, забирая у Виктора лист, пытаясь разобрать его почерк в неровном свете керосинки. Они уже заканчивали, когда одеяла распахнулись и в сопровождении комэска показался начальник штаба — майор Прутков. Майор махнул рукой, усаживая вскочивших было летчиков, и они оба заспешили на улицу.

— Бегают чего-то, — Вадим широко зевнул, показав крепкие белые зубы, — видно, полетим сейчас. Эх, сейчас бы добрать минуток триста. Ладно, я пойду курить. Валера, ты идешь?

Тот отрицательно мотнул головой, с усердием выводя на рапорте свою подпись. Затем прислушался, его глаза загорелись азартом, и он, сунув свой рапорт Виктору, ловко юркнул в левый закуток. Треск машинки сразу прекратился, послышались легкий шум, потом какой-то сдавленный писк и тихий женский смех.

«Все ясно, — решил Виктор, — добрался до своей Вальки, засранец». Он продолжил свою работу, старательно выводя буквы по желтой плохой бумаге. Получалось кривовато, пару раз он проткнул лист пером, однако дело ладилось.

— «Вот зачем мне этот геморрой, — думал он, — написал, блин, один раз хороший рапорт. Теперь до конца жизни буду их сочинять. Умник сраный. Ну когда же тут изобретут нормальную шариковую ручку, чтоб сел и сразу написал. Или компьютеры поставят. А то перо это дурацкое, в следующий раз буду карандашом писать, так давно бы уже закончил. И вообще штаб этот, натуральный клоповник. Все какое-то черное, темное. И Нифонт этот…»

За стеной слышались звуки поцелуев, какая-то возня, периодически возникал тихий протестующий писк. «Он там что ее, уже раздевает? — возмутился Виктор, — постеснялся бы». В узкую щель, между одеялами, разглядеть что-либо было сложно, однако воображение, закаленное на просмотрах порнофильмов, услужливо рисовало именно эту картину.

«Черт, надо срочно бабу завести. Хрен с ним, с качеством, главное срочно», — он с хрустом, царапая дрянную бумагу, проставил дату и выскочил на улицу, остудиться на морозе. Нифонт, вопреки ожиданиям, появился буквально через пару минут, победно поглядел на угрюмого Виктора и ухмыляющегося Вадима, однако ничего не сказал, закурил и молча уставился в бесконечную даль голубого неба. Так они и стояли, молча отдыхая, радуясь редкому зимнему солнцу. День еще был в самом разгаре, и впереди было много летной работы.

Под конец дня погода начала резко портиться. Поднялся порывистый восточный ветер, гоня по небу низкие рваные облака. Стало хмуро и холодно.

Полк работал с полной отдачей. Техники с оружейниками едва успевали справляться с заправкой самолетов патронами и боеприпасами, как снова поступала команда на вылет. Состав их группы изменился. Как оказалось, в утреннем бою с «мессерами» истребитель Нифонта получил несколько попаданий, повреждения были не особо тяжелые, но ремонт тоже отнимает время. Вот почему так бегал начштаба, задач из дивизии надавали с запасом, а на чем летать? Пришлось раскулачивать дежурную пару, сегодня это были Игорь и Вахтанг. В итоге в дежурной паре, у торца полосы, остался сиротливый «МиГ» Шишкина, грозная силища против звена «Мессершмиттов». Вместо Нифонта в расписание включили Вахтанга, но это продлилось недолго. В первом же вылете на разведку, под Марьевкой, немецкие зенитчики поймали его самолет в прицел и передали несколько стальных гостинцев. До аэродрома Вахтанг дотянул, но теперь уже две машины стояли в капонирах, облепленные техниками. Сам Вахтанг попал в заботливые руки Синицына, несколько мелких осколков засели под кожей его левой руки. Теперь настала очередь Шишкина, а полк остался без дежурной пары.

До обеда Виктор, будучи ведомым у комэска, летал на воздушное прикрытие своих войск, после на разведку. Сейчас же его снова ожидал вылет на прикрытие железнодорожной станции Миллерово. Они должны были сменить там Вадима с Игорем. Он сидел в кабине истребителя в ожидании ракеты, разрешающей старт.

«Вот на хрена оно мне надо, — думал он. — Сижу в этой кабине как дурак. Холодно. Жрачка — помои натуральные, от макарон воротит уже, в родной российской армии, про которую чего только не писали, кормили и то лучше. К тому же убить могут в любой день. Зачем это мне? Кому я тут что доказываю?»

Его боевой дух после утреннего боя стремился к нулю. Он считал себя несчастным и был обижен на весь мир.

«Как попал сюда, так даже обрадовался, думал, насбиваю немцев, стану Героем, все девки мои будут. Хрена лысого, тут скорее сдохнешь, чем завалишь хоть одного ганса. Вместо приятных полетов и кучи звездочек на фюзеляже — вечный недосып, головная боль и изнуряющие полеты на разведку. Ладно бы еще сам летал, а то, как хвостик, за Шубиным таскаюсь. Насчет вчерашней победы он уже сильно не обольщался, понимая, что комэск фактически подарил ее на блюдечке. Вот сколько читал книг про попаданцев всяких, так они сразу пользу приносили, становились уважаемыми людьми. А у меня что? Вот попал. Одно только хорошее дело и вышло, что радиосвязью начали пользоваться. Да и то тут больше случай помог…»

Мысли его перескочили на проблемы связи, он, вспоминая про связь будущего и размышляя, где можно достать передатчики, незаметно успокоился. Когда наконец-то загорелась зеленая ракета, в кабине уже сидел собранный и решительный летчик, а не хныкающий офисный планктон.

Ровно гудит мотор истребителя, оставляя позади километры заснеженного пространства. Холодный зимний ветер проникает под козырек, обжигая лицо. Закрыть бы фонарь, но он законтрен намертво.

«Надо с комэском переговорить, чтобы разрешил с закрытым фонарем летать, — зябко ежась, размышлял Виктор. — Может, так теплее будет. К тому же я слышал, что открытый фонарь скорость съедает. А скорость против „мессеров“ ой как нужна…»

Высота полета четыре с половиной километра, дышать становится тяжело, однако Саблин, беря пример с командира, не торопится брать кислородный загубник. Такие вот военно-воздушные понты, и никуда от них не денешься. «МиГи», скользя между облаками, приближаются к цели. Под крылом висят РС, их повесили перед штурмовкой, а достойных применения целей не оказалось. С ними и вернулись, давно Виктор так не потел при посадке, любая ошибка, и можно подорваться на собственном аэродроме…

Внезапно, сквозь треск разрядов, в наушниках шлемофонов раздался отчаянный голос Петрова:

— Пятый, Пятый. Это Петров. Пятый, отзовись. Пятый…

Шубин, а это был именно его номер, немедленно вышел в эфир:

— Пятый ответил. Вадим, что случилось?

— Командир, срочно сюда, нас четверка «мессеров» зажимает. Прошу помощи. Мы северо-западнее Миллерово, высота три тысячи…

— Скоро будем, потерпите пару минут.

Истребители плавно начали разгон, устремляясь к невидимой пока цели. Виктор до боли в глазах всматривался в окружающее пространство, и вот впереди среди редких облаков появились маленькие точки. Они кружились в странном хороводе, постепенно приближаясь, все увеличиваясь в размерах. Внезапно он увидел, как далеко справа и немного ниже, из облаков, плотным строем вываливаются самолеты. Их было много, около десятка, и они так же спешили в сторону станции.

Он закачал крыльями, привлекая внимание командира, показал на новую угрозу. Тот увидел, однако курс не изменил, продолжая строить атаку на истребители.

— Вадим, уже атакуем, держитесь.

Они на бешеной скорости заходили на верхнюю пару противника. Те как раз сами, растянувшись в наборе высоты, выходили из атаки и представляли собой идеальную мишень.

— Витя, бей ведущего, РС не трогай, после атаки иди за мной, не отвлекайся, — голос командира слегка подрагивал.

Виктор сам трясся от огромного морального напряжения атаки. Он мельком увидел, как от носа самолета комэска в сторону ближайшего немца потянулись красно-белые огоньки. Некоторые из них пролетали дальше, но большинство пропадало в фюзеляже фашистского самолета. Виктор наклонился, загоняя тонкий силуэт врага в пересечение желтых линий коллиматорного прицела. Однако немецкий летчик, видимо, увидел опасность и с переворота ушел вниз, только черные кресты мелькнули на крыльях.

— Хорошо, Витя, хорошо, — голос комэска все еще подрагивал, однако в нем слышалось удовлетворение. — Одного зажгли. Давай за мной, не отставай, забираем вправо вверх. Вадим, как у вас дела?

— Командир, «мессы» отстали, отходят на юг.

— Хорошо. Давайте тута вверх, будете нас вытаскивать…

Позади устремившейся вверх пары «МиГов» отвесно падал горящий «Мессершмитт». Виктор увидел это мельком, осматриваясь. Красивое зрелище, ради которого и живет летчик-истребитель — смазанная ветром полоса жирного черного дыма и рождающий ее, алеющий пламенем вражеский самолет. Немецкие летчики не ожидали этой атаки. За несколько секунд они сами превратились из охотников в дичь и теперь, деморализованные видом своего горящего истребителя, спешно выходили из боя. «МиГи» развернулись на горке и устремились вниз, заходя в лоб второй группе самолетов. Теперь Виктор рассмотрел их повнимательнее, девятка двухмоторных машин, выстроившись клином звеньев, стремительно приближалась, увеличиваясь в размерах. Выше их и чуть впереди мелькали две черточки — «мессера» прикрытия, в стороне набирала высоту первая тройка врагов.

— Витя, смотри тута, — голос командира эскадрильи был хриплый, напряженный, — сейчас атакуем бомбардировщики РСами в лоб, ориентируйся по мне, бей залпом, но не увлекайся. Потом уходим вниз, правым разворотом. Вадим, вы нас чистите. Как принял?

— Принял. — Голос Петрова тонул в треске помех.

Виктор нацелился на ведущего фашистских бомбардировщиков. Самолеты сближались на большой скорости, и враг стремительно рос в прицеле. Как только под крыльями шубинского «МиГа» полыхнуло, он сразу нажал кнопку пуска РС. Дымные кометы устремились в сторону врага, что-то вспыхнуло, вокруг бомбардировщиков расцвели дымные шапки разрывов. Он закричал от радости, видя, как один из снарядов попал прямо в ведущего фашистских бомбардировщиков. Взрывом тому оторвало плоскость, и теперь горящая машина кувыркалась к земле. Оторванное крыло бомбардировщика тоже горело и, плавно вращаясь, как падающий лист, падало следом. Это все он увидел мельком, картина явилась на мгновение и пропала под капотом самолета, чтобы навсегда остаться в памяти.

— Командир, вас атакуют, ук… — дальнейшего Виктор не услышал, все утонуло в шуме эфира. «МиГи» синхронно перевернулись и устремились вниз, уходя из-под атаки. Перегрузкой его придавило к сиденью, в глазах помутилось. Когда отпустило, он увидел, как впереди, чуть выше, бомбардировщики сбрасывали бомбы в чистое поле, торопливо разворачивались, ложась на обратный курс, однако одно звено упрямо шло к цели.

— Проскочили немцы, — донесся голос Вадима, — проскочили, вверх лезут.

— Прикрывай тута, — даже сквозь треск помех в голосе комэска слышалась усталость. — Мы это звено атакуем. Витя, разгоняемся и сзади-снизу…

Бомбардировщики неторопливо приближались, ощетинившиеся пулеметными стволами, в бело-серых разводах камуфляжа, они производили устрашающее зрелище. Судя по силуэтам, это были пикировщики «Юнкерс-88» — весьма серьезная машина. Истребители на скорости провалились уже почти под своих врагов, и тут Шубин резко рванул свою машину вверх, нос его истребителя на секунду озарился вспышками, посылая свинец в беззащитное брюхо бомбовоза. Это длилось меньше секунды, затем он отвернул и, пользуясь громадным преимуществом в скорости, выскочил вверх, занимая позицию над врагами. Виктор повторил его маневр, однако скорректировал, стараясь стрелять в правый двигатель бомбардировщика. Он увидел, как короткая трасса снизу вверх ткнулась в мотор, затем его машина затряслась, попав в воздушную струю, и вот он уже рядом с комэском, разворачивается на атакующую их тройку «мессеров».

В лоб фашисты не пошли, отвернули, но тут же Виктор едва не стал жертвой свалившейся сверху другой пары врагов. В последний момент он заметил приближающуюся желтоносую тень и свалил истребитель в штопор, уходя из-под атаки. Однако на этом неприятности не кончились, выпрямив машину, он обнаружил у себя на хвосте еще одного «мессера», этот сбрасываться не пожелал, вцепился, словно клещ. Понимая, что еще немного, и его расстреляют, рванул машину вниз, уходя в ранверсман, и в нижней точке резко ушел в размазанную бочку. «Мессер» проскочил вперед и едва сам не превратился в жертву. Виктору не хватило немного скорости, чтобы довернуть и расстрелять драпающего фашиста. Он суматошно озирался, пытаясь найти своего ведущего. Рация молчала, слышался только невыносимо громкий треск помех, он мешал, вызывая головную боль. Ведущего не было видно, одна пара «мессеров» ходила слева, в стороне, в паре сотен метров выше, пронеслось звено «юнкерсов», с открытыми бомболюками. За ведущим самолетом тянулся темный шлейф дыма, еще выше разворачивалась пара «МиГов» для атаки.

«Все-таки разогнали гадов», — мелькнула у него мысль, от этого стало немного легче, все-таки атаковать бомбардировщика со скудным вооружением «МиГа» — занятие не самое приятное. Виктор продолжил поиски и вскоре нашел своего командира. Тот оказался слева ниже, он гнался за «мессом», не видя, что ему в хвост уже заходит другой. В отчаянии Саблин резко довернул, заходя в атаку и видя, что уже не успевает, принялся обстреливать противника издалека. Тот на стрельбу не реагировал, решительно сближаясь, однако комэск резким маневром увернулся от его атаки и полетел навстречу Виктору. Нос его самолета озарился вспышками, трассы потянулись к машине Саблина, уходя куда-то за хвост. Он похолодел от страха, уводя истребитель в сторону — его собственный командир решил его убить. Однако сзади внезапно появилась уходящая в сторону пара «мессеров». Шубин стрелял по ним.

«Вот раззява, прозевал, — огорчился Виктор, — за малым не срубили». Он пристроился к ведущему, сразу стало спокойно и как-то надежно — в паре с комэском он себя чувствовал как за каменной стеной.

Они отбили еще одну атаку, и в это время бой закончился. Петров и Шишкин, находящиеся уже выше всех, атаковали верхнюю пару «Мессершмиттов» и сбили самолет ведущего. Виктор увидел, как один из «мессеров» практически отвесно пикирует к земле. За ним тянулся едва видимый белесый след, однако ни дыма, ни огня видно не было. Так он и воткнулся, оставив на земле маленький алеющий куст пламени. Остальные противники, видя такой исход, сразу вышли из боя, дымя форсируемыми моторами, они со снижением ушли на юг. Гоняться за ними не было ни желания, ни сил. К тому же у пары Вадима явно кончалось горючее. Они покачали крыльями и заторопились на юго-запад, домой.

На душе у Виктора все пело от радости. Еще бы, такой бой, дрались в явном меньшинстве и победили, причем как победили — сбили троих, нескольких врагов подбили, а сами живы и здоровы. «Хотя, — оборвал он себя, — чего радуешься? Ведь тебя самого за малым не сожгли, у немцев сколько было случаев, чтобы срубить незадачливого ведомого? Повезло… нажми вражеский пилот на гашетки пораньше, и все, кто знает, что бы случилось?»

А на станции продолжалась работа, выгружали военную технику, людское пополнение. Большинство из тех, кто сейчас был внизу, наверно, не догадывались, что бомбардировщикам оставалось всего несколько километров до цели. Что было бы, отбомбись они по станции — страшно представить. Сверху хорошо было видно, что людей там много. Натворили бы дел.

Когда время патрулирования уже истекало и они увидели сменщиков — тройку «МиГов» из первой эскадрильи, Шубин решил немного схулиганить. Резко снизившись, на высоте метров пятьдесят, они прошли плотной парой прямо над станцией. Скорость была километров шестьсот, Виктор шел чуть ли не впритирку к ведущему, внизу все мелькало, сливаясь в бело-серую полосу, однако он готов был поклясться, что их там приветствовали, махали руками и кидали в небо ушанки. Это было приятно. Это было чертовски приятно, он раньше себе и представить не мог, что может быть настолько хорошо. Эйфория победителя смешивалась с радостью за успешно проведенный бой. За то, что, несмотря на все страшилки, немцев можно бить, и бить хорошо. И что он сделал свою работу — летчика-истребителя, настолько хорошо сделал, что душа поет. И еще много-много людей радуются твоему мастерству.

На стоянке их уже ожидал комиссар полка, поздравил с успешным боем, долго тряс руку Шубину, Виктору тряс куда меньше. При этом незнакомый лейтенант из БАО несколько раз фотографировал этот момент. Потом техники под руководством того же комиссара принялись было Шубина качать, тот отбивался, однако безуспешно. У Виктора эта картина вызвала какое-то отторжение своей приторностью, это было неискренне, неправильно. Он незаметно отошел за капонир и, приложив к гудевшей голове снег, уселся на пустую топливную бочку. Это помогло, боль в висках отпустила, стало легче. Тут его и нашел Шишкин.

— Ну как ты? — Он уселся рядом, достал из кармана комбинезона жменю жареных семечек, протянул Виктору: — Держи!

Помолчали, заплевывая снег черной кожурой.

— Хороший бой, — нарушил молчание Игорь. — Я в таком в первый раз участвую.

— Хороший, — подтвердил Саблин, — присунули фрицам по самые помидоры. У тебя машина целая? У меня две дыры в плоскости. И бомбер бескрылый скорее всего мой, хотя тут не докажешь без фотопулемета.

— Побили меня крепко, еле сел, теперь надолго в ремонт. Вадим с Нифонтом на разведку полетел, его самолет как раз починили. Но зато второй истребитель точно мой, но это будет начальство решать, кому сколько, — он усмехнулся. — А бой хорош был, за такой, может, и орден кому дадут.

— Ха, орден, — Виктор криво улыбнулся, — бойцу за атаку — хрен в сраку, санитарке за… слышал такое?

— Я не слышал! И мне очень интересно, откуда это мог услышать ты? — Шишкин стал очень серьезным, его зеленые глаза буквально сверлили Виктора.

— Тю на тебя, — Виктор делано улыбнулся, — что еще за теория заговора? Мужики болтали…

— Какие еще мужики, Витя? Что вообще с тобой происходит? Ты сам на себя не похож в последнее время, словечки эти…

Виктора спасло появление Шубина. Комэск выглядел смертельно уставшим, однако напора не растерял.

— Саблин, чего тута со снегом сидишь? Птичья болезнь одолела?

— Да нет, Дмитрий Михайлович, наверно, радио расстроилось, такой треск стоял… я половину боя никого не слышал, только треск. Теперь вот маюсь.

— А… надо будет Гольдштейна отпороть, а что по бою думаешь?

— Думать надо. Ошибок наделал много, едва не сбили. Но, по-моему, немцы просто не ожидали такого сопротивления.

— Почему тута так решил?

— Я не знаю точно, но, скорее всего, они считали, что дерутся с двумя разными парами, а не с четверкой. Поэтому второго «мессера» и сбили.

— Это ты правильно заметил. Ладно, пошли мемуар писать, после подумаем. Нам сейчас еще лететь на разведку, под Таганрог. Давай, тута, я механиков накрутил, чтобы торопились, темнеет скоро, надо успеть…

Вечерело, погода ухудшалась на глазах. Ветер уже утих, но редкая размытая облачность закрывала солнце, мешая обзору. Чем ближе подходили к Таганрогу, тем облака становились плотнее, прижимали сильнее к земле, приходилось идти на высоте метров семьсот. Виктор вспомнил свой первый вылет, летел, как теленок, ничего не зная и не умея. Сейчас было куда лучше, осматривался уже почти рефлекторно, на приборы смотрел редко, чувствуя самолет буквально «задницей». Головная боль уже прошла, да и Гольдштейн успел отрегулировать радио, и скупые команды Шубина слышались четко, без треска.

Над Таганрогом их встретили неласково, сразу несколько батарей открыли огонь по самолетам, разрывами превратив и без того темный день в ночь. Однако они разведали почти пустой аэродром и, наблюдая взлет дежурного звена фашистских истребителей, быстренько повернули обратно. Драться с четверкой немцев, пусть даже с превышением по высоте, когда по тебе долбит столько стволов, — занятие для самоубийцы.

Дальше случилось страшное. Когда они уже почти вышли из-под обстрела, зенитный снаряд ударил в крыло самолета Шубина. От взрыва истребитель перевернуло, крыло моментально охватило пламя, и горящая машина, ускоряясь, устремилась вниз. Виктор, оцепенев, смотрел во все глаза за катастрофой. Однако недалеко от земли пламя неожиданно погасло, истребитель вышел из пикирования и нехотя, странно подергивая крыльями, принялся медленно набирать высоту.

Виктор не верил своим глазам, он уже успел мысленно проститься с комэском, но, видно, зря. Подлетел вплотную, разглядывая повреждения. Они ужасали, в правом крыле зияла громадная дыра площадью, наверное, около квадратного метра. На фюзеляже, внизу за крыльями, чернела вторая, поменьше.

— Что там, Витя? — раздался отчаянный голос Шубина. Сам он с белым, как мел, лицом вцепился в ручку управления и с трудом вел искалеченную машину. Виктор знаками показал ему на дыру в фюзеляже.

— Ясно, рули высоты не работают, на триммерах еле-еле набираю, крутит, тута, его постоянно.

Это было видно и без комментариев, истребитель комэска норовил завалиться на продырявленное крыло, Шубин пытался его выправить, заставлял лететь ровно, но это было безуспешно, он все равно заваливался. Поэтому самолет летел словно вразвалочку, постоянно переваливаясь с крыла на крыло и медленно, очень медленно набирая высоту.

Облачность и не думала подниматься, можно было бы забраться в нее, пересекая линию фронта, но не с таким напарником. Истребитель Шубина с большим трудом едва набрал триста метров высоты, скорость его сильно упала, они не летели, а буквально ползли. «Лишь бы не было „Мессершмиттов“», — Виктор повторял эти слова, как заклинание, крутя головой, стараясь не пропустить ничего, летая вокруг самолета командира, как заботливая овчарка у стада.

Но его ожидания не сбылись, сзади, со стороны Таганрога, появилась приближающаяся четверка. Они были еще далеко, виднелись маленькими безобидными точками, но, учитывая нынешнюю скорость Шубина, они их догонят минут через пять.

Шубин тоже их увидел. Виктор поразился, каким сухим и безжизненным стал его голос:

— Уходи, Витя, дальше я сам. Линию фронта перетяну и сяду, тут близко.

Видя, что тот не реагирует, он зло рявкнул:

— Уходи домой. Я приказываю!

Саблин толкнул вперед рукоять газа и плавно потянул ручку на себя, истребитель послушно устремился вверх, под самые облака, оставляя командира в одиночестве. Он смотрел вниз, наблюдая за истребителями врага и машиной комэска, сравнивая скорости и высматривая ориентиры. Виктор летел под самыми облаками, периодически залетая в эту темную вату. Немцы приближались, они быстро и уверенно нагоняли машину комэска, идя четверкой, на высоте метров пятьсот, Виктор, бросив последний взгляд на компас, ушел выше.

Свет сразу померк, машина оказалась в непроницаемом молоке, сразу началась тряска, самолет дергался, его швыряло из стороны в сторону. Это издалека все эти тучи и облака кажутся такими нежными и красивыми, внутри болтанка такая, что хочется придержать потроха, чтобы не вытряхнуло. Выждав положенное время, он перевернул машину и на полном газу, разгоняясь пошел вниз. Облака кончились внезапно, тусклый вечерний свет больно ударил по глазам, но это было неважно. Важно было то, что он успел и верно угадал с курсом.

«Мессера», растянувшись, заходили в атаку на истребитель комэска. Тот только пересек линию фронта и пытался дотянуть до облаков, однако катастрофически не успевал. Враги оказались впереди и ниже Виктора, они прозевали его появление, увлеченные преследованием беззащитного советского самолета. Он разогнал машину к земле, стараясь быть ниже своих жертв, чтобы как можно дольше быть невидимым, и, быстро догнав замыкающий истребитель, атаковал его сзади-снизу. Все это время он, сжавшись в комок, словно пружина, трясся от нервного напряжения. Однако как только красно-белые трассеры уткнулись в серое брюхо «Мессершмитта», напряжение исчезло, оставив только холодную испарину. Крупнокалиберные пули, выпущенные чуть ли в упор, с легкостью пробили фюзеляж, словно гвозди бумагу, проткнули бронеплиту и попали в бензобак. «Мессер» сразу загорелся, Саблин рванул ручку управления на себя, избегая столкновения, расходясь с врагом в считаных метрах, и снова ушел вверх, к облакам. Остальные противники стаей испуганных воробьев порскнули в стороны, не желая становиться следующей жертвой. Один из них потянул было за Виктором, но, видя его преимущество в скорости, быстро отстал.

— Молодец, Витюша, молодец, — Шубин захлебывался от восторга, — ты одного зажег, он уже на вынужденную плюхается. Давай их еще разок, давай, родной. Я попробую в облака уйти, тут недалеко осталось…

Вторая атака из облаков была уже неудачная. Один из противников, что снова пытался атаковать Шубина, своевременно увернулся от его атаки, двое других попытались в свою очередь атаковать уже Саблина, но у них не вышло, разогнавшись за счет высоты, он был быстрее. Им осталось только стрелять по нему с запредельной дистанции, вымещая злобу. Огоньки их трассеров мелькали ниже его машины, когда молочная пелена снова сомкнулась над кабиной его истребителя. Хоть атака и сорвалась, но он увидел, как облака впереди смыкаются, снижаясь чуть ли недо земли, позволяя Шубину в них уйти, а главное, он выиграл так необходимое время. Комэску нужно продержаться буквально минуту-полторы, и он сможет уйти, раствориться в белой мути. А значит, нужно снова выходить из спасительных облаков и атаковать, приковывая врага к себе.

В третий раз Виктор перемудрил, вывалился из облаков с сильным креном, да еще и не там, где предполагал. Пока разворачивался, пара «мессеров» уже зашла ему в хвост, и пусть пока они были далеко, но хорошего мало. Третий «мессер» уже подбирался к самолету комэска, поливая его издалека очередями, но, видимо, из-за постоянных шубинских дерганий никак не мог попасть. После того как очередь Виктора пролетела рядом, «месс» отвернул. Машина Шубина нырнула в облака, Виктор хотел было уже последовать за ведущим, как сильнейший удар едва не вырвал ручку из рук. Он инстинктивно втянул голову в плечи, прижимаясь к бронеспинке, дал правую ногу, рядом пронеслись иглы трассеров, затем снова последовал ряд сильных ударов. Виктор отдал ручку от себя и нажал на левую педаль, уводя самолет в сторону. Как оказалось, вовремя — справа выше прошла новая порция трассеров. В этот момент его истребитель наконец-таки влетел в белую вату. По телу словно прошла волна радости: хорошо, ушел от фашистов, за малым не сбили.

Он быстро осмотрел повреждения — левый элерон был разворочен, осталась едва половина, на крыле отчетливо выделялись следы пулевых пробоин. Больше из кабины ничего разглядеть не получалось, мотор тянул ровно, приборы показывали, что все в норме, однако самолет буквально висел на ручке, очень неохотно реагируя на попытки набрать высоту, постоянно валился влево, на побитое крыло. Радио молчало, пропал даже вездесущий треск помех. Виктор постарался выровнять машину и лег на курс домой.

Полет в облаках, без ведущего, по приборам оказался пыткой. Поврежденная машина все время норовила свалиться, рыскала по курсу и «плясала» по высоте. В тот момент, когда ему казалось, что истребитель наконец-то летит ровно, Виктор буквально вывалился из облаков, пикируя под углом градусов десять и с сильным креном. Обливаясь холодным потом, он быстро выровнял машину и потянул обратно. Внизу была только пустынная степь, виднелась припорошенная снегом кучка строений, не то хуторок, не то стан колхозной бригады, характерных ориентиров никаких. Зато в стороне, чуть ниже, шел одиночный «мессер», видя Виктора, он бросился в атаку, но поздно, спасительные облака снова закрыли кабину истребителя непроницаемым молоком.

В следующий раз он снова вывалился буквально через пять минут, нижняя граница облаков проходила уже метрах в двухстах, и такие пируэты становились опасными. «Мессеров» не видно, зато внизу обнаружился шикарный ориентир — железная дорога. Летя вдоль нее, Виктор наткнулся на довольно крупную деревню, сверившись с картой, понял, что это село Покровское, он сильно отклонился влево от маршрута. Однако, увидев позади две точки, решил не рисковать и вновь ушел в облака. Дальнейший путь казался легким — пролететь несчастных сорок километров и сесть. Однако это оказалось непросто, в снежном облаке трясло как никогда сильно, да и видимость сократилась до нескольких метров. Солнце уже почти зашло, серая мгла кругом сильно давила на психику, хотелось увидеть чистое небо. Когда, по его расчетам, должен был показаться аэродром, он начал плавно снижаться. Стрела альтиметра медленно ползла к нулю, но ничего не изменялось, вокруг была та же самая темная муть, и лишь когда он уже собирался уйти обратно, вверх, немного посветлело. Внизу был снегопад, облака просели метров до пятидесяти. Снег был и внизу, и вверху, видимости никакой, куда лететь, непонятно. Солнце уже зашло, вокруг самолета была только серо-белая мгла. Виктор до боли в глазах всматривался в пространство, но земля словно вымерла, нигде ни огонька, ни одного ориентира. Он стал в вираж и максимально возможно прибрал тягу, топлива осталось чуть больше половины бака. Найти бы хоть что-то, к чему можно привязаться, но все было тщетно, вокруг только серый снег.

Внезапно слева мелькнул огонек. Виктор сразу повернул туда, надеясь, что это аэродром, однако огонек скоро погас, непонятно откуда взявшись. Он долго нарезал круги над темной степью, глаза болели от напряжения, должны же там, на аэродроме, хоть ракету дать. Все было напрасно. Видя, что сигнальная лампочка горит вовсю, а бензина в баках почти не осталось, он решил садиться. Вообще в таком случае полагалось прыгать, но Виктору было жаль терять свой замечательный истребитель.

Посадочную площадку выбирал недолго, а чего выбирать, когда кругом голая ровная степь, проверил привязочные ремни, прибрал газ и пошел на посадку. Садился жестко, с большим козлом, после второго касания машина затряслась, как в лихорадке, степь оказалась не такой идеально ровной, как казалось сверху. Он быстро выключил зажигание, опасаясь пожара, в этот момент одно шасси подломилось, и самолет замер, перекошенный, уткнувшись левым крылом в землю. Наступила непривычная тишина, только слышно было, как потрескивает остывающий двигатель, как скрипит левое крыло и шипит воздух в пневмосистеме. Он сел.

Отстегнув ремни, Виктор ловко выпрыгнул из самолета, однако поскользнулся на левом, опущенном к земле крыле и отбил копчик. Не надо было оставлять парашют в кабине. Обошел истребитель, обеспокоенно цокая языком при виде повреждений. Помимо побитого крыла виднелась солидная дыра в фюзеляже, от правого руля высоты остались одни лохмотья. Пулевых дыр было тоже многовато. Он погладил избитую машину по поникшему крылу: «Ничего, потерпи немного. Палыч тебя обязательно починит». Постояв с минуту в задумчивости, принялся собираться. Хотя нищему собираться — только подпоясаться, он забрал парашют, снял с самолета часы и пошел определять, куда же это его занесло.

В снежной мгле едва проглядывалась изрезанная балками земля, где-то здесь, может, даже вон за тем холмом притаился такой желанный, такой родной аэродром. Вокруг снег и темнота. Небо замуровано облаками, земля как будто вымерла, нигде ни огонька. Ощущение было такое, будто Виктор остался единственным живым человеком в этом огромном замороженном мире. Пройдя метров триста вперед, он наткнулся на заснеженную гладь ставка. То, что сверху казалось идеальной равниной, оказалось полем на склоне запруженной балки. Промедли он с посадкой секунд на десять, и, возможно, пришлось бы ему сегодня купаться. «Черт, да это же ориентир, — он достал карту и, подсвечивая спичками, принялся ее изучать, — ну, конечно, вот же этот ставок, в десяти километрах севернее аэродрома».

Виктор поудобнее закинул парашют за спину и пошагал домой, словно бульдозер, разгребая снег унтами. Временами останавливался, проверял направление по компасу и, снимая шлемофон, слушал степь, мало ли что. Поход по зимней военной степи отличается от вечернего променада по городской набережной. Но в степи было тихо, слышался только тихий шепот падающего снега.

До деревни добрался часов в девять вечера. Вымотался до предела, день был очень тяжелый и морально, и физически, три воздушных боя и на десерт двухчасовой переход в унтах по снегу. Хотелось лечь и заснуть. Вот только голод донимал. Пока Виктор решал, что же сделать первым — направиться в столовую или доложиться начальству. Оставаться без ужина категорически не хотелось, но и командование на такое поведение могло крепко обидеться. Но, как говорится, «на ловца и зверь бежит», начальство объявилось само. За углом ближайшего дома послышались голоса, и объявился комиссар в сопровождении инженера полка, они шли по ночной улице, подсвечивая дорогу фонариком и о чем-то тихо переговариваясь. Виктор, как и положено, по стойке «смирно», чеканя шаг, зашагал навстречу. Идти строевым, в унтах да по свежевыпавшему снегу оказалось неудобно.

— Товарищ старший батальонный комиссар, сержант Саблин прибыл после выполнения боевого задания.

Луч света мазнул по лицу Виктора и погас.

— Саблин? Живой? — Голос у комиссара был низкий, с придыханием. — Что с самолетом? Ну-ка, давай детали!

— В ходе выполнения задания по разведке аэродрома Таганрог самолет ведущего — капитана Шубина получил повреждения. Прикрывая отход ведущего, вел бой с четверкой «Мессершмиттов», сбил один истребитель противника в воздушном бою. Обеспечив выход из боя капитана и получив в бою повреждения, ушел в облака, однако в районе аэродрома попал в сложные метеоусловия — сильный снегопад. Из-за плохой видимости аэродром не нашел, по выработке горючего произвел аварийную посадку в поле.

— Ты гляди, как по писаному. Молодец! — комиссар пожал ему руку. — Поздравляю со сбитым фашистским стервятником. Шубин уже давно сел, доложил. Молодец…

— Самолет сильно поврежден? — не удержался и влез инженер полка Баженко. В отличие от комиссара, голос у него был хриплый и скрипучий. — Где самолет?

— Из внешних повреждений разбиты левый элерон и правый руль высоты, сломано левое шасси, но крыло вроде целое. Сзади-справа крупная пробоина в фюзеляже. А стоит он тут. — Виктор зашелестел разворачиваемой картой.

— Давид Соломонович, посветите, пожалуйста, — инженер склонился, рассматривая. — Недалеко. Это хорошо.

— Юрий Алексеевич, вы людей лучше с утра пошлите. Я знаю ваш энтузиазм, поэтому сразу предупреждаю. Сейчас ночь, снегопад, заплутают еще в степи. А вам, товарищ Саблин, объявляю благодарность.

— Служу трудовому народу! — Виктор вытянулся по струнке.

— Ладно, идите, отдыхайте, подкрепитесь хорошенько. Я командиру передам. Комэску своему лучше доложите завтра, он сегодня… приболел.

Последняя фраза была произнесена с ядовитой интонацией, однако Виктор не обратил на это внимания. «На хрена мне его благодарность, — думал он, — лучше бы помог материально. Ну, там орденок подкинул или медаль какую. Тут давно пора решать половой вопрос, а для этого надо произвести положительное впечатление на местных дам. На крутые тачки они тут не ведутся, как и на костюмчик от Хьюго Босса. Нет тут ни тачек, ни костюмов. Зато на золотые и серебряные железки, прикрученные к гимнастерке, местные дамы должны клевать безотказно». Улыбаясь собственным мыслям, Виктор пошагал к столовой.

Там на кухне гремели посудой, одинокая официантка заканчивала мыть полы. Увидев Виктора, она уронила швабру и замерла, стрельнув глазами куда-то в сторону. Проследив за ней взглядом, он увидел на столе, где он обычно сидел, стакан, накрытый краюхой хлеба.

— О! — обрадованно протянул Виктор. — Это, как я понимаю, мое. Да?

Официантка, та самая рыженькая, любовница майора Пруткова, задорно улыбнулась. Подойдя к Виктору, она, неожиданно встав на цыпочки, поцеловала его в губы и тихо произнесла:

— Поздравляю вас с победой, товарищ Саблин.

Голос у нее был мягкий и чуть-чуть хрипловатый. Она звонко засмеялась, глядя, как опешивший Виктор пытается вдохнуть. Пока он приходил в себя от вкуса ее губ, от ее запаха, пока думал, что же ему делать дальше, официантка уже скрылась в недрах кухни. Он только успел крикнуть ей вслед:

— Надеюсь, вы покормите усталого героя? — чем вызвал еще один приступ звонкого, озорного смеха.

Поминальная водка оказалась какой-то слабенькой. В ожидании ужина он махнул залпом все, что было в стакане, зажевал краюхой хлеба. Он уже забыл про свои переживания, про воздушные бои, про то, что сегодня сбил вражеский самолет и, возможно, даже не один. Из головы не шел образ рыжеволосой красавицы. «Почему она меня поцеловала? Может, я ей нравлюсь? А как же тогда Прутков, он же, случись что, меня в асфальт закатает… или это такая шутка была?»

Видимо, все же шутка. Ужин ему принесла уже другая официантка. Тоже молодая и симпатичная девушка из новеньких. Расставляя столовые приборы, она насмешливо посматривала на Виктора, в глазах так и мелькали бесенята, однако ничего такого не случилось. Он с аппетитом съел и суп из концентратов, и извечные макароны, не торопясь выпил остывший, несладкий чай. Рыженькая так и не появилась, а идти на кухню он постеснялся.

«Вот чертовка, — думал Виктор, выходя из столовой, — посмеялась, а я тут голову ломаю. Коза драная». Он зло плюнул в снег и зашагал домой.

Проходя мимо хаты командира, все же решил зайти — доложиться. Шубина дома не оказалось. Хозяйка дома, как было известно Виктору, Манька, крупная женщина, лет тридцати пяти, возилась у печки, однако на невинный вопрос о его местонахождении словно взбеленилась:

— Ты чого сюды прийшов? Ты чого его тута шукаешь? У сучек ваших пошукай, сволота кобелиная!

Насколько Виктор знал из полковых сплетен, отношения у нее с комэском были более чем близкие, и такая реакция любовницы Шубина была непонятна. Майор Никифоров, шубинский сосед, который тихо сидел в углу и с большим удовольствием слушал этот монолог, поймав гневный взгляд хозяйки, моментально стер с лица улыбку и сразу убрался в свою комнату. Хозяйка же продолжала бушевать:

— От же клоп блудливый. Щоб ноги його больше в моий хати не було. Так йому и передай. Кобелина похотливый.

Трясясь от злости, она схватила лежащий на полке фанерный чемодан и швырнула его в Виктора. Тот увернулся, и чемодан, с треском открыв дверь, свалился на крыльцо. Манька с силой вытолкнула Виктора на улицу и ногой зафутболила многострадальную фанерину в снег.

— И щоб ноги не було, — взвизгнула она, с грохотом захлопывая дверь у Виктора перед носом.

«Это что еще за шекспировские страсти в отдельно взятом авиаполку? — недоумевал Саблин, поднимая избитый чемодан. — Всего четыре часа отсутствовал, а тут такое»…

В тамбурочке задумчиво курил Шишкин, увидев Виктора, он с ревом кинулся обниматься:

— Я знал, я знал, что ты придешь! — Он облапил его, обдавая запахом табачно-водочного перегара. Остальные летчики выскочили из комнаты на шум, присоединяясь к поздравлениям. Когда страсти немного улеглись, его огорошили новостью.

— А ты еще не слышал? — У Нифонта в глазах была плохо скрытая зависть. — Про бой над Миллерово?

— Нет, а что там?

— Вы улетели, а тут из дивизии давай пытать, кто над Миллерово дрался, требовали подробности. Оказалось, что ваш бой видел сам товарищ Хрущев — член Военного Совета фронта. Говорят, что приказал наградить всех участников. В штабе до сих пор на ушах стоят.

Вид у него был настолько печальный и завистливый, что Виктор рассмеялся.

— Да ладно тебе, Валера, завидовать. Вот скажи, когда ты от Вальки своей выходишь, разве мы тебе завидуем?

Летчики чуть не подавились смехом. Смеялись все, даже Нифонт, немного помявшись, присоединился к веселью. Запах перегара усилился, смешиваясь с табачным духом и не выветрившимися самогонными парами, он создавал в комнате непередаваемое амбре.

— А что отмечали? — спросил Саблин, когда все отсмеялись.

— Да снова тэбя поминали, — Вахтанг снова захохотал, прижимая к животу забинтованную руку. — Привычка такая, слушай.

— Ага, — к Нифонту вернулась его печаль, — а потом пришел комиссар и реквизировал последний литр самогона. И мы перестали отмечать.

— Ясно. А где мне Шубина найти? — Виктор потряс зажатым в руке чемоданом.

— А что это ты с его чемоданом? Его Манька выгнала? — Летчики недоуменно переглянулись, послышались смешки и похабные комментарии.

— Третий дом с краю, — разрешил его вопрос Вадим, — может, он там будет. Но смотри, командир сегодня, скорее всего… уставший.

…Комэск был пьян. Он расселся на высокой кровати, прямо в нижнем белье, перед заполненным закусками столом. Выглядел Шубин неважно, серое от усталости лицо, глаза мутные. Вокруг него суетилась Галка, накладывала в тарелку самые вкусные кусочки, заботливо вытирая жирные губы платком. Она разоделась, накрасилась, голову венчала сложная, но очень красивая прическа.

«Да, — подумал Виктор, — вот это красавица. Ее хоть сейчас можно на подиум выставлять. Запросто может в конкурсе Мисс Россия участвовать. Как быстро она преобразилась».

— Витя! — казалось, что Шубин даже не удивился его появлению. — Садись! Галя, налей ему. Больше давай, тута, до краев. Ну, давай!

— Ты, Витя, молодец, — сказал он, когда они выпили и принялись неспешно закусывать, — срубил «месса» грамотно. Сразу видно — моя тута школа. Что с самолетом?

Выслушав ответ, вяло махнул рукой:

— Херня. Завтра починят. Понял, тута каково оно в облаках? — Шубин устало потер виски. — А я уже думал все, бак разворотило капитально, хорошо, что в нем бензина мало оставалось. Разогнался и скольжением пламя сбил. Мотай, тута, на ус, может, пригодится когда. Когда в облаках летишь, на приборы смотри, им верь. Хотя с крылом дырявым даже мне такое тяжко… Ты из облаков вываливался — время потерял. Потом аэродром пролетел, а в снегопад и потемках найти его тута дело гиблое. Галя, давай еще, лей — не жалей. Он мне сегодня жизнь спас, так что грех не выпить.

Виктор увидел, что Галка, наливая Шубину водку, незаметно разбавила ее водой.

— Дмитрий Михайлович, вы кушайте, кушайте. Вот замечательные огурчики, картошечки вам положить? Кушайте… вот так. А что это, Витенька, у вас за чемодан? — обратилась она к Саблину.

— Дак это… — Виктор растерянно почесал затылок, — товарища капитана искал, зашел к нему домой, а там хозяйка разоралась, как потерпевшая. Чемодан вручила, сказала, чтобы вы, товарищ капитан, там больше не появлялись.

Шубин снова вяло махнул рукой:

— Херня. К ребятам перееду.

Зато Галка всплеснула руками, заахала:

— Как же так можно?! Ночью, на мороз выгнать боевого командира. Ни капли совести. Как у нее язык не отсох, такое говорить. Ай-яй-яй. Как ее земля носит?

— Давай, Витя, вздрогнем! За Победу! — прервал ее комэск. Галка быстренько сунула ему огурец, закусить, ловко вытерла мокрое лицо платочком.

— Вам, Дмитрий Михайлович, отдохнуть надо, вон как устали сегодня. Как же завтра летать будете?

Тот отмахнулся, достал из пачки папиросу, задымил:

— Не будем летать. Погоды нет, бензина нет. Давай, Витя, еще. Наливай, Галка… мне, тута, поменьше. Ты, Витька, меня держись. Тогда не пропадешь. Я научу. Эти мудаки на КП окопались, ждут, когда война кончится. Уроды. — Он говорил тихо, зло, язык уже немного заплетался.

— Зачем вы так, Дмитрий Михайлович? — Галка подвинулась к нему ближе, принялась успокаивающе гладить Шубина по голове. — Вдруг скажет кто…

— Кто скажет-то? — Комэск пьяно засмеялся. — Тут таких нет. Ты думаешь, они не знают? Да я им в лицо говорил! И ничего мне за это не было и не будет. Потому что с ними, — он кивнул головой в сторону Виктора, — должен кто-то летать. Так что держись меня, Витя, тогда тута не пропадешь. Ты боец зубастый, злой и головой думаешь. Таких мало. Ладно, давай по крайней и будем собираться. Хватит хозяйку обременять…

— Ой, что вы такое говорите, Дмитрий Михайлович? Чем же вы меня обременяете? Куда вы на мороз, уставший, — заливалась соловьем Галка. Она сидела с ним в обнимку, гладя его по голове и знаками показывая Виктору, чтобы поскорее убирался. — Вы отдохните немного. Столько летать-то, кто выдержит…

Виктор все понял и тихо, по-английски, ушел.

«Вот баба-то, — думал он по дороге домой, — как все ловко провернула. И наготовила и приоделась, водкой где-то разжилась. И все ради комэска. Такой надо армией командовать или даже фронтом. Переманивание комэска — чем тебе не операция фронтового масштаба».

На душе было хорошо. Выпитая водка грела, картошка давала приятную тяжесть желудку. Насыщенный событиями день заканчивался.

— А не так уж в прошлом и плохо, — думал он, укладываясь спать, — сегодня и «мессера» сбил, и даже вроде как к награде представили. Девушки меня любят — вон, какая красавица поцеловала. И вообще люди здесь хорошие…

С этими мыслями он заснул.

(обратно)

Глава 6

Второй день стоит нелетная погода. Серое свинцовое небо, часто срывается снег. Кажется, что низкие облака цепляются за верхушки деревьев. Летчики забились в землянку, здесь дымно и темно, только коптилка на столе светится тусклым желтым язычком. Все спят, прислонившись друг к другу, расположившись в самых живописных позах, добирают после раннего подъема.

Заскрипела дверь, напуская внутрь холодный воздух, и в землянку зашел комиссар. Крупного телосложения, одетый в коричневый летный комбинезон, Давид Соломонович напоминал вставшего на дыбы медведя. Он махнул летчикам рукой:

— Сидите, сидите, — и, раздвинув Шубина с Петровым, уселся ближе к печке.

Подбросил пару стеблей в буржуйку, подкурил папиросу от заботливо поднесенной Шубиным зажигалки и, немного подумав, начал беседу:

— Вот хочу поговорить с вами не как командир, а как старший товарищ. Читали сводки? За неполные три недели наш фронт освободил сотни населенных пунктов, уничтожено больше двадцати тысяч фашистских солдат, захвачены большие трофеи. Тысячи советских людей бьются насмерть. А у нас что? Пьянство процветает буйным цветом.

— Вы, товарищ комиссар, несправедливы, — дипломатично начал Петров, — только за последнюю неделю одна наша эскадрилья без потерь уничтожила пять самолетов фашистов.

— Уничтожать противника — это наша работа! Мы же истребители. А вот в моральном плане вы, товарищи летчики, распустились окончательно. Кто позавчера ломился в дом к официанткам?

— Это не мы. Нет, не мы. Нет, — загудела эскадрилья вразнобой.

— Это из первой. Когда мы ломимся, потом никто не жалуется, все удовлетворены, — под общий смех подытожил Нифонт.

— А я вот вчера был в Кубрино, — переждав смешки, продолжил комиссар. — Там ужас, что творится. Эвакуированные живут в подвалах, по двадцать человек, голодают, болеют от холода и сырости. Это всего двадцать километров отсюда. А вы тут зажрались, макароны есть не хотите, пьете. Курортники! Скоро и заболевания венерические пойдут. Так вот, с пьяницами будем бороться жестко. Посидит такой голубчик под арестом с неделю, поумнеет. А если не поумнеет, то и более жесткие меры найдутся. Вы меня знаете, мое слово крепкое, — он оглядел притихших летчиков и потряс внушительных размеров кулаком. — Теперь дальше… о внешнем виде. Поглядел я на вас без комбинезонов и ужаснулся. Гимнастерки грязные, засаленные, подворотнички серые, сами комбинезоны тоже грязные, в пятнах. Чуханы какие-то. Это, кстати, ваша епархия, Дмитрий Михайлович. Почему у вас летчики выглядят как не пойми кто? Наказывайте. Я понимаю, что идет война, что тяжело, но это не повод распускаться.

Шубин согласно кивнул головой. Виктор только сейчас разглядел, что комэск аккуратно пострижен, а ворот его гимнастерки украшает ослепительно белый подворотничок.

«Вот Галка молодец, — подумал он, — взяла командира в оборот. Да, c такой бабой не пропадешь».

— Мне товарищи сообщили, — продолжал комиссар, — что в наш полк должен приехать репортер одной из ведущих газет. Будет освещать ваш, товарищ Шубин, позавчерашний бой. И я хочу, чтобы он действительно увидел героев-летчиков геройского полка. Надеюсь, все поняли?

— Ну и напоследок, тут из дивизии звонили, приказали снова разведать дороги от Латоново. Решил сам слетать, размять старые кости. Но одному скучно, — комиссар весело подмигнул, — кто-нибудь желает составить компанию?

— Я пойду, — вызвался Петров, — вспомню молодость, снова схожу у вас ведомым.

— Ну это дело, — обрадовался комиссар. — Полетим через час, пока моторы прогреют, да и синоптики обещают улучшение погоды к обеду. Ну ладно, готовьтесь, пойду я…

Сухой промороженный стебель подсолнечника уныло торчал посреди колхозного поля, рядом с тысячами точно таких же. Виктор ухватил его покрепче, пнул ногой под основание и положил в левую руку, к остальным, предназначенным в печку, собратьям. Процесс собирания дров был в самом разгаре.

— Это хорошо еще, что поле большое, и нам, и техникам, и всем службам БАО пока хватает. Хотя такими темпами через пару месяцев придется снег разгребать, искать упавшие…

Сзади послышался скрип снега, подошел Игорь. Он с беззаботным видом размахивал сорванным стеблем, словно мечом сокрушая стоящие подсолнухи. Виктор поморщился, он второй день шарахался от Шишкина, стараясь избежать разговора, однако так долго продолжаться не могло.

— Ты долго будешь от меня бегать?

— Да ничего я не бегаю.

— Ну да, конечно. Давай рассказывай…

— Игорь, чего ты ко мне прицепился? Что я тебе рассказывать должен?

— Ты знаешь что, не придуривайся. Я же тебя больше десяти лет знаю и вижу, что ты сильно изменился. Молчишь все время, когда не молчишь, какую-то хрень несешь, непонятную. Это чтение твое, ты же, кроме учебников, ничего в жизни не читал. Или твоя охота на зайцев, да ты же их раньше только в зоопарке мог видеть.

Виктор задумался. С одной стороны, велик риск закончить свою жизнь с дыркой голове, в подвале какой-нибудь тюрьмы. А с другой… знания попаданца словно жгли его изнутри, хотелось с кем-то поделиться. И Игорь, великолепная кандидатура, уж он точно не должен побежать стучать на друга, но риск, риск…

— Тю на тебя, параноик. Ничего я не менялся, тебе кажется. Не надоело еще в Шерлока Холмса играть? Что там охотиться! На другую ночь там уже целая толпа зайцев гоняла с комиссаром во главе. Вон, иди к Давиду Соломоновичу приставай, где он научился на зайцев охотиться. А читаю, потому что скучно, нечем заняться. И тебе советую, чтение хороших книг успокаивает нервы.

— Опять отпираешься. Зря ты так, ведь видно же… я же по-хорошему хочу, помочь, а ты…

— Игорь, спасибо, конечно, но у меня и так все нормально.

— Нормально? А где ты про Бардера своего услышал? Я письмо Сашке Литвинову писал, а фамилию этого Бардера забыл. Тебя как раз не было, и я пошел к Синицыну, он-то должен знать, ведь ты из санчасти не вылезал. Так вот, Синицын про Бардера никогда не слышал и вообще говорил, что летать без ноги невозможно. Я тогда весь полк опросил, никто про этого англичанина не слышал. Откуда ты мог про него узнать?

— Откуда? Да услышал где-то. Не помню… когда на «утенке» грохнулся, то с головой какая-то беда приключилась… каша такая, постоянно забываю, потом вспоминаю заново. В общем, что-то с памятью моей стало. А молчу… голова болит постоянно, вот и молчу. Только ты Синицыну не говори. Он же меня залечит или от полетов отстранит, а я без неба уже не могу.

Игорь подозрительно на него посмотрел, сплюнул под ноги:

— Врешь ты все. Вот чего ты такой брехун? — Он стукнул своим «мечом» по голенищу саблинского унта и обиженно отошел в сторону…

На аэродроме взлетала пара «МиГов», комиссар с Петровым полетели на разведку. Снег, сдуваемый винтами, поднимался вверх и в стороны, образовывал длинный белый шлейф, словно свадебной фатой обволакивая взлетающие машины. Виктор помахал им рукой и обрадовался, увидев, как пилот ведомого истребителя махнул в ответ, на мгновение мелькнув черной, затянутой в перчатку рукой.

— Удачи, мужики, — прошептал он, провожая взглядом машины.

Однако на душе скребли кошки. Тот факт, что за ним пристально наблюдает лучший друг, никак не радовал. И ведь не спрячешься никуда, в маленьком коллективе эскадрильи все на виду. Сегодня он от него отбился, но это сегодня. Шишкин скоро снова полезет с расспросами, он упрямый, если чего в его рыжую башку втемяшится, то обратно не выбьешь. Так что теперь надо смотреть в оба, чтобы снова не проколоться на пустяке.

Набрав хвороста, он отнес его в землянку. Подкинув немного в печку, прислонился на своем месте и незаметно заснул. Разбудила его Галка, когда она, гремя термосами, вошла в их землянку.

— Просыпайтесь, лежебоки, я обед вам принесла, — она принялась ловко расставлять тарелки. — Угадайте, что у нас на второе? Ни за что не угадаете, на второе у нас плов!

Летчики одобрительно зашумели, доставая ложки, с энтузиазмом рассаживаясь за маленьким и тесным столом.

— Ой, суп с фрикадельками! Обожаю, — Нифонт блаженно прикрыл глаза, принюхиваясь. — Сейчас будет пир желудка.

— А куда Вадим подевался? Остывает же, — Галка закончила разливать первое.

— Вадим сейчас в небе, с комиссаром полетел, на разведку, — Шубин посмотрел на часы, — вот-вот должен вернуться.

Ели с большим аппетитом, нахваливая Галку и поваров. И суп, и плов были очень вкусными, видимо, БАО получил свежий завоз продуктов. После обеда летчики завалились вздремнуть, как заявил Вахтанг:

— Для правильного усвоения пищи.

Виктор с комэском направились на стоянку. Срывался мелкий снежок, заметая прочищенные дорожки и сильно ограничивая видимость. Шубин выглядел веселым и беззаботным, лишь изредка, периодически посматривая на часы, хмурился.

— Смотри тута, видишь, какая погода. Все белое, видимости никакой. Заблудиться, как пальца… Значит, что, значит к вылету надо готовиться более тщательно… Район изучи, ориентиры запомни. Наиболее характерные лесочки, посадочки на карте выдели краской, чтобы тута долго не искать. Летишь ведомым, а сам смотри и запоминай, на ведущего не надейся, всякое может случиться. И головой тута думай все время… Та где же они есть-то, — комэск глянул на часы и раздраженно потянул ворот гимнастерки, немного обнажив шею. — Жарко чего-то.

Виктор на долю секунды увидел на шее комэска темно-лиловый засос с фиолетовыми следами зубов. Шубин поправил воротник, и засос исчез, скрытый одеждой.

«Вот это Галка дает, — восхищенно подумал он. — То-то Дмитрий Михайлович на нее сегодня так одобрительно смотрел. Черт возьми, хочу себе такую же!»

— Дмитрий Михайлович, чуть не забыл, — спросил он командира, — а почему мы летаем с открытым фонарем? Это же скорость съедает, да и холодней насколько. Вон, у всех лица поморожены.

— Так тута я не запрещал. Просто на большой скорости он не открывается. Когда под Ростовом дрались, Королькова сбили, штурмана. Упал он на нашей стороне. Приехали на место, глянули, а у него ногти оторваны, видать пытался фонарь открыть и не смог. Падал под приличным углом, ну и на большой скорости. Я потом пробовал в полете, если скорость больше пятисот, хрен ты его тута откроешь. Хотя у тебя, Витька, дури много, ты, наверное, сможешь. А мне и в открытой кабине хорошо. Так что можешь приказать Палычу, чтобы расконтрил. Кстати, сегодня твою машину должны из ремонта выпустить. Если погода позволит, то можешь ее облетать, только аккуратно, в облака не суйся, ходи над аэродромом.

Он выбросил окурок в снег и достал из кармана комбинезона две маленькие модельки самолетов и протянул одну Виктору.

— Держи, давай тута занимай свое место в строю, потренируемся. Да куда это ты улетел, ближе будь…

Началась регулярная тренировка «пеший по-летному». Два здоровых мужика размахивали руками с зажатыми в них самолетиками, чертили в воздухе замысловатые фигуры и периодически яростно спорили.

— А вот все-таки, Дмитрий Михайлович, — резюмировал Виктор итоги их тренировки, — ведомому передатчик нужен. Куда проще сказать, чем показывать жестами. Да и в бою всякое бывает…

— Конечно, нужен, — согласился комэск, — только где их взять столько-то? А ведущему передатчик нужен все-таки куда больше. Нам бы еще один на эскадрилью найти, три пары — это лучше.

— Этажерку сделать? — Виктор почесал затылок под шлемофоном. — Тремя парами это уже можно.

— Какую тута этажерку.

— Ну, третью пару можно выше пустить.

— Эшелонирование по высоте? — Шубин задумался. — Что-то здесь есть, только надо хорошенько покумекать. В принципе, оно верно… у немцев скороподъемность тута лучше, они всегда наверху ходят, а третья пара их там придержит. Посмотреть надо, подумать хорошенько…

Он снова посмотрел на часы и негромко выругался.

— Топливо уже должно выйти. Да где же они есть-то?

Вопрос был сугубо риторический, никто на аэродроме не мог на него ответить. Так они и стояли, под падающим снегом, ожидая непонятно чего, терзаемые мрачными предчувствиями. Снег потихоньку усиливался, укрывая истерзанную войной землю новым слоем, все сильнее сокращая видимость. Попадая на лицо, снежинки таяли, заставляя постоянно вытирать его перчаткой. Виктор поежился, в унтах и меховом комбинезоне тепло, но непонятная тревога словно вымораживала тело изнутри. Он задрал уши своего шлемофона, вдруг раздастся такой желанный рев авиационных моторов, однако небо молчало, слышался только тихий шепот падающих снежинок и мрачное сопение командира. Шубин докурил папиросу, щелчком отправил ее в сугроб и тут же потянулся за новой. Подошел механик петровского самолета, техник Пащенко — молодой, невысокий парень. Он беспрестанно вытирал грязной тряпкой руки и просительно, снизу вверх, смотрел на комэска. Глаза у него при этом были дикие, а выражение лица такое, что казалось, будто он вот-вот расплачется. Глядя на этого растерянного техника, Виктор почувствовал, что у него комок подкатывает к горлу.

— Пащенко, идите, работайте. Вернется ваш командир. Не сегодня-завтра вернется. Вадим с комиссаром воробьи стреляные, не из таких переделок выбирались. — Голос у комэска был глухой, надтреснутый, и фраза прозвучала фальшиво.

Техник ушел, а они продолжили молчать, размышляя каждый о своем. Виктор вспомнил, как сам искал аэродром в похожую погоду. Тогда спасло только чудо, врезаться в землю при таких условиях — раз плюнуть. Шубин молчал, только желваки перекатывались на темном, обветренном лице. Он попытался прикурить папиросу, однако только напрасно щелкал зажигалкой. Виктор увидел, что у комэска трясутся руки.

— Саблин, чего тута смотришь? — кажется, командир нашел крайнего. — Иди, изучай район боевых действий. Чтоб от зубов отскакивало, я проверю. Дожились, летчик в пяти километрах от родного аэродрома блукает…

Виктор оставил Шубина одного стоять под мелким падающим снегом. А Вадим и комиссар так и не вернулись. Ни вечером, ни на другой день, ни через неделю. Их самолеты словно навсегда исчезли в снежной пелене, что повисла над пустынной Донской степью. Они словно растворились в снегопаде. Война походя, мимоходом слизнула двух людей, ломая судьбы их родным и оставляя раны в душах друзей. От двух полных сил, здоровых летчиков остались только нехитрые пожитки и скупые строчки донесений. Через несколько недель про них все забыли, только Сашка Пащенко, молодой, но толковый техник, иногда замирал на полуслове, печально глядя на пустую самолетную стоянку…

Виктор гладил гимнастерку. Мысли у него при этом были самые мрачные: «Вот там, в будущем, книжки пишут про попаданцев, засланцев там всяких на войну. Они фашистов пачками бьют, Хрущева голыми руками насмерть забивают, девок у них куча, и все красавицы. Почему ни один из писателей не написал, что война это жопа, что тут плохо. Еда здесь скудная и однообразная. Да плюньте мне в глаз, если я в будущем сам, добровольно стану есть макароны. Красавицы все в тылу, и туда так просто на выходные не съездишь. А те, что не в тылу, давно поделены начальством. Немцы, подлецы, пачками умирать никак не хотят, все сами норовят тебя на тот свет отправить. И орденов не видать, вроде писали что-то штабные, куда делось. Да что там война, сама жизнь в сороковых не сахар. Теплого сортира тут не водится и будет не скоро, а морозы сейчас стоят не слабые. Да что там сортира, банальной туалетной бумаги нет и газет мало…» Виктор так часто размышлял, накручивая сам себя от безысходности. Его первоначальные планы быстро прославиться растаяли, как дым, а война перестала казаться веселой прогулкой за орденами. «Одежда… что дали, то и носи. И утюг этот ни разу не „Tefal“. А ведь, если верить хозяевам дома, новейшая советская разработка, образца тридцать девятого года. Разработчик то ли „Челябинский механический завод“, то ли „Чугунолитейный“, как еще расшифровать аббревиатуру ЧЛМЗ? Ну вот, не гладит, остыл, зараза».

Он с тоской глянул на недоглаженный рукав гимнастерки и поставил утюг на печку греться. «У моей прабабки схожий был, она его вместо пресса использовала, когда синенькие мариновала».

Зашел Шишкин, быстренько прошел по комнатам, растерянно уставился на Саблина.

— А где все?

— Да не знаю, вроде тут были, куда-то ушли. А зачем тебе?

Второй день стояла нелетная погода, а потому личный состав полка успешно разлагался, отсыпаясь и изучая окрестности.

— Да тут такое дело, помощь нужна. — Шишкин, как и обычно попадая в неловкие ситуации, моментально покраснел. — Поможешь?

— Чего ты мнешься? — Виктор взял мокрой тряпкой утюг, немного поелозил им по мятому рукаву и с сожалением поставил обратно. — Дело говори, а я подумаю.

— В общем, так… — Игорь горько вздохнул, — ты же знаешь, что Галя заболела? Так вот, Шубин мне дал денег, говорит: «Иди до Маньки, купи курицу, чтобы бульон, значит, сделать, мне она не продаст». Ну, я купил, а он мне и говорит: «Ты на хрена живую купил? Иди ее теперь сам патрай». Вот теперь ношусь с ней…

— А что сам не зарежешь? — спросил Виктор и захихикал, глядя на полное страдания лицо Шишкина. — Ну, сходи к техникам, они живодеры знатные…

— Слушай, ну выручи. Что тебе стоит-то?

— Хе-хе. Смотрите все! Смертельный номер! В правом углу ринга летчик — ас, — начал Виктор, подражая голосу конферансье, — гроза неба и истребитель фашистов И-и-игорь Ш-ш-шишкин сойдется в смертельном бою с курицей. Курица в левом углу…

— Витя, я сейчас тебе в ухо дам.

— Э-э. Не надо. — Саблин благоразумно отошел подальше. Несмотря на малый рост, Игорь замечательно боксировал, и он это часто ощущал на себе. — Не хочу я резать твою курицу, я занят. И вообще ты уже взрослый мальч… Эй, Игорь, успокойся. Ладно, хочешь честную сделку? — Он невинно поглядел на сразу насторожившегося Шишкина. — Я тебе с курицей помогу, а ты меня поучишь боксу.

— Тебя бесполезно учить, ты слишком тупой, — попробовал отыграться Игорь.

— Ну, раз так, то можешь бегать со своей курицей дальше. Рекомендую нокаутировать ее правым хуком, и пока она будет в нокауте… Игорь, только без рук…

Он ловко пнул пустое ведро Шишкину под ноги и, пользуясь секундным замешательством, быстренько отскочил так, чтобы их разделял стол. Несмотря на то что Саблин был выше Игоря и сильнее, он избегал драться с ним в дружеских потасовках. Игорь, казалось, был нечувствительным к боли, а его железные кулаки били весьма болезненно и очень уж часто. Саблин помнил своей прошлой памятью, что и раньше приставал к Игорю с подобными просьбами. Шишкин соглашался, показывал, но тогда Виктору не хватало энтузиазма, и занятия быстро сходили на нет. Почему снова спросил про занятия сейчас, он и сам не понял. Видимо, сыграл экспромт — есть куча свободного времени и есть друг-спортсмен, который может чему-то научить. Так почему бы не потратить это время с пользой.

— Хорошо, — было видно, что Шишкину очень хочется пересчитать ему ребра, но он сдержался. — Я тебя поучу в свободное время. А ты ее порежь и вообще приготовь.

— Резать не наш метод, товарищ Шишкин. Мы по старинке, как Петр Первый бояр. — У Виктора внезапно улучшилось настроение, и он молол языком всякую чушь. — Иди, набери воды полведра, ставь на огонь. И топор найди, поиграем в Родиона Раскольникова. Блин, газа нет, на чем ее осмоливать?

— Витя, ты о чем? — У Шишкина в глазах снова загорелись огоньки начинающего Шерлока Холмса. — Какой газ?

— Природный. А у нас в квартире газ, а у вас? Не обращай своего пристального внимания. Это шутка такая. — Виктор старался казаться беззаботным, хотя внутри все сжалось — такой глупый прокол. — Ты иди воды набери, я пока топор поищу, устроим показательную казнь.

Через полчаса несчастная курица была злодейски умерщвлена и ощипана. Теперь уже приуныл Виктор.

— Ну чего ты смотришь, — Игорю не терпелось поскорее избавиться от такого, как оказалось, крайне обременительного поручения комэска. — Давай там, вынимай, что в нее напихано. Вот! Вспомнил! Разделывай ее.

— Не все так просто. — Виктор снова растерянно огляделся, — ее сперва осмолить надо. А я не знаю, как.

— От дурни, — не удержалась от комментариев хозяйка дома тетка Оля. Как оказалось, она давно наблюдала за мучениями Саблина. Быстро выйдя на улицу, она вернулась с несколькими кукурузными кочерыжками. Зажгла одну из них в печи и принялась быстро, умелыми и экономными движениями осмаливать несчастную курицу. — От же, городские, а ще летчики. Нычого ни умиють. Дывысь, як надо! Бачишь? — Так же быстро ее разделав, она протянула готовую птицу Игорю.

— Почем у Маньки брав? Семьдесят рублив? — она осуждающе покачала головой. — От же дорого як. Когда ця война кончится…

Обычно хозяйка, тетя Оля, держалась от летчиков на расстоянии. Появление в ее доме толпы молодых, шумных мужчин она приняла без малейшего энтузиазма. Стараясь поменьше показываться на глаза. Жила она бедно, хозяйства было мало, коза да десяток куриц.

Заскрипела калитка, вернулись Вахтанг и Нифонт. Дом сразу наполнился шумом и смехом. Хозяйка мигом вышла на улицу, до соседок.

— О. А чиго это вы курощипами стали? — Вахтанг расстегнул комбинезон и ворот гимнастерки. — Жарко тут.

— Шубин попросил. — Игорь уже собрался было уходить. — У него Галя заболела, для бульона, — заученно повторил он. — Семьдесят рублей вот такая курочка стоит. Представляешь?

— Вот интерэсно. Валера, а если бы Валька заболела, ты бы ей курицу купил? — Вахтанг усмехнулся и разгладил пробивающиеся усы.

Про свою пассию Нифонт говорить не хотел, однако, не выдержав совместного напора, сдался.

— Далась вам эта Валька! — фыркнул он. — Нужна она мне. Это так, чтобы гвоздь не ржавел. То она мечтает все…

— А ты, Валерка, сволочь, — Игорь отложил курицу и, воинственно выпятив челюсть, попер на Нифонта. — Она тебя любит, а ты ее используешь!

— Игорь, не лезь. Это не твое дело. Иди, со своей курицей носись.

— Почему это не мое. Это не по-комсомольски. И вообще подло…

— Шишкин, уймись, — Нифонт посмотрел на него брезгливым взглядом, таким обычно смотрят на калек или ненормальных. — Иди, своей Нинке письма пиши. И соплей там любовных размажь побольше и с сердечками…

— Эй, спокойно, — Виктор чудом успел перехватить руку Игоря и сразу повис на нем всем телом, оттаскивая в сторону. Вахтанг, в свою очередь, оттаскивал Нифонта, тот сильно побледнел, испуганно глядя на злого Шишкина, рукой пытался нащупать кобуру.

— Так, разошлыс по углам. Игорь, охолонь. Нифонт, млать, рукы с кобуры убрал. Совсэм охренэли, — злобно зашипел Вахтанг. — Ви что творите?

— Идиот, — поддерживал его Виктор, отпихивая Шишкина подальше, — да из-за чего? На ровном месте… неси свою курицу, остынешь заодно.

Инцидент погасили, но с тех пор между Нифонтом и Игорем словно пробежала черная кошка. Онипочти не разговаривали друг с другом, внося напряженность в маленький коллектив эскадрильи…

С конца декабря погода начала стремительно ухудшаться, зарядили частые снегопады, метели. Летали мало, в основном на разведку, возможность штурмовать выпадала нечасто. Немцы и вовсе куда-то пропали, их самолеты теперь встречались редко. В общем, началась относительно спокойная и тихая жизнь. Даже питание наладилось, вместо опостылевших макарон на столах все чаще стала появляться картошка и разные каши…

В этот период Виктору так же приходилось летать с Шубиным на разведку. В принципе, такие вылеты можно было бы выполнять и в одиночку. Никифоров по такой погоде летал всегда сам. Но ведь молодых летчиков тоже нужно кому-то учить, этим Шубин и занимался, невзирая на малый ресурс моторов и еще меньшее количество запчастей. В итоге, хоть летал Виктор и немного — раз в два-три дня, однако эти полеты приносили ему громадную пользу. Шубин продолжил практику проведения коротких учебных боев со своим ведомым, отрабатывал с ним взаимодействие в паре. Кроме того, в полете командир часто объяснял свои действия по радио, комментируя обстановку, принятые решения, давая Саблину так необходимые знания, которые со временем превращают беспомощного новичка в воздушного аса.

Новый год встретили тихо-мирно небольшой полковой пьянкой. Жизнь текла неспешно, редкие вылеты, редкие развлечения. Всего удовольствия — выпить сто граммов вечером да пялиться на официанток. Да еще спорт. Не густо…

В это же время в полку появился новый комиссар — Зайцев Сергей Викторович. Он был высокий, какой-то весь круглый, хотя и не толстый, с небольшими аккуратными усами и неизменной трубкой. В пику командиру он оказался очень инициативный, лез во все дела полка, не упуская никаких мелочей. Он успевал везде: занимался подготовкой к вылетам, ставил задачи летчикам, интересовался готовностью самолетов и сведениями воздушной разведки, отдавал распоряжения командиру батальона аэродромного обслуживания. Он даже с ходу начал летать, чем заслужил уважение летчиков. Вообще появление этого человека словно принесло в полк свежую струю. В результате Виктор стал смотреть на комиссаров другими глазами, оказывается, были среди них хорошие профессионалы…

Яркое солнце серебрило искрящийся снег так, что вниз было больно смотреть. В небе не было ни облачка, за ночь резко потеплело. Кажется, как будто весна дыхнула, разогнав тучи и немного потеснив на день зиму, с ее вечными снегопадами. Пользуясь хорошей погодой, полк вновь оторвался от заметенных снегом полос и приступил к немного подзабытой боевой работе.

Второй вылет за день. После уже почти традиционного вылета на разведку с Шубиным пришлось лететь всей эскадрильей. Получили задание прикрыть бомбардировщики «Су-2» при авиаударе по Самбеку. Когда озвучили боевую задачу, у Виктора неожиданно начали трястись руки. Он сильно покраснел и сунул их в карманы, стараясь никому не показать свой страх. Вроде бы никто не заметил. Однако это чертово волнение не ослабевало, и лишь когда его истребитель стал медленно разгоняться по заснеженной полосе, тряска прошла, оставив место деловой сосредоточенности. Наконец, оторвавшись от полосы, истребители собрались и начали торопливо набирать высоту, догоняя семерку тупоносых бомбардировщиков.

В кабине непривычно тепло, но при этом кажется, как будто стало гораздо теснее. Это с непривычки, закрытый фонарь ни осматриваться, ни управлять самолетом не мешает. Но насколько с ним удобнее. Памятуя шубинский рассказ, Виктор выпросил у Палыча небольшую фомку, чтобы в случае чего быстро открыть фонарь кабины. Фомка, надежно закрепленная рядом с ракетницей, как две капли воды напоминала уменьшенную копию монтировки из компьютерной игры «Half Life». Виктор представил, как он, размахивая монтировкой, будет гоняться за немецкими самолетами. Палыч так и не понял, почему его командир так трясся со смеху, когда примерял ее в руке.

Сегодня их шестерку истребителей ведет не привычный и надежный, как скала, Шубин, а сам комиссар. Это тоже непривычно и вызывает некоторый дискомфорт. «Однако дело твое телячье, — подумал Виктор, — обоссался и стой. К тому же никто мнения у тебя не спрашивал, так что лети». Полет начался хорошо, до цели добрались без происшествий, а вот на обратном пути на них неожиданно накинулись «Мессершмитты». Это было даже несколько необычно, четверка «мессеров», идущая встречным курсом, вместо того чтобы привычно висеть сверху и неспешно поклевывать, с ходу ринулась в бой, да так, что Виктору пришлось попотеть, сбрасывая со своего хвоста желтоносого наглеца. Неожиданно «Мессершмиттов» стало очень много, они мелькали со всех сторон, норовили зайти в хвост, непрерывно атакуя. Виктор крутился, как уж на сковородке, уклоняясь от заходов противника, отбивая атаки на ведущего и сам, в свою очередь, атакуя врагов. Несколько раз только своевременные команды Шубина спасли ему жизнь, но и он не остался в долгу, отгоняя обнаглевших фрицев от его хвоста. Бой превратился в огромную свалку, где самолеты, под совершенно немузыкальный аккомпанемент из рева моторов, треска пулеметов и грохота авиапушек, гонялись друг за другом, стараясь уничтожить. Последовательность событий моментально стерлась из его памяти, превратившись в калейдоскоп отдельных эпизодов. Вот ему в хвост заходит пара худых, но чей-то «МиГ» встречает их в лоб, и они отворачивают, вот «мессера» атакуют ведущего, и уже Виктор отгоняет их короткими очередями, горящий «Су-2» валится на крыло, «мессер», парящий простреленными радиаторами, разгоняется пикированием, удирая. Но два эпизода врезались в память намертво: как закувыркался к земле «МиГ» с отстреленной плоскостью, и одинокий парашют, белеющий на черном следе горящего самолета. От таких картинок сжималось сердце, Виктор с удвоенной силой завертел головой, стараясь понять, кого же сбили. Но это оказалось невозможно, самолеты мелькали со всех сторон, и определить по номеру, какого же истребителя не хватает, он так и не смог.

Внезапно все кончилось, «мессеры», видимо, по команде, дымя форсируемыми моторами, вышли из боя. Все осталось, как и прежде, такое же голубое небо с редкими облаками, белый искрящийся снег, вот только тело сводит от усталости и пот заливает лицо. Краснозвездных самолетов стало меньше, один бомбардировщик был сбит, двое других дымили поврежденными моторами. Из истребителей отсутствовал самолет Нифонта, остальные были на месте. «Надеюсь, это он выпрыгнул, — успокаивал Виктор сам себя, — парашют вроде один был? Вот это, блин, бой! Если такие бои будут повторяться, я вряд ли доживу до Победы. На хрен такие полеты!» Сразу захотелось удрать куда-нибудь подальше, где нет войны, где никто не будет в него стрелять. Только куда ты убежишь из тесной кабины истребителя? Да и вообще, куда ты убежишь из воюющей страны? На Ташкентском фронте, конечно, хорошо, верней, хорошо только тем, у кого неплохой продуктовый паек или имеется возможность воровать. Что там делать простому сержанту без связей и без денег? Да и как он после этого ребятам будет в глаза смотреть? Виктор потряс головой, отгоняя дурные мысли, сдвинул фонарь назад, напуская в кабину холодный воздух. Родной аэродром был уже близко, однако, опережая истребители, на посадку начала заходить пара поврежденных бомбардировщиков. Первый из них то ли промазал с посадкой, то ли у него отказали тормоза, и самолет выкатился за пределы узкой взлетной полосы и воткнулся в сугроб, где так и остался стоять, наполовину утопленный в снегу, с задранным вверх хвостом. Второй, не выпуская шасси, сел в поле, рядом с полосой, подняв тучу снега и пропахав в снежной целине длинную просеку. Летчики-бомбардировщики быстро вылезли на крылья своих поврежденных машин и принялись размахивать руками, как бы говоря оставшимся наверху товарищам, мол, все нормально! Ведущий оставшейся четверки «сушек» ответно качнул машину с крыла на крыло и увел своих подопечных домой. Настала очередь истребителей. Виктор, осторожно, на малых оборотах, подошел к посадочному «Т», убрал газ и мягко приземлился вслед за комэском. «Да мы с ним уже прям синхронисты, — подумал он, видя, что самолеты словно привязанные. — Можно за сборную Советского Союза выступать, синхронный заплыв по аэродрому». Палыч снова привычно привалился на крыло, писк тормозов, и самолет остановился у своего капонира. Виктор выключил двигатель, и наступила непривычная тишина. Он развалился в кабине, не имея ни сил, ни желания никуда вылезать. Тело словно залили свинцом. Палыч снова запрыгнул на крыло, подошел к кабине.

— Не ранен? — заботливо спросил он. — Давай, вылезай. Там комэск уже ждет. — Он потащил из кабины слабо барахтающегося Саблина, помог ему снять парашют. — Нифонт где?

— Не знаю, — Виктор снял шлемофон и принялся растирать лицо снегом. — Видел, как падал, потом вроде парашют чей-то болтался. Он, не он, не знаю. Ему плоскость срубили. С-суки…

От холодного снега стало легче, слабость немного прошла, в голове прояснилось.

— Палыч, как же нас сегодня били! Пинали, суки, от всей своей души. Гниды европейские. Как же я этих тварей ненавижу…

— Ладно тебе, Вить, после драки-то… — Палыч пригладил усы. — Хватит снега, застудишься. — Он забрал у Саблина шлемофон, достал из-за пазухи ушанку и натянул ее Виктору на голову. — Вот так будет лучше! Иди уже, Шубин заждался. А с немцами поквитаемся еще…

Собирались притихшие, злые, молча докуривали. Вахтанг, никогда не куривший, взял у Шишкина папиросу и, бездумно глядя в небо, пускал дым. Он был поникший, как-то сгорбился и словно стал ниже ростом. «Они с Нифонтом тоже из одного училища, — вспомнил Виктор. — Тяжело вот так вот. Интересно, жив ли Валерка?»

— Товарищ батальонный комиссар, — комэск дождался, пока тот выколотит свою трубку, — разрешите начать разбор полета? — Дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Вы видели все сами. Над линией фронта нас атаковала четверка «мессеров». Через четыре минуты вторая четверка. Эти атаковали разделившись, пара сверху и пара пыталась подойти снизу. Что в итоге… Побили нас сегодня крепко. Тута, лукавить не будем, все всё сами видели. Сбит Нифонтов, сбит один бомбардировщик, два повреждены. Почему нас побили? — Он обвел летчиков усталым взглядом. — Вот тута сержант Саблин, самый молодой по налету, какое твое мнение?

— Я? — Виктор от неожиданности растерялся. — Э-э-э, сейчас. — Он задумался, вспоминая перипетии прошедшего боя. — Ну… перед вылетом ничего не обговорили, кто где. Шли плотным строем, маневрировать было неудобно. Когда на нас упала четверка, то она сразу всю группу связала боем. Потом еще пара «мессеров» подошла. Дальше не помню, такая каша началась…

Тут все летчики оживились, заговорили разом, перебивая друг друга, отчаянно жестикулируя. Они словно пытались выговорить свой страх, заглушить его громкими словами. Виктор удивился, как могут пять взрослых человек создавать столько шума. Наконец комиссар поднял руку, призывая к тишине.

— Товарищи… товарищи, давайте тише. — Он дождался, пока все успокоятся. Немного помолчал, собираясь с мыслями, было видно, что он волнуется. — Тут, видимо, есть и моя вина, у вас уже слетанный коллектив, со своими привычками и особенностями… Надо нам притереться друг к другу. Вы извините, мне на КП пора. Дмитрий Михайлович, вы, пожалуйста, разбор завершите и мне, потом, доложите. Кстати, по итогам боя, сбитым, я одного «мессера» зажег, он со снижением ушел. Того, что лейтенанта Нифонтова атаковал. Да… — Комиссар задумчиво потер подбородок, — я на КП, доложу командиру. Дмитрий Михайлович, буду вас там ждать.

Комиссар ушел. Летчики настороженно сверлили его спину взглядами.

— Ладно, тута, — прервал молчание комэск, — надо было с комиссаром перед вылетом переговорить, да все некогда было. Все спешка эта дурацкая. Ладно, Витька прав, плотно мы шли. Были бы по фронту растянуты, да по высоте, да с радиосвязью… Я, тута, с комиссаром поговорю, может, выбьет нам пару передатчиков. Отдыхайте, пока время есть. Погода вон какая, скоро, тута, снова лететь…

День кончался, солнце уже почти скрылось за горизонтом, над степным аэродромом сгущались сумерки. Этот день прошел очень тяжело. Четыре вылета, два воздушных боя, это многовато с непривычки. Виктор устало оперся о плоскость, глядя, как техник неторопливо надевает на самолет чехлы. Из-за усталости мысли текли вяло, неторопливо, вразнобой, перескакивая с одного на другое. «Сейчас, за ужином, водки выпью и спать, устал. Интересно, как там Нифонт? Успеет к ужину? Если не успеет, то нам водки больше достанется, — думал он, закрывая глаза. Стоять вот так, положив голову на скрещенные на крыле руки, оказалось очень удобно. — Чего-то Палыч на меня так заговорщицки косится. Наверное, пакость задумал. А самолет-то мой, уже весь битый-перебитый, весь в латках». Незаметно он так и задремал стоя, уткнувшись головой о плоскость своего самолета. Разбудил его Палыч, энергично похлопав по плечу:

— Ты чего это, командир? Сомлел?

Виктор вздрогнул, проморгался:

— Да… это… задумался!

— А! А я уж думал, что ты стоя спишь, — Палыч усмехнулся в желтые от никотина усы. — Ну как, много сегодня немцев убил? — Это было стандартным вопросом его техника после каждого летного дня, как своеобразный ритуал. Зачем ему эти убитые немцы, что он там считал, оставалось для Виктора загадкой.

— Да вот, в крайнем, под Греко-Тимофеевкой, с Шубиным на две машины наткнулись, я в свою РС попал, прямо в кузов. Грузовичок такой был, занятный, тентованный. Там вроде люди были, кто-то, кажется, выпрыгивал на ходу, когда им РС под тент, в самый кузов прилетел. Мне потом показалось, что там, за грузовиком, снег розовый стал. Наверное, показалось…

Виктор говорил спокойным, равнодушным голосом. Он смертельно устал и переживать по поводу убитых им врагов не собирался. Что касается штурмовки, то за последние недели он стал более черствым и каким-то равнодушным. Все, что попадало в прицел его самолета, воспринималось как мишени, и не более. Он бы уже не стал переживать так, как раньше, из-за раненой лошади, бьющейся от боли после его пуль. Притупилось. Вот и сегодня он радовался не тому, что убил нескольких немцев своим снарядом, а тому, что попал этим снарядом в грузовик. А немцы — это так, бесплатный бонус. Были они в том грузовике или нет — какая разница.

— Молодец. Ты эта… командир… держи на память. — Палыч протянул ему небольшую самодельную финку.

— Ух ты! Сам делал? Спасибо огромное! Красивый… — Виктор растроганно облапил техника. — Я такой давно хотел. Спасибо.

Нож был действительно красив, лезвие длиной сантиметров пятнадцать, прочная деревянная ручка с коротким металлическим упором. В руку лег, словно литой…

— Ну, Палыч, удружил. — Виктор откровенно любовался подарком. — Очень, очень хороший нож. Спасибо.

— Да не за что. — Было видно, что Палычу приятна похвала. — Не дело, что такой летчик и без ножа. Вот еще ножны бери. В унт удобно прятать, так многие делают или на пояс вешают. А вон и полуторка за вами приехала. Еще один день отвоевали…

— Отвоевали. Нифонт еще не появлялся?

— Нет. Наши поехали, но пока не вернулись. Да сейчас снега много намело, пока пробьются… Он, наверное, сам раньше придет.

Нифонт не пришел. Его привезли техники. Ночью, выходя отлить, Виктор увидел странное скопление людей неподалеку от хаты, где жил врач. Темные фигуры мелькали в тусклом свете единственной фары полуторки, доносились приглушенные голоса. Несколько человек, сгрудившись полукругом, рассматривали что-то на земле, тихо переговариваясь. Любопытство пересилило, и он пошел посмотреть. Заглянул через плечо стоящего впереди низкорослого механика. Какая-то груда грязных тряпок на расстеленном брезенте. Зачем на нее пялиться столько времени? Он присмотрелся и вздрогнул. Это было тело Валеры Нифонтова. Промороженное и изорванное, лежащее на старом, дырявом брезенте. От черепа осталась только нижняя челюсть, видимо, снаряд немецкой авиапушки попал прямо в голову. Трехтонная тушка «МиГа», рухнувшая с высоты в два километра, добавила. От Валеры осталось кровавое месиво, обернутое лохмотьями комбинезона. Виктора замутило, он едва сдержался, чтобы не расстаться с ужином. Наконец двое солдат подняли брезент с телом и понесли в «морг».

— Гроб обязательно закройте, — комиссар уже был здесь и давал указания какому-то долговязому лейтенанту из БАО, — людей пораньше направьте, чтобы могилу успели выкопать. И наутро нужно полуторку выделить, гроб везти. Саблин? — комиссар увидел Виктора. Фамилию он произнес с небольшой задержкой, видимо, вспоминал. — И вы здесь? Идите спать. Не стоит после отбоя гулять по расположению. Нифонтову вы уже ничем не поможете. Идите…

Хоронили Нифонта на хуторском кладбище. Все было тихо, никаких речей и митингов. Тихо пришли, тихо похоронили, и только нестройный залп из винтовок нарушил кладбищенскую тишину. Полетов снова не было, поэтому все летчики полка молча стояли и смотрели, как снежинки медленно ложатся на свежий холм мороженой земли. Этот холм и небольшая фанерная пирамидка — все, что осталось от Нифонта. Когда закончили насыпать холм, со стороны хутора раздался негромкий то ли плач, то ли вой. По едва пробитой дороге к кладбищу бежала Валька. В расстегнутой шинели, без шапки, вся взъерошенная, с распухшим от слез лицом. Она миновала летчиков и рухнула на колени у могилы, обняв пирамидку, завыла, запричитала. Свежая зеленая краска пирамиды пачкала ее волосы и лицо, снег падал на непокрытую голову, но Валька ничего не замечала. Она то начинала выть в голос, то что-то еле слышно бормотала, раскачиваясь, будто в трансе, содрогаясь в рыданиях всем своим толстым телом.

Виктор стоял потерянный. До него только начало доходить, что вместо Нифонта там, внизу, мог сейчас лежать он. Мороженым, изорванным и изломанным куском мяса. Мертвым. А это уже все. Конец. Ничего больше не будет. Даже над могилой никто не поплачет.

— После меня ведь совсем ничего не останется, совсем ничего, — тихо прошептал он. От таких мыслей его передернуло, по телу словно повеяло могильным холодом.

«Дурак ты, Витя, — едва шевеля губами, тихонько сказал он сам себе. — Не о том ты думаешь. Попал в самую жопу и кукарекаешь. Бабу еще подавай… зачем мертвецу баба? Баба живому нужна. Вот и думай, как тут выжить…»

…Как обычно, в темноте сонные летчики выпрыгнули из полуторки и разбрелись возле КП. Потянуло табачным дымком, послышались ленивые разговоры. Ночной мороз потихоньку ослабевал, небо светлело. Судя по частым, тускнеющим в свете светлеющего востока звездам, погода сегодня будет хорошая. Значит, будут полеты.

Виктор поправил шарф, поморщился, зацепив сбитой костяшкой за пистолетную кобуру. Долгое избиение груши имеет и негативную сторону. Шишкин, выполняя данное обещание, старательно учил его боксу. Это оказалось отличным средством от скуки, заниматься вечерами в их затерянной деревне было решительно нечем.

— Саблин? Где, тута, бродишь? — Комэск уже вышел из штаба и теперь шарил по карманам в поисках зажигалки. — Слушай сюда, как рассветет, часиков в девять, слетаешь на разведку. Пойдешь один. Маршрут, тута, такой, сперва Латоново, потом Греково-Тимофеевка и до Марфинки. Посмотришь движение на маршруте, обрати внимание на скопление войск в деревнях. Штурмовать запрещаю, в деревни тоже особо не суйся, под МЗА не лезь. Ну да ты со мной туда уже летал, должен помнить. Иди, тута, готовься…

Вот, казалось бы, простой вылет на разведку. Слетать на место, посмотреть, что да как, вернуться и доложить командованию о результатах. Насквозь знакомая процедура, Виктор таких сделал уже пару десятков, можно сказать, текущее мероприятие, по этому маршруту он летал уже не раз, изучил его вдоль и поперек. Однако сегодня все необычно, от волнения потеют ладони, мысли скачут с одного на другое испуганным табуном. Сегодня придется лететь одному, без комэска — ведущего. Лететь не хотелось. С комэском он прямо сейчас готов хоть куда. А без него почему-то боязно, неизвестность пугала, вызывая волнение. Поэтому Виктор до последнего оттягивал момент полета. Сперва тщательно, до тошноты изучил маршрут на карте. Затем медленно, похоронным шагом шел на стоянку, долго и тщательно осматривал самолет, мелкими придирками доведя Палыча до тихого бешенства. Наконец оттягивать неприятную процедуру стало некуда. Самолет, рыча прогретым мотором, стоял в самом начале полосы, контрольные приборы показывали, что все в порядке. Ракета с КП, разрешающая взлет, давно прогорела. Виктор обреченно вздохнул и медленно двинул сектор газа от себя…

В небе волнение прошло. В небе волноваться некогда, в небе летчик занят делом, полет отвлекает от глупых мыслей. За линией фронта Виктор снизился, внимательно осматривая землю, чернеющие линии дорог. Впрочем, разведывать было особо нечего, грунтовые дороги днем оттаивали, и автотранспорт по ним проходил с трудом. Все, и наши, и немцы, старались передвигаться по ночам. Только несколько подвод медленно брели по раскисшему чернозему, да у Анастасиевки неподвижно застыл посередине дороги одинокий грузовик. Воздушная разведка оказалась очень сложной работой, заставляя уделять повышенное внимание на все. Постоянный контроль за воздухом, чтобы не оказаться жертвой немецкого аса, контроль за приборами, контроль наземных целей. В начале, увлекаясь, осматривая пустынные, отчетливо чернеющие на фоне заснеженных полей дороги, он забывал следить за небом, затем спохватывался, начинал судорожно озираться, высматривая темные точки вражеских самолетов. При этом он забывал про дорогу, а один раз даже пролетел над небольшим хуторком, даже толком и не глянув в его сторону. Однако под конец полета Виктор научился правильно распределять внимание, лететь стало легче.

Как оказалось, самое сложное в этом полете было не проведение разведки, а сесть на собственном аэродроме. Он тоже раскис, только узкая и короткая полоса стараниями БАО еще годилась для взлета и посадки. Тут уж Виктору пришлось попотеть, он сумел сесть только с третьего захода. Очень уж велика была цена ошибки — можно было зарыться колесами в раскисший грунт с неизбежным капотированием. Однако обошлось, и вот уже самолет под шипение тормозной системы катится по неровному аэродрому, быстро гася скорость. Очередной боевой вылет закончен.

Он выкарабкался из кабины, подмигнул все еще надутому от обиды Палычу, увидев подходящего комэска, начал было рапортовать. Шубин не дослушал, пожал руку, сказав только:

— Сам вижу, что нормально, — и даже помог снять парашют. Потом отступил на шаг назад и, осмотрев Саблина с головы до ног, насмешливо протянул: — Ну вот, можно сказать, что ты лишился девственности. Давно пора было.

Пока Виктор ошалело хлопал глазами, придумывая ответ, комэск уже доставал очередную папиросу.

— Дмитрий Михайлович, а вы же раньше столько не курили, — брякнул он первое, что пришло в голову.

— Да я с вами скоро и пить начну, — Шубин ухмыльнулся, показывая неровные желтые зубы. — Кого угодно до ручки доведете. МЗА, тута, не работала?

— Нет, все чисто. Вообще все чисто, четыре подводы двигались в сторону Латоново и грузовик стоял, видимо, неисправный. В деревнях пусто, даже людей не видно.

— Ну и хорошо, так в рапорте и напишешь. Смотри тута, запоминай маршрут, что где, что изменилось. Ты разведчик, ты должен тута не только смотреть, но и видеть. Вот случай был, часто летал над деревенькой одной, потом вижу, у хаты три стога сена появилось. Откуда, спрашивается, в октябре, в прифронтовой зоне колхозник столько сена возьмет? Как дал тута РС, а там танкетка замаскированная. Мотай на ус. Тебе скоро самому пилотов в бой водить. Чего тута вытаращился? Думаешь, я вечный? Вы с Шишкиным себя неплохо показали, хорошо деретесь. Да и других все равно нет, — он печально усмехнулся. Усмешка у командира вышла кривой, больше похожей на оскал. — Других нет, — печально повторил он. — Вас тута с Шишкиным назначают командирами звеньев, временно, конечно. Что-то ты, Витя, сегодня туповат. Хватит глазами хлопать и рот закрой. Вы воробьи уже стреляные, крови нюхнули, вот и будете командовать. Напихают нам с училищ желторотых, — комэск зло сплюнул. — Ладно тута, об этом молчи пока. Иди, рапорт пиши.

И только вечером, когда Виктор анализировал прошедший вылет и просматривал свой маршрут на карте, он понял, почему их потрепанный полк до сих пор не уводят в тыл на переформирование, а все еще держат на фронте. Хотя, казалось бы, какой в этом смысл? В полку осталось с десяток самолетов, из них, хорошо если половина сможет одновременно подняться в воздух. Истребители сильно изношены в боях, моторы свой ресурс уже почти выработали, а запчастей нет. Другим полкам дивизии периодически подкидывают самолеты, летное пополнение их, 112-му истребительному с самого сентября ничего не поступало, только комиссара прислали. Но это-то и понятно, старый комиссар погиб, оба политрука эскадрилий тоже сбиты. А без партийного надзора никак. Хорошо, что число задач после последних потерь резко сократилось. Раньше часто летали на прикрытие наземных частей, на сопровождение ударных самолетов. Теперь ничего этого нет.

А все дело в вылетах на разведку. Их полк вел разведывательную деятельность на почти стокилометровом рубеже фронта, начиная от Таганрогского залива. Немцы, отступившие в декабре из Ростова, укрепились здесь, в хорошо оборудованных позициях на высоких берегах рек Миус и Крынка. Наступление наших войск уперлось в эти позиции и остановилось. Штурмовать их в лоб тяжело, необходимо форсировать реку, а потом под ураганным огнем противника карабкаться вверх, на обледенелые высоты. Обескровленным после декабрьского контрнаступления советским частям это оказалось не под силу. Вот и топталась пехота второй месяц внизу, таская «языков» и проводя разведку боем, пытаясь нащупать слабые места в обороне. Вот потому и летали истребители, высматривая, не подвозят ли немцы подкрепления, не готовят ли свое наступление.

Большинство истребительных полков фронта перебросили на запад, под Ворошиловград, где продолжается наступление. На главном направлении от их обескровленного полка толку немного, а здесь даже такой пригодится. По Сеньке оказалась шапка. На полк махнули рукой, выполняет задачи, и ладно, пусть летает, пока совсем не «сточился»…

С утра мороз усилился, и снова зарядил снегопад. Снег сыпал и сыпал, покрывая истерзанную войной землю, закрывая замерзшую грязь дорог. Полеты на сегодня отменили, и летчики полка слонялись по деревне, не зная, чем заняться. Виктор, которому сидение в темной хате надоело, выбрался на улицу размяться и посмотреть окрестности. Все вокруг было белое — снег покрыл камышовые крыши хат, занес проталины, осел на ветках деревьев и заборах. Одного он не мог скрыть — уныние окружающего пейзажа. Хутор, в котором они жили, словно показывал будущую судьбу российской деревни — медленное угасание. Этот хутор начал умирать еще до войны, молодежи было очень мало, она либо подалась в город, на заводы, либо разъехалась по соседним деревням, что побогаче. Многих мужиков уже забрали на фронт. Запустение виднелось везде. Неудивительно, что в будущем на этом месте была только небольшая роща. Только остатки фундаментов да старые, выложенные известняком колодцы говорили, что здесь когда-то жили люди.

За околицей, на засыпанной снегом, не пробитой еще дороге стояла телега с лошадью. Хозяин телеги, судя по росту, подросток, возился с другой стороны, скрытый бортом. Лошадь была вся мохнатая, под стать своему хозяину, такая же маленькая. Она словно олицетворяла собой всю мировую скорбь и уныние. Она спокойно ожидала дальнейшего движения, равнодушно смотря на Виктора, на снег и на весь мир. Выглянул возничий, это оказался не молодой уже, маленький кривоногий красноармеец, увидев Виктора, он оживился.

— Товарищ сержант, угостите табачком?

Виктор отрицательно помотал головой:

— Не курю!

Лицо у солдата разочарованно вытянулось, он начал было поправлять вожжи, готовясь ехать, но тут Саблин разглядел содержимое телеги.

— Слушай, а у тебя патроны в ящиках? А к «ТТ» есть?

— Ну, есть, а что?

— А можешь один ящик дать, у тебя их вон сколько, а то мы без патронов сидим.

— Э-э, камандир, мне за ящик старшина знаешь, что потом оторвет?

— Он, у тебя что, патроны считает? Не свисти…

— Считает не считает, какое тебе дело? Не дам…

— Слушай, ну давай тогда махнемся, ты мне ящик, а я тебе табаку. У меня завалялась пачка «Казбека».

— Давай «Казбек», за «Казбек» старшина мне ничего не оторвет, и мне четверку.

— Осьмушку!

— Хорошо, осьмушку, — широкое лицо красноармейца расплылось в довольной улыбке.

Так Виктор стал счастливым обладателем целого цинка патронов к пистолету. Возвращаясь к хате с цинком под мышкой, он увидел курящих на крыльце Игоря и Вахтанга.

— О, Витек, — Шишкин ехидно ухмыльнулся, предвкушая развлечение, — признавайся, ты где ящик спер? Что там?

— Я спер? — он горделиво выпрямил спину. — Я его честно заработал! Обменял на ваш табак!

— Гы-ы. Раз табак наш, то и ящик наш, — довольный Вахтанг подмигнул Шишкину.

— Ребята, вы ни хрена не понимаете в экономике, а я вам предлагал умную книжку Адама Смита почитать. Смотрите, табак был у вас, а ящик теперь у меня. Видите? Вы отсутствуете в товарных отношениях.

— По-моему, он нам морочит голову!

— Точно, — поддержал Вахтанга Игорь, — надо дать ему в ухо!

— Варвары. Но так и быть, я пойду навстречу вашим пожеланиям. Ящик ваш, а патроны в нем — мои.

— Патроны? Так чего ты Ваньку валяешь, пойдем стрелять!

Цинк расстреляли за полдня. Все праздношатающиеся летчики мигом побросали свои дела и примчались на импровизированное стрельбище на небольшом пустыре у хутора. В качестве мишеней использовали все, что сумели найти. Все найденные под снегом пустые консервные банки были расстреляны в решето за полчаса. Потом пошли в ход всевозможные чурбачки, кукурузные початки, все, во что можно было всадить пулю. Виктор столько не стрелял в жизни, под конец дня он немного оглох, но был доволен стрельбами. Это занятие понравилось всем в полку. Начальство даже пошло навстречу, в пустом капонире соорудили специальный тир, разжились изрядным запасом патронов. Даже соревнования между эскадрильями устраивали. Богатая стрелковая практика начала приносить свои результаты. Так, стреляя первый раз по консервным банкам в компании Игоря, Вахтанга и Лехи Соломина из первой эскадрильи, Виктор позорно мазал. Вроде и мишень близко, и совместил все как надо, но банка так и остается целой, пули лишь выбивают фонтанчики снежной пыли вокруг. Спустя всего лишь неделю и добрую тысячу расстрелянных патронов, он научился более-менее сносно стрелять. Не снайпер, конечно, но мишень поражал довольно уверенно. И даже чистка оружия после стрельбы приносила удовольствие. Усесться после ужина на скамейке, разложить на портянку разобранный пистолет и под неспешный разговор, пока в крови еще гуляет наркомовская порция, неторопливо протирать закопченные детали. Это стало для него неким ритуалом, отлетав днем и позанимавшись спортом перед ужином, после он обязательно чистил пистолет, даже если не стрелял. Ему казалось, что если он внезапно пропустит это занятие, то на следующий день его обязательно собьют…

Вроде ничего не изменилось. Такие же редкие дымки из труб над камышовыми крышами, грязные пустынные улицы. То же, что и вчера. Хотя нет, вон там, слева…

Виктор немного довернул самолет, рассматривая стремительно ускользающую под крыло деревеньку. Точно, слева, у большой хаты весь двор затянут маскировочной сеткой и отсутствует здоровенный кусок забора. Разглядеть, что же там, под сеткой, невозможно, видно только, как наружу торчит что-то тонкое, похожее на антенну. Вчера этого не было. Он мельком глянул на карту, запоминая ориентиры. Видимо, какой-то немецкий штаб разместился. Как назло, ни бомбы, ни РС на разведку не брал, а то можно было бы с ходу скинуть гостинцев. Деревня скрылась за крылом, и Виктор немного потянул ручку на себя, набирая высоту. Дорога отлично просматривается и сверху, зато шанс поймать шальную пулю куда как меньше.

Это его шестой самостоятельный вылет на разведку. Нарезали маршрут, и теперь, если позволяла погода, он его облетывал. Как оказалось, не напрасно, если бы он не летал здесь раньше, то навряд ли бы увидел эти изменения, а так старания немцев оказались напрасны. Осталось сообщить в штаб, а там пусть у командиров голова болит.

Он уже развернулся домой и собирался набирать высоту для пересечения линии фронта, когда впереди, прямо по курсу, увидел маленькую черточку. Эта черточка лениво ходила кругами над линией фронта, мелькая в редких облаках. Она была похожа на орла, что парит над степью, выслеживая добычу. Похоже на вражеского разведчика — Виктор замер в предвкушении боя. Встречи с разведчиком он жаждал — после своей первой воздушной победы они казались ему беззащитной добычей. Однако, внимательно осмотревшись, он увидел еще две черточки. Они были в стороне и гораздо выше, выписывая в небе замысловатые кренделя, видимо, охраняли своего подопечного. Все сразу стало понятно — разведчик или корректировщик и прикрывающая его пара «Мессершмиттов». Желание атаковать у Виктора сразу пропало, тут бы до дому живым дойти. Да и мимо пролетать стало тоже рискованно — враги могут его увидеть или с земли по радио наведут. Эти могут, взаимодействие у немцев налажено хорошо. В бескрайнем сером небе внезапно стало тесновато. Он заложил крутой вираж и поспешил обратно, в глубь вражеской территории. В кабине стало жарко, он непрерывно осматривался, стараясь увидеть все небо сразу, однако, к счастью, враги, похоже, не заметили его — их самолеты растаяли в сером небе далеко позади.

Вроде пронесло, он размазал перчаткой заливающий глаза пот и начал торопливо набирать высоту. Увидев прямо по курсу приближающийся хутор, отвернул, чтобы не засекли. Насколько он знал, ВНОС у немцев работало хорошо. Наконец долгожданные пять километров высоты набраны. «МиГ» на высоте словно превратился в породистого жеребца, сразу стал более резвым, выросла скорость, и, как ему показалось, стал лучше управляться. «Вот теперь другое дело», — он криво улыбнулся сам себе и снова развернул истребитель обратно, забирая влево. «Теперь главное — не торопиться, немцы никуда не денутся», — твердил он сам, как заведенный. Немного потряхивало от нервного напряжения, но голова работала ясно, Виктор превратился в расчетливого охотника.

Черные точки немецких истребителей появились примерно там, где он и ожидал, севернее места их первоначальной встречи. Но теперь козыри были на его стороне. «МиГ» трясся от скорости словно лихорадочный больной, мотор ревел на максимальных оборотах, он был выше, прикрывался солнцем и, главное, он заходил с той стороны, откуда немцы меньше всего ожидали нападения. Враги стремительно приближались, быстро вырастая в размерах. Поначалу это были просто две точки. Потом превратились в черточки, вскоре у них стал ясно виден фюзеляж, рули, отчетливо проявились кресты. Ведомый, выбранный жертвой, неожиданно отвернул в сторону, то ли заметил опасность, а может, просто перестраивался, и Виктору, пришлось атаковать ведущего. Доворачивать было очень непросто, на большой скорости машина «деревенела», плохо слушалась органов управления, больше напоминая летящее вперед бревно. Однако он все-таки сумел загнать тонкий силуэт врага в прицел. В эти секунды он весь сжался, словно пружина, мелко трясясь от огромного нервного напряжения. Когда он нажимал на гашетки, пальцы были словно чужие. Тонкие нитки трассеров сперва мелькнули впереди-справа вражеского самолета, потом пропали в моторе врага, ткнулись в район кабины и скользнули к хвосту, прошивая фюзеляж «мессера» словно швейная машинка ткань. Виктор с трудом отнял пальцы от гашеток, наваливаясь всем телом на ручку направления, чтобы избежать столкновения. «МиГ» и «Мессершмитт» разминулись в считаных метрах — охотник и его незадачливая жертва. Виктор так и продолжил нестись дальше, вжимаясь в бронеспинку, опасаясь атаки второго врага. Наконец он немного отвернул и осмотрелся. Далеко внизу крутился в прощальном штопоре падающий «мессер». Он не парил пробитым радиатором, не горел, не дымился, просто падал в штопоре, с каждой секундой приближаясь к земле. Ни ведомого немца, ни разведчика видно не было. Избегая внезапной атаки снизу, он довернул к виднеющимся внизу облакам, снова разгоняясь. И только когда белая вата окутала кабину его истребителя, он расслабился и глупо рассмеялся распираемый от переполняющего его счастья…

А все-таки это приятно. Хоть и статус вроде как не самый большой и дизайн на любителя. Но приятно. «Хотя лично мне, — подумал Виктор, — дизайн очень нравится. Умели предки разрабатывать и делать красивые и эстетичные вещи». Он не удержался и, расстегнув комбинезон, вновь посмотрел на награду. Небольшой, новенький, сияющий серебром и эмалью орден Красной Звезды, привинченный на законное место, гладкий на ощупь, чуть теплый от тела. Его орден, честно заработанный на этой, давным-давно окончившейся войне. «Для кого-то, может, и давно, а для тебя она еще идет и до конца далеко, — мрачно подумал Виктор. — Приятно, конечно, что меня наградили, но является ли покрытый эмалью кусочек серебра адекватной платой за страх, боль и кровь?» Он не знал ответа. Одна часть его сознания самозабвенно радовалась награде, другая мрачно пыталась вспомнить, за какую сумму его сосед по квартире — Сашка, купил такой же. «По-моему, я схожу с ума, опять каша в голове… Хотя чего переживать по этому поводу? Воевать еще долго, ты сгоришь в своем самолете раньше, чем окончательно съедешь с катушек». Эти мысли испортили ему настроение. В последние дни он стал более злым — периодически возвращающаяся головная боль этому сильно способствовала. Да и память… все, что можно было вспомнить важного, он старательно записывал в блокнот, но толку с того было немного. Полезного, такого, что могло пригодиться здесь и сейчас, было ничтожно мало. Виктор до исступления пытался выудить из головы крохи знания, насилуя мозг, пытаясь вспомнить, но получал только головную боль. Что толку, что он помнил, что немцы будут наступать на Сталинград летом? Откуда они будут наступать? Какими силами, когда? Или же, он точно помнил, что истребитель «Як-3» полетел в 44-м году. Но какой с этого прок? Он чувствовал себя со всеми своими знаниями совершенно никчемным и бесполезным. Практически все, что он знал, представляло собой сырую кашу, с помощью которой было сложно изменить прошлое. Хотя последнее время он начал сомневаться, что попал именно в свое прошлое. Он узнал много такого, чего раньше, в своем времени, не видел и не слышал, чего в ту войну не было. Например, комиссары. Насколько Виктор помнил из книг и фильмов, в его мире они как появились в Гражданскую войну, так и до середины Великой Отечественной и прослужили. Здесь же, оказывается, перед войной, никаких комиссаров не было, их ввели уже во время войны. Или же вот штрафные роты. Он видел в каком-то кино, что они под Москвой дрались, а здесь вся его память молчала. Осторожными расспросами удалось выйти на дисциплинарные батальоны. Но эти батальоны никто с дубьем на пулеметы не гонял. Хотя служба там была не сахар, но она и в двухтысячных в дисбатах ничуть не слаще. В общем, ясно, что ничего не ясно.

Вечером был небольшой полковой банкет. Мартынов, сияя вторым новеньким орденом Красного Знамени, долго, минут пять, произносил поздравительную речь. В ней он говорил обо всем и ни о чем: несколько раз упомянул товарища Сталина, пару раз коммунистическую партию Ленина-Сталина, напомнил всем, что коварный враг будет обязательно разбит, и в конце невнятно вспомнил доблестных сталинских соколов. Рожа у командира была красная, а язык немного заплетался — он уже был изрядно пьян. Второй тост говорил комиссар. Он прозвучал куда лучше, летчикам понравилось. Потом поздравляли еще, но недолго, графины с водкой скоро опустели, тарелки тоже. Водки за праздничным ужином было больше, чем обычно, но все равно маловато, душа у Виктора требовала продолжения. Судя по лицам однополчан, он был не одинок. Так что, когда летчики собирались домой, предвкушая продолжение, комиссару оставалось только проводить их недовольным взглядом. Он только задержал комэсков и, отойдя в сторону, что-то тихо им сердито втолковывал, хмурясь в усы.

— Ну что? — Шишкин стараясь поменьше вступать в грязь, подошел к осунувшемуся сугробу, набрал из глубины чистого снега и вытер красное лицо. Стоило ему выпить больше ста граммов, как он сразу покрывался пятнами. — Я бы еще выпил! Вы как?

— Вчера все выпили. — Вахтанг был тих и печален. — И деньги тоже кончились. Они сейчас быстро кончаются, кругом спекулянты…

— Витька, а тебе же вчера должны были за «мессера» заплатить. Неужто все в фонд перечислил? Или осталось чего? Я требую продолжения банкета! — Эту фразу Игорь подцепил у Саблина.

— Есть пятьсот! Но идешь ты. — Виктор довольно улыбнулся. — Еле вырвал. Финансист гад…

— О! — Вахтанг сразу повеселел. — У бабы Нюры бери, у нее лучше. Расскажи…

— Ну, прихожу, а он мне: «Вот приказ командира, выплата за сбитый самолет. Распишись». А сам две бумажки сует. Я ему говорю: «Дай хоть почитаю». А там ведомость на тысячу рублей и сразу заявление перечислить деньги в фонд обороны. Тоже на тысячу.

— Ну да. — Вахтанг кивнул. — Его все подписывают.

— Ну а я говорю: «Не буду заявление подписывать». Наш пузан на пену изошел, я думал, у него очки треснут. Ох и ругался. Так представляешь, он мне потом говорит: «Иди отсюда, без тебя подпишем».

— Ну а ты? — видимо, от свежего воздуха краснота у Шишкина начала проходить.

— Говорю, хорошо, но я доложу командиру части и начальнику особого отдела про финансовые махинации в полку. Он сразу заткнулся, заявление забрал, а деньги заплатил. Я тогда пятьсот себе, на пропой, а пятьсот в фонд обороны, и теперь богатый Буратино.

— Зря ты с ним связался. Врага нажил, — Вахтанг сбросил с сапога налипшую грязь. — Жди теперь неприятности.

— Да пошел он! — Саблин и сам понимал, что зря. — Козел. Пусть хоть одного немца собьет. Зато нам на неделю хватит.

Сели у себя, в комнате. Самогон оказался чистым, но безбожно вонючим, пился с трудом, оставляя тошнотворное послевкусие. Виктор с трудом проглотил первую стопку и сразу захрустел квашеной капустой. Капусту принесла тетя Оля, хозяйка, ее тоже позвали к столу, втроем было скучно.

— ТетьОль, — Игорь отставил кружку с водой, — а чего Нюркин самогон такой чистый. Вот у Маньки воняет также, но мутный…

— Та люды кажуть, шо вона яво углем чистит, с этих, як их… противохазов.

— А откуда в деревне противогазы?

— Та тут шо було, сынки! — тетя Оля зачастила своим мягким, певучим суржиком. — Тут жешь така война була. Наши у октябри прийшлы, та у Семнадцатой посадки ям понакопалы. Хотя яки воны наши? Солдати чумазы уси, лопочут шось непонятно. Неруси, мабуть. У Обезьяньей балки германы бомбами конников богато побили, так воны коней дохлых ризалы, та на кострах мясо жарили, на этих — она показала руками что-то длинное, — як их, штыках. Работать не хотилы. «Камандира, командира, живота болит, лазарета», — передразнила она кого-то. — Нычого дилать не хотилы — повторила она. — Командиры булы молоденьки таки, як вы прямо. От они з ними намучались.

— Теть Оль, а это точно русский язык? — Вахтанг засмеялся. — Я половину слов не понимаю.

— Подывытэсь на його, вже два мисяца мэнэ слухаит, а все ни як не зразумие. А ще червоний командир, — она тоже засмеялась. — А потом герман прийшов, мы в погриба потикалы, воно як начало грохотати. А на другой день, як затихло, тут вже германы булы. Побили наших.

— Так, а противогазы откуда? — Игорю все хотелось докопаться до истины.

— Так я ж кажу, як наших побили, воны тут богато чого побросалы. Германы ружжа пособирали, а оци противохазы кому трэба? Одной Нюрке…

Заскрипела дверь, и в комнату вошел комэск, сжимая под мышкой какой-то черный сверток. За эти секунды бутыль самогона со стаканами чудесным образом испарилась со стола, а летчики нацепили самые фальшивые улыбки.

— Опять пьете! — Комэск потянул носом. — Алкоголики несчастные. — Тетя Оля проворно шмыгнула из комнаты, Шубина она сильно боялась и уважала. — Саблин, у тебя сейчас такая рожа, как у попа во время литургии. Прямо тута светишься благочестием. Неужто, кагором разжились? Давай тута доставай бутылку, что за ногой стоит. А, это Нюркин… а я думал… Ну наливай, чего глазами хлопаешь.

— А я вам, орлы, подарки принес, — поморщившись, кивнул на лежащий на лавке сверток комэск, когда они выпили. — Ну и дрянь… Регланы тута. У тебя, Вахтанг, реглан есть, так что будешь без подарка. Меряйте. Вы теперь птицы высокого полета, командиры звеньев, без реглана никуда, — он с затаенной грустью смотрел, как они примеряют обнову. Виктору реглан оказался почти впору, лишь немного жал в плечах. На Шишкина же оказался велик, руки полностью скрылись в рукавах. Выглядел Игорь потешно.

— Носите на здоровье, — комэск сам щедро разлил самогон по стаканам, ополовинив бутыль. — Давайте помянем наших друзей и товарищей, сгоревших в небе. — Он передернулся от вкусового отвращения, не спеша закусил капустой. — Это регланы Петрова и Середы. У меня лежали. Думал, может, их семьям отправить, я их хорошо знал, мы до войны дружили… да все никак. Как Киев сдали, так ни одной весточки от их родни. Наверное, никто из них оттуда не эвакуировался, — он мрачно уставился в пустой стакан. — Вадим, бедняга, извелся весь, только виду не показывал. Раньше, как зайдешь к Петровым в гости, обязательно чаем напоят, с баранками. У них самовар был старый, серебряный, весь в медалях. Когда Розу, его жену, крайний раз видел, у нее живот уже большой был, беременная… А теперь где его жена — неизвестно, и самого Петрова больше нет. Носите вы… — комэск неспешно потянулся за папиросой.

Все замолчали, думая о своем. Комната постепенно тонула в клубах папиросного дыма, было хорошо и тепло. Наконец Шишкин решился прервать молчание:

— Товарищ капитан, а почему такая несправедливость? Вот у вас семь сбитых, вам дали орден Красного Знамени, а у Мартынова девять боевых вылетов всего, я узнавал, и ему такой же орден. Почему так? — Игорь выпил лишнего и снова пошел пятнами. На этот раз как-то странно, одно ухо приобрело ярко-малиновый цвет, второе же осталось белым.

— Да всэ знают, — у Вахтанга от самогонки обычно усиливался акцент. — Он у комдыва, в Испании, вэдомым был, вот и ордэн.

— Ребятки, — меланхолически протянул капитан, пыхнув папиросой, — не лезьте вы тута. Так было, так будет. Нас не обидели, и хорошо. Теперь я командую орденоносной, мать ее, эскадрильей, весь летный состав у меня с орденами. Жаль, мало нас осталось, — он сидел, расслабившись, развалившись на стуле, поблескивая новеньким орденом. — Ладно, хорошо сидим, но больше тута не надо. Игорек, прячь бутылку, будем потихоньку закругляться. Завтра, возможно, снова летать.

— Товарищ капитан, — спросил Виктор, алкоголь немного развязал ему язык, — а мне вот интересно. Мы патрулируем на скорости триста километров, всегда на одной высоте. «Мессера» всегда приходят и начинают нас сверху долбать. Они на скорости приходят и сразу инициативу захватывают. Я вот подумал, почему бы нам не летать… ну знаете, как качели детские. Разогнались, прошли над целью и в сторону, на солнце, высоту набирать, потом разворот и снова вниз — разменяем высоту на скорость. Мы так с «мессерами» шансы уравняем.

Шубин скривился, будто съел лимон:

— Идея тута хорошая, тоже думал о таком, — сказал он. — Только вот приказ недавно был, вам его не доводили. По этому приказу установили время и режимы полета при патрулировании в воздухе. Правда, в приказе говорилось про «яки» и «лагги», про «МиГи» ни слова, но у нас тута не адвокатская контора, а армия. С дивизии дают время патрулирования, вот и патрулируем. Если я начну тута вверх-вниз над целью скакать, я весь бензин раньше времени спалю. А это может трибуналом кончиться. Понял, тута? — Он устало вздохнул и почесал нос.

Виктор расстроился, по его мнению, внедрить в тактику истребительной авиации покрышкинские «качели» было проще всего. А тут такой облом.

— Ладно, — зевнул Шубин, — давайте тута спать. Кто завтра будет сонный и с перегаром, пеняйте потом на себя…

(обратно)

Глава 7

«МиГи» летели, освещаемые солнечными лучами, но над землей еще висела ночная дымка. Внизу, под крылом, сквозь утреннюю полумглу светлела степь. Изрезанная черными линиями дорог, испещренная проплешинами хуторков с деревеньками, покрытая мелкой рябью проталин. Весна все сильнее вступала в свои права, сверху это было хорошо видно. Былого преобладания белого цвета не было, земля теперь была похожа на черно-белое покрывало.

Задача на сегодня была сложная — произвести воздушную разведку Мариупольского аэроузла. Это далеко, да и шанс быть перехваченными «мессерами» велик, поэтому пошли парой, комэск взял с собой Виктора ведомым. Виктору такое счастье не особо понравилось. Друзья сейчас пойдут в землянку к летчикам первой эскадрильи и начнут до обеда резаться в домино, под неспешные разговоры, а ты, значит, лети в осиное гнездо. Но мнение свое он оставил при себе, все равно оно никому не интересно. Да и то, что комэск в этом полете выбрал ведомым именно его, немного льстило самолюбию — значит, доверяет.

На цель, чтобы ввести в заблуждение вражеское ПВО, зашли со стороны залива. Город, подсвеченный первыми лучами солнца, предстал во всей красе — темный, грязный, унылый. Пустынные улицы, заводские трубы, те, что остались целыми, не дымят, кругом разруха и запустение. Сверху хорошо видны разбитые артиллерией и авиацией коробки домов, завалы мусора на улицах. Но жизнь в городе все же есть, дымок струится из труб уцелевших строений, кое-где видны маленькие букашки автомобилей. Проскочили город быстро и сразу вышли на первую цель — мариупольский аэродром. Он оказался не пустым, рассредоточенные, укрытые в капонирах, здесь стояли пикировщики «Ю-87». Виктор насчитал восемнадцать машин, разбросанных по всему аэродрому и еще парочку связных «шторьхов». Он тщательно обшаривал взглядом каждый метр аэродромного пространства, но это были все самолеты, больше тут спрятать нечего и негде. Наконец проснулось аэродромное ПВО — в небе расцвели черные шапки разрывов зенитных снарядов, но было поздно, они уже разведали все, что нужно, и торопливо отходили от цели.

Следующие два аэродрома оказались пусты. Причем один из них и вовсе оказался не используемым — не видно ни раскатанной до чернозема взлетной полосы, ни тропинок с дорогами, пусто. Если здесь и стояли немецкие самолеты, то очень давно. На втором виднелись три машины, но они лежали на окраине аэродрома, брошенные. Виктор, приглядевшись, сумел опознать в одном из них наш бомбардировщик «Су-2». «Давно здесь лежит», — подумал он. Две остальные представляли собой скорее скелеты из шпангоутов, стрингеров и балок. Разглядеть, кто же они были раньше, с такого расстояния оказалось невозможным.

Вот и все, разведка окончена, курс 75, курс домой. Снова пестрое черно-белое покрывало степи неторопливо проплывает внизу, но уже легче, уже нет того напряжения. С каждой секундой, с каждым оборотом винта самолет все ближе к дому. Небо было чистое, только с востока наползала сильная облачность. Облака, подсвеченные восходящим солнцем, казались розовыми, словно подкрашенными художником-великаном. Виктор, забыв обо всем, залюбовался этой картиной.

— Справа ниже пара «мессеров», атакуем. — Хриплый голос Шубина прозвучал в наушниках, как гром среди ясного неба. Виктор едва не подпрыгнул в своей кабине от неожиданности, сразу начал озираться по сторонам, сердце бешено заколотилось в груди. Командир уже довернул свою машину и теперь пикировал на виднеющиеся внизу черточки. Виктору ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Буду бить ведомого, ты ведущего стукни, — комэск говорил скороговоркой, сказывались напряжение и азарт. Это была его вторая фраза за весь вылет, весь предыдущий маршрут он не произнес в эфир ни слова.

«Мессера» стремительно приближались. Вот уже хорошо видны черно-белые кресты, тонкие, словно осиная талия, фюзеляжи, небольшие крылья, странные, словно обрубленные топором, грязно-серый развод камуфляжа, переплет кабин. Было в этих «мессерах» что-то неправильное, отличное от тех, что он видел раньше.

«Да это же „Эмили“, модификация „Е“, — вспомнил он альбом со схемами вражеских самолетов. — Устарелая модификация „мессера“, используемая как истребитель-бомбардировщик. Вот почему крылья отличаются…»

Дальше стало не до раздумий, Шубин уже открыл огонь по своему врагу. Виктор мельком увидел, как красно-белые огоньки трассеров уткнулись в силуэт ведомого. Он уже тоже загнал своего врага в сетку прицела, но в тот самый момент, когда собирался открыть огонь, противник ушел из-под атаки, резким переворотом скользнув вниз.

— Вверх. Уходим вверх, потом повторяем атаку, — торжество в голосе командира слышалось даже сквозь треск помех. Перегрузка вдавила в сиденье, в глазах тьма и мелькание крестов, но вскоре отпустило. Они набрали с километр высоты и под самыми облаками снова свалили машины на крыло и вниз. Облака мелькнули так близко, что Виктору показалось — вытяни из кабины руку и ты зачерпнешь эту белую вату. «Какие мысли в голове идиотские, — подумал он. — Тут бой идет, а я про облака думаю».

Снова атака сверху. Один из «мессеров» лежал на земле сломанной, грязной птицей, отчетливо выделяясь на фоне черно-белого, как старинное кино, пейзажа степи. Недалеко мелькал купол парашюта. Второй был прямо под ними, набирал высоту. Ситуация лучше не придумаешь, их двое, и они выше. Шансов у «мессера» не было.

Впрочем, немецкий пилот так не думал. От первой атаки он уклонился легко, с грацией олимпийского гимнаста. От атаки Шубина он ушел вверх, размазанной бочкой и в верхней точке резко переложил машину обратно, снова выскользнув из прицела у Виктора. Они, разогнанные на пикировании до максимальной скорости, никак не могли повторить его маневры. Во второй раз немец ускользнул вниз уже от Шубина, предпочтя увернуться от Виктора виражом. У него даже хватило наглости довернуть и пострелять им вслед. Толку от такой стрельбы было немного, трассеры мелькнули далеко внизу, но Виктор разозлился. «Вот сучонок, тут шкура на волоске висит, а он сбить хочет. Ну, хоть ты и ас, а мы тебя все равно загрызем». Во время третьей атаки он немного прибрал газ и все-таки сумел довернуть на уходящего в размазанную бочку немца. «МиГ» на скорости становился дубоватым, плохо реагировал на рули, но он сумел на долю секунды загнать вражеский самолет в прицел и нажал на гашетки. Огненная трасса мелькнула, тая в небе, однако часть пропала в силуэте вражеского самолета. Снова перегрузка, уход наверх и разворот для новой атаки.

Внизу по-прежнему мелькал парашют, «мессер» так же набирал высоту, только за ним теперь тянулся тонкий, едва видимый белый шлейф. «Почему он не удирает? — успел подумать он. — Наверное это неспроста».

Внезапный, резкий удар потряс самолет, ручка управления вырвалась из руки и сильно ударила по пальцам. Со страшным треском остекление фонаря разлетелось на куски, а приборная доска словно взорвалась изнутри, раня лицо битым стеклом. Мотор завыл, как раненый кабан, затем резко замолчал, и в кабину полился горящий бензин. Над ним, надсадно воя мотором, проскочил «мессер». «Прошляпили. Мля-а-а. Увлеклись и прошляпили атаку. Вот почему немец не убегал — он ждал подмогу. С-сука». Сквозь рев вражеского мотора слышался свист ветра и треск пламени. Ногам было очень жарко, унты и штанины комбинезона уже горели. Он быстро отстегнул ремни и попробовал выбраться наружу. Тщетно, фонарь не открывался, поврежденный осколками. Виктору пришлось срывать его монтировкой, поминая недобрым словом свою инициативу. Ноги уже нестерпимо жгло, когда он наконец сумел вывалиться из кабины.

Об землю его приложило основательно, потом еще и протащило, набив рот снегом и исцарапав лицо. В конце концов он сумел освободиться от парашюта и стал на ноги, но не удержался и рухнул в снег. Полежав и немного придя в себя, он снова попытался подняться. Ноги мелко дрожали от пережитого, но держали прочно. Тут его стошнило прямо на унты. Спазмы были настолько сильные, что он упал на карачки и стоял так, пока желудок полностью не очистился. Когда позывы прекратились, он, не вставая, кое-как обтерся и осмотрел себя. Руки вроде двигались нормально, значит, переломов нет. Из носа сочится кровь, пачкая остатки снега, и левая ладонь кровоточит сквозь перчатку, так это мелочи жизни. Заторможенно ощупывая себя, пытаясь убедиться, что целый, он наткнулся на какой-то чужеродный выступ на боку. Он не сразу понял, что это пистолет, спрятанный во внутренний карман комбинезона. Многие летчики в их полку любили носить пистолет на ремне, напоказ. Вкупе со свисающей едва ли не до земли планшеткой это должно было придавать их обладателю геройский вид и делать неотразимыми в женских глазах. У Виктора же сейчас привычного планшета на боку не оказалось — оторвался при прыжке. Летные очки тоже слетели. Будь кобура с пистолетом на ремне, возможно, оторвалась бы и она. Хорошо хоть унты остались. Он слышал, что были случаи, когда летчики приземлялись босиком. Ну а так вроде целый, только лицо горит огнем да ноги побаливают. Да в голове пустота и гул, отдающийся болью в висках.

Впереди, насколько хватает глаз, степь. Выделяются лишь балки да далекая полоска лесополосы. Все на виду, все видно. Вдалеке что-то горело, пачкая небо жирным дымом. «Да это же мой „МиГ“! А „мессер“ где?»

Он наконец поднялся, обернулся и вдруг, сзади, увидел человека. Он быстро шел к Виктору уверенной походкой победителя, гордо задрав голову. Высокий, в серо-синем обмундировании и летном шлеме, он подходил все ближе. В руке у него был пистолет.

Увидев, что на него смотрят, человек этот открыл рот и вроде как закричал, повелительно махнул рукой с пистолетом. Но Виктор не слышал ни слова, только гул в голове усилился. Он только тупо смотрел, не понимая, что от него хотят. Видя, что на его слова не реагируют, серый человек снова открыл рот, тыкая пистолетом в Виктора и приближаясь все ближе.

«Да это же немец! — В голове у Виктора что-то щелкнуло, гул пропал, и он услышал странно знакомые, но чужие слова. — Тот летчик, что Шубин сбил. Что он там лопочет? Он меня в плен берет?!» Он постарался выхватить «ТТ», одновременно взводя курок, но тот за что-то зацепился и никак не хотел вылезать из-за пазухи. Немец, правильно истолковав его ерзанье, перестал голосить и выстрелил. Что-то с шумом ударило ему в голову слева, ухо и висок словно обожгло огнем. — «Я убит?» — Ноги стали ватными, от страха и внезапности удара он неловко упал на бок. Было очень обидно умирать вот так, на снегу, застреленным, зачуханным ведомым летчиком. Пистолет неожиданно оказался в руке, и теперь уже Виктор принялся стрелять в немца. Он боялся, что скоро умрет, поэтому особо не целился, выпуская пулю за пулей по стоящему метрах в пятидесяти противнику. Неожиданно его враг согнулся пополам, уронив пистолет, затем подскочил и бросился бежать, странно забирая в сторону, словно по дуге, и наконец свалился на землю и словно поплыл, загребая снег и грязь руками и все замедляясь.

Немец давно затих и не подавал признаков жизни, а Виктор все лежал на снегу, боясь пошевелиться. Было немного обидно, но не так, как раньше, когда его только что убили, смерть немца немного загладила горечь. Его смерть все никак не приходила, ему уже надоело лежать, левая рука затекла, лицо по-прежнему болело, а гул в голове медленно стихал. Тут он понял, что дышит, и медленно, боясь непонятно чего, стянул с головы шлемофон. Никакой дырки в голове не оказалось, пуля ударила в наушник, порвала кожу на виске и разорвала край уха. Осмотревшись, он увидел еще одну сквозную дырку в комбинезоне, чуть ниже колена. Счастье заполнило его целиком, он тихо засмеялся от радости, глядя на стремительно густеющие облака, на прошлогоднюю траву, пробивающуюся из-под снега, на окружающий его прекрасный мир…

Он сидел так еще долго, может, пять минут, а может, и полчаса, обдумывая свое незавидное положение, размышляя и строя планы. Когда Виктор в очередной раз поднялся на ноги, у него уже был относительно четкий план дальнейших действий.

Первым делом он финкой порезал парашют, с треском кромсая белоснежную шелковую ткань, выкроил себе накидку наподобие пончо, подпоясавшись обрезком стропы. Затем вырезал треугольный кусок шелка и соорудил косынку, повязав ее на пиратский манер, поверх шлемофона. Отрезав крупный кусок материи, скатал ее рулоном и, обвязав кусками строп, сделав из них же лямки, закинул за спину. Пригодится. Подхватив остатки растерзанного парашюта, поспешил к подстреленному врагу.

Он был уже мертв, здоровенный рыжий детина, даже крупнее Виктора, лежал ничком, утопив измазанные грязью руки в проталине. Он словно хотел уцепить побольше этого жирного раскисшего чернозема, но так и застыл, скорчившись и прижавшись к чужой земле. «Хорошо, что мы с ним на пистолетах разборку устроили, — отстраненно подумал Саблин. — На кулаках с таким драться — дохлый номер. Побьет».

С усилием перевернув тяжелое тело, он без всякого зазрения совести принялся обшаривать карманы покойника. Трогать мертвеца было противно, в другой ситуации он с удовольствием бы попытался избегнуть этой процедуры, но сейчас деваться некуда. Один в степи, без еды — бортпаек остался в гибнущем самолете, и до линии фронта километров пятьдесят.

К большому сожалению, немец оказался небогат на ништяки, но кое-что Виктор все же захомячил. Первым делом забрал документы из нагрудного кармана комбинезона, светлую книжицу с орлом Люфтваффе на обложке и вклеенной фотографией. С фотографии жизнерадостно улыбался полный сил и надежд мертвец. В боковом кармане отыскалась небольшая, граммов на 200, полная фляжка. Красивая, сделанная, по всей видимости, из серебра, она была покрыта затейливой чеканкой, изображающей сцены охоты. Однако не вода — жидкость обожгла губы, оставив во рту мягкий привкус коньяка. В карман. Еще хорошим трофеем стали часы покойника. Он их снял без всякого зазрения совести, брезгливо морщась, когда прикасался к остывающей руке, и сразу нацепил на запястье. Однако уже 8 утра, пора шевелить булками.

Самый нужный, шикарный трофей оказался во втором боковом кармане. Это оказалась большая плитка шоколада. В карман. Остальные трофеи были особо не нужны. На шее у немца болтались летные очки. Как он их не потерял и не разбил, было непонятно. Измазанные грязью, они выглядели жалко, он даже хотел отбросить трофей за ненадобностью. Но, увидав светофильтры, все же очистил от грязи и нацепил на себя. Такие очки, со светофильтрами, очень ценились у летной братии. Самым бесполезным трофеем оказался массивный золотой браслет на запястье покойника. В итоге он тоже перекочевал в карман, но Виктор никак не мог отделаться от мысли, что это лишняя тяжесть. Жаба оказалась сильнее рассудка.

Вот и все. Полезного на тушке ничего не осталось. Пора идти? Только вот левая нога чего-то мерзнет. Его обгоревшие унты выглядели жалко, но левому досталось особенно сильно — видимо, посекло осколками. А вот на немце замечательные замшевые сапоги. Зачем они ему? Снимать сапоги оказалось еще противнее, чем часы, но он и с этим справился. Все-таки идти в дырявой обуви по раскисшей земле и снегу удовольствие сомнительное. Трофей оказался великолепный — теплые, с мехом внутри и легкие. На его ноге они сидели немного свободно, пришлось снова резать парашют теперь на дополнительные портянки. Он хотел было поискать вражеский пистолет, но послышавшийся вдалеке заунывный звук резко нарушил его планы. В нескольких километрах от него, курсом на запад, пролетела пара «мессеров».

Он сразу набросил на мертвеца остатки парашюта, накидал сверху снега, чтобы ветром не унесло, и поспешил на восток, в ту сторону, откуда он так недавно прилетел.

Шлось легко. Пересек обработанное колхозное поле и пошел по степи. Снежный покров, сильно поредевший в противостоянии с весной, почти не мешал. Да и трофейные сапоги при такой ходьбе оказались куда как удобнее и практичнее унтов. За полчаса ходьбы скорым шагом он одолел километра три и сейчас, на ходу, прикидывал, как ему выбираться дальше, к своим. Вариантов было немного: ближе всего линия фронта будет, если идти прямо на восток, тогда к ней можно выйти прямо у Таганрога. Но у самого короткого пути много минусов, в городе и окрестностях наверняка много немецких тыловых и вспомогательных частей, полицаев и прочей нечисти. Второй вариант вроде как менее рисковый — нет нужды пересекать линию фронта. Попасть на нашу территорию можно по льду замерзшего залива. Да только кто этот лед знает, может, он уже и подтаял — булькнешь, и все. Да берег наверняка охраняется. Купаться под пулями, разгребая мартовский лед, не хотелось. Третий вариант родился сам собой, когда порыв восточного ветра донес далекий орудийный грохот. Звук этот был слабый, часто стихал, но Виктор голову готов был прозакладывать, что стреляют гораздо севернее Таганрога. Подумав с минуту, решил идти прямо туда — наверняка это наши затеяли очередное наступление, вдруг прорвут линию фронта. Под Ворошиловградом, как он знал, немцев успешно погнали, так может, и здесь получится.

И снова степь ложится под ноги. Бугристая, покрытая колючими зарослями терна и редкими кустами акации, вся изрезанная балками и выпирающая горбами холмов. Тишина кругом, только ветер посвистывает в ветках акаций да шуршит под ногами жухлый бурьян. Укрыться от постороннего глаза негде. Все встреченные балки слишком мелкие, ни одной посадки вокруг, надежда только на выносливость и быстрые ноги.

Вспомнив, что после стрельбы по немцу так и не перезарядился, он снова достал «ТТ». Такая вот маленькая игрушка, а здоровенный немецкий летчик умер. Выщелкнул пустой магазин — последний патрон в стволе. «Однако повезло мне», — самодовольно подумал Виктор, вспомнив тяжесть и податливость мертвого тела, передернулся от брезгливости.

И сразу низ живота похолодел от страха — запасного магазина нигде не было. Он остановился, тщательно обшарил все карманы. Жалобно, взглядом больной собаки, посмотрел назад. Там такая же степь, перечерченная тонкой цепочкой едва видных следов. Он был в пути уже час, чтобы возвращаться обратно, и поискать выпавший магазин или пистолет немца страшновато. Он еще пару минут колебался, идти ли дальше с одним патроном в пистолете или вернуться и поискать трофейный. И то, и другое было страшно. Победил больший страх — сбитого пилота уже наверняка начали искать. Встретиться нос к носу с немцами прямо над свежемороженой тушкой их летчика — это залог быстро поймать свою пулю. И сколько у него при этом будет патронов в магазине — вопрос последний. В степи, против винтовки, пистолет не рулит.

«Попал ты, Витя… думал, на фронте жопа? Нет, жопа тут, в тылу. Немецком…» — он попытался максимально ускориться, размышляя, что же делать дальше. Район этот довольно густонаселенный, кругом деревни, хутора. Вон, даже сейчас, далеко справа виднеется какая-то деревушка. А в них, возможно, и гарнизоны немецкие имеются, а полицаи уж точно везде. Наверняка аэродромные службы связались с гарнизоном ближайшей деревни, и оттуда выдвинулся наряд проверить место боя. Могут и без звонка проверить — в деревнях просыпаются рано, воздушный бой могли видеть многие. А значит, скорее всего, уже сейчас несколько вооруженных человек идут к местам падения. Дальше все просто, увидят пустой «мессер», пройдут по следам, найдут труп. И тут начинаются загадки — пойдут ли они за ним дальше сразу или же потеряют немного времени… вопросы, на которые сейчас никто не мог ответить. Хорошо, что погода дрянь, машины сюда просто не доедут. Но если у них будут лошади? О такой перспективе Виктору думать не хотелось.

Через два часа и, наверное, почти десяток километров он сделал привал. Степь снова сменилась полями, и он привалился на одинокую кучу соломы, желтеющую над снегом. Усталые ноги гудели, хотелось есть, но пришлось ограничиться снегом. Снег был старый, мокрый, безвкусный, на зубах сразу заскрипел песок. За зиму ветер хорошенько перемешал снег с мерзлой пылью. За все это время он пересек четыре балки и одну чахлую посадку. Укрыться там было негде, посадка просматривалась насквозь, да и снега в ней оставалось изрядно, куда больше, чем в степи. Балки ничем помочь не могли, невысокий, до пояса, бурьян и редкие заросли терновника не позволяли надежно спрятаться. Значит, нужно подниматься и снова идти к своим.

Часа в три пополудни он понял, что окончательно выдохся. Ноги казались чугунными, каждый шаг отзывался болью в перетружденных мышцах, а рана на голове пульсировала болью в такт его движениям. Он остановился и затем ничком рухнул в снег, надеясь больше никогда не подниматься. Одно было хорошо, грохот фронта отчетливо приближался. Погода к вечеру начала ухудшаться, низкие свинцовые облака просели почти до земли, не оставляя просветов.

«Хоть бы дождь какой пошел или снег», — Виктор лежал, тяжело дыша. Он загадал, что будет отдыхать не более пятнадцати минут. Когда он снова глянул на часы, отведенное время почти истекло, секундная стрелка пересекла половину последней минуты. «Как же быстро, я ведь только что лег», — он с отчаянием смотрел, как секундная стрелка с каждым своим движением укорачивает его отдых. Вот она коснулась отметки 12 и поползла дальше. «Надо идти!» — Но сил и желания двигаться дальше у него уже не было. Он кое-как, кряхтя, поднялся на ноги, немного постоял и снова плюхнулся на снег. Отломил от плитки шоколада кусочек и кинул в рот. Вкуснее этого шоколада он не ел ничего в жизни. Желудок восторженно проглотил порцию и тут же потребовал добавки. Виктор с сожалением посмотрел на немного уменьшившуюся плитку шоколада и с сожалением убрал ее в карман. — «Надо идти», — сказал он сам себе, снова поднялся и пошел. Ноги были словно налитые свинцом, мышцы сводило от боли, снег и бурьян цеплялись за сапоги, лицо горело огнем, но он все-таки пошел.

Силы кончились через час, он почти забрался на очередной холм, когда понял, что еще один шаг, и он упадет. Поход по степи, по высокой траве, дался организму дорого. Виктор упал сразу, без всяких шагов, потом долго лежал на спине, с надеждой глядя в низкие свинцовые облака. Они все также надвигались с востока, все густея и опускаясь ниже. Сейчас так нужен спасительный снегопад или дождь, он может замести его следы, сбить погоню и подарить время. Но надежда таяла, как снег во рту, ни одной снежинки, ни одной капли с неба так и не сорвалось.

Минут через двадцать немного полегчало, он наконец-таки поднялся и принялся перематывать портянки, осматриваясь. Вокруг был такой же знакомый пейзаж, огромное поле, упирающееся в степь, светлеющие крыши далекой деревеньки, темнеющая далеко внизу полоска балки. Он успел увидеть, как две темные точки медленно, словно нехотя, проплыли по белому фону давно пройденного им пшеничного поля и растаяли среди серого разнотравья начавшейся балки. Может, это были и зайцы. Крупные такие зайцы, судя по виднеющимся там же кустам, размером с корову. Может, это и в самом деле были заблудившиеся коровы, может, это были косули, но Виктор не сомневался, что это погоня. Причем, судя по всему, погоня конная. А значит, оторваться от них никак не выйдет.

Он быстренько намотал портянку и рванул вверх, надеясь успеть пересечь вершину холма, пока от противников его скрывает балка. Увидели они его или нет, он не знал, но, перейдя на другую сторону холма, едва не заплакал от радости. Внизу, километрах в трех за полем, была еще одна балка. Царь-балка. Огромная, километра два шириной, сильно заросшая камышом в центре. Он из последних сил помчался вниз, проваливаясь в незаметные в снегу ямки, падая, запинаясь, он бежал из последних сил к спасению. Балка началась внезапно. Только что было поле, и вот уже вокруг серое разнотравье, скрывающее снег. Идти сразу стало тяжелее, трава цеплялась за ноги, он падал, поднимался, но, шатаясь, упрямо шел вперед, к приближающейся желтой стене камыша. Как он дошел к камышу, Виктор не помнил, кошмар стерся из памяти. Только когда камыши оказались на расстоянии вытянутой руки, он оглянулся и, сделав шаг, упал вперед, ломая стебли. Преследователи были теперь отчетливо видны: трое конных двигались следом за ним, стремительно сокращая дистанцию, на расстоянии примерно в километр. Но они все равно опоздали, Виктор вскочил и вломился в камыш, словно дикий кабан, невзирая на смертельную усталость и острую боль в боку. Камыши цеплялись за ноги, набивались перед ним подушкой и вскоре стали спереди непроходимой стеной, в которую он уперся, не имея сил двигаться дальше. Казалось, что сердце сейчас вырвется из груди, страх подгонял вперед, но сил, чтобы сделать шаг, уже не было. Тогда он просто упал головой вперед, ломая эту стену и делая проход, но встать уже не получалось. Виктор пополз вперед на четвереньках, раздвигая лбом желтые стебли, охлаждая разгоряченное лицо о мокрую траву. Сколько он так ковылял, Виктор не помнил. Мир сузился до непрерывного мелькания серо-желтых стеблей камыша, а время измерялось только болью, отдающейся при каждом движении. Наконец он понял, что давно шлепает по воде, руки, несмотря на перчатки, были мокрые, в сапогах тоже что-то подозрительно хлюпало. Тогда он остановился, и так же, стоя на четвереньках, стал пить. Вода сильно отдавала тиной, в ней плавали мелкий мусор и какие-то хлопья сажи, но это не имело значения.

Передышку он устроил позже, на небольшом холме, что возвышался над камышиным царством на добрых полметра. Несмотря на неказистую высоту, этот холмик был густо покрыт бурьяном и мог похвастаться невысоким, с ободранной корой, кривоватым деревом дикого абрикоса, по-местному, жерделы. Под этим деревом он и устроил себе лежанку, предварительно накидав под спину нарезанного камыша. Отдыхалось хорошо. Он даже подумывал было разжечь костер, благо в кармане нашлось несколько сухих спичек, но, прикинув «за» и «против», все же отказался. Пусть погоня и не пошла за ним в камыш, но зачем искушать судьбу? Обогреть ноги у костра и высушить сапоги да просто попить кипятку, конечно, хотелось. Но мокрые ноги в очередной раз перемотанных портянках и без того уже не мерзли, а варить кипяток все равно не в чем. Зато не факт, что погоня не учует запах дыма и не сделает выводов. То, что за ним не пошли в камыш, отнюдь не значит, что они ушли домой, на печку к бабам. Вполне могут и засаду устроить, подождут, когда сам вылезет, и возьмут тепленьким. В чистом поле против троих, с винтовками, у него нет ни единого шанса. Это в камышах он может побарахтаться, и враги это знают, не дураки. Были бы дураками, сейчас бы кругом стоял треск ломающихся стеблей, пока один бы из них, на свою беду, не наткнулся бы на Виктора.

Проснулся он от того, что на лицо упало что-то мокрое и холодное. Вокруг был непроглядный мрак, слышался только бесконечный шорох камыша и далекий волчий вой. Он, зябко ежась, кое-как поднялся. Тело задеревенело от холода, мышцы свело, и пришлось долго разминать ноги, перед тем двинуться дальше. Снова что-то холодное упало ему на нос, потом еще и еще. С неба посыпался снег. Он падал крупными хлопьями, с тихим шелестом оседая на траве, на узких листьях камыша. «Вот оно долгожданное спасение. Снег скроет следы от погони, главное, оторваться подальше отсюда, подальше», — радостно подумал он. Подкрепившись остатками шоколада, Виктор двинулся дальше. Идти в полной темноте по камышу оказалось пыткой. Вокруг не видно ни черта, только непроглядная стена камыша, да слабо мерцает стрелка компаса. Однако скоро заросли расступились, и Виктор вышел в степь. Здесь он долго стоял, вслушиваясь в темноту. Если его враги оставили засаду, то сейчас они на всех парах должны мчаться сюда. Не услышать, как он ломится в ночи через камыш, мог только глухой. Но вокруг было тихо, только тихий шум падающего снега да бесконечный шелест огромного камышового моря. Потихоньку он пошел вперед. Шел с опаской, ежеминутно замирая, слушая. Пальцы вцепились в рубчатую рукоять пистолета, да так и застыли, сведенные то ли судорогой, то ли нервным напряжением. Но никто не бросился на него из темноты, только где-то позади затявкала лиса, бросив Виктора в холодный пот.

Балка осталась далеко позади, а он все шел, спотыкаясь, ориентируясь по компасу. Снег усилился, мешая идти и найти хоть какой ориентир, чтобы привязаться к местности. Начало примораживать. Уже под утро еле бредущий от усталости, замерзший Виктор едва не уперся в огромную скирду соломы. Он обошел вокруг — видать, не нынешнего урожая, солома почернела, слежалась плотными слоями. Надергав из скирды пучков, сделал что-то вроде пещеры и забился туда, в колючую, пахнущую стерней, мышами и пылью темноту. Сил на большее уже не осталось…

Пробудил его непонятный шум. Что-то глухо рычало, лязгало, грохотало. Спросонья не разобравшись, что он делает в этой колючей тьме, Виктор вывалился из своего логова и, попав под яркие лучи солнца, моментально ослеп. Лязг усилился, он доносился неподалеку, с другой стороны скирды. Кое-как проморгавшись, Виктор выглянул из-за своего убежища, посмотреть, что за шум, и сразу же в ужасе забился обратно, в пещерку. Приминая свежий снег, по дороге шли танки. Приземистые, все какие-то квадратные, покрытые маскировочной окраской, с толстыми короткими пушками. Но не танки испугали его. Пропуская танковую колонну, на обочине дороги, утопая в снегу, застыла в походном строю немецкая пехота. Такие характерные каски и мышастого цвета шинели он хорошо успел разглядеть даже за долю секунды. Спутать этих солдат с нашими было невозможно. И теперь, пытаясь унять разбушевавшееся в груди сердце и сжимая в потной ладони пистолет, Виктор гадал: заметили его или нет. Время шло, гул техники начал стихать, но никто не бросался к его берлоге. Не заметили. Он вытер потное лицо, смахнул налипший соломенный мусор. Надо бы покидать такое небезопасное убежище. Но вылезти наружу, под прицел сотен глаз, тоже не хотелось. В степи, даже в своем маскхалате, он будет виден издалека любому прохожему. Он поежился, почесал шею, в соломе оказалась масса колючих остюгов, и стал ждать темноты. Хотелось есть, но шоколад кончился еще ночью, а больше не было ничего.

Под вечер голод стал нестерпимым. Он мешал думать, мешал отдыхать. Снегом забить его не удавалось никак. В отчаянии Виктор принялся перерывать солому, пытаясь найти целые колоски. Но поиски шли уныло, то ли комбайнер работал отменно и без брака, то ли мыши за две зимы хорошенько постарались, но за три часа поисков ему удалось найти не более пригоршни зерен ячменя. За время поисков он их все и съел, дробя зерна зубами и с трудом глотая сухую колючую дерть. Голод на время приутих, но за это время в одежду набилось еще больше остюгов. Зудели и кололись они так сильно, что муки голода ушли далеко на дальний план. Пришлось вылезать из своей берлоги и, ежась под холодным ветром, тщательно вытряхивать всю одежду.

Грохот с востока постепенно утихал. Причем, как Виктор мог судить, фронт был уже весьма близко, когда ветер затихал, можно было расслышать отдельные хлопки то ли винтовочных выстрелов, то ли гранат. Уже стемнело достаточно сильно, можно было отправляться в дальнейший путь, но тут снова напомнил о себе пустой желудок. Виктор решил все-таки заглянуть в деревню — может, удастся разжиться едой и разузнать обстановку.

До деревни он добрался неглубокой балкой, а потом долго всматривался в темноту занавешенных окон, вдыхая кисловатый запах кизяка из труб. Деревня молчала, не слышно ни собачьего лая, ни громких разговоров. Да и откуда взяться лаю, собак, наверное, давно постреляли. Он решил подойти к крайней хате, что в окружении сараев белела стенами в темноте. Это было безопасней — она была ближе всего до балки, да и на пути были небольшие заросли терна, хоть какое укрытие.

К хате он шел медленно, крадучись, как вор, вздрагивая от каждого шума, ежесекундно опасаясь, что раздастся резкий оклик и в лицо ударит хлесткий винтовочный выстрел. Но обошлось, вокруг была тишина. Перемахнув через невысокий покосившийся плетень, прислонился в тени низенького каменного сарайчика и осмотрелся. Сараи и небольшая беленая хата образовывали грязный захламленный двор. Разномастные, покосившиеся сараи, разбросанный тут и там разнокалиберный мусор, валяющиеся по углам разбитые деревянные бочки и перекошенный плетень говорили о том, что толкового хозяина здесь нет. Дополняла картину перевернутая телега без колес, украшающая самый центр двора. По-прежнему было тихо, из сараев не доносилось ни звука. Если тут и водилась какая-то живность, то ее, по всей вероятности, давным-давно съели. Только из хаты доносились тихие, неразборчивые голоса. Эти голоса да тусклый свет, что пробивался сквозь щели темных оконных занавесок, говорил, что хата обитаема. «Хреновый вариант попался, — разочарованно подумал он. — Этим, наверное, самим жрать нечего. Ну, хоть обстановку расспрошу». Он вновь прислушался, ругая себя за невезение, оттягивая момент, когда нужно будет пойти и известить хозяев о своем прибытии, гадая, что ждет его за темным прямоугольником двери.

Эта дверь открылась внезапно, раздирая тишину пронзительным визгом петель, осветив двор слепящим светом. Высокий темный силуэт скользнул в светлом проеме и растаял в темени двора. Виктор, сжался, прижимаясь к стене в своем уголке, в глазах мелькали желтые сполохи, после темноты свет от горящей керосинки показался ярче солнца. Рука, вцепившаяся в рукоять пистолета, покрылась испариной. По двору зашуршали шаги, глухо зазвенело жестяное ведро, дверь сарая со стуком открылась, послышался шорох и глухое постукивание. Он не выдержал и выглянул, украдкой разглядывая источник шума. Судя по юбке, в двери мелькнул женский зад, а затем показалась его обладательница, высокая стройная женщина, закутанная в шаль. Она тащила из сарая наполненное чем-то ведро. Увидев Виктора, она вздрогнула, уронив ведро, и замерла, широко раскрыв глаза, а затем резко метнулась к хате.

— Тихо! Не кричи! — Виктор оказался быстрее, настигнув ее одним прыжком, схватил ее в охапку, зажал рот, гася рождающийся крик, и быстро оттащил за сарай. Женщина билась, пытаясь освободиться, мычала. Пришлось хорошенько ее встряхнуть и прошипеть буквально в самое ухо: — Не кричи, — только тогда она обмякла.

— Будешь молчать? — как можно дружелюбнее спросил Виктор. Она в ответ энергично закивала головой. Рука, которой он зажимал ей рот, была мокрая то ли от крови, то ли от слез. Виктор, немного поколебавшись, убрал руку. Женщина кричать не стала, она только тяжело дышала, периодически всхлипывая, вздрагивая. Только тут Виктор понял, что другой рукой держит ее за грудь. И грудь эта очень хорошо прощупывается, поскольку, кроме тонкого платья и накинутой шали, на ней, похоже, ничего нет. «А бабенка-то очень даже ничего, молодая, красивая», — подумал он. Вторая рука в этот момент самопроизвольно елозила по ее животу, пробираясь все ниже. От ее запаха, мягкости тела закружилась голова. Мелькнула даже мысль завести ее в сарай, задрать юбку и… Тут женщина сжалась, словно задеревенела, и неожиданно тихо заплакала, шепча сквозь слезы:

— Пожалуйста, не убивай. Делай, что хочешь, но только не убивай. Ну, пожалуйста…

Виктору стало стыдно и за свои мысли, и за поведение, он убрал руку и зашептал ей в ухо:

— Я тебя не трону. Только ты не кричи и не дергайся, тогда все будет хорошо. Поняла? Я свой, летчик советский. — И, дождавшись ее судорожного кивка, разжал объятья. Она тут же отскочила в сторону, принялась его разглядывать исподлобья, периодически испуганно оглядываясь на хату.

— Я летчик, — снова начал он, чтобы как-то разрядить обстановку. — Как тебя зовут?

— Люда, — женщина снова оглянулась на хату, показав на секунду красиво очерченный профиль, и, видимо, набравшись храбрости, заговорила уже громче: — Беги отсюда… Тут немцы. — Увидев, что он не реагирует, добавила: — Беги, а то закричу…

— Ты чего, хозяйка? — Виктор немного удивился такой реакции. — Я же сказал, я свой, советский летчик. Домой пробираюсь. — Увидев, что она снова начала разевать было рот, прошипел: — Вякнешь, зарежу на хрен! — и для убедительности потянулся к финке. Это подействовало, женщина замолчала, зло блеснула глазами и зашипела в ответ:

— Чего тебе надо, савецкий? Чего ты пришел сюда? Чего смотришь? Тикай отсюда, тут немцы! Смерти хочешь? Так они всех порешат. Тикай, — она снова метнула обеспокоенный взгляд на хату.

— Да тихо ты, — он немного растерялся от такого напора. Общение с аборигенами проходило совсем не так, как задумывал. — Помолчи! Фронт далеко? — Он прервал ее славословия самым животрепещущим вопросом.

При слове «фронт» женщина выдохнула, словно сдулась, и стала меньше ростом.

— Фронт близко, — прошептала она, — километровдесять.

Она была, видимо, не местная, немного растягивала слова, а слово «километров» произнесла с ударением на первое «о».

— Только зачем тебе фронт? — добавила Люда, сверля его глазами. — Люди кажут, что бьют красных. Говорят, что сегодня там, — она мотнула головой на восток, — набили ваших столько, что снег покраснел. Скоро совсем побьют.

— Не побьют, — прервал ее Саблин. — Немцев в деревне много?

— Много, — Люда снова обеспокоенно оглянулась на темную дверь, — на тебя хватит. Тикал бы ты отсюда, — она пригляделась к Виктору внимательней и задумалась, морща лоб. Потом оживилась, как будто решила что-то важное для себя. Вновь оценивающим взглядом посмотрела на него и поморщилась: — А говорил, что летчик, а одет, как… — Она с сомнением потрогала его обтрепанный камуфляж. — Неужто шелк? — и снова ненадолго задумалась. — Ладно… ты же, мабуть, голодный? — она ткнула рукой в темную дверь сарая. — Тут посиди, я сейчас, за кизяком снова приду, поесть передам. Только ты в меня не стреляй, хорошо?

— Да не буду я, у меня и оружия-то нет, — соврал Виктор, и Люда почему-то обрадовалась.

— Как же нет, — улыбнулась она, показывая ровные белые зубы. — Все вы, мужики, брешете. Ты, когда меня за сиськи лапал, чем в попу упирался? Штаны не проткнул?.. — Она хихикнула и подтолкнула его к сараю. — Жди тут.

Втолкнув в сарай, она пыталась захлопнуть за ним дверь, но он не дал, придержав рукой. Женщина зло блеснула глазами, но ничего не сказала и, подхватив ведро, поспешила к хате.

Виктор смотрел ей вслед, а мысли в голове неслись испуганным стадом. Что-то ему в ней не понравилось, что-то было неправильно. Увидев, как за ней захлопнулась дверь, он тихонько выскользнул из сарая, стараясь делать это бесшумно. В доме голоса резко усилились, что-то стукнуло. Виктор испуганно озирался, снова достал пистолет и нырнул к соседнему сараю, укрывшись за темной метлой дерева.

Скрип петель раздался внезапно, и снова появилась Люда, оставив дверь нараспашку, добавляя во двор немного света. За кизяком хозяйка вышла почему-то без ведра, да и вообще осталась на крыльце, смотря в темноту. «А ведь действительно красивая, молодая баба, — подумал Виктор, разглядывая ее при свете. — Вот только сукой оказалась». Вслед за ней из хаты вышло двое мужчин с карабинами наперевес. Одеты они как-то необычно, один в овчинном тулупе и пилотке, второй, с непокрытой головой, щеголял в шинели незнакомого покроя.

— Ну, выходи, летчик! — В тишине звонкий голос Люды прозвучал как удар в литавры. Она ткнула пальцем, и эти двое деловито направились к сараю, где он недавно сидел.

«Ой, дурак, ой влип», — Виктору сейчас больше всего хотелось оказаться подальше от этого места. Он проклял тот миг, когда решил сюда идти, когда решил заговорить с этой Людкой. «Что делать? Сейчас они проверят сарай, а потом начнут искать рядом. Найдут, конечно, стоит только внимательно посмотреть в мою сторону. А что потом? В плен? Или драться? Надо было эту суку трахнуть, а так, получается, все зря. Жить-то как хочется… в плену кормить не будут, все равно сдохну», — мысли в голове путались, а время словно растянулось. Его враги успели сделать всего пару шагов, а он уже успел все обдумать и решился…

Выстрел щелкнул негромко, как будто сломали сухую ветку. Дальний враг, одетый в тулуп, словно споткнулся, нерешительно постоял, покачиваясь, и начал оседать на землю, заваливаясь набок. Но Виктор этого не видел, сразу после выстрела он швырнул бесполезный пистолет в голову ближайшему противнику и кинулся на него безумными скачками, перехватывая финку в правую руку. Немец ответил, его выстрел после тихого пистолетного хлопка прозвучал солидно, резко, но ударивший в его плечо пистолет увел пулю в сторону. Время растянулось, и Виктор, несмотря на темноту, словно в замедленной съемке, отчетливо видел, как враг морщится от боли, как «ТТ» падает в грязь у его ног. Видел, как он перезаряжает карабин, как, кувыркаясь, вылетает выброшенная из патронника гильза, видел, как немец кладет палец на пусковой крючок, по привычке щуря левый глаз. Но в этот момент Виктор его настиг, ударив по стволу, уводя в сторону и добавляя правой наотмашь в горло. Выстрел ударил по перепонкам, руку обожгло болью, немец все же успел спустить курок, но пуля снова ушла в никуда, дырявя сараи. Но и Виктор промазал, немец в последний миг отшатнулся, избегая ножа. Удар, который по силе должен был снести врагу голову, пришелся выше, вскользь, лишь разрубив кожу на лбу. Это и спасло Виктора второй раз, когда немец, отпрыгнув в сторону и перехватив карабин, словно дубину, попытался проломить ему голову. Кровь залила его лицо, и он на долю секунды замешкался. Этого хватило, и Саблин, подскочив почти вплотную, воткнул тому нож в горло, аккурат между петлиц, в ямочку под ключицами. Он еще успел удивиться, как легко лезвие ножа протыкает живое тело и как противно скрипит сталь о позвоночник.

Виктор с безумными глазами торопливо озирался по сторонам, но больше никого не было. Его враги упали почти одновременно. Прошло буквально пять секунд с его выстрела, а число живых и здоровых во дворе сократилось вдвое. Все кончилось очень быстро. Людка так и стояла на крыльце, только лицо у нее стало белее стены, глаза расширились, и в них плескался ужас. Она громко завизжала на одной ноте, упав на колени на ступеньках и вцепившись в перила крыльца. Ее крик ударил по ушам не хуже выстрела. Виктор заметался по двору, споткнулся о зарезанного немца, что лежал, вытаращив залитые кровью глаза. Упал, снова вскочил и налетел на второго, который лежал скрючившись, елозя сапогами по грязи. Увидев лежащий тут же карабин, схватил его и кинулся в темноту, в сторону оврага.

Так он не бегал еще никогда. Вряд ли сам Усэйн Болт сумел бы обогнать Виктора в этом безумном ночном забеге. Пока было тихо, только ветер свистел в ушах да сапоги тяжело бухали по земле. Но вот сзади хлопнул выстрел, второй, что-то свистнуло над головой, но он уже закувыркался по склону вниз, проваливаясь в мокрый снег. Бежать по балке было тяжелее, снега тут осталось гораздо больше, он замедлял движение. Сзади что-то пшикнуло, и балку залило желтым дрожащим светом, снова забахали выстрелы, но пули летели где-то над головой, в стороне. «Наверное, ракету осветительную запустили», — подумал он, быстро переставляя ноги, стараясь не упасть.

Он так долго бежал, потом, не выдержав, упал, жадно глотая воздух, пытаясь унять колющую боль в боку. Деревня осталась позади, там периодически грохотали выстрелы, но это было не опасно. Он лежал минут пять, приходя в себя, набираясь сил. Потом вдруг вспомнил про руку. Рука, побитая пулей, болела и вдобавок до сих пор кровоточила. Разобрать, что там за рана, он в темноте так и не смог, ограничился скорой перевязкой, обмотав руку куском парашюта. Полежав еще немного, поднялся на ноги и упрямо зашагал на восток. Компас был уже не нужен — фронт было отчетливо видно по всполохам взрывов.

Шлось хуже, чем вчера, снега навалило изрядно, но внизу была грязь, и ноги вязли. Но он старался не обращать на это внимания, выдерживая темп. В то, что за ним ночью направят погоню, Виктор не верил, но к утру от этой деревеньки нужно оказаться как можно дальше. Потому что утром отправят обязательно.

И снова начался долгий, мучительный поход в темноте. Степь во мраке казалась ровной и гладкой, как стол, но таковою отнюдь не была. Трава путалась за ноги, он запинался о кочки, проваливался в невидимые в темноте под снегом ямки, падал, но упрямо поднимался и шел вперед. Это было тяжело, ноги вязли в снегу, но с каждым шагом фронт приближался все ближе и ближе. Щелчки выстрелов, треск пулеметных очередей, грохот разрывов слышались уже отчетливо. Внезапно что-то прошелестело над головой и сзади ухнуло, на долю мгновения подсветив степь вспышкой разрыва. Воздух наполнился зловещим свистом осколков. Потом грохнуло еще раз и еще.

Перепуганный Виктор ничком рухнул на землю, закрывая руками голову, вжимаясь в снег, вздрагивая при каждом разрыве. Неподалеку от Виктора упали лишь первые снаряды, остальные взрывались в стороне, слева. Но он этого даже не понял, замерев от ужаса. Так страшно ему еще никогда не было — лежать в темноте, в снегу, а вокруг грохочет и свистит разорванным воздухом зазубренная смерть. Артналет прошел быстро — он еще лежал, врастая в землю, когда наступила тишина, но он даже ее не сразу услышал — в ушах стоял звон.

В себя его привели голоса. Они доносились слева, довольно близко. Кто-то негромко беседовал, изредка перхая надсадным кашлем. Вот только слова были какие-то лающие, чужие.

«Немцы? Линия фронта?» — эти мысли придали ему сил, он на карачках погреб по снегу, забирая вправо, подальше от голосов. Степь все сильнее шла под уклон, ползти было неудобно, перчатки давно промокли, но встать даже на корточки он не согласился бы за все золото мира. Впереди что-то фыркнуло, потом снова, сигнальные ракеты загорелись, словно маленькие золотые лампы, слепя привыкшие к темноте глаза. В их свете он сумел разглядеть заснеженное поле, сплошь покрытое черными глыбами, вмятинами, от которых на снег ложились слабые, дрожащие тени. Внезапно где-то рядом резко, зло застучал пулемет. Он бил торопливо, непривычно частя, длинными очередями жуя ленту, и потом так же внезапно затих. Стреляли не в него. Стремительные огоньки трассеров тонули впереди, далеко в темноте, куда не доставал бледный свет осветительных ракет.

Эту вражескую огневую точку пришлось обползать на брюхе, далеко стороной. Пулемет оживал еще два раза, обстреливая невидимые ему цели, но, к счастью, Виктор оставался невидим для его расчета. А дальше началось долгое ползанье по полю. Он полз по снегу, проваливаясь в воронки, оползая стороной любые подозрительные пятна. Периодически с разных сторон взлетали осветительные ракеты, заливая все вокруг желтым дрожащим светом. В эти моменты он замирал, вжимаясь в снег, дожидаясь, пока ракета прогорит, и с наступлением темноты снова продолжал свой неспешный путь.

На первый труп он наткнулся минут через десять. Он даже не сразу понял, что это именно такое. Просто ожидая, пока погаснет очередная ракета, он прямо перед собой увидел человеческое лицо. Темные провалы глаз, страдальчески искривленный рот отчетливо выделялись на сером фоне, ошибиться было невозможно. То, что Виктор полагал крупной глыбой чернозема, оставшейся после сильного вспахивания, в тусклом свете ракеты предстало наполовину заметенным в снег человеком. Он был в черной одежде и резко выделялся на снежном фоне. Дальше лежал еще один, видно его было плохо, убитый лежал ничком, но отчетливо выделяющаяся на снегу тельняшка говорила о том, что, скорее всего, это был наш боец. «Так это не глыбы! — до него с опозданием стал доходить весь ужас ситуации. — Откуда им тут взяться, поле ровное, и снегу довольно много. Это люди убитые! Но почему черные? Эсэсовцы?»

Убитые стали попадаться часто, по одному, по два. Некоторые были заметены вчерашним снегом, другие отчетливо, резко выделялись. Свежие. Сегодняшние. Их застывшая на снегу кровь тоже казалась черной. Некоторые из убитых были в тельняшках. Этого Виктор никак не мог понять. Наши десантники дрались с эсэсовцами? Но почему в тельняшках, неужели они лежат здесь с осени?

Ответ нашелся вскоре, когда он проползал мимо одного из убитых «эсэсовцев». Им была лежащая на снегу бескозырка. Несмотря на темноту, слова на ленте читались отчетливо — «Черноморский флот». Владелец бескозырки был рядом, подобно большинству, он лежал головою к Виктору, широко раскинув руки, придавив собой винтовку. Черный бушлат на спине торчал лохмами, а снег вокруг был обильно залит кровью.

Рядом с погибшим моряком лежало еще двое, а рядом темнел мрачный зев свежей воронки. Скорее всего их, всех троих, убило одним снарядом. Ближайший, видимо, был командиром, поскольку на боку у него светлело пятно кобуры. Немного поколебавшись, Виктор подполз и принялся доставать из кобуры пистолет. Как ни странно, тот оказался целым и даже заряженным. Привычный, холодный и тяжелящий руку «ТТ» придал немного уверенности. Он без сожаления бросил в снег же немецкую винтовку и приподнялся осматриваясь. Но вокруг только темнота и серый снег. Зато его внимание привлек третий покойник, было в его облике что-то неправильное. Рассматривать мертвецов не самое приятное занятие, но любопытство пересилило, и Виктор, поборов усталость и страх, подполз поближе, посмотреть. Лучше бы он этого не делал. На снегу лицом вверх лежала мертвая женщина. Несмотря на темноту, было видно, как раскинулись на кровавом снегу длинные светлые волосы и как выступает на груди телогрейка, и рваной тряпкой лежит на снегу санитарная сумка. Только у этой женщины не было ног, она лежала обрубком в луже собственной крови. Виктора замутило, он кинулся в сторону, подальше от страшного зрелища, кляня себя за любопытство. Но уползти не получилось, где-то сзади застучал пулемет, и воздух наполнился свистом пуль. Они противно вжикали над головой, взрывали снег, с глухим стуком впиваясь в землю. Очередная ракета полетела в его сторону, повиснув наверху, словно маленькое солнце. Вжавшись в снег и трясясь от страха, Виктор молился, чтобы его не заметили, а пулемет все заходился очередями. Бескозырка, пробитая пулей, кувыркнулась по снегу, а тело командира несколько раз вздрогнуло от попаданий, звук при этом был такой, как будто попадают в дерево.

Пулемет вскоре затих, наступила блаженная тишина. Он уже хотел было ползти дальше, как услышал протяжный крик. Кто-то, невидимый в темноте, протяжно, на одной ноте, надрывно кричал от боли. Это протяжное, на одной ноте «а-а-а, братцы», пропитанное страхом и отчаянием, далеко разносилось над смертным полем. Усталость и нервное напряжение последних дней, мертвые моряки, санитарка, этот ужасный крик в тишине лишили его остатков храбрости. Он коротко всхлипнул, вскочил и на ватных ногах кинулся прочь от этого страшного места. Но едва успев пробежать с полсотни шагов, влетел в невидимый под снегом окоп, удар грудью об стенку вышиб из легких весь воздух, и Виктор, задыхаясь, сполз в мокрый снег, на дно окопа.

Так он пролежал довольно долго. Воля требовала двигаться дальше, к своим, но страх не давал. Страх, помноженный на отчаяние и безнадежность, задавил все остальные чувства. Война, стоило увидеть ее поближе, оказалась слишком страшной. В кабине истребителя тоже было страшно, но это был привычный, преодолимый страх. В самолете смерть воспринималась отстраненно. Она мелькала под крылом его истребителя разрывами бомб и РСов, пряталась за огненным шлейфом горящих самолетов, но была далеко. Даже когда он увидел мертвого Нифонта, испугался не сильно, не сумел толком примерить его судьбу к своей. Нифонт был неважным пилотажником, побаивался летать, и Виктора так бы никогда не сбили, а значит, можно сильно не бояться. Здесь же, на поле, заполненном погибшими морпехами, смерть дыхнула в лицо могильным холодом, показала всю безнадежность его трепыханий. Он может остаться здесь, на этом поле, таким же скрюченным куском замороженного мяса, может сгореть в кабине истребителя, может поймать свою пулю как дезертир, но он все равно умрет. Эта война слишком велика, чтобы на ней выжить… а если не умрет, то все равно, в свой старый мир ему уже не вернуться никогда. Он не увидит родителей, друзей. Для них он уже умер.

(обратно)

Глава 8

Небо на востоке уже начало постепенно сереть, ночь отступала, а он все еще полз по этому, казалось, бесконечному полю. Это давно превратилось в пытку, измученное тело требовало отдыха, отзываясь болью на каждое движение. Но остаться здесь даже ради нескольких минут отдыха он не мог. Если раньше страх не давал сделать ничего, то стоило ему выползти из окопа, как этот же страх погнал его вперед. Страх остаться на этом поле, таким же безмолвным, скрюченным, мертвым. Страх подстегивался затихающими криками нашего раненого бойца, мелькающими в стороне нитками трассеров, мелькающими позади огнями ракет. Но все же это был уже не тот страх, он не мешал думать, не топил его волю. Он был только погонщик. Чувство самосохранения оказалось сильнее любых страхов. Именно оно вытолкнуло его из окопа и направило на восток, в ту сторону, где небо начинало светлеть.

Встреча со своими войсками произошла совсем не так, как он планировал. Ползя по полю, он все ближе подбирался к виднеющимся неподалеку деревьям. Впереди была маленькая возвышенность, а за ней густые заросли терна и деревья. Она пересекала его путь, а за ней вдалеке светлели крыши строений. Рассмотреть подробней в утренних сумерках никак не получалось, снизу, даже задирая голову, не видно ничего, а встать в полный рост он боялся. И только подобравшись почти вплотную, он понял, что возвышенность — это бруствер. Пока Виктор размышлял, куда направиться дальше, как вдруг раздался чей-то простуженный голос:

— Хендэ хох! Куда, сука, ползешь?

Над бруствером мелькнула шапка-ушанка, и появилась небритая физиономия вооруженного винтовкой солдата. Черный зрачок винтовочного ствола смотрел прямо в Виктора, чуть повыше зло блестели глаза.

— Хэндэ хох, — повторил обладатель простуженного голоса. — Куда встаешь? А ну лежать! Цурюк! — добавил он, видя, как Саблин пытается приподняться. За бруствером послышались приглушенные голоса, замелькали ушанки и каски.

— Я свой, — Виктор поразился, насколько жалко и слабо звучал его голос. — Я советский летчик! — «Дежавю, — мелькнула в голове глупая мысль. — Я это недавно где-то слышал». — Не стреляйте, я свой.

Теперь над бруствером торчали три ушанки и две каски, число нацеленных стволов тоже увеличилось.

— Ползи сюда, — прохрипел после коротких дебатов простуженный голос, — руки не опускать. Дернешься, пристрелим…

Ползти по снегу с поднятыми вверх руками оказалось неудобно и унизительно. Но он, сопровождаемый нацеленными стволами, дополз до бруствера, где его, словно мешок с картошкой, сдернули в траншею, чувствительно приложив лицом об пол. Потом немного протащили по узкому ходу траншеи и швырнули к стенке широкого окопа.

— Кто такой? — Обладатель простуженного голоса оказался худым, высоким моряком. Ствол его винтовки смотрел Виктору прямо в переносье. Остальные матросы сгрудились за его спиной, рассматривая. В драных бушлатах, осунувшиеся, с красными от недосыпа глазами, они мало были похожи на привычный образ моряка в бескозырке и клешах. На Виктора они смотрели очень недобро.

— Я летчик. Сбили за линией фронта, к своим возвращаюсь. Да вот, документы, — он полез было в карман, но сержант прервал:

— Стоять! Руки выше подними. Михайлов, проверь.

Михайлов, самый низкорослый из присутствующих, в надвинутой на самые глаза каске, споро обшарил его карманы, ловко выдернул из ножен финку и лишь немного замешкался, извлекая из внутреннего кармана пистолет.

— Летчик? — Глаза у него округлились, когда он раскрыл трофейные немецкие документы. — Братцы, да мы шпиона взяли.

Виктор хотел было оправдаться и сунул руку достать свои документы из гимнастерки. Но Михайлов резко взмахнул рукой и впечатал рукоять пистолета ему в лицо. Уставший и измотанный долгим переходом Саблин едва успел увидеть его замах, как мир провалился в кровавую муть…

В себя пришел он позже, лежа на дне окопа. В голове гудело, перед глазами проплывали разноцветные пятна, а к горлу подкатывал тошнотный ком. От сильного головокружения хотелось наблевать прямо на обступившие его ноги в клешах с замызганными ботинками.

Между тем над его телом шли ожесточенные дебаты. Двое моряков предлагали его быстренько расстрелять, другие двое упирали на то, что расстрелять всегда успеют, а для начала неплохо бы показать шпиона начальству. Высокий моряк, что с хриплым голосом, пока хранил молчание, изучая немецкие документы, бросая на Саблина задумчивые взгляды.

— Я швой, — Виктор решил не сдаваться, получить пулю от своих решительно не хотелось. — Старший сержант Шаблин… што двенадшатый иштребительный полк… шбит над Мариуполем… 9 марта… перешек фронт ношью… документы не мои… немца заштрелил… трофейные.

Слова давались с огромным трудом, рот был полон крови, разбитые губы онемели. Во рту что-то было не так. Он сплюнул кровь и вместе с кровью вылетели осколки зубов.

— Шука! Ты мне шубы выбил! — Злость и обида придали сил, он поднялся на ноги и с короткого размаху, как учил Шишкин, зарядил Михайлову по морде. Тот отлетел в дальний угол и затих, а на Виктора накинулись уже вчетвером. Он пытался отбиваться, успел хорошенько врезать в глаз высокому моряку, но кто-то сбоку заехал ему прикладом в голову, и мир снова померк.

Некогда беленый, но теперь покрытый копотью потолок был весь в трещинах. Это было первое, что Виктор увидел, открыв глаза. В голове было удивительно пусто, тело казалось неподъемным, все ныло. Губы пульсировали болью, а во рту ощущался привкус крови. Он лежал, как и был, одетый, в сапогах, на чем-то твердом. Попытка подняться добавила резкую боль за ухом, заныли ребра, а мир вокруг начал плавно покачиваться.

В комнате он был не один. За столом, у окна, в одних подштанниках, сидел тот самый длинный моряк и пытался бриться, рассматривая себя в осколок зеркала, болезненно морщась при каждом движении. Один глаз у него основательно заплыл, наливаясь синевой.

— О, очнулся, хороняка. — Моряк скосил на него здоровый глаз. — Ну, раз глазами лупаешь, значит, жить будешь…

— Где я? — Головокружение начало проходить, и Виктор уселся на жесткий топчан. Комната была маленькая, с двумя топчанами и маленьким, похожим на вагонный, столиком. Второй топчан, на котором восседал моряк, был застелен белой тряпкой. Приглядевшись, Виктор узнал в ней остатки своего маскхалата.

— У своих. — Моряк закончил бриться и теперь аккуратно вытирал лицо полотенцем. — В Матвеево-Кургане, аккурат в расположении геройской 76-й бригады морской пехоты. А еще точнее, в кубрике отделения старшины первой статьи Хряща Семена Власовича. То есть меня. Осознал?

— Значит, все-таки дошел, — несмотря на боль, губы растянулись в улыбке. — Я уш думал вшо. — Он потрогал разбитое лицо, губы распухли варениками, один глаз заплыл, трогать нос было страшно. Во рту недоставало двух передних зубов, осколки больно ранили изрезанный язык, движение челюстью тоже вызывало боль. — За шо вы меня так?

— А чего ты, падел, дерганый такой? — Хрящ непроизвольно потер подбитый глаз. — Зачем за пазуху полез? У нас братва нервная, думали, ты за гранатой… и вообще… Ты зачем на Ваську кинулся? Из-за зубов? Подумаешь, выбили, дело житейское. — Он довольно осклабился, демонстрируя золотую фиксу.

— Будешь тут дерганый, два дня от немшев бегал. Как за жайшем гонялишь…

Невдалеке громко ухнуло, хата вздрогнула, и с потолка посыпалась белая пыль вперемешку с глиной.

— Не дрейфь, авиация. — Хрящ с видом превосходства посмотрел на испуганно присевшего Виктора. — Это немчура с минометов обстреливает. Сейчас они с пяток мин кинут и успокоятся.

И действительно, чуть подальше, с небольшим интервалом ахнули еще четыре взрыва, и наступила тишина.

— Видал? — В голосе Хряща было такое торжество, как будто немцы стреляли по его приказу. — Я этих скотов уже хорошо изучил. Первый раз еще под Одессой в штыки ходил. Сам-то давно на фронте?

— Ш октября. — Из-за боли Виктор старался говорить короткими фразами. — На «МиГе» летаю. Шбил трех лишно. И одного в хруппе. А шбили как? Мы вдвоем на пару «мешшов» напали, одного сбили, второго дишимали уше. Тут еще пара. Не увидели… Как врежали, я шражу загорелся. Прыгнул. Вот теперь тут…

— Ну силен, — в голосе у моряка скользнули уважительные нотки, — я так сразу подумал: «Откуда у простого сержанта орден? Ведь не за красивые глаза?» За малым не угробили хорошего человека. А ведь говорила мне мама: «Сема, не спеши. Успеешь». — Он подмигнул Виктору здоровым глазом. — Ты, кстати, где финку так закровянил?

Только сейчас Виктор увидел, что на столе лежит все его имущество с документами. Выслушав рассказ, Хрящ недоверчиво скривился и замолчал, задумавшись.

— Полуянов, — крикнул наконец он в соседнюю комнату, — ротному передай, летун очнулся. Он с тобой поговорить хотел, — понизив голос, сообщил он Виктору. — У него брат летчик, тут где-то воюет. Если бы не ротный, то тебя на месте кончили бы. Это уже потом увидали твой орден и документы.

— Там это, — Виктор вдруг вспомнил прошедшую ночь, — возле немцев, наш, раненый. Кричал так… Я не шмог найти… немцы штреляют, ракеты…

— М-да, — Хрящ сразу помрачнел и сгорбился. — Может, и вытащили его. Сегодня всю ночь раненых выносили. И мы лазили, и местные помогали. Много братушек полегло. Три дня на эту гору проклятую… — Он замолчал и, сердито сопя, принялся сворачивать самокрутку.

Ротный пришел вскоре, он был невысокий, плотный, с забинтованной головой. Сквозь повязку пробивался роскошный чуб.

— Здорова, сержант, — выглядел ротный смертельно уставшим, но старался держаться бодрячком. — Ты старшего лейтенанта Алексея Николаева знаешь? На «чайке» летает. — Грустно вздохнул, услышав ответ, начал было пытать Виктора, что он увидел в немецком тылу. Саблин принялся излагать историю похождений, ротный на пару с Хрящом хмыкал, недоверчиво посмотрел на оставшиеся невредимыми трофейные летные очки. Только когда Виктор рассказал, как Людка сдала его немцам, принялся ругаться: — Вот же б… Муж наверняка в армии, а жена… Ладно, толку нам от того, что ты видел роту немцев и два пулемета, никакого. Отдыхай пока.

— Хрящ, накормите человека и, как стемнеет, отправьте в тыл. Да, еще, — голос ротного приобрел командные нотки, — старшина первой статьи Хрящ, вы назначаетесь командиром третьего взвода. Через полчаса доложите мне о наличии бойцов, оружия и боеприпасов.

И он ушел, провожаемый печальным взглядом новоявленного комвзвода.

— Пропал Сема Хрящ, — театрально запричитал он, как только за командиром закрылась дверь. — Совсем пропал. Говорила мне мама: «Сема, не ходи на флот, пропадешь».

Он торопливо оделся и выскочил на улицу. Виктор снова было задремал, как явился хмурый фельдшер. Весь серый от усталости, с глазами красными от недосыпа, он, скорее, напоминал ожившего покойника, чем живого человека. Однако дело свое знал туго, быстренько размотав тряпки, глянул на раненую ладонь. По мнению Виктора, выглядела рана страшно. Пуля прошла наискосок, прямо по одной из линий, то ли «жизни», то ли «судьбы», разорвав кожу и вырвав кусок мяса. Теперь она воспалилась, края почернели и разбухли, сама рана сочилась сукровицей. Однако фельдшер лишь хмыкнул и принялся ковырять в ране пинцетом. У Виктора от такого обращения потемнело в глазах, от боли он едва не сломал остатки зубов, но тот уже ловко бинтовал ему кисть.

— До свадьбы заживет, — хмуро буркнул фельдшер, завязывая бинт. — Как подстрелили? Ствол отбивал? Ну, похоже на правду, а то ожог… характерный… — с этими словами, не прощаясь, он вышел, оставив Виктора в одиночестве.

Спать уже не хотелось. Потревоженная рана горела огнем, пустой желудок требовал еды. Кряхтя, как старик, охая, тревожа отбитые места, Виктор кое-как поднялся. Его имущество лежало на столе, и он распихал документы и пистолет по карманам, а потом долго оттирал финку от крови. Судя по часам, было уже пять вечера. «Хорошо, что часы не разбили и не украли, — подумал он, — жалко было бы, хорошие часики». Вспомнив про трофеи, он сунул руку в боковой клапан и с удивлением нащупал там флягу. «Вот это моряки лопухнулись, — обрадовался он, встряхивая почти полный трофей. — Да они свои тельняшки съедят, если узнают». А вот браслета на месте не оказалось, впрочем, Виктора это не расстроило.

В соседней комнате слышалось тихое позвякивание, приглушенный писк и негромкие детские голоса. Он заинтересованно заглянул. Комната была похожа, с таким же земляным полом, потрескавшимся потолком, но была куда больше, с двумя окнами и печкой, у которой возилась женщина. Явно чужеродными элементами в этой комнате были двое грубо сколоченных деревянных нар. На одних из них, на нижнем ярусе, завернутый с головою в бушлат, спал моряк. Зато под другими увлеченно играли трое ребятишек лет трех-пяти. Игрушками у них были разнокалиберные гильзы и потрепанная тряпичная кукла. Виктор удивленно протер глаза, линия фронта, трупы, постоянные обстрелы и мирно играющие на полу дети не укладывались в голове. Дети, увидев его, прекратили игру и настороженно принялись рассматривать, поблескивая бусинками любопытных глаз.

Вдалеке снова ухнуло, но дети не обратили на взрыв ни малейшего внимания, тихо что-то обсуждая, бросая на него изучающие взгляды. Взрывы давно стали частью их жизни, поэтому незнакомец в странной одежде интересовал их куда больше. «Жаль, что шоколад весь съел, — расстроился Виктор, — даже угостить нечем».

— Здравствуйте. Проснулись уже? — женщина тоже увидела необычного постояльца. — А мы уж думали, что вы мертвый. И не дышали почти. — В отличие от большинства здешних жителей, она говорила на чистом русском, без примеси суржика.

— Здравствуйте, — Виктор улыбнулся, поздно вспомнив, что беззубая улыбка не самое лучшее средство расположить к себе собеседника. — Да, вот… школько же можно шпать. А как вы здесь с детьми? Тут же…

— А куда нам? В эвакуацию? Кому мы где нужны. А тут дом свой, подвал. Вот мы и остались. Живем… Солдатики подкармливают. Зиму пережили, глядишь, и до лета дотянем.

— Не штрашно вам? Тут же рядом деревень много, подальше от фронта…

— Страшно, а куда деваться? Родни у нас тут нет. Мы с мужем приезжие были. Мужа, как в августе призвали, так ни одной весточки… — Она промокнула концом платка сразу повлажневшие глаза. — А сидеть в Кубрино, по двадцать человек, в подвалах? Это им смерть! — она кивнула головой в сторону играющих на полу детей. — Лучше уж тут.

— Вы же, наверное, голодный? — сменила хозяйка тему. — Потерпите чуток, скоро ужинать будем. Я морякам готовлю, они продуктов много оставили, всем хватит.

Разбуженный голосами моряк, спавший на нарах, стянул с головы бушлат и захлопал сонными глазами. Это оказался тот самый Михайлов. Увидев Виктора, он сердито насупился и снова завалился спать, натянув бушлат на голову.

«Хорошо я ему врезал, — подумал Виктор, — до сих пор зеленый весь, и глаза в разные стороны косят».

Сердечно поблагодарив женщину, он вышел на улицу, подышать свежим воздухом. Как оказалось, хата, где приютили Виктора, оказалась на небольшой возвышенности, открывая неплохой обзор вокруг. На первый взгляд село, невольно оказавшееся на линии фронта, производило впечатление неживого. На улицах не видно людей, не видно никакого транспорта. Сами улицы засыпаны снегом, только натоптанные пешеходные тропинки выделялись запутанным лабиринтом. Война прошлась по селу частым гребнем — многие дома были разбиты, на их месте были только отдельные стены и груды развалин, крыши большинства были сожжены, многие были изувечены черными проломами попаданий. И всюду виднелись следы от осколков. Они испятнали деревья, черными оспинами покрывали беленые стены хат и оставляли светлые выбоины в кирпичах домов.

Однако жизнь здесь продолжалась. Курились редкие дымки труб, из дворов доносились голоса. Причем часто эти голоса были женские. Пусть сюда и пришла война, но многие люди наперекор всему, невзирая на постоянные бомбежки и обстрелы, не спешили уходить из родных мест.

Солнце уже заходило, крася запад багряно-красными красками. Окружающие село полукольцом горы, разделенные посередине глубокой балкой, подсвеченные солнцем, казались темно-серыми. Хотя может так получилось в результате трехдневных боев? Этого Виктор не знал. Он стоял посреди улицы, любуясь закатом, радуясь тому, что, несмотря ни на что, остался жив.

С наступлением сумерек жизнь в селе активизировалась. Засновали между домами оставшиеся люди, замелькали черные бушлаты моряков, яркие женские платки. Мимо Виктора, к колодцу, гремя пустыми ведрами, протопали двое ребятишек. Вид у них был важный, как-никак выполняют важное задание — обеспечивают семью водой.

Вразвалочку, по-морскому, подошел Хрящ. Выглядел старшина теперь орлом. Он сменил ушанку на бескозырку, а винтовку на ППШ. Его туго затянутая ремнем худая фигура излучала силу и уверенность. Он все больше напоминал тех моряков, какими их Виктор помнил по фильмам. Увидев, что Виктор рассматривает тающие в сумерках горы, он сплюнул под ноги и прохрипел:

— Чертовы горы. Срыть бы их к чертовой матери. За три дня полбригады положили. — Хрящ снова сплюнул. — А знаешь, что обидно? — продолжил он после короткого молчания. — Мы ведь ее в первый день взяли. Раздавили немцев и взяли. Только у наших снаряды кончились, а немцы все долбили и долбили. А потом танки подтянули. Вот танками и сковырнули нас с горы. Были бы у нас танки, хрен бы сковырнули. Сидели бы сейчас на горе, в блиндажах.

Из соседнего дома послышалось пение. Аккомпанемента было не слышно, только молодой сильный голос, который старательно выводил:

Песня оборвалась так же внезапно, как и началась. Виктор с Хрящом молчали, задумчиво глядя на далекие заснеженные скаты. Старшина скрутил самокрутку и с удовольствием задымил.

— Я там видел, — нарушил тишину Виктор, — наши в тельняшках были…

— Да многие бушлаты снимали, — Хрящ выпустил клуб сизого махорочного дыма, — снег глубокий. Жарко было. Да и так… чтоб немцы боялись. Мы когда в атаку идем, они сраться начинают. Эх, сколько там друзей моих полегло…

Внезапно Виктор вспомнил! Он ведь видел уже эту гору раньше, не один раз, и даже как-то, еще в школе, побывал на ней. Воспоминания нахлынули, перемешиваясь с действительностью, вызывая боль в висках.

— Вот там, — Виктор показал, на правую часть горы, возвышающуюся над всеми, — после войны памятник поставят. Якорь. Морской. Высоченный, серебристый якорь. Чтобы издалека, чтобы всем было видно.

Хрящ недоуменно посмотрел на Виктора, зло сплюнул под ноги и пошел в хату. Виктору ничего не оставалось, как идти за ним.

Вечером в хате собрался весь взвод Хряща. Все одиннадцать человек. Набились битком в большой комнате, сдвинув столы. Нашлось место и хозяйке с детьми, и Виктору. Перед ужином Хрящ разлил всем водочную порцию, плеснул немного хозяйке, хотя та смущенно отнекивалась. Досталось и Виктору. Колючая пшенка, немного сдобренная луком, показалась ему необычайно вкусной. Он ел медленно, превозмогая боль, чувствуя, как алкоголь растекается по венам, как постепенно уходит давящее чувство постоянной напряженности. За столом становилось немного веселее. Моряки, сперва перебрасывающиеся короткими фразами, говорили все громче, перебивая друг друга, шутили, вспоминали различные эпизоды из довоенной жизни или веселые моменты, случившиеся на службе. Виктор с голодухи очень быстро опьянел и теперь просто слушал, стараясь не наболтать лишнего. Хозяйка, как он уже узнал, ее звали Маруся, раскрасневшаяся от выпитой водки, рассказывала, как жили под немцами:

— Приехали на машинах. Наглые, сразу давай по домам шарить, где что понравилось, забирали себе, без разговоров. Вечно требовали сало, яйца. У нас три дня жили четверо. Меня с детьми на кухню, а сами в доме. Но это еще ничего, многих с домов в сараи выгоняли. Еще в самом центре поселка у нас розарий был. Красивый такой. Так они на его месте туалет открытый поставили, невысокие стенки, где-то с метр, вырыли ямы. Сидит немец в туалете, голова торчит из-за стенки, и лыбится на людей. Ходить мимо стыдно было.

А когда уходили, стали село жечь. Мы тогда еще не знали, что это немцы жгут, думали, случайно, пожар. Побежали с соседями тушить. И видим, что это немцы выводят скот, сами в черных комбинезонах, с факелами и канистрами с бензином, черные и страшные. Собаки лают, скот мычит, немцы-поджигатели не дают тушить, отгоняют автоматами. Чудом нас не спалили. Страшно было, — она тихонько заплакала.

— Ничего, — прервал тишину высокий, плечистый моряк с усами, — они нам еще за все заплатят. Верно?

Его поддержал гул голосов. Виктор смотрел на этих моряков, на их обветренные лица и понимал, что они действительно могут заставить немцев заплатить за все. Сильные, уверенные в себе, не сломленные. Неудачное наступление не сломило их, но сделало злее. Именно благодаря таким людям наша страна смогла сломать хребет Германии и поднять победное Красное знамя над Берлином.

— Давайте выпьем за победу, — подобревший от водки и сытости Виктор достал флягу. — У меня тут неучтенка, трофейная. — И он ехидно улыбнулся удивленным морякам.

Делили коньяк долго, чуть ли не по каплям отмеряя в кружки, но в итоге досталось всем. Пусть и по чуть-чуть. Потом Виктор стал засыпать за столом. Он не то чтобы был пьян, но еда и алкоголь сильно разморили, неудержимо клоня в сон. Моряки еще пытали его за воздушные бои, он что-то отвечал, но больше на автопилоте. Наконец Виктор тихонько добрался до своего топчана, где моментально провалился в сон.

Растолкали его затемно. На другом топчане посапывал Хрящ, из соседней комнаты доносился хоровой храп, а он никак не мог понять, что от него хочет, этот знакомый усатый моряк.

— Вставай, — повторил усатый. — Машина скоро уходит!

Пришлось вставать, а потом плутать следом за усатым по узким тропкам в полной темноте. Куда они направляются, он так и не понял.

— Вот и пришли. — У крупного здания стояли две крытые трехтонки. Смутно различимые в темноте люди быстро грузили им в кузов носилки. — Поедешь с ними, мы договорились. На, держи! — Моряк сунул ему полбуханки хлеба. — Ну, бывай, авиация! — Усатый пожал ему руку и растворился в темноте.

У машин Виктора перехватил уже знакомый фельдшер.

— Прыгай в крайнюю. Там раненые, присмотришь за ними.

Как присматривать за ранеными, Виктор не имел ни малейшего понятия, но послушно запрыгнул под темноту тента. Внутри был полный мрак, он примостился с краю, на узеньком свободном пятачке, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Наконец тронулись. Машина нещадно прыгала на кочках, в кабину задувал ветер. С пола слышались частые стоны и матюги, но помочь страдающим людям Виктор не мог ничем. Он даже не мог разглядеть, сколько их там лежит. Примерно через полчаса немилосердной тряски машины наконец остановились. Вокруг появились какие-то люди и принялись таскать носилки в расположенное неподалеку большое одноэтажное здание.

— Летчик, тебе особое приглашение? — выскочивший из темноты фельдшер был явно рассержен. — Хватай носилки, чего стоишь.

Виктор послушно впрягся. Рана в руке мгновенно отозвалась сильной болью, но пришлось мчаться по едва освещенным переходам. Сперва он хотел даже возмутиться, что его, с раненой рукой, заставляют таскать тяжести, но тут взгляд его упал на лежащего на носилках бойца. Лицо у того было серого, воскового цвета, он плотно сжал губы, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик боли, но эта боль плескалась в его расширенных глазах. От его взгляда Виктору стало не по себе, и он уставился на спину идущего впереди фельдшера.

После двух рейсов все внезапно кончилось. Фельдшер запрыгнул в головную трехтонку, и машины растворились в темноте, обдав Виктора вонючим выхлопом. Люди, что таскали носилки, рассосались кто куда, и Виктор остался стоять один, посередине деревенской улицы, в полной темноте. Не имея ни малейшего представления, где он находится и куда идти дальше. В здание, оказавшееся госпиталем, его не пустили, а идти по деревне в шесть утра в поисках ночлега не имело смысла. Увидев за зданием скамейку, он уселся на ней и незаметно задремал, благо комбинезон позволял.

— Кто это на мое место улегся? — Настойчивый женский голос стремительно ворвался в его сон. Виктор подскочил со скамейки и чуть не упал, от неудобной позы ноги затекли и не желали повиноваться. Прямо напротив него стояли три молодые симпатичные девушки. Скорее всего, медсестры, из-под накинутых ватников виднелись полы белых халатов. На Виктора они смотрели со смесью любопытства и неприязни.

— Привет, красавицы! — Он снова плюхнулся на край лавки и широким жестом пригласил девушек: — Присаживайтесь.

Те, однако, садиться не спешили. Одна из них, маленькая, рыжая, вся покрытая веснушками, накинулась на Виктора:

— Больной, вы почему покинули расположение? Быстро вернитесь в свою палату. Где вы достали форму?

Видя, что Виктор не реагирует, она буквально зашипела:

— Немедленно сообщите свою фамилию. Я сообщу главврачу о вашем проступке…

До Виктора, спросонья только начало доходить, что эта малявка спутала его с кем-то из больных госпиталя и теперь пытается качать права. Забавно…

Он оценивающим взглядом посмотрел на беснующуюся рыжую, лениво поковырял в ухе и, видя, что она набирает воздух для новой серии нападок, опередил:

— Меня Витя зовут, а тебя?

Одна из девушек хихикнула, рыжая же, покраснев, как рак, стремительно развернулась и скрылась за углом здания.

— Ну так что, красавицы. Не желаете ли присесть на это замечательное творение древних плотников и посидеть в теплой компании летчика-героя?

— Привет… красавчик, — высокая, пышнотелая блондинка с родинкой на щеке снова хихикнула и уселась рядом. — Ты что здесь делаешь?

Минут за пять общения выяснилось, что блондинку зовут Ульяна, но для друзей просто Уля. А вторую, стройную и зеленоглазую, которая так и не проронила ни слова, а только ковыряла носком сапога снег или тщательно рассматривала стену госпиталя, — Вика. Что они подружки, включая убежавшую Аллу. И Алла на самом деле нормальная, только иногда у нее бывает. И село это называется Марьевка, а у них сейчас смена, но они вышли на пять минут подышать свежим воздухом.

Но все хорошее быстро кончается. Подружки засобирались и заспешили в госпиталь. Уля только улыбнулась ему на прощание. Виктор посмотрел ей вслед, мысленно раздел взглядом, представив, как колышутся в такт шагам груди, тяжело вздохнул и пошел своей дорогой. Как оказалось, до полка уже было недалеко…

На аэродром пустили без проблем. Солдаты охраны узнали его даже в таком виде. Снег скрипел под ногами, легкий мороз отзывался резкой болью в сломанных зубах, но Виктор не обращал внимания. Он почти дома. За три месяца «здешней» жизни маленький фронтовой аэродром стал для него словно родная улица, на которой вырос в детстве. И пусть он был маленький, с неровной взлетной полосой и постоянно сносящим самолетбоковым ветром, но возвращаться сюда было приятно. Так же, как через много лет вернуться на родную улицу. Он шел по протоптанной тропинке, рассматривая пустые капониры, копошащихся механиков, полуторку, везущую на аэродром обед, а душа пела от радости.

Из землянки навстречу ему бежали летчики. Их было немного, все, что осталось от полка: Шишкин, Вахтанг, Соломин, Васин. Остальные, наверное, в воздухе и на дежурстве.

— Ты где зубы оставил? — спросил Шишкин, когда эмоции немного улеглись.

— Та где… швои вышибли, когда фронт перешел.

Леха Соломин, смеясь, прошепелявил, подражая Виктору:

— «И выплюнув с зубами воск, Икар сказал, смежая веки: „Я вижу, в этом роде войск порядку не бывать вовеки…“»

Радость встречи была недолгой, Виктора срочно вызвали в штаб. В просторной землянке командного пункта был полный аншлаг, полковник Мартынов, комиссар Зайцев, начальник штаба — майор Прутков. В углу, как бедные родственники, примостились оба комэска.

Пришлось долго рассказывать историю похождений. Начальники морщили лбы, коротко переговаривались, один только Шубин улыбался, весело подмигивая: «Мол, не робей, пилот, все будет хорошо».

— Надо бы, наверное, в дивизию тебя отправить, — Мартынов скривился, будто проглотил лимон, — в особый отдел.

— Давайте не будем торопиться, — вмешался Зайцев. — Если товарищам из особого отдела так интересно, чем наш летчик занимался во вражеском тылу, — комиссар интонацией выделил слово «наш», — то пусть сами приезжают и спрашивают.

Командир немного подумал и кивнул.

— Вы отдохните несколько дней, отоспитесь, подлечитесь, — сказал Зайцев Виктору. — Еще необходимо обязательно баню человеку организовать. Шутка ли, такое пережить…

Командир снова кивнул:

— Ну, хорошо, хорошо. Идите! После обеда обязательно к врачу. Пока не поправитесь, летать не разрешаю, — улыбнулся он и повторил: — Идите.

Виктор козырнул, увидев, как Шубин жестами просит подождать его наверху, и четко, словно на параде, вышел из землянки.

Возле КП крутился Шишкин. Увидев Виктора, он обрадованно спросил:

— Ну как? Что сказали?

— Нормально все, — успокоил Виктор друга. — Подлечусь и буду летать… Эй, я не понял, а куда пропал твой треугольник? — На выгоревших петлицах виднеющейся под расстегнутым комбинезоном гимнастерки Игоря отчетливо синело пустое место третьего треугольника. — Тебя когда успели в младшие сержанты разжаловать?

— Да это… — Шишкин покраснел, словно девушка, — я тут… в общем напился. На другой день лететь, а мне хреново, шатает. Ну и командир меня под арест и в младшие разжаловал. Правда, вчера арест отменил, лететь надо было. — Игорь невесело усмехнулся, — ну а на звание — мне без разницы, что сержант, что младший…

Шубин выскочил из землянки резко, как черт из табакерки!

— Живой, чертяка! Ну, Витька, ну молодец! — кинулся он обниматься. — А я все переживал, думал, угробил парня. Ну пойдем, обед остынет, — он хлопнул Виктора по плечу, уводя к эскадрильной землянке.

— Видишь, как получилось тута. Раззевались и едва не погибли. И мне, старому хрену, урок, и вам! — Комэск ткнул вверх указательным пальцем. — Никогда не теряйте осмотрительность. Пока двигатель не выключен, пока в капонир не зарулил, крути головой на все триста шестьдесят. А мы расслабились… я уже этого «мессера» мысленно разделал, приготовил и, тута, на блюдечко положил. С хреном и специями. А потом, случайно, оборачиваюсь поглядеть, как там ведомый… а ты уже горишь. Хорошо, тута, что облака близко были, успел уйти. Еще секунд пять, и никакие облака не спасли бы.

А потом летчики набились в тесную, прокуренную землянку второй эскадрильи, и Виктор, обжигаясь горячим борщом, в очередной раз рассказывал историю своих похождений. Вкусный борщ, пюре с котлетами и компот из сухофруктов на обед повысили и без того приподнятое настроение до заоблачных высот. Потом он сыто дремал, прислонившись к борту едущей в деревню полуторки. И даже привычное брюзжание полкового врача Синицына не смогло это настроение испортить. Предоставленный сам себе, он отсыпался и отъедался, не беспокоясь ни о чем. Жизнь начинала налаживаться.

На второй день, когда Виктор сидел у крыльца и, скучая, обозревал скудное хозяйство Екатерины Павловны, на улице послышалось тарахтение мотоциклетного мотора. Хозяйский Барбос зашелся истошным лаем, но когда заляпанный грязью «ТИЗ» остановился прямо напротив хаты, трусливо поджал хвост и поспешно ретировался в будку. Мотоциклист был под стать своему агрегату, такой же грязный, в мокрой с ног до головы плащ-палатке. Он посмотрел по сторонам и решительно двинулся к Виктору.

— Мне нужен сержант Саблин, это вы?

— Ну я, а что?

Мотоциклист скинул плащ-палатку, под ней оказался щегольский кожаный плащ, под которым алели малиновые петлицы с одиноким кубарем. Был он высокий, жилистый, с лицом широкоскулым и жестковатым, смерив Саблина оценивающим взглядом, бросил небрежно:

— Младший лейтенант госбезопасности Сироткин. У меня к вам имеется ряд вопросов. В доме посторонние есть? Хозяйка и врач? Хорошо, пройдемте в комнату, нужно побеседовать.

У Виктора засосало под ложечкой. Меньше всего ему хотелось отвечать на вопросы НКВД. Сорокин действовал нахраписто, выпроводил Синицына с Екатериной Павловной на кухню, уселся на единственный стул и, достав из кармана блокнот, принялся вдумчиво его изучать.

— Рассказывайте, — наконец оторвался он от блокнота и, видя недоумевающий взгляд Виктора, добавил: — Когда, при каких обстоятельствах вы оказались на оккупированной территории. Чем занимались, с кем общались. Все…

Слушал Виктора внимательно, не перебивая, иногда что-то черкал в блокноте, иногда кое-что уточнял. Когда Саблин иссяк, начал задавать вопросы. Судя по ним, он не поверил ни одному его слову. Вопросы были самые разнообразные, заковыристые. Виктор даже поразился, зачем особисту было знать, какая глубина снега в балках, как были одеты убитые им немцы. Кого из них он убил первым, кого вторым. Про немцев он задавал вопросы несколько раз, переиначивая. Видимо, пытался поймать его на противоречиях. Покрутив в руках саблинскую финку, поковырял ногтем рукоять, отложил в сторону, задумавшись. Потом стал пытать за Людку, какой номер дома, как выглядела, наконец Виктор не выдержал:

— Да откуда я знаю, какая у нее фамилия? — закричал он. — Я ей в паспорт не заглядывал. Дом могу показать, в лицо опознаю, а так… — тут он глянул в водянистые глаза особиста и плюхнулся обратно на табурет.

Особист еще почеркал в своем блокноте и зашел с другого боку:

— Вы говорили, что немецкий летчик в вас стрелял… а где ваш шлемофон?

Пришлось искать шлемофон, демонстрировать дырку в наушнике и заживающее ухо. Сироткин удовлетворился, но тут же пристал к трофейным сапогам, пришлось снимать. Сапоги он изучал внимательно, чуть ли не обнюхал, но ничего комментировать не стал, снова принялся пытать его про немцев и маршрут. Виктор думал, что этот допрос никогда не кончится, но тут особист покопался в планшете, достал несколько листов бумаги и карандаш, протянул Виктору.

— Пишите!

— Что писать-то? — от взгляда Сироткина Виктор злился еще сильнее.

— Объяснение о своих похождениях. Подробно и по часам. Все пишите.

Писал Виктор долго, часа полтора. После Сироткин два раза перечитал его писанину, хмыкнул и аккуратно убрал исписанные листы в планшет.

— Если будет нужно, мы с вами свяжемся, — сказал он Виктору вместо прощания. Вскоре послышалось тарахтение мотоциклетного мотора, провожаемое храбрым лаем Барбоса. Больше Виктор этого особиста не видел.

Через два дня врач в очередной раз его осмотрел и направил лечиться.

— Опухоль спала, — сказал он, — завтра поедешь в госпиталь, в Камышовку, там как раз стоматолог есть. Я договорился, чтобы тебе зубы сделали. Оно, конечно, можно и подождать. Но с этими зубами, — он поморщился, — когда еще оказия будет.

И начались, в буквальном смысле, хождения по мукам. В Камышовку машины из БАО ездили очень редко. А врач за один прием, разумеется, управиться никак не мог. Так что в течение пяти дней каждое утро у Виктора начиналось с длительного пятнадцатикилометрового похода. А после обеда приходилось идти обратно, меся ногами тающий перемешанный с грязью снег.

— Я так скоро в страуса превращусь, — отвечал он на вопросы летчиков. Одно было хорошо, новые вставные зубы «сели» как родные. Врач, старенький мужичок, с очень печальными глазами дело свое знал хорошо.

…Очередная оттепель развезла дороги, превратив аэродром в раскисшее болото чернозема. Летчики отдыхали, набившись в землянку первой эскадрильи, она не так протекала. Под потолком витали клубы табачного дыма, стучали костяшки домино, велись ленивые разговоры.

Виктор домино не любил. Он хотел побыть наверху, но пронизывающий ветер загнал обратно, в полумрак землянки. Оставалось только нюхать табачный дым и пытаться заснуть. В этот момент доминошные костяшки щелкнули особенно сильно, и послышался довольный гогот победителей.

— А знаете, братцы, — раздался голос Лешки Васина, — я вчера, в Марьевке, с такой девушкой познакомился…

— Ты же уже женат, зачем тебе девушка? — перебил его Шишкин. Его, известного полкового моралиста, возмутил факт, что женатые люди знакомятся еще с кем-то. Но поддержки Игорь не нашел, на него зашикали, требуя продолжения рассказа.

— Эх, Игорек, — добил его Васин под дружеский смех летчиков, — когда женишься, сразу поймешь, что чужая жена всегда слаще. Это как с папиросками. Свои не очень, а вот у соседа обязательно духовитее будут.

— Ты не тяни, дальше чего было.

— Ну так вот иду я по улице, а она стоит. Молодая, красивая. Шинелька подшита, сапожки хромовые. Талия, ну прямо рукой можно обхватить. Глазища зеленые, на пол-лица, такая вся прям… ну богиня. На меня как глянула, я аж дышать перестал. Иду, слюни роняю и думаю, мне прямо сейчас в ЗАГС за разводом бежать или чуть погодить. Но в ЗАГС-то всегда успеется, начинаю строить заход на посадку. А чего, пусть она и красавица, но я и сам-то о-го-го. Значит, поправляю реглан, чтоб орден было видать. Чтобы знала, что с ней не абы кто, а летчик-герой знакомиться будет, — тут Васин взял паузу и неторопливо принялся раскуривать очередную папиросу. Глаза у него были затянуты мечтательной поволокой, словно он снова общается с прекрасной незнакомкой.

Народ, уже зная Лешкину привычку к изложению подобных баек, притих. Тот демонстративно затянулся и с видом превосходства посмотрел на сидящих в землянке пилотов.

— Ну, я на курс уже лег, и тут мимо по дороге «эмка» пронеслась и возле моей красавицы остановилась зараза такая, все бриджи грязью заляпала. Я прямо аж вознегодовал. Думал, как с шофера получше стружку снять, развальцевать ему все, да чтоб незнакомку не вспугнуть. Но тут из «эмки» вылезает майор из военюристов, хватает мою красавицу под локоток и увозит в неизвестном направлении.

— Что, и все? — удивился Соломин. — Замах-то какой был, я думал, ты… а в итоге один пшик.

— Отсюда мораль — лучше всего быть военюристом, — подал голос Игнатенко, высокий чубатый летчик из первой эскадрильи. — Когда все вокруг в дерьме, ой, пардон, в грязи, выходишь ты весь в белом, на белом коне и увозишь красавицу.

— Не на коне, а на «эмке», — засмеялся Вахтанг. — Леша, когда в следующий раз орден давать будут, проси лучше «эмку». Тогда ни одна красавица не убежит.

— А я, наверное, знаю ее, — сказал Виктор, когда все отсмеялись, — по-моему, ее Вика зовут. Светленькая, довольно высокая такая, да?

— Откуда ты знаешь? — удивился Васин. — Ну да, светлые волосы.

— Я все знаю, — Виктор таинственно улыбнулся, — у нее еще подружка есть, вот с такими сиськами. — Он отвел руки примерно на полметра от груди. — Тоже блондинка.

— Ну Витька, тихоня, — зашумели летчики, — везде успел.

— Думаете, он у немцев по тылам шастал? Он все три дня по бабам бегал, а зубы ему чей-то муж рогами отрихтовал. Точно говорю, — под общий смех заключил Васин.

В самый разгар веселья в землянку вошли комиссар и комэски. И судя по всему, весьма озадаченные. Шубин был печален и задумчив, комиссар просто задумчив, а Никифоров, судя по глазам, радовался. Смех сразу утих, папиросы погасли, летчики уставились на начальство, ожидая новостей.

Командиры расселись, переглянулись, Зайцев едва заметно кивнул Шубину и начал рассказывать:

— Значит, так. Приказ пришел, наш полк отправляют на переформирование…

Летчики зашумели. В разноголосом гуле кто-то огорченно гудел, кто-то радовался. Виктор даже не знал, радоваться ему или нет. На фронте он уже как-то привык. Тыл немного пугал своей неизвестностью. Зато в тылу его, скорее всего, не убьют…

— Отправляют на переформирование, — повторил комиссар, — но тут возникли сложности. Как нам сказали, замены полку пока нет, а приказ на переформирование уже есть. В общем, командование дивизии распорядилось отправлять полк частями. Послезавтра личный состав первой эскадрильи и часть технического состава второй эскадрильи убывают в Миллерово. Летчики второй эскадрильи останутся здесь. Завтра должны из ПАРМа передать два «МиГа», нам как раз хватит, — он подмигнул Виктору. — Я тоже останусь здесь осуществлять, так сказать, общее руководство.

Запретный плод сладок, и Виктору сразу захотелось в тыл, подальше от фронта. В тылу можно жить, не опасаясь, что каждый вылет может оказаться последним. В тылу хоть и голодно, но зато там не стреляют. Да, в конце концов, в тылу есть девушки…

Узнав новость, полк загудел, словно потревоженный улей. С одной стороны, голому собираться — только подпоясаться. Но с другой, переезд вроде как пострашнее пожара с потопом. А уж когда переезжает целый полк… Люди уже забыли свое осеннее отступление из-под Харькова, когда аэродромы менялись, словно перчатки. За пятимесячное сидение на одном месте полк словно ожирел, оброс всяческим имуществом, и теперь эту махину было сложно запустить. Виктор выбрался из землянки, наблюдая за творящимся бедламом. По стоянкам носились наскипидаренные техники, с КП доносились негодующие вопли Мартынова, мимо пробежал Никифоров, матерясь и размахивая руками, он разносил старшего техника своей эскадрильи. Процесс перебазирования полка, подгоняемый стимулирующими пинками начальства, набирал обороты.

В землянке словно провели невидимую линию. Летчики незаметно для себя разбились на две кучи, по эскадрильям. Шишкин с Вахтангом обсели Шубина. В другом углу сгрудились Васин, Соломин и Игнатенко. Для одних из них, пилотов первой эскадрильи, война пока закончилась. Им осталось на вечерней полуторке добраться в деревню и собрать личные вещи. Для других, из второй, ничего фактически и не изменилось, они как летали, так и будут летать. В одном углу шло гадание, сколько времени будет оставаться на фронте вторая эскадрилья, а в другом обсуждали, куда же направят полк на переформирование. Виктору это не понравилось. Еще недавно все сидели вперемешку, все были друзьями, а теперь…

— Дмитрий Михайлович, — спросил он задумчиво курившего Шубина, — как думаете, наше командование может повлиять на процесс перевооружения? Я имею в виду выбор типа самолета, на который нас переучат?

— А? Что? — Шубин настолько ушел в себя, что не сразу понял вопрос. — При чем тута начальство? Ты вообще о чем?

— Ну, полк будут перевооружать? Пополнят летчиками, самолетами и снова на фронт, так?

— Да, как в прошлый раз. К чему ерунду спрашиваешь? — Шубин никак не мог понять, что хочет от него ведомый.

— Так «МиГи» уже не выпускают, — решил блеснуть памятью Виктор. — Значит, нам дадут новые самолеты. Вот и интересуюсь, сможем ли мы выбрать, на чем летать.

Споры в землянке затихли, все слушали их разговор.

— Это интересно, — комэск потер подбородок. — Но, думаю, вряд ли. Мы люди военные, что дадут, на том и полетим. А тебя сильно интересует, на чем будешь летать?

— Летать я буду на «МиГе», — усмехнулся Виктор, — просто потом не хотелось бы на «ЛаГГ» пересаживаться. Говорят, совсем деревянный, тяжелый. Уж лучше на старом «МиГе» оставаться.

— Летал я на «ЛаГГе», — встрял в разговор Васин, — помните, в Подмосковье, когда прошлое переформирование было. Ну, тяжеловат немного, хотя мне понравилось.

Спор вспыхнул с новой силой, правда, теперь он касался ТТХ того или иного самолета. Летчики вспоминали, кто на чем летал, ругали одни самолеты, хвалили другие.

— А откуда ты знаешь, что «МиГи» больше не производят? — буровя его своими зелеными глазищами, тихо спросил Шишкин. — Нам ничего такого не говорили.

— Тю на тебя. Когда зубы лечил, с летчиком одним познакомился, — соврал Виктор, — он и сказал.

Шишкин от него отстал, но, судя по всему, не поверил. Виктор еще немного посидел и, провожаемый в спину сверлящим взглядом Игоря, вышел из землянки.

Он потоптался рядом с землянкой, поежился от ветра, но спускаться вниз, в эту темную прокуренную дыру не хотелось. Увидев на стоянке сгрудившихся возле раскапотированного истребителя техников, подошел ближе и тихонечко уселся в стороне на пустой баллон.

Там происходило шоу — Палыч принимал самолет из первой эскадрильи.

Техник самолета, молодой парень из первой эскадрильи, весь перемазанный маслом, с обреченным видом ходил за ним и выслушивал замечания. Иногда в особо вопиющих случаях начинал канючить:

— Ну, Палы-ыч! Ну ты чего-о!

Но Палыч демонстративно игнорировал его протесты и тут же находил новые недостатки.

— Вон, смотри, — говорил он, — у тебя на капоте вмятина какая. Это не годится.

Техник бросался рассматривать створку капота, бежал за молотком, пробуя выправить эту вмятину, а Палыч на стремянке уже лез в мотор.

— Ты давно сальники менял? — кричал он сверху. — Из-под винта масло протекает! Заменить!

Несчастный техник бросал молоток и начинал искать злополучный сальник, в это время сверху приговором разносился голос Палыча:

— Свечи когда последний раз прокаливал? Все засраны!

Техник прекратил попытки что-либо исправить, он с затравленным видом смотрел, как Палыч деловито осматривает самолет, залезая во все лючки, пробуя его чуть ли не на зуб. Подошел старший техник первой эскадрильи, сперва он мирно стоял в стороне, но после крика Палыча: «А фонарь-то, фонарь! Колпак где? Сдвижная часть…» — не выдержал и кинулся выручать подчиненного.

— Какой, к чертям, колпак? На хрена он тебе? Немедленно принимай самолет! Хватит тут цирк устраивать!

Но Палыча было не запугать.

— Какой на хрен самолет? — закричал он. — Кого «принимай»? Это ведро с гайками? Он в первом вылете сам рассыплется! Не буду ничего принимать, пока не исправите! Чините!

Разгорелась свара. Палыча упрашивали, угрожали, грозили чуть ли не трибуналом, но он уперся, как бык:

— Исправляйте! Вы завтра уедете, а мне за вас корячиться?

Виктор хотел уже идти на помощь своему механику, но на крики подтянулся Шаховцев. Однако с его появлением шум только усилился, дело начинало попахивать мордобоем. Порядок навел инженер полка Баженко. Он долго орал на обе стороны конфликта, но, видимо, принял сторону их эскадрильи, потому как Шаховцев с Палычем уходили с видом победителей. Причем Палыч не удержался и крикнул на прощание:

— И чтоб ключи все были, как в спецификации. Проверю! И колпак-то, колпак! У меня командир с закрытым фонарем летает!

(обратно)

Глава 9

Монотонно шумит мотор, под крылом мелькают паутинки дорог, проплывают редкие островки деревень и хуторов. Виктор снова был в небе. Снова вылет на разведку, снова полет под низкими облаками над Донской степью.

Утром он облетал полученный из первой эскадрильи самолет и остался доволен. Не сказать, что точно такой же, как и его бывший, все же поведение нового самолета в воздухе чуть-чуть отличается. Но именно что чуть-чуть, можно не обращать внимания.

С утра немного подморозило, и эскадрилья с ходу включилась в боевую работу. Задачи остались прежние, а их всего пятеро. Летали по одному и парами, стараясь успеть облететь за день все закрепленные цели.

Вот мимо проплывает очередная деревня. Виктор привычно осмотрелся и наклонил самолет, рассматривая. И из-под левого крыла земля ушла вниз, косо перечеркнув стекло фонаря и поплыла вправо. И ведь зря сюда прилетел, вон между домов что-то неправильное, какие-то коробочки, нелепо смотрящиеся на деревенской улице. В небе расцвели рыжие шапки разрывов зениток, Виктор резко потянул ручку на себя и дал правую ногу, ломая курс. Разрывы ушли в сторону, и он потянул обратно, вниз, не давая немецким зенитчикам возможности пристреляться.

Коробочки превратились в танки, четыре… шесть… как минимум девять танков, это, считай, рота. Замелькали красные шарики «эрликонов» — подключились малокалиберные зенитки, но слишком поздно. Виктор уходил от деревни на максимальной скорости. Все, что нужно, он уже увидел. Осталось отметить на карте, чтобы не забыть, и со спокойной совестью можно лететь дальше. И так от деревни к деревне, над тонкими ниточками дорог.

Вот внизу, по тонкой ниточке дороги, ползет одинокая букашка — грузовик. Для истребителя это лакомая, совершенно беззащитная добыча. Велик искус немного изменить вражеский маршрут, безнаказанно отправив их прямиком на тот свет. Он снова оглядел висящие прямо над головой облака, все чисто, значит, можно немного похулиганить. Земля понеслась навстречу с угрожающей скоростью, ревет мотор, грузовик медленно заполз в прицельную сетку. Вот он резко остановился, значит, фашисты обнаружили его атаку. Виктор видел, как через высокие борта неуклюже выпрыгивают на землю солдаты, поблескивая касками и оружием. Короткие очереди из шкасов — и машину заслонили светящиеся точки трассирующих пуль. Он все-таки немного промазал, большая часть трассеров легла выше и в стороне, лишь крайняя порция растаяла в борту вражеской машины. Земля на миг заслонила чуть ли не весь фонарь, но тут же пропала, оставшись за хвостом набирающего высоту истребителя.

Машина, внешне невредимая, также стояла на прежнем месте. Вокруг копошились крошечные фигурки пехотинцев. Можно было бы сделать еще заход — небо по-прежнему пустынно, но Виктор решил не рисковать, набрав высоту, он полетел дальше выполнять задачу.

На обратном пути он немного изменил курс и пролетел над Курганом. Сверху очень хорошо было видно, как сильно пострадало село от войны — большая часть домов разрушена, светлеет грудой искореженного бетона взорванный элеватор, изо льда торчат сваи сожженного моста. Он нашел дом, где отлеживался после пересечении линии фронта, и, снизившись, несколько раз покачал крыльями. Увидев, как высыпавшие из дома люди машут ему руками, лихо крутанул бочку. На душе потеплело.

Он посадил машину на крохотный укатанный пятачок и медленно порулил к капониру. Привычно, зарулив на свое место, Виктор бросил в кабине парашют и, показав Палычу большой палец, умчался на КП. Теперь вся эскадрилья перебралась туда. Поместились без проблем, места хватило всем. Там отдыхали, обедали, там же планировали вылеты и разбирали их итоги.

На обед собрались всем оставшимся летным составом во главе с комиссаром. Сейчас комиссар, став по сути командиром их маленькой эскадрильи, взялся за летчиков и технический состав всерьез. Он выбил из БАО новую форму, и техники теперь не ходили грязными, оборванными чушками. Даже летчики, попав под плотную опеку Зайцева, преобразились. Форма у всех была аккуратно поглажена, подворотнички сияли свежей белизной. Правда, их былым вечерним пьянкам пришел конец. Но тут ничего не поделаешь…

Больше всего Виктору понравилось, как организовали для летчиков обед. Стол теперь накрывался белой скатертью, с обязательными салфетками и полным комплектом столовых приборов. Официантки щеголяли в белых накрахмаленных передниках. Он ощущал себя словно в ресторане. Пикантность обеду доставляло то, что проходил он в землянке КП. Есть пюре с котлетами в неровном свете коптилок, на белой с рюшками скатерти, когда вокруг голые бревенчатые стены, а над головой крыша в три наката — это попахивало сюрреализмом. Не обошлось и без казусов — в первый день Шишкина пришлось учить, как правильно пользоваться столовым ножом.

Сегодня за обедом вместо Галки их обслуживали сразу две официантки. Одна из них была та самая рыженькая Таня — бывшая любовница Пруткова, другая новенькая — молодая девушка лет двадцати. Летчики невольно расправили плечи, стараясь произвести впечатление. Комиссар, про которого знали, что он безумно любит свою жену, и тот, подкрутив свои усы, приосанился и словно помолодел лет на пять. Даже Шубин, который точно не страдал от недостатка женского внимания, распрямился и даже как будто стал выше ростом.

Виктор, старающийся не обращать на официанток лишний раз внимания, чтобы потом не ломать себе голову, ведь все равно не обломится, с ходу налег на борщ. Тем сильней было его удивление, когда Таня, проходя мимо, ласково провела рукой по его спине. Он едва не подавился борщом. Рыжая, увидев, что он на нее смотрит, задорно подмигнула. В глазах у нее мелькали бесенята, а на губах расцвела озорная улыбка. Причем улыбалась она именно ему. Виктор понял, что пропал.

«Вот черт, — думал он, — она это нарочно мне голову дурит или как?» — Он несмело улыбнулся в ответ. В этот момент послышалось строгое покашливание Зайцева. Рыжая моментально стерла с лица улыбку, густо покраснела и прикусила губу. Больше она не улыбалась, только когда подавала Виктору второе, слегка коснулась его руки своими теплыми пальцами. После раздачи она стояла в стороне и смотрела сквозь стены землянки куда-то вдаль задумчиво и грустно.

Поле обеда случилось ЧП. У Шишкина на разбеге обрезал мотор, он сумел посадить самолет, но оставшейся длины полосы не хватило, и машина скапотировала, задрав в небо хвост. Хорошо еще, что самолет не перевернулся на «спину». Игорь отделался легким испугом, а его машине предстояло менять винт и мотор. Из-за этого вылет остальных самолетов прошел с почти получасовым опозданием. Ждали, пока с летного поля уберут неисправную машину.

Как только полоса освободилась, Вахтанг и комиссар полетели на разведку, а Виктор с Шубиным вновь прикрывали Миллерово. Этого Виктор не понимал. В чем смысл на высоте семисот метров ходить кругами над станцией? Подняться выше не позволяла облачность. Да и много ли навоюет пара, случись вдруг массированный налет? Но, к счастью, вылет прошел спокойно — немцы так и не объявились, и они, отутюжив положенные полтора часа, благополучно вернулись на аэродром. Едва сели, заправились, снова вылет — теперь под Мариуполь. Летели с опаской, Виктор очень хорошо помнил, чем окончился их прошлый полет в те края. Но, к счастью, обошлось, немецких самолетов они не встретили ни на земле, ни в воздухе.

Он едва вылез из кабины, как к самолету уже подъехал бензозаправщик. Истребитель облепили свободные техники, готовя его к новому полету. Даже Шаховцев на пару с Палычем полез на стремянке в мотор менять свечи. Как оказалось, звонили из дивизии и приказали снова лететь, прикрывать Миллерово. Видимо, наверху решили использовать их эскадрилью на полную катушку. И снова полтора часа на минимальной скорости ходить кругами, до боли в глазах осматривая облака. Садились уже в сумерках. Разглядеть в таких условиях едва видимую полосу Виктору удалось не сразу, первый заход он сделал с сильным «промазом», пришлось уходить на второй круг.

Земля встретила удивительной тишиной. Он скинул парашют и пошел по стоянке, разминая ноги. Мороз, что слегка покалывал щеки утром, немного усилился, хорошо хоть злой восточный ветер немного притих.

На полосе уже вовсю рассекал трактор из БАО с прикрепленным катком. На стоянке заправляли «МиГ» командира. Техники уже раскапотировали обе машины и теперь возились в их железных потрохах, весело перекликаясь между собой.

Он подошел к стоящему чуть в стороне комэску. Хотел было доложить по форме, но Шубин только махнул рукой, мол, сам все видел. Летчики стояли молча, курили. Подошли Баженко с Зайцевым. Выглядел инженер очень нерадостно.

— Еще пару дней таких полетов, — сказал он, и у нас останется один, в лучшем случае, два исправных самолета.

— Юрий Алексеевич, хватит жалоб, — комиссар принялся выколачивать свою трубку. — У вас достаточно людей. Закрепите за каждым самолетом по два, по три механика. Но летчики должны летать!

— Мы не волшебники, — мрачно сказал Баженко. — Я могу весь личный состав закрепить за одним самолетом, но он от этого не полетит. Совершенно нет запчастей. Только сегодня нужно заменить маслопомпу на вашей машине и карбюратор на самолете Беридзе. А где их брать? Остается снимать с шишкинской десятки. Запасного мотора на нее все равно нет, а родной свое отжил. Но дело даже не в этом. Я по своему опыту знаю, что число отказов и поломок будет только расти в прогрессии. Моторы уже почти выработали свой ресурс. Самолеты тоже истрепаны. На саблинской четверке скоро кончится ресурс у планера.

— Ну, — нахмурился комиссар, — надеюсь, что нас вскоре заменят. Я завтра поговорю с командованием, может, подкинут нам запчастей или что-нибудь еще, из ПАРМа…

— Может, в окрестностях поискать? — робко подал голос Виктор. — Помните, чей-то «МиГ» валялся у Ротовки? Вдруг там что живое?

— Видели мы его, — Баженко невесело усмехнулся, — с него еще в январе сняли все, что можно.

— Слушайте, — задумался Шубин, — а чего вы все про «МиГи»? Видели недалеко от Миллерово «Ил» разбитый? Ну, что еще без хвоста? Может, с него снять? Там же тоже «тридцать пятый»?

— Нет, у них двигатели разные, — инженер мрачно махнул рукой, — На «Иле» М-38. Хотя… на бесптичье и жопа соловей… посмотрим. Где там этот «Ил» лежит? Туда можно проехать?

В столовой тепло, вкусно пахло съестным, в углу патефон наигрывал какую-то незнакомую мелодию. Однако комиссар разошелся не на шутку, будь у него больше возможностей, ужинали бы под звуки оркестра. Чинно расселись и не спеша поужинали. На ужин была гречневая каша с тушенкой, но Виктор почти не чувствовал вкуса еды. Он все искал среди официанток глазами Таню, но все не находил. В зале она так и не появилась.

После ужина комиссар куда-то ушел по своим делам, а летчики молча стояли возле столовой, не желая расходиться. После освещенной столовой улица казалась темной, хоть глаз выколи, невозможно понять, кто есть кто, только серые силуэты на месте людей, да вспыхивают во тьме огоньки папиросок. Виктор не курил, он всматривался в слабо пробивающийся из двери столовой лучик света и гадал, выйдет Таня или нет. Шишкин уже тянул его домой, но он не хотел, топтался на месте, вяло огрызаясь.

— Идите уже, тута, и чтоб без фокусов, — комэск щелчком отправил окурок в сугроб. — Вахтанг, ты меня понял? Домой и спать. Никаких пьянок! А ты, Витя, погоди минутку.

— Молодо-зелено, терзания юности, — негромко сказал комэск, когда Вахтанг с Игорем отошли. По голосу было заметно, что он улыбается. — Можешь не страдать, нету тут рыжей, дома она.

— А… э… откуда вы знаете? — Виктор почувствовал, что краснеет. Рыжая ему нравилась уже давно, но он не думал, что об этом кто-то знает.

— Эх, Витька, поживи с мое. Когда у тебя тута собственное информбюро ТАСС появится, еще не то будешь знать. В общем, так, чтоб в десять вечера уже спал на своем месте и видел сны. Зайцев обязательно проверит, а мне тута лишние проблемы не нужны. И еще… с этой рыжей, — понизил голос командир, — поаккуратней. Голову тебе за нее могут открутить легко, и даже я ничем не помогу. Понял? Ну тогда действуй, надеюсь, тут тебя учить не надо?

Он хлопнул Саблина по плечу и пошел, оставив Виктора гадать, что это нашло на его командира и откуда он все знает.

Облака плотно закрыли небо, не было видно ни луны, ни звезд, но глаза уже привыкли к темноте. Он шел по деревенской дороге, всматриваясь в темнеющие громадины хат. Из-за закрытых ставней слышались невнятные разговоры, изредка мелькали слабые огоньки открывающихся дверей, на другом конце деревни брехали собаки. Вот и нужный дом. Только вот войти оказалось не просто, во дворе оказалась злющая псина. Почуяв незнакомца, она подняла лай, который тут же подхватили все окрестные кабысдохи. Виктор долго мялся перед калиткой, доведя псину до исступления, затем, догадавшись, бросил снежком в закрытые ставни.

К его удивлению, вместо хозяев, накинув на плечи пальто, вышла именно Таня. Вглядываясь в темноту, неуверенно спросила:

— Вы к кому?

— Пришел за вами, пригласить но вечернюю прогулку…

Она узнала его по голосу, подойдя ближе, улыбнулась и тут же закусила губу, раздумывая:

— А пойдемте, — в глазах у нее заплясали знакомые Виктору бесенята, — мне только надо одеться…

Оделась она быстро, и они не спеша пошли по темной улице забытой богом деревни. Снова мимо медленно проплывали темные горы крыш, собачий лай утих, и слышалось, как хрустит под ногами лед. Было хорошо и очень приятно идти вот так, в тишине, рядом с красивой девушкой. Виктор несколько раз порывался заговорить, но, как назло, слова приходили какие-то неуклюжие, серые, плоские. Она тоже молчала, но ему казалось, что в окружающей их тишине звучит мягкая печальная мелодия. Немного осмелев, Виктор взял ее за руку. От ее волос исходил аромат прохладной чистоты, выпавшая из-под шапки непослушная прядь вздрагивала в такт шагам.

Из-за облаков показалась луна, осветив серую деревенскую улицу. На снег легли тени от деревьев, все посветлело.

— Вы всегда такой молчун? — Она остановилась, смотря на Виктора снизу верх. Лунный свет отражался в ее широко распахнутых блестящих глазах.

— Как правило, нет, — он тоже остановился и теперь любовался ее лицом, — просто у меня нет слов. Когда рядом вы… эта прогулка в тишине, под луной…

Он замолчал, не зная, что еще сказать. Говорить банальности, так уж лучше быть немым. Сказать, что ему рядом с ней хорошо, как, видя ее, он испытывает нежданную радость. Но как это объяснить словами, чтобы Таня поняла?

Но она вздохнула и робко прижалась к его плечу. Сердце у Виктора гулко застучало, он с опаской, боясь спугнуть, обнял девушку. Но она не отстранилась, только вопросительно смотрела на него своими огромными удивленными глазами, в которых хотелось утонуть.

Они стояли так молча, любуясь друг другом в полной тишине. Луна на несколько минут скрылась в облаках, вновь погрузив улицу в непроглядный мрак, превращая ее лицо в размытое белое пятно. Виктор уже набирался храбрости, размышляя, можно ли уже целовать Таню или еще слишком рано. В это время из облаков снова появилась луна.

Таня посмотрела на небо, улыбнулась и продекламировала:

— Из-за облачных обрывков глядела на них луна и хмурилась: вероятно, ей было завидно и досадно… — увидев его недоумевающее лицо, она заразительно засмеялась. — Это из Чехова, — пояснила она Виктору, — на лице у нее играла лукавая улыбка.

— Любишь Чехова?

— Сперва терпеть не могла, но на третьем курсе неожиданно распробовала.

— Ого, — удивился Виктор, — я даже и не подозревал. А где училась? На кого?

— В Харькове. Мы там жили. Хотела учителем стать, а теперь, наверное, только после войны, — грустно сказала она. — Когда война началась, прошла курсы медсестер, на фронт хотела, а в военкомате отказали. Потом родителей при бомбежке убило. — В глазах у нее заблестели слезы. Виктор порывисто прижал ее к груди, но она отстранилась и принялась вытирать лицо платком.

— Вот так, — сказала она после короткого молчания, — институт наш закрылся, все разъехались. Я сперва не знала, куда податься, дом наш разбомбили… помогала на рытье окопов. А потом меня дядя нашел, помог устроиться в столовую…

— Дядя?

— Ну да… майор Прутков. Он мой родной дядя… — Глядя на ошарашенное лицо Виктора, коротко улыбнулась: — Ты, наверное, тоже этих сплетен наслушался, — она тихо хихикнула. — У нас в столовой бабы такие, все переврут.

— Вот это дела, — Виктор обалдело помотал головой. — Вот и верь после этого людям, — и они тихо вдвоем засмеялись.

— Дядя особо не распространялся, что мы родственники. Не знаю почему, наверное, у него были какие-то свои причины. А я официанткой быть не хотела, — вот и бегала к нему вечерами, училась печатать на машинке. Чтобы хоть какая-то с меня польза была. Потом поползли разговоры. Дядя как за разговоры узнал, злился жутко. Но никто уже не верил, что я его племянница. Зато сразу перестали приставать всякие… — она снова закусила губу. — Все равно за глаза говорили.

— Весело, е-мое. — Виктор потянул ее за руку, и они медленно пошли дальше. Стоять на месте было холодновато.

— Весело, — откликнулась она, — расскажи о себе. Я про тебя так мало знаю, все время молчишь так загадочно. Правда, что ты немца задушил?

— Чего? — Виктор даже остановился от удивления. — Задушил? А потом, наверное, зажарил и съел. Вот же люди. Никого я не душил, хотя убивал, да, — и он ненадолго замолчал, задумавшись. — А про себя рассказывать особо нечего. Вырос в Ростове, в детдоме. Родителей не помню. Из родни у меня, можно сказать, только один Шишкин. Мы с ним с детства вместе. Потом пошел учиться в ФЗУ. Там меня Игорь и подбил идти в аэроклуб. Пошел с ним за компанию, а оказался годным. Полетал немного и влюбился в небо. Там, — он ткнул рукой в темные облака, — там все по-другому. Там другая жизнь. Там остаешься только ты, твой самолет и небо.

— А я никогда не летала. Наверное, страшно будет…

— Я тебя как-нибудь прокачу. Это совсем не страшно, наоборот, очень красиво! — он сильнее сжал ее ладонь. — А остальное ты знаешь. Окончил училище и сразу в полк, на фронт. Сперва откровенно не везло, потом вроде разлетался. Даже сбивать начал.

Деревня внезапно кончилась. Впереди лежала только темная степь, только вдали блуждали тусклые синеватые огоньки: это по фронтовым дорогам носились автомашины. Они постояли, посмотрели в эту темноту и, синхронно развернувшись, медленно пошли обратно.

— А ты был в Харькове? — неожиданно спросила она. — Правда, красивый город?

— Нет, мы неподалеку стояли. Я город только с неба, издалека видел. Знаю только, что в Харькове самые красивые в мире девушки. Я в этом убеждаюсь, стоит только на тебя посмотреть.

Она смущенно улыбнулась и поправила волосы. Так они шли, тихо переговариваясь, не обращая внимания ни на крепнущий мороз, ни на начавший сыпаться мелкий снег. Она щебетала, как птичка, рассказывая про свою учебу в институте, про довоенную жизнь. Дойдя обратно до хаты, где жила Таня, как-то незаметно остановились. За разговорами время пролетело быстро, когда Виктор случайно глянул на часы, было начало одиннадцатого, но уходить не хотелось. Она заметила его движение и сказала с сожалением:

— Тебе уже пора, да?

Виктор не ответил, молча сгреб ее в охапку и принялся жадно целовать. Она испуганно пискнула, уперлась ему в грудь, но потом обмякла, обхватив руками его шею, подставила лицо поцелуям. Губы у нее были мягкие, податливые. Целоваться она умела хорошо.

Наконец Таня зашептала:

— Хватит… хватит, — и высвободилась из его объятий. Она стояла, часто дыша, шальными глазами глядя на Виктора. — Не надо… так быстро… не надо. Иди, тебе уже пора… иди, — сбивчиво шептала она, судорожно поправляя то воротник своего пальто, то шапку.

Увидев, как у него грустно поникли плечи, неожиданно улыбнулась и снова в ее удивительных глазах заплясали бесенята. Быстро подскочив к Виктору, она чмокнула его в щеку и, ловко увернувшись от объятий, смеясь, побежала по дорожке к дому.

Виктор стоял и смотрел ей вслед, а потом долго вглядывался в темноту хаты. Его сердце переполняли нежность и неожиданная радость. Его жизнь здесь начинала приобретать какой-то смысл…

Буржуйка раскалена докрасна, в землянке жарко и накурено. В меховом комбинезоне возникало ощущение, как будто сидишь в бане. Но и снять его нельзя — команда на вылет могла поступить в любую минуту. Виктор с Вахтангом лежали на лавках, обливаясь потом, нехорошо посматривая в сторону солдата-дневального.

Едва не свалившись на ступеньках, в землянку ворвался комиссар, рот у него был перекошен, глаза дикие.

— Срочно на вылет, — закричал он. — «Юнкерс» над аэродромом.

Они выскочили из землянки и увидели, как к аэродрому на высоте километра полтора подходит двухмоторный фашистский бомбардировщик. Он шел как будто неторопливо, под самой кромкой облаков. Взлетела дугой запоздалая зеленая ракета, и со старта медленно пошла в разбег пара «МиГов». Сегодня там дежурили Шубин и Игорь на машине Саблина. Но слишком поздно, от «юнкерса» уже отделилось несколько бомб, и они, ускоряясь, понеслись к земле. Виктор галопом бежал к стоянке, но уже никак не успевал. Свист бомб все нарастал, раздирая нервы, и он, не выдержав, рухнул в снег, закрывая голову руками.

— Ложи-и-ись, — разнесся над аэродромом, перекрывая вой падающих бомб, чей-то зычный крик. Через секунду заахало, больно ударив по ушам, задрожала земля, раздираемая сталью и взрывчаткой, над аэродромом завизжали осколки. Виктора словно подбросило, снег залепил лицо, забил раззявленный рот, набился в нос, в уши.

Немного выждав и отфыркавшись, он поднял голову. Вроде живой, крови нигде не видно. «МиГи» уже оторвались от полосы, но «юнкерс», словно издеваясь, покачал крыльями и тут же растворился в облаках.

Неподалеку от Виктора зашевелился сугроб, и из него выбрался Вахтанг. Он испуганно озирался, а руки его, казалось, жили самостоятельной жизнью. Они, словно сами по себе, шарили по его телу, обследуя сантиметр за сантиметром. Наконец Вахтанг медленно, словно боясь, опустил глаза, и на лице его тотчас появилось неописуемое выражение счастья. Весь вывалянный в снегу, он выглядел так смешно, что Виктор не выдержал и захохотал, тыча в Вахтанга пальцем и молотя по снегу кулаком. Вахтанг тоже засмеялся, только смотрел он при этом почему-то на Виктора…

Возбуждение медленно проходило, и летчики, отряхнувшись и пересмеиваясь, заспешили к стоянкам. Как оказалось, отделалась эскадрилья сравнительно легко. Только одному оружейнику мерзлым комом земли ушибло ногу да осколками изрешетило безмоторную шишкинскую «десятку». Механики ходили вокруг нее молча, как возле покойника. Выглядела «десятка» словно узник Бухенвальда. От близкого взрыва издырявленная обшивка провалилась, и шпангоуты выступали голодными ребрами дистрофика.

— Отлетался, — сказал подошедший Палыч и, дурашливо улыбаясь, стянул с головы ушанку. В толпе техников послышались нервные смешки, шутки. Народ начал постепенноприходить в себя…

Обед сегодня почему-то привезла одна Галка. Настроение у Виктора испортилось. Он рассчитывал увидеть Таню еще утром, за завтраком, когда не сложилось, надеялся, что обязательно повидается в обед. А тут такой облом… в голову сразу полезли панические мысли. Не приснился ли ему вчерашний вечер? А может, Таня испугалась напора и теперь его избегает? Он загрустил и вяло болтал ложкой в тарелке с лапшой.

Положение спасла Галка, подавая ему тарелку с пюре, она заговорщицки подмигнула и, понизив голос, сказала:

— Тебе рыжая привет передавала! Сказала, чтобы хорошо кушал и набирался сил.

Виктор засиял, словно новенький пятак. Хандра моментально и бесследно испарилась. Значит, Таня все-таки про него помнит, думает о нем.

После обеда ему пришлось лететь ведомым у комиссара. Виктор летел с ним впервые и немного волновался. Беспокойства добавляло и то, что на комиссарской машине не было передатчика. Он как-то привык уже летать с Шубиным, понимая его без слов. Знал, что командир всегда прикроет, найдет правильное решение. Комиссар же пока был для него темной лошадкой.

После взлета он пристроился к истребителю Зайцева, привычно закрутил головой, наблюдая за воздухом. Сразу же стала видна разница поведения в воздухе его командиров. Если Шубин постоянно маневрировал, часто клал машину на крыло, чтобы видеть все, что творится вокруг, то комиссар как лег на курс, так и пошел по прямой. При этом он смотрел только вперед и по сторонам, не оглядываясь. За все время их полета он ни разу не посмотрел в сторону ведомого. Виктору пришлось смотреть, что называется, за двоих. Под конец вылета он взмок, а натруженная шея неприятно ныла. Хорошо еще, что противника в небе они так и не встретили…

Снова начался чудесный вечер. Он шли, держась за руки, луна подсвечивала облака, и было хорошо и радостно. Ради этого вечера он и жил весь день. Весь день он ожидал этих минут, дрожа от нетерпения и предвкушая. Таня весело щебетала, рассказывая, что ей сегодня пришлось работать на кухне и потому не смогла его увидеть. Что завтра на кухне уже будет работать Светка, ее соседка. И что сегодня они перебрались жить в другой дом. Потому что хозяйка их дома уже утомила постоянными придирками и скандалами. А в этом доме они будут жить в большом двухкомнатном флигеле, который стараниями Шубина починили. И что Галка выделила им меньшую комнату.

Виктор же в ответ развлекал ее анекдотами. Сначала он рассказывал нейтральные, которые были встречены на ура. Потом, осмелев, перешел на более фривольные, стараясь все же не перебарщивать. Таня, хотя краснела от таких анекдотов, но воспринимала их благосклонно, только лукаво на него посматривала.

Они как-то незаметно прошли деревню из конца в конец и снова вернулись к ее хате. Здесь они смущенно замолчали, Таня прижалась к нему, положив голову на плечо. Так они и стояли, Виктор гладил ее, целовал волосы. Она водила пальцем по его петлицам, потом внезапно обхватив его ладонь своими руками, прижала к груди:

— Скажи, — жалобно прошептала она, — тебя же не собьют? Правда?

— Меня уже сбивали, — угрюмо ответил Виктор. Но, видя, как из ее глаз брызнули слезы, поспешно добавил: — Но я всегда возвращаюсь. Ты только жди…

Она тихонько заплакала, прижавшись лицом к его груди. Виктор, кляня себя за дурость, крепко прижал ее, гладил волосы, неся при этом какую-то успокоительную чушь. Сердце его разрывалось от жалости и любви.

Наконец она затихла, отстранилась, затравленно глядя на него снизу вверх, в мокрых от слез ее глазах была мрачная решимость:

— Я тебя всегда буду ждать, — сказала она серьезно. — Ты только обязательно возвращайся.

Он снова прижал ее к себе и начал целовать мокрое от слез лицо, соленые губы, но она не отвечала на поцелуи, только нервно вздрагивала и перебирала пальцами меховой ворот его комбинезона…

Со двора послышалось покашливание, в тени флигеля мерцал огонек папиросы. Таня сразу покраснела, как-то жалко посмотрела на Виктора, но потом, словно преобразилась, глаза ее решительно заблестели, и она сказала:

— Может, зайдешь, чаю попьем?

И повела его к себе. Шла она так, как будто была королевой на балу, величаво задрав голову и гордо расправив узкие плечи.

Во дворе курил Шубин. Он был без гимнастерки, в накинутом на плечи реглане, в ночи белела нательная рубаха. Командир молча посторонился, пропуская Таню. Та, проходя мимо, еще сильнее задрала голову, казалось, что она вот-вот отвалится. Но Шубин ничего им не сказал, только одобрительно крякнул на пожелание Виктором доброго вечера. В хитро прищуренных глазах его играло безудержное веселье.

В тамбурке было темно, хоть глаз выколи. Таня беспомощно топталась в темноте, пытаясь найти нужную дверь, Виктору пришлось подсвечивать зажигалкой. Когда он зашли, она выдохнула, опустив плечи, словно стала ниже ростом.

— Терпеть его не могу, — тихо прошептала она, доставая керосинку. — Все время смотрит так…

Виктор неопределенно хмыкнул. По его мнению, смотрел комэск нормально, хотя кто этих женщин разберет…

Яркий огонек керосинки осветил нищету и богатство крохотной Таниной комнаты. Добрую половину ее занимали две грубо сколоченные деревянные кровати с такими же, как у летчиков, соломенными матрасами да из противоположного угла выпирал бок русской печки. Крохотный стол, табуретка да оцинкованный тазик в углу составляли все ее недвижимое богатство. Сюда еще можно было добавить пару лежащих под нарами фанерных чемоданов да небогатую посуду на одинокой полке. Единственно, что отличало эту комнатенку от прочих, виденных Виктором в этих краях, был застеленный фанерой пол, в большинстве домов полы были земляные. Только небольшое зеркальце на столе да фарфоровая кукла, лежащая на верхних нарах, показывала, что в этой комнате явно живут не мужчины.

Таня сбегала в тамбурок и поставила на печку чайник. Вернувшись, она растерянно уставилась на Виктора, замялась, неловко переступая ногами.

— Мне надо переодеться, — смущенно сказала она, покраснев. — Ты можешь на минутку выйти.

Шубин еще не докурил. Он одобрительно посмотрел на Виктора, подмигнул и довольно осклабился.

«Чего это ты лыбишься? — недовольно подумал Виктор. — Наверное, уже какую-то гадость заготовил! Интересно, он меня сейчас в летное общежитие погонит или даст хоть десять минут чаю попить? Сам-то, старый хрен, хорошо устроился, жена с дитем за Уралом, зато Галка под боком».

Шубин, не догадываясь о злобных мыслях подчиненного, докурил и тщательно растоптал папиросу. Уходя, буркнул Виктору:

— Ты, тута, не увлекайся. Чую, завтра будет тяжкий день. Чтоб, тута, как огурец был.

«А все-таки нормальный мужик, мой командир, — размышлял Виктор, когда за комэском захлопнулась дверь, — и летчик сильнейший — дерется здорово и нужды подчиненных понимает. А что с Галкой в открытую живет, так это дело житейское. К тому же война идет, а она все спишет…»

Переодевалась Таня долго. Виктор за это время успел бы искупаться, обсушиться и тоже переодеться. Но зато синее платье с белым воротом очень ей шло, замечательно подчеркивая ее стройную фигуру.

Виктор, как увидел ее, так и замер на пороге в восхищении:

— Я самый счастливый человек! Потому что у меня самая красивая девушка на свете.

Таня не ответила, но было видно, комплимент достиг своей цели. Снимая комбинезон, Виктор случайно закинул его на куклу. Таня недовольно на него посмотрела, достала куклу и бережно поправила на ней платье.

— Это все, что у меня осталось от прежней жизни, — грустно сказала она. Эта кукла и платье.

Она закусила губу и пошла в тамбурок за чайником. А Виктор снова чувствовал себя последним дураком…

Потом они пили несладкий чай, разговаривая обо всем. Мимолетный холодок, прошедший между ними после происшествия с куклой, исчез без следа. Они снова весело болтали, Виктор развлекал ее, как мог, она весело смеялась на его шутки, и ее звонкий смех наполнял сердце радостью. Хоть в комнате и было тепло, но с пола тянуло холодом, и Таня уселась на кровати «по-турецки», показав ему голые коленки. Из-за стены доносились глухие голоса, заливистый Галкин смех, но им это не мешало. В разговоре выяснилось, что Светка, Танина соседка, сегодня, скорее всего, ночевать не придет. Таня при этом смущенно отвела глаза в сторону, и Виктор понял, что по крайней мере у начальника БАО этой ночью секс обязательно будет.

Он воспринял это как сигнал к действию, отставив кружку, решительно уселся рядом и начал ее целовать. Она довольно быстро «поплыла», взгляд затуманился, хотя Виктору стоило больших трудов уложить ее на кровать. Но дальше дело пошло совсем туго. Таня долго, с упорством, по мнению Виктора, достойным лучшего применения, обороняла свои позиции. Наконец ему удалось расстегнуть платье, обнажив белый невзрачный лифчик, скрывающий маленькую грудь. Они оба раскраснелись, тяжело дыша, самозабвенно целовали друг друга. Его рука скользнула по ее ноге, задирая и безжалостно комкая платье, коснулась атласной кожи бедра и трусливо переползла на ситцевую ткань трусиков. Распаленный организм дрожал от нетерпения и требовал логического завершения начатого. Победа, как ему казалось, была уже весьма и весьма близко. Таня напряглась, не дыша и настороженно смотрела на Виктора.

В этот момент за стеной протяжно заскрипела кровать, послышались смешки, потом послышалась приглушенная возня, и кровать заскрипела сильнее, уже ритмично, гулко стуча об стену. Сквозь скрип доносились приглушенные стоны.

«Ну вот, — подумал Виктор, — командир подает личный пример своему глупому подчиненному». Но, высказывать свои мысли вслух благоразумно не стал.

Они так и лежали, замерев в нелепой позе, вслушиваясь, потом Таня очень сильно покраснела, спихнула с себя Виктора и забилась в угол их импровизированной постели.

— Не надо, не надо, я боюсь, — бессвязно лепетала она, глаза у нее были дикие, закрывшись руками, она смущенно отвела лицо в сторону. Потом, увидев, что задравшееся платье открывает ему на рассмотрение голые ноги, быстро поправила одежду и схватила куклу. Она положила ее себе на колени, словно пытаясь этой куклой заслониться от Виктора и от всего, что может случиться дальше…

Виктор едва не зарычал от разочарования. Все его естество бешено требовало Таню, прямо здесь и сейчас, немедленно. Кровь стучала в виски, а трусы рисковали лопнуть. Большим усилием воли он заставил себя успокоиться и, часто дыша, уселся на кровать. Таня тоже раскраснелась, в ее больших глазах перемешались страх и жалость, она тяжело дышала, на оголенной правой ключице темнел свежий засос. Потом она упала лицом на подушку и заплакала. Виктор пытался ее утешить, но она сбрасывала с себя его руку и никак не желала успокаиваться. Он растерянно смотрел на нее, потом, разозлившись, принялся торопливо надевать комбинезон. Немного демонстративно потоптался на месте, уже одетый, но она так и лежала на кровати, даже не думая его провожать. Чертыхнувшись про себя, он, не прощаясь, ушел в общежитие.

По дороге он материл себя, свою плаксивую, насквозь непонятную девушку, эту проклятую войну и весь белый свет заодно. Настроение было мрачней некуда. Хорошо хоть ребята уже спали, и никто не приставал с дурацкими вопросами. Злобный, переполненный желчью, он лег спать. Но сон никак не шел, он еще долго ворочался, скрипя зубами и тихо матерясь…

(обратно)

Глава 10

С утра настроение было отвратительным. Сильно хотелось спать, а вместо этого ни свет ни заря пришлось тащиться на аэродром. Там они и сидели несколько часов в землянке в ожидании вылета, там и позавтракали. Завтрак привезла Галка, но Виктору она ничего от Тани не передавала, от этого он обозлился еще сильнее.

Накануне обеда из штаба пришел довольно необычный для истребителей приказ — нанести бомбовый удар по железнодорожной станции в Мариуполе. Кому пришло в голову столь идиотское, с точки зрения Виктора, решение, он не знал, но выполнять предстояло им. Сразу стихли шутки и разговоры, летчики стали напряженными, нервными. У комэска, когда он на карте прикидывал маршрут, начали дрожать руки. Шубин спрятал одну руку под стол, вторую упер в столешницу, но Виктор все равно увидел, как мелко подрагивают его пальцы. Зато Виктор этому приказу даже немного обрадовался, накопленная злость требовала выхода.

Полетели тройкой, Шубин взял с собой Виктора и Вахтанга. Самолет, с подвешенными двумя стокилограммовыми бомбами, стал тяжелым. Он очень долго разгонялся по аэродрому и никак не хотел отрываться от земли. Перед самым концом полосы истребитель пришлось «подрывать», чтобы взлететь. Потом он также неохотно набирал высоту. Мотор ревел на максимальных оборотах, а стрелка альтиметра ползла со скоростью умирающей улитки. Высоту в пять километров набирали минут десять.

Вверху все оказалось по-другому. Там ярко светило солнце, небо было ослепительно-голубое, а внизу расстилался бесконечный ковер облаков. Никакой земли отсюда не видно, только изредка попадались редкие окна, но определить по ним свое местонахождение было невозможно. Шубин вел их «вслепую». Примерно на полдороге окна стали встречаться все чаще, а над Мариуполем небо и вовсе было чистое. Пришлось снова менять курс, идти в лоб на зенитки не хотел никто.

Зашли с юга, со стороны залива, стараясь хоть как-то прикрыться солнцем. Заснеженный город наплывал темной махиной, приближаясь и увеличиваясь в размерах. Вот уже отчетливо различаются коробки городских кварталов, заснеженные улицы, отдельные дома.

— Поехали! — послышался в наушниках хриплый голос командира. Его истребитель скользнул на крыло и устремился вниз, к виднеющейся внизу паутине рельс железнодорожной станции Мариуполя. Виктор прикрыл створки радиатора, затяжелил винт и поспешил следом, внимательно следя за оборотами, боясь раскрутить мотор. Машина слегка подрагивала в воздушных потоках, стрелка альтиметра стремительно отмечала потерю высоты, а город начал наползать снизу, заслоняя все лобовое стекло. Вот уже хорошо видно подползающее к капоту здание вокзала, тонкие ниточки железнодорожных путей, стоящие на станции эшелоны. В небе расцвели грязно-серые бутоны разрывов, немецкие зенитчики наконец-то проснулись. От самолета командира отделились маленькие капельки бомб, Виктор, выждав, когда здание вокзала зайдет под капот, тоже надавил на кнопку бомбосбрасывателя. Истребитель, избавившийся от двухсоткилограммового груза, привспух и словно повеселел. Ну, теперь можно и с «мессерами» потягаться, если появятся. Виктор хотел уже потянуть ручку на себя, пристраиваясь за ведущим, как жесткий удар сотряс весь самолет. Его мотнуло по кабине, мотор зачихал, зафыркал, но потом, словно прокашлявшийся человек, снова запел своей тысячесильной мощью.

— Подбит? — Желудок у Виктора метнулся куда-то вниз, он за долю секунды покрылся липким потом. Позади его истребителя распускался длинный дымный шлейф, а на правом крыле плясали язычки огня. «Прыгать? — подумал он. — Но куда? Тут же немцы! Какого черта? Проклятый Мариуполь!» Самолет трясся, словно в лихорадке, и, не реагируя на ручку управления, стремился к приближающейся земле.

Мысли у Виктора скакали, обгоняя друг друга, но тренированное тело действовало самостоятельно, на рефлексах. Он резко дал ногу, и пламя на крыле, сбитое бешеным напором воздуха, погасло, только видно было, как разлетается позади белесая пыль вытекающего бензина. Затем он прибрал газ, максимально затяжелил винт и потянул ручку на себя, чувствуя, что ручка не поддается, уперся в нее двумя руками, но она не двигалась. Самолет, разогнанный до максимальной скорости, совершенно не желал ему подчиняться. Виктор заметался по кабине, попробовал было открыть фонарь, но тот, прижатый напором воздуха, даже не шелохнулся.

«Ну, вот и конец», — отстраненно подумал он. Высота стремительно уменьшалась, самолет пикировал под углом градусов тридцать, и Виктор безошибочно определил место скорого столкновения с землей: это будет большой двухэтажный барак на окраине города. Рука тем временем уже нащупала штурвал триммера высоты и вовсю его выкручивала. Нос самолета, нацеленный в барак, неожиданно пополз вверх, но медленно. Слишком медленно. Тогда Виктор уперся в педали и изо всех сил стал тянуть рукоять на себя, боясь, что не выдержит металл и дюралевая ручка сломается. Но ручка выдержала, самолет еще сильнее задрожал и начал неспешно задирать нос. Под крылом уже мелькали деревья, дома, совсем рядом, у крыла, промелькнула заснеженная крыша барака. На миг кабину заслонила туча снега, поднятая с земли винтом. Заслонила и тотчас пропала внизу, позади. Истребитель, быстро теряя скорость, начал набирать высоту.

Дальше уже было делом техники — отключить дырявый бензобак, облегчить винт, дать максимальный газ, и домой, догонять своих. Он отчетливо видел впереди, высоко вверху маленькие точки уходящих самолетов Шубина и Беридзе. Но догнать ему их уже не светило. Самолет набирал высоту очень уж медленно. На рукоятку управления откликался неохотно, с сильным запозданием, и все время норовил завалиться на дырявое крыло. Как только скорость его истребителя начала увеличиваться, он снова перестал реагировать на рули. Пришлось буквально ползти на двухсотпятидесяти километрах, набирая по крупицам высоту. Хорошо хоть немцы перестали стрелять. Или потеряли его из виду, или он уже вышел за пределы действия их зениток. А может, и вовсе вызвали свои истребители. От этой мысли Виктор поежился. Драться с «мессерами» в таком состоянии — верный способ самоубийства. Лучше уж сразу прыгать. Шубин с Вахтангом, скорее всего, его даже не видели, видимо, считали уже погибшим. В эфире стояли сплошной гул и треск помех, если даже Шубин ему что-то и передавал по рации, то услышать это Виктор никак не мог. Бесполезную связь пришлось отключить. Высоко в небе уменьшались, таяли улетающие прочь самолеты его однополчан. Он снова остался один. Кое-как, с трудом набрав полтора километра, Виктор полетел на северо-восток, навстречу надвигающимся облакам.

Облака встретили его белой мутью и жесточайшей болтанкой. Пришлось уходить под них, лететь под самой кромкой и надеяться, что «мессера» его не заметят. Вдобавок ко всему засбоил двигатель. Он, непонятно почему, вдруг начинал кашлять, захлебываться, а потом также внезапно этот кашель сменялся ровным гулом работающего мотора.

Виктор вцепился в ручку управления, словно утопающий в спасительное бревно. Сейчас вся надежда была на мотор, вытянет ли он эту злосчастную сотню километров или снова придется садиться в тылу, у немцев. Если бы он умел сейчас молиться, он бы, несомненно, это и сделал. Но ни одной молитвы Виктор не знал.

Незадолго до линии фронта начала расти температура масла. Он максимально открыл шторки маслорадиатора, но это не помогало. Двигатель начал кашлять все чаще, в его некогда ровном монотонном гуле начали прорываться визгливые ноты. Стрелка температуры масла пересекла красную черту, потом и вовсе уперлась в ограничитель. На козырьке кабины появилась серо-коричневая маслянистая пленка. Она прибывала все быстрее, разливаясь по козырьку, закрывая обзор вперед. Мотор уже не гудел. Он свистел, скрежетал, перхал, словно старый дед, но все-таки еще из последних сил тянул. Но все это не имело никакого значения, он уже пересек линию фронта. Осталось только сесть.

Вот справа, под крылом, показалась какая-то деревня. Он довернул, пытаясь посадить самолет поближе. Лобовое стекло было залито маслом полностью, пришлось открывать фонарь и высовывать голову, пытаясь рассмотреть, куда же садиться. Масло тут же заляпало по лицу, растекаясь по стеклам очков. Он пытался их протереть перчаткой, но только сильнее размазывал масляную пленку. Мир вокруг сузился, стал грязным, размытым, искаженным. Но все-таки Виктор сел. Сделав большущего козла, едва не сломав шасси, он все-таки сумел посадить избитую машину в поле.

Из деревни, утопая в снегу, к нему уже бежали люди, а он, обессиленный, все сидел в кабине. Наконец, кое-как отстегнув привязные ремни, он выбрался на крыло и, помахав бегущим красноармейцам, спрыгнул. Вот и земля, такая родненькая. Совершенно не опасная. Своя. Он развалился на снегу и смотрел в небо, в медленно проплывающие сплошные облака и радовался тому, что живой.

Деревня эта оказалась Советка. Если бы он взял немного севернее, то, возможно, и дотянул бы до аэродрома. А так, пришлось довольствоваться гостеприимством тыловой пехотной части. Как назло, телефон у них не работал. Зато командир тыловиков — маленький круглый майор, с умными глубоко посажеными глазами, охотно выделил бойцов для охраны самолета и даже усадил Виктора с собой за стол обедать. Может, он так сильно уважал авиацию, а может, сыграл свою роль орден, который поблескивал под демонстративно распахнутым комбинезоном Виктора. Тем не менее Виктору удалось кое-как отмыть себя в горячей воде от масла, а потом хлопнуть граммов сто пятьдесят разбавленного спирта в компании майора. За это пришлось развлекать майора беседой про воздушные бои, но в целом стороны оказались довольны друг другом. Вот только с транспортом не заладилось. Пришлось идти на свой аэродром пешком, взвалив парашют на спину.

И снова под ногами заснеженная степь. Куда ни глянь, ни одного деревца, лишь балки да холмы кругом, да еще на горизонте виднеются ряды копен и темнеют дымки далекой деревни. Сперва, после выпитого спирта, шлось легко, едва ли не леталось. Потом Виктор начал понемногу буксовать, спотыкаться. Враз потяжелевшие ноги вязли в бурьяне, мысли в голове путались, сильно хотелось спать. Он пробовал умываться снегом, пытался петь песни, но ничего не помогало. Он уже не шел, а буквально ковылял. Выбрав в балке небольшую ложбинку, где не продувал ветер, Виктор нарвал сухой травы и сделал себе лежбище, решив чуток отдохнуть. Он лежал на спине, словно на мягкой перине, ветер посвистывал в сухих прошлогодних палках бурьяна, гоня по небу серые облака. Пахло чабрецом и полынью. Было хорошо и тепло лежать вот так и смотреть на небо. Незаметно для себя он заснул.

Проснулся Виктор от сильного холода, когда солнце начало заходить. Кругом была тишина, только посвистывал ветер, да где-то далеко-далеко слышалось тявканье лисицы. Замерзшее тело не желало повиноваться, после спирта голова раскалывалась, но нужно было идти дальше. И он пошел, а потом побежал, пытаясь согреться, кляня себя за слабость. Если бы не этот сон, он давно был бы уже дома.

Аэродром встретил его тишиной. Не ревели моторы, не носились, словно угорелые, машины. Тихо и пусто. Только на стоянке мелькал тусклый свет, слышалось металлическое позвякивание и приглушенные матюги. Техники ремонтировали очередной истребитель. В стороне от них сидела одинокая фигура, вспыхивал огонек папироски. Виктор подошел поближе, что-то в этой фигуре показалось знакомое.

— Палыч, — насмешливо окликнул он, — чего сидим? Кто мне будет самолет чинить?

Папироска медленно закувыркалась в снег. Палыч вскочил, побежал в сторону Виктора, но затем, словно опомнившись, пошел неторопливо, с ленивой развалочкой.

— Опять поломал, — услышал Виктор его делано сварливый голос. — А я тебя через три дня ждал. А ты вона как быстро. — Он облапил Виктора, словно здоровенный медведь, обдав запахом застарелого пота, масла и эмалита. — Вернулся-таки! — Голос у Палыча дрогнул, и он торопливо отступил в сторону, пряча лицо. Виктор только увидел, что глаза его механика подозрительно поблескивают.

Не пойми откуда подошел Шаховцев, начал пытать за самолет. Пришлось рассказывать, показывать по карте. Тот чертыхался, озабоченно жуя нижнюю губу, расспрашивал про повреждения. Узнав про сдавший мотор, обреченно махнул рукой и зло сплюнул под ноги.

— Нету сейчас моторов. Когда будут, неизвестно.

Потом пришлось докладывать комиссару о результатах вылета. Он еще не ушел с КП, в свете керосинки писал какой-то документ. Глаза у него были красные, злые. Но Виктору он обрадовался, расспросил его про вылет и про оставшийся на попечении пехоты истребитель. Потом Виктора усадил за стол, порвал свеженаписанный документ и, поковырявшись в планшете, достал чистый лист.

— Ешь! — сказал комиссар и подвинул ему тарелку холодных макарон и остывший чай. Видя его удивленные глаза, весело пояснил: — Мне врачи запрещают есть на ночь. А у тебя организм молодой… тебе надо больше. К тому же столовая уже закрыта.

Потом добавил уже другим, серьезным голосом смертельно уставшего человека:

— Шубина ранило.

Виктор едва не подавился. Он со страхом глянул в колючие глаза комиссара, надеясь, что ослышался. Как это ранило Шубина? Как же они без него? Мозг отказывался в это верить…

— В том самом вылете. Осколок пробил борт и в ногу. Вроде кость не задета, но кто знает. Отвезли его сразу в госпиталь, должны прооперировать. — Он тяжело вздохнул и замолчал.

Так они и сидели дальше в тишине. Виктор медленно жевал, приходя в себя от полученной информации, комиссар скрипел пером, что-то бормоча под нос.

Наконец Зайцев размашисто расписался и, вызвав связиста, приказал отправить в дивизию.

— Поехали, — сказал он допивавшему чай Виктору.

Было уже десять вечера, когда их скрипящая и грохочущая на каждой кочке полуторка остановилась возле хаты летчиков. Виктор пожал комиссару руку и, проводив взглядом грохочущую машину, пошел в хату.

Виктор жестом усадил на место солдата-дневального и тихонько, на цыпочках подошел к комнате летчиков и осторожно заглянул. Игорь и Вахтанг еще не спали, они мрачно, в полной тишине, лежали на своих лежаках и курили. Судя по обилию дыма, делали они это давно и часто. Увидев Виктора, Игорь удивленно моргнул, его брови медленно поползли вверх, и он неторопливо начал подниматься. Зато Вахтанг захлопал глазами, потом, радостно заревев, быстро вскочил на ноги и кинулся обниматься:

— А-а, дарагой! Вернулся, вернулся. Но как?

Шишкин облапил его с другой стороны, больно заехав рукой по загривку.

— Вот черт везучий, — радостно сказал он, снова хлопая Виктора по спине, в районе почек, — я знал, что ты опять придешь. Вахтанг, с тебя пол-литра!

— Вай, дарагой, какие политра? Будит тибе политра. — На как? Скажи, как? — захлебываясь и глотая от радости слова, закричал Вахтанг. — Я же видел, как ты упал прямо на станцию! Загорелся и вниз, — он махнул рукой, показывая, как падал Саблин.

— Да не падал я, — пожал плечами Виктор. — Вернее, падал, крыло горело, потом пламя сбил и над крышами вышел. Правда, еще пару метров, и точно земли бы наелся. В Советке сел из-за мотора. А что вы тут за пол-литра говорили?

— Он хитрый! — показал Вахтанг на Шишкина. — Говорит, спорим на пол-литра лучшего коньяка, что ты через неделю уже дома будешь. Я говорю, какой недель? Я же видел, как ты сгорел. Ну и…

— Хы, — ощерился довольный Игорь, — будешь знать, как со мной спорить.

— Слушай, — Вахтанг уже успокоился и говорил почти без акцента, — а ты у своей рыжей уже был?

— Нет, — Виктор как можно равнодушней пожал плечами, — а что?

Вахтанг с Игорем переглянулись.

— Ну, сходил бы ты, что ли, — сказал Игорь. — Она как раз на аэродроме с обедом была, когда Вахтанг с командиром прилетели.

— Шубина тогда в госпиталь увезли. Его из кабины доставать пришлось, — добавил Вахтанг, — сам не мог. Все в крови было, — от неприятного воспоминания Вахтанг передернулся. — Я стою на аэродроме, в себя прихожу. Такое, конечно… я такого огня, как сегодня, над Мариуполем, еще ни разу не видел. И вот, стою я, и твоя подходит. Белая вся, глазищами сверкает, губу закусила, про тебя спрашивает. А что я ей скажу? Рукой только махнул и пошел. А она постояла, постояла… хлоп… и упала. Водой отливали.

— Гм… да поздно уже, наверное, идти. Десятый час. Она спит уже. — Виктор очень хотел идти, но не знал, как прореагирует Таня на его ночное вторжение.

— Дурак ты, — протянул Вахтанг.

«Может, я и вправду сильно торможу, — подумал Виктор, — уже и окружающие замечать начали…»

— Да как же я сейчас пойду, — сказал он, — когда по степи, наверное, километров двадцать отмахал. Она меня понюхает и снова упадет. Да еще вся одежда маслом провонялась…

— Игорь, — засмеялся Вахтанг, — беги к колодцу, тащи воду. Будем нашего эстета мыть.

К Таниному дому Виктор шел, стуча зубами от холода. Мыться зимой, в ледяной воде, возможно, и полезно, но как-то неприятно. Зато выглядел он словно заправский герой-летчик. В реглане, своих синих командирских бриджах и Вахтанговой гимнастерке и фуражке. Только вот повстречай его в таком виде начальство, и крупные неприятности гарантированы. Но начальство уже сидело по теплым хатам, так что риск был минимальный.

Чем ближе подходил он к Таниному дому, тем все сильнее замедлял шаг. Такая, совсем недавно вполне очевидная мысль прийти к ней в гости теперь казалась не совсем уместной. Как она отреагирует на его поздний визит после вчерашнего? Ну, подумаешь, упала в обморок на аэродроме, это еще совсем ничего не значит.

Возле калитки ее дома он заметил одинокую тень. Кто может там стоять в такое время? Новый ухажер? Сердце Виктора забилось чаще, а во рту пересохло. Он решительно направился к дому, желая как можно быстрее во всем разобраться. Тень шевельнулась, нерешительно сделала шаг навстречу и снова замерла. В этот момент луна на несколько секунд выглянула из облаков, и он разглядел знакомое пальто…

— Таня?

Таня с визгом бросилась к нему и повисла на шее, покрывая лицо Виктора поцелуями и слезами радости. Он обнял ее, прижал к себе и зарылся лицом в волосы. Все-таки она его ждала…

Потом они долго стояли на улице. Виктор рассказывал о своих приключениях, а она счастливо улыбалась, вцепившись ему в рукав реглана. И снова было хорошо и радостно на сердце. Он бы стоял так еще и еще, вот только мыться в холодной воде, а потом идти на свидание в фуражке оказалось не самой лучшей идеей. Очень быстро Виктор замерз. Идти домой и оставлять Таню не хотелось, да и сама она вцепилась в него, словно клещ, не желая никуда отпускать. Но и напрашиваться на чай, после вчерашнего, было тоже неудобно. Он так и стоял, страдая, пока зубы не начали выбивать замысловатую дробь.

— Замерз? — Таня прижалась к нему покрепче. Потом немного подумала и сказала: — Я не хочу, чтобы ты уходил. Я боюсь. Я сегодня сильно испугалась, когда сказали, что ты сбит. А потом вспомнила, как ты вчера говорил, что всегда возвращаешься. И я стала ждать. И ты пришел. И я не хочу, чтобы ты снова уходил.

— У меня соседка сейчас уходит, пойдем, хоть погреешься. Только вот… — она ненадолго задумалась, подбирая слова. — Я вчера себя как дура вела, но понимаешь… я девушка приличная, не могу вот так… сразу. Ты извини, пожалуйста, за вчерашнее… — она покраснела и закусила губу.

— Ты у меня умница, — Виктор ласково поцеловал ее в лоб. — Пойдем, а то я действительно чего-то подмерз…

В дверях они столкнулись с уходившей Светкой. Та окинула презрительным взглядом Виктора, ехидно глянула на Таню, но поздоровалась вежливо. Гордо неся впереди себя свои пышные формы, она направилась на очередное ночное «дежурство» к начальнику БАО. Как Виктор слышал, эти дежурства играли значительную роль в жизни батальона, поскольку без них начальник с утра пребывал в крайне дурном настроении и частенько срывал свою злость на подчиненных.

В крохотной комнате флигеля было жарко. Виктор скинул реглан и уселся на кровать, чувствуя, как закоченевшее тело возвращается к жизни. Вскоре он осоловел от тепла, мысли путались, он потихоньку начал клевать носом, отвечая невпопад на Танины вопросы. Когда она зачем-то выскочила во двор, Виктор прилег на кровать, решив минутку полежать. Но как только голова коснулась подушки, моментально провалился в глубокий сон. Измученный стрессами организм требовал отдыха.

Когда Таня вернулась с кипящим чайником, он уже вовсю посапывал в очень неудобной позе, свесив ноги в сапогах на пол. Таня подсела рядом поправила впившийся в шею ворот гимнастерки и принялась гладить его по голове. От ее ласки Виктор заулыбался во сне, и Тане стало жалко его будить. Она нежно поцеловала его, аккуратно, стараясь сильно не беспокоить, разула, уложила поудобнее и накрыла одеялом.

Потом она переоделась, надев, как пижаму, солдатское нательное белье, больше всего боясь, что Виктор проснется и увидит ее полуголой. Но он так не проснулся. Таня еще немного полюбовалась на спавшего Виктора, погасила керосинку и улеглась на вторую кровать. Но сон не шел. Мысль, что любимый человек лежит рядом, отделенный лишь узким межкроватным проходом, не давала ей покоя. Она крутилась на своей кровати, ерзала, но так и не заснула. Тогда она тихонько поднялась и скользнула к Виктору под одеяло. Лежать рядом, закинув на него ногу и положив голову на плечо, оказалось очень удобно и как-то надежно. Таня быстро пригрелась и, счастливая, заснула.

Проснулся Виктор довольно рано. Глядя в потолок, не мог понять, где он находится. Потом, вспомнив, смутился. Услышав шорок одежды, скосил глаза и увидел одевающуюся Таню. Она стояла в толстых черных рейтузах, натянутых до самого пупка, пытаясь надеть рабочее платье. Оно за что-то зацепилось, и она стояла с платьем на голове, открыв Виктору голый живот и край белого лифчика. Наконец она справилась с непослушной одеждой и, увидев, что Виктор на нее смотрит, улыбнулась.

— Вот черт, самое интересное пропустил, — сказал он.

Таня улыбнулась еще шире и показала Виктору язык. Она подсела к нему на кровать и поцеловала, щекоча лицо спадающими волосами.

— Поднимайся, соня, — ласково сказала она и с веселым визгом отскочила, увернувшись от попытки ее схватить.

— Чего так рано? Ночь на дворе!

— Мне на работу пора, — ответила она, — чтобы, когда вы в столовую придете, все уже готово было. Да и тебе, наверное, пора…

…На аэродроме было пустынно и тихо. Злой восточный ветер, продувающий даже сквозь меховой комбинезон, утих, зато с юга тянуло теплым, вкусным запахом приближающейся весны. Виктор, отоспавшись в землянке, бродил по пустым стоянкам, радуясь скорой весне. Он был один, комиссар с Вахтангом и Игорем улетели на разведку, а он, без самолета, остался. Быть безлошадным летчиком оказалось скучно, друзья сейчас в небе, заняты делом, а он слоняется по грешной земле. Даже поговорить толком не с кем. Палыч вместе с Шаховцевым и несколькими техниками поехали в Советку, за его «девяткой». Оставшиеся технари копались в разбитой «десятке» Игоря, разбирая ее на запчасти.

Но вот в небе послышался тонкий звук авиационного мотора, и из облаков вывалился «МиГ». Он лихо «пробрил» старт, взмыв вверх, крутанул двойную бочку и начал строить заход на посадку. Судя по номеру на фюзеляже, это развлекался Вахтанг. Вскоре показался второй «МиГ» и неожиданно над аэродромом показалась еще девятка истребителей «И-16», как их еще называли летчики, «ишачков». «Ишачки» сильно растянулись, без всякого строя, роем ходили по кругу, ожидая, пока освободится полоса. Аэродром наполнился ревом авиационных моторов, жизнь на нем закипела. Самолеты садились один за другим, подруливали к капонирам. Носился единственный бензозаправщик, кругом бегали солдаты из БАО, в общем, царил четко упорядоченный армейский хаос. Следом за девяткой показалась еще семерка, и наконец появился третий «МиГ». У Виктора отлегло от сердца, все его друзья вернулись живыми и здоровыми.

Летчики собрались возле КП. Комиссар сиял, радуясь тому, что наконец-то прилетела смена и они скоро убудут в тыл. Виктор хмурился, в тыл ему хотелось, но как быть с Таней? Они эту тему еще не обсуждали…

Прибывшие летчики Виктору не понравились. Большинство из них были молодые сержанты, только закончившие училище. Даже внешне, худые после тыловой кормежки, они были похожи на неоперившихся цыплят. Командиры же постарше смотрели на Виктора, как на пустое место, полагая его таким же необученным. Хотя сами наверняка видели «мессера» только в учебных альбомах. Командовал ими молодцеватого вида майор с бритой налысо головой. Он один производил впечатление человека бывалого, побывавшего в боях, об этом свидетельствовал одинокий орден Ленина, виднеющийся под расстегнутым регланом.

Прибывшие летчики собрались на КП, в компании Зайцева, видимо, входя в курс дела. А Виктор с друзьями оказались не у дел. Команд на вылет не было, и они слонялись по стоянке, рассматривая прилетевшие «ишачки». Как Виктор понял, здесь была собрана разномастная солянка. Некоторые машины были новенькие, как будто только с завода, другие потертые, видимо, давно бывшие в эксплуатации. Один и вовсе щеголял заплатками. К тому же они были и разных типов, некоторые грозили небу торчащими из крыльев пушками, а на других, самых потертых, сиротливо темнели стволы всего двух шкасов.

Вскоре показалось с десяток полуторок, на них приехали службы нового полка. Жизнь на аэродроме закипела с удвоенной силой. Всюду сновали новые, ранее незнакомые люди. Что-то тащили, раздавались команды, шум моторов, мат и ор витали над их некогда тихим аэродромом.

Они сегодня уже не летали. Вместо красивых «МиГов» в небо, тройками, взмывали тупоносые «ишачки». Видимо, проводили знакомство с районом боевых действий. На старте наконец-то появился руководитель полетов, на что у них в последние дни просто не было людей. В общем, новый полк принялся обживаться на их аэродроме.

Комиссар освободился ближе к вечеру. Он выглядел усталым, но довольным.

— Ну вот, товарищи, — сказал он, набивая табаком свою извечную трубку, — наша эпопея здесь заканчивается. Завтра перегоним исправные истребители в шестнадцатый гвардейский, и в тыл.

— А как быть с «девяткой»? — спросил незаметно подошедший Баженко. — Ее привезли, повреждения устраним, благо запчастей хватит, но мотора все еще нет, и не обещают.

— Сдайте в ПАРМ, — раздраженно ответил комиссар. — Почему я должен подсказывать вам очевидное?

— Да жалко, машина-то геройская. Сколько на ней Никифоров сбил? Мои орлы с «Ила», про который вы говорили, движок сняли, ну и еще кое-что, по мелочи. Я прикинул, двигатель этот на нее стать может, ну и по своим связям уточнил — в общем, ставили на «МиГи» такие движки. Может, успеем переставить за ночь… по крайней мере, постараемся.

Тут Вахтанг понюхал воздух, прищурился и высказал:

— Никуда мы завтра не улетим. Тепло идет. Если ночью мороза не будет — аэродром раскиснет, сядем тут надолго.

Все посмотрели на юг, переглянулись. На лице у комиссара заиграли желваки.

— Хорошо, — сказал он, — переставляйте…

Когда вечером Виктор с Игорем и Вахтангом зашли в летную столовую, там было людно и шумно. За двумя центральными столиками сидела компания из восьми вновь прибывших летчиков, что-то громко обсуждали, смеялись. Лидером в компании был высокий, вихрастый младший лейтенант со значком парашютиста на груди. Он перекрикивал всех, требуя ужин, и громче всех смеялся… При виде друзей летчики о чем-то зашушукались, послышались тихие смешки. Но стоило им скинуть верхнюю одежду, как смешки затихли. Ордена здесь все еще уважали.

Они уселись в углу и стали ждать свою порцию, неодобрительно косясь на шумных соседей. Наконец из недр кухни показалась Таня с полным подносом еды, она, увидев Виктора, радостно заулыбалась, но сначала начала обслуживать новоприбывших, они пришли раньше.

Дальше события завертелись очень быстро. Вихрастый, с сальной улыбочкой на лице, что-то негромко ей сказал, отчего сидевшие рядом с ним летчики засмеялись. Таня так же негромко ему ответила и повернулась уходить, лицо у нее при этом было белое, закаменевшее. Вихрастый, видимо, обиженный ответом, потянулся из-за стола и шлепнул ее рукой по попе.

Виктор остолбенел, кровь моментально бросилась ему в голову, и он резко вскочил со стула. В этот момент Таня повернулась и влепила обидчику звонкую пощечину, но сразу же отлетела в сторону от сильного толчка и упала на пол.

Это Виктор видел, словно в замедленном кино. Он в два прыжка одолел разделяющее столики расстояние, сгреб вихрастого за грудки и резко ударил его лбом в лицо. Тот рухнул на стол, сметая с него тарелки с макаронами, рассыпая по белой скатерти брызги крови, а на Саблина всей толпой накинулись его однополчане. Худой, словно жердь, сутулый сержант заехал ему кулаком по голове, но от ответного удара свалился под стол. Другой чувствительно зацепил скулу, третий навалился сбоку, пытаясь повалить на пол. Противники столпились вокруг него, мешая друг другу, но Виктору на помощь скоро пришла подмога. Игорь красивым хуком, с правой, отправил под стол одного из нападавших, другого повалил на пол Вахтанг. Драка закипела. Новеньких было больше, но фронтовики были покрепче, да и боксерские навыки Шишкина пришлись очень кстати.

— Немедленно прекратить! — красный от злости майор, командир вновь прибывшего полка, ворвался в столовую подобно метеору. Следом за ним в столовую зашли Зайцев и старший политрук из нового полка. Глаза майора бешено вращались, а рот искривился от гнева.

— Отставить! — еще громче закричал он, хотя никто уже не дрался, стороны разошлись по углам, пересчитывая синяки и проверяя комплектность зубов. На боле «боя» остался один вихрастый, он сидел на полу, очумело тряся головой и сплевывая кровью.

Майор обвел столовую взглядом, задержался на вихрастом и процедил сквозь зубы:

— Что здесь произошло?

Один из сержантов, тот самый длинный и сутулый, вышел вперед и промямлил разбитыми губами:

— Тащ майор, мы сидели, ждали ужин, тут этот, — он указал на Виктора, — подошел и Сергея ударил.

— Что ты брэшэшь? — закричал Вахтанг. — Это я ему врэзал. Чтобы за языком поганым следил и к чюжим жэнщинам нэ приставал.

Сержант стушевался и юркнул в толпу, а майор начал орать. Орал он, как потерпевший, минуты три. Досталось и его летчикам — «тупым клоунам», летчикам Зайцева — «тупым героям» и даже не обошел стороной «тупых куриц» — официанток из БАО. Поорав и выпустив пар, майор с помощью Зайцева принялся за разбор ЧП. Они тихо посовещались, потом на пару расспросили участников драки, выдернули из глубин столовой заплаканную Таню, и вскоре картина происшедшего для начальства прояснилась. Они снова тихонько посовещались, и майор начал раздачу «слонов»:

— Так, клоуны, — обратился он к нестройной толпе сержантов, — а ну марш в общежитие. Если в столовой по-людски себя вести не можете — значит, будете сидеть там, на диете. А с тобой, Мироненко, у меня разговор особый будет, — сказал он, подходя к все еще пошатывающемуся и ошалело трясущему головой вихрастому. — Как ЧП, так сразуМироненко! В каждой дырке затычка. Вольницу фронтовую почуял? Я тебе покажу вольницу, ты у меня вот где будешь! — он показал свой крупный, заросший волосом кулак. — Исчезни прочь с глаз моих, пока не прибил.

— А вы… — обратился он к троице друзей, — подумайте над своим поведением! Стыдно… боевые летчики, отмеченные высокими наградами, а ведете себя как сопляки желторотые, — он кивнул головой в сторону выходящих из столовой сержантов. — Распустились на фронте! Ничего, — майор нехорошо ощерился, показав острые, желтые от курева зубы, — в ЗАПе вам быстренько напомнят про дисциплину и мозги вправят.

Потом их песочил Зайцев, он это делал негромко и даже не ругался, но Виктору все равно стало обидно.

— Сергей Викторович, но он же Таню лапать полез, я же не просто так…

— Товарищ Саблин, — голос у комиссара стал ледяным, — во-первых, не перебивайте старшего по званию. Во-вторых, вам, товарищ Саблин, сейчас трибунал светит, так что уж кому-кому, а вам лучше молчать в тряпочку и не отсвечивать. Вы сержант, а он лейтенант, и это все пахнет трибуналом. Так что шагом марш в общежитие и носа из комнаты без приказа не высовывать. Ромео, елки-палки… полкового разлива. А ведь хотели тебя на звено ставить, — продолжил комиссар, — в звании повысить. Да теперь рядовым ходить будешь. На аэродроме дежурить… вечно. Чего глазами хлопаешь? Давай, марш отсюда. И попробуй только своевольничать…

Домой Виктор плелся в подавленном состоянии, медленно, словно на убой. Душили злость и обида. Обида на несправедливое отношение и злость на вихрастого. Давил на душу возможный трибунал. Прогулки с Таней, по всей вероятности, накрылись медным тазом. Он завалился на свою койку, накрывшись с головой одеялом, попытался заснуть.

Вскоре пришли Игорь с Вахтангом. Они смеялись, вспоминая перипетии драки, им было весело и хорошо.

— О, разлегся, — Игорь толкнул его в бок, — давай вставай. Мы тебе поесть принесли, Таня передала.

— Чтобы ее Ромео голодным не ходил, — засмеялся Вахтанг, ставя на стол солдатский котелок. — Хватит волком глядеть. Комиссар-то наш прав, как ни крути. Садись давай, а то сами съедим. Трибунала боишься? Ы-ы, нэ бойся. Комиссар наш с их командиром вась-вась, — он потер между собой указательные пальцы. — Сидят сейчас и водку трэскают, с котлетами, — он снова засмеялся. — Если сейчас не встанешь, твою котлету съем я.

Виктор рывком сбросил одеяло и уселся за стол. Обида обидой, но есть хотелось.

— Галку видели, — Игорь уже снял комбинезон и теперь, развалившись за столом, дымил папиросой, — от Шубина привет передавала. Говорит у него все нормально, уже на костылях прыгает. Обратно в полк рвется. Кстати, Таня твоя, как узнала, что ты сегодня не придешь, так расстроилась, так расстроилась, прямо побледнела вся.

— Но мы же твои друзья, — встрял в разговор Вахтанг, — как не помочь другу? Только нужно мала-мала, как это… магарыч и трошки денег! Разумеется, с тебя!

— Не понял? — сказал недоумевающий Виктор. — Вы о чем вообще? Зачем вам деньги-то?

— Точно, точно, — захихикал Шишкин, — я понял, про кого тот майор говорил «тупые герои»! Это он про Витю.

— Ну, слюшай, — Вахтанг начал горячиться, и у него все сильнее прорезался акцент, — тебя из комната нэльзя, так? Мы договорились, твоя сама придет, через час… может быть. А мы уйдем, только нам бутылка нужна.

— Но зачем вам бутылка? Комиссар же, если узнает, голову открутит.

— Витя, все продумано. — Вахтанг заговорщицки подмигнул. — Мы к соседкам пойдем. Тут у соседей, в пристройке две эвакуированные посэлились. Мы к ним третий день уже ходим. Они, сэгодня точно дадут, только бутылка нужна, продуктами уже разжились. Так что раскошеливайся, мы пустые, а у тебя всегда есть.

— Как это? — Виктор не поверил своим ушам. — Игорь, и ты пойдешь? А как же Нина.

Шишкин покраснел и отвел глаза.

— Э-э. Ты мне Игоря нэ сбивай. Какая такая Нина-Шмина? Она там, а Игорь тут! И вообще пора дэлат из него настоящего мужчину, — Вахтанг захохотал, заставив Шишкина еще сильнее покраснеть…

Таня все-таки пришла, но ненадолго. Она, демонстративно игнорируя стулья, уселась Виктору на колени и прижалась к нему, взяв его руку в свои и задумчиво водя пальцем по ладони. Но видно было, что ей неуютно в этой прокуренной комнате летчиков. Она нервничала, вздрагивала от любого шума, испуганно глядя на Виктора, своими огромными зелеными глазами. Виктор был счастлив. После сегодняшнего дня увидеть ее, вдохнуть запах ее волос было в радость. Обнимая Таню, он, словно случайно, положил руку ей на грудь и теперь ощупывал сквозь гимнастерку плотную ткань лифчика.

— Меня из столовой увольняют, — сказала она после долгого молчания. — За оплеуху этому козлу.

— Как увольняют? — изумился Виктор.

— Просто, увольняют, — поморщилась она. — Я должна была мило улыбаться и терпеть, а такие своенравные официантки в БАО не нужны. Завтра последний день буду работать. — Таня вымученно улыбнулась и поцеловала Виктора. — Все уже хорошо. Я и сама хотела, а так получится на несколько дней раньше.

— А куда же ты теперь? Как дальше?

— Дальше? Дальше устроюсь к вам, в полк. Дядя обещал помочь. Ты разве не знаешь? Валька же беременна, вот и пойду на ее место, машинисткой. За тобой присматривать, чтобы не баловал, — в глазах у Тани заплясали уже знакомые бесенята, и она с вызовом поглядела на его руку, сжимающую грудь.

— Отлично, — Виктор расцвел от радости. — Хоть одна хорошая новость за последнее время. Так ты с нами в тыл поедешь? — спросил он, демонстративно расстегивая пуговицы на платье и запуская руку ей за пазуху. Сдвинув лифчик в сторону, он принялся нежно поглаживать ее грудь.

— С вами, — Таня вернула его руку на место и шутливо шлепнула по пальцам. — А то как же можно тебя без присмотра оставить?

— Да я вообще паинька, — нагло соврал Виктор и полез ей под юбку. Увы, край рейтуз был где-то очень далеко и оттянуть их, чтобы пролезть под трусики, оказалось невозможно.

— Я вижу, за таким паинькой глаз да глаз нужен, — вздохнула она, водворяя его руку обратно. — Да хватит уже, — зло сказала Таня, когда он снова начал расстегивать платье. — Я не хочу!

Видя, что он обиделся, сказала другим, примиряющим тоном:

— День сегодня дурацкий, настроения нет. Ты извини, но я ничего не хочу.

За стеной дневальный с шумом передвинул табурет, и Таня вздрогнула и испуганно сжалась.

— Я пойду, наверное, — сказала она после недолгого молчания. — Голова разболелась, да и дома вещи собрать. Вдруг завтра уже поедем…

Виктор проводил ее до калитки, а потом, вернувшись, долго ходил по комнате, не находя себе места. С ее уходом словно ушла частичка его души. Стало безрадостно и неуютно. Мир как-то померк, стал серым, даже комната словно уменьшилась в размерах, стала мрачной и маленькой. Он понял, что любит Таню и готов ради нее на все.

— Вот дурак, — тихо сказал он сам себе. — К тебе пришла любимая девушка. У нее самой стресс, куча проблем, а она пришла поддержать. Ну и сказал бы ей, что любишь, так нет, надо обязательно в трусы залезть. В итоге обоим только хуже… — Он сидел в полумраке, гадая, любит ли его Таня, и думая, что же делать дальше, в таком виде его и застал комиссар.

— О, Витя, вижу, за ум взялся, размышляешь над своим поведением, — сказал он, входя в комнату и усаживаясь на единственный стул. Правильно делаешь.

Комиссар был слегка пьян, от него пахло водкой и луком, перебивая запах одеколона. Он принялся неторопливо набивать свою трубку, закурил и поднял на Виктора свои хитро прищуренные глаза.

— Ты, Витя, летчик хороший, расчетливый — Шубин рассказывал, и главное, везучий. Ты ведь в бою сперва думаешь, вот и в жизни сначала подумай хорошенько, а потом уже дело делай. А ты чего натворил? Понимаю, Таня твоя подруга, наслышан, — он криво улыбнулся уголком рта, — вот только бить морду старшему по званию — это все-таки чревато. Особенно в военное время.

Хорошо еще, что я Зарубина Сергея Ивановича — командира этого полка, давно знаю, хорошие у нас отношения. Он дело раздувать не будет, так что ты, можно сказать, отделался легким испугом. Но урок этот запомни…

— Да понял я, Сергей Викторович. Подставился по-глупому, надо было этого козла за угол отвести…

— Эх, Витя, ничего ты не понял…

— Да понял я. Вот вы так же смотрели бы, если бы вашу невесту лапали?

— Невесту? — Зайцев иронично поднял одну бровь. — Однако быстро!

— Невесту! — подтвердил Виктор, а в голове мелькнула мысль: «Господи, что я несу…» — И вообще, — продолжил он, — у нас все серьезно, я и жениться могу!

— Жениться? — Комиссар выглядел слегка ошарашенным. — Витя, я все понимаю, дело молодое, без женщины тяжко. Но, вот так вот, с ходу жениться? На официантке из БАО?

— А что, — удивился Виктор, — официантки уже не люди? Она к тому же почти институт окончила, война помешала, а официанткой случайно стала. Девушка хорошая, из приличной семьи.

— Гм, — комиссар задумался. — Ну ладно, допустим, женишься ты, а дальше как? Война идет, тебя ведь сбить могут…

— И что? Война, война… кругом эта война, все на войну валим. А жить-то по-человечески когда будем? После войны? Это еще не скоро.

— Ну, Витя, ты это брось, чтобы я такого больше не слышал. Ты же знаешь, что наш Главнокомандующий товарищ Сталин сказал: «Добиться, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских захватчиков и освобождения советских земель от гитлеровских мерзавцев», — процитировал комиссар по памяти.

— Ну, правильно, — вывернулся Виктор, — а Европу потом от фашистов освобождать? За неделю ведь не управимся. Наполеона вон, сколько потом добивали?

— Ну, ты сравнил, — усмехнулся комиссар, а потом задумался. — Ладно, — сказал он, — дело, конечно, твое. Но все равно не спеши, подумай хорошенько.

— А чего мне думать. Я сирота, вы знаете, и она тоже. Если меня завтра собьют, от меня вообще ничего не останется. А так хоть… да и, может, пенсия ей потом будет. Все же легче.

— Ладно, — вздохнул комиссар. — Война, женитьба. Эх, — он яростно поскреб усы. — Утро вечера мудренее. Завтра буду думать. — Зайцев поднялся, чтобы уходить.

— Сергей Викторович, — Виктор, видя, что у того хорошее настроение, решил обратиться с просьбой, — можно я отлучусь, минут на десять, не больше.

— На десять? Кстати, а где остальные орлы?

— Вышли. Тут, у соседей, в гости пошли, вот-вот должны вернуться.

— Хромает дисциплинка, елки-палки. Смотрите, возьмусь я за вас. Ладно, беги, куда хочешь, только быстро. Поздно уже. И смотри, с новенькими больше никаких конфликтов. Даже в их сторону не дыши, ясно?

Комиссар ушел, а Виктор лихорадочно стал одеваться. Через минуту он уже несся по раскисающей дороге к Таниному дому. На улице давным-давно стемнело, но жизнь в деревне все еще никак не засыпала. Отовсюду слышались голоса, хлопали двери, мелькали серые людские тени. Прибывший полк все еще обживался на новом месте.

К его удивлению, открыла Светка. Она окинула Виктора неприязненным взглядом, позвала Таню и захлопнула дверь перед самым его носом, оставив Виктора стоять в темноте тамбурка. Он успел только увидеть, что комнату покрыли многочисленные веревки с развешенной сохнущей одеждой. Таня вышла буквально через несколько секунд. Она была в солдатском нижнем белье, лишь накинула на плечи платок.

— Что-то случилось? — настороженно спросила она.

— Да, — свой голос Виктор слышал, словно со стороны. — Я пришел сказать, что люблю тебя больше всего на свете.

Таня замерла, и Виктор пожалел, что в темноте тамбура не может видеть ее лица. Потом его шею обвили тонкие девичьи руки, и она принялась целовать его, прошептав на выдохе:

— Я тоже тебя люблю, Витенька.

Они долго целовались в темноте, потом Виктор нащупав, что под нательным бельем на Тане ничего не надето, запустил руку ей в кальсоны, и его пальцы коснулись чего-то горячего и влажного среди волос, скользнули внутрь. Одурев от возбуждения, он судорожно принялся стаскивать с нее штаны, одновременно пытаясь их расстегнуть.

— Ты… ты… что делаешь? — растерянно зашипела Таня. — Ты зачем пришел? За этим?

Она вырвалась и круто повернулась, чтобы уйти, но Виктор не пустил. Он сгреб ее в объятьях, раскаянно шепча на ухо:

— Танюша, извини. Извини, пожалуйста. Я не могу. Я люблю тебя, я тебя обожаю. Но я не могу. Стоит тебя коснуться, тут же голову сносит. Разрывает всего.

Таня сопела, но вырываться не спешила, постепенно успокаиваясь.

— Я тоже не могу вот так… и боюсь, — после недолгого молчания сердито зашептала она. — Женишься, потом хоть ложкой ешь.

— Не можешь? — Виктору показалась, что она колеблется. — Но почему?

Таня покачала головой и замолчала. Он почувствовал, что по ее щекам снова покатились слезы.

— Знаешь, что, — хрипло сказал Виктор, — выходи за меня замуж…

— Замуж? — переспросила Таня. — Ты серьезно или только из-за этого…

— Серьезно!

Таня задумалась, пытаясь рассмотреть в темноте его лицо, провела пальцем ему по губам и вздохнула.

— Какой же ты быстрый. Иди спать. Давай завтра, на свежую голову, поговорим.

Она потянулась и поцеловала его, сказав на прощание:

— Я люблю тебя, Витя…

Вахтанг с Игорем вломились уже за полночь, когда Виктор только начал засыпать. Вахтанг был доволен, словно кот, объевшийся сметаной, Игорь же был все еще возбужден, он то ерзал, то начинал ходить по комнате, беспричинно краснея, то становясь белым, как мел.

— Давай просыпайся, — Вахтанг поставил на стол небольшую бутыль с мутноватым самогоном, — праздновать будем!

— Что праздновать? — Виктор протер глаза и уселся на кровати.

— Как что? Одним мужчиной стало больше, — хохотнул Вахтанг.

— Да, хватит тебе, — огрызнулся Шишкин, покраснев. — Сколько можно?

Они выпили, и Виктор расслабленно привалился к стенке, чувствуя, как заботы прошедшего дня постепенно уходят на задний план.

— Так что же было? — лениво спросил он. — Расскажите! И деталей, подробностей побольше.

Игорь покраснел и отвернулся, Вахтанг довольно ухмыльнулся и зевнул.

— Да у сосэдей две эвакуированные посэлились. Там не то сарай, не то флигель — не поймешь. У них еще дети малые, я их сахаром подкармливал. Потом глянул-то, а мамаши ничего так, нормальные. Есть, за что подержаться. Ну, я позавчера занес им поесть, благодарили. Вчера с Игорем зашли, тоже передали хлеба немного. Ну, я к одной и подкатил, в общем, сговорились, что они нам за полмешка картошки… Взяли бутыль для храбрости, детей спать уложили, занавесили одну кровать тряпками, ну и… — он замолчал, вспоминая, с кривой улыбкой на тонких губах.

— Ребята, вы мне друзья, но это же… это же скотство какое-то, — не выдержал Виктор.

— Знаешь, Витя, вот нэ суди, — Вахтанг устало сгорбился и начал разливать остатки самогона. — Война вообще скотство. У этих женщин дома сгорели, мужья на фронте, что успэли спасти, с тэм суда и приехали. Детей кормить им каждый дэнь надо, да вот нэчем. А так — им этой картошки на пару недэль хватит, я тоже свое получил. Вот и думай. Накормить всех голодных мы все равно не сможем. А чем Дуньку гонять, лучше уж за сиську подержаться. Хорошо, Витя, быть моралистом, когда у тебя есть дэвушка под боком.

— Понятно, — сказал Виктор, потянувшись за своей кружкой. — Ну а ты, Игорек? Отстрелялся нормально? Не посрамил ВВС?

— Идите к черту, — Игорь покраснел и отвернулся.

— Давай, рассказывай, — засмеялся Вахтанг, — судя по времени, ты ее раз пять должен был…

— Отстаньте от меня, — возмутился Шишкин, — ничего я рассказывать не буду.

— Ну и не надо, — продолжал веселиться Вахтанг. — Я завтра сам все узнаю. Ты пойдешь?

Шишкин отрицательно покачал головой, чем вызвал новую усмешку друга.

— Ну ладно, посмотрим, что завтра запоешь! Витя, ты на деньги богатый? Займи рублей сто, потом отдам.

— Да нет у меня столько, рублей семьдесят всего осталось. Все пропили.

— Давай семьдесят, — ухмыльнулся Вахтанг, — обойдусь без водки, я и так храбрый. Буду пользоваться моментом, а ты, Игорек, подумай. Загонят в ЗАПе в казарму, там ты голую женщину только на стене сортира увидишь. И то вряд ли…

…Наступила обещанная оттепель. Второй день небо было затянуто тучами, частенько срывался мелкий, нудный дождь. Жирный чернозем налипал на сапоги, кусками отваливаясь при ходьбе, машины буксовали и тонули в грязи. Дороги и взлетная полоса аэродрома раскисли в кисель, летать стало невозможно.

В ожидании ужина было скучно. Вахтанг слонялся по деревне в поисках, у кого бы сменять картошку на подштанники, Игорь, непрестанно слюнявя карандаш, писал письмо своей Нине. Он вчера все-таки еще раз пошел с Вахтангом, а теперь терзался муками совести. Сегодня, Виктор не сомневался, он пойдет снова, потому как подштанники, для обмена, были Игоревы. Вчера вечером они немного погуляли с Таней, но дождь их разогнал. Посидеть у нее не получилось, Светка была дома. Как сказала Таня, пропускала дежурства по женской причине. Во время прогулки Таня была рассеянной, словно что-то обдумывала, но никак не могла принять решение. Про свадьбу они так и не поговорили…

Заскрипела дверь, весь мокрый от дождя зашел Вахтанг. Бросил в угол используемую вместо мешка грязную наволочку с картошкой, поставил на стол крынку с молоком.

— Вот, сказал он, — чего удалось намэнять. Жадный пошел народ, жадный. Игорь, потом крынку отнэсешь. Вторая хата с краю, бабе Оле отдашь. Кстати, а как тебе новэнькая соседка? По-моему, горячэнькая штучка. Вчэра молчала-молчала, а сама глазенками-то пострэливала. Может, к ней подкатить? — он коротко хохотнул. — Завтра чего менять будем? Витька, давай свои брыджи синие. Тебе их все равно носить не положено, а так на пользу пойдут товарищам.

— Да прям! — возмутился Виктор. — На штаны мои даже не зарьтесь. Ни за что не отдам.

— Ну ладно, пусть пока полежат, — улыбнулся Вахтанг. — Кстати, твоя заходила?

— А чего это она должна была прийти? — удивился Виктор?

— Ну как? — в свою очередь удивился Вахтанг. — Попрощаться. Неужели не приходила? Вот дэла, — он присвистнул. — Прутков приезжал где-то с час назад, на полуторке. Ее увез и почти всех техников. Осталось их тут с гулькин хрен, каждой твари по паре, — он ухмыльнулся. — А я думал, она тебе скажет, наверно, не успела…

— Нет, не заходила, — растерянно сказал Виктор, чувствуя, как к горлу подступает горький ком обиды.

— Ну ничего, — рассудительно ответил Вахтанг, — в Миллерово еще повидаетесь. Нэ вэчно же мы здесь будем торчать… пойдемте, что ли, пошамаем?

После ужина Игорь с Вахтангом засуетились, прихорашиваясь, собираясь в очередной поход. Виктор развалился на кровати, в мрачной апатии обреченно глядя в потолок. Настроение было отвратительное, внезапный отъезд Тани выбил его из колеи, не хотелось ничего. Была бы водка, он бы выпил и заснул, но водки не было. Он уже нашел объяснение вчерашней Таниной рассеянности — она просто решила с ним расстаться, вот и все. Иначе бы зашла хоть на минутку, сказала бы. Или, на худой конец, оставила бы записку. И вот теперь он и лежал, злясь на Таню и накручивая сам себя.

— Хватит тебе злиться, — сказал подошедший Игорь, — чего ты? Ну не пришла, может, времени не было. Мало ли, бывает…

— Э, а пойдем с нами, — предложил Вахтанг, — глядеть не могу на твою кислую рожу. Баб на всех хватит.

Виктор отрицательно покачал головой и снова мрачно уставился в потолок. Но чем дольше он лежал, тем более привлекательной казалась ему эта идея. У самого-то Саблина, в чье тело попал Виктор, женщин, как он помнил, не было, тому просто было некогда. Сперва полуголодная жизнь во время учебы в ФЗУ, после детдома, потом завод и аэроклуб по вечерам совершенно не оставляли свободного времени. В училище тоже с этим было туговато. А тут есть шанс поправить положение. Не то чтобы Виктору это было так интересно, в его жизни, что осталась в далеком будущем, женщины были. Но организм настойчиво требовал. И вообще, сколько же можно решать свои половые проблемы самостоятельно. А Таня? А Таня сама виновата… и вообще ей только замуж надо.

Решившись, он спрыгнул с кровати и стал одеваться. Вахтанг такому повороту событий обрадовался, но сразу забеспокоился:

— Продуктов маловато на троих, у тебя есть чего?

Перешерстив небогатое имущество Виктора, друзья прихватили для обмена старую нательную рубаху и отправились за приключениями.

Флигель, где жили «соседки», поразил Виктора своей убогостью и нищетой. Он был низенький, Виктору приходилось наклоняться, с земляным полом, с маленькими тусклыми окошками, разделенный деревянной перегородкой на две неравные части. Этому флигелю лучше подошло бы слово «сарай». И в этом сарае жили три женщины и пятеро ребятишек. Беженцы. Те, у кого война отобрала мужей и отцов, потом выгнала из дома, заставила бродить по дорогам и, наконец, ютиться в таких вот мазанках. Впервые Виктор вот так, явно, столкнулся с другой стороной войны. Не той, где стреляют и умирают, а той, как живут пострадавшие от этой войны. До этого он, конечно, слышал о беженцах. Видел, как они, нагруженные скарбом, тянутся по дорогам на восток, но вот так, вблизи, это было впервые…

Женщины восприняли приход летчиков равнодушно, без малейшего намека на радость или энтузиазм. Вахтанг церемонно познакомил с ними Виктора, как оказалось, здесь жили две Любы и Маша. Зато для детишек появление Вахтанга стало праздником. Они сразу же загалдели, окружили его, теребя за штаны и просительно заглядывая в глаза. Он заулыбался и достал из кармана скрученный узлом носовой платок, развязал и начал ссыпать в маленькие ладошки заранее заготовленный сахар. Сахара было мало, может, пара ложек, но детской радости не было предела.

Потом они чинно расселись на лавках. Игорь угрюмо рассматривал носки своих унтов, Вахтанг сразу же ввязался с женщинами в оживленный разговор, Виктор больше осматривался. Хозяйки флигеля ему не понравились, изможденные, с серыми от усталости лицами. Лет им, всем троим, было где-то под тридцать, хотя, может, ему это только показалось. Вахтанг тем временем разошелся не на шутку, он пел соловьем, сыпал остротами, весело смеялся, сверкая белыми зубами. Постепенно обстановка в комнате начала улучшаться, на лицах у хозяек появились улыбки, они о чем-то перешептывались и пересмеивались.

Вахтанг подсел к самой симпатичной, высокой светленькой женщине, которая, если Виктор ничего не напутал, звалась Машей, по-хозяйски ее приобнял и что-то быстро зашептал на ухо. Женщина стрельнула глазами на Виктора, улыбнулась и, наклонившись к соседке, укачивающей ребенка, тоже что-то ей зашептала. Та, низенькая и кареглазая, посмотрела на Виктора, побледнела, отдала ребенка и что-то тихо ответила, отчего окружающие засмеялись. Она встала и, поправив платье, ушла в темноту меньшей комнаты.

— Ну чего ты сидишь? — сказал Вахтанг Виктору. — Иди к Любе. — Глаза у него были веселые, а пальцы на руках нервно подергивались.

Во второй комнате было темно, тусклого света, проникающего сквозь мутное окошко, явно не хватало, чтобы осветить ее днем, а уж ночью было темно, как в гробу. Виктор чертыхнулся, ударившись обо что-то ногой. Полез в карман и зачиркал зажигалкой, осветив помещение. Вторая комната было узкая, словно пенал, разделенная поперек висящей на веревке простыней, почти всю ее занимали стоящие одна за другой две кровати, так что между ними и стеной оставался узенький проход. Он отодвинул простыню и обнаружил раздевающуюся Любу. Теперь он рассмотрел ее повнимательнее. Она было невысокая и темноволосая. Наверное, раньше она было кругленькая, упитанная, но лишения согнали с тела весь жир, оставив некрасивые складки кожи. Однако груди у нее были большие, словно налитые, с крупными ареолами сосков. Появление Виктора и свет зажигалки ее ничуть не смутили, она полностью разделась, спокойно улеглась на кровать и раздвинула ноги, показав ему заросшую черным волосом промежность. Зажигалка жгла руку, и Виктор ее потушил и подсел рядом. От нее пахло молоком и полынью, впрочем, запахом полыни был пропитан весь их флигель. Он провел рукой ей по животу, потискал груди, но никакого энтузиазма и возбуждения от того, что сейчас будет заниматься с ней сексом, Виктор не испытывал. Наоборот, душу жег стыд, что ему приходится вот так, за еду покупать любовь. Перед ним встало Танино лицо, ее удивительные зеленые глаза, и Виктор не выдержал, резко вскочив, он пулей выскочил из комнаты, быстро надел реглан и, не прощаясь, ушел домой. На душе было мерзко и тошно.

(обратно)

Глава 11

В последний день марта зима снова заявила о своих правах. Ночью отметки термометров опустились до минус пяти, дороги подмерзли, замерзло так и не просохшее летное поле их аэродрома. А значит, они наконец смогут отсюда улететь. Их разбудили еще в темноте, и друзья, уложив в сидоры свои нехитрые пожитки, отправились в столовую, на последний здесь завтрак. Их пятидневное бездействие наконец-то закончилось.

БАО где-то разжился свежими куриными яйцами, и теперь к завтраку каждому летчику выдавали еще по одному вареному яйцу. После частых опостылевших макарон такая добавка многим пришлась по вкусу. В столовую они зашли вместе с группой новых летчиков. Одна из официанток, увидев резкий наплыв людей, закричала в недра кухни:

— Манька, летчики пришли. Ты им яйца помыла?

Через секунду помещение утонуло в грохоте громкого мужского хохота. Официантка, покраснев, исчезла на кухне, а летчики, все еще смеясь, принялись рассаживаться по местам.

На аэродроме было шумно, ревели прогреваемые моторы, сновали техники. Новый полк готовился к полетам. К Виктору подошли Шаховцев с комиссаром.

— Витя, сможете облетать свою «девятку»? — спросил комиссар.

— Мы мотор на земле опробовали, — добавил Шаховцев, — работает как зверь. Пулеметы отстреляли, все нормально, но надо бы ее в воздухе погонять.

— Давайте слетаю, — ответил Виктор. — Только можно я тогда и пилотаж покручу заодно, если все нормально будет. Кстати, как там с радиосвязью?

— Гольдштейн радио настроил, теперь три машины с передатчиками, можете в воздухе переговариваться, — ответил Шаховцев. — На машину Беридзе поставили передатчик с разбитого «Ила». Все работает.

— Ну и отлично, — сказал комиссар. — Нам назначили перелет после обеда. Так что, товарищ Саблин, облетайте свой «МиГ» заранее, чтобы потом чего не случилось.

Солнце уже показалось над степью, когда Виктор наконец поднялся в небо. Сперва пришлось долго ждать бензозаправщик, после ремонта его машину никто не заправлял. Потом ждал, пока взлетит пара «ишачков». Наконец, увидев со старта зеленую ракету, плавно толкнул сектор газа вперед. Мотор заревел, самолет завибрировал и начал постепенно разгоняться, подпрыгивая на неровностях, и вскоре взмыл в небо. Виктор был счастлив, за эти дни он соскучился по полетам, по небу, и теперь каждая секунда в вышине доставляла ему буквально физическую радость.

Он сделал два круга над аэродромом и, видя, что все нормально, решил слетать на пилотаж. Пробив тонкую облачность, он оказался в чудесном краю, где ярко голубело небо, а облака покрывали землю ослепительно-белым ковром. Разогнавшись, он ушел на петлю, в верхней точке полубочкой переведя ее в горизонт, тут же сорвал машину в штопор. Выведя истребитель над самыми облаками, он закрутил пилотаж, выжимая из машины все, что умел. Мотор ревел на максимальных оборотах, давила перегрузка, а он плясал на своем самолете бешеный танец дикого животного. Это было счастье, это был полет.

Внезапно в наушниках раздался треск, и послышался встревоженный голос Вахтанга:

— Витя, Витя, ты живой, Витя… Сзады, сзады, да отвэрни же ты, — внезапно закричал он, и эфир заполнили непонятные грузинские ругательства.

Виктор машинально дал ногу и резко отработал ручкой, однако сзади никого не оказалось. Он беспокойно озирался в кабине, но небо было чистое, никакие «мессера» на него не падали. Эфир был забит матюгами Вахтанга, и ответить, что у него все нормально, Виктор не мог.

Он начал снижаться к аэродрому, прикидывая, что же могло случиться. Голос Вахтанга внезапно пропал из эфира, и вместо него он услышал запыхавшегося Зайцева:

— Саблин, Саблин, вы меня слышите? Саблин!

— Слышу нормально, у меня все в порядке, — ответил недоумевающий Виктор.

— Над аэродромом «мессеры», пара. Немедленно подходите, поможете.

— Принял, где они, высота?

— Черт, — внезапно закричал комиссар, — что же он делает? Черт. Не ходи за ним, не ходи, — кричал он кому-то невидимому. — Черт! Все… Сбили.

— Да где они, где? — закричал Виктор. — Отвечайте.

— Над северной конечностью аэродрома, — глухим голосом ответил комиссар, — высота метров восемьсот, начинают разворачиваться.

Виктор в разрыве облаков увидел внизу деревню и, сориентировавшись, бросил истребитель в пике. Он немного ошибся, вынырнув из облаков в стороне от того места, куда планировал, но это уже не играло большой роли. Внизу, на фоне черно-белой, с редкими остатками снега землей, он увидел два знакомых хищных силуэта. Они закончили разворот и теперь начинали разгоняться вниз, видимо, собираясь проштурмовать аэродром. Позиция для атаки была почти идеальная, враги были ниже его и с меньшей скоростью. Он бросился на «мессеров», решив атаковать ведомого — это было проще и безопасней, беспокоясь только, чтобы самолет не рассыпался от такой скорости. Дистанция сокращалась, враги стремительно увеличивались в прицеле. Виктор уже вот-вот собирался открыть огонь, как атакуемый им самолет внезапно начал делать маневр, переходя на другую сторону от своего ведущего и ломая Виктору всю атаку. Он резко довернул, буквально чувствуя, как стонет от перегрузок его истребитель, загнал открывшийся самолет ведущего немца в прицел и зажал гашетки. Трасса уткнулась в фашистский истребитель, и он увидел, как у того по фюзеляжу пробежали вспышки разрывов крупнокалиберных пуль. Немец резко задрал нос, и Виктор, избегая столкновения, потянул ручку вверх и в сторону. Перегрузка навалилась страшной тяжестью, закрывая глаза, сдавила грудь. Под самыми облаками он резко развернулся, услышав по радио захлебывающийся голос комиссара:

— Молодец, Витя, молодец. Дымит, гад.

Ниже его и в стороне свечой, оставляя за собой сильный серый шлейф, в небо поднимался «мессер». Он все замедлялся, а потом резко сорвался в штопор, оставляя за собой дымную спираль, закувыркался к земле. Второй «мессер» был ниже и заходил в атаку на Виктора, атакуя в лоб. Виктор бросил свой «МиГ» ему навстречу и, видя, что «мессер» упрямо идет на него, дал своему самолету небольшой крен, отжал ручку от себя, насилуя двигатель, и дал ногу. Ходить с врагом в лобовые атаки он не собирался. Дымные трассы немца замелькали в стороне и выше, а Виктор боевым разворотом попытался зайти ему в хвост. «Мессер» подставлять свой хвост не пожелал, и они закрутились в хороводе, стараясь перекрутить противника. Держался враг хорошо, упорно. Виктор весь взмок от напряжения, с оконцовок крыльев срывались белые жгуты воздуха, но вскоре мало-помалу он стал одолевать. «Еще пару петель, — подумал Виктор, — и я его расстреляю». Но этим мечтаниям не суждено было сбыться, «мессер» резко рванул в сторону и на бреющем, словно распластавшись по земле, принялся удирать. Виктор гнал его пару минут, но «мессер» был немного быстрее, его самолет начал постепенно уменьшаться в размерах.

Виктор отвернул и полетел к аэродрому. Гоняться за «мессером», без шансов догнать, не входило в его планы. Немец, видя, что его не преследуют, плавно набрал высоту и скрылся в облаках.

Над аэродромом поднимался черный дым горящего самолета, неподалеку в поле лежали битый «Мессершмитт» и севший на брюхо «ишак». Туда от аэродрома уже бежали люди, и Виктор увидел, что пилот «ишака» жив и ходит вокруг своего самолета, рассматривая повреждения. Над всем этим безобразием уже набирала высоту тройка «ишачков».

Из кабины Виктор вылез мокрый, словно после душа, ноги немного подрагивали, он еще толком не пришел в себя, охваченный азартом и возбуждением боя. Подскочил Шаховцев, хлопнул его по плечу так, что Виктор слегка присел и сграбастал его в объятия. Подбежали техники и летчики и бросились его качать.

— Да вы что, братцы? — пытался отбиться Виктор, но безуспешно. Десяток сильных рук подбрасывали его вверх снова и снова…

Через два часа им дали команду на перелет. Виктор бросил прощальный взгляд на проплывающие под крылом крыши приютившей их деревеньки и тающий позади аэродром. Было немного грустно, очень много случилось здесь за эти месяцы. Радость первых побед, потери друзей и горечь поражений, все это переплелось и связалось с маленькой, затерянной в степи деревенькой.

Аэродром Шахта № 6 встретил их низкой облачностью и сильным боковым ветром. Взлетная полоса аэродрома была узкая, окруженная сугробами, и ошибка при сносе могла стоить поврежденного самолета, а то и жизни. Садились с большой опаской, Вахтанг из-за неправильного расчета заходил на посадку трижды, но справились, благополучно посадив машины на незнакомое поле. Комиссар ушел на КП, утрясать формальности по передаче самолетов, остальные остались у самолетов, осматриваясь. К ним подошли четверо «местных» летчиков, завязали обычные разговоры: про общих знакомых, про полеты. Шишкин, видимо, решив покрасоваться, словно спасаясь от жары, несмотря на продувающий ветер, распахнул комбинезон, демонстрируя всем орден. Один из подошедших, высокий капитан, со смуглым, окаймленным бакенбардами лицом, усмехнулся и распахнул свой. На гимнастерке у него сияли золотом и эмалью ордена Ленина и Красного Знамени. Игорь стремительно покраснел и под смешки летчиков застегнулся.

— А скажите, — спросил Виктор капитана, — Покрышкин, он у вас в полку летает?

— Да, есть такой, — улыбнулся тот, — а что?

— Да я слышал, он ас известный, очень много немцев сбил, хотел посмотреть…

— А Сашка-то у нас фронтовая знаменитость, оказывается, — засмеялся капитан. — Сбитые у него есть, — он прищурился, вспоминая, — два или три. Я точно не помню. Это подходит под очень много? — улыбнулся он. — Но летчик хороший, это да.

— Блин, — растерянно пробормотал Виктор, — наверное, это другой Покрышкин.

— Может, и другой, — легко согласился тот, — сам-то, сержант, хоть одного сбил?

— Да у меня уже пятеро, — невольно распрямив плечи, гордо ответил Виктор, — крайнего сегодня утром, прямо над аэродромом, завалил.

— Да ты силен, — усмехнулся капитан, но в голосе скользили уважительные нотки. — Переходи к нам, в гвардию. Нам как раз такие бойцы нужны.

Летчики засмеялись, и разговор плавно перескочил на другое, а Виктор стоял и размышлял о своем. Он читал мемуары Покрышкина и хорошо помнил, что у того к концу сорок первого года было около десятка сбитых. Его даже на Героя представляли, но не срослось. А здесь сбитых всего три или даже два. Ведь не будет же капитан ему врать? Зачем? Эти мелкие отличия наваливались друг на друга, их становилось все больше, и они постепенно разрушали привычную мозаику известной одному Виктору картины былой войны. А значит, это не его история. Скорее всего, это история другого мира. Пусть и очень похожего, но все-таки другого…

Виктор медленно подрулил к старту и выставил руку из кабины. Стартер возле руководителя полетов поднял белый флажок и отмахнул им в сторону направления взлета. Виктор плавно толкнул сектор газа, и мотор заревел, разгоняя почти трехтонный истребитель по взлетной полосе. Разогнавшись, он приподнял хвост самолета и через десяток секунд уже был в воздухе. Предстояло сдать последний зачет — воздушную стрельбу. Самолет-буксировщик давно взлетел и теперь неторопливо проплывал сбоку, таща на тросе конус. Для Виктора это было просто, разогнав машину, он загнал серый треугольник мишени в прицел, вынес упреждение и выпустил две короткие очереди. Тусклые желтоватые огоньки трассеров ткнулись в серый мешок, с него посыпалась какая-то труха. Значит, попал. Он, сделав еще пару кругов над аэродромом, пошел на посадку и, выпустив щитки, с небольшим перелетом сел. Все было просто и буднично, как и десятки раз ранее. Вот только летал он не на привычном «МиГе», а на новом самолете «Як-1». Вернее, самолет был не новым, машина была порядком истерта и потрепана многочисленными курсантами, но для Виктора она все еще была в новинку. Он неторопливо выбрался из кабины, с важным видом отдал парашют ждущему своей очереди молодому сержанту из пополнения и пошел к стоящим неподалеку друзьям.

С тех пор, как их группа сдала оставшиеся самолеты шестнадцатому гвардейскому полку, прошло уже полтора месяца. Осталась позади долгая эпопея кочевой жизни, когда они догоняли отбывший из Миллерова полк. Догнать его смогли только в Саратове, добираясь туда десять дней. Оттуда их сразу направили на переучивание в Багай-Барановку. Сюда прибыл их полк, чтобы стать одной из эскадрилий запасного авиационного полка — ЗАПа, на продуваемый всеми ветрами волжский аэродром, в котором ожидали своей очереди на переучивание сотни летчиков, а днем никогда не смолкал рев авиационных моторов. Именно на этом аэродроме Виктор вкусил все прелести тыловой жизни, жизнь в здоровенных, похожих на огромные силосные бурты землянках, походы в столовую и по расположению части только строем, обилие всяческих командиров. Даже помыться толком нельзя, их возили в баню за двадцать километров. Кормили тоже неважно, хотя, в принципе, хватало. Вдобавок летать давали по чайной ложке. Он был в ЗАПе уже месяц, а налетал всего семь часов. Молодым сержантам, пришедшим недавно из училищ, уделялось куда больше внимания. Но это, видимо, была политика руководства запасного полка, старички и так летать умеют, раз до сих пор живы, значит, можно за счет них подтянуть молодежь. Вот сейчас отстреляют последние летчики, и можно сказать, что их полк переучился на новую матчасть. Оставалось получить только новые самолеты и пополнить личным составов до штата. Но с личным составом проблем не было. Здесь сотни летчиков ждали своей очереди на переучивание, чтобы отправиться на фронт.

— Товарищ генерал-старшина, — Шишкин щелкнул каблуками, по-уставному козырнул, преданно вытаращил глаза и затараторил: — За время ваших полетушек в подразделении происшествий не получилось! Разрешите получить ваши, как всегда, гениальные замечания? — Он пытался говорить серьезно, но на лице расползалась ехидная ухмылка.

— Вольно, боец, — ответил Виктор, чувствуя, что тоже улыбается, — выдыхай. Вахтанг, что за чудную траву вы тут курили?

— Ему курить не надо, — все еще хихикая, ответил Вахтанг, — как и пить. Он и без того дурной.

— Как прошла охота на ворон? — уже спросил Шишкин. — Убил хоть одну? Ты ведь за этим сейчас летал?

— За этим, — ответил Виктор, — когда же дадут нормально летать на высший пилотаж? С этими полетами по кругу разве машину распробуешь…

— М-да, — грустно протянул Вахтанг, — пилотаж… пилотаж тут только на фронте будет. О, глядите, Васин садится.

Они дружно повернули головы и увидели, как заходящий на посадку «Як» плюхнулся прямо на посадочное Т, подпрыгнул в небо, снова плюхнулся и покатился по аэродрому, гася скорость.

— Хе, — Шишкин ядовито усмехнулся, — знатного козла отодрал наш командир новоявленный. Знатного. Теперь всем нужно срочно разбегаться, иначе сожрет. Эх, как же власть людей меняет-то.

Вахтанг грустно вздохнул, но одергивать Шишкина не стал, буркнул только:

— Хватит тебе уже…

Виктор сочувственно поглядел на Вахтанга. После ранения Шубина он был первым кандидатом на должность командира эскадрильи, к тому же кубарь старшего лейтенанта был не за горами, но более высокое начальство рассудило иначе. Еще не закончилось переформирование полка, а на должность командира второй эскадрильи уже назначили Лешку Васина. Учитывая, что майор Никифоров убыл из полка на повышение, а на его место пришел «варяг» — старший лейтенант Овчинников, это назначение выглядело странным. К тому же Лешка, став командиром, ужасно загордился, на остальных летчиков, столько времени летавших с ним бок о бок, стал смотреть свысока, подчеркнуто держался на расстоянии и частенько устраивал разносы по поводу и без.

Зато Виктору от начальственных инициатив немного перепало. Его внезапно повысили в звании до старшины и назначили командиром звена. Приказ был старый, когда он был еще на фронте, но узнал об этом Виктор только здесь. Правда, подчиненных у него было всего двое, и ему с ними не особенно повезло. На должность младшего пилота ему в звено назначили сержанта Артема Пищалина, молчаливого пермяка, лет девятнадцати. Был он худой, тонкошеий, с покрытым прыщами лицом и узкими плечами. И хотя был он старательный и исполнительный, а Виктора безмерно уважал, но все равно благодаря своему внешнему виду уважения у командира не снискал. Вдобавок летал он слабенько, а учитывая сжатые сроки переобучения и скудный лимит бензина, перспектив выучиться получше у него было очень мало. Да и второй подчиненный оказался тем еще подарком, хотя это был весьма опытный боец с налетом не меньше, чем у Саблина. Старшим пилотом в его звено, к всеобщему удивлению, назначили Шишкина. И хотя его тоже повысили в звании до старшего сержанта, Игорь озлобился. Служить под началом лучшего друга, которого сам когда-то водил в бой, он посчитал чуть ли не оскорблением. Он не говорил об этом прямо, но его былые шуточки и подколки, далеко не всегда смешные, стали куда более ядовитыми и уже начинали напрягать. И если в небе с Игорем никаких проблем не было и быть не могло, то на земле они начинали вызревать. К тому же Игорь сразу невзлюбил Пищалина и при случае старался отравить ему жизнь, как мог.

Вдобавок ко всему Виктор так и не увидел Таню. Когда они прибыли в полк, в Саратов, ее уже не было, хотя в тыл она ехала со всеми, под присмотром дяди. И куда Таня пропала, никто толком сказать не смог. Он, выбрав удобный момент, даже попытался расспросить майора Пруткова, но в ответ услышал только неприкрытую угрозу, чтобы Виктор не совал нос не в свое дело и что, если он увидит Виктора рядом с Таней, то лучше уж сразу сам вешается. Это все сопровождалось обильными матюгами. Такой неприкрытой злобе Саблин искренне удивился, раньше с майором у него отношения были нормальные, и с чего он так взъелся, Виктор не понимал. В общем, обстановка в тылу казалась ему хуже горькой редьки, и фронт начал казаться довольно милым местом.

Вчера они фактически закончили обучение, совершив групповые полеты в составе звена иэскадрильи. Вылеты прошли слабо, Пищалин в строю держался плохо, его самолет все время плясал по высоте, то отставал от Виктора, то опасно сближался. Впрочем, так летали почти все новые пилоты, но Саблин все равно получил знатный нагоняй от инструктора. От нечего делать, в ожидании, когда же что-то прояснится в их долгом тыловом ожидании, Виктор взялся учить Пищалина взаимодействию в паре пешим по-летному. Шишкин к затее Виктора отнесся с изрядной долей веселья, но комментировать и издеваться над Пищалиным не стал. Вчера его основательно пропесочили на комсомольском собрании, он вроде бы затих, но в его прищуренных глазах все равно затаилось что-то невысказанное, затаенное. Виктору на этом собрании тоже досталось за нечуткое отношение к подчиненным, и он теперь гадал, стуканул ли это Пищалин, или же это была инициатива недавно пришедшего в эскадрилью политрука. Но деваться было некуда. Возможно, в бою от действий Пищалина будет зависеть и его жизнь, а умирать из-за плохо обученного подчиненного не хотелось.

— Пищалин, даю команду на поворот налево. Куда суешься? Прямо иди. Ты же от меня справа, значит, должен дождаться моего разворота. Да, так, — они ходили в стороне от всех, растопырив руки, имитируя полет. Остальные летчики только посмеивались, глядя на троицу.

— Шишкин, ты у нас «мессера» будешь изображать, давай, строй атаку слева, — Виктор слегка осип от постоянных команд, но дело того вроде стоило. Артем, по крайней мере на земле, уже начал понимать основные принципы взаимодействия в паре. Глядишь, и в воздухе не будет тупить.

— Пищалин, ты же в кабине находишься, а не у тещи на блинах, головой верти, чего в сторону пялишься?

— Начальство идет, — тихо ответил Пищалин и как-то незаметно вжал голову в плечи.

К ним, заинтересованно посматривая, подходили двое. Один в представлении не нуждался, это был начальник штаба — Прутков. А вот второго, молодцеватого майора в новеньком реглане, Виктор видел впервые.

— Отрабатываете? — спросил Прутков. — Молодцы! — Голос у него глуховатый и равнодушный.

— Сколько у вас общий налет? — спросил майор. В отличие от Пруткова, он оживленно разглядывал летчиков.

— Общий налет двести семьдесят один час, из них на «Яке» — восемь, — ответил Саблин.

— Двести восемьдесят, из них на «Яках» семь, — добавил Шишкин.

У Пищалина оказалось сорок часов налета и пятнадцать на «яках». Засиявший было при ответах Виктора и Игоря капитан при виде Артема слегка скривился. Он задал еще несколько вопросов, и они с майором ушли.

Загадка их прихода разрешилась следующим утром, когда Саблина, Шишкина и Пищалина вызвали в строевой отдел. Там незнакомый старлей сообщил, что их переводят в другой полк.

— Срочно сдайте полученное вещевое имущество, оформите документы и езжайте в Саратов, вот адрес, найдете. Там доложите командиру 364-го полка о прибытии в его распоряжение.

Из штаба Игорь с Виктором вышли ошарашенные. Растерянно переглянулись и уныло пошли сдавать старшине постельное белье. Пищалин, наоборот, обрадовался и побежал на склад получать обмундирование.

Через два часа троица уныло топталась в автопарке БАО, ожидая попутную машину на Саратов. Вот и остался позади еще один кусочек их жизни. Осталась позади короткая учеба в запасном полку. Остались полковые друзья, которые, возможно, уже скоро получат новые самолеты и отбудут на фронт. А их ждала пугающая неизвестность…

— Это все Прутков, — сказал Игорь. — Из-за Таньки. Вот сучонок…

Такая мысль давно крутилась у Виктора в голове, и он согласно кивнул:

— Похоже на то.

— Ну, ты ей хоть вдул? — спросил Шишкин. — Ты же так и не рассказал ничего. Хоть не зря страдаем?

Виктор отрицательно помотал головой. Говорить не хотелось, внутри все кипело от злости на Пруткова.

— Витька, ты лопух, — Игорь возмущенно плюнул под ноги. — Это ж надо так обосраться? Таньке не вдул, от Любки сбежал. Ты вообще нормальный? Я, кстати, эту Любку потом отжарил, — похвастался он. — Ничего так, горячая бабенка.

Игорь в последнее время изменился. Если раньше он был полковым моралистом и, кроме своей Нины, с которой у него в лучшем случае было несколько поцелуев, никого не признавал, то теперь на женщин он все чаще смотрел расчетливым взглядом циника. Исключительно с точки зрения перспективы затащить их в койку. Даже своей девушке он стал писать гораздо реже. Может, тому виной были немногочисленные походы с Вахтангом, а может, короткая интрижка по дороге в Саратов. Тогда они, в Сталинграде, два дня ожидали поезда, Игорь пошел в кинотеатр и там склеил какую-то женщину. Где он с ней провел время и как, Игорь не распространялся, но пришел довольный, как объевшийся сметаной кот, за что и получил нагоняй от Зайцева. Тем не менее сейчас он, видимо, полагал себя великим покорителем женских сердец.

Пищалин слушал их разговор, приоткрыв рот, и его торчащие под пилоткой уши покраснели. Худой, в солдатских обмотках и длинной шинели, он совсем не походил на летчика.

— Пищалин, чего рот раскрыл? — накинулся на него Игорь. — Ворона залетит.

Артем что-то невнятно буркнул и отвернулся. Легкий ветерок играл пробивающейся зеленой листвой деревьев, солнце начало припекать. Виктор, прищурившись, смотрел на кувыркающиеся в небе самолеты, слушая доносящийся несмолкающий гул авиационных моторов. Истребители, мелькающие в небе маленькими черточками, поднимались в небо и садились один за другим. ЗАП жил своей жизнью, готовил фронту летчиков.

Остановилась полуторка, старая колымага, не ремонтированная, должно быть, со дня появления на свет. Они запрыгнули в кузов и прижались к борту, стараясь держаться подальше от пустых топливных бочек. Машина, скрипя и скрежеща, тронулась, оставляя за собой облако пыли. Виктор застегнул реглан, поднял ворот и, задумавшись, смотрел в небо. Впереди была полная неопределенность: неясное, а оттого и немного пугающее назначение в новый полк и три долгих года войны. Небо над головой сияло голубой краской, белели редкие комки облаков. Сколько раз он поднимался туда на самолете, сколько раз разглядывал его с земли, оно всегда, и сейчас, и в будущем, и в прошлом, оставалось одинаковым. Оно было равнодушным ко всему, беспристрастно рассматривая сверху страны и континенты, крупные мегаполисы и затерянные в глухих таежных дебрях деревеньки, снующих внизу человечков с их глупыми мыслями и желаниями. Видело небо и пустую проселочную дорогу с отчаянно пылящей по ней полуторкой и сидящего в кузове Виктора. Но куда приведет его эта дорога, не знало даже оно.

(обратно) (обратно)

Роман Юров «Як»-истребитель. Чужая судьба

Глава 1

Тройка «Яков» летела на высоте метров пятьсот. Под ними стремительно неслось безбрежное земное море, устланное аккуратными зелеными квадратами полей, проплывали небольшие деревеньки, редкие рощи. Вот впереди засеребрилась на солнце узкая лента реки, и Виктор снова глянул на карту. Вроде все правильно, река Красная там, где и должна быть, а значит, они идут верно. Он машинально оглянулся. Истребители ведомых – Шишкина и Пищалина – летели рядом, чуть сзади и выше. Пищалин застыл белым деревянным идолом, Игорь же, увидев, что Саблин смотрит в его сторону, оскалил зубы в ухмылке и показал большой палец: «Мол, все нормально, командир. Не дрейфь!» Вскоре заблестела речка поменьше, с очень странным названием Жеребец, показался небольшой городок. Где-то здесь, неподалеку от Купянска, должен быть их аэродром, однако, кроме полей, внизу Саблин ничего не обнаружил. Пришлось сделать пару кругов, и лишь потом он увидел висящие чуть южнее дымки сигнальных ракет – прилетевшие раньше однополчане помогали им сориентироваться. Виктор снова бросил взгляд на карту и, убедившись, что это действительно то, что им нужно, качнул крыльями, распуская звено, пошел на посадку. Осторожно, на малых оборотах, подойдя к посадочному «Т», убрал газ и мягко запрыгал по полосе. Подрулив к одному из капониров, выключил мотор. Истребители Игоря и Артема уже бежали по траве аэродрома, гася скорость. Увидев у палатки, рядом с высоким сухим деревом, командира полка майора Дорохова и начальника штаба майора Яковлева, Виктор вылез из кабины и побежал докладывать:

– Товарищ майор! Звено старшины Саблина прибыло на фронт!

– Ну что ж, поздравляю с прибытием, – улыбнулся уголком рта майор. – Почему задержались? Мы вас два часа назад ждали.

– На аэродроме не оказалось топлива. Ждали, пока БАО подвезет.

– Ладно. Как заправитесь, сидите в готовности № 1. Сигнал на вылет – зеленая ракета.

Виктор козырнул и побежал к самолетам. Сидеть в кабине одетым в реглан было очень жарко – июньское солнце висело прямо над головой и немилосердно припекало. «Надо бы зонт сюда приспособить, – подумал он, обливаясь потом, – только где же его тут найдешь». Он как мог максимально расстегнул реглан и задумался, вспоминая недавние события. Явившись по указанному в строевом отделе адресу, они оказались в штабе 364-го полка. Командиром его оказался тот самый майор, что расспрашивал их в ЗАПе про налет и количество вылетов. И сразу же звено Виктора было зачислено в штат полка, в первую эскадрилью. Командир сначала хотел было раскидать их по разным, но Виктор все же уговорил, мотивируя тем, что они уже слетались. Затем события завертелись очень быстро. На другой день они поехали на авиационный завод принимать и облетывать самолеты. На это ушло целых два дня. Потом еще неделю полк провел под Саратовом, совершая редкие тренировочные вылеты, и вот позавчера наконец полетели на фронт.

Фронт обернулся суетой, хорошо различимой с высоты самолетной кабины, – обустройство полка шло полным ходом. Над стоянкой второй эскадрильи разносился щедрый ор: там, окруженный внушительной свитой, величественно шествовал Тархов – инженер полка. Он распекал всех, кто попадался ему на глаза, и Виктор видел, как пространство на пути начальника стремительно пустело. Красноармейцы из БАО рыли щели, целая бригада бойцов возилась, отсыпая самолетный капонир, механики из второй эскадрильи разгружали полуторку, привезшую воздушные баллоны. Одетые в новенькое, с иголочки, обмундирование, они носились перепуганными зайцами, резко контрастируя с вальяжными, хоть и потасканными красноармейцами БАО. Те работали с ленцой, им фронтовые будни успели уже надоесть…

К самолету Саблина подошел командир первой эскадрильи, старший лейтенант Руслан Хашимов, невысокий щуплый татарин. Он задумчиво побарабанил пальцами по законцовке крыла саблинского «Яка» и уселся рядом, в тени большого куста черемухи.

– Вроде гудит, – наконец сказал он, прищурившись, вглядываясь в небо.

Виктор равнодушно пожал плечами, он ничего не слышал.

– Точно гудит, – обрадованно сказал Руслан.

Подошли комиссар их эскадрильи – старший политрук Сергей Авдеенко и летчики – сержанты Гармаш и Матвеев, расселись рядом. В небе, со стороны фронта, появилась группа самолетов, шесть машин. По силуэтам было видно – «Яки». Они шли беспорядочно, на растянутых интервалах и дистанциях.

– Вели бой, – флегматично констатировал Виктор.

– Похоже, так и было, – думая о чем-то своем, согласился Хашимов.

Сержанты и Авдеенко вскочили и с волнением жадно всматривались в небо, им еще не доводилось драться с врагом, и теперь они, должно быть, завидовали садящимся товарищам. Руслан лениво на них глянул, понимающе хмыкнул и невесело подмигнул Виктору. Ему уже довелось воевать против немцев, под Москвой, и теперь он заслуженно гордился орденом Ленина. Однако, судя по внешнему виду, радости от того, что придется это делать снова, Хашимов не испытывал. Виктор тоже посмотрел на радостно-возбужденные лица необстрелянных летчиков, и ему стало грустно. Сколько из них останется в живых через пару недель? Да будет ли жив он сам?

Над деревней подходящие истребители спикировали к земле, видимо, чтобы не демаскировать аэродром, и начали заходить на посадку. Виктор привстал на своем сиденье – вдруг дадут ракету, чтобы прикрыть посадку группы. Но никаких сигналов не было, самолеты садились один за другим и рулили по полю к своим стоянкам. Аэродром заполнил рев моторов, перекрывающий громкие крики техников, началась неизбежная суета. Он снова плюхнулся на сиденье, его это все не касалось.

Отбой готовности дали только поздно вечером. Он выполз из кабины, одуревший от жары, мокрый, словно после бани. Пищалин и Шишкин выглядели не лучше. Солнце уже заходило, когда они, поужинав на аэродроме, пошли ночевать в деревню. Полк сегодня выполнил двадцать четыре боевых вылета, прикрывая наши войска. Летчики провели два коротких воздушных боя с «мессерами», впрочем, с обеих сторон безрезультатных. Но это не мешало сейчас молодым летчикам оживленно размахивать руками, пересказывая по пятому разу перипетии схваток. Виктора эта болтовня уже раздражала, от перегрева разболелась голова.

Расположили их на постой в хате, где жили старые дед с бабкой. Разглядев в свете керосинки замызганные стены и разбегающиеся полчища тараканов, Виктор скривился и ушел спать на сеновал. Укрывшись регланом, он разглядывал сквозь щели в крыше звезды и вдыхал дурманящий запах разнотравья свежего сена. Вскоре к нему присоединился Шишкин. Он развалился рядом, злобно бормоча и непрестанно почесываясь.

– Завтра полетим, – сказал он после долгого молчания. – Черт, у них там клопы, что ли? Всего искусали.

– Наверное, полетим, – согласился Виктор. – Ты это, за Пищалиным тоже посматривай.

– Может, ну его? Я же ему не нянька. Жить захочет – выкарабкается. И вообще, баба с возу, кобыле легче.

– Да ладно тебе, Игорь, хорош злобствовать! Жалко парня, пропадет ни за грош.

Они снова замолчали, Виктор уже собирался засыпать, как Игорь, внезапно повернувшись к нему, зашептал:

– Тут болтают, что на фронте полная жопа. Под Харьковом немцы несколько наших армий окружили. А в сводках про это – ни гу-гу. Только разговоры про тяжелые бои на Юго-Западном направлении.

– Я знаю, – так же тихо ответил Виктор. – Они сейчас окруженных добивают, потом перегруппируются и, скорее всего, на юг попрут. Прямо на нас. Так что жди.

Игорь негромко выматерился и замолчал.

И снова под крылом мелькала земля, серебряной змеей поблескивал Северский Донец. Внизу виднелись зигзаги траншей, беззвучно вздымались черные фонтаны разрывов: наша пехота вела бой, а шестерка летчиков второй эскадрильи прикрывала их с неба. Лидировал Хашимов, с ним, в тройке, летели старший сержант Кузьмичев и Гармаш. Комэск взял в вылет всех имеющий боевой опыт летчиков эскадрильи. В его тройке таким был Кузьмичев, успевший поучаствовать в боях под Москвой. Из четырех имеющих боевой опыт летчиков эскадрильи в небе сейчас были все четверо. В принципе оно и правильно, видимо, комэск решил вводить в бои молодых летчиков постепенно, оставляя им больше шансов выжить.

Виктор глянул на приклеившегося слева Пищалина. Лицо того было белым, он все время беспокойно озирался по сторонам. Саблин усмехнулся, когда-то он тоже был таким: желторотым, головой крутил, но ничего-то и не видел. Время их патрулирования подходило к концу, когда в небе появились «мессеры». Сперва подошла одна пара и сразу ушла выше, в сторону солнца. Затем появилась еще четверка. Они немного покружили в стороне, а потом начали подходить ближе, стараясь занять позицию прямо над ними. Вскоре одна пара «мессеров» начала пикировать вниз, в атаку. Тройка Хашимова встретила их очередями в лоб, на горке, и тут же на них, зависших без скорости, свалилась оставшаяся четверка. Этих пришлось отгонять звену Виктора. Дальше самолеты смешались в кучу. Виктор хотел атаковать одиночного «мессера», но тот, имея преимущество в скорости, легко оторвался и ушел вверх. Как оказалось, в плане скороподъемности его новый истребитель мало чем отличался от «МиГа» и тоже проигрывал вражеским машинам. Пока он гонялся за немцем, в хвост ему уже зашла пара «мессеров», но их отогнал Шишкин. Бой завершился так же стремительно, как и начался. Через минуту противники уже летели на свои аэродромы. Видимо, у немцев горючее тоже было на исходе.

После посадки без всяких разборов отправились на обед. Кормили тут же, на аэродроме, в большой парусиновой палатке.

– Витька, – спросил Игорь, аккуратно дуя на ложку с горячим супом, – зачем ты за «мессером» погнался? У него же скорость, один черт, выше была.

– Да он, гад, прошмыгнул рядом. Думал, достану из пушки.

– Ну и как, достал? – ухмыльнулся Шишкин. – К тебе сразу пара начала пристраиваться.

– Да я видел. – Виктор, обжигая губы, отправил в рот еще одну ложку вкусного супа. – Увернулся бы.

– Пищалин, – не унимался Игорь, – а ты чего видел?

– Да толком и не видел ничего. – Артем смущенно покраснел. – Только самолет с крестами мелькнул рядом, и все…

– Это нормально, – пресекая дальнейшие разговоры, высказал свое веское слово Хашимов. – Ты, главное, в первых полетах ведущего держись. Остальное со временем придет. Через это все летчики прошли, так что здесь смущаться нечему.

– Слушай, Руслан, – Виктор с Хашимовым давно перешли на «ты», – а чего бы и нам парами не летать? Ведь очень удобно. Мы так зимой еще на «МиГах» летали. Перестраиваться – милое дело. А сегодня как вышло – решил «мессера» атаковать, сделал резкий маневр, и у меня звено сразу распалось. Было бы радио, я бы предупредил хоть. А так правый ведомый под меня ушел, чтобы не столкнуться, левый оторвался на развороте. И выходит, что гоню я «мессера», а ведомые далеко сзади болтаются.

– Делай плавные развороты, – улыбнулся Руслан, – заранее сигнализируй. А ты своим колпаком закрылся и летаешь сам по себе.

– Так было бы радио – предупредил.

– Опять ты со своим радио? Мы это в Саратове уже проходили. Ерунда получается и треск сплошной. Если тебе так передатчик нужен, то хрен с ним, забирай. Скажу инженеру, чтобы переставили. Только кто его тебе настраивать будет?

– Если механика по радио долго бить, – усмехнулся Виктор, – то он обязательно настроит. Вот в прежнем полку был толковый. Гольдштейном звался. Сам метр с кепкой, – Виктор показал, какого роста был Гольдштейн, – зато радиосвязь как часы работала. А наш Воропаев только и умеет, что ныть. То у него экранировка сети виновата, то еще чего… плохому танцору завсегда яйца мешают.

– Ты, Витя, мне техников не калечь, понял? А насчет пары ты хитро придумал. Вы с Шишкиным будете вдвоем геройствовать, а с молодыми кто?

– Так я не говорил, что с Шишкиным в паре буду, – сразу пошел на попятную Виктор. Игорь при этих слова надулся и обиженно засопел. – Могу с Пищалиным летать или еще с кем. И Игорю можно кого-нибудь из молодых дать.

– Подумаем, – пожал Хашимов плечами, – это надо с командиром обкашлять…

…Следующий вылет они совершали на прикрытие штурмовиков «Ил-2». Виктору еще не доводилось сталкиваться в небе с этими самолетами, и он с интересом наблюдал, как плывут над степью эти камуфлированные труженики войны. Девятка штурмовиков шла низко, почти на бреющем, и истребителям прикрытия пришлось спуститься ниже. Они шли на высоте восемьсот метров, шестеркой, во главе с капитаном Жуковым – начальником воздушно-стрелковой службы полка. Он с тройкой из Авдеенко и Гармаша шел слева от группы подопечных, Виктору и его ведомым пришлось идти справа. Над линией фронта штурмовики немного набрали высоту, избегая обстрела. С земли потянулись тонкие трассы пулеметных очередей, но огонь был редкий и вскоре затих.

Виктор принялся беспокойно озираться, скоро стоило ожидать появления «мессеров». Но небо было чистое, лишь над линией фронта оно темнело от дыма многочисленных пожаров. Километрах в пятнадцати от фронта они обнаружили транспортную колонну, машин с полсотни. Штурмовики, сделав небольшую горку, устремились в атаку. Колонна огрызнулась пулеметным огнем, небо наполнилось ярко-красными шарами эрликоновских снарядов. Одна из таких очередей прошла в опасной близости от его истребителя, Виктор резко изменил курс и дал самолету небольшое скольжение.

Штурмовики уже работали по немецким машинам. Сверху была хорошо видна их атака, выглядела она очень красиво. Сперва они отработали бомбами, и головная часть колонны скрылась в дыму разрывов. После захода строй «Илов» растянулся, и теперь они напоминали беспорядочный рой. На земле одна из вражеских машин горела, другая лежала перевернутая вверх колесами, несколько автомобилей столкнулись. Маленькие серые фигурки неприятельских солдат разбегались по полю, стараясь оказаться подальше от дороги. Зенитный огонь сразу ослаб, и штурмовики вторую атаку проводили почти беспрепятственно. Из-под их крыльев вылетали хвостатые кометы эрэсов, пушки и пулеметы озарились частыми вспышками выстрелов. Иглы трассеров потянулись к замершим внизу автомобилям. Колонна снова утонула в дыму. В самом центре ее внезапно показался сильный столб пламени и повалил густой черный дым, видимо, зажгли бензозаправщик. К горящей автомашине добавились еще четыре.

Картина разгрома немецкой колонны радовала. Такое вот эффективное действие нашей авиации Виктор видел впервые. Штурмовики завершили атаки и потянули домой, на восток. Они шли, сильно растянувшись, замыкающая машина далеко отстала от группы, за ней тянулся еле видимый серый след. К недавней радости Виктора примешалось недоумение: «Зачем уходить? Ведь боезапас далеко не расстрелян. Зенитки почти не стреляют, «мессеров» не видно – чем не полигон?» Но ведущий штурмовиков думал иначе. Снова начались восьмерки и боль в глазах – летящих на бреющем штурмовиков видно было очень плохо: сливались с землей. Да и небо забывать тоже не следовало – «Мессершмитты» могли появиться в любую минуту.

И действительно, далеко на западе Виктор разглядел темные точки спешащих самолетов. Но немцы опоздали. Под крыльями краснозвездных машин уже мелькали окопы линии фронта, а спереди сиял отражающимся в воде солнцем Северский Донец. Едва перелетев реку, отставший «Ил» стал снижаться и с ходу плюхнулся на пузо, подняв огромный столб пыли. Виктор увидел, как выбравшийся на крыло летчик машет им шлемофоном. Значит, жив и здоров.

Неподалеку от аэродрома они встретились с пятеркой «Яков» из второй эскадрильи, приветственно покачали крыльями и разошлись каждый своим маршрутом. После посадки, едва заправили истребители, как вновь последовала команда на вылет. Опять пришлось утюжить воздух над позициями своей пехоты. Тем приходилось несладко – вели бой против танков. Сверху хорошо было видно, как в направлении наших траншей неторопливо ползут маленькие букашки вражеских танков, перебегают цепи немецкой пехоты. Наши позиции то и дело скрывались в фонтанах разрывов, казалось, что там не может уцелеть ничто. Виктору хотелось им помочь, но чем? Снаряды его пушки против танков бессильны, а стрелять из пулеметов по атакующей пехоте – только переводить патроны. Эх, был бы у него сейчас штурмовик. Однако наша пехота, несмотря на ураганный огонь, неплохо справилась и сама – сперва задымила одна бронированная букашка, потом быстро загорелась другая. Остальные нерешительно принялись пятиться назад. Немецкая авиация снова не появилась, и они, отлетав положенное время, вернулись на аэродром.

В ожидании нового вылета, спасаясь от солнца, летчики расселись прямо на траве, под крылом командирского «Яка». Лениво переговаривались, обсуждая прошедший вылет, гадали, когда и куда придется лететь в следующий раз. Виктор в разговорах не участвовал, разлегшись на реглане, он задумчиво грыз травинку и думал о Тане. Очень хотелось ее увидеть и объясниться. Только где ее сейчас искать, Советский Союз – страна большая. Был бы адрес, он бы написал ей письмо. Но адреса не было, не было вообще ничего, даже ее фотокарточки.

Снова послышался гул моторов – это возвращались летчики второй эскадрильи. Над Новоосиново их самолеты привычно спикировали к земле и начали заходить на посадку. Последний «Як» отстал от группы и, возможно обрадовавшись, что он уже дома, а может, еще почему, вместо того чтобы садиться, он закрутил петли. Его пилот, увлеченный пилотажем, не заметил, как из-за облаков в хвост его истребителя зашел «Мессершмитт». Порыв ветра донес до летчиков звуки стрельбы. «Як» вздрогнул, свалился в штопор, но у земли выправился и потянул к аэродрому. «Мессершмитт» шел за ним сзади как привязанный и короткими очередями расстреливал «Яка», пока тот не рухнул за одним из капониров, взметнув к небу столб огня и дыма.

Летчики вскочили со своих мест, потрясенные. Пара «Яков», не успевших еще сесть, спешно убирая шасси, погналась было за обидчиком, но тот, издевательски крутанув победную бочку прямо над аэродромом, быстро уходил. Оставив далеко позади своих преследователей, «Мессершмитт» свечкой ушел к облакам и, сделав еще одну бочку, скрылся в их белой вате.

Сбитый «Як» горел долго, полыхая адским костром и выплевывая в небо густой черный дым. Тушить его даже не пытались – в огне пламени рвался нерасстрелянный боезапас. Виктор с остальными летчиками ходил на место трагедии позже, когда огонь уже стих. От новенького, сделавшего всего несколько вылетов самолета остался только искореженный трубчатый каркас да оплавленная кочерыжка мотора. От летчика осталась только горсть пепла на сиденье. Вот так глупо погиб штурман второй эскадрильи старший лейтенант Балабаев, весьма опытный летчик. Виктор с ним был мало знаком, но эта смерть оставила очень неприятный осадок и у него, и у остальных летчиков полка, особенно молодых сержантов.

Вечером Воропаев – механик по радио их эскадрильи – начал устанавливать на его истребителе передатчик. Виктор сидел с остальными летчиками неподалеку и наблюдал, как тот долго возится в кабине. Работал Воропаев неторопливо, лениво, часто устраивал перекуры, балагурил с механиками. Вскоре его длинная сутулая фигура начала Виктора раздражать. Он решительно подошел к нему и сказал:

– Как успехи, Воропаев? Сделал уже?

Тот почесал кончик носа и, нахмурившись, буркнул:

– Поставил, только толку с того…

– Поставил – это хорошо, теперь настрой. Чтобы с приемника Шишкина и Хашимова меня было отлично слышно.

– Да как я настрою? – снова начал свою песню Воропаев. – Тут металлизация проведена кое-как, экранировка зажигания вообще полное говно…

– Воропаев, – Виктор недобро улыбнулся, – меня не интересует металлизация и прочая хрень. Меня интересует устойчивая радиосвязь. – И видя, что тот пытается что-то возразить, жестко сказал: – Ты у нас механик по радио или кто? Смотри, не будет связи – пойду ходатайствовать к командиру полка, чтобы тебя в пехоту перевели. На хрен ты тут нужен, такой красивый, если радио не работает? Понял меня?

Воропаев ничего не ответил. Он зло, исподлобья глядел на Саблина, лицо его пошло пятнами.

– Жора, – подошел Виктор к своему технику, – присмотри за этим типом. Не нравится он мне…

Жора Богуш, молодой парень лет девятнадцати, согласно кивнул, на лице у него расплылась щербатая улыбка. Своего командира он очень уважал и весьма гордился тем, что именно он готовит саблинский самолет к вылетам…

* * *

…Девятка «Юнкерсов» появилась внезапно. Еще несколько секунд назад стена наплывающих с запада облаков была чистой, а теперь на ее ослепительно-белом фоне темнели точки фашистских бомбардировщиков. Это были пикировщики, прозванные на фронте «лаптежники» из-за своих неубирающихся, покрытых обтекателями шасси. Причем выскочили не одни, вслед за ними из облаков вынырнула пара «Мессершмиттов», потом еще одна и еще. Виктор, сперва обрадованный такому везению, сник. Шестерка их «Яков» легко могла растрепать девятку «лаптежников», но в бою против «мессеров» придется туговато.

– Саблин, – в наушниках Виктора раздался искаженный помехами голос Дорохова, – с Пищалиным атакуйте «мессеров». Шишкин, с нами бьешь «лаптежников». Атакуем!

Истребитель Игоря стремительно откололся от остального звена и бросился догонять ушедшую вперед тройку командира. Виктор поежился. Драться вдвоем против шести, да еще с молодым ведомым – верный способ не дожить до пенсии. Да и радиосвязи с Пищалиным нет, а значит, управлять им толком не получится. Но приказ выполнять надо, и он, обреченно сглотнув, начал сближаться с немецкими самолетами.

Немцы словно чувствовали себя хозяевами положения и с ходу бросаться в бой не спешили. Одна пара отошла в сторону, набирая высоту, вторая явно нацелилась сорвать атаку командира на «Юнкерсы», третья пошла на Виктора. Самолеты сближались на бешенной скорости, Виктор сжался перед прицелом, готовясь открыть огонь, но немцы в лоб не пошли, резко отвернули и боевым разворотом ушли наверх. Тогда он с ходу довернул на летящую чуть ниже пару, что пыталась спереди сверху атаковать звено их командира. Расстояние было великовато, да и ракурс кошмарный, но тем не менее он дал пару коротких очередей по ведущему «мессеру». Впрочем, безрезультатно.

Сверху на его машину уже пикировала пара «мессеров», пришлось боевым разворотом уворачиваться из-под их атаки. Истребитель Пищалина отстал, и Виктор увидел, как в хвост его ведомому заходит другая пара фашистских самолетов. Помочь ему Виктор сейчас не мог ничем. Благо прямо впереди, над головой, оказалась стена облаков.

– Есть! Один горит! Шишкин, повтори атаку на «Юнкерсов», я прикрою. – Командир, охваченный азартом боя, говорил быстро и невнятно, Виктор едва разбирал его фразы. – Саблин, держи верхних. Сколько можно держи.

Виктор нырнул в облака и, резко развернувшись в этой трясучей вате, выскочил обратно. Быстро осмотревшись, он с огорчением обнаружил, что Пищалина сзади не оказалось. Ниже него одна пара «мессеров» начинала пикировать вниз. Другая пара ходила выше, прямо над головой, впереди и немного ниже упрямо шли вперед «Юнкерсы». Правда, их некогда красивый клин распался, теперь они больше напоминали нестройную толпу. Вслед за «Юнкерсами» тянула пара «Яков», еще два наших истребителя клубком сцепились с парой «мессеров». От «Юнкерсов» к «Якам» тянулись дымные следы трассеров – стрелки явно не хотели оказаться под огнем советских истребителей.

Виктор сразу бросил свой самолет вниз, на разгоняющихся для атаки «мессеров». Те, видимо, хотели сбить нашу пару, что атаковала «Юнкерсы». Скорость быстро росла, его истребитель начал немного подрагивать от нагрузки, однако догнать пикирующих «мессеров» Виктор не смог. Тогда, пытаясь сорвать их атаку, он принялся бить им вдогон из пулеметов. Это подействовало, «мессеры» вышли из пикирования и пошли по прямой. Он увидел, как внезапно один из «Юнкерсов» загорелся, и, выбрасывая оранжево-черный язык огня и дыма, начал заваливаться на крыло. Остальные, торопливо сбрасывая бомбы, отворачивали.

Видя, что внизу все нормально, Виктор продолжил преследовать пару немцев, благо, что после выхода из пикирования дистанция между самолетами резко сократилась, к тому же, к его великой радости, «мессеры» потянули вверх. «Сейчас я их на горке срежу, – подумал он, – сами подставились». Но, к его удивлению, немецкие истребители вновь стали удаляться. Они плавно уходили вверх, а его «Як» неумолимо отставал, несмотря на максимальные обороты двигателя. Понимая, что немцев уже не догнать, Виктор опустил нос самолета, разгоняясь, и машинально оглянулся по сторонам. Сзади, метрах в пятидесяти от своего хвоста, он неожиданно увидел желтый капот «мессера». Враг уже водил носом, прицеливаясь, и желудок у Виктора неожиданно провалился куда-то к копчику, ладони вспотели. Он резко свалил свой истребитель на крыло, дал ногу и ушел переворотом вниз, почти физически ощущая, как совсем рядом рвут воздух вражеские пули. Немец проскочил и ушел вверх, следом мелькнула тень его ведомого, а сверху в атаку на него заходила еще одна пара «мессеров». С большим трудом увернувшись от их огня, трассы снова прошли над самой кабиной, Виктор начал тянуть к облакам. Требовалась хоть какая-то передышка.

– Все, отходим, – донесся усталый голос командира. – Авдеенко, тяни на свою территорию, тут близко. Саблин, где ты есть?

Виктор увидел, как в стороне показалась беспорядочно летящая четверка «Яков», один из них дымил и как-то неуверенно покачивался. Выше и чуть в стороне от них летели два «мессера». Он довернул в сторону наших самолетов, пытаясь догнать своих, но очередная пара «мессеров» снова упала сверху, пришлось уходить в глухую оборону. «Мессеры» играли с Саблиным, как кот с мышью, непрестанно атакуя с разных направлений. Они ходили над ним четверкой, поочередно пикируя и так же стремительно уходя вверх, а он ничего не мог с ними поделать. Если бы не хорошая маневренность «Яка», Виктора уже давно бы сбили. Пока удавалось выживать, но долго так продолжаться не могло. Наконец улучив удобный момент, Виктор рванул в сторону ближайших облаков. На хвосте висела пара «мессеров», он отчаянно бросал самолет из стороны в сторону, не давая им прицелиться. Дымные трассы мелькали с разных сторон, иногда что-то щелкало, самолет слегка вздрагивал от попаданий, но Виктор все-таки успел. Его самолет влетел в облака, оставив врагов ни с чем.

Решив больше не связываться с «мессерами», Виктор пошел вверх, за облака, выставив истребитель так, чтобы он шел без кренов, с небольшим набором высоты. В облаках, как обычно, началась сильная болтанка, ему казалось, что самолет постоянно валится вправо, и только усилием воли он заставлял себя не выравнивать его.

В наушниках часто раздавался голос командира, он вызывал Виктора по радио, сообщал, что следует идти к аэродрому, но ответить ему Саблин не мог. Вообще с этим радио получилась глупая история, такая же, как и в прошлый раз. Воропаев все-таки настроил между собой приемник и передатчик. В наушниках хрипело, потрескивало, но разобрать слова было вполне можно, – опробовав радиосвязь, Виктор остался доволен. Он полагал, что в бою сможет управлять хоть Шишкиным, поскольку на истребителе Пищалина не было приемника, но вышло иначе. Про устойчиво работающую радиосвязь сразу узнал Дорохов, полетал на машине Виктора, и ему понравилось. Какой нормальный командир откажется управлять своими подчиненными в бою? Как и следовало ожидать, волею командира, передатчик с истребителя Виктора сразу перекочевал на самолет Хашимова, хотя тот был от такого подарка далеко не в восторге. А Воропаеву и механику по радио из второй эскадрильи сразу добавилось работы. Их усилиями были настроены на одну волну все три передатчика полка и двенадцать приемников – все что было. Вдобавок на самом аэродроме тоже установили радиостанцию, и теперь можно было надеяться, что ситуация, случившаяся с Балабаевым, не повторится.

Внезапно его ослепило яркое солнце – он все-таки пробил облачность. Однако здесь его уже поджидала пара «мессеров». Виктор грустно посмотрел на их приближающиеся силуэты и пошел обратно, в облака. Бензина оставалось уже совсем немного, и он пошел вниз, снова пробив облака, спикировал к земле и потянул на бреющем на восток.

Он шел на высоте метров двадцать. Цветущая степь пестрым ковром стремительно неслась под крылом, совсем рядом промелькнули серые ломаные линии траншей. Высоко в стороне показалась пара «Мессершмиттов», но Виктора они так и не увидели, и с набором высоты ушли куда-то вправо. Промелькнула лента реки – он пересек Северский Донец, теперь можно немного расслабиться, он был уже почти дома.

Виктор плавно набрал высоту и полетел разыскивать свой аэродром. Небо было чистое, «мессера», видимо, не захотели пересекать реку и заходить на нашу территорию. Хотя, памятуя печальную историю с Балабаевым, бдительности терять не следовало. Неожиданно чуть ниже и в стороне он увидел кружащий над какой-то деревенькой одиночный самолет. Подлетев ближе, Виктор распознал в нем «Яка», судя по бортовому номеру, это был Пищалин. Увидев чужой истребитель, тот шарахнулся в сторону, едва не сорвавшись в штопор, но потом быстро занял свое место за ведущим. Видно было, как Артем счастливо улыбается в своей кабине. На всякий случай, грозно погрозив ему кулаком, отчего улыбка Пищалина сразу стерлась, Виктор повел его на аэродром.

После посадки он немного посидел в кабине, отдыхая. После тяжелого боя гимнастерка промокла насквозь, ноги все еще подрагивали. Дорохов уже стоял возле КП, обсуждая прошедший бой с Шишкиным и сержантом Кузьмичевым. Рядом с ними стоял Жуков и скучали оба комэска. Виктор свистнул Пищалину, и они пошли на КП докладывать начальству.

Дорохов был в прекрасном настроении, весело улыбался, затягиваясь папиросой в длинном наборном мундштуке. Тем неожиданней оказался его выпад в сторону Виктора:

– Саблин, а ты в бою куда делся?

– Как куда делся? – возмутился он. – Я ваш приказ выполнял, с «мессерами» крутился, пока вы пару гоняли.

– Я команду давал на отход…

– Команду… меня четыре «мессера» гоняли. Какой отход? Если бы я прямо полетел – расстреляли бы через минуту. Хоть бы помог кто! Вы собрались и полетели, а меня четверо прессуют. Насилу облаками ушел…

– Один против четырех? А ведомый твой? – Голос у командира сразу стал суровым. – Пищалин, где во время боя был?

– Так я это, – Артем побледнел, – за товарищем старшиной ведомым шел… видел, как он по немцам стрелял. А потом в облака залетели. А я и не летал в них никогда. Все белое, трясет… самолета командира не видно. Потом облака кончились, вижу истребитель вверху, думал, это вы…

– Так у нас, – перебил его Виктор, – на хвосте пара «худых» сидела. Пришлось в облака заходить, чтобы сбросить. Там я развернулся, а тебя уже нет, – тут командир жестом приказал Виктору замолчать.

– Я начал к этому самолету пристраиваться, – продолжил Пищалин, – а он от меня удирает. Не пускает в хвост. Потом смотрю, а у него кресты на крыльях. Тут в меня трассы полетели, второй немец сзади зашел. Я от них вниз, а там снова облака. Летал в них, летал, кое-как выбрался. В небе чисто, никого нет. Пошел аэродром искать, тут меня командир и нашел. – Он говорил все тише, в ожидании неизбежного нагоняя, вжимая голову в плечи.

– М-да. – Дорохов мрачно покачал головой, – летуны, елки-палки. Как так можно? Саблин, почему у вас ведомый отрывается от командира и путает самолеты? Бардак… пусть берет схемы и учит. Спрошу с вас. И еще, Пищалин. С этого дня все передвижения по аэродрому и расположению только в компании Саблина. Ходи с ним как привязанный, отрабатывай взаимодействие на земле, – и комполка усмехнулся своим словам.

– Теперь по бою, – продолжил командир, – в общем и целом, воевали успешно. Несмотря на некоторые недостатки. В первой атаке, в лоб, я сбил одного «лаптежника». Потом Шишкин с Кузьмичевым еще одного сожгли. Плохо стреляете, товарищи, плохо. Надо бить в упор, чтобы наверняка. Шишкин, это ты начал по немцам с километра стрелять? – Игорь кивнул. – Послезавтра будешь сдавать Жукову теорию стрельбы, понял?

Шишкин мрачно козырнул. Судя по внешнему виду, он мечтал об этом всю жизнь.

– Товарищ майор, разрешите? – Хашимов решил вставить свои пять копеек. – Может, имеет смысл поставить пару самолетов на козелки, один напротив другого? Ну, чтобы потренироваться через прицел. Так молодым будет проще запомнить, с какой дистанции открывать огонь.

– Дельное предложение, – одобрил командир, – или можно еще проще сделать. Прицел снять и пусть ходят по аэродрому. Товарищ Жуков, – окликнул он начальника ВСС, – все слышали? Вы ответственный, сегодня же организуйте занятия. И еще, как вернется Авдеенко, лично проверьте у него технику пилотирования. Дожились, на «Яке» от «мессера» не могут в вираже оторваться…

Командир задумался и пару минут, прищурившись, смотрел вдаль. Остальные летчики молча переминались с ноги на ногу, но отвлекать его не рисковали. Наконец Дорохов сказал:

– У меня тут мысль интересная возникла, по итогам этого боя. Интересная штука может получиться. Но это все потом. Все свободны.

– Чего там было, вначале-то? – спросил Виктор у Игоря, когда разбор окончился. Они расположились в тени отцветающей сирени, ожидая, пока починят и подготовят самолеты.

– Да чего, – Шишкин аккуратно разложил на траве реглан и разлегся на нем, – люлей вставлял. Командир инженера полка скипидарил, чтобы тот быстрее летучку готовил. Авдеенко до аэродрома не дотянул, в степи на пузо сел. Вот он и накручивал, чтобы его оттуда быстрей эвакуировали. Потом и вы подошли, остальное ты слышал. Вообще, мне нравится…

Что ему нравится, Шишкин не сказал, и Виктор подумал, что ему нравится командир полка. Неизвестно, конечно, что будет дальше, но пока их бывший комполка Мартынов проигрывал Дорохову по всем показателям.

– Ну а ты. – Игорю надоело лежать на спине, и он перевернулся на бок. – Что скажешь? Как на «Яке» против «мессеров» драться?

– Драться можно, – Виктор опасливо покосился на сидящего рядом, меланхолически молчащего Пищалина и, понизив голос, добавил: – Только сложно. В общем, в горизонте «мессер» быстрее. Я снова пытался догнать, разогнанный был, а все равно ничего не вышло. Оторвались. Потом, на вертикали «мессер» тоже пошустрей будет. Наверх за ним не тянись, все равно не вытянешь. А вот на выходе из пикирования «мессеров» можно брать, «Як» из пике лучше выходит.

– Мне пушка понравилась, – улыбнулся Игорь. – Я как дал по «лаптежнику» из нее, так только труха посыпалась. Сразу загорелся.

Виктор посидел еще немного в тени, потом ему надоело, и он пошел посмотреть, как готовят его истребитель к вылету. От «Яка» едко пахло эмалитом, Жорка заклеивал перкалью пробоины. Увидев Виктора, он улыбнулся и сказал:

– Уже заканчиваю. Восемь дырок было, но, к счастью, ничего важного не задело.

Он работал с голым торсом, и солнце уже успело окрасить его плечи красным.

– Смотри, сгоришь, – сказал ему Виктор.

– Я сталинградский, – Жорка отмахнулся и снова улыбнулся, показав отсутствующий передний зуб, – мне здешняя жара нипочем.

– Саблин, – окликнул его оказавшийся неподалеку комполка, – иди сюда.

Дорохов уселся под крылом своего самолета и приглашающе махнул Виктору. Гимнастерка у командира темнела мокрыми пятнами, видимо, спасаясь от полуденного зноя, он обливался водой.

– Я вот что подумал, – сказал он, вытирая голову полотенцем, – ты в бою был выше, так? И успел отбить две атаки на основную группу? Тем самым дал нам время, чтобы отогнать «лаптежников». Удобно получается. Думаю, нужно и впредь выделять звено или пару, чтобы ходили выше. Эта пара будет отбивать атаки на основную группу, ну а если прижмет, то всегда могутвниз спикировать, под прикрытие основных сил. Сейчас снова вылет планируется, будем штурмовиков крыть. Думаю, без драки не обойдется. Так что группу я сам поведу, а ты выше пойдешь, будешь прикрывать. Понял?

– Передатчик второй надо, – пригорюнился Виктор, – без него тяжко. Вы тогда меня одного оставили и ушли. Крутись, как хочешь.

– Хватит канючить, – отрезал командир. – Сам виноват. Не нужно было за «мессерами» гоняться. Отбил атаку и сразу обратно. Летчик ты опытный, но увлекаешься. А этого не надо.

– Разрешите, я тогда хоть с Шишкиным пойду, – решил хоть что-то выторговать Виктор. – Пищалин, конечно, растет, прогресс есть. Но наверху жарко будет. Собьют парня ни за грош, а Игорь поопытней, да и слетались мы с ним лучше.

– Хорошо, – командир, задумался, решая одному ему известные задачи. – Хорошо, – повторил он. – Пищалин со мной полетит. Хашимова сюда позови, – сказал он, подразумевая, что разговор окончен.

Снова под крылом, на зеленом фоне степи, мелькали маленькие силуэты самолетов. Семь штурмовиков шли грозным клином, выше их выписывали восьмерки стремительные «Яки», шестерку истребителей снова вел командир полка. Еще выше, парой и чуть в стороне, расположились Игорь с Виктором. Сперва Саблин пытался держаться прямо над группой, но это оказалось неудобно. Самолеты терялись на фоне земли, приходилось постоянно класть истребитель на крыло, чтобы их увидеть. Тогда он ушел влево от подопечных, приказав Шишкину держаться правее. Осматриваться оказалось проще – один взгляд вправо, и все свои самолеты как на ладони. Больше времени оставалось на поиск вражеских самолетов и на ориентирование.

Вражеские самолеты не заставили себя долго ждать. Едва они подошли к линии фронта, как в стороне показалась четверка «мессеров». Они некоторое время шли параллельным курсом, плавно набирая высоту. Виктор тоже начал постепенно подниматься вверх, отдавать преимущество врагам он не собирался.

Неизвестно, как долго бы это продолжалось, но штурмовики уже пошли в атаку и принялись обрабатывать бомбами невидимую с высоты цель на земле. На этом месте сразу поднялось облако пыли, и что-то загорелось, добавляя в небо густой столб дыма.

Это для «мессеров» послужило сигналом, вся четверка сразу кинулась в атаку на пару Виктора. Первая пара шла прямо в лоб, но уже привычно, в последний момент, отвернула. Вторая заходила чуть сбоку и довольно ловко выскочила им с Игорем в хвост. Пришлось их стряхивать «ножницами». Враги оказались настырные, атаковали часто и упорно. Вдобавок вторая пара регулярно поклевывала сверху, не давая нашим летчикам контратаковать. Едва только Виктор с Игорем сбрасывали у себя с хвоста назойливого немца и начинали сами заходить ему в хвост, как сверху на них уже пикировал одиночный «мессер», а то и пара.

Вот очередная атака. Сзади, на истребитель Виктора, зашел одиночный «мессер», размалеванный полосками, будто тигр. Заводил носом, прицеливаясь. Виктор ушел из-под его атаки размазанной бочкой и, в свою очередь, направил самолет на другого, заходившего в хвост Шишкину. Этот «мессер» сразу же бросил преследовать Игоря и потянул вверх, набирая высоту. Позиция у Виктора была довольно выгодной, противник, маневрируя, вслед за Шишкиным потерял скорость, и у Виктора появились неплохие шансы его сбить. Вот еще несколько секунд, и ему можно будет стрелять, но сверху начал падение еще один «мессер». Саблин небольшим виражом уклонился от вражеского огня, но сзади снова появился «тигр». К счастью, его атаку отбил Игорь, но у него на хвосте снова оказался «худой».

– Саблин, – недовольство комполка слышалось даже сквозь сильный треск помех, – чего вы там телитесь? Отходите к нам. Хашимов, отсеки «худых».

Игорь с Виктором синхронно развернулись и принялись пикировать вниз, к основной группе. «Мессеры», сперва словно оторопевшие от неожиданности, вскоре бросились следом, постепенно настигая. Пришлось снова откручиваться на «ножницах», пытаясь сбросить с хвоста прицепившихся наглецов. Но навстречу уже поднималась тройка «Яков», «Мессершмитты» отпрянули и с набором высоты отошли в сторону.

– Так, хорошо, – голос командира так и лучился самодовольством. Можно было подумать, что это он сейчас отогнал истребители противника. – Саблин, снова набирайте высоту. Под «мессеров» не лезьте, будьте в стороне. Вон еще четверка гадов идет, сейчас будет жарко.

Виктор услышал, как Хашимов ругнулся в эфир по-татарски, и, проскочив над звеном командира, они снова полезли вверх, в сторону солнца. К немцам подошла еще одна четверка, потом еще. Они были выше и расходились по широкой дуге, стараясь охватить советские самолеты в гигантские клещи. Такого количества врагов в небе Виктор не видел ни разу. Он почувствовал, как между лопаток стекает тонкий ручеек пота, во рту пересохло.

Штурмовики наконец закончили свою работу и потянули домой. Строй их, как обычно, растянулся. Для немцев это послужило сигналом к атаке, со всех сторон они кинулись вниз, разгоняясь. Одна четверка снова атаковала верхнюю пару наших истребителей, восьмерка провалилась ниже, заходя на отстающих штурмовиков.

– Хашимов, – голос Дорохова подрагивал от напряжения, – бей левую группу. Не пускай их к «Илам». Саблин, держись там. Если что, отходи.

Завертелась громадная карусель. Самолеты ревели и даже визжали моторами, стараясь зайти друг другу в хвост, воздух пропарывали пулеметные и пушечные трассы. Четверка, что заходила на Виктора, снова отвернула, не желая идти в лобовую атаку. Враги ушли вверх и, рассыпавшись на пары, стали расходиться, обхватывая их с двух сторон. Внизу восьмерка врагов тоже рассыпалась, четверо схлестнулись с нашими истребителями, четверо же, тоже разбившись на пары, лезли вверх. Причем одна из пар набирала высоту в сторону Виктора.

Он решил не упускать такого шанса. Качнув крыльями Шишкину, Виктор бросился вниз. Немцы увидели пикирующие прямо на них советские истребители, но было поздно. Ведущий успел свалить машину на крыло, стараясь избежать атаки, ведомый же так и застыл, без скорости. Виктор решил атаковать ведущего, оставив второго Шишкину. Он открыл огонь метров с трехсот, отчетливо видя, как желтоватые огоньки трассеров проходят в каком-то метре от цели. «Мессер» ускользал из прицела, ракурс для стрельбы был неудачным, решение его атаковать было ошибочным. Виктор, видя, что не попадает, продолжая поливать врага свинцовым дождем, отчаянно довернул, вынося прицел прямо перед носом врага. Самолет едва не развалился от такого обращения, но он все-таки попал. Пушечный снаряд оставил отчетливую вспышку разрыва прямо на желтом капоте врага, где-то рядом легли многочисленные светящиеся точки пуль из ШКАСов.

Он едва разминулся с «Мессершмиттом», чудом избежав столкновения, и сразу потянул в левый вираж. Сверху, очень близко, уже виднелись желтые носы атакующей четверки «мессеров». Перегрузка вдавила в сиденье, в глазах потемнело, и Виктор увидел мелькнувшую совсем рядом тень вражеского истребителя. Он чуть отпустил ручку, и в ту же секунду самолет вздрогнул, получив сразу несколько попаданий. Что-то щелкнуло, в кабину ворвался поток воздуха, и снова совсем рядом просвистел второй «мессер». Виктор заполошно огляделся, боясь снова оказаться в горящей машине. Но самолет не горел, мотор работал исправно, только в плексигласе фонаря зияло два неровных отверстия. Истребитель Шишкина обнаружился чуть ниже, вроде целый, только лицо Игоря необычно сильно белело, выделяясь. Сзади и ниже летел горящий «мессер». Виктор увидел, как отлетел в сторону фонарь его кабины, и через секунду в небе закувыркался маленький человечек. За человечком потянулись какие-то тряпки, и вот он уже повис, качаясь, под куполом парашюта. Второй «Мессершмитт» летел на запад со снижением. За ним оставался серый шлейф.

«Одну пару мы оприходовали», – обрадованно подумал Виктор. У него было сильное желание добить парашютиста, но висящая вверху четверка «мессеров» на корню пресекала подобное. Бой внизу тоже закончился. На земле отчетливо выделялись два дымных костра, «мессеры» отошли в сторону.

Они с Игорем вновь принялись пикировать вниз, щедро меняя оставшиеся крохи высоты на скорость, догоняя ушедшую вперед группу. Верхние «мессеры» сразу бросились их настигать, но по команде командира от группы отделилась пара «Яков», чтобы встретить «мессеров» в лоб, и те отвернули.

– Саблин, будьте слева, немного выше. Немного. – В наушниках сквозь всепроникающий треск помех послышался усталый голос командира. – Хашимов, вы справа будьте.

Та пара «Яков», что прикрывала их с Игорем отход, послушно заняла позицию справа. Виктор завертел головой, пытаясь найти третий истребитель, – вылетали две тройки: командира и Хашимова, но «Яков» внизу оставалось только пять. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии. С Хашимовым сегодня вылетали Лукьянов и Гармаш. Кто из них остался дымным костром в степи?

– Заходят! – голос Руслана звучал предельно четко, но дальше в наушниках слышался только скрежет зубов и невнятные ругательства по-татарски. Он, видимо, забыл выключить передатчик и теперь забивал эфир всей группе.

Немцы действительно атаковали снова, но их атаку быстро отбили, и они больше не рискнули лезть. Повисели немного сзади и вскоре ушли на запад. Лишь когда силуэты «мессеров» растаяли в голубом небе, Виктор обнаружил, что он, оказывается, вцепился в ручку управления так, что свело пальцы. Гимнастерка под регланом была мокрая, хоть отжимай.

После посадки он с трудом выбрался из кабины и спросил у встревоженного Жорки:

– Вода есть?

Тот убежал и вскоре вернулся с полной флягой воды. Виктор разделся по пояс и с удовольствием облился чуть тепловатой водой, жалея только, что ее мало.

– Ты это, – сказал он своему механику, – где-нибудь ведро раздобудь, умываться после вылета. А то жарковато…

– А куда Гармаш делся? – спросил Жорка, забирая флягу и обходя самолет в поисках повреждений.

– Сбили Гармаша, – мрачно ответил Саблин. – Но немцам тоже досталось. Я «мессера» ссадил. Шишкин тоже неплохо одному врезал. Сейчас пойду на разбор, детали узнаю.

Разбор полета провели быстро. Дорохов хорошенько разделал Хашимова за потерю ведомого. Но, как понял Виктор, сильной вины комэска в этом не было. Руслан отбивал атаку пары «мессеров» на «Илы» и сбил одного из них. Гармаш же оторвался от группы и стал легкой добычей вражеских истребителей. Действия Виктора с Игорем Дорохов расхвалил, особенно упирая на то, что они вдвоем дрались против четверых и сумели завалить двух «мессеров». Правда, в конце добавил и ложку дегтя, раскритиковав за то, что увлекаются боями.

– Вы поймите главное, – сказал комполка, – ваша задача – прикрывать основную группу. Вам не надо ввязываться в затяжные бои. Если видите, что враги давят, сразу пикируйте к нам. Мы «мессеров» отгоним, а вы вверх лезьте. Как маятник, понимаете. Только отходите в сторону, где врагов нет, а то будет, как с той парой, что вы сегодня сбили…

По мнению Виктора, они сбили не пару, а только одного «мессера». Второй, скорее всего, дотянул до аэродрома или сел где-нибудь в степи на вынужденную посадку. Но озвучивать свои мысли не стал. Раз начальство считает, что сбил, – значит, сбил. Начальству виднее…

(обратно)

Глава 2

Солнце уже начало клониться к закату. Было душновато, ветер совсем стих, и нагретая за день земля щедро отдавала тепло. Пахло сеном и чабрецом. Виктор дремал, развалившись на траве, положив под голову свернутый реглан. Скорее всего, летать ему сегодня не придется – истребитель получил в бою более серьезные повреждения, чем он полагал.

В том бою в его «Як» попал всего один снаряд и две пули. Снаряд оказался бронебойным и угодил прямо в бронеспинку, под очень острым углом, оставив две аккуратные дыры в перкали и слизав длинную полосу металла из броневой плиты. Попади он сантиметров на двадцать ближе к носу самолета, и вошел бы Виктору точно в бок. Сдвижная часть фонаря кабины тоже оказалась простреленной – как оказалось, пуля прошла в считаных сантиметрах от его головы. Также оказался простреленным трос высоты – держался буквально на нескольких нитях. Любое из этих попаданий могло оказаться смертельным, но почему-то не стало…

– Вставай, – растолкал Виктора Шишкин, – к командиру вызывают…

Пришлось снова лететь, теперь на чужом самолете, прикрывать наши войска. Виктору достался истребитель Матвеева – сержанта из их эскадрильи. И тут он, что называется, почувствовал разницу… Внешне два одинаковых самолета, его и матвеевский, изготовленные на одном и том же заводе, одной и той же серии. Но если к своему истребителю Виктор никаких нареканий не имел, то матвеевская «семнашка» показалась ему тяжелым гробом. Истребитель был очень инертным, медленно разгонялся, и в полете его почему-то все время вело влево. Весь вылет Виктор боролся с норовистым самолетом, пытаясь привыкнуть к его поведению. Хорошо еще, что встреченная во время патрулирования четверка «мессеров» в бой не полезла. А иначе неизвестно, чем бы все это могло кончиться.

С аэродрома на ночлег Виктор возвращался уже в сумерках. Группа летчиков ушла далеко вперед, а он ковылял далеко позади. День выдался настолько тяжелым, что идти не хотелось вообще никуда. Он даже начал задумываться, а не ночевать ли ему в дальнейшем на аэродроме? Ведь кормят все равно там. И не нужно будет каждый день таскаться туда-сюда за три километра.

У деревенского колодца он увидел, как какая-то женщина набирала воду. Она поставила привязанное к вороту полное ведро на край сруба и потянулась за другим, чтобы перелить. В этот момент ведро соскользнуло и упало на землю, окатив водой стоящих рядом малышей-погодков. Немного воды плеснуло на шаровары и проходящему рядом Виктору. Вода была холодной, и обиженные таким обращением дети сразу заревели. Женщина ухватила их на руки, пытаясь успокоить, но это не помогало, детишки голосили на всю округу.

Их крик раскалывал голову. Виктор пошарил по карманам и достал шоколадку. После зимней прогулки по немецким тылам он всегда носил шоколад из бортпайка с собой. От жары тот растекся, превратившись из плитки в обернутый бумагой ком. Он отщипнул пару кусочков и принялся совать в рот орущим малышам.

– Что вы им суете? – женщина попыталась отгородить детей от Саблина.

– Да это просто шоколад. Он сладкий, они успокоятся.

И действительно, дети сперва пытались выплюнуть неизвестное угощение, но вскоре распробовали, зачмокали. Плач утих.

– Спасибо, – сердито ответила женщина. Она посмотрела на лужу у колодца, на жмущихся к ногам детей и тяжело вздохнула.

Виктор решил помочь – набрал воды, а затем, подхватив полные ведра, вопросительно посмотрел на женщину.

– Туточки недалеко. Спасибо, – тон у нее уже был другим, гораздо более радостным. – Вот тут поставьте, – сказала она, когда они зашли в ее двор, оказавшийся через дом от того места, где жил Виктор. Двор был чистеньким, нигде не видно ни одной лишней травинки либо соринки, но чувствовалось, что здесь давно нет мужских рук. Плетень был покосившийся, словно строй пьяных алкоголиков, ставня в сарае болталась на одной петле, ступени крыльца были подгнившие и требовали замены. Женщина снова вздохнула и протянула: – С этими архаровцами прямо беда, не усмотришь. Зайдите, хоть чаем угощу.

Виктор хотел уже согласиться. Попить чаю в обществе довольно симпатичной женщины было куда приятнее, чем глазеть на темную крышу сенника в попытках уснуть. Но тут меньший ребенок на ее руках снова заплакал. Женщина зашикала на него, чтобы успокоить, но это не помогало. Малыш ревел пожарной сиреной, его плач отозвался сильной болью в голове у Виктора. Он поморщился и потер виски.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз.

– Вам спасибо, – ответила женщина, успокаивая ребенка.

На другой день летчиков разбудили поздно. Солнце уже встало, но небо было затянуто облаками. С севера заходила огромная синяя туча, что-то отдаленно грохотало.

– Гроза будет. – Шишкин поежился, умываясь холодной колодезной водой.

– Может, с фронта грохочет? – Пищалин уже умылся и ждал остальных.

Шишкин пренебрежительно хмыкнул и усмехнулся:

– Если бы фронт был так близко, нас бы тут уже не было.

Они пошли к аэродрому. Когда проходили по улице, женщина, что возилась в огороде, бросила пропалывать грядку и подошла ближе к плетню.

– Здравствуйте, – звонко сказала она.

Эта была та сама женщина, которой он вчера помог донести воду. В свете дня Виктор разглядел ее получше. Она была еще довольно молода и весьма красива, хотя тяжелая работа уже положила отпечаток на ее лицо. Они вразнобой с ней поздоровались, но она смотрела только на Виктора и улыбалась.

– Кто это? – буквально зашипел Шишкин, когда они отошли подальше. – Чего это она тебе улыбалась?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – попробовал отшутиться Виктор.

Но Игорь так просто не отставал. Видимо, для него сама возможность того, что женщина могла улыбаться не ему, а Виктору, казалась абсурдной. Он хотел с этим разобраться и выявить причины. Постепенно он вытянул из Виктора всю информацию и, на секунду задумавшись, выдал:

– Ну и чего ты мнешься? Давай, отжарь ее! Неплохая краля.

До обеда вылетов не было. После построения летчики под руководством штурмана полка зубрили карты с районом боевых действий. Зубрежка сменилась занятием по бомбометанию. Правда, чисто теоретическим. После за воспитание личного состава взялся комиссар, все были вынуждены выслушивать почти часовую лекцию о международном положении. Когда начальственное рвение немного поутихло, все разбрелись по аэродрому кто куда. Виктор с Игорем и прицепившимся, словно банный лист, Пищалиным уселись в капонире. Друзья сидели на чехлах под крылом саблинского «Яка», слушая, как редкие капли дождя шумят по маскировочной сетке. Шум этот перебивался металлическим лязгом и тихими матерками – Жорка с мотористом ковырялись в потрохах истребителя, ремонтируя засбоивший мотор.

– А я вот думаю, правильное указание. – Пищалину надоело молчать, и он решил обсудить недавно вышедший приказ о бомбометании, – ведь мы так больше немцев убьем.

Документ этот им не зачитывали, как другие. Но благодаря солдатскому телеграфу летчики полка уже слышали про недавно вышедший приказ Ставки о применении истребителей в качестве легких бомбардировщиков. Виктор, когда узнал об этом, только лишний раз расстроился. Его «Як» и так проигрывал «мессерам» по скорости и скороподъемности, а бомбовые замки под крылом эту ситуацию усугубляли.

– А ты бомбить-то умеешь? – сразу же встрял ехидный Шишкин. – Или будешь по ведущему кидать? Тогда, конечно, немцев много набьешь, только успевай свежих подвозить.

– Да уж отбомблюсь как-нибудь, – насупился Пищалин, – не зря же нам сегодня рассказывали. Завтра вон обещают даже практические занятия провести.

– Обещать – не жениться, – зевнул Шишкин, – в бою научишься. Думаешь, будут на тебя бензин и моторесурс переводить? Витька, а ты чего скажешь?

– А чего тут говорить? – пожал плечами Саблин. – Наше дело телячье, обоссался и стой. Раз приказали бомбить, будем бомбить.

– Телячье, – фыркнул Игорь, – раз говорить не хочешь, так промолчал бы.

Дождь усилился, и капли барабанной дробью тяжело застучали по крылу. Виктор несколько секунд вслушивался в их шум и наконец ответил:

– Можно подумать, моя точка зрения кому-то интересна. Мы в армии, Игорь. Тут приказы не обсуждаются. Но если хочешь знать, что я думаю, то слушай: штурмовиков мало еще, вот потому и будем мы бомбы кидать. Как штурмовиков станет больше – снова перестанем. А вообще, хватит такие разговоры вести.

Игорь оказался прав, никаких практических занятий не было. В тот же день, едва погода немного улучшилась, они снова полетели прикрывать «Илы». Только, в отличие от прошлых вылетов, под крылом истребителей были подвешены по две пятидесятикилограммовые бомбы.

Вылетели под командованием Хашимова, пятеркой – больше в эскадрилье исправных самолетов не оказалось. Несмотря на то что истребители в полку были новые, недавно полученные с завода, поломки следовали одна за другой, техники не успевали устранять неисправности, да и запчастей был ощутимый дефицит. В итоге после недели полетов полк мог поднять в небо не более десятка машин.

Едва они набрали высоту, как показался строй «Илов», шесть машин. Они шли красиво, словно на параде, четко выдерживая интервалы и дистанции. Виктор невольно залюбовался. В их полку так летать не умели, у них ведомые вечно ломали строй, плавали по высоте. Хотя, с другой стороны, такой четкий строй истребителям совсем не важен, особенно когда они прикрывают штурмовиков.

В небе была сильная облачность, пришлось идти под облаками, на высоте полутора километров. В таких условиях эшелонирование невозможно, они лишь заняли высоту чуть повыше «Илов», под самой кромкой, разделившись на две группы. Погода была дрянная, земля еле просматривалась, и Виктор невольно забеспокоился. В таких условиях ударить по своим войскам – плевое дело, да и «мессеры» могли появиться в любой момент, заранее их не увидишь. Однако над линией фронта образовалось большое «окно», вражеские позиции оказались видны как на ладони, и штурмовики с ходу пошли в атаку.

Неожиданно сильно заработала малокалиберная зенитная артиллерия, десятки огненных пунктиров с разных сторон потянулись к самолетам. Кажется, заглядись на них – и тебя прошьют насквозь. Виктор дал ногу, уводя самолет от неожиданно близко пролетевшей трассы, и обеспокоенно оглянулся на ведомого. Пищалин был на месте, усиленно крутил головой в разные стороны. Наверное, он недоумевал, откуда в небе взялись эти разноцветные, оранжевые, серые, коричневые, желтые, шары. Под такой сильный зенитный огонь он попал впервые.

Штурмовики отбомбились успешно, засыпав осколочными бомбами передний край. Отбомбившись, они сразу пошли в разворот с набором высоты. Немецкие зенитчики, притихнувшие после бомбежки, снова принялись свирепствовать, и настала очередь сбрасывать свой груз истребителям. Виктор направил свой «Як» к земле. Внизу клубился черный дым, что-то горело, хорошо еще что не было пыли, а то разглядеть что-либо было бы вообще невозможно. Он увидел позиции зенитной батареи, активно ведущей огонь. Может, это была игра воображения, но ему показалось, что он наблюдает, как из тонких стволов вылетают облачка дыма и суетится расчет, подавая боеприпасы.

Саблин загнал обнаруженные зенитки под капот и, сбросив бомбы, заложил боевой разворот, беспокоясь только, чтобы не отстал ведомый. Но Пищалин уверенно висел сзади, бомб под его крыльями уже не было. Чуть в стороне вынырнула еще тройка «Яков», и они вновь заняли свои позиции над штурмовиками. С земли продолжали вести огонь, но уже далеко не такой яростный. Стреляли, скорее, для самоуспокоения. В сопровождении редких разрывов зенитных снарядов группа спешно отходила домой….

– Ну что, – насмешливо спросил Виктор своего ведомого, когда они благополучно сели, – много немцев бомбами убил?

– Да я и не видел ничего, – сразу же побледнел Артем. – Вижу, ты бомбы скинул, ну и я тоже…

– Вот такое оно, бомбометание. Привыкай, – усмехнулся Саблин. – А если серьезно, то мы бомбили позиции зенитной артиллерии. Там три зенитки было, по нам стреляли. Попали мы по ним или нет, я не знаю, но стрелять они перестали. А сколько при этом немцев погибло – это у чертей, в канцелярии ведают. – Он поднял вверх указательный палец и, поглядев в небо, резюмировал: – Ну вот, очередная туча наползает. На сегодня уже налетались.

Полетов действительно больше не было. Хотя над аэродромом только изредка срывался мелкий моросящий дождь, все вокруг было черное от грозовых туч. Начальство организовало очередные занятия по изучению матчасти, которые успешно продолжались до самого ужина. Потом, отяжелевшие от еды и слегка веселые после ста грамм, летчики отправились в деревню ночевать. Дорога петляла по полю, и строй потихоньку расползся в толпу.

– Витя, а чего ты сто грамм не пьешь? – спросил Саблина Михайлов, сержант, на истребителе которого Саблину довелось летать. – И фляга, в которую водку переливаешь, у тебя интересная. Покажи!

– Неприкосновенный запас коплю, – неохотно ответил Виктор. – Вдруг случится чего, а водки нет. Сегодня вылет несложный был, пить неохота.

Он достал из кармана трофейную флягу, и она сразу пошла по рукам. Летчики рассматривали диковинку, удивленно цокали языками.

– А где ты такую красоту достал? Ты глянь, какая чеканка? И кабаны тут, и собаки, – не унимался Михайлов. – Неужто купил?

– Трофейная. – Виктору не хотелось рассказывать историю своих похождений по вражеским тылам, и он ограничился кратким пересказом: – Сбили мы одного немчика весной, а следом и меня подожгли. Ну и приземлились мы с ним рядышком. Вот я с ним дуэль на пистолетах и устроил. А флягу с тушки забрал.

– Так ты сам немца застрелил? Ого! Силен! – летчики засмеялись.

– А чего ты пистолет себе не взял? – у Михайлова загорелись глаза. Наверное, он уже считал, сколько трофейных фляжек и пистолетов можно будет стрясти со сбитых немецких летчиков. – У начштаба немецкий пистолет, красивый такой, маленький. Я видел!

– Не нашел в снегу, – хмуро буркнул Виктор. Историю, как он дрался против двух немцев с одним патроном в пистолете и ножом, он до сих пор вспоминал с содроганием.

За разговорами они незаметно подошли к деревне. Неподалеку от колодца Виктор увидел знакомую женщину. Она шла с пустыми ведрами, но уже без детей. Мелкий дождь снова утих, и сельчане высыпали на улицу, активно занимаясь хозяйственными делами. Женщина тоже увидела летчиков и стала у плетня напротив колодца, ожидая, пока они пройдут. Видимо, не хотела переходить им дорогу с пустыми ведрами.

– Чего застыл? Не тупи, – тихо зашипел Шишкин и больно ткнул Виктора локтем в бок. – Иди, помоги ей воды набрать. Давай, действуй. Не зря же она тебе сегодня улыбалась.

Напутственный указующим толчком Игоря в спину и сопровождаемый ухмылками остальной братии, Виктор направился к женщине.

– Вам помочь? – почему-то робея, спросил он.

– Помогите, если не затруднит, – женщина мило улыбнулась и протянула ему ведра.

Пока он набирал воду и нес к ее дому, они разговорились. Женщину звали Аня, муж ее, как и почти все мужчины деревни, был на фронте. А она работала в колхозе, жила со свекровью и воспитывала двоих детей.

Однако в этот раз чаю ему не предложили. Виктор неловко потоптался на месте и хотел было уже идти несолоно хлебавши, но что-то его удержало.

– Может вам по хозяйству чем помочь? – спросил он. – А то сегодня из-за погоды летал мало, силы осталось хоть отбавляй.

При этих словах Аня как-то нервно усмехнулась, но работу нашла, попросив поправить покосившийся плетень. Уйдя в сарай, вернулась оттуда с кувалдой и показала, где брать заготовленные для ремонта колья. Виктор принялся за дело. Под ударами кувалды колья легко входили в землю, потом он привязывал к ним плетень, выпрямляя. Работа спорилась быстро, и, хотя уже были сумерки, он рассчитывал успеть до темноты.

На шум из дома вышла пожилая женщина. Она была в грязной юбке и поношенной кофте, сильно сутулая. В сморщенных коричневых ладонях она держала младшего ребенка. Аня забрала у нее ребенка и ушла в дом, а женщина осталась сверлить Виктора неприязненным взглядом, наблюдая, как он работает.

Он обратил внимание, что вчера у Ани была такая же грязная юбка, как у свекрови, а сегодня она щеголяла в новой, чистой. Если это не случайно, то навевает на определенные размышления. Видимо, тяжко женщине без мужика. Он усмехнулся своим мыслям и решил, что выводы делать пока рано.

Вскоре вновь показалась Аня и о чем-то заговорила со свекровью. Виктор не слышал разговора, только короткие обрывки фраз, но было видно, что обе женщины злятся друг на друга. Они говорили пару минут, и старшая, злобно плюнув под ноги, ушла в дом.

В результате его работы плетень стал более ровный и выглядел куда как получше. Аня подсела рядом и помогла ему подвязать последний кол. Они случайно соприкоснулись руками и так и замерли. Она посмотрела на него снизу вверх, сглотнула и тихо сказала:

– Спасибо вам большое. Не знаю, как и благодарить.

Она была так близко, что Виктор слышал, как бешено стучит ее сердце, и, несмотря на наступившую темноту, увидел в ее расширенных глазах очень странное выражение. Эта была какая-то гремучая смесь надежды и чего-то еще, непонятного, но знакомого.

Без лишних слов он принялся ее целовать. Губы у Ани оказались горячие, нежные, и она сразу задрожала, когда он ее обнял. Они целовались, сидя на корточках под плетнем. Близость женского тела, запах цветущих лип и поздней черемухи одурманил голову. Виктор захотел ее прямо здесь и сейчас. И плевать, что у нее двое детей и муж на фронте, что за стенкой дома невестку ожидает злая свекровь. Это не имело никакого значения.

Он судорожно принялся расстегивать на ней кофту, пытаясь добраться до груди. Под кофтой оказалось повязанное вокруг полотенце. Он сдвинул его вниз и наконец нащупал искомое. Груди у нее оказались большими, горячими и удивительно упругими. Раньше, в прошлой жизни, он никогда таких не встречал.

– Не здесь, не здесь, – зашептала Аня, когда он начал задирать на ней юбку, – увидят.

Она встала и, схватив его за руку, повела к большому сараю. Там оказалась непроглядная темень, сильно пахло свежим сеном и немного пылью. Виктор почувствовал, как ее руки расстегнули его брючный ремень и вовсю орудовали над пуговицами шаровар. Он тоже, путаясь в завязках, попытался снять с нее юбку, но никак не получалось. Аня тихо засмеялась его бесплодным попыткам и, шурша сминаемым сеном, скользнула в сторону, а Виктор обнаружил, что его шаровары и трусы уже находятся где-то на уровне лодыжек. Она принялась быстро раздеваться, бесстыдно обнажая белеющее в темноте тело, а затем, с довольным смешком, увлекла его вниз, на себя. Сено кололо голые ноги, ногти Ани царапали ему спину, но Виктор не обращал на это никакого внимания. Он наконец дорвался до женского тела.

Однако долго это не продолжилось. Через пару минут Виктор, захлестнутый удовольствием, захрипел и обмяк. Аня разочарованно протянула:

– Ну ты быстрый…

Снова зашуршало сено, и она принялась вытирать живот его шароварами.

– А бабы болтали, что летчики о-го-го… – в ее голосе сквозила обида, – а тут обычный скорострел.

Несмотря на блаженно разливающееся тепло удовольствия, Виктор почувствовал, что у него начинают гореть от стыда уши.

– Погоди ты, – хрипло ответил он, – сейчас наверстаю. Воздержание долгое было… – Виктор потянулся к ней, пытаясь снова подмять под себя, но Аня отстранилась.

– Стой, – прошептала она, – черт, да не шурши ты.

Она вслушивалась в окружающую темноту, а потом принялась суетливо одеваться.

– Вот же карга старая, – услышал Виктор ее недовольный голос. – Вот же неймется ей, кровопивце. Когда же она, прости господи, окочурится. Ты смотри, – тихо сказала она, – ты обещал. Я скоро вернусь. Обожди пока, только подальше отойди, в уголок.

Она подхватила охапку сена и быстро выскользнула из сарая. Виктор услышал скрипучий голос ее свекрови:

– Ты где шляешься, курва? Опять за кобелями ухлестываешь?

– Вам, мама, черти еще не мерещатся? Я сено скотине набирала. Сколько вы его корове положили-то? Может, вместо сена будете ей газету читать?

Сцепившиеся в сваре женские голоса стремительно удалялись. «А ведь рога у Анькиного мужа, видать, давно наросли, – подумал Виктор, – возможно, даже до призыва в армию. Слаба евонная жинка на передок…» Он взгромоздился на кучу сена в дальнем углу сарая и стал ждать, предвкушая повторение.

Разбудил его скрип давно не смазанных петель. Светлая фигура юркнула к нему в сарай и нерешительно остановилась на входе.

– Витя. Витя, ты тут? – услышал он Анин звенящий шепот.

– Тут. – Он завозился, потягиваясь спросонья. Аня скинула ночную рубаху на кипу сена у входа и, не закрывая дверь, пошла к нему. Освещенная пробивающимся в проем лунным светом, она казалась изваянной из белого мрамора богиней. Красивая, что называется, в теле, ладно скроенная. Темнота скрывала и дорисовывала все остальное.

Она подсела рядом, и Саблин почувствовал, как шаровары снова начали сползать по ногам. Груди ее дразняще мелькнули перед самым лицом Виктора, и затем Аня уселась на нем верхом. Замерла на несколько секунд, словно прислушиваясь к ощущениям, потом качнулась, раз, другой, и груди ее тяжело заколыхались в такт движениям.

– Ну, посмотрим, каковы нынче летчики, – сказала она на выдохе, и голос этот звучал, словно мурлыканье дорвавшейся до сметаны кошки…

* * *

…Вылет с самого начала складывался неудачно. Сначала, вскоре после взлета, засбоил мотор у Кузьмичева. Его «Як» очень уж плавно отвернул от группы и, оставляя едва видимый серый след, снижаясь, полетел к аэродрому. Потом повстречали двоих, очень уж наглых немцев-охотников. Эти два «мессера» сковали боем верхнюю пару из Шишкина и Саблина. И хорошо бы, если бы они просто закрутили воздушную карусель, когда ты можешь быть сбитым, но можешь и сбить сам. Нет, немцы хотели действовать наверняка, без лишнего риска, вовсю используя преимущество своих машин в скороподъемности. Они атаковали сверху, на большой скорости и так же стремительно уходили обратно. Уклоняться от этих атак не составляло большого труда, но они были уж слишком частыми. Чуть зазеваешься, и тут же получишь жменю стали и свинца. Догнать их на горке на «Яке» было невозможно. Мало того что советские истребители уступали вражеским на вертикали, так немцы, разогнанные на пикировании, имели куда большую скорость. Виктор попытался было один раз догнать особо наглого противника, когда тот атаковал Шишкина. Разогнав истребитель, он потянул вслед за «Мессершмиттом» вверх, но вскоре бросил это гиблое дело. Догнать на горке не получилось – враг, удаляясь, стал немного уменьшаться в размерах. На Виктора тут же принялся пикировать второй «мессер», и ему сразу стало не до атак, свою бы шкуру спасти. Хорошо еще, что Шишкин встретил этого «мессера» на горке и атакой в лоб заставил отвернуть. Вдобавок ко всему двигатель на истребителе Саблина начал плеваться маслом, и вскоре козырек кабины покрылся мутной пленкой, сильно мешающей обзору.

Вдвойне обидно Виктору было то, что основные силы ничего не предпринимали для того, чтобы им помочь. Три наших истребителя барражировали ниже и далеко в стороне, виднеясь на фоне неба маленькими черточками. Для Виктора было непонятно, почему они так спокойно там летают, когда верхняя пара ведет бой. Ведь, казалось бы, что сложного набрать высоту и самим атаковать? Но, видимо, для штурмана полка, капитана Крапивина, это была все-таки непосильная задача… В конце концов, плюнув на все, Виктор качнул Игорю крыльями и увел пару под прикрытие основной группы. Однако легче от этого не стало. Немцы ушли наверх, а затем опять принялись атаковать, не давая паре Виктора набрать высоту. Звено Крапивина так и летало рядом, на установленной высоте, видимо, сохраняя выгоднейшую для патрулирования скорость. Скоро Саблина уже трясло от злости. Он злился на своих однополчан, спокойно летящих в стороне, злился на свой собственный истребитель, который не мог на равных тягаться с вражескими. Злился на немецких летчиков, которые, вместо того чтобы лететь по своим делам, раз за разом бросали свои истребители в пике, атакуя. Было сильное желание сломать этому капитану после посадки ноги, немцев сжечь живьем, а «Як» разбить на хрен. Но на деле об этом оставалось только мечтать.

К счастью, «мессеры» вскоре отошли на запад, видимо, заканчивалось топливо. Виктор тоже прильнул к плексигласу фонаря, пытаясь разглядеть показания топливомеров и матеря фантазию конструктора, догадавшегося разместить их в крыльях. Бензина оставалось мало, в бою, на повышенных оборотах двигателя, он расходовался особенно быстро. Согласно приказу, Саблин должен был патрулировать еще пятнадцать минут, вот только в этом случае горючего на обратный путь скорее всего могло не хватить. Он снова огляделся. Небо было чистое, только ниже, на фоне редких косм облаков, проплывала тройка «Яков» основной группы. Решение оставалось одно – уходить домой. Он снова качнул крылом Игорю, и два «Яка» отвернули на восток, навстречу аэродрому.

– Ну что, Жорка, – сказал он своему механику после посадки, – хреново работаешь. Опять масло гонит, вон, весь козырек заляпало…

– Товарищ командир, – несмотря на загар, Жорка умудрился покраснеть, – да я только вчера новый сальник поставил.

– Ну ты тогда посмотри, чего оно. – Виктору было некогда разговаривать, у КП уже маячила фигура комполка, и пора было спешить на доклад.

Дорохов дожидался на новом КП, сидя за переносным столиком в тени кустов сирени. Комполка давно облюбовал это место, предпочитая простор тесной землянке, отсюда открывался прекрасный вид на весь аэродром и окрестности. Полк оказался под постоянным колпаком недреманого командирского ока и часто с КП доносился матерок Дорохова, костерившего кого-то на стоянке или в небе. По его указанию там недавно установили радиостанцию, подвесив раструб динамика на вкопанный рядом столб, и подвели телефоны…

– Где остальные? Почему вас только двое? – Ледяной тон Дорохова не предвещал ничего хорошего. – Я вас по радио вызывал, почему Крапивин молчит?

– Вели бой с «мессерами», топливо вышло. Группа бой не вела, продолжает патрулирование, скоро должны вернуться.

– Это как? – брови командира удивленно взлетели верх. – Что за ерунда?

– При патрулировании были атакованы парой «Мессершмиттов». Дрались с ними минут двадцать, те сверху атаковали, мы за ними не вытягивали.

– А почему под группу не ушли? – комполка посмотрел на часы и хмыкнул. – Чем остальные занимались? Команды по радио слышали? ВНОС передавало, что севернее немецкие бомбардировщики прошли, я вас минут пять вызывал…

– Ничего по рации не слышал, – ответил Виктор, а Игорь отрицательно замотал головой. – Наши были далеко в стороне и сильно ниже. Если бы они хотя бы к нам поднялись или на стороне в высоту полезли, а так… Мы потом к ним спикировали, но без толку. Хоть бы помогли, ведь видели, что мы бой ведем. Не буду я больше с Крапивиным летать…

– Слышь, умник, – командир начал багроветь, – ты мне еще тут поговори. Каждая сопля будет решать, с кем ему летать, а с кем нет. Прикажу – с утюгом полетишь и без парашюта прыгнешь. Ясно? Идите с глаз моих… Сергей Яковлевич, – окликнул он проходящего инженера полка, – проверьте остаток топлива на машинах Саблина и Шишкина и пришлите механика, пусть снова радио настроит. И еще, пусть каждый день с утра проверяет настройку. А то ерунда какая-то…

Отходя, они услышали фразу командира про топливо, и у Игоря на лице заиграли желваки. Он сердито плюнул под ноги, пошарил по карманам, ища портсигар, и негромко спросил:

– Это что же, выходит, не верят нам?

– Не знаю, – Виктор и сам был удивлен фразой комполка, – похоже на то. Да черт с ним, пускай проверяют, один хрен у нас баки почти сухие. Вот чего наши в бой не полезли, я никак не пойму.

– Козлы, – резюмировал Игорь, и друзья в ожидании нового вылета пошли отдыхать. Однако едва они уселись в тени, в компанию остальных летчиков эскадрильи, как вдалеке послышался гул авиационных моторов, и вскоре над аэродромом появилась тройка «Яков». Это наконец-то вернулась с задания основная группа. У Виктора отлегло от сердца. Если бы немцы сбили кого-то из этой тройки, то их с Игорем потом затаскали бы, и попробуй докажи, что ты не верблюд. Вернувшиеся «Яки» пошли на посадку, и только тут Виктор увидел, что у одного из них торчит выпавшая нога шасси. Вели воздушный бой? В ожидании неприятностей засосало под ложечкой.

Два истребителя сели нормально, а вот третьему не повезло. При посадке выпавшая нога сложилась, самолет уткнулся крылом в траву, и во все стороны брызнула разбитая в пыль земля, мотор захрипел и замолчал. Спустя секунду сложилась и вторая стойка шасси, «Як» заскользил на брюхе и вскоре остановился, подняв огромное облако пыли. Когда пыль рассеялась, они увидели живого и невредимого Авдеенко, растерянно выглядывающего из кабины.

– Опять комиссар на пузо сел, – сказал Шишкин, – наверно, по привычке…

– Ага, – подтвердил Виктор, – еще пару таких посадок, и Авдеенко станет большим специалистом в этой области. Будет с гастролями по фронтам ездить, показывать.

– Отставить разговорчики. – Хашимов вступился за своего комиссара. – Сами бы не лучше сели.

Авдеенко, комиссара их эскадрильи, друзья дружно не любили, и было это взаимно. Он был очень уж наглым и хамоватым, что никак не соответствовало ни его летным навыкам, ни занимаемой должности. Неприязнь их началась еще в Саратове, когда они только прибыли в полк. Там в первый же день Авдеенко на правах старшего по званию попытался забрать у Виктора трофейные очки. Дело едва не окончилось мордобоем, но вмешался Хашимов, и инцидент замяли. Однако осадочек у сторон, как говорится, остался. На другой день в полку выполнялись тренировочные вылеты, и Виктору выпало провести учебный бой именно с Авдеенко. Он не знал, было ли это случайно или комиссар специально все так подстроил, чтобы наказать строптивого новичка. Но бой состоялся, и Авдеенко на глазах всего полка был позорно бит. За полчаса боя они пять раз сходились в лоб и после пытались перекрутить друг друга, и все пять раз Виктор быстро заходил противнику в хвост и висел там как привязанный. Спустя пару дней комиссар как-то выступил перед комполка с инициативой отобрать у Виктора с Игорем неположенные им регланы, однако Дорохов подобное рвение не одобрил, и Авдеенко снова потерпел фиаско. Сейчас, на фронте, он притих, но Виктор был уверен, что пакости от него еще последуют. Не тот это человек, чтобы забывать обиды.

К непривычно лежащему на земле самолету уже потянулся аэродромный люд. Хашимов ушел первым, за ним двинулись и остальные летчики.

– Чего ты расселся, пойдем тоже посмотрим? – обратился Игорь к неподвижно сидящему Виктору. – Заодно сходим, послушаем, что Крапивин на разборе полетов скажет.

– Не, не хочу. Я лучше посплю часок. Чего-то ночью не выспался.

– А чем это ты ночью занимался, что до сих пор улыбка на пол-лица и засос на шее? Гы-гы-гы. Отжарил ее? Давай, рассказывай…

– Сам ты отжарил. Я делом занимался. – Викторсложил реглан, улегся и положил его под голову как подушку. – Налаживал связь между фронтом и тылом.

– И сколько раз ты ее наладил? – казалось, что от улыбки у Игоря сейчас треснут щеки.

– Я не помню. – Виктор зевнул и накрыл лицо пилоткой. – Раза четыре… или пять. Связь хорошая, устойчивая… сегодня, наверное, снова пойду…

Через час его растолкали, и пока летчики шли на КП и ждали командира, Игорь успел рассказать ему последние новости.

Оказалось, что Крапивину в вылете стало плохо. Настолько плохо, что после посадки он едва выбрался из кабины и его сразу отвезли в лазарет. На обратном пути тройку «Яков» внезапно атаковала пара «мессеров»-охотников, но стреляли они неточно и сумели повредить только истребитель Авдеенко.

– Тот на разборе на нас начал выступать, мол, мы группу бросили, – шептал Игорь, недобро поглядывая на сидящего невдалеке комиссара, – так командир его матюгами укрыл. У нас на «Яках» баки почти пустые были. С твоего слили литров тридцать, а с моего едва два ведра набралось…

…Виктор лежал на мягкой перине, блаженствуя. Рядом, ткнувшись грудью в бок и задумчиво водя кончиками пальцев по его животу, лежала Аня. Женские волосы щекотали шею, его левая рука, служившая ей подушкой, сильно затекла, но он не обращал внимания. Было хорошо, ночной воздух потихоньку охлаждал разгоряченное тело, и сон все сильнее смыкал свои объятия.

Аня внезапно зашевелилась и громко зашептала:

– Вить, а Вить, ты не спишь? – Не дождавшись ответа, она затеребила его плечо и, поднявшись на локте, требовательно заглянуло в лицо: – Ну Вить…

– Чего тебе? – Виктор открыл глаза. «Если она хочет еще раз, то к черту, сколько же можно, – раздраженно подумал он, – завтра летать, а я опять буду как зомби ползать. Так и накрыться недолго».

Но она не приставала, как обычно, а, глядя в лицо, жалобно спросила:

– Вить, а дальше что будет?

«Это она о чем? Неужто хочет за меня замуж? – удивленно подумал он. – Ни фига себе! Вот это фантазия у бабы! Да ее полдеревни перетрахало. У мужа на фронте никакая каска на голову не налезет, там уже не рога, а Царь-рога. Любой лось от зависти удавится». Однако озвучивать это он не стал, лишь немного подозрительным тоном поинтересовался: – Ты о чем?

– Фронт-то близко, – грустно сказала она, – немцев сюда снова пустите или дальше погоните? – Аня пристально вглядывалось в его лицо, при этом глаза у нее были чем-то похожи на коровьи, такие же добрые и глупые.

Виктор думал недолго. В конце концов, от этой женщины он получал только ласки, и молчать сейчас было бы черной неблагодарностью.

– Если есть куда идти – уходи. Запрягай в телегу корову, хватай детишек, свекруху и уходи. Только идти нужно сразу за Волгу. Если там нет никого, то тяжко придется, если есть родня, то зиму перебедуете и весной обратно вернетесь. Времени на это неделя. Это самое большее.

– За Волгу, – ахнула она, – как же так? Откуда ты знаешь такое?

– Да вот так. Мы, летчики, много знаем. Только ты не трепись, а то посадят обоих. Скоро тут немцы будут. Потом мы их прогоним. Совсем прогоним, но с полгода они тут пограбят. Так что если идти некуда, то прячь, что осталось.

– Ох, горюшко-то какое, – вздохнула Аня, – за что же беда такая? – Она снова улеглась рядом, что-то тихо бормоча себе под нос, прикидывая, что же ей дальше делать. Под это бормотание Виктор уснул…

Солнце едва показало свой край, когда сонные летчики торопливо шли к аэродрому. Шли молча, лишь тяжело бухали сапоги по утоптанной траве, да богатырские зевки нарушали утреннюю тишину. Над степью витала серая дымка, в балках висели редкие клочья тумана. Утренняя прохлада заставляла поеживаться, напрочь отбивая сон, но и говорить никому не хотелось. Наконец начала просыпаться оставшаяся позади деревня. Послышались голоса перекликающихся хозяек, рев скотины, защелкал кнут пастуха. Начинался новый день войны, со своими страхами и надеждами. Люди просыпались, чтобы провести его в окружении повседневных рутинных хлопот или смертельной опасности. Кому что доведется. Кому-то весьма повезет, и нынешним вечером он будет любить мягкую жену на семейной кровати. Кто-то будет засыпать в тесной прокуренной землянке, под храп однополчан и редкую перестрелку. Кто-то, проснувшийся утром полным сил и надежд, не увидит захода уже никогда.

Вскоре пшеничное поле кончилось, и начался аэродром. Он тоже пробудился ото сна, взревывали опробуемые двигатели, суетились техники, проводя регламентные работы, царила обычная аэродромная жизнь. У крайнего капонира, наполовину затянутый маскировочной сетью, стоял истребитель Шишкина. Раскапотированный, со снятым винтом, он напоминал не боевой самолет, а огрызок. Техник, весь серый от усталости, заголив по локоть руки, бренчал в ведре с бензином сливными краниками, промывая. Лицо Игоря разочарованно вытянулось, видимо, он рассчитывал, что за ночь на его истребитель успеют поставить новый мотор.

На утреннем построении Дорохов в очередной раз в хлам разнес инженерно-техническую службу. Как полагал Виктор, было за что – из восемнадцати остававшихся в полку самолетов исправными были только десять. Плохая организация работы техников была налицо. С другой стороны, количество заводского брака и недоделок просто зашкаливали. Добрая половина полка были свидетелями, как в Саратове во время приемки самолетов старший техник первой эскадрильи на спор нашел в новеньком, только с завода, истребителе семьдесят недоделок и неисправностей. Такое было качество советского авиапрома. Вдобавок основная часть техсостава были недавними выпускниками ШМАСов и имели крайне мало опыта. Тем не менее орал командир долго и стращал страшно. К концу его монолога и Сергей Яковлевич – инженер полка, и подчиненные ему технари имели вид жалкий и напуганный.

После построения летчики собрались на КП, ожидая указаний и очередности вылетов. Дорохов после утреннего разноса, видимо, еще не выпустил весь пар, ронял слова, словно свинцовые блямбы:

– Я приказывал… в вылетах использовать радиосвязь. Почему… в эфире тишина? – Он показал рукой на торчащую на столбе тарелку репродуктора. – Это прямая обязанность… ведущего группы, руководить по радио подчиненными… руководить боем. Вы два раза мяукните… и тишина. Буду наказывать. Вяло… вяло деретесь. На весь полк три-четыре агрессивных летчика. И это не всегда командиры. Вчера… вторая эскадрилья вела бой с «Юнкерсами». Почему… никого не сбили?

– Тащ майор, – вскочил щеголеватый старший политрук Евсеев, командир второй эскадрильи, – не было возможности прорваться. «Мессеры» сковали боем, не дали атаковать.

– Я об этом и говорю. – Дорохов поморщился, и Виктор понял, что этой ночью командир не спал, очень уж измученный был его вид. – Была плохая организация. И это ваша прямая вина, товарищ Евсеев… и ответственность за нее будете нести вы. Вас пара «мессеров» сковала боем. Пара! А вас было шестеро… Я весь ваш бой слушал… только почему-то не слышал. Не было управления… не было маневрирования парами и звеньями… не было руководства. Это, товарищи, не годится. Или выводы сделаете вы… или их сделаю я.

Командир немного помолчал, оглядел притихших летчиков и продолжил:

– По сегодняшним делам: Евсееву двумя экипажами провести разведку войск противника по маршрутам… – Он говорил названия городков и деревень, отщелкивая их, словно метроном, после добавил: – потом у начштаба уточните. Одно звено пусть ожидает в готовности номер два. Только что пришел приказ из дивизии, разведка обнаружила большое скопление танков, по ним будут работать «Илы». Хашимов, это задача вашей эскадрилье, обеспечите шестью экипажами прикрытие.

– У нас только пять исправных «Яков», самолеты Лукьянова, Шишкина и Авдеенко до сих пор в ремонте.

– Возьмете «Як» из звена управления. Но не мой. Немцы сейчас активизировались, так что, думаю, будет жарко, пусть идут более опытные летчики: Саблин, Кузьмичев, Шишкин, Лукьянов и Авдеенко. Вылет примерно через полчаса. «Илы» должны появиться над нашим аэродромом, как пролетят – взлетайте следом. Идите выше их метров на четыреста-пятьсот. Не забывайте про эшелонирование. Пусть пара Саблин – Шишкин идет сверху, метров на пятьсот выше группы. Они на этом уже собаку съели…

Тяжело груженные «Илы» шли неторопливо и весьма низко, Виктору сверху казалось, что они вот-вот зацепят землю своими винтами. Неторопливость объяснялась вооружением – под крыльями у штурмовиков висели выливные авиационные приборы – ВАП, длинные трехметровые трубы, похожие издалека на канализационные. Заряженные белым фосфором и залитые водой для безопасности, они были страшным оружием. Только вот неизвестно, кому было страшнее, немцам, на которых с неба проливался негасимый фосфорный дождь, или пилотам «Илов». ВАПы очень сильно снижали скорость штурмовиков, а о противозенитных маневрах и оборонительных «ножницах» можно было забыть. Вдобавок максимальная высота сброса фосфора составляла метров двадцать, что позволяло обстреливать «Илы» всем, что можно, вплоть до табельных пистолетов.

Танковая колонна фашистов обнаружилась быстро, по густому облаку пыли. Была она большая, наверное, с батальон танков и до сотни машин сопровождения. К тому же она оказалась весьма неплохо прикрыта ПВО, и идущих в атаку штурмовиков встретило буквально море огня. Кем считали себя пилоты «Илов», Виктор не знал, но сам полагал их смертниками с железными яйцами. Большого мужества требовалось, чтобы вот так, на бреющем, идти навстречу плюющейся огнем и свинцом смерти.

Под ураганным обстрелом строй «Илов» распался. За одним из штурмовиков потянулся густой белый шлейф. Поврежденный «Ил» начал подниматься было вверх, как вдруг вспыхнул, завалился на крыло и упал. На месте его падения поднялось большое облако белого дыма – горел фосфор. Однако остальные прорвались к цели, и теперь белое облако накрыло уже колонну. Земля сразу превратилась в филиал ада и скрылась в клубах дыма. Черный чад горящей резины и бензина смешивался с пылью и дымом от фосфора и почти скрыл цель. «Илы» носились над этим облаком, поливая огнем расползающиеся в стороны букашки машин и танков, свинцом и сталью мстя за погибшего товарища. С колонны пробовали огрызаться, но уже как-то вяло.

Неожиданно, чуть в стороне Виктор увидел летящую мимо тройку «лаптежников» «Ю-87». Видимо, для немецких пикировщиков такая встреча с русскими истребителями тоже оказалась неожиданной, они резко, со снижением, рванули в сторону и исчезли в дымке. С севера, значительно выше, показалась восьмерка наших двухмоторных бомбардировщиков «Пе-2». Виктор сразу узнал их по характерным хвостам с двумя килями. «Как-то тесновато в небе стало», – подумал он. Штурмовики уже закончили свои атаки и теперь собирались домой, выше них, с большим интервалом между парами, летела четверка «Яков» основной группы. Все было спокойно, никаких немцев. Еще пятнадцать минут полета, и они будут дома…

– Саблин, вы под атакой! Саблин, уклоняйтесь! – голос Хашимова зазвучал тревожным набатом. Виктор суетливо оглянулся и оторопел, четверка «пешек», немного растянувшись по высоте, пикировала на их пару. Увернулись они с Игорем в последнюю секунду, уйдя переворотом вниз. Пешки проскочили совсем рядом и продолжили пикирование на основную группу, Виктор увидел у них на крыльях кресты. Сверху пикировала еще одна четверка. Они с Игорем снова уклонились от атаки, однако в этот раз враги разделились. Пара насела на Игоря с Виктором, а другая спикировала вниз. «Да это же не «пешки», – запоздало подумал Саблин, – это сто десятые «Мессершмитты», тяжелые истребители. Вот это влипли…».

Бой принял характер безобразной свалки. Эфир сразу оказался забит матюгами и командами Хашимова, пытающегося управлять группой. Внизу носились «Мессершмитты», мелькали юркие силуэты «Яков», загорались огоньки пушечных и пулеметных трасс. Вверху дела обстояли неважно: истребитель Шишкина куда-то пропал, и теперь пара немцев атаковала Виктора. Один из них висел сзади, постреливая, второй падал сверху на скорости и тут же уходил обратно. Виктор попытался стряхнуть с хвоста назойливого противника, но это не удавалось. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, «мессер» держался цепко, и едва Виктор начинал от него отрываться, как падающий сверху второй противник тут же восстанавливал статус-кво. Положение спас Шишкин. Виктор увидел, как его истребитель вынырнул откуда-то снизу и, стуча пулеметами, погнался за уходящим вверх сто десятым. Второй по-прежнему висел у Саблина на хвосте, его хищный нос, с нарисованной там осой, был довольно близко. Решив долго с ним не возиться, Виктор ушел в вираж, полагая, что тяжелый истребитель неминуемо отстанет. Однако фашист почему-то так не думал, охотно последовал следом и вскоре начал догонять. Саблин тянул ручку изо всех сил, с оконцовок крыльев его «Яка» уже срывались белые жгуты воздуха, но желто-черная оса не отставала. Он не понимал, в чем дело: тяжелый истребитель должен иметь худший вираж, это как азбука, однако на деле получалось иное. Нос фашиста озарился вспышками, и воздух в считаных сантиметрах от «Яка» загудел, раздираемый свинцом. Сразу вспомнилось табличное носовое вооружение фашиста в две пушки и четыре пулемета, и стало грустно – зацепит хоть краем и конец. Понимая, что жизнь повисла на волоске, Виктор отжал ручку управления и, немного разогнавшись, резко потянул вверх. «Як», лишенный скорости на вираже, набирал высоту неохотно, трясся и в любую секунду готов был сорваться в штопор. Но это было спасение. Немец, так ловко перекрутивший его в вираже, пошел за ним вверх следом и теперь беспомощно завис без скорости, метров на двести ниже.

Боясь поверить своему счастью, Виктор плавно, боясь срыва, переложил самолет на крыло и упал на своего противника сверху. Но тот сдаваться не собирался. Осознав свою ошибку, вражеский летчик начал опускать нос, набирая скорость, его стрелок зашелся в истошной очереди, рискуя расплавить ствол, но было поздно. Разрывы ШВАКовских снарядов заплясали на крыле у «Мессершмитта», и тут же показались оранжевые язычки пламени. «Мессершмитт» наконец-то разогнался вниз, уходя на запад, но одно крыло у него пылало, разгораясь все сильнее. Через несколько секунд, видимо, взорвались баки, сильно пыхнуло, и сто десятый закувыркался вниз.

Вверху было спокойно: наблюдался один-единственный истребитель противника, которого весьма успешно гонял Игорь. Зато внизу был хаос. «Илы» стояли в круге, отбивая наскоки пары сто десятых, другая четверка врагов дралась с «Яками». На его глазах «мессер» зашел в хвост стоящему в вираже советскому истребителю и открыл огонь. «Як» буквально перерубило пополам. В пламени горящего топлива к земле кувыркалось хвостовое оперение с красной звездой, крыло и куски фюзеляжа. Выяснять, кто же погиб в этой машине, не было времени. Пользуясь преимуществом в высоте, Саблин направил свой истребитель на врага.

Атака вышла неудачной, немец увернулся от огня, ловко подставив Виктора своему стрелку. Тот сделал в «Яке» пару лишних пробоин, но ситуация для немцев перестала быть благоприятной, они синхронно вышли из боя, уходя на запад. За одним из «мессеров» тянулся шлейф дыма, Хашимов сумел его подловить и влепить пару снарядов. Однако добить теряющего высоту подранка не вышло, немцы быстро развернулись, встречая «Яков» в лоб. Пришлось отходить. Стороны покидали поле боя, недовольные его исходом и ожидающие реванша…

Виктор садился последним. Он привычно зарулил на свою стоянку и, выключив мотор, облегченно развалился на сиденье. По ушам ударила оглушительная тишина. Солнце уже забралось в зенит и начало припекать, даже в открытой кабине было жарко. Недовольно морщась, он начал ерзать, отстегивая привязные ремни. На крыло вскочил Жорка, принялся помогать, спросил настороженно:

– Бой вели?

– Да. – Виктор наконец-то освободился от парашюта и, быстренько скинув шлемофон и реглан, подставил мокрую от пота голову солнцу. – «Мессера» сбил, сто десятого.

– Сбил? – Жорка засиял. – А Авдеенко где? Опять на пузо плюхнулся?

– Сбили Авдеенко. Взорвался в воздухе.

Улыбка у Жорки вмиг окривела и превратилась в оскал. Обогнув застывшего соляным столбом техника, Виктор спрыгнул на землю. С дальней стоянки доносились негодующие крики Игоря, запылила полуторка, везя на аэродром обед, оружейники тащили к самолетам набитые пулеметные ленты. Все было как обычно, только Авдеенко не вернулся.

Саблин сплюнул под ноги, буркнув тихонько под нос:

– Помер Максим, да и хер с ним, – и крикнул все еще задумчивому технику: – Шевелись, Жорка, шевелись. Тут с немца пару гостинцев прилетело. Посмотри…

Жорка что-то ответил и приступил к осмотру, а Виктор дождался Игоря, и они вместе пошли на КП. Хашимов и остальные летчики были уже там.

– Ты чего на оружейника орал? – спросил он Шишкина, когда они немного отошли.

– Да пушка разок стрельнула, и все. Перезаряжал ее, а без толку. Немец-то был вот где, – Игорь оттопырил ладонь, показывая, где был вражеский истребитель, – а она, зараза такая, молчит. Пулеметами его причесал, а толку-то. Как этого сбили, видел?

– Да, видел. «Мессер» его на вираже срезал.

– Лопух, – Игорь презрительно сощурил глаза, – летать ни черта не умел, только гадил. Это же надо виражом от «мессера» не уйти…

– Да не скажи. Сто десятый, собака, на вираже меня едва не срубил. Вцепился, как клещ.

Игорь недоверчиво посмотрел на него, но ничего не ответил. Дальнейший путь до КП они молчали.

Разбор был краткий. Дорохов расспросил участников вылета, немного попенял Хашимову на плохое руководство. Здесь же, на КП, они быстро написали рапорта о прошедшем бое. Когда все уже разобрали по полочкам, Виктор задал мучающий его вопрос:

– Товарищ командир, – спросил он, – Авдеенко сбили в вираже. Я от своего тоже уходил виражом, но едва не был сбит. Как такое может быть? Ведь сто десятый «мессер» гораздо тяжелее!

– А как ты увернулся? – Дорохов выглядел лучше, чем утром, и Саблин решил, что пока они летали, он успел немного поспать.

– Когда понял, что меня сейчас расстреляют, немного разогнался и ушел на вертикаль. Немец внизу остался, не вытянул. Вот я его и зажег. – Виктор жестами показывал элементы прошедшего боя.

– Ну, правильно. Мотайте на ус. Пилот двухмоторного самолета при выполнении виража может убрать обороты одного мотора и тем самым резко уменьшить радиус разворота. Долго такой фокус не сделает, сильно упадет скорость, но вот довернуть и обстрелять – это самое то. Так что если деретесь против такого противника – поступайте, как товарищ Саблин, и тоже будете иметь на счету сбитых фашистов. Кстати, – командир неожиданно улыбнулся, – тут приказ хороший пришел. Хашимову присвоили очередное воинское звание капитана. Поздравляю!

– Служу Советскому Союзу! – Хашимов вытянулся по струнке, в глазах у него сияло счастье…

Вечером друзья уходили с аэродрома слегка пьяные и веселые, к наркомовским ста граммам добавились и хашимовские, за первую шпалу. Помимо большей порции водки для радости была еще одна причина. После обеда комполка подключил к боевой работе вторую эскадрилью, и те отличились, сбив четыре фашистских самолета. Поэтому, несмотря на гибель Авдеенко, летчики все же больше веселились, чем грустили. Размен шесть за одного нашего устраивал всех: и Дорохова, и зеленых сержантов.

По дороге их нагнал Костя Кузнецов, летчик из второй эскадрильи. Сегодня он сбил свой первый вражеский самолет и, видимо, хотел поделиться этой новостью со всем миром.

– Куда это вы так несетесь, – сказал он, – как наскипидаренные?

– До баб, до баб, всегда до баб, – пропел Шишкин и засмеялся.

– А шо, тут еще и бабы есть? – спросил Костя. – Как вы их нашли? Уходишь на аэродром – еще темно, возвращаешься – уже темно.

– Места надо знать, – наставительно сказал Игорь, – и чтобы прикормка правильная была. Баба – она не на все клюет!

– Ха, – усмехнулся Костя, – у меня снасть такая, шо любая клюнет, только покажите. Кстати, – сменил он тему, – слыхали, как я сегодня бомбера сбил? Как дал ему сверху, так у него мотор и вырвало. Представляешь? Горел, как цистерна с бензином. Полнеба в огне…

– Да, да. Ты рассказывал, – торопливо сказал Виктор. Он уже слышал эту историю за ужином дважды.

– Тут болтали, – зашептал Костя, – шо в штабе наградные оформляются. Слышал, шо на вас двоих документы уже сделали и отправили. Наверное, по итогам сегодняшних боев тоже оформят. Это дело такое… – глаза у него лихорадочно заблестели.

Тем временем они уже вошли в деревню, и Кузнецов, не прощаясь, свернул к ближайшему дому, где он квартировался. Отходя, они услышали, как Костя сказал кому-то невидимому в темноте: – Здорово, дядь Мить. Представляешь, я сегодня вражеский бомбардировщик сбил. Как дал ему…

– Бедный дядя Митя, – тихо засмеялся Виктор, – ему сегодня не позавидуешь.

– Ага, – подхватил Игорь. – Слышал за награды? Хорошая новость. Неплохо было бы, если бы Знамя дали, хотя две Звезды тоже ничего…

– Посмотрим. Что будет, то будет.

– Ты сейчас к своей? Везет…

– Да, – ответил Виктор, – свекруха ее вчера к сестре уехала, дня на три. Так что моя пользуется моментом… по полной программе.

Игорь хлопнул его по плечу и завистливо вздохнул. Потом, немного подумав, тихо спросил:

– Помнишь, ты говорил, что немцы скоро на нас попрут? Может, ты ошибся?

– Может, – так же тихо ответил Виктор. – В любом случае в июле точно узнаем…

(обратно)

Глава 3

Июль выдался очень жарким. Солнце висело над головой раскаленным утюгом, выжигая своими лучами все, до чего могло дотянуться. Степь стремительно выгорела, и от радующего глаз июньского разнотравья остались только жалкие огрызки, зеленый цвет лугов и колхозных полей сменился разнообразными оттенками желтого. Разогретый воздух дрожал горячим маревом, превращая линию горизонта в неясную зыбь.

Летчики понуро сидели в тени истребителя Сергея Лукьянова, нового командира эскадрильи. Капитан Хашимов погиб, облетывая самолет после ремонта. Тогда, на посадке, при третьем развороте на его «Яке» внезапно остановился мотор. Хашимов пытался спасти машину и посадить ее на шасси, однако самолет попал колесами в укрытую травой яму и перевернулся. Руслана раздавило в кабине. В новом звании он успел побыть всего шесть дней.

Как назло, на следующий день прилетел комдив, награждать отличившихся летчиков, щедро облив полк золотым дождем наград. Из начальства наградили Дорохова, Жукова, Яковлева. Виктор тоже получил орден Красного Знамени, Игорь орден Красной Звезды, а Русланов орден Боевого Красного Знамени так и остался лежать в маленькой коробочке…

Однако это было две недели назад, с тех пор случилось многое, и ничего хорошего. Немецкие механизированные части пробили брешь в нашей обороне и, как нож в масло, устремились вперед. Фронт рухнул, и война, пыля проселочными дорогами, снова покатилась на восток. Все попытки нашей армии удержать оборонительные рубежи оказались безуспешными, войска отходили с боями, оставляя врагу свою территорию. В небе господствовала вражеская авиация, и редкий вылет обходился без встреч с противником. Полк кочевал, отступая и меняя аэродромы.

* * *

Полк стачивался. Пусть это было и медленно, но верно. После гибели Хашимова не вернулся с боевого вылета сержант из второй эскадрильи Жирнов, получил новую рану и теперь где-то лечился Кучмиев. Посылать на задание самолеты поэскадрильно уже не было возможности, вторую неделю полк летал сборной солянкой. Самолетов оставалось все меньше, а число неполадок не уменьшалось. Вдобавок на новом аэродроме начались перебои с топливом. Поговаривали, что при отступлении наши войска сожгли крупные запасы бензина, чтобы те не достались немцам. Так это или нет, Виктор не знал, но было похоже на правду.

Все в полку сильно переживали создавшееся на фронте положение, народ стал хмурым, озлобленным. Даже Саблину передалось это состояние. Он знал, что все будет хорошо и что враг будет разбит, но поневоле заражался черной меланхолией. Виктор как мог гнал это чувство, но не всегда побеждал. Сердце зачастую оказывалось сильнее разума. Иногда ему даже казалось, что он сошел с ума и вся его жизнь в будущем не более чем фантазия. Настолько резко это сытое и безопасное далеко контрастировало с окружающей действительностью, что казалось нереальным. И в такие моменты ему становилось очень страшно…

Сейчас поводов для пессимизма прибавилось – утром в бою с «мессерами», был сбит сержант Костя Матвеев и не вернулся Гаспарян. Пятерка наших истребителей дралась под Ростовом против четырех «мессеров» и пятерки бомбардировщиков «Ю-88». Бой протекал довольно успешно, сперва наши истребители заставили «Юнкерсов» отбомбиться, не дойдя до цели, потом лейтенант Лукьянов сбил одного «мессера». Враг обратился в бегство, однако после преследования противника сержанты Матвеев и Гаспарян отстали от группы и не вернулись на аэродром. Никто даже не видел, куда они пропали. Через два часа позвонили из дивизии и сообщили, что неподалеку от Ростова упал «Як», у мертвого летчика оказались документы на имя Константина Матвеева. Судьба Гаспаряна была пока неизвестна. Поэтому среди рассевшихся в тени командирского «Яка» летчиков царила угрюмая тишина.

Дорохов появился внезапно. Оглядел свое встрепенувшееся воинство, хмыкнул:

– Чего это вы тут расселись, сопли распустили, носы повесили? Вы еще «Черного ворона» затяните, курицы мокрые. А ну смирна! – рявкнул он. – Вы чего это? А ну веселее глядеть! Форму привести в порядок! Побриться и подшиться! Шишкин, ты в своих сапогах навоз выгребал? Немедленно почистить. Через три часа танцы, чтобы выглядели орлами.

– Какие танцы, товарищ майор? – спросил Евсеев.

– Обыкновенные. В соседней деревне госпиталь стоит, а там медсестры и врачи. Женщины. Ну, вы, наверное, когда-то их видели. – Дорохов при этом непроизвольно улыбнулся. – Так вот, сегодня вечером едем туда с визитом, на танцы. Вести себя прилично, не нажираться. К врачихам не приставать и руки не распускать, а то знаю я вас. Саблин, тебе особое задание. Возьмешь в БАО машину и мчи в ближайший райцентр, привезешь цветов. Чем больше, тем лучше. Вот тебе на всякий случай деньги, – комполка дал ему несколько купюр, – но лучше обойтись без них. – Летчики при этих словах засмеялись. – Ищи где хочешь, делай что хочешь, но чтобы цветы были.

Цветы нашлись. Нашлось и несколько бутылок вина и шоколадные конфеты для угощения. Впрочем, Виктор особо не видел, чтобы кто-то из летчиков пил это вино и ел эти конфеты. Мало кто обращал внимание, что стены колхозного клуба ободраны после недолгой оккупации, что старенький патефон хрипит и иногда соскакивает, повторяя одно и то же. Это не мешало. Главное, было ощущение, что война отодвинулась куда-то далеко. Какая может быть война, когда ты молод, слегка пьян, а вокруг красивые женщины. А их было множество и на любой вкус, и молоденькие медсестрички, совсем юные, зачастую вчерашние школьницы, и женщины-врачи, уже постарше, щеголяющие шпалами в петлицах, и даже начальник госпиталя, седеющая военврач первого ранга. Нельзя сказать, что появление летчиков произвело фурор среди персонала госпиталя, от недостатка мужского внимания они явно не страдали, скорее наоборот. Но летную братию еще с довоенной поры окружал героический ореол, а сияющие золотом и серебром награды этот ореол подчеркивали. Так что холодная неприступность у медичек продержалась недолго, и вскоре стены клуба ходили ходуном, звонкий смех перебивал музыку, все общались, плясали и радовались жизни.

Танцевать Виктору вскоре надоело. Вначале он и не собирался, поскольку танцевал с грациозностью пьяного медведя, но местные красавицы этого не знали и охотно приглашали скромного летчика. Видимо, их привлекал высокий рост Саблина и приятный блеск двух орденов. Правда, после того как Виктор пару раз наступал им на ноги, дамский энтузиазм куда-то испарялся, но соискательниц оперативно заменяли новые. Скрипели полы под десятками танцующих людей, пыль взметалась к самому потолку, менялись мелодии, лица, запахи.

Вскоре он вышел на улицу. Здесь было куда как получше – вечерняя прохлада выгодно отличалась от душного зала клуба. В ночной тьме мелькали огоньки папиросок, слышались приглушенные голоса и тихий смех. Народ активно пытался узнать друг друга поближе. Неподалеку он увидел весело беседующую с Лукьяновым девушку – медсестру. Ее лицо показалось знакомым.

– Привет, Ульяна, – сказал ей Виктор, – не узнаешь?

– Нет. – Она скользнула по нему равнодушным взглядом, на секунду задержавшись на орденах.

– В марте, в Марьевке. Ты еще с подружками была. Одна такая рыженькая, а вторая, кажется, Вика.

– Точно, – она прищурилась, вспоминая, – точно. Летчик-герой. И не узнать тебя. – Ульяна засмеялась, и в ее прищуренных глазах появился слабый интерес.

– Вот еще у нас случай был… – Лукьянов не собирался сдавать свою новую знакомую без боя. Одновременно принялся яростно сигнализировать глазами, намекая, что Саблин тут лишний. Виктор понимающе усмехнулся и, подмигнув Ульяне, отошел в сторону. Соперничать из-за нее со своим комэском он не собирался.

Обратно они возвращались уже в одиннадцатом часу. Уставшие, пропотевшие, но довольные, приободренные. Пусть на короткий вечер, но летчики забыли всю горечь поражений и тяжесть отступления. Война ушла в сторону, на второй план, а молодость взяла свое.

– Шишкин, а ты куда пропадал-то? – спросил Дорохов, когда они уже подходили к «своей» деревне. – Видел, как ты с одной врачихой танцевал пару раз, а потом исчез. Что за дела?

– Я эту врачиху того… жарил, – от гордости Игорь надулся как индюк.

– Да иди ты, – пока Дорохов переварил информацию, встрял в разговор Евсеев. – Как такое может быть? Ты же сержант, а она военврач третьего ранга.

– Какая разница, она же женщина, – философски ответил Игорь, – что простая колхозница, что военврач – все у них одинаково. Хе-хе.

– Она же старше тебя чуть ли не вдвое и выше на голову, – захихикал Виктор, – как ты с ней целовался-то?

– На цыпочки встал…

– Шишкин, но как? – Дорохов наконец обрел дар речи и хотел выяснить у предприимчивого подчиненного подробности. – Как такое может быть? Ты что, ее раньше знал?

– Сегодня увидел впервые в жизни.

– Шишкин, – засмеялся комполка, – я тебя под арест посажу, если не расскажешь, как все было.

– Да просто все, товарищ майор. Я с ней танцевал, гляжу, а она на меня так смотрит… гм, странно. Так дети на мороженое смотрят. А потом приобняла, думал, что задушит, и снова смотрит. Я тогда сразу все понял и говорю: «А можно с вами поближе познакомиться? Очень вы мне нравитесь». И все, – довольный Игорь растянул рот в ухмылке. – Она сама меня в какой-то сарай отвела, и я там с ней почти два часа знакомился.

– Ну, ты и дурак, Шишкин, – со смесью зависти и удивления сказал Дорохов. – А если бы ты ее не так понял? Мог бы и по морде получить, а то и похлеще. Закатила бы она скандал, всем бы праздник испортил.

– Не закатила же. Я знал, что выгорит, – под осуждающим взглядом командира Игорь лихо сдвинул пилотку набок. – Пусть теперь вспоминает летчика, может, и не залетит. Хе-хе-хе.

– Старший сержант Шишкин, – тон майора стал официальный, – как выйдем из боев – пойдете под арест. Суток на десять. За неуважительное отношение к старшим по званию. И за дурость. Совсем распоясались.

Шишкин козырнул. В темноте не было видно его лица, но Виктор не сомневался, что он ничуть не раскаивается в содеянном. До ареста еще нужно дожить, а военврач, настоящая и теплая женщина, уже была и, возможно, еще будет…

* * *

…Небо наполнилось чужим басовитым гулом, и вскоре над головой возникла пятерка легких одномоторных бомбардировщиков «Су-2». Прямо над аэродромом, сохраняя строй, они заложили широкий плавный вираж, ожидая взлет истребителей прикрытия. Подтверждая их ожидания, с КП стартовала зеленая ракета – команда на вылет. Четверка «Яков» начала разбег.

Прикрывать бомбардировщики Виктор не любил. Тяжкое это дело – прикрытие. Летишь, выписываешь восьмерки над подопечными, что тащатся на черепашьей скорости и все норовят потеряться на фоне земли. При этом они очень любят растянуть строй, часто теряют ведомых, а потом во всех бедах и потерях винят истребителей. Хотя, пожалуй, прикрывать штурмовики он не любил больше. Там вдобавок ко всем вышеперечисленным проблемам есть еще и огонь с земли. По бомбардировщикам тоже стреляют зенитки, но по штурмовикам стреляет вообще все, что может стрелять. И зачастую не особенно разбирая, в кого оно лупит. Так ведь и сбить ненароком могут – истребителю много не надо, иногда достаточно одной пули, чтобы вывести его из строя. Впрочем, пилоты этих «Су-2» были исключением. Виктор уже четырежды летал на прикрытие летчиков этого полка, и впечатления оставались самые положительные. Дрались они храбро, своих не бросали, и это немного подслащивало пилюлю от неприятного задания.

Наконец-то показалась цель: перечеркнувшая изгиб реки тоненькая ниточка переправы. От нее уже километров на пять в глубь нашей территории ползла длинная пылящая «змея» немецкой мотострелковой колонны. Переправа работала, на обоих берегах сновали подъезжающие и отъезжающие машины и маленькие коробочки танков – немцы торопились, стараясь не потерять темп наступления. В небе над переправой сразу появились серые комочки разрывов: заработали вражеские зенитки. Однако стреляли они недолго и вскоре замолкли – показались истребители противника. Бомбардировщики сбросили бомбы, и вокруг тонкой ниточки взметнулись высокие белые столбы воды. Часть разрывов накрыла готовящиеся к переправе войска, и на правом берегу реки разгорелись дымные костры горящих машин.

Впрочем, Виктор всего этого не видел. Истребители уже схлестнулись с четверкой «мессеров», завертелись клубком, и стало не до разглядывания красот бомбежки. Теперь только успевай снимать особо наглых врагов с хвоста однополчан, да и сам атакуй. Бой был короткий, после нескольких атак противники разошлись по сторонам. Выполнившие свою работу бомбардировщики отходили домой, на юг. Один из «Мессершмиттов» полетел было вслед отходящим, однако, попав под плотный огонь пяти стрелков, шарахнулся в сторону и пикированием ушел на северо-запад. Остальные «мессера» последовали его примеру.

Только сели, только успели пообедать и заправить самолеты, как снова пришла команда на вылет. Опять пришлось прикрывать «Су-2», опять пришлось бомбить ту же самую колонну. Бомбардировщики ссыпали на нее сотни осколочных бомб, истребители добавили, сбросив свои пятидесятки, но это не помогло. Колонна тонула в черных султанах разрывов, на некоторое время она останавливалась, укутанная дымом, в ней долго что-то горело, но она упрямо и невозмутимо ползла вперед. И это пугало.

Едва летчики немного передохнули, а техники успели подготовить самолеты, как опять поступила команда вылетать. Для прикрытия семерки «Илов» Дорохов сумел наскрести шесть истребителей и сам повел группу. Для Виктора это был уже третий вылет за день, и из-за их однообразия возникало странное ощущение дежавю. Снова висел на ручке отяжелевший от двух полусоток истребитель, снова желтела припорошенная пылью и затянутая дымом от пожаров степь. Все вокруг казалось пыльным, грязным и задымленным, и только небо было чистое-чистое, голубое, с белыми нитями облаков. Оно умиротворяло своей бесконечностью, своим простором, и Виктор даже подумал, что как может быть такое, чтобы под таким небом идет война. Потом думать стало некогда, настало время действовать. Впереди показалась узкая полоса деревьев вдоль дороги, по которой по четыре-шесть в ряд двигались вражеские машины и танки. Ведущий «Илов» закачал крыльями, подавая сигнал «внимание», и пошел в набор высоты.

– Небо чистое, – раздался в наушниках голос Дорохова. – Истребители, атакуем! Саблин, как сбросите бомбы, разрешаю провести еще один заход, и уходите вверх, прикрывать.

Виктор качнул Пищалину крыльями и следом за «Илами» пошел в атаку. Колонна встала. От нее навстречу пикирующей группе потянулся огненный веер эрликоновских снарядов, а между машин заметались маленькие серые фигурки. В прицеле у Саблина оказалась косо бегущая под самолет, разбухшая от людей и техники дорога, и он разок нажал пулеметные гашетки, стрельнув издалека, наугад. «Илы» уже отбомбились, и часть дороги скрылась в дыму и облаке пыли. Виктор тоже сбросил бомбы и потянул ручку, выходя из пикирования, отметив про себя, что ведомый летит слишком уж близко. Дав мотору полную мощность, он полез боевым разворотом вверх, чтобы уже со стороны солнца повторить свою атаку. По-хорошему, нужно было оставаться здесь, наверху, забить на приказ командира и прикрывать группу, мало ли что. Но и соблазн был велик, нечасто удавалось пощипать такую жирную цель. Он завертел головой и, убедившись, что, кроме них, в небе больше никого нет, повел Пищалина в новую атаку. Истребитель снова устремился вниз – в новое пикирование. В прицеле стремительно увеличивался угловатый приземистый бронетранспортер, застучала пушка, зашлись в треске пулеметы, и земля вокруг броневика вскипела фонтанами пыли. Самолет зло задрожал от этих очередей. Мелькнули под крылом деревья, крыши машин, и истребитель, выходя из атаки, взмыл над колонной…

Когда Виктор третий раз за день вылез из кабины, солнце уже начало клониться к закату. Над степью стояла сушь и жара, хотелось выпить холодного пива и искупаться. Причем желательно в море. Но ни пива, ни моря на аэродроме не было. Из всех развлечений было только черное от загара, озабоченное лицо техника да теплая горьковатая вода. Виктор с большим удовольствием прямо из ведра напился этой пахнущей тиной воды и, вылив на себя остальное, надел гимнастерку на мокрое тело. Стало легче.

После посадки обнаружилось, что в водяном радиаторе самолета Пищалина застрял кусок мяса. Летчики обступили машину, пересмеиваясь и подначивая бедного Артема. Подошел Дорохов, поглядел и весело приказал:

– Доктора позовите. Это по его епархии.

Когда прибежал запыхавшийся военврач, ему вручили напильник и заставили выковыривать мясо из радиатора.

– На вкус, на вкус попробуй, – сложившись в хохоте, посоветовал комэск-два Евсеев, – вдруг это говядина? Бульон сварим…

– Может, это лошадка была, на махан пойдет.

– Теперь с мясцом будем. Тут его, считай, с фунт, смело можно на рынке торговать.

– Артем, а за что тебя немцы на мясное довольствие поставили?

Доктор наконец выковырял кусок, задумчиво осмотрел его и, ковырнув его пальцем, под смех присутствующих, резюмировал:

– Арийское мясо. В пищу непригодно.

С этими словами он отдал злосчастное мясо Пищалину.

– Прикопай подальше, – прокомментировал действия врача Дорохов. – Близко за ведущим шел, вот и попал под разрыв его бомб. Впредь наука будет.

Виктор немного удивился сам себе. Раньше подобная новость повергла бы его в шок. А теперь факт того, что кусок убитого им врага находят в самолете ведомого, дает лишь повод для веселья. Определенно, он изменился. Вот только неизвестно, в какую сторону.

Вылетов на сегодня больше не было. На аэродроме закончился бензин, и летчики, ожидая ужина, забились в тень отдыхать. День завершался. Солнце склонялось за горизонтом, и усиливающийся ветер доносил запах гари. Горели зажженные бомбами и снарядами хлебные поля, и всю ночь над степью полыхали зарницы далеких пожаров…

* * *

Солнце уже поднялось довольно высоко и начало понемногу припекать, моментально высушив утреннюю росу. Ночная прохлада быстро и незаметно сменилась привычным зноем, и все живое спряталось, избегая палящих лучей. Летчики не были исключением и расположились в небольшой роще на краю аэродрома. Здесь было неплохо: деревья давали тень, небольшой заболоченный ручей дарил прохладу, и поэтому сюда перебрался почти весь полк. Даже перетащили большую часть самолетов, вырубив на окраине рощи стоянки. Бензина не было, и народ после скудного завтрака расслаблялся ожиданием и ничегонеделанием.

Полк в очередной раз сменил свое базирование, отойдя за реку Маныч. Такая рокировка аэродромов постигла всю их воздушную армию, севернее Дона уже были фашисты. Остатки наших войск спешно покидали правый берег реки, подвергаясь яростным атакам на переправах. Немцы же захватили плацдарм на нашем берегу и теперь быстро насыщали его войсками. На донских переправах стало очень жарко.

Но это было далеко, почти на сто километров севернее, а пока можно было отдохнуть. Шишкин спал, положив под голову кулак и тихо сопя. Пищалин читал фронтовую газету, хмурясь и недовольно кривя губы. Сергей Лукьянов достал из планшета тоненькую пачку писем и принялся их перечитывать, улыбаясь. Когда он улыбался, на щеках у него появлялись ямочки, и Виктор подумал, что их новый комэск наверняка нравится девушкам. Самому Виктору заняться было нечем. Он тоже просмотрел газету, но читать написанную там ерунду было неинтересно. Лукьянов прочел одно письмо и, используя планшет вместо стола, принялся писать ответ. На минуту отвлекшись, чему-то улыбнулся и спросил сидящего рядом Артема:

– Пищалин, а у тебя невеста есть?

Тот скорчил недовольную гримасу и буркнул:

– Нет!

– Почему? – искренне удивился Сергей.

– Война идет, какие могут быть невесты, – как-то нервно ответил Артем и покраснел.

– Ну, это ты зря, – голосом мудрого дедушки ответил Сергей. – Это же хорошо, когда тебя там, – он показал рукой на восток, – кто-то ждет.

– Меня мама ждет, – мрачно ответил Артем, – и две сестры младшие. А на войне нужно воевать, а не про невест думать.

Виктор удивился. Насколько он помнил, это была самая длинная речь его ведомого, и он улыбнулся:

– Так вот чего ты на танцах сычом сидел? А я уж подумал, что у меня ведомый – ахтунг. Летать боялся, а ну как сзаду подойдет, сотворит чего. А оно вот как. – Он захихикал.

Лукьянов с Пищалиным непонимающе посмотрели на Саблина, но ничего не сказали.

– Да ты просто женщин еще не нюхал, – ответил Артему Шишкин. Он незаметно проснулся и, широко зевнув, приподнялся на локте. – Это лечится. Я знаю, я тебя научу.

– Идите к черту, – злобно огрызнулся Пищалин, – хватит нести всякую ерунду.

В глазах у Игоря разгорелся охотничий азарт. Он уже открыл было рот, чтобы ущучить Артема посильнее, но тут прибежал посыльный и позвал всех на КП. Привезлибензин, и летчики окружили Дорохова, словно цыплята курицу-наседку, торопливо перерисовывая на карты наземную обстановку. Раз привезли бензин, значит, скоро лететь, значит, снова в бой…

…Станица Раздорская горела, пачкая небо бело-черными облаками дыма. В районе переправы наших войск тоже все было окутано пылью и копотью. Там был ад. Вражеские бомбардировщики подходили группами и пикировали вниз, сбрасывая свой смертоносный груз на тоненькую нить переправы, на головы беженцев, на наши переправляющиеся войска. Вода в реке бурлила от разрывов. Сверху воды Дона, обычно голубоватые, казались пенно-огненными и одновременно грязными от взбаламученного бомбами ила. Однако переправа работала: по реке сновали лодки и катера, по мосту двигались букашки машин и безликая человеческая масса. Двигалась, невзирая на падающие с неба, воющие сиренами вражеские бомбардировщики и смертельный свист осколков.

– Спереди слева ниже девятка бомбардировщиков, – захрипел в наушниках голос Дорохова, – атакуем в лоб, после разворачиваемся боевым и заходим сверху. Саблин, вы второй раз не атакуете, прикрываете.

Появление над переправой шестерки советских истребителей оказалось очень своевременным – подходила очередная девятка «Хейнкелей». Бомбардировщики стремительно увеличивались, приближаясь, и Виктор торопливо загнал в прицел крайний левый самолет. Он нажал на гашетки, сразу отвернул в сторону, избегая столкновения, и выругался, увидев, что трасса легла чуть выше и в стороне. Спустя миг, и вражеские самолеты остались позади, перегрузка вдавила в сиденье, и «Яки» полезли вверх.

Со стороны уже пикировала четверка «Мессершмиттов», но они немного не успевали. Пара Виктора кинулась им наперерез, издалека поливая пулеметным огнем. Немцы клюнули и вчетвером кинулись в смертельную карусель.

Попавшие под повторный удар и оказавшиеся без прикрытия «Хейнкели» сбросили бомбы, не доходя до переправы, и торопливо развернулись. За одним из них тянулся четкий серый след, а вокруг злыми осами носились наши истребители.

– Саблин, вниз уходите, мы сейчас поможем, – приказ Дорохова прозвучал своевременно. Четверка «мессеров» вцепилась по-бульдожьи: на хвосте у Виктора уже сидел вражеский истребитель, второй гнал Пищалина, еще пара набирала рядом высоту. Саблин короткими очередями согнал нахала от ведомого, чуть довернул, помогая Артему снимать немца уже с его, саблинского, хвоста, увидев, что враг отвернул, кинул свой «Як» вниз. Почему-то сзади-сверху оказалась непонятно откуда взявшаяся пара «мессеров». Они быстро догоняли, и Виктор инстинктивно вжался в сиденье, опасаясь, что в бронеспинку сейчас застучат пули, дал ногу и резко потянул ручку в сторону. «Як» завертелся волчком, снижаясь, вокруг замелькали дымные шнуры трассирующих пуль.

– Крути, крути, – закричал комполка, – крути. Сейчас я его срежу. – Евсеев, вы верхнюю пару берите.

Один из висевших сзади «мессеров» отвернул, второй, немного помедлив, потянул было следом, но тут в него впилась трасса, и самолет загорелся.

– Готов, готов, гад, – торжествующе закричал Дорохов. – Саблин, хватит, собирай пару.

Виктор остановил вращение и потянул вверх. Увидев сбоку приближающийся «Як» Пищалина, чуть довернул, уступая ему место в строю. Тройка «Мессершмиттов», набирая высоту, спешно уходила в сторону. Четвертый уже упал, и только сносимый к Дону парашют да тающий дымный след говорили о падении самолета.

Противника такой исход не устраивал. Один «Мессершмитт» ушел в северо-западном направлении, но на смену ему подошло шесть истребителей, а на горизонте замельтешила очередная девятка вражеских бомбардировщиков. «Мессера» старались занять положение выше, чтобы было удобней атаковать. «Яки» тоже полезли вверх, не желая с ходу отдавать инициативу.

Бой разгорелся внезапно. Четверка «мессеров» пыталась согнать с высоты забравшихся выше всех Евсеева с ведомым – сержантом Дегтяревым, но сами прозевали атаку пары Саблина. Впрочем, Виктор тут же оказался атакован двумя «мессерами». Завертелась карусель. Истребители на максимальных оборотах носились друг за другом в гигантском хороводе, стараясь загнать противника в прицел и не попасться самим. Небо наполнилось ревом моторов, треском пулеметов и грохотом авиапушек.

– Саблин, – услышал Виктор в наушниках, – немедленно атакуйте бомбардировщики. Не дайте им отбомбиться.

Он увидел, как ниже и чуть в стороне красивым ровным клином проплывала девятка пикирующих бомбардировщиков – «Ю-87». Они шли к переправе. Шли красиво, неторопливо и невозмутимо. Как на параде, четко выдерживая строй и интервалы. Прикрытые пулеметными стволами и истребителями, они, наверное, были уверены в своей безнаказанности и неуязвимости.

Виктор бросил свой «Як» вниз, и следом сразу пристроилась пара «мессеров». Одному из них в хвост вцепился Шишкин, и «мессер» бросил преследование, потянув вверх, но второй остался. Стрелка альтиметра быстро двигалась, отсчитывая потерю высоты, мотор выл, самолет уже начал подрагивать от скорости. «Мессершмитт» не отставал, напротив, он даже сократил дистанцию и теперь готовился открыть огонь. Строй «Юнкерсов» оказался уже вверху и немного впереди, он проскочил их на пикировании. Избегая атаки вражеского истребителя, Виктор резко потянул ручку на себя и одновременно крутнул штурвальчик триммера высоты, уходя вверх. Чудовищная сила перегрузки едва не размазала его по сиденью, глаза застила тьма.

Когда он пришел в себя, «мессера» за хвостом не оказалось – видимо, был где-то ниже. Его истребитель почти вертикально поднимался вверх, заходя на «Юнкерсы» снизу. Он быстренько довернул, загоняя в прицел самолет ведущего вражеской группы, и зажал гашетки. Красно-белые огоньки скользнули перед самым носом фашиста, несколько уткнулись в мотор и чуть наискосок побежали дальше, оборвавшись на крыле возле торчащего, покрытого обтекателем шасси. «Як» за счет остатков былого разгона выскочил немного вверх, оказавшись прямо над бомбардировщиками. Их красивый клин распался. Впечатленные внезапной атакой на своего ведущего немцы смешали строй и начали отворачивать, сбрасывая бомбы в пустую степь. Самолет их командира горел, выпал из строя и снижался в направлении на север. Часть немецких бомбардировщиков летела за ним, часть отходила в сторону. Однако если вражеские летчики и были впечатлены и обескуражены повреждением самолета своего командира, то на их стрелков это не распространялось. Они буквально неистовствовали, торопясь расстрелять зависший без скорости истребитель, и в небе вокруг «Яка» замелькали частые дымные трассеры. Саблин быстро свалил машину на крыло, почти физически чувствуя, как остроносые пули рвут перкаль обшивки, и «Як» начал разгоняться, изредка мелко вздрагивая от попаданий.

Виктор снова начал пикировать вниз и едва не столкнулся с заходящим от земли «мессером». Тот атаковал его в лоб, на горке, и Саблину стоило больших усилий увернуться. Разогнав истребитель, он хотел было повторить свою удачную атаку и сбить одного из удирающих бомбардировщиков, но на хвосте снова обнаружился упрямый «мессер». Пытаясь его сбросить, Виктор дал самолету крен и потянул ручку на себя. В вираже противник стал отставать, но уходить не собирался. С его крыльев уже срывались белые жгуты «усов», но немцу это не помогало, он все сильнее проигрывал «угол». Придавленный перегрузкой, Виктор увидел, как прямо над головой сцепившихся в поединке двух самолетов дрались наши «Яки» против «мессеров». Их бой напоминал безобразную свалку – натуральная собачья свара, самолеты сильно перемешались, пары рассыпались.

На четвертом витке виража Саблин начал уверенно побеждать, заходя врагу в хвост. Судя по всему, немецкому летчику это не понравилось – за его истребителем вдруг потянулся дымный след форсажа, и «Мессершмитт», выйдя из виража, полетел прямо. Виктор обрадовался – тот сам подставил ему хвост, и очередная победа была почти что в кармане. Он смахнул заливающий глаза пот и впился взглядом в чужой хвост, прикидывая расстояние и молясь, чтобы враг не удрал пикированием. Немец удирать не собирался, вместо этого он начал набирать высоту. Это был подарок судьбы, Виктор сразу потянул следом, мысленно представляя, как снаряды ударят в зависшего без скорости противника. Он склонился перед прицелом, стараясь довернуть еще чуть-чуть, совсем немного, но «мессер» как заколдованный уходил выше, выше, а «Як» почему-то не вытягивал. Неожиданно истребитель затрясся, словно в лихорадке, и резко сорвался в штопор, увлеченный преследованием Саблин не заметил, как потерял скорость. Пытаясь управиться со штопорящим истребителем, он не увидел, как немецкий летчик положил «мессера» на крыло и свалился на него сверху. Все произошло очень быстро. Виктор едва остановил вращение машины, как несколько жестких ударов сотрясли самолет. Законцовка левого крыла превратилась в лохмотья, и «Як» снова сорвался вниз, кружа, словно сорванный ветром лист.

Из штопора он вышел низко, едва не зацепив винтом при просадке степь и подняв с земли тучу пыли. Скорее всего, эта пыль его и спасла. Враг, видимо, принял ее за дым упавшего самолета и не стал добивать подраненного противника, уйдя куда-то в сторону. Это было весьма кстати, подбитый «Як» норовил свалиться на дырявое крыло, и у него появилась очень неприятная поперечная раскачка. Рация молчала, видимо, поврежденная, в простреленный фонарь кабины задувал ветер. Однако самолет летел, послушно набирал высоту, и Виктор, мысленно перекрестившись, повернул в сторону аэродрома. Воздушный бой вверху уже окончился, там осталась четверка наших истребителей и столько же «мессеров» в стороне. Было очень интересно, почему наших осталось только четверо, и куда делся пятый, но это интерес был скорее праздный. Узнать это сейчас было невозможно.

«Юнкерсов» он обнаружил, можно сказать, случайно. Набирая над переправой высоту, Виктор увидел, как из-под крыла вынырнули три серые тени с белыми крестами на крыльях – бомбардировщики «Ю-87». Они шли невысоко, на высоте около километра, и, видимо, остались невидимы для остальных наших летчиков. Возможно, это была часть разогнанной ими группы, возможно, новая. Но тем не менее три бомбардировщика летели прямо к переправе, и помешать им особо было некому. Разве что огонь нескольких уцелевших после бомбежек зениток, но смогут ли они сорвать атаку звена вражеских пикировщиков – еще неизвестно.

Он с надеждой огляделся, но охотников подраться с тройкой бомбардировщиков не находилось. Однополчане снова ввязались в карусель боя с «мессерами», а других самолетов в небе видно не было. Лишь далеко на северо-западе мелькали какие-то далекие точки – пылинки, но очень уж далеко, да и скорее всего это были уходящие немецкие самолеты.

«Юнкерсы» летели очень удобно для атаки – почти под ним, метров на пятьсот ниже, и Виктор решился. Плавно опустив нос, он принялся пикировать на вражеские самолеты, ловя в прицел ведущего. Стрелки на бомбардировщиках не дремали, и стволы пулеметов засверкали злыми длинными вспышками огней, и в сторону Виктора потянулись разноцветные пунктиры пулеметных пуль. Он не оставался в долгу, несмотря на тряску и частые попадания, его трассы тоже несколько раз утыкались в головной бомбардировщик, вырывая куски обшивки при пушечных попаданиях.

Пушка перестала стрелять, когда до бомбардировщика оставалось метров пятьдесят. Виктор потянул было ручку от себя, стараясь уклониться и пройти за хвостом атакуемого самолета, но в эту секунду взорвался прицел. Что-то острое впилось ему в лицо, обжигая глаза, и он закричал от резкой боли и задергался в кабине. Самолет вдруг весь содрогнулся, двигатель заскрежетал предсмертным хрипом умирающего железа, и истребитель начал трястись. Тряска была такая, что казалось, потрескаются зубы. Виктор заполошно тыкался в кабине, не видя ничего, глаза горели адским огнем. Он попробовал было открыть фонарь, но тот не поддавался, заклиненный. Понимая, что жить осталось всего несколько секунд, он машинально нащупал ручку управления и потянул ее на себя, чувствуя, как перегрузка придавливает к сиденью. Самолет стал выравниваться. Он так тянул, пока не понял, что истребитель перестал падать и теперь летит прямо. Он понял это буквально задницей, по поведению машины, по отсутствию перегрузок и по всему, что может понять слепой летчик. Мотор все еще скрипел, надсадно и противно, и было обидно умирать вот так, слепым, в трясущемся самолете под душераздирающий скрежет умирающего двигателя.

Сорвав зубами левую перчатку, Виктор попробовал протереть глаза. Прикосновение к левому вызвало сильную боль, и бровь и лицо были липкими от крови, зато правый глаз все-таки начал видеть. Пусть это было больно, мучительно больно, но он все-таки видел. Самолет летел параллельно реке, на высоте метров триста. Это все, что он успел разглядеть, за жалкую секунду, и снова зажмурился от боли. В этот момент двигатель взвыл особенно противно и замолчал. Сразу перестало трясти, и наступила необычайная тишина. Виктор услышал, как завывает ветер в пробоинах кабины и поскрипывает самолет в воздухе. Внизу мелькнула узкая песчаная полоса берега, она была низко, очень низко, он снова потянул ручку на себя, стараясь уменьшить угол планирования.

Земля приближалась. Она размытым серо-желтым ковром степи беззвучно проносилась под крылом, но было невозможно понять, насколько же она близко. Боль в глазу немного поутихла, он уже почти нормально мог им видеть, но никак не мог определить, сколько же осталось высоты. Чего-то не хватало.

– Сейчас, – хрипло сказал он сам себе, – сейчас. Еще, наверное, метр… или два.

Эти слова совпали с ударом о землю. Виктор почувствовал, что «Як» начинает поднимать хвост, переворачиваясь, и резко взял ручку на себя. Самолет неожиданно оторвался от земли и взмыл вверх. Боясь упасть с высоты без скорости, он толкнул ручку обратно. Истребитель снова ударился, задрал было хвост, но он уже не взлетал, а принялся вспахивать землю носом. Плексиглас фонаря моментально забросало мусором, а кабину заволокло пылью. Виктора мотало по ней так, что если бы не привязные ремни, то его выкинуло бы еще при первом ударе. Наконец самолет замер, опустил хвост, и наступила тишина. В ушах у Виктора стоял звон. Запоздало спохватившись, он перекрыл пожарный кран, хотя особого смысла это уже не имело. Фонарь почему-то легко открылся, и в кабину сразу приятно пахнуло легким ветерком. В небе, прямо над головой, звонко заливался жаворонок, и казалось, будто нигде нет никакой войны…

Он с трудом вылез из кабины и осмотрел самолет. «Як» лежал на брюхе, оставив позади себя длинную, метров пятьдесят, борозду. Лопасти винта загнулись рогами, машина была забросана землей и изорванной травой, а сквозь эту маскировку проступали пробоины. Их было много. Вверху, сразу за кабиной, в фюзеляже зияла черная дыра, верхняя треть руля высоты превратилась в лохмотья, и весь истребитель словно оспины покрывали отметины пулевых попаданий. Сильно пахло бензином – из-под левого крыла потихоньку натекала лужа.

Только сейчас Виктор почувствовал, что очень устал. Внезапно задрожали ноги, и он, отойдя немного в сторону, уселся на траву. В голове была совершенная пустота и гул. Кровь из левого глаза все еще сочилась, капая на реглан, но это уже не имело никакого значения. Не было ни сил, ни мыслей, ни желаний. Ничего. Он улегся прямо на землю, рядом со своим самолетом и моментально провалился в беспамятство. Ему казалось, что он оказался на море, как когда-то давно в прошлой-будущей жизни. Снова на море, на теплом, ласковом Черном море. Где пляж, загорелые девчонки в купальниках и ощущение безграничной свободы…

(обратно)

Глава 4

– Да вот он, смотри! Вроде живой, дышит.

Эти слова, сказанные отчетливо над самым ухом, словно обухом ударили по голове и вернули Виктора к действительности. Он захлопал здоровым глазом и увидел склонившегося над ним капитана с саперными топориками в петлицах и двоих запыленных солдат с карабинами, услышал шум автомобильного мотора, грохот артиллерийской канонады. Капитан позвал кого-то невидимого, а сам принялся ощупывать тело Виктора: ноги, туловище. Дойдя до головы, поцокал языком и крикнул уже громче:

– Ляхов, ну где ты шляешься?

Подошел еще один солдат с жидкими усами и санитарной сумкой, видимо, фельдшер. Прищурившись, он принялся разглядывать рану Виктора, осторожно касаясь головы холодными пальцами.

– Вот это бой был, пятерых гадов сбили! Всегда бы так! – снова заговорил капитан. – Хорошо дрались! А ты прямо герой, старшина. Молодец! Ловко его затаранил.

«Затаранил?» – в голове у Виктора словно что-то щелкнуло. «Так вот почему так сильно трясло, я винт погнул», – догадался он. Давешняя отупляющая апатия начала потихоньку рассасываться. Он пошевелился, пытаясь улечься поудобнее, попробовал приподняться.

– Не шевелись, – неожиданно громко крикнул фельдшер и очень крепко вцепился Виктору в волосы. Что-то щелкнуло, левый глаз обожгло болью, и на лице медика появилась улыбка.

– Достал осколок, – весело сказал он, и Виктор только сейчас увидел в его руках пинцет. – Ты, старшина, в рубашке родился. На пару миллиметров ниже и без глаза бы остался. А то и вовсе того, – фельдшер поднял глаза вверх. Говоря все это, он не забывал ловко бинтовать Саблину голову.

– А что с глазом? – спросил Виктор. Спросил и сам поразился слабости своего голоса.

– Не знаю, – пожал плечами тот. – Я ведь не врач, я так. Вроде не пострадал твой глаз. Бровь рассечена, веко тоже порезано. Чего же ты очки не надел? Вон, на голове болтаются. Глядишь, целый бы был.

– Что, старшина, трясет еще? – ухмыльнулся капитан. – На вот, глотни.

Водка полилась по пищеводу водой, даже не обжигая, но стало легче. Опираясь на фельдшера, Виктор кое-как поднялся. Ноги противно подрагивали.

– Вон твой немец лежит, – капитан показал рукой на вздымающийся вдалеке клуб черного дыма. – Он сразу упал. Летчик прыгнул, мои орлы ловят.

– Там двое в экипаже, – высказал Виктор, ощупывая плотную повязку, – летчик и стрелок.

– Ну, не знаю, – равнодушно пожал плечами капитан, – вроде один прыгал. Один еще раньше прыгнул, не знаю чей. А твой самолет летать еще может? Это «Як», если не ошибаюсь?

– «Як». – Виктор приковылял к своему самолету и нежно погладил его по капоту, выпачкав руку маслом. Чертыхнувшись, оттер об траву. – Эвакуировать надо, в мастерские. Крепко досталось.

– Это потом, давай забирай чего там у тебя можно забрать, и поехали отсюда.

Когда Виктор полез в кабину за парашютом, он сильно удивился. Коллиматорного прицела не было, пол был усыпан битым стеклом, всюду зияли пробоины. Только в козырьке фонаря было четыре дырки, приборная панель тоже белела рваным металлом, часть приборов оказалась разбита. Он хотел снять часы, но они оказались продырявлены пулей, пришлось забрать только парашют. Только сейчас, глядя на исковерканную пулями кабину, он понял, что остался жить только благодаря чуду. Смерть прошла буквально в волоске.

Потом новенькая трехтонка отвезла их к переправе, где у большого блиндажа, напоминающего силосный бурт, Виктор нос к носу столкнулся с Дороховым.

– О, Саблин, так это ты был, – удивился командир, – а я почему-то думал, что Шишкин таранил. Что с головой? – правая рука у комполка тоже была перебинтована.

– Пуля прямо в коллиматор попала. Хорошо, что я уже не стрелял.

– Черт, – командир поежился. – Глаз видит? Отлично! Хороший бой провели, хороший. Неплохо немцев потрепали, и пехота довольна. – Он улыбнулся и заговорщицки зашептал Виктору: – Я ведь буквально на голову армейскому командарму приземлился. Он как раз на переправе был, наш бой наблюдал. Очень доволен был, что «Хейнкелей» разогнали. Только меня к командарму привели – с неба «Мессершмитт» падает. Через пару минут ты бомбера протаранил. Тут такое ликование началось, ты не представляешь, – и, вспомнив, что общается с подчиненным, Дорохов посуровел и спросил: – «Як» твой как? Целый?

– В решето самолет. Весь в дырах, живого места нет.

– Черт. Совсем мало в полку машин осталось, – комполка о чем-то задумался и замолчал.

Виктор хотел расспросить командира про то, как его сбили, но было почему-то неудобно. Сам же Дорохов рассказывать это по понятным причинам тоже не хотел. Так они и стояли молча у обочины степной дороги. Мимо проносились пыльные грузовики, телеги, фургоны и шли люди. Жиденьким потоком шла отступающая армия, в изношенных, выгоревших на солнце и просоленных потом гимнастерках. За армией тянулись уходящие вслед гражданские. Пыльные, испуганные, навьюченные нехитрым домашним скарбом. Пылили эвакуируемые колхозные стада. Над дорогой поднималось облако пыли, рев непоеной скотины заглушал скрип телег и гул автомобильных моторов.

Потом они обедали в этом самом блиндаже, в компании капитана и его командира – низенького подполковника с застарелыми ожогами на лице. Ели вкуснейший борщ из говядины и свежей капусты, пили спирт. Потом Саблин впервые в жизни закурил. Папиросы прыгали в трясущихся с сорванными, окровавленными ногтями пальцах, а Виктор взахлеб рассказывал капитану, что он не хотел таранить, а во всем виноват проклятый коллиматор. Что одноглазому летать нельзя – убьешься, а Танька – сучка. Капитан понимающе кивал и соглашался, добродушно улыбаясь. Он много повидал, этот капитан, воюя от самой границы, и потому понимал переживания трясущегося от пережитого стресса летчика-старшины.

После за Дороховым прилетел полковой «У-2», управляемый Жуковым, и командир улетел, велев Виктору дожидаться второго рейса или ждать машину с техниками. У Виктора мелькнула запоздалая мысль, что командир мог бы и потесниться в кабине и они улетели бы вдвоем. Но мысль была сильно запоздалая – самолет уже бежал по земле, разгоняясь. Видимо, ни Дорохову, ни Жукову такая мысль в голову не пришла, и поэтому Виктор остался на правом, оставляемом нашими войсками берегу Дона.

Оставшись в одиночестве, Виктор завалился спать. Проснулся он под вечер от грохота бомбежки. Самочувствие было неважным. Все тело, куда ни ткни, представляло собой источник боли – сказывались последствия вынужденной посадки. Боль была еще слабенькая, только начинала зарождаться, намекая, но почему-то Саблин был уверен, что завтра будет гораздо хуже. Вдобавок в голове шумело, и рана воспалилась, пульсируя болью в такт движениям. Напившись воды и чувствуя, как по телу снова растекается отупляющая волна опьянения, Виктор вышел из блиндажа.

Вокруг грохотало так, что вздрагивала земля, над переправой клубилось черное облако дыма, и вверху, над этим дымом, разворачивалась пятерка уже знакомых за сегодня «Ю-87».

– Все-таки разбили мост, сволочи, – откуда-то сбоку подошел давешний капитан-сапер и мрачно посмотрел на реку, – теперь только паромами возить. А вы чего? Куда делись? Один раз прилетели, постреляли, и все, дорогу забыли? – зло спросил он.

Виктору на этот справедливый упрек ответить было нечего. Он бы мог рассказать, что лететь или не лететь, это не от него, Виктора, зависит. Будь его воля, он бы прилетел и прикрыл. Вот только у командования зачастую есть свои резоны, и свои приказы, и что самолетов в полку мало, как и бензина. Но говорить он этого не стал, только стыдливо отвел взгляд в сторону и неожиданно увидел мертвых. Они лежали ближе к дороге, десятка два тел, вперемешку, и военные, и в гражданской одежде, все лежали рядом.

Капитан увидел его взгляд и пояснил:

– Это при бомбежках побило народ. Сперва хоронили, а теперь и некогда. – Он снова уставился на реку, прикидывая размеры ущерба, а потом неожиданно спросил: – Кстати, а почему ты до сих пор на этом берегу? Жить надоело?

– Так за мной прилететь должны, – угрюмо ответил Виктор, – или техники приедут «Як» эвакуировать, с ними переправлюсь.

– Эх, молодость да наивность, – хмыкнул капитан. – Ладно, старшина, сам разбирайся, некогда мне. У меня тут своя жопа, – с этими словами он быстро зашагал к переправе. Туда же, нагруженные инструментом и бревнами, уже спешили саперы – восстанавливать мост.

Он ждал до самой темноты. Налетов больше не было, но с севера слышался треск пулеметных очередей, мелькали далекие огоньки трассеров. Виктор до последнего надеялся, что с того берега все же приедет трехтонка с Жоркой и оперативной бригадой техников полка, однако время шло, а никто так и не приехал. На левый берег уходили войска, беженцы, а на правый не спешил никто.

– Старшина, а ты чего еще здесь? – услышал Саблин знакомый голос капитана. – Вот дурак. – Наверно, тот узнал его по реглану и по белеющей повязке. – Сейчас паром будет, давай, переправляйся. Немцы уже близко. Говорили, до них километров пять или шесть.

– Так близко! – удивился Виктор. – Черт!

Капитан уселся рядом, сунул Виктору папиросу и зачиркал зажигалкой. Вспышки пламени освещали его худое, скуластое лицо.

– Блин. – Саблин покрутил полученную папиросу, не зная, что с ней делать. – Мне тогда действительно надо уходить, раз наши не приехали. Только что с самолетом делать? – неожиданно вспомнил он. – Он, конечно, побит крепко, но все равно, думаю, можно починить.

– О, проспался-таки! – В голосе сапера послышались ехидные и одновременно сочувственные нотки. – Вспомнил про самолет? Я всегда говорил вашему брату: не умеете пить спирт – пейте воду. И закусывайте ее картошкой. Откуда я знаю, что тебе делать с твоим самолетом?

Они немного помолчали. Мимо в темноте проходили невидимые люди, позвякивало оружие. Вдалеке слышался шум автомобильных моторов и мелькал синий свет фар.

– Где ты его будешь искать ночью? – сказал наконец капитан, понявший, почему Виктор не уходит на паром. – До него отсюда километра четыре. – Он немного подумал и спросил: – Как ты его найдешь? Темно же. У тебя приказ какой был? Ждать, когда за тобой прилетят? Вот и жди себе. Только лучше на том берегу жди. Ведь ночью за тобой не прилетят, так?

– Не прилетят, – грустно ответил Виктор. – Жалко самолет-то. Если до немцев километров пять, то они его захватить могут. – Он немного помолчал, потом, осененный идеей, спросил: – У вас машина есть? Его можно погрузить и попытаться вывезти…

– Ну, ты насмешил, – коротко хохотнул сапер, – нет у меня машины, все на том берегу. Да и была бы – не дал. Глупая это затея. И самолет свой не найдешь, и машину мою заодно угробишь. Попал ты, братец. А что, за истребитель твой сильно спросят? Хотя, чего это я спрашиваю. – Он хмыкнул. – Может спалишь его? Ну, чтобы немцам не достался.

– Спалить можно, – в голосе у Виктора энтузиазма не было ни на грош. Меньше всего ему сейчас хотелось идти и искать истребитель. Слепому на один глаз, с побитым организмом, ночью, под носом у немцев лазить в поисках своего самолета. Великолепнейшая перспектива! Формально его можно было и не искать – никто не давал приказа охранять истребитель, было велено ждать. Но и оставить все как есть было чревато. Мало ли как отнесутся к тому факту, что «Як», пусть и неисправный, попадет в руки к врагам? Повернуть ведь могут и так и этак. Да и приказ номер 227, как он помнил, должен был появиться со дня на день. А это тоже может добавить кое-кому аргументов, и объясняться с особистами не хотелось.

Несколько секунд он боролся сам с собой, потом в никуда буркнул:

– Водку? Теплую? Из мыльницы? Конечно, буду! Надо бы поискать…

Капитан весело хмыкнул.

– Может, бойца мне дадите? – попросил Виктор. – Из тех, кто на месте моей посадки был. Чтобы долго не искать…

– Бойца? – Судя по тяжкому вздоху, никакого энтузиазма со стороны сапера это предложение не встретило. – Не-е, бойца я тебе тоже не дам – сейчас на переправу пик нагрузки. Но помогу, чем смогу. У тебя же компас есть? Вот смотри, твой самолет был примерно вон там…

Через десять минут Виктор уже ковылял по степи, вся помощь выразилась в том, что ему дали винтовку с одной запасной обоймой. Помощь эта была весьма сомнительная – одной винтовкой много не навоюешь, да и Саблин больше предпочитал пистолет, но эта тяжелая длинная дура вселяла уверенность, вдобавок ее можно было использовать вместо посоха. Чем дальше он отходил от станицы в степь, тем меньше ему нравилась вся эта затея. Какой смысл блукать в темноте, рискуя поймать свою пулю? Ради избитого и искалеченного самолета? Да какой с него прок? Будь даже он целым, то все равно представлял бы собой сомнительную ценность для немцев, наверняка они уже захватывали исправные самолеты этого типа. А уж в нынешнем состоянии он мог послужить им только фоном для фотографий. Как пляжная обезьянка.

Он шел уже почти час, однако никакого самолета не попадалось. Позади над переправой слышался грохот бомбежки и висели люстры САБов, ярко освещая ночь. Впереди было тихо и темно, только изредка щелкал одиночный винтовочный выстрел или стучала короткая пулеметная очередь. Ходить с одним видящим глазом оказалось весьма сомнительным удовольствием – мир резко сузился и стал каким-то плоским.

Искал самолет он долго, часа два, совершенно выбился из сил, пока наконец не разглядел в лунном свете темнеющее вдалеке пятно истребителя. Обрадованный, он поспешил туда и вскоре уже стоял рядом, всматриваясь в знакомый силуэт. Самолет было жалко. За то время, что Виктор провел в его кабине, он уже успел сродниться с этой некогда грозной, а теперь беспомощной машиной. Но ее нужно было добить, хотя бы из милосердия.

Бензиновая лужа под крылом уже успела испариться, но трава там вспыхнула лихо, сразу осветив окрестности. Пламя начало лизать крыло, сжигая перкаль обшивки, расползалось все сильнее. Он отошел подальше, опасаясь взрыва баков.

Над головой засвистело резко и зло. Виктор даже не успел испугаться, рефлекторно упал на живот и лишь потом услышал резкий треск пулемета. Пулемет бил короткими очередями, пули свистели совсем рядом, с легким треском выкашивая бурьян, стучали по земле. Самолет разгорелся вовсю, широко освещая степь, и Виктор пополз по траве, стараясь оказаться как можно дальше от освещенного круга.

К первому пулемету присоединился второй, но это уже был знакомый голос нашего «максима». Пару минут они бодались, посылая в темноту свинец и заставляя Виктора врастать в сухую жесткую землю, но вскоре затихли. Он сразу стал на четвереньки и в такой позе заковылял в ту сторону, откуда стрелял наш пулемет. На четвереньках оказалось быстрее, чем ползком, но все равно ничего не видно – высокая трава не позволяла ничего разглядеть. Но это было все же лучше, чем вставать во весь рост.

Позади бабахнуло, осветив степь яркой вспышкой – взорвались топливные баки. Пулеметы сразу же ожили и принялись истерично долбить в темноту, снова вынудив Виктора вжиматься в землю. На «Яке» тоже начали рваться остатки боезапаса к ШКАСам, добавляя шума. Пару минут он выжидал, распластавшись, прежде чем все затихло.

Он еще долго полз на четвереньках, прежде чем решился встать во весь рост. Встал и сразу же увидел буквально в нескольких метрах от себя невысокий холмик со стоящим на нем пулеметом «максим». Около пулемета неподвижно лежало два человека, судя по ровному дыханию, спали. Он пригляделся внимательно, но спящие, скорее всего, были нашими.

«Однако номер, – подумал он. – Ну и порядочек в войсках. Пулемет, что ли, украсть? Интересно, где его можно продать, а главное – почем?» Виктор представил себя стоящим за рыночным лотком с пулеметом и хрипло рассмеялся.

Один из спящих зашевелился и, приподнявшись, замер, смотря на направленную ему в грудь винтовку.

– Ты хто? – наконец хрипло прошептал он, и этот шепот в тишине прозвучал криком.

– Это ты кто? – не удержавшись, переспросил Виктор. Винтовка в руках была аргументом в пользу того, что вопросы здесь должен задавать он.

– Красноармеец… Гнедых-х, – проснувшийся запнулся и принялся кашлять, с клекотом всасывая воздух. Откашлявшись, он несколько секунд хрипел и снова сказал: – Гнедых Иван Власович. Красноармеец.

– А чего это вы, товарищ, спите?

– А чего мне, песни петь? – зло просипел красноармеец. Второй тоже проснулся и, приподнявшись на локте, рассматривал Виктора.

– Я свой, летчик. – Виктор отвел винтовку и, используя ее как палку, уселся на землю рядом с ними. – Самолет поджигал, чтобы немцам не достался. Обратно к переправе шел и на вас наткнулся.

– Это тебе к комбату надо, – второй красноармеец неопределенно махнул рукой в темноту, в сторону станицы, – так это самолет горел, а мы еще гадали, чего оно…

Виктору искать комбата было лень. Ему вообще было лень куда бы то ни было идти, больше всего на свете ему хотелось спать. Но идея спать на переднем крае наших войск была, в общем-то, идиотской, однако мысль о том, что сейчас нужно встать и идти к переправе, вызывала еще меньше восторга. Организм, обрадованный нежданной передышке, тут же напомнил обо всех болячках и дал понять, что в ближайшие часов десять он никуда идти не желает. Однако все его терзания вскоре разрешились. В ночи послышались голоса, и к пулеметчикам подошел их командир роты. Коротко переговорив с Виктором, он отправил его в сопровождении бойца в тыл, к командиру батальона.

КП стрелкового батальона располагался на самой окраине станицы Раздорской. Красноармеец буквально втолкнул Виктора в небольшую хату и зашел следом. В комнате, куда они попали, было довольно светло от керосинки, но очень уж душно и накурено. Обитатели ее в большей части уже спали, в отсутствие кроватей развалившись на полу, но двое сидели за столом и что-то писали. Одни из пишущих, в грязной нательной рубахе, мельком глянул на вошедших и возвратился к работе, зато второй, старший политрук, отложил химический карандаш и уставился на Саблина. Стекла его пенсне зловеще отблескивали.

– Товарищ старший политрук, – отрапортовал красноармеец, – доставил летчика. Вышел в расположение роты. Лейтенант Меняйленко сказал к комбату отвести. – Тот кивнул, красноармеец вышел из хаты, а политрук продолжил равнодушно рассматривать Виктора.

– Старшина Саблин, – представился тот, – сегодня в воздушном бою над переправой мой истребитель получил повреждения, был вынужден совершить вынужденную посадку. Поскольку эвакуировать самолет оказалось невозможно, то пришлось сжечь. Сейчас следую к переправе.

Политрук немного помолчал, пожевал губами и наконец, сказал:

– Ваши документы? – голос у него оказался скрипучий, словно старые рассохшиеся полы.

Виктор протянул ему документы. Тот бегло на него посмотрел, вернул и снова заскрипел:

– Комбат спит. Будить его сейчас не будем.

– Да не нужен мне ваш комбат, – изумился Виктор, – мне на переправу надо.

– Не положено, – снова проскрипел политрук, а второй, в грязной рубахе, на секунду оторвался от писанины и с любопытством, словно в первый раз, уставился на Саблина, – комбат проснется, он и будет решать, куда вас.

– Да вы что, издеваетесь? – Виктору показалось, что он попал на театр абсурда. – Да тут все паромщики видели, как я сегодня «Юнкерса» таранил. Командир понтонного батальона меня лично знает. Давайте с кем-нибудь сходим до переправы, они подтвердят.

– Не шумите, – политрук даже не изменил интонации, – есть порядок. Ждите решения комбата.

– И где мне ждать?

– Да прямо здесь и ждите. Винтовку свою поставьте, никто ее не тронет.

Виктор поставил винтовку у стены и, ошарашенный, уселся на пол. Нельзя сказать, что ему уж так вот, прямо кровь из носу нужно было попасть на другой берез реки, но идиотизм ситуации зашкаливал. Посидев немного, он понял, что проголодался. Политрук и второй продолжали что-то писать, не обращая на него никакого внимания. В комнате было настолько жарко, что Виктор не выдержал и снял реглан, положив его на пол вместо одеяла. Политрук ненадолго оторвался от своих бумаг и поглядел на его ордена, однако ничего не сказал. В следующий раз он отрывался от работы, когда Виктор шелестел оберткой шоколада из бортпайка, но и это осталось без комментариев. Наевшись, Саблин уснул.

Разбудил его близкий взрыв. Он подскочил с перепугу, испуганно озираясь. От вчерашнего многолюдья комнаты почти никого не осталось, лишь на кровати кто-то спал в одном исподнем, укрыв лицо пилоткой. С улицы доносилась частая стрельба. Второй взрыв ахнул ближе, так что зазвенели стекла, и Виктор принялся надевать реглан. Спавший на кровати тоже подскочил и уже торопливо натягивал гимнастерку. Им оказался тот самый вчерашний политрук.

– Быстрее, – заскрипел он, – там, за домом, щель.

Виктор выскочил во двор и действительно увидев узкую траншею, с ходу спрыгнул в нее. Следом туда же ловко свалился уже одетый и перепоясанный ремнями политрук. На шее у него болтался ППШ, а в руках была винтовка, которую он протянул Виктору, скрипнув презрительно:

– Вы забыли свое оружие.

«Ну, забыл и забыл, – без малейшей тени вины и раскаяния подумал Виктор, – что уже теперь, стреляться из-за этого? Мне эта винтовка нужна как зайцу стоп-сигнал». Однако говорить этого он не стал и, взяв оружие, привалился к торцевой стенке окопа. Еще трижды раздавались взрывы, а потом наступила тишина.

Осмелев, они вылезли из окопа. На улице уже светало, хотя солнце едва показало свой край из-за горизонта. Притихшая на время обстрела станица встрепенулась, отовсюду послышались голоса, захлопали двери. Все смелее разгорался собачий перебрех. На другой окраине что-то разгоралось, это было видно по тянущемуся вверх дыму и отблескам, освещающим далекие крыши. Неожиданно вокруг оказалось довольно много красноармейцев. Они подтягивались по дороге, небольшими группами деловито выныривая из-за окутавшего степь утреннего тумана, выходили из хат и из сараев. Большая их часть организованно ушла в сторону переправы, оставшиеся принялись быстро копать окопы.

Политрук на минуту зашел обратно в дом, где они ночевали, а потом куда-то ушел. Виктор тоже хотел было уйти, ждать непонятно чего и непонятно зачем как-то не входило в его планы. Он и так потерял кучу времени с этим дурацким ожиданием комбата. Видя, что политрука нигде нет, а значит, некому предъявить ему какие-либо претензии, он быстро пошел по улице к переправе. Однако едва успел пройти десяток шагов, как разорвавшийся неподалеку снаряд резко изменил его планы и заставил забиться обратно в щель.

Как понял Виктор уже потом, обстрел был не то чтобы долгим или сильным. Снаряды рушились нечасто, где-то пару раз в минуту, но взрывы были весьма впечатляющие, резко били по ушам. Куда до них тем минометным минам, под обстрел которых он попал в марте. Эти взрывы раздавались на всей площади станицы, земля вздрагивала, поэтому идти на переправу было страшновато. Он лежал в щели, гадая, куда же упадет очередной снаряд и как скоро это случится. Снаряды исправно взрывались, осколки с визгом разлетались окрест, наконец, время, когда должен упасть очередной чемодан, вроде бы уже вышло, но взрыва все не было. Однако вместо тишины поднялась стрельба, причем стреляли совсем близко, буквально в нескольких метрах. Выглянув из-за дома, Виктор увидел лежащего в мелком окопчике за плетнем красноармейца. Тот вырезал у плетня низ, словно своеобразную бойницу, и теперь неторопливо выпускал пули куда-то в поле. Он был такой не один – слева и справа тоже бахали выстрелы.

От дальнего кукурузного поля, по нескошенной пшенице, перебегали маленькие серые фигурки. Их было очень много, и Виктор не сразу понял, что эти крохотные фигурки, не похожие даже на игрушечных солдатиков – уж больно маленькие, и есть враги. Из-за расстояния они казались совсем не опасными. Что может быть опасного в том, что где-то, метрах в четырехстах, бегут, падают и снова встают малюсенькие серые букашки? Он даже не сразу понял, отчего вдруг посыпались ветки с растущей неподалеку сирени. Лишь когда с плетня посыпалась труха, засвистели пули, а лежащий в окопчике красноармеец резко съежился на дне, Виктор догадался, что в них тоже стреляют.

Резонно полагая, что пуля стену не пробьет, а значит, тут безопаснее, он заскочил обратно в хату. В комнатах уже никого не было, только еще не выветрившийся табачный запах говорил о том, что здесь недавно ночевали наши солдаты. Увидев окно, выходящее в сторону поля, Виктор отдернул занавеску и картинно, словно в кинофильмах, выбил стекло прикладом.

Вид из окна оказался неважный. Росшие перед домом яблони скрывали большую часть обзора, однако в узком видимом секторе он все равно увидел двигающихся короткими перебежками вражеских солдат. Уперев ствол винтовки в подоконник, Виктор начал ловить в прицел их серые силуэты. Получалось плохо. Враги быстро падали, а потом вскакивали в совершенно другом месте, и никак не удавалось прицелиться наверняка. Он расстрелял обойму без всякого видимого результата и немного отодвинулся в сторону, чтобы перезарядиться. Неожиданно, чуть в стороне, что-то глухо стукнуло в стену, и на побелке образовалась крупная рыжая выбоина, заклубилось облачко пыли. Такая же выбоина, только гораздо меньше, украшала и противоположную стену.

«Ни хрена себе не пробивают, – подумал он, испуганно таращась на дыры в стене. – Да они весь дом шьют. Надо отсюда валить».

В эту же секунду окно взорвалось стеклом и щепой, стена задрожала, и комнату моментально заволокло пылью. Мгновенно позабыв про перезарядку, Виктор забился в дальний угол и распластался на полу, пытаясь стать как можно меньше. Снова что-то часто простучало по стене, оглушительно просвистев над головой. Стоящая у окна кровать вздрогнула и немного сдвинулась, лицо и открытые руки обожгло разлетающимся мелким мусором. Через несколько секунд снова что-то глухо стукнуло в стену, а через некоторое время еще. Виктор понял, что идея зайти в хату оказалась не самой лучшей.

На улице раздался мерный перестук нашего «максима», потом еще одного, и бой принялся набирать обороты. Пыль в комнате начала немного оседать, и проступили очертания изуродованного пулями окна и украшенных пробоинами стен. Он выскочил из дома и снова прыгнул в спасительную щель. Тут было безопасно, только ничего, кроме беленой стены хаты, не видно. Мимо Саблина, едва не наступив на голову, пробежали два красноармейца с винтовками. Они забежали за угол, и вскоре оттуда донеслись хлопки выстрелов. Появление красноармейцев подвигло Виктора на какие-то действия, и он решился вылезти из своего укрытия и снова выглянул из-за угла. Красноармеец у плетня уже не стрелял, а шипя, скалился от боли, его выцветшая гимнастерка расцветала на плече бурым пятном. Он задом провалился в окоп, высунув наружу ноги иголову и от боли загребал своими ботинками по траве. Другой боец, с обвислыми усами, пытался его вытащить из окопа, но получалось плохо. Раненый упирался, цеплялся руками за землю. Лицо его было белое, без единой кровинки, а глаза дико вращались. Увидев Саблина, другой боец оживился, крикнул, чтобы помог, и потянул раненого за поясной ремень. Виктор подскочил к усатому, и они вдвоем быстро вытянули подстреленного из окопчика и оттащили упирающегося бойца за хату. Здесь раненый немного успокоился, его перевязали, и он затих, привалившись к стене.

Саблин высунулся из-за дома, но плетень не позволял увидеть, где же находятся немцы. Неподалеку свистнула пуля, и он быстро юркнул обратно. Усатый куда-то исчез, и они остались с раненым вдвоем. «Надо отсюда валить, – подумал Виктор. – Я летчик, а не пехота. Хрена я тут забыл?» Вот только убежать в тыл, бросив раненого, было как-то неправильно. Да и куда бежать, было непонятно – ему казалось, что стреляют со всех сторон.

– Патроны есть? – спросил он перебинтованного. Тот, видимо, уже пришел в себя, страдальчески морщась, расстегнул подсумок и начал доставать снаряженные обоймы. Виктор, получив шесть приятно тяжелящих карманы обойм, почему-то обрадовался. Он зарядил винтовку и, снова выскочив из-за угла, плюхнулся в тот самый окопчик перед плетнем.

Немцы уже отступали. По пшенице, под прикрытием пулеметов и парочки бронетранспортеров, откатывалась жиденькая цепь их пехоты. Видимо, хотели захватить станицу с наскока, малыми силами, и, получив нежданный отпор, предпочли отойти. Виктора это более чем устраивало, и он снова принялся стрелять по перебегающим фигуркам. Стрелял, торопливо расстреливая обойму за обоймой, но те немцы, что он полагал убитыми, снова поднимались и отбегали к кукурузе. Глядя на это безобразие, он очень сильно пожалел, что до сих пор не изобрел автомат Калашникова.

Немцы как-то резко исчезли из видимости, и стало тихо. С их стороны постреливал пулемет, наши ему еще отвечали, но это было уже не то. Бой окончился, и Виктор с победным видом приподнялся в своем окопчике. Было приятно созерцать оставшееся за нами поле, на котором лежали убитые тела врагов. И пусть их, скрытых неубранной пшеницей, было не видно, но он не сомневался, что они там были.

Впрочем, Виктор не сомневался, что отступление немцев временное – никуда Раздорской не деться. Это было понятно даже ему, далекому от сухопутных дел, – с севера станицу окружали высокие холмы, которые немцы заняли еще ночью, и из них открывался прекрасный вид и на станицу, и на переправу. Немцам оставалось только подтащить побольше артиллерии, чтобы без потерь выбить обороняющихся.

Свист мины послышался внезапно, в самое неподходящее время. Пришлось ничком броситься в окоп, и тут же, где-то совсем рядом, резко ударив по ушам, рвануло. Взвизгнули осколки, застучали по стенам домов, посыпались срезанные ветки деревьев. Следом рвануло еще и еще. Виктор уткнулся лицом в окопчик, врастая в него, а вокруг бушевала смерть. Мины рвались часто и густо, буквально засыпая окраину станицы. И визг каждой из них порождал в организме липкий страх, который растекался от позвоночника по телу, парализуя волю. Когда разрывы прекратились, он еще несколько минут лежал, опасаясь повтора. Однако было тихо, ничего не взрывалось, даже пулеметы замолчали. Виктор опасливо выглянул в свою амбразуру, опасаясь увидеть подбегающих немецких пехотинцев. Но по полю никто не бежал, оно было окутано дымом разгорающегося пожара. Разгоралось оно с нашей стороны, видимо, зажженное упавшей миной, и теперь огонь вяло перетекал в сторону немцев и на восток. Дым застилал горизонт, слепя вражеских наводчиков, и Виктор, решив, что грех упускать такой шанс, быстренько побежал в тыл.

На переправу он попал без особых проволочек – поспособствовал уже хорошо знакомый капитан. У Виктора быстро проверили документы, зарегистрировали, и вскоре он уже стоял в плотной толпе на мокрой палубе парома. Народ здесь оказался самый разнообразный, но больше всего было красноармейцев из какой-то пехотной части – то ли усиленная рота, то ли потрепанный батальон. Вторую часть – поменьше – составляла группа зенитчиков. Правда, ни пушек, ни пулеметов у них не было, лишь пара больших зеленых ящиков. Остальные представляли собой разношерстный сброд, что называется, каждой твари по паре. Были танкисты, артиллеристы, связисты и даже несколько гражданских, резко выделяющихся на фоне выцветших гимнастерок своими темные пиджаками. Вся эта разномастная толпа сгрудилась на пятачке палубы, с надеждой всматриваясь в противоположный берег.

Когда паром выплыл на середину Дона, немцы начали артиллерийский обстрел. Это оказалось куда как страшнее, чем совсем недавно, когда пришлось пережидать его в окопе. Укрыться было негде – вокруг только река, да кожа реглана, а это слабая защита от осколков. Снаряды поднимали высоченные столбы воды, подбираясь все ближе и ближе, каждый мог стать последним. Это ужасающее ожидание, когда вокруг свистит смерть, а от тебя ничего не зависит, слепило из десятков стоящих на понтоне людей один организм. Слыша свист очередного снаряда, этот организм испуганно замирал, чтобы затем облегченно выдохнуть, когда фугас рвался в стороне. Напряжение на понтоне росло с каждым ударом весла понтонеров, с каждым сантиметром пройденного расстояния. От него некуда было деться, оно буквально висело в воздухе, усиливаясь и усиливаясь, и даже коллективный вздох облегчения скоро превратился в истерический многоголосый стон.

Едва паром уткнулся в заросший ивами противоположный берег, толпа народу с него хлынула подобно морской волне, стремясь оказаться как можно дальше от опасного места. Правда, далеко разбежаться этой волне не дали. На небольшой поляне, за переправой, укрытой от глаз немецких наблюдателей деревьями, переправившихся поджидало около взвода красноармейцев во главе с высоким лысым майором. Началась процедура проверки. Впрочем, пехоту и зенитчиков выпустили сразу, а вот одиночек и гражданских немного помурыжили, проверяя документы. И, видимо, проверяли не зря, потому как несколько человек из их разношерстной толпы отвели в сторону и оставили под конвоем. У Виктора тоже проверили документы, отобрали винтовку и благополучно отпустили.

Он шлепал по пыльной дороге, тяжело переставляя ноги и глотая сухую пыль. Солнце уже начало подниматься в зенит, припекая, пришлось снять реглан и нести его на руке. Но все равно от жары во рту пересохло, а пить было нечего. Не пить же от жажды водку? Вода была где-то впереди, где среди желтого фона степи, в зелени садов, белели белые стены хат, но до нее еще нужно было дойти…

Переправу Виктор прошел три часа назад и с тех пор без остановок двигался на юг. Там, позади, еще что-то громыхало, но это было уже далеко, не страшно и не опасно. Расплатой за пройденное расстояние была усталость. Сил почти не осталось, вчерашняя вынужденная посадка давала о себе знать. Все мышцы словно объявили забастовку и теперь отзывались болью на каждое движение. Глаз тоже покалывал, но это было нормально. Виктор специально развязывал повязку, чтобы проверить, цел он или нет. Глаз оказался цел, видел все, но веко пришлось поднимать руками, лицо на том месте сильно отекло. Обратно повязку он замотал вкривь и вкось, но это не имело значения – главное, что он видел.

Далеко в стороне и высоко пролетела от Дона четверка «мессеров». Воздух наполнился тонким гудением моторов, истребители немного покружили и ушли на северо-восток, под солнце.

Наконец Виктор догнал бредущую впереди подводу. В пустой телеге сидел сгорбившийся немолодой красноармеец. Кляча еле тащилась, но ездовой предложил:

– Садись, летчик, подвезу…

Саблин уже еле переставлял ноги и охотно подсел в телегу.

– Куда путь держишь? – спросил он, устраиваясь поудобнее.

– За снарядами для батареи.

– Снаряды – дело нужное… слушай, а воды у тебя нету?

Красноармеец протянул ему фляжку, и Виктор с большим удовольствием напился теплой невкусной воды. Она сразу проступила потом на гимнастерке, но стало немного легче. Он вдруг почувствовал, что как будто там, где-то в глубине его тела, ослабляется туго взведенная пружина. Веки стали словно свинцовые, мышцы налились тяжестью, и Виктор, не спрашивая разрешения, улегся на дно телеги и задремал.

Проснулся он довольно скоро, солнце почти не переместилось на горизонте. Телега застыла неподвижно неподалеку от придорожного колодца, красноармеец смазывал дегтем сбитую хомутом холку лошади. Кляча стояла понуро, словно неживая, нижняя губа отвисла. Она даже не отмахивалась хвостом от мух. Видно, много рейсов без корма и отдыха пришлось ей сделать.

– Гнедая-то совсем оплошала, – сказал Виктор, – как бы не околела.

– Кому сейчас легко? – огрызнулся солдат. – Я вижу, авиация наша нынче тоже не летает, а больше в пыли бредет. Вот и лошадка моя – фуража нет, трава выгорела, а сена не наклянчишься.

– Ну а вон ток колхозный проехали, там бы и набрал.

– Я ходил, пока ты спал, не дают. Мол, колхозное добро…

– Охренеть, – удивился Виктор. – Они там совсем уже? Ведро зерна не дали? А ну-ка пойдем еще раз, – сказал он, нащупывая в кармане ТТ, – и пару мешков захвати. Пистолетом и добрым словом можно выпросить что угодно.

То ли возымел свою убедительную силу пистолет, то ли уговоры, что здесь все равно скоро будут немцы и все зерно достанется им, но обратно они возвращались уже навьюченные полными мешками. У Виктора от тяжести мешка проснулась боль в побитом жесткой посадкой теле, но свой груз он все-таки дотащил. Пока повеселевшая лошадь хрупала ячмень, Виктор успел искупаться в колодезной воде и вволю напиться. Холодная вода ломила зубы, но казалась удивительно вкусной. Вскоре они поехали дальше, только уже повеселее.

Монотонно, покачиваясь в такт неровностям дороги, скрипела телега, неспешно топала лошадь. Мимо проплывали запорошенные пылью придорожные лопухи, виднеющаяся далеко впереди машина почти не приближалась – телега ехала со скоростью медленно идущего человека. Такое вот неторопливое движение навевало неторопливые мысли. Виктор глядел на колхозные поля, на медленно проплывающие степные курганы и думал, что вся эта земля скоро достанется врагу. И это было обидно. Разумом он понимал, что мы все равно победим, но горечь поражения и отступления была слишком сильной, чтобы от нее отмахнуться. Он честно дрался в небе с немцами. Сбивал, горел, снова сбивал, но изменить ход войны он был не в силах. Она была слишком велика для одного человека. И как ни уговаривал Виктор сам себя, как ни гнал прочь мысли, но все равно временами он признавался сам себе, что всего этого отступления, разгрома наших войск под Харьковом могло бы и не быть.

Если бы он еще тогда, сразу после попадания, принялся бы писать Сталину, Жукову, да любому облеченному властью – тому же Хрущеву, то у него был бы шанс. Но он не стал ничего делать и теперь жестоко корил себя. Ведь можно изменить историю. Пусть и чуть-чуть, но можно. Вдруг это спасет немного жизней? Наш народ и так настрадался в двадцатом веке, так почему бы немного не помочь советом из будущего и сберечь немного жизней. Вот только что будет потом? Мало того что сам наверняка помрешь, так вдруг таким вмешательством еще и третью мировую накличешь? И это Виктора останавливало. Правда, в последнее время останавливало все слабее и слабее.

Лошадь неспешно дотрусила до стоящей на обочине трехтонки, поравнялась. Виктор равнодушно скользнул взглядом на меняющих колесо вояк. Лица их показались знакомыми.

– Тпру-у, тормози, – сказал он красноармейцу и выскочил из телеги. – Здравия желаю, товарищ старший техник. – Он разглядел среди столпившихся у машины людей старшего техника их эскадрильи – Агафонова. – Вы случайно не по мою душу?

– Саблин, – удивился тот, – вот так дела! Действительно по твою. А самолет где оставил?

– Да где? Где сел, там и оставил. Только я его того… сжег сегодня ночью.

– Как так сжег? – опешил Агафонов. – Что ты мелешь?

– Что я мелю? – взорвался Виктор. – Да вы должны были вчера вечером приехать! Когда еще были шансы его вытащить. Я как дурак ждал, только время зря потерял, потом пришлось в бою, под носом у немцев, свой самолет поджигать. Чуть не пристрелили.

– Да не кипятись ты, – примиряюще сказал техник, – ну не получилось, – и пояснил: – Машину за твоим «Яком» выслали еще вчера. Сразу как Дорохов телефонограмму дал, так и выслали. Техник твой с двумя механиками ездил. Только на дороге их кто-то обстрелял. На машине мотор разбило, одного из механиков ранило. Они сегодня утром обратно вернулись, вместе с Дороховым и Жуковым.

– Как? Дорохов же вчера с Жуковым на самолете улетал?

– Не долетели, – мрачно скривился Агафонов. – «Мессера» перехватили, и давай гонять. Жуков у какой-то лесопосадки сел, и они в ней спрятались, а самолет на земле сожгли. Так что наш командир только утром вернулся, ну и сразу нас послал, чтобы твой «Як» вытащить. А тут еще колесо лопнуло…

– Дела-а, – протянул Виктор, – а я думал… а оно вона как.

– От тож, – усмехнулся техник, – отпускай своего извозчика, – сейчас колесо накачаем и обратно поедем…

На аэродром они добрались лишь вечером. Едва Виктор выпрыгнул из машины, как увидел, что к нему быстрым шагом идет майор Дорохов. Он хотел доложить ему о прибытии, но командир не стал слушать, обнял и, не отпуская, долго хлопал по спине. Виктор чуть не взвыл от такой «ласки», побитое тело отозвалось болью. Дорохов увидел его перекошенное лицо и сразу отпустил. Встревоженно спросил про глаз, обрадовался, узнав, что лучше, но тут же отправил Виктора к врачу.

Возвращение было праздничным. Летчики и техники поздравляли Саблина с тараном, жали руку, осторожно хлопали по спине. Потом полковой врач долго осматривал его рану, то улыбался, то хмурился, потом чем-то помазал и обнадежил, сказав, что рана не опасна и глаз не пострадал. После, уже в темноте, Виктор съел три порции ужина и, измученный похождениями и их красочным пересказом, блаженно развалился на сене. Рядом спали остальные летчики полка. В крови все еще гуляла водка, организм, наконец-то дождавшийся заслуженного отдыха, быстро отключился. Виктор последним усилием разлепил глаза и посмотрел в небо. Там перемигивались звезды, мелькнул короткий росчерк метеора. Все было так, как обычно.

– Что же мне делать? – спросил он у этого черного бесконечного безмолвия. Небо, как обычно, отмолчалось. Вновь мелькнул метеорит, но Виктор его уже не увидел, он спал.

(обратно)

Глава 5

Пара «Яков» показалась с северо-западного направления. Они закружили в стороне, что-то высматривая, но тут со старта вверх полетели сигнальные ракеты, и истребители повернули к аэродрому. Сделав круг над взлетной полосой, они начали строить заход на посадку. Летчики, ужинавшие на расстеленном на земле брезенте, перестали жевать, принявшись рассматривать садящиеся самолеты.

– Интересно, кто это? – задумчиво спросил Шелест, командир звена из второй эскадрильи. Его вопрос остался без ответа, но на лицах присутствующих проступила заинтересованность. Не каждый день на полковой аэродром прилетали чужие самолеты. Вряд ли это начальство – комдив прилетал в полк один раз, но делал это на «утенке», по слухам, ни на чем другом он и не летал. Может, это кто-то заблудился? Но ведь искали именно их аэродром…

– Может, заблудились? – прищурив битый глаз, озвучил общую мысль Саблин. В строй он вернулся только сегодня, два дня отлеживаясь пластом после вынужденной посадки. Повязку с лица ему сняли утром, левый глаз все еще был припухший, окруженный иссиня-черным синяком, но рана не беспокоила, а значит, он мог снова сесть в кабину истребителя.

– А это другие «Яки», не такие, как у нас, – заметил глазастый Шишкин.

– Может, новая модификация? – Глаза у летчиков разгорелись. Про ужин уже никто и не помышлял, дневная жара напрочь убила аппетит, да и снабжение после перебазирования захромало. Не сговариваясь, они побросали недоеденную кашу и отправились в сторону новых самолетов.

Тем временем вслед за «Яками» появился и тихоходный «По-2». Он сел сразу возле того места, где приземлились истребители, и буквально через десять минут взлетел обратно. Летчики полка еще даже не успели дойти до стоянки, увидели только, что в задней кабине самолета сидят двое.

– Это что, – спросил Шишкин, – он уже и летчиков этих «Яков» увез? Ничего не понимаю…

Загадка разрешилась, когда все уже добрались до стоянок. Там уже расхаживали Дорохов и Тархов. Большая часть техников полка тоже толпилась тут, осматривая новые истребители. Они действительно немного отличались от привычных «Як-1», но именно что немного. Было удивительно, как Шишкин сумел разглядеть отличия.

– Саблин, иди-ка сюда, – сказал Дорохов. Когда Виктор подошел, тот начал издалека: – Видишь, какое дело. Передали нам два новых самолета – «Як-7». Самолеты почти новые, воевали недолго. Летчики, что их перегнали, расхваливают. Да я и сам слышал, что машины это хорошие, как-никак это наши новейшие истребители. Скорость и скороподъемность лучше, чем у наших единичек, а вооружение вообще блеск: два крупнокалиберных пулемета и пушка.

– А к чему это вы мне говорите, товарищ командир?

– А к тому, – улыбнулся Дорохов, – что решил я один из этих истребителей за тобой закрепить. Сперва думал, комэскам раздать, но… в общем, бери тот, что с номером одиннадцать. Ну и главное, – продолжил командир, – бензина там полбака осталось. Давай, пока еще светло, беги, изучай кабину и вылетай. Двадцать минут можешь над аэродромом покрутиться, опробуй самолет. Я бы сам полетел, – Дорохов невесело усмехнулся и потряс все еще перебинтованной кистью, – да за ручку толком не взяться…

Знакомство с кабиной нового «Яка» не заняло много времени, она почти не отличалась от старой. Виктор быстро просмотрел инструкцию по пилотированию и через десять минут уже был в воздухе. Мотор исправно рычал, вращая винт, истребитель послушно откликался на движения ручки, быстро набирая высоту. Прежде чем начать пилотаж, Виктор тщательно осмотрелся, опасаясь охотников, но в воздухе не было ничего подозрительного, и он принялся за дело. Новый истребитель был неплох, вверх лез немного лучше, чем его бывший – «Як-1», но в маневрах он показался Виктору более тяжеловатым, выполнял их вяло и в этом немного уступал. Существенным плюсом было то, что на истребителе стоял передатчик и приемник. А это перевешивало многое. Правда, на посадке «Як-7» все же показал свой норов – уж сильно тянул нос вниз, не давая пользоваться тормозами, и из-за этого очень долго катился по летному полю, мотая пилоту нервы. Перед самым концом полосы истребитель все-таки остановился, и мокрый Виктор наконец перевел дух.

– Тяжелый самолет, – сказал он Дорохову после посадки. – По мне так «Як-1» даже лучше.

– Думаешь? – Командир с сожалением посмотрел на бинты и огорченно скривился. – Все хвалят.

– Да что я, первый раз замужем? – обиделся Виктор. – Скороподъемность у него лучше, это да. Но ненамного. Вот по маневренности проигрывает. Не то чтобы сильно, но есть. Какой-то туповатый, разгоняется медленно, тормозит тоже медленно…

– Других у нас нет. – Дорохов с грустью посмотрел на истребитель, а потом на свою забинтованную руку. – Значит, будем летать на этих.

– Может, его облегчить? – предложил Саблин. Что-то такое он читал в Интернете. Да и случай, когда «мессер» легко «сделал» его на горке, а потом атаковал сверху, никак не шел из головы. – Ну, хотя бы баллоны кислородные снять, все равно ими не пользуемся. Ну и еще там по мелочи. Пулемет снять можно, а то и оба.

Командир задумался. Пару минут он молчал, потом сказав Виктору: – Хорошо, иди отдыхай, – позвал Тархова и начал что-то с ним живо обсуждать…

Едва рассвело, как на аэродроме уже царила суета. Ночью привезли бензин, и полк засуетился, готовясь к боям. Техники и механики осматривали самолеты и приборы, пытаясь проверить все, чтобы не дай Бог ничего не случилось и не отказало в бою, солдаты из БАО носились, как наскипидаренные, выполняя свои обязанности, и только летчики вяло переговаривались, сидя возле столовой и прихлебывая бледный чай. С аэродрома донеслось взрыкивание очередного опробуемого мотора. Но после проверки мотор не заглушили, неожиданно для всех истребитель покатился по стоянке и вдруг, взревев всей мощью двигателя, пошел на взлет.

Он быстро набрал высоту, сделал пару кругов и прямо над аэродромом принялся крутить пилотаж. Но какой это был пилотаж. Петли сменялись виражами, виражи бочками, фигуры следовали одна за другой, и концовка предыдущей фигуры являлась началом следующей. Это было красиво! Виктор замер, завороженный красотой воздушного акробата. Он так не умел, а его вчерашний пилотаж по сравнению с тем, что он видел сейчас, выглядел как выступление школьной команды против сборной страны.

– Интересно, а кто это? – спросил он.

Летчики озадачились. Вроде как весь летный состав полка был на месте.

– Наверное, это Лившиц! – насмешливо сказал Шишкин. Лукьянов погрозил Игорю кулаком, но глаза при этом у него смеялись. Ухмылялись все летчики. Комиссар полка Георгий Яковлевич Лившиц не летал вообще, и все это знали.

Наконец самолет пошел на посадку, и, к удивлению присутствующих, из кабины вылез Дорохов.

«Однако, зверь наш командир, – уважительно подумал Виктор, – если он с простреленной кистью так летает, то страшно подумать, что же он сможет, когда поправится».

Дорохов был мокрый от пота и веселый, хотя его веселье казалось немного показным.

– Есть еще порох в пороховницах, – заулыбался он, – а ты, Саблин, вчера говорил, что самолет тяжелый, да он как пушинка. Эх, летчики-налетчики.

– А что с него сняли? – недоверчиво спросил Виктор.

– Это тебе Тархов расскажет, – улыбка комполка стала еще шире, – бери эту машину. А вторую пока дам Шишкину. Временно. По блату.

– А почему это новые самолеты им? – недовольно спросил комэск-два Евсеев. – У нас в полку и получше летчики есть.

– Может, и есть, – каким-то скучающим тоном ответил командир, – только больше всех немцев сбил почему-то Саблин, и Шишкин от него сильно не отстает. Да и в паре они хорошо работают. Кто везет, того и грузят. Ясно? – уже резко добавил он.

Разговор этот слышали все летчики полка, и он оставил у Виктора двоякое впечатление. С одной стороны, командир перед всеми признал его заслуги, а это дорогого стоило. Но с другой стороны, взгляд, с которым потом на него смотрели Евсеев и Жирнов, назвать добрым мог только слепой. Виктору ссориться с начальством тоже не хотелось, но тут от него ничего не зависело. Хорошо хоть, что машина его теперь будет быстрее и скороподъемнее, пусть за это пришлось заплатить тем, что сняли фюзеляжный бак, оба пулемета и кислородные баллоны. За все хорошее приходится платить…

– Слушай сюда, орлы, – командир начал каждодневную постановку задачи, – у нас на сегодня нужно прикрыть переправы через Дон в районе Ростова, Аксая и Батайска. Вылет через полчаса. Состав такой: Евсеев – Константинов, Шелест – Дегтярев, Турчанинов – Жирнов. Сегодня, Женя, – сказал Дорохов Евсееву, – придется твоим отдуваться. Идите, готовьтесь.

Летчики второй эскадрильи посерьезнели. В их взглядах, движениях – во всем появилась какая-то скрытая напряженность. Они обступили своего командира и, достав карты, принялись что-то негромко обсуждать.

– Теперь по вам, – грустно обратился комполка к очень уж короткому строю пилотов первой эскадрильи. – Эх, и мало-то вас осталось. Сейчас немного бензина есть, и окошко образовалось небольшое, можно будет успеть хоть какие-то учебно-тренировочные бои провести. Такое, возможно, не скоро повторится, так что грех не воспользоваться. Значит так, паре Саблин – Шишкин облетать новую матчасть и провести учебный бой. Время тридцать минут. Во время полета не забывайте про радиосвязь. Если у кого-то вдруг снова приемник «откажет», то пусть он лучше там в небе и остается. После, если позволит ситуация, летят Лукьянов и Пищалин. Только на двадцать минут, вам привыкать к самолетам не надо. Потом готовьтесь в бой, помогать первой эскадрилье…

* * *

…Слева под крылом показался Ростов. В центре города, на северной окраине и на железнодорожном вокзале полыхали пожары. Небо от них было в дымке, и даже на высоте четырех километров в кабине чувствовалась гарь. Вокруг города уже вовсю шли бои, немцы все подтягивали и подтягивали резервы, и, судя по всему, он был обречен.

Вылет с самого начала проходил довольно напряженно. Сперва, вскоре после взлета, привязалась пара охотников. Они атаковали всего один раз – идущих вверху группы пару Виктора с Игорем, причем безрезультатно, но после атаки не ушли, а почти весь маршрут до Ростова висели в стороне, раздражая своим присутствием. Когда немцы наконец улетели, спокойнее не стало – в северном направлении в облаках мелькали чьи-то самолеты, но к городу не подходили, держась на расстоянии.

Провисев над городом минут десять, Жирнов повел группу немного севернее. В это же время как по заказу на фоне облаков впереди показались силуэты «Хейнкелей».

– Саблин, – донесся в наушниках голос командира группы, – снижайтесь. Атакуем вместе, в лоб!

Увидев, что на них спереди заходит шестерка советских истребителей, немцы занервничали, их строй заколебался. В небе засверкали огни трассирующих пуль и снарядов, и один из «Хейнкелей», как бы споткнувшись в воздухе, накренился и, оставляя в небе черную дымную спираль, понесся к земле. Бомбардировщики рассыпались, но от своей задачи все еще не отказались, прорываясь к цели звеньями и поодиночке.

После атаки «Яки» боевым разворотом вышли вверх и теперь, словно коршуны над добычей, висели над разрозненной толпой «Хейнкелей». Виктор впервые попал в такую ситуацию – это было словно в тире. Можно было почти безнаказанно, огонь стрелков не в счет, падать сверху и бить любой самолет, на выбор. Если бы еще оружие помощнее. Одной пушки против бомбардировщиков оказалось маловато. В лобовой атаке он попал в одного из «Хейнкелей» и отчетливо видел пару разрывов снарядов у того на крыле. Но враг полетел дальше…

Уже готовясь бросить машину в очередную атаку, Виктор привычно осмотрелся. Вроде все нормально, сзади чисто, только Шишкин скалится, летя чуть в стороне, словно привязанный. Четверка Жирнова, парами, уже начала падать вниз. Оттуда тянулись цепочки огоньков – стрелки бомбардировщиков нервничали и начали стрелять издалека. Все было нормально, но отчего так тревожно? Он снова и снова завертел головой, щуря глаза, и наконец увидел. Опасность оказалась совсем не там, где Саблин ожидал. Он искал вражеские истребители сзади выше, а они нашлись спереди, на нашей стороне, на фоне солнца.

– «Мессеры», четверка, спереди выше. На солнце, – закричал он по радио, радуясь тому, что все-таки их увидел и может предупредить остальную группу. – Игорь, атакуем на встречных.

Они разошлись с немцами в лобовой, едва не столкнувшись плоскостями. Возможно, это была игра воображения, но ему показалось, что он даже успел разглядеть лицо вражеского летчика: безусое и совсем молодое, чуть ли не юношеское.

«Мессер» после схождения пошел вверх, и Виктор тоже потянул ручку на себя, чувствуя, как его размазывает по бронеспинке перегрузка. Вражеские истребители закончили боевой разворот чуть повыше и теперь снова разгонялись, но в атаку не пошли, проходя чуть стороной. Их было всего двое, вторая пара провалилась куда-то вниз.

– Жирнов! – закричал Виктор. – К вам «худые» падают, пара.

Жирнов что-то буркнул, но что именно, Виктор не разобрал, эфир утонул в разрядах помех. И сразу же ему стало не до связи, «мессеры» снова проскочили рядом и опять потянули вверх и вбок, стараясь оказаться выше и сзади.

Они закружились с ними в этом своеобразном вальсе, сходясь и снова, с набором высоты, расходясь в стороны. Но после нескольких схождений Виктор понял, что проигрывает – несмотря на то что у него с Игорем новейшие, максимально облегченные истребители, немецкие машины все равно чуть быстрее и скороподъемнее, и с каждым таким схождением они выигрывали пятьдесят-сто метров высоты. Итогом такого танца стало то, что они забрались километров на пять. На такой высоте уже начала ощущаться нехватка кислорода, стало некомфортно. Немцы оказались метров на пятьсот выше и, похоже, собирались атаковать.

– Снижаемся, – сказал Саблин своему ведомому, и истребители, синхронно перевернувшись через крыло, устремились вниз. Пара «мессеров» сразу помчалась следом, догоняя.

Положение было неважное. Слишком уж Виктор увлекся, тягаясь с немцами на вертикалях. Теперь предстояло расхлебывать результаты своих ошибок. Помочь было некому – основная группа воевала где-то внизу.

– Расходимся шире, еще шире, – частил он по радио, забивая эфир всей группе, – не разгоняемся. Не забудь радиатор прикрыть. Газ прибери, вперед вырываешься. Еще шире. Затяжели винт. По команде выходи из пикирования и в вираж, на меня.

«Мессершмитты», видя, что пара советских самолетов разделилась, решили атаковать одного – Шишкина.

– Игорь, они на тебя пошли. Теперь левее бери. Еще левее. Как близко подойдут, пробуй на вертикаль уйти. Только резко делай. Я сейчас попробую огнем отсечь.

Шишкин, разумеется, не ответил. Его «Як» сейчас был уже довольно далеко, и Виктор видел только темное пятно Игорева шлемофона в кабине, тот сейчас смотрел назад, на догоняющих «мессеров», вычисляя расстояния и скорости. Слушать ценные указания своего командира ему было некогда.

Виктор тоже чуть довернул, стараясь успеть вписаться в траекторию полета вражеских истребителей. Головной «мессер» уже вышел на дистанцию стрельбы, одновременно «Як» Игоря резко взмыл вверх и сразу же завалился на бок, потянув в правый вираж. Ведущий, разогнанный в пикировании, не успел довернуть для атаки и проскочил, уйдя вверх. Ведомый при атаке сильно приотстал и теперь заводил носом, выцеливая советский истребитель. «Мессершмитт» летел пересекающимся курсом к Виктору, и его как-то нужно было остановить.

Он опередил врага на пару секунд, взяв упреждение корпусов в шесть и начав стрелять метров с четырехсот. Это было далеко и совершенно неэффективно, но иного способа помочь Игорю не было. Белесые огоньки трассеров замелькали вокруг вражеского истребителя, проходя то сзади, то спереди, то ниже. «Мессер» тоже открыл было огонь, но в этот момент у него на фюзеляже что-то пыхнуло. Было очень далеко, и Виктор не был уверен, что ему не привиделось попадание, но вражеский истребитель сразу перестал стрелять и потянул за своим ведущим.

Шишкин моментально приклеился к Саблину, заняв место справа, и они продолжили снижаться, уходя к основной группе. Видимо, Виктор все-таки попал и попал неплохо, потому что противники, вместо того чтобы атаковать, висели наверху, ничего не предпринимая. Это оказалось весьма на руку.

Внизу дела были похуже. Бомбардировщики были уже далеко, на недосягаемом для атаки расстоянии. Чуть в стороне, коптя форсируемыми моторами, удирала другая пара «мессеров». Видимо, появление над головой пары «Яков» стало для них неприятным сюрпризом. Советские истребители были тут же, но их было почему-то трое. Правда, четвертый нашелся быстро, Виктор увидел характерный силуэт «Яка» на фоне пшеничного поля. Видимо, один из наших истребителей все-таки был подбит и сумел сесть на вынужденную посадку.

Дальше стало проще. Немцы по-прежнему шныряли поблизости, но в бой вступать уже не желали, выжидая удобного момента. Провисев положенное время, советские самолеты взяли курс на свой аэродром.

(обратно)

Глава 6

Солнце пыхало жаром и прилипало к открытой коже, нагревая все и вся. Степь превратилась в гигантскую сковородку, на которой ползали, глотая пыль, изнуренные жарой люди. Ветра не было, и зной заполнил все вокруг. Летчики апатично развалились в тени деревьев, пытаясь хоть как-то отдохнуть, но даже здесь донимала жара. Было тихо, только где-то далеко кричала дурная кукушка, да похрапывал во сне Шишкин. Остальные молчали: утренние вылеты, бои под Ростовом, сбитого «Хейнкеля» и подбитый «Як» Константинова обсудили уже давно, и говорить никому не хотелось. Они развалились в жидкой тени деревьев и хлебали из фляг воду.

От этой теплой, пахнущей тиной местной воды Виктору хотелось уже блевать. Он пил ее безмерно, но она совершенно не утоляла жажду, моментально выступая потом на гимнастерке. Однако, кроме нее, пить было нечего. Все эти прелести будущего, в виде сплит-систем, кока-колы со льдом, появятся тут еще нескоро. И это сильно злило. Он завидовал спящему Шишкину, но сам заснуть почему-то не мог. И это тоже злило.

Подошел Дорохов. Летчики было зашевелились, делая вялые попытки подняться, но командир замахал рукой, укладывая всех на место. Он присел рядом, смахнул пыль со своих некогда начищенных до блеска хромовых сапог и стянул с головы фуражку. На лбу его виднелись крупные капли пота.

– Скоро уже душевые сделают, – сказал он после недолгого молчания, – к вечеру обещают. Так что потерпите, завтра будет легче. А то, я вижу, совсем расклеились, Шишкин вон уже помирать собрался, – с этими словами командир легонько толкнул Игоря ногой.

Тот что-то неразборчиво буркнул, недовольно открыл один глаз и, увидев прямо перед собой командира полка, попытался вскочить по стойке «смирно». Летчики засмеялись.

– Лежи уже, – благодушно сказал Дорохов, – хотя надо было бы тебя сейчас заставить кросс бежать. Это же надо умудриться в первом же бою испортить новейший истребитель и прилететь без куска лопасти. Вредитель…

Шишкин не ответил. Спросонья он не понимал, чего сейчас хочет командир, и не собирался ломать над этим голову. Он хотел спать.

Дорохов, видимо, тоже это понял и резко сменил тему.

– Через пятнадцать минут вылет, – сказал он, – будем прикрывать бомбардировщиков. Константиновскую переправу будут бомбить. Одну переправу прикрывали, а другую разбомбим, хотя река одна и та же. Вот так вот.

Комполка замолчал, рассматривая летчиков, выбирая кандидатур для выполнения задания, и наконец добавил:

– Сейчас сделаем так, из второй эскадрильи полетят Турчанинов – Дегтярев, а из первой Саблин и… – Он задумался, рассматривая все еще сонного Шишкина.

– Товарищ командир, разрешите мне. – Пищалин вытянул руку вверх, словно был учеником на уроке. Под удивленными, насмешливыми взглядами летчиков он вмиг покраснел.

– И Пищалин, – закончил свою фразу комполка. – Ведущий группы… Саблин. Пора товарищу уже самостоятельно группу водить.

Виктор похолодел, водить в бой что-либо больше тройки ему еще не доводилось, поэтому до вылета время он посвятил суматошной подготовке к полету. Только уже взлетев и набрав высоту, он немного успокоился. Все-таки в небе переживать особо некогда. В небе постоянно есть работа, вдобавок усугубленная тем, что думать нужно не только за себя, но и за всю группу, пусть даже она и состоит всего из четырех самолетов.

Под крылом привычно мелькала выгоревшая от солнца земля, проплывали балки и поля. С воздуха казалось, что внизу все дышало спокойствием и тишиной. Однако это было далеко не так: над дорогами поднимался бесконечный шлейф серой пыли – это отступали наши войска и беженцы, эвакуировался скот и колхозное имущество. Сверху объем отступления был хорошо виден и ужасал своим размахом.

Вылет проходил нормально. Тройка бомбардировщиков «Пе-2» висела ниже «Яков», на высоте в два с половиной километра, Пищалин исправно летел слева-сзади, еще левее виднелась пара Турчанинова. Виктор вспомнил, как того корежило на предполетном инструктаже, и криво усмехнулся. Турчанинов, видимо, не рассчитывал, что старшим группы назначат именно Саблина, и испытывал явный дискомфорт, что придется подчиняться младшему по званию.

«Интересно, что имел командир в виду, когда говорил, что мне пора водить группы, – в очередной раз подумал Виктор, – ведь у нас в полку ведущих пока хватает». Однако весьма быстро стало не до размышлений, на горизонте показалась пара приближающихся точек.

– Спереди слева два самолета, усилить внимание, – передал он по радио остальной группе и сразу увидел, как «заплясал» самолет Артема. Может, из-за нервного напряжения, а может, из-за слабой летной подготовки, но истребитель Пищалина вдруг начал проваливаться то вверх, то вниз и немного гулять по курсу. Пришлось его одернуть по радио, только тогда Артем снова начал лететь нормально.

Точки быстро увеличились в размерах и превратились в пару «мессеров». Обнаружив большее количество советских истребителей, «Мессершмитты» в бой вступать не стали и отошли в сторону. Однообразный полет над желтой, выгоревшей степью продолжился.

Пара «мессеров»-охотников снова появилась слева, но теперь они были выше. «Пешки» также неторопливо ползли на север, до двух «Мессершмиттов» им не было никакого дела. Впереди уже показалась лента реки, и бомбардировщики немного изменили курс, заходя на переправу. Этот мост являлся пуповиной, по которой снабжался вражеский плацдарм на нашем берегу реки, и эту пуповину нужно было срочно перерезать. «Мессеры» тоже начали заходить в атаку на пару Турчанинова, пришлось отбивать. Немцы ушли вверх, но повторять атаку не стали, вися в стороне и выжидая удобный момент.

В небе, чуть ниже их курса, появился рыжий дымовой шар, потом еще один и еще, и вскоре они стали впереди стеной. Бомбардировщики невозмутимо нырнули в эту стену, и Виктору показалось, что они словно растворились в ней. Но нет, они показались снова, такие же, словно связанные невидимыми нитями, невозмутимые и непоколебимые. Впереди внизу темнела тонкая черточка моста – переправы через Дон, и сейчас штурманы бомбардировщиков прилипли к окулярам, загоняя эту переправу в тонкое перекрестие нитей прицела. А значит, их пилоты должны были четко выдержать точный курс и высоту, иначе весь этот вылет пойдет насмарку. Вот и ярились немецкие зенитчики, стараясь сбить, помешать, согнать с курса советские машины, раз за разом посылая в небо сталь и свинец.

Бомбардировщики отбомбились и сразу же ускорились, стремясь выйти из зоны действия зениток. Бомбы подняли огромные столбы воды, но лишь один из взрывов пришелся в мост. Хорошо, но мало. Виктор закусил губу, рассматривая вражескую переправу. Правый берег реки сплошь заставлен вражескими танками и машинами. Можно кидать не целясь, все равно не ошибешься. А мост… да тут столько людей, что поврежденный мост починят через час.

Зенитчики, видимо, решили перенести огонь на истребителей, поскольку совсем рядом пролетели красноватые шарики тридцатисемимиллиметровых снарядов. Виктор машинально дернул ручкой, меняя курс, и привычно огляделся. Бомбардировщики так и летели внизу, пара Константинова занимала свое привычное место. «Мессеры» болтались далеко сзади. Все было нормально, еще секунд двадцать, и они выйдут из зоны работы зениток. Пищалин тоже был рядом, шуровал в своей кабине руками и ногами, удерживая место в строю. Поймав взгляд своего ведущего, застенчиво улыбнулся.

В эту же секунду под его «Яком» пыхнула яркая вспышка, и тут же белой струей повалил дым, на крыле показались огоньки пламени. Они быстро расширялись, вот уже крыло загорелось, и белый дым стал черным, похоронным.

– Артем, ты горишь, горишь! – закричал Виктор по радио. – Ты не ранен? – Пищалин ответить не мог, у него на самолете не было передатчика, он только отрицательно замотал головой.

– Прыгай давай, прыгай! Чего ты машешь, дурья твоя голова?! – рискуя разорвать связки, заорал Саблин. – Сейчас баки взорвутся! Прыгай скорее!

Артем ничего не ответил. Он как-то грустно улыбнулся, помахал рукой и резким переворотом свалил истребитель в пикирование. Огонь на крыле у него не погас, как надеялся Виктор, а наоборот, разросся, достигая хвоста, за подбитым самолетом потянулся жирный черный след. Артем устремился к земле, к только что пройденной ими переправе, и все вооружение на его истребителе озарилось вспышками. Он пикировал вниз, расстреливая плотно стоящую технику врага, снижаясь все ниже и ниже. Высоты, чтобы прыгнуть, у него не оставалось, времени, чтобы успеть сесть на вынужденную посадку, тоже. Но Артему все это было уже не нужно. Горящий метеор, поливая все перед собой свинцовым дождем, пролетел над вражеским берегом, уткнулся в стоящую на мосту машину и исчез в ослепительной вспышке.

Когда немного рассеялся дым, стало видно, что у моста отсутствует изрядный кусок. Ниже по течению плыл какой-то мусор, вода в этом месте потемнела. От истребителя не осталось ничего. Виктор сидел в своей кабине ни жив ни мертв. Почему-то стало жарко, все тело покрыла испарина, хотя раньше на такой высоте было довольно комфортно летать в реглане. Горло душила обида. Он только что видел самый настоящий подвиг, но на душе была жуткая тоска.

Обратно летели тем же боевым порядком, только пустота слева, где обычно летел Артем, немым укором ему, Виктору. Когда Саблин докладывал о выполненном задании командиру, то ему казалось, что он слышит свой голос со стороны. Слова при этом получались какие-то глупые, никчемные. Да и все вокруг было каким-то не таким, как раньше. Он бродил по стоянке, не зная, что делать и чем себя занять, потом, взяв у Шишкина пачку папирос, уселся в сторонке и закурил…

Солнце уже склонялось к горизонту. Легкий ветер не только сносил табачный дым в сторону, но и принес долгожданную прохладу. Летчики потянулись в столовую, ужинать, механики возились с самолетами, а он все сидел и думал. Есть не хотелось, разговаривать с кем-либо тоже. Прежние случаи гибели друзей уже успели немного сгладиться из памяти. Смерти Нифонта и Вадима Петрова были очень болезненными для Виктора, но это было давно. Смерть же Пищалина ударила куда как больнее, чем гибель Хашимова или того же Гармаша. Видимо, он успел привязаться к своему неуклюжему ведомому.

И было еще одно, что Виктор для себя понял. Он все еще отличался от местных. Было это хорошо или плохо, он не знал, но это точно было. И это было итогом его послезнания. В отличие от своих однополчан, от жителей всей многомиллионной Советской страны, от всего мира, он точно знал, что СССР в этой войне победит. И это знание не позволило бы ему умереть так, как умер Пищалин. Он бы не смог и не стал бы таранить. Он сам себе признался, что у него бы не хватило на это духа. Он бы тянул подальше от переправы, он бы постарался сбить пламя, он бы выпрыгнул спарашютом. А Пищалин смог и стал. Нескладный, худой, неумело летающий. У него хватило силы духа, и он сделал. Сгорая живьем, он дрался до последнего и разменял свою жизнь на чужие, выполнив задание всей их группы. И мысли об этом упрямо лезли в голову.

Подошел Игорь, уселся рядом и сунул Виктору в руки теплый котелок.

– Может, хватит сопли тут развешивать? – зло спросил он. – Страдалец несчастный. Пищалин погиб, это плохо, но жизнь продолжается.

Видя, что Виктор не реагирует, он снял с пояса флягу, открыл ее и хорошенько приложился. В воздухе запахло алкоголем.

– Вовремя бензин кончился, так что самое время причаститься. На вот, хлебни, дурилка, – немного осипшим голосом сказал он и, достав из-за голенища ложку, принялся закусывать кашей из котелка.

Виктор отхлебнул. Водка оказалась теплой, противной, но по мозгам ударила быстро, разгоняя сомнения и печали. Он ошалело потряс головой и приложился еще.

– Ты гляди не налегай сильно, – пробурчал Игорь с набитым ртом, – тут твоих только сто грамм было, остальное мое.

Виктор запил водку водой и закурил новую папиросу, Игорь последовал его примеру. Несколько минут они молчали, пуская дым, потом Шишкин с сожалением взболтнул остатки водки в фляге и вновь передал ее Виктору.

– Июль кончается, немцы на юге прут, все, как ты говорил, – сказал он после того, как они допили содержимое фляги. – А дальше что будет?

– Дальше? – Виктору уже все было безразлично, с голодухи водка крепко ударила в голову. – Дальше приказ будет. Я номера не помню, двести двадцать какой-то. Вроде как «Ни шагу назад» называется.

Игорь напрягся, словно кот, готовый броситься на свою добычу, в прищуренных глазах его горел охотничий азарт.

– Чего ты, Игорек, напрягся-то так? – захихикал Виктор. – Прямо как собака охотничья. Можешь уже стучать своему куратору из НКВД или откуда он там. Только учти, гнить потом в одной яме будем.

– Какому куратору? – удивился Шишкин. Охотничий азарт с него мигом спал, сменившись непониманием и растерянностью.

– Простому куратору, – прошипел Саблин, – который велел за мной шпионить.

– Знаешь что? – Игорь побледнел от обиды. – Иди-ка ты, Витя, на хер!

Он резко встал и быстро пошел прочь, но, сделав несколько шагов, вернулся и зло бросил в лицо:

– Ты ведь знаешь, что дальше будет. Так почему не расскажешь, не напишешь товарищу Сталину. Ты что, не видишь, что кругом творится? Эгоист хренов! Раньше ты таким не был, – глаза у Игоря горели, а ноздри бешено раздувались. – И еще! Я никогда и никому ни на кого не стучал. А ты, Витя, мудаком стал. Все. Я знать тебя не желаю.

Шишкин развернулся и ушел, не оглядываясь, а Виктор остался сидеть. Солнце уже заходило за горизонт, и от деревьев рощицы на стоянку легли длинные тени. Аэродром затихал, засыпая. Через несколько часов должно было начаться новое утро, а значит, ранний подъем не за горами.

В голове у Виктора была каша из мыслей и желаний, а в пустом желудке гулял ветер. Он доел оставленный Игорем котелок с кашей и выкурил предпоследнюю папиросу из пачки. Мысли о погибшем ведомом ушли на второй план, голову заполнила размолвка с Шишкиным. С ним нужно было помириться и объясниться. В том, что Игорь никому не стучит, он уже вроде убедился, но обиженный Шишкин мог натворить дел, а этого лучше было не допускать. Посидев еще немного и более-менее протрезвев, Виктор пошел искать своего друга…

Однако примирения не вышло, Шишкин уже спал на своем месте в душной палатке, и Саблин решил его не будить. Объясниться можно было и завтра. Вдобавок это можно будет сделать на трезвую голову, да и для подготовки будет больше времени. Тайна долго жгла Виктору душу, и ему хотелось с кем-нибудь ей поделиться. А Шишкин в этом плане – идеальный вариант, и товарищ надежный, и посоветовать что-нибудь дельное сможет…

С утра подвезли бензин, и вновь начались полеты. Едва взошло солнце, как над аэродромом показалась пятерка бомбардировщиков «Су-2». Навстречу им подняли пятерку «Яков», и несколько минут над полем стоял рев моторов, а трава сгибалась под ветром, поднятым работающими винтами. Но это все быстро затихло, истребители пристроились к бомбардировщикам и улетели. Оставшиеся на земле летчики принялись «добирать» все, что не успели за короткий ночной сон, техники копаться в самолетах либо ждать, если их самолет был сейчас в воздухе. Виктор тоже пытался заснуть, но не мог, в голову лезли всякие мысли. Пообщаться с Игорем не вышло – все время вокруг толкались другие люди, а потом тот на своем старом «Яке» улетел на задание ведомым у Лукьянова. Саблина это злило, он ругал себя за вчерашнюю несдержанность и слишком длинный язык. Как сейчас было бы проще, если бы он ничего Игорю не говорил.

От размышлений его оторвал посыльный – его вызывали к командиру полка. Дорохов был почему-то в реглане и с летным шлемом в руках.

– Саблин, – недоуменно спросил он, – какого хрена? Ты почему еще не готов? Летим через пять минут, будешь у меня ведомым.

Тон командира не располагал к оправданиям своей неготовности, и Виктор побежал за регланом, а затем на стоянку. Через положенное время они уже были в воздухе.

Сегодня ему пришлось лететь на «Яке» без передатчика, на котором вчера летал Игорь. Если между этими истребителями и были какие-то различия, то Виктор их не заметил. Обе машины были легки в управлении и легко набирали высоту. Набрав над аэродромом три тысячи метров, они полетели на север.

В небе Виктору стало удивительно спокойно. Редкая низкая облачность и хорошая видимость давали надежду обнаружить противника заблаговременно и избежать внезапной атаки. Да и ведущий тоже внушал уверенность, с таким в бою не пропадешь.

Над Большой Орловкой их неожиданно обстреляла зенитная артиллерия. На карте эта территория была отмечена как наша, и тем неожиданней оказались замелькавшие неподалеку ярко-красные шарики снарядов. Потом обстрел прекратился, и вскоре в лучах солнца заблестел могучий Дон. Дорохов сразу взял курс на запад, оставив реку по правому крылу, для удобства наблюдения, искать переправы. Может, немцы переправляли свои войска ночью, а может, еще когда, но Виктор никаких переправ не увидел. У Семикаракорской они обнаружили стоящую на южном берегу одинокую баржу. У Раздорской на правом берегу реки стояла еще одна, третья баржа двигалась вниз по реке. Зато сама станица оказалась буквально забита вражескими войсками, он насчитал более двухсот автомобилей и сбился со счета. Зенитная артиллерия немцев открыла сильный огонь, и пришлось взять южнее, однако он успел рассмотреть, как фашисты готовят понтоны.

Переправу они нашли возле Мелеховской, но она оказалась разведенной, а немецкие зенитчики шквальным огнем отогнали уж слишком любопытных советских истребителей от станицы. Видя густой лес разрывов, Дорохов решил не рисковать и с набором высоты повел свою пару дальше, на запад.

Все еще скрытый дымками затухающих пожаров, впереди показался Ростов. Покрытый черными проплешинами пепелищ и руинами разбитых домов, город проплывал под крылом горьким укором. Совинформбюро рассказывало про бои на Ростовском направлении, но в полку уже знали, что город захвачен. Вчера тут еще дрались наши войска, но сегодня в городе хозяйничали немцы. На левом берегу Дона уже вовсю разгорался Батайск. Немцы захватили плацдарм и с этого плацдарма пытались занять город. Наши войска отчаянно сопротивлялись, стараясь сбросить противника в Дон, и вокруг Батайска кипел ожесточенный бой.

Ниже показалась девятка немецких бомбардировщиков. Тяжело груженные бомбами, они неторопливо ползли к позициям советских войск. Дорохов чуть изменил курс, и Виктор понял, что его командир решил атаковать. Они принялись маневрировать так, чтобы зайти на бомбардировщики со стороны солнца, но тут на горизонте показалась шестерка «Мессершмиттов», и пришлось быстренько удирать. «Мессеры» некоторое время гнались за советскими истребителями, но дистанция изначально была весьма большой, и они вскоре отстали.

Путь домой показался короче. Наблюдать за землей уже не было необходимости, и Дорохов отчего-то разогнался чуть ли не до максимальной скорости. На высоте четырех километров было не очень приятно дышать, но зато истребители неслись вперед, подобно бешеным мустангам, быстро покрывая расстояние. Вот уже темным пятном показалась станица, возле МТС которой, на краю редкой рощицы, расположился их аэродром. Виктор уже мысленно представил, как полезет под душ после вылета, и снова начал прокручивать в голове предстоящий разговор с Шишкиным.

Впереди и ниже он увидел четверку самолетов. Они неспешно разворачивались над их аэродромом, и Виктор решил, что это возвращаются с задания улетевшие утром летчики. Однако почему так поздно и почему их только четверо? Вели воздушный бой?

«Як» Дорохова начал неожиданно забирать южнее, и в наушниках раздался его недовольный голос:

– Сирень. Сирень. Сирень, ответь первому!

Сиренью был радиопозывной их КП. Этот позывной появился, когда командный пункт находился еще среди сиреневых зарослей и с тех пор крепко прилип. Однако КП молчал. Комполка крепко выматерился прямо в эфир и зачастил:

– Витька, смотри сюда. Впереди ниже, чуть левее, четверка ходит. По-моему, это «мессеры». Сейчас попробуем от солнца зайти.

Два истребителя повернули на юг, обходя аэродром по широкой дуге. Четверка самолетов так же невозмутимо висела в небе. Вели они себя совершенно мирно, не предпринимая ничего, однако Виктор увидел, что на земле, прямо в районе их летного поля, начал подниматься черный столб дыма.

– Пора, – истребитель Дорохова провалился вниз, разгоняясь и нацеливаясь на четверку самолетов. Теперь стало хорошо видно, что это именно «мессеры», их характерные силуэты сильно отличались от советских машин.

– Надо сбить, Витька. Кровь из носу, надо сбить хоть одного. – Голос командира звенел от нервного напряжения, и Саблину даже показалось, что он слышит, как у Дорохова скрипят зубы. Враги вроде как прозевали их атаку, по крайней мере, ничего пока не предпринимали. Он немного приотстал от своего ведущего, разглядывая немного растянувшуюся в развороте вражескую четверку, и решил бить того же врага, что и командир. От носа командирского «Яка» потянулись тусклые огоньки трассеров и замелькали рядом с левым ведомым «мессером». Вроде как ведущий попал, но Виктор не стал бы это утверждать наверняка. «Мессеры» резко ушли переворотом вниз, порхнув в стороны, словно стая испуганных воробьев, лишь один, которого обстрелял Дорохов, задержался. Его летчик тоже начал переворачивать самолет вниз, но делал это очень уж медленно, словно нехотя.

Виктор атаковал, когда тот закончил переворот, зайдя сзади-сверху, суетливо довернув свой истребитель на противника. Он вывел перекрестие нитей прицела перед носом врага и зажал гашетку. «Як» противно затрясся, в кабине завоняло сгоревшим порохом. Ракурс был очень удачный для стрельбы, и первый же снаряд ударил противника в нос, прямо между кабиной и коком винта. Было еще несколько попаданий в фюзеляж за кабиной, но тут из «мессера» словно вышибло длинный язык пламени, и самолет противника неожиданно принялся разваливаться на куски. Виктор потянул ручку на себя, выходя из пикирования и стараясь избежать столкновения с обломками врага. Перегрузка сильно придавила его к сиденью, и почти потухшим от перегрузки взором, на расстоянии метров пятидесяти слева от себя он увидел свою жертву. У «Мессершмитта» в буквальном смысле не было носа. Он почти отвесно падал вниз, медленно разгораясь.

Они с Дороховым снова набрали высоту и, свалив самолеты на крыло, осматривали поле боя. Падающий «мессер» горел все сильнее, и чем ниже он опускался, тем больше походил на небольшую комету. На аэродроме дымных костров прибавилось, Виктор рассмотрел серые тени, а потом уже и различил четверку тяжелых истребителей «Ме-110». Они как раз выходили из атаки, обстреливая что-то на стоянке. Подстреленный «мессер» наконец достиг земли, короткой вспышкой положив финал своему существованию и оставив на месте своего падения еще один дымный столб.

Чуть в стороне вверх лезла пара «Мессершмиттов», третий куда-то подевался. Четверка сто десятых внизу начала строить новый разворот, готовясь повторить атаку аэродрома. Дорохов бросил свой «Як» на поднимающуюся пару, но немцы уже были начеку, своевременно уклонились и, разгоняясь, уходили на север пикированием.

– Обосрались, гады! – восторженно закричал комполка. – Давай, атакуем сто десятых!

Они принялись пикировать на заходящие для очередной атаки немецкие тяжелые истребители. Те сразу передумали штурмовать аэродром и попытались сомкнуться. Это было одновременно и красивое, и страшное зрелище. Четверка камуфлированных, красиво-хищных машин распласталась перед ними ниже, и из открытых кабин стрелков в сторону «Яков» тянулись разноцветные ниточки трассирующих пуль, пытаясь поймать их и заплести в свою паутину. Дорохов идти на пулеметы не захотел. Поднырнув ниже строя «Мессершмиттов», он попытался атаковать их сзади-снизу, куда не доставал огонь стрелков.

Миг, и вся эта иллюминация исчезла – советские истребители оказались в «мертвой зоне», недоступной для вражеского огня. «Стодесятки» принялись снижаться, пытаясь перейти на бреющий полет, но им не хватило буквально пары секунд. Здоровенная туша вражеского истребителя сама вползла в прицел, и Виктору оставалось только нажать гашетку. Снаряды рванули у фашиста на левом крыле, возле мотора, вырывая клочья обшивки и оставляя четко различимые дыры. Немец вздрогнул, немного просел по высоте и сразу потянул обратно вверх, давая возможность стрелку обороняться. Его пулемет, доселе молчащий, сразу же озарился холодными вспышками выстрелов. За малым не получив пулю – первая очередь прошла очень уж близко, видимо, Виктор рванул ручку от себя. Едва не зацепив винтом землю, он проскочил под сто десятым и увидел совсем рядом с собой снижающийся вражеский истребитель. Эта машина, видимо, была атакована Дороховым и теперь «Ме-110» летел, чуть опустив нос, с небольшим креном, а на левом крыле плясали огоньки пламени. Пулеметы в его задней кабине торчали вверх, сама кабина была разворочена, и было понятно, что этот враг уже не боец. Стрелять в этого «мессера» было уже поздно – слишком он оказался близко, да и разница в скорости была велика.

Виктор быстро нашел дороховский «Як» – тот боевым разворотом выходил из атаки впереди и выше. Боясь быть расстрелянным оставшимися сзади вражескими истребителями и повторить судьбу горящего немца, он сразу потянул за командиром. Горящий «мессер» пролетел совсем рядом, и Виктор увидел, что его стрелок барахтается на своем месте, пытаясь открыть изорванный осколками фонарь, а пилот завалился вперед, уткнувшись лицом в приборную панель. Саблин даже успел перехватить полный страха взгляд стрелка, как обреченный «мессер» скрылся внизу.

Виктор боевым разворотом лихо вышел вверх и, развернувшись, увидел, что тройка сто десятых убегает на бреющем, распластавшись почти над самой землей и поднимая с нее клубы пыли. Четвертый самолет все так же медленно снижался, наконец, зацепился за какой-то холмик и закувыркался по степи огненным клубком.

– Не отставай! Атакуем, атакуем еще раз! – вид поверженного вражеского самолета и азарт боя захватили Дорохова с головой. Он снова бросил свой истребитель вниз, Виктор хотел уже последовать за своим командиром, но по привычке решил осмотреться.

Прямо над головой, прикрывшись ярким полуденным солнцем, на него пикировала пара «Ме-109», видимо, та самая, которую они пару минут назад успешно гоняли. Даже не успев ничего подумать, на одних рефлексах, он свалил истребитель на крыло и изо всей силы потянул ручку на себя. Грудь сдавило, а в глазах заплясали чертики, а он тянул и тянул, ничего не видя, только мучительно ожидая смертельный треск вражеских попаданий. Треска не было, зато в наушниках послышались матюги командира:

– Саблин… твою мать… ты какого х… клювом щелкаешь… пи… – связь пропадала, трещала и хрипела, но Виктор почему-то понял все, что хотел сказать ему командир. Он вышел из виража и сразу увидел «мессеров», они парой поднимались вверх.

– Прикрывай меня, я подбит, – за истребителем Дорохова тянулся серый шлейф, – буду садиться. Сирень, Сирень, твою мать, – громко закричал он в эфир, – поднимай пару. Поднимай, кого можешь. Какого хрена ты молчишь?

Истребитель комполка начал заходить на посадку, и Виктор снова, как когда-то зимой (ему казалось, что это было давным-давно), оказался один против пары врагов. Схожесть ситуации была налицо. Хотя и не совсем – зимой он был совсем еще зеленый, вдобавок на тяжелом «МиГе», а сейчас же у него новейший «Як», да и сам он кое-чему научился. Зимой его выручили Шубин с Шишкиным – сейчас тоже осталось дождаться взлета Игоря или любого из его однополчан.

«Мессеры» снова пошли в атаку на саблинский «Як». Он встретил их в лоб, они отвернули вверх, с набором высоты. Однако стоило Виктору с ними разминуться, как ведущий вражеской пары резким маневром сел ему на хвост. Виктор попытался его стряхнуть – но враг впился клещом, а второй тем временем стал клевать сверху, наглухо хороня попытки спастись. Ситуация оказалась поганейшая – он в общем-то мог сбросить с хвоста вцепившегося противника, но в этом случае легко мог стать жертвой верхнего «мессера», а уклоняясь от атаки верхнего, «клещ» быстро отвоевал бы свои позиции. В считаные минуты Виктор взмок и пыхтел, словно паровоз.

С аэродрома до сих пор никто так и не взлетал, только оседала пыль, поднятая севшим на брюхо Дороховым. Это было очень и очень плохо, срочно требовалась помощь – бой выдался тяжелый и быстро расходовал силы. Нужно было сделать что-то необычное, что-то способное обмануть противника, выиграть время или же готовиться умирать. Умирать не хотелось…

В этот момент верхний противник предпринял очередную атаку. Пришлось выходить из виража и уклоняться. «Клещ» снова привычно вцепился в хвост, вися позади, в полусотне метров. Врагу оставалась секунда, чтобы открыть огонь.

И Виктор решился. Вместо того чтобы снова уходить в вираж, уклоняясь от летящего позади противника, он резко прибрал рукоять газа и, закручивая истребитель в нисходящие бочки, крутанул вентиль посадочных щитков.

Мир закрутился в стремительном калейдоскопе, самолет затрясся, все хуже слушаясь рулей, и тут, совсем рядом, мелькнула тень вражеского самолета – не ожидавший такой пакости «клещ» не успел погасить скорость и оказался впереди «Яка». Немецкий летчик тут же постарался исправить ситуацию и потянул на безопасную вертикаль, но Виктор, решив, что это последний шанс, сразу же погнался следом. Он толкнул сектор газа до упора, отчего двигатель заревел, и плавно, боясь сорвать машину в штопор, потянул ручку за себя. Истребитель задрожал, но все-таки поднял нос, и немецкий истребитель на секунду оказался под капотом. Раздумывать и прикидывать упреждение было некогда! Он зажал гашетку, выпаливая боезапас пушки в белый свет.

«Мессершмитт» появился в прицеле очень эффектно, спустя буквально полсекунды. Он сам влетел в выпущенную по курсу его полета пушечную трассу, и, когда Виктор увидел его снова, на нем уже плясали огоньки разрывов осколочных снарядов. Такой привет оказался для вражеского летчика весьма неприятным и неожиданным: его самолет замер, а потом начал валиться на крыло, словно пытаясь уйти в вираж.

Чувствуя, что еще секунда, и его «Як» станет неуправляемым, Саблин дал еще одну очередь, чуть ли не в упор. Попадания пришлись в правое крыло «Мессершмитта», вражеская машина вздрогнула, и тут он увидел, как пораженное крыло неожиданно оторвалось. Немецкий истребитель еще долю секунды так и летел, без одной плоскости, потом вдруг резко крутнулся через оставшееся крыло и закувыркался вниз. Это было настолько неожиданно, что Виктор некоторое время растерянно хлопал глазами, не веря тому, что только что увидел. Он даже хотел посмотреть падение сбитого им самолета, но потерявший скорость «Як» перестал реагировать на ручку управления и затрясся. Спохватившись, Саблин быстро убрал посадочные щитки, и истребитель клюнул вниз, разгоняясь. Это случилось более чем вовремя – сзади атаковал «мессер», и уклониться стоило больших трудов. В районе аэродрома поднималось пыльное облако, и Саблин засмеялся, глядя, как немецкий летчик набирает высоту для новой атаки. Виктор вдруг понял, что совершенно не боится ни этого летчика, ни его красивого хищного самолета с крестами. Он был четко уверен, что если немец сейчас продолжит бой, то он, Виктор, его собьет.

Вражеский летчик бой продолжил. Он атаковал снова и снова, словно в исступлении, не замечая, что давно растерял весь свой запас высоты и скорости. Спохватился он только тогда, когда Саблин сел ему на хвост. Тогда за «Мессершмиттом» потянулся темный след форсажа, и тот, опустив нос к земле, принялся удирать. Виктор пытался стрелять ему вслед, благо расстояние позволяло, но пушка, выплюнув один снаряд, замолчала – он расстрелял весь боезапас. Трассер пролетел в каком-то полуметре выше вражеского самолета, и Саблину оставалось грустно наблюдать, как уменьшается в прицеле вражеский силуэт. Стало обидно – в мыслях он уже успел сбить этот самолет и свинтить с него какую-нибудь табличку как трофей, а тут такой облом…

Неожиданно слева, очень близко, показался «Як» и принялся длинными очередями лупить вдогон улепетывающему «Мессершмитту». Судя по номеру на борту, это был «Як» Лукьянова, и Виктор испытал легкий укол ревности – он фактически выиграл бой, а плодами победы будут пользоваться другие. Впрочем, стрелял Лукьянов неважно, трассы все время проходили в стороне от «Мессершмитта», а расстояние увеличивалось все сильнее. Тем сильнее было удивление Виктора, когда у «Мессершмитта» почему-то исчез сплошной круг винта и стали видны мелькающие лопасти. Они стали быстро нагонять немецкий истребитель, и Лукьянов перестал стрелять. Немец вдруг свалил свой самолет на крыло и скользнул к земле. Разогнанные, они с Лукьяновым проскочили вверх над планирующим вражеским самолетом, а когда развернулись, тот уже скользил по земле, поднимая огромное облако пыли…

После посадки Виктору стало ясно, почему он так долго ждал вылета наших истребителей. Сначала, заходя на глиссаду, он увидел густой дым костра за пределами летного поля, но подумал, что это один из сбитых ими «мессеров». Обломки мало походили на обломки «мессера», но он не сразу придал этому значение. Озадачился только, когда увидел лежащий возле самого посадочного «Т» «Як». Истребитель лежал на спине, вверх торчала одинокая «нога» шасси, а рядом толпился народ. Это был точно не Дорохов – он отсюда видел лежащий на поле самолет майора, значит, это кто-то из его однополчан. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

Жорка привычно запрыгнул на крыло, и Виктор порулил на свое место на стоянке. Когда он выбрался из кабины, то увидел в глазах своего техника смесь страха и восторга. Он хлопнул Жорку по плечу, чувствуя противную дрожь в ногах, и огляделся.

Неподалеку горел бензовоз. Громадный столб дыма поднимался вверх, по краям черного выжженного круга горела трава, и несколько солдат из БАО пытались ее тушить. В районе КП было какое-то нездоровое движение, слышались крики, куда-то неслись люди с носилками. После напряжения воздушного боя вся эта земная суета казалась какой-то глупой, непонятной.

Он вспомнил лежащий вверх ногами «Як» и спросил:

– А кто там, у старта, плюхнулся?

Страх в глазах у техника усилился.

– Взлетали Евсеев и Шишкин. Евсеев первый был, он прыгнуть успел, я парашют видел. – Жорка отвел глаза и тихо прошептал: – а Шишкина на взлете расстреляли.

(обратно)

Глава 7

Настолько быстро на такую дистанцию он еще не бегал никогда. До старта было больше километра, но он преодолел это расстояние махом. Не добежав метров двести, по позам и жестам однополчан, обступивших «Як», Виктор догадался, что уже можно не спешить, но он все равно бежал, словно наскипидаренный, не обращая внимания на готовое разорвать грудь сердце и задыхающиеся легкие. Надеялся, что глаза его обманывают.

Глаза не обманули.

Игорь лежал на спине, на заалевшем шелке распустившегося парашюта, маленький, грязный, ощеривший окровавленные зубы в скорбной ухмылке. Можно было бы подумать, что он живой, только Шишкин не дышал, да и крови на парашют из-под него натекло очень много. Виктор почувствовал, будто его ударили под дых. Удушье сдавило ему горло, и, чтобы легче было дышать, он рванул ворот гимнастерки, не замечая, как разлетелись пуговицы.

Он упал возле Игоря на колени и замер, тихо покачиваясь. К горлу подкатил ком, а в глазах потемнело от обиды и величайшей несправедливости. Окружающий мир почему-то стал расплываться. Он вдруг вспомнил, как они с Игорем радовались, когда стали курсантами школы пилотов-истребителей. Это было бесконечно давно. Это было настолько давно, что казалось ненастоящим, словно красивый сон, такой же сон, как и вся его жизнь в будущем. Он только сейчас понял, как была прекрасна вся его довоенная прошлая и одновременно будущая жизнь. Там все было впереди, там не нужно было так часто переживать жуткую боль утраты близких. Виктор стоял на коленях, и глаза у него были мокрые от слез.

В чувство его привел чей-то голос. Голос этот сперва бубнил где-то на краю сознания, фоном, совершенно не воспринимаясь. Сначала Виктор его игнорировал, но голос был настырен, он бубнил и бубнил, щедро разливая слова. Слова были странно знакомыми, они говорили о чем-то важном, что могло иметь значение. Виктор не хотел слушать, но некоторые фразы все-таки оседали в голове:

– Один снаряд… сквозь бронеспинку… был бы фугас, а этот… перевернулся… пришлось подкапывать… прямо в спину…

Игорь был мертв. Можно было рыдать, рвать на себе волосы, заламывать руки, но в этом не было никакого смысла, Игорь все равно был мертв. Нужно было просто осознать этот факт и жить дальше. Саблин потер виски, пытаясь вспомнить только что мелькнувшую мысль. Мысль эта казалась очень важной и своевременной, вот только в голове, заслоняя все, крутилось только что услышанное «Прямо в спину».

– Что в спину? – тупо спросил он. – Кому?

– Дык Шишкину-то, я же только что говорил, – снова раздался бубнящий голос. Как оказалось, голос принадлежал бывшему технику Хашимова – Харитонову. Тот удивленно посмотрел на Саблина и принялся повторять: – Он как раз разбегаться начал, и тут «мессер» двухмоторный сзади выскочил и давай стрелять. А «Як» дальше едет, не горит. Мы думали, что все хорошо, немец промазал, только вот Игорь все не взлетает и не взлетает, а потом и вовсе перевернулся. Пока прибежали, пока подкопали – там фонарь раздавило, а Шишкин умер уже. Я в кабину смотрел – там только одна пробоина в бронеспинке. Прямо между лопаток. Был бы снаряд фугасный, наверное, и обошлось, а так… – Техник немного помолчал, выжидающе посматривая на Виктора, а потом продолжил: – А Евсеев успел взлететь. Метров, наверное, триста высоты набрал, а тут ему сзади другой «мессер» как дал. Так он сразу загорелся, но успел выпрыгнуть. Да вон, его уже в лазарет везут! – Харитонов показал рукой на пылящую по аэродрому полуторку.

Машина остановилась у палатки, где был медпункт, и несколько красноармейцев принялись спускать с кузова лежащее на парашютной ткани тело. Видимо, дела у Евсеева шли неважно, но он, по крайней мере, был жив. Виктор потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок, потрогал ворот гимнастерки и с удивлением обнаружил оторванные пуговицы. На подбородок Шишкину села крупная синяя муха. Саблин прогнал ее, затем снял с шеи свой шелковый шарф и накрыл им лицо Игоря.

– Несите уже, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – сколько ему тут лежать?

Сказав это, Саблин бездумно пошел по летному полю. Ноги привели его в палатку, где ночевал летный состав. Сейчас там никого не было, лишь скучал солдат-дневальный. От вида аккуратно заправленных коек стало тошно и почему-то очень захотелось курить. Он порылся в их с Игорем тумбочке, выудил пачку папирос и побрел на свое излюбленное место в тени, на краю самолетной стоянки.

На аэродроме царила суета, носились люди. Бензовоз уже почти догорел, осев на обода сгоревших колес, и теперь только вяло коптил. Начавшиеся было пожары почти потушили, теперь пятерка бойцов из БАО закапывали несколько мелких воронок на летном поле. В голове неожиданно прояснилось, и Виктор подумал, что при посадке он эти воронки не видел и только чудом в них не угодил. На месте КП продолжалась нездоровая суета, слышался мат Дорохова. Оттуда понесли кого-то на носилках. Судя по тому, что несли его вперед ногами, человек этот был мертв.

Но Виктора все это касалось мало. Суета на аэродроме проходила мимо него, и добровольно принимать в ней участие он не собирался. В голове все еще был сумбур, мысли путались. Он сидел в теньке, безучастно наблюдая за царящей неразберихой.

Сидел он так долго. Суета на аэродроме улеглась, в небо уже успела подняться и благополучно вернуться пара истребителей, а он все сидел, покуривая папиросы и прихлебывая теплую воду. Его никто не трогал, все про него словно забыли. Лишь перед ужином прибежал посыльный и передал, что Виктора желает видеть командир полка. Пришлось идти.

В землянке КП все еще воняло тротилом. Немцы отбомбились довольно метко – в саму землянку не попали, но небольшая воронка у входа говорила, что бомбы легли совсем рядом. Выглядел комполка уставшим, под глазами залегли тени, лоб пересекли морщины. Махнув рукой на уставное приветствие Виктора, показал тому на стул и, достав пачку «Казбека», угостил папиросой и закурил сам.

Несколько минут командир пускал дым, что-то сосредоточенно обдумывая, потом невесело хмыкнул и сказал:

– Хотел тебя я, Витька, отпекать на разборе полета. Ой, как хотел. Что же ты, подлец такой, команды ведущего не слушаешь? Я же тебе сказал: «Не отставай!» А ты чего? Когда четверку атаковали, зачем назад оттянулся? Надо было наоборот, ко мне ближе подойти, чтобы сразу вдвоем бить. Это, конечно, хорошо, что ты подранка добил, а если бы я промазал и подранков не было? Тогда бы вся наша атака впустую. Странно, что приходится объяснять тебе такие очевидные вещи… – Дорохов распекал его лениво, без запала. По лицу было видно, что командир сильно устал. – А потом ты что творил? Почему я перед атакой оборачиваюсь, а там почему-то не ты, а «мессер»? Это вообще… как ты ведомым-то летал раньше?

Виктор эту нотацию пропустил мимо ушей. Как он летал утром и почему их не сбили, это сейчас казалось совершенно незначительным и глупым:

– Зачем вы подняли пару? – с вызовом спросил он то, что волновало его последние несколько часов. – Ребят посбивали ни за грош.

– Чего? Да как ты… – начал закипать Дорохов, но неожиданно замолчал и после небольшой паузы сказал уже нормальным тоном: – Игоря жалко, да и Евсеева тоже, непонятно еще, что с ним будет. Ты же с Шишкиным дружил крепко? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Обидно получилось, елки-палки. Когда четверка «мессеров» над аэродромом появилась, на КП Лившиц был, он и приказал пару поднять. Я не знаю почему, а его уже и не спросишь.

– Почему не спросишь? – перебил командира Саблин.

– Ты вообще где был-то? – оторопел Дорохов. – Покажи мне это замечательное место, где можно так долго оставаться в счастливом неведении! – Видя, что Виктор непонимающе хлопает глазами, пояснил. – Убило его при бомбежке. Его и еще механика по радио вашего. Как его… – он прищелкнул пальцами. – Воропаева.

Командир замолчал, принявшись разглядывать Виктора, словно решая, стоит ли говорить с ним дальше или нет. Видимо, решив, что стоит, он продолжил:

– С КП видели только ту четверку «мессеров», что вверху ходила. Против них Лифшиц пару и поднял. Зачем поднял, это другой вопрос. А сто десятые подошли на бреющем. Одна пара атаковала взлетевших, а вторая по аэродрому ударила, прямо по КП. Всех, кто на нем тогда был, или ранило, или убило. Рацию разбило. Так что никого я тогда поднять не смог. Это потом уже, когда плюхнулся и до стоянки пробежался, тогда только поднял Лукьянова с Кузнецовым. Но если бы было нужно, – неожиданно жестко сказал он, – то поднял бы любого, как миленького. И Шишкина поднял бы, и тебя. И сам бы взлетел. – Сказав это, он пристально посмотрел Виктору в глаза.

Виктор не выдержал и отвел взгляд. Ругаться с командиром оказалось незачем и не о чем. Такая понятная и простая картина случившегося сегодня утром разлетелась вдребезги. Плечи у него поникли.

– Жукова ранило, – продолжил свою речь Дорохов. – Евсеев спину повредил сильно и ноги сломал. Лапин тоже ранен. И все за сегодня. В общем, тяжелая обстановка. Поэтому тебя прошу. Не приказываю, а по-человечески прошу, чтобы ты сейчас не раскисал, а держался, как подобает советскому человеку и комсомольцу. Вас в эскадрилье всего двое осталось, во второй еще трое, но двое из них – сержанты зеленые, – комполка пренебрежительно шевельнул пальцами, – в общем, несладко придется. Тем больше сейчас будет зависеть от тебя. Понимаю, что тебе сейчас тоже нелегко: вчера Пищалин погиб, сегодня Шишкин. Я-то знаю, каково это друзей терять, случалось. Но ты соберись. Впереди еще будут тяжелые бои, так что постарайся голову не терять и на рожон понапрасну не лезть. Жизнь-то не окончена, у тебя все впереди. К тому же, – Дорохов немного картинно понизил голос, – мы уже подали документы на присвоение тебе следующего воинского звания и на повышение в должности. А это, елки-палки, серьезная ступенька. И для полка, тем, что сумели воспитать в коллективе своих командиров, и для тебя. Вдобавок, может, ты и не знал, но ты у нас первый кандидат на получение Золотой Звезды. Это открывает для тебя замечательные, широчайшие перспективы. Так что теперь дело за тобой. Постарайся, не подведи старших товарищей.

Командирские разглагольствования Виктор слушал вполуха. Дорохов говорил в принципе правильные и понятные вещи. Разумеется, будет тяжело – ведь от полка остался огрызок, а немец прочно захватил свое господство в воздухе. И, разумеется, что и на Виктора теперь нагрузка возрастет. Кто везет, того и грузят – эта старая пословица оказалась верна. Так было, так и будет. А у него сейчас больше всех сбитых в полку. Только какой с этого прок? Разумеется, новое звание – это неплохая ступенька для начала карьерного роста. Это очень пригодится для нормальной жизни в дальнейшем, после войны. У военных неплохая и стабильная зарплата, пенсия, Золотая Звезда – это тоже прекрасно и престижно. Вот только какой в этом всем смысл? Зачем награды и звания мертвецу? Только что, совсем неожиданно для себя, Виктор понял, что ему не суждено выжить на этой войне. Слишком часто ему везло, и это не могло продолжаться долго. В этом он успел убедиться, потому что уж слишком много хороших людей погибло вокруг.

Только в столовой, за ужином, Виктор узнал все новости. А они были нерадостные, настолько нерадостные, что впору плакать. Когда зажгли Евсеева, высота для прыжка оказалась слишком маленькой, купол парашюта не успел наполниться воздухом, и комэск-два сильно ударился о землю. Полковой врач тут был бессилен, и его сразу повезли в госпиталь. Там Евсеев и умер во время операции, так и не приходя в сознание. Об этом сообщили прямо перед ужином. Во время утреннего вылета ранило Лапина – в короткой и безрезультатной стычке с «мессерами» в его истребитель попала одна пуля. Причем самолет практически не пострадал – всего-то и дел механику, что латку поставить, а вот летчик с перебитой рукой надолго выбыл из строя. При бомбежке той же бомбой, что убила Лившица, был ранен капитан Жуков. Погиб Шишкин, расстрелянный «мессерами» на взлете. Сразу четырех летчиков потерял полк, причем не зеленых сержантов, а уже опытных, успевших повоевать.

Поэтому и в полку настроение было похоронное: приняв двойную порцию водки, народ в столовой за малым «Черного ворона» не пел. Таких потерь не было еще ни разу. Теперь Виктору стала понятна причина столь странного внимания Дорохова к своей персоне. Видимо, пытался командир, как мог и умел, укрепить боевой дух оставшихся пилотов. Отсюда и двойная норма водки, и разговоры – как оказалось, комполка лично разговаривал со всеми летчиками.

Этим вечером Саблин напился. Двойной наркомовской нормы оказалось слишком мало, чтобы заглушить тоску и заснуть, да и спать в душной палатке ему не хотелось. Он лег на улице, на небольшом стожке сена. Но и здесь сон все равно не шел, зато захотелось выпить, и он выпил всю свою заначку из трофейной фляги. Сам, ни с кем не делясь, запивая теплую водку теплой же водой. Напившись, он плакал, жалея себя и Игоря, жалуясь ночному небу на свою несчастную судьбу…

Утром у Виктора сильно болела голова, а вид был словно у не очень свежего утопленника. Дорохов это заметил и после похорон жестко вздрючил и придумал поистине садистское наказание. Лукьянов с Кузнецовым улетели на задание, Турчинский и Дегтярев ждали у самолетов, а только он, Виктор, маялся несусветной дурью. Под глухие команды заместителя начальника штаба он занимался строевой подготовкой. Приходилось маршировать, тянуть носок, под жгучим солнцепеком, с дикой головной болью и сушняком. Но куда хуже головной боли воспринимались насмешливые взгляды техников и механиков, которые Виктор ощущал буквально кожей. Саблин был в бешенстве и одновременно сгорал от стыда. Он, самый результативный летчик полка, вынужден маршировать, словно зеленый сопляк при прохождении курса молодого бойца. Дорохов был вправе его наказать. Он понял бы, посади командир его под арест, но эта шагистика была унизительной.

Лишь после обеда комполка сжалился, и Саблина отпустили. Как ни странно, физические упражнения пошли на пользу, после того как он напился и поел, то почувствовал себя уже нормально, словно и не было жестокого похмелья. Правда, Виктор моментально стал объектом довольно злобных шуточек летной братии, но как раз в это время на аэродром притащили сбитый Лукьяновым «Мессершмитт», и всем стало не до Виктора.

«Мессер» был практически цел. Его пилота поймали еще вчера и куда-то увезли, а вот до истребителя руки дошли только сегодня. Снаряд с лукьяновской пушки отбил ему половину лопасти винта, и вражеский летчик посадил машину в степи. Причем то ли от большого ума, то ли наоборот, он не стал сажать свою машину на живот, а посадил нормально, на шасси. В таком виде его и привезли на аэродром. Трофейный «Мессершмитт» был красив, но красота его отличалась от привычной красоты «Яков». Она была чужая. Сразу бросались в глаза и иные, «не наши», формы, и вид камуфляжа. Летчики по очереди сидели в кабине, осматривались, выискивая слепые зоны, щупали приборы. Виктору она показалась узковатой, но по сравнению с «Яком» немецкая кабина поражала богатством приборов и удобством. Особенно понравилась ему ручка управления, позволяющая стрелять одной рукой.

Лукьянов с помощью техников раскапотировал вражеский самолет и с победным видом отодрал от него заводскую шильду. Как он сказал, «на память». Маленький кусочек металла тут же пошел по рукам, Виктор тоже глянул. Шильда была новенькая, блестящая и выгодно отличалась от той, что он нашел в лесу, на охоте. Он вгляделся в чужие буквы. Большая часть написанного была непонятна, но наименование самолета он разобрал легко: «Bf 109 G2».

– А что, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, – разве у немцев не на «Ф» «мессера» были?

– Какой еще ЭФ? – недобро спросил Дорохов. После утреннего разноса он старался Виктора не замечать.

– Ну «ЭФ», – быстро заговорил Виктор, поняв, что нашел что-то важное, вроде «Фридрих». – Раньше у них были «мессера» модификации «Е», ну те, у которых квадратные законцовки крыльев. Потом «эфки» появились, я один такой сбил зимой. У него на такой же жестянке было написано «Bf 109 F2». А этот уже «G» – новая буква, а значит, новая модификация.

– Дай сюда. – Дорохов буквально выдернул шильду из рук и всмотрелся. – Действительно новый, – сказал он с довольной улыбкой. – И целый почти, – глаза у командира заблестели. – Сергей Яковлевич, – позвал он инженера полка, – давай-ка сюда своих орлов. Пусть обратно прикрутят все, что с «мессера» уже отвинтили. Эх, жалко летчика вчера сдали, надо было его вместе с самолетом отправлять. Ладно, чего уж, пойдем бумаги писать, думаю, с этим «мессером» изведем их изрядно.

– А ты, Саблин, смотри мне! – сказал он Виктору. – Еще раз такое повторится, то ты наркомовские сто грамм только во сне увидишь. Будешь у меня аэродром подметать голыми руками…

* * *

…Солнце уже взошло, но на земле все еще царили сумерки. Небо с ночи закрылось тяжелыми тучами, было очень сыро и противно. Ливень прошел около полуночи, но и сейчас эти тучи периодически разрожались холодной влагой, заставляя застывших людей морщиться. Полк, выстроенный поэскадрильно, застыл в строю, представляя собой отличную мишень для мелкого моросящего дождя. В первом ряду стояли малочисленные летчики, за ними разливалось гораздо более обширное море техников в промасленных комбинезонах, и замыкали строй младшие авиаспециалисты: прибористы, оружейники, мотористы. С утра пораньше, ни свет ни заря прибыл комиссар дивизии, и теперь приходилось торчать на построении. Виктор, как и все, стоял в строю эскадрильи, топча мокрый желтый бурьян и ежась от каждой упавшей на голую шею капли воды. Стояли уже долго, минут десять, и он успел не раз пожалеть об оставленном в палатке реглане. Наконец раздался хриплый от натуги голос начальника штаба:

– К выносу знамени!

По строю прошла волна шепотков и переглядов. Обычно для чтения приказов и различных служебных бумажек такая торжественность не требовалась, и значит, комиссар прибыл неспроста, а с наградами. Раньше ордена и медали вручал комдив, но мало ли, комиссар – это тоже неплохо. Вот только то и дело срывающийся дождь немного портил настроение. Если дождь не прекратится, то не будет и полетов, а не будет полетов, то и наркомовские сто грамм не положены. Шепот в строю усилился, и начштаба пришлось прикрикнуть, утихомиривая страсти.

Показался комиссар в сопровождении Дорохова. Прибывший гость был невысок, лысоват, но выглядел орлом, сияя новеньким регланом и скрипя ремнями портупеи. С него можно было лепить скульптуру летчика, несмотря на то что на самолетах он летал только в качестве пассажира. Комполка в своем уже потертом реглане смотрелся несколько менее представительно. Вот только обязательного к награждению, покрытогокрасным сукном и заставленного грамотами и коробочками с наградами стола никто не принес, и строй разочарованно выдохнул. Награждение отменялось.

– Товарищи, – голос у комиссара оказался низкий и глухой, плохо подходящий к его невысокому росту, – вы все знаете, что положение сейчас тяжелое. – Он достал бумажку и дальнозорко щурясь, принялся читать ее с вытянутой руки:

– Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами…

«Ну вот, дожил я до приказа, – подумал Виктор, – надо бы номер запомнить. Хотя зачем мне этот номер? Чертям в аду рассказывать? Странно получается, Шишкину этот приказ был интересен, а он умер. Мне на него плевать, только я почему-то жив». Хотя в глубине души он понимал, что на приказ ему не совсем плевать. Отступление наших армий немного давило на душу, и приказ, должный это отступление остановить, был очень нужен. Только вот смерть Игоря заслонила собой все остальное. Одна смерть заслонила собой десятки тысяч других. Комиссар все еще продолжал монотонно зачитывать текст приказа, говоря вполне очевидные, понятные вещи, и Виктора удивила реакция на этот приказ однополчан. Обычно в строю всегда слышались шепотки, едкие комментарии, но сегодня люди застыли словно каменные, жадно вслушиваясь в каждое слово. Изменилось даже настроение людей. Если изначально оно было лениво-расхлябанное, то теперь в воздухе буквально витала мрачная решимость.

Он сравнил этого монотонно бубнящего комиссара дивизии с покойным комиссаром полка Лившицем. Сравнение было не в пользу первого. Лившиц, тот умел говорить красиво, так, что все им сказанное воспринималось близко, как свое. Он превратил бы такое чтение в стихийный митинг. Но сейчас никакого митинга не случилось, лишь зря выносили знамя. Правда, уже к концу церемонии оказалось, что Виктор мок не напрасно. Его вызвали из строя и, зачитав приказ командарма, присвоили очередное воинское звание. Дорохов с кислым лицом протянул ему маленькие красные кубики. Он уже, наверное, успел пожалеть о своей инициативе – с присвоением Саблину звания младшего лейтенанта. Виктор козырнул, гаркнув: «Служу Советскому Союзу!» – и на этом все кончилось. Он снова стоял в строю, сжимая в мокрой ладони колючее металлическое подтверждение своего нового статуса.

Не сказать, что он испытал разочарование или какую-то великую радость. Нет, что-то такое шевельнулось в глубине души, но тут же погасло, придавленное многотонной тяжестью безнадеги. Что приятнее, умирать старшиной или младшим лейтенантом? А то, что умирать придется, он уже не сомневался, это знание крепло с каждым днем все сильнее. Впервые он это понял, когда разговаривал с Дороховым. Понимание своей скорой смерти вцепилось темными когтями в душу, с каждым днем терзая ее все сильнее. Тогда же он напился. Алкоголь помог и на другой день – несмотря на похмелье, Виктор чувствовал себя более-менее нормально. До самых похорон Игоря.

Когда он увидел Игоря уже в гробу, украшенном цветами и хвоей, то все вчерашние тревоги и страхи усилились стократно. Он смотрел в большую разверстую могилу, слушал, как стучит земля по крышкам, и понимал, что очень скоро в одном из таких же гробов захоронят и его. С кладбища он уходил белый как мел. Потом его вздрючил Дорохов. Унижение и злость, которые он испытал, маршируя по аэродрому, заставили немного встряхнуться. Немного подвинули страхи. Вот только тем же вечером сбили Дегтярева. Это стало той соломинкой, что ломает спину верблюду. Виктор понимал, что верой в скорую смерть убивает себя сам, но сил, чтобы встряхнуться, уже не было. Все стало лень, какие-либо действия стали казаться бессмысленными, иногда даже он думал, что сошел с ума…

После старшинской «пилы» одинокие кубари в петлицах смотрелись сиротливо. Такой же сиротой чувствовал себя и Саблин. Недавно он понял, что остался совершенно один во всем этом огромном мире. У него не было родни, не осталось близких друзей. Где-то далеко-далеко была Таня, но он уже четыре месяца не получал от нее никаких вестей. Раньше Виктор был уверен, что у него есть невеста, потом, после долгой разлуки, эта невеста трансформировалась в девушку, а сейчас он не считал ее вообще никем. Иногда он даже сомневался, а была ли эта Таня на самом деле?

Вечером он обмыл свои кубари, выпив положенные наркомовские сто грамм. Душа буквально требовала еще, жаждала напиться так, чтобы забыть свою нынешнюю жизнь, превратив ее в страшный сон, но Дорохов в столовой косился на Виктора уж очень пристально. Впрочем, после ужина он распил с летчиками бутыль мутноватого самогона. Оказалось мало, только достать алкоголь было негде, далековато от населенных пунктов оказался новый аэродром. Ложился спать Виктор злобным на весь мир. Наверное, поэтому ему всю ночь снился лежащий в гробу мертвый Игорь. После гибели Шишкина этот сон стал преследовать его каждую ночь…

Утро было красивым. В полях пересвистывались суслики, в голубом небе заливались безмятежные птахи, свежий ветерок, настоянный на пряных степных запахах, приятно ласкал ноздри. Все кругом словно переливалось прозрачными красками. Но летчикам на эти красивости было наплевать. Возможно, они заразились унылым настроением от Виктора, но почему-то с утра все были неразговорчивы, только часто курили в ожидании задания на боевой вылет.

Пришел с КП Лукьянов. Он был задумчив, густые брови его сомкнулись, обозначив на переносице вторую глубокую складку.

– Полетим скоро, – сказал он. – Саблин, пойдешь во второй паре с Кузнецовым. Будем бомбардировщики прикрывать.

Виктор кивнул. Комэск присмотрелся к нему внимательней, брезгливо сморщился:

– Витька, у тебя подворотничок уже от гимнастерки не отличается. Ну, какого хрена? Опять перед Дороховым подставить хочешь?

– А мне подшивать нечем, – соврал Виктор.

– Не бреши. Давай бегом. У тебя есть пять минут.

Виктор лениво потрусил в палатку. Лукьянов зло посмотрел ему вслед, плюнул под ноги и буркнул:

– Раньше был нормальный летчик, а стал дурак дураком. Вот почему обратного не происходит?

Услышавшие эту фразу Турчанинов и Кузнецов хмыкнули.

– Когда вылетаем? – спросил Турчанинов.

– Минут через двадцать. Давай-ка еще раз помозгуем по взаимодействию.

– Женя, тебе не надоело еще? Сколько можно?

– Столько, сколько нужно, – отрезал Лукьянов, – если хочешь жить и побеждать. Или ты уже как Витька стал? – он кивнул в спину удаляющемуся Саблину. – Что уже все знает, все умеет и вообще завтра помирать, и меня не трожьте. Я вот помирать несогласный, потому мы сейчас еще раз проработаем полет.

– Ну а что, разве Витька не умеет? – осторожно спросил Кузнецов. – Как он тогда против двух дрался…

– Может, и умеет, – ответил Лукьянов, – но не хочет. Он сейчас все время как сонный ходит, все ему до лампочки. Нельзя так. Как Шишкина сбили… – Он махнул рукой и замолчал.

– Давайте с ним поговорим, объясним, – встрепенулся Кузнецов.

– Тебя еще там не хватало, – грустно усмехнулся Турчанинов, – думаешь, не говорили? Без толку все…

Из палатки показался Саблин, и они замолчали.

– Витя, – спросил Кузнецов после долгого молчания, – не хочешь после вылета на пару пресс покачать?

– Нет.

– Ну, может, на турник сходим? Кто больше подтянется?

– Не хочу, – снова коротко ответил Виктор.

– Слушай, ну ты чего, – не унимался Кузнецов, – ты же раньше спорт любил, каждый день занимался. А теперь…

– Саш, иди к черту, – зло огрызнулся Виктор и отвернулся. – Чего пристал?

Кузнецов обиженно надулся и замолчал. Губы Турчанинова скривились в злой и печальной усмешке, такие разговоры с Виктором он уже вел.

Глухо зазвонил укрытый фанерным грибком телефон. Лукьянов взял трубку, вслушался, брови у него снова сомкнулись.

– По самолетам! – бросил он летчикам. – Бомбардировщики уже близко.

Виктор подхватил лежащий на земле реглан и побежал вслед за однополчанами. Впереди был очередной боевой вылет этой бесконечной войны…

В телефонах наушников потрескивали разряды, заглушая рев двигателя, мелькали под крылом деревеньки. Спереди наплывали разорванные слоистые облака. Они громоздились ярусами, громадные, словно горы, и Виктора это немного беспокоило. «Пешки» стали снижаться, пытаясь выйти на цель под облаками. «Мессеров» пока не было, и только это вселяло некую уверенность.

Южнее станицы Егорлыкская тянулась громадная колонна. Пыль выдавала ее издалека, и летчики сперва увидели серое пыльное облако, а потом и серую же дорогу, черную от вражеской техники. Тройка «Пе-вторых» немного растянулась, и малюсенькими каплями от бомбардировщиков вниз полетели бомбы. В небе словно раскрылись коробочки хлопка – повисли белесые комья разрывов зенитных снарядов. Они рвались чуть ниже, и группа вскоре вышла из-под обстрела, повернув домой.

Облака начали редеть и расступаться. Мотор работал ровно, пробоин не было, а значит, все хорошо. Бензина на аэродроме почти не осталось, а это означало, что сегодня они никуда не полетят. И это тоже было хорошо. Значит, вечером они выпьют наркомовские сто грамм, а потом еще добавят. Вчера он договорился с одним шофером из БАО, и тот купил в деревне и привез литр самогона. Сейчас этот литр, заботливо укрытый, лежал у Виктора в вещмешке, ожидая своей участи. Задание было почти выполнено, они уже пересекли линию фронта, оставалось немного.

Виктор привычно огляделся. Небо было чистое, если это можно было сказать об окруживших самолеты облаках. Он загляделся на «пешки», выделяющиеся на фоне проплывающего под ними ослепительно-снежного облачного небесного айсберга. Они были красиво-стремительны в совершенстве своих форм…

Самолет вздрогнул, острая боль пронзила ногу чуть ниже колена. «Як» начал валить влево, Виктора прижало к борту кабины, а потом небо и земля завертелись в сумасшедшем калейдоскопе, и он увидел, как из здоровенной дыры в левом же крыле хлещет огонь. Огонь разрастался, стремительно поглощая плоскость, и языки его уже достигали хвостового оперения. Преодолевая перегрузку, Виктор рывком открыл фонарь, и пламя моментально перелилось в кабину, вцепившись в лицо и шею. Боль стала такая, что он буквально завизжал, забыв про все на свете. Он заметался по кабине, пытаясь отстегнуть ремни, чувствуя, как сгорает лицо, и видя, как загорается материя шаровар. Потом зрение пропало, и Виктор почувствовал, как самолет снова сильно тряхнуло, а потом что-то со страшной силой ударило его по ногам. Он хотел закричать, но уже не мог, не было воздуха, не было ничего. Тело словно парализовало, из всех чувств осталась только одна дикая, нестерпимая боль. Она достигла своего апогея, а потом пропала. Вместе с ней пропало все…

(обратно)

Глава 8

Пыль над степью стояла столбом. Серая, мелкая, противная, с запахом полыни и слез. Она поднималась вдоль нечастых дорог, под копытами овец и свиней, лошадей, коров, под телегами беженцев, под стоптанными ботинками красноармейцев, колесами грузовиков и штабных автобусов. Огромное пространство между Волгой и Доном покрылось пылью. Людское море по тонким линиям рек-дорог пылило, растекаясь, уходя от страшного врага.

Не стала исключением и неприметная дорога за рекой Ея. Женщины, дети, старики и старухи с котомками на спинах шли по ней на юг. Катились телеги и коляски, ползли, переваливаясь с боку на бок, арбы, плелся колхозный скот. Очередная волна беженцев, сдернутая с прежней жизни войной, торопилась, неся свою беду дальше. В испуганных глазах их одна мысль: уйти подальше от грохота и огня. Уйти от немцев. Обгоняя, рассекая людскую реку, на юг пылила и армейская автоколонна. Тяжелые машины прижимали беженцев к обочине, те недовольно ворчали, пропуская грязные запыленные грузовики, зло посматривая на сидящих в кузовах красноармейцев-артиллеристов. Бойцы были такие же грязные, усталые, равнодушные к недовольству толпы.

С севера послышался далекий гул авиационных моторов. Сотни глаз с тревогой уставились в небо, обшаривая его, словно это могло как-то помочь. Когда из облаков показались стремительно приближающиеся самолеты, движение колонны замерло, все кинулись врассыпную в степь, вжались в сухую землю, пытаясь стать маленькими, невидимыми. Облако страха повисло кругом, слилось с пылью, ширясь и усиливаясь ежесекундно. Красноармейцы тоже побежали в степь, смешиваясь с беженцами, не помышляя даже организовать оборону. Всех, военных и гражданских, обуял страх, и чем ближе были самолеты, тем страшнее было замершим внизу. Всю эту позорную картину прервал звонкий женский крик:

– Трусы! Трусы, куда же вы все? Это же наши-и!

Действительно, уже было можно различить мелькающие среди облаков бомбардировщики «Пе-2» и эскортирующие их «Яки». Народ потянулся обратно к дороге, причем пристыженные военные спешили быстрее всех, стараясь не глядеть в глаза штатским. Вверх уже почти никто не смотрел, люди пытались оказаться как можно дальше от страшного места. Поэтому почти никто не видел, как из облаков вынырнула еще одна пара самолетов. Ветер донес далекий пушечно-пулеметный перестук, и появившаяся пара, заложив торопливый боевой разворот, снова скрылась в облаках.

Советские самолеты пару секунд так и продолжали лететь, потом за одним из них – истребителем – показался дымный шлейф. Шлейф становился все длиннее, и вот уже самолет начал заваливаться набок, показалось пламя. «Як» валился все сильнее, огонь охватил все крыло, и машина заштопорила к земле. Примерно на полпути от истребителя отвалилась темная точка, и забелело облачко парашюта, а самолет исчез в огромном клубке огня. На землю падали уже обломки. Замершая было на минуту колонна продолжила свой путь. Большинству людей не было никакого дела до разыгравшейся в небе трагедии. Посмотрели и пошли себе дальше. Упади обломки самолета ближе, возможно, и побежали бы туда неугомонные мальчишки, но они рухнули за несколько километров от дороги. Только полуторка отделилась от колонны и, отчаянно пыля, двинула в степь, за выпрыгнувшим пилотом.

Нашли его быстро. Погасший купол парашюта ярко выделялся на фоне желтой выгоревшей травы и являлся прекрасным ориентиром. Красноармейцы сгрудились вокруг сбитого летчика, рассматривая страшноватую картину. Тот был без сознания, дышал редко и с хрипом, запрокинув голову и подставив солнцу черное, обожженное лицо. Из-под шлемофона сочилась кровь, шаровары летчика обгорели, местами обнажив опаленные и залитые кровью ноги. Реглан его был весь иссечен осколками и немного покоробился от огня. Старший среди бойцов, воевавший еще в финскую, старшина-сверхсрочник, даже подумал, что этот пилот уже не жилец. Очень уж много крови натекло из издырявленных ног, очень уж много ожогов… Словно подтверждая его мысли, раненый что-то прохрипел, выгнулся дугой и зашаркал по земле пяткой правой ноги, оставляя на ней борозду. Левая нога у него темнела пулевой дыркой и была выгнута под необычным углом. Выгибался и шаркал летчик недолго, вскоре затих и обмяк. Но к удивлению присутствующих, это была не агония – он продолжал дышать, только из плотно зажмуренных глаз, а только они остались целыми на обожженном лице, показались слезы. Старшина расстегнул на нем реглан и удивленно присвистнул, увидев у того на груди два ордена.

– Заслуженный, – сказал он, вынимая документы и свинчивая награды. Летчик по-прежнему дышал и прямо сейчас умирать вроде не собирался, поэтому старшина рявкнул на ушлого, принявшегося уже пластать на тряпки парашют, красноармейца, и вскоре перебинтованный пилот занял место в кузове полуторки. Машина тронулась, догоняя ушедшую далеко вперед колонну…

…Боль смешивалась со звуками и запахами. Сперва пахло пылью и бензином, а боль была постоянная и невыносимая. Любое движение, любое колебание причиняло боль, а когда пахло пылью и бензином, колебалось и двигалось вокруг. Это было величайшее несчастье и величайшее спасение, потому что иногда она становилась совсем невыносимой, и тогда все пропадало: и боль, и запах, и звук. Пропадал весь мир.

Потом появился запах сенокоса и нежного аромата подсыхающей травы. Запах был чистый, свежий. Такой вкусный и нежный запах мог исходить только от трав, только что взятых с поля. Еще пахло конским потом, колесной мазью и дорожной пылью. Трясти стало немного сильнее, но как-то мягче. Боль стала не такой острой, как раньше, но она стала монотонно-постоянной. Любой посторонний шум, любой скрип усиливал ее стократно, она смешалась с одуряющим запахом травы, заполнила собой весь мир. Время потеряло всякий смысл, все измерялось только болью.

Запах снова изменился: пахло медикаментами, карболкой, бензином, грязными человеческими телами и страданиями. Тряска прекратилась, остался только неразборчивый гул голосов. Он накатывал подобно морскому прибою, то пропадая вовсе, становясь далеким неразборчивым шепотом, то вдруг взрывался набатом, заслонял собой боль и сам становился ей. Набат в очередной раз принялся стихать и плавно трансформировался в усталый женский голос:

– Летчик… пулевое ранение левой… перелом голени… травма головы… перелом ключицы… ожоги… ожог… осколочные ранения…

Голос слабел, обратился в едва различимый шепот и растворился, а вслед за ним вернулась боль. Она была столь резкой и невыносимой, что мир в очередной раз растаял, чтобы снова вернуться изменившись.

К запаху медикаментов примешивался еще почти позабытый запах дыма. Причем дыма паровозного. Снова трясло, но уже не так, как раньше, слышался полузабытый стук колес о стыки рельсов, невнятные голоса. Боль была, тягучая, но уже не острая, а беззубая, привычная. Гораздо сильнее боли оказалась жажда. Язык, казалось, прирос к гортани, а губы срослись, и разлепить их не было сил. Виктор вздрогнул. У него был язык, ему хотелось пить, а резко проявившаяся боль говорила, что он все еще жив. Жив? В глаза словно пыхнули солнцем. Корчась от боли и чувствуя, что мир снова расплывается в ничто, он все же разобрал появившиеся где-то на краю сознания чужие слова:

– Дывысь, сестрыця, ось цей зараз очи видкрывав…

Очень сильно хотелось пить. Жажда буквально сводила с ума, но он не мог ничего сделать. Не мог шевелиться, не мог говорить, не мог ничего. Он не мог даже думать, потому что жажда убила даже это. Перед глазами мелькали светлые пятна, а вокруг слышался странный настораживающий шум. Слева и справа был слышен топот бегущих людей, кто-то отдавал распоряжения. Потом издалека послышался гул авиационных моторов. Моторы гудели тонко, по-чужому, и сразу же, резко и хлестко, ударили зенитки. Они стреляли где-то неподалеку, от каждого залпа пространство вздрагивало и отдавалось болью. Что-то тихо позвякивало на краю сознания.

Рокот моторов в небе усилился, стал угрожающим, страшным, и все вокруг содрогнулось и задрожало, ударило по ушам. Зенитки продолжали стрелять, но их стрельба тоже ушла на периферию, перестала восприниматься. И тут что-то горячее, мутное и грозное ударило по всему телу, резануло по ушам. Что-то обваливалось, рушилось и клокотало. Боль обрушилась страшной силой, свет пропал, вокруг все наполнилось теменью и зловонным дымом, мазутной пылью и звоном в ушах. Нос и горло словно растерли наждаком.

Вскоре слух вернулся. Вокруг по-прежнему была вонючая темень, но уже слышались понятные и привычные человеческие звуки. Кто-то невидимый и неизвестный истерически смеялся, кто-то стонал, кто-то плакал навзрыд, как маленький ребенок, а совсем рядом кто-то затейливо матерился. Звуки слились в какофонию. Только он уже не обращал на это никакого внимания. Виктор увидел перед собой светлое пятно вагонного окна, дощатый край верхней полки, потолок вагона. Он снова понял, что жив и может видеть. Он еще не понял, хорошо это или плохо, это просто было. Впрочем, это сейчас было совершенно не важно, потому что хотелось пить.

Стрельба и вой моторов утихли, только слышался топот ног и кто-то снаружи закричал:

– По ваго-нам! Ухо-дим!

Паровоз дал свисток, зашипел парами, лязгнули буфера, и поезд медленно поехал. Дым в вагоне постепенно рассеивался, но дышать легче не стало – горячий воздух при каждом вздохе обдирал горло, сводил с ума. Вскоре паровоз зашипел, и эшелон снова остановился. Снаружи послышались голоса, лязг металла, внутри тоже начались метания, засновали санитары и врачи. Это две бригады – поездная и медицинская – принялись осматривать свое. Одна – паровоз и вагоны, ремонтируя повреждения от бомбежки. А вторая – человеческие тела.

Когда очередь дошла до Виктора, он сумел сделать очень важное дело. Он сумел открыть рот. Это оказалось жутко больно, губы ожгло, а на языке почувствовался солоноватый вкус крови. Крови было совсем немного, и это подстегнуло жажду до невозможного. Поэтому, когда появился осматривающий врач, он, собрав все силы, все, что можно, прохрипел-прорычал:

– Пи-ить.

Санитар, здоровый мужик с рябым лицом, принес ему кружку чая и принялся буквально по капле вливать его Виктору в рот. Это было мучительно. Левая рука у Саблина не двигалась, он одной правой вцепился санитару в кисть и умудрился влить в себя кружку. Рука отозвалась болью, он увидел, как скривилось лицо санитара, почувствовал, как лопаются пузыри ожогов на ладони, но это того стоило. Ничего вкуснее он не пил никогда в жизни. Сразу стало легче. Он почувствовал, как застучало сердце, разгоняя кровь по жилам, как затухает дикая, невозможная жажда. Санитар освободил свою руку и, злобно бурча, принялся растирать запястье, но еще один стакан чая дал.

Дальше начались странные невообразимые события. Виктор снова дрался в небе, любил роскошных женщин, искал сокровища, кого-то убивал, за кем-то гонялся и от кого-то убегал. Все было по-настоящему – интересно и захватывающе, только иногда эта интересная реальность менялась на обшарпанные потолки госпиталей и стены вагонов. Во время одной из таких изменений он услышал короткое слово – «тиф». Тело Виктора сотрясал жар, а сам он в это время был далеко-далеко. Раз за разом интересное беспамятство сменялось явью, серые госпитальные будни – великолепными галлюцинациями.

Все окончилось внезапно. Он как раз отстреливался от целой банды зомби, что гоняла его по зданию школы, где Виктор когда-то учился, как неожиданно раздались странные голоса. От этих голосов все вокруг начало сереть, и он, неожиданно для себя, увидел, что лежит в больничной палате на семь или восемь коек. У соседней кровати стояли несколько человек в белых халатах, осматривали соседа. Увидев, что Саблин пришел в себя, они обратили свое внимание на него.

– Как вы себя чувствуете? – спросил один из врачей, маленький, морщинистый, с седыми усами.

– Нормально. – Свой голос показался Виктору хриплым.

Врачи принялись задавать ему кучу вопросов, он отвечал, с трудом шевеля языком. Беседа оказалась очень тяжелой, и Виктор вскоре заснул обессиленный, оборвав свой ответ на полуслове. Но за это время Виктор узнал главное – в бреду он провалялся больше трех недель и сейчас находился в Туапсе.

После пришла молодая медсестра и накормила его с ложечки манной кашей. Он пытался есть самостоятельно, но попросту не смог держать ложку. После оставалось только лежать, потихоньку шевелить головой, осматривать комнату, слушать разговоры соседей и думать. При этом любое движение отнимало кучу и без того скудных сил. Зато выяснилось, что бинтов на нем поубавилось. Он помнил себя в госпитальном поезде, тогда его тело больше напоминало вытащенного из гробницы древнеегипетского фараона. Теперь он выглядел немного получше, по крайней мере, правая нога от бинтов освободилась и краснела пятнами заживших ожогов. С левой ногой все было хуже, она до сих пор была в гипсе и противно ныла. В гипсе были и предплечье с левой рукой. Левый бок украшали многочисленные розовые рубцы. А вот шея и лицо по-прежнему скрывали под бинтами язвы ожогов. Они почти не болели, но Виктор понял, что прежним его лицу уже не быть. Хорошо, что хоть правая рука зажила и кисть розовела тонкой пленкой новой кожи. На правой же руке оказались и его часы. Кто их туда перевесил и когда, осталось для Виктора загадкой.

Но самое удивительное было в том, что в прикроватной тумбочке лежали его личные вещи. И мыльно-рыльное, и блокнот, и несколько фронтовых фотографий, и, что самое удивительное, трофейная серебряная фляжка. Как она очутилась здесь и почему ее до сих пор не украли, оказалось загадкой. Откуда взялись эти фотографии и личные вещи, никто не знал. Лишь одна из медсестер вспомнила, что вроде приходил недели две назад какой-то техник-сержант, но на этом все и закончилось…

Ночью началась бомбежка. Все ходячие больные и санитары ушли в бомбоубежища. Виктора и одноногого капитана-артиллериста оставили, переносить их было сложно и для них, и для санитаров. За окном хлопали зенитки, мелькали лучи прожекторов, тонко зудели авиационные моторы. От свиста бомб холодело в животе, казалось, что вот-вот, и они попадут в здание госпиталя. Сыпалась от взрывов, поднимая удушливую пыль, штукатурка, звенели стекла, по крышам стучали осколки снарядов. Виктор с одноногим капитаном то смотрели за окно, то друг на друга. И хотя в палате было темно, но он четко видел все, и настороженно насмешливое выражение на лице капитана придавало ему уверенности. За все время бомбежки они не сказали ни слова.

Наконец все закончилось. Стих гул моторов, перестали стрелять зенитки, погасли прожектора, только за окном все равно было светло – небо освещалось пламенем пожара. Госпиталь наполнился шумом шагов, взволнованными голосами: возвращались раненые. Они приходили возбужденные, шумно обсуждали: где и как рвануло, как вздрагивало здание при бомбежке. Утром разговоры продолжились, все «обсасывали» вражеский налет, рассказывали о пережитом. Виктор и капитан в этих разговорах не участвовали.

Город бомбили еще несколько раз. Это стало привычно, как и ежедневные процедуры, как регулярное питание, как длинная и размеренная жизнь в госпитале. Здесь появилось очень много времени, чтобы подумать, просто потому что больше ему делать было нечего. Читать он еще не мог, при покидании самолета Виктор сильно ударился обо что-то головой, буквы начинали плясать перед глазами, и все это отдавалось сильной болью в затылке. А больше делать было совершенно нечего, разве что думать. Этим он и занимался.

Он долго размышлял, как так получилось, что его сбили, и решил, что его, скорее всего, срубил «мессер»-охотник. Не нужно было любоваться на летящие на фоне облаков «пешки», целее был бы. Это объясняло и пулевое ранение в левую ногу, и жменю осколков в левом боку, и горящие баки левого же крыла. Он разговаривал с врачом, и, судя по каналу раны, пуля попала в него чуть сбоку, сзади снизу, и стреляли не с земли. Значит, получается, что «мессер» вынырнул из облаков, пристроился слева ниже и дал очередь. Ведомый помешать не смог или не сумел, ведущий группы, скорее всего, тоже не увидел или не успел предупредить. А может, и радио засбоило. В итоге получилось именно то, что получилось, а он, скорее всего, уже инвалид, и впереди хорошего мало. Виктор вспомнил, как в кабину рвалось пламя и как он пытался выпрыгнуть, и задрожал. Стало страшно, очень страшно, и сильно хотелось жить…

Повязки с головы и шеи ему уже сняли, и теперь он часто ощупывал лицо, аккуратно разминая рубцы ожогов. Зеркало ему так никто и не принес, впрочем, Виктор и не просил. Смотреть на свое новое лицо ему было страшно. С ногой же все было плохо. Врач стал все чаще и чаще задерживаться у его койки при обходе, взгляд у него становился сосредоточенный. Нужно было делать еще одну операцию, и однажды утром Виктора понесли в операционную. В лицо бил яркий свет лампы, внутри у него все тряслось от страха, но он старался мило улыбаться молодой медсестре.

В себя он пришел вечером. Болела голова, его мутило, но настроение было чудесным. Нога жутко болела, дергая ежесекундно, но она была на месте, никто ее не отрезал. И это было хорошо. А еще через три дня он увидел Таню.

Это случилось совершенно неожиданно, даже несколько буднично. Его и еще нескольких раненых перевозили в другой госпиталь. Все переводимые были тяжелые, никто из них не мог передвигаться самостоятельно. На телегах их довезли до Туапсинского вокзала, где расположили прямо на земле в ожидании санитарного поезда.

Вокзал жил в своем собственном ритме, встретив раненых сутолокой, шумом и полной неопределенностью. Движение людей на станции было подобно морскому прибою. Они, словно приливная волна, выплескивались из вагонов на землю, весенним паводком заполняли пространство между составами и станционными постройками и так же стремительно растекались ручьями по дорогам. Составы разгружались и загружались, приходили, уходили. Они привозили новые людские волны и увозили другие.

Виктор лежал с краю своего ряда и, чуть повернувшись, увлеченно рассматривал все вокруг. После надоевших стен больницы он готов был любоваться чем угодно. Народу на вокзале было много, но вокруг раненых словно образовалось кольцо отчуждения. К ним старались не подходить близко и лишний раз не смотрели в их сторону. Он замечал в глазах проходивших мимо людей страх. Страх оказаться таким же искалеченным, беспомощным…

Его внимание привлекла группа девушек-зенитчиц, что стояли в стороне, видимо, ожидая старшего. Он сначала довольно равнодушно рассматривал одетых в военную форму женщин, но незаметно залюбовался ими, жадно ловя обрывки фраз. Их веселые голоса, прически, улыбки проливались на сердце бальзамом. К стоящему на станции эшелону ломанулась очередная волна военных, видимо какого-то одного подразделения, и разделила его с девушками. Виктору оставалось только злобно чертыхаться, глядя на мерно шагающий в трех шагах от него лес ног, истоптанных сапог и ботинок. Когда толпа прошла, зенитчиц на месте уже не было, ему показалось, что даже солнце немного потускнело.

– Ушли, – грустно сказал он своему соседу, крупному костистому раненому с черной кудрявой бородой и без обеих ступней.

– Хе, – ухмыльнулся тот, – насмотришься еще.

В толпе ходящих туда-сюда военных мелькнуло знакомое лицо. Виктор бы так его и не заметил, но человек этот на ходу ел яблоко, чем и привлек к себе внимание. Это был Синицын – врач истребительного полка, где он служил до весны. Саблин приподнялся на носилках так, что закружилась голова, но Синицын уже растворился среди привокзальных построек. Виктор заозирался, надеясь найти еще однополчан, и буквально в нескольких шагах от себя увидел неспешно идущую куда-то Таню.

Если бы она не была так близко, то он никогда бы ее не узнал. В военной форме Таня выглядела еще красивей. Ей очень шли и темно-синяя юбка, и хромовые сапожки, и ушитая, ладно сидящая гимнастерка, и берет. Рядом с ней прогулочным шагом шел высокий летчик-капитан с орденом Красного Знамени.

– Таня? – голос прозвучал хрипло, каркающе.

Она остановилась и недоуменно посмотрела на Виктора. В ее изумительных глазах мелькнуло удивление и спрятанный страх. С таким страхом здоровые люди смотрят на тех, кому не повезло, на тяжелобольных и калек. Капитан немного выдвинулся вперед, словно пытаясь ее заслонить.

– Что, не узнаешь? – голос по-прежнему хрипел. Он увидел на петлицах ее гимнастерки маленькие треугольники младшего сержанта. Наверное, дядя постарался.

Таня растерянно посмотрела на своего путника и недоуменно пожала плечами. Она не могла понять, что хочет от нее этот худющий обгоревший старик. Она могла поклясться, что видит его впервые в жизни.

– Ладно, – Виктор почувствовал, как защипало в носу, – не узнала, и ладно, – голос предательски дрогнул, – хотя раньше ты меня знала. Меня тогда называли Витей Саблиным.

– Витя? – Таня охнула, лицо ее стало белым-белым. Капитан сузил глаза и, выпятив челюсть, еще сильнее выступил вперед.

– Как же это? – спросила она, пытаясь понять, как же мог сильный и симпатичный парень за полгода превратиться в «это». От прежнего Виктора остались одни глаза. В ее взгляде, кроме безмерного удивления и страха, он уловил все усиливающиеся нотки отвращения. Отвращения к его новому лицу.

– Ви-итя, – голос у Тани задрожал, она закусила губу, всхлипнула и вдруг зарыдала. Слезы хлынули из глаз ручьем. Капитан бросил на Виктора полный недоумения и ненависти взгляд и, подхватив ее под руку, принялся быстро уводить в сторону. Таня покорно шла за ним, не сопротивляясь, снующие люди быстро скрывали их из виду.

– Хе, – выдохнул бородатый сосед, – подружка? Хе-хе.

Виктор растерянно кивнул. Свою возможную встречу с Таней он представлял не так, случившееся не укладывалось в голове.

Неожиданно появились санитары и, подхватив его носилки, куда-то быстро понесли. Нога сразу отозвалась болью, но Виктор, не обращая внимания, вытягивал шею, пытаясь снова и снова рассмотреть Таню. Санитары заслоняли весь обзор и щедро материли своего излишне вертлявого пассажира. Меньше чем через минуту он уже лежал на втором ярусе кригера, а еще через несколько минут поезд тронулся. Таню Виктор так и не увидел и не услышал, а поезд, набирая ход, шел и шел через горы и через степи, в далекий Кировобад…

В Кировобадском госпитале Виктор первое время ни с кем не общался, уйдя в себя, налитый злобой и желчью. Злило поведение Тани, злило явное наличие у нее жениха. Бесило собственное бессилие, беспомощность, а главное, как он думал, бессмысленность попадания в прошлое. Все это сливалось в его душе в гремучий коктейль. Внешне это никак не выражалось – Виктор просто стал совершенно апатичным, ни с кем не разговаривал, не жаловался на боль, на вопросы врачей отвечал односложно, изучая потолок. Потолок радовал обилием трещин, там было за что зацепиться глазу, занять мозг расшифровкой темных линий. Но в душе скребли кошки, порожденные крушением всего. Карьера летчика-истребителя, на которую он возлагал такие планы, оказалась под вопросом, любимая девушка бросила. Он помнил мелькнувшее в Таниных глазах выражение страха и отвращения, и сразу представлялась грустная перспектива остаться обезображенным одиноким калекой. Калекой без работы, без специальности, у которого здесь нет вообще никого, не то что дома, а даже близких людей. Лишь два ордена, а проку с этих железяк? Их даже пропить толком нельзя. Знание будущего, которым он владел, на поверку оказалось ненужным в этом мире. Что проку в том, что он помнит дату окончания войны или сортамент и цены на трубы Таганрогского металлургического завода? Для людей из прошлого это бесполезный шлак. Разумеется, есть и крупицы полезной, интересной информации, но уж больно ее мало, да и вся она разношерстная. Он оказался неудачником, полным, ничтожным нулем. От собственных печальных перспектив бросало в дрожь, хотелось заранее пустить себе пулю в лоб. Два дня Саблин лежал молча, страдая в душе, под неодобрительными взглядами врачей и соседей, игнорируя все попытки его растормошить. Первое время с ним еще пытались заговорить, но быстро плюнули, посчитав Виктора чем-то вроде мебели. Так и жили. Соседи лечились, получали письма, общались, пытались флиртовать с медсестричками. Виктор молчал и смотрел в потолок. А далеко от этих мест бушевала война.

Госпитальная палата для тяжелораненых – это отдельный микрокосм, ограниченный стенами. Здесь знают все про всех. Здесь ты всегда на виду, и никуда тебе не деться и не скрыться. Здесь все имеет отличную от внешнего мира ценность. В мире могут происходить поистине грандиозные вещи, греметь грозы чрезвычайно важных событий, но в палате все эти грозы будут проходить глухими, далекими отголосками. Зато события, по внешним меркам мелкие и совершенно ничтожные, зачастую для группы замкнутых в ограниченном пространстве людей имеют значение мирового масштаба.

Идущее в полном разгаре тяжелейшее сражение под Сталинградом обсуждалось даже меньше, чем адресованные лейтенанту Костюченко улыбки медсестры Гали. А актуальность открытия второго фронта резко погасла, после того как компот из урюка внезапно заменили клюквенным киселем. Разговоры шли на самые различные темы, буквально обо всем, и поневоле Виктор начал слушать. Очень живо обсуждались и вести, которые раненые получали в письмах из дому. И, слушая эти истории, глядя на своих коллег по несчастью, Виктор начал понимать, что у него не так все страшно. У Лемехова, тяжело контуженного, однорукого майора-танкиста, умерла в тылу дочь. У старшего лейтенанта Торопеева вся семья погибла в оккупации в сорок первом, а ему самому оторвало ногу по самое бедро. Когда он услышал про приключившиеся с ними несчастья, то все свои проблемы стали казаться мелкими, незначительными. Он начал потихоньку участвовать в спорах, понемногу разговорился. И это каждодневное, вынужденное общение, постоянное присутствие других людей что-то сдвинуло в душе у Виктора. Он словно оттаял, понял, что можно и нужно жить дальше, не оглядываясь на былое, не страдать от несбыточных надежд. Жаль, конечно, и Игоря и Пищалина, жаль, что Таня вряд ли уже когда-нибудь посмотрит в его сторону, но разве Таня одна такая? Понимание этого словно включило второе дыхание, и Виктор резко пошел на поправку.

…Лечение и время делали свое дело, разбитые кости левой ноги срастались. Правда, нога стала на два сантиметра короче, но Виктор не думал, что это настолько страшно. Гипс с руки ему уже сняли, и он теперь рассекал по госпиталю, грохоча о паркет костылями. Здоровье и силы постепенно возвращались, головные боли беспокоили все реже, на горизонте замаячила выписка. После фронтовых скитаний условия в палате казались верхом комфорта, соседи практически не раздражали. Все было однообразно и размеренно, в общем, не жизнь, а сказка. В палате он вскоре сделался своим: так же, как и все излечивающиеся, участвовал в госпитальных пересудах, пытался приударять за медсестричками. Правда, в отличие от лейтенанта Костюченко, Виктору, скорее всего, ничего не светило. Костюченко мог рассчитывать, по крайней мере, когда заживут сломанные кости таза, получить свое от Гали. Виктор – вряд ли. Медсестры в большинстве вообще старались держаться от пациентов немного в стороне, четко выдерживая дистанцию между собой и ранеными. Но те, кто эту дистанцию иногда нарушал, шарахались от Саблина, как черт от ладана.

И их можно было понять. Виктор и раньше не был красавцем с обложки журнала, а теперь и вовсе: правая сторона физиономии, от скулы до челюсти, превратилась в переплетение рубцов. Левая же, к счастью, пострадала меньше, но огонь и там оставил несколько пятен. Кожа лица приобрела красно-розовый оттенок. До Фредди Крюгера ему было далеко, но любование своей рожей не доставляло ему ни малейшего удовольствия. По уверениям врачей, рубцы должны были сгладиться, стать менее заметными, но Виктор им не очень-то и верил. Неприятным моментом оказалось и то, что он сильно поседел. Когда он впервые посмотрел на себя в зеркало, то ужаснулся не ожогам на лице (врачи насчет шрамов могут оказаться правы), а обильной седине, покрывшей отрастающие после тифа волосы. Он слышал про такое, и не раз, но никак не ожидал, что подобное приключится с ним.

С улучшением здоровья пессимистические взвизги «Все пропало» отошли на задний план, но вопрос «Что делать?» остался. Нужно было определиться с дальнейшей жизнью. Виктор вспомнил свои планы быстро насбивать побольше немцев, чтобы стать знаменитым, и невесело усмехнулся. Больничная палата развеяла последние остатки иллюзий. Но, с другой стороны, эта же палата и подарила некую надежду, ведь уже скоро год, как он попал в прошлое, и до сих пор жив. И шансов выжить у него теперь немного больше, потому как, по его мнению, самое тяжелое время войны было уже позади. Призрак неизбежной смерти растаял, поэтому заботиться о будущем следовало уже сейчас. После войны будет демобилизация, и было бы обидно внезапно оказаться на улице, без работы, имея только парочку орденов и голую задницу. Хотя… он вдруг вспомнил слова Дорохова в тот день, когда погиб Игорь. Майор тогда что-то говорил про первого кандидата на звездочку Героя, и этим кандидатом был он, Виктор. Эта мысль показалась ему чрезвычайно интересной и занимательной, учитывая количество сбитых. Сколько он сбил вражеских самолетов, Виктор помнил назубок, их количество уже вполне тянуло на присвоение звания с вручением Золотой Звезды. Только вот оформлять и подавать документы, скорее всего, никто не стал и уже не будет. Для полка Виктор уже отрезанный ломоть, да и жив ли сам полк? Возможно, давно уже на переформировании, а то и вовсе разгромлен или расформирован. Виктор сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев, да не пялься он тогда на этих чертовых «пешек» и поверни голову немного левее, ничего этого уже не было бы. А был бы он в полку и, скорее всего, получал бы сейчас в глубоком тылу новую матчасть. Вот только Игоря это никак не вернуло бы. При мысли о Шишкине снова, как обычно, испортилось настроение…

Значит, как это ни банально звучит, нужен план. План выживания в условиях войны и, что не менее важно, послевоенного мира. Наиболее простое и логичное решение – это получить звание Героя Советского Союза. Это звание пусть и дорогого стоит, но с ходу закрывает множество будущих проблем. Оно поможет устроиться после войны – вряд ли Героя демобилизуют без пенсии, словно нашкодившего кота, да и нормальную престижную работу на гражданке найти будет проще. В войну звание тоже может помочь – никто не пошлет Героя на убой, просто так. Потому как потом за это могут спросить. Да даже и просто в быту – какая разница, насколько сильно обожжено у него лицо? Да у него может не быть лица вовсе, и все равно многие красивые женщины будут желать быть с ним. Блеск Золотой Звезды спрячет ожоги.

И, что самое приятное, теперь это звание было гораздо ближе, чем год назад. Теперь он умел летать, был уже опытным и умелым бойцом. Да и в войне наступил перелом, а значит, должно быть полегче. Золотая звезда манила своей доступностью: она была довольно близко, нужно просто сбить несколько вражеских самолетов и быть в нормальных отношениях с командованием. А значит, для начала нужно вновь оказаться на фронте, на новом самолете и находиться в прекрасной физической форме. А вот тут начинались проблемы. Виктор с тоской поглядел на свое тело: тонкие худые руки, ребра торчат,словно зубья расчески. Тиф и долгое беспамятство не прошли даром, и до Геракла ему далеко. Следовательно, для начала нужно стать Гераклом…

Через несколько минут обитатели палаты тихо обалдели, глядя, как Саблин, просунув здоровую ногу в спинку железной кровати, качает пресс. Падает обессиленный, отдыхает и начинает снова. На удивленные расспросы Виктор отшучивался. Тренировки стали для него неким ритуалом. Он ругался с врачами и медсестрами, менял упражнения, пыхтел, превозмогая боль в натруженных мышцах. Цель всего этого стоила…

* * *

…Виктор отложил палку и немного враскачку пошел к дверям, за которыми заседала медицинская комиссия. Большой стол, накрытый зеленой материей, яркий свет ламп и словно стремящиеся заглянуть прямо внутрь глаза врачей. У Виктора что-то неприятно засосало под ложечкой, непоколебимая уверенность, что все будет хорошо, потускнела.

– Истребитель, – прогудела мясистая глыба председателя комиссии – военврача первого ранга, – это хорошо. А чего это у нас, голубчик, с волосами? Да и тощой больно…

Больничная физкультура пошла Виктору на пользу, он немного нарастил мышечную массу, хотя все равно худые ребра выступали.

– Наш самый злостный нарушитель, – вставил свое слово и сидящий в комиссии врач, что его лечил, – причем нарушитель своеобразный. Другие водку пьют или в самоходы бегают, а этот – физкультурой занимается. Запрещали, боролись с ним, так он ночью…

Председатель удивленно хмыкнул и вопросительно посмотрел на Виктора.

– Готовлюсь к будущим воздушным боям.

Председатель усмехнулся и принялся просматривать лежащую перед ним историю болезни. По мере чтения лицо у него немного вытягивалось. Наконец он обиженно протянул:

– Ну-с, голубчик, ну какие еще бои? После такой травмы и в истребители… тяжелое сотрясение мозга, трещина в черепе, одна нога короче. С таким состоянием в истребители вам нельзя.

Виктор почувствовал, что его ударили под дых. Все планы, все надежды последних недель внезапно рассыпались в прах. Впереди замаячили очень мрачные перспективы.

– Да как же это, – жалобно спросил он, видя, как врач итоговым приговором примеряется поставить свою резолюцию на документе, – погодите.

Мозг лихорадочно работал, прокручивая сотни аргументов и доводов. Как назло, ничего весомого в голову не приходило.

– Нельзя меня списывать, – все, что смог сейчас сказать он. Прозвучало это жалко, неубедительно.

– Ну зачем же списывать, голубчик, – терпеливо, словно объясняя прописную истину несмышленому детенышу, улыбнулся председатель, – в ВВС есть масса другой работы, не всем же на истребителях летать. Я думаю, легкобомбардировочная авиация для вас вполне подойдет по здоровью. Впрочем, если сильно настаиваете, то можно подумать и о штурмовиках…

– Погодите, – упавшим голосом сказал Виктор, видя, как перо уже касается бумаги, – как же меня? Ведь как же… ведь сейчас под Сталинградом сопляки зеленые дерутся. Совсем зеленые, ничего не умеют. Они там пачками гибнут, в мясорубке, а меня… да я же ас. – Он впервые вслух сказал это слово, удивившись, насколько оно приятно ласкает слух.

– У меня сбитых больше десятка, – видя, что перо нерешительно замерло, Виктор воодушевленно продолжил, – я же не в тыл прошусь, а на самолет. Я драться могу, я буду сбивать! От меня на истребителе толку больше всего будет! Сотрясение это… да я про него забыл уже, голова не болит давно. Подумаешь, трещина была какая-то. А что одна нога короче другой, так это вообще ерунда. В Англии вон безногий летчик дрался, совсем безногий, на протезах. Его сбили, но он перед этим успел фашистов двадцать ухайдакать, а тут всего одна нога, да и то… Да если сильно мешать будет, так скажу механику, чтобы он высоту педалей отрегулировал, это несложно. – Виктор по глазам понял, что почти убедил, хотел немного дожать, но аргументы иссякли.

– Ну что с таким делать? – в глазах председателя заплясали озорные огоньки. – Сам похож на негра с плантации, седой, замученный, худой, как щепка, а истребитель ему вынь да положь. Хе-хе. Ладно, может, в отпуск его отправим? – шутливо обратился он к остальным членам комиссии. – Пусть хоть отъестся, подлечится немного…

– Не надо мне отпуск! – испугался Виктор. – У меня родни нет, ехать некуда. – Слоняться неопределенное время в тылу, без цели, без денег его не прельщало.

– Посмотрите на него, – довольно захохотал председатель, – в отпуск не хочет. Уфф, – он даже побагровел от смеха, – уважаю… уважаю. Ладно, а давай-ка сделаем так…

(обратно)

Глава 9

…Вареная курица пахла божественно, разнося свой аромат на весь поезд. Виктор сперва отворачивался, пытаясь рассмотреть что-либо за черным, покрытым изморозью окном, но это не помогало. Запах игнорировал все блокады, проникая прямо в мозг, вызывая острое желание вцепиться зубами в это сочное, вкусное мясо. И не то чтобы Саблин сильно хотел есть, у него еще оставалось полбуханки пайкового хлеба, но хлеб – это не мясо. Он неприязненно глянул на своих увлекшихся ужином новоявленных соседей, двоих профессорского вида пожилых мужчин, которые неспешно поглощали аппетитно пахнущую пищу и, не выдержав, вышел в тамбур. Тамбур встретил его вонью махорочного дыма и холодом. Это было чудесно, курица сюда еще не добралась.

Он привалился к заиндевелой двери и, достав папироску, закурил. Папирос оставалось всего восемь штук, он не собирался сегодня больше курить, но этот проклятый запах спутал все планы, подпортил настроение. Мысли потекли вдаль, далеко от плетущегося в декабрьской ночи поезда, в прошлое.

С прошлым полком ему все-таки повезло, Дорохов оказался по-настоящему заботливым командиром. Это было и в ходе боев, это выявилось и в госпитале. Сперва это проявилось в том, что все его личные вещи, бритвенные принадлежности оказались при нем. Это означало, что кто-то из полка привез эти вещи, и сделано это было явно с разрешения командира части. Потом Виктор был поражен, когда получал обмундирование. К уже потертой и застиранной гимнастерке ему дали его собственные синие командирские бриджи. Эти бриджи вообще не были на него записаны, а в крайнем вылете спокойно лежали в тумбочке. Их появление в госпитальных стенах было похоже на чудо. Выходит, благодетель привез не только фотографии с мыльно-рыльным, но и их. Причем не только привез, а еще и сдал на госпитальный склад, и так сдал, что их не украли. Но по-настоящему Виктор поразился, когда ему выдали деньги по денежному аттестату. Получив на руки четыре с половиной тысячи рублей, он сильно удивился и проникся к Дорохову еще большей симпатией. Желание вернуться в свой бывший полк выросло стократно.

Но дорога в небо оказалась несколько более длинной, чем он полагал ранее. Госпитальная комиссия направила его на дальнейшее лечение. Месяц, проведенный под Баку, в небольшом санатории ВВС, оказал воистину волшебное действие. И пусть была уже поздняя осень и купаться в море мог только очень закаленный морж, а солнце зачастую скрывалось за тучами, но все равно здесь было хорошо. Свежий морской воздух, обильное питание, фрукты и лечебные процедуры с физкультурой делали свое дело. Он окреп, под кожей стали перекатываться тугие мышцы, а выступающие ребрами бока округлились. Раненая нога стала гораздо меньше болеть, он уже мог передвигаться без палки, головные боли не беспокоили. На память о ране осталась все еще не прошедшая хромота, ожоги и небольшая раскачка в походке. Следующую врачебную комиссию Виктор прошел уже без проблем и был допущен к полетам на истребителе.

А вот после началось долгое путешествие в Москву. Сперва через весь Кавказ, попутным самолетом в Астрахань, оттуда в Самару, и, наконец, через пять дней скитаний он попал в управление кадров ВВС. Голодный как собака, без копейки денег, зато в новеньком реглане.

С этим плащом вообще вышла занятная история. Старый реглан, издырявленный и покоробившийся при пожаре, ему не вернули, и это повергло Виктора в траур. Реглан в авиации был не только красивой и статусной вещью – при пожаре в самолете он мог сыграть роль спасательного круга, последнего шанса. И упускать этот шанс Виктору не хотелось. В госпитальном складе, помимо одежды и белья, ему выдали старенькую шинель и кирзовые сапоги. Ходить в таком виде казалось настоящим наказанием, и, очутившись в Астрахани и имея немного свободного времени, он пошел на рынок. Деньги, полученные по аттестату, создавали иллюзию сказочного богатства, правда, рыночные цены очень неприятно удивили. Сапоги он нашел – новенькие, хромовые, отлично сидящие на ноге. Правда торговец, жуликоватого вида мужичок, просил за них тысячу рублей, но Виктора и такая цена устраивала. Уже собираясь ударить по рукам, он в шутку спросил продавца насчет реглана. Торговец заюлил, глазки его забегали, и он почему-то шепотом сказал, что реглан есть. Правда, чтобы посмотреть на товар, пришлось идти в какие-то закоулки, и Виктор даже решил, что его будут сейчас грабить, и всю дорогу нащупывал кобуру пистолета. Однако страхи оказались напрасными. Мужичок забежал в какой-то неприметный барак и вернулся оттуда с новеньким, пахнущим краской и кожей регланом. Размер оказался подходящий, вот только запросил за него торговец столько, что складывалось впечатление, будто его лично шил сам Диор, а ассистировал ему Слава Зайцев. После отчаянного получасового торга Виктор все же купил и сапоги и реглан, однако это обошлось в четыре тысячи двести рублей, да в довесок пришлось отдать свои кирзачи. Впрочем, покупка того стоила. В прошлый раз он выжил только благодаря кожаному реглану, а вспоминая, как горел самолет и рвался в кабину огонь, хотелось купить еще один. Так, на всякий случай.

Из управления кадров Виктора отправили под Саратов, в 8-й запасной авиационный полк. Зачем понадобилось гонять его туда-сюда по стране, он так и не понял. Но без лишних разговоров оформил все документы и, получив на продовольственном складе две селедки с двумя буханками хлеба, поехал на восток…

Хлопнула дверь, и в тамбур вошли две девушки. Они мельком взглянули на курившего Виктора и о чем-то зашептались. Эти девушки сели в поезд вместе с любителями курицы, и от этого неприязнь Виктора частично перекинулась и на них. В тамбуре было холодно, девушки скоро стали зябко ежиться, но обратно не спешили. Виктор докурил папиросу, но возвращаться в тепло вагона не хотелось, он демонстративно стал так, чтобы тусклый свет освещал обожженную щеку. Девушки перестали шептаться и теперь таращились на него из полумрака. Он уже привык к реакции людей на свои ожоги. Сперва злился, когда женщины внезапно принимались пристально изучать его лицо, потом привык. Да и шрамы немного сгладились, стали не так сильно заметны.

– Товарищ, а вы с фронта? – наконец спросила одна из них. Вторая на нее удивленно покосилась.

Виктор чуть не поперхнулся. Он как раз обдумывал, как бы заговорить с девушками, но отчего-то смущался.

– С фронта, – не стал уточнять он.

– Правда? – отчего-то обрадовалась спрашивавшая. – А под Сталинградом вы были?

Сталинград в последнее время стал главной темой, его обсуждали везде и всюду. Защитники города считались героями уже по умолчанию.

– Нет, – он огорченно развел руки, – не довелось. А сами вы откуда?

– Мы студентки, из Саратовского медицинского, – ответила ему девушка. – Я Нина, а это Тома, – вторая подружка так и не проронила ни слова, обиженно поджав губы.

– А меня Виктор зовут, – как можно более искренне улыбнулся Саблин, но девушки желание общаться уже, видимо, израсходовали и ушли обратно. Хотелось курить, но пришлось себя пересилить – папиросы следовало поберечь. Стоять одному в промерзлом тамбуре было глупо, и он тоже направился следом.

– …Заманить врага в глубь своей территории, заставить растянуть коммуникации, измотать тяжелыми боями и уничтожить, – поблескивая стеклами очков и отчаянно жестикулируя, вещал один из «профессоров». – Это проверенное веками, но оттого не менее гениальное средство, и мы сейчас выступаем в роли свидетелей очередного этому подтверждения. А враг сейчас остался ни с чем. Понимаете, там степь и бурьян. Горит он как солома, жарко, но быстро. Раз, два и все. А больше там ничего нет, ровный стол. И морозы. Я прекрасно знаю эти края, участвовал в обороне города под руководством самого товарища Сталина. И, смею полагать, что счет пошел на дни. – Увидев Виктора, он приветливо замахал ему рукой: – Вот товарищ военный, думаю, подтвердит, – сказал он, близоруко щурясь поверх очков. – Подключайтесь к нашей дискуссии, мы здесь обсуждаем, как скоро наша армия окончательно освободит Сталинград. Ваше мнение, как военного человека, будет особенно ценно.

– И как скоро? – спросил Саблин, усаживаясь на свою полку.

– Несколько дней, самое большее, дней десять, – припечатал «профессор».

– Да ну? – напряг память Виктор. – Боюсь, до конца зимы будем с ними возиться. Уж весь январь точно придется.

Фраза его была встречена гулом недоверия среди студенческой части, а второй из «профессоров», искусственно засмеявшись, заявил:

– Скорее всего, товарищ военный ошибается. Не может быть, чтобы так долго.

Виктор пожал плечами. Неприязнь к «профессорам» усилилась еще сильнее.

– А отчего вы так решили? – спросила вдруг Нина.

Он не хотел отвечать, но в ее глазах было чистое незамутненное любопытство, и Виктор не сдержался.

– Не стоит недооценивать немцев. Это сильный, многочисленный и прекрасно обученный противник. На них работает промышленность всей Европы. Зачем упиваться победой, которую еще не одержали?

После его слов студенты притихли, а вот первый «профессор» словно взбеленился:

– Да как вы можете так говорить? – неожиданно закричал он. – Из-за таких разговоров, из-за такого вот пресмыкания перед немцами мы и отступали до самого Сталинграда. Что это за трусость такая? Особенно теперь. – Он неожиданно прервал себя и подозрительно уставился на Виктора. – Позвольте, а не вас ли я видел в Ленинграде, в тридцать первом году…

– Знаешь что, дядя, – тихо сказал Виктор, хотя внутри у него все закипело, – я на фронте был, убивал, а ты тут, в тылу, в обнимку с курицей, будешь меня жизни учить? Агитировать? – Он резко встал, отчего «оппонент» внезапно вжался в сиденье. – И еще, – добавил Виктор, – в тридцать первом мне было одиннадцать лет.

– Извините, – «профессор» словно сдулся, съежился и просительно прижал руки к груди, – право, я не хотел вас обидеть. Извините, пожалуйста.

– Да ничего, бывает, – от направленных на него жалостливых взглядов Виктору стало тошно. Как назло разболелась нога, и он, плюнув на приличия, похромал обратно в тамбур, курить.

Вскоре грохнула дверь, и к нему снова пришла Нина. Несколько секунд она молчала, потом несмело пролепетала:

– Вы извините, что так получилось. Мы думали, что вы старше.

– Да ничего, – равнодушно бросил Виктор, – привыкну.

Они долго молчали, но Нина все никак не уходила, переминалась с ноги на ногу, поеживалась от холода. Сейчас он рассмотрел ее получше: она была невысокая, темноволосая, более чем на голову ниже Виктора, кареглазая и очень изящная, хрупкая.

– Вы летчик, да? – наконец спросила она. – Ребята сказали. А скажите, вам страшно летать в небе?

– Страшно? – Виктор усмехнулся, он вспомнил, что уже говорил какой-то девушке про небо, вот только это было так давно. – Как может быть в небе страшно? Это же… там все другое… это… это голубая бездна, без краев. Это простор, это свобода. Это благодать. Только в нем понимаешь, насколько все на земле мелкое, неважное, суетное. Там, в небе, ты видишь перед собой вечность.

– Красиво, – тихо сказала Нина, – везет вам. У вас такая красивая и героическая профессия.

Виктор хмыкнул и машинально потер рубцы ожогов. Девушка смутилась, даже в полумраке было видно, как покраснело ее лицо.

– Извините, – сказала она, запинаясь, – я не подумала…

– Да ладно вам извиняться, – улыбнулся Виктор, – к тому же я считаю, что профессия доктора не менее героическая, но гораздо более важная.

– Я вообще-то на детского врача учусь, – несмело улыбнулась Нина, – что уж тут героического?

Они незаметно разговорились. Нина оказалась хорошим рассказчиком и слушателем. Общаться с ней приносило Виктору удовольствие.

В вагон они вернулись закоченевшие, поздно ночью. Здесь давно утих гомон голосов, народ сладко спал, заняв все что можно было занять, кто-то спал даже на багажных полках. В вагоне витал теплый дух множества людей, портянок, гуталина, кисловатый запах хлеба. Размеренно перестукивались стыки рельсов, и поезд мчался сквозь ночь в Саратов…

* * *

…Привычно навалилась перегрузка, вдавила в сиденье, прикрыла «шторки» глаз. «Як» рванул в небо, рассекая его прозрачную синь боевым разворотом. Рядом промелькнул второй истребитель – командира их эскадрильи майора Товстолобова, он потянул влево вверх, заходя в хвост. Виктор тоже положил свой истребитель на крыло, потянул ручку, пытаясь перекрутить, но, как обычно, отстал и остался ниже. Товстолобов вышел на горку и, лихо развернувшись, начал заходить в атаку сверху. Виктор привычно увернулся, проводил взглядом уходящий на очередную горку истребитель командира и поморщился. Формально учебный бой был уже проигран, он даже знал, что будет дальше, – командир проведет еще одну атаку, а после только имитацию, а сам повиснет на хвосте. Можно, конечно, было бы с ним покрутиться на максимальных перегрузках, но в прошлый раз, это отозвалось сильной головной болью вечером. Повторения не хотелось, вдобавок начала ныть нога, предчувствуя непогоду. Боль в ноге неожиданно добавила злости. Он снова привычно уклонился от атаки, а когда командир попытался в наглую сесть на хвост, резко крутанул размазанную бочку – «кадушку». Не ожидавший такого поворота Товстолобов проскочил вперед, и Виктор загнал силуэт его истребителя в прицел. Если бы это был бой реальный, то в машину комэска уже прилетел бы добрый килограмм свинца и стали. Самолеты снова разошлись и неторопливо пошли на посадку.

– Ловко, ловко, – добродушно засмеялся Товстолобов, когда Виктор докладывал ему о выполнении задания, – провел старика. Вот что значит фронтовая закалка. Начало боя у тебя, как обычно, вялое, но потом удивил. Вот чую же, можешь, когда хочешь…

Виктор не стал говорить командиру, что у него старенький истребитель, самых первых серий, изношенный, битый-перебитый курсантами. И не на такой рухляди тягаться против новейшего командирского «Яка», с улучшенной аэродинамикой и более мощным мотором. В таких условиях, при боях на вертикали против хорошего пилота, у Виктора не было ни единого шанса. Товстолобов был хорошим пилотом.

– Ты в Саратове был? – неожиданно спросил майор. – Знакомые там есть?

– Был, – удивился Виктор, – весной оттуда «Яки» перегоняли. Есть… знакомая.

– Хорошо, – командир хлопнул его по плечу и широко улыбнулся, – завтра туда поедем, самолеты перегонять. Еще Васюков и Дронов. Ты тоже поедешь.

Эта новость обрадовала: за месяц, проведенный в резервной эскадрилье запасного авиаполка, ему тут все надоело. Отправка на фронт была не за горами, так что внеплановая поездка в город пришлась весьма кстати. Он там мог повидаться с Ниной, а это грело сердце. Не то чтобы он ждал от встречи с ней чего-то особенного, но она оказалась первой девушкой, которая не шарахалась, завидев его ожоги. Да и после ее писем…

Распорядок в ЗАПе оказался весьма насыщенным, много зачетов по матчасти, потом и полеты начались, в общем, он уже начал было забывать о коротком знакомстве в поезде. Тем неожиданней оказалось пришедшее исписанное мелким убористым почерком письмо от Нины. И ничего в этом письме не было особенного: интересовалась, как дела, сообщала о своих, но Виктор его перечитывал раз сто. Это было первое письмо, что он получил в своей новой жизни, но больше его взволновал и обрадовал тот момент, что на этом свете есть человек, который помнит о нем. Он сразу принялся писать ответ, написав громадный, сбивчивый опус, на шести листах. Отправил и испугался. Вдруг она, получив такое письмо, больше не захочет с ним общаться? Но через неделю снова получил от нее ответ. В этот день Виктор был самым счастливым человеком. Завязалась оживленная переписка, он почти каждый день получал от нее письма и слал свои. Благо соседом у Нины оказался водитель с авиазавода. По долгу службы ему приходилось бывать в Багай-Барановке почти каждый день, он и служил им почтальоном.

– Ты еще и думаешь? – спросил майор. – Совсем совести нет? Давай, беги документы оформляй, да заодно в финансовый отдел заскочи.

В Саратов они прибыли замерзшие как собаки. Сперва их не пускали на заводской аэродром, потом началась долгая канитель с приемкой самолетов. Товстолобов постоянно куда-то убегал, звонил из дежурки по телефону, жутко ругался. Наконец пришел, демонстративно хлопнул зажатыми в руке перчатками по планшету.

– Перелет отменяется, – буркнул он, хотя глаза при этом были довольные, – собираем вещички и дуем отсюда. Погоды нет, на завтра обещают.

С неба срывался мелкий снежок, облака были низко-низко. Лететь по такой погоде, когда облака сливаются со снегом, не хотелось.

– Ну что, – спросил майор, – в общагу?

Дронов демонстративно закашлялся, а Васюков состроил умилительное лицо:

– Товарищ майор, может, как в прошлый раз сделаем?

– Можно, как в прошлый, – ухмыльнулся Товстолобов. – Только Саблина тогда с собой забирайте, головой за него отвечаете. Чтобы завтра в семь утра были на этом самом месте. Трезвые, живые и здоровые. Ясно? – немного повысил голос майор. Он еще немного постращал и ушел. Они остались втроем.

– Ну вот, навязался нам, – недовольно протянул Дронов. Он вообще был все время чем-то недоволен, то обедом в столовой, то снегом, то боковым ветром.

– Я вам не навязывался, – огрызнулся Виктор, – надо было раньше рот открывать, пока майор не ушел.

Дронов плюху проглотил молча. Виктор был хоть и младше его по званию, но фронтовиком и орденоносцем, а это что-то да стоило.

– Слушай, но нельзя тебе с нами, – примиряюще сказал Васюков, – у меня тут… жена… ну сам понимаешь. А свободного места просто нет. Всем неудобно будет. Может, ты в общагу пойдешь, а? А с нас потом будет причитаться.

Виктор обрадовался. У него появился замечательный шанс прогуляться по городу. О такой самостоятельности он мог только мечтать.

– Разберемся, – сказал он, полагая, что прийти в летную общагу успеет всегда. – Завтра буду здесь, в семь.

Ему повезло. Попутная машина добросила от аэродрома до самого центра, так что не пришлось сбивать ноги. Гулять по городу оказалось очень приятно. И пусть на его пути не встречалось завлекательных огней реклам, веселых и пьянящих клубов, красиво одетых женщин и шикарных машин, пусть город был грязноватым, засыпанным снегом, и пусть смотреть тут толком было не на что, но все равно свобода манила. Он шел по заснеженным тротуарам, вглядывался в редких прохожих – в основном женщин, на старые дома центральных улиц и радовался. Он мог идти куда пожелает и делать что угодно. Свобода опьяняла, сейчас он даже пожалел, что когда-то отказался от отпуска.

Это великолепное ощущение немного подпортил голод. Уже наступил обед, а Виктор с утра был в дороге и не завтракал, продукты выдали сухим пайком. Желудок принялся все сильнее напоминать о себе, уводя возвышенные мысли на сугубо материальные. У него была с собой банка мясных консервов и два соленых огурца, но возникала проблема, где это все можно съесть. С неба продолжал сыпать снежок, было довольно холодно, и мысль о пикнике на природе не вызывала ни малейшего энтузиазма. В летном комбинезоне и унтах было тепло, но одно дело прогуливаться, а другое грызть мерзлые огурцы. Незаметно ноги принесли Виктора на рынок.

В отличие от казавшегося сонным города жизнь здесь кипела. Люди сновали, подобно муравьям, смотрели, приценивались, торговали и торговались. Еще осенью по пути в Москву Виктор насмотрелся на такие рынки. На них продавали все, что можно было продать, все, чего не встретишь на пустых полках магазинов. Правда, цены немного пугали, да и вместо денег больше господствовал натуральный обмен.

С деньгами у Виктора было негусто. В финансовом отделе ему выдали пятьсот рублей, да еще сто он настрелял по знакомым, но это были не те деньги, чтобы чувствовать себя здесь уверенно. Купил за пятьдесят рублей полбуханки хлеба, купил пачку папирос, и зеленая жаба заверещала, вцепившись в горло. Время тикало, и Виктор все-таки решился сходить в гости к Нине. Об этом он думал еще вчера, поэтому и занимал деньги, но в глубине души в такую встречу не верил, отчего-то робея.

Цены на рынке даже не кусались, а буквально грызли. Он купил грамм двести конфет, почти ополовинивших его скромный бюджет, купил картошки и несколько луковиц, и в кармане осталась сиротливая купюра с летчиком. Отщипывая на ходу кусочки хлеба, он направился по указанному на Нининых письмах адресу. Встречи с ее родителями он не опасался, в письмах девушка упоминала, что живет не с ними.

Дом Нины нашелся довольно быстро – пузатый, деревянный, двухэтажный, с тусклыми старыми окнами. Он был превращен в коммунальную квартиру, в одной из комнат, за тонкой фанерной дверью, и был своеобразный мини-филиал женского общежития. Когда Виктор постучал и услышал за дверью шлепанье ног, внутри у него все похолодело.

– А Нины нет, – сообщила высокая светленькая девушка, с короткой мальчишеской прической и в свитере поверх платья, – она сейчас в госпитале. – А вы, наверное, Виктор? Да? – В ее глазах прямо-таки плескалось любопытство. Услышав ответ, она вцепилась ему в рукав и затащила в комнату. – Заходите, заходите. Она скоро будет. Тома, сходи чайник поставь.

Тому он узнал, это она была с Ниной в тамбуре поезда. Комната девушек оказалась маленькая и весьма скромная. Большую ее часть занимали две стоящие бок о бок кровати и письменный стол, заваленный тетрадями и учебниками. Обшарпанные, потертые стены и пожелтевшие занавески на окне придавали комнате какой-то холостяцкий вид.

– Вы присаживайтесь, – девушка уже подвигала Виктору стул, – у вас время еще есть? Мы что-нибудь придумаем, сейчас ее позовем.

– А у вас где-нибудь можно покурить? – спросил он. После волнения от так и не случившейся встречи с Ниной неимоверно захотелось курить.

– Так на кухне.

Выходя на перекур, он услышал за спиной злой девичий шепот, потом снова бухнула дверь, и уже одетая в пальто Тома куда-то заспешила. Вторая девушка вышла к Виктору, видимо, развлекать гостя.

Пока он курил, на кухню успело наведаться все население коммуналки. Такое впечатление, что у них у всех появились неотложные дела именно в этой комнате, хотя явно было, что приходили только с целью поглазеть на нежданного визитера. Причем если старушки и женщины хотя бы делали вид, что приходят сюда по делам, то дети просто сбились в кучку у дальней стены и, тихо переговариваясь, таращились.

Девушка щебетала, как птичка, успев за короткое время вывалить на него гору информации. Звали ее Вика, и была она однокурсницей Нины и Томы. Она рассказала, что их общежитие превратили в госпиталь, и теперь они вынуждены все жить здесь, у родственников Томы. Что они втроем после учебы работают в госпитале и что работать и одновременно учиться очень тяжело.

– Долго ждал? – Нина вошла бесшумно, наполнив комнату запахами лекарств. – Привет. – Улыбка у нее была немного настороженная.

– Привет, – Виктор обрадовался ее появлению, – а я вот… случайно в городе оказался, думаю, дай в гости заскочу….

Пока она снимала пальто, Виктор рассмотрел свою случайную знакомую получше. При свете дня Нина показалась ему не такой красивой, как в ночном тамбуре, но она все равно оказалась весьма хорошенькой. Невысокая, изящная, с выразительными карими глазами и тонкими, словно у музыканта, пальцами. Ему показалось, что ее фигуру немного портит некрасивое зеленое платье, впрочем, тут нужно было более детальное изучение. Он мечтательно улыбнулся. Нина перехватила его взгляд и в свою очередь оценивающе осмотрела Виктора, немного задержавшись на лице.

– Хорошо, что зашел. Может, чаю? – предложила она.

В комнате повисло неловкое молчание. Девушки переглянулись, и молчание превратилось в какую-то звенящую напряженность. Виктор подумал, что в гости ему идти, наверное, не стоило.

– Только у нас, кроме чая, угостить нечем, – отчаянно покраснев, добавила Нина.

– Вот я олух, – Виктор хлопнул себя по лбу и принялся развязывать вещевой мешок, – я тут прикупил… по случаю.

Напряженность в комнате моментально испарилась, а уж когда он достал кулечек с конфетами, даже превратилась в энтузиазм. Их радость при виде конфет или той же банки тушенки показывала, что жизнь в тылу явно не сахар.

– Может, ты все же снимешь свою… куртку? – Нина неловко улыбнулась.

Когда он стянул свой комбинезон, в комнате снова повисла тишина, только на этот раз восторженная. Виктор успел перехватить завистливый взгляд Вики на Нину. В глазах этой девушки золотой блеск наград уже затмил ожоги.

– Ого, – сказала она, – а расскажите, за что вас наградили?

– Летал, стрелял, – махнул он рукой, но, увидев у них в глазах огонек разочарования, принялся рассказывать. Девушки чистили картошку, а он разливался соловьем, вспоминая о проведенных боях, о сбитых немцах, безбожно привирая и рассказывая только веселые или позитивные моменты. Выступление его имело оглушительный успех, они не сводили с него восхищенных взглядов, первоначальный ледок настороженности и недоверия растаял.

– А ты на фронт больше не полетишь? – спросила Нина.

– Ну почему же, скорее всего полечу, и довольно скоро. Я тут… как бы это объяснить… возвращаю летные навыки. После долгого перерыва в полетах необходимо восстановление, наработка моторики. А поскольку я уже почти в форме, то, значит, скоро обратно. – Он им подмигнул.

– А невеста у вас есть? – спросила вдруг Вика. Нина на нее покосилась, но ничего не сказала.

– Невеста. – Виктор машинально потер щеку, настроение подпортилось. – Раньше я думал, что у меня есть невеста. Только потом потерялась куда-то, а когда я ее уже через полгода увидел, с женихом… вернее, это она меня увидела… вот таким вот, как сейчас, то заплакала и убежала. Поэтому я не могу сказать, что у меня есть невеста.

– Значит, она вас не любила! – безапелляционно заявила Вика. Нина посмотрела на нее неприязненно, но ответа Виктора ждала с любопытством.

– Не знаю, не хочу ее судить. Сложно все получилось. Возможно, для нее это я пропал… в общем, непонятно все, не хочу я об этом говорить.

Вика пошла жарить картошку, и они остались в комнате вдвоем. Нина сразу засмущалась, сложила руки на коленях, словно отделилась.

– А куда Тома подевалась? – чтобы хоть как-то поддержать беседу, спросил Виктор.

– Она в госпитале, меня подменяет, – коротко ответила девушка. Ее былая веселость и общительность, проявленные ранее, в поезде, куда-то подевалась. Пауза в разговоре затягивалась.

– Наверное, я зря пришел, – вздохнул Виктор.

– Нет, нет, – вскинулась Нина, – не зря. Просто я подумала… мы не сможем часто видеться. У меня работа в госпитале и в институте лекции еще, я просто не смогу. Я тут-то ночую раз в неделю, больше на работе все… Тебе, наверное, не нужна такая…

Виктор увидел, как ее лицо заливает бледность, а широко открытые глаза смотрят куда-то сквозь него, в пустоту. «Отмазывается, – подумал он, – не хочет. Вот блин, ну почему мне так не везет?» Настроение испортилось окончательно.

– Разумеется, не сможем, – ответил он. – Я в Саратов, можно сказать, случайно попал. Может, еще буду приезжать, а может, и нет. Когда на фронт пошлют, тогда уж точно не увидимся. А какая мне нужна девушка, то это только мне решать. – Виктор немного помолчал, и добавил: – Ты если не хочешь, то так и скажи. Я уйду безо всяких обид. Мне обижаться не на что.

Нина молчала. Виктор подумал, что в летное общежитие лучше идти сейчас, пока окончательно не стемнело. Он тяжело поднялся с жалко заскрипевшего стула, нога привычно заныла.

– Нет, не уходи, – Нина схватила его за руку, – пожалуйста.

Пальцы у нее оказались горячие, обида моментально пропала, желание уходить тоже.

– Я просто… не знаю… останься, – глаза у нее были испуганные.

«Да ей меня просто жалко, – вдруг пришло ему в голову, – из жалости привечает, поэтому и оставила». Мысль эта была неприятна, но, поразмыслив, он смирился. Из жалости, не из жалости – какая разница. Война идет, надо жить сегодня и сейчас, потому что завтра может и не быть. Он накрыл ее ладонь своей, чуть сжал. Нина слабо улыбнулась.

– Тебя до которого часа отпустили? – спросила она.

– Завтра в семь улетаю. – Он неопределенно пожал плечами. – Так что на сегодня я птица вольная.

Ужин поспел аккурат к приходу Томы. Письменный стол освободили от учебников и чуть подвинули из угла, чтобы всем хватило места. Главным украшением его служила большая сковорода жареной картошки и бутерброды из перемешанной с луком, измельченной тушенки. Когда уже хотели садиться, девушки пошептались, и Вика поставила на стол маленькую бутылочку.

– Вот, для вас, – сказала она, – мы слышали, что летчики любят водку пить. – Она по-прежнему называла Виктора на «вы».

– А я слышал, – удивился Виктор, – что студенты, в частности медики, любят пить не меньше, особенно спирт.

– Это спирт и есть, – рассмеялась Нина, – разбавленный немного. Только мы не пьем.

– Не пьет одна сова, – в свою очередь улыбнулся Виктор, – я думаю, вы поддержите мой тост! За победу!

«Непьющие» тост поддержали. Спирт оказался действительно слабо разбавленным, градусов в шестьдесят, и лихо ударил в голову. Девушки сразу раскраснелись и принялись уплетать картошку за обе щеки, Виктор не отставал. Такой вкуснятины он не ел давно. Подогретый спиртом ужин проходил очень весело. Очень скоро он общался с девушками так, словно был их старым другом и знал их сто лет.

После ужина, пока заваривался чай, он пошел курить. Нина увязалась следом. На коммунальной кухне какая-то старушка варила на примусе кашу, другая мыла в тазике посуду. Виктор стал предметом их самого пристального изучения, поглядывали в его сторону скорее одобрительно. Он легонько подтянул к себе Нину за руку и тихонько приобнял, как бы заявляя на нее свои права. Она не сопротивлялась и, довольно улыбаясь, запрокинула вверх голову. Глаза у нее были чуточку пьяные, и, если бы не посторонние, Виктор давно бы ее целовал.

Бабка у примуса чуть кашлянула и неожиданно сильным голосом спросила:

– А сколько же тебе лет, сынок?

– Двадцать два, бабуля. – Он сильнее прижал к себе девушку, отчего та возмущенно пискнула и поспешно освободилась.

– Вот же война проклятая, – закачала головой бабка, – а я уж думала, глаза подводят. Лицо молодое, а сам, как мой старик. – Бабка широко закрестилась, отчего Нина презрительно сжала губы.

Курить Виктору сразу расхотелось, и он потянул Нину обратно. Едва они вышли из кухни, в узенький безлюдный коридорчик, он остановил ее и, подхватив на руки, принялся целовать. Она откликнулась охотно, довольно умело и с нешуточной страстью. Он даже в первые несколько секунд растерялся.

В комнату они ввалились минут через пять, ошалевшие, с покрасневшими от поцелуев губами. Не сговариваясь, спешно оделись и пошли на улицу. За окном давно уже было темно, периодически срывался редкий мелкий снег, а они все гуляли вдвоем по нечищеным заснеженным тротуарам, целуясь и разговаривая.

За полуторачасовую прогулку они сделали уже несколько кругов по кварталу и снова подошли к их домику. От такой вроде бы незначительной нагрузки больная нога разнылась не на шутку. Он все сильнее хромал и делал все более длительные перерывы для поцелуев. Это заметила Нина.

– Болит? – участливо спросила она.

Отрицать очевидное было глупо, и он кивнул.

– Бедненький. – Она прижалась к нему и после небольшой паузы сказала: – Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Я и сам не хочу, – ответил он, – мне с тобой хорошо.

Виктор не стал говорить, что в общежитие идти скорее всего нет никакого смысла, и ничего хорошего, кроме неизбежных неприятностей, он там не найдет. Да и не факт, что с разболевшейся ногой он сможет туда добраться.

– Может, останешься у нас? – выдохнула она.

– Что? – Виктору показалось, что он ослышался.

– У нас, – криво улыбаясь, ответила Нина, – на ночь.

«Даст», – подумал Виктор.

– Да я с удовольствием, – внутренне ликуя, согласился он, – вот только твои подружки… как поместимся?

– Поместимся, – улыбнулась она и, заговорщицки понизив голос, зашептала: – У Томы жених ночевал так один раз. Он у нас в госпитале лечился… – Она засмущалась и оборвала себя на полуслове. – Просто куда тебе ночью с такой ногой идти. Переночуешь, отдохнешь…

«А может, и не даст», – задумался он и, утопив ее ладошку в своей руке, похромал к дому.

Коммуналка уже погрузилась в сон. В кромешной темноте они пробрались в комнату, слушая сопение Нининых подружек, сняли верхнюю одежду.

– Спят, – прошептала она, – не шуми, пожалуйста. Ляжешь на полу, укроешься комбинезоном. Если хочешь, могу и свое пальто дать, так теплее будет.

«Не даст, – огорчился Виктор, – при спящих-то подружках… не даст».

Она приготовила ему постель сама, в комнате было темно, хоть глаз выколи, потому Виктор больше мешал, натыкаясь на предметы.

– Ну вот, – сказала она, – спокойной ночи. – Рука Нины при этом коснулась его бедра и там и осталась.

Он хотел было ее привлечь к себе, но она отстранилась. Но отстранилась странно, оставшись на месте. У Виктора мозги заскрипели он напряжения.

– Погоди, чего-то курить захотелось. Проводишь, а то я тут заблужусь впотьмах.

Она согласилась и за руку повела его на темную ночную кухню. Там все еще стоял слабый запах дыма и чего-то кислого, неприятного, но никого уже не было, дом спал. Нина зашарила на стене, ища выключатель, Виктор перехватил ее руку, притянул к себе, обнял. Она словно ждала это, жадно принялась целоваться. Поняв, что девушка вовсе не рвется спать, он начал действовать смелее, давая волю рукам, тиская ее грудь, задрав подол платья, залез ей в трусики. Она позволяла ему буквально все, и Виктор, одурев от ее близости и вседозволенности, стал действовать нагло, без долгих прелюдий. Повернув Нину к себе спиной, он решительно задрал на ней платье до самых подмышек и, нащупав резинку трусов, потащил их вниз. Она чуть вздрогнула, но позволила и это. Чуть толкнув в спину, Виктор заставил ее склониться вперед. Нина наклонилась, уперлась руками в подоконник и покорно замерла. В темноте белым мрамором сияли ее голые ягодицы. Трясущимися руками он расстегнул бриджи. Пуговицы кальсон выскальзывали из пальцев, не желая расстегиваться, сердце безумно бухало. В кухне была абсолютная тишина, слышалось только их тяжелое дыхание. Оглушительно щелкнула об пол оторванная пуговица, грохоча и дребезжа, покатилась. Он пригнулся, приноравливаясь к ее невысокому росту, подался вперед. В голове металась одна-единственная мысль: «Дала»…

Потом он все-таки покурил, усевшись на подоконнике. Умиротворенный, довольный, расслабленный. Нина стояла рядом, уткнувшись лицом ему в грудь, и Виктор лениво гладил ее волосы. Мысль, что у него появилась своя женщина, приятно грела душу…

Разбудила его Вика, аккуратно потрепав за плечо:

– Вставай, вставай, тебе пора.

Он тяжело поднялся. В комнате было холодно, прикрученная керосинка погружала ее в полумрак. В затылке неприятно ломило, тощий матрас отпечатал на теле все неровности пола. Он потянулся, пытаясь хоть как-то размяться, подошел к Нине. Она спала на боку, на краю их девичьего ложа, приоткрыв во сне рот. Подсев рядом, Виктор принялся ее гладить. Вчера он хотел с ней еще раз и пытался уложить на пол, на свою лежанку, но она больше не дала и, потрепав ему волосы и пожелав спокойной ночи, ушла спать к подружкам. Засыпая, он слышал, как она все еще ворочалась на кровати.

Нина шевельнулась во сне и проснулась. Несколько секунд она растерянно хлопала глазами, потом улыбнулась. Он тоже улыбнулся и, склонившись, поцеловал ее в лоб.

– Чай кто будет? – хлопая тапочками о пол, вернулась Вика. Он глянул на часы, до сбора оставался час, времени на чай у него уже не было.

– Мне пора, – грустно улыбнулся он, – не провожай.

Но она все равно поднялась и, стоя босыми ногами на холодном полу, в одной ночнушке, наблюдала, как он одевается.

– Ну… я пойду, – сказал он.

– Я провожу. – Нина вдруг всхлипнула.

Она босиком прошла с ним по коридору, до выхода.

– До свидания. – Виктор, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, торопливо чмокнул ее в щеку, толкнул дверь и ушел в темноту. Она стояла перед закрытой дверью и, не обращая внимания на холод и лужи талого снега на полу, о чем-то думала.

(обратно)

Глава 10

Виктору хотелось в Саратов. Многие люди желали оказаться в этом замечательном во многих отношениях городе, но Виктор особенно. Здесь жила Нина. Он рвался в город со всей душой, готов был делать что угодно, чтобы там очутиться, но все было тщетно. После той ночи прошло всего четыре дня, но он уже извелся. В город выбраться не получалось, а письма уже не приносили удовлетворения, да и свежее письмо было всего одно.

Он поглядел на плановую таблицу полетов, скривился, увидев свою фамилию в конце списка. Невольно покосился на пятерку стоящих неподалеку курсантов из другой эскадрильи. Эти еще пороху не нюхали, попали в ЗАП сразу после училища. Худые, тонкошеие молодые парни, не имеющие за плечами ничего, обученные лишь взлетать и садиться. Один из таких курсантов заходил на посадку и слишком высоко начал выравнивать самолет. Его инструктор размахивал руками, пытаясь подсказать, со стороны казалось, будто он пытается взлететь. Руководитель полетов сразу принялся громко орать по микрофону. Обрывки матюгов долетали и до Виктора. Все было как обычно.

По старательно очищенной от снега дорожке шел какой-то худощавый летчик, майор. Его черный реглан резко контрастировал на фоне снега, острые черты показались удивительно знакомыми. Виктор прищурился, солнце, отражаясь о снега, слепило, резало глаза. Летчик подошел ближе, остановился.

– Охренеть, тута, две давайте! Витька, твою маму за ногу! Живой! – летчик широко раскинул руки и шагнул навстречу.

– Дмитрий Михайлович?! – Саблин кинулся вобъятия своего бывшего комэска.

– Где тебя так покорябали? – спросил Шубин после приветствия. – Немка поцеловала? Бородой замаскировался, ишь ты… партизан. Еле узнал. Ты как тут оказался-то?

– Да как… после госпиталя…

– Постоянный состав? – быстро спросил Шубин и, услышав отрицательный ответ, повеселел. – Это хорошо. Мне тута как раз хороший ведомый нужен. Пойдешь?

– Вообще-то я звеном командовал, – осторожно ответил Виктор. Летать с бывшим комэском хотелось, но роль вечного ведомого несколько угнетала.

– Будет тебе звено. – Шубин широко рубанул рукой воздух. – Это я порешаю!

– Ого, – поразился Саблин, – даже так?

– А то, – засмеялся бывший комэск, – думаешь, чего я тут? – Он демонстративно расстегнул реглан, и Виктор увидел у него на груди новенькую сияющую звезду Героя.

– Ну, Дмитрий Михайлович, поздравляю, – искренне обрадовался Виктор, – и с Героем, и с майором.

– Высоко залетел, – снова засмеялся свежеиспеченный Герой, – больно падать придется. Я тута теперь на переформировании, так что давай ко мне. Должность будет, это я выбью. Ты кстати, куда пропал тогда? И Шишкин где? Вы же вместе…

– Нету больше Игоря, Дмитрий Михайлович. В июле погиб. На взлете «мессеры» расстреляли.

Шубин помрачнел и стянул с головы шапку, Виктор последовал его примеру. За то время, что они не виделись, бывший комэска облысел еще сильнее, и былые залысины превратились в небольшую плешь.

– А перевели нас в триста шестьдесят четвертый, к майору Дорохову…

– Дорохову? – перебил его Шубин. – Так я его знаю! Здоровый такой? Хе. Это однокашник тута мой, по «Каче». – Он улыбнулся. – Тесен глобус, тесен.

– Да, к нему, – подтвердил Виктор, – у него два месяца дрались. Сперва над Донцом, потом над Доном, а после и южнее. Когда меня сбили, в полку уже летчиков почти не оставалось.

– Ну, тогда всем досталось, – ухмыльнулся новоявленный командир полка, – нас тоже быстро растрепали. Но теперь-то в воздухе все по-другому будет. Значит, все, пойдешь ко мне в полк, – как о чем-то уже решенном сказал он. – Благо тебя там еще помнят.

– Так вы командир сто двенадцатого? – озарило Виктора. – Вот дела! А начштаба прежний?

– Зачем тебе начштаба? Или… из-за Таньки? Да? – Шубин засмеялся. – Не ссы, Витя, ничего он тебе не оторвет. Этот Прутков вот у меня где. – Он показал сжатый кулак. – Вздохнуть боится. Хотя про Таньку уже забудь… ладно, это все херня, тута. Порешаем. Ты, кстати, скока насбивал уже?

– Девять личных и два в группе.

– И все еще младший лейтенант? А ну-ка орденами похвастайся. Один «боевик» дали? Эх, Витя, говорил я тебе когда-то: «Меня держись». А ты, тута, за юбкой погнался. Видишь, что вышло? Ладно, сейчас мне некогда, после поговорим. У тебя кто сейчас командир? Покажи.

– Майор Товстолобов. – Виктор указал на стоявшего в отдалении комэска.

– Хорошо. Я с ним договорюсь, чтобы тебе увольнительную дали, зайдешь ко мне. Я в Сенной живу, запоминай адрес. Вечером зайдешь…

Нужный дом Саблин нашел быстро. Кинув снежком в заходящуюся брехом дворнягу, зашел. Шубин жил с размахом, снимая две комнаты. В одной из них Галка уже накрывала на стол.

– Галя? – изумился он, – добрый вечер. – Виктор никак не ожидал, что она до сих пор будет с Шубиным.

– Витенька?! – охнула Галка. – О Господи! А чего это ты с бородой? И седой совсем… я бы и не сразу признала.

– Врачи прописали, – усмехнулся Виктор.

Она всмотрелась в его лицо, погрустнела.

– Храни вас Бог, – сказала тихо. – Молодые такие…

– Хватит тута причитать, – из полумрака комнаты показался Шубин. – Садись, Витька. Поговорим сегодня, как раньше, как летчики. Потому как больше у нас не получится.

На столе чудесным образом материализовалась бутылка водки, сковорода жареной картошки с тушеным мясом, тарелка с солеными огурцами. Шубин разлил водку, буркнул:

– Давай, за встречу! Рассказывай, как ты до жизни такой дошел?

– Да что мне рассказывать, – выдохнул Виктор, – я тогда пламя сбил и над самыми крышами вышел. Рули в хлам.

– Это я знаю, – покосился Шубин на молчаливо сидящую в углу Галку, – дальше что было?

– Так а чего там дальше-то? Нас сменили через несколько дней. Я тогда же «мессера» завалил, прямо над аэродромом. Ну и на переформирование поехали. А там Прутков, скотина такая, нас на сторону продал.

– При чем здесь Прутков? – хмыкнул Шубин.

– А кто еще? Он сам к нам Дорохова привел, тот расспрашивал. А на другой день хлоп, и приказ вышел. Ни Гусева, ни Мартынова в части не было. Да и еще… я его за Таню спрашивал, так он на говно изошел…

– Я тебе уже говорил, ты, Витя, про Таню забудь, понял, тута? Бабу уже успел завести? – спросил бывший комэск. Галя при этих словах возмущенно фыркнула.

– Успел.

– Вот и хорошо. Про Пруткова… хрен его знает, но, тута, думаю, такие вопросы были не в его компетенции. Хотя косвенно, наверное, мог поспособствовать. Как приедет, расспрошу про эту историю. Если не забуду.

– Я-то думал, он из полка ушел давно, – немного расстроился Виктор.

– Ха! Ушел! – засмеялся Шубин. – Это наш брат-летчик меняется с завидной регулярностью, а уходит больше вперед ногами. А остальным-то чего? Совершенно бесполезные животные, зато все на месте, все при деле. Довольствие денежное получают, паек… Баженов, правда, на повышение ушел, Шаховцев за него. А остальные, тута, все в наличии. Вот летчиков старых, тех уже, считай, и нет никого. Пожалуй, только один Соломин Лешка да я.

– А Вахтанг? – спросил Виктор. – Неужели погиб?

– В госпитале твой Вахтанг, – буркнул Шубин. – Неприятности тута одни из-за него. Сперва, в июле еще, где-то триппер подхватил. Его за это с эскадрильи сняли, он тогда за Васина покойного исполнял обязанности. А это, уже неделю назад, в Астрахани, к бабенке одной побежал. А там то ли притон был бандитский, то ли еще что, не знаю. А может, – засмеялся он, – муж той бабенки вернулся не вовремя. В общем, тута, сделали из Вахтанга нашего отбивную. Вдобавок сломали челюсть и руку. Там дело целое завели. Милиция… эх. – Он потянулся к бутылке. – Меня после госпиталя поставили сразу замом по ВСС. Два месяца, тута, на фронте, пока не сточились в ноль. Хотя костяк полка сохранить удалось – самолеты кончились. Месяц по тылам болтались, потом снова сюда на три недели и опять на фронт, под Сталинград. Там-то мы, Витя, хлебнули. За две недели полк сгорел. Меня два раза тута сбивали, прыгал. Потери жуткие, правда, почти все из молодежи. Мартынов тоже там погиб… глупо так. Сержанта одного облетывал, тот ему винтом хвост отрубил. Оба упали. У тебя до скольки увольнительная? – неожиданно спросил он.

– На сутки, – удивленный резкой переменой темы, ответил Виктор.

– Хорошо, – улыбнулся Шубин, – завтра уже в моем полку будешь, я договорился. Тут переночуешь, чтоб ночью в снегах не блукать. Ну а теперь рассказывай, тута, в красках и с деталями, как ты докатился до жизни такой, что очутился в ЗАПе, да еще и с меткой на роже? Летать еще не разучился?

На следующий день Виктор попал в жернова военной бюрократической машины. В обед его вызвали в строевой отдел и объявили о переводе в 112-й истребительный полк. Началась беготня. Впрочем, с оформлением документов и снятием с комсомольского учета он управился довольно быстро, а вот с обмундированием вышло ЧП. Старшина их эскадрильи, здоровенный упитанный сверхсрочник, принял от него летный комбинезон, выдал шинель, а вот сданный на хранение реглан не вернул.

– Нету вашего реглана, товарищ младший лейтенант. Украли! Вчера возле каптерки крутились Гаврилов с Михайлюком, на них думаю, больше некому. Они как раз должны сегодня на фронт улетать, может, успеете их перехватить? – Старшина искренне горевал и сочувствовал. Да он едва не плакал, рассказывая, как обокрали его каптерку, как он искренне жалеет об украденном реглане младшего лейтенанта.

Виктор сперва растерялся. От сочувствующих взглядов других летчиков, от причитаний старшины. Гаврилова и Михайлюка он помнил смутно, слишком уж много людей проходило через резервную эскадрилью, не в каждом полку было столько. Реглана было жаль, как будто отдал кусочек себя. Он не хотел сдавать его на хранение, но летать в комбинезоне и реглане было очень уж неудобно, а в одном реглане холодно. Постепенно растерянность сменилась безудержной яростью.

– Ладно, – сказал он. – Ладно. Хрен с ним. Слушай, а у тебя фуражка командирская есть?

– Да откуда, – вытаращил честные глаза старшина.

Виктор достал из кармана трофейную флягу, задумчиво покрутил в руках, глянул на старшину: – Может, договоримся? – ярость затопила Саблина целиком, требовала немедленного выхода.

В глазах у старшины осторожность боролась с алчностью. Виктор кивнул ему на двери каптерки, подмигнул:

– Пойдем, обсудим, что да как?

Алчность победила. Едва старшина закрыл за собой дверь, Саблин врезал ему с правой в челюсть, добавил левой, но чуть промазал, угодив в нос. Старшина устоял, ошалело хлопая глазами, принялся разевать рот. Виктор вцепился в него и толкнул на дальнюю стену, разворачивая, и снова ударил в затылок. Голова старшины с глухим стуком врезалась в стену, он медленно сполз на пол, оставляя на фанерной обивке каптерки кровавый потек. Виктор увидел аккуратно разложенные на табурете тоненькие поясные ремни, подхватил один и, накинув старшине на горло, натянул.

– Где реглан?

Старшина хрипел, царапал горло ногтями. Шея его сперва побагровела, потом начала синеть.

– Сука, где реглан? Кончу, мразь!

Он чуть попустил ремень, и старшина с хлюпаньем втянул немного воздуха. Удавка снова впилась в шею.

– Где! Реглан! Сволочь!

Старшина забулькал, захрипел и Виктор снова чуть сбавил давление.

– В шкафу, – разобрал Виктор сквозь тяжелое сипение, – в шкафу висит.

Бухнула дверь, и в каптерку ворвался молоденький красноармеец – дневальный.

– Вон! – рявкнул Саблин, и красноармеец испуганно выскочил обратно.

Забрав у поверженного противника ключи, он открыл шкаф и сразу увидел свое, жадно схватил. Старшина уже умудрился подняться на четвереньки и Виктор, словно по футбольному мячу, пробил с ноги в живот. Тот рухнул обратно, скорчился и неожиданно принялся блевать. Саблин хотел добавить ему еще разок, но побоялся испачкаться в рвоте. Ярость сгорела бесследно, лишь руки чуть подрагивали.

Снова бухнула дверь, и в каптерку, лапая кобуру, влетел дежуривший сегодня по эскадрилье Дронов. С ужасом посмотрел на разгром в комнате, спросил:

– Что тут происходит?

– Представляешь, – криво ухмыльнулся Виктор, – реглан мой нашелся. Вот так удача! А старшина… что-то не то за завтраком съел. Верно? – Он легонько пнул лежачего ногой. – Хотя если тебе эту мразь не жалко, можешь доложить Товстолобову, и тогда наш упитанный друг пойдет кормить вшей в штрафной роте. – Дронов скривился так, словно проглотил кислятину. На его лице огромными буквами было написано: «Но почему именно в мое дежурство?»

– Впрочем, – добавил Виктор, – я думаю, что наш старшина все-таки чем-то отравился. Да? – тот захрипел и принялся кивать.

– Вот и хорошо, вот и ладушки. Ладно, Васька, – сказал он Дронову, – я в полк и на фронт, вы тут не скучайте.

– У тебя кровь на лице, – сказал Дронов, разглядывая пытающего встать старшину.

– Это бывает, – ухмыльнулся Виктор. Недавняя вспышка ярости оставила после себя опустошенность и вялость. Он шутливо козырнул и пошел искать Шубина. На сегодня было еще много дел…

* * *

…Денег не было, причем совсем, и от этого становилось очень грустно. Виктор печально поглядел на выданный старшиной сухой паек на три дня: двести грамм сахара, ржавая селедка, пара буханок хлеба и большая банка овощных консервов. Этого явно не хватало для трехдневного времяпрепровождения в компании с девушкой. Зарплата ожидалась еще нескоро, а деньги нужны были прямо сейчас, пока внезапно не оборвалась так неожиданно свалившаяся свобода.

С переформированием полка у Шубина начались какие-то проблемы, старый личный состав застрял где-то в дороге, и под это дело Виктор буквально выклянчил у командира увольнительную. Шубин долго не соглашался, видимо, имел на Саблина какие-то свои планы, но в конце концов сдался. Теперь уже озадачился Виктор – что ему делать в городе, когда нет денег? Окрыленный радостью от предстоящего отдыха, он с ходу попытался было занять денег у Шубина, но командир такую инициативу не оценил, и Виктор был послан далеко и надолго. Оставалось что-то продавать.

Собственно вещей для продажи у него было тоже небогато: часы, фляга и реглан. Синие бриджи уже вписали в книжицу вещевого довольствия, да и продать их не поднималась рука. Идею продажи реглана он отмел сразу. Вряд ли за него удалось бы получить нормальные деньги, а вещь эта на фронте, несомненно, нужная. Часы нужны, впрочем, как и фляга. Часы вообще вещь необходимая и статусная, командир без часов смотрелся как-то несолидно. Фляга давно стала предметом его гордости и черной зависти остальных летчиков. Он думал и так и этак, но так и не смог прийти ни к какому решению, жалко было все.

Город встретил его ярким полуденным солнцем, слепящим снегом и серым дымом печных труб. Прохожие на него засматривались, а он шел неспешным шагом короля жизни и улыбался. Направляясь в увольнительную, Виктор специально оделся как можно нарядней и сейчас, в начищенных хромовых сапогах, синих командирских бриджах и реглане весьма сильно напоминал образцового летчика с предвоенного агитационного плаката, привлекая своим видом внимание прохожих, особенно молоденьких женщин. Немного портила внешний вид шапка-ушанка: в фуражке он смотрелся бы гораздо представительней, а в шлемофоне более героически. Но в фуражке бродить по февральскому Саратову чревато, а в шлемофоне глупо.

В этот раз он решил не терять время, рассматривая городские достопримечательности, а с ходу пошел в комиссионный магазин. Пытался продать там часы, но за них предложили всего триста рублей, и оскорбленный Виктор ушел. Потолкался по рынку, но там потенциальных покупателей не наблюдалось. Решил продать их позже. Благо впереди было еще три дня.

Потом, прикинув время и расспросив у прохожих дорогу, направился к медицинскому институту. По его прикидкам, Нина должна была быть там. В институт пустили без проблем. Старенький вахтер почтительно на него покосился, но ничего говорить не стал, и Виктор принялся бродить по пустым коридорам. Из-за плотно прикрытых дверей слышались голоса – шли лекции. Он зашел в деканат и, представившись братом Нины, узнал, где ее искать. В деканате он стал объектом милых улыбок уже не очень молодой преподавательницы, которая даже предложила ему чаю. Виктор, на свою беду, согласился – реглан оказался не лучшей одеждой для долгого зимнего путешествия, он изрядно замерз, а до конца лекции оставалось полчаса. Расплачиваться за чай пришлось ответами на пару сотен вопросов и все это под милую улыбку собеседницы. Впрочем, эта милая улыбка только подчеркивала лошадиные зубы ее хозяйки, а взгляд ее был как у ребенка при виде мороженого. Он даже подумал, что если бы они сидели не в помещении деканата, а в какой-нибудь вечерней квартире, то быть ему изнасилованным.

В принципе это даже радовало, означая, что уродство со временем сгладилось. А в совокупности с сединой, бородой и орденами придавало ему в женских глазах вид героя-партизана. Но проверять это пока не хотелось, у него уже была женщина и ему хватало.

Спасительный звонок прозвенел неожиданно, и он, провожаемый очень грустным взглядом, пулей вылетел из деканата. В коридоре образовалось обилие студенток, и он даже растерялся. Нина нашла его сама, кинулась на шею, повисла, радостная, цветущая.

– Надолго прилетел? – спросила она, когда страсти немного улеглись и Нина, вспомнив о приличиях, наконец его отпустила.

– На три дня. Отпроситься сможешь?

– Сложно будет, – задумалась девушка, – я попробую, хотя три дня… вряд ли.

– С лекций сегодняшних уйти сможешь? – спросил Виктор. Ему хотелось, чтобы она была дома одна, без подружек.

– Еще две лекции, – Нина улыбнулась, видимо, разгадав его мысли, – со следующей никак не могу, ты извини. Семинар будет. А потом постараюсь. Ты, если что, подождешь?

– Подожду.

Мимо ходили студенты и преподаватели. Они удивленно рассматривали Виктора, косились на Нину. Но те не обращали внимания на прохожих, торопясь выговориться. Зазвенел звонок, возвещающий финал их короткого свидания, и Виктор вновь остался в одиночестве. Минуты текли медленно, он слонялся по коридорам, успел покурить в туалете, а занятие все не кончалось. Он даже подумал о прогулке по окрестностям института, но идти на мороз не хотелось. Как и не хотелось идти в деканат, на чай – преподавательница тогда активно зазывала.

Когда до конца лекций оставалось минут двадцать, хлопнула дверь аудитории и показалась Нина.

– Отпросилась, – почему-то шепотом сказала она и, воровато оглянувшись, ринулась целоваться.

– Пойдем, на лестнице постоим, – предложил он спустя некоторое время. В коридоре, где в любой момент могли оказаться посторонние люди, он чувствовал себя как голым.

Нина пошла за ним, но, сделав несколько шагов, вдруг покраснела и решительно остановилась.

– Нет. Нет, ты что, – возмущенно зашептала она, – не сейчас. Я не буду там… да как ты вообще…

Виктор недоуменно посмотрел на нее, потом понял: – Да просто там постоим, – развеселился он, – я покурю заодно. Но ход твоих мыслей мне нравится.

Нина не ответила, красная как рак, она неодобрительно смотрела, как он курит, видимо, считая курение в стенах своего института святотатством. Когда прозвенел звонок, возвещающий о конце занятия, она вдруг засуетилась, критически осмотрела Виктора и спросила: «Тебе не жарко?»

Саблину было не жарко, но она настояла, чтобы он расстегнул реглан и, ухватив его за руку и гордо задрав нос, продефилировала к какой-то аудитории. Там кучковалась солидных размеров толпа студенток, и появление Саблина в компании Нины произвело небольшой переполох. Виктора буквально просветили рентгеном десятки оценивающих женских глаз, и, видимо, большинство девушек признали товар годным, поскольку многие смотрели на Нину с завистью. Виктор чувствовал себя очень неуютно, его подруга же купалась в лучах славы. Впрочем, длилось это недолго, он постарался как можно скорее покинуть столь назойливые стены.

– Пойдем, покажу тебе город, – когда они вышли из института, Нина снова преисполнилась важности и чинно ухватила его за локоть.

– Может, к тебе? – у Виктора были немного другие планы на ближайшее время.

– Потом. – Она надула губки и вдруг отчаянно покраснела. – Томы и Вики сегодня дома не будет. Они после лекций зайдут покушать и уйдут. И завтра… – Нина не успела договорить, он притянул ее к себе и прервал благодарным поцелуем.

Потом они бродили по городу. Нина выступала в роли гида, и хотя Виктор многие достопримечательности видел еще в свой прошлый визит в город, такая прогулка все равно оказалась интересной. Они полюбовались интересным зданием цирка, который, несмотря на войну, все еще работал. Нина объяснила, что удививший Виктора своей странной архитектурой кинотеатр «Пионер» раньше был католическим храмом. Правда, в кино они не пошли. Прогулка по городу длилась часа полтора, Виктор даже захромал. Лишь устав и намерзшись, они направились в коммуналку.

К Нине домой он летел словно на крыльях. За спиной висел набитый продуктами вещмешок, рядом, держась за руку и улыбаясь, шла его девушка. Внизу живота у Виктора приятно свербило в предвкушении, и он знал, что скоро, очень скоро, завершится его в этот раз недолгое воздержание. В голове было ожидание чего-то хорошего и светлого, ожидание праздника. Окончательное понимание того, что сейчас именно праздник, пришло позднее, когда Нина закрыла дверь и они оказались вдвоем в маленькой комнате. Оставшись с ним наедине, Нина смущенно потупилась, примолкла. У Виктора почему-то начали трястись руки. В прошлый раз такого не было. Он со значением посмотрел на аккуратно заправленную кровать, Нина покраснела. Сердце Виктора начало колотить пулеметную дробь, а ладони вдруг вспотели. Раньше он так не нервничал никогда.

Отдав ей на ревизию свой вещмешок, он пошел на кухню, успокоиться и покурить, она такому повороту явно обрадовалась. На кухне не было никого, остался лишь знакомый неприятно-кислый запах. Достав флягу и хорошенько приложившись, он закурил, с удовольствием вдыхая ароматный дымок. Мир вокруг стал замечательно-великолепным, добрым и хорошим. Он выпил еще, и неприятная дрожь прошла бесследно, волнения и тревоги испарились. Все стало простым и понятным.

Вернувшись в комнату, он оторвал от восхищенного созерцания богатств его вещмешка Нину, впился губами ей в шею, наслаждаясь запахом. Нащупав на талии поясок, развязал его и, расстегнув пуговицы платья, покрыл поцелуями плечи. В ее глазах было желание, но Нина, неловко переступая с ноги на ногу, безуспешно пыталась привести свою одежду в порядок и тихо лепетала, что подружки скоро вернутся с лекций. Виктор знал, что у них в запасе примерно минут пятнадцать, поэтому не обращал на слова никакого внимания. Наконец ему надоело это слабое сопротивление, и он чуть ли не силой стащил с девушки платье.

– Ну не сейчас, потерпи, – смущенная Нина ладонью прикрыла черный треугольник волос, трусики ее болтались в районе колен. Он бы стянул их вовсе, но мешали подвязки чулков. Бюстгальтер был задран до самой шеи. Она принялась одной рукой его поправлять, и Виктор рассмотрел симпатичные заостренные груди с крупными розовыми сосками. Это послужило последней соломинкой, сломавшей хребет его терпению. Подхватив Нину на руки, он понес ее на кровать…

Когда с лекций вернулись подружки, в комнатенке витал отчетливый запах секса. Нина натужно веселилась, то начинала глупо хихикать, то беспрестанно поправляла одежду и словно не замечала, как Вика и Тома переглядываются и морщат носы. Виктор сидел с шальными глазами и бездумно улыбался. Несмотря на полный сумбур мыслей, он был счастлив.

В часть Саблин попал вовремя. За плечами болтался пустой сидор, и он чувствовал себя таким же, полностью опустошенным, высосанным досуха. Он получил от Нины столько, сколько смог, и даже больше, пытаясь за эти жалкие три дня наесться на будущее, восполнить грядущую нехватку женского тепла…

– Явился, кот блудливый, – выдал Шубин вместо приветствия. Он был в своем крохотном кабинете, весь обложенный какими-то папками, бумажками, тетрадями. – Ну ты, Витя, стахановец. Это как же нужно было уработаться, чтобы, тута, за три дня на лице одни глаза остались?

– Старался… – со скромным видом ответил Виктор.

– Старался он, тута… Да ты сейчас похож на спущенный воздушный шарик. А часы где? Что, все в дырку ушло? – Шубин захохотал. – Стоило оно того?

– Стоило, Дмитрий Михайлович. Спасибо за увольнительную.

– Ха. Спасибо! Теперь отрабатывать будешь, – комполка с хрустом потянулся. – Будешь командиром звена в третьей эскадрилье. Чтобы сделал его лучшим в полку! Понял?

– А инструктора там есть? – Виктор глянул на гору папок с личными делами летчиков, лежащих на командирском столе, вытянул руку, словно попрошайка. – Давайте их мне! Тогда сделаю!

– Раскатал, тута, губу, – снова засмеялся Шубин, – запросы – прям как у меня. Скромнее надо быть, Витя, скромнее. На все про все нам дают по десять часов на машину. По сравнению с прошлой весной это, тута, много. Для того чтобы сколотить крепкий полк – мало. Занятия будут, все как обычно… но ты своими все равно займись дополнительно. Чтобы я потом за тебя не краснел. Программа подготовки уже утверждена, так что, тута, больше на теорию напирай. Ладно. Вали, тута, отсюда, не до тебя.

С этого дня события завертелись с угрожающей быстротой. В обед прибыли остатки летного и технический состав полка, и Палыч долго мял в объятиях своего бывшего командира. От обилия знакомых лиц кружилась голова: Соломин, Синицын, Гольдштейн, Шаховцев, Пащенко. Он обнимался со знакомыми, радостный от встречи, хлопал по спинам, веселился. И вдруг увидел Таню.

Она стояла одна, на проторенной в снегу тропинке, в хорошо подогнанной шинели, раскрасневшаяся от мороза, красивая. Он подошел, сказал недобро:

– Здравствуй, Таня.

Она чуть дернула шеей, прищурилась:

– Здравствуй… Витя.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросил он.

– А может, ты мне расскажешь? – зашипела вдруг она. – Как в любви мне признавался, а сам в это время по б…м бегал. Как пропал и даже строчки не оставил. Я как дура…

– Это кто еще пропал? – задохнувшись от возмущения, перебил ее Виктор. – Уехала неизвестно куда, даже попрощаться не зашла.

– Я записку оставила, не могла зайти никак. А ты мне врал все время. Скажи еще, что по девкам не бегал.

– Да не бегал я никуда, – возмутился он, – ты лучше дядю своего спроси, куда это я пропал. Он все расскажет. И записку я не получал.

– Опять ты врешь, – как-то неожиданно поникнув, грустно выдохнула она. – Дядю зачем-то приплел. Мне про тебя все рассказали, так что можешь не стараться. Ты теперь для меня пустое место. Дай пройти.

Он посторонился. Она прошла рядом, гордо задрав голову и обдав ароматом духов, ослепительная, грустная, чужая. Виктор длинно сплюнул ей в след. Оправдываться было бесполезно, да и просто лень. Трехдневные кувыркания с Ниной позволяли относиться ко всему совершенно равнодушно. Хотя и было над чем поразмыслить.

В тот же день в полк прибыл командир третьей эскадрильи. Был он, по летным меркам, уже немолод для своего капитанского звания, плотный, с совершенно лысой головой. На приветствие Виктора он сунул ему руку с короткими толстыми пальцами, представился: «Егор-ров». – Голос у комэска оказался басовитый, с нажимом на «р». Виктору он показался человеком спокойным, рассудительным, в общем, оставил о себе приятное впечатление. Как моментально разнесло солдатское радио, комэск на фронте еще не был. Штурманом эскадрильи назначили Лешку Соломина. Был еще старший сержант Демченко, один из немногих рядовых пилотов, уцелевших в Сталинградской мясорубке крайнего тура полка. Остальными летчиками эскадрилье предстояло еще обрасти.

Этим и занимался ЗАП. В него из всех уголков страны стекались пилоты. Одни приходили из различных госпиталей, отмеченные шрамами и наградами, другие с Дальнего Востока, жадные до войны, оббившие пороги начальства с рапортами, третьи из состава разбитых полков. Все они были разные, но они были именно летчиками и здесь надолго не задерживались. Однако в ЗАПе большинство было тех, кого назвать летчиками язык просто не поворачивался. В этом полку самой большой популяцией была многочисленная армия сержантов – вчерашних выпускников многочисленных советских авиашкол. Вчерашних недоученных курсантов быстро подучивали летать на «Яках» и щедро ссыпали в полки, немного разбавляя ветеранами и уцелевшими. Все работало так четко и быстро, что через несколько недель новый боеготовый полк отправлялся на фронт. Конвейер работал невозмутимо, шлепая воинские части, словно пирожки. Полки уходили на фронт, возвращались разбитыми, иногда совершенно без летчиков, но ЗАПу, казалось, нет до этого никакого дела. Все равно в установленный начальством срок переформирования полк, подобно птице Феникс, снова возрождался. Качество у таких частей было зачастую сомнительным, но и предложить что-то другое страна тогда просто не могла…

Такая же участь постигла и 112-й истребительный. Полк потихоньку начал пополняться летчиками.

Один из них прибыл в тот же вечер и сразу же был назначен в звено Саблина. Виктору от такого подарка командиров хотелось и плакать и смеяться. Новенький оказался невысокого росточка, круглый, словно сдобная булка, с розовыми, покрытыми белым пушком щеками.

– Товарищ младший лейтенант, сержант Рябченко прибыл под ваше командование. – Голос у сержанта оказался звонкий, в глазах восторг и собачья преданность. Еще бы – новый командир оказался дважды орденоносцем, да вдобавок с обгорелым лицом. Явный герой. У Виктора от этого взгляда заболели зубы.

– Где учились, – спросил он, – какой налет?

От ответа зубы разнылись еще сильнее. Нет, Виктор ничего не имел против Армавирской летной школы, но налет в пятьдесят два часа, из которых только шестнадцать на истребителе? И с такими кадрами ему нужно делать лучшее звено? Да командир-то, оказывается, юморист похлеще Петросяна.

Потом пилоты повалили так, словно где-то прорвало плотину. В один день прибыли сержанты, Саша Ковтун и Саша Максимов. Похожие, словно братья-близнецы, голубоглазые, с одинаково белобрысой прической а-ля полубокс. С Дальнего Востока прибыл лейтенант Вячеслав Ильин, невысокий, крепкий, с крючковатым носом и холодными серыми глазами. Максимова направили в звено Виктору, а Ковтун и Ильин достались Соломину. Появилось и политическое руководство – на должность заместителя командира эскадрильи по политической части прибыл капитан Левушкин. Виктор от такого пополнения впал в черную меланхолию. Он даже ходил жаловаться Шубину, но в ответ наслушался таких матюгов, что быстро пожалел. Комполка был злобный, нервный и задерганный: процесс переформирования шел полным ходом. Прибывали летчики и в другие эскадрильи, вскоре полк пополнил летный состав до штатной численности.

Наконец и его звено укомплектовали полностью. На должность старшего летчика прибыл старшина Сергей Кот. Был он невысок, кряжист, нетороплив, видом своим напоминал крепкий небольшой дуб. И, к неописуемой радости Виктора, Кот имел боевой опыт, о чем свидетельствовала медаль «За Отвагу». Прошлой весной он совершил шестьдесят семь вылетов на «И-16». Вылеты были в основном на штурмовку, но все равно это был боевой летчик, на которого можно было положиться.

Слаживание полка началось на Саратовском аэродроме, куда они вскоре перебазировались. Проводились занятия: по радиосвязи, матчасти, тактике. Начались первые полеты: полку выделили два стареньких «Яка» и «Ут-2». После занятий Виктор занимался со своими подчиненными. Объяснял, показывал на пальцах, ужасался их бестолковости и снова объяснял. Они не были глупыми, все схватывали на лету, просто чтобы понять некоторые вещи, нужно было хоть немного, хоть чуточку побольше налетать.

Наконец полк получил боевые самолеты. Однако вместо местных саратовских «Яков» прибыло целых два эшелона истребителей из Новосибирска. Их быстро собрали, облетали, и начались полеты в составе пары, звена, эскадрильи. Тогда-то Виктор схватился за голову. Его сержанты не умели буквально ничего. Они неплохо держались за ручку, могли взлететь на самолете, могли его посадить. Но на этом их многочисленные таланты заканчивались. Маленькие модельки самолетов прочно заняли место в карманах реглана, зачастую научить подчиненных боевому маневрированию по-другому он не мог. Каждой минуте, проведенной его летчиками в воздухе, предшествовали десять на земле, с зажатым в руке самолетиком. Он буквально вбивал им в головы все, что знал сам.

При этом Виктор понимал, что в принципе ему еще повезло. Его подчиненные получили все же лучшую подготовку, чем тот же Пищалин. Они, по крайней мере, умели кое-как выполнять на самолетах недавно введенный по программе обучения высший пилотаж, умели пользоваться радиосвязью, потихоньку учились видеть небо. Но все равно его сержанты еще не были полноценными летчиками. Они были сырой глиной, и нужно было приложить много трудов, чтобы вылепить из этой глины опытных воздушных бойцов.

В свой новый истребитель Виктор влюбился. Легкий, скоростной, маневренный, он был лучшей машиной из тех, на которых ему приходилось летать. Конструкторы внесли изменения в уже знакомый ему «Як-7», значительно его улучшив. Снизили гаргрот и, установив сзади бронестекло, улучшили обзор из кабины. Уменьшили число бензобаков, убрали один из крупнокалиберных пулеметов. Других не столь заметных Виктору изменений тоже хватало, но в результате конструкторских усилий родился превосходный самолет – «Як-9», значительно превосходящий своего прародителя. Вдобавок все полученные машины были оснащены радиоприемниками, а на каждой третьей стоял радиопередатчик. И пусть этого все еще было недостаточно для нормального взаимодействия в бою, но все равно было заметно, что в ВВС идут перемены к лучшему. И это начинало радовать.

Механиком у него снова был Палыч, и Виктор не знал, кто из них двоих рад этому больше. А еще, к его удивлению, мужчин в полку осталось немногим больше половины. Вначале он даже и не понял, почему Шаховцев распекает группу одетых в военную форму девчат, пока хитро ухмыляющийся Соломин не поведал, что это их полковые мотористы. Девушек оказалось много, они были всюду: мотористы, оружейники, парашютоукладчики и механики по радио и приборам – со всеми этими должностями они уже вполне успешно справлялись. Две девушки оказались даже в его экипаже. Дебелая, чем-то похожая на ломовую лошадь оружейница Зина Ложкина и худенькая, белокурая Оля Смирнова – мотористка. Зина вечно была поглощена своими мыслями и казалась рассеянной. Оля же старалась всячески понравиться начальству, даже такому невеликому, как Виктор, и регулярно пыталась подольститься. Правда, Виктор, окрыленный наличием у него Нины, на своих однополчанок не засматривался, но что-то ему подсказывало, что очередной боевой тур будет несколько более приятным, чем предыдущие.

Таню он еще видел несколько раз, эпизодически. Ни она, ни он никакого желания объясниться не изъявляли, держась подчеркнуто холодно. У Виктора появилась Нина, а Таня, по словам Лешки, была с командиром второй эскадрильи – капитаном Быковым. У них был очень красивый роман, который раньше служил предметом обсуждения всего полка, правда, вместе их Виктор не видел ни разу. Быков ему сразу не понравился. Рослый блондин, с правильным красивым лицом и ямочкой на подбородке. Мечта женщин. Не с его покорябанной рожей тягаться с таким красавцем. Выбор Тани стал понятен, и это вызывало сильное раздражение.

Причем Быков, похоже, тоже знал про старого Таниного ухажера и относился к Виктору несколько враждебно. Явно это выразилось только в настойчивом желании провести с Виктором учебный бой и громадной настойчивости выйти из этого боя победителем. Бой получился тяжелейший, но, несмотря на все усилия, на все хитрости и уловки, Виктор проиграл. Самолюбие в этой схватке жестоко пострадало – за боем наблюдал весь полк, но комэск второй эскадрильи оказался тем самым ломом, против которого никакие приемы не помогли. Виктору оставалось лишь бессильно злиться, лелея надежду на реванш. Сейчас он даже не мог позволить себе потренироваться в пилотаже – за исключением этого воздушного боя, весь отпущенный полетный лимит уходил на сколачивание звена.

Десятого февраля им выдали погоны. Все восприняли это по-разному. Некоторые летчики откровенно плевались, поминая Гражданскую войну и офицеров. Некоторые радовались, полагая, что форма стала красивее, или бормоча услышанные обрывки приказа: что-то про связь времен и преемственность армейских традиций. Для Виктора слова «преемственность традиций» почему-то активно связывались с армейской дедовщиной, которую он краешком зацепил на срочной службе в далеком будущем. А Гражданская война и белые офицеры были не более чем словами. Он нацепил погоны практически без всяких эмоций, лишь сожалея в глубине души, что просвет всего один, да и звездочка тоже одна, и та маленькая.

Накануне отправки на фронт Шубин расщедрился и наконец-то дал ему еще одну увольнительную в город. До этого Виктор изводил своего командира регулярно, так же регулярно получая плюхи и отказы, но попыток не оставлял. Слишком близко была Нина, и поэтому очень уж тяжело воспринималась разлука. Командирские отказы он считал величайшим самодурством. Ну, убудет ли от Шубина, что он, Виктор, будет ночевать не в летном общежитии, а у своей девушки? Командир страданий подчиненного упорно не понимал, и раздосадованный Виктор как-то раз даже рванул ночью в самоход. Тогда желаемого получить не удалось – Нина оказалась на ночной смене в госпитале. Вдобавок на обратном пути он не там свернул, и полночи, опасаясь патрулей, блукал темными переулками. И вот, наконец, счастливый момент настал.

Время было уже позднее, рынки не работали, так что свою девушку он смог порадовать лишь двумя заранее запасенными банками мясных консервов и выпрошенным у старшины куском мыла. По военным меркам это было богатство. Никакого попутного транспорта не попалось, и Виктору пришлось идти пешком. Пока он добрался до их дома, весь вымотался, вдобавок начинало темнеть.

К его радости, Нина была дома, занимаясь в компании Вики стиркой. Комнату покрывали многочисленные веревки, с развешенной сохнущей одеждой и бельем. Увидев Виктора, Нина вспыхнула, радостная и смущенная одновременно.

Немного поговорив и поняв, что своим присутствием мешает девушкам закончить работу, он ушел курить. Кухня все еще утопала в клубах пара, видимо, там кипятили белье. Жители коммуналки по-прежнему косились на Виктора, но уже без прежнего любопытства. За те три дня, что он здесь провел, к нему успели привыкнуть.

Подошла Нина, довольно улыбнулась.

– В комнату пока не заходи, – шепнула она, покосившись на готовящих ужин соседей, – там Вика моется, она уйдет скоро. Представляешь, она в госпитале с капитаном одним познакомилась, так он ей предложение сделал. Они расписаться собираются, – лицо у нее приняло мечтательное выражение. Соседи, наконец, вышли из кухни, и он притянул Нину к себе и впился в ее мягкие, вкусные губы. В коридоре вновь зашаркали шаги, она недовольно оторвалась от поцелуя и положила голову ему на плечо, прижалась. Зашла какая-то старушка, очень неприязненно посмотрела на обнимающуюся пару, поджала губы. Нина покраснела, загрустила: – Опять будут обсуждать, – шепнула она, – как же я их ненавижу. Соберутся на кухне и начинают…

Он покрепче прижал ее к себе, успокаивающе погладил по волосам, задумался… Надо было уже как-то остепеняться, определяться с дальнейшей жизнью. И Нина его вполне устраивала как будущая жена: симпатичная, стройная, хозяйственная, с неплохой профессией. Впрочем, главное было то, что она его любит. Правда, не мешало бы узнать ее получше, хотя время еще есть, его же никто под венец не гонит…

Нина тронула его бороду.

– Когда ты ее уже сбреешь, – хихикнула она, краснея. – Она же у тебя колется, ты меня всю уже исколол. – Потом ощупала рукав его гимнастерки, брезгливо вытерла пальцы, нахмурилась.

– Давай я тебе одежду постираю.

Больше в этот вечер ему курить не довелось. В доме у девушек не было ничего, в чем он мог бы выйти на кухню…

В комнате было убрано, ужин съеден, и Виктор, вымытый, лежал на свежей простыне и с удовольствием наблюдал, как Нина расчесывает волосы. Она была полностью раздета и бесстыдно ему улыбалась. Он смаковал взглядом ее тело, предвкушая и пытаясь запомнить каждую секунду этого времени.

Наконец она закончила свою работу, но вместо его объятий уселась на краю кровати, требовательно заглянула в глаза.

– Скажи, – спросила она, – а когда ты будешь в городе в следующий раз?

– Не знаю, – Виктор не хотел ее расстраивать, – нескоро.

– Ну почему? – все-таки огорчилась Нина. – Вы же прямо здесь, на окраине. Может, на денек отпустят?

Он попытался дотянуться до нее, чтобы хоть таким образом прервать этот разговор, но Нина отстранилась.

– Ну почему? – настойчиво повторила она.

– Потому что послезавтра на фронт.

Она замолчала и отвернулась, потом плечи ее затряслись, и Нина зарыдала. Виктор пытался ее успокоить, но она отшвыривала его руки, не позволяя к себе прикасаться. Он растерялся, не зная, что делать.

– Слушай, – наконец сказал Виктор. – Не надо меня заранее оплакивать, хорошо? Ну чего ты плачешь?

Она немного успокоилась, лишь периодически всхлипывала.

– Я… я… – выдавила Нина, и плечи ее вновь затряслись. – Мне кажется… я беременна.

Он поднялся, нашарил на столе папиросы, закурил. Она молча наблюдала.

– Это, наверно, после того раза? – спросил он.

Нина пожала плечами.

– А долго уже? – спросил Виктор?

– Вторую неделю задержка, – выдохнула она.

Он вновь задумался. То, что у Нины от него будет ребенок, пока не укладывалось в голове. Мысли метались, но никакого толкового решения пока не приходило. Он вдруг подумал, что его могут сбить, и что тогда? Узнает ли будущий ребенок, кто был его отцом?

– У тебя документы здесь? С собой? – спросил он.

Нина кивнула.

– Тогда завтра идем в ЗАГС.

Она снова заплакала, но уже без прежнего надрыва, облегченно. Он вновь улегся на кровать, притянул к себе Нину, обнял. В голове все еще метались мысли, но мягкое женское тело под боком успокаивало. Вновь вернулось желание. Он развернул ее поудобнее, засмеялся: – Ну что, невеста? Пускай жениха…

Пожениться им не довелось, ЗАГС оказался закрыт. На двери криво висел лист бумаги с надписью: «Буду после обеда», и все. Виктор барабанил в окна здания, дергал дверную ручку, но все оказалось напрасно. У Нины глаза стали вдруг мокрыми.

– У вас еще ЗАГСы есть?

Она пожала плечами. Потом успокоилась, вытерла слезы и даже слабо улыбнулась.

– Пойдем гулять, – сказала она. И они пошли, а что еще было делать?

День был солнечный, мороз немного спал, и они неспешно прогуливались по городским тротуарам. Нина привычно выступала в роли гида, рассказывая ему про город. Она опять стала веселой и смеющейся. По дороге они зашли в фотоателье и сфотографировались вместе на память. Выходя из помещения, буквально нос к носу столкнулись с Таней и капитаном Быковым.

Виктор козырнул Быкову и непроизвольно глянул на Таню и удивился, с каким полным ненависти взглядом та смотрела на Нину. Впрочем, думать об этом у Виктора не было ни малейшего желания. Его мысли сейчас вращались вокруг беременности своей невесты.

– Это твои… однополчане? – почему-то спросила Нина, когда они отошли.

– Да. Теперь вместе служим.

Она помолчала, кусая губы, и снова спросила:

– У тебя с ней что-то было?

– Ничего такого, – делано улыбнулся Виктор, – о чем я бы не смог рассказать на комсомольском собрании!

Девушка снова замолчала, плечи ее поникли. Спросила:

– Это она? Твоя бывшая невеста?

Виктор подумал, что нашел замечательного кандидата для телешоу «Битва экстрасенсов». К сожалению, экскурс в память не сумел помочь с ответом.

– С чего это ты придумала? – жалко проблеял он.

Но онавдруг остановилась и снова заплакала. На них смотрели удивленные прохожие, а Саблин стоял рядом растерянный, не понимая, что делать дальше, и кляня тот момент, когда решился идти в это проклятое фотоателье.

– Да, – наконец выдавил он. – Именно ее я считал своей невестой. Но это было год назад. С тех пор мы виделись один раз, и она от меня тогда отвернулась. А теперь снова оказались в одном полку. – Видя, что плечи у нее затряслись сильнее, торопливо добавил: – У меня с ней ничего не было. Да там вообще была пара свиданий: и все, потом меня в другой полк перевели.

Нина успокоилась, вытерла слезы, спросила вроде бы даже скучно:

– У тебя много было женщин до меня?

Отвечать не хотелось. Если вспомнить весь саблинский опыт, то, в общем, выходило скромно. Про чемикосовский опыт он решил не вспоминать, поэтому ответил относительно честно:

– Одна была. Не эта… другая. Случайно, можно сказать. Мы на постое в одном селе стояли, и… так получилось… – он замолчал, не зная, что еще можно добавить.

Она грустно вздохнула, взяла Виктора за руку, прижалась к его плечу и неожиданно заговорила:

– У меня был один. Собирались свадьбу сыграть, а его в армию забрали. Он старше был на три года, хирургом начал работать, а его забрали. Одно только письмо получила, весной еще… Он где-то под Ленинградом служил, деревню упоминал, какой-то Мясной Бор. Я ее потом по карте нашла. И все, ни единой весточки больше… пропал…

Виктор поморщился. Слышать о своем предшественнике, пусть даже скорее всего уже покойнике, оказалось очень неприятно. Слишком уж давно и прочно он считал Нину своей собственностью. Что такое Мясной Бор, он толком не помнил, но почему-то это слово ассоциировалось с большой кровью. Она заметила его эмоции, спросила:

– Ты что-то знаешь?

Он неопределенно пожал плечами, ответил:

– Страшное место… кровавое. Так, слыхал где-то краем уха.

– Знаешь что? – сказала вдруг Нина. – Иногда мне кажется, что ты другой. Вообще другой, как будто с луны свалившийся.

Он не ответил.

– Извини, пожалуйста. – Она вздохнула и потянулась к нему, просительно заглядывая в глаза. – Извини. Я просто боюсь.

Возникшее между ними напряжение сгладилось, рассосалось.

– Не надо бояться, – улыбнулся он. – Я всегда возвращаюсь. Ты только жди и пиши почаще. Хорошо?

Они неспешно пошли к аэродрому, время увольнительной заканчивалось. Уже подойдя к КПП, он вдруг вспомнил про так и не потраченные вчера деньги, выгреб все из бумажника, отдал Нине.

– Держи, ты сейчас должна хорошо питаться.

Она криво улыбнулась и неловко сунула купюры в карман.

– Аттестат на тебя перепишу, будешь по нему деньги получать. И не забывай письма писать. Фотокарточку вышли, а то я взять забыл. – Видя, как истекают последние минуты увольнения, принялся жадно ее целовать. Потом пошел, но, не выдержав, обернулся. Нина стояла у ворот, маленькая, похожая в своем сером пальто на воробушка, и махала ему рукой. По лицу ее текли слезы.

(обратно)

Глава 11

Зимняя степь скользила под крыльями. Внизу все было белым-бело, лишь мелькали забитые снегом балки, темные пятна хуторов и деревень, да выделялись тонкие линии дорог. По дорогам медленно тянулись маршевые колонны наших войск, ползли коробочки танков и автомашин. Армия, разгромившая врага под Сталинградом, уперлась лбом в укрепления Миус-фронта и подтягивала резервы.

Виктор поежился. Чем сильнее приближалась линия фронта и чем ближе была конечная цель их маршрута, тем неспокойнее становилось, душе. Что-то неосознанно давило, не давало нормально управлять самолетом. Он в очередной раз зашарил взглядом по небу, но, как обычно, не увидел ничего, лишь матюгнулся на слишком близко подобравшегося ведомого. Тот уже сам заметил свою оплошность, пытался увеличить дистанцию, но это не могло вызвать такую тревогу в душе. Он снова огляделся, но опять не обнаружил никакой опасности, вокруг были только свои самолеты – десяток «Яков» их эскадрильи и два транспортных «Ли-2» с техперсоналом. «Ли-2» одновременно исполняли роль их лидеров – вели эскадрилью по маршруту, но они же служили им подопечными. В случае воздушного боя их нужно было прикрывать любой ценой.

Наконец в голове словно щелкнуло – загадка разрешилась сама собой. У эскадрильи был слишком плотный строй, и не было никакого преимущества по высоте над транспортниками. В первой половине перелета это оказалось очень удобно, но теперь возле линии фронта такой строй превращался в ловушку. Любая пара охотников, упав сверху, могла совершенно безнаказанно атаковать практически любую цель.

– Двадцать первый, – вызвал Виктор комэска, – разрешите занять позицию выше группы. Вдруг «мессеры»…

– Р-разрешаю. – Егоров не стал задавать лишних вопросов.

– Кот, будьте слева, метров пятьсот.

Четверка краснозвездных истребителей с плавным набором высоты отделилась от общего порядка и разбилась на пары. Избавление от оков тесного строя подействовало, словно глоток свежего воздуха. Появилась возможность активно маневрировать, атаковать и защищаться. Виктору сразу стало спокойнее на душе.

Степь кончилась, и начался Ростов. Город чернел внизу громадной махиной, дымил все еще не погасшими пожарами, зиял руинами разбитых кварталов. В кабине завоняло гарью. Мимо их строя пролетела четверка чужих «Яков», и транспортники с ходу пошли на посадку. Перелет полка на фронт завершался.

На земле царила суета. На аэродроме оказались сразу два полка из разных дивизий, и началась неизбежная неразбериха и путаница. БАО сбивался с ног, но справиться с дефицитом топлива был не в силах. По чьей-то ошибке полк оказался на сутки прикованным к земле.

Виктору и пилотам его звена удалось выбраться в город. Зрелище потрясло. Саблин видел Ростов довоенный, утопающий в зелени садов, с работающими заводами-гигантами. Он хорошо помнил Ростов из будущего: шумный, суетной, сияющий огнями, с вечными утренними автомобильными пробками. Сейчас город напоминал полуразложившийся труп. Многие дома были сожжены, другие лежали громоздкими закопченными обломками. В некоторых местах все еще догорали пожары, и густой, удушливый дым застилал улицы. Воняло гарью и чем-то еще, страшным, зловонным. Вдобавок немцы при отступлении пожгли немало своей брошенной техники, и она все еще стояла на улицах, смердя жженой резиной. Часто встречались трупы: лежали убитые немцы, румыны, наши. Уборкой их пока никто не занимался, видимо, не было сил, зато на переправах через Дон уже звенели топоры и суетились саперы.

В центре города собралась большая толпа людей, слышались крики. Оказалось, что в этом здании располагалась тюрьма, где фашисты держали большое количество арестованных горожан. Уходя из города, они расстреляли всех, кто здесь был. Родственники погибших выносили трупы, пытались отыскать своих, над толпой витал плач и вой. Виктор смотрел, как выносят убитых, как растут ряды лежащих прямо на земле покойников. К своему ужасу, среди убитых он увидел и женские тела, и даже маленькие тельца детей. Немцы убили их всех, и мужчин, и женщин, и стариков, и школьников. Иные тела были обезображены, изуродованы, другие обгорели – наверное, фашисты пытались поджечь здание. Над всем этим витал страшный, тошнотный запах.

Рябченко скорчился в три погибели, выблевывая завтрак. У Саблина желудок тоже подступил к горлу, но он кое-как сдержался, смотря и запоминая. Вся его сущность наполнилась дикой злобой и ненавистью. Хотелось рвать зубами, душить, жечь этих нелюдей, совершивших такое.

– Пiйдемо, командир, – Кот мягко тронул его за плечо, – пiйдемо звiдси.

Они ушли, но увиденная картина навсегда врезалась в душу, снясь по ночам и не давая покоя.

Вместо пары часов полк просидел в Ростове целые сутки. Потом наконец-то подвезли бензин, и часть спешно перелетела на север, на небольшой аэродром у деревни Дьяково.

Аэродром оказался необорудованным колхозным полем, на котором силами БАО кое-как прикатали снег. Взлетная полоса получилась весьма неровной и коротковатой, вдобавок отсутствовали самолетные капониры и щели, на случай вражеской бомбардировки. Как все уже успели узнать, из БАО на аэродроме присутствовал лишь один начальник и пара красноармейцев, бензина тут тоже не было. Полковой техсостав только выехал из Ростова и появиться здесь мог не ранее чем завтра, так что вылеты, скорее всего, отменялись. По сути, они прилетели в пустое место. Летчики, оставив свои машины, спонтанно собрались у самолетной стоянки. Кто-то, принеся хвороста, распалил небольшой костер, потекли разговоры «за жизнь», под папиросный дым активно полилась «баланда». Разбившись на группки, пилоты обсасывали новости, делились впечатлениями от аэродрома и обсуждали посадку ведомого комэска-два сержанта Битмана. Тот сел с сильным промазом, в итоге полосы не хватило, и «Як» окончил торможение в небольшом сугробе.

Идиллию ничегонеделания испортил злобный Шубин, появившийся в компании белого и растерянного начальника БАО. Командир орал, исходя на пену, начальник бледнел, лопоча что-то оправдательное, Шубин выслушивал доводы и начинал орать еще сильнее. Битмановский «Як», все еще торчавший в торце полосы со скорбно задраным хвостом, только подстегивал его энтузиазм. Увидев столпившихся летчиков, он задумался, и сразу же ценные указания полились, словно из рога изобилия.

Делегация летчиков отправилась в деревню за шанцевым инструментом. Оставшиеся стали ведрами таскать и переливать топливо из одних самолетов в другие. Виктору и его звену выпала задача прикрывать аэродром в готовности номер один. Он сидел в кабине, ерзая, чтобы не замерзнуть, и наблюдал, как суетятся однополчане, выдалбливающие щели в мерзлой земле. Впрочем, радовался он зря – на следующий день лопатой пришлось помахать и ему.

Шубин проявил кипучую энергию и заставил работать всех. В строительстве принимали участие не только работники БАО и техники полка, но даже летчики. Среди солдатских шинелей мелькали платки и шубы мобилизованных на работы жителей деревни. Даже его любимица Галка бегала с ведрами наравне с остальными. И эта командирская энергия пошла на пользу: через два дня полк был надежно укрыт, все самолеты получили индивидуальные капониры, были построены землянки, вырыты щели. Силами полка в близлежащих деревнях были организованы три поста ВНОС. Из истребителей слили топливо, что позволило заправить и сделать боеготовыми по одному звену в каждой эскадрилье. Установили полковую радиостанцию. Летчики в свободное время зубрили район боевых действий, их принимал лично комполка. Здесь Виктору пришлось легче, он хорошо помнил эти места еще по прошлогодним боям. Также в эти дни случилось два приятных события. По случаю годовщины Красной армии ему присвоили очередное воинское звание – лейтенанта. Он ни на минуту не сомневался, что это подсуетился Шубин, выдав своеобразный аванс. Как тот сумел пробить такое решение в столь короткий срок, для Виктора осталось загадкой, но за такого командира стоило держаться руками и ногами. А вторым событием оказалось то, что Рябченко, его ведомый, не пьет. Это не стоило бы и выеденного яйца, но Рябченко объявил об этом в столовой, а также заявил, что жертвует свою порцию своему командиру – Саблину. Увидев, как позеленела от зависти физиономия Соломина, Виктор понял, что хоть какой-то толк от ведомого уже есть…

* * *

Мотор ревел на низких оборотах, молотя винтом воздух. Смешанный со снегом ветер проникал в открытый фонарь, обжигал лицо лютым холодом. Саблин как мог прикрывался перчаткой, но холод все же добирался, терзая застарелые ожоги и отвлекая. Он чуть приподнялся из-за козырька, опасливо выглянул. Четверка истребителей уже набирала высоту, пара других разгонялась по полосе. Пилот одного из ожидающих взлета «Яков», высунувшись из кабины, махал кому-то рукой. Стоящая у КП фигурка в шинели, махала в ответ, и, приглядевшись, Виктор опознал в ней Таню. Поднятый винтами снег запорошил глаза, и он торопливо плюхнулся обратно. Почему-то стало грустно.

– Пошли, – голос Шубина прозвучал в наушниках резко, неожиданно. Саблин плавно толкнул сектор газа, и истребитель затрясся, запрыгал, разгоняясь по неровностям аэродрома.

Над заснеженной линией фронта оказалась грозная сила – сразу двенадцать «Яков» полетели на ознакомительный облет района боевых действий. В небе была вторая эскадрилья, и это был второй вылет Виктора за день. По непонятным причинам Шубин решил лично контролировать облет, и они с Виктором шли парой чуть в стороне и выше основных сил.

Снова лететь с Шубиным оказалось настоящим удовольствием. Все перестроения получались словно сами собою, безо всяких команд. Оба вылета он летел рядом с командирской машиной словно привязанный, и, заходя на посадку, Виктор даже успел заметить довольную улыбку комполка. Сели они синхронно, заставив наблюдающих летчиков завистливо переглянуться.

Третий вылет комполка почему-то решил не делать, оставив на земле и Саблина. В полет вместо Виктора поднялся начальник воздушно-стрелковой службы полка, капитан Земляков. Десятка «Яков» ушла в небо, а Саблин остался, хотя летела именно его эскадрилья. Удивившись командирской логике и немного послонявшись без дела, Виктор пошел помогать Палычу.

Помощь оказалась весьма кстати. Палыч как раз раскапотировал самолет и, предусмотрительно отойдя в сторону, свернул «козью ножку», шаря теперь по карманам в поисках зажигалки. Виктор достал свою, и довольный механик задымил, выпуская клубы сизого махорочного дыма. Саблин составил ему компанию.

– Заяц нужен, командир. – Палыч в одной руке держал самокрутку, а другую сразу сунул в истрепанную замасленную тряпку.

– Если получится, то достану. – Виктор не сразу опознал в тряпке муфту, что техник сделал прошлой зимой из заячьей шкуры.

Мимо них с важным видом прошли две девушки-оружейницы. Мужчины машинально прервали разговор и поглядели им в след.

– А девчонки в экипаже как? – спросил Виктор. – Нормально? Работать умеют?

– Бабы, – Палыч сплюнул на снег желтым, – куда им? Их дело ноги раздвигать да борщ варить. А они к самолету лезут, будто тут медом намазано…

– Чего-то ты, Палыч, бука, – засмеялся Виктор, – или они тебе не улыбаются?

– Чего мне эти свиристелки? – буркнул Палыч. – У меня дочка старшая их лет. Это тебе думать надо. Выглядишь как дед старый. Мало что седой, так еще и бороду эту нацепил, партизанскую. Тебя, кстати, дедом и прозвали уже. Не слыхал?

– Нет, – удивился Виктор. Известие, что у него появилось прозвище, оказалось немного неприятным. До этого он прекрасно обходился без него.

– Значит, услышишь, – отмахнулся механик. – О! Красавцы наши идут. Шерочка с машерочкой.

От КП, взявшись за руки, неспешным прогулочным шагом шли Быков и Таня.

– Красиво идут. Прямо как вы с командиром сегодня, когда садились.

– Палыч, перестань, – подначка механика начала злить.

– А чего ты? – делано удивился Палыч. – Сам девку проворонил, а теперь бесишься.

– Я не проворонил. И вообще, у меня невеста есть. В Саратове ждет.

– Ну, раз есть, – хитро усмехнулся механик, – тогда, конечно…

– Слушай, – обрывая неприятный разговор, сказал Виктор, – мне нож нужен. Такой, как ты раньше мне дарил. Можешь сделать? Мой потерялся, когда сбили.

– Сделаю. А как тебя сбили-то? Рассказал бы.

– Да устал я тогда, Палыч. – Виктор вяло махнул рукой, показывая, что не хочет говорить на эту тему. – Просто устал… – Вдалеке послышался гул авиационных моторов, появились черточки возвращающихся истребителей. Он, щуря глаза, пересчитал самолеты и довольно улыбнулся. Возвращались все. Это было хорошо, это было правильно…

* * *

Маленькие деревянные самолетики летели над землей. Они то сходились вместе, то вдруг рассыпались в разные стороны, делали перестроения, набирали высоту и стремительно пикировали вниз. Саблин и все его звено, словно малые дети, ходили друг за другом и воевали. Воевали зажатыми в руках, любовно вырезанными самолетиками, серьезные, сосредоточенные. Виктор скупо, словно по радио, давал вводные, командовал. Остальные летчики, поскольку радиопередатчиков на их машинах не было, не отвечали, лишь комментируя свои действия. Шла интересная и очень важная игра – «пеший по-летному», или «розыгрыш полета». Конечно, было бы гораздо эффективнее отрабатывать все это в небе, но больно уж дорогое получалось удовольствие. Вот и приходилось воображать себя воздушным бойцом, стоя на земле.

Полк летал мало. Погода была неважной, с топливом тоже частые перебои, но доучивать свое звено Виктору было нужно хоть так. Другие летчики уже посматривали на его подчиненных с сочувствием, мол, командир дурачок – ребятам спокойно жить не дает. Сами подчиненные тоже давно уже не блистали энтузиазмом, такие вот тренажи, перемежаемые частыми, бессистемными лекциями, надоели им хуже горькой редьки. Но комэск и командование против подобной муштры пока не возражали, а на остальное можно было и не обращать внимания. Жизнь стоила дороже насмешливых взглядов, а его жизнь теперь во многом зависела от подготовки летчиков его звена…

От штабной землянки раздался резкий перезвон колотящейся о рельсу железяки. Дежурный телефонист, сидящий на связи с КП, увязая в снегу, кинулся к Егорову, крича:

– Бомбардировщики летят, приказано перехватить. Курс двести двадцать, высота три тысячи.

– Эскадрилья, на вылет!

Все тренировки оказались моментально заброшены, и летчики, надевая парашюты, кинулись к своим истребителям.

– От винта!

Заревели моторы. Самолеты заскакали по полосе, разгоняясь и оставляя за хвостами перемешанную с землей снежную пыль. Внизу осталась застывшая неподвижно машина Ковтуна из звена Соломина, вокруг уже суетились техники. От летной землянки к стоянке бежали летчики первой и второй эскадрилий. Аэродром сверху напоминал встревоженный муравейник.

– Двадцать первый, как слышно? На связи первый! – Первый – это позывной Шубина. Виктор сразу представил его на КП, встревоженного, напряженно всматривающегося то в небо, то в карту. – По информации ВНОС, идет до двадцати «Юнкерсов», с прикрытием, – голос у командира оказался на удивление спокойный. Ну да, он сейчас не в кабине, а за столом, сидит на уютном раскладном стульчике…

Сперва на горизонте показались едва заметные точки. Они стремительно росли в размерах, и вот уже стали видны фюзеляжи, тоненькие черточки крыльев, моторы. Так, постепенно вырастая в размерах, они превратились в бомбардировщики «Ю-88». Повыше строя бомбардировщиков, словно купаясь в небе, шла восьмерка «мессеров», а выше летело еще одно звено. Нижняя восьмерка вражеских истребителей ринулась наперерез «Якам», проскочила на встречных, обменявшись короткими пулеметными очередями, и ушла вверх. «Мессеры», пользуясь изначальным преимуществом в скорости, принялись наседать. Они действовали мастерски, используя сильные стороны своих самолетов и не давая советским истребителям подойти к охраняемым бомбардировщикам. Те спокойно прошли стороной, словно воздушный бой их не касался.

Виктор взмок буквально в секунды, а все прежние бои показались детским лепетом. Тогда приходилось отвечать только за себя и одного ведомого. Теперь же приходилось смотреть за всем звеном, и от этого голова шла кругом. Как просто было одному, можно было бы потихоньку выйти из боя, набрать в стороне высоту и… хотя кто мешает это сделать прямо сейчас?

– Рябый, не отставай. – Виктор довернул самолет, уклоняясь от очередной атаки немца и одновременно поворачивая в сторону ближайших облаков. – Командир, я скоро. В стороне высоту наберу. Кот, Максим, держитесь там.

Рация прохрипела что-то неразборчивое, потом донеслись матюги Соломина. Эскадрилья вела бой.

Облака оказались неожиданно близко. Мягкие и пушистые внешне, а внутри началась сильная тряска.

– Рябый, – Виктор наконец вспомнил про своего ведомого, – иди прямо по курсу, никуда не отклоняйся…

– Ниже, ниже, сильней закручивай, – перебили его фразу торопливые вскрики Соломина. И сразу же, забивая эфир, раздался чей-то возбужденно-радостный вопль: – Вижу! Вижу! Бомбардировщики прямо по курсу!

Радио утонуло в какофонии бессвязных команд, криков, матюгов и треска. К счастью, облака быстро кончились, и Виктор с облегчением увидел своего ведомого. Тот висел сзади, немного приотстав, и был белый как мел.

Они быстро полезли вверх. Виктор уже сам был не рад, что взялся за реализацию своей идеи. Стоило послать пару Кота, правда, сумел бы Кот реализовать его задумку? Он торопился, боясь, что пока они тут прохлаждаются, кого-то из их эскадрильи успеют сбить. И тогда его выход из боя можно будет расценить совсем иначе.

Они успели. Советские истребители снизились где-то до полутора километров и, образовав оборонительный круг, отходили на свою территорию. «Мессеров» осталось только шесть, и они летели выше, поочередно, атакуя парами. Бомбардировщики почти скрылись из виду, но там, куда они ушли, уже кипел бой. Эфир был забит, а забили его летчики первой и второй эскадрилий.

«Мессеры» приближались быстро. Они были внизу, видные как на ладони, безопасные. Пара Саблина, укрытая солнцем, пока оставалась для них невидимой. Саблин выбрал себе жертву – выходящую из атаки вверх пару вражеских истребителей. Толкнул ручку вниз, почти отвесно падая на свою цель. На несколько секунд гомон в эфире стих:

– Смотри, Рябченко, – не смог удержаться Виктор от похвалы в свой адрес, – вот так надо выигрывать бои.

«Мессера» он решил расстрелять в упор. Завел вражеский силуэт в прицел, зажал гашетку и, к своему стыду, промазал. Трасса прошла буквально в полуметре от вражеского самолета. «Мессеры» рванули в стороны, а Виктор потянул обратно, надеясь повторить атаку.

Едва их пара снова набрала высоту, как откуда-то сверху на них свалились еще два вражеских истребителя. Весь Викторов план рухнул. Бой начал принимать очень неприятный оборот. Сверху их клевала пара врагов, снизу поднималась четверка, и все это было очень печально. Уклонившись от очередной атаки, он успел увидеть, как их эскадрилья, целая и невредимая, преспокойно отходит на восток.

– Двадцать первый, – закричал он, – лезьте вверх. Я сейчас немцев под вас стащу.

Его словно не услышали, эскадрилья быстро удалялась, не предпринимая ничего. «Мессеры» подтянулись, подсобрались, и Виктор понял, что сейчас их с Рябым будут убивать.

– Рябый, – закричал он, – отходим.

Тот не реагировал. Он летел за «мессером», пара врагов заходила ему в хвост, но ведомый, увлеченный погоней, их не видел. Нос его истребителя озарялся вспышками выстрелов, и короткие росчерки трасс тянулись к «мессеру». К сожалению, проходили они чуть ниже, чем нужно.

– Рябый, Рябый! – закричал он. – Сзади пара!

Ведомый не реагировал, продолжая увлеченно гнать своего противника.

– Ну, олень, твою мать! – Виктор кинулся выручать своего подопечного. Сзади к нему тоже пристраивалась пара «мессеров», вот только отгонять их было некому.

Дистанция была велика – метров четыреста, но он все-таки дал пару коротких очередей. Попал или нет, было непонятно, но «мессеры» вдруг боевым разворотом ушли вверх, ведомый оказался в безопасности. Зато задняя пара подобралась очень близко, пришлось резко маневрировать. «Мессеры» ушли вверх для новой атаки, а ему оставалось лишь бессильно скрипеть зубами. Ведомый благополучно оторвался на пару километров, и за ним снова тянулась пара врагов. Сверху на Виктора заходило два «мессера», и еще один, в ожидании, висел в стороне. Атаковали поочередно и умело, и было понятно, что пилоты они опытные. Виктор уклонялся от атак, старался оттягиваться в сторону аэродрома и, при первой возможности, контратаковал сам. Пока это помогало, «мессеры» стали действовать настороженно, поняв, что дерутся с зубастым противником. К ним подошел еще один, интенсивность атак возросла. Виктор вымотался, обессилел, а враги, мешая друг другу, все атаковали и атаковали. Он огрызался огнем, крутился ужом, стараясь не упускать из виду ни одного из врагов. Если бы он был на другой машине, на «МиГе» или своем старом «Яке», то давно был бы сбит, но хорошая маневренность девятки пока позволяла держаться. Время пропало, осталось только бесконечное маневрирование и тяжесть перегрузок.

Спасительное облако он увидел чуть ли не случайно. Глаза давно застилал пот, мышцы сводило от усталости, и это облачко показалось ему райским оазисом посреди пустыни. Он потянул к нему. «Мессеры» словно осатанели, одна пара уже висела сзади, другая атаковала сверху. Дымные трассеры то и дело пролетали в опасной близости от самолета, но пока попаданий не было. Виктор держался из последних сил, выжимая из самолета немыслимое. Облако встретило его белой мутью и жестокой тряской. Он едва успел обрадованно расслабиться, как оно неожиданно кончилось. Сверху, очень некстати, оказалась пара «Мессершмиттов», и Виктору стоило больших трудов уклониться от их атаки. Он резко развернулся и потянул обратно, в белую мглу. Снова влетев в облако, он попытался стать в вираж. Получалось плохо, несколько раз он снова оказывался в чистом небе, уворачивался от «мессеров», но каждый раз успевал юркнуть обратно.

Когда он вывалился в очередной раз, то «мессеров» вокруг не оказалось, они едва заметными точками темнели на западе. Саблин полетел домой.

Посадку Виктор произвел на последних каплях горючего, мотор заглох при пробеге. Вокруг все было словно в тумане, он кое-как открыл фонарь, попытался вылезти, не получалось. От стоянки к нему уже ехала машина, бежали какие-то люди. Он все-таки выполз из кабины и, поскользнувшись на крыле, плюхнулся на землю. От удара сбило дыхание, но холодный снег немного освежил, и Виктор кое-как поднялся. Ноги дрожали.

Первым из машины спрыгнул Синицын, за ним Шубин. Врач сразу кинулся его осматривать, но Виктор отрицательно замотал головой.

– Где Рябченко? – жестко спросил командир.

Виктор снял шлемофон и отер голову снегом. Стало немного легче.

– Не знаю, – хрипло ответил он. – Дрались с шестеркой. Рябченко «мессера» гнал, на команды по радио не реагировал. Ушел с небольшим снижением на юго-запад, за ним пара «мессеров» летела.

– Почему вышли из боя, когда дралась эскадрилья? – Тону Шубина мог позавидовать любой прокурор.

– Я предупредил по радио, – сказал Виктор. – Специально в стороне набрал высоту и немцев атаковал. Они на меня переключились, а эскадрилья спокойно ушла. Хотя я их вызывал, чтобы помогли.

– Я был на КП, тебя в эфире вообще не слышал.

– Дмитрий Михайлович, – устало ответил Виктор, – если вы мне не верите, то сажайте под арест. Или вы думаете, я затем из боя выходил, чтобы потом вдвоем с шестеркой драться? Я пока с ума не сошел. Запросите войска, если хотите, я прямо над нейтралкой крутился.

– Ладно, – тон Шубина немного смягчился, – запрошу, тута.

Палыч закончил осмотр самолета, показал Виктору два пальца. Видя его недоумевающий взгляд, пояснил:

– В левом крыле две пробоины, ближе к законцовке.

Виктор кивнул и устало поплелся в землянку. Шубин крикнул ему в след:

– Зайди в штаб, рапорт о бое напишешь.

Штаб поразил приятным теплом. Сновали какие-то малознакомые люди, трещали телефоны. Он принялся писать. Получалось плохо, слова никак не хотели складываться в предложения, получалось криво, убого, неубедительно. Внеся с собой холодный воздух с улицы, в помещение вошла Таня. Неприязненно посмотрела на Виктора, молча уселась за соседний стол и принялась что-то печатать. Вся ее фигура высказывала отчуждение.

Снова хлопнула дверь, и появился Прутков. Виктор чуть замешкался, вставая, и майор обрушил на него начальственный гнев.

– Ты что, ослеп, лейтенант? А ну встать! Что ты тут каракатицей беременной ползаешь? Ты что, мразь, думаешь, на тебя управы не найдется? Да ты дерьмо…

Виктор почувствовал, как его захлестывает волна гнева.

– Закрой пасть, гнида! – прошипел Саблин.

– Что-о?! – Прутков едва не задохнулся от негодования.

– Ну, давай, вякни еще что-нибудь… – Виктор почувствовал, как пальцы легли на рукоять ножа. – Шишкин умирал недолго, я тебя так же… – Левая нога его за что-то запнулась, он дернулся, освобождаясь, и Прутков вдруг отпрыгнул к двери. С майора мигом слетела вся спесь, он побледнел, и неожиданно на месте грозного начальника штаба Виктор увидел небольшого, смертельно перепуганного человечка.

Такое мгновенное превращение вызвало у Саблина оторопь, но Пруткова это уже не интересовало, хлопнув дверью, он мигом выскочил наружу.

– Герой, – насмешливо сказала Таня, – может, ты и меня зарежешь? – В отличие от Пруткова она почему-то покраснела, зеленые глаза возбужденно заблестели. Голос ее потушил ярость, и Виктор снова почувствовал жуткую, неподъемную усталость.

– Да не собирался я никого резать, – буркнул он и вдруг понял, что до сих пор держится за рукоять ножа. С трудом отлепил пальцы, принялся разминать. Сильно захотелось спать.

– Летчик, – фыркнула Таня. – Да какой ты летчик? Бандит уличный… – Она бросила печатать и теперь рассматривала его так, как будто бы впервые увидела.

– Казалось бы, при чем здесь дядя? – хмыкнул Виктор. – Хотя… чего я буду бисер метать? Какое мне до всего этого дело?

Он вышел из ставшего вдруг душным штаба на улицу, закурил. Арестовали его прежде, чем Виктор успел докурить вторую папиросу.

Виктора конвоировали двое автоматчиков и начальник связи полка – капитан Антипов. Пистолет у него отобрали, нож тоже. Сопротивляться он даже не подумал, вдобавок автоматчики, хоть и выглядели несколько испуганно, но оружие держали наготове, а поймать дурную пулю не хотелось.

На КП толпились летчики, нервно вышагивал Шубин. Прутков семенил следом за начальством, что-то втолковывая. Виктора Шубин смерил злобным взглядом, на лице у него заиграли желваки:

– Саблин, твою маму, тута? Совсем охренел?

– А я что, Дмитрий Михайлович? Я ничего… – после вспышки гнева Виктор стал апатичным.

– Ничего, – взревел Шубин. – С ножом на людей кидаться – это уже ничего?

– Я не кидался.

– Да весь штаб слышал, как ты меня… – встрял Прутков, но Шубин повелительно махнул рукой, и начштаба сразу замолчал.

– Если бы я хотел эту гниду убить, то давно бы…

– Молчать! – заорал комполка.

– Видите, – торжествующе встрял Прутков, – опять. Это отъявленный бандит. Его под трибунал надо…

– Но он не кидался с ножом, – вдруг откуда-то из-за спин донесся голос Тани.

– Молчать, – еще громче заорал комполка. – Смирна! А ну ты, – позвал он девушку, – иди сюда. Рассказывай.

Выслушав ее, он нахмурился, и желваки заиграли еще сильнее. Виктор понял, что Шубин в бешенстве, и приготовился к длинному бессвязному матерному монологу. Однако вместо ругани командир неожиданно для всех достал из кармана портсигар и закурил. Пока он пускал дым, никто в собравшейся на НП толпе не проронил ни слова, все смотрели на начальство, словно кролики на удава.

– Гамлеты доморощенные, – сказал Шубин. Видимо, курение пошло ему на пользу, он успокоился и даже повеселел. – Этого, – комполка указал взглядом на Виктора, – под домашний арест, суток на семь. Найдите в деревне самую холодную хатенку и, тута, переселите. Пусть посидит, подумает. А чтоб ему там не скучно было, караульного поставьте. А то знаю я орлов наших. Приказ составьте сейчас же… А вам, товарищ майор, – Шубин обратился уже к начштаба, – я запрещаю, тута, приближаться к Саблину, если на то нет прямой служебной необходимости.

– Я этого так не оставлю, – неожиданно влез Прутков. – Я сегодня же подам рапорт.

– Рапорт? – завизжал вдруг Шубин. Все его спокойствие испарилось, лицо командира пошло пятнами. – Рапорт? Да в жопу ты засунь свой рапорт! Ты за него летать будешь?! Развелись, тута… дармоеды. – Вдруг, словно увидев, что вокруг него толпа народу, он закричал: – Хрена уши развесили? Делать нечего?! Вон отсюда!

* * *

…Крыло полыхало. Из дыр вытекал горящий бензин, обшивка таяла на глазах, и огонь уже прорвался внутрь кабины, впился в тело. Виктор скорчился от ужаса, вот только вместо жара оказался жгучий холод. Он хотел выпрыгнуть, но тело совершенно не повиновалось. Парашюта на месте почему-то не оказалось, не оказалось даже кабины, лишь холодная мгла вокруг. Он хотел закричать, но вместо этого проснулся.

Вокруг была уже знакомая, холодная темень его арестантской обители. Сердце все еще гулко стучало, и он сел на своем топчане. Руки и ноги уже закоченели, и Виктор принялся неторопливо разминаться, согреваясь.

Ставни вдруг скрежетнули, и в комнате стало чуть-чуть светлее. С улицы послышалось тихое невнятное бормотание, и что-то негромко постучало в стекло. Он вдруг понял, что кто-то открыл наружные ставни и теперь стоит прямо за окном. На миг стало страшно и даже возникло желание забарабанить в дверь и разбудить спящего у печки красноармейца-охранника. Мысль такая мелькнула и пропала, какой враг полезет ночью к арестованному?

Он подошел к окну, пытаясь разглядеть того, кто же прячется за темными узорами изморози:

– Кто там?

Бормотание стало вроде более радостным, вот только слова разобрать все равно не получалось. Потом наступила пауза, окно слабо задрожало, что-то несколько раз глухо стукнуло в раму, и стекло вдруг качнулось и исчезло в темноте. Образовавшуюся дыру моментально затянуло облачком пара.

– Товарищ лейтенант! – услышал Виктор взволнованный голос. – Товарищ лейтенант!

– Рябченко? – он не поверил своим ушам. – Ты, что ли? Ты что творишь? Как ты здесь оказался?

– Я, товарищ лейтенант. Я! – голос ведомого зазвенел от радости.

– Ты что здесь делаешь? Тебя же сбили.

– Так я это… – наступила пауза, – товарищ лейтенант… Простите меня. Я больше не буду. – Виктор вдруг услышал, что его ведомый плачет. – Я не хотел. Простите. Честное комсомольское… он близко вдруг, я стрельнул и попал. Я не хотел так, а он загорелся, я дым видел… я погнался… я виноват. – Рябченко говорил непонятно, взахлеб, глотая слова, и Виктор понимал едва половину.

– А ну соберись, – прошипел он, но Рябченко словно не услышал.

– А потом… я не понял… разбили. Приехали наши, меня на аэродром подкинули. Шубин… Шубин, – ведомый захлюпал носом и запричитал совсем неразборчиво, – говорит, меня под трибунал, а вас арестовали… я виноват.

– Колька, – Виктор вдруг все понял, – ты много выпил?

– Я не знаю, – снова затрясся тот, – привезли. А Шубин говорит: «Пойдешь под трибунал». А потом говорит: «Пей».

– М-да, – толку от откровений пьяного ведомого было мало.

– Ишь ты, воркуют, – раздался со стороны шепот Лешки Соломина. – А что это вы тут делаете? Водку пьянствуете? А мне нальете? С меня закуска. – В оконную дыру протиснулся солдатский котелок, и Виктор увидел белозубую Лешкину улыбку. – Давай, тута, шамай, – сказал он, передразнивая командира, и засмеялся. – Рябченко, скажи, как ты так ловко научился окна открывать?

– Так я раньше стекольщиком работал, – ведомый то ли моментально протрезвел, то ли еще что, но ответил довольно четко.

– Да? Интересно. Ладно, погуляй тут пару минут, потом стекло на место вставишь…

– Ну шо, Витя, набедокурил? – Саблин увидел, как блеснули в темноте Лешкины зубы. – Проявил свою недобитую бандитскую сущность. Ха-ха. Начштаба чудом избежал смерти.

– Козел штабной. Я его и пальцем не тронул.

– Ха-ха. Да это понятно. Я тут слыхал, по старой памяти от Галки, шо арест твой через пару дней отменят, но пока придется померзнуть. На, держи, под котлеты хороша.

Водки во фляге было немного, но чтобы согреться, хватило. Он быстрее заработал ложкой, доедая удивительно вкусную кашу. Затем спросил с набитым ртом:

– Как бой прошел?

– Да как, – снова ухмыльнулся Лешка, – немцы нам хвоста надрали. Зато пока мы с «мессерами» дрались, Быков отличился – «Юнкерса» сбил, и Бессикирный с Подчасовым из первой еще одного сняли. Кому-то шишки, а кому и пряник. У тебя, кстати, передатчик накрылся. Вроде как умформер сгорел. Но я это точно не знаю, там Гольдштейн умничал, я что запомнил…

– А ведомый мой…

– Проспится… Его Шубин запугал немного, шоб ума набирался. Сел на пузо, до аэродрома километров семь не долетел. Крылья в дырах, баки пустые. Его привезли, а он слова связать не может, трясется весь. На нервной почве заклинило. – Лешка хихикнул.

– Блин… бывает.

– Ага. Ну, на него еще Шубин наорал сперва, так тот вообще… водкой отпоили, вроде в себя приходить начал.

– У нас командир прям Макаренко, – сказал Виктор, – всех воспитывает.

– Это точно. – Лешка засмеялся и, еще сильнее понизив голос, зашептал: – Он Егорова на разборе буквально порвал. За потерю управления боем и вообще… Так что смотри. Комэск у нас мужик вроде нормальный, но хрен знает, что он себе в голову втемяшит. Твою атаку никто из наших толком и не видел, немцы тогда нажимали как бешеные, а тут раз… и отстали. Ну, мы сразу ноги в руки и тикать. Кто же знал, что это ты геройствуешь? В общем, глупо вышло…

– Когда у нас умно получалось? Так, а чего с моим ведомым вышло? Я и не понял толком…

– Да чего… я сам-то, думаешь, понял? Насовали ему «мессеры», да не добили. А он с перепугу еще и заблудился. Сел на вынужденную, его пехотинцы на аэродром привезли. Ладно, ты тут не скучай и котелок верни. Рябченко, где ты там? – раздался в ночи звенящий Лешкин шепот. – Стекло за тебя я вставлять буду?

(обратно)

Глава 12

Пара истребителей летела на высоте метров четыреста. Тяжелые свинцовые облака, простирающиеся чуть выше, не давали возможности идти вверх, превращая середину зимнего дня в сумерки. От них к земле кое-где тянулись косые полосы падающего снега, и казалось, что даль скрывается за густой дымкой.

Под крылом потянулась тонкая нить железнодорожных путей, мелькнул переезд, и зазмеилась грязным снегом дорога. Она была пустой, лишь ползла пара подвод и все. Тратить время и боеприпасы на такую жалкую цель не было желания. Вот вдали проявились крыши, зачернели пятна городских кварталов – показался оккупированный врагом Орджоникидзе. «Яки» взяли чуть в сторону, избегая огня немецких зенитчиков. Виктор в очередной раз скользнул взглядом по городу, какое-то мельтешение зацепило внимание, он всмотрелся.

– Первый, первый, – вызвал он Шубина, – слева ниже самолет.

Командир не ответил, но по тому, как чуть накренился его истребитель, было ясно, что он внимательно ищет цель.

– Атакуем!

«Як» Шубина чуть ли не вертикально лег на крыло и, снижаясь, устремился к городу, Виктор последовал за ним. На бреющем полете земля слилась в одну мелькающую полосу, и было невозможно разобрать, сколько же до нее метров. Он рефлекторно чуть «подпрыгнул».

– Не ссы, Витя. Тут еще высоко, – командир засмеялся. – Неужели тебе не нравится? – Его «Як» опустился еще ниже, буквально на пару метров.

Впереди показался самолет, и Виктор сразу опознал в нем немецкий связной «Шторьх». Самолет летел невысоко, на высоте метров пятьдесят, но они шли еще ниже, под крылом замелькали крыши пригорода, голые сучья деревьев. От шубинского «Яка» потянулась огненно-дымная трасса и на секунду коснулась вражеского самолета, внося в его конструкцию необратимые изменения.

Истребители резко потянули вверх, уходя. С облаков посыпал снег, но сквозь мглу на белом фоне земли проступило клубящееся ярко-оранжевое пламя, скрывающееся в черных клубах дыма…

– Ха, – Шубин хлопнул Виктора по плечу, – хорошо, тута. – После посадки командир был радостно возбужден, видимо, адреналин все еще бурлил у него в крови. – Как я его, а? Сергей Валерьевич, – обратился он к стоящему неподалеку Пруткову. – Товарищ Саблин своими умелыми действиями обеспечил уничтожение вражеского самолета. Подобное требует поощрения. Думаю, будет правильным освободить его из-под ареста. Подготовьте приказ.

Прутков позеленел, но беспрекословно козырнул.

– А ты смотри мне, – сказал комполка Виктору, – еще раз такое отчебучишь – сгною в штрафбате. Сейчас иди в штаб, рапорт напиши, я, тута, потом почитаю. – Шубин поискал в отирающейся на стоянке толпе Галку, подмигнул ей и свирепо оскалился. Та зарумянилась и направилась к командирской землянке.

С неба послышался гул, и показалась четверка «Яков» из второй эскадрильи. Они принялись заходить на посадку, и внезапно крайний из них крутанул нисходящую бочку и, взметнув тучу снега, уткнулся в землю. Все произошло так быстро, что никто даже не успел толком среагировать. Вот только что в небе летели четыре самолета, и вдруг их осталось три.

– Бегом в машину! Врача! Быстро! – Веселость с командира пропала бесследно. Он ждал, когда подъедет полуторка, исподлобья затравленным волком рассматривая место падения. В кузов машины летчики сыпанули гурьбой, и та рванула. Однако можно было и не спешить. Летчик второй эскадрильи – сержант Звягин сидел среди остатков кабины, уткнувшись лицом и грудью в окровавленную приборную доску.

Шубин взглядом отыскал среди столпившихся Быкова, зло плюнул под ноги и буркнул, ни к кому не обращаясь:

– Ну вот, долбодятлы. Долетались… мля, тута.

* * *

…Письмо грело пальцы. Виктор снова и снова перечитывал скупые строчки и улыбался, это было первое письмо от Нины, полученное им после двух недель пребывания на фронте. Он написал ей уже штук пять, и вот от нее тоже пришла первая весточка. Начитавшись, достал вложенную в конверт фотокарточку. Нина положила ту фотографию, где они снялись вдвоем в фотоателье, после неудачи с ЗАГСом. Они там оба были строгие, серьезные. Он вздохнул, подумав, что нужно было уговорить ее прислать фотографию в купальнике. А еще лучше вообще без ничего… Эх, мечты. Виктор потряс головой, прогоняя глупые и несбыточные мысли.

– Саблин, к командиру! – посыльный появился неожиданно, прервав мечтания. Пришлось прятать письмо и бежать на КП.

Шубин был краток:

– Где-то здесь, – его палец ткнулся в карту, – находится немецкая артбатарея. Через десять минут подойдут штурмовики, своим звеном обеспечь сохранность. Они, тута, пойдут так, – желтый от никотина ноготь скользнул по карте, отмечая невидимую линию. – Смотри в оба, напрасно не рискуй. Пусть твои орлы пробздятся, а то эти модельки деревянные им уже в ночных кошмарах снятся. Ладно, беги, тута…

– Кот, – Виктор говорил быстро, пытаясь вывалить сразу кучу информации, – вы вдвоем пойдете рядом со штурмовиками. Метров натриста-пятьсот выше. Так… солнце у нас на юге, значит, к цели идем справа от «Илов», на обратном пути переходим налево. Я буду чуть выше вас и в стороне. Когда «Илы» начнут работать, к ним в пекло не лезьте, но смотрите в оба. Немцы мастаки те еще, могут подойти прямо над самой землей. М-м-м, что еще? Маршрут все запомнили? Если что вдруг случится – тяните на восток, главное – Миус пересечь. Сейчас первым делом радиосвязь проверим, буду вызывать каждого – руками помашите, что меня слышали. И давайте без детских ошибок, а то не дай Бог включите один бак и потом будете кувыркаться, как Звягин…

«Илов» было пять. Их силуэты скользили так низко, что казалось, будто они вот-вот зацепят винтами землю, и лишь бегущие по земле тени говорили, что у штурмовиков имеется хороший запас высоты. Истребители летели выше, все было, как и оговорено.

Промелькнул заснеженный извилистый Миус, проплыли под крылом изрезанные траншеями и утыканные ДОТами, высоты по его правому берегу, и началась степь. Линию фронта пролетели спокойно, словно на параде. Никто и не подумал стрелять по девятке советских самолетов.

Гаубицы они так и не нашли. Может, ошиблась разведка, а может, немцы оказались замечательными мастерами маскировки, однако никаких артиллерийских позиций в квадрате не оказалось. Обнаружили лишь пяток грузовых машин, замаскированных в балке. По ним «Илы» и сделали два захода, сперва обработав балку бомбами, потом обстреляв РС. Виктор даже подумал, что с вылетом повезло, он прошел спокойно…

Радовался он зря. Почти перелетев линию фронта, «Илы» вдруг лихо повернули и принялись обстреливать позиции немецкой пехоты, поливая пулеметно-пушечным огнем траншеи. У Саблина такая инициатива вызвала только дикий приступ злобы. «Илы» вытянулись в цепочку и неторопливо, словно на полигоне, атаковали, выпуская свинец в землю. Кого они собирались так убить, было непонятно, немцы явно попрятались по блиндажам, даже не ведя ответного огня.

«Мессеры» появились, как обычно, неожиданно. Четверка подошла с запада, прошла стороной и, взяв курс на нашу территорию, принялась набирать высоту. Штурмовики, видимо, их не видели и так же продолжали свои атаки.

– Кот, внимание! Справа выше четверка «мессеров». Лезу вверх, оставайтесь со штурмовиками. Рябый, смотри…

«Мессеры» с разворота устремились в атаку и, не приняв лобовой, разошлись, заходя с разных сторон. В кабине стало жарко.

– Кот, набирайте высоту! – больше всего Виктор сейчас жалел, что больше ни у кого в звене не было передатчика. Одна пара «мессеров» зашла сзади, другая готовилась атаковать сверху. Ситуацию нужно было срочно исправлять.

– Кот, отходим под вас, набирайте высоту. Рябый, пошли…. Рябый, на тебя заходят, отбиваю.

«Мессеры» бросились вдогонку удирающим советским истребителям, настигая. Пара пошла за истребителем ведомого, тот сотни раз отработанным на земле маневром скользнул чуть в сторону, подставляя врагов под оружие Виктора. «Мессеры» разгадали нехитрый маневр, отвернули. Сразу же Саблин с ведомым поменялись местами и теперь уже Рябченко выбивал вторую пару «мессеров» с хвоста ведущего.

Увидев, что вторая пара «Яков» захватила высоту, немцы прекратили атаки и снова отошли в сторонку. Короткая стычка окончилась безрезультатно.

«Илы», похоже, только сейчас увидели вражеские истребители и, сильно растянув строй, улепетывали на свою территорию. У Виктора возникло сильное желание сопроводить их до самого аэродрома, сесть, а после переломать руки их ведущему. «Мессеры», уныло уходившие на запад, развернулись и словно воспрянули духом. Одна пара пошла в атаку на Кота, другая разогналась на замыкающего «Ила». Виктор потянул им наперерез и принялся отсекать короткими заградительными очередями. «Мессеры» отвернули и снова полезли вверх. У Кота дела обстояли нормально, с «мессерами» он разошелся без видимых последствий, и теперь те висели выше и чуть в стороне.

– Кот, Кот, атакуйте нижних! – закричал Виктор.

Кот с ведомым пошли в атаку, а Виктор во все глаза наблюдал за летящей выше всех парой «Мессершмиттов». Они зависли там, подобно дамоклову мечу, и, имея высоту и скорость, были свободны в выборе цели. Их атаку нужно было отбить. «Мессеры» словно с некоторой ленцой перевернулись через крыло и, разгоняясь, устремились вниз. Как он и думал, заходили они на Кота.

– Кот, на вас атака, бросайте своих! – Виктор чуть опустил нос своего истребителя, пытаясь выжать еще хоть немного скорости. Она сейчас решала все. Он мчался наперерез немцам, но не за ними, а чуть вперед, срезая траекторию. Виктор угадал, ведомый «мессер» оказался от него всего метрах в ста пятидесяти. И пусть скорость у вражеского истребителя была выше раза в полтора, но несколько секунд у Саблина было. Он дал короткую очередь, чертыхнулся, промазав. Чуть довернул и врезал длинной, выстрелив за раз треть боезапаса. До вражеского истребителя было уже метров триста, но Виктор четко увидел пару небольших разрывов у того на фюзеляже. «Мессер» продолжил лететь ровно, удаляясь. Его ведущий обстрелял истребитель Кота и потянул наверх, а ведомый продолжил прямолинейный полет. При этом он постепенно заваливался на левое крыло, все сильнее, и сильнее и вдруг, перевернувшись на «спину», резко устремился к земле. Падения его Саблин не видел – совсем рядом пролетела пара, которую ранее гонял Кот.

Потом вдруг все как-то стихло. Тройка «мессеров» собралась вместе и висела чуть в стороне и выше, не предпринимая пока ничего. «Илы» тоже, наконец, изобразили подобие строя. Внизу была своя территория, и это вселяло надежду на успешное возвращение.

«Мессеры» отстали километров за десять до аэродрома. Может, они испугались взлетевшего дежурного звена, которое Виктор предусмотрительно выпросил по радио, а может, у них кончался бензин. В общем, звено вернулось благополучно.

– Так что говоришь, – спросил Шубин на разборе, – метров с трехсот стрелял? Далеко…

– Да, где-то так. Думаю, летчика убил или ранил тяжело…

– Ну что же, наконец-то и ты разговелся, хе-хе. А падение кто-нибудь видел? – спросил командир.

Виктор пожал плечами.

– Я видел, – выступил Максимов. – Только не сразу понял. Его, наверное, еще раз развернуло, и он боком упал. Смотрю, какая-то ерунда кувыркается, снега целая туча поднялась.

– Может, – предложил Виктор, – если «мессер» не сильно разбился, на аэродром его привезем? Пусть пилоты молодые посмотрят, пощупают.

– Это, тута, идея. – Шубин поднял вверх указательный палец. – Николай Николаевич, – сказал он Шаховцеву, – организуйте. А ты, герой, – снова обратился он к Саблину, – когда бороду сбреешь? У меня, тута, не партизанская бригада.

– Как женюсь, товарищ майор, так сразу сбрею. – Видя, что Шубин багровеет, торопливо добавил: – Еще одного гада собью, и тогда. Хорошо?

– Ладно, – усмехнулся командир. – Хе-хе. Ладно, тута.

Вечером, уже после ужина, к Виктору подошел Соломин, заговорщицки подмигнул:

– Ну, ты как? Проставляться за крестника будешь?

– Блин, – Виктор скривился, – я без денег сейчас.

– А куда же ты успел потратить? – удивился Лешка. – Своей переслал? Ты хоть бы показал ее. – Получив в руки фотокарточку, он удивленно поднял брови. – Ничего так, хорошенькая краля.

Мимо них прошла Оля Смирнова, улыбнулась, стрельнула глазками. Соломин замер с открытым ртом, провожая ее взглядом.

– Вокруг такие девушки ходят, а ты с карточкой…

Виктор буквально вырвал фотографию из рук друга.

– Тю на тебя, Витька, ты чего? – удивился Лешка. – Я ж шутканул. – Он снова поглядел вслед Оле, залихватски сдвинул шлемофон на затылок. – Интересные у тебя в экипаже мотористки. Пойду, поближе познакомлюсь.

Виктор остался стоять на стремительно темнеющей улице. Знакомиться ему ни с кем не хотелось, ему хотелось в Саратов. Он тоскливо посмотрел на темное небо и, тяжко вздохнув, пошел в общежитие, писать очередное письмо.

Дни были похожи один на другой. Ранний подъем, умывание, завтрак и поездка в скрипучей полуторке на аэродром. Здесь проводилось построение, а потом личный состав подвергался различным командирским фантазиям, направленным на его (личного состава) обучение и воспитание. Летали мало. Не баловала погода, да и обстановка на фронте стабилизировалась, бои переместились севернее – под Харьков. Летчики периодически проводили учебные вылеты и лишь изредка летали на боевые задания. Зато теория пошла часто и густо. То вдруг сам Шубин или Земляков проводили занятия по тактике, это сменялось очередным изучением матчасти, радиосвязи, вооружения, района боевых действий. Занятия перемежались с частыми зачетами, так что скучно не было. Вдобавок замполит разнообразил обучение многочисленными лекциями на самые различные темы. За всем этим незаметно наступил март. Снег еще держался, но это было последнее издыхание. Впереди была весенняя распутица, а значит, перерыв в полетах или переезд на новый аэродром.

Занятий в этот день почему-то не было, и летчики разбрелись кто куда. Саблин с летчиками своего звена уселись неподалеку от его истребителя.

– Зря вы все в бой рветесь. – Виктор сидел на расстеленном брезенте в компании подопечных и чесал языком. – Наоборот, пользуйтесь моментом. Вы на фронте, тренировки регулярные, вылеты бывают. Даже с немцами пару раз встречались. – Рябченко при этих словах покраснел. – Чем дольше таковое продлится, тем лучше для вас. Вот если бы еще часиков по сто на брата налетать – было бы вообще шикарно. А вам прямо сейчас бой подавай. Рано. Немец – мужчина серьезный, опытный, на него нахрапом кидаться нельзя. Вот, Колька, как ты в первом бою – мелькнули рядышком кресты, пальнул вдогонку, дым увидал и позабыл все на свете.

– «Мессер» на форсаже дуже коптыть, – усмехнулся Кот.

– Во-во, – подтвердил Виктор. – А чтобы сбить, надо стрелять в упор.

– Так ты, командир, по «мессеру» издалека стрелял, – недоверчиво протянул Рябченко.

– Ну так я попал, – засмеялся Виктор, – а ты нет. Вы сбивать рветесь, а это неправильно. Я это сто раз говорил, но повторю еще: – Ваша задача сейчас, – сказал он ведомым, – это прикрывать меня и Сергея. Воздушный бой – это не кабацкая драка, это своего рода шахматы. Только вместо фигур здесь выступают пары истребителей, и чем более слетанная пара, тем большая ценность у фигуры… – Вот наш крайний бой, – продолжил он. Лица ведомых стали сразу кислыми – этот бой разбирали уже раз двадцать. – Мы «Илами» связаны, так? Значит, ни убежать не можем, ни вверх уйти. Остается только взаимодействовать между парами и внутри пары. Ведь все просто – мы с Колькой с немцами завязались, а вы, – он подмигнул Максимову, – высоту набираете. Мы под вас уходим, вы немцев отгоняете, а вверх лезет уже наша пара, потом, имея запас высоты, помогаем. Ну и внутри пары тоже важно. Вот нас четверка атаковала, а ничего не добились, а почему? Потому что Колька все правильно делал… Вот у вас так немного не получилось, в итоге у Сереги три пробоины…

– Да це рази пробоины, – усмехнулся Кот, – це семечки.

– Получается, – протянул Сашка, – что и немцы так действовали. Пара пару прикрывала.

– Верно, – улыбнулся Виктор, – они же тоже не дураки. Просто ведущему верхней пары сильно сбить захотелось. Ему бы сперва меня с Колькой вниз прессануть, а потом уже на Серегу кидаться, а он пожадничал. Не учел, что мы разогнаться успели. Вот я его ведомого и подловил.

– Теория – это хорошо, – упрямо гнул свое Максимов, – но все равно нужно больше летать на боевые…

От КП показался Егоров в окружении летчиков эскадрильи.

– Ну вот, – протянул Кот, – начальство зьявылось. Мабуть зараз ваши мрии здийсняться.

Однако мечты не сбылись. Молодежь в небо не пустили. Егоров властным движением руки согнал их с брезента, уселся и задумчиво поглядел в небо.

– Р-разведчик зачастил, – сказал он после некоторой паузы, – в одно и то же вр-ремя ходит. Высотник. Пр-риказали сбить. – Он некоторое время смотрел на Демченко: – своего постоянного ведомого, – потом неожиданно хмыкнул и сказал: – С Саблиным слетаю.

Перед самым вылетом комэск вдруг сказал:

– Ты там, если чего… не молчи, говори сразу. – Выглядел при этом Егоров смущенным. Виктор молча кивнул.

Разведчика они ждали на семи километрах, так высоко Виктор еще ни разу не поднимался. В такую высь самолет забирался долго и вел себя здесь словно больной. Мотор явно задыхался от недостатка воздуха, истребитель сделался вялым, непослушным. Зато отсюда открывался шикарный вид, а знакомые и сотни раз изученные ориентиры казались непривычно маленькими, и оказалось их очень уж много.

В паре с комэском Виктор летал впервые и удивился, с какой точностью и четкостью тот пилотировал самолет. Его истребитель шел ровно, словно по нитке, послушный твердой руке и воле. Саблин так летать не умел– его «Як» постоянно «плясал». Он то бросал машину в крен, чтобы посмотреть, что творится внизу, то, увлекаясь осмотром, выпрыгивал чуть выше ведущего, то проваливался вниз. Видимо, поэтому первым увидел разведчика именно он. Вражеский самолет появился на горизонте едва видимой точкой и быстро начал расти в размерах. Однако, обнаружив перед собой комитет по встрече, немец развернулся и стал удирать на юго-запад. «Яки» устремились в погоню. Гнали его долго, минут пятнадцать. Немец, а судя по силуэту, это был Ю-88, шел с набором высоты, и Виктор даже подумал, что это какой-то новичок. Однако, несмотря на то что расстояние между самолетами сокращалось, разрыв по высоте рос с каждой минутой, почему-то вражеский разведчик набирал высоту гораздо лучше, чем их «Яки». Советские истребители тянули вверх из последних сил, но было тщетно.

– Хватит, – сказал вдруг Егоров, – не догоним.

Виктор был совершенно с ним согласен. «Юнкерс» оказался выше их метров на пятьсот и, казалось, совершенно не собирался останавливаться на достигнутом. К тому же они залетели в глубь территории противника километров на шестьдесят, а драться на таком расстоянии от линии фронта было чревато – одно попадание в двигатель, и вместо родного полка их мог ждать лагерь военнопленных. Обратно летели с небольшим снижением, экономя горючее. Внизу мелькали такие же балки, такие же хутора и рощицы, но земля внизу была другая, оккупированная врагом. И оказаться на этой земле было смертельно опасно.

Самолеты первым обнаружил Виктор. По привычке оглядев небо, он дал небольшой крен, чтобы осмотреть то, что творится внизу, и увидел вдруг какие-то пляшущие по снегу пятнышки. Сказал по радио Егорову, и тот тоже наклонил машину, всматриваясь.

– «Мессеры», – сказал комэск. Раскатистость в его голосе куда-то пропала.

– Давай атакуем, – предложил Виктор. Шестерка «мессеров» летела к линии фронта, и явно не видела пару идущих с тыла советских истребителей, висящих высоко вверху, со стороны солнца.

Егоров молчал.

– Командир, – Виктор почувствовал, что уплывает отличный шанс, – да такое бывает раз в год. Они же котята сейчас. Еще чуть протянем и на голову упадем. Они обосрутся…

– Атакуем. Бью левого крайнего, – выдохнул комэск. Его «Як» грязно-белой птицей скользнул через крыло и почти отвесно упал вниз. Виктор устремился следом.

Они пикировали почти вертикально, и шестерка «мессеров» словно рванула им навстречу, увеличиваясь в размерах. Ниже их, чуть в стороне, Виктор увидел еще какие-то двухмоторные самолеты, но они мелькнули в сознании размазанным эпизодом, не опасные, а значит, ненужные сейчас. «Его» «мессер» вписался в прицел, белые кресты на крыльях заскользили по прицельной сетке, Виктор чуть потянул ручку, загоняя врага под капот, и зажал гашетки. Истребитель затрясся, огненные росчерки помчались к заснеженной земле и вдруг уткнулись во внезапно вынырнувший из-под капота вражеский истребитель, прошивая его от кока до киля. «Як» просвистел от «Мессершмитта» в каком-то десятке метров.

– Драпаем, командир, драпаем. – Перегрузка вдавила в сиденье со страшной силой, истребитель вышел из пикирования и теперь, подобно молнии, мчался вперед.

– Сбит, сбит, – заорал вдруг Егоров. – Гор-рит, сука. Оба. Оба падают. – Его «Як» оказался рядом, чуть ниже.

Шестерки «мессеров» сзади больше не было. Виктор увидел лишь одинокий штопорящий самолет и траурно-черный след от другого, горящего. Остальные испуганной стаей рванули в стороны и пока пребывали в панике.

– Скорость держим и тикаем! – закричал Виктор. Он испугался, что командир, окрыленный победой, захочет погеройствовать.

Но комэск геройствовать не рвался.

– Собр-рались, – услышал Саблин его голос, – за нами тянут. Первый. Первый. – Но радио молчало, до КП пока было слишком далеко.

«Мессеры» отстали у линии фронта. Они так и не сумели догнать советских истребителей, хотя и значительно сократили расстояние. Слишком велика оказалась первоначальная фора.

После посадки Егоров достал из кармана пачку «Беломора», надорвав угол, угостил папиросой Виктора. Руки у командира тряслись.

– Р-рисковый ты пар-рень – сказал он. – Я слышал, что сир-рота?

– Сирота, – подтвердил Виктор. – Невеста есть.

– Невеста, – вдруг совсем тихо начал говорить комэск, – вот будет у тебя трое ребятишек, я посмотрю, как ты будешь рваться в бой против шестерки, – он передернул плечами, – когда до нашей территории километров сорок. Там, кстати, еще летели «Хейнкели», девять штук. Видел?

Виктор кивнул.

– А р-разведчика мы упустили. Думаю, надо было еще выше лезть и на солнце уходить.

– Можно было его на обратном пути ловить, перекрывая дорогу, или вдогон, – добавил Саблин.

– Пр-равильно, – хохотнул он, – ну как мы их пр-ричесали, а? До сих пор тр-рясет. О, Шубин идет. Да еще и с делегацией.

От штаба действительно шла толпа во главе с Шубиным. Егоров отрапортовал, и лицо командира скривилось, словно он съел лимон.

– Я думал, что вы разведчика хлопнули, а вы, тута, дурью маялись. Слышал вас.

– Не смогли, товарищ майор. До самого Сталино за ним гнались. На обратном пути атаковали шестерку «мессеров». Двух сбили.

– Двух? – хмыкнул Шубин. – Если бы не слышал ваших воплей по радио, не поверил бы.

– Так точно, двух, – подтвердил Виктор. – Мы с превышением были, атаковали. «Мессера» нас и не видели, мы почти отвесно падали.

– Хе. Хорошо, тута. Пишите рапорта, утвержу, – потом Шубин посмотрел на Виктора, ухмыльнулся. – Ну что, Витька? Что ты там про бороду говорил? Чтобы завтра, тута, никакой растительности на лице не было… Хе-хе. Пришлю тебе своего ординарца, он вроде как парикмахером раньше был. Вот и пусть потренируется…

* * *

…По полосе, разрывая винтами воздух, промчалась пара истребителей. Поднявшийся ветер обжег холодом, заставив Виктора сморщиться и прикрыть лицо рукой. Истребители оторвались и пошли в набор высоты. Сегодня охотиться на вражеского разведчика предстояло пилотам из первой эскадрильи. Виктор задумчиво поглядел им вслед. Мороза не было, но щеки все равно неприятно холодило и пощипывало. Он скривился и, оторвав от подбородка очередной клочок газеты, выбросил в снег. Парикмахером шубинский ординарец оказался откровенно хреновым и изрезал Саблина знатно. Без бороды Виктор почему-то чувствовал себя некомфортно, вдобавок обожженная щека вновь явилась на всеобщее обозрение. Правда, это перестало быть поводом для переживания. Былые ожоги уже не казались ему страшными – раньше они выглядели куда хуже.

Он побродил по стоянкам и подошел к своей машине. Самолет был раскапотирован, Палыч копался в его потрохах, Зина ему помогала, Оля крутилась рядом, имитируя бурную деятельность. Увидев Саблина, она удивленно захлопала глазами, заулыбалась:

– Товарищ командир, вы так помолодели…

Виктора от ее слов перекосило. Палыч неторопливо обернулся на стремянке, пригляделся и довольно крякнул:

– Ну вот, узнаю своего Витьку. А то все дед какой-то лазил, древний.

Оля при этих словах захихикала, а Виктор снова поморщился. Потом задумчиво побродил вокруг своего самолета. «Як» был красив в совершенстве своих форм и плавности линий. Его не портил даже уродливый, наполовину облезший камуфляж из побелки. Однако чего-то в его машине не хватало.

– Палыч, – спросил Виктор, – а у тебя трафарет звезды есть? Хочу сбитых нарисовать….

– Чего? – удивился тот. – Что еще за трафарет? Зачем?

– Оля, – обратился он уже к мотористке, – дело на сто миллионов! – Оля сразу расцвела, всем своим видом выражая готовность исполнить любой командирский каприз, – найди, пожалуйста, картонку какую-нибудь и вырежи в ней звезду. Сантиметров десять высотой, главное, чтобы ровная была. Палыч, красная краска есть? Срочно надо.

Пока озадаченный экипаж выполнял его просьбы, Виктор ходил вокруг самолета, выбирая место, но ничего лучше, чем у кабины на левом борту, не нашел. Потом, вооружившись тряпкой, принялся смывать побелку. Рисовали звезды всем экипажем, переругиваясь и примеряя картонку буквально по миллиметрам, чтобы получилось ровно. Постепенно подтянулись другие механики и летчики, скоро вокруг самолета образовалась небольшая толпа, посыпались шутки и комментарии.

Наконец работа была закончена, звезды были нарисованы в два ряда по семь и шесть штук. Глядя на это, кто-то из толпы пошутил:

– На весь полк нарисовали? – Толпа ответила на эту шутку смехом, но видно было, что большинству такая живопись нравится. Палыч, тот и вовсе сиял, словно начищенный самовар.

Подошли командир с замполитом и командир первой эскадрильи – старший лейтенант Иванов. Выглядели они нервными и постоянно с какой-то обреченностью посматривали в небо. Глядя на встревоженное начальство, Виктор только сейчас понял, что взлетевшая пара до сих пор не возвратилась, хотя топливо должно было давно кончиться. Забава с рисованием звезд почему-то показалась ему пиром во время чумы, несусветной глупостью. И пусть с вылетевшими – лейтенантом Волковым и сержантом Алиевым он был знаком больше шапочно, но тем не менее… Они были его однополчане, они были такими же, как он, ели с ним в одной столовой и спали под одной крышей. Война вновь напомнила о себе, пронзительно сдавив сердце.

Шубин невидяще смотрел сквозь разукрашенный «Як», потом вздрогнул, удивленно заморгал. Задумчивое выражение с его лица пропало. Он прищурил глаза, словно что-то вспоминая, и спросил:

– А чего это, тута, тринадцать звезд? Всех в кучу смешал?

– Ну… у меня две в группе. Могу как-то особо их выделить.

– Выдели, – комполка прищелкнул языком. – Ишь ты, херой-художник. Прямо как у Баранова, правда, у того больше было. Хе-хе. Маскировку испортил… нехорошо. И, что интересно, безо всякого, тута, разрешения… Хотя инициатива хорошая, поддерживаю. Чтобы немцы боялись, да и своим полезно знать будет…

– Согласен с вами, Дмитрий Михайлович, – замполит закивал китайским болванчиком, – это, можно сказать, наглядная агитация. Но думаю, на самотек такое пускать нельзя, а то знаю я наших…

– Это да. – Шубин наконец скорчил некое подобие улыбки. – Витька, считай, что конкретно тебе я разрешил. Тринадцать, значить… так ты у нас на третьем месте, тута…

Комполка вскоре ушел, толпа тоже рассосалась, у самолета остались только Виктор с Палычем. Отойдя в сторонку, курили, гордо посматривая на самолет. В сером небе неподвижно висели подкрашенные солнцем облака. На аэродроме было тихо и как-то слишком спокойно.

– Ну что, Витька, – спросил Палыч, улыбаясь, – а еще столько же набьешь?

– Хрен его знает, – Виктор задумчиво сдвинул шлемофон, – война впереди еще долгая, так почему бы и нет?

* * *

…Шубин нервно прохаживался вдоль строя летчиков, желваки на лице командира перекатывались, зажатый в левой руке прутик нервно похлестывал по голенищу сапога. Повод для начальственного гнева был очень весомый – сегодня утром не вернулся с боевого вылета сержант Шерстобитов – летчик первой эскадрильи. Четверка «Яков» эскадрильи, прикрывая разведчика, провела воздушный бой с «мессерами». Отличился комэск-один Иванов – второй Герой в полку, заваливший своего пятнадцатого врага. Однако в скоротечной схватке куда-то запропал и истребитель молодого сержанта. Куда он подевался, так никто толком и не видел. Потеря четверых летчиков за неделю сильно ударила по Шубину, он имел очень неприятный разговор с комдивом, и поговаривали даже, что его могут снять с полка, и теперь, злобный после выволочки, командир расхаживал перед своими подчиненными.

– Асы, мля, – продолжил он монолог, – звезды, тута, рисуют, о наградах мечтают. Работа ваша где? – заорал он. – Решили меня под монастырь подвести? Я вам покажу… Герой Советского Союза, – вроде успокоившись, начал он пафосно, – летчик-ас. Где ведомый? Где, мля, ведомый твой? – перешел командир на крик. – Тебе этого немца нужно было обязательно сбивать? Да лучше бы ты за своим подчиненным присмотрел, у тебя же радио… Но нет, нам еще одну блямбу намалевать на фюзеляж, тута, важнее. Другой умник, – Шубин снова поуспокоился, – франт в реглане, тута… Самолет звездами изрисовал, уже места нету, а не может ведомого научить ориентированию на местности, над аэродромом, тута, блукают. Орденов, тута, ждете? А вот хрена вам, а не орденов, пока от вас выхлопа не будет…

Он замолчал, обводя подчиненных злым взглядом. В строю все молчали, боясь вызвать гнев на себя.

– Полк потерял четырех летчиков и четыре самолета, еще два «Яка» получили серьезные повреждения в боях, – командир заговорил тихо, и приходилось вслушиваться. – Из этих шести самолетов на пяти летали сержанты. Сержанты! – тут он сорвался на крик. – Это значит, что недоучили, это, тута, недоглядели. Это ваша вина, вина командиров эскадрилий и звеньев, вина штурманов, это лень ваша! Я их всех научить не смогу, а вы, тута, блядствуете, дурью маетесь или увлекаетесь личным счетом… Драть!.. Драть буду нещадно!..

Прут, зло свистнув, снова врезался в многострадальное голенище, а командир взял небольшую паузу, набирая воздух.

– Вчера ночью летчики второй эскадрильи учинили пьянку, – новый заход комполка начал едва не шепотом. – Приказываю прибыть командиру эскадрильи, а его, тута, нет. У бабы. Сливки снимает. Его заместитель по политчасти вообще неизвестно где. Это вообще как? – Он затряс прутом в воздухе. – Как? Командира второй эскадрильи и его заместителя под домашний арест, на трое суток. Приказ чтоб сейчас же был! Чтобы они, тута, подумали, чтоб они тута полностью, чтобы все силы отдавали службе. Чтобы не расходовали их на блядей. Есть мнение, – обратился он к замполиту, – что партийно-политическая дисциплина в полку захромала. Я не хочу лезть не в свою епархию, но, может, имеет смысл рассмотреть некоторые такие вопросы на партийном собрании? Потом доложите свои соображения…

По строю прошел шепоток. Скосив глаза, Виктор увидел, как исказилось от злости лицо Быкова.

– Ну и штаб, – Шубин уже выдыхался, говорил лениво, по инерции, – труженики, тута, пера и печатной машинки. Это, тута, клинический случай… Товарищ Прутков, я вам, тута, раз приказал, другой. Вам уже мало одного выговора? Третий раз вам я ничего говорить не буду, я туда напишу, – прут ткнулся в небо. – У меня ведущие, тута, в истерике бьются уже неделю, а штаб все никак не может согласовать частоты радиостанций, хотя на верхах этот вопрос давно решен. Это либо служебное несоответствие, либо, тута, саботаж…

Он замолчал и остановил тяжелый взгляд на красном Пруткове. После недолгой паузы, медленно, с расстановкой, сказал:

– Через час будем прикрывать штурмовиков, снова какую-то батарею нашли. Пойдет, – командир прищурился, – вторая эскадрилья, шесть экипажей. Группу поведет Быков. Я полечу тоже, но отдельно. И еще, – Шубин нехорошо улыбнулся, – если я еще вдруг услышу фамилии в радиопереговорах, то лично оторву болтуну яйца. Это особенно касается лейтенанта Саблина. Вылетающим экипажам собраться на КП через пять минут…

* * *

Черные фонтаны расцвели на земле, оставив после себя дым и снежную пыль. Шестерка штурмовиков после бомбометания потянула вверх и, пройдя немного, заложила широкий вираж. Теперь из-под крыльев «горбатых» срывались огненнохвостые кометы, они взрывались среди траншей и орудийных капониров. Встретивший первую атаку штурмовиков зенитный огонь ослаб, и «Илы», растянувшись цепочкой, методично утюжили немецкие позиции.

– Орелики, еще заход, – раздался в эфире бас их ведущего. – Васька, не отставай.

Забивая штурмовика, в наушники ворвался напряженный голос Быкова:

– Первый, первый, «мессеры» идут, восьмерка.

– Хорошо. – Шубин говорил спокойно, и словно лениво. – Оставь одну пару с «Илами», остальные вверх.

Повод для спокойствия у Шубина был, они с Виктором летели в десятке километров южнее группы и на три километра выше.

– Орелики, отходим! Слева, слева заходит… В лоб его, суку, в лобешник! – эфир забили короткие команды, ругательства.

– Седьмой, седьмой! – принялся вызывать командир Быкова. – Оттягивайтесь вместе с «Илами», сейчас поможем.

Они, разгоняясь, пошли к схватке, подходя от солнца и с превышением. Ниже сцепились клубком другие самолеты. «Мессеры», используя численное превосходство, наседали, вынуждая наших обороняться, одна из вражеских пар уже выскользнула из боя и устремилась к беззащитным «Илам».

– Атакуем, бей ведущего, – «Як» командира уже пикировал на отдельную пару «Мессершмиттов», поднырнув под них, зашел сзади-снизу. Шубин атаковал лихо: он сблизился с ведомым немцем метров на пятьдесят и только тогда начал стрелять. Разрывы легли по «мессеру» кучно, снизу, в районе мотора, и вражеский истребитель сразу же окутался черным дымом. Все это воспринималось Виктором отстраненно, он сосредоточился на атаке своего противника, вымеряя упреждение и стараясь действовать не хуже командира. Его враг оказался более опытным, в последнюю секунду он рванул в сторону, и трасса, должная чуть ли не распилить его пополам, лишь скользнула по краешку крыла. Виктор, ожидавший явно другого исхода, закусил губу от злости. «Мессер» ушел куда-то вниз, под капот, а Саблину пришлось догонять ушедшего вверх командира.

Горящий «Мессершмитт» с траурной лентой дыма перечеркнул небо и уткнулся в землю, оставив на месте падения черный клуб дыма. Это зрелище подействовало на летчиков второй эскадрильи лошадиной дозой допинга. Они начали действовать гораздо агрессивней, напористей. «Мессерам» же, наоборот, соседство двух советских истребителей над головой явно не понравилось. Они потихоньку стали оттягиваться на запад.

– Атакуем! – Земля вновь рванула навстречу. Виктор вдруг увидел косые изломы немецких траншей, черные воронки от бомб. Ему даже показалось, что он разглядел уцелевших вражеских артиллеристов, что, задрав голову вверх, наблюдали за боем. На фоне снега также проступили два серых хищных силуэта «мессеров», принялись расти в размерах. К сожалению, немцы тоже видели их заход и красиво уклонились. Вновь навалилась перегрузка, и вместо «мессеров» впереди оказалось лишь голубое небо и командирский «Як».

– Горит, сука. Есть! – Виктор услышал радостный голос Быкова, его перебил отчаянный вопль штурмана второй эскадрильи. – Лешка, слева, слева ниже. Отбейте! Отбейте! Твою мать… Лешка, живой? Лешка…

Земля вновь косо перечеркнула фонарь кабины и потянулась навстречу. Показалось улепетывающее звено «мессеров», летящие за ними две пары «Яков». Третья пара советских истребителей отходила на восток, вслед «Илам». За ведущим самолетом тянулся белесый шлейф вытекающего топлива.

Разогнанные за счет высоты, Саблин с командиром принялись настигать четверку «мессеров».

– Первый, слева выше пара. Идут на нас. – Виктор увидел приближающиеся, выкрашенные в желтый цвет, коки немецких самолетов.

– Бросаем. – Шубин отвернул под атакующих немцев. Те проскочили выше, и командир боевым разворотом потянул наверх, надеясь, что немцы тоже развернутся. Не развернулись. Видимо, потеря второго самолета окончательно подорвала боевой дух вражеских летчиков, и «Мессершмитты», дымя форсируемыми моторами, удирали на запад.

На обратном пути Виктор плевался и ругал сам себя. «Мессер» был как на ладони, и начни он стрелять чуть пораньше, то наверняка бы сбил его или очень сильно искалечил. Желание сбить врага, как и Шубин, в упор, оказалось ошибочным…

Первым садился Быков. Заходил он очень уж осторожно, и Виктор подумал, что пробитым бензобаком дело не ограничилось. Так и оказалось. Скорее всего, еще была повреждена и тормозная система, потому что капитанский «Як» долго катился по полосе, пока не замер, уткнувшись в сугроб. Остальные сели без проблем.

На разбор приходили довольные, преисполненные чувства выполненного долга. Вид удирающих врагов радовал и дарил уверенность в собственных силах. Тем неприятней ударили слова командира:

– Дерьмо, тута. Взаимодействие ни к черту. Почему, тута, позволили немцам сразу захватить инициативу? Ну и что, что их больше? У тебя, тута, было три пары. Это силища! – разносил Шубин комэска. Тот стоял белый от злости и сквозь зубы оправдывался. Шубину его оправдания были неинтересны.

– Управление, тута, где было? Одни вопли по радио. И еще, я не понимаю, зачем было атаковать противника в лоб.

– Я его сбил в лобовой! – Быков выпятил челюсть.

– Сбил, – согласился Шубин, – и тут же подставился другому. И еще, зачем ходить в лобовую, когда преимущество у нас и бой на чужой территории? Я такого, тута, не понимаю.

Быков угрюмо молчал. Командир смотрел на него, зло перекатывая желваки.

– Значит, так! Сейчас повторим этот бой на земле. Первая эскадрилья за немцев, «Илов» опустим. Хотя нет, Кот, иди, будешь «Илов» изображать, на них заход был…

Пока летчики собирались, Шубин буркнул стоящему рядом Виктору:

– А ты тоже тютя. Какого хрена при первой атаке оторвался? Надо было ко мне впритирку идти, чтобы одновременно бить. И потом, чего, тута, со стрельбой тянул? Ты же стрелок хороший? Подарил немцу три секунды, и все. Эх, Витька…

(обратно)

Глава 13

Наступила весна. Дыхнуло теплом и чем-то приятным, радостным. Снег съежился и растаял, открывая жирный чернозем. Дороги превратились в непроходимое болото, полк завяз в грязи, ожидая, когда же подсохнет полоса.

Виктор шел по стоянке, стряхивая с сапогов налипающую квашню и матеря погоду. Дождь с утра размочил землю, и любое перемещение превращалось в едва ли не заплыв по грязи. Настроение было паскуднейшим, а необходимость идти куда-то в непогоду из-за сущей ерунды его отнюдь не улучшала. На стоянке было безлюдно – все, кто мог, давно попрятались в теплых палатках, и он грустно заозирался, пытаясь высмотреть фигуру инженера полка. Увы, безрезультатно. Вдалеке уныло маячил часовой, а вокруг были лишь вновь отстроенные капониры. Старые, сделанные из снега, приказали жить еще в самом начале весны, и весь полк в аварийном порядке буквально слепил из грязи новые. Тогда же перебрались из затопленных землянок в палатки. На всякий случай он пошел проверить свой самолет. Его «двадцатьчетверка» выглядела уныло. Побелка с истребителя почти смылась, исчезая подобно снегу с полей, и теперь камуфляж представлял собой причудливо-уродливый гибрид. Обнаружив сидящую под крылом на брезенте парочку, подошел. Услышав шаги, парочка отпрянула друг от друга, и он узнал Олю и Соломина. Увидев его, Оля вспыхнула и отвернулась, в руках у нее мелькнул букетик подснежников. Соломин скривился и скорчил зверскую физиономию, давая понять, что Саблин тут явно лишний.

– Шаховцева не видели? – на всякий случай спросил Виктор.

Судя по выражению лица, Соломин с удовольствием не видел бы и самого Саблина.

– Ладно, – вздохнул Виктор. – А хотите анекдот? В тему!

Лешка никаких анекдотов слушать не хотел. Лешка хотел, чтобы его друг убрался отсюда как можно скорее.

– Злые вы, – снова вздохнул Виктор, – уйду я от вас. Кстати, сегодня вечером танцы. Явка строго обязательна…

Замес грязи продолжился, но уже в обратном направлении. Проходя мимо стоянки второй эскадрильи, он обратил внимание на истребитель капитана Быкова. А точнее, на его окраску. Раньше комэск-два был ярым противником рисовать что-либо на самолетах, о чем неоднократно и публично заявлял. Злые языки (в лице Виктора) полагали, что это от скудости воздушных побед, сбитый в крайнем бою «мессер» был на счете комэска третьим. Впрочем, после того как шубинский «Як» украсили отметки девятнадцати сбитых, Быков притих. Притих, чтобы поступить по-своему.

На борту его «Яка» большими красными буквами было написано «Танюша» и был нарисован какой-то затейливый цветок. Виктор задумчиво посмотрел на эту надпись и вспомнил, как когда-то гулял с Таней заметенными улицами забытого Богом хутора.

– Была когда-то девка, – буркнул он себе под нос, – да сплыла. Ну и хер по ней.

Однако рисунок на капитанской машине чем-то ему понравился, и Виктор отправился искать Палыча.

– Не страдай дурью, – отмахнулся техник, – ты сбивай больше, вот и украсишь заодно. Зачем еще что-то? И так почти весь полк завидует, больше сбитых только у Шубина и Иванова. – Палыч довольно улыбнулся.

– Ну так это звезды, а я хочу нарисовать что-нибудь такое… для души.

– Чего?

– Девушку какую-нибудь. Или тигра. Или вообще дракона.

– Етить твою! – Палыч сплюнул. – Я в твои годы по девкам бегал, а ты дурью маешься. Лучше тигру рисуй, а то баба на самолете к беде. Я этих-то, двоих, еле терплю, а ты еще одну хочешь.

– Нарисую, – Виктор уже загорелся идеей, – русалку. Во!

– Тьфу, – техник снова сплюнул.

– Палыч, где художника можно найти? Кто Быкову цветок рисовал?

– Где? Где? В Караганде! Я в такой ерунде тебе не помощник.

В общежитии было накурено, хоть топор вешай. Щелкали кости домино, травилась баланда. Полк сидел на земле, и летный состав маялся дурью, отсыпаясь, отдыхая и строя планы.

– Цэ шо сало було? – выступал Кот. – То нэ сало. Кабанчика треба видмыти, обшмалить, ще раз видмыть. А потим ще раз обшмалить з сином. Ось тоди будэ сало!

– А чего это вы его осмаливаете? – спросил Колька. – Ведь мясо будет дымом вонять…

– А ще кажуть – деревня, – засмеялся Кот. – Уся деревня в городе обитае. Нычого ты нэ розумиешь. С дымком вкуснее. Так от надергаешь в огороде цибульки, яиц зваришь пяток, да з салом. И еще хлебушка свежего. Да под стопочку. Вкусно.

– Как говорил один классик: «Из всех видов сельхозпроизводства я предпочитаю самогоноварение», – засмеялся Виктор. – Под стопочку что угодно будет вкусным.

– А что это за классик такой? – раздался вдруг Танин голос. Виктор даже не заметил, как она зашла в их барак.

– Это зарубежный, – ответил он, – по-моему, поляк.

– Странно, – Таня, сузив глаза, изучала Саблина, – никогда ничего такого не слышала.

– На свете многого такого, друг Горацио, – успокоил ее Виктор, – о чем не ведают в отделе эксгу… – Он замолк на полуслове и добавил: – В общем, еще услышишь.

Таня вспыхнула и сделала вид, что в комнате Виктора больше нет.

– Скажите, – спросила она у доминошников. – Где Егорова найти, его Шубин ищет.

– Егоров в лазарет пошел, спину прихватило, – опередив всех, ответил Виктор и спросил тихо: – А кто Быкову машину разрисовывал?

Таня презрительно фыркнула, окинула Саблина уничижительным взглядом и вышла из барака.

– Витька, а что ты ей сказал? – усмехнувшись, спросил Ильин. – Сейчас сюда Быков не прибежит с дубьем?

– Не боись, Витька, не дадим тебя в обиду. Гуртом побьем Быкова и дрючок евонный отберем, – протянул Соломин. – Мы же третья эскадрилья, мы всех бьем.

– Всех бьет вторая, – засмеялись со стола доминошников, – вы третьи вообще с заду всегда…

В бараке разгорелся обычный шутливый спор, в котором принимали участие летчики уже всех трех эскадрилий.

– Так что ты ей сказал? – повторил вопрос Ильин, – чего она вся прям…

– Да ничего… спросил, кто Быкову машину расписал.

– Тю, – влез в беседу Кот, – а шо ты раньше не спросил? То ж Ленка малевала… стенгазетчица.

Виктор тщательно очистил сапоги, постучал в дверь и, дождавшись разрешения, зашел. В женское общежитие нужно было входить только так. Небольшой барак, уставленный деревянными нарами с грубыми соломенными матрасами, почти такой же, как у летчиков. Только здесь была чистота, выстиранные и выглаженные занавески на окнах, и отсутствовали неистребимые клубы табачного дыма. Это было женское царство, и Виктор моментально оказался под прицелом десятков изучающих глаз. Художник полковой стенгазеты Лена Шульга оказалась на месте и как раз выводила какой-то сюжет. Услышав просьбу Виктора и увидев нарисованный им проект рисунка (техникой исполнения сей прожект напоминал известную картину «Сеятель» художника О. Бендера), возмущенно фыркнула. Слушавшие их беседу девушки захихикали.

– А что тут такого? – удивился Виктор. – Сложно красивую девушку нарисовать? Лицо, если хочешь, свое изобрази, будет красиво. Себя не хочешь – нарисуй любую другую красавицу.

– Я такое не могу. – Лена даже покраснела.

– Ну а что здесь сложного? Русалка обыкновенная…

– Но она же голая…

– Э-э. – Виктор впал в ступор. – Ну и что? Разве это голая? Там только си… э-э… грудь… Ты же такое уж явно видела. – Сказав это, смутился уже Виктор – своими формами художница напоминала гладильную доску.

– Я не знаю. – Лена явно растерялась.

– Слушай, да я заплачу, или, может, надо чего? Достану…

Уговаривал он художницу долго и все-таки добился своего. Договорившись, он уже собирался идти обратно, как на улице вдруг пошел дождь. Пришлось задержаться.

– А чего это наши летчики намокнуть боятся? Сахарные стали? – язвительно спросила Майя, оружейница из первой эскадрильи. Виктор тяжко вздохнул. Бойкая и задиристая Майя Веретельникова была известной полковой острословкой. Она в любом споре всегда оставляла за собой последнее слово и никому не давала спуску. Поговаривали, что она пару раз ругалась даже с Шубиным, а замполит боялся ее как огня. До армии она уже успела побывать замужем и была куда опытней, чем большинство ее однополчанок. Сейчас она лежала на нарах, укрывшись одеялом, и своими черными змеиными глазами изучала Саблина.

– Майка, спи уже, – ответил Виктор.

– Да с кем тут спать? – делано возмутилась она. – Покажи мне мужика нормального!

– Ой, напросишься, Майка, ой, напросишься, – засмеялся он.

– Да когда уже? – Она окинула Виктора полным ехидства взглядом. – Только ты для меня староват будешь. Или ты потому и бороду сбрил, чтомолодишься? – спросила Майя. – Ты седину-то ваксой натирай сапожной. Хоть и старый, а чернявеньким будешь – за жениха сойдешь. Тут тебе и невесту подберем заодно, глянь, какие девки вокруг…

В бараке послышался откровенный смех, а Виктор подумал, что дождь не такой уж и сильный и насквозь промочить не успеет.

– Чего это наш дед замолчал, – снова засмеялась Майя, – испугался?

– Чего мне тебя бояться? – удивился Саблин.

– Тогда сыпь на тюфяк, – она чуть сдвинула одеяло в сторону и на пару секунд продемонстрировала Виктору живот и крупные голые груди, – и мокнуть не придется.

– Эх, Майка, – голос у него едва не дал петуха, – не могу сейчас. Вот завтра пойдешь в караул, приду ночью проверять – доставлю хоть тридцать три удовольствия сразу.

– Совсем наш дед плох стал, – засмеялась та, – ничего уже не может, ничего уже не помнит. Как с таким жить-то? Я ведь завтра в караул не иду.

– Я постараюсь, чтобы пошла, – буркнул Виктор и, оставляя за собой последнее слово, пулей вылетел из барака. Становиться предметом обсуждения доброй полусотни злых девичьих языков не хотелось.

Рисунок получился что надо, на творение художницы сбежался посмотреть весь полк. А смотреть там было на что: Лена нарисовала выныривающую из воды русалку, держащую в руках красную звезду на голубой, цвета неба, ленте. Идущие чуть выше два ряда красных звезд – отметки о победах – дополняли картину. Русалка вышла как живая, она словно застыла в движении, разлетались брызги морской воды, мокрые волосы налипли на плечи. Но больше всего народ впечатлили ее обнаженные груди. Лена, видимо, реализовала все свои комплексы, и огромные буфера (по-другому не скажешь), наверное, пятого или шестого размера, вопреки всяким законам физики задорно торчали вверх.

– Срамота, – сплюнул Палыч, когда увидел законченное творение. Оля мило покраснела, а Зине, такое впечатление, что все было по барабану.

Моментально началось стихийное паломничество. Сперва народ просто смотрел, потом подключили начальника разведки, и началось фотографирование. Техники, летчики – все хотели иметь свою фотографию на фоне такой примечательной машины. Виктор, на правах хозяина самолета, сфотографировался первым. Прекратил такое безобразие командир полка. Шубин долго рассматривал рисунок, потом одним взмахом руки разогнав всех, поманил пальцем Виктора.

– Витька, – грустно сказал он, – ты чего творишь, тута? В штабе замполит ножками сучит, все стены слюной забрызгал. Левушкин ваш уже ногти сгрыз, я уж не знаю почему, а крайний опять, тута, Саблин.

– Так, а что здесь такого? – удивился Виктор. – Простой рисунок. Ведь красиво же, правда?

– Ты скажешь, красиво, – вздохнул командир, – а другой скажет – порнография. А третий, тута, напишет. Смекнул?

Виктор промолчал.

– Я вот не пойму, на хрена оно, тута, тебе надо? – продолжил Шубин. – О тебе Родина заботится, хе-хе, в полк столько девок красивых напихала, а ты всякую херню на самолете малюешь. Неужто никого себе найти не можешь? Ладно, раньше, когда на пару полков было с пяток девах из БАО, так теперь их с полсотни. Да ты помани, половина побежит…

– Да не надо мне, Дмитрий Михайлович, у меня невеста есть.

– Невеста, тута, и не узнает ничего, а у тебя дурь из башки пропадет…

– Не хочу я. Она там ребенка ждет, а я тут буду…

– Невеста в Саратове? – спросил Шубин. Услышав ответ, закрыл лицо рукой. – Ой, тута, дурак, – протянул он. – Это ты за те увольнительные успел?

Виктор кивнул. Командир задумался, а потом вдруг начал смеяться.

– Я тебя, Витя, не тому учил, – хихикал он. – Я учил маневрировать, стрелять, сбивать… а надо было, тута, научить, как на бабу правильно залазить. Это ж надо умудриться: всего три дня, тута, свободы было, а уже сострогал! – он уже не смеялся, а хохотал: – Вот только… только… как учить-то? С наглядными пособиями хреново. Уф-ф.

Виктору было не до смеха, но он все же улыбнулся.

– Буржуи, – сказал он, правда не уточняя, где и когда, – вполне себе выпускают баб резиновых. Надувных. Для этих целей.

– Правда? – Шубин затрясся в беззвучном хохоте, хлопая себя по бедрам. – Надо… надо такую затрофеить. Тута, пополнение молодое вводить… вводить. – Он снова сложился в приступе смеха. Потом кое-как отдышался, вытер выступившие слезы, протянул: – Ну, ты, Витя, дал. Уф-ф.

– В общем, то, что я тебе говорил, забудь! Считай, что ничего не говорил. Но головой своей, тута, подумай, ясно? К невесте небось рвешься, да?

Виктор снова кивнул.

– Отправить тебя, тута, не могу, но если будет какая оказия – вдруг за самолетами пошлют, то ты будешь первый кандидат. А с этой… – командир вновь глянул на рисунок и задумался, – ишь, сисястая какая. Ну, приодень ее, что ли…

* * *

…Данильчук, техник из первой эскадрильи, лихо наяривал на своей гармони. Пальцы его быстро перебирали по клавишам, меха раздувались, и затейливая мелодия заполняла темный просторный сарай. От неровного света коптилок на стены ложились причудливые тени танцующих людей, столбом стояла пыль, звенел смех. Полк плясал.

Лихо кружились Быков и Таня. Галка в танце положила голову на плечо Шубину, рядом неловко топтался красный Соломин, видимо, в очередной раз наступивший на ногу Оле. Кот танцевал с какой-то невысокой оружейницей из второй эскадрильи и что-то нашептывал ей на ухо. Рука Сергея уже покоилась чуть ниже ее талии, а та все смеялась, показывая мелкие острые зубы.

Виктору было не до танцев. Во-первых, он толком и не умел, во-вторых, разнылась нога. Ее всегда крутило на непогоду, однако, судя по болевым ощущениям, на завтра ожидался не просто дождь, а град с камнями и ураган с вьюгой одновременно. Он расселся на лавочке и, потягивая папиросу, наблюдал за танцующими. Ему было хорошо: в такой позе нога болела не так сильно, в желудке плескалось почти триста грамм водки, и жизнь в целом была неплоха. Алкоголь настраивал на лирический лад, хотелось чего-нибудь хорошего, красивого. Из красивого в сарае были только танцующие пары, на них он и пялился. Таких, как он, сидящих по лавкам вдоль стен, было чуть ли не половина полка.

– Товарищ лейтенант, а можно вас? – подошла к нему Майя. В глубине ее черных глаз таилась скрытая до поры насмешка.

– Сыпь сюда, – Виктор хлопнул по лавке рядом, – посидим, покурим…

Он думал, что она что-нибудь съязвит и уйдет, но та плюхнулась рядом и с вызовом посмотрела на него.

– Ну, – сказала она, – папиросы где? Летчицкие давай, раз покурить предложил. Не буду же я махрой травиться…

– Так чего наш герой не пляшет? – сделав первую затяжку, спросила Майя. – Хорошо-то как, а то махра уже в печенках сидит.

– Старый я уже, – засмеялся Виктор, – в наше время такое не плясали. Был бы тут какой-нибудь «Марлезонский балет» или там «Мазурка» с «Полонезом».

Майя шутку оценила, хихикнула.

– Ну а если серьезно? – спросила она. – Пойдем, потанцуем. Просто.

– Да не умею я, – расстроился он.

– Да ладно, – она вдруг прильнула к нему, коснулась губами уха, прошептала, – пойдем. Или ты меня боишься?

Или Виктор был пьян, или из-за первой причины, но плясалось удивительно легко и весело. Он кружился с Майей, все движения получались точными и умелыми. Это было прекрасно, хотелось, чтобы это вращение теней никогда не прекращалось. Потом как-то незаметно танцы кончились, вокруг оказалась ночь – полк шел спать. Майя вела его за руку, рядом шли такие же пары, слышались перешептывания, смех, веселье. Она потянула его за руку в какой-то переулок, они замерли в тени забора. Мимо в каком-то десятке шагов проходили люди, но их не замечали.

– Давай покурим, – сказала она, – до поверки еще полчаса, не хочу в этом курятнике сидеть.

Они закурили. Майя смотрела на него снизу вверх оценивающим взглядом, чему-то улыбаясь, потом вдруг тихо спросила:

– У тебя шелк есть? Ты ведь немцев сбивал, у нас падали. Неужели не осталось ничего?

– Так это когда было? – улыбнулся он. – Вспомнила! У нас только один упал, тот, что сейчас на аэродроме валяется. Но до него поздно добрались, там пехотинцы и местные выгребли все. Говорят, летчика в одном исподнем оставили. Наши пытались разыскать что-то, но без толку.

– Плохо, – погрустнела Майя, потом вдруг стрельнула на него глазами, спросила: – А что у тебя с Танькой было? Рассказал бы. А то бабы плетут языками такое, что на голову не натянешь. Ах, – подражая кому-то, жеманничая, сказала она, – такая красивая история, словно в старинном романе. Он как рыцарь, весь в ранах, а она уже с другим…. – Майя захихикала. – Сказать, кто твои поклонницы? Уже есть пара дурех, что на тебя спокойно глядеть не могут…

– Не надо.

– И правильно, – она снова засмеялась, – а то ведь я совру – недорого возьму.

Она отвернулась, вглядываясь в темень переулка. Улица стихла, лишь неподалеку в тени сарая раздавался приглушенный шепот и слышалось боязливое хихиканье, да вдалеке все еще доносился смех и веселые голоса.

– Чудной ты какой-то, – сказала она, – или действительно до сих пор эту рыжую любишь?

– При чем здесь Таня? – Он чуть приобнял ее сзади, потрогал обтянутый шинелью толстый зад. – Я к ней уже никак не отношусь.

– Ты что, решил доставить мне тридцать три удовольствия прямо сейчас? – тихо засмеялась она. – Ну валяй, – Майя подобрала полы шинели, – разрешаю пощупать!

Виктора такое отношение слегка ошарашило, но отказываться от дармовщины он не стал. Городишко затихал, лишь все еще шумели у бараков, да притаившиеся в темноте у сарая соседи вовсю развлекались поцелуями. Попа у Майи, на его взгляд, оказалась чересчур большой. Но эта толстая и мягкая задница манила своей близостью и доступностью, сразу задвинув Саратов куда-то очень далеко.

– Ты не ерзай, – Майя развеселилась, – не ерзай. Ладно, побаловался и хватит. Хватит, а то сейчас закричу! Вот так. – Она выскользнула и принялась застегивать одежду. Глаза ее были полны ехидства. – Понравилось? – Майя хитро улыбнулась. – Хочешь? – Улыбка и ехидство медленно сползли с ее лица. Она стала строгой и серьезной.

– Хочу, – хрипло ответил он.

– Шелк нужен, – обольстительно улыбнулась она. – Найдешь шелк, – шепнула Майя, – мне приноси. Я отблагодарю.

– А если не за шелк?

– Не терпится? – Она снова улыбнулась и медленно покачала головой. – Дурных нет. Я свое сказала.

Виктор подумал, что реклама в Советском Союзе все-таки была и что неплохо бы обзавестись куском трофейного парашюта. Так, на всякий случай. Из темноты сарая донеслось рассерженное шипение и злое невнятное бормотание. Майя прислушалась, довольно усмехнулась:

– Это Любка своего учит, – сказала она. – Ладно, хорошего понемножку. Пойдем, что ли, – она взяла его под локоть, – проведи девушку до дома. А то тут темно и хулиганы…

* * *

Весна катилась с юга. Ее стойкий пьянящий аромат, настоянный на оживающих степных травах, заполнил небо, проник в кабину. Виктор принюхался и криво улыбнулся. Весна всколыхнула душу, наполнила ее тоской. Хотелось гулять вечерами, сжимая в руке узкую девичью ладонь. Хотелось любви, хотелось секса. В принципе он мог получить и то и другое, выклянченный у Палыча кусок парашютного шелка давно лежал в загашнике, а на танцах его несколько раз приглашала художница Лена Шульга. Но связываться с Майей он немного опасался, не зная, что она может выкинуть после. Лена же хоть и таращилась на Виктора влюбленными глазами, но была совершенно не в его вкусе. Хотелось в Саратов, к Нине…

* * *

– «Мессеры», «мессеры», – истошный вопль совпал с мелькнувшей зеленой искрой ракеты.

– Палыч, от винта! – крикнул Виктор и плюхнулся на сиденье. В голове было удивительно пусто, а руки сами делали сотни раз повторенные и заученные движения, запуская самолет. Под колесами запрыгало неровное поле аэродрома, и в этот момент он увидел их – появившуюся из-за облаков россыпь точек. Виктор криво улыбнулся – несколько «мессеров», это было слишком мало для полка. Он пошел в набор высоты, увидев, как пристраиваются остальные самолеты его звена, бывшего сегодня в готовности номер один. Сверху было хорошо видно, как бегут к стоянкам летчики и кое-где уже начинают запускаться самолетные моторы.

За первой шестеркой врагов выскользнула еще одна, потом еще. Немецкие самолеты представляли собой громадный рой. Виктор смотрел, как накатывают, увеличиваясь в размерах, вражеские истребители, и ему стало страшно. Против такого количество врагов драться еще не приходилось.

– Двадцать четвертый, двадцать четвертый, – раздался в наушниках голос Шубина, – задержи их, задержи. Три минуты дай. Давай, Витька!

Он повел свое звено в лоб ближайшей шестерки немцев. Видя, как те рассыпают строй, уклоняясь от атаки, закричал:

– Проскакиваем, проскакиваем! Заходим на вторую шестерку!

Первая группа немцев уже заложила боевой разворот, заходя сзади, но это было уже неважно. Спереди были такие же хищные акульи силуэты вражеских истребителей. Они тоже немного отворачивали, избегая лобовой. Из облаков вынырнула еще одна группа самолетов:

– Серега, Серега! – сказал он Коту. – Вцепляйся в хвост ближайшему. На виражах деритесь, на виражах. Чистим хвосты!

Едва Саблин повернул на ближайший вражеский самолет, как страх куда-то пропал, осталась только злость и желание дотянуться хоть до одного из истребителей с крестами. Перегрузка вдавила в сиденье, а в глазах замелькали силуэты самолетов. Низкая облачность ограничила маневр по высоте, и теперь на относительно небольшом пятачке сгрудилось два десятка машин. «Мессеры» были везде, атаковали со всех сторон, мешали друг другу. Он увидел, как в хвост «Яку» заходит пара «худых», рванул наперерез, дал очередь по ведущему. Те отвалили, и сразу же пара «мессеров» обнаружилась уже в хвосте у Виктора. Этих отогнал Колька, и тотчас уже Саблину пришлось чистить хвост своему ведомому. Потом он отгонял наглого пятнистого «мессера» от «Яка» Кота, потом снова защищал Кольку. Им только и оставалось, что обороняться, отбивая атаки. В этой дикой мешанине собачьей свалки любая попытка управления была обречена на провал. Виктор сперва пытался, но это оказалось бесполезно, врагов было слишком много, они были везде… Он как-то очень быстро потерял в этом хаосе ведомого и теперь крутился, отгоняя вражеские силуэты от краснозвездных самолетов. То же самое делала и его четверка. Одному «мессеру» он врезал хорошо, четко увидел попадания в крыло, подбитый враг запарил простреленным радиатором, отваливая в сторону. Потом увидел дымящий «Як», который, однако, продолжал бой. Потом уже попали и в Виктора: в кабине вдруг рвануло, правую ногу словно ошпарило кипятком, а в борту засияла дыра. Он увидел кровь, но самолет продолжал лететь, нога слушалась, а боль можно было и потерпеть…

Совсем рядом, в каком-то километре, проплыла девятка пикирующих бомбардировщиков «Ю-87», но подойти к ним у Виктора не получалось. Сзади висело два истребителя, а отбивать их атаку было некому. Пришлось крутить на максимальной перегрузке, до черноты в глазах, сбрасывая их с хвоста. Потом вдруг увидел полосу густого черного дыма и длинный огненный шлейф, тянущийся за «Яком». За пылающим факелом несся «Мессершмитт» и увлеченно расстреливал горящий самолет. У Виктора от злости потемнело в глазах, он рванул наперерез, пытаясь хоть как-то помочь. От «Яка» отделился черненький комочек, вспыхнуло облачко парашюта и сразу же погасло, сожранное огнем. Комочек полетел вниз, а «мессер» крутанул победную бочку и плавно пошел вверх. Виктор кинулся за ним, в голове было лишь желание догнать и покарать, дикая злость застилала глаза. Но сзади, очень некстати, оказалась еще пара врагов, и остатки разума заставили уйти в вираж…

Потом, как-то все стихло, нигде не мелькали кресты, никто не норовил зайти в хвост. В эфире была подозрительная тишина – видимо, приемник в очередной раз умер. На земле пылало несколько дымных костров, где-то вдалеке мелькали самолеты, а вокруг не было никого. Виктор вдруг подумал, что там, внизу, догорает все его звено…

«Як» он увидел почти случайно. Лежащий на черной земле камуфлированный силуэт был плохо заметен, но в этот момент там вдруг вскипели фонтанчики пыли, и скользнула хищная тень с крестами. Он быстро развернулся и оторопел от увиденного – одинокий «Ю-87» добивал севшего на вынужденную «Яка».

Дальнейшее было делом техники: разворот и падение сверху на увлекшуюся расстрелом беззащитного «Яка» цель. Жертва увидела его в последний момент, дернулась в сторону, стрелок ожил, и пунктир пулеметных трасс за малым не впился в лицо, и истребитель задрожал от попаданий. Виктор тоже не промахнулся, острые иглы крупнокалиберных пуль ударили в левое крыло врага, стегнули по кабине. Он потянул вверх и, перевернувшись, сделал новый заход. Немец прекратил атаки подбитого «Яка» и теперь удирал. Стрелок, оказавшийся живым и здоровым, встретил Виктора плотным огнем. В последний момент вражеский пилот заложил крутой вираж, и Виктор проскочил вперед. Пришлось уходить наверх для повтора.

Новую атаку Виктор выстроил поумнее, врезав короткой очередью издалека. Пикировщик клюнул на уловку и шустро ушел в вираж, и Саблин, довернув, сумел всадить в него еще одну жменю свинца. В третьей атаке то ли раненый, то ли убитый пулеметчик уже не стрелял. Стволы пулеметов, задранные в зенит, были неподвижны. За пикировщиком тянулся отчетливый дымный след, однако от атаки он уклонился весьма ловко. Впрочем, в этом уже не было нужды – оружие «Яка» молчало. Виктор смотрел на вражеский самолет, летящий в каком-то десятке метров от него, на дыры в крыльях и развороченную, окровавленную кабину стрелка, и его душила злоба. Хоть доставай ТТ и пали немцу в кабину. Раздосадованный, он отвернул с набором высоты и сразу же, буквально в нескольких сотнях метров от себя, увидел одинокий «Як». Пилот истребителя, видимо, тоже только что обнаружил Виктора, потому что самолет вдруг принялся покачивать крыльями. Это оказался Колька. Живой и невредимый Колька.

– Колька, Колька, – закричал Виктор, – ты меня слышишь?

Тот покачал крыльями и пристроился, занимая свое место.

– Колька… давай за мной.

Он ринулся в пике в том направлении, куда уходил подбитый «Юнкерс», и, увидев врага, обрадовался:

– Не уйдешь, сука! Колька, выходи вперед! Вон «Юнкерс», бей его. Ближе, ближе подходи.

«Юнкерс» снова ушел от атаки, уйдя в вираж. «Як» ведомого проскочил вперед.

– Уходи вверх, вверх уходи! – закричал Виктор. – Сверху бей и снова уход! Давай за мной, я имитирую, ты бей!

«Юнкерс» крутился с отчаянием обреченного и умением опытного аса. Они снова и снова атаковали его, то вместе, то поодиночке, а он умудрялся уворачиваться и все тянул к виднеющимся уже неподалеку Миусским вершинам. Наконец, после очередной Колькиной атаки мотор вражеского самолета остановился, «Юнкерс» снизился и запрыгал на неровностях заросшего бурьяном поля.

– Колька, врежь еще разок. Может, он симулирует…

Но ведомый лишь разводил руками в кабине. Боеприпасы кончились не только у Виктора.

– Поздравляю с победой! Пойдем домой….

Только сейчас Виктор вдруг понял, что жутко устал. Что лицо заливает пот, в глазах пляшут черные мухи, а гимнастерка под регланом мокрая, хоть выжимай. Он направил истребитель вверх, немного радуясь, что все кончилось и он по-прежнему жив. Перебивая эту радость, черной занозой в душе сидело зрелище сгоревшего парашюта одного из его пилотов и судьба другого, наверняка расстрелянного «Юнкерсом».

Мотор кашлянул раз, другой и вдруг замолчал. Виктор остолбенел, на спине выступила очередная порция пота, но тренированное тело уже жило собственной жизнью: выключая зажигание, подыскивая подходящую площадку, выпуская шасси. Наступила непривычная, пугающая тишина. Земля оказалась на редкость неприветливой, самолет отчаянно закозлил, подпрыгивая, но, в конце концов, замер. Вверху, в десятке метров, промчался «Як» ведомого, и Виктор даже успел рассмотреть его перепуганные глаза.

– Колька, давай домой, – он бросил взгляд на карту, глянул на упершиеся в «0» стрелки обоих топливомеров. – У меня бензин вышел. Курс семьдесят, примерно тридцать километров.

Ведомый качнул крыльями и улетел на восток, Виктор остался один. Сперва он вылез было наружу, осмотрел повреждения, но весенний ветер оказался на редкость сильным и холодным. Нога все еще слабо кровоточила, хотя внешне ранение казалось россыпью очень глубоких царапин. Идти в деревню за помощью не было сил, и он наскоро перебинтовался и, забравшись в кабину, задремал, резонно полагая, что подмога скоро подоспеет сама.

– Летчик, летчик, ты живой? – ручка управления ударила по ногам, и Виктор вскинулся, приложившись головой о плексиглас фонаря.

– Живой! – красноармеец, смугловатый, с густыми обвислыми усами и новенькой медалью «За оборону Сталинграда», бросил трясти элерон и широко осклабился. В десятке метров от самолета стояла полуторка, в кузове сидели еще четверо бойцов и таращились на русалку. Вырезанный из фольги лифчик перед вылетом был снят, и она предстала во всей красе.

– Старшина Попов, – красноармеец козырнул Виктору, – помощь требуется?

– Лейтенант Саблин, – Виктор выбрался из кабины, – там, километрах в пяти западней, «Юнкерс» подбитый. Туда бы съездить, а то вдруг немец удрать успел.

– Так уже. – Попов осклабился еще сильнее и махнул рукой. Сидящие в кузове подняли с пола и вытолкнули вниз высокого, атлетического вида человека в немецкой летной форме, спрыгнув следом. Летчик был основательно избит, сплевывал кровью, но смотрел зло и нагло.

– Эк вы его!

– Пытался в степи спрятаться, – скривился старшина, – как догнали, отстреливаться пытался, а потом драться кидался. Пархоменко вон в глаз засветил.

Один из бойцов щеголял здоровенным фингалом.

– А второй где?

– Второй в кабине остался, убитый. Полголовы оторвало. А этот в степь убежал. Ну, мы-то на машине, быстро нагнали. – Попов достал из кармана шинели серую книжицу с нарисованной эмблемой «Люфтваффе», открыл. – Эк понаписали-то, хрен разберешь. Какой-то Ридел, что ли…

– Стрелка я хлопнул, – Виктор зло ощерился, – а этот крутился, сука, как балерина. – Он достал папиросы, протянул пачку старшине, бойцы мигом ее ополовинили. – А потом бензин кончился, покойничек успел баки продырявить. Кстати, а чего вы немца так ободрали? Где его пистолет, парашют, часы?

– Так это наш пленный, – лицо старшины было как у каменного истукана, – что хотим, то и делаем…

– А сбивал его я. – Виктор от трофеев отказываться не собирался. – Себе можете барахло стрелка оставить.

Попов поджал губы, и скоро на крыле «Яка» лежали аккуратно сложенные вещи немецкого летчика. Увидев часы, Виктор решил, что этим трофеем он делиться ни с кем не будет. Взял трофейный пистолет, передернул затвор, и в траву упал маленький желтый патрон.

– Хитро он отстреливался, – усмехнулся Саблин.

– Пальнул пару раз, – в свою очередь улыбнулся Попов, – мы очередь над головой дали, так он сразу руки задрал. А когда Пархоменко с него крест снял, тот в драку и кинулся.

– Куда вы его сейчас? В расход?

– Да в штаб отвезем, – вздохнул старшина. – Только вы расписочку напишите, что вещи пленного забрали.

Немец вдруг приосанился и начал что-то говорить. Поза у него при этом была такая гордая, словно это они все были его пленниками.

– Закрой пасть, – процедил Виктор, – моего летчика на земле добивал, мразь.

Даже избитый и ободранный пленный вызывал в нем не жалость, а ненависть. Немец разразился новой лающей тирадой. Высокий, плечистый, с мужественной челюстью, он, даже будучи сильно избитым, производил впечатление сильного и опасного человека. Он вдруг указал на самолет Виктора, показал жестом, как заходит ему в хвост, изобразил стрельбу и, махнув рукой, очертил падение сбитого.

– Ах ты, сука, – выстрел хлопнул резко и зло. Пуля попала немцу прямо между глаз, он нелепо взмахнул руками и завалился на спину, забился на земле, нелепо вздрыгивая ногами.

– Товарищ лейтенант, вы чего? – старшина выглядел ошарашенным. – Это же пленный… его нельзя…

– Да пошел он. – Виктор и сам не понял, почему выстрелил. – Еще и дразнится, сучонок.

В воздухе повисла напряженная пауза.

– Товарищ лейтенант, проедем с нами, – предложил наконец Попов. Красноармейцы поддержали его одобрительным гулом.

– Да никуда я не поеду, – огрызнулся Виктор, – сейчас сюда мои прилетят.

Старшина угрюмо замолчал, нехорошо посматривая на Виктора. Красноармейцы сгрудись за его спиной. Конфликт нужно было как-то гасить.

– Летчик мой на вынужденную сел, вот так же, как я сейчас. А этот гондон, – он мотнул головой в сторону затихшего немца, – его из пулеметов добивал. Да какого хера, – заорал он, – какого хера жалеть их? Они нас жалеют? Я звеном против шестнадцати дрался сегодня, и все… нету у меня больше звена. Пацанам по девятнадцать лет было… Сдох, сука, и правильно… всех… всех их кончать…

Виктор выдохся. К свинцовой тяжести, навалившейся после боя, прибавилась опустошенность и апатия. Он устало уселся там же, где и стоял, зашарил по карманам в поисках курева. Старшина вернул ему его же пачку, ловко вытянув себе еще одну папиросу.

– А мне что теперь делать? – спросил он. – Ты стрелял, ты и думай теперь. Расписку напишешь?

– Расписку? – Виктор едва не проглотил папиросу. – Да ну на хрен! Убит при попытке к бегству.

– Немец живой был нужен, – старшина словно хлебнул уксуса, – может, медаль дали бы…

– Ага. Орден Сутулого. Тебе какое дело до командирских наград? Или, думаешь, в штабе про тебя вспомнили бы?

Старшина вздохнул.

– Документы забирайте, – расщедрился Виктор.

– Э-э. Давай лучше ты с нами поедешь, – снова предложил Попов, – сам нашему командиру все и расскажешь…

– У меня в кабине, в НЗ, фляжка с водкой есть. Дарю. – Виктор зашел с козырей. – Можно парашют поделить. Вы же в деревне стоите, верно? За шелк любая баба даст. Отдал бы весь, да обещал уже одной. Целый у вас отцы-командиры отберут, а вот кусками…

– Не учи, лейтенант. – Попов наконец улыбнулся и уселся рядом с Виктором. – Эх, зря я вообще сюда ехал, – засмеялся он, – ограбили только. Твой самолет? – спросил он. – Звездочки – это сбитые?

– Все мое. – Виктор достал из кармана свою заветную флягу, отхлебнул и протянул старшине. Тот повертел ее в руках, тоже приложился и цокнул языком.

– Надеюсь, нам ты не эту мензурку обещал? – усмехнулся он. – Красивая вещь, но мало. А вообще, хорошо вам, летчикам…

– Хорошо там, где нас нет, – буркнул Виктор. Вставать не хотелось, но пришлось лезть в кабину и доставать флягу из НЗ.

– Вот и чудненько, – повеселел старшина, – ладно, бывай, летчик. Если что, мы вон в той деревне…

Полуторка, пыля и подпрыгивая, покатила вдаль, и Виктор в который раз остался один. О визитерах напоминали лишь часы с пистолетом, лежащий на крыле немецкий шлемофон, перевязанный стропой кусок шелка и босоногий мертвец. Когда с него успели снять сапоги, Саблин так и не увидел. Он оттащил немца подальше и вновь стал ждать. Посвистывал ветер, низкие облака летели и летели по небу, казалось, им не будет ни конца ни края. Бурьян шелестел, и окружающее спокойствие расслабляло, клоня в сон. Вновь разбудило его тарахтенье мотора «У-2».

В полк Виктор прилетел уже ближе к вечеру, на своем самолете. Его «Як» на скорую руку подлатали, привезли бензина, и он сразу перегнал его на аэродром. Впрочем, новости он узнал раньше, и они не радовали.

Звена у него больше не было. Горящий «Як» – это была машина Саши Максимова, это его парашют сгорел. Впрочем, по словам Синицына, он выпрыгивал почти мертвым – две пули пробили ему грудь. Кот с простреленными ногами угодил в госпиталь. Он посадил подбитую машину на живот, но спустя буквально несколько минут подвергся атаке «Юнкерса». Тот сделал два захода на избитый «Як» и окончательно добил истребитель. Сергей спасся только тем, что при второй атаке спрятался за двигателем, сумел переползти.

Погиб также штурман второй эскадрильи, старший лейтенант Больных, сбитый «мессерами». Эти потери были велики, но если бы немцам удалось застать полк на земле, то они были бы куда больше. Звено Виктора сделало свое дело, буквально на две-три минуты сумев задержать вражеские самолеты. Звено выиграло время полку, но и само уменьшилось вдвое.

Сжатые сверху облаками, растрепанные в бою с саблинской четверкой, немцы оказались не готовы драться с превосходящими силами взлетевших советских истребителей. Потеряв две машины, они дрогнули и стали уходить облаками. Громадный бой разбился на множество мелких схваток, протекающих то внизу, то среди облаков. В одной из таких стычек и сбили Больных. Но врагу досталось тоже, наши летчики сумели сбить шесть вражеских самолетов: три «Мессершмитта» и три «Юнкерса».

Отметились Егоров и Ильин, завалившие по «лаптежнику». Снова отличился сержант Подчасов из первой, заваливший «мессера», по истребителю сбили также капитан Земляков и лейтенант Гаджиев. Бой позволил отличиться многим, но и забрал немало. Кота уже увезли в госпиталь, а Максимова и Больных должны были похоронить завтра…

Заходящее солнце подсвечивало затихший аэродром. Отревели свое натруженные за день моторы, перестали пылить заправщики. Лишь на стоянке лязгали железом техники, там полным ходом шел ремонт поврежденных днем самолетов. Но Виктора это не касалось, он слонялся по стоянке, не зная, куда себя деть. Летчики столпились в сторонке, обсуждая прошедший день. Отличившиеся в боях пилоты были веселы, собравшись кучкой, они отчаянно жестикулировали, раз за разом «обсасывая» подробности боя. Остальные их энтузиазма не разделяли: гибель двух пилотов давила, заставляя примерять на себя их судьбу. Виктор отошел в сторону и бессмысленно наблюдал за заходом солнца. В голове была каша, накатившее после боя отупение и апатия никак не проходили.

– Ты чего, тута? – Шубин неожиданно появился из-за спины, немного испугав.

– Да так, Дмитрий Михайлович. Не знаю. Муторно что-то. Давит. – Он помолчал и вдруг торопливо, словно кто-то его перебивал, заговорил: – Я немца убил. Сегодня. Пехотинцы привезли летчика сбитого, того, что Колька добивал, а я его из пистолета, прямо в лоб. И ведь специально сделал… я хотел эту суку убить, а ведь он пленный… Я раньше убивал, но те с оружием были, а этого так…

– И с чего это ты решил исповедаться? – Шубин удивленно поднял бровь.

– Не знаю, – Виктор поник, – просто больше и поговорить-то не с кем. Я ведь раньше таким не был, а тут человека убил, как высморкался. И еще раз убил бы. Что-то со мной случилось. Злой стал. Ненавистный. Может, из-за Сашки? Он горел уже, а его «мессер» все сзади поливал. Так, может, и выпрыгнул бы…

– Водки выпей, все пройдет, – раздраженно сказал командир. – Война идет, а ты, тута, в достоевщину ударился. Последствия того, что ты пленного стрельнул, будут? Если нет, то забудь. Скажу, чтоб тебе двойную норму дали и завтра до обеда в расписание не ставили. Отоспись, отдохни. Заслужили, тута. Неплохо своих натаскал, хорошо дрались.

– Дрались хорошо, – буркнул Саблин, – только кончились все.

– На то она и война. – Шубин тяжело посмотрел на Виктора. – Вытри сопли и привыкай быть командиром. Новых пришлют, будешь их учить, они летать будут. На войне оно всегда так, так что давай, тута, без соплей и истерик. Вы хорошо дрались, – повторил он, – две шестерки связали, третья и так не успевала. Молодцы, не многие бы так сумели.

Шубин прищурился, размышляя и словно что-то для себя решив, сказал:

– С комдивом по телефону разговаривал. Завтра прилетит. Во-от… сегодняшним боем сам Хрюкин интересовался, ясно, тута? Говорит: «Мол, тута, не ожидал столь высокой эффективности». Так что… – командир самодовольно ухмыльнулся, – поживем еще. Значит, скоро дождик просыплется, серебряный. Только ты вот что… – Он неожиданно оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают, и понизил голос: – На орден губу пока не раскатывай, понял, тута? На меня одна падла серая недавно донос написала.

– А я тут при чем? – удивился Виктор.

– Как ты там любил своим говорить? – Шубин прищурился, вспоминая. – А! Вспомнил! Не тупи, Витя. Ты там тоже фигурируешь, так что… И не надо делать такие удивленные глаза, хе-хе. В общем, долго рассказывать, но тебя пока лучше, тута, не высовывать. Да ты не дуйся, – командир рассмеялся, – тебе вместо ордена кой-чего получше будет…

(обратно)

Глава 14

Весеннее апрельское солнце, голубое небо с редкими кучевыми облаками и первая радующая глаз зелень, все это грело душу, вызывая опьяняющее чувство восторга. Восторга и счастья. Он шел по улицам просыпающегося Саратова, хотя ему казалось, что он не идет, а парит. Парил к той, кто его ждал, и той, кого он желал видеть больше всего на свете. Он шел и не верил своим глазам. Если бы еще позавчера кто-нибудь сказал ему, что он встретит утро в Саратове, то Виктор ни за что не поверил бы. Однако это случилось. Еще позавчера он думал, что жизнь заканчивается, что вот-вот сожгут «мессеры», а сегодня он преспокойно шел по тротуару, рассматривая и не узнавая город.

Весна преобразила Саратов. Он приоделся в свежую, пахучую зелень и словно помолодел. Освободившись от сугробов, город стал просторнее, чище, и казалось, даже дома и заборы заиграли новыми яркими красками. По спине хлопал набитый деликатесами вещмешок, душа пела, и Виктор шел к своей невесте. Шел на свадьбу.

Нину он увидел за квартал от дома. Он не обратил бы на нее внимания, но взгляд зацепился за знакомое зеленое платье, и Виктор остановился, всмотрелся. Девушка тоже замерла, потом завизжала и кинулась ему на шею, покрывая лицо поцелуями. Он закружил ее, вдохнул аромат ее волос и опьянел от радости.

– Ты надолго? – выдохнула она, оторвавшись. – Я так соскучилась.

– Завтра обратно. – Виктор легонько подкинул ее вверх. Он уже успел немного забыть, какая его невеста маленькая и легкая. Нина испуганно взвизгнула.

– Поставь, а то у меня голова закружилась.

Он вернул ее на землю, коснулся рукой живота.

– Растет?

– Чуть-чуть вырос. – Она улыбнулась.

Виктор погладил животик, и рука незаметно переползла выше.

– Ты что делаешь? – Нина покраснела. – Люди же увидят.

На улице маячило несколько фигур, но они были слишком далеко.

– А я на лекцию шла. – Она заулыбалась, стоило ему убрать руку. – Вижу, вроде ты, только бороды нет. Тебе так, кстати, идет.

– А я тебя по платью опознал. А после лекций что? Соседки твои дома?

– После лекций в госпиталь, – Нина вздохнула, – а девчонки тоже идут. Я чуть раньше сегодня вышла, хотела больше на воздухе погулять…

– Значит, план такой, – Виктор рубанул рукой воздух, – сейчас идем на репетицию. Потом, ближе к обеду, в ЗАГС, а после – свадебный пир и первая брачная ночь. Как тебе?

– А ты действительно хочешь? – Нина смутилась.

– Что значит хочу? – удивился он. – У ребенка должен быть отец! Кроме тебя и нашего будущего ребенка, у меня вообще никого нет. Ты, как жена, меня устраиваешь, так что не вижу причин не жениться. А если вдруг собьют, то хоть что-то от меня останется, да и тебе проще будет. По крайней мере, будешь пенсию получать…

– Не говори так. – Она вцепилась в его рукав. – Тебя ведь не собьют? Да? Зачем мне пенсия?

– Не собьют. – Он успокаивающе провел рукой по ее волосам. – Я ведь всегда возвращаюсь.

Нина затихла, недоверчиво посматривая на него. В глазах ее заблестели слезы, потом она вздохнула и грустно улыбнулась.

– А я хотела на свадьбу родителей позвать, да, видно, не судьба. А что за репетиция?

– Первой брачной ночи, разумеется, – засмеялся он, – надо все надежно закрепить, чтобы гладко прошло.

– Может, потом? – Нина покраснела и захихикала.

– И потом тоже. – Виктор взял ее за руку и повел к дому. В его распоряжении были всего одни сутки счастья…

* * *

– …Ну, давайте за жениха, – выдал Егоров, – чтобы побыстрее к молодой вернулся.

Звякнул металл, и новая порция водки переместилась из побитых эмалированных кружек в организмы. Руки потянулись к немудреной закуске, прерванный было разговор возобновился.

– А кольца где брали? – спросил Соломин, хрустя квашеной капустой. – Ювелирные ведь с начала войны закрыты.

– В комиссионном, – ответил Виктор, – и то с трудом. Переплатил ужас сколько – за полторы тысячи буквально выклянчил.

– Обалдеть, – ужаснулся Ильин.

– Ага, – усмехнулся Виктор, – если бы не… жена, то продавца этого пристрелил бы. Уж в морду точно бы засветил. Сидит дядя, поперек себя шире, морда красная, окопался. На фронт трактором не выдернешь.

– В тылу много всякого дерьма скопилось, – согласился Лешка, – да только ли в тылу? Вон, наш полк взять…

– Отставить, – прогудел Егоров, – полк не тр-рогать.

Они всей эскадрильей уже второй день сидели в «гостинице» летного состава, на окраине Россоши – «Золотом клопе». Такое название к здоровенной, уставленной двухъярусными нарами землянке подходило как нельзя лучше. Острослов, придумавший его, так и остался неизвестным, но многим летчикам, воевавшим потом на юге, довелось ночевать в этих не очень гостеприимных стенах. Что и говорить, дыра была жуткая, одно хорошо – почти пустая. По сравнению с февральским наплывом, когда их дивизия перебрасывалась на юг, сейчас здесь было безлюдно. Людская река, подхваченная Сталинградской победой, уже благополучно разлилась по степным аэродромам и осела – кто в Ростове, а кто по безвестным хуторкам. Сейчас в «Золотом клопе» обитало всего десятка полтора обитателей – отставшие от своих частей из-за поломок и егоровская эскадрилья, перегоняющая из Саратова новые истребители.

– Р-разливайте, – предложил комэск, – завтра лидер будет и улетим наконец из этой дыры.

– Чем плоха дыра? – улыбнулся Ильин. – Весьма милое место.

– Через тот домик, где тебе так мило, – усмехнулся Соломин, – вся воздушная армия прошла. Там, наверное, кроватные сетки до пола провисли…

– Все там в порядке с кроватями, – поддержал Вячеслава Демченко, – сам проверял.

– Во-во, – добавил Ильин, – а главное, не так обидно будет глядеть на сияющую рожу нашего молодожена.

– Вы не дуркуйте! – вмешался в разговор Егоров, – еще намотаете чего на винт, потом лечись!

– В соседнем полку случай был, – сказал Соломин, – майор, начальник штаба, триппер подхватил. Его на партийном бюро пропесочили, а он потом взял и застрелился. В августе было, – добавил он тихо, – под Сталинградом такая жопа была, а он, дурак, в себя…

Ильин промолчал, но по глазам было видно, что он все равно отправится к заветному домику.

– Тут на раз осталось. Может, добавим? – спросил Лешка. – У Витьки еще бутылка есть, точно знаю. – Он захихикал.

– Нет, – Егоров был непреклонен, – завтр-ра лететь. Надо, чтобы голова была чистая. Слышали, что на той неделе было? С этого аэр-родр-рома эскадр-рилья на Р-ростов пер-релетала. Мля. – Он пожевал губами. – Их «пешка» вела. Блуданула и пр-ривела в Таганр-рог. Они на посадку, а там зенитки. Из десятки «Яков» только четвер-ро вер-рнулись.

– Так это, наверное, какие-то сопляки были, – не унимался Лешка, – мы же смотреть будем по местности.

– Нет, эта крайняя, – Егоров обвел взглядом свое маленькое воинство, – у всех налито? Давайте выпьем за Победу!

Комэск поднялся с нар, и следом потянулись остальные летчики, негромко звякнули кружки, водка снова провалилась в желудки.

Виктор плюхнулся на свое место, занюхал корочкой хлеба, потом, обсыпав ее солью, сунул в рот. После тоста летчики сделались задумчивыми, видимо, прикидывали свои шансы увидеть эту самую Победу. Он посмотрел в лица своих однополчан и загрустил. Дико захотелось обратно, к жене, в маленькую саратовскую комнатушку. Чтобы было тихо и спокойно, чтобы Нина была рядом, в кружках плескался горячий чай, а кровать, застеленная шелковой, сделанной из парашюта, простыней, ждала своего часа. Грусть плавно сменилась тоской. Жена и краткий миг семейного счастья остались позади. Впереди его ждали бои, нервотрепка, усталость, недосып и, главное, неизвестность… Впереди оставались два длинных года войны…

(обратно) (обратно)

Роман Юров «Ла»-охотник. В небе Донбасса

В оформлении переплета использована иллюстрация художника П. Ильина

© Юров Р. А., 2015

© ООО «Издательство «Яуза», 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

(обратно)

Глава 1

– От винта!

– Есть от винта!

Кран самопуска провернулся легко. Зимой, когда новенький самолет только пригнали с завода, кран был туг, до синяков на пальцах. Сейчас же, в потных перчатках, сопротивления почти не ощущалось.

– Воздух!

Коротко пшикнуло. «Як» чуть вздрогнул, винт провернулся, и Виктор торопливо щелкнул тумблером магнето. Мотор застрелял, потом, словно прокашлявшись, зарычал, запел оборотами, прогреваясь. Истребитель задрожал, завибрировал. К пропитавшему кабину, несмотря на открытый фонарь, запаху бензина добавилась вонь выхлопных газов.

Палыч отцепил баллон и, пряча лицо от разметаемого винтом песка, быстренько метнулся к хвосту. Двигатель зарычал во всю свою мощь, напором воздуха из кабины вымело все запахи. Остался лишь горячий ветер.

– Двадцать девятый, как слышишь?

Колька приподнялся на сиденье, выставил вверх растопыренную пятерню, демонстрируя и слышимость, и готовность к вылету.

– Убрать колодки!

Мелькнул линялый комбинезон техника, потом Палыч отошел подальше и напутственно махнул рукой. Мотор взревел, и техник попятился, придерживая саблинскую, выданную на время полета фуражку и щуря слезящиеся глаза. Фуражка подмигнула золотистым крабом, и Виктор некстати вспомнил, что купил ее в Саратовском военторге, в день свадьбы. Вспомнил и зло ощерился, гоня ненужные мысли. В небо нужно было идти с пустой, светлой головой, чистой от наземных хлопот. В небе хватало своего.

Солнце поднялось недавно и еще не успело войти в силу. Внизу, по балкам, стелился утренний туман, слабая дымка покрывала землю, словно саван, маскируя и пряча. Мир под крылом затих, затаившись подобно зверю в кустах, ожидая, что гудящая в высоте беда пройдет стороной, не заметит. Туман и дымка могли этому помочь. Не помогли…

Аэродром появился частями. Сначала проявились вспомогательные строения, затем темные, еще не успевшие обрасти травой, капониры, самолеты. Потом словнокто-то сдернул гигантскую завесу, и аэродром предстал во всей красе, во всех деталях – с неподвижно висящей колбасой «колдуна» – ветроуказателя, с чем-то присыпанными рулежными полосами и размолотой в пыль травой у посадочных «Т». И только тогда Виктор облегченно выдохнул: с поля никто не взлетал, да и в небе было чисто. Появилась надежда избежать драки.

«Илы» заплясали, «занервничали», доворачивая, опустив бронированные носы, стали тяжело и неохотно разгоняться. Поднимая пыль, от стоянки рванул какой-то кургузый грузовичок, внизу забегали, засуетились люди, а четверка штурмовиков уже свалилась в пологое пикирование, заходя на северную оконечность аэродрома. Там, укрытые капонирами, стояли несколько «Юнкерсов», отчетливо белели кресты на крыльях подготавливаемого к вылету «Шторьха». Наземный персонал метался внизу испуганными тараканами, и лишь один, то ли храбрец, то ли безумец, пытался давать отпор. Пулеметные трассы единственной огневой точки потянулись вверх, но этого было ничтожно мало, чтобы помешать. От штурмовиков отделились капельки бомб, и огонь с земли умолк – Виктор увидел, как незадачливый пулеметчик удирает прочь. Черными грибами взбухли бомбовые разрывы, и он чуть наклонил машину, рассматривая попадания. Увы, удар прошел впустую – бомбы легли с недолетом метров в сто…

Группа уходила. «Илы» шли на бреющем, и их камуфлированные силуэты почти сливались с землей. Выше метров на пятьсот шла шестерка «Яков» родного сто двенадцатого полка: Иванов с Мамедовым, Гаджиев с Тарасовым и Виктор с верным Колькой. Невеликая охрана для невеликой силы. Он не знал и не мог знать, что в этот самый день сотни краснозвездных самолетов четырех воздушных армий атаковали вражеские аэродромы. Бомбили стоянки и взлетные полосы, несли жуткие потери, погибая от огня зениток и «Мессершмиттов». И их столь неудачная атака аэродрома Кутейниково была лишь частью большого, спешно задуманного и в спешке осуществленного плана. Увы, подобно большому плану уничтожения вражеской авиации на аэродромах, план их малой, локальной операции с самого начала начал трещать по швам. На бумаге все выглядело красиво – полк «Илов» под прикрытием усиленного истребительного гвардейского полка должен был нанести мощный удар по вражескому аэродрому Кутейниково. И когда накануне вечером шестерка летчиков из сто двенадцатого полка прибыла на аэродром Чуево на усиление, казалось, что ничто не может этому удару помешать. Все были в сборе: целых две эскадрильи штурмовиков уже рассредоточили по спешно вырытым капонирам, истребители растащили подальше друг от друга, укрыли маскировочными сетями. Летчики поужинали, перезнакомились, согласовали маршруты, связь, все необходимые, но оттого не менее важные мелочи. Не хватило сущей ерунды – бензина и боеприпасов. В итоге вылет задержался на час, а в воздух поднялась только четверка штурмовиков и шесть «Яков», да и то «Илы» скинули бомбы мимо цели. Красивый план обернулся фарсом.

«Мессера» в воздухе так и не появились. Напрасно летчики, до боли в глазах, всматривались в небо – кроме группы краснозвездных самолетов, в воздухе больше не было никого. Показался свой аэродром, и штурмовики с ходу пошли на посадку. Истребители же растянулись на круге, дожидаясь своей очереди. Виктор смотрел, как «Илы», поднимая винтами пыль, плюхаются на полосу, и радовался. Полет к осиному гнезду не давал ему покоя весь вечер и ночь. Лезть в пекло, под огонь зениток и в толпу «мессеров», не хотелось совершенно. А на поверку вылет оказался едва ли не прогулкой, и это было замечательно. На КП он шел довольный как слон и, отчаянно фальшивя, насвистывал веселый мотивчик.

Запах цветущий сирени, разлившийся по всему аэродрому, одурял. Нагоняемый ветерком от зеленых зарослей у стоянки, он проникал повсюду, напитывая собой воздух. Почему-то этот запах напоминал детство: школу, последний звонок, ожидание скорых каникул. Вместо всего этого глаза видели превращенный в аэродром колхозный луг, стоящие тут и там самолеты и копошащихся у них техников и оружейников.

Виктор обошел свою «двадцатьчетверку», ревниво поправил немного перекосившееся одеяние русалки, увидев потеки краски на крыле, нахмурился. Подошел ведомый, Колька, застыл соляным столбом и наконец, не выдержав, спросил:

– Что там, командир?

– Краска. Потеки краски. Видишь?

– Вижу, конечно, – Рябченко равнодушно посмотрел на застывшие зеленые капли, – у всех так.

– Видел, а не подумал. А это, Коля – скорость, которой в бою всегда не хватает. Чтоб ты знал, самолет должен быть отрегулирован по науке, а значит, быть легким и послушным. – Он сложил пальцы щепоткой и подвигал, поводил ими из стороны в сторону, показывая, каким легким в управлении должен быть истребитель. – Для этого нужен хороший механик. Но любого, даже самого лучшего из механиков нужно контролировать. Всегда! Ну, и периодически дрючить.

– Так они же маленькие, эти капли! – Ведомый наконец заинтересовался. – Разве они хоть как-то могут повлиять?

– Тут километр, – Виктор ткнул пальцем в потеки краски, – тут два, – он колупнул выступающую латку, – там воздуховод погнут и капот плохо подогнан. Вот тебе километров двадцать и наберется.

Ведомый погрустнел.

– А ты думал? – Саблин засмеялся. – За скорость сперва придется на земле повоевать. Как-то это я упустил, самолет с самого начала понравился, вот и не стал в мелочи влезать. Надо заняться. Да и вообще, надо бы подумать, как его облегчить.

– А это вообще можно?

– Можно. Сейчас-то особо не нужно – самолеты у нас неплохие, но можно. Вот прошлым летом были «Яки» – это жуть. Дубовые, день летаешь – два в ремонте. А новые, которые перегоняли, уже лучше, почти как наши девятки. Так что как обратно, в Миллерово, вернемся, у меня Палыч электровеником зашуршит.

Палыч сидел в стороне вместе с остальными техниками и пока еще не догадывался о своей печальной участи.

– А такое раньше было, – спросил Рябченко, – чтобы в одном полку разные типы самолетов?

– Было. Только разве они у нас разные? – успокоил ведомого Виктор. – Что «Як-1», что «Як-9» отличаются не сильно. Ни внешне, ни в пилотаже. По дальности, конечно, есть отличия, но нам это не особо критично.

Показался Иванов. Он шел неторопливо, куря на ходу. Планшетка, висящая на удлиненном для форсу ремне, хлопала по ноге, тоненькие «кошачьи» усики воинственно топорщились вверх.

– Все через жопу, – сказал он, подходя, – два года воюем, а один хрен…

Виктор вопросительно задрал бровь.

– Приказ дали, – ответил комэск-один, – сейчас снова на Кутейниково пойдем. Только бензина опять нет.

– Как на Кутейниково? – не поверил Виктор. – Серьезно?

– Серьезней некуда. – Иванов нахмурил белесые брови. – Только по времени пока неясно – неизвестно, когда это все подвезут. – Он помолчал немного, потом добавил: – Одно хорошо, с нами теперь уж точно должны полететь ребята из девятого гвардейского. А там волчары те еще, если немец полезет – кровью умоется.

Подошел Тимур Гаджиев с Тарасовым и новый ведомый Иванова – Ильяс Мамедов. Вся шестерка, направленная Шубиным на выполнение особого задания, оказалась в сборе. Летчики уже узнали новость и выглядели мрачными.

– Не нравится мне все это, – бурчал Гаджиев, – немцев пнули и теперь снова к ним в берлогу лезть. Как будто они спать завалятся…

– Слетаем, – ответил Иванов, – не впервой. Теперь с нами гвардия будет, – повторил он, – а там парни отчаянные. Это же шестаковский полк, я их еще по Сталинграду помню…

– Какая разница – гвардейцы или не гвардейцы? – не сдавался Гаджиев. – Чем они от нас отличаются? Значком? У тебя-то, Ваня, сбитых побольше, чем у любого из них.

– Ты это, – нахмурился комэск-один, – кончай давай. Разговорчики… У нас приказ!

Гаджиев промолчал. Зато решил высказаться Саблин. После известия о повторе вылета настроение у него упало ниже плинтуса, и скрывать это он особо не собирался.

– Один хрен ничего путного не выйдет, – сказал Виктор. – Как и в прошлом вылете. Ну пойдет с нами гвардия, а толку? Будет, к примеру, не шесть «Яков», а двенадцать. Для четырех «Илов»-то, шикарный эскорт. Где такое видано? Если эти летуны не хотят нормально штурмовать, то их прикрывай не прикрывай – разницы не будет! В прошлом вылете эти дурилки убили несколько полевых мышей и этого придурка-пулеметчика. Зато бензина спалили… Небо же чистое было, развернули бы группу и еще заход… Там все можно было сжечь!

– Я, Витя, твое мнение прекрасно знаю, – Иванов широко зевнул, – и мне оно малоинтересно! Вот дорастешь до того, чтобы водить смешанные группы из разных полков или, на худой конец, чтобы просто одну эскадрилью довести до цели и там нормально отработать, вот тогда и поговорим.

– Я водил группы, – набычился Виктор. – И не хочешь ли ты сказать, – недобро добавил он, – что, если бы группу вел не майор Ляховский, а ты, все прошло бы точно так же?

Иванов только усмехнулся и принялся неторопливо прикуривать папиросу.

– Не знаю, – наконец сказал он, – не все так просто. Я бы по-другому делал. Но вот получилось бы лучше – не знаю. У нас, как видишь, потерь нет, никто не потерялся, не отстал. Согласен с тем, что организовано все через жопу. Но организовать и сделать все правильно – это сложно. Легко шашкой махать, и обвинениями кидаться тоже легко. Ладно, хватит митинговать. Давайте к вылету готовиться.

Известие, что снова придется лететь на Кутейниково, выбило из колеи, и нового вылета Саблин ожидал в самом дурном расположении духа. Благополучный исход утреннего налета не обольщал. Урон немцам нанесен не был, зато они уже будут настороже, и наверняка группу ожидает плотный зенитный огонь и барражирующие в небе «Мессершмитты». А драться с толпой «мессеров» в глубине вражеского тыла да под огнем зениток – занятие для самоубийц. Если собьют, то в лучшем случае плен, как ни крути. Убежать по степи, как прошлой зимой, уже не выйдет – приземляться придется врагам прямо на головы. Вообще, после женитьбы фронтовая жизнь стала восприниматься Виктором куда как тяжелее. Очень сильно хотелось вернуться к жене живым и здоровым, да и желательно пораньше. Полет на штурмовку аэродрома Кутейниково резал эти хотелки напрочь.

Почему-то пришла в голову мысль, что его сейчас обязательно убьют. Попадет в самолет зенитный снаряд или пилот «мессера» загонит в прицел зеленый силуэт «Яка», и все… Все кончится, и главное, кончится он – Витя Саблин. Эта мысль нагнала еще больше тоски. И самое обидное, что он до сих пор не понял, почему и для чего попал в прошлое? Может, у него был уникальный шанс изменить судьбу страны, повлиять на ее курс, не допустив развала и лихолетья жутких девяностых?

Виктор задумался, затем вытащил из планшета чистый лист и написал на нем «Уважаемый товарищ Сталин!». Почему-то дальше написание пошло туго. В голове витал клубок мыслей и образов: про Курскую дугу, операцию «Багратион», взятие Берлина, атомную бомбу, войну в Корее, полет в космос, куча фактов, куча, несомненно, важных мелочей хранилась в голове, но совершенно не хотела ложиться на бумагу. Он тужился почти час, но листок так и остался с одной-единственной фразой «Уважаемый товарищ Сталин!». Между Сталиным сейчас и девяностыми потом было пятьдесят лет, за которые событий произошло очень много. И как проскочить этот промежуток, Виктор не знал.

– Может, к Хрущеву попасть, – забормотал он себе под нос. – Он, вроде, дядька добрый. Нам на истории рассказывали. Только вот мирную демонстрацию в Новочеркасске при нем расстреляли… а так вроде больше ничего… Или к Брежневу? К Брежневу проще, только возможностей у него сейчас маловато… Вот хрень. Вот дурак ты, Витя. Задумался, когда петух в самую задницу клюнул…

– Чего сидим? – Задумавшись, он не расслышал, как подошла Майя. Она бросила на землю патронный ящик и уселась на него. Волосы у нее липли к лицу, гимнастерка была мокрая.

– Лежит пузом кверху, – насмешливо сказала оружейница, – лучше бы слабой девушке помог.

– Кто на что учился. – Виктор лениво пожал плечами.

– Бензин привезли, – сказала Майя, – и бомбы. А РС все никак, там командир штурмовиков орал.

– Бывает, – сказал он.

Она встала со своего ящика и уселась рядом, скосила взгляд на письмо и удивленно округлила глаза.

– Сталину?

Виктор поспешил спрятать злополучную бумажку в планшет.

– А что ты хотел Сталину написать? – не унималась Майя.

– Да есть дело, – буркнул он, ругая себя последними словами.

– Ну, скажи.

– Пожаловаться хотел, – вздохнул Виктор, – и совета попросить. – Майя буквально лучилась любопытством, и он решил немного над ней поиздеваться. – Хотел узнать, можно ли мне, как комсомольцу и женатому человеку, прелюбодействовать с чужой оружейницей? Или, по закону, ее нужно сперва в свой экипаж перевести…

– Дурак. – Майя вспыхнула и, резко подскочив, ушла. Виктор весело оскалился, настроение улучшилось.

Вылет состоялся только в первом часу. Стараниями БАО удалось наскрести топлива на четырнадцать истребителей и семерку «Илов». Теперь вся эта махина снова летела к Кутейникову. Видимость была миллион на миллион, и чем ближе становился вражеский аэродром, тем сильнее потели у Виктора руки. Немецкие посты ВНОС уже давно засекли всю их группу и, несомненно, собирали комитет по встрече. Он до боли в глазах всматривался в небо, но никого пока не видел и от этого нервничал еще сильнее.

Аэродром появился внезапно, проступили темные, еще не успевшие озелениться валы капониров, серо-желтые фанерные домики вспомогательных помещений. На стоянках было около десятка самолетов, но небо вокруг по-прежнему было чистым от «мессеров». Виктор смотрел во все глаза и не верил. Так не должно, так не могло быть, но так было. «Илы» с горизонта сыпанули вниз содержимое бомболюков и серии взрывов расцвели у капониров и на летном поле. Проскочив аэродром, штурмовики начали валиться в плавный разворот и стали пикировать. С земли вверх тянулись нити трассирующих пуль, но, по мнению Виктора, огонь был слишком слаб. Сам он на действия «Илов» смотрел буквально одним глазом, все пытаясь высмотреть в небе «мессеры». На стоянке начали рваться РС, и Виктор увидел, как стоящий в капонире «Юнкерс» вспыхнул ярким костром. На стоянках тоже что-то горело, пылала парочка строений, и аэродром застилало густым черным дымом.

Больше атак не было. «Илы» отстрелялись и потянулись на восток, хотя, ничего не мешало бить еще и еще. Группа легла на обратный курс. На фоне молодой, еще не выгоревшей степной травы проплывал строй штурмовиков. Чуть повыше, словно купаясь в воздухе, три пары «Яков» сто двенадцатого полка. Еще выше, разделенные на две четверки, виднелись истребители из девятого гвардейского. Для охраны семерки штурмовиков была собрана слишком уж грозная сила. Рассматривая соседние самолеты, Виктор подумал, что еще раз на Кутейниково можно лететь смело. Все равно в небе они никого не встретят…

Жизнь на стоянках едва копошилась. Может, этому способствовала тишина в штабах по поводу новых полетов, может, необычно сильная для мая духота, однако аэродром чуть ли не засыпал. Виктор и сам, пообедав и наскоро разобрав с Рябченко минувший вылет, с удовольствием растянулся под крылом. Иванов ушел на импровизированный КП, да там и остался. Саблинский «Як» еще не заправляли, так что отдыхать Виктор мог с чистой совестью.

Настроение было великолепным. Он помнил, что с сорок третьего года дела у немцев будут идти плохо, и теперь это все начинало проявляться наглядно. То, что они при двух налетах на аэродром не встретили ни одного истребителя, означало, что сил у немцев осталось немного и, видимо, почти все они сейчас на Кубани. Зная, что наши ВВС в этих боях нанесли немцам поражение, можно было надеяться, что дальше воевать будет легче. А это вселяло оптимизм. Он снова достал из планшетки недописанное письмо Сталину и задумался.

Думал долго, но письмо никак не рождалось. Он пыхтел, сопел, грыз карандаш, но итогом стала лишь головная боль. Подумав, Виктор убрал лист в планшетку и достал оттуда простую ученическую тетрадь. Немного подумал и вывел на втором листе: «1945». Критически осмотрел написанное число, помусолил карандаш, и стал торопливо писать:

– Февраль. Ялтинская конференция. Встреча лидеров, переустройство мира;

– март или апрель – бомбежка Токио (город сгорел);

– 9 мая – День Победы;

– август. Война с Японией (вроде во второй половине). Атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки (сбросят американцы);

– 2 сентября. Конец второй мировой.

Больше по этому году в голову ничего не шло. Тогда на соседней странице Саблин написал: «1946», но как ни тужился, ничего памятного по сорок шестому на ум не приходило. Вернулся к году предыдущему и добавил: «Умер Рузвельт». Затем приписал: «Следующий президент Трумэн». Задумался. Насчет Трумэна у него были какие-то сомнения, поэтому Виктор приписал: «Или Эйзенхауэр».

Источник памяти иссяк. Он гипнотизировал взглядом разлинеенные листы, но ничего на ум не приходило. Тогда он стал расписывать тетрадь по годам, присваивая каждой странице свой год. И сразу стало легче. Вспоминались какие-то события, подробности. Карандаш скрипел по бумаге, рука уже устала, а он все писал и писал, вписывая новые строки.

Послышались шаги, и он вновь увидел Майю, торопливо спрятал тетрадь в планшет. Глаза у девушки были с хитринкой, и он решил, что она собирается поквитаться за утреннее.

Майя уселась рядом, но не в тени крыла, а в стороне, подставив лицо солнцу. Потом приподнялась, быстро посмотрев по сторонам, хитро посмотрела на Саблина.

– Эх, позагорать бы сейчас…

– Давай, – Виктор немного оживился, – раздевайся. Подставь тело ультрафиолету…

– Размечтался! – Она пренебрежительно фыркнула. – Об этом только и думаешь, да?

– А чего мне? – засмеялся Саблин. – А вообще, зачем загорать? Знаешь что? Видела за стоянкой сена стожок? Пойдем туда, устрою тебе лекцию о диалектическом материализме и борьбе противоположностей…

– Ты же женат! – захихикала Майя.

– А она далеко, не узнает. Ну как? Пойдешь?

– Размечтался, – заливалась девушка. – По лекциям тебе до нашего замполита далеко. А больше… ну какой с тебя толк? Был бы ты нормальным мужиком, а так, – ее змеиные глаза победно блеснули. – Я девка горячая, не тебе со мной справиться, старый.

– Как-нибудь справлюсь! – обиделся Виктор.

– Как-нибудь и у нас ебут, – развеселилась Майя и быстро ушла, не дав ему ответить.

Этот раунд остался за ней. Он поглядел ей вслед, на во всех отношениях выдающийся, туго обтянутый юбкой зад и, улыбаясь своим мыслям, стал раскладывать чехол. Обмен подколками с Майей давно стал любимым саблинским развлечением. У нее был злой, острый язык, взрывной характер, но между тем с ней можно было говорить буквально обо всем…

– А он спит! – Иванов пихнул в ногу, заставив подскочить от неожиданности.

– Чего тебе? – Виктор протяжно зевнул. Ему так замечательно спалось, и ни за что не хотелось прерывать это занятие.

– Давай, собирай наших. – Иванов безжалостно ухмыльнулся. – Бензин подвезли. Сейчас заправимся, и домой…

Дома, на родном аэродроме, все было, как обычно, тихо и спокойно. По стоянкам слонялись очумевшие от тепла механики, бригада бойцов из БАО, занятая постройкой нового капонира, едва ковыряла лопатами и больше перекуривала, чем работала. Лишь у КП суетливо сновал народ, там же, в новенькой, с иголочки, форме толпилось с полдюжины младших лейтенантов. Судя по их пришибленно-восторженному виду, это были новички, впервые оказавшиеся на фронте. На остальных они таращились со смесью уважения и некоторой опаски.

Из штабной землянки выскочил Лешка Соломин. Увидев Виктора, он, заранее улыбаясь, направился навстречу.

– Здорова, турист! Как откатались?

– Привет! Да никак. Ни одного немца в небе не увидели, – отмахнулся Саблин. – Зря бензин пожгли. Особенно штурмовики отличились. Олени! Куда бомбы кидали – хрен его знает. Зачем летали?

– Все живы, и ладно. – Лешка улыбнулся и понизил голос: – Болтали, что по аэродромам не только вы работали. Вчера пешки ходили на Сталино, их прикрывали «Яки» из семьдесят третьего гвардейского. Так их «мессера» прихватили.

– Ну так и что гвардейцы?

– Хреново гвардейцы… Комполка потеряли, Героя Советского Союза.

– Офигеть! – удивился Виктор. – А у нас чисто было, ни одного гада не встретили. Кстати, а что это за клоуны у КП окопались?

– А это, Витя, краса и гордость ВВС, – Соломин грустно засмеялся, – наше пополнение.

– Лешка, – Саблин вновь посмотрел на группу худых и тонкошеих младлеев, – это не сон, не? Вот же счастье… они как будто из голодного края сбежали.

– Лейтенанта Саблина к командиру! – посыльный прервал их беседу.

Шубин был не на КП, а в своей землянке. Землянка у него была на зависть хороша: просторная, светлая, обшитая фанерой, разделенная крепкой перегородкой на две части. Вторая часть – она же спальня, была за постоянно закрытой дверью, это было царство Галки.

Шубин кого-то нещадно громил. Еще издалека Саблин услышал гневный командирский рев, который с каждым метром все усиливался. Комполка орал, как резаный кабан. Он сыпал проклятиями, матерился и вообще вел себя очень необычно. И желания прерывать этот монолог у Саблина как-то не возникало.

– Смирна-а! – Шубин перешел на ультразвук. – Кру-ухом! Пшел вон!

Дверь распахнулась, и в проеме появился незнакомый горбоносый лейтенант с аккуратными усиками на загорелом лице и застывшей на губах издевательской улыбкой. Он весело подмигнул Саблину, четко козырнул и пошел четким строевым шагом, тяня носок и бухая каблуками о землю. Виктор подобрал отпавшую челюсть…

Шубин сидел за столом и имел вид самый недобрый. Перед ним лежали папки с личными делами, а в помещении витал заметный запах перегара.

– Еще один хер с горы, – заявил он и быстро поправился: – Это я не про тебя тута, а про этого… – Виктор увидел, что у командира задергалась щека. – Прислали на мою седую жопу… чую, мы с ним нахлебаемся. – И пояснил: – Племянник начальника отдела кадров нашей армии. Служил в ПВО, под Ярославлем. Натворил там дел, так его сюда перевели. Ну ничего, – он нехорошо прищурился, – и не таких обламывали. Землю жрать будет… Забудет, как по блядям бегать!

– Ночник? – спросил недоумевающий Виктор.

– Он не ночник, он мудак, – пригорюнился Шубин, – зато дури выше крыши и дядя этот… Эта падла должна была еще вчера прибыть, – невнятно пояснил он и принялся барабанить пальцами по столу. – Вот что, – добавил он, – завтра в девять утра проведешь учебный бой с этим уродом, – он показал глазами на дверь, – и чтобы его побил. Ясно?

– Неа, – сказал Виктор чистую правду.

– Туповата пошла молодежь тута, – вздохнул командир. – Сумеешь его побить, пойдет к тебе в звено! Так что постарайся! У тебя же мотор недавно меняли, так?

– Меняли. На той неделе. Только теперь после вылета весь фонарь в масле. Только… зачем мне такое счастье?

– Я тебе готового летчика даю тута, – возмутился комполка. – Кто мне еще в Саратове плешь проел? Вот! Бери! Да у него налет семьсот часов, бывший инструктор! С новым двигателем управишься. На вертикали с ним попробуй, вряд ли он умеет так на ней драться. И вообще, это приказ. Смотри мне, если проиграешь – парашют тута съешь. – Шубин слегка повеселел, пробарабанил по столешнице какую-то замысловатую дробь и прищурился, размышляя. – Так… прилетит в восемь, – забубнил он себе под нос, – пока то да се. Потом тута завтрак. В девять или в полдевятого? Лучше в девять. Чтоб над аэродромом. Двух зайцев стрельнуть? – Командир бормотал это, глядя в никуда, потом встрепенулся. – Все. Решено тута. Завтра у тебя тренировочный полет с твоим Рябченко тута. Полетаешь, разомнешься. А потом в девять учебный бой с Лариным.

Виктор слегка ошалел. Зачем командиру все это нужно, он так и не понял.

– Теперь второе! – Шубин важно поднял вверх указательный палец. – Дело нужное и в чем-то тута полезное. Новеньких, думаю, уже видел, да? Пополнение, мать его етить. Прямо из ЗАПа, – командир скривился, словно проглотил нечто невообразимо кислое, – сосунки, в общем. Ни хера не умеют, ни хера не могут, зато уже офицеры… Говно… Но раз Родина тута приказала, то будем лепить из говна летчиков.

– А при чем тут я? – осторожно спросил Саблин. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше.

– А при том, Витя, – Шубин хмыкнул, – при том. Даю тебе три… нет, отставить тута. Даю тебе две недели и этих сопляков. Делай с ними что хочешь, но чтобы подтянул за это время до уровня своего ведомого. Хотя бы в части теории. Я с ним на днях слетал – нормально у парня получается. Так что он будет теперь со мной летать, а ты себе нового подберешь.

– Это же грабеж, Дмитрий Михайлович, – возмутился Виктор, – я вам Кольку не отдам.

– Грабеж, – ехидно ухмыльнулся Шубин, – он самый. Да ладно. Шучу я, шучу. Никто на твоего Рябченко не покушается. А вот за пополнение возьмись. Бензин вам выделю, помещение тоже. Будет этакое учебное звено, с тобой во главе.

– А чему их учить?

– А всему, Витя. Всему, что на войне нужно. – Командир поглядел на его скептически вытянувшееся лицо и добавил: – Завтра их будут по эскадрильям распределять. Один в твое звено достанется. Будет твоему Ларину ведомым. Так что можешь заранее присмотреться, утром шепнешь, кого выбрал. И не строй из себя юную комсомолку, впервые тута член увидавшую. Все равно не поверю. Делай что хочешь, но пацанов этих подтяни. Если будут, как Рябченко, лично тута расцелую.

– А почему я, Дмитрий Михайлович? – Приказ Шубина ему сильно не понравился, и Виктор предпринял последнюю попытку переубедить. – Это как бы комэсков работа. Да и ведущие все равно будут рассказывать и показывать.

– Это, Витя, так, – Шубин вздохнул, – но есть и другая сторона. Я на днях облетал наших рядовых летчиков, и у меня сложилось мнение, что твой Рябченко любому из них фору даст. Это меня радует. И я желаю, чтобы таких пилотов у нас стало побольше. Так что дерзай, – он засмеялся, – модельки тебе в руки и конспект на шею. Чтобы завтра утром план занятий принес тута.

– Вы таки шутите, товарищ майор? – попробовал поторговаться Виктор. – Этих орлов нужно откормить сперва, а вы мне две недели… Я с Рябченко два месяца не слазил, и это при том, что учил двоих. А вы мне целую ораву на шею посадить хотите и чуда требуете. Я таки вам не господь бог.

– Ты, Витя, не старый еврей, поэтому торговаться я с тобой не буду! – отрезал командир. – Я приказываю! А ты научи… Кстати, – Шубин оживился, что-то вспомнив, – с тобой замполит по поводу приема в партию не общался? Сказал ему, что подумаешь? Ну ты, Витя, дурак. Я и сам-то крепок бываю задним умом, но ты меня переплюнул. Подумает он тута! Ишь ты… Слушай старших, а я тебе советую вступить. Рекомендацию тута напишу.

Солнце уже клонилось к земле, подкрашивая горизонт алым. В синем небе там и сям висели облака. Крутобокие, тугие, ослепительно белые на востоке и розовые на западе. У столовой уже собирались летчики – прикидывая меню и строя планы на вечернюю киноленту. Виктор сегодня «пролетал мимо». Из землянки командира он вышел, кипя от злости. Походил кругом, порываясь вернуться и закатить скандал, но, немного успокоившись, решил, что ругаться и отстаивать свои интересы уже поздно. Тогда он направился к своим новоявленным подчиненным. Но младшие лейтенанты имели настолько испуганно-восторженный вид, что ему даже стало их немного жалко. Идея излить на новичков свое негодование сгинула на корню. И он, не говоря ни слова, ушел.

На стоянке царила идиллия. Мотористка с оружейницей расселись на пустых баллонах и что-то живо обсуждали, Палыч лениво курил в стороне. Судя по всему, к послеполетному обслуживанию самолета никто еще не приступал.

– Экипаж, становись.

Они неторопливо построились, недоуменно поглядывая на командира.

– Какого хрена? – начал Виктор. – Вы на войне или на курорте? Истребитель не обслужен, весь в масле, а вы тут херней маетесь? Думаете, что если я еще никого не отодрал, то на службу можно болт положить? А вот хрена!

Не ожидавшие столь внезапной и беспричинной вспышки гнева девушки испуганно вжали головы в плечи. Палыч удивленно задрал брови.

– Витя, ты чего? – спросил он.

– А ну смирна! – закричал Саблин. – Не Витя, а товарищ командир. Распустились, мать-перемать…

Он разорялся минуты две, выплескивая все, что накопилось. Наконец выдохся, успокоился. Смирнова с Ложкиной побледнели и выглядели потерянными, Палыч же недобро прищурился. Виктор даже подумал, что несколько перегнул палку, однако мысль включить заднюю его и не подумала посещать.

– Значит так, товарищ Малышев, задание первое… Я сегодня обратил внимание на отвратительное качество внешней отделки моего истребителя. Все эти выступающие латки, щели, вмятины и потеки краски, – он, наконец, дошел до цели своего визита на стоянку, – это все убрать. Вот тут дамы болтаются без дела, пусть займутся. Всяко полезней, чем чесать языком.

– Так ведь сколько раз латать приходилось? – попытался отбиться Палыч. То, что Виктор перешел на официальный тон и даже назвал техника по фамилии, подействовало на него странным образом. Злость из взгляда пропала, но он начал удивительным образом багроветь, – конечно, он не будет скорости набирать…

Виктор взмахнул рукой, заставив Палыча замолчать.

– Чтобы сиял, как у кота яйца, – тихо сказал он. – Там работы не так уж и много, всего лишь, как говорят немцы, «зашпаклирен унд полирайт». Чтобы к завтрашнему утру управились.

– Не успею до утра. И вообще, без приказа старшего техника эскадрильи я такое делать не стану.

– Палыч, – Виктор нехорошо ощерился, – вот не доводи до греха. Согласись, что накосячил и самолет запустил. Или мне к старшему технику идти, чтобы он тебе лично приказал?

Палыч зло вскинулся, и они с Виктором принялись буравить друг друга глазами, потом техник скис и отвернул взгляд.

– Второе, – Виктор понял, что Палыч сдался, – это сраное масло. Меня уже затрахала эта вечная грязная херня на фонаре.

– Так сальников нету. Я уже сколько у помпотеха спрашивал…

– А кого мне спрашивать, когда я пытаюсь немцев высмотреть, а у меня на стекле серая муть?

Плечи у Палыча поникли.

– Ну и третье. Смирнова, Ложкина – свободны. Палыч, – Виктор дождался, когда девушки отошли подальше, и заговорил тихо, – сними кислородные баллоны и, пожалуй, один баллон сжатого воздуха.

– Это еще зачем? – удивился техник.

– Завтра надо учебный бой выиграть. Очень надо…

…Младшие лейтенанты были там же, где он их и оставил. Смотрели по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Рядом, грудой, лежали их фанерные чемоданчики. Никому не было до них никакого дела, и, видимо, это новичков сильно угнетало.

– Становись!

Они быстро и четко построились – видимо, сказывались вколоченные в авиашколе и отшлифованные до совершенства в ЗАПе навыки строевой подготовки. На Виктора уставились пять пар глаз, и в этих глазах настороженность смешивалась с надеждой и даже радостью, а любопытство с показным равнодушием. Пять пар глаз, пять человек, каждый со своим характером, своей жизнью, своей судьбой. У всех дома ждут матери, все надеются вернуться, выжить, победить. Виктор отогнал так нежданно приваливший приступ сентиментальности и козырнул.

– Лейтенант Саблин, – представился он, – некоторое время буду вашим… инструктором. Имя, фамилия, – обратился он к правофланговому. – Какое училище заканчивали? Общий налет и налет на «Яках».

– Вячеслав Морозов. – Правофланговый, высокий, худой и носатый, вышел вперед. – Батайское авиационное училище. Налет семьдесят один час, из них на «Яках» семнадцать.

– Остряков Николай. – Второй был еще юнец, долговязый, в грубых солдатских ботинках с обмотками. Лицо его, совсем еще по-мальчишески свежее, с легким пушком на щеках, выражало столько благоговения перед Виктором, что тому стало неудобно. – Борисоглебская летная школа. Налет пятьдесят три часа. На «Яках» одинна-дцать.

– Ковалев Игорь. – Третий щеголял в видавшей виды, выгоревшей гимнастерке, чем резко выделялся на фоне своих имеющих новенькое обмундирование товарищей. Жидкие усы на его лице выглядели нелепо, лишь подчеркивая молодость их владельца. – Батайское авиационное училище. Шестьдесят шесть часов, из них на «Яках» девять.

– Ковалев, – удивился Виктор, – а чего это у вас усы?

– Это для солидности, – Ковалев отчаянно покраснел, а его товарищи захихикали. – Командир уже сделал замечание, я сбрею.

– Абрамов Василий. – Четвертый имел правильно-красивое лицо голливудской кинозвезды и белозубую застенчивую улыбку. – Сталинградское авиационное училище. Налет шестьдесят три часа, на «Яках» двенадцать.

– Лоскутов Илья. – Пятый был невысокий и щуплый и этим немного напоминал Рябченко. – Налет семьдесят часов, на «Яках» восемь. Закончил Батайское авиационное училище. – Голос у него оказался на удивление низким, басовитым, совсем не под стать такому тщедушному телу.

– Вот и познакомились. – Виктор вновь обвел взглядом замерший строй. – Скоро всех вас распределят по эскадрильям и прикрепят к ведущим. Будете заново сдавать зачеты, оттачивать технику пилотирования, взаимодействие. Но сперва с вами буду заниматься я. Будем летать, будем изучать все то, что вам не рассказали в запасном полку и в училище. Сразу предупреждаю, что график занятий будет очень плотный. Легко не будет. Во-просы?

– Товарищ лейтенант, а когда мы в бой? – спросил Абрамов. – Сколько же можно учиться?

– Учиться нужно постоянно, как нам завещал товарищ Ленин! – отрезал Саблин. – А в бой вам, надеюсь, не скоро. Что бы вы там про себя ни думали, но сейчас еще рано.

Ребята поскучнели. На их лицах легко читалось неверие.

– Ишь ты, – рассердился Виктор, – Аника-воины. Богатыри, блин! Вы пока еще никто, и звать вас никак. Налет в целых шестьдесят часов – это, конечно, здорово, но для немцев вы мясо, отметки на руле направления, не более. Поэтому чем вы больше впитаете знаний, чем лучше отработаете взаимодействие, тем больше у вас шансов выжить. Поэтому и придуманы все эти занятия. Ясно?

Он в очередной раз обвел глазами строй. Пять свежеиспеченных летчиков, в свою очередь, внимательно изучали его. Но как выбрать из этих пяти лучшего? Не имея возможности провести с ним учебный бой, не имея времени, чтобы погонять его по знанию теории, да и вообще узнать о человеке больше, чем фамилия и налет. Нужно было что-то придумать. Тут Виктора осенило, он вспомнил свой второй в новой жизни вылет, когда на его «МиГ» заходил истребитель Шубина. Выставив перед собой руки, как если бы они лежали на органах управления самолетом, Саблин скороговоркой выпалил:

– Вы в горизонтальном полете. Скорость триста пятьдесят. Сзади водит носом «мессер», до которого сто метров. Времени секунда. Ваши действия?

Строй молчал, новички непонимающе таращились на новоявленного и такого странного инструктора. Прошла секунда, вторая, третья, и лишь тогда в глазах Острякова мелькнуло озарение. Выйдя вперед, он взялся за кисти рук Саблина.

– Прибрать газ, – сказал вчерашний курсант и толкнул левую руку Виктора к его животу, – а потом ручку вбок и на себя. И ногу еще можно дать.

– В штопор решил самолет загнать, да? – решил уточнить Саблин.

Остряков залился румянцем и утвердительно кивнул. Остальная молодежь загудела, предлагая свои варианты, но было уже поздно, Николай опередил всех. «Значит, явно не дурак, – подумал Виктор, – умеет думать. Вот только налет мал. А с другой стороны, главное, чтобы голова хорошо варила, а свое он еще налетает. Решено! Скажу Шубину, чтобы этого дал».

– Хорошо, – сказал Саблин, – принимается. А теперь, пожалуй, займемся самым важным на войне делом. В столовую шагом марш!

…– Ну как, полетим? – Ларин подошел к саблинскому «Яку» и замер пораженный. – Вот это да-а!

«Русалка», «раскапотированная» Палычем, предстала во всеоружии. Калибр оружия повергал в легкий ступор любого неподготовленного.

– Ты еще здесь? – Виктор натянул шлемофон. – Давай к машине, через четыре минуты вылетаем!

– Командир, – заявил Ларин, не трогаясь с места и не отрывая взгляда от «русалки», – если тебя побью, то эту девку себе заберу!

– Размечтался, – фыркнул Виктор, – к машине бегом марш! И вазелин не забудь, пригодится…

Пара истребителей кружила в небе, гоняясь друг за другом. Ревели тысячесильные моторы, срывались с крыльев потоки воздуха, перегрузки вдавливали летчиков в сиденья. Однако с земли это воспринималось иначе. С земли казалось, что в небе кружатся две жужжащие мухи, и только опытный взгляд профессионала мог различить все нюансы учебного боя.

– Хорошо б-бьются, черти, – генерал-майор отвел взгляд от неба и посмотрел на стоящего рядом Шубина, – к-кто в небе?

– Лейтенанты Саблин и Ларин.

– Са-саблин, – комдив прищурился, – с-седой такой? Как же, п-помню. Тот, что за один д-день жениться успел? У которого голая д-девка нарисована?

– Так точно, он, – сразу ответил Шубин, – а второй Ларин, подарочек ваш.

Генерал молча кивнул и уставился в небо.

– Такое хамло, – кипятился комполка, – ему в приказе прибыть в полк шестого, а он опоздал на день. Нашел в селе молодку, медовый месяц тута устроил.

– Летчик с-сильный, – не отрывая взгляда от неба, добавил генерал. – Товарищ N за него п-просил…

– Он у меня из-под ареста не вылезет тута! – продолжал кипятиться Шубин. – Сто грамм не увидит, ему чай за праздник пойдет. Я его научу тута…

– П-правильно! Надо воспитать. П-поможем! – поддакнул генерал и тут же сменил тему: – П-про Баранова слышал? Командира семьдесят третьего?

– Сбили его позавчера, – Шубин пожал плечами, – подробностей нам тута не доводили.

– Летчику его, Соломатину, Г-г-героя дали. Отмечали всю ночь. А утром ему лететь, п-пешки на Сталино п-прикрывали. Вот его «мессера» и п-подрезали. Так что с-смотри мне.

Генерал вновь уставился в небо. Там к тому времени один из истребителей захватил преимущество по высоте и теперь яростно атаковал второго, вынуждая его спускаться все ниже и ниже.

– Ишь ты, – сказал комдив, – на вертикалях п-п-переиграл. М-м-молодец! Кто это?

– Саблин, – Шубин лишь мельком глянул в небо, – его двадцатьчетверка выше. Мой ученик, еще в сорок первом тута со мной ведомым летал.

Генерал одобрительно цокнул языком.

– Кстати, – Шубин решил воспользоваться моментом, – у меня из командного состава не хватает штурмана эскадрильи. Вот думаю, может, Саблина поставить на эту должность? Летчик он хороший, – комполка показал большой палец, – в полку его уважают…

– С-саблин х-х-хулиган, – генерал поморщился, – это он з-зимой твоего П-пруткова убить х-хотел?

– Прутков не мой, Прутков вообще мудак, – не очень дипломатично ответил Шубин. – На той неделе приносил тута на себя наградную. На подпись. В полку тута у заслуженных летчиков наград меньше, чем у начштаба. Как так? А с Саблиным у него личные мотивы. Живут тута как кошка с собакой.

– Х-хватит! У меня в-ваши с П-прутковым дрязги в-вот где, – комдив чиркнул большим пальцем себе по горлу. – С-скоро обоих сниму к чертям с-собачьим… Про Саблина твоего п-подумаю. Хотя… х-хорошая идея. В тридцать первом гвардейском должность замкомэска тоже вакантная. – Он усмехнулся, глядя, как вытянулось у Шубина лицо, и снова сказал: – П-подумаю.

(обратно)

Глава 2

День, забитый учебой под завязку, заканчивался. Остались позади длительные занятия по тактике, набившие оскомину, многократные тренажи на земле и нудные предполетные инструктажи, разбавленные учебными полетами. Но короткие минуты, проведенные в небе, вновь сменялись разборами полетов, инструктажами, тренажером и лекциями. Полк готовился к боям, натаскивая молодежь, слаживая подразделения.

С аэродрома возвращались пешком. Дорога от аэродрома, сплошь зеленая от разросшегося спорыша, была мягкой. Недавний дождь прибил всю пыль, освежил воздух, и идти было легко и приятно. Легкий ветер шумел листвой, нагоняя прохладу и остужая натруженную за день голову. А поработать Саблину в последние две недели пришлось основательно. Каждый день по шесть часов с молодыми пилотами, плюс общеполковые занятия, плюс проблемы собственного звена. Ну и бесплатным приложением – обилие канцелярской работы. В общем, в последние дни свободного времени у него почти не оставалось. И то, что сегодня удалось вырваться пораньше, было очень приятной неожиданностью. Он шел по мокрой узкой тропинке, улыбаясь своим мыслям. Следом, цыплята за наседкой, выстроилось все его звено: задумчивый Рябченко шел за Виктором след в след, стараясь ни в воздухе, ни на земле не отставать от своего ведущего. Ларин чуть приотстал и, ежесекундно оборачиваясь, рассказывал что-то Острякову.

Как Шубин и обещал, оба они оказались у Виктора в звене. Оба пришлись «ко двору». Молчаливый, спокойный Остряков и шебутной Славка Ларин, вечно ищущий приключения и находящий неприятности. Он вообще в некотором роде был уникальный человек: в первый день пребывания в полку умудрился оказаться под домашним арестом, и этим же вечером человека, подозрительно похожего на Ларина, видели в кино, а после у дома одной красивой, но морально нестойкой молодухи. Палыч выразился про него кратко и емко: «Прохиндей, наплачемся с ним!»

Так и вышло. Шубин от вида Славки зеленел и стачивал от злости зубы, Прутков же, наоборот, почему-то возлюбил его, как родного сына. А крайним был Виктор, регулярно получавший по голове за Славкины залеты. Он потом отыгрывался на Ларине, но тому было как с гуся вода. Но вообще Славку в полку полюбили. Он был добрый, веселый, любитель песен и розыгрышей, ради красного словца не щадящий никого. И к тому же летчик от бога. Жаль, что к занятиям по тактике он относился с явной прохладцей, без энтузиазма.

Зато радовал Остряков. С ним Саблин тогда здорово угадал – парень схватывал все буквально на лету, весьма недурно пилотировал и, в общем, подавал надежды. Жаль, что с таким ведущим, как Ларин, выжить ему будет непросто…

Соломин обогнал растянувшееся змейкой звено, нагнал Виктора и, весело ухмыляясь, протянул несколько ранних, еще неспелых черешен.

– Вкусная штука, – сказал он, выплевывая косточки, – я и не знал, что такое тут растет. Девчонки наши где-то промыслили. Слыхал новость? Наш полк переводят!

– Да иди ты, – не поверил Саблин. Рябченко навострил уши.

– В штабе шептались, – обиделсяЛешка, – я слышал. Вот только еще неизвестно куда.

– Вот бы на Кубань, – размечтался Колька, – там сейчас самые бои…

Саблин и Соломин посмотрели на него, как на опасного душевнобольного.

– Тяжелый случай, – сказал Лешка.

– Пациент нуждается в амбулаторном лечении, – добавил Виктор.

– Чего вы? – удивился Колька. – Вон, вчера же замполит рассказывал. Немцев там лупят и в хвост и в гриву, а мы тут штаны протираем. Раз в неделю вылетаем на перехват, и то… – После того как Николаю засчитали сбитый «Юнкерс», он рвался в бой. Известия о воздушных боях на Кубани, появляющиеся в прессе заметки об отличившихся в этом сражении летчиках влияли на него, словно звук боевой трубы на старого рыцарского коня. Он едва не рыл землю копытом. Вдобавок ему до сих пор задерживали присвоение офицерского звания, что при обилии новичков – младших лейтенантов сделало его немного нервным.

– Вчера читал, – добавил Рябченко, – что капитан Покрышкин сбил десять самолетов. За три недели боев, представляете? Уж ты бы, командир, насшибал никак не меньше…

– Покрышкин, – Виктор задумался, – гм, интересно.

– Ты его знаешь? – удивился Лешка.

– Ну как сказать. В марте сорок второго мельком видел, когда их полку «МиГи» передавали. У меня тогда сбитых больше, чем у него, было. Хе. Силен мужик, столько наколошматить. А ты, Коля, не боись. На твой век войны хватит. Хлебнешь еще через край, – успокоил ведомого Виктор.

– Я не боюсь. Я только понять не могу. Там народ сбивает, а мы тут сидим.

– Надо пополнение в строй ввести, – пояснил Соломин, – думаешь, чего уже вторую неделю занятия идут? Полк к боям готовят. Потери-то большие были.

Новость о Покрышкине не шла у Виктора из головы. Получается, что известный в его прошлом ас становится знаменитым и в этом мире. Так может, это и есть тот самый мир? Или нет? Ответов на эти вопросы пока не было…

…Штабные, как водится, наврали. Полк никуда не перевели. Его просто перебазировали в другое место – километров на пятьдесят ближе к Ростову, на прифронтовой аэродром неподалеку от Новошахтинска. Раньше это было колхозное поле, но затем его укатали и засеяли травой, и из всех ранее встреченных Виктором военных аэродромов этот оказался самым ровным и просторным. Он был уже прочно обжит. В рощице, расположенной у западной оконечности летного поля, укрытые маскировочными сетями проглядывали горбатые спины и широко разнесенные тумбообразные шасси штурмовиков. «Илы» были здоровущие, и на их фоне юркие «Яки» казались маленькими и хрупкими.

Расположились без всякого намека на комфорт. Изначально летчиков поселили в чудом уцелевшем здании местной школы. Разместиться там толком было негде, отсутствовала мебель – классы поражали абсолютной пустотой. Было вынесено буквально все, что имело хоть какую-то ценность или могло гореть. Пришлось укладываться прямо на полу. Стекол в окнах тоже не было, чем сразу же воспользовались комары, наполнив помещение кровожадным звоном.

Первая ночь на новом месте запомнилась надолго.

Разбудил Виктора жуткий грохот. Он подпрыгнул спросонья, пытаясь понять, в чем же дело. Земля содрогалась, пол ходил ходуном, и где-то неподалеку оглушительно рявкало, больно отдаваясь в ушах. Комната была залита светящим в окно мертвенным желтым светом. В этом свете Виктор увидел перекошенные страхом лица своих однополчан. С потолка сыпалась штукатурка, вокруг густо висела пыль.

С неба послышался свист. Противный, всепроникающий, он буквально рвал барабанные перепонки, заставляя тело вжаться, врасти в деревянный пол школы. Кто-то громко взвизгнул и кинулся к распахнутому окну.

– Лежать, – заорал Виктор, не узнавая собственный голос, – лежать!

Рвануло совсем рядом, вновь ударив по ушам, и с грохотом в комнату ввалилась оконная рама. Здание вздрогнуло, по стенам словно простучали горохом, и сознание с запозданием опознало визг разлетающихся осколков. Потом грохнуло еще и еще, но эти взрывы были уже дальше. Наступила тишина, лишь с неба доносился раздражающий гул чужих моторов. Он гудел, зудел в недосягаемой ночной темени смертельно страшным комаром, и это противное «у-у-у» отбивало всякое желание спать. Зенитки молчали, а значит, прогнать этого «комара» не мог никто.

Бомбежка оказалась практически безрезультатной, никого не убило и не ранило, но утром весь полк имел измятый вид и моментально, под шуточки и усмешки летчиков-штурмовиков, принялся переезжать в лесок у аэродрома. В землю вонзились лопаты, топоры, все, что можно было собрать, но к концу дня полк зарылся в землю. Землянок нарыли много, как никогда: в лесу для рядового состава полка вырыли четыре большие, каждая человек на тридцать, для летного состава поменьше – поэскадрильные. Вырыли также здоровенную землянку для штаба и накопали щелей на случай бомбежки. Штурмовики над всеми этими предосторожностями лишь посмеивались, но они, видимо, к таким бомбежкам уже привыкли, а разубеждать Шубина было бесполезно…

…– Леха, сзади пара. Уходи!

– Прикрой, атакую…

– Под облаками, слева, слева смотри!

– Врежь ему, с-суке.

– Леха, прыгай, прыгай… – Эфир был забит криком – где-то далеко, у Ростова, кипел воздушный бой. Поднятое по тревоге дежурное звено «Яков» летело на север, летело драться.

Внизу неторопливо проплывала земля. Спичечные коробки домиков, серая лента дороги, зеленые поля и темно-зеленые складки балок – все это казалось макетом какой-то рельефной карты. Слева горизонт был затянут дымкой – там темнели городские кварталы, рядом серебрилась река. Ростов надвигался, разрастаясь в размерах, и наконец обнаружился объект поисков – впереди, прямо над городом, возникла россыпь точек. Они кружились в небе, постепенно увеличиваясь в размерах, и было ясно, что бой идет именно там.

– Зебра, Зебра, я Сирень-24. Зебра, я Сирень-24. Зебра, ответь Сирени, – Виктор упорно вызывал дивизионную станцию, но та молчала. Никакого конкретного приказа ему не давали, только лететь к Ростову, а значит, решать, как быть, придется самому.

– Идем в наборе. – Он легонько потянул ручку на себя, заставляя истребитель задрать нос. Ввязываться в воздушный бой вслепую, без преимуществ, не хотелось, а лишний километр высоты в таком деле еще никому не помешал. Ведомые истребители висели рядом: Рябченко, словно привязанный, справа, чуть дальше виднелись самолеты Ларина и Острякова. Сегодня новому старшему летчику звена и его ведомому предстояло боевое крещение…

К Ростову подходили на высоте пяти километров. Бой кипел внизу, чуть в стороне, самолеты мелькали на фоне громадной махины города, и Виктор принялся высматривать цель. Превосходство по высоте облегчало выбор цели для атаки и давало неуязвимость. Это преимущество нужно было срочно использовать.

Неожиданно в стороне от боя небо запестрело разрывами зенитных снарядов. Сквозь черные и рыжие облачка разрывов проплывала девятка бомбардировщиков. В глаза сразу бросились характерные округлые крылья с белыми крестами, сверкающие на солнце стеклянные кабины.

– Внизу «Хейнкели», атакую ведущего. Двадцатый, бей левого замыкающего.

Время сжалось, строй бомбардировщиков принялся наплывать удивительно неспешно, словно при замедленном воспроизведении кинофильма. От темных, камуфлированных туш вражеских самолетов вверх потянулись малиновые пунктиры крупнокалиберных пуль. Их было много, но они мелькали где-то внизу, под капотом, бессильные дотянуться до советских истребителей. Четверка «Яков» пикировала практически отвесно.

Белесые трассы устремились к земле, потом из-под капота вынырнул бомбардировщик, и тотчас его левое крыло у самого мотора запестрело вспышками попаданий. Секунда – и «Хейнкель» оказался уже над головой, а Виктора размазала по сиденью перегрузка. Разогнанные на пикировании истребители вновь устремились вверх, заходя для новой атаки. За ведущим бомбардировщиком разрастался роскошный дымный шлейф, у него упала скорость, и теперь соседние самолеты выползали вперед, ломая некогда красивый строй. Атакованный парой Ларина парил простреленным радиатором, но держался на своем месте. Дымных шапок от разрывов крупнокалиберных снарядов стало меньше, зато рыжие лоскуты от тридцатисемимиллиметровых щедро испятнали небо. Немецкие бомбардировщики, недовольные организованным им «теплым приемом», сбросили бомбы и стали разворачиваться.

– Драпают, гады! – Виктор торжествовал. – Значит, будем добивать!

Немецкие бомбардировщики рассыпались на развороте и теперь пытались собрать хоть какое-то подобие строя. Ведущий, волокущий за собой длинный дымный хвост, сильно приотстал, остальные машины тоже сбавили скорость, пытаясь прикрыть своего командира огнем пулеметов. Атакованный Лариным, наоборот, выбрался в лидеры.

– Повторяем атаку! Бью замыкающего! Двадцатый, своего добьешь! Двадцатый?

Славкина пара уже пикировал вниз. Оттуда хлестал натуральный фонтан из разноцветных трасс – немецкие стрелки патронов не жалели. Все они били по истребителю Ларина.

– Куда? Тупой, блядь, осел! Колька, атакуем!

Мир сузился до размеров прицела. В сетку, словно муха в паутину, заполз жирный силуэт «Хейнкеля», задержался там, увеличиваясь в размерах, потом скользнул под капот. Застучало оружие, заставляя самолет мелко вибрировать, и белесые шнуры устремились вперед. Трасса попала прямо в кабину. Виктор отчетливо видел, как брызнуло стекло и как в переплете фонаря образовалась здоровенная дыра. Потом строй бомбардировщиков оказался ниже, и он потянул ручку на себя, уходя вверх.

Атакованный им бомбардировщик снижался с сильным левым креном. В голове строя горел другой. Дыма от него почти не было, но длинный оранжевый язык пламени из крыла говорил, что и этот немец отлетался. Ниже всех, рассыпаясь на куски, падал «Як».

– Прыгай, – закричал Саблин, – прыгай. – Глаза тем временем испуганно осматривали небо, но «мессеров» не было. Наконец от кувыркающегося истребителя отделился темный комочек, забелел купол парашюта, и у Виктора отлегло от сердца. Его летчик был жив и через несколько минут должен был приземлиться прямо на улицы Ростова. «Як» Рябченко висел на своем месте, чуть дальше виднелся сорок восьмой номер младшего лейтенанта Острякова. Выходит, сбили Ларина.

Он вновь занял позицию над удирающими «Хейнкелями», готовясь атаковать, но тут вверху обнаружилась пара «мессеров», и стало не до бомбардировщиков. Немецкие истребители, растянувшись, пикировали прямо на Виктора, и уклониться стоило больших трудов. Сразу же завертелась воздушная карусель, наполненная ревом моторов и умопомрачительными перегрузками.

Однако все закончилось так же быстро, как и началось, «мессера» вдруг опустили носы и стали дружно удирать в западном направлении, а со стороны солнца показалась четверка «Яков». Наши подошли поближе, и их ведущий пролетел совсем рядом с истребителем Виктора. Летчик некоторое время разглядывал «русалку», фюзеляж, потом поднял вверх указательный палец, и четверка с набором высоты отвалила. Небо, в котором только что сражались десятки самолетов и рвались тысячи снарядов, неожиданно оказалось пустым. Покружив над городом еще десяток минут и безуспешно попытавшись вызвать «Зебру», Виктор увел оставшиеся истребители домой…

Ларин приехал на другой день. Он был тих и печален, сильно хромал, а вся левая сторона лица представляла собой сплошной кровоподтек. Саблин, встретив подчиненного, это несоответствие устранил, с ходу зарядив ему в правый глаз. Правда, слегка промазал.

– Я тебе чего? – орал он. – Для мебели? Ты куда, блядь, полез? Кто тебе приказал? Какого хера?

Славка не сопротивлялся! Он только размазывал по лицу кровь из разбитого носа и виновато улыбался. Эта покорность бесила еще сильней.

– Ты чего творишь-то? – Соломин навалился сзади, перехватывая руки, а верный Колька вклинился между, ловко оттесняя Виктора от Ларина. Подскочил Иванов, вцепился как клещ, не давая двигаться, а откуда-то из-за спины раздался издевательски довольный голос Пруткова.

– Опять Саблин! Теперь-то ты допрыгался…

…– Там, кстати, случай был, – Славка усмехнулся здоровой половиной лица и сразу же скривился от боли. – Меня из больницы на аэродром отвезли, на Ростсельмаш. Там и ночевал. А ночью приспичило… ну я и пошел, значит. А там, сразу у аэродрома, заборчик заводской, кирпичный. Ну и я, как человек почти интеллигентный (а папа у меня, чтобы ты знал, в клубе самодеятельностью заведовал), решил у того заборчика присесть, ну чтобы грешным делом в минеры не податься. Так вот, добрался я до стены, – шепелявя продолжал он, – только собирался к процессу приступать, как слышу, немецкие моторы воют. А вокруг темень и ничего не видать, лишь заборчик как гора. Ну, тут зенитки захлопали, прожектора позагорались. Иллюминация, мать ее, будто я к любимой тещеньке приехал… Ага. А тут немец САБы сбросил. Светло стало, как днем. Гляжу я, а вдоль заборчика, где я примостился, бомбы лежат. До хрена бомб, вровень с забором. Немец уже фугаски кидать начал, причем падают рядышком, а я стою и смотрю. Как обратно шел, даже не помню.

– Штаны хоть успел скинуть, – засмеялся Виктор, – или прямо в них навалял?

…Шубин отчего-то решил, что драка была обоюдной, и упек обоих. Сидели вместе, в арестантской. Комната эта, маленькая и тесная, была буквально вся расписана различными философскими, непристойными и поэтическими надписями. Творец этого безобразия и постоянный, можно сказать, прописанный здесь жилец сейчас болезненно охал, щупая побитое лицо, и громко жаловался на жизнь. Виктор сидел в противоположном углу, злился за свою несдержанность и изучал наскальное творчество. Надписей было много – Славка оказался заядлым графоманом и оставил богатое творческое наследство. Потом Ларин стал копошиться в своем углу и затем откуда-то достал и водрузил на стол бутылку, наполовину заполненную мутноватой жидкостью.

– Ты как? – спросил он. – Будешь?

Через полчаса обстановка в комнате решительно потеплела.

– Я только по бомберу отстрелялся, только ручку на себя взял, как бац – и самолет кувыркается. Лицом о прицел приложило, ничего не пойму, а вокруг то небо, то земля мелькают. Видать, баллоны рванули. – Славка шепелявил разбитыми губами. От него пахло самогоном и кровью. – Как выпрыгнул, и почему меня винтом не зарубило – не знаю. Приземлился на крышу дома, а оттуда меня ветром на землю смахнуло. Чуть ноги не сломал! Вот же, с-суки…

– А вот не хрен было! – сразу загорелся Виктор. – Я, думаешь, от нечего делать вас по тактике натаскиваю. Вот заняться мне больше нечем!

– Это понятно, – страдальчески морщился Ларин, – но я же как лучше хотел…

– Не надо как лучше, – сам себе удивляясь, выдал армейскую догму Саблин, – надо как положено!

Еще через полчаса Вячеслав жестом фокусника достал откуда-то вторую бутылку…

– Ты же командир. – Виктор тряс у него перед носом пальцем. – Ты же кадровый летчик! Ты сам должен учить. А ты?

– Да я же… вот… оно же знаешь как. Готовился. Готовился и ждал. Летал. И вот оно… и… я не знаю. Обидно так!

– Готовился он, – пьяно возмущался Саблин, – кто атаку без команды начал? Поэтому врастопыр… Я же это не с потолка беру. За это кровушкой плачено щедро. Знаешь, скольких похоронил? Сколько таких геройских в бурьяне сгорело? Эскадрильи в ноль выкашивало. Думаешь, чего я такой красивый стал?

– Да я согласный… Только мне как теперь? Без самолета? Шубин, мудила, говорит: «Хрен тебе, а не истребитель!» А я летчик! Ты знаешь, сколько у меня часов?

– Подлечишься, отдохнешь, дадут тебе машину. Почин уже есть. Одного мне записали, а одного вам, в группе. А почин в нашем деле – это штука важная. Но ты смотри! Это же не игрушки! Сам хочешь помереть, это ладно! А ведомого-то зачем на убой потащил! Оно же кутенок еще… бабу не нюхал…

Через день они стали хорошими друзьями.

…Поплавок лениво клюнул и затем вдруг резво ушел под воду. Есть! Виктор подсек, и удилище, сгибаясь дугой, приятно отяжелело. Он почувствовал, как бьется, сопротивляется рыба. Через пару секунд она уже скакала по траве – красивый серебристый сазан, граммов на семьсот. Он сунул добычу в сделанный из мешка садок, наживил червя и вновь закинул удочку. Рыбалка выходила удачная.

Вообще идея со всей этой рыбной ловлей принадлежала Синицыну. Ну не то чтобы идея, но это он предложил Виктору попробовать заняться рыбалкой, рекомендовав это средство наряду с какими-то порошками. И за месяц такое лечение вроде как подействовало, по крайней мере, былые неконтролируемые вспышки злости сошли на нет, и Саблин стал более сдержанным и хладнокровным.

К врачу Виктор обратился после случая с застреленным немецким летчиком. Немца было не жалко, но ситуация могла повториться, и жертвой мог оказаться уже не немец, а совсем даже свой. По этой же причине он убрал нож куда подальше, беря его только на боевые задания, а по аэродрому разгуливал исключительно с разряженным пистолетом. Зарядить его недолго, но за это время можно было успеть подумать и успокоиться. Нервная система вроде улучшилась, а рыбалка из лечебного средства превратилась в любимейшее занятие, благо рыбы в соседней речке водилось немало. Правда, молчание Синицына о его проблемах стоило Виктору трофейного пистолета. Такие выверты психики могли привести к списанию с летной работы, так что такой обмен Саблин посчитал выгодным.

Бензина не было второй день, часть занятий отменили, и полк отдыхал. Вчера провели полковой чемпионат по футболу, в котором с разгромным счетом победила вторая эскадрилья. Сегодня, ближе к вечеру, планировался такой же турнир, но уже по волейболу. Впрочем, любители играли уже сейчас – изредка ветер доносил стук мяча с площадки и возгласы игроков. Их забивали крики и визг купальщиков с расположенного метров на двести ниже по течению пляжа. Ноздри щекотал дымок костра. В принципе, пойманного улова уже давно хватало на две ухи, но Виктор не хотел прерывать процесс. Клевало очень уж хорошо.

За спиной послышался шорох, звук шагов, металлическое позвякивание. По тропинке, держа в руках здоровущий закопченный котелок и не менее закопченный чайник, спускалась Майя.

– Вот ты где, – заулыбалась она, – еле нашла. Ну и жара. Я мокрая как мышь. Пока донесла, думала, что в обморок грохнусь.

– А Лешка с Ольгой где? – спросил Виктор. Замаячила перспектива продлить рыбалку. Начинать варку ухи без главных вдохновителей и организаторов не следовало.

– В город побежал твой Лешка. И Ольку с собой забрал. – Майя уселась рядом, толкнув его в бок. От нее пахло вином и потом.

– Так это они только через час будут! – обрадовался Виктор. – Я еще рыбки наловлю!

– Он сказал, чтобы начинали, – обломала его девушка, – не ждали их. Я соли прихватила и лавровый лист. Остальное они принесут.

Виктор со вздохом принялся сматывать удочку: предстояло собственно самое важное и ответственное занятие на сегодня – варка ухи. Эту идею, стоило ему увидеть вчерашний Викторов улов, придумал и озвучил Лешка Соломин. Поскольку Лешка со своей Ольгой не расставался, то Виктору, чтобы не сидеть совсем одиноким дураком, пришлось звать Майю.

– Рыбу чистить умеешь? – спросил он. – Я пока воды наберу. Тут, ниже, родник есть.

– Потом рыбу, – отрезала девушка, – ты как хочешь, а я пойду купаться. – В глазах у нее плескалась ядовито-гремучая смесь, и Виктор решил, что она снова что-то задумала. – Время еще есть! – Она сказала эту фразу с необычной интонацией, но он, сматывая удочку, не обратил на это внимания.

Когда он пришел с водой, Майя уже разделась и стояла по колено в реке. Она была в костюме Евы: сияла не видевшая загара белая кожа, лишь шея и руки выделялись краснотой. Услышав топот, она обернулась и, улыбнувшись, приглашающе помахала рукой. Его взгляд прилип к слишком крупным для ее роста грудям, к темному треугольнику волос на лобке. Он только теперь понял, что означала ее фраза про время. Понял, что не нужен никакой шелк, ничего. Понял, что стоит ему сейчас шагнуть в эту зеленоватую, прохладную воду, и он все получит, вот только верным мужем после этого уже не бывать. Впрочем, думал об этом Виктор недолго, максимум секунду, пока снимал гимнастерку. Еще через десять секунд он уже рассекал телом воду, стремительно догоняя весело визжащую девушку…

…«Як» отчаянно маневрировал, с оконечностей его крыльев срывались белесые жгуты воздуха, он крутился, стараясь хоть перегрузкой, хоть хитростью сбросить с хвоста противника. Но все было тщетно, Виктор прочно висел сзади, периодически загоняя свою жертву в кольца прицела. Наконец ему это наскучило, да и отведенное время подходило к концу.

– Бой окончен. Двадцать девятый, на посадку.

Когда Саблин выбрался из кабины, Остряков, его противник по учебному бою, уже стоял возле командирского самолета. Выглядел он печально, весь мокрый, вымученный.

– Разрешите получить замечания.

– Прогресс есть, Коля, но все равно хреновато. – Виктор устал куда как поменьше, но на гимнастерке тоже проступили мокрые пятна. – Ты зачем все время в вираж лезешь? Инициативу отдаешь. К тому же немцы им тоже не брезгуют, сколько раз со мной крутились. В общем, не делай из него культа, – он засмеялся, – давай, тащи модельки, сейчас этот бой на земле разберем.

Остряков убежал, а Виктор задумчиво пошел по стоянке. Солнце припекало, сильно пахло примятой травой и почему-то морем. Хотелось на речку, искупаться, просто полежать, загорая, но впереди было еще два учебных боя, четыре часа занятий с курсантами, а после куча бюрократической писанины и изучение краткого курса ВКП(б). Он грустно вздохнул, поняв, что на вечерние танцы скорее всего уже не попадет. Времени на отдых не хватало катастрофически, особенно после того как сам же и написал заявление в партию. А куда деваться? Похоже, что в прошлое он попал уже безвозвратно, а будучи беспартийным, рассчитывать на карьерный рост особо не стоило.

– Возду-ух!

Пронзительный вопль прервал размышления. Саблин увидел, как со стороны солнца к аэродрому пикируют две хищные серые тени. Показалось, что они пикируют прямо на стоянку, прямо на него, Виктора, и он что было мочи припустил в сторону. Увидев, как от вражеских самолетов отделились темные точки, рванул быстрее, но понял, что не успевает. Хлопки зениток совпали с воем падающих бомб, и Виктор рухнул на землю, стараясь вжаться в нее посильнее.

Рвануло впереди, метрах в пятидесяти, потом ближе, да так, что вздрогнула степь, потом земля буквально подпрыгнула и с силой ударила в грудь, и тотчас рвануло где-то сзади. По спине и голове забарабанили мелкие камешки и мусор, здоровенный ком земли сильно ушиб руку. Его окутало пылью, запах сгоревшей взрывчатки буквально раздирал горло, в ушах стоял колокольный звон. Когда Виктор пришел в себя, на аэродроме уже была тишина, не стреляли зенитки, не звенели в небе вражеские моторы. Он убедился, что, не считая ноющего предплечья, в целом не пострадал, и наконец-то поднялся на ноги. Первое, что Виктор увидел, был торчащий хвост неразорвавшейся авиабомбы. Он был буквально в паре метров, серый, смертельно опасный. Его пробил холодный пот. Он бочком двинулся назад, забыв, как дышать, боясь услышать щелчок взрывателя. Отойдя метров на двадцать, снова кинулся бежать, но уже обратно, к стоянкам.

Два вражеских истребителя-бомбардировщика скинули на аэродром восемь пятидесятикилограммовых бомб. Ни дежурное звено, ни зенитная артиллерия не смогли им помешать. Семь бомб взорвались, наделав на краю взлетной полосы воронок, восьмую вечером подорвали саперы. Осуществи немцы сброс чуть позже – и смерть прошлась бы по забитой людьми стоянке, но они поторопились, и погиб только замполит третьей эскадрильи капитан Левушкин. Он бежал вслед за Виктором и был убит осколком.

Дальше началась начальственная истерика. На аэродроме очень некстати оказался начштаба дивизии, и то, как они с Шубиным материли друг друга, слышал весь полк. Потом уже Шубин, злобный, заикающийся от бешенства, буквально порвал комэска-один Иванова и его дежуривших летчиков. Затем прилетел комдив и порвал уже и начштаба и Шубина, в общем, всем, кто смотрел за этим издалека, было весело.

Как считал Виктор, комполка был не виноват. Немцев прозевали посты ВНОС, и, когда они появились над аэродромом, взлетать было уже поздно. Зенитчики тоже проспали их появление, открыли стрельбу в самый последний момент, когда бомбы были уже сброшены. Тридцатисемимиллиметровые огурцы, летящие вслед вражеским самолетам, придали тем изрядной прыти, и враги быстро скрылись из виду. Но Виктор еще при их атаке успел разглядеть, что это были не «мессера». Они были слишком уж лобастыми, с другой формой фюзеляжа и крыльев, даже звук их моторов был другим.

День оказался безнадежно испорчен. И было даже не столько жаль погибшего Левушкина, – покойный был, в общем, неплохим человеком, – Виктору было жаль себя. Торчащий из земли хвост авиабомбы вновь и вновь вставал перед глазами, вызывая неприятный холодок внизу живота. Смерть прошла буквально в волоске, лишь мимоходом мазнув взглядом, и этот взгляд продирал до печенок…

…Проснулся Саблин от того, что что-то щекоча мазнуло по лицу и качнулась кровать. В комнате была прохладная темень, за открытым, незанавешенным окном тоже. Вокруг была тишина – полк еще спал. По полу зашлепали босые ноги, что-то звякнуло, и послышалось бульканье. Продрав глаза, он увидел белеющую во мраке невысокую округлую фигурку Майи. Девушка пила воду из чайника.

– Будешь? – спросила она. – Ты меня разбудил. Хрипел что-то во сне и зубами скрежетал.

Холодная вода полилась в пересохшее горло, освежая и возвращая к жизни. Кошмарный сон растаял бесследно, оставив после себя липкий пот и бешено колотящееся сердце. Он поднялся с кровати и пошел к умывальнику. Вернулся мокрый, посвежевший, завалился на кровать, думая урвать еще часок сна. Майя сразу по-хозяйски закинула на него ногу и обиженно зашептала:

– А все-таки ты, Витя, козел. Ты зачем вчера пьяный приперся? В следующий раз прогоню, – она сердито засопела, – будешь Дуньку гонять.

Он не ответил. Хотелось спать, а разговаривать и уже тем более оправдываться не хотелось.

– А что это за хромой старлей, с которым ты обнимался? – спросила Майя. – Что сегодня у штаба весь день отирался.

– Ты что, Сашку Литвинова не знаешь? – раздраженно ответил Саблин. – Это же полковой старожил, я потом на его «МиГе» довоевывал. Теперь у нас в эскадрилье замполитом будет.

– А он симпати-ичный, – протянула она.

– Да на здоровье, – буркнул Виктор. Спать хотелось неимоверно. Сон обволакивал, уносил куда-то вдаль.

Майя фыркнула, потом немного поерзала, устраиваясь поудобнее, и спросила:

– Девки болтали, что у него нога деревянная. Или брешут?

– Ступни нет. – Саблин обреченно выдохнул и вновь открыл глаза. – На протезе ходит. А вообще парень хороший – фашистов бил крепко. Этот не будет лозунгами вещать.

Майя хихикнула. Потом пару минут она тихо лежала и, когда Виктор уже практически уснул, громко зевнула и спросила:

– Когда там подъем будет? Еще часок можно поспать?

– Четыре утра, – тихо сатанея, ответил он.

– Тут, в БАО, сапожник есть, – вновь зашептала она, – вчера рассказывали. Шикарные сапоги шьет, я уже договорилась. Осталось кожу достать, но это тут, в городке, купить можно. Я узнавала. Быков такие Таньке своей заказал, все надеется, что она ему чаще давать будет. Фифа, – Майя фыркнула. – Дашь четыреста рублей, а то эти кирзачи уже ноги стерли?

Виктор сердито засопел. Нечастые визиты за удовольствием уже обошлись ему в изрядное количество материальных благ, и Майя не собиралась останавливаться на достигнутом.

– Подождут сапоги, – буркнул он. – Я жене вчера денег отослал, осталось немного, на пропой.

Девушка обиженно замолчала, потом засопела и демонстративно повернулась к нему спиной. Он усмехнулся про себя и в очередной раз попытался уснуть…

Через час Саблин в окружении летчиков стоял у КП, ожидая Шубина. Над краем горизонта показался ослепительный диск солнца, и верхушки тополей позолотились, встречая новый летний день. На доброй трети аэродрома, закрытой от солнечных лучей деревьями, все еще царил полумрак, но работа кипела уже вовсю. Воздух дрожал от рева прогреваемых моторов, деловито сновали механики и красноармейцы из БАО, полки готовились работать.

– Козлов, что за внешний вид? – Видимо, командир уже с утра был не в духе. – Возьми тута у моего механика самую грязную паклю и пришей вместо подворотничка. Будет белее. Товарищ Быков, а вы чего это зеваете во всю ширь аэродрома? Ночью тута спать надо, решительно копить силы на разгром ненавистного врага. Вы же, товарищ капитан, слишком сильно увлеклись своей половой жизнью и не следите за жизнью эскадрильи. А это тута в корне неправильно. Вы должны пекать не нашу машинистку, отвлекая личный состав штаба от выполнения своих обязанностей, а своих летчиков, каждого по очереди. Или это не они, подлецы, позавчера сменяли на водку четыре комплекта казенного белья и устроили пьянку? Раздолбаи! Как что, так сразу тута вторая эскадрилья… Саблин, а ты чего лыбишься? Я что-то смешное сказал тута? Или ты желаешь недельку подежурить на аэродроме?

Он обвел строй красными воспаленными глазами и продолжил уже спокойнее:

– Вторая эскадрилья пока в резерве. Остальным… заявок сегодня много, так что будем тута работать ударно, по-стахановски. Через десять минут вылет, прикроем работу «Илов» по переднему краю. Поведу сам. Пойдут Саблин, Ильин, Ковтун и, – Шубин задумчиво пожевал губами, – и Ларин с Остряковым. Надо молодежь натаскивать, ставить на крылья. А то они как кресты видят, так сразу прыгнуть норовят тута, – подкинул он булыжник в Славкин огород.

Полет чем-то напоминал прогулку. Взлетели, собрались, дождались пятерку «Илов» и пошли по маршруту. На месте «Илы» принялись сталью и огнем обрабатывать вражескую артбатарею, а истребители накручивать в небе восьмерки. После, по завершении штурмовки, проводили подопечных до родного аэродрома. Все просто и привычно, вот только у Виктора немного ныла натруженная шея и побаливали глаза. За этой простотой стояла напряженная воздушная работа.

– Ну что, Колька, – спросил он Острякова, – как тебе второй боевой?

– Да как-то получше, – молодой летчик ошалело потряс головой, – только шея болит…

– Узнаю себя в молодости, – развеселился Виктор, – так держать!

Рев моторов заглушил его слова, по полосе разбегалась для взлета пара «Яков», следом со стоянки выруливали штурмовики. Дивизия продолжала работу.

– Чего вы тута? – Шубин подошел незаметно. – Не расслабляйтесь, через час снова лететь. Ты чего думаешь? – спросил он Виктора. – Про вылет.

– А чего тут думать? – удивился Саблин странному вопросу. – Слетали – как будто за хлебом сходили. Даже странно. Но если мы продолжим по тому же району работать, то можно и нарваться. Я бы усилил вторую и третью группы.

– Не, вторую тута не надо. Это если только случайно наткнутся. А вот третью обязательно, – подтвердил комполка, – могут за такое хамство наказать. Эскадрильей надо идти.

Шубинский план работать двумя эскадрильями рухнул быстро, едва шестерка «Яков» из первой скрылась за горизонтом. Сначала из дивизии затребовали пару истребителей, чтобы отогнать особо нахального фашистского разведчика, затем запросили уже четверку, чтобы сопровождать разведчика нашего. В итоге для сопровождения третьей группы «Илов» пришлось привлекать шестерку из второй эскадрильи. Вел их сам Шубин, снова взяв Саблина в ведомые.

Немцы появились неожиданно. Сначала заорал благим матом ведущий штурмовиков, потом к нему присоединились крики Быкова и Гаджиева. Они орали, словно пытаясь перекричать друг друга, и Виктор с трудом успел разобрать в этой какофонии короткое шубинское: «Снижаемся». Командир мог бы этого не говорить, он и так шел за ним, как привязанный, туда, где на три километра ниже вели бой летчики второй эскадрильи.

Дела были плохи. «Илы» убегали на свою территорию, и их было только четверо. Пятый расцвел на земле красно-оранжевым цветком и щедро пачкал небо жирным черным столбом копоти. Надо всем этим безобразием крутились «Яки» с дюжиной немцев. Причем немцы были явно не на «мессерах», а на тех самых самолетах, что бомбили аэродром. «Фокке-Вульфы», вспомнил вдруг Виктор читанное давным-давно, «Фоккеры». Новые немецкие истребители одолевали. Один «Як» тоже потянул вслед за «Илами», и за ним виднелся белесый след вытекающего бензина, еще один советский истребитель был в стороне от схватки, и его гоняла пара немцев. Четверка наших машин все еще сохраняла взаимодействие, но атаки на них следовали одна за другой.

– Атакуем!

Они нацелились на выходящую вверх пару немцев, и вновь Шубин показал себя во всей красе, чуть ли не в упор расстреляв самолет вражеского ведомого. «Фоккер» вспыхнул и, перевернувшись, устремился к земле, а Виктор подумал, что горят они не хуже, чем «мессера». Ему, как обычно при таких атаках, не повезло, его противник резким маневром уклонился. Разогнанные на пикировании «Яки» вновь полезли вверх.

– Седьмой, одиночку своего цепляйте и отходите к «Илам», мы прикроем, – Шубин говорил сухо и деловито. – Витька, сейчас при атаке оттягивайся и бей моего.

– Двенадцатый, тяни к нам, – раздался в наушниках голос Быкова, – сейчас я твоих почищу.

Пара «Яков» бросилась наперерез «Фоккерам», что гоняли нашего одиночку. Те бросили свое занятие, повернули на них, и Виктор стал свидетелем страшного зрелища. Ведущие «Як» и «Фоккер» пошли друг на друга прямо в лоб, замелькали, переплетаясь, пушечно-пулеметные трассы, и «Як» вдруг вспыхнул. В мгновение ока истребитель превратился в комок огня и, кувыркаясь и разваливаясь на куски, устремился к земле.

– Командир! – услышал Виктор голос Гаджиева. – Командир?!

Ведомый сбитого «Яка» шарахнулся от своего противника в сторону, ускользнув от смертельных очередей, и «Фокке-Вульфы» принялись набирать высоту.

– Сука, – Шубин резко довернул, заходя на эту пару, – сука, сука.

Виктора от такого маневра чуть не размазало перегрузкой, истребитель едва не застонал, но выдержал. Атакуемые «Фоккеры» оказались с очень неудобного ракурса, вдобавок пара, на которую они заходили изначально, сразу же развернулась, заходя в хвост, но выхода не было. Сейчас он был ведомым и должен был следовать за своим командиром.

От Шубина вражеские истребители уклонились легко, просто уйдя к земле, но Виктор чего-то такого от них и ожидал. При атаке он отстал от своего командира метров на двести, поэтому сумел довернуть и теперь, едва не сбривая винтом траву, загнал толстенький фюзеляж немца в прицел. Стрелять пришлось метров с пятидесяти, но за эту долгую секунду, что враг был в его прицеле, он увидел, как его снаряды отрубили ему левый руль высоты, их разрывы покрыли левую плоскость, и как рванул боезапас крыльевой пушки. На крыле у «Фоккера» словно родилось маленькое солнце, как будто вулкан пробудился от вековой спячки, разбрасывая в стороны обломки и огонь. Левая плоскость вражеского истребителя перестала существовать за какой-то миг. Он крутнулся через уцелевшее крыло и исчез под капотом. «Як» тряхнуло, и Виктор даже не сразу понял, что он только что снова сбил.

Радоваться было некогда, Шубин уже выскочил наверх и начинал новый разворот для атаки, что, по мнению Саблина, было слишком быстро. Снова начались успевшие надоесть качели вверх-вниз, но «Фоккеры» уже успели поднабрать высоту и становиться беззащитной жертвой не желали. Пришлось сгонять их к земле, стараясь не допустить их к «Илам» и отходящим «Якам». Там тоже шел бой. Гаджиев то ругался, то раздавал команды, организуя своих подопечных. Виктор и рад бы был им помочь, но пять немцев, что остались возле их пары, хоронили такую инициативу напрочь. Они неожиданно оказались чуть ли не везде, и скоро уже Виктор с Шубиным были вынуждены отражать многочисленные атаки. Потом к врагам подошла еще пара, и начался форменный ад. Белели кресты, мелькали пушечные и пулеметные трассы, они с Шубиным, отбиваясь, тянули к своей территории. Шубин, изловчившись, сумел влепить короткую очередь в зазевавшегося «Фоккера», и сразу стало легче – поврежденный немец, уводя с собой напарника, потянул на запад. Однако радость была недолгой, спустя полминуты уже сам командир попал под вражеский огонь. Крыло его «Яка» покрылось рваными пробоинами, за самолетом проступил грязный тающий след вытекающего масла.

– Командир, отходи, я прикрою. – В теле у Виктора образовалась удивительная легкость. Мысли из головы испарились, они стали уже не нужны, оставив место рефлексам. Предстояло умирать, и все лишнее и ненужное пропало.

– Витька, – Шубин говорил, словно задыхаясь, – не страдай херней, главное Миус перетяни…

Саблин не стал его слушать. Он кинул свой «Як» на пару «Фоккеров», что уже заходили в хвост командирскому истребителю. Сзади уже выстраивалась очередь из желающих в него, Виктора, пострелять, но он пока не обращал на них никакого внимания, враги были пока слишком далеко. Немцы сразу же бросили Шубина, уйдя боевым разворотом наверх, и Виктор заложил глубокий правый вираж. Сквозь полутьму перегрузки увидел, как в стороне сверкнули трассы, мелькнули силуэты вражеских истребителей. Попытался довернуть на крайнего, но скорость была слишком мала, а сверху уже заходила пара, и пришлось акробатическими маневрами уклоняться от смертоносных очередей. За Шубиным снова потянулось два «Фоккера», а оставшийся без скорости Виктор помочь уже не мог, лишь в бессильной злобе дал пару очередей им вдогон. И случилось чудо – эта пара бросила Шубина и вновь отвернула. Потом другая пара атаковала Виктора, потом еще одна, затем одиночка, и снова пара, и еще. В кабине стало жарко, словно в раскаленной бане, глаза застилал пот, а он все тянул и тянул ручку управления. Виражи, полупетли, какие-то «кадушки» и «бочки». Его «Як» крутился, словно гимнаст на турнике, выполняя подчас невозможное. Как у него до сих пор получается уворачиваться и оставаться живым, Виктор не знал. Потом как-то внезапно стало легче, еще пара врагов ушла на запад, и их осталось всего трое. Миус остался позади, и внизу уже были наши, но и «Фоккеры» словно осатанели, беспрестанно наседая, Виктор уворачивался, пытался контратаковать, но пока безуспешно.

Он в очередной раз уклонился от «Фоккера»– одиночки, тот, видимо, все пытался отомстить за гибель своего напарника, потом, увидев сзади растянувшуюся пару вражеских истребителей, резко отдал ручку от себя, уходя к земле. Ведущий пролетел в десятке метров над головой и так и не сумел довернуть на Виктора, зато отставшему в атаке ведомому «Як» достался, словно на блюдечке. Саблин потянул было в вираж, но, обнаружив в нескольких десятках метров позади себя разноцветный кок «Фокке-Вульфа», понял, что не вытянет. Время «растянулось», и Виктор увидел, как нос вражеского истребителя словно расцвел огнями неоновых реклам, как застонал раздираемый килограммами металла воздух и как переплелись разноцветные жгуты трассеров буквально в метре от хвоста его самолета. Это красивое, но смертельное сплетение пулеметных и пушечных очередей приближалось к нему неторопливо, но неотвратимо, и Виктор понял, что через три, нет, уже два удара сердца вся эта красота вонзится «Яку» в хвост и пойдет гулять дальше: по кабине пилота и по мотору. И тогда рука сама дернула ручку вбок и на себя, выводя машину из виража и загоняя ее на вертикаль.

Лобастый «Фоккер» догонял его, рубя винтом воздух в каком-то десятке метров, но ударить уже не успевал, проскакивая мимо. Из виража он выскочил быстро, быстрее, чем «Як», но очень уж долго поднимал нос. Саблинский истребитель трясся от потери скорости, перегретый мотор захлебывался, но еще тянул. Все так же машинально Виктор переложил ручку, превращая подъем в восходящую ветвь бочки, и, когда «Як» почти лег на спину, прямо под собой увидел вражеский самолет. Тот за счет большей скорости проскакивал вперед, и пилот, задрав голову вверх, таращился на русского. Враг был так близко, что Саблин разглядел и молодое, даже юношеское лицо, шлем-сеточку и досаду во взгляде вражеского летчика. Таким взглядом его знакомые провожали убегающего зайца или лису, это была досада охотника, который только что упустил своего законного зверя.

– Я тебе, сука, не заяц, – закричал Саблин так, будто немец мог его слышать. – Я, сука, сам с зубами. – Эта чужая досада, этот взгляд жутко его обозлили, и он почувствовал, что силы все же есть и что драться еще можно.

Немец стремительно уходил вперед, Виктор затормозил вращение, слегка потянул ручку на себя и, когда серый вражеский силуэт пересекся с его курсом, зажал гашетки. Пулемет отработал исправно, а вот пушка, коротко громыхнув, замолчала. Впрочем, это уже не имело значения – где-то вверху все еще был мститель-одиночка, и, быстро докрутив бочку, пришлось внимательно осматриваться. «Мститель» был тут как тут – заходил со стороны солнца, ведущий пары «Фоккеров» немного в стороне карабкался вверх, и все было как обычно, не было видно лишь оставшегося у земли, обстрелянного «Фоккера».

Однако эта атака оказалась последней. «Мститель», просвистев мимо, неожиданно пристроился к чужому ведущему, и они вместе пошли на запад. Обстрелянного Саблиным ведомого по-прежнему не было видно, как Виктор ни крутил головой. Внизу оказались уже советские позиции, и бойцы яростно размахивали руками и подбрасывали что-то вверх. Он даже удивился такому энтузиазму наших войск, но мысль эта скоро оказалась сметена другими, более насущными. Перегретый мотор никак не хотел охлаждаться и стал быстро терять обороты. Скорое возвращение домой оказалось под вопросом.

Мотора хватило. Он честно дотянул до аэродрома и уже на самой глиссаде неожиданно встал. В итоге Виктор метров за двести до посадочного «Т» отодрал здоровенного «козла» и лишь благодаря крепости шасси не разбил машину. Со стоянки к нему бежали люди, а он долго, словно старый дед, выбирался из кабины, трясущимися руками пытался закурить, но папироса валилась из пальцев. Поджилки тряслись, и ощущение было такое, словно его долго и сильно били. Сидеть на земле было приятно, она неожиданно оказалась очень мягкой и теплой, в ноздри ударил запах чабреца, и захотелось прямо здесь лечь и заснуть. Вставать и докладывать о бое пришлось через силу…

Атмосфера в штабе своим сюрреализмом и бредовостью чем-то напомнила Виктору фильм о войне одного из известнейших российских режиссеров. Из-за занавешенного закуткадоносились тихие девичьи всхлипы, из соседней комнаты громкие матюги – там комдив разносил в пух и прах Тимура Гаджиева и ведущего штурмовиков. Сидящий в углу начальник разведки делал вид, что его ничего не касается, и пытался замаскироваться на карте местности, начальник штаба дивизии зло ходил по комнате. Телефонисты и связисты испуганно жались по углам и старались стать невидимками. Это все настолько сильно контрастировало с обычной штабной обстановкой, что Виктор слегка оторопел.

– Вот и Саблина доставил. – Прутков чуть подтолкнул Виктора в спину. Он не видел, но был уверен, что улыбка у майора сейчас гаденькая.

– Г-где ведущий? – В дверях застыл комдив, и его ледяной голос не предвещал ничего хорошего. – Ш-шубин где?

– Не могу знать, – удивился Виктор, – он из боя раньше меня вышел. – После посадки начштаба полка чуть ли не силком запихнул его в командирскую «эмку» и привез в штаб. Подробностей боя Саблин узнать так и не успел.

– Бросил командира, – чуть ли не пропел Прутков. В его голосе прорезались нотки торжества.

– Никого я не бросал, – разозлился Виктор, – мы по «Фоккеру» срубили, потом командира повредили – мотор масло погнал, и крыло издырявили. Я его отход прикрывал. С пятеркой дрался, потом пара ушла – с тремя. Одного подбил. Командира не слышал и на маршруте его самолет не видел.

– П-пишите рапорт, – желваки на лице комдива заиграли, – п-подробнейший. Чтобы ч-ч-через час рапорта всех участников б-были у меня на с-столе. И уберите эту, – вдруг заорал он, – чего она т-тут ревет?

Подробности случившегося Виктор узнал, когда, усевшись в компании уцелевших летчиков второй эскадрильи, писал рапорт. Итоги были печальными. Не вернулись Шубин и Быков. Не вернулся Лоскутов – молодой летчик, для которого этот вылет был первый. Потеряли один экипаж у подопечных – штурмовиков. Второй «Ил», подбитый, сел на своей территории. Ведомый Гаджиева, сержант Тарасов, сел на брюхо уже на аэродроме – после полученных в бою повреждений не вышли шасси. Слишком уж великая цена за двух сбитых «Фоккеров», которых лично он, Виктор, видел. Настроение было похоронное, полк за месяц уже отвык от потерь. Мерзкий голос Пруткова траурным звоном звучал в ушах, и некуда было от него деться.

– Что же теперь будет? – растерянно спросил вдруг Гаджиев.

– К комдиву пойду, – решение пришло само собой, – рапорт напишу, пусть в другой полк переводят. Думаю, не откажет.

Летчики оторвались от писанины и удивленно уставились на него.

– Так ты думаешь, что Шубин?.. – как-то обреченно не договорил Гаджиев.

– Надеюсь, что вернется, – вздохнул Виктор, – его без хрена не сожрешь. А если нет, то мне хана. Прутков угробит, к бабке не ходи…

Тимур мрачно кивнул.

– В штаб сейчас звонили! – Соломин ворвался в учебный класс, подобно метеору. – Шубин у Большекрепинской, на пузе сидит. Живой!

…Поминки шли тихо. Тихо переговаривались, тихо пили самогон из грубых, вырезанных из пустых бутылок стаканов, тихо приходили и уходили, тихо поминали капитана Быкова и младшего лейтенанта Лоскутова. Вторая эскадрилья прощалась с комэском и летчиком. Официальная часть прошла за ужином, неофициальная шла сейчас. Командование знало, но предпочло закрыть глаза, на завтра массовых вылетов не ожидалось. Виктор идти на поминки не хотел, но пришлось. Быков был для него врагом, пусть не всегда явным. И пусть эта вражда давно уже переросла в худой мир, но, как говорится, осадочек оставался. Не идти было тоже нельзя. Ребята из второй, тот же Тимур, обиделись бы на такое. Пришлось присутствовать. Он посидел с полчаса, выпил стакан холодного самогона и засобирался обратно. Можно было пить и пить, завтра ему никуда не лететь, это он знал точно, но как-то не было особого желания.

Пока Виктор сидел в землянке, стемнело окончательно. Он потихоньку пошел домой, но неожиданно у ближайших кустов наткнулся на какую-то темную фигуру. Хотел пройти мимо, но, услышав тихие всхлипы, остановился. Таня застыла серой тенью, незаметная, раздавленная горем.

– Там ребята поминают, – сказал он мягко. – Сходила бы.

Она не ответила, и Виктор пошел по своим делам дальше. В конце концов, он в утешители не нанимался, а она свой выбор сделала сама. Успел сделать буквально три шага, когда в спину донеслось сдавленно:

– Почему ты?

Он обернулся и удивленно посмотрел на Таню.

– Почему ты живой? – тихо сказала она. – Он был лучше тебя, во всем лучше! Почему он умер, а ты опять живой? Почему ты живой?

Виктор решил, что Таня сошла с ума.

– Я помню, я помню, – громко заговорила она, – ты тогда говорил, что всегда возвращаешься. И потом болтали, будто знаешь ты что-то необычное. Почему ты возвращаешься? Что ты знаешь? Что ты продал за это? Почему лучшие умирают, а ты все живешь? Ты ему завидовал, – она повысила голос, – это ты все подстроил. Это все из-за тебя.

– Иди, успокойся, – буркнул он. – У тебя бред!

– Ненавижу! – закричала Таня. – Ненавижу! Ненавижу!

Летчики высыпали из землянки и молча наблюдали за этим представлением. Виктор решил, что времена, когда за его поведением приглядывал один Шишкин, были, в общем-то, замечательными. И скоро таких Шерлоков Холмсов будет весь полк.

– Дура ты, Танька, – сказал он ей. – Дурой была, дурой и останешься. – Развернувшись, Виктор ушел к себе. И так неважное настроение испортилось окончательно. Захотелось нажраться. До рвоты, до поросячьего визга.

Он побродил по роще, не зная, куда идти. Майя сегодня была в наряде, так что дома делать было нечего. Вдобавок она скорее всего до сих пор дулась на его отказ дать денег на сапоги, так что на плотские утехи можно было не рассчитывать. Да и самому Виктору как-то не хотелось с ней общаться. Ноги сами принесли его на пляж. Здесь на специально сколоченной скамье уже кто-то сидел, попыхивая в темноте папиросой. Видеть Саблину никого не хотелось, и он повернулся было уходить, но сидящий окликнул его:

– Витька? Подойди тута.

Он сел рядом с Шубиным, достал папиросу и стал ждать командирских откровений. Шубин не торопился, неторопливо, задумчиво посасывал мундштук, жевал губами.

– Спасибо, – наконец сказал он, не уточнив, за что, но Виктор и так все понял.

– Ночью не ложился почти, – добавил командир, – часа три поспал тута. Вот оно и сыграло. Ты уже понял, где мы ошиблись?

– Да чего тут понимать, – ответил Виктор, – сперва далековато от группы были, потеряли с ней зрительный контакт. С ходу помочь ничем не могли. Потом, когда довернули на того немчика, что Быкова сшиб, и скорость потеряли.

– Надо было наказать тута, – вздохнул командир, – но ты прав… прав… Ты, кстати, в курсе, что Быков этого «Фоккера» таранил? Битман, ведомый его, в рапорте написал…

– Как таранил? Брехня, – опешил Виктор, – я сам видел…

– Щас шепнули. Замполит дивизионный уже в сводке отразил.

– И что теперь будет?

– Да ничего, – хмыкнул Шубин. – Нам с тобой от того тута ни холодно ни жарко. Немцам, думаю, тоже. А Битмана я завтра отлюблю… Отдыхать нужно, Витька, перед полетами. Вот главный вывод. Я вот ночью не поспал и едва тута живой остался. Так что ты со своей бабой не усердствуй сильно, – он засмеялся. – А вообще я тебе удивляюсь тута. Ты же умный парень, войной битый, чего ты до этой курвы бегаешь? Неужто в полку нормальных девок нет?

Виктор промолчал.

– Ладно тута. – Командир понял, что интересный для него разговор развития не получит, и успокоился. – Готовься. Завтра станешь заместителем Егорова. А Лешку Соломина во вторую переводят. На ту же должность. Приказ вчера еще подписали…

– Во вторую? Как? – Виктору показалось, что он ослышался.

– Во вторую! Молча тута! – кратко ответил Шубин и пояснил: – Усилить надо. Потери большие, новичков много, а сильных летчиков тута один – Гаджиев. Не потянет. Я хотел тебя комэском поставить, но там, – он указал пальцем вверх, – не дали. Нечего было на Пруткова с ножом кидаться, теперь аукается. – Он усмехнулся. – Понял? Комэск из варягов будет.

– Хреново будет без Лешки, – пригорюнился Виктор.

– Нормально! Перебьетесь тута, – обрезал командир, – Егоров уже пороху понюхал, обтесался, тебе фору даст. Ты на месте, никуда не делся. Ильин опять же у вас, а он иных двоих стоит. На днях из госпиталя Кот вернется. Ларин твой, хоть и распиздяй, но летчик хороший. Если натаскаешь, то цены не будет… Да вас давно тута раскулачивать пора… Собрались сливки…

Виктор усмехнулся шубинской логике, но в душе все же признал его правоту. Вторую эскадрилью нужно было усиливать. Он вспомнил, что его родной Таганрог освободили в конце августа, а это означает наступление и соответственно бои в воздухе.

– Жарко будет, – неожиданно для себя сказал он. – Наступление скоро.

– А ты думал, что эти «Фоккеры», что мы завалили, у немцев последние? – Шубин усмехнулся. – Впереди тута драчка будет, и неслабая! Кстати, чуть не забыл. Только что пришло подтверждение от пехоты. Пишут, что прямо над позициями один наш «Як» дрался против трех немцев и одного из них сбил. Летчика в плен взяли. По всему тута выходит, что это твой подранок упал.

– Вот как? – удивился Саблин. – Выходит, шестнадцатый?

– Ага, – улыбнулся командир, – скоро меня перегонишь.

– Я его вверх ногами срезал, – похвастался Виктор, довольно улыбаясь, – последними снарядами. А «Фоккер» этот сильно побит?

– Не знаю тута, – командир потянулся за папиросами, – они не написали. Да и везти его оттуда та еще морока – километров восемьдесят будет. В следующий раз поближе к аэродрому сбивай…

…Полк прочно осел в Новошахтинске. Окопался, прижился, прирос. Ему подкинули немного самолетов, пополнив до штата, подкинули летчиков. Теперь прежний монолит «Як-девятых» разбавляли потрепанные ветераны Сталинградской битвы – «единички» и «семерки». Подкинули и летчиков. И если старые, потрепанные самолеты были злом, то двое уже немного хлебнувших войны младлеев, попавших в первую и вторую эскадрильи, были несомненным добром. Как и капитан Чуриков – новый комэск-2. Командиром он оказался хорошим, летчиком тоже, успев отличиться в первую же неделю пребывания в полку, перехватив и завалив вражеского разведчика.

Готовясь к летнему наступлению, немцы активизировали действия своей авиации, нанося частые и довольно болезненные удары по боевым позициям и коммуникациям наших войск. Перехватывать их с полкового аэродрома оказалось практически невозможно, поэтому одна из эскадрилий постоянно дежурила на небольшом пятачке, расположенном всего в пятнадцати километрах от линии фронта. Отсюда, особенно по ночам, когда не ревели двигатели самолетов, хорошо было слышно, как громыхала артиллерийская канонада, как загорались в ночи далекие зарницы…

Было здесь неимоверно скучно. Колхозный луг, хилая посадка с установленными в ней палатками, импровизированный штаб с единственным телефоном. Крытый камышом навес вместо столовой, укрытые маскировочными сетями истребители и бочки с ГСМ. Тишина и скука. Хорошо еще, что расположенные неподалеку мелкие пруды худо-бедно обеспечивали дичью и свежей рыбой, иначе обитать тут, на одном сухом пайке, стало бы совсем уныло.

– Как вы тут живете? – Ларин прихлопнул неудачно усевшегося овода. – Жарко, пыльно. Ни лесов, ни грибов. То ли дело у нас, под Тюменью. В лес как пойдешь, куда ни наступи – гриб. И ягоды… ты когда-нибудь ел чернику?

– Да ел я твою чернику, – отмахнулся Виктор, – зато у вас черешня не растет. И виноград. И алыча с жерделой.

– Это да, – сразу загрустил Славка. До черешни он был большой любитель.

С неба донесся рев авиационного мотора, и над посадкой голубой тенью мелькнуло брюхо истребителя. «Як» лихо побрил старт и, развернувшись, зашел на посадку. Судя по крупной желтой единице, нарисованной на фюзеляже, – пожаловал сам комполка. Разговоры смолкли – летчики, не сговариваясь, пошли к стоянке, за новостями.

Шубин, закончив инспектировать эскадрилью и насовав за недостатки и виновным, и тем, кто просто попался под руку, развалился на полянке, где обычно отдыхал личный состав. Уселся на свежеотесанную скамеечку – самое удобное, командирское место, – выселив Егорова. Отер платком все ширящуюся лысину, расстегнул ворот гимнастерки, покопавшись в своем планшете, достал какую-то бумажку и объявил:

– Неплохо устроились, курортнички. Вам только водки не хватает и блядей. Или нашли тута?

– Обижаете, тащ майор, – оскорбился Егоров, – мы днем и ночью…

– Жарко-то как, – перебил его комполка. – Саблин, ты тута местный? Скажи, какого хрена здесь так жарко?

– Это, Дмитрий Михайлович, еще не жарко. Вот в июле…

– Обнадежил, – буркнул командир и перескочил на главное: – Слушайте сюда. Из дивизии тута дали новое указание… будем теперь заниматься еще и свободной охотой.

– Охота? – обрадовался Виктор. – Здорово! – Остальные летчики пока не разделяли его энтузиазма и поглядывали на командира в ожидании разъяснений.

– Первый доброволец есть. – Шубин оскалил желтые клыки. – В шестой гвардейской дивизии этот метод уже месяц примеряют, результаты тута неплохие. Теперь и мы начнем работать – сектор выделили. Что еще? Помимо поиска вражеских самолетов будем попутно проводить воздушную разведку, ну и про атаку наземных целей забывать не следует. Дело это рисковое тута, но при случае нагадить немцам можно крупно. – Он еще раз оглядел притихшую эскадрилью и нахмурился. – Где радость на лицах? Где энтузиазм и восторг? Один Саблин… Вот с тобой, Витька, и полетим сейчас. Снимем тута пробу с девушки.

Он резко встал, и остальные, словно подброшенные, тоже подскочили.

– Вылет через полчаса! – Командир говорил быстро и сухо. – Мою машину срочно заправить, подготовить. Проследите! Остальной эскадрилье в готовность номер один тута. Егоров, Саблин, останьтесь, остальным разойтись…

Вновь под крылом замелькала степь, балки, дороги, деревеньки. Темным пятном на горизонте проплыл Таганрог, Шубин обошел его далеко стороной, и Виктор даже знал почему. Он как наяву вспомнил объятое пламенем крыло командирского «МиГа», хищные профили догоняющих «мессеров», жесткую болтанку облаков. Это случилось полтора года назад, но казалось, что за это время прошла целая жизнь.

Впереди засеребрился Таганрогский залив. Море было тихое и гладкое. Змеился узкий берег, заросший камышами, медленно проплывали рыбацкие поселки. Неподалеку от берега виднелся белый бурун от катера, далеко мористее кралась какая-то небольшая баржа. Наверное, плывущие на ней матросы сейчас с тревогой всматривались в небо: насколько знал Виктор, несколько дней назад наши штурмовики утопили на этом маршруте несколько фашистских посудин. Самолет внизу он увидел не сразу. Странный отблеск привлек его внимание, он всмотрелся и лишь тогда разглядел тяжелый трехмоторный транспортник, медленно летящий у самой кромки воды. Камуфляж его практически сливался с фоном побережья, и выдали лишь черные окантованные кресты на крыльях.

– Командир, самолет внизу, западнее нас. По-моему, «Ю-52».

Ведущий «Як» почти лег на крыло, Шубин искал глазами цель.

– Это мы удачно зашли. – Сквозь треск радиопомех Виктору представился волчий оскал командирской улыбки. – Сейчас тута у кого-то жизнь сложится…

С транспортника их увидели. Самолет вдруг шарахнулся подальше от воды и начал стремительно снижаться, его стрелок стал издалека лупить длинными очередями. Но что могла сделать эта пукалка против пушки и крупнокалиберного пулемета? Шубин метров с трехсот длинной очередью врезал по фюзеляжу вражеского самолета, заткнув пулеметчика, и, подойдя поближе, влепил вторую очередь в левый мотор. «Юнкерс» загорелся сразу, выбросив ярко-оранжевый язык пламени и длинный шлейф дыма, стал заваливаться на левое крыло. Виктор огорченно цыкнул – ему ничего не досталось. Но все равно обстрелял уже правый мотор горящего самолета, увидел попадания и потянул вверх, за командиром.

Они набирали высоту, довольные хорошо выполненной работой. «Юнкерс» застыл на земле, перекосив крылья, горящий и жалкий. Вражеский пилот все же успел посадить обреченную машину на берег, и теперь ее команда торопилась убежать подальше, пока не взорвались баки. Наших летчиков это не волновало, снова обойдя Таганрог стороной, они уходили на восток. Над линией фронта их обстреляли. Трассирующие пули пересекли пространство недалеко от саблинского «Яка» и исчезли в облаках. Пришлось взмывать вверх, несколько минут лететь в серой пелене облачности и лишь затем осторожно снижаться.

Вскоре появился аэродром подскока. «Як» запрыгал по неровной полосе и, поднимая тучу пыли, порулил к деревьям. Виктор вылез из кабины и облегченно рассмеялся. Натруженная шея неприятно ныла, напряжение вылета отпускало медленно, неохотно. Отдал шлемофон технику, потянулся за папиросой.

– Палыч, место нашли рыбное, – затягиваясь, сообщил он механику, – теперь без добычи не останемся…

Виктор накаркал. За три дня и четыре боевых вылета на свободную охоту им с Шубиным не встретилось больше никого. Не считать же добычей груженую подводу, расстрелянную больше со злости. И напрасно Шубин каждое утро бросал полк, все дела и летел сюда, чтобы сделать вылет. Все проходило впустую. Из всех летавших повезло лишь Ильину и Ковтуну. Они перехватили какой-то странный двухмоторный пузатый самолет со стеклянным, как у «Хейнкеля», носом и двухкилевым хвостом и после пары атак загнали его на землю. На «консилиуме» во вражине признали транспортный «Зибель», и комполка засчитал летчикам законную победу. Правда, лицо при этом у него было кислое-прекислое… Тем не менее летать продолжали. Немного – четыре, шесть вылетов в день, но делали.

…Тряхнуло, зашумели колеса, и самолет покатился, подпрыгивая на неровностях аэродрома и все сильнее замедляясь. Грузно запрыгнул на крыло Палыч, показывая, куда рулить. Наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась неподалеку от палаток. Виктор принялся отстегивать ремни.

– Ну как? – Палыч требовательно заглянул в кабину.

– Машина зверь! Рация чего-то барахлит. Механика пни, пусть посмотрит…

Оставив враз ставшего озабоченным техника у самолета, Саблин направился к командиру. Доклад о вылете был пустой формальностью, но за небрежение схлопотать можно было легко…

В штабной палатке тихо попискивала радиостанция, радистка из дивизии нахохлилась на своем стуле, прикрыв глаза, слушала эфир. Кроме нее, там еще находилась Таня, которая сидела у телефона и заполняла какую-то справку. Виктор привычно уселся на ящик у входа, служивший стулом, кинул на стол шлемофон, достал планшет. Дела военные остались позади, начиналась бюрократия.

– Это, Дмитрий Михайлович, бесполезно, – продолжил он начатый еще на стоянке разговор. – Зверь на дальний кордон ушел. Они все на Таганрогском аэроузле и у Сталино, а там… ну вы знаете.

Шубин раздраженно мотнул головой.

– Эх, нам бы человечка с рацией да на трассу, чтобы «Юнкерсы» выпасал. Вот бы жизнь была.

– Ты давай, пиши отчет тута, – буркнул командир, – фантазер. У Михайловки сколько машин насчитал?

– Двенадцать!

– А я тринадцать! Пиши тута, пиши!

В палатке было душно, солнце хорошо пропекло выгоревший брезент, а в открытые окна и распахнутый полог проникало слишком мало свежего воздуха. Монотонный писк и душный спертый воздух убаюкивали, тянули в сон. Виктор расстегнул пуговицы гимнастерки и, потея, стал царапать очередную бумажку. В продуваемой степным ветром тени столовой было куда прохладней. Там можно вдоволь наслушаться баек про все случаи жизни, до отвала напиться кислого, вяжущего рот тернового компота. Но идти туда почему-то перехотелось. Наверное, потому что у Тани замечательно красивые зеленые глаза, а когда она выпрямляется и гимнастерка обтягивает грудь, такую аккуратную и красивую…

Девушка перехватила его взгляд и сразу отвернулась, густо покраснев. Он поздно понял, что смотрел на нее очень уж пристально, смутился сам. И вновь вгрызся в отчет.

Как рассказал всезнающий Соломин, ролью машинистки Таня откровенно тяготилась и одно время даже пыталась перевестись в школу снайперов, но ее не отпустили. Прошел слух о каком-то грандиозном скандале, который она закатила Пруткову. Но слух этот слухом и остался – Таня как работала, так и продолжала работать в штабе. Вот только вместо «приличного» аэродрома у Новошахтинска оказалась в этой тмутаракани. Эскадрильи менялись, а она оставалась.

Послышался далекий гул авиамоторов, и сонное наваждение в палатке сгинуло. Задремавший было Шубин вскочил, захлопал глазами:

– Что? Где? Ларин вернулся?

Они выскочили на улицу, завертели головами, таращась в небо, выискивая источник звука. Гул накатывал все сильнее, басовитый, чужой, немецкий.

– Ракету! Дежурную пару в небо! – Виктор думал, что командир помчится к своему истребителю, но тот не пошевелился. Он бросил быстрый взгляд на стоянку – и понял причину. Самолеты еще не начали заправлять, успели лишь подкатить бочки с бензином, и вокруг машины комполка суетились люди со шлангами и ручным насосом. Саблинский истребитель был раскапотирован, и на стремянке с отверткой в руках соляным столбом застыл Палыч.

В штабе все затихли. Связистка и Таня замерли с испуганными лицами, видимо, им уже доводилось бывать под бомбежкой.

– Какого хрена зависла? – рявкнул он на связистку. – Ларина вызывай…

Та вздрогнула, взгляд у девушки стал осмысленным, и она забубнила в микрофон позывные Вячеслава. Таня тоже быстро пришла в себя и теперь бросала на Виктора испуганные взгляды.

– Дай сюда! – Шубин вырвал у связистки микрофон. – Двадцать второй, – закричал он, – над аэродромом немцы. Высота около трех, идут на запад. Повторяй! – рявкнул он и швырнул микрофон обратно.

Репродуктор молчал, но иначе не могло и быть – на Славкиной машине не было передатчика. Стены палатки заходили ходуном – дежурная пара пошла на взлет, и все вновь высыпали на улицу. Вновь принялись обшаривать глазами небо, пытаясь увидеть хоть что-нибудь. Увы, сильная облачность этого не позволяла. Гул моторов стал громче, казалось, что он звучит прямо над головой. Затарахтело и на стоянке – было видно, как замелькали лопасти винтов на машинах Егорова и Никифорова.

– Поздно, – прокомментировал Шубин, – одиннадцатому взлет запретить.

И тут же с неба, едва слышимый на фоне ревущих двигателей, раздался пулеметный треск, перемежаемый с резким пушечным перестуком. На земле забыли, как дышать. Все, кто сейчас был возле палатки, все, и летчики, и техники, и механики, и красноармейцы БАО, сейчас с тревогой всматривались в небо и ждали развязки. Она не заставила себя долго ждать.

Дежурная пара едва успела подойти к облакам, как оттуда вывалился горящий «Юнкерс Ю-88». У бомбардировщика пылало левое крыло, и за ним, словно шлейф подвенечного платья, тянулся черный дым. На земле все замерли, завороженно рассматривая редкую и красивую картину. Первым опомнился Палыч.

– Ура-а-а! – заорал он, стоя на своей стремянке и размахивая над головой отверткой. Капоты истребителя чудесным образом уже вернулись на место. – Ура-а-а.

– Ура-а-а, – закричали все вокруг, по стоянке словно разлилась волна щенячьего восторга. Виктор услышал, как в крики вплелся счастливый девичий визг, увидел, как техник Ларина исполняет какой-то безумный, африканский танец радости. Самолет коснулся земли, и в этом месте расцвел огромный оранжево-черный цветок, и спустя несколько секунд донесся приглушенный расстоянием взрыв. Потом из-под облаков показался маленький лоскуток парашюта, и сразу же наступила тишина – все вновь замерли, всматриваясь в крошечную точку, повисшую под белой тряпочкой.

– Чего уставились тута, – раздался насмешливо-равнодушный голос Шубина, – сбитых не видели? Сержант! – окликнул он командира отделения охраны. – Возьми своих бойцов, сходи за этими. Винтовки только не забудьте. Если немчики вдруг надумают отстреливаться или тебе покажется, что они руки поднимают без должного энтузиазма, то кончайте их сразу. Нам тут языки не нужны, главное, чтобы у вас дырок не было. Танюша, доложи в дивизию, сообщи, что сбили, и пусть сюда особиста пригонят! И надо к самолету послать кого-нибудь посмекалистей. Пусть шильды поснимают или еще чего… Ну? Чего тута застыли? Выполнять приказ!

…Наступил июль. Стало гораздо жарче, степь пожелтела и выгорела от беспощадного зноя. Солнце жгло, липло к коже, суша раскрытые рты и вынуждая укрыться в тени самолетов. Над дорогами висели облака пыли, люди старались спрятаться в тень, но жара донимала и там. Все не занятые службой старались обосноваться на берегу реки, но она обмелела, уменьшившись за малым не вдвое.

Виктор сидел под крылом «Яка» и обливался потом. У него по плану сегодня был пятнадцатиминутный тренировочный вылет, вот только в его ожидании легко можно было получить солнечный удар. Чуть прихрамывая, подошел Сашка Литвинов. Тоже забрался в тень, протянул холодную флягу с водой.

– Держи. Только с колодца. Не успела еще…

Виктор благодарно кивнул. Вода моментально проступила потом, но стало чуть легче.

– Как жена? Пишет? – спросил Сашка.

– Да вот, чего-то вторую неделю ни строчки. Может, почта задерживает…

Литвинов помолчал, потом как-то несмело произнес:

– Я вот попросить хотел… Дело такое… сейчас же ты на тренировку летишь?

– Лечу. Только тут раньше изжаришься.

– Слушай. А можно я за тебя слетаю, – умоляюще зашептал Сашка. – Очень надо!

– Да ты чего, Саш? – Виктор оторопел. – Это же «Як», а не «У-2». Скорости другие, все другое. Разобьешься и меня под монастырь подведешь…

– Не подведу, не подведу, – жарко заговорил Литвинов, – мне бы разок попробовать, силы свои оценить. Ты же знаешь, сколько я на «МиГе» летал! А на «У-2» почти каждый день в небе, то туда, то сюда. А я на истребитель хочу, снова фашистов бить… Это же вы с Игорем мне написали, что без ноги летать можно! Так выручи…

Виктор вспомнил читанную когда-то в прошлой жизни книгу про безногого летчика – Мересьева. У того не было обеих ног, однако он, после упорных тренировок, сумел вернуться в небо и воевал на истребителе, сбивал фашистов, и если верить книге, то делал он это прямо сейчас. Наверняка Сашка тоже сможет, раньше он был сильным летчиком, да и сейчас без проблем летает на «У-2». Вот только что будет, если он разобьется? Литвинов ведь привык к «кукурузнику», отвык от истребительных скоростей. Ведь даже спарки нет, чтобы вывезти, подсказать, подправить. Чуть ошибется, и привет, земля, плюс еще ступня эта деревянная. И хорошо еще, если дело кончится просто аварией. В любом случае Виктора за такое по голове не погладят. Но и Сашке отказывать не хочется, вон как глаза горят. Эх, была бы спарка…

– Как же ты полетишь? Ты хоть «Як» сперва изучи, – попытался отмазаться он, – ту же кабину…

– Да изучил я, изучил, – замахал Литвинов руками, – пойдем, прямо сейчас проверишь… Что там? Вон Кузьмин в девятом гвардейском летает без ступни! А я что, хуже?

Виктор гонял его минут пятнадцать, буквально по всему. Пытаясь найти хоть какой-то пробел в знаниях, отыскать любую зацепку. Все напрасно. Сашка подготовился хорошо, отвечал без запинок, четко, грамотно. Видно было, что он времени зря не терял и самолет изучил основательно.

– Блин, – Виктор грустно почесал затылок, – ты меня без ножа режешь. Ладно, помирать так с музыкой. – Он сунул Литвинову свой шлемофон. – Только смотри там. Если что – лучше прыгай. Хрен с ним, с самолетом…

Он с грустью смотрел, как ставшая уже родной «русалка» оторвалась от взлетной полосы. Сердце щемило в ожидании неприятностей. Снова вспомнил книгу про Мересьева. Там описали переживания летчика, который взлетел без ног. Но почему никто не показал переживания человека, который разрешил, который выпустил его в этот полет? Ведь ждать исхода вылета оказалось куда как тяжелей, чем даже драться в воздушном бою. Он, задрав голову, наблюдал, как уменьшается в размерах самолет, и не заметил, как побелели стиснутые в кулак костяшки пальцев. «Як» набрал высоту и принялся выполнять пилотаж.

– Оно и правильно. – Палыч подошел почти бесшумно. – В сорок первом ты на его «МиГе» долетывал, теперь он на твоем «Яке». Не боись, Витька. Сядет как миленький.

Он не ответил, только поморщился, не отрывая взгляда от маленького самолетика в небе.

– Не боись, – повторил Палыч, – вы с аэродрома по девкам, а Сашка шасть в кабину и давай учиться. Да и раньше он хорошо летал. А что переживаешь, то хорошо.

Виктор не стал слушать словоохотливого техника и пошел по аэродрому, нервно посматривая в небо. Истребитель вовсю уже крутил виражи и мертвые петли. По его мнению, выходило не очень…

Ноги принесли Виктора к КП. Тут обитал руководитель полетов, торчала тарелка репродуктора, толпился причастный народ. Он хотел было постоять в стороне, незаметно послушать, но буквально нос к носу столкнулся с Шубиным. Командир кивнул на приветствие, прошел было мимо, но вдруг замер.

– Саблин… ты эта тута как?

Виктор сделал отчаянную попытку провалиться сквозь землю, но потерпел фиаско.

– А там кто? – Шубин указал рукой на кувыркающийся в небе самолет.

– Литвинов, – упавшим голосом сказал Виктор.

– Что-о-о? Да как ты… твою… маму… семь раз… через кобылу… Витя, ты совсем охуел? – Лицо командира покрылось пятнами. Сашка тем временем прекратил пилотаж и уже стоял «в круге». Виктор невольно скосил глаза. Шубин застыл на полуслове и вдруг, кинувшись к КП, принялся рвать микрофон из рук руководителя полетов. «Як» заходил на глиссаду, и Шубин так и застыл с поднесенным ко рту микрофоном. Истребитель коснулся полосы у посадочного «Т», подпрыгнул, снова коснулся и побежал по желтой траве аэродрома. Виктор почувствовал, что по спине сбегают струйки пота…

Шубин рвал и метал, выплескивая на головы виновных свое негодование. Виктор принимал начальственный гнев как должное, понуро повесив голову, Литвинов же сиял как начищенный пятак и тем самым распалял командира еще больше. Наконец комполка осип и иссяк.

– Воды, – прохрипел он, и руководитель полетов сразу же кинулся снимать с пояса флягу. Промочив горло, Шубин снова ожил. – Вот тут, – он ткнул пальцем в непосредственной близости от КП, – вырыть яму и накрыть ветками. Это будет персональная землянка лейтенанта Саблина. Рядом тута вырыть вторую, для старшего лейтенанта Литвинова. Пусть там живут. И под домашний арест! Обоих! – снова заорал он. – Сук-кины дети!

(обратно)

Глава 3

– Товарищи! Наступило это время! Время, когда наша могучая Красная армия решительным ударом разгромит ненавистных фашистов, неся свободу порабощенным советским жителям. Сегодня войска нашего фронта… – Глуховатый голос замполита разносился над полем. Полк застыл в четком строю эскадрилий, вслушиваясь в речь выступающего, но большинство присутствующих людей уже рвалось на запад. Сейчас там тысячи орудий обрушивали на противника тонны и тонны стали, и даже сюда, в тыл, изредка долетал могучий рокот артиллерии.

– Я хочу сказать от имени всех молодых летчиков полка! Мы долго рвались на фронт, потом нас долго учили старшие товарищи, – младший лейтенант Абрамов говорил, размахивая в такт рукой, голос его подрагивал от волнения, – и вот пришло время доказать, чего мы стоим. Я и другие комсомольцы нашего полка клянемся…

Неимоверно хотелось спать. Виктор накануне заснул поздно и этому митингу предпочел бы часок сна, но не сложилось. Он подавил зевок и скорее почувствовал, чем увидел, как сзади нервно переступил ведомый. Колька все рвался в бой, и этот некстати случившийся митинг отделял его от момента, когда можно будет сбивать врагов. Полученное накануне звание младшего лейтенанта только усиливало его нетерпение…

Закрывал митинг Шубин.

– Буду краток, – сказал он, обводя свой полк грустным взглядом, – первая эскадрилья – по самолетам. Вторая и третья – ожидать в готовности. День сегодня будет жаркий…

Небо закрыла сильная низкая облачность, изредка срывался мелкий дождь, но день действительно оказался жарким. На земле бушевал грандиозный бой: весь Миус-фронт вспыхивал разрывами мин и снарядов. Дым и пыль поднимались до самой кромки облаков. На земле пехота пыталась вгрызться во вражескую оборону, в воздухе эскадрильи штурмовиков сменяли друг друга, утюжа вражеские позиции. Казалось, что после артобстрела тысяч орудий, после авиаударов сотен бомбардировщиков и штурмовиков внизу не останется ничего живого. Там горело все, даже сама степь. Однако стоило нашей пехоте предпринять очередную атаку, как ее встречал смертельный огонь и в очередной раз правый берег Миуса покрывался телами убитых и раненых.

Полк работал с максимальной нагрузкой. Одна из эскадрилий все время была в воздухе, вторую торопливо заправляли топливом и боеприпасами, третья уже ожидала в готовности. Рев двигателей над аэродромом не смолкал ни на минуту. Подходила очередная группа штурмовиков, и ожидающая эскадрилья взмывала в небо, а над аэродромом «в круге» уже стояли вернувшиеся с боевого задания истребители…

Сегодня Виктор сделал четыре вылета. Четыре раза пришлось прикрывать «Илы», и теперь, уставший как собака, он тупо ждал команды на отбой полетов. День выдался тяжелым, особенно морально – пришлось постоянно быть в напряжении. Однако и итоговый результат был неплохим, полк потерь не имел, зато летчики первой эскадрильи сумели сбить «мессера» и «раму». Сам Виктор провел лишь короткую стычку с парой охотников. Сбить их не удалось, но и не дал подобраться к «Илам».

Рядом закряхтел Егоров, зашарил по карманам в поисках папирос.

– Видал? – сказал он. – До обеда летали, немцев вообще не было. После отдельные пары мелькали вдалеке. Завтр-ра, думаю, навалятся…

– Подтянут авиацию, – согласился Виктор, – подеремся. У нас тут тоже силища немалая. Я столько машин ни разу не видел.

– Хана немцам! – захорохорился Лешка Соломин. По старой памяти он частенько отирался среди летчиков третьей эскадрильи. – Наши фронт прорвали – теперь фашисты побегут, чтобы в котел не попасть. Нового Сталинграда они боятся.

– Не так уж сильно и прорвали, – возразил Ильин, – километров на пять всего. У них наверняка вторая линия обороны, резервы подтянут…

– Не, – пренебрежительно махнул рукой Лешка. – Против такой силы у них шансов нет. – Соломин был один из немногих в полку, кто дрался еще под Сталинградом, поэтому к его мнению прислушались. Спор сошел на нет…

Второй день оказался еще жарче первого, к огню на земле добавилось палящее солнце. Летчики, обливаясь потом, буквально выползали из кабин, но отдохнуть, укрыться от жгучих лучей было негде. Лишь к вечеру строители из БАО сумели соорудить примитивный душ и натянули тент, под которым на прикрытом брезентом сене отдыхали пилоты. Стало чуток легче…

– Смотри, – капитан Сидоров, заместитель Пруткова по оперативно-разведывательной части потыкал карандашом в карту, – мы полагаем, что аэродромы подскока у них здесь и здесь! Твоя задача проверить. Лети аккуратно. По данным разведки, вот в этом районе у противника большое количество зенитной артиллерии, лучше его обойти. К Чистякову тоже близко не суйся, а лучше пролети стороной. Там тоже много зениток и посты ВНОС.

– В воздушный бой старайся не вступать, – сварливо добавил Шубин. – Все понятно? Выполняй!

Виктору оставалось лишь козырнуть.

Ведомый нашелся в мелкой, больше похожей на нору землянке. Ее, спасаясь от жары, вырыл Колькин техник, но Рябченко наглым рейдерским захватом приватизировал убежище и теперь бессовестно дрых. Здесь было прохладно и тихо – идеальное место, чтобы поспать после обеда. Разбуженный, Колька долго не мог понять, чего хочет командир, хлопал белесыми, выгоревшими на солнце ресницами и тер заспанное лицо…

Первый аэродром оказался обычным нескошенным лугом. Если здесь и были когда-то немцы, то очень давно – на их присутствие не указывало ничего. У второго встретили четверку «мессеров», пришлось драпать, делать изрядный крюк и потом заходить с тыла на скорости, маскируясь солнцем.

Это помогло – зенитчики ударили с опозданием, когда «Яки» уже проскочили цель разведки. На убранном прикатанном поле обнаружились прикрытые маскировочными сетями «мессеры». На окраине, замаскировавшись среди кустов, выделялась махина транспортного «Юнкерса». Больше рассматривать было некогда – белесые шарики зенитных снарядов проносились в неприятной близости от истребителя, и было их так много, что дымы от разрывов образовали натуральное облако. Но через несколько секунд огонь стих, аэродром остался позади, и пара «Яков» стремительно уходила домой, на восток.

Подозрительные точки Виктор заметил, когда до Миуса оставалось километров пять. Пара «мессеров», маскируясь солнцем, шла с юго-запада. Увидев «Яки», они повели себя странно: ведомый отошел в сторону, а ведущий пристроился на параллельный курс и стал энергично покачивать крыльями.

– Это че это? – удивился Виктор. – Он что, один на один драться хочет?

Вопрос был риторическим, верный Колька ответить не мог. Немец же настойчиво, словно дразня, раскачивал свою машину, демонстрируя черные кресты на крыльях. Саблин не выдержал, толкнул сектор газа до упора и повернул свой истребитель на врага.

– Коля, а ну погляди пока. Сейчас я этому козлу врежу…

Немецкий летчик только этого и ждал, моментально довернул и помчался навстречу. Они пронеслись в нескольких метрах друг от друга, разойдясь, боевым разворотом ушли вверх и, разогнавшись, снова сошлись, едва не столкнувшись крыльями. Снова ручка на себя, максимальные обороты мотору и размазывающая по сиденью перегрузка. Из второго разворота «Як» вышел с трудом, дрожа – вторая вертикаль съела скорость. Немец успел чуть раньше и оказался немного выше. Он уже развернулся и теперь заходил в лоб, опустив нос для лучшего разгона. Белесые нити трассеров потянулись друг к другу, словно лазерные лучи, и истребители вновь разошлись, чтобы синхронно уйти в вираж. Ревели моторы, белые жгуты воздуха срывались с крыльев, и две машины носились по кругу, пытаясь перекрутить, зайти противнику в хвост.

Немец оказался умелым. Обычно вражеские пилоты не любили виражи, старались их избегать, но этому, казалось, все нипочем. Он держался крепко, некоторое время даже одолевал, выиграв угол и опасно приблизившись к саблинскому хвосту. Пришлось напрячься. «Як» буквально встал на крыло и за несколько витков все же перетянул немца. Платой стала промокшая насквозь гимнастерка и упавшая до минимума скорость. Еще секунд десять – и врага можно будет расстреливать, как в тире. Бой был практически выигран.

Вражеский летчик считал иначе. Он неожиданно вышел из виража, несколько секунд летел прямо и, когда Виктор уже загнал его худой серый фюзеляж в прицел, резко потянул вверх.

– От с-сука!

Такой маневр был знаком. Немец в один момент превратился из жертвы в охотника. Подставляя хвост, он вынудил Виктора потерять в вираже скорость, а сам в последний момент ушел на вертикаль, чтобы, перевернувшись, упасть на беспомощную, не способную маневрировать до-бычу.

– А вот хрен тебе!

Нескольких секунд хватило, чтобы немного разогнаться, а затем резко кинуть машину в сторону. Трасса вспорола воздух рядом с кабиной, «мессер» проскочил следом, потянул наверх. Виктор за ним не пошел, отвернул в сторону, набирая скорость.

Следующая атака случилась практически через минуту. Враг набрал немного высоты, разогнался и атакующим соколом кинулся сверху, заходя в хвост.

– Ну давай, давай… – Когда до «мессера» оставалось метров сто пятьдесят, Виктор коротким, ювелирным движением увел «Як» вправо и сразу же кинул его обратно, подворачивая вверх. Перегрузкой его чуть не размазало по сиденью, но главное было сделано – разогнавшийся немец его проскочил и теперь оказался впереди, прямо перед носом.

– А теперь ответка…

Но загнать врага в прицел не получилось. Перепуганный неожиданным исходом немец, видимо, полностью выбрал ручку на себя, и «мессер» рванул вверх, как заправский спринтер, закручивая в петлю. Виктор бросился следом. Это едва не стало роковой ошибкой: имеющий меньшую скорость «Як» за малым не свалился в штопор в верхней точке. Но машину кое-как удалось удержать, и начался жесткий маневренный бой. Немец попался настырный: дрался зло, не боясь перегрузок, и пилотировал как бог. Его «Мессершмитт» сидел в небе как влитой, ни разу даже не покачнувшись на запредельно минимальных скоростях, четко, быстро выполняя все маневры. Это был не новичок – хвост вражеского истребителя рябил от отметок побед, цифра «13» на фюзеляже и командирский треугольник выдавали явно не рядового бойца. Виктор даже рассмотрел летчика – тот оказался крупным мужчиной с волевым подбородком, в легком шлеме-сеточке. Кольнула зависть. У самого Саблина из-под шлемофона давно текло ручьем, и он решил, что валявшемуся в вещмешке весеннему трофею пора найти применение.

Петли сменялись то виражами, то восходящими спиралями и вновь перетекали в виражи и петли. Ревел перегретый движок, пот стекал по лицу, и некогда было его вытереть. От усталости Виктор уже с трудом соображал, но тянул ручку, выжимая из самолета все, что только можно. Желание осталось только одно – хоть на минуту, хоть на десять секунд получить передышку, отдышаться. Но немец упрямо атаковал, не давая ни единого шанса на отдых. Оставалось сцепить зубы и держаться. Держаться на остатках воли.

– Колька! – Вместо слов из горла вырвался сдавленный клекот. – Я щас… выскочу… прямо под тебя. А ты… отсеки эту суку!

Это был последний шанс выжить. Плевать на проигранный поединок, но жизнь дороже. Улучив удобный момент, он резко вывел истребитель из виража и помчался к маячившей в паре километров черточке Колькиного «Яка». В этот момент почему-то стало страшно. Страшно, что немец догонит и расстреляет, словно последнего труса, позорно покидающего бой. Он заполошно обернулся, боясь увидеть расписанный спиралью нос «мессера», огоньки выстрелов на пулеметных стволах…

Увидел только хвост. Немец драпал в противоположном направлении, к своему ведомому, и возвращаться, похоже, не собирался. Тогда Виктор засмеялся. У него тряслись колени, во рту был привкус крови, а одежда насквозь промокла от пота, но он все равно смеялся радостным смехом идиота. Он снова оставался живым.

После посадки и короткого доклада Саблин завалился в Колькину нору и заснул мертвецким сном. Добудились его лишь утром…

А наследующий день в полку объявились корреспонденты армейской газеты. Их появление вызвало фурор. За ними всюду таскались по двое-трое, мигом исполняли любую прихоть и провожали тоскливым взглядом, разбрызгивая восторженную слюну. А все потому, что это были не корреспонденты, а корреспондентки. Разумеется, в части хватало и своих девчат: и красавиц, и умниц. Но таких вот не было. Чтобы холеные, чтобы накрашенные, с завивкой и маникюром, в отличной, пошитой на заказ форме…

И, разумеется, все полковые «ловеласы» сразу приняли охотничью стойку и кружили вокруг дам, словно замотивированный менеджер по продажам у первого клиента.

Гаджиев выставил напоказ новенький орден, натер его так, что тот горел, подобно маленькой звезде. Надраенные до зеркального блеска сапоги сияли, едва не заглушая свет ордена, а вонь от вылитого на Тимура пузырька одеколона, должно быть, уже одолела всю мошкару в округе. Лабудько выглядел скромнее, но толщина выступающего на добрый сантиметр подворотничка заставила бы удавиться от зависти дембелей будущего. Оставалось оплакивать погибшую ради этого простыню.

Но всех побил Иванов. По такому поводу он тоже приоделся, нацепив сберегаемую для торжественных случаев фуражку с золотистым «крабом» и длинным, плоским козырьком. Хромовые сапоги, спущенные книзу и сжатые в гармошку так, что издалека их можно было принять за ботинки, горели на нем огнем. Звезда героя и три ордена указывали в нем явного фаворита.

Корреспонденток было две – Настя и Рая. Две молодые девчонки, труженицы фотоаппарата и печатной машинки. Высокие, стройные, красивые. Раю уже окружили ухажеры, и она вяло отбивала их лихие кавалерийские атаки, Настя брала у Саблина интервью…

– Вы, главное, акцент правильно поставьте, – беспокоился Виктор, – что истребители «Як-1» и «Як-9» превосходят новейшие немецкие истребители в маневренности. Но маневренность хороша в обороне, а нужно самим навязывать агрессивный бой…

Настя задумчиво кивала головой, начинала что-то править, снова черкала. Виктор смотрел, как она ловкими, лаконичными движениями выводит буквы, и любовался ее руками. Видимо, что-то не получалось, девушка сердито хмурила широкие брови, задумчиво грызла кончик карандаша, черкала в блокноте. Наконец она отбросила со лба непослушную прядь волос и устало улыбнулась.

– Кажется, получилось! – Голос у нее был мягкий, певучий. Она вся была такая тоненькая, высокая, с нежным и прекрасным лицом и огромными серыми глазами, что перед ней хотелось упасть на пол и завилять хвостом. А еще лучше затащить в койку.

– Дайте-ка, – не дожидаясь ответа, Виктор взял у нее блокнот и вчитался в исписанные мелким красивым почерком листки. В принципе написано было неплохо, но некоторые фразы драли глаз.

– Его бесстрашие и высокое летное мастерство, – пафосно затянул он. – Выбросьте. Выбросьте и никогда не вставляйте. Или вот… «наземные войска высоко оценили подвиг летчика». Это вообще ни в какие ворота! Уберите!

– Но почему? – обиделась за свою работу Настя. – Это же правда. И товарищи ваши говорили, и командир…

– Я вам скажу одну банальную вещь. Совершенный подвиг – это, как правило, следствие чьей-то ошибки или некомпетентности. И то, что мне пришлось одному драться с толпой «Фоккеров», говорит о том, что мы прое… э-э-э… где-то ошиблись. Так не должно было быть…

– Но так можно очернить или принизить почти все, – девушка сердито нахмурила брови, – о чем тогда писать?

– Ладно, остальные подвиги можете оставить, а мой уберите!

Она фыркнула, потом захихикала. Глядя на нее, рассмеялся и он.

– А вообще, – добавил Саблин, – лучше бы вы вместо интервью этого ненужного написали бы рекомендации молодым летчикам. Ну там… что с «Фоккером» лучше не ходить в лобовые, что он быстро перекладывается с крыла на крыло. Что легко и быстро входит в вираж, а вот виражит плохо…

– Впервые вижу такого скромника. – Настя мягко засмеялась. – Обычно ваш брат нагл до безобразия и про свои подвиги может рассказывать долго.

– Видите ли, я женат, – усмехнулся он. – В моем случае хвастаться совершенно бессмысленно…

– Про женат я заметила, – прыснула Настя. – А вот насчет остального вы мне открыли глаза…

Они хохотали долго и так заразительно, что Рая, раздающая Иванову многообещающие улыбки, обернулась и сердито поджала губы…

Корреспондентки пробыли всего полдня. Пообщались с летчиками, взяли несколько интервью, сделали несколько фотографий, построили глазки, послушали комплименты и уехали. Их визит быстро заслонило другое, насущное…

В кабине тянуло гарью. Земля, покрытая дымом и пылью, просматривалась отвратительно, и Виктор невольно проникся уважением к штурмовикам. Как они в таких условиях отличают свои войска от чужих, он не представлял.

– Я Волга! Я Волга! – истерически орал наводчик станции наведения. – Все истребители ко мне! Все истребители ко мне! Срочно сюда! – «Ольха» – дивизионная станция наведения почему-то молчала, зато темперамента «Волги» хватало на троих…

Слева ниже Виктор увидел только пятерку «Илов», которые, отработав, неторопливо уходили домой. Потом в дымке проступили мелькающие силуэты дерущихся самолетов. Шестерка наших «Яков» сражалась против восьми «мессеров».

– Я Сокол-одиннадцать, – эфир разорвал чей-то резкий, гортанный голос, – вижу противника. Атакую!

Справа показалась еще одна шестерка наших истребителей и с ходу кинулась в свалку. Немцы не испугались, и бой вскоре превратился в гигантскую воздушную карусель, потихоньку уползающую на север.

– Я Волга, – продолжала надрываться станция наведения, забивая эфир и не давая сказать ни слова. – «Яки» надо мной, вы кто? «Яки», почему не в бою! Доложите, блядь, позывной!

Егоров заволновался и стал разворачивать в сторону боя. Воздушная карусель уже потеряла прилично высоты и сильно сместилась к северу.

– Командир, погоди! – Виктору, которому такое поведение немцев очень не понравилось, удалось влезть в эфир. – Они, похоже, что-то затевают.

Комэск послушался. Он заложил плавный вираж, словно пытаясь разглядеть, что же таится в глубине вражеской территории. «Волга» по-прежнему надрывалась, то угрожая, то комментируя и давая советы бьющимся истребителям. Когда он наконец затыкался, эфир тут же забивал «Гранит», командующий штурмовиками. В наушниках стоял гвалт и ор. От этого шума разболелась голова, хотелось выключить приемник ко всем чертям…

Виктор угадал. Из закрывшей горизонт дымки вдруг вынырнула девятка «Хейнкелей», за ней еще одна и еще. Выше их, подобно рою ос, носились «Мессершмитты». От такого зрелища у него вспотели ладони. На НП, видимо, тоже увидели приближающуюся армаду, и «Волга» моментально замолчала.

– Я Р-репей – двадцать один, – Егоров говорил глухо, – атакуем вторую девятку. Бью ведущего. Двадцатый, бей левого замыкающего, двадцать четвер-ртый – пр-равого. За мной, р-ре-бята!

«Як» комэска свалился на крыло и устремился на летящий ниже строй бомбардировщиков. Наперерез уже неслись «Мессершмитты», но на них откуда-то сверху свалилась шестерка «Яков». Завертелась карусель. Этого Виктор уже не видел, впереди него пикировала четверка Егорова, снизу на них наплывали камуфлированные туши бомбардировщиков, вверх, навстречу нашим машинам, неслись тысячи пуль. Также сотни пуль, выпущенных егоровской четверкой, падали вниз, навстречу ненавистным крестам. Это было похоже на фонтан из огня, на лазерное шоу, и он почувствовал, как в животе холодным комком поселился страх. Потом бояться стало некогда, намеченный жертвой бомбардировщик скользнул под капот, и «Як» затрясся, выплевывая сталь и свинец. В кабине запахло порохом.

Виктор потянул вверх, увидев, как из строя вываливается горящий «Хейнкель». Рябченко висел чуть сзади, на своем месте, а вот четверки Егорова не было видно.

– Двадцать первый. Двадцать первый? – запросил он комэска, но тот не отвечал. В эфире была какофония звуков: в волну влезла какая-то немецкая радиостанция, и теперь периодически слышалась чужая речь, «Волга» истошно пыталась вызвать некоего «Тюльпана», азартно матерились дерущиеся с «мессерами» пилоты «Яков». Мимо вдруг замелькало что-то темное, маленькое, и Виктор увидел, как первая девятка «Хейнкелей» сбрасывает свой бомбовый груз прямо ему на голову. Он шарахнулся в сторону и пошел в набор высоты, надеясь еще раз атаковать бомбардировщиков.

Третья девятка «Хейнкелей» встретила Виктора таким плотным огнем, что об атаках пришлось сразу же забыть. Получив издалека несколько попаданий от стрелков, он быстренько отвалил. На бронестекле сияла сколами страшноватая на вид снежинка попадания, истребитель начало потряхивать, температура масла поползла вверх.

– Ольха, это Репей – двадцать четыре. Я подбит, ухожу домой.

Однако так просто выйти из боя не получилось. Едва Виктор повернул на юго-восток, как откуда-то свалилась четверка «мессеров», пришлось закрутиться с ними. К счастью, на фрицев вскоре навалилось звено чужих «Яков», и они отстали. Пользуясь случаем, Виктор решил быстро уносить ноги.

Аэродром показался, когда мотор уже начал посвистывать и скрежетать. В кабине отчетливо воняло гарью, и Саблин с ходу пошел на посадку. Едва колеса коснулись земли, как он, опасаясь пожара, перекрыл топливо и выключил зажигание. Истребитель катился непривычно тихо…

Остальные летчики вернулись через двадцать минут. Втроем, без Егорова. Ильин с Ковтуном и одинокий Никифоров. По их словам, после атаки на «Хейнкелей» «Як» комэска пикировал к самой земле, даже не пытаясь перейти в горизонтальный полет. Его истребитель взорвался где-то у Степановки, в расположении наших наступающих войск, а сопровождающая командира тройка едва не развалилась, пытаясь выйти из пикирования…

– Жалко Семена Ивановича, – выдохнул Шубин, водружая обратно свою фуражку. Он помолчал и добавил уже персонально Виктору: – Принимай третью эскадрилью. Пока временно, потом посмотрим. Через два часа, по графику, вылетаете тута…

– Отлеталась, – резюмировал Шаховцев, вытирая тряпкой запачканные маслом руки. – Мотор – это ладно, это хрен с ним. Маслорадиатор тоже можно поменять. Пробитый винт – ерунда. Но у тебя лонжерон в двух местах прострелен. В ПАРМе, может, что и смогут, но скорее всего разберут на запчасти.

Палыч ходил вокруг искалеченного самолета с глазами обиженного ребенка и тут же, услышав эти слова, жалобно поглядел на Виктора.

– Если отремонтировать, – добавил Шаховцев, – то можно будет для обучения использовать. Взлет-посадка и полет по кругу. Но запчастей на это нет. Так что «русалку» твою спишем.

– Хороша была «русалка», – огорченно протянул Виктор, – я на ней пятерых сбил…

– Из дивизии на днях должны несколько «Яков» передать, – поведал инженер, – из них подберешь. – Шаховцев ушел, оставив их с искалеченной машиной.

– Жалко машинку. – Палыч любовно провел рукой по кромке крыла. – Хороший самолет. Я за войну много машин обслуживал, но эта дольше всех прожила. Полгода считай…

– Да, – вздохнул Саблин, – соглашусь. Из всех истребителей, на которых я летал, этот был лучшим. Надеюсь, новый будет такой же.

Они немного помолчали, потом вдруг Палыч повел глазами в сторону, прищурился.

– Гляди, Танька твоя идет. Давай, беги, пока снова девку не увели, – он хрипло заклекотал, глядя, как скривилось лицо Виктора…

И снова кабину наполняло ровное гудение мотора. Внизу проносились дороги, деревушки. Зазмеился своими бесчисленными изгибами серебристый Миус, промелькнули тонкие линии наших переправ. Рядом пронеслось звено «Як-седьмых». Они почему-то патрулировали на нашем, восточном берегу реки.

За рекой пейзаж изменился. Внизу бушевал шквал огня. Степь чернела выжженными проплешинами, змеились траншеи, дымились остовы разбитой техники. Беззвучно возникали и опадали темные султаны разрывов. Здесь шел бой.

– Ольха, Репей – двадцать четыре прибыл. Давайте работу.

– Репей, миленький, как вы вовремя, – судя по голосу связистки, появлению саблинской шестерки нешуточно обрадовались, – помогите горбатым. Их худые зажимают. Квадрат… – Помехи забили слова связистки, но Виктор уже сам увидел зеленые тени штурмовиков и карусель воздушного боя над ними.

– Двадцатый, наверх, – приказал он Ильину, – будете нас прикрывать, Двадцать второй, атакуем. Ведомые, смотрим в оба.

Внизу крутилось с десяток «мессеров» и несколько «Яков». Наши истребители пытались прикрыть «Илы», но силы были явно неравны.

– Атака! – «Мессер» появился в прицеле. Несколько секунд рос в размерах, подгонялся под грядущую трассу и вдруг, видимо, почуяв опасность, перевернувшись через крыло, ушел вниз. Виктор от злости прокусил губу – надо было стрелять издалека, хоть и не сбил бы, но наверняка бы сумел повредить. Он оглянулся. Вся четверка послушно следовала за ним, а позади разматывался дымный шлейф горящего самолета. Ларин отличился?

Вверху уже шел бой. Пара Ильина схватилась с четверкой врагов и срочно нуждалась в помощи. Виктор повел своих в набор высоты.

– Двадцатый, – закричал он, перебивая гомон эфира. – Отходи со снижением на семьдесят. На семьдесят снижайся, сейчас поможем. Двадцать второй, ты давай еще набирай. Рябый, оттянись при атаке.

«Мессера» вовремя увидели грозящую им опасность и, коптя форсируемыми моторами, вышли из боя. Внизу тоже царила идиллия: немцы, так упорно атаковавшие наших истребителей, куда-то подевались, и «Яки» собрались в группу.

– Спасибо, Репей, – мелодичный голос связистки-Ольхи начинал Виктору нравиться, – оставайтесь в квадрате. Подтверждаем падение одного фашиста.

«Ну точно, Ларин сбил», – обрадовался он. От приятного известия стало радостнее на душе…

Зато обратный путь обернулся сплошной нервотрепкой. Пара «мессеров»-охотников пристала к группе как банный лист, периодически атакуя и очень сильно действуя на нервы. Драться с ними не имело смысла: они висели чуть в стороне, с сильным превышением, и действовали в практической безопасности. Да и бензина на драку тоже не было. Оставалось предупреждать об атаках заранее да стараться ловить врагов на выходе. Отстали они лишь тогда, когда с аэродрома поднялась дежурная пара.

При посадке Виктор обратил внимание на столб дыма, поднимающийся метрах в трехстах от посадочного «Т». Оказалось, что сбили капитана Землякова. Такая же пара охотников атаковала возвращающуюся с задания группу и сбила ведущего. Земляков упал вместе с самолетом…

Подвезли обед. Молодая девушка-официантка в белом накрахмаленном халате принялась разносить еду. Летчики ели неохотно, капризничали. От жары и нервного напряжения кусок не лез в горло.

– Вчера мой техник в деревню ездил, – тихо сказал Гаджиев, – а там госпиталь какой-то. Раненых, говорит, столько, что уже помещений не хватает. На землю кладут.

Все замолчали, мрачно переваривая услышанное.

– Тут прошлой зимой, – зачем-то влез Виктор, – такая же песня была, только чуть южнее. Я видел. Морская пехота прорывала, так там снег был черный от бушлатов. Как вспомню, до сих пор трясет…

Его слова заглушило ревом мотора – «Яки» первой эскадрильи, выстроившись за своим ведущим, гуськом выруливали на взлетную полосу. Сражение продолжалось, и конвейер, его обеспечивающий, работал на полную мощность.

Долгий день заканчивался, на землю опускалась ночная тень. В чистом, словно вымытом небе между облаками заблестели первые звезды. Аэродром затихал, погружаясь в сон. Виктор вышел из штабной палатки и с удовольствием потянулся, разминая спину. В висках покалывало болью, в глаза словно насыпали песка. Завтра ожидался очередной тяжелый день войны, нужно было бы выспаться, но все некогда. Как оказалось, быть комэском – это не только водить летчиков в бой, но еще и куча административной работы и всяческой писанины. И вроде бы оно все несложно, но когда в должности всего полтора дня…

Раздалось деликатное покашливание. Приглядевшись, Виктор разглядел устроившегося в тени палатки Литвинова.

– Иди сюда, – приглашающе махнул рукой тот, – покурим, пообщаемся. А то ты совсем в своих бумажках закопался.

– Знаешь, – Виктор уселся рядом, помял мундштук папиросы, – чего-то я не ожидал, что столько писанины будет. Конца и края не видно…

– Ерунда, – Сашка легкомысленно махнул рукой, – не бери в голову, – и неожиданно тихо спросил: – По Землякову поминки организовали. По граммульке. Ты пойдешь?

– Пойду, конечно. Хороший был мужик.

Они некоторое время молчали, потом Литвинов сказал:

– По писанине не беспокойся. Помогу. Вообще, по-хорошему, это тебе нужно адъютанта на всю эту ерунду запрячь. А то он у Егорова на голове сидел, а теперь попытается еще и ноги свесить. Завтра с утра его возлюби хорошенько, а вечером проверь и снова возлюби. Нашего нужно постоянно в страхе держать, тогда толк будет. Я на таких насмотрелся.

– Спасибо.

– Да не за что, – усмехнулся Литвинов, – я же теперь твой заместитель, или забыл? Только у меня просьба. Очень для меня важная. – Сашка замолчал, словно собираясь духом, а потом выпалил: – Возьми меня завтра в бой!

– Да ты сдурел, – Виктор едва не задохнулся от возмущения. – Там мясорубка! Вчера Егорова сбили, сегодня Землякова… не самые слабые летчики были…

– А я бывший комиссар, – зло зашипел Литвинов, – а теперь твой зам по политической части. А еще я коммунист, а значит, обязан летать. Обязан подавать пример, обязан быть в мясорубке, а иначе зачем я нужен? Я просто так, за красивые глаза, летный паек жрать не желаю.

– Забыл, как в ямах сидели?

– Я! С Шубиным! Договорился! – с расстановкой сказал Сашка. – Он сказал, что разрешает, если ты согласишься.

– А твое начальство?

– А мое начальство, – тихо засмеялся Литвинов, – меня потом на руках носить будет.

Виктор задумался. С одной стороны, было просто замечательно получить в эскадрилью еще одного опытного летчика, с солидным, еще довоенным налетом. Да и в сорок первом Сашка успел много полетать. С другой стороны, опыт у него уже немного устаревший, да и нога эта деревянная…

– Ладно, – нехотя выдавил он, – пойдешь ведомым. Посмотрим.

– Как ведомым? – Литвинов даже подскочил от праведного гнева. – Да я еще в сорок первом летал! У меня сбитых двое!

– А у меня шестнадцать, – отрезал Виктор, – и я тут вроде как командир. Полетаешь с Ильиным, посмотришь, пообвыкнешь. Потом видно будет.

– Ладно, – Сашка повеселел, – спасибо.

Разбудило его ревом прогреваемых моторов. Было очень рано, рассвет только еще расталкивал звезды, высветляя небо. Ощущение было как будто и не спал, и он, раздевшись по пояс, долго фыркал под рукомойником. Холодная вода немного освежила, боль в висках ослабла.

– Вот ты где, – Майя шутливо шлепнула его полотенцем, – а я ночами жду, кто же согреет?

Виктор поморщился. Крайние дни были очень тяжелыми, отнимали много сил, и идти ночевать к Майе, в липкую духоту тесной землянки, он просто не захотел.

– Что слышно? – спросил он вместо оправданий.

– Да вроде ничего такого, – быстро оглянувшись по сторонам, ответила Майя, – гадают, когда прибудет новый комэск. Танька, твоя бывшая, – она ехидно улыбнулась, – написала рапорт, чтобы ее отправили в школу снайперов. Прутков от злости вчера чуть не лопнул. Вокруг Шубина бегал, как собачка. Чего ей неймется?

– Это разве Шубин решает? – Виктор задумчиво почесал отросшую щетину, но бриться было откровенно влом. – Ладно, хрен с ним…

Он уступил ей умывальник и, не удержавшись, хлопнул девушку по попе. Майя захихикала.

«Ишь как стелется, – с неожиданной неприязнью подумал Саблин, – как узнала про назначение, так сразу же прибежала передком вертеть. И плевать, что я ВРИО и скоро, скорее всего, приедет варяг. Лишь бы успеть что-нибудь урвать себе. На хрена мне такое счастье?» Вопрос был риторический, и Саблин прекрасно знал на него ответ. С ней было удобно, хотя и довольно разорительно.

Начался новый день! Над летным полем стоял несмолкающий рев авиамоторов. Одна группа истребителей взлетала, другая тут же садилась, самолеты быстро обслуживали: заправляли топливом, пополняли боезапас, проводили ремонт, и очередная эскадрилья снова уходила на задание. Полковой аэродром работал, словно заводской конвейер. Конвейер был и под тентом. Летчики, которым предстояло лететь, уходили на стоянки небольшими группами. Возвращались вразброд, по одному. Уставшие, почерневшие, находящиеся под впечатлением воздушной мясорубки…

– Где бензин? – кричал в телефонную трубку Прутков. – Мы получили всего три тонны. Немедленно обеспечьте. Вы срываете выполнение…

– Шесть машин не вышли из ремонта? – чуть ли не стонал из другого угла Шубин. – Шесть? Николаич, ты знаешь, сколько нам тута нужно сделать самолетовылетов? Твои черти там совсем уже ничего не могут?

– Шестой день аврала, – Шаховцев флегматично пожал плечами, – люди устали, техника устала. Машины у нас в своем большинстве уже не новые, начинают сыпаться. Необходимо либо снизить интенсивность эксплуатации, либо выделить один день на приведение матчасти в порядок. По-другому никак. Если бы из дивизии передали обещанные «Яки», то тогда конечно…

Шубин сгорбился, нехорошо посматривая красными от недосыпа глазами на инженера полка.

– Это я еще молчу про нехватку запчастей, – продолжил было тот, но был прерван коман-диром.

– Николаич, делай что хочешь, но чтобы самолеты были. Укради, роди… не знаю тута. Я с генералом сегодня еще раз переговорю, может, чего выбью.

Комполка потер виски, кивком головы отпустил Шаховцева. Устало плюхнулся на стул и исподлобья принялся изучать застывшего у входа Виктора.

– Саблин, – наконец изрек он, – а ты чего тута?

– Так… вы вызывали, товарищ майор.

– Я? – Шубин даже прищурился, силясь вспомнить, зачем он вызывал, но так и не смог. – Ладно, – наконец сказал он, – иди отсюда. Надо будет, вызову тута. Хотя отставить… Хватит тебе у хлопцев самолеты отбирать. Я сегодня летать не буду, так что бери мою единицу, а то застоялась кобылка… хе-хе. Через час твоей эскадрилье лететь. Поведешь шестерку передний край прикрывать…

– Мало шестерки, Дмитрий Михайлович. Немцы приходят толпой – две-три девятки бомбардировщиков и «мессеров» пятнадцать-двадцать. А у нас всего шестерка будет. Вчера еле живы остались…

– За это твое «вчера» я от комдива тута уже получил. Драпали, говорит, только пятки сверкали. Пехота на матюги изошла.

– Мы не драпали, мы с «мессерами» дрались.

– А бомбардировщики тем временем отбомбились и ушли. И вы никого не сбили.

– Да как собьешь, – возмутился Виктор, – когда их вдвое больше? Одному в хвост зайдешь, а сзади уже пара болтается.

– Это ты на трибунале рассказывать будешь, – подал из своего угла голос Прутков. – Живы они остались… ишь ты. Надо было не шкуру свою спасать, а выполнять поставленную задачу.

– Товарищ майор, – голос у Шубина стал ледяным, – по этому вопросу я вашего мнения не спрашивал. А значит, вам тута стоило бы помолчать…

Прутков сердито засопел, шея его сделалась багровой.

– За вчерашнее от меня претензий нет, – сказал Виктору Шубин, – сделал что мог. Но хоть разок, хоть парой, проатаковать бы стоило.

– Там «Хейнкели» летели, две девятки. Толку от той пары…

Шубин понимающе кивнул и продолжил:

– Шестерки тута мало, это понятно. Надо патрули усиливать, чтобы было десять-двенадцать самолетов. Только где же их взять, сам все слышал… Ладно. Бери вторую машину из управления – пойдете восьмеркой. Только смотри, аккуратно тута. Соедини с дивизией, – крикнул он притаившемуся в своем углу телефонисту, – надо срочно с генералом поговорить…

Наступление наших войск выдыхалось. И без того неудачное, сорвавшее все сроки топтанием на месте, оно наконец замерло, встретив упорное сопротивление немцев. Сверху хорошо было видно, как, словно по мановению волшебной палочки, на пути прорыва появлялись новые оборонительные сооружения, которые тут же заполнялись вражескими войсками… Потом к противнику подошли еще резервы, подтянулась авиация, и теперь уже наши войска отражали бесчисленные контратаки, а небо стало черным от вражеских самолетов. Вместо прикрытия «Илов» и легкой прогулки до цели и обратно, как было в первый день боев, приходилось то и дело вступать в схватки с немецкими самолетами.

Фронт был заметен за много километров по огням пожаров и мелькающим огонькам трассирующих пуль. Дым и пыль поднимались к небу, образуя что-то вроде грязной дымки. И в этой пелене мелькали какие-то точки.

– Вижу самолеты противника! – доложил Ильин по радио. Вчера на его машине поставили передатчик с «русалки», и он спешил его обновить.

– Хорошо. Давай наверх, худых не прозевай. Группа, набираем высоту.

С восточной стороны была довольно густая облачность, а с вражеской чистое голубое небо. Виктор решил использовать данное преимущество и подойти к противнику незамеченным.

– Атака.

Четверка «мессеров» рванула в сторону, избегая пикирующих на них «Яков». Один из них чуток замешкался, сразу же вспыхнул и, перевернувшись через крыло, свалился в беспорядочное падение.

– Худых не гоним, бьем больших!

Над самой землей плыли подопечные «мессеров» – какие-то необычные двухмоторные машины, – и разогнанная до бешеной скорости шестерка «Яков» заходила им в хвост.

– Атакуем все! Ведомые, чуть оттянитесь и тоже бейте! Двадцатый, как у вас?

– Командир, худые. Много!

– Будь выше! Держись! Мы сейчас!

Странные неприятельские машины приближались очень быстро. Виктор успел разглядеть низко расположенные моторы, странно скошенные носы самолетов и видимое отсутствие оборонительного вооружения. Он загнал силуэт в прицел, вынес упреждение и с удовлетворением отметил, как пули и снаряды хлестнули по левому мотору, мелькнули рядом с крылом и сразу же комком разрывов ударили по фюзеляжу. Вражеский самолет вздрогнул, мотор выплюнул длинный сноп огня и тотчас окутался жирным черным дымом. Виктор потянул вверх и сквозь навалившуюся перегрузку успел разглядеть, как атакованный им противник цепляет левым крылом землю и начинает рассыпаться на куски. Над обломками моментально поднялся столб пламени. Прямо над головой он увидел дерущуюся против шести «мессеров» пару Ильина и, чуть довернув в сторону, повел группу в набор высоты.

– Двадцатый, это Дед. Отходите на курс девяносто. Со снижением отходите…

– Не могу, – пропыхтел Ильин, – зажали. – Судя по голосу, прикрывающей паре приходилось несладко, но Виктор не в состоянии был ничем им помочь. Основная группа пока была ниже, а вступать в бой без запаса скорости и высоты было самоубийственно. Наконец высоты сравнялись, но немцы уже были начеку и, бросив терзать пару Ильина, сами потянули вверх.

– Группа, внимание. Разворот на курс восемьдесят. Двадцать второй, набирай высоту. – Виктор решил сменить явно измученного Ильина на Ларина. – Двадцатый, займешь место слева от меня.

Истребители отошли к району прикрытия. Оставшееся время патрулирования превратилось в игру «кошки-мышки» с шестеркой «мессеров». Разбившись на пары, те принялись непрерывно атаковать, стараясь не упустить свою инициативу и не дать «Якам» получить преимущество в высоте. Пришлось тоже действовать парами, стараться набрать высоту в стороне. Бой принял затяжной характер, и лишь когда подошла четверка «Яков» чужого полка, «мессера» вышли из боя и растаяли в заслонившей фронт дымке.

– Репей – двадцать четыре, – влез в эфир мелодичный голос станции наведения, – командование вас благодарит. Подтверждаем падение троих фрицев… – Эти слова легли бальзамом на душу Виктора. Время патрулирования подходило к концу, оставалось лишь довести подчиненных домой без эксцессов.

После посадки они долго сидели, листали справочники и спорили.

– Этот! – Ларин потянул из его рук альбом со схемами. – Точно этот!

– Да ну, – засомневался Виктор, – у того был нос другой.

– Да точно тебе говорю, это «Фокке-Вульф» был, сто восемьдесят седьмой, – горячась, воскликнул Ларин, – все равно больше никто не подходит.

– Нос другой, – пробурчал Саблин, – крылья вроде другие. Да и моторы у того под крылом были, точно помню. «Хеншель» подходит, сто двадцать девятый.

– Хрен его знает, – влез в разговор Литвинов, – но вроде похож на этого «Фоккера».

– Ладно, – сдался Виктор, – пишем, что сбили самолет типа «Фокке-Вульф-187»…

Гул моторов заглушил слова – над аэродромом появились возвращающиеся с задания «Яки» первой эскадрильи. Только вместо ушедшей шестерки возвращалось пять машин.

– Кого не хватает? – загалдели летчики – Может, на брюхо в степи сел? – Самые нетерпеливые бросили обед и помчались узнавать новости.

Новости оказались неважными – группа была атакована «мессерами». Ведущий, штурман полка майор Ефимчук, сбил одного, но те в ответ зажгли «Як» его ведомого – младшего лейтенанта Ковалева. Горящий истребитель упал на вражеской территории, парашюта никто не видел…

У Виктора что-то екнуло в груди, а перед глазами встало юношеское лицо с нелепыми усами. Усы Ковалев сбрил в первый же вечер в полку и погиб в своем третьем боевом вылете. Из прибывшей в начале мая пятерки младших лейтенантов спустя три месяца в живых осталось трое…

Два истребителя из резерва дивизии передали уже этим вечером. Это была новейшая модификация «Яка», вооруженная мощной крупнокалиберной пушкой, – «Як-9Т». Новенькие, недавно с конвейера самолеты на фоне потертых и потрепанных полковых машин смотрелись, словно сошедшие со страниц глянцевого журнала красотки. Виктор по-быстрому облетал один из истребителей и задумался. Самолет показался ему тяжеловатым и более инертным, чем прежние «Яки», зато новая пушка с ее тридцатисемимиллиметровыми аргументами позволяла разбираться с любой вражеской машиной одним попаданием. Если использовать истребитель в роли эдакого снайперского слонобоя, то вражин можно щелкать довольно быстро и относительно безопасно. Пересаживаться на новую модификацию в разгар боев было глупо, но Виктор рискнул попробовать.

Палыч новому аппарату обрадовался и сразу же полез в самолетные потроха. Зато Майя, не так давно сменившая Ложкину на месте оружейника саблинской машины, была далеко не в восторге. Необходимость обслуживать неизвестную ранее пушку, весящую почти втрое больше ее, приводила девушку в ужас. Виктору пришлось всю ночь выслушивать жалобы и упреки. Забавным в этой ситуации было то, что ранее Майя так же изводила его просьбами перевестись на его самолет.

В эфире звучал треск и вой, видимо, немцы пытались заглушить работу наших радиостанций. Внизу, как обычно, шел бой: по подсолнечному полю ползли коробочки танков, судя по очертаниям, наши. Некоторые машины горели, добавляя в небо густой черной копоти. Бой шел и в воздухе. Чуть в стороне сошлись в карусели с «мессерами» «Яки». Над Саур-Могильским стояли в круге десятка полтора «Юнкерсов», поочередно пикируя к земле, они бомбили наши войска. Деревня практически полностью скрылась в дыму разрывов.

– Атакуем «Юнкерсов»! Двадцатый, прикрываешь. – На радио надежды было мало, и Виктор, привлекая к себе внимание летчиков, активно закачал крыльями. Он решил атаковать бомбардировщиков с ходу, пока они никем не были прикрыты. Чуть в стороне от пикировщиков паслась четверка вражеских истребителей, но они были далековато, и имелись все шансы успеть.

Он склонился к кольцу визира, прикидывая упреждение, успел разглядеть тактический номер на борту вражеского самолета, желтую полосу у того на капоте и необычные, желтые же обтекатели шасси. Ракурс был неудачный, но Виктор не сомневался, что немец сам влетит в трассу. Он нажал гашетку.

Ощутимо тряхнуло. Машина вздрогнула, будто в нее попали, потом сотряслась еще и еще. Он увидел вспышку выстрела, совпавшую с очередным колебанием, и только тогда догадался бросить гашетку. Неподалеку промелькнул атакованный им «Юнкерс», и Виктор расстроился. Враг выглядел целым и невредимым, а вот в снайперских качествах новой пушки у Саблина поселились здоровые сомнения. Пока что из всех присущих «слонобоям» особенностей он узнал лишь неимоверную отдачу.

Тем не менее их атака не прошла для немцев даром: один из «Юнкерсов» все-таки загорелся, остальные же решили не искушать судьбу и стали разворачиваться на запад. Сверху уже заходила четверка «мессеров», и преследовать удирающих пикировщиков не было возможности. Завертелась карусель.

«Мессера» атаковали напористо, нагло. Сразу стало понятно, что в кабинах вражеских самолетов сидят отнюдь не зеленые юнцы, а опытные профессионалы. С первого же захода они подбили Ларина и затем принялись жестко и непрерывно прессинговать, заставляя уходить в вираж, в глухую оборону. В маневренном бою новый истребитель оказался неуклюжим и неповоротливым, и Виктор дважды, буквально чудом, уворачивался от вражеских атак. Потом подоспел Ильин, своей атакой отогнавший худых. Но те количественного превосходства советских самолетов не испугались и полезли в вираж. Бой сразу превратился в свалку.

– Атакуем!

Виктор зашел в хвост одиночному «мессеру», убедился, что у него самого, кроме ведомого, сзади никого нет, загнал вражеский силуэт в прицел. Дистанция была метров двести, и в принципе противника можно было сбить. Снова рявкнула пушка, трассер мелькнул совсем рядом с чужой машиной, но «Як» вздрогнул, и прицел сбился. «Мессер» не стал дожидаться, пока его расстреляют, и потянул на вертикаль. Виктор кинулся следом, но скорость подозрительно быстро упала, и его истребитель буквально завис в воздухе. Немецкий летчик, похоже, именно того и ждал и, перевернувшись через крыло, устремился на него сверху. Саблин понял, что проиграл…

Совсем рядом мелькнула тень, и навстречу вражескому самолету потянулись огоньки трассирующих пуль. Истребитель Рябченко обогнал его на горке и тянул вверх, к развернувшемуся и теперь разгоняющемуся для атаки противнику. Колька не попал, но этого оказалось и не нужно, враг вильнул в сторону, за ним потянулся дымный след, и он стал пикировать вниз, выходя из боя. Остальные последовали его примеру. Теперь можно было немного осмотреться.

– Двадцать второй, уходи домой. Ведомый прикрывай. – Виктор увидел развороченное крыло ларинского истребителя. – Двадцатый, становись от меня слева. Идем на девяносто с набором.

Бой, в котором сражались «Яки» чужого полка, уже закончился. Наши разрозненно отходили на восток. Немцы шли компактной группой, и чувствовалось, что победа осталась за ними. Вскоре, кроме саблинской группы в небе не было никого. С уходом пары Ларина у Виктора оставалась всего четверка самолетов. Слишком мало. «Мессера» обычно приходили крупными силами, по десять-двадцать машин, и лишь вражеские охотники летали парами.

Минут десять в небе было спокойно. Внизу продолжался бой, наши войска пытались штурмовать господствующую над местностью высоту, но, видимо, неудачно. Увиденная Виктором накануне танковая атака захлебнулась. Железные букашки теперь отползали назад, а дымных костров в подсолнухах добавилось. Потом разглядывать наземный бой стало некогда, на горизонте появилась восьмерка «мессеров». Им, видимо, не понравилась висящая в высоте четверка «Яков», и они тоже принялись лезть вверх. Следом, на горизонте, показалась густая россыпь приближающихся бомбардировщиков. Их было много, машин двадцать пять или тридцать, но никаких истребителей рядом с этой армадой Виктор не увидел. «Мессершмитты» тем временем набрали равную с «Яками» высоту: пара продолжила набор, а шестерка неторопливо пошла на сближение.

Драться с худыми на большой высоте было совсем не в планах Виктора, с ростом высоты преимущества «Мессершмитта» в скорости и скороподъемности только увеличивались. Но и деваться особо было некуда, можно было выйти из боя прямо сейчас, но это означало неминуемый удар по нашим войскам, а такого второй раз за несколько дней могут и не простить. Бомбардировщики были уже близко, но если атаковать их сейчас, то можно было попасть под огонь истребителей прикрытия. Мозг работал с максимальной нагрузкой, ища выход из сложившейся ситуации. А что, если?.. В метаниях мыслей Виктор выловил один вариант, который хоть как-то мог сработать.

– Я Дед! Атакуем худых в лоб. – Не надеясь, что его услышат, он вновь закачал крыльями, привлекая внимание, и помчался на приближающихся врагов. Из его летчиков никто не отстал, вся четверка шла за ним, как единое целое, и это приободрило. Увидел, что висящая в вышине пара «мессеров» там и остается, видимо ожидая некой развязки, и мысленно усмехнулся.

Шестерка истребителей противника лобовой не приняла, рассыпалась на пары, отворачивая в стороны, намереваясь зайти в хвост. Но Виктору только это было и надо.

– Переворот. Атакуем бомбардировщики. Бьем ведущего.

Четверка «Яков» синхронно перевернулась и устремилась вниз, на проплывающие километром ниже вражеские машины. Вся свора «мессеров», чуть помедлив, кинулась следом. Но они немного опоздали.

Стрелки бомбардировщиков открыли бешеную пальбу. Виктору показалось, что все это разноцветное море трассеров летит прямо ему в голову, что его «Як» сейчас изрешетят и он упадет, как Егоров, рассыпаясь на куски еще в небе. Но бояться было уже некогда. Он торопливо, словно от этого зависела вся его жизнь, стрелял по вражеской головной машине. Стрелять начал метров с семисот, одиночными, раз за разом загоняя ненавистный силуэт «Хейнкеля» в прицел. Метров с трехсот он попал в первый раз, увидел необычно яркую вспышку у противника на крыле, увидел, как качнулась многотонная туша бомбардировщика, увидел здоровенную дыру на месте попадания. Следующий снаряд лег едва ли не в упор. Вспышки разрыва Виктор не видел, лишь нутром понял, что попал, что никак не мог промазать, и в тот же миг «Як» тряхнуло от попадания в спутный след вражеского самолета.

– Курс сто двадцать, – закричал он, стараясь перекричать шум в наушниках. – Идем по прямой. Двадцать второй, на вас атака. Отбиваю.

Позади нагоняла четверка «Мессершмиттов», а за ними Виктор увидел кувыркающийся с наполовину отбитой плоскостью «Хейнкель». Головная девятка вражеских машин смешалась, некоторые бомбардировщики торопливо сбрасывали свой груз раньше времени, еще часть начала разворачиваться. На месте красивого, ровного строя образовалась куча-мала.

А дальше началась карусель. «Мессера» словно осатанели, непрерывно атакуя, мстя за сбитого «Хейнкеля». «Яки» отбивались, оттягиваясь в глубь своей территории, и Виктор в который раз стал жалеть, что полетел в бой именно на этом самолете. Машина снова стала казаться ему слишком тяжелой и неповоротливой. Он несколько раз ловил выходящих из атаки «мессеров» в прицел и стрелял, стрелял… Но все снаряды пролетали мимо. У немцев со стрельбой было лучше: законцовку левого крыла саблинского «Яка» вдребезги разнесло снарядом, несколько попаданий пришлось по фюзеляжу. Истребитель еще сильнее отяжелел, буквально повис на ручке, и его стало постоянно тянуть влево. Если бы не Рябченко, Виктора сбили бы раз пять. Но благодаря ведомому он все еще держался в воздухе и пытался хоть как-то управлять боем.

Спасла их шестерка «Яков». Виктор увидел их не сразу, а лишь когда наседающие «мессера» синхронно отвернули. Он зашарил глазами по небу и обнаружил нежданную помощь. Сразу стало легче дышать.

При посадке одно шасси не вышло. Сажать на одно колесо постоянно пытающуюся развернуться машину было практически невозможно. Виктор решил сажать ее на живот. Даже такая относительно безопасная посадка вымотала все нервы. «Як» непрестанно сваливался, и, чтобы не зацепить крылом землю и не закрутиться по ней волчком, приходилось постоянно удерживать от крена. Земля встретила неприветливо. От резкого толчка едва не лопнули привязные ремни, больно впившись в тело. Кабину моментально заволокло пылью, козырек засыпало мусором. Самолет начал останавливаться, и тут что-то тяжелое врезалось Саблину в затылок. От удара из глаз буквально посыпались искры, в кабину хлынул кипяток из вбитого внутрь самолета радиатора. Виктор едва успел выскочить в предусмотрительно открытый заранее фонарь.

«Як» лежал подстреленной птицей, издырявленный, запыленный, ничуть не напоминая того красавца, на котором Саблин вылетел на задание час назад. Похоже, самолет не собирался загораться, и Виктор, немного поколебавшись, вернулся к кабине, обнаружив лежащее в чашке сиденья заднее бронестекло. Оно сорвалось при жесткой посадке и за малым не проломило голову…

– Сука, мля. – В голове шумело, из-под шлемофона на гимнастерку капала кровь, обожженная нога саднила, злость захлестывала с головой. – Бракоделы сраные! – Он пнул искалеченную машину в борт и зло усмехнулся, увидев лопнувшую перкаль, и ударил снова и снова, словно пытаясь выместить на ней свои злость и страх…

Боль от ожогов прошла к обеду, а рана на затылке ныла весь день, периодически начиная кровоточить. Синицын пытался наложить повязку и все время грязно ругался, но Виктор был непреклонен. Он считал глупостью ходить обмотанным бинтами из-за какой-то царапины. Голова периодически болела, но это была боль, которую можно было терпеть и которая не мешала летать. Впрочем, сегодня он больше не летал. Не было ни сил, ни желания, да и врач такого бы не допустил.

Шубин подошел, чуток прихрамывая, махнул рукой – мол, сиди – и устало привалился рядом. Комполка по плановой таблице летать сегодня был не должен. Саблина после вынужденной посадки нужно было кем-то подменить, а Шубин никакой кандидатуры лучше себя не нашел. Он сделал с эскадрильей два вылета, в которых без потерь сбили еще два немецких самолета. Виктору такое вмешательство не нравилось. Он мысленно считал эскадрилью своей, и то, что в бой уже ЕГО летчиков ведет кто-то другой, пусть даже комполка, немного задевало. Впрочем, говорить это Шубину он не стал.

– Летуны, мать вашу! Утром получили два новых самолета, еще солнце не зашло, а один сбит, другой в ПАРМе тута, – усмехнулся комполка. На второй машине летал младший лейтенант Лабудько из первой эскадрильи. В бою с «мессерами» его сбили, и он выпрыгнул с парашютом. К счастью, бой шел над нашими войсками, и летчик вернулся в полк уже через несколько часов

– Надеюсь, мой там и оставят, – буркнул Виктор. – Я на эту баржу больше не сяду!

Шубин хмыкнул, недовольство Саблина новым «Яком» он уже выслушивал, и не раз.

– Зато «Хейнкеля» сбил, – рассудительно сказал он, –а вот получилось бы такое с обычной пушкой?

– Уж лучше с обычной, чем это…

Шубин не ответил. Он неожиданно сменил тему.

– Что вы там за херню во вчерашних рапортах понаписали тута?

– Мы про сбитых немцев писали, – настороженно протянул Виктор. – Про «Фоккеров» двухмоторных.

– «Фоккеров», – передразнил Шубин, – вы чем смотрели тута? Видал я сегодня этих «Фоккеров», это «Хеншели» – немецкие штурмовики.

Виктор пожал плечами. Ему было безразлично правильное наименование сбитого вчера самолета.

– Не нравится мне твой вид, – сказал вдруг комполка, – зеленый какой-то. Вот что, Витька, иди-ка ты к себе. Отлежись, отоспись, бабу свою тута потискай. Отдохни, в общем…

…Письмо он увидел утром. Вчера вечером, обласканный Майей, Саблин уснул довольно быстро, девушка ничего про известие от жены не говорила, а он и не обратил внимания. Поэтому, обнаружив бумажный, украшенный штампами прямоугольный конверт на сделанном из патронных ящиков столе, сильно удивился. Почерк на адресе был незнакомым, да и обратный адрес тоже. Но письмо было из Саратовской области, а значит, имело отношение к жене. Читать письмо при спящей рядом любовнице почему-то показалось постыдно, и он, одевшись, вышел на улицу.

Солнце только-только надумало подниматься из-за горизонта, и на земле царил полумрак. Аэродром все еще спал, спали оккупировавшие узкую посадку истребительный полк и БАО. Спали, забившись в душные палатки и тесные землянки. Спали под самолетами, на чехлах. Спали прямо на земле, подстелив шинели и положив под голову пилотки. Виктор в этом плане жил, словно арабский шейх: у него были поистине роскошные апартаменты – своя землянка. И пусть она была малюсенькая, где-то два на два, и низенькая, зато в ней помещалась кровать и стол. А кровати, само собой, хватало еще и на Майю…

– Вот ты где. – Пока Виктор возился с конвертом, проснулась и девушка. Она опасливо выглянула из землянки и, убедившись, что вокруг никого, выбралась наружу. Из одежды на ней было только нижнее белье. – А, письмо нашел? Я забыла вчера сказать…

Она принялась умываться, поливая воду из фляги. Потом озабоченно оглядела Виктора.

– Мне в караул сегодня, – с грустью сказала она. – А я не хочу. Прикажи там, хорошо?

– Я не буду этого делать, – возмутился он. – Ты не должна и ничем не будешь отличаться от других моих подчиненных. Или ты хочешь, чтобы командир эскадрильи пошел к вашему старшине утрясать этот вопрос? Этого не будет ни-когда.

– Командир эскадрильи, – фыркнула она, – смотри не лопни… И вообще, что здесь такого? Лешка вон сказал, и Ольку уже никуда не ставят.

– Мне нет дела до поведения Соломина, – отрезал Виктор, – он не в моей эскадрилье.

– Моей… эскадрилье… – фыркнула Майя. – А сам даже приказать боишься…

– Эскадрильей командую я, а не ты, – огрызнулся он. – И под твою дудку в ней ничего делаться не будет.

– Какие мы принципиальные, – девушка нырнула в землянку и вернулась уже одетая. – А если я тоже стану в позу?

– Снимай трусы и становись. – Разговор, да и сама Майя уже стали раздражать.

Она метнула на него полный злобы взгляд. Сейчас девушка очень сильно напоминала готовую к атаке змею.

– Я тебе что, – угрожающе зашипела она, – проститутка какая-то? Да ты сам у меня в позу станешь! Ты гляди…

– Красноармеец Бирюкова, – устало бросил Виктор, – вы забываетесь.

– Я? Забываюсь? – Майя задохнулась от злости. – Знаешь что? – Что именно он должен знать, она не сказала и вновь скрылась в глубине землянки. Виктор же решил, что вместо ругани лучше заняться письмом. Примириться с Майей можно будет и позже.

Из конверта выпало два листа: один обычный, тетрадный, наполовину исписанный, а второй оказался серой казенной справкой с синим оттиском «копия». Он взял справку, но прочесть сразу не смог, буквы, и без того едва различимые в полумраке, почему-то стали расплываться. Потом долго, раз за разом перечитывал письмо, пытаясь в сумбуре слов уловить смысл. Почерк был странный, незнакомый. Писал ему человек, которого он никогда не видел и скорее всего не увидит, но который для Виктора был родней. Писала теща. Писала, что жены у него больше нет. Во время авианалета Нина спешила в бомбоубежище, и неподалеку разорвалась бомба…

– Убило осколком, – прошептал он, – убило осколком.

Виктор сидел, словно в ступоре, повторяя раз за разом эти слова. У него была жена, был еще не рожденный ребенок, а теперь не осталось никого. Он снова остался один-одинешенек в этом мире. Потом навалилась тоска и горечь чудовищной, несправедливой обиды. Обиды на мир, который позволил такое. Почему умерла его жена? За что?!

– Я требую, чтобы ты извинился, – Майя появилась на пороге, и глаза ее нехорошо блестели, – и чтобы я не ходила в караул. Никогда…

– Пошла вон, – равнодушно ответил он.

Она захлопала глазами, потом лицо девушки приобрело свекольный оттенок.

– Что? – зашипела она. – Что ты сказал? Ах ты, козел! Скотина похотливая. Да ты себя в зеркале давно видел? Урод! На коленях ко мне приползешь…

Она ругалась, шипела, плевалась ядом и грозила Виктору немыслимыми карами. Сперва он пропускал ее вопли мимо ушей, потом это стало раздражать.

– Заткнись и проваливай.

Майя затыкаться и уходить не собиралась. Уходить должен был он, причем сразу на тот свет и, желательно, как можно более болезненным способом. Ее крики, должно быть, перебудили весь полк, и Виктор решил, что с него хватит. Неторопливо спустился в землянку, достал из кобуры пистолет, взвел курок.

– Даю тебе пять секунд. Потом пристрелю. – Он смотрел сквозь нее, странный, непонятный и оттого пугающий. И Майя испугалась. Она как-то бочком стала отходить в сторону и вдруг припустила со всех ног. Через несколько секунд он остался один.

Дальнейший день Виктор помнил плохо. Он что-то делал, что-то говорил, но это все проходило мимо сознания, словно происходило не с ним, а с другим, совершенно посторонним человеком. Словно механически управлял самолетом, в бою с немецкими истребителями командовал бездумно, автоматически, за что едва не был сбит – опять спас ведомый. Лишь потом, видя, как из зажженного Рябым «мессера» выпрыгнул темный комочек, что-то шевельнулось в душе. Он развернул самолет в сторону так раздражающей белизны парашюта, довернул, ловя в тонкие линии коллиматора висящее на стропах тело, прикинул упреждение. Дымные штрихи пуль и снарядов проложили в небе короткую дорожку, он скорректировал трассу, показалось, будто мелькнуло что-то розовое, и парашютист словно стал короче. На секунду мелькнуло удовлетворение, и все снова стало на круги своя…

Вечером он не мог найти себе места. То беспрестанно курил, то начинал ходить кругами. На душе было тоскливо и погано. Вся эта война, все и всё вокруг опротивели ему. Он и сам был себе противен. За свою глупость и трусость. За то, что погибла жена. За то, что, проведя в этом времени уже полтора года, так и не сумел его изменить, не сделал ничего хорошего и полезного. Лешка Соломин пытался его разговорить, узнать причину депрессии, но был услан в матерной форме. Остальные стали держаться от комэска-три по-дальше…

…Солнце еще всходило. На горизонте занялась розовая заря; от нависшей над ней черной тучи заря казалась еще алее. Ночью прошел небольшой дождь, и аэродромная трава была усеяна искрящимися дождевыми бусинками. Виктор ночевал под самолетом, на чехлах, и немного продрог. Зато утром стало немного легче. Сон притупил вчерашнее, боль утраты утихла. Потом захлестнула текучка, затем на аэродром прилетели три «Яка» из резерва дивизии, и переживания отошли, сдвинулись на второй план.

Прибывшие самолеты оказались родом из девятого гвардейского и были уже порядком изношены. Виктор облетал все три и остался недоволен. Пришлось в очередной раз, но уже насовсем отбирать машину Острякова. У того был «Як-1Б» из полученных в апреле, он выгодно отличался от остальных малым износом, и Виктор здраво рассудил, что комэск на такой машине всяко навоюет побольше желторотика. Палычу только осталось перерисовать тактический номер на любимые Саблиным «24» и разрисовать фюзеляж россыпью звезд. Делать какие-либо другие рисунки попросту не было времени.

– А она мне говорит: «Что ты делаешь?», а сама, чувствую, дрожит вся… и голову так наклонила, – от приятных воспоминаний глаза капитана Чурикова – командира второй эскадрильи – подернулись маслянистой пленкой.

Низкие тяжелые тучи часто проливались мелким, унылым дождем, прижимали к земле, не давали летать. Непогода резко сократила деятельность авиации. И пока техники в поте лица приводили в порядок поизносившуюся матчасть, летчики, оказавшись не у дел, отдыхали. Собравшись под тентом, травили анекдоты, рассказывали байки.

– А дальше что? – не выдержал Остряков. От услышанного рассказа у него покраснели уши.

– Дальше? – Чуриков снисходительно посмотрел на молодого и поправил пилотку. – Дальше было в подсобке! – Он усмехнулся, показав крупные белые зубы. Высокий, плечистый, со сломанным носом, он больше напоминал боксера-тяжеловеса, чем летчика.

– Что-то ты, Витя, мне не нравишься в последнее время, – негромко, чтобы не слышали сидящие рядом летчики, сказал Иванов, – смурной какой-то.

– Так погода видишь какая? – попробовал отшутиться Виктор.

– Да брось ты, – отмахнулся Иванов, – ты вчера тоже такой был. В себе замкнулся, молчишь, волком смотришь, злобствуешь.

Виктор промолчал.

– Твои болтают, что на «мессеров» стал кидаться, в самое пекло лезть. Ты ведь раньше таким не был, жить надоело? Ладно, сам загнешься, но ребят своих зачем за собой в могилу тянуть?

Саблин и эти вопросы также проигнорировал.

– Это все из-за твоей бывшей? Майи? – Иванов был упрям и если чего-то хотел узнать или услышать, то обычно действовал без сантиментов. – Так было бы из-за чего! Она тебя дерьмом поливает, а ты страдаешь. Забудь как страшный сон.

– Чего вы ко мне пристали? – буркнул Виктор. – Вчера Сашка с Лешкой пытали. С утра Шубин прямо-таки отцом родным стал. Теперь ты…

– Так жалко тебя. Пропадешь ни за грош и еще других за собой потащишь. И было бы из-за чего… Ну вот скажи, на хрена тебе эта блядь? Она вчера перед химиком хвостом крутила. А ты же нашего химика знаешь, он теперь не успокоится…

– При чем здесь Майя? – сдался Виктор. – Я про нее давно забыл. Нахрен. – Подробности личной жизни Майи были ему уже практически неинтересны. Она ушла, не оставив ни впечатлений, ни тоски.

– Вот и отлично. – Иванов посчитал свою миссию практически выполненной и резко повеселел. – Слушай, – видимо, пытаясь развить успех, он зашептал Виктору на ухо, – у меня знакомая в госпитале работает, неподалеку. Хорошая знакомая. У нее подруга есть, тоже хорошая. Давай, как наступление стихнет, в гости сходим. Все будет в лучшем виде, обещаю. Сейчас там делать нечего, у них работы во, – он провел большим пальцем по горлу, – но скоро будет можно.

– Ну хорошо, – вяло согласился Виктор, – сходим.

– Отлично. – Усики Иванова победно приподнялись. – Видишь? Все для тебя? Цени! – Он усмехнулся и потянулся за очередной папиросой. Виктор тоже закурил, размышляя о своем. О смерти жены он никому не говорил, и его мрачное настроение принималось с непониманием. Друзья пытались узнать причину, как-то растормошить, правда, без особого успеха. Их назойливость немного злила. Впрочем, внимание тоже было приятно. Виктор все больше ощущал, что он уже прирос к этому миру, прижился здесь. Что, оказывается, здесь уже есть много людей, которым он дорог…

Облака норовили прижать к земле, сливались впереди в белую муть. Смотреть можно было лишь в стороны, да и там видимость ограничивалась всего парой километров. Что можно найти в таких условиях, было неясно, но приказ есть приказ, и пришлось лететь. Первый вылет, еще с утра, взяв в ведомые Гаджиева, сделал сам Шубин. Теперь пришлось лететь Виктору с Рябченко. Полет проходил погано: в глазах рябили дороги, от непрерывного бокового наблюдения кружило голову, как на карусели. Над районом барражирования погода была не лучше, и он, тихонько матерясь, принялся нарезать круги на высоте метров двести. Выше не позволяла сплошная пелена облачности, ниже земля.

– Репей, Репей, ответьте, – неожиданно раздался голос связистки со станции наведения, – Репей, нас бомбят.

– Наведите, – закричал он, – я не вижу ни хрена.

«Ольха» больше не отвечала, и Виктор принялся нарезать круги, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь. Наконец он разглядел, как что-то мелькнуло восточнее, и он повернул туда. И едва не потерял дар речи, когда увидел, как сбоку, метрах в ста, вынырнул какой-то самолет. Он был необычный – торчали обтекатели шасси, четко выделялись два крыла – биплан, и Виктор даже подумал, что это наш старенький истребитель «И-15». Но на крыльях самолета четко выделялись белые кресты, да и сама машина все же отличалась от старой советской машины.

– Колька, «немец» слева! Бей гада!

Сам он атаковать не смог – враг был слишком близко, и «Як» проскочил его на скорости. Теперь же, оказавшись за хвостом, немец потянул за Саблиным, собираясь пострелять вдогонку. Над кабиной мелькнули трассы, Виктор подумал было уходить в облака – хоть и дистанция с противником стремительно увеличивалась, но шанс получить дурную пулю был очень высок. Мелькание трасс прекратилось, обернувшись, он увидел, что немец вдруг загорелся и свалился на крыло. Рядом мелькнул «Як» – ведомый не промазал.

– Молодец, Рябый, – крикнул он и тут же, заглушая его слова, эфир забила «Ольха».

– Справа, справа еще двое. Ну смотрите же.

И действительно, буквально в каком-то километре набирали высоту два биплана. Виктор кинулся на них. Расстояние было слишком велико, а облака низко, так что первый из противников благополучно растворился в белой мути. Второй немного не успел. Виктор начал стрелять метров с четырехсот, увидел, что вроде попал, но тот тоже скрылся в облаках. Тогда Саблин дал две очереди наобум, примерно по курсу движения. Когда спустя десять секунд прямо перед носом из облаков вывалился вражеский самолет, его удивлению не было предела.

Биплан выпал слишком близко, и вновь атаковать его никак не получалось. Он уже дал команду Кольке добивать подранка, чтобы не ушел, но немец упал сам. Как летел с креном, так и воткнулся в землю, безо всякого пожара, оставив груду обломков с торчащим вертикально, украшенным белым крестом крылом.

Радость от очередной победы быстро улетучилась на обратном пути. Потрусил мелкий дождь. Капли размазывались по фонарю, убирая и без того плохую видимость, облака почти полностью прижались к земле, и лететь приходилось буквально на ощупь. После долгих мытарств Виктор наконец нашел «свою» лесопосадку, но аэродрома все не было. Наконец углядел где-то вдалеке искры сигнальных ракет и только тогда, наведенный по радио, вышел к посадочному «Т». Ему этот полет и посадка обошлись очень дорого, что уж говорить про Рябченко, который в подобной переделке оказался впервые…

Он оставил парашют и реглан, вылез из кабины, потянулся, разминаясь, и только полез за папиросой, как у самолета, взвизгнув тормозами, остановился новенький «Виллис». Из машины довольно ловко выпрыгнул моложавый рослый генерал в темно-синем приталенном кителе и насмешливо уставился на Виктора. Пока Саблин вспоминал, что именно нужно делать, как рядом затормозил «Виллис» комдива, и оттуда буквально посыпался народ. Судя по тому, что за рулем второго «Виллиса» сидел сам комдив, Виктор решил, что этот генерал, видимо, очень большая шишка.

– Товарищ генерал-лейтенант, – так и не подкуренная папироса улетела в траву, и он, вытягивая ногу и пытаясь чеканить шаг по траве, принялся рапортовать, – задание по прикрытию наших войск выполнено. В ходе боя мной и ведомым уничтожено два вражеских штурмовика типа «Хеншель-123». Исполняющий обязанности командира эскадрильи лейтенант Саблин!

– Во как! – усмехнулся генерал, протягивая руку. – Ну что же, поздравляю! – Пожатие у него оказалось неожиданно сильным. – А чего так долго аэродром искал?

– Дождь и низкая облачность. Ориентиров тут поблизости никаких, только эта посадка. А она длинная.

– Ясно, – снова усмехнулся генерал, – давно воюешь? – За его спиной уже успела собраться свита. И там же, на периферии, жались комдив и Шубин. – Твои? – спросил он, считая звезды на фюзеляже «Яка».

– С осени сорок первого! – Генерал Виктору чем-то понравился. – За это время сбил шестнадцать самолетов лично и два в группе. И сегодня еще одного.

– Вот как? – снова сказал генерал и, скользнув взглядом по груди Саблина, удивился. – Почему этот летчик так скудно отмечен? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

Виктор увидел, как комдив ткнул Шубина кулаком в бок. Комполка выступил вперед.

– С апреля тута трижды подписывал на товарища Саблина наградные. Однако до сих пор ничего не приходило.

– Разберитесь, – коротко бросил генерал, и высокий рослый майор что-то зачиркал в блокноте.

Вскоре высокое начальство стремительно убыло, оставив на аэродроме нервозность и запоздалый переполох. Потом Шубин увел комдива в свою землянку отпаивать то ли чаем, то ли чем покрепче, и полковая жизнь вновь потекла в привычном русле…

А через день начался ад. Немцы подтянули резервы, удвоили количество своей авиации и перешли в контрнаступление. К этому времени наши армии сумели вклиниться во вражескую оборону на двадцать километров, и по всей длине этого обильно политого кровью прорыва снова завязались тяжелые бои. Земля скрылась за дымом и разрывами, содрогнулась под гусеницами сотен вражеских танков. Небо потемнело от копоти, почернело от «Юнкерсов» и «мессеров». Наши позиции одновременно атаковали до сотни немецких самолетов, и четверкам и восьмеркам советских истребительных патрулей оказалось не под силу справиться с такой ордой. Резко активизировались вражеские асы. Летая парами, они атаковали смело, а иногда даже нагло, нанося сильные неожиданные удары. Снова появились по-тери.

В утреннем бою сильно потрепали вторую эскадрилью, сбили Битмана, истребитель Гаджиева издырявили так, что он еле дотянул до аэродрома. Потом дралась первая эскадрилья – получил ранение лейтенант Бессекирный. Первый вылет третьей эскадрильи тоже не обошелся без потерь. В бою отличился Ильин, подловивший одного фрица на выходе из пикирования, но и немцы в долгу не остались, сильно повредив истребитель Ковтуна. Саше повезло, он отделался легким ранением в руку. Был и плюс – с одного из переданных в полк стареньких истребителей удалось снять передатчик и поставить на Славкину машину. Теперь на шесть исправных «Яков» имелось целых три передатчика.

Получая задачу на второй боевой вылет, Виктор не сомневался, что снова будет тяжелый бой…

– Дед, срочно к Степановке, там до тридцати «Ю-87» и десяти «Ме-109», – связистка из станции наведения сумела прорваться в гомонящий эфир и теперь тараторила, наплевав на все коды. – Высота тысяча пятьсот.

– Группа, разворот вправо на девяносто. Смотрим! – У Виктора внизу живота появился противный холодный комок. Имеющихся под его командованием шести истребителей было явно мало для разгона такой банды.

Он увидел кружащуюся в сером от дыма и пыли небе карусель «Юнкерсов». Периодически один из бомбардировщиков пикировал к земле, и там расцветал очередной куст разрыва, а самолет вновь устремлялся вверх. К «карусели» подходила еще одна девятка бомбардировщиков, выше, словно голодные акулы, рыскали четверки «Мессершмиттов».

– Атакуем! – Он мысленно перекрестился и повел группу в атаку на «лаптежников» прямо в лоб. – Двадцать второй, лезь вверх, будешь нам хвосты чистить.

Силуэты «Юнкерсов» росли в прицеле. Виктор обстрелял один из них, трасса уткнулась в расписанный разноцветными пятнами фюзеляж бомбардировщика. Обернувшись, он увидел, как приотставший ведомый длинной очередью добивает противника. Дальше думать стало некогда. Они проскочили «лаптежников» и тут же пошли в боевой разворот.

– Дед, Дед, – в эфире раздался взволнованный голос Ларина, – за вами худые тянут. Атакую.

В глазах потемнело от перегрузки, но Виктор увидел, как на фоне солнца мелькнули силуэты пары «Яков». Сопровождавшие бомбардировщиков «мессера» проморгали атаку саблинской четверки и теперь, с набором высоты, разворачивались, заходя Виктору в хвост. Атакованные сверху парой Ларина, они смешались, и этим надо было срочно пользоваться.

– Разворот! Атакуем! Двадцать второй, не зевай. Бей, и снова вверх. После атаки курс сто двадцать. – Виктор торопился, бой ни в коем случае нельзя было затягивать.

«Мессера», не ожидавшие такого поворота событий, рванули к земле, уходя пикированием. Ниже под крылом пронеслась группа «Юнкерсов», сквозь серую дымку на светлом фоне выгоревшей травы проступило клубящееся ярко-оранжевое пламя, скрывающееся в черных клубах дыма, видимо, один из бомбардировщиков все-таки упал. Откуда-то сверху появилась еще одна четверка вражеских истребителей, нацелилась на пару Ильина.

– Двадцатый, на вас сверху заходят. Двадцать второй, отбей! Двадцатый, не молчи. – Виктор довернул свой «Як», заходя «мессерам» наперерез. Увидел, как Ильин заложил вираж, уклоняясь от атаки, как Никифоров почему-то замешкался, и вражеская очередь хлестнула по его «Яку».

«Мессера» сразу же потянули вверх, но попали под Ларина. В этот раз Вячеслав не промахнулся, и один из противников задымил продырявленным мотором. Потом слева появилась еще пара врагов, пришлось отражать новую атаку уже на одинокого Ильина. Затем они насели на Ларина, но тут уже помог Ильин. Потом как-то внезапно все кончилось. Немецкие истребители куда-то пропали, бомбардировщики тоже, в небе осталась только пятерка «Яков».

– Дед, хорошая работа, – снова вылезла в эфир «Ольха». – Подтверждаю падение трех самолетов.

«Трех, – подумал Виктор, – видимо, третьим и был Никифоров». Бой хоть и был недолгий, но сильно вымотал. Хотелось поскорее закончить патрулирование и вернуться на аэродром. Постоять под душем, выпить холодного компота. Вместо компота на горизонте замаячило звено вражеских истребителей. Впереди ожидалась новая драка…

Наконец родной аэродром. Мотор выключен, было слышно, как он потрескивает, натрудившийся за время полета. Рукавом гимнастерки – до кармана под лямками парашюта не дотянуться – он вытер со лба пот и стал неторопливо расстегивать карабины. Палыч уже забрался на крыло и озабоченно всматривался сквозь стекло фонаря.

– Пощипали? – Голос техника звучал встревоженно.

– Никифорова сбили, – Виктор не чувствовал ничего, кроме усталости, – мы их, они нас…

Летчики собирались у самолета комэска. Рябченко распирало от радости, видимо, перед глазами все еще стоял горящий «Юнкерс». Ильин хмурился и кусал губы.

– Что с Никифоровым? – Виктор решил, что этот вопрос наиболее важный. – Лейтенант Ильин, что с вашим ведомым? Почему я вас в бою не слышал?

– Сбили, – у Ильина тряслись руки, – я видел, как он падал. А радио… сейчас из кабины вылез, а у меня антенна отстрелена. Когда бомбардировщиков атаковали, в меня несколько раз попали. Видимо, тогда…

– Может, жив? – у Виктора комок подошел к горлу. – Я сейчас на доклад, а вы пишите рапорта. Потом бой разберем. Ошибок много…

Вечером болела голова, плечи словно налились свинцом. За день он сделал еще два вылета, и все они прошли с боями. Жутко хотелось спать. Копившаяся все эти дни усталость, казалось, заполнила все тело. Летчики рассаживались на ужин молча. Веселые перекуры и травля баланды, как постоянно было раньше, сошли на нет. Все осунулись, посерели, стали злыми, нервными. Вечером сбили Абрамова – одного из молодых летчиков недавнего пополнения. Истребитель Острякова в бою изувечили так, что после посадки самолет просто сложился пополам, задрав вверх не только мотор с винтом, но и хвост. Хорошо еще, что летчик не пострадал. От этих потерь хотелось выть волком. Нехитрая арифметика показывала, что еще пара дней подобных боев – и от полка просто ничего не останется…

Утром Виктор шел на КП, как на казнь. Тело ломило, и желание было только одно – чтобы все это поскорей кончилось. Собравшиеся летчики выглядели не лучше: мрачные, взъерошенные, апатичные, похудевшие. К командному пункту сходились, словно старые деды, медленно, нехотя. Шубин почему-то задерживался, и это действовало на нервы. Летчики молча курили, настороженно посматривая на полог штабной палатки, угрюмо молчали.

– Собрались тута, – Шубин осмотрел построившихся при его появлении летчиков, нахмурился. – Что за внешний вид? – вдруг закричал он. – Вы кто? Вы не советские соколы, вы биндюжники из Пропойска. Саблин, что это за козлячья борода? За старое взялся?

Виктор оторопел. Еще вчера командиру не было никакого дела до внешнего вида пилотов. Лишь бы летали. С чего это вдруг сегодня очнулся? Когда себя в порядок приводить, если едва глаза продрал, уже бежишь к самолету. Здесь же и ешь и отдыхаешь. Да и нет у него никакой бороды, лишь утром не побрился…

– Чего это тута носы повесили? Причем не только носы! – Комполка бросил Саблина, перейдя к общим вопросам. – Вон девки полковые уже в сторону чумазиков из БАО смотрят, говорят, с вас толку нет… Вы же элита, мать-перемать, летчики-истребители, а ползаете тута беременными тараканами.

Командирский спич пропадал втуне, и Шубин сам это понял.

– Товарищи командиры, даю вам десять минут, чтобы привести себя в порядок. Потом будет осмотр внешнего вида. Я понимаю тута бои, тяжело… но это не повод выглядеть как… – Он запнулся подыскивая наиболее подходящий эпитет, не нашел и разразился матерной тирадой. – Через час вылет, – продолжил комполка, – будем прикрывать передний край. Поведу я!

Снова заблестел на солнце своими бесчисленными изгибами Миус, проплывали под крылом высоты правого берега, низины и балки левого. С немецкой стороны периодически постреливали зенитки, но вяло и неприцельно, снаряды рвались далеко в стороне. Показалась пара «мессеров», принялась заходить от солнца, но Гаджиев в прикрывающей паре был начеку, и, поняв, что тут ничего не светит, немцы отошли.

За прошедшие сутки линия фронта изменилась кардинально: наши войска ночью отошли обратно за реку, оставив доставшийся такой огромной ценой плацдарм. На местах боев застыли недвижимые коробочки сгоревших танков, темнела разбитая и брошенная техника. Немецкие войска торопливо восстанавливали разрушенные позиции, сверху отлично было видно сотни занятых на этих работах людей. По дорогам кое-где вновь пылили колонны, но теперь они уже отходили в неприятельский тыл. Были ли это отходящие войска или немцы гнали наших пленных, Виктор не знал. Он только сейчас понял, что все уже кончилось. Что дикое напряжение и тяжелые бои последних дней остались позади, и впереди ожидает короткая передышка.

(обратно)

Глава 4

В тылу, на расположенном неподалеку от Зимовников аэродроме, была тишь и благодать. Оставшиеся самолеты распихали по капонирам, замаскировали, выставили охрану. Личный состав стал обживать землянки, заселять уцелевшие флигели и дома. Начался отдых, и он Виктору не понравился. Вместе с отдыхом навалилось странное отупение. Предоставленный сам себе, он слонялся по расположению, не зная, чем заняться. Потом, свалив обязанности комэска на Литвинова, пошел на рыбалку, но удочку так и не забросил, а все сидел на поваленном дереве, на берегу мутноватой речушки и задумчиво ковырял прутком мокрую глину. Сидел долго. В голове роились предположения, возникали гипотезы, строились логические цепочки – он, который уже раз, размышлял о том, кто и зачем запихал его в эту мясорубку. Иногда казалось, что еще немного – и решение будет найдено и все станет простым и понятным. Вот только время шло, а решение не находилось: он до сих пор знал о случившемся не больше, чем в тот ноябрьский день сорок первого года, в день попадания.

Гипотез, разной степени бредовости, были тысячи. Но все они не стоили ровным счетом ничего. Смысл этого безумного эксперимента, где пряником была его удача, а кнутом увечья и гибель ставших близкими ему людей, ускользал. И был ли эксперимент? Может, все эти воспоминания о будущем не более чем бред воспаленного сознания? Ответов не было.

Он сидел и бездумно рисовал на песке кружочки с треугольниками и квадратиками, соединял их линиями в различных комбинациях, так и этак. Фигура не выходила. Солнце уже стало клониться к горизонту, а он все сидел и рисовал. Лишь когда от воды потянуло запахом болота и налетела орда комаров, Виктор бросил свое занятие. Сидеть и гадать было бессмысленно. Он затоптал исписанный схемами берег и, ссутулившись, медленно побрел в расположение. Хотелось напиться, и он не видел ни одной причины, этому препятствующей…

В штабе было душно и накурено. Все полковое начальство, включая комэсков и их замов, набилось как сельди в бочку, занимаясь чистой воды бюрократией. Две недели боев, потери, победы – все это влекло за собой целый вал документации, который теперь нужно было надлежаще, согласно правилам делопроизводства, оформить. Скрипели карандаши, стучала пишмашинка, мозги закипали. Бесчисленные акты, заявки, отчеты. И это все на больную голову. Вчера в полку поминали павших, радовались, что сами остались живы. В итоге перегаром несло практически от всех. Таня, наверное, единственная из присутствующих, кто накануне остался трезвым, стоически терпела и морщила носик. Жаловаться ей было некому – даже Шубин, в распитии не замеченный, имел помятый вид и постоянно хлебал воду, захватив единственный графин в единоличное пользование.

Из-за табачного дыма слезились глаза, строчки расплывались, а буквы скакали перед глазами. Бумажка сменяла бумажку, пальцы уже онемели, а конца и края работе не было видно.

– Чего приуныл, командир? – Литвинов с грохотом поставил точку и отложил очередной документ в сторону. – В бою-то оно проще, да?

Виктор только мрачно усмехнулся.

– Год назад Игорь погиб, – почему-то вспомнил Литвинов, – ты как-то рассказывал. Он же где-то здесь похоронен, неподалеку? Может, как-нибудь съездим?

Виктор смутился. Он считал Игоря своим другом и чуть ли не братом. И помнить, когда тот погиб и о том, что нужно проведать его могилу, должен был он, а не Сашка.

– Можно, конечно. А чего это ты вспомнил?

– А как я забуду? – грустно усмехнулся Литвинов. – Когда он мне надежду подарил своим письмом, что можно без ног летать. Я уже думал, жизнь окончилась… а тут такое. Это я уже потом про Сорокина услышал да тут про Кузьмина узнал…

– Отставить разговорчики! – Шубин проявил командирскую бдительность. – Работать надо, а не языками чесать. Бабки тута, базарные…

…Вылетели они на другой день. Шубин не стал отказывать просьбе, и ближе к обеду «У-2» устремился на юг, чтобы через час с небольшим приземлиться на бывшем аэродроме, вновь обратившемся в луг.

Место оказалось обжитым. Там, где раньше жил летный состав, теперь белели выгоревшие на солнце палатки, выделялись горбыли землянок. Сверху был хорошо виден вытоптанный прямоугольник плаца, накатанные дороги, сеть тропинок. О том, что здесь когда-то стоял авиационный полк, не напоминало уже ничего. Через когда-то летное поле теперь пролегала одна из дорог, а бывшая роща уменьшилась едва ли не втрое.

Могила Игоря заросла бурьяном и осела, оставив едва видимый бугорок, фанерная пирамида со звездой была кем-то повалена и сломана. Могилы остальных, погибших при штурмовке аэродрома, выглядели ничуть не лучше. Пришлось возвращаться к самолету за специально захваченными инструментами, отсыпать холмики, ремонтировать. Виктор срезал дерн лопатой, а самого душила злоба – если бы они не прилетели, то через несколько лет от этих захоронений не осталось бы и следа. Остатки какой-нибудь колхоз распахал бы по весне, и все.

Справились быстро, приведя могилы в порядок. После уселись неподалеку, и Саблин достал из кармана трофейную флягу с водкой. Солнце стало клониться к горизонту, тень от рощи уже достигла кладбища, пахло пылью, примятой травой и землей. Они сидели молча, лишь передавали друг другу флягу. Настроение у Виктора от выпивки испортилось: напала черная меланхолия, в голове были каша и сумбур, в душе пустота.

– Вить, – спросил вдруг Литвинов, – а ты чем после войны заниматься будешь?

– После войны? – удивился Саблин. – А чего это тебя так заинтересовало?

– Просто. Настроение такое.

Виктор выплюнул изжеванную травинку, задумался.

– Не знаю, – наконец ответил он. – Я как-то и не думал даже. Есть мнение, что я до конца не доживу, так что трахаться со всем этим придется вам.

– Почему это не доживешь? – удивился Сашка. – Ты вроде раньше фаталистом не был. И почему это сразу… трахаться?

– Этой войны еще на пару лет хватит. А выжить для меня слишком роскошно. Да и незачем.

– Как незачем, – оторопел Сашка, – а жену повидать не хочешь?

Виктор промолчал. Молчал довольно долго, потом потянулся за папиросами. В пустом желудке плескалась водка, но настроения отнюдь не улучшала, табачный дым щекотал горло, а в голове по-прежнему была каша. Он пожевал губами, посмотрел вдаль. В небе, высматривая добычу, парил орел, ветер шелестел травами, все было как обычно. Можно было рассказывать Литвинову про будущее, можно и не рассказывать. В этой степи от этого ничего бы не изменилось.

– Надоело все, – буркнул он наконец. – Тебе легче, ты в светлое будущее веришь. А я… надоело… – Он замолчал.

На дороге появилось пыльное облако, послышался топот сапог, и показалась воинская колонна. Видимо, обитатели близрасположенного лагеря возвращались с учений: все красноармейцы были с оружием и в походной амуниции. Саблин с Литвиновым молча наблюдали за ползущей в каком-то десятке метров человеческой гусеницей. Бойцов было много, они шли и шли, равнодушно поглядывая на сидящих летчиков. Виктор начал закипать.

– Хоть бы одна сука, – закричал он, – могилу поправила. Каждый день тут ходите.

Красноармейцы удивленно на него косились, но ничего не отвечали. Колонна невозмутимо пылила мимо.

– Вы так же лежать будете, – добавил он в неуемном бешенстве, – по воронкам, блядь.

Колонна прошла, а Виктора все еще трясло.

– Всем все по хрен, – хрипел он Литвинову, – никому дела нет. Ведь у самой дороги, не могли не видеть. Одного бойца послать, чтобы поправил, тут работы на пару часов. Не доходит сейчас, все некогда! Потом удивляться начнем, когда внуки станут орденами торговать…

– Что? – удивленно заморгал Сашка. – Какими орденами?

– Советскими, – Виктор понял, что наговорил лишнего, но остановиться не смог, – боевыми.

– Ты ерунды не говори, – убежденно ответил Литвинов, – невозможно такое. А вот с могилами безобразие, конечно. Надо рапорт написать, показать все…

– Херня это все, – Виктор обреченно махнул рукой, – рапорты, срапорты, ордена… бесполезная херня.

– С тобой все в порядке? – Сашка выглядел ошарашенным. – Что-то из тебя прямо злоба прет. Может, к Синицыну сходишь?

– Полетели домой. – Виктор тяжело поднялся. – Ты не обращай внимания, это у меня пройдет. Устал сильно. Отлежусь, отосплюсь – и пройдет.

Литвинов недоверчиво покачал головой и принялся собирать инструменты. К этому разговору они больше не возвращались.

На четвертый день безделья что-то наконец забрезжило. Шубин вернулся от начальства злобный: зачем-то наорал на дежурного, поговорив по телефону с дивизией, грохнул трубкой об аппарат так, что треск, должно быть, слышали даже на улице. Полковые сплетники замерли в ожидании…

До этого слухи ходили самые разные. Кто-то говорил, что полк теперь переведут на Дальний Восток. Почему именно на Дальний Восток, а главное, зачем, никто не знал, но болтали. Куда больше говорили, что никто никого переводить не будет, а вот переучить на новую матчасть – это запросто. В качестве матчасти указывались американские истребители «Аэрокобра». Эта версия считалась самой вероятной, и в ее пользу приводили девятый гвардейский полк, который две недели назад на этом же аэродроме переучился на «Аэрокобры». А еще в качестве железобетонного доказательства приводили в пример кожаную куртку Иванова. Куртка была заокеанская, коричневая, теплая и очень модная. Знающие люди при виде ее только восторженно цокали языками и соглашались, что, да, теперь только «Аэрокобра». Один только Тарасов, ведомый Гаджиева, всем рассказывал, что переучивать будут на «ЛаГГи». Что он узнал (по большому секрету), что завод, делавший «Яки», разбомбили, а «Кобр» на всех не хватит, а значит, только «ЛаГГи». И «ЛаГГов» этих уже много-много, и соседняя армия на них уже вся летает…

Но Тарасову не верили. Во-первых, он уже приобрел сомнительный статус полкового выдумщика и враля, а во-вторых, про «ЛаГГи» ходили нелицеприятные слухи, поэтому пересаживаться на тяжелый деревянный истребитель никто не хотел.

Такие слухи и спекуляции лихорадили полк добрых три дня. Пока наконец злобный Шубин не вернулся от начальства и не собрал совещание…

– Приперся тута, – приветствовал он пришедшего последним Виктора, – ну, садись. – Командир обвел взглядом собравшихся в тесном кабинете командиров эскадрилий и начальников служб и хмуро буркнул: – У меня новость тута. А для Саблина две.

Виктор насторожился.

– Приказом командующего, – комполка порылся в лежащих на столе бумагах и огорченно вздохнул, – лейтенант Саблин утвержден командиром третьей эскадрильи. Поздравляю… – Это «поздравляю» прозвучало неестественно уныло. – А еще, уже другим приказом, товарищу Саблину присвоено воинское звание старший лейтенант. – Присутствующие радостно загудели, Шубин зло усмехнулся. – Ну и третье тута, – совсем нехорошо улыбаясь, сказал он, – будем переучиваться на новую матчасть… – Он снова обвел помещение недобрым взглядом и тихо добавил: – Сроку нам дали двадцать дней…

В кабинете наступила тишина, было слышно, как летает муха. Все прикидывали объем работы и потихоньку впадали в уныние. Короткому, но приятному периоду ничегонеделанья, похоже, пришел конец.

– Оставшиеся самолеты привести в порядок, – продолжил командир, – передадим их в шестьсот одиннадцатый полк. Занятия тута начнутся уже завтра. Самолеты начнут поступать тоже завтра. На днях ожидается пополнение, за время переучивания должны ввести их в строй. Работы тута предстоит много. Так что… заканчиваем с курортной жизнью. Личный состав должен не водку пьянствовать, а, как говорит наш новоявленный комэск, шуршать как электровеник… Всем тута ясно? Тогда через час снова все ко мне со своими соображениями.

К процессу приступили на следующий день после приказа. Откуда-то приехал инструктор – старший техник, и в тот же день начались теоретические занятия у техсостава и летчиков. Через неделю – сдача зачетов: на знание материальной части истребителя «Ла-5» с мотором «М-82Ф», вооружения, радиостанции «РСИ-4». Учебные полеты начались на знакомом по летной школе «УТИ-4» – двухместной модификации устаревшего истребителя «И-16». «Утят» было три, они были древние, как дерьмо мамонта, с немного переделанной кабиной и намертво законтренными в выпущенном положении шасси. Оказалось, что курсантские навыки изрядно подзабыты. В первых вылетах после легкого, послушного «Яка» «ишак» показался сволочной и непредсказуемой скотиной. При взлете и посадке он упорно норовил съехать с полосы, отчаянно козлил при малейшем превышении скорости, его вечно тянуло влево. Летчики матерились, и первоначальные восторги по поводу переучивания поутихли.

Инструктор, невысокий, шклявый парень, прилетевший из второго запасного, только подливал масла в огонь. Он нудным и гнусавым голосом рассказывал страшилки про сложные и тяжелые в управлении истребители «Ла-5» и смачно живописал все виденные с ними катастрофы. Стращал, что без четырех десятков пробежек по полосе никого в полет не выпустит, что треть самолетов неминуемо поломают разные неумехи. По счастью, нудеж задохлика продолжался недолго. Он объелся поздних абрикосов и выбыл из строя с жесточайшим поносом. Очень своевременно. В противном случае ему неминуемо проредили бы зубы, причем желающим пришлось бы становиться в очередь.

Новый инструктор появился через день. Он был высокий, глыбообразного вида, с крупным, грубым, словно вытесанным топором лицом и длинными руками-лопатами. Виктор подумал, что если надумают этого инструктора бить, пусть даже сразу всем полком, то лично он не пойдет. Потому как страшно. Дядька выглядел, словно богатырь из русских легенд. Оставалось удивляться, как он умудряется помещаться в тесной кабине истребителя.

– Старший лейтенант Улитка, – прогудел инструктор, и бас его здорово напоминал паровозный гудок. – Ну что, начнем летать?

Летать начали, благо инструктор не просто так появился, а прилетел, перегнав в полк первый «Ла-5». И процесс переобучения пошел по полной.

…Заруливать на стоянку было сущим кошмаром. Широкий капот истребителя совершенно закрывал обзор вперед, приходилось ехать змейкой да ориентироваться на сигналы Палыча. Наконец, повинуясь жесту техника, Виктор затормозил, перекрыл кран, выключил зажигание. Винт замер, и он принялся отстегиваться от ремней. Под регланом все было мокрым от пота, в кабине нового истребителя оказалось неприятно жарко, словно в сауне. Все это вместе с летней жарой превратило вылет в натуральную душегубку.

– С легким паром. – Соломин ухмыльнулся, глядя на мокрого, взъерошенного Виктора. – Чего-то ты выглядишь неважно. В бане был?

На новом самолете Виктор вылетел вторым, после Шубина, и все сильно интересовались его впечатлениями.

– На тебя посмотрю, – огрызнулся Саблин, скидывая реглан и гимнастерку. – Одно скажу, что не «Як». Другой самолет, сильно другой. Но ничего, привыкнем.

– Щас проверим! – Соломин смеялся, но видно было, что он немного нервничает. – Давай, не задерживай, сейчас моя очередь летать. Когда на один самолет столько желающих, клювом щелкать не стоит…

Улитка оказался хорошим инструктором, и с ним все пошло как-то быстрее. Учебные самолеты если и простаивали, то только для ремонта и обслуживания: летная смена в полку начиналась с рассветом и заканчивалась поздним вечером. Все это перемежалось с занятиями по тактике, радиосвязи, политической учебой. Полк буквально был в мыле от выпавших нагрузок.

Новые истребители прибыли через три дня. Их было мало, всего семнадцать штук, остальные почему-то задерживались. Облетывали самолетыШубин с комэсками, и Виктор имел возможность присмотреть себе отличный аппарат. От прочих выбранная им машина отличалась более мощным мотором с системой непосредственного впрыска и, соответственно, большей скоростью и лучшей скороподъемностью. Плохо было, что таких машин среди полученных было меньшинство – пять штук. Остальные истребители были с простыми, пусть и форсированными, но карбюраторными моторами. По привычке он приказал нарисовать на самолете прежний тактический номер, борт расписали звездами побед, а вот с повторением русалки вышла незадача. Дивизионный замполит грудью лег за девственную чистоту морального облика самолета комэска-три и прямо запретил Саблину подобные художества. Учитывая, что Виктора на днях приняли кандидатом в члены ВКП(б), то с мыслями о голых женских бюстах на фюзеляже пришлось попрощаться. Впрочем, у него было множество других идей, не было только времени на реализацию…

В эскадрилье прошли кадровые перестановки: Ильина и Ларина назначили командирами звеньев, причем Ильина перевели в первую эскадрилью вместо попавшего в госпиталь Бессикирного. Уходя, он забрал с собой ведомого – Ковтуна. Славка же отмечал новую должность, снова находясь под арестом. Шубина от вида этого подчиненного корежило, но все понимали, отчего Ларин все еще в полку и почему он получил звено. Впрочем, по уровню летного мастерства он уже должен быть если не комэском, то замом точно. Но вот слишком живой характер и склонность к авантюрам портили карьеру.

Перемещений и назначений было много. Должность штурмана третьей эскадрильи занял Литвинов. Недавний приказ ликвидировал должности замполитов эскадрилий, но Сашке удалось остаться в полку, переквалифицировавшись, как он говорил: «Из замов в замы». Иванов стал начальником ВСС, на его должность приехал «варяг» – капитан Щеглов. Новый комэск до этого работал в тылу, облетывал выпускаемые Саратовским заводом самолеты. Потом каким-то образом отпросился на фронт и, после короткой стажировки в другой дивизии, попал в сто двенадцатый. Щеглов обладал солидным налетом, но крайне малым боевым опытом. И совсем не имели боевого опыта недавно выпущенные из летной школы и прибывшие в полк младшие лейтенанты. Четверо из них попали в третью эскадрилью. Новички были совершенно разные и внешне, и по характеру, но их всех нужно было учить: вдалбливать в головы науку выживать. Рябченко наконец-то стал ведущим – старшим летчиком, он теперь ходил по аэродрому с важным, деловым видом. Поблескивая недавно полученным орденом Отечественной войны, покрикивал уже на своего ведомого. С ним стал летать Ленька Самойлов – высокий, худой, никогда не унывающий одессит. Виктор забрал себе в ведомые Острякова, Ларину достался Михаил Камошня, мелкий конопатый младлей родом откуда-то из-под Воронежа. Недавно возвратившийся из госпиталя уже младлеем Кот стал летать с Осиповым, мрачным, крепким тамбовцем, а новый штурман Литвинов – с дагестанцем Асланом Усмановым. Все должности в эскадрилье были расписаны, оставалось только слетать это разношерстное воинство, сделать из него сплоченную боевую единицу…

– А теперь отвлечемся от тактики, поговорим по общим вопросам. – Виктор вытер исписанную мелом школьную доску, повернулся к аудитории. Младшие лейтенанты смотрели на него немного устало: теорией их успели досыта накормить еще в школе. Примостившийся на задней парте Щеглов посматривал, как обычно, с интересом. Капитан на эти занятия стал ходить добровольно, и это пошло всем на пользу. Хоть в вопросах тактики он разбирался все еще слабо, но летный опыт имел богатейший.

– Разберем ситуацию, когда вы остались одни, без ведущего. К сожалению, это очень частый случай в практике молодых летчиков. И зачастую очень печальный. Примеры приведу после. Итак, вы остались в небе одни. Что делать?

Аудитория затихла. Молодежь, уже наученная, что не все, что им преподавали в авиашколе, оказывается правильным и нужным на фронте, молчала, предпочитая получать уже готовые ответы.

– Восстановить ориентировку, – засмеялся с задней парты Щеглов.

– Разрешите, – в дверь протиснулся молоденький красноармеец, – товарищ старший лейтенант, вас срочно вызывает командир.

На лицах младлеев при виде такого нарушения устава нарисовался праведный гнев. Виктор только усмехнулся.

– К сожалению, вынужден вас покинуть. Товарищ капитан, может быть, продолжите занятие, как быстро восстановить ориентировку на местности? Для закрепления навыков…

Из землянки командира доносились громкие голоса. Войдя в помещение, Виктор сначала увидел широченную спину, подполковничьи погоны и короткий ежик присыпанных сединой волос. Из-за спины выглядывал весело скалящийся Шубин.

– Старший лейтенант Саблин по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал Виктор.

Незнакомый подполковник повернулся, и улыбка у Виктора растянулась от уха до уха. Перед ним стоял Дорохов, его второй командир.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – гаркнул во всю мощь Виктор.

– Эк как оглушил, – сказал Дорохов, распахивая объятья…

…Было уже за полночь. Галка убрала со стола, оставив лишь немудреную закусь, а три человека сидели и вспоминали: кто выжил, кто пропал без вести, а кого война забрала совсем. Последних было много.

– Тебя сбили, а потом, через день, ранило Турчанинова, – Дорохов говорил медленно, с расстановкой, – его доктор в госпиталь отвез, а там ты лежишь. Я тогда механика твоего отправил, чтобы он вещи и документы передал. А потом… – он обреченно махнул рукой, – от полка осталось четыре самолета, и нам дали приказ эвакуироваться за Волгу. Вся армия на Кавказ, а мы за Волгу. Там пополнение дали – вышла сборная солянка. Летчики прямо с самолетами из других полков прибывали. Разбитых. И опять в мясорубку, уже под Сталинград. Четыре «ЛаГГа» и шесть «Яков». – Он мрачно усмехнулся. – Сожгли нас за четыре дня. Двое всего и осталось, я и Лукьянов. Я раненый, – Дорохов показал правую руку, ее кисть пересекал багровый рубец, – а его сильно побило при посадке. В общем, мы в госпиталь, полк расформировали. Вот так вот… А сейчас я в армии, инспектор по технике пилотирования. Буду вас проверять…

Они замолчали. Комната утопала в клубах табачного дыма. Он маскировал собеседников, лишь мерцающие в полумраке огни папирос показывали, кто где.

– Димка, – вдруг сказал Дорохов, – а чего это ты комэску своему награды зажимаешь? Ты же сам говорил, что он почти два десятка насшибал, а орденов не добавилось. Даже то, что положено, не дал. Пьет?

– Не понял? – удивился Шубин. – Ты о чем?

– На Саблина же орден еще в августе сорок второго пришел, за таран. Знамя! Я его лично в пакет с его документами вместе с приказом вкладывал, когда дела сдавал. В личное дело, правда, записать не успел, не до того было. – Дорохов качнул изуродованной кистью.

– Та-ак, – нехорошо ощерился Шубин. – Тута у меня кто-то допрыгался. Ой, как допрыгался… Навскидку, один приказ уже сейчас вспоминаю… Ох пришью я ему, ох пришью тута…

– Это ты про начштаба? – спросил Дорохов. – Говорят, у вас с ним особые отношения…

– Хана тузику, – командир кровожадно усмехнулся, – попил кровушки, а теперь моя очередь! Лишь бы ошибки не было. С утра и займусь!

– Я что-то не понимаю, – захлопал глазами Виктор.

– Да все просто, – пояснил комполка. – Твое личное дело я не смотрел, зачем? Я тебя и так знаю как облупленного. А кроме меня, вскрывать мог только Прутков. Значит, орден у него тута.

– Да как-то это мелко. И подло, – удивился Виктор.

– Ты плохо знаешь нашего начштаба, – ухмыльнулся командир, – но теперь-то эта падла плюгавая допрыгалась…

Последующий шторм, пронесшийся по штабу и полку, Виктора практически не зацепил. Ну не считать же две беседы с милой девушкой-прокурором за серьезное беспокойство. Проблемы переучивания волновали гораздо сильнее. Тут уж точно нужно было хвататься за голову: скудный лимит бензина, сильно урезанный моторесурс, частые поломки и отсутствующие запчасти. Аварии его эскадрилью пока миновали, но и без них хорошего было мало…

…– Наш уголок нам никогда не тесен, когда ты в нем, то в нем цветет весна… – Битый фронтовой жизнью патефон потрескивал, шипел, и разобрать слова песни было непросто. Однако это никого особо не интересовало: музыка щедро разливалась в стенах зала, все танцевали. Кружились пары, блестели ордена и погоны, выделялись редкие гражданские платья, мелькали лица. Школьный актовый зал оказался забит народом – афиша, извещавшая о том, что после кинофильма будут танцы, висела целый день, и мало кто в полку про это не знал.

– Ну, какая программа на сегодня? – хохотнул Литвинов. – Еще по сотке и спать?

Они с Саблиным, специально в этот вечер нарядившись в новенькую, только неделю назад выданную форму с золотыми погонами, сидели на деревянных лавках, расставленных вдоль стен в процессе превращения кинозала в танцплощадку. Таких сидельцев было довольно много. Некоторые приходили на танцы, чтобы просто поглазеть на танцующих, некоторые стеснялись, некоторые кого-то ждали. Народу – и кавалеров, и дам было в достатке.

– Мне летать завтра, – ответил Виктор, – так что обойдусь.

– О, гляди, и эта тут. Следователь. Вика которая…

Из пропажи ордена Шубин раздул против начштаба целое дело. Виктор не знал подробностей, но уже через два дня после разговора с Дороховым в полк прибыли два следователя. Они навели страху, взбаламутив тихое болото штаба, откопав и мелкие грешки, и крупные недочеты. Прутков исчез из полка через день, а на другое утро, на построении, комдив торжественно вручил Саблину орден Боевого Красного Знамени. Орден за протараненный больше года назад «Ю-87».

И вот теперь один из следователей объявился на танцах – высокая симпатичная девушка в военной форме, с видом случайно оказавшейся в припортовом кабаке принцессы, подпирала стену. В полумраке поблескивали ее узкие серебристые погоны. Младший лейтенант юстиции, попавшая на фронт сразу после окончания годичных курсов. Виктора допрашивала именно она.

– Пойти что ли, ее потанцевать. – Виктор выбросил окурок. – Саш, ну как, выгляжу ли я орлом?

– Ну пойди, – Литвинов фыркнул, – правда она только какого-то гвардейца уже завернула. Так что вас, мсье, боюсь, ждет та же участь.

Сашка ошибся, Вика приглашение Виктора приняла. Правда, вид у нее при этом был такой, словно она делает ему величайшее одолжение. Саблина это немного задело.

Они закружились в полумраке зала.

– Ну и как протекает расследование? – спросил он, чтобы не молчать. – Я тут вроде как пострадавший, могу знать?

– Уже никак, – на ее лице промелькнула гримаса неудовольствия. – И вообще, это секрет.

– Да? Надо завтра в дивизию сходить, – усмехнулся Саблин, – мне там все секреты рас-скажут.

– Закончено следствие, – выдавила она, – дело закрыто.

– Закрыто? – удивился Виктор. – Я поэтому не наблюдаю больше начштаба в полку?

– Следствие закончено, – повторила Вика. – Вообще, – она неожиданно воодушевилась, – это дело было очень примечательное. Редкое. Такие страсти, прямо как у Шекспира. И любовь, и ревность, и ненависть. И все это у нас на фронте, в простом полку…

– Вот уж чего не надо, – открестился Виктор, – если мне не изменяет память, то у Вильяма нашего у Шекспира итогом любви двух малолетних сопляков стала смерть четырех человек. Только этого нам и не хватало…

– Оказывается, вы не только хороший летчик, но и литературовед? – Вика засмеялась. – Жаль только, что танцы, по всей видимости, не входят в круг ваших интересов. Но вообще интересная трактовка. Прутков действительно заявлял, что вы пытались его убить ножом. Правда вот Соболева, его племянница, это опровергает. Так что по Шекспиру не получилось. Я вот только не поняла, у вас и вправду с ней роман был?

– Давно. – Виктор помрачнел.

– Ладно. – Было видно, что Вике хочется вытянуть из Виктора подробности, но сдерживается. – Вам скажу, все равно узнаете. Прутков действительно совершил преступление, но, к счастью для него, ущерб от этого преступления был минимальный. В общем, ситуация сложилась странная, долго не знали, что делать. В итоге результаты следствия довели до командарма, тот решил дело в трибунал не передавать, наказал своей властью, и его перевели куда-то в пехоту.

– Дела, – Саблин задумчиво покачал головой, – вот же козлина. Я ведь ему ничего плохого не сделал, вообще… А он взъелся, орден украл. Ну и сам себе виноват.

– Ну, там не только Прутков, – продолжила Вика, – командиру вашему, как его? Шубину, кажется, выговор объявили, начальника строевого тоже наказали.

– Это все ерунда, – усмехнулся Виктор. – У вас, кстати, все дела вот такие? – Он пошевелил пальцами, но так и не смог сформулировать, что именно имел в виду.

– Нет, – помрачнела девушка, – это, можно сказать, редкое и приятное исключение. Обычно все куда хуже. Сильно хуже.

Мелодия стихла, и она ловко освободила руку.

– Спасибо за танец, – улыбнулась Вика, – вот только приглашать меня больше не надо. И так все ноги оттоптали, да и мой кавалер уже пришел.

Кавалером оказался второй из прибывших следователей, высокий блондин лет тридцати в звании капитана юстиции, и Виктору осталось только раскланяться.

…В небе, пытаясь зайти друг другу в хвост, кружилась четверка самолетов. Доносился рев моторов, вот только не было привычной пушечно-пулеметной трескотни – бой был учебным. Одна из пар его явно проигрывала.

– Олень! Тупой криворукий олень! – кричал Виктор, не отрывая взгляда от мельтешащих в небе самолетов. Кричать он мог сколько угодно, кроме пары зевак и летчиков, ждущих своей очереди на вылет, его никто не слышал. Причина для гнева была самая прозаическая – проигрывающие летчики были его подчиненными. Рябченко с ведомым успешно сливали бой паре пилотов из первой эскадрильи.

– Сопляки они у тебя, – рядом, также задрав голову вверх, скалился Иванов, – куда им против моих…

– Ну, Рябченко… ну, олень… так эпически продуть… – стонал Виктор. – Ну, пусть только сядет. Ноги вырву! Он у меня, как еж, полетит.

– Хе-хе, – развеселился Иванов, – а почему как еж-то?

– А ты не смейся. Какие тут твои? – напустился Саблин на Ивана. – Для тебя они все теперь общие. Давно ли эскадрилью сдал?

– Не корову проигрываешь. – Радость в глазах у Иванова на секунду приугасла. – Нормально твои держались, но в виражах слабоваты…

– Да какие там виражи… – Виктор обреченно вздохнул. – Я же этого Рябченко полгода учил. В голову вбивал, сам показывал. Зачем он в них вообще полез, когда преимущество по высоте захватил? Только ведущим стал – враз хвост распетушил, а думать за него дядя будет? Ну пусть только сядет… Вообще молодежь какая-то убогая пошла. Раньше сказал молодому – и можно больше не напоминать. А теперь? В одно ухо влетело, в другое вылетело. Балбесы! Ничего, сейчас я им клизму ведерную-то поставлю. Для улучшения мозговой активности…

– Кстати, ты сегодня вечером сильно занят? – Иванов вдруг стал серьезным. – Если можно дела спихнуть, то поехали.

– Куда? – удивился Виктор.

– Узнаешь, – ухмыльнулся Иванов, – я тебе обещал как-то…

…Проснулся Виктор затемно. Долго глядел в спертую, липкую темноту, потом нашарил на подоконнике папиросы и зачиркал зажигалкой. Огонек осветил скромное убранство комнатенки, разбросанную одежду, остатки вчерашнего пиршества на столе. Несмотря на очень раннее утро, все еще было душно, лицо ощутимо зудело от комариных укусов, и он подумал, что зря не открыли на ночь окно. Сделал первую, самую вкусную затяжку и откинулся на тощую подушку.

– Чего проснулся? – Соседка по койке подняла голову, сонно захлопала глазами. Она долго терла лицо, потом заскрипела пружинами матраса, пошарила по столу и зачиркала найденной зажигалкой. Загорелась керосинка, вновь осветив и разгром в комнате, и соседку. Это усилие словно исчерпало в ней всю энергию, и она вновь обессиленно привалилась к спинке кровати. Ее звали Роза. Армейский врач-стоматолог, тридцати шести лет от роду. Высокая, чернявая, улыбчивая. Вместе с Раей – подружкой, коллегой и соседкой – она хозяйствовала в этом домике.

– Кинь папироску, – голос у нее был хриплый со сна, некрасивый. Роза уселась, скрестив ноги по-турецки, ничуть не смущаясь ни своей наготы, ни Саблина. Курила она быстро, затягиваясь жадно, по-мужски. Свет освещал ее лицо с сеткой морщинок у глаз, темные круги под грустными черными глазами, немного обвисшую грудь…

Они курили молча, думая о своем. Виктор уже жалел, что ввязался в эту авантюру Иванова с посещением его «подружек». Про вчерашнюю жажду организм уже напрочь забыл, включились разум и совесть. Совесть верещала, что жена умерла не так уж и давно и ходить (будем называть вещи своими именами) по проституткам не есть хорошо. Разум же давил возможными последствиями: подхватить после всего этого заразу – дело плевое.

Он сперва вообще не собирался идти, но длящееся третью неделю мозгоимение с переучиванием на новую матчасть добило остатки воли. Организму требовалась хоть какая-то разрядка, и Виктор скрепя сердце согласился.

Ивановским «подружкам» оказалось за тридцать – в глазах Саблина еще, конечно, не старухи, но желание реализовывать намерения в нем поугасло. Вдобавок оказалось, что и для хозяек сам Саблин далеко не подарок. Женщины от недостатка мужского внимания отнюдь не страдали, и потому седой обожженный субъект не вызвал у них ни малейшего энтузиазма.

Ситуацию спас Иванов, расписав Виктора как некоего Терминатора, без пяти минут Героя (уже все утвердили, буквально завтра в газете напишут) и просто хорошего человека. Одновременно он расхваливал Розу как чудо-врача и громко шептал Виктору в ухо, чтобы тот не сидел, а действовал. В итоге лед постепенно тронулся, и уже через час в комнатушках дома раздавалась возня и скрип кроватей…

Обратно выехали еще затемно. Ветер свистел в ушах, немилосердно трясло от дикой скорости на ямах и ухабах. Дорога была убита в хлам, мотоцикл стонал, ревел мотором, и Виктору казалось, что он вот-вот рассыплется, но слепленный Ивановым из всякого хлама агрегат упрямо несся вперед. Ваня собирал его два месяца из обломков доброго десятка разбитых нашими танкистами немецких «Цундапов» и, видимо, собрал неплохо, потому что, несмотря на безумную скорость, агрегат ломаться и рассыпаться не собирался.

– Ваня, ты зачем меня нахваливал? – закричал Саблин, стараясь перекричать рев мотора. – Я понимаю, реклама… эээ… агитация… но не нужно было героем называть.

– Чего? – Иванов повернул голову, мотоцикл вильнул, заставив Саблина похолодеть и вцепиться в сиденье. Ваня засмеялся. Пришлось повторять вопрос…

– Ты, Витя, дурак, – обиженно прокричал Иванов, – чего сидел как бедный родственник? Думал, она сама трусы снимет? Если бы не я, ночью бы хрен с маком кушал…

– Зачем им про Героя плел?

– А… это… Тю на тебя! Так на той неделе документы отправили! Я думал, ты знаешь…

(обратно)

Глава 5

Под конец лета солнце разошлось не на шутку. Оно расплавило все. Сожгло землю, сделав ее серой, черствой. Превратило в серую труху траву, высушило небо, превратив его привычно голубой цвет в блеклый, застиранный. Сожгло ветер, превратив окрестности в наполненную жаром тишь. Под его лучами все спряталось, кроме людей. Люди стояли. Полк застыл в четких прямоугольниках эскадрилий. Застыл, слушая и потея. Знамя части обвисло бессильной красной тряпкой, поникло, прибитое к палке. Но люди не знамя. Люди стояли и слушали.

Дивизионный замполит работал: трещал без умолку, сыпя лозунги, как из рога изобилия. Сушащая рот жара, выступающая солью на спине, ему не мешала. За пятнадцать минут своей речи он умудрился не повториться ни разу, так ни о чем толком и не сказав. Талантливый человек, что и говорить.

После выступал замполит полковой. Он говорил таким монотонным голосом, что Саблина начало убаюкивать. С минуту Виктор боролся, потом прикрыл глаза и резко вздрогнул, поняв, что задремал стоя. Аукнулась ночь с Розой…

– Новейшие самолеты… всеми силами… обязуемся как один… – Оратор успел смениться, и сейчас выступал Абрамов, молодой пилот из первой эскадрильи. Он говорил глухо, негромко, и до Саблина долетали лишь отдельные слова. Абрамова Виктор терпеть не мог, считал жополизом и выскочкой. Отчасти это было справедливо – в июльских боях этот пилот совершил меньше всех вылетов, потерял самолет, зато умудрился стать секретарем комсомольской организации полка.

Митинг Виктора раздражал. Был он зряшной затеей, не ко времени и это самое время переводил. Полк отправлялся на фронт, так толком и не переучившись, и все эти лозунги и клятвы никоим образом не могли компенсировать нехватку учебного налета, вызванную дефицитом бензина и простоями из-за поломок. По факту на фронт перелетали только две эскадрильи – первая и третья. Летчики второй в полном составе убывали в Горький, за самолетами. С одной стороны, это было понятно – войска фронта начали новую наступательную операцию, и весь бензин, все ресурсы уходили туда. Но с другой стороны, их в шею никто не гнал. Лишняя неделя на фронте, по мнению Саблина, большой роли не играла, но слетанность за это время можно было бы и подтянуть. Впрочем, его мнение никого не интересовало.

Для перелета техсостава выделили два «Дугласа», поэтому перебазирование прошло быстро. Фронтовой аэродром встретил легким дождем и слабым ветерком. Дождь подкрасил молоденькую, появившуюся после недавних дождей траву, прибил пыль, и казалось, что здесь, на фронте, даже дышится легче. Видимо, поэтому все прибывшие действовали быстро. Быстро рассредоточили самолеты и так же быстро принялись осваивать жилой фонд ближайшей деревни. Здесь, правда, пришлось вспоминать старую пословицу – «в тесноте, да не в обиде». Жилья практически не было, а все мало-мальски пригодное для проживания оккупировали прибывшие штабы полков дивизии. Летчикам третьей эскадрильи пришлось ютиться в каком-то сарае, радовало лишь то, что используемое вместо матрасов сено было свежим…

Полеты начались в тот же день, но, к разочарованию полкового молодняка, брать их в бой никто не спешил, да и летали мало. Начальство тоже знало, что полк толком не обучен. Поэтому четыре, максимум шесть вылетов на разведку и десять-пятнадцать тренировочных на слетанность пар и тренаж новичков. Так прошло пять дней. За это время младший лейтенант Подчасов из первой эскадрильи умудрился в разведывательном вылете сбить «Юнкерс». А младший лейтенант Осипов из третьей разбился в тренировочном вылете. Потом приезжала комиссия из дивизии, пропесочили Шубина, помурыжили Саблина, досталось даже ведущему Осипова – Коту. В итоге виновным оказался покойный, но письмо его матери пришлось писать Виктору. Конечно, можно было обойтись стандартной казенной формой, но Саблин считал, что и мать и отец погибшего должны знать обстоятельства и место гибели своего сына. То, что Осипов еще не успел сделать ни одного боевого вылета, никакой роли не играло. Потом на новеньких самолетах вернулась вторая эскадрилья, на аэродроме как-то незаметно скопились запасы топлива, и Виктор понял, что уже очень скоро они пойдут в бой по-настоящему.

Солнце еще припекало, но это была уже не та иссушающая июльская жара. Она закончилась еще на прошлой неделе. А теперь заканчивалось и само лето. И хотя внешне все было практически так же, как и вчера, но в небе, в воздухе, что-то неуловимо менялось. Менялась и жизнь полка.

– Товарищи командиры, – Шубин кивнул вскочившим при его появлении летчикам и плюхнулся на свой скрипучий до невозможности стул. Совещание можно было считать открытым. – С обеда начинаем тута работу. – Он обвел присутствующих колючим взглядом. – Серьезную работу. Первая задача: прикрывать боевые порядки частей четвертого кавкорпуса в районе Анастасиевка – Малая Екатериновка. Работать будем шестерками.

– Разрешите, – влез в монолог Виктор, – может, есть возможность усилить патрули? Немцы в июле ходили большими группами. Шестеркой против толпы много не навоюешь.

– Посмотрим по обстановке, – отмахнулся Шубин. – Первая эскадрилья будет дежурная, работают вторая и третья. Всем тута ясно? Саблин, раз тута влез, то первым и пойдешь.

Вылет прошел спокойно. В районе переправ прикрываемого района темнели точки стрелковых ячеек, свежевырытые зигзаги траншей. Там, внизу, шел вялый бой. Никаких кавалеристов сверху видно не было, лишь в одной из балок Виктор обнаружил крупный табун лошадей, в другой небрежно замаскированную артиллерийскую батарею. Всадники обнаружились чуть южнее. Они небольшими группами двигались прямо по степи в направлении Левинской, туда же ползло несколько тягачей с пушками, пылили то ли брички, то ли фургоны. Немцы в воздухе не появились, зато, уже на обратном пути, повстречалась шестерка «лавочек» из второй эскадрильи. Смена прибыла с небольшим опозданием.

После душной кабины истребителя теплый августовский день казался наполненным прохладой. Новый самолет был всем хорош, но если убрать эту чертову жару, то он мог бы стать вообще идеальным. Виктор сделал себе заметку в памяти – как только начнется непогода, нужно будет обязательно заставить Палыча подшаманить машину. Вдруг чего и выйдет. Он направился в штаб, следовало доложиться, пусть там и так по итогам радиопереговоров все знали.

Сейчас в штабе царила идиллия. Начштаба, поминутно вытирая лысину большим клетчатым платком, что-то надиктовывал, Таня стучала печатной машинкой. У окна о чем-то тихонько спорили штурман и начальник разведки, связистки окопались в своем углу, оттуда доносился монотонный бубнеж и частые звуки телефонного зуммера. Шубин развалился на своем стуле и отчаянно дымил папироской. Марков был некурящим, с его появлением курение в штабе прекратилось, и комполка таким образом то ли подчеркивал свою власть, то ли специально третировал подчиненного.

Майор Марков, сменивший на должности начштаба Пруткова, оказался в принципе неплохим мужиком. Он был невысок, округл, отчаянно лыс (Шубину таковым только предстояло стать) и сверкал одинокой медалью «За оборону Сталинграда». Сразу по приходе он развил бурную деятельность, впрочем, особо ничего не изменилось. Прутков, хоть и был порядочной сволочью, но дело свое знал хорошо, и штаб работал исправно.

– Витя, – Шубин махнул какой-то бумажкой, – что это у тебя за фокусы? Летная смена на сегодня: Саблин, Остряков, Ларин, Литвинов, Кот и Рябченко. А новички где? Им летать тута не надо? Чтобы в следующий раз хоть одного, но взял.

– Подождут пока, – отказался Саблин. – Сами же говорили, что бои тяжелые.

– Осторожничаешь, – хмыкнул Шубин. – Щеглов вон двоих с собой потащил.

– Я бы на вашем месте это запретил. Опасно и неразумно.

– Ты не на моем тута месте, – скривился командир, – и за количество боеготовых пилотов спрашивают не с тебя. Через час у тебя вылет в этот же район, чтобы взял новичка.

– Одиннадцатый атакован большой группой «мессеров». – Одна из связисток щелкнула переключателем, и висевшая в комнате тарелка ретранслятора ожила, захрипела, передавая отзвуки идущего в нескольких десятках километров боя.

– Та твою ж мать, влипли тута, – Шубин резко вскочил, – срочно поднимайте первую. – И добавил уже Виктору: – Давай, поторопи там, чтобы твои через полчаса уже готовы были…

Возвращение второй эскадрильи выглядело отнюдь не триумфально. Тройка истребителей прошмыгнула над аэродромом и с ходу зашла на посадку. Три самолета остались где-то в степи…

Виктору тоже хотелось бежать к стоянке, куда сейчас сбежался, наверное, весь полк, но это было невозможно. Саблин и пять его летчиков сейчас сидели в кабинах и ждали команды на вылет. Та почему-то задерживалась. Он только успел увидеть, что среди севших отсутствовал истребитель Соломина, и сразу же в небо взлетела зеленая искра ракеты. Новости и подробности боя сразу же остались на потом. Правда, за ними еще нужно было вернуться.

У Анастасиевки шел бой. Деревня горела, поле боя то и дело покрывалось черными султанами разрывов, чадили подбитые танки – сверху не было видно, наши или немецкие. Зато у Латонова уже было тихо – бой сместился к северо-западу. Судя по всему, немцам удалось выбить наши войска из деревни. В небе пока никого не было.

Виктор повел группу в разворот, успел увидеть под крылом промелькнувший прямо посреди поля черный опаленный овал, какие-то обломки. Это мог быть только самолет, причем сбитый недавно – пятно овала все еще дымилось, и сразу глаза уловили какой-то далекий блеск в небе. Обычно так отблескивало солнце на стеклах ка-бины.

– Группа, внимание! – Саблин машинально повел самолет в набор высоты, доворачивая на север, под солнце. – Вижу противника. – Следующие за ним летчики «заплясали» в воздухе, прижались к машине ведомого теснее. Наверняка они сейчас нервничают, пытаются разглядеть то, что увидел он.

Показалась четверка «мессеров». Они прошли стороной и скрылись в направлении Таганрога. Виктор решил их не трогать – враги прошли очень уж далеко, да и сами немцы не горели желанием ввязываться в бой, а может, просто не заметили. Несколько минут было спокойно, потом с запада показалась густая россыпь точек. Их было так много и шли настолько плотно, что Саблин сбился со счета. Ожидался очень и очень неприятный бой.

– Ольха, Ольха, – зачастил он по радио, – вижу до полста самолетов противника. Подходят к Латонову. Ольха, Ольха…

Немцы шли колонной клиньев. Уже стали видны силуэты самолетов – характерный изгиб крыла, выступающие, закрытые обтекателями ноги шасси – пикировщики «Ю-87», много, штук пятьдесят. И над всей этой армадой гордо реяла шестерка «Мессершмиттов».

– Двадцать второй, прикрываешь. Остальные атакуем в лоб, спереди сверху. После атаки уходим на горку. Двадцать второй, смотри…

Расстроить строй немецкой армаде не вышло. Четверка «мессеров» встретила на встречных курсах, срывая атаку, еще двое вражеских истребителей схлестнулись с парой Ларина. Виктор разошелся с вражескими самолетами в каком-то десятке метров, бок о бок, и сразу же потянул вверх, набирая высоту. Тут же надавила перегрузка, прижимая к спинке сиденья, стрелка альтиметра быстро поползла по кругу. Повернув голову, он наблюдал, как на расстоянии пары километров лезет вверх четверка «мессеров». Раньше в таких ситуациях они всегда оказывались выше. А как будет теперь, на новенькой «лавочке»?

«Мессера» вышли из набора метров на равной с ним высоте, он свалил самолет на крыло и начал разворот в их сторону. Скороподъемность нового истребителя ему определенно понравилась. Если он догонит немца еще и в горизонтальном полете, то это, несомненно, лучшая машина из всех. Вот только сзади почему-то не оказалось ведомого…

Остряков и пара Рябченко обнаружились метров на сто ниже, их моторы оказались менее мощными, вот и не вытянули. И это было весьма неприятно.

– Тридцать первый, – крикнул Виктор, – атакуй бомберов. Я прикрою.

Пара Рябченко провалилась к земле, за ними тут же кинулись два «мессера», Саблину пришлось мчаться им наперерез. Слева уже заходила другая пара вражин, но они были далековато, а значит, пока неопасны. Первая пара сразу же позабыла про Рябченко и шарахнулась в сторону, Виктор проскочил их на встречных курсах, потянул наверх, гася скорость. Атакующая пара «мессеров» стремительно приближалась.

– Колька, уходим в правый вираж, быстро.

Перегрузка сдавила грудь, размазала по сиденью, в глазах потемнело. Совсем рядом промелькнули хищные тени, потянули наверх. Это было плохо, уже две пары немцев оказались выше, правда, одну сковал боем Ларин…

– Двадцать второй, заканчивай там! Давай, помогай…

Ларин что-то неразборчиво буркнул, и тут же по ушам ударил треск и вой, немцы начали глушить радиосвязь. Снова рядом проскочила пара фрицев, ушли в размашистый разворот, сверху разгонялись для атаки еще двое, этих пришлось встречать в лоб. «Мессера» отвернули, но сзади наседала первая пара…

– Колька, отбей. Славка, хрена ты там дрочишь?

Колькиной атаки в лоб немцы не выдержали, отвернули, но на ведомого сразу же ринулась пара сверху. Их пришлось отгонять уже Виктору, и тотчас его самого атаковал одиночный «мессер». Колька болтался в стороне, отбиваясь от двоих, помочь не мог, и ситуация стала сильно напоминать заднюю часть тела. Резким маневром сбросив с хвоста немца, Виктор поспешил на помощь ведомому. Тот накручивал виражи за своим противником, все пытался дотянуться, периодически постреливал. За самим Колькой точно так же тянулся второй немец и готовился открыть огонь. Виктор должен был успеть. Сверху на него уже пикировал одиночный «Мессершмитт», второй тоже заканчивал разворот, время еще было, но оно стремительно утекало как песок сквозь пальцы.

– Славка, еб твою мать! Ты совсем?.. Помогай, блядь! Тридцать первый, а ты где? Давай, набирай высоту.

Истребитель, гонявший Острякова, вовремя заметил опасность, отвернул и принялся со снижением уходить в сторону. Тот, которого гонял Колька, синхронно последовал его примеру. Ведомый же радостно за ним погнался, видимо, увидел хорошую возможность открыть счет.

– Колька, брось, – закричал Виктор что было мочи, – брось. Сзади пара. Разворачивайся на двести, меня прикроешь.

Он резко потянул ручку, уклоняясь от подошедшего на опасное расстояние вражеского истребителя, увидел, как Колька отгоняет второго, и снова резко довернул, давая возможность ведомому пристроиться на место. Пара снова была в сборе, и Виктор почувствовал некоторое облегчение. Чтобы их растянуть и сбить по отдельности, немцам придется повозиться…

– Горит, сука, – сквозь помехи донесся ликующий голос Ларина, – зажег!

Виктор увидел, как, перечеркивая небо, вниз полетел горящий самолет. Четверка «мессеров», с которой они только что дрались, набирала высоту, но пара Вячеслава была выше, а значит, они были пока неопасны. Под крылом мелькали уходящие на запад клинья «Юнкерсов». Их стройная колонна распалась, но в звеньях они держались четко. Внизу что-то горело, выбрасывая в небо жирный черный дым, но что это было, разглядеть не удавалось. Пару Рябченко видно не было, и Виктор в очередной раз беззвучно обматерил грустную советскую действительность. Даже в сорок третьем году радиопередатчик устанавливался в лучшем случае на каждый третий самолет. Хорошо, хоть приемники были уже у всех…

– Атакую, – снова раздался голос Ларина. Виктор увидел, что пара «лавочек» заходит на карабкающуюся вверх четверку вражеских истребителей. Запас высоты у Вячеслава был неплохой, он мог сковать немцев на некоторое время. Нужно было пользоваться моментом…

– Тридцать первый, тебя не вижу. Двадцать второй, не увлекайся. Пару атак сделай и отходи. Колька, – под крылом проплывало очередное звено «Ю-87», – атакуем. Слева заходи. Бьем правого, замыкающего.

Земля косо перечеркнула кабину, захватила ее полностью и быстро поползла куда-то вниз, под капот. На ее фоне, выгоревшем, желто-зеленом, проступили три силуэта, начали быстро увеличиваться в размерах. Заблестело остекление необычно горбатых кабин, проступили прямоугольники стабилизаторов рулей высоты – немецкие пикировщики предстали во всей красе. Не хватало только обтекателей шасси, они были скрыты крыльями. От «Ю-87» вверх потянулись пунктиры трассеров, но, не долетая, таяли – нервничающие стрелки открыли огонь с очень большой дистанции.

Виктор уже привычно вынес прицел чуть вперед, увидев, как трассы легли позади немца, увеличил упреждение. Истребитель мелко вибрировал от пушечных очередей, в кабине остро завоняло порохом.

Серая туша «Юнкерса» промчалась рядом, в каком-то десятке метров. Мелькнули лохмотья рваного металла на крыле, разбитая, залитая кровью кабина стрелка. Проскочив пикировщиков, Саблин быстро осмотрелся. Ларин в стороне крутился с четверкой «мессеров». Немцы, разбившись на пары, упрямо лезли вверх, потихоньку отбирая преимущество Вячеслава по высоте. Далеко на западе висел одиночный «Мессершмитт», а под ним серыми тенями отходили пикировщики. Ведомый был на своем месте, живой, невредимый, и Виктор со спокойной совестью потянул ручку на себя. Для одной атаки время еще было.

После их атаки в красивом строю «Юнкерсов» прошли необратимые изменения. Подбитый ими самолет сразу отстал, как-то перекособочился, за ним появился слабый серый след. Его напарники резко снижались, видимо, намереваясь удрать на бреющем, а этот все еще летел на прежней высоте. Может, берег высоту, чтобы перелететь близкую линию фронта, а может, у него были повреждены рули высоты. Этого Виктор не знал и узнавать не собирался. Поврежденный «Юнкерс» был законной добычей, а убитый стрелок делал ее более беззащитной, а значит, лакомой. Пара «мессеров», бросив Ларина, уже разгонялась сюда. Стоило поспешить. Виктор снова глянул на «Юнкерс», уже примеряясь к скорой атаке, автоматически отметил наличие ведомого и внезапно передумал…

– Колька, атакуй. Прикрою.

Ведомый словно этого и ждал, кинулся вниз, подобно дождавшемуся прогулки щенку, только что хвостом не вилял. Виктор полетел вслед, держась чуть в стороне и периодически поглядывая на догоняющих «мессеров». Увидел, как нос Колькиного истребителя озарился вспышками.

– У тебя он что, такой длинный? Ближе подойди… Еще ближе. Давай, не ссы. Вот теперь бей!

Эта очередь оказалась удачней. Разрывы кучно легли по мотору и кабине, окончательно превращая ее в обломки. Из-под капота пикировщика потянулись оранжевые язычки пламени, стали шириться, расти в размерах…

– Хорошо! А теперь разворот! Быстрее. Встречаем в лоб.

Пара «мессеров» в лобовую атаку идти не захотела. Они отвернули и, отойдя немного в сторону, стали набирать высоту. Ларин с вражеской парой тоже разошелся благополучно и теперь висел почти над головой. Не хватало только Рябченко, но вскоре отыскалась и его пара. Группа была в сборе, все были живы и здоровы, и это радовало.

К сожалению, оставшиеся истребители противника саблинской радости не разделяли и, по всей видимости, собирались взять реванш. Но с северо-востока подошла шестерка «Яков» и охладила их пыл. Оставшееся время патрулирования прошло спокойно…

– Ну, – Виктор был зол и особо не скрывал своего недовольства, – начнем разбор полета!

– А чего там разбирать? – Рябченко пренебрежительно махнул рукой. – Немцев причесали, как детей. Все бы бои такие были!

– Все так думают? – Виктор обвел подчиненных тяжелым взглядом. Ларин, почуяв грядущий разнос, притих. Рябченко же, заваливший в бою «Юнкерса», сильно смахивал на объевшегося сметаной кота. Он то и дело потирал руки и щурил глаза в довольной улыбке. Саблин его энтузиазма не разделял. Бой был успешным, но скорее вопреки, чем благодаря. Вдобавок о Соломине до сих пор не было ни слуху ни духу, что хорошего настроения не добавляло.

– А теперь я скажу свое мнение. Плохо. Все было плохо. – Он рубанул ладонью воздух. – Слава, какого хрена? Ну, ведешь ты бой, ну, затянулся он: «мессера» наглые попались, настойчивые. Так ты скажи. Какого хрена я это клещами должен тянуть? Думаете, мне больше заняться нечем? – Ларин виновато опустил глаза. – Теперь ты, Колька. Я что по радио сказал?

– «Юнкерсы» атаковать. – Рябченко, чуя нагоняй, насторожился.

– «Юнкерсы», – нехорошо улыбнулся Саблин, – а ты, засранец, чего учинил? Сколько атак сделали?

– Четыре.

– Четыре атаки, – грустно сказал Виктор. – Это восемь огневых решений, если бить с ведомым. Ленька, сколько раз стрелял? Палыч, – крикнул он на стоянку, – дерни оружейников, пусть скажут расход боеприпасов у Самойлова.

– Я не успел, – покраснел Самойлов, – они быстро так…

– Ага, – кивнул Виктор, – не успел… Молодец Коля, все просто замечательно. Сколько тебе цилиндров разбили? Два? Мало, блядь, разбили, – заорал он в бешенстве. – Ты когда голову включать научишься? Ты же ведущий. Почему ведомый в бою не стрелял? Почему у тебя дыры в моторе? Это же «Юнкерсы», блядь, сзади-снизу заходи и бей. У тебя ведомый есть, с ним бей. Одновременно, с разных сторон, атакуйте. Я же это сто раз рассказывал и показывал. Неужели это так сложно?

Рябченко сделался малиновым и обиженно забубнил что-то оправдательное.

– Ты мне, Коля, сказки не рассказывай. Я твою жадность кулацкую насквозь вижу. Сбить ему захотелось, ишь ты. Еще раз такое повторится – к чертям от полетов отстраню…

В штаб Виктор уходил злой как собака. Завистливые взгляды других комэсков настроения почему-то не улучшали…

Наземная обстановка за прошедшие часы изменилась. Кипевший у Анастасиевки бой уже затих, лишь кое-где еще курились дымки пожаров, но как-то вяло, без огонька. Зато у Латонова царила нездоровая суета, двигались серые коробочки танков, мелькали слабо различимые сверху фигурки пехотинцев. Танки были советские, а значит, наши войска снова выбили немцев из деревни.

У Федоровки Саблин повстречал шестерку «Яков». Те радостно рванули вдогонку за «лавочками», но видя, что отстают, бросили. Связаться с ними по радио не получилось – видимо, были разные частоты. «Ольха», как и в прошлом вылете, тоже помалкивала, и Виктору это не нравилось. Вместо «Ольхи» надрывался «Ручей», управляя проходящим где-то боем, он забивал эфир матом и командами.

Они с Остряковым долетели до самого побережья и повернули на восток. Мористее, в западном направлении, шло несколько барж, но такая цель была Саблину не по зубам. Транспортных самолетов, которых он рассчитывал тут встретить, не оказалось.

Набрав высоту, они вновь повернули на север. Восточнее Носовки обнаружилось большое скопление вражеских войск, и тут же повстречались с парой «мессеров». Те были чуть выше, в бой вступать не захотели, потянули на север, и Виктор с плавным набором высоты пошел следом. Дистанция между ними и «лавочками» постепенно увеличивалась, а шансы на воздушный бой, наоборот, таяли. Они летели за немцами несколько минут, когда те вдруг стали куда-то пикировать. Ниже обнаружилась шестерка «Яков», возможно, те самые, что недавно гонялись за Саблиным. «Мессера» заходили на них сзади-сверху, маскируясь солнцем.

– «Яки», «Яки», – закричал Виктор по радио, – на вас «мессера» заходят. «Яки», атака…

Пилоты наших истребителей его вопли проигнорировали, они так и продолжили полет по прямой. Два «мессера» прошмыгнули рядом с левой крайней машиной и помчались прочь, разогнанные до бешеной скорости, а атакованный ими самолет загорелся. Остальные «Яки» только сейчас заметили опасностьи заполошно заметались, но «мессера» уже были далеко. Повторять атаку они не стали, так и ушли пологим пикированием, быстро растаяв на фоне вечерней дымки. Горящий «Як» упал, оставив в небе грязную полосу дыма, а его товарищи бестолково метались, шарахаясь друг от друга. Все получилось глупо и обидно.

Дальнейший маршрут лежал на северо-восток, на аэродром. Под крыльями пылили по дорогам наши наступающие войска, мелькали хутора и деревеньки. Быстро промелькнул какой-то колхозный пруд, и на его сияющей зеленоватой глади Виктор разглядел темные крапинки. Это могли быть только утки, и он даже заерзал, представляя, как пойдет на охоту. Правда, у него не было ружья, но Виктор собирался заняться этой проблемой в самое ближайшее время.

Появившаяся совсем рядом шестерка «Аэрокобр» быстренько развеяла утиные грезы. Четверка этих машин заходила на саблинскую пару сзади сверху, еще два истребителя были выше, видимо, прикрывали. Виктору их агрессивный настрой очень не понравился.

– «Кобры», уйдите с хвоста. «Кобры», мы свои.

Пилоты «Аэрокобр» не среагировали, и Виктор не стал уточнять, услышали ли они его или нет.

– Колька, ножницы. Давай.

Он резко бросил свой самолет вправо, немного выждал, размазанный чудовищной тяжестью, и потянул обратно. Сквозь приспущенные перегрузкой веки увидел, как совсем рядом пронеслись красноватые росчерки трассеров и следом прошмыгнула пара истребителей. Ведомый был на своем месте, а атаковавшие их машины проскочили вперед и потянули вверх.

– Доворачиваем вправо! Снижаемся! Форсаж!

Мотор заревел на максимальных оборотах, видневшаяся впереди деревенька стала довольно шустро приближаться. Вот только так же быстро отставал ведомый.

– Колька, жми! Чего ты телишься?

Но Остряков отставал все сильнее, его догоняли «Аэрокобры», и Виктору пришлось разворачиваться и принимать бой.

Первую пару он проскочил на встречных, пройдя ниже. Вторая заходила на Острякова, и Саблин, забивая эфир матом, пошел на них в лоб. «Кобры» почему-то шарахнулись в сторону, и он резким маневром зашел одной из них в хвост. Атакованный им летчик моментально завалил машину в вираж, пытаясь уйти из-под огня, его ведущий быстро довернул в попытке зайти в хвост Виктору, сзади уже подходила первая пара «кобр». Бросив атакованного, он направил машину в сторону его напарника и тут же резко отвернул, демонстрируя звезду на киле. Несколько секунд «лавочка» и «Аэрокобра» летели борт о борт, и Виктор успел разглядеть изумленное лицо ее пилота. Потом в хвост зашла вторая пара, пришлось переворотом уходить вниз, уклоняясь от атаки.

Когда он вышел из полупетли, самолет Острякова прыгал по полю, гася скорость, а шестерка «Аэрокобр» быстренько удирала на юго-восток. В кабине было душно, словно в бане, по спине стекали струйки пота.

– С-суки, – прохрипел он сам себе, – найду – переломаю ноги.

Истребитель Кольки наконец замер. Сам он выбрался на крыло, замахал шлемофоном, показывая, что все в порядке, и Виктор полетел домой. Всю дорогу его трясло о злости. Злился на себя, на то, что, замечтавшись об утиной охоте, проморгал эти долбаные «Аэрокобры», злился на их пилотов за то, что перепутали «лавочки» с «Фоккерами»…

– Ведомый где? – угрюмо спросил Шубин. Комполка был осунувшийся и какой-то измочаленный, словно он сегодня сделал с десяток вылетов, и все с боями. Причина была понятна – за первый день активных боевых действий на стоянки не вернулись четыре самолета. За такое по голове не погладят…

– В поле сидит, восточней Рясного. Уже домой шли, а тут шестерка «кобр» сверху упала, Кольку зацепили. Ушли бы, но у него что-то с мотором случилось, стали догонять. Пришлось разворачиваться и драться.

– Чего тута?

– Одну легко мог срезать, – похвастался Виктор, – там пилотяга обосрался небось. Потом его ведущему звезды показал, так они сразу драпать. Козлы…

– Напишешь рапорт, – прервал его командир, – все подробно отразишь тута. Готовьте еще машину, – крикнул он Шаховцеву, – срочно…

…Соломин вернулся на другой день, ближе к обеду. Он был целый, невредимый и довольный жизнью, вдобавок откуда-то притащил с собой самое настоящее охотничье ружье. Летчики моментально окружили вернувшегося, но пробиться к телу оказалось непросто, Лешкину тушку оккупировала Ольга, и только после того, как девушка выплакалась и кое-как успокоилась, остальные смогли приступить с расспросами.

– Прыгнул, а внизу наши, казаки, – окруженный вниманием, Соломин застенчиво улыбнулся. – Натуральные казаки, как в Гражданскую, с шашками и лампасами. Ага. Попросил, шоб транспорт дали, так они даже слушать не захотели. Сунули какую-то трофейную клячу, не то осла, не то еще кого, и говорят: «Езжай отсель».

– А ты ее махнул, не глядя, – усмехнулся Виктор. – Давай, колись, откуда у тебя этот карамультук? – Он реквизировал привезенный трофей и принялся с интересом разглядывать. Ружье оказалось самым заурядным – незатейливая двустволка с клеймом в виде трех колец на стволе и выгравированной надписью «SAUER». Вспомнился вчерашний пруд с утками, и Виктор решил никому эту фузею не возвращать.

– Щас все будет. – Лешка увидел неподдельный саблинский интерес и довольно осклабился. – На этого осла сел, – продолжил он, – а ноги в землю упираются. Как ехать? Ну, думаю, конники хреновы, подарили животину. Пошел к ним ругаться, так чуть не побили, гады. Их там бомбят постоянно, так что злые казаки на нашего брата. Покрутился, повертелся, а куда деваться? Ехать-то домой надо! А тут новый налет, «Юнкерсов» с полсотни, наверное, и «мессера». Казачки как увидали, так давай хорониться. А куда спрячешься, степь кругом. Хорошо, что по балкам камыша много, туда тикали. – Он усмехнулся. – Ну и я со всеми. Ну а шо? А потом гляжу, шестерка «лавочек» появилась, и как стали они с этой ордой каруселить. – Он снова замолчал, зашарил по карманам, видимо, не нашел искомого и виновато добавил: – Дайте папиросину, а то все выстреляли.

Папироса для рассказчика нашлась в мгновение ока. Лешка жадно затянулся и, блаженно прищурив глаза, выпустил длинную синюю струйку дыма.

– Ужас, – добавил он, – забились в камыши, голов не поднять. А в небе рев стоит… Я там часов пять провел, так за это время нас три раза бомбили, страху натерпелся, жуть. Так страшно даже в Сталинграде не было. И ничего же сделать не можешь. В бою хорошо, там ты занят, воюешь, а тут просто сидишь и ждешь. – Он вздохнул. – Ну вот, сидим, тут смотрю, «Юнкерс» падает, потом «мессера», потом еще один. Я давай орать, что в небе мои воюют, однополчане. Что тут началось! Казачки повеселели сразу, обрадовались. Мне все плечи отбили, хлопали. А потом потащили к их командиру, тот ружье это дал и приказал на связном «У-2» на аэродром подбросить.

– А тебе-то за что? – оскорбился Виктор. – Это третья эскадрилья сбивала. – При этих словах в толпе летчиков послышался смех.

– Я и не говорил, что мне, – хитро усмехнулся Соломин, – тот полковник сказал, чтобы ружье нашему командиру передал, в благодарность за хорошее прикрытие. Шубину отдам.

– Я ему сам отдам, – отрезал Виктор, закидывая «Зауэр» на плечо, – и вообще… Чего столпились? – прикрикнул он на сгрудившихся вокруг летчиков. – Заняться нечем? Пойдем-ка, – и ухватив Соломина под локоть, потащил, – проведу тебя в штаб, а то вдруг ты дорогу забыл…

Шаховцев словно сквозь землю провалился. На квартире его не было, сказали, что ушел к стоянкам, на стоянках Виктор его уже не застал – тот направился к Шубину, но и у командира Саблина ожидал облом. По словам шубинского адъютанта, Николай Николаевич ушел в направлении штаба. Виктор приуныл, попытка наскоро переговорить с инженером грозила обернуться нешуточным марафоном. С другой стороны, день уже заканчивался, личный состав был посчитан и проверен, так что немного свободного времени было.

У штаба уныло перетаптывался с ноги на ногу часовой, было тихо и пустынно. Марков еще с утра уехал в Ростов, ожидался только завтра, поэтому штабной люд уже благополучно разбежался по квартирам. Шаховцева здесь тоже не оказалось. Плюнув, Виктор неторопливо пошел об-ратно.

Он шел дальней тропинкой, по густо заросшему кустарником лугу. Уже темнело, но света хватало, чтобы идти, не рискуя поломать ноги. Вокруг было тихо и хорошо. По этой тропинке было бы приятно прогуляться под ручку с девушкой, да чтобы еще была весна и сирень разливалась дурманящим ароматом…

На голоса в кустах он сначала не обратил внимания, мало ли какие у людей могут быть дела? Но голоса зазвучали громче, послышалась какая-то возня, и тишину разорвал резкий звук пощечины. «Хе. Прилетело кому-то», – приостанавливаясь, подумал он. Затем снова послышалась возня и донесся чей-то приглушенный вскрик.

Прежний Виктор скорее всего прошел бы мимо, нынешний, ни секунды не раздумывая, двинулся на шум. Мелькнула мысль достать пистолет, он моментально отогнал ее подальше: что могло случиться в окрестностях родного полка, где все всех давным-давно знают…

Из кустов, с непокрытой головой, бледная и растрепанная, выскочила Таня, увидев Виктора, замерла и растерянно захлопала глазами. Следом за ней вывалился капитан Антипов – начальник связи полка, он с ходу налетел на девушку, свалив ее на землю, и, не удержав равновесия, тоже упал прямо под ноги Саблину.

– Что здесь происходит?

Антипов быстро вскочил, метнул на Виктора испуганный взгляд, и по его губам расползлась кривая улыбка. Он был без ремня и весь какой-то возбужденный и взъерошенный.

– Он меня… он меня… изнасиловать пытался. – Таня тяжело поднялась на ноги и зашипела от боли, растирая запястье.

– Ах ты, сука брехливая, – капитан вдруг резко развернулся и влепил ей оплеуху. – Ах ты, блядь…

– Отставить! – Виктор оторопел от произошедшего. Увиденная картина не укладывалась в голове.

– Ты кому команды даешь, старлей? – Антипов уже переключился на Саблина. – А ну, смирно! – Больше он не успел сказать ничего, лишь охнул, обдав запахом водки, и согнулся дугой. Виктор решил не дожидаться развязки и, недолго думая, двинул капитана в живот.

– Да ты чего, мразь? – выплюнул тот на выдохе. – На старшего руку поднял? Сгною в штрафбате. Закопаю суку. Никакой Шубин, блядь, не спасет…

Виктор подумал и добавил с ноги. Антипов рухнул на землю, корчась от боли и захлебываясь воздухом. Саблин хотел было пнуть еще разок, но решил, что пока не стоит.

– Ты как? – Он помог Тане подняться. Она ошалело хлопала глазами, потом зарыдала, уткнувшись ему в плечо.

– Ну, хватит, – он успокаивающе погладил ее по волосам, – все уже хорошо.

– Я… я… я. – Таня тряслась, не в силах выговорить ни слова, его гимнастерка стала мокрой от слез. Девушка повторяла это как заведенная, он встряхнул ее так, что лязгнули зубы, но это не помогло, она почему-то начала икать. – Я не хотела, – наконец выговорила она, давясь слезами. – Он приказал сопровождать, а потом в кусты потащил… я вырвалась, убегать…

– В трибунал… – Антипов поднялся на ноги и теперь шарил рукой по животу в поисках несуществующей кобуры. – Обоих…

– Ты… ты еще угрожаешь? – Волна дикого, безрассудного бешенства затопила Виктора с головой, он одним ударом сбил капитана с ног и принялся топтать ногами. – Да ты, сука, покойник уже. – Он, рывком приподняв Антипова за ворот гимнастерки и раздирая нёбо, сунул ему в раззявленный рот ствол «ТТ». – Вякни что-нибудь, – прошипел Саблин в перекошенное болью и страхом лицо. – Ну давай, промычи, и я тебе башку снесу. Ты на кого, блядь, пасть разинул, убогий. – Он ударил капитана в лоб рукоятью пистолета, и Антипов резко потяжелел, повиснув на руке. Виктор бросил его под ноги, хорошенько пнул и снова приставил ствол к голове.

– Хана тебе, Антипка! Молись, падла.

– Тебя расстреляют, – прохрипел капитан.

– Дурашка. – Виктор ласково улыбнулся. – Я же летчик, а ты чмо бесполезное. За такого, как ты, меня даже не посадят, максимум в рядовые разжалуют. Как летал, так и буду. А ты сдохнешь… – Он взвел курок и только сейчас вспомнил, что пистолет не заряжен. Бешенство стало отпускать, включился рассудок.

– Не надо, пожалуйста, не надо. – Таня вдруг вцепилась ему в руку. – Пусть живет. Не надо стрелять, зачем тебе это?

Виктор с сомнением посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Антипова. В глазах капитана плескался страх…

– Живи пока. – Как обычно, после приступа накатила слабость, и он с трудом попал пистолетом в кобуру. – Начнешь вякать – убью. На Таню посмотришь – убью! Понял, сука?

Антипов судорожно кивнул.

– Вот и хорошо. Пойдем отсюда. – Он кивнул головой Тане и вдруг замер, – Стой. Этот с оружием был?

– Да-а. – Девушка неуверенно кивнула.

– Найди и принеси. – Таня исчезла в кустах, а Виктор остался рядом с капитаном. Тот трепыхался, пытаясь подняться, но у него не получалось. Саблин, увидев, что девушка возвращается с капитановой портупеей, хмуро буркнул: – У Шубина заберешь…

На ночлег Виктор возвращался за полночь. После случившегося инцидента пришлось идти к командиру и долго выслушивать поток бессвязного матерного красноречия. Потом, уже вместе со взводом охраны, долго искали самого Антипова, пока не обнаружили его в штабе. Потом писали объяснительные, выслушивая при этом непрекращающееся командирское брюзжание. После пришел комдив, и объяснительную пришлось писать уже Шубину. Впрочем, тот благополучно перепоручил это Виктору.

Рядом с ним шла Таня. Во время всех этих разборок она старалась не отходить далеко от своего спасителя и сейчас тихой тенью скользила рядом. Из облаков показалась луна, залив все вокруг желтым светом, и Виктор вспомнил, как когда-то, при такой же луне гулял с Таней улочкой забытого богом хутора. Это было так давно, и казалось, что было даже не с ним… Они дошли до сарая женского общежития и незаметно остановились.

Таня стояла в каком-то метре, он слышал ее дыхание, как бьется ее сердце. Вдруг захотелось, чтобы было, как раньше. Он посмотрел на девушку, она смотрела на луну и грустно улыбалась.

– У тебя, – голос у Тани дрогнул, – у тебя на гимнастерке пуговицы оторваны.

– Ерунда. – Виктор машинально пощупал ворот и про себя еще раз матернул Антипова. Возиться, пришивая пуговицы, было откровенно лень. Запасная, старая гимнастерка была выглажена кое-как, а значит, на построении Шубин обязательно вздрючит. Впрочем, это такая мелочь, что можно не обращать внимания.

– Давай я пришью. – Виктор не видел Таниного лица, но почему-то был уверен, что она сейчас закусила губу. Она всегда так делала, раздумывая или принимая какое-то важное решение.

– Пришей. – Он стянул гимнастерку и, не снимая орденов, отдал ей. Легкий ветерок сразу прошелся по голому торсу, напоминая, что лето кончилось…

Она еще несколько секунд стояла с гимнастеркой в руках, как будто ожидая некоего продолжения, потом, буркнув: «Спокойной ночи», пошла в общежитие. Виктор поплелся спать.

Хмурый рассвет был под стать настроению. Солнце не сумело пробиться сквозь сильнейший туман, и в летном общежитии было сыро и холодно. Летчики собирались неохотно, непрерывно ворча на начальство и погоду. Всем было понятно, что полетов не будет, и народ единодушно высказывал пожелание продолжить сон. Впрочем, их мнением никто не интересовался. Подчиненные, наскоро собравшись, потянулись на построение, и Виктор стал поторапливаться. Таня с зашитой гимнастеркой так и не появилась, и пришлось доставать из загашника старую – затертую до белизны и изрядно измятую.

Это построение прошло бескровно. Шубин почему-то не стал устраивать сеанса одновременной любви ни начальникам служб, ни командирам эскадрилий, да и по поводу вчерашнего инцидента тоже не сказал ни слова. После приема коротких рапортов комполка убыл в штаб, отправив летчиков ожидать на эскадрильные КП. Комэсков, как это было обычно, он с собой не позвал, и летчики сонной гурьбой направились по землянкам. Молодежь натаскала сухого хвороста, растопив оставшуюся тут еще с зимы буржуйку, старшие летчики позанимали самые «козырные» места, задымили папиросами. Печка нагрелась быстро, разогнав утреннюю свежесть, стало тепло, и Виктор заснул, улегшись на самой широкой и удобной лавке.

Проснулся он от весьма бесцеремонного толчка. Спросонья решил устроить нагоняй слишком уж ретивому будильщику, но осекся, увидев Шубина.

– Просыпайся. Разговор есть.

В землянке больше никого не было – видимо, командир всех выгнал. Печка уже прогорела, но было тепло. Он уселся напротив, достал папиросу, однако закуривать не стал и, покрутив в пальцах, сунул обратно в пачку. Виктора такое поведение удивило.

– Это что за херня тута? А? – Шубин, видимо, все-таки нашел нужные слова и кинул на стол сложенный и потертый лист бумаги. – Почему я об этом узнаю последним?

Виктор развернул лист – это оказалась справка о смерти Нины.

– А вам до этого какое дело? – хмуро спросил он. – Вы же ее в глаза не видели.

– Ты Витя дурак, что ли, – даже оскорбился Шубин, – головой вчера ударился? Мне есть дело до всего, что происходит тута в полку. А уж такое… У моего лучшего бойца, – он запнулся, – погибла жена, а я ни сном ни духом… Чего молчал? – он пересел на лавку к Виктору. – И вообще, обидно, Вить, такое отношение тута. Я тебе не чужой человек, мог бы и сказать…

– Извините. – Виктор покаянно склонил голову. – Только что бы это изменило, ее все равно не вернуть.

Шубин обиженно посопел, потом протянул:

– Ты на войне живой из стольких передряг вылезал, а она в тылу, вот ведь как тута бы-вает…

– Не надо про нее больше, – тихо попросил Саблин. – Оно и так все…

– Ладно, – согласился Шубин. – Справку эту передашь в строевой отдел. Хорошо еще, что Пруткова уже нет, а то бы он из-за этого такую вонь мог раздуть. Хотя ладно, сам передам. – Шубин убрал справку в планшет, снова достал из пачки папиросу и принялся ее вертеть. – Вот ведь как бывает, – повторил он и огорченно качнул головой, – а я с утра и не понял. Рыжая прибегает, глазища на пол-лица, бумажку эту тычет. Я уж думал, Антипов снова отчебучил чего…

Он наконец щелкнул своей трофейной «Зиппо», глубоко затянулся, выпустив узкую струю пахучего дыма, жестко сказал:

– Кстати, с Антиповым у вас ничего не было, вы даже и не виделись вчера. Ясно тута? Ты его не бил и убить не обещал, а он к Таньке не приставал. Комдив так решил. Нам тута гвардия светит, так что лишнее ни к чему. Уже приказ пришел, его переводят. Так для всех лучше, и тебе тута особенно. – Шубин грустно усмехнулся. – По факту, кроме мордобития, и не было ничего, а за то, что капитана отмудохал, знаешь, что светит? Смотри, Витька, допрыгаешься. Вырву тебе яйцекладку тута.

Они оба усмехнулись, Виктор посчитал инцидент исчерпанным и тоже потянулся к папиросе. Тут Шубин зашел с козырей.

– А скажи-ка мне, друг мой ситный, это чего? – спросил он вдруг и достал из планшета потрепанную ученическую тетрадь.

Виктор пригляделся и узнал свой конспект, по которому проводил занятия с молодняком по тактике и который два дня назад дал капитану Щеглову.

– Это конспект, – сказал он.

– Да ты что? А я думал, словарь тута французский. Почему эта срань оказалась у Щеглова, а не у меня?

– А вам-то зачем, – изумился Виктор, – тут же все, что вы рассказывали и показывали. Ничего нового, я только сформулировал, скомпоновал немного, и все…

– И все? – Шубин открыл тетрадку и зачитал: – «Оборонительный бой допускается только в случае прикрытия ударных самолетов либо при выходе из боя. В остальных случаях необходимо переводить бой из оборонительного в наступательный. Достигается это путем взаимодействия парами звена следующим образом: одна пара сковывает силы противника, другая в это время набирает высоту, готовясь нанести удар сверху. После удара вторая пара, используя преимущество в скорости и высоте, продолжает атаки, а первая использует это время для выхода из боя и набора высоты…» За это вот, – он ткнул пальцем в корявые строки, – любой командир ВВС руку себе отрежет, а ты… – Он возмущенно выплюнул папиросу. – И догадался же… Хорошо еще, что Щеглову почитать дал, а то и сидели, до сих пор дурни дурнями тута.

– А что здесь такого? – ушел в оборону Виктор. – Я вам не Пушкин, чтобы красиво и грамотно излагать. – И сразу же перешел в контратаку: – И вообще, тут моего и нет ничего. Этого всего от вас набрался, на каждом разборе талдычили. Если неправильно, так сами бы и написали, а ругать все мастаки.

– Так ведь правильно все, – обозлился Шубин, – коряво, конечно, неразборчиво. Но многое изложено грамотно и доступно. Умные люди наверху месяцами из-под себя что-то подобное тута выдавливают, а ты, Витька, мать твою, взял да и написал.

– А что, это уже преступление? – хмуро спросил Саблин. – Ну написал, и что? Это, Дмитрий Михалыч, в основном ваше все. Я только свечку держал.

– Свечку он держал, – фыркнул Шубин. – Дурак ты… Это тактика, это опыт переданный. Да за такое сейчас ордена дают. Я, думаешь, не хотел подобное написать? Хотел! А вот не получается.

– И что теперь будет? – еще более хмуро спросил Виктор.

– Будет, – командир ехидно усмехнулся, – слушай тута приказ! Берешь свою рыжую вместе с ее машинкой, берешь художницу, ну, ту, что тебе сиськи рисовала, и красиво оформляешь всю свою писанину в трех экземплярах. И чтобы тута не стыдно было командарму показать, а то пишешь ты как курица лапой, да еще хрень всякую малюешь. Вот что это? – Шубин ткнул пальцем в тетрадку.

Виктор глянул, куда показывал желтый от никотина командирский ноготь, и похолодел – на полях тетради схематично и кривовато был нарисован «Су-7б» – реактивный истребитель-бомбардировщик. Такой самолет в виде памятника стоял в Таганроге, и Виктор успел облазить его еще в детстве, да и потом частенько проезжал мимо. Как и почему он его нарисовал, Саблин уже не помнил, видать, сильно задумался о чем-то своем.

– Завтра после обеда я еду в штаб армии, – продолжил Шубин, – и чтобы тута уже было готово. И кстати, приказ дали на новое перебазирование, так что поторапливайся тута.

…Уже потом, когда Виктор диктовал свои перлы Тане и смотрел, какие четкие и красивые линии выходят из-под карандаша Лены Шульги, ему закралась мысль вставить туда и рисунок самолета будущего, кому надо – поймут, а не поймут – и не надо, но потом все-таки решил не рисковать.

(обратно)

Глава 6

…Море монотонно шумело. Мелкие невысокие волны накатывали к самым ногам, разбиваясь о серый глинистый берег. Они были настолько мелкие, что казалось, будто стоишь у колхозного пруда, и лишь громадное, до горизонта, зеленое зеркало залива говорило, что это не так. На берегу валялся мусор, ломаные камышовые стебли, дохлые рыбки – «бычки». Воняло тиной. Толпа людей, сгрудившаяся у полосы прибоя, смотрела, как носятся над водой чайки, как подходит рыбацкий баркас.

– Какое здесь море не такое, – сказала Таня, – вот когда в Адлере… – она вдруг глянула на стоящего рядом Виктора и осеклась, замолчав на полуслове.

– Рассказывай, чего вы с морем сделали, – засмеялся Ларин, – ты ведь у нас из этих краев, да? У тебя тут родни не осталось? А то неплохо бы сейчас сальца копченого, да под домашнюю перцовку…

Виктор коснулся воды рукой. Море как море. Здесь оно всегда было таким. Мелким, пресным, теплым. Отличие было только в том, что еще позавчера здесь были немцы, а сегодня правит уже советская власть. И он никогда не думал, что военные дороги занесут его в город, в котором ему доведется жить через шестьдесят с лишним лет.

– У вас и такого нет, – огрызнулся он на Славкину реплику, – живете там, на своем болоте, дальше соседней кочки не видите. – Вообще я ростовский, – припомнил он натуральную саблинскую биографию, – и детдомовский. А значит родни у меня никого, а значит, ты не только без моря, но и без сала останешься…

Среди однополчан послышались смешки.

– Кто желает искупаться – дерзайте прямо сейчас, вода теплая.

Самойлов – самый нетерпеливый – разделся быстрее всех и с веселым гиканьем бросился в воды залива. Он бежал, поднимая кучу брызг и смешно раскачиваясь, отдалился уже метров на пятьдесят, но море не поднялось даже до уровня его колен. Остальные весело гомонящей толпой двинулись следом. Виктор в воду не полез, остался на берегу, наблюдая за сослуживцами.

Сегодня Шубин расщедрился, дав летчикам третьей эскадрильи увольнительную на день. Как-то незаметно к ним присоединились работающие оружейниками и механиками дамы сердца некоторых из пилотов, потом добавились просто знакомые – в общем, первоначальное количество уходящих в увольнительную выросло вдвое. Ну, и само собой, большая часть уходящих в город почему-то примкнула к Виктору и теперь сопровождала его.

– А ты почему не купаешься? – спросила Таня. После того как Саблин побил Антипова, да и во время перепечатывания конспектов, они немного сблизились, по крайней мере, стали нормально общаться.

– Может, потом, – он, щурясь, посмотрел на припекающее солнце, – да и купаться лучше не здесь…

– А где лучше купаться? – Таня разулась, прошлась по кромке воды, а потом плюхнулась рядом с ним. Виктор скосил глаза на ее голые колени, левую украшала подживающая ссадина. Она перехватила его взгляд, и в глазах у девушки заплясали уже знакомые ему бесенята.

– Тут залив, а купаться лучше в море. – В ее глазах можно было утонуть. Он отвел взгляд, но тот нагло задержался на выглядывающих из-под юбки коленях, потом, словно живущий собственной жизнью, осмотрел расстегнутый ворот ее гимнастерки, снова пополз ниже… Таня почему-то покраснела. «Интересно, – подумал он, – если я сейчас возьму ее за руку, она вырвется или нет?»

– Командир, – закричал из воды Рябченко, – пойдем купаться. Водичка блеск.

От его крика Таня вздрогнула и даже немного отодвинулась. Виктор решил, что бывший ведомый замечательно умеет делать мелкие пакости…

– Пойдем? – спросил он Таню. Искупаться не мешало. В городе с водой было не очень, и такой способ помыться было грех не использовать. Он думал, что она откажется, но девушка согласно кивнула и принялась раздеваться. Даже в некрасивом, явно самодельном закрытом купальнике она смотрелась великолепно. Виктор засмотрелся и едва не оконфузился. В воду пришлось нестись, обгоняя Таню.

Обсохнув и зарезав пару арбузов, компания отправилась бродить по городу. Война здесь напоминала о себе на каждом шагу: многие дома зияли выбитыми стеклами, некоторые были брошены, кое-где попадались засыпанные воронки бомбежек. Виктор не узнавал города. Нынешний Таганрог в сравнении с городом будущего больше напоминал призрака.

Призраками выглядели и местные жители. Многие из них больше походили на тени. Впрочем, в толпе мелькнуло и несколько упитанных физиономий, и Виктор почему-то решил, что они работали на немцев. Улицей они дошли до городского парка, но здесь ничего примечательного не оказалось. Бригада рабочих выковыривала из земли кресты – как оказалось, здесь, практически в центре города, было немецкое кладбище, ровняли с землей чужие могилы. Под ногами валялись сорванные таблички на немецком. Таня подняла одну из них, взглянула и перевела написанное:

– Сидеть на скамейках можно только немцам. – Она мрачно усмехнулась и бросила табличку под ноги.

После парка все неспешно перекочевали к рынку. Тут царило оживление: народ суетился, шумел, все что-то покупали, продавали, обсуждали новости и сплетни. Попав в эту какофонию звуков и запахов, нестройные ряды однополчан стали стремительно таять. Виктор шел рядами, разглядывая товар, по сравнению с изобилием будущего выбирать было особо нечего. Продавалось много одежды, причем одежды ношеной, мелькала немецкая форма. Торговали обувью, посудой, керосином, солью, но больше всего, конечно, было овощей и фруктов. Накупили дынь и арбузов, благо полученная накануне зарплата позволяла. Рынок отвлек от фронтовых будней, отвлек от забот. Обратно в часть все возвращались повеселевшие, переполненные впечатлениями…

Летчики устроились у окраины стоянки, на большом пустыре, отделявшем подсолнечное поле от собственно аэродрома. Пара телеграфных столбов, невесть как здесь оказавшихся и чудом не пошедших на дрова, превратилась в низенькие и невысокие лавки, поставленная на попа и наполовину врытая в землю бочка обратилась столиком, из другой светящейся насквозь от старости соорудили что-то вроде печки. Это место стало своеобразным летным штабом. На печке кипятили чай, жарили незрелые еще семена подсолнечника, на столе резали переспелые сахарные арбузы, желтые пахучие дыни. Тут постоянно царило оживление – народу было едва ли не больше, чем на КП, и уж точно было куда как веселей: толпа собравшихся то взрывалась громом хохота, то тонула в яростной склоке спора. Сейчас очередной спор затих, Рябченко водрузил на импровизированную печку черный от копоти чайник, и народ расползся по лавкам в ожидании кипятка. Наступила редкая пауза тишины, и, словно по заказу, тут же послышался далекий рев авиационных моторов. Показалась россыпь возвращающихся истребителей, коротко рявкнула авиапушка.

– Видать, Иванов завалил? – Лешка Соломин сдвинул на глаз пилотку. – Смотри, Витька, как шпарит. Хрен ты его догонишь…

– Повезло ребятам. – Ларин ревниво наблюдал за чужой посадкой. – Завалили поганца!

– А мне не везет все! – Соломин сокрушенно сплюнул на землю. – Тогда, в бою, вот так от «мессера» был. – Он показал рукой, где, по его мнению, был вражеский самолет. – Камнем добросить можно. И в прицеле почти… чуть-чуть довести и рвать. Тяну за ним, тяну, а он так же уходит, не дается, сволота. Потом глянул, а сзади уже пара…

– Каши надо больше есть, – усмехнулся Ларин, – тогда бы перетянул немца… глядишь и не пришлось бы прыгать…

Остальные летчики принялись косить взгляд на Саблина. В отсутствие Шубина и Иванова тот признавался негласным лидером. Командиры первой и второй эскадрилий котировались куда ниже.

– В бою трудно сбить, – резюмировал Виктор. – Если противник тебя видит, он крутить будет, пока силы есть. А ты, Леха, увлекся, гоняясь. Хреновое это дело…

По полосе промчалась пара Иванова, и разговор затих сам собой. Все рассматривали приземлившиеся машины. Они были красивы в своем хищном совершенстве форм, покрыты новым серо-голубым камуфляжем. Истребитель Иванова выделялся нарисованной «Звездой Героя» на капоте. Через несколько минут приземлившиеся летчики веселой гурьбой подходили к остальным. Они были еще в небе, в бою, отчаянно жестикулировали, показывая детали схватки, говорили коротко, громко, резко.

– Ванька завалил, – возбужденный Ильин, плюхнулся рядышком и сразу полез за портсигаром. – Над Мариуполем, прямо над портом. Там наши пешки работали, их «кобры» прикрывали. Мы к самому разгару подошли, так он «месса» с ходу расстрелял… А на обратном пути, – он в несколько затяжек докурил папиросу, – эти асы чертовы пристали. Одна пара. Идет за нами вдалеке пара, идет, потом раз… Мамедова подбили, разворотили ему все крыло, еле сел.

– Это сволочи те еще, – поддержал Соломин. – Если зазевался – пиши пропало. А чего им? Они свободные охотники. Сектор им нарезали, и ходят, высматривают. Захотел ударил, захотел удрал. Красота…

– А почему мы такую охоту раньше не применяли? – спросил вдруг Ларин. – Классная штука.

– Всему свое время, – влез в дискуссию Виктор. – Охота – это вообще-то комплекс мер. Связь нужна хорошая, летчики опытные, и все это должно делаться систематически и на широком участке фронта. А подранка добить или какого-нибудь оленя задремавшего срезать – это не охота, а баловство. От самолета много зависит. Вот, к примеру, когда еще летом с командиром летали, я все переживал: а ну как один осколочек радиатор пробьет, и привет – сколько на том «Яке» мотор протянет? Или перехватит твою пару четверка «мессеров», и что тогда? Худой, он сволочь еще та – ни догнать его, ни убежать. Сейчас, на «лавочках» получше стало: и машины скоростные, и мотор – звезда. Опять же радиосвязь стабильная появилась, ею пользоваться научились, в сорок первом ничего такого не было. Ну и, наверное, главное – это то, что понадежней самолеты стали. Раньше как было? День летаешь, день в машине техник копается, прикручивает то, что отвалилось. Сейчас вроде лучше…

Заглушая слова ревом мотора, по взлетной полосе промчалась «Аэрокобра». Виктор недобро посмотрел ей вслед. Расследование, которое инициировал Шубин, после того как такие самолеты едва не сбили Саблина и повредили машину Острякова, ни к чему не привело, но он с тех пор ко всем ленд-лизовским машинам относился с большим недоверием.

– Гвардейцы полетели, – прокомментировал Литвинов, – что-то рано он отрывает, не?

Обсуждаемая «Аэрокобра» задрала нос и принялась вдруг проседать, потом упала на крыло и через долю секунды ударилась о землю. Все оторопели, молча глядя на ширящееся облако пыли. От штаба к разбившейся машине рванула санитарная машина, спустя несколько секунд следом помчал командирский «Виллис».

– Накаркал, мля. – Литвинов остервенело сплюнул под ноги. Ответом ему было угрюмое молчание.

Через полчаса обломки самолета оттащили с полосы, толпа разошлась по делам, а летчики все сидели в ожидании. Через полчаса третью эскадрилью ожидал вылет на свободную охоту, и Виктор раздумывал, кого бы взять себе ведомым.

– Товарищ командир, а кто из наших сейчас полетит? – Рябченко завистливым взглядом поглядел на укрытый маскировочной сеткой истребитель Иванова.

– Я полечу. – Виктор понял этот интерес бывшего ведомого и мысленно усмехнулся.

– С вами я? Как раньше? – Рябченко заерзал.

– Ну уж нет, – Саблин усмехнулся уже по-настоящему. – Или это не ты позавчера «лавку» поломал?

Рябченко поник и надулся. Тогда, в тренировочном вылете, он не удержал самолет при рулежке, и в результате вырвало дутик. Вырвало его основательно, с разрушением шпангоута, и теперь истребитель ремонтировался в ПАРМе, а виновник аварии числился под домашним арестом.

– Со мной полетит, – Виктор оглядел притихших летчиков эскадрильи, – старший лейтенант Литвинов…

Сашка заулыбался…

В небе все словно вымерло. Они обшарили весь заданный квадрат, но вражеские самолеты так и не встретились. На земле тоже было затишье: за все время проползла только пара подвод, но тратить боезапас на такую ерунду Виктор не хотел. Минуты неумолимо утекали, топливо из бензобаков тоже… Однако удача вскоре улыбнулась – он разглядел небольшое пыльное облачко. Черный легковой автомобиль мчался посредине пустынной дороги и был единственным утешением безрезультатному вылету.

– Восемнадцатый, впереди слева машинка. Атакуй, я прикрою!

Истребитель Сашки, набирая скорость, вырвался вперед, чуть повел носом, и пушки «лавочки» засверкали вспышками выстрелов. Поперек дороги, прямо через мчащийся автомобиль, пролегла длинная цепочка разрывов. Машину повело юзом, и она вдруг вылетела на обочину и закувыркалась в кювете. Прошла какая-то секунда, и серая плеть дороги с разбитым автомобилем остались позади. Степь слилась под крылом в один пестрый желто-зелено-серый ковер, замелькали редкие деревца, где-то совсем рядом мелькнул испуганный ревом моторов степной орел. Виктор довольно улыбнулся, бреющий полет доставлял почти физическое удовольствие. Он машинально, по практически вбитой в спинной мозг привычке обернулся, осматриваясь. Догоняя их, на расстоянии какого-то километра неслась четверка «мессеров».

– Восемнадцатый, – заорал Виктор, чувствуя, как в животе снова поселяется холодный комочек страха, – форсаж! Уходим по прямой! – Гимнастерка моментально прилипла к телу, и без того горячее нутро кабины моментально превратилось в духовку.

«Мессера» сначала догоняли, потом, метрах на пятистах, установилось некоторое шаткое равновесие, и вот, как-то медленно и неохотно, вражеские истребители начали отставать. В конце концов они отвернули, под крылом мелькнули траншеи линии фронта, и Виктор прибрал газ, остужая двигатель, медленно развернул самолет. Сердце безумно бухало, а ноги, словно после долгого и тяжелого боя, противно дрожали.

Немецкие истребители превратились в точки на горизонте, и он, немного поколебавшись, полетел за ними следом. За пережитый страх следовало отплатить.

Летели долго. Брили степь на бреющем, маскируясь от глаз чужих летчиков и вражеских постов ВНОС, соблюдали радиомолчание. Наконец, когда топлива оставалось на обратную дорогу, и Виктор уже подумывал возвращаться, «мессера» вдруг стали снижаться. Они растянулись цепочкой в круге и стали готовиться к посадке. Медлить было нельзя.

– Атакуем! – Он толкнул ручку газа до упора, почувствовал, как задрожал истребитель. Лишь бы получилось. Стелясь над землей, пара «лавочек», принялась подбираться к ничего не подозревающим немцам. Когда до замыкающего истребителя оставалось метров триста, Виктор машинально обернулся. Увидев, что Литвинов сильно приотстал, едва сдержал ругательство. Нужно было бить сразу вдвоем, одновременно… Настигнув врага, потянул ручку на себя, уходя на горку, прильнул к прицелу. Целиться было неудобно, голова упиралась в плексиглас фонаря, руки были липкими от пота, в груди жгло. От волнения он забыл дышать.

Пальцы коснулись гашетки, истребитель затрясся, завибрировал. Первый снаряд взорвался в фюзеляже вражеского самолета, у хвоста, Виктор чуть толкнул левую педаль и увидел, как разрывы переместились к кабине и мотору. Сразу же отвернул, избегая столкновения, и выругался, видя, как остальные «мессера» вдруг резко потянули в вираж со снижением, срывая атаку Литвинову. Атакованный им самолет пролетел в каком-то десятке метров, он шел, все сильнее кренясь на левую плоскость, за хвостом начинал расстилаться роскошный дымный шлейф. Фонарь его вдруг отлетел в сторону, и в воздухе мелькнул темный раскоряченный силуэт летчика.

Два «мессера» уже почти успели развернуться на Литвинова, то ли уклоняясь от атаки, то ли, наоборот, пытаясь встретить его в лобовой. Третьего Виктор не видел, он был где-то ниже, справа…

– Не ходи в лоб, – закричал он ведомому, – не ходи. Лучше летчика стрельни… – Невысоко над землей уже распустился купол парашюта.

Виктор чуть довернул в сторону, намереваясь прикрыть ведомого, увидел, как тот длинной очередью поливает парашютиста. Два «мессера» уже разошлись с Сашкой на встречных курсах и теперь начинали новый разворот, пытаясь зайти в хвост. Внезапно обнаружился третий, но он тоже стоял в вираже, а значит, пока что был безопасен…

– Гоним, Сашка, гоним по прямой. Уходим, – закричал Виктор, чувствуя, как захлестывает волна радостного возбуждения. – Давай, давай, жми!

Он увидел, как внизу, на окраине рощицы мелькнул небрежно укрытый маскировочной сеткой «Мессершмитт», россыпь двухсотлитровых бочек, какая-то машина с растяжкой антенны, бегущие по земле люди, и рассмеялся, довольный собой. Немецкие истребители остались далеко позади. Пока они разворачивались, «лавочки» успели набрать фору больше километра, и разрыв с каждой секундой увеличивался все больше. Они уходили домой.

После вылета Виктор долго умывался, стараясь смыть въевшийся в тело пот. Новый истребитель был хорош, но летать в нем было очень уж жарко.

Литвинов подошел неслышно.

– Ну ты прям… – сказал он и удивленно качнул головой. – Ч-чертяка. Заставил понервничать. Зачем кричал, чтобы я в лоб не ходил? Я одного мог срезать.

– А мог и сам получить, – буркнул Виктор, – быстро бы ты с дырой в моторе летел? И какого хрена при атаке отстал?

– Не попали бы они. – Сашка второй вопрос проигнорировал. – Он у меня вот где был, – он показал рукой направление полета «мессера», – я бы попал.

– Летел бы за мной – может, и сбил бы. А ты отстал, и на тебя трое заходило. Шел бы на них – в лоб встретили. А там хватило бы одного разбитого цилиндра. Мы за пятьдесят километров от линии фронта были, не забыл? У нас скорость решала все. Или ты хотел от них пешком удирать, на протезе?

– Сам сбил, а мне парашютистов стрелять? – обиделся Литвинов. – Я тоже мог сбить! И протез мне драться не мешает!

– Это еще раз говорит, что я прав, – холодно ответил Саблин. – Ты увидел, как я «месса» подбил, и все, загорелись в жопе отруби. Подайте мне шашку, буду махать… А нам нужно было не драться, а ноги уносить. Мы и так большое дело сделали: прямо над аэродромом «мессера» сожгли, пилота стрельнули и удрали, целые и невредимые. Да они сейчас там бесятся, на заднице остатки волос выдирают. Ты представляешь, если бы у нас такое случилось? Что после бы было?

Сашка недовольно засопел.

– Ведущим тебе летать еще рано, – добил своего заместителя Виктор, – пока еще походишь со мной, ведомым. И нечего тута обижаться. – Это «тута» у него вырвалось непроизвольно, Виктор даже покраснел. Сашка хмыкнул, скривился.

– Ладно, – буркнул он, – ты командир, тебе видней…

– Видней, – поморщился Саблин, – а все потому, что при атаке отстал… Все, пойдем в штаб. Запомнил, где немецкий аэродром был? И надо еще подумать над результатами разведки. Если в наших квадратах немцев нет, то это значит только то, что они в другом месте…

Они долго ехали вдоль брошенных полей. Тугой ветер бил в лицо, холодя щеки, мотор ревел, и дорога ложилась под колеса, оставляя позади все ямы, ухабы и прочие прелести. Потом выскочили на участок с неубранной кукурузой, и стало еще хуже. Здесь прошла война. Петляющий проселок оказался основательно разбит танками, появились следы боев: прямо на обочине стоял брошенный и весь издырявленный немецкий грузовик, чуть подальше, на лысом, обгорелом холме застыла наша сожженная «тридцатьчетверка». Когда дорога объезжала здоровущую лужу, пришлось снизить скорость уж совсем до минимума, очень сильно пахнуло запахом разложения, и Виктор увидел лежащую в каком-то десятке метров от дороги неряшливую, черную кучу тряпья, из которой блестел белый оскал зубов. Он почувствовал, как зашевелились волосы на теле и как сзади на сиденье заерзал Палыч, устраивая автомат поудобнее. Потом проселок превратился в сплошную колею, и стало не до гляделок.

Изначально никаких поездок не планировалось – с утра Саблин сводил на прикрытие переднего края шестерку и по плановой таблице должен был лететь еще, но не случилось. Великолепная ранним утром погода стремительно портилась, а вылетевший накануне на перехват вражеского разведчика Ларин вернулся на аэродром один. Как оказалось, разведчика они не догнали, а у его ведомого, Камошни, засбоил мотор, и ему пришлось садиться в поле, неподалеку отМатвеева Кургана. Сразу же туда свозили на «По-2» техника – оказалось, что на истребителе сломался бензонасос. Привезти самолетом новый оказалось невозможно – к обеду небо сильно затянуло, а из двух ремонтных летучек одна оказалась в отъезде, а вторая отказалась заводиться. В итоге на «консилиуме» Саблин предложил привезти новый насос мотоциклом, временно реквизировав последний у Иванова, и сам вызвался перегнать самолет обратно. Почему-то Шубин эту идею одобрил, Шаховцев выделил двух техников, насос закинули в люльку, да и сам мотоцикл нагрузили так, что он стал напоминать лавку старьевщика, и Виктор поехал. Разумеется, не забыв прихватить с собой ружье – вся эта эпопея затевалась им только ради возможности беспрепятственно поохотиться.

Они долго колесили по проселочным дорогам, мимо пустых деревенек и зарастающих бурьяном полей. Проезжая мимо утопающего в зелени хутора и мазнув взглядом по темнеющей за огородами крайних домов балке, Виктор остановился. Хуторок был знакомый, именно здесь полтора года назад одна из местных пыталась сдать его немцам. Он зачем-то зарядил пистолет, развернулся и поехал в сторону беленых стен. Долги следовало отдавать…

Нужную хату пришлось поискать: все-таки он был здесь зимой, ночью, вдобавок заходил от огородов. Однако нашел. За полтора года произошло множество изменений. За хатой обнаружился приличных размеров огород, в котором возилась какая-то женщина, исчез перекошенный плетень, исчез и валявшийся во дворе мусор. На шум от их прибытия откуда-то из-за сараев выскочила мелкая косматая собачонка, зашлась истеричным лаем. Виктор увидел, как работающая на огороде женщина бросила свое занятие и поспешила к ним.

– Палыч, – Виктор попытался пнуть успевшую надоесть своим тявканьем собачонку, но не преуспел, – глянь, кто в доме. Куда автомат убираешь?

– А на кой он мне, – усмехнулся Палыч в усы. – Ты с кем-то воевать собрался?

– Вон с того угла я немца снял, он тут шел, – Саблин показал пальцем, – а вот тут второго… твоим ножом.

Палыч только усмехнулся и, демонстративно закинув «ППШ» подальше за спину, направился в хату.

Виктор видел Людку всего один раз, ночью, но узнал бы ее из тысячи. С огорода, вытирая руки какой-то тряпкой, шла именно она.

– Добрий день! Вы шось хотилы? – Она смотрела на него без страха, со спокойным удивлением, каким смотрят на незнакомца. Она явно не узнавала ночного визитера полуторалетней давности. За это время женщина сильно изменилась, похудела и вообще выглядела очень неважно, напоминая облезшую, больную собаку.

– Вы шось хотилы? – повторила она. – Йжу не продаем, самим йисты нема чого.

– Ну, здравствуй, Люда, – ласково пропел Виктор, – вот и свиделись…

– Вы, мабуть, спуталы, – отрицательно качнула головой она, удивленно рассматривая Саблина. Узнавания в ее глазах так и не промелькнуло.

– Ну как же? – еще шире улыбнулся он. – Я как раз в этом сарайчике сидел, который теперь без двери почему-то. А ты в него зашла. А потом немцев позвала. Ну, вспомнила?

На ее лице не дрогнул ни один мускул, только глаза вдруг стали мертвые, безжизненные.

– Ни, – деревянным голосом сказала она, – ничого такого нэ було.

– Дывысь, забалакала, – мрачно усмехнулся Виктор, – а тогда чисто пела… Ладно тебе отпираться. Я знаю… ты знаешь, что я знаю. Допрыгалась, сучка…

– Ты мене спутал, – упрямо повторила она, – я тэбэ нэ бачыла нэ коли.

Виктор залепил ей оплеуху. Она упала, но тут же поднялась на ноги, обреченность в ее глазах сменилась ненавистью.

– Не сдох, савецкий, – женщина плюнула в него кровью, но не попала. – Шо ж ты теперь хочешь? – Она вдруг ухватила стоящий у стены дрючок, размахнулась. Ударить Виктор ей не дал, снова сбил с ног оплеухой. Людка покатилась по земле, пачкаясь в пыли, попыталась встать, но руки не удержали, и она ткнулась лицом в пыль. Платок сбился с ее головы, обнажив темные, давно не мытые волосы. Она снова сделала безрезультатную попытку встать и, горько рыдая, скорчилась в пыли.

– Вить, ты чего это? – В дверях показался Палыч. На руках у него сидел карапуз лет двух-трех, за штанину техника держался другой, постарше, лет пяти-шести, чумазый, в замызганной рубашке до колен.

Увидев картину во дворе, меньший карапуз поднял ор, больший кинулся на Виктора.

– Не тронь тетьку, уйди, уйди, хад!

Маленькое, тщедушное тельце врезалось Саблину в ногу, бессильно осело в пыль и кинулось к распростертой Людке.

– Теть Люд, шо з вами, теть Люд, взтавайте…

Она пыталась подняться, но сил не было. Кровь и слезы на ее лице запорошились пылью, одежда тоже. Людка сейчас сильно напоминала грязную кучу тряпья. Дите вцепилось ей в одежду, и из глаз его лились буквально ручьи. Виктор чувствовал себя неловко. Желание осуществить справедливое возмездие почему-то стало казаться неправильным.

– Вить, да ты чего творишь, паскудник? – Палыч пошел вдруг пятнами. – За что ты ее так?

– Это она меня немцам сдала. – Убежденность в своей правоте у него почему-то уменьшилась. Зато появилось желание уехать как можно скорее и никогда не возвращаться.

Палыч задумался, закряхтел. Ребенок у него на руках орал как резаный, и он его отпустил. Оба карапуза сразу же прилипли к Людке.

– Тогда… не знаю, – задумчиво сказал техник. – Но бить точно не стоит. Напиши куда следует, пусть посидит лет несколько, подумает. Детей в детдом сдадут, не пропадут они…

Людка при этих словах завыла. Вставать она уже не пыталась…

– Дети твои? – рявкнул Виктор. – Отвечай, паскуда!.

– Подобрала, – обреченно ответила она, – родители их померли. А своих бог не дал…

Виктора раздирало на части. Нужно было пристрелить или сдать в органы эту тварь, но что-то внутри не давало, сопротивлялось. Может, воспоминания о детдоме? Он не знал.

– Пойдем, Палыч!

– Чего? – техник оторопел. – Куда? А эту?

– Пойдем! – Виктор подпустил в голос металла. – С этой без нас разберутся. Пойдем…

Самолет нашелся вскоре. Пока технари разгружали навьюченный стремянкой и запчастями мотоцикл, Виктор прикидывал, как лучше отсюда взлетать. Потом, уточнив время окончания техниками работы, поехал охотиться. Хотелось поскорее отвлечься, забыть неприятную встречу…

Перспективы радовали. Зайцев оказалось так много, что, задайся он целью, то легко бы набил ими пол-люльки. Спасло поголовье ушастых от сокращения только отсутствие патронов, их было всего полтора десятка, да и заряжены были мелочью – семеркой. В противовес зайцам совершенно исчез фазан, и это удивляло – в будущем это был едва ли не основной объект охоты, а тут за все время он ни разу не слышал ни единого петушиного крика. Вяхирей Виктор видел всего двух, зато перепела оказалось хоть отбавляй. Найдя просяное поле, он менее чем за полчаса настрелял дюжину тушек, спалив все имевшиеся патроны. Потом закинул ружье за спину и просто бродил по полю, наслаждаясь окружающим спокойствием…

На обратном пути сделал небольшой крюк, решив заскочить в Матвеев Курган. Прижавшийся к Миусу поселок выглядел ужасно, представляя собой, по сути, сплошную развалину. Полуторалетнее пребывание на линии фронта стерло его с лица Земли, оставив только разваленные стены, черные печные трубы да зловонную гарь пепелищ. Но среди этих руин, закопченных и изукрашенных отметинами осколков, кипела жизнь. С окраины доносился стук топоров, в огородах копошились люди, пахло печным дымом. Он долго ездил по этому лабиринту бывших улиц, пока наконец не отыскал двор приютившей его когда-то женщины.

Найти было непросто – от дома остались три стены да неглубокая яма на месте погреба. Палисадник зарос травой, и было понятно, что здесь уже давно никто не живет. Он проехал по улице и, увидев, что в одном из дворов двое ребятишек вяжут камыш, остановился. На треск мотоцикла зашлась лаем мохнатая мелкая собачонка. Дети бросили свою работу и с любопытством разглядывали нежданного визитера. На шум из расположенного за домом сарайчика вышла закутанная в тряпки изможденная женщина. Увидев Виктора, она заспешила к нему.

– У менэ размещать негде, – с ходу запричитала женщина, – сама с детьми в сарае бедую…

– Да я не на постой, – открестился Саблин. – Я так. У вас соседи были, через два дома. Женщина, Маруся, с детьми. Что с ними стало?

Она остановилась, подслеповато щурясь, оглядела Виктора и недоверчиво покачала головой.

– Маруська там жила, Шаповалиха. Только они вже уихалы. А вам она зачем?

– Да так, – Виктор неопределенно пожал плечами, он и сам не знал, зачем ему эта Маруся. – Гостил у них в сорок втором, думал проведать…

– Не, они ще в мае уихалы. Но недалече, у Марьевку.

– Ну и ладно, – он нагнулся к коляске, достав ягдташ, высыпал перепелов в пыльную траву. – Держите. Оглоедов своих накормите…

Не слушая слов благодарности, он поехал обратно. Пересек Миус по новенькому, но очень уж хлипкому мосту, начал было разгоняться, торопясь к своим, и вдруг увидел вросшую в серую траву груду грязного тряпья, формой напоминающую человеческую фигуру. Сразу вспомнилась мартовская ночь сорок второго и поле, заваленное снегом и мертвецами. Настроение испортилось, и он прибавил скорости – время уже поджимало, да и погода начала понемногу улучшаться, позволяя перегнать самолет сегодня.

На двух ребятишек, бредущих с тачкой навстречу, Виктор поначалу не обратил внимания, лишь снизил скорость и немного принял вправо, чтобы разъехаться. Тачка была большая, дети на ее фоне казались неправдоподобно маленькими, они с мрачной решимостью месили босыми ногами серую пыль дороги, толкая свою ношу в сторону Кургана. Виктор проехал бы мимо, за войну на работающих детей он насмотрелся с излишком, но лежащее в тачке заставило остановиться.

Дети тоже остановились, но с недовольством, словно давая понять, что они при деле и их не стоит беспокоить по пустякам.

– Что это вы везете? – спросил Виктор.

Старший из детей, худющий, стриженый парнишка лет десяти-двенадцати, одетый, несмотря на теплынь, в драный и явно великоватый пиджак, презрительно сплюнул сквозь зубы и ответил с ленцой человека, явно знающего себе цену:

– Покойника…

В грязном кузовке тачки лежали человеческие останки. Серый череп с обрывками кожи и остатками волос и костяк, закутанный в грязные, разлагающиеся тряпки, вверх торчала черная рука с отгнившими фалангами пальцев. На одежде ярко блестела пуговица с якорем.

– Да ты что? – Обилие увиденных за день мертвецов Виктора разозлило. – Куда везете? Кто разрешил? Зачем?

– В Курган. – Важность со старшего слетела, и он вцепился в ручку тачки, словно опасаясь, что ее сейчас отберут… – Их там хоронят.

– И вы собираете и возите? – тупо спросил Саблин.

– Ну да, – влез в разговор младший, такой же худой и стриженый, – а кому еще возить? Полтора рубля платят за одного. Вот мы с братом и ходим, хоть какая мамке помощь…

Виктор посмотрел на покойника. Одной ноги у того не было по колено, на второй красовался разбухший ботинок с оторвавшейся подошвой. Пахнуло едва слышным запахом тлена, и Саблина слегка замутило.

– И много таких? – спросил он, кивнув на мертвеца.

– Не, – качнул стриженой головой старший. – Летом много было, а сейчас искать надо, всего двух-трех привозим. Этот старый, еще с прошлого года…

– Далеко ходите, – буркнул Виктор, – один за мостом, слева лежит. Сейчас видел.

– Не, – помрачнел старший, – того брать не надо. То казак валяется, там ему самое место…

– А чем вам казаки не угодили? – удивился Саблин.

– Ток они за немцев были. – Старший от осознания того, что приходится объяснять такие очевидные вещи взрослому, заважничал. – Им прислуживали, вроде полицаев. Только злые были, настоящие звери. Мы как-то на рынок шли, так к нам один казак пристал, седой такой, с усами. Мамка на обмен яйца несла, а он лукошко отобрал, а нас с мамкой побил.

– Точно казаки? – недоверчиво переспросил Виктор. Он раньше не слышал, чтобы казаки служили немцам.

– Тю на вас, – удивился парень, – конечно, казаки. Их потом всех постреляли, – добавил он злорадно, – и того, усатого, тоже. Наши когда пришли, те у элеватора сидели, отстреливались. Тогда наши на танке поехали, а те увидели танк, и тикать на гору, до немцев. Только наши их похватали всех и потом в балке постреляли. Я после ходил смотреть…

– Мда. – От такого рассказа Виктор слегка обалдел. Он снова оглядел детей. В их возрасте он беззаботно гонял футбольный мяч и катался на велосипеде, а этим приходится зарабатывать на жизнь таким способом. Те, поняв, что разговор окончен, снова впряглись в тачку, но Виктор их остановил.

– Погодите, – он порылся в карманах, выгреб всю наличность – оказалось рублей двести, – и сунул младшему.

– Отдадите матери, – в горле почему-то запершило, и Саблин торопливо газанул, стараясь как можно быстрее уехать подальше…

…– Повезло тебе с Рябченко. – Иванов завистливо поглядел на саблинскую добавку – Колька, как и раньше, отдавал свои сто граммов Виктору. – Золотой человек…

– До сих пор зависть гложет? – Саблин усмехнулся и поделил лишнюю «сотку» с Иваном. – Ну, давай! Сегодня надо выпить, день дурной на всю голову, – сообщил он, закусывая. – Едва не разбился.

– Что там случилось?

– Когда машину Камошни перегонял, – буркнул Виктор, – за малым не обосрался. Вот же умудрился он, гад, сесть. Слева балка, справа окопы, сзади холм, а впереди посадка и уклончик влево, градусов так несколько. Дерьмовое место. Пока техники ковырялись, я покатался по округе, а там мертвяки неубранные кругом. Жесть. Насос поставили, мне взлетать пора, а тут ветер поменялся, и настроение ниже плинтуса. Пришлось на деревья взлетать, при боковом…

– Шубин ушел. – Иванов, воровато оглянувшись, достал из кармана бутылочку и разлил по стаканам водку. – Давай еще.

Они снова выпили и зазвенели ложками.

– Мотор на максималке, – продолжил Виктор с набитым ртом, – а скорость не набирается. Вижу уже, что всё, затормозить не успеваю… пришлось подрывать. А он повис, падла, ни туда ни сюда… потом гляжу, слева, метрах в десяти от крыла дерево проплывает. Высокое такое, метра на три выше кабины… акация… старая уже, сухая. И справа деревья, только зеленые. А я в сектор газа уперся и ручку тяну… думал, все… – хотя в помещении столовой было тепло, он зябко поежился. – Потом чувствую, как колеса по земле катятся, касания даже не почувствовал…

– Винт? – спросил Иванов.

– Ага, – кивнул Виктор, – РПО накрылся, винт на большой шаг перескочил. Только и хватило метров на пять подпрыгнуть. Там в одном месте посадка совсем редкая была, я прямо над ним пролетел, как по заказу.

– Повезло, – Иванов сочувственно покачал головой.

– Ага, повезло. Как не обделался – не знаю. Блин, до сих пор трясет, – Виктор снова поежился. – Раньше такого не было. Вот хрень. Давай еще? – он полез за трофейной фляжкой.

– Может, хватит? – Иван заколебался. – Мне утром в дивизию надо, до начальства явиться…

– Надо! – Саблин щедро налил в свой стакан. – Надо выпить, а то крутит чего-то. Блин, сколько летаю, а так страшно еще ни разу не было. На ровном месте едва не угробился.

– Смотри, завтра лететь, – предупредил Иван. – Погоду хорошую обещают.

– Плевать, – Виктор выпил, закусил кашей и замер, прислушиваясь к ощущениям. – Если не выпью, то уж точно никуда не полечу. До сих пор всего типает…

– А твой Рябченко до Копыловой клинья подбивает, – сменил тему Иванов, – или наоборот, – он засмеялся. – Видел их вчера, такие забавные… Она его выше на голову, здоровенная, а он рядом с ней как дите…

– Возьму его обратно ведомым. На пару вылетов, – сказал Виктор. – Он боец хороший, только жадный и увлекается, когда сам. Постоянно чудит, постоянно присматривать приходится. А так под боком будет, к тому же как ведомый он хорош, да и слетался я с ним.

– Он не обиделся? – спросил Иванов.

– Дуется как мышь на крупу, – ответил Саблин. – Молодой еще, глупый. Не понимает своего счастья… Блин! До сих пор не отпускает, – пожаловался он, прислушавшись к своим ощущениям. – Представляешь? Что пил, что не пил. Вот херня…

Из столовой он уходил в подавленном настроении. После того как Виктор выговорился, его немного отпустило, но настроение было откровенно дрянным, и водка не помогла. Он побродил по аэродрому, но меланхолия никуда не делась. Потом повстречал Литвинова, сказал ему, что плохо себя чувствует, и побрел на квартиру. В тишине одиночества, темных стенах и тусклом свете окна стало еще хуже. Он снова вышел в вечерние сумерки, услышал у соседнего дома звонкий девичий смех и скорее угадал, чем увидел сидящих на лавочке Соломина с Ольгой и Ильина с Леной Шульгой. Кольнула зависть – ему вот так посидеть было не с кем. После расставания с Майей полковые девчата объявили ему негласный бойкот, не помогло даже изменение его семейного статуса. В принципе, ему это не сильно мешало – разве что, если изредка выпадало оказаться на танцах, приходилось приглашать девушек из БАО или других полков, но иногда, вот как сегодня, становилось обидно.

Он прогулялся, слушая звуки собирающейся ко сну улицы, допил флягу – водка почему-то не брала, и Виктор пил скорее из упрямства. Миновал веселящуюся соломинскую компанию, хотелось подойти, но разум подсказывал, что незачем портить людям отдых. Через два двора, разделенная невысоким забором, общалась парочка, доносился быстрый шепот. Он сразу узнал своего ведомого и усмехнулся – на фоне девушки Рябченко действительно выглядел смешно. Ее Виктор знал плохо, она была из первой эскадрильи.

– Колька! – негромко сказал он. – Смотри, завтра лететь. Чтобы как штык был…

Шепот моментально оборвался, сменившись гнетущей тишиной.

Виктор дошел до конца улицы, остановился, глядя на черную стену ограждающих летное поле деревьев. С дальней стоянки доносился стрекот самолетного двигателя – видимо, техники проверяли работу после ремонта. Со стороны соломинской компании, заглушая шум мотора, раздался громкий женский смех. Этот смех острой иглой зависти уколол в сердце, напомнил о собственном одиночестве. Убьют, и не поплачет никто. Разберут друзья-товарищи личные вещи на память, и закончится Витя Саблин. Он кинул в рот папиросу, затянулся горьким ароматным дымом и мрачно усмехнулся. А не закончится – останется конспект по тактике, останется тетрадка с датами и событиями. Его еще вспомнят…

(обратно)

Глава 7

Западнее Кальмиуса горели деревни. Дым смешивался с дымкой, и земля с четырехкилометровой высоты казалась сизой, едва просматривалась. Дымка эта буквально заполонила все небо, ограничивая видимость, и, возможно, из-за нее в кабине пахло гарью. Виктор сперва принюхивался, боясь, что это пожар, обеспокоенно посматривал то за борт, то на контрольные приборы, но потом кое-как успокоился.

Время патрулирования подходило к концу и, судя по всему, этот вылет не должен был отличаться от предыдущего – обычная рутина. Вражеская авиация в небе не встречалась, и, по сути, они зря тратили моторесурс и жгли топливо. Вот только эти же полеты были ой как нужны для новичков, их слетанности.

Внизу просматривались желтеющие квадраты полей, извилистая лента дороги, темнела зеленой листвой небольшая рощица. Над дорогой клубилась пыль, но разобрать, что там движется, никак не получалось. «Раму» Саблин увидел случайно. Немецкий разведчик «ФВ-189» летел встречным курсом, прямо под истребителями. Он настолько сливался с фоном земли, что Саблин поначалу не обратил на него внимания, но врага выдала белая окантовка крестов. Виктор зашарил взглядом по небу, но «рама» похоже, была одна, без прикрытия, что автоматически превращало ее в законный трофей.

– Внимание, вижу противника! – Он увидел, как «задергались», «засуетились» истребители его группы – летчики пытались рассмотреть, где именно командир увидел врага. – Слева ниже, «рама». Двадцать второй, прикрываешь. Группа, атакуем попарно! Пошли…

Он перевернул машину через крыло и устремился вниз, стараясь не упустить взглядом вражеский самолет и прибирая газ. На разведчике атаку заметили – полыхнул огнем верхний спаренный пулемет, и вокруг «лавочки» белыми шнурами замелькали трассы. Виктор уже загнал необычный силуэт противника в прицел и собирался ответить, но «рама» заложила неожиданно резкий разворот, и он проскочил, уйдя вверх.

– Горит! – раздался в наушниках торжествующий крик Литвинова. – Горит! Горит!

Вражеский самолет, оставляя густой черный след дыма, крутой спиралью валился вниз. Правый мотор его пылал, отлетали какие-то обломки, и Виктор увидел, как надулся белый купол парашюта, через несколько секунд второй. Вскоре самолет разбился о землю, дым развеялся по небу, а парашюты все спускались. Ветром их сносило на запад, и они таяли, растворяясь в дымке…

– Противник, используя железные дороги, вывозит награбленное имущество. Сегодня по эшелонам работали гвардейцы из девятой. Работали успешно, – Марков ткнул указкой в карту, – здесь и здесь. Получено указание привлечь и наш полк. Для выполнения задачи предлагаю…

– Пойдет третья, – прервал начштаба Шубин. – Через час! Восьмеркой тута.

– Восьмерку не наберу, – влез Виктор, – давайте из резерва. Тридцать четвертую, машину Самойлова, так до сих пор из ПАРМа не вернули. А сегодня опять ЧП. У Камошни всасывающий клапан на моторе оборвало.

– Тогда шестеркой, – обрезал Шубин, – товарищ майор, готовьте приказ…

– Командир, нычого не знаю, теперь моя черга! – заявил Кот, стоило Саблину объявить о новом вылете.

– Полетаешь, – буркнул Виктор, – успеешь еще. Сейчас надо молодых натаскать, пока немцев в воздухе не видно. А ты без ведомого…

– Ничого страшного, – уперся Сергей, – я и сам вэдомым зможу. А молодые вже спеклись…

Отдыхавшие неподалеку Камошня с Самойловым действительно выглядели не очень – осунувшиеся, замученные. Видно было, что боевой вылет неслабо их вымотал. Вдобавок Самойлов как-то странно, с опаской поворачивал голову, и, подозвав его к себе, Виктор увидел, что шея летчика стерта практически до крови. У Камошни дела были немногим лучше.

– …вашу мать! Шарф накинуть не догадались? Олени! Сейчас галопом к Синицыну, пусть подлечит. Потом к Палычу, он вам шелк выделит, сделаете шарфы, чтобы не натирало. Бегом марш! У тебя что? – накинулся Виктор на подошедшего Острякова. – Тоже шею натер?

У Кольки с шеей было нормально, и это успокоило. Зато выбор летчиков для выполнения нового задания заставил поломать голову. Идеальный вариант был включить в состав группы Ларина, он более-менее слетался со своим ведомым, да и работать в прикрывающей группе у Славы получалось, там он был на своем месте. Но и нельзя было оставлять на земле Литвинова – Сашку нужно было срочно натаскивать водить группы, да и про Кота забывать не следует – тот давненько уже не летал. А еще есть новички, которым вынь да положь не полученные в училище моточасы, без которых зеленый новичок никогда не станет пилотом. И нужно найти во всем этом компромисс…

– Чего тебе сегодня в небо приспичило? – спросил он Кота.

– До Украйны вышли, – вздохнул Сергей, – по нэньке скучив.

Виктор пожал плечами. С февраля Кот летал здесь десятки раз. От Миуских рубежей до Мариуполя и Донецка было подать рукой, и он не раз уже бывал над своей родиной.

– Хорошо, полетишь! – У Виктора начало вырисовываться решение. – Возьмешь ведомым Острякова.

– Острякова?

– Да! Идите готовьтесь. Со мной пойдет Рябченко. – У Кольки округлились глаза. – Третья пара Литвинов и Усманов. Я иду в паре прикрытия. Ударную группу поведет Литвинов. Да, еще. Усманову и Острякову пусть вешают двадцатьпятки, передайте оружейникам…

…Слева в стороне проплыл Мариуполь. На его южной окраине к небу тянулся огромный хвост пожарищ. К серому от дыма небу добавились рыжие шапки разрывов зениток, и истребители повернули северней, на Волноваху. Внизу поблескивало полотно железной дороги, то пропадая в листве посадок, то появляясь снова.

– Вижу два эшелона! – Сашка от возбуждения заговорил малоразборчивой скороговоркой. – Рядом идут, сейчас из-за посадки выскочат. Атакую паровоз головного!

Четверка «лавочек» устремилась вниз, где по черному полотну торопливо ползла длинная красная гусеница железнодорожного состава с пыхтящей головой – паровозом. Мелькнули короткие огоньки трассеров, и в голове эшелона выросло белое облако пара, он начал замедляться.

Виктор закрутил головой, но воздух был чист. Он довернул на второй состав, толкнул ручку от себя.

– Двадцать шестой, атакуем пушками!

Из атаки он вышел довольный как слон – бронебойные снаряды пробили стенки котлов, и струи пара, вырываясь из паровоза, окутывали его, словно пытаясь замаскировать. Виктор довернул влево с набором высоты и, пролетая над атакованным группой Литвинова составом, увидел, как выпрыгивают из вагонов и убегают в стороны фигурки в мышиного цвета мундирах. Согнанный ветром с паровозов пар казался расползающимися клочьями белой ваты.

– Восемнадцатый, работайте бомбами.

Атакованный им эшелон тоже остановился, и оттуда сыпанул народ. Виктор снова бросил истребитель в пикирование, надеясь уложить сотки поближе к поезду, где темные человеческие фигурки мелькали особенно густо. Уже коснувшись пальцами кнопки бомбосбрасывателя, углядел, что одежда людей отличается от немецкой формы, потом глаз зацепился за выделяющиеся пятна женских платков…

– Двадцать шестой, отставить! Это гражданские! Наши! – Задержавшись с выходом из пикирования, он едва успел вывести самолет над крышами вагонов. – Бьем первый поезд!

К парящему паровозу, разбитому четверкой Литвинова, добавился серый дым горящей теплушки. Виктор скинул сотки по этому вагону, желая добавить еще огонька, и успел увидеть, что его с Рябченко бомбы взорвались совсем рядом с насыпью. Потом, сделав еще пару заходов и постреляв из пушек по разбегающимся немцам, они улетели на восток. Улетели с чувством хорошо проделанной работы…

Под крылом проплывали балки, посадки. Мелькнул и остался за хвостом Кальмиус. С каждой секундой, с каждым оборотом он был ближе к своему аэродрому, ближе к отдыху. Монотонный гул мотора, тепло кабины убаюкивали, клонили в сон.

– Дед, Дед, ответь Ольхе! – еле слышно отдалось в наушниках. – Я Ольха, вызываю Деда…

– Я Дед, ответил! – Виктор встрепенулся и обеспокоенно завертел головой.

– Дед! – сквозь треск разрядов зачастила Ольха. – Над Мариуполем… ведут бой… приказываю помочь!

Родной аэродром внезапно отдалился, Виктор повел группу на Мариуполь.

Город горел. Сквозь серую хмарь дыма проглядывали металлические скелеты заводских корпусов, сияющие черными глазницами выбитых окон коробки зданий, груды развалин. Где-то здесь, в черном аду нашим летчикам срочно требовалась помощь, вот только увидеть их все не удавалось…

Совсем рядом из серой дымки вывалилась пара «мессеров», повстречав шестерку «лавочек», метнулись вниз, пытаясь скрыться на фоне городских руин. Четверка Литвинова кинулась следом.

– Куда? Восемнадцатый, назад!

Одна пара отвернула, бросив погоню. По номеру ведущего Виктор узнал Кота. Другая пара вскоре растаяла внизу.

– Восемнадцатый… твою мать! Немедленно вернись.

– Сейчас, – выдохнул Сашка, – сейчас… Есть! Есть, попал! Горит!

– Восемнадцатый, блядь…

С западного направления показалась еще одна пара «мессеров» и нагло полезла вверх.

– Кот, атакуем.

Виктор думал, что пилоты «мессеров» не захотят драться и удерут, используя замечательные качества своих машин при пикировании, но ошибся. Те бой приняли. Численное превосходство советских истребителей их ничуть не смутило, и немцы показали класс…

Бились они мастерски, виртуозно управляя своими самолетами, уклонялись от атак и тут же контратаковали сами. Стоило зайти в хвост одному из немцев, как сзади моментально оказывался второй, преимущество советских летчиков в численности зачастую не помогало, а наоборот мешало.

– Восемнадцатый, матку вырву, – в бешенстве заорал Виктор, – ты где есть?

Литвинов пробурчал что-то неразборчивое, потом эфир забил чей-то фальцет, затейливо матерящий неведомого «Сорок девятого». Влезла «Ольха», вызывая «Шмеля», и уши забило шумом и бессвязными обрывками фраз.

– Тридцать первый, – пытаясь перекричать гвалт, закричал Саблин Коту, – тридцать первый, выходи из боя. Лезь вверх, сверху, сверху их атакуй! Рябый, держись!

Оставшись на равных, немцы моментально перешли от обороны к атаке, и один из них резким маневром сел на хвост Рябченко.

– Колька, тяни ко мне… теперь вправо, вправо. – «Мессер», преследующий ведомого, взмыл вверх, второй уже заходил в хвост Саблину.

– Тяни на меня, отсекай! Тридцать первый, ты где?

Немца из хвоста прогнал Рябченко, а Виктор потянул за вторым. По летному почерку противника он понял, что достался ему отнюдь не подарок. Немец хотел оторваться на крутом вираже, но после двух витков ушел на петли. Саблин несся следом. Они сцепились, пытаясь зайти друг другу в хвост, выжимая из самолета все, что только возможно. Мотор «лавочки» работал на полную мощность, сектор газа двигателя был дан вперед до упора, и Виктор все сильнее тянул ручку управления. Впереди был только хвост вражеского самолета, он видел только его, пытаясь довернуть и сбить. Но это не получалось – немец, словно заговоренный, все время уходил. Вскоре Виктор взмок, глаза заливал пот, а под реглан, казалось, вылили чайник…

Силы иссякали. Ручка управления стала тяжелой и неповоротливой, и он чувствовал, как трясутся поджилки. Нужно было как-то выходить из боя, но этот чертов «мессер» не отпускал. Надежды на ведомого не было – его гонял второй истребитель, Кот помочь тоже не мог – вверху пара «лавочек» отбивалась от тройки худых. Оставалось надеяться только на себя, вот только кто бы занял хоть немного сил.

Немец, выйдя из петли, потянул вдруг в левый вираж. Виктор смотрел на летящий в двухстах метрах «Мессершмитт», на срывающиеся с его крыльев «усы» воздуха, на черные окантованные белым кресты и квадратный, словно вырубленный топором, переплет кабины и трясся от ненависти. Он видел лицо вражеского летчика – оно бельмом выделялось в кабине – и ненавидел этого человека всей душой. Это из-за него сейчас собьют Кольку, это из-за него зажгут Кота и Острякова. Они все погибнут из-за того, что один этот немец не хочет умирать…

И вдруг Саблин понял, что противник тоже устал. Он понял это то ли по вялости выполняемого врагом виража, то ли той тяжести, с которой «Мессершмитт» уходил с петель в горизонт. Это знание не прибавило сил, но позволило понять, что победить еще можно…

Немец переложил машину резко и неожиданно, уходя вправо. Может, он хотел попытать счастья в правом вираже, а может, пытался сделать «ножницы» – Виктор так этого и не узнал и воспользовался выпавшим шансом. Он резко прибрал газ, отработал ручкой, загоняя узкий серый силуэт в прицел, дал правую ногу и нажал гашетки. Белые росчерки трассеров устремились вперед, проходя рядом с вражеским самолетом, краткой вспышкой отметив попадание в правое крыло. Немец пролетел совсем рядом, и Виктор двумя руками вцепился в ручку, изо всех сил вытягивая ее на себя, и, раздавленный перегрузкой, сквозь приспущенные шторки век снова увидел хвост «мессера». Довернул, повторно загоняя врага в прицел, и зажал гашетки. Истребитель мелко задрожал, снаряды ударили врага за кабину, и тот вдруг выплюнул длинный оранжевый хвост огня.

– Колька, держись! – закричал он. – Держись, родной…

Рябченко виражил совсем рядом. На хвосте его висел «Мессершмитт», поливая ведомого огнем, но тот уклонялся, закладывая вираж все круче.

– Выходи из виража, тяни вправо. Круче тяни, сейчас я и его срежу!

«Мессер» вовремя увидел опасность и переворотом ушел к земле. Гоняться за ним не было ни сил, ни желания.

– Двадцать шестой, пристраивайся! Восемнадцатый, ты где?

Вверху, среди серой дымки вдруг показался язык черного жирного дыма, украшенный у основания «Мессершмиттом». Вражеский истребитель быстро снижался, видимо пытаясь сесть на вынужденную. За ним гнались две «лавочки», за которыми, в свою очередь, неслась пара немецких истребителей.

– «Ла-пятые», худые сзади! Двадцать шестой, встречаем в лоб!

«Мессера» скользнули в сторону, а по номерам подошедших «лавочек» Виктор определил Кота и Острякова.

– Тридцать первый, поворачивайте влево, собираемся. Колька, правый поворот! Восемнадцатый, ты где? Восемнадцатый…

Пара Литвинова словно сквозь землю провалилась. Виктор смотрел во все глаза, стараясь пронизать взглядом дымку, но, кроме набирающей высоту четверки «мессеров», так никого и не увидел. Топлива оставалось в обрез, и висеть здесь дальше, напрашиваясь на неприятности, было глупо…

– Курс девяносто. Отходим…

…Из кабины он вылез с трудом. Ноги подкашивались, и больше всего хотелось где-нибудь улечься и всласть выспаться. Увы, такое счастье ему не грозило.

– А Сашка где? – Палыч встревоженно завертел головой, надеясь отыскать отставшую пару самолетов. – И Усманов…

– Не знаю, – Виктор зло сорвал перчатки, бросил их на крыло и похромал к машине Рябченко.

Колька вяло трепыхался, пытаясь отстегнуть привязные ремни, но у него никак не получалось. Наконец, стараниями техников, его выдернули из кабины и спустили на землю. Лицо у ведомого было белым-белым, без единой кровинки, он стоял, пошатываясь, тараща красные от полопавшихся сосудов глаза.

– Отдыхай, – отпустил его Виктор, – потом разберем. Хорошо дрался…

Колька отошел, сел на расстеленный у самолета брезент, а потом, подумав, улегся. Саблин испытал приступ зависти. У него самого подгибались колени, но нужно было не показывать виду. Подошли Кот и Остряков. Они были измочаленные, серые от усталости. От здания штаба торопился озабоченный Шубин, и Виктор зашарил по карманам, ища папиросы. Для него нервотрепка только начиналась…

…– Вижу цель! – Ведущий штурмовиков завалил машину на крыло, рассматривая цель. – Атакуем с выходом влево! Четвертый, на тебе зенитки. Работаем! – «Илы» опустили носы, заходя на высокий, поросший акацией холм. Немцы устроились неплохо, окопавшись на двух расположенных неподалеку друг от друга высотках и усилив свои позиции минометными батареями и несколькими танками. Укрепились крепко – с утра наш авангард попытался с ходу сбить противника, но все еще дымящиеся остовы двух «тридцатьчетверок» говорили, что атака не удалась. Пришло время поработать авиации…

Отход немецких войск к Днепру был планомерным и четким. Отступали они грамотно, от рубежа к рубежу, расчетливо выигрывая время, необходимое для вывоза награбленных ценностей и подготовки новых позиций. Местность обороне благоприятствовала: овраги, реки, цепь многочисленных высот и населенные пункты, – все это усиливалось инженерными сооружениями, основательно укреплялось, заполнялось войсками. Пока наши подтягивали войска, собирали кулак, готовились к прорыву оборонительного узла, немцы километров на двадцать-тридцать западнее спешно создавали новый, аналогичный. И затем, благополучно задержав наши части на день-два, они, прикрываясь арьергардами, отходили на новую, уже подготовленную позицию.

С верхушки холма, лысого и удивительно ровного – словно срезанного гигантским ножом, ударили зенитки, к штурмовикам потянулись тающие шнуры трассеров. Звено «Илов» отстрелялось по «лысине» РСами, и зенитки притихли. Потом они попробовали было снова огрызнуться, но вершину обработали пушками, и до конца штурмовки немецкие зенитчики больше себя не проявляли. Потом досталось расположенным на обратном скате высотки минометам, после бомбежки там что-то сильно взорвалось, склон заволокло дымом. Разобравшись с минометчиками, «Илы» принялись за пехоту, поочередно обрабатывая траншеи пушечно-пулеметным огнем. От балки, где скапливались советские войска, к высотке уже пылили «тридцатьчетверки», бежали цепи пехоты – наши не собирались упускать столь благоприятный момент для атаки.

Виктор оторвался от красот уничтожения вражеского арьергарда и зашарил глазами по небу. Пара Ларина отыскалась справа выше – на фоне солнца она была почти не видна. Слева, метрах в ста, болталась «лавочка» Острякова, справа летели Рябченко с Самойловым. Кроме «Илов» у земли и их шестерки, в воздухе больше никого не было, и это радовало. Вновь мазнул взглядом по холму – позиции ПТО молчали, пехота, попавшая под удар с воздуха, огрызалась слабо. Потом увидел в чахлой посадке за холмом какое-то странное шевеление, вгляделся.

– Озеро девять, вижу технику противника! В посадке, слева, – закричал он. – Смотри!

Из посадки выполз приземистый, покрытый камуфляжной краской танк, повел башней с длинным тонким стволом. Рядом показался второй.

– Дед, принял вас! Вижу. Атакуем пушками с выходом влево! Четвертый, смотри зенитки…

По танкам «Илы» сделали два захода, буквально засыпав бронированные машины градом пуль и снарядов, потом обработали огнем посадку и потянули домой. Видимо, их ведущий прибрал обороты, потому что группа собралась очень быстро и возвращалась компактным строем, а не бесформенным, растянувшимся роем, как Виктор не раз наблюдал ранее. Они благополучно пересекли линию фронта, довели штурмовиков до их аэродрома и, покачав на прощанье крыльями, повернули к себе.

Настроение у Саблина немного улучшилось – прикрывать штурмовиков он не любил, и то, что все обошлось благополучно, не могло не радовать. Как и отсутствие немецкой авиации – сегодня он был не в том состоянии, чтобы вести бой.

Литвинов и Усманов пропали три дня назад, а через день, 9 сентября, наши войска освободили Мариуполь. В город была моментально направлена команда, и после долгих поисков им удалось найти обгоревшие обломки двух «лавочек». В воронке, оставшейся от одной из машин, обнаружились останки летчика. По номерам пушек определили, что погибший был Усманов. Литвинова же похоронили местные. По их словам, Сашка успел выпрыгнуть, но пламя горящей машины спалило парашютный шелк…

На поминках своих летчиков Виктор сильно перебрал. Это аукнулось сегодня утром – на больную голову пришлось организовывать перелет эскадрильи на новый аэродром, потом утрясать кучу вопросов по обустройству на месте. После потерь и с учетом вернувшихся из ремонта в саблинском подразделении осталось всего шесть боеготовых истребителей, и все они сейчас были в воздухе.

– Дед, Дед, – раздался по радио голос Шубина, – у аэродрома «Хейнкели» и худые. Дед…

– Принял! Подходим!

Бомбардировщиков он увидел издалека – три девятки шли клином, метров на пятьсот ниже, неторопливые и невозмутимые. Выше их висела четверка истребителей, внизу километрах на двух кипел бой, видимо, Шубин успел поднять полк, и «лавочки» схлестнулись с «мессерами» прикрытия. В эфире царил хаос, и Виктор решил действовать самостоятельно, не дожидаясь подсказок с КП.

«Хейнкели» шли встречным курсом – видимо, заранее развернулись на нашей территории, чтобы ускорить отход. Они почему-то пролетели мимо полкового аэродрома, и их первая девятка вывалила свой груз на расположенную километрах в трех от взлетной полосы деревню. Ее сразу заволокло пылью и дымом, а Виктор вдруг вспомнил, что там стояла какая-то танковая часть, и все утро оттуда доносился шум моторов.

– Двадцать второй, прикрывай! Тридцать первый, бьем ведущего! Атака! – закричал он, стараясь перекричать гвалт эфира. Бой внизу превратился в натуральную свалку – участников там явно прибавилось. «Мессера» вверху спешно набирали высоту, и пара Ларина тоже потянула вверх, стараясь не отдавать преимущество. Вторая девятка вот-вот должна была отбомбиться, но тут Виктор был бессилен – расстояние было еще слишком велико. А вот третью девятку они атаковать успевали.

Ракурс для атаки был неудобен, но на выбор другой позиции уже не было времени, и Виктор прильнул к прицелу, матерясь на его неудобное расположение. Носовые стрелки начали бить еще издалека, огрызаясь огнем, и он видел, как к истребителю потянулись разноцветные жгуты, сплетенные из трассирующих снарядов. Вражеская девятка летела им в лоб, встречным курсом, так что отбивать атаку могла только из носовых пушек. Но что их огонь против залпа «лавочки»…

Застучали пушки, трасса прошла немного ниже, и он чуть довернул. Увидел, как блеснула звездочка попадания на левом крыле у мотора, и дал правую ногу. Немецкая машина промелькнула совсем рядом, едва не зацепив, Виктор навалился на ручку, уходя от столкновения, успел увидеть, как последние снаряды взрываются в кабине «Хейнкеля», как окутывается дымом его мотор и винт превращается в серый диск, замедляясь…

Довольный собой, Саблин потянул на горку, обернулся, и губы непроизвольно растянулись в ухмылке. Атакованный им бомбардировщик горел, выплевывая длинный язык пламени из левого крыла, и все сильнее кренился на битое крыло. Остальные «Хейнкели» разворачивались, не доходя до цели, и за одним из них тянулся шлейф дыма. Атака оказалась очень удачной, но нужно было закрепить успех. Он довернул, оставляя вражеские машины слева внизу и выбирая очередную жертву…

– Дед! – в разноголосицу эфира пробился голос Ларина. – Дед, худой на хвосте.

Виктор завертел головой, потом догадался дать ногу, и тут что-то громко щелкнуло, кто-то сильно дернул его за волосы, а на голову словно плеснул каплями кипящего масла. Он отработал ручкой, сваливая машину в бочку, по лицу мазнуло холодом сквозняка, и Виктор увидел в приборной доске, чуть ниже указателя оборотов, дыру. Справа выше мелькнула тень, и вверх, оставляя позади черный выхлоп форсируемого мотора, выскочил «мессер». Истребитель прошел так близко, что Саблин успел разглядеть на его борту черный, в белой окантовке сдвоенный треугольник и изукрашенный отметками о победах хвост. Он засмотрелся на этого «мессера», потом вдруг вспомнил про его напарника и снова навалился на ручку, уклоняясь. Сердце ухнуло куда-то вниз, и Виктор подумал, что если сейчас его почему-то не убьют, то пить накануне полетов он не будет никогда.

Ведомый вражеского аса проскочил слева ниже. Ему было не до атак – сзади, поливая из пушек, гнались Ларин с Камошней. Другая пара «мессеров» дралась с парой Рябченко, и это значило, что он, возможно, поживет. Самолет вроде был цел, только заднее бронестекло оказалось пробитым и сияло белым крошевом. Противно саднила шея и голова.

– Двадцать второй, принимай командование. Яподбит.

Бомбардировщики уже разворачивались, удирая. Дымный немного приотстал, переместившись из головы строя к хвосту. Далеко слева набирала высоту четверка «мессеров», подбивший его истребитель тоже тянул вверх.

– Двадцать шестой, бьем бомбардировщики! Замыкающего… – приказал он Острякову, и он опасливо поглядел на верхнего «мессера». Увидев, что тот пока не атакует, довернул, заходя на отстающую машину. Голову по-прежнему саднило, пот, щипая, заливал глаза. Виктор попробовал смахнуть его рукой, но не получилось, зато увидел на перчатке кровь. Желание атаковать бомбардировщика растворилось, но он все-таки издалека обстрелял поврежденную машину и сразу потянул наверх. Огонь Кольки оказался точнее – ведомый бил метров с пятидесяти, разбив «Хейнкелю» второй мотор.

Потом бой быстро закончился. «Мессера» куда-то исчезли, бомбардировщики тоже, и Виктор пошел на посадку. Кровь заливала глаза все сильнее, он пытался вытирать, но все больше размазывал. На полосу он плюхнулся с большим перелетом, вдобавок отказали тормоза, и Саблин едва не разбил машину, выкатившись за пределы аэродрома. Сдвижную часть фонаря заклинило, и как он ни бился, открыть и вылезти из самолета не получалось. Потом набежала толпа техников, фонарь разбили, Виктора, словно пробку, выдернули из кабины и куда-то потащили. Вдруг оказалось, что он сидит на земле, Синицын с сосредоточенно-деловым видом ковыряется у него в голове, а вокруг белеют любопытные лица. Перепуганная Таня, Палыч с трясущимися руками, Рябченко, в глазах которого был испуг, а с физиономии до сих пор не сошла глупая ухмылка.

– Чего собрались? – Синицын наконец прекратил осмотр, и Виктор увидел, что руки у врача перепачканы кровью. – Помогите отнести товарища командира в машину. Давайте, пошевеливайтесь…

Уже после, когда Саблина затащили в свежеустановленную палатку медпункта и стали обрабатывать голову, врач захихикал:

– Хорошо, Витька, быть тупым. Тебе в голову бронебойный снаряд попал. Нормального человека сразу бы убило, а у тебя он кость не пробил.

– А ты и рад, коновал, – огрызнулся Саблин. – Чего там? Рассказывай…

– Ну, – нахмурил куцые брови Синицын, – вообще-то ерунда. Крошкой бронестекла тебя нашпиговало. Пуля броню пробила и рядом с головой прошла, а вот осколки достали. Шлемофон помог – сам в лоскуты превратился, а скальп тебе сохранил. А теперь терпи, буду осколки вынимать…

…Голову словно нафаршировали болью. Больно было смотреть, больно было говорить, даже думать было больно. Виктор маялся, бродя среди тесных стен превращенного в летное общежитие деревенского дома. Спать не получалось, а идти на аэродром и заняться хоть каким полезным делом не было сил. Оставалось слоняться по комнате или сидеть на нарах, дожидаясь, когда же летчики вернутся из аэродрома. Потом зашел Иванов, с заговорщицким видом потащил на улицу.

– Заварилась каша…

– Чего случилось? – хмуро буркнул Виктор. – Сбили кого? А то я не в курсе, как из кабины достали, так только одного Синицына и видел.

– Снова Абрамова срубили, выпрыгнул. Острякова твоего подбили, он на вынужденную сел, не дотянул километр до полосы. Ну и так, в машинах дырок много. Одно хорошо – все живы-здоровы. Кстати, с тебя причитается…

– Это еще за что?

– Везет тебе, Витька, на начальство. – Иван притворно вздохнул. – Вы только улетели, как Хрюкин прибыл. Никто его даже и не ждал. Пока рапорта, пока то да се, немцы являются: целая толпа – бортов пятьдесят – и давай разворачиваться на виду аэродрома. У нас столбняк натуральный, ВНОС молчит, словно и нету их, зенитчики бегают, будто их кипятком кто ошпарил, но, сволочи такие, не стреляют. Комдива так переклинило, что он даже заикаться перестал.

– Охренеть.

– Ага. Слушай дальше. Срочно взлетать, а у гвардейцев, на «кобрах», бензина нет. Они утром пустые прилетели, а БАО им так ничего и не подвезло. В общем, только мы и смогли подняться: сперва дежурное звено взлетело, потом еще восьмерка. «Мессеров» над головой штук двадцать, как стали давить… Твоя группа помогла, хорошо и, главное, вовремя врезали – немцы как увидели горящего «Хейнкеля», так сразу драться расхотели. Деревню только раздолбали сильно, но танкисты вроде еще утром оттуда уехали, так что обошлось. Комдиву от Хрюкина досталось на орехи, ну и нашему, Шубину, тоже перепало за компанию. Зато про тебя генерал вспомнил, Саблина, говорит, сразу видно по почерку. Чтобы, говорит, уже сегодня представление было…

– Тю, – удивился Виктор. По его мнению, бой был неудачным, он своей группой практически не руководил и вообще чудом остался жив.

– Кстати, – усмехнулся Иванов, – сейчас вот рассказали… Наши эфир немецкий прослушивали во время боя, так их летчик хвастался, что сбил своего двухсотого и двести первого… Сильны они заливать…

– Ни хрена себе! – снова удивился Саблин. – Это не он мне шкуру попортил? От с-сука…

– Хрен его знает, – Иван пожал плечами, – там «мессеров» как мух было. Я так понял, этот летчик в верхней четверке был, так что запросто… Я к тебе по делу вообще, – он понизил голос, – выручай.

– Чего случилось?

– Тут к нам филармония с концертом заявилась. Они вчера у танкистов стояли, которых сегодня бомбили, а завтра сюда. Я их видел, там такие девки… – Иванов причмокнул от удовольствия: – Персик, а не девки.

– Ну а я-то тут при чем? – непонимающе спросил Виктор. – Ты вроде без меня справлялся, и довольно успешно…

– У тебя вид героический, пораненный, – Иванов говорил сладким голосом змея-искусителя, – в повязке, с орденами, да еще к званию Героя представленный. Если мы туда вдвоем пойдем, все бабы наши будут.

– А один не справишься?

– Иди ты! Там же девки просто огонь. Они танкистам концерт давали. Танцевали – глаз оторвать невозможно. Как крутанутся, юбка выше ушей, а под ней такие ножки, – он плотоядно облизнулся. – У наших девок рядом не лежало, я тебе говорю…

– Вань, чего ты меня за советскую власть агитируешь и сказками кормишь? От меня чего надо?

– Я к ним уже пытался сунуться, отшили, – Иванов поник. – Но тут штука такая… когда сегодня бомбили, им тоже досталось – перепугались знатно. А потом, прямо рядом с их табором, сбитый «Хейнкель» упал, ну и сарафанное радио растрезвонило, что сбил его летчик-герой Витя Саблин.

– Решил на моем горбу в… рай въехать? – Виктор засмеялся и сразу скривился от боли. – Хреновое время ты, Ваня, выбрал, я сейчас могу им разве что смерть героя изобразить.

– Да ладно тебе цену набивать. Посидишь, поулыбаешься, может, познакомишься с кем-нибудь… Поехали! Я даже увольнительную на двоих у Шубина выбил. Давай, когда еще акрисулек помять удастся? Или тебя уже на девок не тянет?

– Все тянет, – буркнул Саблин, – только мне не до этого сейчас. Голову будто свинцом залили. Раскаленным…

– Не поедешь… – Иванов обиделся. – Вот это ты мне козу состроил…

– Слушай, – попробовал примириться Виктор, – ну зачем тебе я? Возьми любого, обзови его моим именем, повязку намотай, и все. Они что, документы спросят? Только с увольнительной засада…

– Увольнительная ерунда. – Усики Иванова победно поползли вверх. – А это вариант. – Он заулыбался в тридцать два зуба. – Ладно, спасибо за идею…

Иванов ушел минут через пять, довольный как слон, а Саблин, проводив товарища, неожиданно для себя заснул. Снились ему полуголые артистки неведомой филармонии, исполняющие канкан на крыле его «лавочки»…

…Звякали ключи, скрипели тормозами носящиеся по стоянке автомобили, трещали ручные помпы, перекачивая горючее из пыльных топливных бочек в прожорливые самолетные баки. Механики носились как наскипидаренные, но зычный голос Шаховцева все равно разносился над стоянкой, заглушал шум, подстегивая. Через час планировался еще один вылет, и нужно было успеть…

Подъехала полуторка с завтраком. Повариха, сидевшая среди термосов с видом выигравшего сражение генерала, недовольно поднялась, выцеливая, как бы поудачней слезть на землю. К крытому камышом навесу столовой потянулись летчики эскадрильи. Шли лениво, вразнобой. После боевого вылета есть никому не хотелось…

Настроение у Саблина было дрянным с самого утра. Ночью снилась всякая ерунда, оставив смутные, но тревожные воспоминания. Потом, перед вылетом, он неудачно запнулся, в результате на левом сапоге отстала подошва – оскалилась крокодильей пастью зубов-гвоздей. Как назло дядя Ефим – полковой сапожник, слег с фурункулезом, и пришлось кое-как латать их самому. Вышло хреново. Вдобавок, уже после вылета, он где-то неудачно прислонился, посадив на любимые синие бриджи масляное пятно…

– Лейтенант Ларин, – Виктор нашел отдушину, – какого хрена ползете в столовую, как стадо павианов? Что это такое? А ну построиться! Черт знает что! Вы в армии или в пионерлагере?

Летчики такому самодурству если и удивились, то вида не подали. Молча построились и молча пошли. Виктор остался. Есть не хотелось…

Потом мимо прошлепал Палыч, таща на широком плече кислородный баллон. Саблин снова не сдержался:

– Уже механиком звена стал, а все с баллонами таскаешься. Делать нечего?

Палыч остановился, брови у него задрались под самый рант выгоревшей синей пилотки.

– Развел пылищу, в кабине не продыхнуть. Это что такое? Бочку сделал, так едва прочихался… Убрать на хрен… помыть… вылизать…

Палыч послушал, послушал, потом плюнул под ноги и пошел дальше. Вступать в бесполезную свару он не собирался.

Виктору вновь оставалось выискивать крайнего и косить недобрым взглядом по сторонам. Показалась обшарпанная полуторка. Обдав пылью и вонючим дымом, она проскрипела рядом и остановилась. На обочину дороги спрыгнул водитель – невысокий горбоносый боец, полез в кисет за махрой. Саблин осклабился – оставалось только облаять этого водителя, и можно со спокойной совестью идти завтракать, благо настроение улучшилось и до нормы оставалось чуть-чуть. Он уже открыл рот, чтобы выплюнуть самые цветастые, самые сочные эпитеты…

– Приехали? – Над бортом показались черные косички и заспанная девичья физиономия. – Магомедыч, ты нас туда привез? Это хозяйство Сидеева? – Девушка протерла глаза, щурясь, сверху вниз оглядела Виктора. – Ой! Товарищ старший лейтенант, извините… Здравия желаю…

Физиономия эта была определенно знакомой, и Саблин на всякий случай рот закрыл.

– Таки да, – с максимальной вежливостью ответил он. – Категорически приветствую свободную прессу. К сожалению, дворецкий пьян, посему встречаем без салюта и фанфар.

Настя, а это была именно она, хихикнула. Следом за ней из-за борта показался взъерошенный, красношеий майор, недовольно взглянув на Виктора, переспросил:

– Хозяйство Сидеева? – Не дождавшись ответа, майор спрыгнул на землю, натянул фуражку и похромал в сторону торчащей антенны, к штабу.

– Надолго к нам? – Саблин протянул девушке руку, помогая слезть с кузова.

– Не знаю. – Настя крутила головой, осматриваясь на новом месте. – Приказали пока сюда, там видно будет.

– Это хорошо, – помогая ей спуститься, Виктор чуть задержал ее ладонь в своей руке. – Это правильно…

Настроение стремительно прыгнуло вверх и оставалось таким весь день.

Следующий раз он увидел Настю вечером, на просмотре киноленты. В колхозном клубе крутили новинку – «Воздушный извозчик». Фильм оказался очень даже неплохим. Клуб, по случаю войны оставшийся без крыши, радовал бездной звезд над головой, и все это настраивало на лирический лад. Корреспондентки пришли на фильм где-то на второй половине киноленты, примостились у входа. Посмотрели несколько минут и, пока Виктор решал, стоит ли пробираться к ним сквозь забитую людьми тесноту зала, быстренько ушли. Видимо, это кино они где-то видели…

Полк вновь сменил место базирования, летая теперь с полевого аэродрома, расположенного километров на сорок западнее Мариуполя. Места вокруг были тихие и красивые, летное поле располагалось прямо за околицей, превращая аэродромную жизнь в этакую деревенскую пастораль. Технический состав активно помогал ближайшему колхозу в уборке картошки и подсолнечника, летчики отдыхали, учились.

Летали немного. Из-за наступления начались перебои с поставкой бензина и, самое главное, с запчастями. И пусть потери за последнее время были невелики: одну машину потеряли сбитой, пилот – молодой летчик из первой эскадрильи погиб, еще одну «лавочку» списали после аварийной посадки – за неполный месяц боев полк сточился. Исправными оставалось полтора десятка истребителей – полторы эскадрильи, остальные стояли на приколе – не было запчастей, и взять их тоже было неоткуда. Шаховцев посерел, осунулся, но помочь не мог ничем – их полк был единственным на юге, летавшим на «Ла-5». Для поддержания боеготовности оставшихся машин инженер безжалостно «каннибализировал» неисправные самолеты, носился по тыловым складам, но провернуть жернова бюрократической машины и выбить запчасти ему пока не удавалось.

Впрочем, даже такому куцему полку командование нашло гору мелких, но посильных задач. Сопровождать наши транспортные самолеты, прикрывать передний край, летать в Крым на разведку. Для разведки из дивизии притащили какую-то хитрую английскую фотоаппаратуру и установили ее на самолет комполка. Аппарат оказался громоздким, здоровенным, а узнав, сколько он стоит в фунтах, Виктор присвистнул – даже для его времени это была неплохая сумма. Ценность фотооборудования знали и на верхах, буквально замучив инструктажами о нежелательности любых случайностей с оборудованием. Впрочем, Саблину ответственности удалось благополучно избежать – при вылете на Севастополь он попал под такой плотный зенитный огонь, что не выдержал и сошел с курса. В итоге фотопланшет не получился, Виктора дрючили и песочили, но на фотографирование больше не посылали. Его это устраивало – идти строго по ниточке, когда небо вокруг полосуют сотни зенитных снарядов, оказалось выше его сил. Поэтому на такие задания он стал летать в паре с Шубиным. Никакого другого ведомого тот брать не хотел, а Виктора такое устраивало, их слетанность была, наверно, лучшей в полку.

Сам он постоянного ведомого не имел. Натаскивал молодежь, летая то с Остряковым, то с Самойловым. Рябченко, вымоливший себе прощение, вновь стал ведущим и в редких полетах вел себя послушным паинькой. Но сейчас летели именно «старики», ветераны…

Он дважды обошел самолет, проводя предполетный осмотр, потом несколько раз проверил по карте маршрут, залез в кабину, но, не высидев и минуты, выбрался обратно. Команды все не было, и Саблин ходил кругами, пытаясь сдержать волнение. Настроение почему-то было отвратительным, лететь не хотелось совершенно.

– Витька, – от соседнего самолета донесся сварливый окрик Шубина, – ты где тута шляешься? Поехали…

Сегодня они летели для разведки и фотосъемки станции Джанкой. Летели высоко, над морем стояла густая, многослойная и высокая облачность, и из-за риска обледенения пришлось забираться почти на шесть километров. Отсюда открывался чудесный вид. Внизу белым ковром лежали облака, над ними стелилась дымка: голубоватая с примесью нежно-розового солнечного света. Вот только любоваться этой красотой было страшно. Истребитель над морем окружала гулкая пустота, мотор звучал как-то по-другому, и понимание, что внизу, под этой красотой, одна лишь холодная вода, отравляло сознание.

Они прошли уже большую часть маршрута, но внизу по-прежнему стелилось сплошное море белой ваты. Потом, после Арабатской стрелки, в облаках пошли разрывы, они стали редеть, истаивая, а над самим Джанкоем и вовсе появилось довольно крупное безоблачное «окно». Пара советских истребителей развернулась, заходя на цель с юга.

До объекта их разведки было рукой подать. Джанкой наплывал ровными серыми крышами кварталов, зеленым хаосом окраин. Виктор мельком глянул на тонюсенькие ниточки переплетения железнодорожных путей – станцию выдавали стоявшие над ней шапкой грязно-серые паровозные дымки – и снова закрутил головой, до боли в глазах всматриваясь в далекие столбы облаков. Пока было чисто, никаких черных точек самолетов на фоне этих белоснежных громадин не просматривалось. Это было хорошо. Это означало, что число грядущих неприятностей уменьшается вдвое. Он нырнул под самолет ведущего и, сделав «чи-изз» двойному объективу английской техники, пристроился к Шубину с другой стороны.

– Первый, работаем, – он показал командиру большой палец.

Шубин кивнул, лицо его было бледным и сосредоточенным.

Первый залп лег сзади, чуть выше. Виктор машинально толкнул ручку от себя, немного дал ногу, потом поглядел на шубинскую машину и вернулся на место. Командир был уже на курсе, его истребитель шел не шелохнувшись, невзирая на все воздушные ямы и порывы ветра.

Второй залп лег справа, уже на их высоте, а после разрывы едва не закрыли небо. Самолет стало потряхивать, один раз истребитель ощутимо вздрогнул, в кабину проник запах взрывчатки. Стрельба прекратилась, едва они прошли станцию. Прекратилась одновременно, явно по команде, а из облаков, прямо по их курсу, выскочили темные точки.

– Впереди шестеро.

Шубин не ответил, он только бросил беглый взгляд на своего ведомого и закрутил головой, осматриваясь. Можно было попытаться отвернуть или даже развернуться, но спереди облака были ближе всего, а «мессера» превосходили их в высоте по меньшей мере на километр, так что неминуемо бы догнали. Виктор понял, что командир решил прорываться, в принципе он и сам поступил бы так же.

От первой пары немцев они уклонились легко. Те, проскочив, ушли вперед и вверх, оставаясь над головой. Вторая двойка уже заставила попотеть, а атака третьей совпала с возвращением на арену боя первой пары. Виктор едва сумел вывернуться от пуль невесть как возникшего на хвосте «мессера», с ходу, не целясь, дал очередь по другому, подбирающемуся к Шубину, и заложил размашистую бочку, уклоняясь от новой атаки. Этого противника отогнал комполка, и наступила передышка. Пара немцев разворачивалась, оставаясь за хвостом, над головой висела четверка вражеских истребителей, а вот скорости не было.

До спасительной стены облаков оставалось всего чуть-чуть. Пара «мессеров» болталась позади, но четверка уже свалилась в пикирование. Уйти от них было нереально…

– Бывай, командир. – Виктор рванул ручку на себя, заложив полупетлю и направляя нос своей машины на несущихся немцев. В перевернутом положении, практически не целясь, он дал длинную очередь и успел увидеть, как обстрелянная им пара скользнула в сторону. Совсем рядом блеснули огоньки, мелькнули белесые шнуры трассеров, и два «мессера» пронеслись рядом и потянули наверх. Вроде не попали. Виктор завершил петлю, пытаясь вытянуть к облакам, но на хвосте очень некстати оказалась третья пара. Саблин затянул нисходящую спираль, пытаясь пропустить «мессера» вперед, но те не отпускали, и их размалеванные носы были близко. Очень близко.

– Влево доверни, – услышал он спокойный голос Шубина, – на тебя двое заходят, круче. Тяни, тяни ручку.

Сквозь сумрак перегрузки он увидел, как рядом мелькнули крылья с крестами.

– Отлично, – снова раздался голос командира, – теперь прямо иди, сейчас я их…

«Мессера» не стали подставляться под шубинские шваки и бросили Виктора, уходя в сторону. Сверху уже валилась очередная пара, уклониться Виктор просто не мог, и «лавочка» вздрогнула, разрываемая свинцом. Мотор замолчал. Машина опустила нос, заваливаясь вправо, по глазам больно ударил поток набегающего воздуха, и Виктор торопливо натянул очки. Атаковавшие истребители пролетели от него буквально в нескольких метрах, серые, стремительные, страшные. Краем сознания он успел отметить расписанный победами киль ведущего и намалеванный на борту сдвоенный треугольник. Потом все это поблекло, стертое насущным…

Он отстегнул ремни, потянулся к задвижке фонаря кабины, обреченно наблюдая, как бессильно вращаются лопасти винта. В кабине гулял сквозняк, заднее бронестекло белело сколом попадания, а справа на крыле обнаружилась приличных размеров дыра. Мотор кашлянул и вдруг заработал, набирая обороты и наполняя сердце концентрированной радостью. Виктор потянул ручку, и истребитель неохотно приподнял нос, выходя из пикирования. Облака были близко, и Саблин навалился на ручку двумя руками, выправляя машину, приближая спасение…

– Витька, ты как? – забулькало шубинским голосом в наушниках. – Витька, отзовись…

Он увидел, как командирская «лавочка» скользнула в белую муть и пара преследующих ее истребителей, упустив добычу, разочарованно отвалили. Два «мессера» оказались слева выше и явно собирались повторить удачную атаку. Третью пару Виктор пока не видел.

Стена облаков приближалась. Сверху снова падала пара истребителей, но теперь уже был шанс, что они не успеют. Потом над самой головой мелькнули тонкие росчерки трассеров – третья пара немцев снова обнаружилась на хвосте, поливая издали огнем. Виктор вжался в сиденье, стараясь стать меньше, уперся в ручку газа, мечтая выжать еще хоть немного скорости. Истребитель вздрогнул, и тотчас купол кабины окутала белая вата. Он пробился…

В наушниках забулькало – Шубин интересовался, как у ведомого дела. Мотор тянул, самолет вроде не горел, так что дела были в принципе неплохи. Облака прикрывали и от вражеских истребителей, и от зенитчиков – оставалось убираться отсюда подальше. Виктор глянул на приборы, и радость от нежданного спасения сразу растаяла. Давление масла заметно упало. Вместе с ним упали шансы на возвращение.

– Первый, первый, я Дед. Подбит. Тяну домой.

Радио с минуту молчало, потом пробулькало шубинским голосом что-то, то ли «понял», то ли «тяни», все остальное потонуло в шумах и свисте.

Задание было выполнено, в том, что Шубин доставит результаты разведки, сомнений не было. Как не было и смысла искать своего ведущего в этом месиве облаков. Нужно было ползти домой. Он и пошел – стал на примерный курс к своему аэродрому и полетел, потихоньку снижаясь и молясь на мотор.

Летел долго. Вокруг была белая муть, внизу море, в кабине гулял ветер, а по спине стекал пот. Он прислушивался к шуму умирающего мотора и гипнотизировал стрелку манометра, но не помогало – она неуклонно сползала вниз. Облака расступились, и под крылом показались холодные, серые волны. От их вида стало еще холоднее. Виктор открыл фонарь, чтобы успеть выскочить при приводнении, хотя это просто было одним из шансов продлить агонию.

Обороты падали, падала скорость. Самолет уже буквально висел на ручке, и тут внизу, совсем рядом спасительно мелькнула кромка прибоя. Потянулась изрезанная балками суша, места для посадки тут не было, но по крайней мере, можно было выпрыгнуть с парашютом без риска нахлебаться водички. Наконец впереди обнаружилось какое-то относительно ровное поле.

– Сирень, Сирень, – закричал он в эфир позывные полка, – я Дед, иду на вынужденную. – Радио ответило только хрипами и треском. Он довернул на поле, выпустил закрылки и шасси, сразу продублировав их выпуск аварийно, и тут двигатель чихнул последний раз и затих.

Поперек курса быстро скользнула дорога, колеса истребителя едва не зацепились за кроны высаженных вокруг нее деревьев. Внизу промелькнули запорошенные пылью танки, машины, повозки. Самолет при касании затрещал, словно рассыпаясь, плюхнулся на землю, сделал большого козла, плюхнулся снова и покатился подпрыгивая.

От дороги к нему уже бежали люди, однако Виктор успел разглядеть среди покрытых пылью машин знакомые «тридцатьчетверки».

– Хенде хох! – Быстро перебирая короткими ногами, первым к самолету подбежал упитанный колобок в фуражке и с пистолетом. Приотстав метров на десять от лидера спринта, тяжко бухали сапогами трое бойцов.

– Пошел на хуй! – устало огрызнулся Саблин, отстегивая привязные ремни. – Глаза разуй, звезд не видишь?

Этот полет ему дорого дался. После посадки сразу навалилась усталость, он только сейчас почувствовал, что взмок буквально до нитки. Вылезая из кабины, Виктор обнаружил, что руки заметно трясутся, а спустившись с крыла, не удержался на ногах и шмякнулся задницей о землю. Воздуха не хватало, он расстегнул ворот, стянул с головы шлемофон и подставил лицо падающей с неба мелкой мороси. Вокруг самолета столпились красноармейцы, уважительно рассматривая рядки нарисованных под кабиной звезд, чего-то командовал бегун-колобок.

– С шестерыми дрался. – Никто не спрашивал, как его подбили, но военно-воздушный гонор требовал оправдаться в глазах махры. – С-суки, чуть не завалили…

…Проснулся он затемно и долго смотрел в потолок, не желая вставать. В комнате было тихо и темно: до подъема оставалось минут сорок, и однополчане благополучно смотрели сны. Спать не хотелось, вставать тоже – комната выстыла, и тепло сохранялось только под одеялом. Все же Виктор поднялся и, зябко ежась, зажег коптилку. Тусклый огонек осветил темные, давно не беленные стены комнатушки, развороченную постель, столик и колченогий табурет – барские хоромы командира эскадрильи.

(обратно)

Глава 8

Дневальный спал в соседней комнате, прижавшись к стене, нахохлившись и спрятав лицо в вороте шинели. Саблин легонько пнул его в голень и показал на потухшую печку. Боец подскочил, спросонья тараща перепуганные глаза, кинулся к запасу дров. Сам Виктор пошел на улицу ставить самовар, утреннее чаепитие стало для него своеобразным ритуалом, компенсацией за бессонницу. Когда вернулся, в комнате уже заметно потеплело, а проспавший боец с покаянным видом шурудил у печи.

– Через двадцать минут подъем, – напомнил он дневальному и пошел к себе, бриться. Брился Виктор утром, напрочь игнорируя летное суеверие. Потом вернулся к закипевшему самовару и направился в свою комнатушку, чаевничать.

Самовар Виктор купил две недели назад, на таганрогском рынке. Вещь оказалась удобная и практичная – подогреть воды для внеплановой помывки или бритья, попить чая. По утрам он чаевал в одиночестве, наслаждаясь коротким временем ничегонеделания, по вечерам гоняли чаи уже всей эскадрильей. Конечно, чай с сахаром были дороги, но оклад комэска и многочисленные боевые позволяли и не такие траты…

Правда, когда он притащил свою покупку в общежитие, так сразу превратился в мишень для шуток. Один раз, когда Саблин был в небе, «Сирень» шубинским голосом вдруг стала запрашивать «Самовара» по радио. После отличился Иванов, выступив с инициативой изобразить этот девайс на борту саблинского истребителя. Виктор не обижался…

Солнце едва показалось над горизонтом, когда пилоты пришли на аэродром. Ветер пробирал сквозь хлопчатобумажные комбинезоны, и летчики собирались, морщась от холода. Потом, после короткого построения, эскадрильи разбрелись по своим землянкам, комэски же отправились в штаб. Получать ценные указания и по ушам.

В обжитой, пахнущей хвоей землянке командного пункта было людно. Помощник начальника штаба по связи капитан Вотинцев, освещенный тусклым пламенем коптилки, что-то усердно писал. Из занавешенного плащ-палаткой закутка доносился стук печатной машинки. Марков в чем-то оправдывался, прижав к уху трубку и делая пометки в блокноте. Судя по цвету телефонного аппарата, песочили начштаба из дивизии.

Скрипя кожей реглана, в помещение вошел Шубин. Присутствующие поднялись, но он приказал сесть, оглядел землянку злым, придирчивым взглядом:

– Николай Николаевич, что там с получением самолетов из ПАРМа? Когда будут? Девятку починили? Товарищ Марков, когда будет приказ о выплате денежного вознаграждения за август? Скоро сентябрь кончится. Чтобы сегодня документ был у меня…

Озадачив большую часть присутствующих и не собираясь выслушивать ответы, Шубин развалился на своем стуле и сразу задымил папиросой. Курить в помещении КП дозволялось ему одному.

– Двенадцать вылетов по плану, – сказал он. – Капитан Щеглов, вторая сегодня летать не будет, со своими организуйте занятия по тактике. Товарищ Попов, после обеда запланируйте политучебу. Пора за наших орлов браться, а то распоясались тута, оборзели вконец…

Виктор подумал, что сейчас начнется накат на его эскадрилью, и насторожился, прикидывая, какую же пакость уже учинили его подчиненные и Слава Ларин в частности.

Шубин отыскал Виктора взглядом и уже открыл было рот, чтобы пропесочить, как заурчал телефон. Телефонистка передала трубку командиру.

– Проводить «пешку»? – повторил он, подвигая к себе планшет и вглядываясь в карту. – Есть! Есть прикрыть! Есть! Дам лучших! Так точно!

Взгляд командира снова остановился на Саблине.

– Витя, бери своих, прикроете нашего разведчика. Он пойдет на Мелитополь, появится над аэродромом через двадцать минут. Давай, тута, готовься!

Рыжие шапки разрывов легли слева, и Виктор дал ногу, меняя курс машины. Новый залп взорвался правее, он снова заработал педалями, кляня немецких зенитчиков и нашего разведчика, заставляющего лезть под огонь. Прикрываемая ими «пешка» летела чуть ниже, но почему-то все предназначенные ей снаряды доставались истребителям.

– Дед, я Дрозд-четыре. Меняю курс. Триста тридцать.

– Я Дед. Принял триста тридцать.

«Пешка» немного опустила правое крыло. Остекление ее кабины пускало солнечных зайчиков, грозно торчал ствол крупнокалиберного пулемета. Под ней проплывали серебристые изгибы реки Молочной, обрывистые склоны ее правого берега, линия противотанкового рва, длинные бесчисленные зигзаги траншей, едва видимые паутинки проволочных заграждений. Внизу проплывала линия «Вотан», новый оборонительный рубеж немецкой армии. Рубеж, который предстояло одолеть…

«Пешка» закончила фотографирование, и они повернули на восток. Слева, пачкая небо копотью, горела деревня. Над дорогами клубились облачка пыли, но сверху было не разглядеть, были ли это отступающие немцы или наступающие наши.

– Дед, у нас гости, – захрипел в наушниках Славка, – слева выше…

Солнце жгло глаза, но он все же сумел разглядеть несколько темных точек. Похоже на «мессеры», и похоже, что они догоняют…

– Река-семь, – обратился он к разведчику, – добавь-ка газу.

«Пешка» припустила нос и пошла в разгон, сразу вырвавшись вперед. Видимо, ее экипаж совсем не жаждал участвовать в воздушном бою, и Виктор был с ними солидарен. «Лавочки» тоже добавили оборотов, чтобы не отстать. Точки слева в скором времени превратились в худые силуэты «мессеров», но наши самолеты уже километров на тридцать углубились к себе в тыл, и немцы решили, что игра не стоит свеч, и повернули на запад.

– Дед, спасибо за прикрытие, – «Пешка» качнула крыльями. – Дальше я сам.

Через несколько минут Саблин выключил мотор и, оставив парашют в сиденье, спрыгнул на землю. Прошел по запыленной траве, разминая ноги, потянулся. После духоты кабины на улице было холодно и неуютно. Показались Кот с Остряковым, они шли вместе, неестественно громко переговариваясь. Рябченко что-то доказывал своему технику, потешно размахивая руками. Подъехал бензозаправщик, чумазый водитель протянул Палычу шланг, механик покатил на тележке воздушный баллон. Вокруг самолета царила обычная послеполетная суета. Картина эта была сотни раз виденная, и Виктор лениво пошел на КП.

Обедали на аэродроме. Бойцы из БАО сколотили из досок длинные столы, над ними соорудили крытый камышом навес. Обедали сразу всем полком. Едва расселись, как снова из дивизии приказали прикрыть наших транспортников. И снова Шубин поручил это третьей эскадрилье. Кивнув своим орлам, Виктор грустным взглядом проводил тарелку с дымящимся борщом и, схватив шлемофон, поспешил к самолетам. Вернулись через час, когда борщ уже безнадежно остыл, а в столовой осталась одна дожидающаяся их официантка…

После обеда неожиданно нагрянул командующий. Прилетел на «Дугласе», посидел пяток минут в штабе, затем прошелся вдоль стоянок. За ним, эскортом, тронулось все руководство: командир с замполитом и зачем-то ошивавшийся в полку главный инженер дивизии. Следом трусили Шаховцев и комэски, сошка помельче плелась в хвосте. Шли по стоянкам, рассматривая капониры, зачехленные самолеты, автомашины обеспечения БАО. Шаховцев то и дело порывался вперед, к командующему, и начинал жаловаться на свои многочисленные беды, связанные с нехваткой запчастей. Инженер дивизии, как ему казалось, деликатно и незаметно пытался отпихнуть Николая Николаевича назад, к комэскам. Шубин же Шаховцеву поддакивал. Командующий мрачнел. Походив по аэродрому и коротко переговорив с несколькими летчиками, Хрюкин улетел. Чего он прилетал и что тут искал, для полка осталось загадкой…

…– Товарищ Сталин в своем приказе требует бросить все силы на освобождение Советской Украины… – заместитель комдива по политической части подполковник Дорошенко, педант и чистоплюй, вещал долго и нудно, превращая награждение в заурядную политинформацию. Полк, выстроенный поэскадрильно, молча внимал. Прохладный ветер, налетающий с моря, продувал сквозь хлопчатобумажные комбинезоны, летчики ежились от холода, тихонько ворчали. Во втором ряду, на правом фланге, среди темной массы техников что-то шевельнулось, послышалось приглушенное бормотание, кто-то хрюкнул от смеха, и Виктор зло прошипел пару матюгов. Строй моментально замер и затих, превратившись в сине-зеленый монолит.

– Партия учит, партия требует… – Дорошенко все не унимался, пережевывая одно и то же. Саблин едва сдержал зевок и мрачно пожелал поймать замполиту икоту. Не помогло, тот продолжил свои разглагольствования про руководящую и направляющую роль. От затянувшейся речи поморщился даже комдив, стоящий там же, у стола с разложенными коробочками наград. Он из-за своего заикания выступать не мог и не любил, предпочитая говорить кратко. Наконец руководство перешло к делу:

– За мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, – Виктор при этих словах согнал дрему и прислушался, – наградить старшего лейтенанта Саблина орденом Александра Невского!

Виктор удивился. Он, конечно, помнил про обещание командарма наградить, но не думал, что это случится так скоро… Чеканя шаг, подошел к столу. Адъютант шилом проколол в ткани гимнастерки дырочку, комдив повесил орден, сильно, до боли пожал руку.

– Служу Советскому Союзу!

…– Наградить лейтенанта Ларина орденом Отечественной войны… – снова затянул замполит, вызывая очередного награжденного. За июльские бои красных коробочек пришло много. Наградили Иванова, Гаджиева, Соломина, Ильина, Подчасова, Козлова – ветеранов полка, дравшихся еще с февраля и активно участвующих в летнем наступлении. Пришли ордена Землякова, Егорова, Литвинова, Битмана, Никифорова… Неврученных наград тоже было много, но они так и остались лежать в коробочках, скорбным напоминанием. Боевой счет полка вырос, но и собственные потери были велики…

…Охота прошла неудачно. Почти полчаса две «лавочки» носились по вражеским тылам, проверяя воздушные трассы и ошиваясь неподалеку от чужих аэродромов, но все оказалось тщетно. Немцы или объявили своей авиации выходной, или еще чего, но вражеские машины в воздухе не встретились. Фортуна повернулась задом.

Пришлось возвращаться несолоно хлебавши. Стрелка указателя уровня топлива подошла уже к красной зоне, но и дом был неподалеку. Под крыльями проплыли темные воды Днепра, потом забелело озеро Молочное. В это время сквозь облака пробилось солнце, и на воде, то и дело скрываемые барашками волн, заскользили две расплывающиеся тени.

Виктор чуть привстал на сиденье, немного поерзал, устраиваясь поудобнее, по привычке оглядел небо и остановил взгляд на ведомом. Остряков за последнее время неплохо поднял свое летное мастерство, стал уже нормальным воздушным бойцом. Летать с ним было приятно.

Внизу показался левый берег озера, густо заросший камышом. Промелькнула узкая полоска песчаного берега, редкие, голые метелки ив, началось поле. Виктор равнодушно оглядел земные красоты, прищурился на солнце, глянул на ведомого и снова прилип взглядом к земле. Что-то там не понравилось, что-то серое, быстрое…

– Двадцать шестой, внимание! Слева ниже…

Стремительная тень мелькнула над серо-желтой, лысеющей рощей, устремилась вверх, и следом показалась вторая. Они развернулись и вновь пропали на фоне деревьев, словно их никогда и не было. Через несколько секунд «лавочки» уже пикировали в этом направлении.

Истребитель Кольки вдруг стал раскачиваться, привлекая к себе внимание. Видя, что его манипуляции заметили, он опустил правое крыло к земле, давая направление цели. Впрочем, Виктор уже и сам увидал, как, едва не цепляя крылом за разросшийся кустарник, у самого края рощи катится наш связной «У-2». Самолет уже заканчивал пробег, останавливаясь, и в открытых кабинах белели задранные вверх лица пилота и пассажира.

Что-то мелькнуло впереди, потянуло вверх, и едва ли не перед носом саблинской машины показалась идущая с набором пара истребителей. Черные с белой каймой кресты, узкие, «осиные» фюзеляжи указывали на «мессеров».

– Атакуем! – заорал он. – Коля, лупи их, лупи! – Саблин толкнул сектор газа до упора и прилип к прицелу. Азарт раздирал. От волнения стало нечем дышать, мышцы словно свело, зажало…

Немцы их заметили. Ведомый, которого собирался атаковать Саблин, стал было разгоняться, но удрать не успел. Виктор загнал его фюзеляж в прицел и зажал гашетки. Первый трассер прошел чуть ниже, потом на левом руле высоты вражеской машины блеснула вспышка попадания, и сразу целая пачка их расцвела в верхней части фюзеляжа. «Мессер» заволокло дымом, сорванным листком закружил оторванный кусок руля направления…

Немец оказался очень близко, он стал большим, заняв едва ли не весь прицел, и пришлось уклоняться, избегая столкновения. Навалила перегрузка, кроны деревьев проплыли совсем рядом с крылом, и ручку пришлось тянуть изо всех сил. Из пикирования он вышел низко, за малым не зацепив землю. Сразу же заполошно огляделся – судьбу только что проатакованных немцев разделять не хотелось, но все было нормально.

Ведомый обнаружился слева, на приличном удалении. Он летел один, «мессера» же пропали, теперь, видимо, навсегда. Саблин чуток довернул, чтобы Остряков быстрее занял свое место, и снова увидел злосчастный «У-2». Летчик и пассажир тихохода уже выбрались из кабины и отчаянно размахивали руками. Сверху они были похожи на Робинзонов Крузо, после двадцати лет одиночества наконец-то увидавших на горизонте парус.

– Сбил? – На земле густело жирное черное облако, второго немца было не видно.

Остряков заработал педалями, мотая истребитель из стороны в сторону.

– Ну, блин! – Саблин коротко хохотнул. – Чего так? Ладно, хрен с ним. Теперь можно и домой!

…Командир развалился на стуле с видом короля жизни. Для полноты картины ему оставалось закинуть ноги на стол и прикурить сигару. Впрочем, последнее он вполне успешно заменил папиросой «Казбек».

– Садись тута, – Шубин милостиво кивнул на приветствие и указал взглядом на стул. – С какой новости начать?

– С хорошей, наверное.

– С хорошей… хорошо. Ты, Витька, завтра едешь на конференцию. На армейском уровне! – Он поднял вверх палец. – На пару с Ивановым. Покатаетесь, пробздитесь тута.

– И это хорошая новость? – скривился Виктор. – Что я там забыл? У меня и так дел по горло…

– Ты поговори мне еще… – прикрикнул Шубин. – Гляди, моду взял.

– Понял, – притих Саблин, – поеду. Только что я там делать-то буду? Что там вообще будет?

– Выступать будут. Может, методичку твою обсудят, а может, и нет. Людей умных послушаешь, сам чего промычишь. Ты у нас парень грамотный, тута языком как начнешь чесать, так не заткнуть…

– Ясно. Я боюсь про плохую спрашивать.

– Плохая… – Шубин забарабанил по столу пальцами. – Погода плохая тута! Дождь пойдет! И завтра тоже. Так что на «У-2» полетите, понял? Ладно, дуй отсюда…

Летная конференция здорово напоминала конференцию партийную. По крайней мере, Виктор особо не видел разницы. Говорили много, говорили о руководящей и направляющей линии партии Ленина – Сталина, о роли ее в подготовке летного состава, о непримиримой ненависти к врагу. Говорили уныло и скучно.

Открывать и вести конференцию должен был командир корпуса, но он где-то задерживался, и чтобы не расхолаживались, эту функцию на себя взял заместитель Хрюкина по политчасти, седой сутулый генерал-майор. Сперва он пытался вещать что-то умное про тактику, но очень быстро, можно сказать профессионально, перевел тему на свое, привычное. Он вещал долго и уныло. Забавы ради Виктор подсчитывал, сколько раз сей доблестный муж произнесет в своей речи слово «Сталин». За пятнадцать минут вышло целых тридцать три раза, потом вести подсчет прискучило. После почин подхватил другой полковник – замполит гвардейской истребительной дивизии, и понеслась… От их словесной трескотни мозг погружался в вату и глаза самопроизвольно закрывались, накатывала дрема. Происходящее казалось глупым, скучным, бесполезным.

Как ему показалось, на конференцию собрался весь армейский летный балласт. Орденоносцев среди летной братии оказалось на удивление немного, больше свежих выпускников авиаучилищ – зеленых младших лейтенантов. Вели они себя соответственно: кто-то по углам досыпал, добирая до нормы, остальные слушали с открытыми ртами и стеклянными глазами, не понимая ни слова из сказанного.

Виктор же с Ивановым сдуру уселись в первом ряду и теперь расхлебывали последствия своего крайне недальновидного шага. Особенно тяжко приходилось Иванову. Едучи на конференцию, он запасливо заправил фляжку сорокаградусной и теперь, под пристальным замполитским взглядом, ерзал на жестком стуле, имея желание употребить, но не имея возможности. Перерыва ждали как небесной манны и наконец дождались…

– Ты как хочешь, – Иванов дыхнул водкой, – а я туда ни ногой. Спросят, скажешь, что живот прихватило. Ну их. Я тут местечко нашел, пока вздремну.

Они остановились рядом со столовой, перекуривая. У здания клуба толпился народ – возвращаться на конференцию, в душную тесноту зала, никому не хотелось. Благо проводивший ее генерал где-то запропастился.

– Размечтался! – возмутился Виктор. – Тебе и так все тридцать три удовольствия. Между прочим, твою ряху запомнили, там Героев было не густо. Хочешь геморроя на тощий зад?

Иванов скривился, плюнул под ноги и растер сапогом.

– Скучно-о… Чего я сюда приперся?

– Хватит тебе.

Ваня не слушал. Он уныло рассматривал облупившуюся побелку столовой, кучкующихся у клуба летунов,серую, подсохшую грязь дороги. Потом вдруг замер, глядя в сторону, вытянул шею и захлопал глазами.

– Какая краля! Нет, ты гляди… да это же знакомая наша!

– Пить меньше надо, – буркнул Виктор, но обернулся – О! Точно! Это же Настя! Ты еще к ее подруженции клеился. Помнишь? Их редакция, кстати, сейчас недалеко от нас располагается.

– Фи, Виктор, как вульгарно вы ведете беседу, – Иванов томно поморщился, – клеился… подруженции… Где слов-то таких набрался? Смотри, при ней ничего подобного не ляпни! Я летом про них справки наводил. Это тебе не Машка из колхоза, это девочка столичная, папа профессор. Тут тонко надо! – Он быстренько поправил форму, разгладил усы и решительно потянул Виктора за собой. – Идем!

– А вот и мой спаситель, – улыбнулась Настя, когда они подошли, – здравия желаю!

Девушка была в новенькой, ладно сидевшей и явно подшитой шинели, в блестящих хромовых сапогах и новенькой же летной фуражке с крабом. Тоненькая, изящная, она походила на куклу, на надевшую военную форму фотомодель.

– Здравия желаю! – Виктор удивленно поднял бровь, а Ванька вдруг закашлялся и стрельнул недобрым взглядом.

– Это вы… ты летаешь на двадцать четвертой «лавочке», – спросила девушка.

– Было дело, – кивнул Саблин, – летаю.

– Позавчера, в пятнадцать двадцать, – уточнила Настя, – в районе Петровки.

– Было дело, «мессер» завалил. Они там «У-2» гоняли, а тут из-за угла мы…

– Спасибо! – сказала Настя и коснулась пальцами его руки.

– Спасибо на хлеб не намажешь, – улыбнулся Виктор. – Постой… так ты, что ли, в этом «У-2» была? Ну ты даешь! – Он осуждающе покачал головой. – Наверно, страху натерпелась?

– Ну да, – ямочка на щеке Насти пропала. – Как с мышью игрались. Я в них из «нагана» стреляла, а толку…

– «Наган» это сила, – Ваня решил перехватывать инициативу. – Можно было попробовать из ракетницы. У нас случай был, под Сталинградом. Как-то раз пара «мессеров» начсвязи дивизии перехватила. Так он в них ракетой хлоп желтой. Они сразу отвернули…

– Я не знала. – Настя закусила губу.

– Лучше в такие передряги не попадать, – резюмировал Виктор. – Летчик ваш молодец, ловко машину притер. Успели бы убежать. Впрочем, этого не понадобилось.

– Это да. – Настя улыбнулась, и ямочка вновь украсила ее щеку. – Красиво ты его, жаль фотоаппарат достать не догадалась. Летчик кричит: «Тикай!», а я пытаюсь «наган» в кобуру засунуть, гляжу, а за немцем хвост черный. Он как летел, так и встрял.

– Ну, что умеем, – влез со своим резюме Иванов. – Ты, я так понимаю, на конференцию? Пойдем с нами, у нас самые лучшие, самые удобные места. Оберегали специально для прессы. – Он поправил фуражку, орлиным взором оглядел окружающее пространство и галантно протянул Насте руку: – Нам пора выдвигаться! Вижу на горизонте генеральскую свиту, да и нашей братии что-то прибавилось. Сейчас начнется!

После обеда ситуация решительно поменялась. Во-первых, прибавилось летчиков, и летчиков боевых. Молодежь размазали по стенкам, а основные места заняли ветераны. От блеска орденов в зале стало чуточку светлее, а количество золотых звезд выросло, наверное, на порядок. Во-вторых, в президиуме появился еще один генерал-майор – высокий, плечистый, с волевым лицом и двумя орденами Красного Знамени на груди. Ну, и в-третьих, между Виктором и Ваней теперь сидела Настя и периодически что-то чиркала в своем блокноте. Правда, немного злило то, что Иванов часто что-то шептал ей на ухо, отчего девушка улыбалась, изредка лукаво посматривая на Саблина.

Тем временем конференция набирала обороты. Для начала генерал (а это, как оказалось, был Савицкий – командир третьего истребительного корпуса) хорошенько вздрючил собравшихся, напомнив об ответственности. Как пример он рассказал случай в одном из его полков, когда летчики не смогли помешать бомбежке своих войск и в итоге ведущие группы попали под суд. Хорошего в таком заделе было мало.

Но потом началась собственно сама конференция, и негативный привкус ее начала сгладился. Тут много говорили полезного, много было интересного, много по делу. Выступал Покрышкин, младший Глинка, Алелюхин, Дрыгин, Карасев. Доклад Виктора был почти в самом конце и прошел ровно. Никаких откровений он не рассказал, но методичкой заинтересовались. Как оказалось, о ее существовании никто даже и не знал.

Когда они уже уходили, Виктора окликнул адъютант генерала. Сам Савицкий все еще сидел в президиуме, листал саблинскую методичку. Окинул его цепким взглядом и, словно потеряв всякий интерес, вновь стал перечитывать книжицу. К счастью, она была не толстой, всего с дюжину страниц.

– На каких машинах летали? – неожиданно спросил он.

– Ну… – Виктор слегка удивился вопросу, – сначала на «МиГ-3», потом почти на всех типах «Яков», сейчас на «Ла-5».

– Как их оцениваете?

– Э-э… с «МиГом» не сравниваю. Из «Яков» нравилась девятка. Легкая, маневренная. Но у нас были первых серий, с двумя баками. Нынешние, я слышал, потяжелее будут. «Ла-5» тоже хорош. Он не такой верткий, но скорость…

– На пушечном «Яке» летали? – перебил его генерал. – «Як-9Т».

– Да, был один боевой вылет. Если честно, то баржа. Возможно, сыграло то, что я вылетел, практически не изучив машину. Бой тоже оказался не самым удачным. Но… в общем, тяжелый самолет. Я привык к более легким. Хотя огневая мощь, конечно, впечатляет. Буквально парой снарядов сбил «Хейнкеля». Полагаю, что такие машины требуют прикрытия обычными «Яками» и их нецелесообразно использовать в сопровождении бомбардировщиков и штурмовиков. Но при перехвате вражеских бомбардировщиков эта машина незаменима. Особенно в свете того, что немцы усиливают их оборонительное вооружение.

Генерал кивнул, словно Саблин подтвердил какие-то его мысли.

– Я рад, что в моем корпусе будут служить такие летчики, – сказал он.

Брови Виктора поползли вверх.

– С сегодняшнего дня ваш полк переходит ко мне, – улыбнулся генерал. – Так что еще увидимся. Всего хорошего.

Виктору оставалось лишь козырнуть. Иванова он нигде не нашел, Насти тоже. Обшарпанная редакционная полуторка тоже отсутствовала. Но зато боец из местных передал ему записку. Там Ванькиным, как курица лапой почерком было написано: «Лети сам! Я поеду машиной с Н. Для Ш. что-нибудь сочини. И.И.».

– Вот же хрен поросячий, – возмутился Виктор, – вот же… – завидуя Иванову черной завистью, он медленно побрел к аэродрому…

…Чадя моторами, «Дуглас» тяжело, по-вороньи плюхнулся на полосу, мелко подпрыгивая, заскакал по серой аэродромной траве. Подъехав к стоянке, рявкнул двигателями и, запорошив кучку сидящих летчиков-ветеранов холодной пылью, неспешно стал разворачиваться. Его покрытый красками камуфляжа хвост омел широкую дугу, и машина неторопливо побежала на взлет, оставив в оседающей пыли десяток сиротливо жмущихся людей.

– Пополнение, – хмыкнул Соломин, пытаясь выковырять залетевшую в глаз песчинку. – Будет, Витька, тебе забота. Покажешь, что не зря Покрышкину руку жал.

– Лучше бы почту привезли, – протянул Гаджиев, – или моторы…

– Моторы привезут. – Соломин знал все. – Слышал, что снова два «Дугласа» в Молотов отправили. Прямо на завод.

– А может, уже не Саблин учить будет? – усомнился Щеглов.

– Будет, будет, – оскалил зубы Лешка. – Зазря, что ли, Виктору Санычу орден дали. Может, я тоже так хочу! Почему это тебе все, а хорошим людям ничего…

– Хорошие люди – это ты, что ли? – усмехнулся Виктор. – Балаболка. Тебя, между прочим, орденом тоже не обнесли.

К жиденькому строю толкущихся на стоянке новичков вальяжно направился Шубин, небрежно козырнул, и те почтительно вытянулись, застыв.

Комполка принялся что-то им втолковывать, коротко рубя ладонью воздух, потом обернулся, зашарил по стоянке глазами, найдя Саблина, повелительно махнул рукой, подзывая.

– Хе-хе, – не удержался Соломин, – кто на шо учился…

…Новички были словно оловянные солдатики из коробки: примерно равного роста, одинаково, будто под копирку, подстрижены, в новом, еще не застиранном обмундировании. Они походили на доски в заборе. Переговорив с Шубиным, Саблин подошел к летчикам, представился, вкратце рассказал о полке и обрисовал перед ними их жизнь на ближайшее время.

– Вопросы? – спросил он под конец своей речи.

Вопросов не было, и пополнение строем направилось в столовую.

– Видал орлов, – Шубин подмигнул, – так что хватит тебе хреном груши околачивать. Этих, как налопаются, в штаб. Закуток, где вечно начхим спит, освободить, будете тута заниматься. Поговори, расспроси. Потом составишь план подготовки, принесешь на утверждение. Две недели у нас, так что не расслабляйся. О! А это что еще за хрен с горы тута!

К ним, старательно печатая шаг, направлялись двое летчиков. Оба в звании старших лейтенантов, оба в потертых регланах. Вот только один был высокий, глыбообразного вида, другой, наоборот: низенький, коренастый, с лицом, из-за ожогов похожим на печеную картофелину.

– Товарищ Улитка, – Шубин картинно развел руки, – какими судьбами в нашем полку?

– Товарищ майор, – паровозным гудком загудел тот, – летчик-инструктор, старший лейтенант Улитка, для прохождения боевой практики прибыл.

– Товарищ майор, – добавил второй, – летчик-инструктор, старший лейтенант Пантелеев, для прохождения боевой практики прибыл.

Шубин взял документы инструкторов, пробежался глазами, задумался.

– Вона как… Ну что же, добро пожаловать тута. Сейчас дам указание, вас на довольствие поставят, и, наверное, сразу по эскадрильям распределим.

– Я, товарищ майор, в качестве аванса попрошу, чтобы Улитку закрепили за моей эскадрильей. – Виктор решил не терять момент.

– Аванса? – Шубин забавлялся. – А чего это вдруг?

– Ну, во-первых… – Виктор стал загибать пальцы…

– Ладно, ладно, убедил, – усмехнулся командир. – Можешь идти. Заодно покажешь товарищам офицерам, где находится штаб и все прочее тута…

…– Атаку бомбардировщика необходимо проводить до минимально допустимой дистанции с последующим проскакиванием вблизи вражеской машиной или под ней! Это важно!

Его речь прерывалась кряканьем телефонных зуммеров и стрекотом пишущей машинки – штаб работал, и обучение новичков в одной из его комнат сильно мешало. И процессу обучения, и штабу. Но по-другому не получалось – с жилищным фондом было очень тяжко. Немцы, отступая, разрушили все, до чего смогли дотянуться, целых домов было немного, да и те пришлось ремонтировать ремонтникам из БАО, и все они были забиты под завязку.

Один из новичков – младший лейтенант Суякин, поднял руку.

– Да!

– Товарищ старший лейтенант, а зачем проскакивать вблизи? Ведь стрелки могут в упор расстрелять.

– Правильный вопрос! – Виктор довольно улыбнулся. – Но на самом деле все просто. Стреляя в упор, вы, во-первых, наносите вражеским машинам максимальный урон, во-вторых, деморализуете вражеского стрелка. Поверьте, когда в вас несется сноп трассеров, то очень сильно хочется обоссаться. Ну, и в-третьих, атакующий истребитель при этом имеет очень высокую угловую скорость, и стрелку невозможно вести прицельный огонь. А вот если выходить на удалении метров сто-двести, то тут все ровно наоборот. Ясно?

Вроде поняли. Саблин тяжело вздохнул, заглянул в конспект, задумался. Случайно скосив взгляд, увидел, как Таня набивает на машинке какой-то документ, и невольно залюбовался. Занятая делом, сосредоточенно-серьезная, она казалась еще красивей. Девушка потянулась за бумагой, перехватила его взгляд и вспыхнула. Опустила глаза, якобы увлеченная работой, но скулы и уши у нее пылали.

Виктор смутился. Мысли моментально умчались в дебри, весьма далекие от тактики истребительной авиации, но очень близкие к взаимоотношению полов. Несколько секунд он хлопал глазами, потом кое-как возобновил занятие…

– Наиболее удобные ракурсы для атаки бомбардировщиков следующие… – Мысль сбилась, и ритм повествования стал неровным, рваным. – Машины, имеющие одну оборонительную точку… лучше всего бить сзади-снизу. При этом… один из самолетов пары занимает позицию над целью, одновременно отвлекая стрелков… и прикрывая товарища. Второй атакует. После атаки… они могут меняться местами… Такая тактика хорошо подходит для атаки самолетов типа сто десятого «мессера», «лаптежника» или сто двадцать третьего «Хеншеля».

Стрекот печатной машинки, аккомпанирующий ему на протяжении всего монолога, стих, и Виктор украдкой посмотрел на Таню. Она смотрела прямо на него и улыбалась.

– Бомбардировщики типа «Хейнкель» сто одиннадцать, «Дорнье» и «Юнкерс» восемьдесят восемь лучше атаковать следующим образом… – Печатная машинка вновь застучала, заглушая его слова, мешая. Он раздраженно дернулся и увидел в ее глазах веселую пляску бесенят. Таня улыбалась интригующе, многообещающе и чуточку виновато, и Виктор почувствовал, как сердце, заходясь стуком, проваливается куда-то вниз, к желудку, как сбивается дыхание и предательски потеют ладони. Он понял, что пропал…

Из штаба Саблин выбрался уже под вечер. Отпустив новичков, долго возился с бумагами – навалилась неизбежная текучка. После придрался Марков, и часть документов пришлось переделывать. В общем, штаб он оставлял одним из последних, оставив только собственно Маркова, Таню и вечного дежурного – начхима.

У крыльца зачем-то отирался Славка, и они, не сговариваясь, достали папиросы, задымили.

К ночи погода стала портиться. Ветер нагнал туч, и осенний вечер быстро превратился в сырые сумерки. Периодически с неба сыпалась мелкая редкая морось, падали остатки листвы. Аэродром опустел. Техники, закончив работы, расползлись по землянкам, отсыпаться, летчиков увезли в деревню, ночевать. У стоянки в ожидании очередного рейса машины уже толпились люди. Оттуда торчала щегольская, явно не по погоде фуражка Иванова, его мягкий, бархатистый голос доносился до здания штаба, а значит, Ваня снова кого-то «охмурял».

– Вот стелет-то, – Славка тяжело вздохнул и щелчком запустил окурок метров на семь, – и верят же… Дуры! – Ларин в очередной раз был дежурным по аэродрому. Стоило полку получить небольшую передышку, хоть на пару дней не вести боевую деятельность, как Славка вооружался цветными флажками и ракетницей и, матерясь во всю ивановскую, топал на аэродром. Навстречу ветру и солнцу. Шубину, как инициатору ларинского дежурства такое положение вещей очень нравилось. Славке ровно наоборот.

– Завидуешь? – улыбнулся Саблин. – Кому он теперь лапшу вешает?

– Снова корреспондентки объявились, – Славка первый вопрос проигнорировал, – вот он и распустил хвост. Павлин…

– Я так полагаю, что тебя они уже отшили, – Виктор захихикал. – Видать, не по Сеньке шапка. Кстати, понаблюдай за буднями начальника ВСС. Видишь? Перспективно и не пыльно. Это тебе не флажками махать, полотнище крутить и по аэродрому, вывалив язык, бегать. А мы, грешные, удивляемся потом, чего молодежь ни стрелять, ни летать не умеет…

Они посмеялись и снова достали папиросы.

– Кого ждешь-то? – спросил вдруг Славка.

– Да так… – Виктор замялся, недовольно засопел, – просто стою… курю.

– Не лепи горбатого, Витя, – Ларин развеселился, – уже весь полк знает, что вы с Танькой сегодня перемигивались. Давай, не теряйся, стреножь кобылку, – он сделал бедрами неприличное движение.

– Чеши отсюда, – Виктор разозлился, – иди, коров на полосе гоняй. Умник, блин.

…Таня освободилась примерно через полчаса. Уже довольно сильно стемнело, аэродром окончательно затих и опустел, остались лишь одни часовые. Она вышла одна. Ничуть не удивилась, увидев Саблина, вот только веселых бесенят в глазах уже не было.

Машина с аэродрома давно ушла, и в деревню они двинулись пешком. Идти было пару километров, поэтому шли не спеша, прогуливаясь. Разговора толком не получалось. Обменивались короткими, ничего не значащими фразами да больше глядели под ноги. В ночи мелькали голубые огоньки фар, над головой тяжело гудели моторы – наши ночники куда-то летели.

Ветер сумел прорвать пелену облаков, и буквально на несколько минут на небе появилась луна. Она осветила землю, залила все желтым тусклым светом. Они остановились.

– Смотри! – сказала Таня. – Луна такая же, как и раньше. Как тогда…

Она смотрела на светящийся неполный диск, и лунный свет отражался в ее широко распахнутых блестящих глазах. Таня мягко, кончиками пальцев коснулась его руки, и Виктор взял ее ладонь в свою, крепко сжал. На секунду показалось, будто они снова стоят на заснеженной деревенской улице, и ничего еще не было…

– Луна такая же, – повторила Таня, наваждение сгинуло, и девушка освободила руку. – А мы изменились. Я уже не та девочка, ты тоже другой. Командир! Строгий, требовательный… – В ее голосе была грусть.

Он, не отвечая, попытался ее поцеловать. Она увернулась, подставив щеку, уперлась руками, готовая при первой опасности сорваться и убежать.

– Не надо, Вить, – трусливо зачастила девушка. – Я тут подумала… я… я думаю, что ничем хорошим это не кончится. Я ведь тебя не знаю… ты совершенно другой. Давай… давай не будем спешить? Хорошо?

Виктор хмыкнул. Это «давай не будем спешить» завтра могло обернуться в «давай останемся друзьями».

– Ладно, – буркнул он и, не удержавшись, добавил: – Надо было… два года назад…

Таня вздохнула, ткнулась лицом ему в плечо.

– Пошли уже, – он потянул ее за рукав, – у нас еще полтора километра свидания…

…Натруженная шея нещадно ныла. Трофейные очки со светофильтрами уже не помогали – глаза, нахватавшиеся солнца, слезились и болели. Рассевшись на крыле своей «лавочки» и задрав голову вверх, Виктор руководил учебным боем.

– Резче! Резче маневр! – кричал он, прижимая рукой ларингофоны. – Так… теперь выводи!

Пара истребителей кувыркалась, выписывая в воздухе кренделя, а он, скованный коротким шнуром шлемофона, в такт им вздрагивал, делая короткие, скупые движения руками, словно управляя сражающимся в небе самолетом. Уже пятый раз с утра.

– Бой окончен! На посадку!

Пара Кота завершила свои пируэты, и через несколько минут обе «лавочки» скакали по траве аэродрома. Когда они пылили мимо, Виктор показал ведущему большой палец, Сергей в ответ весело оскалился. Недавно он нарисовал на борту своей машины здоровенного полосатого котищу. Но усатый, хорошо видимый вблизи, в воздухе расплылся невнятным пятном, и Кота, как и раньше, отличали лишь по тактическому номеру – желтой «31».

Проводив взглядом рулящие к стоянкам истребители, Виктор снял опостылевший поводок – шлемофон и с удовольствием растянулся на крыле. Оставалось еще провести разбор крайнего полета, и потом целый час он будет свободен.

– Тащ старший лейтенант, – Ленька Самойлов оторвал от сладких грез, – вот, нашел!

Воровато оглянувшись по сторонам, он положил на плоскость розу. Простую красную розу, уже несколько дней как распустившуюся, с потемневшими краями лепестков и коротким, сантиметров двадцать, стеблем.

– Это че это? – удивился Виктор. – Я просил цветов нарвать. А ты чего принес? Что это за срань?

– Так нету же ничего! – стал возмущаться Ленька. – Не сезон, знаете ли… повяло. В степи вообще пусто, ни цветочка. А тут… на весь хутор два розовых куста. Вот этот висел, и еще один не распустился. – И подначил: – Вы, товарищ командир, даете нереальные планы.

Виктор снова скептически осмотрел розу, оторвал краешек подсохшего и порыжевшего лепестка и тяжко вздохнул.

– Ладно, – уныло сказал он, – можешь идти. Спасибо… – И тут же добавил в спину: – А за тем, нераспустившимся, бди. И резать… резать нужно ниже. Чтобы стебель длинный был… тютя…

Ножом он подрезал разлохмаченный, словно обгрызенный снизу, стебель, затем принялся обрывать подсохшие лепестки. Через десять минут цветок был приведен в относительно товарный вид, а Виктор скорым шагом направлялся к штабу.

Тани, к его сожалению, на месте не оказалось. Он покрутился в помещении, но ее не дождался и, изучаемый образцово-любопытствующими взглядами связисток, положил розу девушке на стол. Прямо на печатную машинку. Уже выходя из штаба, услышал, как за спиной очередями «ШКАССа» затрещали бабьи пересуды…

На крыльце Виктор едва не столкнулся с Шубиным. Тот торопился от стоянок, шел быстро, низко нахлобучив фуражку и бросая по сторонам короткие злые взгляды. За ним несся Соломин и, размахивая какой-то бумажкой, причитал:

– Дмитрий Михайлович… ну, Дмитрий Михайлович…

Шубин не отвечал, лишь сильнее кривился и прибавлял шагу.

– Дмитрий Михайлович…

У штаба командир резко затормозил, и Лешка в него буквально влетел.

– Дмитрий Михайлович, ну, подпишите…

– На хер! – Комполка быстро обернулся. – Я уже сказал, что не буду! Я вам не поп тута, – он в бешенстве затряс пальцем перед его лицом.

– Дмитрий Михайлович, ну по-человечески же прошу…

– Смирна-а! – выкатив от злости глаза, заорал Шубин на Лешку. Выхватив у него из рук бумажку, он тотчас ее разорвал и швырнул на землю. – Кругом! Шагом марш! Попросишь еще раз, под арест посажу! – Отправив Соломина, командир пулей влетел в здание штаба, с грохотом захлопнув дверь.

– Дела-а! – присвистнул Виктор.

– Вот же скотина! – Лешка, отойдя на несколько метров, остановился и теперь зло сжимал кулаки, с ненавистью рассматривая закрытую дверь. – Урод лысый!

– Что случилось-то?

– Да что же это делается? – словно призывая Виктора в свидетели, застонал Соломин. – Я же законно все! – Он застыл, вцепившись рукой в шевелюру и задумчиво морща лицо.

– Леша, – ласково, словно у маленького ребенка, поинтересовался Виктор. – Что это было?

– Шубин с-сука! – У Соломина на лице вздулись желваки. – Я жениться буду. Оля согласна. А этот козел не хочет рапорт подписывать! «Я вам не поп», – передразнил он командира. – Урод! Не знаю теперь… Может, к самому комдиву?

– Поплачься Галке! – с гаденькой улыбочкой присоветовал Виктор. – Она как пить дать твою сторону примет. У нее в этом вопросе пунктик. Она с Шубина такую стружку снимет, что он завтра сам к тебе прибежит! А еще лучше Оле скажи. Что ты вроде как не при делах…

– Думаешь? – оживился Лешка.

– Точно тебе говорю! Даже если не выгорит, то жизнь ты ему основательно отравишь… Поквитаешься…

…– А таких танцев вы не видели! – Иванов лихо крутнул ус. Ради праздника он приоделся, нацепив сберегаемый для торжественных случаев парадный мундир. Хромовые сапоги, спущенные книзу и сжатые в гармошку так, что издалека их можно было принять за ботинки, горели на нем огнем. – Данильчук, давай!

Данильчук дал. Баян взвизгнул, и Иван вдруг громко, по-разбойничьи свистнул, хлопнул ладонями по голенищам своих щегольских сапог и пошел по кругу, лихо подбоченясь и рассыпая каблуками дробь. За ним выскочил Щеглов, пошел вслед, не уступая, сорвалась Галка – всплеснула руками и мягко, едва касаясь подошвами пола и поводя плечами, поплыла плясунам навстречу. Заражаясь весельем танца, летчики, полковые девчата один за другим врывались в круг. Пыль клубами летела из-под ног. Ходуном ходил прогнивший пол, но никому не было до этого никакого дела. Танец захватил и притянул к себе каждого.

Первая полковая свадьба набирала обороты. Остались позади поздравления и крики «горько», уже были съедены все закуски и молодые отправлены ночевать в землянку новобрачных. Настало время лихого, безудержного веселья. Кровь, подогретая алкоголем, играла в жилах, требовала действия…

– И-э-э-э-х! – Иванов пошел вприсядку. Обычно бледное лицо его раскраснелось, залихватский чуб прилип ко лбу. – Давай, славяне…

Виктор тоже, помимо воли, оказался втянут в этот омут. Он и не хотел, но могучая, коллективная сила выкинула его в центр зала, плотно окружила, и оставалось лишь виновато улыбаться и пытаться попасть в такт мелодии. Получалось плохо. Он стал оттираться к стенке, надеясь выбраться из душной, потной толпы.

– Хочешь убежать, – Таня, смеясь, ухватила его за рукав, – не выйдет!

Пришлось остаться. Он танцевал, пытаясь подражать Иванову, но получалось убого, и девушка смеялась его неуклюжести. Она веселилась, искренне, нараспашку.

Потом мелодия сменилась. Данильчук заиграл что-то тягучее, мягкое, и Таня по-хозяйски положила руку Виктору на плечо, закружила в душной тесноте зала. Двигалась она здорово, танцуя исступленно, танцуя за двоих. Он старался как мог, но корявые па только портили легкую красоту ее движений.

А она входила во вкус. Расплясалась, раскраснелась, запыхалась. Отдавалась танцу целиком. Глаза ее, огромные и блестящие, оказались неожиданно близко и лукаво блестели в полумраке. Они затягивали с головой, уволакивали в бесконечный зеленый омут, не оставляя ни единого шанса. И Виктор плюнул на приличия, притянул к себе, облапил и, не слушая возмущенный писк, стал целовать…

Жалобно вздохнув мехами, баян смолк. Сыгранная им мелодия пролетела незаметно, не оставив ни мотива, ни чувства времени. Остался лишь липкий привкус вина с ее губ и выражение зеленых глаз – сперва испуганное, а затем нахально-смелое и пьяное одновременно.

– Белый танец, – Данильчук прочистил горло, и баян вновь загудел басами, запел, заиграл, разливаясь по комнате, заставляя тела двигаться в такт. Затрещали полы, закружились по залу пятна лиц, а затем слились в одно. Зеленоглазое, с мягкими полуоткрытыми губами и курносым носиком. Они целовались, медленно кружась в танце, и тело ее было так близко, так доступно, что Виктор не выдержал. Не дождавшись окончания, он повел Таню к двери, расталкивая людей, словно таран. Он знал, зачем ведет ее за собой, знал, что она знает. Финал откладывать не следовало.

Прохладный воздух улицы немного освежил голову, добавил мозгам кислорода. И Виктор вдруг понял, что им просто некуда пойти, что в любой мало-мальски пригодной халупе, любом шалаше сейчас люди. Он сбился с шага, потрясенный размерами катастрофы…

Выручила Таня. Она не думала, она просто свернула к какой-то пристройке, отгородившись кустами от окруживших клуб курильщиков. Зашипела кошкой, наткнувшись на целующуюся здесь парочку, метнулась через улицу, к темной поросли вишневых побегов, но и там кто-то был. Виктор, спасая надежду хоть на что-то, хоть на какое-то продолжение вечера, потянул ее в глубину двора. Мимо закопченных стен дома, к покосившемуся сараю.

Сарай оказался чистеньким, зато без крыши. Видимо, все, что можно, давно отсюда выгребли и пустили на кизяк, оставив лишь, за абсолютной ненадобностью, здоровущую глинобитную тумбу под ясли. В потолок светили звезды, сквозняк периодически холодил, проникая в пустой дверной проем, но здесь никого не было, никто не мешал, и Таня облегченно привалилась к стене, подставила губы.

Она еще не остыла, и через минуту они уже задыхались от возбуждения, целуясь и комкая друг на друге одежду. Не обращая внимания ни на звезды, ни на замызганные стены, ни на вечернюю прохладу. Ее ремень улетел на тумбу, гимнастерка задралась, и в звездном сумраке светили маленькие груди с нежными кругами сосков, матово сиял плоский живот. Виктор торопился. Трясущейся рукой он уже задирал юбку, дико боясь, что она вдруг испугается, что затормозит и придется начинать все сначала, ждать подходящего момента. Не то чтобы он верил, что это будет прямо сейчас, в сарае, но надеялся на авось.

Юбка сопротивлялась недолго. Распаленный, он позабыл про пуговицу и заскользил вверх по ноге, безжалостно сминая ткань, задрав ее до бедер, добирался до сатина трусиков. Оттянув резинку, запустил пальцы в святая святых… Таня быстро пресекла инициативу, поправила гимнастерку, и он огорченно решил, что все… «кина не будет». Но она сказала лишь: «Холодно!» и снова полезла целоваться. Повторная попытка принесла успех – трусики наконец сползли вниз, и ему ничего уже не мешало. Они любили друг друга, и сыпалась с деревьев первая листва, и разносились по деревне протяжные звуки баяна, и было бесконечно хорошо.

(обратно)

Глава 9

Был солнечный, холодный день. Ветер вздымал тучи пыли и желтых листьев, гнал в вышине редкие облака, посвистывал в сухих ветках бурьяна. Промозглый, всепроникающий, он быстро подобрался под одежду, разгоняя по коже мурашки озноба. Виктор поежился, поднял ворот реглана и зашагал быстрее. У эскадрильной землянки, старательно обходя непросохшие лужи, наматывал круги Улитка. Он горбился, пряча укрытую шлемофоном голову в плечи, и курил на ходу. Папироса в его лапищах казалась спичкой.

– Улитка, – сказал Виктор летчику, – идите в землянку. Здесь холодно.

Тот остановился и обиженно уставился на Саблина, всем своим видом показывая, что ему очень даже тепло и легкий летний комбинезон лучшее средство от ветра.

– Ну, как хотите…

Виктор остановился у входа, достал папиросу и пнул выступающее из-под земли бревно наката. Метром ниже, под слоями дерева и земли, ожидали вылета его подчиненные – летчики третьей эскадрильи. Его друзья и подчиненные, которых ему уже через два часа вести в бой.

За две недели передышки сто двенадцатый окреп. Пополнение с грехом пополам натаскали: приняли зачеты, кое-как сколотили пары и пару раз даже слетали группой. Пополнился полк и самолетами: дюжину новых перегнали, несколько получили из ПАРМа, несколько отремонтировали своими силами. В итоге полк вновь стал полком, практически пополнившись до штатной численности. Молодежь распределили по эскадрильям, и Виктору достались два младших лейтенанта – Володя Молокин из Воронежа и Аркадий Зайцев из Казани. Мамлеи были совсем зеленые. Оба одинаково невысокие, худощавые, но у Молокина от фронтовой нормы щеки уже начали потихоньку круглеть. Не хватало лишь штурмана, но его с успехом заменял прикомандированный Улитка.

Две недели хлопот, трудов и нервотрепки остались позади. Уже сегодня предстоял первый вылет обновленной эскадрильи, и Виктор нервничал и злился. Слишком мало было отпущено на подготовку, слишком скоро новичкам предстоит оказаться в бою. Да и многовато их. Едва-едва сумели натаскать пилотов прошлого пополнения – Камошню и Самойлова, как приходят новые. Совсем зеленые. Чтобы вчерашний курсант научился видеть небо, стал хоть что-то собой представлять, ему нужно совершить не менее десяти боевых вылетов. А в эскадрилье таких, считай, половина…

Они курили и молча смотрели на стоянку. Ветер трепал маскировочные сети, истребители темнели серым двуцветным камуфляжем и словно ждали своего часа. Техники, все уже подготовившие и только ожидавшие команды на вылет, прячась от ветра, набились в капонир. Оттуда периодически доносились раскаты смеха, ветер вытягивал сизый махорочный дым. Один лишь саблинский экипаж возился у командирского истребителя, надраивая полировку «лавочки». Старый истребитель еще не вернулся из ПАРМа, и Виктор выбрал себе новую машину из пригнанных. Ее уже привычно расписали звездами, написали номер «24», слева на борту, у кабины, нарисовали бубнового туза. Разрисованный, с окантованными по сентябрьскому приказу звездами, истребитель смотрелся грозно и красиво.

– Даже не верится, что полечу, – тихо сказал Улитка, – представлял себе и так и этак, а теперь вот узнаю, наконец, что я стою…

– Волнуетесь, – усмехнулся Саблин, – это нормально. Полетите с Остряковым.

Станислав криво усмехнулся.

– Понимаю. – Виктор вернул усмешку. – Вам бы, по-хорошему, не мешало самому пару вылетов ведомым сделать. Но… обстановка не позволяет. Ничего… Коля ведомый опытный, уже сам пару может водить. Пару вылетов с ним сделаете, волнение пройдет, и тогда уже будете с Молокиным летать. С вашим опытом на земле сидеть не придется. – Он щелчком отправил окурок в далекий полет. – Пойдемте в землянку, сейчас проведу предполетный инструктаж, и будем собираться…

Землянка тонула в полумраке. Сквозь оконную нишу струился тусклый свет, было тихо и тепло. На коленях Острякова урчала пригревшаяся эскадрильная кошка Дуська, на боковой, неудобной полке спал Ларин, накрыв лицо пилоткой. Рябченко, ссутулившись и с хитрым по-ленински прищуром писал письмо. Остальные занимались кто чем…

– Товарищи командиры! – Улитка рявкнул так, что Славка испуганно подскочил.

– Спокойствие, спокойствие. – Виктор плюхнулся на лавку и потянулся в планшет за картой. Девять пар глаз сверлили его взглядами, пытаясь выгадать новости, ожидая, что он скажет.

– Пойдем полком на Михайловку, будем прикрывать «пешки», – Саблин решил не тянуть резину. – Вылет через два часа, ведет комполка. Мы идем в ударной группе, восьмеркой. Будем метров на восемьсот сзади и выше. Слава, поведешь четверку, будешь слева от меня, с превышением на двести-триста. Второй парой с тобой пойдет Рябченко. Со мной второй парой пойдут Улитка и Остряков. Кеша, – обратился он к Зайцеву, – сейчас полетишь. Как настроение?

Кот, оставшийся на земле, обиженно отклячил губу. Лицо у Молокина вытянулось.

– Товарищ старший лейтенант, а я? – синхронно закричал он.

– Изучай район боевых действий, – отрезал Саблин. – Еще успеешь.

Молокин поник. Зайцев же, наоборот, нервно засуетился, собираясь в свой первый боевой вылет.

– Сейчас проведем проигрыш. Через полтора часа сбор на КП…

Дуська коротко мявкнула и спрыгнула с Колькиных колен. Все эти проигрыши и разборы она жутко не любила…

…Вылет проходил на удивление гладко. «Пе-вторые» появились вовремя, истребители взлетели без происшествий, быстро и четко заняв свои места, все происходило без срывов и путаницы. Три девятки бомбардировщиков летели клиньями, одна за другой, красивые, грозные. Вокруг роились стремительные истребители, и вместе это была сила, с которой стоило считаться. Обилие краснозвездных машин веселило души и радовало глаз.

– Я Озеро-1. Подходим к цели! Внимание! – гортанный голос ведущего «пешек» прозвучал в наушниках неожиданно. – Я Озеро-1, атакуем!

– Я Сирень-1, сопровождаем. Дед, смотри там.

Виктор в очередной раз бросил взгляд по сторонам. Яркое солнце справа мешало обзору, слепило глаза. Чуть ниже висели рыжие шапки разрывов зенитных снарядов. Когда он глянул на плывущие внизу бомбардировщики, то первой девятки на своем месте уже не было. Вторая девятка прибрала скорость и стала валиться вниз, уходя в пикирование и показывая торчащие из-под крыльев тормозные решетки. Потом туда же ухнула и третья. Разрывы снарядов еще несколько секунд продолжали пятнать пустое небо, потом пропали.

Облегченные после бомбометания «пешки» выходили из пикирования с левым разворотом и брали курс к своему аэродрому. Пораженная ими цель скрывалась в дыму и пыли, и что они там бомбили, Виктор даже не видел. Пора было снова занимать свое место.

– Я Дед! Разворот влево сто восемьдесят, снижаемся!

– Слева «мессеры», выше! – Чей-то испуганный крик резанул по ушам, и сразу же эфир утонул в гвалте разнобоя команд. Потом командный рык забил гвалт, и в наушниках грянуло короткое:

– Дед, отбей!

– Принял!

Четверка «Мессершмиттов» обнаружилась слева ниже. Они, видимо, хотели подойти незамеченными и в хаосе сбора группы урвать свою цель, но не получилось. Увидев пикирующие «лавочки», «мессера» сразу же бросились удирать и, дымя моторами, стали пикировать к земле.

– Двадцать второй, отставить! – Виктор прекратил преследование и повернул за группой. «Мессеров» в принципе можно было догнать, но задача на сегодня ставилась другая.

Вновь впереди и ниже темнели клинья «пешек», сновали юркие силуэты «лавочек» прикрытия. Его восьмерка была на месте, все были живы, здоровы, и это было главное…

Следующий вылет состоялся через два часа. Восьмерка истребителей вспарывала грязное небо, рассекая воздух серыми крыльями. Горизонт был холоден и чист, лишь на северной окраине свода тянулись облака да снизу, от изрытой воронками линии фронта, поднимался дым. Шла очередная попытка наших войск взломать линию немецкой обороны. Сейчас внизу перебегали жидкие цепи пехоты, беззвучно возникали и опадали султаны взрывов, но все это скрадывалось серой пеленой гари. Это было внизу. Вверху было чисто и просторно. Группа «Илов», работавшая по вражескому переднему краю, уже отошла, и на горизонте более никто не объявлялся…

– Я Дед! Внимание! Разворот на сто восемьдесят влево! – Виктор довернул самолет и, немного прибрав обороты, отдал ручку. Стрелка спидометра двинулась вправо, альтиметр же, наоборот, пополз обратно. Скорость нарастала, машина закаменела и буквально вросла в воздух. Справа, чуть приотстав, распластались истребители ударной группы. Виктор увидел, как Колька, выискивая цель, обеспокоенно вертит головой, как еще дальше черной каплей выделяется шлемофон Улитки. Внизу проносилась линия фронта: траншеи, пожарища, битая техника. Все это напоминало батальную сцену озеровской трилогии – что-то мелькает, ползут какие-то букашки, взрывы, дым, пламя. Из кабины истребителя это казалось ненастоящим, а потому неопасным.

Саблин потянул ручку на себя, и перегрузка придавила к сиденью. Скорость стала падать, зато стрелка альтиметра бодро поползла вперед, отсчитывая сотни набранных метров. И снова глаза зашарили по небу, выискивая тень, точку, блик – все, за что можно зацепиться взгляду, что может указать на цель. В небе пусто. Лишь справа, метров на пятьсот выше, плыла четверка группы прикрытия. Саблин лишь на секунду задержал на них взгляд, мельком глянул на приборы и вновь, метр за метром стал обшаривать взглядом небо. А что делать: хочешь жить – учись вертеть головой…

– Я Дед! Внимание! Разворот на сто восемьдесят вправо! Двадцать второй, перейди направо!

Все началось заново, но только уже в другую сторону. Медленно ползла стрелка, отсчитывая минуты, бензин в баках таял, срок патрулирования тоже.

– Ураган, я Дед. Прошу разрешения идти домой…

Спустя полторы минуты сквозь шум и потрескивания донесся тонкий девичий голос станции наведения:

– Я Ураган. Дед, домой разрешаю. Счастливого пути.

Через пятнадцать минут истребители уже скакали по ухабам и неровностям аэродрома. Остался позади еще один рутинный вылет, расслабляюще короткий на фоне длинной жестокой войны.

Вечером в столовой было шумно и людно. Летчики первой эскадрильи сегодня отличились, завалив пару «Ю-87», и теперь за их столом царило веселье. Пилоты живо обсуждали бой, делились впечатлениями, хвастали. Один «Юнкерс» сбил Щеглов. Он старался не подавать виду, сидел с невозмутимой физиономией индейского вождя, но периодически забывался. Тогда лицо капитана сразу же расплывалось в широкой улыбке, а глаза лучились довольством. Второго завалил младший лейтенант Суякин. Он сделал это в первом своем боевом вылете, в первом в своей жизни воздушном бою. Удвоенная за сбитого, по полковому обычаю, наркомовская норма «убила» мамлея в хлам, и Суякин глупо улыбался, десятый раз рассказывая, как он заходил в хвост и как стрелял. Язык его уже основательно заплетался.

– Товарищ командир, – Молокин в очередной раз глянул в сторону Суякина, – а когда я в бой? Другие уже летают, сбивают…

– Успеете еще…

– Ну, товарищ командир, – заныл уже он, – сколько можно ждать?

– Посмотрим!

– Товарищ командир, разве я хуже других? Вы же меня после учебных боев сколько хвалили… Возьмите в бой!

– Я не слыхал, чтобы в учебных боях целенаправленно убивали, – отмахнулся Виктор. – Посмотрим…

Его не слышали. И Молокин, и Зайцев, и даже Улитка смотрели на отличившегося Суякина. В их глазах читалась концентрированная зависть…

…– Держись хвоста, понял? – Вылет был проработан, все было разобрано, обсосано, разжевано и вдолблено в головы, но Виктор не удержался, чтобы не повторить. – Главное не отрывайся от ведущего, и все будет пучком.

Молокин кивнул. Его обычно конопатое лицо сделалось мертвенно-бледным, а в глазах плескалась смесь восторга и страха. Ему предстоял первый боевой вылет, и молодой летчик жутко переживал. Вчерашнее нетерпение, подогретое победой Суякина, сменилось неуверенностью. Переживал ли Улитка, сказать было сложно. Но судя по тому, как его лапищи комкали шлемофон, то, наверное, переживал.

– По машинам. Вылет по ракете…

Со вчерашнего дня линия фронта практически не изменилась, разве что дыма в воздухе стало больше. Все так же по левому крылу поблескивало озеро Молочное, тянулась одноименная река, противотанковый ров, траншеи, колючая проволока… Все как накануне. В небе было чисто, и вылет грозился быть повторением предыдущих…

– Дед. Дед, ответь Урагану, – звонкий голос радистки разогнал шум помех.

– Дед ответил.

– Дед, в квадрате тридцать девять вражеская батарея. Мешает пехоте. Приказываю подавить!

Батарея отыскалась в глубокой балке. Немцы зарылись в землю, укрыли орудия маскировочными сетями, и если бы Кот не разглядел вспышки выстрелов, то, возможно, истребители пролетели бы мимо.

– Двадцать второй, прикрывай, смотри зенитки! Тридцать первый, атакуем!

Земля поплыла навстречу, приближаясь и увеличиваясь в размерах. Виктор загнал в прицел бесформенный зеленый бугорок, украшенный коротким хоботком пушечного ствола, немного выждал и зажал гашетки. Снаряды легли с недолетом, он скорректировал огонь и увидел, как пыльные фонтанчики разрывов перечеркнули вражеский капонир. Совсем рядом с кабиной промелькнули светящиеся росчерки и ушли куда-то за хвост.

– Двадцать второй, слева, на краю балки, пулемет. Убей!

Над балкой скользнули две серые тени – атаковала Славкина пара. Обстреляв пулеметную точку, «лавочки» потянули вверх, и вслед за ними, уже с другого склона потянулись трассы.

– Бью пулемет! Слава, Сергей, атакуйте батарею.

Окоп с пулеметом выделялся еле видимым холмиком земли. Разрывы снарядов заплясали вокруг, закрывая вражескую огневую точку дымом и пылью. После третьего захода пулеметчики уже не огрызались, да и сама батарея молчала. Выполнив свою работу, истребители повернули на восток…

…– В каком месте мы получили команду от Урагана?

Зайцев слегка побледнел и неуверенно ткнул пальцем в карту.

– Вообще-то здесь, – Виктор поправил ведомого, указав на место километров на пять южнее, – но, в принципе, неплохо. Потом?

– Потом полетели сюда, – Аркадий указал на отмеченную в тридцать девятом квадрате балку.

– Тут мимо дороги летели, – продолжал расспрос Саблин, – что видел?

Ведомый побледнел уже сильно и отрицательно замотал головой.

– Вот в этой деревне, – Виктор ткнул пальцем в карту, – две хаты горели, на восточной окраине. А вот тут обоз ехал, пять подвод. Ладно. Расскажи, что видел при атаке.

– Ничегоне видел, – обреченно ответил Зайцев, – видел, вы куда-то пикировали и стреляли. Ну и я стрелял…

– Снайпер, – засмеялся Камошня, – хорошо хоть командира не сбил…

– Разговорчики! – прикрикнул Саблин. – Сам-то какой? Давно за тобой сопли вытирали?

Полог, занавешивающий дверь, распахнулся, и дебелая повариха в бывшем когда-то белым халате внесла в землянку бачки с завтраком. Споро расставила на столе посуду, взялась за половник.

– Товарищи командиры, прошу к столу!

Летчики зашевелились, а повариха уже проворно накладывала на тарелки желтые от масла вареники. По землянке поплыл запах жареного лука.

– Объедение, – Колька, довольный как слон, потер руки. – Сегодня сон видел. Приснилось, что мамка вареников наварила, и я их с братом трескаю…

Телефон зазвенел неожиданно и тревожно. В динамике раздался встревоженный голос Маркова.

– Эскадрилье срочно по машинам, ожидать команду в готовности номер один…

Летели молча. Внизу проносилась серая истерзанная земля, вверху, километрах на двух такие же унылые облака. Лишь монотонно ревел мотор да изредка потрескивали разряды в наушниках. Потом впереди показались тяжелые, холодные на вид воды Днепра, маленьким темным пятнышком выделилась какая-то деревенька.

– Вныманые, приготовитса. – Спустя несколько секунд из-под бомбардировщиков россыпью маленьких быстрых точек посыпались бомбы. – Разворот нол!

«Пешки» повернули на север и стали плавно забирать восточнее, разворачиваясь домой. Несколько зенитных снарядов разорвались позади строя, но немцы и сами, видимо, поняли бесполезность своих усилий. Деревеньку заволокло густым черным дымом, и на ее южной окраине что-то горело, но что именно, было не разобрать.

– Дэд, ты как там? Хорошо прикрываешь? – ведущий «пешек», видимо успокоенный удачным бомбометанием, решил позубоскалить. – А у мене тебе сурприз!

Майора Каху Жванию Виктор хоть и видел всего один раз, да и то мельком, но уже привычно считал своим приятелем. Прикрывать его «пешку» с красным номером «13» на борту приходилось уже раз десять, так что, можно сказать, сроднились.

– Специально дла тебя прывезли. Контрабанда из Турции. Средство «Титаник», радык… э-э радыкално чорный цвэт… Красывый станеш, да…

По радио кто-то хрюкнул, потом властно вмешалась станция наведения:

– Дрозд-тринадцать, не забивайте эфир.

– Ольха-Олечка, – засмеялся Каха, – я больше не буду.

Виктор чуток довернул и пролетел рядом с ведущей «пешкой», погрозил пилоту кулаком. В ответ блеснула белозубая улыбка…

– Дед, в вашем направлении прошла четверка худых. – Голос Ольхи потеплел. – Будьте внимательны.

«Мессера» не наблюдались, но это не означало, что они не ошиваются где-нибудь поблизости. Саблин завертел головой, но серо-свинцовая муть вверху смешивалась с подобным цветом земли. Разглядеть вражеские истребители на таком фоне было бы затруднительно.

– Дрозд-тринадцать, придави чуток, не жмись к облакам.

Враги появились минуты через четыре. Из небольшого просвета выскочили два «мессера», они проскочили мимо идущей в прикрытии пары Рябого и нацелились на левое звено «пешек».

– Я Дед, отбиваю. – Виктор повернул навстречу «мессерам», готовясь встречать их в лоб. – Кот, оставайся на месте, смотри.

Немцы в лоб не пошли. Они довернули вверх, уходя к облакам, следом за ними тянула пара Рябого, но не догоняла.

– Двадцать девятый, брось, – приказал он Кольке, – не догонишь. Тридцать первый, перейди влево.

Сверху, из-за облаков, свалилась еще одна пара «мессеров». На огромной скорости они выскочили из этого злосчастного просвета и устремились к Колькиной паре.

– Рябый, худые сзади. Уходи, уходи.

Снизу хорошо было видно, как Колькин ведомый стал в левый вираж, потом вдруг крутнулся через крыло и заштопорил. Ведущий несколько секунд словно выжидал, потом завалил машину на спину, потянул было вниз и сразу же вспыхнул.

– Прыгай! Прыгай, блядь! – Виктор едва не сломал зубы. Все произошло быстро и так неожиданно, что оставалось только наблюдать за итогом.

Штопорящая «лавочка» наконец замедлила вращение, приподняла нос и потянула к паре Кота. Вторая, горящая, пикировала к земле. За ней распушился дымный хвост, и на этом фоне отчетливо белел лоскуток парашюта. Драться, пытаясь выместить перехватившую горло злобу, было уже не с кем – «мессера» благополучно растворились среди облаков…

Вечером они гуляли по деревенской дороге. Ровная, вся обсаженная тополями, она напоминала дорожку в каком-нибудь парке, только что без фонарей. Вместо фонарей светила луна. Ее желтый свет залил дорогу, положил поперек тени деревьев. С них сыпалась пожелтевшая листва, и вся прогулка проходила под аккомпанемент их тихого шелеста. Гуляя, целовались в тени, раскланивались с такими же парочками. Погода радовала, и многие высыпали на улицу, предпочитая луну и листья переполненным комнатам.

– Ты сегодня другой. Напряженный, задумчивый. – Таня чуть сбавила шаг. – Что-то случилось? – Она чувствовала его тревогу и ластилась, пытаясь отвлечь.

– Колька, обормот, все из головы не идет. – Виктор произнес это, скривившись, словно у него болели зубы.

– Но он же вернулся сегодня! Живой и здоровый. Ты же его уже вроде пропесочил. Я сама слышала…

– Это да, – Саблин протяжно вздохнул, – вот знаешь, говорят: «Мал клоп, да вонюч». Вот это именно про Кольку. Как ведомому цены нет, а стоит ведущим стать, так сразу чего-нибудь отмочит. Вот как сегодня…

– И что думаешь делать? – Таня легонько сжала руку, увлекая своего кавалера с дороги к высокому, темному тополю. Прислонила к шершавой, бугристой коре дерева и прижалась к его груди.

– Не знаю еще, – Виктор снова вздохнул, – три шкуры спущу, это минимум. Я же его снимал уже. Так он потом, паразит, к командиру бегал. Шубин его, конечно, отпорол за нарушение субординации, но и мне досталось. Вот и не знаю теперь… Новичков много… А если завтра собьют кого или Улитка уедет, то вообще…

– Хочешь, расскажу тебе тайну, – Таня, подразнивая, жарко зашептала ему на ухо, – Улитка-то в полку остаться хочет.

– Ну, это не новость. Он мне говорил.

– А сегодня Шубин говорил с комдивом. И тот вроде тоже не против, будут думать, как это все оформить и узаконить…

– Это же хорошо! – Виктор сразу повеселел.

– А еще в штабе подслушала, как командир с замполитом собачились. Тот в политдонесениях написал, что твой Колька изнуряет себя дружбой с Зинкой Копыловой. Там все высоким штилем было, я дословно не запомнила, только эту фразу. А Шубин его за это ругал…

– Хе-хе. Вот уж точно изнуряет. Она его вдвое тяжелее и выше на голову. Позавчера видал их вместе… хе-хе. Мама с дитятей на прогулке… Кстати, – он прижал Таню к себе, заглянул в отблеск луны в ее глазах. – А когда сержант Соболева начнет изнурять одного остро нуждающегося комэска…

– Ну вот, – луна в ее глазах погасла, – все настроение испортил… Ну, зачем ты опять? Думаешь, мне не хочется? Только я ведь не могу все время по сараям и подворотням, как какая-то… Давай где-нибудь угол себе заведем… ну, чтобы все по-людски. Я ведь не против…

– Ладно, – Виктор в очередной раз вздохнул, – пойдем уже. День дурной, отдохнуть бы надо…

…– Прикрой, атакую!

– Серега, худой на хвосте! Серега!

– Ураган, я Лодка-три, прошу помощи…

– Слева заходят, смотри-и-и.

Воздушный бой издалека походил на стаю мошкары. Крохотные, едва видные букашки носились в небе, совершая странные, словно хаотичные, маневры. Потом за одной из букашек потянулся черный след, и она отвесно рухнула на землю.

– Прыгай, прыгай.

Парашюта Виктор не увидел, впрочем, было далеко.

– Ураган, я Дед. Подхожу к квадрату.

Восьмерка «лавочек» шла с набором высоты, и разгоревшееся в небе сражение проходило уже чуть ниже. Скоро они уже самим фактом своего появления могут переломить его исход, заставят немецких летчиков покинуть бой.

– Дед, Дед, – зачастила Ураган, – ждите. Подходит большая группа бомбардировщиков, атакуйте их.

– Я Дед, принял.

Из карусели «разошедшейся» мошкары отделилась четверка, полезла вверх. Видимо, немцы увидели появление на арене восьмерки «лавочек» и стали принимать меры. Спереди по курсу показались бомбардировщики. Их было много – россыпь точек превратилась в четкие девятки, идущие одна за одной.

– Дед, это Ураган. Волк приказывает не допустить бомбежки войск.

«Волк» был позывным комдива, и хорошего в этом было мало. Генерал вроде мужик неплохой, но жесткий, да и самодурство у него было воистину генеральским. Если немцы отбомбятся, то за неисполнение приказа может и под трибунал отдать, с него станется…

– Двадцать второй, прикрывай! Тридцать первый, в ударную группу!

– Я Ураган, Я Ураган, – радистка со станции забила криком эфир, – всем, кто в воздухе, идти на Вознесенку! Всем, кто в воздухе, – Вознесенку!

Пара Кота пристроилась слева. Конечно, Славке вдвоем против четверки придется несладко, но что делать? Нужно выполнять приказ «Волка», а бить вшестером куда сподручнее. Первая девятка врагов уже заползла под капот. Это были «Ю-88» – универсальные машины, служившие и пикировщиками, и торпедоносцами, и просто линейными бомбардировщиками. Они шли метров на тысячу ниже, клиньями звеньев.

– Атака! Бью ведущего!

Немцы огрызнулись. Навстречу истребителю потянулись целые рои пуль: иные из них оставляли за собой серый дымный шлейф, иные проносились рядом разноцветными огненными мячиками. Это было одновременно красиво и страшно, вот только бояться было некогда. Виктор ответил им метров с четырехсот. Белесые трассеры сперва ложились ниже бомбовоза, потом он попал, и тут же пришлось тянуть ручку, избегая столкновения. Надавила перегрузка, глаза словно прикрыли шторами, и мир вокруг поблек, сузился.

Первой девятке такой прием не понравился. Они разворачивались, одна из машин вывалилась из строя и снижалась, все круче заворачивая на запад. За ней тянулся черный шлейф, и на крыле плясали язычки огня. Ведущий, атакованный Виктором, был на месте, он только парил белесым следом вытекающего топлива.

– Поворачиваем вправо! Будем бить вторую девятку! Двадцать второй, ты как?

– Зажимают. Там еще пара подходит.

Пару «мессеров», набирающую в стороне от боя высоту, Виктор видел. Но они пока были далеко, и время оставалось. Бой, начавшийся накануне их появления, уже затухал. Судя по всему, он окончился не в пользу наших летчиков, а значит, в скором времени врагам могло подойти подкрепление.

– Атака!

В этот раз он попал хорошо. Сразу несколько снарядов ударили вражескому бомбардировщику в правое крыло. Один из разрывов пришелся на мотор, и тот сразу выплюнул клуб жирного черного дыма. Винт словно захлебнулся в этом дыму, превратился в серый диск и тут же замелькал лопастями. Все это проплыло в прицеле, как в замедленном кино, и тут же сгинуло под капотом. Перегрузка вновь вдавила в сиденье. Они вышли из атаки, в очередной раз разменять скорость на высоту, и потянули вправо, чтобы вновь зайти от солнца.

Атака получилась удачной. Один из бомбардировщиков падал. Он горел от носа до хвоста и походил на подожженную бочку с бензином. Большая часть немцев поворачивала, но одно из звеньев упрямо шло к цели. За ними, на расстоянии пары километров, шла третья девятка, и над ней болталась пара «мессеров». Откуда они там взялись, Виктор даже не видел.

– Атакую худых! Серега, Стас, бейте третью девятку!

С «мессерами» они разошлись левым бортом и сразу же рванули вверх. Вражеские летчики сходиться два на два не захотели, потянули в сторону нашей готовящейся к атаке четверки. Те уже пикировали вниз, на бомбардировщики, и немцы пристроились следом.

– Худые на хвосте!

«Лавочки» рванули в стороны, но «мессера», обстреляв одного из наших, ушли вниз.

– Повторяем атаку!

– Дед, прошу помощи! – Славка пыхтел, словно паровоз. – Зажимают…

– Пробуй отрываться к нам. Сейчас.

Времени, чтобы снова собрать группу и ударить по бомбардировщикам кулаком из шести «лавочек», уже не оставалось – немцы подобрались к цели слишком близко. Но бить было нужно, чем есть и как есть. Иначе все зря…

– Четырнадцатый, тридцать первый, атакуйте!

Он плавно отдал ручку от себя, опуская нос истребителя вниз. Ощетинившийся огоньками пуль строй бомберов наплывал быстро и неумолимо. Все эти разноцветные огоньки неслись прямо в лицо, их было столько, что и не сосчитать. И каждый из них был смертью…

Саблин начал стрелять метров с пятисот по крайней левой машине. Сперва мазал – трассы ложились куда-то за хвост серого, раскрашенного темными вертикальными полосами бомбардировщика. Потом пушки почему-то перестали стрелять, а строй бомбардировщиков оказался вдруг сзади выше. «Лавочка» не горела, мотор работал исправно, и сам он был жив-здоров. Это казалось чудом.

Ведомый был на своем привычном месте. Он тоже, судя по всему, был цел, и это тоже было чудом. Но самое удивительное было выше. Девятка бомбардировщиков разворачивалась. Пары Кота и Улитки только заходили в атаку, но бомбардировщики уже сбросили бомбы и, рассыпавшись, удирали домой.

Любовался проделанной работой Виктор недолго. Бой продолжался, нужно было выручать Ларина, нужно было разобраться с появившейся с юга восьмеркой немецких истребителей. Он вновь потянул ручку на себя, хотя сил после этой самоубийственной атаки уже не оставалось…

– Я Дракон! Вижу противника! – раздался властный, откуда-то знакомый голос. – Я Дракон, атакую!

От солнца показалась россыпь точек. Их было много – десятка полтора, и это были наши…

… Через три минуты все было кончено. Немцы, получив трепку, уже таяли на горизонте. Внизу, на черной, перепаханной взрывами земле добавилось еще два дымных костра – пилоты «Яков» показали, что они тоже умеют сбивать…

– Дед, благодарю за бой. Можете идти домой, – голос у радистки звенел от радости. – Подтверждаю падение четырех «Юнкерсов» и «мессера». Дед, мы вас поздравляем…

– Дед, поздравляю! – голос у «Дракона» чуток потеплел. – С тебя причитается…

– Принял, домой! – Виктор подумал, что это какая-то странная мода, поздравлять сразу после боя. Впрочем, сегодня он заслужил – сбили четверых, а его все живы-здоровы. Правда, машина Улитки явно повреждена, но вроде не смертельно – долетит. В любом случае внизу уже свои…

– Ви-итька-а! – Палыч полез в кабину, не дожидаясь, пока остановится винт, облапил, едва не оторвав шею. – Поздравляю! Молодец, чертяка!

Могучие руки техника выдернули Виктора из кабины, словно пробку из бутылки. Он вдруг полетел прямо в окружившую самолет толпу, но упасть ему не дали.

– Качай, ребята!

Десятки рук подхватили Виктора, и небо на какую-то секунду вдруг стало ближе.

– Еще!

– Еще!

Вокруг толпился весь полк: краснощекий, видимо принявший на грудь, Шубин, радостно возбужденный Соломин, снисходительно посмеивающийся Иванов, кривящий в глупой улыбке рот Рябченко. Вокруг были все свои, ставшие за последние полгода едва ли не семьей.

– Да что случилось-то? – попытался узнать Виктор, после того как его поставили на землю.

– Указ вышел, по радио передали! – Шубин желтел прокуренным комплектом зубов. – Поздравляю с высоким званием Героя Советского Союза!

(обратно)

Глава 10

…С ночи сильно похолодало, восточный ветер противно завывал в проводах, ледяным сквозняком задувал под одежду. Потом пошел снег. Он сначала сыпался осторожно, понемногу: одинокие снежинки тыкались в лицо и тут же уносились, сметаемые напорами ветра. Потом снег сыпанул стеной, еще сильнее забелив окружающую степь, заметая черную набитую машинами колею.

«Студебеккер», рыча движком и тяжело переваливаясь, заполз на очередной холм, на секунду замер и устремился вниз. Порыв ветра швырнул в глаза добрую пригоршню снега, но Виктор успел разглядеть занесенные крыши деревни и два голых тополя, стоящих рядом и служивших ориентиром их аэродрому. Через минуту он уже шел по дороге навстречу тополям. Мягкая, мокрая и не успевшая смерзнуть земля пружинила под ногами, а снег все сыпал и сыпал, скрывая следы. Недельная командировка в Москву осталась позади…

Первым он встретил Палыча. Верный механик шествовал с ведром по улице. Увидев Виктора, он поставил ведро в снег и, ни слова не говоря, полез расстегивать ему новую, выданную накануне командировки шинель. Распахнув грудь, явил на свет Золотую Звезду и растянул лицо в довольной улыбке.

– Цаца! – Налюбовавшись наградой, он сграбастал Виктора в медвежьих объятьях. – Рассказывай! Калинин вручал?

– Калинин. – От таких нежностей у Виктора заныли ребра. – Все расскажу. В полку как дела? Как Таня? Все живы?

– Та чего у нас? – Палыч пожал плечами. – Танька себя достойно ведет, блюдет… А в полку… позавчера Чуриков разбился, вместе с Морозовым. Вылетели парой, а тут буран начался, – он обвел рукой окружающую снежную взвесь. – В холм воткнулись, оба. Рядышком. Вчера похоронили.

– Жалко, – расстроился Виктор, – Чуриков хороший был летчик, сильный. Да и Морозов уже не сопляк зеленый, с лета воевал… – Он огорченно прищелкнул языком. – Второй эскадрильей Лешка командует?

– Пока Лешка, – усмехнулся Палыч, – а там видно будет. А так тихо все. Ты лучше расскажи, как съездил, про Москву расскажи, про то, как награждали…

– Стоит Белокаменная, – Виктор улыбнулся, – что ей сделается? А как ехал, это жуть и ужас.

Они пошли по улице к штабу, и снег заметал их следы.

Утро началось без солнца. Аэродром затянуло однообразной непогодной мутью, студеный туман разлился по земле молочным киселем. От обилия белого не за что было зацепиться глазу – все вокруг стояло серое, расплывчатое, сырое. Сырость проникала под летные комбинезоны, загнала пилотов в прокуренную тесноту землянок. Жадные до драки приуныли – сколько так сидеть, перетирая раз за разом одно и то же, никто не знал. Воспряли полковые краснобаи и балаболы – им прибыло благодарных слушателей.

– Бои… – Лешка – новоявленный комэск второй, остервенело плюнул. – Вы боев-то и не видали. Вот в сорок втором – это были бои. Не успеешь взлететь, а «мессера» уже пристраиваются. Все аэродромы наши знали, все площадки. Рыскали там парами, как волки по степи, все видели. Если заметят нашу группу – сразу подкрепление вызывают, пять минут, и уже против тебя шесть-десять гансов. А если нас мало, то и вдвоем бьют. А чего им? Скорость есть, высота есть. Выбрал момент удобный и лупи… Потери были жуть…

– А сейчас меньше? – понизив голос, спросил Улитка. – Штабные болтали, что с февраля полк, считай, обновился.

– Так то с февраля-я. – Лешка презрительно отклячил губу. – А тем летом максимум месяц – и от полка ничего не осталось. – Зашедший по какому-то делу в землянку третьей эскадрильи, он зацепился языком с Улиткой и уже час ораторствовал, наверное, позабыв, зачем пришел. – Всех выбьют. Останется, может, комполка, – продолжал он, – комэск да один-два летчика – самые везучие. Месяц на переформирование, и все по новой.

– Это да, – согласился Виктор, – в сорок втором жесть была. Наш полк два месяца продержался, потом выкосили в ноль и расформировали. Да и сейчас тоже, – он перешел на шепот, – про Кубань пишут, что победа, мол, побили немцев. А какой ценой? Знакомый рассказывал, что полки, что там дрались, заново переформировывали. Такие потери были. Техсостав целый, а летчиков хорошо если треть осталась. А ведь полки-то были не чета прошлогодним, трехэскадрильные уже. Корпус, куда нас перевели, там сильно пощипали.

– Так побили же немцев, – возразил Станислав, – вон их сколько на той Кубани посбивали. Из девятой гвардейской летчиков видел? Те, кто там дрался, все в орденах…

– А я на конференции с ребятами из восемьсот двенадцатого познакомился, – возразил Саблин, – так говорят, что после того сражения их десять человек осталось. Эти-то десять в орденах, а остальные? Да что Кубань? Возьми наши, августовские бои, полк едва ли не на половину уменьшился…

– Дурости много, – вздохнул Лешка, – новичков много. Это нам повезло – костяк полка остался, да еще с Дальнего Востока подкинули кадровых. Мы на фоне других хорошо смотрелись. И то… – Он надолго замолчал, разглядывая мигающий огонек коптилки, потом задумчиво произнес: – Что-то я в этом году арбузов мало ел. В прошлом у нас аэродром прямо на краю бахчи был. Бывало, прилетишь, мокрый, уставший, отойдешь на двадцать метров от стоянки, а там арбуз на арбузе. Выберешь покрупнее, хрясь его кулаком, сердцевинку-«барашка» съешь, и следующий… – Он блаженно зажмурился, вспоминая.

– Жаркое было лето. – Виктор машинально потер подстреленную тогда ногу. – Меня, помню, комполка за цветами послал…

– Тогда Вахтанг учудил, – не слушая никого, продолжал Лешка, – помнишь его? Мы в одной станице два дня сидели. Бензина не было. Так вот, он приперся в сельсовет и заявил, что набирает официанток и поварих для БАО. А потом стащил у Синицына халат и всем тем девкам, что устраиваться пришли, медосмотр устроил. В пустом амбаре. Хе-хе. А мы дырок в стене наколупали и смотрели. Правда, крапиву скосить не догадались. Хе-хе. Красивые в той станице девки…

– А эти языками чешут, и все про девок. А еще летчики, цвет и гордость Красной армии! – Шубин стоял в дверях и злорадно скалился. – Личный состав давно на обеде, а эти тута сидят, сочиняют. Как бабки на завалинке. Вольно! – он барским жестом вернул летчиков на места. – Я, пожалуй, с вами посижу. Кости старые погрею тута. Что-то я не слышу продолжения вашей содержательной беседы. – Командир по-хозяйски расселся, потеснив Саблина, задымил папиросой. – Рассказал бы, – усмехнулся он, – как эти же девки, стоило им правду узнать, Вахтанга коромыслами отлупцевали. Сломали тута ребро. Как этот донжуан недоделанный потом неделю не летал, и за это время сбили Васина, Исмаилова и Свеженцева…

Некоторое время все молчали. С улицы доносились обрывки голосов, чей-то смех. В землянку сунулся было Зайцев, но, увидев Шубина, испарился.

– Погода улучшается, – прервал тишину комполка, – а дивизия разведку требует. Саблин, возьми с собой кого… поопытней, слетай тута. Район тебе в штабе доведут. Обрати внимание на ж/д-станции, но близко не подходи. Погода дрянь, так что аккуратно. Ясно?

– Ясно, – проворчал Виктор. Покидать уютное тепло землянки не хотелось. – Возьму Рябченко, пусть потренируется в СМУ летать…

Лететь оказалось непросто. Низкие облака прижимали к земле, а туман местами так и не рассеялся, и тогда что вверху, что внизу проплывала одна лишь белая муть. За Днепром стало немного лучше, облака немного приподнялись, туман же остался лишь в балках и ориентировке почти не мешал. Впрочем, и разведывать было особо нечего. Пустые дороги с кое-где ползущими подводами. Одинокий паровоз, тянущий за собой целых семь вагонов. Разбитая бомбежкой станция с почерневшими стенами пакгаузов без крыш и заваленной набок водонапорной башней. Деревеньки со светлыми пятнами редких дымков и пустыми безлюдными улицами. Вторая станция встретила таким фейерверком огня, что пришлось спешно уносить ноги. Впрочем, Виктор успел рассмотреть стоящий под парами эшелон.

– Уходим! Маневрируй!

Недружелюбная станция скоро осталась позади, и под крылом вновь проплывали рощи и деревни.

– Слева! Смотри!

По дороге, только выбравшись из тени небольшой посадки, ехали два приземистых тягача. Задний тянул за собой укрытую маскировочной сетью пушку.

– Двадцать девятый, атакуем!

Прислуга шустро, как тараканы, сыпанула с кузова и бросилась врассыпную, пытаясь укрыться в придорожном бурьяне. Разрывы легли по обочине, накрыв какого-то неудачника, пыхнули на лафете орудия, проредив маскировку, и выкосили кустарник на противоположной обочине. Секунда, и серая полоса дороги, обсаженная деревьями, ушла под капот. Перегрузка вдавила в сиденье – истребитель лез вверх.

– Повторная атака!

Тягачи стояли. Над головным формировалось черное облако, сквозь него пробивались то ли искры, то ли языки пламени – Колька отстрелялся удачней. Виктор загнал в перекрестье прицела тушу второй машины. Снаряды вновь проредили кустарник, и он чуть двинул ручкой, опуская нос ниже, как самолет вдруг вздрогнул.

Понимая, что что-то случилось, но еще не осознавая, что именно, Виктор плавно потянул ручку, выходя из пикирования. Машина отозвалась вяло и с трудом, задрала нос тяжело, нехотя. Голые ветки деревьев, словно растопыренные, жадные пальцы, мелькнули совсем рядом с крыльями и исчезли позади, упустив добычу.

– У меня неисправность! Идем… – Истребитель снова вздрогнул, и неожиданно земля и небо поменялись местами, снова и снова, сливаясь и перемешиваясь в стремительном калейдоскопе. – Черт!

Он резко прибрал газ, и ревущий мотор стих, перешел на шепот. Отработал ручкой, парируя крутящий момент, вращение замедлилось, вскоре и вовсе остановилось. Самолет замер, нацелив нос на мелкую, поросшую бурьяном и низенькими, чахлыми деревцами балку, медленно теряя спасительные метры. Высоты оставалось метров сто – сто двадцать. Виктор плавно, боясь все испортить, подал сектор газа вперед. Машина вновь дрогнула, но уже не свалилась, а медленно, неохотно стала набирать скорость. Он осторожно потянул ручку на себя, и «лавочка», едва не сбрив винтом бурьян, скользнула над балкой, медленно-медленно потянула вверх.

– Уходим домой! – Рот высох, и слова давались с трудом. Только сейчас навалился страх, и тело, несмотря на жару кабины, покрылось холодной испариной. Было от чего. Предкрылков на истребителе больше не было. Не было и обшивки, примерно по метру на каждой из плоскостей. Сквозь дыры виднелась земля, и это зрелище порождало легкую оторопь. Машина буквально висела на ручке, постоянно норовя завалиться и рухнуть вниз.

Колька пристроился слева. Его истребитель подошел так близко, что казалось, будто он хочет поддержать командира своим крылом. Глаза у ведомого были дикие, перепуганные.

– Займи место! Смотри небо! – Самому Саблину было не до этого. Стоило чуть добавить газу, и истребитель начинало закручивать. Приберешь – и «лавочка» еле ползла над землей, на минимальной скорости, вися на ручке и словно мечтая воткнуться в землю. Полет превратился в борьбу с собственным самолетом. В борьбу за жизнь. Медленно, очень медленно проплывала внизу земля. Время тянулось так же медленно, тягуче, невыносимо.

Ближе к Днепру погода стала ухудшаться. Облака прижимались все ниже, по балкам и низинам показался туман. Туман был и над рекой – сизые клочья летели над холодной свинцовой водой, левый же берег белая мгла окутала, словно саваном. Дороги, деревни, балки – все скрылось в однообразной мути. Изредка из этого белого моря, словно острова, торчали верхушки деревьев, крыши домов. Потом справа, примерно в полукилометре от истребителей проплыл нарядный купол храма, увенчанный золоченым крестом.

– Дед! Дед, это Сирень! Дед, уходи на запасной! – раздался в наушниках шубинский голос, видимо, комполка ждал возвращения на КП. – Дед, аэродром закрыло!

– Я Дед, принял, – выплюнул Виктор. Мышцы уже сводило усталостью, во рту было сухо, и больше всего хотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Уже как-нибудь. Он мельком глянул на карту, на показания топливомеров – в принципе бензина должно было хватить до запасного аэродрома. Вот только сил на этот перелет уже не оставалось. Мелькнула мысль прыгнуть с парашютом, но он прогнал ее как недостойную. Нужно было срочно определяться. Постоянная борьба с самолетом измотала похлеще воздушного боя.

– Двадцать девятый, уходи на запасной! – приказал он ведомому. – Я буду садиться здесь!

Колька несколько секунд медлил, потом покачал крыльями и, дав газу, исчез, словно испарился.

Из тумана проступили верхушки рощи, растущей возле аэродрома, потом показались два тополя. Эти тополя, высокие, серебристые, казались спасительными маяками в бескрайнем белом море. Они указывали курс на аэродром, на спасение.

– Посадку запрещаю, – прохрипел Шубин, – убьешься! Уходи на запасной!

Слева из белого небытия пыхнула красная – запрещающая искра ракеты, следом вторая, третья. «КП там, – догадался Виктор, – значит, если привязаться к тополям и роще, то летное поле должно быть где-то здесь».

– Уйти не могу! Сажусь!

Туман приблизился, едва не хватая за крылья. Под ним угадывалось что-то темное, жесткое, неприветливое, но разглядывать землю было некогда. После выпуска шасси самолет потяжелел и с неумолимой неспешностью потянул вниз. Виктору оставалось лишь молиться и изо всех сил тянуть ручку на себя, чтобы хоть как-то уберечь машину от немедленного падения.

Земля встретила удивительно мягко. Легко толкнула снизу, и самолет побежал, покатился, покачиваясь на ухабах. Мимо, метрах в двадцати, пронеслось светлое пятно, Виктор не сразу опознал стоящий на краю аэродрома сарайчик. Потом под колесами затрещал втаптываемый в землю бурьян, и истребитель, шипя тормозами, наконец-то остановился. Вокруг был пустырь – «лавочка» метров на двести выкатилась за пределы взлетной полосы.

Он механически, совершенно не думая, выключил мотор, перекрыл топливо и неловко вывалился из кабины на гладкую, холодную поверхность плоскости. Собрав остатки сил, спрыгнул на землю и улегся рядом с машиной, глядя в серое небо. Не хотелось ничего, ни есть, ни пить, ни курить. Лежать тоже не хотелось, но сил, чтобы подняться, уже не оставалось. На душе была полная опустошенность и апатия.

У «лавочки», заскрипев тормозами, остановился «Виллис», из него мячиком выскочил Шубин.

– Да какого?.. – с ходу заорал он. – Совсем охренел тута? Уже меня ни во что не ставишь? – Потом командир разглядел раздетые крылья и резко смолк. – Ни… себе! – присвистнул он. – Это чего тута? Ой-ё! Вить, ты сам-то как? Живой?

Виктор только кивнул в ответ.

– Это хорошо. – Шубин поглядел на сбегающийся к месту посадки аэродромный люд, по-акульи улыбнулся и весело заорал: – Чего ползем? Антилопистей, бойцы, антилопистей тута…

Собравшиеся у аварийной машины летчики и технари ходили вокруг, рассматривали, щупали, охали и цокали языками. Вспоминали подобные случаи, закончившиеся не столь удачно. Обсуждали причины, меры…

– Вот у Гнатюка такое же было, помнишь? – шумел Соломин, царапая ногтем дерево лонжерона. – Он только в зону зашел, пикирнул, и сразу обшивка посыпалась. Так и встрял.

– Гнатюк на «Яке» убился, – степенно отвечал Иванов, – а это «лавочка».

– Не вижу разницы, – грустно смеялся Лешка и снова лез смотреть и ковырять раздетые крылья.

Сразу вспомнился июньский случай, когда в полку на двух «Яках» обнаружилось отставание обшивки. Тогда все истребители были проверены, и дефектные надолго исчезли в недрах ПАРМа. Сейчас, похоже, грозило что-то похожее.

– Ну как такое может быть? – приставал Ильин к Щеглову. – Ведь приемка же есть? Как она принимает? Почему нам такое суют? Помню, в апреле партию из Саратова перегнали, так с них техсостав потом неделю не слазил. Дефектов тьма была.

Щеглов пытался отшучиваться, но на него наседали все сильнее…

– Ну, поймите же, – отбивался он, – в тылу ведь тоже не сахар. И рабочих опытных мало, и в цехах женщины с детьми работают, и другое… Много другого. Вот в первом квартале у нас было – на Саратовскую ТЭЦ топлива не завезли. Ведь его обычно по Волге баржами привозили, а тут Сталинград… и весь первый квартал перебои жуткие и с теплом и с электроэнергией. А план по самолетам ведь никто не отменял – фронту вынь да положь. Вот и изворачивались как могли. Те же бензобаки пришлось протектировать холодным способом вместо вулканизации. С сушкой и окраской хуже – без тепла как просушить? Вот тебе и нарушение технологии… Но ведь сделали же! Дали самолеты! В цехах каждый пятый больной, на аэродроме вообще больше половины механиков слегло. Но дали же!

Щеглов помолчал и виновато добавил:

– А потом началось! Обшивка на машинах отстает, коробится, баки текут, по заклепкам отпотевают. Несколько катастроф было, аварии. Летом «Яки» целыми полками на ремонт вставали – бригады выезжали, в войсках брак исправляли. А виноваты военпреды – сволочи продавшиеся. Ага! Помню, на заводе в столовую идти стыдно было – мальчишки из цехов голодными глазами провожали. Вот так вот…

Разговоры после этого как-то стихли. Но все истребители в полку проверили…

…Вечером он гулял с Таней. Бродили по роще, по оставшимся от пионерлагеря дорожкам, засыпанным белым песком. Мимо фундаментов сожженных строений и, словно на потеху, уцелевших гипсовых статуй пионеров. К вечеру распогодилось, туман исчез, и с ветвей срывались звонкие капли, наполняя прогулку шелестом и глухим стуком. Нагулявшись по остаткам лагеря, прогуливались вдоль низеньких, сваленных из кусков позеленевшего ракушечника межевых оград деревни. Прогулка, как и сам вечер, проходила тихо и спокойно.

– Кто-то дерево порисовал, – сказала вдруг Таня.

Они как раз проходили рядом с двумя тополями, и он тоже увидел, что левое дерево украшает свежевырезанная надпись: «Коля + Зина». Остального неизвестный изобразить не успел, тем не менее настойчивость резчика удивляла – надпись была вырезана глубоко и красовалась метрах в четырех над землей.

– Так это Рябченко, наверное. Вот паразит, – он усмехнулся. – Завтра надеру уши.

– Ну, нарисовал, – Таня пожала плечами, – глупость, конечно, но зачем наказывать?

– Надо! – Виктор подошел и потрогал кору дерева. Захотелось рассказать, как эти тополя, подобно маяку в штормящем море, указали ему спасение, показали дорогу на аэродром. Как только благодаря им он, пусть и с ошибкой, но сумел приземлиться. Не стал.

– Пойдем домой?

– Давай еще немного, – Таня мягко потянула за руку, – я целыми днями в этом штабе… дай хоть немного воздухом подышу. Ты, кстати, не заболел? Выглядишь уставшим и опять хромать начал.

– Не-е! – Он уселся на бревно, привалившись спиной к шершавой, неровной коре тополя. Сразу стало клонить в сон. Захотелось вернуться в тепло своей клетушки, в огороженный фанерой угол летного общежития. Маленький, два на три, слышимый насквозь, зато свой собственный. Прийти туда, забраться под теплое одеяло да залезть на Таню.

Она, еще не знающая о его планах, подсела рядом и затихла, изучая проступающие в разрыве облаков звезды. Темнело все сильнее. Роща обратилась большой серой горой, деревня исчезла в серой тени, лишь беленые стены хат все еще выделялись в ночи.

– Звезда упала! – засмеялась вдруг Таня. – Загадала! Загадала! – Она улыбнулась и неожиданно спросила: – Витя, а у тебя есть мечта?

– Мечта? – Задремавший Саблин на несколько секунд подвис. – Мечта… Сложно с мечтой, – ответил он. – Тут выжить надо. До Победы дотянуть.

– Какой ты неромантичный, – девушка надула губы, – у всех есть мечта!

– У меня нет!

– Ну, скажи, – обиделась она, – неужели ты не мечтал быть со мною, получить Героя?

– Про мечту не скажу, – осторожно ответил Виктор, – но идейка одна имеется. Только не знаю, стоит оно того… Там ведь, если браться, размах ого-го, шапка падает. Там такие перспективы… как в сказках. Можно будет все поменять, все исправить! Вот только не знаю, что потом выйдет. Может, счастье всем, а может, весь мир в труху. А скорее всего, раздавят как таракана. Сотрут так, что ни следов, ни пыли не останется… А все останется, как и было…

– Витя, ты чего? – Таня забеспокоилась. – Ты сейчас с кем разговариваешь?

– А знаешь, что страшно? – хрипло добавил он. – Страшно, что не знаешь, как лучше! Не знаешь, как подступиться, с какого конца браться. А оно, будто червь, изнутри грызет, подтачивает, отравляет. Требует!

– Ви-ить!

– Страшно? – Он засмеялся. – Раз страшно, значит, пора домой!

– Дурак! Я так перепугалась…

– Пошли, а то я уже засыпать начал…

Из-за плохо тянущей трубы по землянке витал горьковатый дымок, смешиваясь с табачным смрадом, он висел в воздухе сизым туманом. По ногам рассевшихся по лавкам летчиков терлась эскадрильная кошка Дуська. Было сухо, тепло, спокойно. В углу расселся Зайцев, пытаясь настроить, терзал струны невесть где раздобытой гитары. По столу шлепали истертые, замызганные карты – Ларин и Кот сошлись в дурака. Рябченко развалился у печки, вытянул ноги, пытаясь просушить угодивший в лужу унт. Улитка с Самойловым сошлись в шахматы, собрав вокруг ос-тальных.

Виктор устроился на самом козырном месте и при тусклом свете окошка перелистывал свою уже порядком потертую и засаленную тетрадь. Остановился на страничке с числом «1955» и печально вздохнул. На этой страничке, кроме четырех цифр, не было ничего. Сколько он ни терзал память, сколько ни страдал, пытаясь выдавить хоть что-то, но не выходило. Это угнетало. И ведь не сказать, что он раньше прогуливал уроки и плохо учился в школе. Просто не помнил, и все…

Его отвлекли азартные вопли картежников.

– С вальтов, вальтов заходи, – пряча в разросшихся усах улыбку, подзуживал Славка.

– Ось тебе вальты! – Сергей шлепал по столу червовой девяткой. – Ось тебе ще!

– А я вот так!

– Накося выкуси!

Зайцев закончил возиться с колками, ударил по струнам и тут же заиграл что-то красивое, печальное.

– Тише там! – Виктор с неудовольствием оторвался от тетради. – Расшумелись. Дай-ка. – Он убрал записи в планшетку, забрал у ведомого гитару, звякнул по струнам. Пальцы действовали неуклюже, но действовали, получилась вполне осмысленная мелодия. Захотелось вдруг спеть. Спеть свое, родное… Победно оглядев свое воинство, Виктор прокашлялся:

– Сейчас я вам исполню. Вы такого и не слышали.

Он ударил по струнам и запел. Запел, стараясь изо всех сил. Получилось! Его летчики слушали, округлив глаза, и никто не смеялся, никто не критиковал. Это… это был успех!

Белый снег. Серый лед. На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней. Город в дорожной петле.

Ларин не выдержал первым. Он закашлялся, заперхал, затряс плечами. Лицо его сделалось красным, на глазах выступили слезы.

– Командир, – застонал он, – командир, не надо. Ну, пожалуйста. Ты уж извини, но это… – Он согнулся, пряча лицо и беззвучно вздрагивая.

– Я учора Дуське на хвост наступыв, – мрачно добавил Кот, – вона так же орала…

– Дурни, – обиделся Виктор, – ни хрена вы не понимаете…

– Мабуть так! – Сергей, нимало не смущаясь, заглянул в карты Ларину.

– Хрен с вами. – Саблин бросил гитару и, злобно сопя, полез за папиросами.

Некоторое время в землянке было тихо, потом Кот с довольным клекотом швырнул на стол последнюю карту.

– Як я тэбэ, а? Хе-хе-хе. Казав же: «Нэ сидай грать с бацькой!»

Славка нахохлился.

– Нечестно, ты жульничал!

– А ты мене поймав? – торжествовал Кот. – Давай, як уговаривались.

Славка обиженно поджал губы и полез под стол. Раздалось жалкое блеяние.

В землянку, внеся с собой запах ветра и сырости, ввалился Соломин.

– Узнаю красу и гордость ВВС, – засмеялся он с ходу. – Нашу третью примерную эскадрилью видно сразу. Всегда дисциплинированы, всегда в учении. Отличники боевой и политической подготовки. Сульфидин у нашего коновала вы сперли?

– Куда нам до второй, – огрызнулся Саблин, – это не твои ли орлы писаршу из БАО обесчестили всем коллективом?

В землянке засмеялись. Рекомая писарша была страшной, и на танцах ее никто никогда не приглашал.

– Ладно, – Лешка стер улыбку. – Вы тут долго сидеть собрались? Или адъютант ваш мух не ловит совсем? Мы через десять минут летим…

…– Ольха, Ольха, ответь Деду! Ольха, ответь Деду!

Радио молчало, лишь потрескивали в эфире разряды да периодически доносились короткие, лающие команды на немецком.

– Ольха, ответь Деду!

Вылет по тревоге оказался вылетом в никуда. Шестерка истребителей прибыла в требуемый квадрат, а вот что делать дальше, Виктор не имел ни малейшего представления. Станция наведения молчала, и оставалось только ходить по кругу, тем более что никаких указаний не поступало.

– Сирень, я Дед! Сирень, ответь Деду!

Не добившись успеха с дивизионной станцией наведения, он запросил полк. Эффект оказался аналогичным. Если в полку его услыхали, то услышать ответ не удавалось – далеко.

На западе поблескивал темными свинцовыми водами Днепр. Оттуда, загромождая небо, тяжелой стеной ползли осенние облака. Эти облака не нравились – могучие, плотные, они могли замаскировать приближение вражеских машин, заставляли нервничать.

– Двадцать второй, набери еще метров двести.

– Я двадцать второй, принял.

По левому крылу проплыла наполовину сожженная деревня, серая петля дороги, по которой ползли букашки машин, необработанное пшеничное поле с черной блямбой-пятном посередине – следом падения самолета. Наша территория, отсюда до линии фронта километров десять. Зачем приказали лететь в этот квадрат? Уж если бы нужно было перехватить бомбардировщики, то это стоило делать иначе – встреть их заранее, по другую сторону линии фронта, да и наряд усилить…

– Дед, «мессы», «мессы»! – испуганный вопль Славки прозвучал как гром среди ясного неба. Впрочем, было от чего – из-за светло-серого облака, словно зерна из дырявого мешка, сыпались вражеские истребители. Их было много, они выныривали друг за другом и всем своим кагалом кинулись на верхнюю, ларинскую пару.

– Двадцать второй, – скомандовал Виктор, – отходи под нас.

Немцы охотно отпустили Ларина и дружно набросились на четверку Саблина. Их было много, машин девять-десять.

– Кот, слева заходят. Отбиваю. Славка, греби высоту!

– Не могу, – почти простонал Ларин, – четверо зажали.

– Тяни к нам! Ольха, я Дед! В квадрате веду бой с худыми. Прошу помощи! Ольха!

Впереди выскочила пара «мессеров». Их тонкие, украшенные свастикой хвосты были недалеко – метрах в трехстах, они удалялись медленно, неспешно, вызывая естественное желание довернуть и, поливая огнем, догнать и сбить. Прием был старый.

– Кеша, сзади сверху еще двое. Разворот! Кот, смотри хвост.

Атаковавшие «мессера» проскочили и шустро потянули вверх, чтобы над самым облаком развернуться и атаковать снова. Численное превосходство и большая высота позволяли им быстрей занять выгодную позицию, быстрей реализовывать все свои преимущества.

– Ольха, я Дед! Прошу помощи…

Справа из-за облаков вывалилась девятка «Хейнкелей», затем еще одна, еще и еще.

– Дед, атака.

Черные кресты мелькнули на фоне облаков, перегрузки сдавили грудь, и завертелась карусель воздушного боя. Истребители носились друг за другом,ревели моторы, стучали пушки, перечеркивая небо белесыми линиями трассеров.

– Я Дед, пробую набрать высоту!

Вторая девятка «Хейнкелей» уже разворачивалась, отбомбившись. Деревеньку, служившую им целью, заволокло пылью, скрыв, словно стерев ее с лица Земли. Третья и четвертая девятки были на подходе – их серые, грозные силуэты росли, увеличиваясь в размерах, вот только атаковать их пока не получалось. Две четверки «мессеров», прочно захватив высоту, держали инициативу, заставляли обороняться.

– Славка, на тебя валятся. Кот, отбей.

Пара «мессеров», блеснув на солнце остеклением кабин, потянула вверх. Но следом сразу же кинулась другая, потом еще.

– Дед, на тебя заходят, смотри, – пропыхтел Ларин. – Камыш, прикрой.

Резкий маневр размазал потроха по бронеспинке, закрыл свет под шторами век. Мигнули тающие на фоне земли белесые трассеры, и черные кресты устремились вверх, а оттуда уже разгонялась новая пара.

– Кеша, уходим вниз. Переворот.

За покрытым мелкими, противными царапинами плексигласом выплыла серая, покрытая паутинками троп земля, пятно сожженного хуторка, низкое, мелкое облако. Все это ушло под капот и вновь придавило перегрузкой. В кабине было адово пекло, пот стекал по лицу, заливал глаза, но вытереть было некогда. Сверху, со стороны солнца, начинала свое падение еще одна пара «мессеров»…

– Кот, отбей!

Попытка набрать высоту чуть в стороне кончилась неудачей. Немцы, разумеется, заметили карабкающуюся вверх пару и своевременно пресекли. Им-то удобно – знай себе пикируй да лезь обратно. Выходить из пике – это тоже, конечно, не фонтан, но все же легче, чем уворачиваться от таких смертельных качелей.

Две «лавочки» прошмыгнули навстречу по левому крылу, задрав носы, встретили атакующих огнем. «Мессера» отвернули, но вверху, расплываясь на фоне грязно-синего осеннего неба, переворачивалась еще одна пара. Третья девятка сбросила бомбы и начинала неторопливый разворот. Сопровождавшее их звено «мессеров» с ходу кинулось в бой, неожиданной атакой едва не завалив Ларина. Стало совсем тоскливо.

– Камыш подбит! – В голосе Славки отчетливо звучала паника. – Черт! Черт!

– Отходите! Прикрывай его!

За «лавочкой» Камошни тянулся густой дымный хвост. Они со Славкой отвернули на восток, а следом голодными пираньями кинулись немецкие истребители.

– Дед, вы как? – голос Соломина раздался резко и неожиданно. – Мы подошли, будем бить бомберов.

– Давай, – прохрипел Саблин, – лупите четвертую девятку! Мы истребителей пока держим. Верней, они нас! Смотри, там, над «Хейнкелями», еще пара шастала.

– Разберемся, – легкомысленно бросил Лешка. – Я одиннадцатый, атакуем…

Снова пронеслась пара «мессеров», другую, заходящую на Кота, удалось отогнать огнем пушек. Сереге уже досталось – его «лавочка» оставляла белесый след вытекающего бензина.

– Зажгли! – торжествующий рев Соломина больно ударил по ушам. – Горит с-сука!

«Мессера», до этого непрестанно клевавшие группу Саблина, вдруг «засуетились», четверо из них повернули на север, к бомбардировщикам. Силы сравнялись.

– Отходим! Смотрим! Леша, звено к тебе ушло. Мы попробуем набрать высоту. Славка, ты как?

– У Мишки мотор стал! – Ларин трещал скороговоркой. – Прыгнул! Меня двое зажали. Остальные куда-то к вам ушли.

– Черт! Тебя не вижу. Если недалеко, пробуй под нас уйти, поможем. – Виктор зло сдавил ручку. Бой протекал неудачно, все сильнее смахивая на разгром.

– Принял!

Стороной пронеслась пара «мессеров», но они тоже устремились на север, туда, где Славкина эскадрилья трепала вражеские бомбардировщики.

– Готов второй! – радуясь победе, звонко закричал Парфенов, командир звена из второй, и тут же озадаченно зачастил: – Одиннадцатый, четверка подходит! Командир…

Соломин ему не ответил. Бой второй эскадрильи проходил далеко – видно было, как носятся маленькие, похожие на букашек самолеты, но разобрать, кто есть кто в этой каше, не получалось. Зато нашелся Ларин – его «лавочка» промелькнула слева ниже, на фоне расползающегося облака.

– Кот, помоги двадцать второму, я прикрою. Кеша, держись!

Увидав заходящие в атаку «лавочки», «мессеры» бросили Славку и удрали. Верхняя четверка тоже что-то подрастеряла воинственный пыл. Они кружили немного в стороне и примерно на километр выше, похожие на стервятников, готовых в любой момент спикировать на добычу, однако атаковать не спешили.

– Двадцать второй, тридцать первый, набирайте высоту! Одиннадцатый, как вы?

Буквально через несколько секунд эфир разорвал панический крик Парфенова:

– Прыгай скорее, прыгай!

Словно подстегнутые этим воплем, «мессера» перевалились через крыло и устремились вниз.

– Кеша, крути! Принимаем в лоб! Быстрее, быстрее доворачивай…

Скользнули белесые огоньки трассеров, быстро тая вдали, стремительные тени прошмыгнули у правого крыла. Прошмыгнули и потянули на северо-запад, удаляясь.

– Набираем высоту, смотрим. – Продолжать бой не хотелось – маневрирование с предельными перегрузками полностью вымотало. С топливом было тоже не густо, но уходить было рано.

– Одиннадцатый, что у вас, – запросил Виктор, – как обстановка?

– Помогайте, – за Лешку ответил Парфенов. – «Мессера» зажимают.

– Принял. Кот, уходи домой. Двадцать шестой, пойдешь с двадцать вторым. Поворот триста! Идем с набором!

Но «мессера» снова драться не захотели. Они еще загодя повернули на запад и скоро растаяли среди редких, серых облаков. В небе стало как-то пусто, и лишь разбомбленная деревня, слабо курящаяся дымками пожаров, напоминала о прошедшем бое. Деревня и некомплект машин в шестерках – машин второй эскадрильи осталось только пять.

– Одиннадцатый, кого потеряли? – спросил Виктор.

Радио несколько секунд молчало, потом глухо, безжизненно ответил Парфенов:

– Лешку сбили. Сгорел…

Дым в землянке был таким плотным и густым, что казался осязаемым. Эскадрилья, дожидаясь комэска, нещадно курила. Настороженная, мрачно-взъерошенная, хмурая. Дождавшись, летчики сползлись из углов, окружили…

– Ну как? – жадно спросил Славка. – Какие новости?

Виктор швырнул шлемофон на стол, плюхнулся на лавку. Достал папиросы, но вонючий воздух землянки отбивал желание курить, саднило горло.

– Херовые новости, – буркнул он. – Звонили только что. По Коту нормально… уже ремонтируют, вечером прилетит. А вот Мишка… нету больше Камошни. Говорят, нашли, а он мертвый уже…

В землянке стало тихо. Рябченко стянул шлемофон, остальные и так были с непокрытыми головами.

– И по Соломину непонятно. Самолет нашли, а его нет. Ищут. Вот такие пироги с котятами…

В небольшую хатенку штаба набилось полковое руководство, и в тесном помещении стало не продохнуть. Сперва было просто тепло, потом душно, теперь и вовсе жарко. Стояли и, обливаясь потом, слушали начальство. Сидеть не хватило бы ни стульев, ни места.

– «Илы» будут работать здесь, – Марков тыкал карандашом в карту, – их прикроют «Яки» из шестьсот одиннадцатого, а наша задача – заблокировать аэродром вот здесь. Время блокирования – с десяти до десяти двадцати. Потом отход курсом сто двадцать, вот сюда, с тем, чтобы прикрыть штурмовики на отходе. Товарищ Саблин, это задача вашей эскадрильи.

Начштаба долго рассказывал задачи каждой эскадрильи, дважды перечислил частоты для связи, четко разложил все по полочкам, но и утомил всех.

– Вопросы? – спросил он в конце своего монолога. Это «вопросы» прозвучало как «аминь».

– Разрешите, товарищ майор! – Саблин дождался шубинского кивка и продолжил: – Я хотел бы узнать, как продвигаются поиски Соломина?

– Мы проверили ближайшие госпиталя, – ответил Марков, – проверили место падения, опросили свидетелей из местных. Его нигде нет. Полагаю, что искать дальше бессмысленно.

– Я уже знаю, что если меня собьют, то в полку не почешутся, – вскипел Саблин. – Отписали похоронку, внесли в приказ, и все! Помер Максим, да и хер с ним?

– Да как вы… – Лысина у Маркова побагровела.

– Разговорчики! – прикрикнул Шубин и припечатал: – Саблин прав! Соломина будем искать и найдем!

Выходя из штаба, Виктор столкнулся с Ольгой. Последние три дня ее сильно изменили. Она словно выцвела, осунулась, постарела и стала похожа на призрак с серым лицом и красными выплаканными глазами.

– Про Лешу моего ничего не слышно? – с затаенной надеждой спросила она.

– Пока тихо, – вздохнул Виктор, – но мы найдем. Видимо, сидит где-то. Задержали до выяснения…

Она недоверчиво кивнула, и Виктор, избегая лишних вопросов и неизбежных слез, поспешил к своей машине…

…Аэродром был пуст. Не взлетали, взметая с полосы пыль, быстрые «мессера», не носился по стоянкам перепуганный технический люд. Не было ничего. Капониры, лоснящиеся черноземом, были пусты, никто не копошился у серых, дощатых лачуг, заменявших вспомогательные строения. Лишь эти капониры да разбитая до черноты взлетная полоса говорили, что это именно аэродром. И похоже, он был брошен.

– Внимание! Группе разворот, курс ноль. – Виктор заложил плавный вираж, снова пытаясь разглядеть замаскированные самолеты. Тщетно. Да и негде их здесь прятать – громадное, пустое поле да хилая, просматриваемая насквозь роща. На окраине аэродрома виднелись округлые окопы – некогда позиции МЗА, сейчас, по счастью, пустые. У бывшей стоянки валялись брошенные двухсотлитровые бочки, там же темнели обломки разбитого в хлам самолета…

– Внимание, курс сто двадцать! Уходим! – Шестерка «лавочек», прижимаясь к низким темным облакам, повернула на юго-восток. Бой сейчас проходил именно там, и жечь понапрасну бензин, блокируя пустой аэродром, явно не стоило.

Под крылом проплыла россыпь беленых стен да черных деревенских крыш. В самом центре деревни мелькнуло явно административное, кирпичное здание, показалась обсаженная деревьями дорога. Среди черной колеи выделился небольшой, с десяток подвод, обоз. Сверху хорошо было видно, как возничие серыми тараканами удирают подальше от дороги. К сожалению, для штурмовки было не время.

Слева, с северо-востока показалась пятерка «Илов». Они летели сами, без прикрытия, и невозмутимо ушли за хвост, курсом на запад. Потом, словно кого-то испугавшись, вдруг шарахнулись и кинулись к «лавочкам», пытаясь догнать. Пришлось разворачиваться им навстречу.

Снизу, от затянутой то ли туманом, то ли дымкой балки, вынырнули два «Фоккера». Кинулись за «Илами», но увидав заходящие в хвост «лавочки», резко передумали и свечкой ушли в облака. Словно и не было никого. Саблину осталось лишь огорченно шарить взглядом по небу да материть погоду. Низкая облачность и эта противная дымка резко снижали видимость, прятали вражескую авиацию, не давали совершить реванш.

С северо-востока показалась еще одна пятерка «Илов», на этот раз эскортируемая «Яками». Первая пятерка кинулась к ним, видимо признав «родню», и Виктор, подумав, повел свою группу следом. Из облаков вывалились две «фоки». Некоторое время летели параллельным курсом, но, доглядев подбирающуюся сзади пару Улитки, снова скрылись в облаках.

Тем временем показалась рыжая взлетная полоса, и «Илы» бросились в атаку. Разрывы зенитных снарядов выстроили в воздухе настоящую стену. Белые, рыжие дымки повисали в небе, словно гроздья винограда, страшно и красиво. Но «Илы» прорвались, и тут же на южной стоянке аэродрома что-то пыхнуло, разбрасывая вокруг яркие оранжевые искры, потом что-то зачадило у самой взлетки, почти без пламени, но с густым черным дымом, моментально заволокшим добрую треть полосы.

После второй атаки зенитный огонь ослаб, на стоянке же добавился еще один чадный костер. Дым скрывал стоящие на земле самолеты, мешал штурмовикам работать.

– Маленькие, маленькие, – затрещало радио густым басом, – я Беркут-2, сзади «Фоккеры». Отбейте.

– Я Дед! – Виктору надоело быть статистом в этом вылете. – Беру их. Восемнадцатый, работай, прикрою! «Яки», не мешайте!

Пара «Фоккеров» хотела подобраться к «Илам» на бреющем, маскируясь землей и непогодой. «Яки» пытались отбить атаку, но немцы на высокой скорости их проскочили и довольно опасно сблизились с замыкающим звеном штурмовиков. Но тут сзади снова оказалась пара Улитки. «Фоккеры» плавным набором потянули вверх, к облакам. Ведущий успел нырнуть в густую белую вату, ведомому не хватило половины секунды. Он уже почти долетел, как вдруг из его фюзеляжа пыхнул длинный оранжевый язык огня. Самолет скрылся в белой вате, но уже через несколько секунд вывалился, сопровождаемый густым дымным шлейфом. Шлейф устремился к земле, и вскоре поле за аэродромом украсилось костром горящей машины.

– Восемнадцатый, поздравляю!

– Я Беркут-2, подтверждаю падение. Красиво сработали.

«Илы» пошли еще на один заход. Уже, наверное, четверть аэродрома скрылась в дыму, зенитный огонь тоже ослаб. «Эрликоны» огрызались только из редкого, прозрачного кустарника за северной стоянкой, но огрызались отчаянно.

– Я Беркут-2, я подбит! – За головным «Илом» потянулся серый след. – Мотор разбит, не тянет.

Поврежденная машина проскочила над стоянкой и, отчаянно дымя, стала уходить на юго-восток. Но скорость падала, и «Ил» вскоре плюхнулся на землю, оставив в поле длинную борозду. Сверху хорошо было видно, как из кабины выскочили летчик со стрелком и бросились бежать в сторону небольшой рощицы, подальше от вражеского аэродрома. Штурмовики, ошеломленные потерей командира, сбились в кучу, растерялись.

– Я Беркут-11, прикрывайте. – Один из «Илов» вдруг выпустил шасси и стал заходить на посадку. – Давайте, черти, чего вы телитесь?

Штурмовики, уже отошедшие было от аэродрома, развернулись и вновь пошли в атаку. Мстить. Кустарник, прячущий зенитную батарею, выкосило так, будто некий великан прошел там с тяпкой. Стрельба с аэродрома сразу стихла, остался лишь дым, разгоняемый винтами самолетов.

Штурмовик уже катился по полю, фигурки, отчаянно размахивая руками, неслись ему навстречу. Остальные «Илы», отстрелявшись, собирали строй. Слева выскочила четверка «Фоккеров», они были пока еще далеко, но все равно задерживаться не стоило.

– Восемнадцатый, я Дед, прикрой. – Виктор заметил какое-то подозрительное шевеление на разгромленных позициях зенитчиков. – Атакую зенитки.

Земля ринулась навстречу, и белесые, яркие на темном фоне земли трассеры перечеркнули окоп, накрыли его клубочками разрывов. Вовремя. «Ил» уже развернулся и теперь, обратно по своим следам, разгонялся. Неторопливо, неуклюже. Он тяжело, по-вороньи оттолкнулся от земли, на секунду словно завис, раздумывая, лететь ему или вернуться, и, наконец, медленно стал набирать высоту. В задней кабине сидело двое. Они так тесно прижались, что казалось, будто стрелком там огромный толстяк. Из летной кабины торчал торс второго спасенного.

«Илы» дождались своего товарища, окружили его, словно прикрывая крыльями, и вся группа дружно полетела домой. Четверка «Фоккеров», маячившая на горизонте, в бой так и не всту-пила…

Соломина нашли через день, в простом, армейском госпитале, никакого отношения к авиации не имеющем. Нашел Виктор, после долгих поездок, поисков и расспросов. Лешку поместили в светлую солнечную палату. Чистенькие белые стены, веселые цветные занавески на окнах делали ее теплой, уютной. И тем страшнее казался лежащий на кровати человек с кроваво-черной маской вместо лица.

Побило его страшно. От левого уха осталась только дырка, две вместо носа, губ не было – сгорели. От старого Лешки были одни глаза.

– Очками прикрыл, – сказал он вместо приветствия. Голос у него тоже изменился – стал каким-то пискливо-хрипловатым, – зря, наверно.

Виктор подошел поближе, хотел пожать другу руку, но и они были обожжены. На левой отгорели пальцы: не хватало мизинца и безымянного.

– Леха, ты давай, держись. Подлатают медики, еще полетаем с тобой, – слова прозвучали фальшиво, и Виктор сам это понял.

– Отлетался я. – У Соломина в глазах блестели слезы.

– Хватит себя хоронить! Я вот так же, без кожи лежал, – соврал Виктор. – Зато сейчас все бабы мои!

Лешка оскалил зубы. Должно быть, это означало улыбку, а может, и нет. На черно-кровавой маске было не разобрать.

– Больно, – прохрипел он, – уже сил нет терпеть. Ты это… – Голос его становился все тише. – Ольге скажи, что я умер. Не надо ей такого. Скажи… как друга прошу…

Услышав Лешкины хрипы, в палату ворвалась медсестра, и Виктора бесцеремонно выставили за дверь.

А Ольге он все рассказал. Поначалу не хотел, но, глянув ей в глаза, не смог промолчать. Просто не простил бы себя, промолчав, убив у нее надежду…

В наушниках хрипело и трещало. Периодически сквозь шум помех доносились короткие, невнятные команды, перемежаемые отчаянной руганью. Где-то шел воздушный бой. Но это где-то скрывалось за серой дымкой, за частыми низкими облаками и могло быть где угодно. Далеко слева проплыл истерзанный артиллерией Никопольский плацдарм, остался позади Днепр, и теперь внизу пролегала оккупированная территория. Пока еще оккупированная.

– Смотри внимательно! – Ведомый и так активно вертел головой, но Виктор счел не лишним напомнить. Где-то поблизости находился один из вражеских аэродромов подскока, и зазевавшись, легко можно было превратиться из охотника в жертву. Справа показалась длинная тонкая линия узкоколейки. Десятка два секунд она словно летела рядом, выдерживая четкий параллельный курс, потом неожиданно вильнула и скрылась в тени рощи.

Начались охотничьи угодья. В этом районе проходили воздушные трассы нескольких немецких аэродромов, здесь и кормился сто двенадцатый истребительный. Дичь встречалась. Вчера, километров на тридцать южнее, отличился Щеглов. Парой они перехватили звено пикировщиков «Ю-87» и в результате короткого боя сумели завалить одного из «лаптежников». Сегодня на схожий результат надеялся Саблин.

Тучи застыли метрах на восьмистах. Застыли сплошным серо-белесым потолком, спрятав солнце, мешая обзору. Можно было подняться выше. Километрах на трех облачность прекращалась. Там светило яркое, совсем не зимнее солнце, а тучи походили на мягкий ковер невесомой белоснежной пены. Вот только охотиться там, вверху, было не на кого. Немецкие транспортники вблизи линии фронта предпочитали прятаться в облаках, остальная авиация в такую погоду если и летала, то под ними.

Но охотиться было не на кого, воздушная трасса вымерла. Не мелькали на горизонте быстрые «мессера», тяжелые туши транспортников и бомбардировщиков тоже обходили район стороной. Часы в кабине неумолимо тикали, отмечая время полета, бензин в баках таял, но так никто и не появился. По узкоколейке проехала дрезина, по дорогам ползли одинокие подводы, но настоящей, стоящей цели не попадалось.

– Курс сто сорок! Уходим!

Под крылом плыла плодородная украинская земля. Жирный чернозем полей, небольшие леса, густые голые рощи. Показалась ржавая водонапорная башня на краю деревни, за ней прямо на мосту через небольшую речушку обнаружилась небольшая, с десяток машин, автоколонна.

– Двадцать девятый, атакуем! Бью головную!

Однако среди тупорылых тентованных грузовиков отыскалась пара приземистых вездеходов с тонкими жалами «Эрликонов» в кузовах. Их расчеты увидели советские истребители издалека, заранее огрызнулись.

– Отходим! – Возникшая в небе, метрах в трехстах впереди дорожка из разрывов отбила желание штурмовать. Игра не стоила свеч. Провожаемые злорадным улюлюканьем зенитчиков, «лавочки» отвернули и полетели на юго-восток.

Впереди, чуть слева по курсу, показалась горящая деревня. Серый дым стелился над землей, и издалека казалось, будто это не дым, а туман. Колькина «лавочка» вдруг закачала крыльями, привлекая внимание, но Виктор уже и сам увидел, как далеко слева мелькнуло что-то темное, быстрое.

– Внимание, поворот!

Клочья облаков цеплялись за кабину. Под крылом пронеслась узкая, поросшая камышом речушка, показалась разбитая артиллерией роща – стволы деревьев светлели свежими расщепами. В центре рощи горело что-то яркое, пачкающее небо жирным чадом, привлекающее к себе внимание. Свежее. Тридцать секунд назад этого пожара не было.

– Коля, смотри!

Далеко слева, на фоне белесого дыма, вынырнули несколько точек. Небольшой горкой перескочив разгромленную рощу, они прижались к земле и растворились, слившись с фоном. Затем с глаз словно сорвали застилавшую пелену – Виктор увидел самолеты. Их было много – около десятка, и они кружили в карусели воздушного боя.

– Колька, за мной! – Саблин довернул, легонько потянул ручку на себя, и белая, мутная вата опутала самолет. Началась болтанка, неприятно отдаваясь в животе. Кабина сразу стала какой-то маленькой, тесной…

Через минуту он выскочил обратно. Бой был уже рядом – километрах в трех впереди и немного ниже. Немцы были выше – под самыми облаками – и оттуда клевали шестерку «Яков», прикрывавших «Илы». Клевали успешно. Буквально на глазах у Виктора два «мессера», проскочив запоздавшую с разворотом пару наших истребителей, ринулись вниз и через несколько секунд нагнали немного отставший от основного стоя штурмовик. Вооружение истребителя коротко пыхнуло огнем, и «Ил» вдруг задрал нос, потянул вверх, выплевывая из фюзеляжа оранжевый язык пламени. Потом, после короткой агонии, завалился на крыло и рухнул, оставив черный столб дыма.

– Атакуем!

Ручка газа отдана до упора. Мотор заревел, разгоняя истребитель до максималки, вгоняя его в легкую дрожь. Впереди и чуть ниже за оцарапанным плексигласом фонаря мигнули серые силуэты «мессеров», и Виктор сразу провалил свою машину ниже, стараясь уйти под хвост, остаться незамеченным. Получилось – фрицы неслись метрах в пятистах впереди, немного выше, вот только догнать их пока не получалось.

Слева по крылу выскочила еще одна пара немцев. Они словно материализовались из дымки, пронеслись на встречных курсах и тут же заложили лихой боевой разворот, надеясь зайти в хвост. Эти, потерявшие на развороте скорость, были пока не опасны. Внизу серо-черный фон земли перечеркнул белесый шлейф – «Як», паря простреленным радиатором, рухнул практически отвесно. Справа с пересекающегося курса показалась еще пара «Яков» – мелькнули короткие огоньки трасс, наши истребители пытались сорвать вражескую атаку, но не преуспели. «Мессера» буквально поднырнули под их огонь и кинулись к оставшимся без прикрытия «Илам». Висящих позади «лавочек» они, похоже, не видели.

– На выходе бьем! – зачастил Виктор. – Попробуем достать! Створки прикрой…

Но немцы не стали атаковать. Видимо, уже предупрежденные о хвосте, истребители плавно потянули вверх, к облакам. Ведомый подтянулся ближе к ведущему, и они стали забирать левее. Плавно, неторопливо, нагло. Расчет был прост – наперерез Виктору уже заходила еще одна пара вражин, а догоняемые немцы должны были сыграть роль приманки, подставить «лавочки» под удар своих коллег.

– Черт! – Виктор закусил губу. При разгоне расстояние удалось сократить метров до четырехсот, но в таком вот плавном наборе скорости сравнялись. Противник вроде и близко, однако для стрельбы далеко, а шансов догнать уже нет.

Поохотиться и завалить в сутолоке боя одного-двух «мессеров» не вышло. Тут уже самому бы уйти нестриженым. Решив напоследок хоть пугнуть, Виктор загнал тонкий силуэт головного «мессера» в перекрестие оранжевых линий прицела, вынес упреждение. Гашетка выжалась туго, ручка завибрировала, передавая пальцам дрожь плюющейся сталью машины. На таком расстоянии дымный след трассера расплывался, и поймать верное упреждение было сложно, но вроде бы снаряды легли за хвостом «мессера»… Он дал еще одну очередь, заранее кривясь и провожая тающие огоньки злым взглядом.

Попал. Коротко, почти незаметно пыхнуло на вражеском капоте белесым дымком разрыва и тут же истаяло. Несколько секунд ничего не происходило, потом винт вражеской машины вдруг замедлился, замелькал лопастями. Спустя пару секунд он снова заработал, превратился в туманный диск, но не вытянул. «Мессер», словно налетел на стену. Он стал быстро приближаться, увеличиваясь в размерах, винт его то еле вращался, то вновь исчезал в безумной скорости лопастей.

Вражеский ведомый дернулся было, видимо, собираясь прикрыть своего командира, но потом вдруг задрал нос и скрылся в пелене облаков. Словно в молоко провалился. Машина его командира так и летела курсом на юг, медленно снижаясь и потихоньку подваливаясь на левое крыло. Виктор сперва хотел добавить, но раздумал.

– Колька, приотстань! Если что, добьешь! И хвост смотри, тут ведомый рядом!

«Мессер» догнался быстро. Винт его уже еле вращался, за самолетом тянулся серый след вытекающего масла. Маслом Саблину немного заляпало плексиглас – решение пройти впритирку с немцем оказалось не самым лучшим. Зато вражина оказался матерым. Хвост из-за обилия «абщюсбалок» казался расписанным «под хохлому», на фюзеляже чернел сдвоенный командирский треугольник. Вот только кабина вражеского истребителя была изрядно заляпана красным. Левая сторона фонаря оказалась разворочена – зияло здоровущей дырой, а в кабине, ткнувшись лицом в стекло, лежал залитый кровью человек.

– Колька, смотри хвост, там еще пара нагоняет. – Рассматривать «мессер» Виктору резко расхотелось. – Они все за нами кинулись, вот скоты. Тянем от «Илов» подальше, а потом уходим в облака. Хрена им…

После удушающего жара кабины на земле было очень неприятно. Слабый, но холодный ветер буквально прилипал к застарелым ожогам, вымораживал лицо, заставлял болезненно щуриться. Щуриться в небо. Там под невысокой кромкой облаков, звеня моторами, носились два самолета. Четыре боевых вылета, запланированных полком на первую половину дня, прошли успешно. Настало время учебно-тренировочных полетов.

– Грамотно держится! – прокомментировал Славка, также буравя небо глазами. – Хорошего ведомого Гаджиев воспитал.

– Угум! – лишь кивнул Виктор.

Неподалеку, также вперившись в небо, застыла полковая молодежь. Иванов объяснял им перипетии маневров, размахивая руками и через слово матерясь. Когда самолеты пошли на посадку, он подошел к Виктору и спросил ехидно:

– Ну что, чемпион? Может, как-нибудь устроим показательный бой?

– Я лучше с немцами посоревнуюсь, так честнее, – дипломатично ответил Саблин. Он хотел сказать «мое кун-фу лучше твоего», но вовремя прикусил язык. По количеству сбитых он Ивана давно уже перещеголял, а вот ненароком проиграть и стать полковым посмешищем не хотелось.

– Боисси! – обрадовался Иванов. – Это правильно. Бойся папку, а то надерет. – Он хлопнул себя по бедрам и засмеялся. Он сегодня был какой-то странный: весь радостно возбужденный, резкий.

– Я слыхал, – сменил тему Ларин, – что в Натальевке рота связи стоит.

– Слыхал он, – пренебрежительно фыркнул Иван, – я там вчера был. Крокодилов уйма, но есть и достойные.

– Познакомишь? – Славка вытянулся, как легавая перед дичью.

– С тебя вино, – Иванов щелкнул пальцами, – бутылки две надо. Вить, ты как? С нами?

– Чего я там забыл? – усмехнулся Саблин. – Я, можно сказать, семейный. У меня не свербит…

– Ишь ты, – Иванов окинул его смешливым взглядом, – ты знаешь, что гвоздь, забитый в одну дырку, ржавеет? А вот если его вытаскивать и забивать снова, то нет. Мотай на ус, пока папка учит. – Он снова засмеялся. – Ладно, пойду я. Теперь смотрите, как я летаю, и завидуйте.

Летал Иван хорошо, красиво, ровно. Сеню Головенко – летавшего с ним пилота из крайнего пополнения – перегрузками, наверное, загонял до полусмерти. Они минут десять вертелись в учебном бою, потом перешли к отработке взаимодействия в паре.

– Что это? – Славка показал рукой в небо. – Ты видишь?

За ивановской «лавочкой» стали появляться клубочки белого дыма. Их становилось все больше, и летчик, повернув из «зоны» к аэродрому, стал планировать на посадку. Белые клубочки превратились уже в белую струю. Она тянулась за самолетом, как хвост, усиливаясь и вытягиваясь в длину.

– Мотор… – Виктор сжал кулак, так что захрустели пальцы. – Чего он не прыгает?

«Лавочка» опустила нос и, не долетев до полосы метров двести, ткнулась в землю. Подвывая мотором, к месту катастрофы рванула санитарная полуторка, следом побежали летчики, технари. С запозданием к самолету помчалась лошадь с закрепленной в телеге бочкой – аналог местной пожарной машины. Виктор не побежал. Он стоял и смотрел, приходя в себя от всей нелепости случившегося…

(обратно)

Глава 11

Южная зима показывала себя во всей красе. Погода была мерзкая: ветрено, сыро и промозгло. Порывистый восточный ветер гнал по небу низкие свинцовые тучи, срывая с них редкие капли дождя, посвистывал в голых ветках бурьяна. Издалека, со стороны Никополя, перебивая ветер, гулко грохотало. Но это была не гроза, это рычал бог войны, перемалывая землю, технику и людей. Этот гул за два военных года стал Саблину привычным фоном.

Он побродил по длинной овражине за стоянками, мимоходом пиная обильно встречающиеся консервные банки да всякий хлам. Хлама, в отличие от зайцев, оказалось много. За месяц сидения у «двух тополей» полк обжился, оброс всяческим неучтенным имуществом и даже обзавелся собственным кладбищем. Заодно изрядно загадил окрестности.

Зайцев в овраге искать не стоило – по всей вероятности, местная живность давно разбавила своими калориями скудный рацион бойцов БАО. Значит, нужно было идти дальше – за рощу, за утопшую в грязи дорогу и заросший бурьяном луг. Там темнело убранное и неразделанное подсолнечное поле. Там должен был быть заяц.

Виктор, срезая угол, вернулся на аэродром. Прошел мимо тополей, мимо низеньких, сваленных из кусков позеленевшего ракушечника межевых оград крайних домов. У кладбища непроизвольно притормозил, кося взглядом на свежие бурые холмики. За месяц могил здесь прибавилось – черные деревянные кресты разбавились зелеными фанерными пирамидками. Здесь лежали и его бойцы: погибшие еще в небе Камошня, разбившийся при посадке Молокин. Одна пирамидка высотой выделялась среди прочих. Под ней похоронили Иванова. Ходил слух, что его как Героя будут хоронить в ближайшем райцентре, на главной площади. Но благоразумие победило. Он вспомнил, что Ивану сегодня девять дней и, вздохнув, пошел дальше.

Снега, несмотря на декабрь, толком не было. Снегопады были редки, непродолжительны и в итоге лишь добавляли слякоти. Грязь липла на старенькие, надеваемые исключительно в непогоду кирзачи, превращая их в гири. Пришлось свернуть с дороги в бурьян. У рощи шел настороже, ежесекундно ожидая встречи с дичью. Потом минут пять ждал, пропуская маршевую колонну. Серые солдаты в таких же шинелях месили жижу дороги, по щиколотку проваливаясь в грязь. На авиационного старлея с дробовиком наперевес они смотрели с безразличным отупением.

Заяц поднялся метрах в десяти, прямо на вершине плоского, невысокого холма. Поднялся с шумом и треском, мелькнул серым задом меж коричневых стеблей подсолнуха и рухнул, скошенный дробью. «Зауэр» не подвел, зверек забил в агонии лапами, пачкая шкуру о сырую землю, упокоился лишь в сшитом из противогазных сумок ягдташе. Начало было положено.

Он исколесил поле вдоль и поперек, но больше никого не встретил и уныло повернул обратно. При нынешнем обилии зверья один заяц в качестве трофея смотрелся несолидно, не показывал в Викторе добытчика. Вновь идя мимо рощи, он сетовал на расплодившееся племя браконьеров – любителей зайчатины, обтирающих законный кус у настоящих (к каковым себя причислял) охотников.

Грохнуло резко и неожиданно. Грохнуло близко. Что-то быстрое, шелестящее, ослепительное пыхнуло сзади, настигая, и он не раздумывая, диким, рвущим жилы прыжком метнулся вбок. Не успел. Шелест накрыл его, и краем зрения Саблин успел увидеть, что его догоняет какая-то невероятная, удивительно красивая, светящаяся серебристым светом сеть. Виктор почти увернулся. Серебряная светящаяся паутина накрыла краем, сдавила, придушила, потащила в себя, а он не хотел. Он орал, упирался, полз, цепляясь несуществующими руками в несуществующий чернозем. Полз, стараясь вырваться, все равно куда, лишь бы подальше от этих серебряных объятий. Сил не было давно, да их и вообще не было, а он все полз на одних морально-волевых, ведь, кроме них, ничего и не осталось. Паутина пеленала, давила, гасила остатки сознания, и ее серебристое мерцание заменяло явь…

Паутина обратилась аркой. Странной, словно сотканной из серебряных звезд и окруженной черной, колючей тьмой. За ней, словно в экране телевизора, виднелась старая лесополоса, заросшая молодняком и заваленная ломаными ветками, край задискованного, усеянного перемолотыми стеблями подсолнечника. А вдалеке, на проселочной дороге стояла зеленая «Нива». Арка тянула к себе, словно магнитом, затягивала, словно пылесос песчинку, и Виктор почему-то знал, что стоит уступить этому притяжению – и все будет как раньше. Не будет войны, холода, друзей, Тани. Зато будет спокойно, сыто, размеренно, безопасно…

И рванулся от этого удушающего притяжения. Бросился прочь, преодолевая сдавившую тяжесть, что тянула назад, в далекое, спокойное будущее. И он вырвался. Затем его догнало и скрутило, но он снова освободился и бросился прямо в черноту. Серебряная паутина развернулась, догоняя, а он бежал, хотя уже давно не было ни ног, ни дороги. Ничего не было, лишь колючая тьма, тени и отставшая серебристая паутина. А потом не стало и ее, и он остался среди теней. Они плясали в бесконечном хороводе, играя бесчисленным множеством оттенков, переливаясь и превращаясь одна в другую, дрожа в мареве горячего воздуха. Тени были живые, они говорили что-то важное, настолько важное, что от этого знания зависело все. Воздух тоже был живой и осязаемый. На ощупь он казался мягким и податливым: его можно было слепить в комок, а тени, попадая в него, начинали вращаться так быстро, что исчезали, и начинался холод. Холод забирался под одеяло, под пропотевшее, вонючее белье, от него было не спрятаться, потому что вокруг была только чернота. Холод и тени сменялись как день и ночь, и мир состоял только из них…

Потом Виктор увидел потолок. Самый обычный, саманный потолок, черный от копоти, покрытый трещинами и большей частью скрытый во мраке. Он смотрел вверх, на то, как переплетаются тени на древней побелке, и вдруг вспомнил, что где-то это видел.

Комната была незнакомая – маленькая, темная, тесная, словно пенал. Остатки света едва пробивались сквозь грязное окно, оставляя помещение в таинстве полумрака, было прохладно, и пахло лекарствами. За стеной кто-то скреб ложкой по стенкам котелка, с улицы доносился оживленный разговор – материли какого-то Попова. Заглушая говоривших, проехал грузовик, и стало тихо, даже ложка перестала звенеть.

Виктор повернул голову – получилось с трудом. Впрочем, можно было и не поворачивать, вокруг не было никого, лишь на табуретке, стоящей у изголовья кровати, обнаружилась кружка с чем-то темным. Это оказалась заваренная малина, давно остывшая. Обычная эмалированная кружка показалась ему по весу трехпудовой гирей, он с большим трудом сумел ее поднять, а потом пил, чувствуя, как холодный настой, проваливаясь в желудок, тут же начинает растекаться по всем жилочкам организма. Сразу стало легче. Он сменил позу, сумев кое-как повернуться на бок, и стал смотреть, как гаснет в окне день.

Солнце зашло – комната погрузилась в темноту, а он так и лежал, глядя в одну точку – в окружающей черноте было все равно куда смотреть. С улицы доносились невнятные голоса – сперва обсуждали вечерний ужин, потом доказывали друг другу, что махорку стали выдавать дерьмовую, потом замолчали. Снова проехала машина – за окном мелькнули синие огни фар, где-то далеко забрехала собака, смолкла, и наступила оглушительная тишина.

– Та сыпь, не жлобься, – глухой простуженный голос проскрипел прямо за окном.

Виктор раздраженно пошевелился – лежать в тишине было куда приятнее, чем выслушивать сплетни двух скучающих санитаров. Но те больше не говорили, лишь еле слышно возились за окном, а ему чудилось, что в комнату заползает сизый запах махорки.

– К этому не ходил? – снова раздался голос простуженного. – Может, он уже холодный…

– Машка укол делала, – голос второго по-юношески ломался, – все нормально было.

– Машка в ляжку, – буркнул простуженный. – Это когда было? Часов пять прошло… Пойди погляди.

Второй что-то буркнул, и первый зло взорвался: – Ты мне еще поцыкай, сопля, – с улицы донесся звук затрещины, – слушай старших.

Второй забубнил что-то жалостливо-оправдательное, и первый сменил гнев на милость, они снова замолчали.

– А девка евонная придет сегодня? – снова послышался голос молодого. – Утром забегала.

– А тебе-то что? – хмыкнул простуженный.

Молодой вновь забубнил что-то неразборчивое, попытался увести разговор в сторону.

– Тебе-то что? – снова хмыкнул простуженный. – Не по сеньке шапка, – и он хрипло, каркающе засмеялся.

Потом они, как по команде, замолчали. Послышались легкие шаги, и санитары синхронно с кем-то поздоровались. Хлопнула входная дверь, и Виктор услышал, как на улице зло и тихо прохрипел простуженный.

– Я тебе говорил, олуху, проверь, – его слова заглушил звук новой затрещины…

Он попытался повернуть голову, увидеть, кто пришел, но вместо этого заснул. Теней больше не было, был нормальный здоровый сон.

Свет лампы делил потолок на две неровные части. Меньшая казалась удивительно белой, на ней виднелись все трещинки, впадинки, все неровности. Большая тонула в серой тьме. Он с большим трудом повернул голову и вдруг увидел Таню. Она сидела за крошечным столиком у двери, накинув на плечи белый халат, и в свете керосиновой лампы что-то читала. Неяркий свет вызвал боль в глазах, но он успел разглядеть, что на этом же столике щедро громоздились какие-то пузырьки, пакетики, поблескивал стеклом градусник. Виктор решил, что это неспроста.

Таня, видимо, заметила движение, механически повернулась в его сторону, увидев его открытые глаза, удивленно заморгала. Потом ее измученное лицо озарилось теплой улыбкой.

– Очнулся. – Она подошла к кровати и положила ему на лоб прохладную ладонь. Она сделала это машинально, совершенно не задумываясь, как будто делала это уже десятки раз. – Очнулся, – повторила Таня и, устало улыбнувшись, ласково провела рукой по его лицу. Выглядела она неважно: серая, осунувшаяся, с красными от недосыпа глазами. – Родненький, как же ты меня напугал…

– Пить, – прохрипел он. Жажда была сильнее раздумий. Горло словно ободрали наждаком, да и язык, казалось, распух и не желал помещаться во рту. Таня засуетилась и поднесла к губам кружку с малиновым настоем.

– Что случилось? – спросил он. После питья стало легче, и голос уже не напоминал несмазанный механизм.

– Как с охоты тебя привезли, так и лежишь. Четвертый день пошел, – вымученно улыбнулась она и вдруг, словно что-то вспомнив, вскочила и выбежала из комнаты. Не прошло и минуты, как девушка вернулась, но уже в сопровождении Синицына.

– О! Мы очнулись, – принялся брюзжать врач, осматривая Виктора, – ну-с, рассказывай! Как ты до жизни такой дошел?

– Да я и не помню ничего, – Виктор про паутину решил не рассказывать. – Помню, зайца взял, шел уже обратно, мимо рощи. Что-то взорвалось сзади – и все. Глаза открываю, а тут твоя рожа…

– Рожа, значит, – обиделся Синицын. – Я, значит, над ним три дню бьюсь, антибиотики импортные перевожу, а он мне: «Рожа».

– Да ладно тебе, Николаич. Я же любя.

– Любя… Отстраню как я тебя от полетов на пару лет. Тоже любя. Тут запру и буду болячки твои изучать. На диссертацию хватит с головой.

– А что не так с моими болячками? – насторожился Виктор.

– Все не так, – поморщился Синицын, – от тебя одна головная боль.

– Да ладно тебе, Николаич, – Саблин решил увести разговор в сторону, – вот признайся, что и в этот раз не вышло меня уморить.

– Ничего, ничего, посидишь пару недель на клизме, потом поглядим.

– Только клизму и знаешь. Николаич, ну согласись, что твой уровень – доить кур в колхозе. А ты меня взялся пользовать.

– Ну знаешь! – Врач затряс у него перед носом скрюченным пальцем, побагровел от злости. – Это уже хамство.

В дверь сунулась чья-то голова в белой медицинской косынке.

– Товарищ военврач, там, – кто-то позвал Синицына с соседней комнаты, – с Камариным, уже все готово.

– Ладно, – Синицын словно стал меньше в объеме, – я тебе… я через час буду, тогда договорим. Ты у меня клизмой не отделаешься. Поправляйся. – И быстро вышел.

Осталась Таня. Она снова уселась на табурет, погладила его по щеке.

– Напугал меня, – девушка снова улыбнулась и поправила ему одеяло, – чуть с ума не сошла. – Голос у нее почему-то дрожал. На лицо упала прядь волос, щекоча. Что-то мокрое разбилось о щеку.

– Все уже хорошо. – Свет больно резал глаза, и Виктор на ощупь отыскал ее ладонь, поднес к губам, целуя пальцы. От ее руки пахло краской и почему-то малиной. – Теперь все будет хорошо.

Болеть было неплохо. Собственно, от болезни, а точнее от трехдневного бреда, вызванного непонятно чем, не осталось и следа. Синицын едва не сошел с ума, обследуя своего пациента, пытаясь выявить причины столь странного недомогания и столь же необычного, скорого исцеления. Но не находил. Он ругался с Саблиным, брызгал слюной, грозился отправить пациента в Архангельское, на обследование, но все не решался. Оснований толком не было, зато было дивизионное и полковое начальство, которое почему-то нервировало наличие больных летчиков. В итоге Саблин лечился на дому. Полковой медпункт и без того был переполнен, а держать койко-место для внешне совершенно здорового пациента было глупо.

Он оказался предоставлен самому себе. Таня, занятая на службе, приходила лишь вечером, однополчане проведывали, но тоже вечерами. Оставалось перечитывать немногочисленные книги и размышлять. Здесь было где развернуться. Одна только странная светящаяся паутина едва не свела с ума. Что это было? Не ошибся ли он, тут оставшись, или это был горячечный бред? Два дня он сопоставлял события, даты, все, за что можно только зацепиться, но ничего толком не сходилось. Тогда он приказал себе про это не думать, забыть. Забыть как сон, как фантазию. Так было проще.

Виктор окончательно определился на третий, предпоследний день больничного. Во второй половине. Он тогда долго копался в своей тетради, перелистывал засаленные, исчерканные страницы, вчитывался в скупые строчки. Года-страницы были разные. Иныераздувались, переползая на соседние листы, но большинство белело двумя-тремя записями:

Год 1956:

– восстание в Венгрии (вроде летом, подавлено);

– Суэцкий кризис (Египет, Насер (получит Героя, потом предаст).

Год 1957:

– кубинская революция (Фидель Кастро, Че Гевара);

отставка Жукова (вроде как);

полет советского спутника. Белка и Стрелка? (Королев).

Это «Королев» было дописано карандашом. Виктор вспомнил про него позднее, в тот день, когда сбили Егорова. Почему-то в памяти всплыл создатель советских космических ракет, и он дописал о нем в тетрадь. Про Белку и Стрелку Саблин помнил только, что они были после первого спутника и перед Гагариным. Поэтому эта запись присутствовала и в 57-м, и в 58-м.

– Привет! – Дверь жалобно скрипнула, и в проем просунулся Ларин. Выглядел Вячеслав непривычно озабоченным.

– Тебя что, стучаться не учили? – Виктор закрыл тетрадь и недовольно оглядел визитера. – А если я не один?

– Тогда бы я тебе советы давал! – озабоченность со Славки моментально слетела, и он широко ухмыльнулся.

– Балаболка, – проворчал Саблин, сердиться на Славку было решительно невозможно. – Ну, докладай. Чего приперся?

– Тебя завтра выписывают?

– Размечтался! Даже если это и так, то я не признаюсь. Так что рассказывайте, вьюноша, о своих печалях. Я вам посочувствую.

– Ну тебя же выпишут? – настороженно спросил Слава. – Когда?

– Не знаю. – Виктор флегматично пожал плечами. – Ты же знаешь Синицына… с моим здоровьем я должен был умереть еще до рождения… Излагай.

– Шубин, мудак, сегодня на построении полчаса порол. Потом объявил, что сегодня у третьей эскадрильи будет приниматься зачет на знание материальной части истребителя. Комиссию назначил…

– Какой чудесный ход! – восхитился Виктор. – Макаренко отдыхает! Улитка за самолетами, а ты на эскадрилью, да? Растут люди! Это тебе не коров по взлетке гонять. Ну, так чего ты от меня хочешь?

Ларин угрюмо засопел.

– Голуба моя, – ласково пропел Саблин, – то, что тебя Шубин во все дыры сейчас сношает, я и так знаю. На этот случай умные люди используют вазелин, и я таки готов одолжить тебе баночку. Просто расслабься и получай удовольствие…

– Не смешно, – огрызнулся Ларин. – Ты мне скажи лучше, что с Рябченко делать? Сегодня летали шестеркой, с «Фоккерами» схлестнулись. А он, козел, бросил все, давай за одним немчиком гоняться. Гонял, пока не сбил. А на разборе я еще крайний остался. Шубин – собака бешеная и слушать не хочет…

– Растешь! Растешь! Уже за советом пришел. Глядишь, через полгода и сам думать начнешь. А все твой любимый Шубин, который собака бешеная! Заботится о тебе, учит, здоровье тратит! Сколько он с тобой возится? Полгода? Хе-хе, полгода, не вынимая… Я бы так не смог!

– Да хватит тебе! – взорвался Славка. – У меня голова сейчас взорвется, а тебе все хаханьки…

– Ну а как иначе? Ты сейчас как та стрекоза из басни, хе-хе. И это вовсе не хаханьки, а можно сказать, аванс в твой адрес. Потому что как только я вернусь в эскадрилью, то в тот же день Шубин будет сношать уже меня. За все косяки, которые ты успеешь натворить. Или если мне повезет, то Улитку. Это кто из нас раньше в полку появится…

Ларин обиженно поджал губы.

– Не дуйся, голуба. Шубина тоже можно понять, его тоже сношают. А уж как нашего комдива дерут! У-у-у. Тебя от такого давно бы порвало, как того хомяка.

– А как же сегодня-то быть? – спросил Славка.

– Ты прямо как маленький, – ответил Виктор. – Надо выполнять приказ! Берешь техописание и начинаешь гонять личный состав. И контролируешь, чтобы не спали над книжкой, а когда комиссия тебя вздрючит, а она тебя вздрючит, ты поймешь, что личный состав надо любить, как жену. Это значит, ежедневно и желательно пару раз за день. А с Колькой еще проще. Просто его надо постоянно бить по голове толстой палкой. Ему так доходит быстрее. Если палку жалко, то поставь ведомым к Острякову. Сразу шелковым станет…

Ларин опечалился.

– А ты думал, – засмеялся Саблин, – это тебе не шашкой в кабине махать, подолы девкам задирая. Через это все прошли, один ты у нас… одаренный. Ты лучше скажи мне, кто сегодня в БАО дежурный? Ромашев? Слушай, если увидишь, скажешь ему, чтобы в бане огонька поддали. Пойду, искупаюсь, а то эти таблетки уже в мясо впитались…

…За стеной гомонили соседи. Их голоса то взрывались смехом, то замолкали, и тогда было слышно, как где-то далеко лает собака. За окном темнело, и листы тетради становились серыми, а буквы на них тускнели и расплывались. Он листал годы-страницы, вспоминал прошедшее, думал. Потом накинул реглан, вышел на улицу. За домом стояла большая беленая печь для выпечки хлеба. Виктор выдрал из тетради первый лист, с годом «1945», безжалостно его скомкал и сунул в черный зев. Тусклый огонек стал быстро разгораться, освещая закопченные стены топки, пожирая бумагу, обращая прахом короткие строки. Годы улетали в печь один за другим, сгорая в пламени, обращая будущее невесомым пеплом.

– Что ты там палишь? – Таня подошла неслышно и, опершись на дерево, наблюдала, как он бросает в печь бумаги.

– Да… бумажки всякие. – Виктор даже вздрогнул от неожиданности и быстро кинул в печь обложку. – Письма старые… мои записки. Сегодня перебирал, нашел. Заметки старые, про тактику. Дневник. Несколько писем. Старье. Хлам.

– Мужикам бы отдал, на самокрутки. – Она подошла, приобняла, положив голову на плечо. Они вместе смотрели, как, слабея, гаснет в печи огонь и как рыжими змейками разбегаются по бумажному пеплу искры.

«Поверила», – подумал он. Было очень неприятно, что пришлось врать, и он поцеловал ее в макушку, крепко обнял. И не было сейчас человека ближе и роднее, чем она…

(обратно)

Заключение

…Виктор радовался жизни. Тому, что он наконец выписался из больницы, тому, что снова полетит. Радовался хорошей погоде. Легкий мороз сковал грязь ледком, а утреннее солнце еще не успело его растопить, но уже грело своими ласковыми лучами. Он шел на аэродром. Доложиться Шубину и принимать дела.

У дороги, пофыркивая мотором, стояла полуторка. В кузов красноармейцы грузили какие-то свертки, мешки, тюки. Водитель, совсем еще молодой боец в грязном промасленном танковом комбинезоне, привалившись к борту, курил, лениво наблюдая за погрузкой. Рядом, в новенькой шинели и с набитым вещмешком за плечами, стояла Оля.

– Прощайте, Витя, – увидев Саблина, она замахала рукой, – спасибо вам за все.

– Постой! Ты куда это? – удивился Виктор.

– Лешеньку переводят, – Оля широко улыбнулась, – в Подмосковье, в госпиталь. Будут лицо восстанавливать. Ну и я с ним. Там неподалеку моя мама живет, поможет. Так что все хорошо будет.

– А как же…

– Меня демобилизовали. – Она мягко коснулась живота и улыбнулась такой ослепительно-радостной улыбкой, что он все понял.

Красноармейцы закончили погрузку, и один из них помог ей сесть в кузов. Машина тронулась, обдав вонью выхлопа, стала разгоняться. Оля высунулась из кузова и замахала рукой.

– Лешке скажи, чтобы писал, – закричал Виктор, махая в ответ. – Или сама за него. Главное, не сдавайтесь, и у вас все будет хорошо…

…Шубин устроил командный пункт на свежем воздухе. Вообще-то землянку выбрали заранее, она выступала бугром метрах в полсотне, но комполка лезть под землю отчего-то не пожелал. КП продувался всеми ветрами насквозь, из укрытия имел только парусиновый тент, но командира это устраивало. Отсюда он орал на весь аэродром, а когда не орал, то сидел нахохлившись, ткнув голову в ворот зимнего комбинезона и далеко вытянув ноги в рыжих унтах. Было холодно, и комполка то и дело гонял ординарца за чаем. Увидев Саблина, он обрадовался, приветственно замахал рукой, указывая на табурет рядом, привычно крикнул:

– Денисюк, еще чаю!

Железная кружка жгла пальцы, горячий чай согревал изнутри. С таким подогревом КП показался довольно уютным.

– Поправился тута, – Шубин не спрашивал, а утверждал, – соизволил. Работы много, а ты на бабе отлеживаешься! Нехорошо, подводишь товарищей…

– А чего мне? Работа не волк, в лес не убежит. Зато выспался!

– Ишь, заговорил, – фыркнул комполка. – А теперь отработаешь! Два дня даю, чтобы набрал форму. Бери любую машину, летай сколько хочешь. Но чтобы без глупостей! А то был уже один…

– Щедрый аванс, – Виктор отставил горячую кружку, – а чего так? Что-то готовится? Случилось, а я не знаю?

– Пополнение прибыло! – Комполка ткнул пальцем Виктору за спину.

Там в новеньких, с иголочки шинелях застыли в строю семеро. В стороне грудились фанерные чемоданы и прохаживался полковой замполит, что-то проникновенно вещая и размахивая для убедительности рукой.

– Дмитрий Михайлович, это волюнтаризм! – возмутился Виктор. – Я вам чего, святой Нектарий, за спасибо работать? У нас еще два комэска есть! Где начальник ВСС, это его обязанность! Мне что, больше всех надо?

– Запел тута, соловей курский. – Шубин почему-то развеселился. – А я приказываю!

– А я рапорт напишу! На хрена оно мне надо? Есть моя, третья эскадрилья, ее и буду тянуть!

– А ты больше не комэск-три! – Шубин перестал улыбаться, но глаза смеялись.

– Тем более! – Виктор зло дернул плечом и отвернулся, показывая бессмысленность разговора. Такой подлянки от командира он не ожидал.

– Обиделись мы, – пропел Шубин, дурашливо топыря губу. – Ты старших слушай. Ты теперь не комэск. Ты теперь мой заместитель, вместо Иванова. Приказ сегодня будет, звездочки в этом месяце.

– Ого! – Брови Виктора удивленно взлетели вверх, в груди радостно екнуло. – Тогда… разрешите приступать!

– Вот! – Шубин победно улыбнулся. – Вот это правильно тута! Так и надо. – Он отставил кружку и потянулся за папиросой. – На третьей Улитка будет, – комполка говорил на выдохе, и слова словно вылетали из дыма. – Ларин, балбес, не тянет. Распустил, – протянул он недовольно. – Улиткой займись особо! У него перспектива тута. Он, если подучить, молодежи много чего передаст. На первую погляди. Туда комэска нового дали. Парень вроде неплохой, толковый тута, сильный, но у них потери большие были – новичков много. Ну и эти, само собой, – командир вновь показал на пополнение.

– Юнцы совсем, – Виктор снова взял кружку, – учить их и учить… пополнение…

– Да-а. – Шубин меланхолически жевал папиросу, и глаза его были похожи на зимнее небо, такие же серые и безжизненные. – Пополнение за пополнением. Приходят и приходят тута. Старых убивают, приходят новые. Их убивают, снова приходят. Сколько, Витя, лиц прошло… Я вот думаю иногда… там, в России, остались ли еще люди? Хватит нам сил победить?

– Хватит, – убежденно ответил Саблин, – и победить хватит, и отстроиться. Работы, конечно, много будет, но справимся!

Они замолчали, наблюдая, как по взлетке разгоняется одинокая «лавочка». Истребитель промчался, обдав ветром, оторвался и потянул вверх, быстро тая в небесной дали. Виктор проводил его взглядом. Он сидел, грея руки о горячую кружку и оттягивая неприятный момент, когда нужно будет встать и идти заниматься делами. А их впереди было много – закончить войну и строить новую, счастливую жизнь.

(обратно) (обратно)

Примечания

1

Арии — легендарная культура, зародившаяся в конце последнего ледникового периода на берегах большого пресноводного озера (сегодня Чёрное море). Образовалась из обособленной группы жителей Страны Рек (семья Адити) под воздействием североафриканской цивилизации Иннов (авт.). Природная катастрофе (~ 5300 лет до н. э., образование Чёрного моря) арии разделились на две группы. Иры (авт.), занимавшие восточное и северо-восточное побережье озера, отошли на восток к Каспию, ары (авт.), занимавшие северное и северо-западное побережье — на север, в земли Страны Рек. В результате территориальной и геноцидной агрессии выдавив жителей Страны Рек с автохтонных областей, породили себе противовес в виде ордынской культуры (русской). В результате длительного противостояния ары были вытеснены на восток в районы верхней и средней Волги, но не успокоились, а начали агрессивную политику в отношении своих дальних родственников иров. К тому времени данные культуры разнились кардинально в том числе языке. Разразилась большая война, победу в которой одержала третья сторона — русская орда. Остатки аров бежали на Южный Урал, где, проиграв биологическую войну волкам, бежали по реке Аргиз (Иргиз) к берегам Аральского моря и прожив некоторое время в междуречье Амударья и Сырдарьи, покинули степи, перебравшись через горы в Индию. Остатки иров, под давлением новоиспечённой ордынской культуры, бежали в горы на Иранское нагорье.

(обратно)

2

Священный огонь. Агни — арийский бог огня, домашнего очага, жертвенного костра. Главный из земных богов, основной функцией которого является посредничество между богами и людьми.

(обратно)

3

Боги-асуры- Асуры — изначальные боги арийцев, обитавшие в пресноводном озере Море-Океане

(обратно)

4

Море-Океан - Пресноводное море, располагающееся на месте сегодняшнего Чёрного моря в приделах сегодняшних глубин 150–200 м.

(обратно)

5

Образование Чёрного моря в его сегодняшних границах.

(обратно)

6

Смерть — как такового персонифицированного образа не имела, но как понятие существовало.

(обратно)

7

Артель. Общество жителей Страны Рек имело матрилинейную структуру. Делилось на женскую часть — бабняк, проживающую стационарно в поселении на берегу реки (баймак) и мужскую — артель, большую часть года, обитающую за пределами поселения в степи в летних лагерях. Артель составляли все представители мужской части рода начиная с 15 лет и до окончания репродуктивного периода. Главой артели и всего рода был атаман, избираемый общим кругом. Атаман имел свой ближний круг, дружков, на которых опирался во властвовании.

(обратно)

8

Мат — «профессиональный жаргон» матёрых баб, иногда большух (ругаться по матери). Никому кроме высшей касты бабьего царства ругаться на этом языке категорически запрещалось. За это матёрая имела полное право лишить любую бабу жизни.

(обратно)

9

Ватага (шайка, шатия) — объединение мальчиков (пацанов) в возрасте от 6–7 лет до 15 с внутренней иерархией во главе с атаманом. У ватажного атамана был ближний круг — свои пацаны, проверенные и «выростки» — все остальные, «мясо». Ватага как социальная единица подрожала мужской артели и была подготовительным звеном для перехода в 15 лет в мужицкую артель.

(обратно)

10

Кут — дом.

(обратно)

11

Баймак — область, территория, часть берега реки, зафиксированная двумя пограничными столбами (Чуровы Столбы). Опрелелялась как место проживания определённого рода. На территории баймака располагалось стационарное поселение, в котором проживали женщины и дети. Мужицкая артель большую часть года в баймаке не жила и воспитанием детей как таковым не занималась. Баймак ограничивался только по берегу реки. Со стороны степи границ изначально не имел.

(обратно)

12

Бабняк — основная социальная единица женской половины общества. В него входили все допущенные женщины детородного периода. Возглавляла бабняк назначенная артельным атаманом большуха, как правило его мама. Большуха, как и атаман, имела свой ближний круг. Остальные были просто бабы, но в отличии от мужицкой артели все имели свой ранг: от самой ближней до самой последней.

(обратно)

13

Красная Горка — приметная возвышенность в районе баймака, имевшая ритуальное значение.

(обратно)

14

Схрон — потайное место.

(обратно)

15

Нежить — энергетическая сущность, порождённая природой. Весь потусторонний мир Святой Троицы можно разделить на три основных группы. Первая, та, что составляла саму троицу их называли Общностями или Началами. Каждая общность порождала нежить, влияющую на какой-либо конкретный природный аспект. Влияние на человека всегда оказывали биполярное и воздействовали на системы обеспечения, подкармливаясь от него психическими эмоциями. И наконец, сами люди порождали сущности искусственного происхождения, которые кормили своими же определёнными эмоциями.

(обратно)

16

Бер (др. рус.) — медведь

(обратно)

17

Осени — арии считали прожитые года не летами, а осенями.

(обратно)

18

Сома — ритуальный наркотический напиток, основными инградиентами которого были мухоморы и женское грудное молоко.

(обратно)

19

Ары. Арийское общество изначально формировалось по принципам вертикали власти цивилизации Иннов и представляло из себя объединение трёх функциональный каст, каждая из которых имела внутреннюю структуру пирамиды. Верхняя порождала законы и правила и управляла всеми. Состояла она из служителей культа. Вторая — каста воинов, силовая структура, которая обеспечивала жреческому корпусу инструмент принуждения к подчинению себе всех остальных. Кроме того, культ, проповедуемый жречеством, держал всех в постоянном напряжении и страхе, военная каста, это состояние постоянно усиливала и искусственно поддерживала. Третья пирамида избранных — ремесленники, умельцы в строго определённых областях, в сферах, которые являлись «монополиями власти». Каждая пирамида имела свои внутренние «секретные» технологии, которые передавались по наследству от поколения к поколению и являлись секретом для всех остальных. Жрец знал жреческое дело и не мог стать ни воином, ни мастеровым. Военный, зная «военное дело», никогда не становился жрецом или ремесленником, а ремесленник никогда не мог стать жрецом или военным. Все решено рождением, которое и определяло предназначение. Следующей составляющей арийского общества был народ, который трудясь в полях, лесах и водоёмах кое-как кормил себя и очень прилично кормил власть. Народ в основной своей массе не был самостоятельной структурой, ибо весь принадлежал тем, кто составлял эти пирамиды. И наконец, пятый слой арийского общества, вернее, слой, порождённый арийским обществом, но не принадлежащий ему. Это — гои, выгнанные из общества. По арийским законам того времени казнить человека было нельзя, так как человек убивший другого человека, покрывал себя не смываемой нечистотой, а чистота, как внешняя, так и внутренняя, была пиком их мировоззрения и миропонимания. Аризм, как основа их общественной жизни и основной закон, можно выразить словами нашего классика «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…». Но если Чехов выдвинул эту идею, как призыв к людям, постоянно совершенствовать самого себя, то для арии это было непререкаемой должностью. Эта идея у них формировалась проще: «Человек должен быть чист, т. е. прекрасен, снаружи и изнутри». Любой физический изъян, неопрятность в одежде, «неправильные, грязные» мысли, высказанные вслух, влекли необратимое наказание. Грубая, неоднократная или не исправимая нечистота влекла к изгнанию из общества и, как правило, навсегда. О чистоте и нечистоте приговор выносили только жрецы. Используя этот гибкий инструмент запугивания и избавления себя любимых от вредных для них элементов, они крепко держали общество под контролем и повиновением. Изгои начинали формировать новые родовые объединения, впоследствии переросшие в народы. Изначально их общество имело арийские корни: жизненный уклад, мировоззрение, но впоследствии, потеряв связь с основным ядром, после ухода арийцев из степей, эти народы стали развиваться и модифицироваться каждый своим неповторимым путём, создав большое разнообразие культур и народов современной России.

(обратно)

20

Арийские коровы. Каждый член пирамиды власти — хозяин определённого и, как правило, большого рода. Он имел официальную жену, рожавшую официальных наследников, которые впоследствии вливались в ту пирамиду, представителем которой был их отец, формируя родовой клан. Кроме того, он имел несколько не официальных жён, с одной стороны для подстраховки официальной, с другой — эти жены рожали детей, которые в последствии становились хозяйственной опорой рода (управляющими хозяйством). На их плечи ложилась основная обязанность поддержания систем жизнеобеспечения рода, попросту говоря их прокорм. Они формировали кормовую базу, развивали, руководили. Наконец, самым низшим женским слоем, принадлежащих хозяину, были коровы. По сегодняшним понятиям, просто наложницы. Эти женщины покупались у речников, и у них было два основных предназначения. Первое, они сами и их потомство были основной рабочей силой. Второе, их постоянно доили, притом в прямом смысле этого слова. Они были источником женского молока, которое являлось одним из основных ингредиентов в приготовлении священного напитка под названием Сома. Количество коров у хозяина определял его экономический статус, попросту говоря его богатство. Чем больше коров — тем больше людей работают на землях, тем больше достаток. Но не только избыток в продуктах питания давал возможность влияния на политический статус хозяина и на его место в элитном обществе, но и сами по себе коровы были ценностным объектом. Они были своеобразной валютой. На них можно было купить повышение, подкупить нужных, откупиться от нежелательных, ими платили своеобразный налог жрецам, т. е. «высшей власти», в виде обязательного подношения при культовых церемониях и т. д. Жрецы их пускали опять в оборот уже на «общегосударственные», т. е. общегородские цели, тем самым обеспечивая «валютное регулирование» или круговорот коров в арийском мире

(обратно)

21

Седмица — неделя

(обратно)

22

Коровник — как правило, загородное укреплённое поселение для содержания коров (наложниц). Социально они были устроены как бабняки речников, но большухой там выступала одна из жён хозяина

(обратно)

23

Высокопоставленные жрецы — представители самой верхушки пирамиды власти. Жрецы делились на профессиональные касты каждая из которых занималась определённой функцией. Существовало строгое разделение труда. Одна каста занималась священным огнём, другая песнопением, третья Сомой и т. д. Каждый жрец был узко специализирован и во главе этой специализированной касты стоял один — высокопоставленный.

(обратно)

24

Верховный жрец — главный среди высокопоставленных жрецов. У каждого народа арии был свой верховный жрец. Каждый верховный жрец имел свой «огород», т. е. огороженную территорию или попросту город. Это закрытая забором территория, изначально деревянным, впоследствии глиняно-земляной на деревянном каркасе высокой стеной, на которой в три кольца жили хозяева жизни со своими официальными семьями. Не официальные семьи жили в загородных домах, т. е. за пределами этого города. Каждому городу прилегала земля радиусом в один дневной пеший переход. Примерно от 30 до 40 километров. Таких огородов-городов было несколько и устроены они были так, что граница одного была и границей другого. Если их наложить на карту, то земли городов формировались подобно пчелиным сотам, центральной точкой каждой соты был город, полноправным хозяином которого был верховный жрец.

(обратно)

25

Затор для пасущегося стада. Культура «речников» вышла из археологической культуры «охотников за мамонтами», не последовавших за таянием ледника на северо-восток, а осевших на реках средней полосы России. Причиной отказа от прежних устоев жизни являлось рождение технологии загонного скотоводства. Питаться мамонтом можно было только в зимнюю половину года, когда он находился в спячке, а всё остальное время приходилось охотиться на других животных и в первую очередь на копытных. Секрет технологии загона был прост. Используя естественные ландшафтные преграды к ним в добавок создавались искусственные, охотники резко сокращали ареал своей охоты. Во главе человеческого прогресса всегда стояла лень. Охотникам лень было бегать по просторам и они стали собирать промыслового зверя на строго определённых территориях, с каждым разом, благодаря всё той же лени, уменьшая их и приближая к своим жилищам

(обратно)

26

Чуров Столб. Чур (Домовой Змей, сегодня известен, как просто Домовой) — домашняя полужить. К человеку, проживающему с ним в одном доме, положителен. Рацион питания — положительные эмоции конкретного социума. Назначение — развитие и эволюция шестой системы жизнеобеспечения (работа новых и сверхновых участков мозга), отвечающих за оперантное поведение «Счастья». Жил вблизи очага в своей «бане», которая представляла собой осиновое полено. «Чурова баня», а попросту чурбан, менялся ежегодно. В новый дом, если такой создавался, либо несли старого, либо выращивали нового. Кроме домашних Чуров, в баймаке заводили общих, которые базировались на всём бабском сообществе. Чурбана ему не ставили, вместо этого ставили чуровы столбы, определяющие границы баймака. По началу ставилось только два столба по течению реки: в начале баймака и в его конце, определяя участок берега реки, принадлежащий данному роду. В дальнейшем столбы стали ставить и со стороны степи, определяя общую территорию, что в последствии перешло в понятие «пограничные столбы»

(обратно)

27

Коса — ритуальная причёска, характерная принадлежность к возрастной и социальной группе. Девичью косу затягивали тонким плетёным шнурком. С появлением месячных девке вплетали в косу яркую красную ленту. Волосы зачёсывали гладко. Сначала гребнем, затем смачивали водой, квасом, пивом с солью. Заплетали в одну косу и выпускали на спину. При исполнении всех ритуальных действий косу расплетали. Для связи собственного разума с разумом природы требовалось естество не только умственное, но и телесное. Девки заплетали одну косу, бабы две. Девка плела косу в три пряди одна прядь над другой, бабы плели прядь под прядь. На праздники и на показуху косы плели многопрядные, притом было отличие: иногда плели косы с чётным количеством прядей, иногда не чётным. Для украшения в косы вплетали всё, что угодно, вплоть до золотых нитей. Волосы были показателем жизненной силы и здоровья. Коса — это символ продуцирующей силы, поэтому волосы часто использовались в магических актах. Считалось, что даже потерянный волос не теряет связи с хозяином, поэтому через него можно было влиять на человека. Волосы, выпавшие при расчёсывании, собирали и прятали. Длинная девичья коса олицетворяла зрелость. При переходе девки в бабы косу отрезали (потеря девичьей красы).

(обратно)

28

Демографический взрыв в арийском обществе возник не изначально, как сформировалась данная система жён и коров, а в результате культовой реформы. И жёны, и коровы изначально пополнялись в арийском обществе из одной среды — среды жителей страны рек, которых выкупали, выигрывали, воровали и просто отбирали у слабых либо обманом, либо силой. У жителей страны рек была сформирована идеальная по тем временам система деторождения, позволяющая им держать под строгим контролем численность народонаселения. Они в одно время зачинали детей, на Купальную седмицу и в одно время все рожали на Родную седмицу. Рожали в стерильных условиях — в банях и послеродовой период в течении 6 седмиц, проводили там же, что обеспечивало очень большой процент выживаемости грудничков в первые дни. Родопоможением занимались самые опытнейшие члены бабняка, как правило, большухи, для которых это было святой обязанностью и знали они его в совершенстве. Дети, рождённые в конце весны — начале лета до наступления холодов успевали окрепнуть. Хорошо развитое травничество, умение справляться с различными заболеваниями природными средствами, замкнутый и строго контролируемый процесс подрастания детей, сводило до минимума детскую смертность. Эти отлично подготовленные для родов и выхаживания потомства женщины попали в арийское, мужское общество, где у них отняли их старую веру и страхом стали прививать новую. Естественно, что патриархальное общество арийцев не могло смериться с тем, что им можно соединяться с женщинами только в определённое время. Они хотели заниматься этим, когда они захотят, как они захотят и где они захотят. Но не смотря на все свои вольности, женщины беременели на Купальную седмицу, а рожали на Родную и исключения были крайне редки. Все дело в том, что женщины страны рек не только в совершенстве владели искусством зачатия, но и знаниями и умениями не беременеть, когда им это было необходимо. И мужчины арии ничего с этим сделать не могли. Хозяйские коровы даже шли на откровенный саботаж — не беременея даже на Купальную седмицу, лишая хозяина прироста рабочей силы, т. е. роста экономического благосостояния и самое страшное, лишая его грудного молока, необходимого для приготовления наркотика — сомы. Такие случаи были не единичны и ставили перед арийским обществом серьёзные проблемы. Жрецы, которые тоже были хозяевами своих коров, нашли радикальное решение этой проблемы. Так как все что происходит, согласно верованиям, происходит по воле богов, они обратились к асурам и спросили: «За что наказываете?» и те соответственно ответили, пожаловавшись на то, что у людей коровы есть, а у богов нет и якобы потребовали от людей коров. Что жрецы и выполнили. Выявив заводилу мятежа, её прилюдно сожгли, передав её с помощью Агни, т. е. огня, на небо богам. Так в одночасье появился обряд жертвоприношения, который удивительным или как объявили жрецы, чудесным образом решил проблему саботажа. Никакой их женщин не захотелось быть следующей. Жертвы плодородию стали регулярными. Коровы из-за страха за жизнь старались забеременеть чуть ли не наперегонки. Теперь женская половина держалась в постоянном страхе не только перед богами-асурами и природой с её законами рита, но и вполне реально осязаемыми ритуалами жертвоприношения. Женщину, которая по каким-то причинам не могла или не хотела рожать, попросту прилюдно приносили в жертву. Эта реформа в культе вероисповедания арийцев и стала той бомбой, которая произвела демографический взрыв в их обществе.

(обратно)

29

Природные Начала - общности: Отец Небо, Мать Сыра Земля, Святая Вода.

(обратно)

30

Трикадрук — арийский трёхдневный праздник, изначально посвящённый Соме. В последствии превратившийся в торгово-развлекательное шоу с азартно-спортивными мероприятиями.

(обратно)

31

Купальная седмица — первое полнолуние после летнего солнцестояния. Семидневный праздник, каждый день которого имел название и соответствующие ритуалы. На этой седмице происходило массовое зачатие будущего поколения.

(обратно)

32

Кузькина Мать. Седьмой день Купальной седмицы. Артельные мужики и ватажные пацаны сбегали в лагеря на загоны. Посикух оставляли на девок. Бабы с молодухами, что впервые мужика попробовали, собирались на пир, варили сборную кашу (в котёл попадало все, что каждая принесла). Пили пиво. Застолье на берегу реки сопровождалось непотребным весельем. После пьяного застолья, доведя себя до состояния, когда любая река по колено, всем скопом вязали из соломы Кузьку, мужика-куклу. Приделывали к чучелу внушительных размеров член, мягкий на ощупь и свободно болтающийся, одевали его как мужика, но называли его почему-то Матушка Кузька, то Кузькина Мать. Причём тут Матушка, причём тут Мать? После чего начинали изгаляться. В шутовской форме его кормили, поили, мыли в импровизированной бане, и во что бы то ни стало, пытались его соблазнить и с ним совокупиться. Всё это делалось хором под общий смех до слёз, но Кузька оставался холоден к их ласкам и как мужчина ничего не мог. В конечном счёте, его буквально растаскивали на соломинки, катаясь и танцуя голышом на разодранном в мелкие кусочки Кузьке. Оставленной от него соломе и обрывках одежды. Даже отдельные соломинки рвали на кусочки. Считалось чем мельче кусочки, тем лучше

(обратно)

33

Вал — (Воздушный змей) — изначально основное олицетворение Отца Неба. В отношении человека биполярен. Основная задача — климатический, обще природный баланс определённой территории. Главная функция взаимодействия с человеком — тренинг систем жизнеобеспечения, путём принудительного разбалансирования первой, второй и третьей систем (удушье, жажда, голод). Полового различия, при воздействии не осуществлял. Единственный представитель потустороннего пантеона имеющий имя собственное — Вал. Валы были центральными фигурами нежитийного пантеона. Все остальные земные, водные и воздушные, в той или иной степени были им подвластны. Культура Жителей Страны Рек сформировалась в период последнего оледенения, когда погодные и климатические условия играли решающую роль в жизни человека. Изначально культ формировался на основе некого «единобожия». Это «нечто» имел единое обобщение, соответствующее сегодняшнему понятию «природа». На каком-то этапе появилось ответвление в верованиях, заключающееся в том, что это «нечто» обрело три головы, олицетворяющие воздух, землю и воду. «Нечто» трёхголовое в ходе эволюционного развития дало следующее ответвление — головы разделились и стали тремя независимыми «общностями», сохраняя при этом триединство. Эти две концепции также некоторое время существовали параллельно. В конечном итоге победу одержал симбиоз: разделённое триединство: Отец Небо, Мать Сыра Земля и Святая Вода, но при этом образ Отца Неба остался трёхголовым. Валы были самыми важными нежитями, т. к. они «порождали» погоду, а от этого напрямую зависела жизнь человеческого сообщества. Валов было много, и они «жили» в выделяющихся особенностях окружающего ландшафта. В первую очередь ледяные валы ледника, земляные валы, холмы, горы. В дальнейшем Валами обзавелись другие ландшафтные особенности: обособленные лески, рощи, даже отдельно стоящие деревья и т. д. Все Валы были объединены в одну артель во главе которой стоял один, избранный остальными над собой. Вал — Большак имел свой ближний круг, «мясо» и ватагу, т. е. общество Валов было выстроено по образу и подобию мужской половины человеческого сообщества того времени. В дальнейшем культ Вала широко расселся по земле в первую очередь на юг (Ближний Восток, юг Европы), где звучал в разных транскрипциях (Вал, Бал, Бел, Ваал и т. д.). В родных землях он нам известен как Велес, Волос и т. д. В конечном итоге при конвертации культа Троицы к Православию, принял облик Спаса Вседержителя.

(обратно)

34

Заныкаться — спрятаться

(обратно)

35

Боротьё — рукопашное состязание двух бойцов без применения оружия. Боротьё был спортивный вид состязания и отличался от кулачных боёв и драк. Существовало 4 основных вида боротья: 1) в схватку (в охапку, накрест) названый в последствии русским. Боец одну руку клал на плечо сопернику, другую подмышку и сцеплял в замок на спине. Конечная цель — опрокинуть соперника, уложив его на лопатки. 2) об одной ручке (в одноруку, на одну руку. Одной рукой брались за одежду и старались бросить противника на землю. 3) борьба на вольную. Подразумевался вольный захват тела или одежды. Надо было не только положить противника на лопатки, но и удерживать, пока тот не признает себя побеждённым. 4) бортьё на поясах. Соперники обхватывали друг друга крест-накрест, держась за пояс противника. Во всех боратьях, как правило, схватка заканчивалась, когда один из противников оказывался на спине.

(обратно)

36

Кулачные бои — праздничные силовые противостояния мужиков без применения какого-либо оружия и по строго установленным правилам. Бои назначались заранее. Атаманы артелей встречались, оговаривали правила и количество людей. Бойцы усиленно готовились. Ели много мяса, часто парились в бане, прибегали и к магии: в порез на правой руке вживляли змеиный язык. Непосредственно перед боем производились заговоры. Регламентировалось всё, в том числе одежда. Толстые меховые шапки, меховые рукавицы, тулупы. Запрещалось бить лежачего и того, у кого на лице появлялась кровь, наносить удары сзади. Нарушители правил жёстко наказывались. Жестоко наказывали тех, кто в рукавицу клал тяжесть, либо хватал в руку палку или камень. На такого нарушителя могли наброситься все, в том числе и свои и забить до полусмерти, а иногда и убивали. Существовало два вида боя: стенка на стенку и сцепка — свалка. В первом варианте выстраивались в ряд друг против друга (иногда в несколько рядов). Задача разорвать ряд противника и опрокинуть его в бегство. Во втором варианте каждый в куче выбирал противника по силам и бились до победы, затем искали противника из другой пары и сцеплялись с ним и так далее, пока от противника не оставалось ни одного представителя. Кулачные бои проводились в несколько этапов по возрастным группам.

(обратно)

37

Драки — силовое противостояние вооружённых групп молодёжи, представлявших территориальные и социовозрастные группировки. Обязательный атрибут всех пьянок и гулянок, основой драк были палочные бои. Драки были социальным экзаменом и определяли место в иерархии ватаги. Кроме того, драки не только давали возможность демонстрации силы, но и умение находиться в рамках неписанных правил. На беспридел был наложен жесточайший запрет. Драки снимали излишнюю агрессивность и направляли её в «культурное русло». Существовал своеобразный кодекс чести. Драться можно было только во время праздников и гуляний. В обычные дни противоборствующие стороны могли спокойно ходить друг другу в гости. Делом чести было поддержать своих, вступиться за обиженного, оскорблённого. Основа кодекса чести составляли сплочённость и взаимовыручка.

(обратно)

38

Отходняк — пост наркотическое состояние.

(обратно)

39

Догнаться — просторное принятие наркотика при окончании его воздействия.

(обратно)

40

Уд — мужской половой член

(обратно)

41

Охота по закону. За убийство члена рода, этому роду убийца выдавался для ритуальной охоты, очень своеобразного вида казни, но при этом, по их мнению, очень гуманным. Было несколько вариантов, в зависимости от тяжести вины. Виновника выпускали в степь с восходом луны и до её захода ловили, охотились на него. Если ему удавалось остаться в живых, но его прощали, считая, что в этом случае за него заступилась одна из общностей Троицы. В особых случаях виновника так же отпускали в степь, но охота на него велась вечно, эдакий вариант вендетты.

(обратно)

42

Еби-бабы. Выведенные из бабняка бабы, а иногда и молодухи и под особым заклятием усаженные на единоличное проживание в лесах. У них была только одна обязанность — полный комплекс гостеприимства. От всех остальных обязанностей они освобождались. У речников выполняли функции «бесплатных» домов терпимости. Так как половая культура у речников была строго регламентирована, то мужское население в еби-бабах имело свою главную отдушину. Кроме того, именно еби-бабы инициировали и обучали премудростям половой жизни. Хотя совсем бесплатными их назвать было нельзя, так как каждый идущий к ней мужчина нёс еду, в первую очередь мясо.

(обратно)

43

Умирашка — покойник

(обратно)

44

Матёрые бабы. Особая, наивысшая разновидность большух, которая, как правило, влияла не только на свой родной бабняк, но и на большух бабняков-сателлитов.

(обратно)

45

Кутырка — девочка от 7 до 14 лет.

(обратно)

46

Деды — у речников общее обозначение предков, притом, как правило, женской половины родни. Арии наоборот предков почитали только по мужской линии и называли их Отцами.

(обратно)

47

Земли городов. Каждому городу прилегала земля радиусом в один дневной пеший переход. Примерно от 30 до 40 километров. Таких огородов-городов было несколько и устроены они были так, что граница одного была и границей другого. Если их наложить на карту, то земли городов формировались подобно пчелиным сотам, центральной точкой каждой соты был город. Для того чтобы перейти из одного города в другой требовалось два дня. В первый день доходили до границы, где на специально оборудованных стоянках ночевали и отдыхали, а на второй приходили в соседний город.

(обратно)

48

Ведьма (ведьмак) — человек имеющих нежитей — покровителей. Ведьмой можно было стать двумя основными способами: 1. Получить нежить — покровителя от другой ведьмы, 2. Стать ведьмой если нежить сама выбирает её. Была ещё и третьяразновидность ведьм, хотя, в прямом смысле этого слова, ведьмой её назвать было нельзя. Это те, кто на свои цели порождал целую свору полужитей, и использовал их не всегда по назначению

(обратно)

49

На цырлах — на цыпочка

(обратно)

50

Кукла — антропоморфное изображение человека в магических ритуалах, зачастую являющуюся заменой человека. Кроме того, куклы применялись для материализации нежити, выступая как ловушки. Делали специальную куклу для определённой нежити, которая находилась в состоянии зловредности, чтобы используя её материальность, справиться с ней, например для Морены, Костромы, 12 лихорадок и т. д… Третье значение куклы — игрушка для девочек. На них отрабатывались воспитательные процессы материнства.

(обратно)

51

На север. Градация сторон света: полночь — север, полдень — юг, лево — восток, право — запад.

(обратно)

52

Смурной — хмурый

(обратно)

53

Поджречник - помощник жреца, ученик

(обратно)

54

В «девичьем царстве» существовала довольно сложная возрастная градация. Последнего родившегося ребёнка, то есть самого маленького в семье, кликали поскрёбыш. Все дети независимо от пола до шести, семи лет, звались посикухами. Девочка подросток от 6–7 до 13–15 лет, называлась кутырка. Кутырки, в свою очередь, делились на младшую группу — девченята, среднюю — на подросте и старшую — на выдане. При наступлении у кутырки месячных она переходила в разряд яриц. При продаже девки в другой бабняк на приплод, она становились невестой. После того, как ярица официально вступала в первый сексуальный контакт, она поднималась до уровня молодух и была таковой, пока её не принимали в бабняк и не переводили в бабу. Баба, переставшая рожать по возрасту, кликалась вековухой.

(обратно)

55

Кут — дом, «бабий угол».

(обратно)

56

Существовало большое количество словообразований от понятия «мама», но в те времена, не смотря на близость звучания, их носили разные люди. Так, мама — это та, кто родила. Мать — та, кто воспитала. Матерь — та, кто воспитывала воспитательниц, т. е. главная, самая уважаемая в роде — как правило большуха бабняка. Матёрая или просто матёра — более высокий ранг большухи, когда она не только своим бабняком руководила, но и сателлитами, в которых были свои большухи. Были ещё мамки — это просто временные няньки, которые занимались воспитанием детей, как некой работой и т. д.

(обратно)

57

Полнолуние +10 седмиц от зачатия. Конец сентября. Токсикоз ослабляет «хватку». Плохое самочувствие прекратиться. Однако, если беременность многоплодная, у некоторых токсикоз сохраняется. Матка увеличилась в ширину и поднимается в брюшную полость. Девичьи дни. Девичьи именины. Гонянье Кумохи (мелкая нежить, одна из лихорадок). Поздравляли всех женщин, но молодняк и бабняк по-разному. Гуляли три дня. Собирают мёд, варят медовуху. Убывающая луна +11 седмиц от зачатия, начало октября. Одна треть пути пройдена. Скоро перестанет мучить утренняя тошнота и уйдёт раздражительность. Пройдена черта, связанная с риском выкидыша. На этом сроке испытывают запоры. Хотя они могут появиться и позже. С первым снегом волчья семья воссоединяется в полном составе и начинает ночные рейды по своей территории. У них начинается кочевой период, который длится до Волчьих Свадеб.

(обратно)

58

Лесная Дева — нежить Матери Сырой Земли. Одна из составных частей «Души Леса». Как и любая нежить — многофункциональна и в отношении к человеку биполярна. Основная задача — биологический баланс определённой территории. Одной из основных функций взаимодействия с человеком — тренинг систем жизнеобеспечения. В частности — тренинг на принудительное разбалансирование четвертой (нейро-иммунно-эндокринная). Лесные Девы были не превзойдённые соблазнительницы. Сто процентный психооборотень. Для мужчин всегда принимала образ девушки, женщины, притом для каждого мужчины конкретный, в зависимости от его сексуальных фантазий и предпочтений. Если несколько мужчин натыкались на Лесную Деву одновременно, то каждый видел её по-своему, и разница в описаниях была разительной. Если мужчина, оказывался слаб и не справлялся со своей похотью, то непременно погибал: либо замерзал на холодном камне, либо терялся в непролазном лесу, либо тонул в болоте. Остался архаичный символический охотничий обряд с обязательным символическим сексом с Лесной Девой, который даровал охотнику богатую добычу, но требовал взамен непререкаемой верности. Она крайне ревнива.

(обратно)

59

Полнолуние +2 седмицы от зачатия, начало августа. Праздник «Положение». На этой седмице становилось понятно кто из бабняка забеременел, «стал в положении». Бабы, молодухи ходили в артель гостевать и носили «благодарность», специально приготовленные небольшие угощения. Всё это в очередной раз превращалась в пьянку общего стола, но пить разрешалось только мужикам. Для «благодарных» баб наступал сухой закон. Молодёжь продолжала опустошать местные леса от грибов и ягод. Заготавливали мёд. Начиналась заготовка травы

(обратно)

60

Шебутная — неуёмная, неутомимая; весёлая, озорная

(обратно)

61

Кликуха (разг.) — кличка

(обратно)

62

Позывало — кличка, так как звали.

(обратно)

63

Песня-восхволялка — незамысловатое, с очень простеньким, постоянно повторяющимся мотивом и по содержанию очень похожая на гимны аров, но значительно проще и приземлённей.

(обратно)

64

Аналог частушки, как правило четырёх строчные.

(обратно)

65

Шобла (разг.) — куча, толпа.

(обратно)

66

Выпендриться — выделиться из окружения.

(обратно)

67

Святая Троица — три общности, порождающие мир. Отце Небо — Вал, Мать Сыра Земля и Святая Вода. Основополагающее верование жителей Страны Рек, сформированное в эпоху последнего оледенения. Изначально крайне кровавое.

(обратно)

68

Новолуние. Первое новолуние от даты, когда день становился на воробьиный скок короче (летнее солнцестояние). Купальная седмица. Главный праздник жителей Страны Рек. Праздновался семь дней и каждый день имел своё название и в каждый проводился особо. Начинался отсчёт нового года. В эту седмицу речники производили массовое зачатие будущего потомства. Найти выводок в июле легче, чем в июне, но взять волчат труднее. Растущая луна +1 седмица от зачатия, вторая половина июля. Перестройка организма женщины. Одно из следствий выделяемых ферментов — прекращаются месячные.

(обратно)

69

Дрын — тяжёлая, возможно сучковая палка, используемая в качестве оружия.

(обратно)

70

Переярки — волки прошлогоднего выводка.

(обратно)

71

Полнолуние +26 седмиц от зачатия. Конец января. Волчьи Свадьбы. Молочные железы начинают секретировать молозиво. Беременным требовался кальций, поэтому их кормили костными отварами — холодцами и студнями. Полузимница. Продуктов и кормов для скота должно остаться не менее половины от запасённого. Скота на зиму загоняли больше чем запасали корма с расчётом на падёж, волков и прочие непредвиденные обстоятельства. В эти дни излишек продавали либо в живом виде, либо в виде мяса. На Волчьи Свадьбы была общая ярмарка. Сами ездили приобретать что надо, у себя покупателей встречали. Продавали и покупали всё: скот, мясо, рыбу, птицу, корма, продукты консервирования и главное продавали невест. Убывающая луна +27 седмиц от зачатия, начало февраля. Частые мочеиспускания, появляется молозиво — «первое молоко».

(обратно)

72

Полнолуние. Конец мая. Роженицы с новорождёнными на последней неделе банного карантина. «Семик». Седмица Речных Дев. Девичьи игры, для бабняка, не считались увеселением и, как правило, были связаны с обучающими и тренировочными процессами. Обязательно каждый вечер гадали. Это была настоящая школа ведьм. В один из дней плели «Вьюнец». Это были необычные венки, а судьбоносные. Руками травку заплетали, а мыслью заплетали для себя судьбу и будущее для себя определив, венки на головы водружали и хороводом закрепляли свои не хитрые мечты. Молодцы на игрищах бились на кулаках и боролись один на один. Молодые волчицы переводят потомство из логова на днёвки

(обратно)

73

При переводе из молодух в бабы, девичья коса резалась ритуальным ножом и отныне плелась не одна коса, а две — бабьи.

(обратно)

74

Речная Дева — полужить. В отношении к человеку биполярна. Речная Дева, в отличии от других полужитей, не индивидуальное, а коллективное порождение. Она создавалась бабняком в целом и конкретной хозяйки не имела. Рацион питания — коллективные бабьи эмоции единения («стадные эмоции»). Если уж весёлость, то всеобщая, если страдания, то всем бабняком. Рождённая единением, единением и питалась. Бабы сознательно и целенаправленно разводили Речных Дев. Для рожениц и новорождённых они были удельщицами, т. е. поправителями судеб (информационной составляющей данной жизни). Они одаривали их особыми судьбами и влияли на их будущее непосредственно. В этом смысле Речная Дева была уникальным созданием, единственным, кто мог исправить то, что никому более было не дано — будущее. Волосы у Речных Дев рыжие, с красноватым оттенком и были живыми, т. е. существовали отдельно от хозяйки. Они постоянно шевелились и переплетались между собой, поэтому Дева постоянно была вынуждена их поправлять и расчёсывать. Невежественные потомки их часто путали с нежитями Святой Воды — Водными Девами сгребая всех в одну кучу, но Речная Дева принципиально отличалась от водных нежитей. Кроме того, в Семик под гуляющих по земле Речных Дев подстраивались нежити болезнетворные — Лихорадки, встреча с которыми всегда для человека оборачивалась печально. Речная Дева для мужчин всегда являлась голой, для женщин в белой, длинной рубахе, но психооборотнями они не были, поэтому каждая была индивидуальностью. Отличались неописуемой красотой и вечной молодостью. На вид всегда одного и того же возраста. Жили исключительно в реках, в других водоёмах не водились, но раз в году, в начале лета, выходили на землю. Этот период длился седмицу и назывался Семик. На земле их частенько видели на деревьях в лесу, качающихся на ветках, как на качелях или возле водоёма на ивах, либо на конопляном поле. К конопле они были всегда не равнодушны. Редко, но всё же заходили в селения и даже в куты. Если на их пути попадётся одинокая женщина (не смотря на строгий запрет шататься в одиночку в это время), то они её изгоняли, хлестали прутьями, рвали на ней одежду и т. д. Детей не трогали, наоборот, угощали вкусностями. К молодым мужчинам ласкались и заигрывали с ними, порой до потери сознания последними, но, как правило, отпускали живыми. Не редко эти ласки доходили до секса. Но мужчинам надо было быть крайне осторожными, так как эти игры были буквально «на лезвии ножа». Они могли заиграть и до смерти, не со зла, а просто заигравшись. Могли до смерти защекотать или защипать, если обиделись или обозлились. Могли и напугать до смерти. А за тем вокруг жмура, как ни в чём не было, водили хоровод. Сексуальные отношения с Речными Девами часто для мужчины заканчивались смертью. Даже если он уходил от неё живым и довольным, то впоследствии умирал от тоски по ней или кончал самоубийством, топясь. Если мужчина сталкивался с ней в реке, то как правило погибал. Губила его не Речная Дева, ей это было попросту не надо, топили его её волосы, которые жили своей жизнью, и она им была не хозяйка. Они опутывали жертву и топили. Вырваться из них было невозможно.

(обратно)

75

Кумление — установление временного духовного родства, единения. Этот обычай служил основой формирования женских возрастных ритуальных групп и объединений. Покумившиеся называли себя сёстрами. Обряд был крайне тайным и исключал не только присутствие постороннего, но даже из далека смотрящего. Поэтому место выбиралось скрытное от посторонних глаз обычно в лесу. Ещё один вариант. Кумление у реки. Сёстры поочерёдно черпали воду из средины венка, положенного на воду, и умывались этой водой. Затем венок по очереди одевала на голову каждая из кумлящихся.

(обратно)

76

«Сороки» бабий праздник, заканчивающий Разбитную Масленицу. Основной предродовой ритуал кумление бабняка. «Сороки» не были жёстко привязаны к лунному календарю, а являлись фактом фенологического порядка и связан был с природным кумлением птицы сороки. Обычно это происходило в средине марта, но год на год не приходился. Как сами сороки определяют дату, остаётся непонятным. Расселяются сороки в мелкорослых лесах поблизости от опушек, в рощах, кустарниковых зарослях пойм рек, по оврагам, балкам, но особенно они неравнодушны к лесополосам вдоль рек. В марте для сорок наступает пред брачная пора. Птицы собираются в большие скопища, что бывает только раз в году, рассаживаются по одиночке в кронах деревьев и начинают тихо пощёлкивать клювом. Потом входят в раж и щёлкают всё сильнее. И когда входят в транс, срываются с веток и начинают кружить над лесом в бешеном хороводе. Сороки куманятся. Параллельно с ними начинают куманиться и бабы. Звучат «сборные», ритуальные карагоды, бабняк и примыкающее к нему молодухи куманятся, порождая полужить Ку (бабье единение). Порождали её в разных куклах: волосяных, глиняных, костяных и т. д., но каждая баба при этом вкладывала частичку себя (притом в прямом смысле слова) для её изготовления.

(обратно)

77

Ку — полужить. Порождалась бабняком перед Родовой седмицей, духовно и психологически объединяя всех закумившихся. Единение позволяло чувствовать друг друга на расстоянии и так же на расстоянии оказывать друг другу психологическую помощь. После родов и банного карантина на Троицу, бабы раскуманивались, хороня куклу с Ку.

(обратно)

78

Кукуша — девичий аналог полужити Ку. Считалась не совсем настоящей. Учебной.

(обратно)

79

Карагод — разновидность хоровода. С точки зрения характера движений, хороводы различали на плясовые — таноки, игровые хороводы и хороводы-шествия, карагоды. Танок — плясовой, быстрый хоровод, который исполняли по кругу или змейкой. Игровые и шествия были медленными. Как правило они представляли из себя инсценировки той песни, что пелась, либо изображали в буквальном смысле то о чём пелось, как бы дублируя слова движениями, жестами, либо подобная сцена была внутри хоровода. Движения могли быть круговыми, ломаными, змейкой или плетением. Хороводы-шествия, карагоды, сопровождали протяжными лирическим, а также обрядными песнями.

(обратно)

80

Травник — первый день Купальной седмицы. Отец Небо любит Мать Сыру Землю и семя его росой устилало всю степь. Благодаря святой росе все растения в это утро приобретают колдовскую силу. Роса околдовывала все к чему прикасалась. Поэтому каждая особь женского пола от посикухи до вековухи буквально купалась в ней и собирала в специальные глиняные сосудики. В течении года по капельке с помощью этой росы растили в себе Славу или крепили здоровье и долголетие. Кому что требовалось. По росе собирали травы, коренья, ветви кустов и деревьев. Сбор прекращался, когда вставало солнце и роса высыхала. Дальше было собирать бесполезно. Что-то шло на лекарские дела, но основная часть была предназначена для девичьей Славы. Кроме того, было принято всей семьёй выходить в степь сплетать особый венок — оберег, называемый «могучим». Его приносили в кут и вешали на видном месте. Когда в семье кто-нибудь заболевал, хозяйка отрывала от венка пучок «могучих трав» и заваривала, чтобы сила цветущего летнего луга отогнала недуг. Действие «могучего венка» сохранялась до следующей весны. В течении всего дня проводились ритуалы по росту Славы и в первую очередь в бане, но и по мимо бани были и другие девичьи секреты

(обратно)

81

Слава — особое качество человека, одна из разновидностей магической силы. Очень сложно сегодня дать понятие этому качеству. Слава — это привлекательность, сексуальность, обворожительность, очаровательность, обольстительность, ослепительность и тому подобное, всё вместе взятое и доведённое до высшего беспредельного состояния. В человека наделённого высокой Славой представители противоположного пола просто влюблялись, теряя всё и в первую очередь голову. Слава, как и любая разновидность силы, не является врождённой. Славу нужно было в себе взращивать, развивать, повышать её уровень. Раньше этим занимались исключительно девушки. В давние времена существовало множество магических ритуалов, повышающих Славу. Её можно было повысить водой, именно вода придавала красоту и привлекательность, при том только живая вода. Надо помнить, что у каждой силы есть свой период полураспада. Например, период полураспада любой мышцы, равен примерно, тридцати дням. То есть обездвиженная мышца через 30 дней уменьшиться в объёме ровно наполовину. Силу, которую вы не тренируете — со временем уменьшается. Люди с обнулённой Славой превращаются в «невидимок». Они безлики и не приметны. На них натыкаются, наступают, но при этом, даже не замечая этого.

(обратно)

82

Вичька (разг.) — вица, розга, прутик.

(обратно)

83

Купала. День второй Купальной седмицы. Детский день.

(обратно)

84

Лучшая знахарка для дитя была собственная мать. Для того, чтобы лечить ребёнка, знахарка должна была совпадать с ним по крови. Если не совпадала, лечение насмарку. Мать по крови совпадала всегда.

(обратно)

85

Крес — четвёртый день Купальной седмицы. Мужицкий выбор. Мужики ходили ночевать к бабам и молодухам, которых хотели бы поиметь. Как правило, это определялось заранее на артельных сборах. Делёж доходил до драк. Ни одна женщина не могла отказать тому, кто её выбрал.

(обратно)

86

Кокуй — пятый день Купальной седмицы. Бабий выбор. Если в предыдущую ночь мужик мог и сачкануть, не ходя ни к кому, то в эту он был просто обязан. Развод мужиков по домам производила матёрая, определяя приоритеты. Для некоторых мужиков, что были уже в годах или слабы на секс, эта ночь становилась приговором, обрывающим его пребывание в роду.

(обратно)

87

Гостевая седмица (Санница). Новолуние +20 седмиц от зачатия, средина декабря. Для ведунов «профессиональный» праздник… На Гостевую седмицу начинали прокладывать зимние дороги, ведя их в соседние селения. Дороги прокладывали по замёрзшим рекам и делали это всем миром. Топтали снег, по краям ставили вешки. На половине пути встречались с соседями, которые так же торили путь, только с противоположной стороны. Происходил ритуал встречи. Наступало сезонное перемирие соседних ватаг. После этого устраивали угощение и затевали «мирный» праздник, плавно переходящий в гостевую седмицу. Ходили и ездили в гости к соседям. Мужики оставались на ночь в кутах у баб, ублажали. В эти дни запрещалось ругаться. Гостевые седмицы в обязательном порядке подразумевал Смотры Невест перед торгами ими.

(обратно)

88

Волкодлак — Нежить не только могла шастать сама по себе, но и частенько вселялась в человека или животное, используя его как живую куклу.

(обратно)

89

Еть (др. рус.) — заниматься сексом.

(обратно)

90

Банник — домашняя полужить. Порождался в каждой бане. Баня, изначально, зародилась у речников вместе с культом Святой Троицы и представляла из себя некий храм, где под управлением огня, как инструмента, сводились вместе Мать Сыра Земля, в виде банного камня, Святой Воды (воды из реки) и Отца Неба в виде пара (дымка) от конопляных семян. Банник имел несколько функций. Во-первых, он был некий смотритель этого храмового комплекса, во-вторых, банник служил для прямой связи с предками (Дедами) и в-третьих, с помощью него устанавливали связь с другими банниками, других родов. В общем банник — это унифицированный связной между явью и навью. Баня, как помывочная, изначально не применялась. Мытьё в бане было сопутствующим явлением при проведении ритуалов. Со временем ритуальные действа угасали, упрощаясь и постепенно исчезали, а помывочные наоборот.

(обратно)

91

Родная седмица. Новолуние. +36 седмиц от Купальной. Начинаются массовые роды в баймаках.

(обратно)

92

Водная Дева — нежить Святой Воды. Многофункциональна, в отношении к человеку биполярна. Одной из основных функций взаимодействия с человеком — тренинг систем жизнеобеспечения. Самым наглядным является тренинг седьмой системы на принудительное разбалансирование шестой. Могла проживать в любых водоёмах, в том числе и искусственных (колодцы). Основная задача — биологический баланс определённой водной акватории. Они значительно отличались от Речных Дев, несмотря на то, что тоже жили в той же реке и могли выглядеть молодыми и привлекательными, чем-то отдалённо напоминая Речных Дев, но в отличии от последних, которые оставались «вечно» молодыми, Водные Девы рождались, росли и старели, как и обычные женщины. В водоёме имели уклад земного бабняка. Именно от них речники переняли систему построения женской половины общества. На вершине пирамиды водного бабняка, стояла матёрая, которая имела персональную кличку — Черта. Старая, страшно безобразная, с очень длинными отвисшими грудями, которые она непременно забрасывала за плечи, когда вылезала из воды на выступающий камень, корягу или кочку с растительностью. Волосы у этих разновидностей нежити, так же, как и Речных Дев, длинные и жившие своей собственной жизнью, но отличались темнотой и зеленоватым оттенком. Притом по молодости зеленоватый блеск впоследствии тускнел, угасал и, в конце концов, к старости становился настолько тёмно-зелёным, что казался просто чёрным. Жили они исключительно в воде и оттуда никогда не выходили. Водная Дева, оторванная от воды — высыхала, погибала. Несмотря на то, что Водные Девы имели каждая свой индивидуальный образ, как и люди, они, как и все энергетические сущности, могли принимать любой образ: от живого до не живого, но если шли на контакт, то, как правило, этого не делали. Молодняк Водных Дев кликали Шутовками. Баловство, забавы, не всегда невинные, игры и издёвки, вот весь их рацион воздействия. Девы в расцвете лет, несмотря на то, что не блистали особой красотой и сексуальной привлекательностью, как Речные и Лесные, были самыми настоящими Роковыми Девами, притом в прямом смысле этого слова. Их так и кликали Уроки. Такая Дева Урок творила для человека то, что принято называть Роком. Они не могли поменять человеку Судьбу, переплести по новой событийные узлы и поменять узлы событийных выборов, как это могла сделать Речная Дева, но они создавали для него «Рок» — жизненные препятствия, трудности, заставляли решать его жизненные задачи с напряжением, вынуждая обладателя этого Рока постоянно его преодолевать, тренируя и наращивая силы: силу физическую, умственную и силу воли, зачастую подводя человека с помощью Рока к событийному выбору и помогая делать правильный выбор в этом узле, если он с Роком справлялся. Рацион питания этих Дев не только разнообразен, но и порой диаметрально противоположен. Шутовки питались — эмоциями раздражения, брезгливости, закомплексованности. Урок — эмоции бессилия, безысходности, отчаяния, безнадёжности, депрессии и всё в этом ключе. Человека слабохарактерного Урок буквально «выпивала» через бессилие, его чувство безысходности, отчаянья и безнадёжности, высасывали жизненные силы через его депрессии. Бывало, что «выпивали» без остатка, принуждая такого человека покончить со своей жизнью. Человек преодолевающий очередной Рок «через не могу», «через не хочу» и «через не умею», вызывал у них уважение и благосклонность. Только такие люди заслуживали у них «допуска с собственному телу». При этом человек допускался к познанию собственного будущего. Урок видели судьбу любого человека и при определённых условиях могли её рассказать, притом не только однозначные событийные узлы, но и более мелкие с выбором событий (самый мелкий узелок, кстати, имеет девять событийных выборов), притом с подробными последствиями при совершении того или иного выбора. Более зрелые Водные Девы, которых кликали Водяницами, кроме предсказаний и наставлений по выбору пути, обладали ещё и удивительным даром исцеления, притом от любого недуга, вплоть до воскрешения из мёртвых. Именно Водяницы хранили в себе ту самую живую и мёртвую воду, что так хорошо знакомы нам из сказок. Для них самым большим лакомством была человеческая злость, но не злость во вне, а то, что сегодня называют «спортивной злостью», злостью на самого себя, на свои недостатки и неспособности, свои неумения и слабости. И только Черта, глава водного бабняка, могла всё. Не только предсказать судьбу, а зачастую и сама её оборвать, чем, в общем, частенько и промышляла (подвести черту, подвести под черту). Черта под человеческой жизнью подводилась при взгляде: глаза в глаза. Любой смертный, заглянув в её бездонные глаза-омуты, получал в результате обрыв Судьбы, т. е. смерть, но эта смерть была не мгновенной, а с отсрочкой. То, что человек видел в её глазах, полностью преображало его и за отсроченный промежуток времени он был способен исправить всё, что умудрился наломать в своей жизни и в жизни близких ему людей.

(обратно)

93

«Троица». Новолуние, начало июня. К этой седмице у рожениц заканчивался сорокодневный изолятор. Примерно на сороковой день, плюс — минус день, у ребёнка включается сознание. Если до этого срока все его движения ногами, руками, головой, глазами были хаотичны и не осознаны, то на сороковой день в головке новорождённого происходит процесс рождения разума, и он начинает осознавать, что руки — это его руки, ноги — его ноги. Взгляд становится осознанным, и он как будто видит то, что другим видеть не дано. Говорят, что ребёнок в эти дни видит души своих предков, которые пришли к нему, чтобы дать разрешение на человеческую жизнь. Именно после этого роженица и новорождённый переходили из разряда полужитей в разряд людей и имели право покинуть баню и общаться с остальным миром. На этой седмице бабняк проводил «наведы». Бабы по очереди приходили с подарками в бани. Они придирчиво осматривали ребёнка. Любые физические отклонения становились однозначным поводом для выявления бабняком фактов нарушения правил и табу роженицы во время вынашивания и родов. Наведы либо повышали статус и репутацию новоиспечённой, либо понижали. Особенно придирались к первородкам. Бабами они ещё не были, а значит и давать им расслабляться было нельзя. Проведя все наведы бабняк раскуманивался. Смастерённой на «Сороки» всем бабняком куклой для «Ку», одетой в женское платье, проводили похоронный обряд. При том хоронили разными способами, который определяла большуха. Её могли закопать в землю в строго определённом месте, либо утопить в реке, либо предварительно сжечь, развивая по ветру пепел от костра, а за тем утопить или не топить, либо разламывали на мелкие части и развешивали на кустах и деревьях. Вообще-то в землю не хоронили. Они считали Мать Сыру Землю роженицей всего. Несмотря на то, что ребёнка рожала конкретная женщина, всё равно считали, что рожает Мать Сыра Земля, делала она это только через женщину, как бы используя её. И хоронить в то место от куда рождаешься было для них просто не приемлемо и не понятно. В землю закапывали не для захоронения, а для перерождения. Часто обряд перерождения проводили с новорождёнными, которые по каким-то причинам родились «не правильно», с отклонениями, но делали это на Купалу. Перерождали и детей по старше, если они часто и сильно болели. Порой даже до взрослых этот обряд доходил. А в общем-то повитухи чётко знали в каких случаях требовалось перерождение, а в каких нет. Похороны в воду были основной нормой, так сказать прямой дорогой к Дедам (предкам). Все «нормальные» девки, бабы хоронились только в воду. Сжигание производилось для перевода Ку в нежить воздушную. Зачем её отправляли в небо к мужской ипостаси, не понятно. А вот разрывали и развешивали только вредителей и врагов. В этом случае не в земле не переродится, ни в воздухе не родится и поводе к предкам не попадёт. Но если доходило до такого вида захоронения, то дела в баймаке были действительно дрянь. И в этих особых случаях одна из баб заказывала Троицу. Явление крайне редкое и по сути своей страшное. Троицей называли полужить, которая питалась исключительно бабьим горем, и была крайне прожорлива. Прежде чем заказать Троицу, надо было всё трижды взвесить и чётко понимать, а хватит ли горя, чтоб эту полужить накормить. Потому, что если она не нажрётся, то начнёт убивать их детей, вызывая действительно отчаянные волны горя, которые будет пожирать уже ненасытно. Бабы не с проста так боялись её. Но с другой стороны, если горя на её прокорм хватит, то эта Троица снимала с них всё горе и печаль, оставив в душе лишь радостное спокойствие. Кроме того, наевшуюся Троицу хоронили и место её захоронения становилось чудесным и в последствии к нему ходили и сбрасывали с души горе, печали и прочее душевные расстройства. Был ещё один обязательный момент для её заказа. Полужить эта порождалась из человечины и не из любой, а только из мёртво рождённых или умерших во время банного карантина младенцев. Не было маленьких трупиков — нельзя было заказать Троицу. Кстати сказать, это был не единственный ритуал людоедства и всякий раз поедали исключительно младенцев. Мёртво рождённого или умершего в сорокодневный срок инкубации ребёнка варили в котле со специальными травами и кореньями. Есть его имели право не все бабы, а только те, у кого хоть раз в жизни умирал ребёнок — вдовы. Ели его очень своеобразно. Начинала большуха. Она брала варёного младенца в руки и откусывала кусок. За тем не отпуская, передавала из рук в руки следующей по рангу. Та откусывала и передавала дальше. И так ребёнок шёл по кругу. Доходил до большухи, и она запускала его на следующий круг. И так пока его не съедали полностью. При этом необходимо было выполнить непременное условие: ни один хрящик, а косточек у него ещё не было, ни один суставчик не должен быть повреждён. Скелет должен остаться целым. Обглоданный скелет запаковывали в холстину, добавляя к нему для тяжести камешки и дружной вереницей несли хоронить в «тихую воду»: заводь реки, болото, озеро. В будущие времена младенца удалось заменить особой курицей, так называемой троецеплятницей. Всю эту седмицу бабы, девки, ходили простоволосыми. Кос не заплетали.

(обратно)

94

Новолуние. Средина мая. «Моргоски». «Моргасье». Бабья пьянка на берегу реки без каких-либо ограничений в одежде и головных уборах. Приглашались только бабы, а также устраивались специальные свободные места для Речных Дев. Подводили итоги Родам. Принимали в бабняк новеньких, родивших в прошлом году и прошедших все установленные местными законами экзамены на «бабье право». По поводу претендентки каждая баба высказывала своё мнение. Приёмы и отказы заканчивались безобразной пьянкой, начиналась которая, с общей цельной яичницы — моргоски, делившаяся между бабами ритуалом «пополам». Гулянка затягивалась до утра.

(обратно)

95

Коса — ритуальная причёска, характерная принадлежность к возрастной и социальной группе. Девичью косу затягивали тонким плетёным шнурком. С появлением месячных девке вплетали в косу яркую красную ленту. Волосы зачёсывали гладко. Сначала гребнем, затем смачивали водой, квасом, пивом с солью. Заплетали в одну косу и выпускали на спину. При исполнении всех ритуальных действий косу расплетали. Для связи собственного разума с разумом природы требовалось естество не только умственное, но и телесное. Девки заплетали одну косу, бабы две. Девка плела косу в три пряди одна прядь над другой, бабы плели прядь под прядь. На праздники и на показуху косы плели многопрядные, притом было отличие: иногда плели косы с чётным количеством прядей, иногда не чётным. Для украшения в косы вплетали всё, что угодно, вплоть до золотых нитей. Волосы были показателем жизненной силы и здоровья. Коса — это символ продуцирующей силы, поэтому волосы часто использовались в магических актах. Считалось, что даже потерянный волос не теряет связи с хозяином, поэтому через него можно было влиять на человека. Волосы, выпавшие при расчёсывании, собирали и прятали. Длинная девичья коса олицетворяла зрелость. При переходе девки в бабы косу отрезали (потеря девичьей красы).

(обратно)

96

Шутить, представлять из себя Шутовку.

(обратно)

97

Полнолуние. +22 седмицы от зачатия. Прибавка в весе, головные боли и боли в области мочевого пузыря, общее утомление. Пик опасности преждевременных родов. Святки — страшные вечера. Атаманские, т. е. главные морозы. Производилось ритуальное кормление воздушной нежитей Снежной Девы и Отца её Вала Морозного. Единственный раз в году, когда проводилось ритуальное ряженье. Рядились и одевали маски только мужчины. Женщины, так же рядились, но масок не одевали. Табу. В место этого они разукрашивали руки, лица и волосы различными красками, наводя своеобразный ритуальный макияж. Ряженные ритуалы святок были очень серьёзные, пугающие и опасные. Не до веселья было. Главными действующими лицами были родовой колдун и большуха. Каждый ряженный не только облачался в какой-либо образ нежити, но и вводя его в определённое психическое состояние, вселяли в него нежить. Человек превращался в живую куклу, в которой бесновалась нежить. Вся нежить, кроме Валовой, с приходом зимы скрывалась с земли, а вот таким способом её можно было из небытия достать, не опасаясь, что она расползётся, но для человека, играющего роль куклы, это было очень опасное занятие. Кое у кого «крыша ехала». После окончания обряда никто из ряженных, которых выводили из этого состояния строго определённым способом и только в бане, абсолютно ничего не мог вспомнить. Основная задача этих ритуалов — дать возможность социуму непосредственное общение с миром Троицы, либо с какой-либо нежитью персонально. Контакту с этими материализовавшимися нежитями подвергался весь молодняк: и девки, и парни. Большуха и ведун чётко следили за этим. Уклониться и избежать контакта было невозможно. Молодняк сдавал некий экзамен на психическую и психологическую зрелость. Процесс этот сопровождался для каждого страхом, до «наложения под себя» и прилюдном унижении, лишний раз показывая подрастающему поколению его сегодняшнее низкое социальное положение. Убывающая луна +23 седмицы от зачатия, начало января. Изжога. Тем не менее, самочувствие в большинстве случаев продолжает оставаться хорошим.

(обратно)

98

Варганить (разг.) — готовить.

(обратно)

99

Каша болтушка могла иметь любой наполнитель, но основой было молоко со взбитыми яйцами (омлет).

(обратно)

100

Замызганность (разг.) — заношенность до неприемлемого состояния.

(обратно)

101

Векование — старость.

(обратно)

102

Блядить (др. русс.) — Не подкреплять слова делом, пустословить. Пообещать и не сделать.

(обратно)

103

Дрищ (разг.) — тощий.

(обратно)

104

Вообще-то данный здесь атрибут был не уместен по другой причине. Подобными делами пацаны промышляли чуть позже, на Девичьи гадальные вечера, что проходили в тепле чьего-нибудь кута. В жилище вбегал парень с палкой, обмазанной говном и заговаривая всем зубы, неожиданно совал испачканный конец какой-нибудь девке под нос. Коль та испугается иль побрезгует и замашет руками, обязательно извозюкается. Коли справится с собой, останется чистой. Как страх, так и брезгливость вытравливалась из людей с младых ногтей, ибо считались за страшный порок.

(обратно)

105

Купиться (разг.) — попасться на обман, обмануться.

(обратно)

106

Пурхаться (разг.) — возиться.

(обратно)

107

Новолуние +16 седмиц от зачатия. Средина ноября. Дедова седмица. Начинает шевелиться в утробе ребёнок. Продолжается прибавка в весе. Расширяются бёдра, увеличивается живот. Сон и отдых лёжа доставляет неудобства. Деды — изначально предки по женской линии. На Дедовой седмице справляли помин по усопшим. Устраивались ритуальные плачи. Для душ предков накрывали стол. Пищу не жгли, так как души были не на небе, а ходили по земле среди живущих. Это была последняя седмица, когда они были рядом. После поднимались на небо и до весны на землю не спускались. В эти дни было принято давать обеты — обещания, выполнить что-либо или сделать что-лило нужное и имеющее значение. За выполнение обета осуществлялось любое заветное желание. Данный зарок необходимо было выполнять в полном молчании. Для Дедов топили баню, но сами не мылись. Нельзя было не только купаться, мыть голову, но и умываться и вообще касаться воды.

(обратно)

108

Переход власти в бабняке осуществлялся путём совместного приготовления рыбного пирога прежней большухой, уступающей свои права и вновь назначенной.

(обратно)

109

Плакальщица — специально приглашённая баба, которая «профессионально» исполняла ритуальные плачи и причитания.

(обратно)

110

Матёрая Ку — полужить порождаемая в кукле для единения бабняка, но в отличии от обычной Ку, рождаемой на Сороки для вспоможения родам, эта порождалась в момент необходимости и на более длительное время. Порождали её на так называемые «лютые времена» — всеобщий мор людской и скотный, погодные аномалии способные оставить род без средств пропитания и т. д.

(обратно)

111

Банная Дева (Хыня) — полужить. В отношении с людьми биполярна. К породившей хозяйке — безусловно положительна. Питалась положительными эмоциями хозяйки, связанными с её хорошим самочувствием. Всеми силами поддерживала баланс её систем жизнеобеспечения, позволяя противостоять заболеваниям извне и радоваться здоровью. При потере хозяйки «портилась», питаясь эмоциями, связанными с болезнями других. Гоняя «чужаков», она частенько ошпаривала, царапала, втыкала занозы, по силе своих возможностей разбалансировала их системы жизнеобеспечения и те болели, болели и болели.

(обратно)

112

Целка (разг.) — девственница.

(обратно)

113

Жмур (разг.) — покойник.

(обратно)

114

Бабай, бакайка, бука — мелкая нежить Матери Сырой Земли, связанный с золой, сажей. К человеку нейтральна. Абсолютно безвредна и безобидна. Рацион питания — различные виды страхов. Пугали только детей. Назначение — развитие и эволюция пятой системы жизнеобеспечения (работа древних участков мозга), отвечающей за оперантное поведение самосохранения «Страх».

(обратно)

115

Степная Дева — нежить Вала, одна из Облачных Дев. Главная функция взаимодействия с человеком — тренинг систем жизнеобеспечения. Специализируется на балансировании пятой. Рацион питания — страх, испуг, паника и им подобное. Притом её мишенями были как мужская, так и женская половины человечества. Степные Девы были главными пугалами полей и огородов. Притом пугали не только психологически, но и могли вполне реально врезать по башке, своим коронным «бабьим ударом», которым она могла и насмерть зашибить. (В медицине этот «удар» называют солнечным или тепловым ударом.) Психооборотни. Принимают для каждого человека персональный образ, основанный на его страхах и фобиях. Её внешний облик всегда имеет странную особенность. Она состоит их двух разных половинок, одна из которых живая, а другая мёртвая. Но основная пугалка у неё не снаружи, а внутри. Человек боится даже не внешнего образа, а то, что за этим образом скрывается, прячется. Онапарализует у человека всё и надо быть сильным духом, чтобы перебороть в себе этот страх. Именно из-за парализующей внутренней составляющей, внешняя как правило смазывается и не запоминается. Запоминается лишь очень высокий рост, русые волосы, убранные в женские двойные косы или убранные под головной убор. Властное, не выражающее никаких эмоций лицо, деталей которого никогда не помнят. Пугающе быстрые перемещения в пространстве, вообще без какой-либо моторики. Летящей, парящей, скользящей по траве «походкой» в мареве полуденного пекла и пьянящего аромата трав, она хватает свои жертвы в оцепенение и подобно паучихи, начинает высасывать из жертв эмоции страха и ужаса, при этом извращённо издеваясь, постоянно задавая вопросы — обычные и порой примитивно простые загадки. И это не случайно. Для того чтобы разгадать загадку требуется логически проанализировать предложенную понятийную комбинацию, перейти в область абстрактного мышления, синтезируя единственно верное и как правило, простое понятие, которое и является отгадкой. Но сделать это надо в состоянии панического страха и ужаса, парализующих не только двигательную функцию, но и мыслительные процессы. В этом то и «соль» абсурдной на первый взгляд экзекуции. Только успокоившись, подавив в себе панику, только сосредоточившись на понимании, отвлекаясь от навязчивого страха, человек через этот страх переступает. Как только он перебарывает в себе страх и ликвидирует панику, он вдруг понимает, что загадки элементарно простые и знакомые ему с детства. Если человек не смог мобилизоваться в нужный момент, то он не способен вообще понять, что ему говорят. Он забывает все на свете, впадает в ступор и это для него приговор. После нескольких не отгаданных загадок, не способный справиться со своими собственными страхами, получает по голове «бабий удар». Со Степными Девами заключался ритуальный договор. Делалось это при «разбитии» нового поселения. Люди приходили в новое место, и место это было на степном берегу реки. И у степи надо было выпросить разрешение, впрочем, как у реки и неба. Но если у реки разрешение выпрашивалось у Водяной Большухи, у земли непосредственно у Матери Сырой Земли, а у неба разрешение просили именно у Степных Дев. Отличие этого ритуала от заключения договоров с Водными и Лесными Девами заключалось в том, что мужчина, не совершал договорной половой акт со Облачной Девой, не обременялся «обязательством верности» и мог спокойно заниматься сексом с другими женщинами. Раз в год артель «командировала» мужчину, как правило, в расцвете сил для подкрепления договора к Степным Девам, где он, пройдя полный ритуал с загадками, благополучно отпускался. На следующий год отправляли другого, новенького. Каждый мужик знал, что влюбиться в любую Облачную Деву — это самоубийство, поэтому старались в половых отношениях держаться от них подальше. Хотя дурней во все времена хватало.

(обратно)

116

Облачные Девы — нежити Вала, Отца Неба. Их было много и точное количество не знал никто. Говорили о тридевяти, т. е. о 27 сёстрах, обладающих разными функциями. Все до одной они были в отношении человека биполярны, поэтому можно было, как и получить что-нибудь, так и последнее потерять. Несмотря на то, что все они были равны меж собой и друг другу приходились сёстрами, они были абсолютно не похожи друг на друга, в первую очередь функционально. Кто-то был многофункционален и воздействовал не только на человека и биологическую жизнь, но и на явления природного характера. Кто-то мог оказывать влияние только на животных и человека, например, такая Облачная Дева как Лихорадка природных явлений не задевала, а Облачная Дева Громовница занималась исключительно природой и человека касалась лишь посредственно. Несмотря на грозящую опасность от этих всемогущих Дев, люди жадно тянулись к ним, во чтобы то не стало желая заполучить то, чем они были способны одарить. А это были такие вещи, как исполнение желаний, удача, талант, защита по жизни от всяких напастей (охранение) и наконец счастье, обычное человеческое счастье. Но тем не менее каждый понимал, что вместо счастья может получить и полное несчастье на всю оставшуюся жизнь. Поэтому лезли, пищали, но побаивались.

(обратно)

117

Домовая Дева, Кикимора — домашняя полужить. В отношении людей имеет двойную полярность. К хозяйке, её породившей, беспрекословно положительную. В этот период своего существования рацион питания — положительные эмоции хозяйки. Каждая баба, имеющая детей, непременно заводила себе Домовую Деву. Главное её предназначение — это убаюкивание детей. Эта полужить умудрялась усыпить ораву разрезвившейся малышни в считанные секунды. Кроме того, Домовые Девы могли помогать хозяйке по куту, например, перемыть ночью посуду, убраться. Каждая Домовая Дева была накрепко привязана к своей хозяйке, которую в течении своей жизни, а это почти 400 лет, не меняла. Если Дева теряла хозяйку, а это рано или поздно происходило, то превращалась в сущий ужас для тех, кто на её территории обосновывался. При потере хозяйки она перевоплощалась. Рацион питания менялся на отрицательные эмоции новых владельцев дома. Она не просто пыталась изгнать «чужачку» запугиванием и провоцированием ссор. Она наводила разорение, пожары, болезни, гибель домашней скотины и т. д. Зная эту особенность Домовой Девы, некоторые не совсем порядочные бабы порождали эту полужить и подбрасывали соседям, которым хотели напакостить. Не имея возможности покинуть чужой дом и не чувствую в нём своей единственной хозяйки, Домовая Дева начинала беситься

(обратно)

118

Новолуние +20 седмиц от зачатия, средина декабря. Санница (Гостевая седмица). Самочувствие хорошее. Нарастает сексуальность. Усиливается либидо. Увеличивается приток крови в организме. Наблюдается увеличение секреции во влагалище, повышается чувствительность эрогенных зон. Возрастает способность к получению оргазма. Растущая луна +21 седмица, вторая половина декабря. На этом этапе могут начаться схватки. Они проявляются в виде неожиданных ощущений боли и лёгкий спазм в матке. Это всего лишь мышцы матки, пробующие свои силы. В дальнейшем эти схватки постепенно будут усиливаться. Но это не родовые схватки.

(обратно)

119

Седьмой день Купальной седмицы. Кузькина Мать. Завершение Купалы. Артельные мужики и ватажные пацаны сбегали в лагеря на загоны. Посикух оставляли на девок. Бабы с молодухами собирались на пиры, варили кашу-сыпчину или сборную кашу (в котёл попадало все, что каждая принесла). Пили пьяные мёды, пиво. Застолье на берегу реки сопровождалось песнями. После пьяного застолья, всем скопом вязали из соломы Кузьку — мужика импотента. Приделывали к чучелу внушительных размеров член, мягкий на ощупь и свободно болтающийся, одевали его как мужика, но называли его почему-то Матушка Кузька, то Кузькина Мать. Причём тут Матушка, причём тут Мать? После чего начинали изгаляться. В шутовской форме его кормили, поили, мыли в импровизированной бане, и во что бы то ни стало, пытались его соблазнить и с ним совокупиться. Всё это делалось хором под общий смех до слёз, но Кузька оставался холоден к их ласкам и как мужчина ничего не мог. В конечном счёте, его буквально растаскивали на соломинки, катаясь и танцуя голышом на разодранном в мелкие кусочки Кузьке, оставленной от него соломе и обрывках одежды. Даже отдельные соломинки рвали на кусочки. Считалось чем меньше кусочки, тем лучше.

(обратно)

120

Новолуние. +28 седмиц от зачатия. Средина февраля. Сретенье. Скотий Дух. Для беременных Нужны физические нагрузки. Обязательны пешие прогулки. Бабья ритуальная пьянка. Бабы пили, мужиков били. Пили крепкий мёд, а затем ритуально колотили мужиков домашней утварью. Кто чем. Кого легонько, лишь по необходимости, а кому и перепадало. Новолуние начиналось с обязательного обряда ритуального очерчивания (опахивания) селения для защиты и отгона Скотьего Духа (Скотьей Смерти). Большуха исполняла роль Повещалки. Пьяная и одурманенная, она по очереди обходила каждый кут — повещала. Растущая луна +29 седмиц вторая половина февраля В третьем триместре боли в спине, изжога. Надо есть меньше, но чаще.

(обратно)

121

Поминальная масленица проходила ровно седмицу на убывающую луну до полнолуния. Проводился ритуал поминания-призыва Дедов, но не всех, а лишь тех, помощь которых планировалось использовать в предстоящем сезоне.

(обратно)

122

Новолуние +32 седмиц от зачатия, средина марта. Середина Масленицы. Маточные сокращения начинают отличаться от тех, которые бывали ранее. Схватки становятся более регулярными. Растущая луна +33 седмиц вторая половина марта. Появляются сложности со сном, хождение в туалет каждые 45–60 минут, постоянные болевые ощущения в спине. Таким образом Природа готовит к будущим бессонным ночам. Если подул южный ветер — к грозовому лету. Разбитная Масленица начиналась в новолуние и по времени продолжалась по-разному. Заканчивалась она на Сороки, которые являлись фактом фенологического порядка. Это было празднование спуска на землю Дедов и каждый был обязан выражать радость, притом очень шумно, потому что по мимо Дедов было ещё одно событие, важное для жизни леса — пробуждение бера. Люди верили, что, если бы не их шумные гуляния, бер бы не проснулся и всё на свете проспал.

(обратно)

123

По форме блина и узорам зажарки гадали.

(обратно)

124

Расщеперить (рус.) — растянуть пальцы рук в разные стороны

(обратно)

125

Полнолуние +34 седмицы от зачатия, конец марта. Благая Весть. Дышать становится тяжело, ребёнок колотит ножками под сердцем. Проявляется синхронное оволосение кожного покрова. В обычном состоянии часть волос вырастает, а другая — выпадает. У беременных — все растёт. Благая весть. Птица гнезда не вьёт, девка косы не плетёт. Ритуальные плачи. Каждая, кто собирался рожать прощались с жизнью, с родными и близкими, прося у всех прощения. Просили прощение у всех нежитей и Святой Троицы. Но главное просили прощения и Благую Весть у душ предков, ибо только им решать оставить её с ребёнком живой при родах или нет. Специально для этого они готовили особый пирог — кулебяку (рыба в тесте). Браться за какое-либо дело, даже самое малое, запрещалось. В полнолуние сжигали свои соломенные постели, скакали через дым, окуривались. Всё это делалось, чтобы истребить болезни и уберечь себя от колдовства. На этой седмице вся домашняя полужить, в том числе и Чур, «бесятся» и никого не узнают, а потому могут причинить вред. Просыпались от зимней спячки Водные и Речные Девы. Роженицы ходили к реке, кормили её, приносили на берег подарки для Речных Дев, прося в гости заглянуть к ним в баню после родов. Кормили ключи и родники. Убывающая луна +35 седмиц начало апреля Если не первородка, то возможно появление предвестников родов. Чувствуется облегчение. Есть и дышать становится легче. Потребность в частом мочеиспускании сохраняется. Беременность вплотную подобралась к определению «доношенная».

(обратно)

126

Акарали (разг.) — обманулись, не угадали.

(обратно)

127

Кодла (разг.) — разношёрстное, плохо организованное сборище.

(обратно)

128

Ныкаться (разг.) — прятаться

(обратно)

129

Новолуние +4 седмицы от зачатия. Вторая половина августа. Осенины Помочи (Успенье). Ухудшение самочувствия (токсикоз, головные боли, сонливость и пр.) Появляются непереносимость запахов, повышенное слюноотделение, в молочных железах «покалывания». Растущая луна +5 седмица. Конец августа ареолы молочных желёз темнеют. Мать Сыра Земля — именинница. Начало молодого бабьего лета. Обидеть в эти дни, а что ещё страшней рассердить Землю — это все равно, что заведомо отправиться к предкам. По земле нельзя было ходить босиком, прыгать, скакать, а также втыкать в неё любые острые предметы. Бабы выходили в огороды и голышом катались по земле, со вздохами, стонами и охами, выпрашивая у неё силы жить. Мать Сыру Землю кормили и поили: молоком, маслом конопляным и т. д. После устраивали складчины. Перед пьянкой в обязательном порядке ходили чистить источники, пить подземную воду. Там и пьянствовали. Пьянка была не сильно обильной, притом разрешалось не пить вообще. Беременным даже не предлагали. Но всю седмицу ели за общим столом. Проходили «помочи». Было принято помогать многодетным и всем обездоленным сделать заготовки на зиму. Самой обездоленной, т. е. не имеющая детей на воспитании, которые бы таскали с леса его дары, была большуха. Поэтому «помочи» были в первую очередь для неё, а она же как раз и была той, кто по поводу этого дела и напивалась. При бабьих помочах особенно придирчиво относились к работе молодух. Для них это была не только общая работа, но и мучительное наказание.

(обратно)

130

Потайные, хорошо замаскированные места для скрытного наблюдения.

(обратно)

131

Быром (разг.) — необдуманно быстро, мигом, сломя голову.

(обратно)

132

Рисонуться (разг.) — выставляясь на показ.

(обратно)

133

Полнолуние +38 седмиц от зачатия, конец апреля. Ляльки. Роды. Лялькина седмица — период мистических игр и танцев. Девки водили голые хороводы, распевая песни. В Лялькины дни хороводы водили не только девицы, но и нежить с полужитью. Обязательным был, так называемый, холстовый танок или «беременный хоровод». На траву расстилали белые хосты и нагишом водили «круги». От правильности проведения обряда, зависело в будущем способность забеременеть. В эти дни нежить тоже плела свои таноки. Невесты и молодухи ходили к ним, если возникали проблемы с зачатием. Они должны были раздеться и незаметно встать в их круг. Однако многие боялись. Нежить могла как одарить, так и наказать полной бездетностью, а тогда считай пропала молодуха. Помимо этого, у девок была в эти дни ещё одна миссия. На трёх зорях подряд они вымачивали в реке семена будущих посадок. Делать это нужно было непременно скрытно от других, иначе урожай будет худой. Посадочное семя боялось завистливый глаз. А если девка сама съест хоть одно зёрнышко из приготовленных к посадке — все выросшие овощи пожрёт червь. Кроме того, они обхаживали грядки. Обегали каждую грядку и своей мохнатой щёлкой садились на каждую проговаривая заговоры. Кроме того, именно девки, под руководством старшей бабы, выделенной большухой, а не бабняк, накрывали обильные столы, насколько могли себе позволить, для приплывающих по реке предков, которые обязательно прибывали на Ляльки вершить суд. Именно предки определяли жить или не жить роженице с новорождённым, которые сидели, в это время, в сорокадневном банном карантине между этим и тем миром. На убывающую луну роды кончались. Бабняк продолжал жить общим домом. Кто-то был занят роженицами, кто-то готовил еду на всех, кто-то ходил на родник за водой для всех. Все были заняты на общее дело. Даже дети были заняты общим делом — пацаны уходили в артель, где помогали мужикам, учась и познавая мужицкий мир, а девки начинали засаживать все огороды, на которых трудились молодухи, кутырки, девченята и посикухи в полном составе.

(обратно)

134

На шестой день Купальной седмицы («Скит»), мужики, которые были не способны к исполнению «мужицких» обязанностей, а некоторые, по каким-то соображениям не ходивших на «бабий выбор», прощались и собирая свои не хитрые пожитки, покидали род, уходя в дикую степь в скитания.

(обратно)

135

Полнолуние. Вторая половина июня. Знаменье. В эту седмицу случались разного рода знамения. Они не предвещали ничего хорошего, в основном плохое — но тем важнее были для людей, которые получали возможность подготовиться к неприятным событиям. Любой пустяк, на который в другой день никто бы не обратил внимания, в этот день приобретал пророческое значение. Бабы и девки в полдень шли в лес «ломать ветки». Начиналась заготовка банных веников на весь год. Веники делались из различных пород деревьев и растений. Иногда в каждый веник входило по ветке: от берёзы, ольхи, черёмухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины и других растений. Это были ритуальные веники. Обязательно мылись и парились в банях, используя при этом для исцеления от болезней различные лечебные травы. Парились вениками из трав папоротника, иван-да-марьи и ромашки, из лютика и полыни, мяты пахучей. Варилась общая обетная каша.

(обратно)

136

Материнская защита. Лучшая знахарка для дитя была собственная мать. Для того, чтобы лечить ребёнка, знахарка должна была совпадать с ним по крови. Если не совпадала, лечение насмарку. Мать по крови совпадала всегда. Самым верным средством считались выделения матери: слюна, слеза, моча, вода, смытая с её лица или тела. Обряд перерождения: в бане мать садила ребёнка между ног, так называемое «под роды» и обливала себя водой. Вода, стекая с её тела, попадала на ребёнка. Тем самым он защищался, очищался.

(обратно)

137

Материнские обереги — как правило, символы имеющие отношения к родам: высушенные фрагменты около плодового пузыря, последа, тканей плода — выкидыша. Кроме этого применяли предметы с отверстиями: щепка с отверстием от сучка, камень с дыркой, игла, свёрнутая в кольцо и т. д. Обращение к материнской защите, служило средствам магической защиты не только от природных и потусторонних сил, но и от социальных.

(обратно)

138

Все величины, в том числе время и календарь, приведены в привычном на Земле виде.

(обратно)

139

Столицы герцогства Бармат и крупного графства Шелтон.

(обратно)

140

Луна Эгнора проходит те же фазы, что и на Земле, и тоже с семидневным циклом. Для удобства читателей дни недели приведены земные.

(обратно)

141

Разговорник — древний амулет, в современности используемый как средство связи.

(обратно)

142

Лейкоциты и макрофаги — клетки иммунной системы. Лейкоциты занимаются непосредственно уничтожением чужеродных организмов, макрофаги раздают метки свой — чужой.

(обратно)

143

Спаситель – эгнорский бог, культ которого распространен на большей части Иверского континента. В глубокой древности он якобы спас племя иверцев (голодающих-холодающих, преследуемых дикарями) от полного уничтожения. Отсюда имя. Здесь и далее – примеч. авт.

(обратно)

144

Звездная девочка или звездный мальчик – прямой намек на происхождение. Намек на грани приличия, показывающий снисходительное отношение к собеседнику.

(обратно)

145

Рутиний – искусственный материал, являющийся лучшим накопителем маны. Легок в обработке.

(обратно)

146

Шелмиус – столица крупного графства Шелтон, расположенного в южных предгорьях Больших Северных гор на северо-востоке Земель, хранимых Спасителем. В тюрьме местной городской стражи я открыл у себя способность «вылетать из тела», то есть путешествовать свободным сознанием, с помощью чего смог избавиться от антимагического ошейника.

(обратно)

147

Название мощного пистолета-пулемета, стреляющего бронебойными пулями.

(обратно)

148

Эффект Доплера знаком всем водителям, кто хоть раз платил за превышение скорости. Довольные или притворно участливые гаишники показывали вам циферки на радаре. Он как раз использует этот эффект: укорочение длины волны при приближении тела, удлинение – при удалении. По отражению изначально известной волны легко определить скорость. В нашем случае – голубое смещение спектров звезд означает, что корабль приближается с огромнейшей скоростью!

(обратно)

149

Цурка – эгнорский аналог чая. Содержит кофеин, танины и другие биологически активные вещества. Ценится за вкус, аромат и легкий тонизирующий эффект. Произрастает в южных регионах Иверского материка.

(обратно)

150

Реальное описание китайского языка.

(обратно)

Оглавление

Саша Бер Кровь первая. Арии[1]

  Пролог

  Часть первая. Он

Саша Бер Кровь первая. Она

Саша Бер Кровь первая. Арии. Они

  Эпилог

Саша Бер Степь. Кровь вторая. Орда

  Часть первая

    Глава первая. Она. Первый круг

    Глава вторая. Она. Круг второй

    Глава третья. Он. Побег

    Глава четвёртая. Она. Третий круг

    Глава пятая. Она. Четвёртый круг

    Глава шестая. Он. Касакская орда

    Глава седьмая. Она. Пятый круг

    Глава восьмая. Она. Шестой круг

    Глава девятая. Он. Боевой карагод

    Глава десятая. Она. Седьмой круг

    Глава одиннадцатая. Она. Восьмой круг

    Глава двенадцатая. Он. Рубежный терем

    Глава тринадцатая. Она. Предсказание

    Глава четырнадцатая. Он. Предсказание

    Глава пятнадцатая. Она. Дом родной

    Глава шестнадцатая. Она. Свадьба

    Глава семнадцатая. Он. Возвращение

    Глава восемнадцатая. Он. Куруш

    Глава девятнадцатая. Она. Семейная жизнь

    Глава двадцатая. Он. Царь Аншана

    Глава двадцать первая. Она. Слом судьбы

    Глава двадцать вторая. Он. Царь Персии

    Глава двадцать третья. Он. Победа

    Глава двадцать четвёртая. Она. Сказки Знающей

    Глава двадцать пятая. Он. Покорение Мидии

    Глава двадцать шестая. Он. Царь Мидии

  Часть вторая

    Глава двадцать седьмая. Она. Матерь степей

    Глава двадцать восьмая. Он. Царь царей

    Глава двадцать девятая. Они. Воины нового поколения

    Глава тридцатая. Он. Вавилонский клубок

    Глава тридцать первая. Она. Высший круг

    Глава тридцать вторая. Они. Встреча

    Глава тридцать третья. Она. Тайный посланник

    Глава тридцать четвёртая. Они. Дикое поле

    Глава тридцать пятая. Он. Обречённый Набонид

    Глава тридцать шестая. Они. Испытания

    Глава тридцать седьмая. Она. Откровения Русавы

    Глава тридцать восьмая. Они. Присяга

    Глава тридцать девятая. Она. Ночная казнь

    Глава сороковая. Они. Проделка лешего

    Глава сорок первая. Он. Бессмысленная казнь

    Глава сорок вторая. Они. Дом родной

    Глава сорок третья. Она. С глазу на глаз

    Глава сорок четвёртая. Они. Терем

    Глава сорок пятая. Она. Кумление

    Глава сорок шестая. Они. Ловушка Калли

    Глава сорок седьмая. Он. Конец Набонида

    Глава сорок восьмая. Они. Сюрприз

    Глава сорок девятая. Они. Доклад

    Глава пятидесятая. Она. Царица — она и в степи царица

  Часть третья

    Глава пятьдесят первая. Они. Дорога в неизвестность

    Глава пятьдесят вторая. Они. Крепость Эр-буй-ни

    Глава пятьдесят третья. Они. Неожиданный союзник

    Глава пятьдесят четвёртая. Он. Проверка

    Глава пятьдесят пятая. Она. Планы

    Глава пятьдесят шестая. Они. В осаде

    Глава пятьдесят седьмая. Он. Недосягаемый

    Глава пятьдесят восьмая. Они. Побег

    Глава пятьдесят девятая. Они. Последний бой

  Эпилог

Игорь Чужин Странник

  ПРОЛОГ

  Глава 1 КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ

  Глава 2 РАБ

  Глава 3 ИНГАР

  Глава 4 ЛЕОР

  Глава 5 НОВЫЙ МИР

  Глава 6 Я ХУМАН

  Глава 7 ПЕРВЫЙ БОЙ

  Глава 8 БУРЯ

  Глава 9 РОБИНЗОН

  Глава 10 ПРАКТИЧЕСКАЯ МАГИЯ

  Глава 11 ВЫХОД В ЛЮДИ

  Глава 12 КАРАВАН

  Глава 13 НАПАДЕНИЕ НА КАРАВАН

  Глава 14 ГОРОД МЭЛОР

  Глава 15 МЫ ЕДЕМ В ЗАМОК САМБУЛАТ

  Глава 16 СЮЖЕТ СТАНОВИТСЯ ПОХОЖИМ НА ИНДИЙСКОЕ КИНО

  Глава 17 ЧЕМ КРУЧЕ ГЕРОЙ, ТЕМ БОЛЬШЕ СИНЯКИ

  Глава 18 КОЛИН, ПОБРАТИМ СТАСА

  Глава 19 РАССКАЗ КОЛИНА

  Глава 20 ПОДЗЕМЕЛЬЕ

  Глава 21 ЗАМОК САМБУЛАТ

  Глава 22 ПРИНЦЕССА ВИКАНА

  Глава 23 БОЙ В ЛЕСУ

  Глава 24 БОЙ НА ОСТРОВЕ

  Глава 25 ИДЕМ НА ПРОРЫВ

  Глава 26 ДОРОГА В КАЙТОН

  КАРТА ГЕОНА

  ИЛЛЮСТРАЦИИ

Игорь Чужин Огненные дороги Геона

  ПРОЛОГ

  Глава 1 Я ВСЕ-ТАКИ ВЫЖИЛ

  Глава 2 Я СТАНОВЛЮСЬ НАСТОЯЩИМ ИНДЕЙЦЕМ

  Глава 3 ГВЕЛЬФИЙСКИЙ ХРАМ

  Глава 4 ЗА НАМИ СНОВА ПОГОНЯ

  Глава 5 ДОРОГА К БАШНЕ

  Глава 6 ДРЕВНИЙ АЛТАРЬ

  Глава 7 У МЕНЯ НОВОЕ ИМЯ

  Глава 8 ДОРОГА В ГЕДЕОН

  Глава 9 ГЕДЕОН И СВЕЖИЕ НОВОСТИ

  Глава 10 ДОРОГА В ШАТЕЛЬЕ

  Глава 11 Я — ВАЛЛИН БАРТОЛИН

  Глава 12 ЖЕНСКОЕ КОВАРСТВО

  Глава 13 АЛОЙ ТЕМНЫЙ

  Глава 14 НА ХВАСТУНА НЕ НУЖЕН НОЖ, ЕМУ НЕМНОГО ПОДПОЕШЬ…

  Глава 15 У МЕНЯ ПОЯВЛЯЮТСЯ СЕСТРА И ДЕНЬГИ

  Глава 16 МАГИЯ ДЛЯ ДИЛЕТАНТОВ

  Глава 17 СНОВА ПО ЛОКОТЬ В КРОВИ

  Глава 18 Я ВЖИВАЮСЬ В МИР ШАТЕЛЬЕ

  Глава 19 БОЙ В КАТАКОМБАХ

  Глава 20 ПРЕДАТЕЛЬ

  Глава 21 ЭКСПЕДИЦИЯ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

  Глава 22 ВАЛЛИН СНОВА СТАНОВИТСЯ ИНГАРОМ

  Глава 23 ПЕРВЫЙ НАХОДИТ СВОЮ РОДНЮ

  Глава 24 ДОРОГА В ЛИР

  Глава 25 ДОРОГА НА ТЕРЕБ

  Глава 26 ЗАСАДА НА КИОНУ

  Глава 27 ПОГОНЯ

  Глава 28 ЕЩЕ НЕМНОГО, ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ…

  Глава 29 ПОСЛЕДНИЙ БОЙ, ОН ТРУДНЫЙ САМЫЙ…

  Глава 30 НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ

  КАРТА ГЕОНА

Игорь Чужин Битва за Танол

  ПРОЛОГ

  Глава 1 ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

  Глава 2 МЫ РОЖДЕНЫ, ЧТОБ СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ…

  Глава 3 ЛЕГЕНДА О СИНЕМ ВОЛКЕ

  Глава 4 МОРЕ ЗОВЕТ

  Глава 5 ИМПЕРИЯ НАКАНУНЕ КРАХА

  Глава 6 НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

  Глава 7 БОЙ В МОНАСТЫРЕ

  Глава 8 И ВЫПАЛА МНЕ ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

  Глава 9 ВСТРЕЧА С БРАТОМ

  Глава 10 СНОВА В ПОГОНЮ ЗА УСКОЛЬЗАЮЩЕЙ МЕЧТОЙ

  Глава 11 ОХОТА НА ИМПЕРЦЕВ

  Глава 12 ВСЕ КАК В СКАЗКЕ: ЧЕМ ДАЛЬШЕ, ТЕМ СТРАШНЕЕ

  Глава 13 БОЙ У МОСТА

  Глава 14 ОЧЕРЕДНОЕ ЗНАКОМСТВО С ГЕОНСКОЙ ФАУНОЙ

  Глава 15 МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

  Глава 16 ЛЮБОВЬ, ОБМАННАЯ СТРАНА

  Глава 17 Я ГОТОВЛЮСЬ СТАТЬ ОТЦОМ

  Глава 18 БОЙ ЗА ТАНОРИС

  Глава 19 КРОВАВЫЙ СОВЕТ В ТАНОРИСЕ

  Глава 20 ИМПЕРИЯ НАНОСИТ УДАР В СПИНУ

  Глава 21 ДРЕВНЯЯ БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

  Глава 22 ПОГОНЯ ЗА АМУЛЕТОМ

  Глава 23 СПАСТИ МИР НЕ УДАЛОСЬ

  Глава 24 КАЙТОН

  Глава 25 НЕОЖИДАННЫЕ РАЗБОРКИ С РОДСТВЕННИКАМИ

  Глава 26 СПАСЕНИЕ МИРА, ПОПЫТКА НОМЕР ДВА

  Глава 27 ВОЙНА ЗА ВЛАСТЬ В КАЙТОНЕ

  Глава 28 СМЕРТЬ ФАРХАДА

  Глава 29 У МЕНЯ ПОЯВИЛАСЬ ПЛЕМЯННИЦА

  Глава 30 ПОБОИЩЕ В АФРСКОЙ ДЕРЕВНЕ

  Глава 31 ПОЛЕТ ВО СНЕ И НАЯВУ

  Глава 32 ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

  Глава 33 МЫ ПРОРВАЛИСЬ

  Глава 34 ВСТРЕЧА С МАЛХУСАМИ

  КАРТА ГЕОНА

  ИЛЛЮСТРАЦИИ

Игорь Чужин И НЕБЕСА РАЗВЕРЗЛИСЬ

  Пролог

  Глава 1 История эльфов Геона

  Глава 2 У Лауры появился могучий защитник

  Глава 3 Сказочный дом эльфов

  Глава 4 Самомнение всегда выходит боком

  Глава 5 Наследие войны магов

  Глава 6 Бункер древних эльфов

  Глава 7 Все планы идут прахом

  Глава 8 Клятва

  Глава 9 Союз с Саадином

  Глава 10 Побоище у Тадмура

  Глава 11 Посольство тёмных эльфов

  Глава 12 Над нами снова сгущаются тучи

  Глава 13 И снова бой! Покой нам только снится…

  Глава 14 Я лечу спасать тёмных эльфов

  Глава 15 Бой на болоте

  Глава 16 «Инопланетянка» Эланриль

  Глава 17 Эланриль строит планы

  Глава 18 Неожиданное прозрение

  Глава 19 Нападение на караван

  Глава 20 Расправа с Амрилором

  Глава 21 Меня снова сбили

  Глава 22 Добровольный плен

  Глава 23 Дорога в академию

  Глава 24 Месть за смерть Тузика

  Глава 25 Нежданные союзники

  Глава 26 Эланриль снова со мной

  Глава 27 Пиррова победа

  Глава 28 Мы опоздали

  Глава 29 Меня снова хотят женить

  Глава 30 Когда коту делать нечего, он…

  Глава 31 Долгожданная встреча с дроу

  Глава 32 Мы прорвались

  Глава 33 Меня снова пробуют на прочность

  Глава 34 Пьяные разборки с таргами

  Карта Геона

  Карта Нордрассила

Игорь Анатольевич Чужин Долгая дорога домой

  Пролог

  Глава 1 Победа в битве, которой не было

  Глава 2 Переговоры провалились

  Глава 3 Тайны Эланриль

  Глава 4 Интриги гвельфийского двора

  Глава 5 Дорога в Мэлор

  Глава 6 Тучи сгущаются

  Глава 7 Медицинская практика

  Глава 8 Нордрассил в опасности

  Глава 9 Ещё немного, ещё чуть-чуть…

  Глава 10 Осада

  Глава 11 Тревожная неизвестность

  Глава 12 Битва за Нордрассил

  Глава 13 Анекдот «Вернулся муж из командировки…»

  Глава 14 Горькие плоды победы

  Глава 15 Любовный капкан

  Глава 16 Заговор раскрыт

  Глава 17 Встреча с Шаларом

  Глава 18 Конец пути длиной в тысячелетия

  Глава 19 Чинсу платят по кровавым долгам

  Глава 20 Визит к Саадину

  Глава 21 Ингар становится Великим князем

  Глава 22 Коронация

  Глава 23 Тайны Нордрассила

  Глава 24 Будни Великого князя

  Глава 25 Проблема по имени Гюльнара

  Глава 26 Под каблуком у жён

  Глава 27 Подготовка к балу

  Глава 28 И грянул бал

  Глава 29 Заговор

  Глава 30 Прорыв к Шателье

  Глава 31 В подземельях острова Форос

  Эпилог

Игорь Чужин Странник. Возвращение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Эпилог

Вадим Крабов Эгнор

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Эпилог

Вадим Крабов Барон

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Эпилог

Вадим Крабов Колдун. Из России с любовью

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Эпилог

Алексей Селецкий КОГДА НАСТУПИТ НОЧЬ Сериал «Древняя кровь»

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

Алексей Селецкий НЕЛЮДЬ Сериал «Древняя кровь»

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

Игорь Смит Артефактор Горта

Игорь Смит Бастион Одесса

  РОСТ Тринадцатые сутки после переноса

  СТРАЖ РОН На стенах Мекана

  О’ТИЛ Зачистка восточных кварталов

  РОСТ Четырнадцатые сутки после переноса

  РОН Дела в столице

  О’ТИЛ Комплекс Древних

  РОСТ Третья неделя после переноса

  ПОИСКОВИК РОН Дела в Кулоне

  О’ТИЛ Маг Свободных территорий

  РОСТ Пережить двадцать первые сутки

  РОН Мёртвый спецназ

  О’ТИЛ Поход к Источнику

  РОСТ Ещё один день. Комплекс големов

Роман Юров «МиГ»-перехватчик. Чужие крылья

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

Роман Юров «Як»-истребитель. Чужая судьба

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

Роман Юров «Ла»-охотник. В небе Донбасса

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Заключение

*** Примечания ***